Автор: Косминский Е.А. Поршнев Б.Ф. Сидорова Н.А. Архангельский С.И.
Теги: история средних веков средневековье
Год: 1955
Текст
Академ ил
Институт Истории
СРЕДНИЕ ВЕКА
С Б ОРИ И К
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА-1955
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
Е. А. косминский (отв. редактор),
С. И. АРХАНГЕЛЬСКИЙ, Б. Ф. ПОРШНЕВ, Н. А. СИДОРОВА,
С. Д. СКАЗКИН, м. М. СМИРИН (зам. отв. редактора),
А. Н. чистозвонов (отв. секретарь)
СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ
*
Л. И. Н ЕУ СЫ ХИ Н
К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ ЭТАПЕ ПРОЦЕССА ВОЗНИКНОВЕНИЯ
ФЕОДАЛЬНО-ЗАВИСИМОГО КРЕСТЬЯНСТВА КАК КЛАССА *
1
Возникновение зависимого крестьянства как класса в раннефеодаль-
ных государствах Западной Европы VI—VIII вв. входит составной частью
в общий и весьма сложный процесс феодализации, который проходил
разные стадии и имел разные стороны. Мы считаем настоятельно необхо-
димым исследование именно первой, наиболее ранней стадии этого процесса,
во-первых, потому, что последующие его стадии значительно лучше изу-
чены в нашей научной литературе, нежели первая, которая до сих пор
остается почти неосвещенной, а во-вторых, потому, что без ее понимания
невозможно понять более поздние его стадии. На этой первой стадии еще
нет в сложившемся виде класса непосредственных производителей фео-
дального общества (ибо нет и сложившегося феодализма), но уже имеются
налицо предшественники этого класса — «трудящиеся субъекты» (Маркс),
свободные общинники.
Конечно, в тех раннефеодальных государствах, которые образова-
лись путем завоевания римских провинций так называемыми «варва-
рами», предшественниками средневековых крепостных были не только
свободные общинники, составлявшие основную массу соплеменни-
ков у «варварских» племен, поселившихся на римской территории,
но и римские колоны, а также и посаженные на землю рабы1 (послед-
ние — в меньшей мере). Процесс возникновения феодализма в Западной
Европе, взятый в целом, имеет две неразрывно связанные одна с
другой и одинаково существенные стороны: разложение рабовладельче-
ского способа производства и зарождение предпосылок феодализма
в разлагающемся первобытно-общинном строе. Мы избрали своей
задачей изучение второй стороны этого процесса, конечно, принимая
при этом во внимание ее связь с первой его стороной. Необходимо,
впрочем, подчеркнуть с самого начала, что эта связь не везде была оди-
наково сильна и что в Западной Европе существовали такие страны,
в которых синтез разлагающейся рабовладельческой формации с об-
щинным строем либо вовсе не имел места, либо был выражен очень
слабо2.
* Данная статья представляет собою теоретическое введение к монографии ав-
тора на тему: «Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального
общества в Западной Европе VI—VIII вв.».
1 Ср. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и госу-
дарства. Госполитиздат, 1953, стр. 154.
а См. об этом ниже.
6
А. И. Неусыхин
Феодальные производственные отношения складываются не сразу.
Их возникновение представляет собою весьма длительный процесс,
который у целого ряда народов Западной Европы непосредственно выте-
кал из разложения первобытно-общинного строя. В ходе его разложения
самый строй общины видоизменяется: в нем постепенно изживается основ-
ной признак первобытно-общинного строя — коллективное ведение хозяй-
ства и коллективное распределение его продуктов, но в нем не сложи-
лись еще характерные для феодализма основные антагонистические
классы зависимых крестьян и феодальных вотчинников, несмотря на
возникающие элементы неравенства и даже на прямые предпосылки
классообразования (начало имущественного расслоения среди свобод-
ных, наличие рабов, литов, вольноотпущенников и пр.). Таковым был
строй общины в начале процесса феодализации, и этот строй являлся
его необходимой предпосылкой, независимо от того, происходила ли
феодализация путем синтеза элементов разлагающейся рабовладельче-
ской формации с разлагающимся первобытно-общинным строем (как
в Галлии, Испании и Италии), или она вырастала непосредственно из
самого разложения первобытно-общинного строя (как во многих обла-
стях Германии, в англо-саксонских государствах, в Скандинавии и пр.)
Ибо и в тех странах, где указанный синтез играл значительную роль,
можно ясно проследить по источникам наличие такого строя общины,
который является необходимой предпосылкой феодализации, и именно
он вступает в синтез с разлагающейся рабовладельческой формацией.
Синтез является здесь, таким образом, своеобразным ускорителем про-
цесса феодализации (как показывает история стран, не переживших
синтеза и тем не менее подвергшихся феодализации, но с значительным
запозданием, с частичной незавершенностью этого процесса )* 1.
Однако этот строй общины в стадии далеко зашедшего внутреннего
разложения, в свою очередь, может проходить разные этапы своего
развития: на первом этапе в нем идет лишь внутреннее расслоение; на
втором — над ним уже надстраивается государственная власть, являю-
щаяся выразителем интересов класса крупных землевладельцев, заро-
ждение которого стало возможно в значительной мере в результате
социально-экономических процессов внутри общины. Зарождение этого
класса — в ходе оседания дружинников2 на землю и роста церковного
и королевского землевладения — оказывает, конечно, мощное воздей-
ствие на процессы, идущие в самой общине; но оно далеко не сразу
приводит к полному уничтожению всей ее традиционной структуры.
Изучение внутренней структуры такой общины на первом этапе ее раз-
вития необходимо потому, что она является предпосылкой второго этапа
данного развития.
На обоих указанных этапах большинство непосредственных произ-
водителей материальных благ — все еще свободные общинники, которых
Маркс называет «трудящимися субъектами». Из их среды и выде-
лилась в ходе феодализации основная масса будущих зависимых крестьян
феодального общества3. Поэтому, исследуя первый этап процесса возник-
новения феодально-зависимого крестьянства у различных народов, осно-
1 Проблемы синтеза мы коснемся ниже.
1 Его рост шел быстрее всего, конечно, в бывших римских владениях, завоеван-
ных «варварами», т.е. у тех племен, у которых феодализация развивалась путем
синтеза (см. ниже).
* Рабы, посаженные на землю, составляли, как известно, меньшинство зависи-
мого крестьянства, за исключением некоторых областей Галлии и Италии; впрочем,
даже и там не они были типическими представителями крепостного крестьянства.
Первый, этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса
7
вавших в V—VI вв. раннефеодальные государства на территории Западной
Европы, мы должны прежде всего изучить структуру общины у каждого
из этих народов, а затем и ход ее разложения. Из тех трех сменявших
друг друга форм общины, которые различали в Западной Европе Маркс
и Энгельс (кровно-родственная община, земледельческая община, марка),
нам предстоит иметь дело исключительное двумя последними ее формами1,
хотя мы будем отмечать и пережитки кровно-родственных отношений.
Маркс подчеркнул некоторые особенности структуры общины у «вар-
варских» народов Западной Европы, которые были свойственны ей, по-
видимому, уже на очень ранних ступенях ее развития, и это как раз те
особенности, которые создали впоследствии возможность имущественного
расслоения и возникновения неравенства внутри общины. «Индивидуаль-
ная земельная собственность не выступает. . . как форма, противополож-
ная земельной собственности общины, ни как ею опосредствованная,
а, наоборот: община существует только во взаимных отношениях этих
индивидуальных земельных собственников как таковых. Общинная соб-
ственность как таковая выступает только, как общая принадлежность
индивидуальных поселений соплеменников и индивидуальных земель-
ных заимок»1 2.
Из этой особенности возникает на стадии земледельческой общины
отмеченный Марксом дуализм между общей собственностью на землю и
парцеллярным хозяйством отдельных семей как источником частного при-
своения. Этот дуализм, выражаясь словами Маркса, «дает почву для
сосредоточения движимого имущества, например скота, денег, а иногда
даже рабов или крепостных»3. Однако и на стадии земледельческой общины,
несмотря на этот дуализм, превращающийся со временем в зерно ее раз-
ложения, свободные общинники все еще не составляют тот класс крестьян-
ства, который станет основным эксплуатируемым классом непосредствен-
ных производителей феодального общества. Ибо, с одной стороны, раз-
вивающееся в самой общине неравенство еще не привело к столь силь-
ному разорению одних и обогащению других, а с другой стороны,
члены этой общины в целом не стали еще объектом эксплуатации.
Поэтому нам представляется совершенно правильным следующее за-
мечание Б. Д. Грекова: «Историю сельского населения любой земледель-
ческой страны следует начинать, конечно, с самого момента его появле-
ния, когда земледельческий труд в родовых общинах носил еще коллек-
тивный характер. Но историю крестьян как класса можно изучать только
тогда, когда общество стало классовым, когда выделились из общины
экономически и политически сильные люди, сумевшие стать над общи-
ной, овладевшие землей и темп, кто ее обрабатывал. . .»4. Следовательно,
для того, чтобы понять возникновение крестьянства как класса, надо
проследить, как выделились из общины эти «экономически и политы-
1 О смене этих трех форм общины см. нашу статью «Структура общины в Южной
и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.» (сб. «Средние века», вып. IV. Изд-во
АН СССР, 1953, стр. 31—36). Термин «марка» мы употребляем на всем протяжений
нашей статьи в тесном смысле этого слова, разумея под ним так называемую
«соседскую общину».
2 К. Марк с. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
Политиздат, 1940, стр. 15—16.
8 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 695. Под словом «кре-
постные» (Untersassen) Маркс имеет здесь в виду, конечно, не феодальных крепостных,
а полузависимые-полусвободные слои населения, образующиеся в ходе внутреннего
расслоения в самой земледельческой общине.
4 Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в., кн. L
Изд. 2, М., 1952, стр. 22.
к
.1. И. Неусыхин
чески сильные люди», пли, другими словами, изучить производственные
отношения периода, характеризующегося переходом от земледельческой
общины, которая является институтом первобытно-общинного строя,
к общине-марке, развивающейся в условиях становления раннефео-
дальных отношений. К производственным отношениям, как мы знаем,
относятся: а) формы собственности на средства производства, б) вытекаю-
щее из этого положение различных социальных групп в производстве
и их взаимоотношение, в) всецело зависимые от них формы распределения
продуктов
При изучении такого общественного строя, в котором еще отсут-
ствуют сложившиеся классы, анализ производственных отношений будет
заключаться в исследовании самого процесса возникновения аллодиальной
собственности на землю и частной собственности на орудия и средства
производства, а также выделения различных социальных групп. Тем
самым этот анализ сводится к исследованию структуры общины и про-
цесса выделения различных социальных групп внутри общины. Однако
эта первая часть нашей задачи тесно связана со второй — с изучением
самого процесса превращения свободных общинников в крепостных
крестьян.
В земледельческой (сельской) общине1 2 структура производственных
отношений представляется в следующем виде: общине принадлежит вер-
ховная собственность на всю ее территорию, включая и пахотные воля;
однако после прекращения периодических уравнительных переделов
пахотных полей между отдельными семьями3 община перестает вмеши-
ваться в распределение между отдельными общинниками реального права
пользования основным условием производства — землею, и его исполь-
зование всецело переходит в руки отдельных домохозяйств. Самый про
цесс производства и при наличии периодических переделов уже не был
коллективным для всей общины, а сосредоточивался в отдельных домо-
хозяйствах, силами которых и производилась обработка земли; практика
переделов мешала, однако, установлению постоянного права пользова-
ния каждого домохозяйства определенными земельными участками,
а после прекращения уравнительных переделов это право прочно закре-
пилось за ними. Тем самым парцеллярное хозяйство осложнилось правом
каждой семьи, составлявшей то или иное домохозяйство, на семейно-ин-
дивидуальное использование пахотных участков общинной земли. Иными
словами: за общиной сохраняется собственность на пахотную землю,
но не пользование ею, которое переходит к отдельным домохозяйствам об-
щинников. Однако земледельческая община и после прекращения пере-
делов удерживает за собой общинное пользование неподеленными угодьями -
лесами, пустошами, пастбищами, водами (текучими и стоячими), а отчасти
и лугами, между тем как отдельные домохозяйства отнюдь не получают
права полного распоряжения отведенными им участками пахотной земли.
Строй земледельческой общины соответствует тому уровню развития
производительных сил, при котором переложная (или залежная) система
сельского хозяйства уже сменилась двухпольем; вначале оно сводится
обычно к чередованию посевной площади (яровой пли озимой) с площадьют
1 См. И. Ста л и и. Экономические проблемы социализма в СССР. Гос Полит-
издат, 1952, стр. 73.
2 Мы придерживаемся здесь терминологии Маркса (Соч., т. XXVII, стр. 687 —
695, черновики письма к В. И. Засулич).
3 Эти переделы имели место лишь на первом, раннем этапе развития земледель-
ческой общины; даже в самых архаических текстах «варварских» правд уже нет ника-
ких следов уравнительных переделов (см. об этом нашу статью «Структура общины
в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.», стр. 33—35).
Первый этап возникновения </еодально-завиеи.иого крестьянства как класса 9
занятой под пар, но впоследствии усложняется тем, что вместо простого
чередования озими и пара (или яри и пара) одно из двух полей начинают
попеременно использовать то под озимые, то под яровые посевы, оставляя
другое под паром. При таком усложненном двухполье, составляющем
в сущности переход к трехполью, окончательно вырабатывается система
общинной чересполосицы, которая возникает уже при двухполье. Она
заключается в следующем: вся территория пахотной земли общины де-
лится на ряд четырехугольников — конов, и каждое домохозяйство имеет
по одной полосе в каждом коне, причем определенное количество этих
конов каждый год отводится либо под посевы (озимые или яровые), либо
под пар. Такая чересполосица, совершенно немыслимая при переложной
системе сельского хозяйства, вполне отвечала потребностям двухполья
и трехполья, а в период своего возникновения, т. е. в земледельческой общине
при господстве двухполья, она создавала возможность периодических
уравнительных переделов пахотной земли между отдельными семьями
путем наделения разных домохозяйств новыми полосами в различных
конах с целью достижения нарушавшегося время4 от времени равенства
(предоставление пострадавшим от этого нарушения полос с лучшим
качеством почвы, большего количества полос, чем они имели раньше,
и пр.).
Каждое домохозяйство, входившее в состав общппы, представляло
собой не малую индивидуальную семью, состоявшую из мужа, жены
и их детей, а так называемую «большую семью», которая, как это явствует
из древнейших текстов целого ряда «варварских» правд1, состояла
у германских племен Западной Европы в начале наше)! эры из трех по-
колений: супругов, их женатых сыновей и детей этих последних 1 2. Члены
каждой «большой семьи», составлявшей отдельное домохозяйство внутри
населенного пункта, вынуждены были считаться с принятым в общине
порядком чередования посевов и использования общинных угодий
(в частности выпаса скота на общинном пастбище, а также и на землях,
находившихся под паром, а иногда и на посевной площади после уборки
урожая)3 4. Этот порядок принимал для них характер принудительного
севооборота.
Таким образом, в земледельческой общине право использования
каждым отдельным домохозяйством предоставленного ему надела па-
хотной земли — даже после прекращения переделов — все еще очень
сильно ограничено коллективной собственностью всей общины па землю.
Однако прекращение уравнительных переделов4, которое само явилось
следствием увеличения неравенства наделов, вызывавшего постоянно
возрастающий недостаток свободных земель, в свою очередь усилило это
неравенство и в обстановке отмеченного выше парцеллярного хозяйства
содействовало росту имущественного расслоения внутри земледельче-
ской общппы. Но до тех нор, пока надел общинника не сделался его соб-
ственностью, это расслоение могло идти лишь в двух направлениях:
с одной стороны, оно способствовало накоплению движимости в руках
отдельных домохозяйств, с другой — закрепляло за некоторыми из них
1 Данные об этом см. в «Салической правде» (гл. 44 и 58), в «Алеманиской
правде» (гл. 55 п 81), в «Лангобардской правде» (эдикт короля Ротарп, § 167), в «Бур-
гундской правде» (гл. 51, § 1; гл. 53, 78), в Вестготских законах (X, 1, § 2; IV,
5, § 5; VI, 1, § 7).
2 Ср- А. Д. У д а л ь ц о в. Родовой строй у древних германцев. — Со. «Из исто-
рии западноевропейского феодализма». Изд. МОГАИМК, 1935.
3 Ср. данные о пастьбе скота по пожне и пару в эдикте Ротарп (§ 358).
4 См. об этом нашу статью «Структура общины в Южной и Юго-Западной Гер-
мании в VIII—X вв.», стр. 33—35.
10
Л. II. Неусыхин
полученные ими ранее преимущества в смысле права пользования наде-
лами больших размеров и лучшего качества, чем наделы других общин-
ников. Но при всем том эти преимущества исчерпывались правом поль-
зования. В такой обстановке, где земледельческая община сохраняла в ка-
честве производственной организации свою собственность на пахотную
землю и полное верховенство над нею и где неравенство наделов отдель-
ных общинников выражалось лишь в форме закрепленного за ними поль-
зования при полном отсутствии права распоряжения этими наделами со
стороны отдельных домохозяев, переход к семейно-индивидуальной соб-
ственности на надел был весьма затруднен и мог совершиться лишь че-
рез ряд промежуточных звеньев. А так как субъектом пользования явля-
лась «большая семья», то этот переход, естественно, начался с возникно-
вения права наследования надела, причем это право вначале было весьма
ограниченным.
Сущность этого весьма важного явления сводится к следующему.
До возникновения наследования пахотного надела потомство членов «боль-
шой семьи» продолжало и после смерти своих ближайших предков со-
вместно обрабатывать надел, которым сообща пользовалась вся «большая
семья», точно так же как это происходило и при жизни этих предков;
после возникновения хотя бы ограниченного порядка наследования право
пользования и обработки закрепилось за определенными представителями
«большой семьи». Это были, конечно, те самые ее члены, которые реально
совместно обрабатывали землю и до этого, т. е. прямые мужские потомки
умершего главы семьи; но весьма существенно, что теперь они рассмат-
ривались уже не просто как члены коллектива, составлявшего отдельное
домохозяйство, а именно как потомки скончавшегося главы «большой
семьи», как сыновья умершего отца, как братья между собою. Именно
в качестве таковых и фигурируют они в последнем параграфе известной
главы об аллодах «Салической правды» (гл. LIX), где впервые встречается
термин «аллод».
Как явствует из содержания этой главы, аллодом называется здесь
право наследования, причем в первых четырех параграфах главы LIX
подробно фиксируется порядок наследования движимого имущества,
а в последнем (§ 5) — порядок наследования недвижимости. В то время
как движимость согласно этому порядку могла наследоваться как по муж-
ской, так и по женской, как по восходящей, так и по нисходящей линии \
земля — в отличие от этого — могла наследоваться только по мужской
нисходящей линии. Женщины исключены были из права наследования
земли, — повпдимому, из опасения перехода части земельного участка
в обладание другого домохозяйства после выхода женщины замуж.
Наряду с этим порядком перехода земли только к мужским наслед-
никам, причина которого совершенно ясна, следует подчеркнуть другой
факт — пеупомипание иных возможных наследников земли в случае
отсутствия сыновей у умершего,—факт, причина которого не столь ясна.
Это неупоминание можно объяснить лишь тем, что в случае отсутствия
сыновей надел после смерти главы «большой семьи» понрежнему продол-
жал оставаться в пользовании всей домовой общины «большой семьи».
А это указывает на то, что перед нами лишь самое начало выделения пахот-
ного надела в качестве аллода и что каждое отдельное домохозяйство в об-
щине все еще состояло из «большой семьи». С другой стороны, запрет
наследования земли женщинами указывает на борьбу с начинающимся
1 Хотя на первом месте в качестве наследников движимости названы сыновья
умершего.
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 11
распадом «больших семей» на малые индивидуальные семьи, который
засвидетельствован и другими данными той же «Салической правды».
Однако этот распад еще не привел к торжеству малой семьи над большой,
а в соответствии с этим и земельный аллод не перешел еще не только в соб-
ственность, но даже и в пользование малой семьи. С этим вполне согла-
суется и отсутствие каких бы то ни было форм отчуждения земельного на-
дела (его завещания, продажи, обмена, дарения), в то время как ужо
началось отчуждение движимости (скота и рабов) в форме завещания и про-
дажи. Из изложенного ясно, что «Салическая правда» отражает самое
начало возникновения земельного аллода — пока в форме ограниченного
права наследования пахотного надела в пределах «большой семьи».
Однако развитие аллода не остановилось на этой первой, самой ранней
его стадии: с течением времени он стал превращаться из ограниченного
права наследования пахотного надела, находившегося в пользовании
«большой семьи», в свободно отчуждаемую собственность малой индиви-
дуальной семьи. Само собою разумеется, что это превращение произошло
в результате дальнейших изменений в структуре самой общины и роста
ее внутреннего расслоения, а также в результате развития процессов,
разлагавших общину извне 1.
Прогресс в развитии производительных сил, выразившийся прежде
всего в окончательном торжестве трехполья (или усложненного двух-
полья), привел к усилению роли отдельных домохозяйств в составе
общины и ко все большему росту неравенства в размерах и качестве
используемых наделов, а также в обладании движимым имуществом.
Параллельно с этим шел процесс распада «больших семей» путем выде-
ления из них вступавших в брак взрослых мужчин и путем основания
ими новых домохозяйств в пределах той же деревни, а иногда и за ее
пределами. Все это, вместе взятое, приводило прежде всего к распро-
странению прав наследования земельного надела на лиц женского пола
в пределах малой семьи (главным образом на дочерей умершего главы
семьи), а также и на ближайших мужских родственников умершего по
боковой линии (братьев) и к прекращению всяких притязаний членов
распавшейся «большой семьи» на пользование их бывшим общим наде-
лом и, в частности, на обладание выморочным участком 2.
Но эволюция аллода не ограничилась изменением порядка наследо-
вания, как бы радикально ни было это изменение. Вслед за тем, а зача-
стую и параллельно с этим, аллод развивался по другой линии: из пред-
мета пользования «большой семьи» он становился объектом передаваемой
по наследству собственности малой семьи, что сопровождалось его пре-
вращением в отчуждаемую собственность. Да это и понятно: ио существу
наследование земли по женской линии членами малой семьи и есть уже
не что иное, как начальная форма отчуждения, ибо при вступлении
дочери умершего в брак унаследованная ею земля переходит механически
в собственность другой малой семьи (семьи ее мужа), т. о. отчуждается.
Отсюда один только шаг до передачи земли по завещанию (отдаленным
родственникам умершего или чужим). И действительно, как это с очевид-
ностью следует из наших источников (главным образом из «варварских»
1 Ср. высказывание Маркса: «Не говоря уже о всяких разрушительных влияниях,
привходящих извне, община носит в своих собственных недрах подтачивающие ее
элементы» (К. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 695).
* К этому, в сущности, и сводится содержание известной третьей главы эдикта
короля Хильперика, отменившего притязания «соседей» (vicini) на выморочный уча-
сток и вместе с тем разрешившего в случае отсутствия сыновей у умершего наследо-
вать землю его дочерям и братьям.
J 2 A . И. Неусыхин
правд, а также из формул и некоторых грамот), завещание земельного
аллода возникает тотчас же после изменения порядка наследования, а за-
тем он становится предметом купли-продажи.
Этот процесс особенно быстро шел у тех народов, которые основали
свои государства на территории римских провинций с развитой частной
собственностью на землю. «. . . На завоеванной германцами римской тер-
ритории мы находим. . . отдельные наделы пахоты и луга уже в качестве
аллода, — говорит Энгельс, — в качестве свободной собственности вла-
дельцев, обязанных лишь обычными для марки повинностями». «Аллодом
создана была не только возможность, но и необходимость превращения
первоначального равенства земельных владений в его противополож-
ность. С момента установления аллода германцев на бывшей римской
территории он стал тем, чем уже давно была лежавшая рядом с ним рим-
ская земельная собственность, — товаром»1. Но тот же процесс более
медленным темпом развивался и у других германских племен, которые
не пережили глубокого синтеза их общественного строя со строем разла-
гавшейся рабовладельческой формации (у алеманнов, баваров, саксов,
фризов, англо-саксов). Даже у тех племен, у которых этот синтез вовсе
не имел места (например, у саксов и у скандинавов), аллод с течением вре-
мени все же стал товаром. Это было неизбежным результатом отмеченных
выше изменений в характере производительных сил и в структуре произ-
водственных отношений внутри общины; эти изменения и породили отме-
ченную выше эволюцию аллода.
В то время как в земледельческой общине начал происходить распад
«больших семой», сама община стала развиваться в сторону ее превра-
щения в соседскую общину-зш/;лу, tn. с. в такую общину, где пахот-
ный надел уже являлся свободно отчуждаемым аллодом малой семьи. Но
само это превращение было довольно длительным процессом. В период
перехода от земледельческой общины к марке деревня представляла собой
совокупность домохозяйств весьма различных но своему составу и раз-
мерам: одни домохозяйства- находились в обладании «больших семей»,
в других обитали выделившиеся из «больших семей» малые индивидуаль-
ные семьи. Вначале домохозяйства первого типа преобладали —и коли
чественно и по их хозяйственной роли в общине — над домохозяйствами
второго типа; потом, когда возникла марка, вторые стали преобладать
над первыми; но и в земледельческой общине и в марке налицо общинное
верховенство над всей территорией села и регулирующая роль общины
в процессе производства (чересполосица и система открытых полей, при-
нудительный севооборот).
Что же дает нам эволюция разных форм общины и аллода для понима-
ния раннего этапа возникновения крестьянства как класса? Чтобы попы-
таться дать посильный ответ на этот вопрос, мы должны постараться по
возможности ясно представить себе конкретные хозяйственные взаимо-
отношения между членами земледельческой общины и членами марки,
а также и те социальные последствия, к которым эти взаимоотношения
приводили. Хозяйственное положение членов земледельческой общины
(после прекращения уравнительных переделов) резко отличалось от того
положения, в котором находились даже лично свободные крестьяне фео-
дального общества, не говоря уже о крепостных. Каждое домохозяйство,
входившее в состав земледельческой общины, не только имело в своем
пользовании дом, двор, усадьбу и надел пахотной земли, но и обладало
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соя., т. XVI, я. 1, стр. 391—392. Из изло-
женного ясно, что Энгельс имеет здесь в виду не раннюю, а более позднюю форму
аллода.
Первый этап возникновения (феодально-зависимого крестьянства как к.теса 13
в достаточном для ведения хозяйства количестве средствами и орудиями
производства и скотом, как мелким, так и крупным, тягловая сила которого
применялась в сельскохозяйственном труде. Такое домохозяйство имело
в своем распоряжении достаточную рабочую силу в лице членов «большой
семьи», которые собственным трудом обрабатывали землю, частично исполь-
зуя при этом подсобную силу рабов (рабовладение носило здесь характер
так называемого патриархального рабства, изображенного Тацитом в его
«Германии»)1. Кроме того, реальная возможность успешного ведения хо-
зяйства была гарантирована самим общинным строем, который в то же
время ограничивал право каждого домохозяйства свободно распоряжаться
своим наделом, по таким образом, что само это ограничение способство-
вало реальности упомянутой гарантии. Земледельческая община, поль-
зуясь выражением Маркса, «получает прочную основу в общей собствен-
ности на землю и в общественных отношениях, из нее вытекающих, и
в то же время дом и двор, являющиеся исключительным владением инди-
видуальной семьи, парцеллярное хозяйство и частное присвоение его
плодов способствуют развитию личности, несовместимому с организмом
более древних общин» 1 2.
Несмотря на сравнительно низкую урожайность (данные об урожай-
ности па стадии земледельческой общины отсутствуют, но для общины-
марки VIII—IX вв. характерен урожай сам-полтора — сам-два), наделы
пахотной земли, находившейся в пользовании отдельных домохозяйств,
были, невидимому, совершенно достаточны для прокормления членов
каждой «большой семьи» и для продолжения производства на достигну-
том уровне. Это явствует из данных более поздних источников, отражаю-
щих уже структуру общины-марки и даже процесс ее разложения и тем
не менее позволяющих путем ретроспективного умозаключения представить
себе реальную хозяйственную мощность домохозяйства «большой семьи»
в земледельческой общине. Так, например, «Баварская правда», рисую-
щая резкое расслоение членов общины-марки на зажиточных и разоряю-
щихся общинников, содержит тем не менее довольно ясные указания на
достаточную обеспеченность среднего слоя общинников средствами и
орудиями производства для ведения самостоятельного хозяйства: изоб-
ражение различных видов поземельных тяжб между членами баварской
марки из-за притязаний на аллод3, а также описание состава усадьбы
среднего баварского общинника и размеров его стад4 дают возможность
установить приблизительную степень этой обеспеченности и заставляют
предполагать, что во времена земледельческой общины, в которой социаль-
ное расслоение было гораздо менее значительно, она во всяком случае
не была ниже. О том же свидетельствуют данные картуляриев о размерах
п составе гуфы— пахотного надела члена марки — в том виде, в каком она
выступает в дарственных грамотах (вместе с домом, усадьбой, садом, ви-
ноградником и долей в пользовании неноделенными общинными угодьями)5.
Если принять во внимание, что дополнением к пользованию таким
наделом являлось право каждого члена земледельческой общины (а также
и марки) производить заимки на территории общинных лесов и пустошей,
то степень обеспеченности среднего общинника, члена земледельческой
1 Т а с i t. Germania, XX, XXV.
2 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. XXVII, стр. 694.
3 Lex Baiuvariornm, XII, § 8; XVI, § 17; XVII, § 2.
4 Lex Baiiivariuruin, IV, § 23, 25; X, § 1, 2,4,5—15; XIII, § 8; XII, § 9, 10 и др.
5 Имеем в виду данные Сен-Галленского, Вейссенбургского, Лоршского, Фульд-
ского и других картуляриев о размере гуфы (25—30 юрналов и выше), а также и
о составе усадьбы, о наличии у многих общинников лугов, виноградников и пр.
14
А. И. Неусыхин
общины, основным условием производства — пахотной землей — окажется
еще более высокой.
С другой стороны, «большая семья» обладала достаточным количеством
рабочих рук и достаточными средствами и орудиями производства (о них
см. ниже), включая сюда и тягловую силу крупного рогатого скота, для
того, чтобы обработать надел пахотной земли в 25—30 юрналов.
Из числа более архаических памятников именно «Салическая правда»,
отражающая, невидимому, общину на переходном этапе ее развития от
земледельческой общины к марке, содержит любопытное указание на одну
характерную черту в хозяйстве члена такой общины, позволяющую кос-
венно судить о степени его обеспеченности одним весьма существенным
средством производства — рабочим скотом. Фиксируя штрафы за кражу
того или иного количества голов скота, «Салическая правда» исходит при
этом из представления о стаде, как о некоем единстве, и карает более вы-
сокими штрафами похищение целого стада (иногда даже независимо от
количества голов скота, составляющего это стадо), значительно понижая
штрафы в том случае, если после покражи целого стада останется еще хоть
несколько пеукраденных животных. Создается такое впечатление, что
наряду с количеством украденных животных и с вопросом о ценности стада
как целого для составителей «Салической правды»при установлении штрафа
весьма существенным было соображение о возможности дальнейшего
разведения данного рода скота, а потому штраф и понижался при наличии
неукраденных животных даже после похищения целого стада. Этот прин-
цип применялся в равной мере к стадам коров, свиней и к конским табу-
нам. «Салическая правда» указывает следующие размеры этих стад:
стада коров от 12 до 25 голов, свиней — от 25 до 50, лошадей — от 7 до
12; при этом в случае покражи каждого стада отмечается возможность
наличия нескольких неукраденных животных сверх указанного каждый
раз максимального размера стада (т. е. сверх 7 или 12 лошадей, свыше
12 или 25 коров и свыше 25 или 50 свиней)1.
Кому принадлежали эти стада? Н. П. Грацианский справедливо указал
на то, что стада такого размера «не могли принадлежать очень крупным
поселениям»1 2, так как для них они слишком малы; но, прибавим от себя,
они не могли принадлежать и отдельным домохозяйствам, ибо для них
они слишком велики. Можно было бы предположить, что стада указанных
размеров принадлежали малым деревням. Однако, хотя в «Салической
правде» и содержатся данные о наличии небольших поселений и даже ху-
торов 3, тем не менее совершенно несомненно, что основным типом посе-
лений у франков была деревня довольно значительных размеров, как это
явствует из процедуры изгнания переселенца, а также из разбора дела
об убийстве, совершенном между двумя виллами 4.
Такое явное преобладание больших деревень над малыми, о чем можно
заключить даже из самого древнего текста «Салической правды», а также
содержащиеся в ней и в других «варварских» правдах данные об основ-
ном направлении эволюции родовой и земледельческой общины подтвер-
ждают предположение, что первоначальной формой поселения франков
была большая деревня, из которой потом могли выделяться малые поселе-
ния (в виде небольших деревень, выселок, хуторов и пр.), ибо весьма воз-
можно, что франки первоначально селились не отдельными «большими
1 Lex Salica, II, § 7, 14, 15, 16; III, § 6, add. 5; § 7; XXXVIII, § 3, 4.
a H. П. Грацианский. К толкованию термина «villa» в «Салической
правде». — Сб. «Средние века», вып. II. Изд-во АН СССР, 1946, стр. 74—75.
3 Lex Salica, XIV, § 6, add. 1; ср. XLII, § 5.
4 Lex Salica, XLV, § 1—2; Capitulare, I, § 9.
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 15
семьями», а более обширными родовыми союзами \ составлявшими целые
деревни, в то время как «большие семьи» составляли отдельные домохо-
зяйства (или их группы) в пределах таких деревень.
Как бы то ни было, «Салическая правда» с ее явным преобладанием
большой деревни как типа поселения над малой деревней должна была бы
при установлении штрафов за охрану скота исходить из потребностей
наиболее распространенного типа поселений. Между тем если предпо-
ложить, что указанные в «Салической правде» стада скота принадлежали
лишь мелким поселениям, то окажется, что правда уделяет много внима-
ния второстепенным явлениям, совершенно обходя молчанием наиболее
существенное в этом отношении: ведь о размерах стад больших деревень
мы не узнаем ничего. Это противоречит казуистическому характеру «вар-
варских» правд, которые обычно возводили в тип «чаще всего встречав-
шиеся в жизненной практике казусы»1 2, да и вообще представляется весьма
странным: ибо если уж устанавливать штраф за кражу того или иного ко-
личества животных из стада целой деревни, то почему из стада именно
малой деревни, а не большой? Эта странность может иметь только одно
объяснение: в «Салической правде» большей частью речь идет вовсе не
о стадах целых деревень (больших или малых)3, а о стадах, принадлежав-
ших входившим в состав этих деревень более мелким хозяйственным и кровно-
родственным объединениям. По так как эти стада, как было показано выше,
слишком велики для отдельных домохозяйств, то естественно предпо-
ложить, что они могли принадлежать нескольким домохозяйствам, имев-
шим совместные стада в пределах деревни. Такое предположение вполне
реально, так как в земледельческой общине в период начавшегося распада
«больших семей» члены одной «большой семьи» могли занимать несколько
соседних дворов4, сохранив некоторую общность хозяйства. Они-то и
могли быть совместными обладателями стад в 12—25 коров и в 7—12 ло-
шадей. Это не исключает того, что другие домохозяйства, выделившиеся
из «большой семьи» и оставшиеся в пределах той же деревни, уже утратили
хозяйственную общность с членами этой семьи и что, с другой стороны,
некоторые «большие семьи» занимали каждая лишь по одному домохо-
зяйству. Такие домохозяйства, не объединенные с другими соседними
дворами в какие бы тони было производственные или экономические группы,
имели, конечно, меньшее количество голов скота, и, вероятно, именно им
принадлежали маленькие стада из трех или более свиней, трех или более
баранов5; но и у них, судя по главе III «Салической правды», могло быть
несколько коров (во всяком случае более одной)6.
1 Ср. Caesar. Commcntarii, VI, 22: «magistratus ас principes gentibus cogna-
tionibusque hominum qui turn una coierunt quantum et quo loco visum est agri attri-
buunt».
2 H. II. Грацианский. К толкованию термина «villa», стр. 74.
3 Иногда, впрочем, упоминание стад коров может относиться либо к малым де-
ревням, либо к выселкам, как, например, в «Салической правде», III, § о (бык, обслу-
живающий коров трех вилл), но при этом в тексте правды обычно не указывается
численность стад.
4 Отсюда и притязания соседей (vicini) на выморочный участок, отменяемые
эдиктом Хпльпгрпка, ибо иначе непонятно, почему здесь более или менее близкие
родственники, в силу этого претендующие на земельное наследство, названы соседями.
5 Lex Salica, II, § 7; IV, § 3.
6 Lex Salica, III, § 3, add. 2: vacca domita, т. e. корова, осиленная быком. Скот
еще во времена Тацита перешел в частное владение отдельных домохозяйств: ср.
Tacit. Germania, V: «numero gaudent eaeque solae et gratisimae opes sunt». Тацит
подчеркивает и большие размеры стад скота. В «Салической правде» скот является
предметом купли-продажи (см. Lex Salica, XLVII); ср. также постоянные упоминания
«Салической правды» о чужом скоте (Lex Salica, IX, § 1—2; XXIII, XXVII, § 1 и др.).
Hi A. 11. Неусыхин
В «Баварской правде», рисующей общину на стадии марки, встречается
упоминание об общиннике, имеющем стадо свиней размером свыше 70 го-
лов1; конечно, это зажиточный член марки. Однако правда ничем не
выделяет его по социально-правовому статусу из общей массы свободных
баваров. Можно предположить, что и у рядовых баварских общинников
были собственные стада свиней. В то же время нужно иметь в виду,
что. как свидетельствует правда, низшие слои членов марки уже под-
вергались разорению, закабалению и даже закрепощению. Но если даже
оставить в стороне это указание «Баварской правды», рисующей уже далеко
зашедшее расслоение в пределах марки, и придерживаться только дан-
ных «Салической правды», то все же наш анализ характера поселений
у франков и состава отдельных домохозяйств в земледельческой общине
(в связи с вопросом о принадлежности стад) позволяет утверждать нали-
чие достаточной степени обеспеченности рабочим скотом семьи среднего
рядового общинника в пределах земледельческой общины. В соединении
<• приведенными выше данными о составе и размерах надела пахотной
земли, т. е. о реальном содержании раннего аллода, это обстоятельство
приводит к выводу, что в лице основной массы членов земледельческой
общины мы имеем перед собою «трудящихся субъектов» (Маркс), которым
строй этой общины обеспечивал возможность самостоятельного ведения
их трудового хозяйства и которые еще нс превратились в непосредствен-
ных производителей классового общества; они еще не крестьяне в фео-
дальном смысле этого слова2.
Какие изменения претерпело реальное хозяйственное положение членов
земледельческой общины после того, как они превратились в членов марки?
Источники дают нам представление, с одной стороны, о свободной общине-
марке. еще не закрепощенной феодальными собственниками (данные
о ней содержат некоторые «варварские» правды, особенно «Баварская»
и «Алеманнская»), с другой стороны, о марке, закрепощаемой круп-
ным землевладением (этот процесс отражен в некоторых правдах, в со-
браниях формул и особенно в сборниках дарственных грамот — картул?#-
риях).
Присмотримся прежде всего к структуре свободной общины-марки.
Окончательный переход от двухполья к трехполью привел к еще большей
регламентации принудительного севооборота и порядка пользования не-
поделенными угодьями, в частности порядка выпаса скота на нолях,
лежащих под паром, и на посевной площади после уборки урожая (об
этом свидетельствуют многочисленные предписания всех «варварских»
правд о потраве, о нарушении границ засеянного поля и жатвы, об изго-
родях, об установке пограничных «межевых знаков» и пр.). Но параллельно
с этим «большая семья» все более уступала место малой, а аллод все более
превращался в товар. Это приводило к изменению всей хозяйственной
структуры общины.
Отдельные домохозяйства в свободной марке (в отличие от земледель-
ческой общины) большей частью состояли из малых семей, и каждая такая
малая семья свободно распоряжалась своим аллодом, который стано-
вился объектом отчуждения. Самая возможность превращения аллода
1 Lex Baiuvariorum, XXIП, § 1.
1 Недаром Маркс в своих работах, содержащих анализ земледельческой общины
(в статье «Формы, предшествующие капиталистическому производству» и в чернови-
ках письма к Засулич), избегает называть ее членов непосредственными производи-
телями материальных благ, а обозначает их, как было указано выше, термином
«трудящиеся субъекты».
Первый лпап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 17
в товар создана била ростом имущественного расслоении в среде свобод-
ных общинников. Истоки этого расслоения восходят еще к земледельче-
ской общине, но там оно было ограничено отмеченными выше условиями —
преобладанием общинной собственности всей деревни над нравом поль-
зования отдельных домохозяйств, 'состоявших к тому же из «больших
семей», члены которых совместно обрабатывали свои наделы.
Правда, уже при переходе от родовой общины к земледельческой
возникло неравенство между отдельными родами; весьма возможно,
что из членов захудалых родов или «больших семей» и образовался про-
межуточный слой полусвободных литов, фигурирующий в целом ряде
«варварских» правд1; па это указывают данные некоторых из них о нали-
чии сородичей у литов 1 2. Однако после распада кровно-родственной об-
щины и се окончательного превращения в земледельческую общину это
подчинение экономически более слабых родов более сильным перестало
играть значительную роль: земледельческие общины составились из чле-
нов экономически более мощных родов или из хозяйственно более силь-
ных «больших семей», а обедневшие сородичи опустились до положения
литов. Этим дело и ограничилось, так как земледельческая община по-
строена была не на кровно-родственной, а на территориальной (хнове,
н состояла она не из родового союза, а из целого ряда «больших семей»,
из которых начинали уже выделяться малые семьи.
Имущественное неравенство среди свободных членов земледельческой
общины (если оставить в стороне литов) не приводило еще к полному ра-
зорению одних семей и к такому обогащению других, при котором пер-
вые могли бы стать объектом эксплуатации вторых (эксплуатировалис ь
лишь литы и рабы — и при этом всеми членами земледельческой общины
в более или менее равной степени). Это объясняется тем, что имуществен-
ное неравенство исчерпывалось здесь некоторой неравномерностью в рас-
пределении земельных наделов (при отсутствии отчуждения надела) и
накоплением движимости в одних руках.
С превращением аллода в товар в пределах марки картина резко ме-
няется: имущественное расслоение в среде свободных общинников превра-
щается в социальное расслоение; среди них появляются не только более
зажиточные и менее зажиточные, но обогащающиеся и разоряющиеся
общинники, причем вторые начинают впадать в зависимость от первых.
Обычное право фиксирует эти различия и делит общую массу членов марки
на различные социальные группы, защищенные разной вирой3. Разоряю-
щиеся свободные часто насильственно лишаются своей свободы и своего
1 В Салической, Рппуарской,Саксонской. Фризской,Тюрингской правдах, а также
в лангобардских законах (в последних — под названием альдиев).
2 См. Lex Saxonum, XVIII, согласно которой лит, убивший нобиля, передавался
родственникам убитого вместе с семьею своими собственными сородичами; ср. также
Lex Frisionum (I, § 4, 7), согласно которой четвертая часть вергельда убитого лита
игла в пользу его сородичей.
3 Так, например, в алемаппскпх законах свободные алеманны делятся на «пер-
вых» (primi), «средних», или «простых», алеманнов (rnediani) и «низших» (minofledi)
г, соответственными вергельдами в 240, 200 п 160 солидов (Pactus Alamannorum, If,
§ 3G—38, 39 -40; III, § 21; Leges Alamannorum, XLV, LX); закон лангобардского короля
Лиутпранда от 724 г. различал в среде свободных лангобардов «первых лиц» (prima
persona) и лиц «низшего» состояния (minima persona) с соответственными вергельдами
в 300 и 150 солидов. В более раннем эдикте Ротарп, — но, с другой стороны, и в «Ба-
варской правде», рисующей уже марку на начальном этапе ее закрепощения, — отме-
чены различия между отдельными семьями внутри свободных членов общины, и раз-
мер виры зависит от родовитости или знатности убитого (см. Edictus Bothari, § И,
14, 48, 74, 75, 141, 378; Lex Baiuvariorum, I, § 6, *8; II, § 4; VIII, § 14).
2 Средние века. вып. 6
IS
Л. JI. Неусыхин
аллода или просто продаются в рабство. Столь резкое социальное расслое-
ние внутри общинников-аллодистов, членов марки, протекает в обстановке
роста крупного, церковного и светского, феодального землевладения;
поэтому общинники начинают терять свои аллоды (полностью или частично)
не только путем вступления в зависимость от разбогатевших членов марки,
но и посредством передачи этих аллодов (пли их составных частей) в соб-
ственность крупных феодалов (главным образом церковных) в силу вы-
нужденного дарения, обмена, продажи и пр.; многочисленные нрекарные
сделки приводят к превращению аллодов в зависимые держания. Однако
этот процесс растянулся'на целые столетия, хотя его конечный этап —
превращение свободных членов марки в зависимых крестьян — и был
предопределен возникновением свободно отчуждаемого аллода.
Говоря словами Энгельса, «с того момента, как возник аллод, свободно
отчуждаемая земельная собственность, земельная собственность как то-
вар, возникновение крупного землевладения стало лишь вопросом вре-
мени»1. Это как раз тот период, в течение которого свободная община-
марка стала подвергаться закрепощению, причем это последнее весьма
часто протекало в форме втягивания в зависимость отдельных ее чле-
нов. До тех пор, пока община-марка продолжала оставаться свободной,
т. е. пока она даже частично, в лице отдельных ее членов, не вступала
в зависимость от крупных феодальных собственников или мелких вот-
чинников, превращение аллода в товар ускоряло лишь внутреннее иму-
щественное и социальное расслоение в ее пределах, непосредственно под-
готовляя, тем самым, возникновение феодальной собственности на землю.
Как же мы должны решить вопрос об обеспеченности члена свободной
общины-марки (до начала ее закрепощения) средствами и орудиями про-
изводства, необходимыми для ведения его самостоятельного трудового
хозяйства, т. е. тот самый вопрос, на который мы дали положительный
ответ по отношению к членам земледельческой общины?
Ответ на этот вопрос может быть дан лишь путем тщательного разгра-
ничения различных слоев общинников по их имущественному положению.
Хотя это разграничение и затрудняется текучестью переходов между
разными слоями, тем не менее в марке можно довольно отчетливо выделить
три слоя общинников: средний слои владельцев одного надела (одной
гуфы), обрабатывающих свою пахотную землю исключительно собствен-
ным трудом (иногда при использовании подсобной рабочей силы дворо-
вых рабов) и достаточно обеспеченных скотом и средствами производства;
низший слой общинников, представители которого не в достаточной мере
обеспечены либо средствами производства, либо землей в результате утраты
ими тех или иных составных частей их земельного надела; и, наконец,
высший слой зажиточных или разбогатевших членов марки, которые
могут сосредоточивать в своих руках дополнительные участки пахотной
земли сверх основного надела, а иногда и целых два надела (или более).
Члены низшего слоя свободной общины-марки находятся на пути
к разорению и иногда вступают в долговую кабалу — сначала от предста-
вителей государственной власти1 2, потом — от крупных землевладель-
1 К. М а р кс нФ. Энгель с. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 392.
2 Lex Salica, LVI, § 1; ср. LV, § 2; ср. капитулярии к «Салической правде»,
Cap. I, 5; Cap. II, 8. В главе LVI идет речь о том, что виновный в неуплате долга ста-
новится вместе со своим имуществом собственностью королевского фиска, а не истца.
Это явствует из сопоставления данной главы с Cap. II, 8, где объявление виновника
вне королевского покровительства влечет за собой ту же кару, выраженную тожде-
ственной и неясной по конструкции фразой: «tunc ipse culpabilis et omnes res suas
erunt» (к чему относится «suas» — неизвестно), между тем как в Cap. I, 5, § 1 ясно
сказано: «omnes res suas fiscus adquirat».
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 19
нов, а также и от других членов той же марки 1; но они не обязательно
разоряются сразу, а очень долгое время остаются в состоянии мало обес-
печенных общинников, которые, однако, продолжают вести свое хозяй-
ство и сохранять свою личную свободу, вступая при этом нередко в раз-
ного рода имущественные сделки с другими общинниками (закладывание
скота, сельскохозяйственного инвентаря и пр.)1 2. О полном разорении
обедневших общинников можно говорить лишь в том случае, когда они
вступают в личную пли поземельную зависимость от разбогатевших членов
марки и теряют свой аллод и свою свободу3; но это — конечный этап
происходившего в среде свободной общины-марки расслоения, и этот
этап приводит к закрепощению таких общинников но только представи-
телями высшего слоя внутри марки, но и крупными и мелкими вотчин-
никами.
Представители высшего слоя свободных общинников в марке, приоб-
ретая разными путями дополнительные участки, кроме своего основного
надела, могли испомещать на эти участки своих дворовых рабов (servi,
mancipia), продолжая при этом частично обрабатывать личным трудом
свой основной надел, а частично эксплуатируя рабочую силу посаженных
на землю несвободных. В тех случаях, когда они приобретали два или
несколько наделов и начинали эксплуатировать рабочую силу не только
рабов, но и вступивших от них в зависимость разоренных свободных
общинников, они переступали грань, отделявшую их от основной массы
^трудящихся субъектов»’, таких разбогатевших общинников можно условно
считать «мелкими вотчинниками» (по признаку структуры их владения,
т. о. наличия в его составе нескольких наделов, и по признаку эксплуата-
ции чужой рабочей силы разоренных свободных). Но при этом следует
помнить, что эти «мелкие вотчинники» вышли из высшего слоя общинников
и что их возникновение представляло собою такой же конечный этап
в эволюции этого слоя, как потеря аллода и свободы—для низшего,
разорявшегося слоя общинников. Необходимо подчеркнуть, что даже
на этом, конечном этапе разбогатевшие общинники еще могли частично
прилагать и свой собственный труд к обработке некоторых участков па-
хотной земли пли других угодий (помимо эксплуатации чужой рабочей
силы) и что поэтому грань между высшим и средним слоем членов марки
все же продолжала оставаться недостаточно определенной. К тому же
отдельные общинники в ходе этого процесса все время переходили из сред-
него слоя' в высший и наоборот.
До тех нор, пока община-марка сохраняла свою свободу, т. е. пока
основная масса свободных общинников еще не подверглась закрепощению
со стороны членов складывавшегося господствующего класса (феодаль-
ных собственников крупно- или мелкопоместного типа), ее основным ядром
все еще продолжал оставаться средний слой общинников, представи-
тели которого попрежнему обеспечены были средствами и орудиями про
нзводства, необходимыми для ведения мелкого трудового хозяйства в пре-
делах марки. Конечно, многие члены среднего слоя беднели или даже ра-
1 Lex Ba in variorum, IV, § 25; XIII, § 3.
2 Ср., например, Lex Salica, L; LI I, I.VI; cp. Lex Baiuvariorum, XIII, §3; XIH,
§ 5, где у залогодателя ничего уже не осталось, кроме овец в качестве возможного
объекта залога.
3 Ср. Lex Baiuvariorum, VII, § 4; II, § 1, где категорически запрещено отнимать
у свободного бавара (даже бедняка) его аллод и его свободу; наряду с этим происхо-
дит продажа свободных в рабство и притом членами той же марки, хотя эта продажа
тоже решительно запрещается. См. Lex Baiuvariorum, IX, § 4, XVI, § 5; ср. Lex Ri-
puaria, XVI; Lex Thuringorum, XL, XLI. При этом дарения в пользу церкви поощ-
ряются. Ср. Lex Baiuvariorum, I, § 1; VII, § 4.
2*
.1. II. Неусых и н
зорились, но в целом он все же представлял собой довольно широкую
массу свободных «трудящихся субъектов». Разумеется, закрепощение от-
дельных членов марки крупными пли более мелкими собственниками
феодального типа происходило зачастую параллельное расслоением внутри
марки и со вступлением одних ее членов в зависимость от других. Однако
о закрепощении марки можно говорить лишь в том случае, когда в зави-
симость от феодальных собственников (или от королевской власти) втя-
гивается значительная часть ее членов1.
К тому времени, когда начался этот процесс, основную массу общин-
ников — членов марки составляли представители среднего ее слоя, ко-
торые по указанному выше признаку (ведение мелкого хозяйства собствен-
ным трудом при средней достаточной обеспеченности средствами и ору-
диями производства) все еще являлись скорее «трудящимися субъектами»,
нежели непосредственными производителями феодального общества (т. е.
нежели крестьянами в феодальном смысле этого слова). Л так как пере-
ходы между средним и высшим слоем общинников все еще были текучи,
то и представители высшего слоя не являлись еще подлинными «мелкими
вотчинниками», характерными для сложившегося феодального строя,
ибо они еще не члены господствующего класса.
Вот почему при изучении периода раннего феодализма, когда начи-
налось массовое втягивание разных слоев общинников в зависимость от
крупных феодальных собственников, в частности от церковных феодалов
путем дарственных и нрекарных сделок, так трудно решить, какие именно
дарители принадлежали к числу крестьян, а какие — к числу «мелких
вотчинников». Ибо разные категории дарителей вышли из разных слоев
общинников1 2, а эти разные слои весьма трудно приурочить к категориям
крестьян и мелких вотчинников в том виде, в каком они фигурируют
при сложившемся феодальном строе3.
Процесс классообразования происходил в недрах самой марки на
основе имущественного и социального расслоения среди ее членов.
Значительная часть общинников закрепощалась феодальными собствен-
никами. Последние могли вырастать в рамках самой общины или втор-
гаться в марку извне. Расслоение внутри свободной общины-марки, до
тех пор лишь подготовлявшее возможность феодализации, соединилось
теперь в единый процесс с разлагавшим марку воздействием складывав-
шейся феодальной собственности и политического органа господствую-
щего класса — государства. Этот процесс привел к резкому изменению
форм собственности внутри марки и к крушению былого равноправия ее
членов при сохранении марки как производственной организации со свой-
ственными ей хозяйственными распорядками (система открытых полей,
принудительный севооборот и т. д.)4.
1 К аналогичному выводу приходит В. Д. Греков: «Сельская община испытывает
на себе не только влияние внутриобщинных процессов (подчеркнуто мною. —Л. 11.),
«о и воздействие государства: приспособляясь к его требованиям, опа изменяется
сама» (В. Д. Греков. Крестьяне па Руси, кн. 1. Изд. 2, 1952, стр. G4). См.
К. М арке иФ. Энгель с. Соч., т. XXVII, стр. 680 -694. Здесь Маркс отмечает
как впутриобщиппые процессы, так и воздействие на общину исторической среды.
1 Мы оставляем здесь в стороне дарителей из числа членов складывавшегося
господствующего класса, которых грамоты без труда позволяют отличить от дари-
телей, происшедших из общппы (независимо от их принадлежности к разным слоям
внутри последней).
3 См. об этом также нашу статью «Структура общины в Южной и Юго-Западной
Германии в VIII—X вв.», стр. 31—33.
* Конкретное изображение этого процесса классообразования, проходящего
через марку, см. в цитированной выше нашей статье в со. «Средние века», вып. IV,
1953.
Первый ;iinun возникновения феодально зависимого креенызиишва как класса
21
Представители разных слоев внутри марки разными путями утрачивали
свои аллоды: члены низшего ее слоя часто вовсе теряли свои общин-
ные наделы (полностью или частично) и становились держателями
чужой земли] средние рядовые общинники вынуждены были идти на
превращение своих наделов в держания путем формально доброволь-
ного, но фактически насильственного акта дарения в пользу крупных
(большей частью церковных) собственников, в результате которого они
продолжали вести свое хозяйство па своих прежних наделах в качестве
прекаристов] наряду с этим и обедневшие общинники па ранней стадии
процесса феодализации совершали подобные дарения и иритом иногда
в пользу представителей высшего слоя общинников. Дольше всего удер-
живали свои аллоды в качестве полной земельной собственности (т. о. не
превращая их в прекарные держания) члены высшего слоя общин-
ников в марке. Вот почему в тех «варварских» правдах, которые рисуют
рост крупной феодальной собственности, упоминаются дарения либо бед-
няков, либо средних общинников (при этом первые, невидимому, совер-
шали так называемые безусловные дарения, т. е. без получения пере-
данного участка в прекарное пользовние, что и приводило к полной
потере ими их общинных наделов). Между тем в дарственных грамотах
(картуляриях), отражающих более поздний этап феодализации, преобла-
дают дарения представителей высшего слоя общинников - членов марки.
Наряду с измененном прав собственности общпнников-аллодистов
менялось и их социальное положение: нарушалась их былая свобода, и
многие из них вступали в различные отношения частичной или полной
личной зависимости, превращались в полусвободных.
Этот процесс классообразования и внутреннего расслоения марки
происходил в раннефеодальный период. С тех нор как начал складываться
класс крупных землевладельцев феодального типа и возникла феодаль-
ная собственность и государство, а превращение аллода в товар стало
приобретать массовый характер, можно с полным правом говорить о фео-
дальном строе, не упуская при этом из виду, что он пока еще носил черты
раннего феодализма.
Но предшествующий период, в течение которого совершался переход
от землевладельческой общины к марке, а аллод возникал лишь в форме
наследования земельного надела, не может быть назван раннефеодаль-
ным (несмотря даже на наличие только еще возникающей королевской
власти)1: это — период с «переходными отношениями от одной формы
производственных отношений к другой форме»1 2, основным признаком
которого является то весьма важное обстоятельство, что крестьяне еще
не закрепощены3.
Для лучшего уразумения его исторического места мы должны поста-
вить также и общий вопрос о смене рабовладельческой формации фео-
дал ьной и о роли этого процесса в генезисе зависимого крестьянства
раннефеодального периода, между тем как до сих пор мы занимались
анализом тех предпосылок возникновения этого крестьянства, которые
заложены в эволюции самого первобытно-общинного строя на последнем
его этапе.
1 Этот предшествующий период охарактеризован памп выше, в начале настоя
щей статьи.
2 «История ВКП(б). Краткий курс», стр. 115.
3 См. И. Ста л и н, А. Ж данов и С. К и р о в. Замечания по поводу
конспекта учебника по истории СССР. — «К изучению истории», М., 1946, стр. 21.
22
Д. И. Пеусыхин
2
Переход от рабовладельческой формации к феодальной, органически
связанный с восстаниями рабов и колонов, представлял собой замену
прежних, рабовладельческих производственных отношений новыми, фео-
дальными. Однако смена одного типа производственных отношений
другим всегда вызывается изменением в характере производительных сил:
«экономический закон обязательного соответствия производственных
отношений характеру производительных сил»1 требует, чтобы при каждой
такой смене одной формации другой производственные отношения приво-
дились в соответствие с характером производительных сил. Конечно, это
соответствие не абсолютное. Так как «. . . производительные силы являются
наиболее подвижными и революционными силами производства», то «... про-
изводственные отношения спустя лишь некоторое время преобразуются
применительно к характеру производительных сил»1 2.
В разбираемом нами конкретном случае перехода от рабовладельче-
ской формации к феодальной это преобразование происходило как раз
в тот период, когда в результате «варварских» завоеваний, сочетавшихся
с восстаниями рабов и колонов, на территории Западной Римской империи
были основаны новые государства, в которых начался процесс феодали-
зации. Наряду с этими государствами, основанными на римской почве
(вестготским, бургундским, остготским, франкским, лангобардским), как,
выше уже было отмечено, существовали ц другие государства (например,
англо-саксонские, скандинавские), а также племена (саксы, фризы, тюрин-
ги), которые образовались и обосновались не на римской территории и не
на тех землях, где римский рабовладельческий строй либо господствовал
сравнительно недолго, либо имел недостаточно глубокое влияние (как,
например, в Британии, Ллеманнии, Баварии). Однако в данной связи
нас интересует развитие производительных сил и производственных отно-
шений в их тесной взаимной связанности именно в тех государствах,
которые возникли на территории бывшей Западной Римской империи.
Чтобы проследить, как в этих государствах производственные отно-
шения через некоторое время преобразовались применительно к новому
характеру производительных сил, надо прежде всего отчетливо пред-
ставить себе сущность общественного производства в целом, а затем выяс-
нить, хотя бы в самых общих чертах, как происходило это преобразова-
ние в данном конкретном случае. «Марксизм рассматривает общественное
производство, как целое, имеющее две неразрывные стороны», кото-
рые «при всём том, что они неразрывно связаны друг с другом, отражают
всё же два ряда различных отношений: отношения людей к природе (про-
изводительные силы) и отношения людей друг к другу в процессе произ-
водства (производственные отношения). Только наличие обеих сторон про-
изводства даёт нам общественное производство. ..»3. При этом произво-
дительные силы общества следует понимать как «отношения общества
к природным силам, в борьбе с которыми оно добывает необходимые мате-
риальные блага. . .»4. Следовательно, к производительным силам отно-
сятся отнюдь не только орудия труда, но и самый труд, как процесс
воздействия общественного человека на природу5.
1 И. Ста л и и. Экономические проблемы социализма п СССР, стр. 7.
2 Там же, стр. 51.
9 Там же, стр. 62—63.
4 Там же, стр. 63.
8 Приведем в этой связи известные высказывания Маркса: «Труд есть прежде
всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором
человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует
Первый этан возникновения <JjeoUa.imto-3aeu<u.\to>‘o креетмнства как класса 23
Как же изменился этот процесс труда на территории прежней Запад-
ной Римской империи после крушения здесь рабовладельческого строя
и образования новых «варварских» государств? Привнесенный «варва-
рами» общинный строй нельзя рассматривать только как иную форму
производственных отношений: в нем таились и новые возможности разви-
тия производительных сил. Огромное значение имел») прежде всего само
мелкое производство свободных общинников, которые вели самостоятельное
трудовое хозяйство на своих наделах, в то время как возможности исполь-
зования неноделеппых угодий облегчались фактом коллективного владе-
ния ими; да и самая обработка пахотной земли ставилась в определенные
условия (система открытых нолей, принудительный севооборот, связан-
ный с трехпольем), которые были благоприятны для ведения такого тру-
дового хозяйства. Это мелкое производство объединенных в общину сво-
бодных «трудящихся субъектов» составляло резкую противоположность
не только основанному на чисто рабском труде римскому плантационному
хозяйству, но и римскому хлебопашеству в латифундиях и сальтусах,
которые обрабатывались трудом колонов (сначала лично свободных,
а потом прикрепленных к земле и обремененных многочисленными тяже-
лыми повинностями в пользу государства и крупных землевладельцев),
а также н трудом посаженных на землю рабов.
Конечно, и в римской Галлии и в Италии сохранились остатки мелкой
земельной собственности, о чем свидетельствует хотя бы характер земель-
ных разделов между «варварами» и местным населением в V в.: каждый
бургундский н вестготский поселенец в Галлии, остготский — в Италии
занимал известную долю (одну треть, две трети или половину) земель-
ного владения каждого отдельного владельца (хотя и не все земли были
сразу поделены); самое количество таких поделенных владений, так же
как и число поселившихся на римских территориях «варваров» (иногда
значительное, как, например, при расселении вестготов в Аквитании),
указывает на то, что далеко не все земельные владения, подвергшиеся
разделам, были латифундиями. Против этого последнего допущения го-
ворит также п факт возникновения смешанных поселений, состоявших
из «варваров» (бургундов и вестготов) п галло-римлян1 (этот факт
указывает, кроме того, на частые повторные разделы земель между «вар-
варами» и местным населением)* 1 2.
Имеются и другие данные (у античных писателей, юристов н агрнмен-
соров) о живучести мелкой крестьянской собственности в Италии в пред-
шествующие «варварским» завоеваниям века, т. с. во времена рсснуб-
обмен веществ между собор и природой. Веществу природы он сам противостоит как
сила природы. Для того чтобы присвоить вещество природы в известной форме, при-
годной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу
естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого
движения па внешнюю природу и изменяя се, он в то же время изменяет свою соб-
ственную природу. Он развивает дремлющие в последней способности и подчиняет
игру этих' сил своей собственной власти». «Вообще, когда процесс груда достиг хотя бы
некоторого развигия, он нуждается уже в подвергшихся обработке < ред<тнах труда».
«Кроме тех вещей, посредством которых труд воздействует па предмет труда и кото-
рые поэтому так пли иначе* служат проводниками его деятельности, в более широком
смысле к средствам процесса труда относятся нее материальные условия-, необходи-
мые для того чтобы процесс мог вообще совершаться» (К. М а р к с. Капитал, т. I.
Гос Политиздат, 11)53, стр. 184—185, 18В, 187).
1 Ср. Lex Burgundionum, XXXVIII. £ 5, где идет речь о «coiisistentibus intra
lerminum villae ipsius, tain Burgiindionibus quam Romanis».
2 См. H. 11. Грациане к и й. О разделах земель у бургундов п вестготов. —
Си. «Средние века», вып. I. Изд-во АН СССР, 1942, стр. 10—13; А. II а 1 Ь а и - В 1 и-
me ns toe k. Die Entstehung des deulschen Immobiliareigentums. Innsbruck, 1894,
S. 139—140, 146—147.
‘24
. 1. П. Неусы хин
лики, принципата и империи1. К тому же в римской Галлин отчасти со
хранились, а отчасти вновь возникали различные формы мелких земель
пых держании (кроме колоната — римский ирекарнй, алиментарные
участки, держания но праву vecligal, а также близкого к эмфнтевзпсх
jus perpetuarium и мн. др.)1 2. Весьма возможно, что наличие этих оброчных
держаний, наряду с сохранностью остатков мелкой свободной крестьян-
ской собственности, облегчило процесс расселения «варварских» племен
в Галлин н Италии, — процесс, который отнюдь не сводился к одному
только разделу латифундий и пустующих земель. Эти же обстоятельства
до известной степени способствовали, может быть, и торжеству характер-
ного для «варварских» племен мелкого сельскохозяйственного производ-
ства. Однако главной причиной этого торжества была победа привнесен
кого «варварами» общинного строя над зашедшим в тупик рабовладель-
ческим способом производства. Поэтому нас здесь интересуют лишь основ
ные черты в характере производительных сил этого последнего.
Обращаясь к ним, необходимо прежде всего отметить следующее:
исключительное развитие рабовладельческой плантации привело к тому,
что римское хлебопашество надолго остановилось на том уровне, которого
оно достигло во времена Катона (во И в. до и. э.).Этот уровень был, конечно,
достаточно высоким, так как господствовала трехпольная система хозяй-
ства с интенсивным удобрением, посевом кормовых трав, стойловым содер-
жанием скота и значительным развитием животноводства. Однако рнм
скал система пахоты требовала большой затраты труда. В Италии нрактн
ковал ось многократное вспахивание одного и того же участка (до 3—4 раз,
а в некоторых местах, например в Этрурии, даже до <8 '.) раз) в периен
днкулярпом, а затем и в продольном направлении. I[асколько распростра-
нена была такая практика, видно из того, что существовали даже особые
термины для обозначения каждой вспашки: I) proseiudere пахать пер
вый раз, поднимать землю, собственно «бороздить»: 2) ilerare - «двоит
или перепахивать»; 3) tertiare — пахать в третий раз; 4) lirare — пахат
в четвертый раз с тем, чтобы можно было произвести посев семян па уж
трижды пропаханном участке.
Первая вспашка 3 (proscissio) предпринималась с целью уничтожение
травяного покрова, которым зарастала нива, и разрыхления земли.
Для этого поле вспахивалось плугом, сначала поставленным наискось,
а затем прямо, но так, что вторично пахарь проходил по уже проведен-
ной им борозде в обратном направлении4. В результате такой вспашки
перевернутый плугом дерн высыхал, а почва разрыхлялась па известную,
но не на слишком большую глубину: италийские землевладельцы опасались,
что при очень глубокой вспашке могут быть извлечены наверх нижние,
бесплодные слои почвы, а это может понизить урожайность нивы5. Вторая
1 Эти данные собраны в уже цитированной нами рабою Гальбап-Блюмепштока
(стр. 138—143). Ср. также статью А. Н. К а ж д а н а «О некоторых спорных вопро
сах истории становления феодальных отношений в Римской империи» («Вестник
древней истории», 1953, № 3, стр. 89).
2 А. II а 1 Ъ а и - 13 I и ш е и s t о г k. Die ICiitslebiniy. . . , S. I 18 PSI.
3 Излагаем ио статье: M. Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии.
«Сов. археология», VII, 1941, стр. 220—229. Данные о римской системе вспашки
и о римской сельскохозяйственной технике см. также в книге: М. Weber. Die
roinisehe A"ranresrhirhle in ihrrr Bedeiihini' fiir das Slaats- tin«l i’rixalrecht. Stuttgart,
1891, S. 220—250.
4 'Гам же, стр. 22б.
5 Ср. Columell a. Res ruslica, II, 4, 7: «У ненкой, самой плодородной, почвы
нижняя часть бесплодная, а ее извлекают наверх вывороченные из земли большие
глыбы, в результате чего бесплодное вещество, смешавшись с жирным, делает пиву
мепее урожайной» (перевод взят из пит. статьи М. Е. Сергеенко).
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса
вспашка (iteratio) и третья (tertiatio) разбивали глыбы уже поднятой поч-
вы и превращали их в порошок, так что при посеве уже не нужно было
боронить или требовалась лишь незначительная бороньба; при этом во
время второй вспашки пахарь вел плуг поперек нивы наискось в верти-
кальном направлении.
Колумелла следующим образом резюмирует цель первых трех вспа-
шек: «Пахать надо, проводя борозды столь густо и часто, чтобы с трудом
можно было разобрать, в какую сторону шел плуг. . .; после нескольких
перепашек земля на пару превращается в порошок, так что после посева
приходится разбивать очень мало глыб, а то и вовсе пе приходится. Рим-
ляне в старину говорили, что плохо вспахапо поле, на котором, посеяв
семена, надо еще разбивать глыбы» 1 2.
Посев семян производился только во время четвертой вспашки (li-
iatio, от слова «Игае» — гребни), при которой пахарь проводил плуг еще
раз но уже вспаханной ниве; четвертая вспашка «забирала землю вместе
с семенами в высокие и узкие гребни, между которыми оставались довольно
широкие борозды» 2; по этим бороздам стекала дождевая вода, что было
очень существенно, так как при большой влажности почвы в Северной и
Средней Италии в античные времена это предохраняло посевы от гниения,
хотя, с другой стороны, при такой системе значительная часть пахотного
ноля оставалась неиспользованной.
Описанная система пахоты требовала соответствующих ей орудий про-
изводства. В античной Италии распространены были различные виды
плуга. Для пахоты, изображенной у Колумеллы, необходим был плуг
с острым и широким лезвием металлического лемеха и с настолько высо-
кой подошвой, чтобы она могла служить отвалом (в крестьянских хозяй-
ствах древней Италии в более ранние времена был распространен плуг
без отвала). Этот плуг с железным лемехом и описывает Плиний: «Лс-
мехи четвертого рода шире и острее [чем у более примитивного плуга с ле-
мехом в форме «кола». — J. 11.], к концу они суживаются, как меч, и
этот меч разрезает почву, а острыми краями подрезают корни трав» 3.
Однако, несмотря на наличие такого лемеха, подобный плуг не так глу-
боко взрезывал землю, как тяжелый плуг на колесах, который стал при-
меняться в некоторых римских провинциях уже в I в. н. э. и который опи-
сан тем же Плинием: «Недавно в провинции Рэцип изобретен такой плуг,
к которому стали присоединять два колеса, и этот плуг называют «plau-
morati»4. Тем не менее тяжелый колесный плуг не стал господствующим
орудием пахоты даже во II в. н. э., когда произошло усиление роли хле-
бопашества сравнительно с плантационным хозяйством, ибо он не соответ-
ствовал римской системе вспашки, которая в свою очередь была тесно
связана с производственными отношениями рабовладельческого общества.
1 Перевод данного текста Колумеллы (С о 1 н in е 1 1 a. Res ruslica. 11,4, I —2)
взят нами из издания: M a p к 11 о p ц п й К а т о и. Земледелие (De amicullura).
Нерен, н комм. М. Е. Сергеенко. Пзд-во АН CCCI’, I!)5i», стр. 181 -182: ср. также
у П л и н ня (G a i н s Vilnius S е с н и <1 п s. .\al inalis 11 isloi та, Will, 179):
«Только то поле хороню возделано, где не поймешь, н какую сторону шел плуг» (пе-
ревод взят из пит. статьи М. Е. Сергеенко, стр. 225).
2 Al. Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии, стр. 227.
’Gaius Р 1 i и i u s Sec и n (1 и s. Naturalis Historia, XVUI, 172: «latior
liaec [cuspis] quarto geiieri [voinerum] et acutior in mucronein fastigata eodeinque gladio
scindens solum et acie iateruni radices lierbarum secans» (перевод см. в пит. статье
М. Е. Сергеенко, стр. 225).
’Gains Р 1 i и I и s Secundus. Naturalis Historia, XVIII, 172: «поп
pridem inventum in Raetia Galliae duas addere tali rotulas, quod genus vocant plau-
morati».
26
А. И. Неусыхин
Как ясно из изложенного, римская система пахоты требовала большой
затраты труда: для вспахивания одного югера, по подсчетам того же Ко-
лумеллы, требовалось четыре рабочих дня. Крупные рабовладельческие
хозяйства, построенные на хищническом использовании даровой рабочей
силы рабов, могли осуществить такую затрату труда. Она была возможна
и при переходе к колонату, так как и при нем сохранялось крупное про-
изводство (несмотря на наличие мелких крестьянских хозяйств колонов,
которые, однако, после их закрепощения по своему экономическому по-
ложению были близки к посаженным на землю рабам).
Римская система вспашки стала совершенно невозможной при новом
типе производственных отношений общины-марки, построенной на мел-
ком самостоятельном производстве и трудовом хозяйстве ее членов, тем
более что она не соответствовала особенностям почвы во многих частях
бывших римских провинций, а также изменившемуся за несколько сто-
летий характеру почвы в самой Италии. В частности, система открытых по-
лей и общинная чересполосица сделали немыслимой четвертую римскую
вспашку (lira!io) с посевом семян в гребни, ибо не допускали, чтобы зна-
чительная часть пахотного поля пропадала зря; к тому же она становилась
совершенно ненужной при иных свойствах почвы и при новом плуге,
так как посев семян производился теперь не в гребни, а непосредственно
в борозды.
Тяжелый плуг наряду с более легким в VI в. был уже широко распро-
странен у «варварских» народов Западной Европы, как это видно и из
сельскохозяйственных трактатов (например, из «Этимологий» Исидора
Севильского) и из «варварских» правд. В тяжелый плуг впрягали две
(а иногда три-четыре) пары волов; пользование им делало излишним
многократное перепахивание одного и того же участка в разных направле-
ниях.
Однако самое главное заключалось в том, что плуг с железным леме-
хом, применявшийся еще в римские времена, мог быть с большим успехом,
чем раньше, использован в новой системе общинных производственных
отношений. Этот плуг сделался основным орудием хлебопашества на
вновь расчищаемых землях, обработка которых производилась силами
«больших семей» (иногда с привлечением дальних родственников и со-
седей) \ Но он применялся и для распашки уже ранее культивированных
участков; им обрабатывались наделы общинников в марке1 2.
При господстве характерной для марки чересполосицы и системы от-
крытых полей с ее принудительным севооборотом нс только каждый от-
дельный общинник, но и вся община-марка в целом были в равной мере
заинтересованы в надлежащей распашке всех пахотных полос, размещен-
1 Оо .этом содержатся кос веяные и прямые данные в картуляриях; хотя эти источ-
ники относятся к более позднему времени, по их данные о распашке повппы .можно
использовать ретроспективно и для представления о более раннем периоде, так как
они хорошо согласуются с косвенными указаниями некоторых «варварских» правд
(Салической, Алеманнской, Ва варе кой). В одной из Верденских грамот идет речь
о совместной распашке нови совокупностью родственников при дополнительной
помощи со стороны хозяйственно связанных с ними лиц: «comprehensionem illam,
qua in ipse. . . in communione pioximonim suorum proprio labore et adiutorio amico-
rum suorum legibiis comprehendit et stirpavit». (Цитируем по статье: H. W о pine r.
Be it rage zur Geschichte der iilteren Markgenossenscliaft. — «Miltciluiigen des Insliluts
iur osterreicliische Geschiclilsforschiing», Bd. 34, 1913, S. 1—2 и сл.). О корчевках и рас-
пашках немало данных содержат и сборники формул (в частности, Сен-Галленские
формулы).
2 Как видно из изложенного в тексте, мы отнюдь не пытаемся объяснить воз-
никновение феодальных отношений исключительно изменением системы вспашки
или конструкции плуга, а лишь указываем на связь новой системы вспашки с об-
щинными отношениями.
Первый атап'воаникновения*феодаАьно-аавис11мо?о крестьянства как класса 27
них в разных полях марки (в так называемых конах). Эта заинтересован-
ность сказывалась хотя бы в том, что уже согласно «Салической правде»
(которая отражает лишь переход от земледельческой общины к марке)
человек, мешавший проезду пахаря с его плугом на принадлежащую
этому пахарю полосу 1 и изгонявший пахаря, если он задевал полосу этого
общинника, карался штрафом в 15 солидов. Характерно, что самая ве-
личина пахотных полос в марке измерялась в зависимости от необходи-
мой для их обработки затраты труда (отсюда такие земельные меры, как,
например, пох пли юрпал — количество земли, которую можно вспахать
при помощи пары волов в течение одного дня). Форма этих полос опреде-
лялась формой конов, представлявших собой неправильные четырехуголь-
ники (типа параллелограмма или трапеции), вытянутые в длину, так что
для установления размеров полос требовалось каждый раз знать их ши-
рину и длину; это свидетельствует о том, что полосы нарезали в зависи-
мости от качества почвы и от особенностей каждого поля (кона). Такие
полосы, сменившие римские квадраты, характерны именно для системы
открытых полей.
Роль этой системы и заинтересованность всех членов марки в обра-
ботке каждой полосы пахотной земли проявляются и в запрете проезда
с бороной пли с телегой но уже начавшей выколашиваться пиве 1 2, хотя
такой проезд мог иногда происходить по необходимости и мог быть вызван
отсутствием тропинок, подводивших к отдельным полосам, и неясностью
межи или границы.
Из изложенного ясно, что производственные отношения общины-марки
соответствуют характеру ее производительных сил: сочетание аллодиаль-
ного владения наделом и мелкого трудового хозяйства с верховенством
общины над пахотной землей поддерживает такой тип экономических свя-
зей между отдельными домохозяйствами, который как раз соответствует
системе открытых полей, чересполосице и принудительному севообороту,
ибо они обеспечивают возможность мелкого производства отдельных се-
мей, объединенных в общину. Этим объясняется и прочность марки как
производственной организации и ее живучесть даже при развитом феода-
лизме. Как раз эти ее свойства составляют контраст не только к рабовла-
дельческому хозяйству, но и к колонату поздней Римской империи.
Однако они отнюдь не удержались полностью при феодализме: сохрани-
лась лишь та сторона производственной организации марки, которая не-
посредственно связана с характером ее производительных сил (мелкое
производство, общее пользование ней оделенными угодьями, чересполо-
сица и пр.); по отдельные трудовые хозяйства после окончательного тор-
жества феодализма превратились из самостоятельных и свободных в за-
висимые и эксплуатируемые крупными феодальными землевладельцами.
Свободная марка превращается в крепостную. Подо этого окончатсль-
1 Так мы толкуем следующий текст «Салической правды»: «Si quis aratro de campo
alienoaiile oslavurit aul iactaverit aut testaverit. . . solidos XV culpa bi lis» (Lex Salica,
XXVII, add. 9).
Этот текст можно толковать и иначе: Д. II. Егоров считает ею дополненном
к § 24 Toil же главы и объясняет его так: «Захватчик чужого поля препятствует за-
пашке законного владельца» (Д. Н. Е г о р о в. Lex Salica, примечания, № 288).
Однако такое дополнение представляется здесь излишним, так как в § 24 и 25
главы XXVII уже установлены штрафы за разные стадии освоения чужой полосы
(за ее распашку и засев), и остается непонятным, почему же штрафуется не захват-
чик, а законный владелец. Между тем, как мы знаем из «Баварской правды», неяс-
ность границ между отдельными полосами, отсутствие отчетливой межи и тропинок
приводили к нечаянным вторжениям пахаря с плугом на чужую полосу и к спорам
о границах (см. Lex Baiuvariorum, XII, § 1, 4, 8).
2 Lex Salica, XXXIV, §2, 3.
2Я . I. //, Неуеыхнн
кого торжества феодализма в раннефеодальный период происходит как
превращение отдельных зажиточных общинников в мелких i отчинииков х.
так и f недрение крупных и мелких вотчинников в общину-марку. Прежде*
чем свободная община-марка окончательно превращается в крепостную,
она переживает длительный период полусвободпого-полузавпснмого состоя-
ния. В этот период деревня, представляющая собой марку, по социальном)
составу своего населения носит смешанный характер: наряду со свобод-
ными общинниками в ней живут и общинники, находящиеся в разной
степени зависимости от различных вотчинников.
В этот период раннего феодализма, когда складывается феодально-
зависимое крестьянство (как класс непосредственных производителей,
эксплуатируемых феодальными собственниками) и когда наряду с этим
некоторое время еще сохраняются и свободные общинники, эти послед-
ние, конечно, уже являются свободными крестьянами (в отличие от
остальных, зависимых или крепостных крестьян). «Между римским коло-
ном и новым крепостным, — писал Энгельс, — стоял свободный франк-
ский крестьянин» 1 2; эта известная формула Энгельса относится, конечно
(как это явствует и из всего контекста), к раннефеодальному периоду, а не
к отношениям внутри такой общины-марки, которая еще не подверглась
закрепощению. В ходе этого закрепощения складывается единый класс
феодально-зависимого крестьянства, но часть крестьян некоторое время
продолжает сохранять свою свободу.
Возникновение феодально-зависимого крестьянства, постепенное за-
крепощение различных членов марки, с одной стороны, и возникновение
феодальной собственности — с другой, представляют собой две нераз-
рывно связанные составные части одного н того же процесса; этот процесс
шел быстрее там, где привнесенная «варварами» община подвергалась пе-
рерождению (на территориях с разлагающимся рабовладельческим строем);
он шел медленнее там, где этого синтеза не было (т. е. в областях к востоку
от Рейна, а также в Британии, Скандинавии и др.); но, принимая разные
формы и развиваясь разными темпами, он рано или поздно приводил
к феодализации общества во всех странах Западной Европы 3.
Крестьянство встретило начало этого процесса отнюдь не равнодушно
и не пассивно. Оно активно боролось против установления феодального
способа производства. Эта борьба была возможна именно потому, что
крестьянство раннефеодального периода состояло отчасти из свободных,
а отчасти из подвергавшихся закрепощению общинников. «Но эти несво-
бодные частью сами раньше еще были свободными, частью были детьми
1 Мы п.\пч‘М здесь в ваду г.чавшям образом тех мелких вотчинников, которые уже
были членами господствующего класса, хотя некоторые свободные члены марки и
в раннефеодальный период и до него могли вступать в разные виды зависимости и
от разбогатевших общинников, которых в известном смысле тоже можно считать
«мелкими вотчинниками».
2 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, часики! собственности и государства,
стр. 161.
3 Известную роль в этом процессе сыграли элементы рабовладения, в особен
пости у тех племен, которые, поселившие!» на территории Западной Римской империи,
получили в свое распоряжение довольно значительное количество римских рабов,
не говоря уже о пережитках патриархального рабства у самих «варваров» (особенно
развито было рабовладение у вестготов и бургундов). Рабы, посаженные па землю,
превратились в низший слой зависимого крестьянства — сервов (их роль заметна
в истории непосредственных производителей п во Франкском и Лангобардском коро-
левствах). Однако основная масса феодально-зависимого крестьянства сложилась
не из них, а из свободных общинников. Обладание рабами важно было главным обра-
зом тем, что углубляло социальное неравенство между различными слоями внутри
племени.
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 2!>
свободных, — говорит Энгельс. — ... С такими людьми, которые к тому же
начинали составлять главную массу населения, не так легко было иметь
дело, как с полученными по наследству или с иноземными крепостными»1.
В разных областях обширного Франкского государства в VIII—IX вв.
вспыхивают многочисленные крестьянские восстания. В западной части
Каролингского государства, где феодализация зашла гораздо дальше,
чем в восточной его части, эти восстания поднимали преимущественно
закрепощенные крестьяне, и государственная власть предписывала своим
должностным лицам жестоко подавлять эти восстания (как это ясно из
капитуляриев Карла Великого). В восточных областях они носили не-
сколько иной характер и были восстаниями свободного крестьянства
«против попытки навязать ему феодализм»1 2. Самое крупное из них —
так называемое восстание Стеллпига в Саксонии (841—843 гг.) — особенно
показательно в этом отношении, так как его подняла основная масса сво-
бодных саксонских общинников (фрилингов), которые хотели вернуть
старые дофеодальные порядки (жить «по старому закону», т. е. согласно
обычному праву, действовавшему при общинном строе); к ним присоеди-
нились полусвободные — литы. Но и те и другие восстания были направ-
лены в одинаковой мере против господства складывавшегося феодаль-
ного строя; их прогрессивное значение заключалось в том. что они объек-
тивно содействовали фиксации феодальных повинностей 3.
Основой складывавшегося феодального строя была феодальная соб-
ственность на землю. Другой стороной возникновения феодальной соб-
ственности является процесс превращения аллодов в зависимые держания
и свободных общинников — в зависимых крестьян, держателей тяглых
наделов во владениях феодальных собственников. Поэтому при изучении
начального этапа этого процесса необходимо подвергнуть тщательному
анализу различные формы общинной и семейно-пндивпдуалыюй собствен-
ности, предшествовавшие возникновению аллода как товара и его превра-
щению в зависимое держание.
Наряду с этим, исследуя истоки имущественного и социального рас-
слоения внутри общины (земледельческой общины и марки), следует вы-
яснить сущность былого равноправия общинников (или, иными словами,
реального содержания их свободы), а также причины крушения этого
равноправия и роста неравенства в общине. Выяснение этого должно соче-
таться с анализом разных этапов в развитии аллода, который вначале был
основой социального равноправия общинников, а впоследствии перестал
быть таковой. Этим ранним этанам в развитии собственности внутри об-
щинного строя соответствует ряд изменений в положении членов общины
ио отношению друг к другу и ко всему коллективу в целом. «Внутри ро-
дового строя не существует еще никакого различия между правами и обя-
занностями» 4, — говорит Энгельс. С течением времени, при переходе от
кровно-родственной общины к земледельческой, это различие появляется,
ио не приводит еще к тому, что у одного социального слоя имеются
1 К. М а р к с и Ф. Э п I е л ь с. Соч.. т. XVI, ч I, стр. 411.
2 0». Э иге л ь с. Крестьянская война в Германии. Госнолптнздат, 1952, стр. 54.
3 (1р. высказывание Энгельса: «То обстоятельство, что с конца VIII и начала
IX века повинности несвободных, и в том числе даже поселенцев-рабов, все больше
устанавливаются в определенных, не подлежащих повышению размерах и что Карл
Великий предписывает это в своих капитуляриях, было, очевидно, результатом угро-
жающего поведения этих несвободных масс» (К. Маркс пФ. Э н г е л ь с. Соч.,
т. XVI, ч. 1, стр. 412).
4 ф. Э н г е л ь с. Происхождение семьи, частной собственности и государства,
стр. 163—164.
30
А. И. Неусыхин
лишь «права», а у другого лишь «обязанности»1: даже кровная месть
(или ее выкуп) являлась одновременно и «правом» и «обязанностью» 1 2;
«права» и «обязанности» еще неразрывно связаны между собой; они раз-
рываются тогда, когда начинают возникать классы.
Для изучения всех намеченных выше процессов, обусловивших воз-
никновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального об-
щества, в нашем распоряжении имеется такой ряд источников, как «вар-
варские» правды. Несмотря на недостатки источников этого типа (ску-
дость данных по некоторым вопросам, вызванная юридическим характе-
ром памятников, лапидарность формулировок и пр.), их огромная ценность
в том, что у нас нет других исторических свидетельств об общественном
строе «варварских» племен, свидетельств, которые подобно «варварским»
правдам были бы созданы самими этими племенами и фиксировали бы
реально существовавшие у этих племен обычаи.
«Варварские» правды отражают так называемое обычное право. В са-
мом этом термине заключается некоторое противоречие: право предпо-
лагает наличие политической надстройки, обычай господствует там, где
еще пет права: но это — противоречие самой жизни. На ранних ступенях
развития общины (при родовом строе) могло существовать совершенно
неосознанное совпадение того, что впоследствии обозначалось как «права»
и «обязанности» (это и отмечает Энгельс). Но и при осознании различий
между ними «права» и «обязанности» могли устанавливаться общинным
коллективом или органами развивающейся из родового строя поенной де-
мократии 3 еще до возникновения государства. И в том и в другом слу-
чае еще господствовал обычай, а не право как политическая надстройка,
создаваемая государством; этот обычай был настолько близок к породив-
шему его базису, что при родовом строе почти сливался с ним 4, а на ста-
дии военной демократии только лишь начинал от него отделяться.
Но «варварские» правды созданы были тогда, когда уже появилось
государство как «сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над
ним, все более и более отчуждающая себя от него. . .» 5 * * 8. Запись всех
«варварских» прав производилась по распоряжению королеве коп или
герцогской власти. Здесь «обычай» фиксировался и узаконивался орга-
нами возникавшей государственной власти е; эта власть, с одной стороны,
видоизменяла обычай и вносила ряд новых установлений, отражавших
интересы складывавшегося господствующего класса, но, с другой стороны,
она не в силах была сразу уничтожить этот обычай, так как он все еще
продолжал отвечать интересам широкого слоя свободных соплеменников-
общинников.
1 Говоря о пережитках родовой эпохи в Ирландии конца XIX в., Энгельс отме-
чает: «собственность, у которой одни только права и никаких обязанностей,
просто не умещается в голове ирландца» (Ф. Энг е л ь с. Происхождение семьи,
частной собственности и государства, стр. 138).
2 Ср. ход мыслей Энгельса: «для индейца не существует вопроса, является лн
участие в общественных делах, кровная месть пли ее выкуй правом пли обязан-
ностью. . .» (Ф. Э пгельс. Происхождение семьи, частной собственности н госу-
дарства, стр. 164).
3 См. Ф. Э н г е л ь с. Происхождение семьи, частной собственности и госу-
дарства, стр. 169.
4 Ср. высказывание Энгельса: «У пего [у родового строя] не было никаких других
способов принуждения, кроме общественно!о мнения» (Ф. Энгельс. Происхо-
ждение семьи, частной собственности и государства, стр. 175).
в Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства,
стр. 176.
8 Даже вызов в народный областной суд (mallus) обозначается в «Салической
правде» как вызов по королевским законам (см. Lex Salica, I, § 1: «Si quis ad mallum.
legibus dominicis man nit us fuerit»).
Первый этап возникновения феодалъно-зависн.моео крестьянства как класса
81
Возникал известный компромисс, порожденный тем, что государствен-
ная власть вынуждена была на первых норах частично признавать старый
обычай; такой «обычай», узаконенный государством, и принято называть
«обычным правом». Как ясно из изложенного, «обычное право» в силу
самого его характера и происхождения все еще очень близко к породившему
его базису, а потому дает материал для суждения об этом последнем.
Однако «варварские» правды содержат не одни только нормы «обыч-
ного нрава»; во многих из них отражен и процесс классообразования,
а также и рост государственной власти. Поэтому каждая «варварская»
нравда рисует развитие общественного строя данного племени от бесклас-
сового общества к классовому; этим и объясняется противоречивость
многих постановлений, содержащихся в одной и той же правде. Каждая
из правд отражает как бы две основные стадии развития—доклассовую
и классовую; а так как ее правовые нормы отмечают и вехи того пути, ко-
торый проделало данное племя на промежуточных этапах своего разви-
тия, то каждая «варварская» правда позволяет вскрыть динамику этого
развития.
К тому же — п это тесно связано с предыдущим — «варварские»
правды в их наиболее архаических постановлениях отражают обществен-
ный строй соответствующих племен не в период составления этих правд,
а в гораздо более раннюю эпоху. Так, например, наиболее архаические по
содержанию главы «Салической правды» рисуют явления, характерные
для времен Тацита (пережитки родового строя, некоторые старинные
черты в структуре общины и пр.), в то время как другие ее тексты дают
представление о возникновении землевладения дружинников и о росте
королевской власти; многие главы «Алеманнской правды» и «Баварской
правды» содержат яркую картину строя свободной общины-марки (при
наличии некоторых пережитков родового быта), между тем как другие
тексты тех же правд отчетливо характеризуют начало закрепощения сво-
бодных общинников, рост крупного церковного землевладения и герцог-
ской власти. Это «отставание» архаических норм «варварских» правд от
той стадии развития, которая была достигнута данным племенем к моменту
их записи, и составляет весьма ценную особенность этих источников для
изучения предшествующих стадий. Ибо эта особенность позволяет иссле-
дователю-историку, применяя методы археолога (или геолога), вскры-
вать различные пласты и напластования — более ранние и более поздние.
Конечно, при этом требуется большая осторожность и тщательность в ра-
боте. В частности, для успешного пользования этим ретроспективным ме-
тодом необходимо соблюдать два основных условия: отчетливо различать
разные этаны развития и изучать каждую «варварскую» правду изолиро-
ванно, сравнивая их между собой лишь после изучения каждой в отдель-
ности и отмечая при сравнении не только сходство отраженных в них
явлений, по и различия между ними.
«Варварские» правды отражают реальные отношения общественной
жизни в форме правовых норм; в качестве юридических памятников они
неизбежно переводит их на язык права. Право есть вид надстройки; но
но этой надстройке можно и должно судить о породившем ее базисе, тем
более что известный этап в развитии самой этой надстройки (обычное право),
как отмечено выше, весьма близок к этому базису; к тому же «варварские»
правды позволяют проследить как происхождение самой этой! надстройки,
так и ее активное отношение к базису 1 (старому, коренящемуся в общин-
1 Ср. ио этому поводу: И. Сталин. Марксизм п вопросы языкознания. Гос-
политиздат, 1953, стр. 5—7.
32 Л. 11. Неусыхин
ном строе, и новому — раннефеодальному). «Варварские» правды зна-
комят нас с ходом общественного развития древнегерманских племен
Западной Европы от времен Тацита до образования «варварских» госу-
дарств, т. е. как раз за тот период, который лишь слабо освещен скуд-
ными и но всегда достоверными свидетельствами римских и греческих
писателей II—V вв. Перед этими свидетельствами «варварские» правды
имеют, как указывалось, то огромное преимущество, что они созданы са-
мими этими племенами и что поэтому их данные не являются результатом
впечатлений посторонних наблюдателей. Лучшего источника для изуче-
ния общественного строя древнегерманских племен в период, предшество-
вавший раннефеодальному, в нашем распоряжении нет, но вместе с тем
они дают неоспоримые и первостепенные ио своей важности сведения
о возникновении раннефеодальных отношении, развитием которых и была
в значительной мере вызвана к жизни запись этих правд.
«Варварские» правды по характеру отраженного в них общественного
строя можно разбить на несколько групп. Одни изображают общину на
сравнительно ранней ее стадии — па переходном этапе ее развития от
земледельческой общппы к марке, лишь с зачатками социального расслое-
ния племени и крупного землевладения при наличии возникающей госу-
дарственной власти. Такова «Салическая правда», правильное понимание
данных которой предполагает не только изолированное изучение внутрен-
него развития общппы у племени салических франков, но и исследование
всей той сложной исторической обстановки, в условиях которой возникло
Франкское государство, включавшее к моменту фиксации правды далеко
нс одних только салических франков. Однако она в большей мере, чем
все остальные правды, отражает социальные отношения, присущие более
ранним ступеням развития общества. Другие правды рисуют строй общины-
марки с более развитыми формами аллода и с более далеко зашедшим
имущественным п социальным расслоением племени при сохранении «до-
феодальной» структуры общественных отношений («Саксонская правда»,
«Фризская правда», «Правда тюрпнгов», «Правда фрапков-хамавов», от-
части лангобардский эдикт Ротарп, отличающийся, впрочем, обилием
данных о росте государственной власти). Наконец, третьи — наряду
< картиной расслоения внутри марки отражают довольно полно
рост крупного землевладения (в особенности церковного) и усиление
герцогской власти и тем самым позволяют проследить процесс превраще-
ния свободных общин ни ков-аллодистов в зависимых держателей (таковы
«Баварская правда» и «Алеманнская правда»). В особую группу можно
выделить такие «варварские» правды, которые дают представление о на-
чальном этапе процесса феодализации у племен, прошедших через синтез
их общественного строя со строем разлагающейся рабовладельческой
формации (вестготские и бургундские законы, «Рп нуаре кая правда»:
сюда же можно отнести законы лангобардских королей VIII в.).
Самый процесс феодализации отражен в весьма разнообразных и много-
численных источниках: начало его рисуют некоторые «варварские» правды,
а его ход в период раннего феодализма отражают формулы, капитулярии
п особенно сборники дарственных грамот (картулярии), а также позе-
мельные описи (политики). Эти источники (в особенности картулярии),
в отлично от «варварских» правд, отражают современные им отношения:
грамоты оформляют те поземельные и имущественные сделки, которые
заключены в год фиксации этих грамот (большая часть грамот датирована
их составителями). Формулы — образцы составления грамот — дают типи-
ческие случаи различных сделок, распространенных в тех или иных райо-
нах в период создания формул.
Первый этап возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса 33
Дошедшие до нас сборники формул раннефеодального периода отно-
сятся как к западной, так и к восточной части Франкского государства и
подразделяются обычно на галло-романскую, салическую и алемаинскую
группы. В отличие от них основные картулярии того же периода отно-
сятся главным образом к восточной части Франкского государства VIII—
IX вв. Картулярии в свою очередь можно подразделить на различные
группы; каждая из них отражает локальные особенности развития обще-
ства и в то же время дает представление о разных стадиях процесса фео-
дализации. Так, алемапнекпе сборники дарственных грамот (Сеп-Галлен-
ский и Вейссопбургский картулярии) позволяют наиболее отчетливо
установить сохранность в период раннего феодализма общины-марки в ка-
честве производственной организации и в то же время проследить процесс
поглощения остатков свободного крестьянства. Обильный материал о ходе
этого процесса содержат также баварские картулярии (Фрейзингенский,
Пассауский и Зальцбургский), которые наряду с этим показывают рост
крупного и мелкого светского землевладения. О росте мелкой вотчины
особенно много данных в дарственных грамотах из Франконии, Вюр-
темберга и Прирейнской области (Фульдский и Лоршский картулярии).
Эти источники являются памятниками феодального периода — как по
времени их составления, так и но характеру отраженного в них обще-
ственного строя они изображают уже весьма далеко зашедший процесс
закрепощения свободных общинников.
Вся совокупность охарактеризованных источников дает исследователю
возможность конкретно проследить различные стадии сложного про-
цесса превращения свободных общинников в зависимых крестьян.
В нашей статье мы стремились лишь наметить в общей форме основные
вехи того пути, по которому шло развитие общины и свободного крестьян-
ства в период, предшествующий господству завершенных форм феодаль-
ного способа производства.
3 Средние века. вып. б
М. Н. СОКОЛОВА
СВОБОДНАЯ ОБЩИНА И ПРОЦЕСС ЗАКРЕПОЩЕНИЯ КРЕСТЬЯН
В КЕНТЕ И УЭССЕКСЕ В VII—X ВЕКАХ
Во второй половине V в. в большинстве западноевропейских стран
начался процесс формирования феодального способа производства. Этот
процесс длился в отдельных странах более или менее длительное время и
отличался специфическими особенностями в зависимости от конкретных
исторических условий. В Англии в VII—X вв. феодальные отношения
складывались в условиях слабой романизации, с одной стороны, в сравни-
тельно сильного влияния кельтского родового строя — с другой. Это
определило замедленность процесса феодализации в Англии: на протяже-
нии всего англо-саксонского периода количество свободных крестьян-
общинников было весьма значительно, закрепощение встречало с их сто-
роны упорное сопротивление. Сепаратистские устремления отдельных фео-
далов преодолевались королевской властью, которая в своей политике
опиралась на широкий слой мелкого рыцарства, используя систему зе-
мельных пожалований за службу и в наследственную собственность
по королевской грамоте (так называемые земли бокленда) \ Для поли-
тического строя Англии этого времени характерно существование отдель-
ных мелких королевств, боровшихся между собой за гегемонию над всей
страной. К началу IX в. Англия объединилась под властью Уэссекса.
В конце IX—в начале X в. власть уэссекских королей значительно
окрепла в борьбе с датчанами.
Такова была, в самых общих чертах, политическая обстановка в Анг-
лии VII—X вв.
Настоящая статья имеет целью выяснить, какими путями утверждался
феодальный способ производства на юго-востоке Англии в VII—X вв.,
в каких конкретных формах был организован труд англо-саксонских зем-
ледельцев, какое место принадлежало им в системе производственных от-
ношений внутри общественного производства: были ли эти отношения
«отношениями сотрудничества и взаимной помощи свободных от эксплуа-
тации людей», или «отношениями господства и подчинения», или, наконец,
«переходными отношениями от одной формы производственных отноше-
ний к другой форме» 2.
Выбор для исследования юго-восточных районов Англии объясняется
тем, что здесь с наибольшей отчетливостью и полнотой можно проследить
процесс складывания феодальных отношений в англо-саксонский период
истории Англии. К тому же именно на примере этих областей английский
1 Б о кленд — земля, пожалованная по королевской грамоте в полную наслед-
ственную собственность.
я «История ВКП(б). Краткий курс», стр. 115.
Свободная община и закрепощение крестьян в Центе и Уэссексе
35
историк Сибом 1 и современные сторонники его реакционной историче-
ской теории (Стефенсон, Корбетт)1 2 пытались обосновать отсутствие в ран-
нее редневековоп Англии свободной общины, коллективных форм собствен-
ности на землю и доказать существование изначальной зависимости ан-
глийского крестьянства, вечность и незыблемость частной собственности.
Классовая, политическая направленность этой теории, основанной на
искаженных толкованиях источников, не вызывает сомнений. Романисти-
ческая по форме, теория Сибома явилась идеологическим оружием бур-
жуазии в борьбе за сохранение своей власти. Во всех своих работах Си-
бом пытался доказать, что частная собственность, появившаяся якобы
вместе с возникновением человеческого общества, определила самое его
существование и, по мнению этого автора, явилась решающим фактором
исторического прогресса. Отстаивая интересы буржуазии, Сибом явился
ее последовательным идеологом в борьбе против учения Маркса и Энгельса
о неизбежности непримиримой классовой борьбы в обществе, разделенном
на антагонистические классы, о неизбежности победоносной пролетарской
революции. На материале хронологически далекой исторической эпохи
Сибом протаскивал реакционную теорию, согласно которой историческое
развитие рассматривалось как постепенный прогресс от рабства через
крепостничество к современной буржуазной «свободе», а классовая борьба
пролетариата объявлялась бессмысленной и обреченной на провал.
Источниками для настоящей статьи послужили ранние англо-саксон-
ские правды и грамоты, в которых содержатся данные относительно эко-
номического и социального положения англо-саксонского крестьянства,
начиная с первого десятилетия VII в. 3
В то время главная масса англо-саксонского населения была сосредо-
точена в деревнях, нередко расположенных на землях, наиболее удобных
для обработки и посева: в некоторых случаях грамоты специально подчер-
кивают, что земли, входящие в состав дарения, плодородны и при обра-
ботке могут дать хороший урожай 4.
Размеры кентских и уэссекских деревень можно определить лишь
приблизительно; источники не дают точных указаний по этому вопросу.
В Уэссексе, где деревни были расположены реже, чем в Кенте, размеры
отдельных деревень достигали ста и более дворов; это видно из того, что
в грамотах говорится о дарении части деревни в 130—140 дворов ®.
В Кенте деревни, возможно, были меньших размеров; ни в одной из изу-
ченных нами грамот не упоминается о дарении в Кенте, превышающем
40—50 дворов.
1 F. Seebohm. The english village community. London, 1883; Tribal custom
in anglo-saxon law. London, 1902; Tribal system in Walks. London, 1904.
2C. Stephenson. Mediaeval feudalism, Ithaca—New York, 1942; Mediaeval
History. Europe from the second to the sixteenth century. New York—London, 1943;
Feudalism and its antecedents inEngland.— «American Historical Review» (далее: «AHR»),
1943, vol. 48, .V’ 2, p. 245—265; The problem of the common man in early Mediaeval
Europe. — «AHR», 1946, vol. 51, № 3, p. 419—438; W. Corbett. England (to
c. 800) and english institutions. Cambrige Mediaeval History, 1926, vol. II, chapt. XVII,
p. 543—574.
3 Основными источниками послужили: коптские правды Этельберта (601—604),
Глотаря и Эдрика (680—685), Уптреда (последнее десятилетие VII в.), уэссекские
правды Инэ (688—694) и Альфреда (около 899 г.) и дарственные грамоты. Ссылки
на правды даются по изданиям: «Die Gesetze der Angelsaxen». Hrsg. von F. Lieber-
mann. Halle, 1903—1912. Ссылки на грамоты даются по изданию: W. Birch. Саг-
tularium Saxonicum: A collection of charters relating to Anglo-Saxon history. London,
1885—1893.
* Грамота № 67.
3 Грамоты № 27, 63, 70.
3*
36
М. Н. Соколова
Основным занятием населения деревень в Кенте и Уэссексе было зем-
леделие. Сеяли рожь и пшеницу, ячмень, озимый и яровой овес х. Развито
было также скотоводство, причем главное место занимало разведение сви-
ней, которые находили богатый корм в буковых и дубовых лесах Юго-
Восточной Англии. Правила выпаса свиней подробно регламентировались;
ценность свиней зависела от степени откорма. Кроме свиней, разводи-
лись лошади, овцы, крупный рогатый скот. Волы ценились главным об-
разом как тягловая сила на пахоте. Население занималось также рыбо-
ловством, охотой; в некоторых деревнях было развито бортничество и
садоводство. Разводили также птицу: гусей, уток, кур 1 2.
На данном уровне развития производительных сил каждая деревня
сама удовлетворяла свои нужды, сама производила все необходимые про-
дукты. Обмена между отдельными деревнями почти не было.
Для обозначения поселений свободных англо-саксонских общинников
в источниках существует несколько терминов: в грамотах, написанных
главным образом по-латыни, это villa, rus и vicus, иногда просто locus;
в правдах, написанных на диалектах древнеанглийского языка, — ham
и tun. Именно в этом смысле термин tun употреблен в ст. 5 «Правды Гло-
таря и Эдрика»; в этой статье устанавливаются правила очистительной
клятвы для человека, продавшего в рабство свободного: чтобы очиститься
от обвинения, ответчик должен привести на суд свидетеля из того tun’a,
в котором он сам проживает. Очевидно, что такими свидетелями могли
быть только люди, хорошо знавшие ответчика, т. е. его соседи, односель-
чане. Однако англо-саксонские термины ham и tun можно встретить и
в текстах отдельных грамот: часто эти термины входят как составная часть
в название деревни. В других случаях они употребляются для обозначе-
ния отдельного двора 3, но нигде в ранних источниках термины ham и
tun не обозначают крупного поместья, манора, как это утверждал Сибом 4 *.
Латинские термины rus и vicus встречаются в некоторых грамотах,
где обозначают именно отдельную свободную деревню б. Иногда деревен-
ская община называется villa. В грамоте 784 г. (№ 244) названа свободная
деревенская обшила (villa, rus), из состава которой король дарит несколько
дворов 6.
Однако термин villa служит не только для обозначения типичной де-
ревенской общины, состоящей из одной деревни, но употребляется также
для обозначения общины, в которую входят несколько деревень, объеди-
ненных общей альмендой. В грамоте 672 г. (№ 27) уэссекский король Си-
невалк передает Винчестерскому аббатству часть деревни в сто дворов.
В грамоте говорится, что эта деревня (rus) расположена в вилле Дунтун.
1 В ст. 70 (I) «Правды Инэ» при перечислении продуктов, входящих в состав
оброка с земельного держания в Ю^гайд, упоминаются уэльское пиво, которое при-
готовлялось из ячменя, ржи или овса, и хлебы. В ст. 59 (1) топ ясе правды назван яч-
мень. В грамоте № 429 в числе натуральных податей названо 100 хлебов. В письме
епископа Деневульфа королю Эдуарду (грамота № 618) упоминаются 90 акров засе-
янной земли.
1 Сведения заимствованы главным образом из «Правды Инэ», «Правды Альфреда»
и грамот (№ 175, 247, 429, 496, 583, 618 и др.).
3 См., например, грамоты № 32, 50, 64, 81, 218, 247, 277, 282, 431, 550, 564. 567,
588 и др. См. ст. 3, 17 и 77 (1) «Правды Этельберта», ст. 15 «Правды Глотаря».
4 F. Seebohm. The english village community, p. 126—128, 174—180,
254—256.
3 Грамоты № 27, 102, 190, 209, 230, 232, 477, 491.
6 В грамоте Xs 252 упоминается villa («деревня. . . co всеми принадлежащими
к ней но обычаю землями, лугами, полями, лесами, водами»); в грамоте № 449 названа
типичная деревенская община (villa una) с чересполосными участками пахоты, с лу-
гами, расположенными в различных частях общинных земель, с пастбищами.
Свободная община и закрепощение крестьян в Ненпге и Узсеексе
37
Очевидно, в этом случае отдельная деревня (rus) входила составной ча-
стью в общий комплекс земель — виллу Дунтун. Вероятно, эта вилла
объединяла несколько деревень (rus), связанных какими-то хозяйствен-
ными узами, возможно, общей альмендой. Это предположение подтвер-
ждается данными другой грамоты (683 г., № 64). В ней говорится о даре-
нии 55 держателей, которые живут «. . . в местностях, называемых Seo-
lesige, Medemenige, Wilitringes, Bridham, Egessauude, Besseheie, Brim-
faslum et Sidelcsham. . .», а также в других примыкающих к ним дерев-
нях, и о дарении наделов 32 держателей в другом месте. 15 приведенной
грамоте в едином комплексе выступают девять населенных пунктов и
другие деревни, каким-то образом с ними связанные. Этому комплексу
противопоставляется ряд других деревень, в которых даритель передает
наделы 32 держателей. К указанным выше девяти деревням, составляю-
щим единый комплекс с другими, не перечисленными в грамоте дерев-
нями, принадлежат общинные земли, скрывающиеся за обобщающей фор-
мулой грамоты: «cum omnibus ad se pertinenlibus» Все приведенные
данные — и противопоставление комплекса деревень ряду других дере-
вень и упоминание альменды, принадлежащей к этому комплексу, —
говорят за то, что перед нами деревни, объединенные общим пользованием
угодьями в лесу, па пастбище, болоте или рыбных ловлях. Источники
дают некоторые намеки на историю образования таких поселений. В гра-
моте 819 г. (№ 190), исходящей из Мерсии, говорится о «старой деревне»
(vicus anliquus). Границы всех угодий, принадлежащих к этой деревне,
настолько хорошо известны жителям, что даритель даже нс считает нуж-
ным еще раз напомнить о них. Такая «старая деревня» могла служить
основой, вокруг которой группировались другие деревни, выделившиеся
из нее позднее и пользовавшиеся общей альмендой 2.
В хозяйственном комплексе общинных земель главное место принадле-
жало пахотному полю. Вокруг пашни группировались все остальные об-
щинные земли. Об этом свидетельствует и ведущее место земледелия среди
других сельскохозяйственных работ и то обстоятельство, что в основу
всех дарений кладется именно земля, пригодная для обработки или уже
обработанная, а прочие земли либо просто перечисляются, либо упоми-
наются в общей формуле: «cum omnibus ad se pertinenlibus».
Отдельные полосы пахоты были расположены чересполосно в нолях
общины. В грамоте №449(845 г.), исходящей пз Кента, говорится о даре-
нии 19 югеров 3 пахоты, лежавших в трех различных полях одной деревни:
6 югеров — к югу от большой дороги, другие 6 — на юго-восток от нее,
и, наконец, последние 7 югеров — в стороне, в местности, граничащей
с Deoring londes. Шесть каррукат4, которые упоминаются в грамоте
№ 365, были разбросаны в нолях деревни. В грамоте № 190 говорится о да-
рении, в состав которого входило 6 каррукат в южной части деревни
Mundelingeham и одна карруката в лесу- О наличии чересполосицы сви-
детельствует также ст. 42 «Правды Инэ», в особенности та часть статьи,
1 Такой стереотипной формулой в грамотах сплошь и рядом заменяется подроб-
ное описание земель альменды. См., например, грамоты № 25, 35, 67, 74, 90, 176,
243 и др.
1 Некоторые дополнительные подтверждения этому предположению дают гра-
моты № 50 и 64 (конец VII в., Уэссекс), в которых говорится о дарениях, произведен-
ных в разных деревнях с одними п темп же названиями (Beor^anstede п Mundanham).
Возможно, что деревня Beorganstede и лежащая несколько севернее другая деревня
с тем же названием, или деревин Mundanham, расположенные по соседству, представ-
ляли собой старую и более новую деревни, занявшие общую альмепду.
3 Югер — римская земельная мера, равная приблизительно 25,2 ара (0,252 га).
* Карруката — обычный семейный надел, земля, которую можно было обрабо-
тать при помощи одного плуга.
38
М. И. Соколова
в которой говорится о взаимной ответственности хозяев: хозяева, которые
не огородили своих участков пашни или луга, не только сами несут убытки
в случае потравы, но должны возместить ущерб, причиненный по их вине
соседской пашне или лугу. Очевидно, каждый участок пашни соприка-
сался с одним или несколькими участками соседей, отдельные делянки
в полях общины были нарезаны чересполосно.
Ведение хозяйства на участках пахотного поля было подчинено обя-
зательным для всех распорядкам общины. В полях общины (а таких но-
лей обычно было три \ реже—два) в строго установленном порядке сея-
лись озимые и яровые культуры. Одно поле оставалось под паром. Весной,
после посева, участки пахоты огораживались. Изгороди снимались
в конце лета, когда заканчивались уборка хлебов и сенокос, после чего
поле отдавалось под общее пастбище. Каждый хозяин пахотного поля
нес ответственность перед всеми соседями, т. е. перед общиной, за то,
чтобы изгороди возводились своевременно и поддерживались в должном
порядке.
Именно о таком порядке хозяйствования говорится в ст. 42 «Правды
Инэ»: «Если керлы имеют общий луг и другие «долевые земли» и станут
огораживать их (Gif ceorlas gaerstun haebben gemaenne odde oper gedal-
land to tynnane) и если одни огородят свои наделы, а другие не огородят
и если скот зайдет [на участок пашни или луга] и уничтожит посевы или
траву, то те, кто не огородил [свои участки ], должны нести ответственность
и возместить [убытки] тем, кто огородил свою долю; [те, кто не огородил
своей доли] могут требовать возмещения убытков в размере, причитаю-
щемся им у хозяина скота».
Из приведенного текста видно, что данная статья прямо указывает на
наличие свободной деревенской общины в Англии VII в. и находится в пол-
ном противоречии с тенденциозным толкованием Сибома, согласно кото-
рому текст ст. 42 «Правды Инэ» и, в частности, термин gedalland указы-
вают якобы на наличие системы кооперации крепостных держателей
для совместной обработки земли большим восьмиволовым плугом 1 2.
Луга, которые в ст. 42 названы «общими», обносились временными
изгородями до сенокоса. Роль таких временных изгородей заключалась,
вероятно, не только в том, чтобы уберечь луг от потравы, но также в том,
чтобы каждый хозяин мог накосить траву со всего отведенного ему общи-
ной участка. Количество сена, которое можно было получить с участка,
точно учитывалось 3. Луга, принадлежавшие одной общине, были разбро-
саны среди других общинных земель. Например, в грамоте № 331 (начало
IX в.) среди других земель передавались 38 акров луга, расположенные
в трех местах. В грамоте № 449 (середина IX в.) описано дарение, в состав
которого входили три луга, расположенные в разных местах.
Комплекс земель, входивших в состав альменды, был довольно одно-
образен. Как правило, это лес, пастбища, иногда соляные залежи, реки,
озера или болота. Иногда эти земли прямо называются «общими» 4.
Пастбище, которое находилось в совместном пользовании всех членов
общины, играло весьма важную роль в хозяйстве керлов. Все время
с весны до осени, пока поля и луга были огорожены, скот пасся на общин-
ном выгоне. Грамоты называют пастбища, на которых могли пастись
1 Грамота № 449.
* См. F. Seebohm. The english village community, p. 110.
» Например, в грамоте № 343 назван луг, с которого можно собрать 15 возов
сена.
* Грамоты № 6, 12, 13, 25, 27, 36, 45, 159, 175. См. также грамоты № 303, 322,
419, 486.
Свободная община и закрепощение крестьян в Кенте и Уэссексе 39
300 овец или 150 голов крупного рогатого скота. Упоминаются также
пастбища для свиней, которых пасли не только на пустошах, но и в лесу 1.
Лес, нередко примыкавший непосредственно к деревне, находился в сов-
местном пользовании всех членов общины. За порубку леса штраф поступал
не владельцу того участка, на котором была произведена порубка, а всей
общине 2.
Чтобы определить характер англо-саксонской общины в VII—X вв.,
мы должны четко представить те стадии, которые община проходила
в своем развитии.
Маркс указывает на существование трех таких стадий: 1. Архаическая
община, которая основывалась на кровном родстве ее членов. Этот тип
общины существовал во время Юлия Цезаря. 2. Община, которую Маркс
назвал «земледельческой общиной», в том виде, как она была описана у Та-
цита. 3. Более поздняя стадия в развитии земледельческой общины, ко-
торую Энгельс назвал «маркой».
Определяя признаки, отличавшие «земледельческую общину» от об-
щины более древних типов, Маркс писал:
«1) Все другие общины покоятся на отношениях кровного родства
между их членами. . .
2) В земледельческой общине дом и его придаток — двор были частным
владением земледельца. Общий дом и коллективное, жилище были, наобо-
рот, экономической основой более древних общин, уже во времена, да-
леко предшествовавшие установлению пастушеской и земледельческой
жизни. . .
3) Пахотная земля, неотчуждаемая и общая собственность, периоди-
чески переделяется между членами земледельческой общины, так что
каждый собственными силами обрабатывает отведенные ему поля и уро-
жай присваивает единолично. В общинах более древних работа произво-
дится сообща, и общий продукт, за исключением доли, откладываемой
для воспроизводства, распределяется постепенно, соразмерно надобности
потребления» 3.
Характерным признаком общины третьего типа, точнее, «земледель-
ческой общины» на более поздней стадии развития, по Марксу, является
частная собственность земледельца на пахотную землю при коллективной
собственности на неподеленные угодья: «Новая община, в которой пахот-
ная земля является частной собственностью земледельцев, в то время
как леса, пастбища, пустоши и пр. остаются еще общей собственностью,
была введена германцами во всех покоренных странах»4. В работах
Энгельса мы находим подробную характеристику общины этого последнего
типа: община-марка продолжала осуществлять контроль над участками
пахоты и луга, переданными в собственность отдельным членам общины.
Этот контроль выражался в существовании системы принудительного
севооборота, в равном распределении паев, в том, что паровое поле посту-
пало под пастбище для общинного стада, в существовании системы откры-
тых полей и, наконец, в том, что вся неподеленная земля, т. е. вся земля,
которая не входила в усадебное хозяйство или в надельную пашню, по-
прежнему оставалась общей собственностью для совместного пользова-
ния всех членов общины 5.
1 Грамоты № 98, 173, 247, 303, 419; ст. 44, 49, 49 (1) и 49 (2) «Правды Инэ».
2 Грамота № 322. Ср. также ст. 42, 42 (1), 43 и 43 (1) «Правды Инэ».
3 К. Маркс пФ. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 694.
4 Там же, стр. 693.
8 См. К. Маркс пФ. Энгельс. Соч.. т. XVI, ч. 1. стр. 391, и Ф. Эн-
гельс. Марка. В кн.: Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии, Госполит-
яадат, 1952, стр. 116—120.
40
Л/. Н. Соколова
Обратимся к рассмотрению отдельного крестьянского надела, ибо
именно индивидуальный надел являлся основной образующей ячейкой
общины 1 л вместе с тем базой хозяйственного и социального положения
ее членов.
Характеризуя роль индивидуальной земельной собственности в об-
щине, Маркс писал: «Индивидуальная земельная собственность не вы-
ступает здесь как форма, противоположная земельной собственности
общины, ни как ею опосредствованная, а, наоборот: община существует
только во взаимных отношениях этих индивидуальных земельных соб-
ственников как таковых. Общинная собственность как таковая высту-
пает только, как общая принадлежность индивидуальных поселений
соплеменников и индивидуальных земельных заимок» 1 2 3.
Являясь главным образующим звеном общинной организации, инди-
видуальный надел несет черты всех основных особенностей общинного
строя: двойственность, свойственная общинной организации хозяй-
ства, наиболее полно проявляется именно в структуре и порядках хозяй-
ствования на наделе. Здесь мы видим, с одной стороны, семейную земель-
ную собственность на двор и на полосы пашни в пределах общины,
частное присвоение продуктов как результат индивидуального труда, соз-
дающего почву для накопления движимого имущества в руках отдель-
ных членов общины; с другой стороны, коллективную собственность
на неподеленные угодья, контроль общины над всем процессом произ-
водства и, наконец, индивидуальный труд, выступающий непосредственно
как функция члена общества. Иными словами, в организации надела
наиболее полно проявляются те тенденции, которые, создавая источник
большой жизненной силы общины, вместе с тем подтачивали и разрушали ее.
Каждый свободный общинник — основной непосредственный произ-
водитель как член коллектива, в данном случае соседской общппы, имел
свою часть в коллективной собственности и особую долю в личном вла
дении. Этот комплекс земель — надел—и составлял предпосылку его
труда и доставлял ему продукты, необходимые для прокормления семьи,
удовлетворения всех его хозяйственных потребностей и уплаты государ-
ственных податей. Надел вместе с тем являлся основой его свободного
состояния. Без наличия надела не могли осуществляться никакие права
и обязанности, характерные для полноправного свободного члена обще-
ства. Последнее казалось настолько очевидным, что свободный общин-
ник— керл—вообще не мыслился без надела. Керл, у которого не было
надела, в сущности уже не мог рассматриваться как керл — рядовой
свободный. Это положение хорошо иллюстрирует ст. 51 «Правды Инэ»,
в которой устанавливаются штрафы за неявку в ополчение. Статья пре-
дусматривает различные штрафы для дружинника-землевладельца и
безземельного (или малоземельного) дружинника. Относительно наличия
земельного надела у керла в статье нет никаких оговорок. «Керл должен
платить 30 шил. штрафа за неявку в ополчение», — говорится в статье.
Очевидно, что керл без надела — явление невозможное, поэтому, есте-
ственно, статья и не предусматривает подобного случая.
В ранних англо-саксонских правдах и грамотах крестьянский надел
выступает как реальный земельный комплекс, непосредственно связан-
ный с земледельческим населением. На наличие этой связи указывают
прежде всего термины, обозначающие надел. Наиболее распространен-
1 Мы имеем в виду общину, приближающуюся по типу к марке в том виде, как
она была описана Энгельсом.
3 К. Марк с. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
Политиздат, 1940, стр. 15—16.
Свободная община и закрепощение крестьян в Центе и Уэссексе
41
ные латинские термины для обозначения надела следующие: manens,
casatus, tributarius, mansa, carrucata, terra unius aratri («земля одного
плуга»); на диалектах древнеанглийского языка надел называется hida
или hi wise в Уэссексе и sulung в Кенте Нетрудно убедиться, что во
всех случаях, когда в грамоте говорится о людях, сидящих на наделе
(свободных или тяглых), объектом дарения является надел, с которым
эти люди связаны. Нередко термины, обозначающие держателей падела.
и термины, обозначающие самый надел, взаимно друг друга заме-
няют
Таким образом, термины manens, tributarius, casatus, прямо указы
вающие на связь надела с хозяйством отдельной семьи, и термины man-
sus, carrucata, hida означают одно и то же, а именно: комплекс земель,
включающий дом с усадьбой, надел пахотного поля и связанные с ним
права пользования различными угодьями (лесом, лугом, выгоном для
скота и т. п.).
Усадьба кентских и уэссекских керлов выступает в источниках как
отдельное хозяйство, включающее дом, двор с надворными постройками,
огород, иногда фруктовые сады или пчельник 3. Она была изъята из-
под власти общины; хозяйство в усадьбе велось по усмотрению самого
хозяина. Усадьба была обнесена изгородью, и никто не имел нрава втор-
гаться в ее пределы. Именно такое описание усадьбы свободного англо-
саксонского крестьянина мы находим в ст. 40 «Правды Инэ». «Крестьян
ская усадьба, — говорится в статье, — должна оставаться зимой и летом
огороженной; если же се нс огородили и соседи впустят свой скот в про-
ход [оставленный в изгороди по вине хозяина усадьбы], то он [потерпев-
ший] нс получает никакой компенсации; пусть он выгонит скот и поне-
сет убытки».
Кроме самого хозяина и его семьи, в доме керла жили и работали рабы
и полусвободные, занимавшие различные хозяйственные должности,
1 В данной статье мы не занимаемся специальным исследованием вопроса о соот-
ношении кентского сулунга и уэссекской гайды. Отметим только, что в ряде грамот
VIIГ—середины X в. (А» 214, 496, 781), 791, 869, 880) сулунг рассматривается как ве
личина, равная нормальному крестьянскому наделу, обозначаемому темп же латин-
скими терминами, что и ганда. Сведения, которые сообщают правды относительно
положения кентских и уэссекских керлов, служат дополнительным подтверждением
того, что в VII—начале X в. в экономическом положении кентских и уэссекских рядо-
вых свободных большой разницы не было.
2 Например, в грамоте As 32 (середина VII в.) в собственность некоего Берфреда
передается «aliquain partem agri. . . id est V maneiites». Очевидно, речь идет о пере-
даче земельных наделив, принадлежавших этим пяти держателям. Эрл Вальгер полу-
чает от короля Осмунда «XII tributarios terrae. . . cum totis ad cum pertinentibus
rebus»* (грамота A'» 198, середина VIII в.). В грамоте А» 147 (729 г.) Гластонберийскому
аббатству передастся «terrae partem. . . id est sexaginta manencia». (<3p. также гра-
моту Ai 'i91).
В ряде грамот термины manens, tributarius, casatus употребляются как синонимы
к латинским терминам mansus и carrucata и англо-саксопскому термину hida; в гра-
моте А» 144 (первая половина VIII в.) описано дарение, в состав которого входят
«XX tribiilarios». Па обороте документа сделана приписка на англо-саксонском языке,
где вместо термина tributarius употреблен термин hida: «this in ses lundboc the Nunna
cyng gebocade ladberhte b’into hugbeorgum XX hida». Ср. также грамоту А» 550 (882 г),
где в латинском тексте сказано: «terram XV cassatorumi>\ в англо-саксонском: «this
synt da га fiftene hida land». В латинском тексте грамоты А» 879 (середина X в.) раз-
мер дарения обозначен следующим образом: «donavi unam mansam. . . aet Winter-
burnan»; в англо-саксонском: «this his ares hithisces boc at thinterburnan». Здесь «unam
mansan» сопоставляется c «ares hithisces».
3 Gt. 17, 27 и 29 «Правды Этельберта», ст. И, 14 и 15 «Правды Глотаря и Эдрика»,
ст. 40 и 57 «Правды Инэ», ст. 39 и 40 «Правды Альфреда». Грамоты As 25, 35 и 42
42
М. И. Соколова
главным образом, невидимому, связанные с теми или иными работами
по дому Ч
Земля, именно усадьба и пашня, передавались по наследству закон-
ным сыновьям1; женщина не наследовала землю. В этом можно убе-
диться на основании анализа ст. 38 «Правды Инэ», в которой определяется
порядок наследования земли. Тому, кто должен наследовать землю,
в статье присвоен довольно неясный термин beam, который, по мнению
некоторых исследователей, обозначает не одного ребенка, а детей (во
множественном числе)1 2 3. Однако латинский перевод указанной статьи, сде-
ланный позже, в 1114 г., противоречит такому толкованию: здесь термин
beam переведен как риег. Этот перевод совпадает со смыслом всей статьи.
В ст. 38 срок опекунства продолжается до совершеннолетия ребенка,
тогда как, если бы речь шла о девочке или о детях мужского и женского
пола, в статье, вероятно, было бы оговорено, что для лиц женского пола
срок опекунства продолжается не до совершеннолетия, а до замужества4.
Термины, которыми в источниках обозначен рядовой свободный кре-
стьянин, характеризуют его не только как лично свободного, в противопо-
ложность несвободным, но прежде всего как члена деревенской общины,
тесными хозяйственными узами связанного с землей. В грамотах насе-
ление свободных деревень обозначается: ruricoli, accoli и incoli 5 6. В кент-
ских и уэссекских правдах свободные общинники обозначаются ceorl.
В одних случаях этот термин подчеркивает принадлежность свободного
к соседской общине, его хозяйственное положение на наделе. В других—
на первый план выступают социальные признаки, отличающие керла от
других групп свободного населения в. Но везде экономическая и со-
циальная характеристика свободного полноправного общинника нераз-
дельна и лишь в зависимости от конкретных обстоятельств та или иная
сторона этой характеристики выступает на первый план.
В уэссекских правдах для обозначения рядового свободного общин-
ника, кроме термина ceorl, употребляется еще twihynde7. При сравне-
нии ст. 29—31 и ст. 10, 39, 39 (2) и 40 «Правды Альфреда» видно, что
термины ceorl и twihynde чередуются; нетрудно убедиться, что twihynde
и ceorl — синонимы.
Выше мы отмечали, что надел в общине являлся не только первым
и необходимым условием существования англо-саксонского крестьянина,
1 13 ст. 7 «Правды Этельберта» и в ст. 63 «Правды Пнэ» в числе лично зависимых
слуг наззан кузнец, в ст. 16 «Правды Этельберта» упоминаются домашние служанки
в доме керла, в ст. 63 «Правды Пнэ» названа кормилица.
2 В ранних англо-саксонских правдах различаются незаконные и законные
браки. (Законным браком считался брак по предварительному договору родичей,
скрепленный церковным обрядом). См. ст. 3 и 6 «Правды Уитреда», ст. 31, 77 и 82
«Правды Этельберта», ст. 31 «Правды Инэ». Незаконные дети были исключены из
права наследования (ст. 8 (2) «Правды Альфреда»).
3 G. М а и г е г. Uber angelsaclisische Heclilsverlialtnisse. Miinchen, 1853—
1836, S. 99.
4 Ср. ст. 6 «Правды Глотаря и Эдрика»: в начале статьи употреблен термин beam,
в конце — вместо слова beam — местоимение he. Срок опекунства, как и в ст. 38
«Правды Инэ», продолжался до совершеннолетня.
6 Грамоты № 32, 103, 190, 550, 564, 585.
• См., например, ст. 78 и80 «Правды Этельберта», особенно ст. 40 и 42 «Правды
Инэ». Ст. 13 и 15, 16 и 25 «Правды Этельберта», ст. 30, 51 и 54 «Правды Инэ».
7 Термин twihynde, обозначающий рядового свободного общинника с вергельдом
в 200 шил., обычно выступает в сочетании с другими терминами — siexhynde и twelf-
hynde, которыми в Уэссексе обозначались люди, обеспеченные вергельдом соответ-
ственно в 600 в 1200 шил. Анализ положения этих групп населения привел бы нас
к исследованию путей формирования господствующего класса феодального общества,
что выходит за рамки темы настоящей статьи.
Свободная община и закрепощение крестьян в Кенте и Уэссексе
43
но и базой. всего его общественного положения. Воргельд, как показа-
тель социального положения, находился в прямой связи с земельным
наделом. В ст. 24 (2) и 32 «Правды Инэ» вергсльд уэльсца определен
в зависимости от количества гайд, которыми он владеет; так, уэльсец,
владеющий пятью гайдами, имеет втрое больший вергельд, чем свобод-
ный англо-сакс, в то время как вергсльд безземельного уэльсца приравни-
вается к стоимости раба (ср. ст. 32 «Правды Инэ» со ст. 74). В уэссек-
ских правдах вергсльд обозначается всего одним термином, не представ-
ляющим никаких затруднении для толкования: это — wergild, или со-
кращенно wer. В Кенте, кроме этого термина, употребляются еще два:
medume leodgeld и ealne leod («Правда Этельберта», ст. 21, 22).
Именно на основании толкования этих двух терминов в буржуазной
исторической литературе делались попытки доказать зависимое поло-
жение всей основной массы непосредственных производителей в англо-
саксонский период. Некоторые западноевропейские буржуазные исто-
рики (в частности Маурер, Кембл и Сибом) 1 считали, что medume leod-
geld, упоминающийся в ст. 21 «Правды Этельберта» и равный 100 шил.,
составляет половину вергельда свободного в Кенте. Таким образом, по-
лучалось, что полный вергельд кентского свободного (ealne leod) состав-
лял 200 шил. Из ого сопоставления с вергельдом уэссекского керла де-
лался вывод, что керлы в Уэссексе имели пониженный вергсльд сравни-
тельно с Кентом.
Такое толкование терминов medume leodgeld и ealne leod противоре-
чит данным других статей той же «Правды Этельберта», в частности
ст. 3, где половина вергельда свободного человека названа healfne leod.
Слово healfne в переводе, вне всякого сомнения, означает — половина8.
Объяснение, предложенное Виноградовым, что medume leodgeld значит —
средний вергельд, т. е. вергельд среднего, обычного человека, представ-
ляется нам совершенно правильным 1 2 3. Подтверждением этому служат
следующие данные: в ст. 7 «Правды Этельберта» вергельд зависимого
человека, находящегося на королевской службе, поднимается до раз-
мера вергельда рядового свободного (medume leodgeld). В ст. 3 «Правды
Глотаря и Эдрика» обозначен вергельд свободного (frige man): вергельд
этот фиксирован в 100 шил. Весьма мало правдоподобно, чтобы в первых же
статьях правды давались не полные вергельды рядового свободного
и знатного эрла (ст. 1 дает вергельд эрла), а их половины.
Таким образом, сумма вергельда рядового свободного в Кенте опре-
делена в 100 кентских шиллингов, в Уэссексе —в 200 уэссекских (самый
термин twihynde, обозначающий рядового свободного в Уэссексе, указы-
вает на это). Из сопоставления штрафов за членовредительство в соот-
ветствующих статьях «Правды Этельберта» и «Правды Альфреда» можно
установить соотношение кентского и уэссекского шиллинга (2 : 5) 4 * *.
Из этого можно сделать заключение, что вергельд кентского и уэс-
секского свободного не представлял существенных различий. Приведен-
ные свидетельства источников противоречат построениям Сибома, согласно
1 G. Maurer. Uber das Wesen des iiltesten Adels dor deutschen Stamme. . .
Munchen, 1846, S. 126—127; J. Kemble. The saxons in England, vol. 1. London,
1849, p. 280; F. Sec boh ni. Tribal custom in an^lo-saxon law, p. 487—495.
2 Ср. современное английское half. Ср. также перевод издателя англо-саксонских
правд Либермана. Значение слова healfne подтверждается сравнением ст. 70 и 54
«Правды Этельберта» со ст. 71.
3 П. Г. Виноградов. Средневековое поместье в Англии. СПб., 1911,
стр. 120, прим. 4.
* Ср. соответственно ст. 46, 46 (1) п 54 «Правды Альфреда» со ст. 39 и 53 (1)
«Правды Этельберта».
44
А[. Н. Соколова
которым twelfhynde, т. е. люди с вергельдом в 1200 шил., якобы соот-
ветствуют кентским керлам (вергельд которых принимается за 200 шил.).
Вместе с тем вергельд twelfhynde соответствует вергельду свободных
франков на континенте. Таким образом, согласно этой «системе»,
не имеющей ничего общего с прямыми указаниями источников, полу-
чается, что кентский керл — не рядовой свободный, а лорд, на землях
которого трудятся зависимые держатели. Вне «системы» остаются только
уэссекские twihynde, но и им Сибом без труда находит место: по его мне-
нию, они не кто иные, как зависимые, соответствующие по своему поло-
жению кентским литам Ч
Правила уплаты и получения вергельда подробно регламентируются
в кентских и уэссекских правдах. Обычно вергельд получал род 1 2. Од-
нако в порядке уплаты и получения вергельда в Кенте и Уэссексе суще-
ствовал ряд различий. В Кенте вергсльд обычно платил сам убийца,
и только в тех случаях, когда он почему-либо не мог уплатить (одной
из причин могло быть его отсутствие), половину вергельда пла-
тили сородичи. В Уэссексе уже не сам убийца, а его сородичи явля-
лись плательщиками вергельда, так как рядовой свободный англо-сакг
уже не был обычно в состоянии сам уплатить весь вергельд 3.
Помимо участия в платеже и получении вергельда, члены рода несли
обширные взаимные обязанности: в том случае, если один из сородичей
преследовался кровной местью, остальные были обязаны оказывать ему
поддержку; если один из сородичей за нарушение данного им обязатель-
ства попадал в тюрьму, остальные должны были доставлять ему пропи-
тание, и только в случае отсутствия у него сородичей эта функция пере-
ходила к королевскому должностному лицу. Сородичи были обязаны
сражаться друг за друга, весь род принимал па себя тяжесть файды.
Отцовский род давал опекуна несовершеннолетнему в случае смерти
отца, девушке до ее замужества, вдове до вторичного выхода замуж 4. Вер
гельд свободного определялся по Bej гельду отцовского рсда (если на ве-
личину вергельда не влияли какие-нибудь дополнительные факторы,
например земельное владение на королевской службе); женщина после за-
мужества сохраняла вергсльд отцовского рода, а в случае смерти мужа
снова возвращалась в отцовский род 5.
Итак, не только в начале VII в. («Правда Этельберта»), но и в IX в.
(«Правда Альфреда») взаимные обязанности родичей оставались весьма
существенными, и потому понятно, что исключение из круга сородичей,
а тем самым и лишение взаимной защиты, несмотря на ослабление кровно-
родственных связей, продолжало расцениваться как наказание в.
Не только жизнь свободного, но также его честь и неприкосновенность
охранялись законом и обычаем: в правдах Этельберта и Альфреда приво-
дится подробный перечень штрафов, которые полагались за увечье,
1 F. S и е b о b щ. Tribal custom in anglo-saxon law, pp. 350, 355, 373, 375, 475—
478, 482—531.
2 Те случаи, когда вергельд получает род, в правдах обходятся молчанием как
сами собой разумеющиеся. Оговариваются только случаи, когда получателем вергельда
является не род или когда род получает вергельд лишь частично; см., например,
ст. 23, 23 (1), 23 (2) «Правды Инэ», ст. 28 «Правды Альфреда».
3 Ст. 21 и 23 «Правды Этельберта». Уплата вергельда производилась согласно
архаической процедуре, описанной в ст. 22 той же правды. Порядок уплаты вергельда
для Уэссекса подробно описан в ст. 27 и 27 (1) «Правды Альфреда» и в ст. 54 (1)
«Правды Инэ».
4 Ст. 1 (2), 5 (3), 42 (1), 42 (6) «Правды Альфреда»; ст. 74 (1) и 74 (2) «Правды
Инэ»; ст. 6 «Правды Глотаря и Эдрика»; ст. 75—76 и 82 «Правды Этельберта».
5 Ст. 75 и 77 (1) «Правды Этельберта» и ст. 9 «Правды Альфреда».
• Ст. 42 (4) «Правды Альфреда».
Свободная община и закрепощение крестьян и Кенте и Узссексе 45
причиненное свободному; за оскорбление словом или действием также
полагались штрафы в пользу потерпевшего *.
Положение свободного общинника, владельца надела! не только да-
вало право на вергельд, охрану чести и мира в его доме, ио порождало
ряд обязанностей, отличавших полноправного свободного. Каждый сво-
бодный общинник был обязан (и вместе с тем, в противоположность несво-
бодным, имел право) являться в ополчение. Об этом прямо говорится
в ст. 51 «Правды Инэ»: «Если уклоняется от участия в походе дружин-
ник-землевладелец, он должен заплатить 120 шил. и лишиться своей
земли, если он не владеет землей [или имеет недостаточно земли. —
М. С. ], — 60 шил.; керл должен платить 30 шил. штрафа за неявку в опол-
чение». Обязанность керлов являться в ополчение подтверждается
ст. 40 (1) «Правды Альфреда», в которой определяется пеня за наруше-
ние мира в доме керла в том случае, если хозяин находится на войне.
В грамотах VII в. в ряду обязательных для свободного повинностей
упоминается военная служба 1 2. Многочисленные статьи правд Этель-
берта, Глотаря и Эдрика, Инэ и Альфреда, в которых говорится о праве
ношения оружия для свободного, служат дополнительным подтвержде-
нием приведенных данных 3 и находятся в полном противоречии с утвер-
ждениями последователей Сибома — Чэдвика и Стефенсона о том, что
в англо-саксонский период не все свободные, а только непосредствен-
ное окружение короля составляло англо-саксонское ополчение 4.
Свободные имели право и были обязаны приносить очистительную
клятву и выступать с обвинением, подкрепленным клятвой, причем
в статьях правд особо оговаривается, что это право составляло привилегию
свободных 5 *. В Кенте свободные принимали активное участие в судеб-
ном собрании (mote), где они выступали не только в качестве свидетелей,
но и в качестве третейских суден в. Свидетели из числа свободных высту-
пают при совершении торговой сделки в ст. 16 и 16 (2) «Правды Гло-
таря и Эдрика» п в ст. 5 и 25 (1) «Правды Инэ». Каждый свободный
был обязан заявить королевскому должностному лицу о преступлении
или задержать преступника и представить его в суд 7.
С каждого надела керлы должны были нести повинности в пользу
короля и церкви, о характере которых источники дают некоторое пред-
ставление: в ст. 44 (1) «Правды Инэ» определяется размер налога с типич-
ного хозяйства свободного в 1 гайду, в ст. 61 той же правды — порядок
уплаты церковных податей. Кроме того, свободные должны были выпол-
нять ряд обязательных работ, так называемые trinoda necessitas, в числе
которых грамоты называют починку дорог, мостов и сооружение укреп-
лений. Эти работы, так же как военная служба, были обязательны для
всего свободного населения 8.
1 Ст. 33—72 «Правды Этельберта»; ст. 35—35 (6), 44—77 «Правды Альфреда»;
< т. 11 и 12 «Правды Глотаря и Эдрика».
2 Грамота 32, середина VII в.
3 См., например, ст. 18—19 «Правды Этельберта»; ст. 14 и 18 «Правды Глотаря
и Эдрика»; ст. 29 «Правды Пнэ»; ст. 1 (2), 1 (4), 19 (2), 19 (7), 29 и др. «Правды
Альфреда». •
4 См. Н. С h a d w i с k. Studies of anglo-saxon institutions. Cambridge, 1905,
p. 95 и сл.; C. S t e p h cnso n. The problem of the common man. . . , p. 437—438.
8 Ct. 10 «Правды Глотаря»; ст. 21 «Правды Уитреда»; ст. 14, 15, 15 (1), 16, 17,
46 (2) «Правды Пнэ»; ст. 4 (1), 17, 19, 33, 36 (1) «Правды Альфреда».
8 Ст. 8—10 «Правды Глотаря и Эдрика». В Уэссексе свободные присутствовали
иа судебном собрании, но активной роли в суде не играли.
* См. ст. 1 (4), 1 (6), 22 «Правды Альфреда»; ст. 17, 28, 28 (1) и 36 «Правды Инэ»;
ст. 26 (1) «Правды Уитреда».
• Грамоты № 12, 102, 118, 274, 282, 300, 477, 491, 499, 500, 506, 520, 550.
46
М. Н. Соколова
Однако масса англо-саксонских свободных крестьян-земледельцев не
была однородна ни по своему экономическому, ни по социальному поло-
жению. Те тенденции, которые, по определению Маркса, подтачивали и раз-
рушали земледельческую общину \ создавая базу для роста экономи-
ческого и социального неравенства внутри нее, с еще большей опреде-
ленностью выступают в англо-саксонской общине. Частная собственность
на землю приобрела здесь большее распространение, парцеллярный труд
как источник частного присвоения стал играть более заметную роль.
О существовании экономического неравенства в среде свободных об-
щинников можно судить уже по самой ранней кентской «Правде Этель-
берта»: в ст. 18, 19 и 20 говорится о том, что один свободный снаб-
жал другого оружием; возможно, это было следствием того, что у по-
следнего нехватало средств для его приобретения. В «Правде Глотаря и
Эдрика», следующей по времени за «Правдой Этельберта», мы находим
указания (ст. 7) на то, что возрастает самое значение собственности:
вопросы о похищении движимого имущества стали рассматриваться в ко-
ролевском суде. В той же правде есть и другие указания на существование
имущественного неравенства в среде свободных. В ст. 5 говорится, что
штраф за похищение свободного и продажу его в рабство уплачивался
«в меру платежеспособности». Некоторые свободные, судя по данным
той же «Правды Глотаря», имели.слуг, занимались торговлей; другие,
быть может под давлением бедности, вынуждены были совершать кражи 1 2.
В наиболее поздней кентской «Правде Уитреда», относящейся к послед-
нему десятилетию VII в., есть данные, что вопросы, касающиеся прав
собственности свободных, как и в «Правде Глотаря», рассматривались
в королевском суде. Однако наказания, которые полагались за кражу,
по «Правде Уитреда» значительно более суровы; вместо возвращения
похищенного имущества, согласно «Правде Уитреда», кража каралась
казнью или рабством 3. В уэссекских правдах Инэ и Альфреда устанав-
ливается сложная система штрафов за различные случаи кражи (за кражу,
совершенную с ведома и без ведома членов семьи, за насильственный
грабеж, за кражу в церкви и т. д.). Наказания, полагавшиеся за кражу,
согласно уэссекским правдам, были чрезвычайно суровы (смертная казнь,
увечение, рабство) 4. Между тем кражи, совершаемые свободными, были
довольно частым явлением.
На существование имущественного неравенства в среде свободных
общинников указывают и другие статьи: так, в ст. 4 «Правды Инэ» го-
ворится о том, что свободный, который своевременно не уплатил цер-
ковную подать, должен выплатить ее в двенадцатикратном размере.
Бполне вероятно, что, не будучи с состоянии уплатить увеличенную
подать, он попадал в зависимость. Это предположение подтверждается
рядом статей той же «Правды Инэ», в которых говорится о человеке,
попавшем в рабство за неуплату государственных налогов или штрафов
(witedeow) 5. В ст. 62 «Правды Инэ» рассматривается случай, когда сво-
бодный человек, взяв ссуду для выкупа от «божьего суда», не может
вернуть ее и попадает во временную зависимость от заимодавца, кото-
рая длится до тех пор, пока не будет отработана вся ссуда. В ст. 54 (1)
говорится о свободном человеке, который вследствие своей материальной
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 694—695.
2 Ср. ст. 13 и 16 «Правды Глотаря и Эдрика» со ст. 7 той же правды.
8 Ср. ст. 25 и 26 «Правды Уитреда» со ст. 7 «Правды Глотаря и Эдрика».
4 См., например, ст. 7, 7 (1), 10, 12, 16, 18 и 35 «Правды Инэ»; ст. 6 и 6 (1)
«Правды Альфреда».
5 Ст. 24, 48, 54 (2) «Правды Ияэ».
Свободная община и закрепощение крестьян в Кенте и Уэссексе
47
необеспеченности нс может уплатить вергельд. Эти примеры можно про-
должить, но и приведенные убедительно свидетельствуют о размерах,
которых достигло имущественное неравенство в среде свободных общин-
ников уже к концу VII в. и еще усилилось в последующие столетия.
Материальная необеспеченность приводила часть свободных к лич-
ной зависимости. О формах этой зависимости можно судить, начиная
с последних десятилетий VII в. В «Правде Уитреда» есть статья (8-я),
устанавливающая порядок отпуска на волю перед алтарем. Человек,
который получал свободу, назван в этой статье таи — термином, обыч-
ным для обозначения свободного. Из текста статьи можно заключить,
что до отпуска на волю этот человек имел вергельд, но был лишен такого
важного преимущества, как свобода передвижения.
Нельзя ли предположить, что уже в «Правде Уитреда» мы находим указа-
ния на существование обедневших и попавших по тем или иным причинам 1
в личную зависимость людей, о которых говорится в правдах Инэ и
Альфреда? Это предположение подтверждается ст. 14 той же «Правды
Уитреда». В статье определяется штраф, который должен заплатить сво-
бодный человек в случае нарушения поста им самим или его домочадцами
(his heowum), «будьте свободные или рабы» (frigne ge deownc), как сказано
в статье.
Издатель англо-саксонских правд Либерман объясняет, что словом
frige в ст. 14 названы жена и дети хозяина дома 1 2. Такое объяснение
представляется неправильным, во-первых, потому, что нигде в ранних
англо-саксонских правдах жена, дети или вообще члены семьи свободного
не названы frige, во-вторых, потому, что нигде члены семьи свободного не
ставятся в одну связь с рабами, как это сделано в ст. 14 «Правды Уитреда».
Выражение frigne ge deowne встречается дважды в уэссекской «Правде
Инэ» (мы имеем в виду ст. 11 и 50); в этих случаях совершенно очевидно, что
речь идет о различных формах зависимости, что признает также Либерман 3.
Таким образом, frige в ст. 14 — не члены семьи свободного. Это и не
рабы: хотя они и упоминаются в одной связи с рабами, но вместе с тем
отличны от них. Однако frige по своему положению отличаются и от рядо-
вых свободных, — они имеют господина, который несет ответственность
за них, так же как и за всех прочих зависимых. Все эти данные заставляют
нас отнести frige к той же категории свободных людей, попавших в личную
зависимость, что и man в ст. 8 «Правды Уитреда».
О формах этой личной зависимости можно судить на основании ряда
статей уэссекских правд. В ст. 62 перед нами человек, временно попавший
в зависимость вследствие неуплаты в срок налога или штрафа (wite).
Рабство за неуплату в срок wile — наиболее тяжелая форма зависимости 4,
которая угрожала свободному сразу же после того, как истекал срок
1 Одной из причин могла быть неуплата в срок долга. См., например, ст..62
«Правды Ипэ».
2 «Die Gesetze der Angelsaxen», Bd. Ill, S. 28. Жена свободного человека назвала
обычно wif (ст. 31 «Правды Этельберта», ст. 6 «Правды Глотаря и Эдрика», ст. 12
«Правды Уитреда». Ср. также современное английское wife). Дети обычно названы
beam (ст. 78 «Правды Этельберта», ст. 27 «Правды Инэ», ст. 9 и 8 (3) «Правды Аль-
фреда»). Исключение представляют ст. 38 «Правды Инэ» и ст. 6 «Правды Глотаря и
Эдрика», где этот термин употребляется для обозначения мальчика. Все члены семьи
названы словом hiredes (ст. 7 (1) «Правды Инэ»).
8 В латинском переводе выражение frigne ge deowne передано как familia sua
в широком смысле, по свидетельству того же Либермана.
4 Закон охраняет жизнь witeefeow только в течение первого года рабства
(ст. 24 (1) «Правды Инэ»). В случае бегства witedeow господин мог его казнить (ст. 24
«Правды Инэ»).
4ь
М. Н. Соколова
платежа \ Только в течение года witedeow не порывал связи со своим
родом и сохранял прежний вергельд: при содействии родичей он мог
освободиться от рабства, однако родственные связи даже в течение пер-
вого года рабства не являлись обязательными 1 2 3.
Кроме witedeow и лично зависимого на срок за неуплату частного долга,
уэссекские правды называют зависимых, напоминающих по своему по
ложению frige ст. 14 «Правды Уитреда». Эти manu frige, т. е. по имени те
же свободные, имеют господина; они, точно так же как man в ст. 8 «Правды
Уитреда», лишены права свободного передвижения. «Если кто-нибудь
уедет без позволения от своего господина или скроется в другой округ,
и о нем узнают, пусть отправится туда, где был, и уплатит своему госпо-
дину 60 шил., — говорится в ст. 39 «Правды Инэ». Очевидно,
что человек, о котором говорится в статье, не вполне свободен, но,
вместе с тем, он не раб; об этом можно судить при сравнении ст. 39
п 24 «Правды Инэ»; раб в ст. 24 за побег карается не штрафом в 60 шил.,
а смертью. В ст. 3 (1) и 3 (2) «Правды Инэ» определяются различные
наказания за работу в неурочное время для раба (deow) и для человека,
попавшего в неполную зависимость (frige): раб подвергается телесному
наказанию, a frige полностью теряет свою свободу или платит 60 шил.
штрафа 8.
Керлы, попавшие в личную зависимость, сохраняли не только имя,
но и вергельд свободных общинников, причем срок, в течение которого
за ними сохранялся прежний вергельд, никак не ограничивался. Исключе-
ние, как мы видели выше, составляли только люди, попавшие в рабскую
зависимость за неуплату штрафов или налогов, — witedeow. Господином
такого зависимого человека мог быть не только дружинник короля или
знатного лица (гезит или тэн), но формально такой же свободный,
г. е. человек, огражденный таким же вергельдом, как и попавший в за-
висимость 4.
Личная зависимость части свободных, возникшая на основе экономи-
ческого неравенства, создавала предпосылки формирования класса кре-
постных крестьян и явилась первым шагом на пути образования антагони-
стических классов феодального общества. Следующим шагом в этом на-
правлении была поземельная зависимость, развивавшаяся под нажимом
усиливающегося класса феодалов.
В. И. Ленин, характеризуя основные черты феодального строя, ука-
зывал: «для такого хозяйства [феодального. — М. С.] необходимо,
чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производ-
ства вообще и землею в частности; мало того — чтобы он был прикреплен
к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки. . .
условием такой системы хозяйства является личная зависимость крестья-
нина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью
крестьянина, то он нс мог бы заставить работать на себя человека, наделен-
ного землей и ведущего свое хозяйство» 5.
О характере поземельной зависимости в ранний англо-саксонский период
можно судить главным образом на основании дарственных грамот. Как
правило, грамоты называют в составе дарения несколько дворов в свобод-
1 Ст. 48 «Правды Инэ».
8 Ст. 74 (2) «Правды Инэ».
3 Ср. также ст. 25 «Правды Альфреда». Анализ ст. 25 и 25 (1) и сравнение
ст. 25 со ст. И (2) и 11 (5) той же правды приводят к заключению, что в ст. 25 речь
идет не о рабыне, а о свободной девушке, попавшей в личную зависимость.
4 См., например, ст. 62 «Правды Инэ». «.
• В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 158—159.
Свободная община и закрепощение, крестьян в Кенте и Умсексе
49
ной деревне; случаи закрепощения целой деревни чрезвычайно редки.
В грамотах сплошь и рядом фигурируют отдельные свободные наделы,
которые передаются в собственность светскому или духовному землевла-
дельцу \ Нередко при этом специально оговаривается, что эти земли
освобождаются от уплаты королевских повинностей, типичных для свобод-
ного надела 1 2. В некоторых случаях в грамотах упоминаются и какие-то
частные повинности, повинности отдельным феодалам (saeculari servicii),
от которых освобождается закрепощаемый надел. Эту оговорку следует,
повидимому, понимать только в одном смысле, а именно, что земля, входя-
щая в состав данного дарения, не несет никаких частных повинностей,
в то время как существуют другие земли, обремененные этими повинно-
стями. Это предположение подтверждается теми грамотами, в которых
земля, освобожденная по условиям дарения от saeculari servicii, несет
типичные для свободного надела государственные повинности 3.
В тех случаях, когда в составе дарения названы земли фолькленда 4,
не остается никаких сомнений, что закрепощаются дворы в свободной
деревне. В грамотах фолькленд обозначается несколькими латинскими
терминами: «terra regni mei»5 6 (термин, без сомнения, равнозначный англий-
скому folcland e), «terra juris mei» или «terra mei proprii juris».
В этих случаях, естественно, возникает сомнение, не являлась ли эта
земля личной собственностью короля? Однако грамоты определенно указы-
вают, что с земель, обозначенных «terra juris mei», поступали обычные
для свободных наделов государственные повинности, от которых король
мог освобождать при дарении; например, в грамоте № 396 (Кент, середина
IX в.) говорится: «Я, Экберт, король Кента и западных саксов, приношу
в дар. . . часть земель моего королевства. . . освобождаю их от всех
государственных повинностей» 7.
В тех случаях, когда дарение производилось не на фолькленде, а на
земле, находящейся в личной собственности короля или принадлежащей
частному лицу, это специально оговаривалось; например, в грамоте № 211
вместо термина «terra juris mei» для обозначения деревни, принадлежащей
лично королю, употреблено выражение «terra теа» (т. е. «моя земля»,
«земля, принадлежащая мне»); в другом случае указывается, что дарение
производится на земле, принадлежащей к королевскому поместью (гра-
мота № 419). Если земля принадлежала монастырю или частному лицу,
это тоже отмечалось. Например, в грамоте № 40 говорится, что земли
на острове Танет, которые кентский король Освин передает аббатисе
Эббе, принадлежали прежде некоему Ирминреду 8.
В некоторых случаях грамоты определенно указывают, что в состав
дарения входит часть деревни9; в других случаях указывается лишь размер
дарения, однако можно догадаться, что имеется в виду не целая деревня,
а только часть ее. Действительно, трудно предположить, чтобы пять,
1 (hi., например, грамоты .V» 28. 35, 42, 47, 50, 63, 64, 70, 71, 74, 81 и др.
2 Грамоты .\« 202, 243, 247, 321. Иногда для trinoda necessitas делается исключе-
ние: эти повинности полностью или частично продолжают поступать с надела (гра-
моты Л» 12, 69, 102, 118, 274, 282, 300, 477, 491, 499, 500, 506, 520, 550 и др.).
3 Грамоты Л» 274, 442, 567, 581.
4 Фольк ленд, в противоположность бокленду, — общинная земля, обязанная
определенными повинностями в пользу короля.
6 См., например, грамоту Лг 13.
6 Ср. II. Г. В и н о г р а д о в. Средневековое поместье в Англии, стр. 145—146.
7 Ср. также грамоты Л» 12, 254, 467, 520, 588 и др. Выражение «(егга mei proprii
juris» употребляется в грамотах № 27 и 449.
8 См. также грамоту № 141.
9 См., например, грамоты № 118. 147, 230, 477, 491.
4 Средние века, вып. 6
50
М. И. Соколова
десять, иногда пятнадцать или даже несколько более дворов составляли
целую деревню, — источники не дают никаких оснований для такого пред-
положения. Напротив, даже в тех случаях, когда в грамоте отмечается,
что передается деревня, не следует делать заключение, что за-
крепощается целиком вся деревня; например, в одной грамоте начала
VIII в. говорится о том, что деревня (rus) освобождается от обязатель-
ных повинностей королю, а несколькими строками выше указано, что да-
рится не вся деревня, а только ее часть \ В одной грамоте середины VIII в.
(№ 202) сказано: «... дарю землю, на которой могут быть испомещены
5 держателей, т. е. деревню. . . Eastun. Да будет всем известно, что эта
земля освобождена от всех податей и сборов, как малых, так и больших,
в пользу государства, а также от всех повинностей в пользу короля и
отдельных господ». Казалось бы, что в данном случае налицо прямое
свидетельство закрепощения целой деревни. Однако в грамоте № 282
вновь упоминается та же деревня, в которой на этот раз производится
дарение десяти дворов. Очевидно, выражение «id est vicum» в грамоте
№ 202 следует понимать как условный оборот речи, а не как свидетельство
закрепощения целой деревни.
Иногда на протяжении нескольких лет и даже десятилетий в одной
и той же деревне производится несколько дарений. Например, в 688 г.
король Инэ дарит аббату Гэн 45 дворов в трех местах — Bradanfelda,
Bestlesforda nStretlea;4epe3 десять лет тот же аббат снова получает дарение,
на этот раз 55 дворов в тех же местах 1 2 *.
Даже в тех случаях, когда в результате нескольких последовательных
дарений в руках земельного собственника сосредоточивалось значитель-
ное количество дворов, расположенных в одном месте, мы не имеем основа-
ний предполагать, что была закрепощена целая деревня. Например,
в 688 г. настоятель Мальмсберийского аббатства Альдгельм получил
дарение в 30 держателей, живших к востоку от леса Bradon. Вскоре после
получения этой земли Альдгельм обменял ее на другую землю, причем
на земле, которая обменивалась, числилось уже не 30, а 100 держателей 8.
Очевидно, 30 дворов были присоединены к 70-ти, которыми Альдгельм
владел прежде. Тем не менее у нас нет никаких оснований предполагать,
что на восточной окраине леса Bradon лежала зависимая от Мальмсберий-
ского аббатства деревня в 100 дворов, так как, во-первых, эти дворы могли
находиться в одной местности, но в разных деревнях, во-вторых, если бы
они и находились в одной и той же деревне, это не значит, что вся деревня
состояла только из названных 100 дворов.
Только в отдельных случаях можно более или менее определенно
утверждать, что в результате одного или нескольких последовательных
пожалований произошло закрепощение целой деревни. Возможно, что
именно с таким случаем мы имеем дело в одной грамоте середины IX в.,
в которой говорится о передаче надела и деревни на восточной окраине
Рочестера 4.
Однако приведенные примеры составляют исключение из общего
правила и буквально тонут в массе типичных дарений отдельных свобод-
ных наделов.
Наряду с закрепощением свободных наделов начиналось наступление
поднимающегося класса феодалов на неподеленные общинные угодья и
пустующие земли. В грамотах упоминаются пастбища, леса, рыбные
1 Грамота № 102.
* Грамоты № 74 и 100. Ср. также грамоты Кг 227 и 303, Кг 218 и 277.
8 Грамоты № 70 и 71. Ср. также грамоту Кг 148.
4 Грамота № 439. Ср. грамоту Кг 365.
Свободная община и закрепощение крестьян в Центе и Уэссексе '>!
ловли, болота, которые переходят в собственность отдельного лица. В од-
ной грамоте конца VII в. кентский король Уитред передаст монастырю
четыре каррукаты со всеми землями, принадлежащими к ним по обычаю,
и, кроме того, пастбища. Подобные примеры содержат и другие грамотых.
О положении поземельно зависимых крестьян и о характере их повин-
ностей в пользу господина можно судить на основании статей «Правды Инэ»
и отдельных грамот. В ст. 50 «Правды Инэ» описано несколько групп
зависимых от дружинника людей: лично зависимые — frige и (leowe — и
inhiwan; последние, возможно, были лично свободными держателями,
которые, в противоположность frige, имевшим участки на землях домена,
держали участки на землях, занятых держателями 1 2. Их судебные дела
передавались в королевский суд, однако они должны были обращаться
за посредничеством к тому лицу, в чьем лене они держали землю. В ст. 67
той же «Правды Инэ» рассматривается случай, когда крестьянин дер-
жит землю от господина на определенных условиях: за свое держание
он должен платить оброк, и господин не имеет права потребовать от него,
кроме оброка, еще и барщину. Условия могут измениться в том случае,
если господин предоставляет крестьянину двор, однако в этом случае
крестьянин теряет участок пахотного поля; вместо установленного оброка
за держание усадьбы крестьянин облагается барщиной. Размер оброка
в статье не определен. Представление о величине оброка в пользу поземель-
ного господина дает одна грамота середины IX в. (№ 429), в которой
определяется размер годового оброка с четырех держателей: в состав
оброка входят мед, пиво, овцы, свиньи и печеный хлеб.
В приобретении лично и поземельно зависимых были заинтересованы
представители различных слоев складывающегося господствующего класса.
В статьях правд содержатся указания, что керлы, дружинники и элдор-
мены предоставляли в своем доме убежище человеку, «лишенному мира»,
несмотря на запрещение закона (за предоставление убежища свободный
и гезит должны были заплатить штраф в размере своего вергельда или
очиститься соответственной клятвой, элдормен лишался своей должности)3.
Возможно, что человек, нашедший убежище в доме керла, гезита или
элдормена, попадал в личную зависимость от него и исполнял по отно-
шению к нему обязанности, подобные тем, которые описаны в ст. 62
«Правды Инэ». Это предположение в какой-то мере подтверждается ст. 4
«Правды Альфреда», в которой люди, воспользовавшиеся убежищем,
ставятся наравне с лично зависимыми: «Если кто-нибудь либо сам, либо
через людей, объявленных вне закона, которым он дал пристанище, либо
через своих людей (his manna) готовит какое-нибудь злодеяние против
короля, то он должен поплатиться своей жизнью и всем своим имуще-
ством».
В многочисленных грамотах совершенно отчетливо выступает заинтере-
сованность землевладельца в приобретении новых владений; например,
в грамоте № 193 сказано, что земля в городе Hrofi (древнеанглийское
название Рочестера) предоставляется епископу Эрдульфу «по его
усердной просьбе»4. Получатель земли, естественно, был заинтересо-
1 Грамоты № 47, 160, 175, 227, 247, 303, 486. Сокращение пран общинного поль-
зования иллюстрирует также ст. 49 (3) «Правды Инэ)-.
3 В английской терминологии — inland и utland. Подробный анализ этих терми-
нов можно найти в книге П. Г. Виноградова «Средневековое поместье в Англии»,
стр. 261 и сл. В буквальном переводе эти термины означают «внутренние» и «внеш-
ние» земли — центральная усадьба (inland) и как противоположность ей окружаю-
щие усадьбу земли (utland).
8 Ст. 30 и 36 «Правды Инэ».
4 Ср. также грамоты № 166, 197, 199.
4*
52
М. И. Соколова
ван в том, чтобы земли, которыми он будет владеть, были населены и об-
работаны. В письме епископа Винчестерского Деневульфа королю Эдуарду
(начало X в.) специально подчеркивается, что в результате стараний епи-
скопа привести в порядок доставшееся ему именье оно было заселено и
пахотная земля была обработана и засеяна Ч
Таким образом, растущее имущественное и социальное неравенство
внутри общины сопровождалось усиливающимся нажимом извне, который
осуществлялся при непосредственном участии королевской власти, пред-
ставлявшей интересы тех слоев англо-саксонского общества, из которых
складывался господствующий класс феодалов.
С возникновением феодальной эксплуатации возникала классовая
борьба между эксплуатируемым большинством — закрепощаемыми сво-
бодными общинниками — и формирующимся эксплуататорским классом
феодального общества — крупными светскими и духовными землевладель-
цами.
Классовая борьба крестьян не сразу вылилась в форму открытого
вооруженного выступления. На ранней стадии развития феодальных
отношений крестьянское сопротивление выражалось нередко в побегах
закрепощаемых крестьян от господина. Крестьяне либо переходили к дру-
гому господину в поисках менее тяжелых условий держания, либо бежали
в леса и скрывались там в одиночку и группами. На подобные факты
указывают отдельные статьи англо-саксонских правд, а также упомянутое
выше письмо епископа Деневульфа, в котором он сообщает королю о
состоянии поместья Бедгемптон, которое ему поручено было благо-
устроить. Крестьяне, попавшие в зависимость от владельца манора, видимо,
вследствие слишком тяжелых условий, созданных предшественниками
Деневульфа, разбежались из поместья, и епископ ставит себе в большую
заслугу, что сумел вернуть их обратно 1 2.
Побеги крестьян жестоко преследовались законом. Во введении
к «Правде Альфреда», после изложения основных правил христианской
морали, следует статья, в которой характеризуются классовые принципы
самого законодательства: «Когда многие народы приняли веру христову,—
говорится в статье, — повсюду собрались синоды. Также и в Англии,
после принятия христианства англами, собрались синоды преосвящен-
ных епископов и уитанов. И они установили, что с их разрешения светские
государи могут судить и брать за большинство преступлений те денеж-
ные штрафы, которые они определили на будущее; только в слу-
чае измены господину они не могли быть милосердными, потому что все-
могущий бог не был милосерден к тем, которые его презрели, и Христос,
сын бога, но оказал никакого милосердия тому, кто предал его на смерть.
II он повелел, чтобы каждый любил своего господина, как самого себя» 3.
Отдельные статьи правд Инэ и Альфреда конкретизируют это общее
ноложение: за побег от господина человек, попавший к нему в рабство
за неуплату налогов и податей, расплачивался жизнью, если родствен-
ники не выручали его; штраф в 60 шил. налагался па людей, попавших
в личную или поземельную зависимость от господина и бежавших от него;
человека, ушедшего со своего постоянного места жительства и скрываю-
щегося в лесах, можно было безнаказанно убить; никто не имел права
предоставить ему убежище в своем доме 4.
1 Грамота № 618.
2 Там же.
3 Альфред. Введение, ст. 49 (7).
4 Ст. 20, 24, 24 (1), 39 «Правды Инэ»; ср. ст. 28 «Правды Уитреда» и ст. 30 и 36 (1)
«Правды Инэ».
Свободная община и закрепощение крестьян в Кенте и Уэссексе 53
Возможно, что бежавшие крестьяне иногда собирались группами:
в ст. 13 (1) — 15 «Правды Инэ» говорится о каких-то «преступных
сборищах» (peofas, hlod, hereteama). Нет сомнения, что это не были „и
военные отряды, ни просто шайки грабителей. Против такого предположе-
ния свидетельствуют ст. 14 и 15: пеня, которая полагается за при-
частность к hlod, или hereteama, не имеет ничего общего с наказаниями,
установленными по той же «Правде Инэ» за грабеж скопищем *.
В ст. 32 «Правды Альфреда» мы находим любопытное постановление,
определяющее штраф за распространение ложных слухов. В статье гово-
рится о том, что если какой-нибудь человек будет изобличен в публичном
распространении ложных слухов, следует лишить его языка или потребо-
вать от него вергельд. Мало вероятно, чтобы такое суровое наказание
полагалось за клевету против какого-нибудь частного лица; в таких слу-
чаях закон ограничивается небольшим штрафом 1 2. В данном случае речь
идет, вероятно, о более важном преступлении: в статье подчеркнуто,
что слухи распространялись публично, перед народом («folcleasunge»;
Quadripartilus: «Si quis publicum mendacium conf ingal»); возможно,
что «ложные слухи», распространяемые среди толпы, являлись подстре-
кательством против короля или лорда.
Наш анализ структуры свободной англо-саксонской общины и положе-
ния ее членов позволяет сделать следующие заключения.
1. Англо-саксонская свободная община, являвшаяся главной образую-
щей ячейкой всего общественного строя в VII—X вв., в основном перешла
от «земледельческой общины» в том виде, как ее описывает Маркс 3 4,
к следующему типу, сохранив, однако, ясно выраженные черты старой
земледельческой общины в виде системы открытых полей, принудительного
севооборота, общей альменды. Наличие общин, объединявших несколько
деревень с общей альмендой, существование ясно выраженных следов
старой земледельческой общины — все это заставляет предполагать, что
в столетия, последовавшие за переселением в Британию германских
племен, в юго-восточных районах Британии утвердился несколько более
архаический тип общины, чем на континенте. Причины этого явления,
возможно, следует искать в сравнительно сильном влиянии кельтской
родовой общины на структуру англо-саксонского землевладения, с одной
стороны, и, с другой стороны, в незначительном влиянии римской част-
ной земельной собственности. Влияние форм земельной собственности,
как известно, Энгельс называет в числе главнейших факторов, способ-
ствовавших возникновению и развитию частной собственности на землю:
«завоевания привели германцев на римскую территорию, где много
столетий земля была частной собственностью (и притом римской, неогра-
ниченной) и где завоеватели, при своей малочисленности, не могли совер-
шенно устранить столь глубоко укоренившуюся форму владения» *.
На возможность существования промежуточных типов общины, со-
храняющей значительные следы старого типа, дает указания К. Маркс.
Сравнивая общину времени Цезаря с земледельческой общиной,
т. о. разбирая более ранние типы общины, чем описываемый нами, Маркс
писал: «Конечно, встречаются земледельческие общины, в которых дома,
хотя и перестали служить коллективным жилищем, периодически меняют
владельцев. Индивидуальное пользование комбинируется, таким образом,
1 Ст. 10, 12, 34 и 34 (1) «Правды Инэ».
2 См., например, ст. 11 «Правды Глотаря и Эдрика».
3 См. К. Маркс и Ф. Энгель с. Соч., т. XXVII, стр. 693—697.
4 Ф. Энгельс. Марка. В кн.: Ф. Энгель с. Крестьянская война в Гер-
мании, стр. 117.
54
М. Н. Соколова
с общей собственностью. Но такие общины носят еще печать своего про-
исхождения: они находятся в состоянии переходном от общины более
архаической к земледельческой общине в собственном смысле» \
Англо-саксонская община, будучи переходным типом между земледель-
ческой общиной и более поздним типом общины, отражала тот этап обще
ственного развития, когда старые формы производственных отношений,
основанные на общей собственности на орудия и средства производства,
все более вытеснялись новыми развивающимися феодальными отношениями,
основанными на феодальной собственности на землю.
2. Основными непосредственными производителями в течение всего
периода с VII по X в. были постепенно закрепощаемые свободные общин-
ники-керлы, которые осуществляли производство продуктов обществен-
ного потребления в условиях растущего имущественного и социального
неравенства внутри общины.
Экономическое положение кентских керлов было несколько более
обеспеченным, чем керлов в Уэссексе, однако это ни в коем случае не
может служить основанием для вывода о зависимом положении уэссекских
керлов сравнительно с положением керлов в Кенте. Как кентские, так
и уэссекские свободные общинники имели одинаковый по размеру вер-
гельд, их личная честь и неприкосновенность, а также неприкосновен-
ность их жилища охранялись обычаем и законом; керлы в Кенте и Уэссексе
одинаково было обязаны и вместе с тем имели право являться в опол-
чение, выполнять различные государственные повинности, выступать на
суде в качестве свидетелей и т. п. В свете этих данных становится очевидно,
что все построения Сибома, согласно которым уэссекские кэрлы пред-
ставляются полусвободными, соответствующими кентским литам, а кент-
ские керлы якобы являются крупными землевладельцами, на землях
которых трудятся рабы и полусвободные, совершенно не соогветствуют
той действительной картине, которую позволяют нам нарисовать источ-
ники.
3. Процессы внутреннего разложения англо-саксонской свободной
общины, обусловленные двойственностью самой структуры общины как
таковой (коллективная собственность на землю, с одной стороны, парцел-
лярный труд и частное присвоение продуктов — с другой), приводили
к росту экономического и социального неравенства в среде свободных
общинников.
На базе растущего экономического неравенства, признаки которого
отмечаются уже с начала VII в., часть свободных попадала в личную
зависимость; формы этой личной зависимости колебались от временной
частичной зависимости за неуплату частного долга до рабской зависимости
за неплатеж государственных налогов и штрафов.
Наряду с личной зависимостью развивалась зависимость крестьян
по земле. Передача земель крупным землевладельцам шла в основном
сверху, по инициативе королевской власти, представляющей интересы
формирующегося класса феодалов, либо путем прямого насилия, либо
путем нажима на крестьянина всевозможными способами принуждения,
находившимися в руках формирующегося феодального государства.
Как правило, закрепощались отдельные свободные наделы; случаи
закрепощения целых деревень были чрезвычайно редки и встречаются
только с начала IX в. Вместе с тем шло наступление крупных землевла-
дельцев на неподеленные земли общины.
1 К. Маркс ж Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 694.
л
Свободная община и закрепощение крестьян в Кенте и Уэссексе 55
4. Процесс закрепощения свободного крестьянства проходил далеко
не мирно. Классовая борьба между эксплуататорами и эксплуатируемыми,
которая составляет основную черту феодального строя, возникала в за-
чаточных формах с момента появления самих антагонистических клас-
сов феодального общества.
Таким образом, англо-саксонское общество в VII—X вв. уже не было
обществом, в котором господствовали отношения сотрудничества и взаим-
ной помощи свободных от эксплуатации людей; вместе с тем в нем еще не
сложились окончательно отношения господства и подчинения одного
класса другому; господствующими были переходные отношения от одной
формы производственных отношений к другой форме, отношения склады-
вающегося феодального общества.
М. А. II АВ Л УШКОВА
КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА В ВЕНГРИИ В XI—XIII ВЕКАХ
За последние годы в исторической науке Венгерской Народной Респуб-
лики особый интерес вызывает вопрос о роли крестьянской общины в исто-
рии аграрных отношений средневековья. На необходимость изучения
общины в ранний период венгерской истории указывал в своих работах
действительный член Венгерской академии наук Эрик Мольнар \ Однако
до сих пор этот вопрос остался слабо разработанным. Трудность его
изучения обусловливается скудостью материала источников. Поэтому
многие выводы, которые можно сделать на основании этих источников,
неизбежно носят характер гипотез; правда, последние в большинстве
случаев все же находят подтверждение при сопоставлении свидетельств
различных источников. Это в особенности относится к источникам XI в.,
являющимся почти исключительно законодательными актами, которые
издавались венгерскими королями в интересах формирующегося класса
феодалов. Однако эти законодательные акты содержат материал, отражаю-
щий положение крестьянства.
Настоящая работа ставит своей задачей показать, на основании изуче-
ния источников, развитие венгерской общины в ранний период ее суще-
ствования (XI—XIII вв.).
Своеобразие истории венгерского крестьянства заключается прежде
всего в том, что оно сложилось в условиях централизованной собствен-
ности королевской власти на землю. Поселившись на территории современ-
ной Венгрии в конце IX в., венгерские племена нашли у живших там
славян готовые политические учреждения раннефеодального государства.
Возникнув на основе этих учреждений, венгерское государство уже
в середине X в. значительно окрепло и усилилось. Главным оплотом этого
государства были военные отряды, которые жили в замках, являвшихся
центрами замковых округов. Воины этих отрядов (jobbagiones castri)
во главе с графом (comes) осуществляли судебную и военно-административ-
ную власть и пользовались частью собираемых ими налогов, не обладая
правом свободного распоряжения подведомственными им областями.
Поэтому крестьянство, сложившееся в вышеуказанных условиях,
находилось в поземельной зависимости еще до того, как в крестьянской
общине совершился процесс имущественного расслоения и разорения
крестьян.
Характерные особенности развития венгерской общины заключались
также в том, что до переселения венгров на территорию современной
Венгрии они представляли собой союз племен, включавший как племена,
1 К. Т a g d п у i. A Foldkozosseg tortenete, Magyarorszagon. Budapest, 1950.
E. Molnar eloszdja. (История земледельческой общины в Венгрии. Предисловие?
Э. Мольнара).
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
57
занимавшиеся примитивным земледелием, так и племена кочевников-
скотоводов. Может быть, поэтому арабские и персидские путешествен-
ники дают совершенно противоречивые указании относительно образа
жизни древних венгров. «Живут они в шатрах и перекочевывают с места
на место, отыскивая кормовые травы и удобные пастбища», — сообщает
Ибн-Даста Ч Описав далее в нескольких фразах природу занимаемой
венграми территории, он говорит, что «земля маджар богата лесами и
водами, потому почва там сыра... много у них также хлебопахотных
полей» 1 2.
На то, что некоторые венгерские племена были знакомы с примитив-
ным земледелием, указывает также анонимная венгерская хроника.
В ней сообщается, что венгры были вынуждены покинуть прежние области
из-за чрезмерно уплотненного населения: «Потому что земля не могла
принять множества людей» 3. Подобное «перенаселение» было результатом
развития производства. На это указывает замечание Анонима относитель-
но ставшего обычным у венгров использования земледельческих куль-
тур, в противоположность простому собирательству, охоте и рыбной
ловле. Проходя но незаселенным местностям, где не было человеческого
жилья, венгры, по словам хроники, «не вкушали плодов человеческого
труда, как было у них принято, по питались рыбой и мясом» 4.
Очень вероятно, что с развитием плужного земледелия эти венгерские
племена вынуждены были покинуть малоплодородные области, в которых
они прежде жили. Подобные массовые выселения, как отмечает проф. Чебо-
ксаров, нередко совершались из северных областей, расположенных
«в зоне, мало пригодной для интенсивного плужного земледелия», и
становившихся уже с начала X в. «источником мощного колонизацион-
ного движения» 5 *.
Деление всех племен па скотоводческие и земледельческие сохрани-
лось и после переселения и наложило своп отпечаток па все дальнейшее
развитие венгерского общества. Различие между племенами исчезло не
сразу. Развитие производительных сил племен, продолжавших заниматься
главным образом кочевым скотоводством, тормозилось экстенсивностью
этой отрасли хозяйства, которая на ранних этапах своего развития исклю-
чает возможность непрерывного совершенствования орудий производства.
Поэтому развитие производительных сил и производственных отношений
у земледельческих племен происходило значительно быстрее.
В источниках XI в. можно встретить ряд указаний на сохранение самых
архаических правовых норм. Законы первого венгерского короля Сте-
фана I Святого (997—1038) (первый письменный памятник венгерской
истории) проводили принцип «око за око, зуб за зуб»: «если кто убьет
человека мечом, пусть будет зарезан тем же мечом»8: «если кто ранит
кого-либо обнаженным мечом или в глаз, пли в ногу, или в руку, пусть
его телу будет нанесен подобный же ущерб» 7.
1 «Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Лбу
Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста, арабского писателя начала X века». Пзд. Д. А.
Хвольсопа. СПб., I860, гл. 4, § 2.
2 Там же.
3 Anonym! Belae regis Notarii De gestis Hungarorum liber, cap. 7. S. E nd I i-
c h e r. Monumenta Arpadiana. Scriptures reruiu hungaricarum. Sangalli, 1849, p. 8
(далее: S. E n d 1 i c h e r. Mon. Arp.).
4 Ibidem.
8 «Советская этнография», 1946, № 2, стр. 73.
8 S. Stephani regis decretorum, lib. II, cap. 12. S. E n d 1 i c h e r. Mon. Arp.
(далее: S. Steph, deer.).
7 Ibid., lib. II, cap. 13.
58 М. /I. Павлу шкова
Но те же законы допускали возможность взыскания вергельда за
убийство свободного человека \ что свидетельствовало о начавшемся
разложении родового строя. Тем не менее отношения родового общества
продолжали сохраняться в течение всего XI в. Сородичи принимали по-
прежнему активное участие в имущественных делах каждого члена родо-
вого объединения. Так, если вдова вторично выходила замуж, закон
обязывал ее, в случае отсутствия детей, возвратить все имущество, кроме
того, что на ней было надето (tantum congrua sibi vestimenta), родствен-
никам ее первого мужа (eadem bona ad sui redeant parentes mariti) 1 2 3.
Отношения родового общества были настолько живучи, что сказыва-
лись даже в конце XI в., когда происходил активный процесс классооб-
разования. Так, например, понадобилось вмешательство государственной
власти для того, чтобы прекратить помощь и защиту, которую знатные
вельможи (principes) оказывали своим разорившимся сородичам, совершив-
шим воровство. В постановлении съезда знати (conventum optimatum)
указывалось: в целях «пресечения действий дурных людей и обеспече-
ния дел нашего народа, мы постановили под совместной присягой следую-
щее: какой бы из родственников знатных ни был уличен в воровстве на
сумму, превосходящую стоимость курицы, он ни в коем случае не должен
быть укрыт или защищен кем-либо из них [князей]» 8. А если кто-нибудь
только знал о совершенной его родственником краже, но сам не совер-
шил преступления, то он должен был быть продан в рабство или отдан
под стражу, в зависимости от того, являлся ли он простолюдином или
знатным 4.
Законы XI в. дают в то же время возможность проследить тенденцию
к уменьшению роли сородичей в имущественных делах и к увеличению
роли соседей. В то время как в законах Стефана за убийство жены, уличен-
ной в измене, убийца должен был платить штраф родственникам жены 5 *, по
законам Ладислава I Святого (1077—1095) убийство жены наказывалось
только в том случае, когда заявление родственников убитой о ее невинов-
ности подтверждали соседи ®. И, наконец, если в начале XI в. штраф за
любые проступки, начиная от умыкания девушки и кончая вергельдом 7,
выражался в значительных суммах денег 8, которые в большинстве слу-
чаев заменялись целыми стадами скота (от 5 до 110 голов) 9, то в конце
XI в. штрафы за подобные же, а иногда и за более значительные проступки
существенным образом изменяют свой характер. В то время как по зако-
нам Стефана кража, независимо от стоимости украденного 10 11, каралась
штрафом в пять волов, законы Ладислава за мелкую кражу, не превышав-
шую 10 динаров п, предписывали отбирать одного вола. Трудно видеть
в этом смягчение наказаний. По всей вероятности, уменьшение размеров
взимаемых штрафов за одинаковые проступки явилось результатом раз-
ложения рода. Если в начале XI в. провинившегося могли выкупить
1 S. Steph, deer., lib. I, cap. 14.
1 Ibid., lib. I, cap. 26.
3 S. Ladislai regis decretum, lib. II, cap. 1. S. E ndlicli er. Mon. Arp. (далее:
S. Lad. deer.).
1 Ibid., lib. II, cap. 9.
8 S. Steph, deer., lib. I, cap. 15.
• S. Lad. deer., lib. I, cap. 13.
7 S. Steph, deer., lib. I, cap. 22, 27, 34, 35.
8 Ibid., lib. I, cap. 14, 32; lib. II, cap. 9.
• Ibid., lib. I, cap. 15, 17, 21, 27, 28, 32, 35; lib. II, cap. 6, 7.
10 Ibid., lib. I, cap. 31; lib. II, cap. 6, 7.
11 S. Lad. deer., lib. II, cap. 13.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
родственники, то в конце XI в. он сам, силами собственного хозяйства,
должен был возместить убытки и уплатить штраф.
Подобного же рода изменения произошли и в отношении уплаты
вергельда. Если по законам Стефана вергельд уплачивался в размере
НО пенз (пенза равна одному большому золотому солиду, т. е. 40 динарам),
то законы Ладислава предписывают сразу конфисковать все имущество
убийцы и лишь потом производить оценку этого имущества Это опять-
таки может служить свидетельством того, что возможности добыть круп-
ную сумму денег или большое количество скота уменьшились в резуль-
тате разложения родового строя.
На примере древних германцев Энгельс доказал, что кровно-родствен-
ной общине соответствует совместная обработка земли 2. Особенно харак-
терно это для тех племен, которые еще не перешли «к прочной оседлости»,
а именно в силу неразвитости производства занимались сначала собира-
тельством и затем переложным и подсечным земледелием. Возможно,
что и у тех венгерских племен, которые в период переселения занимались
примитивным земледелием, заселение новых земель производилось кровно-
родственными общинами.
Развитие сельского хозяйства и связанного с ним ремесла у венгров не
могло не подвергнуться решающему воздействию придунайских славян.
Славяне знали плужное земледелие, гончарный круг, умели обрабаты-
вать железо. Поэтому неудивительно, что венгерский народ заимствовал
славянские названия для большинства тех новых орудий труда, пред-
метов обихода и продуктов производства, которые он впервые встретил
в славянских селениях. Укоренение в венгерском языке почти без измене-
ния целого ряда славянских слов, как, например: коса (kosza), coxa (szolia),
лопата (lopat), тачка (talicska), иго (igd), двор (udvar), улица (utca),
сено (szeno),солома (szalma), стог (asztog), сани (szanyi), борозда (borozda),
борона (Ьогопа) и многих других, свидетельствует о длительном тесном
сотрудничестве венгерского и славянского крестьянства.
Особенно многочисленным было славянское население плодородных
областей западной части современной Венгрии между Дунаем и озером
Балатон, а также на севере страны в отрогах Карпат. Поэтому венгер-
ские племена, которые заселили эти области, очень скоро восприняли те
формы земледелия, которые были известны славянам.
Уже в начале XI в. земледелие было основным занятием венгерского
крестьянства; на это указывают приведенные ниже свидетельства источ-
ников.
Трудно сказать, какими орудиями венгерский крестьянин начала
XI в. обрабатывал свое поле, так как законы Стефана не указывают кон-
кретно, какие орудия (instrument!) должен отобрать у него представитель
власти, обнаруживший нарушение церковных правил. Однако тот факт,
что законы предписывали конфискацию у нарушителей волов или лоша-
дей, при помощи которых он работал 3, убеждает в том, что венгры в опи-
сываемый период широко употребляли тягловую силу рабочего скота.
Земля обрабатывалась большею частью плугом, на что указывает посто-
янно встречающееся в грамотах XI в. измерение земли соответственно
тому, сколько может обработать один плуг (aratrum).
Если на два надела каждой церкви выделялось по предписанию короля
две лошади, шесть волов, две коровы и 30 голов мелкого скота, то оче-
1 S. Lad. deer., lib. II, cap. 8.
1 Gm. Ф. Энгельс. Марка. В кн.: Ф. Энгельс. Крестьянская война
в Германии. Госполитиздат, 1952, стр. 115.
* S. Steph, deer., lib. I, cap. 8.
«О
М. . 1. Павлу шкива
видно, что крестьянский надел только в лучшем случае имел половину пе-
речисленного скота. По большей же части крестьянин владел только
одним рабочим волом, на что указывают законы Ладислава. Карая за
совершение языческих обрядов, они предписывали конфисковывать
у крестьян рабочий скот, причем не указывали, как прежде, количество
голов скота, а требовали лишить провинившегося крестьянина «своего
вола» (bovem suum) 1; это и дает повод предполагать о наличии у многих
крестьян только одного вола.
Венгерский крестьянин в начале XI в. не имел, повидимому, в своем
хозяйстве больше одного коня; об этом можно заключить на том основа-
нии, что законы Стефана разрешали крестьянам, у которых в качестве
наказания за работу в воскресный день был отнят рабочий конь, обме-
нять его на волов или выкупить 1 2.
Указание на пастбищное скотоводство у венгерских племен имеется
в «Житии святого Гелерта». Правда, речь идет там только об одном из
венгерских вождей, да и то в порядке противопоставления королю. Этот
вождь имел в своих владениях «бесчисленное множество полудиких ло-
шадей, за исключением тех, которых конюхи содержали в конюшнях.
Было у него и бесчисленное множество скота (ресога), который весь
пасся под надзором приставленных им пастухов. . . » 3.
Владения этого вождя были расположены на берегах Тиссы, славящихся
обильными заливными лугами. Население там издавна занималось ското-
водством, тем более что постоянные разливы Тиссы не давали возмож-
ности возделывать поля.
Во время производившихся в последние годы археологических рас-
копок в этих местах было найдено большое количество костей крупного
рогатого скота, кости же лошадей встречались редко. Признаков земле-
делия совсем не найдено. Там же были обнаружены следы плетеных ка-
мышовых землянок 4. Повидимому, эти селения не могут считаться по-
стоянными; однако они не являлись и стойбищем кочевников, так как
иначе могли быть найдены хотя бы некоторые предметы домашней утвари.
Данные этнографии свидетельствуют о том, что в степных местностях Вен-
грии издавна был широко распространен такой вид пастбищного ското-
водства, при котором все население вело оседлый образ жизни, распола-
гаясь в селах, а скот выгоняли на дальние луга и пасли там под охраной
части мужского населения. В зимнее время скот также часто оставался
вдали от села, помещаясь в особых загонах, при которых основывались
хутора 5.
Источники сообщают о наличии большого количества скота только у наи-
более состоятельных слоев общества. В законах Ладислава указывается,
что королевский гонец может получать сменных лошадей, «сколько найдет»
во дворе (curia) епископа, графа или священника 6 * 8. Если у некоторых
венгерских племен и существовало широко развитое коневодство, то
к началу XIII в. о нем в Венгрии уже не имели представления. Об этом
можно судить, например, но тому, с каким удивлением доминиканский
монах венгерского происхождения, отправившийся в 1236 г. по поруче-
1 S. Lad. deer., lib. I, cap. 22.
2 S. Steph, deer., lib. I, cap. 8.
3S. E nd d licher. Mon. Arp., p. 214.
4 F. F ii 1 e p. A magyar reggszeti kutatas eredmenyei. — «Tarsadalmi szemle»,
.Vs 5, Budapest, 1952, o. 463—465. (Результаты археологических изысканий).
8 «А magyarsAg пергаjza. Targyi nepraja», k. II, o. 108 и ел. (Этнография венгер-
ского народа. Предметная этно рафия, т. II).
8 S. Lad., deer., lib. Ill, cap. 28.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках 61
пию папы отыскивать родственный венграм по языку народ, писал, что
племена, находящиеся за Волгой, «землю не обрабатывают, едят мясо
лошадей, волков и т. и., пьют молоко и кровь лошадей»
Таким образом, свидетельства источников указывают на то, что в
Венгрии XI—XII вв. земледелие преобладало над животноводством, ко-
торое тем не менее являлось немаловажной отраслью хозяйства венгер-
ских крестьян.
Вопреки приведенным выше свидетельствам источников о развитии
среди венгерских племен XI в. земледелия, Оттон Фрейзингенский в «Жи-
тии императора Фридриха» утверждал, что Венгрия, «несмотря на рай-
ские природные условия, обилие дичи в лесах и т. п., имеет большое коли-
чество свободных земель, почти не тронутых ни мотыгой, ни плугом» 1 2.
Представители буржуазной историографии, стремившиеся в угоду своим
теориям доказать, что венгры еще в XII в. сохраняли кочевой быт,
охотно ссылались на это указание хрониста. Однако при этом забывали,
что данные источников противоречат утверждениям Оттона, и совершенно
упускали из вида, что, говоря о слабом распространении земледельче-
ского хозяйства в Венгрии, Оттон тем не менее не упоминает о кочевом
скотоводстве. Правда, он указывает, что летом и осенью венгры жили
в шатрах (toto aestatis vol autumni papiliones inhabitant), а зимой
в сильные холода — в построенных для этого жилищах (hiemis al gore
in domiciliis, quae habent ad ipsum facientes); однако это замечание
сделано было хронистом после того, как он сообщил, что в «селах и горо-
дах у них имеются чрезвычайно убогие хижины, а именно только [сделан-
ные] из тростника, реже из дерева и совсем редко из камня» 3. Возможно,
что где-нибудь на территории Венгрии кочевники и жили в шатрах, но
это было лишь исключением.
И действительно, источники XI в. свидетельствуют о том, что боль-
шинство венгерского населения вело оседлый образ жизни и жило в домах,
качество которых безусловно зависело от имущественного состояния пред-
ставителей разных слоев. Лингвистические исследования показывают, что
еще до переселения венгры знали и умели строить примитивный дере-
вянный дом4 * 6. Повидимому, уже тогда некоторые венгерские племена
жили в деревянных домах. Дальнейшее развитие строительства жилищ,
согласно сохранившимся от того времени терминам, совершалось
под сильным славянским воздействием; на это указывают также данные
археологических раскопок, обнаружившие в последние годы на берегах
озера Балатон, что архитектура венгерских строений XII—XV вв. носит
на себе следы славянского влияния й. Систематически производившиеся
в последнее время археологические раскопки показали высокий уровень
градостроительного мастерства, которым обладали славяне. Южнее
озера Балатон была найдена столица славянского государства князя
Прибины—Мозабург (Залавар). В центре столицы находился укреплен-
ный замок — квадратное каменное здание шириной в 21 метр. Остатки
найденных церквей свидетельствуют о высоко развитом искусстве резьбы
по камню с.
1 S. Е n d i i с h о г. Mon. Агр., р. 252.
3 Monumenta Germa niae llistorica. Scriptures. I. XX. Haniuivcrae, 1861 -1868,
p. 368 (далее: MG II SS).
3 Ibid., p. 369.
4 «А magyarsag neprajza. Targyi neprajza, k. I, u. 227. (Этнография предметная,
т. 1).
6 L. I g у e г ii. A Balaton mellek regeszeti es tortenelmi emlekei. Budapest, 1952,
o. 71. (Археологические и исторические памятники на озере Балатон).
• Ibid., о. 62.
62
М. А. Павлушкова
Таким образом, данные самых разнообразных источников свидетель-
ствуют о том, что в XI в. венгерское крестьянство вело оседлый образ
жизни и занималось по преимуществу земледелием. В этом плане и следует
поставить вопрос о земледельческой общине в Венгрии изучаемого периода.
Анализ законов короля Стефана дает основание заключить, что к началу
XI в. в Венгрии уже существовала соседская община, хотя и со значитель-
ными пережитками родового строя.
Венгерские крестьяне селились в начале XI в. деревнями. На это ука-
зывает то, что законы Стефана налагают тяжелый штраф в 40 волов за
поджог дома, не считая возмещение убытков х. Закон в этом случае
даже не делает различия в имущественном положении поджигателей, так
как в силу близости расположения жилищ и легкой их воспламеняемости
пожар мог быть опасен одинаково для всех жителей.
В законах Стефана имеются указания на то, что дома существовали
как у богатых, так и у бедных. «Если кто-либо из графов окажется винов-
ным в том, что вторгнется в дом другого [графа], чтобы убить его или
уничтожить его [достояние], если хозяин окажется на месте п он [напа-
дающий] вступит с ним в битву или убьет его, пусть будет наказан согласно
закону о поднятии меча [т. е. будет убит тем же мечом, который обна-
жил]. . . Если же какой-нибудь воин вторгнется в усадьбу или дом дру-
гого воина, пусть возместит вторжение уплатой 10 волов. Точно так же,
если один простолюдин вторгнется в усадебку (mansiuncula) другого,
пусть оплатит вторжение штрафом в пять волов» 2.
Эти постановления свидетельствуют о существовании у венгров в начале
XI в. частной собственности на усадьбу. Описывая процесс возникнове-
ния частной собственности на землю, Ф. Энгельс доказал на примере древ-
них германцев, что «. . .первым земельным участком, перешедшим в част-
ную собственность отдельного лица, была приусадебная земля. Непри-
косновенность жилища — этот фундамент всякой личной свободы — была
перенесена с кибитки кочевника на бревенчатый дом оседлого крестья-
нина и постепенно превратилась в полное право собственности на усадьбу»3.
О появлении свободно отчуждаемой земельной собственности имеются
упоминания в законах Стефана. В одном из первых постановлений форму-
лируется право каждого завещать все свое имущество жене, сыновьям,
дочерям, родственникам и церкви; и хотя не указывается, что имуще-
ство может быть передано посторонним, наследники вступают во владе-
ние имуществом с правом свободно «распределять» его и распоряжаться
им (dividend! et tribuendi) 4.
К концу XI в. земля уже вполне определенно являлась индивидуаль-
ным владением. Вергельд по законам Ладислава взимался уже не день-
гами, как прежде, но имуществом: землей, виноградниками и рабами,
стоимость которых должна была быть равной сумме вергельда 6.
Выделение аллода явилось следствием достижения такого уровня раз-
вития производительных сил, при котором производитель вкладывал
в землю значительное количество труда и поэтому перестал быть заинте-
ресованным в ежегодных уравнительных переделах пахотной земли.
Именно о таком индивидуальном труде земледельца, обрабатывавшего
землю при помощи тяглового скота, сообщается в законах Стефана. «Если
* S. Steph, deer., lib. I, cap. 32.
2 Ibid., lib. I, cap. 35.
3 Ф. Энгельс. Марка. В кн.: Ф. Энгельс. Крестьянская война в Гер-
мании, стр. 116.
4 S. Steph, deer., lib. I, cap. 6.
4 S. Lad. deer., lib. II, cap. 8.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
63
кто — священник или граф, или другое верное лицо обнаружит кого-
либо работающим в воскресный день при помощи быков, пусть отнимет
у него быков. . . если же при помощи лошадей, то пусть отнимет лошадь,
которую владелец, если захочет, пусть заменит быком . . . Если же с по-
мощью других орудий (будет работать], пусть будут отняты орудия и
одежда, которые, если он захочет, пусть заменит кожей» \
Из этого же документа явствует, что соседями этого земледельца были
не родственники, а посторонние люди, которые должны были брать своего
провинившегося соседа на поруки (et civibus ad manducandum detur) 1 2.
Это даст основание считать сельскую общину Венгрии начала XI в.
соседской общиной-маркой.
Возникает вопрос, каким образом венгерское общество могло за сто
лет (промежуток времени чрезвычайно незначительный по тогдашним
темпам развития производства) перейти от собирательства и примитив-
ного скотоводства к обработке земли тягловой силой скота, от кровно-
родственной общины к соседской общине-марке с выделением свободно
отчуждаемой земельной собственности? Объяснить это можно только бы-
стрым развитием производительных сил венгерского общества, особенно
ускорившимся благодаря тому, что венгерские племена поселились среди
славян, находившихся на более высоком уровне развития.
Общение с обладавшим более высоко развитыми производительными
силами местным населением еще более способствовало разложению кров-
но-родственной общины и образованию соседской общины-марки.
Что же касается порядка наследования владений венгерских общин-
ников, то, согласно законам Стефана, правами наследников пользовались
в XI в., повидимому, только сыновья умершего. В статьях, указываю-
щих на порядок наследования земельной собственности, дочери умершего
не упоминаются; о наследниках там упоминается лишь как о filii 3. Этот
термин означал, что не все дети умершего могли быть наследниками, так
как в этом случае стояло бы собирательное слово liberi. В других статьях
тех же законов права дочерей специально оговаривались (filiis filia-
busque) 4.
Исключение дочерей из права наследования может быть обнаружено
также путем анализа имущества, составлявшего приданое. Так, согласно
постановлению Стефана, вдова могла распоряжаться всем своим имуще-
ством до тех пор, пока вторично но выходила замуж. В этом последнем
случае ей разрешалось взять с собой только то, что было на ней надето
(nisi tantum congrua sibi vestimenta) 5. Все остальное имущество счита-
лось достоянием сирот (res orphanorum), т. е. и сыновей и дочерей, как
указано в той же статье.
Однако этот факт не свидетельствовал об участии дочерей в наследо-
вании ; в статье прямо указывалось, что имущество должно быть передано
родственникам мужа или королю только в том случае, если у вышедшей
вторично замуж вдовы не было наследника. К тому же нс говорилось, что
передача имущества произойдет в том случае, если у вдовы не будет шт
сыновей, ни дочерей, но лишь в случае отсутствия наследника (proless).
Употребление этого слова, которое в большинстве случаев служило для
обозначения мужского потомства, так же как и указание на потомство
1 S. Steph, decr., lib. I, cap. 8.
8 Ibidem.
* Ibid., lib. I, cap. 6, 26.
* Ibid., cap. 30.
s Ibid., cap. 26
64
М. .1. Павлу гиков а
в единственном числе, в противоположность упомянутым выше сиротам —
сыновьям и дочерям, может служить доказательством того, что наслед-
ником мог быть только сын.
Этот порядок наследования был настолько устойчивым и общепринят
тым, что король был вынужден считаться с правами наследников даже
в том случае, если владелец земли был приговорен к смертной казни как
заговорщик, изменник родины и т. п. \ В начале XII в. практиковался
такой же порядок наследования: «Пусть каждый владеет своей собствен-
ностью. . . А после его смерти пусть его сыновья наследуют то же владе-
ние» (unusquisque propriorum . . . dominetur. . . ас post obitudi eius
filii simili dominio succedant). По законам короля Кальмана (1095—1114),
только в случае отсутствия сына владение переходило к брату умершего
или к ближайшему родственнику (germanus)1 2.
Но уже к началу XIII в. в праве наследования земли произошли
значительные изменения. По Золотой булле короля Андрея II (1222 г.),
в случае отсутствия сыновей четвертую часть владения наследовали до-
чери; относительно остального каждый имел право делать свободное за-
вещание. «Если же, скоропостижно скончавшись, он не успел сделать за-
вещание, пусть его родственники (propinqui), которые были наиболее
близки к нему (qui cum magis contingunt), владеют [остальным]» 3. Право
дочерей на наследство настолько укрепилось к середине XIII в., что
с ним приходилось считаться при различных судебных тяжбах. Так,
например, в 1239 г. некий граф Понет из рода Ката пытался присвоить
землю, принадлежавшую двум братьям в качестве приданого их матери,
но так как права последних подтвердили все их соседи, граф вынужден
был дать обязательство уплатить за незаконно присвоенную им землю
14 марок серебра 4 *. Правда, он вскоре же отказался от этого обязатель-
ства под тем предлогом, что прежние владельцы земли были обвинены
в воровстве и приговорены к смертной казни. Тем не менее характерно то
обстоятельство, что высший судья страны не мог нарушить права жен-
щины на передачу по наследству земли, принадлежавшей ей в качестве
ее приданого. В последующие годы право женщин на обладание земель-
ными владениями получило дальнейшее развитие.
Участие же дочерей в наследовании земельных владений, как это от-
метил еще М. М. Ковалевский, не могло совмещаться с общинной соб-
ственностью на пахотную землю, так как девушек нередко выдавали за-
муж в другую общину б. Следовательно, можно считать, что наделение
дочерей земельными владениями явилось результатом дальнейшего раз-
вития венгерской крестьянской общины, в которой к XIII в. пахотная
земля перестала подвергаться переделам и превратилась в свободно от-
чуждаемое владение.
В XIII в. все чаще встречаются указания на продажу наследственной
земли, хотя возникновение этого явления относится еще к XI в. В 1277 г.
судебная коллегия рыцарского ордена госпитальеров в городе Фехервар
вынесла решение, согласно которому владелец земли под виноградниками
вынужден был признаваться в том, что земля, отнятая у него, как он заяв-
1 S. Steph, deer., lib. II, cap. 2.
8 Dec return Coloma ni regis, I, cap. 20. S. E n d 1 i c Ii c r. Mon. Arp. (далее:
Deer. Colom.).
3 Andrcae II regis dec return, I, cap. 4. S. E n d 1 i c h e r. Mon. Arp.
4 G. Wenzel. Codex Diplomaticus Hungariae continuatus (Monumenta Hun-
gariae Historica). Budapest, 1860, t. VI, p. 219 (далее: G. Wenzel. Codex. . .).
4 M. M. Ковалевский. Очерк происхождения и развития семьи и соб-
ственности. Соцэкгиз, 1939, стр. 123.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
65
лял, священником, была на самом дело продана за 4 марки. И так как
было выяснено, что этот владелец получил деньги сполна, ему пришлось
окончательно отказаться от своих прав на эту землю
В 1214 г. была составлена протокольная запись дела, из которой мы
узнаем о жалобе некоего Ипполита из деревни Шоп на то, что его одно-
сельчане запахивали землю, которую он купил. Крестьяне возражали,
что они издавна владели этой землей и что Ипполит занял ее силой.
В высшую судебную инстанцию Надьварада они в срок не явились; по-
этому земля досталась Ипполиту 1 2. Невидимому, он действительно купил
эту землю, но она была продана ему без ведома других крестьян общины,
которые не хотели признать этой сделки.
Приведенные примеры показывают, насколько в Венгрии XIII в. еще
сильны были общинные традиции. Несмотря на это, процесс утверждения
аллодиальной собственности продолжался неуклонно, распространяясь
и на пользование общинными угодьями. Во второй половине XIII в. уже
встречаются указания на продажу общинных угодий отдельными кре-
стьянами. Так, например, в 1275 г. капитул эстергомской церкви засви-
детельствовал сделку, согласно которой покос, отданный в залог, был
окончательно продан, так как владелец его оказался не в состоянии вер-
нуть долг3. Эта грамота свидетельствует о случае окончательного превра-
щения общинных угодий в свободно отчуждаемое владение. Даже род-
ственники владельца не имели права пользования этими угодьями. Это
видно из того, что владелец, оказавшись в стесненных обстоятельствах,
хотел заложить свой покос, являвшийся его наделом (portioncm suam),
своим родственникам. И только после того, как родственники отказались
дать ому деньги, он обратился к своему соседу, владение которого грани-
чило с этим покосом 4.
Однако крестьяне очень неохотно соглашались на раздел общинных
угодий. Так, в 1258 г. судом паннонхольмской церкви была выдана гра-
мота по поводу решения короля относительно земли Charyan. Из-за этой
земли долгое время велась тяжба между аббатом монастыря в Баконь-
Бейль и замковыми людьми деревни Charyan.
Впоследствии на стороне аббата выступили также люди графа, воз-
главлявшего замок Бейль. Поэтому, когда аббат выиграл тяжбу, он, же-
лая вознаградить крестьян за поддержку, выделил из приобретенной
земли 100 югеров для общинного пользования. Из этих 100 югеров
только 30 были возделаны и унавожены, остальные 70 представляли со-
бой целину. Аббат оставил крестьянам в свободное общее пользование,
«без разделения», также покос, пастбище и рыбную ловлю 5.
Такое вознаграждение крестьян за поддержку могло иметь смысл
только в том случае, если бы они были заинтересованы в общинном вла-
дении угодьями. По среди крестьян уже имелись такие, наиболее состоя-
тельные члены общины, которые стремились к выходу из общины и выде-
лению пахотной земли вместе с угодьями. К таким общинникам и при-
надлежал, невидимому, житель се:Та Бейль Рональд, который потребовал
выделить его землю, в то время как другим крестьянам села было предо-
ставлено в качестве льготы право пользования веподеленными общин-
ными угодьями 6.
1 G. Wenzel. Codex. . ., t. XVII, Р. 186, ср. р. 141.
2 Regestrum de Varad, А» 8. S. Endlicher. Mon. Arp.
3 G. Wenzel. Codex. . ., t. XVII, p. 132.
4 Ibidem.
6 Ibid., t. XIII, p. 178—179.
e Ibidem.
5 Средние века. выл. б
66
М. А. Павлушкова
Во второй половине XIII в. в грамотах нередко встречаются указания
на подобное выделение земли наиболее состоятельным членам общины и
представителям служилой знати. Так, в 1275 г. капитул вацской церкви
закрепил грамотой раздел общинных земель между владельцами всей
деревни. Наиболее состоятельная часть этих владельцев, среди которых
были такие представители служилой знати, как граф и магистр, требовала
передачи им шести земельных наделов их родственников, умерших без
наследников. В результате долгих споров с другими общинниками им уда-
лось не только получить требуемые наделы, но п окончательно выделить
эти владения при помощи постоянных межевых знаков, установленных
капитулом вацской церкви. При этом межевые знаки были установлены
таким образом, что во владения, выделенные из общинных, вошли но только
пахотные земли, но и общинные угодья — лес, рощи, заросли кустарни-
ков и т. п. 1.
Если отдельные зажиточные крестьяне и представители должностной
знати были заинтересованы в выходе из общины, то для большинства кре-
стьян превращение крестьянского надела в отчуждаемое владение вело
к увеличению вероятности утратить его.
Уже в конце XI и начале XII в. имели место случаи продажи земли и
насильственного сгона крестьян с их надела. На это указывают законы
Кальмана 1 2 *. Так, например, они предписывали наказывать захватчиков
чужой земли, отбирая у них собственную землю 8. Тем не менее сгон кре-
стьян с земли был уже, повидимому, обычным явлением в это время и за-
частую получал санкцию закона. «Пусть изгнанные [с земли] прежние
колоны возвращаются на свою землю, — указывает постановление. —
Однако, если их земля отдана монастырям или церквам, а они [уже]
имеют другую [землю], пусть все так и останется» 4. Сгон крестьян с земли
' мог быть вызван только желанием получить их расчищенную и возделан-
ную землю, так как в Венгрии в течение Х1—XII вв. наблюдался значи-
тельный недостаток в рабочих руках.
В этот период свободное крестьянство было также в значительной
мере ослаблено непрерывными внешними и внутренними войнами. Если
прежде каждый лично свободный крестьянин был обязан участвовать
в ополчении и вооружался на свои средства, то уже в 70-е годы XI в.
большинство крестьян могло иметь в качестве вооружения только топоры
и косы. Венгерские хронисты свидетельствуют, что во время борьбы за
престол между королем Шоломоном и его братьями последние собрали
войско почти исключительно из одних сервов и косарей 5 * *. О плохом воору-
жении ополченцев писал также в XII в. Оттон Фрейзингенский, сообщая,
что «почти все они отправляются в поход очень плохо вооруженными» •.
Однако эти слова относились не ко всему войску, часть которого состояла
из обученных военному делу воинов.
В середине XII в. в Венгрии продолжало еще, повидимому, существо-
вать крестьянское ополчение, хотя к этому времени, по словам Оттона,
на войну шел не каждый крестьянин, но лишь десятый или восьмой. Под-
тверждением того, что речь здесь идет об ополчении, может служить,
с одной стороны, указание автора на существование профессиональных
1 G. Wenzel. Codex. . ., t. XVII, р. 138—140. Ср. t. XIII, р. 178—179; р. 299.
1 Deer. Colom., I, cap. 19, 21, 32.
• Ibid., cap. 32.
4 Ibid., cap. 19.
* J. Schwandner. Scriptores reram Hungaricarum, t. I. Wien, 1768, p. 123,
cap. 52.
• MGH SS, t. XX, p. 369.
Крестьянская община в Венгрии е XI—XIII веках
67
воинов (qni vero de militum ordine sunt), с другой — рассказ о необыкно-
венной храбрости воинов-крестьян, этих плохо вооруженных людей, ко-
торые идут в бой, движимые «какой-то внутренней доблестью» х.
В тесной связи с разорением свободных крестьян находится, повиди-
мому, выделение категории так называемых стражников (бгбк), о которых
впервые упоминается в законах Ладислава. Их обязанностью являлась
охрана границ и крепостей 1 2. Присвоение этой категории специального
названия — «стражники» — указывает, по всей вероятности, на то, что
они не участвовали в ополчении, исполняя лишь сторожевую службу.
В то же время это не были рядовые крестьяне, так как последние назы-
вались просто «villain», независимо от того, жили ли они в центральных
или в пограничных областях страны 3.
Следовательно, к концу XI в. имущественное положение большинства
свободного крестьянства пришло в такое состояние, что не только рядо-
вой крестьянин, но и каждый десятый из жителей замкового округа
не мог вооружиться на собственный счет, самостоятельно выпол-
няя только повинности по охране замка. Поэтому уже в начале XII в.
король Кальман ввел новый порядок, согласно которому каждый свобод-
ный вместо военной службы должен был уплачивать денежный взнос в раз-
мере 4—8 динаров.
Эти нововведения были следствием того, что военная служба к началу
XII в. стала совершенно непосильной для большинства свободных кре-
стьян. Это видно из того, что об указанном налоге до появления законов
Кальмана не упоминается ни в одном из источников; законы Ладислава
упоминают лишь о повинности крестьян по охране границ и крепостей;
в законах же Кальмана совершенно определенно указано, что динары «pro
libertaLe» не только служат дополнением к различного рода повинностям
крестьян, но и находятся в тесной зависимости от размеров этих повин-
ностей. «Предписываем, — требует королевский указ, — . . .чтобы
с замковых людей (hebdomadarii), обязанных нести недельную барщину,
взималось 8 динаров, конечно, если между ними есть свободные. . . а те
свободные, которые исполняют определенные службы (servicia stipen-
diaria), поставляя королю лошадей и телеги, пусть платят 4 динара» 4.
В этой статье противопоставлены повинности людей, которые выпол-
няли недельную барщину, и тех, которые обязаны были только поставлять
королю, когда он проезжал по их области, средства для передвижения.
Повинность последних не могла быть регулярной; тем не менее они пла-
тили вдвое меньший налог. Что же касается первой категории, то, пови-
димому, большинство их уже потеряло свою свободу, так как статья де-
лает оговорку, предписывая брать с них динары только в том. случае,
«если среди них окажется свободный» (inter quos scilicet si quis liber) *
Вероятно, это был самый бедный слой свободных, не имевших даже ко-
ней, которых они могли бы предоставить в распоряжение короля. Те же
свободные крестьяне, которые еще сохранили лошадей, были уже на-
столько бедны, что не могли вооружиться, чтобы участвовать в ополчении.
Очень часто крестьяне уже не имели своих лошадей. Показательным
в этом отношении является пример поселенцев, в недавнем прошлом ко-
чевников-печенегов. Грамота, выданная им королевским наместником
в 1222 г., требовала, чтобы они уплачивали графу каждые три года 6 пенз
1 MGH SS, t. XX, р. 369.
* S. Lad. deer., lib. II, cap. 17; lib. Ill, cap. 2.
3 Ibid., lib. Ill, cap. 1.
4 Doer. Colom., I, cap. 45.
* Ibidem.
5*
68
М. А. Пав лутков а
для обновления снаряжения двух коней х. Повидимому, имелось в виду,
что они сами также должны были идти в поход в случае необходимости,
потому что следующее распоряжение относится к тем, кто не может идти
в поход и должен поэтому платить ежегодно по 6 пенз за двух коней 1 2.
Различные повинности этих двух категорий, без всякого сомнения, явля-
лись следствием различного имущественного положения. При этом, если
нельзя с уверенностью сказать, что первые имели коней, то совершенно
очевидно, что вторые их не имели.
В силу значительного имущественного расслоения большинство кре-
стьян вместо несения военной службы исполняло различного рода тру-
довые повинности и уплачивало денежные налоги. Лишь незначитель-
ная часть была в состоянии попрежнему нести военную службу. В XIII в.
к числу последних могли относиться только те, кто имел не меньше двух
земельных наделов. На это указывает привилегия Белы IV, выданная
поселенцам замка Сепеш. Согласно этой привилегии, только четыре вла-
дельца, каждый из которых имел по два надела, могли выставить одного
воина 3. Прослойка таких владельцев была повсеместно очень немного-
численна.
Несмотря на разорение основной массы крестьянского населения,
община продолжала сохранять свое значение. Особенно велика была роль
общины как судебной организации, разрешавшей различного рода кон-
фликты, число которых особенно увеличивалось с ростом имущественного
неравенства общинников.
Источники XI—XIII вв. содержат неоднократные упоминания о суде
венгерской общины-марки. Дела, связанные с целым рядом пережитков
родового строя, рассматривались главным образом членами общины.
На это имеется прямое указание в законах Стефана, где говорится, что
судьями были не государственные чиновники, а некие «arbitres et media-
tores» 4. Это не могли быть люди, жившие вне общины. К такому заклю-
чению приводит то обстоятельство, что закон предлагал устанавливать
размеры штрафа в 110 и 10 золотых пенз, в зависимости от того, каким об-
разом было совершено убийство: «из ненависти ли и высокомерия» (ira
accensus aut superbia elatus), без всякого принуждения или случайно
(casu). Следовательно, для того, чтобы правильно судить о характере убий-
ства, как судьи, так и посредники должны были хорошо знать отношения,
существовавшие между убитым и убийцей, или видеть, как произошло
убийство.
Характерно, что во всех других статьях, содержащих законодательную
санкцию наказания за проступки, нарушающие нормальную жизнь об-
щины, нет указаний на то, кто судил и наказывал виновных, а также, кто
контролировал исполнение приговора 5. К подобного рода случаям от-
носятся наказания за убийство жены 6, нарушение клятвы 7, хищение
девушки8, поджог чужого дома9 или вторжение в чужой дом 10 и т. п.
Свидетелями в такого рода делах также могли быть общинники, потому
что даже по делам духовенства, по предписанию законов, могли высту-
1 S. Е п d l i с h р г. Mon. Arp., р. 419.
2 Ibidem.
2 Ibid., р. 461.
4 S. Steph, deer., lib. I, cap. 14.
• Ibid., lib. I, cap. 15, 17, 18, 27, 32, 35 и др.
6 Ibid., cap. 15.
7 Ibid., cap. 17.
8 Ibid., cap. 27.
9 Ibid., cap. 32.
10 Ibid., cap. 35.
Крестьянская община в Венгрии в XI — XIII веках 6!)
пять люди самого различного имущественного состояния, лишь бы они были
«без всякого пятна, имели бы ясен и детей и во всем соблюдали правила
христианской веры» х.
Свидетелями, как правило, также должны были быть соседи обвиняе-
мого и члены одной с ним общины, так как в противном случае они не могли
бы знать целого ряда подробностей, учитывать которые предписывали
законы. Так, например, закон устанавливал, что «если кто-либо, движи-
мый милосердием, при свидетелях (cum leslimonio) освободит своих ра-
бов. . ., пусть никто, движимый ненавистью, не посмеет после его смерти
снова обратить их в рабство. Если же он только пообещает освободить
их и не подтвердит [своего обещания] свидетельством по причине своей
смерти (morle inpedimente non testificatus i'uerit), пусть его овдовевшая
жена и дети имеют право подтвердить свидетельством (leslificari), как он
собирался это сделать» 1 2.
Положение мало изменилось к концу XI в. Законы Ладислава в статьях,
регулирующих повседневную жизнь крестьян, также не содержат указа-
ний на исполнителей судебных решений 3. Несмотря на значительно бо-
лее развитую систему суда, законы Ладислава не изымают полностью
из юрисдикции общинных судов дел о воровстве. «Если все крестьяне
поочередно заявят, что такой-то оказался вором, — гласит закон, —пусть
докажут это судом» 4. Этим судом был «мир» (mundus), что видно из опи-
сания разбирательства подобных дел: «Если мир (mundus) оправдает его,
пусть вся деревня платит священнику только одну понзу. Если же он ока-
жется виновным, пусть будет конфисковано все его достояние и передано
королю, а четвертая часть пусть отойдет крестьянам (villanis) . . . Если
одна часть крестьян обвинит кого-либо в воровстве, а другая будет его за-
щищать, пусть те, которые защищают, ничего не платят; а если после ис-
пытания его на суде обнаружится, что он виновен, пусть они [защитники]
не участвуют в дележе четвертой части имущества осужденного» 5 * 7.
В качестве свидетелей попрежнему продолжают выступать соседи,
при помощи которых, ио предписанию закона, должно быть «тщательней-
шим образом расследовано» то или иное дело; в данном случае речь идет
о расследовании того, справедливо ли совершено было убийство мужем
жены ®.
В Венгрии XI в. община была еще настолько значительной организа-
цией, что королевская власть, чей административный аппарат еще не был
достаточно разветвлен, поручала общинным судам дела, связанные с от-
ношениями недавно возникшего классового общества, и к концу века суд
марки все чаще и чаще использовался представителями господствующего
класса для угнетения и эксплуатации трудящихся. Тем самым общинная
организация подчинялась феодальному государству и включалась в со-
став его аппарата. Так, уже законы Стефана перепоручают взимание
штрафа соседям провинившегося. Задержавший общинника священник
или граф должен был конфисковать орудия, при помощи которых тот ра-
ботал в воскресенье, нарушая церковные правила, и передать его на по-
руки соседям, предписав им изыскать средства для выкупа конфискован-
ного имущества ’. В законах Стефана имеются также свидетельства, ука-
1 S. Steph, deer., lib. I, cap. 3.
1 Ibid., lib. I, cap. 18. Cp. lib. I, cap. 28, 29, 31, где требовалось учитывать такие
подробности, которые вряд ли могли быть известны постороннему.
8 S. Lad. deer., lib. I, cap. 1, 13, 20 etc.
4 Ibid., lib. II, cap. 4.
5 Ibidem.
• Ibid., lib. I, cap. 13. Cp. lib. II, cap. 5.
7 S, Steph, deer., lib. I, cap. 8.
70
М. А. Павлушкова
зывающие, каким образом церковь использовала общинный суд для укреп-
ления своего господства в целях борьбы с языческими жрецами и зна-
харками. «Если кто-либо осмелится совершить злодейство, — предписы-
вает закон, — пусть будет передан в руки тех, кому он причинил ущерб,
или в руки ого родственников, и осужден соответственно их желанию.
Если же обнаружится, что он, делая предсказания (sorlilegio ulentes),
действовал при помощи пепла или чего-либо подобного, пусть он будет
передан епископу для наказания розгами» Ч
Так же обстояло дело и с постановлениями, каравшими воровство.
После длинного вступления о том, как ужасно и ненавистно для всех,
что не только среди мужчин, но и среди женщин становится все больше и
больше воров, королевский сенат требует (опять-таки пе указывая ни
судью, ни исполнителя) продавать трижды совершивших кражу женщин
в рабство, взимая штраф за проступок, совершенный в первый и во второй
раз, с их мужей 1 2.
Аналогичный случай отмечен в законах Ладислава, предписывав-
ших, чтобы посланник короля «шел из деревни в деревню, разузнавая
у крестьян, не знают ли они и не укажут ли, где находится вор. Пусть
они [крестьяне] знают, что знатные люди всей Венгрии дали клятву не
пощадить ни одного вора и не дать ему убежища; пусть и они поступают
подобным же образом». Следовательно, п крестьяне могли не только
укрыть вора, по пощадить или не пощадить его. Расследование производи-
лось крестьянами па общей сходке (mundus)3, но в случае неповино-
вения предписаниям властей ответственность нес каждый член этого со-
брания. Таким образом, решение деревенского схода полностью контро-
лировалось королевской властью с помощью специального посла. Однако
общинный суд продолжал существовать потому, что, как говорится в за-
коне, «они [крестьяне данной деревни] знают воров в своей деревне и
должны выдать их» 4.
Нередко крестьянская община для исполнения различного рода дел
выделяла своих представителей. На это имеется указание в законах Ла-
дислава. Так, если крестьяне но находились в деревне в день церковного
праздника (невидимому, все крестьяне могли отсутствовать по причине
работы на дальних полях), они присылали одного крестьянина вместо
всех 5. Указания на такие представительства неоднократно встречаются
в протоколах судебных дел, слушавшихся в суде варадского епископства
в первой половине XIII в. Так, в деле № 99 говорится об обвинении, вы-
двинутом двумя представителями общины против всех остальных кре-
стьян, которые пе хотели возмещать им издержки в размере 2 марок, из-
расходованных этими двумя представителями, когда они были свидете-
лями по делу общины6. Подобный же случай представительства имеется
в деле .V» 364: двое крестьян передали жалобу своих односельчан на слуг
короля, захвативших их землю 7. В качестве истцов 8 и в качестве ответ-
чиков 9 могли выступать крестьяне всей деревин.
Таким образом, вплоть до XIII в. в Венгрии существовала такая об-
щина, в которой, ио выражению Ф. Энгельса, «. . . наряду с одинаковыми
1 S. S t е р ii deer , lib. I, rap. 34. Ср. lib. 1, cap. 33.
2 Ibid., lib. I, rap. 31. Cp. lib. II, cap. 6, 7.
3 S. Lad. deer., lib. HI, rap. t.
4 Ibidriii.
5 Ibid., lib. I, cap. 1 1.
4 ,! rum dr Varad, № 99
7 Ibid., .X-j 36 4.
* Ibid., 2O7, ’231.
J Ibid., Ai 37, 346.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
71
земельными наделами и равными правами в пользовании общинными
угодьями члены общины имели первоначально одинаковый доступ к уча-
стию в законодательстве, управлении и судопроизводстве в пределах
марки»
С расслоением общины появляется, однако, неравенство и в правовом
отношении. Судебные права всего общинного схода переходят постепенно
к наиболее состоятельной части крестьян, хотя надо отметить, что указа-
ния об этом относятся главным образом к XIII в. Такие «достойные
доверия», «хорошие» люди (probi et boni viri) давали свидетельские по-
казания, могли присутствовать в качестве присяжных на суде и т. д. 1 2.
Однако, в противоположность франкским скабинам, эти представители
местной знати не получили официального признания; в судах же полно-
властно господствовали королевские чиновники.
Отсутствие суда скабинов в Венгрии может быть объяснено тем об-
стоятельством, что к концу XI в. имущественное расслоение в общине еще
не достигло той ступени, на которой происходит выделение местной знати,
способной присвоить решающий голос в суде. Но вместо с тем имуще-
ственный уровень свободного крестьянского населения страны был в конце
XI в. настолько низким, что затрата времени и отвлечение рабочей силы
для исполнения судебных обязанностей стали невозможны для большин-
ства общинников.
Несмотря на тяжелый гнет королевских чиновников и духовенства,
сельский общинный строй продолжал существовать. И когда в XIII в.
королевская власть начала захватывать общинные земли для передачи
их в вечную собственность представителям должностной знати и духо-
венству, община смогла оказать серьезное сопротивление этим посяга-
тельствам.
Показательной в этом отношении является история упорной борьбы
общины крестьян деревни Фену с паннонхольмским монастырем, длившаяся
в течение всей первой половины XIII в. Впервые о ходе этой борьбы упо-
мянуто в грамоте наместника в 1220 г. Но из этой грамоты следует, что на-
местнику уже давно было известно о тяжбе монастыря с крестьянами де-
ревни Фену из-за двух земельных наделов. Аббат Уриаш утверждал, что
эта земля была ему подарена некиим Ипполитом. И так как крестьяне воз-
ражали против выделения этого участка из общинных земель, суд поста-
новил, чтобы аббат уступил крестьянам эти два надела и получил взамен
четвертую часть всей земли деревни, пахотные земли которой составляли
8 плугов, помимо леса и рощи. Наместник скрепил это решение двумя
печатями, чтобы «это дело никогда больше не возобновлялось наследни-
ками крестьян»; для упрочения прав монастыря на эту землю прибыли
иосланцы короля и наместника, которые установили постоянные межевые
знаки 3.
Однако уже через шесть лет крестьяне снова обратились в высшую
судебную инстанцию страны — к королевскому наместнику — с жало-
бой на несправедливый захват их земли. Расследовав это дело п убедив-
шись, что крестьяне самовольно уничтожили постоянные межевые знаки,
установленные в соответствии с его же решением в 1220 г., наместник при-
казал возобновить прежние межевые знаки, а крестьянам обрить пол го-
ловы подобно рабам и с позором водить их ио деревням, с тем, чтобы «ни
сами они, пи кто-либо другой не смел, занять эту землю или возбуждать
1 Ф. Энгельс. Марка. В кн.: Ф. Энгельс. Крестьянская война в Гер-
мании, стр. 120.
а См. G. Wenzel. Codex. . ., t. VI, р. 346; t. XII, р. 48; t. XX, р. 268 п др.
» Ibid., t. VI, р. 169.
72
М. Л. Павлушкова
в нашем [наместника] присутствии такого рода дела» Но на этом дело
не прекратилось. Вопрос о землях деревни Фену снова был поднят кре-
стьянами в 1237 г. 1 2; и когда в 1255 г. крестьяне еще раз попытались воз-
вратить себе захваченную землю, в качестве истца выступил теперь уже
монастырь, заявив, что крестьяне «не допускают его владеть землей» (поп
permit! erenl possidere) и «в злостном дерзновении разрушили постоян-
ные межевые знаки» (ansi lemerario me! о deslruxissonl). Па это крестьяне
возразили на суде, что те межевые знаки, которые они уничтожили, не
являются законными и были насильно установлены церковью. Тогда пред-
ставители монастыря поспешили предъявить все три имевшиеся у них
грамоты, выданные по поводу этой земли, и наместник приказал восста
новить межевые знаки согласно прежним решениям, что и было сделано
его посланником. Но так как крестьяне очень долго спорили и не давали
установить межевые знаки, суд снова приговорил их к позорному наказа-
нию — обритию головы 3. Таким образом, несмотря на отсутствие всякого
права, монастырю удалось присвоить четвертую часть всей крестьянской
земли деревни Фену.
Так как монастырь являлся врагом всех крестьян, его захватническим
стремлениям единодушно сопротивлялась вся община.
Совместные выступления общинников, принадлежавших к различным
социальным категориям, имели место также и в тех случаях, когда все
они терпели беззаконие со стороны королевских чиновников. Подобное
выступление было совершено замковыми людьми и двумя jobbagiones
castri из округа Бориюд. Они обратились к королю .Андрею 11 в 1217 г.
с жалобой на своего графа, который обременял их «несправедливыми су-
дебными решениями и ненадлежащими поборами». Сначала они, повндв
мому, пытались собственными силами призвать графа к порядку. Прото-
кольная запись дела, слушавшегося в суде варадского епископства, со
общает о том, что сам граф жаловался на причиненный ему ущерб и на
различного рода несправедливости. К этому заявлению графа п, но всей
вероятности, не без определенного воздействия с его стороны присоеди
пились все остальные jobbagiones, как свободные, так и освобожденные,
и сорок человек из замковых людей. Тем самым внутри общины был про
изведрн раскол, и истцы не просто отказались от обвинения, но вынуж-
дены были признать себя виновными и обязались «возместить ущерб»,
нанесенный графу и выразившийся в сумме в 25 марок. Сам же граф
«простил» их по просьбе короля, причем участвовавшие в иске двое
jobbagiones castri были посажены в тюрьму на срок, угодный графу 4.
Этот случай показывает, что внутри общины существовал антагонизм
не только между людьми различных правовых категорий, но и внутри
одной и roil же категории. Такой антагонизм может быть объяснен только
различным имущественным положением. Используя свое экономическое
превосходство, более состоятельные члены общины присваивали себе
не только различного рода права, по и захватывали общинные земли.
Прямые указания на занятие земли замковых людей крестьянами
более привилегированной категории имеют место в протокольных записях
судебной инстанции Падьварада. К такого рода случаям относится иск
крестьян замка Сольнок против свободных людей их же деревни. Кре-
стьяне жаловались на то, что их односельчане являются захватчиками
1 G. W е п г с 1. Codex. . . , t VI n 220
2 Ibid., t. XII, p. 79—80. ’
3 Ibid., t. VII, p. 259.
4 Regestrum de Varad, № 248.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
73
(extores) их земли. Но эти последние возражали, что они с самого начала
владели землей совместно с людьми замка. И, действительно, трудно пред-
положить, что крестьяне одной деревни составляли две различные общины.
Невидимому, так называемые свободные, пользуясь своим более приви-
легированным положением (независимость в отношении замковой адми-
нистрации), пытались нарушить равенство в распределении общинных
земель. Это им удалось, так как суд наместника не поддержал крестьян
замка представитель последних был обожжен раскаленным железом,
которое служило испытанием правоты тяжущихся в судах средневековой
Венгрии. Признаки, по которым в этих судах решали о состоянии ожога,
причиненного раскаленным железом, не были известны тяжущимся.
Поэтому и решения, выносимые судами, были, как правило, весьма при-
страстными. Следовательно, тот факт, что феодальный суд признал
правоту свободных крестьян в их тяжбе с крестьянами замка, является
уже сам по себе свидетельством большей привилегированности первых
по сравнению с последними.
Нередко вся крестьянская община требовала лишить тех или иных чле-
нов общины их привилегий из-за творимых ими бесчинств. Так, напри-
мер, в 1214 г. 17 jobbagiones замка Бей кеш совместно с людьми этого
замка обратились к королю с жалобой па то, что двое jobbagiones «не по
праву» принадлежат к этому состоянию, так как являются «расхитителями
народного имущества, разоряя всех замковых людей»1 2. Требования об-
щины были настолько настоятельными, что королевский суд вынужден
был признать, что ущерб, причиненный jobbagiones, исчисляется в 300 ма-
рок. Однако протокольная завись этого дела не сообщает, кто должен был
возместить эти 300 марок, и не указывает, был ли удовлетворен иск зам-
ковых людей о лишении насильников их привилегированного положения.
Даже поддержка обладавших военной силой замковых чиновников
зачастую нс могла помочь крестьянам выиграть дело. Так, когда двое
«королевских слуг» захватили землю крестьян замка Пейчварад, кре-
стьяне, поддержанные представителями замковой администрации, обра-
тились в суд. По захватчики поспешили заверить судью и судебного ис-
полнителя, что эта земля принадлежит им по праву наследства. Однако
крестьяне продолжали настаивать на своем иске, и ответчикам пришлось
пойти на некоторые уступки. Компромисс был заключен на том условии,
что «королевские слуги вернут крестьянам лишь четвертую часть захва-
ченной земли» 3.
Крестьянам не удавалось добиться успеха и после того, как в 1221 г.
был издан королевский указ, согласно которому людям замка должны
были быть возвращены все захваченные у них земли (cum esset edict urn
a rege Andreae quod terra caslrensium requirent ur) 4. Невидимому, этот
указ существовал только на бумаге, так как среди всех 389 записей дел
судебной инстанции варадского епископства ни в одном случае замковым
крестьянам не удавалось добиться возвращения захваченной у них земли,
хотя выполнение королевского указа проверяла специальная комиссия s.
Начало XII в. явилось, таким образом, периоде м самой ожесточенной
борьбы крестьян, которые выступали целыми общинами против захватчи-
ков общинных земель.
1 Begcstrum de Warad, № 7.
2 Ibid., № 42.
8 Ibid., № 364.
< Ibid., № 361.
8 Ibid., № 361, 368.
74
М. А. Павлугикова
Крестьянские выступления вынудили короля сначала дать указ о
«возвращении крестьянских земель», а затем скрепить золотой печатью
документ (Золотая булла), освобождавший крестьян, которые жили на
землях, захваченных представителями должностной знати, от уплаты
большей части государственных налогов х. Однако эти уступки остались
на бумаге, так как расхищение общинных земель продолжалось. А фео-
дальный гнет во владениях должностной знати не уменьшился. Прото-
кольные записи дел, разбиравшихся в варадском епископстве, наглядно
доказывают, что феодальный суд всегда выступал против крестьян.
Убедившись в бесплодности судебных расследований, замковые
люди стали предъявлять свои требования королю. Об этом свидетельствует
письмо папы Гонория III эгерскому епископу и аббату цистерцианского
монастыря в Эгере в декабре 1222 г. Папа анализирует события, при ко-
торых была издана Золотая булла, и приходит к выводу о необходимости
хотя бы временного объединения церкви со светскими магнатами и королем
против низших слоев общества, указывая средство для избежания бес-
порядков: «. . . небесполезно будет применять принуждение, при помощи
которого может быть сдержано брожение умов и обуздана всеобщая дер-
зость негодяев. Нам стало известно, что в венгерском королевстве два
раза в год собираются все люди (omnes populi).. . вся эта волнующаяся
толпа имеет обыкновение требовать от короля трудно выполнимого и
несправедливого (difficilia et iniusta sollant postulare), а именно: чтобы
магнаты и знать королевства, против которых они выступают (quos ha-
bent excesses), были лишены своей должности и сана и изгнаны из госу-
дарства, а их имущество чтобы было разделено народом (et counim bona
in populis dividanlur). Это привело короля в замешательство, потому что
если бы он удовлетворил такого рода требование восставших (turbulen-
tis. . . modi postulationibus), он причинил бы ущерб правосудию и нару-
шил бы мир. Тем самым была бы ослаблена королевская власть. А если
бы он справедливо отверг беззакония, ему пришлось бы опасаться за себя
и за людей, служащих ему. Мы же, желая найти средства устранить это,
посылаем на ваше рассмотрение апостолическое письмо и рекомендуем:
увещевайте самым настойчивым образом возражающих (conlradictores).. .,
чтобы без предварительного судебного расследования в границах судеб-
ных тяжб ничего не предпринималось против короля и его короны, или
против личности князей или их имущества» 1 2.
Требования замковых людей остались неудовлетворенными. Свиде-
тельством этого является повторное распоряжение короля Белы IV,
чтобы «все земли замков и удворников. . . были возвращены и чтобы все
они наслаждались привилегированным положением свободных поселенцев
(privilegialо nomine hospilum liberorum)» 3.
Однако многообещающее содержание этого постановления было пол-
ностью сведено па нет другой его статьей, в которой предписывалось
создать комиссию из представителей мелкопоместного дворянства для
«возвращения» земель, «захваченных» теми же замковыми людьми и коро-
левскими удворниками 4.
Сразу же после королевского указа началась широкая кампания
«возвращения», а вернее, расхищения крестьянских земель. Так, в 1268 г.
наместник, он же граф замкового округа Шопрон, оповестил всех жителей
страны, что в каждом округе дворянами должны быть избраны пять чело-
1 S. Е a d I i с h е г. Mon. Агр., р. 413, cap. 3.
2 G. F о j i г. Codex Diplomalicus Hungariae. Buda, 1829, t. Ill, vol. 1, p. 390.
8 S. Endlicher. Mon. Arp., p. 513, cap. 2.
4 Ibid., cap. 5.
Крестьянская община в Венгрии в XI—XIII веках
75
ъек, которые должны будут способствовать возвращению земель и дру-
гих прав знати, «захваченных удворниками, людьми замков и людьми
королевы. . . »
После издания этих указов почти полностью прекратились земель-
ные тяжбы между крестьянами и представителями знати. Это, конечно,
не может служить доказательством отсутствия конфликтов такого рода.
Категорическое предписание короля исключало всякую возможность
решения дел в пользу крестьян. Однако некоторые тяжбы между предста-
вителями чиновной знати из-за крестьянских земель позволяют судить,
насколько власти пренебрегали интересами крестьян. Так, если до изда-
ния королевского указа королевские крестьяне (conditionarii regis) из
деревни Ezezel владели землей совместно с сыном графа Onlh из рода
Zolonch, то в 1274 г., когда эта земля была передана новым владельцам,
для нее были установлены постоянные межевые знаки, полностью игно-
рировавшие крестьянские права на эту землю 2.
Таким образом, расхищение общинных земель стало возможным в ре-
зультате выделения свободно отчуждаемых владений и особенно усили-
лось в XIII в., когда в ряде областей Венгрии начал производиться раз-
дел общинных угодий.
• LW? “y Vе.,1- Codex- хш. P- 206.
Ibid., t. XVII., p. 136—137.
В. Ф. СЕМЕНОВ
ВЕНГЕРСКАЯ ЗОЛОТАЯ БУЛЛА 1222 ГОДА
Венгерская Золотая булла 1222 г. сравнительно мало известна совет-
ским историкам. До сих пор на эту тему советскими медиевистами не было
написано ни одной исследовательской работы. Не было специальных
работ по истории Золотой буллы и в дореволюционной русской литера-
туре. Между тем Золотая булла представляет собой весьма интересный,
колоритный и оригинальный источник из истории средневековой Венгрии.
Опа интересна своим содержанием, ярко отражающим сложившиеся уже
к этому времени в Венгрии феодальные отношения. Интересна сама исто-
рическая обстановка, в которой происходило оформление Золотой буллы.
Изданию Золотой буллы 1222 г. предшествовала ожесточенная социаль-
ная борьба, происходившая как внутри класса феодалов, так и в форме
антифеодальных выступлений венгерского крестьянства.
В современной народно-демократической Венгрии историческая наука
уделяет большое внимание и истории феодальной Венгрии. Происхожде-
ние феодальных отношений в Венгрии, своеобразие венгерского средне-
векового землевладения, положение крестьянства в феодальную эпоху,
начало развития городов, особенности развития венгерского феодального
государства, развитие средневековой культуры в Венгрии — все эти про-
блемы тщательно изучаются современными венгерскими историками,
основывающимися на методологии исторического материализма и п<>-
новому пересматривающими богатую многовековую историю своей страны
на всех этапах, в самые различные периоды ее исторического существова-
ния. В связи с разрешением этих основных вопросов венгерской медие-
вистики венгерские ученые часто обращаются и к тем событиям, которые
происходили в Венгрии в начале XIII в. и непосредственно привели
к изданию буллы 1222 г.
Можно назвать в первую очередь два крупных венгерских труда,
вышедших в свет за последнее время п затрагивающих интересующий нас
период XII—XIII вв. Одним из них является книга академика Эрика
Мольнара «История венгерского общества от Арпадов до Могача» *.
Другой труд — коллективная работа нескольких современных венгерских
историков под заглавием «История венгерского народа» (в кратком очерке)1 2.
Положительной стороной обоих названных трудов является то, что
авторы их стремятся разработать прежде всего социально-экономическую
1 Е. М б I п а г. A inagyar tarsadaiorn tortenete az Arpadktol Moliaesig. Buda
pest, 1949. Советским историкам больше известна другая работа Мольнара — «Воз
никновение венгерского государства», опубликованная в Будапеште в 1951 г. на рус-
ском языке.
2 «А magyar nep tortenete Rovid attekintes». Budapest, 1951. Авторы этой кол
лективной работы: Г. Хеккенашт, Б. Карачонп, Л. Лукач, Д. Ill пира.
Венгерская Золотая булла 1222 года
77
основу венгерской средневековой истории; с этой точки зрения ими
дается анализ и Золотой буллы 1222 г. В самой трактовке буллы современ-
ным венгерским прогрессивным историкам удается избежать той идеа-
лизации и модернизации этого феодального документа, которые так харак-
терны для буржуазных историков, готовых видеть в нем все конститу-
ционные принципы буржуазного государства нового времени
Учитывая отсутствие литературы на русском языке по истории Золо-
той буллы и несомненный интерес, который вызывает этот источник как
у себя на родине, в Венгрии, так и в среде советских историков, мы в на-
стоящей статье делаем попытку вскрыть движущие силы оппозиционного
движения 20-х и 30-х годов XIII в. и выяснить историческое значение
Золотой буллы в истории феодальной Венгрии.
I
Венгерское государство образовалось в Центральной Европе сравни-
тельно поздно. Только в самом конце IX и начале X в. венгры заняли
территории по среднему Дунаю и Тиссе. В 906 г. пало Моравское госу-
дарство, и венгры заняли часть его земель. В 907 г. венгры нанесли круп-
ное поражение немцам и тем самым окончательно закрепили за собой
занятые придупайские области 1 2.
Общественный строй венгров в период завоевания находился на ста-
дии разложения родовлеменных отношений. Венгры делились на много-
численные племена и роды. Их первые короли Альмош и Арпад были
лишь главными вождями федерации венгерских племен; каждое из пле-
мен возглавлялось своим вождем — князем. Завоевав придунайскую тер-
риторию, племена и роды венгров поделили между собою занятые ими
пашни п пастбища, которые, как и всякого рода пустоши, простирались
здесь па весьма большие расстояния. «Территории, занятые принадлежа-
щими к одному племени родами, отделялись друг от друга полосами
земли, являющимися общей собственностью племени. Подобно этому и
отдельные племена отделялись друг от друга и от соседних народов поло-
сами земли, являющимися общей собственностью союза племени» 3. Среди
земель, заселенных венгерскими племенами и родами, сохранились районы
со сплошным славянским населением, управлявшимся долгое время соб-
ственными славянскими князьями — жупанами 4.
Родовая и общинная собственность на землю у венгров играла громад-
ную роль в X и XI вв. По венгерское общество в этот период было уже
значительно дифференцировано. Верховным земельным собственником
считался король, от которого непосредственно зависели крестьянские
общины, входившие в состав военизированных замковых округов — коми-
татов. Стоявшие во главе отдельных родов старшины распоряжались
частью родовых земель, пытаясь превратить ее фактически в свою соб-
ственность. По сила родовой знати была уже сокрушена в конце X и
1 Е. S а у о и s. Hisloire generale des Hongrois. 2-ine rd. Paris, 1900; E. H a n-
i os. The Magna Charta of the English and the Hungarian constitution. London, 1904
(далее: The Magna Charta). Модернизация трактовки событий 1222 г. чувствуется
и в работе В. Хомана — В. II о m a n. Geschichte des ungarischen Mittelahers, Bd. II.
Berlin, 1943.
2 К. Я. Г p о т. Моравия и мадьяры с половины IX до начала X века. СПб.,
1881, стр. 406—407.
3 Э. Мольнар. Возникновение венгерского государства. Будапешт, 1951,
стр. 7.
4 Там же, стр. 19.
78
В. ф. Семенов
первой половине XI в. Место родовой знати заняла новая, военная слу-
жилая знать — старшие дружинники короля, которые и правили коми-
татами в качестве окружных графов — ишпанов \ своего рода граждан-
ских и военных губернаторов, получавших в качестве вознаграждения
одну треть поступавших государственных налогов. Ишпаны долгое время
не получали земель в свою собственность. Это были еще формирующиеся
феодалы, получавшие право не на земельное владение, ана доходы
с королевских земель. Их «лены» состояли не из земель, а заключались
лишь вправе на часть дани с населения того или
другого округа2.
Особенностью развития раннего венгерского феодализма было и то,
что число крепостных на землях самого короля, церкви и некоторой части
земель знати долгое время было сравнительно невелико. Крепостные из
рабов-военнопленных были немногочисленны и не играли сколько-нибудь
значительной роли в производстве ни в X, ни в XI в. Главная масса на-
селения венгерского королевства состояла из лично свободных венгров
и из местных славян, постепенно ассимилировавшихся с венграми —
мадьярами.
С конца XI, в XII и XIII вв. процесс развития феодальных отношений
в Венгрии происходил уже более усиленными темпами. Большое значе-
ние для ускорения развития феодализма имел переход венгров от ското-
водства и нерегулярного грубо переложного земледелия к земледелию,
основанному на интенсивном использовании тягловой силы скота и на
регулярном чередовании полей (двухполье и трехполье). Значительную
роль в развитии венгерского земледелия сыграло местное земледельче-
ское славянское население. Об этом ярко свидетельствует словарный
состав современного венгерского языка, в котором названия сельско-
хозяйственного инвентаря, рабочего скота, различных видов сельско-
хозяйственных работ, а также наименования сельскохозяйственных зла
ков и т. п. происходят в большей части из славянских языковых корней а.
Процесс постепенного закрепощения массы свободного крестьянства,
прикрепленпе его сначала к замковому округу как государственного
военнообязанного населения, а затем фактический переход его под частную
власть королевской служилой знати, эксплуатировавшей его как своего
рода полукрепостное население, постепенное лишение крестьян общинной
собственности и слияние массы обедневших свободных людей с крепост-
ными из рабов составляют главное содержание социально-экономи-
ческой истории Венгрии XI—XIII вв. В этот же период венгерская знать,
светская и церковная, создает и свое крупное феодальное землевладение,
складывавшееся частью из пожалованных коронных земель, частью из
захваченных знатью земель остававшихся свободных крестьянских общин.
Признаки сокращения числа свободных самостоятельных крестьян
общинников, несших военную службу, и начало потери ими личной сво-
боды можно проследить уже по законнику короля Стефана (по-вепгерски-
Иштвана), правившего в 997—1038 гг. Одна из статей его законов запре
щала обращать в рабство свободных замковых людей. Однако характерно.
х Слово «ишпан» — видоизмененное славянское слово «жупан». Ишпап сосредо-
точивая в своих руках военную и административно-судебную власть в замковом
округе — комитате.
а Характер государственной земельной собственности в раннефеодальной Вен-
грии и получение знатью ренты в виде доходов с подведомственных округов — коми-
татов — освещены М. А. Павлушковой в ее диссертации «Оформление феодальных,
отношений в Венгрии X—XIII вв.» (МГУ, 1953 г.).
• й. Балашша. Венгерский язык. Гос. изд. ийостр. литературы, 1951
стр. 14—18.
Венгерская Золотая булла 1222 года
79
что тот же закон фактически мирится с этим положением, устанавливая
лишь штраф в пользу короля с того, кто поработил свободного, но не
возвращая статута свободы самому пострадавшему \
Большое число «свободных людей» XI—XII вв. считались свободными
лишь по отношению к соседним частным лицам, но они были уже несво-
бодными по отношению к королю (liberi non a rege, sed a civihus). Тако-
выми, фактически уже полусвободными людьми считались многочислен-
ные жители комитатов, так называемые castrenses, выполнявшие частично
военную службу, главным же образом обязанные денежными и всякого
рода барщинными повинностями в пользу короля и его ишпанов. По су-
ществу это были уже государственные, королевские крестьяне-общинники,
земли которых были присвоены королем и с которых требовались частично
уже крепостные повинности, хотя еще не в пользу частных лиц, а в пользу
государства. Закон короля Коломана (по-венгерски — Кальмана) (1095—
1114) называет их «civiles hebdomarii», т. е. «жителями замков, выполняю-
щими недельную барщину» 1 2. Согласно этому закону, названное население
замковых округов обязано было уплачивать королю особый налог в 8 ди-
наров (отсюда и другое название их — coloni liberi denarii). Они обя-
заны были выполнять также разнообразные работы — по постройке зам-
ков, рытью рвов, сооружению валов, перевозке военных люден и их
багажа, изготовлению различных предметов домашнего обихода 3. Несли-
замковые люди частично и военную службу, выставляя в королевскую
армию одного рекрута от восьми или девяти жителей, снабженного всем
необходимым для военного похода.
Рассматривая этих «свободных колонов» уже как свою собственность
(так же как и захваченную у родов землю), венгерские короли в XI—XII вв.
широко раздавали частным лицам земли с сидевшими на них «свобод-
ными людьми», превращая тем самым последних в настоящих крепостных,
полностью зависимых от своих господ — феодалов. Особенно много
земель с крестьянами раздавали короли церковным землевладельцам,
епископам и монастырям, жалуя при этом сплошь да рядом не только
«свободных колонов» — castrenses, обязанных выполнять барщину и
платить оброки, но и мелких военных людей из числа mililes или jobba-
giones castri, занятых исключительно военной службой 4.
Светская военно-служилая знать продолжала и собственными силами
обращать в крепостное состояние свободных людей, особенно используя
для этого свое административное положение начальников комитатов.
Жалобы на ишпанов и вице-ишпанов 5, порабощавших «свободных людей»,
не прекращались со времени короля Стефана в течение всего XI, XII и
начала XIII в. и отразились в самой Золотой булле. Значительное число
крестьян, лишенных собственной земли, было на положении бродяг
(vagi), скитавшихся по стране в поисках пропитания. Тот же цитиро-
ванный выше закон короля Кальмана говорит о «старых» (в смысле преж-
них) колонах, «выброшенных с земель» и не «имеющих земли» (veteres
coloni ejecli, terram non habentes) ®.
Косвенно на разорение крестьянства и его закрепощение указывает
возросшее в стране количество преступлений, широкое распространение
1 Enchiridion fontium bistoriae hungararum. Composuit D-r Henricus Mar c-
z a 1 i. Budapest, 1902, p. 32 (далее: Enchiridion).
2 ibid., p. 108.
3 ibidem.
4 Э. Мольнар. Возникновение венгерского государства, стр. 25.
4 Иногда последние назывались приходскими графами (comites parochiales),.
• Enchiridion, р. 107.
80
В. Ф. Семенов
воровства, убийств, поджогов и т. д. Закон короля Ладислава (по-вен-
герски — Ласло, 1077—1095) из 28 статей 17 уделяет наказаниям за
кражу 1. Многочисленные местные восстания крестьян, особенно интен-
сивно происходившие в Венгрии в 40, 60 и 70-х годах XI в. (большей
частью в форме выступлений за «старую языческую веру»), также свиде-
тельствуют о резком ухудшении положения крестьянских масс и об их
борьбе против закрепощения 1 2.
В законах короля Ладислава и Кальмана конца XI и начала XII в.
достаточно отчетливо отразилась социальная структура формировавшегося
феодального венгерского общества. В качестве высшей знати — князей
Венгрии — выступают ишпаны и придворная знать, непосредственно свя-
занные с королем и составляющие его главную социальную опору. Это —
nobiles majores, proceres, jobbagiones regni, magnates, potentes, т. e. высшее
дворянство. В качестве низшего дворянства — nobiles minores, servien-
tes regis 3, milites equestres, jobbagiones castri — выступает формирую-
щееся рыцарство, «солдаты замков», причем понятие jobbagiones castri
(или jobbagiones castrorum) порой включает в себя и «простых свободных
людей» замков — castrenses, liberi coloni, хотя чаще эти последние фигу-
рируют уже и под другими названиями: populus rusticus, populus vulga-
ris, homines, humilioies и даже villani, которыми одновременно именуются
также и посаженные на господскую землю рабы и вольноотпущенники —
servi и libertini, а также прикрепленные к замкам удворники (udvornici)4.
Однако процесс феодализма в Венгрии даже к началу XII в. все же
не вполне завершился. Liberi coloni, или castrenses, — простые люди зам-
ковых округов — продолжали составлять еще весьма многочисленную
группу населения, которая юридически все еще продолжала отличаться
от крепостных. Законы королей Стефана, Ладислава, Кальмана не раз
подчеркивали запрещение обращать в рабство свободного человека. Про-
цесс полного /лиянпя «свободных колонов» с крепостными типа servi или
libertini был делом последующего времени и завершился лишь к концу
XIII в В XIV—XV вв. исчез и самый термин liberi coloni и все крестьян-
ство рассматривалось феодальным законодательством как сплошная
масса зависимых «колонов», «мужиков», «вилланов» (rustic! sive coloni
villarum), как об этом ясно говорится в декрете Ладислава II от 1514 г.5.
Незавершенность процессов феодализации в Венгрии в XII—XIII вв.
проявилась и в другом факте. Венгерское рыцарство к началу XIII в.
представляло собой еще весьма пеструю, неоднородную социальную груп-
пировку. Наряду с мелкопоместными рыцарями, имевшими уже собствен-
ных крепостных и по своему социальному статуту лишь количественно
(размером владений) отличавшимися от крупных феодалов, главную массу
рыцарства составляла мелкая шляхта, еще недалеко ушедшая в своем
развитии от «простых свободных .людей». Это были многочисленные зам-
ковые солдаты — milites пли jobbagiones castri, они же — servientes
regis, которые выполняли пожизненную военную службу, получая за это
от короля в пользование земельные владения. Наделы подавляющего
большинства этих младших servientes regis были весьма незначительны.
1 Enchiridion, р. 97 -99.
2 Э. М о .т ь и а р. Возникновение венгерского государства, стр. 51 52.
3 Иногда, как увидим ниже, этот термин применяется и к крупной служилой
знати, когда говорится о феодальном сословии в целом.
1 Удворники — категория зависимого населения, освобожденного от военной
службы, ио обязанного продовольственными и прочими поставками на содержание
короля или шппанов. В XII—XIII вв. значительная часть удворников уже слилась
с сервами в общую крепостную массу.
5 Enchiridion, р. 340.
Ненгерская Золотая булла 1222 года
81
Обычно они равнялись всего 2—3 плугам, а иногда и одному плугу, т. е.
по существу очень мало отличались от владения «свободного колона».
Такой мелкий военно-служилый человек больше походил на свободного
крестьянина типа англо-саксонского фримена (freeman) или северо-
германского фреймана (freiman) того же периода XI—XII вв., чем на
западноевропейского рыцаря той же эпохи
Servientes regis считались зависящими непосредственно от короля,
являясь его «королевскими солдатами», но фактически они находились
в подчинении у ишпанов, как своих ближайших начальников 2. С одной
стороны, servientes regis явно возвышались над liberi coloni, над простыми
castrenses, не говоря уже о массе крепостных, с другой—произвол
ишпанов касался и их. Ишпаны судили, штрафовали всех жителей коми-
тата, в том числе и servientes regis. Последние обязаны были уплачивать
десятины церкви и некоторые королевские налоги. Положение servien-
tes regis было неблагоприятно и в других отношениях. Их земельные владе-
ния, как правило, до самого XIII в. не носили еще наследственного харак-
тера, а давались им лишь в пожизненное пользование в качестве бене-
фиция. Наконец, сама военная служба рыцарей была недостаточно регули-
рована. Особенно остро стоял в начале XIII в. вопрос об условиях службы
во время заграничных походов, в которых рыцари должны были принимать
обязательное участие, но за которые короли долгое время не соглашались
им уплачивать какого-либо дополнительного денежного вознаграждения.
3
Королевская власть в Венгрии в XI—XIII вв. по сравнению с другими
феодальными странами Европы была весьма сильной.
Росту и усилению королевской власти способствовало завоевание
придунайских земель, осуществлявшееся под руководством короля,
а также географическое положение Венгрии в X—XI вв.: она была располо-
жена на территории, граничащей со степью, т. е. доступной нападению,
в середине Европы и была окружена многими странами, не отделенными
от нее какими-либо естественными рубежами.
Самый коллективный характер земельной собственности в Венгрии,
в условиях еще не изжитых вполне родоплеменных отношений, привел
здесь, подобно странам Востока, к созданию обширной государственной
земельной собственности, являвшейся также одной из основ укрепления
королевской власти. Король имел многочисленную администрацию в лице
центрального придворного управления, а также в лице многочисленных
ишпанов и их заместителей, которых он мог назначать и смещать по своему
усмотрению. Король распоряжался регулярными налогами, как прямыми
поземельными, так и косвенными, в виде различных торговых, дорожных
и тому подобных пошлин.
Законы короля Стефана и его преемников уделяли большое внимание
должности ишпанов, стремясь создать из них послушное орудие королев-
ской власти на местах. Долгое время королям удавалось осуществлять
фактический контроль над ишпанами и пресекать их стремления пре-
вратить эту важную административную должность в наследственную соб-
ственность.
Большую роль в возвышении королевской власти сыграла католи-
ческая церковь, к концу XI в. окончательно закрепившая свое положение
в феодальном венгерском обществе. Опираясь на епископов и аббатов,
1 Е. Hantos. The Magna Charta..., p. 68—69.
*E. Molnar. A magyar tarsadalom tortenete az Arpadokrtol Mohacsig, о 84.
6 Средние века. вып. в
82
U. Ф. Семенов
король мог бороться со своеволием отдельных непослушных ишпанов,
используя, в частности, против них авторитет епископского суда. Коро-
левская власть могла также усиливаться за счет противоречий между
западными и восточными ишпанами: первые ближе стояли ко двору, на
них в первую очередь и опирался король. При их помощи королевская
власть могла заставлять подчиняться более отдаленных и более незави-
симых феодалов и ишпанов восточных комитатов.
В результате конфискации земель родовой знати королевская власть
присвоила громадное количество пахотных земель, пастбищ, лесов, озер
и других угодий. Горные недра были объявлены королевской регалией.
Начавшаяся уже в XII в. интенсивная разработка трансильванских
серебряных рудников давала казне большие доходы. Весьма важной
статьей для казны являлась пошлина с добычи соли. Наконец, много
выгод получал король от чеканки монеты. Однако, возвышаясь все более
над рядовыми подданными, над массой «простых свободных людей» и
крепостных крестьян, короли одновременно попадали в большую зависи-
мость от самих феодалов как класса в целом, по мере дальнейшего роста
и укрепления крупной феодальной земельной собственности. Если раньше,
в X—XI вв., король опирался в основном на своих старших дружинни-
ков, то в XII—XIII вв. все более феодализировавшаяся, превращав-
шаяся в наследственных землевладельцев военно-служилая аристократия
еще более ярко выступала как господствующий и привилегированный
класс в стране, держащий под контролем своего «вождя» — короля.
Высшая придворная и провинциальная комитатская знать (ишпаны,
вице-ишпаны, старший командный состав замковых гарнизонов — цен-
турионы и декурионы и др.) стремилась в XII в. захватить в свои руки
те земельные владения, которыми она управляла от имени короля. Из по-
лучателей части доходов с населения знать желала превратиться в полных
феодальных землевладельцев, что в перспективе обещало ей получение
полностью всей феодальной ренты с зависимого населения.
Располагавшие большими гарнизонами в комитатах и присваивавшие
себе большую часть государственных налогов, собиравшихся в их окру-
гах (часто гораздо больше «законной» третьей доли), ишпаны во второй
половине XII—начале XIII в. из послушных агентов королевской власти
превратились на деле в независимых местных магнатов, частью уже об-
ративших комитаты в наследственную собственность. В руках знати на-
ходились и центральные правительственные органы. Крупнейшие чинов-
ники страны — королевский палатин, два дворцовых ишпана (один —
короля, другой — королевы), главный казначей и другие — были самыми
крупными землевладельцами в стране, концентрировавшими часто в своих
руках в дополнение к должностям центрального аппарата еще управле-
ние одновременно одним, а иногда и несколькими комитатами 1.
Власть королей из дома Арпадов считалась избирательной. По смерти
короля обычно происходили выборы его преемника, дававшие повод
знати требовать себе новых уступок от короны.
В XII в. Венгрия, кроме собственно венгерских земель, включала
в свои границы многочисленные присоединенные невенгерские земли.
На юго-западе в состав венгерского королевства входили Хорватия,
Далмация и Босния, на северо-востоке — Словакия, Угорская Русь и
Трансильвания. В начале XIII в. Арпады упорно стремились овладеть
Галицией и Волынью (Лодомерией) 1 2. Кроме того, венгерские короли
1 В. Homan. Geschichte des ungarischen Mittelalters, Bd. II, S. 67—68.
2 От слова Volodimiria по названию гор. Владимира Волынского.
Ненгерская Золотая булла 1222 года
83
вмешивались постоянно в дела Балканского полуострова, воюя то с Ви-
зантией, то с Болгарией, решив, наконец, даже принять участие в одном
из крестовых походов в Палестину
Широкая захватническая внешняя политика Арпадов XII—XIII вв.
отразилась, естественно, на организации военного дела в Венгрии. Ко-
роли стремились возможно больше привлекать к военной службе усилив-
шихся крупных феодалов, заставляя и их участвовать в заграничных
походах со своими отрядами.
В большем масштабе, чем ранее, требовалась военная служба и с млад-
ших servientes regis. Прежняя, главным образом местная, сторожевая,
гарнизонная служба servientes превращалась теперь для них в тяжелую,
связанную с большими расходами и большой тратой времени походную
повинность. Возросшие тяготы военной службы требовали ускоренного
оформления и уточнения вассально-ленных отношений, а это в свою оче-
редь вызывало необходимость скорейшего юридического оформления
самой феодальной земельной собственности. Перед венгерскими феода-
лами, таким образом, в начале XIII в. встала задача переустройства всей
военно-феодальной системы в целом. Необходимо было, во-первых, привести
сроки военной службы в соответствие с размерами земельного владения
феодалов, во-вторых, определить более точно характер военной службы
(внутри и вне страны), в-третьих, решить вопрос о характере (наслед-
ственном или временном) земельного владения как крупных феодалов,
так и особенно рыцарей — с целью сделать последних более заинтересо-
ванными и более способными выполнять регулярную военную службу.
Разрешение всех этих вопросов, оказавшееся на деле весьма трудным и
породившее ряд трений в среде феодалов, происходило в царствование
короля Андрея II (1205—1235), с именем которого и связаны выступле-
ния венгерской шляхты и издание Золотой буллы 1222 г.
Правление Андрея II было неспокойным, уже с самого начала пол-
ным конфликтов и столкновений короны с феодалами. Андрей II был
младшим сыном короля Белы III. Поэтому после смерти Белы в 1196 г.
престол перешел к его старшему сыну — Эмерику (по-венгерски —
Имре). Но Андрей, опираясь на знать, преимущественно из южных коми-
татов, поднял восстание против брата и провозгласил себя независимым
герцогом Хорватии и Далмации. Вскоре он был разбит и взят в плен
Эмериком. Но перед смертью Эмерик помирился с Андреем и даже пору-
чил ему регентство над своим малолетним сыном Ладиславом.
Андрей тем не менее вскоре произвел государственный переворот и
сам захватил престол. Ясно, что этот переворот сразу поставил его в боль-
шую зависимость от знати. Только при помощи раздачи земель, высших
должностей и крупных денежных сумм королю удалось добиться от маг-
натов признания своих «прав» на корону. В результате подкупов наиболее
крупных вельмож королевский земельный фонд сразу уменьшился.
Желая укрепить свое положение, Андрей решил присоединить к своему
государству новые земли. Борьба за Галицию, начавшаяся еще с конца
XII в., превратилась в большую затяжную войну, которую Андрей
стремился во что бы то ни стало привести к победному концу. Требование
от магнатов посылки на войну их военных отрядов, а также привлечение
к заграничным походам servientes regis замковых округов вызвали в среде
феодалов резкое недовольство королевской политикой. Тогда Андрею
пришлось прежде всего удовлетворить крупных феодалов. Он объявил
все дарения, сделанные им в последнее время знати, наследственными
1 Пятый крестовый поход. См. об этом дальше.
6*
84
В. Ф. Семенов
владениями. Это означало превращение их сразу из бенефициев, носив-
ших временный характер, в наследственную, вотчинную собственность.
Новое землевладение трактовалось законом как donatio jure perpetuo
или donatio jurisdictione perpetua (по другому выражению, perpetuitio),
т. e. как дарение «навечно», «навсегда» \ По существу это было предостав-
ление феодалам самых широких иммунитетных прав. Феодалы получали
на «подаренных им навсегда» землях право осуществлять частную юрис-
дикцию и собирать в свою пользу все или часть налогов. Одновременно
расширялись права ишпанов, присвоивших себе теперь почти целиком
коронные доходы со своих комитатов. Большое количество королевских
земель было роздано королевским фаворитам из числа иностранных фео-
далов, являвшихся родственниками королевы Гертруды, по происхо-
ждению тирольской принцессы. Стремление найти опору в иностранных
феодалах, чтобы противопоставить их местной знати в случае конфликта
с последней, было характерно для венгерских королей, подобно тому как
это практиковали их современники — английские короли из династии
Плантагенетов1 2. В 1213 г., в результате заговора, королева Гертруда
была убита. Погибли также многие ее родственники. Часть пришлой
немецкой знати бежала. Однако победа одной придворной клики феода-
лов над другой не изменила положения дела в стране. Быстрое сосредо-
точение земельных богатств в руках крупнейших знатных фамилий,
причастных к управлению, продолжалось 3.
Новые порядки (nova institutio) обогащали знать, но катастрофически
сокращали число коронных земель и резко уменьшали королевские до-
ходы. Но они же вызывали и сильное недовольство и ропот в среде мел-
кого военно-служилого дворянства — этого своего рода низшего шляхет-
ского слоя Венгрии. Servientes при новом положении переходили
в непосредственное подчинение магнатам. Влияние крупной знати (poten-
tes, proceres, magnates) все возрастало, в то время как положение рыцар-
ства резко ухудшалось. Новым притеснениям, вымогательствам и эксплуа-
тации подверглась низшая категория свободного населения по срав-
нению с jobbagiones castri — простые castrenses, «свободные колоны»,
которым угрожало теперь быстрое и неминуемое закрепощение.
Растущие военные расходы, ставшие особенно большими в связи с пред-
принятым Андреем II в 1217 г. походом в Палестину 4, роскошь двора,
предстоявшие новые расходы в связи с войной в Галиции и планами
короля стать императором в Константинополе (!) 5, — все это требовало
громадных денежных средств. Так как доходы с коронных земель сильно
уменьшились, равно как и поступления от ишпанов по комитатам, прави-
тельству приходилось искать новых источников доходов. Этим и занялись
энергично ближайшие советники короля во главе с министром Диони-
сом, сыном Анода. Дионис, ставший начальником королевского казна-
чейства, оказался весьма изобретательным в изыскании новых налогов.
1 В. Homan. Geschichte des ungarischen Mittelalters, Bd. II, S. 60—61.
2 E. H a n t о s. The Magna Chart»..., p. 13—14. См. Д. M. Петрушов-
c к и й. Очерки из истории английского государства и общества, 4-е изд., 1937,
стр. 147—158 и сл.
3 Domanowsky. Gescbichte Ungarns. 1923, S. 54—55.
4 Пятый крестовый поход 1217—1221 гг., закончившийся экспедицией европей-
ских феодалов-крестоносцев в Египет. Но Андрей П принимал участие лишь в первой
фазе этого похода. Он был в Палестине в конце 1217—начале 1218 г., после чего вер-
нулся в Венгрию, не добившись никаких результатов..
5 Основанием на право наследования престола в Константинополе было родство
Андрея II с латинским императором в результате его второго брака с принцессой
Иолантой де Куртенэ (в 1214 г.).
Ненгерская Золотая булла J222 года К5
Прежде всего, по его предложению, был введен новый чрезвычайный
военный налог — коллекта. Участие короля в крестовом походе в Па-
лестину давало очень удобный повод для этого. Введенный в 1217 г. новый
налог (collecta pecunia aut exactio) вначале был лишь временным и чрез-
вычайным, с 1219 г. он стал собираться регулярно, как уже своего рода
subsidium (вспомоществование). Он равнялся в среднем 1/го части имуще-
ства налогоплательщика. Криме того, были введены новые косвенные
налоги: новая пограничная (в размере 1 во доли) и новая внутренняя
рыночная (в размере 1, зо доли) пошлины на продаваемые товары. Таким
образом, население было обременено сразу тремя новыми налогами, заде-
вавшими, естественно, больше всего крестьян, горожан и мелких свобод-
ных людей, включая частью рыцарство \
Но Дионис применял и другие способы повышения доходов. Одним из
них было ухудшение («порча») монеты. По сравнению с временем Белы Ill
качество монеты в 1222 г. ухудшилось на 50%. Самая чеканка монеты
была сдана на откуп иностранцам из евреев и сарацин. Эти же иностран-
ные откупщики получили право сбора налогов и право производить обмен
старой монеты на новую. Их же широко привлекал Дионис в качество
служащих центрального финансового ведомства. Налоги продолжали
расти. Вздорожала соль, так как король отдал и соляные копи на откуп
тем же «иудеям и измаэлитам» 1 2.
От всех этих финансовых махинаций наживалась больше всего кучка
придворной аристократии. Даже среди части магнатов поднимался ропот
на «хозяйничанье» Диониса. Епископы апеллировали к папе, жалуясь на
обложение и их земель налогами. По особенно недовольны были mili-
tes, servientes и прочие jobbagiones castri, включая рядовых замковых
людей (castrenses), положение которых становилось совершенно невыно-
симым. В комитатах началось брожение, грозившее вылиться в широкое
восстание. Недовольство охватило и массу крепостного крестьянства 3.
Король решил несколько разрядить недовольство частичными уступ-
ками. Так, еще в начале 1222 г. им была издана грамота духовенству,
освобождавшая последнее от подчинения светскому суду и от уплаты
всех королевских налогов. Но другие группы населения — servientes
regis и liberi coloni — не получали никакого облегчения, и их недоволь-
ство продолжало расти.
Весной 1222 г. в обстановке серьезных военных неудач в Галиции 4
против Андрея II началось сильное движение, которое возглавил сын
короля принц Бела. Образовавшаяся вокруг Белы «партия реформы»
формально выставила лозунг восстановления «старой свободы» и «законов
святого короля Стефана» 5. Одним из популярных требований оппозиции
было требование редукции, т. е. возвращения в казну захваченных коро-
левскими фаворитами коронных земель. Поднялась масса рыцарства,
получившая поддержку части знати, преимущественно восточных коми-
татов, недовольной обогащением кучки придворной олигархии.
Лагерь феодалов раскололся. Большинство знати — крупнейшие
магнаты — готовы были оказать поддержку королю при условии дальней-
ших уступок им как в экономической, так и в политической области.
1 В. Homan. Gesihichte des ungarisclien .Mittelalters, Bd. II, S. 64—65.
2 Ibid., S. 70—71.
3 «А magyar nep tortenete. . .», o. 40—42.
4 Мстислав Удалой восстановил власть в Галиции, захватив в плен младшего
сына Андрея II королевича Кальмана. См. В. Т. II а ш у т о. Очерки по истории
Галицко-Волынской Руси. М., 1950, стр. 204.
5 М. Н orwa t h. Geschicbte der Ungarn, Bd. I. Pest, 1851, S. 116.
86
13. Ф. Семенов
Король рассчитывал на содействие католической церкви и помощь самого
папы. У двора были также расчеты, что часть рыцарей останется «верной»
королю, так как некоторым из них Андрей также раздавал в свое время
поместья. Однако масса рыцарства оказалась настроенной решительно
против короля, против его правительства и против крупнейшей знати,
включая ишпанов, которая по существу и держала в своих руках короля
Андрея. Сообщения из комитатов весной 1222 г. свидетельствовали об
усиливавшихся волнениях среди простых castrenses, «свободных колонов»
и прочего «народа комитатов» вплоть до выступлений крепостных кре-
стьян-сервов.
Положение Андрея становилось все более шатким. Кроме того, старый
король мог наблюдать, как росла популярность среди рыцарей его сына
Белы. Часть королевских рыцарей открыто перешла на службу к принцу.
Богатые церковные феодалы также не могли оказать помощи королю.
Папа Гонорий III в это время сам находился в стесненном положении
в связи с обострившейся борьбой с императором Фридрихом II Гоген-
штауфеном. Венгерские епископы держали себя осторожно, выжидая,
какая из сторон окажется сильнее. В конце концов Андрей и его совет-
ники решили пойти на уступки рыцарям. В начале мая 1222 г. в одной из
резиденций короля — Alba Aula 1 был созван большой съезд всех круп-
ных и мелких «знатных» (nobiles majores et minores). На сейм собралось
громадное количество вооруженных воинов (milites), прибывших из всех
комитатов и образовавших, таким образом, грандиозную военную сходку.
Настроение собравшихся servientes regis было крайне возбужденным.
Андрею II не оставалось ничего другого, как пойти на полную капиту-
ляцию. Без особого сопротивления он подписал требуемую от него буллу 1 2.
Впоследствии папа Гонорий III, осуждая Золотую буллу, в таких
словах описывал «незаконное сборище», происходившее в мае 1222 г.:
«Громадная толпа воинов, презрев подобающую им скромность, потребо-
вала от своего короля тяжелых и несправедливых постановлений, в ре-
зультате чего он должен был лишить магнатов и знатных их титулов л
должностей, отнять у них земли и разделить их имущество народу . . .»3.
Золотая булла, которую имел в виду Гонорий III, на самом деле, как мы
увидим ниже, вовсе не была направлена против основных прав крупных
феодалов. Больше того, исторически она как раз закладывала юридиче-
ские основы венгерского феодального строя, поражающего чудовищностью
дворянских привилегий и полным бесправием трудящихся. «. . .В послед-
ней [т. е. в Золотой булле. — В. С. ], — подчеркивал К. Маркс слова
Шлоссера, — не уделено ни малейшего внимания горожанам и крестья-
нам (как в английской великой хартии вольностей); венгерская знать
основывает свое могущество на угнетении этого класса [т. е. кре-
стьян. — В. С.]; вольности горожан со временем были стеснены, а
крестьяне были доведены до рабского положения» 4. Движение 1222 г.
не было революцией, как его пытались не раз изобразить венгер-
ские буржуазные историки (начиная с Шайу и кончая Хоманом). Но
в событиях 1222 г. наиболее активно действовали мелкие военно-
служилые люди, часть которых еще даже пе превратилась в рыцарей,
а была лишь на пути к этому превращению. Эти servientes еще были
1 Буквально «Белый дворец», — по-немецки — «Weissenburg».
2 Е. Molnar. A magyar tarsadalom tortenete..., о. 84—85.
3 В. Boman. Geschichte des ungarischen Mittelalters, Bd. II, S. 79. Gp.
E. H a n t о s. The Magna Charta..., p. 24.
4 Архив Маркса и Энгельса, т. V, стр. 225. Ср. F. Schlosser. Weltge-
schichte fur das deutsche Volk, Bd. VII, 1847, S. 233—234.
Венгерская Золотая булла 1222 года
67
связаны с остававшимися свободными поселенцами (liberi coloni), с про-
стыми замковыми людьми (castrenses), с замковым народом (populus
castri). В известном смысле они выступали как представители и руково-
дители всей общины комитатов (universitas comitatus).
Таким образом, опасения папы, короля и знати но поводу «мятежа»
военных людей (как своего рода вооруженного народа — populus arma-
tus) не были лишены некоторых оснований. Золотая булла действительно
задевала интересы знати и ограничивала несколько ее засилье. Понадо-
билась длительная историческая эволюция, дальнейшее перерождение
самого венгерского рыцарства и сближение его со знатью, чтобы Золотая
булла в конце концов превратилась в общедворянскую конституцию,
в классическую хартию общедворянских сословных привилегий.
Каково же было конкретное содержание Золотой буллы, которую
7 мая 1222 г. вынужден был подписать король Андрей II в результате
восстания против него рыцарства и примкнувшей к нему части знати?
4
«Золотая булла» (Bulla Aurea, Aranybulla), «Золотая привилегия»,
венгерская «Великая хартия вольностей», «Декрет короля Андрея» —
вот различные наименования, под которыми была известна Хартия 1222 г.
в средние века и у позднейших историков.
Наиболее известное в настоящее время название документа — «Золо-
тая булла» — окончательно установилось с середины XIV в., хотя упо-
треблялось и в XIII в., еще при жизни Андрея II, получив свое название
от золотой печати, приложенной к первоначальному тексту хартии.
Вначале же хартию называли чаще просто «декретом» или «декретом
короля Андрея», подобно тому как под именем декретов известны были
и другие, более ранние законы венгерских королей (Стефана, Ладислава,
Кальмана) 1.
Золотая булла состояла первоначально из введения и 31 статьи (послед-
няя статья вместе с заключением) и была написана на довольно чистом
литературном латинском языке. Составленная наспех, она не дает вполне
систематизированного текста, но отдельные статьи ее, введение и заклю-
чение изложены ясно и отчетливо. Редакция хартии, как видно из текста
буллы, принадлежит одному из придворных клириков, королевскому
секретарю Клету. Подлинный текст 1222 г. до нас не дошел. Наиболее
древняя копия текста 1222 г., сохранившаяся до нашего времени, отно-
сится уже к 1318 г. 1 2. Подобно английской Великой хартии 1215 г., Золо-
тая булла 3 внешне выглядела как обычный королевский манифест, на-
писанный от имени короля и «по его собственной воле». Однако во введе-
нии к основным статьям буллы имеется указание на «жалобы» «знатных
людей» и даже на «большие огорчения», возникшие между королем и его
вассалами: «Так как свобода знатных нашего королевства (liberlas no-
bilium regni nostri), а также и других, установленная святым королем
Стефаном, в значительной степени была уничтожена властью некоторых
королей, действовавших под влиянием собственного гнева или вслед-
ствие вероломных советов негодных или искавших лишь своих личных
выгод людей, то знатные много раз обращались к нашей светлости и
1 Е. Hanlos. The Magna Gharta..., р. 43—44.
2 Ibid., р. 44—45.
3 Мы пользовались изданием: Н. Marczali. Enchiridion fonlium historiae
hungararum. Budapest, 1902, где на стр. 134—143 дается параллельно два текста Золо-
той буллы 1222 и 1231 гг.
88 //. Ф. Селенов
светлости королей, наших предшественников, с просьбами и настоятель-
ными представлениями по поводу реформы (super reformatione) нашего
королевства. Посему, желая в силу наших обязанностей удовлетворить
во всем их требование (petition! satisfacerc cupientes), особенно принимая
во внимание те большие огорчения (amaritudines), которые возникли
между нами и вами. . . мы даруем как им, так и другим свободным людям
нашего королевства свободу, пожалованную святым королем, и пред-
писываем, кроме того, в целях реформы нашего королевства (ad statuni
regni nostri reformandum) другие нижеследующие спасительные меры»
Обстановка междоусобной войны, в частности момент восстания про-
тив короля его собственного сына принца Белы, отразилась в ст. 18 буллы,
которая разрешает вассалам, старшим и младшим, свободный переход
на службу к принцу, с сохранением в неприкосновенности всех их владе-
ний.
Ио особенно ярко о политической обстановке весны 1222 г. говорит
последняя, 31-я статья буллы, узаконяющая право знатных на восстание
и сопротивление королю в случае нарушения им условий Золотой буллы:
«Если мы или кто-либо из наших преемников будет поступать вопреки
тому, что представлено нами здесь, то епископы, а также другие йобагионы
и знатные королевства, вместе или в отдельности. . . могут восставать и
противодействовать нам и нашим преемникам всеми средствами (in регре-
tuam facultatem), причем это не будет считаться неверностью с их стороны
(sine nota aliqujus infedelitatis)».
Право па восстание против короля — типичное феодальное право
раннего средневековья — нашло, как видим, в Золотой булле самое
яркое и торжественное выражение. По, формулируя этот пункт, участники
движения конкретно имели в виду в качестве прецедента уже прошед-
шее восстание против короля как раз перед подписанием им Золотой
буллы 1 2.
Подавляющее количество статей Золотой буллы относится к защите
прав мелкого рыцарства — milites, servientes regis, jobbagiones castri,
составлявших тогдашнее многочисленное и еще довольно разнородное
венгерское рыцарство. По крайней мере 23 статьи из 31, составляющих
содержание Золотой буллы, говорят о положении этой социальной группы3.
Активное участие венгерского рыцарства в восстании 1222 г. составляло
существенную черту этого движения в отличие от баронского восстания
1215 г. в Англии, в котором рыцари, хотя и участвовали, но где роль их
была явно подчиненной 4.
Первой уступкой короля рыцарям было восстановление старого обы-
чая ежегодного созыва королем военного собрания (военной сходки —
conventio), когда-то периодически функционировавшего еще в XI и пер-
вой половине XII в., но к началу XIII в. уже вышедшего из практики.
Булла гласила, что ежегодно в праздник св. Стефана 5 должно происходить
торжественное собрание в Альбе, на которое могут являться все servien-
tes, кто пожелает, и где в присутствии короля будут рассмотрены все их
жалобы (causae). Если король сам не сможет этого сделать «по крайней
1 Enchiridion, р. 134.
2 Венгерские историки XIX—начала XX в., и частности Шану и Хантош, счи-
тали эту статью целиком заимствованной из текста Великой хартии вольностей 1215 г.
(ст. 63). Позднее некоторые венгерские ученые, в частности н Хоман, усматривали
здесь влияние арагонских порядков (В. Н о m a n. Gescliichte des ungarisclien Mit-
telalters, Bd. II, S. 85.
3 В. В о m a n. Gescliichte des ungarischen Mittelalters, Bd. П, S. 80.
4 E. S а у о u s. Histoire generale des Hongrois, p. 116.
5 20 августа.
Венгерская Золотая булла 1222 eothi
. S9
занятости или вследствие болезни», его наместник — королевский палатин
должен будет провести вместо короля названное собрание (ст. 1).
Формально привилегия ст. 1 была восстановлением старой военной
сходки, восходившей к временам строя военной демократии, однако
в условиях XIII в. это собрание фактически было уже зарождением но-
вого феодально-сословного дворянского сейма. На нем могли присут-
ствовать все servientes regis, в широком смысле этого слова, включавшие
в себя и крупную знать (potentes, jobbagiones regni, nobiles majores), т. e.
уже вполне сложившихся крупных феодалов, и мелких феодалов-рыцарей
(nobiles minores), частью уже вполне оформившихся как мелкие феодалы-
землевладельцы, частью продолжавших оставаться пока мелкими рыцарями
шляхетского типа, выступавших еще как «солдаты бургов» (jobbagiones
castri), но уже обнаруживавших тенденцию к превращению в рыцарское
сословие. Создание узкофеодалыюго сейма, без всякого участия в нем
представителей городского населения, — этого прогрессивного элемента
в средневековом обществе, — имело крайне отрицательное значение для
последующего политического развития Венгрии. Подобно польскому фео-
дальному сейму, и венгерский средневековый сейм не мог превратиться
в настоящий центр формирующейся венгерской нации, а стал лишь ору-
дием привилегированного класса феодалов, средством и ареной борьбы
его против политической централизации.
Последующие девять статей (с 2-й .по 10-ю) закрепляют имуществен-
ное и лично-правовое положение рыцарства, отвечая конкретно на те
просьбы, которые были предъявлены servientes, жаловавшимися на наси-
лия и обиды, причиненные им знатью, прежде всего ишпанами, с которыми
военному населению комитатов чаще всего приходилось сталкиваться.
Король обещает, что ни он, ни его преемники не будут лишать сво-
боды servientes (non capiant aliquo tempore) и не будут отнимать их
имущества (vel destruant) «в угоду какому-либо могущественному чело-
веку» (favore aliqujus potentis), иначе как по суду и в законном порядке
(ст. 2).
Об этом же говорит и ст. 28, запрещающая вельможным людям вмеши-
ваться в судебные процессы и оказывать давление на решение королев-
ского суда. Король обещает не взимать с servientes никаких налогов (nul-
lam collectam, nullas liberos deniarios). Король (или фактически его чи-
новники) не могут вступать в жилище или поместья servientes, иначе как
по приглашению владельца (ст. 3). Servientes обладают правом свободного
распоряжения имуществом (possessio). Если serviens умрет, не оставив
сына, то одна четвертая часть его (земельного) имущества переходит
к его дочери; остальное он может завещать при жизни, кому пожелает.
Если он не успеет этого сделать, ближайшие родственники получают
имущество умершего. Если родственников не окажется, наследником
умершего будет король (ст. 4).
С этой статьей о наследовании должна быть сравнена ст. 10, которая
уточняет порядок перехода земли в случае смерти servientes. Если servi-
ens умрет в походе, его сын получает землю в качестве дарения от короля
(sicut regi videbitur, donetur). Как видим из этой статьи, земля servientes
ио Золотой булле выступает еще в форме бенефиция, не носящего строго
наследственного характера (переход ее к сыну рыцаря происходит в за-
висимости от воли короля, земля — королевский дар), но фактически
переход земли servientes по наследству все же намечается, хотя и с ука-
занной существенной оговоркой. Неприкосновенность земельного владе-
ния servientes гарантирует и статья 17, говорящая о владениях, получен-
ных «за справедливую службу» (justum servitium).
90- fi. Ф. Семенов
Статьи 2 и 28 прямо обещают служилым людям (servientes) защиту от
магнатов (potentes), в частности от злоупотребления последних в судеб-
ных процессах. Ряд других статей ограничивает судебно-административ-
ную власть ишпанов над servientes regis. Ишпаны не должны судить
servientes, исключая дел, касающихся монеты и десятины (ст. 5). Servi-
entes должен судить лишь королевский палатин или один из дворцовых
графов (ст. 8 и 9). Таким образом, рыцарство по Золотой булле станови-
лось в прямое подчинение королю, минуя посредство ишпанов. Статья 7
регулировала военную службу servientes. Король не мог принудить их
участвовать в заграничных походах (extra regnum), иначе, как за особое
вознаграждение (nisi propecunia ipsius). Только в случае нападения внеш-
него врага все servientes обязаны были идти на войну (universaliter).
Участвовать в походах «вне королевства» обязаны были лишь те, кто
имели комитаты (comitatus habentes) или получали от короля специаль-
ные походные деньги (nisi pro pecunia ipsius) x.
К статьям, защищающим servientes, следует отнести также и ст. 15
о том, что королевские конюшие, псари и сокольничьи не должны жить
в поместьях servientes, ст. 20, разрешавшую уплачивать церковную деся-
тину в натуральной форме (продуктами, а не деньгами), и ст. 22, содер-
жащую обещание короля не пасти свиней в лесах и на лугах своих
servientes.
Ишпаны комитатов были ограничены по Золотой булле не только
в своих административно-судебных правах, но и как местные магнаты-
землевладельцы. Статья 16 запрещала превращение комитатов в наслед-
ственную собственность ишпанов (integros comitatus vel dignitates quas
cumque in predia seu possessiones non conferemus perpctuo). Статья 30
запрещала сосредоточие в руках одного магната многих должностей.
Исключение делалось лишь для немногих высших чиновников — мини-
стров короля 1 2.
Таким образом, действительно, большая часть статей Золотой буллы
так или иначе, прямо или косвенно, говорит о рыцарях, защищает их
интересы, формирует их сословные имущественные и политические права.
Ио в Золотой булле имеется ряд статей, которые касаются еще одной
довольно распространенной и важной в то время группы населения,
с которой рыцарство было тесно связано, а именно, jobbagiones castri,
причем этот термин понимается уже в более широком смысле слова и сюда
включаются и те liberi coloni, servientes hebdomarii, populus castri и
castrenses, jobbagiones comitatus, которых булла явно отличает от servi-
entes regis, как milites или jobbagiones castri в узком смысле слова.
Эта категория нерыцарей по Золотой булле не получала тех привиле-
гий и нрав, которыми наделялись настоящие servientes regis milites.
В некоторых статьях буллы это разделение прав даже специально подчер-
кивалось. Тем не менее все же и замковые свободные люди — нерыцари —
кое-что получали по Золотой булле в противоположность крепостному
крестьянству (servi или rustici servi), о котором Золотая булла хранит пол-
ное молчание, фактически, таким образом, санкционируя строй серважа.
О положении сохранившейся еще к началу XIII в. части свободного
крестьянства (речь идет именно о нем) говорят отчетливо шесть статей
Золотой буллы. Прежде всего, упоминавшаяся выше статья 5 прямо раз-
личает servientes и populi castri. Первые подчиняются по суду непосред-
1 Последнее разъяснение было все же не совсем ясным. В дальнейшем по булле
1231 г. (ст. 15) категории подлежащих участию в заграничных походах были более
уточнены.
9 Палатин, бан и два дворцовых графа (дворцовых ишпана).
Венгерская Золотая булла 1222 года
91
ственно королю, вторые остаются попрежнему в юрисдикции ишпанов.
Статья 6 освобождает население комитата от круговой поруки по поимке
воров. Статья 13 предписывает ишпанам судить народ так, «чтобы бед-
няки не притеснялись и не обирались» (ut pauperes per eos non oppriman-
tur, nec spolientur). Здесь явно идет речь о свободных поселенцах, а от-
нюдь не о крепостных и рабах, дела которых разбирали непосредственно
сами феодалы,
Весьма торжественно звучит ст. 14, которая снова предписывает
ишпанам не разорять народ подчиненных им комитатов (populos castri
sui), угрожая в противном случае им (ишпанам) лишением должности и
обязательством вознаградить убытки потерпевшему (!). К тем же liberi
coloni denarii относятся статьи Золотой буллы о свободе населения от
уплаты налога maturinae \ введенного в начале XII в. королем Кальманом
(ст. 27). Но особенно важна была ст. 19, которая гласила: «Йобагионы
замковых округов (jobbagiones castrorum)2 должны считаться свобод-
ными согласно вольности, установленной святым королем [Стефаном],
равно как и поселенцы (hospites), какой бы нации они ни были, как это им
было предоставлено сначала. . .».
Статья 19 ярко свидетельствует о тенценции к превращению свободного
населения комитатов в крепостное состояние в условиях XII—XIII вв.
Ишпаны к этому времени смотрели на них уже как на зависимое население.
Но йобагионы комитатов еще помнили о своем свободном происхождении.
Они сами или полностью, или по крайней мере частично выполняли военную
службу и считали себя на этом основании также servientes regis. По отно-
шению к servientes milites они выступали еще не как антагонистическая
масса, не как их подчиненные, а как своего рода союзники, резерв, готовый
их поддержать в случае нужды и ждавший в свою очередь от них защиты
своих интересов. По существу ст. 19 является наиболее радикальной во
всей булле. Именно в ней нашло некоторое отражение антифеодальное со-
противление закрепощаемого свободного и полусвободного венгерского
крестьянства. Но все же эта 19-я статья, как и другие статьи буллы,
говорящие о «народе комитата», была явно недостаточна, чтобы закре-
пить свободу оставшихся незакрепощенными крестьян. Наиболее слабой
чертой всех статей Золотой буллы, говоривших о положении крестьян —
castrenses, было то, что они изолировали эту оставшуюся свободную
группу йобагионов комитатов от настоящих крепостных типа сервов,
либертинов, удворников и др. Золотая булла пыталась сохранить свобод-
ное положение простых замковых людей в общих условиях развития кре-
постничества, которое она (булла), как мы уже отметили, совершенно не
осуждала как таковое, а, наоборот, даже поддерживала и закрепляла,
формулируя в самой широкой, неограниченной форме феодально-сослов-
ные привилегии крупной и мелкой знатп. Ясно, что такая попытка на деле
оказалась совершенно неэффективной. Процесс разорения и закрепощения
йобагионов комитатов продолжался интенсивно в Венгрии и после 1222 г.
Па первый взгляд при изучении статей Золотой буллы может пока-
заться, что высшая знать только потеряла от издания Золотой буллы,
но ничего не выиграла. Такое заключение было бы, однако, совершенно
ошибочным. Правда, ряд статей Золотой буллы существенно ограничи-
вал олигархию знати. Статьи 5, 13, 14, 16 п 19 явно ограничивали власть
и аппетиты ишпанов, этих наиболее богатых и влиятельных полити-
чески, все более укреплявших свое социальное положение «князей
1 Maturinae — налог с созревших плодов, взимавшийся в виде части урожая.
3 По контексту речь идет о jobbagiones castrorum в широком смысле слова, т. е.
включая и castrenses.
92
В. Ф. Семенив
королевства. . . ». Но было бы напрасно усматривать в Золотой булле
нечто вроде политики террора по отношению к знати, какого-либо
желания рыцарей экспроприировать вельмож и совсем устранить
их с политической арены. Ничего подобного в Золотой булле не было
и быть не могло. Магпатство вовсе не собиралось уходить с того высо-
кого места, какое оно занимало в феодальном обществе. Золотая
булла в ряде статей оформляла и усиливала привилегии магнатов.
Другие статьи, казалось бы, рассчитанные главным образом на удовле-
творение интересов рыцарства, довольно скоро также были использованы
аристократией. Многие статьи Золотой буллы отражали с самого начала
общие интересы знати и рыцарства.
К статьям Золотой буллы, определенно выгодным для знати, следует
отнести прежде всего статьи 10 и 17, говорящие о форме землевладения.
Статья 10, приводившаяся выше, оформляла земельные права servi-
entes, но она же говорила (причем даже в первую очередь) и о землевла-
дении магнатов, наследственные права которых выступают явно в более
выгодном виде по сравнению с правами servientes: «Если какой-либо
jobbagio, имеющий иммунитетное владение (honorcm), умрет в походе,
его владение должно быть отдано его сыну или брату», в то время как если
умирал простой serviens, наследование сыном могло состояться лишь в том
случае, если это было угодно королю. Таким образом, вотчинный, наслед-
ственный характер магнатского землевладения резко отличается от еще
ненаследственного, бенефициарного землевладения рыцарей, хотя процесс
превращения бенефиция в наследственный феод уже очевиден. Статья 17,
идущая вслед за статьей 16 (о запрещении превращать в наследствен-
ное владение комитат), оговаривает, что владения, данные «за справед-
ливую службу», не могут быть подвергнуты конфискации. Хотя выраже-
ние «справедливая служба» (justum servitium) относилось в первую оче-
редь к servientes regis— рыцарям, но эту статью легко могли истолковать
в своих интересах и магнаты, равно как и ст. 4, трактовавшую также
о порядке наследования.
В интересах магнатов была сформулирована статья 11 о запрещении
допускать иностранцев на королевскую службу в верховных государствен-
ных органах (ad dignitates). Это замещение иностранцами ответственных
должностей могло быть допущено лишь с разрешения королевского со-
вета. Статья 26 запрещала иностранцам иметь земельную собственность
в Венгрии. Имевшиеся в руках иностранцев земли подлежали выкупу и
должны были быть переданы «народу королевства» (populo regni), что нужно
понимать также в смысле обозначения знати в противоположность понятию
«народа замков» (populus или populi castri).
Можно указать и на другие статьи Золотой буллы, которые знать
вполне могла использовать в своих сословных интересах. Так, ст. 2 о не-
прикосновенности дворянского жилища с самого начала, еще в момент
издания Золотой буллы, рассматривалась знатью как утверждение непри-
косновенности феодального замка, что, конечно, имело гораздо больший
политический эффект, чем «неприкосновенность» скромного дома простого
йобагпона, «солдата бурга». Статья 8 (где говорится о том, что важнейшие
судебные дела знатных, касающиеся их жизни или имущества, должны
рассматриваться лишь в присутствии короля), ст. 12 (о том, чтобы вдовы
умерших в походе или осужденных по суду не теряли своего приданого)
и ст. 15 (о запрещении проживать в поместьях частных лиц королевским
дворцовым слугам) — одинаково были в интересах как крупной 1, так и
1 Особенно важной статьей, обеспечивавшей неприкосновенность личности и иму-
Ненгерская Золотая булла 1222 года 98
мелкой знати. Высшая знать ничего не могла возразить и против запреще-
ния коммутации десятины, так как десятину в первую очередь платили
крепостные крестьяне, жившие в поместьях той же знати (ст. 20)\
Общими статьями, выгодными и для знати и для рыцарей, были статьи
Золотой буллы, касавшиеся упорядочения государственных финансов:
ст. 23 о чеканке полноценной монеты, статья 24 о недопущении на государ-
ственную службу иностранцев-ростовщиков (сарацин и евреев), ст. 25
об отказе короля от соляной монополии, ст. 27 об отмене королевского
побора, известного под именем maturinae. Самое право восстания, гаран-
тированное ст. 31, предоставляет знати руководящую роль в этом чрез-
вычайном государственном акте: йобагионы королевства (jobbagiones
regni) — термин, как мы уже показали выше, достаточно определенный
для XIII в., — т. е. крупнейшие знатные люди королевства, возглавляют
вместе с епископами восстание против короля в случае нарушения послед-
ним статей буллы.
Золотая булла сравнительно мало говорит о привилегиях церкви.
В ст. 20 (о десятине) интересы церкви даже несколько ущемлялись,
так как коммутация десятины буллой запрещалась, в то время как духо-
венство спешило уже превратить натуральные поборы в денежный налог.
Но необходимо иметь в виду, что церковь в начале 1222 г. получила
особую грамоту, предоставлявшую ей ряд важнейших судебных, налого-
вых и прочих привилегий * 1 2. Кроме того, в ряде статей Золотой буллы
привилегированное положение церкви нашло свое отражение. Так,
статья 21, непосредственно следующая за статьями о коммутации церков-
ной десятины, освобождает епископов от уплаты особой десятины королю.
В статье 3 оговаривается, что население церковных имений тоже не бу-
дет уплачивать нового военного налога (collecta). Давнишним требова-
нием духовенства было запрещение допускать на государственную службу
нехристиан. Статья 24, запрещающая сарацинам и евреям занимать долж-
ности в финансовом ведомстве, как раз удовлетворяла и этому желанию
духовенства. В ст. 31 (о праве восстания против короля) епископы на-
званы первыми среди различных категорий знатных людей, могущих
осуществить право «законного восстания». Самая Хартия 1222 г. была
составлена духовным лицом. Имена нескольких епископов названы
в хартии в качестве своего рода свидетелей или поручителей, присут-
ствовавших при подписании буллы королем Андреем. Один из экземпля-
ров оригинала Золотой буллы был отправлен немедленно папе (Domino
Рарае) для осведомления. Правда, папа Гонорий III высказался против
буллы, но его преемник Иннокентий IV изменил отношение к ней и
в 1231 г. сам предложил Андрею II издать вновь буллу «для успокоения
страны». Таким образом, важнейший политический документ феодальной
Венгрии получил в скором времени полную санкцию и со стороны фео-
дальной католической церкви.
Как уже указывалось выше, по сравнению с английской Великой
хартией вольностей 1215 г. в Золотой булле обращает на себя внимание
отсутствие специальных статей о правах венгерских горожан 3. Это об-
стоятельство наглядно свидетельствует о слабости и отсталости тогдаш-
него города в Венгрии. Горожане в Золотой булле выступают лишь в виде
щества магната, могла быть ст. 8. Дела, в которых заинтересована была знать, обычно
решал король совместно с самими магнатами.
1 О ненависти к коммутации церковной десятины со стороны крупных и мелких
феодалов имеется яркий материал в «А Magyar пёр tortenete», о. 42—43.
8 В. Homan. Geschichte des ungarischen Mittelalters, Bd. II, S. 77.
3 См. Архив Маркса и «Энгельса, т. V. стр. 225.
94
В. Ф. Семенов
иностранцев (указанные сарацины и евреи) и в чисто негативной форме.
Права «иудеев и измаэлитов» ограничиваются, а не расширяются. Правда,
некоторые статьи Золотой буллы могли быть использованы и горожанами
для развития их ремесла и торговли. Сюда относятся, например, статьи
об упорядочении королевской монеты, уничтожении в стране соляной
монополии, сокращении и отмене ряда косвенных налогов и т. д. Но прямо
о венгерских горожанах Золотая булла нигде не упоминает.
В 1223 г. Андрей II издал особую хартию о привилегиях немецких
колонистов в Трансильвании (hospites nostri Tentonici Ultrasilvani).
Эта хартия давала им привилегии поземельного, налогового и торгового
характера. В частности, трансильванским купцам-горожанам предостав-
лялась свободная беспошлинная торговля по всему королевству \ Но
этой последней льготой хартия 1223 г. еше более свидетельствовала
о факте замедленного развития в Венгрии собственного «национального»
венгерского города, что, конечно, крайне неблагоприятно отражалось
на всем ее общем политическом развитии 2.
5
Золотая булла поднимала значение венгерского рыцарства, заклады-
вая юридические основы его социально-политических привилегий.
«В Золотой булле servientes добились таких прав, которые ранее принад-
лежали одним магнатам», — правильно подытоживает борьбу 1222 г.
«История венгерского народа» 3. Одновременно булла оформляла приви-
легии и магнатства. По существу Золотая булла 1222 г. и была выра-
жением политического компромисса, заключенного между двумя прослой-
ками дворянства: высшего — знати — и низшего — рыцарства. Феодаль-
ный характер буллы 1222 г. ясен и для буржуазных исследователей.
Анализируя Хартию 1222 г., Шайу в своем труде писал: «Она [Золотая
булла] не уничтожила феодального режима, который уже до этого суще-
ствовал в Венгрии, она даже не задержала его развития. . .» 4.
Однако окончательное превращение обоих слоев венгерского фео-
дального дворянства в закрытую привилегированную корпорац ию прои-
зошло все же не сразу. Прошло еще несколько столетий общественного и
политического развития Венгрии, когда наконец венгерский господствую-
щий класс феодалов окончательно оформился как единый привилегиро-
ванный класс, противостоявший массе бесправного закрепощенного и
полузакрепощенного крестьянства и массе городского населения. После-
дующее венгерское законодательство, ссылающееся обычно на текст
Золотой буллы 1222 г., свидетельствует об этом процессе углубления со-
циальных противоречий и о резком разделении венгерского общества на
антагонистические классы. Уже второе издание Золотой буллы 1231 г.
ясно обнаруживает эту тенденцию.
Подобно Иоанну Безземельному в Англии, не желавшему выполнять
статьи Великой хартии вольностей, Андрей II также стремился укло-
ниться от выполнения навязанных ему Золотой буллой обязательств.
Папа Гонорий III всецело поддерживал короля в этом намерении,
объявив, что булла является «нарушением справедливости, разрушением
мира, ослаблением мощи короля. . . » 5. Папа освободил короля от дан-
’ Enchiridion, р. 145—147.
- См. К. Маркс и Ф. 3 н г е л ь с. Соч., т. VI, стр. 370, где дается характе-
ристика польского города в средние века.
3 «А magyar пёр tortenete». . . , о. 44.
* Е. S а у о u s. Histoire generale des Hongrois, p. 120.
5 В. Homan. Geschichte des ungariseben Mittelalters, Bd. II, S. 86.
Венгерская Золотая булла 1222 года
95
ного им в 1222 г. обещания и пригрозил отлучением тем, кто захотел бы
силой принудить короля к осуществлению статей Золотой буллы. Встре-
воженная выступлением рыцарства знать на короткое время сплотилась
вокруг короля и с своей стороны противилась проведению в жизнь ряда
постановлений буллы. Период 1222—1224 гг. был временем настоящего
всевластия знати. Вновь назначенный в качестве главного министра Дио-
нис, сын Апода, продолжал снова политику взимания многочисленных
налогов, как будто Золотой буллы и не издавалось. Знать продолжала
попрежнему захватывать коронные земли, используя затруднения короля.
Процесс закрепощения простых йобагионов — castrenses — продол-
жался и вызывал ответное движение как йобагионов, становившихся «но-
выми крепостными», так и «старых крепостных», закрепощенных ранее и
подвергавшихся теперь усиленной эксплуатации. В период 1222—1224 гг.
в стране происходило особенно много крестьянских побегов, имели место
нарушения права собственности, разрозненные местные восстания и вся-
кого рода местные столкновения крестьян с землевладельцами, что нашло
свое отражение в особенном увеличении числа судебных дел для этого
периода г. Ненавистных сборщиков налогов население на местах часто
убивало, расправляясь с ними самосудом 2.
Авторитет короля Андрея II не мог, естественно, усиливаться в этих
условиях. Значительная часть королевства управлялась «молодым коро-
лем», принцем Белой, который, кроме Хорватии с Далмацией, получил
в управление также Трансильванию. К концу 20-х годов к нему перешли
еще некоторые земли. Под контролем Андрея II оставалась в конце кон-
цов совсем незначительная территория. Дионис вынужден был уйти
в отставку.
Опираясь на восточных ишпанов и на рыцарство, Бела повел в 1229—
1230 гг. довольно крутую политику возвращения в казну всех подаренных
его отцом знати королевских имений. Самый термин «дарение навеки»
(donatio in perpetuum) был объявлен Белой «ложным и недействитель-
ным». Таким образом, Бела сделал попытку ослабить верхушку знати.
Но это привело лишь к тому, что большинство знати быстро покинуло его
и перешло ко двору «старого короля».
Андрей II официально объявил о том, что он снова берет в свои руки
управление всем королевством. Снова — в третий раз — к власти пришел
ненавистный широким кругам населения Дионис. Страна опять оказа-
лась накануне междоусобной войны. Так как настроение низших «замко-
вых людей», а также и поведение крепостного крестьянского населения
внушали обоим королям, знати и высшему духовенству большие опасения,
господствующий класс феодалов решил пойти на некоторые уступки не-
довольным. Епископы поспешили примирить «старого» и «молодого»
королей. Папа Иннокентий IV предложил Андрею II подтвердить Золо-
тую буллу, дополнив ее некоторыми новыми статьями.
В 1231 г. была издана вновь Золотая булла, состоявшая теперь уже
из 35 статей и санкционированная церковью. По сравнению с. текстом
Золотой буллы 1222 г. текст Золотой буллы 1231 г. еще сильнее обнаружи-
вает компромисс между знатью и рыцарством, а высшему духовенству
предоставляется еще более значительное, чем это было в 1222 г., участие
в политической жизни. В ряде статей булла 1231 г. уточняла и конкретизи-
ровала права servientes regis, упоминая в некоторых статьях и простых
йобагионов. Так были уточнены в статье 15 новой буллы военные обязан-
1 В. Homan. Gescbicbte des ungarischen Mittelalters, Bd. П, S. 88—89.
3 E. S а у о u s. Histoire generale des Hongrois, p. 122.
96 />*. Ф. Сеченов
ности servientes, касавшиеся заграничных походов. Военная служба вне
Венгрии целиком перелагалась на ишпанов (с их гарнизонами из jobba-
giones castri), наемников (stipendiarii) и тех, кто получил крупные пожа-
лования (amplas possessiones). Вновь подтверждалось свободное состоя-
ние всех jobbagiones castri (ст. 27), население комитатов освобождалось
от строительных и окопных работ на короля (ст. 28), из королевских нало-
гов обязательным оставалась лишь одна двадцатина (ст. 29). Сарацинам и
евреям запрещалось занятие всех государственных должностей, включая
и право собирания налогов, что фактически означало вообще отмену ста-
рой системы налогов, собиравшихся посредством откупщиков-иностранцев
(ст. 31).
Но и знать по булле 1231 г. получала важную уступку. Все земельные
дарения, которые от нее пытался отобрать Бела, были полностью остав-
лены за нею. «Все, что нами или сыновьями нашими было конфисковано
без суда, начиная с XVII года нашего царствования [т. е. с 1222 г.],
должно быть полностью восстановлено» (ст. 5).
Как уже указывалось выше, Золотой буллой 1231 г. признавалась
громадная политическая роль за церковью. Церковь в лице прелатов по-
лучила право участия в сеймах (ст. 2). Последняя статья (31-я по тексту
1222 г. и 35-я по тексту 1231 г.) была изменена в том смысле, что в ка-
честве гарантий соблюдения хартий королем устанавливалось уже не
восстание подданных, а церковное отлучение (vinculum excommuni-
tionis). Тем самым церковь превращалась в высшего арбитра в споре
короля с его подданными. Политическое усиление высшего духовенства
означало фактически также аристократизацию Золотой буллы. Епи-
скопы и прочие прелаты были прямыми союзниками светских магнатов.
Золотая булла 1222 г., подтвержденная королем в 1231 г. в новой
редакции, имела большое значение для оформления феодально-сословных
прав и привилегий дворянского сословия в Венгрии. Движение 1222 г.,
начавшееся как движение венгерского рыцарства против олигархии
знати, привело к уступкам со стороны ишпанов рыцарям важных соци-
альных и политических прав, что привело к включению последних в со-
став сословия феодалов в качестве младших, «меньших» знатных (nobiles
minores). Политический компромисс 1222 г. был повторен и усилен
в 1231 г., причем права церкви были также увеличены. Последующие
события в развитии феодальной Венгрии XIV—XVI вв. еще теснее спло-
тили знать и рыцарство в одно общее феодально-привилегированное
сословие, которому противостояла масса бесправного крепостного кре-
стьянства и лишенных политического влияния горожан.
Л. А. КОТЕЛЬНИКОВА
ПОЛОЖЕНИЕ И КЛАССОВАЯ БОРЬБА ЗАВИСИМОГО
КРЕСТЬЯНСТВА В СЕВЕРНОЙ И СРЕДНЕЙ ИТАЛИИ
В XI—XII ВЕКАХ
Положение и классовая борьба итальянского крестьянства в средние
века — малоизученная проблема в советской медиевистике. Это относится
как к крестьянству Северной Италии, о котором имеются лишь статьи
С. Д. Сказкина и М. А. Тихановой (о восстании Дольчино), так и особенно
к крестьянству Средней Италии, о котором в советской историографии
вообще нет работ.
Почти полностью отсутствуют исследования, специально посвящен-
ные истории итальянского крестьянства в средние века, и в русской
буржуазной историографии. Отдельные главы в трудах М. М. Ковалев-
ского, П. Г. Виноградова, И. В. Лучицкого \ где авторы дают анализ
положения итальянского крестьянства, не могут нас удовлетворить как
в силу слишком общего и схематического характера изложения темы,
так и, что более существенно, в силу пороков буржуазной историогра-
фии, выражающихся в затушевывании и умалении этими историками
роли классовой борьбы, в формально-юридическом подходе ко многим
вопросам аграрной истории Италии и т. и. Однако следует заметить,
что по уровню исследования и широте охвата темы труды русских бур-
жуазных историков стоят много выше работ иностранных буржуазных
авторов, посвященных данному вопросу.
В иностранной буржуазной историографии, в том числе и итальян-
ской, за исключением книги Ромоло Каджезс «Сельские классы и ком-
муны в итальянское средневековье», о жизни итальянского крестьян-
ства в средние века можно найти в лучшем случае лишь отдельные ста-
тьи в журналах или главы и параграфы в больших работах (ср. книги
Дорена, Пивано, Люццатто, статьи Людцатто, Фаинелли, Кеккини
и др.) 1 2-
Но работы и этих историков (в основном первой половины XX в.)
обесценены более или менее ярко выраженным юридизмом, рассмотрс-
1 М. М. К о в а л е в с к и й. Экономичен кий рост Европы до возникновения
капиталистического хозяйства, т. 1 —2. М.. 1898 -1900; II. 1'. В и н о г j) а д о в.
Происхождение феодальных отношен и и в лангобардской Италии. СПо., 1880;
П. В. .И у ч и ц к и й. Земледелие и земледельческие классы в современной Ита-
лии. — «Киевский сборник в помощь пострадавшим от неурожая». Киев, 1892; «Кре-
стьянство в Италии» — статья в Энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона.
2 R. С a ggese. Le с lassi е coinuni rurali nel medio evo italiano, vol. 1—2.
Firenze, 1907—1909; A. Doren. Italienische Wirtschaftsgescliichte, Bd. 1. lena.
1934; S. P i v a n о. I contratti agrari in Italia nel alto medio evo. Torino, 1904;
(1. I. ii z z a I t o. Storia cconoinica d’Italia, vol. I. Roma, 1949.
7 Средние века. вып. 6
98 Л. Л. Котельникова
нием аграрных отношений в Италии с точки зрения права и правовых
институтов.
Труды большей части указанных итальянских историков отражают
влияние кризиса буржуазной исторической науки, что проявляется в их
отказе от признания объективной закономерности исторического про-
цесса, в стремлении доказать вечность и незыблемость капитализма,
в замазывании классовых противоречий и классовой борьбы и т. п. Для
современных реакционных итальянских историков, состоящих на службе
Ватикана и американских империалистов, характерно прославление ка-
толической церкви как якобы «главной силы» и «двигателя» развития
общества. В их книгах не находится места для изображения истории
крестьянства. В этом отношении показательны «труды» Луиджи Саль-
ваторелли *, содержащие главным образом подробнейшее описание цер-
ковной истории Италии, и лишь несколько страниц, касающихся аграр-
ной истории.
А между тем исследование положения итальянского крестьянства
в средние века может помочь изучению всей его последующей истории,
пониманию его положения в современной Италии, путей и методов борьбы
трудящегося крестьянства за землю, мир, национальную независимость
и демократическое развитие Италии под руководством рабочего класса
и Коммунистической партии.
К тому же пережитки феодализма продолжают еще играть значи-
тельную роль в аграрном строе Италии, и аграрная реформа продолжает
быть настоятельной необходимостью, стоящей на очереди дня.
В данной статье рассматривается положение крестьянства в Север-
ной и Средней Италии в один из периодов средневековья — XI—XII вв.
В это время начался расцвет итальянских городов — Флоренции, Ве-
неции, Генуи, Милана. Рост производительных сил в стране, развитие
ремесла и товарного производства вызвали глубокие изменения и в аг-
рарном строе Италии. Показать эти новые явления, возникшие под влия-
нием роста городов и товарного производства, выяснить взаимосвязь
феодального города и деревни и является нашей задачей.
Производительные силы в итальянской деревне XI—XII вв. до-
стигли значительного развития по сравнению с лангобардским периодом
истории Италии. Прежде всего это сказалось па ремесле.
В Италии XI—XII вв. в довольно больших размерах велась добыча
и переработка железа. Железные орудия — плуг с железным лемехом,
мотыги, вилы, серпы, косы — получили значительное распространение
в сельском хозяйстве.
В деревне Северной и Средней Италии XI—XII вв. работали ре-
месленники разнообразных специальностей. Кузнецы, мастера монетного
дела, золотых дел мастера, камешники, дровосеки, мясники, плотники,
печники, сахаровары, пекари, скорняки, ткачи — вот далеко не полный
перечень ремесленников, упоминаемых в источниках 1 2.
1 L. S а 1 v а I о г е 1 1 i: L'llalia inedioevale. Dalle invasion! barbariche agli
inizi del secolo XI. Milano (s. a.); L’Halia comunale. Dal secolo XI alia meta del secolo
XIV. Milano, 1940.
2 Memorie e document! per serviro all’istoria del duealo Luccbcso, 1813—1847,
vol. IV, parte 2, А» 139 (1163 г.) (да.юе: Docum. di Lucca); F. Be ria n. Statuti
di Pistoia. Bologna, 1882 (далее: Statuti di Pistoia); Codex diplomat icus Creinonae,
1895, vol. 1, N 192 (1092 г.) (далее: Cod. dipl. Crein.k A. G lari a. Codice diplo-
matico Padovano. Venezia. 1877—1879 (далее: Cod. dipl. Pad.), vol. 1, N 157 (1050 r.),
N 246 (1076 г.), X 251 (1078 г.), N 267 (1082 r.), N 291 (1086 r.); vol. 2, N 231 (1132 r.J;
vol. 3, № 1186 (1175 г.) и др.; Bibliotheca della Societa storica subalpina, vol. 70. Le
carte dell’Archivio capitolare di Vercelli. Pinerolo, 1912 г. (далее: Subalpina, vol. 70,
Vercelli).
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства. в Италии 99
В то время как богатые ремесленники (главным образом золотых дел
мастера, кузнецы, скорняки) сосредоточивали в своих руках большое
количество земель с зависимыми держателями, большая часть сель-
ских ремесленников сидела на земельных наделах, принадлежавших
феодалам и городской верхушке, и несла значительные повинности,
вплоть до трети п половины урожая \
Ремесленники в деревне Северной и Средней Италии XI—XII вв.
это не дворовые люди, а в основном крестьяне, зависимые держатели,
или соединявшие занятие ремеслом с сельским хозяйством (таких было
большинство; ремесленные изделия составляли часть их продуктовой
ренты), или все более специализировавшиеся на выработке тех или иных
ремесленных изделий (часть которых и шла вотчиннику).
Так, в Лукке три брата, сыновья Герарда, приносили ежегодно епи-
скопу 6 пар подков 1 2 3. Кузнецы из Магиано доставляли каноникам Вер-
челли железные сосуды для выпаривания соли (calderias) 8.
Держателями половины виноградника от церкви св. Марии в Пине-
роло на эмфитевтическом праве 4 были ремесленники различных кате-
горий: кузнецы, печники, скорняки и т. д. За этот виноградник они уп-
лачивали половину собранного вина и другие продукты. Кроме того,
они, вероятно, отдавали своему феодалу и часть ремесленных изде-
лий 5 *.
В поместьях встречались и дворовые ремесленники и целые ремеслен-
ные мастерские (в монастыре св. Юлии в Брешии, в епископстве Лукка
и др.).
Довольно часто в источниках встречается и упоминание о зависимых
крестьянах — мельниках, державших водяную мельницу за денежный
чинш. Хотя мельницы были и в господских поместьях, но чаще всего они
1 Subalpina, vol. 70, Vercelli, N 195 (1166 г.); vol. 2, Caitario di Pinerolo fino
al anno 1300, N 50 (1174 г.) (далее: Subalpina, vol. 2, Pinerolo); vol. 29. Le carte deli’
Arcliivio capitolare di Tortona fino al 1313, vol. 1—2. Pinerolo, 1905, N 140 (1195 r.)
(далее: Subalpina, vol. 29, Tortona) н др.
2 Docum. di Lucca, vol. 4, parte 2, N 139 (1163 r.).
3 Subalpina, vol. 70, Vercelli, N 195 (1166 r.), p. 235—236.
4 Эмфитевзис был юридической формой феодального земельного держания в сред-
невековой Италии. Обычно он был наследственным, но встречались и эмфитевзисы
на 10, 20, 30 лет. Как правило, в эмфитевзис передавались целинные земли, пустоши
и заброшенные участки. Обработка заброшенных земель и пустошей, разведение новых
культур были одними из главных условий эмфитевтпческого договора. Чаще всего
эмфптевтамн были зажиточные крестьяне, так как именно они могли выполнить эти
требования договора. В источниках Северной и Средней Италии XI—XII вв., так же
как и в более ранний период, эмфитевзис часто смешивается с либеллярным договором.
Либеллярный договор был наиболее распространенной юридической формой зе-
мельного держания в Италии XI—XII вв. Весьма разнообразный по своим условиям:
срокам (от 10 до 29 лет, па несколько поколений и т. д.), социальному и имуществен-
ному составу лнбел.тярпев (от обедневших крестьян до крупных вотчинников), обя-
зательствам либеллярия (от небольшого денежного чинша до трехдневион барщины
в неделю и оброка, составлявшего половину урожая), либеллярный доп шор представ-
лял собой форму с очень широким содержанием. Во многих отношениях он был сходен
с эмфитевзисом: требование улучшения обработки участка, расчистки пустошей,
подъема целины, разведения виноградников, оливковых деревьев и других культур,
нередко наследственный характер договора и т. д. Главной целью заключения дого-
воров для вотчинников-землевладельцев того времени было улучшение обработки
участка, разведение новых культур, расчистка пустошей, подъем целины. Регулярное
поступление ренты с участков, ооработка заброшенных земель и пустошей с целью
получения дополнительных доходов — вот к чему стремились вотчинники. Как все
это оформлялось юридически, для них было не так важно. Отсюда и смешение разных
видов договоров и неопределенность самого либеллярного договора.
5 Subalpina. vol. 2, Pinerolo, N 50 (1174 г.), p. 71; cp. vol. 29, Tortona, № 140
(1195 г.), p. 174 -175.
7*
100
.7. А. Котельникова
отдавались в держание крестьянам, большей частью зажиточным, так
как содержание мельницы требовало определенных материальных за-
трат: починки, подвозки различных материалов и т. п.1.
Весьма распространенным было приготовление вина в крестьянских
хозяйствах. Этот процесс строго регламентировался в либеллярных до-
говорах: доставляемое вотчиннику вино не разрешалось смешивать с во-
дой, виноград предписывалось 3 раза давить и т. д. (см. многочислен-
ные грамоты Лукки).
Развитие производительных сил прежде всего сказывалось в кре-
стьянском хозяйстве. Среди крестьян были разнообразные ремеслен-
ники; феодалы получали в качестве натуральных оброков шерстяную
и льняную ткань и изделия из них, железо и различные железные из-
делия, вино, печеный хлеб и т. п.; гораздо реже все это изготовлялось
в господских хозяйствах. В полиптиках монастыря св. Юлии в Брешии,
епископстве Лукки и некоторых других нельзя найти ни одного примера,
когда на господском дворе производились бы изделия из железа. Про-
дуктами ремесленной мастерской в поместье были, как правило, лишь
полотно и шерстяная ткань. Все остальные ремесленные продукты до-
ставляли крестьяне.
Мелкий производитель, который вел собственное хозяйство, осно-
ванное на личном труде, имел большую заинтересованность в работе,
чем дворовый работник или крестьянин, исполнявший барщину. Именно
поэтому большее количество продуктов и лучшего качества производи-
лось в крестьянском хозяйстве.
В Северной и Средней Италии в XI — XII вв. происходило дальней-
шее развитие экстенсивного земледелия (корчевка и расчистка лесных
угодий, подъем целинных земель, осушение болот, вспашка лугов и т. д.)
и в то же время все большая интенсификация его. Среди многочисленных
отраслей сельского хозяйства наиболее распространенными, как мы по-
кажем ниже, были зерновое хозяйство и виноградарство.
Источники свидетельствуют, что обширные пустоши и целина превра-
щались в виноградники и плантации оливковых деревьев (иногда ви-
ноградниками становились пашни), разводились технические культуры,
проводились новые оросительные каналы, улучшался уход за почвой,
все чаще применялись удобрения.
Оброк вином платили 62,5% держателей Средней Италии, вносивших
продуктовую ренту, и 40,2% держателей Северной Италии.
Одним из основных условий многих либеллярных грамот являлось
разведение виноградника в течение ближайших 5—7 лет от начала за-
ключения договора 1 2. Посадки винограда и оливковых деревьев требо-
1 G. Т i г а b о s с h i. Memorie storiche modenesi, vol. 1. Modena, 1793, № 134
(1040 г.) (далее: Memor. modenesi); Regesto cartaruin Italian. Roma, 1907—1914,
vol. 5. Regesto di Camaldoii (далее: Regesto di Camaldoli), partie 1, № 50 (1020 г.);
Documenti di storia Italian.! pubbl. a cura della regia deputazione sugli studi patria
per le provincie di Toscana, della Umbria e delle Marche (далее: Docum. Italiana),
vol. 11, Document! per la storia della citta di Arezzo. Firenze, 1899 (далее: Docum.
Italiana, vol. 11, Arezzo), № 178 (10(53 r ), № 365 (1163 r.); Subalpina, vol. 37. Le
carte dell’Archivio capitolare di Asti. Pinerolu, 1907 (далее: Subalpina, vol. 37,
Asti), № 30 (1162 r.).
2 Cod. dipl. pad., vol. 1, № 294 (1085 r.); vol. 2, N 214 (ИЗО г.) (передача по ли-
беллярной грамоте заброшенного участка земли (warba) для разведения виноградинка
в течение 5 лет); ibid., № 319 (1137 г.), Ла 374 (1140 г.), № 478 (1147 г.), № 523
(1149 г.); vol. 3, № 836 (1163 г.); Memo г. modenesi, vol. 1, № 326 (1116 г.) (подъем
нови); Cod. dip!. Pad., vol. 2, .V» 280 (1135 г.), № 684 (1157 г.) (корчевка кустарников,
рытье рвов и проведение каналов); Subalpina, vol. 29, Tortona, № 133 (1193 г.) (еже-
годное удобрение земли навозом); Cod. dipl. Pad., vol. 1, № 163 (1053 г.) (передача
пахотной земли на либеллярпом праве для разведения виноградника) Docum. Ita-
Поломсение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии 101
вали более высокой культуры земледелия: тщательной обработки почвы,
повседневного ухода за насаждениями. Увеличение этих посадок сви-
детельствует о развитии производительных сил в стране.
Зерновое хозяйство наряду с виноградарством занимало большое
место в жизни итальянской деревни. Ренту зерном вносили в Северной
Италии в XI—XII вв. 43% держателей, в Средней Италии — 47,5%
держателей й.
Из зерновых культур сеяли рожь, озимую и яровую пшеницу,
полбу, ячмень, просо разных видов, овес. Распространение в XI—XII вв.
пшеницы, вытесняющей рожь, свидетельствовало об интенсификации
сельского хозяйства. В описываемый период в Северной и Сродней Ита-
лии существовали не только трехполье, по и плодосменные севообороты:
бобовые растения хорошо удобряли почву для сменявших их зерновых
и технических культур * 1 2. В междурядьях виноградников и плодовых
деревьев, а также бобовых растений часто сеяли просо.
Овощи, например, репа, а также бобы, фасоль, горох росли круглый
год, и зимой и летом. Довольно распространенным в Северной и Сред-
ней Италии XI—XII вв. было животноводство: разводились рабочий
скот (быки, иногда их заменяли ослы и коровы), лошади (последние почти
не использовались в хозяйстве, а предназначались для войска) и осо-
бенно овцы, козы и свиньи.
Что касается структуры феодальной вотчины, то следует отметить,
что уже в VIII—X вв. для Сродней и Северной Италии была характерна
раздача большей части домена в держания (яркий пример этого явле-
ния — епископство Лукка), хотя в некоторых местах (монастырь св. Юлии
в Брешии) можно наблюдать нечто противоположное: в большин-
стве поместий этого монастыря размеры домена были таковы, что урожай
с него оказывался во много раз больше всей суммы феодальной ренты,
которую несли зависимые крестьяне, хотя и обрабатывали домениаль-
ную землю в первую очередь они (в порядке барщины, так как пребен-
дариев — дворовых работников было сравнительно немного).
Рост производительных сил в городе и в деревне Северной и Средней
Италии XI — XII вв., расцвет итальянских городов-коммун и связан-
ное с этим развитие товарного производства — все это вызвало глубо-
кие изменения в аграрном строе Северной и Средней Италии.
Это отразилось прежде всего на самом феодальном поместье. Можно
привести многочисленные примеры из источников, свидетельствующие
liana, vol. 8. Codicc. diplomatico della citla d’Orvieto. Firenze, 1884 (далее: Docum.
Italiana, vol. 8, Orvieto), № 53 (1182 г.) и др.
1 Мы приводим данные о месте в продуктовой ренте зерновых культур, так же,
как и вина. Вполне возможно, впрочем, что зерновое хозяйство играло большую
роль, а преобладание вина в оброках в Северной Италии может быть объяснено тем,
что оно в весьма значительном количестве шло па продажу.
2 В грамотах имеются постоянные указания на два вида урожая: большого
(grosso, inajore— урожая озимых зерновых культур: ржи, пшеницы, ячменя; их сеяли
в сентябре-октябре, а убирали в июле-августе) и малого (minuto, ininoro — уро-
жая яровых культур: пшеницы, ячменя, проса; их сеяли в феврале-марте, а урожай
собирали в июне-июле)- Нередко эти два урожая называются весенним (vornio) и лет-
ним (aestivo). См. Cod. dipl. Pad., vol. 2, А» 248 (1133 г.); vol. 3, № 919(1167 г.).
№ 1475 (1183 г.); Subalpina, vol. 29, Tortona, .V 110 (1188 г.), № 140 (1195 г.):
S. G a d d о n i. Charlularium Imolense, vol. 2. I mo lac, 1912, № 487 (далее: Chart.
Imolense).
Сохранилась миниатюра конца XII—начала XIII вв., представляющая собой
своеобразный календарь сельскохозяйственных работ в Кремонском округе Север
ной Италии. В феврале крестьянин готовится к посадке виноградников, в июне косит
траву, в сентябре собирает виноград и т. п. (Archivio storico lombardo. Milano, 1876.
p. 514—530).
102 Л. .1. Котельникова
о дроблении феодальных владений на части, их продаже, передаче в за-
лог, раздаче за долги.
В первую очередь это относится к церковным поместьям Северной
и Средней Италии (в том числе и к такому крупному епископству, как
Луккское); однако в значительной мере подобные явления имели место
и на землях светских вотчинников
Феодальные владения переходили как в руки светских лиц (если это
были владения церкви), так, и все более часто, в руки купцов, богатых
мастеров, должностных лиц города 1 2 3. Так, городские власти Пистойи
полностью распоряжались землями монастыря св. Зенона: они могли
их дарить, продавать, передавать в залог, в эмфитевзис, либеллярное
держание (статут Пистойи прямо указывает на это) ®.
Процесс дробления и распада феодальных вотчин, прежде всего цер-
ковных, в большой мере сказался в распространении залогов земли и
ипотеки. Ипотека на землях церковных и светских вотчин в значительных
размерах встречается уже с начала XII в. и особенно во второй его по-
ловине. Земля передавалась на различные сроки, часто с требованием
уплаты процентов — деньгами или натурой — нередко довольно значи-
тельных (6 денариев с ливра, в Падуанском округе, например).
«. . . При ней [денежной ренте. —Л. К.] становится существенным
моментом капитализированная рента, цена земли, а следовательно, ее
отчуждаемость и отчуждение, и . . . благодаря этому не только преж-
ние оброчные крестьяне могут превратиться в независимых крестьян-
собственников, во и городские и прочие денежные люди могут покупать
участки земли с той целью, чтобы сдавать их крестьянам ли, капитали-
стам ли и пользоваться рентой как формой процента на свой таким спо-
собом затраченный капитал. . .» 4.
Результатом развития залогов земли и ипотеки было то, что собствен-
ность на землю фактически оказывалась в руках кредиторов (нередко
купцов и цеховой верхушки города), которые получали ренту с ипотеч-
ных владений в форме процента по ипотеке. Номинальные земельные
собственники фактически превращались в арендаторов 5.
Надо отметить, что если ипотека в Северной и Средней Италии в XI
и особенно в XII вв., с одной стороны, приводила к распаду феодальных
вотчин, то, с другой стороны, она приводила к разорению крестьян-ал-
лодистов — бывших собственников своих участков, а также и лично
1 Docum. di Lucca, vol. 3. parte 3, A*s 1793 (1061 г.), As 1800, 1802, 1807; vol. 4,
parte 2 (прплож.), № 111 (1180 г.), .V» 122 (1138 г.), As 139 (1193 г.) и др.; Docum. di
Arezzo, vol. 2, As 321 (1182 г.) и др.; Cod. dipl. Pad., vol. 2, As 246 (1133 r.); Subal-
pina, vol. 37, Asti, № 143 (1195 r.); vol. 29, Tortona, As 151 (1196 r.).
2 Dornin, di Arezzo, vol. I, As 367 (1163 r.); vol. 2, As 412 (1194 r.); № 429
(1196 r.); Co.I. di pl. Pad., vol. I. As 216 (1076 г), As 251 (1078 r.); As 267 (1082 г.) (при-
обретение земель золотых дел мастером в различных местах графства Падуи).
3 Statnti di Pisloia, р. 21. § 17.
4 К. Маркс. Капитал, т. III. Гог Политиздат, 1953, гл. 47, стр. 815.
5 Па примере истории поместья Копке в Падуанском о круп» можно убедиться,
как закладывались и порезакладыва.тпгь земли феодалов, тем самым становясь объек-
том юварооборота. Длительная тяжба между графами из рода Оргеоло и монастырем
св. Киприана закончилась переходом итого поместья в руки монастыря (который
и брал его в залог за 1500 ливров). См. Cod. dipl. Pad., vol. 1, As 184 (1061 г.); vol. 2,
As 9, 10, 16 —18, 21—23 (1105 г.); гм. также: vol. 2, As 125 (1122г.), As 265, 266 (1134 r.),
№ 393 (1141 r.), As 402 (1142 r.), As 1027 (1171 r.); vol. 3, As 1230 (1176 r.), .Vs 1293,
1299 (1178 r.), As 1395 (1181 г.) (ипотечный процент — 2/;1 урожая); Subalpina, vol. 37,
Asti, № 89 (1183 г.). .Vs 101 (1186 г.); L. Murator i. Antiquitates Italicae medii
nevi Mediolani, 1738 —1742, vol. 5, p. 343—344 (1147 r.), p. 345—346 (1146 г.) (далее:
I.. M и r a t о г i. Antiquitates. . .); Docum. di .Arezzo, vol. 1, As 378 (1171 r.).
Ноло.исение. и классовая
борьба зависимого крестьянства в Италии
103
свободных держателей (которые могли в какой-то мере распоряжаться
своими держаниями), к потере ими их земельных владений
Так, в суде монастыря св. Захария в Венеции разбиралось дело ли-
беллярия Дольцано де Корто, который передал в залог либеллярные
земли, чего не имел права делать, а йотом вследствие этого (вероятно,
потому, что должен был возместить денежную ссуду, а, может быть, еще
и проценты по ней) не смог доставлять монастырю в течение двух лет
даже такое незначительное приношение, как пшеничная лепешка и не-
большое количество мяса. Он не обрабатывал также «надлежащим об-
разом» монастырскую землю. За это аббатисса монастыря отобрала у
него владения, которые он держал по либеллярной грамоте, до тех пор,
пока он не выполнит все свои обязательства и повинности 1 2 3.
Бонусперт купил немного более 5 модиев пшеничного зерна за 4 ливра
с рассрочкой платежа на 6 лот. За эти деньги он передал в залог свои
земли и виноградник в Монтиглассина, за что должен был платить зерном
и вином. В случае невыполнения этого условия он мог лишиться своих
земель 8. Можно предположить, что у крестьянина не было зерна на
посев, а получить его он мог лишь ценой залога своей земли, так как
денег на покупку зерна у него тоже не было. И эту землю он мог поте-
рять, если не выполнит условия залога.
Генрих до Фонтана получил взаймы у Якова Бертанья 5 солидов,
за что обещал дать ему 5 мин пшеничного зерна в середине августа (т. е.,
вероятно, после сбора урожая), а в залог до возвращения долга пере-
дал ему все свои владения 4.
Невидимому, немало было таких случаев, когда должники не могли
возвратить полученную денежную ссуду и были вынуждены отказываться
от своей собственности, которая поступала в полное распоряжение кре-
дитора.
Мы видим также, что происходило, как и раньше, простое перераспре-
деление земельной собственности между отдельными представителями
класса феодалов — светскими и церковными феодалами, часть которых
могла лучше приспособиться к ведению хозяйства в условиях все более
развивавшегося товарного производства, и именно эта часть феодалов
накопляла в своих руках земли ряда других, распадавшихся феодаль-
ных вотчин. Часто эти феодалы были уже жителями городов, сами уча-
ствовали в торговых операциях и играли не последнюю роль и в управ-
лении городом (венецианский монастырь св. Захария, граф де Баоне
в Падуе и др.). Однако все более ярко вырисовывалось новое явление:
земли церковных и светских феодалов в известной части переходили
в руки купцов, богатой цеховой верхушки и должностных лиц города.
Одним из путей такого перераспределения земель феодальных вотчин
была раздача этих земель в либеллярные, эмфитевтические и прекарные
держания, причем в этих случаях нередко случалось и так, что чинш
был лишь формальным признанием права собственности за церковным
учреждением или светским лицом, а фактически земля переходила в рас-
поряжение лнбеллярпя, эмфитевта или прекариста 5 * *.
1 Subalpina, vol. 2!). Tort она. А» 37 (1126 г.); vol. 70, Veivelli, As 29 (1131 г.);
vol. 59. Cartaiio deli'abbazia di Hivalia scrivia, vol. 1- 2, № 386, 387 (1192 r.), № 441
(1182 r.).
2 Cod. dipl. Pad., vol. 3, As 1350 (1180 r.).
3 Subalpina, vol. 37, Asti, As 45 (1169 r.).
4 Ibid.. № 147 (1196 r.).
5 Cod. dipl. Crem., vol. 1, As 192 (1092 r.); Cod. dipl. Pad., vol. 1, As 133 (1123 r.)
(Гвиперто, скорняк, получил в либеллярное держание от монастыря св. Юстина
участок земли в 55 пертик в длпну и в 7 пертпк в ширину). Ср. Cod. dipl. Pad., vol. 3,
104
JI. .1. Котельникова
Влияние товарно-денежных отношений сказалось и на ряде других
сторон жизни феодального общества Италии XI—XII вв.: чаще происхо-
дила продажа держаний 1 и чиншей * 1 2, десятин 3 и судебных прав 4 5; даже
сами держатели могли быть переданы в качестве залога б.
Под воздействием роста денежного хозяйства меняли свою форму и
вассальные отношения. Вассал приносил клятву верности сеньору, а
в качестве бенефиция получал плату в несколько десятков солидов 6.
Глубокие изменения в феодальной вотчине, вызванные влиянием то-
варного производства, которые мы только что отмечали, происходивший
распад значительного числа старых феодальных вотчин и переход их
земель в руки новых владельцев, естественно, должны были привести
и к изменению положения феодалов. Феодалы переселялись в город, где
одни из них сливались с купечеством и занимались торговлей, а другие
строили замки в городе и продолжали вести там прежний образ жизни,
пытаясь подчинить себе городское население. Борьба городов с феода-
лами была длительной и жестокой. Города разрушали феодальные замки
и стремились подчинить себе феодалов, что вызывало ожесточенное со-
противление с их стороны.
На протяжении всего XII в. Флоренция вела упорную борьбу с фео-
далами (milites) городского округа — контадо, разоряя их замки и при-
нуждая к переселению в город 7. Борьба не прекратилась и после того,
как в 1209 г. последние феодалы покинули свои резиденции в округе,
построив себе многочисленные замки в городе, где они продолжали
борьбу с торгово-ремесленным населением.
В анналах Птоломея Луккского осте» упоминание о вооруженном вы-
ступлении в 1169 г. крупных феодалов (nobiles) города и округа в союзе
с пизанцами против коммуны Лукки, которое было подавлено населением
№ 835 (1163 г.), № 1245 (1177 г.), № 1298 (1178 г.); Subalpina, vol. 70, Vercelli, № 244
(1170 г.) (Блаксий, скорняк из Верчеллп, передал в держание Якову де Рац за 20 лив-
ров участок, включавший приусадебную и пахотную земли. Постройки на этой земле-
были собственностью Блакспя, земля же — либеллярпос держание от церкви за 9 де-
нариев ежегодного чинша. Яков, став держателем, получил право распоряжаться
владениями по своему усмотрению, даже передать их другому лицу, что оп и сделал,
передав их тому же Блаксшо на год с условием уплаты в качестве процента 20 лив-
ров). Ср. ibid., № 135 (1147 г.); ibid., vol. 44. Cartario dell’abbazia di San Solutora
di Torino, № 45 (1175 г.) (торговец Роберт получил от пробста церкви св. Спасителя
в держание на три поколения землю, с условием уплаты ежегодного чинша в 3 дена-
рия); № 47 (1180 г.) (аналогичная сделка).
1 Subalpina, vol. 29, Tortona, № 78 (1177 г.) (Тедпкспй де Монте продал кано-
никам Тортоны за 12 ливров участок пахотной земли, за который платил церкви
чинш 3 со.нтда); Аз 101 (1184 г.) (Гомберто продал за 24 солида каноникам Тортоны
свое держание от церкви, отказавшись от права ипотеки).
2 Subalpina, vol. 40—41. Le carte dell’Archivio capitolare di Casale. Pinerolo,
1907—1908, Л» 3 (1176 г.) (Симон и Бонифаций де Стура продали церкви в Казале-
за 4 ливра 5 солидов чинш 22 денария). Ср. vol. 11 —12. Cartario dell’abbazia di Staf-
fardo. Pinerolo, 1901—1902, Л» 48 (1173 г.) (продажа чинша в размере 4 модия
зерна за 20 ливров).
3 Subalpina, vol. 11 —12, Л» 53 (1174 г.) (Лппальдо де Салуццо продал аббатству
Стаффардо за 20 солидов все десятины, которые он имел в Гранта).
4 Subalpina, vol. 78, Л» 134 (1013 г.), vol. 14, р. 18 -19 (1157 г.) (несколько чело-
век продали церкви св. Марии в Казанова за 23 солида 4 денария судебные права
па 13 участков пахотной земли).
5 Docum. Italiana, vol. 8, Orvieto, № 49 (1181 г.) (приор церкви св. Константина
передал держателей в качестве залога епископской церкви Орmicro).
• Docum. di Lucca, vol. 4, p. 2, Л» 136 (1147 г.) (Роланд, causidicus, принес клятву
верности епископу Лукки и в качестве бенефиция получил 30 солидов).
7 Docum. Italiana, vol. 10. Document! dell’antica costituzione del comune di Fi-
renze. Firenze, 1895 (далее: Docum. Italiana, vol. 10, Firenze), p. 1—51, особенно № 21
(1197 г.) (соглашение сеньеров Тосканы с городом), № 26 (1198 г.) и др.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии
105-
Лукки при помощи оружия. В дальнейшем в анналах встречаются мно-
гочисленные свидетельства разрушений замков феодалов Лукки и окру-
жающей области \
В целом ряде источников Северной и Средней Италии XII в. имеется
множество примеров того, как светские и церковные феодалы передавали
городам свои владения, отказывались от многих своих прав и приносили
клятву верности городской коммуне, вступая в число жителей города
(cittadinantia). Так, граф Райнерий передал все свое графство коммуне
Орвието и обещал во всем подчиняться ее решениям. Граф Ильдибранд
передал много владений этой же коммуне, обещал ей службу и подчи-
нение, стал гражданином города 1 2.
В статуте Пистойи имеется пункт о порядке приобретения граждан-
ства города знатью городского округа (nobiles homines). «Те из них,
которые достойны этого высокого звания гражданина города, — гласит
статут, — должны принести клятву и выполнять обязанности, которые
возложит на них город, не уклоняясь от этих последних и не нанося
своими действиями ущерба городской коммуне» 3. В нашем распоряжении
находятся многочисленные свидетельства о переселении в г. Верчолли
окрестных феодалов, которые дарили свои владения городской коммуне,
давали клятву при вступлении в число граждан города и приводили
к присяге своих зависимых людей, обещали во всем подчиняться город-
ским консулам и оказывать помощь городу в случае войны 4. Аналогич-
ные данные источников имеются и относительно других городов (Модены,
Реджио, Генуи и др.) 5.
В целом ряде случаев города оказывали помощь сельским и мелким
городским коммунам в борьбе против феодалов 6 * 8.
Следует отметить, что если, с одной стороны, проникновение товар-
ного производства в экономику итальянской деревни в XI—XII вв. вле-
кло за собой указанные выше явления, то, с другой стороны, оно исполь-
зовалось частью феодалов в своих интересах. Мы уже упоминали о фео-
далах, которые путем залогов, ипотеки, обмена, покупки и другими
путями приобретали большое количество земель других вотчинников,
не сумевших приспособиться к новым отношениям. В хозяйстве такого
типа феодалов все большее место занимало производство ремесленных
изделий, хлеба, вина, оливкового масла для продажи (все это, впрочем,
производилось не в самих поместьях, а поступало феодалам в качестве
ренты продуктами от зависимых от них крестьян). Нередко на терри-
тории владений феодальных вотчин имелись порты, куда крестьяне обя-
заны были доставлять различные продукты. Как мы увидим дальше,
транспортная повинность была самой распространенной среди барщин-
ных работ крестьян XI—XII вв.
1 Momimenta Germaniae Historica. Scriptores, vol. 8, n. s., p. 68—69 п др. (далее:
MGH SS).
a Arcbivio slorico Italiano, vol. 3. Firenze, 1889, 5 ser. (1169, 12o3, 1212 it.).
3 Statuti di Pisloia, parte 2, § 124 (XII в.).
4 Subalpina, vol. 8. Document! dell’Archivio couiunale di Vercelli relativi ad Ivrea.
Pinerolo, 1900, № 1 (1141 r.), № 2—4 (1142 r.), № 11 (1186 r.), As 12 (1189 r.), As 16,
18 (1193 r.).
6 Monuinenta Historiae Patriae (далее: МНР), vol. 2. Slatuti di Genova, § 26, 51,
68; L. M u ra t о r i. Antiquitales. . . , vol. 4 (1169, 1173, 1188 гг.), p. 165—166
(клятвы феодалов, которые становятся жителями Модены и Реджио).
8 См., например, Cod. dipl. Pad., vol. 3, № 1215 (1176 г.), p. 328—329 (подеста
Падуп Альберто де Оза вынес приговор против Якобина де Каррара, который отторг-
нул ряд владений у коммуны Каррара и роздал их в либеллярные держания коммун.
Монтезилице).
106
Л. А. Котельникова
Городская верхушка (богатые цеховые мастера, купечество, пересе-
лившиеся в город феодалы, слившиеся с купечеством), приобретая земли
и превращаясь в землевладельцев, в своей политике по отношению к зави-
симому крестьянству мало чем отличалась от прежнего господина — фео-
дала. Потребность в продовольствии и сырье для ремесленного производ-
ства обусловливала ее отношение к крестьянству городского округа.
Цеховая верхушка и купечество шли на освобождение крестьян по-
тому, что нуждались в свободной рабочей силе, но они предпочитали при-
нимать на работу и тем самым освобождать крестьян не своего округа,
а других районов страны. Феодалы, жившие в городе и в сельских мест-
ностях, также все чаще освобождали крестьян от крепостной зависи-
мости, так как развитие товарного производства и необходимость
приспособить свое хозяйство к новым условиям требовали лично свобод-
ных держателей, более заинтересованных в труде, чем несвободные
крепостные крестьяне.
Однако городская верхушка и феодалы (как увидим далее) редко шли
дальше предоставления крестьянству личной свободы Земля крестьян
оставалась у феодалов; поэтому получившие освобождение крестьяне
зачастую превращались в лично свободных арендаторов чужой земли
(краткосрочных или наследственных), обязанных уплачивать собствен-
нику участка до половины урожая.
В тяжбах крестьян с феодалами, когда дело шло о повинностях крестьян
и самом факте их зависимости, господствующая верхушка города очень
часто принимала сторону феодалов.
Так, консулы г. Асти объявили зависимыми людьми церкви г. Асти
(Homilies ecclesie et de ejus posse et districtu) Оттона и Энрико де Кварто,
на чем и настаивал пробст церкви, несмотря на то, что сами эти люди
признавали лишь свою поземельную зависимость от церкви
Колон Кристофан не выполнял повинностей, на что жаловался в город-
скую курию его господин Пандольфин. Городская курия приняла сторону
Пандольфина и передала ему землю колона 1 2 3.
В грамоте от 1198 г. сказано, что консулы Флоренции передали истцам
землю их держателя, который не уплачивал денежный и натуральный
чинш. Теперь истцы получили эту землю как держание от города и должны
были платить городской курии в качестве процентов 4 денария®.
Подеста и консулы Пистойи активно вмешивались в отношения между
феодалами и зависимыми крестьянами города и округа, причем обычно
они стояли на страже интересов феодалов. В одном из параграфов статута
Пистойи говорится, что если affictarii (категория зависимых крестьян-
чипшевиков) не заплатят чинш (affictum) до мартовских календ и их
господа пожалуются городским властям (подеста или консулам), то они
в течение 30 двои должны будут по приказанию последних заплатить чинш.
Если же affictarii этого не сделают и пе явятся в городскую судебную
курию, последняя разрешит вотчиннику с целью взыскания чинша ото-
брать земли чиншевиков 4.
Многие статьи статута Падуи XII—XIII вв., устанавливая различные
штрафы за несвоевременную уплату крестьянами повинностей, запашку
ими чужой земли и другие проступки, предусматривали уплату половины
1 Subalpina, v<»l. 37, Asli, .V» 97 (1185 г.). Решение консулов подтвердил и и.мпера-
ь>р Генрих VI <р. .V 106 (1187 г.).
2 Docum. Italiana. vol. 10, Firenze, № 8 (1195 г.).
3 Ibid., Л: К) (1198 г.).
4 Slatiiti di Pisloia. p. 62—64, parte 2.
Иоло.нсение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии 107
штрафа господину, а другой половины — городской коммуне1. В ряде
случаев должностные лица коммуны разбирали конфликты между феода-
лами и их держателями и выносили свое решение (большей частью в пользу
феодалов) 1 2 3.
Самый факт помещения в городском статуте многочисленных предпи-
саний, направленных на то, чтобы урегулировать взаимоотношения кре-
стьян и их господ, обеспечить бесперебойное снабжение города продо-
вольствием и сырьем для ремесленного производства, свидетельствует
о большом влиянии, которое оказывала Падуанская коммуна на окружаю-
щую сельскую территорию. Городская верхушка — купцы и ремеслен-
ные мастера, имевшие довольно крупные владения в городском округе,
а также в значительной степени феодалы, переселившиеся в город, — была
заинтересована в подавлении и угнетении крестьян и в своей эксплуата-
ции крестьянства нередко следовала старым феодальным приемам.
Город боролся с феодалами как с противниками своего возвышения,
но город становился на сторону феодалов, когда дело шло о зависимых
крестьянах и их повинностях.
Мы довольно подробно остановились на одной стороне взаимоотно-
шения городов с крестьянством, а именно на политике города как феодаль-
ного сеньера в отношении крестьян. По менее важно и влияние на крестьян-
ство города как центра ремесла и торговли.
Дальнейшее развитие производительных сил в Северной и Средней
Италии XI—XII вв., расцвет городов и рост товарного производства —
все это самым решительным образом сказалось и на положении крестьян-
ства и, прежде всего, на формах феодальной ренты.
В XI—XII вв. в Северной и Средней Италии денежная рента становится
повсеместно господствующей, за исключением, разве, крайнего северо-
запада Ломбардии, где тяжелые формы крепостничества сохранялись
еще много столетий. Тем не менее в Италии продолжали еще существовать
все три вида феодальной ренты.
Отработочная рента встречалась сравнительно редко, и в основном
размер ее был невелик: несколько дней или, самое большее, 3—4 недели
в год (2—3 дня в месяц).
Наибольшая продолжительность барщины была один день в неделю.
Такую барщину несли держатели монастыря св. Спасителя в Камальдольфи,
расположенного недалеко от Ареццо (часть полиптика монастыря имеется
в нашем распоряжении).
Как правило, отработочная рента сочеталась с денежной и продукто-
вой рентой. Только отработочная рента (без других повинностей) встре-
чается в 2,9% грамот Средней Италии и совсем не встречается в Север-
ной Италии. В сочетании с рентой продуктами отработочная рента фигу-
рирует в 4,4% грамот Средней Италии, в 12,9% грамот Северной Италии.
Три вида ренты — в 8,7% грамот Средней Италии и в 18,2% грамот Се-
верной Италии. Барщина называлась «орега»; различалась ручная бар-
щина и исполняемая при помощи животных: быков и ослов. В основном
барщина в Северной и Средней Италии XI—XII вв. сводилась к транспорт-
ной повинности, связанной с доставкой продуктовой ренты: крестьяне
должны были доставлять свои продукты в указанные феодалами пункты,
часто в порты, к местам стоянки кораблей, к берегам рек и озер. Чаще
1 Statuti del comunedt Padova dal secolo XII al anno 1285. Padova, 1873, cap. 25,
As 660 (1236 r.), p. 216; № 662 (1236 r.), p. 217; № 653 (1212 r.), p. 215 и др.
3 Ibid., № 686 (1285 г.), p. 219 и др.
108
Л. Л. Котельникова
всего этими продуктами являлись зерно и вино1. Среди других видов
барщины можно отметить обработку определенного участка земли или
выполнение заданной работы, например косьба травы и уборка сена,
посев па господских землях (причем обычно указывался размер поля,
которое должен был засеять крестьянин), получение виноградного сока
из винограда и др.1 2. В ряде случаев просто указывается размер барщины,
но не раскрывается, в чем именно опа состоит.
Рента продуктами встречалась в Северной и Средней Италии XI—
XII вв. гораздо чаще, чем отработочная (58,7% грамот в Средней Италии,
62,2% в Северной Италии). Она могла быть и единственной формой ренты,
но чаще всего встречалась в сочетании с денежной и отчасти отработочной
рентой (только продуктовая рента в Средней Италии — в 20,5%, в Се-
верной Италии — в 10,4% грамот; продуктовая и денежная рента —
в Средней Италии в 25%, в Северной Италии — в 20,7% грамот). Среди
натуральных повинностей преобладала поставка вина и продуктов зер-
новых культур (рожь, пшеница, ячмень, просо).
Испольщина вином занимала в Средней Италии все еще значительное
место и в XI—XII вв. (27,5% грамот); в Северной Италии она была на-
половину меньше (13,4%), хотя взимание трети вина встречается в 23,5%
грамот. Гораздо чаще оброк вином исчислялся в мерах сыпучих тел.
Большое распространение имели зерновые культуры (крестьяне до-
ставляли зерно или готовый хлеб)3. Однако испольщины зерном почти не
было. Обычно размер ренты достигал трети урожая зерновых культур
или же составлял определенное количество последних (впрочем, возможно,
что в последнем случае под этими поставками скрывалась испольщина).
Из других составных частей ренты продуктами можно отметить бобы,
репу, горох, лен, оливковое масло, сыр, свиней, мелкий скот, птицу.
Весьма распространенным было традиционное приношение свиного око-
рока и пшеничной лепешки.
Иногда в грамотах идет речь об уплате в качестве ренты продуктами
части всего урожая, но в отличие от VIII—X вв. это не половина урожая,
а обыкновенно треть или даже седьмая и девятая его часть. Но такого
рода исчисление ренты встречается сравнительно редко4.
Довольно часто встречающаяся транспортная повинность, производ-
ство на продажу большого количества вина, а также ряда продуктов зер-
новых культур свидетельствуют о значительном проникновении товарного
производства в деревню, связи крестьянского хозяйства с рынком.
Как мы уже отмечали, в Северной и Средней Италии XI—XII вв.
денежная рента стала полностью преобладающей среди других видов
феодальной ренты (в Средней Италии 72% грамот, в Северной — 78,4%).
Нередко денежная рента дополняла ренту продуктами и отработоч-
ную ренту, но и без других повинностей в качестве единственной формы
1 Особенно много таких евпдете.тьстп н источниках Северо-Восточной Ломбар-
дии. Ср. Cod. dipl. Pad., vol. 2, As 625 (1154 г.): «predichim vinum et reditum blave
et liniim ubi navis doninicalis venrrit. . .»: vol. 3, .¥ 725 (1159 r.), № 947 (1169 r.).
As 1289 (1178 г.) и др. Ср. также Chart. Imoleiise, vol. 2, As 482, 483 (1090 r.), № 487
(11Н2 r.).
2 SiibaIpina, vol. 29, Torlona, As 114 (1190 r.), vol. 37, z\sli, As 143 (1135 r.); Cod.
dipl. Pad., vol. 2, 564 (1152 r.); vol. 3. As 772 (1162 r.), As 985 (1170 r.).
3 Торговля зерном играла все большую роль в жизни итальянской деревни.
В ipa.\ioiax употребляется даже специальный термин «frumentum negociabile» (Cod.
dipl. Pad., vol. 3, As 1236 [1176 r.J).
4 В Средней Италии: треть урожая — 5% грамот; седьмая пли девятая часть -
5% грамот. В Северной Италии: половина урожая — 7,8% грамот (из них 6,7% при-
ходится на Северо-Западную Ломбардию); треть или четверть урожая — 10% грамот
(почти 6?и приходится на Северо-Западную Ломбардию).
Поломсение и классовая борьба зависимого крестмнете а в Италии
109
ренты она фигурирует довольно часто (38,2% грамот в Средней Италии,
39,5% — в Северной Италии).
Среди денежных чиншей преобладали небольшие — от 1 до 10 дена-
риев и от 10 денариев до 2 солидов.
Иногда размер чинша зависел от величины владения и социальной
категории держателя, но довольно часто случалось и так, что зажиточ-
ные крестьяне и даже мелкие феодалы платили 1—3 денария за крупные
земельные участки.
Итак, в Северной и Средней Италии XI—XII вв. рост производитель-
ных сил в городе и деревне, расцвет городов и развитие товарного про-
изводства в стране привели к господству денежной ренты, уменьшению
роли продуктовой ренты и превращению барщины в транспортную повин-
ность.
В Северной и Средней Италии XI—XII вв. мы, за исключением не-
скольких случаев замены доставки скота или ячменя уплатой нескольких
денариев, не встречаем коммутации как широко распространенного явле-
ния, подобно другим странам Европы. Раннее распространение денеж-
ной ренты, ее большой удельный вес среди других крестьянских повин-
ностей уже в X в. и тем более в XI—XII вв. привели к тому, что комму-
тация в Италии пе вызывалась необходимостью.
Господство денежной ренты усилило связь крестьянского хозяйства
с рынком, что повлекло за собой более быстрое расслоение среди крестьян:
выгоднее п больше продать на рынке могли прежде всего зажиточные
крестьяне.
Следует отметить, что преобладание денежной ренты не устранило
других повинностей крестьян, хотя сократило их и способствовало их
вытеснению. Крестьяне должны были платить особый взнос за пользо-
вание господским пастбищем (herbaticum), за выпас свиней в господском
лесу (glandaticum), принимать посланца господина или его самого с со-
провождающей их свитой (albergarium), являться в суд своего господина,
платить десятины с поля, сада и луга и др.1.
Таким образом, по отношению к Северной и Средней Италии XI—XII вв.
можно говорить о глубоком проникновении товарного производства
в экономику деревни. Происходивший процесс дробления и распада фео-
дальных вотчин, распространение ипотеки, насильственное переселение
феодалов в города, переход определенной части их земель в руки горо-
жан — купцов, ремесленных мастеров, господство среди крестьянских
повинностей денежной ренты, производство в большом количестве на про-
дажу зерна и вина — все названные явления убедительно доказывают
это. *
Как же сказались рассмотренные нами явления на положении разных
имущественных и социальных группировок крестьянства?
Как и в VIII—X вв., в XI—XII вв. в состав зависимого крестьянства
Северной и Средней Италии входили весьма различные его группы: от
несвободных людей до лично свободных крестьян. Большую часть зависи-
мых крестьян составляли полусвободные держатели земли феодала: мас-
са рии, колоны, вилланы.
1 F. U gh е 1 1 i. Ilalia sacra, 1717 —1722, vol. 5, р. 434—135 (1014 г.) (далее:
Italia sacra); Subalpina, vol. 28. Le piu antiche carte dell’Arcbivio capitolare di .Asli.
Pinerolo, 1904, № 162 (1029 r.). p. 318—319; vol. 29, 40 (1135 r.), p. 54—55; Docum.
di Lucca, vol. 4, parte 2 (прилож.), № 84 (1080 г.); Regesto Cainaldoli, vol. 1, Aj 4o
(1016 r.), № 51 (1020 г.) и др.; Chart. Imolense, vol. 2, № 483 (1090 r.), № 487 (1102 r.);
Docum. Italiana. vol. 8. Orvieto, № 56 (1185 r.).
110 .7. .1. l\0ine.n,nnh’oe<i
Иногда их называли просто «люди» (homines). Именно эта группа кре-
стьян и встречается в основной части лпбеллярных. эмфитевтических и
прекарных грамот, а также в тех отрывочных описаниях некоторых вла-
дений, типа полиптика, которыми мы располагаем. В имущественном отно-
шении этот слой крестьянства был далеко не однородным, с одной стороны,
в него входили крестьяне, платившие в качестве оброка до половины уро-
жая, с другой стороны, к нему относились и зажиточные крестьяне,
имевшие большие земельные наделы за сравнительно невысокий или даже
незначительный денежный или натуральный чинш Ч
Среди близких к сервам несвободных крестьян следует назвать mas-
naderii, familiares, famuli1 2. В XI—XII вв., как отчасти уже и в IX—X вв.,
сервы фактически были близки к вилланам и массариям. Отличались
они от последних нередко только своей юридической несвободой, хотя
в ряде случаев сервы несли некоторые специфические повинности.
Лично свободных держателей в Северной Италии в XI—XII вв., так же
как и в VIII—X вв., было гораздо больше, чем в Средней. В грамотах
особо подчеркивалось, что следует различать среди массариев лично
свободных людей. «Либеллярные держания в Падуе могут наследовать
только лично свободные люди» — вот формула, характерная для грамот
округа Падуи XI—XII вв.3. Растущие производительные силы, необхо-
димость интенсифицировать хозяйство, поднимать новь, разводить ви-
ноградники — все это требовало работников, имевших большую заинте-
ресованность в труде, чем несвободные сервы или даже полусвободные
вилланы. Следует, однако, отметить, что по характеру повинностей лично
свободные люди мало чем отличались от основного слоя зависимых дер-
жателей.
Несомненно, что на разных имущественных группировках крестьян-
ства влияние развития товарно-денежных отношений сказалось по-раз-
ному.
Часть лично свободных крестьян, которая в той или иной степени могла
распоряжаться своим держанием, и крестьяне-собственники пострадали
от закладов земель и ипотеки. Нередко они были не в состоянии вы-
платить залог и разорялись, т. е. теряли свои права на земли (соб-
ственные пли держания), которые переходили к кредиторам.
Господство денежной ренты в общем облегчало положение крестьян-
ства, так как денежная рента в еще большей степени, чем рента продук-
тами, способствовала расширению хозяйственной самостоятельности кре-
стьянина, но воспользовались этим прежде всего зажиточные крестьяне,
которым было легче продать свои продукты на рынке и у которых оста-
вались средства после’уплаты денежного чинша4. Опп могли получить
в аренду от феодала или города новые земли, иногда с 1—3 держателями.
Именно эти зажиточные крестьяне являлись помощниками вотчинной
администрации — вплликамп, магистрами и т. д., а также должностными
лицами в сельских коммунах — marici, sindici и др.
Для основной же группы крестьян, хотя ее положение и облегчалось
уменьшением и отменой некоторых повинностей в связи с господством
1 Ср. Chari. hnoleiise, \о|. 2, As 482 (1080 г.), As 483 (1090 г.), As 487 (1102 r.).
- Cod. dipl. Pad., Vol. I, Ai> Hl (1026 r.); vol. 3, As 732 (1166 г.), .V 946 (1169 r.).
Cod. dipl. Pad., vol. I. As 109 (1025 r.), .Vs 1 18 (1027 r.), As 168 (1054 r.); vol. 2r
A* 50 (1111 r.); Subalpina, vol. 1j. Miscellanea saluzzese, As 3 (ирилож.) (1074 г.), As 4
(1075 г.) и др.; Cod. dipl. Pad., vol. 2, As 732 (1160 r.); vol. 3, As 1045 (1171 г.) (запре-
щение передавать держание несвободным людям — servi, ancillae).
4 Cod. dipl. Pad., vol. 1, As 294 (1085 r.); vol. 2, As 48 (1110 r.), As 61 (1114 r.).
As 169 (1126 r.), As 395 (1141 г.) и др.; Cod. dipl. Crein., vol. 1, As 70 (1035 r.), As 129
(1059 r.). As 153 (1073 г.) и др.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии 111
денежной ренты, существенных перемен к лучшему не наступило. Очень
многие крестьяне были подчас не в состоянии выплатить и небольшой
денежный чинш, разорялись, теряли свои наделы; часть их постепенно
превращалась в работников, нанимавшихся за плату и имевших лишь
небольшой клочок земли. Кроме того, не надо забывать и того обстоятель-
ства, что денежный чинш сопровождался обычно рядом дополнитель-
ных повинностей: десятинами, судебной повинностью, обязанностью
принимать посланца господина или его самого и т. д., которые всей своей
тяжестью ложились на крестьянство. В грамотах XII в. нередко можно
встретить упоминание о крестьянах, имевших пол-манса и совсем не имев-
ших земли, а также нанимавшихся на работу на определенный срок
В условиях одного из либеллярных договоров Падуанской области
Северной Италии сказано, что в том случае, если господин потребует с ли-
белляриев сверх установленных повинностей еще другие, которые они не
смогут заплатить, они могут расторгнуть договор. Если же либеллярии
не смогут заплатить и требуемые договором повинности, их господин
может поступить с ними по своему усмотрению1 2.
Из описания тяжб в курии св. Михаила во Флоренции видно, что часто
зависимые держатели не могли выплатить и сравнительно невысокий
денежный чинш, в результате чего они лишались своих владений, которые
передавались их господам. Так, несколько держателей церкви св. Мартина
во Флоренции в течение 20 лет не могли заплатить 26 денариев чинша
(один из них в течение 7 лет не мог заплатить 2 денария). По решению
городской курии пробсту указанной церкви разрешалось взыскать этот
чинш с их имущества и земли (domibus et rebus), т. е., попросту, выбро-
сить их на улицу, лишив последнего клочка земли и крыши над головой3.
Таким образом, главным результатом установившегося господства
денежной ренты было более глубокое расслоение крестьянства, развитие,
как указывает Ленин, «зачатков его разложения»:
«Итак, еще при господстве натурального хозяйства, при первом же
расширении самостоятельности зависимых крестьян, появляются уже
зачатки их разложения. Но развиться эти зачатки могут только при сле-
дующей форме ренты, при денежной ренте. . . Традиционное, обычно-
правовое отношение зависимого крестьянина к землевладельцу превра-
щается здесь в чисто денежное отношение, основанное на договоре. Это
ведет, с одной стороны, к экспроприации старого крестьянства, с другой —
к выкупу крестьянином своей земли и своей свободы»4. Далее В. И. Ленин
приводит высказывание Маркса в 3-м томе «Капитала» о том, что
превращению натуральной ренты в денежную пе только непременно со-
путствует, но даже предшествует образование класса неимущих поден-
щиков, нанимающихся за деньги.
Важным следствием господства денежной ренты было личное осво-
бождение крестьян, которое в более или менее широких размерах проис-
ходило в Северной и Средней Италии в конце XII—XIII вв.
Бегство крестьян в города и их освобождение там имело место и в VII[—
X вв. Принцип «городской воздух делает человека свободным» широко
применялся в Италии.
1 В связи с этим находится и запрещение держателям дробить наделы, особенно
часто встречающееся в падуанских грамотах. См. Cod. dipl. Pad., vol. 2, № 448 (1145 rj:
Subalpina, vol. 45. Cartario della provostura d'Oulx fino al 1300, .V« 80 (1101 r.); vol. ...
№ 779 (1162 r.); Docum. Italiana, vol. 10, Firenze, p. 239.
2 Cod. dipl. Pad., vol. 2, As 625 (1154 r.).
3 Docum. Italiana, vol. 10, Firenze, As 5 (1189 r.).
4 В. II. Лени н. Соч., т. 3, стр. 143.
112
Л. А. Котельникова
В конце XII и особенно в XIII в. освобождение от крепостной зависи-
мости крестьян, бежавших в города, узаконялось в целом ряде городских
статутов, которые подробно описывают также и способы освобождения
различных групп крестьян.
Так, в 1210 г. Ассизи объявляет, что «всякий человек, мирно прибыв-
ший в город, может получить там личную независимость и защиту»х.
В договоре Флоренции и Сан-Джеминиано 1225 г. сказано, что по исте-
чении 10 лет беглые колоны станут свободными и будут иметь право счи-
таться поселенцами этих городов1 2 3. Статут Лукки 1232 г. имел в виду
крестьян (rustici), настаивавших на признании за ними прав граждан
города. Статут ставил rustici под защиту городских властей8. Целый
раздел Падуанского статута XIII в. посвящен крестьянам, покидавшим
феодальные вотчины и поселявшимся в городе. Статут в ряде случаев
защищал их от притязаний феодалов.
Освобождая крестьян, города, в лице их торгово-ремесленных слоев,
преследовали цель создать слой безземельных свободных работников для
своего ремесленного производства. Но, кроме того, города, будучи земле-
владельцами, были заинтересованы в сохранении своих земель и в исправ-
ном выполнении повинностей держателями. Все это, вместе взятое, и предо-
пределила ряд особенностей в освобождении итальянского крестьянства.
Освобождение было только личным и за определенную плату (иногда
ее вносил город). Земля оставалась у феодалов или переходила к городу.
Утрате итальянскими крестьянами земли при освобождении способ-
ствовало и то обстоятельство, что еще в предыдущие столетия их положение
как держателей в большей части Северной и Средней Италии было весьма
непрочным; вотчинники могли согнать их с участков и посадить па их
место других крестьян; крестьяне и сами нередко покидали вотчины и ухо-
дили в другие области Италии или в города. Среди итальянского крестьян-
ства были довольно распространены категории пришельцев (advenae).
В постановлении городского совета Ассизи от 1210 г. говорится об
освобождении крестьян за выкуп, причем этот выкуп различался в за-
висимости от служб и повинностей, которые несли крестьяне, и характера
их личной несвободы. При этом крестьянские наделы оставались в руках
феодалов (et feudum si habuerit semper remaneat domino)4.
Статуты Сиены 60-х годов XIII в. также обусловливали уступку осво-
бождающимися крестьянами их надельной земли в пользу собственника 5 6.
В Падуанском округе в XIII в. освобождавшиеся крестьяне не полу-
чали земли. Все недвижимое имущество (в том числе и различные по-
стройки, возведенные на территории прежнего держания) оставалось
в руках господина в.
Согласно Флорентийскому эдикту 1289 г. освобождались различные
категории крестьян — conditionales, adscriptitii, censiti, отменялись раз-
нообразные повинности, связанные с личной несвободой, по земля крестьян
оставалась за феодалами 7.
1 J. Kicker. Forschungeii zur Reichs- und Rechtsgescbicbte Italicns, 13d. IV,
Innsbruck. 1868 -1874, S. 292, .V 244 (1210 r.).
2 Doctnn. Ilaliana, vol. 10, Firenze, p. 227—241. Ср. МНР, vol. 2. Leges munici-
pales, p. 1759 л др.
3 M. M. К <> н a .t e в с. к и й. Экономический рост Европы. . ., т. 2, стр. 252,
379 -380.
4 J. F i с к е r. Forschungeii znr Rcirhs- und Rechtsgescbicbte Italicns, I3d. IV,
S. 291, A’« 24 4 (1210 r.)..
8 K. R u in о h r. Uber die Besilzlosigkeit der Kolonen in mitteren Italien. Ham-
burg, 1830, S. 90.
6 Statuti di Padova...p. 219, As 666 (1222 r.).
7 K. R u m о h r. Uber die Besitzlosigkeit. . . , S. 100—103.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии
113
От личной зависимости раньше других освобождались сервы и масна-
дерии. Болонская коммуна отпустила их на свободу в 1256 г., в то время
как основная группа зависимых крестьян — fideles получила освобожде-
ние в 1283 г. Так было и в других областях Италии. И в Болонье отпу-
щенные крестьяне не получили своих наделов, а бывшие сервы лишились
даже peculia, который (или часть его) получало большинство зависимых
крестьян, покидавших свои наделы еще в IX—X вв. Выкуп за крестьян
в Болонском округе вносил город1.
В Северной Италии в гораздо большем числе, чем в Средней Италии,
сохранилось лично свободное крестьянство. Вероятно поэтому известия
о массовом отпуске крестьян на свободу мы имеем не по всей Северной Ита-
лии, а только по северо-западной части Ломбардии (Верчелли, Парма и
некоторые другие районы). Здесь также крестьяне за выкуп, который уп-
лачивали они сами или город, получали лишь личную свободу, крестьян-
ские же наделы оставались в руках феодалов. Таков смысл статута Вер-
челли от 1243 г. (salvo omni jure quod habent ipsi domini in ipsis sedimini-
bus et terris)1 2.
В Парме в 1266 г. решением городских властей было дано гражданство
города 426 семьям, которые совместно выплатили городу за это 1000 ливров.
Все они и их потомство, за исключением дочерей, вышедших замуж за
крестьян, объявлялись свободными от личных и имущественных поборов,
от барщины и других повинностей3.
Освобождение крестьянства в Модене, где сильны были феодальные
сеньеры округа, произошло не сразу и не полностью. Выкупные платежи
колоны обязывались платить вечно, т. е. становились наследственными
арендаторами4.
Освобождение крестьян пе было единовременным актом; оно происхо-
дило на протяжении XIII в. и протекало по-разному в разных районах.
В тех местностях, где феодалы были очень сильны, освобождение крестьян
выразилось лишь в приобретении ими личной свободы и в превращении
их повинностей в наследственные (Романья, Пьемонт, Фриуль, отчасти
Модена)5.
В северо-восточной части Италии, в областях городов Венеции, Падуи,
Вероны часть либелляриев (прежде всего зажиточные крестьяне) в своих
правах распоряжения земельными участками приблизилась к собствен-
никам, хотя полностью ими не стала. Либеллярное держание становится
наследственно-традиционным с обязательным для вотчинника возобнов-
лением договора через 29 лет, с фиксированным чиншем и возможностью
для либелляриев даже продать участок6. В статутах ПадуиXIII в. либел-
лярные держания с фиксированным чиншем выделялись из общего числа
.либеллярных держаний. Держатели такого типа получали большую
самостоятельность в распоряжении держанием. Если, например, либел-
лярий, чинш которого составлял ту или иную часть урожая, не мог без
разрешения господина возводить какие-либо постройки на территории
держания пли срубить дерево на своем участке, то к либеллярию с фикси-
рованным чиншем эти предписания не относились7 8.
1 L. S a v i о 1 i. Annuli bolognesi. Bassano, 1789, p. 338.
2 M. M. К о в а л e в с к и й. Экономический рост Европы. . ., т. 2, стр. 389.
Взято им из МНР, vol. 2, Leges munici pa les, p. 1316—1319.
3 M. M. Кова л e вс к и й. Экономический рост Европы. . . , т. 2,
стр. 389—390.
4 Там же, стр. 426—427.
Г| Там же, стр. 454.
Cod. dipl. Pad., vol. 3, № 1254, 1255 (1177 г.), № 1422 (1181 г.) и мн. др.
' Statuti di Padova, № 655 (1212 г.), р. 216.
8 Средние века, вып. 6
114
Л. А. Котельникова
Равным образом либеллярия с фиксированным чиншем не касался и
тот параграф статута, в котором держателю запрещалось по своему усмот-
рению построить сарай для соломы, а затем его сломать без разрешения
господина х.
Определяя меры наказания «нерадивым» держателям, которые плохо
обрабатывали полученную в держание землю, один из параграфов статута
распространял их на держателей с фиксированным и нефиксированным
чиншем, отмечая, что могут быть и те и другие. Из этого же параграфа
можно сделать вывод, что держаний с фиксированным чиншем было боль-
шое количество («Если кто-либо обрабатывает землю или виноградник на
условиях уплаты фиксированного чинша или даже нефиксированного. . .»)1 2
Либелляриями в округе Падуи в основном были лично свободные кре-
стьяне, поэтому массового освобождения крестьян там не было. Однако
следует иметь в виду, что значительная часть обедневших крестьян-ли-
белляриев Северо-Восточной Италии вносила довольно большую продук-
товую ренту (одну треть, а иногда и половину урожая зерна, вина и дру-
гих культур) и не всегда могла отчуждать свои земельные наделы, а чишш
этих либелляриев могли увеличиваться до таких размеров, что они ока
зывались не в состоянии их выплатить3.
Выгоду от освобождения в первую очередь получали зажиточные крс
стьяне, которые, накопив значительное движимое имущество, могл
скорее и на более выгодных условиях выкупиться на свободу и либо на
пяться на работу в городе (а скорее завести там свою ремесленную мастер
скую), либо — опять-таки на более выгодных условиях — заключит
новый арендный договор с прежними землевладельцами или с новым
хозяевами земли — купцами, ремесленными мастерами, должностным;
лицами города.
Для обедневших крестьян личное освобождение с потерей земельногс
надела означало превращение их почти исключительно в сельских илг
городских наемных рабочих или же испольщиков — краткосрочных арен-
даторов чужой земли при условии уплаты половины, иногда трети урожая
собственнику земли. Система испольщины XIII—XIV вв. предполагала
также, что арендатор вносил не только свой труд, но и часть инвентаря;
собственник же, кроме земли, доставлял семена, иногда скот и т. п..
определял последовательность и способы проведения сельскохозяйствен-
ных работ 4.
Испольщина заключала в себе много пережитков крепостничества, чтс
всегда отмечали классики марксизма-ленинизма и особенно В. И. Лениг
в своих работах по аграрному вопросу в России.
Крестьянин страдал не только от развития новых отношений, состав-
лявших переход к капиталистической аренде, но и от тяжелого бремени
пережитков феодализма.
Испольщину XIII—XIV вв. следует отличать от испольщины VIII—
X вв., весьма распространенной в Средней Италии. Если первая являлась
1 Cod. dipl. Pad., Xs 654 (1212 г.).
2 Ibid., № 658 (1236 г.): «... Si quis habuerit terrain vol vineam ad laborandum,
quo sit affictata vel etiani que non sit affictata. . .».
3 Ibid., № 652, p. 215 (1212 r.), № 647, p. 214 (1222 r.).
4 См., например, Archivio storico Italiano, vol. 10, Firenze, 1892, p. 274—276
(1273, 1274, 1276 rr.).
Об издольной аренде как переходной форме от феодальной ренты к капитали-
стической см.: К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 815—817. Подробно охарактеризо-
вана испольная аренда в Средней и отчасти Северной Италии в кн.: Э. С е р е н и.
Развитие капитализма в итальянской деревне. М., Изд-во иностр, литературы, 1950,
стр. 816—200.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии
115
переходной формой от феодальной к капиталистической ренте (с большими
пережитками феодализма), то последняя представляла собой настоящую
крепостную форму взимания продуктовой ренты. На это не обратил долж-
ного внимания Ковалевский, относивший возникновение испольщины
к VIII—IX ев. и не проводивший грани между разными ее формами1.
Следствием развития товарно-денежных отношений, господства денеж-
ной ренты и освобождения крестьян была потеря земли значительной
частью крестьянства и появление в ряде мест сельских работников, на-
нимавшихся за плату1 2.
Статуты Пистойи XII в. упоминают о наемных работниках, нанимаю-
щихся за плату: каменщиках, дровосеках, пастухах, мясниках и, наконец,
особо выделяют сельских рабочих — laboratores terrae.
Относительно всех их имелись пространные распоряжения, сводив-
шиеся в основном к тому, чтобы оплата их труда оставалась на одном
уровне, лишь несколько видоизменяясь в зависимости от времени года (для
сельских рабочих). Сельские рабочие получали ежедневно зимой 2 денария,
летом (от апрельских до ноябрьских календ) — 4 денария. Когда в зим-
нее время им приходилось работать с лопатой (прорывать рвы и, вероятно,
оросительные каналы), плата возрастала до 3 денариев в день. Они по-
лучали также и питание. Всякое повышение платы этим работникам
наказывалось очень строго, — большим штрафом или даже изгнанием их
из города и запрещением поселяться вблизи него. Практически именно это
чаще всего и проводилось в жизнь, так как едва ли упомянутые работники
могли заплатить штраф, в 15—20 раз превышавший их ежедневный за-
работок (5 солидов за каждый день превышения им оплаты). Работодатели
в таких случаях отделывались штрафом 3. Таким образом, здесь устанав-
ливался уже как бы максимум заработной платы этих работников.
Оплата труда сельских наемных работников Пистойи, так же как и
других категорий работников, неоднократно служила предметом присталь-
ного внимания городских властей, что, несомненно, указывает как на
немалое число такого рода работников, так и на все возрастающую роль
их в сельском хозяйстве городского округа.
Происходивший распад целого ряда феодальных вотчин, насильствен-
ное переселение в город многих феодалов, переход их земель в руки го-
рожан — купцов, ремесленных мастеров и должностных лиц города,
освобождение крестьян и появление сельских работников, нанимавшихся
за плату, — все эти явления в жизни итальянской деревни XII в. и на-
чала XIII в. отнюдь не означали еще смены феодальных отношений отно-
шениями капиталистическими. Они свидетельствовали лишь о глубоком
проникновении товарного производства в итальянскую деревню.
В. И. Ленин в работе «Экономическое содержание народничества
и критика его в книге г. Струве» писал, что, по учению Маркса, суще-
ственными признаками капитализма являются: «(1) товарное производ-
ство, как общая форма производства. Продукт принимает форму товара
в самых различных общественных производственных организмах, по только
в капиталистическом производстве такая форма продукта труда является
1 М. М. К о в а л е в с к и й. Экономический рост Европы. . . , т. 2, стр. 408.
2 Появившиеся в Италии XII в. сельские работники, нанимавшиеся за плату,
еще не были наемными рабочими в собственном смысле слова, т. е. людьми, полностью
лишенными орудий и средств производства и эксплуатируемыми капиталистами.
В большинстве случаев это были те же крестьяне, в руках которых находились мизер-
ные участки земли, с которых они не могли прокормиться, почему и вынуждены были
наниматься на работу.
1 Statuti di Pistoia, parte 2, § 19, p. 10—11 (1107 г.); см. также § 196, р. 122—
123 и др.
8*
116 Л. Д. Котельникова
общей, а не исключительной, не единичной, не случайной. Второй признак
капитализма (2) — принятие товарной формы не только продуктом труда,
но и самим трудом, т. е. рабочей силой человека. Степень развития
товарной формы рабочей силы характеризует степень развития капита-
лизма» х.
В XII—XIII вв. в Италии этих условий еще не существовало. Уровень
развития производительных сил общества был еще далеко не доста-
точен, чтобы вызвать хотя бы даже возникновение капиталистического
уклада.
История крестьянства Северной и Средней Италии XI—XII вв. яв-
ляется историей его упорной повседневной борьбы с феодалами. Формы и
пути классовой борьбы крестьянства были многочисленны и разнообразны,
будучи тесно связаны с соответствующей ступенью в состоянии базиса, т. е.
производственных отношений эпохи, которыми они и обусловливались.
Наряду с открытыми выступлениями крестьян — восстаниями, мы
часто встречаем в источниках упоминания о других видах крестьянской
борьбы с феодалами: это — отказ отдельных крестьян или целых общин вы-
полнять те или иные повинности, энергичное отстаивание крестьянами
личной свободы и протесты против закрепощения, захват земель феодалов,
уходы и побеги и т. д.
В большей части крестьянских выступлений XI—XII вв. проявля-
лось стремление крестьян к сохранению или приобретению личной сво-
боды и к превращению своего держания в свободную земельную собствен-
ность. Это стремление было глубоко прогрессивным и объективно способ-
ствовало развитию производительных сил, так как при феодализме лично
свободный держатель гораздо больше заинтересован в труде и имеет
больше возможностей развивать производительные силы общества (улуч-
шать обработку земли, разводить новые культуры, поднимать целинные
земли и пустоши, повышать урожайность), чем несвободный человек, к по-
земельной зависимости которого присоединяются многочисленные лич-
ные повинности. Тем более это относится к крестьянину, ставшему из
феодального держателя свободным земельным собственником.
Большую роль в крестьянской борьбе с феодалами в XI—XII вв.
сыграла возникшая в то время новая организация итальянского крестьян-
ства — сельская коммуна, которая в отличие от общин добилась гораздо
больших прав в распоряжении земельными владениями ее членов, о чем
подробнее будет сказано ниже. Сельская коммуна объединяла лично сво-
бодных (как сохранивших свою свободу, так и освобождающихся крестьян)
и отчасти зависимых крестьян. Возникновение сельских коммун в XI—
XII вв. было связано с новым этапом аграрного развития Италии: про-
никновением в деревню товарного производства и глубокими изменениями
в связи с этим деревенской экономики.
Сельские коммуны северо-восточной Ломбардии (область Падуи, Ве-
роны) приобрели большую самостоятельность и силу главным образом
потому, что в этом районе раньше усилились и развились крупные города,
сильнее были существовавшие до сельских коммун общины.
В Средней же Италии сельские коммуны появились лишь к концу
XII в.: община была там значительно слабее, и сельская коммуна могла
возникнуть лишь тогда, когда развитие городов и товарного производства
значительно ослабили крупное феодальное землевладение и облегчили
организацию крестьянства.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 1, стр. 417.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии 117
Там, где крестьянские общины и сельские коммуны были сильнее
и многочисленнее, они своей борьбой добились и некоторого улучшения
в положении крестьянства: облегчения условий крестьянских держаний,
смягчения повинностей, сохранения личной свободы у значительного ко-
личества крестьянства.
В первую очередь это относится к коммунам северо-восточной Лом-
бардии (округ Падуи). Однако следует заметить, что основной причиной
существенного различия в положении и характере повинностей крестьян
Северной и Средней Италии XI—XII вв. было различие в уровне развития
производительных сил этих областей, в росте городов, товарного произ-
водства, ремесла и торговли. Именно это последнее обусловило и слабость
сельских коммун Средней Италии описываемого периода и силу и влияние
северо-итальянских сельских коммун.
Среди различных видов крестьянского сопротивления отметим, прежде
всего, протест крестьян против превращения их в лично зависимых,
крепостных людей, защиту ими личной свободы, отказ выполнять повин-
ности, связанные с крепостным состоянием. Приведем несколько примеров.
Йоханн, сын Рустицелла, из монастыря св. Флоры в Ареццо утвер-
ждал, что он свободный человек, а не крепостной (nulloque jugo servitutis
innexum). Однако он не смог в течение 5 дней представить доказательства
своей свободы, а свидетели со стороны монастыря, естественно, подтвер-
дили его крепостное состояние1.
Несколько держателей монастыря св. Захария в Венеции отказывались
признавать себя вилланами, т. е. поземельно и лично зависимыми людьми,
и говорили, что они держат мансы ad fatizaticum, т. е. временно, на опре-
деленных условиях, в результате передачи своей аллодиальной собствен-
ности монастырю. Их борьба увенчалась успехом: решением суда под-
тверждалось, что эти люди должны считаться держателями мансов «ad
conditionem fatizaticum» и продолжать выполнять прежние повинности.
Они были освобождены от вилланского состояния и, вероятно, от связан-
ных с ним повинностей 1 2.
Петр и Юстин из Падуи не признавали себя маснадериями падуанских
каноников и протестовали против того, чтобы земельные держания, ко-
торые они имели от каноников, считались крепостными держаниями,
обязывающими их выполнять повинности маснадериев, т. е., кроме ряда
повинностей лично свободных держателей, еще особые повинности. Но
падуанские каноники настояли на своем: в заключительной части грамоты
сказано, что держание Петра и Юстина признается крепостным, а они
являются маснадериями и поэтому должны нести соответствующие повин-
ности 3.
Несколько держателей каноников Сиены отрицали свою принадлеж-
ность к вилланам и заявляли, что они — лично свободные люди, имею-
щие аллодиальную собственность (alloderii). Однако суд принял сторону
каноников, п эти держатели были признаны вилланами 4.
Как мы уже отмечали, более успешную борьбу с феодалами вели
сельские коммуны, особенно коммуны северо-восточной .Ломбардии.
В постоянной и упорной борьбе с феодалами сельским коммунам округа
Падуи — Сакко, Розария и Меллария, Монзелицо — удалось отстоять
ряд существенных прав: право иметь своих должностных лиц, соверши в-
1 Docum. Italiana, vol. 11, Arezzo, p. 333—334, № 240 (1080 г.).
- Cod. dipl. Pad., vol. 3, p. 81—82, № 779 (1162 r.).
1 Cod. dipl. Pad., vol. 3, p. 179, № 946 (1169 r.).
4 L. Muratori. Antiquitates. . . , vol. 2, p. 665—666 (1183 r.).
118
Л. А. Котельникова
ших от имени коммуны всевозможные земельные сделки, а также представ-
лявших коммуну в ее сношениях и тяжбах с вотчинниками и т. д., право
распоряжения по своему усмотрению частью общих земель (не только аль-
мендой, но и пахотной землей) — главным образом право их отчуждения;
право получения от вотчинников и других лиц земель в либеллярное дер-
жание; освобождение членов коммуны от притеснений государственных
должностных лиц и других феодалов Ч
Из статутов Падуи XIII в. видно, что сельские коммуны в этом округе
имели большое влияние и силу. Они устанавливали порядок производ-
ства различных сельскохозяйственных работ, например сбора винограда;
без разрешения коммуны крестьянин не имел права вывозить продукты
на продажу за пределы Падуанского округа (коммуна предписывала и
время, с которого разрешалось торговать теми или иными продуктами)1 2.
Как уже говорилось, существованием сильных североитальянских
коммун и их борьбой с феодалами в значительной мере объясняется ряд
различий в положении крестьянства Северной Италии по сравнению
со Средней Италией. Однако успех в этой борьбе не всегда оказывался
на стороне сельской коммуны. Даже такой сильной коммуне, как Сакко,
пришлось уступить своему главному противнику — падуанскому епис-
копу ряд прав, в частности право епископа утверждать выборы должност-
ных лиц коммуны.
Более же мелкие коммуны падуанского округа — Розария и Меллария,
Плебе, Курте и др. — попали в гораздо более сильное подчинение к цер-
ковному феодалу: так, земельные сделки, совершаемые должностными
лицами коммуны Розария и Меллария, должны были происходить в при-
сутствии и с согласия представителей монастыря св. Георгия3.
Должностные лица сельских коммун веронского округа должны были
выбираться с согласия епископа и веронского клира; при совершении зе-
мельных сделок также требовалось одобрение этих последних4.
Длительную борьбу с окружающими феодалами и, прежде всего, с епи-
скопами воли коммуны Северо-Западной и Средней Италии (Кварто и
Говонио в округе Асти, Петрониано в Витербо, сельские коммуны флорен-
тийского округа и др.), но их борьба была менее успешной, и они оказа-
лись в значительном подчинении у феодалов окружающей территории.
Жители коммуны Кварто должны были выполнять разнообразные
повинности в пользу епископа Асти: вносить продуктовые и денежные
ренты, выполнять альбергарии, а также повинности, связанные с поль-
зованием лугами (herbaticum)5. Члены коммуны церкви св. Михаила во
флорентийском округе также были обязаны нести целый ряд повинностей
в пользу церкви св. Михаила6 * В.
Рост городов и их усиливающееся влияние на экономику итальянской
деревни XI—XII вв. сказались и на положении сельских коммун. С одной
1 God. dipl. Pad., vol. 1, № 261 (Ю79 г.), Л» 262 (1080 г.), № 263—264 (1081 г.);
vol. 2, № 102 (1118 г.), № 612 (1154 г.). № 668 (1156 г.); vol. 3, № 1080 (1171 г.),
№ 1304 (1178 г.), 1337 (1179 г.) и ми. др.
2 Statuti di Padova, р. 220, № 670 (1236 г.); ..V» 668 (1212 г.); № 669 (1236 г.) п др.
3 Cod. dipl. Pad., vol. 3, № 668 (1156 г.); vol. 3, № 1U80 (1171 г.); ср. vol. 2, № 74
(1116 г.) и др.
4 V. F a i n е 1 I i. Intorno all’origine dei comuni rurali veronosi. — «Nuovo
Archivio Veneto», № 8, 1913, vol. 25, p. 439 (1215 r.), p. 437—439 (1216 г.) п др.
* Subalpina, vol. 37, zVsti, № 91 (1184 r.).
e Docum. Italiana, vol. 10, Firenze, № 4 (1183 г.). Надо помнить, что все это отно-
сится к концу XII в., т. е. ко времени появления сельских коммун в Средней Италии.
В XIII в., когда появились статуты ряда сельских коммун Средней Италии (в город-
ских округах Флоренции, Сиены, Лукки), они были гораздо более самостоятельными.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии
119
стороны, города поддерживали сельские коммуны в их борьбе с феодалами,
но с другой— стремились подчинить их своей власти, превращая их
в придатки городских коммун. В этих случаях города в тяжбах как сель-
ских коммун, так и отдельных крестьян с феодалами нередко принимали
сторону феодалов *.
Весьма распространенной формой классовой борьбы крестьянства был
отказ зависимых крестьян выполнять повинности, а также плохая обра-
ботка полученного в держание участка, «нерадивое» отношение к своим
обязанностям по отношению к господину и т. п.1 2
Итальянские грамоты XI—XII вв. заполнены свидетельствами о дер-
жателях, не выполняющих своих повинностей: барщину, уплату продук-
товой и денежной ренты и др. В грамотах устанавливался высокий штраф
(во много раз превышавший чинш) за невыполнение держателем его обя-
занностей, и феодалу предоставлялась возможность применить прину-
дительную власть для того, чтобы заставить крестьянина нести те или
иные повинности. У держателя — неисправного плательщика феодал
мог отобрать держание или урожай с участка в счет возмещения убыт-
ков и т. п.
Приведем несколько примеров невыполнения крестьянами повинно-
стей.
Кузнецы в Лукке отказывались доставлять ежегодно луккскому епи-
скопу 8 пар подков для коней 3. Кристофан, колон Пандольфина, не вносил
своему господину натуральный оброк (зерно, куры), денежный чинш —
18 денариев и не выполнял барщину. Пандольфин жаловался на своего
колона во флорентийскую курию св. Михаила и получил от нее разреше-
ние распоряжаться владениями колона по своему усмотрению и этим
возместить нанесенный ему ущерб 4.
Колон Петр со своими сыновьями отказывался выполнять повинности
монастырю Валломброза: нести барщину, вносить натуральный и денеж-
ный чинш. На этот раз решительный отказ крестьянина выполнять повин-
ности привел к некоторому улучшению его положения. Судья флорентий-
ской курии освободил его от некоторых поборов5.
В этом случае, так же как и в ряде других, сказалась своеобразная
и двойственная политика городской коммуны по отношению к крестьян-
ству своего округа: с одной стороны, поддержка выступлений крестьян
против феодалов — противников города, с другой — наличие феодаль-
ных тенденций в самой городской коммуне, которая имела земли и за-
висимых крестьян в городском округе и эксплуатировала их в качестве
феодала.
В ряде грамот округа Ареццо говорится о крестьянах, захватывав-
ших господскую землю и отказывавшихся возвращать ее. В суд они не
являлись. Иногда они распродавали захваченные земли на сторону, а сами
покидали эти места.
В одной из грамот от 1014 г. идет речь о Гриффоне, сыне Бернарда,
присвоившем (по заявлению аббата) себе земли, которые его отец полу-
чил в лнбеллярное держание на условиях платежа чинша аббату церкви
1 God. dipl. Pad., vol. 3, p. 328—329, № 1215 (1176 г.); Docum. Italiana, vol. 10,
Firenze, p. 224—225, № 4 (1183 r.).
8 Ср. грамоты Лукки, в которых держателям запрещается разбавлять вино водой.
Ср. также Subalpina, vol. 29, Tortona, р. 181—182, № 151 (1196 г.). Держатели поте-
ряли бы держание, если бы стали плохо обрабатывать участок.
3 Docum. di Lucca, vol. 4, parte 1, № 139 (1163 г.).
4 Docum. Italiana, vol. 10, Firenze, № 6 (1195 r.).
3 Archivio storico Italiano, vol. 19, 1897, p. 287—288.
120
.7. Л. Котельникова
св. Флоры. Грпффоп упорно не желал являться в суд, в который аббат
обратился на него с жалобой *.
Йоханн, сын Мартина, сын Ильда с сыном Бицоном и «другие люди»
заняли два участка земли около Ареццо, принадлежавшие монастырю.
Будучи вызваны в суд, они отказались туда явиться, а землю продали
колонам — чиншевикам того же монастыря. Затем они навсегда покинули
места своего жительства (per diversa loca latitando confugerent et num-
quam venirent) 1 2.
Пресвитер и пробст церкви св. Доната в Ареццо Ильдибранд жало-
вался на то, что «некие злокозненные люди» (mali et perversi homines)
захватили владения его церкви и отказывались их вернуть 3.
Число подобных примеров можно увеличить. Все они свидетельствуют
о том, что крестьяне не ограничивались отказом платить повинности и
признавать себя крепостными, а нередко переходили и к более активным
действиям. Следует отметить и ряд открытых выступлений крестьян про-
тив своих угнетателей, иногда с оружием в руках.
Во многих императорских распоряжениях, различного рода грамотах,
статутах городов идет речь о заговоре или возможном вооруженном вы-
ступлении свободных или зависимых крестьян или жителей города и
округа 4.
Все эти попытки жестоко подавлялись. Вполне вероятно, что кре-
стьяне городских округов принимали участие в городских восстаниях
XI—XII вв., в которых низы города выступали против аристократи-
ческой верхушки 5 6 * 8.
В источниках имеются свидетельства и о настоящих вооруженных
выступлениях зависимых крестьян в монастырях и епископствах.
Так, в 1000 г. в епископстве Верчеллп крепостные крестьяне выступили
против своих господ, называя себя «свободными и родовитыми людьми»
и отрицая свое крепостное состояние. Они «свысока и с презрением
смотрели на церковь, которая наделила их земельными держаниями».
Лев, епископ Верчеллп, страшно напуганный этим восстанием, жаловался
на ущерб, который оно причинило епископской церкви ®.
В 1185 г. в Кварто, в епископстве Асти, несколько крестьян (Anrico
Rufo, Petro Amalrico и др.) с оружием в руках ворвались в помещение
церкви и за церковную ограду, намереваясь убить священника, и предъя-
вили церковным должностным лицам ряд требований: относительно де-
1 Docum. Italiana, vol. И, Arezzo, р. 143, А» 103 (1014 г.).
2 Ibid., р. 151 — 152, А» 103 (1016 г.).
3 Ibid., р. 266—267, Аз 187 (1059 г.).
4 Ibid., Аз 313 (1117 г.) (о возможности мятежа среди зависимых людей в епископ-
стве Ареццо: «qui armatu manu ad nocenduni adveneril»); Statuti di PisLoia, parte 2.
§ 16 и др.; МНР, vol. 2, p. 246, § 30. Statuti di Genova; Menior. modenesi, vol. 1, p. 13,
Л» 163 (1018 i .) (императорский посланец вместе с епископом Модены подавлял всякое
недовольство лично свободных людей внутри епископства. Даже за речи одного из них
против епископа последовало строгое наказание).
6 L. М u г a t о г i. Вегнш italicanirn scriptores. Mediolani, 1723—1751, vol. 2.
p. 449 (восстание в Павии); vol. 4, р. 19 (восстание в Милане); vol. 8, р. 172 (восста
нпе в Падуе в конце XII в.); р. 184 (мятеж в Ферраре против притеснений маркгра
фов Зете).
8 Italia Sacra, vol. 4, р. 773—774 (10(10 г.); Subalpina, vol. 70, Vcrcclli, p. 49—50,
Лз 40 (1022 г.) (тот же текст, что и в Italia Sacra, ио с небольшими изменениями):
«. . . servi Ecclesiaruni aliquibu.4 divitiis iiiflati, facti liberi inquinant nobiles, et ipsani
Ecclesiam polliiuiit contra suos dominos, per neglectns priorum, a jugo servihitis in Fiber-
tatis nobililatem transeunl. . .». «Nobiles» — здесь не знатные, а «люди хорошего
происхождения», обладающие полной свободой, в отличие от просто liberi, ingenui.
Так довольно часто называли себя крестьяне, отстаивавшие свою личную свободу,
так как термины ingenu us, arimannus в то время уже потеряли свое прежнее значение.
Положение и классовая борьба зависимого крестьянства в Италии
121
сятин, о возвращении проданных ими церкви владений, о прекращении
повинности альбергария, а также и о том, что церковь должна отказаться
от своих претензий на некоторые другие повинности: поставку ими дров
и сена, получение чинша, который один из держателей не платил уже
7 лет, и т. д.
Выступление крестьян было подавлено, они были лишены держаний
и обязывались во всем повиноваться епископу Асти
Среди разнообразных видов и форм классовой борьбы крестьянства были
побеги и уходы крестьян. Здесь мы имеем в виду прежде всего оставление
крестьянами их держаний, вопреки условиям договоров. Тогда же, когда
это разрешалось самими условиями договоров, уходов крестьян, случаев
оставления ими своих держаний было неизмеримо больше, чем то преду-
сматривалось в договорах.
Почти в каждой грамоте епископства Лукки VIII—XI вв., во многих
грамотах Модены, в ряде грамот Падуи и т. д. предусматривались случаи
оставления крестьянами их держаний и перехода в другие места.
Когда мы говорим о крестьянских выступлениях против феодалов,
надо помнить, что крестьянство по своему составу было неоднородно и
зажиточные крестьяне принимали участие в ряде крестьянских выступ-
лений лишь тогда и постольку, поскольку это соответствовало их интере-
сам (ср. борьбу общин и сельских коммун с феодалами, восстание зависи-
мых крестьян епископа Верчелли и др.).
Повседневная борьба крестьянства Северной и Средней Италии в XI
XII вв. за свою свободу, против многочисленных поборов и служб, осо-
бенно против их увеличения, привела к некоторым успехам: в большей
части держаний ренты были фиксированы, дополнительные взимания запре-
щались, сами условия держаний в XI—XII вв. в общем улучшились в сто-
рону приобретения держателями большей личной свободы; даже держа-
ние колона в ряде случаев в какой-то мере приблизилось к собственности,
так как отобрать его или распоряжаться им господин нередко, по край-
ней мере юридически, мог лишь с согласия городской курии (например,
во Флоренции и ее округе). Однако было бы неверным считать, что все
вышеуказанное было вызвано только классовой борьбой крестьянства.
Рост городов и ремесла, общее развитие производительных сил в стране,
развитие товарного производства — вот что явилось главной причиной
изменений в аграрном строе Северной и Средней Италии в XI—XII вв.
* * *
Рассмотрев положение крестьянства в Северной и Средней Италии
в XI—XII вв., можно отметить следующее:
1. В XI—XII вв. под влиянием роста городов и товарного производ-
ства в стране происходила усиленная мобилизация земельной собствен-
ности, процесс распада феодальных вотчин и переход значительного ко-
личества земель церковных и светских феодалов в руки купцов, богатых
ремесленных мастеров, должностных лиц города.
1 Subalpina, vol. 37, Asti, р. 89—90, № 96 (1185 г.): «. . . vi et manu armata intra-
vere domum ecdesic et in claustro et super solarium ascenderuni; dicentes se velle occi
dcre sacerdotem; et de deciinis quas ecclesie Sancti Petri detinent; et de ten a quam
Petrus Amalricus pro alodio vendidit; et de terris nostris (каноников Асти. —Л. К.)
quas enierunt cum prime veudicio de jure nobis denuiiciarc debeatur et ad nos pertinent
de redditibus subtract is de albergariis et lignis per X et VIII annos a manasse et
Ottone Rufo non datis; et de debitis quo per VII annos Petrus Amalricus non solvit,
et de feno, quod Otto Rubeus in prato marcessere dimisit. . .».
122
Л. А. Котельникова
Города, в лице их цеховой и купеческой верхушки, вели упорную и
длительную борьбу с феодалами окружающих территорий; в то же
время, приобретая земли и делаясь землевладельцами, они в своей
политике по отношению к зависимому крестьянству мало чем отличались
от прежних его господ — феодалов. Дальше личного освобождения кре-
стьян (как правило, без земли) «поддержка» городами крестьянства не
пошла.
2. Среди крестьянских повинностей XI—XII вв. господствовала денеж-
ная рента, хотя большое место продолжала занимать и рента продуктами.
Кроме того, крестьяне несли и ряд дополнительных повинностей: herba-
ticum, десятины, albergaria, судебную повинность.
Господство денежной ренты способствовало расширению хозяйствен-
ной самостоятельности крестьянина; ликвидация ряда прежних повин-
ностей (прежде всего барщины на господской земле) облегчала его поло-
жение. Однако выгоды из этого извлекло главным образом зажиточное
крестьянство. Зажиточный крестьянин на деньги, оставшиеся после
уплаты денежного чинша, мог купить или получить в аренду
землю, привлечь к ее обработке несколько своих более бедных соседей или
даже дать им тот или иной участок в держание. И при освобождении за-
житочные крестьяне могли раньше других выкупить свою личную свободу;
они же на более выгодных условиях заключали новый договор с земле-
владельцами (отнюдь не на условиях испольщины).
Сделавшись лично свободными, зажиточные крестьяне могли пере-
селиться в город, завести там ремесленную мастерскую или заняться тор-
говлей.
Масса же крестьянства нередко не в состоянии была уплачивать даже
сравнительно невысокий денежный чинш и лишалась своих участков земли.
Уплата выкупа за освобождение для многих из них означала разорение
и превращение в сельских или городских наемных работников или же
испольщиков.
3. Категории зависимого крестьянства в Северной и Средней Италии
XI—XII вв. были чрезвычайно разнообразны: от лично свободных кре-
стьян и полусвободных массариев и колонов до несвободных сервов.
Сохранение свободного крестьянства в Северной Италии в значительно
большем количестве, чем в Средней, сказалось на целом ряде особенностей
в ее истории: меньшем размере повинностей, существовании сильных
сельских коммун, своеобразии процесса освобождения крестьянства и т. п.
4. Вся история итальянского крестьянства XI—XII вв. заполнена его
повседневной упорной борьбой с феодалами. Эта борьба выражалась в от-
крытых столкновениях — восстаниях, ели ясе принимала иные формы:
отказ крестьян выполнять те или иные повинности, занятие крестьянами
помещичьих земель, уходы от господ.
К. Д. АВДЕЕВА
ОГОРАЖИВАНИЯ ОБЩИННЫХ ЗЕМЕЛЬ В АНГЛИИ
В XIII ВЕКЕ
В исторической литературе не раз отмечалось, что в XIII в. в Англии
происходило огораживание общинных земель, но специально этим вопро-
сом ни советские, ни буржуазные историки не занимались. Упоминания
об огораживаниях XIII в. неоднократно встречаются в общих работах
по истории Англии этого периода, однако авторов этих работ интересовали
преимущественно юридические и экономические последствия ранних ого-
раживаний, а не социальные последствия их.
Одним из первых историков, остановившихся на этом вопросе, был
М. М. Ковалевский, сторонник Марковой теории Г. Маурера. Он отме-
чает, что в пользовании общинными угодьями отчетливо выступают следы
былой свободы крестьянской общины, что общинные права возникли ра-
нее и независимо от манориальной системы. Но уже к XIII в. выявилось
определенное стремление лордов выделиться из общины. Все чаще слышны
жалобы на ущерб, причиненный общинникам землевладельцами, которые
захватывали общинные угодья. Мертонский статут открыл перед лордами
новые возможности грабежа крестьян. Таким образом, М. М. Ковалевский
достаточно отчетливо подчеркивает насильственный характер ранних
огораживаний. Однако он совершенно не затрагивает классовую борьбу,
развернувшуюся на этой почве. Неправильно освещает он я вопрос о при-
чинах ранних огораживаний, которые, по его мнению, скрывались в росте
ренты, вызванном увеличением густоты населения. Он рассматривает
ранние огораживания как начало того процесса, который принял более
значительные размеры с конца XV в., и не отмечает принципиального раз-
личия между этими огораживаниями.
Более подробно на ранних огораживаниях останавливается П. Г. Ви-
ноградов, в работах которого общинная теория органически сливается
с вотчинной. По его мнению, свободная германская община являлась
исходным моментом социальной истории средневековой Англии. Мано-
риальный строй был наложен сверху на эту общину, которая сохранила
в эпоху феодализма все свои характерные черты. Взгляд П. Г. Виногра-
дова на общинные угодья исходит из его общей теории. Если исходным
моментом в развитии общества была свободная община, владевшая перво-
начально всей землей, то она владела и пустошами. Общинное пользо-
вание пустошами сохранилось и в эпоху феодализма, являя собой одно
из наиболее ярких проявлений свободы общины. Пустоши имели большое
значение в экономике деревни в целом, поэтому порядок пользования ими
тщательно регулировался общиной, и ему вынужден был подчиняться
даже лорд. Но с течением времени лорды стали выделяться из общины
и захватывать пустоши. Так начался процесс ранних огораживаний, ко-
124 К. Д. Авдеева
торый способствовал более быстрому развитию арендных отношений в анг-
лийской деревне.
Как видим, эта часть вопроса была решена П. Г. Виноградовым хотя
и неполно, по, в основном, правильно. По он совершенно неправильно оце-
нивал первые статуты об огораживаниях. По его мнению, Мертопский
статут был издан с той целью, «чтобы предотвратить значительные злоупо-
требления со стороны лорда»1. Этот статут «обеспечил держателям извест-
ный минимум требований, запретив помещикам отчуждать общинные
земли бесконтрольно» 1 2. Таким образом, если права держателей и сокра-
щались до некоторой степени тем, что лорд огораживал свободные пустоши,
то они многое приобретали благодаря тому, что получали определенную
возможность действовать против сеньера. И эти действия были для кре-
стьян, по Виноградову, чем-то вполне реальным, так как при определе-
нии достаточной или недостаточной площади пастбища, оставленного
держателям, арбитром выступала крестьянская община. Приводить дока-
зательства должен был лорд, а община лишь устанавливала размеры своих
действительных нужд. Правда, П. Г. Виноградов отмечает, что вилланы
не были включены в этот статут, но тут же оговаривается, что достаточной
гарантией защиты их интересов был обычай данной местности, а также
то обстоятельство, что лорду было невыгодно слишком резко проявлять
свою волю. Упоминая о выступлениях крестьян против захвата пустошей
лордами, П. Г. Виноградов указывал, что королевский суд твердо защи-
щал интересы крестьян в случае злоупотребления со стороны лордов.
Отсюда можно было бы заключить, что королевский суд защищал крестьян,
и им незачем было восставать. Такое толкование Мертонского статута
могло быть дано только человеком, не понимавшим или не желавшим
понять того, что в данном случае, как и всегда, государство выступило
как орган классового господства феодалов, пытаясь создать такой
«порядок», который «узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя
столкновение классов» 3. Однако П. Г. Виноградов не мог пройти мимо
бросавшихся в глаза фактов и вынужден был указать в другом месте, что
вилланы, составлявшие большинство населения английской деревни,
не имели права голоса в вопросе об огораживаниях, и поэтому защита
ими своих интересов выливалась в форму аграрных волнений, в то время
как свободные крестьяне отстаивали свои права в королевском суде 4.
П. Г. Виноградов полагал, что и Мертонский и 2-й Вестминстерский ста-
туты явились именно результатом этой борьбы. Но это не помешало ему
тут же утверждать, что равновесие прав на пользование общинными уго-
дьями поддерживалось главным образом тем, что лорду было невыгодно
проявлять слишком резко свой произвол по отношению к держателям 3.
Таким образом, мы видим, что картина, нарисованная П. Г. Виноградовым,
в данной части имеет мало общего с действительностью.
Близко к П. Г. Виноградову по своим взглядам примыкал и Д. М. Пет-
рушевский. Он также полагал, что средневековый манор был сверху на-
ложен на свободную общину, и еще больше подчеркивал следы ее свободы.
Зависимость общины от феодала, по его мнению, была чисто политиче-
ской. В хозяйственном отношении общинники были вполне самостоятель-
1 П. Г. Виноградов. Исследования по социальной истории Англии в сред-
ние вена. СПб., 1887, стр. 137.
2 Там же.
3 В. И. Лени н. Соч., т. 25, стр. 359.
4 П. Г. Виноградов. Средневековое поместье в Англии. СПб., 1911,
стр. 299.
3 Там же.
Огорамсивания общинных земель в Англии в XIII веке 125
ными. Интересы домениального хозяйства и крестьян в основном совпа-
дали, так как лорд был заинтересован в благосостоянии вилланов. Но с про
ннкновением в деревню товарно-денежных отношений ее облик изменяется;
намечается разложение манора и общины; лорды стремятся высвободить
свои земли из общинного пользования с целью более интенсивной их обра-
ботки. Это высвобождение далеко не всегда проходило беспрепятственно,
против него выступали как свободные крестьяне, так и вилланы: когда
лорд огораживал пустоши, он совершенно но считался с правами крестьян,
что вызывало с их стороны упорное сопротивление. Лорды в своих за-
хватнических стремлениях были поддержаны государством, издавшим два
статута об огораживаниях. Д. М. Петрушевский считает, что Мертонский
статут наносит весьма серьезный удар общинным интересам. «Если до
него [Мертонского статута] лорду манора в борьбе с общинными порядками
приходилось полагаться в сущности на самого себя, то теперь к его услу-
гам была вся организованная сила английской государственности» \
Однако, делан такие выводы, Д. М. Петрушевский подкрепляет их
примерами из документов XIV в., а на огораживаниях XIII в. не останав-
ливается совершенно. Это и понятно, так как для него классовая борьба
в английской деревне не всегда существовала, а началась лишь с проник-
новением в деревню товарно-денежных отношений. История английского
манора XIII в., полагает Д. М. Петрушевский, — это история «вотчин-
ной гармонии».
Работы М. М. Ковалевского, П. Г. Виноградова и Д. М. Петрушевского
относятся к периоду наивысшего подъема буржуазной историографии, но
и в них уже ясно видны ее слабые стороны, среди которых особенно сле-
дует подчеркнуть недооценку классовой борьбы или прямое стремление за-
тушевать ее в угоду господствующей буржуазии. Еще сильнее проявляются
недостатки и прямо реакционные тенденции в буржуазной историогра-
фии по мере дальнейшего развития империализма и роста рабочего дви-
жения, под влиянием которого либерализм буржуазных историков за-
метно тускнеет. Все чаще наблюдаются попытки ревизии ранее установ-
ленных взглядов, являвшихся завоеванием передовой для того времени
исторической науки. Представителем этого так называемого «критиче-
ского» направления в Англии был Мэтланд, который сделал попытку
ревизии господствующих взглядов на английскую общину. Он пытался
доказать, что германцы, поселяясь на вновь завоеванных землях Брита-
нии, вводили всюду частную собственность на землю 1 2. В ходе феодали-
зации свободная деревня, где господствовала частная собственность, была
подчинена манору в результате фискальной политики государства. Об-
щина существовала в средине века, но она возникла как следствие
государственной политики3. Общинные угодья, по мнению Мэтланда,
являлись неотделимой частью пахотной земли, и право общинного поль-
зования по сути дела было правом каждого отдельного держателя зая-
вить притязания на каждый отдельный участок пустоши и по своей ини-
циативе запретить лорду или другим держателям огораживать пустоши 4.
В этом Мэтланд усматривал признак крайнего индивидуализма и веский
аргумент против общинной теории. Но факты, которые он приводит, про-
тиворечат его теории. Так, он подробно описывает порядок пользования
общинными угодьями, отмечает частые случаи пользования ими жителей
1 Д. М. Петрушевеки й. Восстание Уота Тайлера. М., 1937, стр. 201.
8 F. Maitland. Domesday book and beyond. Cambridge, 1897, p. 341.
3 Ibid., p. 343, 347.
4 F. Po 1 lo k a. F. Maitland. The history of the englisb law before the
time of Edward I. 2 ed., vol. 1. Cambridge, 1897, p. 612.
126
Л*. Д. Авдеева
нескольких деревень и т. д. Мэтланд почти совершенно не принимал во
внимание социально-экономические факторы в историческом развитии,
не замечал или не хотел замечать острой классовой борьбы
в английской деревне.
На русской почве попытка ревизии установившихся в науке взглядов
нашла наиболее яркое выражение в работе И. Граната «К вопросу об обез-
земелении английского крестьянства». Автор задался неблагодарной целью
опровергнуть учение Маркса о так называемом первоначальном накопле-
нии капитала. Рассматривая вопрос о ранних огораживаниях, И. Гранат
утверждает, что Мертонский статут защищал интересы не феодалов,
а крестьян, причем не только свободных, но и вилланов, обязывая лордов
оставлять им достаточно пастбищ при огораживаниях. Лорд не мог ли-
шить виллана права пользоваться общинным пастбищем иначе, как по ре-
шению манориальной курии, в которой главная роль при решении всех
вопросов принадлежала общинникам. Манориальный обычай столь же
надежно охранял общинные права крепостных крестьян, как королевский
суд охранял общинные права фригольдеров. Далее И. Гранат совершенно
необоснованно утверждает, что «трудовому крестьянину-землепашцу
применение Мертонского статута вряд ли грозило большой опас-
ностью; невыгодным оно могло оказаться скорее для богатых крестьян-
предпринимателей, которые теперь для расширения своего скотоводства
должны были принанимать пастбища» х. Следовательно, не могло быть
и речи о насильственном лишении общинников их прав на пастбища и о их
борьбе за общинные земли. Подобное утверждение насквозь тенденциозно.
Пытаясь доказать свои предвзятые положения, автор постоянно искажает
историческую действительность.
Большинство историков начинало историю огораживаний в Англии
с XVI в. Однако все эти историки признавали за первыми статутами об ого-
раживаниях известную роль в развитии последующих событий. Эту роль
особенно пытались подчеркнуть такие историки, как Гей, Гоннер и Кертлер,
которые доказывали, что в связи с огораживаниями никаких революцион-
ных сдвигов в английской деревне в XVI в. не произошло, что огоражи-
вания носили характер медленной эволюции, начавшейся еще в XIII в. По-
добные утверждения являются попыткой опровергнуть великое научное
открытие Маркса о первоначальном накоплении. Общеизвестно, какую
огромную роль в генезисе капитализма играли огораживания земель в Ан-
глии. Поэтому именно в вопросе об огораживаниях было сделано больше
всего попыток со стороны буржуазных фальсификаторов истории опоро-
чить учение Маркса о генезисе капитализма. Стирание граней между ого-
раживаниями XIII и XVI вв. является одной из попыток обосновать тео-
рию мирного, эволюционного развития капитализма.
Настоящая статья является попыткой поставить вопрос о том, как
проходил грабеж пустошей в Англии на протяжении XIII в., какие со-
циальные группировки принимали в нем участие, какое место занимали
ранние огораживания в эволюции современного им феодального строя,
какой ущерб наносили они английскому крестьянству.
* * *
Причины ранних огораживаний кроются в общих условиях экономи-
ческой жизни Англии XIII в. К этому времени можно отметить уже неко-
торый прогресс в хозяйственном строе страны: интенсификация хозяйства,
1 И. И. Гранат. К вопросу об обезземелении английского крестьянства.
М., 1908, стр. 33.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
127
более рациональная обработка земли, осушка болот и прибрежных участ-
ков, колонизация новых земель. Наряду с этим происходил рост городов,
что неминуемо вызывало развитие товарно-денежных отношений, воз-
растала товарность английского хозяйства. Это оказало большое влия-
ние на жизнь английской деревни. Запросы и потребности феодального
класса увеличивались. Постепенно изменялись методы ведения господ-
ского хозяйства: в одних случаях феодал стремился увеличить свое хозяй-
ство с целью производства на рынок, в других случаях он сокращал бар-
скую запашку и сдавал часть домениальных земель в держание крестьянам.
Происходила коммутация отработочных повинностей, развивались аренд-
ные отношения, которые становились иногда настолько выгодными для
лорда, что он начинал сдавать в аренду и земли, присоединенные из пусто-
шей. Это и явилось одной из причин широкого захвата общинных земель.
Далее, несмотря на рутинность средневековой техники, производитель-
ность крестьянского хозяйства все же постепенно повышалась, в то время
как феодальная рента в большинстве случаев оставалась неизменной, за-
крепленной обычаем. Поэтому лорды всеми способами стремились выка-
чать из крестьянского хозяйства как можно больше дохода. Ограничение
в пользовании общинными угодьями, взимание дополнительных плате-
жей за это пользование и тому подобные моры были действенными для
достижения этой цели.
Очень важной предпосылкой ранних огораживаний было развитие ов-
цеводства В XIII в. наблюдается рост шерстяного производства во Фланд-
рии, в связи с чем резко возрос спрос на английскую шерсть, так как Ан-
глия была одним из главных поставщиков шерсти на европейский рынок.
Шерсть была нужна также и местному шерстяному производству, кото-
рое достигло к этому времени немалых размеров в целом ряде районов
Англии. Таким образом, огораживания пустошей не были случайным,
мимолетным явлением. Они были вызваны изменениями, происходившими
в этот период в жизни Англии.
Сведения о ранних огораживаниях мы находим в самых различных
документах XIII в.: в Сотенных Свитках, протоколах королевских судов
и манориальных курий, в картуляриях и ренталях. В картуляриях
часто указывается на наличие выделенных пастбищ и лугов. Эти указания
свидетельствуют о том, что в XIII в. процесс этот зашел довольно далеко.
Картулярии дают и картину постепенного выделения пустошей из общин-
ного пользования, и пути этого выделения. В этом отношении благодарный
материал доставляют грамоты. Чаще всего они говорят о соглашениях
относительно общинных угодий. Но анализ этих документов пред-
ставляет известные трудности: далеко не всегда удается выяснить социаль-
ный состав участников соглашений; очень затруднительна и точная да-
тировка грамот. Все это должно предостеречь от поспешных выводов.
Сотенные Свитки и судебные протоколы рисуют картину открытой узур-
пации общинных прав лордами, а также показывают, насколько интен-
сивен был этот процесс в XIЛ в. Правда, данные этих документов слишком
отрывочны, чтобы на основании их составить достаточно полную картину
ранних огораживаний. Они отражают происходивший процесс далеко
не адэкватно; размах огораживаний в действительности был, несомненно,
более значительным. Но даже и эти отрывочные данные весьма характерны,
и мы не можем пройти мимо них.
* * ♦
Многие источники часто свидетельствуют о стремлении лорда выде-
литься из общины, высвободить свои земли от принудительного сево-
128
/Г. Д. Авдеева
оборота и отрезать себе более или менее значительную площадь из общин-
ных земель. В манориальных описях (экстентах) постоянно упоминается
выделенное пастбище, огороженный лес и т. п. Так, в Рамзейском аббат-
стве в маноре Hamtoneshure имелось два леса, из которых один находился
в безраздельном владении аббата, а другой был в общинном пользовании
как свободных держателей, так и вилланов пяти соседних деревень,
в том числе деревень, принадлежавших Илийскому епископству х. В ма-
норе Lumenesfeld было 600 акров общинного леса и 168 акров леса, вы-
деленного из общинного пользования. Там же в четырех полях имелось
372 акра выделенной земли 1 2. Не всегда размеры выделенных пастбищ
были незначительны по сравнению с пахотной землей держаний. Так,
в маноре Ингэм (Сеффолк) аббат монастыря св. Эдмунда держал 350 акров
пахотной земли, 21 акр луга и 60 акров выделенного пастбища 3. В гла-
стонберийском картулярии приводится расследование об огораживаниях
в болоте Сегмор; выяснилось, что аббатом и различными держателями
присоединено из болота в общей сложности 328 акров земли 4, большая
часть из них принадлежала аббату. Других огораживателей было 8 че-
ловек; социальное положение их установить не удалось. Подобные же
сведения встречаются и в других картуляриях 5. Очень много указаний на
выделенное пастбище или землю имеется в Сотенных Свитках. Однако
на основании Сотенных Свитков и других документов мы не можем под-
считать точно общую площадь выделенных пастбищ в отдельных граф-
ствах, так как очень часто документы ограничиваются тем, что указывают
па существование в том или ином маноре выделенного пастбища, но о раз-
мерах его умалчивают. О том, что огораживания в это время были довольно
распространены, свидетельствует хотя бы тот факт, что держатели манора
Ленгли, принадлежавшего Сент-Албанскому аббатству, в 1244 г. уже
официально просят у своих соседей помощи в возведении изгородей на
пустоши, принадлежавшей их деревне6. В договоре, заключенном в 1265 г.
в том же аббатстве, обе стороны обязывались не уничтожать изгородей,
возведенных на пустоши 7. Иногда по особому соглашению и разрешению
на господское пастбище выгонялся скот кого-либо из держателей, или права
на это пастбище были предметом дарения 8. В Сотенных Свитках обычной
является формула: такой-то держатель посылает свой скот па пастбище
господина. Несомненно, что эта формула предполагала наличие выделен-
ного пастбища.
* * *
На основании источников мы часто можем проследить ход и способы
выделения земель из общинного пользования. Начнем с наиболее «мир-
ного» способа — соглашений, который в XIII в. был очень распростра-
нен. Картулярии и хроники дают бесчисленное множество соглашений из
самых различных районов Англии. Из просмотренных нами 25 ренталей и
1 Carlulariurn mon astern de Rarneseia, vol. I. London, 1884, p. 283 (далее:
C. Ram ).
2 Custumal of Battle abbey. 1282—1312. London, 1887, p. 137.
3 Suffolk Hundred in 1283. London, 1910, p. 35.
4 The ijreat cartulary of Glastonbury, vol. 1, 1947, p. 230.
й Historia et cartularium S. Petri Gloucestriae, vol. Ill, 1867, p. 260 (далее:
C. Glouc.).
• A. E. Level t. Studies in the manorial organisation of St.-Albans abbey. —
«Studies in manorial history», p. 187.
7 Ibid., p. 185.
8 Chronica monasterii de Melsa Thoma de Burton, vol. I. London, 1866, p. 336
(далее: Chr. de Melsa); Cartularium abbatiae de Rievalle ordinis Cisterciensis. Durham,
1889, p. 22 (далее: C. Rievalle).
Огори.нсивания -общинных земель в Англии в XIII веке 129
картуляриев в 12 оказались такого рода соглашения. В картуляриях,
относящихся преимущественно к центральным и северным графствам
(Бедфордшир, Оксфордшир, Йоркшир и др.), насчитывается 156 согла-
шений. А это, надо полагать, лишь небольшой процент имевших место
в действительности, так как в нашем распоряжении имеются далеко не
все даже печатные материалы. Кроме того, тексты многих соглашений
могли и не попасть в картулярии по тем или иным причинам. По и на ос-
новании найденных соглашении мы можем судить если не о повсемест-
ности, то о большой распространенности выделения пустошей из общин-
ного пользования. Однако надо оговориться, что картулярии имеют
один весьма существенный недостаток: они дают материал только для
церковных маноров. Как проходило выделение пустошей на землях свет-
ских феодалов, установить на основании картуляриев невозможно.
Соглашения об огораживаниях и дарениях пахотной земли, пастбища,
луга, леса, болота и т. п. с оговоркой о праве огораживать их восходят
к самому началу XIII в. Даже в конце XII в. довольно часто встречаются
документы подобного рода. Так, в самом конце XII в. Симон Тэм уступил
монастырю Old Warden пахотную землю с разрешением монахам огоро-
дить ее, если они захотят х. В начале XIII в. сын Вильяма отдал тому же
монастырю землю и пастбище с разрешением огородить ее, если монахи
захотят, и с запрещением всем остальным лицам пользоваться общинными
угодьями вместе с монахами 1 2 з. Подобная же уступка относится к 1210 г. 8
Любопытно соглашение о луге, заключенное между аббатом Малмсберий-
екого монастыря и аббатом монастыря Стэнгли. По этому соглашению луг
поступал в общинное пользование для выпаса скота в тот год, когда поле
рядом находилось под паром, а на другой год монахи могли поступать
с ним по своему усмотрению 4. Здесь налицо чередование общинного и
частного пользования одним и тем же лугом. Это явление — весьма рас-
пространенное для того времени, и оно могло служить переходной ступенью
к полному выделению земель из общинного пользования. Часто уже
в ранних документах указывается на то, что земли огораживались с целью
улучшения их обработки 5 *. К середине XIII в. огораживания стали на-
столько распространенным явлением, что запрещение их иногда уже ого-
варивалось в соглашениях. В аббатстве Эвшем в 1247 г. Вильям Дука
дал монахам этого аббатства виргату земли за то, что они уступили ему
общинные права в лесу с условием, что ни он, ни его держатели без раз-
решения монахов не могут огораживать земли и делать расчистки в.
В 1241 г. в курии короля после длительной тяжбы произошло соглашение
между аббатом и монахами аббатства Перси и Вильямом Перси, в котором,
между прочим, говорится о том, что Вильям и его наследники впредь не
могут огораживать больше того, что уже огорожено к моменту соглаше-
ния, или превращать пастбище в луг. В этом же соглашении признаются
все огораживания, сделанные Вильямом без разрешения монахов и к их
ущербу 7.
Количество соглашений о разделе земель и выделении их из общин-
ного пользования возрастает к концу века. Если разделить все соглаше-
ния, имеющиеся в наших источниках, на две группы — до и после 1250 г.,
1 Darley cartulary, vol. II. Kendal. 19-45, p. 5ol.
- Cartulary of the abbey of Old W'ardon, 1930, p. 79.
з Ibid., p. 77.
4 (71ir. de Me Isa, vol. 11, p. 11.
« Register of Malmesbury abbey, vol. II. London, 1879, p. 29.
® Eynsham cartulary, vol. I. Oxford, 1908, p. 185.
’ The Percy cartulary. London, 1917, p. 77.
9 Средние века, вып. в
130
Д. Авдеева
то они относятся примерно, как 3 : 5. Хотя это деление слишком грубо и
упрощенно, оно все же позволяет судить о возросшей распространенности
данного явления. Вместе с тем в соглашениях, относящихся к более позд-
нему времени, резче выступают условия выделения земель из общинного
пользования. Целый ряд соглашений этого времени показывает, что очень
распространен был взаимный обмен землями и пустошами с одновремен-
ным разрешением огораживать их. Только в Малмсберийском регистре
мы насчитываем свыше 30 таких соглашений, приходящихся на 80-е годы
XIII в. Повидимому, монахи занимались здесь усиленным собира-
нием земель и одновременно выделяли их из общинного пользования.
Соглашающимися сторонами выступали, как правило, аббаты, епископы,
приоры, крупные светские землевладельцы Ч Обычно обмен землями про-
исходил на равных условиях, т. е. за уступку земли под огораживание
давалась приблизительно равная компенсация. Но речь идет здесь лишь
о компенсации участникам соглашения. Крестьяне, имевшие общинные
права на эти земли до соглашения, здесь не упоминаются. Очевидно, ин-
тересы их не принимались во внимание.
Чаще всего в соглашениях о разделе пустошей принимали участие два
лица, преимущественно крупные землевладельцы. Но изредка встреча-
ются случаи, когда в соглашениях выступали лорд и его держатели сов-
местно. Так, в глостерском картулярии мы читаем о таком соглашении
между аббатом, с одной стороны, и Томасом Кроули и его держателями —
с другой, относительно общинных прав. По этому соглашению аббат за
себя, своих преемников и свободных держателей гарантирует Томасу
право огораживать и улучшать земли в определенных границах, исклю-
чая себя и своих держателей из общинных прав на эти земли, а Томас
гарантирует аббату то же самое в другом месте 1 2.
Любопытно то, что свободные держатели, хотя и фигурируют в этом
соглашении, являются пассивными. Однако вряд ли они не терпели
ущерба от того, что теряли общинные права на значительном участке поля,
огороженном по соглашению Томаса с аббатом. О какой-нибудь компен-
сации за эту потерю в соглашении ничего не говорится. Наверное, ее и
не было. Тем более, очевидно, не принимались во внимание интересы дер-
жателей при тех соглашениях, в которых они совсем не участвовали. А та-
ких соглашений встречается подавляющее большинство. Повидимому,
лорд не нуждался в соглашениях с держателями и попросту узурпировал
их права.
Общее количество соглашений, найденных нами в источниках, состав-
ляет 156; из них имеется всего 12 случаев, когда одной из сторон в согла-
шениях выступали крестьяне. Так, в манориальной курии Бризвальтоп
в 12!)4 г. состоялось соглашение, но которому община вилланов (tota
coinmunitas villanorum) уступила лорду все общинные права в лесу Hemele
и близлежащих землях, в обмен за что лорд уступил им общинные права,
которые он имел в поле Eastfiehl и в лесу Tornhole, где он обязался, по
словам соглашения, больше не пасти свой скот 3. Но такие случаи еди-
ничны. Чаше всего права крестьян попросту игнорировались и им оста-
валось доказывать их на суде пли путем открытого выступления.
Таким образом, представление о мирном процессе выделения земель из
общинного пользования путем соглашений, которое может возникнуть при
1 См. например: Register of Malmesbury Abbey, vol. II, p. 259, 261, 263, 284, 365;
Eynsham cartulary, vol. I, p. 185; Chr. de Melsa, vol. II, p. 11.
2 C. Glouc., vol, 1, j). 147—149.
3 Select Pleas in manorial and other seignorial courts. London, 1889, p. 172 (далее:
Select Pleas. . .).
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
181
виде такого большого количества этих соглашений, рассеивается при изуче-
нии содержания этих документов. Ведь прежде чем сделать пастбище пред-
метом соглашения или дарения, лорду нужно было лишить держателей пра-
ва пользования в нем общинными угодьями. Л это не обходилось без упор-
ного сопротивления со стороны крестьян. Но, кроме того, у нас нет ос-
нований судить о мирном характере огораживаний еще и потому, что эти
соглашения являлись часто заключительным звеном споров и тяжб между
феодалами или феодалами и крестьянами. Следовательно, они являются
своеобразным отражением постоянной и напряженной борьбы внутри
самого господствующего класса и борьбы крестьян против феодалов за
общинные земли.
Таков был один из путей огораживаний общинных земель. На осно-
вании изучения данных документов можно заключить, что это был про-
цесс, происходивший в недрах феодального общества и не знаменовавший
еще разложения феодализма. Это была попытка лордов выделиться из
общины, объективно приводившая в дальнейшем к ее разрушению. Но
в XIII в. община была еще далека от того, чтобы окончательно утратить
свое значение. Данные огораживаний XIII в. никак нельзя поставить на
одну ступень с огораживаниями XVI и последующих веков ни по общей
площади огороженных земель, пи по характеру их дальнейшей эксплуата-
ции. Кроме того, пахотные земли являлись объектом огораживаний лишь
в исключительных случаях. Поэтому огораживания XIII в. еще вполне
совместимы с феодализмом, и в этом их принципиальное отличие от ого-
раживаний XVI и последующих веков. Процесс огораживаний путем со-
глашений совершался исключительно в интересах феодалов. На службе
землевладельцев стояла вся государственная машина. Мертонскпй и 2-й
Вестминстерский статуты узаконили захваты лордов и дали им в руки
тем более действенное оружие, что законы эти неуклонно проводились
в жизнь практикой королевских судов. Об этом втором пути наступления
на общинные земли — пути открытого насилия — мы узнаем из судебных
протоколов того времени и из Сотенных Свитков. В Сотенных Свитках
о насильственном и, по словам жалобщиков, незаконном захвате пусто-
шей мы читаем в описях почти каждого графства, а из судебных тяжб,
в которых речь идет об общинных землях, почти половина относится
именно к огораживанию пустошей.
Открытое наступление лордов на общинные земли особенно возросло
к концу века. Мы произвели следующий подсчет: все найденные нами про-
токолы судов, в которых речь шла о незаконно присвоенных пастбищах,
мы разделили на три группы: тяжбы, имевшие место до 1236 г., с 1237 по
1270 г. и после 1270 г. Полученные данные мы свели в следующую
таблицу:
Период (годы) , Общее число I тяжб 1 1 । ! 1 Из них об 1 огораживаниях . % тяжб об огораживаниях ко всем тяжбам
1200 1236 1 i 152 46 1 30,0
1237 -1270 80 38 ; 44,2
1271-1307 312 163 52,2
Мы видим, что в первые два периода, охватывающие в два раза больший
срок, чем третий период, насчитывается всего 94 случая тяжб об огоражи-
ваниях общинных земель, тогда как после 1270 г. до 1307 г. имеем 163
тяжбы. Такая резкая разница получилась пе потому, что для первой
9*
132
К. Д. Авдеева
половины века, как можно было бы думать, отсутствуют источники;
Placitorum Abbreviate содержат материал, относящийся ко всему веку,
а такие документы, как «Записная книга» Брайтона и протоколы разъезд-
ных судов по Глостерширу и Стаффордширу, относятся исключительно
к первой половине XIII в. При подсчете, кроме указанных документов,
нами использованы также протоколы разъездных судов по Нортумбер-
ленду и «Годичные книги» Эдуарда I. Первые из них содержат материал
для 1256, 1269 и 1279 гг., т. е. большая часть их относится к периоду до
1270 г. и лишь «Годичные книги» относятся к периоду после 1270 г. При-
веденные цифры, в силу неполноты документов, лишь очень условно от-
ражают действительный процесс огораживаний, но тем не менее они по-
могают судить о возрастании огораживаний к концу века. Сотенные
Свитки, отражающие состояние огораживаний на 70-е годы XIII в., по-
казывают, что к этому времени процесс огораживаний начал распростра-
няться уже по всей Англии. Нет почти ни одного графства, судя по опи-
сям графств в Сотенных Свитках, где не упоминалось бы о вторжениях
в общинные угодья, леса и т. п. или о наличии выделенных пастбищ.
Несомненно, что эти выделенные пастбища были присоединены значи-
тельно раньше 70-х годов. В Сотенных Свитках мы читаем иногда, что то
или иное пастбище, или болото, или лес и тому подобные места были
присоединены 40 лет \ или 22 года 1 2, или 12 лет3 тому назад. Таким об-
разом, Сотенные Свитки, рисуя статическую картину, как бы подводят
итог всем огораживаниям, имевшим место до 70-х годов XIII в. Как видно
из приведенной выше таблицы, на период до 1236 г., т. е. до издания Мер-
тонского статута, приходится 46 тяжб об огораживаниях. По такое зна-
чительное количество тяжб, приходившихся на начало XIII в., не свиде-
тельствует, разумеется, о большем распространении огораживаний в этот
период, так как процент их по отношению ко всем тяжбам этого периода
значительно ниже, чем в последующее время. Это же может подтвердить
и следующий факт: если мы возьмем другой источник, дающий материал
для всего века, — Placitorum Abbreviatio, то найдем в нем 9 случаев
тяжб об огораживании пустошей до 1236 г. и 15 тяжб с 1237 по 1270 г.
Такое соотношение говорит о нарастании с течением времени этого
процесса. Если мы разделим собранные нами в разных источниках 247 тяжб
об огораживаниях по десятилетиям, то получим следующую картину:
Годы Число тяжб Годы Число тяжб
1200-- 1210 . . 4 1261—1270 . . . 11
1211— -1220 . . 5 1271—1280 . . . 28
1221- 1230 . . 19 1281—1290 . . 40
1231- -1240 . . 26 1291—1300 • 47
1241— 1250 . . 11 1301 -1307 , . . 48
1251- 1260 s
Приведенные данные не лишены элемента случайности, но на основа-
нии их мы можем судить, что в первой половине века процесс огоражива-
ний усилился перед изданием и сразу после издания Мертонского статута.
1 Rotuli Hundredorum, vol. I. London, 1818, p. 125 (далее: R. H.).
8 Ibid., p. 179.
3 Ibid., p. 113.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
133
В середине века он несколько спадает, но после 1270 г. наступает резкий
перелом в сторону увеличения огораживаний.
Почему же в середине века наступление лордов на общинные земли
несколько ослабло, а к концу века резко возросло? Вопрос этот очень ин-
тересен, но прямого ответа на него источники не дают. Нам кажется, что
здесь можно искать какую-то связь с политическими событиями, имев-
шими место в стране в это время. Середина XIII в. — время баронской
войны, а начало второй половины XIII в. — время возникновения и упро-
чения английского парламента. Мы не имеем возможности останавливаться
на этом самостоятельном и большом вопросе. Отметим лишь, что возник-
новение английского парламента означало рост политического значе-
ния мелкого и среднего дворянства, которое часто по своим интересам
было ближе к горожанам, чем к крупным баронам. Как показал
К. А. Косминский, это было следствием того, что в мелкую вотчину
легче и быстрее проникали товарно-денежные отношения, и она, по
сути дела, не являлась типичным феодальным поместьем. Дворянство
не замедлило воспользоваться своими вновь приобретенными привиле-
гиями.
Политические события 1258—1266 гг., борьба внутри класса феодалов,
отвлекали, естественно, их внимание от занятия хозяйством. Кроме того,
могло играть некоторую роль и то обстоятельство, что в период междо-
усобной войны феодалы не хотели обострять отношения со своими поддан-
ными, так как боялись взрыва народного возмущения. После окончания
смуты, когда обе эти причины были устранены, феодалы использовали
вновь завоеванные привилегии для нового нажима на крестьянство.
В частности, это выразилось и в усилении наступления на общинные
земли. Конечно, наступление это имело в основе своей экономические
интересы, однако прекращение политической борьбы развязывало фео-
далам руки для захвата общинных угодий. Вероятно, именно поэтому
с 70-х годов мы и наблюдаем резкий скачок в сторону увеличения огора-
живаний. Однако это предположение нуждается еще в дополнительном
исследовании.
Мы уже отмечали выше, что до 1236 г. нам удалось установить 46 слу-
чаев огораживаний. Эта цифра говорит, между прочим, и о том, что Мер-
тонский статут был ответом на назревшие нужды феодалов. Именно после
него все громче раздаются жалобы крестьян па притеснения лордов.
В одном месте лорд манора засеял общинное пастбище, в котором общин-
ники имели до этого право выпаса \ в другом нарушил общинную дорогу
к большому ущербу всех проезжавших 1 2, в третьем огородил общинное
пастбище и превратил его в выделенное 3, в четвертом лорд лишил общин-
ников права пользоваться общинными угодьями в поле после уборки уро-
жая и на лугу после снятия сена 4 н т. д. и т. и.
Подобные факты общеизвестны. На них не раз уже обращали вни-
мание как русские, так и западные историки. Разумеется, процесс
наступления на пустоши шел но везде равномерно. В Сотенных Свит-
ках описи однпх графств говорят о нем больше, описи других -
меньше, описи третьих совсем умалчивают. Умолчание об огоражпва-
1 Placitonim Abbrrxiatio Hich. 1—Edw. 11. London. 1811. p. 296 (далее: Pl.
Abbr.).
2 Three early rolls for county of Nortumberland. London, 1891, p. 6 (далее: Noil.
Assise).
3 Pl. Abbr., p. 172.
4 Ibid., p. 156, 172, 272 и др.
134
/Л /(. Авдеева
ниях нельзя относить лишь за счет неполноты описей. Там, где ого-
раживания имели место, они нашли хотя в какой-то мере отражение
и в источниках.
* * *
Вопрос о размерах огораживаний в различных районах Англии
в XIII в. относится к числу наиболее трудно разрешимых, и ответить на
него мы можем лишь приблизительно. Мы произвели подсчеты по Сотен-
ным Свиткам 1274—1275 гг., сохранившимся с большей или меньшей пол-
нотой почти для всех графств Англии. При подсчете нами учитывались
все захваты общинных угодий, кроме вторжения в общинную дорогу или
отреза мелких клочков по обочинам дорог. Расширение заячьих садков
также не учитывалось, если в описи отсутствовала специальная оговорка
о том, что эти садки расширены за счет общинных угодий. Подсчитывать
пришлось не площадь огороженной земли, так как размеры огороженных
участков часто не указаны, а число случаев огораживаний. Результат
получился следующий:
Графство Количе- ство ого- ражива- ний Графство Количе- ство ого- ражива- ний
Линкольншир . . . . . 44 Кент . . 6
Йоркшир . . 39 Шропшир • - 6
Норфолк . . 27 Уорвнкшир .... . . 5
Бекингемшир . . . . . 26 Кембриджшир . . .
Ноттингемшир . . . . 24 Нортумберленд . . . . 4
Беркшир 21 Бедфордшир •
Нортгемптон . . . . . 23 Вустершир .... . 3
Эссекс . . 23 Сессекс • 3
Глостершир .... . . 23 Девоншир . . 3
Сомерсет . . 18 Дорсет . • 2
Упльтшир . . 13 Ретлепд 2
Сеффолк 13 Гемпшир . . 2
Оксфорд 8 Дербишир • • 2
Как видим, на первом месте здесь стоят Линкольншир, Йоркшир и
Норфолк. Размеры огороженных участков в этих графствах там, где они
указаны в источниках, были часто весьма значительны.
Много случаев захвата общинных угодий указано в описях Бекингем-
шира и Беркшира, ио почти все участки были небольшими. Гораздо боль-
шие размеры огороженных участков встречаются в Нортгемптоне, Ноттин-
гемшире — на северо-востоке, Эссексе — на востоке и Глостершире и
Сомерсете — на западе Англии.
Помимо Сотенных Свитков, мы привлекли еще один источник, охва-
тывающий почти всю Англию, — протоколы королевского суда, со-
бранные в Placitorum Abbroviatio. Этот источник рисует следующую
картину огораживаний по графствам:
Графство Количе- ство ого- ражива- ний Графство Количе- ство ого- ражива- ний
1 инкольпшир . . . . 19 Уорвнкшир .... . . 9
Поркшпр . . 18 Лестершир .... . - 7
Нортгемптон . . 13 Норфолк 3
Ноттингемшир . . . . . 10 Гемпшир . . 5
Огорамсивапия общинных земель в Англии в XIII веке
135
Ко.’шче-
„ . стно ого-
I рафстпо ражииа-
II ИЙ
Сессекс ................ 5
Шропшир................. 5
Беркшир................. 5
Уильтшир................ о
Вустершир............... 4
Сеффолк ................ 1
Нортумберленд .... I
Оксфордшир.............. 4
Бекпнгсмшир............. 4
Сомерсет................ 3
Ланкашир ............... В
Бедфордшир.......... 2
Количе-
Графство ство ого-
ражи на НИЙ
Стаффордшир . . . . . 2
Дербишир • >
Гсттпнгдоишпр . . 2
Кент о
Глостершир .... 2
Дорсет 2
Миддлсекс .... . . 1
Вестмсрлсид . . . . . 1
Эссекс . . 1
Кембриджшир . . . . . 1
Герсфордшир . . . . . 1
Камберленд .... . • 1
Мы учитывали только те протоколы, которые не вызывали сомнений
в том, что речь идет именно об огороженном пастбище, лесе, поле и т. п.
И здесь, как п в предыдущей сводке, мы видим, что на первом месте по
количеству огораживании стоят Линкольншир и Йоркшир, к ним примы-
кают Ноттингемшир, Нортгемптон, Уорвикшир, Лестершир и Норфолк.
Хотя в этом совпадении и может быть некоторая доля случайности, все же
на основании этих данных мы можем заключить, что захват общинных
угодий начался в Англии повсеместно, но наибольшее распространение
получил именно в ряде северных и северо-восточных графств. В этом убеж-
дают и другие источники.
Как уже отмечалось, соглашения о разделе и выделении пастбищ из
общинного пользования встречаются чаще всего в картуляриях, относя-
щихся именно к этим районам. Правда, сравнение различных графств
только по количеству случаев огораживаний не дает права категорически
утверждать о распространенности огораживаний по графствам, так как
территория их была весьма различна. В частности, Йоркшир и Линкольн-
шир наиболее значительны по своим размерам. Но, учитывая то, что пло-
щадь огороженных земель (где она указана) в северо-восточных граф-
ствах чаще всего весьма велика, а среди этих графств наибольшую терри-
торию занимали Йоркшир и Линкольншир, можно полагать, что в этих
районах преобладающего скотоводства ранние огораживания получили
гораздо большее распространение по сравнению с районами Центральной
Англии. Таким образом, ранние огораживания происходили преимуще-
ственно в северо-восточных графствах. Этим они существенно отличаются
от огораживаний XVI и последующих веков, так как поздние огоражива-
ния были наиболее распространены в Центральной Англии.
* * *
Что касается характера огораживаемых земель, то они отличались
большим разнообразием. Здесь были и общинные угодья: болота, паст-
бища, леса, луга, пустоши и т. п., и обочины дорог, и пахотные земли, на
которых общинники лишались права пасти свой скот после уборки уро-
жая. Мы попытались сравнить количество огороженных участков в об-
щинных угодьях, лесах и пахотных землях. Многочисленные леса и парки,
а также выделенные пастбища, о которых специально не оговаривается,
что они должны быть общинными, при подсчете во внимание не прини-
мались. Огораживания по обочинам дорог также не учитывались, так как
они настолько многочисленны, что почти не поддаются учету.
136
К. Д. Авдеева
В Сотенных Свитках 1274—1275 гг., сохранившихся с большей или
меньшей полнотой почти для всех графств Англии, имеются указания на
следующие огораживания:
Что огораживалось Количество
огораживаний
Пастбища и луга.................... 168
Лес................................. 47
Пахотная земля...................... 25
В 25 случаях говорится о земле, которая должна быть общинной, но
была ли это пахота, луг, пастбище или что иное — неизвестно. По су-
дебным протоколам удалось установить объект тяжб в 227 случаях из 550.
Они распределяются следующим образом:
Объект тяжб Количество
огораживаний
Пастбища и .туга.................... 143
Лес.................................. 44
Пахотная земля....................... 31
Общинная дорога (вторжения) . . 9
Из соотношения этих цифр мы видим, что в XIII в. больше всего ого-
раживались общинные угодья. Случаи огораживаний пахотной земли
встречались гораздо реже и, как правило, не связаны были еще с изгна-
нием крестьян с земли. И в этом мы также видим отличие ранних огора-
живаний от огораживаний XVI и последующих веков.
Точную площадь огороженных земель установить не удается, но по
источникам можно судить, какие огораживания преобладали — круп-
ными или мелкими участками. Из 168 случаев огороженных пастбищ и
лугов в Сотенных Свитках размеры их указаны в 82 случаях, которые рас-
пределяются следующим образом:
Площадь огороженного участка Количество
(акры) огораживаний
Не свыше 3........................ 46
4—10............................... 8
11—20.............................. 9
21—50..........................
51—100............................. 6
('выше 100......................... 8
Из приведенных данных видно, что огораживания производились
в основном небольшими участками. Но количество более значительных
огораживаний было невелико. Размеры огороженных лесных площадей
всегда были немалыми. Они колебались от 40 до 500 акров.
В судебных тяжбах размеры огороженных участков встречаются го-
раздо реже. Нам удалось установить их лишь в 48 случаях:
Площадь огороженного участка Количество
(акры) огораживаний
Не свыше 3........................ 10
4—10............................... 3
11—20.............................. 7
21—50.............................. >
51—100............................ >3
Свыше 10U.......................... Ю
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке 137
Здесь преобладают участки больших размеров. Мы насчитываем 23
тяжбы за участки свыше 50 акров, в то время как за мелкие участки не
свыше 3 акров насчитывается всего 10 тяжб. Причины этого понятны.
Они заключаются в том, что процесс в королевском суде обходился слиш-
ком дорого, и даже в случае благоприятного исхода его расходы, быть
может, окупались далеко пе всегда. Таким образом, можно заключить,
что огораживания производились чаще всего небольшими участками и за
счет общинных угодий, а не пахотной земли.
* * *
Давая общую картину ранних огораживаний, мы не можем обойти и
вопроса о том, какую роль играли в этом процессе различные социальные
группировки. К сожалению, на этот вопрос удается ответить далеко не
всегда. Несомненно, что в огораживаниях принимали участие как свет-
ские, так и духовные феодалы. Хотя монастыри в Англии придерживались
наиболее старинных, традиционных форм эксплуатации земли и крестьян,
в XIII в. и в монастырском хозяйстве наблюдается переход к более интен-
сивной обработке земли. Но не это сыграло главную роль в борьбе мона-
стырей за общинные земли и обусловило их участие в огораживаниях.
Мы знаем, что в хозяйстве Англии в XIII в. важную роль играл вывоз
шерсти на европейский рынок, особенно во Фландрию. В торговле шер-
стью большое участие принимали и английские монастыри, особенно ци-
стерцианские. Поэтому церковные феодалы выступают огораживателями
общинных земель, причем проявляют себя немалыми стяжателями. Так,
илийский епископ в Кембриджшире нанес большой ущерб жителям се-
ления Мэлдиш тем, что вырыл ров на пастбище, принадлежавшем этому
селению1. В другом месте тот же епископ вместе с Вильямом Киркетотом,
Рожером и Гильбертом из Pecche присоединил себе общинное пастбище
к ущербу жителей всей деревни 1 2. В маноре Сумергэм (Геттингдоншир)
этот епископ держал 6 каррукат земли п парк размером 200 акров с боло-
том и выделенным пастбищем в нем, которое должно было быть общин-
ным 3. В кустумале Илийского епископства мы читаем о владениях епи-
скопа в выделенном пастбище и болотах, присоединенных из общинных
угодий 4. Наличие парков для охоты, охотничьих загонов, заячьих гад-
кое и пр. в руках духовных феодалов — частое явление для того времени.
Тот же илийский епископ заявил свои притязания на заячий садок в Гет-
фойде (Герефордшир) в тех местах, где он имел права на это 5 *. В графстве
Норфолк он расширил границы заячьих садков в деревнях Террпнгтон,
Вальсок, Вальполь за счет земель своих соседей и общинных угодий ".
Размеры участков, присоединенных за счет общинных угодий духовными
феодалами, чаще всего свидетельствуют о их неумеренных аппетитах.
Так, аббат Гластонберийского монастыря присоединил к своим владениям
200 акров в болоте Сегмор 7; аббат Сент-Албанского монастыря присос
динил к своим владениям и окопал большую часть леса, который должен
быть общинным 8; аббат из Thame держал 100 акров огороженной земли.
1 R. II., vol. II, р. 392.
- Ibid., р. 486.
' Ibid., р. 605.
4 Terrier of Fleet, Linkolnshire. Oxford, 1920 p. 168.
s H. H., vol. I, p. 188.
Ibid., p. 461.
7 The great cartulary of Glastonbury, vol. I, p. 227.
» R. H., vol. I, p. 192.
138 /»*. Д. Авдеева
которая должна быть общинным пастбищем \ и т. д. Не останавливались
они и перед присоединением более мелких участков, где это удавалось.
Аббат монастыря св. Эдмунда присоединил в сотне Герло (Эссекс) 10 ак-
ров пастбища 1 2; приор из Мертона присоединил 3 акра общинного паст-
бища в Рейсоле (Гемпшир) 3. В общем же число духовных огораживателей
было гораздо меньше, чем число светских. В Сотенных Свптках это соот-
ношение выглядит следующим образом:
Духовных огораживателей........... 89 (32,1%)
Светских огораживателей......... 183 (67,9%)
При определении общего числа огораживателей мы не принимали во
внимание держателей клочков земли, присоединенных из пустошей, так
как они могли и не быть непосредственными огораживателями. Выделен-
ные пастбища учитывались лишь тогда, когда в источнике имеется ого-
ворка, что выделенное пастбище было некогда и теперь должно быть об-
щинным. Не учитывались также огораживания мелких клочков по обочи-
нам дорог или расширения заячьих садков и парков. Такие же подсчеты
произвели мы и по всем судебным тяжбам, в которых предъявлялись
общинные права на выделенное пастбище или на пахотную землю после
уборки урожая. Соотношение получилось следующее:
Духовных огораживателей.......... 67 (27,1%)
Светских огораживателей........180 (72,9%)
Картина приблизительно такая же, как и в Сотенных Свитках. Однако
количественное преобладание светских огораживателей не обязательно
должно означать, что удельный вес их в огораживаниях был так же ве-
лик. Надо принять во внимание, что церковное землевладение в Англии
занимало меньшее место по сравнению со светским. Кроме того, не всегда
удается установить размеры участков, огораживаемых светскими и духов-
ными феодалами, а там, где они известны, пет заметной разницы между
участками, огороженными светскими и духовными феодалами. Поэтому,
не имея возможности определить удельный вес в огораживаниях духов-
ных и светских феодалов, мы вынуждены ограничиваться выводом, что
светские феодалы-огоражпватели преобладали над духовными количе-
ственно.
Точно определить степень участия различных социальных группиро-
вок в огораживаниях невозможно. Однако в отношении некоторых огора-
жпвателей нам удалось установить социальную принадлежность и иму-
щественное положение. На основании этих данных мы можем приблизи-
тельно судить, кто принимал участие в ранних огораживаниях. Несомненно,
особенно значительная роль в этом процессе принадлежала крупным фео-
далам, которые составляли если нс основную массу, то во всяком случае
значительную часть огораживателей, и размеры огороженных ими уча-
стков были наибольшими. Иногда феодалы отрезали от пустошей отдель-
ные участки в разных местах, иногда же огораживали сплошные массивы.
Так, Вальтер Мертон незаконно присоединил болото около Лондона, ко-
1 К. II., vol. 11. р. 38
2 Ibid., vol. I, р. 157.
3 Ibid., vol. II, p. 222
Огоримсиеания общинных земель в Англии в XIII леке
13*1
торос всегда было в общинном пользовании горожан, и причинил этим,
как сказано в документе, ущерб королю и общине \ Он же присоединил
еще два болота, которые, по словам присяжных, были в общинном поль-
зовании с момента основания города 1 2. Граф Корнат присоединил себе
пастбище Кингсмор площадью около 1000 акров и лишил здесь всех об-
щинников пастбища 3. Такая значительная площадь огораживаний весьма
показательна. Но не всегда огораживания были так велики. Вильям Бар-
дольф, крупный феодал, присоединил всего лишь 7 акров пастбища в сотне
Беттонхул (Сессекс), где свободные держатели, вилланы Ричарда Плейса,
имели общинные права 4 5.
Помимо крупных феодалов, были и другие группы огораживателей.
Приведем несколько примеров: Александр Понтон и Алан, сын Роберта
Понтон, огородили 20 акров в болоте Понтон и удержали этот участок для
собственного пользования, тогда как он должен был быть общинным б.
•Об одном из этих огораживателей, Александре, мы узнаем, что он держал
в селении Биттервик четверть военного феода и треть военного феода дер-
жал от Петронилы в селении Кроун 6. От него, в свою очередь, держал
4 боваты земли приор Семплингенский 7. Регинальд Грей, который дер-
жал манор Ширлонд, присоединил себе пастбище в вилле Кводгэм (Нор-
фолк) 8. Список подобных примеров можно было бы увеличить, но и при-
веденных достаточно, чтобы заключить о немалом участии в огоражива-
ниях среднего и мелкого дворянства, включая сюда и самое мелкое ры-
царство. Их доля была, несомненно, не столь значительна, как доля круп-
ных феодалов. Точно определить удельный вес каждой из этих категорий
в огораживаниях невозможно. В Сотенных Свитках имеются указания и
на других огораживателей. Например, при описании огораживаний в сотне
Elemdish (Кембриджшир) 9 говорится о 40 огораживателях, преимуще-
ственно незначительных участков. Все это были держатели небольших
наделов, приносившие за них феодальную присягу, или крестьяне. Впро-
чем, может быть некоторые из этих держателей в других графствах имели
значительные владения. Об участии крестьян в огораживаниях свидетель-
ствуют и некоторые данные протоколов манориальных курий. Так, в ма-
норе Брайтон, принадлежавшем рамзейскому аббату, Вильям, сын То-
маса, распахал дорогу и незаконно посадил на пустоши деревья, за что
был подвергнут манориальным судом штрафу в 6 пенсов 10 11. В протоколе
манориальной курии Ingoldmells мы читаем, что Вильям из Slahon рас-
пахал дорогу, за что также был подвергнут штрафу п. В Сотенных Свитках
мы находим даже один пример огораживания пустоши вилланом: виллан
Джои Вальфрей держал один крофт в Хинтоне (Кембриджшир) около
королевской дороги и присоединил себе из общинного пастбища незначи-
тельный участок земли 12. На основании приведенных документов мы мо-
жем, следовательно, заключить, что в ранних огораживаниях принимала
участие и какая-то, быть может, незначительная, часть крестьян. Это
1 R. н., vol. I, р. 403.
2 Ibid., р. 404, 419.
а Ibid., vol. IT, р. 126.
‘ Ibid., р. 210.
5 Ibid., vol. I, p. 259.
Testa de Neviil. London, 1807, p. 3U9, 314.
7 R. II., vol. I, p. 389.
8 Ibid., p. 540.
• Ibid., vol. II, p. 431.
10 Select Pleas. . . , p. 9u.
11 Court Rolls of manor of Ingoldmells. 1291—1569. London, 1902, p. 2.
г-i R. H., vol. II, p. 432.
140
К. Д. Авдеева
были, по всей вероятности, представители самой предприимчивой части
зажиточного крестьянства. Огораживания, производившиеся этой кате-
горией лиц, отличались карликовыми размерами. Иногда в огоражива-
ниях принимала участие вся община \ причем, вероятно, в них были за-
интересованы как полнонадельные, так и малоземельные члены се, кото-
рые желали воспользоваться общинными угодьями, чтобы приобрести
в держание лишний клочок земли. Подобные огораживания связаны были
с внутренней колонизацией. Производились они или с разрешения лорда
или самовольно 1 2. И, наконец, говоря о социальной категории ранних
огораживателей, мы не можем обойти еще одну группу — бейлифов, ко-
торых Маркс называл первыми фермерами в Англии. По своему положе-
нию бейлифы были как бы поставлены над своим классом, будучи обле-
чены значительной властью в пределах манора. Этой властью они поль-
зовались отнюдь не бескорыстно и при случае не прочь были поживиться
за счет общинных угодий. Среди огораживателей. фигурирующих в Со-
тенных Свитках, насчитывается 8 бейлифов. Это, конечно, ничтожный
процент, но он свидетельствует о том, что будущие фермеры уже в этот
период отличались большими аппетитами. Яркой фигурой такого бейлифа-
огораживателя, встретившегося нам в документах, был Джон Бонд, са-
мая фамилия которого указывает на его происхождение из вилланов. Бу-
дучи бейлифом манора Люнинланд (Сеффолк)3, он имел несколько дер-
жаний. Его владения складывались из немалого числа клочков земли по
1—2 акрам, 1 руде 4 5 и т. д., разбросанных в разных селениях6. Кроме
того, он держал еще землю от короля6. Видимо, пользуясь своим положе-
нием бейлифа, он присоединил 1 акр болота, принадлежавшего вилле
Горлестон, и 1 акр пастбища, которое держал выделенным и не пес за это
никаких повинностей в пользу короля. Присоединение это, как говорит
источник, совершено к ущербу вилланов короля, которые имели здесь
право на общинный выпас своего скота7. Об имущественном состоянии
остальных бейлифов-огораживателей мы ничего не знаем, так как записи
о них очень лаконичны. Иногда бейлифы участвовали в огораживаниях
вместе со своими лордами 8.
Таким образом, анализ социального состава огораживателей показы-
вает, что значительную часть пх составляли крупные феодалы, которые
использовали огороженные земли по-феодальному. Но здесь мы уже имеем
зародыш нового — на арену в качестве огораживателей выступает про-
слойка, из которой впоследствии, в XVI в., выйдут фермеры. Это бей-
лифы и свободные зажиточные крестьяне, а также мелкое рыцарство, по
своему имущественному положению мало отличавшееся от верхушки кре-
стьянства. Верхушка общины тянулась к общинным угодьям с целью из-
влечения из них дополнительных выгод. Это нередко сближало их пози-
цию в вопросе об общинных угодьях с позицией лордов. Естественно, что
они использовали эту землю не так, как крупные феодалы. Хотя эти мел-
кие огораживатели и составляли меньшинство, пх появление весьма симп-
томатично.
1 I’. G. V i п о и га (1 о f f. Villainage in England. Oxford, 1892, p. 33?»
2 В. II., vol. II, p. 498. 304.
' Ibid., p. 170.
1 Одна руда равна аира.
5 К. Н., vol. II, p. 161, 171, 183—186.
G Ibid., p. 167.
7 Ibid., p. 169.
8 Ibid., p. 179.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
141
* * *
На основании источников мы можем судить, что огораживатели ис-
пользовали огороженные земли различно. Одним из распространенных
видов использования общинных земель, огороженных отдельными ли-
цами, было образование парков и мест для охоты. Так, Годфрид, епископ
Уигорн, огородил рвом и изгородью лес и устроил в нем парк, лишив права
охоты за мелкой дпчыо в этом лесу всех свободных держателей 1. Аббат
Септ-Албаиского монастыря присоединил себе парк Боргэм, который дол-
жен был быть общинным 1 2. Образование парков за счет общинных лесов
было обычным явлением для XIII в. В Бекипгемшире, например, почти
каждый лорд имел огороженный парк 3. Увлечение лорда охотой дорого
обходилось английскому крестьянину. Присоединение загонов для охоты
было настолько обычным явлением, что такие случаи в Сотенных Свитках
почти не поддаются учету. При этом очень часто указывается, что эти за-
гоны расширялись за счет общинных земель, а также за счет ущемления
прав на охоту свободных держателей 4.
Не менее многочисленны указания источников на образование за счет
общинных угодий выделенных пастбищ. Такие выделенные пастбища встре-
чаются очень часто в манориальных описях XIII в., и размеры их нередко
весьма значительны. Сотенные Свитки и судебные протоколы часто пока-
зывают, что цель огораживания — образование выделенного пастбища.
Стремление расширить в некоторых районах выделенные пастбища за
счет общинных угодий в большинстве случаев стоит в прямой связи с ро-
стом экспорта шерсти. Ценность пустошей увеличилась к этому времени
настолько, что крупные феодалы не гнушались присоединять и мелкие
клочки пастбищ.
Но использование огороженных пустошей под нарки п пастбища не
было единственной целью их огораживания. Стремление лорда выделиться
из общины было отчасти продиктовано целью ввести на своем домене бо-
лее интенсивную обработку земли. Образовывались так называемые «за-
пертые» участки, которые лучше удобрялись и обрабатывались. На
это обратил внимание уже П. Г. Виноградов, который привел ряд
документов, показывающих, что этот процесс не был исключением5 *.
Подобные «запертые» участки образовывались не только лордами мано-
ров, но и держателями ®. Чаще всего подобные попытки встречали оппо-
зицию со стороны основной массы держателей, которые терпели большой
ущерб от потери пастбища на таком выделенном поле и, кроме того, рас-
сматривали подобные действия как нарушение исконных прав общины.
Иногда эта оппозиция проявлялась и в действиях. Так, в Нортгемптоне
21 держатель не позволили лорду Генриху де Брэй и Вильяму де Мэй
огородить земли, и те подали жалобу на них в королевский суд 7.
XIII век — век усиленной внутренней колонизации не только в Анг-
лии, но и в других странах Европы. В прибрежных районах Англии идет
усиленная борьба с морем, отвоевание у него земли по кусочкам и исполь-
зование ее под обработку. Одновременно проводится большая работа но
осушке болот и расчистке лесов. Таким образом, выделение пустошей под
1 R. II., vol. I, п. 168.
2 Ibid., р. 190.
3 The Victoria History of the Buckinghamshire, vol. II. London, 1908, p. 60.
4 R. H., vol. I, p. 12, 14, 15, 17, 188 и сл.
5 P. G. Vinogradoff. Villainage in England, p. 227.
• G. Homans. English villagers in the thirteenth century. Oxford, 1942.
p. 422.
’ Pl. Abbr., p. 202.
142 /<’. Д. Atideeeu
пахоту — обычное для XIII в. явление. Такие вновь обработанные
участки использовались двояко: или присоединялись к домену, или сда-
вались в держание. Хотя луга представляли значительную ценность для
английского хозяйства, в некоторых местах и они поступали под пахоту.
Например, из тяжбы между магистром госпиталя св. Бартоломея (Миддл-
секс), с одной стороны, и Джоном Трумптоном — с другой, мы узнаем,
что Джон незаконно вспахал луг С
Из имеющихся у нас документов мы можем заключить, что часть посту-
павших под обработку пустошей не присоединялась к домену, а сдавалась
в держание. Одной из причин этого была жажда наживы и стремление
извлечь из пустошей доход наилучшим способом. Эксплуатация этих зе-
мель в виде отдачи их в держание была значительно выгоднее, так как
доход с пустошей выражался для лорда лишь в плато за пастбище, взи-
маемой с держателей. Поэтому там, где выгоднее было разводить овец,
присоединенные пустоши превращались в пастбища, там же, где овцевод-
ство было развито меньше, пустоши превращались в пахоту и сдавались
в держание. Иногда эти держания были ничтожных размеров в полруды,
иногда же достигали 100 акров и выше. Как правило, сдавались они за
денежную ренту. Держателями этих земель были представители разных
категорий. Нередки указания источников на светских и духовных феода-
лов 1 2, но чаще огороженные участки держали крестьяне, как свободные,
так и вилланы, причем та часть их держаний, которая образовалась за
счет присоединенных из пустошей и сданных им участков, достигала часто
значительных размеров и могла даже превышать размеры основного
держания. Так, в маноре Крокгэм в 1287 г. Ричард Висдон держал пол-
виргаты земли и 631/г акра, присоединенные в различных местах из пу-
стоши 3. Опись манора Jateligh показывает, что там почти каждый виллан
владел более или менее значительным участком земли, присоединенным
из пустоши 4. Повидимому, эти участки присоединялись с разрешения
лорда, и за них уплачивалась дополнительная рента.
Еще чаще, чем держания purpresturae, встречались заимки. В некото-
рых местах они составляли значительный процент держаний. Социальный
состав держателей заимок и способы их использования были самые разно-
образные. Здесь были и крупные феодалы, и мелкие крестьяне, и сво-
бодные, и вилланы. По мнению Беннета, значительная часть котторских
держаний образовалась за счет заимок, сдаваемых лордами повопришель-
цам 5. Если такое явление и имело место, то едва ли оно было распростра-
нено, так как уже в XI в. коттеры составляли немалый процент сель-
ского населения. За счет заимок в XIII в. коттеры иногда расширяли свои
держания. Е. А. Косминскпй показывает, ссылаясь на данные Сотенных
Свитков, что иногда эти держания достигали 24—34 акров 6. Вероятнее
всего, что такие размеры держания достигались за счет заимок. Иногда
в документах есть прямые указания па это7. Обычными для XIII в. были
заимки в королевских заповедниках с разрешения короля. Calcndarium
Litterarum Patentium показывает распространенность этого явления.
1 В гас ton'з Note Book, sol. HL London, 1887, p. 18.
2 П. IL, vol. 1, p. 149, 150; vol. II, p. 38.
3 Collection of records and documents relating to the hundred and manor CrondaL
London, 1891, p. 126.
4 Ibid., p. 116—120.
8 II. В e n n e t. Life on the english manor. London, 1938, p. 66.
8 E. А. Кос м и н с к п й. Исследования по аграрной истории Англии в XIII в.
М. 1947, стр. 89.
7 В. Н., vol. II, р. 819.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке 143
Такие разрешения служили для короля, повидимому, одной из статей
дохода. Правда, данные об этом, имеющиеся в нашем распоряжении, очень
скудны, тем не менее они все же позволяют составить определенное су-
ждение по этому вопросу. В Казначейских Свитках, имеющихся у нас лишь
за 1204 г., встречается несколько указаний об уплате в казну определен-
ной суммы за разрешение огораживать лес и производить в нем рас-
чистки *. По и на землях, не относящихся к королевским заповедникам,
заимки нередко производились с разрешения короля, и рента за эти дер-
жания вносилась в казну 1 2 *. Денежную ренту с заимки, особенно с вилла-
нов, часто получали, однако, и лорды маноров я.
Среднюю плату за 1 акр заимки определить очень трудно, так как она
была весьма непостоянна. Размеры ее колебались от 4 до 12 пенсов,
а иногда были и выше 4. Сроки держания земельных участков из заимки
были также различны. В большинстве случаев эти участки сдавались в виде
дополнительных клочков к феодальным («обычным») держаниям и были
наследственными.
Но уже в это время на вновь обработанных землях встречалась аренда,
да и обычные держания, образованные за счет пустошей, все чаще сдавались
за денежную ренту, что значительно облегчало их переход к арендному
держанию в дальнейшем. На пустошах встречались то же самые формы
аренды, что и на сдаваемых в аренду землях из домена: держания по воле
господина, на срок жизни и на несколько лет. Так же, как и аренда на
домениальных землях, аренда на пустошах была еще вполне феодальной,
так как арендаторы сплошь и рядом несли повинности чисто феодального
характера, вроде посещения курии и auxilium. В начале XIV в. арендные
держания на пустошах были настолько обычным явлением, что лорды
маноров сдавали в аренду иногда не одну сотню акров пустоши, превра-
тив ее в заимки. Заимки могли входить или не входить в надельную си-
стему 5. Повидимому, чаще всего держатели заимок были в меньшей сте-
пени связаны с манориальной системой и общинной организацией. В об-
щем можно сказать, что наряду с другими факторами процесс внутренней
колонизации за счет лесов и пустошей подрывал манориальную систему,
роль отработочной ренты и крепостничества и, наоборот, увеличил удель-
ный вес свободного крестьянства, стоявшего вне общинной организации.
Но не исключена возможность и того, что кое-где этот процесс способство-
вал, наоборот, укреплению надельной системы и манора.
Таким образом, эксплуатация пустошей, изъятых из общинного поль-
зования, носила самый разнообразный характер. Однако преобладало
образование парков и выделенных пастбищ, а также превращение пусто-
шей в пахотные земли. Обратного явления — конверсии пахотных зе-
мель, характерной для XVI в., мы не наблюдаем. В ранних огоражива-
ниях мы не обнаруживаем еще признаков, характерных для эпохи перво-
начального накопления. Ранние огораживания велись преимущественно
за счет общинных земель, а не за счет пахоты, они не приняли еще такого
широкого размаха, как в XVI и последующих веках. Эти огораживания
1 Pipe Holls. London, l!P<4, passim.
- H. II., vol. 11, p. 62e, 667.
я Ibid., p. 733.
* Ibid., p. 398.
* Ibid., vol. Il, p. 339, 340, 659, 661, 685. 1'имаис считает, что заимки могли вхо-
дить в систему открытых полей, ио не могли образовывать новых надо.ин:.
G. Homans. English villagers iii the thirteenth century. Oxford, 1942. Cm.
T. Bishop. Assarting and growth of the open fields. — «Economic History Ib view.,
1935, vol. VI.
144
К. Д. Авдеева
не приводили еще к созданию в массовом масштабе арендного хозяйства,
хотя отдельные случаи сдачи в аренду присоединенных из пустошей зе-
мель и были. Но это арендное хозяйство не было еще капиталистическим.
Точно так ясе, если феодал сам использовал огороженную землю, он не
организовывал на ней хозяйства па капиталистических началах. Следо-
вательно, ранние огораживания не подрывали основу феодального строя —
феодальную собственность на землю. Поэтому их нельзя считать источ-
ником первоначального накопления. Прибыль из присоединенных пусто-
шей извлекалась путем получения все той же феодальной ренты или до-
полнительных поборов чисто феодального характера. Ранние огоражива-
ния — процесс, вполне укладывающийся в рамки феодального хозяйства.
Но, говоря о ранних огораживаниях, необходимо учесть и историче-
ские перспективы. Во-первых, создавался юридический прецедент, уза-
конивавший грабеж крестьянских земель. Во-вторых, уже в это время,
время ранних огораживаний, наблюдается активизация крестьянской вер-
хушки, особенно бейлифов, которые выступают нередко в качестве огора-
живателей. А ведь именно из этих слоев в будущем выходит значительная
часть фермеров. Несомненное значение ранних огораживаний состоит
в том, что они усилили те тенденции в экономической жизни страны, ко-
торые стали преобладающими в последующие века. Как указывает Маркс,
капиталистический способ производства «в своем первом периоде,
мануфактурном периоде, развивался только там, где условия для этого
создались еще в средние века» х.
* * *
Как же отражался захват общинных земель на интересах различных
слоев английского крестьянства? Чтобы ответить на этот вопрос, необхо-
димо уяснить себе, какую роль играли общинные угодья в жизни различ-
ных слоев английского населения. Начнем с самого низшего слоя англий-
ских крестьян — Коттеров. В буржуазной исторической литературе
прочно установился взгляд на то, что общинные права на пастбище при-
надлежали только полнонадельным крестьянам, имевшим держание и
состоявшим членами общинной организации, что общинные права были
строго пропорциональны размерам пахотных наделов. На основании этого
положения из пользования общинными правами вычеркивалась много-
численная масса коттеров, так как она стояла вне общинной организа-
ции 1 2. Чем же жила эта масса крестьян, составлявшая в XIII в. около
трети английского населения?
Е. А. Косминский видит в коттерах основной источник наемной рабо-
чей силы для феодального хозяйства, преимущественно мелковотчинного,
и в то же время в наемном труде — один из основных источников суще-
ствования для коттеров. Однако он отмечает, что известную роль в кре-
1 К. Маркс. Капитал, т. III. Гос Политиздат, 1953, стр. 345.
2 Некоторые историки указывали, однако, что для коттеров общинные права
могли служить одним из основных источников существования. "Гак, Веннет отмечает,
что почти в каждом маноре имелось более или менее значительное количество мало-
земельного населения, которое нередко жило за счет выпаса на пустошах своего скота
(В. В е п n е I. Live on the english manor, р. 59). Любопытные в этом отношении дан-
ные приводит Гомане Он указывает, что в ряде мест общинными правами пользова-
лись не только коттеры, но и совсем безземельные крестьяне. Так, в Восточной Англии
безземельные крестьяне могли пасти скот в стаде господина, за что платили ио 1 пенсу
с каждой коровы (Ely custumal of 1277. Цит. по G. Homans. English villagers. . .,
p. 432). В целом ряде районов Англии была категория крестьян, не имевших земли,
но имевших права на общинные угодья (ibid., р. 212).
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
145
стьянском, в частности в мелкокрестьянском хозяйстве могло играть
животноводство и возможность выпаса скота на общинном пастбище
В нашем распоряжении имеется немало документов, из которых видно,
что коттеры пользовались общинными угодьями. Об этом встречаются,
например, указания в картулярии Рамзейского аббатства. На основании
этих данных мы можем также сказать, что в манорах указанного аббат-
ства на общинном пастбище могли пасти свой скот не только коттеры, но
даже и так называемые чужаки, не имевшие земли в данном маноре. Так,
в описи манора Вардбойс оговаривается, что все чужаки, не имевшие земли
в данном селении, должны пасти свой скот в стаде господина1 2. То же самое
и в маноре Брайтон 3. О пользовании коттеров общинными угодьями име-
ются и более определенные данные. В той же описи Вардбойс говорится,
что 11 коттеров не обязаны нести никаких повинностей аббату за пользова-
ние общинными правами в лесу и в болоте и за доступ туда 4. Есть данные
и другого характера: мы знаем, что паннагий — типичная плата кре-
стьян за выпас на общинном пастбище свиней, а иногда и других живот-
ных. Из картулярия можно видеть, что плата паннагия нередко встре-
чается среди повинностей, наложенных на коттеров Рамзейского аббат-
ства 5. О том, что коттеры пользовались общинными правами, свидетель-
ствуют и некоторые косвенные данные. В манорах Рамзейского аббат-
ства наряду с отработочной рентой встречается и продуктовая рента
в виде платежей овцами. Она была обычной и для коттеров. Нередко
количество овец, которое должен был отдавать коттер, было довольно
значительным (5, 10 и даже 20 овец) 6. Естественно думать, что все эти
овцы паслись на общинном пастбище, так как трудно было бы предпо-
ложить, что коттеры были в состоянии покупать требуемых с них овец.
Несомненно, количество имевшегося у них скота несколько превышало
то, которое они отдавали в качестве ренты. В данном картулярии имеется
указание, что у коттеров мог быть даже рабочий скот: в описи манора
Хойтон указывается, что каждый из 12 коттеров, если он имеет лошадь,
обязан пахать один день озимое поле и один — яровое 7. Таким образом,
совершенно ясно, что в манорах Рамзейского аббатства коттеры обладали
общинными правами на пастбище и эти права составляли существенный
источник их существования.
О том, что приведенные нами данные носят не случайный и не локаль-
ный характер, говорят и другие источники, которые показывают, что
пользование коттеров общинными правами встречалось в целом ряде
других мест 8. Сопоставление нескольких источников дает основание
предположить, что в тех районах, где общинных угодий было много,
общинными правами пользовались и коттеры, и эти права, как и в Рам-
зейском аббатстве, составляли для них один из источников существова-
ния. Поэтому огораживание общинных угодий и лишение общинных
прав основной массы английского крестьянства в этих районах больнее
всего должно было отразиться именно на малоземельном крестьянстве.
Захват общинных угодий лордами должен был явиться страшным ударом
по этим слоям населения, делая их существование все более невозмож-
1 Е. А. Кос м и п с к и й. Исследования по аграрной истории Англии в XIII в.,
стр. 369.
3 С. Rani., vol. I, р. 308.
3 Ibid., р. 332.
4 Ibid., vol. I, p. 309.
* Ibid., p. 329, 339 и др.
' Ibid., p. 329, 360, 363, 368 и др.
7 Ibid., p. 368.
• R. H., vol. II, p. 420, 427, 477.
10 Средние века. вып. 6
146
К. Д. Авдеева
ным без дополнительного заработка. Однако надо отметить, что коттеры
не везде в одинаковой степени страдали от огораживании. В тех районах,
где население жило за счет земледелия, где издавна чувствовался недо-
статок в общинных угодьях, очень строго соблюдалась пропорциональ-
ность общинных прав размерам пахотной земли. В таких районах коттеры
чаще всего были лишены общинных прав и поэтому непосредственного
ущерба от захвата общинных угодий лордами ио испытывали. Более
того, они сильнее, чем остальные крестьяне, нуждались здесь в клоч-
ках, присоединенных из пустошей, чтобы иметь хотя бы место для по-
стройки своей хижины. Поэтому в зерновых районах /Англии коттеры,
чаще всего выступая в качестве арендаторов клочков пустоши, нередко
сталкивались с полнонадельными крестьянами. Этот земельный голод и
объясняет отчасти столь ранние огораживания пустошей в Англии. Фео-
далы пользовались земельной нуждой коттеров для резкого повышения
своих доходов. Такое положение коттеров в земледельческих районах
ослабляло размах борьбы за общинные земли.
Какую роль играли общинные угодья в жизни основной массы анг-
лийского крестьянства — средних слоев его? Как отражались ранние
огораживания на их положении? И. Гранат утверждал, что трудовому
крестьянину-землепашцу огораживания не были опасны. Это утвержде-
ние, как уже говорилось выше, насквозь тенденциозно и противоречит
действительности. Захват общинных угодий лордами в корне подрывал
самую основу существования среднего крестьянства — систему наделов.
Как указывает Энгельс, «без общинного пользования угодьями мелкий
крестьянин не может содержать скота; без скота нет навоза; без навоза
невозможно рациональное земледелие» \ Кроме того, рабочий скот ну-
жен был крестьянину для обработки своего надела. Это принимали во
внимание и юристы, когда им приходилось объяснять происхождение
общинных прав. Так, Кок и Блэкстон считают, что когда лорд манора
сдавал в держание свою землю, то он должен был вместе с тем дарить
держателю и общинные права, так как держатель не может пахать и
удобрять землю без скота, а скот не может содержаться без пастбища1 2.
Объяснение это дано с точки зрения классовых интересов, но оно пра-
вильно отмечает, что общинные права были опорой крестьянского на-
дела. В первую очередь на общинное пастбище выгоняли рабочий скот,
так как считалось, что он больше всего необходим для обработки земли.
Там, где чувствовался недостаток в общинных угодьях, выносились даже
специальные постановления, предписывавшие выгонять на пастбище прежде
всего рабочий скот. Эти постановления были обязательны для всех жи-
телей деревни 3. Из всего этого ясно, насколько важны были общинные
угодья для крестьян. Если они лишались пастбища, то не могли обра-
батывать it пахотную землю. Более того, они не могли нести и отработоч-
ных повинностей, так как при барщинной системе крестьянин обязан
был обрабатывать своим инвентарем н господскую землю. Поэтому ого-
раживания общинных земель в XI11 в. могли получить более пли менее
широкое распространение лишь в тех районах Англии, где отработоч-
ная рента не играла первенствующей роли, ибо в районах преобладания
барщины феодалы волей-неволей должны были сохранить крестьянский
1 К. М а р к с и Ф. Э и г е л ь с. Соч., т. XV, стр. 64-4.
2 Е. Coke. Second Institution (Цпт. по J. \V i 1 1 i a m s. Principles of real
property. London, 1887, p. 543); \V. Blakstone. Commentaries Juris Angliae.
London, 1825, p. 32.
8 W. О. A u 1 t. Some early village by-laws. — «English Historical Review»,
vol. XLV, 1930, p. 218.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке 147
надел, который, как указывал В. И. Ленин, имел целью «. . .„обеспе-
чение" не крестьянина — средствами к жизни, а помещика — рабочими
руками» х.
Если коттеры страдали от захвата общинных угодий лишь в ското-
водческих районах, то среднее крестьянство страдало от них всюду,
так как они подрывали самую основу его хозяйства. Несомненно, что
роль общинных угодий в жизни полнонадельных крестьян также была
более значительной в скотоводческих районах, где крестьяне нередко
были поставщиками шерсти на рынок наряду с лордами. Более зажиточ-
ные из них покупали пастбище пли брали его в аренду на определенный
срок 1 2. Мы имеем очень скудные сведения о такого рода овцеводах. Это
и естественно, так как они могли просто не попасть в манориальные до-
кументы. Однако существование и большая распространенность их не
подлежат сомнению. В манориальных отчетах встречаются данные о про-
даже или сдаче в аренду пастбища. Надо полагать, что иногда покупа-
телями или арендаторами пастбища выступали зажиточные крестьяне.
Это нередко сближало позицию верхушки крестьян с позицией лордов,
тем более, что для зажиточных крестьян порой открывалась возможность
расширить свое пастбище и путем захвата клочка пустоши. Однако там, где
лорды сами занимались скотоводством или сдавали захваченные пустоши
в аренду под пахоту, этот захват лишал их одного из источников их про-
цветания. Следовательно, огораживание лордами общинных угодий в той
или иной степени затрагивало интересы всех слоев английского крестьян-
ства, хотя наиболее гибельным было оно для самой значительной части
крестьян — мелкого и среднего крестьянства. Поэтому крестьяне часто
объединялись для борьбы против огораживаний. Например, в Сотенных
Свитках часто говорится, что присоединение общинных угодий наносило
ущерб общине. Жалобы па огораживания подавались и комиссарам,
производившим расследования, и непосредственно в королевский суд.
О большой роли, которую играли общинные угодья в жизни общины,
свидетельствует уже тот факт, что огораживания даже небольших участ-
ков воспринимались крестьянами очень болезненно. Возьмем, напри-
мер, графство Линкольншир. В XIII в. население его было сравнительно
редким, и пустоши занимали большие пространства. Казалось бы, что
огораживания в этом графстве не должны были наносить большого ущерба
крестьянам. По п здесь жалобы крестьян на незаконные присоединения
пустошей очень часты 3. Вообще разделы линкольнширских описей, ка-
сающиеся вторжений в общинные земли, всегда упоминают об ущербе,
нанесенном этими вторжениями общине, и очень часто приводят денеж-
ный эквивалент ущерба.
Может быть, резкие формулировки присяжных Линкольншира были
вызваны том, что здесь сохранилось больше свободных крестьян, свобод-
ная община была сильнее, чем в центральных районах, и поэтому всякое,
даже не очень значительное посягательство на права общины вызывало
здесь более резкую реакцию, чем в других районах. Это могла быть иногда
реакция не столько на материальный ущерб, сколько на ограничение сво-
боды общины. Но как бы то ни было, из этих показаний следует,
что сами крестьяне видели в наступлении лордов на пустоши большое
зло для себя. Да и описи других графств часто достаточно ярко сви-
1 В. И. Л е и и н. Соч., т. 3, стр. 158.
2 Minister's Accounts of earldom of Cornwall (Camden Second series, vol. 66).
London, 1947, vol. I, p. 6, 12 и др.; vol. II, p. 186, 236 и др.
з R. H., vol. I, p. 245, 310, 311 и сл.
10*
148
Я. Д. Авдеева
детельствуют об ущербе, нанесенном общине огораживаниями х. Иногда
в них говорится, что ущерб был причинен жителям нескольких соседних
деревень 1 2 или людям короля 3 и т. д.
О большой ценности общинных угодий для крестьян и о вреде, на-
носимом им огораживаниями, говорит также тот факт, что иногда судам
приходилось разбирать тяжбы об 1—3 акрах незаконно огороженной
пустоши. Иногда крестьянские жалобы были очень красноречивы. Так,
в Парламентских Свитках мы читаем: «Люди старинного королевского
домена, проживающие в Ардене, которые имеют в лесу этого манора
большое общинное пастбище для своих свиней и других своих живот-
ных, право собирать орехи, а также право прохода через этот лес в цер-
ковь, на рынок и в деревню, жалуются на то, что аббаты этих мест сделали
в этом лесу заимку и вспахали как это место, так и другие пастбища,
вследствие чего жители этих селений обнищали и не могут больше суще-
ствовать и просят у короля помощи» 4.
Рассматривая вопрос об ущербе, нанесенном общине ранними огора-
живаниями, мы не можем обойти еще одного вида этпх огораживаний —
захвата лордами мелких клочков пустошей или общинных дорог. Эти
небольшие участки не имели для лорда самостоятельного хозяйственного
значения, но захват их, по словам присяжных, причинял огромный вред
общине. Такие захваты были настолько повсеместны, что в Сотенных Свит-
ках нет почти ни одной описи, где не упоминалось бы о них. Это весьма
характерное явление. Нам кажется, что подобный захват служил для
лорда одним из средств вымогательства дополнительных платежей
у крестьян, а также более полного подчинения их своей власти. Поль-
зуясь правом феодального господина, лорд узурпировал права общин-
ников на пользование дорогами и т. п. и заставлял вносить дополнитель-
ную плату за пользование ими не только своих держателей, но и чужих 5.
Все это — явления одного и того же порядка. Они свидетельствуют
о насильственной узурпации лордом прав общины, о ликвидации им остат-
ков крестьянской свободы в пользовании общинными угодьями, об откры-
том наступлении на жизненные интересы крестьян. Наступление феода-
лов на общинные земли было одним из способов нарушения хозяйствен-
ных интересов крестьян, очередным посягательством на свободу кре-
стьянской общины. Однако в это время община была еще далека от своей
гибели. Поэтому ранние огораживания, хотя и наносили существенный
ущерб интересам крестьянства, не приводили к массовому обезземеле-
нию его. Сгон крестьян с их наделов был для XIII в. лишь исключением 6.
♦ * *
Наступление лордов на жизненные интересы общины проходило в ус-
ловиях ожесточенной классовой борьбы. Имеющиеся в нашем распоряже-
нии документы рисуют лишь незначительные эпизоды этой борьбы, которая
велась на протяжении всего XIII в. с большей или меньшей интенсив-
ностью, но и эти эпизоды весьма красноречивы. В борьбе против огора-
живателей принимали участие все слои английского крестьянства — за-
1 R. Н., vol. I, р. 129, 175 и ел.
2 Ibid;, р. 166.
3 Placita de quo warranto. London, 1818, p. 412.
4 Rotuli parliamentorum, vol. I. London, 1832, p. 46.
* R. H., vol. I, p. 245, 285, 475, 519 и др.
e M. M. Ковалевский приводит в своей работе «Экономический рост Европы»
(т. II, стр. 77) один случай сгона крестьян с огороженной земли и даже слома их
домов.
Огораживания общинных земель в Англии в XIII веке
149
житочные п бедняки, свободные и вилланы. Сопротивление крестьян
огораживаниям проявлялось в различных формах. Часто оно выража-
лось в том, что они продолжали выгонять свой скот на выделенные паст-
бища, считая пх общинными. Потравы выделенных пастбищ были обычным
для того времени явлением. Так, в протоколе манориальной курии в ма-
норе, принадлежавшем аббату of Вес, за 1246 г. мы читаем: «. . . суд
показывает, что следующие лица [перечислены имена] вторглись в вы-
деленное пастбище лорда, за что они подвергаются штрафу» х. Изабелла,
вдова Петра, подверглась здесь же штрафу за то, что ее сын без разре-
шения лорда зашел в его лес 1 2. Алиса Реде оштрафована за то, что ее
скот был найден в выделенном пастбище лорда 3. За это же платят штраф
Эльвин Крисп и Джон Бернард 4. За вторжение в лес платят штраф еще
7 человек. Надо учесть, что все эти штрафы были наложены па одном лишь
заседании курии. Доходы, полученные от такого рода штрафов, мы нахо-
дим и в отчетах старост. Так, в отчетах манора Кроули за 1256—1257 гг.
значится, что с 17 человек было собрано штрафов на общую сумму 16 шил.
6 пен. за разные нарушения, связанные с пользованием общинными
угодьями 5 *. Там же в 1257—1258 гг. с 30 человек было собрано штрафов
на сумму 23 шил. 4 пен. 3.
С течением времени все более частыми стали открытые выступления
крестьян, выражавшиеся в уничтожении рвов и изгородей, которые воз-
водились на пустошах. В 1279 г. приор Хекстлз принес жалобу на трех
человек, обвиняя их в том, что они после праздника св. Михаила явились
вооруженными в его пастбище, уничтожили его изгороди и наели здесь
свой скот 7. В 1271 г. Ричард из Стоунтона со своим сыном уничтожил
ров в этом солении 8. В другом месте перед нами выступает, по всей веро-
ятности, целая община — 41 человек, которые обвинялись лордом в том,
что явились вооруженными на его выделенное поле, уничтожили изго-
роди и потравили его хлеба. Ответчики заявили, что они и их предки
с незапамятных времен могли пасти круглый год свой скот на этой земле •.
Из 116 тяжб по поводу выпаса скота на выделенном пастбище в 46 тяж-
бах лорд жалуется именно на то, что крестьяне уничтожили его рвы и
изгороди. Это были, по сути дела, настоящие крестьянские бунты, тем
более, что крестьяне нередко выступали вооруженными, — иногда от-
дельные лица, но гораздо чаще— совместно все крестьяне той или иной
деревни или даже нескольких деревень. Мы читаем в документах, что
рвы и изгороди уничтожили 16, 21, 24 и, наконец, 200 и более человек 10.
Часто обвинялись в этом «многие». Так, в Беркшире уничтожили канаву
держатели аббата Рединг, нанесшие при этом побои людям аббата 11.
В Дорсете то же самое сделали «многие», явившись вооруженными 1£.
В 1291 г. вооруженные держатели селения Сомдеби прогоняли свой скот
через выделенное пастбище Джона Татезгол и потравили его хлеба, чем
1 Select Pleas. . . , р. 7.
2 Ibid., р. 8.
3 Ibid., р. 9.
1 Ibid., р. 18.
° N. Gras. The economic and social history of an english village (Crawley.
Hampshire), 909—1928. Cambridge, 1930, p. 217.
e Ibid., p. 218.
7 Nort. Assise, p. 277.
4 Pl. Abbr., p. 179.
J Nort. Assise, p. 235.
’o Pl. Abbr., p. 237, 258, 260.
4 Ibid., p. 287.
J2 Ibid., p. 296.
150
h‘. Д. Авдеева
нанесли ему ущерб в 100 шил. Ч В 1304 г. аббат из Комбе обвиняет жите-
лей двух соседних деревень — Комбе и Котес (Уорвикшир) — в том, что
они потравили его луг, за что суд и приговорил ответчиков к наказанию 1 2.
Об организованных восстаниях крестьян в эту эпоху мы не имеем
сведений, но местные бунты, подобные приведенным выше, не редкость
для того времени. Сопротивление было часто столь значительным, что
с ним бессильны были справиться даже крупные лорды. Поэтому в своих
захватнических интересах лорды опирались па организованную поддержку
королевской власти. Грабеж общинных угодий был узаконен в XIII в.
двумя законодательными актами — Мертонским и 2-м Вестминстерским
статутами. Статуты были изданы в интересах лордов и по их настоянию.
Побудительным мотивом для их издания явились именно жалобы лор-
дов па своих держателей. Захваты лордами общинных земель начались
задолго до издания этих статутов. Уже вскоре после их издания лорды
ссылаются на них как на законное основание для захвата пустошей.
Источники показывают, что законы эти вошли в силу с поразительной
для того времени быстротой.
Буржуазные историки немало потрудились над извращением смысла
этих статутов. В буржуазной литературе па разные лады воспевалась
справедливость королевских судов, которые якобы твердо стояли на
защите интересов общинников. В доказательство этого приводились
случаи, когда в тяжбах лордов с крестьянами выносились приговоры
в пользу последних. Но буржуазные историки умалчивают о том, что
такие приговоры в практике королевских судов были исключением.
Не случайно поэтому в подавляющем большинстве случаев истцами в ко-
ролевском суде выступали не крестьяне, а именно лорды против кре-
стьян. Из ИЗ тяжб, в которых удалось установить социальную принад-
лежность истцов, в 87 случаях истцами были феодалы. Это говорит о до-
роговизне процесса в королевском суде и недоступности его для крестьян,
а также о том, что крестьяне плохо верили в возможность защиты со
стороны королевского суда. Еще до издания первых статутов об огоражи-
ваниях королевский суд выступал на стороне огораживателей против
крестьян.
Таким образом, и Мартовский и 2-й Вестминстерский статуты только
подтверждали практику, имевшую место до их издания, а не вводили
каких-либо новшеств. Но и явная угроза, звучавшая в словах 2-го Вест-
минстерского статута по адресу выступавших против огораживаний,
не остановила сопротивления крестьян. После издания этого статута
число открытых выступлений против огораживаний резко возрастает.
Если с 1270 по 1285 г. мы насчитываем в имеющихся у нас источниках
35 открытых выступлений против огораживаний, то с 1285 по 1307 г.
число их увеличивается до 81. Борьба крестьян против огораживаний
вплеталась в общую борьбу их. Она опровергает идиллическую картину
«золотого века» английского манора и картину мирного сосуществования
лордов и крестьян, нарисованную буржуазными историками. Значение
этой борьбы состоит в том, что она расшатывала изнутри феодальную
систему и служила подготовкой к более крупным крестьянским высту-
плениям.
1 Р1. ЛЬЬг., р. 281).
4 Ibid., р. 251
Д. Л. 11 О ХИ ЛЕ ВИЧ
ИЗ ИСТОРИИ АГРАРНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ЗАПАДНЫХ
ВОЕВОДСТВАХ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО
В XVI И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII ВЕКА
История аграрных отношений в любой стране в феодальную эпоху
представляет собой по существу историю основных производственных
отношений этого общества, историю его классов — землевладельцев и кре-
стьян, историю главнейшего производителя материальных благ фео-
дального общества — крестьянства.
Неудивительно, что аграрные отношения привлекали и привлекают
сейчас к себе пристальное внимание историков, особенно советских.
Общественное развитие, в том числе развитие аграрных отношений,
происходило в разных странах Европы в феодальную эпоху довольно
неравномерно.
XVI век в истории социально-экономического развития Европы пред-
ставляет собой время весьма важных перемен, решительных переломов,
ясно определивших дальнейшее развитие одной группы стран Европы
по пути капитализма, другой (на восток от Эльбы) — по пути консерва-
ции феодальных отношений.
Тот факт, что эти перемены во многих странах стали чувствоваться
еще в XV, а получили свое яркое развитие лишь в XVII в., не умаляет
значения XVI в. в истории общественного развития Европы. К. Маркс
писал по этому вопросу: «Хотя первые зачатки капиталистического про-
изводства спорадически встречаются в отдельных городах по Средизем-
ному морю уже в XIV п XV столетиях, тем не менее начало капиталисти-
ческой эры относится лишь к XVI столетию»1.
Огромное значение великих географических открытий для Европы
стало ощутимо лишь в XVI в.
Развитие аграрных отношений в Центральной и Восточной Европе
в XVI в. может быть кратко охарактеризовано как наступление дворян-
ства на землю, личность и труд крестьянина, закончившееся фактическим
превращением его в крепостного раба.
В одних странах (Западная Германия, отчасти Чехия и Польша) это
развитие представляло собой настоящее второе издание крепостного
права, значительно было ослабевшего, а в ряде мест фактически исчез-
нувшего в XIII — XIV вв. 1 2.
В других же странах, в том числе в Великом княжестве Литовском,
наступление на крестьян, наблюдавшееся в XVI в., представляло собой
1 К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1953, стр. 720.
2 См. письмо Ф. Энгельса К. Марксу от 16 декабря 1882 г. В кн.: Ф. Энгельс.
Крестьянская война в Германии. Госполитиздат, 1952, стр. 148—149.
152
Д. Л. Похилевич
лишь новый этап в феодальном развитии этих стран, наступивший, од-
нако, и здесь также после периода относительно умеренной феодаль-
ной эксплуатации в виде ренты натурой и деньгами, а не как простое
продолжение процессов XIV—XV вв.
В дворянско-буржуазной историографии XIX—XX вв. (Леонтович,
Владимирский-Буданов, Брянцев, Турцевич и др.) весьма широко
распространено ложное утверждение, что барщинно-крепостнические
отношения развились в Литве и Белоруссии с запозданием, лишь в XVI—
XVII вв., и что они возникли здесь в результате проникновения «чуждых
идейных влияний» — римского или же немецко-польского права.
Вышеуказанный новый этап в аграрных отношениях в Великом
княжестве Литовском, как об этом будет сообщено ниже, наступил далеко
не одновременно на всей его обширной территории.
Раньше, и к тому же наиболее ярко и типично, наступление на крестьян
происходило в западных воеводствах княжества. К последним условно
можно отнести Жемайтпю, Впленское и Троцкоо воеводства — целиком
и западные части воеводств Новогрудского, Брестского и Минского
(примерно па запад от 27-го меридиана). В Жемайтии и северной части
Троцкого и Виленского воеводств население было литовское, в осталь-
ных — белорусское.
Изменения в области аграрных отношений в западных воеводствах
Великого княжества Литовского, в силу специфики, о которой речь будет
ниже, наблюдались и в его восточных воеводствах, но происходили они
позже и менее ровно.
Новое наступление на крестьян в Великом княжестве Литовском вы-
звало резкий отпор с их стороны. Началась новая страница в истории
классовой борьбы литовского и белорусского пародов против своих
угнетателей. Борьба носила характер упорных, затяжных и ожесто-
ченных классовых битв, принимавших самые разнообразные формы
и способствовавших гибели государства — Речи Посполитой Польской.
Начавшийся в Великом княжестве Литовском еще в предшествующие
столетия процесс общественного разделения труда — выделение ремесла
из сельского хозяйства — нашел свое организационное выражение в по-
явлении массы местных рынков, в возникновении новых и оживлении
старых, заглохших было городив Киевской Руси. Развитие товарно-
денежных отношений в стране повлекло за собой изменения и в области
аграрных отношений. Наличие местных рынков и торговли с загра-
ницей давали возможность феодалу и крестьянину продавать свои
продукты п покупать необходимые предметы и орудия труда. Рынок
давал возможность феодалу удовлетворять своп потребности значительно
полнее, а главное, более дорогим ассортиментом товаров.
Дворовое, барское хозяйство, покоившееся па труде рабов и зависи-
мых крестьян, не только не расширялось, по даже свертывалось. Усили-
валась рента натурой и деньгами. Исключение составляли монастыри
и замки с гарнизонами, потреблявшие много хлеба, а также хозяйства
солтысов, которые раньше шляхты начали торговать хлебом
В литературе часто можно встретить утверждение, что чуть ли не пер-
вым и наиболее массовым продуктом, который продавал средневековый
крестьянин городу, был хлеб 3. Это далеко не так.
1 R. Grodocki. Poczj\tki gospodarki folwarcznej w Polsce. Warszawa, 1949,
s. 58—59.
2 С. К у т ш е б а. Очерк истории общественно-государственного строя Польши.
СПб.. 1907. стр. 71.
Ия истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
153
Города Великого княжества Литовского всегда отличались резко
выраженным аграрным характером. Это в особенности относится к ран-
нему периоду их развития; но даже и позже, в середине XVI в., горо-
жане, не имевшие пахотной земли или огородов, были исключительным
явлением1.
Горожане, как это видно из городских устав и жалоб, в первую очередь
покупали у крестьян необходимое им для производства сырье: кожи,
меха, шерсть, волос, лен и коноплю (волокно и семена), мед, воск, краси-
тели, жиры, а также скот и некоторые виды «харчен», главным образом
рыбу и мясо.
Хлеб для своего питания горожане покупали вначале лишь эпизоди-
чески и в небольшом количестве. Лишь позже, когда города стали получать
привилегии на изготовление спиртных напитков и этот вид производства
приобрел чрезвычайно широкие размеры, а также когда в городах стало
развиваться хлебопечение (об этом свидетельствует наличие цеха пекарей
в больших городах), зерно становится постоянным и массовым товаром.
Хлеб покупали позже мещане и для перепродажи в голодные или
вообще в потребительские районы, а также для экспорта.
Поскольку указанные выше предметы деревенской торговли, за исклю-
чением хлеба, могли быть получены с господской запашки лишь в незна-
чительном количестве, преимущественно же их поставляло крестьянское
хозяйство, то неудивительно, что на раннем этапе развития товарно-
денежных отношений не было стимула для усиленного расширения господ-
ской запашки, а следовательно, и для увеличения барщины и усиления
крепостничества.
С течением времени, по мере развития торговли хлебом, роста спроса
на него и цен, положение, хотя медленно и неравномерно, начало изме-
няться к худшему для крестьян.
В условиях растущего спроса на хлеб вопрос об увеличении доходов
землевладельца стал все в большей мере решаться но столько увеличением
оброков, пределом чему служил натурально-потребительский характер
крестьянского хозяйства, сколько увеличением или введением господ-
ской запашки, основанной на использовании крестьянского зависимого
труда. Продукция такого хозяйства легко могла быть реализована на
рынке на деньги, которые для шляхтича Великого княжества Литовского
в XVI в. были такой же необходимостью, как и для его соседа — земле-
владельца Восточной Пруссии 1 2.
Литовскому феодалу, как и его прусскому соседу, деньги «мог доста-
вить только крестьянин. Отсюда — новый нажим на крестьян, увеличение
оброков и барщины. . . » 3.
В исторической литературе существуют довольно значительные разно-
гласия по вопросу о том, какой рынок — внутренний или внешний —
сыграл решающую роль в развитии шляхетского фольварочного хозяй-
ства в XV—XVI вв. Некоторые польские и советские историки придер-
живаются той точки зрения, что главную роль здесь сыграл хлебный
экспорт. Б. Д. Греков убедительно доказал для России, что аналогичные
изменения в аграрных отношениях в XVI в. происходили и здесь, хотя
экспорт хлеба почти совершенно отсутствовал 4.
1 Брест в конце XIV в. имел городской земли 2020 га, Брянск (подляшский),
Сураж, Мосты, Березники и другие города в середине XVI в. имели на каждую усадьбу
в среднем 7—8 га полевом земли, не считая огородов, сенокосов, выпасов.
3 См. ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии, стр. 132.
3 Там же, стр. 124.
4 Б. Д. Греков. Крестьяне па Руси, т. I. М., 1952, стр. 365 и др.
154
Д. Л. Похилевич
Станислав Кутшеба, мнение которого разделяется и Б. Д. Грековым,
утверждает, что в Польше развитие фольварочного хозяйства происхо-
дило иод воздействием внутреннего рынка Ч
Мне кажется, что этот спор в значительной мере носит академический,
абстрактный характер. В разных странах он решается по-разному, исходя
из конкретных условий.
Что касается русского внутреннего рынка, то равного ему в XVI в.
по обширности потребляющих хлеб районов нельзя найти в Западной
Европе.
Далее, возьмем для примера Италию. Известно, что в большинстве госу-
дарств Средней и Северной Италии крестьяне были освобождены от кре-
постной зависимости, а в то же время па крайнем севере Италии — в Мон-
ферате и Савойе— и на юге, в Неаполитанском королевстве, вывозивших
хлеб в другие государства Италии, долго держалось господское хозяйство,
использовавшее барщинный труд. Спрашивается, какой рынок в Италии
содействовал развитию барщины и крепостничества?
Решение этого вопроса для Великого княжества Литовского затруд-
няется тем, что историческая наука не располагает сколько-нибудь зна-
чительными данными как о внутренней, так и о внешней торговле хлебом
в XIV—XV вв.
Своеобразие Великого княжества Литовского заключается в том, что
развитие внутреннего рынка в нем отставало и было слабее, чем в со-
седних Польше и России. Здесь так и не образовался единый нацио-
нальный рынок. В то же время Великое княжество Литовское начало
втягиваться в европейскую торговлю.
При таких условиях внешняя торговля все больше и больше дополняла
внутреннюю. Так, наиболее ранние пожалования городам Великого княже-
ства Литовского магдебургского права, свидетельствующие о признании
их роста, падают на самый конец XIV в., а главным образом на XV
и XVI вв. И а это же время приходятся и сведения сначала о споради-
ческом, а позже о регулярном экспорте хлеба.
О случайном экспорте хлеба из Великого княжества Литовского во
Францию, Кипр, Византию и другие страны упоминается еще при Ягайле
и Вптовте 1 2. К этому Hie времени относятся сведения о том, что для Англии
в 1391—1392 гг. грузили в Гданьске хлеб около 300 кораблей 3 и что та
же Англия в 1441 г. закупила в Гданьске 1100 лашт 4.
В Великом княжестве Литовском, кроме городов, служивших потреби-
телями хлеба, были целые потребляющие районы (Полесье), а в не-
урожайные годы, которые так часты были в эпоху феодализма, всякий
район делался потребляющим. Хлеб для таких районов, как и для все
развивавшегося пивоваренного и винокуренного производства, скупался
на внутреннем рынке. И все же в такой огромной, сугубо аграрной стране,
как Великое княжество Литовское, лишь один внутренний хлебный ры-
нок не смог бы, вызвав к жизни, стимулировать и поддерживать столь
1 Б. ,1. Греков. Крестьяне на Руси, т. I, стр. 364—363.
2 К. Sta wiski. Poszukiwania do liistorji rolnictwa krajowego. Warszawa,
1S38, s. 131
3 T. К о r z о n. Wewnetrzne dzieje Polski za Stanislawa Augusta, t. I. Krakow,
1882, s. 321.
4 Как в этом, так и в предыдущем случае хлеб был скорее орденский, чем поль-
ский. Приходные книги Ордена доказывают, что в эти годы на его складах лежало
29/2 тыс. тони зерна, которое он и продавал Англии и Франции вдвадорога (см.
L. К о с z у. Polityka baltycka Zakonu Krzyzackiego. Torun, 1936, s. 41). Попало зерно
на склады Ордена как с его полей, так и в результате скупки в Польше и Литве.
Из истории аграрных отношении в Великом княжестве Литовском
155
огромное развитие фольварочного хозяйства с его большой и жестокой
барщиной. На это могут возразить, что шляхетская пропияацня (приви-
легия на изготовление спиртных напитков) способствовала поглощению
такой массы зерна, что экспорт отступал на задний план. Однако нужно
помнить, что чрезмерное развитие шляхетская пропинация получила во
второй половине XVII и главным образом в XVIII в., т. е. значительно
позже интересующего нас времени.
О том, какое давление мог оказывать экспорт на развитие аграрных от-
ношений в Речи Посполитой, можно заключить из такого, хотя бы схе-
матически сделанного расчета: лишь из одного Гданьска в конце XVI в.
экспортировалось около 100 тыс. лашт 1 зерна ежегодно, т. е. около 12—
14 млн. пудов хлеба. Считая, па основании польских средневековых сельско-
хозяйственных инструкций, средний урожай с гектара в XVI в. в 40 пу-
дов (из них 10 пудов оставалось на посев), получим, что лишь для гдань-
ского экспорта обрабатывалось около 475 тыс. гектаров. Полагая по тем
же инструкциям, что для полной обработки одного гектара и доставки
его продукции к месту сплава затрачивалось по 25 рабочих дней, получим
около 12 млн. рабочих дней, т. е. годовую барщину, примерно 75—100
тыс. семейств!
Дальнейшее развитие внутреннего рынка, поддержанное спросом на
хлеб на внешнем рынке, особенно в XVI в., создавало в Великом княже-
стве Литовском благоприятные условия для развития господской запашки,
обрабатывавшейся при помощи барщинного труда крестьян.
По этому вопросу в советской историко-экономической литературе
появились недавно попытки объяснить развитие фольварочно-барщинного
хозяйства в Речи Посполитой не ростом внутреннего и внешнего рынка,
а многочисленностью господствующего класса и окружающей его дворни.
Я имею в виду работу Ф. Я. Полянского 1 2, который пишет: «Панам нужен
был хлеб прежде всего для домашнего потребления. Современники счи-
тали, что в Польше в XVII в. шляхта составляла х/в часть населения.
При дворах магнатов кормились не сотни, а даже тысячи людей» 3. Далее
автор приводит два примера, относящихся ко второй половине XVIII в.,
а именно, штат Потоцкого в 400 человек и Радзпвилла — с его шести-
тысячной армией.
По мнению Ф. Я. Полянского, связь с рынком (в том числе влияние
экспорта) имела на развитие фольварочно-барщинного хозяйства даже
в позднее средневековье, т. е. в XVIII в., второстепенное значение 4,
а значит, в XV—XVI вв.. можно думать, не имела никакого.
Подводя итоги, автор пишет: «Таким образом, расширение шляхетских
привилегий (политических, социальных, экономических), а не внешнего
и внутреннего рынка, явилось решающей предпосылкой интенсивного
развития фольварочного хозяйства в Польше XVI и последующих сто-
летий» 5.
• )ти утверждения не могут не вызвать сомнений. Во-первых, сам
Ф. Я. Полянский изменения в области аграрных отношений, происходив-
шие в Польше в XVI — XVII вв., считает аналогичными общеевропейским,
1 .’Тани — мера объема, а потому разное зерно давало и разный вес. Гданьский
лашт колебался в пределах 2—2.5 тонны.
2 (D. Я. II о л я н с к н й. Экономическая история зарубежных стран. Эпоха
феодализма. М., 1954.
3 Там же, стр. 49U.
4 Там же.
5 Там же. стр. 492
156
Д. Л. Похилевич
в том число изменениям в России, Прибалтике и Германии х. Но, по
крайней мере для Германии, сам же он видит первопричину их в вовлече-
нии поместного хозяйства в экспорт 1 2, для Польши же автор почему-то
считает нужным выдвинуть другие мотивы.
Во-вторых, определение отношения шляхты ко всему населению страны
в 17% (1/б часть) необоснованно и, кроме того, относптся им ко второй по-
ловине XVII в., изменения же начались в XV в. Современники опреде-
ляли количество шляхты и в 2, 6, 8, 10 и 12%, причем учитывалась
'многочисленная шляхта, не имевшая крепостных и но имевшая земли.
Фамилий, подобных Радзпвиллам и Потоцким, во всей Речи Посполитой
было не более десятка, а владела каждая из них сотнями и тысячами сел.
Многочисленная прислуга или 6 тыс. воинов Радзивилла относятся к
XVIII в.; подобных явлений в XV—XVI вв. еще не было и быть не могло.
Типичная шляхетская семья имела село, и ее дворня в XVI в. была со-
вершенно ничтожна — стоит вспомнить хотя бы знаменитого Ансельма
Гостомского, автора «Хозяйства».
13-третьпх, привилегии шляхты были не предпосылкой, а условием
наиболее выгодной реализации возможностей, созданных развитием то-
варно-денежных отношений.
Источники определенно свидетельствуют о заинтересованности земле-
владельцев в экспорте. Приведем некоторые примеры. Привился великого
князя Александра (1499 г.) полочанам разрешает боярам и впредь, как
это было и до привилея, сплавлять до Риги «жито и крупу, и попел и смо-
лу. . . свое власное. . . ле псрекупаючи ни у кого»3. К 30-м годам XVI в.
относится упоминание, что королева Бона с Клышинского староства
(Подлясые) «молотит жито на сплав»4.
Как увидим далее, наиболее раннее увеличение барщины, как это
фиксируется документами, происходило вблизи сплавных рек.
В заключение хочется напомнить автору мнение но этому вопросу
Маркса и Энгельса, в частности мысль Маркса о том, что до появления
рынка размер эксплуатации крестьянина феодалом определяется емкостью
желудка феодала, с появлением же рынка — емкостью последнего.
Следует остановиться также на попытке объяснить изменения в области
аграрных отношений, имевших место в XVI в., «революцией цен». Мы
полагаем, что объяснять усиление барщины одной лишь «революцией
цен», как это делают, например, польские историки (Кутшеба, Рутковский,
Щеленговский), совершенно неправильно. Во-первых, падение металли-
ческой стоимости злотого в результате «революции цен» сделалось замет-
ным и было осознано населением лишь к середине XVI в., точнее, даже во
второй половине века, в то время как увеличение барщины и усиление
закрепощения началось раньше: в Польше — с XV в., а в западных ча-
стях Великого княжества Литовского — с конца XV и начала XVI в.,
т. е. еще до «революции цен»5. Таким образом, последняя лишь ускорила
этот процесс, обострила ого, но едва ли может быть названа его перво-
причиной. Во-вторых, если бы все дело было в падении стоимости злотого,
то выходом из создавшегося положения был бы перевод повинностей
1 Ф. Я. II о л я я с к и й. Экономическая история зарубежных стран. . ., стр. 489.
- Там же, стр. 483—-485.
3 Акты, относящиеся к истории Западной России, т. 1, № 176, СПб., 1846.
4 Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-
Западной Русп, т. 1, .V 28. Вильно, 1867.
5 Однодневная барщина была введена ь Мазовии (Польша) в 1421 г., а в Дорого-
чинском повете Великого княжества Литовского — в 1444 г., в Бельском повете —
в 1501 г., в Гонязском панстве Радзивиллов — в 1531 —1533 гг. и т. д.
Иа истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
157
с денег на продукты; это действительно имело место, но далеко не в решаю-
щей мере. В-третьих, перед нами картина не только и не столько замены
денежных и даже натуральных повинностей, сколько дополнение их
барщиной.
Совершенно ненаучными являются попытки объяснить развитие фоль-
варков и барщины ссылками на национальный характер населения или
климатические особенности страны. Так, В. Грабский считает, что при-
чинами развития в Польше фольварочного хозяйства, основанного на
жесточайшей барщине, были климат, почва страны и, «несомненно»,
та мягкость, с какой поддавался барщине польский крестьянин х.
Здесь уместно подчеркнуть, что бурное развитие фольварочно-барщин-
ного хозяйства, наблюдавшееся в Великом княжестве Литовском во
второй половине XVI в., является верной иллюстрацией положения,
что феодалы могли полностью использовать в своих выгодах развитие
товарно-денежных отношений, развитие торговли и что это не только
не влекло за собой обязательно разложения феодально-крепостнических
отношений, а, напротив, как это мы видим в данном случае, имело след-
ствием их консервацию и даже усиление.
Благоприятная рыночная конъюнктура для хлеба, в особенности к сере-
дине XVI в., когда экспорт его и цены очень быстро росли, но смогла
быть использована Великим княжеством Литовским капиталистическим
способом, а только лишь феодальным. Больше того, реализация ее привела
в эпоху позднего средневековья к дальнейшему усилению шляхты, к
чрезмерному развитию всех феодальных институтов.
Это стало возможным в силу того, что шляхта к этому времени полу-
чила полное право на землю и труд крестьян, превратившихся в крепо-
стных, сидевших на господской земле и выполнявших различные повин-
ности, имела возможность направлять экономическую политику гос-
подаря (великого князя) в русло своих, сугубо сословных интересов,
добившись, в частности, привилегии беспошлинного вывоза за границу
продукции своего поместного хозяйства и такого же ввоза необходимых
ей товаров.
Зависимость крестьян по земле, крепостное состояние основной массы
крестьян, оформленное к тому же юридически (в частности, привилеем
1447 г.) 1 2, их работа в той или иной мере на господском хозяйстве весьма
облегчали возможности развития фольварочного хозяйства за счет кресть-
янской земли и труда.
Препятствиями на этом пути были: право перехода, которое еще со-
хранило немало крестьян, и сопротивление крепостных крестьян.
Крестьяне отходили или убегали из поместий тех господ, где положение
ухудшалось, во владения других феодалов, в особенности во владения
господаря, где положение крестьян все же было несколько лучше.
Чтобы воспрепятствовать этому, шляхтичи отдельных земель, пове-
тов стали сговариваться об установлении в своих поместьях единообраз-
ных норм эксплуатации крестьян, в первую очередь — о введении оди-
наковой барщины. Шляхта таких земель просила господаря ввести по-
добный же режим и в его поместьях — «добрах», находившихся в данной
административной единице. Великий князь обычно соглашался на это,
санкционируя такие сговоры в форме локальных привилеев. Так появи-
лись привилеи: Дорогочинский 1444, 1492, 1516 гг., Бельский 1501,
1 W. Grabski. Spotecziie gospodarstwo agrarne w Polsce. Warszawa, 1923,
s. 166. Эти утверждения Грабского Wieczorek перенес и на крестьян Литвы и Бе-
лоруссии.
2 Б. Д. Г р е ко в. Крестьяне на Руси, т. I, стр. 423 (примечание) и 424.
Л. Л. Па хилевич
1547 гг., Киевский 1507 г., Полоцкий и Витебский 1522, 1531, 1551 г
1553 гг.1.
Как росло стремление шляхты к увеличению барщины, ясно из
упомянутых привилеев. В одном из Дорогочиискпх привилеев говорится:
«Во время Витовта 1 2, когда призывались кмети для поселения, каждый
иметь в повете работал 14 дней [в году] с волоки. Мы же постановили,
что каждый кметь должен с одной волоки работать один день в неделю» 3.
В середине XVI в. полоцкая и витебская шляхта добилась привился
уже нс на однодневную, а на двухдневную барщину в неделю 4, введенную
в 1522, 1533 гг. в порядке сговора.
Нетрудно убедиться, что наступление феодалов на крестьян раньше
всего началось и шло наиболее интенсивно в бассейнах сплавных рек —
торговых путей, что говорит о прямой связи его с развитием торговли
хлебом и что частные владельцы были весьма заинтересованы в аграрной
политике господаря в его добрах, занимавших еще в середине XVI в.
почти половину всей земли.
В Великом княжестве Литовском нормирование барщины в обще-
государственном масштабе не имело места. В государстве были довольно
влиятельные группы господствующего класса, преимущественно магнаты,
которые оказались менее заинтересованными в этом, чем шляхта.
Значительным препятствием на пути к установлению единообразных
повышенных норм эксплуатации крестьян была огромная пестрота их
держаний и такая же пестрота их повинностей.
Унификация в виде установления одинакового размера крестьян-
ского надела и примерно одинакового обложения его владельца раньше
всего замечается в поветах, расположенных на границе с Польшей и
Орденом. Сначала это осуществлялось в отношении лишь немецких и
польских поселенцев, которым отводился надел в размере волоки 5,
а позже таким же порядком были перемеряны наделы и местного старо-
жилого населения, что иногда сопровождалось переселением крестьян
и занятием их лучших земель иод фольварк.
Таким образом, введение единообразного крестьянского надела
с установлением точно фиксированных повинностей с него было тесно
связано с развитием в стране товарно-денежных отношений, равно как
с ними же связано широкое развитие трехпольной системы и разложение
старой крестьянской земельной общины.
Землеустроительные работы, имевшие целью усиленную эксплуатацию
ресурсов поместного хозяйства и, в первую очередь, его населения, встре-
чаются преимущественно в землях магнатов (Ильинича, Радзпвилла,
Ясенского и др.) 6.
Еще более далеко идущая в этом же направлении перестройка по-
местного хозяйства прослеживается в деятельности королевы Боны— ма-
1 В. И. Начета склонен был думать, «по такие сговоры происходили и в других
поветах, но документы о них не сохранились.
2 Правление Витовта — 1392—1431) гг.
3 М. 11. Я с и и г к и й. Уставные земские грамоты Литовско-Русского госу-
даре! на Киев, 1889, стр. 134.
4 «Памятники, изданные Временной комиссией для разбора древних актов при
киевском, волынском и подольском генерал-губернаторе», т. I, я. 2. Киев, 1845,
стр. 8—19 (далее: Памятники).
5 Волока равнялась 21,36 га (или 30 моргам).
6 Ф. II. Л е о н т о в и ч. Панский двор в Литовс ко-Русском государстве. —
«Варшав. универе, изв.», 1895, вып. V, стр. 25; «Археографический сборник докумен-
тов, относящихся к истории Северо-Западной Руси», т. I. Вильно, 1867, № 18, 21
(далее: Арх. со. С-3 Р).
Из истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском 159
терн господаря Сигизмунда-Августа. В 50-х годах XVI в. она провела
огромную реорганизацию поместного хозяйства в принадлежавших ей
владениях: в Гродненском, Кобринском, Кременецком староствах,
Пинском и Клецком княжествах и в Подляшских экономиях.
Землемерные работы облегчались тем, что все земли староства или
княжества, независимо от их происхождения и того, в чьем владении они
находились в момент землеустройства, считались землями королевы (т. е.
великокняжескими) и землемеры («мерчпе») могли располагать ими, как
находили паилучшпм. При землеустройстве, производившемся королевой
Боной, впервые встречается поземельный кадастр — определение пахот-
ной земли по ее качеству. Таких категорий было принято три: хорошая,
посредственная, плохая. Качество почвы надела легло в основу определе-
ния размера повинностей населения с надела.
В то время фольварк во владениях Боны еще не нуждался в труде
всех крестьян, и потому многие из них несли ренту деньгами и натурой,
уплачивая за установленную реформой обязательную двухдневную бар-
щину определенную сумму.
Во время аграрной реформы Бопа осуществила во всех своих владе-
ниях еще одно изменение: перевод «невольной челяди»— рабов, работавших
в дворовом хозяйстве, с готового содержания на земельные наделы в раз-
мере от 9 до 15 моргов пахоты, обработка которых давала им средства
существования. За такие наделы мужчпны-рабы должны были работать
в хозяйстве королевы ио 3 дня в педелю \ Это был шаг ио пути превраще-
ния раба в крепостного крестьянина. Данная мера вызвана была тем, что
содержание раба требовало известных издержек готовыми продуктами,
представлявшими собой рыночную ценность, земли же свободной, к тому
же плохой, было много. Указанный процесс перевода рабов на землю в
Великом княжестве Литовском закончился полностью через 20—30 лет.
Подробно реформа Боны, а особенно великого князя Сигизмунда-
Августа, как и трактовка их в исторической литературе, изложены
в моей статье: «Землеустройство и поземельный кадастр в Белоруссии,
Литве и Украине в XVI—XVII вв.» 1 2. Здесь же я ограничусь лишь из-
ложением основных положений и результатов этих нововведений для
крестьян.
Главным стимулом в реорганизации государственных поместий было
стремление великого князя увеличить доход с них, который был глав-
ной статьей его бюджета. Привилегии шляхты уже в это время ставили
центральную власть в финансовую зависимость от нее при всяком
сколько-нибудь значительном мероприятии. Эту зависимость шляхта стре-
милась использовать для дальнейшего укрепления своих позиций. В то
же время, расширяя фольварочное хозяйство, основанное на барщин-
ном труде, господарь облегчил шляхте наступление на крестьян, поддер-
жал ее экономическую политику.
«Устава на волоки» 1557 г., изданная великим князем в связи с реор-
ганизацией хозяйства в его добрах, устанавливала в значительной сте-
пени единообразие аграрного режима в западных воеводствах Великого
княжества Литовского, режима, который по характеру совпадал со шля-
хетским, а по тяжести мало ему уступал. Характерным для «Уставы»
1557 г. было стремление к максимальному расширению зернового хо-
зяйства, а там, где оно отсутствовало, — к его насаждению: «Фольварки
1 «Писцовая книга Пинского и Клейкого княжеств, составленная пинским ста-
ростой Станиславом X в а л ь ч е в с к и м в 1552—1555 г.». Вильно, 1884,
стр. 476 и др.
1 «Материалы по истории земледелия СССР», сб. 1. М., 1952, стр. 322—410.
160
Д. Л. Похилевич
хочем мети, абы везде становлены, яко наболыпи быти могут при каж-
дых замкох и дворех наших, окром где бы грунты злые и непожиточные
были, — таковые казати людьми осажати» 1. Та же забота о зерновом
хозяйстве прослеживается и в других местах: «А около засевания [по-
лей] уряд мееть пыльности чинити, абы вси засеваны». Если в каком-
либо дворе был неурожай, то зерно для посева должно было быть пере-
брошено своевременно с другого фольварка или куплено на рынке, «абы
ся тым николы пашни нашы не зменшивали. . .» 1 2.
Развитие фольварков отражало стремление землевладельцев иметь
побольше зерна для продажи, что видно из инструкций Сигизмунда II:
«Кгды заложен будет [фольварк], тогды не малый пожиток скарбу на-
шему чинити может» 3.
Для обработки пашни к фольваркам прикреплялось крестьянское
население из расчета на одну фольварковую волоку «по семи волок осе-
лых. . . з волы и с клячами, поблизу двора и пашни, которые по 2 дни
в тыйдень служити мають с чим уряд раскажеть» 4.
Для той же цели — обеспечения фольварка рабочей силой — исполь-
зовалось право администрации требовать от крестьян выхода на толоки
и на гвалты 5 6, согласно предусмотренным «Уставой» нормам, а в случае
нужды — и сверх этих норм в счет чинша.
Исходя из феодально-крепостнического принципа: «Кметь и вся его
маетность наша есть», «Устава» 1557 г. заменяла исторически сложив-
шееся землевладение единообразным наделом в размере одной волоки,
который был меньше дореформенной службы или дворища.
С волоки хорошей земли, если перевести повинности крестьян на
деньги, поступало 106 грошей, средней — 97 грошей, плохой — 83 гроша
и очень плохой — 66 грошей, не считая значительных дополнительных
повинностей (незаслуженно опускаемых исследователями), лежавших на
всех землях.
Подобно описанному выше землеустройству тяглых и осадных кре-
стьян было проведено и землеустройство крестьян-слуг в.
Господарь, подобно Боне, посадил своих невольников на землю.
«Устава» 1557 г. рекомендовала отводить им, как и огородникам, по
3 морга пахотной земли. За свой ничтожный надел огородник обязан
был работать на господина один день в неделю без скота.
Во время проведения аграрной реформы Боной и господарем селам,
кроме земель индивидуального пользования, отводились и земли общего
пользования. В старых селах это были преимущественно давние общин-
ные угодья, а в новых таковые отводились из господарских добр 7.
В восточных воеводствах особенно заметно это стремление господар-
ского скарба оставить общинам их давние земли общего пользования.
1 «Устава» 1537 г., артикул 20; Памятники, т. II, стр. 513—548.
2 «Устава» 1557 г., арт. 20.
3 Из письма короля к Д. Сапоге (цпт. по кн.: М. В. Довнар-Запол ь-
с к и й. Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллоиах.
Киев, 1901, стр. 300).
4 «Устава» 1557 г., арт. 20.
5 Толока — помощь населения господину во время горячих сельскохозяйствен-
ных работ. Па толоку выходило 2—3 человека с хозяйства. Гвалт — экстренная
помощь, обычно во время уборки сена и хлеба, а также устройства и ремонта речных
запруд. На гвалт выходили все работоспособные члены семьи, за исключением одного.
6 См. «Уставу» 1557 г., арт. 1, 3—7 и др.
7 См. инвентари господарских и частных дворов в 40-х годах XVI в., собранные
М. В. Довнар-Запольским. «Документы Московского архива министерства юстиции»,
т. I. М., 1897, стр. 241; «Писцовая книга Гродненской экономии», ч. I. Изд. Вилен-
ской археогр. комиссии. Вильно, 1881, стр. 483 (далее: ПКГЭ).
Из истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
161
Так, в Бобруйском старостве нередки были случаи, когда мерялась на
волоки и отдавалась в индивидуальное пользование лишь пахота, а се-
нокосы, выпасы, звериные и рыбные ловы оставались и дальше не меря-
ними, «по-старому», в общем пользовании х.
Крестьянская община сохранила свои старинные права открытых
нолей и принудительного севооборота.
Кроме земель, отводимых за плату или бесплатно в общее пользо-
вание всего села, население господарских сел «за стародавним звычаем»
имело еще право вольного «входу» и «вступу» в господарские пущи и
леса («Устава» 1557 г., арт. 32, 33, 48, 49), т. е. право хозяйственного
использования их на свои нужды, по не для продажи.
Все приведенные выше права крестьян на пользование господарскими
лесами, выпасами были не новы. Они не возникли в результате реформы,
как это необоснованно утверждает В. Грабский, рассматривая их как
продукт перенесения «немецкого права» па славянскую почву 2, а, на-
оборот, являлись древним пережитком, который в ограниченном виде
и к тому же иногда с введением платы сохранился и после реформы.
Об этих древних правах упоминает как «Устава» 1557 г. (арт. 32), так
и «Могилевская устава» 3 и инвентари4.
Крестьянская община, кроме указанных выше земельных прав, имела
свою кассу, выполняла многие повинности сообща всем селом и, наконец,
имела свою общинную администрацию. Община в государственных по-
местьях имела право юридического лица Б. Сохранился также суд копы.
Положение крестьянской общины, особенно в восточных воеводствах,
дю дает основания согласиться с утвердившимся в нашей литературе
мнением о гибели общины в результате аграрной реформы °.
В восточных воеводствах в середине XVI в. реформа подобного ха-
рактера «на сесь час» 7 не была проведена. Причин этого, видимо, было
несколько. Одна из основных причин — относительно меньшая их эконо-
мическая «зрелость» для развития фольварочного хозяйства. Здесь лишь
при замках были небольшие пашни. Население несло своп повинности,
главным образом, ценными товарами в виде мехов, меда, воска, что для
скарба было верным доходом. К тому же обстановка для проведения
реформы здесь сложилась весьма неблагоприятно. Восточные воевод-
ства были плацдармом и ближайшим тылом развернувшейся длитель-
ной, ожесточенной и тяжелой Ливонской воины, в которой белорусское
население не скрывало своих симпатий к России и стремления воссоеди-
ниться с ней. Раздражать его еще более обезземелением и усилением
барщины было опасно. Здесь еще относительно сильна была крестьян-
ская община; население, занимавшееся охотничьим промыслом, неплохо
владело оружием и могло оказать сопротивление. Реформа в восточных
воеводствах ограничилась лишь тем, что было точно определено держа-
ние каждой службы, дворища как в количественном, так и в качествен-
ном отношении. Соответственно размерам и качеству почвы было исправ-
лено и уточнено обложение населения (в деньгах).
1 «Анты Виленской археографической комиссии», т. XXV, Вильно, 1898, стр. 312
(далее: АВ К).
W. G га b s k i. Spoleczne gospodarstwo. . . , s. 150.
3 Арх. co. С-3 P, т. 1, стр. 195.
4 «Ревизия Кобринской экономии, составленная в 1563 г. королевским ревизо-
ром Д. С а и с г о ю». Изд. Виленской археогр. комиссии. Вильно, 1876, стр. 41.
& Метрика Литовская. Книги записей (ЦГАДА, М.), кн. LXX1II, л. 385, 544
(далее КЗ).
* «История СССР». Изд. 2, т. I. М., стр. 235; В. И. П и ч е т а. Аграрная ре-
форма Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве, ч. 1. М., 1917, стр. 325.
7 «Устава» 1557 г., арт. 46.
11 Средние века. вып. 6
162
Д. Л. Похилевич
В восточных воеводствах реформа, подобная «Уставе» 1557 г., была
проведена позже, в 80-х годах XVI и в первой половине XVII в. Издан-
ные скарбом по этому поводу уставы — Могилевская 1594 г. и Бобруй-
ская 1639 г. исходят в основном из принципов «Уставы» 1557 г., но по-
винности крестьян значительно выросли, в особенности усилилась бар-
щина. Если по «Уставе» 1557 г. оброчные крестьяне в ряде случаев со-
ставляли даже большинство, то в «Бобруйской уставе» говорится только
о тяглых, барщинных крестьянах.
Размер барщины с волоки хотя и остался прежний — 2 дня, по зато
средний крестьянский надел в конце XVI в. уже колебался от 1 з до
3/4 волоки.
Землевладельцы с целью увеличения повинностей крестьян также
широко проводили аграрную реформу в своих имениях, но, как правило,
результаты ее во второй половине XVI в. были значительно хуже для
крестьян, чем в господарских добрах.
Так, в Поневежском имении Огинского барщина с волоки составляла
3—4 дня в неделю \ В росском имении Ходкевича барщина равнялась
2—3 дням 1 2. В имении Сапеги Люшиёве повинности были значительно
тяжелее, чем у господаря, а барщина составляла 4 дня в неделю с волоки 3.
В имениях Рак лишки и Косово барщина равнялась 3 дням в неделю 4 5.
Значительный интерес представляют имения панов Служек в Меп-
ском повете в 1590 г. б 7. В некоторых из них крестьянские наделы были
перемеряны на волоки с барщиной в 4 дня, но без чинша. В других же
имениях крестьяне сидели по-старому, на службах с барщиной в 2 дня.
По общему признанию исследователей аграрной реформы в Великом
княжестве Литовском, одним из ее последствий было уменьшение раз-
мера среднего крестьянского надела по сравнению с дореформенным,
но в то же время была задержана дифференциация крестьянства. Однако
эти оба положения сохранялись недолго.
Размеры крестьянских наделов конца XVI, а тем более первой по-
ловины XVII в. дают основание утверждать, что в Литве и Белоруссии
быстро шел процесс земельной дифференциации крестьян па общем фоне
еще более быстрого пх обнищания.
Основной процесс, который можно наблюдать в это время в области
крестьянского держания, — это дробление надела.
Дробление крестьянского надела имело под собой двойное основание —
обычай и дворовую аграрную политику. Крестьяне, на основании древ-
него обычая, после смерти главы семьи делили имущество и землю между
членами семьи, если не соглашались вести хозяйство дальше совместно.
У крестьян Великого княжества Литовского не были в обычае ни майо-
рат, ни минорат, распространенные в Западной ‘Европе и выработав-
шиеся там, как мне кажется, под влиянием сеньориального права.Нельзя
согласиться с Любомпрским °, что обычай раздела — продукт магде-
бургского права. Этот обычай можно встретить и там, где о таком влия-
нии не может быть и речи или где оно появилось слишком поздно и было
слабо (восточные волости), как нельзя согласиться и с В. Грабскнм ",
1 А В К, т. XXV, Д» 6.
2 Арх. си. С-3 1’, т. I, Д« 46.
3 Рукописный отдел Библиотеки АН УССР. Архив Сапог, д. 978 (далее: АС).
4 АВК, т. XIV, Д« 33; арх. об. С-3 Р, т. I, № 6.
5 «Псторыя Беларуси у дакументах i материалах», т. I. Менск, 1936, разд. III,
Д» 24, 25.
6 Т. X. L[u bo mi г s k i], Rolnicza ludaosc w Polsce. — «Biblioteka VVarszawska»^
7.II 1857, s. 16.
7 \V. Grabski. Spoleczne gospodarstwo. . ., s. 161.
Па истории аграрных отношений в Неликом княжестве Литовском
163
что у литвинов был майорат. Инвентари литовских сел даже па Жемай-
тии второй половины XVI — и XVII в. не подтверждают этого.
Феодалы также стремились к дележу крупных крестьянских дворов,
ибо с мелких хозяйств они получали больше платежей и работ, чем с од-
ного, равного им но территории. Дроблению, без сомнения, способство-
вала п изменившаяся колонизационная политика господаря, по которой
новоразработанные земли не присоединялись к основному наделу и,
таким образом, не переходили по наследству, а отдавались отдельно в дер-
жание за деньги и могли быть изъяты у крестьян в любое время.
В поместных владениях магнатов, не говоря уже о мелкой шляхте, где
земельные фонды были ограничены, дробление крестьянского надела,
невзирая па проведенную и у них водочную померу, шло быстрее, чем
в господарских, государственных добрах. Это уже заметно в конце XVI в.
Так, в поместье Зденцелы (Здятель) К. Острожского в 1580 г. \ Ракли-
шки Глебовича в 1585 г. 1 2, Бытень Ходкевича в 1570 г. 3 крестьянский
надел фиксируется в размере 1/з—1 волоки. В поместье Сапег — Люш-
нёве крестьяне, как правило уже, сидят на 1/2 волоки 4.
Яркую картину земельной дифференциации мы видим в поместье
Каспаровой — Уинта в 1587 г. Имение было большое — 22 села. Там
были села (Торлюголы), в которых все крестьяне имели по Р,2 волоки,
часто встречались хозяйства но 2 волоки, но тут же, в массе, хозяйства
на 1 2 волоки (Тамоны, Крекляны, Кпдзяны и др. 5 *).
В государственных поместьях, где крестьянин, при известных усло-
виях, мог передвигаться в обширных пределах господарских владений,
земельная теснота так сильно еще пе сказывалась. Однако и здесь в кон-
це XVI в. замечается уменьшение крестьянского надела. Раньше всего
это заметно в поместьях, которые долгое время находились в заставе (за-
логе) у частных лиц. В качестве примера можно взять Юрборскую волость,
бывшую долгое время в заставе у маркграфа Бранденбургского Аль-
брехта. По одному из ее сел—Жиндайци (5 волок)—имеется инвентарь
за 1561 ° и за 1596 гг. 7. В первом случае все наделы были одноволочные.
Во втором — количество волок осталось то же — 5, но в селе имелось
уже 7 хозяйств, из них па полных волоках сидели лишь 3, а 4 хозяйства
держали по 1;2 волоки. Дополнительный фонд этого села в застенках8
составлял в 1561 г. всего лишь около 7 моргов. Ясно, что для удовлетво-
рения потребностей в земле увеличивающегося населения они никакой
заметной роли иметь не могли.
Еще более яркую картину видим в Жораиском поместье в 1599 г.,
которое держал С. Война 9. Здесь хозяйства па доле волоки (2/3—
были доминирующими. Большинство из них имело \/2 волоки, но не мало
было хозяйств и на Ч, волоки и один случай даже на ’/« волоки. Подоб-
ная картина, судя по инвентарю села Стирбайце, наблюдалась в 1585 г.
и в Плотельской державе, которую держал в заставе Стабровский. Здесь
большинство крестьян держало еще по целой волоке, но пе мало дворов
1 А В К, XIV. 199.
2 Там же, 312.
3 Арх. со. С-3 Р, т. III, № 110
АС, д. 978.
5 «Istoryos Archives». Kaunas, 1936, I, k. 281—284 (далее: Istor. Arch.). Подоб-
ное явление видим в 30-х годах XVII в. в Новоселках, Бращевичах (Радзивиллов),
Ельне и др.
e Ibid., I, к. 589—590.
7 Ibid., к. 435—436.
8 Застенки — земельные участки, передававшиеся общппе в пользование за плату.
9 Istor. Arch., k. 513—520.
164
Д. Л. Похилевич
было ла % и ‘/3 волоки *. Такую же картину видим в Ретовской волости,
в господарском селе Дойнев1 2, где полноволочные хозяйства были исклю-
чением, а нормальное хозяйство имело волоки. Подобную картину
можно наблюдать и во многих других поместьях.
Как шло изменение крестьянского надела в первой половине XVII в.
в указанных выше поместьях, проследить почти невозможно. В тех редких
случаях, когда в архивах сохранились инвентари (или их фрагменты)
некоторых старости, эти документы содержат главным образом повин-
ности населения в расчете с одной волоки, а не с конкретных дворов,
и общее количество волок без указания на размер надела. В силу этого
для выяснения изменений в крестьянском наделе в первой половине
XVII в. мы решили исследовать положение с наделом у менее типичной
части крестьян — слуг и населения, жившего в лесничествах.
На сегодня вполне уцелели и изданы Виленской археографической
комиссией два великолепных памятника государственного лесного хо-
зяйства: «Ревизия пущ и переходов звериных в бывшем Великом кня-
жестве Литовском», составленная в 1559 г! Г. Воловичем 3 и «Ординация
королевских пущ в лесничествах бывшего Великого княжества Литов-
ского», составленная Исайковским и Белозером в 1641 г. 4. Опублико-
вана также «Лесная устава» 1567 г. 5. Эти документы дают возможность
представить, какие изменения произошли с крестьянским наделом и
повинностями в лесничествах за 75—80 лет.
Поскольку крестьянство в лесничествах было организовано и эксплуа-
тировалось на принципах «Уставы» 1557 г., можно думать, что и поло-
жение его в 1641 г. в значительной степени было подобно положению
остальных крестьян.
Крестьяне в лесничествах, согласно «Уставы» 1557 г., получили по
1 волоке. Лесные слуги за свою службу — работу получили наделы со-
гласно «Уставы» 1557 г., в том числе осочники — 2 волоки, стрельцы —
1 волоку. В последующие годы наделы стрельцов, осочников, подлазпи-
ков и других категорий крестьян скарбом не уменьшались, чему мы на-
ходим много подтверждений в Метрике Литовской. Таким образом,
здесь, как и в поместьях, шел лишь естественный процесс дробления на-
дела .
«Ординация» 1641 г. изменила землеустройство лесных слуг, поло-
жение же крестьян осталось без перемен. Для знакомства с этим послед-
ним остановимся на огромной Беловежской пуще, в которой были в на-
личии все категории крестьян, в том числе и тяглые. Вот несколько сел
осадных: Омельянцы, Свиная Воля, Розковка, Фоляновка и др. 6. При
каждом селе показано количество наделов — волок; оно осталось та-
ким же, каким было при землеустройстве 75—80 лет назад. Например,
«село Свиная Воля — 20 волок» 7, «село Розковка — 22 волоки» 8 и т. д.
В этом нас убеждает также и то, что повинности исчисляются не с долей
волоки, на которых фактически сидели дворы, а с целой волоки, и равны
они нормам «Уставы» 1557 г. без изменения. Село вносило определенную
1 Islor. Arch., k. 217—250.
2 АВ К, XIV, № 26.
8 Вильно, 1867 г.
1 Вильно, 1871 г. Названия сохранены согласно изданию Археографической
комиссии. (Документ цитируется далее: «Ординация. . .»).
6 М. В. Д о в н а р - 3 а п о л ь с к и и. Очерки по организации западно-рус-
ского крестьянства в XVI в. Киев, 1905. Приложение № 40.
в «Ординация. . .», стр. 192—202.
7 Там же, стр. 194.
• Там же, стр. 197.
Из истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
165
сумму денег и отрабатывало натуральные повинности, исходя из коли-
чества целых надельных волок, а не частей их. Целая волока оставалась
единой налоговой единицей. Если кто-либо держал, кроме своей части
волоки, еще долю в другой волоке, то они не объединялись в единый
надел, а числились двумя отдельными кусками со своими повинностями,
хотя и в руках одного держателя. Так, в селе Розковка Троць Чобота-
рев держал в четвертой волоке 73 волоки, а в пятой — 7< волоки. В том
же селе Иван Ковалевич в двенадцатой волоке держал ’/4 волоки и в три-
надцатой — волоки \
В каждом селе показано, кто сидел на какой волоке и какую долю
ее держал. Здесь можно наблюдать самые разнообразные комбинации
и соотношения. Для примера остановимся на селе Свиная Воля2. На пер-
вой волоке сидели: Ян Шустиковпч — л/2 волоки, Тымош Козлович — 74,
Панас Павлюкович — */4. На второй: Грыць Козлович — г/4 волоки,
Максим Козлович — 1/v Стефан Борисович — 7в> Николай Якуцевич — 7в>
Каленик Стужиц — 74- На четвертой: Малешко Хомич — 7г волоки,
Макар Морозович— }/.2. На пятой сидели 4 двора, каждый держал ровно
по 7< волоки. То же видим на 13, 16, 18, 19 и 20-й волоках. На один-
надцатой волоке сидели 3 двора и каждый держал но '/3 волоки. На че-
тырнадцатой волоке сидели 3 двора: Иван Пикаревич — 7з волоки, Де-
мьян Тарасевич — 1'с и Таврило Павзуп —
По другим селам встречаем еще более прихотливые соотношения.
Taiв селе Розковке па шестой волоке сидели: Стефан Пущевич— 73 во-
локи, Василь Яскович — 7 о Тымош Пущевич — 7з и 7i2 волоки.
Надел в 7s волоки встречался очень редко3, как и надел в 2/3 и % во-
локи 4.
Какой размер крестьянского надела через 75—80 лет после померы
является преобладающим? По указанным выше четырем осадным селам
получаем следующую картину (табл. 1).
Т а б л и ц а 1
Размеры крестьянского надела
Село Количе- ство волок । Размер надела (в волоках)
3,4 2.3 1/2 1/3 1.4 1 6 1,8 1
Омельянцы . . 10 1 3 С, 18 12 — —
Свиная Воля . 20 — 6 10 44 10 6 —
Розковка . . 22 1 1 19 7 31 - — 1 пустая
Фоляновка . . 6 4 1 14 1 — —
Всего и % • 58 2= =1% 32= 16,3% 24 = 12,2% 107= 54,6% 23= 11,7% 6=3.2% 1=0,5%
Из табл. 1 видно, что больше половины дворов сидело на ’/4 волоки,
а 78% крестьян имело надел от 73 до волоки. Положение в деревнях
других лесничеств не нарушает этих выводов, а даже подтверждает,
хотя и в меньшем размере5.
’ «Ор динация. . .», стр. 197—198.
2 Там же, стр. 194.
3 Там же, стр. 195.
4 Там же, cip. 193, 197.
6 Там же, стр. 40.
166
Д. Л. Похилевич
Прошло лишь 75 лет, а от земельной нивелировки, произведенной
аграрной реформой, фактически не осталось и следа. Снова перед нами
старая картина чрезвычайной пестроты крестьянского надела, но с об-
щей, ярко выраженной тенденцией к резкому уменьшению крестьян-
ского надела, к малоземелью, к пауперизации.
хМалоземелье лишь в некоторых селах смягчалось наличием в застен-
ках дополнительных за плату моргов. В приведенном примере таковые
имело лишь одно село — Омельянцы в количестве 327 моргов.
Дробные наделы приобрели уже совершенно стабильный характер и
если пустели, то оставались лежать в тако.м же размере, ожидая нового
поселенца; если кто-либо брал оставленный надел из тех же односельчан,
то считалось, что он держит два надела, а не один увеличенный, как это
видно на примере с. Розковки х. Такой подход скарба имел большое зна-
чение, ибо по наследству мог переходить и, если было необходимо, то и
дробиться лишь основной надел, второй же мог быть изъят в любое время,
по наследству не переходил, а поступал в держание другого лица це-
ликом.
В Беловежском лесничестве была лишь одна тяглая деревня, Чорнаки,
размером в 9 волок. На них сидело 21 хозяйство, из них 12 — на \/2 во-
локи, 5 — на \/р 3 — на х/3 и 1 — на 1 2 3/4 волоки2. Таким образом, более
половины тяглых крестьян имели надел, равный \/2 волоки, а но х/4 во-
локи, как у осадных. Однако это явление не было повсеместным. Так, в де-
ревнях Стрысвке и Запорье (Озерского лесничества)3 земельный надел
тяглых не отличался от осадных. Повинности тяглых крестьян, в отличие
от осадных, исчислялись не с волоки, а с «полуволокп» 4.
Процесс уменьшения крестьянских наделов особенно быстро шел
там, где фольварк был заинтересован в крестьянской земле и рабочей
силе 5. Так, уже во второй половине XVI в. в королевщппах собственно
Польши, где не было аграрной реформы с ее уравнением крестьянских
наделов и где этот процесс начался раньше и шел более интенсивно, он
был выражен значительно более резко. В Сандомирских королевщинах
крестьяне, державшие 3/4 лана и больше, составляли 8,1% от всей массы
крестьянских хозяйств; крестьяне, державшие пол-лана, — 54,6%; дер-
жавшие х/4 лана — 20,4%; меньше х/4 лана — 4,7?^, а остальные были
загородпиками.
В Червоной Руси в это же время соответствующие категории кре-
стьян составляли 16,4, 41,3, 23,7 и 5,5%, остальные были загородни-
ками 6.
Таким образом, полулановые хозяйства для середины XVI в. могут
считаться здесь типичными. Как показывает поборовый реестр 1581 г.,
в частных владениях размер надела весьма приближался к королевщи-
пам, он в среднем составлял 2/5 лана 7. Наряду с малоземельными кре-
стьянами мы наблюдаем в Польше и Червоной Руси значительный рост
безземельного крестьянства — как известных и в литовских королев-
щинах огородников, или Загородников (которых в Червоной Руси по
1 «Ординаипя. . стр. 197—198.
2 Там же, стр. 202.
3 Гам же, стр. 92, 93, 96.
4 Там же, стр. 203.
5 См. J. Rutkowski. Zarys gospodarczych dzieju w Polsce. Poznaii, 1923,
s. 134. По мнению Кутшебы, средний размер надела в Речи Посполитой в середине
XVI в. равнялся $4 волоки (S. К u t s z е b a. Zycie spoleczne. Krakow, 1932).
8 Ibid., s. 134.
7 Ibidem.
Из истории аграрных отношений в Великом княмсестве Литовском 167
люстрации 1565 г. было в среднем около 12%, в то время как на Подолип
их было в это же время лишь 2%) \ так и халупников, т. е. огородников
без поля, лишь с огородом, а иногда даже с одним двором. Немного позже
к ним присоединилась здесь еще одна фигура — коморника, т. е. кре-
стьянина, не имевшего даже собственной хаты и жившего в наемных по-
мещениях у богатых крестьян пли мещан, помогая им за это работой в их
собственном хозяйстве или па барщине. Эту категорию населения в 60 —
70-х годах XVI в. мы не наблюдаем в господарских дворах Литвы и Бело-
руссии, за исключением городов. Так, в г. Гродно ревизор записал: «ко-
морпики, живущие в городе, своих собственных домов не имеют, а про-
живают в наемных домах, обязаны платить скарбу, согласно уставы
е. к. м., ежегодно ио 2 гроша» 1 2. Сколько их было — установить нельзя.
В г. Березники встречаем четырех таких же поморников, плативших
2 гроша в год 3. Таким образом, поморник в литовских добрах в середине
XVI в. пока что фигура городская, а не сельская.
Как видно, процесс обезземеления крестьян в государственных по-
местьях в Литве и Белоруссии во второй половине XVI в. развивался по
сравнению с положением в Коропе еще очень медленно, но в первой по-
ловине XVII в. значительно усилился.
Вопрос об отношении помещика к процессу дробления крестьянского
надела освещается в литературе весьма противоречиво. Некоторые иссле-
дователи как феодальной эпохи (Гостомский 4), так и капиталистической
(Струве, Огаповскпп, Кутшеба и др.), считают, что помещик не был за-
интересован в дроблении крестьянами своего двора, в его уменьшении,
в дифференциации крестьян и что вся барщинная система не способство-
вала дифференциации. Кутшеба, например, утверждает, что деление
крестьянского двора было не в интересах помещика; наоборот, получая
повинности с размера земельного надела, а не с хозяйства, помещик был
заинтересован в обогащении своих крестьян, ибо это было гарантией
своевременного и полного поступления платежей и повинностей 5.Ога-
иовский также утверждает, что помещики стремились к тому, чтобы в их
хозяйствах не было бобылей и бедных, как и очень богатых, для чего они
взимали с последних непропорционально большую долю повинностей.
Уменьшение крестьянского надела в период с середины XVI по сере-
дину XVII в. происходило в обстановке все развивающегося фольвароч-
ного хозяйства на барщинном труде. Это обстоятельство приводило к тому,
что основной доход помещика создавался трудом крестьян в его фоль-
варке, а не поступал от них в виде оброков и чиншей. Дробление кре-
стьянских хозяйств делало их еще более потребительскими и затрудняло
получение с них зерна. Легче п в то же время выгоднее было примене-
ние труда крепостных. Помещик, в особенности мелкий, был ограничен
в своих земельных ресурсах и поддерживать на первоначальном уровне
крестьянский надел не мог, как не мог и расширять беспрерывно за счет
резервных земель свой фольварк. Последнее должно было происходите.
преимущественно за счет крестьянских земель, если же оно шло путем
расчистки нови, — то за счет крестьянского труда. Все это приводило
к тому, что труд крестьянина больше всего интересовал помещика, он
становился главной повинностью крепостного. Чтобы добиться этого,
помещики и даже господарь отказывались от принципа пропорциональ-
1 J. Rutkowski. Zarys. . . , 135.
2 ПКГЭ, ч. II, 95.
3 ПКГЭ, ч. I, 376.
4 A. G os tomski. Gospodarstwo. Krakow, 1858.
* S. К u t s z e b a. Zycie. . . , s. 35.
168
Д. Л. Похилевич
ности. Огородник с 6 моргов работал 2 дня в неделю. Столько же работал
крестьянин с 33 моргов. Двухдневную барщину крестьяне несли не-
зависимо от качества почвы своего надела, как это имело место при пла-
теже оброка. Чем ближе к середине XVII в., тем сильнее растет барщина,
тем чаще она взимается пе с надела, а со двора. Уменьшение надела ос-
вобождало в большем мере крестьянские руки для работы на фольварке.
Поскольку мельчавшее крестьянское хозяйство пе могло уже полностью
выставлять фольварку необходимое количество рабочих рук вместе с ра-
бочим скотом, то появляются рядом с «конными» и «пешие» дни. Для ре-
ализации труда «пеших» фольварк заводит собственных волов, которых
испортить крепостным трудом было труднее, чем лошадей. При таких
обстоятельствах обезземеливание крестьян рисуется далеким от того
механического, чисто стихийного процесса, каким ого иногда представ-
ляют в литературе. Он протекал в этот период при активном участии са
мого феодала.
Нельзя согласиться с Рутковскпм \ что увеличение барщины было
для помещика вынужденным, ввиду дробления крестьянского двора,
с которого он уже пе мог получать необходимое количество ренты нату-
рой, а лишь трудом. Малоземелье было следствием, а с другой стороны, и
предпосылкой дальнейшего развития фольварка.
Помещик имел слишком большие права по отношению к крестьянскому
хозяйству и личности крестьянина, чтобы при желании он не мог ре-
гулировать мельчание крестьянского двора. Примером этому может
служить такой идеал шляхетского хозяина, какой рисует Гостомский.
В своем экономическом трактате, отражавшем его собственную практику,
он считает нормальным крестьянским наделом подволоки и больше дро-
бить его не советует, ибо убогий крестьянин пе может иметь хороший
инвентарь и исправно нести повинности. У него крестьянский надел
передавался одному сыну. Излишние люди уходили в фольварк на
положение челяди и в случае нужды «подсаживались» к малосильным
хозяйствам.
Уменьшение крестьянского надела влекло за собой и уменьшение кре-
стьянских повинностей, однако далеко не пропорционально. Если кре-
стьянский надел уменьшился вдвое, то это вовсе не значило, что и по-
винности уменьшались вдвое, ибо некоторые из них взимались нс с на-
дела, а со двора, семьи. Это в первую очередь относится к барщине.
Но самое важное заключалось в том, что дробление крестьянского
хозяйства все чаще доходило до такого предела, когда с него, кроме
труда, уже ничего нельзя было взять. Чем меньше было крестьянское
хозяйство, тем тяжелее ему было нести повинности.
Чрезвычайная скудость документальных данных, по которым можно
было бы дать сколько-нибудь полную картину повинностей населения
в первой половине XVII в., принуждает ограничиться лишь иллюстра-
циями. Приведем, например, повинности крестьян обширного Бобруй-
ского староства но «Уставе» 1639 г. 2 (табл. 2).
При внесении ренты взималось бирчего и писчего от чинша по 3 гроша,
от бочки жита и овса — по ковшу зерна, «согласно давнему обычаю».
Обеспечение крестьян скотом выглядело так: не имело рабочего скота
4,7%, имело одну голову — 5,5 ?6, две головы — 37?^, три головы и
больше — 52,8%, т. е. 10,2% крестьян уже были неспособны вести свое
хозяйство самостоятельно. Да и двух голов (37%) рабочего скота для хо-
1 J. Rutkowski. Przebudowa wsi w Polsce po wojnach z polowy XVII w.
«Kwartalnik historyczriy», t. XXX, 1916, s. 311.
a ABK, т. XXV, № 6.
Ila истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
169
Т а б л и ц а 2
Повинности населения с одной волоки по «Уставе* 1639 г.
Предмет поставки •
Качество
почвы
овес i рожь сено ) дрова |
(свя-
(бочек) (возов) зон) I
Лучшая .
Хорошая
Средняя .
Плохая .
Обложение индивидуальное
2 1 | 1 1 1 10 10 1 2 1 12
1 ! 1 1 1 ! ю 1° ! 2 1 12
1 1 1 1 1 ю 10 1 2 12
i
I
I
* Кроме того, со всякой волоки взималось: 1 гусь, 2 курицы и 20 яиц.
* * Литовская миля равна 7,5 км. Подводы отправлялись преимущественно до-
Риги или Лппайи (Лпбавы).
зяйства в 21 га, или подволоки — И га, обязанного к тому же еще рабо-
той в фольварке, было явно недостаточно. И это в государственных име-
ниях, где обеспечение землей было выше, а повинности легче, чем у фео-
далов-землевладельцев. Исчисление повинностей с волоки вовсе не озна-
чает, что все хозяйства имели по целой волоке. Много дворов имело
половину и четверть волоки.
В Бобруйском старостве имелся ряд фольварков, а потому здесь кре-
стьяне были только тяглые. Остальные категории, в том числе и некогда
многочисленные данники, исчезли. Повинности были сложны, разнооб-
разны и все, за исключением выросшего чинша, взимались в натуре и
работой без замены деньгами. От работ освобождались крестьяне лишь
весьма удаленных от фольварка сел с заменой 1 копой грошей. Повин-
ности крестьян по «Бобруйской уставе» тяжелее, чем по «Уставе» 1557 г.
и по «Могилевской уставе» 1594 г. Особенно тяжелой была работа на
замок на протяжении 4 недель вдали от своего хозяйства и па своем до-
вольствии.
Усиление эксплуатации крестьян за 75 лет налицо. Бывшие данники,
пережив в 60-х годах XVI в. перевод своих повинностей с натуры па
деньги, через 75 лет переведены были почти целиком на отработочную
и натуральную ренту, ибо при падении стоимости денег удельный вес
чинша был невелик.
Государственные крестьяне и церковные, положение которых было
несколько лучше, чем шляхетских, составляли меньшинство.
Повинности крестьян в шляхетских имениях были выше. Для при-
мера остановимся па поместье Люшнёво в 1646 г. крестьяне сидели
здесь на ’/4 и на волоки. У многих четвертьволочных не было скота,
у нолволочпых — но 2—4 головы. Тяглые занимали 107 волок, чинше-
вые — 57 волок (табл. 3).
Приведенные примеры ярко свидетельствуют о том, что повинности
частновладельческих крестьян, как правило, были выше и росли быстрее,
чем в государственных поместьях, в том числе в староствах. Это особенно-
заметно на повинностях работой. За время с 1584 по 1646 г. барщина
в Люшнёве выросла на 50%, толоки — на 80%. Значительно обремени-
1 АС, д. 978.
170
Д Л. Похилевич
Т а блиц а 3
Повинности населения с одной волоки в шляхетском имении
Категории крестьян Чинш (гро- шей) Предмет поставки* * Барщина (дней в пе- делю) Сторожа Подводы Толоки (дней в год) Гвалты
жито овес конопля (горстей)
(бочек)
Тяглые . . 30 1 1 10 4—8 В оче- редь 3 под- воды в год за 30 миль 20 Уборка се- на, работы на плотинах и мостах,
Чиншевые . 180 1 10 — То же Близкие поездки в очередь 20 сколько по- требуется
Примечания: 1. /Кито и овес вносились «большой мерой», возможно
виленской, которая была больше королевском.
2. За птицу можно было платить деньгами по таксе: гусь—10 грошей поль-
ских, 2 курицы — 8 грошей польских, 20 яиц — 4 гроша польских; 10 горе ген
конопли — 6 грошей и 2 иенязи польские.
3. Сверх всего женщины обязаны были работать «когда скажут»: на огородах,
прясть, белить холсты.
4. Кто не выполнял наряда по поставке дальней подводы, уплачивал за каж-
дую по 1 копе грошей.
5. Летом работали 8 диен в неделю**, зимой—4 дня.
* Кроме того, с каждой волоки взималось: 1 гусь, 2 курицы и 20 яиц.
* Речь идет о человеко-днях.
тельпее стали подводы и гвалты. Выросло также количество малоземель-
ных крестьян —четвертьлановых и безлошадных, составлявших уже 12%.
Подобную картину мы видим в первой половине XVII в. и на Литве.
Крестьяне имения Пенепис (Укмерческий повет) в 1636 г. работали 3 дня
в неделю с надела в полволоки. В имении Найкаймис (Расейняйская
волость) в 1637 г. с надела — волоки требовалось 7 дней барщипы.
В деревне Васюнай (той же волости) крестьяне работали на господ-
ском дворе 7 дней в неделю. Крестьяне села Лепишкес в 1645 г. с г/2 во-
локи платили чинша 60 грошей и работали 4 дня в неделю. Имевшие
1/\ волоки платили чинша 48 грошей и работали тоже 4 дня.
Повинности в мелких владениях были еще обременительнее, ибо
шляхтич выжимал своп доходы с гораздо меньшего числа крестьян, чем
магнаты. Однако увеличение повинностей носило не фронтальный характер,
т. е., с одной стороны, не во всех поместьях в одинаковой мере, и, с другой
стороны, не но всем повинностям.
Может быть установлена лишь одна закономерность — рост отрабо-
точной ренты, которая увеличивалась вслед за развитием фольварков,
шел не столько за счет перевода на нее натуральных платежей, сколько
самостоятельно. Что же касается поместий, то здесь наблюдаем большую
пестроту. Нередко даже в соседних владениях разница между крестьян-
скими повинностями была весьма значительна. Она была результатом
не только различия в качестве почвы, но и условий, на которых посели-
лись в свое время крестьяне. К этому следует присовокупить направле-
ние развития хозяйства, рост фольварков в них и другие причины.
Из истории аграрных отношений в Великом княжестве Литовском
171
Замена денежных платежей натуральными происходила далеко не
эквивалентно, а часто, независимо от того, что сохранялись все предше-
ствовавшие натуральные и денежные повинности, росла и барщина. Имело
место и общее повышение повинностного бремени крестьянства.
В конечном счете все это определялось степенью агрессивности фео-
дального землевладения и степенью сопротивления ему со стороны
крестьянства.
Приведенные выше повинности как государственных, так и частно-
владельческих крестьян не исчерпывают полностью все налоговое бремя,
падавшее на их плечи. Крестьяне эпизодически уплачивали еще государ-
ственные повинности в виде серебртцины и поголовщины. С течением вре-
мени они были модифицированы. При короле Стефане в 1578 г. был уста-
новлен «лаповый» налог (побор). Сначала его взимали с пахоты, а позже
также с лугов и пастбищ. Он взимался в размере 30 грошей польских
с осадных и тяглых крестьян и в разнообразном, но меньшем размере с ого-
родников, халупников, слуг, сельских ремесленников и т. д. Тяжесть
его заключалась в том, что он взимался, как правило, каждый год и во
многократном размере — 2-, 3-, 4- и даже 50-кратном.
В 1629 г. вместо лапового был установлен подымный налог, который
взимался в зависимости от экономической значимости и места хозяйства.
В селах он взимался в размере 15 грошей, по вскоре был удвоен. Госпо-
дин мог разверстать причитающуюся с его села сумму между дворами,
как ему было угодно. Этот налог был особенно тяжел для малоземель-
ных, вызывал их возмущение и побеги. .
Со времени введения выбраненной пехоты, в которую брали государ-
ственных крестьян, на каждые 19 крестьянских наделов-волок падали
все повинности 20-го выбраненного.
В XVII в. особенно зловещей для государственных крестьян сдела-
лась одна из старейших и раньше не весьма обременительных повинно-
стей — стация. Размер ее был определен «Уставой» 1557 г. в 2’2 гроша
в год с волоки. Со временем эта повинность изменила свой характер. Вместо
содержания господаря или послов она была определена на содержание
переходящих или зимующих наемных войск. В XVII в. Речь Посполитая
редко созывала посполитые рушения, а военные операции вела преиму-
щественно наемными частями. Эти наемники сделались довольно частыми
гостями в государственных поместьях. Содержание их ложилось все
более и более тяжелым бременем на бедневшее и так с каждым годом
крестьянство. Стация в каждом отдельном случае была разной величины,
достигая временами суммы, превышавшей все повинности крестьянина,
вместе взятые. В пользу церкви крестьяне давали десятину от урожая
п приплода скота.
Кроме указанных выше, появились и выросли новые виды повинностей
или отягощений крестьян — торговые и промышленные монополии зе-
млевладельцев: крестьяне обязаны были молоть зерно лишь на мельнице
своего господина, пить алькогольные напитки и кредитоваться лишь
в его корчме, покупать, часто в принудительном количестве, соль, гвозди,
сельди и некоторые другие товары лишь на его складах, как и продавать
только ему мед, воск, меха, лен, коноплю и пр. Разумеется, все покупа-
лось и продавалось по ценам, установленным феодалом. Монополии да-
вали возможность шляхтичу, даже не увеличивая оброка и барщины,
•обирать крестьян.
Кроме рассмотренных выше групп сельского населения, которое
в это время почти все было крепостным, было еще свободное, «похожее»
крестьянство. Оно, собственно, не составляло специальной группы
172
Д. Л. Похилевич
в повинностно-экономическом отношении. Лично свободных людей, в фео-
дальном смысле этого слова, т. о. имевших право перехода, мы находим
среди всех категорий крестьян: гяглых, осадных и слуг. Повинности этих
свободных обычно ничем не отличались от повинностей их категорий,
разве только в первые 10 лет, если они садились на «свободе», т. е. на
льготных основаниях. После этого срока они в повинностном отношении
сливались со своей категорией. Больше всего встречаем похожих среди
осадных и слуг — наиболее льготных категорий крестьян.
Как правило, это были пришлые элементы из-за границы1 или бег-
лые из поместных владении. Засидев земскую давность — 10 лет, они,
как и их дети, теряли право перехода. Если они рассчитывались со дво-
ром, то могли уйти, не досидев срока.
Больше всего их было на окраинах, в особенности на восточной и юго-
восточной. Это ярко можно проиллюстрировать на примере Польши.
Так, на Подолип в королевщинах в 1566 г. находим похожих крестьян
в 66% всех сел, а в 28% сел они составляли преобладающую часть насе-
ления. Вообще же они составляли здесь 26% населения королевщин.
Западнее, в Червопой Руси, этот процент равнялся лишь 5,1 в 16%
сел. В Сандомирском воеводстве, которое лежало еще западнее, они жили
в 7% сел и составляли 1% населения 1 2.
На пограничных землях крестьянское население ценилось не только
с точки зрения повинностей экономических, но и как союзник против
внешнего врага, татар, а потому до поры до времени похожих терпели, да,
по существу, пх п трудно было удержать принудительно.
/Кило похожее население и в центре страны. Это были небольшие к
к тому же быстро таявшие остатки раньше основного, лично свободного,
но поземельно зависимого крестьянства.
Весьма редко в середине XVI в. такое сельское население владело
землей на правах собственности. Крестьянин к этому времени юриди-
чески уже не мог быть собственником. В монографической литературе,
иногда даже советской (В. И. Ппчета, С. В. Юшков), укрепилось невер-
ное представление, что только «Устава» 1557 г. лишила крестьян права
свободного распоряжения землей 3. Однако документально можно до-
казать, что такое право не признавалось за крестьянами уже в конце
XV п самом начале XVI в. Великий князь Александр не признавал его
не только за крестьянами, но даже за мещанами 4. В действительности же
крестьяне как класс потеряли право на землю много раньше.
Вольное — похожее население в деревнях комплектовалось также
за счет выходцев из сложных семейств, из сябров, потужников, товари-
щей, похлебников и других подобных элементов Эти элементы в XVI в.
в государственных поместьях, реже в магнатских, были еще довольно
широко распространены и. не входя непосредственно в повинностные от-
ношения с землевладельцами, не учитывались и фактически могли сво-
бодно покинуть место своего жительства.
Реже похожие крестьяне пополнялись за счет разорившихся выход
цев из городов. Это явление стало заметным к середине XVII в. и позже,
когда города переживали острый кризис.
В силу действовавшего в Литве и Белоруссии закона давности, все
похожие крестьяне, которые, осаживаясь на шляхетской земле, за-
водили хозяйство, обычно с течением времени превращались в крспост-
1 Istor. Arch., I, k. 611.
2 J. Rutkowski. Zarys. . . , s. 137.
3 «История СССР». Изд. 2, Огиз, 1947, т. 1, стр. 236.
4 АЗР, т. I, стр. 346.
11а истории аграрных отношений в Великом киялсестве Литовском 173
ных. Избегали этого лишь те из похожих крестьян, которые собственного
хозяйства не вели, а добывали средства к жизни путем найма. Да и в та-
ком состоянии свободный человек старался не задерживаться подолгу
на одном месте, чтобы не попасть в экономические или правовые сети
феодала, что часто для него закапчивалось потерей нрава выхода, т. е.
свободы. Таким образом, свободный сельский житель, чтобы сохранить свою
свободу, должен был превращаться в бродячего наймита, так называе-
мого гультяя пли лозного. В Речи Посполитой для крестьянина было
лишь два крайних положения — крепостного раба на своем наделе или
вольного в виде гультяя или казака вне рамок официального общества.
Результаты наступления феодалов на крестьян к середине XVII в.
были вполне ощутимы. Они характеризуются ростом нищеты крестьян,
разорением их хозяйства.
Появляются и быстро растут далеко не типичные для феодального
общества категории крестьян — безлошадные, безземельные. Последних
было даже несколько категорий — загородники, халупники, кутники.
Средства к жизни эти безземельные крестьяне добывали преимуще-
ственно путем заработков. Это по существу уже были не тяглецы, ибо
они не имели земли «для несения крестьянами повинностей в пользу
помещика» х, но, будучи «крепки» личности господина, они не могли
бросить поместье и уйти в город. Землевладелец жестоко эксплуатиро-
вал их путем принудительного найма, произвольно устанавливая им
размер заработной платы, который всегда был ниже рыночного. Это, по
существу, была скрытая форма барщины.
К середине XVII в. мы наблюдаем двуединый процесс: с одной сто-
роны, на фоне общего обеднения крестьян шел процесс их экономической
дифференциации, а с другой — почти закончился процесс слияния не-
скольких, немного отличавшихся друг от друга групп крестьян в одну
бесправную закрепощенную массу. Крестьянина его господин мог со-
гнать с земли, продать, распорядиться его семьей и движимым имуще-
ством. Крестьянина лишили права самостоятельно выступать в суде
и даже жаловаться на своего пана. Показателем надвигавшегося кри-
зиса поместного хозяйства была стабилизация закультивированной пло-
щади, а также стабилизация, а затем и падение урожайности в результате
снижения агротехники, опиравшейся на подневольный, незаинтересован-
ный барщинно-крепостнический труд, что видно хотя бы из непропорцио-
нального роста барщины по сравнению с ростом фольварочного хозяйства.
Снижение урожайности чрезвычайно важно как показатель регресса
аграрной страны. На пего обращал внимание В. И. Ленин, который
считал, что урожайность является выражением хозяйственной органи-
зации, системы и техники страны3.
Естественным результатом жестокого фольварочно-крепостнического
режима, снижения агротехники, обнищания населения был рост неуро-
жайных и голодных годов, ослабление сопротивляемости населения сти-
хийным бедствиям, создание благоприятной почвы для эпидемий и эпи-
зоотий.
Внешнеторговым показателем тупика, в который попало поместное
хозяйство, было падение экспорта хлеба, происшедшее в результате
снижения урожайности и ухудшения внешнеторговой конъюнктуры.
Достигнув своего зенита в начале XVII в., экспорт уже к концу 40-х
годов этого века сократился вдвое.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 1. стр. 172.
2 Gm. В. И. Лени н. Соч., т. 15, стр. 121.
174
Д. Л. Похилевич
Тяжелое положение в области сельского хозяйства дополнялось та-
ким же в области городской промышленности и торговли.
Шляхта наступала не только на крестьянство, по и на горожан.Она
не допустила их в сейм и всячески ограничивала самоуправление, орга-
низацию цехов и гильдий, право владеть землей, занимать государствен-
ные и духовные должности и т. п.
Шляхетские привилегии в виде беспошлинного вывоза продукции
своего имения и такого же ввоза заграничных товаров, а также указан-
ные выше торговые и промышленные монополии, право шляхты регули-
ровать на внутреннем рынке цены на товары купцов и ремесленников —
жестоко били по городу, дезорганизовали внутренний рынок, губили
местную промышленность.
Фольварочное хозяйство, покоившееся па барщине, разорившее
крестьянское хозяйство и доводившее его население до нищеты, способ-
ствовало сужению внутреннего рынка. Шляхетские экономические при-
вилегии и поместные монополии препятствовали созданию единого нацио-
нального внутреннего рынка, более того, они содействовали его замыка-
нию в отдельные ячейки, способствуя тем росту местных интересов,
сепаратизма и анархии. Страна была лишена внутренней экономической
и политической прочности — основного условия прогресса.
Торговля, в том виде, в каком она находилась к середине XVII в.,
закрепляла аграрный характер страны и способствовала консервации
феодального строя в Речи Посполитой.
Все это к середине XVII в. привело к упадку городов, к их обеднению,
к обострению внутренних противоречий и классовой борьбы между
патрициатом города и простым народом, поснольством.
Начинается процесс, наблюдаемый позже в странах, переживавших
экономический кризис, таких, как Италия, процесс аграризации города,
отлива его населения в деревню, в сельское хозяйство.
Картина будет не полна, если не упомянуть здесь, хотя бы очень
бегло, о факторах, которые отягощали и без того критическое положение
производящих классов, — о национальном и религиозном гнете. Госу-
дарство не просто отказывало в защите православной религии и нацио-
нальной культуре, а само принимало активное участие в гонении на язык,
культуру, быт, религиозные взгляды белорусов. Это гонение приобрело
характер экономической и политической дискриминации, тормозя тем
самым хозяйственную жизнь страны, обостряя противоречия и борьбу
внутри общества. Эта дискриминация преследовала цель ослабить связи
угнетенного белорусского народа с братским русским народом, она была
направлена против их воссоединения.
Выражением обострявшихся классовых противоречий в феодальном
обществе Белоруссии и Литвы к середине XVII в. были все нараставшие
классовые бои эксплуатируемого крестьянства и городских низов с их
угнетателями. Это нарастание становится весьма заметным уже в 40—50-х
годах XVI в. Формы сопротивления крестьян были самые разнообразные,
начиная от жалоб господарю па злоупотребления его администрации и кон-
чая вооруженным сопротивлением. В частности, вопреки укрепившемуся
в литературе мнению, государственные крестьяне местами довольно
организованно и успешно выступали против волочной померы \ По мере
усиления феодального наступлении, обострявшегося национальным и
религиозным гнетом, нарастало, активизировалось сопротивление на-
родных масс, пока но вылилось, наконец, в настоящую освободительную
войну белорусского народа. Однако это тема уже другой статьи.
1 См. об этом нашу статью в со. «Материалы по истории земледелия в СССР»,т. I.
т. с. о с и п о в л
АНГЛИЙСКАЯ АГРЕССИЯ В ИРЛАНДИИ И ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ
БОРЬБА ИРЛАНДСКОГО НАРОДА В XVI ВЕКЕ
Англия — классическая страна капитализма — была одним из первых
европейских государств, приступивших к созданию колоний. Англий-
ский капитализм отличался особенной жадностью и жестокостью
в своих колониальных захватах; он строил свое благополучие прежде
всего на варварской эксплуатации колоний. Английский империализм
В. И. Лепин характеризовал как империализм колониальный J.
Ирландия была но времени самой первой английской! колонией и наи-
более долго подвергалась жестокому угнетению со стороны господствую-
щих классов Англии. Большое внимание, которое уделяли Ирландии
классики марксизма-ленинизма, постановка и разработка ими ряда во-
просов ирландской! истории, вскрытие громадного значения ирландского
вопроса для развития самой Англии — все это говорит о важности ир-
ландской проблемы и ставит перед советскими историками задачу рас-
крыть на конкретном материале документальных источников колониаль-
ную политику английского правительства в отношении Ирландии, по-
казать развитие англо-ирландских отношений по возможности с самого
ранного периода, в частности, с периода XVI—XVII вв., когда Ирлан-
дия была окончательно превращена в английскую колонию.
Для советского историка важно показать и другое: борьбу ирландского
народа против его завоевателей и поработителей. Вторжение англичан
в Ирландию и их стремление закабалить страну с самого начала натолк-
нулось на решительное сопротивление ирландцев и привело к возникно-
вению национально-освободительной борьбы ирландского народа.
Необходимость разработки поставленных проблем ирландской исто-
рии вызывается и тем обстоятельством, что буржуазная —- прежде всего,
конечно, английская — историография в силу своего классового импе-
риалистического характера, в силу своих апологетических целей (порой
выступающих совершенно открыто, а иногда замаскированно) стремится
скрыть разбойничью сущность империалистической политики в колониях,
дает ложное освещение событий, умышленно фальсифицирует и искажает
исторические факты с целью оправдания колонизаторской политики.
В этих условиях разоблачение преступного агрессивного характера анг-
лийской колониальной политики, разоблачение лживых легенд о «ци-
вилизаторской» роли английских колонизаторов становится особенно
актуальной, политически важной задачей.
При изучении данной темы особенно цепными являются материалы
Энгельса, посвященные истории завоевания и порабощения Ирландии.
1 См. В. И. Лени н. Соч., т. 22, стр. 231.
176
Т. С. Осипова
опубликованные в X томе Архива Маркса и Энгельса (1948 г.), и его
многочисленные заметки, записи и конспекты работ английских авторов,
которые предназначались для специального исследования по истории
Ирландии. Рукописи Энгельса, относящиеся к истории Ирландии, — это
страстное обличение английских колонизаторов, гневный обвинительный
акт против английского господства на Зеленом Острове.
Большое внимание ирландскому вопросу уделял К. Маркс. В много-
численных статьях и письмах он вскрыл социальные корни английского
господства, классовую сущность английского колониального режима,
показал, как Ирландия была превращена в сырьевую базу английской
промышленности, в рынок сбыта английских промышленных товаров.
Маркс писал: «Ирландия представляет собою в настоящее время лишь
земледельческий округ Англии, отделенный от нее широким каналом и
доставляющий ей хлеб, шерсть, скот, промышленных и военных ре-
крутов» А
Важнейшие указания для объяснения событий в Ирландии, для ха-
рактеристики национального гнета и его классовых истоков, для изуче-
ния ирландского национального движения в эпоху империализма со-
держатся в работах В. И. Ленина и И. В. ('.талина.
Высказывания классиков марксизма-ленинизма по вопросам ирланд-
ской истории разоблачают фальсификаторскую сущность английской
буржуазной историографии.
Знакомство с работами буржуазных историков полностью подтвер-
ждает положение Энгельса: «Буржуазия все превращает в товар, а, сле-
довательно, также и историю» Английская буржуазная историография
по вопросу об Ирландии насквозь пропитана духом шовинизма, идеями
расового и национального превосходства. Работы английских авторов
писались по заказу буржуазии и не могли дать научного освещения во-
проса. Английские историки пытались изобразить ирландцев народом
«низшей расы», народом некультурным и «диким». Эти «ученые» стреми-
лись обосновать теорию об ирландском пароде как нации, лишенной якобы
исторической самостоятельности. Господство англичан в Ирландии изобра-
жалось ими как господство своего рода культуртрегеров, принесших
будто бы ирландцам «британскую цивилизацию». Наиболее известными
фальсификаторами истории англо-ирландских отношений являются ис-
торики XIX в .— Голдвин Смит 1 2 3 и Томас Маколеи4. По словам Смита,
законодательство Тюдоров было благоприятным для ирландского на-
рода, а Маколей утверждал, что завоеванная Ирландия была заселена
новыми поселенцами — англичанами, которые «цивилизацией и обра-
зованностью далеко превосходили туземное население» 5 *.
В период империализма продажность буржуазных историков стала
проявляться особенно резко. Эти авторы в угоду своему правительству
извращали еще более бесцеремонно и грубо исторические факты и
оправдывали колонизаторскую и эксплуататорскую политику господ-
ствующих классов.
р Из наиболее реакционных историков новейшего времени следует
отметить Р. Багвелла °, Р. Денлопа 7 8, И. Блока к. Все они стоят на но-
1 К. \1 а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. XVIJ, стр. 770.
2 Архив Маркса и Энгельса, т. X, стр. 104.
3 (’». Smit li. Irish history and irish character. Oxford a. London, 18G2.
1 T. M а к о л о й. История Англии, т. VI. М., 1906.
5 Там же, стр. 104.
11 В. Bagwell. Ireland under Tudor, vol. I—III. London, 1885—1890.
7 H. Dunlop. Ireland from the earliest times. Oxford, 1922.
8 I. Black. The reign of Elizabeth. Oxford, 1936.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа в XVI в. J77
зициях расизма. Всеми ими проводится шовинистическая идея о неспо-
собности ирландского народа к созданию собственной цивилизации
и культуры. Ирландская политика английского государства этими импе-
риалистическими историками трактуется как политика «умиротворе-
ния», приводившая будто бы Ирландию к соприкосновению со страной
«высокой культуры» и «истинного права». Характерной чертой всех
английских буржуазных историков является систематическое оправда-
ние преступлений и зверств, совершенных английскими колонизаторами
в Ирландии.
Работами, которые резко отличаются от националистических сочине-
ний буржуазных авторов, являются книги передовых современных анг-
лийских историков — Томаса Джексона 1 и Ллана Мортона 1 2. Появление
работ этих историков представляет шаг вперед по пути развития мар-
ксистского направления в английской историографии. В противополож-
ность представителям реакционной и либеральной историографии, Мор-
тон, а особенно Джексон раскрывают преступный и агрессивный харак-
тер английского колониального империализма и разоблачают лживые
легенды его буржуазных апологетов о мнимой «цивилизаторской» роли
британского империализма в колониях.
Проблемы ирландской истории интересовали также русских дорево-
люционных историков, главным образом историков либерального на-
правления — М. М. Ковалевского 3, А. II. Савина 4 5 *, Г. Е. Афанасьева Б.
Необходимо отметить, что русские ^революционные историки в осве-
щении вопросов ирландской проблемы стояли на гораздо более правильной
точке зрения по сравнению с западноевропейскими, особенно английскими
историками XIX и начала XX в. Так, М. М. Ковалевский отчетливо
выразил мысль, что английское завоевание затормозило историческое
развитие ирландского народа и даже отбросило его назад fi. М. М. Ко-
валевский опроверг утверждение английских шовинистов о прогрессив-
ной роли английских завоевателей и указывал, что главным стимулом
английской политики в Ирландии был земельный грабеж, который сопро-
вождался варварскими и истребительными войнами на протяжении
многих веков 7. Заслуга русских дореволюционных историков состоит
также в том, что они политическую историю Англии, в частности англий-
скую колониальную политику, рассматривали не изолированно, а в связи
с социально-экономическими изменениями, свойственными этому периоду.
Из работ советских историков по истории Ирландии имеет наибольшее
значение работа П. М. Керженцева «Ирландия в борьбе за независимость»8,
дающая общий популярный очерк истории Ирландии с древнейших
времен до освобождения страны от Англии в XX в.
Для написания настоящей работы основными источниками послужили
публикации архивных документов по истории англо-ирландских отноше-
ний в XVI в. Из них наиболее важное значение имеет одиннадцатитомное
издание «Calendar of State Papers, relating to Ireland», вышедшее в свет
в период 1860—1912 гг. Документы этого сборника являются цепными ис-
точниками для характеристики управления Ирландией, колонизации
английским правительством ирландских земель. Сборник «Irish liist-o-
1 Т. А. Джексон. Борьба Ирландии за независимость. М., 1949.
2 А. М орто н. История Англии. М., 1950.
3 М. М. Ков а л е век и й. Экономический рост Европы, т. III. М., 1903.
* А. Н. С а в и и. Лекции по истории английской революции. М., 1937.
5 Г. Е. А фана с ье в. История Ирландии. СИб., 1907.
® М. М. Ковалеве к и й. Экономический рост Европы, т. III, стр. 397.
7 Гам же, стр. 401.
8 И. М. Керженце в. Ирландия в борьбе за независимость. М., 1936.
12 Средние века. вып. 6
178
Т. С. Осипова
rical documents. 1172—1922», изданный Кертисом и Мак-Доуэллом в 1941 г.,
включает материал по политической и религиозной истории Ирландии
интересующего нас периода. Использован также сборник документов, со-
ставленный Максвелл «Irish history from temporary sources» (1509—
1603 г.), в котором помещены самые разнообразные источники политиче-
ской и частично социальной истории Ирландии в период правления Тю-
доров. Второй группой источников, которая была использована для работы
над данной темой, явилась мемуарная литература историков п публици-
стов XVI и начала XVII в. — сочинения Спенсера х, Дэвиса 1 2, Морисона3.
Кемдена 4 и другие.
Прежде чем перейти к рассмотрению основных вопросов данной
статьи — колонизации английским правительством провинций Ирландии
и освободительного движения ирландского парода, необходимо коротко
остановиться на социально-экономическом положении Ирландии к началу
колонизации.
Ирландия в тот период была страной сложных и своеобразных социаль-
ных отношений. Начиная с 1171 г. она подвергалась систематическим втор-
жениям английских колонизаторов, поставивших целью превратить
остров в английскую колоппю.*3авоевание Ирландии наложило отпечаток
на всю последующую историю страны и имело для нее важные послед-
ствия. Английские колонизаторы захватили равнинную и наиболее пло-
дородную часть острова, оттеснив ирландцев в горы и леса. Границы вла-
дений, захваченных англичанами, охватывали территорию (центром
которой был город Дублин), окруженную рядом замков и укреплений и
получившую название Пэля (Pale — ограда). Пэль явился базой всех по-
следующих завоевательных и грабительских походов англичан в Ирлан-
дию, плацдармом их дальнейшего наступления па Зеленый Остров. Именно
это значение Пэля имел в виду Энгельс, когда писал Марксу, что «. . . все
английские свинства ведут свое происхождение от ирландской Pale» 5.
Английское завоевание оказало самое отрицательное влияние па ход
исторического развития Ирландии. Оно прервало естественное, самобыт-
ное развитие страны, подорвало основы политической самостоятельности
и культуры ирландского парода, поставило его под угрозу дальнейшего
порабощения: «английское нашествие лишило Ирландию всякой возмож-
ности развития и отбросило ее на столетия назад, и притом тотчас же,
начиная с XII века»6, — писал Энгельс. Завоевание Ирландии, начатое
Генрихом II и продолженное его преемниками, способствовало установле-
нию в Ирландии феодальных отношений, принимавших вследствие чуже-
земного порабощения особенно тяжелые и уродливые формы, когда на
ирландского крестьянина ложился сразу тройной гнет: национальный,
социальный и религиозный.
К началу XVI в. Ирландия делилась фактически на три района:
Пэль — территория английского господства, Irishry — области поселе-
ния коренных ирландцев и, между ними, те части страны, где правили
англо-ирландские лорды — потомки первых завоевателей.
Пэль включал четыре графства: Дублин, Кильдер, Западный Мит и
Лоут, а также некоторые ирландские города, где стояли английские гар-
1 Е. Spenser. View of the State of Ireland. London, 1633.
2 I. De vi s. Ireland before 1603, ed. Morley «Ireland under Elisabeth and James
the fir-it», 1890.
3 F. Mo ry son. A Description of Ireland, ed. Morley «Ireland under Elisabeth
and James the first».
4 \V. Camden. Britania. London, 1637.
5 К. Маркс и Ф. Энгель с. Соч., т. XXIV, стр. 240.
• Там же, стр. 280.
Английская агрессия в IIрландии и борьба ирландского народа в Х \ 1 в. 179
низоны, — Корк, Лимерик и др. В английской колонии господствовали
феодальные порядки. Ирландские кланы были согнаны с земли, вожди
кланов изгнаны или уничтожены, а земли клановых вождей и самих кла-
нов захвачены английскими феодалами, и на них организованы феодальные
маноры.
На земле, которая находилась в частной собственности лорда манора,
на правах краткосрочных фермеров сидели или английские колонисты, или
ирландцы, которые платили денежный оброк и несли другие крепостные
повинности.
Крепостные и другие держатели низшего разряда были, как правило,
ирландцы, а фригольдеры, рыцари и сами владельцы маноров — англи-
чане. «Новые маноры нормандских лордов были снабжены рабочими ту-
земной расы, называвшимися крепостными («betaghs»), — пишет англий-
ский историк Кэртис. — Среди высших владельцев были английские фри-
гольдеры, жители городов и военные вассалы» *. Положение ирландских
крепостных было очень тяжелым. Они были обязаны платить налоги
лорду и выполнять барщину по исправлению дорог, строительству мостов
и замков. Как налоги, так и барщина взимались произвольно, — «все
это опп делают по воле лорда»
Ирландские жители Пэля должны были забыть свое происхождение,
перенять английский язык, обычаи, нравы и стать англичанами по всему
образу жизни. В Пэле англичане старались искоренить ирландские обы-
чаи, уничтожить местные — брегонские законы и ввести английское право.
Были уничтожены ирландские судьи — брегоны, и суд был передан
владельцам маноров, самим лордам. За нарушение судебного закона,
за ведение суда по местному праву следовало суровое наказание —
это нарушение считалось государственной изменой. Кплькеннийский
статут, изданный в 1367 г. при Эдуарде III, гласил: «Терпеть местное
право, а тем более подчиняться ему, равносильно государственной
измене» 3.
Разрешение ирландским арендаторам снимать землю на началах кельт-
ского держания или предоставление ирландским родам пасти свой скот
на землях, пожалованных короной, вело за собой конфискацию земли
у владельца 4.
Английское законодательство было более жестоким, чем ирландское.
Брегонские (ирландские) законы карали за убийства, поджоги и воровство
различными размерами «эрика» — штрафа, английские законы за эти на-
рушения карали виновных смертной казнью. Более того, англичане со-
здали в Пэле систему террора, и жизнь ирландского виллана не охраня-
лась законом.
Управлялась английская колония непосредственно из Лондона. Анг-
лийский король, считавшийся «сеньером Ирландии» (до 1541 г.), назначал
наместника (Lord Deputy), носившего титул вице-короля Ирландии.
Центром английской администрации являлся город Дублин. «Роль наме-
стника Пэля, — по словам источника, — была громадна и приближалась
к власти короля до самого XVI в.» 5, но, несмотря на широкие полномочия
наместника, все управление исходило из Англии, «корона рассматривала
Ирландию как страну, управлявшуюся из Вестминстера» ®.
1 Е. Curtis. A history of Ireland. London, 1936, p. 60.
2 E. Curtis. Irish historical documents. London, 1943, p. 47—48.
3 Ibid., p. 52.
4 Ibidem.
Ibid., p. 10—11.
• E. C u r t i s. A history of Ireland, p. 75.
12*
180
Т. С. Осипова
В 1297 г. был издан указ о созыве ирландского парламента в составе
англо-ирландской духовной п светской знати, англо-ирландских рыца-
рей и городов. Парламент Ирландии состоял подобно английскому парла-
менту из двух палат — верхней и нижней. В верхнюю палату входили
лорды духовные и светские: архиепископы Дублина, Кашеля, Туама,
граф Кильдер, граф Ормонд п другие. Нижняя палата состояла из предста-
вителей рыцарей и городов. В Поле действовала Великая хартия вольно-
стей, распространенная на Ирландию в 1217 г. Ио ирландцы и прлапди-
зированные, т. с. усвоившие ирландский язык и обычаи, англичане не
получали привилегий, данных этой хартией.
Таким образом, в английской колонии действовали в основном англий-
ские порядки и обычаи, господствовала манориальная система, как в ме-
трополии. Эта часть Ирландии резко отличалась от остальной страны,
остававшейся еще независимой.
Английские юристы, путешественники, посетившие Ирландию за пре-
делами Пэля, описывают ее довольно подробно. Эта часть Ирландии на-
ходилась на стадии формирования феодальных отношений, но ирландское
общество сохранило еще общинно-родовые пережитки, которые выражались
в существовании некоторых кланово-родовых обычаев. К ним относились,
например, танистри (tanistry) и гавелкинд (gavelkind). Оба эти обычая
были подробно описаны Спенсером, посетившим Ирландию в конце XVI в.
Танистри — это правовой обычай, согласно которому вождь клана дол-
жен избираться из определенной семьи. «Выбирают они, — писал Спен-
сер, — большей частью не старшего сына и не родственника умершего
лорда, а ближайшего к его роду человека, самого старшего и достойней-
шего из сородичей» х. С течением времени право быть избранным преемни-
ком вождя сделалось привилегией узкого круга аристократической вер-
хушки — одной знати.
Обычай гавелкинда заключался в том, что после смерти какого-нибудь
члена клана предпринимался передел земель клана. Земля умершего не
передавалась по наследству, а делилась между оставшимися хозяйствами 1 2.
Оба эти обычая достаточно ярко свидетельствуют о пережитках коллек-
тивной собственности в условиях создававшегося феодального строя.
С течением времени земля вождя превращалась в частную собствен-
ность, о чем достаточно определенно свидетельствуют источники 3. Так,
например, в грамоте XVI в. говорится, что земля, где был вождем некий
Сулливан, содержавшая 15 четвертой (причем каждая четверть включала
3 плуга, три участка пахотной земли — ploughlands 4 *), делилась на две
половины, одна из которых принадлежала вождю клана: «часть лорда,
которая включает первую половину, никогда не переделяется и продол-
жает оставаться в ого собственном владении» б.
Другая половина, на основании обычая гавелкинда, делилась между
свободными жителями клана, как «доля для пропитания».
Таким образом, несмотря на то, что еще существовала общественная
собственность на землю, усиленно развивалась феодальная собственность,
росло налоговое обложение. Вождь клана превращался в феодального
владельца, а члены клана — в зависимых крестьян, обремененных целой
системой феодальных повинностей (coyne and livery, bonaght, coshering
1 E.-Spenser. View of the Stale of Ireland, p. 44—45.
2 I. De vis. Ireland before 1603, p. 290.
3 C. Maxwell. Irish history from contemporary sources. London, 1923, p. 330.
4 Ploughlands — участок земли, которглй может обработать один плуг.
4 С. Maxwell Irish history. . . , р. 330—331.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа в XVI в. 181
и другие) \ Член клана платил не только регулярные ренты, лорд мог
взыскивать с него и произвольные платежи. «Народ графства жил под
абсолютной властью лорда, как раб», — указывает Морисон 1 2.
Но вследствие живучести родовых пережитков и коллективных форм
собственности на землю в Ирландии в процессе феодализации не воз-
никло той формы крепостного права, какая возникла в других странах, а
вместе с этим не сложилось той иерархии феодального класса, которая была
характерна для других стран Европы.
В Ирландии феодальный класс был организован в форме вассалитета
без ленов или с ленами в виде одной лить дани. Подчиненное положение
одного вождя в отношении другого выражалось здесь в уплате дани —
coshering и в уплате специальной подати на содержание войска — Ьо-
naght, но не в военной службе.
В областях англо-ирландцев процесс феодализации шел особенно ин-
тенсивно. Коллективное землевладение здесь быстро разрушалось, вождь
клана уже не избирался, а наследовал и землю и титул. Феодальный про-
извол, эксплуатация местных крестьян-ирландцев достигали здесь боль-
шой силы. Попав под власть англо-ирландской знати, ирландские кре-
стьяне «были подвергнуты двойному гнету: феодальной службы и пле-
менных поборов» 3.
Ирландия к XVI в. делилась на 5 крупных областей: Лейнстер, Ман-
стер, Ольстер, Коннаут и Мит, которые, в свою очередь, делились на от-
дельные мелкие территории 4. В экономическом развитии Ирландия до-
стигла в описываемый период заметных успехов. На острове развивалась
торговля, ремесло, возникли города. Но английское вторжение отрица-
тельно повлияло и на эту сторону ирландской жизни, затормозило эко-
номическое объединение страны, подвергнув ее природные богатства
хищнической эксплуатации.
Мы указывали, что Ирландия в XVI в. находилась на такой ступени
общественного развития, когда клановые отношения усиленно разлага-
лись и заменялись новыми — феодальными. Но процесс феодализации не
привел еще к образованию единого сильного, централизованного государ-
ства. Экономическая и политическая раздробленность страны не могла
не повлиять в дальнейшем отрицательно на исход освободительной борьбы
ирландского народа.
С приходом к власти в Англии династии Тюдоров (1485—1603) в Ир-
ландии стала проводиться активная колониальная политика. Англия
стремилась полностью подчинить себе остров и превратить его в настоя-
щую колонию. Такая политика диктовалась тем путем экономического
развития, на который в XVI в. вступила Англия. XVI век для Англии был
периодом первоначального накопления, временем зарождения капитали-
стического хозяйства и первых его значительных успехов. Английская
буржуазия и новое дворянство настойчиво требовали от правительства
Тюдоров приобретения колоний. Объектом грабежа и первых колониаль-
ных захватов, как уже было сказано выше, со стороны Англии стала Ир-
ландия, манившая к себе «рыцарей первоначального накопления». Это была
страна с большими природными ресурсами, политически раздроблен-
ная и отделенная от Англии лишь небольшим каналом.
1 Coyne and livery — поставки продовольствием п снаряжением, которые мест
ные ирландские вожди получали от своих подданных на содержание дружины.
2 F. М о г у s о n. A Description of Ireland, р. 301.
’A. Richey. A short history of the Irish people. Dublin, 1887, p. 249.
4 C. Maxwell. Irish history. . . , p. 79—80.
182
Т. С. Осип ова
Для того чтобы осуществить открытый грабеж соседней страны, тю-
доровское правительство стремилось сначала полностью подчинить себе
остров в политическом отношении. Оно использовало для этого всевоз-
можные способы и самые грязные приемы: подкупы клановых вождей,
натравливание одного вождя па другого, разжигание междоусобной борьбы,
отравление опасных лиц, убийства их из-за угла и т. п. Политическое под-
чинение Ирландии Тюдорами выразилось в принятии английскими ко-
ролями со времени Генриха VIII (с 1541 г.) титула «короля Ирландии».
В акте 1541 г. говорится: «все почести, преимущества, особые права
в Ирландии принадлежат королевскому величеству, его наследникам, ко-
торые должны именоваться впредь королями страны Ирландии. . .» \
Были проведены законы Пойнинга, согласно которым ирландский парла-
мент был полностью подчинен английскому 1 2, создан английский раз-
ветвленный бюрократический аппарат, все английские законы распро-
странены на Ирландию. Парламент Ирландии имел право обсуждать лишь
те вопросы, которые предварительно были утверждены в Англии. «Ника-
кой закон, — указывает источник, — не может быть принят, пока он не
утвержден в Англии» 3.
Громадное значение в английской политике в Ирландии имела широ-
кая конфискация английским правительством ирландских земель и пере-
дача их новым английским собственникам. В качестве одного из первых
предлогов для земельных конфискаций в Ирландии была использована
реформация. Реформационное движение в Ирландии, так же как и в самой
Англии, имело глубокий социальный смысл. В ирландских условиях анг-
лийская реформация превратилась в один из главных рычагов покорения
и обезземеления ирландцев под предлогом отклонения их от «истинной»
веры. Ирландская секуляризация церковных земель создавала основу
для образования английского лендлордизма в Ирландии, исторически
долгое время служившего «укрепленным форпостом» для социального и
политического влияния в самой Англии наиболее консервативной англий-
ской земельной олигархии. «У «реформации» с самого ее начала на лбу на-
писан был грабеж, но что касается Ирландии, то там все было грабежом
с головы до пят. . . »4 *, — писал Маркс, цитируя Коббета.
В правление Марии (1553—1558), несмотря на католическую реакцию,
английское правительство но прекратило политики конфискации ирланд-
ских земель. Наоборот, именно при Марии были проведены весьма боль-
шие конфискации земель в ирландской провинции Лейнстер. Предлогом
для проведения конфискаций послужили распри ирландских вождей
О’Муров и О’Конноров с англо-ирландцами Пэля. Правительство изо-
бразило это как мятеж и направило войска с приказом захватить эти земли.
По заранее разработанному плану завоеванные графства были колони-
зированы. Па основании сохранившихся документов, инструкций для
завоевания можно установить, как происходила колонизация этих зе-
мель б. Королевский указ гласил: «Приказываем, чтобы все земли, от-
нятые у бунтовщиков и врагов, были приведены в порядок, пожалованы
и сданы в аренду: две части англичанам. . . и одна третья часть — ир-
ландцам» в. Земли двух графств — Лейке и Оффали были конфискованы
и розданы английским колонистам. Ирландцы и ирландские вожди вла-
1 Е. Curtis. Irish historical documents, p. 77.
2 Ibid., p. 83.
8 Ibidem.
* Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 34.
4 С. Maxwell. Irish history. . . , р. 229—232.
• Ibid., р. 230.
Английская агрессия в U рлцндии и борьба ирландского народа в XVI в. 183
дели теперь землей не на основе собственности, как было раньше, а на
основе держания се от короны за ренту (2—3 пенса за акр) г.
Таким образом, было проведено обезземеление ирландских кланов на
значительной территории двух графств, население кланов подверглось
более жестоким условиям феодальной эксплуатации, чем это имело место
при патриархальной власти клановых вождей. Ирландский народ стал
жертвой чужеземного угнетения со всеми вытекающими из него послед-
ствиями в виде подавления национальных обычаев, языка, культуры и
религии, так как колонизация сопровождалась введением английского
нрава.
Во второй половине XVI в. началась прямая военная оккупация острова
и колонизация центральных графств страны, подготовившая базу для
окончательного завоевания Северной и Западной Ирландии.
Как и при первых Тюдорах, английское правительство Елизаветы ис-
пользовало все средства политического п религиозного характера. В Ир-
ландии было окончательно введено протестантское законодательство1 2 3,
проведены грандиозные конфискации церковных земель, создан еще бо-
лее разветвленный бюрократический аппарат. В ирландские провинции
Манстер и Коннаут были назначены президенты (1570) 8, вся страна по-
делена на графства, в них посланы шерифы и другие правительственные
чиновники. В 1581 г. Елизавета издала закон об учреждении в Ирландии
Суда замковой палаты, предназначенного для расследования дел долж-
ностных лиц Ирландии, которые плохо исполняли распоряжения англий-
ского правительства и недостаточно активно утверждали английское влия-
ние и законы в стране 4.
Реформация ирландской церкви, усиление бюрократического аппарата
в стране было лишь одной стороной английского нажима на Ирландию.
Господствующие классы Англии, охваченные жаждой колониальных за-
хватов, не были удовлетворены поминальным господством Англии над Ир-
ландией и теми конфискациями, которые были проведены в предыдущие
царствования. Они усиленно требовали дальнейшего нажима на Ирлан-
дию. Английское правительство стремилось не только подчинить ирланд-
скую церковь и все управление страной, но и очистить остров от мест-
ного населения и заселить его англичанами. Была поставлена задача со-
здать новую Ирландию, «лойяльную» и протестантскую, сделать ее второй
Англией, распространить колонизацию на весь остров.
Английские крупные предприниматели, английские спекулянты, тор-
говавшие землей, новая английская земельная аристократия — все еди-
нодушно выступали с предложениями полной конфискации ирландских
земель, создания в Ирландии колонии путем организации в ней «поселений».
Следующая волна английской колонизации была направлена в ир-
ландскую провинцию Манстер, расположенную на юго-западе Ирландии.
Вмешательство правительства Англии во внутренние дела ирландских
вождей, разжигание их междоусобной борьбы вызвало восстание насе-
ления иод руководством Десмонда. Это восстание было жестоко подавлено.
Население подвергалось насилиям п грабежу, урожай систематически
истреблялся. Только в течение одного из походов на Манстер был уничто-
жен урожай на сумму в 20 тыс. ф. ст. (по теперешней стоимости около
1 млн. ф. ст. 5).
1 С. Maxwell. Irish history..., р. 229.
2 Е. Curtis. Irish historical documents, p. 121.
3 C. Maxwell. Irish history. . . , p. 164—166.
4 E. Curtis. Irish historical documents, p. 99.
a T. А. Джексон. Борьба Ирландии за независимость, стр. 62.
184
Т. С. Осипова
То, что не могло быть разграблено, предавалось огню. Сжигали дома,,
амбары, посевы. Манстер был превращен в пустыню. После подавления
восстания земли Десмонда и его 140 сторонников, расположенные во всех
графствах Манстера, были конфискованы короной. Они включали свыше
полумиллиона акров (574 628 акров).
В июне 1584 г. в провинцию Манстер была назначена королевская ко-
миссия с инструкцией обследовать захваченные земли. На основании ее
донесений в 1586 г. был выработан специальный «План заселения Ман-
стера». Источники дают возможность довольно полно и конкретно пред-
ставить систему поселений, предпринятую английским правительством,,
выяснить размеры участков земель, которые давались английским пред-
принимателям — undertakers х, величину рент, число поселенцев и се-
мей, которые должны были заселить эти участки. В «Плане» указывалось,
что все земли, конфискованные в пределах провинции Манстер, должны
были быть разделены на участки в 12 тыс., 8 тыс., 6 тыс. и 4 тыс. акров 1 2 3.
Эти участки передавались английским подданным с условием, чти
они будут заселены лишь английскими поселенцами. В «Плане» точно
определялось, как предприниматели должны были распределить эти
земли среди английских поселенцев 8. Так, например, на участке в 12 тыс.
акров порядок владения землей и заселения был такой: 2100 акров берет
себе сам предприниматель, остальные сдаются в аренду арендаторам раз-
личного типа: 6 фермерам, каждому по 400 акров, всего 2400 акров;
6 фригольдерам, каждому по 300 акров, всего 1800 акров; 42 копиголь-
дерам, каждому по 100 акров, всего 4200 акров. Остальная земля (ее
остается 1500 акров) предназначалась, в качестве держании по 50, 25 и
10 акров, различным держателям по усмотрению предпринимателей, но
с условием, чтобы там было поселено не меньше 36 семей. Всего па участке
в 12 тыс. акров должна быть поселена 91 семья. (Точные данные имеются
для заселения и остальных участков в 8 тыс., 6 тыс. и 4 тыс. акров4 5.)
Таким образом, план английского правительства предусматривал
перенесение в Ирландию тех феодальных порядков, которые ранее су-
ществовали в Англии, намечая создание крупных земельных владений
в Ирландии с характерными для английской практики формами феодаль-
ной зависимости — фригольдом и копигольдом.
Предприниматели должны были владеть этими участками на условиях
свободной аренды (free-farm), уплачивая за них весьма льготные низкие
денежные ренты короне (2—3 пенса за акр). Правительство, устанавливая
такую низкую ренту, шло на уступки предпринимателям и стремилось
привлечь их различными льготами к участию в колонизации. Но основ-
ным и главным условием колонизации считалось, что все земли должны
быть заселены коренными англичанами и обязательно протестантами.
В акте указывалось, что «никто из англичан не должен передавать земли
коренным ирландцам. . главы семей должны быть только английского
происхождения» в.
Для охраны колоний английских поселенцев правительство брало на
себя обязательство содержать в Ирландии довольно сильные военные гар-
низоны. Боязнь нападений со стороны ирландцев побудила правительство
1 Предпринимателями (undertakers) называли в то время землевладельцев-коло-
низаторов, земельных спекулянтов и т. д.
2 Calendar of state papers, relating to Ireland. London, i860 —1912, vol. Ill, p. 84
(далее: CSP Ireland).
3 Ibid., p. 61.
4 Ibidem.
5 Ibid., p. 85.
Английская агрессия е Ирландии и борьба ирландского народа в Л VI в. 185
требовать от колонистов селиться ближе друг к другу. Поселенцы обя-
заны были укреплять места поселений, строить форты и дома из кирпича.
Крестьяне-колонисты, говорится в «Плане», «обязаны вести типично
английское хозяйство, разводить все виды скота и из каждых 300 акров —
40—50 акров засовать зерном, а в год обязаны продавать зерна 30—40 квар-
теров» 1 2.
Таков был план, согласно которому английское правительство решило
предпринять колонизацию Манстера.
Специальная комиссия, посланная в Ирландию, должна была создать
указанные поместья, т. е. произвести выделение этих участков. Предпо-
лагалось создать около 60 таких поместий 2.
Английским джентльменам посылались приглашения принять участие
в заселении Ирландии, и была обнародована специальная прокламация3.
Охотников получить ирландские земли нашлось довольно много, особенно
среди джентльменов Западной Англии. В Ирландии появилась новая фи-
гура — предпринимателя — хищного англичанина, мечтавшего разбо-
гатеть на колонизаторском поприще. Среди предпринимателей были ро-
стовщики, торговая буржуазия, чиновники, спекулянты и часто просто
искатели приключений.
Источники, а также записи Ф. Энгельса дают возможность выяснить
социальный состав тех элементов, которые получили землю в Манстере,
и тс ежегодные ренты, которые они платили английскому правительству.
В Ирландии стал вырастать класс английской землевладельческой аристо-
кратии в лице крупных чиновников, ирландской администрации, судей,
наместников и президентов. Большие участки земли получили фавориты
короны: поэт Рэли (10 тыс. акров), лорд-казначей Эдвард Фиттон (16 тыс.
акров), поэт Спенсер, который нажил себе состояние на конфискациях
в Ирландии, и другие лица 4. Всего, согласно источникам, уже к 1591 г.
было роздано примерно 202 099 акров с рентами короне в 1976 ф. ст. 5 *.
Колонизация в Манстере была связана с большими трудностями.
Англичане селились среди крайне враждебно настроенного населения.
В результате этого поместьям новых владельцев непрерывно угрожали
нападения со стороны ирландцев. Сами английские предприниматели
бесконечно спорили и враждовали друг с другом и фактически, как
отмечает источник, «беспокоили страну. . . В Манстере они спорили друг
с другом, й большинство. . . разбиравшихся судебных дел было между
англичанами» в.
В основном план английского правительства, как широкое колониза-
ционное мероприятие, потерпел неудачу. В Манстере фактически удалось
создать только крупных помещиков-лендлордов. Крестьянская колониза-
ция (в смысле привлечения в достаточном количестве английского насе-
ления) в целом в Манстере успеха не имела, поселений крестьянского
тина там было создано очень мало. Сами предприниматели нарушали ус-
ловия колонизации, уменьшали ренту короне, допускали ирландских
держателей, которым можно было навязать кабальные условия аренды,
часто захватывали лишние земли, увеличивая свои владения 7.
1 CSP Ireland, vol. Ill, р. 85.
2 М. Bonn. Die englische Kolonisalion in Ireland, Bd. I. Stuttgart—Berlin.
1906, S. 289.
3 Ibidem.
* I. Godkin. Land-War in Ireland. London, 1870, p. 431.
3 C. Maxwell. Irish history. . . , p. 247.
e GSP Ireland, vol. Ill, p. 430.
7 Ibid., p. 451.
386 Т. С. Оси попа
Другим районом Ирландии, также подвергшимся английской колони-
зации, была наименее англизированная северная часть острова — про-
винция Ольстер. Колонизационная политика английского правительства,
разграбление и опустошение Манстера вызвали в Ольстере мощное восста-
ние ирландского крестьянства под руководством графов Тирона и Тир-
коннеля. Восстание было подавлено еще более жестоко, чем манстерское.
В результате конфискаций владений ольстерских вождей к короне
перешли новые огромные земельные площади — 800 тыс. английских ак-
ров, занимавшие 6 графств провинции В Ольстер была направлена ко-
ролевская комиссия для обследования земель, которая посетила каждое
графство, произвела описи всех конфискованных земель как церковных,
так и светских. На основе отчетов комиссии был разработан план колони-
зации Ольстера, более тщательный и подробный, чем для Манстера.
Источники, относящиеся к колонизации Ольстера, достаточно подробны
и дают возможность установить, как шло заселение ольстерских земель.
Документ, озаглавленный «Порядок и условия колонизации в Оль-
стере» 1 2, устанавливал порядок освоения земель, которые были розданы
английским чиновникам, юристам, деятелям английского правительства.
Захваченная путем открытого грабежа земля была поделена на участки
в 2000,1500 и 1000 акров — гораздо меньшие по величине, чем в Манстере.
Правительство убедилось на примере Манстера, что создание крупных
поместий в Ирландии не достигло цели сплошной колонизации. Помещики-
лендлорды обычно сдавали землю арендаторам-ирландцам. Обездоленные
ирландцы вынуждены были брать землю на условиях самой высокой
арендной платы, что было гораздо выгоднее лендлорду. Кроме того,
крупный лендлорд, окруженный держателями — фригольдерами и копи-
гольдерами английского происхождения, мог стать опасным английскому
правительству. Поэтому в Ольстере создавались мелкие участки, которые
раздавались большему количеству поселенцев, не находившихся в ленных
отношениях к лендлорду, а зависимых непосредственно от короны.
Участки в 2000 акров давались лицам, которые находились на королев-
ской службе в Англии пли были купцами, ростовщиками и другими пред-
принимателями. Участки в 1500 акров обычно давались сервиторам (ser-
vitors) — начальникам военных гарнизонов в Ирландии, лицам только
английского происхождения. Участки в 1000 акров предназначались
местным уроженцам, большей частью англо-ирландцам.
Самым главным требованием для предпринимателей было то, что «все
лица, получившие в пользование различные участки, были обязаны засе-
лить их английскими и шотландскими держателями» 3.
За владение участками в 2000, 1500 и 1000 акров предприниматели
платили денежную ренту. Правительство выработало и опубликовало
статьи, которые включали условия раздачи земель отдельно для каждой
категории предпринимателей.
Условия, относившиеся к английским и шотландским предпринимате-
лям, были следующие. Рента за 1000 акров исчислялась в 5 ф. 6 ш. 8 п. и
пропорционально увеличивалась за каждый больший участок из расчета
6 ш. 8 п. за каждые 60 английских акров 4.
Первые два года рента с участков, данных предпринимателям первой ка-
тегории, не взималась. Участки держались по нраву свободной аренды —
1 См. Архив Маркса и Энгельса, т. X, стр. 139.
2 Е. Curtis. Irish historical documents, p. 128.
3 C. Maxwel 1. Irish history. . ., p. 282.
4 Ibidem.
Английская агрессия с Ирландии и борьба ирландского народа в XVI в. 187
free-farm. Каждый предприниматель в течение трех лет обязан был посе-
лить на своем участке (из расчета на 1000 акров) 24 способных колонистов
в возрасте от 18 лет и старше, по происхождению англичан или шотланд-
цев. Раздел земли между держателями на участке в 1000 акров должен
был производиться следующим образом: самому предпринимателю с семьей
предназначалось 300 акров, затем двум фермерам по 120 акров земли каж-
дому, далее трем лизгольдерам по 100 акров. На оставшихся 160 акрах
должны были быть поселены четыре или более земледельцев, коттеров
и ремесленников, участки которым определялись по усмотрению самого
предпринимателя *. В общей сложности на участке в 1000 акров должно
было быть поселено не менее 10 семей.
Предприниматели, имевшие участок в 2000 акров, обязаны были укре-
плять поместье: «каждый должен в течение 2 лет построить замок с силь-
ными укреплениями» 1 2 3. Кроме того, предприниматели должны были за-
ставлять своих держателей строить дома для себя и семьи вблизи глав-
ного замка «для взаимной защиты» 8. Лес для строительства в рассрочку
на 2 года предоставлял наместник Ирландии.
Все колонисты должны были иметь запасы оружия, которым снаб-
жались воины, созываемые на военные смотры каждые полгода. Каждый
предприниматель, прежде чем получить дарственные бумаги, должен был
дать клятву верности супрематии, протестантской религии и поселиться
на своем участке лично 4. Закон не допускал отсутствия предпринимате-
лей, они обязаны были жить в Ирландии. Предприниматель, на извест-
ный период выезжавший из Ирландии, должен был иметь разрешение
наместника Ирландии и Совета. Да и то разрешалось лишь временное
отсутствие с обязательством оставить себе замену.
Лицам, выполнявшим все эти условия договора, правительство предо-
ставляло ряд привилегий. Они имели право создавать маноры, держать
баронские суды дважды в год, имели полную свободу беспошлинно
в течение 7 лет вывозить из Ирландии все товары, произведенные в их
поместьях, а в течение 5 лет — право свободно вывозить из Англии не-
обходимые продукты, оружие 5 *.
Очень важным условием было то, что «названные предприниматели
не должны были уступать свои участки или какую-либо часть их корен-
ным ирландцам или лицам, которые не дали клятвы супрематии» в.
Таковы были условия, выработанные для английских и шотландских
предпринимателей.
Условия для англичан, несших военную службу в Ирландии, были
несколько иными. Они держали земли также на условиях free-farm и
также обязаны были заселить их, но им разрешалось иметь ирландских
держателей при условии, что рента последних будет выше ренты держа-
телей — англичан или шотландцев.
Расчет рент велся с участка в 1000 акров. Рента с земель, заселенных
английскими и шотландскими держателями, была равна ренте, уплачи-
ваемой предпринимателями первой категории, —5 ф. 6 ш. 8 п. за каждую
долю в 1000 акров.
Если же сервиторы отдавали земли коренным ирландцам, то рента
1 Е. Curtis. Irish historical documents, p. 129.
2 C. Maxwell. Irish history. . ., p. 282.
3 Ibidem.
4 Ibid., p. 283.
6 E. Curtis. Irish historical documents, p. 128—130.
• Ibid., p. 130.
188
С. Осипова
немедленно возрастала до 8 ф. ст. с 1000 акров, и пропорционально за
больший участок из расчета 10 шил. за 60 английских акров
Первые 2 года сервиторы не должны были платить ренты. Остальные
условия и привилегии в основном совпадали с привилегиями, данными анг-
лийским и шотландским предпринимателям, лишь с той оговоркой, что
сервиторы тоже обязаны были укрепить своп поместья. Но вместо сильно-
го замка они могли строить кирпичный дом с некоторыми укреплениями а.
Допущенные к держанию земель ирландские фригольдеры на участках
в 1000 акров платили более высокую ренту, чем категории предыдущих
предпринимателей. Рента равнялась 10 ф. 13 ш. 14 п. за 1000 акров 3.
Фригольдерам, как правило, отводились небольшие усадьбы в худших
районах. Ренту они обязаны бы.чп платить сейчас же после получения
участков, никаких отсрочек в уплате и льгот не давалось. Земли пред-
писывалось укреплять: в течение 2 лет фригольдеры должны были вы-
строить укрепленную усадьбу. Предприниматели всех категорий были
обязаны вести хозяйство по английскому образцу, исповедовать про-
тестантскую религию и управлять поместьем по английским законам.
При первой попытке возмущения или участия в восстании они немед-
ленно лишались своих земель 4.
В каждом графстве Ольстера англичане создавали определенное ко-
личество протестантских церквей и приходов, которым прихожане должны
были платить десятину натурой5.
Таким образом, в результате обширных конфискаций ольстерских
земель началась английская колонизация и этой ирландской провинции.
Захваченные земли были отданы английским и шотландским колонистам,
которые получили участки в 2 тыс. акров 6. Согнанные со своих земель
ирландцы расселялись на неудобных болотистых или каменистых участках.
При разделе участков провинции Ольстер было принято за правило не
наделять каждого английского или шотландского колониста более чем
2 тыс. акров, чтобы сделать невозможным, хотя бы на время, развитие
крупной земельной собственности. Ольстер сделался районом сравнительно
мелких поселений и впоследствии оставался страной среднего и мелкой>
землевладени я.
Из изложенного ясно, что английские и шотландские колонисты были
поставлены в более выгодные условия, чем ирландские поселенцы. Рента
с участков англичан и шотландцев была наполовину меньше. Она по-
вышалась только в том случае, если они сдавали землю в аренду мест-
ным уроженцам.
Ирландцы получили меньшие и худшие участки, а платили за них
двойную ренту. В Ирландии были созданы английские маноры, которые
должны были иметь ярмарки, рынки и судебные учреждения (courts
baron)7.
Арендная плата ирландских крестьян была феодальной по своей при-
роде и ее нельзя отождествлять с арендной платой фермера лендлордх
в Англии.
«Здесь, в Англии, — шп ал Энгельс, - - гермином рента одинаково
обозначается как плата за землю английского фермера-капиталиста
1 С. М а х we I I Irish history. . ., р. 283.
2 Ibidem.
3 Ibidem.
4 Ibidem.
5 Ibid., p. 285.
• Ibid., p- 281
’ Ibid., p. 283.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа « XVI в.
лендлорду, так и плата за землю ирландского бедняка-фермера, который
уплачивает настоящую дань, слагающуюся, главным образом, из вычетов
из его продовольственного фонда, предназначенного для его собственного
содержания, заработанного им собственным трудом, и состоящую лишь
в самой ничтожной степени из настоящей ренты» г.
Таким образом, еще в 90-х годах XIX в. Энгельс рассматривал платежи
ирландских крестьян как замаскированную форму феодальной ренты,
хотя она и взималась в виде денежной платы.
Начав колонизацию Манстера и Ольстера, английское правительство
стремилось разрушить клановые порядки в Ирландии, создать феодальные
маноры наподобие английских поместий. Английские лендлорды прино-
сили в Ирландию самые отсталые формы феодальной эксплуатации, со-
здавали свои поместья на основе феодальной аренды. Колониальный
режим, хозяйственная отсталость и узость внутреннего рынка — все
это препятствовало созданию условий для развития капитализма.
В Ирландии в качестве колонизаторов выступали не только частные
лица из среды крупных чиновников и придворных, но и компании лон-
донских купцов и промышленников. Особенно велико было участие лон-
донских компаний в земельных конфискациях в графстве Дерри.
Городу Лондону была предоставлена бумага по «милости короля»
(Якова I), которая содержала доводы, способные привлечь Лондон к уча-
стию в этом предприятии. Записка перечисляла богатства, которые
имеет Северная Ирландия: «Страна хорошо орошена, главным образом,
благодаря изобилию рек и ручьев. В ней имеется много топлива, различ-
ные виды дерева. Там есть все необходимое не только для существования,
но и для снабжения г. Лондона. Имеется говядина, свинина, бобы, рожь,
ячмень — весь провиант, которого нехватаст городу и стране [Англии] . . .
Морское побережье и бухты Ирландии очень удобны для судов. Имеется
всевозможный материал для строительства кораблей. . . моря богаты
рыбой» 1 2. Далее перечислялись выгоды, которые Лондон получит от коло-
низации.
В ответ на это предложение лондонские горожане послали в 1609 г.
четырех агентов обследовать страну. В этом же году наместник Чичестер
отправил в Англию отчет с результатами обследования Северной Ирлан-
дии. На следующий год (1610) между королем и Лондоном был заклю-
чен договор о колонизации в Ольстере графства Дерри.
Графство Дерри, переименованное в Лондондерри, выделялось Лон-
дону под крупное предприятие. Вскоре была сформирована корпо-
рация г. Лондона, позже получившая название «Ирландское общество»
(«The Irish Society») 3. Корпорация имела значительный капитал и дол-
жна была произвести заселение графства и начать разработку природ-
ных богатств Ольстера. «Лондонское Сити получило крупные пожалова-
ния в графстве Дерри в обмен на обязательство вложить туда капитал
в 20 тыс. фунтов и отстроить города Дерри и Колерайн» 4, — писал
Энгельс.
Город Дерри получил 4 тыс. акров земли вокруг города, а Колейран —
3 тыс. акров, как free burgage 5. Оставшиеся земли, около 10 тыс. акров,
оыли розданы английским колонистам.
1 К. Маркс и Ф. 3 и гель с. Соч., г. XXVIII, стр. 223.
2 С. М а х w е 1 1. Irish history. . ., р. 285—286.
3 Ibid., р. 54.
4 Архив Маркса и Энгельса, т. X, стр. 139.
5 М. Bonn. Die englische Kolonisation, Bd. I, S. 329.
190
Т. С. Осипова
В статьях договора указывалось, что Лондон обязуется построить
«200 домов в Дерри, а в Колейрапе — 100 домов» \ «Сити имеет верхов-
ную власть над всеми церквами, — говорится в договоре, — как в преде-
лах городов Дерри и Колей ран, так и во всех землях, принадлежащих
им» 1 2. «Пошлины со всех ввозимых и вывозимых товаров должны принад-
лежать Сити на 99 лет. . . с уплатой королю ежегодно 66 ш. 8 п. как воз-
награждение» 3. Сити получило полную свободу торговли ирландскими
товарами и ввоза их в Англию. Предоставлялось право свободной ловли
рыбы в реках Бенн и Лох Фоэле и на всем северном побережье. И, нако-
нец, Сити получило судебную власть в графство Дерри и все выгоды,
связанные с ней. Для охраны колонии г. Лондона была создана постоян-
ная армия. Таким образом, в Ольстере «шесть графств из 32 были экспро-
приированы п ограблены» 4.
Переход земли в руки компании лондонских купцов увеличивал роль
английского капитала в эксплуатации Ирландии, усиливал экономиче-
ское закабаление страны. Природные богатства Ирландии были подвергнуты
самому хищническому разграблению. Из Ирландии английские купцы
беспошлинно вывозили лес, рыбу, кожи, сало, мясо. Английская буржуа-
зия извлекала из торговли ирландскими товарами громадные барыши.
Возрастала хозяйственная зависимость Ирландии, которая в течение
XVJ1 в. еще больше увеличилась. Своей политикой Англия помешала
Ирландии стать экономически развитой страной и превратила ее в свой
аграрный придаток.
В ответ на угнетение колонизаторов-апглпчаи ирландцы еще в XVI и
начале XVII в. отвечали рядом крупных восстаний, представлявших
собой первый значительный этап в многовековой борьбе ирландского
народа за свою свободу.
Борьба ирландского народа с англичанами происходила в различных
формах. В более ранний период английского нашествия сопротивление
завоеванию не имело еще массового и организованного характера и в XII—
XV вв. принимало, главным образом, форму партизанской борьбы от-
дельных отрядов ирландцев с врагом.
Многочисленные мелкие выступления против английского господства
происходили в Ирландии в первой половине XVI в. Уже с начала
правления Генриха VIII начинается полоса почти беспрерывных восста-
ний освободительного характера. Особенно большого напряжения достигла
борьба в период правления Елизаветы, когда стало осуществляться окон-
чательное завоевание и колонизация Ирландии, превращение населения
острова в колониальных рабов. Во второй половине XVI в. в стране про-
изошло несколько крупных восстаний. Из них особенно выделяются
восстание Шана О’Нейла в Ольстере (1559—1567), восстание Десмонда
в Манстере (1579—1583) и всеобщее восстание ирландцев под руковод-
ством Тирона и Тиркопнеля (1595—1603) 5 (о которых уже упоминалось
выше).
Восстание Шана О’Непла началось в провинции Ольстер. Наиболее
крупными клановыми вождями там были О’Нейл и О’Даннейл. Оба они
стремились захватить власть над всей провинцией и всегда враждовали.
Эту их вражду использовало английское правительство. Начать открыто
1 CSP Ireland, р. 360-361.
» Ibid., р. 361.
3 Ibid., р. 361—362.
4 Архив Маркса и Энгельса, т. X, стр. 139.
8 Е. Hull A History of Ireland and her people to the close of the Tudor period.
1926, p. 353.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа ч XVI н. 191
завоевание Ольстера в первые годы правления Елизаветы Англия еще
не могла, так как не имела для этого ни военных, ни финансовых ресур-
сов. Поэтому опа ограничивалась пока вмешательством во внутренние
дела вождей Ольстера, используя их междоусобную борьбу, и делала все/
чтобы ее разжечь.
В связи с провозглашением верховенства протестантской религии,
с введением нового богослужения, по всей стране приостанавливалось
действие католических законов. В провинциях Ирландии, в том числе
и в Ольстере, католические церкви стали заменять протестантскими,
все графства должны были принять новых священников, была учреждена
специальная Высокая комиссия в Дублине по вопросам реформации,
которая должна была расследовать все нарушения против «Акта о едино-
образии» и подвергать наказанию виновных католиков С
Попытки насадить в провинции чуждую ирландскому населению
протестантскую религию вызывали в народе широкое недовольство.
Им решил воспользоваться О’Нейл и захватить власть над всем Ольсте-
ром. Являясь одним из сильных вождей Ирландии, Шан О’Нейл имел
в своем распоряжении большие вооруженные силы.
Английское правительство решило арестовать О’Нейла, вызвав его
в Англию под предлогом переговоров 2. О'Нейл отказался поехать в Лон-
дон, и в Ирландию были посланы войска под командованием графа Сэс-
секса. Английские карательные войска Сэссекса, посланные для подав-
ления движения, повсюду встречали упорное сопротивление народных
масс Ирландии. О’Нейла поддерживали ольстерские графы, города
провинции тоже оказывали помощь. В его армии боролись ирландские
крестьяне. Эта поддержка была обусловлена не только патриархальной
верностью членов клана своему вождю, но и сознательным сопротивлением
народных масс Ирландии английскому завоеванию. Крестьянам Оль-
стера грозило изгнание с их земель и лишение средств существования.
Поэтому крестьяне шли в отряды О’Нейла пли вели партизанскую борьбу,
умело используя специфику суровой северной природы, изматывали анг-
лийские войска мелкими стычками в лесах, устраивали засады у вхо-
дов в ущелья. «Трудно было вызвать ирландцев на решительный бой, —
указывает Максвелл. — Они лежали в засадах у входов в ущелья или
у опушки леса и исчезали с быстротой молнии, как только большие силы
направлялись против них» 3.
Популярность О’Нейла была настолько велика, что английское пра-
вительство объявило его государственным изменником и запретило вся-
кие сношения с ним. Поддержка О’Нейла рассматривалась как высшая
форма государственной измены4.
Борьба приобретала затяжной характер, подавить восстание было
трудно. «Елизавета не знала, какой путь избрать. Сила, вероломство,
союзы были испытаны, во ирландская проблема была более серьезной,
чем когда-либо»5.
Со свежими силами в Ирландию был послан новый наместник Сидней,
но победить Шана О’Нейла в открытом бою не удавалось. Он скрывался
в лесах, откуда вел партизанскую борьбу, население оказывало поддержку,
укрывало его отряды от карательных экспедиций англичан.
1 М а х w о 1 1. Irish history. . р. 137. «Акт о единообразии» был принят
при Эдуарде VI, отменен в правление Марии Тюдор и снова восстановлен при Ели-
завете (1560 г.).
в I. С о d k i n. Land-War in Ireland, р. 30—31.
* С. Maxwell. Irish history. . p. 46.
* Ibid., p. 174.
’ • Г. Codki n. Land-War in Ireland, p. 48.
192
Т. С. Осипова
Только подкупив ольстерских вождей, английское правительство
раскололо движение. Среди изменивших вождей были приближенные
О’Нейла. Больше того, английское правительство добилось, что сопер-
ник О’Нейла О’Данпейл напал на него в 1567 г. О’Нейл был разбит.
Затем началось жестокое подавление восстания. Английская армия
опустошила Ольстер. Движение было разгромлено, участники его
перебиты.
Восстание О’Нейла не было выражением освободительного движения
всего Ольстера, сам вождь клана преследовал явно честолюбивые цели.
Никакой социальной и политической программы не было выставлено,
что несомненно суживало базу движения. О’Нейл предъявил англий-
скому правительству только те требования, которые усиливали его лич-
ную власть х.
Стремление О’Нейла к усилению личной власти отразилось на так-
тике его борьбы и привело к тому, что он допустил ряд ошибок. Главной
из них было отсутствие стремления к объединению всех военных сил,
к созданию конфедерации Севера. Отсутствие этого союза отрицательно
сказывалось на ходе движения и приводило к тому, что, борясь со своими
соперниками — О’Даннейлом и другими, он сжигал и грабил их владе-
ния и земли. При этом несомненно страдало население кланов, жившее
на этих землях. Сказалась предательская политика клановых вождей,
готовых ради личных целей предавать родину.
Несмотря на эти отрицательные стороны, движение О’Нейла имело
положительное значение и пользовалось поддержкой ирландцев Севе-
ра, как вообще всякое выступление против исконного врага Ирлан-
дии — англичан. Восстание изматывало силы английского правитель-
ства и дорого стоило Англии. На его подавление было истрачено около
230 тыс. ф. ст. 1 2. Англия потеряла свыше 3500 солдат 3.
Однако с подавлением движения в Ольстере борьба не прекратилась,
и вскоре в провинции Манстер началось новое восстание ирландцев под
руководством Десмонда. Движение в Манстере, вызванное стремлением
ирландского народа к независимости, осложнялось иностранным вмеша-
тельством. Дело в том, что Ирландия рассматривалась папским двором
и католической Испанией как удобный плацдарм для борьбы с проте-
стантской Англией. Папа уделял ирландским событиям большое внимание
и старался оказывать поддержку всем врагам Англии. В страну засыла-
лись иезуиты, шпионы Рима и Испании и даже целые иезуитские миссии;
подкупались купцы, которые ввозили католическую литературу 4. Во
многих городах — Уотерфорде, Лимерике и других вели энергичную
деятельность папские легаты, которые «возбуждали народ на восстания
н измены» 5. Вмешательство Испании и Рима в вопросы религиозной по-
литики Ирландии только обостряло положение и никакой пользы ирланд-
скому народу не приносило.
Положение в Манстере к началу восстания было очень сложным.
В провинции шла давняя борьба между домами Джеральдинов и Ормон-
дов, борьба, которая в течение целого столетия намеренно разжигалась
и обострялась английским правительством. Вмешательство Англии в эти
распри привело к открытой войне между упомянутыми домами в 1565 г.,
1 1. С о (1 k i n. Land-War in Ireland, р. 46.
- A. Polla г d. Tlie political history of England, vol. VI. London, 1910, p. 439.
3 С. M a x w с I 1. Short history of Ireland, Dublin, 1923, p. 37.
4 Ibid., p. 146—147.
5 CSP Ireland, p. 488.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа в XVI в. 193
которая осложнилась спорами между другими манстерскими клановыми
вождями и привела к гражданской войне в 1570 г. Боясь нового восстания,
наместник Ирландии Сидней совершил марш через весь Манстер, ставя
гарнизоны и усиливая крепости. Сильный гарнизон был поставлен в кре-
пости Килмаллок, которая считалась англичанами важным стратегиче-
ским пунктом между Лимериком и Корком. В марте 1570 г. ирландцы
под руководством Джемса Фитцмориса напали на крепость, гарнизон ее
был перебит, а крепость сожжена Ч
Борьба англичан с ирландцами шла безуспешно. Назначение нового
президента Перрота (1571) не изменило положения в Манстере. Нуждаясь
в помощи, Фитцморис отправился лично в Испанию и Рим, а в 1579 г.
высадился в (мервике. прибыв туда с тремя кораблями1 2.
Стремление англичан захватить земли, пе прекращающиеся религиоз-
ные гонения, жестокое правление Перрота в Манстере и высадка Фитц-
мориса в Ирландии — все это поднимало и воодушевляло ирландцев на
борьбу. В 1579 г. весь Манстер был охвачен восстанием, во главе которого,
после гибели Фитцмориса, стал его брат Десмонд.
В течение четырех лет (1579—1583) ирландский народ вел упорную
партизанскую борьбу с колонизаторами. Скрываясь в высоких горах,
ущельях, лесных массивах, ирландцы внезапно нападали на английские
войска, наносили стремительные п сильные удары там, где англичане не
ожидали нападения. Часто ирландские отряды нападали и на города,
где стояли английские гарнизоны, убивали солдат 3.
Записи современников и другие источники полны сообщений о труд-
ностях войны в Ирландии. Так, документ, озаглавленный «Одно из вели-
чайших зол, долгое время существующих в войне против Ирландии,
и пути его преодоления» 4, сообщает интересные факты:
«Когда направлялись силы против мятежников, они немедленно от-
ступали и держались близ болот и лесов, не предпринимая сражений,
но как только мы удалялись из лагеря, они немедленно возвращались и
занимали землю. Снабжать гарнизоны было трудно, так как в стране про-
исходило всеобщее восстание».
Далее говорится, что «они [мятежники] способны истощить любую
армию, которая пытается захватить их, и невозможно разбить их сразу» 5.
Эти факты ярко свидетельствуют о силе народного движения в стране.
О трудностях борьбы с ирландцами много писал и современник событий,
поэт Спенсер.
Англичане вели борьбу в Манстере с невероятной жестокостью. Упор-
ство ирландцев разжигало их ненависть. Захваченные англичанами ир-
ландские города разрушались, жители поголовно истреблялись, хлеб
сжигался, скот уничтожался. Несмотря па чрезвычайно тяжелые условия,
борьба Десмонда с англичанами продолжалась.
В октябре 1580 г. в гавани Смервик высадились 700 испанцев с запа-
сами оружия на 5 тыс. человек. Им удалось захватить форт в гавани,
но вскоре они были атакованы англичанами и разбиты. Началось созна-
тельное и обдуманное опустошение всего Манстера. Как происходило
подавление этого восстания, рассказывают сами английские офицеры —
участники похода: «Мы прошли через восставшую страну двумя отрядами,
1 С. Maxwell. Irish history. . , р. 168.
2 Ibid., р. 170.
3 Ibid., р. 167.
4 CSP Ireland, p. 362 -363.
8 Ibidem.
13 Средние века. вып. 6
194
7 . С. Осипова
сжигая все поселения и предавая смертной казни жителей, где бы мы их
ни настигали». Кертину страшного голода и опустошения рисует со-
BjcMci 1 пк гтнх ((бытии поэт Спенсер1.
Опустошение Манстера было настолько ужасным, что летом 1582 г.
наместник писал из Корка: «Наша страна разрушена и опустошена убий-
ствами и грабежами солдат. Многие города и местечки совершенно уни-
чтожены. Только от голода умерло 30 тыс. человек, не считая тех, кото-
рые были повешены или убиты» 1 2.
Восстание Десмонда было залито кровью. Сами английские историки
приводят цифру уничтоженного англичанами населения в 60 тыс. чело-
век 3. Опустошение Манстера происходило до тех пор, пока в 1583 г.
Десмонд, разыскиваемый всюду, был убит на юге крестьянами, у которых
он отнял скот. Владения Десмонда и его сторонников, как указывалось
выше, были конфискованы.
Восстание Десмонда было более сильным, чем движение в Ольстере.
То обстоятельство, с каким ожесточением и при помощи каких зверств
шло подавление движения и как много было истреблено ирландцев англи-
чанами, позволяет судить о явно массовом характере восстания. Отрица-
тельным моментом в движении Десмонда были интриги и связи ирланд-
ских вождей с испанским двором и Римом, которые направляли освобо-
дительное движение в сторону защиты католической религии, выставляли
реакционные лозунги борьбы. По и подавление восстания Десмонда не
прекратило освободительно!! борьбы ирландцев.
В конце XVI в. в Ирландии снова начинается новое, еще более мощное
восстание ирландского народа под руководством Тирона и Тирконнеля.
Сигналом для начала борьбы послужило принятие Тироном имени
«О’Нейл», что означало тогда государственную измену 4.
В 1595 г. английское правительство издало прокламацию против
Тирона, которая объявляла изменником графа и его сторонников 5.
Объявление Тирона государственным изменником сделало его имя очень
популярным в Ирландии. Движение ширилось, охватывая все большее
количество участников. Встревоженное английское правительство послало
свежие войска под командованием Норриса с приказом подавить движе-
ние, пока оно не захватило всей страны.
Зимняя кампания 1595 г. была успешной для восставших. Армия
Тирона, численно небольшая, но хорошо обученная, нанесла войскам
Норриса ряд поражений.
В течение 1595 г. Тирон вел переговоры с Испанией, надеясь полу-
чить помощь от испанского короля, заинтересованного в ослаблении
Англии. Летом 1596 г. три испанских корабля прибыли в Ирландию.
Они привезли снаряжение для армии, небольшое количество солдат.
Испанский король обещал дальнейшую помощь. Насколько было серь-
езно в этот период положение в Ирландии, показывает письмо Генри
Уоллона Роберту Сесилю в Англию от 9 февраля 1596 г.: «Положение
в Ирландии не было еще никогда таким опасным, как в настоящее время.
Все вожди Ольстера и Коннаута объединились в сильный союз во главе
с Тироном. Этот союз все усиливается, охватывая все части королевства.
Военная сила изменников, хорошо обученных Тироном, достаточно ве-
1 Е. S р е n se г. View of State Ireland, p. 143—144.
1 I. С о cl k i n. Land-War in Ireland, p. 84.
1 Ibidem.
4 Ногле восстания Шана О’Нейла принятие этою имени стало символом откры-
того восстания против английского господства.
5 С. Maxwell. Irish history. . ., р. 175.
Английская агрессия в Ирландии и борьба ирландского народа в XVI в. 195
лика. Во многих сражениях с нашими войсками они нанесли ряд пораже-
ний войскам ее величества» J.
Армия Тирона, состоявшая главным образом из крестьян и поддержи-
ваемая жителями ирландских городов, одержала ряд крупных побед.
Были захвачены города Монаган, Портмор, Армаг и другие.
16 августа 1598 г. произошло сражение, в котором ирландцы одер-
жали еще раз блестящую победу при местечке «Желтый форт» (графство
Армаг). Англичане были наголову разбиты, маршал Багнол был убит.
Обоз, знамена и пушки были захвачены ирландцами. Победа ирландцев
была настолько велика, что совет Дублина, охваченный паникой, послал
письмо Тирону, прося пощадить остатки английской армии 1 2. Победа
Тирона подняла дух восставших и явилась сигналом для начала движе-
ния в остальной Ирландии.
Тирон и его армия свободно передвигались по всей стране, что обеспе-
чивалось постоянной поддержкой нарс да. Совет Ирландии сообщал в Тай-
ный совет Лондона в письме от 17 июня 1598 г.: «Мы имеем ежедневные
уведомления о вероломном поведении Тирона, который усиливает волне-
ния во всех частях королевства, его сторонники проходят через каждую
провинцию беспрепятственно, поднимают народ на восстание, каждое его
действие против английского правительства находит поддержку народа» 3.
Восстание перекинулось в Манстер. Жители этой провинции, где анг-
лийское угнетение в связи с осуществляемой колонизацией было особенно
сильным, приняли активное участие в движении против англичан. Замки,
фермы и виллы англичан пылали. Современник — англичанин Мори-
сон, так описывает события, происходившие в Манстере: «. . . Мап-
стерское восстание разразилось подобно молнии, за один месяц почти все
ирландцы были в восставшей армии, англичане убивались или изгоня-
лись. Манстер был охвачен пожаром восстания и мятеж все разрастался
и усиливался» 4 5.
Большую помощь восставшим оказывали жители ирландских горо-
дов. Они, несмотря на строгие запрещения, продолжали торговать с вос-
ставшими, снабжали их в кредит оружием, порохом, продовольствием,
несмотря на то, что это наказывалось как государственная измена б.
Особенно резко проявляли антианглийские настроения города, распо-
ложенные по восточному побережью Ирландии, где английское угнете-
ние было более сильным, чем на Западе. Часто английские гарнизоны
избивались и уничтожались самими жителями ирландских городов.
«Жители города Лимерика изменяют нам почти ежедневно» в, — писал
граф Томонд в Лондон.
В ходе освободительной борьбы Тироном была выработана программа
движения, включавшая 22 требования 7. Программа предусматривала
свободу католической религии (§ 1—5), прекращение конфискаций земель
у ирландцев (§ 13—15), административную независимость страны (§ 9,
10), свободу передвижения, торговли (§ 18, 19) и др.
Программа ярко отражала освободительный характер движения
ирландских повстанцев и отличалась разносторонностью требований.
Эти требования программы Тирона дают возможность определить, на
1 CSP Ireland, р. 468.
2 Ibid., р. 288—289.
8 Ibid., р. 182.
4 С. М ах well. Irish history. . ., р. 249.
5 CSP Ireland, p. 181.
8 Ibidem.
7 E. Curtis. Irish historical documents, p. 119—120.
13*
196 T. С. Осипова
какие социальные элементы общества он опирался. Социальная база дви-
жения была довольно широкой. В нем принимали участие многие ирланд-
ские вожди. Ряд пунктов отстаивает именно irx требования — сохране-
ние всех привилегий, полученных 200 лет назад, участие знати в управ-
лении страной и др. Тирона поддерживали города Ирландии. Это под-
гверждается тем фактом, что некоторые пункты программы требуют сво-
боды торговли в Ирландии и Европе. Наконец, самыми многочисленными
участниками движения были свободные крестьяне, владельцы небольших
участков земель, члены кланов. Их поддержка заставила Тирона включить
пункт о прекращении конфискаций земель у ирландцев. Общим требо-
ванием всех участников восстания была свобода католической религии,
так как вся эта социальная борьба шла под лозунгами защиты католи-
цизма.
К 1598 г. движение достигло наивысшего развития, борьба приобрела
характер широкого народно-освободительного движения, когда восстав-
шие имели под ружьем 16 тыс. человек Английское правительство стало
готовить сильную армию для отправки в Ирландию. Войска, под коман-
дованием Эссекса, высадившиеся на острове в 1599 г., насчитывали 20 тыс.
пехоты и 2 тыс. кавалеристов.
С армией в 7 тыс. солдат Эссекс двинулся в Манстер и Лейпстер, решив
совершить триумфальный марш через южные провинции, но встретил
упорное сопротивление ирландцев. Во время похода его армия была ослаб-
лена в ожесточенных стычках с, партизанами. Вблизи города Мэриборо
армия Эссекса, встреченная засадой ирландских партизан в горном про-
ходе, потеряла 5ЭЭ человек. На границах Пэля арьергарды армии Эссекса
были разбиты ирландскими вождями — О’Мурамп и О’Коиорами. «Три-
умфальный марш- английских войск по Ирландии закончился полным
провалом, сам главнокомандующий был в 1599 г. отозван в Англию.
В 160Э г., после провала похода Эссекса, в Ирландию прибыл со све-
жими войсками новый наместник и главнокомандующий Маунтджой.
Он оставил обычную тактику борьбы в форме полевых сражений и при-
ступил к сооружению фортов и крепостей. Были построены дороги среди
болот, производилась вырубка леса. Каждую господствующую позицию,
каждый проход Маунтджой старался укрепить, стремясь таким путем
стеснить движение партизан. Особенно сильно был укреплен форт на Лох
Фойл, который стеснил действия Тирона J.
Таким образом, англичане учли неудачный опыт предыдущей борьбы
с ирландцами, когда совершались одни карательные экспедиции. За голову
Тирона была дважды назначена награда, но и это было бесполезно. Анг-
личане предприняли покушение на жизнь Тирона, которое также не
удалось.
В этот период Тирон понрежпему поддерживал связи с Испанией.
Связь держалась через иезуитов, которые подробно доносили испанскому
королю Филиппу 111 о делах в Ирландии.
В 1601 г. 5 тыс. испанцев высадились в ирландском порту Кипсале
и заняли город. Ими было выпущено обращение к ирландскому народу,
в котором говорилось: «Война, которая ведется в Ирландии, предпринята
не с целью порабощения ирландского парода, а ведется в защиту истин-
ной веры. . . Именно англичане издавна угнетают ирландский народ и
подавляют его веру» 1 2. Воззвание заканчивалось призывом к ирландцам
выступить против англичан.
1 CSP Ireland, р. 401.
2 С. Maxwell. Irish history. . ., р. 193 —194.
.Английская агрессия ч И рлиндии и борьба ирландского народа в XVI в. 197
Маунтджой, узнав о высадке испанцев, двинулся к Кинсалю и осадил
город. Ирландские вожди выступили против Маунтджоя, но войти в город
не смогли. Они укрепились в болотистой местности, недалеко от Кинсаля,
и перерезали пути подвоза. 23 декабря 1601 г. по требованию испанцев
ирландские вожди начали битву у Кинсаля, но потерпели тяжелое пора-
жение. Сами испанцы не оказали им достаточной помощи. Ирландцы по-
теряли около 1200 человек убитыми и 1100 ранеными, из которых многие
умерли х.
Англичане преследовали ирландские войска, захватив много пленных.
Маунтджой действовал беспощадно; почти «все пленные были повешены,
несмотря на то, что они предлагали выкуп» 1 2, — сообщает один англий-
ский солдат в Лондон. Испанцы капитулировали на условиях свобод-
ного пропуска в Испанию, обещав не выступать в дальнейшем против анг-
личан.
После разгрома у Кинсаля началось жестокое подавление восстания,
разорение восставших областей. На этот раз повсеместному опустошению
подверглись все провинции Ирландии.
Свидетель событий, Морисон, писал: «Пока армия Маунтджоя двига-
лась, она уничтожала хлеб и сжигала все на пути, оставляя после себя
пустыню» 3.
Па юге Ирландии действовал генерал Керыо. Опустошение страны
было настолько сильным, что главнокомандующий не очень сильно
преувеличивал, когда писал Елизавете: «Вашему величеству не над
чем повелевать в стране, кроме как только над трупами лошадей и
кучами пепла» 4.
В результате такой дикой расправы и повсеместного опустошения
дальнейшее сопротивление стало невозможным. Тирон вступил в перего-
воры и подчинился на условиях сохранения его владений, отрекся от
имени О’Пейла и отказался от союза с. Испанией.
В правление Якова I Тирон сделал еще (.дну попытку поднять восста-
ние при содействии Испании, но заговорщики были преданы. Ольстер
был присоединен к английским владениям в Ирландии, а земли этой про-
винции превращены в колонию.
Таким образом, наиболее сильное восстание в Ирландии, охватив-
шее почти всю страну, было разгромлено. Тем не менее упорное сопротив-
ление ирландцев имело большое значение для истории национально-
освободительного движения в стране.
Главной движущей силой всех этих выступлений были народные массы
Ирландии. Армия восставших состояла главным образом из крестьян,
которым угрожало изгнание с земель и превращение в кабальных рабов
английских лендлордов. Именно борьба с партизанскими отрядами по-
встанцев была особенно трудной и тяжелой для англичан. Ирландские
историки обычно идеализировали роль ирландских вождей в этой борьбе.
Несомненно, что вся деятельность этих вождей свелась бы к несколь-
ким заговорам и мятежам, если бы их выступления не поддерживало
упорное сопротивление ирландского народа колонизаторской политике
англичан. Но освободительное движение происходило в очень сложных
условиях противоречий между ирландским народом и феодальными
вождями, которые, хотя и возглавляли движение, не были последователь-
ными борцами за национальную независимость Ирландии. Движение
1 1. М а х we 1 I. Irish history. . р. 193 -194.
2 Ibid., р. 196.
3 F. Moryson. Itinerary, p. 76—77.
4 i’. E. А ф а н а с ь e в. История Ирландии, стр. 48.
198
Т. С. Осипова
ослаблялось междоусобной борьбой вождей, борьбой, которая искусно
разжигалась англичанами.
Главной причиной, приводившей к поражению освободительной
борьбы ирландского народа, являлась экономическая и политическая
раздробленность страны. Против политически раздробленной Ирландии
боролось централизованное абсолютистское государство, обладавшее
громадными ресурсами страны, вставшей твердо на путь капиталистиче-
ского развития.
Сильно повредила освободительной борьбе связь ирландских вождей
с реакционной католической Испанией. Последняя не оказывала ника-
кой серьезной помощи, а, наоборот, ее связи с Ирландией давали лишние
поводы для вторжения английских колонизаторов, которые стремились
оправдать свою агрессию ссылками на борьбу с католической испанской
опасностью.
Однако, несмотря на все эти отрицательные стороны, ирландское
освободительное движение XVI и начала XVII в. играло прогрессивную
роль. Упорное сопротивление ирландцев задерживало окончательное по-
рабощение страны, борьба истощала финансовые и людские ресурсы
Англии, осложняла ее международное положение.
Восстания ирландского народа наглядно свидетельствовали о силе
ненависти ирландцев и их готовности продолжать борьбу за свободу,
не считаясь ни с какими жертвами.
Э. И. ЛЕСОХПНА
ДВИЖЕНИЕ КРОКАНОВ (1592-1598 гг.) '
Движение кроканов очень слабо освещено как во французской, так
и в русской литературе, посвященной истории царствования Генриха IV.
Привлеченные несомненно колоритной фигурой этого короля, сумев-
шего поднять страну после религиозных войн и объединить ее под эгидой
сильной центральной власти, буржуазные историки, столь склонные
к сведению истории общественного развития к действиям «героев», либо
просто проходили мимо этого серьезнейшего в истории Франции конца
XVI в. события, либо объявляли его «смутным временем», явившимся
как бы завершением религиозных войн.
Между тем движение кроканов было одним из этапов борьбы фран-
цузского крестьянства XVI в. против феодального гнета и все усиливав-
шегося налогового грабежа.
Значительный размах народных движений, наблюдавшийся в Европе
в XVI в., был связан с зарождением в ряде европейских стран капита-
листического уклада в недрах феодального общества. Отстававшая в своем
экономическом развитии от Англии, Франция вступила на путь капитализ-
ма несколько позднее. Однако ряд черт, связанных с началом периода так
называемого первоначального накопления во Франции, можно отметить
уже во второй половине XVI в., когда здесь начинается процесс превра-
щения производителей материальных благ в потенциальных наемных
рабочих.
Естественно, что это превращение не могло пройти без сопротивления
разоряемого крестьянства, сопротивления, одним из моментов которого
и явилось описываемое в настоящей статье движение кроканов.
Изучая кутюмы, запись которых в большинстве своем относится ко
второй половине XVI в., мы видим, что основная масса французского
крестьянства в это время представляла собой лично свободных средних
и мелких держателей — цензитариев. Крепостная зависимость к этому
времени исчезла почти повсеместно: однако, став лично свободным, кре-
стьянство не имело своей земли. Земля, не входившая непосредственно
в домен сеньора, сдавалась им обычно в аренду, причем следует отме-
тить, что условия аренды к этому времени значительно изменились:
аренда на условиях твердо фиксированной платы имела тенденцию
сменяться арендой исполу, зависевшей от размера урожая. Этот переход
связан с тем, что при происходившем в то время неуклонном падении
покупательной стоимости ливра (к концу столетия цены на предметы
первой необходимости возросли по сравнению с началом столетия
в 5—6 раз) землевладельцам было значительно выгоднее получать аренд-
ную плату, стоимость которой не падала бы в зависимости от колебаний
стоимости ливра.
20G
Э. И. Лесохина
Переход на аренду исполу значительно отягощал и без того неза-
видное положение крестьянина: ио подсчетам Рано, после уплаты terrage
(подати с урожая в пользу сеньора) и арендной платы феодалу (что состав-
ляло вместе подчас до 40—50% урожая), десятины церкви и производства
посева крестьянину оставалось 25—30% снятого урожая, т. е. немногим
больше того, что он посеял прошлой весной По вычислению одного
юриста — современника описываемых событий, число податей, вносимых
крестьянами сеньерам, в силу письменных условий или обычного права,
доходило до трехсот 1 2. Крестьянин платил за все — за землю, за плуг,
за железо, за дрова, за мед, за мельницу, за место на базаре, за точку
топора и т. д.
Значительным средством угнетения крестьян и способом получения
от них дополнительных доходов являлась и сеньериальная юрисдикция
в отношении всех лиц, живущих на земле сеньера. Вопросы юрисдикции
занимают очень много места в кутюмах различных провинций Франции,
и право юрисдикции было, несомненно, в значительной мере правом
взимания поборов и штрафов.
Тяжесть сеньориальных налогов сочеталась с усилением гнета со сто-
роны центрального правительства, которое нуждалось в крепком и боль-
шом чиновничьем аппарате, в сильной наемной армии, содержало обшир-
ный двор. В государственных налогах господствующий класс находил
централизованный способ выколачивания ренты. Налоги, собираемые
центральным правительством, быстро росли. Талья — прямой налог,
основным плательщиком которого было крестьянство, — возросла
в течение XVI в. в три раза 3; росла и табель — особенно ненавистный
и непопулярный налог 4; тяжелым гнетом на плечи крестьянства легли
aides, droits de prise 5.
Кроме этих постоянно действующих косвенных налогов, каждый
король вводил новые, временные. Так, Генрих III взимал с населения,
живущего вокруг колокольни, 20 ливров ежегодно.
Бремя налогов, как прямых, так и косвенных, усугублялось широко
развитой в то время откупной системой и связанными с нею злоупотреб-
лениями откупщиков. По утверждению Сюлли, для получения королев-
ской казной 30 млн. ливров крестьяне должны были уплатить около
150 млн. ливров 6.
Ф. Гримоде, характеризуя грабительские методы откупщиков, писал:
«Конечно, крестьянин терпеливо сносил бы то, что король извлекает из
этого налога [речь идет о габели. — Э. Л.} некоторый доход, если бы не
было торговцев солью, соляных откупщиков, контролеров н жандармов,
врывающихся в дома бедных люден и отнимающих у них ниспосланную
богом утварь и одежду. Они отбирают это все у крестьян и принуждают
последних являться к ним в такие деревин, где нет адвокатов, приводя
народ в ужас своей яростью; они появляются всегда вооруженными
пистолетами и длинными палками и чинят крестьянам всякие притеснения,
арестовывают их, продают с аукциона их быков, лошадей и телеги. При
1 В. В a v е а и. l/agri<u Iture et les classes paysannes du Ilant Poitou au XVI
si eric. Paris, 1929, p. 53.
2 111 . . 1.. «История французского крестьянстпа». — «Русский вестник», т. XIII,
1858, стр. 85 86. ‘
3 «Vaiietes liisloriipies cl litl eraires», yol. VI I. Paris, 1857, p. 141.
4 В. А. Ь а з a p о в и II. 11. С т е и а н о в. Общественные отношения во Фран-
ции XVII и XVIII вв. «Образование», 1901, № 9 - Р), стр. 88.
5 Aides — постоянные косвенные налоги, взимаемые правительством; droits
de prise — право постоя, которое армия осуществляла .тишь в деревнях.
® Е. В о и п о гп ё г е. Histoire des paysans de France, t. I. Paris, 1856, p. 527.
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
201
таком образе действий они разоряют в одно утро 40—50 семейств,
пуская их по миру. . . Бедный крестьянин подобен овце» 1.
Объединенный гнет центрального правительства и сеньеров приводил
к быстрому разорению крестьянства. Современник, историк Эллан,
в своей речи, обращенной к матери короля, говорит: «Бедный крестьянин
не собрал урожая ни с полей, ни с виноградников, представляющих собой
ничтожное богатство и дающих так мало вина, что крестьянам нечем
уплатить свои долги; а ведь им еще нужны деньги для покупки зерна для
посева и для питания. . . И вот крестьянин разорен: он должен уплатить
заимодавцу-торговцу зерно за зерно. . ., надо жить весь остаток года,
который только начался, надо сеять. . . Невзирая на это, торговец. . .
забирает зерно крестьянина, не оставляя ему решительно ничего для про-
питания и для продажи на рынках, остающихся пустыми, так как очень
немногие привозят на них зерно; а кто и привозит, то просит настолько
дорого, что нетрудно угадать, что в мае будущего года (если только не
наведут порядок) зерно будет так же дорого или даже еще дороже, чем
было в прошлом году» 1 2.
Усиливающийся налоговый гнет приводил к тому, что крестьяне в ряде
случаев вынуждены были продавать свои цензивы и брать их обратно на
условиях краткосрочной феодальной аренды; иногда они просто дегепиро-
вали их, т. е. возвращали безвозмездно сеньорам, и уходили в город,
рассчитывая получить там работу и кусок хлеба. Не случайно именно
во второй половине XVI в. появляется ряд указов против бродяг и нищих
(первые указы такого рода появились уже при Франциске I), и борьба
с этим «злом» становится для королевской власти одной из первоочеред-
ных задач.
Часть крестьян, лишившихся земли, оставалась в деревне, образуя
новую категорию сельского населения — сельскохозяйственных рабочих,
число которых в XVI в. еще очень невелико, но обнаруживает несомнен-
ную тенденцию роста. Положение этих людей было чрезвычайно тяжело
и с годами ухудшалось. Так, в 1578 г. жнец получал в день 3 су 6 денье,
в то время как в 1472 г. он получал 20 денье, т. е. заработок его за 100
лет вырос всего в полтора раза при росте цен за этот период в 10—15 раз 3.
В это время у некоторых сельскохозяйственных рабочих еще были участки
земли, которые они сами обрабатывали, но число таких рабочих станови-
лось все меньше, и несомненно они, являющие собой прототип будущего
батрака, всегда были готовы к восстанию.
Крестьяне лишались не только пахотной земли: сеньеры захватывали
пустовавшие ранее земли, служившие выгонами и пастбищами для об-
щины 4, и крестьяне, таким образом, фактически теряли возможность
содержать скот.
К кому же переходила земля, которую крестьяне вынуждены были
отдавать и продавать за долги? Большая часть ее переходила к сеньорам —
ее владельцам; некоторая же часть поступала в руки буржуазии — тор-
говцев, владельцев мануфактур и т. д. Новые владельцы земли, как пра-
вило, отдавали ее в краткосрочную аренду, меняя ее условия в зависи-
мости от курса ливра 5.
1 В. А. В а з а р о в и II. II. С т е и а н о в. Общественные отношения во Фран-
ции. . ., стр. 88.
2 «Varietes Iiistoriques el litteraires», p. 171 —172.
3 В. Raveau. L’agriculture. . ., p. 240.
4 «Cahiers des Etats de Normandie sous Louis XIII et Louis XIV». Paris, 1876, p. 7.
5 B. Raveau. L’agriculture. . ., p. 240.
202
Э. И. Лесохина
Но крестьянин шел в новую кабалу не только к сеньору и к буржуа.
К этому времени усилилась дифференциация крестьянства: из его среды
выделялась зажиточная верхушка, представители которой являлись
одновременно и землевладельцами, и торговцами, и ростовщиками 1 2.
В деревне появился прототип будущего кулака, дававшего деньги в рост
и имевшего больше земли, чем он сам и его семья могли обработать;
разорявшийся крестьянин и попадал к нему в зависимость.
Одновременно с ухудшением положения народных масс деревни стано-
вилось более тяжелым и положение городской бедноты. Именно она прежде
всего страдала от падения стоимости ливра, так как цены на продукты
росли значительно быстрее ее заработка. Кроме того, как указывалось
выше, ряды городской бедноты пополнялись выходцами из деревни, что
создавало дополнительную возможность предпринимателям понижать
их заработок. Безработица и нищета становились обычным явлением
среди городских низов.
Все указанные моменты — рост налогов и все ухудшающееся вслед-
ствие этого положение народных масс, постепенное обезземеление кресть-
янства и выделение из его среды зажиточной верхушки за счет обнищания
основной массы земледельческого населения, появление большого числа
безработных и бездомных людей, бродивших по стране в поисках работы
и куска хлеба, падение стоимости ливра и вздорожание продуктов, тяжело
отразившееся на положении городской бедноты, — все это усугублялось
во Франции второй половины XVI в. религиозными войнами.
Для Франции того времени было характерно чрезвычайное ослабление
центральной власти и колоссальное обнищание страны. Измученная чу-
мой 1536, 1557 и 1558 гг., унесшей, насколько позволяет судить статисти-
ческий учет того времени, до одной десятой населения королевства 2,
страна обезлюдела. Пашни были заброшены, две трети всей территории
Франции были потеряны для земледелия 3.
Разорение страны и ослабление королевской власти привело к огром-
ному усилению местных властей: сеньеров, губернаторов провинций.
По Франции рыскали средневекового типа банды дворян-разбойников
в поисках добычи.
Фроманто в своей книге «Секрет финансов», сделав расчет доходов
и расходов королевства, говорит о потерях во время гражданских войн:
676 тыс. солдат, убитых на поле боя; убито 8760 священников и пасторов,
33 тыс. дворян, 36 тыс. мещан, 1289 женщин; сожжено 9 городов, 250 де-
ревень, 4256 домов. Утверждая, что налогами и войной разорено около
4 млн. человек, Фроманто требует привлечь к ответу тех, которые раз-
богатели на сборе налогов и в чьих карманах застряло до 526 млн. ливров,
составляющих разницу между суммами расходов и доходов государства 4.
Соседи Франции стремились воспользоваться царившей в стране раз-
рухой для округления собственных владений. Филипп II испанский, под-
держиваемый папой, видел уже на французском престоле своего став-
ленника; герцог Лотарингский мечтал о захвате Шампани и о короне
Франции для своего сына; герцог Савойский собирался присоединить
к своим владениям Дофипэ и уже приступил к осуществлению этого
1 В. Baveau. I,’agriculture..., р. 247 218.
2 Н. К о in i е г. 1,е royaume de Catherine de Medicis, vol. 2. Paris, 1922,
p. 65 -66.
3 f>. II ы x т e e в. Ученые записки МГНИ, т. XXVI. M., 1940, стр. 58.
4 Цит. но кн.: Н. Clamagera n. Histoire de I’impot en France, t. 2, Paris,
1868, p. 313.
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
203
плана, захватив часть французской территории. Война новым и тяжелым
бременем ложилась на плечи народа.
Взрыв казался неизбежным. Это понимали и сами современники.
Д’Осса, государственный советник и кардинал при Генрихе IV, упоминал
в своей «Речи о деяниях лиги во Франции»: «Народ не хочет слушать
ни о каком суверене и не признает ни государя, ни дворянина. От их
власти стремятся отбиться все, включая ничтожнейшего обитателя этой
страны»
Несмотря на столь беглую характеристику экономического положения
страны, объясняемую крайней бедностью имевшегося в нашем распоря-
жении материала, нам кажется несомненным, что движение кроканов
явилось закономерным следствием того состояния, в котором находилась
Франция описываемого времени. Дви/кение это охватило ряд юго-запад-
ных провинций: Перигор, Керси, Марш, Пуату, Лимузен, являвшихся
житницей страны. На население этих областей Франции во время рели-
гиозных войн со всей тяжестью легли государственные поборы и налоги.
Здесь обезземеление крестьянства шло более быстрыми темпами, чем
в остальной части страны, и приводило к появлению огромного числа
безработных и бездомных людей.
Уже в 1576 г. сословия Перигора сетуют на то, что «жители скоро
будут вынуждены покинуть свои дома и свои семьи, так как их жилища
большею частью разграблены» 1 2. К 1592 г. в одном округе Периге насчи-
тывалось 1200 разрушенных домов.
Огромному опустошению подвергся Лимузен. В то время как один округ
провинции был совершенно разграблен гугенотами, другие округа опусто-
шались королевскими войсками, подкрепленными швейцарскими наемни-
ками. Войска съедали у крестьян все, не оставляя ничего для посева. И эта
провинция была настоящим пороховым погребом. Достаточно сказать, что
Лимузен был одной из немногих провинций Франции, не знавших Варфо-
ломеевской ночи, ибо, но свидетельству консулов, они боялись дать народу
в руки оружие, чтобы он не обернул его «неделикатно по своему вкусу» 3.
Неурожай и последовавший за ним голод, явившиеся результатом
повсеместного прекращения в этих провинциях обработки земли, еще более
ухудшили и без того тяжелое положение народных масс.
Первое упоминание о кроканах мы встречаем в регистрах тулузского
парламента 22 января 1592 г., что противоречит традиции, датирующей
начало движения 1594 годом. Правда, название «кроканы» здесь еще от-
сутствует. Речь идет просто о населении, восставшем против местных
властей. Но и район действия и требования, выдвинутые восставшими,
ясно говорят о начале движения, которое стало затем известно как дви-
жение кроканов 4.
Название кроканов появилось значительно позднее: раньше, по сви-
детельству Кайе, их называли «поздно спохватившимися» (tard-avises)
и лишь впоследствии появилось прозвище: «кроканы».
Происхождение слова «кроканы» неясно. Словарь Треву производит
его от французского слова croq, означающего «багор», объясняя, что
именно багор был оружием крестьян, вышедших сражаться со своими
обидчиками. Другое объяснение дают, следуя за де Ту, некоторые исто-
1 13. А. I» а з а р о в и II. II. С т е и а и о в. Общественные отношения во Фран-
ции. . ., стр. 180.
« G. 11 о с a I. Les croqnants de Perigord. Paris, 1930, p. 74.
3 j Nouailla c. Histoire de Limousin et de la Marche. Paris, 1931, p. 15.
4 IL В. Л у ч и ц к и й. Documents in6dits. — «Киевск. универе, изв », 1875,
Л» 1, стр. 38—39.
204
Э. If. Лесохина
рики, занимавшиеся движением кроканов. Они производят это слово от
лозунга «aux croquants», т. е. «на грызунов», лозунга, с которым выступили
восставшие крестьяне, называя грызунами своих притеснителей. Это
объяснение представляется нам более обоснованным, чем первое (так как
трудно предположить, чтобы целое движение было названо по одному
лишь роду оружия, которое в числе прочих имели в руках восставшие),
но и в нем кроется некоторая натяжка: ведь крестьяне себя также назы-
вали кроканами, а между тем вряд ли они сознательно перенесли на себя
название, данное ими врагам.
Наиболее достоверным представляется нам объяснение слова «кро-
каны», даваемое Обинье, который производит его от названия округа
Крок (Groq), находящегося в Марше, откуда и взяло свое начало движе-
ние г.
Итак, 22 января 1592 г. парламент города Тулузы разбирал жалобу
королевского прокурора на жителей округов Фронтиньян, Севетерр,
Пуанти и некоторых других областей Коменж; эти жители, под предло-
гом полученного от палаты разрешения на избрание синдиков для рас-
кладки налогов и на сбор некоторой суммы денег для борьбы с воен-
ными грабителями, решились, по предписанию этих синдиков, воору-
житься и воспротивиться проходу войск. Прокурор жаловался на то,
что люди, «плохо расположенные к соблюдению общественного спокой-
ствия и благополучия», предписывают проходящим военным правила
поведения, призывают наказывать лиц, нарушающих договор, преследо-
вать и уничтожать тех, которые, не соблюдая установленных правил,
пытаются пройти через их деревин. Генеральный прокурор был крайне
напуган происходящим и просил парламент помочь ему водворить народ
но домам и подчинить его возможно скорее магистратам и высшим властям.
Одновременно указывалось на то обстоятельство, что жители деревень
стремятся к объединению с горожанами и ужо предложили им вступить
в соглашение, угрожая в противном случае «преследовать их своей нена-
вистью и относиться к ним как к врагам и обращаться с ними соответ-
ствующим образом» 1 2.
В ответ на обращение генерального прокурора палата решила прежде
всего «запретить так называемым синдикам собирать вооруженных жи-
телей вышеназванных местностей и производить рас кладку каких бы то
ни было налогов, под каким бы то пи было предлогом и по какому бы то
нп было поводу. . . Запретить также всем жителям деревень и городов
Коменжа и окрестных областей создавать ассоциации пли конфедерации
без разрешения на это палаты или королевского наместника» 3.
Однако боязнь нарастающего народного недовольства одновременно
толкнула парламент на поиски компромисса с восставшими. Под страхом
наказания за оскорбление величества парламент запретил «лицам, какого
бы достоинства и положения они нп были, производить новые обложения
и взимать но своему усмотрению новые налоги под каким бы то нп было
предлогом». Одновременно сборщикам налогов приказывалось соблюдать
полную справедливость при сборе налогов. Ответственность за соблюде-
ние этих распоряжений возлагалась на местные власти, — в первую
очередь консулов и прево 4.
1 Эго предположение подтверждается параллелью с названием другого восста-
ния *готье-», которое восставшие взяли от нормандской деревни того же названия.
II. В. • I у ч и ц к и й. Documents inedits. — «Киевек. универе, изв.», № 1.
стр. 39—40. J 1
3 Там же.
4 Там же, стр. 40.
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
205
Но ни угрозы, ни вооруженные действия, ни заигрывания и мнимые
уступки не помогли магистратам. Меньше чем через два месяца, 17 марта
1592 г., тулузский городской совет обсуждал новое донесение — маркиза
де Виллара — о восстании в некоторых районах Бигора и графстве Ко-
менж, вооруженное население которых заключило союз для борьбы с дво-
рянами и захвата укрепленных городов. Согласно протоколу заседания
совета, восставшие составили «определенные статьи, при помощи которых
они пытаются привлечь на свою сторону возможно большее число людей,
чтобы сделаться хозяевами деревни» С
Обеспокоенный совет единодушно пришел к решению о необходимости
срочных мер против восставших, «которые могут нанести большой урон
общему благополучию провинции», и принял план де Виллара силой за-
ставить их сложить оружие; маркизу разрешено было использовать всю
наличную кавалерию и дворянские войска провинции, причем ему было
отпущено 50 квинталов пороха и предоставлена имевшаяся в распоряжении
совета пушка. Главный удар войск де Виллара должен был быть направ-
лен на город Жирон, который к этому времени находился в руках восстав-
ших 1 2.
Таким образом, к марту 1592 г. война между повстанцами и провин-
циальными властями приняла уже серьезный оборот. Дальнейшая исто-
рия восстания нам неизвестна, но, очевидно, поход де Виллара ока-
зался удачным, ибо тулузский парламент временно перестает заниматься
событиями, и далее в документах названные выше местности уже не упо-
минаются.
Народное движение, вспыхивая то тут, то там, ширилось, и его не
могли остановить ни дворянская кавалерия, ни пушки. Страх охватил
не только местные власти, но и центральное правительство. Сюлли в по-
чтительнейшем письме Генриху IV, относящемся к 1592 г., сообщает об
исключительном размахе народных волнений и, перечисляя меры, необ-
ходимые для поднятия благосостояния страны, в первую очередь считает
нужным «привести к должному и добровольному послушанию. . . всех
подданных государству» 3.
В качестве интенданта в Лангедок в 1593 г. был направлен де ла Фен 4,
на которого в основном возлагалась борьба с неповиновением народных
масс, принявшим к этому времени грозный характер. Движение, не-
смотря на энергичные действия губернатора Лимузена де Шамбре и коро-
левского наместника в Ангумуа де Массэ, перекинулось в Перигор, все
более и более перерастая в подлинную гражданскую войну.
Силы, противостоящие друг другу, намечаются все определеннее.
Гугеноты Керси, перешедшие официально в католичество лишь в 1626 г.,
и католики Перигора, вплоть до 1595 г. не признававшие короля-гуге-
нота, в едином порыве взялись за оружие для борьбы против феодалов
и королевской власти. В стране, где еще слышны были отголоски религи-
озных войн, народные массы ряда провинций, забыв о религиозных разно
гласиях, выдвинули па передний план свои классовые интересы и требо-
вания.
В регистрах тулузского парламента записан призыв восставших ко
всем недовольным: «Пе воевать между собой, не упрекать друг друга
1 Л. В. Л у ч в ц к и й. Documents inedits. - «Киевек. универе, изв.», № 1,
стр. 37—38.
2 Там же.
’ М. Sull у. Sages et royales ©economies d’Estat, t. I. Paris, 1854, p. 173.
< G. H a n n 6 t a u x. Origines des intendents des provences. Paris. 1884, p. 54.
2()G
!). II. Jleeo.i-uihi
в различии религиозных верований, дать каждому жить так, как ем\
нравится» г.
Уже раньше разруха, царившая во Франции, страх перед иностранной
интервенцией и перед возможностью потери страной национальной неза-
висимости неминуемо должны были усилить партию политиков и помочь
Генриху IV в объединении страны, в создании единого централизованного
государства; однако движение кроканов значительно ускорило этот про-
цесс, дало новый толчок к созданию в стране сильного правительства,
способного бороться с народными движениями и обеспечить безопасность
страны от внешнего врага. На сторону короля становится новая сила:
города, страшившиеся крестьянских волнений и их несомненного влия-
ния на городскую бедноту, стремились возможно скорее заключить союз
с королем, лишь недавно (в июне 1593 г.) принявшим католичество.
Одними из первых перешли на сторону Генриха IV города восставших
провинций: Периге, Серла и др. Уже в июле 1593 г. капитан Буа-Рсзэ
передал в руки короля Лилебон и Фекан; 23 декабря де Вптрп, один из
ближайших советников герцога Майепского, сдал город 1Мо; 5 января
1594 г. энский парламент издал распоряжение о подчинении всего Про
ванса новому королю; через месяц на сторону правительства перешел
один из крупнейших городов Франции — Лион.
К весне 1594 г. огромная часть Франции*находилась уже фактически
под властью Генриха IV, и с полным основанием один из современников
писал о нем Филиппу II: «Обладая тем, что он имеет сегодня, он является
могущественнейшим королем Франции» 1 2.
Сам Генрих превосходно понимал необходимость консолидации всех
антинародных сил страны для должного отпора восставшим, чьи действия
к весне 1594 г. значительно активизировались. В письме к Сюлли от
14 марта 1594 г. Генрих торопит своего верного слугу с заключением мир-
ного договора с Нормандией, «так как всякое промедление дает врагам коро-
левства все новые и новые возможности» 3 * s. Несомненно, под «врагами коро-
левства» король понимал в первую очередь тех, о ком он писал сепешалу
и губернатору Перигора де Бурдею, повествуя «о большом восстании
в Лимузене, вспыхнувшем под предлогом тяжелого налогового бремени,
которое заставляют нести народ, и тех эксцессов и насилий, которые
обычно над ним совершают военные. Я не сомневаюсь, — продолжал
Генрих, — в том, что у них есть основания для жалоб, но сама форма их
выступления. . . может иметь пагубные последствия. Я убежден, что
их поддерживает кто-то, имеющий очень плохие намерения. Для борьбы
с этим злом, которое, как уже сейчас можно сказать определенно, опасно
и для других провинций, я решил отправить сьера де Буассиз. . . с по-
ручением внимательно разобрать жалобы и предложить повстанцам от
моего имени ласку и милость». Но совершенно очевидно, что Генрих сам
не очень верил в возможность мирного разрешения конфликта, так как
в этом же письме он замечает: «По так как возможно, что это их не оста-
новит и до приезда де Буассиза они могут что-либо предпринять . . .,
я пишу специальное письмо моему наместнику в этой провинции сьеру
де Шамбре с просьбой, по возможности, собрать все силы с тем, чтобы
разоружить и разбить восставших, ибо, как я слышал, их число очень
1 И. В. Л у ч и ц к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 50.
1 Цит. по кн.: Е. L a v i s s e. Histoire de France depuis les origines jusqu’a
la Revolution, t. VI. Paris, 1905, p. 385.
s «Recueil des lettres missives d’Henri IV», vol. IV. Paris 1848, p. 113.
Движение кроканов (1592—1598 гг.) 207
значительно и они уже вступили в сношения с жителями соседних про-
винции» \
Действительно, король имел все основания к самым серьезным опасе-
ниям. Ко времени написания приведенного письма перигорские крестьяне
уже сумели организоваться и перешли к активным наступательным
действиям. Согласно воспоминаниям Кайе, они «вырывали виноград-
ники, вырубали леса, жгли дома и амбары тех, которые не хотели к ним
присоединиться»1 2.
К перигорским крестьянам примкнуло сельское население Лимузена
и Керси. Оно жгло риги, уничтожало урожаи тех, кто отказывался к ним
примкнуть.
Увеличивался не только размах, росла и организованность движения.
Уже 27 марта 1594 г. в округе Салон, но заранее установленному паролю,
собрались наиболее видные руководители восставших крестьян, которые
здесь избрали вождя в лице Ла Саня, — письмоводителя нотариуса
Ладуза 3.
27 марта 1594 г. можно считать днем окончательной организации армии
кроканов, имевшей свой штаб и своего вождя. Этот штаб назначил на
22 апреля смотр вооруженных сил восставших в лесу Абза под Лимеплем.
Приглашения на этот смотр были разосланы отдельным деревням и селам,
городам и целым округам. К назначенному дню начали стекаться со всех
сторон пешком, на клячах, в телегах крестьяне, одетые в блузы, обутые
в сабо или босые. С другого берега Дордоны, из общины Лалянд, пришло
120 депутатов. Каждый округ приходил со своим капитаном во главе,
со своим знаменем и барабаном.
Всего в лесу собралось около 8 тыс. человек, вооруженных шпагами,
протозанами 4 и топорами 5. Часть собравшихся имела уже боевой опыт,
так как в течение длительного времени носила оружие, участвуя в рели-
гиозных войнах как на стороне католиков, так и па стороне гугенотов.
Это была значительная сила, неплохо вооруженная и дисциплинирован-
ная, но различная по своему классовому составу.
Следом за крестьянами явился на смотр в качестве депутата от города
Монпазье, адвокат бордоского парламента Поркери, ответивший на пароль
патруля «кто идет?» (qui vive?) словами «да здравствует король» (vive
le roi). Пришел и пламенный оратор, известный прокурор города Ана-
Папю Поильяк; он-то и выступил первым с изложением основных требо-
ваний и претензий восставших.
Перед огромной толпой, собравшейся на поляне, он попытался дока-
зать в первую очередь законность настоящего собрания. Он говорил,
что никто из присутствующих не восстает против короля, ибо без его ве-
дома притесняют народ и взимают незаконные поборы сборщики налогов
и дворяне, среди которых особенно отличаются сторонники лиги. Поильяк
указывал, что из числа представителей сельского населения необходимо
избрать синдика для раскладки налогов; он призывал оказать помощь
королю в покорении им своих врагов, к борьбе против дворян, зани-
мающихся лишь охотой на быков и коров своих соседей.
1 «Hecueil dos lettres missives...», ol. IV, p. 113.
2 P. C ayi’I. Chronologic novenaire contenant I’histoire do la guerre et les choses
bs phis memo rabies advemies sous le regno de Henri IV (1589—1598). Paris, 1854. p. 574.
8 Ibidem.
4 Протозана — копье с широким лезвием.
• Большая часть оружия была подобрана крестьянами на полях недавних битв,
происходивших в этих областях.
208 Э. И. Лесохина
Во время речи Поильяка на поляну въехал один из крупнейших
сеньеров провинции сьер де Сент-Эльвер. Появление этого ненавистного
большинству присутствующих человека вызвало взрыв негодования.
С криками «На грызунов!» крестьяне открыли стрельбу по сеньору, оли-
цетворявшему для них в тот момент всех «грызунов» страны. Но недаром
на собрании присутствовали и даже играли руководящую роль члены
бордоского парламента. Поильяк поручил Поркери пригласить Сент-
Эльвера и его подданных принять участие в собрании, на что тот заявил,
что иметь дело с повстанцами он привык лишь с оружием в руках. Однако
Поркери, говоря, что «грозе надо дать пройти», убедил его прислать не-
скольких человек из числа своих подданных, которые одними речами могли
бы успокоить народную ярость (что пытался сделать в первую очередь
и сам Поркери). Сент-Эльвер, увидя в рядах повстанцев друга, обещал
исполнить его просьбу и удалился совершенно спокойно.
Стремление умеренно настроенных участников собрания повернуть
его на легальную стезю определило и предложение Поркери об отправке
к королю делегации, которая изложила бы ему народные жалобы. Два
депутата были избраны в состав этой делегации: только что прибывший
из Сент-Эльвера Паре Ню (очевидно, человек, присланный сюда для успо-
коения восставших уехавшим сеньером) и отсутствовавший на совещании
житель города Лимойль некий Массена. Во главе делегации встал Пор-
кери. Так в делегацию к королю от крестьян нс вошло ни одного крестья-
нина.
Делегаты пришли в Париж лишь 1 июня. За этот промежуток времени
в 5 педель восставшие собрались еще один раз в лесу Ла Бесед около
Шампаньяка. Но здесь, как с удовлетворением отмечает Кайе, «все про-
исходило без насилий и обид кому бы то ни было» 1 2.
Кроме группы кроканов, предводительствуемой Ла Саном, в Перигоре
существовала другая группа, очень многочисленная и гораздо более
решительно действовавшая. Непосредственным поводом к се выступле-
нию послужил арест за недоимки более 200 крестьян из окрестностей
Гриньоля и Бержерака. Восставшие составили большое войско в 15 тыс.
человек, которое, беспрестанно пополняясь, шло из деревни в деревню,
из поместья в поместье, расправляясь с дворянами, заставлявшими их
ранее работать совершенно бесплатно.
Осаждая дома и усадьбы дворян и принуждая последних к сдаче,
войско это 15 мая подошло к городу Сен-Жери. К мэру и консулам в качестве
парламентеров были направлены Лавернь и Желон из Сен-Севера. На-
встречу им на мост Тернепиш вышли помощник сенешала де Маркессак,
лейтенант де Гравье и несколько человек, составивших их свиту.
Повстанческая делегация заявила, что кроканы восстали для того,
чтобы помешать сбору депег грабителями и военными, которых они больше
не намерены терпеть, равно как и вымогательства дворян. Они просили
мэра и консулов помочь им советом и оружием, обещая в случае согласия
полное послушание. Они просили также магистрат, как будущего союз-
ника, предоставить в их распоряжение несколько пушек для осады
Грииь-оля, служившего убежищем грабителям и вымогателям.
На все эти просьбы Маркессак и его спутники ответили приказом ра-
зойтись по домам и направить свои жалобы лично королю, который разбе-
рет их «со свойственной ему справедливостью и добротой». В предоставле-
1 Рассказ о происходивших весной и летом 1594 г. событиях ведется по мемуарам
П. Кайе («Chronologie novena ire. . р. 574—576).
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
209
нии пушек было решительно отказано, так как по словам помощника сепе-
шала, такие действия означали бы оскорбление его величества.Представи-
тели власти утверждали также, что заявление кроканов о наличии в го-
родской тюрьме арестованных за недоимки ни в какой мере не соответ-
ствует действительности.
Но такой ответ не мог, конечно, удовлетворить восставших. 16 мая
они подошли к Гриньолю и осадили город. Командующий войсками
Гриньоля Лаверньи был вынужден обещать освободить заключенных
Именно в это время, когда у восставших крестьян не пропала еще окон-
чательно вера в добрые намерения городской верхушки, они приняли
обращение к «господам чиновникам и жителям кастелянства», которое
текстуально гласит следующее:
«Третье сословие Керси, Ажена, Перигора, Сентонжа, Лимузена,
Верхнего и Нижнего Марша, находящееся под ружьем на службе короля,
господам чиновникам и жителям кастелянства.
Господа, мы считаем Вас порядочными людьми и поэтому просим Вас,
по получении настоящего письма, вступить с нами в союз для борьбы
с врагами, замышляющими пагубные планы против нашего господина
короля и нас самих, главным образом с судейскими, канцеляристами и раз-
личными выдумщиками субсидий, грабителями, их покровителями и
друзьями, а также со всякими злоумышленниками, невзирая на то, к ка-
кой партии они принадлежат. Ведь они стараются построить свое благо-
получие на разорении всех — его величества, государства и нас самих.
Мы хотим добиться при помощи оружия покоя для себя и своих близких
и окончить наши дни в мире, освобожденном от жестокостей и тирании
огромного числа грабителей и притеснителей народа. Мы можем достичь
этого, продолжая служить богу и нашему королю. Мы клянемся всем свя-
тым, что беспрекословно признаем нашего короля, являющегося по-
мазанником божьим, а также то, что французская корона принадле-
жит ему по божественному, естественному и человеческому праву. Мы
готовы не только жить, но и умереть для его блага. Убежденные в том,
что должны быть сохранены духовное, дворянское и судейское сословия,
ибо без них не может существовать ни одно государство, мы твердо верим,
что его величеству должно воздаваться послушание и благодарность и
должно быть оказано всяческое содействие, а этим трем сословиям следует
воздавать то, что им принадлежит по праву.
Мы уверяем Вас, что в данной провинции есть большое число безупреч-
ных дворян и сеньоров, исключительно преданных его величеству и гото-
вых сохранить наше спокойствие; они принесли нам присягу и обещали
всяческую помощь в борьбе против указанных грабителей, изобретателей
субсидий и возмутителен общественного спокойствия. Этим людям мы
протягиваем руку, веря, что сеньоры и дворяне Ангумуа и Пуату (куда
мы сейчас направляемся) будут руководствоваться такими же чув-
ствами и симпатиями и приложат все усилия к тому, чтобы их подданных
не тиранили в будущем.
Принимая во внимание все вышесказанное, Вы не ошибетесь, если
вооружитесь и будете наготове, так как в противном случае мы придем
к Вам через три дня после получения Вами этого письма с тем, чтобы силой
оружия принудить Вас к повиновению, как пособников этих грабителей
и изобретателей субсидий.
Составлено на ассамблее в Шероне и Сен-Гиене 2 июня 1594 г.
1 И. EL Л у ч и ц к п й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 40.
14 Средние века. вып. 6
210
Э. If. Лесохина
Нашим верным друзьям, вооруженным людям третьего сословия выше-
указанных областей. Вы должны будете поставить в известность об этом
письме жителем! Вашего округа и Ваших ближайших соседей»* 1.
Приведенное здесь полностью обращение восставших довольно четко
формулирует причины, заставившие их взяться за оружие, и цели, кото-
рые они преследовали этой борьбой. Основная причина восстания несо-
мненно заключалась в чрезмерных налогах; восставшие выступали не
только против местных поборов, но и против налогов общегосударствен-
ных, главным образом против талы? Правда, на этом этапе движения
восставшие еще всячески стараются подчеркнуть свою преданность пра-
вительству и королю, свое якобы полное согласие с тем порядком, кото-
рый царит в современном обществе, с его иерархической лестницей, иду
щей от короля к крестьянину. Но за этой «преданностью» ясно видно
серьезное недовольство всем существующим порядком.
Обращенное в первую очередь к жителям городов, это послание сви-
детельствует о стремлении восставших найти с ними общий язык, всту-
пить в более тесный контакт. Они обращаются к городским низам («жите-
лям»), в которых видят своих естественных союзников, помогавших им
и раньше, призывают их поднять оружие против общего врага, одинаково
взимающего незаконные поборы как в городе, так и в деревне, одина-
ково издевающегося и над городскими и над деревенскими жителями;
они обращаются и к магистратам городов, все еще занимающим выжида-
тельную позицию и ежеминутно готовым направить жерла своих пушек
против восставших. Вряд ли кроканы верили в реальную возможность
заставить верхушку городской буржуазии перейти на свою сторону;
но их попытка вступить в союз с ее представителями понятна: кроканы
еще не чувствовали себя достаточно сильными в этой борьбе, они искали
союзника всюду, где только могли. Кроме того, в это время они еще не
успели окончательно разочароваться в этих потенциальных союзниках.
Между тем события продолжали развиваться. Борьба против арестов
за недоимки принимала все более острые формы. 5 июня житель деревни
Лапари округа Агонак (Керси) Жак Фулькен и судья этой же местности
подали магистратам Грпньоля письмо от имени жителей общин Трелис-
сак, Жансевинель и ряда других с требованием освобождения всех лиц,
заключенных в тюрьму за недоимки но талье. Хозяева города ответили,
что заключенных за недоимки в городской тюрьме нет, но что если бы
таковые и были, то относительно их освобождения следовало бы обра-
титься в суд 2.
В тот же день, 5 июня, около 2 тыс. жителей округа Тайефер (Лимузен)
попросили у мэра и консулов города Ларсо разрешения пройти через их
город, что и было им разрешено 3.
Очевидно, письмо кроканов к этому времени уже возымело свое дей-
ствие, и если такой сравнительно крупный город, как Грппьоль. мог
оказывать сопротивление, то незначительные города, вроде Ларсо, поимев-
шие возможности выставить достаточного количества вооруженных людей
для борьбы с кроканами, вынуждены были пойти на уступки. Жители
общин Тейефер и других прошли через Ларсо, чтобы соединиться с мас-
сой восставших крестьян под Бульзн (около Бержерака).
Здесь собралась группа, численностью до 10 тыс. человек, которая
направилась затем к Илю. Взятие этого города явилось одной из круп-
1 И. В. Л у ч п ц к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 41—42.
1 Там же, стр. 47.
* Там же.
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
211
нейших операций, проведенных повстанцами, и испугало как местные
власти, так и центральное правительство х.
Между тем делегация кроканов, отправленная в Париж после сове-
щания в лесу Абза, достигла столицы и, как уже указывалось, 1 июня
предстала перед королем. В принесенных ею Cahiers de doleances подробно
рассказывалось о страданиях перигорских крестьян, жизнь которых
стала совершенно невыносимой, о голоде, царящем в этой провинции,
о болезнях, уносящих большое число людей. В заключение кроканы «из-
винялись за созыв без разрешения короля вооруженных ассамблей»,
просили упразднения бесполезных и излишних должностей, главным обра-
зом тех, которые ведали взиманием королевских налогов, снижения тальи,
разрешения на избрание синдика из числа жителей данной деревенской
местности, а также на самостоятельную охрану полей для преследования
врагов его величества и принуждения их к послушанию»2.
Король встретил депутатов довольно благосклонно. Он даже посулил
им не взимать в течение года тальи, но фактически ответил отказом на все
требования восставших: талья не была уменьшена, в избрании синдика
было отказано. Генрих обещал лишь прислать в Перигор и соседние с ним
провинции докладчика государственного совета для сбора жалоб и не пре-
следовать участников восстания за то, что они выступили против короля
с оружием в руках, поставив, однако, условием, чтобы все мятежные
войска разошлись не позднее 27 декабря 1594 г. (праздников. Иоанна)3.
Ответ Генриха IV вызвал сильное недовольство даже в умеренном
лагере восставших, и надежда на возможность мирного разрешения кон-
фликта исчезла. Ла Сань, Миньо и Папю созвали новое совещание в лесу
Ла Буль, на которое собралось около 40 тыс. человек. В торжественной
обстановке Ла Сань был официально утвержден полковником и главно-
командующим повстанческих войск. Присутствовавший на совещании
де Бурдей, напуганный происходящим, пообещал прощение всех недои-
мок по талье за прошлые годы 4.
На этом можно, собственно, закончить повествование о первом периоде
движения кроканов (1592—1594). Период этот характерен, с одной сто-
роны, некоторой нерешительностью восставших, с другой — страхом
правительства перед активными действиями и его желанием найти ком-
промисс. Неясна была еще и расстановка сил, так как магистраты городов
заняли выжидательную позицию, не решаясь еще окончательно выступить
на стороне правительства и ожидая удобного момента. У самих восстав-
ших в это время была еще очень сильна вера в «добрые» намерения короля
и магистратов.
Ответ Генриха IV, несмотря на всю его уклончивость, нанес серьезный
удар этой вере, и летом активность восставших продолжала расти; все
чаще нападали они на военные обозы и на сборщиков податей, все чаще
поджигали замки и дома сеньеров. Однако внешне крестьяне продолжали
оставаться преданными королю. Они продолжали заявлять о том, что
защищая свои интересы, они защищают интересы короля, что они «хотят
жить и умереть на его службе», что их союз с королем — этим «защит-
ником униженных и оскорбленных» — неразрывен, ибо король «одинаково
1 И. В Лучицкий. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», 2,
< тр. 48.
2 Р. С а у е t. Cbronologie novenaire. . ., р. 576.
• Ibidem.
« И. В. Л у ч и ц к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 48.
14*
212
Э. И. Лесохина
блюдет благополучие своих подданных и свою собственную независи-
мость и сумел сломить гордыню феодалов»1.
Но внешняя преданность восставших крестьян королю никого не об-
манывала, и в первую очередь она не обманывала самого Генриха.
10 июня 1594 г. он писал де Бурдею: «Я просил моего кузена маршала
де Мантинь заехать в Гиень, но он сможет прибыть туда лишь 25-го числа
будущего месяца. Я дал ему специальное задание принять все меры в от-
ношении восставшего там населения. . . Вас же я прошу приказать по-
встанцам Вашего сенешальства сложить оружие и вернуться к своему
прежнему образу жизни»1 2.
Неудачный исход мирных переговоров и успехи повстанцев побудили
магистрат издать приказ о конфискации имевшегося у крестьян оружия.
Дворянство теснее группировалось вокруг де Бурдея, который призвал
всех сеньеров, судей и военных помочь ему наблюдать за сбором королев-
ских налогов. Для борьбы с восставшими объединились, примиренные
перед лицом надвинувшейся серьезной социальной опасности, вчерашние
лигеры Сент-Олер, Ла Бато, Жайак и гугеноты Виван, Ла Бурли,
Ле Сюке, Кордон 3. Де Бурдей просил денежной помощи у губернатора
Гиени маршала де Матиньона: «У меня нет ни лиарда. . . и я умоляю Вас
уговорить короля дать мне денег на содержание двух кавалерийских рот
и одного пехотного полка, которые помогут мне заткнуть этим крока-
нам глотку» 4.
Просьба эта не осталась безрезультатной. 19 марта 1595 г. Генрих IV
написал сенешалу Перигора исключительно любезное письмо, в котором
благодарил за верную службу и просил «возможно скорее покончить
с народным непослушанием». Он одобрил также тесный союз, установлен-
ный между сенешалом и городами 5 *. В постскриптуме, сделанном через
несколько дней, Генрих добавил, что дает де Бурдею 50 пехотинцев, кото-
рых приказал маршалу де Матиньону оплачивать так же, как и все гиен-
ские гарнизоны ®.
Как видно, после некоторой передышки, длившейся зиму 1594/95 г.,
правительство, накопившее силы, намерено было перейти к решительным
военным действиям. Это вызвало соответствующую реакцию со стороны
кроканов. Ла Сань стал призывать к активному выступлению. Лето при-
несло с собой неурожай и голод 7. Крестьянам становилось все яснее
нежелание правительства выполнять обещания, данные королем в июне
прошлого года. Лозунги восставших звучали все более решительно.
Слышались уже голоса, что надобно «вообще уничтожить дворянство и
быть свободными ото всего»8. Несомненно, к этому периоду относится
декларация дворянства, направленная против кроканов, в которой гово-
рится, что «после того как восставшие отказались от повиновения, кото-
рое бог им приказал, . . .они поднялись против божественного и челове-
ческого права и, желая ниспровергнуть религию и монархию, не платят
1 G. Roca I. Les croquanls de Perigord, p. 82.
2 «Recueil des lettres missives. . .», vol. IV, p. 167—168.
3 II. В. Л у ч и ц к и й. Documents inedits. — «Киевек. универе. изв.», А® 2,
стр. 48—49.
* G. R о с a I. Les croquants de Perigord, p. 83.
5 В феврале 1594 г. перигорские штаты отказали восставшим в просьбах, изло-
женных ими в их Cahiers des do loanees.
• «Recueil des lettres missives. . vol. IV, p. 319.
7 И. В. Л у ч и ц к и й. Documents in edits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 48. '
8 Там же, стр. 51.
Движение кроканов (1592—1598 гг.) 213
десятины, установленной со дня сотворения мира для службы богу, и
[мечтают] об установлении демократии наподобие швейцарской»1. Что
является правдой и что вымыслом в этом заявлении, установить трудно,
но совершенно очевидно, что в это время восставшие выступали уже более
определенно, чем раньше, и с большей непримиримостью в отношении
своих врагов, ,
Об этом свидетельствуют в первую очередь действия повстанцев. По-
всюду поднимались против своих сеньеров арендаторы-испольщики, причем
особенно активны были их действия в округах Бассилак и Сен-Боран.
Крестьяне окружали города кордонами и не пропускали в них продоволь-
ствие, вынуждая этим жителей городов к сдаче» 1 2.
Члены бордоского парламента по-настоящему заволновались и из-
дали одновременно два декрета: первый — о запрещении сеньерам взимать
с крестьян больше того, что им позволяет обычное право, второй — при-
каз маршалу де Бурдею вооруженной рукой подавить восстание 3.
Окончательно вопрос о вооруженном выступлении правительственных
войск решило распространившееся известие о начавшихся в Ангумуа
волнениях, вызванных новыми, исключительно обременительными нало-
гами 4. Известие это сыграло двоякую роль: показав правительству необ-
ходимость скорейших и возможно более решительных мер для подавления
восстания, оно в совокупности с усиливающейся активностью масс
испугало умеренных вождей движения, заставив их искать компромисса
и пойти на уступки правительству.
Власти, решившиеся до начала открытого выступления еще на одну
попытку мирного урегулирования конфликта, хорошо сумели учесть это
изменившееся настроение вождей. Мэр и консулы городов Бассилак и
Сен-Лорен, договорившись, по словам источника, «с различными лицами
из числа восставших, которым было что терять и которым было тяжело
видеть гибель всего»5, созвали 6 августа 1594 г. совещание в замке
Роньяк (округ Бассилак). Представителями правящих кругов провин-
ции были мэр города Бассилак де Жеан, второй и третий консулы де
Башетти и Жужон и несколько наиболее видных буржуа.
К 12 часам дня в замок пришел Ла Сань, сопровождаемый своими
полковниками и капитанами. Охрана их была немногочисленна, так как
они, по уверению современников, полагались на защиту окрестных бур-
гов, жители которых были хорошо вооружены, и на стоявших вокруг
замка 2 тыс. вооруженных крестьян, находившихся под командованием
своих капитанов.
Речь мэра была очень горяча: он говорил о том, что самый факт само
вооружения крестьян является величайшим преступлением, что большой
грех отказываться платить талью королю и десятину церкви, что крайне
неблагородно и просто бессовестно объявлять себя врагами дворянства.
Поступая таким образом, крестьяне выступают против короля, выска-
завшего свое отношение к движению своим ответом на статьи Ла Саня,
против парламента, против государства и даже против всего мира, так
как нет такого народа, который не имел бы различий в положении сосло-
вий. Правда, согласился мэр, некоторые дворяне позволяют себе творить
1 Е. Воппрщёге. Histoire des paysans de France, vol. I, p. 534—535.
2 И. В. Л у ч и ц к и й. Documents inedits. — «Киевск. униворс, изв.», № 2.
стр. 52.
3 Там же, стр. 51.
4 Там же.
5 Там же, стр. 52.
214
>'). II. Лесохина
насилия, но большинство пх не злоупотребляет ни своим положением,
ни своим титулом, и бороться с злоупотреблениями отдельных лиц следует
при помощи парламента и королевского прокурора. Признав обоснован-
ность восстании в некоторых местностях, мэр де Жеан подчеркнул их
неизбежно плачевный исход, причем особенно яростно нападал на жела-
ние восставших избирать из своей среды синдика. Отеческим тоном угова-
ривал он присутствующих покончить со всеми недовольствами и склонить
покорную голову перед его величеством х.
Но де Жеану и не надо было тратить много слов для успокоения кре-
стьянских «вождей», подготовленных к принятию компромиссных реше-
ний предшествующими действиями восставших. Они с радостью отклик-
нулись на призыв некоего Рейнье, посланца де Бурдея, а следовательно,
и самого короля, предложившего им сложить оружие и обещавшего свою
помощь и представительство перед королем.
Ла Сань согласился сложить оружие и подписать совместно с пол-
ковниками, капитанами п представителями восставших округов клятвен-
ное обещание никогда больше не подниматься против короля и его власти,
данной богом. 9 августа приехавший де Бу рдей обещал восставшим пол-
ное прощение и отзыв войск из Ангумуа 2.
Однако вожди не могли решать судьбу восстания. Не в их силах
было сдержать революционно настроенную массу, измученную многолет-
ними войнами, налогами, насилиями.
На следующий день после описанных событий (10 августа) де Бурдей
проезжал через предместье Кампаньяка. Узнав об этом, жители предместья
этого города забили в набат, призывая к выступлению3. Неустойчивое
равновесие было нарушено 4.
Новое столкновение становилось неизбежным. Де Бурдей просил
Периге помочь ему военным снаряжением и съестными припасами. Пер-
вый консул города дал согласие, прося лишь разрешения доставить про-
симое с некоторой задержкой, так как хлебные поля находились в руках
разгневанного народа и сбор урожая с них представлял значительные
трудности.
Де Бурдей, невзирая на подписанное перемирие, начал серьезно гото-
виться к военным действиям. Произошла крупная схватка в Шампань-
де-Беле, и 19 августа 900 пехотинцев и 160 всадников пз числа прави-
тельственных войск подошли к Негроиду, где засело около 1200 стрел-
ков — восставших крестьян. Окруженный стеной баррикад, город несо-
мненно мог защищаться продолжительное время. Но этого не произошло
вследствие совершенно явного предательства со стороны командования
восставших, которое, предприняв с 60 стрелками неудачную вылазку,
стало вести беспорядочную пальбу. Предательство руководителей вос-
ставших дало возможность нападавшим прорвать липин» обороны и во-
рваться в предместье города \
Принято считать, что в этом сражении крестьяне вообще слабо сопро-
тивлялись. Между тем потери правительственных войск (но самым скром-
ным подсчетам) составили 20 раненых солдат и одного сержанта, т. е.
довольно значительную часть всего наличного состава, участвовавшего
1 II. В. Л у «I и ц к н й. Documents inedits. - «К'певск. универе. пзн.», As 2,
стр. 53 -54.
J 'Гам же.
3 В принесенных впоследствпи извинениях жители Кампаньяка объясняли свои
действия тем. что приняли въезд генешала за прибытие роты солдат.
4 И. В. Л у ч и ц к и и. Documents inedits. - «Киевск. универе, изв., As 2,
«•гр. 55.
5 Гам же, стр. 56.
Двилсение кроканов (1392—1598 гг.) 213
н сражении. Но совершенно несомненно, что само сражение велось без
вс иного руководства со стороны повстанческого командовании, не желав-
шего должным образом возглавить оборону и отдавшего город без доста-
то ч i ю го с. оп роти плен ни.
Когда баррикадная линия была прорвана, восставшие засели в город-
ской башне, однако на следующий день (20 августа) они вынуждены были
сдаться. Крестьяне были разоружены, и 10 человек из них было повешено,
причем, как отмечает протокол перигорской ратуши, «здесь сказалась
личная месть» Ч
Сражение под Негроидом оказало значительное влияние на весь даль-
нейший ход событий. Правительственные войска под командованием
де Бурдея уже 21 августа направились к Соржу, оттуда — к Карлиаку и
Бассилаку, явившимся в этот период главными цитаделями движения
кроканов. По дороге королевские войска встречали сопротивление, кото-
рое не было, однако, очень значительным, несмотря на довольно большое
число крестьян, засевших в окрестных лесах и на дорогах. Один за другим
сдавались бурги и деревни. Серьезная стычка произошла у Ссн-Крепен-
д’Оберош (7 сентября 1594 г.), в окрестных густых лесах которого засело
около 4 тыс. крестьян, ожидавших противника и готовившихся встретить
его надлежащим образом. По и тут, как и прежде, подвела плохая орга-
низация и никуда не годное руководство, ведшее совершенно определен-
ную политику двойной игры и предательства восставших. Де Бурдею
удалось разогнать этот очень значительный отряд с помощью всего лишь
40 кавалеристов.
8 сентября королевские войска разбили еще один повстанческий отряд
в 1500 человек, причем потери крестьян составили около 150 человек,
что говорит о величине и силе оказываемого сопротивления. Королев-
ские войска в этом сражении потеряли 24 человека 2.
Одновременно с описываемыми событиями другая группа кроканов
пыталась отвлечь внимание правительственных войск своими действиями
в Аженэ и опустошениями в Пенэ и Монфлакен-Вилльреале. Но действия
и этой группы не имели успеха. Среди крестьян начали распространяться
слухи о предательстве в среде руководства. Росло недоверие к верхушке,
которая действительно делала все от нее зависящее, чтобы возможно
скорее повернуть движение в мирное русло. Именно под давлением руко-
водства эта группа кроканов подписала 4 сентября перемирие в Сиораке,
обязуясь в течение трех дней сдать оружие, знамена и барабаны 3.
Однако и после сиоракского перемирия столкновения между кроканами
и их преследователями продолжались. 7 сентября произошло кровопролит-
ное сражение в Копдан-Везере, окончившееся, несмотря на серьезное
сопротивление крестьян, их поражением.
Крестьянская армия начала расходиться под ударами правительствен-
ных войск, но, расходясь и потеряв всякое руководство, она все еще про-
должала сопротивляться. Преследование превратилось в избиение ее
бойцов на дорогах, возле изгородей, в лесах, на полях. II несмотря па
то, что они сами уже не верили в дело, преданное их вождями, кроканы
продолжали бороться 4.
1 И. В. .’I у ч п и к н ii. Documents inedils. «Киевск. универе. изв », Л» 2.
стр. 5(».
2 Вполне вероятно, что число крестьян здесь преувеличено, а число королевских
солдат преуменьшено (цифры приведены согласно протоколам перигорской ратуши);
однако даже в таком случае ясно, что силы были неравны.
3 Л. В. Л у ч п п к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», Л» 2,
стр. 5(5—57.
4 Там же.
216
Э. И. Лесохина
Сентябрем 1595 г. заканчивают описание движения кроканов прото-
колы перигорской ратуши, резюмируя следующим образом описываемые
события: «Это был конец большого восстания. Господин де Бурдей ре-
шился лично проехать по округам с целью разоружения их жителей» *.
Ничего не говорят о дальнейших событиях и современники, молча при-
нявшие 1595 год за дату окончания восстания.
Но в действительности дело обстояло далеко не так. Глухая и непре-
рывная борьба продолжалась, и со стороны правительства требовались
решительные меры для ее прекращения. Лучше всех это понимал сам
Генрих IV, продолжавший неотступно следить за юго-западными провин-
циями страны. 4 декабря 1595 г. в специальном письме он благодарит де
Бурдея за верную службу и за то, что тот «сумел пресечь замыслы людей,
поднявшихся в провинции Гиень против его власти»1 2. Все письмо как будто
проникнуто спокойствием; но уже из письма короля от 20 декабря мы
узнаем, что некоему капитану де Ноай удалось защитить город Туль и его
жителей от «оскорблений вновь восставших [людей], которые будоражат
всю провинцию Лимузен» 3.
Очевидно, в только что замиренных провинциях было далеко не так
спокойно, как этого хотелось бы королю. Недаром на следующий же
день после письма к Ноайю Генрих просил де Бурдея произвести вер-
бовку полка солдат в областях Пуату, Ангумуа, Сентонж, Перигор и Ли-
музен 4, причем ничего не говорится об отправке этих войск в столицу
или на границу страны: несмотря на продолжительную войну с Испа-
нией, присутствие значительного числа войск в указанных провинциях
король считал совершенно необходимым.
24 января король вновь писал де Бурдою, что «мятежники до сих
пор еще не успокоились», и приказал ему встретиться с маршалохМ
де Матиньоном для согласования своих действий против недовольных и
мятежников. Интересно в этом письме то, что Генрих, закрывая глаза
на причины, вызвавшие народное недовольство, уверяет, что в нем повинны
какие-то неизвестные лица, подбившие крестьян на восстание 5.
Несмотря на показную уверенность, в этом письме короля сквозит
плохо скрытый страх. Он просит де Бурдея «быть настороже и постоянно
находиться в Перигоре, наблюдая одновременно и за тем, что происходит
в провинциях Ангумуа и Сентонж», куда был уже послан двоюродный
брат короля герцог де ла Тремуй. Желая вознаградить де Бурдея за бес-
покойство, король дарит ему 400 экю, выражая при этом надежду, что
«бог когда-нибудь положит предел этому бедствию, и даст нам. . . воз-
можность. . . , которой мы до сих пор еще не имеем, отблагодарить наших
верных слуг»6.
И действительно, у короля были все основания беспокоиться и заис-
кивать. Не прошло и года после заключения перемирия, как 12 июля
1596 г. бордоский парламент нашел нужным отправить войско для усми-
рения волнующегося Перигора. 15 ноября того же года государственный
совет отдал приказ сенешалу Сеитонжа «произвести расследование при-
чин, мешающих Жаку Бордо, откупщику налогов но рекам Седра и Жи-
1 II. В. Л у чип кий. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв», № 2,
стр. 57.
2 «Recueil des lellres missives. . .», vol. IV, p. 472.
8 Ibid., p. 481.
* Ibid., p. 482.
• Ibid., p. 489.
• Ibid., p. 489—490.
Движение кроканов (1592—1598 гг.) 217
ронда, произвести сбор этих налогов»1, причем действительные причины,
мешавшие сбору налогов, не оставляли сомнения.
Очевидно, к этому времени выступления крестьян носили уже спора-
дический характер и были очень непродолжительны. Однако, несмотря
на это, они вспыхивали беспрестанно и, будучи подавлены в одном районе,
возникали в другом. Правительству становилось все яснее, что одними
репрессиями окончательно подавить движение невозможно, что необхо-
димы какие-то более гибкие меры.
20 ноября 1596 г. был издан приказ казначеям Франции о представле-
нии в государственный совет полного отчета о недоимках по их округам
и о прощении всех недоимок до 1594 г. включительно 1 2. Это было серьезной
уступкой, имевшей, однако, скорее декларативный характер, так как
трудно себе представить, что обнищавший до предела, голодный и измучен-
ный французский крестьянин был в состоянии платить недоимки периода
религиозных войн.
Но, несмотря на свою декларативность и небольшое практическое зна-
чение, это постановление не могло не иметь своего действия. Кривая
народных волнений резко пошла на спад, и уже 30 ноября Большой совет
торжественно заявил о «прекращении каких бы то ни было преследова-
ний по поводу движения в Перигоре»3.
Итак, для второго этапа движения кроканов (1595—конец 1596 г.)
характерна значительная активизация обеих сторон. Правительство,
целиком поддерживаемое местными властями, городской верхушкой,
сумевшее перетянуть на свою сторону вождей движения, перешло в реши-
тельное контрнаступление. Крестьяне боролись с большим упорством:
это доказали битвы в Шампань-де-Беле, под Негроидом, у Сен-Крепен-
д’Оберош.
В этот период наблюдалось и значительное полевение взглядов вос-
ставших. Если программным документом первого периода была, как
указывалось выше, антиналоговая декларация кроканов, то теперь вос-
ставшие уже призывали к борьбе с дворянством, а приведенная выше
декларация дворянства прямо утверждает о стремлении кроканон
«ниспровергнуть религию и монархию» и установить «демократию, напо-
добие швейцарской»4. Не придавая слишком большого значения этому
утверждению, мы считаем все же возможным говорить о несомненном
нарастании в этот период в среде кроканов недовольства против коро-
левской власти и сословного строя.
Особо следует отметить изменение позиции буржуазии во второй период
развития движения, когда она окончательно перешла на сторону прави-
тельства, помогая ему оружием, деньгами и личным участием.
Обезглавливание движения и разгром его при помощи объединенных
сил правительства, местного дворянства и городской верхушки в со-
единении с рядом правительственных постановлений о запрете ареста иму-
щества и орудий производства за недоимки (16 марта 1595 г.)5, о запреще-
нии военным топтать поля (24 февраля 1597 г.)6, об освобождении ряда
областей, деревень и даже отдельных жителей от уплаты того или иного
1 «Inventaire des arrets du conseil d’Etat (regno de Henri IV)», aim. et rec. par
N. Valois. Paris, 1886, vol. I, p. 203.
8 Ibid., p. 205.
8 Ibid., p. 210.
4 E. Bonnemere. Histoire des paysans de France, vol. I, p. 534—535.
8 «Rccueil general des ancienncs lois franchises depuis Гап 420 jusqu’a la Revo
hition de 1789». Paris, 1819, vol. XV, p. 98.
• Ibid., p. 128.
2 IS
/Д И. Лепиина
налога привели к спаду движения к концу 1596—началу 1597 г. Но и в на-
чале 1597 г. еще имели место отдельные вспышки народного недовольства,
для подавления которых правительству приходилось прилагать много
сил и энергии.
Третий и последний период движения кроканов падает на середину
1597 г. О попытке кроканов нарушить перемирие короля известил бор-
доский парламент. Вызвали на выступление кроканов, по их собствен-
ному признанию, сборщики незаконных налогов и королевские чинов-
ники. Вновь стали собираться ассамблеи в лесу Ла Бесед и в Траппа,
возле перигорского Вилльфранша. По и тут, как и прежде, даже в еще
большей степени, сказалось отсутствие руководства и несогласованность
действий в среде восставших. Какой-то мелкий чиновник города Периге
(имя его осталось неизвестным) предложил Генриху IV рассеять войска
повстанцев, за что просил у короля должности мэра родного города.
План этого чиновника, вскоре им осуществленный, был очень прост
и рассчитан именно на то, что у восставших не было единого штаба и еди-
ного плана действий. Ему удалось разбить крестьянскую массу на два
противоположных и враждебных друг другу лагеря, возродив религиоз-
ные страсти путем ловко пущенного в ход обвинения гугенотов в разграб-
лении католических церквей.
Это привело к тому, что 35 тыс. католиков водрузили свое знамя по
одну сторону речки, а 16 тыс. гугенотов раскинули свой лагерь по другую
сторону ее. Движение, не успев разгореться, угасло, так как раздроблен-
ные и не имевшие единого командования силы восставших было нетрудно
разбить, борясь с каждой группой в отдельности при помощи насилия
и незначительных уступок.
Но и после этого в непокорных провинциях продолжалось глухое
брожение, переходившее подчас в очень значительное недовольство.
15 июня 1597 г. Генрих жалуется в письме к констеблю на «небезопасность
проезжих дорог»1. Более чем через полгода (7 февраля 1598 г.) совет
издает постановление об обязательном взимании с округов Иссандонуа
и Ксантри (Нижний Лимузен) всех недоимок по талье, ввиду того, что
эти округа постоянно восставали 1 2.
Уже давно закончился 1595 год, который тулузские магистраты, зани-
мавшиеся движением кроканов, считали годом завершения движения,
истек 1596 год, когда король приказал прекратить всякое преследование
восставших крестьян, а Лимузен продолжал волноваться, дороги остава-
лись небезопасными для проезда, и пи правительство, ни местные власти
не могли быть спокойны.
Последняя вспышка движения кроканов в 1597—1598 гг. была вызвана
непосредственно тем, что правительство, стремясь к максимальной эко-
номии, после окончания войны с Испанией, распустило большое количе-
ство поиск; солдаты, но имевшие работы и средств к существованию, на-
чали грабить страну, что, естественно, привело к сильному недовольству
со стороны населения.
Заключение Вервенского мирного договора способствовало умиротво-
рению населения деревни. Правда, биограф Генриха IV Перефикс писал,
что и после этого события «было еще большое количество негодяев, кото-
рые считали, что им всегда дозволено брать чужое имущество; другие же
полагали, что они имеют полное право отправлять правосудие, так как
не знали иного закона, кроме права сильного. Это заставив нашего муд-
1 «Recueil des lettres missives. . vol. IV, p. 785.
2 «Inventaire des arrets. . .», vol. 1, p. 298.
Движение кроканов (1592 -1598 гг.) 219
рого короля приступить к реорганизации своего государства путем вос-
становления общественного спокойствия. Для этого он запретил всем ли-
цам, какое бы положение они ни занимали, ношение оружия, угрожая,
в случае нарушения этого приказа, в первый раз конфискацией оружия
и лошадей и штрафом в 200 экю, во второй раз — смертной казнью. Он
разрешил всем арестовывать тех, которые носят при себе оружие, не ис-
ключая из этого постановления свою легкую кавалерию, жандармов и
телохранителей, если они только не находились при исполнении своих
служебных обязанностей» *.
1598 годом в основном можно закончить историю движения кроканов,
возобновившегося лишь в 30-х годах следующего столетия.
Однако движение кроканов, вопреки общепризнанному утверждению
французской историографии, не было единичным и исключительным во
Франции последнего десятилетия XVI в. Это был лишь наивысший подъем
движения, охватившего страну в первый период царствования Генриха IV.
Правда, сведения о народном недовольстве в городах очень скудны и отры-
вочны. Но даже на основании их можно себе представить картину значи-
тельного народного недовольства, охватившего всю Францию.
31 октября 1592 г., т. е. через несколько месяцев после начала дви-
жения кроканов, Генрих IV благодарит де Каннзи, губернатора города
Авранщ, за его старание удержать жителей города от попыток совсОхМ
покинуть Нормандию и за желание облегчить народ в его тяготах, при-
чем король добавляет, что необходимо сделать все возможное для того,
чтобы народу жилось .четче и вольготнее 1 2 *. Генрих боялся Нормандии —
этого очага вечного недовольства и постоянной оппозиции, этого района
действия «готьо», которых еще невозможно было забыть; оп боялся ее
жителей и хотел успокоить их чч первую очередь.
Но волновалась пе одна Нормандия. Недоволен был и такой крупный
город, как Лион, и 28 сентября 1593 г. Генрих отправил туда своего лич-
ного советника до ла Фена «для успокоения волнений, которые могут быть
использованы врагами>А
Меньше чем ’через 2 месяца тот же вездесущий де ла Фен, теперь уже
в чине государственного советника, направляется в Прованс, чтобы по-
кончить с волнениями в этой провинции 4.
Волновался Буржский податной округ (generality), куда в 1593 г.
король направил солдат, которые должны были ччомогатч. сборщикам
тальи 5.
7 января 1594 г. Королевский совет разбччрал жалобу жителей Эперне
на сборщиков тальи и направил ее казначею Франции в Шампани для при-
нятия мер 6.
Неспокойно становилось чч самом Парижском округе, п 16 января
1594 г. совет вынес постановление об отправке 45 человек, «носящих
кирасу», для сбора тальи в Парижский округ, а также чч округа Мо,
Кроши и Бонз 7.
В феврале 1594 г.. когда движение кроканов стало особенно угрожаю-
щим, правительство было вынуждено пойтчч чча некоторые уступки чч отпо-
1 II- Perrfi хе. Histoid* <lu roi Henri le Grand, s. a., p. 257—258.
- «Recueil des lettres missives. . vol. HI, p. 698.
Ibid., vol. III,p. 1026 (письмо не опубликовано по пни тыо, дана лишь кратная
аннотация).
4 Ibid., vol. Ill, p. 1028 (письмо не опубликовано полностью, дана лишь краткая
аннотация).
' «Inventaire des arrets. . ol. I, p. 10.
Ibid., p. 25.
7 Ibid., p. 27.
220
Э. И. Лесохина
шении тех провинций, где волнения еще не переросли в восстания и где
незначительное облегчение успокоило бы недовольных. 3 февраля многие
местности (Эвре, Лузье, Сан-Пер-Ла-Гарени, Байель, Лоре-ле-Босад
и др.) освобождены были на два года от уплаты тальи 4 июня жители
всего Дофинэ, проявлявшие резкое недовольство в течение всего первого
периода царствования Генриха IV, получили освобождение от недоимок
по тайону 2 (дополнительный к талье налог).
Но освобождать всех — значило лишиться последних доходов, столь
необходимых для ведения внутренней и внешней войны, для подкупа
вечно недовольной знати, и кое-где власти попытались действовать силой.
Так, 9 августа 1594 г. прево Шатодена получил стрелков для «преследо-
вания злоумышленников» 3.
Чем больше территориально был центр восстания, тем серьезнее отно-
силось к самому факту восстания правительство и тем строже оно с ним
расправлялось. 30 ноября 1594 г. великий прево Франции отдал приказ
начать уголовный процесс против жителей Тукет, Алансонского округа,
«виновных в насилиях и убийстве стрелков и сержантов, присланных
сюда для сбора тальи»4.
Эвре, Вернон, Алансон — довольно значительная территория, и вол-
нения в этих местах позволяют судить о размахе народного недовольства
на всем северо-западе Франции в 1594 г.
29 декабря 1594 г. был опубликован приказ Большого королевского
совета о посылке в Суассоп солдат, которые должны были «очистить
область от воров и лпгеров, притаившихся в лесах Билле-Кеттере и
Компьень 5.
Таким образом, почти весь запад Франции к концу 1594 г. оказался
охваченным «беспорядками», длительность и активность которых пока еще
не определены, но антифеодальная направленность которых несомненна.
В начале 1595 г. поднялось волнение в Пикардии®, в январе же Боль-
шой королевский совет направил нормандскому парламенту на рассмотре-
ние жалобу сборщика тальи по округу Берне Мишеля Мерена на жителей
прихода Жанвиль, которые отказались платить следуемый с них налог.
Между тем атмофсера в Перигоре, Марше, Сентонже и соседних про-
винциях накалялась. Основные силы правительство должно было скон-
центрировать именно здесь, и поэтому ему пришлось идти на уступки
в других местах.
И февраля Большой королевский совет подтвердил все освобождения
от налогов жителей городов и деревень Булоннэ, предоставленные им
ранее 7. Правительство предприняло и другие меры борьбы с народными
волнениями. 25 марта совет объявил реальной талью жителей области
Кондемуа; в постановлении было сказано, что «никто, к какому бы со-
словию он ни принадлежал, не может быть освобожден от ее уплаты при
наличии у пего крестьянской собственности или крестьянского наслед-
ства»8. Это был первый шаг, пока только водной области, к исключению
из числа дворянского сословия лиц, получивших недавно дворянский
патент или захвативших его незаконным путем, шаг, подготовлявший
знаменитый эдикт Генриха IV о дворянстве, имевший не только и не
1 «Inventaire des arrets. . .», >ol. I, р. 31.
- Ibid., р. 57.
•ч Ibid., р. 78.
4 Ibid., р. 209.
5 Ibid., р. 113.
• Ibid., р. 127.
7 Ibid., р. 135.
• Ibid., р. 158.
Движение кроканов (1592—1598 гг.)
221
столько фискальный характер, сколько направленный на борьбу
с народным движением.
Одновременно правительство запретило требовать с жителей Шери-
Лабе и Ножан-Ларто недоимки за 1591—1593 гг., конфисковывать у них
лошадей, домашний скот и инструменты, служившие для обработки земли1 2 3.
В апреле 1595 г. начала волноваться Вандея, и 6-го апреля король при-
казал вице-сенешалу Фонтене-де-Конте начать набор стрелков, чтобы
очистить область от «воров и плохо живущих»2.
29 июня Генрих приказал парижскому парламенту зарегистрировать
эдикт о введении нового налога для установления и содержания гарнизона
в Пикардии и Шампани 3. В этих провинциях лишь недавно прокатилась
волна народного возмущения, и, боясь новой вспышки, король распоря-
дился поставить здесь гарнизоны, содержание которых неминуемо должно
было лечь новой тяжестью на плечи налогоплательщика.
18 сентября 1595 г. жители Дофинэ, лишь год назад получившие про-
щение всех недоимок по тайону, добились отсрочки уплаты тальи и
остальных налогов вплоть до нового распоряжения 4. О чем еще, как не
о народном брожении в этой провинции, могут свидетельствовать такие
постановления, следовавшие одно за другим, если присовокупить к ним
еще одно, появившееся также в сентябре, — о снижении стоимости откупа
должности сборщика налогов в Лангедоке, Дофинэ, Фореце и Боудоде?5
Очевидно, вследствие частых случаев отказа от уплаты налогов, имевших
место в этих провинциях, откуп налогов становился нерентабельным.
Необходимо было как-то стимулировать его, чтобы иметь возможность
получить хотя бы какие-то средства из тех огромных сумм, которыми обла-
галось население. В течение декабря сопротивление в Дофинэ продолжа-
лось, и 9 января 1596 г. последовало распоряжение «об освобождении
и отсрочке налогов, взимаемых с третьего сословия, с правом выкупа
имущества, отчужденного с 1588 г. для уплаты налогов»6.
Это было уже значительной уступкой, хотя вряд ли крестьяне и го-
родская беднота после неурожайного 1595 г. и столь длительных смут
и беспорядков были в состоянии выкупить проданное ими для уплаты
налогов имущество.
1596 год ознаменовался серьезными волнениями в Оверни. На ноябрь
этого года падают почти одновременно два постановления правительства:
первое (от 8 ноября) — об освобождении жителей овернских деревень от
уплаты недоимок за период, предшествующий 1 июля 1595 г.7, и второе
(от 12 ноября) — об увеличении числа стрелков при вице-сенешале для
борьбы «с большим количеством воров и бродяг»8. В качестве королев-
ского интенданта в Овернь в 1596 г. направляется некий Комартэн 9.
Все еще не успокаиваются Лангедок, Прованс и Дофинэ, куда 19 ноября
1596 г. были направлены комиссары «для преобразования габели»10.
1597 год начался волнениями в Нормандии: 2 января правительство
направило в нормандский парламент протоколы процесса, начатого про-
1 «Inventaire des arrets. . .», vol. I, p. 158.
2 Ibid., p. 161.
3 «Recueil des lettres missives. . .», vol. IV, p. 1040 (письмо не опубликовало
полностью).
4 Точная дата не указана.
5 «Inventaire des arrets. . .», vol. I, p. 169.
° Ibid., p. 179.
7 Ibidem.
» Ibid., p. 203.
9 G. Hannoteau. Origines. . . , p. 165.
1,1 «Inventaire des arrets. . .», vol. I, p. 205.
222 .9, И. Лесохина
тив жителей Люж-сюр-Мер и Сент-Уан-сюр-Мер. виновных в выступле-
нии против сержантов, собиравших талью х.
Этот процесс, собственно, открывает собой новый период в истории
борьбы правительства с народными движениями, период его активного
контрнаступления. Все реже и реже встречаются случаи освобождения от
тальи и иных налогов и все чаще в восставшие районы отправляются войска
и возбуждаются процессы против восставших.
25 января в округа Арк и Верней, на крайний северо-запад Франции,
было отправлено по два стрелка для помощи сбора тальи. Через шесть
дней с тем же заданием направляются два стрелка в округ Жизер 1 2.
9 февраля 1597 г. Генрих обратился к своим «горячо любимым мэру,
эшвенам и жителям города Буржа»: «Дорогие и горячо любимые, мы слы-
шали, что в наиболее отдаленных провинциях нашего королевства ходят
слухи, наносящие вред власти. . . ущерб спокойствию, установленному
с таким трудом среди наших подданных. Чтобы помешать распростра-
нению подобных слухов и узнать имена тех, кто их распускает, и их на-
мерения, состоящие лишь в желании нарушить общественное спокойствие,,
мы. . . приказываем вам следить внимательно за тем, чтобы все без ис-
ключения прохожие и проезжие в в.ашем городе, распространяющие
тут подобные новости, были схвачены и задержаны и чтобы при их допросе
было выяснено, где они слышали эти новости. . . А для их исправления
и для того, чтобы другим людям в будущем не вздумалось вредить нашей
власти, нашим делам и нашей службе, этих лиц надобно примерно нака-
зать»3.
Очевидно, в Бурже начались какие-то выступления, и король прика-
зал магистратам быть настороже и пресечь это недовольство в самом на-
чале. Но в послании короля не чувствуется уверенности в полном и бес-
прекословном выполнении приказа, в наличии достаточных сил для пре-
кращения беспорядков.
В 1598 г. правительство продолжало принимать суровые меры против
недовольных, причем в это время недовольство было, очевидно, еще до-
вольно велико. В Лангедок был направлен специальный интендант
де Мэсс, который оставался в этой провинции в течение последующих трех
лет (вплоть до 1601 г.) 4.
Теперь, даже в тех случаях, когда чиновники на местах решались иод
давлением происходивших событий пойти на некоторые уступки недоволь-
ным, правительство, почувствовав в себе достаточно силы, стало принимать,
в отношении их репрессивные меры. Так, 4 ноября 1598 г. было издано
постановление, не имевшее до той поры прецедентов в практике царство-
вания Генриха IV, — об аресте сан-флорентийского торговца зерном Бенуа
с вызовом его в совет совместно с элю города Тионом «за то, что они отве-
тили на жалобу жителей Экс-ан-От»5. В чем заключалась эта жалоба и
в чем была истинная вина подлежавших аресту, мы не знаем; но самый
факт такого приказа интересен тем, что свидетельствует о недовольстве
в северо-восточной провинции Франции, вызванном, очевидно, недостат-
ком хлеба и других продуктов.
Вообще даже в 1598 г. достаточно было небольшой искры для того,
чтобы в тех или иных местах Франции начались открытые выступления.
Об одном таком случае* рассказывает постановление совета г. Клермона.
1 a In ven tai re des arrets. . vol. I, n. 219.
2 Ibid., p. 232, 234.
3 «Recueil des lettres missives. . .», vol. IV, p. 688—689.
4 G. H a n n 6 t e a u. Origines. . . , p. 169.
a «Invcntaire des arrets. . .. vol. I, p. 318.
ДвИ'Нгение кроканов (1И92 — 1H9S <••.)
223
Сойот возбудил дело против жителей города, «виновных в насилии над
личностью судебного исполнителя Николая Блондо и его понятого, кото-
рые хотели заставить судейских платить сбор в 130 тыс. экю»1. Нам неиз-
вестны причины, толкнувшие народ на насилия против чиновников;
трудно себе представить, что эти действия были вызваны сочувствием
к судейским чинам или что эти последние вступили в 1598 г. в контакт
с народом для освобождения себя от уплаты обременительного и неприят-
ного сбора. Но совершенно очевидно, что достаточно было самого
незначительного повода для того, чтобы вызвать народный гнев и возмуще-
ние. Выступление населения Клермона очень обеспокоило правительство,
и через 5 месяцев послен его, 12 марта 1599 г., было вынесено постановление
начать «процесс против виновных в выпадах против правосудия и в фак-
тах непослушания, имевших место в Клермоне 6 ноября прошлого года»1 2.
Самый факт организации процесса говорит о значительности выступления
и о его размахе.
В конце 1598 г. Генрих, заключивший к этому времени Вервенский
мирный договор, предпринял путешествие по Франции, преследовавшее
двоякую цель: сбор денег и наведение порядка в стране. Эта поездка
не дала желаемого результата. Денег король собрал далеко не достаточно;
выступления же народных масс в ряде районов Франции продолжались
еще в 1599 г. Так, 14 января издается постановление о преследовании кре-
стьян Руанского округа за то, что они во время последних волнений
носили оружие и «силой противились сбору тальи»3.
13 сентября того же года совет упоминает о поступившей к нему жа-
лобе откупщика соляного налога в Нормандии, некоего Жосса, относи-
тельно «возмущения жителей Килловефа [небольшой порт в Нормандии. —
Э. Л.] и Шербурга»4. Несомненно, что возмущение жителей указанных
городов было направлено против габели, этого наиболее ненавистного
для французского народа налога.
О последнем выступлении народных масс в 1599 г. мы узнаем из по-
становления совета от 23 октября о расследовании насилий, совершен-
ных жителями Мюзи над сборщиком тальи в округе Эвре Николаем По-
локоном 5.
Представленный обзор народных движений Франции последнего де-
сятилетия XVI в. ни в какой мерс не претендует на исчерпывающую
полноту. Для этого мы не располагали достаточными данными, так как
могли пользоваться исключительно опубликованными источниками, число
которых по данному вопросу очень ограничено. Однако и имевшиеся
у нас сведения позволяют судить о том, что движение кроканов не было
единичным явлением в истории Франции 90-х годов XVI в. Оно явилось
лишь вершиной, гребнем значительной волны народных движений, про-
шедших по всей стране в течение этого периода.
Отрывочные и краппе туманные сведения, сообщаемые документами
об этих движениях, все же помогают нам глубже проникнуть в атмо-
сферу непрерывного брожения, в котором находилась Франция первого
периода царствования Генриха IV, и лучше объяснить всю последую-
щую политику этого короля, в частности аграрную.
Движение кроканов нельзя отделять от всех движений, волновавших
Францию в 1592—1600 гг. Такое разграничение неизбежно носило бы
1 <Inventaire des arrets. . .», vol. I, p. 330.
2 Ibid., p. 355.
1 Ibid., p. 341.
4 Ibid., p. 367.
• Ibid., p. 370.
224
Э. И. Лесохина
искусственный характер и явилось бы скорее данью установившейся
традиции, чем действительной необходимостью. Окончательное заверше-
ние движения кроканов можно отнести к 1598 г., но те движения, которые
мы лишь условно отделяем от движения кроканов, продолжаются вплоть
до 1599 г., завершая собой XVI в. и передавая XVII в. в наследство ре-
волюционную традицию борьбы против гнетущей феодальной системы,
против феодальных налогов и повинностей, против произвола централь-
ной власти. В 1601 г. во Франции прокатилась новая волна народных
движений, непосредственно смыкающихся по своему характеру с движе-
ниями XVI в.
Все рассмотренные движения происходили в основном на западе Фран-
ции; восточная граница их шла несколько восточнее Парижа, оставляя
совершенно незатронутыми провинции, граничащие с Бельгией и Гер-
манией.
О причинах, вызвавших движение кроканов, говорилось уже выше,
как и о требованиях, выдвинутых восставшими. Сами современники до-
вольно верно понимали, что именно объединяло столь большое число
людей. Запись в регистрах тулузского парламента сообщает об обра-
щении Ла Саня к восставшим и затем поясняет: «Это обращение было при-
нято ими всеми [восставшими. —Э. ЛД очень благоприятно: одними —
потому, что некоторые сеньеры и дворяне совершали в их местностях
серьезные насилия, другими — потому, что оно позволяло надеяться на
изгнание гарнизонов, разорявших страну,. . . и почти всеми — потому,
что зарождало надежду на освобождение от тальи, а у самых сумасшед-
ших — и от десятины и всякой арендной платы» г.
В другом месте записей парламента говорится о том, что недоволь-
ство возникло вследствие тех «притеснений, которые народ терпел во
время войн, поборов, которые с него взимались для содержания военных
и сохранения страны. . . Ведь военные не только жили за счет народа,
ничего не платя за это, но и позволяли себе разбои, грабежи и прочие
недостойные поступки. Кроме того, многие сеньеры, не имея на то ника-
кого права, заставляли крестьян платить чинш, ренту, корве. . . и дру-
гие, неположенные, вновь введенные поборы» 1 2.
Естественно, что столь обширная программа не могла не привлечь
к себе широкие круги населения страны. Обычно принято считать, что
в движении кроканов участвовали только крестьяне; недаром слова «кре-
стьянин» и «крокан» стало в устах большинства историков синонимом.
Нельзя, конечно, отрицать, что в основном движение кроканов было
крестьянским по своему составу (к сожалению, документы не позво-
ляют установить, какие слои крестьянства и на каких этапах участ-
вовали в восстании), однако, кроме крестьян, в нем принимали уча-
стие и другие слои общества.
Это, в первую очередь, городские низы, присоединившиеся к крока-
нам и помогавшие им в их борьбе с властями. Так, трудно себе предста-
вить, чтобы крестьяне могли оборонять Негронд без помощи жителей
города, вернее, его предместий. Мы имеем подчас и прямые указания
на выступления горожан: выше говорилось о восстаниях в Лионе, о вол-
нениях в Люж-сюр-Мер. Сент-Уан-сюр-Мер, Экс-ан-От и ряде других
городов и пригородов. Пригороды особенно были солидарны с крока-
1 II. В. Л у ч и н к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», К» 2,
стр.*50—51.
2 Там же.
,[eu;>icenue кроканов (1592—1598 гг.)
225
нами, так как именно здесь жила городская беднота, и именно они были
теснее всего связаны с деревней.
Помощь городских низов восставшим крестьянам, несомненно, была
значительна. Достаточно вспомнить, что, идя на совещание в замок
Роньяк, вожди движения Ла Сань и другие взяли с собой очень незначи-
тельную охрану, положившись на хорошо вооруженное население приго-
родов.
О наличии союза кроканов с городскими низами свидетельствуют и
волнения горожан против панкарты, вспыхнувшие в 1601 г. и, как ука-
зывалось выше, непосредственно смыкавшиеся с движением кроканов.
Какую роль сыграла буржуазия в этих событиях? Она после некото-
рого колебания на первом этапе движения решительно стала на сторону
правительства, всемерно помогая ему в борьбе с восставшими и в пода-
влении восстания. Те отрывочные сведения, которые дошли до нас об от-
дельных выступлениях представителей буржуазии (приказ Королевского
совета от 31 октября 1597 г. об организации уголовного процесса против
торговцев вином в Сен-Кантоне Жака Лотиньо и Франсуа Сенешаль,
обвиненных «в произнесении возмутительных слов» х, являются исклю-
чением.
Еще целых два столетия должны были пройти до того времени, когда
окрепшая французская буржуазия возглавила борьбу с феодально-
абсолютистским государством. В описываемый же период, в конце XVI в.,
французская буржуазия, лишь только складывавшаяся как класс,
вступила в союз с феодально-абсолютистским государством Против
народа. Стоявшие во главе движения представители мелкой буржу-
азии покинули восставших в самый ответственный момент и, увидев
невозможность повернуть народное недовольство на легальную стезю,
по существу предали восстание.
Несколько сложнее вопрос об участии духовенства в движении. Выс-
шее католическое духовенство в лице епископов, каноников, аббатов
полностью поддерживало правительство. Но во Франции была большая
армия низшего духовенства, которое больше всего пострадало от рели-
гиозных войн. Деревенские прихожане не могли платить десятины, ма-
ленькие деревенские церкви были большей частью разрушены. Поэтому
есть основания думать, что представители низшего духовенства присо-
единились к восставшим крестьянам, участвовали в движении, играли
иногда в нем руководящую роль. Об этом говорит вышедшее еще в 1568 г.
«Предупреждение знати, как принадлежащей к партии короля, так и
членам партии бунтовщиков», в котором было поставлено в вину духо-
венству, что оно проникнуто антипатиями к феодалам и подстрекает
деревенских жителей к разрушению домов их господ. Эти настроения
низшего духовенства к 90-м годам значительно усилились, так как за
истекшее время произошли самые кровопролитные и разорительные бои
во время религиозных войн.
22 сентября 1595 г. правительство издало «Декларацию против мя-
тежных проповедников», направленную против духовенства, которое
«вместо того, чтобы исполнять свои обязанности и жить скромно. . ..
безрассудно вступило на ложный путь свободы. . ., начало проповедовать
против общественного спокойствия и против власти покойного короля
и нашей собственной. . . Под предлогом жалости и религиозности оно
искусно подбивало и подстрекало простой народ, вызывая своим бого-
1 «Inventaire des arrets. . vol. I, p. 262.
15 Средние века, вып. в
II. ,7ттиил
хульством на бунт и возмущение» х. Незадолго до этого, 1 марта того же
года, было издано постановление, освобождавшее от уплаты десятины
за 1589—1594 гг. лишь духовенство городов и предместии, но никак не
деревенских приходов 2.
Сопоставление этих двух постановлений дает нам право говорить о не-
сомненном участии «плебейской части» духовенства в движении кроканов,
той части, о представителях которой Ф. Энгельс говорит: «ILm как выход-
цам из бюргерства или плебса были достаточно близки условия жизни
массы, и потому, несмотря на свое духовное звание, они разделяли на-
строения бюргеров и плебеев»3.
Такова история народных движений во Франции конца XVI в.,
носивших в основном антифеодальный характер и направленных
против налогов и поборов, против насилий, совершаемых военными, и
произвола местных властей. Поскольку это движение было направлено
преимущественно против фискального аппарата французского абсолю-
тизма, оно вылилось в борьбу с центральной властью, с ее бюрократиче-
ским аппаратом и с местными сеньерами, чья власть во второй половине
XVI в. значительно усилилась. Борьба против сеньеров, против феодаль-
ного гнета вылилась в общее антифеодальное движение, направленное как
против абсолютистского правительства, так и против отдельных сеньеров.
Подавление народного движения было основной задачей нового пра-
вительства. По одной вооруженной силы оказалось недостаточно, и в по-
следние годы XVI в. был издан ряд декретов о снижении прямого налога,
о поощрении земледелия, о развитии отдельных его отраслей (декреты
о развитии шелководства 4, об осушении земель и т. д. 5). Реального и
длительного улучшения положения народных масс эти декреты не дали:
снижение тальи привело к увеличению косвенных налогов и к введению
нового налога — панкарты (налог в 1 су с каждого ливра продаваемого
оптом товара ®), которая, несколько облегчив положение крестьян, ухуд-
шила и без того очень тяжелое положение городской бедноты.
Изменение налоговой политики правительства в совокупности с Дру-
гими правительственными мерами в области земледелия вызвало движе-
ние 1601—1602 гг., известное в истории под названием движения против
налога «су с ливра», основной движущей силой которого явилось бед-
нейшее население городов, поддерживаемое населением окрестных де-
ревень. Народное недовольство первых лет XVII в. завершилось отме-
ной панкарты.
Вся дальнейшая политика Генриха IV в значительной степени была
направлена на предотвращение возможности недовольства народных
масс. Этим в первую очередь диктовались последующие декреты о под-
держании сельского хозяйства. Страх перед народом в первую очередь
толкал правительство Генриха IV на поиски средств к улучшению по-
ложения народных масс. В какой-то мере ему это удалось.
Известно, что Энгельс в письме к Бебелю, говорил о том, что Генрих IV,
когда сделался католиком, спас тем Францию от Тридцатплетней
войны. . .7; самыми страшными последствиями этой войны Энгельс
* general. . vol. XV, р. 102 — 104.
- «Iи\vnlaire des arrets. . vol. I, p. 143.
3 Ф. Э и г e л ь с. Крестьянская война в Германии. Гос Политиздат, 1952, стр. 26.
4 «Bec.ueil general. . .», ol XV, р. 278.
5 Ibid., р. 212.
6 11. В. Л у я и ц к и й. Documents inedits. — «Киевск. универе, изв.», № 2,
стр. 131.
7 См. К. М арке и Ф. Э н г с л ь с. Соч., т. XXVII, стр. 75-
Движение кроканов
(1592—1598 гг.)
227
считал то, что она в особенности «разрушила большую часть вложен-
ных в земледелие производительных сил и этим, а также и одновремен-
ным разрушением многих городов, низвела крестьян, плебеев и разо-
рившихся горожан на долгое время до состояния, близкого к ирланд-
ской нищете в худшей ее форме» Действительно, Генриху IV и его пра-
вительству удалось приостановить процесс распада страны на отдельные
самостоятельные провинции и создать крепкое централизованное госу-
дарство, ибо несомненно, что дальнейшее продолжение гугенотских
войн грозило бы Франции полным расчленением государства, феодальной
анархией, быть может, иностранной интервенцией. Однако разорение
крестьянства продолжалось, лишь несколько замедленное ограничением
произвола местных властей, уменьшением отдельных поборов. Продол-
жалось обезземеление крестьян, участилось число случаев бегства ни-
щих крестьян в города. Недовольство народных масс и в первом десяти-
летии XVII в. ни в какой степени не было уничтожено. Об этом можно
заключить из писем Генриха IV, из мемуаров Сюлли, где упоминается
о волнениях во Франции в последние годы царствования Генриха IV,
наконец, из заявлений депутатов третьего сословия на Штатах 1614 г. 1 2.
Царствование Генриха IV началось с движения кроканов. Генрих IV
не совершил чуда; его правление, явившееся закономерным следствием
религиозных войн и ставшее одной из ступеней в развитии французского
абсолютизма, окрепло прежде всего как орудие подавления народных
движений.
Движение кроканов закончилось поражением, как и всякое стихий-
ное возмущение угнетенных классов, всякое стихийное восстание крестьян-
ства против феодального гнета. Оно было одним из проявлений револю-
ционной оппозиции против феодализма, которая проходит через все
средневековье и «выступает, соответственно условиям времени, то в виде
мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания» 3.
1 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. VIII, стр. 194.
9 В. А. Базаров и И. И. Степанов. Общественные отношения
во Франции. . ., стр. 96.
3 Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии, стр. 34.
15*
А. С. К АН
АНТИФЕОДАЛЬНЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ ШВЕДСКОГО
КРЕСТЬЯНСТВА В XVII ВЕКЕ
(1620-1650 гг.)
История всякой страны в средние века есть в первую очередь история
основной массы ее трудящихся — крестьянства. Для стран Северо-За-
падной Европы это важное положение советской медиевистики имеет
особое значение: во-первых, удельный вес господствующего класса фео-
далов в имущественном, хозяйственном и социальном отношении был
здесь бесспорно ниже, чем на остальной европейской территории. Во-
вторых, городская жизнь в течение всего средневековья была здесь еще
менее развита, чем это допускал и без того по преимуществу аграрный
характер средневекового общества.
В соответствии с особой важностью истории крестьянства для так
называемых скандинавских стран первостепенный интерес приобре-
тает и вопрос о классовой борьбе скандинавского крестьянства. Между
тем то немногое в русской дореволюционной и советской исторической
литературе, что написано или переведено по этому вопросу, исчерпы-
вается малоизвестной в настоящее время научно-популярной статьей
И. Арского х. По, истории средневекового крестьянства Швеции исследо-
ваний на русском языке нет. Но как раз история Швеции, если говорить
об особых чертах аграрного развития скандинавских стран, дает о них
наиболее общее представление: в самом деле, Дания в значительной мере
приближается к аграрному развитию северо-германских земель с их
барщинным хозяйством, крепостным правом, крупными деревенскими
поселениями; Норвегия же и Исландия слишком своеобразны, там резко
преобладают горнопастбищное скотоводство, морские промыслы, хутор.
Средневековая и особенно позднесредневековая Швеция занимает между
этими крайними вариантами среднее место.
Классовым выступлениям шведского крестьянства минувших столе-
тий не уделено подобающего внимания и в шведской исторической ли-
тературе, несмотря на сравнительную разработанность в ней таких во-
просов, как судьбы дворянства, аграрная политика королей, политиче-
ские учреждения феодальной эпохи. Если изучение средневековой эко-
номики и правового положения крестьян и продвинулось несколько вперед
со времени первой мировой войны, то собственно крестьянское хозяй-
ство и крестьянские движения шведские буржуазные историки до послед-
них лет оставляли на заднем плане 1 2. Это особенно бросается в глаза
1 И. Арский. Борьба крестьянства с феодалами в Скандинавии. — «Борьба
классов», 1935, № 10, стр. 76—90.
2 Этого не отрицают и сами шведские историки. См. рецензию Боециуса
(В. Boethius) на второй том «Экономической истории Швеции» Э. Хекшера
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
229
при обозрении литературы о крестьянском движении XVII в., когда,
по признанию самих шведских авторов, оно достигло наибольшего подъ-
ема со времени народно-освободительных восстаний эпохи Кальмарской
унии. Буржуазные специалисты — Левгрен, Анлунд, Виттрок, Ингере
и другие — в лучшем случае сосредоточивают свое внимание на легаль-
ных, «парламентских» формах крестьянской борьбы. Страдания крестьян
всячески преуменьшаются, острота классовых противоречий смазы-
вается, раздуваются «исконные правовые традиции» шведов, а самостоя-
тельность и общеисторическое значение крестьянских выступлений
умаляются \
Судьбы шведского крестьянства в позднее средневековье непосред-
ственно рассматриваются в «Капитале». В 24-й главе, противопоставляя
шведскую редукцию (возвращение части дворянских земель в феодальную
собственность короны) английскому расхищению государственных иму-
ществ (после 1688 г.), Маркс отмечает сотрудничество шведских горожан
«со своим экономическим оплотом — крестьянством» * 1 2 в борьбе против
феодальной аристократии. Горожане и крестьяне Швеции XVII в., по
мысли Маркса, использовали в борьбе за свои интересы противоречия
между двумя силами господствующего класса — королями и аристокра-
тией. В 47-й главе, исследуя генезис капиталистической земельной ренты,
Маркс отмечает, что крестьянская собственность в Швеции, так же как
в средневековой Англии, во Франции и Западной Германии, происте-
кает из разложения феодальной земельной собственности3.
Эти замечания Маркса привлекают наше внимание к жизни и борьбе
шведского крестьянства именно XVII в. Наиболее бурно эта борьба
проявилась в 30—50-х годах этого столетия. Отражающий ее круг до-
ступных нам источников, конечно, далеко не полон. Свидетельства источ-
ников скудны и по большей части исходят из правительственно-дворян-
ского лагеря. Извлечения из архивов, содержащиеся в буржуазных
работах, сделаны под чуждым нам углом зрения. Множество ценных мате-
риалов из шведских архивных фондов еще ждет внимания к себе со сто-
роны прогрессивных историков: таковы, повидимому, донесения с мест,
переписка помещиков и их управляющих, судебные книги из охвачен-
ных волнениями районов, протоколы высших судебных инстанций —
гофгерихтов. Из вторых рук приходится судить об изданной и неиздан-
ной памфлетной литературе тою времени. Тем не менее некоторыми
основными публикациями мы все же располагаем.
Прежде всего, и это единстьенный в своем роде источник, — 17 то-
мов протоколов шведского государственного совета — риксрода за
1621—1657 гг. 4. Из месяца в месяц, хотя и не без пропусков, не без по-
следующих изъятий и не одинаково подробно, здесь излагался ход за-
крытых заседаний главного правительственного учреждения тогдашней
Швеции, сочетавшего в себе черты палаты лордов и кабинета министров.
В протоколах его отражены важнейшие крестьянские выступления, от-
(Е. Heckscher. Sveriges ekonomiska historia. — «Historisk tidskrift», 1950,
H. 4, s. 449—452).
1 B. L 6 v g re n. Standsstridens uppkomst. Uppsala, 1915; N. A h n 1 u n d.
Sveriges riksdag, d. III. Stockholm, 1933; G. Witt rock. Regering och allmoge
under Kristinas formyndare. Uppsala, 1948; E. I n ge rs. Bonden i svensk historia,
d. I—II. Lund, 1943—1948. Выгодно отличается от прочих шведских работ популяр-
ная книга А. К a m р е. Svenska allmogens frihetsstrider Iran aldsta tider till vara
dagar. En kronika, d. I—III. Stockholm, 1920.
2 К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1953, стр. 728.
3 См. К. Маркс. Капитал, т. III, Госполитиздат, 1953, стр. 819.
* «Svenska riksradets protokoll», d. I—XVII. Stockholm, 1878—1929 (далее: SRP).
230
.1. С. Кам
ношение к ним сановников-аристократов и самих монархов, прения по
крестьянскому вопросу, переговоры с крестьянскими депутатами рикс-
дага, изложение их жалоб и просьб и решения по ним. Дополнительные
материалы того же рода дают протоколы камер-коллегии и дворянского
чина риксдага. Ценным источником является также переписка канц-
лера Акселя Оксеншерны, особенно письма к нему из Швеции в быт-
ность его в Германии. Значительный интерес представляют и донесения,
к сожалению немногочисленные, с одной стороны, иностранных посети-
телей Швеции, главным образом дипломатов, с другой — представите-
лей власти на местах. Для выяснения событий наиболее интересной
с точки зрения крестьянских выступлений сессии риксдага — 1650 г. —
крайне важен дневник депутата пастора Петри. Некоторые проявления
повседневного местного отпора крестьян своим притеснителям отражены
в двух изданных судебных книгах северной части области Упланд,
а также в переписке крупной помещицы соседней области — Седерман-
ланда, графини Эббы Лейонхувуд. Переписка эта входит в ценнейший
архив графов Дзлагарди, хранящийся в фундаментальной библиотеке
Тартуского университета. Крестьянские жалобы и ходатайства доступны
нам и в оригинале — из разных публикаций, в частности XVIII в., и
в изложении других источников —• актов и постановлений риксдага и
резолюций правительства \
* * *
Подъем крестьянского движения в Швеции 20—50-х годов находился,
как это свойственно позднему средневековью, в тесной связи с обостре-
нием всех классовых и внутриклассовых противоречий в стране. Такое
общее обострение имело место в Швеции на протяжении XVII в. трижды:
в первый раз — на рубеже XVI—XVII вв.: борьба с угрозой контрре-
формации, изгнание короля-католика Сигизмунда, расправа Карла IX
с реакционной феодальной оппозицией; во второй раз — в середине
XVII в.: так называемый спор сословий (standsstriden), отречение ко-
ролевы Христины и частичная редукция 1655 и последующих годов;
в третий раз — на рубеже 70—80 годов: торжество абсолютизма над ари-
стократической олигархией при активной поддержке податных сословий
и большая редукция дворянских земель. С точки зрения политической
активности народных масс, крестьянства, наибольший интерес представ-
ляют именно события середины века, к тому же происходившие одновре-
менно с буржуазной революцией в Англии и антифеодальными восста-
ниями в различных концах Европы.
Усиление крестьянского движения и общее обострение классовой
борьбы должны были иметь определенные экономические и социальные
предпосылки. Это был ответ на усиление феодально-помещичьего гнета,
с одной стороны, и налогового — с другой, на быстрый рост богатства и
привилегий дворянства и резкое ухудшение условий жизни масс в первой
половине XVII в. Это был отпор народных масс феодальному нажиму 1 2.
1 Особенно содержательны публикации: «Rikskansleren Axel Oxenstiernas skriftcr
och brefvexiing», avd. 1, d. 1—6; avd. II, d. 1 —11. Stockholm, 1888—1905 (далее:
AOSB); A. Fryxell (издатель). Handiingar rorande Sveriges historia ur utrikes
archiver samlade och utgivna, d. 1—4. Stockholm, 1836—1843; K. Tige.rstodt
(издатель). Bref frin general-guvernorer och iandshofdingar i Finland, I. Abo, 1869;
«Handiingar rorande Skandinaviens historia», d. 1—40. Stockholm, 1816—1860 (далее:
HSH) (q. 31 содержит отчеты губернаторов, ч. 22 — дневник Петри); «Svenska riks-
dagsakter», serie 1, avd. II, d. 1—2. Stockholm, 1943.
1 По социально-экономической истории Швеции XVI—XVII вв. в данной связи
важны следующие работы: Р. Т б г n е. Inverkningar av forlaningsvasendet pa jord-
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в. 231
Основным проявлением общего усиления феодальной эксплуатации
в Швеции, где более половины крестьянства еще в начале XVI в. продол-
жало сидеть на собственных землях, был переход или передача кресть-
янских земель в феодальную собственность дворянства. Постепенное
таяние рядов йодатных крестьян (skatlebonder), наблюдавшееся еще в ран-
нем средневековье, ускорилось примерно с половины XVI в. и вступилс
в свою решающую стадию в первой половине XVII в. К началу 50-х го
дов XVII в. дворянству на тех или иных условиях принадлежало свыше
двух третей всей освоенной площади страны и подавляющая часть луч
ших пахотных земель в Восточной Швеции. Чрезвычайно важную слу-
жебную роль в этом распространении дворянского землевладения вширь,
в феодализации основной массы шведского крестьянства сыграло дво-
рянское государство. Во второй половине XVI и в первой половине
XVII в. шведские короли и регенты предприняли в пользу дворянства,
под разными предлогами и в разных формах, широкое отчуждение основ-
ного земельного фонда страны, который достался короне в результате
секуляризации, конфискаций и постепенного свертывания средневе-
ковой системы служебных ленных пожалований на срок. Одновременно
skattebonder стали рассматриваться королями как наследственные вла-
дельцы, близкие к коронным крестьянам (kronobonder) — срочным дер-
жателям коронной земли. Это облегчило передачу податной («скаттовой»)
земли вместе с крестьянами дворянам, особенно начиная с 1610-х годов,
без согласия самих крестьян \
Другим проявлением феодального нажима, свойственным особенно
первой половине XVII в., было увеличение феодальной ренты, шедшее
по нескольким каналам. Во-первых, увеличивались платежи помещичьих
крестьян (f raisebonder) — срочных держателей дворянской земли — за
счет введения дворянами на местах новых «случайных» поборов и работ.
Во-вторых, увеличивались поборы с податных и коронных крестьян
за счет введения правительством новых чрезвычайных налогов, главным
образом в денежной форме, причем все растущая доля податного об-
ложения по море расширения дворянских привилегий (особенно 1612
и 1644 гг.) фактически уступалась короной дворянам-помещикам, а это
открывало последним широкие возможности для ущемления крестьян на
вновь приобретенных у короны землях. В-третьих, экономические
сдвиги общего порядка — «революция цен», охватившая Швецию с
конца XVI в., рост внешнеторговых оборотов в тот же период,
проникновение голландского и немецкого капитала, увеличение тор-
гово-ремесленного населения самой Швеции — создали у помещиков
стремление увеличивать свои имения, что ранее мало было свойственно
Швеции* 1 2. На протяжении первой половины XVII в. число дворян-
ских имений — сетерий выросло в 6—8 раз, хотя размеры их были
обычно крайне скромны. Отсюда нередкое стремление согнать крестья-
нина с лучшей земли, увеличить барщину — второстепенный вид ренты
в средневековой Швеции — и ввести ее там, где ее раньше не было, укре-
bcsittnin rsforhalliindena fore och cfter reduktionen. — «Historisk tidskrift for Finland»,
1916, H. 2—4; E. Hcckscher. Hur Sveriges bonder furloradc sin jord och hur
de utervunno det. — «Nordisk tidskrift», 1935, II. 5; H. S w e n n e. Svenska adelns
ekonomiska privilegier 1612—1615, med sarkilt hiinsyn till Alvsborgs lan. Goteborg,
1933.
1 Та же примерно участь постигла, как известно, и черносошных крестьян Рос-
сии. См. П. И. Лященко. История народного хозяйства СССР, т. I. М., 1947,
стр. 249.
2 См. нашу статью: «Две тенденции в дворянском хозяйстве Швеции XVII в.»
«Вопросы истории», 1954, № 3, стр. 131—144).
232
Л. С. Кан
пить личную власть над крестьянами. Наконец, в-четвертых, усилившаяся,
особенно в годы Тридцатилетней войны, разработка горных богатств
страны и общий рост товарности сельского хозяйства породили погоню
дворян-помещиков за неподеленными общинными землями, прежде всего
за лесами, приобретавшими все большую ценность в горнопромышлен-
ных и густо населенных сельскохозяйственных районах страны. Между
тем альменда для северного шведского крестьянина была еще более не-
обходима, чем для крестьян Центральной Европы, вследствие ограничен-
ных возможностей земледелия, чрезвычайно большого значения в кресть-
янском хозяйстве скотоводства и лесных промыслов.
Особенности крестьянского хозяйства Швеции, унаследованные со
времен раннего средневековья, со своей стороны, во многом определяли
ход и исход крестьянской борьбы. Прежде всего следует учесть, что соб-
ственно феодальному нажиму подверглось крестьянство восточной, южной
и отчасти центральной части страны, а также подвластной шведским
королям Финляндии х. В горнопастбищных и лесопромысловых районах
Запада и Севера дворянское землевладение отсутствовало; крестьянство
там страдало от налогового гнета, тяжелых повинностей на королев-
ских рудниках и заводах и рекрутчины. Шведские крестьяне селились
большей частью деревнями, но деревни эти подчас приближались к хуто-
рам, состояли из малого числа дворов. Земледелие носило примитивный
даже для XVII в. характер (преобладало двухполье, практиковалась
подсека), но сочеталось с различными промыслами. Наряду с зерном
и маслом важным видом натурального оброка было сыродутное железо.
Среднее крестьянское хозяйство в потребительских, конечно, целях
издавна применяло наемный труд. В основе своей оно оставалось натураль-
ным, но торговля, сплошь и рядом меновая и всегда количественно скром-
ная, составляла одно из неотъемлемых условий существования крестья-
нина.
Владельческие права крестьянина на землю и движимость, достав-
шиеся ему по наследству, еще и в XVII в. были ограничены в пользу
родственников, имевших право преимущественной покупки (bordsratt).
Они продолжали выступать в качестве поручителей и в ряде случаев
получали треть судебных штрафов. Родовые пережитки и новые королев-
ские постановления XVI—XVII вв. задерживали дробление земельных
наделов, но не мешали глубокому имущественному расслоению крестьян-
ства. В жизни последнего большое значение продолжала иметь сельская
община (byalag), более архаическая, чем на континенте. Достаточно
сказать, что закон и в XVII в. допускал, правда, количественно не уравни-
тельные, переделы пашен и лугов с согласия всех односельчан.
Известно, какое значение придавал Энгельс отсутствию крепостниче-
ства в Норвегии 1 2. Личной крепостной зависимости никогда не знала
и средневековая Швеция. Из крестьянских выборных состоял низовой
уездный суд (haradsling), судивший, однако, и дворян. Крестьянство,
податное и коронное, издавна посылало своих депутатов на областные
и общешведские собрания. Иными словами, сословная неполноправность
шведских крестьян, как одна из форм внеэкономического принуждения,
была менее резко выражена, чем в большинстве других европейских
стран. Это обусловило относительно большую роль легальных ш форм
1 Надо также иметь в виду, что крайний юг Скандинаве кого полуострова, где
преобладало барщинное хозяйство, до 1658 г. принадлежал Дании.
’ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. Госполитиздат, 1948,
стр. 420.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
233
борьбы с феодалами, чем это было свойственно средневековой Европе
в целом. Но, конечно, в самом сочетании легальных и нелегальных, одиноч-
ных и коллективных форм, «открытой борьбы» и «частичного сопротивле-
ния» ничего специфически скандинавского не было х.
Прежде чем рассматривать отдельные проявления и этапы этой кре-
стьянской борьбы, следует сказать несколько слов о том, как нами исполь-
зовались источники.
Ограниченность круга источников заставляла сосредоточить внима-
ние не только на каждом коллективном выступлении крестьян, но и на
каждом случае индивидуального крестьянского отпора помещикам и
королевским служащим. Там, где это было возможно, сопоставлялись
данные разных источников об одном и том же выступлении. Характер
источников исключал какие-либо подсчеты, разве только в отношении кре-
стьянских жалоб на сессиях риксдага. Об обострении и соответственно
о спаде крестьянского движения приходилось судить не на основании
цифровых данных, а на основании высказываний современников, по нали-
чию или отсутствию известий о волнениях.
* * *
Индивидуальные формы борьбы крестьян за свои интересы бесспорно
представляют для нас меньший интерес, несмотря на то, что именно та-
кие одиночные действия, как видно из источников, были буднями клас-
совой борьбы в деревне: задержка выполнения повинностей или поставки
оброка, плохое их выполнение, отказы, удержание или присвоение по-
мещичьего и коронного имущества, порча его 1 2. С этими действиями иногда
сливались акты крестьянского насилия над представителями враждеб-
ных слоев — ограбления, убийства, поджоги 3. Широко распространены
были индивидуальное уклонение от рекрутчины и дезертирство из армии.
Легальные выступления отдельных крестьян в защиту своих интере-
сов крайне однообразны. Это просьбы о снижении платежей и повинностей,
об освобождении от них на какой-то срок, жалобы на те или иные злоупо-
требления, обращение в уездный суд, в камер-коллегию и даже в риксрод4.
Одиночное сопротивление менее важно для нас, в частности, потому, что
по его проявлениям обычно нельзя судить об обострении борьбы. В по-
даче ходатайств о смягчении оброка и пр. часто отсутствует самый элемент
борьбы и, напротив, акты насилия часто неотличимы от обыкновенных
уголовных преступлений. Индивидуальные выступления, наконец, ни-
когда не преследовали сколько-нибудь широких целей, не могли серьезно
1 Б. Ф. П о р ш н е в. Формы и пути крестьянской борьбы против феодальной
эксплуатации. — «Известия Акад. Наук СССР. Серия истории и философии», 1950,
№ 3; Е. А. К о с м и в с к и й. О проблеме классовой борьбы в эпоху феодализма
(по поводу статей Б. Ф. Поршнева). — «Известия Акад. Наук СССР. Серия истории
и философии», 1951, № 3, стр. 244.
1 «Vendels sockens dombok», 1615—1645. Uppsala, 1925, s. 12, 27, 66, 87, 122;
Архив Делагарди, папка 4 (письма графини Лейонхувуд от 21 авг. 1645, от 21 июля
1649 г.) (далее: АД).
8 АД, т. С, л. 25; папка 4 (письмо графини Лейонхувуд от 24 июля 1647 г.).
4 «Vendels sockens dombok», s. 20, 120; «Laglasaren Per Larssons dombok». Uppsala,
1937, s. 60; SRP, d. VI, s. 379; d. VII, s. 240, 472, 473; d. X, s. 563; d. XIII, s. 22,
23, 65; d. XV, s. 282, 284, 291, 298, 332—335, 470 (жалобы на помещиков и горнопро-
мышленников); d. I, s. 1; d. II, s. 170—171, d. IX, s. 298; d. XV, s. 259, 283, 306,
332, 336 (на тяжесть королевских повинностей, гнет королевских служащих, откуп-
щиков и пр.); Kammarkollegiets protokoll. Stockholm, 1934, d. I, s. 83, 85, 86; d. Ill,
s. 81. См. также собрание крестьянских жалоб по Финляндии (на шведском языке):
«Vuoden 1616 valitusluettelot» («Suomen historian lahteita», I). Helsinki, 1936.
234
А. С. Кан
повлиять на судьбы крестьянства в целом, хотя именно индивидуаль-
ные жалобы в ряде случаев приводили к принятию, по крайней мере фор-
мально, положительного для крестьянина решения соответствующей
инстанции. Пресечение произвола отдельных представителей господ-
ствующего класса и особенно его низовых служебных звеньев лишь укре-
пляло господствующую систему в целом.
Несравненно больший интерес имеют для нас выступления крестьян-
ских коллективов: группы соседей, общины, прихода, уезда, провинции
(лена) или всего или, по крайней мере, податного и коронного крестьянства
в целом в лице его депутатов на сессиях риксдага. Такие коллективы
выступали в качестве истцов и жалобщиков в уездном суде, перед губер-
натором, в камер-коллегии, в риксроде — перед высшими сановниками
и самим королем. Но мы знаем и о более грозных действиях крестьян:
источники сообщают о массовом невыходе на полевые работы, об отказе
отдельных районов нести ямскую повинность, о массовом дезертирстве,
о расправах со сборщиками налогов в масштабе целых провинций, о круп-
ных вооруженных «бандах» крестьян, укрывавшихся в лесах, о налетах
на помещичьи усадьбы, о широком переселении в глухие районы или за
границу, наконец, о заговорах, перераставших в местные вооруженные
выступления1. Именно такие коллективные действия крестьян на местах
и привлекают наше главное внимание.
Шведские историки, как уже отчасти отмечалось выше, дружно замал-
чивают стихийные крестьянские возмущения. Показательно, что самый
подробный и во многих отношениях ценный многотомник «История Шве-
ции до наших дней» 1 2 в полном противоречии с действительностью утверж-
дает: «После риксдага 1650 г. какие-либо крупные конфликты не имели
места». Вышедшая в годы революционного подъема после первой мировой
войны популярная книга Кемпе «Борьба шведского крестьянства за сво-
боду с древнейших времен до наших дней» 3 отсутствует едва ли не во всех
списках литературы по истории Швеции. Для современной шведской ис-
ториографии следует, быть может, считать «достижением» даже простое
упоминание восстания в Нерке 1653 г. на страницах книги Андерссона!4 5
Переходя к описанию массовых выступлений, следует оговорить, что
первый и наиболее грозный отпор нажиму шведских феодалов в позднее
средневековье дали собственно крестьяне не самой Швеции, а принадле-
жавшей шведским королям Финляндии. Мы имеем в виду знаменитую
«войну дубинок» 1596—1597 гг., безусловно требующую специального
исследования. То, что усиление феодального гнета переполнило раньше
чашу терпения финского крестьянства, объяснялось, во-первых, тем,
что рост дворянского землевладения шел здесь быстрее, чем в Швеции
(хотя абсолютные размеры его были меньше); во-вторых, дворяне и ко-
ролевские служащие в своих действиях стеснялись здесь гораздо меньше,
чем в метрополии — феодальный гнет усугублялся национальным®.
1 SHP, d. II, s. 170—171; d. VI, s. 379; d. VII, s. 240, 473; d. X, s. 563; d. XV,
s. 252, 282. 306, 309, 473.
2 «Sveriges liistoria till viira dagar», d. 7, Stockholm, 1926, s. 208.
8 A. К a m p e. Svenska allmogens. . .
4 И. Андерссон. История Швеции. M., 1951, стр. 208 (там опечатка:
«Перке» вместо «Нерке»).
5 Специально Финляндии посвящено исследование Р. Т б г n е. Inverknin-
gir. . . О непосредственных причинах «войны дубинок» см. М. Schybergsson.
esc hi elite Finnlands. Gotha, 1896, S. 155—165. О произволе, царившем здесь на ру-
беже XVI—XVII вв., см. содержательное предисловие Я. Яаккола и Дж. Е. Рооса
к названной финской публикации «Vuoden 1616 valitusluettelot».
Антифеодальные выступления гиведского крестьянства в XVII в.
235
Что касается Швеции, то здесь вплоть до 40-х годов XVII в. крестьян-
ское возмущение бывало направлено против арендаторов-откупщиков,
королевских фохтов и писарей, пожалуй, не менее, чем против помещи-
ков. Притеснения королевских наместников и гнет налогов вызвали еще в
XIII в. ряд восстаний в Средней Швеции, известное восстание Энгсльбректа
Энгельбректссона XV в., а затем восстания времен Густава Вазы и так
называемый «поход Нефа» 1598 г. Характерно, что очагом большинства
этих восстаний была Далекарлия — горнопромышленная область, где
в то время почти не существовало помещичьего землевладения. Типичным
в этом отношении является и сообщаемый Кемпе факт расправы крестьян
Смоланда — лесной скотоводческой области Южной Швеции — с местным
королевским чиновником в 1611 г. \
Уже с первых лет царствования Густава Адольфа исследователи отме-
чают случаи нападения вооруженных крестьянских отрядов на помещичьи
усадьбы. Для защиты своих семей и имущества дворяне испрашивали
у властей особые охранные грамоты на время своего пребывания на театре
военных действий 1 2. Волнения в Далекарлии 1614 г. острием своим были
на этот раз направлены против дворян и их новых привилегий 3. В 20-х
годах, по мнению Андерссона, для сельских местностей были характерны
антирекрутские бунты 4. В марте 1627 г. граф Абрам Браге записал
в своем дневнике, что король и королева отправились в район Коппарберга
(Далекарлия), так как один портной-немец поднял там далекарлийцев
на бунт против короля. Портной был впоследствии казнен в столице,
прочие же зачинщики колесованы на месте5. В 1628 г. введение мельнич-
ной пошлины и так называемой трехмарковой подати вызвало волнения
на юге — в Кальмарском лене (Смоланд), о чем в мае доносил наместник
Кальмара. В июне волнения усилились, п рпксрод 1 июля рекомендовал
местным властям вступить в контакт с командованием воинских частей, но
действовать крайне осмотрительно. Волнения происходили и в соседнем
Эстеръётланде — обе области имели друг с другом связь. Однако, как
облегченно сообщал 2 июля канцлеру Акселю Оксеншерне его брат Габ-
риэль, в западных ленах Смоланда, а также в Вестеръётланде (область
в Юго-Западной Швеции) дело до волнений не дошло. В письме от 31 июля
он вновь жаловался на тревожное положение, на этот раз в Вестеръётланде,
где несколько уездов отказывались от уплаты новых податей. Для прове-
дения рекрутского набора, писал тот же корреспондент, настоятельно
необходимо присутствие в стране самого короля. В августовских и сентябрь-
ских письмах Г. Оксеншерпы к канцлеру уже отмечалось успокоение
крестьян вследствие пх занятости обмолотом хлеба 6.
Антирекрутские, повидимому, волнения разыгрались весной 1631 г.
в приходе Гагне (Далекарлия) среди рудокопов и крестьян, обслуживав-
ших медные разработки. Риксрод решил послать туда чиновников для
расследования с тем, чтобы не наказывать, а поладить с недовольными 7.
Антирекрутские волнения продолжались в течение всего 1631 г. Очагом
их стал Дальсланд (область на юго-западе страны). Местные власти полу-
1 A. Kampe. Svenska allmogens. . ., d. I, s. 117—119.
2 См. старую работу F. Hedenius. Antcckningar rorande svenska bondes-
tandet under Gustaf II Adolfs regering. Uppsala, 18G3, s. 14; также S. Nilsson.
Reaktionen mot systemskiftet 1611. — «Scandia», 1950, H. I, s. 13.
’ «Svenska riksdagsakter», ser. 1, avd. II, d. 1, s. 476—512.
4 И. Андерссон. История Швеции, стр. 183.
• S. Loen bom (издатель). Anecdoter om namnkunniga och markvardig.
swenska man, d. III. Stockholm, 1771, s. 234.
6 AOSB, avd. II, d. 3, s. 155—156, 159—160, 166 и сл.
7 SRP, d. II, s. 76.
236 А. С. Каи
чили указание прислать в столицу зачинщиков волнений. Из письма
Г. Оксеншерны к брату от 14 декабря 1631 г. мы узнаем — крестьяне
возмутились вследствие того, что они еще в предшествующем году отку-
пились от рекрутчины зерном и новый набор сочли незаконным. Их
быстро привели к повиновению, и зачинщики были выданы для повешения
в Стокгольме. В дальнейшем, после заступничества крестьян, при-
бывших с этой целью в столицу, зачинщиков помиловали \
Летом 1634 г., незадолго до созыва риксдага, произошли волнения
в пограничных с Данией районах Смоланда. В Кальмарском лене крестья-
нами был убит арендатор-откупщик. Большого размаха достигли действия
совместных отрядов крестьян и солдат-дезертиров. Для их ликвидации
властям пришлось прибегнуть к военной силе. Любопытно, что на местных
судебных заседаниях крестьяне нередко просили о снисхождении и по-
миловании зачинщиков, этих «разбойников» 1 2.
В 1635—1637 гг., замечает шведский исследователь Виттрок, в самых
различных частях страны происходили рыночные волнения, особенно
сильные в области Упланд, где они были направлены против новых кос-
венных налогов — малой и въездной пошлин. В волнениях вместе с кре-
стьянами участвовали и горожане. В г. Норчепинг (Эстеръётланд) в сен-
тябре 1636 г., куда в базарный день съехались крестьяне, главным обра-
зом из приморских районов, дело дошло до избиения ряда представителей
власти, включая самого бургомистра. После расследования, с выездом
одного из членов риксрода на место происшествия, были приговорены
к смерти несколько человек, из которых был казнен один 3. В местечке
Эльвкарлебю (Упланд) новые, более сильные, чем в 1635 г., волнения
произошли в 1637 г. на ярмарке в Иванов день. Народ напал на прибыв-
шего сюда коменданта Упсалы и таможенных чиновников, причем имел
место какой-то сговор крестьян с жителями соседнего городка Гевле.
Из Стокгольма в Упсалу были посланы для расследования высокопостав-
ленные лица. Один из зачинщиков был казнен, остальным, также при-
говоренным к смерти, позволено было откупиться. Аналогичные события
в том же году произошли в местечке Седертелье, под Стокгольмом, где
нападению крестьян подвергся местный таможенный чиновник. При рас-
следовании крестьяне заявили, что целью их было лишь отобрать то, что
с них несправедливо удержали 4.
Наиболее крупные антиналоговые волнения произошли осенью 1638 г.
в областях Вермланд и Вестеръётланд, т. е. в Западной Швеции. Им
уделено немалое место в протоколах риксрода. В августе отмечались от-
казы крестьян Вестеръётланда уплачивать королевский налог — деся-
тину, о чем доносил губернатор. Зачинщиков велено было схватить,
чтобы они не подстрекали остальных. В сентябре крестьяне Вермланда,
не отступая перед применением насилия, оказывали сопротивление уплате
въездной пошлины, ломали ворота, шлагбаумы и ограды, уничтожали
податные списки. Впредь до успокоения правительство распорядилось
закрыть рынки в Вермланде. Волнения не прекращались до конца 1638 г.,
и канцлер в начале следующего года объяснял созыв риксдага прежде
всего происшедшими крестьянскими движениями 5.
Наиболее подробное описание осенних событий 1638 г. мы находим
в письмах канцлеру Оксешперне от сановников, посланных для рассле-
1 SRP, d. II, s. 113, 129, 164, 170—171; AOSB, avd. II, d. 3, s. 251.
2 G. Wittrock. Regering och allmoge. . ., s. 74—75.
3 Ibid., s. 149—150; Kammarkollegiets protokoll, d. I, s. 82.
4 G. Wittrock. Regering och allmoge. . ., s. 212—215.
’ SRP, d. VII, s. 300, 320, 385.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в. 237
дования дела. В Вермланде очагами волнений были местечки Бру и Карл-
стад. Волновались жители нескольких уездов. Чтобы лишний раз не раз-
дражать крестьян, сановники решили воздержаться от намеченных ранее
военных смотров. Между прочим, главными виновниками волнений были,
по их мнению, не крестьяне, а рабочие местных металлургических пред-
приятии (kollare och hammarsmedzdrcnger). Расчет властей заключался
в том, чтобы отделить одних от других. Расправу с зачинщиками пред-
полагалось отложить до того, как будет замирена и соседняя область —
Вестеръётланд х.
Корреспондент канцлера подробно описывает посещение следственной
комиссией местечка Бру в уезде Эстерсислан, куда сановники прибыли
5 ноября. На базарной площади, где была снесена ограда, под открытым
небом они собрали окрестных крестьян и беседовали с ними. Огласив перед
собравшимися свои полномочия, члены риксрода стали упрекать их за
«мятеж», за нарушение постановления риксдага, за поданный другим
областям «дурной пример». «Мятежникам» указали на то, что их деяния
отдаляют якобы заключение мира и грозят стране новыми войнами со
стороны соседей. Начальство поучало жителей, говоря, что раньше у них
была ограда и нечто вроде маленького городка, а теперь мерзость запу-
стения. Кроме того, указывалось горожанам, коль скоро начались «та-
кие дела», то и церкви их, дома священников и их собствен-
ные постигнет та же участь. Налицо, таким образом, обычная попытка
отделить малодушных собственников от крайних, неимущих элементов.
Собрание в Бру продолжалось три часа; всех подробностей автор письма
не сообщает. От собравшихся потребовали выдачи виновников — «кучки
неимущих сорвиголов» (en hoop medlost och latt parti). Крестьяне, однако,
стали убеждать, что виновных найти невозможно, так как народу было
много, и просили простить всех. Чиновники объявили, что в их руках
уже находится один из зачинщиков, поляк-горнорабочий (kailаге). Впредь
до его доставки в город собрание было распущено. На другой день случи-
лось нечто неожиданное. Вместо рыночной площади, как было условлено,
крестьяне собрались подле церкви и не пожелали явиться на условленное
место, к начальству, требуя вернуть им поляка. Только после троекрат-
ной посылки к ним чиновников, включая самого губернатора, они согла-
сились пойти на базарную площадь. Вид у них был озлобленный. Однако
после угрожающего выступления автора письма восставшие выразили
сожаление о случившемся, одновременно сетуя на введение малой пошлины,
которую они не в состоянии платить. Крестьяне рассказывали, что сбор-
щик податей Петер Флюгг (по другим источникам, уроженец Любека)
грозил крестьянам тем, что скоро акцизом будут обложены пиво и хлеб
в их собственных домах. Сановники теперь обрушились на горожан и
священников с явной целью отвратить от правительства гнев крестьян.
В конце концов последние согласились на уплату малой пошлины с тем усло-
вием, чтобы сборщик податей не присваивал ничего из собранной суммы, что
влекло за собой разные беззакония. Крестьяне просили также помило-
вать поляка, но в дальнейшем «самые достойные» (de fornemste) из толпы
отказались от этой просьбы, взяв с комиссаров обещание, что те будут
ходатайствовать перед правительством о снисхождении. Расстались обе
стороны — явно лжет автор письма — в хорошем настроении.
События в Вермланде, по словам того же корреспондента, получили
широкий отклик. Он подозревает, что провинции были связаны между со-
бой, что мятежники из Васбу (Вестеръётланд) имели своих посланцев
* AOSB, avd. II, d. 3, s. 428—429.
238
•1. C. Кап
в Вермланде, двое из которых будто бы даже присутствовали на собрании
в Бру. «Если бы мы погорячились, — заявляет автор письма, — вся
область взялась бы за оружие» \
12 ноября те же комиссары во главе с братом канцлера устроили в Карл-
стаде (уезд Вестерсислан, Вермланд) аналогичное собрание. Жители уезда
были повинны в массовом отказе от уплаты въездной и малой пошлин как
в городских воротах Карлстада, так и в окрестных базарных местечках.
И здесь в волнениях наряду с крестьянами участвовали также горожане
и священники. Больше того, по мнению Г. Оксеншерны, именно от горо-
жан и служителей культа исходили инициатива, подстрекательство. Свя-
щенники оправдывались, как умели, и сваливали вину на сборщика по-
датей, который якобы струсил и не решился потребовать уплаты пошлин.
Крестьяне клялись в своей полнейшей лойяльности и покорности. Затем
в течение двух дней комиссары выслушивали от них жалобы, стараясь
тут же принимать по ним решения 2.
События 1638 г. хорошо запомнились современникам. В 1645 г. в Упсале
был издан памфлет в обоснование невиновности жителей Вермланда 3.
В жизнеописании Оке Аксельсона, составленном в XVIII в., ему стави-
лось в заслугу усмирение этих волнений (det upror) совместно с Г. Оксен-
шерной и генералом Каггом. Гьервель, биограф Аксельсона, объяснял
происхождение волнений тем, что местное население не было во-время
оповещено о решениях риксдага 1638 г. Поэтому, полагал он, часть кре-
стьян стала утверждать, что новые пошлины не были вотированы риксда-
гом, часть же прямо выступила против их уплаты. По сообщению Гьер-
веля, после известных уже нам вспышек в Вермланде волнения имели
место в Хова (Вестеръётланд), где сборщики налогов едва сумели спастись
от разъяренных крестьян и те спалили в базарный день таможенные по-
стройки. Двое зачинщиков были впоследствии колесованы4.
Что особенно поразило представителей власти — это несомненная
связь провинций между собой. Крестьяне передавали из рук в руки,
из уезда в уезд особую скандинавскую эстафету — дубину (bodkafflen).
Важным уроком, который был извлечен из этого события, явилось ре-
шение правительства впредь не держать солдат в той местности, откуда
они были набраны. Выступая в риксроде 29 апреля 1639 г., канцлер
признал задним числом, что осенние волнения затронули также Нерке,
Вестманланд (области в центре страны) и Далекарлпю. Он хвалил членов
совета за то, что они якобы смело бросились «in furentem et armatam
plebem» 5.
Канцлер нс без основания, однако, говорил о продолжающемся
в стране волнении. 22 февраля 1639 г. известный уже нам Флюгг доносил,
что в Вермланде крестьяне и особенно люди крупного промышленника
и финансиста Де-Геера на заводе в Кроппа наотрез отказались платить
пошлины, взломали замок на городских воротах и пригрозили таможен-
ному чиновнику топором. В качестве зачинщика указывали на одного
fjardingsman (низовая административная должность), который после отъ-
езда вельможных комиссаров вновь организовал передачу сигнальной эста-
феты среди крестьян. Виновники были вызваны в Вестерос, где в то время
заседал риксрод. Здесь им было даровано прощение, причем канцлер
1 AOSB, avd. II, d. 3, s. 429—432.
* Ibid., s. 432 -436.
3 J о r d a n i E de ni i vindiciae pro innocentia Wermlandicae gentis in juste
accusatae. Editae Lpsaliae a : о 1645. Ссылка па это сочинение у С. Giorwell
(издатель). Det Swenska biblioteket, d. III. Stockholm, 1761, s. 289.
4 C. Giorwell. Det Svenska biblioteket, s. 290—292.
5 SRP, d. VII, s. 445—446, 448—449.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
239
недвусмысленно указал им на последствия новых выступлении, напо-
мнив о «войне дубинок»: «Подумайте о том, что некоторое время назад
произошло в Финляндии, где девять тысяч крестьян осталось лежать
на месте». Зачинщик-поляк был возвращен крестьянам. Был помиловав
и fjardingsman Ч
О новых антиналоговых волнениях мы узнаем по донесениям датского
резидента Вибе за ноябрь 1640 г. Он сообщал о выступлениях против малой
пошлины в Менстеросе и Бромсбру (Кальмарский лен). В начало 1642 г.
канцлер в совете бегло упоминал о недавних волнениях в Дальсланде.
О собственно антипомещичьей борьбе крестьян за 40-е годы, к сожалению,
имеется очень мало сведении, за исключением упоминаний о действиях
лесных «разбойников». В письмах графа Лейонхувуда к канцлеру за 1643 г.
содержатся подробные жалобы па сильное распространение «бандитизма»
во вверенной ему области, на ущерб, наносимый «разбойниками» окрест-
ным жителям, на полную невозможность проезда по лесным дорогам
и пр.1 2.
В июне 1644 г. местный губернатор сообщал канцлеру о массовом
отказе крестьян Далекарлпи идти в поход на Норвегию и о некоторых
волнениях в связи с этим, немедленно, впрочем, пресеченных путем ареста
зачинщиков 3. Именно рекрутчина была главной причиной бегства швед-
ских подданных — крестьян в леса и за границу. Особенно широкие раз-
меры бегство это принимало в пограничных с Данией, Норвегией и прежде
всего с Русским государством районах. «Теперь одни бегут в Данию,
другие в Карелию», — гневно говорил канцлер крестьянским депутатам
в 1642 г. 4. Еще в начале 30-х годов финские рекруты укрывались в Эст-
ляндии, Лифляндип, Ингерманланде, Эстеръётланде и Вестеръётланде.
Иногда властям приходилось обещать дезертирам полное прощение, лишь
бы только выманить их из леса. Дезертирство было не только антигосу-
дарственным, но и антипомещпчьпм действием крестьян, поскольку от-
дача в рекруты служила важным средством внеэкономического прину-
ждения в руках помещиков. Именно так оно и рассматривалось дворянами,
когда на риксдаге 1633 г. они добивались сохранения за собой права ро-
зыска беглых рекрутов. Местные жители нередко оказывали помощь
своим собратьям, спасавшимся от рекрутчины. Неудивительно, что дезер-
тирство признавалось властями за серьезную опасность и что проблема
эта не раз обсуждалась в рпкероде 5.
Те же опасения вызывала эмиграция финских крестьян в северные
районы Швеции, которую не могли остановить никакие предписания и
репрессии 6. Что же касается бегства карельских и русских крестьян из
захваченных шведами русских земель в пределы Русского государства,
то это явление в качестве так называемого вопроса о перебежчиках зани-
мало русскую и особенно шведскую дипломатию в течение всего проме-
жутка времени от Столбовского мира до Кардпсского, да и позже. Харак-
терно, что именно в середине века — в 1649 г. —вопрос этот стоял в центре
1 SRP, d. VII, s. 466, 469 -471, 473, 480—482, 485; AOSB, avd. II, d. 5,
s. 578—579.
2 A. Fry xc 1 I. Handiingar . . . , d. 1, s. 82; SRP, d. IX, s. 28; AOSB, avd. II,
d. 11, s. 323—324.
3 AOSB, avd. II, d. 11, s. 219—220.
4 SRP, d. IX, s. 44.
• K. Ti gerste dt. Bref fr'n genera 1-guvernorer . . ., I, s. 4; SRP, d. I, s. 134;
d. X, s. 282; d. XVI, s. 42. 198; d. XVII, s. 22; AOSB, adv. II, d. 9, s. 180—181; «Sve-
riges ridderskaps och adels riksdagsprotokoll», d. II, s. 49.
• Например, HSH, d. 31, s. 163.
240
A. С. Кан
русско-шведских отношений и был предметом специальных переговоров
посольства Б. Пушкина в Стокгольме Ч
Разнообразные, хотя и довольно скупые сообщения имеем мы о бур-
ном 1650 г. О волнениях крестьян в Вестеръётланде в связи с дороговиз-
ной сообщал в донесении от 9 февраля этого года датский резидент Педер
Юль. В марте риксрод расследовал стычку, происшедшую в Смоланде
между одним фохтом или его агентом и несколькими крестьянами 2. По
основной формой крестьянских выступлений на местах летом и осенью
1650 г., во время сессии коронационного риксдага, был массовый отказ
от несения повинностей в пользу помещиков. К этому времени большин-
ство коронных крестьян уже попало в зависимость от дворян-помещиков.
Жалоба на невыполнение ими повинностей содержалась уже в доклад-
ной записке дворянского чина риксдага на предыдущей сессии 1649 г. 3.
В дневнике финляндского пастора Петри говорится, что летом 1650 г.
финские крестьяне вообще не работали в имениях своих господ, луга стояли
нескошенными, в отдельных местах крестьяне посылали эстафеты с при-
зывом не выполнять барщину. В июне графиня Лейонхувуд жаловалась
на неявку крестьян из Скульбю (Седерманланд) на уборку сена. Были
случаи, когда крестьяне отказывались выполнять ямскую повинность,
не давали проезжим дворянам даже колесной мази. По словам самой ко-
ролевы, сказанным ею публично перед комитетом депутатов духовного
сословия, дворяне и особенно знать боялись в то время показываться
в сельской местности. Со многих церковных кафедр гремели обращенные
к крестьянам проповеди антидворянски настроенных священников, обли-
чавших тиранию, роскошь и высокомерие высшего сословия 4.
И в начале 50-х годов отказ от несения барщины был, по крайней мере
в Финляндии, настолько широко распространенной формой классовой
борьбы, что один из исследователей, Терне, даже говорит, модернизируя,
о «стачке, длившейся, видимо, годами». Аналогичные факты происходили
в начале 50-х годов и в Швеции. О них сообщает, например, губернатор
Упланда летом 1651 г. б. О бурном настроении крестьян в Финляндии,
без указания, правда, на прямые восстания, сообщал канцлеру в письме
от 3 мая 1651 г. граф Пер Браге по возвращении из поездки по стране,
во время которой ему приходилось главным образом «примирять»
крестьян с их владельцами. Он указывает, что от крестьян подчас можно
было слышать «мятежные слова» 6.
В августе 1651 г. канцлер сообщил членам риксрода о волнениях (ирр-
lappet) вВасбу. Более крупные выступления против помещиков произошли
осенью 1652 г. в Смоланде. О них доносил своему правительству гол-
ландский резидент Бейнинген. Недовольство крестьян было вызвано по-
становлением 1651 г. о размерах барщины для бывших податных крестьян.
Последние устроили заговор (sammansvarjning), угрожая расправой тем.
кто подчинится этому постановлению, и восстанием в случае проведения
1 Вопрос о перебежчиках имеет свою литературу на русском языке. Из источни-
ков см.: ЦГАДА. Дела шведские, ф. 96, кн. 27 (статейный список посольства Б. Пуш-
кина); К. Якубов (издатель). Россия и Швеция в первой половине XVII в. М.,
1897. См. также SRP, d. XIII (приложение).
2 A. F г у х е 1 1. Han llingar . . ., d. 1, s. 89; SRP, d. XIV, s. 86.
3 См. P. Tome. Invcrkningar . . ., H. 4, s. 201.
4 HSH, d. 22, s. 137, 143; АД, папка 4 (письмо графини Лейонхувуд от 29 июня
1650 г.); A. Stiernman (издатель). Alla riksdagars och motens be slut, d. II.
Stockholm, 1729, s. 1166; «Sveriges historia . . .», d. 7, s. 200; HSH, d. 22, s. 129—131,
133, 136. На священников жаловался и риксрод в своей так называемой ремон-
страции (см. HSH, d. 25, s. 305; SRP, d. XIV, s. 374).
8 P. T 6 r n e. Invcrkningar . . ., H. 4, s. 238, 262; SRP, d. XV, s. 72.
4 AOSB, avd. II, d 3, s. 553.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
241
его в жизнь \ О местных восстаниях после осеннего риксдага 1652 г.,
особенно сильных в области Нерке, доносил датский резидент Юль 5 марта
1653 г. Кемпе, основываясь на недоступных нам источниках, добавляет,
что крестьяне в Нерке в начале 1653 г. были вооружены ружьями и по-
сылали сигнальные эстафеты в соседние области, призывая присоединиться
к ним. Восставшие избрали себе «короля». «Король» имел «скипетр» —
дубину с шипами и звездой (morg oust jama). Своих помощников он имено-
вал «риксдротсом», «риксмаршалом» и «риксканцлером». Восставшие ста-
вили своей задачей сначала истребление дворян у себя в округе, после
чего должна была наступить истинная свобода. Подавление восстания
как будто бы не составило особых трудностей для правительства. Множе-
ство участников восстания было казнено на месте, «король» же и его «канц-
лер» отправлены в Стокгольм, где их пытали, колесовали и в заключение
отрубили головы. Когда вождей восстания вели на казнь, «скипетр»
несли впереди них, а затем пускали в ход при пытках. Очевидец этой
расправы, молодой дворянинЭкеблад, писал своему отцу в августе 1653 г.,
что на окраине столицы, в Седермальме, «почти ежедневно кого-нибудь
вешают для устрашения, так что виселица переполнена и вешать больше
некуда» 1 2.
В марте того же года голландский резидент Бе пнииге н доносил о том,
что в районе Порчепинга (Эстеръётланд) триста крестьян собрались под
руководством одного «бунтовщика» (upprorsmakare), чтобы защитить
себя, как они говорили, от дворянского рабства. Один из королевских
придворных был послан к восставшим, чтобы уговорить их разойтись.
Сходные выступления отмечались и в двух-трех других местах, добавляет
резидент. В течение марта крестьяне успокоились и разошлись по домам.
Одно из таких выступлений имел, очевидно, в виду и датский резидент,
когда в начале апреля 1653 г. доносил о волнениях в королевских име-
ниях под Стокгольмом и о расправе с двумя крестьянами 3.
Новые сведения о волнениях уже антиналогового, а не антипомещичьего
характера мы имеем для 1655 г. — времени начала шведско-польской
войны. В декабре этого года в риксроде оглашалось письмо гражданского
губернатора Кронобергского лена, из которого явствовало, что местные
крестьяне отказывались вносить военный налог в установленном размере
и составе. Примерно тогда же сборщик налогов — откупщик из района
г. Вестероса (Вестманланд) доносил об отказе крестьян в одном городке
платить въездную пошлину и об избиении ими таможенных чиновников 4.
Насколько можно судить по данным литературы, последние десяти-
летия XVII и начало XVIII в. не сопровождались крупными крестьян-
скими выступлениями 5. По массовое неповиновение, отказы от несения
тех или иных повинностей, повидимому, не прекращались. Так, в 1661 г.
губернатор Упсальского лена (Упланд) вторично доносил регентам, что
в общем жители послушны, но часть людей—-как крестьян, так и другого
состояния, обнаруживает «крайнюю дерзость» и сопротивляется испол-
нению приговоров и решений, пренебрегает приказами об аресте, на-
рушает предписания властей. Со времени его первого донесения «наглость»
1 SRP, (I. XV, s. 72. A. F г у х е I 1. llandlingar . . d. 4, s. 279—280.
2 A. Fry xc 11. Handlingar . . ., d. 1, s. 95; A. Kamp e. Svenska alhno-
gens . . ., d. 1, s. 139—140; 1ISH, d. 22, s. 302.
3 Ibid., d. 1, s. 95; d. 4. s. 282—283.
4 SRP, d. XVI, s. 373, 381.
5 Кемпе, не склонный умалять размаха борьбы крестьянства, отмечает, что при
Карле XI крестьянских волнений не было, если не считать антирекрутских —
в Вестеръётланде и Смоланде, вследствие задержки с проведением военной реформы
(«Svenska al Imogens . . .», d. 1, s. 197).
16 Средние века, вып. 6
242
А. С. Кан
этих людей, по его словам, настолько возросла, что королевские служащие
и сборщики податей не могут спокойно выполнять своих обязанностей.
Губернатор ссылается на несколько примеров.
Для 60-х годов мы можем привести лишь один пример волнений явно
антиналогового характера, поскольку дело касается северной области
Вестернорланд, где помещичье землевладение отсутствовало. В отчете
губернатора за 1664—1666 гг. читаем, что в некоторых местах, особенно
в Хельсингеланде п Онгерманланде, произошли «крупные непорядки»
(stoore missforstandh) крайне опасного свойства. Губернатор сообщает,
что ко времени написания отчета все замирено, причем часть «беспокой-
ных голов» понесла заслуженное наказание. «Не покарать таких людей, —
добавлял губернатор, — значило бы допустить новый крупный пожар,
который было бы трудно потушить» \
Больше и чаще, чем о самих восстаниях, доступные нам источники
говорят об их угрозе 1 2. И правящие круги, и оппозиционные политиче-
ские деятели в своих расчетах исходили из наличия этой реальной возмож-
ности восстания.
В инструкциях Густава Адольфа риксроду на время отсутствия ко-
роля (от 1621, 1622,1625—1630 гг.) предусматривалась опасность крестьян-
ского бунта и в качестве одной из мер предосторожности рекомендовалось
внимательное отношение к крестьянским жалобам 3. После гибели короля
риксрод в письме к канцлеру в Германию от 7 января 1633 г. сообщал,
что правительство медлило с объявлением нового рекрутского набора
вследствие сильного возбуждения среди крестьян и «опасности каких-
либо восстаний». Угроза крестьянского восстания была налицо и во время
бурной сессии риксдага 1634 г., когда обсуждалась и была принята «Форма
правления». Опасения на этот счет высказывались во время сессии неодно-
кратно. Особенно много толков вызвал подброшенный в зал заседаний
риксрода анонимный памфлет с изложением крестьянских требований и
с угрозой крестьян взяться за оружие для нападения на дворянские
усадьбы. Один из сановников предложил под благовидным предлогом
вызвать к месту заседаний полк солдат 4.
В июле 1635 г. ленсман из уезда Лонгхундра (Стокгольмский лен)
передал на заседании риксрода «странные и тревожные» толки о предстоя-
щем восстании крестьян. Он рассказал о четырех незнакомцах, которые
вели разговор с его женой и слугой. Один из них был одет священником,
но называли они себя студентами и говорили, что восстание, если оно, не
дай бог, начнется, будет подобно лесному пожару. Когда поздним летом
того же года рпксадмирал объезжал горнопромышленные районы, он
обратил внимание на то, что горняки-далекарлийцы настроены угрожающе
против знатных господ. «Дождемся зимы, — сказал один из них адми-
ралу, — а там возьмемся за них!». Другой заметил, что дело не пойдет
на лад, пока рудокопы не наденут платье Якова Нефа, явно напоминая
о ненавистном чиновнике короля Сигизмунда, казненном восставшими
далекарлийцами в 1598 г. В мирном собрании, устроенном в одном из
уездов Вестеръётланда вернувшимися с риксдага 1635 г. депутатами,
власти немедленно заподозрили опасность восстания, и один престарелый
депутат попал под суд, едва избегнув казни 5.
1 HSH, d. 31, s. 89, 256.
2 См. Б. Ф. Поршне в. Формы и пути крестьянской борьбы . . ., стр. 213.
3 SRP, d. I, s. 4, 7, 10, И, 14, 17—21, 28, 36, 42; AOSB, avd. II, d. 3, s. 118.
4 HSH, d. 24, s. 300—301. B. Lovgren. Standsstridens uppkomst, s. 8- 9;
SRP, d. Ill, s. 31—33; d. IV, s. 186—187.
5 SRP, d. V, s. 107—108; B. Lovgren, Standsstridens uppkomst, s. 13;
G. W i 11 г о c k. Regering och allmoge . . ., s. 149.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
243
Когда летом 1636 г. в риксроде порицали епископа Рюдбекиуса за его
богословские сочинения, то главную их опасность аристократы-регенты
усматривали в том впечатлении, которое суждения епископа могли про-
извести на крестьянскую массу. Особенное негодование вызвало посла-
ние Рюдбекиуса к священникам его епархии для оглашения с церковных
кафедр. «Для простонародья это могло стать толчком к возмущению», —
заявил маршал Яков Делагардп. Дело в том, что в указанном послании
осуждалось имущественное неравенство, роскошь одних и нищета других,
страдания крестьянства под тяжестью налогов Ч Аналогичные примеры
можно привести и для 1638 и 1639 гг. В феврале 1640 г. горожане Каль-
мара, ходатайствуя о том, чтобы торговля жителей острова Эланд была
сосредоточена у них в городе, одновременно выражали опасение, как бы
это не вызвало возмущения крестьян — жителей Эланда. Год спустя
в риксроде, при обсуждении проекта работ по укреплению Гетеборга, ре-
шили не навязывать крестьянам лесных поставок сверх обычных повин-
ностей, так как в противном случае легко можно было вызвать волнения.
В 1642 г. при обсуждении новых налогов и увеличения пошлин канцлер
рекомендовал сугубую осторожность — опять-таки во избежание волне-
ний (revolter). Даже необходимость возобновления продажи коронных
земель дворянству регенты мотивировали опасностью дальнейшего уве-
личения податей, что вызвало бы протест крестьян 2.
В 40-х годах угроза крестьянского недовольства сдерживала особенно
беззастенчивых помещиков. В протоколах риксрода от 20 февраля 1643 г.
мы находим следующие зачеркнутые строки: «велено референдарию от-
правиться к фельдмаршалу Врангелю и предостеречь его, чтобы он в конце
концов не довел крестьян на купленных им государственных землях до воз-
мущения и восстания, что свело бы на нет всю продажу земель дворянству»8.
В «Реляции о состоянии Швеции», анонимно изданной во Франкфурте-на-
Майне, датский резидент Вибе писал в 1643 г., что регенты вынуждены
продолжать войну в Германии отчасти вследствие беспокойной и мятеж-
ной натуры самих шведов: внешняя война необходима якобы для сохра-
нения внутреннего мира в стране. Это, по словам Вибе, понял еще Густав
Адольф, и регенты следовали тому же правилу. Те же опасения мы слы-
шим из уст шведских сановников и в 1644, 1645 и 1647 гг.4.
Угроза восстания была налицо, как мы видели, и в 1650 г. Многие со-
временники не скупились на предсказания гражданской войны. Духовен-
ство в своих тогдашних декларациях прямо указывало на опасность
«nagon motus eller seditio in republica». В дневнике пастора Петрп читаем
об угрозе одного крестьянина по адресу духовенства: «Когда мы посетим
дворянские усадьбы, то не забудем и об усадьбах попов».
30 октября 1650 г. канцлер, выступая в риксроде, отмечал, что никогда
еще в стране не было «худших зачатков заговора». Если их не задушить,
говорил он, то раньше, чем королева узнает об этом, в стране произойдет
восстание. Анонимные памфлеты, расходившиеся в списках по стране,
разносили обвинения и требования податных сословий 5. Однако восста-
мГнрГн. VI, S. 251, 271, 311—312.
2 HSH, d. 21, s. 93; SRP, d. VII, s. 420, d. VIII, s. 42, 770, d. IX, s. 28, 233.
3 SRP, d. X, s. 31.
4 Copia Schreibens eincs Vornchmcn schwcdischen vom Adel an einen friinckischen
vom Adel . . . Frankfurt am Main, 1644. Об угрозе народного восстания также в ано-
нимном памфлете 1644 г.— см. Е. G е i j е г. Die Gcschiehte Schwedens, Bd. III. Ham-
burg, 1836, S. 357—358; SRP, d. X, s. 497, d. XI, s. 109, d. XII, s. 73.
5 См. Э. Берендтс. Государственное хозяйство Швеции, т. I, СПб., 1890,
стр. 265; HSH, d. 22, s. 126, 142; AOSB, avd. II, d. 3, s. 550; SRP, d. XIV, s. 367;
B. L d v g r e n. Standss tri dens uppkonist, s. 106. О настроении в стране можно судить
16*
244
А. С. Кан
ния так и не произошло. Именно кипение политических страстей в столице,
затянувшаяся сессия риксдага (о ней см. ниже) оказались своего рода
клапаном, как метко заметил еще финский историк Терне. Тем не менее
датский резидент только 30 августа следующего, 1651 г. счел возможным
донести, что податные крестьяне приводятся к повиновению.
В Финляндии угроза восстания была особенно велика именно в 1651 г.* 1 11.
Осенью этого года в Стокгольме велось следствие по делу молодого дво-
рянина Мессения, автора памфлета с призывом к наследному принцу
Карлу Густаву свергнуть королеву. Обвиняемый признался, что беседовал
со своим единомышленником-пастором о перспективах крестьянского вос-
стания и вспоминал прошлые крестьянские войны (dhe forne bondekrijgen).
Он же рассказал об одном старике-ленсмане из-под Упсалы, чья усадьба
(несмотря на обычную в то время религиозную форму) по стихотворному «Предосте-
режению шведам» («Varnings-гор till Sverige») — народной песенке, записанной
тогда же, в середине века. Приведем ее в отрывках:
1
Да будет господня милость к тебе,
О, Швеция, ты ослепла,
Не видишь собственных грехов
11 кары, тебе грозящей.
А бог, он ту лишь страну спасет,
Что воле его покорна.
4
Словно деревья в дремучем лесу,
Мятеж и раздоры по свету
Так широко разнеслись,
Как семена на пашне.
5
Кровопролитию великому быть.
Ружья и шпаги так много
Крови невинной прольют,
Что хуже вовек не будет.
6
Голод настанет страшный такой,
Какой беднякам уж известен.
Кору поедят и детей поедят,
II смерть от голода примут.
7
Нам уготовлена и чума —
Ждите ее ежедневно.
И счастлив тот, кто сможет сказать,
Что первый убрался отсюда.
8
Дамы и фрейлины при дворе,
Дерзкие, в платьях нарядных,
Вражеских рук не минуют они
И не .минуют насилия.
(S. Hylteii-Gavallius och G. Stephens. Sveriges historiska och politiska visor,
d. I., Orebro, 1653, s. 353—355).
1 B. Lovgren. Standsstridens uppkomst, s. 27; A. F г у x e 1 1. Handlin-
gar . . ., d. 1, s. 92; P. T 6 r n e. Inverkningar . . ., II. 4, s. 205.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
245
досталась какому-то полковнику. Старик этот, когда речь зашла о восста-
нии, якобы сказал: «Дай бог, чтобы это случилось. Стар я, а все же осед-
лал бы коня». Подобные разговоры велись во всех уголках страны. По
словам того же Мессепия, один из лидеров оппозиционного духовенства
в 1650 г. говорил ему: «Смелости достаточно, нехватает только вождя» 1.
Угроза гражданской войны была важным аргументом и при обсужде-
нии вопроса о редукции в 1655 г. Пер Браге писал в своем дневнике о рикс-
даге этого года: «Слава богу, что все в общем хорошо кончилось, вопреки
ожиданиям всего мира, наших врагов и недоброжелателей. Считали, что
мы вцепимся друг другу в волосы» 1 2. После отъезда короля на польский
театр военных действий вновь возникли опасения крестьянских волнений
в связи с рекрутским набором, мельничной пошлиной и т. и. И- позже,
в 1656—1657 гг., раздавались жалобы на антиправительственные настрое-
ния, на ненадежность крестьян и в бывших датских, и в коренных швед-
ских провинциях 3.
Эти постоянные опасения крестьянского восстания, рассуждения о его
реальной угрозе свидетельствуют о том, что в Швеции того времени пра-
вительство и господствующий класс боялись своих подданных-крестьян
больше, чем это было свойственно феодальной Европе в целом. Страх перед
возможным восстанием отчасти объясняет и такие особенности шведской
жизни XVII в., как частый созыв риксдага с участием крестьянских депу-
татов и принятие в большом количестве жалоб и прошений от них.
* * *
Рамки настоящей статьи не позволяют нам подробно остановиться на
легальной коллективной борьбе крестьян за свои интересы, прежде всего
на деятельности крестьянских депутатов риксдага. Впрочем, такие «пар-
ламентские» формы борьбы, да еще в условиях феодальной системы, имели
второстепенное значение по сравнению с массовыми выступлениями кре-
стьян на местах. Однако выступления на заседаниях риксдага превра-
щались в серьезный фактор классовой борьбы тогда, когда в них, наряду
с крестьянами, участвовали также депутаты от горожан и духовенства,
т. е. все податные сословия. Важность солидарности шведских горожан
и крестьян в борьбе против аристократии отметил, как мы видели,
К. Маркс.
Шведский риксдаг вплоть до середины XIX в. был, как известно,че-
тырехсословным. Дворяне и высшее духовенство в изучаемый период
были представлены в нем поголовно. Остальные сословия, в частности кре-
стьяне, посылали своих представителей. При голосовании каждое сословие
имело один голос. Сессии риксдага созывались в 20—50-х годах XVII в.
не реже одного раза в два года, хотя иногда без участия депутатов от го-
рожан и крестьян. Без согласия риксдага не вступал в силу ни один но-
вый закон и, главное, пи один новый налог. Права внесения законопроек-
тов депутаты не имели, и роль их на сессиях была весьма пассивной,
хотя современники — датчане и французы—поражались свободе мнений на
риксдаге4. Король и риксрод были на риксдагах XVII в. решающей
1 SRP, d. XV, s. 226, 245.
2 Р. Brahe. Tiin kobo ken. Stockholm, 1806, s. 97.
SRP, d. XVI, s. 297, 361—362; d. XVII, s. 27—28; F.Carlsso n. Die Ge-
schichte Schwedens, Bd. IV. Gotha, 1855, S. 206, 228—229; «Sveriges historia . .
d. 7, s. 373.
4 Linage de Vauc. iennes. Me moires sur ce qui c 'est passe en Suede. . .
tirez des Depeches de M-r Chanut ... I. Cologne, 1677, p. 314; A. Fry xell. Hand-
lingar . . ., d. 1, s. 87.
246
А. С. К ан
силой, главной их опорой была, естественно, дворянская курия —
riddarhuset. Депутаты от податных сословий в значительной степени
состояли из платных государственных чиновников — городских маги-
стратов, служащих местной администрации и суда, духовных лиц.
Менее бюрократизирована была крестьянская курия, но и она состояла
в лучшем случае из зажиточных крестьян — заседателей уездного суда
или членов приходского совета. Выборы крестьянских депутатов были
двухстепенными. Крестьяне каждого уезда на риксдаг посылали
по 1—2 человека. В риксдаге были представлены имущие, собствен-
нические слои податных сословий. Риксдаг ни в коей мере не был
органом всего народа, как несколько демагогически изображают дело
шведские буржуазные историки, например И. Андерссон х.
В то же время, на основании изучения истории риксдагов, хода их
заседаний, содержания крестьянских жалоб, прошений и наказов, пере-
говоров крестьянских депутатов с членами риксрода и депутатами других
сословий, следует решительно подчеркнуть, что крестьянское представи-
тельство в шведском риксдаге XVII в. отнюдь не было фикцией, парад-
ной формальностью ни в глазах самих крестьян, ни с точки зрения власть
имущих. Неприглашепие на риксдаг вызывало явное недовольство кре-
стьянства. Недопущению на сессии недовольных элементов правительство
придавало большое значение. Расширение прав риксдага пугало все-
сильного Оксеншерну. Крестьянские массы оказывали на своих депутатов
давление, подчас заставляли их серьезно считаться с точкой зрения изби-
рателей, с необходимостью отчета перед ними после сессии. Па протяже-
нии изучаемого периода и позже мы наблюдаем явный рост политической
активности крестьянских депутатов. От грубых форм подбора депутатов
властям пришлось понемногу отказаться. В 40—50-х годах мы уже встре-
чаем примеры политической агитации на выборах в риксдаг среди крестьян.
Рост самостоятельности и настойчивости крестьянских выборных со зло-
бой отмечали и сами сановники-феодалы. Из среды крестьянства выде-
лялись постепенно свои грамотные, умные и красноречивые вожаки:
Нильс Ларсон из Блидсберга (Вестеръётланд), Пер Эриксон из Эдинге
и судья Нильс Персон в приходе Тупа (Упланд), Олаф Андерссон с острова
Родманшё (Упланд), казненный в 1653 г., и др.1 2.
Крестьянские депутаты привозили с собой жалобы-наказы (besvar)
от своих избирателей, обычно от уезда или группы уездов. Эти наказы,
не опубликованные и недоступные нам в оригинале, представляют большой
научный интерес, хотя шведские буржуазные историки и любят подчер-
кивать их ненадежность в качестве источника для изучения социально-
экономического положения страны, намекая на то, что крестьянам было
якобы не так плохо, как это изображалось в жалобах 3. Жалобы выдви-
гались также и от имени целых областей и всего сословия в целом. По
мере ознакомления депутатов с предложениями и намерениями прави-
тельства они выдвигали новые пожелания, которые обычно бывали отри-
цательного, оборонительного свойства. Депутаты сопротивлялись введе-
нию нового налога, торговались насчет его размера пли состава.
1 См. особенно его статью в co. «Nordisk dernokrati»: Redaktion Hal Koch, Al
Ross (Stockholm, 1949), а также уже цитированную «Историю Швеции».
2 SRP, d. II, s. 136, d. V, s. 164, d. VI, s. 397, d. IX, s. 103, d. XIII, s. 15;
AOSB, avd. II, d. 3. s. 70; HSH, d. 22, s. 142; G. Wittrock. Regering och
allmoge. . . , s. 50, 381—382; N. A h n 1 u n d. Sveriges riksdag, d. Ill, s. 264, 282.
3 Например, E. Brannman. Fralsekopen under Gustav II Adolfs regering.
Lund. 1950, s. 245.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
247
В целом жалобы на тяжесть государственного обложения и повинностей
количественно преобладали над жалобами, направленными против дворян-
помещиков на подавляющем большинстве сессий риксдага изучаемого
периода. Однако во время наиболее значительных сессий, таких, как
сессия 1634 г. (принятие «Формы правления»), 1644 г. (совершеннолетие
Христины и конец регентства), 1650 г. (коронация и вопрос о престоло-
наследии), 1655 г. (вопросы войны и редукции), крестьянские депутаты
протестовали главным образом против сеньериального гнета и роста дво-
рянского землевладения. В качестве наиболее яркого примера остано-
вимся несколько подробнее на сессии риксдага 1650 г., непосредственно
интересуясь лишь крестьянскими депутатами.
Па сессии 1650 г. предстояло закрепление за двоюродным братом без-
детной королевы герцогом Карлом Густавом и его мужским потомством
прав престолонаследия, подтверждение сословных привилегий, упорядоче-
ние податного обложения в новых условиях мирного времени и, наконец,
обсуждение вопроса о коронации Христины. Уже начало сессии — июль—
ознаменовалось невиданным ранее контактом депутатов трех податных
сословий — крестьянства, горожан и духовенства. На заседаниях духо-
венства (сословия обычно заседали отдельно) уже с первых дней во все-
услышание говорили о рабском состоянии шведов — sub servilute, имея
в виду господство дворян в стране. Рядовые, демократически настроенные
священники призывали епископов бороться «pro anliqua libertato ordinum
inferiorum» x. Депутаты податных сословий были согласны между собой
в необходимости редукции коронных земель и ограничения дворянских при-
вилегий. Своих целей они готовы были добиваться вопреки воле рпксрода
и крупных феодальных магнатов во главе с Оксеншерной, вопреки даже
воле всего дворянства, но не против воли королевы. Они стремились к со-
трудничеству с королевой, чтобы добиться своего ценой поддержки ее ди-
настических планов, путем использования ее неприязни и разногласий
с олигархически настроенными членами рпксрода — крупными земель-
ными магнатами из старых знатных родов.
Почин в объединении усилий трех податных сословий принадлежал
лидерам горожан — магистратам Стокгольма Силениусу и Скупку. Бур-
жуазные историки, прежде всего Левгрен, в связи с этим крайне прини-
жают роль крестьянского чина в 1650 г. Между тем такой важный акт,
как отправление комитета трех податных сословий к королеве 18 июля,
состоялся именно по настоянию крестьянских депутатов. Священники и
горожане должны были последовать за ними, что признает и Анлунд 1 2.
Дневник депутата Петри не оставляет сомнений в том, что инициатива
принадлежала крестьянским депутатам, которые подталкивали трусли-
вых священников и осторожных бюргеров. Для независимого поведения
крестьян показателен жест одного из них, от Эстеръётланда, протянув-
шего королеве па аудиенции кусок мужицкого хлеба из древесной коры 3.
Буржуазные авторы обычно придают решающее значение тому, что королева
18 июля дала понять депутатам, что сочувствует делу редукции. Часто
приводятся также ее слова, обращенные к духовенству 23 июля: «aut nunc
ant nuncquam». Для нас же гораздо важнее, что еще 18 июля именно кре-
стьянские депутаты, а не священники и не горожане поставили перед
Христиной вопрос о редукции 4.
1 USH, d. 22, s. 71—72; SRP, d. XIV, s. 369.
2 N. A h n I u n d. Sveriges riksdag, d. Ill, s. 265.
’ HSH, d. 22, s. 73, 78, 81, 83.
* Ibid., s. 80-81, 89.
248
Л. С. Кан
В августе депутаты всех податных сословий и прежде всего крестьяне
находились под ободряющим впечатлением вестей из разных концов
страны о сильном брожении в массах и медлили с ответом на королевскую
пропозицию, пе касавшуюся редукции. До конца августа и сама коро-
лева поощряла косвенно «спор сословии», в известных пределах выгод-
ный ей для того, чтобы склонить аристократическую верхушку господ-
ствующего класса к закреплению шведского престола за Карлом Густа-
вом — германским князем и вообще ослабить политическое влияние ари-
стократии. Отражением этих маневров Христины могут служить, напри-
мер, ее слова в риксроде, что она не посчитается ни с каким сословием
(для блага государства), все ей одинаково дороги, ее долг быть равно
справедливой ко всем и пр. Что касается дворян, то, как видно из днев-
ника Петри, они хорошо понимали, что требование редукции исходило
в то время от крестьян. «Говорить о возвращении земель — не что иное,
как вскармливать войну в стране», — заявил крестьянским депутатам
в риксроде молодой аристократ Пер Браге. Требуя редукции, крестьян-
ские депутаты одновременно на все лады неустанно повторяли об угрозе
закрепощения, нависшей над искони свободными шведами. В частности,
от епископов и от всего духовенства они добивались осуждения дворян-
помещиков, издевавшихся над своими крестьянами Ч
Именно активность крестьянских депутатов, отражавшая общее бро-
жение крестьянства на местах, сделала требование редукции — restitutio
bonorum coronae — первостепенным и для духовенства с бюргерством.
21 августа, на новой аудиенции у королевы, крестьянские депутаты по-
вторили свое пожелание. Па приеме комитета трех сословий у королевы
28 августа главной темой была именно редукция. По Христина уже из-
менила свою позицию. Угроза народных волнений испугала ее, так же как
и все дворянство. Теперь она заявила о невозможности, о несвоевремен-
ности этой меры. В связи с этим и ответы податных сословий на королев-
скую пропозицию, врученные 9 сентября, уже не содержали прямого тре-
бования редукции 1 2.
Несмотря на решительность и боевую энергию крестьянских выбор-
ных, они нс смогли возглавить антидворянскую оппозицию. Они могли
быть лишь ее главной ударной силой. В риксдаге же руководящая роль
постепенно перешла к лидерам горожан. Они подали правительству по-
дробное и явно антпдворянское заявление3. В то же время лидеры горожан
и оппозиционной части духовенства еще в августе начали готовить большую
петицию королеве относительно редукции.
Знаменитая «supplikation» трех податных сословий, первая в своем
роде, была вручена королеве 8 октября 1650 г. Внешне она носила совер-
шенно верноподданнический характер. Депутаты объявляли себя сторон-
никами сильной монархии и ревнителями древних сословных вольностей.
Они были согласны с необходимостью вознаграждения, в случае редук-
ции, покупателей коронных земель4 и решительно отводили от себя обви-
нения в революционности. Они заявляли себя сторонниками традицион-
ного прямого обложения и противниками нового, косвенного. Рост пало-
1 SRP, cl. XIV, s. 250, 272; HSH, d. 22, s. 98, 105.
2 См. составленный духовенством, по не поданный королеве меморандум «De
reslituendis bonis regni et coronae» в публикации P. V i e s e 1 g r e n. Delagardiska
an liivet, d. II. Lund, 1831, s. 99—105; см. также HSH, d. 22, s. 153, 159, 162—163, 183.
3 B. Lovgren. Standsstridens uppkomst, s. 116.
4 He то было в 1644 г., когда крестьянские депутаты в своей петиции (ее текст
см. «Sveriges ridderskaps och adds riksdagsprotokoll», d. Ill, s. 337—340) требовали
Ги-звозме.чдной редукции даже купленных дворянами коронных земель.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
249'
гов петиция приписывала утрате короной своих земель. Историческое
и правовое обоснование редукции было вполне феодально, авторы ссыла-
лись и на Земское уложение страны, и на Порчешшгское постановле-
ние 1604 г. Король выступал как верховный собственник всех земель
страны, как сеньер своих подданных.
Заявив о « воем почтении к сословным вольностям, авторы петиции
подвергали резкой критике отдельные пункты дворянских привилегий —
те, которые охраняли дворянские земельные приобретения от справедли-
вых, по их мнению, притязаний короны. Между тем «свойством особенность
государства» Швеции они усматривали в том, что здесь именно земля —
высшая и прочная ценность в противовес текучим и непостоянным день-
гам — должна была служить «питательной жилой» для содержания короля,
вознаграждения чиновников, ведения войны. Что касается крестьян,
то они напоминали в петиции о своих заслугах перед династией Ваза еще
со времен ее основателя Густава I. От их имени говорилось о потере шве-
дами их древней свободы и опровергалось мнение о превосходстве дворян-
ской обработки земли над крестьянской.
Позитивные требования петиции сводились к следующему: 1) Даре-
ния и продажи коронных и податных земель должны быть прекращены,
ленные же пожалования впредь делаться лишь достойным лицам в ка-
честве вознаграждения их текущей службы. 2) Областные суды должны
созываться регулярно и с правом судить все сословия и разбирать любые
дела. 3) Крестьяне, как и прочие подданные, должны иметь право пере-
ходить в дворянское сословие, если они несут предусмотренную законом
конную военную службу. Такой переход должен допускаться и для быв-
ших податных крестьян, земли которых перешли от казны к дворянству.
В этом случае пусть землевладелец-дворянин ищет возмещения у казны.
4) В случае нужды в деньгах податные и коронные земли не должны про-
даваться, но лишь закладываться лицам шведского происхождения,
причем преимущественное право должно принадлежать податным крестья-
нам. 5) Ни одно сословие не должно присваивать исключительно себе право
занятия государственных должностей. Все сословия должны иметь право
на это, в зависимости от своих деловых качеств. 6) Никто не должен иметь
права на преимущественную покупку податной земли, если это не бли-
жайший родственник продавца. 7) Никто не смеет занимать должности
уездного начальника пли областного судьи и присваивать поземельные
доходы с этих должностей, если не выполняет этих обязанностей лично и не
проживает в данном уезде пли судебном округе. 8) Закон и право должны
быть одинаковы для всех без различия 1. Никто не должен уклоняться
сам или укрывать своих людей от судебной инстанции, высшей или низ-
шей. 9) Под страхом строжайшего наказания должны быть запрещены
частные тюрьмы и пытки, которые применяются к крестьянам, как к кре-
постным рабам. 10) Высшие налоговые привилегии должны распростра-
няться лишь на такое ограниченное количество имений — сетерпй, какое
допускалось постановлением 1562 г. [т. е. не более одной сетерпй для не-
титулованного дворянина — А. К.]1 2. 11) Никто не смеет присваивать
движимость и недвижимость лиц, находящихся но законным причинам
вне страны. 12) Помещичьи крестьяне должны платить денежный сбор на
содержание депутатов наравне с коронными и участвовать в заседаниях
риксдага свободно н наравне со всеми.
1 «Alt alia utan atskillnad mage njuta lika fordel med Lag och Hatt».
2 Cm. S. Bolin. Erik XIV och «saterifrihetens uppkomst». — «Studier tillap-
nade Kurt Wei bull den 19 augusti 1946». Goteborg, 1946, s. 354.
250
А. С. Как
В заключение, в осторожной форме давался совет владельцам корон-
ных земель (т. е. дворянам) признать незаконность своих притязаний и
учесть, что королева в любое время может рассчитывать в этом деле (т. е.
в редукции) на сочувствие и поддержку «большой части сословий государ-
ства» х.
Почти все эти требования остались неудовлетворенными. Риксрод
и весь дворянский чин решительно и успешно выступили в защиту своих
интересов. Определенных льгот добились, правда, на сессии 1650 г. горо-
жане и особенно священники. Тем легче эти сословия отказались от на-
стойчивой борьбы за редукцию. Крестьянский же комитет еще 24 октября,
в конце сессии, вновь ставил перед королевой этот наболевший вопрос.
Между тем крестьян ожидал новый удар: проект «Положения о податных
крестьянах», составленный Оксеншерной и только в насмешку над кре-
стьянством названный «Privilegia rusticorum», был с негодованием встре-
чен депутатами всех трех податных сословий 1 2. Крестьяне наотрез отка-
зались принять проект канцлера, и отказ правительства от своего проекта
был, пожалуй, едва ли не единственным достижением крестьянских депу-
татов на сессии. Кроме того, дворянство в особом письменном заявлении
осудило покушения «отдельных» своих представителей на личную сво-
боду крестьян и обещало впредь обращаться с последними лучше 3. Но
какова была цена этим обещаниям!
Для отпора крепостническим замыслам феодалов, возглавленных
Оксеншерной, податные сословия вновь объединились и подали королеве
новую петицию. В ней депутаты требовали недопущения роста дальней-
ших повинностей крестьянства в пользу помещиков и добивались улуч-
шения судопроизводства 4. Преобладание «крестьянских» пунктов в этой
второй петиции, врученной в самом конце сессии, указывает на то, что,
в отличие от первой, она была, вероятно, составлена по инициативе и при
участии именно крестьянских депутатов. Авторы прибегали к угрозе по-
кинуть столицу, не дожидаясь коронации, и Христина приписала эту
угрозу и с нею всю вторую петицию одним крестьянским депутатам.
Тогда же, в конце октября, канцлер на заседаниях риксрода именно кре-
стьян обвинял в стремлении внести смуту в государство. Он был взбе-
шен указанием авторов петиции на опасность восстания в стране, требо-
вал выявления зачинщиков и строгого их наказания вплоть до казни.
Последнее, однако, не встретило поддержки в риксроде 5 6.
Помимо этой второй «supplikation», податные сословия одновременно,
29 октября, вручили посланному к ним члену риксрода, дворянину из
разночинцев и врагу канцлера Адлеру Сальвиусу свои «соображения»
(betenkiande) по поводу «Положения о податных крестьянах», но вручили
«не для оглашения». Сальвиус заявил в риксроде, что здесь были выдви-
нуты два пункта, не вошедшие даже во вторую петицию, а именно:
запрещение покупки дворянами владельческих прав на землю у крестьян
и разрешение покупки коронных земель одним только крестьянам ®.
1 Полный текст петиции см. S. Loe nbom (издатель). Handlingar till Ко-
пии? Carl Xl-tes historia, d. X. Stockholm, 1769, s. 70—98.
2 USB, d. 22, s. 223, 225, 226, 231; жалобы дворян и ремонстрация риксрода —
ibid., d. 23, s. 90 п сл., d. 25, s. 295 и сл.; текст проекта Оксеншерны — ibid., d. 21,
s. 172 и сл.
3 SRP, d. XIV, s. 354; HSH, d. 22, s. 232—233. См. B. L 6 v g re n. StSndsstri-
•dens uppkomst, s. 146—147.
4 B. L 6 v g r e n. Standsstridens uppkomst, s. 144—145.
5 «Bonderne hafva alenast det scbrifvit» (SRP, d. XIV, s. 373; s. 358, 369).
6 SRP, d. XIV, s. 357.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в.
251
Несмотря на неудачу выступлений антидворянской оппозиции, ру-
кописные экземпляры ее петиций, особенно от 8 октября, получили ши-
рокое распространение; современники даже сравнивали риксдаг 1650 г.
с революционным английским парламентом (в Швеции вообще следили
за ходом революции в Англии), и «спор сословий» остался в памяти шве-
дов как один из ярких моментов общенародной борьбы против феодаль-
ной реакции х. Этот ранний для Швеции пример объединения антифеодаль-
ных сил в условиях острого социально-политического кризиса должен,
при наличии большего круга источников, стать предметом специального
марксистского исследования1 2. Недоступная нам в оригинале памфлет-
ная литература, прежде всего знаменитое «Неопровержимое доказатель-
ство против дворянских прав на податную землю» и продворянская «Бе-
седа юнкера Пера», свидетельствует о том, что в традиционной форме за-
щиты верховных прав короны, под «феодальными вывесками» впервые
столкнулись два вида частной собственности на землю — крестьянская
и помещичья. «Не могут двое владеть целиком одной и той же вещью», —
писал разночинец Эренстен, автор первого из названных сочинений,
защищая право полной частной собственности податных крестьян на свои
наделы 3.
* ♦ *
«Спор сословий» и местные восстания начала 50-х годов были, насколько
нам известно, вершиной антифеодального движения шведского крестьян-
ства на протяжении всего XVII в. Следует попытаться ответить на вопрос
о том, какое значение выступления крестьян имели для последующих
судеб крестьянства, какое влияние борьба их в 20—50-х годах оказала
на положение этого класса во второй половине XVII в. Современная швед-
ская историография нередко попросту игнорирует эту борьбу. В этом от-
ношении показателен доклад Э. Хекшера на конгрессе историков север-
ных стран в 1935 г. и его известная «Экономическая история Швеции со
времен Густава Вазы» 4. Столь же неприемлемой представляется и точка
зрения старой шведской историографии XIX вв., объявлявшей аграр-
ную политику «каролинской эпохи», т. е. второй половины XVII в., вы-
ражением народных пнтересов и надежд, удовлетворением народных тре-
бований 5.
Для того чтобы оказаться в состоянии дать вполне уверенный и обос-
нованный ответ на поставленный вопрос, необходимо специальное иссле-
дование аграрного развития Швеции во второй половине XVII и начале
XVIII в. Сейчас можно ответить лишь предварительно, исходя из обще-
известных фактов и принципиальных положений марксистско-ленинской
теории. Яснее всего обстоит дело с борьбой крестьян против роста подат-
ного бремени, — в этом отношении им удавалось добиться лишь времен-
ного замедления этого роста, упорядочения самого взимания налогов,
выторговать на риксдаге некоторое уменьшение первоначальных требо-
1 Л. К a m р е. Svenska al Imogens. . . , d. 1, s. 145. Сравнения с английскими
событиями — см. HSH, d. 22, s. 123; SRP, d. XV, s. 128.
2 Новейшее буржуазное исследование: G. \V i I t г о с k. Regering och allmoge
under Kristina (Uppsala, 1953), несмотря на ценный и свежий фактический материал,
в основных выводах подтверждает старую работу Левгрена.
3 См. Е. Heckscher. Sveriges ekonomiska historia, d. I, b. 2, s. 334.
4 См. E. Heckscher. Hur Sveriges. . . , «Nordisk tidskrift», 1935, H. 5.
8 Эта точка зрения нашла отражение в сочинении реакционного русского право-
веда Э. Н. Берендтса (Карл XI — «король-социалист»! См. «Государственное хозяй-
ство Швеции», т. I, СПб., 1890, стр. 381).
252
A. С. к'ан
ваний правительства \ Что касается основного проявления собственно
феодального нажима — «отчуждения» коронных земель дворянству, то
наибольшего размаха раздачи земель достигли как раз вслед за риксда-
гом 1650 г., в годы крестьянских волнений 1652—1653 гг. Отречение
Христины (1654 г.) и так называемая четвертная редукция 1655 г.1 2 временно
приостановили процесс исчезновения податного и коронного крестьянства,
но сами условия этой редукции щадили интересы аристократии, чего те-
перь не отрицают и буржуазные исследователи 3. Война, отсутствие и
затем смерть короля Карла X привели к прекращению на полпути даже
этой частичной редукции, и в 60-х годах процесс феодализации оставшихся
коронных крестьян возобновился, чтобы быть прекращенным уже так
называемой большой редукцией 80—90-х годов. Тем не менее в том, что
за короткий срок — от 1650 до 1655 г. — влиятельная верхушка господ-
ствующего класса решительно изменила свое отношение к редукции 4,
сказалось не в последнюю очередь влияние крестьянских выступлений
в промежутке между этими годами. При обсуждении проекта редукции
1655 г. (и много позже — в 1680 г.) податные сословия бесспорно опирались
на опыт сессии 1650 г., на «пункты» петиции своих предшественников и
по их примеру использовали противоречия между отдельными группи-
ровками внутри дворянства 5.
Как уже указывалось выше, основная масса шведских крестьян имела
владельческие права на свои наделы. Защита этих владельческих прав
от посягательства на них новых феодальных собственников — дворян
составляла основное экономическое содержание борьбы крестьян с поме-
щиками. Присвоение дворянами этих прав, частичная экспроприация
бывших податных крестьян (не говоря уже о бывших коронных), захваты
альменды продолжались и во второй половине XVII в., о чем свидетель-
ствовали жалобы крестьянских депутатов на рпксдагах 1675 и 1680 гг.6 * 8.
В Финляндии процесс этот проявился особенно резко, как показало
исследование Терне. Однако владельческие права бывших податных кре-
стьян всегда признавались в судебной практике, оговаривались в дар-
ственных, купчих и прочих грамотах королей дворянам и были подтвер-
ждены в особом «Положении о податных крестьянах» 1651 г. Это «Положе-
ние», санкционируя итоги феодального нажима первой половины XVII в.,
все же содержало ряд отступлений от наиболее грабительского проекта
предшествующего года. В 1652 г. размер так называемых вспомогательных
барщинных повинностей бывших податных крестьян был снижен с 27 до
18 дней в году, и право перевода их на деньги предоставлено большин-
ству крестьян этой категории. После 1655 г. уже не слышно столь типич-
ных для предшествующих лет жалоб на угрозу «рабства» и «лифляндских
порядков». В королевских резолюциях ио крестьянским жалобам 60—
80-х годов пункты о злоупотреблениях помещиков уже не занимали так
1 SHP, (I. Ill, s. 55 (1633 г.), (1. IV, s. 1ЯЗ (1634 г.); d. VII, s. 148, 157 (1638 г.),
d. X, s. 30!) 321 (1643 г.), <1. XII, s. 31, 35 (1647 г.), d. XIII, s. 19—20, 32—34
(1649 г.) и т. д.
2 О ней см. I’. Ю. Виппер. Первые проблески просвещенного абсолютизма
(Борьба монархии с дворянством в Швеции, аграрные проекты Карла XI). «Изв.
Акад. Наук СССР. Серни истории и философии», 1947, .X* 1.
3 См. В. S w е d 1 и n d. Grev- och friherreskapen i Sverige och Finland. Dona-
tionerna och reduktionerna fore 1680. Lppsala, 1936, s. 246—247, 307.
4 В этом отношения символично, что в 1655 г. одним из наиболее влиятельных
инициаторов редукции был новый канцлер граф Эрик Оксеншерна, сын старого Акселя
Оксеншерны, главного противника редукции в 1650 г.
3 SRP, d. XVI, s. 209—210, 220—221, 225, 236.
8 «Alla Riksdagars och motens beslut», d. II, s. 1728 -1729, 1832.
Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в. 253
много места, как раньше, а иногда совсем отсутствовали (1664, 1672 гг.).
Жестокий «Дворовый устав» 1671 г. для дворянских слуг и работников,
освящавший вотчинную власть господ, просуществовал лишь несколько
лет и нс был утвержден Карлом XI х.
Конечно, в основе всех этих явлений, столь отличных по своей тенден-
ции от одновременного аграрного развития других балтийских стран,
лежала в конечном счете объективная невыгодность крупного бар-
щинного хозяйства в Швеции, незаинтересованность помещиков в преоб-
ладании отработочной ренты, отчасти ввиду прекратившегося во второй
половине столетия роста цен на хлеб 1 2.
Другой объективной предпосылкой для успешного отпора феодально-
крепостническим тенденциям было развитие еще до середины XVII в. эле-
ментов капитализма в Швеции, рост числа капиталистических предприя-
тий в горном деле и металлургии. Однако до конца XVII в. эти элементы
нового уклада еще не могли глубоко влиять на аграрный быт страны. Не-
возможность для шведских помещиков, владельцев огромных вотчин
в Прибалтике, ни перенести на шведскую почву новые для нее, более
тяжелые формы феодальной эксплуатации, ни превратить свою феодаль-
ную собственность на податные земли в буржуазную частную собственность
была в немалой степени обусловлена именно страхом перед крестьянством,
перед народным восстанием, перед объединением антифеодальных сил
страны 3.
Таким образом, главное значение классовой борьбы крестьянства
в Швеции XVII в. было в том, что она являлась, так сказать, сдерживаю-
щим началом4. Непосредственные положительные ее результаты были
ограничены. В лучшем случае крестьяне добивались соблюдения ста-
ринных, специфически шведских, но тоже феодальных законов и обы-
чаев. Крестьянские выступления, как правило, не ставили своей целью
сокрушение господствующей системы. Серьезного улучшения в положе-
нии крестьянства в целом, особенно его малоимущих слоев — срочных
помещичьих держателей, арендаторов за отработки (торпарей), наконец,
закабаленных рабочим законодательством батраков, — крестьянское дви-
жение не принесло.
Сказанное вовсе не означает, что крестьянские выступления XVII в.
прошли бесследно для последующего развития аграрных отношений
в Швеции. Удержать шведский феодальный строй в его традиционных
рамках было уже само по себе большим делом в условиях второй поло-
вины XVII в., когда вокруг Швеции феодализм превращался в крепостное
рабство, перестраивался на юнкерско-плантаторский лад, когда потреб-
ности мирового рынка все более властно заявляли о себе даже в патриар-
хальной Скандинавии. Тем самым открывался путь для действия одной
из объективных закономерностей феодального развития — путь к прев-
ращению зависимых крестьян в свободных товаропроизводителей-соб-
ственников.
1 «Alla Kiksdagars och mutens beslnl», d. II, s. 1729 -1730, 1732, 1760, 1475—
1480, 1642 — 1653; S. Loenbom. Handlingar. . . , d. VIII, s. 45—62.
* Динамику хлебных цен в Стокгольме и Риге см. Е. Heckscher. Sveriges
ekonomiska historia, d. I, b. 2 (приложение, диаграмма IX).
* См. К. М арке. Капитал, т. I, стр. 728.
4 Ср. справедливые наблюдения М. Н. М е й м а н а в его работе «Движение
феодального способа производства» («Исторические заппски», т. 42, 1953, стр. 152).
Т. П. ВОРОНОВА
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И КЛАССОВАЯ
БОРЬБА В ЛИОНЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII ВЕКА
Проблема превращения средневековых городов в торгово-промышлен-
ные центры феодально-абсолютистского государства недостаточно еще-
освещена в марксистской исторической литературе. А между тем складыва-
ние и развитие экономических и культурных центров является одним
из важнейших условий образования нации.
XVII век был для французских средневековых городов кануном их
окончательного превращения в торгово-промышленные центры.
Абсолютная монархия во Франции, как и повсюду, по словам Маркса,
<. . .была лабораторией, в которой различные элементы общества подвер-
гались такому смешению и обработке, что города находили возможным:
променять свою средневековую местную независимость и свою суверен-
ность на всеобщее господство буржуазии и публичную власть (common
sway) гражданского общества» *.
Буржуазные историки рассматривают не историю развития городов
из средневековых центров в промышленные, а историю лишения городов
местной самостоятельности. Для них не существует проблемы складывания
буржуазного города, их интересует только проблема умирания средне-
векового. Нечего и говорить, что вопросы социально-классовой харак-
теристики городов и городских движений этого периода или совсем не
затрагиваются, или освещаются искаженно.
Советские историки В. В. Бирюкович и Б. Ф. Поршнев в своих работах*
рассматривали вопрос о народных движениях как наиважнейший вопрос
истории Франции XVII в. Однако и тот и другой мало внимания уделяли
в них социально-экономической характеристике городов этого времени
и, в частности, Лиона. Между тем история Лиона в этом отношении чрез-
вычайно своеобразна и показательна. Она дает возможность проследить,
как в эпоху первоначального накопления средневековый город включался
королевской властью в административную систему абсолютистского го-
сударства, а средневековое сословие горожан складывалось в современ-
ный класс буржуазии.
В настоящей статье рассматривается история экономического развития
и административной организации Лиона первой половины XVII в.
Если Париж сыграл объединяющую роль в создании французского
государства, то во второй столице Франции — Лионе — резче всего ска-
залось развитие капиталистических отношений.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. X, стр. 721.
2 В. В. Бирюкович. Народные движения во Франции в 1624—1634 гг. —
«Труды Военно-полит. акад. Красной Армии им. В. И. Ленина», т. IV, 1940;
Б. Ф. Поршнев. Народные восстания во Франции перед Фрондой. М., 1948.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
255-
Расположенный на границе Франции с Германией, на торговом пути,
соединяющем Северное и Средиземное моря, Лион в течение ряда веков
являлся центром европейской торговли. Многочисленные привилегии,
дарованные королевской властью лионским ярмаркам, начиная с момента
их возникновения в XV в., привлекали огромное число иностранных куп-
цов и банкиров. В Лионе заключались государственные займы и соверша-
лись крупнейшие для того времени кредитные и финансовые операции.
Вместе с тем Лион был не только центром посреднической торговли и кре-
дитно-банковских операций, но и промышленным городом с широко раз-
витыми типографским и шелковым производствами. Лион — город так
называемого свободного ремесла (metier libre), издавна существовавшего-
во Франции наряду с цеховым (metier jure). Если цеховое ремесло харак-
теризовалось строгой и обязательной регламентацией работы, сложными
условиями приема в корпорацию (обучение, шедевр и вступительный взнос)
и, прежде всего, монополией ремесла только для членов данного цеха, то-
свободное ремесло в принципе не знало ни шедевра, ни фиксации числа
учеников и продолжительности обучения, ни обязательного ученичества,
ни вступительного взноса, ни автономной цеховой администрации. Лион
являлся классическим центром свободного ремесла и почти не знал це-
ховой организации ремесла (исключение составляли четыре профессии:
аптекари, хирурги, слесари и золотых дел мастера). Для занятия ремес-
лом здесь требовалось только одно условие — наличие средств для обо-
рудования и содержания мастерской. Такое положение ремесла в Лионе
не препятствовало переливанию торгового капитала в промышленный^
как это имело место в городах с цеховым ремеслом.
В результате торгово-ростовщической деятельности в Лионе накап-
ливались огромные состояния. Не случайно здесь развились такие, тре-
бующие больших капиталовложений производства, как книгопечатание
и шелкоткачество, с самого начала получившие характер капиталистиче-
ских предприятий.
В XVI в. типографское дело в Лионе достигло наивысшего расцвета.
Лионские книгоиздатели (Грифиус, Доле, Ровиль, Тури) соперничали со-
знаменитыми Альдом п Эльзевирами \
Лион XVI в. — крупный культурный центр. Здесь впервые увидел
свет бессмертный роман Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», вышла
собрание сочинений Клемана Моро и др., словом, все те произведения,
которые по цензурным условиям не могли появиться в печати в столице
Франции, могли, при далеко еще не полной централизации государствен-
ной власти, печататься в Лионе.
Все это в значительной степени было обусловлено высоко развитой
экономикой Лиона, ранним развитием в нем капиталистических отноше-
ний.
Гражданские войны второй половины XVI в. сильно подорвали эко-
номику Лиона. Торговля, составлявшая в это время еще основной источ-
ник его богатства, наиболее сильно испытала на себе последствия этих
войн. К концу XVI в. лионские ярмарки утратили свою международную
роль.
В буржуазной историографии (Винь, Дусе, Пермезель)1 2 установилось
мнение, что упадок ярмарочной торговли в Лионе в начале XVII в. был
1 А. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie on France au XV et au XVI s. Paris,
1903, vol. III.
2 M. Vigne. La Banque a Lyon du XV au XVIII siecle. Lyon, 1903, p. 215;
R. Doucet. Finances municipales et credit public a Lyon au aVI siecle. Paris,
256
Т. П. Воронова
вызван экономической политикой правительства, которое лишило Лион
ярмарочных привилегий (беспошлинной торговли). На деле же упадок
лионских ярмарок был лишь проявлением общего упадка типичной для
средневековья формы организации торговли.
Лион, благодаря ярмаркам, стал европейским торговым центром, где
получали прибыль все приезжавшие туда купцы, как французские, так
и иностранные. Капитал, нужный для развития собственной промышлен-
ности, уплывал за границу в значительной мере через Лион. Уже со второй
половины XVI в. исключительные торговые привилегии, какими обладал
Лион, стали препятствием для развития собственной промышленности,
нуждавшейся в ввозных пошлинах. Однако торговая буржуазия Лиона
неизменно выступала против их введения. Так было в 1571, 1573, 1575 и
1582 гг. Ч
Принцип свободы торговли, господствовавший на ярмарках Лиона,
должен был быть оставлен ради покровительства национальной промыш-
ленности.
Упадок торговли, таким образом, не стал характерным признаком эко-
номического упадка города; наоборот, в значительной мере он явился по-
ложительным фактором усиленного подъема местной промышленности.
Из города ярмарок и банков Лион стал городом шелкового производства.
Таким образом, если в XV и в первой половине XVI в. Лион являлся
всеевропейскпм центром ярмарочной торговли, то уже со второй поло-
вины XVI в. он начал медленно превращаться в национальный фран-
цузский центр шелкового производства.
В первой половине XVI в. французская шелковая промышленность
была развита еще сравнительно слабо и в основном подражала методам
производства итальянской. Со второй половины века положение начало
меняться. Шелковые мануфактуры Лиона, огражденные от иностранной
конкуренции высокими таможенными тарифами, завоевали себе сна-
чала национальный рынок, а вскоре вышли и на общеевропей-
ский.
Производство шелковых и парчевых тканей во Франции сосредото-
чивалось в основном в двух центрах: Туре и Лионе. В Туре изготовля-
лись более дешевые сорта шелковых тканей. Там работали главным об-
разом на местном сырье и грубом левантийском шелке-сырце * 1 2. Неболь-
шие плантации тутовых деревьев имелись только в трех французских
провинциях: Турени, Лангедоке и Провансе. Климат остальной части
Франции затруднял разведение шелковичных червей.
Лионская шелковая промышленность работала почти исключительно
на итальянском шелке-сырце. В XVII в. во Францию ежегодно ввози-
лось из Италии, Испании и Леванта на 12 млн. ливров шелка-сырца 3.
Примерно половина этой суммы расходовалась на снабжение сырьем
лионских шелковых мануфактур 4.
В связи с этим огромное значение для начала развития шелковой
промышленности в Лионе имели два фактора: беспошлинный рынок
сбыта на ярмарках и, особенно, лионская таможня, установленная
1937, р. 91; J. Ре г ni ezel. La politique financifere de Sully dans la generalite de
Lyon. Lyon, 1935.
1 E. Parise t. Histoire de la fabrique lyonnaise depuis le XVI sieclc. Lyon,
J 901, p. 43.
2 Ibid., p. 58.
3 P. В о i s s о n n a d e. Le socialisme d’Etat. Paris, 1927, p. 155.
4 ГПВ. Отдел рукописей. Фр. Q. IV. 15, л. 222.
Социально-вкономические отношения и классовая борьба в Лионе
257
в 1540 г.1. Таможня превратила Лион в распределительный склад всего
ввозимого во Францию сырья для шелковой промышленности. Одновре-
менно с этим немалое значение имела также первоначальная свобода
ремесла в Лионе.
Ускоряя превращение денежного капитала (образовавшегося путем
ростовщичества и торговли) в промышленный, свобода ремесла в Лионе
способствовала раннему возникновению в лионской промышленности
капиталистической мануфактуры. Уже в середине XVI в. в Лионе име-
лись настоящие централизованные мануфактуры, как, например, ма-
стерские Туркетти и Виара, которые обслуживались 20—30 рабочими.
Однако такие сравнительно крупные мастерские были еще редки.
Характерными для лионской шелковой промышленности XVI в. были
небольшие заведения. «. . .Типичным для капиталистической мануфак-
туры, — писал Ленин, — является именно небольшое число сравни-
тельно крупных заведений наряду с значительным числом мелких» а.
По данным Годара, в 1575 г. в Лионе было 280 мастеров, имевших
свои мастерские 1 2 3. Общее же число ремесленников лионских шелковых
мануфактур в XVI в. достигало 7 тыс.4. Каждую мастерскую, таким
образом, обслуживало в среднем 25 человек. Может возникнуть впе-
чатление, что цифра эта несколько преувеличена. Но мы не должны за-
бывать, что период господства мануфактуры характеризовался тем, что
она была самым тесным образом переплетена с работой кустаря на дому.
В самой мануфактурной мастерской концентрировались обычно только
начальные и конечные процессы производства (очистка и сортировка
материала, окраска и аппретура), промежуточные же процессы произ-
водились вне ее. Поэтому часть ремесленников работала в самих мастер-
ских, подавляющая же масса, получив заказ и материал от хозяина
мануфактуры, работала у себя на дому. Таким образом, средняя цифра
в 25 человек, несомненно, должна быть сильно уменьшена, так как она
включает в себя и надомников-кустарей. Для шелковой промышленности
Лиона чрезвычайно характерным было сочетание централизованной ма-
нуфактуры с рассеянной, получившей распространение в городских
окрестностях.
Лионские шелковые мануфактуры образовались из объединения раз-
нообразных самостоятельных ремесел: мотальщиц, сучильщиц, ткачей,
красильщиков, шлихтовальщиков и др. под главенством одного и того же
капиталиста.
Как показал Маркс, мануфактура создавала в каждом ремесле ка-
тегорию необученных подсобных работников, поскольку при разделении
труда (одна из важнейших черт мануфактуры) отдельные производствен-
ные процессы сильно упрощались. Наряду со старыми иерархическими
степенями в мануфактуре, таким образом, выступало простое деление
на обученных и необученных рабочих, которых ремесленная организа-
ция производства совершенно исключала.
Сложный технологический процесс изготовления шелка приводил не
только к широкому разделению труда внутри центральной мастерской,
где создавалась целая армия частичных рабочих, специализировавшихся
па одной какой-нибудь операции, но и к дополнительному разделению
труда между центральной мастерской, с одной стороны, и мелкими под-
1 V. Forbonnais. Heclierches et considerations sur les finances de la France,
vol. I. Paris, 1758, p. 69, 216.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 384.
8 J. G о d а г t. L’ouvrier en soie. Paris, 1901, p. 17.
4 E. Parise t. Histoire de la fabrique. . . , p. 58.
17 Средние века, вып. 6
258
Т. П. Воронова
собными мастерскими — с другой. Такое разделение труда способство-
вало развитию технического прогресса. Разнообразная продукция лион-
ских текстильных мануфактур (бумазея, канифас, полотно, сукно, а
главное, бархат, атлас, муар, камка, тафта и т. п.) все более совершен-
ствовалась и вытесняла с французского рынка иностранную.
G тех пор как ярмарки Лиона потеряли свою основную привилегию
беспошлинного ввоза и были установлены таможни в Лионе и в Балансе,
конкуренция иностранных, особенно итальянских, шелковых тканей
перестала быть столь опасной для французского производства. К началу
XVII в. ввоз их в значительной мере сократился. Французские шелка
начали завоевывать внутренний рынок. Вскоре после открытия Данго-
пом способа изготовления узорчатого шелка ввоз узорчатых шелков во
Францию из Италии*и Леванта также почти прекратился 1.
Развитие капитализма во французской промышленности сильно тор-
мозилось постепенным введением государственной регламентации и фи-
нансовым гнетом со стороны абсолютистского государства, облагавшего
растущую буржуазию все новыми и новыми налогами.
Свобода ремесла в Лионе к началу XVII в. значительно изменила
свой первоначальный характер. Лионские мануфактуры теперь имели
свои регламенты, не менее обязательные для городских ремесленников,
чем цеховые регламенты в городах с цеховым ремеслом. Если первый
регламент, 1554 г., нисколько не уменьшал свободу каждого имевшего
средства приобрести мастерскую и стать мастером (в основном он ка-
сался злоупотреблений при изготовлении тканей и установления спо-
соба ежегодного избрания контролеров — maitres-gardcs), то следующий
регламент, 1596 г., значительно усложнил доступ в мастера, введя обя-
зательное пятилетнее обучение и пятилетний стаж в качестве подма-
стерья. Чем вызвано было такое серьезное изменение в существовавшей
раньше практике? 1596 год был первым мирным годом после длительных
гражданских войн, сильно разоривших город; и хотя ремесленное на-
селение города значительно уменьшилось, однако спрос на предметы
роскоши упал еще больше. Большинство мануфактуристов Лиона по-
требовало ограничить доступ в мастера, чтобы уменьшить для себя число
конкурентов, и регламент 1596 г. должен был служить этой цели.
Регламент 1619 г. еше более усложнил доступ в мастера. Ученики
и подмастерья, внеся предварительно 30 су, должны были заноситься
в специальные книги, хранившиеся у maitres-gardcs. Чтобы стать ма-
стером, надо было пройти пятилетнее ученичество и пятилетнпп стаж
в качестве подмастерья. Кроме того, устанавливался обязательный ше-
девр: метр бархата, атласа или тафты. Лимитировалось также число
рабочих в одной мастерской (оно не должно было превышать 12 чело-
век).
Поскольку лионская шелковая промышленность, как было сказано
выше, уже переросла феодальное ремесло, превратилась в капиталисти-
ческую мануфактуру, регламентация препятствовала ее дальнейшему
росту. Промышленность XVII в. не укладывалась в старые организа-
ционные формы цехового ремесла. Помимо того, королевская власть
сама нарушала регламенты раздачей привилегий за то или иные усовер-
шенствования. Так, например, в 1605 г. упомянутый выше лионский
буржуа Даигон, открывший секрет изготовления узорчатых тканей, за
свое изобретение получил от Генриха IV монополию на изготовление
1 J. G о d а г t. L’ouvrier en soie, p. 180.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
259
этих тканей в течение 5 лет, звание королевского мастера и ежегодную
пенсию в 6 тыс. ливров \
Никакие регламенты не могли остановить и процесса дифференциации
среди ремесленников. Старые цеховые наименования: мастер, подма-
стерье и ученик хотя и сохранились, но давно уже перестали соответ-
ствовать действительному положению вещей. Подмастерья и ученики
все более превращались в простых наемных рабочих, перед которыми
навсегда закрывалась возможность перехода в высшую цеховую группу —
в мастера.
Мастера к XVII в. разделились на две неравные группы: немного-
численную— мастеров-купцов (maitres-marchands или fabricants) и зна-
чительно большую— мастеров-работников (maitres-ouvriers) 2.
Мастера-купцы, т. е. купцы, имевшие собственные мануфактурные
мастерские, представляли собой уже качественно иную социальную
группу по сравнению со средневековыми купцами.
Мастера-работники, имея свою мастерскую, как правило, сырье
(пряжу) получали в раздаточных конторах у мастеров-купцов, т. е. на-
ходились от них в экономической зависимости.
Состав мастеров-работников был неоднороден. Многие из них не
эксплуатировали наемной рабочей силы, другие имели 3—6 станков и
эксплуатировали своих подмастерьев.
Как мы видели, одновременно с развитием капиталистической ману-
фактуры происходило слияние свободного ремесла с цеховым. Если до
XVII в. лионская промышленность контролировалась не королевской
властью, а муниципалитетом (свобода ремесла была одной из старых
городских привилегий Лиона), то с этого времени положение начинает
меняться.
Новая лионская буржуазия не была заинтересована в сохранении
средневековых привилегий города. Да и патрициат Лиона, как мы убе-
димся ниже, потерял с ней связь, превратившись из хозяина города
в слугу абсолютизма.
В течение более трех веков в Лионе существовала городская консти-
туция, опиравшаяся на знаменитый акт герцога Петра Савойского от
1320 г., по которому буржуа города была дарована привилегия выби-
рать ежегодно свой консулат в количестве двенадцати советников-эше-
венов, синдика и прокурора 3.
Королевский эдикт 1595 г. установил в Лионе так называемый пре-
вотальный режим 4. Отныне городской магистрат должен был состоять,
по образцу парижского, из купеческого старшины — прево, четырех го-
родских советников — эшевенов (в Лионе они назывались также кон-
сулами), прокурора и секретаря. Специальной грамотой устанавлива-
лось, что, ввиду важности должности купеческого старшины Лиона,
все кандидатуры предварительно должны рассматриваться и утверждаться
королем. Для этой цели королю представлялся лист с тремя кандида-
тами, «для того, чтобы мы |т. е. король], — как писалось в грамоте,—
выбрали одного из них, как это делается в нашем добром городе Париже,
по образцу которого мы установили конституцию нашего города
Лиона» 5.
1 J. Go da rt. L’ouvrier en soie, p. 89—90, 180.
8 Ibid., p. 89—90.
3 E. Courbis. La municipalite lyonnaise sous 1'Ancien Regime. Lyon, 1900,
p. 32.
4 G. Menestrier. Eloge historique de la vilie de Lyon. Lyon, 1669, p. 10—11.
6 «Inventaire sommaire des Archives communales». Departement du Rhone. Ville
de Lyon. Serie BB, № 379.
17*
260
Т. П. Воронова
Система выборов внешне оставалась прежней. Как и раньше, изби-
рались городские советники на два года, причем ежегодно переизбира-
лась только половина состава. Старые консулы назначали двух выбор-
щиков от каждой профессии (в Лионе официально их считалось 62) и
двух представителей от горожан, живущих с доходов от земли (так
называемых terriers). 21 декабря — в традиционный день выборов —
назначенные выборщики выбирали очередной состав консулата \ Имя
вновь избранного купеческого старшины сообщалось особо специальной
грамотой короля 2.
Королевская власть следила не только за выборами купеческого
старшины, но и эшевенов. В 1623 г., в результате внутренних разногла-
сий между консулатом и губернатором по поводу выдвижения канди-
датур новых эшевенов, специальным постановлением королевского со-
вета было указано оставить старых эшевенов еще на два года и избрать
на следующих выборах в качестве купеческого старшины Динэ. Однако
против Динэ, который, повидимому, был ставленником губернатора, со-
ставилась сильная оппозиция. К королю была отправлена депутация
с прошением об отозвании Динэ и жалобой на губернатора. В ответ по-
следовало постановление совета о назначении купеческим старшиной
Виллара вместо Динэ и предписание выбрать в эшевены на ближайших
выборах 1627 г. Брокена и Перрена 3.
При следующем избрании эшевенов в 1629 г. снова возникла ссора
с губернатором, но победа осталась за городом. Выбранные были
утверждены королем.
Выборы эшевенов 1637 г. также не были одобрены королевской вла-
стью (за исключением купеческого старшины). В результате старые эше-
вены были оставлены еще па два года.
Обязанности всех эшевенов Лиона были одинаковыми, в отличие от
парижского магистрата, где существовало внутреннее разделение функ-
ций. Правда, первые два эшевена назывались обычно старшими и вво-
дили в курс дела вновь избранных, но это не создавало для них никаких
преимуществ. Собирались советники два раза в неделю. На особо важные
заседания, когда, например, стоял вопрос о взыскании нового налога,
приглашались старые городские советники (они назывались coadjuteurs)
и наиболее уважаемые горожане.
Основная обязанность лионского консулата заключалась в установ-
лении общественного порядка в городе 4. Он назначал муниципальных
комиссаров для исполнения полицейских обязанностей на ярмарках,
дорогах и мостах, заботился о запасах продовольствия на случай голода.
Для этой цели был назначаем специальный чиновник (chatelain de la
Grenette), обязанный инспектировать весь хлеб, ввозимый в город, и
осуществлявший санитарную инспекцию в городе. Одной из важных
привилегий лионского консулата, которой он чрезвычайно дорожил, была
свобода городского ремесла от контроля королевских чиновников. Как
уже упоминалось, до XVII в. консулат сам осуществлял этот контроль.
Судебные функции консулата, ограниченные рядом ордонансов XVI в.,
заключались теперь только в решении мелких дел полицейского порядка
1 С. М е nestrip г. Eloge historique. . . , р. 13.
2 Е. С о u г b i s. La municipalite lyonnaise. . . , p. 93.
3 «Inventaire sommairp. . .», serie BB, № 379.
4 Городская милиция (в XVII в., в Лионе она состояла из 15—16 тыс.) и отряд
аркебузьеров из 200 человек, являющийся консульской гвардией, в изучаемое нами
время почти полностью перешли под надзор губернатора Лиона. Глава городской
милиции — капитан, хотя и назначался еще консулатом, уже непосредственно под-
чинялся губернатору. См. С. М е n е s t г i е г. Eloge historique. . . , р. 36.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
261
и торговых споров. Эти функции он осуществлял при помощи полицей-
ского бюро, в которое входили советник нрезидиального суда, консул и
три буржуа, назначаемые каждые полгода консулатом.
Важнейшим вопросом городского управления продолжали оставаться
финансы. Город пользовался доходами от домениального имущества
(отдачи в наем городских домов, мест для рынков, налогом при переходе
сеньерий и цензив в другие руки), приносившими около 4 тыс. ливров,
а также доходами от старых и новых октруа \ Октруа— это городские
ввозные пошлины на продукты и некоторые товары, переданные коро-
левской властью во временное пользование городу за ежегодно уплачи-
ваемую им в государственную казну определенную сумму. Последний
ресурс являлся главной доходной статьей городского бюджета. Город
был настоящим откупщиком этих налогов. Получались октруа обычно
согласно правительственным актам сроком на 3—10 лет и из правления
в правление подтверждались или урезывались. Лион пользовался октруа
уже с XIII в.
В старые октруа входили: налог (10%) с продажи вина, проездная
пошлина на мосту Роны (barrage du pont du Rhone), ввозная пошлина
на камлоты, сбор с муки (poids des farines), аренда берегов (ferme de la
rive). Все вместе они давали около 90 тыс. ливров 1 2.
Новыми октруа являлись — треть наценки на тарифы лионской та-
можни (tiers surtaux de la doanne) и налог в 3 ливра с бочки вина. Они
давали: первый — 60 тыс., второй — 80 тыс. ливров. Таким образом,
в распоряжении консулата на текущие расходы оставалось около
154 тыс. ливров (80 тыс. тратилось на уплату городского долга). Почти по-
ловина из этой суммы расходовалась на оплату помещений для губер-
натора и его наместника, депутаций ко двору, приемы правительствен-
ных лиц, городскую стражу, остальное — на банкеты, содержание кон-
сульских чиновников, городского коллежа, на общественные работы
и т. п.3.
Если случался непредвиденный расход (а таких случаев было немало),
консулат вынужден был занимать. Например, одно посещение короля
в 1622 г. обошлось городу в 60 тыс. ливров 4, а эпидемия 1628 г. вызвала
расход в 80 тыс. ливров.
Особенно же разорительными для городского бюджета были непре-
дусмотренные расходы на выкуп новых, постоянно создаваемых коро-
левской властью должностей 5. В результате у города все время рос долг.
Если в 1624 г. он составлял около 200 тыс. ливров, то к 1642 г. он вырос
до 500 тыс. ливров. Создание новых должностей уменьшало и сводило
на нет старые привилегии консулата. Королевская власть соглашалась
получать за должности денежный выкуп, но спустя некоторое время
вводила их снова. Так, выкупленная консулатом в 1637 г. должность
комиссара-сборщика (commissaire-receveur des deniers des saisics reelles)
в 1639 г. была опять восстановлена.
В 1632—1633 гг. были созданы две должности контролеров (contro-
leur des deniers communs palrimoniaux et octroy и controleur-conserva-
teur des formes), которые в значительной степени уменьшали финансовые
1 S. Charlety. Histoire de Lyon depuis les origines jusqu’a nos jours. Lyon,
1903, p. 121.
a «Inventaire sonimaire. . .», serie BB, № 142.
SS. Charlety. Histoire de Lyon. . ., p. 121.
4 S. Charlety. Le voyage de Louis XIII a Lyon en 1622. — «Revue d'histoire
modcrne et conteinporaine», vol. II, 1900—1901, p. 492.
• S. Charlety. Lyon sous le ministere de Richelieu. — «Revue d’histoire
mode rue et conlemporaine», vol. Ill, 1901—1902, p. 134.
262
Т. П. Воронова
права консулата. В письмах от 6 и 20 мая 1636 г. эшевены жаловались
канцлеру Сегье, что у них «исподтишка» отнимаются октруа на вино и
на треть дохода с таможни, что откупщики названных октруа пытаются
делать взносы прямо в государственную казну, минуя консулат Ч
Иными словами, городские налоги, в том числе и октруа, переставали
быть чисто муниципальными, превращались в государственные. Город
окончательно терял свою финансовую независимость. Этому особенно
способствовали интенданты, которые имели право при Ришелье контро-
лировать все действия местной администрации Лиона 1 2.
Надо отметить, что передача лионской буржуазией управления го-
рода королевской власти проходила довольно спокойно. Это объяс-
няется целым рядом причин.
Как известно, выборы лионского консулата были двухстепенными.
Постоянно одни и те же фамилии занимали консульские места. В резуль-
тате длительного социального развития к началу XVII в. консулат Лиона
из городского патрициата почти превратился в королевское чиновни-
чество.
Начало превращению городского магистрата Лиона в бюрократи-
ческий аппарат королевской власти положил ордонанс 1495 г., по ко-
торому всем городским советникам и их семьям было даровано дворян-
ство.
Однако, если в остальных французских городах буржуа, получив
черёд консульскую должность дворянство и купив землю, как правило,
совсем бросали ремесло и торговлю, то в Лионе отход городского патри-
циата от торговой деятельности совершался значительно медленнее. Лион-
ский патрициат имел широкую возможность заниматься оптовой тор-
говлей на ярмарках и, кроме того, участвовать в банковско-ростовщи-
ческих операциях. Но после потери Лионом значения европейского
ярмарочного центра процесс одворянивания муниципальной прослойки
пошел более быстрыми темпами.
Лионский консулат первой половины XVII в. потерял свою связь
с лионской буржуазией и превратился в замкнутую касту — дворян-
ство мантии. За 32 года правления Людовика XIII в лионский консулат
было выбрано 80 финансовых и судейских чиновников, среди которых
не было уже пи одного недворянипа 3.
Как мы видели, сильно изменилась и сама буржуазия Лиона. Из
торгово-ростовщической по преимуществу она превратилась в торгово-
промышленную. Взамен политического управления городом буржуазия
предпочла получить от централизованного государства покровитель-
ство в области производства.
Раннее развитие капиталистических отношений в Лионе, усиливаю-
щее классовую дифференциацию лионского населения, привело к обо-
стрению там классовой борьбы ранее, чем во многих других французских
городах. А это заставляло лионскую буржуазию особенно ценить по-
кровительство центральной власти.
Известно, что именно здесь имела место первая в истории рабочего
движения стачка печатников 1539—1542 гг. Стачка эта, перекинувшаяся
в Париж и распространившаяся среди рабочих парижских типографий,
побудила правительство Франциска I издать указ, запрещавший всякие
союзы среди рабочих. Этот указ лег в основу всего французского законо-
1 ГИБ. Отдел рукописей. Собр. П. П. Дубровского. Автогр. 108/1, № 21—22.
2 Там же, № 41.
8 Там же. Armorial consulaire de la ville de Lyon par P. E. Chaussonet. Фр. Q.
IV. 167.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
263
дательства против коалиций трудящихся и просуществовал до фран-
цузской буржуазной революции XVIII в.
На протяжении первой половины XVII в. Лион неоднократно стано-
вился ареной борьбы городской бедноты за улучшение условий своего
существования.
Основной революционной силой всех лионских движений были «под-
мастерья» многочисленных лионских мануфактур: бархатных, парчевых,
шелковых, бумазейных, полотняных, типографских и др.
Довольно активное участие во всех городских движениях принимали
мелкобуржуазные слои города. Они состояли из лавочников, кабатчи-
ков, мелких рыночных торговцев, самостоятельных и полусамостоятель-
ных владельцев небольших мастерских.
Рост недовольства лионского населения все усиливающимся налого-
вым гнетом абсолютистского государства отчасти можно проследить по
неопубликованным рукописным материалам из архива канцлера Франции
Пьера Сегье, большая часть которого хранится в Отделе рукописей Го-
сударственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
в Ленинграде. Эти материалы представляют собой преимущественно письма
муниципалитета и финансового бюро Лиона к канцлеру за 1634—1637 гг.
В основном они относятся к 1636—1637 гг., т. е. к годам, когда налого-
вый натиск со стороны правительства особенно усилился в связи с откры-
тым вступлением Франции в 1635 г. в Тридцатилетнюю войну * *.
Все письма наполнены неизменными жалобами городских чиновников
на введение новых налогов, разорявших Лион. Действительно, с 1626 г.
но проходило почти ни одного года, который не принес бы нового налога.
В 1626 г. были введены новые пошлины на кожу и повышен налог на вино;
в 1627 г. повышен соляный налог па 10 ливров с мино 2; в 1628 г. введены
были новые налоги на кожу 3.
Одновременно с повышением старых налогов и введением новых уча-
щались экстраординарные сборы. Наборы войск, экипировка, расходы
по содержанию проходящих отрядов — все это должен был оплачивать
город. Так, в 1627 г. в провинцию Лионне для усмирения гугенотов,
действовавших на берегах Роны близ Лиона и мешавших торговым опера-
циям, прибыл принц Конде. Он потребовал на эту операцию 2 тыс. воору-
женных людей, которые обошлись городу в 34 тыс. ливров. Однако отряды
гугенотов не были полностью уничтожены, п через 10 месяцев Мон-
моранси вновь потребовал от города для этой цели 2 тыс. человек.
В январе 1627 г. волнение в Лионе вызвало временное закрытие части
шелковых мануфактур 4.
Летом 1629 г. в Лионе произошли волнения рабочих бумазейных ма-
нуфактур в связи с введением обязательного клеймения бумазейных тка-
ней, что было по существу введением нового налога, так как за клей-
мение необходимо было вносить определенную сумму королевскому мет-
чику (marqueiir).
Вот что пишут об этом волнении эшевены Лиона:
«Один из нас отправился с двумя стражниками на площадь Teppo. . .
Вместо того, чтобы с уважением выслушать речь купеческого старшины,
чернь дошла до столь сильных оскорблений, что один из стражников об-
нажил шпагу, по получил такой удар в голову, что был им сбит с ног.
Старшина удалился и приказал отрядам аркебузьеров и караульной
1 Г11Б. Отдел рукописей. Собр. П. П. Дубровского. Автогр. 108/1.
1 Мино — мера жидких и сыпучих тел, равная 39 литрам.
а В. В. Б и р ю к о в и ч. Народные движения во Франции. . ., стр. 225—226.
* J. G о d а г t. L’ouvrier en soie, p. 207.
264
T. IT. Воронова
страже выступить против этих бунтовщиков. . . Это волнение окончилось
ранением нескольких лид, даже смертью некоторых из них. Но когда
рабочих уверили, что их заставят работать и что мы пожалуемся его ве-
личеству, они стали успокаиваться, что было весьма кстати, ибо рабочие
других мануфактур начали принимать участие в волнении» Ч
1630 год принес налог на розничную продажу вина и новые налоги на
промышленность. Последние переполнили чашу терпения лионских тка-
чей. В начале июня 1630 г., несмотря на присутствие в этот момент в го-
роде обеих королев и двора и, тем самым, больших воинских частей,
в Лионе вспыхнуло восстание. Об этом движении хранитель печати Ма-
рильяк подробно писал к Ришелье, сообщая, что 7 июня, утром, 200 под-
мастерьев бумажной и бархатной промышленности окружили дом сбор-
щика налогов. Стражник (аркебузьер) городской ратуши, посланный
Марильяком на место происшествия, был побит и взят в плен. Восставшие,
не удовлетворившись разгромом дома сборщика, блокировали также дом
судьи по уголовным делам. Последнего властям удалось освободить и
одновременно захватить одного из восставших. Однако это еще более воз-
будило народные массы. Прибывший в город губернатор д’Аленкур не
мог рассчитывать на помощь со стороны городской гвардии, ибо она явно
сочувствовала восставшим. Марпльяк пишет об этом: «Сепьер д’Аленкур
сказал мне, что не оказалось ни одного капитана, который мог бы заставить
вооружиться людей в своем квартале, и что многие из них свидетельство-
вали своим видом, что совсем не огорчены этим» 1 2.
Чтобы хоть несколько успокоить возмущение народа, королева-мать
и хранитель печати вынуждены были пойти на уступки и освободить аре-
стованного ремесленника. В конце концов на восставших обрушились
жестокие репрессии.
Следующие годы также неизменно приносили новые налоги и увеличение
старых: в 1631 г. были увеличены дорожные пошлины, в 1632 — удвоены
пошлины лионской таможни. Последнее обстоятельство, повлекшее за
собой немедленное вздорожание предметов первой необходимости, послу-
жило причиной еще более бурного народного восстания в Лионе, нежели
в 1630 г.
Восстание вспыхнуло в ночь с 5 на 6 октября 1632 г.3. Возмущен-
ная толпа из городской бедноты полностью разгромила таможенное бюро
откупщика и осадила дом купеческого старшины. Гвардия не пришла на
помощь городским властям. Губернатор д’Аленкур, прибывший в город
с небольшим отрядом, не посмел применить силу и вместе с архиепископом
вынужден был по требованию возмущенной бедноты пообещать отмену
новых таможенных тарифов. Восставшие потребовали скрепить это обеща-
ние письменным образом. Губернатору и городским властям пришлось
согласиться и на это, пока не прибыла помощь от короля. Последняя не
замедлила явиться в лице государственного советника Морика в сопровож-
дении четырех военных отрядов. Началась жестокая расправа. Казнями,
пытками и штрафами поплатились лионские ремесленники за свое возму-
щение грабежом откупщика таможни. Чрезвычайный суд, возглавляемый
Мориком, вынес приговор 18 зачинщикам восстания. Волге половины
(11 человек, среди которых были две женщины) были присуждены к смерт-
1 Цит. по С. Beaulieu. Histoire du commerce, de I’induslric et des fabriques
de Lyon. Lyon, 1838, p. 145.
2 G. Pages. Autour du «Grand orage». Richelieu cl Marillac, deux politiques. —
«Revue historique», 1937, t. 179, p. 72.
3 «Mercure fran^ais», 1636, t. XIX, p. 52—56.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
26;>
ной казни через повешение, 7 остальных — к огромным штрафам и изгна-
нию из города.
Приведенные в тексте приговора имена осужденных позволяют опре-
делить социальное положение некоторых из них. Так, среди главных об-
виняемых, приговоренных к смерти, находился кузнец Буато (Boileux,
taillandier), торговка курами Юдифь Вионн (poulailliere), столяр Шо-
пине и его подмастерье. Прозвища некоторых явно указывали на принад-
лежность их к низшим слоям городского населения: так, Жанна Флери
называлась «пьяницей» («grenouillere»), Троттеп— «Окороком» («Jam-
Ьоп»), Жанен — «малютка Жан» («Petit Jean») l.
Необходимо отметить, что удвоение таможенных пошлин при наличии
таможни в Балансе сильно ударяло по карману и буржуазию Лиона. Уста-
новленная Генрихом IV первоначально во Вьенне в награду за признание
в 1595 г. губернатором города власти короля, эта таможня впоследствии
была перенесена в Баланс и из временной (таможенный сбор должен был
взиматься до полной уплаты королевского долга губернатору) стала по-
стоянной 1 2. Таким образом, товары, перевозимые с юга в Лион, облагались
таможенным сбором два раза: в Балансе и в самом Лионе. Эти таможни,
затруднявшие торговый обмен Лиона с южными провинциями, сильно
уменьшали доходы лионской буржуазии и вызывали ее непрерывные наре-
кания. Под влиянием непрекращавшихся жалоб центральная власть иногда
отменяла таможенный сбор в Балансе за счет введения какого-нибудь
нового налога. Но спустя некоторое время таможня восстанавливалась, а на-
лог оставался. Так, 11 марта 1624 г. король закрыл таможню, введя вза-
мен налог в 7 солидов с мино соли, но уже 22 августа 1626 г. постановле-
нием совета таможня была восстановлена, а налог не уничтожен 3.
Удвоение пошлин лионской таможни при оставлении таможни в Ба-
лансе вызвало на этот раз огромное недовольство лионской буржуазии.
Ее сочувствие восставшим ярко выразилось в поведении городской гвар-
дии, не пожелавшей, как и в 1630 г., участвовать в подавлении восстания»
Но дальше этого дело не пошло.
Как все движения этого времени, лионское восстание было стихийным
взрывом без подготовки и без вождей. Мелкобуржуазные слои города
(ремесленные мастера, мелкие лавочники и кабатчики) не пошли дальше
обычной расправы с агентами фиска, которые являлись в их глазах во-
площением классового гнета и несправедливости.
Буржуазия за свое сочувственное отношение к восставшим была на-
казана значительной денежной контрибуцией и военным постоем, которых
до сей поры город не знал.
Таможенные тарифы остались без изменений. Так безрезультатно
окончилось это наиболее значительное по числу участников и по револю-
ционной активности масс лионское восстание первой половины XVII в.
Начавшаяся в 1635 г. война еще более усилила налоговый пресс. Упо-
мянутые письма из архива канцлера Сегье за 1636—1637 гг. сообщают
о все увеличивавшихся фискальных требованиях со стороны центральной
власти. Возобновление этапной повинности и набор отрядов д’Аленкура
и Летала в 1635 г. обошлись Лиону в 120 тыс. ливров 4. Набор отрядов
Тома, Сен-Поля, Ферова и д'Юрфе в 1636 г. стоили 60 тыс. ливров °.
1 «Mercure fran^ais», 1636, t. XIX, р. 54.
2 S. Charlety. Le regime douanier de Lyon au XVII siecle. — «Revue
d’Histoire de Lyon», t. II, p. 137.
3 Ibid., t. I, p. 496.
4 ГИБ. Отдел рукописей. Собр. П. II. Дубровского. Автогр. 108/1, № 18.
6 Там же, № 20.
-266
Т. П. Воронова
В письме от 6 мая 1636 г. эгпевены жалуются на введение новых нало-
гов на торговлю: 5% сбора с полотен, бумазеи, сукон и шерстяных тканей,
налога на повозки, так называемого объединенного сбора с продажи кож,
рыбы, бумаги, пива и живности. «Все эти взыскания, — утверждают
они, — окончательно изгонят из этого города (и королевства) ту жалкую
торговлю, которая у него осталась, все его мануфактуры и, соответствен-
но, рабочих, которые, не имея другого средства существования, кроме
своего ремесла, будут применять его за границей, как многие уже сделали,
и своим бегством и исчезновением всех наших купцов, французских и
иностранных, оставят город лишенным жителей и средств к существо-
ванию» х.
21 октября 1636 г. генеральные казначеи финансового бюро Лиона
в письме к канцлеру примерно в таких же мрачных тонах рисуют положе-
ние в лионском округе. Они высказывают беспокойство, как бы тяжелые
штрафы, наложенные на неисправных плательщиков тальи за прошлый
год, и экстраординарный сбор в 80 тыс. ливров (для содержания повозок
с продовольствием для армии) не побудили народные массы к открытому
восстанию.
Податное население лионского финансового округа, пишут они, «пе-
реобременено этими взысканиями и экстраординарными сборами, равными
третьей части общей суммы тальи». В то же время «по причине больших
тягот и нищеты народа, переполнившего тюрьмы, талья за первые два
квартала еще не полностью уплачена, несмотря на все проворство сбор-
щиков. . . Эта неплатежеспособность, — жалуются финансовые чинов-
ники, — заставляет пас опасаться не только общего запустения, но и
кое чего худшего» 1 2.
1636—1637 годы были годами сильных крестьянских волнений но многих
юго-западных провинциях Франции; ими были охвачены, в частности,
соседние с Лионне провинции — Бурбонне, Нивсрне и Лангедок 3. В ци-
тированном выше письме казначеи писали канцлеру: «Мы опасаемся,
не без оснований, дурного примера наших соседей»; они, несомненно,
имели здесь в виду эти волнения.
Правительство иногда (впрочем, очень редко) несколько уменьшало
свой налоговый натиск под влиянием тревожных донесений местных вла-
стей. Так, в ппсьме эшевенов от 1 сентября 1636 г. говорится об отмене
сбора «одного су с ливра» и четверти пошлины сверх установленной тари-
фом (parisis des voitures) 4.
Ришелье пытался претворить в жизнь известное свое изречение о на-
роде-муле, портящемся от длительного отдыха, но требующем от хозяина
«здравого смысла» при эксплуатации. Однако только за время его правле-
ния в Лионе произошло четыре довольно крупных восстания, вызванных
усиленным налоговым гнетом абсолютистского правительства: в 1627,
1629, 1630 и 1632 гг. Характерным для всех этих восстаний были стихий-
ность и неорганизованность масс ремесленников, неустойчивость мелкой
буржуазии и «классическая» политика торгово-промышленной верхушки
города, которая вначале выражала сочувствие восстанию, стремясь ис-
пользовать его в своих интересах, а затем неизменно его предавала, даже
тогда, когда затрагивались ее собственные интересы (например, в вопросе
о таможнях).
1 ГПБ. Отдел рукописей. Собр. II. П. Дубровского. Лвтогр. 108/1, К» 21.
2 Там же, № 31.
3 Б. Ф. П о р ш н е в. Народные восстания. . ., стр. 50.
4 ГПБ. Отдел рукописей. Собр. П. П. Дубровского. Автогр. 108/1, № 26.
Социально-экономические отношения и классовая борьба в Лионе
267
* * *
Расцвет шелковой промышленности превратил Лион в XVII в. в один
из крупнейших торгово-промышленных центров Франции. Город в зна-
чительной степени потерял свой средневековый облик. Торговля, преиму-
щественно посреднического характера, и мелкое ремесленное производ-
ство уступили место мануфактурам, развивавшимся на основе новых,
капиталистических производственных отношений.
Средневековая торгово-ростовщическая буржуазия Лиона раздели-
лась на две части: одна из них, путем приобретения должностей и дво-
рянских фьефов, перешла в класс дворянства (королевское чиновничество
происходило из этого нового дворянства), другая — нашла себе примене-
ние главным образом в промышленности, теряя средневековые черты, и
если еще не целиком превратилась из сословия в класс, то уже прошла
большую часть этого пути.
Свободные ремесленники, представлявшие основную массу лионского
населения, постепенно становились настоящими наемными рабочими мно-
гочисленных капиталистических мануфактур. Противоречия между го-
родскими верхами и низами, еще более обострявшиеся по море развития
новой, капиталистической формы производства — мануфактуры, приоб-
ретали, в свою очередь, новый, отличный от средневековой борьбы внутри
городов, характер. Усиливавшаяся классовая борьба способствовала тя-
готению буржуазии к сильной центральной власти, которая и создава-
лась в значительной степени за счет лишения городов средневековых при-
вилегий. Ни муниципалитет Лиона, составленный из нового дворянства
мантии, ни лионские торгово-промышленные круги не были больше заин-
тересованы в сохранении средневековой местной независимости города.
Они нуждались в сильной центральной власти, способной поддерживать
спокойствие и порядок в городе и твердо проводить политику протекцио-
низма. Городской патрициат из хозяина города превращался в слугу
абсолютизма, в замкнутую олигархию, которая составлялась при Ри-
шелье в основном из чиновников-землевладельцев, вышедших из рядов
именитой буржуазии. «Аристократизацпя» городского управления несла
с собой для мелких ремесленников, торговцев, подмастерьев, чернорабо-
чих и для всей городской бедноты усиление как феодального, так и капита-
листического гнета, вызывавшего частые народные восстания в Лионе.
В. Г. ЛЕВЕН
ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ СЕБАСТЬЯНА ФРАНКА
«В истории Германии, — говорится в решении VII Пленума ЦК
СЕПГ, — существуют не только позорные дела господствующих классов,
в особенности немецких императоров. История нашего отечества богата
также свободолюбивыми традициями, революционными событиями и вы-
дающимся вкладом великих сыновей и дочерей немецкого народа в разви-
тие немецкой и мировой культуры. Научная разработка германской исто-
рии с точки зрения марксизма-ленинизма нанесет решительный удар по-
пыткам англо-американских империалистов уничтожить национальное
достоинство немецкого народа и отравить его сознание антинациональ-
ными, космополитическими «учениями»» ’.
К числу выдающихся мыслителей исторического прошлого Германии
относится Себастьян Франк (1500—1543), занимавший видное место
в истории общественной мысли Германии. Франк известен не только как
мыслитель, создавший свою оригинальную историческую и философскую
концепцию, но и как автор первой книги по истории Германии, первого
географического труда и первой «Хроники» но всемирной истории на
немецком языке. Франк был первым историком и философом Германии,
требовавшим замены чуждой широким народным массам средневековой
латыни немецким языком.
В предисловиях к своим книгам он подчеркивает, что пишет свои ра-
боты для «простого человека» 1 2, что главной своей задачей считает озна-
комление людей, не знающих латыни, с достижениями науки. Он много
переводил с латинского языка на немецкий. В частности, впервые перевел
на немецкий язык «Похвальное слово глупости» 3 Эразма Роттердамского.
Даже в своих философских работах он часто прибегает к народным оборо-
там речи, ссылается на сказки, иллюстрирующие те или другие его тезисы.
Им написана объемистая книга «Sprichworl ег» 4, всецело посвященная
народному устному творчеству.
1 «Einheit», 1951, .V» 19, S. 1508.
2 S. F га nc k. Chronica, Zeitbuch und Geschichtsbibel von Anfang bis auf diess
gegenwaitig MDXXXI Jahr. Darin bpidc Gottes und der Welt Lauf, Handel, Art, Wort.
Work, Thun, Lassen, Kriegen, Wesen und Leben ersebon und begriffen wird. Gedruckt
zu Strassburg (lurch Ballassar Beck und vollendet am fiinften Tag des Herbstmonats.
Im Jahr MDXXXI. Berlin 1531, Vorrpdp. Выдержки из данной работы Франка в даль-
нейшем иногда приводятся по изданию 1585 г.
3 S. Franc k. Das theucr und kunstlich Buch loin Moria Encomion, das ist ein
Lob dcr Thorheit von Erasmo Botcrdamo schimpflich gespielt, zu lesen nicht weniger
niitzlich denn lieblich, vprdpiitscht. Berlin, 1537.
4 IS. Franc к]. Sprichworter, schone, weise, herliche Klugrcden und Hofspruch,
darinnen dcr Alton und Nachkominen aller Nationen und Sprachen grosste Vernunft
und Klugheit. Zusammcngetragcn in etlich taused in lustig hoflich Deutsch gekiirtzt,
beschrieben und ausgelegt dnrch Sebastian Francken. 1541, Gottingen.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
269
Франк был одним из универсально образованных людей своего века. Он
владел в совершенстве древними языками и был глубоким знатоком антич-
ной и средневековой литературы. О его жизни, до появления первой работы
в 1527 г., известно очень мало. Неизвестно даже, из какой среды он происхо-
дит. Современники Франка, идеологи господствовавших в Германии сосло-
вий, считали его крайне опасным писателем. Мартин Лютер и Филипп
Меланхтон, наряду с германскими князьями и деятелями католического
направления, резко выступали против Франка, называя его не иначе, как
«бунтовщиком» х, «проповедником трущоб», и т. д. Они травили Франка и,
наконец, организовали в 1543 г. его убийство 1 2.
За время скитаний ио княжествам Германии Франк написал более два-
дцати работ по истории, философии, географии и другим отраслям знания,
доставивших ему широкую известность и небывалую популярность не
только в Германии, но и за ее пределами. В России проявляли живейший
интерес в Франку, о чем свидетельствует наличие в наших библиотеках
более полного собрания трудов его, чем в любой другой стране Европы и
Америки и даже в самой Германии, где книги Франка были еще при его
жизни строжайше запрещены.
Обширное научное творчество Франка мало исследовано. Реакцион-
ные немецкие историки второй половины XIX и XX в., усматривая в лице
Франка идеолога совершенно чуждого им народного течения в реформа-
ционном движении XVI в., пытались поэтому отрицать за ним какие-либо
заслуги в области научного творчества и представить его деятельность
вредной 3.
Герман Онкен, написавший специальную работу о Франке, считает
идеи, которые пропагандировал последний в своих трудах, опасными даже
для двадцатого века 4.
Совершенно иную оценку дал Франку Карл Маркс, относивший его
к великим современникам Крестьянской войны и реформации в Германии:
«В 1524 крестьяне (крепостные и зависимые) пришли в движение;
сотни листков и брошюр; бесчисленные монахи-расстриги проповедывали
без всякого удержу; великий Себастиан Франке (его «Хроники» размно-
жались в бесчисленных перепечатках). [Себастиан Франке — в своих
так разозливших твердолобого Лютера «Парадоксах, или 280 чудесных
речах из священного писания» (1533) — настоящий мистический пантеист.
Сочинения С. Франке (родился он в 1500 в Донауверте} {появились)
главным образом между 1528 и 1545; его изгоняли попеременно из Нюрн-
берга, Ульма, Страсбурга; {согласно Франке) Христос || был только ге-
роическим человеком-реформатором; Собрание немецких пословиц чи-
талось горожанами и крестьянами так же, как библия (немецкая); затем
«Хроника, летопись (Zeytbuch) и историческая библия от начала мира до
1530 года» и «Германия, или хроника всей немецкой земли и происхожде-
ния всех германских народов, обычаев и т. д.»-, он рассматривал все рели-
гии и секты как равноценные, говорил о Христе в нас и т. д. Впоследствии
это его сочинение служило противоядием против «Книги Конкордий»
1 А. Н е g 1 е г. Beitriige zur Gescliichte der Mvstik ini Reformationszeitalter.
Berlin, 1906, S. 74.
3 Vorrede des Herausgebers. In: S. Franck. Vom greulichrn Laster der Trun-
kenheit. Franckfurt, 1591.
з E. F u 11 e r. Gescbicble der Historiographic. Berlin, 1936, S. 188—189;
F. Wegele. Geschichte der deulscben Historiographic. Munchen, 1855, S. 189—190;
E. Mencke-Gliickert. Die Geschichtsschreibung der Reformation und Gegen-
reformation. Leipzig, 1912. S. 12.
* H. Onken. Sebastian Franck als Historiker. — «Historisch-politische
Aufsatze und Reden». Miinchen—Berlin, 1914, S. 308.
270
В. Г. Левен
(Konkordienformeln) и буквоедства Лютера; оно было издано в 1551
в Ульме в 3 фолиантах]» \
Маркс подчеркнул большое значение произведений Франка, в которыхг
в противоположность Лютеру, пропагандировались идеи левых радикаль-
ных направлений реформации, в годы, последовавшие за кровавым по-
давлением Крестьянской войны.
Первая работа Франка вышла в 1527 г., два года спустя после разгрома
крестьянского восстания, когда победившие в Германии князья и духо-
венство обрушились на деятелей левых течений реформации, среди кото-
рых видное место занимал Себастьян Франк и его сторонники. Франк
в своих трудах подробно описывает террористический, крайне реакцион-
ный режим, который в то время все больше укреплялся в Германии.
В 1529 г. последовали шпейерские решения об анабаптистах 1 2, требовавшие
казни без суда и следствия всех причастных к этому движению. Подлин-
ный террор, острие которого формально было направлено против анабап-
тистов, а на деле — против всех недовольных феодальной реакцией, на-
чался в 1527 г. почти одновременно во всех германских княжествах. Гер-
цог баварский Вильгельм дал такой приказ: «Кто из анабаптистов отре-
кается — того казнить; кто не отрекается — того сжечь». Во многих го-
родах Германии запылали костры, на которых сжигались противники
победившей реакции. По сведениям Франка, жертвами террора в числе
многих тысяч безвестных людей погибли такие крупные деятели швейцар-
ской группы анабаптистов, как Людвиг Гетцер, Феликс Манн и др. Франк
посвятил этим и другим современным ему реформационным деятелям,
большей частью погибшим, целые разделы своей «Хроники римских ере-
тиков», представляющей ценный источник по истории реформации в Гер-
мании. Франк не побоялся взять под свою защиту жертвы террора и му-
жественно поднял свой протестующий голос против произвола реакции.
В 1529 г. начался голрд в Германии, виновниками которого Франк
считал господствующие сословия. В Германии начался, пишет Франк,
«танец голода» (Н linger! anz). Отчаяние, охватившее голодные народные
массы, было столь глубоким и всеобщим, что продолжаться такое поло-
жение, как Франку казалось, не могло.
Победившие сословия, по словам Франка, «сами вынуждены были при-
знать, что мир должен пли погибнуть, или измениться. Трудно надеяться
на то, что он изменится. Поэтому он должен погибнуть в самое ближайшее
время. . . Так пусть угнетенное освободится, — восклицает Франк, —
пусть превратится все в одну груду. Это поможет!» 3.
Все творчество Франка было посвящено поискам выхода из того ту-
пика, в который завела Германию реакция. Среди многочисленных тру-
дов его нет пи одного, в котором автор не затрагивал бы социальные
проблемы, от разрешения которых всецело зависело дальнейшее существо-
вание Германии. Поэтому отрывать философию истории Франка от зло-
бодневных вопросов того времени, как это делает Геглер 4, неправильно.
Это не значит, что Франк целиком примыкал к восставшим крестьянам.
Франк показывает историческую обсуловленность и неизбежность всех
известных ему в истории крестьянских восстаний, которые он в то же
время считает в известном смысле социальным злом. Если бы общество
развивалось по своему «истинному» пути, тогда, полагает Франк (как мы
1 Архив Маркса и Энгельса, т. VII, стр. 179.
1 Н. Е г b k a in. Geschiciite Her prolestantischen Sekten im Zeitalter der
Reformation. Hamburg. 1818, S. 578.
3 S. Franck. Vom greulichen Laster. . . , S. 92.
4 A. H e g I e r. Geist und Schrift bei Sebastian Franck. Freiburg, 1892, S. 12 и сл.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
271
ниже покажем более подробно) не было бы ни тиранических властей, ни
тяжелых повинностей, пи крепостного права, ни восстаний. Франк тре-
бовал ликвидации всего того общественного порядка, который в Германии
и в прошлом и при нем вызывал и продолжал вызывать крестьянские
восстания.
Творчество Франка, как и многих его современников, крайне проти-
воречиво. Отказываясь сознательно от схоластической философии и
борясь за освобождение всех наук от богословия, он создал свою своеоб-
разную пантеистическую философию и историческую концепцию, в кото-
рой далеко не все вопросы нашли свое разрешение. Крайне ограниченное
количество научно проверенных фактов, какими располагал Франк, не
дали ему возможности сколько-нибудь удовлетворительно решить важней-
шие вопросы всемирной истории или философии. Так, например, Франк
категорически отрицает возможность влияния небесных светил на судьбы
человечества \ но в то же время очень часто в своих работах ссылается
на их влияние, и т. д.
Великая заслуга Франка заключается прежде всего в том, что он не
боялся выступить против всех общепризнанных в его время античных,
средневековых и библейских авторитетов и потребовал создания таких
наук, которые базировались бы на одном лишь проверенном опыте. К науке
он относит лишь то, что осязаемо и видимо и что может быть познано пятью
органами чувств. «Чувственный опыт» лежит, как подробно показывает
Франк в специальной работе 1 2, в основе познания окружающего нас мира.
Этот реальный мир влияет на наши органы чувств, в результате чего чело-
век становится способным понимать и познавать его. Других путей позна-
ния он не признает. Непознаваемо лишь то, что не влияет на наши органы
чувств. В мире всегда действовали и действуют лишь одни реальные силы,
реализующиеся во времени и пространстве. Поэтому любая наука имеет
отношение, доказывает Франк, лишь к познаваемому, реальному миру.
Она не имеет никакого отношения к «божественным материям». «Эта ра-
зумная светская мудрость, — пишет он, — которая тоже представляет
собой дар божий, если ею лишь правильно пользоваться и не витать в не-
бесах у бога, а оставаться на земле у земных дел, не может быть лучше
усвояема, чем из многократного наблюдения, из опыта и чтения пстории» 3.
Весь мир, говорит Франк, и, прежде всего, социальный мир в основе
своей противоречив. В нем заложены два полюса, отрицающих друг друга
и в то же время составляющих одно целое; положительный и отрицатель-
ный. Противоречивы и наши понятия о вещах, так как они отражают
качества предмета. Каждая вещь, отмечает франк, как бы «в самой себе
раздвоена. . .» 4.
Он показывает, какое огромное значение имеет это его положение для
ученого. Вся социальная жизнь движется в противоречиях. В ней «одно
противостоит другому» 5. То, что господствующие сословия (духовенство
и дворянство) считают справедливым, на самом деле несправедливо;
1 «Nun aber dies ist nicht de г Planeten Einfhiss, oder Obscrvatio. sondprn die be-
stimmte Zeit von Gott» (S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. II, BL 147b).
2 S. Franc k. Von dor Heillosigkeit, Eitelkeit und Ungewissbcit aller mensch-
lichen Kunst und Weissbeit. Berlin, 1537, S. 332.
8 |S. Fra nc kJ Germania Chronicon. Von des ganzen Deutscblands alter deut-
schen Volker Herkommen, Namen, Handeln, guten und bosen Taten, Reden, Raten,
Kriegen, Siegen durcl) Sebastian Francken zu Word. Gedruckt zu Augsburg
durch Alexander Wassenborn, vollendet den XV. Tag Novembers. Anno MDXXXVIII,
Jena. Vorrede.
* S. Franck. Von der Heillosigkeit. . . , S. 495.
5 S. Franck. Paradoxa. . . , Eingeleitet von W. Lehmann. Jena, 1909, S. 90.
272
Н. Г. Левен
что они считают добром, на самом деле зло; что они считают достойным
похвалы, на самом деле достойно порицания; кого они вешают, достойны
того, чтобы их причислили к лику святых. Если хотите знать, что такое
правда, то понимайте всегда все наоборот, противоположно тому, что го-
ворят (представители господствующих в Германии сословий), эти «про-
жженные подлецы (ausgewischte Buben).. . Я бы перевернул картину...»,—
заключает Франк. Кого они хвалят, те уж определенно достойны всяче-
ского порицания. «Я хвалил бы тех,—пишет Франк,—кого они осу-
ждают. Подлинная наука должна бы вскрывать преступления попов и дво-
рян, императоров и пап и воздать должное борцам за свободу. На самом же
деле преобладающая часть ученых на протяжении всей истории Европы
со времени возникновения христианства находилась на услужении у бо-
гачей. Господа свистали, •— продолжает Франк, — а ученые плясали и рас-
певали при этом столь трогательные песни, что камни могли бы зашеве-
литься» *. «Правильно сказано, — замечает Франк, — кто охотно пляшет,
тому хорошо подсвистывать. Такова позорная роль ученых, какую они
играли на протяжении долгого времени. Вследствие этого даже труды
такого крупного ученого, как Фома Аквинский, заполнены сплошными
заблуждениями» 1 2. Основной недостаток исторических хроник Франк
видит в том, что они составлены тенденциозно, в угоду господствую-
щему лагерю. Всякого же ученого, который осмеливался говорить
правду, этот лагерь преследовал и убивал.
Непреложным авторитетом у «фарисеев и книжников» пользовался
всегда текстуальный смысл библии, в то время как по своей букве она
крайне несуразна. Среди всех виденных им книг он не знает
более бессмысленной, чем библия. Ученые же с серьезным видом
ведут споры о том, «где теперь пророк Илия. . . , могла ли Мария родить
в первородном грехе или нет, по праву ее называют матерью божьей или
нет, — вопросы, которые к нашему блаженству никакого отношения не
имеют и только отдаляют нас от него. И такова теология всего мира—ни-
чего, за исключением хитродумства (Vorwilz) и ссоры из-за моисеева
гроба, ослиной тени, козлиной шерсти и споров об обрядах и ничтож-
ных вещах» 3.
Основной порок всей схоластической науки Франк видит в ее оторван-
ности от жизни. Ученые в ужасе открещивались от действительности, тогда
как именно она одна и достойна внимания. Наука должна стать не только
опытной, но и активно действующей силой. Сама по себе наука без опыта
бессмысленна. Основной недуг всех немецких ученых и реформаторов за-
ключается в том, что они, как отмечает Франк, вместо того чтобы действо-
вать, ограничивались «словесной трескотней» (Mauldreschen), заглушив-
шей в Германии все живое; это привело к тому, что ученые превратились
в «христианских болтунов» (Maulchristen) 4, действующих только языком.
В Германии, жалуется Франк, начался «великий спор» из-за пустых слов,
но зато нет серьезных дел. Спор касался, к примеру, вопроса о том, почему
у коровы имеется четыре ноги, а у вшей восемь, несмотря на то, что пер-
вая больше ростом, чем вторые. «Мы сами постоянно догоняем себя и ни-
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , Vorrede auf die andere Chronick und
Historien der Keyser Sebastiani Franci Wordensis auf des Adlers und etlicher anderer
Tier Natur und Art gestellt, dabei der Keyser, Fiirsten und Herren Wappen, Schild
und Helm, von wo sic herkommen und was sie bedeuten, visiert und augedeutet
wird, 1531, Bl. 119b.
2 S. Franck. Weltbuch, Cosmographie. Wahrhaftige Beschreibung aller Teile
der Welt. Weimar, 1534, Vorrede.
8 S. Frank. Paradoxa. . . , S. 248.
* S. Franck. Weltbuch. . . , Bl. 26a.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
273
как нс можем догнать», — отмечает Франк по этому поводу. Оправды-
вается, говорит он, поговорка: «Кто себя сам щекочет, тот смеется,
когда хочет» х.
Отмечая требование действенности в науке как важнейшее, франк
в то же время подчеркивает причину, почему ученые уходят от действи-
тельности; они ничего не хотят знать о ней, потому что считают себя бес-
сильными в борьбе со злом или, чаще всего, сами заинтересованы в его со-
хранении. Дело в Германии дошло до того, отмечает Франк, что всякого
человека, осмеливающегося подойти к действительности с точки зрения
здравого смысла, вздергивают на виселицу, его объявляют сумасшедшим.
Стоит только чихнуть в Германии — и плаха уже готова. Задача же
честных ученых заключается в том, чтобы создать подлинно действенную
науку, не только вскрывающую пороки общества, но и помогающую устра-
нять их. Разум божественен, «разум есть. . . бог» 2. «Просвещенные вар-
вары» называли разум «светочем природы», а писание [называет разум!
. . . словом божиим» 3. Сила такого разума заключается в его действен-
ности. «Подлинное блаженство заключается, — пишет Франк, — не
в [самом] познании хороших дел, а в праведной жизни. [Мы должны жить]
не в разуме, а в соответствии с разумом. Ибо нас объединяет с богом не
сам по себе хороший разум, а хорошие дела. . .» 4. Хорош тот разум, ко-
торый претворяется в действиях. Всю социальную действительность сле-
дует перестроить в соответствии с подлинным разумом.
Важнейшей наукой, призванной перестроить общество, Франк счи-
тает историю, которая сводится, как он пишет, к живому опыту.
Ученые считали, что история делается императорами, папами, князьями
и другими сильными мпра сего. «В историях многие рассказывают такие
глупости, — пишет Франк, — как, например, о том, какую бороду, рот
и нос имел такой-то князь, какой голос имел он и как говорил, как он
был одет. . . , на какой лошади ездил. . ., что не имеет никакого отношения
к делу (gar nich zur Sache tut) и не стоит того, чтобы на это тратить драго-
ценное время. Когда же дело доходит до связывающих ремней, от которых
зависит все, они молчат, чтобы не выдать своего невежества, заключающе-
гося в том, что они не знают, о чем должны писать. Чтобы не писать ни
о чем, они пишут о том, что не годится для дела и истории, даже затемняют
дело» 5.
Каждый город, князь и т. д. старались создать свою, выгодную им,
историю. Франк говорит, что, роясь в городских архивах, он читал, напри-
мер, об удивительных войнах, которые выигрывались сразу и победителями
и побежденными. В таких «историях» можно найти лишь одни реляции
о громких победах, между тем как эти самые «победители» часто с позором
возвращались с поля боя 6. Вообще все войны прошлого он считает вар-
варскими и сугубо грабительскими 7, за исключением лишь тех войн, ко-
торые народные массы были вынуждены вести против своих угнетателей.
Народ не мог не восставать против господствующих сословий. Если бы
общество развивалось но предначертанному ему пути, в соответствии с, ра-
зумным началом, заложенным в общественной жизни, то, полагает Франк,
S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. И, S. 170а.
2 S. Franck. Von der Heillosigkeit. . . , S. 502.
3 S. Franck. Paradoxa. . . , S. 48—49.
4 S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. I, S. 32.
5 S. Franck. Germaniae Chronicon. . ., Vorrede.
• S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , Vorrede auf die andere Chronick. 1531.
Bl. 119b.
7 Ibid., Bl. 174a; Sprichworter. . . , Bd. I, S. 134b.
18 Средние века. вып. 6
274
Н. Г. Левен
и этих войн не было бы. В истории, пишет он, «мы находим не мертвые
учения и бессодержательные наставления по поводу того, как нужно
управлять, предотвращать войны и подавлять восстания, а живые при-
меры тому, как, где, когда и почему нужно воевать, подавлять восстания,
поддерживать мир и разумно управлять» *.
Крестьянское восстание 1525 г., например, было явлением совершенно
неизбежным, и сколько бы господствующие сословия ни подавляли та-
кого рода восстания, они будут повторяться, доказывает Франк 1 2, до тех
пор, пока не будут устранены причины, их вызывающие. Есть, однако,
и другие восстания, как, например, восстания князей против императора,
которые, безусловно, по мнению Франка, следует жестоко подавлять. По
существу и господствующие сословия ведут вечные, крайне несправедли-
вые и грабительские войны против обездоленных народных масс.
Обобщая в своих трудах опыт Крестьянской войны 1524—1525 гг.
и реформации в Германии, Франк пришел к некоторым теоретическим
выводам, которые он затем перенес на всю мировую историю. Это восста-
ние, как и предшествовавшие ему многократные восстания, имело свои
причины. Не «злые агитаторы» подняли, как он пишет, это восстание,
а крайняя нужда, «нестерпимый гнет», шкуродерство и грабеж (schinden
und schaben) привели к этому и подобным ему восстаниям в прошлом.
История трактует, говорит Франк, о реально существующей жизни,
подчиняющейся своим непреложным законам развития.
Жизнь не стоит на месте, а движется безостановочно вперед. Выступая
против защитников феодального реакционного режима в Германии, «ко-
торым хорошо живется в этом свинарнике», Франк доказывает на основе
доступного ему материала, что во всем видимом мире нет, не было никогда
и быть не могло ничего вечного и неизменного. Наоборот, свойство жизни
в том и заключается, что она вечно меняет свой облик, «переходя от одной
сущности и вида к другой сущности и виду».
Исходя из своей наивно-диалектической позиции, Франк сравнивает
жизнь с бурлящим океаном, в глубинах которого происходят вечные пе-
ремены даже во времена кажущегося затишья на его поверхности. Обще-
ство похоже на певзнузданную лошадь, которая рвется вперед.
Этот незыблемый закон вечного движения, которому подвержено все
живое, доказывает, как полагает Франк, что и современные ему обществен-
ные порядки в Германии не вечны, что вместо них неизбежно появятся дру-
гие. Ничего не стоят поэтому утверждения защитников этого строя, будто
все, что есть в Германии, существует вечно и поэтому должно существо-
вать и в будущем.
Вопрос о движении общества, о его развитии, росте и переходе от од-
ной стадии к другой занимает поэтому в работах Франка большее место.
Буржуазные историки, писавшие о Франке, полностью игнорировали его
высказывания в этой области. Чтобы понять взгляды Франка if а движение
п развитие, мы считаем нужным воспроизвести его подлинные слова
о росте общества.
В «Поговорках» — последней своей крупной работе, вышедшей в 1541 г.,
Франк как бы подводит итог своей долголетней работы над историческим
материалом. Он подчеркивает прежде всего огромное значение времени
в истории. В одном из разделов своей книги под заглавием: «Все чередуется
подобно страже, сегодня — я, завтра — ты. Время все дает и все борот.
Все вещи имеют свое время» — он пишет: «На свете нет ничего пос.тоян-
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Vorrede.
2 Ibid., Bl. 174a и сл.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
275
него. Напротив, все существующее, все роды, государства, народы, ис-
кусство, торговля, города — все появляется и исчезает. Нет ничего, что
оставалось бы в одном и том же положении. Все движется (walzt) постоянно
в том или другом направлении. И. . . мир не может передохнуть или оста-
новиться ни на один миг. Подобно любому дню или любому времени он
восходит и прибавляется, и в тот самый миг, когда достигает высшей точки,
клонится к упадку и к концу (zum Niedergang sich neigt). Если время не
идет вперед, то оно идет назад, если день не прибавляется, он убав-
ляется» \
«Так же изменяется и природа и господин творений (Kreatur) — че-
ловек как по своему духу, так и по своей плоти. И невозможно ему оста-
новиться хотя бы на один миг, чтобы в то же время не оказаться более
старым. . . Человек никогда не остается в одном и том же положении, как
он и не остается ни на один миг в одном и том же возрасте. . . Тот, кто не
прибавляется, тот убавляется (wer nicht zunimmt, der nimmt ah). Ибо во
всех творениях мы не находим никакого стояния на месте (kein Stillstand).
Солнце восходит и заходит, дерево растет до высшей точки (aufs Hochste),
и тогда оно опять уменьшается. Так же и звери, и рыба, воды, ночь, день,
все творения. И все двигает само себя будто по кругу. Опыт доказывает,
что на свете нет ничего неизменного (Stetiges), постоянного (Bestandiges),
скучного, вечного. Напротив, все подвержено времени. И всем предметам
богом поставлены время и цель, когда они должны появиться, сколько
времени существовать и когда опять исчезнуть. Сверх^того они не просу-'
ществуют (gehen oder stehen) ни на один миг. Все предметы движутся
в своем порядке, как того хочет бог, который всем тварям: огню, дождю,
снегу, воде, солнцу, луне и т. п. поставил цель. . .» 1 2.
В доказательство своей мысли о поступательном характере всякого
движения в природе и обществе Франк ссылается на природу, которая
сама предусмотрительно снабдила живые существа такими «благородными
органами», как, например, глаза, которые смотрят только вперед и никак
одновременно не могут смотреть назад 3. Движение вперед, как кажется
Франку, свойственно без исключения всему существующему. Только
умирающее движется назад.
Это движение, как далее показывает Франк, имеет свою внутреннюю
последовательность, свои этапы. В любом движении он различает момент
появления, рождения, обусловленного предыдущими событиями, момент
роста, а затем постепенного нисхождения, смерти. «Когда предмет, —
пишет он, — в связи с постоянным ростом (mit stetem Zunehinen) доходит
до высшей точки, он склоняется внпз, убавляется. Поэтому остается ис-
тиной: что не прибавляется и не идет вперед, то убавляется и идет назад.
Так и человек, когда достигает физического совершенства, приближается
к старости. . . к смерти. Нет никакой середины или стояния на месте». . .
Время пожирает все. Оно пожирает железо и сталь. Время рушит дома,
и оно настолько прожорливо, что ему никто не может противиться. Время
изменяет и пожирает как горы, так и долины, оно иссушает моря. Да,
оно огнем пожрет небеса и землю. Поэтому древние называли время
прожорливым. Время производит все предметы» 4.
Фактору времени в одинаковой мере подвержены, по Франку, как
природа, так и общество. Особенно наглядно он проявляется в жизни
общества. «Опыт учит, что на свете пет ничего постоянного и вечного, что
1 S. Franc к. Spricbworter. . . , Bd. I, Bl. 93a.
2 Ibid., Bl. 93b.
s Ibidem.
4 Ibidem.
18*
276
/?. Г. Левен
все хрупко, временно, преходяще, — пишет Франк в «Поговорках».
Где все народы и цари, которые жили до нашего времени? Они исчезли,
разделив участь всей плоти. . . Все идет последовательно, подобно страже.
Так меняются все государства, дела, народы — от одной сущности и
вида к другой сущности и виду. . .» Ч
В подтверждение этого положения Франк приводит значительный по
тому времени исторический материал. Вся мировая история представляет
собой, полагает он, яркое свидетельство этой ejo мысли. В своей «Кос-
мографии» он переходит от одного народа к другому и находит все новые
факты, ее подтверждающие. Раньше, пишет он, существовали очень силь-
ные народы, «которых считали настоящими дьяволами, как, например,
готы, кимвры, гунны и т. д. Они в наше время настолько забыты, что никто
решительно даже не знает их землю, имя, не знает, кто эти народы и где
они теперь. Вместо них появились последователи Мухаммеда — турки,
а у нас ландскнехты, испанцы и швейцарцы. Чья же теперь очередь? . . .и
каждый предмет, — продолжает он, — имеет свое время, определенное
место, продолжительность и т. д. . . . Точно так же обстоит дело с родами
и дворянством в городах. Один род появляется, другой погибает. . .»1 2.
Эту же мысль, говорит Франк, высказывали уже античные ученые, и она
же подтверждается всей мировой историей 3.
Вся вселенная находится, по Франку, в состоянии вечных преобразо-
ваний, в состоянии вечного движения. Появление, расцвет, смерть свой-
ственны всему вообще видимому миру. Из этого закона нет никакого
исключения. Все имеет свое время и развертывается в строгой последо-
вательности. «Одно следует за другим, — пишет он, — все вещи имеют
свое время, и нет ничего постоянного под солнцем. Те, что теперь рождаются,
должны в свое время умереть. И то, что мы теперь сажаем, должно быть
выкорчевано. Мы теперь срезаем то, что в свое время заботливо сажали.
Мы теперь ломаем то, что когда-то строили» 4 5 6.
Необходимо, однако, подчеркнуть, что взгляды Франка на рождение
и смерть не имеют ничего общего с лицемерным поповским учением о брен-
ности всего сущего, ибо не смерть является конечным результатом и
целью всех процессов в природе и обществе, а непрерывный переход из
одного состояния в другое. Франк отрицает абсолютность как смерти,
так и рождения. Одно является у него предпосылкой другого. Там, где
есть рождение, есть и смерть. И, наоборот: где есть смерть, там есть и ро-
ждение. «Так что смерть является не концом, а началом жизни (also dass
er [der Todl nicht ein Ende, sondern ein Anfang des Lebens ist)», — пишет
он fi. Смерть является поэтому, как мыслит Франк, лишь переходной сту-
пенью к жизни, и, наоборот, жизнь — к смерти. Вместе они составляют
одно целое, то, что называет Франк жизнью (Leben).
Франк сравнивает это вечное движение с мифологическим Фениксом,
который, согласно преданию, через каждые пятьсот лет сам себя сжигал
и вновь появлялся из своего пепла. «Когда Феникс состарится, — пишет
Франк, — он сжигает себя и превращается в пепел, из которого вырастает
новый Феникс, будто прежний, по омолодившийся. . .» °.
В своих исторических и философских работах и особенно в многочис-
ленных предисловиях к своим книгам Франк подробно останавливается
1 S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. I, Bl. 94a.
’ S. Franck. Weltbuch. . . , Vorrede.
3 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Vorrede.
4 S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. I, Bl. 152b.
5 Ibidem.
6 K. Hase. Sebastian Franck von Word, der Schwarmgeist. Leipzig, 1869, S. 323.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
277
на том, что все подчинено закону времени, иными словами, закону движе-
ния Ч Он везде находит этот «удивительный» по своей универсальности
и значимости закон, которому подчинено все живое и неживое.
Но этот закон, по Франку, знает одно исключение. Солнце и звезды
движутся, — в этом оп не сомневается, — а земля, как это ни странно
для Франка, — не движется. Правда, все, что находится на поверхности
и внутри земли, подчинено закону беспрерывного движения. Одно со-
бытие становится в природе, как и в обществе, причиной следующего
события. Поверхность-земли, по Франку, тоже не является постоянной.
Он цитирует древних авторов, которые писали о том, что поверхность
земли постоянно меняется. Так, африканский и азиатский материки рань-
ше были значительно больших размеров. Часть их с течением времени
покрылась водой. Коринфское море появилось в результате землетря-
сения. Сицилия отделилась от Италии под воздействием воды и т. д. 2.
Франк соглашается со всеми этими утверждениями, поскольку они под-
тверждают его учение о движении. Абсолютного покоя или стояния на
месте, по Франку, не может быть.
Земля, однако, как исключение, стоит на месте. Франк излагает уче-
ние Птолемея о системе мира без критики. Он, правда, не соглашается
с Птолемеем, но лишь в частных вопросах, например по поводу распо-
ложения отдельных частей света, островов, течения рек и т. д. 3. Земля,
по учению Птолемея, как подчеркивает Франк, стоит на месте. «Земля, —
пишет он, — представляет собой низший элемент, она не что иное как
крупная точка. Но она находится в состоянии вечного покоя, в то время
как воздух движется высоко над нею и легко передвигается. . . Но
земля — опора небес — лежит в середине спокойно и воспринимает воз-
действие и силу небес и украшена великолепными благородными камнями,
всякими богатствами, реками, прудами, горной рудой, травами, зверями,
растениями, людьми. Вода течет, огонь и вся стихия перемещаются на
ней то в том, то в другом направлении в великом беспокойстве. Но земля
терпит. . . Внутри, под всеми предметами, она всегда неспокойна. . .
Ибо, как только легкий элемент — воздух — попадает в ее чрево, она
содрогается от землетрясения» 4. Тут же Франк дает свое объяснение про-
исхождению дождя, грозы, снега и т. д. Франк знает, что снег происходит
от пара, что дождь и гроза — явления естественные. И, вообще, во всей
природе нет и не может быть сверхъестественных явлений, так как, по
пантеистическому учению Франка, бог и природа совпадают, природные
силы и есть божественные силы. Древние ученые были, по словам Франка,
правы, «когда они богом называли саму природу и не делали различий
между природой и богом»5. Наиболее подробно Франк развивает эту мысль
в своей книге «Об искусствах. . .». «Die Nat иг aber heisse ich Gott», — пи-
шет он там ®.
Следует отметить, что естественно-научные познания Франка
несравненно уже исторических и философских. Он сравнительно редко
касается в своих трудах естественного мира, природы. Для него важно
подчеркнуть лишь ту мысль, что и природа не является исключением из.
общего закона движения. Уже в предисловии к «Космографии» он пол
? S. Franck. Spriebwiirter. . . , Bd. I, BL 193b.
- S. Franck. Weltbuch. . . , Vorrede.
3 Ibidem.
4 Ibidem.
S. Franck. Von der Heillosigkeit. . . , S. 454.
e Ibid., S. 490.
278
В. Г. Левен
черкиваст специально, что в книге речь идет об «изменениях» *, происхо-
дящих во всем существующем. Из этого видно, что Франк задался целью
показать, в чем эти изменения заключаются в природе. Однако те сведе-
ния о природе, какими он располагал, были слишком узки, чтобы он мог
ответить на этот вопрос.
Особенно интересует Франка история человеческого общества. В пре-
дисловии к своей «Хронике, Летописи» он пишет: «В итоге ты здесь уз-
наешь, что на свете нет ничего постоянного, насколько все хрупко (hin-
fallig), подвижно и не остается на одном месте или при одной сущности,
до чего шатко все, на что люди надеются, как то: власть, богатство, земля,
господство и т. д. Смотри, как все это, следуя божественному порядку,
предоставлено случаю, подвижно (hin und herfahre) и не остается при
одной и той же сущности» 1 2.
К такому выводу приходит Франк в результате исследования всего
доступного ему исторического материала и в особенности истории совре-
менных ему крестьянских войн и реформации в Германии, поколебавших
даже такую организацию, как католическая церковь. Нет такой силы,
подчеркивает Франк, которая могла бы противостоять этому движению.
Закон движения сильнее всех возможных сил сопротивления и, в част-
ности, тех жалких потуг, которые делают постоянно те, кто не заинтере-
сован в изменении существующего порядка, с целью приостановить это
движение. Все ого рассуждения о времени имеют главной целью показать,
что современный ему грабительский феодальный режим в Германии дол-
жен замениться общественным строем, соответствующим требованию
времени.
Есть, отмечает Франк, такие .поди, которые пытаются сопротивляться
времени, которые во что бы то ни стало желают сохранить давно отжив-
ший свой век общественный строй. Они занимаются «обезьяньей игрой»
(Affenspiel), всячески стараясь сохранить все то, что существовало в ветхо-
заветное время, ирп пророке Моисее, а именно, рабство, крепостни-
чество, жречество, крестьянские повинности и всякие другие виды угне-
тения. Всему этому, говорит франк, настал конец в «новое время», насту-
пившее с появлением христианства. Зтн люди не понимают, заявляет
Франк, что «прошлое само себя отрицает л снимает (aufgehoben) подобно
тени, уступающей место оригиналу». Во всей мировой истории Франк
не находит «более еретической затеи», чем попытка смешивать «ветхо-
заветные» и «новозаветные» порядки 3.
Франк затем показывает, кто именно пристрастился к этой «обезь-
яньей игре». Ото, прежде всего, духовенство и дворянство, князья и раз-
ные «прихлебатели», «воспевающие тех. чей хлеб они едят» 4. Не заинте-
ресованы в таком сопротивлении времени те, кто работает и не пользуется
какими-либо привилегиями. Франк обстоятельно доказывает господствую-
щим сословиям, что они не понимают пли не хотят понять, что их время
прошло и никогда больше не вернется. «Крепости разбойников и тех, кто
жил здесь хорошо, кто поступал мерзко, прошв бога. . . . чувствовал
себя. . . уверенным. . . , тоже в свое время, когда настанет их неждан-
ный час, будут низвергнуты в пропасть» «Их час придет,— пишет Франк
1 S. Franck. Wpltbnch. . . , Vurrede.
- S. Fran <• k. Chronica, Zeitbuc.h. . . , 1531. Vorrede.
’ S. F ra n c k. Das verbiitscInert mit sicben Siegein Buch. . . Weimar, 1539,
Bl. 412.
4 S. F ra n r, k. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Bl. 119a.
•'* Ibid., Bl. 238a.
Исторические взгляды Себастьяна Франка.
279
в другом месте, — он уже близок. Бог воистину не пощадит тиранов,
точно так же, как он не щадил крестьян. . . »\
Этому практическому выводу Франк придает основное значение в своих
рассуждениях о развитии в мировой истории. Он направил это положение
против «Лютера и его сторонников, решивших, как не без основания ка-
залось Франку, задержать поступательное движение истории. Своим тео-
ретическим положением о том, что на свете пет ничего вечного и постоян-
ного, Франк подрывал авторитет Лютера и всех своих противников, ко-
торые возлагали все надежды на князей и духовенство, т. е. на такие силы,
которые, по убеждению Франка, отжили свой вок.
Кроме того, Франк, опираясь на свой тезис о времени, приходит и
к другим выводам. Как ученый эпохи Возрождения, когда закладывались
основы современного естествознания, Франк подчеркивает ценность вре-
мени. «Очень полезно знать, — пишет он, — сколь драгоценной вещью
является благородное, высокочтимое и правильно использованное время.
Ибо все наши неудачи зависят почти полностью от него. . . Глоток воды,
поданный своевременно, — мальвазия» 1 2. То же самое говорит он о при-
нятом своевременно лекарстве. Оно неизбежно превратится в яд, если его
принимать не в свое время.
Если далее, утверждает Франк, нам что-нибудь не удается сделать,
то следует прежде всего выяснить «соответствует ли паше намерение своему
времени. Может быть, время еще не наступило или уже прошло (odor ist
seine Zeit nicht. oder ist die Zeit schon voriiber), и я опоздал. . . Используй
время, оно пройдет, как тень, или как вода, никогда вверх не текущая.
В противном случае ты будешь говорить: «я никогда не поспевал!»3.
От времени, по словам Франка, зависит все на свете, от него зависит и
счастье и гибель человека.
То обстоятельство, говорит Франк, что каждый предмет существует
в свое, строго определенное время, дает ученому возможность изучить
рго. Особенно ценно для историка, считает Франк, знать время каждого
предмета. «Все предметы имеют свое время и место, когда они должны
появляться, поэтому следует искать любой предмет в его время и на его
месте. Ибо, если мы соответствующее время пропустим, то и самый
предмет того времени исчезнет, так что мы его в последующее время
никогда не найдем» 4. Каждое событие совершается, по Франку, только
один раз в истории. «Ии одно время не берет у другого времени то.
что принадлежит ему, — пишет он. — Каждый день имеет 12 часов»5,
и каждый из этих часов имеет в общем процессе развития свое строго
определенное, никогда не повторяемое место. То. что совершается
сегодня, не может п не должно совершаться завтра. Зная эту
истину, историк может в этом процессе отыскать то событие, которое
он ищет.
Последовательность событий, как показывает Франк, столь опреде-
ленна, что ученый может даже предсказать их будущий ход. Он может
мысленно продолжить причинную цепь событий и примерно сказан», что
долито совершиться завтра пли через большее число дней. «Предвиде-
нием, — пишет он. - называется Iвозможность! видеть будущее при
помощи разума, так, как будто оно совершается в настоящее время, и
1 S. Franck. Chronica. Zeitbuch. . ., 1531, Bl. 238a.
2 s. Franck. Sprichwiirter. . . . B<1. I. Bl. 99a.
3 Ibidem.
1 Ibid., Bl. 99b—100a.
a Ibid Bl. 97b.
280
В. Г. Левен
предупреждать при помощи мудрости зло, которое может совершиться
в будущем» \
В своей практике, как подробно разъясняет Франк, люди предвидят
будущий ход событий и пользуются таким предвидением. Так, крестьяне,
предвидя зиму, готовятся к ней; женщина, предвидя время родов, готовится
к ним и т. д. Точно так же можно предсказать, что будет завтра, если мы
поймем смысл того, что совершается сегодня. На этом основании Франк
предсказывает новые народные восстания в будущем в том случае, если
общественные отношения не будут в корне изменены. Существующие от-
ношения, при которых, как говорит Франк, «человек человеку волк»,
могут постоянно приводить лишь к повторению народных восстаний,
подобных восстанию 1524—1525 гг. в Германии.
Основываясь на этом своем учении о времени и причинности в истории,
Франк пытается определить, когда и при каких условиях появилась,
например, частная собственность, когда появилось дворянство, каковы
были первоначальные его функции, роль и т. д. Словом, он пытается
определить, более или менее точно, время возникновения всего того, что
его окружало. Он затем даже находит такое время в историческом про-
шлом, когда не было частной собственности, дворянства, духовенства,
социального неравенства и т. д.
♦ ♦ *
Франк различает два основных периода во всемирной истории до
XVI в.: первый — от появления общества до возникновения христиан-
ства; второй — от возникновения христианства до XVI в., т. е. дона-
чала реформации и Крестьянской войны в Германии 1 2.
В соответствии с этим он делит свою «Хронику» на две части:
1. «Хроника Ветхого завета, или так называемого древнего мира
О том, что творилось от Адама до Христа».
2. «Другая хроника, ежегодники (Jahrbucher) императоров так на-
зываемого Нового мира, или Нового завета».
Эта часть делится у Франка на а) «Хронику императоров и свет-
ских дел»: б) «Хронику пап и духовных дел» 3.
Каждая из этих хроник делится в свою очередь на более мелкие части.
Первый период — от появления общества до возникновения христианства
он делит на два раздела: на время до и после появления частной собствен-
ности, социального неравенства, тирании и неизбежно связанных с ними
народных восстаний. В разделах своей «Хроники» — «О власти, гос-
подстве, ренте, чинше. . .» 4 5, «Об истоках, происхождении и причине
[появления] империй. . .» б, «О. . . происхождении человека . . . » ®,
«Об истоках и происхождении дворянства» 7 и в главах других своих
исторических и философских работ он дает обстоятельное описание
1 S. Franck. Sprichworter. . . , Bd. I, Bl. 99b—100a.
- S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Inhalt.
•’ Ibidem.
4 «Von der Gewalt, Horse haft, Rent, Zins, Giilt, Zoll, Steuer und Umbgeld*.
S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . ., 1531, Bl. 239b.
5 «I'rsprnng, Horkommen und U reach des Keysortums, und wie dasselbe an die
deutsche Nation gewendt worden ist». S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . ., 1531,
Bl. 174a.
c «Von dem I’rsprnng, Ankunft und Herkommen der Mcnschen. Meinung der
heiligen Schrift, Theologen und Heiden». S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . ., 1531,
Bl. 6a.
7 «Crsprung und Herkommen des Adels». S. Franck. Chronica, Zeitbuch .
1581, S. 29.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
2F1
перехода от общественного строя, при котором отсутствовало со-
циальное неравенство, к строю, основанному на частной собственности.
Что представляло собой первобытное человеческое общество? Сум-
мируя все известное ему об этой стадии из античной и более поздней ли-
тературы, Франк приходит к выводу, что вначале в истории человечества
не было государства, собственности, бедных и богатых, дворянства и ду-
ховенства и всего того, что существовало в его время в европейских стра-
нах. В первый период своего существования па земле люди, по словам
Франка, не знали какой-либо культуры и мало чем отличались от диких
зверей. «Люди начали размножаться, — пишет он, — и кочевать по ле-
сам и полям, подобно зверям». «С самого начала, в течение более двух
тысяч лет не было пи крепостей, нп власти (Obrigkeit) или государства
(Staat), и люди не знали ни букв, ни книг, ни письма. II не имели [тогда!
люди другого закона и наставления, кроме как закон природы и устные
предания. Тогда позволено было каждому наказывать зло, и никто не
стоял выше другого, почему Каин и говорит: «Кто меня увидит, тот —
убьет». В то время не было ни королей, ни дворян, ни духовенства, не
было и угнетения и никто не господствовал над другими, а все были
равны. Социальное неравенство появилось значительно позже.
Не следует, однако, думать, предупреждает Франк, будто человек
жил тогда счастливо. Уже по своей природе человек слаб, он слабее жи-
вотного или деревьев, которых природа наделила хотя бы естественной
защитой от холода и зноя.
Первая стадия развития общества — это не «золотой век», в понимании
Франка, а время суровых испытаний. Люди, говорит он, не имели тогда
жилищ и не знали ремесла, не были знакомы с «искусствами», т. е. с тех-
никой. Самые отношения между людьми ничем не регулировались и не
обеспечивали безопасность и защиту человека. У людей не было организа-
ции или того, что называется «людской общиной» (menschliche Gemein-
schaft) Ч Такая организация нужна была для защиты человека от при-
родной стихии и диких зверей. Единственно, чем люди выгодно отлича-
лись в то время от зверей, это то, что они были наделены разумом. Человек
благодаря этому возвысился над всем остальным миром. Разуму «присуще
стремление к божественному порядку», говорит Франк. Человеческое
сообщество существенно отличается от сборища зверей. Человек в со-
стоянии сознательно регулировать отношения между членами общества.
Он способен вносить в эти отношения разумное начало. Сама природа
«наталкивала» человека, говорит Франк, на создание такого порядка.
«По велениям природы человек решил учредить счастливое содруже-
ство (gesellige Beiwohnung), которое делало бы невозможным насилия и
грабежи» 1 2. При полном отсутствии порядка, говорит Франк, т. е. на ста-
дии дикости, человек был предоставлен самому себе. Такой строй не соот-
ветствовал его природе, разумным принципам людского сожительства.
Люди всегда, как кажется Франку, нуждались в некоей силе, поддержи-
вающей порядок, т. е. в некоей власти.
Что, однако, представляла собой, в понимании Франка, эта власть?
Прежде всего, это в его представлении не государство деспотического
характера, это не власть богатых над бедными, а скорее всего власть из-
бранных народом правителей над равными себе.
Для того чтобы создать «человеческое содружество», нужно было,
говорит Франк, прежде всего ограничить в известной мере индивидуаль
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Bl. 174a.
2 Ibid., Bl. 174b.
282
В. Г. Левен
пую свободу. Люди вынуждены были в своих же интересах отказаться
в пользу всего коллектива от части своей свободы, вредившей обществен-
ным интересам. Таким путем появился, пишет Франк, тот «демократиче-
ский» общественный строй, который он характеризует как «замечательное
человеческое сожительство» (allersusseste menschliche Beiwohnung). При
наличии такого порядка люди «начали строить жилища и изобрели ис-
кусство». В этом заключается, по Франку, прогресс в жизни общества.
Искусство служило тогда не богачам, а простому народу. Так постепенно
складывалось, как полагает Франк, человеческое общество — своеобраз-
ный коллектив людей \
Такой человеческий коллектив имел, по Франку, свои отличительные
особенности. Взаимодействие между людьми давало удивительные ре-
зультаты. Вырванный из этой среды человек переставал быть человеком.
Человеческий коллектив держится па общинных началах. «Общинный
мир» (gemeine Welt) давал защиту любому члену общества. Не было ча-
стной собственности, продукты труда принадлежали всем, не было госу-
дарства и властей. «Тогда никто, — пишет Франк, — не властвовал над
другим (und keiner Uber andere war) 1 2. Обязанностью каждого было «под-
держивать общинный мир». Этот коллектив процветал тем более, чем
в большей мере каждый был готов пожертвовать личными интересами
в пользу всего общества. Частные интересы были всецело подчинены об-
щим. Поэтому в таком обществе и не могло быть частной собственности.
В своих высказываниях о появлении частной собственности и пагуб-
ных се последствиях для человеческого общества Франк исходит из пред-
ставления о каком-то совершенном общественном строе и, кроме того, из
анализа современного ему общества, в котором «человек человеку волк»
и которое ни в какой мере не отвечает разумным началам. Некоторые
черты идеального строя он находит в первобытном обществе, хотя это
общество, по его мнению, и не было вполне совершенным. Он вообще не
считает идеальной ни одну из стадий, пройденных человечеством.
Но и те положительные черты, какие имелись у общества на грани
первобытного периода и тирании, исчезли в связи с появлением частной
собственности и всех связанных с нею отрицательных явлений.
Как и всякий предмет (Ding), человеческое общество развивается, по
Франку, по раз навсегда ему данным законам. Однако человек наделен
волей, он способен выбирать между «добром» и «злом». Ко злу приводят
так называемые «страсти» (Affekt) человека.
Человеческие страсти противоречат, по словам Франка, принципам
разума. В первой части «Хроники» он противопоставляет два фактора —
страсти и разум. Дурные страсти приводят к вредным для общества дей-
•твиям со стороны людей. Люди в разной степени подвержены страстям.
1 оворпт Франк. Есть, например, люди, которые отвергают всякие доводы
разума (deren lTrteiI ist allein in Siiiidichkeit. und in keiner Vernunft und
Verst and)3.
К худшим страстям Франк относит стремление человека к нажни* и
господству. Эти страсти привели, как он полагает, к появлению частной
собственности. Правда, собственность появилась только после «плобре-
тения искусства». 1. е. техники, после того, как человек построил жилище
и стал оседлым. Вначале частной собственности не могло быть, так как
1 8. Franc k. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Bl. 174а.
2 Ibidem.
3 Ibid.. Bl. 165a.
11 сторические взгляды Себастьяна Франка
283
человек «бродил по лесам и полям, подобно зверям», и у него еще не было
ничего, что могло бы превратиться в частную собственность.
Вот как он описывает появление частной собственности. «Тогда [т. е.
на первобытной стадии. — В. Л.] некоторые из массы (aus dem Haufen)
начали нарушать мир. Они, преисполненные тайной зависти, начали при-
менять насилие, нарушили верность и веру, начали убивать, грабить,
воровать и т. д. Тогда один хотел иметь больше прав, чем другой, и ото-
брать у пего, что ему принадлежало. Таким образом, они свернули с пути
добродетели на путь преступлений (zum Unheil der Laster zn fiihren)» x.
13озвращаясь к этому вопросу, решившему, как казалось Франку,
судьбу человечества, он в своем очерке «О происхождении человека»
пишет: «Кто только мог, заполнял свои карманы чужим добром. Человек
начал делить общинный мир п ссориться из-за собственности. Тогда по-
явилось «мое» и «твое», так что люди настолько одичали, что не отличались
более от диких зверей. Тогда один хотел быть благороднее другого и даже
его господином. И это несмотря на то, что бог сотворил все вещи общими,
которыми мы должны были пользоваться сообща, подобно тому, как мы
и до сих пор сообща пользуемся воздухом, огнем, дождем, солнцем и всем
тем, что тиранический человек не может присвоить себе и над чем он не
может господствовать» 1 2.
Это преступление, говорит оп, не могло остаться «без серьезных по-
следствий», без «наказания». Появились, прежде всего, тираны, назна-
чение которых заключалось в том, чтобы отбирать собственность у «этол
непослушной толпы».
Собственность — это кража, утверждает Франк. Кто присваивает себе
общинное добро, тот вор и преступник. Тираны должны были наказывать
преступников, отбирать у них добро. Причислив затем к тиранам импера-
торов, королей, помещиков и духовенство, он, таким образом, к основной
их функции относит «отбирание ворованной собственности». Такова, так
сказать, историческая миссия тирании.
По вопросу о собственности Франк подчеркивает, таким образом, что
произведенные человеком вещи должны принадлежать всем членам об-
щества, все люди должны иметь право пользоваться ими и что благород-
ные п неблагородные, господа и подчиненные, иначе говоря, социальные
различия между людьми появились одновременно с частной собственностью.
Счастье человека заключалось, по мнению Франка, в том, что появление
собственности пе привело к порче самой природы человека. По природе
своей, отмечает оп, человек оставался способен к прежней коллективной
жизни, оп только временно ушел от «добродетели» и попал, таким обра-
зом, на ложный путь. Вся дальнейшая история общества с, самого момента
появления собственности рассматривается Франком как сплошная цепь
беспрерывных исторических ошибок и блужданий. Померкло разумное
начало, говорит он, люди впали в своеобразный сои, забыв на время о на-
личии у них разума или «внутреннего слова» 3.
Частная собственность разложила в скором времени все общество.
Опа вторглась во все сферы общественной жизни. Даже сам бог, и тот
превратился, говорит Франк, в частную собственность. Частная собствен-
ность начала тормозить развитие и рост общества. Искусство (г. е. тех-
ника) и всякие изобретения, столь полезные сами но себе, еще больше
усиливали собственников.
1 S. F г а и с k. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Bl. 174а.
2 Ibidem.
з S. F га n r k. Paradoxa. . . , S. 128, 191—192.
284
В. Г. Левен
В конце концов, говорит Франк, дело дошло до того, что общество рас-
палось на два враждебных лагеря — на лагерь собственников и на лагерь,
лишенных собственности. Общество вступило тем самым во вторую ста-
дию своего развития.
Ссылаясь на античных ученых, Франк дает свое определение тирании.
Он противопоставляет демократическую власть тиранической. «Тиранией
Цицерон и Аристотель называют такое управление, — пишет Франк, —
при котором государство имеет в виду в своей деятельности только свой
собственный карман (in sein eigen Sack regieren) и пользуется властью
лишь в своих собственных интересах. Согласно их определению, боже-
ственной является только та власть, которая имеет в виду общую пользу
(gemeiner Nutzen)»
Причислив Карла V, правившего во времена Франка в Германии,
к злейшим тиранам, Франк определяет таким путем закономерные, с его
точки зрения, функции того реакционного режима, который был установлен
при этом императоре. Императорская власть по природе своей — граби-
тельская. Не может быть вообще на свете неграбительской тиранической
власти. Исправлять, воспитывать или как-то переделывать такую власть,
утверждает Франк, совершенно невозможно. Ее можно только ликвиди-
ровать, восстав против нее 1 2.
* * *
С момента появления частной собственности, отмечает Франк, в об-
ществе противостояли друг другу бедные и богатые, трудящиеся и па-
разиты. Каждый из этих лагерей имеет свои особые исторические функ-
ции: богатые паразиты, во главе которых стоят тираны, грабят и отни-
мают имущество у народа, а народ вынужден восставать против тиранов
и богачей. «Одно производит, рождает и вынашивает другое, а именно,
тирания — мятеж, мятеж — тиранию» 3.
Народные восстания, как мы можем убедиться на основании вышеиз-
ложенного, Франк оправдывает. Причиной восстаний он считает социаль-
ный гнет, повинности и бесправие населения. Тирания своим хозяйнича-
нием всегда приводила к восстаниям, а восстания приводили всегда к уси-
лению тирании. Таким образом, чтобы в дальнейшем избежать восстаний,
нужно устранить их причины, т. е. тиранию в целом, под которой Франк
понимает всю реакционную феодальную организацию общества в совре-
менной ему Германии. Острие всей аргументации Франка обращено и
в этом случае против феодальной собственности, которую он считает ос-
новной причиной всех бедствий, какие обрушивались на человечество
в прошлом и настоящем.
Франк, таким образом, безусловно не отвергает восстания крестьян
против господствующих сословий, считая пх закономерными и историче-
ски оправданными, во в то же время он не считает их и желательными.
Он подчеркивает, что ни одно из них на протяжении всей истории не по-
бедило, что все выступления крестьян неизбежно кончались разгромом,
но что в то же время крестьяне, доведенные до полного отчаяния, не могли
и но могут не восставать. Другого выхода у крестьян нет. Поэтому кре-
стьянские «мятежи» прекратятся только после устранения их причин.
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . . , 1531, Bl. 176a.
3 Ibidem.
3 «Und war'Aufruhr wie billig mit Tyranei bezahlt und wiederum Tyranei mit
Aufruhr gestrafft und bezahlt muss werden und je Eines das Andere ausbriit, geburt und
triigt, nemlich Tyranei Aufruhr, Aufruhr Tyranei» (Ibid., Bl. 226b).
Исторические взгляды Себастьяна Франка
2Я5
Эти два фактора мировой истории — тирания и вечно бунтующий на-
род — играют, по Франку, основную роль на всем протяжении истории
общества с момента появления частной собственности до «мятежа во всем
мире», т. е. до Великой крестьянской войны в Германии.
Рассматривая частную собственность как определенное зло, привед-
шее, со своей стороны, к отрицательным последствиям, Франк не считает
в то же время, что развитие общества шло, так сказать, вспять, т. е. от
высшей стадии к низшей. Он, наоборот, показывает, как общество посте-
пенно росло и развивалось от низшего этапа к высшему, от дикости
к оседлости и культуре. Постепенно у человека появились жилища и
техника, и чем ближе к XVI в., тем быстрее развивалось общество. Круп-
нейшим шагом вперед в истории человечества он считает, например,
изобретение Гутенбергом книгопечатания Ч Он очень жалеет, что оно не
было изобретено раньше, ибо в таком случае сохранились бы замечатель-
ные творения античных авторов.
Он восторгается великими географическими открытиями, видя в них
победу разума над невежеством 1 2 3.
Переход от безгосударственного состояния к государственному не
привел, говорит он, к гибели общества. Несмотря на наличие собствен-
ности и тирании, оно все же шло вперед, а не назад. «Паши предки, —
пишет он, — были варварами, и нам не подобает идти по их стопам» 8.
К оценке исторической роли собственности и всех связанных с нею
последствий Франк подходит еще и с других позиций. Теоретически он
показывает, что «все действительно божественно» 4, или все действительно
разумно. В известном смысле и сам дьявол, если бы он существовал, был
бы, по Франку, явлением положительным, точно так же, как в известном
смысле положительна частная собственность. Пет абсолютно отрицатель-
ных или абсолютно положительных явлений. Отрицательным явлениям
он придает такое же значение, как и положительным5 *, ибо без первых
не было бы, как он утверждает, вторых.
Частная собственность привела, как считает Франк, к появлению
первых государств. Что представляли собой эти государства в понимании
Франка?
Вначале, говорит Франк, существовало демократическое народное
государство, и лишь с течением времени эта форма превратилась в тирани-
ческую.
Частная собственность в свое время привела «к полному хаосу», к войне
между богатыми и бедными. Чтобы спастись от гибели, бедные люди ре-
шили избрать себе защитников в лице королей. «Тогда нужда заставила
людей избрать одного человека, выдающегося своей добродетелью и чест-
ностью, который спасал бы людей от насилия со стороны преступни-
ков (bose) и поддерживал бы общий мир, у которого люди могли бы найти
защиту от бедствий, бесчинств и насилия со стороны богатых и сильных,
который руководил бы ими, соблюдая равенство, право и справедливость.
И, таким образом, многими народами было избрано большое количество
королей, были построены крепостные стены вокруг деревень и повешены
замки па воротах и дверях, созданы армии и вооружение, увеличиваю-
щееся впоследствии из-за грехов человека» ®.
1 S. Franck. Weltbuch Bl. 206а—206b.
2 Ibid., Vorrede.
3 Ibidem.
4 S. Franck. Von der Heillosigkeit. . S. 382.
5 S. Franck. Paradoxa. . ., S. 125.
e S. Franck. Chronica, Zeitbucb. . ., 1531, Bl. 174a.
286
В. Г. Левен
Короли должны были таким путем, по мнению Франка, воспрепятство-
вать разлагающему воздействию частной собственности на общество, под-
держивать «общинный мир», соблюдать «равенство, право и справедли-
вость». Важным считает Франк прежде всего то обстоятельство, что ко-
роли первоначально именно выбирались, а не получали свою власть по
наследству. Единственно справедливым и приемлемым он считает прин-
цип выборности не только королей, но и всех должностных лиц в госу-
дарстве
Только народ посредством выборов может вверять власть над собой
какому-либо лицу. Народ всегда был, по мнению Франка, и остается един-
ственным источником любой законной власти. Он подчеркивает также то,
что в выборах королей принимало участие не все население, а лишь бед-
ные люди. Обездоленный народ выбирал королей для защиты своих инте-
ресов, против насилий со стороны богатых, выбирали те из народа, как
мы видели, «которые нуждались в защите от бедствий, бесчинств и наси-
лий со стороны сильных». Эти два момента Франк особенно подчеркивает.
Одновременно с королями появились, говорит Франк, и дворяне.
Что привело к появлению дворян и какую роль они сыграли первона-
чально в истории? — спрашивает он. ЕСак и короли, дворяне первона-
чально, как полагает Франк, выбирались. Дворянство, пишет он, «было
создано по многим причинам. Во-первых, по необходимости, ибо, когда
люди, склонные ко злу, размножались, было необходимо праведных от-
делить от неправедных (bdse) и обезвредить их. Да, когда каждый хватал
[что мог], прятал в свой мешок, превращал в свою собственность и творил,
что хотел, было необходимо избрать мудрого мужа, превосходившего,
во многом, других своей честностью (Tugend). . . , чтобы предводитель-
ствовать необузданной толпой, ограничивать могущественных и делить
общинное добро. . . Для всего этого дворяне были призваны, избраны и
наделены властью самим народом (Vom Volke selbst gebeten, bcrufen,
gewahlt und aufgeworfen)» 1 2.
Часть дворян появилась, одпако, пишет Франк, «по ошибке». «Народ
не ведал, кого выбирал». Так как эти дворяне нс оправдали доверия на-
рода, было необходимо «для поддержания мира избрать князей, т. е. пред-
водителей (Fiirsten, das ist Vorsteher)» 3.
Войны также приводили к появлению дворян. И, наконец, дворян-
ство появилось также, как особо подчеркивает Франк, «из-за избытка бо-
гатства». «В то время некоторые люди настолько обеднели, что они себя,
своих близких и все, что они имели, подчиняли богатому человеку и про-
давали себя в крепостную неволю, чтобы утолить нужду. Такого бога-
того они после этого признавали дворянином (fiir odd) и своим госпо-
дином» 4 5.
Указав затем, что часть дворян появилась «ио божьему повелению»,
Франк заключает: «Много дворян, и даже преобладав иная часть, появи-
лась как результат применения голого насилия, и по рождению, и, как
некоторые утверждают, в результате сплошных злодеянии» :>-
Таковы отмеченные1 Франком причины, приведшие к появлению дво-
рянства. «Законным» он считает только то дворянство, которое было «из-
брано самим народом». Он замечает, что существенную роль в появле
пни дворянства играл тот факт, что общество в свое время распалось и
1 S. Fra nc k. Chronica, Zeitbuch. . ., 1531, Bl. 174а.
- Ibid., 1583, S. 29.
'* Ibidem.
4 Ibidem.
5 Ibidem.
Исторические взгляды Себастьяна Франка.
287
бедных и богатых. Применяя насилие по отношению к народным массам,
часть богатых превратилась постепенно в дворян. Это дворянство не вы-
биралось, почему Франк и считает его «варварским», в отличие от дру-
гой части дворянства, которое выбиралось народом. «Таким образом,
короли, князья и дворяне, — заключает Франк, — в свое время были
слугами народа и выбирались последним» *.
Государственный строй, при котором были впервые избраны короли,
дворяне и князья, Франк называет демократическим. «Народ выбирал
своих представителей», — объясняет Франк, почему он считает этот строй
именно таковым.
Дальнейшие события привели, однако, к тому, что и короли, и дворяне,
и князья из защитников бедной части общества превратились в тиранов.
Они сами стали богатыми, изменили народу и с того времени начали за-
щищать интересы богатых против бедных. «Так как люди нерадиво от-
носились к этой демократии и все дальше удалялись от пути невинности,—
пишет он, — они все, за исключением восьми душ, были истреблены
потопом» 2.
Тем самым Франк, как ему казалось, подчеркивал в достаточной мере
значение демократии для человечества. Из-за нерадивого к ней отноше-
ния все человечество погибло. Оставшиеся в живых к дворянству не от-
носились.
Кроме народовластия, именуемого Франком демократией, он знает
еще и другие формы демократии: швейцарскую, или городскую, и дворян-
скую. При этих формах демократии, как говорит Франк, народ сам не
правит.
«Когда демократия, т. е. господство многих, стала общепринятой, —
пишет он, — подобно тому как в настоящее время. . . управляются сво-
бодные города и Швейцария, многие начали спорить о том, лучше ли уста-
новить для общей пользы, для процветания мира — демократию пли мо-
нархию, т. е. господство одного лица. Тогда узнали, — об этом учит
ежедневный опыт, — что при многих пастухах стадо пасется плохо и
управление при этом дурное, что ирп такой демократии бывает много по-
тасовок (Gerumpel), войн и мятежей и что следует установить и утвердить
монархию» 3.
Швейцарская, или городская форма, как полагает Франк, ничем не
отличается от княжеской власти. В свое время, правда, Швейцария была
свободной страной, в которой и население было свободным. Она разбила
габсбургскую тиранию. Однако эта свобода исчезла, у власти оказались
богатые люди, и, кроме того, швейцарская форма демократии непригодна
для больших государственных образований.
Определяющим моментом, характеризующим форму государства,
остается для пего вопрос о том, кто правит государством: народ пли кучка
богачей. Когда правят богачи, все же лучше, чтобы во главе государства
стоял один человек, т. е. император, а не князья п духовенство. Он пред-
почитает единовластие. Монархия лучше, по его мнению, чем княжеские
власти.
Первобытную демократию хотя и можно предпочесть дв\м другим
формам, по опа, говорит Франк, не удовлетворяла людей. При ней могла
появиться частная собственность и, кроме того, не было и надлежащего
порядка. Эти отрицательные стороны демократии чувствовались особенно
перед «потопом».
1 Ь. Fran и k. Chronica, Zeitbuch. . . , 1585, S. 29.
2 Ibidem.
3 Ibid., 1531, Bl. 174b.
286
В. Г. Левен
Первым тираном он считает Нимврода (Nemroth), «насильно захва-
тившего власть». «Таким образом, появились ассирийская, вавилонская,
еврейская, персидская и римская империи» Ч
Чем, по Франку, отличается деспотия от демократической формы
государства? Он подчеркивает, прежде всего, что деспотии появились не
в результате народных выборов, а в результате насильственного захвата
власти. Деспот, в представлении Франка, изменник, получивший власть
обманным путем. Притом он не видит каких-либо различий между асси-
рийской деспотией и, скажем, деспотией Карла V в Германии. Важнее
всего для Франка то обстоятельство, что деспот получает свою власть не
от народа и правит страной в интересах богачей. Деспоты были, утвер-
ждает он, посланы народу богом в наказание за его грехи, «чтобы отнимать
собственность у этой непослушной толпы. . . Древние монархии появи-
лись, прежде всего, из тирании, из захвата власти, как и все королевства»1 2.
Под «всеми королевствами» Франк имеет в виду, в частности, и совре-
менную ему Германию, точно так же как под дворянами и князьями он
разумеет, прежде всего, современных ему дворян и князей. Суждения об
историческом прошлом связаны у Франка прежде всего с современной
ему Германией и Европой. Излагая историю дворянства, князей, коро-
левств, он думает о современных ему дворянах, князьях и о Германии
в целом.
Как уже упоминалось выше, к деспотам относятся не только цари и
короли, но и князья, дворяне, постепенно превратившиеся из народных
представителей в тиранов и злейших врагов народных масс. Духовенство
же всегда было деспотическим и к народу, полагает Франк, вообще не
имело никогда какого-либо иного отношения, помимо враждебного.
С точки зрения своего учения об изменении характера власти Франк
подходит к трактовке вопроса о смене одной империи другой, характери-
зует отдельных императоров, историю княжеств, дворянства и т. д.
Какое значение для Франка, с этих позиций, мог, прежде всего, иметь
вопрос 6 переходе власти от одной империи к другой?
Франк, как мы уже отметили, не отвергал учения о четырех империях.
Он, как и его современник Меланхтон, считал, что власть переходила
последовательно от одной империи к другой 3. Однако все эти империи были
деспотичными, и среди всех императоров не было, подчеркивает он, ни
одного народного избранника. Поэтому он и не видит существенной раз-
ницы между римской деспотией при императорах и деспотией Карла V.
Описав ассирийских царей как крайних деспотов, он переходит к пер-
сам и к монархии Александра Македонского. Империя Александра была
столь же деспотической, как и четвертая — римская империя, «которая
пожирала и растаптывала все живое» 4. Уже Ромул и Рем, основатели
Рима, не могли ладить друг с другом. Ромул задушил своего брата. Этот
факт он считает показательным для всей дальнейшей истории Рима.
«Следующие цари Рима правили столь тиранически, — пишет он, — что
их убивали, и во время одного восстания римлян. . . их прогнали» 5.
Цезарь основал четвертую монархию и передал ее Августу. При этом
императоре установился в империи относительный мир, и Рим расцве-
тал. Но власть Августа была с начала до конца антинародной. Что ка-
сается личности Августа, то она, говорит Франк, была отталкивающей.
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . ., 1531, Bl. 170b.
’ Ibid., Bl. 176b.
3 J. К a ri о n. Chronica von Anfang der Welt. . . Witenberg, 1588, S. 21.
< S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . ., 1585, S. 308.
* Ibidem.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
289
Вообще же, замечает он, как среди императоров, так и среди римских
пап были люди с положительными характерами и намерениями. Став,
однако, императорами или папами, они неизбежно подчинялись инте-
ресам тех институтов, которые они представляли. Он подчеркивает и то
обстоятельство, что многие из императоров были учеными, «знали по не-
скольку языков», но тем не менее, пишет он, если нс все, то «во всяком слу-
чае большая часть из них, за редким исключением, были прожженными
жуликами и тиранами (Durchtriebene grosse Buben und Tyranen). Даже
самые лучшие из них преследовали божественную мудрость и были так
жестоки, что почти никто из них не умирал естественной смертью» х.
«Я, конечно, понимаю, — замечает Франк, — что Адриан, Троян и
Диоклетиан были мудрыми людьми, что их хвалит поэтому весь мир.
Но философы и те, кто наблюдал их ближе, особенно Христос, Павел и
апостолы, обвиняют их в большом недомыслии» 1 2.
Франк не считал нужным скрывать положительные черты того или
иного императора. О Карле V он дает, например, и положительные от-
зывы, но в то же время предупреждает, что эти самые «хорошие импера-
торы» были самыми подлинными хищниками.
Как указывал в свое время проф. Д. Н. Егоров, такое разграничение
роли отдельных личностей, например, императоров, князей и т. д., и тех
институтов, которые они представляли, мы впервые встречаем в трудах
Себастьяна Франка 3. Следует к этому добавить, что такого рода разгра-
ничение Франк приводил потому, что считал императорскую власть по
своей природе тиранической и антинародной, неспособной стать народ-
ной властью, и если случайно на престоле оказывался умный и лично
справедливый человек, то он как император вынужден был проводить ту
же антинародную политику, поскольку он защищал интересы большой
группы хищников, питавшейся, как Франк это показывает в своем «Пре-
дисловии. . .об Орле» 4, кровью и потом подданных.
Франк отвергает мнение, будто император всесилен и может делать,
что хочет. Даже неограниченный в своей власти монарх не может посту-
пать так, как хотел бы. Доказательством может служить, например, тот
факт, что императору Максимилиану не удалось провести государствен-
ные реформы в Германии. Почему нс следует думать, что германский им-
ператор мог бы провести реформацию, если бы даже захотел? Рассматри-
вая поставленную проблему, Франк подчеркивает историческую и со-
циальную обусловленность действий личности.
К трактовке вопроса о переходе власти от одной империи к другой
Франк подходит с разных позиций. С одной стороны, самый факт, что
вместо монархии Александра Македонского появилась Римская империя,
ничего не менял в положении общества, так как та и другая империи были
тираническими и антинародными. Александр Македонский был, по сло-
вам Франка, величайшим «мировым разбойником». Однако изучение ис-
тории новых народов наводит Франка на мысль о том, что в истории нет
ничего вечного. Власть переходила от одной империи к другой не механи-
чески, а в результате стечения целого ряда сложных исторических обстоя-
тельств. Исходя из своего учения о причинности в истории, Франк пока-
зывает, что возвышение или падение народов были причинно обусловлены.
1 S. Franck. Chronica, Zeitbuch. . 1585, S. 308.
2 Ibid., S. 314.
3 Д. H. Егоров. История средних веков (историография и источниковеде-
ние). М., 1913, стр. 60.
4 S. Franc k. Vorrede auf die andere Chronik. . . Chronica, Zeitbuch. . 1531,
Bl. 119a.
19 Средние века. вып. 6
290
В. Г. Левен
Задача историка заключается, по его мнению, в отыскании и объяснении
таких причин. Этому вопросу Франк уделял большое внимание х.
Особое значение франк придает переходу от древней Римской респуб-
лики к империи Августа. Внимание Франка привлекает и сам император
Август и следующие, особо важные, с его точки зрения, обстоятельства:
во времена Августа появилось христианство, открывшее, как полагает
Себастьян Франк, новую эпоху в истории человечества. К тому же времени
относится и выступление древних германцев и других народов Европы.
Все это, вместе взятое, и должно было, по мнению Франка, изменить ход
исторического процесса.
Сущность христианства была, считает Франк, понята совершенно
неправильно. Основное в учении евангелия и вообще всего Нового завета
сводится, по его глубокому убеждению, к провозглашению принципа
социальной свободы, справедливости и равенства. Христианство было ре-
лигией бедных. «Ни один князь не последовал за Христом», — подчер-
кивает Франк 1 2.
Значение Христа, по мысли Франка, заключается в том, что он напо-
мнил людям о богатейшем сокровище, каким они наделены, т. е. о разуме и
свободе. Учение о свободе было известно и древнегреческим философам.
Христос развил это учение.
Христианство отрицало, говорит Франк, рабство, крепостное право и
тиранию. Свобода могла и должна была восторжествовать. Но развитие
общества, по целому ряду причин, пошло опять по ложному пути. Возве-
щенная Христом свобода восторжествовала лишь на короткое время.
Уже при Тертулиане ранние христианские общины, уничтожившие част-
ную собственность, меняют свой характер. Человечество снова погрязло
в невежестве. Забыт был, говорит Франк, принцип свободы, хотя он и был
зафиксирован в евангелии 3.
Новый завет проповедует, как полагает Франк, отмену крупной ча-
стной собственности, рабства, крепостничества и других видов угнетения.
Кроме того, что для Франка не менее важно, Новый завет требует полной
ликвидации всякой видимой церкви. В старозаветное время, поясняет
Франк, все эти формы угнетения и церковь были еще терпимы, ибо в то
время человечество находилось на «детской» стадии своего развития.
Люди забавлялись всякими обрядами, «как дети куклами» (dockenspiel).
Наступило, однако, время возмужалости, когда такая игра должна была
замениться более серьезными делами. Духовный рост общества привел
его к пониманию более сложных вещей. Христианство и ознаменовало рез-
кий скачок из древнего царства в царство свободы.
Если люди не воспользовались этой свободой и опять ее «прозевали»,
то в этом виноваты особые обстоятельства. Возврат к несвободе после
Христа означал, по существу, регресс, падение в истории человечества.
Это падение Франк рассматривает как явление незаконное. Падение, т. е.
возврат назад к пройденному этапу, не должно было иметь места. Оправ-
дывать его исторически он не считает возможным. «Это различие между
Новым и Ветхим заветами очень важно, — пишет Франк, — оно объяс-
няет много загадок. . . Прошлое само себя отрицало, и оно снято (auf-
gehoben), подобно тому как тень уступает место солнцу, копия — ориги-
налу» 4. В этом заключается прогресс в истории и связь между древними и
средневековыми периодами. На воззрение Франка по этому вопросу из-
1 S. Franck. Sprichworter. . ., Bd. I., Bl. 95b—96a, 193b.
1 S. Franck. Das verbiitschiert mit sieben Siegein Buch. . ., Bl. 416b.
3 Ibid., Vorrede.
< Ibid., Bl. 414a.
Исторические взгляды Себастьяна Франка
291
вестное влияние оказало не только раннее христианство, но и древние гер-
манцы, с общественным строем которых он внимательно ознакомился
у Цезаря и Тацита.
Франк, таким образом, по-своему отчетливо обозначил переход от
древнего к средневековому периоду.
Эти суждения имели очень существенное значение в общей историче-
ской концепции Франка. На этом основании он доказывал, что рабство,
крепостничество, церковь со всеми ее атрибутами и тирания отжили уже
к началу новой эры свой век. Чем скорее общество избавится от них,
тем лучше. А раз крепостничество незакономерно, то и крестьянские
повинности не могут быть чем-либо оправданы.
Из такой постановки вопроса вытекала у Франка и трактовка так на-
зываемых средних веков. Термина «средние века» он не знает. Но он,
однако, дает определенное толкование соответствующему периоду. На-
ряду с гуманистами он считает всю эпоху, отделяющую его время от антич-
ности, временем глубочайшего упадка. Однако упадок заключался не
в порче латыни, а в более существенных, как казалось Франку, момен-
тах, — в потере свободы, возвещенной ранним христианством.
Это, далее, — эпоха беспрерывных народных восстаний, «крестьян-
ских мятежей», которые из локальных постепенно превращаются в обще-
государственные и, наконец, в мятежи, «охватывающие весь мир» (Auf-
ruhr in der ganzen Welt.) Наконец, это — эпоха, когда у борцов за сво-
боду было больше шансов на успех, чем в древние времена.
Древнегреческие философы уже понимали, говорит Франк, смысл
свободы. Однако в завершенной форме это учение о свободе было выражено
в Новом завете. Сторонники свободы во времена Нового завета имели
в своем распоряжении всякие аргументы против угнетения. Различные
виды угнетения теряли свою правовую основу. Доказывать их истори-
ческую правомерность было уже невозможно. В древние времена, при
Моисее; можно было еще мириться с рабством и другими видами зависи-
мости. В следующий период им уже нет места, и остались опилишь потому,
что «крестьянские мятежи» не удавались.
Отжившие свой век церковь, тирания, повинности и т. д. постоянно,
говорит Франк, восстанавливаются. Чтобы доказать, например, право-
мерность рабства и крепостной зависимости, стородники и защитники гос-
подствующих сословий ссылаются на «ветхозаветное время». Но при этом
они умалчивают, отмечает он, «что Ветхий завет для нас не обязателен,
что мы живем во времена Нового завета. Более вредной ереси, чем это
стремление к восстановлению [пройденного этапа], я, — говорит Франк, —
не заметил во всей мировой истории» \
«Когда мы не находили выхода из положения, нас должен был выру-
чать Моисей. Это означает, — пишет Франк, — уходить обратно отблеска
истины к тени фигуры или подражать Моисею. . . и переходить от нового
к старому. . . На древнего Моисея надевают новую шубу» 2, — говорит
Франк.
Радикальные деятели реформации — Иоанн Делк, Людвиг Гетцер
и другие — с большим уважением относились именно к Ветхому завету.
Они часто ссылаются на него, особенно на те места, где Ветхий завет би-
чует нравы богачей и императоров; в этом вопросе Франк с ними расхо-
дится. Франк ограничивает значение Ветхого завета и старается отвести
ему в истории соответствующее место.
1 S. Franck. Das verbiitschiert mit sieben Siegein Bucb. . . Bl., 417 b.
1 S. Franc k. Paradoxa. . ., S. 118.
19*
292
В. Г. Левен
Если бы историческая наука развивалась в Германии в указанном
Франком направлении, она могла бы содействовать развитию Германии
по пути прогресса. Поражение прогрессивных сил Германии в XVI в.,
разгром крестьянского восстания и народной реформации определили и
судьбу Франка.
Значение исторических взглядов Франка заключается в том, что он,
исходя из своего учения о развитии, первый в Германии пытался опре-
делить место и время всех известных ему фактов мировой истории. Он со-
здал свое учение о двух стадиях исторического развития — ветхозавет-
ной и Нового завета, которое им было использовано в борьбе с современ-
ной ему феодальной реакцией в Германии. Он доказывал, что всякие виды
социального угнетения были в какой-то мере правомерны и исторически
оправданы лишь в «древние времена». «Новое время», наступившее после
Христа, должно было быть временем полной социальной свободы.
Поэтому следует уничтожить крепостное право, рабство, сословные при-
вилегии ит. д., как отжившие свой век. История, как наука, осуждает
всех тех, кто подобно князьям и их слугам — Лютеру, Меланхтону и др.—
пытается задержать движение вперед, отстаивая устаревший и прогнив-
ший государственный и социальный строй Германии. Учение Франка о раз-
витии доказывает эту важную истину. Основным злом, причинившим об-
ществу неисчислимые бедствия, Франк считает феодальную собственность.
С момента ее появления общество распалось на бедных и богатых, война
между которыми составляет основное содержание всей мировой истории
до XVI в. С того времени существуют два основных фактора мировой ис-
тории: тирания (господствующие сословия) и вечно бунтующие народные
массы. Эти два фактора будут существовать до тех пор, пока не восторже-
ствуют свобода и разум.
Таковы выводы, к которым пришел Франк в итоге анализа всего до-
ступного ему материала по истории.
Франк был близок к радикальным кругам эпохи реформации в Герма-
нии: к Иоанну Денку, Людвигу Гетцеру, Каспару Швенкфельду и др.,
с которыми он, однако, не во всем соглашался. Настаивая, например, на
ликвидации католической и лютеранской церквей, упомянутые деятели
все же считали нужным создать вместо них другую церковную органи-
зацию. Франк же категорически отказывался от всяких церковных орга-
низаций, считая, что при наличии церкви не может быть и речи о свободе
совести. Даже раннюю христианскую церковь, которую многие, самые
прогрессивные мыслители того времени противопоставляли как прием-
лемую для них более поздней «испорченной» церкви, Франк отвергал.
Не может быть, по мнению Франка, идеальной церкви. Всякая церковь
сковывает свободу мысли и поэтому вредна.
Не согласен был Франк с деятелями реформации и в других вопросах,
но в общем одобрял их смелую деятельность и сознавал свою близость
к ним.
Современники Франка из католического и лютеранского лагерей, как,
например, историк Мартин Фрехт, Филипп Гессенский и др., отмечали,
что если деятельность Иоанна Донка, Людвига Гетцера и других предста-
вителей этого направления подрывала авторитет германских церковных
и светских властей, то еще большая опасность таилась в трудах Франка,
идеями которого увлекалась «толпа» (Pobel) Последователи Франка
в Германии подвергались гонениям.
1 А. Н с g 1 е г. Be it rage zur Geschichte der Mystik im Reformationszoitalter.
Berlin, 1906, S. 120 и сл.
Исторические взгляды Себастьяна Франка 293
Франк мечтал о грядущем строе социальной справедливости, когда
исчезнут частная собственность, неравенство людей, прожорливые и.
хищные сословия духовенства и дворянства и когда власть будет принад-.
лежать одному народу. Франк был единственным представителем левых
кругов реформационного движения в Германии в XVI в., который моби-
лизовал все доступные ему сведения из мировой истории и философии
для доказательства неизбежности гибели власть имущих сословий и уста-
новления царства справедливости.
Но ясно, конечно, что о каком-либо научном подходе к изучаемым
проблемам или о научной аргументации их у Франка пе может быть и
речи. По ранней истории общества он ограничивается ссылками на вет-
хозаветные тексты и на древних авторов. У него фигурируют и «потоп», и,
«столпотворение вавилонское», и все другие библейские легенды, которые
он, правда, по-своему истолковывает. Его взгляды крайне противоре-
чивы даже по основным затрагиваемым им проблемам.
В явное противоречие с самим собой Франк впадает, например, в трак-
товке вопроса о появлении частной собственности, которому он уделяет
большое внимание в своих трактатах. «Дурные страсти», полагает Франк,
приводят к появлению частной собственности. Они присущи, как он особо
подчеркивает, самой человеческой природе. Чтобы избавиться от част-
ной собственности, люди должны поэтому всячески подавлять страсти,
но освободиться от них окончательно они не могут. Таким образом,
основная причина появления частной собственности не исчезнет и
в будущем.
Правда, наряду с этим Франк подчеркивает борьбу народных масс
против собственности и против всего того несправедливого и грабитель-
ского общественного строя, который ею был порожден. Но нет гарантий
в том, что после победоносного народного восстания частная собствен-
ность не возродится.
Собственность, в понимании Франка, даже не появляется в резуль-
тате действия каких-то социальных причин, а вводится преступными
элементами общества. О подлинных причинах появления социального
неравенства он не имел представления.
Противоречива у Франка и трактовка роли народных масс в истории.
Народ выступает у него, с одной стороны, как единственный носи-
тель законной власти; борьба народа за социальное равенство справед-
лива и закономерна. В другом случае Франк сравнивает народные вос-
стания со стихией, разрушающей все на своем пути. Виноваты в появ-
лении этой разрушительной силы господствующие сословия. Они ввели
частную собственность и за это в должной мере несут наказание. Народ-
ные восстания поэтому не могут быть иными по своему характеру.
Таким образом, Франк одновременно и одобряет и отвергает народные
восстания. Противоречива позиция Франка и по многим другим во-
просам.
Важно, однако, отметить, что мысль об отрицательной роли частной
собственности, под которой Франк понимал современную ему в Герма-
нии феодальную собственность, проходит красной питью через все его
рассуждения о появлении социального неравенства. Чтобы доказать
неизбежность гибели реакционного режима в Германии, который в 30-е
годы XVI в., после кровавого подавления Крестьянской войны все больше
укреплялся, Франк и занялся изучением истории и философии. В этом
заключается положительный смысл всего того, что им написано по про-
блемам истории и философии. Франк призывал народные массы к борьбе
за счастливое будущее.
2 94
В. Г. Левен
Стоит сравнить исторические взгляды Себастьяна Франка с выска-
зываниями по вопросам исторического прошлого его современника Фи-
липпа Меланхтона, сподвижника Мартина Лютера, чтобы понять про-
грессивный смысл для Германии в XVI в. тех идей, какие пропаганди-
ровал в своих многочисленных трудах Франк.
Меланхтон тоже занялся историей, но лишь с той целью, чтобы дока-
зать вечность и незыблемость существующего строя. В 1532 г., год спустя
после издания основного труда Франка «Хроника, Летопись», Мелан-
хтон совместно с неким Иоанном Карионом выпустил хронику по все-
мирной истории, в которой он опровергал крайне вредные, с его точки
зрения, положения Франка х. Он ополчился прежде всего против утвер-
ждения Франка, будто на свете нет ничего постоянного и неизменного.
С наивной прямотой Меланхтон доказывал, что и церковь и даже пись-
менность и науки существовали уже с момента появления человеческого
общества * 2. Сугубо вредным Меланхтон считал утверждение Франка,
будто первоначально люди мало чем отличались от зверей 3. Деятели,
подобные Франку, по словам Меланхтона, «издевательски высмеивают
как вымышленные легенды» все то, что написано в Ветхом завете о ран-
ней стадии жизни общества.
Не случайно поэтому Менке-Глюккерт 4 и другие реакционные не-
мецкие буржуазные историки XIX и XX вв. всячески расхваливали
Меланхтона за то, что тот, как они утверждали «спас» историческую
науку от «тлетворного» влияния, какому она подвергалась в XVI в. со
стороны Франка и подобных ему деятелей.
На самом деле Филипп Меланхтон спасал не историческую науку,
а феодальную реакцию в Германии, против которой боролся Франк.
Именно поэтому Карл Маркс дает положительную оценку Франку как
великому современнику Крестьянской войны в Германии.
* [J. К а г i о n.| Chronica durch И a gist rum Johann К а г i о n fleissig
zusamengezogen, niitzlich zn lesen gemehrt und gebessert. Gedruckt und vollendet in
der Kaiserlichen Statt Augsburg durch Heinrich Steiner am 30. Tag Marci MDXXXII.
2 Ibid., S. 84.
3 Ibid., S. 80.
’ E. Mencke-Gliickert. Die Geschichtsschreibung. . . , S. 20.
ИЗ ИСТОРИИ
РУССКОЙ МЕДИЕВИСТИКИ
А. П. ДАНИЛОВ
ЭВОЛЮЦИЯ ИДЕЙНО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ взглядов
Д. М. ПЕТРУШЕВСКОГО И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
ИСТОРИОГРАФИИ СРЕДНИХ ВЕКОВ
Д. М. Петрушевский был последним крупным представителем буржу-
азной медиевистики в нашей стране. Его работы являются наиболее рас-
пространенными среди всей исторической литературы, созданной буржу-
азной медиевистикой в России. После Великой Октябрьской социалисти-
ческой революции вплоть до начала 40-х годов книги Петрушевского
неоднократно издавались значительными тиражами. Они до сих пор
используются не только историками-специалистами, но и читаются сту-
денческой молодежью, учителями.
Не будет преувеличением сказать, что на протяжении ряда лет отно-
шение к работам Петрушевского в советской медиевистике являлось
основным вопросом при оценке буржуазной медиевистики прошлого.
Именно при оценке работ Петрушевского чаще и определеннее всего
проявлялись ошибки объективистского порядка, отсутствие должного
критического подхода к буржуазной историографии1.
Главный научный труд Петрушевского — «Восстание Уота Тайлера»
появился в 90-х годах прошлого столетия. Это было время, когда буржу-
азная медиевистика в России создала ряд крупных исследований, кото-
рые при всей своей классовой ограниченности и методологических по-
роках стояли неизмеримо выше буржуазной медиевистики на Западе.
Корни этого явления следует искать в позициях буржуазных идеологов
в России в области общественных наук. «До 1905-го года, — писал
В. И. Ленин, — буржуазия не видела другого врага кроме крепостни-
ков и «бюрократов»; поэтому и к теории европейского пролетариата она
старалась относиться сочувственно, старалась не видеть «врагов
слева»» 1 2.
Это ленинское положение с полным основанием может быть приме-
нимо к характеристике идейно-методологических позиций Петрушев-
ского в 90-х годах. Они, конечно, не имели ничего общего с марксизмом,
и советская медиевистика с полным основанием отвергает как глубо-
ко ошибочные все попытки обнаружить в работах Петрушевского ка-
кую-либо близость к марксизму. Можно говорить не о близости Пет-
рушевского в 90-х годах к марксизму, а о его некоторой идейной близо
сти к «легальному марксизму», являвшемуся отражением марксизма
1 В частности, см. статьи, посвященные оценке работ Д. М. Петрушевского
в выпуске II сборника «Средние века», М., 194В.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 20, стр. 170.
298
А. И. Данилов
в буржуазной литературе и стремившемуся приспособить марксизм
к интересам буржуазии.
То, что идейно-методологические позиции Петрушевского были в из-
вестных пунктах близки к позициям «легального марксизма», видно из
его двух статей: «Новое исследование о происхождении феодального
строя», представляющей собой обширную рецензию на книгу П. Г. Ви-
ноградова «Villainage in England» \ и «Тенденции современной истори-
ческой науки» — статьи, целиком посвященной методологическим и
теоретическим проблемам историографии 1 2.
В статье «Новое исследование о происхождении феодального строя»
Петрушевский считает, что общественная эволюция представляет собой
закономерное развитие в результате «взаимодействия экономического,
социального, политического и культурного процессов» 3. Он насмеш-
ливо говорит о «культурном историке», стороннике откровенного идеа-
лизма: «материальная среда для него в сущности косная масса, важная
постольку, поскольку она преобразовывается под творческим воздей-
ствием идеи, родившейся, развившейся и воплотившейся в образе вы-
дающейся личности, героя» 4. Для Петрушевского такой взгляд на исто-
рический процесс несостоятелен. По его мнению, «только начав с более
простого, только выяснив сущность простейших элементов и элементар-
нейших процессов, можно надеяться понять сложные продукты челове-
ческого общежития, какими являются государство, религия, право,
мораль и т. п.» 5. В этом Петрушевский усматривает смысл материаль-
ного направления в исторической науке.
Марксизм, который Петрушевский именует «экономическим материализ-
мом», представляет, по его мнению, лишь крайнее течение материаль-
ного направления в исторической науке. «Материальная история и ее
крайняя школа, экономический материализм, — пишет Петрушевский, —
вызваны к жизни новым научным направлением, но ими не исчерпывается
это научное направление, сущность которого заключается в том, что его
представители, прежде чем изучить развитие высших отправлений об-
щественного организма, поставили своей ближайшей целью исследова-
ние структуры, генезиса и развития самого общественного организма
и изучение его элементарных отправлений, вовсе не предрешая вопроса
о роли идей в общественном развитии и притом непременно в смысле
неблагоприятном для лучшей стороны человеческой природы» 6.
Нетрудно убедиться, что Петрушевский ничего не понимал в под-
линном существе марксизма, сводил его к «крайней школе» материаль-
ного направления в исторической науке, пытался объединить марксизм
с различными школами буржуазной историографии, вульгаризировал
марксизм, сводя его к убогому понятию «экономического материализма».
По мнению Петрушевского, экономические отношения подлежат
изучению в первую очередь не потому, что им принадлежит определяю-
щая роль среди других общественных отношений, а потому, что они наи-
более просты, элементарны, легче поддаются исследованию. Изучение
исторического развития в целом, считает Петрушевский, может проис-
ходить при условии, «когда строго будет определена и отграничена об-
1 "Журнал Мин. вар. проев.», ч. 284, СПб., 1892, декабрь.
2 «Образование» (педагогический научно-популярный журнал), СПб., 1899,
Л» 5—6.
3 < Журнал Мин. пар. проев.», ч. 284, стр. 308.
* 'Гам же, стр. 310.
8 Там же, стр. 311.
8 i ам же, стр. 311—312.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
299
ласть фактов и процессов материальных от области фактов и процессов
культурных, и наблюдения, сделанные над явлениями одного из двух
указанных порядков и только их объясняющие, не будут целиком приме-
няться к объяснению явлений, представляющих собой взаимодействие
всех общественных факторов» В конечном счете оказывается, что Пет-
рушевский критикует так называемых культурных историков лишь за
превышение ими своей компетенции, за стремление перенести свои вы-
воды за пределы изучаемой ими сферы общественной жизни и распро-
странить их на общественную жизнь в целом.
При рассмотрении концепций германистов и романистов Петрушев-
ский занимает ярко выраженные позиции буржуазного объективизма.
«Постоянные натяжки, насилование текстов и искажение фактов в силу
стремления подогнать их под заранее составленные рубрики, вполне
неизбежный результат внесения в научную работу совершенно посторон-
него элемента, сильно вредят научной ценности исследований предста-
вителей названных школ», — пишет Петрушевский 1 2. Он не дает, таким
образом, подлинного анализа пороков германистской и романистской
концепции, а из факта искажения ими исторической действительности
делает вывод о необходимости беспартийности в науке, необходимости
для историка «стать на чисто отвлеченную точку зрения теоретической
науки», несовместимой с партийной полемикой 3.
В статье «Тенденции современной исторической науки» Петрушев-
ский провозглашает своим теоретическим кредо методологический эк-
лектизм, стремится доказать, что подлинное исследование исторического
развития общества требует преодоления «односторонности» как истори-
ческого идеализма, так и исторического материализма, над «крайностями»
которых, по его мнению, должен подняться настоящий историк. «И исто-
рический материализм, как и исторический идеализм, — заявляет Петру-
шевский, — принадлежит к категории априорных доктрин, возникших
вовсе не в результате строгого научного всестороннего изучения исто-
рической действительности. Как историк-идеалист, так и историк-
материалист приступает к конкретному историческому материалу с заранее
определенными взглядами на роль того или иного фактора в историче-
ском процессе» 4. По Петрушевскому, постановка вопроса о роли того
или иного фактора исторического развития может быть дана лишь буду-
щей, а не современной исторической наукой, которая в настоящее время
может дать лишь метафизический и односторонний ответ 5.
Вместе с тем Петрушевский считал, что исторический материализм
в определенных границах является научной методологией исторического
исследования, чего нельзя сказать об историческом идеализме. «Несо-
мненно, исторический материализм сравнительно с историческим идеализ-
мом является значительным шагом вперед. В самом деле, в то время как
исторический идеализм кладет в основу своего воззрения на историче-
ский процесс понятие об идее, как о чем-то вполне известном, понятном
и простом, и представляет себе все сложное разнообразие того, что состав-
ляет содержание общественной эволюции, как простой и понятный резуль-
тат творческого воздействия идеи на косную среду, и не подозревая того,
что все те величины, которыми он оперирует как вполне известными и
определенными, менее всего могут быть названы известными и опреде-
1 «Журнал Мин. нар. проев.», ч. 284, стр. 313.
* Гам же, стр. 315.
3 Гам же.
4 «Образование», 1899, № 5—6, стр. 78.
-3 Гам же, стр. 79—80.
300
>1. И. Данилов
ленными, исторический материализм исходит от вполне реальных фак-
тов хозяйственной, экономической жизни данного общества, старается
так или иначе разобраться в материальной стороне общественного про-
цесса, и в этом его бесспорная положительная сторона; поскольку он
стоит на этой почве, стремления его вполне научны. Иное дело, когда
исторический материализм принимается за объяснение исторического
процесса в его целом; тут он оставляет научную почву и начинает все
стороны общественного процесса сводить к экономической основе вместо
всестороннего изучения общественных явлений, всегда представляющих
собою каждое продукт всех сил, действующих в обществе, подводит
все явления под заранее заготовленные крайне простые схемы, тут не
редко исторический материализм оказывается просто-напросто вывер-
нутым наизнанку идеализмом и тем открывает свое общее с ним происхо-
ждение» 1.
Нетрудно видеть, что весь ход мыслей Петрушевского свидетель-
ствует об отрицании им материалистического понимания истории в це-
лом, о его стремлении ограничить сферу применения исторического ма-
териализма областью экономических отношений, о выхолащивании им
подлинного научного содержания исторического материализма, кото-
рый он сводит лишь к стремлению разобраться в материальной стороне
исторического процесса, не представляющей, по Петрушевскому, якобы
главного, определяющего содержания истории вообще.
Рассуждения Петрушевского о подведении всех исторических явле-
ний «под заранее заготовленные крайне простые схемы» пе имеет, конечно,
ничего общего с подлинным материалистическим пониманием истории.
Методологический эклектизм, проповедуемый Петрушевским во имя
преодоления «крайностей» материализма п идеализма в исторической
пауке, на деле открывает двери завуалированному, перелицованному
идеализму. Пе признавая исторический материализм единственно под-
линной научной методологией в исторической науке, Петрушевский
в своих методологических исканиях 90-х годов с неизбежностью пошел
по пути идеалистической методологии истории. Именно поэтому он
весьма сочувственно писал о книгах немецких неокантианцев, что «они
помогут исторической науке окончательно отрешиться от наивного дог-
матизма, который так тормозит исторический анализ» 1 2.
Руководствуясь принципами методологического эклектизма, сводя-
щего движущую силу исторического развития к взаимодействию ряда
равноправных факторов, разделяя позиции буржуазного объективизма
в исторической науке, Петрушевский при изучении материальных усло-
вий жизни средневекового общества не мог дать подлинно научного
их исследования, пе мог раскрыть действительных причин, смысла и
значения классовой борьбы средневекового крестьянства 3.
В 90-х годах в центре исследовательской работы Петрушевского сто-
яли проблемы, связанные с. изучением восстания 1381 г. — крупней-
шего восстания средневекового крестьянства в Англии против феодаль-
ного гнета. Написанная им монография об этом восстании является паи-
1 «Образование», 1899, Л» 5—G, стр. 79.
3 Там же, стр. 80.
3 Совершенно несостоятельным является поэтому утверждение Ф. Я. Полянского,
чго в годы создания «Восстания Уота Тайлера» ого автор «стоял на почве материа-
лизма и историзма» («Вопросы истории», 1949, № 3, стр. 102). Еще более удивитель-
ное по своей несостоятельности .заявление делает П. Н. Галанза в первом томе «Исто-
рии государства и права» (М., 1949), относя Петрушевского к числу тех историков,
которые, руководствуясь марксистско-ленинской теорией, «сумели дать правильную
оценку важнейшим фактам истории феодального общества» (стр. 224).
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
301
более содержательной и богатой по фактическому материалу работой
на данную тему в буржуазной историографии. Обращение к такой теме,
ее подробная разработка, отсутствие у автора враждебного отношения
к восставшим крестьянам, стремление осмыслить самое восстание в связи
с социально-экономическими отношениями эпохи — все это в условиях
буржуазной историографии конца XIX в. выделяло «Восстание Уота
Тайлера» Петрушевского среди работ, публиковавшихся буржуазными
медиевистами в России и на Западе. На основе тщательного изучения
первоисточников Петрушевский восстановил и обстоятельно описал
конкретный ход восстания.
Но не подлежит также сомнению, что, во-первых, Петрушевский
писал свою книгу в рамках буржуазной историографии, а не вне их, и
это определило собой наличие в ней крупнейших методологических по-
роков, убедительно свидетельствующих о невозможности для буржуаз-
ных историков дать правильную постановку и решение проблем истории
классовой борьбы средневекового крестьянства. В этих методологиче-
ских пороках следует искать объяснение тому, что, переходя позднее
в идейно-методологических вопросах на все более и более реакционные
позиции, Петрушевский смог сочетать новые, более реакционные теоре-
тические взгляды с той основой концепции восстания 1381 г., которая
дана им в первых двух изданиях книги «Восстание Уота Тайлера». Во-
вторых, монография Петрушевского могла быть создана именно на ру-
беже XIXиXX вв., когда ее автор еще не поставил главной задачей своей
деятельности в области исторической теории борьбу с марксизмом,
с материалистическим пониманием истории, что становится все более
и более характерным для Петрушевского после революции 1905 г. Не
случайно, что после «Восстания Уота Тайлера» Петрушевский не воз-
вращается к теме классовой борьбы средневекового крестьянства, не со-
здает работ, приближающихся к этой монографии по постановке науч-
ных проблем, по исследованию материалов источников. В этом отноше-
нии после 1905 г. Д. М. Петрушевский разделил судьбу таких буржуаз-
ных медиевистов, как М. М. Ковалевский, П. Г. Виноградов, И. В. Лу-
чицкий. После 1905 г. либерально-буржуазная медиевистика в России
порывает с научным изучением истории, с понятием закономерности
исторического процесса, стремится фальсифицировать исторические фак-
ты и исторические источники и на этой основе, вместе со всеми реакци-
онными буржуазными идеологами, занимается «опровержением» мар-
ксизма. Именно поэтому Петрушевский мельчает как ученый. Научный
тупик, в котором он оказался вместе со всеми буржуазными медиеви-
стами, откровенно реакционная общеисторическая концепция, являв-
шаяся неизбежным следствием этого тупика, — вот причина того, что
после «Восстания Уота Тайлера» научно-исследовательская деятельность
Петрушевского вскоре начинает идти по нисходящей линии.
Восстание 1381 г. Петрушевский считает по внутреннему содержа-
нию социальной борьбой, которая «может быть понята лишь в органи-
ческой связи с экономической и социальной эволюцией, как она разви-
валась в Англии во второй половине четырнадцатого века» 1. Поэтому
он считает необходимым изучить ее и посвящает большую часть моно-
графии проблемам развития социально-экономического строя Англии
в средние века. Данные проблемы ставятся и рассматриваются Петру-
шевским весьма широко.
1 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, Изд. 2. М., 1914,
стр. 205.
302
А. И. Данилов
Исходным пунктом изучения Петрушевским социально-экономи-
ческих отношений средневековья являлось строгое различение им так на-
зываемого феодализма политического от феодализма социального, ре-
шительный отказ видеть в феодализме исторически определенный спо-
соб производства с присущими ему специфическими производственными
отношениями, полное смешение явлений, проистекающих из феодаль-
ного базиса и феодальной надстройки. Петрушевский придерживался
юридической теории феодализма, столь характерной для буржуазной
историографии.
«Публично-правовой момент, — отмечал Петрушевский, — вот что со-
общает феодальный характер как средневековому барскому хозяйству,
так и средневековому поместью. Лишь то в отношениях между сеньером
и общиной может быть признано феодальным, что вытекает из полити-
ческой власти сеньера над общиной, в каких бы конкретных формах —
хозяйственных или чисто фискальных — эта историческая зависимость,
общины от сеньера ни выражалась» х.
Петрушевский настойчиво подчеркивал, что феодализм возник из
государственных потребностей, и феодальные отношения с самого момента
их возникновения были призваны к удовлетворению этих потребностей.
Они, по мнению Петрушевского, не были определяющими в жизни средне-
векового общества1 2.
На этих положениях строится вся методика конкретного исследова-
ния Петрушевским социально-экономических отношений. Для него бар-
ский двор и крестьянская община представляют в хозяйственном и пра-
вовом отношении автономные организмы3, так как «в основе зависи-
мость общины от сеньера покоится не на частном, а на публичном праве,
есть зависимость не экономическая, а политическая» 4 *. В результате
такой постановки вопроса Петрушевский по существу отрицает сущест-
вование феодальной собственности на основную часть земли, обраба-
тываемую средневековым крестьянством, и в конечном счете снимает
и проблему феодальной ренты. «У нас уже не остается сомнения, что основ-
ная группа поместного населения, — пишет Петрушевский, — была эко-
номически вполне самостоятельна, обладала на правах наследственной,
собственности и землею, и всеми другими факторами производства, в хо-
зяйственной эксплоатации их подчиняясь лишь ограничениям, налагае-
мым общиной, а в распоряжении ими, как своим частным имуществом,
считаясь лишь с фискальными требованиями сеньера, по юридической
своей природе едва ли слишком отличными от тех фискальных ограни-
чений, какими обставляет свободное распоряжение собственностью со-
временное нам государство, и что хозяйственные услуги, которые эта
группа оказывала барской экономии, представляют собою не арендную
плату, а государственный налог, уплачиваемый натурою крестьянским
сословием для содержания другого такого же государственного сословия,
военного и правящего класса, не категорию частного, а категорию публич-
ного права» б.
Отсюда проистекает и пресловутое положение Петрушевского о гар-
монии барского и крестьянского хозяйства, совершенно искажающее
действительную картину социальных отношений в средневековой де-
ревне, и органически связанный с этим положением тезис о роли мано-
1 Д. М. Петрушове к и й. Восстание Уота Тайлера, стр. 263.
3 Там же, стр. 260.
3 Там же, стр. 252.
* Там же, стр. 261.
Там же.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского 303
риального права как действенной гарантии средневекового крестьянина
от посягательств со стороны вотчинника. В результате в изображении
Петрушевского феодальные отношения сами по себе оказываются почти
социальной идиллией, в которой нет классовых антагонизмов и неустра-
нимых причин для классовой борьбы, — они якобы порождаются не ин-
тересами какого-либо одного класса, а интересами общественного целого.
«Между общественными группами, на которые расчленялось общество, —
говорит Петрушевский, — происходит разделение труда, необходимое
для существования политического целого» *.
Правда, Петрушевский констатирует факт экономической дифферен-
циации, начинающейся еще в «варварском обществе» и продолжающейся
на протяжении нескольких столетий. Такая дифференциация привела
к возникновению и развитию крупного землевладения, отношений лич-
ной и поземельной зависимости. Но они, по мнению Петрушевского,
не породили коренных изменений ни в поземельных отношениях, ни
в характере сельской общины, унаследованной из «варварского общества».
Средневековое государство, как его изображает Петрушевский в главе
«Характеристика основ манориального строя», оказывается не государ-
ством экономически господствующего класса. Напротив, государство,
по Петрушевскому, само «создает особую социальную организацию,
организует систему государственных сословий», наряду с которыми «про-
должали существовать и развиваться и экономические классы»1 2. Но
отношения между этими классами, пытается уверить читателя Петру-
шевский, основывались не на антагонизме, а на гармонии их хозяй-
ственных интересов, которая была налицо до тех пор, пока существовала
натурально-хозяйственная организация барского хозяйства: «Антаго-
низм и борьба классовых интересов до поры до времени еще чужды были
отношениям между сеньером и вилланами» 3.
Исходные теоретические положения об общем характере социально-
экономического строя средних веков определили собой всю трактовку
Петрушевским социально-экономического развития накануне восстания
1381 г. и постановку вопроса о причинах восстания.
В изображении Петрушевского в средневековой деревне в сущности
не было почвы для классовой борьбы. Столкновения между лордом и
крестьянами, по Петрушевскому, начинаются только с момента пере-
хода барского двора от натурально-хозяйственной организации произ-
водства к товарно-денежному хозяйству. С этого времени разверты-
вается борьба между лордом и крестьянской общиной. «Можно сказать, —
пишет Петрушевский, — что история каждого мэнора с момента проник-
новения в его пределы денежно товарных тенденций в сущности пред-
ставляет собою историю борьбы между лордом и общиной. Манориаль-
ный элемент, который в прежнее время являлся в отношении к общине
консервативным началом, искусственно задерживавшим естественную
ее эволюцию, теперь начинает действовать на нее прямо разлагающим
образом» 4. В результате развития товарно-денежных отношений проис-
ходит коренная перестройка барского хозяйства, которое стало основы-
ваться теперь не на труде зависимых вилланов, а на вольнонаемном труде.
«Мы должны признать за вполне достоверный факт, — говорит далее
Петрушевский, —что к половине XIV века в Англии уже существовал
особый рабочий класс, состоявший из людей, единственным достоянием
1 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, стр. 255.
2 Там же, стр. 259.
э Там же, стр. 561.
4 Там же, стр. 233.
304
A. II. Данилов
которых являлись рабочие руки, которые они и несли на рынок, как
это делается и в настоящее время, и что этот вполне выделившийся об-
щественный класс и представлял собою ту рабочую силу, без которой
уже не могло существовать тогда сельское хозяйство как у самих манори-
альных лордов, так и у их держателей и арендаторов» х.
Утверждая наличие капиталистического способа производства в сель-
ском хозяйстве, Петрушевский явно модернизирует социально-эконо-
мические отношения в английской деревне первой половины XIV в.
К. Маркс показал принципиальное отличие английских рабочих конца
XIV в. от пролетариата капиталистического общества: «Класс наемных
рабочих, возникший в последней половине XIV столетия, составлял тогда
и в следующем столетии очень ничтожную часть народа; его положение
находило себе сильную опору в самостоятельном крестьянском хозяй-
стве в деревне п цеховой организации в городах. Как в деревне, так
и в городе хозяева и рабочие стояли социально близко друг к Другу. Под-
чинение труда капиталу было лишь формальным, т. е. самый способ
производства еще не обладал специфически капиталистическим харак-
тером» 1 2.
Модернизаторский взгляд Петрушевского на характер английской
экономики первой половины XIV в. искажает перспективы той обста-
новки, в условиях которой назревали предпосылки восстания 1381 г.,
приводит к неправильной постановке вопроса о причинах этого вос-
стания. Именно в результате неправильного определения характера
социально-экономических отношений середины XIV в. Петрушевский
придает Черной смерти роль решающего фактора, послужившего основ-
ной причиной восстания 1381 г. Это выдвижение Черной смерти на пер-
вый план при анализе социально-экономических предпосылок восста-
ния 1381 г. приводит к извращенному представлению о характере клас-
совой борьбы в условиях Англии XIV в. Петрушевский не отрицает
возникновения и развития классовой борьбы в результате перестройки
«на коммерческих началах» барского хозяйства, но, по Петрушевскому,
сама по себе эта классовая борьба не привела бы к восстанию, если бы
вся общественная жизнь Англии не была потрясена Черной смертью и
ее последствиями. В этом факте чисто внешнего порядка, а не во внутрен-
них закономерностях социально-экономического развития заложены были,
полагал Петрушевский, основные причины восстания. Сама классовая
борьба, происходившая в английском обществе, не привела бы к вос-
станию 1381 г.; эта борьба развертывалась бы в рамках чисто эволюцион-
ного процесса, не порождая революционных взрывов, — таков вывод,
к которому подводит читателя автор «Восстания Уота Тайлера».
Для Петрушевского ни рабочее законодательство, ни «феодальная
реакция», которые предопределяли собой неизбежность восстания 1381 г.,
были бы невозможны без хозяйственной катастрофы, вызванной Черной
смертью. «Едва ли может быть сомнение, — указывает Петрушевский, —
что силою вещей отодвигавшееся в прошлое крепостное право благодаря
Черной смерти опять возрождается, и притом в гораздо более тяжелых
сравнительно с прежним хозяйственных формах, что в результате вы-
званного чумой рабочего кризиса наступила в Англии очень сильная фео-
дальная реакция, тем более сильная, что она имела в виду интересы ши-
роко развившегося уже денежного хозяйства, которое открывало воз-
можность самой широкой эксплоатации лордом мэнора зависимого от
1 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, стр. 452.
1 К. Маркс. Капитал, т. I, Гос Политиздат, 1953, стр. 741—742.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
305
него населения. Без преувеличения можно сказать что того крепостного
права, какое обрушилось на английского виллана после Черной смерти,
предки этого виллана не знали никогда» х. Несостоятельность подобных
взглядов с полной очевидностью доказана в советской исторической науке
работами Е. А. Косминского — «Английская деревня в XIII веке»
(М., 1935 г.) и «Исследования по аграрной истории Англии XIII века»
(М., 1947 г.).
Д. М. Петрушевский делает ряд существенных наблюдений о вра-
ждебности широким массам трудящихся английского рабочего законода-
тельства XIV в., о той борьбе, которая явилась ответом с их стороны.
Но неправильные методологические позиции, занимаемые им по вопросу
о классах и государстве, сделали для него невозможным раскрытие под-
линной классовой природы этого законодательства. Смысл рабочего за-
конодательства XIV в., по Петрушевскому, состоит в том, что, «не до-
пуская борьбы хозяйственных интересов экономических классов, оно,
тем не менее, признает эти экономические классы и даже с своей стороны
выдвигает их на первый план и отодвигает на задний план старые,
феодальные, государственные сословия» 1 2. Побудительной причиной, вы-
звавшей рабочее законодательство, для Петрушевского оказывается стрем-
ление английского государства восстановить нарушенную гармонию
хозяйственных интересов, основывающуюся на старом натурально-хозяй-
ственном принципе удовлетворения потребностей 3. Английское прави-
тельство в своем законодательстве «стояло на почве старых, чисто средне-
вековых принципов экономической этики и решительно выступало против
свободной игры экономических интересов» 4 5. Отсюда, считает Петрушев-
ский, проистекали самые пагубные последствия, обострявшие социаль-
ные противоречия и порождавшие предпосылки для народного восстания6.
В изображении Петрушевского политика английского государства
XIV в. оказывается определяющейся надклассовыми целями, исходящей
из этических норм общего блага, как они якобы существовали в условиях
хозяйственной гармонии манора и крестьянского держания. Правитель-
ство оказывается повинным лишь в непонимании новых экономических
условий, делавших неизбежной борьбу хозяйственных интересов эконо-
мических классов, которые пришли на смену феодальным сословиям.
Оно повинно лишь в близоруком стремлении внедрять в новых условиях
нормы старой экономической этики, что, как считает Петрушевский, и
приводило к взрыву ненависти трудящихся масс против всех государ-
ственных властей. Таким образом, вопреки исторической правде, Петру-
шевский проводит мысль об отсутствии коренных причин, порождавших
борьбу крестьянства против английского феодального государства. На
самом же деле такая борьба была неизбежна, так как это государство
имело своей главной функцией «держать эксплуатируемое большинство
в узде» 6. Никакая самая «дальновидная», «гибкая» и основывающаяся
на «реальных экономических интересах» политика английского государ-
ства XIV в. не могла предотвратить выступлений против него крестьян-
ства, ведущего борьбу против феодальной формы эксплуатации, на
страже которой стояло это государство. Более того, английское феодаль-
ное государство, всегда проводившее лишь политику, принципиально
1 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, стр. 523.
2 Там же, стр. 567.
3 Там же, стр. 479.
4 Там же, стр. 566.
5 См. там же, стр. 604.
® И. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, Госполитиздат, 1952, стр. 644.
20 Средние века, вып. 6
306
А. И. Данилов
враждебную широким массам крестьянства, делало все от него завися-
щее для того, чтобы всеми силами укрепить феодальный базис, стреми-
лось самыми свирепыми мерами подавить борьбу трудящегося и эксплуа-
тируемого народа. Именно в этом, в конечном счете, заключалась суть
английского рабочего законодательства XIV в.
Таким образом, можно с полным основанием считать, что концеп-
ция крупнейшего крестьянского восстания средневековой Англии, вы-
двинутая Д. М. Петрушевским, и в целом и в частях является несостоя-
тельной, не имеющей ничего общего с материалистическим пониманием
истории и основанной на принципиально чуждых методологических пред-
посылках. Однако, как уже указывалось выше, стремление автора к все-
стороннему анализу обстановки, породившей восстание, внимание к эко-
номическим явлениям, тщательное изучение источников, признание
правомерности крестьянской борьбы против «феодальной реакции» и
рабочего законодательства, показ всей жестокости, с которой было по-
давлено восстание королевской властью и господствующим классом,
сделало книгу Петрушевского выдающимся явлением во всей литературе
по истории классовой борьбы средневекового крестьянства в Англии.
Работа Петрушевского именно поэтому не утратила известного научного
значения и до сих пор, хотя несомненно требует критического отноше-
ния со стороны советского читателя.
После «Восстания Уота Тайлера» основными темами исследователь-
ской работы Д. М. Петрушевского стали генезис феодализма в Западной
Европе и история политических учреждений Англии до конца XIV в.
В 1903 г. появились «Очерки из истории английского общества и госу-
дарства в средние века», «Великая хартия вольностей», в 1904—1905 гг.,
отдельными частями появлялись «Очерки из истории средневекового
общества и государства» (объединены в одной книге, изданной в 1907 г.).
В введении к «Очеркам из истории средневекового общества и го-
сударства» Петрушевский вновь обращается к методологическим про-
блемам истории, к оценке исторического материализма и исторического
идеализма. Он говорит о том, что «исторический материализм является
значительным шагом вперед сравнительно с историческим идеализмом»
указывает на заслуги марксизма, которые он видит в постановке проб-
лемы генезиса идей как продукта общественного развития, в попытке
«перевести идеи на язык хозяйственных и социальных отношений,
вскрыть под идеями, как под символами, интересы составляющих обще-
ство групп» 1 2. Но, как и раньше, Петрушевский считает необходимым
для исторической науки подняться «выше крайностей материализма и
идеализма». Для этого она должна, по его мнению, основываться на
социологии, видеть «в каждом общественном явлении сложный продукт
всех сил, действующих в обществе, сложнейший продукт всего развиваю-
щегося в данном обществе исторического процесса» 3. По Петрушевскому,
социология, которую он называл «наукой будущего» 4 * *, должна быть
чужда стремлению «свести к одному началу все разнообразие обществен-
ных явлений в их историческом развитии» ®. Кроме того, развивая ранее
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества
и государства. М., 1907, стр. 11.
2 Там же, стр. 12.
3 Там же, стр. 7.
4 Д. М. Петрушевский. О задачах всеобщей истории как науки. —
«Образование», 1898, № 2, стр. 6.
ЮО?8 Д’ етРУ1Певский- Очерки из истории средневекового общества. .
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
307
высказанное им мнение 1 о несостоятельности взгляда на историю как на
всемирно-исторический процесс и о несовместимости его с подлинно со-
циологическим изучением истории, Петрушевский призывает «оконча-
тельно расстаться с идеей единого и единственного процесса, какой
будто бы представляет собой история древнего и нового мира, и оконча-
тельно утвердиться в мысли, что мы здесь имеем дело не с единым и един-
ственным процессом, а с целым множеством аналогичных процессов» а.
Вслед за Эдуардом Мейером Петрушевский говорит об аналогии основ-
ных форм хозяйственного и общественного развития древнего мира и
нового времени.
К 1917 г. в работах Петрушевского вполне отчетливо отражается
глубокий, бесперспективный кризис либерально-буржуазной историо-
графии в России. Будучи органическим порождением политического
краха идеологии буржуазного либерализма в России, этот кризис был
прежде всего методологическим кризисом, но вместе с тем и кризисом
во всех областях конкретно-исторического исследования. Представители
либерально-буржуазной историографии усматривали со времени первой
русской революции свою главную задачу в борьбе с марксизмом, с мате-
риалистическим пониманием истории. «После 1905-го года, — писал
В. И. Ленин, — нарождается в России контрреволюционная либераль-
ная буржуазия, и профессорская либеральная наука, нисколько не те-
ряя престижа в «обществе», принимается всерьез уничтожать Маркса» 1 * 3.
Именно поэтому либерально-буржуазная историография в России при-
нимается усердно заимствовать на Западе всякого рода реакционней-
шие философские, социологические и исторические концепции и «точки
зрения», открывавшие широкий простор для фальсификации истори-
ческой действительности, для различных антинаучных построений, при
помощи которых предпринимаются многочисленные, но безнадежные по-
пытки «опровергнуть марксизм». Буржуазные историки в России открыто
и с большим рвением низкопоклонствуют перед модными теорийками
реакционной историографии Запада, с жадностью ловят каждое ее так
называемое «последнее слово».
За годы, отделяющие первую русскую революцию от Великой
Октябрьской социалистической революции, Петрушевский перешел на по-
зиции, резко враждебные марксистской методологии в исторической науке.
Теперь он уже не пишет о научных заслугах исторического материализма
и его преимуществах по сравнению с историческим идеализмом. Как
в области методологии истории, так и в области конкретного изучения
средневековой истории Петрушевский с большим рвением «осваивает»
наиболее реакционные теории западной буржуазной историографии, «до-
стижения» агностиков и неокантианцев, подвизавшихся на поприще фаль-
сификации общественных rfayK.
Если еще в 1899 г. Петрушевский сочувственно писал об упражнениях
немецких неокантианцев в области методологии истории, то в 1911 г.
во вступительной лекции, прочитанной в Петербургском политехническом
институте (впервые напечатана в 1915 г.), он сам обращается к анализу
методологических принципов исторического исследования на основе нео-
кантианских установок. Весьма показательно, что, публикуя в феврале
1917 г. четвертым изданием «Очерки из истории средневекового общества
1 «Образование», 1899, № 5—6, стр. 81.
3 Д. М Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества. . .,
1907, стр. 41.
3 В. И. Ленин. Соч., т. 20, стр. 170.
20*
308
А. И. Данилов
и государства», Петрушевский заменил прежнее введение новым, пред-
ставляющим собой развитие и разработку мыслей, выдвинутых им
в 1911 г. Теперь Петрушевский усматривает последнее слово методоло-
гии истории в построениях Риккерта и его сторонников, именно с рас-
смотрения их он начинает свою трактовку методологических проблем.
Петрушевский не во всем примыкает в Риккерту. Он не согласен с деле-
нием наук на генерализирующие и индивидуализирующие, считает исто-
рическую науку в такой же мере генерализирующей, как и индивидуа-
лизирующей, не согласен и с тем, что общие понятия вносятся в истори-
ческую науку извне. Но эта критика Риккерта идет, однако, в рамках
реакционной идеалистической методологии истории и ни в какой мере
не направлена против ее основ.
Это становится совершенно ясным уже с первых строк нового введения
к «Очеркам», где Петрушевский пишет: «Основная задача науки — пре-
одолеть бесконечное разнообразие бытия путем переработки его в понятия.
Это упрощение, эта стилизация бесконечно сложной и разнообразной
действительности путем переработки ее в систему более или менее общих
понятий одинаково необходима и в интересах чисто теоретических, по-
знавательных, и в интересах чисто практических, в интересах практиче-
ской ориентировки на почве этой действительности в смысле приспособ-
ления к ней и воздействия на нее» *.
Критика Риккерта за отрицание генерализирующего характера исто-
рической науки у Петрушевского вовсе не означает критики неоканти-
анской методологии, напротив, он сам, трактуя о «логическом стиле
исторической науки», по-неокантиански истолковывает процесс позна-
ния исторической действительности. Для него историческая наука должна
заниматься тем, чтобы перерабатывать «конкретную историческую дей-
ствительность в систематические, социологические категории, в иде-
ально-типические чистые понятия» 1 2. Они, утверждает Петрушевский,
вполне отрешены «от всякого конкретного, временного и индивидуаль-
ного, характерного для того сырого материала исторического развития,
результатом переработки которого они явились» 3. Эти «чистые понятия»
призваны служить «светильниками» в чрезвычайно сложном и подчас
запутанном лабиринте конкретной и индивидуальной действительности 4.
В неокантианском плане рассматривает Петрушевский и проблему за-
кономерности в исторической науке. По его мнению, некоторые общие
понятия исторической науки могут быть названы законами, но они не
представляют собой историческпе законы, а лишь законы социологиче-
ские. Они выступают как «постоянные, безусловно необходимые, вневре-
менные и внепространственные соотношения между явлениями» ®.
Обращение Петрушевского к рассмотрению методологических основ
исторической науки с позиций неокантиавйжой гносеологии не было
изолированным явлением в либерально-буржуазной медиевистике
в России. Раскрывая классовый смысл псевдонаучных упражнений по
«изничтожению» марксизма профессорско-либеральной наукой в Рос-
сии после 1905 г., В. И. Ленин показал, что именно неокантианство ис-
пользовалось в качестве философской базы для всякого рода фальси-
фикаторских построений. «В наше время, — писал В. И. Ленин,—
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества
и государства. М., 1917, стр. 1.
1 Там же, стр. 14.
8 Там же.
4 Там же.
8 Там же, стр. 15.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
309
когда все так далеко шагнуло вперед, заслужить репутацию солидного
ученого и получить официальное признание своих трудов, — это значит
доказать невозможность социализма посредством парочки «по-канти-
ански» выведенных определений; это значит уничтожить марксизм, разъ-
яснив читателям и слушателям, что его не стоит даже опровергать, и
сославшись на тысячи имен и названий книг европейских профессоров;
это значит выкинуть за борт вообще всякие научные законы для очистки
места законам религиозным; это значит нагромоздить горы высокоуче-
ного хлама и сора для забивания голов учащейся молодежи» 1.
В своих взглядах на исторический процесс Петрушевский руковод-
ствуется положением о том, что «чистые» социологические понятия, под
которыми он понимает исторические обобщения, представляют собой
утопии, «не совпадающие ни с какой конкретной действительностью» 1 2
и служащие своего рода меркой, которую познающий конкретную дей-
ствительность исследователь применяет в целях уразумения последней.
Петрушевский прямо заявляет, что экономические категории «никакой
конкретной действительности не соответствуют и не должны соответ-
ствовать» 3. Такими «идеальными типами» или «идеально-типическими по-
нятиями» Петрушевский считает капитализм, феодализм, сословную мо-
нархию, конституционное государство. Отказ от рассмотрения истории
как единого всемирно-исторического процесса получает у Петрушевского
свое обоснование в отказе по существу от исторических закономерностей,
в кантианском истолковании закона применительно к общественному
развитию.
Петрушевский считает, что историческое развитие вовсе не связано
с восходящим развитием экономических отношений. Вслед за Эдуардом
Мейером он заявляет, что «древнее развитие не представляет собой ран-
ней ступени в развитии современной нам Европы. Оно проходило и
те дальнейшие ступени, которые знает современный нам культурный
мир. Средневековая Европа не является в этом отношении следующим
шагом» 4 5. Так неокантианство в области методологии истории сочетается
с теорией цикличности в качестве основы общеисторических взглядов,
так Петрушевский, теоретически вооружившись с помощью западноев-
ропейских реакционеров, подготовился к пересмотру конкретной исто-
рии раннего средневековья, который по своим результатам оказывается
не чем иным, как извращением подлинного смысла этой эпохи.
Переход от древнего мира к средним векам в Западной Европе изо-
бражается Петрушевским как эволюционный, а не революционный про-
цесс. «Не внезапная катастрофа, но постепенный процесс довольно мед-
ленного перерождения римского государства и общества, постепенно
воспринявшего в себя варварские элементы, — вот факт, который вполне
может быть констатирован при изучении смены древнего мира миром
средневековым», — заявляет Петрушевский ®. Таким образом, как спра-
ведливо указывал М. А. Алпатов, Петрушевский при рассмотрении пе-
рехода от древнего мира к средним векам во многом стоит на тех же прин-
ципиальных позициях, что и Фюстель де Куланж в.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 20, стр. 187—188.
9 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества. . .,
1917, стр. 29.
3 Там же.
4 Там же, стр. 30.
5 Там же, стр. 185.
4 См. М. А. Алпатов. Политические идеи французской буржуазной исто-
риографии XIX в. М., 1949, стр. 21, 401—403.
310
А. И. Данилов
Петрушевский прямо заявляет, что его задачей при рассмотрении
генезиса феодализма является борьба против понимания феодализма как
общественно-экономической формации. Присоединяясь к отрицанию Доп-
шем «натурально-хозяйственной концепции средневекового строя», Пе-
трушевский, по его словам, «и проблему феодализма старается освобо-
дить от связи с этой концепцией и показать, что связь эта, столь попу-
лярная в исторической науке последних десятилетий с ее определенно
выраженной наклонностью к экономическому истолкованию истории,
есть чисто теоретическое допущение, исходящее от неправильного пред-
ставления о хозяйственном строе средневековой Европы, что феода-
лизационный процесс и феодализм не предполагают какой-нибудь совер-
шенно определенной хозяйственной структуры общества, которая бы
являлась их экономическим базисом»1 . Сущность феодализма Петру-
шевский усматривает в том, что он представляет собой «государственное
учреждение, публично-правовой институт, создаваемый государством
для своего собственного укрепления» 1 2 и выступающий как система «со-
подчиненных государственных сословий, организованных государством
для удовлетворения своих основных государственных потребностей»3.
Петрушевский дает искаженное представление об основном содер-
жании процесса феодализации, он отрицает, что этот процесс своим
результатом имел закрепощение крестьянства. Для него «феодализацион-
ный процесс. . . представлял собой лишь сравнительно слабое приспособ-
ление общества к потребностям государства. . . никакой радикальной
ломки в сложившихся перед тем общественных формах и отношениях он
не производил и лишь заставлял их служить интересам государства» 4 *.
Феодальная зависимость не делала крестьян крепостными, «оставляя их
такими же лично свободными и экономически независимыми людьми,
какими они были и до перехода их общины под власть сеньера» б. Петру-
шевский не мог обойти молчанием многочисленные свидетельства источни-
ков раннего средневековья о закрепощении свободного крестьянства. Но
эти факты, во-первых, он рассматривал как нетипичные, отнюдь не харак-
теризующие положение массы крестьянства в целом, во-вторых, они, по
мнению Петрушевского, совпадают с процессом феодализации лишь во
времени и нисколько не обусловлены последним по своей природе •. «Лич-
ная свобода, общественная и, в частности, хозяйственная автономия яв-
ляются характерными чертами для огромной массы крестьянского сосло-
вия феодальной Европы и в особенности для той эпохи в истории ее,
которая обыкновенно называется ранним средневековьем», — заявляет
Петрушевский 7.
Таким образом, при рассмотрении судеб крестьянства в раннее сред-
невековье Петрушевский, в сущности, повторяет тезисы, выдвинутые
Допшем 8.
Точно так же по-допшиански оценивает Петрушевский и социальную
роль крупного поместья, упорно замалчивает его классово-антагонисти-
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества. . . ,
1917, стр. V.
а Там же, стр. 392.
3 Там же, стр. 393.
4 Там же, стр. 385.
в Там же.
в Там же, стр. 386—387.
7 Там же, стр. 386.
* См., например, A. D о р s с h. Wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit,
Bd. П. Weimar, 1913, S. 346.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
311
ческую природу, неверно истолковывает рост крупного поместья как
фактор, приводящий к социально благотворным последствиям. По мне-
нию Петрушевского, следует говорить не о закабалении и закрепощении
той части мелких землевладельцев крестьянского типа, которая попа-
дала в экономическую и личную зависимость, а о приобретении этими
землевладельцами прочного и гарантированного положения в общест-
венной жизни. В лице крупного церковного и светского землевладения,
говорит Петрушевский, «общество приобретало носителей социальной
силы, у которых мог найти поддержку и защиту тот, кто в этой поддержке
нуждался. . . Нуждавшийся в земле находил у крупного землевладельца
необходимую ему землю, но находил у него и защиту от насилия и про-
извола» *. Вслед за Дошлем Петрушевский особо подчеркивает благо-
творное, по его утверждению, влияние крупного поместья на положение
несвободных людей8, стремится представить precaria remuneratoria как
«род земельного страхования», выгодный «для более слабых социальных
элементов тогдашнего франкского общества» 8.
После Великой Октябрьской социалистической революции Петру-
шевский не только не пересмотрел свои методологические и общеисто-
рические взгляды, но, напротив, придал им еще более заостренную
антимарксистскую направленность, пошел еще дальше в области насажде-
ния реакционно-идеалистических «точек зрения» на историю средних веков.
Он выступает пропагандистом неокантианских взглядов и допшианства
в медиевистике, пытается противодействовать перестройке научной
работы в области истории на основе марксистской теории, насаждая
взгляды, ведущие к игнорированию борьбы трудящихся масс. Именно
к этому сводится смысл одного из выступлений Петрушевского, от-
носящегося к 1923 г: «Наука для науки, как искусство для искусства.
Только в такой постановке они могут быть настоящей наукой и
настоящим искусством, способным создавать настоящие культурные
ценности» 1 * * 4.
Деятельность Петрушевского в 20-х годах явилась одной из тех форм,
через которые осуществлялось проникновение буржуазной идеологии
в молодую советскую историческую науку, она мешала складыванию и
развитию советской медиевистики, тормозила переход на позиции марксист-
ской методологии той части историков, которая была воспитана в усло-
виях старой буржуазной историографии. Неспособный порвать с буржу-
азно-реакционными идеалпстическпми концепциями, выступавший их
проводником Петрушевский не смог понять и оценить тех перспектив,
которые открылись для развития наук в нашей стране с победой Великой
Октябрьской социалистической революции. Реакционность философского
мировоззрения, враждебность марксизму, преклонение перед так назы-
ваемыми «достижениями» буржуазной историографии Запада обрекли
Петрушевского на незавидную роль защитника антинаучных построе-
ний западных философов и историков, находившихся в услужении у импе-
риалистической буржуазии, на роль человека, тщетно пытавшегося
задержать развитие советской исторической науки. Вышедшая в 1928 г.
книга «Очерки из экономической истории средневековой Европы»
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового .-общества. . .,
1917, стр. 248.
1 Там же, стр. 326.
1 Там же, стр. 331.
4 Д. М. Петрушевский. Памяти А. Н. Савина. Речь, произнесенная
11 марта 1923 г. — «Труды Института истории РАНИОН», т. I. М.—Л., 1926, стр. 18.
312
A. II. Данилов
представляет собой завершение «эволюции» идейно-методологиче-
ских взглядов Петрушевского. Воинствующие антимарксистские вы-
ступления Петрушевского не случайно поднимались на щит главой
реакционной буржуазной медиевистики на Западе, Альфонсом Доп-
шем, который с удовлетворением ссылался на них для подтверждения
своих антинаучных измышлений и фальсификации истории средневековья \
В «Очерках из экономической истории средневековой Европы» Петру-
шевский по коренным методологическим проблемам исторической науки
открыто присоединяется к взглядам таких неокантианцев, как Виндель-
банд, Риккерт, Макс Вебер. По его мнению, общие понятия в историче-
ской науке «имеют характер утопий, не соответствуя никакой истори-
ческой действительности во всем необъятном многообразии ее индиви-
дуальных форм» 1 2. Такие понятия, заявляет Петрушевский, не являются
отражением действительности, они — лишь орудия для ее позна-
ния 3, причем сама действительность, «как она есть во всем необъятном
экстенсивном и интенсивном многообразии своего индивидуального и
конкретного существа, недоступна нашему конечному разуму» утвер-
ждает он4, скатившись, таким образом, вместе со всеми неокантиан-
цами в болото агностицизма. Предметом исторической науки, по
Петрушевскому, является не познание объективной действительности
исторического развития с целью выяснения закономерностей, определяю-
щих собой это развитие, а изучение исторических явлений, «имеющих
для нас ту или иную культурную ценность» 5. Петрушевский в своей
субъективистской трактовке задач исторической науки, предмета ее
изучения, настаивает на преобладающей роли так называемого
психологического момента в выборе тематики исторического иссле-
дования.
Восторженно оценивая, как достижение первостепенной исторической
значимости, теорию идеальных типов Макса Вебера, Петрушевский за-
являет, что идеальные типы призваны заменить собой в историческом ис-
следовании понятие закона. Он прокламирует необходимость изгнать из
научного исследования всякие попытки раскрыть законы исторического
развития, так как, по его утверждению, «мысль» открыть «законы между
явлениями такой сложности, как явления социальные, и видеть их
обязательно осуществляющимися, чтобы не сказать — несущими свою
обязательную службу во всяком человеческом обществе во всем его исто-
рически обусловленном своеобразии, должна быть признана по меньшей
мере опрометчивой» в. Петрушевский пытается представить дело так,
будто бы неокантианская философия разрушила все основания для того,
чтобы говорить о возможности применения категории закона к изуче-
нию истории. То, что принималось раньше за законы исторического раз-
вития, представляет собой якобы в лучшем случае лишь идеальные типы,
созданные в результате логической переработки некоторых фактов исто-
рической действительности и служащие для ориентировки в процессе
1 A. Dopsch: Naturalwirtschaft und Geldwirtscbaft in der Weltgeschiclite.
Wien, 1930, S. 239; Benefizialwesen und Feudalitat. — «Mitteilungen des Osterreich.
Inst, fur Geschichtsforsch.», Bd. 46. Insbruck, 1938, S. 31.
2 Д. M. Пет p у ше в с к и й. Очерки из экономической истории средневе-
ковья Европы. М., 1928, стр. 52.
3 Там же, стр. 21.
4 Там же, стр. 22.
5 Там же, стр. 23.
Там же, стр. 44.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
818
познания 1. Петрушевский подменяет категорию закона в общественных
науках общими социологическими понятиями, считает, что общие понятия,
которым свойственна безусловная обязательность, и есть законы, по-
этому «они выражают то, что никогда не происходит в действительности» 2.
Закон — это общее понятие, пишет Петрушевский, которое «улавливает
постоянные, неизменные, безусловно необходимые соотношения лишь
между возможно более простыми явлениями, выделенными мысленно или
экспериментальным путем из живых сложных комплексов взаимно обус-
ловленных явлений, какими они представляются нашему непосредствен-
ному опыту» 3. Законы, пытается доказать Петрушевский, «представляют
собою имеющие безусловную обязательность общие понятия, безотноси-
тельно к месту и времени, и имеют применение лишь к явлениям самого
элементарного порядка, выделенным искусственно из живой связи с Дру-
гими явлениями, с которыми они составляли живой индивидуальный
комплекс большей или меньшей сложности» 4.
Петрушевский, следовательно, стремится дискредитировать категорию
закона в общественных науках, низвести закон до степени общего поня-
тия, пригодного лишь для уразумения примитивных фактов, сущест-
вующих вне времени и пространства, и т. п. Неокантианская, субъек-
тивно идеалистическая трактовка закономерности в общественных на-
уках, прежде всего в истории, нужна Петрушевскому для того, чтобы
убедить в необходимости устранить из исторической науки изучение исто-
рических закономерностей развития. Рассуждения Петрушевского о не-
обходимости «избавить» историка от изучения закономерностей общест-
венного развития, о невозможности познать общественную жизнь во всем
ее многообразии, о понятиях как простых инструментах познания и т. п.,
представляют собой по сути дела установку на ликвидацию истории
как науки.
Поднимая на щит как «последнее слово» науки мертворожденные тво-
рения реакционной империалистической идеологии Запада, Петрушев-
ский тщится опровергнуть учение Маркса, которое, по определению
В. И. Ленина, указало «путь к научному изучению истории, как единого,
закономерного во всей своей громадной разносторонности и противоре-
чивости, процесса» б. Вкупе со всей реакционной буржуазной историо-
графией эпохи империализма Петрушевский пытается отрицать тот не-
преложный факт, что историческое развитие определяется естественными
законами общественного производства, о которых К. Маркс говорил:
«Существенны сами эти законы, сами эти тенденции, действующие и
осуществляющиеся с железной необходимостью» 8. Отказ от изучения
объективных закономерностей представляет собой ликвидацию науки,
так как открытие и изучение объективно существующих законов является
существом, спецификой науки. «...Наука не может жить и развиваться без
признания объективных закономерностей, без изучения этих законо-
мерностей» 7.
Еще в 1914 г. В. И. Ленин в статье «Еще одно уничтожение социализма»
показал органическое единство реакционных философских течений,
1 Д- М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 44—45.
’Там же, стр. 21.
’ Там же, стр. 22.
* Там же, стр. 24.
’ В- И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 41.
• К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 4.
.п__ и- Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат»
1953, стр. 85.
314
А. И. Данилов
в том числе неокантианства, махизма, позитивизма и т. д., с классовыми
интересами империалистической буржуазии, стремящейся скрыть под-
линное существо антагонистических отношений капиталистического об-
щества. Разоблачая антинаучную сущность разглагольствований Струве
об устарелости материалистического учения Маркса с целью уверить
в невозможности построения социализма, В. И. Ленин писал: «Употребляя
утрированно-«крепкие» словечки («неприлично» говорить о «естественном
законе»), г. Струве тщетно пытается спрятать при помощи их боязнь
науки, боязнь научного анализа современного хозяйства, свойственную
буржуазии» х. Отказ от научного анализа буржуазного общества, стре-
мление выдать последнее за исконное состояние человечества на всех эта-
пах исторического развития — одна из типичнейших черт буржуазной
идеологии эпохи империализма. Идеологи гибнущего капитализма, раз-
глагольствуя об извечности капитализма, стремились и стремятся дока-
зать лживую идейку о невозможности пролетарской революции и построе-
ния социализма. Именно этой идейке служат многочисленные фальси-
фикаторские построения буржуазной историографии, «открывающей» ка-
питализм в древней Иудее, в древнем Риме, в Арабском халифате и Каро-
лингской империи. Это же является и результатом, к которому приходит
в конце концов Петрушевский в своей словесной эквилибристике о ло-
гической природе общих понятий в исторической науке.
Призывы к критическому анализу логического содержания общих
понятий, используемых в историографии, утверждение о том, что общие
понятия по своему значению лишены пространственной и временной
обусловленности, приводят Петрушевского к фальсификаторскому истол-
кованию таких категорий, как «капитализм» и «феодализм». Они объяв-
ляются Петрушевским социологическими понятиями, пригодными в ка-
честве «инструментов познания» для изучения истории всех времен и
всех народов. Петрушевский заявляет, что «понятие «капитализм» может
иметь не только то содержание, с каким оно циркулирует в широком
научном обороте, нося в себе все признаки чисто исторической категории,
адэкватной лишь капиталистическому строю Европы и внеевропейских
стран XIX и XX веков и его индивидуальности, но и более широкое,
считающееся с капиталистическим развитием и средневековой Европы и
древнего мира и со всеми другими случаями капиталистического хозяй-
ства, какие только поддаются нашему наблюдению, и тем сообщающее поня-
тию «капитализм» совершенно определенный характер социологической
категории с присущими ей вневременностью и внепространственностью» 2.
Как же выглядит, по Петрушевскому, такое «чисто социологическое»
понятие капитализма? «Если с понятием капитализма, — пишет он, —
не соединять определенных социальных признаков, связанных с опре-
деленной исторической эпохой социального развития новой Европы, и
не думать, что капитализм немыслим без лишенных средств производства
рабочих, продающих по свободному договору свои рабочие руки моно-
польным обладателям этих средств, выступающим в роли организаторов
производства, то становится ясным, что капитализм возможен в самой
различной социальной обстановке» 3. И Петрушевский находит капита-
лизм на всем протяжении истории Рима и средних веков. Капитали-
стическое хозяйство для Петрушевского основывается па эксплуатации
«частными лицами объектов владения, составляющих предмет оборота,
1 В. И. Ленин. Соч., т. 20, стр. 177.
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . ., стр. 57.
1 Там же, стр. 211.
Эволюция идейно-методологических ваглядов Д. М. Петрушевского
315
с целью приобретения прибыли способами, присущими меновому хо-
зяйству» *.
Следовательно, для тогш чтобы превратить капитализм во внеисто-
рическую категорию, доказать его извечность или, по крайней мере,
его существование во все времена, от которых сохранились исторические
источники, Петрушевский выхолащивает подлинное содержание капи-
тализма, считает возможным его существование всюду, где есть товар-
ное производство.
Классики марксизма-ленинизма доказали научную несостоятельность
отождествления товарного и капиталистического производства. К. Маркс
с исчерпывающей полнотой доказал, что исторические условия возник-
новения и существования капитала ни в коей мере не исчерпываются
наличием товарного и денежного обращения. «Капитал, — указывает
К. Маркс, — возникает лишь там, где владелец средств производства
и жизненных средств находит на рынке свободного рабочего в роли про-
давца своей рабочей силы и уже одно это историческое условие несет
в себе целую мировую историю. Поэтому капитал с самого своего воз-
никновения возвещает наступление особой эпохи общественно-произ-
водственного процесса» 1 2. К. Маркс подчеркивал следующую специфи-
ческую черту капиталистического производства: «Характерной особен-
ностью капиталистической эпохи является тот факт, что рабочая сила
для самого рабочего принимает форму принадлежащего ему товара,
а потому его труд принимает форму наемного труда» 3.
I Большое внимание, которое в «Очерках из экономической истории
средневековой Европы» Петрушевский уделяет рассмотрению товарного
производства и товарного обращения применительно к средневековому
поместью, объясняется именно тем, что, устанавливая факты товарно-
денежных отношений, он пытается выдать за доказанное существование
капитализма уже в раннем средневековье. Трактовка товарного произ-
водства и товарного обращения осуществляется Петрушевским под фла-
гом разоблачения несостоятельности взглядов сторонников вотчинной
теории и теории Бюхера. Однако, так же как и у Допша, критика Петру-
шевским вотчинной теории и теории Бюхера является лишь формой
пропаганды идеи извечности капитализма, плохо замаскированной фор-
мой борьбы против марксистского положения о натуральном характере
производства при феодализме.
По Петрушевскому, широкое распространение барщинных повинно-
стей уже является свидетельством большого развития товарного произ-
водства и товарного обращения, так как «барщинная система поместного
хозяйства возникает лишь тогда, когда открываются перспективы сбыта
для продуктов земледелия» 4. А получение прибыли в результате реали-
зации собственником поместья продуктов на рынке представляет для
Петрушевского уже неоспоримое свидетельство существования капита-
лизма. Стремясь путем самого тенденциозного подбора фактов доказать
наличие в раннем средневековье широких рыночных связей, в которые
было якобы втянуто крупное поместье, Петрушевский усматривает в этом
мнимое доказательство капиталистического характера крупного поместья.
«Крупное меновое и денежное барское хозяйство, ведшееся руками лично
и земельно зависимых людей вотчинника или вольнонаемных рабочих,
которые в хозяйственной жизни средних веков играли далеко не ту
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . ., стр. 99.
2 К. М а р к с. Капитал, т. I, стр. 176—177.
3 Там же, стр. 177, примечание 41.
4 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . ., стр. 146.
316
А. И. Данилов
незначительную роль, какую им обыкновенно приписывают, исходя от
неправильного представления о неподвижности и связанности средневеко-
вого общества, едва ли нуждается в раскрытии своей капиталистической
природы», — утверждает Петрушевский. *.
Натиск реакционной буржуазной историографии на категорию на-
турального хозяйства ни в коей мере не в состоянии поколебать марксист-
ско-ленинское положение о натуральном характере производства при
феодализме. Марксистское понимание натурального хозяйства не имеет
ничего общего с вульгарным представлением о натуральном хозяйстве
как о хозяйстве, которое ничего не покупает и ничего не продает. Из
этого представления в равной степени исходят и Бюхер, и Допш, и Пет-
рушевский. К. Маркс дал классическую формулировку сущности нату-
рального хозяйства: «. . .условия хозяйствования целиком или в подав-
ляющей части производятся в самом хозяйстве, возмещаются и воспроизво-
дятся непосредственно из его валового продукта»1 2. Натуральный характер
хозяйства при феодализме не исключает существования товарного про-
изводства. Анализируя действие закона стоимости в докапиталистических
формациях, Ф. Энгельс писал, что «закон стоимости Маркса имеет эко-
номически всеобщую силу для периода, который длится с начала обмена,
превратившего продукты в товары, и вплоть до XV столетия нашего
летосчисления» 3. Но этот закон не определял собой сущности общест-
венно-экономических формаций, исторически сменяющих друг друга. На-
против, товарное производство, основным законом которого является
закон стоимости, в условиях докапиталистических формаций не могло
выступать как нечто самодовлеющее, оно зависело от окружающих его
экономических условий той или иной общественно-экономической фор-
мации. Товарное производство «существовало при феодализме и обслу-
живало его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые усло-
вия для капиталистического производства, не привело к капитализму» 4.
Если реакционная буржуазная историография, представителем которой
выступает и Петрушевский, при рассмотрении товарного обращения
в средние века концентрирует свое внимание на рыночных связях и тор-
говых операциях поместья, усматривая, следовательно, в крупном земле-
владельце-феодале носителя развития товарного производства, то для
марксизма развитие товарного производства связано прежде всего с теми
изменениями, которые происходили в крестьянском хозяйстве и которые
привели к отделению ремесла от сельского хозяйства. Исследуя действие
закона стоимости при феодализме, Ф. Энгельс прежде всего рассматривал
те экономические отношения, которые складывались между отдельными
непосредственными производителями, занятыми землевладельческим и ре-
месленным трудом, сначала в рамках деревни, а затем в рамках узкого
местного рынка, охватывающего средневековый город и примыкающую
к нему сельскую местность. Здесь труд непосредственных производите-
лей «не приносил прибавочной стоимости капиталу» и возникающий тор-
говый капитал первоначально «мог получать свою прибыль лишь с ино-
странных покупателей продуктов внутреннего производства или с оте-
чественных покупателей иностранных продуктов»5. Как известно, такого
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 213.
2 К. Маркс. Капитал, т. III. Госполитиздат, 1953, стр. 808.
3 Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.: К. Марк с.
Капитал, т. III, стр. 913.
* И. Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР, стр. 15.
• Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.: К. Маркс.
Капитал, т. III, стр. 917.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
817
рода покупателями в средние века были главным образом фео-
далы х.
Весь анализ социально-экономических и политических отношений
в эпоху средневековья, данный Петрушевским в «Очерках из экономи-
ческой истории средневековой Европы», сводится к повторению допшиан-
ских положений и аргументации, причем Петрушевский выступает не
столько в качестве исследователя, самостоятельно анализирующего исто-
рические источники, сколько в качестве переводчика на русский язык
тех или иных отрывков с немецкого оригинала. Петрушевский оригина-
лен лишь в том отношении, что он более четко и более последовательно
формулирует многие допшпанские идеи, чем это делал сам Допш. От-
кровенная политическая реакционность присуща всем основным выводам,
сделанным Петрушевским на основе анализа конкретных исторических
явлений.
При рассмотрении истории Римской империи Петрушевский приходит
к выводам, которые свидетельствуют не только о его полном непонимании
социализма, но и о враждебном к нему отношении. Общественный и го-
сударственный строй империи в последние века ее существования он
называет государственным социализмом. В нем он усматривает причину
внутреннего истощения сил империи «Атмосфера произвола и насилия, —
пишет Петрушевский, — созданная безответственной бюрократией, без-
мерно разросшейся, недобросовестной и жадной, была лишь естествен-
ным последствием этого превращения общества в пассивный объект прежде
всего фискальной политики государства. Государственный социализм,
которого мы не можем не видеть во всей этой системе, не являлся в резуль-
тате какой-нибудь теоретической программы, отправлявшейся от идеоло-
гических предпосылок, но был вызван суровыми требованиями жизни,
далекими от теоретических мудрствований и социальных мечтаний»1 2.
Более того, Петрушевский утверждает, что после того как «здоровый
и плодотворный капитализм» первых веков империи сменился государ-
ственно-социалистическим порядком «в его беспощадно резких формах
государственного рабства» смертельная опасность надвинулась на общее
хозяйственное развитие империи3. Так, порвав с научным анализом
1 В статье «О товарном производстве при феодализме» («Вопросы истории», 1953,
№ 1, стр. 51) Ф. Я. Полянский, по нашему мнению, переоценивает роль феодалов
в развитии товарного производства и торговли.
Оставляя в стороне весьма непонятное заявление Ф. Я. Полянского об экономи-
ческой бесцельности феодальной эксплуатации, перед лицом которой оказались кре-
постники к XI в., несмотря на то, что в их руках скопились огромные богатства, мы
не получаем в статье четкого ответа на вопрос, как могли реализовать феодалы
на рынке свои богатства, полученные в результате брутальной эксплуатации, если
уже не существовали определенные рыночные связи, если уже не был налицо значи-
тельный контингент людей, способных покупать продукты феодального поместья.
Кто должен был покупать эти продукты? А по мнению Ф. Я. Полянского, масса про-
дуктов, подлежащих продаже, должна была быть весьма велика, ибо без этой про-
дажи феодальная эксплуатация становилась экономически бесцельной!
По меньшей мере, Ф. Я. Полянский принимает причину за следствие, а следствие
за причину. Понимать известное положение, что товарное производство обслужи-
вало феодализм, в том смысле, что оно развивалось в результате экономической поли-
тики феодалов, будет едва ли правильным. Развитие товарного производства при
феодализме своими корнями уходило в экономическое развитие крестьянского хозяй-
ства, в отделение ремесла от земледелия; оно было обязано росту на этой основе само-
стоятельного ремесленного производства, возникновению местных рынков и городов
как центров ремесла и торговли. Феодалы, конечно, использовали все эти процессы,
но последние не определялись экономической политикой феодалов. Вряд ли есть осно-
вания восстанавливать в перелицованном виде зомбартовский взгляд на средневеко-
вый город как на центр потребления земельной ренты.
2 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 131.
2 Там же, стр. 131—132.
318
А. И. Данилов
прошлого, Петрушевский выступает пропагандистом реакционно-империа-
листической идеологии, стремящейся дискредитировать великую идею
социализма. Не следует забывать, что все эти заявления о том, что социа-
лизм уже однажды существовал в истории и привел к «государственному
рабству», к гибели «здорового хозяйственного развития» римского об-
щества, были сделаны Петрушевским в 1928 г., в то время, когда возглав-
ляемые Коммунистической партией рабочий класс и трудящиеся массы
крестьянства нашей страны в ожесточенной борьбе с классовым врагом
развертывали социалистическое строительство. Выступление Петрушев-
ского в этой обстановке объективно приобретало совершенно определен-
ный идейно-политический смысл, враждебный социалистической идео-
логии н сводившийся к культивированию в рядах интеллигенции бур-
жуазной идеологии.
Извращение действительного существа истории Римской империи со-
четается в «Очерках из экономической истории средневековой Европыж
с извращением подлинного характера социально-экономических отноше-
ний древних германцев. Петрушевский полностью пересмотрел свои
прежние взгляды на общественный и политический строй древних герман-
цев, взгляды, которых он придерживался еще в четвертом издании «Очер-
ков из истории средневекового общества и государства».
Тогда Петрушевский писал о времени Цезаря: «Отсутствие частной
собственности на землю делало невозможной сколько-нибудь резкую
социальную дифференциацию в германском обществе, а тем более соци-
альную борьбу» х. Равным образом он не считал возможным говорить и
о существовании частной собственности на землю у германцев эпохи
Тацита, рассматривал пахотную землю как общинную собственность,
находившуюся у общинников во временном пользовании, которое регули-
ровалось постановлениями общины 1 2. Петрушевский писал: «Мы напрасно
стали бы искать и в германском обществе тацитовской эпохи социальных
групп, которые можно было бы подвести под категории экономически
властвующих и экономически зависимых и потому борющихся между
собой общественных классов. Германское общество этой поры еще не
знает экономических классов» 3.
Эти оценки социально-экономических отношений древних германцев
времен Цезаря и Тацита были затем полностью отвергнуты Петрушевским.
Для него теперь аграрные отношения древних германцев аналогичны
существовавшим в Римской империи на протяжении последних столетий
ее истории. Как в том, так и в другом случае они, полагает Петрушев-
ский, были основаны на частной собственности на землю. Поэтому по
своему характеру одинаковы и позднеримская и древнегерманская об-
щина — деревня. «И германская деревня, как деревня римская, была
общиной. . . лишь в смысле организованной совокупности индивидуаль-
ных собственников и владельцев земельных участков, состоявших иа
полевых участков и права пользования неразделенными пустошами» 4 5.
Древним германцам, утверждает Петрушевский, хорошо известно и круп-
ное землевладение, основанное на соединении «крупного владения с мел-
ким фермерским и притом исключительно оброчным хозяйством» б. Та-
цит «изображает общество оседлых земледельцев. . . далеко ушедшее
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества. . . ,
1917, стр. 202.
3 Там же, стр. 206.
3 Там же, стр. 210.
4 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 86.
5 Там же, стр. 150.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
319
по пути социального расчленения и социальных неравенств и уже зна-
комое в полной мере с социальным и политическим преобладанием воен-
ной аристократии крупных землевладельцев, живущих на оброк с по-
саженных на землю рабов (и литов) и восполняющих хозяйственные
недочеты военной добычей. Вся политическая власть находится в руках
этой знати, а народ низведен до положения плебса»
Петрушевский указывает, что его новая точка зрения на социально-
экономические отношения у древних германцев основывается на концеп-
ции Допша, развитой в «Хозяйственных и социальных основах европей-
ского культурного развития» 1 2. Петрушевский не только повторяет
основные положения Допша, но и буквально воспроизводит его конкрет-
ную аргументацию. Более того, он воспринимает и те политические тен-
денции, которыми руководствуется Допш при анализе источников по
истории древних германцев.
Разбирая известное место свевского экскурса «Записок о галльской
войне» Цезаря, в котором последний совершенно определенно говорит
и об отсутствии частной собственности на землю и о ее коллективной об-
работке, Допш пытался отыскать объяснение этому факту, подрываю-
щему основы его концепции, в «государственном социализме», «есте-
ственно обусловленном военным временем» и вызвавшем соответствующее
изменение исконных аграрных отношений, базировавшихся на частной
собственности и индивидуальном ведении хозяйства 3. Допш заявляет,
что после мировой войны 1914—1918 гг. такой государственный социа-
лизм древних германцев может быть нам более понятен, чем прежде,
когда отсутствовали аналогии 4 *. Совершенно так же рассуждает и Петру-
шевский, по мнению которого военные вожди германцев в условиях
непрерывных войн вынуждены были «принести в жертву» все обычные
и привычные порядки культурного существования и в интересах успеш-
ного ведения войны побудили общество временно устранить «частную
земельную собственность и соединенное с нею земельное неравенство»,
с тем чтобы избежать внутренних раздоров и борьбы. «В результате
получился своего рода военный коммунизм, особенно выразительную
форму принявший у свевов с их военными и земледельческими сменами» б.
Так вместе с Дошлем Петрушевский изображал социализм и ком-
мунизм как якобы исключительные состояния, порожденные вынужден-
ным уклонением общества от «нормальных и культурных» порядков.
Извращение действительной картины социально-экономических отно-
шений древних германцев потребовалось Допшу и Петрушевскому для
пропаганды все той же реакционной идеи об извечности частной соб-
ственности и об отсутствии в истории развития человечества первобытно-
общинного строя, основанного на совместном труде и коллективной
собственности на средства производства.
Петрушевский утверждал, как уже указывалось, что переход от антич-
ного мира к средним векам не представлял собой радикальной ломки
общественного и государственного строя, замену одних общественных отно-
шений другими 8. По Петрушевскому, этот переход не имел революцион-
ного характера, не был связан с коренными качественными изменениями
1 Д. М. П етру шевски й. Очерки из экономической истории. . . , стр. 89—
1 Там же, стр. 69.
8 A. Dopsch. Wirtschaflliche und soziale Grundlagen, Bd. I. 1923, S. 63.
4 Ibid., S. 63—64.
8 Д. M. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 142.
8 Там же, стр. 66—70.
320
А. И. Данилов
в экономических отношениях, так как «история средневековой Европы
видела лишь дальнейший рост крупного землевладения и всестороннее
развитие внутренней структуры поместного строя в его разновидностях»1.
Самое же крупное поместье в последние столетия Римской империи вполне
сложилось в тех типичных формах, которые были присущи и средневе-
ковью. Римское крупное поместье последних столетий империи стало
центром культурной жизни и государственной организации, оно «явилось
теперь единственно здоровым общественным организмом среди общего
упадка и увядания» 1 2 * * 5. Все здоровые элементы нашли спасение от губитель-
ного «государственного социализма» империи под сенью крупного магнат-
ского поместья, «где можно было, — по словам Петрушевского, — без
большого риска укрыться от недремлющего ока и немилосердной руки
агентов фиска и зажить более сносной жизнью» 8.
Д. М. Петрушевский не желал признать того непреложного факта,
что крупное поместье последних веков империи переживало глубокий
внутренний кризис и не было способно вывести общество из того тупика,
в который оно было приведено гибнущим рабовладельческим способом
производства. Отдельные элементы феодальных производственных отно-
шений, зародившиеся в его недрах, не могли получить полного развития,
так как вся социально-экономическая обстановка этого поместья была
отравлена в результате распада рабовладельческого строя: «Рабство, —
указывал Ф. Энгельс, — перестало окупать себя и потому отмерло. Но
умирающее рабство оставило свое ядовитое жало в презрении свободных
к производительному труду. То был безвыходный тупик, в который
попал римский мир: рабство сделалось экономически невозможным, труд
свободных морально презирался. Первое уже не могло, второй еще не мог
сделаться основной формой общественного производства. Вывести из этого
положения могла только коренная революция» *.
По мнению Петрушевского, плавное эволюционное слияние родствен-
ных по своей природе начал, позднеримских и древне германских, опре-
деляло собой характер раннесредневекового общества. Развитие социально-
экономических отношений раннего средневековья изображалось Петру-
шевским лишь как дальнейшее развертывание тех внутренних свойств,
которые были присущи в полной мере позднеримским и древнегерманским
порядкам. Он не отрицал того, что раннему средневековью были известны
факты насилия, закабаления и закрепощения крупными землевладель-
цами мелкого свободного люда, лишавшегося земельной собственности, но,
во-первых, утверждал Петрушевский, это естественное явление, которое
всегда было известно истории и ни в коей мере не определяло ее течения,
во-вторых, это процесс, выгодный и для самого мелкого люда, попадав-
шего в зависимость всякого рода б.
Петрушевский пытался представить дело таким образом, что будто
было бы неправильным говорить о раннесредневековом обществе как об
обществе, характеризующемся созданием крупного землевладения на
основе лишения собственности на землю свободных общинников и пре-
вращения их в экономически, а затем и политически зависимых крестьян —
непосредственных производителей. Он всячески пытался предостеречь
от переоценки роли классового угнетения в раннее средневековье. «Са-
1 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической [истории. . ., стр. 156.
3 Там же, стр. 137.
8 Там же, стр. 133.
1 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства,
Г ос Политиздат, 1952, стр. 155.
5 Д. М. Петрушевский. Очерки из экономической истории. . . , стр. 160.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
321
дясь на чужую землю и обязуясь ее возделывать и нести следуемые с нее
повинности и даже формально, путем коммендации, признав над собой
частную власть ее собственника (что далеко но всегда имело место), сво-
бодный человек не переставал сохранять свою личную свободу, не пере-
ходил тем самым на положение крепостного, хотя фактически, по своему
хозяйственному положению и по своей роли в поместном хозяйстве,
он имел с ним много общего и при наличии злой воли со стороны помест-
ной администрации легко мог очутиться среди крепостных. Но следует
только преувеличивать такого рода возможность и изображать чрезвы-
чайно сложный социальный процесс, развивавшийся в обществе средне-
вековой Европы и создавший характерные для него социальные формы
в очень упрощенном виде, как тоскливо однородную, бесцветно схематич-
ную картину насилия сильных и страдания слабых» 1 2.
Применительно к мелкому свободному люду, указывал Петрушевский,
речь должна идти о том, что, превращаясь в прекаристов, такие люди
обеспечивали «ценой некоторой части продуктов своего труда спокойное
пребывание и спокойную работу на своем таким способом застрахованном
участке (нередко еще увеличенном выданным ему при этом новым участком)
для себя и для своих наследников» 2. Вопреки широко известным и дока-
занным фактам, Петрушевский считал, что большинство средневековых
крепостных вело свое происхождение от рабов, посаженных на землю,
к хотя свободные и могли превращаться в крепостных, но «не они во вся-
ком случае составляли основное ядро крепостной массы и лишь в извест-
ной мере уплотняли его» 3.
Петрушевский заявлял, что «как ни значительна была по своим разме-
рам крепостная масса средневековья Европы, тем не менее в составе зави-
симого в том или ином смысле населения крупного поместья в общем
она не составляла большинства» 4.
Петрушевский постоянно подчеркивал, что средневековое поместье было
воплощением гармонического единства интересов вотчинника и крестьян,
стремился уверить читателя, что необходимо окончательно рассеять «со-
вершенно фантастические представления о средних веках как о мрачной
эпохе бесправия и социального гнета, господства силы и произвола в от-
ношении к массам и полного порабощения феодальными господами»5. В рам-
ках вотчины действовали закон и право, которые, по мнению Петрушев-
ского, «охраняли интересы всех общественных групп, не делая при этом
исключения и для тех, кто занимал самые низшие ступени общественной
лестницы» 6.
Таким образом, крупное поместье в средние века нс являлось в изобра-
жении Петрушевского носителем непримиримых классовых противоречий,
с неизбежностью порождавших классовую борьбу. Ранее высказывав-
шиеся им положения о социальной гармонии барского двора и кре-
стьянских хозяйств в рамках средневекового поместья теперь органи-
чески входят в его новую концепцию социально-экономического строя
средних веков, концепцию, воспроизводящую реакционные идеи бур-
жуазной историографии Запада.
Очерки из экономической истории. . . , стр.
1 Д. М. Петруше в с к и й.
158—159.
2 Там же, стр. 161.
3 Там же, стр. 161—162.
4 Там же, стр. 162.
5 Там же, стр. 218, 219.
e Там же, стр. 219.
21 Средние века. вып. 6
S22
Л. И. Данилов
В статьях и книгах Петрушевского, вышедших в свет в 20—30-х годах,
была дана подробная характеристика феодализма как явления чисто
политического порядка, а феодальное государство изображалось как
учреждение надклассовое. В статье «Феодализм и современная истори-
ческая наука», впервые напечатанной в 1923 г., Петрушевский, рассма-
тривая феодальные отношения как отношения исключительно полити-
ческие в своем существе, утверждал, что феодализм не создавал крепост-
ничества, которое существовало якобы до и независимо от возникновения
феодальных отношений. Последние представляли собой «организованную
государственной властью из наличного социального материала систему
политически соподчиненных государственных в той или иной мере тяглых
сословии» х.
По Петрушевскому, феодализм существовал при самых различных
социально-экономических условиях древнего мира, средних веков и нового
времени и отвечал задачам, поставленным государственной властью в ин-
тересах государственного целого, в интересах всего общества. По сути
дела Петрушевский стремился сиять в исторической науке даже поста-
новку вопроса о роли феодального государства в классовой борьбе, про-
исходившей в феодальном обществе. Неудивительно поэтому, что рас-
смотрение Петрушевским конкретной политической истории средневе-
ковой Англии в «Очерках из истории английского общества и государства»
в конечном счете сводилось к выхолащиванию ее подлинного и определяю-
щего содержания — истории классовой борьбы крепостного крестьянства.
В качестве субъекта политической истории средневековой Англии у Петру-
шевского выступают лишь деятели класса феодалов, крепостное крестьян-
ство оказывается совершенно устраненным из политической борьбы, про-
исходившей в /Англии в XI—XIII вв. В изображении Петрушевского раз-
витие английского феодального государства не было связано с классовым
подавлением крестьянства. Петрушевский совершенно умалчивал о клас-
совой! направленности государственных реформ, проведенных в XII в.
Генрихом II Плантагенетом. Петрушевский даже не ставил вопроса об
отношении составителей Великой хартии вольностей к английскому кре-
стьянству. Изучая историю возникновения английского парламента, Пе-
трушевский заявлял, что палата общин «представляла интересы не какого-
нибудь одного класса, но интересы всей массы свободного на-
селения Англии» 1 2. Возникновение п развитие английского парламента
с точки зрения Петрушевского представляет собой процесс ликвидации
феодальной организации государства, замененной новыми по своему ха-
рактеру политическими органами 3. Поэтому и баронская олигархия
1258 г. оказалась для Петрушевского одушевленной «искренним стрем-
лением к коренным реформам в управлении, имевшим в виду интересы
широких слоев населения» 4.
Следовательно, идеализация Петрушевским феодального поместья и
социальных отношений! средневековья сочеталась с идеализацией феодаль-
ного государства, а вся история средних веков изображалась как лишен-
ная непримиримых классовых антагонизмов, на основе которых в дей-
ствительности развертывалась непрерывная и ожесточенная борьба
классов.
1 Д. М. Петрушевский. Очерки иа истории английского общества и го-
сударства в средние века. М.—Л., 1937, стр. 5.
* Там же, стр. 201.
• Там же, стр. VII—VIII,
4 Там же, стр. V.
Эволюция идейно-методологических взглядов Д. М. Петрушевского
323
Подводя итоги всему вышеизложенному, можно сформулировать сле-
дующие главные выводы:
1. Все развитие идейно-методологических взглядов и конкретно-исто-
рических исследований Д. М. Петрушевского происходило в рамках бур-
жуазной историографии. Его сочинения никогда не выходили из этих
рамок, а сам он никогда не приближался к позициям марксистской истори-
ческой науки. После революции 1905 г. и особенно после Неликой Октябрь-
ской социалистической революции Петрушевский неоднократно выступал
вместе с представителями реакционнейших течений буржуазной фило-
софии, социологии и историографии Запада.
2. Исследования Д. М. Петрушевского, относящиеся к 90-м годам
XIX в. и к началу 900-х годов, представляют собой значительный вклад
в изучение истории английского крестьянства и его классовой борьбы,
а также в изучение конкретных путей возникновения и развития феодаль-
ных отношений в странах Западной Европы. Основная научная работа
Петрушевского «Восстание Уота Тайлера» сохранила известное научное
значение и до наших дней как наиболее полное и научно обоснованное
изложение конкретного хода восстания английского крестьянства 1381 г.
3. Переход Д. М. Петрушевского па позиции неокантианства в фило-
софии, восприятие им теории цикличности, ряда положений Фюстель
де Куланжа и Дошпа в историографии отрицательно сказались на его
конкретно-исторических исследованиях. Изменение методологических и
общеисторических взглядов Петрушевского было обусловлено общим
крахом либерально-буржуазной историографии в России, утратившей
после революции 1905 г. некоторые относительно прогрессивные черты,
которые были присущи этой историографии в 70—90-годах XIX в. и
которые отличали ее от либерально-буржуазной историографии Запада
того времени.
21*
С. И. АРХАНГЕЛЬСКИЙ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ С. В. ЕШЕВСКОГО
1
Степан Васильевич Ешевский (1829—1865), один из основоположни-
ков русской медиевистики, ученик Грановского и Кудрявцева, их пре-
емник по кафедре всеобщей истории в Московском университете, которую
он занимал в 1858—1865 гг., был историком многогранным. Исследования
по истории романо-германских народов он соединял с изучением истории
России и русской историографии
Данная статья ставит своей задачей охарактеризовать труды Ешев-
ского по истории средневековья и по русской историографии, вскрыть
связи его научного творчества с развитием русской общественной жизни
в период 50—60-х годов, показать его передовые взгляды и вместе с тем
отметить ограниченность его методологии, неспособность выяснить под-
линные движущие силы исторического процесса.
Интересоваться историей Ешевский начал еще на школьной скамье,
в нижегородской гимназии, где он учился в 1842—1846 гг. Преподавателем
истории был П. И. Мельников, впоследствии автор известных романов
«В лесах» и «На горах». Мельников особо занимался с теми из учеников,
кто проявлял интерес к истории. Такими учениками были Ешевский и
Бестужев-Рюмин. П. И. Мельникову, занимавшемуся тогда изучением
местной истории, они были обязаны первым знакомством с источниками 1 2.
По инициативе П. И. Мельникова и под его руководством в гимназии
были организованы литературные беседы и диспуты на исторические темы.
Так, 31 марта 1846 г. Бестужев-Рюмин сделал доклад о В. П. Шереметьеве,
ему оппонировал Ешевский. 22 мая того же года Ешевский сделал до-
клад о местничестве, оппонировал Бестужев-Рюмин. И доклады, и возра-
жения отличались основательностью. Статья Ешевского «О пребывании
Петра Великого в Пижнем-Новгороде» была напечатана в «Нижегород-
ских губернских ведомостях» 3. Интерес к истории, к прошлому родного
края усилился тогда, когда крепостной труд в России существовал послед-
ние годы, а передовая мысль в русском обществе «искала правильной
революционной теории»4. С. В. Ешевский, окончив гимназию, посту-
1 В основу настонщей статьи положены изданные в трех томах сочинения
С. В. Ешевского, биографический очерк о нем, составленный его другом юности
К. II. Бестужевым-Рюминым, неопубликованная переписка С. В. Ешевского, а также
сохранившаяся запись его лекций по русской историографии, читанных им в Казан-
ском университете в 1856/57 учебном году.
2 Нижегородская уч. архивная комиссия, сб. IX, «В память П. И. Мельникова».
Н.-Новгород, 1910, стр. 262.
2 «Нижегородские губ. ведомости», 1845, № 42.
4 В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 9.
Исторические взгляды С. 13. Ешевского
325
пил на первый курс философского факультета в Казанский университет.
Став студентом, он продолжал поддерживать связь с П. И. Мельниковым.
В Казанском университете Ешевскпй учился лишь один год. С начала
1847/48 учебного года он перевелся в Московский университет, являвшийся
в то время главным центром науки и просвещения для всей России.
2
Чтобы понять, какое место занимал С. В. Ешевскпй в русской исто-
риографии, необходимо принять во внимание, что в 40—50-е годы XIX в.
русская историческая наука переставала быть собранием фактов,
прикрытых риторикой, и искала не только новых тем, вроде истории на-
родного быта и верований, истории учреждений, по и теоретического объяс-
нения исторического процесса и выяснения его движущих сил.
Кроме университетских кафедр, историческая наука была представ-
лена также на страницах таких русских журналов, как «Отечественные
записки», «Современник», «Москвитянин». В первых двух журналах при-
нимал участие В. Г. Белинский. Вместе с А. И. Герценом, чьи блестящие
историко-философские статьи «Дилетантизм в науке» впервые печатались
в «Отечественных записках» за 1843 г. (книги I, III, V и XII) 1, Белинский
выступил продолжателем научной традиции, шедшей от Ломоносова, Ра-
дищева и декабристов. Эта традиция выразилась в интересе к истории
народных масс. «Радищев смотрит вперед. . ., он сочувствует страданиям
масс», — писал Герцен 1 2. Эта направленность исторических интересов
была характерна и для Белинского.
Наиболее откровенно свои взгляды на смысл исторического процесса,
на современность и ближайшее будущее Белинский высказывал в частной
переписке, особенно в письмах к В. П. Боткину, тогда как в своих жур-
нальных статьях и рецензиях он должен был считаться с требованиями
цензуры 3.
В письмо к Боткину от 8 сентября 1841 г. Белинский признавался,
что для него идея социализма стала идеей идей, бытием бытия, вопросом
вопросов, альфою и омегою веры и знания. «Все из нее, для нее и к ней. . .
она поглотила и историю, и религию, и философию. И потому ею я объяс-
няю теперь жизнь мою, твою и всех, с кем встречался на пути к жизни. . .
Действительность возникает на почве, а почва всякой действительности —
общество» 4.
Действительность открыла Белинскому глаза, и со свойственной ему
резкостью он заявляет в том же письме к Боткину: «Социальность, социаль-
ность — или смерть. Вот мой девиз. . . Не хочу я блаженства, если оно
у меня не общее с меньшими братьями моими»5. Страстное увлечение «со-
циальностью», как выражался Белинский, сопровождалось у него отходом
от увлечения философией Гегеля. Своими героями в истории он считал
разрушителей старого — Лютера, Вольтера, энциклопедистов, терро-
ристов, Байрона. Путешествуя за границей в 1847 г., Белинский столк-
нулся с безработицей, которую нес с собой капитализм. «У человека здо-
ровые руки, он трудолюбив и честен, готов работать и для него нет
работы»6, — писал он. «Владычество капиталистов покрыло позоромсовре-
1 А. И. Герцен. Поли. собр. соч. и писем, т. III. Пб., 1919, стр. 163—233.
а Там же, т. IX, стр. 270, 271.
6 «Ведь я попрежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как я думаю»
(В. Г. Б е л и и с к и и. Письма, т. III. СПб., 1914, стр. 85. Письмо к Герцену от
26 янв. 1845 г.).
4 В. Г. Белинский. Письма, т. П, стр. 262—263.
• Там же, стр. 266.
• Там же, т. III, стр. 244.
326
С. И. Архангельский
менную Францию, лишило ее чувства национальной чести и гордости» *.
Буржуазию Белинский считал плодом исторического развития. Со-
временную промышленность он признавал последним злом во владычестве
капитала, в его тирании над трудом 1 2. Идея всеобщей обусловленности
и закономерности исторического процесса, к которой подошел Белин-
ский, привела его к убеждению, что человечество освободится от ига ка-
питализма. Белинский интересовался общими историческими вопросами.
Он не ограничивался изучением фактов, ему была нужна философия,
открывающая смысл исторического процесса. Он стремился истолковать
многообразие частных явлений, исходя из их общего значения, движение
общества рисовалось ему как переход с низшей ступени на высшую.
Белинский умер в 1848 г. Спустя 7 лет, в 1855 г. вышла в свет диссер-
тация Н. Г. Чернышевского «Эстетические отношения искусства к дей-
ствительности» 3; автор заявлял в ней, что не имеет ни малейшего притяза-
ния сказать что-нибудь новое, принадлежащее лично ему, а только желал
«быть истолкователем идей Фейербаха в применении к эстетике». В основе
понимания истории у Чернышевского лежала философия Фейербаха;
оба они, и Фейербах и Чернышевский, не смогли дать материалистиче-
ского объяснения истории. «. . .Чернышевский не сумел, вернее: не мог,
в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материа-
лизма Маркса и Энгельса», — писал В. И. Ленин 4 5.
В письме к своим детям, А. Н. и М. Н. Чернышевским, от 27 апреля
1876 г. Н. Г. Чернышевский писал, что он с ранней молодости был твер-
дым приверженцем того строгого научного направления, первыми предста-
вителями которого были Левкипп, Демокрит и т. д., до Лукреция Кара б.
Как и Белинский, Чернышевский отрицательно относился к учению
Огюста Конта, основоположнику позитивизма, становившегося уже тогда
модной философией среди историков либерально-буржуазного направле-
ния. Для Белинского Огюст Конт был неприемлем, потому что он не ви-
дел исторического прогресса, «живой связи, проходящей живым нервом
по живому организму истории человечества» в. Для Чернышевского фило-
софия позитивизма смешна, ограниченна, удобна лишь для мыслителей,
которым не хочется искать истину 7. Уже дневник Чернышевского, ко-
торый он вел в студенческие годы, свидетельствует о его глубоком инте-
ресе к истории, несомненно пробужденном революцией 1848 г. Интерес
к истории пронизывает многие произведения Чернышевского, выражается
в его самостоятельных исследованиях по истории Франции первой поло-
вины XIX в. Уже будучи арестован, он пишет своей жене 5 октября 1862 г.:
«Я начну многотомной «Историей материальной и умственной жизни че-
ловечества», историей, какой до сих пор не было, потому что работы Гизо,
Бокля (и Вико даже) деланы по слишком узкому плану и плохи в испол-
нении» 8.
Чернышевскому не удалось выполнить этот план. Он занялся перево-
дом Шлоссера, одного из наиболее прогрессивных историков Германии
1 В. Г. Б е л и и с к и й. Письма, т. II, стр. 326.
1 Там же, стр. 331.
3 Н. Г. Черпышевский. Поли. собр. соч. в 15 томах, М., 1949, т. XIV,
стр. 297. Дальнейшие ссылки на сочинения Чернышевского приводятся по этому
изданию.
4 В. И. Л е н и н. Соч., т. 14, стр. 346.
5 И. Г. Черпышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 650.
• В. Г. Белинский. Письма, т. III, стр. 174.
7 Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 651—652.
8 Там же, стр. 456.
Исторические взгляды С. В. Ешевского
327
первой половины XIX в., которого он сравнивает с Тацитом1. 13 произ-
ведениях Чернышевского очень много ценных и метких замечаний ио исто-
рии Англии XVII в. 1 2, по истории раннего феодализма, которым специально
занимался С. В. Ешевский. В статье «Капитал и труд», написанной в 1860 г.,
Чернышевский определяет феодализм как систему господства поземельных
собственников. В это время складывается теория приобретения богатств
посредством насилия. «В отношении к чужим лордам эта цель достигается
войной, в своей собственной стране — посредством права владельца на
собственность людей, населяющих его землю, словом сказать, — посред-
ством того, что в Западной Европе называлось феодальными учрежде-
ниями» 3.
Феодализм, по убеждению Чернышевского, возник из завоевания, имел
целью присвоение плодов чужого труда, поддерживался насилием4. Черны-
шевский подчеркивает классовый характер феодализма. По его словам,
это было время «исторической жизни исключительно одних только фео-
далов и рыцарей; сначала под этими настоящими своими именами, потом
под именами высшего сословия или аристократии, они одни распоряжа-
лись судьбою стран, строили учреждения, какие хотелось им, воевали,
судили и поживали себе, как сами думали, не допуская других сословий
ровно пи к чему» 5 6.
Чернышевский относит конец этого периода в Англии к концу пли
половине XVII в.; во Франции к концу XVIII в.; в Германии — к эпохе
наполеоновских завоеваний и реформам Штейна в начале XIX в. «Весь
народ только еще готовится выступить на историческое поприще» ®; он
еще не выступил даже в Италии в борьбе за ее освобождение. Выступило
пока только третье сословие.
Вера в народ, который «хочет коренных изменений в своем материаль-
ном быте», согревает и освещает произведения Чернышевского. Интерес
90 процентов людей, пишет Чернышевский, в том, чтобы изменилось ны-
нешнее положение, чтобы трудящийся человек пользовался плодами своего
труда и не видел их достающимися в чужие руки 7.
Мы охарактеризовали вкратце исторические взгляды Чернышевского
и его предшественника — Белинского. Это было необходимо для того,
чтобы определить место С. В. Ешевского в русской историографии, которая
в 50—60-е годы имела два направления; одно было представлено рабо-
тами революционных демократов и отражало слагавшуюся в стране в конце
50-х — начале 60-х годов революционную ситуацию; другое — работами
западников и славянофилов, отражавшими идеологию буржуазии и дво-
рянства, выразителей реформационных течений, целью которых была
отмена крепостного права в России и объективно — превращение России
в буржуазное государство.
3
С. В. Ешевский, окончив в 1850 г. Московский университет, был остав-
лен для научной работы при университете и выбрал темой магистерской
диссертации Аполлинария Сидопия. Диссертация была закончена к осени
1854 г.; диспут состоялся 12 апреля 1855 г.
1 Н. Г. Чернышевский. Поля. соор, соч., т. V, стр. 177.
2 Там же, т. III, стр. 327, 429, 473; т. V, стр. 394—395; т. VI, стр. 51.
3 Там же, т. VII, стр. 31—32.
4 Там же, стр. 477.
5 Там же, стр. 665.
6 Там же, стр. 366.
7 См. там же, т. VI, стр. 337.
328
С. И. Архангельский
На этом главном труде С. В. Ешеиского необходимо остановиться бо-
лее подробно. Автор поставил себе две цели, которые он сформулировал
следующим образом: 1) «представить на основании биографии и сочине-
ний клермонского епископа Ап. Сидония и других первоисточников кар-
тину состояния Галлии в V веке в момент падения Западной Римской им-
перии и образования на ее территории варварских королевств»; 2) «про-
следить всю историю нравственного и умственного падения античного
общества» \
Таким образом, Ешевскпй выбрал предметом своего изучения переход-
ную эпоху всемирной истории; падение античного рабовладельческого
общества и становление общества феодального. Тот и другой процесс со-
вершался благодаря наступлению «варваров» и революционному движе-
нию рабов и колонов; «. . .не-римляне, т. е. все «варвары», объедини-
лись против общего врага и с громом опрокинули Рим» 1 2.
Чтобы показать движение рабов и колонов, Ешевскпй собрал в своей
диссертации много фактов, освещающих этот коренной вопрос. Он привел
описание виллы знатного галло-римлянина, подчеркнув, что она была
укреплена. «Роскошные виллы, расположенные на возвышающихся мест-
ностях средней и южной Франции, были обнесены стенами, и многие могли
выдержать осаду в случае необходимости» 3. Причину этого он видел в том,
что толпы «варваров» бродили по Галлии, и защитники Римской империи
мало чем отличались от ее врагов; что багауды (он называл их «багоды»)
в своих опустошительных восстаниях прежде всего обрушивались на по-
местья и загородные виллы, которые легче было взять, чем города; в вил-
лах жили ближайшие и опаснейшие враги угнетаемого населения, агенты
фиска. Только отчаяние, писал Ешевскпй, могло породить такое явле-
ние, каким было восстание багаудов, которое в течение двух с лишком
столетий опустошало Галлию и Испанию. Багауды находили помощь
и сочувствие всюду среди угнетенного класса, и нужны были целые армии,
чтобы подавить восстание. Ешевскпй останавливается на образовании
общего фронта борьбы всех неримлян против Римской империи: вторг-
шихся в империю «варваров» и угнетенного населения империи. Он от-
мечает, что осада городов «варварами» весьма часто сопровождалась вос-
станием угнетенных внутри города, и защитникам осажденного города
приходилось отбиваться в одно и то же время от врагов внешних и внутрен-
них 4. С тупым равнодушием, мало того, с чувством злобной радости массы
смотрели на падение империи 5. Конечно, у Ешевского нет представления
об общественно-экономических формациях и движущих ими противоре-
чиях, но все же мы встречаем у него указание на различные формы клас-
совой борьбы. Он пишет: «Низшие классы общества протестовали по-
своему: они уходили к варварам, призывали их в области Римской импе-
рии или подымали страшные восстания багодов» 6. Империя, по его мне-
нию, разрушается не столько от напора внешних врагов, сколько под
бременем собственной своей тяжести 7.
С. В. Ешевскпй высказал много верных суждений о социальном кри-
зисе V в. Чтобы понять истоки этих верных суждений, надо обратить вни-
мание на то, что свою диссертацию ои написал в крепостной России, где
1 С. В. Ешсвским. Соч., т. Ш. М., 1870, стр. 15.
2 11. В. Стали н. Соч., т. 13, стр. 296.
* С. В. Ешевски й. Соч., т. III, стр. 71.
4 Там же, стр. 64.
5 Там же, стр. 62.
• Там же, стр. 165.
7 Там же, стр. 241.
Исторические взгляды С. Н. Ншевского
32!»
классовые противоречия между крепостными крестьянами и помещиками
становились необычайно острыми, где в ответ па усиливающуюся эксплуа-
тацию крестьяне брались за оружие, где подготовлялись условия для
революционной ситуации 1859—1861 гг. Характерно, что более позднее
поколение русских медиевистов отошло от точки зрения Ешевского на
самый процесс перехода от античности к средневековью. П. Г. Виногра-
дов в своей магистерской диссертации «Происхождение феодальных от-
ношений в Лангобардской Италии» 1 2, написанной в конце 70-х годов, еще
туманно говорит о действии тысячи непокорных частных сил, которые
поднимали смелее свои головы, приготовлялись разнести на мелкие части
здание благоустроенного государства. Но в курсе лекций по истории сред-
них веков, который читался этим крупнейшим медиевистом московской
школы в конце XJX и в начале XX в., совсем пет уже речи о явлениях,
характеризующих социальную революцию III—V вв.; переход от поздне-
римской империи к «варварским» королевствам изображается с точки зре-
ния эволюции и постепенного перехода от городской формы жизни к дере-
венской. Период древней истории — это период городской жизни, «пе-
риод полисов и civitatcs, в котором жизнь так или иначе сосредоточилась
около гражданских кружков, живших в городе. Средневековая жизнь
есть в существенной своей части жизнь деревенская: деревня около замка
это характерное ее выражение», — говорит П. Г. Виноградов в своих лек-
циях по истории средних веков, читанных им в 1899—1900 гг. Под этим
углом зрения подбираются им отдельные части и разделы лекционного
курса. Классовая борьба — восстания рабов, колонов и других угнетен-
ных групп позднерпмекого общества не только не вскрыты, но обойдены
полным молчанием, как будто бы их не было.
Что касается Д. М. Петрушевского, преемника П. Г. Виноградова
по кафедре средних веков в Московском университете, то в своей книге
«Очерки из истории средневекового общества и государства» (первое из-
дание 1907 г.) он видит переход к средневековому строю в условиях жизни
позднеримской империи. «Вместо того, чтобы распасться па магнатские
поместья, — пишет он, — империя разложилась па ряд варварских коро-
левств. По хозяйственный и социальный строй от того никаким существен-
ным изменениям не подвергся» 3. Никакого качественного различия между
поздней империей и средневековьем, никакого скачка, никакой социаль-
ной революции он не видит. Он еще дальше, чем Виноградов, отошел от
той картины социальных противоречий, которую нарисовал Ешевский
в своей диссертации «Аполлинарий Сидоний», описывая жизнь Галлии,
особенно Оверни, в V в. нашей эры.
Это бросающееся в глаза различие в освещении переходного периода от
античности к средневековью в работе «Аполлинарий Сидоний» С. В. Ешев-
ского, вышедшей в свет в 1855 г., и в работах П. Г. Виноградова и Д. М. Пе-
трушевского, конечно, не случайное явление. Оно обусловлено регрессом
буржуазной историографии в России. Этот регресс особенно ярко сказался
во взглядах П. Г. Виноградова в 1905 г., когда он от изучения социальной
истории перешел к истории права, все более отрываясь от почвы, на
которой вырастают правовые институты, и приписывая им самодовлеющее
значение.
1 См. В. И. Лени и. Соч., т. 21, стр. 189—190.
2 II. Г. Виноградов. Происхождение феодальных отношений в Ланго-
бардской Италии. СПб., 1880, стр. 103.
3 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества и
государства. М., 1907, стр. 188.
330
С. II. Архангельский.
Тема социальной революции, отделившей античный мир от феодального,
разрабатывалась в советской историографии А. В. Мишулиным в его
«Истории древнего Рима» и в специальных статьях А. II. Машкина
Л. Д. Дмитрова, С. И. Ковалева, 11. В. Пигулевской, М. А. Алпатова 1
и других. Однако до сих пор монографии по этому важнейшему вопросу
всемирной истории наша наука еще не имеет.
Есть и другой важный момент в книге «Аполлинарий Сидоний», скромно
названной «Эпизодом из литературной и политической истории Галлии
V века». Ешевский показал в своей работе не только гибель поздней Рим-
ской империи, как она совершалась на территории Галлии, где образо-
валось несколько «варварских» государств, но и начало создания нового
феодального порядка. Преемниками власти, вырванной из рук импер-
ских наместников, были, с одной стороны, вожди германских дружин,
с другой — христианская церковь 1 2. По Галлии шло расселение целых
племен. Много «варваров» служило и в войсках Римской империи, распо-
ложенных в Галлии.
При дворе «варварских» вождей, в конце концов разделивших Галлию
между собой, важную роль играли те галло-римляне, которые могли
помочь знаниями неопытным и невежественным германским конунгам 3.
К одной из самых ярких страниц этого исследования Ешевского при-
надлежит раздел о покорении Оверни вестготами, руководимыми королем
Эйрихом. «Борьба Оверни с Вестготами — событие, тем более значитель-
ное, что подобного мы не находим в истории последнего времени Римской
империи», — говорит автор 4 5. Овернь занимала особое положение по двум
причинам: здесь развернулась упорная борьба католичества против ереси
Ария; здесь противоречия низшего и высшего классов общества были так
остры, как нигде в других местах Галлии. Возможность сузить круг на-
блюдений помогла автору дать яркую характеристику местной жизни
в 70-х годах V в. Ешевский большое значение придает христианской
церкви как организации, которая объединила отдельные части распав-
шейся Галлии и перешла от римского строя к «варварам», удачно при-
способляясь к новым условиям. Ешевским тонко обрисована как умствен-
ная жизнь галло-римского общества, так и жизнь одного из представи-
телей этого общества — Аполлинария Сидопия б.
Книга С. В. Ешевского «Аполлинарий Сидоний» встретила высокую
оценку в журналах той эпохи. В сентябрьской книжке «Отечественных
записок» за 1855 г. была помещена обширная рецензия, автор которой
отмечал, что появилась прекрасная оригинальная монография в русской
литературе на тему, которой так много занимались французские и немец*
1 А. Н. Матки н. Движение агончстиков. — «Историк-марксист», 1935, № 1;
его же. Агонпстики или пиркумцеллпоны в кодексе Феодосия. — «Вестник
древней истории», 1938, № 1; А. Д. Дмитров. Движение багаудов. — Там же,
1940, № 3—4; его же. Восстание вестготов на Дунае и революция рабов.—
Там же, 1950, № 1; его ж е. Движение latrones как особая форма классовой борьбы
в области древнем истории. — Там нее, 1951, № 4; С. И. Ковале в. Классовая
борьба и падение античного общества. Из истории докапиталистических формаций.
М.—Л., 1933; И. В. Л и гу л е в с к а я. К вопросу о разложении рабовладельческой
формации на Ближнем Востоке. — «Вопросы истории», 1950, № 4; М. А. Али а-
т о в. Новый этап в разработке проблемы перехода от древнего мира к средним
векам. — Там же, 1949, № 7; А. В. Мишулин. История древнего Рима. М.,
1946; Е. А. К о с м и п с к и й и С. Д. С к а з к и и. История средних веков, т. I.
М., 1954.
* С. В. Ешевский. Соч., т. III, стр. 242.
3 Там же, стр. 120.
4 Там же, стр. 285.
5 Там же, стр. 60—61.
Исторические взгляды С. В. Егиевского
331
кие историки. Рецензент подчеркнул, что через призму сочинений Апол-
линария Сидония Ешевский сумел рассмотреть весь его век и быт; в ли-
тературных произведениях Аполлинария Сидония встает вся история
Галлии V в. Однако было отмечено, что, рисуя переходное время, автор
больше интересовался процессом разложения Римской империи, чем за-
рождением новых порядков «на основании других народностей» \
4
Следующий этап в научной деятельности С. В. Ешевского связан
с Казанским университетом, где он в 1855 г. занял кафедру русской исто-
рии, которую преподавал два года. Он был преемником профессора
Н. А. Иванова. Впоследствии курс лекций Ешевского был напечатан под
названием «Очерк царствования Елизаветы Петровны».
С. В. Ешевский так изображал условия работы в Казанском универ-
ситете: «Относительно лекций нельзя сказать, чтобы меня обидели числом
их. Я должен читать соединенным трем факультетам по 6 раз в неделю
историю XVIII столетия в России, начиная от Елизаветы Петровны, т. е.
чрезвычайно подробно. . . Целые полгода каждый день читать историю
двух царствований. Сверх того, я должен читать русские древности кур-
сам 3 и 4-му исторического факультета. На 3-м курсе нет ни одного сту-
дента, а на 4-м только один (Лукошанский). Потому я отказался работать
для такой многочисленной аудитории и просил объявить г. Лукошанскому,
что если он хочет специально заниматься этим предметом, пусть приходит
ко мне завтракать или пить чай, и мы будем толковать о древностях» 2.
Казанский университет в середине 50-х годов XIX в. влачил жалкое
материальное существование. «Университет разваливается, а чинить его
нечем, — пишет П. И. Вагнер Ешевскому, — я думаю, скоро нашему уни-
верситету придется идти с сумой по миру; стоит бедный и как будто
юворит: нищ и убог есмь, помогите. Ох, как бы я желал разнюхать все
правленческие крючки и мерзости, попасть на ключ тех пружин, которые
набивают частные карманы казенными деньгами родного университета»3.
Но если хозяйство Казанского университета было в плохом состоянии,
то научные силы были представлены в нем в середине XIX в. такими вы-
дающимися учеными, как Н. И. Лобачевский (в те годы он был помощни-
ком попечителя округа) и А. М. Бутлеров. Ректором университета был
ориенталист О. М. Ковалевский; история была представлена упомяну-
тым Н. А. Ивановым и начинающим работу Н. А. Осокиным; литература —
Б уличем; естественные науки — II. И. Вагнером и М. Н. Китарра 4.
С. В. Ешевский, только что начавший работать в университете, стал
любимым профессором. Его лекции усердно посещались студентами.
Один из студентов, слушателей Ешевского, А. С. Гацисский, писал впослед-
ствии, что курс лекций, посвященный царствованию Елизаветы Петровны,
был крупным событием в жизни Казанского университетаб. Лекции
Ешевского свидетельствовали о его усиленной работе над источниками,
которые можно было достать в Казани. Кроме того, он усердно изучил
«Полное собрание законов Российской империи».
1 «Отечественные записки», 1855, т. 102, стр. 32.
1 Цитируемая неопубликованная переписка С. В. Ешевского хранится в Исто-
рическом музее в Москве (далее: ИМ) за общим шифром: 48932. Приведенное выше
письмо от 15 декабря 1856 г. адресовано Перфильевой. Его шифр: ИМ 48932/442-60.
8 Письмо Вагнера к Ешевскому от 24 ноября 1857 г. (Там же).
* Отчет о состоянии Казанского университета за 1856/57 г.
8 «Нижегородские губ. ведомости», 1865, № 23.
332
С. И. Архангельский
Письмо Ешевского к Бестужеву-Рюмину из Казани от 29 декабря 1855 г.
вводит нас в лабораторию историка, занятого изучением источников, не
разработанных критически, не сведенных, не проверенных. «Для XVIII сто-
летия, — сообщает Ешевский, — благодаря Сахарову, городской биб-
лиотеке и книжной лавке Мясникова, у меня материалов довольно. Я ра-
зумею старые журналы, в которых, особенно в Отечественных Записках
и Русском Вестнике, пропасть разбросанных материалов. Недостает не-
которых записок п иностранных источников, так что кроме Шлоссера у меня
нет ничего под рукой, но русские источники я надеюсь иметь все под
руками. Первый и, дай бог, последний курс истории в Казанском универ-
ситете, мне хотелось бы прочитать как можно лучше, чтобы, если, как
пишет И. Ник.1, меня и разведут с русской историей, расстанусь с ней
по-дружески». Из писем Ешевского видно, что он посещал духовную ака-
демию в Казани, беседовал с монахами, но не мог добиться от них генераль-
ной описи Соловецкой библиотеки 1 2, а в ней было более 1500 рукописей.
«Ключ от шкафов у ректора, — пишет Ешевский, — а его я два раза не
мог поймать. Удалось, впрочем, просмотреть два хронографа, из которых
один доходит до Михаила Федоровича, и думаю сделать из него выписки.
Этот народ ужасно боится, чтобы другие не воспользовались ничем, что
считают они своей исключительной собственностью. Впрочем, они сильно
работают над систематической описью и много сделали, но только к этому
почти нет приступа» 3. «Очерк царствования Елизаветы Петровны» содер-
жал в себе, помимо изображения внутренней политики царствования, ха-
рактеристики главных деятелей в царствование Елизаветы, также по-
дробный обзор международных отношений этого периода.
Самое главное, что характеризовало Ешевского как историка и обще-
ственного деятеля, — это его интерес к крестьянству. Он отводил в своих
лекциях большое место изображению жизни крестьян, колонизации окраин
крестьянами, беглецами из центральных губерний. «Конституция юго-
востока и Сибири представляет высокий патриотический интерес» 4, —
говорил Ешевский. Считая бегство крестьян формой протеста против кре-
постного гнета, он отмечал, что из Средней и Южной России, где общины
были задавлены крепостным правом, во все стороны стремились беглецы.
«Желание воли, — указывает он, — было так сильно, что его не могли
остановить никакие пожертвования» 5 *.
В беглецах Ешевский видел самую энергичную, предприимчивую часть
сельского населения России: «хМалоземельный и слабый духом покорно
склонялся под условия крепостного права, смелый уходил в астраханские
степи пли в леса Сибири»®. В то время, когда кончилась Крымская война,
когда нарастало возбуждение народных масс в России и в стране созда-
валась революционная ситуация, характеристика крепостнической Рос-
сии в лекциях Ешевского была призывом к скорейшему освобождению
крестьян от крепостничества. «Бойцом за правду и за лучшие интересы
в нашем отечестве» называл Ешевского редактор его сочинений профес-
сор Трачевский в статье, посвященной его памяти 7. Способность Ешев-
1 Петр Николаевич Кудрявцев.
1 Библиотека Соловецкого монастыря была переведена в Казань по случаю Крым-
ской войны (См. II. 3 и а м о и с к и й. История Казанской духовной академии,
т. II. Казань, 1891 —1892, стр. 525—531).
8 Письмо Ешевского к Бестужеву-Рюмину от 29 декабря 1855 г. (ИМ,
48932/461-470).
4 С. В. Ешевский. Соч., т. II, стр. 559.
* Там же, стр. 584.
в Там же, стр. 590.
< «Современная летопись», 1865, № 21.
Исторические взгляды С. В. Ешевского
333
ского воодушевляться и воодушевлять других, влиять на слушателя
своим проникновенным словом отмечает Мезенсовский в своих воспоми-
наниях о годах студенчества х. Становится вполне понятным, почему казан-
ские студенты, принадлежавшие в большинстве к разночинцам, с огром-
ным вниманием слушали лекции Ешевского.
В следующем учебном году (1856,57) Ешевский читал до сих пор не
опубликованный курс русской историографии, сохранившийся в студен-
ческих записках. Мы воспользовались записями студента Н. Виноград-
ского, находившимися в нашем распоряжении. Они составлены очень
тщательно, переписаны убористым мелким почерком в четырех тетрадях
на 157 страницах в четверть листа. К сожалению, в этих записях не со-
хранилось начала лекционного курса — его вводной части и первых четы-
рех лекций. Касаясь петровской эпохи, Ешевский указывает, что первыми
историками в этот период были два епископа (Дмитрий Ростовский и Фео-
фан Прокопович), горный чиновник, впоследствии гражданский админи-
стратор (В. Н. Татищев), и, наконец, физик (М. В. Ломоносов).
На Татищеве Ешевский останавливается очень подробно. Важность
труда Татищева, по его мнению, не была понята ни современниками, ни
ближайшими потомками. Татищеву не пришлось видеть своей работы
напечатанной. Первые три части были опубликованы между 1768 и 1784 гг.
Московское Общество истории и древностей в своих «Чтениях» за 1847
и 1848 гг. опубликовало четвертую часть труда Татищева по рукописи,
найденной Погодиным, но опубликованная часть включала материал
только до 1577 г.
Ешевский отметил огромный труд Татищева по собиранию докумен-
тов и летописей, многие из которых позднее погибли. Он приводил мнение
Татищева о рычаге человеческих действий. «Эту общую причину истори-
ческих явлений он полагает в уме или недостатке ума — глупости». Ешев-
ский утверждал, что история Татищева представляет собой самый полный
свод летописных известий, к которому надо обращаться беспрестанно,
чтобы найти сведения, которые без него навсегда были бы утрачены для
историка. «Чем больше рассматриваешь свод Татищева, — говорил Ешев-
ский, — тем более убеждаешься в его добросовестности, так что после
внимательного рассмотрения мы видим, что он один может заменить утра-
ченные источники. . . Куда бы ни оглянулись мы, везде, во всей разра-
ботке русской истории, находим имя Татищева, упоминаемое с полным
уважением к памяти нашего заслуженного историка».
В записях излагаются далее лекции о трудах Байера, Миллера, Ло-
моносова, Тредьяковского и Шлецера. Большой интерес представляют
замечания Ешевского о Ломоносове как историке. Он делит труды Ломо-
носова по русской истории на две части. В первой части, заключавшей
в себе общие исследования, общие выводы, Ешевский находит почти на
каждой странице новые доказательства «необыкновенной ясности ума,
необыкновенной зоркости взгляда» Ломоносова. Он высказал такие мне-
ния, которые, говорил Ешевский, были выше понятий его современников
и до сих пор составляют неотъемлемую принадлежность науки. Ломоносов
интересовался древностью народов, населяющих Россию, чтобы выяснить,
1 Л. Мезенсовский. Древняя и новая Россия, т. II. СПб., 1876.
331
С. И. Архангельский
«сколь много их дело до наших предков и до пас касается». Ешевский при-
водил слова Ломоносова: «Рассуждая о разных племенах, составляющих
Россию, никто не может почесть ей в унижение. Ибо ни о едином языке
утвердить невозможно, чтобы он сначала стоял сам собою без всякого
применения». Ешевскпй подчеркивал мысль Ломоносова о глубокой древ-
ности славянских народов. Ломоносов собрал все доказательства древности
славянских народов, которые позднее, в начале XIX в., привел Шафарик
в своем труде «Славянские древности». «Имя славянское, — приводил
Ешевский слова Ломоносова, — поздно достигло слуха внешних писа-
телей, и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же сам народ
и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются,
но имена народам даются». Ломоносов доказывал, замечает Ешевский,
старобытностьславян в Европой обосновывал это также, как впоследствии
Шафарик. Он приводит рассуждения Ломоносова о варягах: «Несправед-
ливо рассуждает, кто варяжское имя приписывает одному народу. Мно-
гие сильные доказательства уверяют, что они от разных племен и языков
состояли и только одним соединились обыкновенным тогда по морям
разбоем».
Оценивая высоко это мнение Ломоносова о варягах, Ешевский говорит,
что за весь XVIII в. это был единственный намек на настоящее понимание
того, кто были варяги. «Это мнение Ломоносова, — продолжает Ешев-
ский, — осталось без последствий, пока новая европейская наука не дошла
другим путем к тем же самым результатам». Так Ешевский подчеркивал
приоритет Ломоносова в правильном освещении вопроса о роли варягов
в истории Руси. Ломоносов не закончил свой труд. Вторая его часть пред-
ставляет переложение летописных известий.
В записях лекций содержится также характеристика трудов В. К. Тре-
дьяковского, которого Ешевский называл вторым русским ученым, против-
ником немецкой концепции происхождения Руси. Ешевский упоминает
о начале критического анализа истории, положенного трудами гебраи-
стов, особенно Михаэлиса, и усовершенствованного Нибуром. Далее сле-
дует характеристика большой группы историков второй половиныХУШ в.:
Щербатова, Болтина, Левека, Леклерка, Эмина, Елагина, митрополита
Платона, Екатерины II, Голикова, Фомина и Крестинпна, Новикова,
Бантыш-Каменского, Туманского, Чулкова, Стрпттера, Тупмана, Струббе
и Круга.
Ешевский вполне справедливо ставил Болтина несравненно выше
Щербатова по уму и дарованиям. Щербатов, представитель реакционных
дворянских кругов, дилетант, не имевший научного образования, изу-
чавший источники лишь по мере ознакомления с историей, останавливав-
шийся преимущественно па частностях, мелочах. Щербатов рассматривал
каждое явление порознь: у пего нс было общего взгляда на все развитие
русского народа, между тем это уничтожает целостность, полноту взгляда
на русскую историю.
Характеризуя Щербатова, Ешевский отмечал, что суждения послед-
него о том пли другом историческом деятеле не могли отличаться ни осо-
бенной глубиной, ни верностью. Он сопоставлял Щербатова и Карамзина
ио тождеству их взглядов на Ивана III; как и Карамзин, Щербатов видел
в Иване III «главного виновника могущества Московского государства».
Этот ошибочный взгляд Карамзина проистекал из тех же причин, что и
ошибочный взгляд его на русскую историю вообще. Сблизив взгляды
Карамзина и Щербатова, Ешевский вместе с тем показал свое критиче-
ское отношение к этим двум крупнейшим представителям дворянской
историографии. Он полагал взгляды обоих историков на ход русской исто-
Исторические взгляды С. В. Ешевского
335
рии ошибочными. Переходя к Болтину, Ешевский отмстил, что тот шел
в своих занятиях русской историей совершенно другим путем. Болтин
выступил критиком книги француза Леклера «История древней и новой
России физическая, моральная, гражданская и политическая», изданной
в 1783 г. Ешевский указывал, что Болтин, критикуя Леклера, пришел
к рассмотрению «Истории» Щербатова и обвинял последнего в некрити-
ческом отношении к источникам: «Припасы необходимы, — приводил он
слова Болтина, сказанные по адресу Щербатова. — По необходимо также
уменье располагать оными, которое вкупе с ними не приобретается». Так
в 1789 г. завязалась полемика между Болтиным и Щербатовым. Полеми-
ческие сочинения Болтина показывают «чрезвычайно сильный и светлый
ум автора, добросовестное изучение русских источников и потому новое
воззрение на судьбу русского народа». Так высоко и вполне справедливо
Ешевский оценивал творческие успехи Болтина.
Анализируя работы конца XVIII в., Ешевский находил во всех
классах народа, кроме того класса, который вследствие исторических
обстоятельств исключался из всякого движения (этот эзоповский язык
скрывал намек на бесправие крестьян), людей, которые интересовались
отечественной историей и вносили свою лепту в общее собирание сведений
и материалов.
Эту свою мысль Ешевский иллюстрировал, приводя в пример купца
Голикова, собравшего громадные материалы по истории царствования
Петра Великого, издавшего в 1790 г. 12 томов «Деяний Петра Великого»,
а в 1798 г. — 18 томов дополнений к этим «Деяниям». Он останавливается
на историческом обществе, возникшем в Архангельске задолго до осно-
вания при Московском университете Общества истории я древностей
российских. В Архангельском обществе, основанном в 1759 г., участво-
вали купец Фомин, мещанин Крестинин и другие. Это общество принимали
в Архангельске за тайную политическую организацию; участников его
прозвали фармазонами. Их выручила прибывшая в Архангельск экспе-
диция Лепехина; она связала их с Академией Паук.
Затем Ешевский останавливался на Новикове, имя которого «навсегда
останется в истории русского образования». Он охарактеризовал всю
деятельность Новикова — издательскую, просветительскую, научную,
называя ее «необыкновенно благодетельной». «Французская революция, —
говорил Ешевский, — заставила русское правительство взглянуть на это
деятельное общество (франмасонское), основанное Новиковым, совсем
другими глазами. Революция во Франции сделала подозрительным в гла-
зах правительства каждое неофициальное соединение людей, с какой бы
то ни было целью».
Ешевский привел очень интересные факты из истории зарождения бур-
жуазной историографии в России еще в конце XVIII в., недостаточно
оцененные историографами и в паше время, хотя Ешевский читал свой
курс почти 100 лет тому назад, в условиях крепостной России. Лекцию
о Карамзине Ешевский не читал, отослав слушателей к статье Соловьева
о Карамзине, помещенной в «Отечественных записках» (1856 г., № 3).
Зато он уделил достаточно внимания критику Карамзина Каченовскому,
с которым мы связываем уже оформление буржуазного направления
в историографии.
Ешевский сообщил его подробную биографию, подчеркивая, что Ка-
ченовский не прошел ученой школы, был на военной и гражданской службе
и стал заслуженным профессором по целому ряду кафедр, явившись
в историографии основателем критической школы. Каченовский крити-
ковал Карамзина, но он же придавал труду Карамзина огромное значе-
336
С. II. Архангельский
ние, так что, читая отзыв Каченовского о Карамзине, нельзя заподозрить
его в пристрастии, во враждебном намерении, хотя в то время была боль-
шая борьба между сторонниками и противниками Карамзина. Каченовский
критиковал источники, которым прежде слепо верили. Благодаря рабо-
там Каченовского, указывал Ешевский, была утрачена вера в непогре-
шимость каждой строки летописи, явилась потребность подвергать уче-
ной критике и принимать за достоверное только то, что можно доказать.
Погодину в лекциях Ешевского уделено место между Качоновскпм и
Полевым, тогда как он должен был бы следовать за Карамзиным, поскольку
он представлял дворянскую историографию. Ешевский называл его
защитником старых взглядов. «Деятельность Погодина и лучшие его
исследования были вызваны борьбою с Каченовским»,—говорил Ешевский.
Начав с критики Карамзина, Погодин позднее склонился к его взглядам.
Ненавидя всякую попытку создать определенную систему взглядов,
Погодин, однако, не мог без нее обойтись и поэтому впадал в противоречие
с самим собой.
Значительное место отвел Ешевский «Истории русского народа», на-
писанной Полевым. В центре внимания у него находится проблема феода-
лизма. Ешевский отмечал, что Полевой, увлекаясь трудами Тьерри,
Гизо и других западноевропейских историков, приписал России феодаль-
ную систему. Но для того, чтобы представить значение удельной системы,
нужно было самостоятельное изучение источников, чем Полевой не за-
нимался. Ешевский критиковал взгляды Полевого, приравнивавшего
удельную систему к феодальной. Феодализм и Полевым и Ешевским по-
нимался как политическое раздробление. «Мы заметили, — цитировал
Ешевский Полевого, — сходство истории Новгорода и истории город-
ских общин в разных местах Европы и сказали также, что и конституция
была подобна конституциям западным. Князья окружные были то же в от-
ношении к Новгороду, что бароны французские для Камбре, Нойона,
Бове и Сен-Кентена. Князь киевский там, что короли французские для
их городов». Опровергая подобные аналогии, Ешевский, как и Полевой,
не ставил вопроса о социальной природе феодализма, о феодализме как
общественной формации с присущими ей закономерностями. Спор сколь-
зил по поверхности явлений. В конце лекции о Полевом Ешевский отметил,
что между Полевым в начале ив конце его деятельности такая же разница,
как между «Сыном отечества», издаваемым Полевым в Петербурге, и «Мо-
сковским телеграфом», издаваемым в Москве, намекая, таким образом,
на перемену во взглядах Полевого.
От анализа взглядов Полевого Ешевский переходит к Устрялову.
Он рассматривает его учебное руководство по русской истории, введен-
ное во всех казенных учебных заведениях и сопровождаемое правитель-
ственным запрещением учителям вести изложение событий сколько-ни-
будь самостоятельно и тем самым несколько видоизменить изложение
истории Устряловым. Вот почему успехи, сделанные исторической на-
укой, отмечает Ешевский, изменившие взгляды на историческую пауку,
нисколько не отражаются в преподавании истории. «Устрялов загоражи-
вает дорогу каждому новому приобретению по русской истории, точно так
же, как Зуев 1 загораживает дорогу к новым приобретениям в области все-
общей истории», — говорит Ешевский. Но главное внимание он уделяет
разбору двух работ Устрялова: «О системе прагматической русской ис-
тории» и «Исследование вопроса, какое место в русской истории должно
1 Н. И. Зуев — автор ряда книг; в их числе «Учебная книга всеобщей истории»
(4-е изд., СПб., 1856), а также «Начертание древней географии и истории древних
азиатских и африканских государств» (СПб., 1855).
Исторические взгляды С. 13. Ешевского
337
занимать Великое княжество Литовское». В первой работе предложенное
Устряловым деление истории на два периода — древний (до Петра) и
новый (от Петра)—Ешевский считает менее приемлемым в научном отно-
шении, чем деление карамзинское на древнюю, среднюю и новую историю,
что, по его мнению, совершенно правильно. Он полагает, что Устрялов
ошибается, считая «Русскую Правду» делом Ярослава, тогда как она
только переносит на бумагу обычное право наших предков. Ешевский
считает, что Устрялов первый систематически доказал влияние русской
народности на литовцев. Русь разделилась на западную, или литовскую,
и восточную, или русскую. Возвращаясь к «Русской истории» Устрялова,
Ешевский отмечает, что это почти единственное сочинение, обнимающее
собой всю историю русского народа от ее начала и включая обзор царство-
вания Николая I. «Разумеется, это была более роскошь, нежели необхо-
димость, потому что писать про Николая Павловича, историю Ник. Пав.
в России, русскому притом, можно было под условием не сказать ничего».
В этих словах нельзя не почувствовать отрицательного отношения к по-
лицейскому режиму Николая I.
Лекции заканчивались краткой характеристикой «новой школы»:
«Таково было положение дел, когда появилось в печати несколько сочи-
нений, положивших начало совершенно новым воззрениям на русскую
историю, бывших первыми признаками молодой школы, историко-юриди-
ческой, которая в настоящее время считает в рядах своих самых усердных
деятелей на поприще русской истории». Эта школа, по оценке Ешевского,
удовлетворяла двум основным требованиям: у нее было знание источни-
ков и основательное знакомство с исторической литературой; первого
не хватало Полевому, второго — Погодину. Отсюда вытекали недостатки
их трудов. Новая школа представлялась Ешевскому удовлетворяющей
указанным основным требованиям. Но она находилась еще в процессе
становления.
Эту школу возглавляли С. М. Соловьев и К. Д. Кавелин, чьи труды 1
и положили начало существованию данного направления в истории.
Их предшественником был Эверс. Они излагали идеалистическую теорию
о закономерном переходе от родовых отношений к государственным,
игнорируя основные движущие силы исторического процесса.
Подводя итоги, можно сказать, что курс лекций Ешевского по русской
историографии, прочитанный им в 1856/57 г., окончательно определил
его идеалистическую методологию. Ешевский примкнул к либеральной
буржуазной школе, встал под знамя С. М. Соловьева и К. Д. Кавелина.
Сам он был преисполнен веры в прогрессивные силы русского общества.
Русская историческая наука у него представлена в поступательном дви-
жении, в смене школ и направлений. Он показал расширяющиеся успехи
в познании этапов прошлой жизни России. Выдвинуты на первый план
такие крупнейшие представители русского общества и науки, как Тати-
щев, Ломоносов, Новиков. Подвергнуты основательной критике взгляды
Щербатова, дилетанта в истории; Карамзина, не осветившего жизнь
народа; Устрялова, скатившегося с позиций науки на позиции составителя
официального исторического повествования. Прослежено зарождение
новой историко-юридической школы, которая призвана была, по его
мнению, укрепить и обновить историческую науку критикой источников,
их новым освещением, использованием итогов развития западноевропей-
ской исторической науки, однако без механического перенесения их на
1 Магистерская диссертация С. М. Соловьева «Об отношениях Новгорода к вели-
ким князьям», 1848 г., и статья К. Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней
России», которой открывался новый журнал «Современник» в 1847 г.
22 Средние века. вып. в
333
С. II. Архангельский
русский исторический процесс. Историческая наука показана п тесной
связи с обществепно-жкттпческой жизнью России и с успехами геогра-
фии и этнографии. Курс русской историографии, прочитанный Ешевским,
обнаруживал широту взглядов автора, его уменье оценить исторические
труды, выделить наиболее важные. Очень существенно было то, что он
правильно оцепил выдающуюся роль Ломоносова в развитии русской
исторической науки.
Но вместе с тем в этом историографическом курсе Ешевского выступает
его буржуазная ограниченность. Развитие исторической мысли показано
изолированно от классовой борьбы. Не установлена связь между историей
русского общества и историческими школами, сменявшими одна другую.
Не все исторические направления освещены; так, если охарактеризованы
дворянская и буржуазная концепции русской истории, то концепция
декабристов и слагавшаяся уже система взглядов революционных
демократов даже не упомянуты. •
6
Живя в Казани, Ешевский стремился к родному для него Московскому
университету. «В Московском университете я готов был бы читать как
приват-доцент» х. Он даже считал возможным выйти в отставку, уехать
в Москву и жить там некоторое время на премию, если она будет при-
суждена за его диссертацию.
Н. II. Кудрявцев писал ему, что надежда получить кафедру в Московском
университете еще не потеряна, и обещал приложить все усилия, чтобы
этого добиться 1 2. Ешевский сознавал, что затягивать дело с переводом
в Москву на кафедру всеобщей истории нельзя, так как при чтении лек-
ций по русской истории в Казанском университете не оставалось времени
для занятий всеобщей историей. Кафедру всеобщей истории в Московском
университете он занял только в начале 1858 г. К этому времени уже не было
в живых ни Грановского, ни Кудрявцева.
Таким образом, после значительного перерыва Ешевский мог вернуться
к работе по избранной им любимой специальности. В 1855 г. он был из-
бран единогласно в Совет факультета Московского университета в каче-
стве профессора, но министерство народного просвещения долго не со-
глашалось на перевод Ешевского пз Казани в Москву.
Новый период творческой деятельности Ешевского продолжался 7 лет.
В эти годы он работал над докторской диссертацией «Брунегильда», ко-
торую не успел закончить; над специальными курсами по истории сред-
них веков, составив план в течение 15 лет охватить им весь период сред-
них веков, вернуться к повторению этих курсов, их окончательной отделке
и печатанию. Им были прочитаны курсы: в 1858 г. — «Центр Римского
мира и его провинции»; в 1859 г. — «Очерки язычества и христианства»;
их продолжением был курс «Эпоха переселения народов и Каролинги».
Курс «Центр Римского мира и его провинции» был написан Ешевским
раньше появления в свет V юма «Римской истории» Момзена. Этот курс
представлял собой самостоятельно составленный обзор провинций
западной и восточной половины Римской империи. Главное внимание
было обращено на живучесть различных этнических элементов в составе
населения империи, начиная от самой Италии и до западных и восточных
провинции. Вместе с тем автор стремился показать особенности жизни
1 Письмо Ешевского к Перфильевой от 7 февраля 1856 г. (ИМ, 48932/442-460).
2 Письмо Ешевского к Перфильевой от 17 апреля 1856 г. (ИМ, 48932/442-460).,
Исторические, взгляды С. И. Ешевского
339
каждой провинции, например вражду кланов в Галлин, прочность влия-
ния друидизма в Галлии и Британии, особое политическое положе-
ние Египта, стратегическое значение Македонии для контроля за нижним
течением Дуная, глубокое проникновение римлян в Западную .Африку
и вместе с тем ясно сохранившиеся следы языков и iscponainiii местного
населения.
Ешевский, однако, не вскрыл глубоких классовых противоречий,
существовавших в провинциях империи, в основном между рабовладель-
цами и рабами, а также противоречии между владельцами крупных по-
местий и зародившимся тогда колонатом. Отсюда очерк носил статиче-
ский характер, в нем не выяснялись силы, двигавшие историческую
жизнь вперед и неизбежно приводившие римских рабовладельцев к упадку.
В обзоре восточных провинций Римской империи Ешевский отметил,
что эта половина империи имела лишь ограниченное влияние ла судьбу
позднейшей Европы. Невзирая- на гибель политической самостоятель-
ности Греции, империя не могла ее ассимилировать. Греки упорно дер-
жались за свою культуру и народный язык. При обрисовке Малой
Азии, Сирии и Египта Ешевский опять отметил живучесть местных этни-
ческих элементов в условиях бесспорного влияния греческой культуры.
Подчеркивая самобытность различных, населявших земли Римской
империи, народностей, не утраченную под римским игом, Ешевский пока-
зал, что единство римского мира, достигнутое принудительным путем,
было лишь внешним. Черты голого насилия все нарастали в империи,
сначала прикрытые лицемерием императора Августа, потом сбросившие
с себя маску и разоблаченные Августином, который приравнял импе-
рию к большой разбойничьей организации (magna latrocinia) \ выражая
в этих словах отношение к Риму многочисленных не римских элементов
населения.
Второй специальный курс — «Очерки язычества п христианства» —
находится в органической связи с рассмотренным выше и является его
продолжением. Ешевский осветил в нем религиозные взгляды, филосо-
фию, литературу и правовые понятия, существовавшие в Римской импе-
рии в период от Августа до падения Западной Римской империи. Он
показал эти явления не изолированно друг от друга, а в тесной связи
и взаимодействии, не в виде застывших древностей, а в движении, как
части единого исторического процесса. «Падение язычества, — писал
Ешевский, — зависит не от случайных причин, не от перемены в полити-
ческом устройстве, не от той или другой формы правления; оно уславли-
валось неизбежной необходимостью. В истории древних религий нельзя
не заметить известных законов, нельзя не признать известного процесса,
охватывающего собою все разнообразные проявления религиозного чув-
ства». В этих словах заключались главные обобщения, главная идея всей
работы. Отдельные племена сливались в один парод, п тогда из племенных
верований создавалась народная религия. Рушилась прежняя замкну-
тость и исключительность, совершался переворот в области сознания, рас-
ширялась сфера религиозного мышления. Так было в Риме. В этом автор
видел прогресс. Но па этом человеческая мысль пе останавливалась. На
известной ступени развития она ищет выхода, стремится достичь обще-
человеческих понятий, общих идей и начал; религиозное сознание усту-
пает место философии, философия же ведет к отрицанию народных веро-
ваний, сложившихся под этнографическим влиянием. Так было в Гре-
ции, где самобытному развитию мысли предшествовали критика религии
1 С. В. Ешевский. Соч., т. I, стр. 279.
22*
340
С. И. .Архангельский
и упадок ее влияния. Без критического отношения к своим олимпийцам
не могла бы возникнуть греческая философия» 1. Таким образом, «движе-
ние греческой философии, как момент высший, было отрицанием предше-
ствовавшего момента» 1 2. Истории греческой философии Ешевский не из-
лагает, по прослеживает проникновение греческих философских систем
в Рим, останавливаясь на философских взглядах Цицерона, Лукреция
и Сенеки. Наблюдая умственную жизнь римского общества I—II вв.
н. э., Ешевский отмечает два процесса;—разрушительный и созидатель-
ный. «Разложение прежних верований должно было вести к образо-
ванию новых, и дело созидания должно было совершаться рядом с делом
разрушения» 3; с другой стороны, история человеческого развития не ость
повторение одних и тех же явлений, для человечества нет возврата к преж-
нему, прошедшему. С этой идеей прогресса Ешевский подходит к выяснению
роли новой религиозной системы, возникшей в J в., ясно уже высту-
пающей во II в. н. э., — к христианству. Прежде чем перейти к христиан-
ству, Ешевский резюмирует свои выводы о состоянии религии греко-рим-
ского мира. Высшие и низшие классы общества этого мира отвернулись
от старых верований: первые — под влиянием философии, вторые —
под влиянием потери своей самобытности. Христианство заняло освобо-
дившееся место; оно привлекало к себе близостью бога к человеку, про-
поведью единства человеческого рода, равенства и свободы людей. С появ-
лением христианства, по мнению Ешевского, связан был общественный
переворот. «Оно признало законные права женщины; изменило отноше-
ние детей к родителям; освободило раба, считавшегося в древности суще-
ством низшей породы; возвысило труд; возвратило бедному его достоин-
ство; уничтожило горделивую надменность книжников» 4. Но христиане
не восставали против существующих учреждений, не поднимали знамя
сопротивления, не стремились образовать государство в государстве.
Христианские проповедники остановились перед опасностью революции 5 6;
они не решились требовать отмены рабства как государственного инсти-
тута. На место отношений юридических христианство поставило нрав-
ственные; оно принесло с собой филантропию. В конце своей работы
Ешевский остановился на упадке античной литературы под влиянием им-
ператорского деспотизма и на расцвете христианской литературы. Антич-
ное общество умирало, переставая понимать жизнь; христианское обще-
ство верило в будущее, создавало свою философию истории, стремилось
отыскать в предшествовавших судьбах человечества внутренние законы.
В этом специальном курсе наиболее ярко и отчетливо раскрылись
идеалистические установки исследователя. Христианство в специальном
курсе Ешевского оказалось не связанным с материальной жизнью антич-
ного общества, с глубоким кризисом производственных отношений
II —IV пп. Появление христианства объяснено падением верований, обна-
ружением моральной несостоятельности общественных основ и утратой
идеалов, которыми жил античный мир.
Ешевский начал изучение язычества и христианства с вопроса об
ослаблении древних римских верований под влиянием Греции, откуда
пришли не одни мифы, но и философия в. В отличие от диссертации «Апол-
линарий Сидоний», где показано значение движения багаудов, в «Очер-
1 С. В. Ешевский. Соч., т. I, стр. 302.
2 Там же, стр. 302.
3 Там же, стр. 391.
4 Там же, стр. 468.
5 Там же, стр. 521.
6 Там же, стр. 301.
Исторические взгляды С. В. Ешевского
341
ках язычества и христианства» социальные движения изучаемой эпохи,
связанные с христианскими сектами, совершенно не затронуты, хотя хри-
стианство расценивается как переворот социальный
Ешевский не вскрыл борьбы, шедшей в самой Римской империи
между официальной церковью, которая оппортунистически сближалась
с господствующим классом, и сектантскими течениями, находившими
себе опору среди низших слоев общества Римской империи, особенно
в Африке, что было показано уже Гиббоном. В этом игнорировании со-
циальных противоречий, откровенной апологетике христианской религии,
заключаются главные пороки специального курса «Очерков язычества и
христианства», заметен отход автора книги «Аполлинарий Сидоний» от
прежних позиций.
С. В. Ешевский не был чужд диалектики, но это была идеалистиче-
ская диалектика, идущая от Гегеля. Гегель «первый пытался доказать
развитие и внутреннюю связь истории» 1 2, он считал исторический про-
цесс раскрытием мирового духа. История вошла как часть в его философ-
скую систему. Ешевский, следуя за Гегелем, рассматривал историю ре-
лигиозных верований вне связи с общественными условиями, с бытием,
определяющим собою сознание людей. Он говорил, что разложение преж-
них верований должно было вести к образованию новых, и дело созидания
должно было совершаться рядом с делом разрушения 3. Ешевский усвоил
всемирно-историческую точку зрения Гегеля, для него история не была
повторением одних и тех же явлений; «для человечества, — говорил
Ешевский, — нет возврата к пережитому прошедшему» 4. Восток и Гре-
цию Ешевский считал родиной религиозно-философского развития, где
могли возникнуть, развиться и получить силу стремления человеческой
мысли; Рим же был в его глазах, как и в глазах Гегеля,
страной, где все определялось государством.
Третий специальный курс Ешевского — «Эпоха переселения народов
и Каролинги», самый обширный по размерам, излагал историю раннего
средневековья, от вступления вестготов в Италию до окончательного рас-
пада Каролингской империи. Он заканчивался кратким описанием раз-
личного сочетания боровшихся сил того времени: королевской власти,
аристократии и среднего сословия сочетания, которое предопределило
структуру Франции, Германии и Италии после распада Каролингской импе-
рии. Во Франции слабая королевская власть вступила в тесный союз с за-
рождающимся третьим сословием, с городскими общинами и благодаря
этому усилила свое значение, возвратила свои права, восстановила госу-
дарственное единство и подавила аристократию. В Германии императоры,
все внимание которых было устремлено на Италию и на пап, пренебрегали
союзом с третьим сословием, и в результате усиления и развития феода-
лизма Германская империя обратилась в совокупность множества мелких
государств, друг от друга независимых. В Италии феодальная аристокра-
тия, как светская, так и духовная, вошла в союз со средним сословием про-
тив центральной власти, и следствием этого было образование там респуб -
лики.
1 С. В. Е ш е в с к и й. Соч., т. I, стр. 465.
3 К. М ар кс и Ф. Энгель с. Соч., т. XI, ч. II, стр. 339.
3 С. В. Ешевский. Соч., т. I. стр. 391.
4 Там же, стр. 424.
342
С. М. Архангельский
Вполне естественно, что в этом специальном курсе Ешевский должен
был выявить свое понимание феодализма — этого центрального явления
средних веков. Что же он под ним разумел? Связывал ли он понимание
феодализма с производственными отношениями людей или оп относил
феодализм к явлениям политическим? «Феодальная система,—писал
Ешевский,—-основана на соединении клятвы верности сеньеру с пользо-
ванием известной бенефицией. До Карла Мартелла мы видим то одну
клятву, то одно пользование бенефицией. Если иногда в одном и том же
лице соединялись оба условия, то все-таки между ними не было нераз-
рывной связи, которая именно и составляла сущность феодализма» х.
Таким образом, основа феодализма не в феодальной собственности на
землю, а в неразрывной связи клятвы верности с пользованием
бенефицдей (землей), т. е. феодализм — это форма политического строя.
Раздача земель разъединяет дружинников с королем вместо того, чтобы
их сближать. Дружинник, получивший землю, привязывался к ней:
он не мог постоянно жить при дворе короля. Раздача земель вела
к раздроблению власти. Dominium utile, которое одно только давало
существенные права, принадлежало не королю, а феодальным вла-
дельцам, постепенно становившимися все более и более самостоятель-
ными 1 2.
С этим положением вполне гармонирует и разрешение Ешевским вто-
рого вопроса — когда возник феодализм. Феодальная система сложилась,
по его мнению, не ранее эпохи Карла Великого, хотя подготовка этой
системы через раздачу бенефиции в вознаграждение за оказанную службу
совершалась уже при Карле Мартелле 3. С усилением политического раз-
дробления империи Каролингов в эпоху набегов внешних врагов усили-
вается и феодализм 4. По такое понимание феодализма не помешало Ешев-
скому поставить вопрос о жизни народных масс Европы в изучаемый им
период средневековой истории. Его опять, как и в специальной моногра-
фии «Аполлинарий Сидоний», интересуют борьба бага удов 5, переход
рабов на сторону «варваров» при вторжении в Италию 6, поддержка «вар-
варов» местным сельским населением. Он отмечает, что среднее сословие
римских городов сходило со сцены истории, теряя всякое политическое
значение, постепенно приравниваясь к крепостным. По его словам,
сельские жители теряли свою свободу, становились крепостными пли
рабами, и самое название vilain, обозначавшее прежде сельское
население, скоро обратилось в слово, ставшее синонимом всего худо-
родного 7.
Анализируя причины распада Каролингской империи, Ешевский по-
лемизирует с мнением Тьерри и с мнением Гизо. Тьерри считал, что Вер-
денский договор — результат борьбы различных национальностей про-
тив насильственного их соединения в одно громадное целое. Гизо объяс-
нял распад Каролингской империи отсутствием у народов, объединенных
под властью Карла Великого, «многочисленных п широких общественных
отношений и идей». Тогда «возможны были только маленькие общества,
1 С. В. Ешевс к и и. Соч., г. П, стр. 263.
2 Гам же, стр. 361.
3 Там же, стр. 264.
4 Там же, стр. 320—322.
6 Там же, стр. 41, 83—86. Слово багауды, он пишет-- «багоды», Ешевский
производит от кельтского — сборище. «В отряди багодов бегут все отверженные
обществом, разоренные куриалы, колоны».
6 Там же, стр. 48.
7 Там же, стр. 360.
И стар ические взгляды С. В. Ешевского
343
местные правительства. . . как бы выкроенные по мерке человеческих
идей и отношений» С
По мнению Ешевского, в то время еще не сложились национальности,
которые потом выступали «с такими характеристическими, резко обозна-
ченными особенностями» 1 2. Они сложились в позднейшее время. Таким
образом, к проблеме образования национальностей Ешевский подошел
исторически и высказал более правильное суждение, относя их образо-
вание к более поздней эпохе, чем его современники Тьерри и Гизо.
8
Сохранилась большая статья Ешевского «О значении рас в истории»,
служившая введением в курс древней истории, читанный в 1864/65 г.
Она отражает еще одну сторону его научных интересов и показывает еще
раз многогранность его творчества. Ешевский хорошо понимал необходи-
мость связи исторической науки с этнографией, археологией, языковеде-
нием, историей права, антропологией3. Этнографические вопросы постоянно
интересовали Ешевского: в Казани он основал этнографический музей;
одной из последних работ его жизни было устройство этнографического
отделения Московского музея, пишет его друг Бестужев-Рюмин. Во
время своих поездок в Италию, Швейцарию, Германию в 1859—1860 гг.
Ешевский внимательно изучал памятники искусства и археологии.
В Германии его особенно интересовали коллекции археолога Клемма,
иллюстрировавшие рост материальной культуры первобытных людей.
Но его также интересовала и жизнь современных народов, что хорошо
видно по его письмам из-за границы. Будучи в Германии в начале 1860 г.,
он пишет, что «там повсюду кропотливый, настойчивый труд; не развит
творческий смысл, весьма много одностороннего. Немцу недостает очень
много, но, что есть. . . то срослось с его натурой» 4. Ешевскому хотелось
узнать, как живет немецкий крестьянин. Он предпринял поездку в горы
Оденвальда, чтобы познакомиться с крестьянским бытом этой дикой и
отсталой местности 5. Ему хотелось узнать «не верхушку общества, ко-
торая почти одинакова повсюду, а самый народ, в котором виднее и по-
нятнее достоинства и национальные недостатки» 6.
Кругозор Ешевского не был ограничен рамками русской и западноев-
ропейской действительности. Он глубоко интересовался борьбой, которая
в первой половине 60-х годов XIX в. шла в Соединенных Штатах между
южными штатами, защищавшими рабовладельцев, п северными, против-
никами рабовладельческой системы. Либеральные н революционно-де-
мократические круги в России не скрывали своих симпатий к сторонни-
кам освобождения негров. Во главе этого движения стоял журнал «Со-
временник», который был сторонником немедленного освобождения негров
и не был удовлетворен колеблющейся политикой Линкольна. «Невольни-
чество — болезнь, заразившая молодой организм. Необходима операция;
ее надо сделать твердой и искусной рукой, чтобы успешно окончить», —
писал «Современник» 7.
1 Ф. Г из о. История цивилизации во Франции, т. II. М., 1877, стр. 173.
2 С. В. Е in о в с к и й. Соч., т. II, стр. 317.
3 С. В. Е ше п с к и й. Сочинения по русской истории. М., 1900, стр. 397.
4 Письмо к жене из Берлина от 7 января 1860 г. (ИМ, 48932/424-441).
5 Письмо к жене из Гейдельберга от 8 апреля 1860 г. (ИМ, 48932/424-441).
в Письмо к жене из Женевы от 24 апреля 1860 г. (ИМ, 48932/424-441).
’ «Современник», 1863, № 2, стр. 347; № 7, стр. 74—75. Статья без подписи автора,
под заглавием «Политика».
344
С. И. Архангельский
В статье «О значении рас в истории» Ешевский требовал освобождения
негров, обосновывая это требование научными доводами. Он говорил о един-
стве человеческого рода, о способности всех племен к постепенному со-
вершенствованию, выступал против теории полигенеза. «Разнообразие
племенных типов не может же не доходить до существенного, основного'
и прирожденного различия в самой человеческой природе». Ешевский
приводит два примера, показывающих, как различно может сложиться
судьба местных племен при столкновении с носителями более высокой
культуры. Так, краснокожие Северной Америки пришли в столкновение
с завоевателями англо-саксонской расы, «самой неуступчивой, самой суро-
вой из всех народностей Старого света» 1. Англо-саксонский колонист
смотрел на них или как на препятствие к заселению и захвату территории,
или как на орудие, которое можно использовать для работы. Отсюда
уничтожение целых племен в странах, колонизованных англо-саксонским
племенем. Он приводит также в пример колонизацию Тасмании, где анг-
лийские колонисты истребляли местное население, устраивая облавы и
объявив осадное положение на острове; уцелевшую часть тасманцев они
выселили. Сравнивая колонизацию Тасмании с колонизацией Северо-
Восточной Руси, Ешевский говорит, что русские, расселяясь по Восточ-
ной Европе на восток и на север, в своей массе растворили местное населе-
ние, но не допускали истребления его подобно англо-саксам.
Слияние шло в условиях преобладания славянской или русской народ-
ности. «Не славянин обращается в финна или монгола, но финн и монгол
принимает на себя преобладающие черты славянского племени и называет
себя не без некоторой гордости русским» 1 2. Смысл п цель истории Ешев-
ский видел в том, чтобы народы высшей цивилизации были руководителями
племен, находящихся еще на низшей ступени развития, в движении к той
общей всем им цели, к которой идет человечество в его всемирно-истори-
ческом развитии 3. Следовательно, Ешевский не делил расы на господ-
ствующие и подчиненные, на высшие и низшие; он их делил на расы,
уже цивилизованные и еще не цивилизованные, и считал, что на обязанно-
сти народов цивилизованных лежит поднять уровень развития народов,,
стоящих на более низкой ступени. '
Из всего изложенного выше мы имели возможность убедиться, что
С. В. Ешевский в своей диссертации «Аполлинарий Сидоний» и в не-
которых своих специальных курсах лекций самостоятельно ставил и
разрешал коренные вопросы позднего периода античной истории и
первого периода истории средних веков. Он интересовался зарождением
феодализма и вариантами его развития у народов Западной Европы.
С. В. Ешевского глубоко затрагивали вопросы современности, которыо
выдвигала и русская жизнь (отмена крепостного права) и жизнь за ру-
бежом, в частности Северо-Американских Соединенных Штатов (отмена
рабства). Решал он эти вопросы как типичный представитель либераль-
ной буржуазии того времени.
1 С. В. Е ш е в е к и й. Соч., т. I, стр. 90
3 Там же, стр. 99.
3 Там же, стр. 121.
И. Н. БОРОЗДИН
К ВОПРОСУ ОБ УЧЕНЫХ РАЗНОГЛАСИЯХ РУССКИХ
МЕДИЕВИСТОВ 40-50-х ГОДОВ XIX ВЕКА
Истории русской медиевистики до сих пор уделяется недостаточное
внимание. Один из важнейших разделов истории отечественной истори-
ческой науки фактически представлен в настоящее время лишь немногими
статьями и столь же немногими неопубликованными кандидатскими
диссертациями, посвященными отдельным русским историкам-медиеви-
стам. В единственной обобщающей книге академика В. П. Бузескула
«Всеобщая история и ее представители в России в XIX и в начале
XX вока» (части I и II. Л., 1929—1931), имеются некоторые ценные
фактические материалы по русской медиевистике, но по своему харак-
теру и по своим методологическим установкам эта работа не удовлетво-
ряет современным требованиям. Что касается учебника по средневековой
историографии О. Л. Вайнштейна, то он во многом искажает роль и
значение отечественной медиевистики. •
История русской исторической пауки по всеобщей истории вообще
и по медиевистике в частности требует пристального и глубокого изучения.
Для написания обобщающего труда требуется немало предварительных,
подготовительных работ. Нужно внимательно и критически пересмот-
реть и изучить все имеющееся научное наследство, оставленное нашими
историками.
Одним из интереснейших моментов в развитии науки всеобщей исто-
рии (особенно медиевистики) в России являются 40—50-е годы прошлого
столетия. Это время выдающейся исследовательской и преподаватель-
ской деятельности Т. II. Грановского, П. Н. Кудрявцева, С. В. Ешев-
ского в Москве, М. С. Куторги в Петербурге, М. М. Лунина в Харькове
и др. Одновременно с представителями академической науки выступали
великие революционные демократы — В. Г. Белинский, А. И Герцен,
Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов. Исторические проблемы ши-
роко освещаются в их замечательных трудах. Надо сказать, что роль
революционных демократов в развитии исторической науки очень мало
изучена. Сравнительно лучше обстоит дело с рассмотрением их взглядов
на русскую историю. Но В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Черны-
шевский, Н. А. Добролюбов и, позднее, Д. И. Писарев останавливались
на целом ряде проблем всеобщей истории, уделяя немалое внимание во-
просам средневековья, и их труды представляют исключительный интерес.
Самый конец 40-х и начало 50-х годов прошлого столетия ознамено-
ваны чрезвычайно любепытными теоретическими спорами о целях и за-
дачах истории как науки. Виднейшие представители русской медиеви-
стики касались в своих выступлениях общих проблем исторической
науки. Хорошо известна полемика между учителем и учеником —
•346
11. Н. Бороздин
Т. Н. Грановским и П. Н. Кудрявцевым, освещение которой требует, однако,
в настоящее время пересмотра. В буржуазной историографии давалось
не всегда правильное толкование этих ученых разногласий и не обраща-
лось достаточного внимания на сущность самого спора в связи с эволю-
цией исторических взглядов обоих историков. Кроме того, нельзя отры-
вать эту дискуссию от хронологически предшествовавших ей научно-
теоретических споров, связанных с выходом в свет докторской диссер-
тации Т. Н. Грановского об аббате Сугерии (1849). Настоящая статья
посвящена критическому пересмотру некоторых вопросов, связанных
с теоретическими спорами в нашей исторической науке середины
прошлого века.
♦ * *
Большой интерес представляет полемика, возникшая вокруг «Аббата
Сугерия» Т. II. Грановского. На этой полемике необходимо остановиться,
тем более что опа совсем недавно получила весьма странное и мало об-
основанное толкование в статье С. Н. Валка «Историческая наука в Ленин-
градском университете за 125 лет».
Грановский, как известно, всегда интересовался историко-теорети-
ческими вопросами и в ряде своих работ высказывался по общим про-
блемам исторической науки. Аналитическая работа была постоянно свя-
зана у него с синтетической. Особенное же внимание уделял Грановский
вопросу о целях и задачах исторической науки вообще и у нас в России
в частности. Исторические взгляды Грановского связаны с его обществен-
но-политическими взглядами. Грановскому приходилось жить и действо-
вать в ту эпоху, когда, по словам В. И. Ленина, «все общественные вопросы
сводились к борьбе с крепостным правом. . .» 1. Представитель пере-
довой интеллигенции своего времени, прогрессивный ученый, Гранов-
ский был убежденным противником феодально-крепостнического строя
и царского самодержавия. Будучи либералом, Грановский в то же время
находился под определенным влиянием русских революционных демо-
кратов. Ои с сочувствием относился к крепостному крестьянству и вы-
ступал против самодержавного деспотизма. Но хорошо известно также,
что Грановский был противником «крайностей», его страшила револю-
ционная борьба парода. По меткому определению А. И. Герцена, Гранов-
ский «по нелюбви к крайностям скорее был бы гугенот и жирондист,
чем анабаптист и монтаньяр» 1 2.
Болезненно реагируя на все уродства окружающей действительности,
Грановский, однако, был далек от выводов о необходимости революцион-
ного преобразования современного ему общества. На этой почве и про-
изошел разрыв Грановского с его близкими друзьями — Герценом и
Огаревым. II если в своих историко-теоретических исканиях Грановский
нс смог преодолеть идеализма, то в своих общественно-политических
взглядах он не сумел побороть либеральных иллюзий. Отмечая эту поло-
винчатость Грановского, надо все же сказать, что в условиях жестокой
николаевской реакции деятельность Грановского сыграла значительную
роль в развитии русской историографии. II па университетской кафедре,
и»в публичных лекциях, и в горячих дискуссиях московских кружков
40-х годов Грановский выступал с антикрепостническими взглядами и
против ненавистного самодержавно-политического режима. Весьма харак-
терно, что Грановский отнюдь не боялся упреков в тенденциозности.
1 В. И. Л е н и н. Соч., т. 2, стр. 473.
2 А. И. Герцен. Поли. собр. соч. п писем, т. XIII. Пб., 1919, стр. ПО.
Ученые разногласия русских медиевистов 40—50-х годов XIX в.
347
Па одной из своих публичных лекций он прямо заявил: «Меня обвиняют
в том, что .история служит мне только для высказывания моего воззре-
ния. Это отчасти справедливо, я имею убеждения и провожу их в моих
чтениях; если бы я не имел пх, я не вышел бы публично перед вами, для
того чтобы рассказывать, больше или меньше занимательно, ряд собы-
тий» х. Остроумный и яркий полемист, Грановский готов был очень остро
выступать против своих идейных противников. В любопытном письме
к своему приятелю Н. X. Кегчеру от 15 ноября 1843 г. Грановский, гото-
вясь к курсу публичных лекций, писал: «Впрочем, я надеюсь не ударить
лицом в грязь и высказать моим слушателям on masse такие вещи, кото-
рые я не решился бы сказать каждому по одиночке. Вообще хочу поле-
мизировать, ругаться и оскорблять. . . Постараюсь оправдать и заслу-
жить вражду своих врагов» 1 2. Чернышевский высоко оценивал обществен-
но-культурную роль Грановского и, характеризуя его как «одного из
сильнейших посредников между наукой и обществом», называл его «про-
светителем своей нации».
Поведение Грановского вызывало враждебное отношение со стороны
тогдашних реакционеров, представителей теории официальной народ-
ности, возглавляемых М. П. Погодиным и С. П. Шевыревым, славяно-
филов и др. Явно не сочувствовали историку-просветителю и апологеты
«чистой науки», которые громкими либеральными фразами о «свободе
науки» пытались маскировать свои определенные антиобщественные тен-
денции. Кроме того, не надо забывать, что за каждым шагом Грановского,
за каждым его выступлением следило «недреманное око» властей пре-
держащих. Особенно сложной была ситуация самого конца 40-х годов,
когда николаевская реакция, после событий революции 1848 г., свиреп-
ствовала с небывалой силой. Университеты всегда представлялись пра-
вительству неблагонадежными; поднимался даже вопрос об пх закрытии.
Естественно, что подозрение внушали представители тогдашней прогрес-
сивной профессуры, в частности Грановский. И в этой сгустившейся ат-
мосфере Грановскому пришлось защищать диссертацию об аббате Суге-
рии. Казалось бы, что выбор темы не мог вызвать особенного взрыва
страстей. По тем но менее исследование о средневековом аббате стало
предметом ожесточенной полемики, весьма характерной для той эпохи.
Самому Грановскому на ходу пришлось менять первоначальное название
диссертации («Об общинах во Франции»), пришлось делать соответствую-
щие сокращения п вносить коррективы. С самого момента опубликования
диссертации осенью 1849 г. вокруг нее шли всякого рода толки: различ-
ные злопыхатели Грановского делали свое дело. Придирки доходили до
явных курьезов. В диссертации Сугерпй характеризовался как крупный
политический деятель, способствовавший укреплению монархической
власти во Франции среди феодальных смут. И здесь мракобесы старались
докопаться до положения, что в подобном толковании роли Сугерия
можно видеть опасный намек на человеческое, а не божественное проис-
хождение монархической власти и т. п. Одним из первых на страницах
«Москвитянина» выступил в поход М. П. Погодин, считавший себя непре-
рекаемым авторитетом по всем разделам истории. В свойственном ему
неуклюжем и грубовато-архаическом стиле Погодин писал: «Т. П. Гра-
новский в рассуждении об аббате Сюжере причисляет к его высоким по-
литическим достоинствам то, что он первый создал единство Франции,
1 А. В. Станкевич. Т. Н. Грановский и его переписка, т. I. М., 1897,
стр. 130.
2 Там же, т. II, стр. 459.
348
11. Н. Бороздин
несмотря на бывшее тогда разделение феодальное. Это сознание имеет
отношение к его глубокой системе, переданной от него воспитаннику
Людовику VI. Представляю здесь несколько (из множества) свидетельств
из летописей, что у нас понятие об единстве, целости началось гораздо
прежде, чем на Западе. Оно было общее и исконное, никогда не прерыва-
лось между князьями, духовенством, воями. . . народами, летописате-
лями, несмотря ни на какое разделение, чувствовалось живо и приносило
плоды» \ Здесь Погодин недвусмысленно делает попытку обвинить Гра-
новского в отсутствии патриотизма. Как это он не сравнивает французских
порядков с русскими и не оказывает предпочтения последним? Сами же
критические замечания Погодина по существу работы Грановского были
крайне нелепы и бессодержательны. В письме к Н. Г. Фролову (декабрь
1849 г.) Т. Н. Грановский писал: «Погодин обругал моего Сугерия в Мо-
сквитянине. Глупо, впрочем, и невежественно. Здесь носятся престран-
ные слухи о невинной книжке. В нее впитывают то, чего я не думал писать.
Все прежние враги мои поднялись на ноги. Черт с ними» 1 2. Сама защита
диссертации прошла без особых инцидентов (если не считать, что во время
выступления профессора-реакционера Шевырева студенты бросили не-
сколько хлопушек) и не носила острого и страстного характера, как за-
щита Грановским магистерской диссертации. Времена были не те.
Тем не менее всякого рода сплетни и слухи об «Аббате Сугерии» про-
должались. Грановскому пришлось объясняться с признанным главой
мракобесов, московским митрополитом Филаретом. Станкевич описывает
эту беседу «кроткого пастыря», пытавшегося обвинить знаменитого исто-
рика в том, что в его деятельности «есть что-то скрытное, в ней будто
таится невысказанная мысль». Грановский с большим достоинством
указал, что нельзя отвечать на неопределенные обвинения. В дальнейшем
беседа перешла к разбору самой диссертации. Грановский остроумно
указал Филарету, что его красноречие и духовные произведения, как
известно, также некогда возбуждали против себя обвинения и порицания.
«Вы ранее меня начали свое поприще, — сказал он, — и уже могли ис-
пытать, как трудно бывает уложить свою мысль в слово так, чтобы она не
допускала никакого толкования». Митрополиту ничего не оставалось»
как проститься с Грановским, «осенив его своим благословением» 3.
Сам Грановский в письме к Я. М. Неверову от 28 декабря 1849 г. так
рассказывает о своем посещении митрополита и о всей сложившейся тогда
ситуации: «Очень много неприятностей, от которых не нахожу покоя.
Вот тебе последняя неприятность, от которой до сих пор гадко на душе
и после которой за прошедшую ночь я не сомкнул глаз. Вчера меня вызы-
вал глава здешней церкви — лукавый пастырь Филарет. Сияя своими
бриллиантами, он потребовал от меня объяснений, почему я в чтениях
истории не упоминаю о «воле и руке божьей», управляющих событиями
и судьбами народов.
«О Вас говорят, что Вы вредный профессор, что Вы затемняете умы
верных сынов государя нашего. В Вашей деятельности есть что-то скрыт-
ное. Мне надо знать Ваши верования». Все это он говорил, взвизгивая,
грозя пальцем и строго смотря на меня. Я ему ответил, что до моих веро-
ваний ему нет никакого дела, и, возмущенный его наставлениями, — по-
вернулся, чтобы уйти.
1 В. Е Ч е ш и х и н - В е т р и н с к и й. Т. Н. Грановский и его время. СПб.,
1906, стр. 319.
2 А. В. Станкевич. Т. Н. Грановский и его переписка, т. II, стр. 426—427.
3 Там же, т. I, стр. 225.
Ученые разногласия русских медиевистов 40—50-х годов XIX в.
349
«Вы меня не так поняли», — сказал он, ловя мою руку, приняв ласко-
вое выражение. Все это противно. А сколько приходится ежедневно вы-
носить мелких грубых нападков, в каждом служителе университета —
шпион. Начальство смотрит подозрительно на мои отношения к студен-
там. Опять, как и в 45 г., — у меня много врагов. . . Вероятно, скоро
выгонят. Сам я не уйду. Ты знаешь, я не из тех, кто бегает от опасности
Тяжело, брат! Близкие ушли, кто совсем, кто далеко. Кругом пустота. . .
Пусть будет проклято настоящее. Может быть, будущее будет светло» х.
Такова, так сказать, предистория той полемики, тех споров вокруг
«Аббата Сугерия», которые от кулуарных разговоров перешли на страницы
журналов и получили широкий резонанс.
В том же журнале «Москвитянин», где так неудачно выступал Пого-
дин в роли критика «Рассуждения об аббате Сюжере», с большой рецен-
зией на диссертацию Т. Н. Грановского дебютировал молодой петербург-
ский историк, ученик и ревностный почитатель М. С. Куторги, М. М. Ста-
сюлевич 1 2. Защитив в 1849 г. магистерскую диссертацию на тему из
древней истории «Афинская Игемония», Стасюлевич решил выступить
в амплуа медиевиста. С ученым видом знатока, носителя высших науч-
ных истин, он подверг придирчивому, но необоснованному разбору
книгу московского ученого. Придираясь к мелочам, Стасюлевич в то же
время обнаружил чрезвычайно поверхностное знание и понимание
основных проблем средневековья. Особенно неудачны и путанны были
его рассуждения о феодализме. Еще более удивительны его взгляды
на задачи исторической науки, на чем далее мы остановимся подробнее.
Стасюлевич не признал диссертацию Грановского «истинно ученым,
критическим, специальным сочинением». Эта развязная и совершенно
не убедительная рецензия новоиспеченного магистра вызвала сильное
возбуждение в среде московских ученых. Не только ученики и ближайшие
соратники Грановского, но даже ученые, во многом не разделявшие его
взглядов, с негодованием встретили лихой налет Стасюлевича. Видный
филолог-классик П. М. Леонтьев, еще не скатившийся в мутное болото
реакции, одним из первых выступил со своеобразным протестом. В резком
письме к Погодину, с которым он дружил, Леонтьев назвал рецензию
Стасюлевича «неблагонамеренной статьей», назвал его собственную дис-
сертацию «дрянью» и потребовал напечатания в ближайшей книжке «Мо-
сквитянина» своей рецензии на книгу Стасюлевича.
Выступление П. М. Леонтьева лишь косвенно касалось полемики по
поводу «Аббата Сугерия», но статья одного из учеников Грановского,
И. К. Бабста, «Несколько замечаний по поводу критики г. Стасюлевича
на книгу «Аббат Сугерип. Историческое рассуждение Т. Грановского»» 3
была непосредственно посвящена разбору выступления петербургского
историка. Бабст, еще не превратившийся тогда в откровенного реакцио-
нера, отмечает весьма слабые сведения Стасюлевича в области истории
средних веков. Особенно подчеркивает он непонимание Стасюлевичем
феодализма, неправильное представление об империи Карла Великого,
о внутренних причинах ее падения и т. д. Резкой критике подверг Бабст
и теоретические рассуждения Стасюлевича.
Главный интерес в развернувшейся полемике представляют разногла-
сия по основному вопросу — о задачах исторической науки.
В своем введении к исследованию об аббате Сугерии Грановский
обосновывает выбор темы и высказывает любопытнейшие соображения
1 «Звенья», т. V. М., 1935, стр. 752—753.
2 «Москвитянин», 1850, ч. III, отд. IV, Критика и библиография, стр. 67—96.
3 «Отечественные записки», 1850, т. VI, № 4, стр. 54—67.
350 II. Н. Бороздин
о состоянии исторической пауки в России, о задачах, стоящих перед рус-
скими учеными. Грановский указывает, что при бедности нашей историче-
ской литературы, при недостатке книг, удовлетворяющих потребностям
русских читателей, появление каждого нового исторического сочинения
должно быть оправдано важностью его содержания. «Нуждаясь в необ-
ходимом, — пишет он, — мы не имеем права па ученую роскошь. . .
У нас нет не только хороших оригинальных, по даже переводных книг
об истории главных народов древнего и нового мира. Нет значительных
произведений, к которым могли бы примкнуть частные последования.
При таком положении литературы монографии не могут иметь большого
значения, принести существенной пользы. Они, по необходимости, полу-
чают характер отрывков, не занимательных для публики, мало знакомой
с содержанием целого» г. И далее Грановский ставит вопрос о выбранной
им теме: «Стоило ли писать рассуждения о предмете, не имеющем для нас
никакого, по крайней мере, признанного значения? Частная цель ав-
тора — получение высшей ученой степени — не может служить оправ-
данием бесплодному для других труду. Скажем более: чем значительнее
начитанность, обнаруженная в таком труде, тем строже должен быть
падающий на пего приговор. Сухое, не приложенное к пользе общества
знание в паше время не высоко ценится» 1 2.
Само собой понятно, что, патриот своей родины, Грановский вовсе не
собирался как-нибудь принизить русскую историческую науку и сузить
ее задачи. Здесь наряду с текстом должен быть понятен и подтекст. Не
мог же Грановский во весь голос сказать о тех невыносимо тяжелых усло-
виях, в которых находилась историческая паука в николаевской России,
когда каждая статья, посвященная самым отдаленным эпохам, претерпе-
вала цензурные гонения, когда всячески затруднен был перевод на рус-
ский язык лучших произведений зарубежной историографии. И тем не
менее, при наличии всех этих обстоятельств, Грановский ставит перед
русскими учеными задачу — работать над темами, которые могут при-
нести пользу обществу. Он решительно отвергает отвлеченное, сухое,
далекое от жизни гелертерство.
Характерно, что Черпышевский в своей статье о «Пропилеях», опуб-
ликованной в 1855 г., так оценивал научную литературу по всеобщей
истории в России: «Положение человека, который не приобрел привычки
читать книги ни на одном языке, кроме русского, но хочет, однако, по-
знакомиться с всеобщею историей, крайне невыгодно. Отрывочные статьи,
рассеянные по журналам, — вот почтп все, что представляет ему русская
литература. В самом деле, можно по пальцам пересчитать заслуживаю-
щие внимания русские книги по всеобщей истории: 1) История афинской
республики от убийства Гиппарха до смерти Мильтпада, г. Куторгп;
2) О поклонении Зевсу в древней Греции, г. Леонтьева: 3) Судьбы Италии
в средние века, г. Кудрявцева; 4) Аббат Сугерий, г. Грановского. Затем
остается только лучший у нас учебник г. Лоренца. Итак — отрывок из
афинскохй истории, отрывок из греческой мифологии, отрывок из истории
Италии в средние века, отрывок из истории Франции XII века, — гот наш
собственный исторический архив. По довольствуясь этими прекрасными
отрывками и рассказами учебника, любознательный русский читатель,
конечно, должен будет обратиться к переводам исторических книг. Немно-
гим обильнее будут его поиски и на этом поле» 3. И далее весьма педвусмы-
1 Т. Н. Г р а в о в с к и й. Соч. М., 1900, стр. 173.
а Там же, стр. 173.
3 Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. II. М., 1949, стр. 544.
Ученые разногласия русских медиевистов 40—50-х еодос Х/Х в. 351
сленно Чернышевский подводит соответствующий итог: «Чем же можно
объяснить такое странное положение русской литературы по всеобщей
истории? Представляем каждому читателю объяснить ого, чем угодно,
а нам кажется, что тут нечего и объяснять: па нет и суда нет. . . Про-
смотров другие отделы паук, мы увидим то же самое, что в историческом
отделе; следовательно, факт имеет такую всеобщность, которая очень ясно
говорит о своих причинах» х.
Мы видим, что в данном вопросе точки зрения профессора-просвети-
теля Грановского и революционного демократа Чернышевского во мно-
гом совпадают. Оба отмечают скудость работ по всеобщей истории, оба
исходят из интересов широких кругов читающей публики.
Па противоположной точке зрения стояли защитники «чистой науки»,
старавшиеся уйти от текущих запросов общества в узкое крохоборчество,
в писание монографий специально для получения тех или иных ученых сте-
пеней. Ясно, что эти «ученые» находили особую поддержку в лагере реакции.
Выше уже сказано, что Погодин после своей неудачной вылазки против
Грановского предоставил место для опубликования в своем журнале
рецензии Стасюлевича, найдя в пом единомышленника. II будущий «столп
российского либерализма» постарался не ударить лицом в грязь. Его вы-
ступления против взглядов Грановского на задачи истории поистине при-
мечательны. Космополптствуюпшп историк прежде всего заявляет, что
не может быть двух мерок научности — одной для Германии, другой для
России. «Паука, —• поучительно заявляет он, — остается наукой, и ее
характер не определяется никакими местностями; что автор признает
необходимым для науки в Германии, то необходимо для нее повсюду».
Особенно ополчается Стасюлевич против положении Грановского о «за-
нимательности» и «пользе» исторической науки.
Неправильно и тенденциозно истолковывая понятия «занимательно-
сти» у Грановского и рядясь в тогу жреца «чистой науки», Стасюлевич
пишет: «Мне кажется, не паука должна спускаться со своей высоты,
чтобы доставить занимательность возможно большей части общества,
а скорее само общество должно стараться о своем возвышении, чтобы
уметь понимать занимательность науки. II, наконец, к чему бы послужило
такое унижение науки для занимательности? Сделавшись занимательной,
она утратила бы свой характер, и следов[ательно], перестала бы быть на-
укой. Не должно потому смешивать науку и образование: наука вовсе не
имеет целью образование, а образование есть только необходимое ее усло-
вие. Без образования, конечно, невозможна наука, но образование может
существовать, и действительно часто существует, без науки. Для образо-
вания достаточно развития умственного: наука есть плод разума. Потому
мы смело можем утверждать, что если наука и должна быть занимательна,
то только для немногих, как и все другие предметы имеют каждый свою
занимательность. Ученый, заботящийся о всеобщей занимательности своих
ученых трудов, подвергается опасности изменить пауке и впасть в бел-
летристику». После этих путаных и схоластических рассуждений Стасю-
левич особенно рьяно обрушивается на положение Грановского о «пользе»
науки для общества. Мы не можем не привести этих весьма специфических
«откровений» Стасюлевича. Стасюлевич «авторитетно» декларирует:
«Еще менее должна, кажется, наука заботиться о пользе, или, как выра-
зился точнее наш учепый автор, о приложении своего знания к пользам
общества. Справедливость нашего положения оправдывается самым про-
исхождением как науки, так и вообще всякого знания. Паука, как и все
1 Н. Г. Чернышевский. Попн. собр. соч., т. II, стр. 545.
352
11. Н. Бороздин
го, что произведено человеческим духом, родилось вследствие стремления
его удовлетворить какой-то внутренней, прирожденной, и потому необъ-
яснимой потребности знания» \ Под всей этой сугубо идеалистической
словесной шелухой явственно обозначалась вполне определенная,
антинародная тенденция. Недаром Погодин так охотно стал печатать
в своем журнале статьи петербургского неофита. • Биограф Погодина
Н. П. Барсуков по этому поводу замечает: «Рецензии Стасюлевича своим
тоном нравились Погодину. «Это их лучшая рекомендация, — писал
рецензент последнему, — надеюсь, что скоро и другие убедятся в моей
благонамеренности»» 2. Вот, оказывается, чего добивался и к чему стре-
мился канонизированный буржуазной историографией «либерал».
Бабст в своих замечаниях на рецензию Стасюлевича фиксирует внима-
ние на этих рассуждениях о пользе науки. «Признаемся, — пишет он, —
мы давно не встречали подобного взгляда. Сколько замечательных трудов
следовало бы выбросить ученой литературе, если б взгляд г-на Стасюле-
вича был общепринятым на научные труды. Именно в наше время выска-
зывается с большею, нежели когда-либо, силою потребность обобщить
науку, сделать ее доступной для читающего большинства; именно теперь
ученое сочинение обращает на себя внимание не столько массою знаний,
сколько пользой, какую оно приносит обществу» 3. В противовес Стасю-
левичу Бабст отмечает как положительный факт, что ученая литература
стала потребностью общества и в настоящее время не обречена «на вечное
одиночество в кабинетах и шкафах ученых людей».
Грановский не принял участия в развернувшейся полемике и не счел
нужным отвечать Стасюлевичу. По положения, высказанные в «Аббате
Сугерии», он развил и заострил в своей известной речи «О современном
состоянии и значении всеобщей истории» (1852). Решительно выступая
против мнимых «защитников науки», Грановский говорил: «Одно из глав-
ных препятствий, мешающих благотворному действию истории на обще-
ственное мнение, заключается в пренебрежении, какое историки обыкно-
венно оказывают к большинству читателей. Они, невидимому, пишут
только для ученых, как будто история может допустить такое ограни-
чение, как будто она по самому существу своему не есть самая популярная
из всех наук, призывающая к.себе всех и каждого. К счастью, узкие по-
нятия о мнимом достоинстве науки, унижающей себя исканием изящной
формы и общедоступного изложения, возникшие в удушливой атмосфере
немецких ученых кабинетов, не свойственны русскому уму, любящему
свет и простор. Цеховая, гордая своей исключительностью наука не
вправе рассчитывать на его сочувствие» 4. В этих словах Грановского,
конечно, можно видеть и авторитетный ответ Стасюлевичу и всем его
единомышленникам.
В известной степени это уточнил Чернышевский, давший прекрасное
резюме полемики. В своей статье о сочинениях Грановского Чернышев-
ский, приведя цитированные выше положения Грановского, пишет:
«Официальная цель, с которой написаны оба исследования («Волин,
Иомсбург и Винота» и «Аббат Сугерии». — II. Б.) поставила Грановского
в необходимость сделать уступку обычным требованиям, и, сохранив
общедоступность и интересность в изложении, дав своим частным темам
1 «Москвитянин», 1850, ч. III, отд. IV, стр. 69—70.
2 И. II. Барсуков. Жизнь и труды И. П. Погодина, кн. XI. СПб., 1897,
стр. 426.
3 И. К. Бабст. Несколько замечаний по поводу критики г. Стасюлевича
на книгу «Аббат Сугерии. Историческое рассуждение Т. Грановского», «Отечествен-
ные записки», т. VI, А» 4, стр. 56.
* Т. Н. Грановский. Соч., стр. 29.
Ученые разногласия русских медиевистов 40—50-х годов XIX в. 353
такое значение, что они получили непосредственное отношение к истори-
ческим вопросам действительной важности, он снабдил их аппаратом спе-
циальной учености в разных эпизодических отступлениях и многочислен-
ных примечаниях. Рутинисты не могли указать никакого недостатка в этом
отношении, хотя и старались найти его, зная мнение Грановского о ру-
тине. Они были побеждены собственным оружием, когда один из их
анолитов отважился было — вероятно, без совета старейшин — высту-
пить гверильясом против «Аббата Сугерпя», воображая, что разбирать
ученые сочинения так же легко, как переписывать чужие лекции; г. Бабст
обнаружил крайнюю несостоятельность внушений, которым поддался
этот отважный ученый»
Полемика по поводу «Аббата Сугерия» недавно была извлечена из
забвения и подвергнута пересмотру С. И. Валком. Большая статья
(1II. Валка «Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет»,
основанная на обильном фактическом материале, представляет несомнен-
ный интерес, приводит некоторые любопытные данные по истории русской
исторической науки. Но попытка автора представить развитие истори-
ческой науки в Ленинградском университете в едином потоке, создать
какую-то особую петербургскую «историческую школу», длительно и
непрерывно действовавшую, явно несостоятельна. Работа С. И. Валка
была уже подвергнута критике 1 2. Серьезные возражения встречает и его
интерпретация полемики но поводу «Аббата Сугерия», которой он посвя-
тил довольно неожиданно целый экскурс в своей статье. Прежде всего
С. II. Валк недостаточно объективно излагает точки зрения Грановского,
Стасюлевича и других ученых, принимавших участие в возникшей дискус-
сии. Уделив большое внимание вопросу о «занимательности» историче-
ских сочинений, С. Н. Валк бегло и неполно освещает суть разногласий
но вопросу о «пользе» исторической науки. Здесь даже не упомянуто
основное положение Грановского: «Сухое, не приложенное к пользе
общества знание в наше время не высоко ценится». Точно так же умал-
чивает С. II. Валк и о длиннейших рассуждениях Стасюлевича на эту
тому. Бегло сказано о замечаниях Бабста и совершенно оставлены без
внимания высказывания Чернышевского.
Вместо этого С. И. Валк уделил большое внимание поискам подо-
плеки развернувшихся ученых споров. Тему «Стасюлевич и Грановский»
он произвольно расширяет до темы «Куторга и Грановский». В высту-
плении Стасюлевича он видит одно из проявлений «антагонизма» главы
«петербургской школы историков» Куторги и представителей «москов-
ской школы историков». С. II. Валк указывает, что Ф. Н. Устрялов,
сын историка Н. Г. Устрялова и племянник Куторги, в своих воспоми-
наниях отмечал «злобные насмешки» над московскими профессорами
Грановским, Кудрявцевым, Леонтьевым, которые Куторга допускал
в своих лекциях 3. Приводит он также цитату из письма Стасюлевича
к Куторге по поводу рецензии на «Аббата Сугерия»; из письма явствует,
что Стасюлевич считал свое выступление одним из явлений «нашего
общего дела». Таким образом, как будто налицо выступление одной
«исторической школы» против другой. Далее С. II. Валк пытается объяс-
нить, в чем же заключались основные ученые разногласия «московской
1 Н. Г. Ч е р н ы ш е в с к и й. Полн. собр. соч., т. HI. М., 1947, стр. 367—368.
* «Против объективизма в исторической науке». — «Вопросы истории», 1948,
№ 12, стр. 9—10.
8 С. Н. Валк. Историческая наука в Ленинградском университете за
125 лет. — «Труды Юбилейной научной сессии. 1819—1944 гг.»'. Ленинградский
государственный университет. Л., 1948, стр. 8—9.
23 Средние века, вып. в
354
И. II. Бороздин
школы» и «петербургской школы». С. II. Валк мотивирует это особыми
условиями общественной жизни в Москве и Петербурге. В Петербурге
наука якобы находилась в большем подозрении, нежели в Москве, и по-
этому петербургским ученым можно было заниматься только «чистой
наукой». Достаточно неясно звучит и заключение С. Н. Валка относи-
тельно понимания общих задач изучения истории у московских и петер-
бургских историков: «Одно понимание этих задач должно было сложиться
у ученого, подобно Грановскому, который жил той же жизнью, что и
тогдашнее московское общество, другое — в среде тех петербургских
ученых, которые видели возможность научной работы в освобождении
ее от требований окружающей среды, в «свободе науки», как отчетливо
выражал свою мысль Куторга» *. В подкрепление своей своеобразной
аргументации о «свободе науки» С. II. Валк приводит следующее место
из воспоминаний одного из слушателей Куторгп, М. II. Венюкова: «Я ду-
маю, читая философски политическую историю Европы в двух верстах
от графа Орлова и генерала Дубельта и в одной от Петропавловской кре-
пости, он [Куторга], вероятно, часто оглядывался по сторонам не физи-
чески, но духовно: ведь два-три неосторожных слова могли привести
в каземат, а то и под розгу и потом в места весьма отдаленные» 1 2. Нельзя,
однако, не признать всю эту аргументацию С. И. Валка весьма странной и
надуманной и для защиты «свободы науки» и для характеристики петербург-
ских историков. Можно сильно сомневаться, что московский профессор
Грановский внушал меньше опасений и подозрений властям предержащим,
нежели петербургский профессор Куторга. Хорошо известно, какая
слежка была учинена за каждым шагом Грановского. Да и печатал боль-
шинство своих статей Грановский в прогрессивных петербургских жур-
налах и имел дело непосредственно с петербургской цензурой. Николаев-
ский режим был везде одинаков. По не одинаковы были ученые. Гра-
новский, несмотря на создавшиеся тяжелые условия, проводил в жизнь
свои взгляды на общественное значение истории. Па другой точке зрения
стояли «рутпнисты», как их метко назвал Чернышевский. II нечего за-
ниматься их запоздалой реабилитацией.
Кроме того, С. II. Валк л не пытается объяснить тот факт, что Стасю-
левич выступил со своей рецензией не в петербургском журнале, а в ор-
гане московского реакционера Погодина «Москвитянин».
С. Н. Валку, повпдимому, неизвестно письмо Н. А. Некрасова к Ку-
торге от 13 марта 1850 г. по поводу рецензии Стасюлевича на книгу Гра-
новского об аббате Сугерии, присланной первоначально в «Современник».
В этом письме Некрасов сообщает Куторге, что статья Стасюлевича не
может быть напечатана, так как «мнение о книге Грановского уже поме-
щено в «Современнике» [1850, № 2]. . . ». В заключение Некрасов пишет:
«Я советую г. Стасюлевичу передать свою статью в «Библиотеку для
чт[ения]» или в «Отечественные] зап[иски]» — в этих журналах еще не
было, кажется, отзывов об этой книге. Думаю также, что «Москвитянин»
с охотой примет такого рода статью» 3. Отзыв о книге Грановского, опуб-
ликованный в «Современнике», был положительный. Совет же Некрасова
послать «такого рода статью» в орган московского мракобеса Погодина
весьма примечателен. Отношение редакции «Современника» к журналу
Погодина хорошо известно. Не менее примечательно и то, что Стасюле-
1 С. Н. Валк. Историческая наука. . ., стр. 14.
2 Там же.
3 Н. А. Некрасов. Поля. собр. соч., т. X. М., 1952, стр. 144. Письмо Некра-
сова к Куторге впервые опубликовано в 1930 г. (Н. А. Некрасов. Собр. соя.,
т. 5. Письма. М.—Л., 1930, стр. 141—142).
Ученые разногласия русских медиевистов 40—50-х годов XJX в.
355
вич, после неудачных попыток пристроить свою статью в наиболее про-
грессивный из существующих журналов, нашел вполне возможным для
себя стать в ряды активных сотрудников реакционнейшего «Москвитя-
нина». Здесь, значит, дело вовсе не в противоположении петербургских
историков (даже целой «исторической школы») московским («московской
школе»), а в противопоставлении некоторых петербургских историков,
действовавших вкупе и влюбе с некоторыми же московскими историками,
передовым московским ученым. И «грехопадение» либерала Стасюлевича,
искавшего свидетельства своей благонамеренности у Погодина, остается
фактом. Поэтому рассуждение о мифических враждующих «исторических
школах» — московской и петербургской — не имеет под собой реального
основания.
В заключение надо сказать несколько слов о «творимой легенде»,
связанной с именем М. М. Стасюлевича. Один из виднейших лидеров уме»
ренного российского либерализма, долголетний издатель журнала «Вестник
Европы», Стасюлевич окружен особым ореолом в буржуазной историогра-
фии. В известной степени поднимались на щит и труды Стасюлевича по
всеобщей истории. Но научное наследство Стасюлевича, этого ревнителя
«чистой науки», не выдержало испытания временем и заслуженно забыто.
До сих пор лишь небесполезной остается составленная им компилятивная
хрестоматия «История средних веков в се писателях и исследованиях но-
вейших ученых», правда, подвергнувшаяся в своем первом издании суровой
и обоснованной критике В. И. Герье. За неимением лучшего приводятся
ссылки на историка Петербургского университета В. В. Григорьева,
который в 1870 г. писал, что по средней истории такого знатока и красно-
речивого истолкователя эпохи, каким был Стасюлевич, Петербургский
университет не видал у себя ни прежде, ни после него. Но если это мог
писать Григорьев (кстати сказать, известный своими клеветническими
выступлениями против Грановского) в 1870 г., когда еще только разво-
рачивалась научная и преподавательская деятельность выдающегося
петербургского медиевиста В. Г. Васильевского, то весьма странно звучит
это голословное утверждение и в книге В. П. Бузескула «Всеобщая исто-
рия и ее представители в России в XIX и в начале XX века» х, и в совет-
ском учебнике по историографии средних веков О. Л. Вайнштейна1 2.
О. Л. Вайнштейн считает, что Стасюлевич был не столько исследователем,
сколько прекрасным и знающим преподавателем, притом преподавателем
«ярко выраженного либерального образа мыслей». Этот «яркий либера-
лизм» иллюстрируется выходом в отставку Стасюлевича в 1861 г. Однако
о линии поведения Стасюлевича в 50-х годах почему-то умалчивается.
Гораздо более правильную и яркую характеристику Стасюлевича
как историка-медиегпста и как университетского преподавателя мы на-
ходим у его современников — русских революционных демократов.
Чернышевский в своих печатных выступлениях не оставлял без внимания
произведений Стасюлевича. Так, его «исследованию» «Осада и взятие
Константинополя турками» Чернышевский посвятил две статьи-рецен-
зии, в которых подверг остроумной критике научные приемы и манеру
письма петербургского медиевиста 3.
1 В. П. Б у з е с к у л. Всеобщая история и ее представители в России в XIX
и в начале XX века, ч. I, Л., 1929, стр. 111.
2 О. Л. Вайнштейн. Историография средних веков в связи с развитием
исторической мысли от начала средних веков до наших дней. М.—Л., 1940, стр. 302.
3И.Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. II, стр. 600—606 и 639—643.
См. И. Н. Бороздин. Н. Г. Чернышевский об осаде и взятии Константинополя
турками («Византийский временник», т. VII, 1953).
23*
856 И. Н. Бороздин
Блестящую и в то же время убийственную характеристику Стасюле-
вича как преподавателя и научного руководителя дал его университет-
ский слушатель Д. И. Писарев в своей известной статье «Наша универ-
ситетская наука», выведя его под именем экстраординарного профессора
Иронианского. Как бы в противовес восторженному отзыву Григорьева
Писарев рассказывает о поверхностном и неглубоком университетском
преподавателе с большими и далеко идущими претензиями, склонном
к внешним эффектам и в то же время не стеснявшемся прибегать к ком-
пилированию чужих научных трудов в своих лекциях и статьях.
ДИСКУССИИ
И ОБСУЖДЕНИЯ
ПИСЬМО ЧИТАТЕЛЯ*
Задача статьи А. Д. Эпштейна «К вопросу о «раннем капитализме»
во Флоренции XIV в.» 1 заключалась, по словам автора, в том, чтобы,
«опираясь на соответствующие работы классиков марксизма-ленинизма»,
дать «общую оценку» книге В. И. Рутенбурга2 и «решить, насколько
верны основные выводы» работы (стр. 327). По сути же, автор вышел
далеко за пределы этой задачи. Монография В. И. Рутенбурга не случайно
носит подзаголовок: «Флорентийские компании XIV в.». То интересное
и новое, что дала работа В. II. Рутенбурга читателям, заключается прежде
всего в детальном и впервые проведенном с марксистских позиций иссле-
довании места и роли этих компаний как ячеек раннего капитализма. Что
касается исходных методологических положений о возникновении и раз-
витии в Италии XIV в. очагов капиталистического производства, о про-
грессивном характере этого развития, ярчайшим и классическим образ-
цом которого была Флоренция, то они, как известно, не принадлежат
В. И. Рутенбургу, хотя и нашли в его монографии широкое фактическое
обоснование. Эти положения общеизвестны. Они приняты советскими
историками, их можно найти в любом учебнике, касающемся истории
итальянского общества, экономики и культуры. Именно против них вы-
ступает А. Д. Эпштейн, статья которого представляет собой попытку опро-
вергнуть в форме полемики с В. И. Рутенбургом все установившиеся
представления о нескольких веках итальянской истории.
А. Д. Эпштейн с самого начала своей статьи исходит из того, что
поскольку отрицательное воздействие великих географических открытий
на итальянскую экономику могло сказаться лишь с XVI в., а первые
признаки упадка флорентийской промышленности появляются уже в конце
XIV в., то, следовательно, причины этого упадка носят сугубо внутрен-
ний характер и коренятся в самой сущности флорентийской мануфак-
туры, в ее застойности и реакционности.
Но А. Д. Эпштейн ошибается, полагая, что до начала XVI в. «не су-
ществовало еще могущественных сил внешнего воздействия, препятствую-
щих успешному капиталистическому развитию» (стр. 328).
С одной стороны, в результате ограничений и запретов вывоза шерсти
из Англии флорентийцы лишились в XV в. основного источника высоко-
качественного сырья. С другой стороны, с конца XIV в. начинают сказы-
ваться результаты прекращения торговли с Востоком — важнейшим
рынком сбыта сукон и незаменимым источником импорта прославленных
♦ Критические замечании Л. М. Баткина печатаются в порядке обсуждения.
1 Со. «Средние века», вып. IV, 1953, стр. 326—354. 43 дальнейшем все ссылки
на статью А. Д. Эпштейна приводятся в тексте с указанием страниц в скобках.
2 В. И. Р у т е н б у р г. Очерк из истории раннего капитализма в Италии.
М , 1951.
360
Дискуссии и обсуждения
красителей, без которых оказывались бесполезными флорентийские се-
креты окраски сукон. По словам Энгельса, «. . .вся торговля с Вос-
током погибла вследствие монгольских и турецких нашествий, а гран-
диозные географическо-торговые открытия с 1492 г. лишь ускорили и затем
довершили эту гибель» \ Там, где А. Д. Эпштейн обнаруживает начало,
в действительности происходит завершение долгого процесса утраты
рынков сырья и сбыта сукноделами Флоренции. Без английской шерсти,
без восточных красителей, без левантийского рынка сбыта флорентийская
мануфактура была обречена на увядание еще до того, как каравеллы Ко-
лумба вернулись с великой вестью в Европу. Если А. Д. Эпштейн
согласен с положением Маркса о том, что исторической предпосыл-
кой первого расцвета мануфактур в Италии было «общение с иностран-
ными нациями»1 2, то следует признать, что значительные удары, нане-
сенные этому общению за век до географических открытий, раскры-
вают причины «таинственного» упадка флорентийской мануфактуры
в XV в. И следовательно, автор, считающий внутренний характер причин
упадка неизбежным логическим следствием отсутствия внешних причин,
оказывается неправ уже в своей исходной посылке.
Стремясь доказать реакционность флорентийской мануфактуры.
А. Д. Эпштейн ссылается на то, что рядом с флорентийской мануфактурой
мы обнаруживаем уживающуюся с ней цеховую организацию. При этом
А. Д. Эпштейн исходит из формально им истолковываемого общетеорети-
ческого положения, что цех (вообще цех!) несовместим с мануфактурой:
флорентийская мануфактура совмещалась с цехом; следовательно, она
реакционна. А. Д. Эпштейн приводит многочисленные формулировки клас-
сиков марксизма-ленинизма о непримиримости цеха и мануфактуры и
упрекает В. И. Рутенбурга в том, что тот проходит мимо этих высказы-
ваний, «всецело поглощенный изучением конкретных фактов» (стр. 331).
Но А. Д. Эпштейн забывает,что эти формулировки имеют в виду наи-
более общий и типичный случай развития, классическую форму цеха, так
хорошо изученную на немецком материале, отношения между цехом и
мануфактурой, взятые в чистом виде, во всемирно-историческом их харак-
тере.
А. Д. Эпштейн упускает из виду, что во Флоренции цехи возникли
сравнительно поздно — первое упоминание о них, как известно, отно-
сится к концу XII в. Если учесть, что на протяжении XIII в. уже склады-
вается флорентийская мануфактура, то получится, что флорентийский
цех не намного старше мануфактуры и что, иначе говоря, он почти с самого
начала своего существования принимает своеобразный характер, форми-
руясь под воздействием зарождающейся мануфактуры.
А. Д. Эпштейн забывает здесь то, о чем он находит нужным вспомнить
в другом месте статьи, а именно, что текстильная промышленность Фло-
ренции сразу же попала в руки крупных купцов, что текстильные цехи
«Лана» и «Нанимала» — это не ремесленные, а купеческие корпорации
и самое название «цехов» они получают post factum. Почти с начала сво-
его развития старшие цехи представляли собой производство, связанное
не с контадо, а с далекими заморскими рынками, и защищали интересы
не мелких ремесленников, а людей, заключавших сделки со всем миром,
кредитовавших пап и королей. Естественно, что эти цехи не знали стро-
жайшей мелочной регламентации производства и обмена в той степени.
1 Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.: К. М арке.
Капитал, т. III. Госполитиздат, 1953, стр. 916.
2 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 45.
Дискуссии и обсуждения 361
в какой она была характерна для классических цехов Германии, или,
по крайней мере, эта регламентация оставалась на бумаге.
А. Д. Эпштейн приводит весьма уместную цитату из «Капитала»,
характеризующую классические особенности средневекового цеха: «Цех
ревностно охранял себя от всяких посягательств со стороны купеческого
капитала. . . Купец мог купить всякие товары, но нс труд в качестве
товара» 1. А во Флоренции цех «Лана» устанавливал пределы заработной
платы для наемных рабочих: нетрудно заметить, что он был основан на
прямо противоположных принципах, чем тс, о которых говорит Маркс.
Нам думается, что В. II. Рутенбург совершенно прав, когда он, опи-
раясь на данные источников, показывает капиталистическое перерожде-
ние старших цехов, превратившихся в «олигархические организации
купцов-предпринимателей» 2. А к перерождению цех оказался способен
в силу упомянутого исторического своеобразия. В. И. Рутенбург показал,
что во Флоренции основой экономической деятельности был не цех, а
компания. Зато история не знает другого города, где цехи играли бы такую
огромную, определяющую политическую роль, являлись бы основой
государственной власти. Этим, собственно, и замечательны прежде всего
флорентийские цехи. Теряя экономическое значение, они оставались
единственной формой полноправной гражданственности, политическими,
военными и религиозными корпорациями, при помощи которых жирные
пополаны, владельцы мануфактур, члены компаний, сохраняли социаль-
ное господство. Таким образом, секрет живучести флорентийских цехов
в условиях капиталистической перестройки производства объясняется,
повидимому, с одной стороны, их политической ролью, с другой стороны—
их капиталистическим перерождением.
А. Д. Эпштейн утверждает, что во Флоренции имел место «длитель-
ный п прочный компромисс между средневековым цехом и мануфакту-
рой», «симбиоз», «примирение», устранение антагонизма между ними,
усматривая в этом доказательство реакционности мануфактуры (стр. 333).
Но о каком «средневековом цехе» говорит автор? Разве не ясно, что
«Лана» и «Калимала» — это не обычные средневековые цехи? Разве не
ясно, что «компромисс» заключается, как признает сам автор статьи
(стр 331), в фактическом подчинении цеха мануфактуре, т. е. что это
довольно-таки своеобразный компромисс? В самом факте перерождения
цеха выразился тот антагонизм, который, по мнению автора, отсутство-
вал во Флоренции.
А. Д. Эпштейн объявляет масштабы флорентийского сукноделия «не-
значительными» (стр. ЗЗб). Правда, он не может отрицать того, что фло-
рентийские сукна славились от Англии до Китая, что промышленность
этого города превосходила суконное производство всей Франции, что
с одним лишь цехом «Лана» было связано количество людей, равное на-
селению нескольких крупных европейских городов того времени, что
размеры флорентийского производства потрясали воображение современ-
ников. По это не мешает автору счесть такой небывалый для средних
веков размах производства ничтожным. Нужно также заметить, что низ-
кая норма выработки одного рабочего, получающаяся по расчетам автора,
еще никак не дает ему права только на этом основании, не привлекая
дополнительных источников, усматривать во Флоренции начала XIV в.
массовую безработицу и целую «резервную армию» труда.
1 К. М а р к с. Капитал, т. I. Госполитиздат. 1953, стр. 366.
•В. И. Рутенбург. Очерк. . ., стр. 19.
.362
Дискуссии и обсуждения
Наконец, если даже принять статистические подсчеты А. Д. Эпштейна,
то нельзя не задаться вопросом: а действительно ли существовали не
использованные флорентийскими предпринимателями объективные воз-
можности расширения производства? Чтобы ответить на этот вопрос,
нужно, очевидно, учесть, позволяли ли условия рынка быстро расширять
производство. Можно ли было беспрерывно увеличивать ввоз шерсти и
грубых сукон из других стран Европы? Можно ли было реализовать воз-
росшую продукцию? Ведь крайне медленно расширявшийся средневековый
рынок ограничивал флорентийское сукноделие определенными рамками.
Процесс труда во флорентийской мануфактуре ужз с самого начала
отличался от ремесла патриархальной Флоренции, с одной стороны, —
объемом авансированных средств производства, с другой стороны —
количеством рабочих, которыми распоряжается один и тот же наниматель,
т. е. отличался масштабом, в котором он выполняется *.
А. Д. Эпштейн, приводя это определение масштаба производства,
замечает, что его критерий лишь вытекает из определения Маркса, в то
время как этот надуманный критерий целиком принадлежит самому ав-
тору.
А. Д. Эпштейн указывает далее на примитивность организации и тех-
ники производства, на косность и рутинность, которыми якобы отличалась
флорентийская мануфактура.
Но прежде нужно четко отличать ограниченность флорентийской
мануфактуры от ограниченности мануфактурной формы в целом. Между
тем А. Д. Эпштейн ставит флорентийской мануфактуре в вину то, что
присуще мануфактуре вообще. Так, например, А. Д. Эпштейн пишет:
«флорентийской промышленности XIV в. отнюдь не были свойственны
перевороты в орудиях производства. Ее в гораздо большей степени отли-
чает, по словам Энгельса, «вялый ход развития времен мануфактуры»»
(стр. 343). Таким образом, флорентийской промышленности предъяв-
ляется упрек: почему она развивалась по-мануфактурному медленно? При-
чину ее «застоя» автор обнаруживает в «сохранении ручного производ-
ства как базиса мануфактуры», в том, что она не достигла (в XIV—XV вв.!)
«венца своей собственной эволюции», т. е. не подготовила перехода к ма-
шинной индустрии (стр. 340—341) — до географических открытий, в эпо-
ху Столетней войны! Конечно, мы имеем дело с зачаточными формами
мануфактурной техники и организации. Но А. Д. Эпштейн упускает
из виду, что уровень развития флорентийского производства, его прогрес-
сивность, следует оценивать с позиций той эпохи, сравнивая его со средне-
вековым цеховым ремеслом, еще повсеместно господствовавшим тогда
в Европе, а не с манчестерскими мануфактурами XVIII в. Лепин гово-
рит о застойности мануфактуры вообще, сопоставляя ее с фабрикой.
А. Д. Эпштейн отсюда (?) делает вывод об особой застойности флорентий-
ской мануфактуры XIV в., сопоставляя ее . . . тоже, очевидно, с фабрикой.
Наконец, автор попросту умаляет действительный уровень развития
флорентийского сукноделия. У него получается, что по сравнению со
старым ремеслом ничего не изменилось (стр. 339). Правда, автор признает
«сколько-нибудь заметные изменения» по отношению к центральным
мастерским компаний (стр. 338), когда только в центральных мастерских
производится свыше 20—25 операций. Такая узкая специализация рабо-
чих, такое узкое назначение инструментов, такие сложные и многократные
технологические циклы не были свойственны цеховому производству.
1 См. Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), стр. 95.
Дискуссии и обсуждения
363
Ручной и ножной способ валяния сменяется водяной механической
сукновальной мельницей, о чем автор почему-то не говорит. В централь-
ных мастерских производились не только растягивание и отделка тканей,
но и, вопреки утверждению автора (стр. 336), расчесывание и очистка
шерсти.
Знало ли старое ремесло такие особые профессии, как divetta-
tori (шерстотрепалыцики), scamatrini (шерстобиты), apennichini (моталь-
щики), pettinatori, scardassieri (разные категории чесальщиков) и т. д. —
вплоть до cimatori, т. е. рабочих, вся функция которых заключалась
в том, чтобы разрезать готовую ткань на куски?
А. Д. Эпштейн отбрасывает все эти факты, полагая, что флорентий-
ская мануфактура основывалась прежде всего на мелких заведениях,
на эксплуатации закабаленных компаниями и работавших на дому номи-
нально самостоятельных производителей.
На это можно было бы возразить, что, с одной стороны, «сохранение
(и даже. . . развитие) мелких заведений при мануфактуре есть явление
вполне естественное»1 и что «... мануфактурный . . . период развития капи-
тализма. . . трудно, почти невозможно себе представить без раздачи
работы по домам» 1 2. Следовательно, раздача работы по домам и сохране-
ние мелких заведений еще не означают особой консервативности флорен-
тийской мануфактуры.
Но А. Д. Эпштейн идет дальше: «Нет никаких данных, которые позво-
ляли бы говорить о превращении рассеянной мануфактуры в централи-
зованную [только потому, что централизация охватывала не все стадии
производственного процесса! — Л. Z7.]. Никакого сосредоточения ремес-
ленников (!), никакого соединения средств производства (!) источники не
отмечают» (стр. 340). При этом А. Д. Эпштейн не считается с фактом су-
ществования крупных мастерских, в которых было занято большое коли-
чество наемных рабочих, где совершались, говоря словами самого автора,
«наиболее ответственные и сложные процессы производства» (стр. 336).
Известно, что Маркс и Энгельс рассматривали Италию как страну
первого расцвета мануфактуры 3.
Но А. Д. Эпштейн, по-своему «опираясь на соответствующие работы
классиков марксизма-ленинизма», склонен рассматривать Италию лишь
как страну, так сказать, первого застоя мануфактур.
А. Д. Эпштейн пишет, что в XIV—XV вв. не могло идти и речи об
«утверждении» капиталистического способа производства (стр. 329).
Но этого никогда не утверждал ни В. И. Рутенбург, ни какой-либо другой
советский историк. Речь идет лишь о зарождении капиталистического
производства, капиталистического базиса. Маркс говорит о том, что
«первые зачатки капиталистического производства спорадически встре-
чаются в отдельных городах по Средиземному морю уже в XIV и XV
столетиях» 4 5, о том, что «в Италии. . . капиталистическое производство
развилось раньше всего. . .» б.
Согласен ли с этим А. Д. Эпштейн? Он признает, что во Флоренции
«слагались ранние капиталистические отношения» (стр. 328). Но на сле-
дующей странице он отрицает, что XIV и XV столетия являются для
Италии «эпохой поднимающегося капитализма» (стр. 329). По всей види-
мости, «слагающиеся капиталистические отношения» и «поднимающийся
1 В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 384.
2 Там же, стр. 386—387.
3 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 45.
4 К. Маркс. Капитал, т. J, стр. 720.
5 Там же, стр. 721.
364
Дискуссии и обсуждения
капитализм» — это одно и то же. Но А. Д. Эпштейн любит тонкие терми-
нологические различия. ..
В вопросе о подчинении флорентийского производства купеческому
капиталу А. Д. Эпштейн, как и в других случаях, начетнически подходит
к цитатам, вырывая их из общей связи и толкуя их безотгосительно к кон-
кретному историческому анализу. Маркс указывает (приходится повто-
рить вслед за автором статьи это место): «Тот закон, что самостоятельное
развитие купеческого капитала находится в обратном отношении к сте-
пени развития капиталистического производства, с особенной ясностью
обнаруживается в истории посреднической торговли. . ., как у венециан-
цев, генуэзцев и голландцев, там. . . где главный барыш извлекается
не из вывоза продуктов своей страны, а из посредничества. . .» Ч Хотя
флорентийская торговля имела немало общего с генуэзской и венециан-
ской, было и существенное отличие, заключавшееся, как известно, в том,
что основной статьей флорентийского экспорта являлись «продукты своей
страны», вывоз которых Маркс противопоставляет посредничеству. Но
А. Д. Эпштейн проходит мимо этого отличия, указанного в приведенной
им цитате. В этой цитате Маркс говорит о «самостоятельном» развитии
купеческого капитала. Под самостоятельностью он понимает «обособлен-
ность процесса обращения от его крайних членов. . . »: «Продукт
становится здесь товаром благодаря торговле» 2, в процессе обращения
капитал впервые выступает как капитал и т. д.
Можно ли применять это высказывание к флорентийскому экспорту
сукна, к флорентийским купцам-предпринимателям? Очевидно, нет.
По мнению А. Д. Эпштейна, «к флорентийскому капиталисту XIV в.
можно с полным основанием отнести слова Маркса об английском чулоч-
ном фабриканте, который «. . . лишь номинально был фабрикантом,
в действительности же — просто купцом, который предоставлял ткачам
работать их старым раздробленным способом и господствовал над ними
только как купец, на которого они фактически и работали»» (сб. «Сред-
ние века», вып. IV, стр. 350). Но флорентийский предприниматель XIV в.
не был простым скупщиком; его, владельца крупных мастерских с наем-
ными рабочими и мануфактурным разделением труда, никак нельзя
счесть «номинальным» фабрикантом, как и чомпи нельзя счесть «номи-
нально самостоятельными» производителями. Маркс пишет о трех случаях
перехода от купеческого капитала к промышленному. Первый из них
заключается в том, что купец прямо становится промышленником; это —
случай отраслей промышленности, основанных на торговле 3.
Нетрудно заметить, что во Флоренции мы имеем дело именно с этим
случаем. Непонятно, почему А. Д. Эпштейн усматривает здесь то, что
Маркс характеризует как второй случай, когда купец «делает своими
посредниками (middlemen) мелких мастеров пли прямо покупает у само-
стоятельного производителя; номинально он оставляет его самостоя-
тельным и оставляет без изменения его способ производства» 4. Конечно,
скупка у номинально самостоятельных производителей, подчинение
мелких мастерских имели место и во Флоренции. Но не это, а производ-
ство в крупных мануфактурных мастерских составляет главный нерв фло-
рентийской промышленности, ее коренное отличие от английской чулоч-
ной промышленности первой половины XIX в.
1 К. М арке. Капитал, т. III, стр. 340—341.
8 Там же, стр. 340.
* См. там же, стр. 348.
* Там же.
Дискуссии и обсуждения
365
А. Д. Эпштейн из положения о консервативности флорентийского
производства делает непосредственный вывод о регрессивности италь-
янской буржуазии. Политическая и идеологическая деятельность этой
буржуазии не интересует автора.
Как объяснит, между прочим, А. Д. Эпштейн Возрождение? То Возро-
ждение, которое было детищем этой «регрессивной» буржуазии? К сожале-
нию, в схеме автора итальянской культуре XIV—XVI вв. не остается
места.
Приводя цитату из «Манифеста» о буржуазии, которая «играла в исто-
рии в высшей степени революционную роль» (стр. 330), А. Д. Эпштейн
поступает по-начетнически.
Нам представляется, что буржуазия Италии не могла быть в XIV в.
революционной и прогрессивной в смысле XVII—XVIII вв., хотя бы
потому, что вопрос об уничтожении феодального базиса в целом еще не
был поставлен историей. Но она сыграла прогрессивную роль для XIV—
XV вв., «сломив» в значительной степени североитальянский феодализм,
создав цветущие коммуны, превратив Италию в передовую страну Европы,
на век опередившую соседей, и обеспечив на почве зародившихся капита-
листических отношений блестящий расцвет культуры Возрождения.
Таковы общие впечатления, остающиеся у читателя после статьи
А. Д. Эпштейна.
Основной порок ее, по нашему мнению, в полном отсутствии историзма,
в схематизме, подменившем марксистское конкретное изучение проблемы.
Л. М. БАТЕИII
ИССЛЕДОВАТЬ ЯВЛЕНИЯ В ИХ ИСТОРИЧЕСКОЙ
САМОБЫТНОСТИ И СВЯЗЯХ*
(К вопросу о генезисе раннекапиталистических отношений
в Нидерландах и Италии)
Исследование проблехмы генезиса капиталистических отношений, за-
рождения и развития капиталистического уклада в недрах феодальной
формации имеет исключительно важное теоретическое значение для совет-
ской медиевистики. Разработка этой тематики и политически актуальна,
особенно в настоящее время, когда вся реакционная историография импе-
риалистических государств всеми способами тщится доказать «извечность»
капиталистических отношений и капиталистического строя. Между тем
мы располагаем лишь единичными серьезными исследованиями, посвя-
щенными изучению генезиса капиталистических отношений в их кон-
кретно исторических формах. Понятен поэтому тот интерес, который был
проявлен нашей исторической общественностью к вышедшей в 1951 г.
монографии В. И. Рутенбурга «Очерк из истории раннего капитализма
в Италии». Эта работа вызвала многочисленные отклики и послужила
базой для дискуссии о проблеме генезиса раннекапиталистических отно-
шений, организованной сектором истории средних веков Института исто-
рии АН СССР. Дискуссия эта нашла отражение и на страницах сборника
«Средние века» \
В ходе дискуссии монографии В. И. Рутенбурга давались довольно
противоречивые оценки и выявились некоторые принципиальные расхо-
ждения в точках зрения как между автором и его оппонентами, так и
между самими участниками дискуссии. Автор настоящей статьи также
принимал участие в дискуссии и выступал в основном с теми положениями,,
которые излагаются в настоящей статье.
Прежде всего остановимся на общей оценке работы В. И. Рутенбурга.
С нашей точки зрения, автор проделал очень большую и очень полезную
работу, ввел в оборот значительный по объему материал источников,
в том числе и неопубликованных, п привлек внимание советских медие-
вистов к разработке важной в теоретическом отношении и политически
актуальной тематики. Автором детально освещены и разработаны такие
вопросы, как деятельность флорентийских банковских и торгово-промыш-
ленных компаний, в частности, их торгово-ростовщическая деятельность
в странах Западной Европы и Леванта. Довольно тщательно автор про-
следил технологический процесс в сукнодельческом производстве в его
многообразных формах. Много внимания уделено социально-политиче-
ской борьбе во Флоренции XIV в., в особенности восстаниям городского
* Статья А. Н. Чистозвонова печатается в порядке обсуждения.
1 См. дискуссионные статьи А. Д. Эпштейна и В. В. Стоклицкой-Терешкович
в вып. IV и V сборника «Средние века» за 1953 и 1954 гг.
Дискуссии и обсуждения 367
плебса. И эта сторона работы, то, что главными объектами исследования
являются производительные силы и производственные отношения, исто-
рия непосредственных производителей материальных благ, трудящихся
и эксплуатируемых масс, история их борьбы против эксплуататоров, —
заслуживает, несомненно, положительной оценки. К числу достоинств
работы относится се полемическая заостренность, стремление автора
опровергнуть пристрастные, модернизаторские, а порой и откровенно
фальсификаторские концепции буржуазной историографии по исследу-
емому вопросу.
С нашей точки зрения, автор сумел доказать, что во Флоренции в XIV в.
капитал нашел себе применение не только в сфере торговли и ростовщи-
чества, но и в сфере производства и коммерческого кредита, установить
факт зарождения капиталистической мануфактуры в сукнодельческом
производстве, возникновение капиталистических отношений, в их не
развитых еще формах.
Как показало вторичное обсуждение в секторе истории средних
веков в феврале 1954 г. в связи с докладом автора о доработке книги,
В. И. Рутенбург учел ряд критических замечаний, сделанных во время
первого обсуждения, и продолжает работать над дальнейшим усовершен-
ствованием своей монографии. Тем не менее некоторые вопросы, затраги-
вающие основные стороны проблемы в целом, даже в доработанном варианте
книги, с нашей точки зрения, не нашли еще правильного решения, про-
должают оставаться спорными, нуждаются в уточнении. Возражения
вызывают и некоторые положения, выдвинутые в уже упоминавшихся
дискуссионных статьях А. Д. Эпштейна и В. В. Стоклицкой-Терешкович.
В нашу задачу не входят подробный разбор и критика всего текста
книги или широкая постановка вопроса в исследовательском плане,
чего нс позволяют ни общий замысел, ни размеры статьи. Мы ставили перед
собой несколько иную цель — остановиться на некоторых основных во-
просах проблемы генезиса раннекапиталистпческих отношений на матери-
але самой монографии, с привлечением сравнительных данных по истории
развития раннекапиталистпческих отношений в Нидерландах. Поста-
новка вопроса в таком сравнительном плане нам представляется вполне
допустимой, так как экономическая жизнь итальянских и фландрских
городов этого периода, несмотря на своеобразные местные черты, имела
много общих моментов и сходных тенденций развития. Поэтому Маркс,
останавливаясь на вопросе о зарождении раннекапиталистических отно-
шений в Европе, в качестве примера брал именно Италию и Фландрию 1.
Имеются и специальные сравнительно-исторические исследования, по-
священные этому вопросу 1 2. К таким сравнениям прибегает и В. И. Рутен-
бург в своей монографии.
Прежде всего нам кажется неудачным примененный автором принцип
рассмотрения зарождающихся форм капиталистических отношений во
Флоренции XIV в. в их почти полном отрыве от того исторического и
социально-экономического фона, на котором они спорадически возникали
в рассматриваемый период. В. И. Рутенбург, отталкиваясь от довольно
голословной критики буржуазно-модернизаторских извращений в оценке
экономического строя Флоренции, начинает прямо с изложения деятель-
ности флорентийских компаний, которые характеризует как капитали-
стические и как явление, «типичное» для хозяйственной жизни Флоренции
1 См. К. Мар к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
Политиздат, 1940, стр. 48—49.
2 См., например, J. Lestocquoy. Les villes de Flandre et d’Ttalic sous
le gouvernemeiit des patriciens (Xl-e—XV-e siecles). Paris, 1952.
363
Дискуссии и обсуждения
XIV в. Таким образом, у автора отсутствует постановка проблемы иссле-
дования. Разумеется, имея перед собой ограниченную задачу — показать
зарождение и развитие раннекапиталистических отношений во Флорен-
ции, В. И. Рутенбург не мог и не должен был давать в исследователь-
ском плане картину социально-экономического строя тогдашней Европы.
Однако автору обязательно следовало четко определить историческое
место и значение спорадически и местами возникающих раннекапитали-
стических отношений в общем комплексе феодальной Европы, феодальной
Италии и феодального города Флоренции. Поскольку В. И. Рутенбург
этого не сделал, он с первых же шагов исследования пошел по пути под-
черкивания лишь одной стороны явлений, преувеличения уровня разви-
тия и степени зрелости раннекапиталистических отношений во Флорен-
ции XIV в., распространения на всю совокупность явлений тех черт,
которые были присущи лишь отдельным явлениям или группе их. В этих
условиях историческое место и тенденции развития нарождающихся
мануфактурных форм производства, как новых и прогрессивных явлений
в социально-экономическом организме средневекового феодального
города Флоренции, превратились в единственную и доминирующую
категорию, вокруг которой образовалось пустое пространство, некий
социально-экономический вакуум.
Поэтому отдельные положения и теоретические обобщения, пра-
вильно определяющие историческое место и роль раннекапиталисти-
ческих отношений во Флоренции XIV в., которые встречаются в тексте
книги и в ее заключении, не исправляют положения. Более того, они
вступают порою в противоречие с изложением материала в исследователь-
ской части работы.
Ряд вопросов возникает и в связи с постановкой проблемы генезиса
спорадических форм мануфактурного производства во флорентийском
сукноделии. Этот вопрос органически связан с определением характера
и места флорентийских банковских, торговых и торгово-промышленных
компаний в экономике города.
Как эти вопросы ставятся автором в его монографии? 1 Мы, к сожале-
нию, не находим в книге хотя бы краткой исторической справки о со-
циально-экономическом строе Флоренции в целом и о флорентийских
цехах в частности. Встречаются лишь отдельные замечания, по которым
можно в какой-то мере выяснить концепцию автора. Цехи «Лана» и
«Калимала» характеризуются автором как средневековые цехи, находя-
щиеся в состоянии разложения, когда значительная часть их членов была
низведена на положение наемных рабочих, а мастера превратились в пред-
принимателей капиталистического типа.
«Указанные цехи, — пишет В. И. Рутенбург, — переживают в XIV в.
период своего перерождения в олигархическую организацию купцов-
предпринимателей. Это перерождение флорентийских текстильных це-
хов происходило не столько по своей форме, сколько по сути: здесь, со-
храняя цеховые рамки, развиваются раннекапиталистические отноше-
ния ...» 1 2. В дополнение к этому автор отмечает, что «Лана» и «Калимала»
уже потеряли в XIV в. свое экономическое значение и выступали как
«политическая и профессиональная организация», имеющая не феодально-
средневековый, а «капиталистический» 3 характер. Эта дефиниция,
1 Поскольку, как уже указывалось, автор сделал ряд улучшений в первоначаль-
ном тексте и снял ряд формулировок, мы цитируем лишь те положения, которые
оставлены без изменений.
8 В. И. Рутенбург. Очерк из истории раннего капитализма в Италии.
М., 1951, стр. 19 -20; см. также стр. 21.
3 Там же. стр. 20 и 25.
Дискуссии и обсуждения
369
к сожалению, не подкреплена анализом статутов цехов «Лана» и «Кали-
мала» и хотя бы краткими сведениями из истории зарождения и развития
цеховых организаций в сукнодельческом производстве Флоренции. Ука-
занный недостаток отмечен В. В. Стоклицкой-Терешкович, которая на
основании разбора статутов «Лана» показала, что объем продукции сукон-
щиков— членов «Лана» — колебался от 1000 до 100 и менее кусков в год,
а права членов «Лана» определялись в зависимости от объема выпускае-
мой ими продукции.
Точка зрения самой В. В. Стоклицкой-Терешкович по вопросу о со-
циальной природе цеха «Лана» и вообще флорентийских цехов не отли-
чается определенностью. Сначала В. В. Стоклицкая-Терешкович выдви-
гает положение, что цех «Лана» не есть цех в обычном смысле. Это отсут-
ствие цеха. Что же тогда это такое? Оказывается, что это организация
«сукноделов-предпринимателей, обладавших капиталом» При этом
«трудящиеся шерстоткацкого производства противостояли кучке капи-
талистов, как атомизированная и бесправная масса» (сб. «Средние века»,
вып. V, стр. 345). Как же эта «организация» образовалась? По мнению
В. В. Стоклицкой-Терешкович, образовалась она в результате разложения
прежде существовавших цехов ткачей и шерстобитов. Однако доказать
существование таких цехов во Флоренции в прошлом В. В. Стоклицкая-
Терешкович не может. Вместо доказательства дается следующее положе-
ние: «Невозможно допустить, чтобы во Флоренции никогда не было це-
хов ткачей и шерстобитов, существовавших в средние века в каждом за-
холустном европейском городе. Отсюда следует, что мануфактура сыграла
во Флоренции ту же роль по отношению к ремесленным цехам, что и по-
всюду: она «сломала» их» (там же, стр. 345).
Вот это «отсюда следует» нам представляется несостоятельным. Во-
преки документам и существующим исследованиям по истории сукноде-
лия в Италии и Нидерландах в описываемый период, вопреки обще-
известным фактам, что во Франции и Швейцарии существовали «(ran-
ches villes», т. е. города, в которых не было цеховых корпораций, а име-
лись «libres metiers» («свободные ремесла»), утверждается, что отсутствие
цехов (временное или на протяжении всего средневековья) — невозможно.
И из этого априорного вывода делается огульное заключение о «переро-
ждении» цеха, его превращении в «мануфактуру».
В целом, несмотря на некоторые нюансы, характеристики «Лана»
В. И. Рутенбургом и В. В. Стоклицкой-Терешкович представляются
совпадающими 1 2 3.
Противоречиво характеризует В. В. Стоклицкая-Терешкович и млад-
шие цехи Флоренции. В своей дискуссионной статье она дает два, с нашей
точки зрения, взаимно исключающих определения. В первом случае
утверждается, что «так называемые средние и младшие цехи, охватывав-
шие все средние слои флорентийского населения. . ., носили традицион-
ный средневековый характер» (там же, стр. 346). Следовательно, члены
этих цехов были типичными средневековыми горожанами, бюргерами.
Однако ниже 'мы читаем нечто совершенно отличное: «Достигнув сама
1 В. В. Стоклицкая-Терешкович. К вопросу о «раннем капита-
лизме» во Флоренции XIV в. — Сб. «Средние века», вып. V, М., 1954, стр. 343.
3 В своей рецензии на вып. IV сборника «Средние века» («Вопросы истории»,
1954, № 3) В. В. Стоклицкая-Терешкович, констатируя тот факт, что большинство
ремесленников сукнодельческого производства во Флоренции было лишено права
коалиции, не устанавливает четко, является это исходным или итоговым моментом.
Сам цех «Лана» рассматривается здесь без всяких оговорок как «флорентийская рас-
сеянная мануфактура».
24 Средние века. вып. 6
370
Дискуссии и обсуждения
власти [во Флоренции. —Л. 7.], крупная буржуазия преграждает
доступ к ней не только народным массам, но и средним слоям буржуа-
зии — «младшим цехам», которые пользовались до восстания чомпи
лишь весьма ограниченными политическими правами» (сб. «Средние
века», вып. V, стр. 350).
Из этого положения вытекает, во-первых, что в средневековом и фео-
дальном городе Флоренции (что Флоренция была средневековым и фео-
дальным городом, В. В. Стоклицкая-Терешкович не отрицает) власть при-
надлежала буржуазии, во-вторых, что цеховые мастера «традиционных
средневековых цехов» были вовсе не средневековыми горожанами, а тоже
буржуазией. Неточность терминологии влечет за собою ошибку методо-
логического характера, отождествление таких далеко не тождественных
социальных категорий, как средневековый патрициат и бюргерство,
с «крупной» и «средней буржуазией». И подобные ошибки делает не одна
В. В. Стоклицкая-Терешкович. Они до сих пор весьма распространены
среди советских медиевистов. Такая терминологическая неточность порой
допускается и в некоторых переводах трудов классиков марксизма.
В тесной связи с вопросом о происхождении и характере текстильных
цехов находится и вопрос о характере и роли флорентийских компаний,
занимавших столь важное место в экономической и политической жизни
Флоренции. Здесь мы сталкиваемся с тем же, что отмечалось и относи-
тельно текстильных цехов: сколько-нибудь обстоятельно вопрос о гене-
зисе флорентийских компаний В. И. Рутенбургом не выясняется. Дело
в основном ограничивается лишь констатацией факта их существования и
далее следует изложение их деятельности. Согласно точке зрения В. И. Ру-
тенбурга, «компании являются наиболее типичными ячейками хозяйствен-
ной жизни Флоренции» \ причем типична «промышленная компания, со-
вмещающая функции торговой компании», что «соответствует той степени
развития производительных сил, т. е. стадии развития товарного произ-
водства, когда промышленный капитал еще подчинен купеческому, но
уже играет заметную роль» 1 2.
Какие же социальные круги стоят за спиной этих компаний? На этот
вопрос автор на протяжении всей монографии дает по существу один от-
вет: «хищная и беспощадная молодая буржуазия» 3.
Поэтому В. И. Рутенбург грешит против истины, когда пытается
утверждать, что его неправильно понимают в данном случае, что его оппо-
ненты делают произвольно выводы, идущие гораздо дальше, чем это по-
зволяет авторский текст. Лишь местами, вскользь, говорится о проникно-
вении в среду этой «молодой буржуазии» «феодальных элементов» 4,
о наличии в структуре компаний пережитков «итальянской консортерии»
(рода)5. В. И. Рутенбург считает, что цехи «Лана» и «Калимала» в описы-
ваемый период, т. е. в XIV в., потеряли свое значение, вся экономическая
жизнь города находилась в руках компаний, причем члены последних
были уже в подлинном смысле этого слова капиталистическими пред-
принимателями и даже промышленными капиталистами.
Проанализируем сначала аргументацию автора по существу, с при-
влечением материала монографии.
Тезис о потере цехами «Лана» и «Калимала» экономического значения
опровергается свидетельством самого автора, что цех «Лапа» располагал
1 В. И. Рутенбург. Очерк. . . , стр. И.
я Там же, стр. 147.
3 Там же, стр. 19 и др-
* Там же, стр. 18.
5 Там же, стр. 31.
Дискуссии и обсуждения
371
общими мастерскими по растягиванию сукон, регулировал вопросы,
связанные с закупкой сырья и оплатой труда ремесленников, а цеховые
сензалы занимались регламентированием производства \ Утверждение,
что компании, притом промышленные, представляют собой «типичное»
явление в экономике Флоренции, представляется одним из примеров того,
как характеристика какого-либо отдельного явления распространяется
автором на всю их совокупность, ибо компании не существовали ни в одной
иной отрасли производства, за исключением текстильной. Следовательно,
они типичны только для текстильного производства. Вопрос о социальной
характеристике членов компаний нуждается в более обстоятельном рас-
смотрении. Здесь мы отметим лишь то, что В. II. Рутенбургу следовало
уделить гораздо больше внимания вопросу происхождения текстильных
цехов и флорентийских компаний и показать, что же это за «феодальные
элементы» и «следы консортерии», которые проникли в ряды молодой,
беспощадной и хищной буржуазии 1 2.
Обратимся к некоторым дополнительным фактам, которые помогут
с несколько иной стороны осветить те вопросы, о которых шла речь выше.
Небезинтересный фактический материал содержится, в частности,
в монографии Ж. Летокуа «Города Фландрии и Италии под управлением
патрициев», посвященной сравнительному анализу социально-экономи-
ческой истории фландрских и итальянских городов в интересующую нас
эпоху. Автор — типичный буржуазный исследователь, для которого не
существует понятия о социально-экономических формациях и который
рассматривает всю историю развития городских сословий средневековых
городов как прямую линию развития классов буржуазии и пролетариата.
Уже это одно говорит о склонности автора к модернизации описываемых
событий. Как же Ж. Летокуа характеризует социальное лицо правящей
верхушки Флоренции XIV в.? Для него нет никаких сомнений в том, что
участники флорентийских компаний — Барди, Перуцци, Аччаюоли,
дель Бене, Бондельмонти и др. — были представителями древних патри-
цианских родов Флоренции, ведущими свою генеалогию с XI—XII вв.,
а исходным моментом материального благосостояния их являлись зе-
мельная собственность, торговля и ростовщичество 3. Относительно
Барди, Фрескобальди, Моцци, Кавальканти и Черчи приведенная Лето-
куа выдержка из хроники Вилланп коротко резюмирует: «все они были
из купцов» 4. Если у В. II. Рутенбурга есть веские доказательства, что
сведения, сообщаемые Виллани, неверны, их бы следовало опровергнуть
и более убедительно обосновать свой тезис о происхождении членов
компании из цеховых мастеров-предпринимателей.
Материалы, содержащиеся в книге Ж. Летокуа, позволяют сделать не-
которые выводы относительно характера «старших цехов» Флоренции —
«Лана», «Калимала», «Камбио» и др. По всей видимости, это были отрас-
левые филиалы олигархической патрицианской корпорации. Она узурпи-
ровала кредитно-ростовщическую, внешнеторговую и промышленную
деятельность (сукноделие) в городе и эксплуатировала лишенных права
корпораций п коалиций непосредственных производителей. Ей же при-
надлежала и политическая власть в городе. Запрещение «заговоров»
и «конспираций», т. е. корпораций ремесленников, было формой борьбы
1 В. И. Рутенбу р г. Очерк. . . , стр. 22 и 24.
2 При вторичном обсуждении книги В. И. Рутенбург был склонен отказаться
от Подобной огульной характеристики всей правящей верхушки Флоренции XIV в.
з J. L е s t о с q и о у. Les villes de Flandre. . . р. 46, 49, 94—99, 126.
< Ibid., р. 94.
24*
372
Дискуссии и обсуждения
патрициата за сохранение своей монополии. Законодательство XIV в.
лишь закрепляло эту традицию, а не вводило каких-либо новшеств 1.
Явление это не было специфически флорентийским. Подобное же
положение вещей Ж. Летокуа прослеживает для XIII в. в Дуэ 1 2. В Аррасе
в XIII в. патрицианская олигархия также монополизировала ростовщи-
чество, сукноделие, изготовление ковров и торговлю этими товарами
с заграницей, в частности с Генуей. В Генуе и Вероне наблюдалась анало-
гичная картина 3. Для городов Фландрии подобное же положение дока-
зано Пиренном и Вандерлинденом, которые показали, что в XIII в. вся
внешняя торговля фландрских городов сукнами и шерстью была сосредо-
точена в руках патрицианской олигархической «Лондонской ганзы сукон-
щиков» (позднее «Лига 17 городов») 4. Цеховые мастера могли вступать
в нее лишь по истечении годичного срока с того момента, как они прекра-
тили сами заниматься физическим трудом, и при условии уплаты больших
членских взносов.
По сравнению с флорентийскими «Лана» и «Калимала» организация
фландрского сукноделия имела ряд отличительных черт. Сукнодел-пред-
приниматель во Фландрии не мог сосредоточить в своих руках производ-
ственный цикл во всем его объеме. Здесь, по крайней мере для конца
XIII и XIV в., и документально 5 * и исследовательски 8 доказано, что
члены Лондонской ганзы должны были заниматься лишь покупкой и пер-
воначальной обработкой шерсти и сбытом готовой продукции (хотя и
нарушали это правило). И то, и другое было связано с внешним рынком,
с импортом шерсти и экспортом сукна.
Сам процесс производства сукон был сосредоточен в руках не при-
знанных еще полностью де-юре, но существовавших де-факто цеховых
корпораций. Однако существовал и промежуточный слой предпринима-
телей-суконщиков, лишенных права заниматься покупкой и первичной
обработкой шерсти, а также сбытом сукон и сосредоточивших свою дело-
вую активность исключительно в сфере производства. Борьба, шедшая
между купцами — членами ганзы, которые стремились овладеть сукно-
дельческим производством, посредническим элементом в лице предприни-
мателей-сукноделов, противившихся этому, и цехами, закончилась
победой последних.
Еще более интересный сравнительный материал мы находим в моно-
графии Г. Демарэ, известной В. И. Рутенбургу, который, к сожалению,
извлек из нее лишь то, что говорит о развитии предпринимательского
духа в сукнодельческом производстве во Фландрии и Брабанте 7. Г. Де-
марэ показывает, что в Брюсселе, как и в перечисленных выше городах
Фландрии и Италии, в XIII в. складывается мопопольная патрицианская
корпорация—«Лига суконщиков Брабанта». Эта лига монополизировала
в своих руках производство сукна, оптовую торговлю им на внешних
1 J. L е s t о с q и о v. Les villes de Flandre. . . p. 78, 149.
1 Ibid., p. 78.
• Ibid., p. 112, 118.
4 А. П арен н. Средневековые города Бельгии. М., 1937, стр. 268. Н. Van
der Linden. Lea guildes marcliandes dans les Pays-Baa au moyen age. Gand, 1896,
p. 26—35.
• G. Espinas, H. P i r e n n e. Recueil de documents relatifs. a 1’histoire
de I’industrie drapiere en Flandre. Bruxelles, 1909. Gm. № 403, 406, 451. Вот один
из параграфов хартии 1297 г.: «Ende negheen сое man die lakene vaerwet ofte doet
vaerwen ne mach wulle coepen no doen coepen en vercoepen no doen vercoepen no werken
no doen werken bi neghen engine. . .».
4 H. van Werveke. De koopman — ondememer en de ondernemer in de
Vlaamsche lakennijverheid van de middeleeuwen. Antwerpen—Utrecht, 1946.
7 В. И. Рутенбург. Очерк . . ., стр. 136.
Дискуссии и обсуждения
373
рынках и закупку сырья. Подобно тому как это происходило по Флорен-
ции, «Лига суконщиков Брабанта» не признавала юридического статуса
цехов за зарождавшимися организациями брюссельских ремесленни-
ков-сукноделов. На этой почве в городе кипела острая социальная борьба,
которая лишь во второй половине XIV в. увенчалась победой ремеслен-
ников. Первая цеховая ремесленная корпорация была юридически офор-
млена и официально признана в Брюсселе лишь в 1365 г. За ней последо-
вало образование других цехов, но в ряде отраслей цеховые корпорации
в Брюсселе были узаконены лишь в XV в. х. До этого времени патрициат
через «Лигу суконщиков» жестоко эксплуатировал непосредственных
производителей, в то же время лишая их права объединяться в корпора-
ции. Несмотря на то, что Г. Демарэ отмечает предпринимательские тен-
денции, свойственные «Лиге суконщиков Брабанта» в XIV в. 1 2, он не
сомневается в том, что члены ее — средневековые патрицианские роды
Брюсселя.
Нетрудно заметить, что картина, нарисованная Г. Демарэ, в деталях
совпадает с порядками, существовавшими во Флоренции. Этим же, по всей
видимости, объясняется и тот факт, что флорентийские чомпи и зависимые
от «старшего цеха» «Лана» ремесленники в качестве одного из своих ос-
новных требований выдвигали создание цехов, каковые и были организо-
ваны во время восстания 1378 года.
Иными словами, нам представляется, что особый характер цеха «Лана»
объясняется не тем, что он разложился, как это утверждает В. И. Рутен-
бург, а тем, что в силу исторически сложившихся условий патрициат
Флоренции, подобно патрициату городов Брабанта, оказался доста-
точно сильным для того, чтобы не допустить создания ремесленных корпора-
ций для большей части сукноделов. Сами же «старшие цехи» Флоренции,
подобно «гильдии суконщиков» Брабанта, «Лондонской ганзе суконщи-
ков» Фландрии, «компании» Генуи и т. п., были лишь одной из форм патри-
цианских корпораций, эксплуатировавших зависимых от них непосред-
ственных производителей. Патрицианские гильдии Фландрии и Брабанта
уже в XIII в. декретировали ремесленникам фиксированную оплату
за исполняемые ими работы 3. Этим же патрицианским гильдиям, а не
«молодой и хищной буржуазии» принадлежала и политическая власть
в городах.
Аналогичные гильдии суконщиков образовались в XIII в. на севере
Нидерландов, в городах Дордрехте и Миддельбурге, где они, помимо
сукноделия, монополизировали и винную торговлю 4. Поэтому, с нашей
точки зрения, В. И. Рутенбургу и В. В. Стоклицкой-Терешкович, прежде
чем исходить из априорной характеристики цеха «Лана» как разложив-
шегося и буржуазно переродившегося, а также политического строя
Флоренции как формы господства буржуазии, следовало учесть все тс
обстоятельства, о которых говорилось выше. И уже, конечно, совершенно
ошибочна характеристика членов «младших пехов» Флоренции как
«средней буржуазии», данная В. В. Стоклипкой-Терсшкович. По нашему
мнению, они представляли собою, особенно в лице своих мастеров, типич-
ное средневековое бюргерство, средневековых горожан.
Самое большее, о чем можно здесь говорить, учитывая зарождение
капиталистического предпринимательства в сукнодельуеском производ-
1 G. D о s Marez. L’organisation du travail a Bruxelles au XV-e siecle. Bru
xelles, 1904, p. 5—37, 132—155.
2 Ibid., p. 185—186, 196-198, 251—259.
3 H. V а и d e г Linden. Les guildes. . . , p. 46.
4 Ibid., p. 70-73.
374
Дискуссии и обсуждения
стве, это о капиталистическом перерождений определенной части предпри-
нимателей-сукноделов, а не всего патрициата, патрицианских корпора-
ций и цехов «Лана» и «Калимала» в целом.
* * *
Основная проблема, рассмотренная в монографии В. И. Рутенбурга
и обсужденная в ходе дискуссии, — это характеристика раннекапитали-
стических отношений во Флоренции XIV в. Проблема эта имеет два
аспекта — конкретно исторический и теоретический.
Остановимся сначала на первом. В своей монографии и в своих высту-
плениях В. И. Рутенбург, исходя из концепции капиталистического пере-
рождения цеха «Лана», настойчиво отстаивает тезис о том, что экономи-
ческое развитие Флоренции шло якобы по «революционизирующему
пути», что там не купец завладевал производством, а цеховой мастер
становился капиталистическим предпринимателем и купцом. Отсюда
вытекает и второе положение В. И. Рутенбурга: ведущая роль во Флорен-
ции принадлежала не купеческому и ссудно-ростовщическому капиталу,
а капиталу промышленному, выраставшему на обломках разложившейся
цеховой организации. Следует оговориться, что тезис этот проводится
в монографии В. И. Рутенбурга непоследовательно. В монографии неодно-
кратно приводятся правильные положения о преобладающей роли торго-
вого капитала по сравнению с промышленным во Флоренции XIV в.
Однако при изложении конкретного материала автор все время подчер-
кивает преобладающее значение промышленных компаний, что наталки-
вает самого непредубежденного читателя на вывод о ведущей роли капитала
промышленного.
Можно ли согласиться с таким утверждением? С нашей точки зрения —
нет. Об этом говорит не только анализ генезиса патрицианских монополь-
ных корпораций, одной из которых был, повидимому, цех «Лана», но и
сам характер отношений, сложившихся в сукнодельческом производ-
стве Флоренции. Расцвет его — об этом К. Маркс говорит совершенно
определенно — был вызван временно сложившейся выгодной внешнетор-
говой конъюнктурой. Внутреннее экономическое развитие соответствую-
щих городов и областей Италии и Нидерландов было в данном случае
моментом второстепенным. А. Д. Эпштейн не прав, когда упрекает
В. И. Рутенбурга в «преувеличении» влияния внешнего фактора в раз-
витии флорентийского сукноделия Ч Не прав А. Д. Эпштейн и тогда,
когда пытается снять различие между посреднической торговлей гену-
эзцев и вывозной торговлей флорентийских компаний. Но А. Д. Эпштейн
совершенно прав, когда отвергает тезис В. II. Рутенбурга о «революцио-
низирующем пути» развития экономики Флоренции и настаивает на том,
что ведущую роль во Флоренции играл торговый и ссудно-ростовщиче-
ский капитал, что там в основном наблюдалось еще лишь формальное
подчинение труда капиталу. Это но означает, однако, что по этому вопросу
мы согласны со всей системой аргументации А. Д. Эпштейна, которая
нередко носит излишне формальный характер.
Для того чтобы наметить основные черты сложившихся во Флоренции
и Нидерландах уже в XIV в. зачаточных форм капиталистической ману-
фактуры в сукнодельческом производстве, необходимо прежде всего
определить те моменты, которые отличают ее от классического типа
мануфактуры, как централизованной, так и рассеянной, проследить кон-
1 А. Д. Э п ште й н. К вопросу о «раннем капитализме» во Флоренции XIV в. —
Сб. «Средние века», вып. IV. И., 1953, с.тр. 349, 354.
Дискуссии и обсуждения
375
кретные формы того, как переплетались между собой прогрессивные,
предпринимательские тенденции с традиционными средневеково-феодаль-
ными институтами и отношениями.
Для Флоренции надо прежде всего констатировать тот факт, что
существовавшие в ней компании были разнородны не только ио форме,
но и по существу. Экономические функции, осуществлявшиеся такими
компаниями, как, например, компании Барди и Перуцци, основная де-
нежная наличность которых использовалась для предоставления ростов-
щических займов иноземным монархам, а фонды заключались преимуще-
ственно в земельных владениях, имели очень мало общего с прогрес-
сивными раннекапиталистическими отношениями. Подобные компании
приобщались к этим отношениям лишь в той степени, в какой деньги
компаний использовались для участия в производстве флорентийских
сукон, в торговле ими, в кредитовании этих отраслей экономики (но не
в простом ростовщичестве). Но капиталы таких компаний использовались
для подобных целей в весьма и весьма ограниченных размерах. В основ-
ном эти компании высасывали соки и использовали те возможности,
которые им предоставлял феодальный способ производства, в известной
степени способствовали его разложению, но не больше, и были заинтере-
сованы в дальнейшем существовании феодальных отношений. В этой
связи представление В. И. Рутенбурга о том, что флорентийские компании
были «противниками всего феодального у себя на родине», что они «глу-
боко затрагивали хозяйственную жизнь крупных феодальных государств
Европы, таких, как Франция, Англия, Неаполитанское королевство,
Греция» х, является, по нашему мнению, ошибочным.
Большее отношение к прогрессивным формам хозяйственной деятель-
ности имели торговые по преимуществу компании, вкладывавшие часть
своих капиталов в сферу производства сукон или шелковых тканей («Сэта»),
и еще большее — компании, которые наибольшую составную часть своей
наличности вкладывали в производство. В соответствии с тем или иным
определяющим профилем компаний складывались п их экономические
и политические чаяния, находившие отражение в политической борьбе
внутри городских коммун.
» Но и те компании, которые были тесно связаны с флорентийским
сукноделием и создали своеобразную иерархию производителей, близкую
по структуре к рассеянной мануфактуре, вовсе не были носителями капи-
талистических мануфактурных отношений в их чистой (т. е. не связанной
со средневеково-корпоративным строем) форме. Они выступали не в ка-
честве самостоятельных организмов, свободно конкурирующих друг с дру-
гом, а в качестве филиалов единой монопольной патрицианской корпо-
рации и исключительно на основе принадлежности к ней. Не члены этой
корпорации лишены были права заниматься производством сукон и их
продажей. Эта же корпорация владела общими мастерскими для растя-
гивания сукон, имела своих контролеров — сензалов и т. п. Тот единич-
ный пример, который приводит 13. П. Рутенбург относительно создания
собственной мастерской по растягиванию сукон неким Пери ди Бупак-
корзо Питт и 2, не колеблет общего правила. По словам самого Питти,
□то событие вызвало большое удивление современников. Несомненно,
что здесь мы встречаемся с одним из примеров спорадического возни-
кновения отношений, уже вплотную подходивших к централизован-
ной мануфактуре. Но это именно спорадические, отдельные примеры,
1 В. И. Рутенбург. Очерк .... стр. 95, 97.
1 Там же, стр. 135.
376
Дискуссии и обсуждения
исключение из правила, а не правило, причем и этот предприниматель —
член корпорации, уплачивает ей налоги, подчиняется ее регламентациям,
и напрасно В. II. Рутенбург стремится свести его принадлежность к «Лана»
к простой «формальности».
Специфическим моментом является разносторонность деятельности
компаний. Все они, как правило, связаны и с сукноделием, и с торговлей,
оптовой и розничной, притом не только сукном, но и другими товарами,
и с ростовщичеством, и со сдачей домов в наем, и с полуфеодальной эксплуа-
тацией окрестного крестьянства в своих поместьях. Это столь же типично
для Флоренции, как и для городов Фландрии и Брабанта х. При этом
преобладающая роль купеческого капитала в деятельности торгово-
промышленных флорентийских компаний несомненна. Внешняя тор-
говля вызвала к жизни кратковременный (сравнительно) расцвет сукно-
делия во Флоренции, Фландрии и Брабанте в XIII—XIV вв. Свертыва-
ние этой торговли, в совокупности с другими обстоятельствами, повлекло
за собою захиренпе сукноделия, потерю патрициатом его ведущей эконо-
мической и политической роли в городах Фландрии и Брабанта и ослаб-
ление его в итальянских городах.
Своеобразно складывались и взаимоотношения сукноделов-предпри-
нимателей с работавшими на них ремесленниками и наемными работни-
ками. Прежде всего мы здесь сталкиваемся с торжеством корпоративного
принципа, хотя и в различных комбинациях, в зависимости от местных
условий. Общим правилом является то, что все цехи или профессии,
связанные с сукноделием, обязаны работать исключительно на сукно-
делов-предпринимателей, будь то член флорентийской «Лана» или «Кали-
мала», фландрской «Лондонской ганзы суконщиков» или «Лиги суконщи-
ков Брабанта». Это положение, по крайней мере в Брабанте, дополнялось
обязательством «гильдии суконщиков» приобретать определенное коли-
чество шерсти и готового сукна, с тем чтобы обеспечить занятость
зависимых от них непосредственных производителей 1 2. Здесь мы наблю-
даем элементы явления, свойственного всем средневековым цехам; харак-
теризуя его, Маркс писал: «В городском ремесле, хотя оно по существу
дела основано на обмене и создании меновых стоимостей, непосредствен-
ной, главной целью этого производства является обеспечение существо-
вания ремесленника, ремесленного мастера, стало быть, потребительная
стоимость; не обогащение, не меновая стоимость как самоцель. Производ-
ство поэтому всюду подчинено потреблению, на которое оно заранее
рассчитывает, предложение подчинено спросу, и поэтому производство
расширяется лишь медленно» 3.
Члены флорентийских компаний, несмотря па кажущуюся их само-
стоятельность, противостояли организованным и неорганизованным ре-
месленникам и наемным работникам лишь как представители «Лана»
или «Калимала». Это вытекает из свидетельства самого В. И. Рутенбурга
о том, что работники, нанимавшиеся к какой-либо компании или отдель-
ному сукноделу, приносили клятвенное обязательство работать при-
лежно и «без ущерба цеху» 4, а не отдельному хозяину. При этом ре.мсс-
1 J. Lestocquoy. Les villes de Flandre..., p. 106, 109, 112—113, 127,
180—188; (1. E s p i n a s, H. P irenn e. Becueil de documents . . ., Л» 458;
G. D e s M a r e z. L’organisation du travail . . ., p. 187—189. Достаточно материала
по этому вопросу имеете» и и книге самого В. 11. Рутенбурга.
2 G* D е я *М a re z. L’organisation du travail . . ., p. 198.
3 К. Ma ркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 50.
• Стр. 37 дополнений В. II. Рутенбурга к тексту монографии, представленных
для обсуждения на секторе истории средних веков Института истории АН СССР
в феврале 1954 г.
Дискуссии и обсуждения
377
ленники смежных цехов вовсе не обязаны были работать на одного сукон-
щика. Наоборот, как правило, они работали на нескольких суконщиков,
могли использовать в своих интересах благоприятную конъюнктуру спроса
на их труд, и цеховые регламентации, фиксировавшие размеры оплаты
отдельных операций, практически, несомненно, нарушались так же, как
и все прочие пункты статутов. Общеизвестно, что часть ремесленников,
работавших на суконщиков, сами были средними или мелкими мастерами-
предпринимателями. Некоторые из них достигали даже высокого уровня
благосостояния, особенно, например, красильщики в Брюсселе \ Это
также общеизвестно и не нуждается в подтверждении множеством спе-
циальных ссылок. Сами работники обязаны были иметь собственные
инструменты, сколь бы примитивны они ни были 1 2. Для флорентийского
сукноделия, согласно материалам, имеющимся в книге В. И. Рутенбурга,
это правило знает уже исключения, но вряд ли исключения были столь
частыми, чтобы иметь тенденцию к превращению в правило. Процессы,
которые происходили в мастерских суконщика, ограничивались, как
правило, подготовительными либо отделочными, и далеко не самыми
трудоемкими, операциями. При этом было бы ошибочно предполагать,
что процесс этот был непрерывен. Наоборот, операции выполнялись над
определенной партией товара, от случая к случаю, и наем потребных
для их производства работников носил эпизодический, а не систематиче-
ский характер. Во Флоренции, повидимому, были и такие мастерские,
которые работали постоянно. Однако тот факт, что подавляющее боль-
шинство суконщиков пользовалось общецеховыми мастерскими, говорит
за то, что такие отклонения от общего правила были не часты. Поэтому
довольно распространенная практика толковать подобного рода формы
использования наемной рабочей силы как «систематическое применение
наемного труда», свидетельствующее о «буржуазном перерождении»
цеха, неосновательна. Она исходит из отрицания возможности исполь-
зования наемного труда цеховыми корпорациями, что совершенно оши-
бочно, ибо на протяжении всей своей истории цеховые корпорации в той
или иной форме использовали наемный труд внецеховых элементов, при-
чем, как это показывает пример Фландрии, Брабанта и самой Флоренции,
в период незавершенности цеховой организации количество внецеховой
массы наемных работников, насильственно лишенных права объединения
в корпорации, было значительно больше, чем в последовавший затем,
по крайней мере во Фландрии и Брабанте, период расцвета цеховой си-
стемы.
О факте применения цехами наемного труда писали К. Маркс и
Ф. Энгельс, отмечавшие, что мануфактура стала «убежищем для крестьян
от исключавших их или дурно оплачивавших цехов» 3.
В то же время Маркс проводил совершенно определенную грань между
наемным трудом поденщиков, использовавшихся цехами, и наемным
трудом в собственном смысле этого слова. «Конечно, — писал Маркс, —
и в самих городах в виде поденщиков, не охваченных цехами, в виде
чернорабочих и т. д. существует элемент для образования наемного труда
в собственном смысле» 4. Из этого положения ясно видно, что Маркс
не включает «поденщиков, охваченных цехами», в число тех элемен-
тов, которые образуют наемный труд «в собственном смысле». Почему?
1 G. D е s Marez, {/organisation du travail . . ., p. 204.
2 Ibid., p. 183, 199.
3 К. Маркс и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. IV, стр. 46.
4 К. Марк с. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
стр. 49.
378 Дискуссии и обсуждения
К сожалению, Маркс не развивает дальше этой исключительно интерес-
ной и глубокой мысли.
С нашей точки зрения, ответ на этот вопрос следует искать в том,
определяется ли сам факт получения наемным работником фиксированной
заработной платы условиями рынка труда, на котором он выступает
как свободный продавец своей рабочей силы или же он ее получает в силу
внеэкономического принуждения, осуществляемого привилегированными
корпорациями, будь то средневековые цехи или патрицианские гильдии,
ганзы, компании и т. п. Разумеется, это лишь предварительная постановка
вопроса. Сама же эта проблема может быть решена лишь путем серьезной
и глубокой исследовательской работы, направленной на выяснение
характера наемного труда, применявшегося в тех или иных конкретно
исторических условиях. Менее всего этот вопрос может быть разрешен
путем формального копирования цитат из трудов классиков марксизма
или оперирования абстрактными и внеисторическими формулировками
о наемном труде «вообще». Таким образом, и предприниматели-сукно-
делы, и работавшие на них средние и мелкие ремесленники, и наемные
работники, связанные в той или иной форме корпоративными узами,
были еще далеки от чистых категорий мануфактуриста и рабочего х, оли-
цетворяли собою, как правило, не завершенные, а переходные формы
раннекапиталистических отношений. В подобных условиях такие кате-
гории политической экономии капитализма, как закон стоимости, при-
бавочная стоимость, норма прибыли, органический состав капитала,
конкуренция и т. п., не получают полной реализации, встречают на пути
своего развития многочисленные преграды. Значительная часть того
нового, что возникает в недрах разлагающихся феодально-корпоратив-
ных отношений, представляет собою еще не капитализм, как таковой,
а только известные условия для его развития или примитивные зачаточ-
ные его формы 1 2.
Если это так, то нельзя безоговорочно и огульно применять к по-
добным незрелым и зачаточным формам капиталистических отношений
такие общетеоретические положения марксизма-ленинизма (как это не-
редко делали В. И. Рутенбург и некоторые участники дискуссии), кото-
рые основываются на анализе классических типов явлений в их класси-
ческом развитии.
* * *
Остановимся на некоторых вопросах теории, относящихся к рассма-
триваемой проблеме.
Прежде всего уточним вопрос о том, какой капитал проникал в сукно-
дельческое производство городов Фландрии, Брабанта и Флоренции —
торговый или промышленный, и были ли зародившиеся в них ранне-
капиталистические отношения прогрессивными. С точки зрения конкретно
1 Это обстоятельство не вызывает сомнений даже у таких склонных к буржуазно-
модернизаторским обобщениям историков, как Л. Пиренн и Г. Демарэ, которые
неоднократно подчеркивают специфическое отличие структуры и организации корпо-
ративного сукноделия XIV—XV вв. от развитых форм капиталистического производ-
ства. См. А. Пиренн. Средневековые города Бельгии, стр. 438; G. Des Mare z.
L’organisation du travail. . . , p. 183—184, 469, 482—483. К сожалению, В. И. Рутен-
бург, В. В. Стоклицкая-Терешкович и некоторые участники дискуссии обратили
очень мало внимания на эту сторону вопроса.
2 Сказанное относится к тем формам, которые связаны с корпоративно-цеховой
организацией ремесла. Здесь мы оставляем в стороне те чистые формы рассеянной,
а позднее централизованной мануфактуры, которые складывались уже в XIV в.
во Фландрии на базе сельских побочных промыслов, попадавших в зависимость от
скупщиков и предпринимателей-мануфактуристов.
Дискуссии и обсуждения
379
исторической мы рассмотрели, во всяком случае первую часть этого во-
проса, в предыдущем разделе. Выводы, которые мы из него делаем,
таковы: и по генезису, и по месту, занимаемому им в сукнодельческом
производстве как во Фландрии и Брабанте, так и во Флоренции, в XIV в.
господствующей формой капитала, проникавшего в сукноделие, был
капитал торговый п тесно с ним связанный ссудно-ростовщический х.
Спорадически и местами развивался и капитал промышленный, в том
смысле, что денежный капитал вкладывался в производство с целью
получения прибавочной стоимости и прибыли. Но это еще не был про-
мышленный капитал в современном смысле слова, как совершенно об-
особленная часть капитала, обращающаяся исключительно в сфере произ-
водства. Грани между различными формами капитала в рассматриваемый
исторический период были еще очень подвижны, сукноделы-предприни-
матели распыляли свои капиталы в разных областях деятельности, а само
сукнодельческое производство, даже в наиболее развитых по тем време-
нам его формах, было многими нитями связано со средневековыми
институтами, не дававшими простора развитию капиталистических от-
ношений в их наиболее прогрессивных и чистых формах. Однако нередко
приходится встречаться с тем, что положения классиков марксизма, отно-
сящиеся к классическим типам развития капиталистических отношений,
механически распространяются на явления совершенно иного порядка.
Одним из примеров этого на дискуссии явилось утверждение некоторых
ее участников, что во Флоренции и Сиене формирование «промышлен-
ного капитала проявилось в еще более рельефной форме и даже на более
высокой стадии развития производства», чем в примере складывания
рассеянной мануфактуры, приведенном Энгельсом в «Дополнениях к третье-
му тому «Капитала» 2. При этом совершенно не обращалось внимания на
два крайне важных момента. Во-первых, Ф. Энгельс брал в данном случае
классический пример, т. е. отдельного, независимого скупщика-купца
и самостоятельного, внецехового мелкого ремесленника. Во-вторых,
Энгельс здесь же специально подчеркнул, что одну из отраслей произ-
водства, в которой раньше других развились «первые зачатки образова-
ния капиталистической прибавочной стоимости», — горно-заводские про-
мыслы— «ввиду их замкнутого и монопольно-корпоративного характера»
можно оставить в стороне при рассмотрении данной общетеоретической
проблемы!
Подобные приемы использования трудов классиков марксизма вряд ли
могут считаться правильными, а попытки представить зачатки капита-
листических отношений во Флоренции XIV в. более развитыми, чем они
были в действительности, независимо от субъективных соображений сто-
ронников указанной выше точки зрения, могут пойти на пользу буржуаз-
ным модернизаторам истории. Естественно, что подобные погрешности
делают шаткой позицию таких историков в их полемике с буржуазными
историками, ибо самым веским аргументом против измышлений о суще-
ствовании во Флоренции XIV в. «трестов» и «картелей» является исследо-
вательский показ того, что эти «картели» и «тресты» были одним из ви-
дов средневековых корпораций в соединении с зачаточными формами
капиталистических отношений.
Импульсом для развития сукноделия и в городах Нидерландов и во
Флоренции в XIII—XIV вв. послужила широкая экспортная торговля
1 Разумеется, в той степени, в какой они вообще принимали участие в сукно
дельческом производстве.
1 См. Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.:
К. Маркс. Капитал, т. III. Госполитиздат, 1953, стр. 917—918.
380
Дискуссии и обе у ледени я
сукнами. С падением этой торговли захирело и сукноделие. Торговый
капитал был главной пружиной, двигавшей вперед сукнодельческое
производство как нидерландских, так и итальянских городов XIV в.,
в котором, разумеется, имелись те или иные местные отличия и особен-
ности.
Это вполне соответствует следующему известному положению Маркса
и Энгельса в «Немецкой идеологии»: «С появлением свободной от цеховых
форм мануфактуры сразу изменились и отношения собственности. Первый
шаг вперед от натурально-сословного капитала был следствием появле-
ния купцов, капитал которых был с самого начала движимым, был капи-
талом в современном смысле слова, поскольку об этом может итти речь
в применении к тогдашним отношениям. Вторым шагом вперед было по-
явление мануфактуры, которая, в свою очередь, мобилизовала массу
натурального капитала и вообще увеличила количество движимого капи-
тала по сравнению с количеством капитала натурального» х. Преоблада-
ние торгового капитала по сравнению с промышленным выходит далеко
за пределы XIV в. Под знаменем его преобладания идет экономическое
развитие Нидерландов вплоть до XVIII в., торговый капитал занимал
ведущее положение и в экономике Англии до середины XVII в. и про-
должал играть большую роль в XVIII столетии 1 2.
В XIV в. в сукноделии городов Италии и Нидерландов, там, где купе-
ческий капитал подчинял себе в той или иной мере производство, он играл
еще более преобладающую роль по сравнению с зачаточными формами
промышленного капитала. Развитие здесь шло, разумеется, не по револю-
ционизирующему пути, а по пути консервативному, как это свойственно
тем странам, где купеческий капитал прямо овладевал производством.
Как ни велико историческое значение такого пути развития, «однако
он сам по себе не ведет к перевороту в старом способе производства, кото-
рый скорее консервируется и удерживается при этом как необходимое
для него самого предварительное условие» 3. Поэтому такой путь разви-
тия капиталистических отношений допускает возможность как прогресса,
так и регресса, в зависимости от общих условий социально-экономиче-
ского развития той или иной страны в целом, а не отдельных, изоли-
рованных городских центров.
Утверждение А. Д. Эпштейна, что такой путь вообще не дает перспек-
тивы развития, а обрекает на прозябание, «окостенение» (сб. «Средние
века», вып. IV, стр. 351—356), также не может быть признано правильным
по двум причинам. Во-первых, А. Д. Эпштейн грешит против историзма,
противопоставляя зачаточные формы капитализма их развитым формам
вместо того, чтобы сравнивать их с отсталыми средневековыми цеховыми
формами, по отношению к которым и зачаточные формы капиталистиче-
ского производства, несомненно, прогрессивны. Во-вторых, А. Д. Эпштейн
исходит из априорной предпосылки, что для разных стран существуют
обязательно строго определенные пути развития капитализма, а само
его развитие идет по прямой линии. Однако в действительности в каждой
стране, в которой шло развитие капиталистических отношений, оно шло
разными путями — и консервативным и революционизирующим, шло
в борьбе этих тенденций, и победа одной из них была обусловлена не фа-
тальным ходом экономического развития, а всей сложной совокупностью
явлении экономических, социальных, политических и международных,
1 К. М а р к <• и Ф. в г р л I, с. Соч., т. IV, стр. 46.
а См. там же, стр. 49.
3 К. М арке. Капитал, т. 1П. стр. 346.
Дискуссии и обсуждения
381
составлявших историю страны в целом. Сошлемся хотя бы на пример
Англии. В XVI и первой половине XVII в. там еще отмечалось преобла-
дание торгового капитала в сукноделии, и, характеризуя деятельность
английского суконщика (clothier) XVII в., Маркс не колеблясь относил
со к одной из разновидностей прямого овладения производством со стороны
торгового капитала. Поэтому термин «манчестерский путь» развития
капитализма, применяемый А. Д. Эпштейном в качестве эквивалента
термина «революционизирующий путь», вряд ли может быть признан
удачным. Но различные пути развития капиталистических отношений
в одних и тех же странах существовали, и на их анализе стоит остано-
виться специально.
В ходе дискуссии высказывались различные точки зрения по этому
вопросу. Одни исследователи, в том числе и А. Д. Эпштейн, полностью
отрицают возможность развития капиталистической мануфактуры на
основе разлагающегося цеха, другие, в том числе В. В. Стоклш^кая-
Терешкович, склонны считать именно такой путь развития мануфактуры
если не преобладающим, то очень распространенным. При этом тот или
иной тезис порой стараются доказать односторонним подбором цитат из
классиков марксизма, что имеет место, в частности, в дискуссионной
статье А. Д. Эпштейна и у В. И. Рутенбурга. Между тем, если внимательно
разобраться во взглядах классиков марксизма по этому вопросу, то ста-
новится ясным, что положение не столь сложно и запутанно. Там, где
Маркс и Энгельс рассматривают не какую-то одну сторону явления,
а проблему в целом, они не отрицают абсолютно возможности зарождения
мануфактуры на базе разлагающегося цехового ремесла, но отводят
этому пути подчиненное, второстепенное значение. «Первоначально, —
пишет Маркс, — торговля была предпосылкой для превращения цехо-
вого и деревенско-домашнего ремесла и феодального земледелия в капи
талистические производства» Ч В других своих работах Маркс и Энгельс
подчеркивали, что в ряде случаев мануфактуры выросли «из рамок цехо-
вого строя» 1 2.
В то же время Маркс совершенно недвусмысленно указывал на второ-
степенность такого пути развития мануфактуры: «. . . При разложении
цехов, — писал он, — ничто не мешает отдельным цеховым мастерам
превратиться в промышленных капиталистов; но такие случаи редки по
самой природе вещей. В целом там, где выдвигается капиталист и рабо-
чий, гибнет цеховое устройство, мастер и подмастерье. . .»3. Для Маркса
и Энгельса несомненной представлялась и свобода мануфактуры от
цеховых форм. Иными словами, Маркс и Энгельс считали, что цеховой
мастер может стать подлинным капиталистическим предпринимателем
лишь на обломках цехового строя, порвав со своей принадлежностью
к цеховой корпорации 4.
Подобная постановка вопроса имеет глубокое теоретическое значение,
ибо она отметает как антимарксистскую теорию «единого потока», согласно
которой в период разложения феодального способа производства все идет
прямым путем к капитализму. Классики марксизма-ленинизма подчер-
кивали, что предыдущий способ производства лишь подготовлял усло-
1 К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 348.
’К. Маркс и Ф. Энгельс. Соя., т. IV, стр. 45.
3 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
стр. 42.
* Здесь мы не касаемся истории разложения цеховых корпораций в XVII—
XVIII вв., в обстановке развитого мануфактурного производства и капиталистиче-
ских отношений как в городе, так и в деревне, когда этот процесс приобретал специ-
фические формы.
3N2 Дискуссии и обсуждения
вин для последующего, что генезис капитализма не есть прямая линия
развития от товарного производства в феодальном обществе к капитали-
стическому.
Полемизируя с Прудоном, который догматически отстаивал тезис
о внеэкономическом происхождении лишь дибу ржу азной, феодальной,
в первую очередь земельной собственности, Маркс писал: «. . . бравый
Прудон не только мог бы, но и должен был бы равным образом обвинить
во внеэкономическом происхождении капитал и наемный труд как формы
собственности». И далее, развивая это положение, он продолжал: «Иными
словами: первоначальные условия производства выступают как природ-
ные предпосылки, естественные условия существования производителя;
точно так же, как его живое тело, воспроизводимое и развиваемое им,
первоначально создано не им самим, а является предпосылкой его самого;
существование (телесное) его самого есть такая естественная предпосылка,
которая пе им создана» х.
В качестве конкретизации и развития этого тезиса следует, повиди-
мому, рассматривать и известное положение И. В. Сталина о том, что
товарное производство «существовало при феодализме и обслуживало
его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые условия для
капиталистического производства, не привело к капитализму» 1 2.
Поэтому же Маркс подчеркивал, что, за исключением крупных эмпорий,
где капиталистическая мануфактура развивается спорадически или ме-
стами, она «сперва обосновывается не в городах, но на селе, в деревнях,
где не существовало цехов и т. д. Сельский побочный промысел образует
широкую базу мануфактуры. . .» 3.
Такова теоретическая сторона вопроса.
Экономическое развитие Нидерландов от XIV в. и позже — прекрас-
ная фактическая иллюстрация правильности этих общетеоретических
выводов классиков марксизма.
Раз зародившись, более или менее развитые прогрессивные переход-
ные формы от товарного производства к капиталистическому создали
условия для появления и чистых, классических форм капиталистической
мануфактуры, широкой базой которой, как известно, являлось товарное
производство. Встречая преграды для своего развития в городах с корпо-
ративным строем, капиталистическая мануфактура обосновалась на селе
и в небольших местечках, лишенных корпоративного устройства. Орга-
низаторами такого рода мануфактур обычно становились купцы. Могли
ими стать и бывшие члены городских цехов, по тем или иным соображе-
ниям покидавшие крупные ремесленные города, менявшие положение
цеховых мастеров или членов гильдий па положение капиталистов-пред-
принимателей. «Сукноделие, особенно в XV в., перемещалось в деревню.
Во Фландрии это явление произошло уже в XIV в.» 4, — пишет Г. Де-
марэ. В деревне, а также и в городах, капиталистическое мануфактур-
ное производство развивалось и в таких новых отраслях промышленности,
как льняная5, позже мыловаренная, стекольная и др.6. К началу XVI в.
1 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству ь
стр. 21. 22.
2 И. Стал и и. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитпздат,
1952, стр. 15.
3 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству„
стр. 48—49.
* G. D е s М а г е z. L’organisation du travail. . . р. 482, Additions.
5 Ibid., p. 208.
e H. Pirenn. Histoire de Belgique, t. III. Bruxelles, 1923, p. 276—278.
Дискуссии и обсуждения
383
в ряде провинций Нидерландов уже существовали самые различные
формы капиталистической мануфактуры и в самых различных отраслях
производства.
В Льежской области, в долине р. Ведра, на базе побочных деревен-
ских промыслов развилась рассеянная форма шерстоткацкой мануфак-
туры, в которой полностью господствовали скупщики х. В сельской
округе Оденарде в 1539 г. в производстве ковров было занято до 14 тыс.
человек, включая женщин и детей. Над каждой группой в 30—60 таких
«семейных мастерских» были поставлены мануфактуристами специальные
надсмотрщики (Winkelmeisters). Еженедельно они собирали у подведом-
ственных им ремесленников готовую продукцию и доставляли им сырье.
Окончательная отделка ковров производилась уже в больших стационар-
ных мастерских мануфактуристов, расположенных преимущественно
в Антверпене 1 2. Значительные по размерам централизованные текстиль-
ные мануфактуры возникли в Монсе, Валансьене и Лилле. Работали в них
в основном крестьяне из окрестных деревень, которые приходили в свои
деревни лишь по воскресеньям3. Особенно широкое распространение
получили текстильные мануфактуры во Фландрии, в районе городов
Армантьер, Ньюкерк и др.4. Самые крупные из этих мануфактур центра-
лизованного типа сложились в Гондсхоте, который в 1528 г. выбросил
на рынок 28 тыс. кусков шерстяных тканей 5.
Приведенные примеры могут служить и своеобразной шкалой степени
развития самих форм капиталистической мануфактуры — от простой
формы рассеянной мануфактуры Льежской области через смешанную
форму ковродельческой мануфактуры Оденарде к централизованным текс-
тильным мануфактурам Монса, Валансьена и Го и дс хота.
Имела ли место аналогичная картина в флорентийском сукноделии,
судить трудно, ибо существующая литература не дает ясной картины. Не
нашел себе достаточного освещения этот вопрос и в монографии В. И. Ру-
тенбурга: в ней упоминаются лишь отрывочные сведения относительно
распространения надомного труда прядильщиков в контадо Флоренции.
Возможно, что такая неясность есть следствие состояния источников,
имеющихся в нашем распоряжении. Тем не менее выяснение этого вопроса
очень важно для воссоздания точной структуры флорентийского сукно-
дельческого производства, для выяснения, остановилось ли оно на созда-
нии лишь переходных форм и единичных случаев капиталистической
мануфактуры в городе или же во Флоренции, как и во Фландрии, уже
в XIV в. имелись в контадо чистые формы капиталистической мануфак-
туры, не связанные с патрицианскими и цеховыми корпорациями.
Что касается Нидерландов, то здесь мы видим ясную и не оставляю-
щую сомнений картину последующего экономического развития. Про-
грессивная роль, которую сыграли те переходные от цеха к мануфактуре
формы, которые мы наблюдали в сукноделии, была преходящей и недол-
говечной. Дальнейшее развитие капиталистического мануфактурного
1 L. D ос lies n.” Histoire economique et sociale de la Belgique. Paris—Liege,
1932, p. 216—217.
2 H. P i r e n n. Histoire de Belgique, t. Ill, p. 244—245; M. G a c h a r d.
Relations des troubles do Gand sous Charles-Quint par un anonime. Bruxelles, 1846,
p. 223.
3 H. P i r e n n. Histoire de Belgique, t. Ill, p. 244—245.
4 J. M. Kervyn de Letterhovc. Histoire de Flandre, t. 6. Bruxelles,
1850, p. 87; L. D e c h e s n. Histoire economique . . ., p. 153—156.
s E. Cornaert. L’organisation administrative dans une draperie rurale en
Flandre du XV au XVIII sidcle. —«Revue d’histoire Economique et sociale», 1927, 3.
384
Дискуссии и обсуждения
производства, приведшее в Нидерландах в XVI в. к зарождению капита-
листического уклада в недрах феодальной формации, пошло уже не
через цехи и гильдии, а вопреки им и рядом с ними в сельской ме-
стности и в местечках, свободных от корпоративного строя. В этой
прогрессивной струе экономического развития приняли участие лишь
единичные представители разлагавшихся сукнодельческих цехов и патри-
цианских ганз и гильдий, имевшие смелость или случай порвать свои
связи с ними.
Что же касается самих цеховых корпораций и патрицианских гиль-
дий в целом, то они превратились в препятствия для дальнейшего экономи-
ческого и политического развития страны. Особенно ярко это проявилось
во Фландрии. Там патрициат и «Лондонская ганза суконщиков», борясь
за свою монополию в торговле и сукноделии, свирепо преследовали все
разраставшуюся в сельской местности капиталистическую мануфактуру,
которая до поры до времени пользовалась поддержкой графов Фланд-
рии Отстаивая свои феодально-сепаратистские привилегии от централи-
заторских мероприятий фландрских графов, фландрский патрициат не
остановился перед вступлением в союз с королем Франции Филиппом IV
Красивым. Битва при Куртре в 1302 г. положила конец экономической
монополии и политическому господству патрициата в городах Фландрии.
Ключевые позиции, как в экономике, так и в управлении фландрскими
городами, перешли в руки сильных цеховых корпораций. Однако те орга-
низационные формы, которые уже сложились в сукнодельческом произ-
водстве в период господства патрициата, сохранились и после победы
цехов, с тем лишь отличием, что место «Лондонской гапзы» занял
«старший цех» — цех ткачей. После этого вырождение фландрского
патрициата пошло быстрым темпом. Уже в XV в. представители
патрициата превратились в подлинных «ledichgangers» — тунеядцев.
Недолго Л длилось и процветание сукнодельческих цехов. G сокра-
щением размеров экспортной торговли они хирели с каждым годом,
а свое спасение видели лишь в подавлении процветавшей и разви-
вавшейся мануфактуры. Цеховые ордонансы этого времени — красно-
речивые свидетели такого положения вещей 1 2. В XVI в. цехи повсе-
местно превратились в замкнутые олигархические группы немногочи-
сленных мастеров, жестоко эксплуатировавших пролетаризованных
подмастерьев, потерявших реальную возможность стать мастерами, но
еще мечтавших об этом.
Ход событий в Брабанте был несколько иным. Здесь патрициат в лице
«Лиги суконщиков Брабанта» был теснее связан с производством, чем
его собратья во Фландрии. Развитие сукноделия началось здесь позднее,
и поэтому кризис патрициата совпал с кризисом сукноделия в конце XIV в.
Стремясь сохранить свои экономические и политические позиции, патри-
циат Брабанта вел очень гибкую политику: разрешил организацию
цеховых корпораций ремесленников, предоставил доступ их верхушке
в члены «лиги суконщиков Брабанта», поддерживал хорошие отношения
с укреплявшейся герцогской властью. Однако это не спасло ни брабант-
ский патрициат, ни брабантские сукнодельческие цехи от общей участи.
1С. В. Пантелеева. Нидерланды и Бельгия. СПб., 1905, стр. 81.
* См., например, Recueil des ordonnances des Pays-Bas. Deuxieme serie, t. 1—5
(1506—1549). Par M. Ch. Laurent etl. Lameere. Bruxelles, 1893—1910;
M. E s p i n a s, H. P i r e n n e. Recueil de documents...; H. de S a g h e r.
Recueil de documents relatifs a I’histoirc de I’industrie drapiere en Flandre. Bruxel-
les, 1951, p. XIX—XX.
Дискуссии и обсуждения
385
Первым сошел с арены активной экономической и политической жизни
патрициат, к началу XVI в. вытесненный как из «гильдии суконщиков
Брабанта», так и из состава городских магистратов Отныне в «лиге»
и в сукнодельческих цехах господствовал тип мелкого мастера-предпри-
нимателя и розничного торговца (lakensnijder),строившего свою произ-
водственную деятельность на базе удовлетворения потребностей прежде
всего ограниченного внутреннего рынка.
Несмотря на эволюцию сукнодельческих цехов Фландрии и Брабанта
и их разложение, не существовало никакой прямой и непрерывной линии
их развития в мануфактуру, их автоматического «врастания» в капита-
лизм. Они в лице господствующей верхушки продолжали отстаивать
свое существование в качестве монопольных средневековых корпораций.
В соответствии с этой своей реакционной ролью в экономической жизни
XVI в. они являлись оплотом политической реакции, сыграли контр-
революционную роль в событиях революции и войны за независимость
против Испании, помогли испанцам сохранить свое господство в южных
и центральных провинциях Нидерландов. Эти же реакционные силы во
время революции удержали на длительное время на стороне испанцев
некоторые крупнейшие города Голландии и Зеландии (Миддельбург —
до 1574 г., Амстердам — до 1578 г.).
Иная картина сложилась во Флоренции. Здесь кризис сукподель-
ческого производства не был компенсирован вообще или был компенсиро-
ван лишь частично соответствующим развитием других отраслей про-
мышленности в форме капиталистической мануфактуры. Государствен-
ная централизация Италии не только не сделала успехов, но, наоборот,
страна переживала самые худшие времена феодальной раздробленности
и иноземного грабежа. Итог общеизвестен: постепенный упадок промыш-
ленности. аграрпзацпя страны, длительная консервация разлагающихся
патрицианско-цеховых корпораций. Вчерашнему чомнп, потерявшему
всякую перспективу достать работу в городе, наверное, порой не при-
ходилось даже менять хозяина, чтобы превратиться в забитого и задав-
ленного нуждой парцеллярного издольщика. Свою парцеллу он мог
получить из рук того же Аччаюоли, дель Бене, Кавальканти и других
«суконщиков», бывших в то же время владельцами обширных земель
в контадо.
В этих условиях становится ясным и историческое значение тех нераз-
витых и спорадически возникавших форм капиталистических отношений,
которые сложились в XIV в. во Флоренции. Опп. видимо, не пошли
в сколько-нибудь значительной мере дальше этого этапа своего развития,
не были подкреплены формированием капиталистического мануфактур-
ного производства па широкой базе сельских побочных промыслов, не
привели к созданию капиталистического уклада в недрах феодальной
формации. Поэтому, оказавшись в неблагоприятной обстановке, сло-
жившейся в Италии в XVI в., они заглохли, вместо того чтобы дать
новые сильные и жизнедеятельные ростки.
С этим выводом в принципе, как нам кажется, согласен и В. И. Рутен-
бург, что вытекает из доложенного им па дискуссии проекта заключе-
ния к переработанному варианту своей книги.
В заключение — некоторые соображения относительно социальной
борьбы во Флоренции. То деление населения Флоренции на «жирный»',
«средний» и «тощий народ», которого В. И. Рутенбург придерживается,
1 См. А. Ппрспн. Средневековые города Бельгии, стр. 427; G. Des
Marez. L’organisation du travail. . ., p. 127—128.
25 Средние века вып. 6
ЗЫ'
Дискуссии и обсуждения
следуя флорентийским хронистам, не может претендовать на полное со-
ответствие действительной расстановке классовых сил. Оно исходит
в основном не из социального, а из абстрактного критерия размеров бо-
гатств. В среде «жирных» и «средних горожан» Флоренции имелись и
типичные представители средневекового патрициата, бюрюрства и мет-
ро зы, и такие слои или элементы, которые были связаны с зачаточными
и спорадическими формами капиталистических отношений. Ясно, что
экономические и политические интересы этих различных кругов пе могли
совпадать полностью. Подобное явление в той же мере отмечается н среди
«тощего народа». В его состав входила нролетаризовапная масса чомпи,
пролетаризовапная, но искусственно, насильственно лишенная права
на образование средневековой цеховой корпорации. Сюда же входили
подмастерья и мелкие мастера «младших цехов», уже получившие это
право. Как в верхушке, так и в низах флорентийского населения отно-
шения, присущие незавершенному цехово-корпоративному строю, при-
чудливо переплетались с ранними, зачаточными формами капиталисти-
ческих отношений. Это не могло не создавать исключительной остроты
и сложности социально-политической борьбы, кипевшей во Флоренции.
В свете этой специфической обстановки следует расценивать и все свое-
образие восстания чомпи, которое, конечно, вовсе нс было «рабочим дви-
жением» в современном значении этого слова, как оно местами квалифи-
цируется В. И. Рутенбургом 1.
Учитывать эту обстановку надо также и при оценке таких фактов,
как создание трех дополнительных цехов во время восстания чомпи,
как наличие в рядах восставших лиц, подобных Сальвестро Медичи,
как снижение процента и обложение налогом земельной собственности
в контадо Флоренции, проведенных во время восстания. Намек на реше-
ние этих вопросов в книге В. И. Рутенбурга имеется, но четких выводов
не сделано.
Таковы наши общие соображения по затронутой на дискуссии проб-
леме генезиса раннекапиталпстических отношений. В целом прошедшая
дискуссия, с нашей точки зрения, была очень полезным и плодотворным
обменом мнениями по одной из наиболее сложных и спорных еще проблем
истории западного средневековья.
А. Н. Ч11СТ03В0Н0В
1 С.м., например, В. И. Рутенбург. Очерк. . ., стр. 167, где Сальвестро
Медичи характеризуется как «агент определенной части толстых горожан в рабочем
движении», или стр. 154, где говорится о «рабочем восстании чомпи».
О ПРОГРЕССИВНОСТИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
В ИТАЛИИ XIV—XV ВЕКОВ*
Статья А. Д. Эпштейна, помещенная в порядке обсуждения в сбор-
нике «Средние века» 1, представляет большой интерес.
Среди целон серии вопросов, которые А. Д. Эпштейн не только ста-
вит (со. «Средние века», вып. IV, стр. 329—330), по и пытается решить,
на первый план выступает главная проблема, сформулированная им сле-
дующим образом: «Являлось ли рано возникающее во Флоренции капита-
листическое развитие исторически прогрессивным?» (там же, стр. 330).
Ужо сама постановка вопроса свидетельствует о том, что А. Д. Эпштейн
выдвигает новую точку зрения, противоположную давно известной и
прочно утвердившейся в советской историографии. Еще Марксом на
основе фактического материала было установлено, что в отдельных горо-
дах Италии капиталистическое производство развилось в XIV—XV вв.,
вто время как начало капиталистической эры для всей Западной Европы
относится лишь к XVI в. До сих пор не подвергалось сомнению, что по-
явление даже первых зачатков капиталистического производства, спо-
радически встречающихся в отдельных городах Италии, Испании и Флан-
дрии, несмотря па всю их примитивность, представляет собою прогрес-
сивное явление в условиях феодального общества. Обращаясь к истории
этого периода развития Италии, Маркс детальнейшим образом знакомился
с фактическим материалом. Он делал выписки из работы Дж. Каппони
«История флорентийской республики» 2, обращая главное внимание на
данные источников по экономической истории Флоренции и истории
классовой борьбы. Эти записи Маркса, хранящиеся в Архиве ИМЭЛС,
лишний раз свидетельствуют о том, какая прочная база фактического
материала подкрепляет каждое его обобщение, выливающееся в четкую
формулу. Это имеет прямое отношение к опенке Марксом процессов,
происходивших* в Италии XIV—XV вв.
Задачей моей киши, которая послужила поводом к дискуссионной
статье А. Д. Эпштейна, была конкретизация известных положений Маркса.
Па основе доступных мне источников и литературы было проведено изуче-
ние условий зарождения капиталистического производства, капитали-
стических отношений во Флоренции XIV в. Книга моя подверглась подроб-
ному обсуждению в секторе средних веков Института истории АН СССР,
а также на кафедре средних веков Ленинградского государственного
университета. Весьма ценны письменные замечания А. И. Чистозвопова
(Москва), Е. Ч. Скржпяской (Ленинград) и II. II. Соколова (Горький).
* Статья В. И. Рутенбурга печатается в порядке обсуждения.
1 А. Д. Эпштейн. К вопросу о «раннем капитализме» во Флоренции XIV в. —
Сб. «Средние века», вып. IV. М., 1953.
> G. Capponi. Storia della repubblica di Firenze, t. I. Firenze, 1875.
25*
388
Дискуссии и обсуждения
Особый интерес представляют рецензии В. В. Стоклицкой-Терешкович 1,
польского ученого А. Мончака, чешской ученой В. Вомачковой1 2 и статья
чешского ученого Ф. Грауса 3. Материалы всех этих выступлений дали
мне возможность дополнить и исправить книгу для предполагаемого пере-
издания, не изменив, однако, основных ее положений, так как этого
и не требовали все названные историки, справедливо находившие в ра-
боте отдельные недостатки и слабые стороны. Частично их замечания
учтены в дополнениях к моей книге, а полностью могут быть реализо-
ваны и найти удовлетворительный ответ лишь в дальнейших специаль-
ных исследованиях 4 5.
В чем же заключаются наиболее существенные недостатки моей
книги?
1. Совершенно справедлив упрек о некоторой ее односторонности.
С одной стороны, естественно, что в работе, посвященной истории зарожде-
ния капиталистических отношений, больше всего внимания обращается
именно на это явленно. Однако необходимо было в гораздо большей
степени, чем это сделано в книге, показать исторический фон, на котором
развилось это своеобразное для XIV в. явление, подробнее и глубже
показать феодальную Европу и феодальную Италию с ее феодальным
городом. В работе говорится о том, что первые проявления капиталистиче-
ских отношений в Италии в XIV в. наблюдаются «в условиях феодаль-
ной Европы» °, подчеркивается известное положение Маркса о том, что
первые зачатки капиталистического производства лишь спорадически
встречаются в отдельных городах Италии (стр. 10), что капиталистиче-
ское производство развивается не во всех цехах Флоренции, а только
в трех «старших» — текстильных (стр. 20—21), и т. д. Все эти положе-
ния нужно значительно пополнить, чтобы у читателя не могло возник-
нуть впечатление о крупных масштабах и совершенных формах
капиталистического производства и капиталистических отношений
в Италии XIV в.
2. Во избежание такого превратного понимания исторической обста-
новки необходимо быть весьма осторожным и точным в выборе тер-
минов при характеристике социально-экономических явлений, социаль-
ных категорий и т. д. Нужно признать, что терминологию в моей
книге необходимо уточнить, сделать более последовательной. Так, напри-
мер, зарождающаяся во Флоренции буржуазия именуется итальянским
термином «жирный народ» (стр. 14 и др.). Этот термин не равнозначен
термину «буржуазия». «Жирный народ» эксплуатирует наемных рабо-
чих мануфактур, живет за счет его прибавочного труда, в этом ого глав-
ная черта, но он еще но лишен родимых пятен феодального общества,
это лишь нарождающаяся буржуазия (стр. 184 и др.). Условно можно
назвать его «молодой буржуазией» (стр. 19), но такие термины, как
«буржуазия», «буржуазная Флоренция» (стр. 165), могут исказить правиль-
ное понимание исторической обстановки, так как они несколько неточны,
а значит, и но до конца правильны. Несколько преувеличенно звучат
такие формулировки, как «рост рабочего движения» (стр. 18), и др.
1 «Изжития АН СССР», серия истории и философии, 1952, тч IX, Л» 1.
- «РггецЦИ bistoryezny», t. XLIII, z. 2. Warszawa, 1953. «Cesko-slovensky ca-
sopis historirky», 2, 1954.
3 «Sbornik liistorick^», I. Praba, 1953.
4 В этой статье лается отпет пе только на статью А. Д. Эпштейна, но п на наи-
более существенные замечания перечисленных мною авторов.
5 В. II. Рутенбург. Очерк из истории раннего капитализма в Италии.
М., 1951, стр. 184. В дальнейшем все ссылки на эту книгу даны в тексте в скобках
без указания источника.
Дискуссии и обсуждения
389
3. В книге очень мало места уделено вопросам аграрной истории.
Об этом говорится лишь в связи с появлением во Флоренции многотысяч-
ного отряда наемных рабочих мануфактур (стр. 148). Необходимо было
более подробно изложить эту важную сторону истории Италии XIV в.
4. Народные движения в городах Италии XIV в. представлены в книге
одним, хотя и наиболее яркими показательным, восстанием чомпи в 1378г.
(cVp. 155—174). Если в книге показаны истоки восстания, его связь
с экономической эволюцией Флоренции, то в значительно меньшей
степени показана его связь с предшествовавшими движениями в городах
Италии.
В определенной степени эти недостатки книги (ее «односторонность»,
терминологическая непоследовательность, слабое освещение аграрной
истории и неполное изложение истории городских движений XIV в.)
исправлены в названном выше втором варианте книги, рекомендованном
сектором средних веков Института истории АН СССР к переизданию.
В нем уточнены термины (например, «жирный народ» именуется «нарождаю-
щейся буржуазией», говорится о «выступлениях наемных рабочих», а не
о «росте рабочего движения» п т. д.), дан очерк аграрной истории Италии
и Флоренции XIII—XV вв., введен материал о движении наемных ра-
бочих в Сиене в 1371 г., за семь лет до восстания чомни. Всего добавлено
около 6 печатных листов нового материала. Ври подготовке к изданию
второй вариант книги должен быть еще улучшен, прежде всего путем
расширения общего очерка, долженствующего дать более полную характе-
ристику феодализма Италии и феодального города в XIV в. Более полное
завершение эти вопросы, и прежде всего история городских движений,
могут найти в монографии «Народные движения в городах Италии», над
которой я сейчас работаю.
Все перечисленные существенные недостатки книги, указанные
в устных дискуссиях и признаваемые мной, не нарушают в то же время
основных положений моей книги. Лишь в выступлении А. Д. Эпштейна,
оформленном затем в статью, ставится под сомнение решающее положение
о прогрессивности капиталистических отношений в Италии XIV—XV вв.
Уже это одно требует пристального внимания к статье.
Возможен ли пересмотр существующей в советской историографии
концепции? Если эта концепция опровергается материалами источников
и литературы, то не только возможен, но и необходим. Однако одна из
особенностей статьи А. Д. Эпштейна заключается в том, что в ней не
использован ни один новый источник, нп одна новая книга, не привлечен
нп один новый факт. Правомерно ли в таком случае появление этой статьи?
Правомерность опубликования дискуссионной статьи подтверждается
важностью самой проблемы, взятой в целом: о месте товарного производ-
ства при феодализме, об условиях и конкретном выражении складывания
элементов капиталистического уклада в рамках феодализма в разных
странах Европы. В этом плане статья А. Д. Эпштейна представляет
несомненный интерес, так как она положила начало дискуссии по данной
проблеме.
Па что же опирается А. Д. Эпштейн, если оп избегает новых пс'ючников
и литературы? Ответ находим в его статье: «на соответствующие работы
классиков марксизма-ленинизма» (сб. «Средние века», вын. IV, стр. 327).
Мы полагаем, однако, что разрушать чужие положения и утверждать
свои историк может при помощи лишь одного материала — материала
фактов, изучаемых в свете марксистско-ленинского учения. Нельзя
пройти мимо того, что в статье А. Д. Эпштейна проявляется несколько
своеобразное отношение к фактам: приведя на двух страницах девять
390 Дискуссии и обсуждения
цитат из Маркса и Энгельса, цитат, не имеющих прямого отноше-
ния к Италии (со. «Средние века», вып. IV, стр. 330—331), он заявляет:
«Мимо всех этих высказываний проходит В. И. Рутенбург, всецело по-
глощенный изучением конкретных фактов. . . (там же, стр. 331);
п далее: «цитированное выше положение Энгельса гласит. . .» (сооб-
щается еще раз, о чем оно гласит), а «опыт Флоренции вступает в про-
тиворечие с этим общим выводом» (!?) (там же, стр. 331). У Энгельса
речь идет об общей липин развития цехового производства, однако Энгельс
никогда не требовал, чтобы Флоренция и другие города не имели своей
специфики. А. Д. Эпштейн порицает Флоренцию за ее отклонение от
общей схемы: это уже прямо ио Гегелю «тем хуже для фактов. . . .».
На стр. 340 (там же) А. Д. Эпштейн вновь возмущается тем, что факты,
характеризующие специфические стороны флорентийской мануфактуры,
якобы не совпадают с общим положением Маркса о мануфактурном пе-
риоде («неприменимость цитируемых слов Маркса к фактам»). Если бы
все многообразие исторических явлений можно было вместить в рамки
готовой схемы, то изучать историю было бы проще простого. Показательно,
что до выхода обсуждаемой книги у А. Д. Эпштейна не возникало сомне-
ний в вопросе о сущности процессов, протекавших в Италии XIV—XV вв.
В его статье «Мировоззрение и культура эпохи Возрождения» гово-
рится о том, что причиной Возрождения в Европе, и раньше всего в Италии,
был прогрессивный процесс зарождения капиталистических отношений:
«совершался переход от феодального хозяйства к капиталистическому» А
И далее: «I(талия, опередившая другие страны Европы в хозяйственном
и культурном развитии, была родиной Возрождения» 1 2.
Почему же у А. Д. Эпштейна возникли сомнения в прогрессивности
этого процесса, когда он обратился к обсуждаемой книге, где спе-
циально рассматривается то самое хозяйственное развитие Италии,
которое послужило основой Возрождения? Раньше А. Д. Эпштейн
полагал, что Возрождение выросло па основе сложившегося нового спо-
соба производства («был повсеместно создан в Европе новый базис, вы-
звавший к жизни идеологию Возрождения» 3). Известно, что в недрах
феодального общества возможно созревание лишь более или менее готовых
форм капиталистического уклада, а не способа производства, даже в XVI—
XVII вв. Естественно, что в Италии XIV в. могли существовать только не-
которые элементы капиталистического уклада, что и показано в обсуждае-
мой книге. А. Д. Эпштейна это не удовлетворяет: «мы констатировали, —
говорит он,—что в XIV в. во Флоренции капиталистический способ про-
изводства не утвердился» (там же, стр. 343; то же, стр. 328, 329, 333,
335, 341, 342). А поскольку это так, поскольку во Флоренции наблю-
дались лишь некоторые черты капиталистического уклада (иного в XIV—
XV вв. и быть не могло), весь процесс зарождения и своеобразного раз-
вития капиталистического производства в указанной статье объявляется
не прогрессивным.
Каковы же доказательства А. Д. Эпштейна? Он все же вынужден
обратиться к фактам и цифрам; однако это не новые данные, противо-
поставляемые обсуждаемой книге, а фактический материал самой книги
в своеобразной интерпретации, так сказать, факты, обращенные сами
против себя. Рассмотрим наиболее характерные из них.
1 «Преподавание истории п школе», 1951, .V 2, стр. 34.
2 Там же. стр. 55.
3 Там же, стр. 34.
Дискуссии и обсуждения
391
1
РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА В XV п., ИЛИ
«ОКОСТЕНЕНИЕ»?
В статье А. Д. Эпштейна сообщается о том, что «кульминационная
точка развития была достигнута примерно в 70-х годах XIV века, вслед
за чем наступило то, что В. И. Рутенбург сдержанно именует «торможе-
нием», хотя, как нам кажется, это явление следовало бы скорее назвать
«окостенением» экономической жизни» (сб. «Средние века», вып. IV,
стр. 341).
Имело ли место это торможение, пли «окостенение», экономической
жизни в 70-х годах XIV в.? Насколько нам известно — не имело. Об
этом сказано и в заключении моей книги: «Ранпекапиталистические от-
ношения, зародившиеся в XIV в., имели тенденцию к своему усилению
и расширению, и только сложные условия внутреннего развития самой
Италии и не менее сложные и пагубные для нее внешние условия приво-
дят к торможению этих отношений в XV—XVI вв.» (стр. 184). Таким об-
разом, торможение в развитии капиталистического производства действи-
тельно произошло, однако не в конце XIV, а в конце XV—начале XVI в.
Точка зрения, изложенная в книге, просто не такова, как сказано
о ней в статье А. Д. Эпштейна, истина принесена в жертву логической
схеме, которая в данном вопросе проведена через всю его статью и слу-
жит ее костяком.
В моей книге говорится о том, что в связи с разорительно!! войной,
которую Флоренция вела с папской курией в 70-х годах XIV в., дей-
ствительно происходил спад в экономической жизни города, но это было не
первое и не последнее затруднение в истории флорентийской промышлен-
ности. Хозяйственные неполадки Флоренция переживала и в 40-х, а за-
тем в 60-х годах XIV в. (стр. 17, 18, 104), однако никакого «окостенения»
ее экономика не знала ни в 40-х, ни в 60-х, ни в 70-х годах. В конце
XIV в., в 80—90-х годах, как отмечено в книге, флорентийские
«жирные ионола не» выходят победителями, и именно к концу XIV в.
выкристаллизовываются рождавшиеся в борьбе раннекапиталистиче-
ские отношения (стр. 19); «чем дальше к концу XIV в., тем больше за-
метно усиление пх [компании] торгово-промышленной деятельности»
(стр. 176); именно в этот период происходит «значительное расширение
сукнодельческого производства» (стр. 175).
Итак, никакого «окостенения» экономической жизни, о котором го-
ворит А. Д. Эпштейн, во Флоренции но было ни в 70-х годах, ни в последую-
щих десятилетиях XIV в.
Может быть, этот резкий экономический спад произошел в XV в.?
Для ответа па такой вопрос потребовалась бы специальная книга. Обра-
тимся к некоторым фактам. В самом начале XV в. (в 1406 г.) Флоренция
захватила Пизу и тем самым стала морской республикой, создававшей
собственный морской флот. Уже в 20-х годах XV в. она начала непосред-
ственно торговать с Александрией (стр. 104—105). Размах флорентий-
ской торгов.!и бы.ч тесно связан с развитием ее промышленности. В XIV в.
во Флоренции, но сообщению хрониста Виллани, насчитывалось от 200
до 300 сукнодел!.веских мастерских, производивших 70—100 тыс. кусков
сукна в год, которые оценивались в 1200 тыс. золотых флоринов 1.
В литературе совершенно справедливо отмечен факт регулярного
понижения спроса на флорентийское сукно в связи с сокращением внеш-
1 G. V i 1 1 а о i. Cronica, lib. XI, cap. 91. Firenze, 1844—1845, p. 324 -325.
392
Дискуссии и обсуждения
него рынка, причиной чему было возрастание сукноделия в странах, ранее
импортировавших итальянскую продукцию. Однако и в XV в. сукноде-
лие во Флоренции не исчезло и, как сообщает хронист Б. Деи, там на-
считывалось к 1472 г. не менее 270 сукнодельческпх мастерских Суще-
ственное сокращение сукнодельческой промышленности произошло к концу
XV—началу XVI в. Лишь к 1527 г. во Флоренции число этих ма-
стерских упало до 150, а в 1537 г. до 63. Объем продукции значительно
сократился (от 19 до 25 кусков стоимостью до 600 тыс. дукатов). Боль-
шую роль в сохранении сукнодельческой промышленности играл секрет
окраски сукон, известный только Флоренции. Однако в XV в. во Флорен-
ции получила более широкое, чем в XIV в., развитие шелко-
ткацкая промышленность, продукция которой находила широкий сбыт
в итальянских городах и вне Италии — в Лионе, Лондоне, Антверпене,
Женеве, а также в Испании, в ее американских владениях, в Северной
Африке, в Турции. Ужо к 1472 г. во Флоренции было 83 шелкоткацких
мастерских, о чем свидетельствует хроника Деи, а затем их количество
растет, как возрастает и размер их продукции.
Кроме указанных источников, это подтверждают и специальные труды
итальянских историков А. Анцилотти, Дж. Луццато, Б. Бонфанте и
последняя работа А. Сапорп 2, не говоря уже о давно известных немецких
работах Пельманна и Дорена. Более того, новое исследование молодого
советского историка А. Д. Роловой 3 показывает, что в Тосканском
герцогстве, благодаря своеобразным условиям развития, в середине
XVI в. произошло относительное расширение сукнодельческой про-
мышленности. вышедшей за рамки города Флоренции: мастерские Тос-
каны производили свыше 33 тыс. кусков сукна, стоимость которых
доходила до 1 млн. скуди.
Структура предприятий в XV в. в принципе сохраняла ту же форму
мануфактурной мастерской, что и в XIV в.: сохранялось разделение
труда, в каждой мастерской работало в среднем до 80 чел., вплоть до
XVI в. сохранялась система наемного труда и денежной оплаты (lavo-
ranti salarial i) 4.
К тому же в XV и XVI вв., кроме первостепенной шелкоткацкой и
шедшей за ней сукнодельческой, в Тоскано существовали и такие отрасли
промышленности, как судостроительная, стекольная, типографская, стен-
ных ковров, горная (добыча меди и железа в Вольтерре, серебра в Пье-
трасанта).
Таким образом, торможение в развитии основных отраслей мануфак-
турной промышленности Флоренции действительно имелось, но отно-
сится оно к концу XV—началу XVI в., когда произошло, по выражению
Маркса, движение в обратном направлении, т. е. массовое вытеснение
рабочих из городов в деревню. Однако до полного упадка сукнодельче-
( кая промышленность дошла только к XVII в., шелкоткацкая — к XVIII в.
Следовательно, «окостенение» экономической жизни Флоренции в конце
1 В. Dei. Cronica, Pagnini, Della decima, vol. II. № VII—VIH. Lisbona-Lucca,
1766, p. 275.
2 A. Anzilotti. La crisi const it uzionale della Hepublica fiorentina. Firenze,
1912; G. Luzzato. Storia economica dell’eta nxxlerna e conlemporanea, vol. I.
Padova, 1935; B. Bonfantc. Storia del connnercio, vol. I. Torino, 1946;
A. S a p о r i. Le marchand italien au moyen-age. Paris, 1952.
3 В. Д. P о л о в а. Социально-политическая борьба во Флоренции в 1527—
1537 гг. и зарождение абсолютизма Медичи. Автореферат кандидатской диссертации.
4 L. С a n t i n i. Legislazione lose ana, vol. I, p. 289—302, 310—311; vol. III.
p. 214—217, 224—235.
Дискуссии и обсуждения
393
XIV в. есть не что иное, как мнимое препятствие, стоящее на пути к раз-
решению проблемы.
Нужно ли искать причины того явления, которого не было в природе?
II действительно, с самого начала А. Д. Эпштейн отталкивается от
того положения, что если в XIV в. во Флоренции происходило развитие
раннекапиталистических отношений, то в XV в. «развитие это должно
было продолжаться. . . Капиталистический способ производства должен
был бы возобладать над феодальным» (сб. «Средние века», вып IV, стр. 328).
Мы уже имели случаи подчеркнуть, что нельзя ожидать появле-
ния капиталистического способа производства при феодализме; речь может
идти лишь об элементах капиталистического уклада. Однако дело не
только в этой теоретической путанице, но и в самом подходе к историче-
скому процессу. Вместо изучения того, что было в XV в., А. Д. Эпштейн
пишет о том, что, по его мнению, должно было быть. Ничем не оправдан
постулат А. Д. Эпштейна об обязательном нарастающем укреплении
и развитии прогрессивных форм экономики из десятилетия в десятилетие,
из века в век плавно и без колебаний. История — не Невский проспект.
Закон неодолимости нового, в конечном итоге, безусловно ведет от фео-
дализма к капитализму, но развитие идет весьма сложным путем; иной под-
ход к истории представляет собою вульгаризацию этого закона. К тому же
термин «окостенение» совершенно неприемлем, так как он должен
означать полный паралич. Экономическая жизнь — это процесс, много-
образная деятельность, а «окостенение» — паралич, смерть. Факты показы-
вают, что развитие экономики во Флоренции — это сложный, длительный
и весьма симптоматичный процесс, а но случайная вспышка активной
хозяйственной деятельности, за которой следует «окостенение».
РАЗВИТИЕ ИЛИ ЗАСТОЙНОСТЬ ФЛОРЕНТИЙСКОЙ
МАНУФАКТУРЫ XIV в.?
«Окостенение» экономической жизни во Флоренции опровергается
фактами и теорией, однако поиски причин «окостенения» приводят
А. Д. Эпштейна к существенному вопросу о количественных и каче-
ственных отличиях флорентийской мануфактуры. На основании свое-
образного истолкования фактов, изложенных в моей книге, А. Д. Эпштейн
приходит к выводу о «застойности флорентийской мануфактуры,
окостеневшей в формах рассеянной мануфактуры» (там же, стр. 341).
Какие доказательства выдвигаются для подтверждения этого тезиса?
Они добываются при помощи, как это называет А. Д. Эпштейн,
«простейшего экономического анализа» (там же, стр. 334), что в пере-
воде на практический язык обозначает собственную интерпрета-
цию данных, изложенных в книге. Путем определенной комбинации цифр
А. Д. Эпштейн приходит к выводу о том, что дневная продукция одной
мастерской составляла в среднем 1,1 куска, а дневная продукция одного
рабочего в среднем оценивалась в 0,109 флорина. «Вывод представляется
если не абсурдным, то парадоксальным!» — восклицает А. Д. Эпштейн
(там же, стр. 334—335).
Соответствует ли исторической действительности «простейший эконо-
мический анализ» А. Д. Эпштейна? Обратимся к цифрам и фактам. Со-
гласно подсчетам А. Д. Эпштейна, дневная продукция одного рабочего
в среднем оценивалась в 0,109 флорина. Эта цифра выводится из того
справедливого суждения, что в году насчитывается 365 дней, но она
394
Дискуссии и обсуждения
потеряет своп смысл, если учесть, что рабочих дней в году было но 365,
а 235—262 (52 воскресенья и 51—78 других праздничных дней). В та-
ком случае продукция одного рабочего будет равна 0,2 флорина, т. с.
вдвое больше показателя Л. Д. Эпштейна. Это необходимое уточнение,
вытекающее из реальной действительности XIV в., значительно меняет
представленную Л. Д. Эпштейном картину. Опираясь па указанный выше
единственно правильный критерий, необходимо отказаться и от дальней-
шего необоснованного утверждения А. Д. Эпштейна, которое вводит
нас в заблуждение: о существовании во Флоренции XIV в. «резервной
армии» безработных («Средние вока», вып. IV, стр. 335). Для экономии
места и времени отсылаю читателя к источникам и к работам Сальвемипи
и особенно Родолико. Родолико в 1905 г. самым убедительным образом
доказал и в 1945 г. подтвердил неправильность модернизаторского тезиса
некоторых ученых о «резервной армии» безработных во Флоренции XIV в.,—
тезиса, который А. Д. Эпштейн без всяких доказательств повторил в 1953 г.
Во-первых, численность населения во Флоренции не была постоянной:
после Черной смерти в 1348 г. она упала со 120—125 тыс. до 30—40 тыс.,
в 50-х годах XIV в. была равна 60 тыс., в середине 70-х годов XIV в.
снизилась до 53 тыс., после повой эпидемии чумы в 1376 г. и к концу века
снова значительно возросла х. В те годы, о которых идет речь в хронике
Виллани, численность населения Флоренции составляла 120—125 тыс.
человек, сукнодельческая промышленность процветала и, действительно,
жило этим, но словам Виллани, больше 30 тыс. человек, т. е. около 25%
населения, что вполне реально. Болес того, сверх этих 30 тыс., которые
были связаны с сукподельчоской промышленностью («Лана»), значитель-
ное число наемных рабочих и ремесленников было занято обработкой
грубых чужеземных сукон («Нанимала»), стоимость которых доходила
до 300 тыс. флоринов, т. е. до 25% стоимости собственно флорентийских
сукон 1 2. Эти две отрасли промышленности были главными, по не един-
ственными резервуарами рабочей силы во Флоренции. Источники, относя-
щиеся ко времени восстания чомпи, говорят о том, что в главной, сукно-
дельческой отрасли промышленности работало не менее 9 тыс. человек, а па
сходки собиралось до 5 тыс. человек. Хронисты говорят о том, что во
время восстания чомпи в трех вновь образованных цехах работало около
13 тыс. человек 3. Быть может, эти цифры подтверждают положение
А. Д. Эпштейна о наличии «резервной армии» безработных? Отнюдь нот!
Во Флоренции в период восстания чомпи жило, как мы видим, не многим
более 50 тыс. человек, и, таким образом, 9—13 тыс. человек составляют
18—25% населения (как и 30 тыс. относительно 120—125 тыс. в 30-х
годах XIV в.).
Все ли 13 тыс. человек являлись наемными рабочими сукнодельческих
мастерских? Нет, не все, по не в «резервной армии» кроется секрет. Виллани
1 Stato della cipta di Firenze, Delizie degli Erudili toscani, vol. VI, p. 352—354.
Firenze, 1780 (документ опубликован Л.тьдефонсо в прплож. к хронике Стефани);
Ci. S a I v е in i n i. Magnali е Popolani in Firenze dal 1280 al 1295. Firenze, 1899,
j>. 42 n ел.; N. llodolico. La democrazia Fiorentina nel suo tramonto (1378—1382).
Bologna, 1905, p. 10—24; N. В о d о 1 i с о. I Cioinpi. Firenze, 1945. Рассказ Вил-
лани о раздаче в 1330 г. всем бедным жителям Флоренции по 6 динаров (желающих
получить эти деньги набралось около 17 тыс.) не свидетельствует о наличии «резерв-
ной армии» безработных, так как бедняками были все чомпи и члены пх семей. Можно
говорить лишь о 4 тыс. человек, которые не работали, однако сюда включаются боль-
ные, инвалиды и заключенные (G. V i 1 I a n i. Cronica, lib. X, cap. 162, p. 149—150).
2 G. V i 1 1 a n i. Cronica, lib. XI, cap. 94, p. 324—325.
3 «Processo per i fatti comniesi iicll*Agosto del 1378 dei Ciompi»; опубликовано
в кн. N. R о d о 1 i с о. La democrazia, Appendicc di document!, I, p. 442, и в Cronaca
dello Squittinatore, Muratori, RIS, t. XVIII, p. III. Bologna, 1916.
Дискуссии и обсуждения
395
говорит не о 30 тыс. работающих в мастерских, а о 30 тыс. живущих
этим ремеслом, кормящихся им, т. е. о работающих и членах их семей.
Жены чомгш иногда прирабатывали дома, как прядильщица Кападока,
о которой рассказывает в своей новелле Саккетти х. Многочисленные
деревенские прядильщицы и ткачихи также отдавали работе на владель-
цев мануфактурных мастерских лишь часть своего времени, посвящая
остальную, и нередко большую часть, сельскому хозяйству. Если пред-
ставить себе реальную обстановку, то из 30 тыс. тех, которые жили сукпо-
дельческой промышленностью, насчитывалось около 15 тыс. непосред-
ственно работавших (наемные рабочие главным образом, затем ремеслен-
ники, далеко уже не самостоятельные и эксплуатируемые, и, наконец,
городские и сельские «совместители», для которых это занятие было
побочным промыслом), остальные приходятся на членов их семей. Таким
образом, подходя к показателю дневной продукции одного рабочего,
мы должны выводить его не из 30 тыс., а из 10—15 тыс. рабочих. Поэтому
он будет равен не 0,109 флорина (по подсчетам А. Д. Эпштейна) и даже
но 0,2 флорина (показатель, выводимый из реального числа рабочих
дней в году при условии наличия 30 тыс. рабочих), а 0,4 флорина или
даже 0,6 флорина. Берем минимальную цифру, 0,4. О чем она свидетель-
ствует? Наемный рабочий получал в день 8 сольдов, стоимость же его
дневной продукции составляла 12—18 сольдов (так как в 30-х годах
XIV в. во флорине насчитывалось 30 сольдов1 2). Отсюда следует, что
компания флорентийских мануфактуристов извлекала из труда каждого
рабочего в день 4—10 сольдов прибавочной стоимости, так как колебания
эти связаны с затратами на амортизацию орудии производства. Именно
в этом — корень рентабельности, выгодности сукнодельческого производ-
ства. Энгельс в «Дополнениях к третьему тому «Капитала» подчеркивает, что
самое примитивное капиталистическое производство превосходит своей про-
изводительностью, рентабельностью обычное цеховое ремесло в том отно-
шении, что ее владельцы могут значительно удешевить производство путем
снижения заработной платы, за счет увеличения прибавочной стоимости,
получаемой сверх торговой прибыли 3. Именно так происходило во Флорен-
ции XIV в., и это вполне естественно, ибо в XIV в. флорентийская сукно-
дельческая промышленность стала качественно иной, чем в XIII в. В XIII в.
в мастерских гумилиатов также существовали разделение труда и
оплата наемного труда, но это были типично цеховые мастерские. Еще
не произошел процесс массового (во флорентийских масштабах) отделе-
ния крестьян от земли, что лишь к концу XIII—началу XIV в. привело
к образованию многотысячной армии наемных рабочих, к системе эксплуа-
тации наемного труда во Флоренции, Сиене и других городах Италии.
При рассмотрении экономической жизни Флоренции нужно обращаться
не к сравнению ее с капиталистическим способом производства, с Англией
XVII—XVIII вв., а к тому, что было в той же Флоренции в XIII в.
Другим показателем выгодности, рентабельности флорентийской сукно-
дельческой мастерской XIV в. может служить ее продукция. В такой же
пропорции, как и стоимость дневной продукции одного рабочего, воз-
растала и средняя дневная продукция одной мастерской: она равна не
1 S а с с h е t t i. Nowllc, vol. II, nov. CXCII, p. 347—356.
2 В 30-х годах XIV в. 1 флорин был равен 1 лире 10 сольдам 6 динарам (в 1 лире
20 сольдов, в 1 сольде 12 динаров, значит 1 фл.=30,5 сольда). «I libri di commercio
dei Peruzzi». Milano, 1934, p. 101.
8 См. Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.:
К. Мар к с. Капитал, г. III. Госполитиздат. 1953, стр. 918.
396
Дискуссии и обсуждения
1,1 куска (цифра А. Д. Эпштейна), а почти двум кускам. Много это пли
мало? В так называемом «куске сукна» (райпо) было 20—24 локтя, или
5—6 канн, в каждой канне — около 2 м; значит, кусок сукна был равен
10—12 м. Если одна мастерская в среднем производила 2 куска, то, следо-
вательно, ее дневная продукция составляла 20—24 м тончайшего драго-
ценного сукна, а годовая продукция 5700 — 6288 м. Дневная продукция
компаний вроде Пнтти, где в среднем производилось более 5 кусков сукна
в день (а не 3,02, как подсчитал А. Д. Эпштейн), составляла 50 м,
а годовая 11 750—13 100 м. Для XIV в. подобную мастерскую можно
считать крупной, а такое занятие, как сукноделие, крайне выгодным.
В противном случае с какой целью все эти Питти, Уццано, Перуцци
и другие рыцари наживы вкладывали бы свои средства в сукнодельче-
скую промышленность? Пе говоря уже об архивных данных, читатель
может обратиться к изданным торговым книгам Перуцци, к хроникам,
новеллам, чтобы убедиться, насколько выгодным было сукноделие во
Флоренции XIV в. Ведь пе случайно цех шерстяников («Лана»), в систему
которого входили все сукнодельческие мастерские компаний, был первым
по богатству и политическому значению цехом Флоренции. Пз таблиц,
обработанных II. П. Фридолииым, явствует, что стоимость имущества
сукнодельческих и сукнообрабатывающих мастерских в 1321 г. (т. е. еще до
расцвета сукноделия) равнялась 5 тыс. флоринов (из них 4300 флоринов
приходилось на цех шерстяников «Лана»). Все остальные цехи в пять-
десять раз уступали в этом отношении сукнодельческому. В XV в. их
имущество возросло во много раз; соответственно росли и доходы:
в 1429 г. доходы мастерских системы «Лапа» и «Калимала» вчетверо пре-
восходили доход шелкоткацких мастерских (системы «Сэта» — постепенно
усиливавшейся) и раз в десять — доходы ростовщическо-банковского
цеха менял 1. Все это свидетельствует о выгодности в XIV в. сукноделия
во Флоренции, о ого растущей рентабельности в первой половине XV в.
Об этом сообщают и историки-современники, вроде Макиавелли 1 2, это
подтверждают и данные новых работ 3.
Таким образом, «экономический анализ» А. Д. Эпштейна при реаль-
ной оценке исторической обстановки, при использовании истинных
фактов и цифр оказывается ошибочным. Вот почему можно полностью
повторить то, что он пишет по поводу моей книги, но отнести это к рас-
сматриваемой статье: «вывод представляется если не абсурдным, то
парадоксальным» (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 335). Его абсурдность
и парадоксальность вытекают не пз флорентийской обстановки, а из.
упорного игнорирования А. Д. Эпштейном конкретной исторической
действительности.
Все вышесказанное опровергает положение А. Д. Эпштейна о том,
что объем производства характеризует застойность флорентийской про-
мышленности с «количественной! стороны» (там же, стр. 336). Что же-
касается «качественных отличий флорентийской мануфактуры», как их
называет А. Д. Эпштейн (там же), то их надо сравнивать пе с класси-
ческим видом мануфактуры XVI—XVII вв., а с тем, что было в цеховой
Флоренции XIII в. При самом тщательном исследовании положения
сукнодельческой промышленности во Флоренции XIII в. мы не обна-
ружили рассеянной мануфактуры, хотя впоследствии там и будет
1 II. II. Ф р и д о л и н. Флорентинекие цехи накануне капиталистической
эпохи. — «Известия Азсрб. гос. университета им. В. И. Ленина», т. XIII, Обществен-
ные науки. Ваку, 1928, стр. 96.
2 N. М а с с h i a v с 1 1 i. Delle istorie Florentine, vol. I, p. 189.
3 R. de Hoover. The Medici Bank. New York—London, 1948, p. 29—30.
Дискуссии, и обсуждения
397
разделение труда, по самой природе свойственное текстильному ремеслу.
В XIV в. рассеянная мануфактура, безусловно, существовала. Вряд ли
подлежит сомнению, что переход от цехового ремесла даже к зачаточным
формам мануфактуры прогрессивен, о чем говорит Маркс в главе И первого
тома «Капитала» 1. А. Д. Эпштейн смотрит на флорентийскую мануфактуру
с высоты сложившегося капиталистического способа производства и, срав-
нивая с ним явления итальянской экономики XIV в., приходит к выводу
о том, что «флорентийская промышленность предстает перед нами как
производство с рутинной технической и полу цеховой организацией,
окостеневшее в формах рассеянной мануфактуры» (сб. «Средние века»,
вып. IV, стр. 341).
На чем же основывается этот категорический вывод? На высказыва-
ниях классиков марксизма-ленинизма. . . относящихся к характеристике
мануфактуры XVI—XVII вв., и не итальянской, а английской пли нидер-
ландской. Л. Д. Эпштейн сам подчеркивает, что он пришел к такому
выводу «в свете этих суждений» (там же, стр. 341). Но об этом дальше,
а пока обратимся к фактам. А. Д. Эпштейн признает наличие мануфак-
туры во Флоренции (там же, стр. 337), но но считает ее прогрессивным
явлением, так как в ней якобы не было дальнейшей дифференциации
производственных процессов и усовершенствования орудий труда (там же).
Это и есть тс «качественные стороны», которые А. Д. Эпштейн счи-
тает основанием для определения «застойности» флорентийской мануфак-
туры. При этом забывается указание Маркса о том, что даже при неизмен-
ном способе труда одновременное применение большого числа рабочих
вызывает революцию в материальных условиях процесса труда 1 2. В том,
что во Флоренции применялось одновременно большое число рабочих,
А. Д. Эпштейн но сомневается: «Покоится ли флорентийская мануфактура
на труде совокупного рабочего, составляемого из многих частичных
рабочих?» — спрашивает он. II заключает; «Па этот вопрос следует от-
ветить утвердительно» (там же, стр. 339).
По, может быть, там действительно нс было никаких усовершенство-
ваний орудий труда? К этому вопросу нельзя подходить формально,
нельзя пренебрегать указанием Маркса, что сами условия мануфактур-
ного производства улучшают использование даже старых орудий труда
путем приспособления их к обособленным функциям частичных рабочих3.
Настолько ли безнадежно застойной была флорентийская техника
XIV—XV вв.? «Почтенной древности веретено», присутствие которого
в новелле Бокаччо так режет взгляд .\. Д. Эпштейна (там же, стр. 339),
не такое уж «архаичное» орудие производства. Стоит напомнить, что
веретено существовало в западноевропейских странах до XIII в.,
когда и совершился переход от веретена к ручной прялке: в XII в.
знали прялку, однако она еще по была решающим орудием пряде-
ния. XIV век можно считать первым столетием всеобщего распростране-
ния прялки в текстильном производстве, и ничего нет странного, что
в виде исключения встречалось и веретено. Пример, приведенный мной
из Бокаччо (стр. 145). свидетельствует скорее о бедственном положении
отдельных городских прядильщиц, чем о характере орудий производства
в целом. Это явствует хотя бы из того, что деревенские прядильщицы
(о которых речь идет па той же странице моей книги), для которых это
занятие было побочным промыслом, пользовались прялкой, ставшей уже
1 См. К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1953, стр. 328.
2 См. там же, стр. 330.
3 См. там же, стр. 348—349.
398
Дискуссии и обсуждения
массовым орудием производства. Известно, что в мануфактурный период
(XV—XVII вв.) прялку вытеснила самопрялка, пригодная для прядения
камвольной шерсти, по для прядения суконной шерсти прялка но поте-
ряла своего значения и в эти столетия. Самопрялка вдвое сокращала
время, необходимое для производства операций. Таким образом, техника
прядения вовсе не стояла на одном месте, она развивалась и совершен-
ствовалась.
Более того, в области ткачества Флоренция в XIV в. не только не
отставала, но во многом и опережала современную ей текстильную
технику. Достаточно обратиться для доказательства этого к рабе там
советских историков Е. Ч. Скржпнской и Е. А. Цейтлина 5 В общеевро-
пейском масштабе ткацкий станок претерпел эволюцию к горизонталь-
ной конструкции в XIV—XV вв., во Флоренции же станок горпзонталып й
конструкции твердо закрепился в XIV в., став массовым орудием про-
изводства в области ткачества. А. Д. Эпштейн упрекает автора обсу-
ждаемой книги в том, что он якобы «хранит молчание» о прядении и ткаче-
стве, о тружениках этой профессии (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 338),
хотя в книге об этом говорится неоднократно (стр. 132, 133, 144, 145, 150
и др.). Читатель найдет в ней репродукцию барельефа XIV в. па коло-
кольне Джотто во Флоренции (стр. 137), подтверждающую, что уже
в этом столетии ткацкий станок горизонтальной конструкции был изо-
бражен скульптором как характерное явление флорентийской техники.
Спустя столетие изображение широкого ткацкого станка появилось
на картине другого итальянского художника — Ппнтурпкьо. Сравнение
этого сложного механизма XV в. со станком XIV в. служит самым ярким
и убедительным свидетельством прогресса техники во Флоренции
XIV—XV вв., в новый ткацкий станок введены педальный ремизный
аппарат, освободивший руки ткача для других операций, и сновальный
барабан (в XIV в. основу будущей ткаци приготовляли на раме).
Таким образом, техника ткачества также не стояла па месте, она
также развивалась и совершенствовалась.
В мануфактурный период, как известно, машины употреблялись лишь
спорадически. В XIV в. мануфактура еще не достигла расцвета, она
появлялась лишь в отдельных городах, но в текстильной промышлен-
ности Флоренции мы отмечаем не только усовершенствования отдельных
технических процессов, о чем речь шла выше, но и создание и широкое
использование примитивных ремесленных машин, о чем сказано в моей
книге (стр. 133, 182). Механический аппарат — сукновальная мельница,
известная в XII в., в XIV в. получила поистине массовое распростра-
нение во Флоренции 1 2.
Примеры из моей книги, взятые А. Д. Эпштейном в подтверждение
своих доводов о застойности флорентийской мануфактуры, говорят нс
в пользу его теории. Материалы компании Уццано иллюстрируют про-
цесс широкого разорения независимых хозяев мелких ремесленных
мастерских, пока еще номинально владевших своими условиями труда 3.
Однако это не начальный этап формирования группы наемных рабочих,
а углубление н завершение этого процесса, о чем и сказано в книге
1 Е. Ч. С к р ж и н с к а я. Техника эпохи западноевропейского средневековья.
Сб. «Очерки истории техники докапиталистических формаций». М.—Л., 1936,
стр. 205—343; Е. А. Ц е й т л и н. Очерки истории текстильной техники. М.—Л.,
1940, стр. 53—76 и др.
2 G. Vi I I ani. Cronica, lib. XI, cap. I, p. 203—204, 207.
3 Отдел древних рукописей и актов Института истории АН СССР в Ленинграде,
Западноевропейская секция, 86/46.
Дискуссии и обсуждения
399
(стр. 149—150). О том, что множество флорентийских ремесленников
было уже разорено п нс владело своими станками, давно известно и убе-
дительно доказано х. Определение характера флорентийского сукноделия
но мате риалам торговой компании дель Бене (<б. «Средние века», вып. IV,
стр. 338—339), бьет мимо цели, так как ее деятель кость доказывает
лишь, чю и торговые компании не чуждались выгодного занятня дора-
ботки грубых чужеземных сукон (стр. 139—140).
О характере флорентийского сукноделия можно судить но деятельности
таких промышленных компаний, как Пптти, Датини, дель Бене млад-
ший. Это вовсе ие исключение, которое, по А. Д. Эпштейну, «должно
было показаться богатым флорентийским пополапам нецелесообразным,
нелепым» (там же, стр. 339). Сын главы такой промышленной компании,
хронист XIV в. Бонаккорзи Питтп, считал занятие своего отца и ему
подобных крайне выгодным и похвальным делом 1 2 3. Мы можем лише,
сожалеть о том, что в нашем распоряжении нет многих подобных источ-
ников, по мы не вправе отказываться от анализа доступных нам доку-
ментов, свидетельствующих о том, что центральные мастерские промыш-
ленных компаний занимали значительное место в системе флорентийского
сукноделия, что в них совершались самые трудоемкие и самые ответ-
ственные операции, работали десятки наемных рабочих (например,
в мастерских по растягиванию сукон—liraloji); в этих мастерских уже
проявлялись контуры централизованной мануфактуры, чю вовсе но
означает господства в XIV в. централизованной мануфактуры.
Итак: 1) «окостенения» флорентийской экономики, которое г\. Д. Эп-
штейн находит в 70-х годах XIV в., не было пи вXIV, ни в XV в.: про-
исходила лишь своеобразная эволюция мануфактурной промышленности
на ее раннем, примитивном этапе;
2) флорентийская мануфактура не представляла собой «застойной»
формы промышленности, она была, безусловно, прогрессивным явле-
нием в условиях XIV в., в обстановке феодальной Европы и феодаль-
ной в своей основе Италии. Зарождение мануфактуры служит доказатель-
ством симптоматического сдвига в сторону зарождения и образования
элементов капиталистического уклада в недрах феодализма.
Эти два положения опровергают наиболее существенные доводы статьи
А. Д. Эпштейна, так как прочие поставленные им вопросы лишь примы-
кают к ним.
3
КЛАССИКИ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА О МАНУФАКТУРЕ
И ПРИМЕНЕНИЕ ИХ УКАЗАНИЙ К КОНКРЕТНОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Мы меньше всего склонны заменять дискуссию дуэлью цитат, но сам
характер статьи А. Д. Эпштейна настоятельно выдвшает прин-
ципиальный вопрос о способах использования трудов классиков
марксизма-ленинизма. Мы не говорим уже о перенасыщенности статьи
цитатами, которые составляют значительную часть текста (там же,
стр. 330, 340, 343). Постараемся решить, правильно ли цитирование по
существу. В качестве примера рассмотрим ту же пресловутую «застой-
ность» флорентийской мануфактуры. А. Д. Эпштейн выводит ее из опре-
деленных суждений, найденных им в трудах Маркса, Энгельса, Лепина
и Сталина, как он об этом сам сообщает (там же, стр. 341). Обратимся
1 П. М. К у л п ш е р. История экономического быта Западной Европы, т. I,
стр. 210; также см. у Дорена, Давидсона, Сапорп и др.
3 В. Р i t t i. Gronica. Bologna, 1905.
100
Дискуссии и обсуждения
к этим интересным и заслуживающим самого глубокого внимания су-
ждениям.
Говоря об отличительных сторонах мануфактуры, А. Д. Эпштейн приво-
дит слова Маркса (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 340) из работы «Нищета
философии». Этот труд, вышедший в 1847 г., является, как известно, первой
крупной работой, в которой сформулированы принципы материалистиче-
ского понимания истории, где дан первый набросок эволюции различных
форм капитализма. Через двадцать лет, в 1867 г., вышел в свет первый том
«Капитала», где специальные главы трактуют о мануфактурном производ-
стве. В этих главах уточняется формула об отличительных чертах ману-
фактуры. В формуле 1847 г. говорится о соединении многих рабочих
в одном здании, под командой одного капитала х, в аналогичной же формуле
1867 г. эта мысль развита и дополнена таким существенным элементом,
как «на одном и том же поле труда» 1 2, что имеет прямое отношение к фло-
рентийской мануфактуре. В ней есть центральные мастерские, однако
это рассеянная мануфактура, в которой многие десятки ремесленников,
крестьяи-прядилыцпков и прочих работают не в одном здании, часто
даже за пределами Флоренции, но на одном и том же поле труда. Эта
примитивная форма мануфактуры была, безусловно, прогрессивным по
сравнению с цеховой мастерской явлением.
К тому же если рассматривать но саму по себе цитату из «Ни-
щеты философии», как это делает А. Д. Эпштейн, а весь текст, то из него
явствует, что Маркс здесь имел в виду развитую централизованную
мануфактуру XV I—XVII вв., которая образовалась в результате накопле-
ния капиталов, связанного с открытием Америки и установлением торго-
вых сношений с Индией, с «революцией цен», что предшествовало «созда-
нию мануфактурной мастерской». Таким образом, у Маркса речь идет
об Англии и Нидерландах XVI—XVII вв.
Формулировка «Капитала», не вступая в противоречие с характери-
стикой общих черт мануфактуры, данной в «Нищете философии», допол-
няет их той специфической чертой, которая и относится к ранним этапам
мануфактурного производства, например к флорентийской мануфактуре
XIV в. Во Флоренции XIV в. имело место именно соединение многих ра-
бочих на одном и том же поле труда. Даже если учитывать только чомпи —
наемных рабочих, то пх было 9 тыс. на двести мастерских, т. е. в среднем
по 45 рабочих на мастерскую. К ним необходимо прибавить ремесленни-
ков разных категорий, ткачей и прядильщиков города и деревни, рабо-
тавших на эту же мастерскую. Вдумчивый читатель согласится с нами,
что при всей своей специфике и примитивности флорентийская мануфак-
тура обладала таким отличительным свойством, как соединение многих
рабочих под командой одного капитала (капитала компании), частично
в одном здании, а главным образом народном и том же поле труда. Вы-
вод же А. Д. Эпштейна о том, что «этого-то отличительного свойства
была лишена флорентийская мануфактура (там же, стр. 340), повисает
в воздухе, ибо не опирается ин на факты, ни на суждения Маркса,
в которых дается характеристика более поздней эпохи и более совер-
шенного вида мануфактуры. Пользуясь выражением Маркса из той же
«Нищеты философии», можно заключить па основании этого примера,
что «не форму ламп создается история» 3. Еще большим диссонансом
звучит цитата, взятая А. Д. Эпштейном из «Анти-Дюринга». Энгельс.
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 386.
2 К. М арке. Капитал, т. I, Стр. 328.
1 См. К. М арке и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 385.
Дискуссии у обсуждения
401
действительно говорит о том, что буржуазия превращает раздробленные
средства производства в современные могучие рычаги производства.
Речь идет об итоге процесса, об исторической роли капиталистического
способа производства, который ужо вступает в конфликт с произво-
дительными силами, ставшими общественными средствами производства х.
Это явление зрелого капитализма, и с такой меркой нельзя подходить
к явлениям XIV в., когда зарождались лишь первые островки мануфак-
турной промышленности. Энгельс подчеркивает, что особым вопросом
является, как, начиная с XV в., буржуазия исторически выполняла эту
роль на трех различных ступенях производства: простой кооперации,
мануфактуры и крупной промышленности, и адресует нас к «Капиталу»1 2.
А. Д. Эпштейну и нужно было обратиться к характеристике этой роли
на первых двух ступенях производства, а не измерять явления XIV в.
меркой XIX в., придя к выводу о застойности флорентийской мануфак-
туры, «не способствовавшей концентрации рассеянных мелких средств
производства» (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 341). Если бы А. Д. Эп-
штейн пожелал обратиться к итальянской действительности XIV—XV вв.,
то, не выходя за пределы «Анти-Дюринга», он нашел бы следующую
мысль Энгельса: «Однако слово «капитал» в его современном экономиче-
ском значении появляется впервые лишь около того времени, когда воз-
никает сам выражаемый им объект, когда движимое богатство все более
и более приобретает функцию капитала, присваивая прибавочный труд
свободных рабочих, чтобы производить товары; а именно: слово «капитал»
вводится в употребление первой в истории нацией капиталистов — итальян-
цами XV и XVI веков» 3.
Таким образом, вместо того чтобы затрачивать энергию для доказа-
тельства «застойности» флорентийской мануфактуры, ее «окостенения» и
«непрогресспвности», было бы полезным исследовать в Италии XIV—
XV вв. явление возникновения и эволюции капитала, присваивающего
прибавочный труд свободных рабочих.
Вышеприведенные суждения Маркса и Энгельса применены А. Д. Эп-
штейном вопреки правилу, твердо установившемуся в советской истори-
ческой науке: «Марксизм не признаёт неизменных выводов и формул,
обязательных для всех эпох и периодов» 4.
Для доказательства «застойности» флорентийской мануфактуры
А. Д. Эпштейн приводит также цитату из труда В. II. Ленина «Развитие
капитализма в России»; в ней говорится, что сохранение ручного произ-
водства как базиса мануфактуры объясняет ее сравнительную неподвиж-
ность, которая особенно бросается в глаза при сопоставлении мануфак-
туры с фабрикой 5. Здесь подчеркивается общая для всякой мануфактуры
черта — относительная неподвижность, медленное, по сравнению с фаб-
ричной машинной промышленностью, «развитие и углубление разделения
труда». По этой причине мануфактура была не в состоянии коренным об
разом преобразовать общественное производство, и даже к XVI—XVII вв.,
по образному выражению Маркса, она «выделялась как архитектурное
украшение на экономическом здании, широким основанием которого было
городское ремесло и сельские побочные промыслы»6. Естественно, что
1 См. Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Гос Политиздат, 1930, стр. 252.
2 См. там же, стр. 195.
3 Там же, стр. 196—197.
4 И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. Гос Политиздат, 1953,
стр. 55.
5 См. В. И. Лен и н. Соч., т. 3, стр. 374.
G К. Марк с. Капитал, т. I, стр. 376.
26 Средние века, вып. в
402
Дискуссии и обсуждения
в еще большей мере ручное производство и медленное развитие и углубле-
ние разделения труда были свойственны мануфактуре XIV в., отнюдь
не являясь ее специфической чертой.
А. Д. Эпштейн произвольно разъясняет мысль В. И. Ленина, когда
говорит, что флорентийская шерстяная мануфактура отличалась тем при-
знаком, который В г И. Ленин рассматривает как причину застоя: «со-
хранением ручного производства как базиса мануфактуры» (сб. «Средние
века», вып. IV, стр. 341). Как будто существует мануфактура, основан-
ная на машинно-фабричной технике! «На базисе ручного производства
иного прогресса техники, — говорит В. И. Ленин, — кроме как в форме
разделения труда, и быть не могло» * 1. Более того, стремление А. Д. Эп-
штейна отрицать прогрессивность мануфактуры, если в ней не все ра-
ботают под одной крышей, теоретически неверно: В. И. Ленин разъяс-
няет, что рост мелких (иногда даже «самостоятельных») промыслов является
выражением роста капиталистической мануфактуры2.
Из такого произвольного истолкования и неправильного применения
отдельных цитат следует, что и теоретическое обоснование А. Д. Эпштей-
ном «застойности» флорентийской мануфактуры весьма шатко. Отсюда
проистекают и ошибки А. Д. Эпштейна в толковании им отдельных кон-
кретных вопросов экономической жизни Флоренции XIV в.
Как читатель-историк А. Д. Эпштейн прав, требуя более определен-
ных, категорических формулировок и точных ответов на такие вопросы,
как ростовщическая и ссудно-банковская деятельность компаний, место
и роль промышленного капитала, взаимоотношения между компанией и
цехом.
Как историк-исследователь А. Д. Эпштейн решает эти вопросы мимо-
ходом и, главное, без учета специфики времени и места, отвлекаясь от
того, что это происходило в Италии XIV в., а не в Англии или Нидерлан-
дах XVI—XVII вв.
Мы далеки от мысли о совершенстве наших положений и формул,
даваемых в книге по названным выше трем вопросам, но ответ на вопрос
всегда вытекает из самих источников, а их современное состояние не дает
возможности для категорических ответов, к которым А. Д. Эпштейн при-
ходит вопреки источникам, опираясь лишь на логические посылки. Нельзя
требовать от источника больше, чем он дает, но нельзя и пренебрегать им,
если он не дает исчерпывающего материала. Наиболее существенным яв-
ляется вопрос о самой специфике XIV в. — специфике раннекапиталисти-
ческих отношений в условиях существования еще феодального мира.
По самому характеру это явление как зачаточное не может привести
к завершенным формам мануфактуры, промышленного капитала, ссудно-
банковских операций.
Рассмотрим поставленные А. Д. Эпштейном вопросы.
1) ('судно-банковские операции были известны во Флоренции XIV в.,
хотя в обстановке зарождавшихся капиталистических отношений они не
имели той формы, какую получили при развитом капиталистическом спо-
собе производства.
А. Д. Эпштейн признает, что вся картина ссудно-банковской деятель-
ности Флоренции «совершенно не соответствует нашему традиционному
представлению о средневековом ростовщичестве» (там же, стр. 345); он
соглашается с тем, что низкий (7—8) процент во Флоренции — не слу-
чайный показатель. Однако его «повергают в недоумение» сочетания там
1 В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 375.
1 См. там же.
Дискуссии и обсуждения
403
ростовщических операций с банковскими (со. «Средние века», вып. IV,
стр. 344). Реальную сложность флорентийской обстановки он сводит к «не-
последовательности и расплывчатости терминологии» (там же, стр. 345).
Из этого недоумения А. Д. Эпштейн берется вывести читателя при по-
мощи двух цитат из третьего тома «Капитала», касающихся Голлан-
дии XVII в. Обе цитаты имеют общеметодологическое значение. В первой
из них говорится о низком размере процента — следствии того, что капи-
тал, приносящий проценты, был подчинен промышленному и торговому
капиталу 1. Это явление интересно для читателя в том отношении, что
оно представляет собою финал процесса, начавшегося в Италии в XIV в.
Указание Маркса, касающееся Италии XIV в., для данного случая крайне
важное, А. Д. Эпштейном почему-то опущено, хотя находится несколь-
кими строками выше. В нем определяется характер финансовых операций
в итальянских городах и выясняется, что они были направлены против
ростовщичества 1 2. Об этом говорится в моей книге (стр. 70—71). Ниве-
лировка и снижение ссудного процента явились результатом того, что
борьба за освобождение от «старомодных ростовщиков», как их называл
Маркс, успешно развивалась при наличии широкого внешнего рынка,
открытого всем компаниям Флоренции и других городов. Отличие капитала,
приносившего проценты, от ростовщического капитала в условиях Италии
XIV в. заключается в более низком проценте «кредитных ассоциаций»,
созданных в итальянских городах (Венеции, Генуе, а затем и во Фло-
ренции), по сравнению с высоким процентом «старомодных ростовщиков».
По-иному выглядит капитал, приносивший проценты по сравнению с рос-
товщичеством в условиях, когда первый уже «образует существенный эле-
мент капиталистического способа производства» 3. К этим качественно
новым условиям и обращается А. Д. Эпштейн, предъявляя Флоренции
XIV в. требования, соответствующие условиям капиталистического спо-
соба производства. Именно при капиталистическом способе производства,
по словам Маркса, меняются «условия его функционирования и обуслов-
ленный ими совершенно новый облик заемщика», которому кредит оказы-
вается «как потенциальному капиталисту»4.
Специфика Флоренции XIV в. в том и состояла, что в большинстве слу-
чаев кредитор и «потенциальный капиталист» не проживали в двух раз-
ных домах, они персонифицировались в одном лице, точнее, находились
в рамках одной и той же компании. Барди или Перуцци — банкиры, од-
нако значительная часть их денежного капитала вкладывалась в сукно-
дельческую промышленность; торговая компания дель Бене вкладывала
в обработку шерсти немалую долю своих средств, промышленные компа-
нии Датини или Питти — значительно большую. Конечно, кредит во
Флоренции XIV в. был весьма многообразен, он известен не только внутри
компаний; крупные компании ссужали и менее значительные компании,
и отдельных лиц, нередко глав сукнодельческих мастерских. Скудные
материалы не дают возможности вывести из этих данных какое-либо пра-
вило и сделать обобщения, которых требует А. Д. Эпштейн, подчеркивая,
что эта важнейшая тема затрагивается лишь вскользь. Однако даже на-
личие более широкого круга источников не изменило бы положения дел
и выводов книги, так как решение вопроса лежит не в этой плоскости.
В статье А. Д. Эпштейна сделана попытка решить его с точки зрения
1 См. К. Мар кс. Капитал, т. III, стр. 616.
1 См. там же, стр. 615—616.
s Там же, стр. о!4.
4 Там же.
26*
404 Дискуссии и обсуждения
условий капиталистического способа производства, сложившегося в Нидер-
ландах или Англии в XVII—XVIII вв., а искать решение этого вопроса
нужно для условий зарождения элементов капиталистического уклада
в Италии XIV в.
2) Все изложенное выше приводит нас к выводу, что ростовщичество
в его средневековом виде во Флоренции и других итальянских городах
XIV в. прошло этап своего пышного расцвета, что большую роль уже иг-
рал капитал, приносящий проценты, который, конечно, еще не был под-
чинен промышленному капиталу, о чем и говорится в моей книге (стр. 71).
Некоторые участники дискуссии, в том числе и А. Д. Эпштейн (сб. «Сред-
ние века», вып. IV, стр. 344), ставили под сомнение правомерность термина
«промышленный капитал» для XIV в., когда промышленность не вышла
за рамки ранномануфактурного периода. Если учесть, что многие тысячи
наемных рабочих эксплуатировались во Флоренции владельцами ману-
фактур, то вряд ли можно усомниться, что здесь вырабатывалась приба-
вочная стоимость и, таким образом, промышленный капитал естественно
занимал все более заметное место. Конечно, это место промышленного ка-
питала определяется тем, что он все же подчинен купеческому, что
неоднократно подтверждается в рассматриваемой книге (стр. 120, 147
и др.). Утверждение А. Д. Эпштейна, что в книге идет речь о «приори-
тете промышленного капитала» (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 349),
просто не соответствует действительности. Об этом речь не идет и не
может идти. В то же время в книге устанавливается, что во второй по-
ловине XIV в. происходило изменение характера деятельности компаний;
сокращался объем их банковских операций и усиливалась их промыш-
ленная деятельность (там же, стр. 175—177). Это говорит об эволю-
ции промышленного капитала в течение XIV в. Некоторое увеличение
его удельного веса при сохранении приоритета купеческого капитала
происходило в жестокой борьбе, что выражалось в болезненном процессе
крушения банковских, по преимуществу, компаний и в укреплении тор-
гово-промышленных, в перерождении их: «колоссы на глиняных ногах
сменяются более скромными по своему размаху компаниями, стоящими на
более твердой почве» (там же, стр. 176). Об этой борьбе промышленного
капитала с купеческим и о его успехах свидетельствует весь материал
книги, и только схематическое понимание борьбы как кровопролитной
вооруженной схватки могло привести А. Д. Эпштейна к ничем не обосно-
ванному выводу о том, что во Флоренции якобы «под материальной опе-
кой торгового капитала может мирно вызревать промышленный капитал»
(там же, стр. 349). Не желая считаться с фактическим материалом и вы-
водами, А. Д. Эпштейн выдвигает нарисованную им картину, которая тут
же получает безжалостный приговор: «идиллическая картина стадиально-
эволюционного, безболезненного отпочкования промышленного капитала
от торгового» — и рассматривает им же сочиненное положение как «оши-
бочную концепцию автора» книги (там же, стр. 349). Опровержение
этой «концепции» основывается на двух пунктах: а) на положении о пре-
словутом «окостенении» мануфактуры во Флоренции, которого, как мы
уже видели, не было, и б) на огромной цитате из Маркса о двух путях
перехода от феодализма к капитализму, которая неправильно приме-
няется к Флоренции XIV в. Первый путь, когда производитель становится
купцом и капиталистом, Маркс именует революционизирующим; второй,
когда купец подчиняет себе производство, не ведет к перевороту в старом
способе производства 1. Сам А. Д. Эпштейн выступает против «догмат -
1 См. К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 346—347.
Дискуссии и обсуждения
405
зации этого вывода» (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 352), не замечая,
что он ее все же допускает. Обходя факты, Л. Д. Эпштейн считает, что
Флоренция шла по второму пути, хотя по сути дела ее развитие соответствует
первому. Во флорентийской сукнодельческой промышленности член цеха
«Лана» или «Калимала», который в XIII в. сам был производителем, пре-
вратился в XIV в. в купца и капиталиста, а цехи «Лана» и «Калимала»
в XIV в. уже не представляли собою по своей сути типично цеховое ре-
месло и превратились в мануфактурное производство. Тем самым теряет
почву под ногами и все доказательство А. Д. Эпштейна. В моей книге
показано, что становление флорентийской мануфактуры шло по револю-
ционизирующему пути, подрывавшему (в масштабе отдельных городов)
феодальный способ производства и эксплуатации. Именно поэтому в книге
приведена характеристика, которую И. В. Сталин дал молодой буржуазии
Европы мануфактурного периода и которую А. Д. Эпштейн считает не
имеющей отношения к экономической истории Флоренции XIV в. А. Д. Эп-
штейн говорит об автоматическом отнесении этой характеристики к Фло-
ренции, хотя мною оговорено, что ее можно отнести к флорентийским ма-
нуфактуристам лишь частично, что во Флоренции мы наблюдаем «такую
картину в ее начальных и примитивных формах» (стр. 182—183). К тому же
непредубежденный читатель увидит: пз этой характеристики II. В. Сталина
взято положение о том, что флорентийские мануфактуристы, создавая
мануфактуру в рамках цеховой организации, в такой же мере пе созна-
вали общественных результатов своих дел, как и молодая буржуазия
Европы мануфактурного периода. А это бесспорный факт.
Обосновывая свои соображения по вопросу о промышленном капитале,
А. Д. Эпштейн неоднократно обращается к цитатам из Маркса и Энгельса
и, чтобы объявить их имеющими отношение к Флоренции, использует
магическую формулу: «как бы подразумевая Флоренцию XIV века,
Маркс отмечает» (сб. «Средние века», вып. IV. стр. 342, 343, 350), хотя
на поверку оказывается что ни Маркс, нп Энгельс в данных случаях вовсе
не имели в виду Флоренцию. Так, в цитате, взятой А. Д. Эпштейном
из «Анти-Дюринга» (там же, стр. 343), говорится о вялом ходе разви-
тия в мануфактурный период 1 — это положение общеизвестно, но оно
не предназначено специально для флорентийской мануфактуры. А между
тем А. Д. Эпштейн утверждает, что флорентийскую промышленность
в гораздо большей степени отличает, по словам Энгельса, «вялый ход
развития времен мануфактуры» (там же).
И, наконец, обратимся к рассмотрению А. Д. Эпштейном положения
Маркса о формальном и реальном подчинении труда капиталу, взятого
из черновых рукописен Маркса, написанных им при подготовке т. I «Ка-
питала». Сам Маркс говорил, что этот текст не для печати, а для уяснения
вопросов самому себе 1 2. При издании т. I «Капитала» Маркс не счел нуж-
ным ввести в текст условные термины «формальное» и «реальное» подчи-
нение труда капиталу. Сам Маркс подчеркнул эту условность: «Dies
nenne icli die formelle Subsumitinn der Arbeit unter das Kapital* 3.
Независимо от условного, предварительного характера этих терминов,
обращение к ним не только возможно, но и полезно. Безусловной заслу-
гой А. Д. Эпштейна представляется рассмотрение этого положения Маркса
в применении к экономической истории Флоренции XIV в. Речь может
идти лишь о том, насколько правильно они применены. А. Д. Эпштейн
1 См. Ф. Э п г с л ь с. Анти-Дюринг, стр. 245.
2 См. Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), 1933, стр. VI.
3 Там же, стр. 90.
406
Дискуссии и обсуждения
пишет: «Маркс разъясняет принципиальное различие между «формаль-
ным» и «реальным» подчинением труда капиталу» (сб. «Средние века»,
вып. IV, стр. 343). В действительности Маркс не говорит о принципиаль-
ном различии этих двух стадий, так как «формальное» подчинение труда
капиталу — это тоже капиталистический процесс производства 1. Суще-
ствует ли непроходимая грань между формальным и реальным подчине-
нием труда капиталу? Нет, не существует!
Общая характерная черта формального подчинения остается, а именно—
прямое подчинение процесса труда капиталу, каким бы технологическим
способом он ни происходил. Однако на этом базисе возникает техноло-
гически и в других отношениях специфический, преобразующий реальную
природу процесса труда и его реальные условия способ производства —
капиталистический способ производства 1 2. Таким образом, это и нужно
понимать так, что капиталистический способ вырастает из капиталисти-
ческого уклада, из мануфактурного периода капитализма. Капиталисти-
ческое производство в Италии XIV—XV вв. было налицо, но это вовсе
не означает, что из него завтра же, невзирая на конкретные обстоятель-
ства, должен вырасти капиталистический способ производства. Он появ-
ляется, как известно, значительно позднее, в результате буржуазной
революции. По первая, примитивная стадия капиталистического производ-
ства, которая была в Италии в XIV—XV вв., не может противопостав-
ляться совершенной — капиталистическому способу производства — как
его противоположность, нельзя начало явления противопоставлять его
развитой стадии. Таким образом, термин «формальное» не должен воспри-
ниматься формально, и тогда но будет нужды в стремлении выводить «око-
стенение» сукнодо.тьческой промышленности Флоренции из наличия в пей
«формального подчинения труда капиталу», т. е. раннего мануфактур-
ного периода капиталистического производства.
Не будет нужды и в такой попытке А. Д. Эпштейна, как решение
вопроса: «Свидетельствует ли наличие капиталистических отношений во
Флоренции XIV века об утверждении капиталистического способа про-
изводства?» (сб. «Средине века», вып. IV, стр. 342). А. Д. Эпштейн при-
ходит к такому выводу: «Мы констатировали, что в XIV в. во Флоренции
капиталистический способ производства не утвердился, а сложившиеся
в ту пору капиталистические отношения нс пошли далее формального
подчинения труда капиталу» (там же, стр. 343—344). По стоило ли тра-
тить столько времени для доказательства положения, которое со времен
Маркса и до наших дней не подвергалось никакому сомнению? Думаю,
что не стоило. Быть может, такой повод дала А. Д. Эпштейну обсуждае-
мая книга? Обратимся к ней. В ней говорится «о зарождении капитали-
стических отношений в конкретных условиях Италии XIV7 в.» (стр. 8).
Фактический материал книги привел ее автора к выводу о том, что во
Флоренции XIV в. возникают «ранние капиталистические формы про-
изводства — мануфактурная промышленность. С появлением мануфак-
туры еще не устанавливается господство капиталистического способа
производства» (стр. 184). Таким образом, в данном вопросе А. Д. Эп-
штейн доказывает давно доказанное.
В ходе дискуссии определилось также мнение некоторых ее участни-
ков, которое сводится к тому, что будто бы утверждение о наличии во Фло-
ренции XIV—XV вв. промышленного капитала, капиталистического
производства и т. и. несовместимо с критикой буржуазно-модернизаторских
1 См. Архив Маркса и Энгельса, т. П (VII), стр. 91.
2 См. там же.
Дискуссии и обсуждения
407
извращений истории Флоренции XIV в., «теории» извечности капита-
лизма. Такое суждение неверно. Одно дело—говорить о сложившемся
капитализме, трестах, картелях, и даже империализме во Флоренции, в Ита-
лии XIV в., о чем до последнего времени продолжают писать буржуазные
историки *, и совсем другое дело определять степень развития капитали-
стических отношений во Флоренции, в Италии (и других странах) XIV—
XV вв. и изучать их специфику.
3) Компания и цех вовсе не «мирно сожительствуют», а мануфактура
вовсе не «безболезненно врастает в цех», как об этом думает А. Д. Эп-
штейн (сб. «Средние века», вып. IV, стр. 332). В первой главе моей книги,
где говорится о месте компаний в хозяйственной жизни Флоренции, ска-
зано, что флорентийские цехи шерстяников («Лана»), суконщиков («Ка-
лимала»), шелкоткачей («Сэта») в XIV—XV вв. не представляли собою
средневековых цехов в полном смысле этого слова, члены цеха давно уже
не работали, а лишь управляли производством, где нс было подмастерьев
и учеников, а были наемные рабочие и внецеховые бесправные ремеслен-
ники. В этом отношении можно привести убедительный пример с образо-
ванием трех новых цехов во время восстания чомпи во Флоренции — два
из них были составлены из массы внецеховых ремесленников. Эти три
цеха были ликвидированы после подавления восстаний (1378—1382),
а цехи владельцев мануфактур сохранились («Лана», «Калимала», «Сэта»).
Члены этих трех ведущих «старших» цехов были в то же время и членами
компании и, более того, членами правительства. В междуцеховой и в то
же время правительственной инстанции — Торговой палате (Mercanzia)
они решали важнейшие вопросы промышленной и торговой деятельности
(стр. 110—111). «Старшие» цехи Флоренции перерождались и переста-
вали быть средневековыми цехами. Укрепление хозяйственной роли
компаний и есть для Флоренции (и для Сиены) конкретная форма этого
перерождения. Компании — это реально существующие хозяйственные
единицы, цех — это старая форма, отнюдь не отменяемая во Флоренции,
которая вообще ревниво сохраняла традиционные политические и хозяй-
ственные институты, хотя они п меняли свое содержание. Однако «мирного
сожительства» цеха в целом и компаний не было, хотя бы потому, что сами
компании конкурировали между собой и пытались воздействовать на со-
перников, используя цеховой устав и его пункты о качестве изделий,
продолжительности рабочего дня, заработной плате и т. д. Однако цехо-
вая регламентация во Флоренции вообще нс была твердой, компании ее
систематически нарушали. Таким образом, сложная группировка сил
приводила к постоянной и небезуспешной борьбе компаний с теми тра-
диционными цеховыми нормами, которые мешали развитию новых форм
производства — ранней капиталистической мануфактуры, в которой на-
ряду с денежной оплатой наемных рабочих применялись такие полуфео-
дальные методы, как закрепление чомпи за мастерскими при помощи
системы авансированной оплаты. Мануфактура вовсе не врастала в цех,
а зарождалась и укреплялась в рамках перерождавшегося цеха, став-
шего, но сути дела, цехом мануфактуристов и купцов, эксплуатировав-
шим наемных рабочих. Нельзя рассматривать цех и мануфактуру как два
отдельных здания, которые стоят на противоположных сторонах улицы
и хозяева которых ведут между собой вооруженную борьбу, вроде шекспи-
ровских Монтекки и Капулетти. Известно, что новое зарождается в ста-
1 В. Pernoud. Les villes marchandes aux XIV-е el XV-e siecles, impcrialisme
et capitalisme an moyen-age. Paris, 1948; A. Sapori. Le marchand italien au
moyen-age.
408
Дискуссии и обсу-мсРения
ром и долго носит на себе старое обличие; подрыв старого — цеха, как та-
кового, новым — мануфактурным производством — это и есть борьба.
Конечно, в Англии более позднего периода действительно существовала
борьба цеховых городов с мануфактурой, зарождавшейся в деревне, о чем
напоминает А. Д. Эпштейн в своей статье (сб. «Средние века», вып. IV,
стр. 330—331). Таков классический этап зарождения мануфактуры, но
не ранний этап, когда мануфактура появляется в условиях господства
цехов в политической и хозяйственной жизни города (Флоренция, Сиена
и др.). Следует помнить, что лишь о трех из двадцати одного флорентий-
ского цеха можно говорить как о цехах перерождавшихся и терявших
черты средневековых. Остальные цехи оставались по сути средневеко-
выми, лишь формально равными в хозяйственном и политическом отно-
шениях цехам «Лана», «Калимала» и «Сэта».
Представляется ли Флоренция аномалией в истории зарождения и
развития мануфактуры? Можно думать, что нет. Мануфактура появилась
в Англии по только в деревне, но и в городах, ведущих крупную внеш-
нюю торговлю, в морских экспортных гаванях. Но ведь Флоренция тоже
вела крупную внешнюю торговлю, требования которой и определили раз-
витие мануфактурного производства, а к концу XV в. сворачивание италь-
янской экспортной торговли нанесло существенный удар по этому произ-
водству. Нет сомнения, что соответствующие исследования смогут пока-
зать налично мануфактурного производства в таких морских экспортных
гаванях Италии XIV—XV вв., как Венеция или Генуя, с их корабле-
строением, стекольным и текстильным производством. Неправильно ста-
вить знак равенства между Венецией и Генуей, с одной стороны, и <1>ло-
ренцпей — с другой, как делает А. Д. Эпштейн (там же, стр. 348),
вопреки Марксу, который подчеркивал, что посреднический характер
торговли Венеции и Генуи не давал им возможности прийти к более пли
менее широкому развитию капиталистического производства, как это
имело место в таких промышленных центрах, как Флоренция, основой
внешней торговли которой была собственная продукция. Для более
позднего периода Маркс противопоставляет посредническим Нидер-
ландам промышленную Англию. Однако не только во Флоренции, пе
только в Италии мы можем обнаружить явления разложения цеха. Эти
явления в своеобра:—"'г гЬопме наблюдались в Германии XIV—XV вв.,
что показано в после, В. Стоклпцкой-Терешкович. Так, в Аахене
шерстоткацкий цех (W ouenambaclit), подобно флорентийскому цеху
Лана, переродился в организацию, в которой купец эксплуатировал под-
чиненную массу. Германии XIV—XV вв. знакомо значительное изменение
сущности цеховой организации при сохранении ее формы 1. Даже в Анг-
лии в XIV в. произошло разложение цеха: в таком развитом текстильном
центре, как Норк, цехи, связанные с производством, все больше подчи-
нялись вновь образованному цеху, объединявшему скупщиков. Это про-
тиворечие привело в 1380 г. к вспышкам восстания ткачей-сукноделов,
красильщиков сукна и др. 1 2. Таким образом, пе только в морских экспорт-
ных гаванях Англии возникали «новые питомцы промышленности», как
1 В. В. С т о к л и п к а я - Т е р е ш к о в и ч. Очерки по социально!! истории
немецкого города в XIV—XV вв. М.—Л., 1936, стр. 101 —102 и др.
2 Материалы об этом дают The publication of the Surtees Society: York Memoran-
dum Book, p. I (1376—1419). London, 1912; Hegister of the Freemen of the City of York
from the City Becord, vol. I. Durham, 1897; Testamenta Eboracensia or wills registred
at York illustrative of history, manners, etc. of the province of York. London, 1836--
1868. Этот вопрос впервые поставлен в дипломной работе В. Тищенко «Анализ соци-
ального состава населения г. Йорка по материалам Йоркских завещаний» (рукопись,
Библ. ист. фак. ЛГУ).
Дискуссии и обсуждения
409
их называл Маркс, но и в «корпоративных городах» наблюдался процесс,
при котором в недрах цехового строя, при использовании старых цехо-
вых форм производства, создавались условия для зарождения новых
производственных отношений.
В ходе дискуссии, начатой по инициативе редколлегии сборника «Сред-
ние века», намечена была, как нам кажется, следующая задача: учиты-
вая, что обсуждаемая книга о раннекапиталистических отношениях в Ита-
лии не только не решает всей проблемы, а лишь является одним из очер-
ков, направленных на ее решение, разработать в целом проблему двух
этапов развития мануфактуры. Первый этап, о котором имеются лишь
общие указания классиков марксизма-ленинизма, относится к периоду
развитого феодализма (XI—XV вв.) — это ранний этап развития ману-
фактуры. Он почти еще не исследован и не представляет собою чисто
итальянского явления. Второй — классический — этап проанализирован
Марксом и относится к позднему средневековью (XVI—XVII вв.); этот
путь развития мануфактуры исследован Марксом на примере Англии.
Известно, что при феодальном строе наряду с ремесленными мастер-
скими появляются мануфактурные предприятия. О двух путях развития
мануфактуры говорится у Маркса: «Внеэтих крупных эмпорий она сперва
обосновывается не в городах, но на селе, в деревнях, где не существовало
цехов и т. д.» 1. Речь идет о том этапе развития, когда мануфактура воз-
никает в массовом масштабе, а по спорадически и только в отдельных
местах.
Ранний этап охарактеризован Марксом следующим образом: «Перво-
начальные исторические формы, в которых капитал впервые появляется
спорадически, или местами, рядом со старыми способами производства,
но мало-по-малу всюду их подрывая, — это, с одной стороны, мануфак-
тура в собственном смысле (но еще не фабрика). Мануфактура возникает
там, где происходит массовое производство на вывоз для внешнего рынка,
следовательно, па ба-ie крупной морской и сухопутной торговли, в эмпо-
риях. . . , каковы итальянские города, Константинополь, фландрские,
голландские города, некоторые испанские, как Барселона и т. д. »1 2.
Маркс не случайно на первое место ставит итальянские города. В «Не-
мецкой идеологии» Маркс и Энгельс говорят о том, что первый расцвет
(а не «окостенение», «застойность» и т. п.) мануфактур происходит в Ита-
лии, а позже во Фландрии. Исторической предпосылкой этих мануфактур
было развитие внешней торговли, «общение с иностранными нациями», в то
время как при первом пути развития в Англии, Франции и т. п. мануфак-
тура в большей степени ориентировалась на растущий внутренний рынок.
К тому же они подчеркивали, что при этом раннем этапе развития ману-
фактуры в Италии, Фландрии и т. п. капитал скапливался отчасти в це-
хах, несмотря на все цеховые запреты, отчасти у купцов, в отдельных ру-
ках и что там происходит «возникновение мануфактур, отраслей произ-
водства, выросших из рамок цехового строя» 3.
Советские историки обращались к исследованию вопроса о зарожде-
нии капиталистических отношений, мануфактуры в XIV—XV вв. Так.
например, А. II. Каждая говорит о вызревании капиталистических эле-
ментов в Византии XIV в. 4, но он не обращается специально к Констан-
1 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
Политиздат, 1940, стр. 48—49.
2 Там же, стр. 48.
8 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. IV, стр. 45.
4 А. П. К а ж д а и. Аграрные отношения в Византии XIII—XIV вв. М., 1952.
410
Дискуссии и обсуждения
тинополю, о котором говорит Маркс как об одном из ранних центров ма-
нуфактурного производства. Еще не исследована ранняя мануфактура
во Фландрии, в Испании, в Барселоне, возможна она и в некоторых фран-
цузских городах.
Вот почему задачей советских историков-медиевистов является изуче-
ние всех специфических сторон раннего этапа развития мануфактуры,
который характерен для последних веков периода развитого феодализма
(XIV—XV вв.). Этот ранний период истории мануфактуры должен изу-
чаться не при помощи антиисторического метода «подгонки» его к периоду
развитой мануфактуры (XVI—XVII вв.), а с учетом хронологической и тер-
риториальной специфики — итальянской, фландрской, нидерландской, ви-
зантийской, испанской, французской.
Только такое творческое исследование этого периода даст материал
для решения более сложной и более обширной проблемы — о месте то-
варного производства при феодализме, об условиях зарождения и укре-
пления элементов капиталистического уклада в недрах феодального строя.
В. И. РУТЕНБУРГ
К ИТОГАМ ДИСКУССИИ ПО ПРОБЛЕМЕ ГЕНЕЗИСА
РАННЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Обсуждение 18 января 1952 г. в секторе истории средних веков
Института истории Академии Наук СССР монографии В. И. Рутенбурга
«Очерк из истории раннего капитализма в Италии» положило начало ши-
рокой дискуссии по проблеме зарождения и развития капиталистического
уклада в недрах феодальной формации. Вторичное обсуждение книги
В. И. Рутенбурга в ее доработанном к переизданию виде состоялось на
заседании сектора 12 февраля 1954 г. Той же проблеме уделено было зна-
чительное внимание в выступлениях историков при обсуждении вводной
главы IV тома «Всемирной истории». На этих обсуждениях присутство-
вало около 150 человек, из которых 40 человек выступало с изложением
своей точки зрения как непосредственно по обсуждавшимся работам,
так и в общетеоретическом плане. Учитывая теоретическую важность
и политическую актуальность обсуждавшейся проблемы, редколлегия
«Средних воков» предоставила возможность ряду товарищей, придерживаю-
щихся различных мнении, выступить на страницах сборника со статьями
в дискуссионном порядке.
Дискуссия показала, что наша научная общественность считает мо-
нографию В. П. Рутенбурга несомненным достижением советской исто-
рической литературы. Редколлегия считает необходимым указать прежде
всего на большое теоретические значение и политическую актуальность
поставленной и разработанной В. П. Рутенбургом проблемы. В книге
В. II. Рутенбурга, написанной с позиций марксизма-ленинизма, главное
внимание сосредоточено на исследовании истории развития производи-
тельных сил и производственных отношений, истории народных масс,
непосредственных производителей материальных благ, и пх борьбы про-
тив эксплуататоров.
Книга В. И. Рутенбурга, полемически заостренная против буржуаз-
ной историографии, построена на очень тщательном изучении источников,
впервые введенных в научный оборот. В. II. Рутенбург хорошо разобла-
чает эксплуататорскую сущность зарождающихся капиталистических
элементов. Весьма положительной стороной книги В. II. Рутенбурга
является показ автором революционных традиций итальянского народа.
Итоги проведенных обсуждений и дискуссии по книге В. II. Рутен-
бурга редколлегия считает весьма плодотворными. Свободный обмен мне-
ниями и острая критичность дискуссионных выступлений и статей по-
зволяют правильнее поставить ряд вопросов и использовать достигнутые
в их решении результаты в практической работе историков-медиевистов.
Вместе с тем дискуссия выявила явно недостаточную исследователь-
скую работу советских медиевистов в изучении проблемы генезиса капита-
листических отношений. Монография В. И. Рутенбурга, наряду с отме-
412
Дискуссии и обсуждения
ченными выше ее достоинствами, не лишена и существенных недостатков.
Црежде всего следует указать, что в характеристике явлений раннего ка-
питализма в Италии В. И. Рутенбургом недостаточно учтена та феодаль-
ная по своей природе экономика Европы, Италии и даже самой Флорен-
ции, в которой зарождались спорадически ранние формы капиталисти-
ческих отношений. Поэтому В. И. Рутенбург, хотя и приводит в своей
книге слова Маркса о спорадическом характере явлений раннего капита-
лизма в Италии, все же не всегда исходит из этих указаний Маркса и
в отдельных местах забывает о спорадичности элементов капиталистиче-
ских отношений в Италии XIV в.
В книге В. И. Рутенбурга не поставлена в достаточно определенной
форме проблема взаимоотношений между товарным и капиталистическим
производством. Недостаточно четкое разграничение этих понятий иногда
приводит автора к известному преувеличению уровня и степени зрелости
зарождавшихся во Флоренции раннекапиталистпческих отношений, что
нашло отражение и в характеристике различных слоев населения Фло-
ренции XIV в., в применении к ним терминов, сложившихся при более
развитых формах капиталистических отношений. Часть этих недочетов
может быть устранена редакционным путем, другая их часть потребует
от автора известных уточнений в тексте книги, пересмотра отдельных
положений и терминов.
Неизучонность проблемы генезиса капиталистических отношений нашла
свое отражение и в выступлениях критиков В. II. Рутенбурга, которые
также недостаточно учитывают своеобразие и разнообразие форм прояв
ления элементов раннего капитализма. Конкретно это выразилось в том.
что они склонны рассматривать так называемый цех «Лана» как средне-
вековый цех, несмотря па то, что в действительности здесь в старой форме
выступают уже отдельные ростки новых, капиталистических отношений.
Редколлегия считает необходимым особенно подчеркнуть свое несогласие
с А. Д. Эпштейном, утверждающим, что элементы капиталистических отно-
шений, спорадически зарождавшиеся в Италии в XIV—XV вв., вовсе не
были прогрессивными. Конечно, форма и результаты этого развития были
своеобразны, но необходимо иметь в виду, что было бы неверно призна-
вать прогрессивной только «чистую», классическую форму возникновения
капиталистических отношений. Вопрос заключается в степени прогрес-
сивности разных форм раннекавиталистического производства. Это одна
из проблем, требующих дальнейшего изучения.
Кроме того, редколлегия считает необходимым обратить внимание
на настоятельную потребность постановки и изучения следующих проблем:
Как конкретно (в Италии, Фландрии, Испании и т. д.) товарное про-
изводство подготовляло при феодализме условия для зарождения произ-
водства капиталистического?
Как шло развитие в конкретно-исторической обстановке по двум пу-
тям возникновения капиталистических отношений, указанным Марксом?
Какую роль в этом процессе играл торговый капитал?
Какова была судьба цехов и какие они претерпевали изменения в пе-
риод возникновения и развития мануфактуры?
Каковы были формы и характер классовой борьбы в мануфактурный
период развития капитализма и как она отражалась в сфере социально-
политической жизни и идеологии?
РЕДКОЛЛЕГИЯ
КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ
И РЕЦЕНЗИИ
Ф. Я. ПОЛЯНСКИЙ. ОЧЕРКИ СОЦИАЛЬНО-
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ЦЕХОВ
В ГОРОДАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ ХШ—XV ВЕКОВ
Издательство АН СССР. М., 1952. 273 стр.
Вопрос о цеховом строе средневековых городов давно уже привлекает
советских историков; однако до последнего времени они уделяли основное
внимание двум сторонам этого большого и сложного вопроса: они рас-
сматривали либо историю образования городского ремесла \ либо исто-
рию разложения цехового ремесла и возникновения капиталистических
форм производства в средневековых городах 2. Специальных работ, посвя-
щенных истории цехов «в классическую пору» их развития, у нас до сих
пор не было3, и рецензируемая работа, которая рассматривает как
раз этот вопрос, является, таким образом, вполне своевременной.
Она является тем более своевременной, что история 'средневековых
цехов оказалась фальсифицированной и искаженной в работах буржуаз-
ных исследователей и политических деятелей. С одной стороны, герман-
ская мелкобуржуазная историография конца XIX и начала XX в. (осо-
бенно Г. Шенберг и К. Бюхер) создала фальсифицированную картину
равенства и товарищества, якобы существовавшего в средневековых го-
родах; эта концепция была использована наиболее реакционными силами
империализма в целях одурачивания трудящихся масс; так, идеологи
итальянского фашизма рассматривали так называемую корпоративную
систему Муссолини как непосредственное продолжение средневековой
цеховой организации с ее пресловутым равенством и товариществом,
а папа Пий XI призывал вернуться к доброй старой цеховой системе,
якобы основанной на теплом христианском чувстве и способной спасти
трудящихся от «бед» современности.
С другой стороны, идеологи капитализма, стремившиеся «доказать»
извечность капиталистических отношений, пошли по пути отождествле-
ния средневекового хозяйства с современным капиталистическим. Уже
Г. Иехт и Ф. Боте, решительно порывая с присущей Шенбергу и Бюхеру
идеализацией положения ремесленников средневекового города, стали
доказывать наличие резких имущественных градаций среди городского
1 См. Ю. А. К о р х о в. Догородское ремесло средневековой Германии. —
«Уч. зап. Моск. гос. пединститута», т. XXVI, 1940, вып. 1.
1 См. В. В. С т о к л и ц*к ая-Терешкович. Очерки по социальной
истории немецкого города в XIV—XV вв. М.—Л., 1936; В. И. Рутенбург.
Очерк из истории раннего капитализма в Италии. М.—Л., 1951.
8 Если не считать работы В. В. Стоклицкой-Терешкович «Про-
блема многообразия средневекового цеха на Западе и на Руси» (сб. «Средние века»,
вып. III, 1951), где основное внимание уделено исследованию различий между цехами
в отдельных странах.
416
Критические статьи и рецензии
населения в средние века \ Еще далее идет Г. Миквиц, который рассмат-
ривает средневековые цехи в качестве предтечи современных картелей и
синдикатов; эта точка зрения получает все большее распространение
в современной американской историографии.
Таким образом, правильное разрешение вопроса о характере средне-
векового цеха должно было нанести решительный удар по проявлениям
реакционной идеологии современного империализма.
Рецензируемая работа состоит из небольшого предисловия и 9 глав 1 2.
В первой из них рассматривается историография вопроса. В заслугу ав-
тору следует поставить то, что он дал подробный и в должной мере крити-
ческий обзор русской дореволюционной историографии по вопросу о це-
хах; в этой части главы наиболее удачен анализ работы И. М. Кулишера,
положительные и отрицательные стороны которой показаны вполне убе-
дительно. Автор останавливается также на характеристике работ совет-
ских ученых, а в заключение приводит беглый обзор буржуазной историо-
графии.
Вторая глава носит название «Хозяйственный строй цехового ре-
месла». Автор совершенно правильно подчеркивает здесь, что цеховое
производство не может быть понято вне той феодальной среды, которая его
в конечном счете породила (стр. 40—41). «Цеховое ремесло, — указывает
Ф. Я. Полянский, — было формой мелкотоварного производства, но оно
развивалось в натуральнохозяйственных условиях XIV—XV вв.» (стр. 42).
Последнее обстоятельство порождало узость рынка и как следствие
этого — цеховую регламентацию. «Основная задача экономической по-
литики цехов, — так формулирует автор, — состояла в предельном ис-
пользовании местного городского рынка» (стр. 46). И далее он еще более
четко раскрывает свою мысль: «Вместо того, чтобы искать разрешения
противоречий своего воспроизводства в максимальном расширении тор-
говых связей, увеличении сбыта, проникновении на отдаленные рынки
мира и предельной товаризации экономических отношений, цеховое ре-
месло, в отличие от развитых форм товарного производства, искало спа-
сения в натуральнохозяйственном самоограничении, в эгалитарной ре-
гламентации торговли и ремесла, изгнании внутренней и внешней конку-
ренции» (стр. 52).
Уже в этой главе автор намечает две проблемы, связанные с двумя
сторонами цеховой политики: это — регламентация и консервативность
традиций, а с другой стороны — прокапиталистические тенденции цехов
(стр. 61); эти проблемы затем специально рассматриваются в четвертой
(«Общинные традиции в экономической политике цехов») и пятой («Капи-
талистические тенденции цехов») главах. Автор считает, что хозяйствен-
ный строй цехов и соответственно этому их политика носили противоре-
чивый характер: с одной стороны, цехи препятствовали развитию капита-
листических форм хозяйства, с другой — содействовали ему; в этом, по
его мнению, проявлялась противоречивая природа простого товаропро-
изводителя (стр. 165).
Особое место в книге занимает третья глава — «Экономические груп-
пировки цеховых ремесленников». Па материале переписи парижских
плательщиков тальи, проведенной в 1292 г., автор показывает наличие
1 Н. J с с h t. Studien zur gesellschaftlichen Struktur der mittolalterlichen
Stadt. — «Vierteljahrschrift fiir Social- und Wirtschaftsgeschichte», Jhsg. 19, 1926;
F. Bo the. Frankfurts Wirtschaftsleben im Mittelalter. — «Zeitscbrift fiir die ge-
sammte Staatswissenschaft», Bd. 93, 1932.
2 Ссылки на книгу Ф. Я. Полянского приводятся в тексте с указанием страниц
в скобках.
h'ритические статьи и реценвии
417
имущественных градаций между лицами различных профессий и, в част-
ности, между торговцами и ремесленниками (стр. 85—88), а также — что
особенно важно — наличие значительной внутрипрофессиональной диф-
ференциации (стр. 97, 104). Из всего этого автор делает вывод, что цехи
«бесплодно пытались осуществить свои уравнительные принципы»
(стр. 109).
В то же время автор подчеркивает потребительский характер париж-
ского ремесла и незначительность развития экспортной промышленности
в экономической жизни средневекового Парижа (стр. 78). Этот вывод тем
более важен, что он может быть подтвержден материалом, относящимся
к ряду других средневековых городов. В таком крупном ганзейском
центре, каким был Любек, ремесло обслуживало в первую очередь вну-
тренний рынок. Данные о любекском вывозе 1368—1369 гг., опублико-
ванные Мольво, свидетельствуют, что любекские купцы торговали пре-
имущественно люнебургской солью, фландрскими шерстяными тканями,
сельдью и сельскохозяйственными продуктами (а также полотном, кото-
рое вырабатывалось в деревнях); производимые в городе ремесленные
товары (обувь, котлы) составляли крайне незначительную часть любек-
ского вывоза.
В этой связи необходимо вспомнить вывод, к которому пришел
М. П. Лесников х, анализируя архив ганзейских купцов Франкенгузе-
нов: М. П. Лесников писал, что в начале XV в. заморская торговля давала
крайне незначительную прибыль, а нередко операции были даже убыточ-
ными.
Таким образом, анализ переписи 1292 г. дает материал для чрезвычайно
существенных обобщений.
Очень интересен также вывод автора, что имущественная дифферен-
циация парижских ремесленников в известной мере была обусловлена
тем, что «мастерам, работавшим для аристократов, перепадали крохи
с господского стола» (стр. 118). Важны и наблюдения Ф. Я. Полянского
относительно труда подмастерьев, эксплуатация которых еще не стала
в то время системой (стр. 111), и ряд других. Все это делает третью главу
наиболее содержательной в книге 1 2.
Остальные главы посвящены сравнительно частным вопросам. В ше-
стой главе автор рассматривает вопрос о ярмарках и приходит к выводу,
1 М. П. Лесников. Ганзейская торговля пушниной в начале XV в. —
«Уч. зап. Моск. гор. пединститута», т. VIII, 1948, вып. 1, стр. 92—93.
2 Для меня осталось непонятным расхождение в статистической обработке переписи
1292 г., которое получилось у Ф. Я. Полянского и Фаньсза (G. Fagniez. Etudes
sur 1 ’Industrie et la classo indnstrielle a Paris au XHI-e et au XIV-е siecle. Paris, 1877,
p. 7 и сл.). Так, Ф. Я. Полянский опускает некоторые профессии, например baudriers,
мастера портупей, — 15 человек, boudiniers, торговцы кровяной колбасой, — 12,
brodeurs, вышивальщики, — 14 человек и т. д. Он насчитывает 396 сапожников, тогда
как Фаньез разделяет их на группы: cordonniers, сапожники, — 226 человек, favetiers,
холодные сапожники, — 140, basaniers, сапожники, шившие обувь из сафьяна, —
20 человек и т. д. В ряде случаев цифры обоих исследователей расходятся. Так, число
мастеров составляло:
По Ф. Я. Полянскому По Фаньеау
Скорняки (pelletiers).......... 223 214
Портные (tallleurs).............142 124
Пекари (fournlers).............. 100 94
Бочары (tonnellers).............. 67 70
Мясники (Bouchers)............... 67 42
По Ф. Я. Полянскому По Фаньеау
Седельники (sellers).......... 62 51
Горшечники (potters).......... 58 5 4
Пряжники (boucliers) ..........45 S6
Оружейники (armuriers) .... 18 22
и т. д.
Я охотно допускаю, что Фаньез ошибается, а Ф. Я. Полянский прав в своих расчетах,
однако это расхождение следовало как-то оговорить.
2Т Средние века. вып. в
418
Критические статьи и рецензии
что ярмарки нарушали узость городского рынка и цеховую регламента-
цию (стр. 196); в седьмой главе он исследует отношение цехов к крепост-
ным, верно указывая, что цехи ставили свои корпоративные интересы
выше задач освободительной борьбы с крепостничеством (стр. 212); в главе
восьмой он изучает межгородские союзы цехов, которые должны были
преодолеть локальную изоляцию цеховых мастеров в целях борьбы с под-
мастерьями, а также содействовали осуществлению уравнительной регла-
ментации в широких рамках (стр. 238). Наконец, в последней главе автор
рассматривает вопрос о подмастерьях и их союзах. Он справедливо стре-
мится выяснить отличие подмастерьев от наемных рабочих эпохи капита-
лизма (стр. 246). Глава завершается очерком классовой борьбы в средне-
вековых городах.
Все это показывает, что Ф. Я. Полянский исследовал важный и еще
недостаточно изученный вопрос и сумел прийти к ряду интересных выво-
дов. Однако с ним далеко не во всем можно согласиться.
Остановимся прежде всего на определении автором предмета своего
исследования. Уже из предисловия к работе следует, что автор изучает
«экономическую политику цехов», отражающую, как он полагает, двой-
ственную природу простых товаропроизводителей (стр. 4). Что же вклю-
чает автор в понятие «экономическая политика цехов»? Это две группы
понятий: с одной стороны, корпоративность и эгалитаризм (т. е. уравни-
тельные тенденции) (стр. 3), с другой — капиталистические тенденции
(стр. 4). Но вправе ли мы характеризовать корпоративность с присущим
ей эгалитаризмом и «капиталистические тенденции в экономической
деятельности мастеров» лишь как политику? Мне кажется, что автор,
давая такую формулировку, смешивает объективно существующие за-
кономерности экономического развития, приводящие на определенном
этапе к возникновению цехового строя, а затем к его вырождению, с по-
литикой цехов по ряду вопросов, разумеется, отражавшей специфику
самих производственных отношений. И действительно, на стр. 5 автор
совершенно правильно пишет, что он не ограничивается изучением «от-
дельных предписаний цехового законодательства», что он стремится
«выяснить экономические противоречия, породившие эти предписания,
найти их классовую сущность». Все это совершенно верно и в то же
время все это гораздо шире, нежели политика цехов. Под понятие «по-
литика цехов», в частности, никак не подойдет интереснейшая третья
глава.
Определение предмета исследования как «политики цехов», отдаю-
щее субъективизмом, тем более неудачно, что германская буржуазная
историография (Белов, Т. Майер) как раз и рассматривала цеховую си-
стему лишь как определенную политику \
Таким образом, предметом исследования на самом деле является не
политика цехов, а самый цеховой строй.
Второе замечание относится к выбору хронологических рамок. Автор,
справедливо борясь с антиисторизмом (стр. 6), ограничивает свое исследо-
вание твердыми хронологическими рамками, а именно периодом
XIII—XV вв. Должен сказать, что выбор таких хронологических рамок не
представляется мне оправданным, да и сам автор не может рассматривать
этот период как нечто целое. Так, он указывает, что в XI—XIII вв. цехи
вели борьбу с крепостничеством (стр. 223), тогда как в XIV—XV вв. они
1 См. Д. М. Петрушевский. Городское хозяйство средневековой Европы
и новая историческая литература. — «Исторический сборник АН СССР», № 4, 1936,
стр. 221.
Критические статьи и рецензии.
419
перешли к пассивной политике в отношении крепостничества (стр. 212);
в другом месте он говорит, что своеобразные формы классовой борьбы
в цехах «отличают эпоху XIV—XV вв. от предшествующего периода»
(стр. 233). Мы могли бы сказать (да и сам автор признает это), что середина
XIV в. является важным рубежом в истории средневекового города и
в истории средневекового цеха. Сущность перемен, которые совершались
в это время, состоит в том, что именно с XIV в. в отдельных городах, в от-
дельных отраслях производства (шелкоткацкой и шерстоткацкой в пер-
вую очередь) начинают вызревать зачатки капиталистических отноше-
ний. В таких городах, как Брюгге или Флоренция, а в XV в. даже и
в Кельне, о котором много пишет автор, зарождается мануфактура,
нередко еще рядящаяся в старое обветшалое цеховое обличье.
Иначе говоря, если в XII—XIII вв. производственные отношения
в средневековых городах соответствовали характеру производительных
сил общества, то с середины XIV в. (в одних городах раньше, в других
позднее) цехи, в некоторых странах и городах, превращаются в реак-
ционную, тянущую назад силу. Следовательно, избранные автором хроно-
логические рамки неудачны, поскольку они охватывают два разных
исторических периода — период подъема средневековых цехов и период
зарождения зачатков капиталистического производства. О различии этих
двух периодов автор говорит лишь мимоходом в последних главах книги.
Недостаточно четкое разграничение двух различных исторических
периодов приводит, как я постараюсь показать дальше, и к ошибочному
решению одного из самых существенных вопросов, поставленных
Ф. Я. Полянским.
Круг привлеченного материала, как мне кажется, чересчур узок.
Быть может, автор и прав, когда он ограничивает себя историей западно-
европейских городов, оставляя в стороне данные, касающиеся русских,
далматинских, армянских и прочих цехов. Как ни желательно сравни-
тельно-историческое изучение — в самых широких рамках — историче-
ских судеб средневекового цеха (попытку такого исследования сделала
В. В. Стоклицкая-Терешкович в цитированной выше статье), автор имел
право ограничить себя в территориальном отношении. Я пользуюсь только
случаем, чтобы отметить, что изучение переднеазиатских и восточноев-
ропейских городов (например, Дубровника XIV—XV вв.) могло бы про-
лить новый свет на многие неясные вопросы в истории средневековых
цехов.
Однако, ограничивая себя рамками Западной Европы, автор привле-
кает (если исключить отдельные и случайные ссылки) лишь материал,
касающийся истории четырех городов, а именно Парижа (гл. III),
Кельна (гл. IV—V), Франкфурта (гл. VI, VIII и IX) и Любека (гл. VII).
Своеобразные южнофранцузские, итальянские и английские цехи ос-
таются, по существу, неизученными в этой книге, хотя мы можем найти
в ней две-три случайные ссылки на обычаи Лондона (стр. 121, 192, 223),
Арраса, Тулузы, Рима (стр. 191), Флоренции (стр. 63, 270).
Переходя к рассмотрению историографической главы рецензируемой
книги, я хочу прежде всего отметить, что автор дал крайне поверхност-
ный обзор буржуазной западноевропейской литературы о цехах; он не
показал двух основных направлений в буржуазной историографии и на-
правил свою критику лишь против идеализации цехового строя (см. стр. 31—
34, 37, 194 и особенно стр. 60); он не вскрыл, чтб является общим
для обоих этих направлений. К тому же он ограничил свой обзор работами,
вышедшими до 1930 г., и не рассматривал те реакционные тенденции, ко-
торые с особой силой проявились в последнее время (подчеркивание
27*
420
Критические статьи и рецензии
мнимой религиозно-христианской основы цехового строя1, выпячивание той
положительной роли, которую якобы играл феодальный государь в регу-
лировании противоречий между цехом и потребителями1 2, и т. д.). Далее,
критический обзор повисает вне времени и пространства, ибо идеи бур-
жуазных историков не выступают обусловленными породившей их по-
литической обстановкой и, следовательно, критика в известной мере те-
ряет свою силу и актуальность.
Далеко не во всем можно согласиться с замечаниями автора в его
анализе советской исторической литературы по вопросу о цехах. Я не
стану останавливаться на мелочах и частностях, вроде того, например,
что автор превратил Н. П. Фрейберг. . . в мужчину (стр. 22), и рассмотрю
лишь главную часть этого раздела — полемику Ф. Я. Полянского
с В. В. Стоклицкой-Терешкович. Автор подробно характеризует моногра-
фию В. В. Стоклицкой-Терешкович «Очерки по социальной истории не-
мецкого города» и справедливо признает ее «ценным исследованием»
(стр. 27). В то же время он делает В. В. Стоклицкой-Терешкович ряд упре-
ков, многие из которых хотя и звучат очень грозно, тем не менее не
соответствуют действительности. Ф. Я. Полянский упрекает ее в том, что
она отрицает «марксистское положение о натуральности феодального
хозяйства и господстве крепостничества» (стр. 27). Ничего подобного
в книге В. В. Стоклицкой-Терешкович нет; она говорит лишь, что во вто-
рой половине XIV и в XV в. «феодальное общество уже заметно подто-
чено и продолжает подтачиваться элементами товарного производства»
(стр. 7). Ф. Я. Полянский упрекает ее далее в том, что она пренебрегла
критикой Допша (стр. 28—29), — и это неверно, ибо В. В. Стоклицкая-
Терешкович уже в введении к своей работе (стр. 12—13) подчеркнула
кардинальное различие своей точки зрения и концепции Допша. На-
прасно также приписывает ей Ф. Я. Полянский представление, будто
цехи были продуктом экспансии средневековой торговли (стр. 28—29), —
В. В. Стоклицкая-Терешкович прямо указывает, что торговля в Германии
покоилась на прочной производственной основе (стр. 69), хотя она в то же
время разлагала старые общественные отношения (стр. 85). В другой ра-
боте, вышедшей примерно в то же время, В. В. Стоклицкая-Терешкович
критиковала бельгийского историка А. Ппренна как раз за то, что он
преувеличивал значение торговли и рассматривал развитие ремесла как
следствие развития торговли 3. Совершенно неправ Ф. Я. Полянский,
когда он пишет: «Между тем в книге Стоклицкой-Терешкович нет даже
упоминаний о влиянии феодального режима с его натуральным хозяй-
ством и крепостничеством на средневековые города» (стр. 29). Достаточно
процитировать хотя бы то, что В. В. Стоклицкая-Терешкович пишет на
стр. 84: «Ремесленная масса города, как и весь город, входила составной
частью в разлагающееся феодальное общество».
Разумеется, в работе Ф. Я. Полянского уделено больше внимания
вопросу о влиянии феодальной системы хозяйства на средневековые го-
рода, но водь’нельзя забывать, что В. В. Стоклицкая-Терешкович рас-
сматривала историю немецкого города в ином аспекте: она изучала
зарождение здесь новых капиталистических элементов и разложение цехо-
вой системы (см. особенно стр. 97 и сл.), тогда как Ф. Я. Полянский ис-
следует цех как средневековое учреждение. Обоих ученых различает не
методология, а аспект исследования, и упрекать своего предшественника
1 См. особенно G. Clune. The medieval gild system. Dublin, 1943.
2 См., например, R. van Santbergen. Les bons metiers des meuniers, des
'boulangers et ues brasseurs de la cite de Liege. Liege, 1949, p. 91.
3 А. Пиренн. Средневековые города Бельгии. М., 1937, стр. 10 и сл.
Критические статьи и рецензии
421
в отрицании марксистских положений у Ф. Я. Полянского нет никаких
оснований.
Упреки по адресу В. В. Стоклицкой-Терешкович тем более несправед-
ливы, что автор нередко пользуется тем же самым материалом, что и его
предшественница, не давая, однако, ссылок на ее книгу. Например, на
стр. 250 он говорит о франкфуртском братстве пекарей-подмастерьев, —
то же самое мы найдем и в книге В. В. Стоклицкой-Терешкович (стр. 147).
На стр. 260 он рассказывает о франкфуртском братстве шляпников, —
этот же материал использован и В. В. Стоклицкой-Терешкович (стр. 148)
и т. д.
Переходя к разбору концепции рецензируемой книги, я хотел бы ука-
зать на неправильное, с моей точки зрения, понимание автором некоторых
существенных сторон цеховой системы.
Давая на стр. 42 общую характеристику цеховой системы, Ф. Я. По-
лянский приходит к выводу, что она была порождена противоречием
товарной формы ремесленного производства окружающей натурально-
хозяйственной среде. О «противоречии между товарностью городского ре-
месла и натуральнохозяйственными условиями его развития» автор го-
ворит и дальше (стр. 63). Цеховую регламентацию он рассматривает как
«форму сопротивления товарного производства» влиянию феодального
окружения (стр. 65). Следовательно, данное положение не является слу-
чайной формулировкой, но входит как определенное звено в общую кон-
цепцию автора х.
Таким образом, цехи как особую форму экономических отношений
людей Ф. Я. Полянский выводит не из определенного характера произво-
дительных сил, а из противоречия между двумя формами хозяйства —
между товарным производством в городе и натуральнохозяйственными
отношениями в -деревне.
Мне думается, что это теоретическое положение не является точным.
В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс указывали, что беглые крепост-
ные, ставшие горожанами, «сохраняли и в новом положении свой прежний
способ труда. . .» 1 2. В «Капитале» Маркс отмечает стремление «прежних
обществ» к созданию наследственности ремесел, к неподвижным, закостене-
лым формам каст или — в определенных исторических условиях — цехов 3.
Энгельс в «Дополнениях к третьему тому «Капитала» Маркса отмечал,
что цехи строились по образцу общины-марки4 *. Наконец, в письме.
П. В. Анненкову от 28 декабря 1846 г. Маркс прямо писал: «привилегии,
учреждение цехов и корпораций, весь режим средневековой регламен-
тации были общественными отношениями, единственно соответствовав-
шими приобретенным производительным силам и ранее существовавшему
состоянию общества, из которого эти учреждения вышли» б. Короче го-
воря, классики марксизма рассматривали цеховой строй не как резуль-
тат некоего противоречия мелкотоварного производства натурально-
хозяйственным отношениям феодального общества, но как определенную
1 Впрочем, на стр. 44 автор дает несколько иное определение, говоря, что «цехи
возникли в борьбе ремесленников с противоречиями натурального хозяйства и кре-
постным гнетом». Здесь он, таким образом, признает, если это не оговорка, нали-
чие экономических противоречий в самом натуральном хозяйстве, хотя и не раскры-
вает их.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 67.
3 См. К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1953, стр. 346.
4 См. Ф. Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». В кн.: К. Маркс.
Капитал, т. Ш. Госполитиздат, 1953, стр. 914.
* К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. Госполитиздат, 1953,стр. 24.
422
Критические статьи и рецензии
форму общественных отношений, соответствовавшую застойности, кон-
сервативности средневекового производства, примитивности разделения
труда, неразвитости обмена, узости рынка, изолированности городов
и т. д. И сам автор совершенно правильно подчеркивает в ряде мест влия-
ние этих экономических факторов (стр. 41), однако в стремлении найти
обобщающую формулировку он приходит, на мой взгляд, к неправиль-
ному тезису 1.
Более правильно было бы сказать, что производственные отношения
в средневековых городах на первом этапе их существования соответство-
вали характеру производительных сил общества и служили «той главной
и решающей силой, которая собственно и определяет дальнейшее, притом
мощное развитие производительных сил. . .» 1 2. Вся система цеховой ре-
гламентации оформляла разделение труда между профессиями и стимули-
ровала высокое качество ремесленной продукции, содействуя тем самым
накоплению производственного опыта, а в средние века развитие произво-
дительных сил совершалось в значительной мере именно за счет прогрес-
сирующего разделения труда и совершенствования личного опыта работ-
ников производства.
Выдвигая ошибочный, на мой взгляд, тезис о противоречии между
товарностью городского хозяйства и натуральнохозяйственным строем
феодального окружения, автор неминуемо приходит к противоречивым
решениям при попытке применить этот тезис к конкретному материалу.
Так, на стр. 46 автор подчеркивает недостаточную емкость местного рынка,
«предельное использование» которого и являлось «основной задачей» це-
ховой организации. В то же время, по его словам, эгалитарная регламен-
тация увеличивала «локальную ограниченность городского рынка»
(стр. 156). Уже в этих двух определениях дается неясное и противоречивое
решение поставленного вопроса — ведет ли эгалитарная регламентация
к дальнейшему ограничению узкого городского рынка или к наиболее пол-
ному использованию этого рынка при всей его узости. Но не в этом даже
дело. На стр. 63 Ф. Я. Полянский указывает, что цеховая регламентация
с особенной силой проявилась в таких городах, как Брюгге, которые рабо-
тали на сравнительно широкий рынок, следовательно, ее возникновение
не может быть сведено только к узости локального рынка.
Второе мое возражение по существу концепции автора в известной
мере связано с этим. Как мы уже видели из обзора содержания работы,
в центре внимания автора оказывается вопрос о соотношении цехового
строя и капитализма, — автор прямо говорит об этом на стр. 59. «Вну-
тренняя динамика цехового ремесла, — говорит он в другом месте
(стр. 122), —сводилась в конце концов к его капиталистической эволюции».
Соответственно этому автор подходит к цеховой регламентации, которую
он рассматривает не как отражение определенного уровня разделения
труда, развития производства и т. п., но как «плотину против капитали-
стической эволюции средневекового хозяйства» (стр. 123). В то же время
автор стремится подчеркнуть «непоследовательность цеховой регламен-
тации», которая в силу внутренней своей природы, в силу присущей ей
двойственности во многом благоприятствовала развитию капиталисти-
ческих отношений (стр. 165).
Рассмотрим этот тезис автора с двух сторон: во-первых, в какой мере
1 Автор правильно признает (стр. 46) прогрессивность цеховой организации
в XIII—XIV вв. Но прогрессивность производственных отношений и состоит в их
соответствии производительным силам.
2 И. Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат,
1952, стр. 61.
Критические статьи и рецензии
433
он соответствует фактам, во-вторых, в какой мере он теоретически
оправдан.
Факты цеховой регламентации достаточно хорошо известны. В много-
численных специальных исследованиях детально проанализированы це-
ховые регламенты отдельных городов, и, откровенно говоря, мне не со-
всем ясно, что нового вносит в этот вопрос детальное описание цеховой
регламентации города Кельна, которую дает автор на стр. 126—162.
Другое дело, если бы автор поставил своей задачей выяснение того обще-
го, что имеется в регламентации во всех средневековых городах, а также
того, что характерно для городов того или иного типа. Несомненно,
было бы очень плодотворно рассмотреть специфические черты регламента-
ции ремесла в южнофранцузских городах типа Монпелье, в крупнейших
административных центрах, как Париж или Лондон, в городах, где
долго сохранялось засилье феодалов, светских (например, Вернигероде,
близ Гослара) или духовных (Льеж), в ганзейских городах и городах на
Адриатическом море (Дубровник), в крупных центрах ткацкого производ-
ства и т. д., и т. п. Автор делает некоторые шаги в этом направлении, он,
например, говорит о «гипертрофии технической регламентации» в «торго-
вых городах», однако это замечание брошено вскользь, и изучение специ-
фики цеховой регламентации различных типов городов не стало предметом
соответствующей четвертой главы.
Кстати сказать, самый выбор кельнского материала для характери-
стики или, скорее, для иллюстрации цеховой регламентации не представ-
ляется мне достаточно оправданным. Ведь известно, что в Кельне регла-
ментация была менее ярко выражена, чем, скажем, в Любеке х.
Но если в целом материал четвертой главы не вызывает возражений и
может быть принят как новая иллюстрация известного положения о на-
личии цеховой регламентации в средневековых городах, то положения
пятой главы («Капиталистические тенденции цехов») в ряде случаев пред-
ставляются мне неубедительными. Так, автор полагает, что принцип
Zunftzwang’a (вряд ли можно считать удачным разъяснение этого тер-
мина как «принудительное членство» — стр. 166) «облегчал развитие
капитализма», так как создавал. . . «наемных рабочих в лице подмасте-
рьев» (стр. 167—168). На самом же деле «наемных рабочих» цунфтцванг
не создавал и не мог создать — они создавались экспроприацией мелких
самостоятельных производителей в городе и деревне ; цунфтцванг же явился
лишь средством оформления цеховой монополии и сословной обособлен-
ности цеховых мастеров, т. е. вполне может быть понят в категориях фео-
дального общества. Трудно понять также, почему предписания цеховых
уставов относительно ученичества автор рассматривает как благоприят-
ствующие «для развития капитализма» (стр. 172), — ведь Маркс и Энгельс
подчеркивали наличие «патриархальных отношений» между учениками
и мастерами 1 2, говорили об «иерархии» мастеров, подмастерьев и учени-
ков 3, т. е. рассматривали ученичество как феодальное явление. Далее,
автор видит «прокапиталистическис тенденции» в наличии обязательного
стажа подмастерья для всякого желающего стать мастером (стр. 177).
Это положение неверно не только потому, что обязательный стаж под-
мастерья сплошь да рядом не встречался — и при этом как раз в разви-
тых городах, например в Кельне 4, — оно неверно потому, что уста-
1 В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки. . ., стр. 72 и сл.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 42.
3 См. там же, стр. 15.
4 В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки. . ., стр. 108, 112—
113, 116.
424
Критические статьи и рецензии
новление такого стажа вело лишь к созданию цеховой иерархии, а не к ка-
питалистическому расчленению общества. Именно поэтому такое требова-
ние стажа было бы совершенно немыслимым во Флоренции XIV в. И в то
же самое время права В. В. Стоклицкая-Терешкович, когда она пишет,
что само по себе требование стажа еще не могло создать «вечного» под-
мастерья На стр. 178 автор говорит о том, что ограничительная регла-
ментация приема в цехи «непосредственно ускоряла» превращение цехо-
вых мастеров в мануфактуристов. На самом же деле раннекапиталисти-
ческая мануфактура складывается, как правило, за пределами цеха, а при-
надлежность мануфактуриста к цеху является лишь формальной 1 2, тогда
как требование цехового самоограничения было в интересах мелких, эко-
номически слабых, терявших свои позиции мастеров.
Я не буду дальше полемизировать с Ф. Я. Полянским по отдельным
конкретным вопросам. Мне важно лишь показать, что те факты, на основе
которых он строит свою теорию «прокапиталистической политики» сред-
невековых цехов вполне могут допускать иное истолкование, и там, где
он видит капиталистическое (в зародыше) расчленение общества, можно
с большим основанием видеть сословное деление, средневековую иерархию.
Гораздо существеннее выяснить теоретическую сторону дела.
Замечания И. В, Сталина относительно товарного производства, ко-
торыми мы теперь располагаем и которыми, к сожалению, не мог еще поль-
зоваться Ф. Я. Полянский, позволяют, мне кажется, правильнее, чем он
это сделал, понять проблему «цехи и капитализм». По словам И. В. Сталина,
товарное производство «существовало при феодализме и обслуживало
его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые условия
для капиталистического производства, не привело к капитализму» 3.
Товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, когда
существует частная собственность на средства производства, когда суще-
ствует система эксплуатации наемных рабочих 4. Вот этих-то условий
как раз и не было в средневековых городах, ибо частная собственность на
средства производства была здесь ограничена, с одной стороны, общинными
тенденциями цехов, с другой — проявлениями феодальной собственности
дворянства или патрициата. Вот почему Маркс и Энгельс говорят: «С появ-
лением свободной от цеховых форм мануфактуры сразу изменились и
отношения собственности» 5. Не было здесь — вопреки замечанию Ф. Я. По-
лянского на стр. 177 — и системы эксплуатации наемных рабочих, ибо
система подмастерьев и учеников создавала, как уже было сказано, в горо-
дах иерархию, подобную иерархии сельского населения. В силу этого и цели
производства были здесь иными, нежели при капитализме. «Прилич-
ное его (мастера.—А. К.) положению существование,—говорит Маркс,—
а не меновая стоимость как таковая, не обогащение как таковое, —
выступает здесь целью и результатом эксплоатацпи чужого труда» в.
Мне представляется, что в увлечении своей полемикой против одной
буржуазной школы, одного буржуазного направления — против идеали-
зации средневекового мелкотоварного производства — Ф. Я. Полянский
не провел достаточно четкого разграничения между простым товарным
производством и капитализмом. «Личное обогащение» представляется
1 В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки. . ., стр. 113.
3 В. И. Рутенбург. Очерк. . ., стр. 137.
3 И. Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР, стр. 15.
* См. там же, стр. 14—15.
8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 46.
8 Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), 1933, стр. 111.
Критические статьи и рецензии
425
автору «основой» «капиталистического перевоплощения» мелких товаро-
производителей (стр. 180—181). Развивая эту мысль, он говорит в другом
месте, что у цеховых мастеров «не оказалось нужного капитала для капи-
талистических экспериментов в хозяйственной жизни» (стр. 133). Иначе
говоря, автор видит только количественную границу между простым то-
варным производством и капиталистическим, полагая, что средневековому
мастеру лишь не хватало средств для организации производства на новых
принципах. Это положение теоретически неправильно и не соответствует
фактам. Товарное производство далеко не всегда само по себе ведет к ка-
питализму и отличается от него рядом существенных признаков. И дей-
ствительно, средневековые мастера нередко обладали значительными сред-
ствами — об этом свидетельствуют в первую очередь приведенные во вто-
рой главе рецензируемой работы интереснейшие данные о расслоении
парижских ремесленников. Однако в силу специфики феодальной системы
хозяйства, налагавшей свою печать на товарное производство средне-
вековых городов, эти средства не были обращаемы на расширенное вос-
производство, но имели тенденцию выйти из обращения и превратиться
в сокровища. Так, любекский устав о роскоши 1494 г. разрешает жен-
щине надеть на себя украшения стоимостью не более 1/ю части всего ее иму-
щества, — невидимому, некоторые женщины стремились надевать даже
более дорогие драгоценности. Как это не похоже на скупость английских
пуритан начала XVII в. — подлинных представителей раннекапиталисти-
ческого производства!
Следовательно, дело было не в том, что средневековому мастеру не хва-
тало «капитала», дело было в том, что самая организация производства
в большинстве цехов даже в XV в. еще не стала капиталистической. Об
этом, в частности, свидетельствует весьма любопытный факт из истории
цеха кровельщиков, относящийся к 1493—1494 гг., который приведен
автором на стр. 131.
Таким образом, средневековые цехи в период своего расцвета явля-
лись такой системой общественных отношений, которая соответствовала
феодальной организации хозяйства; городское товарное производство
обслуживало феодализм и способствовало на определенном этапе упроче-
нию феодальной системы х. Однако с середины XIV в. зарождение зачат-
ков капиталистического производства в отдельных городах и в отдельных
отраслях хозяйства, особенно в ткачестве, оказывает существенное влия-
ние и на цеховой строй. В одних случаях (как во Флоренции) цеховая
организация по существу подчиняется мануфактуристом, хотя и представ-
ляет несколько неуклюжий аппарат в его руках; в других случаях цехи
замыкаются, стремясь системой искусственных рогаток спасти мелкого
товаропроизводителя от надвигающейся стихии капиталистического хо-
зяйства. Иначе говоря, прокапиталистические тенденции не составляют
внутренней сущности простого товарного производства, как полагает
Ф. Я. Полянский, но появляются в нем на определенном этапе и в опреде-
ленных исторических условиях. Цехи не сами по себе рождают капитализм,
но в условиях начавшегося капиталистического развития оказываются
вынужденными так или иначе реагировать на него. Вряд ли можно
сказать, что цехи «расчищали почву для постепенного развития капита-
лизма», даже если оговориться, что делали они это «слабо и неуверенно»
(стр. 224).
Ф. Я. Полянский был бы прав, если бы он показал, что мануфактура
в определенных условиях может возникнуть в цехе в период его разложе-
1 Феодальный характер цехов автор в общем правильно отмечает в седьмой главе,
особенно на стр. 225.
426
Критические статьи и рецензии
ния и перерождения 1, но он придал этому верному наблюдению чересчур
обобщенное значение и пришел к неправильному выводу, что капиталисти-
ческое развитие есть имманентное качество самой цеховой системы как
таковой.
Таковы основные возражения. Позволю себе в заключение сделать
несколько частных замечаний. В шестой главе автор показывает, анализи-
руя франкфуртский материал, что цеховая регламентация теряла свою
силу в период ярмарок. «Ярмарочная торговля, — говорит он, — ставила
под угрозу все устои цехового режима» (стр. 205). Ярмарки, по его мне-
нию, были «отдушиной» для экономических противоречий цехового ре-
месла, они устраняли узость средневекового рынка (стр. 210). Автор, на
мой взгляд, должен был бы обратить внимание на некоторые явления,
позволяющие уточнить выдвинутые им положения. Дело в том, что средне-
вековое ремесло всегда регламентировало качество той продукции, ко-
торая продавалась на городском рынке, и далеко не всегда регламенти-
ровало качество товаров, производимых для продажи вне города. Напри-
мер, устав любекских оружейников устанавливал, что некондиционная
продукция (wandelbare gulh) должна быть продана за пределами города а.
Именно из этого безразличия к качеству вывозимой продукции и могло
родиться освобождение от регламентации на период ярмарок.
Далее, следовало бы гораздо резче, чем это сделано автором, подчерк-
нуть, что ярмарка, хотя она и открывает путь для обогащения отдельных
ремесленников (стр. 203),представляет собой типично средневековую форму
торговли. Поэтому развитие ремесла в значительных масштабах и переход
к морской торговле влекут за собой упадок ярмарок, как это было во Фланд-
рии в конце ХШ в. Крупнейшие фландрские города уже в это время рас-
сматривали ярмарки как препятствие для развития торговли.
Что же касается франкфуртских ярмарок, которыми занимается автор,
то они играли в жизни города своеобразную роль: они отнюдь не способ-
ствовали обогащению франкфуртских ремесленников, но, наоборот,
вели к упадку городского ремесла, которое подавлялось привозными това-
рами 1 2 3. Следовательно, отмена цеховой регламентации на период ярмарки
во Франкфурте была только формой своеобразной обороны и больше ничем.
Нет достаточной четкости и в том разделе, где автор говорит о клас-
совой борьбе подмастерьев и мастеров. Говоря об «активной классовой
борьбе» подмастерьев, автор оставляет в стороне указание Маркса и
Энгельса на то, что «подмастерья нешли дальше мелких протестов в рамках
отдельных цехов. . .» 4. Анализ конкретных фактов носит в этой части ра-
боты крайне поверхностный характер. Так, на стр. 266—267 автор говорит
в трех строчках о крупном событии в истории Гента — о «кровавом дне»
2 мая 1345 г. Рассматривая это событие, он вырывает его из всей сложной
политической обстановки этого времени, ни словом не упоминает об Арте-
вельде, который возглавлял в это время городское управление, об англий-
ской политике во Фландрии, о движении фландрских городов против Гента
и т. д. В результате автор приходит к совершенно неправильному выводу,
что власть в Генте перешла в руки бедноты, — на самом деле сукновалы
были разбиты наголову и власть в городе захватил «большой цех». Но
главное даже нс в этой небрежности — мы ни в коей мере не можем до-
полнять характеристику положения немецкого подмастерья описанием
1 См. В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки. . ., стр. 102 и сл.
2 Lubiscbes Urkundenbuch, Bd. II, S. 1000.
В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки. . ., стр. 41—42.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 42.
Критические статьи и рецензии 427
классовой борьбы в Генте или Флоренции (стр. 270—271), где в это
время уже отмечалось спорадическое появление капиталистических
мануфактур в сукноделии. Идя по этому пути, автор смешивает два разных
исторических этапа и оказывается, по существу, сторонником того самого
антиисторизма, который он столь решительно порицал.
Отдельные погрешности и опечатки имеются в этой книге, как, впро-
чем, и во всякой другой. Например, на стр. 148 автор утверждает, что
старшина цеха кельнских литейщиков имел право сжечь (?) некондицион-
ные кружки, — конечно, сжечь кружки было невозможно даже в сред-
ние века. На стр. 178 автор утверждает, что подмастерье мог наниматься
к хозяину лишь на целый год и получал плату только «по истечении года
тяжелой работы». На самом деле, наем подмастерьев в немецких городах
совершался обычно два раза в год, а срок оплаты мог быть крайне разно-
образным: существовала поденная, недельная, полугодичная и т. п.
системы оплаты, а также сдельная плата. Французского историка Фаньоза
Ф. Я. Полянский то называет Фанье (стр. 38), то вдруг дает его имя во
французской транскрипции (стр. 246); не унифицирована также транс-
крипция слова «чомпи» (стр. 10 и 270).
Подводя итоги, я должен констатировать, что автор проделал большую
работу, собрал важный материал (хотя и не равноценный в разных гла-
вах) и пришел к интересным выводам. Однако он не выяснил принципиаль-
ного различия двух этапов в истории средневековых цехов, что привело
его к ошибочному тезису, будто бы цеховая система была порождена
противоречиями товарной формы ремесленного городского производства
окружающей натуральнохозяйственной среде. Развивая этот тезис, он
пришел к столь же ошибочному положению, что капиталистические тен-
денции были внутренне присущи цеховой системе производства.
А. П. КАЖДАН
О НЕКОТОРЫХ «КОНЦЕПЦИЯХ» ИСТОРИИ НИДЕРЛАНДСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ В НОВЕЙШЕЙ АНГЛИЙСКОЙ
БУРЖУАЗНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
С. J. Cadoux. Philipp of Spain and the Netherlands. London and
Redhill, 1947; G. N. Clark. The birth of the Dutch republic. London,
1946; С. V. Wedgwood. William the Silent Prince of Orange. New
Haven, 1945
События, связанные с нидерландской революцией и освободительной
войной Нидерландов против Испании, нашли живой отклик у своих со-
временников.
Англия была одним из тех государств, которое приняло самое ак-
тивное участие во «фландрских делах». Участие это выражалось в раз-
нообразнейших формах — от дипломатических демаршей до военного
вмешательства и открытой грабительской интервенции. С «нидерланд-
скими делами» оказались связанными тысячи людей, начиная от таких
крупнейших государственных сановников, как граф Лейстер или госу-
дарственный секретарь Фрэнсис Уолсингем, и кончая рядовыми наем-
никами грабительских военных шаек.
Многие англичане, принимавшие прямое или косвенное участие во
«фландрской войне», оставили интересные описания, мемуары и личную
переписку. Большое количество ценнейших документов, относящихся
к истории нидерландской революции, скопилось в архивах английского
министерства иностранных дел и было издано во второй половине XIX в.
в ряде многотомных публикаций. Нидерландские события нашли свое
отражение также в обильной памфлетной литературе и хрониках.
Ожесточенные военные конфликты второй половины XVII в., сме-
нились союзническими отношениями во время, последовавшее за так назы-
ваемой «славной» революцией 1688—1689 гг. и в период наполеоновских
войн в Европе, что создавало постоянную связь интересов между обеими
странами. Это нашло свое отражение и в английской историографии,
уделявшей внимание изучению истории Нидерландов вообще и нидер-
ландской революции и освободительной войны нидерландского народа
в XVI в. в частности.
События второй мировой войны, во время которой Англия и Нидер-
ланды выступали в качестве союзников, способствовали оживлению
в Англии интереса к истории Нидерландов и, в частности, к такому
поворотному ее пункту, каким была нидерландская революция и война
за независимость 1566—1609 гг. Свидетельством этого является перевод
на английский язык работ таких голландских историков, как Гейл,
Реньер, флекке и др. Интерес английской историографии к истории
нидерландской революции объясняется, конечно, не только, так ска-
зать, конъюнктурными соображениями. Каждый специалист по всеобщей
Критические статьи и рецензии
429
истории, научные интересы которого связаны с европейской историей
XVI—XVII вв., знает, как велико было значение нидерландских собы-
тий в общей истории Европы этого периода и какие сложнейшие проб-
лемы возникают перед исследователем, занимающимся их изучением.
Для историка-марксиста проблема нидерландской буржуазной револю-
ции связана с решением таких вопросов, как революционный переворот
в системе производственных отношений, замена феодального способа
производства капиталистическим, первое успешное выступление бур-
жуазии, являвшейся в то время, на заре буржуазной революции, знаме-
носцем использования в интересах общества закона обязательного со-
ответствия производственных отношений характеру производительных
сил, складывание буржуазной голландской нации и возникновение первой
в Европе буржуазной республики. Вместе с тем это одна из страниц
европейской истории, когда на арену социально-политической борьбы
выходят с оружием в руках широкие народные массы трудового крестьян-
ства и городского плебейства, отцы будущих пролетариев капиталисти-
ческого общества, сыгравшие роль главной ударной силы во всех ранних
буржуазных революциях.
Как же ставятся и решаются эти важнейшие проблемы рассматри-
ваемого периода истории Нидерландов в работах указанных выше авторов?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала ознако-
миться с каждым из авторов в отдельности, ибо, несмотря на наличие не-
которых общих черт, каждый из них но своему «оригинален».
Начнем с монографии доктора Сесиля-Джона Кэду «Филипп Испан-
ский и Нидерланды», которая содержит в себе очень любопытный об-
зорный материал, могущий послужить неплохим введением к рассмо-
трению поставленного нами вопроса.
Кэду — историк несколько особого типа. Это профессор церковной
истории Мэнсфилд-колледжа в Оксфорде. По своим религиозным убе-
ждениям он протестант и, как явствует из содержания всей его работы,
убежденный противник католицизма и католической церкви.
Цель, которую он ставит перед собой, вкратце сформулирована уже
в издательском тексте на суперобложке книги. Вот часть этого текста:
«Были ли «либеральные» историки девятнадцатого века неправы в своих
суждениях относительно испанской инквизиции в Нидерландах и своих
предположениях, что вина (если в том есть вина) должна быть прямо возло-
жена на плечи Филиппа II? — За последние годы были написаны книги,
подсказывающие мысль, что ни инквизиция, ни Филипп не были столь
черны, как их изображали.
Доктор Кэду рассматривает эти оценки как тенденциозные и наме-
ревается сам защищать традиционное моральное суждение. . . Эта книга
будет приветствоваться многими из тех, кто были встревожены, видя, что
дело протестантизма против инквизиции, повидимому, терпит поражение».
При помощи каких же исследовательских приемов автор желает
доказать выдвинутый им тезис? В этом отношении и технические, и ме-
тодологические приемы автора весьма своеобразны. В предисловии Кэду
прямо пишет, что он не является профессионально подготовленным исто-
риком, не знаком с источниками, не имеет для этого должной филологи-
ческой подготовки. Свои выводы он основывает на знакомстве с обиль-
ной монографической литературой, имеющейся по интересующему его
вопросу х. Следовательно, перед нами скорее дилетант, чем исследова-
тель-профессионал.
1 С. J. С a d о u х. Philipp of Spain. . . , р. VIII.
480
Критические статьи и рецензии
О том, какова методология исследования автора, можно узнать из
первой главы монографии, озаглавленной «Моральное суждение в исто-
рии». Автор начинает с констатации «устрашающего» изобилия источ-
ников по истории нидерландской революции и тенденциозности, при-
страстности их составителей. Каким же критерием следует, по мнению
автора, пользоваться для объективной оценки и трактовки этих источ-
ников? Здесь автор высказывает довольно противоречивые суждения.
С одной стороны, он с чувством удовлетворения отмечает, что огульно
субъективистская оценка исторических событии все больше уступает
место всестороннему исследованию фактов. С другой стороны, автор
делает неожиданный вывод, что «симпатия является необходимой пред-
посылкой справедливости» х. В итоге получается некая смесь реляти-
визма с субъективизмом. Принцип «симпатии», «моральной оценки» ав-
тору нужен для вполне практических целей — для защиты и сохране-
ния существующего строя. Именно поэтому он с сочувствием цитирует
заявление, сделанное в 1895 г. профессором новой истории Кембриджского
университета лордом Актоном: «если мы снизим уровень требований
в истории, мы не сможем его поддерживать в церкви или государстве» 2.
Из изложенного ниже станет ясным, что же это за «уровень». Кэду
не скрывает своей враждебности к материализму и в особенности к мар-
ксизму. Самое страшное для него — это вторжение материализма в область
идеологии, стремление марксизма объяснять явления идеологической
жизни общества как отражение в сознании людей материальных условий
их жизни, ибо это также наносит удар критерию «морального суждения»
в истории. При подобных воззрениях для Кэду даже такой ренегат от
марксизма, как К. Каутский, представляется «опасным коммунистом»,
а его работа из истории раннего христианства — «ниспровержением
основ». «Предположим теперь (от чего избави нас бог), — пишет по этому
поводу Кэду, — что марксизм стал господствующей силой в английской
литературе. Тогда всякое изучение жизни Христа или сущности ранне-
христианской церкви, когда главная роль отводится духовным и этиче-
ским ценностям как таковым, могло бы быть расценено в литературных
журналах как «игнорирующее новые тенденции».
Это я допускаю на крайний случай, но такой вывод может послужить
иллюстрацией той опасности, против которой мы должны быть на-
стороже» 3.
Итак, материализм и коммунизм — главная опасность, против ко-
торой направлен критерий «морального суждения» Кэду. Лишь отме-
жевавшись от «коммунизма», что стало с некоторых пор обязательным
правилом для каждого «благонамеренного» буржуазного историка, вы-
ступающего даже с самой осторожной критикой мракобесия и реакции,
Кэду осмеливается скрестить меч критики с реакционной католической
историографией. Именно эта часть его монографии, а вовсе не его со-
мнительные социологические и исторические экскурсы, и представляет
интерес.
Отметив еще раз опасность влияния «атеистических» экономистов и
историков, которые стремятся опрокинуть «установившиеся моральные
суждения», Кэду затем утверждает, что их усилия и активность «далеко
превзойдены апологетами римско-католической церкви» * *. Кэду хорошо
1 С. J. Cadoux. Philipp of Spain. . . , р. 2.
9 Ibid., р. 4: «if we lower our standard in History, we cannot uphold it in Church
or Stafe».
9 Ibid., p. 15—16.
* Ibid., p. 18.