А.В. Луначарский - Круглов А.А.

А. В. Луначарский о журналистике и журналистах

Вацлав Вацлавович Воровский как литературный критик

М. С. Ольминский как литературный критик

Из публицистического наследства А. В. Луначарского

$О серии \$

$О серии \$

Автор: Круглов А.А.

Теги: история биографии

Год: 1972

Похожие

Литературное наследие. Том 80. Ленин и Луначарский. Переписка, доклады, документы

Деятели Октября о религии и церкви

Луначарский

Очерки по истории государства и права античной Греции

Текст

партийные публицисты
А.А.КРУГЛОВ
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ

ОРДЕНА ЛЕНИНА
ВЫСШАЯ ПАРТИЙНАЯ ШКОЛА при ЦК КПСС
Кафедра журналистики и литературы
ПАРТИЙНЫЕ ПУБЛИЦИСТЫ
А. А. КРУГЛОВ
АНАТОЛИЙ
ВАСИЛЬЕВИЧ
ЛУНАЧАРСКИЙ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«МЫСЛЬ»
МОСКВА 1972

ЗКИК092)
К 84
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВПШ и АОН при ЦК КПСС
Редколлегия:
А. 3. Окороков (главный редактор),
Б. П. Балуев, Б. П. Веревкин, А. А. Круглов
1-2-2
144-72

МНОГОГРАННЫЙ
ТАЛАНТ
Анатолий Васильевич Луначарский принадлежит к тому
поколению русских революционеров, которое выдвинуло
В. И. Ленина и блестящую когорту его учеников и сорат¬
ников, создавших под ленинским руководством великую
партию российского рабочего класса, партию нового ти¬
па. В рядах этой славной партии А. В. Луначарский, ее
мужественный боец и один из выдающихся деятелей,
прошел долгий, трудный и счастливый путь — от первых
шагов партии до торжества ее великого дела — построе¬
ния социализма.
Родился Анатолий Васильевич И (23) ноября 1875 г.
в Полтаве в семье радикально настроенного чиновника.
Атмосфера передовой культурной семьи, чтение револю¬
ционно-демократической литературы, размышления над
явлениями русской действительности того времени, при¬
стальное внимание к нараставшему в стране революци¬
онному движению — вот то, что определило выбор им
жизненного пути. 17-летним гимназистом он вступает в
социал-демократическую организацию и начинает вести
революционную работу. Затем обычная судьба револю¬
ционера: аресты, тюрьмы, ссылка, эмиграция. Присмат¬
риваясь к борьбе, развертывавшейся внутри социал-де¬
мократического движения, активным участником кото¬
рого он был и сам, молодой Луначарский все больше
склоняется к точке зрения В. И. Ленина и его сторонни¬
ков. После II съезда РСДРП он становится в ряды боль¬
шевиков.
Первые свои статьи Луначарский пишет в 17-летнем
возрасте. Но постоянная журналистская деятельность,
принесшая ему всероссийскую известность, начинается
много позже. Из-за политической неблагонадежности
Луначарский получает при окончании гимназии «четвер¬
ку» по поведению, что становится препятствием для про¬
3

должения образования в России. Это вынуждает его
уехать в Швейцарию и поступить в Цюрихский универси¬
тет. За рубежом Анатолий Васильевич обстоятельно изу¬
чает теорию научного социализма, знакомится с выдаю¬
щимися деятелями международной и российской социал-
демократии Р. Люксембург, Г. В, Плехановым и др.
В 1897 г. Луначарский возвращается в Россию, по¬
селяется в Москве и вместе с сестрой В. И. Ленина
А. И. Елизаровой и М. Ф. Владимирским приступает к
восстановлению только что разгромленного полицией ру¬
ководящего центра Московской социал-демократической
организации. Среди мероприятий, которые им удалось
осуществить, — устройство небольшой типографии и вы¬
пуск сначала гектографированных, а затем и печатных
листков. Но последовали аресты. Луначарский отбывает
тюремное заключение в Киеве, потом в Москве. Далее
наступают годы ссылки.
В вологодской ссылке начинается серьезная и систе¬
матическая журналистская деятельность Анатолия Ва¬
сильевича, обнаружившая его большой публицистичес¬
кий талант. Он посылает корреспонденции в газету
«Курьер», публикует серии статей в журналах «Вопросы
философии и психологии», «Образование». Леволибе¬
ральная ярославская газета «Северный край» приглаша¬
ет его быть ее корреспондентом в Вологде. Луначарский
пишет для нее первую статью, но полицейские власти
переводят его из Вологды в Тотьму, маленький городок
на берегу Сухоны, где он и остается до 1904 г.
Отбыв срок ссылки, Луначарский по приглашению
близкой к социал-демократическим кругам газеты «Ки¬
евские отклики» приезжает в Киев, чтобы стать во главе
ее театрального отдела. Однако в конце 1904 г. по пред¬
писанию Бюро комитетов большинства Анатолий Ва¬
сильевич едет за границу и переходит на положение про¬
фессионального революционера — становится активным
сотрудником и руководящим деятелем большевистской
прессы.
* * *
Луначарский — талант яркий и многогранный. Публи¬
цистическая деятельность лишь одна из его сторон. Об¬
ширная по масштабам, редкостная по интенсивности и
блеску, она без перерыва продолжалась 40 лет:
с 1892 г. — от первой статьи, написанной для печатав¬
шейся на гектографе нелегальной социал-демократичес-
4

кой газеты, до 1933 г., когда смерть оборвала жизненный
и творческий путь Анатолия Васильевича. В рамках это¬
го сорокалетия отчетливо выделяются два главных этапа
пубдицистического творчества Луначарского. Первый из
них приходится на 1905—1907 гг.
Луначарский был мужественным солдатом первой
русской революции. Живя за границей, он стремился
всячески помогать революции в России, а по возвраще¬
нии постоянно находился в самой гуще событий. Так, во
время Декабрьского вооруженного восстания в Москве
он был в составе большевистских групп, которым было
поручено организовать забастовку на Николаевской же¬
лезной дороге, чтобы не допустить переброску царских
войск из Петербурга в Москву.
Анатолий Васильевич известен в период 1905—1907 гг.
и как видный партийный руководитель. Он участвовал в
работах III, IV и V съездов партии, выступал на них с
докладами. На III съезде, например, он по предложению
и поручению В. И. Ленина делал доклад по одному из
наиболее актуальных и острых вопросов того времени —
о вооруженном восстании и отношении к нему социал-
демократической партии. Луначарский входил в состав
возглавляемой В. И. Лениным делегации большевиков
на международном социалистическом конгрессе в Штут¬
гарте, проходившем в августе 1907 г. Здесь он отстаивал
ленинскую линию партийности профессиональных союзов
в противовес Плеханову, ратовавшему за нейтральность
профсоюзов. Этот факт Владимир Ильич счел нужным
отметить в своей статье «Международный социалисти¬
ческий конгресс в Штутгарте», напечатанной в № 17 га¬
зеты «Пролетарий» 20 октября 1907 г.
Луначарский был блестящим оратором. Он неутоми¬
мо выступал в рабочих кружках и на студенческих соб¬
раниях, громил противников большевизма на различных
диспутах и дискуссиях. Видный партийный литератор
П. Н. Лепешинский, вспоминая о жарких полемических
схватках большевиков с меньшевиками в эмиграции, пи¬
сал: «Великолепные, точные, отчеканенные формулиров¬
ки Владимира Ильича и блестящие фейерверки полити¬
ческой мысли Воинова 1 положительно расстраивали ря¬
ды меньшевиков» 2.
Луначарский — один из крупнейших большевистских
публицистов, Под руководством В. И. Ленина вместе с
1 Псевдоним А. В. Луначарского.
2 П. Н. Лепешинский. На повороте. М., 1955, стр. 205.
5

такими выдающимися партийными публицистами, как
В. В. Воровский, М. С. Ольминский, И. И. Скворцов-Сте¬
панов и другие, он входил в состав редакций и в число
основных сотрудников многих большевистских изданий —
легальных и нелегальных, центральных и местных, рус¬
ских и заграничных.
Особенно ярко журналистское дарование Анатолия
Васильевича проявилось на страницах руководимых
В. И. Лениным большевистских газет 1905 г. «Вперед»,
«Пролетарий» и «Новая жизнь» *. В газетах «Вперед» и
«Пролетарий» он напечатал много статей, фельетонов,
стихов, памфлетов («Сомнения двуглавого орла», «Са¬
модовольные флюгера», «Парламентаризм и револю¬
ция», «Два либерала» и др.) - Серии его газетных статей
были изданы потом брошюрами «Очерки по истории
революционной борьбы европейского пролетариата»,
«Массовая политическая стачка». В газете «Новая
жизнь» Анатолий Васильевич вел отдел обзоров печати.
В публицистических выступлениях этого периода он про¬
пагандировал тактические лозунги большевиков, вел по¬
лемику против меньшевистской, буржуазно-либеральной
и реакционной прессы.
После поражения первой русской революции, в годы
столыпинской реакции Луначарский отошел от марксиз¬
ма и допустил серьезные ошибки, суть которых В. И. Ле¬
нин выразил такими словами: «...махизм в философии и
«отзовизм» или бойкот III Думы в политике...»2 Но и в
эти мрачные годы Анатолий Васильевич все же создал
много ценного, в частности в области эстетики, литера¬
туры и искусства. Он боролся за реалистическое, рево¬
люционное искусство3.
1 Луначарский был также участником следующих изданий:
большевистских ежедневных легальных газет «Волна», «Эхо», «Борь¬
ба»; легального большевистского научного, литературного и поли¬
тического журнала «Вестник жизни»; русского издания большевист¬
ской газеты «Коч-Девет» (Призыв), выпускавшейся в Баку азер¬
байджанской социал-демократической группой «Гуммет»; легальной
общественно-политической и литературной газеты студентов социал-
демократов «Молодая Россия»; нелегальной газеты Объединенного
ЦК РСДРП «Партийные известия» (большевиков в редакции пред¬
ставляли В. И. Ленин и А. В. Луначарский); ежедневной газеты
московских большевиков «Свободное слово»; ежедневной легальной
большевистской политической и литературной газеты «Новый луч»;
еженедельной газеты «Сибирские огни», выходившей в Иркутске.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 280.
3 Его литературно-критические статьи того времени и сейчас
сохраняют актуальность. Многие из них включены в восьмитомное
6

Дореволюционная большевистская пресса была цент¬
ром сосредоточия наиболее опытных и талантливых ру¬
ководящих кадров партии. Естественно, что именно они
тотчас же после Октября возглавили строительство но¬
вого государства, новой экономики и культуры, защиту
завоеваний социалистической революции от многочис¬
ленных покушений внешних и внутренних врагов. 26 ок¬
тября (8 ноября) 1917 г. Луначарский вместе с другим
выдающимся партийным публицистом, И. И. Скворцо¬
вым-Степановым, вошел в образованное II Всероссий¬
ским съездом Советов первое Советское правительство —
Совет Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным.
Начинается второй, главный и самый плодотворный
этап жизни и деятельности Анатолия Васильевича, когда
его многогранный талант проявился во всем блеске и
силе.
Луначарский того времени — крупный государствен¬
ный деятель: 12 лет бессменно он находился на посту на¬
родного комиссара просвещения; вместе с тем это вы¬
дающийся партийный организатор и пропагандист: по
поручению партии и правительства он объездил многие
фронты гражданской войны, исколесил почти всю стра¬
ну; талантливый дипломат: в последние годы жизни
(1927—1933) входил в состав советской делегации в
Подготовительной комиссии к конференции по разору¬
жению, был назначен полномочным представителем
СССР в Испании; замечательный ученый: его многочис¬
ленные книги и исследования вызывали живейший инте¬
рес, он возглавлял Комитет по заведованию учеными и
учебными учреждениями при ЦИК СССР, единогласно
был избран действительным членом Академии наук
СССР; блестящий оратор: лекции, дискуссии и диспуты
с участием Луначарского неизменно собирали многочис¬
ленную аудиторию. В то же время это публицист, глубо¬
кий и наблюдательный критик, писатель, драматург.
Анатолий Васильевич редактировал один из первых
советских еженедельных журналов, «Пламя», который
начал издаваться Петроградским Советом рабочих и
красноармейских депутатов в мае 1918 г. Он был и ак¬
тивнейшим автором журнала (его статьи появлялись поч¬
ти в каждом номере) и привлек к участию в нем тог¬
дашних видных писателей, поэтов, публицистов и ученых.
На страницах «Пламени» выступали А. Блок, Д. Бед¬
Собрание сочинений Луначарского, выпущенное Институтом мировой
литературы имени А. М. Горького АН СССР.
7

ный, И. Содофьев, П. Арский, В. Князев, В. Кириллов,
А. Грин, В. Карпинский, В. Быстрянский и многие
Другие.
В советские годы Луначарский был ответственным
редактором или членом редакционных коллегий пример¬
но 20 периодических изданий: журналов общественно-
политических и литературно-художественных, педагоги¬
ческих и литературно-критических, «толстых» ежемесяч¬
ников и более оперативных «тонких» еженедельников.
Вот названия некоторых из них: «Новый мир», «Рево¬
люция и культура», «Печать и революция», «Красная
нива», «Народное просвещение», «Искусство трудящим¬
ся», «Новая рампа» *. Сотрудничал он и в журналах
«Огонек», «Журналист», «Прожектор», «На литератур¬
ном посту», «Красная панорама», «Молодая гвардия».
Публицистическая деятельность Луначарского охва¬
тывает множество актуальных проблем литературы и ис¬
кусства, народного образования, научного атеизма, меж¬
дународного положения и внешней политики, истории пар¬
тии и партийной печати и т. д. Его произведения публику¬
ются в десятках газет и журналов как в нашей стране, так
и за ее рубежами. Анатолий Васильевич охотно и без¬
отказно отзывался на бесчисленные просьбы редакций.
Он радовался, что можно еще раз обратиться к читате¬
лям, осуществить очередной творческий замысел. Даже
будучи безнадежно больным, он думал только о жизни,
о творчестве. «Поймите, — говорил он в один из таких
моментов М. Кольцову, — что если я не буду работать,
не буду видеть людей, не буду разговаривать, я в самом
деле помру, честное слово. У меня, правда, очень осла¬
бело сердце и все прочее, но вот я с вами разговорился
и чувствую себя совсем прилично. А когда один, когда
эта проклятая тишина, тогда я ослабеваю совсем-совсем.
Перестаю владеть своим телом, чувствую, что внутри ме¬
ня беспорядочное сборище плохо и несогласованно ра¬
ботающих органов. А наверху одиноко, как в пустой,
оставленной и запущенной квартире, лихорадочно и
жадно работает мозг. Работает необычайно остро, четко
и быстро. Сколько планов, сколько тем для статей,
для книг, сколько всего еще впереди, что надо
исполнить»2. Но смерть не дала осуществить эти замыс¬
лы. 26 декабря 1933 г. Луначарского не стало. Он умер
во французском городе Ментона на пути в Испанию.
1 См. «Литературное наследство», т. 82. М., 1970, стр. 503.
2 М. Кольцов. Литературные портреты. М., 1956, стр. 24.

В ЛЕНИНСКОЙ ШКОЛЕ
ПУБЛИЦИСТИКИ
На склоне жизни, вспоминая минувшие десятилетия,
Анатолий Васильевич много размышлял о том, как скла¬
дывалась, росла и стала могучей созидательной силой
ленинская гвардия большевизма. Эти раздумья он выра¬
зил в строках, покоряющих отточенностью мысли, глуби¬
ной чувства и силой изображения. «Подбор в револю¬
ционные партии, — писал Луначарский, — шел исклю¬
чительно богатый. Романтики без силы объективной мыс¬
ли отсеивались в ряды эсеров. Теоретики-марксисты без
силы воли, без революционного движения отходили в
мелкобуржуазный меньшевизм. В рядах большевиков
оставались те, которые соединили уважение к совершен¬
но точной и трезвой мысли с очень сильной волей, кипу¬
чей энергией. Эта партия, нелегальная в течение десяти¬
летий, требовала необыкновенной закалки.
...Партия и сама история пробовали людей и отбра¬
сывали малопригодных. Оставались те, которые были
проверены суровой жизнью» *.
Луначарский прошел через горнило этой суровой ис¬
торической проверки и по праву занял, одно из видных
мест в великой партии, созданной и возглавленной
В. И. Лениным. Но путь его был не гладок, не прям и
не легок.
Биография Анатолия Васильевича сложилась так, что
в годы становления его личности, формирования миро¬
воззрения у него часто не оказывалось доброго друга,
руководителя и наставника, в котором так нуждалась его
тонкая, артистичная, увлекающаяся, темпераментная на¬
тура. В Цюрихе, например, ему «посчастливилось» изу¬
чать философию под руководством... Авенариуса. Ссыль¬
ная жизнь сводила его с людьми самых различных
1 «Ленин — товарищ, человек». Сборник. М., 1963, стр. 180.
9

взглядов, биографий и судеб. Среди политических ссыль¬
ных в Вологде он встретил особенно прихотливо состав¬
ленную случаем «компанию»: будущего эмпириокритика
Богданова, эсеровского террориста Савинкова, реакцио¬
нера и мистика Бердяева и др. Уже в те ранние годы в
философских взглядах Луначарского было много пута¬
ного, ошибочного, ложного.
«И здесь, — писал он впоследствии относительно
своих юношеских увлечений философией, — идеи мои не
были абсолютно чисты. В последних классах гимназии
я сильно увлекался Спенсером и пытался создать эмуль¬
сию из Спенсера и Маркса. Это, конечно, не очень-томне
удавалось...» 1 Именно в этих попытках заключался ис¬
точник будущих ошибок Луначарского.
В. И. Ленин, который обладал редчайшей способно¬
стью мастерски разбираться в диалектике развития че¬
ловеческих характеров, с присущей ему проницатель¬
ностью разгадал не только талантливость Луначарского,
но и сложность, противоречивость его характера, его
положительные и отрицательные черты, установил, как
те и другие будут проявляться в различных условиях,
какие из них являются ведущими, определяющими
развитие личности, как можно и нужно наилучшим обра-
зом их использовать.
Ленин восхищал близко знавших его товарищей уди¬
вительным умением разглядеть в каждом человеке его
«изюминку», поручить ему ,в огромном политическом
оркестре именно ту партию, которую он может испол¬
нить лучше, чем какую-либо другую. Самым благотвор¬
ным образом это сказалось уже при создании Владими¬
ром Ильичем редакционных коллективов большевистских
изданий периода первой русской революции.
Работа в этих изданиях под руководством Ленина и
в сотрудничестве с такими выдающимися деятелями
и публицистами большевизма, как В. В. Воровский,
М. С. Ольминский, И. И. Скворцов-Степанов* и другие,
сыграла огромную роль в политической и творческой
биографии Луначарского, создала широкое поле для раз¬
вития его большого таланта и проявления революцион¬
ного темперамента, для его большевистской закалки.
Владимир Ильич высоко ценил необычайное дарова¬
ние партийного публициста Луначарского. Вот, напри¬
мер, что писала Н. К. Крупская об отношении Ленина к
1 А. В. Луначарский. Воспоминания ц впечатления. М., 1968,
стр. 18,
№

«оформительскому», как она выражалась, мастерству
Анатолия Васильевича, т. е. к яркости, красочности, эмо¬
циональности его стиля:
«Литературное оформление — это искусство. Тут ва¬
жен тон, стиль, умение сказать образно, привести необ¬
ходимое сравнение...
Умение оформлять — искусство. И Владимир Ильич
особенно ценил тех членов редакции и сотрудников, ко¬
торые обладали талантом оформления. Это не только во¬
прос стиля и языка, но вся манера развития и освещения
вопроса. С этой стороны Владимир Ильич особенно це¬
нил Анатолия Васильевича Луначарского, не раз гово¬
рил об этом» К
Вспоминая далее о коллективных обсуждениях на со¬
вещаниях в редакции «Искры» очередного номера га¬
зеты, Надежда Константиновна писала:
«Вот выскажет кто-нибудь какую-нибудь верную и
интересную мысль, подхватит ее Анатолий Васильевич и
так красиво, талантливо сумеет ее оформить, одеть в та¬
кую блестящую форму,^что сам автор мысли даже диву
дается, неужели это его мысль, такая простая и часто
неуклюжая, вылилась в такую неожиданно изящную,
увлекательную форму» 2.
Ленин внимательно следил за творчеством Луначар¬
ского, постоянно помогал ему товарищеским советом и
дружеской критикой, стараясь развить сильные стороны
его таланта. Вместе с тем он заботливо относился к
особенностям стиля и вообще манеры письма публицис¬
та, ценил их.
В 1905 г. меньшевик Н. Жордания издал брошюрой
под названием ««Большинство» или «меньшинство»?»
серию своих статей из органа грузинских меньшевиков
«Социал-демократ», направленных против большевиков.
Возмущенный этой клеветнической книжонкой, Луначар¬
ский писал Ленину^3: «Вульгаризацию разногласий Кост¬
рова 4 прямо читать не могу. Чем думаете ответить? Ведь
эта нахальнейшая квинтэссенция лжи и подлости может
на некультурные умы, на мало осведомленных произво¬
дить впечатление: ведь это черносотенная литература»5.
1 См. «Ленин — журналист и редактор». М., I960, стр. 289.
2 См. там же, стр. 289—290.
3 В это время Ленин жил в Швейцарии, а Луначарский — в
Италии.
4 Псевдоним Н. Жордания.
5 ЦПА ИМЛ, ф. 142, on. 1, ед. хр. 1, л. 2.
11

Владимир Ильич послал Луначарскому подробное
ответное письмо, в котором наметил план выступлений
против меньшевиков, определил задачи, содержание и
характер этих выступлений, а.также указал, какую часть
плана должен, по его мнению, выполнить он сам, а ка¬
кую — Анатолий Васильевич.
«Тут, — писал Ленин, — нужны, по-моему, две вещи:
во-1-х, «краткий очерк истории раскола». Популярный.
С начала, с экономизма. С точными документами. С раз¬
делением на периоды...
Во-2-х, нужна живая, резкая, тонкая и подробная
характеристика (литературно-критическая) этих черно¬
сотенников....
За первую тему я, может быть, возьмусь, но не сей¬
час, не скоро; некогда...
За вторую я бы не взялся и думаю, что могли бы сде¬
лать это только Вы. Невеселая работа, вонючая, слов
нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и остав¬
лять «подлость и яд» незаклейменными непозволительно
для публицистов социал-демократии.
Подумайте об этом и черкните» ].
Отмечая живость, эмоциональность, тонкость полеми¬
ческих выступлений Луначарского, Ленин отчетливо ви¬
дел и их слабости: недостаток в ряде случаев глубины,
хладнокровия и тактической проницательности. В пылу
полемической борьбы темпераментный и увлекающийся
публицист иногда не совсем точно рассчитывал направ¬
ление и силу своих ударов. И тогда Владимир Ильич
доброжелательно, но строго указывал на его промахи
и объяснял их. Так, например, он обратил внимание, что
написанная Луначарским в 1907 г. работа об отношении
партии к профессиональным союзам «в состоянии воз¬
будить много кривотолков. Происходит это, — указывал
Владимир Ильич, — по двум причинам: во-первых, увле¬
каясь борьбой с узким и неверным пониманием марксиз¬
ма, с нежеланием принять во внимание новые запросы
рабочего движения и взглянуть на предмет шире и глуб¬
же, автор нередко выражается чересчур обобщенно...
Во-вторых, автор пишет для русской публики, совсем
мало считаясь с разными оттенками в постановке раз¬
бираемых им вопросов на русской почве... невниматель¬
ный или недобросовестный читатель легко может при¬
цепиться к отдельным фразам или мыслям Воинова
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, стр. 57—58.
12

(псевдоним А. В. Луначарского. — А. К.)...»1. Все это
сказано в пространном и обстоятельном предисловии
Владимира Ильича к самой работе. В личном же письме
Ленина к Анатолию Васильевичу говорилось:
«Что касается до содержания Вашей брошюры, то
мне она чрезвычайно понравилась, как и всей нашей
публике. Преинтересная и отлично написанная вещь.
Одно только: неосторожностей много внешних, так ска¬
зать, т. е. таких, к которым придираться будут всякие
эсеры, меньшевики, синдикалисты etc. Мы совещались
коллективно, ретушировать или в предисловии огово¬
рить? Решили последнее, ибо ретушировать жаль; это
значило бы слишком много нарушить цельность изло¬
жения.
Разумеется, добросовестный и внимательный чита¬
тель сумеет правильно понять Вас, но следовало бы
Вам все же отгораживаться специально против лжетол-
кователей, ибо имя им легион»2.
Анатолий Васильевич навсегда сохранил теплые и
благодарные воспоминания о работе в большевистских
газетах «Вперед», «Пролетарий», «Новая жизнь», ра¬
достное чувство общения с Лениным. «...Ленин, — писал
он впоследствии, — был, конечно, мозгом и сердцем этих
газет, и, работая... с большой интенсивностью, коллек¬
тивно и дружно, мы испытывали огромное наслаждение
от этого всегда живого, находчивого, пламенеющего ру¬
ководства» 3.
Рассказывая в марте 1931 г. о жизни маленькой за¬
рубежной колонии большевиков в 1905 г., Анатолий Ва¬
сильевич отмечал ту атмосферу подлинного энтузиазма
и творческого горения, которую умел создавать Влади¬
мир Ильич среди своих соратников. «...У нас было впе¬
чатление, — говорил он, — что мы делаем историю, и
все это благодаря Владимиру Ильичу. Владимир Ильич
одним своим присутствием придавал всему характер не¬
обычайной крупности...
Эта крупность работы, вера в ее громадную значи¬
тельность, конечно, воодушевляла людей, давала особый
подъемный характер всей нашей работе»4.
Под прямым руководством Ленина Луначарский на¬
ходился и по возвращении из эмиграции, в самый разгар
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 183.
2 В. И. Лёнин. Полн. собр. соч.,'т. 47, стр. 115.
3 А. Луначарский. Рассказы о Ленине. М., 1968, стр. 15.
4 ЦПА ИМЛ, ф. 142, on. 1, ед. хр. 13, л. 11—15.
13

революционных боев конца 1905 г. Но вот революция
потерпела поражение. Наступили годы свирепой и мрач¬
ной реакции. Луначарский вновь ищет убежища за пре¬
делами родины. «Я думаю, — писал впоследствии Ана¬
толий Васильевич, — что, несмотря на мою тогдашнюю
тесную дружбу с Богдановым, я не сделал бы впредь
ошибок, если бы обстоятельства не заставили меня поч¬
ти непосредственно после возвращения со Стокгольмско¬
го съезда эмигрировать.
Это установило некоторое расстояние между мной и
партийным центром, крайне, конечно, неприятное и чре¬
ватое последствиями» 1.
Такое объяснение его ошибок правильное, но совер¬
шенно недостаточное. Луначарский обладал возможно¬
стями вырасти в крупного пролетарского революционера
и публициста, у него был драгоценный опыт работы под
руководством Ленина, но он тогда не успел еще пройти
«проверку суровой жизнью» и приобрести ту самую «не¬
обыкновенную закалку», без которой, как он говорил,
нельзя представить себе настоящего большевика. И Лу¬
начарский пришел к махизму и «богостроительству».
Этих ошибок, их тяжести ни в коем случае нельзя за¬
малчивать.
«Луначарский, — говорилось в одной из статей жур¬
нала «Коммунист», — один из видных деятелей нашей
партии, социалистической культуры. Несправедливостью
было бы замалчивание его заслуг. Но далекой от правды
является и другая крайность — упрощенный, однолиней¬
ный, припомаженный образ деятеля культуры, который
рисуют отдельные авторы. Подлинный Луначарский го¬
раздо противоречивее. Сложнее был его путь, напряжен¬
нее научные и творческие искания»2.
Отход Луначарского от марксизма, от большевизма
сурово осудил Ленин. Однако Владимир Ильич был
убежден, что революционный темперамент Луначарского
неизбежно вызовет тоску по живому делу, что Анатолий
Васильевич оставит «впередовцев», как только убедится,
что они — жалкая и бессильная интеллигентская аван¬
тюристическая группка, лишенная связи с массами и
влияния на них, «революционная» на словах и антире-
волюционная на деле, реакционная в теории. Ленин ве¬
1 Л. Луначарский. Рассказы о Ленине, стр. 25.
2 «Об отношении к литературному наследию А. В. Луначар¬
ского».— «Коммунист», 1962, № 10, стр. 33.
14

рил, что первые же раскаты революционной бури, на
этот раз победоносной, властно позовут Луначарского в
стан большевиков.
А. М. Горький, рассказывая о своих встречах на Кап¬
ри с Владимиром Ильичем, припомнил, что Ленин од¬
нажды говорил о будущем Богданова, Базарова и Луна¬
чарского: «...умные, талантливые люди, не мало сделали
для партии, могли бы сделать в десять раз больше,
а — не пойдут они с нами! Не могут. И десятки, сотни
таких людей ломает, уродует этот преступный строй.
В другой раз. он сказал:
— Луначарский вернется в партию, он — менее инди¬
видуалист, чем те двое (А. А. Богданов, В. А. Базаров. —
А. К.). На редкость богато одаренная натура. Я к нему
«питаю слабость» — черт возьми, какие глупые слова:
питать слабость! Я его, знаете, люблю, отличный това¬
рищ! Есть в нем какой-то французский блеск. Легкомыс¬
лие у него тоже французское, легкомыслие — от эстетиз¬
ма у него» 1.
То, что Ленин сказал Горькому о возвращении Лу¬
начарского в партию, было не простым пожеланием, а
очень трезвым, точно взвешенным и глубоко обоснован¬
ным мнением. Он боролся за Луначарского, неоднократ¬
но предпринимал шаги, чтобы оторвать его от «впере-
довцев», вернуть в ряды большевистской партии, и, как
мы знаем, добился этого. А когда свершилась Великая
Октябрьская социалистическая революция, Владимир
Ильич без колебаний предложил кандидатуру Луначар¬
ского на пост наркома просвещения.
«Хорошо, что после... блуждания по «левым» ошиб¬
кам подход новой революционной волны бросил меня
опять на правильные пути, на которых я нашел привет¬
ливый прием со стороны Ленина»2, — с благодарностью
вспоминал о тех днях Анатолий Васильевич.
Ленин высоко ценил способности и деятельность Лу¬
начарского и неизменно с большой теплотой отзывался
о нем. Один из таких отзывов слышал О. Ю. Шмидт.
Он рассказывал, как однажды в ответ на какие-то упре¬
ки в адрес Луначарского Ленин заметил: «Этот человек
не только знает все и не только талантлив — этот чело¬
век любое партийное поручение выполнит, и выполнит
превосходно»3.
1 М. Горький. Собр. соч., т. 18. М., 1963, стр. 266.
2 А. Луначарский. Рассказы о Ленине, стр. 25.
3 «Вестник Коммунистической академии», 1935, № 3, стр. 39.

«СЕКРЕТЫ»
ТВОРЧЕСТВА
Человек бурного революционного темперамента, ориги¬
нальной и смелой мысли, Луначарский вместе с тем был
одарен художественной чуткостью, артистической тон¬
костью, эстетичностью. Это богатство и своеобразие ин¬
дивидуальности Анатолия Васильевича определило
основные черты и особенности его публицистики, журна¬
листского мастерства: широту и разнообразие творческих
возможностей, эмоциональность и красочность сти¬
ля, богатство средств публицистической выразительно¬
сти, смелость, глубину и оригинальность разработки те¬
мы, умение выхватить из калейдоскопа жизни острые,
животрепещущие проблемы и в яркой, волнующей фор¬
ме поставить их перед читателем.
Однако огромная впечатляющая сила журналистских
выступлений Луначарского достигалась не только бла¬
годаря этим замечательным качествам. Нельзя правиль¬
но понять и оценить публицистику Анатолия Васильеви¬
ча, если хоть на минуту забыть о многогранности его
таланта, обширности жизненного опыта.
Луначарский-публицист был силен как своим боль¬
шим журналистским мастерством, так и дарованием,
опытом крупного партийного и государственного деяте¬
ля, писателя и ученого, дипломата и оратора.
Публичным выступлениям Анатолия Васильевича —
речам, докладам, лекциям — свойственны острота,
страстность, красочность первоклассных публицистиче¬
ских произведений. М. Кольцов так описывает одно из
выступлений Луначарского вскоре после Октябрьской
революции:
«Я хорошо помню вечер, когда мы с Анатолием Ва¬
сильевичем Луначарским вместе пришли в Наркомпрос
на вечер по случаю юбилея советской власти.
16

Юбилейная дата была небольшая — советской влас¬
ти исполнилось тридцать дней. Был декабрь девятьсот
семнадцатого года...
Огромный, не топленный саботажниками зал. Тускло
мерцает единственная лампочка. На собрание пришли
две группы. Одна группа — необычайно и странно пестро
одетых людей — это были советские люди, большевики,
которые работали по просвещению. Другая группа —
угрюмых чиновников министерства — из той части, ко¬
торая решила не вести саботажа и «пока что» помогать
советской власти. Перед этой странной аудиторией, в
этом полупризрачном зале народный комиссар Луначар¬
ский произносит речь на тему о том, что вот советская
власть держится уже целых тридцать дней... Не помню
содержание всей речи в целом. Но помню тот величай¬
ший подъем, который объял и меня, и моих товарищей,
и даже чиновников — канцелярских крыс... Чего только
не мобилизовал Луначарский, чего только не привлек в
свою речь по случаю тридцатидневного юбилея! Говорил
о семи днях, в которые господь создал мир, о сорока
днях потопа, о ста днях Наполеона, о семидесяти двух
днях Парижской коммуны. Перед зачарованными слу¬
шателями развернулись картины, которые им не снились,
которые они никогда и не представляли себе. Чиновники
впервые в жизни увидели говорящего министра. И как
говорящего!
Последние слова нарком произнес под гром аплоди¬
сментов.
— Товарищи! —заявил он. — Наши враги предска¬
зывали, что мы не сможем продержаться больше трех
дней. Другие, более сдержанные, пророчили нам не бо¬
лее двух недель. Вы видите: мы держимся уже целый
месяц, и я вас заверяю, что если вы придете сюда через
три месяца, то мы еще тоже будем держаться» 1.
Говоря о научных трудах Луначарского, следует от¬
метить, что им также присущи лучшие черты его публи¬
цистики. Это чудесный синтез науки и публицистики.
Характерно, что огромное количество литературоведче¬
ских и искусствоведческих работ Луначарского перво¬
начально было опубликовано на страницах периодиче¬
ской прессы. Так, 34 из 48 произведений, включенных в
первый том восьмитомного Собрания сочинений Анато¬
лия Васильевича, впервые были напечатаны в газетах
1 М. Кольцов. Литературные портреты, стр. 20.
17

«Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Ли¬
тературная газета», «Вечерняя Москва», ленинградская
«Красная газета», в журналах «Коммунистический Ин¬
тернационал», «Революция и культура», «Печать и ре¬
волюция» и др.
Если публицистика помогала Луначарскому в пар¬
тийной и государственной, научной и дипломатической
работе, то эта многогранная деятельность в свою оче¬
редь питала его публицистику новыми наблюдениями,
мыслями, темами, проблемами. Чем бы ни был занят
Анатолий Васильевич, он всегда находил время писать
для прессы. Причем он не делил газеты и журналы по
рангам, не отказывал «маленьким» из предпочтения к
«большим», а старался удовлетворить запросы тех и
других, потому что высоко ценил и глубоко уважал лю¬
бую аудиторию, где его публицистическое партийное сло¬
во находило добрую почву.
В трудные апрельские дни 1919 г. Анатолий Василь¬
евич по поручению Центрального Комитета Коммунисти¬
ческой партии и Советского правительства выезжал в
Иваново-Вознесенск. Выполняя сложную и напряженную
программу командировки, он нашел время написать для
местной губернской газеты «Рабочий край» статьи «Ра¬
боче-крестьянская Россия», «Что такое пасха?» (поездка
совпала с предпасхальными днями) и опубликовать в
ней ответы на вопросы, заданные ему на лекциях.
В марте 1929 г. Луначарский совершил инспектор¬
скую поездку по Среднему Поволжью. Он посетил горо¬
да Оренбург, Самару, Пензу, Сызрань, Кинель, станицу
Сакмарскую, село Терновское. Целью поездки было не¬
посредственное ознакомление с учебными заведениями,
их постановкой и состоянием, встречи и беседы с работ¬
никами народного просвещения, выступления с доклада¬
ми политического характера перед рабочими, красно¬
армейцами. Но кроме всего этого он не забыл выполнить
просьбу ленинградской «Красной газеты» — прислал ей
свои путевые записки, которые потом составили книжку
«По Среднему Поволжью» объемом в несколько печат¬
ных листов К
Находясь в Женеве на конференции по разоружению,
Анатолий Васильевич систематически писал не только
в «Правду», но и в «Вечернюю Москву» и другие газеты
и журналы.
1 См. Л. В. Луначарский• По Среднему Поволжью. Л., 1929,
18

Луначарский удивительно много знал и горел нена¬
сытной жаждой узнать как можно больше. Эта его черта
поражала каждого, кто с ним соприкасался. Хорошо из¬
вестна была и способность Анатолия Васильевича сво¬
бодно, непринужденно, изящно распоряжаться своими
обширными познаниями, с непостижимой быстротой из¬
влекать их из глубин своей феноменальной памяти и без
каких бы то ни было видимых усилий превращать в ве¬
ликолепное произведение ораторского или публицисти¬
ческого искусства. В 1925 г. он выступил на празднова¬
нии 200-летия Российской академии наук. В торжестве
участвовали многочисленные представители зарубежно¬
го ученого мира. Анатолий Васильевич начал свою речь
на русском языке, продолжал на немецком, французском,
английском, итальянском и закончил латынью. Эта речь
произвела сенсацию за границей. Одна французская га¬
зета писала, что Луначарский — самый культурный и
самый образованный из всех министров просвещения
Европы.
Говорили, что Луначарский мог сделать доклад, про¬
читать лекцию, написать статью без подготовки, без тру¬
да, просто, мол, у него такой счастливый дар. Но сам
Анатолий Васильевич объяснял это по-другому. Однаж¬
ды, когда после очередного импровизированного доклада
его спросили, как ему удается выступать столь блестяще
без подготовки, он ответил: «Я готовился к этому всю
жизнь». Смысл сказанного, нам кажется, в какой-то
мере раскрывает его книга «Великий переворот (Ок¬
тябрьская революция)», изданная в 1919 г. Вспоминая
свою жизнь и занятия в Швейцарии в годы первой миро¬
вой войны, Луначарский писал:
«...В то время, в глубине военного, кровью заполнен¬
ного, рва и казалось бы без всяких особенных просветов
надежды, я интуитивно уверился, что в близком будущем
предстоит нам революция, что она призовет меня на ка¬
кой-нибудь ответственный пост, и что пост этот будет
иметь отношение к народному просвещению.
В силу чего, в течение этих двух лет я обложился
всякими книгами по педагогике, объезжал народные до¬
ма Швейцарии, посещал новейшие школы и знакомил¬
ся с крупными новаторами в области воспитания. Полу¬
шутя я часто говорил моей семье или моим друзьям
Кристи: мне кажется, что я фатально обречен быть в
недалеком будущем министром народного просвещения
в России.
19

Мы сейчас часто вспоминаем это мое «пророчество».
Оно вытекало, конечно, из интуитивно верной оценки по¬
ложения» *.
Энциклопедическая образованность Луначарского,
таким образом, результат упорного и организованного
труда. Из гигантского потока прочитанного, услышанно¬
го, наблюденного Анатолий Васильевич отбирал то, что
ему нужно было как человеку, поставленному партией и
народом у руля руководства развитием новой, социали¬
стической культуры. Его познания были не только обшир¬
ны, но и в высшей степени современны, они всегда от¬
вечали насущным и самым новым требованиям жизни.
Отсюда его удивительная способность к импровизации.
Луначарский немедленно превращал познанное в рабо¬
чий инструмент, в орудие борьбы. Поэтому никакая
просьба написать статью и прочитать лекцию не заста¬
вала его врасплох.
Работоспособность Луначарского была поистине оше¬
ломляющей. Вот, например, очень любопытный с этой
точки зрения документ — сделанная Анатолием Василье¬
вичем запись (на обороте календарного листка от
18 февраля 1928 г.) о том, что в воскресенье, 19 февраля
1928 г., он должен был написать:
«Статьи: 1) о Горьком для «Культ[уры] и револю¬
ции]», 2) 250 строк для «Monde» (Барбюс), 3) «Извести¬
ям»— а) о беспризорности, б) в «Новый мир» статью на
ту же тему, что и речь на собрании сотрудников,
4) о Гартфильде, 5) для «Учительской газеты»: «Паци¬
физм буржуазный и пролетарский»»2. По-видимому,
такого рода памятки наркому просвещения приходи¬
лось делать часто. Только в газете «Известия» за 16 пос¬
леоктябрьских лет было напечатано около 400 его
корреспонденций, статей, очерков, заметок, рецензий,
писем. В отдельные годы количество его публикаций на
страницах «Известий» достигало нескольких десятков: в
1922 г. —48, в 1923 г. —41, в 1925 г. — 423.
Об интересных фактах рассказал в своих воспомина¬
ниях один из старых работников «Правды» — А. Зуев.
«Часто, — писал он, — приходилось прибегать к энци¬
1 А. В. Луначарский. Великий переворот (Октябрьская револю¬
ция). Пг., 1919, стр. 56—57.
2 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 1. М., 1963, стр. IX.
3 См. Л. Истомин. А. В. Луначарский — публицист-международ¬
ник. М., 1963, стр. 16.
20

клопедической памяти наркома просвещения А. В. Лу¬
начарского.
Принес как-то один почтенный автор статью с мало¬
известной цитатой в качестве эпиграфа. Откуда она, и
сам не мог вспомнить и, уходя, попросил редакцию уста¬
новить первоисточник.
Опросили всех сотрудников, перерыли редакционную
библиотеку, не могли доискаться.
— Давайте спросим Анатолия Васильевича, — пред¬
ложила Мария Ильинична.
— Да, знаю, — выслушав просьбу, сказал нарком, —
это из Байрона. Сейчас я проверю.
В трубке слышно, как он уходит и затем возвра¬
щается с книгой, слышно, как шелестят перелистывае¬
мые страницы.
— Это из «Дон-Жуана», — говорит наконец Луна¬
чарский, — страница такая-то.
Помню другой случай. Поздно в редакцию пришло
сообщение о смерти артиста А. И. Сумбатова-Южина.
— Придется побеспокоить Анатолия Васильевича, —
говорит Мария Ильинична. — Попробуйте к нему дозво¬
ниться.
И вот сонный, усталый голос подошедшего к телефо¬
ну Луначарского:
— Я слушаю...
— С вами будет говорить Мария Ильинична.
Мария Ильинична берет трубку. Мне хорошо слышен
весь разговор.
— Вы спали? Извините меня, дорогой Анатолий Ва¬
сильевич, но у нас буквально безвыходное положение.
Вы знаете, что умер Южин?
— Слышал, да.
— Не продиктуете ли нам хоть небольшую заметку?
Уж извините, что разбудила...
— Ничего, ничего! Для вас я всегда готов.
В хрипловатом голосе наркома звучат добрые нотки.
К телефону садится стенографистка. И через полчаса у
нас на руках блестящая, на целый «подвал», статья Лу¬
начарского — памяти Южина. Наутро она появляется
в газете» 1.
Нельзя не сказать и о большом полемическбм Даре
Анатолия Васильевича. Люди старшего поколения пом¬
1 Цит. по: «М. И. Ульянова — секретарь «Правды»». Сборник.
М., 1965, стр. 221.
21

нят, какое впечатление производили в свое время его
полемические статьи и выступления на диспутах. Лу¬
начарскому в его ораторских и журналистских выступ¬
лениях часто приходилось спорить, вскрывать и разъяс¬
нять ошибки, поправлять впадавших в заблуждение то¬
варищей. Он это делал всегда с большим искусством.
Писатель Лев Никулин в своих воспоминаниях отмечал,
что Луначарский «был мастером полемики, умел сразу
найти слабое место в доводах противника и атаковать
его, разбить и заставить признать свое поражение, но
при этом не позволял себе никаких личных, оскорбитель¬
ных выпадов» К
В 1922 г., когда страна получила возможность после
окончания гражданской войны вплотную заняться хо¬
зяйственным и культурным строительством, был широко
и остро поставлен вопрос о школе. Проводилась «неде¬
ля помощи школе», организовывались диспуты, печата¬
лись статьи на тему, какой должна быть советская шко¬
ла. Некоторые товарищи неправильно формулировали
вопрос: «Какая школа нужна пролетариату?» Луначар¬
ский сразу уловил эту неверность. С выяснения ее он
и начал свой доклад на диспуте 4 декабря 1922 г., на¬
звав его «Какая школа нужна пролетарскому государ¬
ству».
«Когда была объявлена тема диспута, — говорил
Анатолий Васильевич, — то некоторые товарищи спра¬
шивали меня: состоится ли диспут на тему «Какая школа
нужна пролетариату»? Тут как будто небольшая разни¬
ца в формулировках — пролетарскому государству и
пролетариату. Я не могу сказать, чтобы тут было два
направления мысли, но, однако, в последнее время нача¬
ло проскальзывать что-то вроде легкого уклона, на ко¬
торый, пожалуй, и нужно обратить внимание в самом
начале для того, чтобы как следует осветить немногие,
но основные положения, которые я постараюсь перед
вами развернуть»2.
Прежде чем подвергнуть критике отмеченный «лег¬
кий уклон», Луначарский охарактеризовал его суть. Она
заключалась, по его словам, в том, что «в первую оче¬
редь и, может быть, даже ввиду ограниченности средств
исключительно надо озаботиться о школе для про¬
1 Л. Никулин. Годы нашей жизни. М., 1966, стр. 195.
2 «А. В. Луначарский о народном образовании». Сборник. М.,
1958, стр. 193.
22

летариев и что идея монополии образования в руках
класса, являющегося руководителем и диктатором, была
бы, быть может, самой экономной и самой целесообраз¬
ной просветительной политикой в нашей стране»1. Далее
при помощи очень кратких и популярных аргументов он
доказал, что такая идея «направлялась бы прямо про¬
тив основного течения нашей политической мысли»2,
против выработанной В. И. Лениным, партией новой эко¬
номической политики.
И наконец, Луначарский дает четкую формулировку
темы диспута: «Поэтому, конечно, мы должны и нашу
сегодняшнюю тему правильно выражать как проблему
наилучшей школы для пролетарского государства, то
есть для государства, руководимого пролетариатом в ду¬
хе пролетарской идеологии, которая ведет к полному
уничтожению классов и которая является благом для
всех, кроме эксплуататоров и реакционеров»3.
Оратор и публицист были в Луначарском неотделимы
друг от друга. В одном из писем М. С. Ольминскому еще
задолго до Октябрьской революции Анатолий Василье¬
вич писал: «Я считаю схоластикой — ораторскую речь
отличать от публицистической. Речь есть публицистика
изустая, а публицистика есть речь написанная»4. В со¬
ветское время многие устные выступления Луначарского
появлялись в газетах, журналах, сборниках и зачастую
мало чем отличались по стилю от его публицистических
произведений: те же выразительные приемы построения
речи, яркие сравнения, аналогии, эпитеты.
Специфические черты и особенности творчества пуб¬
лициста проявляются в применении им комплекса ха¬
рактерных для него форм, средств, приемов, т. е. того,
что охватывается понятием «мастерство». Нельзя, одна¬
ко, рассматривать специфичность творчества публициста
только как проявление его индивидуальности, только
как «самовыражение». Такая глубоко ошибочная точка
зрения свойственна буржуазным историкам и теоретикам
печати. В действительности творчество публициста обус¬
ловлено его социальным бытием и выражает прежде все¬
го главные черты и особенности тех общественных сил,
которым он служит, которые представляет и к которым
принадлежит сам. Разумеется, эта социальная обуслов¬
1 «А. В. Луначарский о народном образовании», стр. 193.
2 Там же, стр. 194.
3 Там же.
0 ЦПА ИМЛ, ф. 91, on. 1, ед. хр. 157, л. 4 об.
23

ленность выступает не прямо, а через особенности его
личности, его опыта, стиля и т. д.
Индивидуальность публициста никогда не является
чем-то самодовлеющим, независимым, а всегда действу¬
ет на стороне определенных общественных сил, ради их
интересов и целей. «Жить в обществе, — писал В. И. Ле¬
нин, — и быть свободным от общества нельзя. Свобода
буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь
замаскированная (или лицемерно маскируемая) зави¬
симость от денежного мешка, от подкупа, от содер¬
жания.
И мы, социалисты, разоблачаем это лицемерие, сры¬
ваем фальшивые вывески, — не для того, чтобы полу¬
чить неклассовую литературу и искусство (это будет воз¬
можно лишь в социалистическом внеклассовом общест¬
ве), а для того, чтобы лицемерно-свободной, а на деле
связанной с буржуазией, литературе противопоставить
действительно-свободную, открыто связанную с проле¬
тариатом литературу» *.
А. В. Луначарский был талантливым представителем
именно этой литературы. Не задаваясь целью дать под¬
робный анализ мастерства Луначарского, ибо это невоз¬
можно сделать в небольшой работе, мы хотели бы оста¬
новиться на том, что особенно характерно для публици¬
стического творчества Анатолия Васильевича.
Луначарскому были дороги передовые стремления и
жгучие проблемы своего времени, борьба и усилия про¬
грессивных сил эпохи. Он посвятил себя пропаганде и
отстаиванию великих идей научного коммунизма. Не¬
смотря на все свои заблуждения, колебания и ошиб¬
ки, Анатолий Васильевич вошел в историю как публи¬
цист ленинской школы, один из крупнейших ее ма¬
стеров.
Луначарский-публицист владел всеми журналистски¬
ми жанрами, всеми методами аргументации, всеми сред¬
ствами публицистической выразительности, всеми спосо¬
бами и возможностями разработки темы. Он умел быть
глубоко эмоциональным и строго логичным, обаятель¬
ным и убедительным, дружелюбным и негодующим, ве¬
селым и саркастичным, серьезным и насмешливым, ра¬
зящим с быстротой молнии и терпеливо разъясняющим,
хладнокровно анализирующим и страстно призываю¬
щим. Все зависело от того, к кому он обращался, какие
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 104.
24

задачи решал. Анатолий Васильевич выступал перед
любой аудиторией и был то пропагандистом и теорети¬
ком, то агитатором и полемистом, то памфлетистом и
фельетонистом, то репортером и очеркистом. Его публи¬
цистическим выступлениям свойственны глубокая эру¬
диция, острая наблюдательность, неотразимая логика,
художественная выразительность, громадная сила тща¬
тельно взвешенной, заранее разработанной мысли и яр¬
кий взрыв блестящей импровизации. Он умело исполь¬
зовал научное понятие и художественный образ, данные
социального опыта и личные наблюдения, жанровое и
стилистическое многообразие и богатство языковых
средств.
Как это мастерство Луначарского воплощалось в его
журналистской практике, в конкретных произведениях?
Возьмем один из ранних памфлетов Анатолия Василье¬
вича — «Сомнения двуглавого орла», напечатанный в
первом номере руководимой В. И. Лениным большевист¬
ской газеты «Вперед» от 4 января 1905 г. (по старому
стилю — 22 декабря 1904 г.). Какие черты большевист¬
ской публицистики проявились в нем?
'Рассматривая те или иные факты и события, боль¬
шевистская публицистика берет их не изолированно, а
в тесной связи друг с другом, как звенья закономерно
развивающейся истории современности. При этом она
учитывает, тщательно изучает и оценивает новые явле¬
ния, возникающие в процессе социальной эволюции.
Важной чертой коммунистической прессы, таким обра¬
зом, является преемственность, последовательность ее
выступлений, их глубокая взаимосвязь и взаимозависи¬
мость. Каждое выступление коммунистического органа,
с одной стороны, завершает предыдущие выступления,
а с другой — подготавливает будущие. Оно пропаганди¬
рует, обогащает, конкретизирует коммунистические идеи,
опираясь на новые факты и явления объективной дейст¬
вительности, на новые данные, как говорил В. И. Ленин,
«развивающейся политической ситуации» 1.
В этом духе и написан памфлет Луначарского. Он
продолжил тему статьи В. И. Ленина «Самодержавие и
пролетариат»2, напечатанной в том же номере газеты
«Вперед». Статья разбирала вопросы о кризисе русского
царизма, о близости революции, о гегемонии пролета¬
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 11, стр. 115.
2 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 9, стр. 126—136.
25

риата в ней, о подготовке вооруженного восстания. Тем
же проблемам посвящен и памфлет Луначарского. Но он
не повторяет, а развивает ленинские мысли. Одно из
положений статьи гласит: «Самодержавие колеблется».
Анатолий Васильевич, используя свежие факты из новых
источников информации, в яркой памфлетной форме оха¬
рактеризовал непрочность царизма и неустойчивость
его политики.,
Другая, еще более важная черта большевистской
публицистики заключается в том, что при разработке
темы не просто излагаются и группируются факты, а
дается анализ их объективной основы, стоящих за ними
социальных сил, оценка целей и поведения этих сил, их
соответствия или несоответствия требованиям обществен¬
ного развития. Например, Луначарский приводит в
памфлете взятый им из французских газет новый
факт: созыв царем совещания высших государствен¬
ных сановников по вопросам внутренней политики. Но
его интересует не сам по себе факт, а те резкие разно¬
гласия, которые обнаружились между откровенно реак¬
ционной и либеральствующей группировками совещания.
Анализируя их, Луначарский убедительно показал, что
они являются выражением безысходного кризиса само¬
державия, который обусловлен не ошибками и не¬
достатками политики царского правительства, а гни¬
лостью и непригодностью общественного строя России,
на смену которому с неизбежностью должен прийти но¬
вый строй; что в такой перемене заинтересовано громад¬
ное большинство народа и она властно диктуется всем
ходом объективного общественно-экономического раз¬
вития.
Следующей особенностью марксистско-ленинской
публицистики является использование каждого нового
факта, любой возможности для усиления критики клас¬
совых врагов, политических и идейных противников, для
еще более широкой и успешной пропаганды политики и
идей Коммунистической партии. Памфлет Луначарского
отвечает и этой традиции, ибо вся его суть состоит в том,
чтобы новыми данными и доводами подтвердить непре¬
ложность намеченной большевиками тактической линии
в обстановке наступающей революции, соответствие этой
линии требованиям общественного развития, интересам
народа и, следовательно, неизбежность ее практического
осуществления в ближайшее же время.
И наконец, самая существенная черта коммунистиче-
26

ской прессы состоит в том, чтобы исходя из подлинно
научной оценки объективной обстановки и соотношения
классовых сил намечать перспективу дальнейшего раз¬
вития событий и вытекающую из нее программу практи¬
ческих действий. Эта черта также ярко проявилась в
памфлете.
Таким образом, анализируемое произведение Луна¬
чарского обладает всеми достоинствами, присущими
коммунистической публицистике. Приемы же и средства
воплощения их характерны для творческой индивиду¬
альности Анатолия Васильевича.
Особенности мастерства Луначарского проявились
уже в заголовке, который переводит ленинскую полити¬
ческую формулировку («Самодержавие колеблется») на
метафорический язык художественной публицистики
(«Сомнения двуглавого орла»). В чем смысл этого прие¬
ма? Выражение «самодержавие колеблется» тоже мета¬
форично, но по-другому. Оно принадлежит к числу
выражений, широко распространенных в обыденной, бы¬
товой речи: «встает солнце», «идет дождь», «кружится
голова», «колеблется авторитет» и т. д. В. И. Ленин со¬
знательно выбрал именно его для характеристики поло¬
жения и поведения русского самодержавия в канун
революции 1905—1907 гг., ибо оно очень точно и пре¬
дельно лаконично выражает мысль. Добавить к нему
какие-либо «литературные украшения» значило бы
сделать менее выразительным, ослабить его политиче¬
ское звучание. Метафора необщеупотребительная в дан¬
ном случае была бы неуместна. Она противоречила бы
основной публицистической задаче ленинской статьи —
дать стройную цепь точных, четких политических форму¬
лировок, характеризующих научную сущность и клас¬
совое содержание проблемы «Самодержавие и пролета¬
риат».
Материал, которым располагал Луначарский, слу¬
жил блестящим подтверждением ленинских политических
оценок и прогнозов. Он был особенно ценен потому, что
представлял собой свидетельства зарубежной, прежде,
всего французской, буржуазной прессы, отнюдь не дру¬
жественной к большевикам и сочувственно относившейся
к русскому самодержавию. Появилась возможность сде¬
лать новый шаг в разработке темы «Самодержавие и
пролетариат». Но в данном случае надо было развер¬
нуть сжатую и точную политическую формулировку
Ленина в широкую наглядную картину колебаний само-
27

Державин, пользуясь для этого средствами художествен¬
ной публицистики. Тут уж нужна была не общеупотре¬
бительная, бытовая метафора, а единичная, художе¬
ственно-публицистическая, притом такая, чтобы служила
образным выражением какого-либо сложного, социаль¬
ного явления, могла бы стать метафорой развернутой.
Эту задачу и решил в своем памфлете Луначарский.
Художественно-публицистическая метафора в заголов¬
ке памфлета развертывается в тексте в широкую мета¬
форическую картину сомнений двуглавого орла, сове¬
тующегося со своими сановниками, которые ожесточен¬
но спорят друг с другом в тщетных потугах найти
спасительное средство для предотвращения грозно на¬
ступающей революции. Орел поочередно пускает в ход
одну из своих двух голов: то зловеще нахохлившуюся,
то болтающую приветливые речи. Ни на что больше он
не способен. Эта развернутая метафора составляет осно¬
ву памфлета, его сюжетную канву и главное средство
публицистической выразительности, воздействия на чи¬
тателя.
Двуглавый орел издревле был гербом царской Рос¬
сии и должен был символизировать неисчерпаемую муд¬
рость и несокрушимую мощь русского самодержавия.
Луначарский создал в своем памфлете совершенно но¬
вый, сатирический образ этой геральдической птицы. Пе¬
ред читателем она предстает как бы ожившей и олице¬
творяет уже не мудрость и мощь, а растерянность я
страх, злобу и коварство. Теперь это не таинственный
символ, внушающий страх и преклонение, а живая пти¬
ца, вызывающая отвращение и насмешку своей урод¬
ливостью.
Прием «оживления» геральдической птицы, лишаю¬
щий ее какой бы то ни было таинственности и значитель¬
ности, эффектный пародийный образ мучающегося сом¬
нениями двуглавого орла, четкая организация всего
материала на основе определенной сюжетной канвы, кас¬
кад остроумных и часто неожиданных эпитетов, сравне¬
ний, исторических параллелей, тонкая ирония и убийст¬
венный сарказм таков разнообразный арсенал средств
публицистической выразительности, мастерски приме¬
ненный Анатолием Васильевичем лишь в одном сравни¬
тельно коротком произведении К
1 Памфлет А. В. Луначарского «Сомнения двуглавого орла» см.
на стр. 65—71 данной книги.
28

Перед нами отчет о первомайском празднике. Обык¬
новенный, казалось бы, репортерский отчет. И в то же
время совсем необыкновенный.
Необычный праздник: первый Первомай в Петрогра¬
де при Советской власти, которой не исполнилось еще
и полугода,
Необычный репортер: народный комиссар, видный
деятель большевистской партии, человек громадной эру¬
диции и культуры, тонкий наблюдатель, яркий публи¬
цист А. В. Луначарский.
Необычный репортаж: впечатления непосредственно¬
го организатора и участника праздника, оратора, пред¬
ставлявшего правительство молодого рабоче-крестьян¬
ского государства и партию рабочего класса перед раз¬
ноликой праздничной толпой, прожившего этот день од¬
ной с нею жизнью.
Посмотрим, как написан репортаж, что вместилось в
рамки обычного, будничного газетно-журнального жан¬
ра. Начнем с заголовка: «Первое мая, 1918-й...». Уже в
самом его построении заложен глубокий смысл. У чи¬
тателя невольно возникает мысль о первом советском
Первомае в длинном и нерушимом строю будущих пер¬
вомайских праздников первой в истории Республики Со¬
ветов. Репортаж создает у читателя ощущение празд¬
ничности и оптимистичности, значительности и новизны,
силы и уверенности. Это достигается самыми простыми
средствами, без какой бы то ни было напыщенности и
ложной торжественности. Луначарский добивается тако¬
го эффекта при помощи точно найденных и публицисти¬
чески великолепно вылепленных деталей, картин, отли¬
чающихся большой изобразительной силой и глубокой
политической мыслью. Вот одна из таких деталей, явля¬
ющаяся заключительным аккордом репортажа и выра¬
жающая политическую сущность праздника. Луначар¬
ский лаконично рисует картину вечернего праздничного
Петрограда:
«Вечером началась изумительная борьба света и
тьмы. Десятки прожекторов бросали световые столбцы
и белыми мечами скользили в воздухе.
Их яркий луч ложился на дворцы, крепости и кораб¬
ли, мосты и вырывал у ночи то одну, то другую красу
нашего пленительного северного Рима.
Взвивались ракеты, падали разноцветные звезды.
Фонтаны и клубы дыма в странной и бледной игре
лучей создавали целую поэму, целую симфони^э огня и
29

мрака во всех переливах светотени и доводили впечат¬
ление до какой-то жуткой величавости. Гремели салюты
с Петропавловской крепости» К
В этих строках не просто изобилие метафор, а строго
продуманная система их: они раскрывают образ рево¬
люционного, советского Петрограда, стоящего на грани¬
це тьмы и света, на границе двух миров — рушащегося
капитализма и возникающего социализма. Завершающее
звено этой системы метафор — гром пушек Петропав¬
ловской крепости, когда-то бывшей мрачным казематом
для многих поколений революционеров, а ныне салюту¬
ющей революционному Питеру, социалистическому делу.
Эта картина нужна Луначарскому не сама по себе, а
для выражения глубокой сущности политических и со¬
циальных перемен в стране.
«Да, празднование Первого мая, — пишет Луначар¬
ский, — было официальным.
Его праздновало государство.
Мощь государства сказывалась во многом.
Но разве не упоительна самая идея, что государство,
досель бывшее нашим злейшим врагом, теперь — наше
и празднует Первое мая, как свой величайший празд¬
ник?..
Но, поверьте, если бы это празднество было только
официальным, — ничего, кроме холода и пустоты, не по¬
лучилось бы из него.
Нет, народные массы, Красный Флот, Красная Ар¬
мия — весь подлинно трудящийся люд влил в него свои
силы. Поэтому мы можем сказать:
«Никогда еще этот праздник труда не отливался в
такие красивые формы»»2.
В репортаже Луначарского первомайский праздник в
Петрограде предстает как праздник «гиганта зрителя о
сотнях тысяч голов», праздник освобожденного народа,
открывшего светлую страницу истории человечества,
творца новых социальных ценностей и законного наслед¬
ника сокровищ мировой культуры. В зале Дома Рабоче-
Крестьянской Армии Луначарский видит «демократиче¬
скую публику, в которой так редка примесь интеллиген¬
ции и которая умеет тем не менее так интеллигентно
слушать исторические концерты или лекции по истории
1 А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления. М., 1968,
стр. 211.
2 Тал^ же, стр. 212.
30

философии». Трогательным вниманием этих новых слу¬
шателей «давно уже пленены сердца всех артистов,
имевших счастье выступить перед ними». Он отмечает,
что то же самое видел «на Фондовой бирже, где на сим¬
фонический концерт матросов собралось тысячи две
народу». Луначарский свидетельствует о глубоко ува¬
жительном отношении трудового люда к богатствам
культуры, хозяином которых он стал в результате рево¬
люции.
И еще одно замечательное качество есть у репорта¬
жа Луначарского. В нем не только ощущение празднич¬
ности и величия совершающихся в стране перемен, но и
суровое дыхание того грозного времени с его безмерны¬
ми трудностями, напряжением и драматизмом борьбы.
Луначарский идет по городу как активный участник
праздника, выступает с речами то в одной аудитории, то
в другой. «Я, — пишет он, — делюсь с ними впечатле¬
ниями от нашего великого праздника. Легко праздно¬
вать, говорю я, когда все спорится и судьба гладит нас
по головке. Но то, что мы — голодный Петроград, полу-
осажденный, с врагами, таящимися внутри него, — мы,
несущие на плечах своих такое бремя безработицы и
страданий, гордо и торжественно празднуем, — это по
чести — настоящая заслуга» К
Луначарский наглядно показал, как много может
вместить обыкновенный, будничный репортаж, какие
возможности таятся в этом жанре.
Анатолий Васильевич часто выступал устно и пись¬
менно, в любой обстановке и перед любой аудиторией по
вопросам внутренней политики. Он пропагандировал по¬
литику партии и правительства, популяризировал ленин¬
ские идеи, боролся за их осуществление. Показателен
такой пример. 2 января 1923 г. В. И. Ленин написал
статью «Странички из дневника». 4 января 1923 г. она
была опубликована в «Правде». На другой день, 5 ян¬
варя, ее перепечатали «Известия» со следующим редак¬
ционным примечанием: «Ввиду чрезвычайного значения
и интереса, какой представляет эта статья тов. Ленина...
для широких масс читателей, редакция считает необхо¬
димым перепечатать ее полностью в «Известиях
вцик»».
В том же номере и на той же странице газета поме¬
стила статью Луначарского «Товарищ Ленин о задачах
1 А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 210.
31

просвещения» К Она была оперативным откликом и де¬
ловым комментарием на статью В. И. Ленина, в которой
Владимир Ильич, как известно, широко и глубоко ста¬
вил вопросы народного образования, показывал, если
использовать его же выражение, «какая уйма работы
предстоит нам теперь для того, чтобы на почве наших
пролетарских завоеваний достигнуть действительно
сколько-нибудь культурного уровня» 2. Ленин указывал:
«Надо, чтобы мы не ограничивались этим бесспорным,
но слишком теоретическим положением. Надо, чтобы
при ближайшем пересмотре нашего квартального бюд¬
жета мы взялись за дело и практически»3. Это основное
положение ленинских «Страничек из дневника» Луна¬
чарский сделал центром своей статьи.
Сначала Анатолий Васильевич говорит об общем
значении ленинских статей, характеризуя их как «пода¬
рок и партии, и России, а иногда — и очень часто — все¬
му миру, тому новому миру, который в муках рождает¬
ся теперь»4. Затем он переходит к характеристике статьи
«Странички из дневника», заявляя, что она представляет
собой «подарок аппарату народного просвещения в Сою¬
зе советских республик», что факт ее опубликования и
сам ее характер явятся причиной того, что «радостный
переполох развернется по всей России, где только най¬
дется человек, умеющий рассказать об этой статье».
В трех коротких газетных абзацах публицист дал
принципиальную оценку ленинской статьи, социальных
сил, «аппарата», которому предстоит работать над осу¬
ществлением намеченной Владимиром Ильичем про¬
граммы. Основную задачу, поставленную Лениным
«в первый угол», Луначарский определяет четко и лако¬
нично как «задачу массового просвещения и создания
материальной базы под ним».
Выводы ленинской статьи Луначарский связывает с
решениями съезда партии и съезда Советов, с задачами
текущей работы по народному просвещению, с обстанов¬
кой творческого подъема в стране и массовой тяги к
образованию и культуре. Он рисует эту обстановку в
следующих проникновенных словах:
1 Статью А. В. Луначарского см. на стр. 77—79 данной книги.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 364.
3 Там же. ’
4 «Чудесная сила (материалы из газеты «Известия»)». М., 1968,
стр. 62.
32

«Зная, как необыкновенно благодарно, порою даже
энтузиастически благоверно, относится неизбалованное
русское учительство ко всякому знаку внимания, я ду¬
маю, статья Владимира Ильича вызовет подлинный
взрыв энтузиазма среди работников просвещения. Почва
здесь невероятно благодарная, и черноземны не только
сами рабоче-крестьянские массы, которые так жадно
раскрыты для семени знания, не только растущая в ре¬
волюционную эпоху детвора, не только наша изумитель¬
ная героическая молодежь, хлынувшая теперь в ауди¬
тории и лаборатории, рабфаки и высшие учебные заве¬
дения, но и само учительство, даже известная часть
молодой профессуры, даже не столь редкие элементы
аполитической старой профессуры, начинающей прони¬
каться сознанием глубокой торжественности и всемирно-
исторической значительности того переворота, который
вначале был непонятен им» К
Через пять дней, 10 января 1923 г., Народный комис¬
сариат просвещения, возглавляемый Луначарским, на¬
правил отделам народного образования радиограмму,
в которой предлагал широко распространить ленинскую
статью «Странички из дневника» и разработать конкрет¬
ные мероприятия по выполнению содержащихся в ней
указаний.
Есть у Луначарского небольшой очерк «Опять в Же¬
неве». Он был напечатан в газете «Комсомольская прав¬
да» 13 декабря 1927 г. Сюжет его очень прост. Анатолий
Васильевич в конце 1927 г. приехал в Женеву в составе
советской делегации на 4-ю сессию Подготовительной
комиссии к конференции по разоружению и вспомнил,
как он приезжал сюда и жил здесь раньше, много лет
назад, в конце прошлого и в начале нынешнего века.
Луначарский обходит знакомые места и рассказывает
читателю о встречах с Лениным, Плехановым, Круп¬
ской, о работе в редакции газеты «Вперед» и о многом
другом. В его воспоминаниях, как всегда интересных, —
необыкновенно живые и точные портретные характери¬
стики, тонкие наблюдения, яркие бытовые картинки и
детали. Но особый интерес и прелесть, удивительную
теплоту и глубокую лиричность придает им тот способ
публицистической организации материала, который уда¬
лось найти Анатолию Васильевичу. Он обращается к
молодежи как человек, проживший «порядочно десяти¬
1 «Чудесная сила (материалы из газеты «Известия»)», стр. 65.
2 Зак. 3634 33

летий» и потому знающий, «что такое воспоминание о
прошлом», и могущий рассказать молодежи о его значе¬
нии и силе. Луначарский начинает очерк в стиле непри¬
нужденной задушевной беседы о том, как «появляется
в сознании совершенно своеобразный феномен», когда
через очень много лет приезжаешь в город, бывший сви¬
детелем крупных переживаний в твоей жизни. «...Вдруг,
когда вы ходите, — пишет Анатолий Васильевич, — по
площадям, улицам и переулкам такого полузабытого
города, когда он воскресает перед вами в действитель¬
ности, вдруг что-то сдвигается внутри вас, и рядом с
теми, кто ходит и ездит сейчас по городу, воскресают
перед вами отсутствующие, может быть, уже не живу¬
щие на земле, — былое вырастает перед вами на фоне
действительности и крепко хватает вас за сердце... И это
неожиданно ярко воскресшее прошлое всегда кажется
приятным, родным, всегда кажется каким-то другом, вер¬
нувшимся из далекого-далекого путешествия...
И вместе с тем всегда в таком воспоминании есть
своя горечь не только потому, что человек стареет, а про¬
сто вследствие какой-то особенно непосредственной яс¬
ности природы времени и его бега» К
Луначарский строит рассказ на контрастах и сопо¬
ставлениях, на внезапных и неожиданных, но всегда мо¬
тивированных и оправданных переходах из настоящего
в прошлое, от одного воспоминания к другому, от одной
подробности к другой и т. д. Этим в сочетании с эмо¬
циональностью и красочностью описаний, покоряющей
доверительностью интонации, с какой он приглашает
юного читателя в мир своих чувств и переживаний, автор
достигает намеченной цели: перед молодым человеком
действительно раскрывается то, что ему еще только пред¬
стоит пережить, перечувствовать и понять на личном
опыте в будущем.
Основные средства публицистической выразительно¬
сти в очерке «Опять в Женеве» — эмоциональность, об¬
разность, композиция.
Публицистическое мастерство Луначарского в послед¬
ние годы его жизни достигло высшего расцвета, обрело
наибольшую силу и отточенность, обогатилось новыми
чертами. Вероятно, на одно из первых мест среди них
надо поставить поразительное умение сочетать широту
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики. М., 1959, стр. 180—181.
34

публицистического изображения и глубину мысли с ред¬
кой лаконичностью изложения. Интересен с этой точки
зрения такой пример. В 1931 г., в героическое время
первой пятилетки, Луначарский в одном из своих пуб¬
лицистических выступлений несколько строк посвятил
характеристике советского образа жизни. Была дана
картина, полная оптимизма, значительности и правды.
«Наше время чрезвычайно серьезно, — писал Анато¬
лий Васильевич.—Оно серьезно в своей радости пото¬
му, что основание нашей радости — это сознание посте¬
пенной победы на трудных и решающих путях, по кото¬
рым идет наша страна. Оно серьезно в своем труде
потому, что труд этот — напряженный и целью его яв¬
ляется не только заработок куска хлеба, а построение
нового мира, разрешение задачи, важной для всего че¬
ловечества. Оно серьезно в своих скорбях опять-таки
потому, что скорби наши — не мелкие обывательские
огорчения, а какие-нибудь «неприятности», большие про¬
машки, препятствия или потери на этом тяжелом и
славном пути» !.
Как автору удалось добиться большого публицисти¬
ческого эффекта таким малым количеством слов? Рас¬
смотрим композицию приведенного отрывка. Сначала
автор выдвигает тезис: «Наше время чрезвычайно серь¬
езно». В последующих трех фразах происходит его пуб¬
лицистическое наполнение. Для этого Луначарский
пользуется публицистической формулой «радости —
труд — скорби». Каждый из трех элементов композиции
подразделяется в свою очередь еще на два, которые на¬
ходятся в диалектическом единстве друг с другом:
первый — на «победа и трудность пути к ней»;
второй — на «труд для личного заработка и труд ра¬
ди построения социализма»;
третий — на «огорчения обывателей и скорби строи¬
телей социализма».
Способность и привычка видеть и мыслить широко и
глубоко помогли Луначарскому быстро отыскать наибо¬
лее экономную и впечатляющую форму для того, что он
хотел сказать. Найти ее было необходимо, ибо публици¬
стический образ и публицистическая мысль нуждаются
для своего выражения в определенной композиции, в
точной языковой и стилистической структуре. Но так как
содержание и форма неотделимы друг от друга, то, чем
} А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, М.; 1964, стр. 519.
2* 35

выше и богаче первое, тем более гибкой и совершенной
должна быть вторая.
Этот пример наглядно показывает, что публицисти¬
ческое выступление достигает своей цели не напыщенны¬
ми и витиеватыми мудрствованиями, не хитроумными
литературными украшениями, а проникновением в диа¬
лектическую сложность, противоречивость и многогран¬
ность действительности, правдивым ее отображением,
умением уловить и объяснить читателю ее ведущие тен¬
денции, простотой и ясностью языка и стиля, лаконич¬
ностью изложения. Последняя не просто краткость, а
концентрированность мысли и образов. В этом смысле
роль формы, т. е. композиции, языка, стиля, поистине
огромна.
Луначарский в совершенстве владел приемом публи¬
цистического контрастирования. Приведем отрывок из
написанного им в 1932 г. для газеты «Вечерняя Москва»
репортажа с Женевской конференции по разоружению:
«2 февраля началась конференция по разоружению.
Отдаленным аккомпанементом к той прославляющей
мир музыке, которой сегодня полна Женева, служат
треск пулеметов в Шанхае, взрывы бомб в Нанкине и
стоны раненых и умирающих.
Но не пугайтесь: мир не нарушен. Войны никакой
нет... Япония хотя и наносит смертельные удары своему
великому соседу, но... она проливает кровь без объявле¬
ния войны. Китай, обиженный, доведенный до бешенства,
отвечает как может. Но и китайское правительство пол¬
но такта: оно не объявляет войны.
И все же трагический шум, который чуткому поли¬
тическому уху слышен из Женевы, чертовски напоми¬
нает шум самой настоящей войны.
Но в самой Женеве, в старинном соборе Св. Петра
все делегации собрались, чтобы послушать ангелическую
музыку самого католического из всех новых классиков:
композитора Цезаря Франка. Орган и хоры исполняют
ораторию «Блаженство». Эта оратория изображает...
«на земле мир и в человецех благоволение»...
Но это происходит в соборе Петра.
А если вы прислушаетесь к тому «хоралу», в который
сливаются мнения государственных людей и приветст¬
вия прессы, то вы сразу заметите, что «в человецех»
весьма мало «благоволения» по отношению к конфе¬
ренции...
Словом, этот хвалебный хор... склоняется к тому, что
36

конференция вряд ли причинит маленькое благо, но,
весьма вероятно, причинит большое зло»
В этом маленьком отрывке целая цепь контрастов:
созыв конференции по разоружению и фактическое на¬
чало войны в Азии, гибель и страдания миллионов лю¬
дей и дипломатический иезуитизм «необъявленной вой¬
ны», благостная музыка оратории Цезаря Франка и да¬
леко не благие намерения участников конференции,
«разоружительная» шЦрма конференции и ее деловая,
отнюдь не миротворческая суть. Цепь контрастов ис¬
пользована не случайно: это тщательно продуманное и
строго логичное публицистическое построение. В каж¬
дом звене ее виден хорошо рассчитанный журналистский
ход, публицистический прием, до предела обнажающий
объективное содержание описываемых событий и фактов.
В первом звене — простое сопоставление двух фак¬
тов, известных каждому человеку, читающему газеты.
Во втором — противопоставление действительной карти¬
ны фактически ведущейся войны отражению ее в бур¬
жуазной дипломатии. В третьем — лаконичное изобра¬
жение жизни и работы буржуазных дипломатов, при¬
выкших под «миротворческую» музыку обдумывать, как
бы половчее осуществить империалистические замыслы
своих правительств. В четвертом — как бы возвращение
к первому звену, но читатель всей цепью контрастов уже
подведен к мысли: война — вот истинная забота буржу¬
азной дипломатии, а «разоружительные» речи лишь
удобное прикрытие этого.
Характерно, что автор не прибегает ни к каким сен¬
тенциям. Он пользуется только фактами, умело группи¬
руя их при помощи метода контрастирования, искусно
создавая «мост» от одного к другому и оставляя в то же
время читателю широкий простор для размышления.
Луначарский любил и умел пользоваться приемом
исторической и литературно-художественной аналогии.
Она служила ему стержнем публицистической характе¬
ристики рассматриваемых им социальных явлений. Ког¬
да в Германии в 1933 г. к власти пришел фашизм, Лу¬
начарский написал памфлет «Бесы», основным средством
публицистической выразительности в котором была
двойная аналогия: историческая и литературно-художе¬
ственная. Для разоблачения социальной сущности гер-
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики, стр. 364—367.
37

майского фашизма Анатолий Васильевич воспользовал¬
ся образным строем романа Ф. М. Достоевского «Бесы»,
но «переадресовал» содержащиеся в нем характеристики
и сообщил иное направление его обличительной силе.
Достоевский, как известно, пытался найти «бесовский
мир» там, где его в действительности не было, — в лаге¬
ре тогдашних русских революционеров. «Когда, — пишет
по этому поводу Луначарский, — в период своего край¬
него озлобления и духовного одичания Федор Достоев¬
ский решил нанести в угоду покровительствовавшей ему
реакции самый свирепый удар по русскому революци¬
онному движению, он написал свой знаменитый роман
«Бесы».
Этот роман представляет собой сплошную клевету,
поскольку он старается охарактеризовать тогдашнее,
хотя бы даже недоразвитое и страдавшее многими не¬
достатками, мелкобуржуазное подпольное революцион¬
ное движение.
Достоевский или вовсе не знал революционеров или
сознательно лгал на них» К
Здесь публицистическая мысль Луначарского подхо¬
дит к самому важному пункту его памфлета: картина,
нарисованная Достоевским, была неуместной и клевет¬
нической по отношению к одному социальному явлению
прошлого века, но она вполне уместна и точна по отно¬
шению к другому социальному явлению текущего века.
«То, — пишет Луначарский, — что было неверно отно¬
сительно зачаточной революции в России, было совер¬
шенно верно относительно господствующей сейчас реак¬
ции в Германии.
Да, бесы. Словно из какой-то черной, смрадной безд¬
ны поднялись некультурные, дикие люди. Словно ка¬
кая-то отрыжка давно прошедших веков варварства
вдруг отравила атмосферу великой страны» 2
Аналогия между гитлеровской Германией и образами
романа «Бесы» нужна была Луначарскому для того,
чтобы показать «бесовский характер германского фа¬
шизма». Но в этом заключалась лишь половина задачи,
связанная с литературной аналогией. Другая, еще более
важная часть задачи требовала развития литературной
аналогии в историческую. Публицист сравнивает поло¬
1 А. В. Луначарский, Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики, стр. 402,
2 Там же.
38

жение и поведение господствующих эксплуататорских
классов минувшего и настоящего веков и при помощи
этого подводит читателя к пониманию чрезвычайно важ¬
ной исторической закономерности: господствующие экс¬
плуататорские классы всегда стремятся приписать своим
противникам те черные качества, которые характеризу¬
ют их самих. Они не останавливаются перед тем, чтобы
оклеветать и очернить идеалы и вдохновляющуюся эти¬
ми идеалами деятельность революционеров.
Но времена меняются. Неумолимый ход истории раз¬
облачает клеветников. И картина, нарисованная боль¬
ным воображением крупного русского художника, каким
был и остается Достоевский, со временем становится
зловеще точным изображением того, что происходит в
лагере трепещущих перед социалистической револю¬
цией господствующих эксплуататорских классов нынеш¬
него века, в лагере буржуазии.
История позаботилась о том, утверждает Луначар¬
ский, чтобы обличительный пафос Достоевского нашел
свой истинный, действительный и прямой адрес. Отправ¬
ленное оружие художественного слова, нацеленное экс¬
плуататорским строем в сердце революции, обратилось
против него самого.
Полны оптимизма и веры в будущее заключительные
слова памфлета:
«Может быть, бесы покружатся еще не только над
Германией; может быть, закружатся бесы разные, будто
листья в ноябре, над многими странами беспросветной
буржуазной осенью, студеной буржуазной зимой, кото¬
рая постепенно замораживает и капиталы, и капитали¬
стов, не говоря уже об их жертвах. Но ничто не остано¬
вит пролетарской весны!» 1 Теперь, почти через сорок
лет, эти слова, правота которых подтверждена историей,
воспринимаются как пророческие.
Анатолий Васильевич был большим мастером поли¬
тического портрета. Его перу принадлежит множество
выразительных портретных характеристик политических
деятелей первой трети XX в. Они представлены в раз¬
личных жанрах. Это и памфлет «Раймон Пуанкаре», и
портретные миниатюры, вкрапленные в текст отдельных
произведений, и пр. Своеобразный публицистический
групповой портрет участников сессии Подготовительной
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики, стр. 406.
39

комиссии к конференции по разоружению дал Луначар¬
ский в корреспонденции «Большой русский день», напе¬
чатанной в «Правде» 16 декабря 1927 г.:
«Оглядываясь вокруг в своем стеклянном, зале так
называемого «садового» павильона, можно было видеть
целый ряд интересных голов.
Вот председатель Лоудон, голландский посланник в
Париже, красивый пожилой человек с лицом англосак¬
сонского типа, опирающийся с некоторым нетерпением
на свой председательский деревянный молоток.
Вот рядом с ним характерная голова и худое лицо
секретаря Мадарьяги, ни дать ни взять похожего на ас¬
кетических монахов испанского художника Зурбарана,
Вот лицо совершенно иного порядка: улыбающееся «ко¬
стромское» лицо Альберта Тома. Другой француз, другой
социалист приблизительно того же колорита и калиб¬
ра — Поль Бонкур, первый тенор Лиги наций, сидит за
столом с лицом актера под синеватыми вьющимися гус¬
тыми сединами.
Вот маленький и невзрачный Бенеш, а вот предста¬
вительный Политис — хороший юрист, грек, донесший до
Лиги наций утонченное плутовство афинских софистов.
Вот одна из оригинальнейших фигур совещания: до¬
вольно грузный старик, всем обликом своим, маленьким
носом между двумя толстыми щеками, очками, съезжаю¬
щими на самый конец этого носа, широкими воротничка¬
ми и всей повадкой живо напоминающий джентльменов
диккенсовской эпохи. Это лютый враг Советской России
господин Мак-Нейль, ныне лорд Кешендун, руководитель
английской делегации» К
Эти строки мог написать только человек большой
эрудиции, культуры и политического опыта, знаток ми¬
ровой истории, литературы, живописи, тонкий и острый
наблюдатель, талантливый публицист. В созданной им
миниатюре четко нарисован каждый индивидуальный
портрет, а все вместе они складываются в собирательный
портрет европейской буржуазной дипломатии, какой она
была в период между двумя мировыми войнами. По¬
прежнему распоряжаясь судьбами народов, она уже
лишена могущества и величия своего прошлого — дип¬
ломатии Англии XIX в., Испании XVII в., Древней Гре¬
ции. Она еще обладает сокровищами мировой культуры,
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики, стр. 190—191.
40

но берет из них то, в чем нуждается буржуазия XX в.,
например «утонченное плутовство афинских софистов».
Европейская дипломатия еще занимается серьезными
делами, но они все больше напоминают театральное
представление, а их участники — актеров, вроде похоже¬
го на аскетического католического монаха Мадарьяги,
«первого тенора Лиги наций» Поля Бонкура или лорда
Кешендуна, прячущего под маской джентльмена диккен¬
совской эпохи лицо лютого врага Советской России. Это
осколки прошлого, но они еще способны посеять паци¬
фистские иллюзии, под прикрытием которых мир может
быть ввергнут в пламя новой войны, как это очень скере
и случилось.
и * *
В литературном наследии Луначарского множество вы¬
сказываний о публицистике и публицистах. Они метки,
остроумны, оригинальны. Но вероятно, самым важным и
существенным достоинством их является то, что они
оставляют впечатление нерасторжимого, органического
единства теоретических представлений Анатолия Василь¬
евича о публицистике с его творческой практикой. Как
в своих суждениях, так и в практической деятельности
он постоянно сближал публицистику с искусством, нау¬
кой, политикой. Все они, по его убеждению, чтобы слу¬
жить партии, рабочему классу, трудящимся, должны
быть в тесном союзе, так как хотя и разными средствами,
но решают одни и те же высокие и благородные задачи.
Незадолго до смерти Луначарский написал статью
«Мысли о мастере». Она была напечатана в «Литератур¬
ной газете» и поэтому, естественно, обращена прежде все¬
го к писательской аудитории. Но содержание ее имеет
прямое отношение и к публицистам. Для журналиста,
труд которого во многом родствен труду писателя, очень
интересны высказывания Анатолия Васильевича о том,
какими качествами должен обладать подлинный мастер
пера, о сущности и значении литературного мастерства,
о соотношении литературной формы и идейного содержа¬
ния и пр. 1
Сам Луначарский был мастером в самом глубоком
понимании этого слова. До последнего вздоха он сохра¬
1 Статью «Мысли о мастере» см.: А. В. Луначарский. Собр. соч.,
т. 1, стр. 555—563; его oice. Статьи о советской литературе. М., 1958,
стр. 101—110.
41

нил блеск своего таланта и силу мастерства, осуществ¬
ляя один творческий замысел за другим.
Луначарский оставил глубокие, меткие и яркие ха¬
рактеристики творчества многих выдающихся публици¬
стов. Он называл А. И. Герцена «великим отцом про¬
грессивной мысли в России» *, «несравненным художни-
ком-публицистом»2, высоко ценил «освобождающую
силу этого до дна свободного гения» 3, призывал «учить¬
ся у Герцена страстному, личному, кровному отношению
к общественности»4. С величайшим уважением Анато¬
лий Васильевич относился к Н. Г. Чернышевскому, счи¬
тая его «крупнейшим из предтеч коммунизма в нашей
стране» 5, видя в его произведениях «такое проникнове¬
ние в сущность социальной жизни, такой глубокий ана¬
лиз, который поднимает самостоятельную мысль Чер¬
нышевского почти до уровня марксистской мысли, не¬
смотря на то, что базой для него была отсталая
Россия» 6. Вслед за Н. К. Крупской он находит много
общего между Лениным и Чернышевским, «общее и в
ясности слога, и в подвижности речи, которая соответ¬
ствовала громадной подвижности мысли, в широте и
глубине суждений, в революционном пламени, который
никогда, однако, не перерождался в трескучую фразу,
в этом соединении огромного содержания и внешней
скромности, и, наконец, в моральном облике обоих этих
людей» 7.
Луначарский не раз высказывался о М. Горьком как
художнике и публицисте. Он говорил, что «Горький —
писатель-политик. Он — самый большой писатель-поли¬
тик, какого до сих пор носила земля. Это потому, что
никогда еще земля не носила на себе такой гигантской
политики»8, что «Горький — огромной талантливости
рабкор, пришелец из мира труда»9, «величайший раб¬
селькор, человек, принесший нам жгучую корреспонден¬
цию из мира, до сих пор ни разу не обретавшего столь
красноречивого голоса» 10.
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 1, стр. 129.
2 Там же, стр. 131.
3 Т*ам же, стр. 130.
4 Там же, стр. 131.
5 Там же, стр. 229.
6 Там же.
7 Там же, стр. 230—231.
8 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, стр. 86.
9 Там же, стр. 56.
10 Там же, стр. 55.
42

В работе «Писатель и политик», в которой основным
средством публицистической выразительности является
политическая мысль, Луначарский разрабатывает тему,
над искажением и извращением сущности которой так
много поработали буржуазные идеологи и публицисты.
Они изо всех сил пытались представить, что художест¬
венная литература и политика несовместимы, что писа¬
тель и политик — антиподы. Анатолий Васильевич дает
прямо противоположное, марксистское решение пробле¬
мы, опираясь при этом на замечательнейший пример
А. М. Горького.
Уже в самом заголовке прямо формулируется про¬
блема, которой посвящена статья: о соотношении лите¬
ратуры и политики, о социальной роли искусства. И в
первом же абзаце просто, лаконично и точно высказана
главная мысль, которая развивается потом на протяже¬
нии всей статьи:
«Мы, марксисты, знаем, что всякий писатель является
политиком. Мы знаем, что искусство есть могуществен¬
ная форма идеологии, которая отражает бытие отдель¬
ных классов и в то же время служит им орудием само¬
организации, организации других подчиненных классов
или таких, которых они хотят подчинить, и дезорганиза¬
ции враждебных. Мы, марксисты, знаем, что даже те
писатели, в произведениях которых на первый взгляд* и
в лупу не найдешь политики, на самом деле являются
политиками»
Далее Луначарский разбирает разновидности «писа-
телей-политиков, отрицающих всякую политику». Одни
из них (сознательно или бессознательно) развлекают
публику пустяками, уверяя, что стоят вне политики. Но
на деле они выполняют политическую задачу, отвлекая
массы от серьезных проблем жизни. Такое искусство —
«развлекающее», «отвлекающее» — Анатолий Василье¬
вич метко и образно характеризует как «крупное поли¬
тическое оружие для карнавального утешения толпы,
которой, быть может, очень и очень не хватает хлеба»2.
Другая разновидность такого писателя — романтик,
который «провозглашает пассивность самой высшей муд¬
ростью и благороднейшей чертой духовной аристокра¬
тии. Он призывает к отказу от борьбы и строительства,
он зовет уйти в мечту и насладиться вместе с ним без¬
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, стр. 83.
2 Там же.
43

граничностью сил человеческого воображения» *. Но это
тоже политика, говорит Луначарский, — «политика, в
большинстве случаев проводимая слабохарактерными
представителями мелкой буржуазии». Она не может не
найти себе «снисходительного одобрения со стороны гос¬
подствующих классов, которые крепко держатся за дей¬
ствительность».
Автор статьи подводит читателя к единственно вер¬
ному выводу:
«Да, одни ведут политику, отрицая ее на словах, по¬
тому что так оно хитрее, так легче добиться своих целей.
Другие ведут политику, не подозревая этого, искренней¬
шим образом считая себя далекими от всякой полити¬
ки»2. И здесь Луначарский формулирует один из цен¬
тральных пунктов марксистско-ленинского понимания
искусства, его социальной роли, его громадного полити¬
ческого значения, его партийности, которую одни классы
старательно скрывают, а другие, наоборот, открыто про¬
возглашают.
«Всякий класс, — говорится в статье, — защищает
свои интересы, но не всякому классу выгодно в этом со¬
знаться. Классы, интересы которых явно противоречат
интересам огромного большинства, стараются защи¬
щаться, пользуясь всяким прикрытием, и искусство яв¬
ляется для них хорошим политическим оружием именно
постольку, поскольку им можно прикрыть свои хищные
намерения.
Совсем в другом положении оказывается класс, кото¬
рому нечего скрывать свои интересы, потому что. они
совпадают с интересами огромного большинства челове¬
чества»3. ,
Так Луначарский вскрывает глубочайшие объектив¬
ные причины, обусловливающие коренную противопо¬
ложность буржуазного и пролетарского толкований со¬
отношения политики с искусством. А далее он не только
убедительно доказывает партийность, политический ха¬
рактер всякого искусства, но и подчеркивает новое ка¬
чество той политики, которую проводит рабочий класс,
его партия — партия коммунистов.
Эта политика, пишет Луначарский, имеет громадное
значение для развития литературы, она «непременно со¬
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, стр. 83.
2 Там же, стр. 84.
3 Там же.
44

здаст и гигантскую литературу. Эта гигантская литера¬
тура уже начинает расцветать...» К Ее представляют со¬
ветские писатели и крупнейший среди них — А. М. Горь¬
кий. У них естественна и органична теснейшая связь
художественного творчества с публицистикой, с полити¬
ческой деятельностью.
Луначарский, изучая произведения Горького, рас¬
смотрел проблему соотношения художественного и пуб¬
лицистического творчества. Он писал: «Нашим худож¬
никам нечего бояться быть публицистами в своих худо¬
жественных произведениях в том ли смысле, что сами
образы их насыщены определенным идейным зарядом,
или в том- смысле, что их идеи не вмещаются в образы,
что рядом с тканью образного рассказа они дают жгу¬
чую агитационную речь, обращенную к читателю, в том
ли смысле, что писатель, обычно выступающий как ху¬
дожник, пишет письма обществу как публицист, как на¬
родный трибун.
Нам этого нечего бояться, ибо наш художник никак
не может чувствовать себя приниженным от того, что он
окажется очень близким к жизни и напоенным ее сила¬
ми. Наоборот, приниженным кажется ему тот худосоч¬
ный художник, который далек от жизни, в котором не
бьются полным пульсом ее живые соки» 2.
В произведениях Анатолия Васильевича можно най¬
ти и обстоятельные, и лаконичные, но одинаково глубо¬
кие и выразительные характеристики многих других
публицистов — М. Е. Салтыкова-Щедрина, В. Г. Коро¬
ленко, Г. И. Успенского, В. В. Воровского, М. С. Ольмин¬
ского и др.
И конечно же, Луначарский с большой любовью,
часто и неизменно очень интересно писал о публицисти¬
ческой деятельности В. И. Ленина. Его характеристика
публицистического стиля Владимира Ильича, безуслов¬
но, является одной из лучших в нашей литературе. Лу¬
начарский говорил, что «стиль Ленина, как публициста,
определяется двумя основаниями. Во-первых, Ленин —
человек, который убеждает... Каждая его статья есть
определенного рода лекция, доклад, реферат, аргумен¬
тация, которая должна оставить после себя определен¬
ный след, изменить определенным образом настроения,
выводы, мнения той аудитории, к которой он обращался...
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, стр. 86.
2 Там же, стр. 84—85.
45

Кроме того, Ленин хочет быть понятным возможно
большим массам,..
Может быть, на этих коренных основаниях можно
было бы построить нечто вроде учения о ленинском сти¬
ле, убеждающем стиле, полемически широком, популяр¬
ном... в стиле Ленина есть вместе с тем публицистиче¬
ский стиль пролетариата в его лучшей форме» К
Анатолий Васильевич очень ярко и точно отметил
огромную силу воздействия публицистического слова
Ленина, превосходство его стиля над стилем идейных и
политических противников.
А. В. Луначарский с честью прошел ленинскую шко¬
лу публицистики, усвоил ее уроки и по праву занял мес¬
то среди крупнейших партийных публицистов. Мастер¬
ство его высоко и многогранно. Оно должно быть пред¬
метом внимательного и глубокого исследования, служить
средством воспитания и обучения советских журна¬
листов.
1 «Ленин — журналист и редактор», стр. 333—335.

А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
О ЖУРНАЛИСТИКЕ
И ЖУРНАЛИСТАХ
ЛЕНИН КАК РЕДАКТОР1
...Несомненно, самым крупным работником не только по
своей политической подготовленности, по своему авто¬
ритету, по своему трудолюбию, журналистской хватке,
по количеству работы и по количеству результатов, ко¬
торые эта работа давала, — был Владимир Ильич. «Впе
ред» и «Пролетарий» — это были органы прежде всего
Владимира Ильича. Большинство статей были написаны
им. Большинство корреспонденций, обработок, заметок
писалось им, и мы трое остальные — Ольминский, я и
Орловский *, вероятно, создали не более трети всего
содержания номеров, а две трети, приблизительно,
кроме корреспонденций, которые, конечно, переделыва¬
лись, все основное было результатом работы Владимира
Ильича.
Владимир Ильич кипел политически. Таким он и
остался до конца своих дней. Он с жадностью искал, на
что опереться, на какой факт. Он требовал, чтобы были
скорее расшифрованы известия из России и с жадностью
набрасывался на них. И сейчас же небольшое известие,
суммарные данные того, что делается в стране, давали
ему повод к замечательным обобщениям и он тут же
перед нами развертывал, что это значит. «О чем это го¬
ворит» — как он любил выражаться. И мы чувствовали,
как в его необыкновенном мозгу каждая мелочь пред¬
ставляется центром, вокруг которого собирается целый
ряд всевозможных идей.
Редакционная работа заключалась прежде всего в
выработке плана номера. Общий план не обсуждался.
1 «Ленин — журналист и редактор», стр. 325—336 (печатается
с сокращениями).
* В. В. Воровский.
47

Ясно было, что должны быть корреспонденции, фелье¬
тон, передовая статья, кроме того, несколько подстатей
политического характера, и затем как можно больше
материала русской хроники. Западноевропейская хрони¬
ка давалась очень незначительная, и мы останавлива¬
лись на ней тогда, когда нам казалось, что есть какие-
нибудь события в истории социал-демократии и т. п.,
которые освещали ту или другую нашу проблему. За
русскими событиями мы следили чрезвычайно усиленно.
Мы разделили между собой все газеты, но Владимир
Ильич проверял все, и, таким образом, он читал свою
порцию, а кроме того, и все наши порции. Точно так же
читали мы и европейскую почту, и меньшевистскую прес¬
су... Мы старались вычитать и найти у них те определен¬
ные черты, которые ждал Ленин, который понимал, куда
клонится меньшевистская линия.
Таким образом, эти обсуждения имели характер
обсуждений ближайшего номера. Часто статьи обсужда¬
лись заранее. Это бывало и со статьями, которые писал
сам Владимир Ильич и мы. Часто Владимир Ильич
спрашивал, какие предложения мы имеем относительно
тем, мы делали свои предложения, он делился своими.
Каждое заглавие и кратко обозначенная тема подвер¬
гались обсуждению. Тот, кто предлагал тему статьи,
развивал основные тезисы, свои основные позиции; дру¬
гие оспаривали, возражали, Владимир Ильич тоже. Про¬
исходила оживленная беседа. В известные моменты Вла¬
димир Ильич говорил: идите садитесь и пишите.
Но бывало и так, что обсудить статью было некогда,
когда получалось какое-нибудь известие из России, осо¬
бенно когда время стало горячим, например, после 9 ян¬
варя, — статью нужно было написать срочно. Никакая
статья, в том числе и Владимира Ильича, никогда не
шла в набор без того, чтобы не была прочитана и обсуж¬
дена. Не всегда статья коллективно обсуждалась до то¬
го, как писалась, но всегда коллективно обсуждалась,
прежде чем была напечатана. Это было возможно сде¬
лать, ибо орган был еженедельный, материалов было не
так много и можно было к ним относиться с чрезвычай¬
ной тщательностью. Часто бывало, что при вторичной
читке статья в значительной степени менялась. Было не¬
мало моментов, когда первоначально статья была снача¬
ла написана Орловским или Ольминским, но в конце
концов становилась произведением Владимира Ильича.
Он ее так сильно изменял, черкал, переделывал, встав¬
4В

лял большие куски, что часто позднее редакторы пере¬
изданий становились в тупик, чья же это статья, ибо
многие узнавали, что это выражение Орловского, что так
Владимир Ильич никогда не выражался, а рядом нахо¬
дили типичный слог Ильича.
И действительно, у него есть своя манера, и потому
часто можно было отличать интеллигентско-литератур¬
ную манеру Орловского или Щедриным попахивавшее
ироническое остроумие Ольминского, которое не свойст¬
венно Владимиру Ильичу, хотя по другим признакам
статья была ябно написана Владимиром Ильичем. Его ло¬
зунги, крепкие выражения, его манера повторять, обер¬
нуть так и этак известный тезис, чтобы вбить его в голо¬
ву читателя и нам, были примечательны. Работа шла
коллективно. Какая-нибудь статья, принадлежащая тому
или иному автору, всегда выправлялась Владимиром
Ильичем, вставлявшим ту или иную фразу, изменявшим
конец. Правда, он предлагал это сделать и самому авто¬
ру, и бывало, что по его указаниям это делал сам автор,
но большей частью эта последняя читка происходила в
такой обстановке, когда Владимир Ильич приходил каж¬
дые полчаса и спрашивал: что же, вы дадите когда-
нибудь материал или не дадите? А так как было неког¬
да, то в конце концов тогда брал Владимир Ильич. Он
писал чрезвычайно быстро своим крупным, разма¬
шистым, но очень четким почерком, сию же минуту
брал к себе материал и моментально делал нужные по¬
правки. Если было слишком поздно и нельзя было про¬
честь, то мы с полным доверием передавали статью в
набор.
Были и такие случаи, когда статьи Владимира Ильи¬
ча подвергались переработке. Таких случаев, конечно,
было немного...
Владимир Ильич был человеком в этом отношении
без всяких внешних аллюров вождя. Вождем он был по¬
тому, что он быстрее всех понимал, шире других развер¬
тывал идею, крепче умел выразить, быстрее работал и
все эти великолепные качества журналиста делали его
вне всякого спора первым. Но какого-либо внешнего чес¬
толюбия, обидчивости, желания красоваться на первом
месте — у него совершенно не было. Он необыкновенно
кротко выслушивал замечания Ольминского, что какая-
нибудь фраза не по-русски составлена, что синтаксиче¬
ски она неверна, а иногда и политически недостаточно
крепко сказана. Он часто сам переделывал, искал луч¬
49

шей выразительности, а когда ему указывали удачную
форму, он с большим удовольствием ее принимал...
.Вообще говоря, должен сказать, что Владимир Иль¬
ич предоставлял своим сотрудникам довольно широкую
свободу выражения и, так сказать, внешнего оформле¬
ния. Да и к выбору тем он тоже широко относился. Ма¬
ло-мальски тема подходящая, всем нравится, он гово¬
рил, — посмотрим, что выйдет.
Но никак этого нельзя сказать относительно поли¬
тической линии... Там, где он чувствовал отступления от
правильной политической линии, он был беспощаден и
не соглашался ни на какие уступки.
...Если говорить о Владимире Ильиче как журналис¬
те, можно, конечно, сказать гораздо больше, так как тут
могут быть приняты во внимание и журнальные статьи
Ленина. Это, конечно, чрезвычайно благодарная работа,
которой отчасти занимаются и которой нужно было бы
заниматься гораздо более, подвергая анализу его мане¬
ру выбирать вовремя темы, популярно их подавать, его
журнальный стиль, приемы, убедительность и вместе с
тем его стойкость. Все это представляет собой громад¬
ные объекты для изучения... Но по-настоящему его мо
гут понимать, конечно, только коммунисты, которые до¬
статочно вооружены знанием вообще всевозможных
приемов в журнальной технике, и которые были бы вмес¬
те с тем достаточно подкованными знатоками стилей и
в известной степени филологами. Такая работа ожидает
еще своего творца и, вероятно, своих творцов. Она могла
бы послужить великолепной задачей для целой комиссии,
для целой маленькой коллегии и могла бы сослужить
немалую службу для молодых журналистов, которые
двигают дело нашей журналистики вперед...
...Каков был стиль Ленина-публициста? В этом во¬
просе все очень трудно. Прежде всего мы не знаем, что
такое стиль. Мы сейчас впервые ставим по-марксистски
вопрос: что такое стиль?.. Мы приходим к выводу, что
литературный стиль определяется не выбранной по кап¬
ризу или внутренней интуиции манерой, а смотрим на
стиль как на манеру письма, определяющую само содер¬
жание, именно глубину содержания, не только идеи, а
всего миросозерцания, которое выдвигается не только
данным автором, а которое является выразителем клас¬
са. У нас даже есть в этом отношении упрощенная попыт¬
ка определить, что стиль — это класс, что каждый класс
имеет свой стиль. Это, конечно, чепуха. Один и тот же
50

класс может иметь разный стиль, но есть какое-то глу¬
бокое единение между основным социологическим фун¬
даментом, на котором вырастает данный писатель и его
стиль, — это не подлежит никакому сомнению.
Так что стиль Ленина как публициста определяется
двумя основаниями. Во:первых, Ленин — человек, кото¬
рый убеждает. Привлекать, развлекать — не это задача
Ленина. А это было задачей иногда и очень больших
публицистов, например Герцена и даже Плеханова.
Увлечься тем, чтобы произвести большое впечатление на
читателя яркими цветами своего красноречия, красотой
и богатством цитат, роскошью тех садов словесности,
по которым автор ведет за собой читателя, — это Ле¬
нину было чрезвычайно чуждо.
Ему нужно было убедить. Каждая его статья есть
определенного рода лекция, доклад, реферат, аргумен¬
тация, которая должна оставить после себя определен¬
ный след, изменить определенным образом настроения,
выводы, мнения той аудитории, к которой он обращался.
Поэтому задача его либо непосредственная публицисти¬
ческая, т. е. отражающая какой-нибудь вопрос дня, либо,
если это философский вопрос, поскольку ему кажется,
что этим даются предпосылки для разрешения вопросов
дня, — тогда убеждающий стиль. При этом, убеждая,
Ленин борется. Он имеет врага, который говорит проти¬
воположное, меньшевика, либерала или эсера (могли
быть разные враги), либо воображает себе врага, ко¬
торый мог бы выставить против него другую аргумента¬
цию. Поэтому любимая его манера — убеждать, чтобы
одновременно разубеждать противника, который выдви¬
гает противоположные вещи. В этом сильная сторона,
привлекательность ленинского стиля.
Я бы сказал, что Ленин никогда не стремится при¬
влекать красотою, но поскольку он борется и хочет в
борьбе сделать противника смешным и одиозным, по¬
скольку он разоблачает противника, поскольку он хочет
показать превосходство свое над ним, превосходство своих
идей, постольку статьи его блещут остроумием, колко¬
стью, он едко бичует словами.
Кроме того, Ленин хочет быть понятным возможно
большим массам. Есть такие произведения, которые во¬
обще рассчитаны на всякого грамотного человека. Но
если Ленин прекрасно понимал, что есть темы, которые
нельзя излагать, чтобы они были понятны каждому гра¬
мотному человеку, например, каждому грамотному за¬
51

холустному крестьянину, то его стремление, во всяком
случае, всегда было возможно шире захватить круг
публики. Он не любил, когда тривиально заменялся ка¬
кой-нибудь иностранный термин, всем понятный, русским
термином. Читатель должен был знать, что такое публи¬
цистика, социализм — это можно употреблять, не пере¬
водя на русский язык. Но каждый раз, когда кто-нибудь
употреблял иностранное слово там, где можно было
сказать проще, Ленин подтрунивал и говорил: нечего по¬
казывать свою ученость, вы пишете не для академиков,
подумайте, как вам будет досадно, если 10 хороших ра¬
бочих собрались почитать нашу газету и никто не понял
ее. Это стремление к популярности при огромной заботе
Ленина всегда высказываться точно, потому что он счи¬
тал, что самая незначительная ошибка может стать по¬
том очень значительной, — это одна из характернейших
черт манеры Владимира Ильича. Он никогда не вульга¬
ризировал. Может быть, на этих коренных основаниях
можно было бы построить нечто вроде учения о ленин¬
ском стиле, убеждающем стиле, полемически широком,
популярном, но никогда не вульгарном. Это определяет
основы стиля Ленина и само собой это есть пролетар¬
ский стиль. Он убеждающий, потому что он деловой,
полемический, потому что как раз пролетариат стоит на
почве классовой борьбы и классовая борьба занимает
его целиком и тогда, когда он идет к власти, и тогда,
когда он держит ее в своих руках среди целого мира
врагов. И в то же время это чрезвычайно присущая
классу популярность, присущая классу миллионов, свя¬
занная с величайшими научными идеями научного со¬
циализма, так что в стиле Ленина есть вместе с тем пуб¬
лицистический стиль пролетариата в его лучшей форме.
В чем сущность методов работы Ленина над своими
публицистическими произведениями? На этот вопрос
еще труднее ответить. Он отчасти определяется тем, что
я сказал о стиле; но как писал Ленин? Он сравнительно
редко переписывал. В большинстве случаев его рукопи¬
си, которые мне приходилось видеть, выходили почти без
помарок. Он прочитывал рукопись и затем дописывал на
полях и в разных промежутках добавления. Довольно
редко он чистил свой слог. Вообще он обладал чрезвы¬
чайной быстротой, находчивостью внешней формы. Он
собирал материал, прорабатывал, распределял по опре¬
деленным рубрикам, а затем писал очень быстро, реши¬
тельно, затем перечитывал и дополнял. Таков был внеш¬
52

ний метод. В тех случаях, когда дело шло о редакции,
о тщательной проверке, Ленин считал чрезвычайно важ¬
ным дать кому-нибудь прочесть и охотно выслушивал
возражения и делал поправки.
...Вообще... впечатление чего-то настоящего всегда
поражает, как только соприкасаешься с публицистикой
Ленина.
Из стенограммы лекции, прочитанной
А. В. Луначарским на курсах марксизма
13 марта 1931 г.
О СМЕХЕ1
....По существу, такое художественное произведение вы¬
полняет определенную общественную функцию и, в ко¬
нечном счете, отражает тенденцию класса, вытекающую
из социального положения, которое в данное время этот
класс занимает.
В тех случаях, когда произведение искусства имеет
своей внешней и формальной целью создавать смешное...
то здесь больше, чем где-нибудь, заметны черты соци¬
альной устремленности... стремление «просто смешить»
людей, безотносительно к каким бы то ни было социаль¬
ным тенденциям, само по себе есть уже социальная тен¬
денция...
Классовая устремленность отдельного писателя или
масс, которые творят те или другие сатирические объек¬
ты, не подлежит никакому сомнению; здесь легче, чем,
скажем, в лирике, более или менее сентиментальной или
эмоционально-повышенной, или в эпосе, который ста¬
рается быть внешне объективным, распознать непосред¬
ственную социальную ткань.
Очень часто, руководствуясь определенным характе¬
ром сатиры, мы в состоянии бываем распознать и ха¬
рактер социальной устремленности других, сопутствую¬
щих ей жанров.
...По-видимому, нам никак нельзя обойтись без рас¬
смотрения общего вопроса о том, что такое смех.
...Смех представляет собой орудие, и очень серьезное
орудие, социальной самодисциплины известного класса
или давления известного класса на другие классы.
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 8. М., 1967, стр. 531—538
(печатается с сокращениями).
53

...Смеющийся осознает свое превосходство по отно¬
шению к тому, кого подвергают насмешке; он старается
вскрыть черты слабости, имеющейся у противника, а
вскрыть слабость — это очень большое дело в социаль¬
ном маневрировании.
...И в социальной борьбе смех возникает там, где
противник признается ничтожным. Смех наносит болез¬
ненные удары противнику, заставляет его терять уверен¬
ность в своих силах и, во всяком случае, делает в глазах
свидетелей очевидным бессилие противника. Если вы
говорите: «Да разве с тобой можно спорить, да ведь это
курам на смех», то этим вы подчеркиваете крайнюю
ничтожность аргументов, приведенных вашим противни¬
ком. Метко направленная насмешка может дать вам
иногда большую победу, чем если бы вы пытались раз¬
бивать аргументы противника серьезно.
Сатирические жанры разнообразны и имеют различ¬
ное назначение. Если вы говорите: «Это только смеш¬
но», то это значит — не надо принимать крутых мер
борьбы против данного социального зла, оно может быть
легко обезврежено; достаточно над ним посмеяться, и
этим вы уже оцените данное явление по достоинству и
вам уже больше незачем над ним задумываться. В иных
случаях улыбка может сгладить шероховатость, неприят¬
ность того или иного явления, примирить с ним. Но
иногда так легко отделаться нельзя. Внутреннее настрое¬
ние писателя, как выразителя определенного класса,
определенного миросознания, бывает иногда таково, что
ему ту или иную анормальность обойти нельзя. В таких
случаях художник прибегает к довольно сложной опе¬
рации, путем которой он отмечает смешное в данной
анормальности, но идет и дальше этого, отмечая черты,
возбуждающие жалость или способные вызвать другую,
очень сложную реакцию, в которой, однако, смех играет
доминирующую роль. Карикатура — это очень подвиж¬
ная форма, она может быть более мягкой и более жест¬
кой, может иметь оттенок сострадания и оттенок негодо¬
вания, но всегда центром ее является смех.
Смех может быть и убийственным, когда цель, кото¬
рую ставит перед собой автор, есть сатира. Сарказм за¬
ключается в том, чтобы унизить противника путем пре¬
вращения того, что он считает серьезным, в ничтожное,
того, что он считает за благо и положительное, в отри¬
цательное.
Для того чтобы смех возымел действие, прежде всего
54

сам смеющийся должен быть убежден в ничтожности
своего противника; во-вторых, смех должен вызвать у
того, на кого он направлен, пониженную самооценку и,
в-третьих, насмешка должна быть убедительной в глазах
свидетелей, вызвать их сочувствие к попытке сатирика
разбить своего противника.
Сатира может быть доведена до чрезвычайной степе¬
ни злобности, которая делает смех ядовитым, кусаю¬
щим. Это показывает, что хотя смех и остается смехом
и потому свидетельствует, что вы считаете себя бьющим
сверху вниз, считаете себя превосходящим противника,
однако зло, которое вы осмеиваете, оценивается вами
как настолько глубокое и вредоносное, что вы не скры¬
ваете своего раздражения и своего озлобления. Особен¬
но большое значение имеет такой саркастический смех,
когда он направляется на священные заветы врага, на
то, что пользовалось у него особым авторитетом. Когда
такой вольтеровского типа смех направляется на то, что
было окружено фимиамом, — действие смеха оказывает¬
ся настолько сильным, что вряд ли с ним может срав¬
ниться другое полемическое оружие.
Таким саркастическим смехом не только опроверга¬
ются принципы противника, но внезапно снижается зна¬
чение того, что доселе считалось священным, а этого ни¬
чем другим, кроме презрительного смеха, достичь нельзя.
Смех, когда он носит характер презрения, делается
стальным оружием, ранящим чрезвычайно глубоко, на¬
носящим неизлечимые раны.
...Смех был всегда чрезвычайно важной частью об¬
щественного процесса. Роль смеха велика в нашей борь¬
бе, последней борьбе за освобождение человечества...
Из сокращенной стенограммы речи
А. В. Луначарского, произнесенной
30 января 1931 г. на заседании комиссии
по изучению сатирических жанров.
ВАЦЛАВ ВАЦЛАВОВИЧ ВОРОВСКИЙ
КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК1
ГЛАВА I
В длинной серии громадных исторических фигур, поте¬
рянных нашей революцией за славные годы ее руковод¬
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 8, стр. 377—403 (печатается
с сокращениями).
55

ства страной, одной из обаятельнейших является фигура
Вацлава Вацлавовича Воровского.
По своему происхождению и воспитанию Воровский
был подлинным интеллигентом...
Очень рано ощутил он необходимость революционно¬
го протеста против ужасающего гнета, который испыты¬
вал на себе вдвойне — как всякий бесправный гражда¬
нин царской России и как поляк. Но Вацлав Вацлавович
революционно развивался в такое время, когда уже ясно
становилось для более проницательных умов, что «рево¬
люция в России будет рабочая или ее не будет вовсе».
Это заставило Воровского изучать марксизм, изучать
быт рабочего класса, его революционные возможности,
войти в организации, обслуживавшие еще начальные
шаги политического развития этого класса. Вступив на
эту дорогу, Воровский очень скоро понял, что дело да¬
леко не в том, — и даже вовсе не в том, — чтобы как-то
использовать силы рабочего класса для революции, не¬
обходимой всем угнетенным царизмом и, в первую оче¬
редь, интеллигенции. Совсем другие перспективы откры¬
лись перед ним. Революция оказалась необходимой во
всем мире, — столь же необходимой в самых демокра¬
тических республиках, как и в зверином царстве Рома¬
новых. Рабочий класс оказался не пособником для осво¬
бождения, но великим классом-освободителем, который,
освобождая себя, вводит в новую жизнь все челове¬
чество.
Гигантские светлые перспективы социализма возник¬
ли перед молодым Вацлавом: учение Маркса, такое
кристально-прозрачное, такое незыблемое и, для не
ослепленного классовыми предрассудками человека, ве¬
личайшее достижение человеческой мысли, стало основой
его мышления. Вацлав Вацлавович сделался марксис-
том-революционером, сделался большевиком, прожил
блестящую жизнь революционного борца, был соредак¬
тором одного из зарубежных революционных журналов,
сыграл значительную роль в истории нашей партии и
после победы революции в нашей стране был одним из
первых руководителей всей издательской работой, а так¬
же блестящим дипломатом, рядом с которым редко кого
можем мы поставить в нашей дипломатической практике
и которому мало кого может противопоставить буржуа¬
зия. И он прожил эту жизнь, чтобы пасть жертвой ис¬
полнения своего долга, пасть, как воин, от пули врага.
Все это нужно знать и помнить, чтобы оценить
56

В. В. Воровского как критика. Это совсем не писатель,
который пописывает для того, чтобы читатель почиты¬
вал. Это не просто влюбленный в литературу человек,
которому хочется дать одно из своих суждений. Это —
не ученый муж, для которого... литература то же, что
цветы для ботаника, засушиваемые и распределяемые
им по разным рубрикам.
Воровский — это страстный политический деятель и
борец. На свою литературную работу, и в частности на
свои критические статьи, он смотрит как на существен¬
ный элемент своей общественно-революционной деятель¬
ности.
...Воровский был одним из великих маршалов Лени¬
на, был свидетелем и работником того момента, когда
встретились масса и марксизм, когда вместо темноты по¬
лучилось яркое сознание, вместо бессилия оторванных
мыслителей — мощь руководящих вождей, когда на пе¬
рекрестке встречи зажегся ослепительный огонь Октября.
...На нас, на всех тогдашних марксистов статьи Во¬
ровского сразу произвели впечатление каких-то ярко
развернувшихся красных цветов на фоне довольно чах¬
лой литературной критики. Пришел человек с сильной
волей, с крепкой мыслью, человек, который, исходя из
высшей степени определенной и могучей теории, сумел
по-своему, по-новому, как никто из нас, работать в спе¬
циальной области научного и общественного анализа яв¬
лений литературной критики. И так как Воровский к то¬
му же брал самые жгучие темы... то критические статьи
Воровского воспринимались, впитывались как сладост¬
ный дождь в засуху. Воровский создавал рядом с ос¬
новными твердынями завоевывавшего все большее и
большее влияние марксизма новые бастионы, занимал
новые командные высоты в до тех пор не освещенной об¬
ласти.
ГЛАВА II
...Литературно-критическая деятельность Воровского от¬
носится к той эпохе, когда мы еще не могли быть власт¬
ными в литературной политике. Но время это было на¬
столько политически серьезным и насыщенным, что мы
должны были иметь партийную литературную политику.
Воровский уже должен был считаться с различными за¬
родышами наших «требований» в области литературы.
И с этой точки зрения Воровский особенно свеж и нужен
для нашего времени.
57

Воспроизводя статьи Воровского, мы отнюдь не вос¬
станавливаем просто один из моментов в истории разви¬
тия нашей литературно-критической мысли. Мы хотим,
чтобы Воровский, живой среди живых, помогал нам в
нашей трудной задаче построения нового человека и но¬
вого быта...
ГЛАВА IV
...В этот том * включены некоторые художественно¬
публицистические очерки Воровского, вроде его язви¬
тельной статьи «Петр Бернгардович и Гамзей Гамзе-
евич» **, а также часть газетного материала — только
часть... Читатель, который прочтет десятки блестящих
мелких фельетонов «Фавна», наверно, получит наслаж¬
дение, которое, быть может, заставит его пожалеть о на¬
шей скудости.
«Фавн» — это прозвище Воровский взял себе еще в
1906 году. Кто помнит его личность, вообще очень гар¬
монирующую со всем им написанным, тот знает, что ря¬
дом с глубинной серьезностью в Воровском всегда жил
какой-то блестящий смех. В этом отношении он был по¬
хож на горьковское море, которое на своей солнечной
поверхности золотится сияющими улыбками, но под ни¬
ми таит глубокие пучины.
Смех Воровского часто был ласков, и друзья обожа¬
ли его за его изящную шутливость, за его мягкий юмор.
Но, пожалуй, чаще смех Воровского превращался в сар¬
казм. Остроумие его было неисчерпаемо...
Воровский был верным сподвижником и маршалом
Ленина. Он был ленинцем по всему типу своего психиче¬
ского строения. Он тоже самыми неразрывными узами
прикреплен был к пролетариату, сросся с ним, знал, что
дело пролетариата абсолютно бессмертно. Он знал, что
по мере возможности служил и послужил этому делу.
Поэтому он не боялся смерти.
Если бы ему дано было после злодейского выстрела
прожить еще несколько часов, я убежден, что он еще
высказал бы несколько едких шуток по адресу бессилия
врага, стреляющего из-за угла, шуток, в которых сказа¬
лась бы вся мощь бессмертия того социального «духа»,
который в нем жил. Это — сила сильного, это — уверен¬
* Имеется в виду II том Сочинений В. В. Воровского. — Ред.
** Петр Бернгардович — П. Б. Струве, Гамзей Гамзеевиц —
кличка черносотенцев (с 1907 г.). — Ред. ; ^
58

ность в правоте своей позиции. Отсюда спокойствие суж¬
дений власть имущего, отсюда юмор сверху вниз.
Все эти победоносные черты лежат и на статьях Во¬
ровского...
Из статьи Луначарского «В. В. Воровский
как литературный критик», написанной
в качестве вступительной статьи
ко II тому Сочинений Воровского
(см. В. В. Воровский. Соч., т. II. Предисловие,
стр. V—XXV).
М. С. ОЛЬМИНСКИЙ
КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК1
II
Я познакомился с Ольминским в Женеве, куда я был
вызван Владимиром Ильичем для участия в редакции
газеты «Вперед», органа большевиков, лишившихся в то
время своей «Искры». Перед тем Ольминский выпустил
несколько брошюрок под псевдонимом «Галерка». Он
выбрал такой псевдоним потому, что Мартов как-то
презрительно назвал едких и несдержанных на слово
публицистов, окружавших Ленина после раскола и соз¬
давших его штаб в журналистике, — галеркой. Ольмин¬
ский с удовольствием подхватил эту презрительную
кличку. В самом деле, что может быть более славного
для пролетарского писателя, чем такая квалификация!
Пролетарии и искренне преданные им идеологи никогда
ведь не сидели в первых рядах партера или в ложах
бенуара. Курьезно, что позднее в каких-то, кем-то напе¬
чатанных списках жандармского управления я нашел
такую справку: «Галерка» — псевдоним Луначарского.
Должен сказать, что эта жандармская заметка мне
чрезвычайно польстила. Я был бы очень счастлив, если
бы многие блестящие статьи и брошюры, подписанные
этим памятным псевдонимом, действительно вышли из-
под моего пера.
В то время Ольминский произвел на меня самое ча¬
рующее впечатление. На самом лице его была написана
какая-то особенная доброта и ясность. И вместе с тем
1 А. В. Луначарский. Критика и критики. М., 1938, стр. 263—269
(печатается с сокращениями).
Статья посвящена выходу в свет в 1926 г. трех книжек Ольмин¬
ского (Галерки): «По вопросам литературы (статьи 1900—1914 гг.)»,
«О печати», «Н. Щедрин-Салтыков».
59

это был пламенно-преданный пролетариату борец, и,
между прочим, всегда восхищенный поклонник Влади¬
мира Ильича, — поклонник-сотрудник, поклонник-това¬
рищ, конечно. Я помню, с каким восхищением после пер¬
вых заседаний нашей редакции Ольминский говорил
мне: «Ну, у нас, кажется, обидчивых людей нет, будем
работать по-товарищески», и как затем он запел настоя¬
щий дифирамб быстроте, сообразительности, точности
мысли мощно выраставшего тогда вождя величайшей в
мировой истории партии. Позднее Ольминский внес еще
более заметный свет в историю нашей журналистики,
когда стал одним из отцов нашей легальной питерской
«Правды». Можно заслушаться тех рассказов (я однаж¬
ды услышал их на торжестве 50-летия Владимира Ильи¬
ча),'которыми богат Ольминский, когда передает о внут¬
ренней жизни и судьбах этой изумительной газеты, по¬
истине следующего этапа вслед за ленинской «Искрой»,
за промежуточными газетами «Вперед» и «Пролетарий»
и за незаконченными краткосрочными легальными газе¬
тами 1905 года.
В собственной своей публицистической работе в эти
ударные моменты и за все время литературного и рево¬
люционного труда своего Ольминекий-Галерка оставал¬
ся всегда на высоте искрометного остроумия и подкупа¬
ющего своей искренностью и вдумчивостью стиля. Для
меня всегда казалось чрезвычайно знаменательным, что
из всех писателей он больше всего ценил Щедрина. По¬
жалуй, только Пушкина ставил рядом с ним. Заветы
классической чистоты языка, с одной стороны, и заветы
забавного, легко принимающего эзоповские формы, но
легко и внезапно раскрывающего свои полунамеки ме¬
тода величайшего сатирика, с другой стороны. Ольмин¬
ский в этом смысле был учеником наших классиков. Ему
и книги в руки по огромной важности вопросу о том, как
должны мы использовать оставшееся нам наследство,
вырабатывая из себя самих и, быть может, вырабатывая
из молодежи настоящих работников нашей художест¬
венной и художественно-публицистической литературы.
ill
Книга «По вопросам литературы» представляет собою
сборник статей, написанных в разные периоды... В ка¬
честве вступления самого автора в книге имеется любо¬
пытный этюд — «Как я стал литератором» и речь на
Всероссийской конференции пролетарских писателей, —
fio

так сказать, начало и конец литературной линии Оль¬
минского. Конец, разумеется, в смысле высказанного до
сих пор, так как мы ждем от Ольминского еще дальней¬
шего литературного творчества.
В первом этюде Ольминский просто и забавно рас¬
сказывает о том, как он добился нынешнего своего ма¬
стерства в писательском деле. А он действительно до¬
бился этого мастерства. Вряд ли существует много пуб¬
лицистов из самых лучших, даже среди современников
Ольминского, которые могли бы гордиться такой лако¬
ничностью и ясностью. Вопрос о простоте слога, об эко¬
номии средств выражения, о точности мысли всегда
особенно интересовал Ольминского, и в этом отношении
сама книга может служить образцом такой простоты,
ясности, а потому и художественности. Интересно для
всякого молодого, вырабатывающегося писателя почерп¬
нуть из небольшого этюда Ольминского убеждение в не¬
обходимости необыкновенно серьезной, суровой работы
над собой, в необходимости уметь пользоваться образ¬
цами, данными великанами нашей литературы.
...Книга «О печати» представляет большую ценность.
Это, можно сказать, целая история понятия свободы пе¬
чати с возникновения у нас прессы до 1905 года.
Важной чертой истории прессы, какой она вышла из-
под пера Ольминского, является включение в нее роли
прессы нецензурной, то есть нелегальной. Только ста¬
рый революционер, большая часть деятельности которо¬
го протекала именно в подполье, мог с таким знанием
дела, с такой гордой оценкой заслуг подпольного стан¬
ка включить эту печать в. общую историю публици¬
стики...
С замечательным блеском и глубокой доказатель¬
ностью выясняет Ольминский всю пустоту либерального
трезвона о свободе печати. Под его пером выпуклым
становится, как, требуя устранения цензуры, либераль¬
нейшие либералы, вместе с тем, путем ответственности
писателей и редакторов перед судом за преступления,
совершенные путем печати, на самом деле весьма искус¬
но восстанавливали путы для печати чуждого им и
опасного им класса.
Нельзя не пожалеть о том, что мы не имеем перед со¬
бою продолжения этой работы. Было бы крайне инте¬
ресно, если бы Ольминский, на основах нашего учения
о свободе печати при условиях пролетарской диктатуры,
основах, данных Лениным, продолжил бы свою яркую
61

картину и включил бы нынешнюю эпоху в общую исто¬
рию печати. Ибо сейчас для многих представляется чрез¬
вычайно неясной, непонятной наша политика по отноше¬
нию к печати, установление нашей собственной цензуры
и т. д. Многие испытывают это, как противоречие с теми
будто бы абсолютными правилами свободы, которые на¬
ходили широкое распространение в годы борьбы рево¬
люции с самодержавием. Только классовый анализ, про¬
веденный с той глубиной, на которую способен Ольмин¬
ский, дает исчерпывающий ответ на этот вопрос, который
многие считают щекотливым и который на самом деле
идет в полном аккорде со всеми положениями о дикта¬
туре пролетариата и со всеми реальными проявлениями
ее в жизни...
А. Луначарский
«Пролетарская революция», 1926,
№ 6(53), стр. 232—240.
И. И. СКВОРЦОВ-СТЕПАНОВ 1
Воспоминания об Иване Ивановиче Скворцове-Степано¬
ве крепче всего связываются со всей моей жизнью в
эпоху нашей предварительной ссылки в Калуге. Если не
ошибаюсь, это было главным образом в 1901—1902 го¬
дах. Я, как и другие товарищи, ждал в Калуге оконча¬
тельного приговора. Фактически правительство этим
долгим, больше года, ожиданием просто увеличивало
срок нашей ссылки...
И. И. Скворцов-Степанов в это время уже вполне
определился «как социал-демократ. Свое народническое
прошлое он стряхнул с себя даже с некоторым презре¬
нием, но основы своего миросозерцания он только что
вырабатывал и укреплял. В нем чувствовался саморо¬
док, человек, у которого самообразование играло более
преобладающую роль, чем во всех нас остальных. Он
глотал книги на русском и уже тогда хорошо известном
ему немецком языке...
Затем нас разбросало в разные стороны, но я много
раз встречал Ивана Ивановича и большею частью в до¬
вольно решительные моменты жизни партии. Так мы
встретились с ним на Стокгольмском съезде, где я впер¬
1 А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 248—
252 (печатается с сокращениями).
62

вые узнал всю глубину его большевистского правоверия.
Здесь уже ясно было, что своими, иногда оригинальны¬
ми, путями Иван Иванович пришел к твердым ленин¬
ским воззрениям. С этого пути, если я не ошибаюсь, он
позднее никогда ни мало и ни много ни в чем не откло¬
нялся. Короткие наши встречи на разного рода партий¬
ных конференциях и совещаниях убеждали меня все
больше в том, в какую крепкую величину вырастает
Иван Иванович. Партия это тоже прекрасно оценивала.
Все последнее время после Октябрьской революции мне
приходилось частенько встречать Ивана Ивановича,
много с ним беседовать и, конечно, вблизи наблюдать
его работу. Он по-прежнему был молод, и по-прежнему
в нем кипел неукротимый оптимизм. Делу социалисти¬
ческого строительства он отдавался весь целиком и глу¬
боко радостно. Прав в этом отношении М. И. Калинин,
который отметил, что жизнь, недостаточно долгая жизнь
этого человека была глубоко радостной. Бодрый труд,
радость бытия, прямой взгляд на вещи, глубочайшая
уверенность в правоте своей партии и в своей — таковы
были черты, украшавшие жизнь Ивана Ивановича и для
него самого, и для окружавших его. Владимир Ильич
относился к нему с великим уважением. Он ценил огром¬
ные знания, которые приобрел Иван Иванович не только
в области политической экономики, но и в области фи¬
лософии, естественных наук и т. д. Когда этот перевод¬
чик Маркса, соавтор большого экономического труда
взялся за популяризацию идей Ильича об электрифика¬
ции, ему удалось создать настоящий шедевр, настоящий
образец в смысле изложения, в смысле подбора мате¬
риала и в смысле целесообразности всей книги. Неда¬
ром Владимир Ильич отозвался о ней с глубокой похва¬
лой.
В течение всех этих годов, и в особенности на посту
главного редактора «Известий», Иван Иванович раз¬
вертывал кипучую работу. Рядом с крупной политиче¬
ской ролью (стоит только вспомнить его ответственную
командировку в Ленинград для ликвидации оппозицион¬
ных настроений), он вел и огромную' культурную рабо¬
ту. В его руках «Известия», несомненно,, приобрели но¬
вый размах.
Я не всегда бывал согласен с Иваном Ивановичем,
когда он начинал критиковать «оглоблей», как он сам
выражался. У меня иной раз голова шла кругом, ведь
оглоблей-то он помахивал в посудном магазине или,
63

вернее, в музее огромной ценности. Однако я должен
сейчас же оговориться. Если Иван Иванович иной раз
неуклюже подходил к каким-нибудь тонкостям культу¬
ры, то это не мешало ему быть высочайшим ценителем
культуры. Ему только претили подчас всякого рода пи¬
рожные, когда он ясно испытывал недостаток хорошего,
здорового хлеба. К тому же Иван Иванович был сговор¬
чив. Он только чутко хотел, сохраняя свою манеру, про¬
щупать умственными пальцами всякое делаемое ему
предложение...
Как раз в последнее время Иван Иванович стал
пристально заниматься вопросами культуры. Из скром¬
ности он подписывал свои статьи, посвященные этим
вопросам, не собственной фамилией, а псевдонимом
«Федоров». Статьи эти заставили меня напряженно за¬
думываться над теми или иными сторонами нашего куль¬
турного строительства и зачастую сожалеть, что Иван
Иванович не может глубже, органичнее, в порядке, мо¬
жет быть, государственной деятельности, взять на себя
ту или другую ответственную роль в этой части нашей
работы...
А. Луначарский
«Красная панорама», 1928, № 45.

ИЗ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО
НАСЛЕДСТВА
А. В. ЛУНАЧАРСКОГО
СОМНЕНИЯ
ДВУГЛАВОГО ОРЛА1
Быть или не быть,
Вот в чем вопрос...
Наше самодержавное правительство, т. е. шайка выс¬
ших чиновников, хозяйничающих в России, никогда не
проявляла меньше единства, чем в переживаемый нами
исторический момент. Одна голова российского двугла¬
вого орла зловеще нахохлилась, точно он готов вырвать
только что открывшиеся глаза долго спавшей России,
другая болтает, как попугай, приветливые речи и при¬
глашает уважаемое «общество» подойти без страха и
почесать «попке головку».
Существует два испытанных средства «внутренней
политики»: политика заигрывания и политика устраше¬
ния. В спокойные времена, когда среди кладбищенского
«порядка» изредка раздается протест, похожий скорее
на подавленный стон муки, во времена, когда настойчи¬
вые враги правительства находят лишь слабый отзвук
своим призывам в народных массах, — оба средства пре¬
восходны. Ежовые рукавицы снимаются порою, чтобы с
хозяйской лаской потрепать жирную спину привилегиро¬
ванного общества, чтобы дать этому обществу вернопод¬
даннически лизнуть попечительную руку, а затем, зару¬
чившись сочувствием обнадеженных либералов, прави-
тельственная длань вновь облекается в ежовую
рукавицу, вновь раздается свист нагайки, вновь поды¬
маются к небу виселицы.
Но совсем другое дело — такое время, как наше. Рас¬
ходилось народное море: непопулярная война с ее мо¬
билизациями и поборами, со стыдом поражений и не¬
скончаемым кровопролитием, тесно связанный с нею
1 «Вперед» и «Пролетарий» — первые большевистские газеты
1905 года», вып. 1. М., 1924, стр. 9—11.
3 Зак. 3634 65

тяжкий кризис, затяжная голодовка в большинстве про¬
мышленных центров, — все это переполнило чашу народ¬
ного терпения. Глухое недовольство ежеминутно грозит
прорваться революционным потоком: пролетариат уже
манифестировал в целом ряде городов, в Варшаве он
дал полиции и казакам кровавое сражение; выставлен¬
ное им требование созыва учредительного собрания на
началах всеобщего, равного, прямого и тайного избира¬
тельного права ежеминутно может быть подхвачено всей
настоящей русской демократией, т. е. угнетенным и бес¬
правным народом.
Как быть при таких обстоятельствах? К какому из
двух испытанных средств прибегнуть? Аракчеевский ре¬
жим неумолимого Плеве имел своим результатом всеоб¬
щее озлобление и несомненное усиление всех видов оп¬
позиционного и революционного движения. Политика
заигрываний кн. Святополк-Мирского принята была за
свидетельство слабости правительства: подталкиваемые
могучим движением в народе, либералы «обнаглели».
И вот теперь советники Николая II решительно рас¬
пались на две группы: «Следуйте по стопам прародите¬
ля,— учат одни, — ведь его т.н. «великие реформы от¬
нюдь не поколебали самодержавия, а между тем,
благодарный либерал до сих пор вспоминает «царя-осво-
бодителя» со слезами умиления; следуйте же смело по
стопам прародителя, и мы выйдем из опасного положе¬
ния». — «Да сохранит бог ваше величество от вступле¬
ния на дорогу уступок, — умоляют другие советники, —
знаете ли вы, куда ведет путь соглашений? Он ведет
на Площадь Согласия» (площадь в Париже, на котороц,
был обезглавлен Людовик XVI).
Мудрые советники реакционного пошиба приглаша¬
ют слабоумного царя идти скорее по стопам родителя:
«Не сел ли он на русском престоле, как настоящий мед¬
ведь «Всех-вас-давишь», не раздавил ли он все хрупкие
либеральные упования, не сделал ли он все мечтания
воистину бессмысленными? И что же? В то время, как
либеральный прародитель погиб от бомбы революционе¬
ра, — реакционный родитель имел редкое для русского
царя удовольствие умереть от мирной болезни печени,
лекарств московского чудотворца Захарьина и молитв
кронштадтского чудотворца Иоанна».
Но по чьим стопам ни пойдет растерявшийся царь,—
земля одинаково жжет ему пятки. Больше всего смуща¬
ют его те же советники своими взаимными опроверже¬
66

ниями. «Чем пахнет политика устрашений? Озлобленная
и растущая крамола подкопает дух верноподданничества
даже в войсках. И вот в одно прекрасное время Россия
окажется охваченной подготовленным социал-демокра¬
тией всеобщим восстанием! Станут не только фабрики и
заводы, станут и паровозы; все общество закричит, что
во избежание всеобщего разорения надо покончить с
окостеневшим и неуступчивым русским правительством.
По улицам и площадям будут двигаться толпы рабочих,
и к их красному знамени примкнут и студенты, и вся
городская беднота. И когда твои, царь, генералы пове¬
дут против них войско, каждый дом превратится в кре¬
пость и засаду. Но не так страшны пули и камни, кото¬
рыми будут осыпать солдат из окон, как бросаемые от¬
туда же прокламации. Солдату, изнеможденному, не
уверенному в правоте своего дела, будут кричать: «Мы
твои братья!», навстречу штыкам побегут с приветом
женщины и дети, и тогда наступит тот страшный миг,
когда армия, народ вооруженный, начнет брататься с
народом безоружным».
От таких перспектив кругом идет слабая голова са¬
модержца.
Недавно, по сведениям французских газет, царь со¬
звал на совет всех своих мудрецов: сошлись откормлен¬
ные великие князья, явился пронырливый плут Витте,
прибыли также министры Коковцев, Муравьев, надежда
либералов — кн. Святополк-Мирский и их отчаяние —
Иудушка Победоносцев.
На этот раз наши государственные мужи обменялись
изумительными речами. Один за другим укрепляли ко¬
леблющуюся волю царя три борца за мрак и неподвиж¬
ность. Сначала говорил Муравьев, министр юстиции,
блестящий образец русского прокурора. Опираясь на
целый ряд законов и указов, он доказывал, что царь не
имеет права нарушать основы самодержавия. Каково?
Наконец, оказалось, что и у нас в России есть закон,
перед которым пасует сама самодержавная воля: этот
закон — организованное беззаконие. Царь всякую мину¬
ту может нарушить любой закон и создать любой дру¬
гой, одного не может он установить: лишить себя права
нарушать законы. Но кто же скрывается за этим неумо¬
лимым законом, перед которым сам деспот оказывается
невольником? Чьи интересы прячутся за указами, на ко¬
торые ссылался ловкий прокурор? Интересы бюрокра¬
тии, чиновничества, шайки грабителей! Это они не по¬
3*
67

зволят царю нарушить их выгоды. И конечно, в случае
надобности они сумели бы с ним расправиться.
Еще циничнее, еще голее высказал эту мысль казна¬
чей всей воровской шайки Коковцев. Его главным дово¬
дом было то, что, ободренный уступками, народ не за¬
медлит потребовать права контроля над государственны¬
ми приходами и расходами. «Право царя бесконтрольно
распоряжаться казной будет попрано, а это конец все¬
му!» Действительно, пока бюрократы могут свободно
грабить Россию, им наплевать на все, но крушение са¬
модержавия, ведь, — это крушение той ширмы, за кото¬
рой совершали они свои грабительства, — этого они не
могут потерпеть.
Бюрократия явилась сначала под видом сухого и не¬
преклонного закона, потом под видом золотого тельца,
окруженного соблазнительными образами золотых дож¬
дей, пачек кредиток, роскоши и разврата, всего, чем
красна жизнь русского министра. Но в устах святейше¬
го Победоносцева она приняла образ самого господа бо¬
га, который с высоты небес объявляет свою волю свое¬
му земному наместнику — царю. Речь эта так умили¬
тельна, что мы приводим ее полностью в том виде, в
каком она сообщена французскими газетами:
«Царь — не только император, он также глава пра¬
вославной церкви. Не земные только, но и религиозные
соображения должны руководить им. Но если царь
ограничит себя представителями нации, не лишится ли
церковь главы? Не ослабеет ли церковь? А ведь с нею
ослабеет единственный источник нравственности и сове¬
сти русского народа, и несчастный народ этот впадет
снова в варварство и грех. Царская власть дается бо¬
гом и получена от предков, — как оправдать наруше¬
ние этой божественной и вечной власти перед потом¬
ками?»
Одна часть хищной бюрократии запугивает всячески
царя, надевая на себя то маску закона, то маску боже¬
ства; другая часть смертельно боится, как бы револю¬
ция не вспыхнула пожаром, в котором сразу сгорит все
их благополучие.
О князе Святополке говорят, что он джентльмен,
но ... глуп. Но даже этот неумный джентльмен нашел,
что возразить Муравьеву: «Подчиняя самодержца зако¬
ну, вы забываете, что он-то и есть законодатель. Но те¬
перь не время задаваться академическими вопросами.
Я спрашиваю: может ли длиться теперешнее положение
68

без серьезной опасности? Между тем мы можем выйти
из этого опасного положения путем таких реформ, как
уничтожение паспортов, свобода печати и принятие в Го¬
сударственный совет представителей от земства».
В самом деле, неужто же нельзя пожертвовать таки¬
ми пустяками, чтобы сохранить за собою хозяйское по¬
ложение? Неужто нельзя в свою компанию хищников
принять, для ее укрепления, господ земских представи¬
телей?
Еще резче высказался Витте: этот чувствует, чем
пахнет, и прямо кричит: «спасайтесь, пока не поздно!»
Он сказал между прочим: «Если станет общеизвест¬
ным, что ни по закону земному, ни по закону небесному
царь не может добровольно дать существенных прав на¬
роду, то народ придет к мысли принудить его к этому
силой. Поймите, ведь это призыв к революции».
Либералы с волнением прислушиваются к голосам
этого смехотворного совета: на нем решается, думается
им, вся их судьба. Но пролетариату все эти споры ин¬
тересны только как признак паники, охватившей его
ближайшего врага, который первый испытает на себе
революционную силу рабочего класса. Нам не важно,
что царь манифестом подтвердил свое твердое желание
передать своему сыну царскую власть неуменыыенной,
как не важны нам царские желания вообще. Мы не
только не ждем ничего доброго от воли царя, но, вопре¬
ки Витте, мы не намерены даже требовать от него чего-
нибудь насильно. Всякие требования — рабские, любез¬
ные, настойчивые и даже насильственные — мы предо¬
ставляем либералам всех оттенков.
Дело революционного пролетариата, дело социал-де¬
мократической партии не торговаться с самодержавием,
не вынуждать у него реформы или «реформу», а уничто¬
жить его. Такова естественная цель пролетариата, иду¬
щего к социализму через завоевание политической сво¬
боды, такова же и цель демократии, т. е. народных масс;
лишь те склонны щадить самодержавие, кто хочет пвде-
литься с ним добычей, да еще разве те трусы, которые
не видят, что глиняные ноги колосса дали непоправи¬
мые трещины.
На всякие реформы, на всякую «реформу» пролета¬
риат даст один ответ: «Да здравствует республика!»
И на самую демократичнейшую республику он непре¬
клонно ответит: «Долой буржуазию! Да здравствует со¬
циализм!»
69

P. S. Сомнения двуглавого орла, наконец, разреши¬
лись царским манифестом. Разрешение это очень стран¬
ное в одном отношении: в то время как французские
газеты видят в нем явную победу ласковой орлиной го¬
ловы, английские и немецкие считают манифест плодом
коварства головы нахохлившейся и выражают опасения,
что царю не удастся так легко провести своих поддан¬
ных.
Министр юстиции Муравьев, вышедший было в от¬
ставку, остается на своем посту, и опять французские га¬
зеты, представляющие интересы французских капитали¬
стов— кредиторов царя, передают, что это означает
соглашение между Муравьевым и «либеральным»
Святополк-Мирским, английские же газеты решительно
утверждают, что этим ознаменовалась полная победа ре¬
акции.
Правительственное сообщение от 15-го декабря «со¬
общает» народу, что правительственная длань уже об¬
леклась в ежовую рукавицу и готова обрушиться на выю
непокорных. Голова нахохлившаяся победила, в чем
нельзя было и сомневаться после дикой бойни, последо¬
вавшей за демонстрациями в Москве и Петербурге.
Но, зная, как коротка душа у русского обывателя,
г-да Победоносцевы и Муравьевы все же решили по¬
слушаться совета правительственных «либералов».
К чему сводился этот совет? Предложить тридцать
сребреников Иуды, за которые малодушные обыватели
предали бы интересы многострадального народа. Но
сторонники репрессий пожалели 30 сребреников и бря¬
цают перед оппозицией простыми поддельными жето¬
нами.
Жалкие реформы, возвещенные манифестом, изложе¬
ны с коварством, доходящим до юмора: «Обеспечить за
крестьянами положение полноправных свободных сель¬
ских обывателей, признанное за ними царем-освободи-
телем». — Как обеспечить? новым признанием, столь же
хрупким и пустым, как и «признание» прародителя.
«Принять меры к тому, чтобы неисполнение закона со
стороны властей и мест влекло за собою наказание», —
но, ведь, это фраза из зерцала Петра Великого, от ка¬
кового зерцала никаких добрых последствий для русско¬
го обывателя не было видно; «даровать земствам само¬
стоятельность в законных пределах», — но, ведь, закон
при самодержавии сливается с произволом; да разве
земства не пользуются и теперь самостоятельностью в
70

пределах «кандальных законов»? «Пересмотреть исклю¬
чительные законоположения и применять их только в
случаях, действительно угрожающих государственной
безопасности», — но кто же будет судьею в вопросе,
угрожает ли данное действие безопасности государства
или нет? — та же самодержавная бюрократия. «Прекра¬
тить стеснения иноверцев и инородцев, поскольку они не
вызываются насущными потребностями государства и
народа»,— а кто будет решать, чего требуют эти инте¬
ресы? — та же всесильная бюрократия, отождествляю¬
щая себя и с государством, и с народом.
Ряд туманных обещаний и совершенно не туманное
заявление, что царь волен поступать со своими поддан¬
ными, как ему заблагорассудится, «по священным заве¬
там венценосных предков».
Следуя по стопам Бисмарка, пробовавшего подкупить
рабочий класс государственным страхованием от не¬
счастных случаев, царь старается побренчать своими же¬
тонами и над ухом рабочего. Трудно ждать, чтобы даже
наши либералы продались за 30 фальшивых сребрени¬
ков, чтобы они отказались так сразу от участия в управ¬
лении страною, но рабочий класс, которому светит из¬
дали захватывающий лучезарный идеал социализма,
рабочий класс — естественный вождь трудящегося и
обремененного народа, швырнет в лицо самодержавию
его посулы и его взятки, он слышит ясно, что звоном
своих сребреников злая и хитрая двуглавая птица ста¬
рается заглушить предсмертные свои хрипы и учащенное
биение своего ужаснувшегося сердца.
(Без подписи)
«Вперед» № 1, 4 января (22 декабря) *
1905 г.
ПЕРВОЕ МАЯ 1918 ГОДА1
эскизы ИЗ ЗАПИСНОЙ книжки
Накануне обыватели настроены зловеще. Рабочие не бу¬
дут выступать! — говорят они с злорадной усмешкой.
А потом... по темным углам шепчутся, что зато будет
какое-то враждебное Советам выступление, неизвестно
чье и неизвестно за что. Эти россказни меня, как чело¬
1 А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 208—212.
71

века достаточно осведомленного, конечно, нисколько не
волнуют. Но волнует меня... небо...
Оно хмурится не на шутку.
Запрашиваю сведущего метеоролога.
Отвечает, что мы вступили в полосу циклона, и дож¬
ди потянутся теперь непрерывной чередой.
Признаюсь, я встал в 4 часа посмотреть, насколько
враждебна к нашему празднику погода.
Небо было ясно. И большая луна, чуть ущемленная,
бледнела при лучах восходящего солнца.
Многие площади и улицы города разубраны, места¬
ми с большим вкусом, делающим честь художникам-ор-
ганизаторам.
Плакаты.
Конечно, я совершенно убежден, что на плакаты бу¬
дут нарекания.
Ведь это так легко — ругать футуристов.
По существу же — от кубизма и футуризма остались
только четкость и мощность общей формы, да яркоцвет-
ноеть, столь необходимые для живописи под открытым
небом, рассчитанной на гиганта-зрителя о сотнях тысяч
голов.
И с каким восторгом художественная молодежь от¬
далась своей задаче! Многие, не разгибая спины, рабо¬
тали по 14—15 часов над огромными холстами. И, на¬
писав великана-крестьянина и великана-рабочего, выво¬
дили потом четкие буквы:
«Не отдадим Красного Петрограда» или «Вся власть
Советам».
Тут, несомненно, произошло слияние молодых иска¬
ний и исканий толпы.
Не все еще ладится, но уже что-то большое и радост¬
ное налаживается.
Марсово поле, со своей серой трибуной на заднем
плане, с глыбами гранита и купами зелени над моги¬
лами жертв революции, с красивыми знаменами на вы¬
соких столбах, полное народа, с линиями броневиков и
отдельными автомобилями, с которых пропускают де¬
монстрацию представители коммуны, под ясным весен¬
ним небом, в котором кружатся птицы и аэропланы, —
представляет зрелище величественное.
Идут и идут толпы рабочих, изможденных, голодных,
но торжественно и мужественно настроенных. Веют ты¬
сячи знамен, плакаты вещают великие слова, горящие в
каждом из наших сердец.
72

Много войска. Неожиданно много. И какое бодрое!
Как изменился самый ритм походки русского солдата,
как выпрямилась вся эта вооруженная масса!..
Солдаты и прежде участвовали в наших демонстра¬
циях, но, протестуя против войны, которой служили про¬
тив воли, они не могли гордиться оружием, которое но¬
сили. То был конец армии царской и буржуазной. Ее
развал был естественен и отраден. Нынче это — зарож¬
дение новой вооруженной силы первого абсолютно сво¬
бодного народа мира. Этим объясняется, конечно, моло¬
децкий и уверенный вид Советской Красной Армии вв
всех ее частях.
Тут ведь не слуги чуждых рабочим массам целей:
тут рыцари и защитники самых высоких идеалов чело¬
вечества.
Эту мысль я и высказываю в своей речи к товари¬
щам броневикам. Громадная толпа сбегается слушать и
слушает с проникновенным вниманием, явно одобряя
мои слова.
Я еду по митингам и концертам.
Зал дома Рабоче-Крестьянской Армии полон народа.
Я уже полюбил эту демократическую публику, в кото¬
рой так редка примесь интеллигенции и которая умеет
тем не менее так интеллигентно слушать исторические
концерты или лекции по истории философии.
Я делюсь с ними впечатлениями от нашего великого
праздника. Легко праздновать, говорю я, когда все спо¬
рится и судьба гладит нас по головке. Но то, что мы —
голодный Петроград, полуосажденный, с врагами, тая¬
щимися внутри него, — мы, несущие на плечах своих та¬
кое бремя безработицы и страданий, гордо и торжест¬
венно празднуем, — это по чести — настоящая заслуга.
Все слова, какие только нахожу я для характеристи¬
ки этого праздника во что бы то ни стало, этого горь¬
кого и величавого торжества великого пролетарского
авангарда в тяжелый для него момент, — все они нахо¬
дят самый горячий прием у этой публики, где я вижу
бледных исхудалых женщин, прачек, швей и т. д., тру¬
довые лица, обрамленные подчас седыми бородами, мно¬
го солдатских шинелей.
И дальше идет прекрасный музыкально-литератур¬
ный концерт, каждую ноту которого слушают они с тро¬
гательным вниманием, которым давно уже пленены
сердца всех артистов, имевших счастье выступать перед
ними.
73

И то же на Фондовой бирже, где на симфонический
концерт матросов собралось тысячи две народу, —
здесь, как мне показалось, с большой примесью предста¬
вителей средних классов и тем не менее так же друже¬
ски принимавших мою беседу о значении столь удавше¬
гося нам праздника.
Но ничего нельзя представить себе торжественнее,
чем исполнение «Реквиема» Моцарта в одной из пре¬
лестнейших зал Растреллиева Зимнего дворца государ¬
ственной капеллой и оркестром, под управлением высо¬
коталантливого Коутса.
Я сказал несколько слов о «Реквиеме» вообще, о Мо¬
царте и о том, как мы теперь воспринимаем вопросы
смерти, суда над личностью человеческой и ее триумфа
в историческом торжестве идеи человечности.
Я не могу не говорить торжественно, видя это море
голов и предчувствуя уже несомненную по глубине и
красоте заупокойную поэму Моцарта.
Мы поминаем жертвы революции поистине достой¬
ным образом.
Благоговейно играют и поют артисты. Благоговейно
внемлет толпа. Маленький мальчик в первом ряду слу¬
шателей, вообразив, что он в церкви, опустился на- коле¬
ни и так простоял все полтора часа.
Обнажив головы, народ внимает задумчиво и серь¬
езно.
Тут шесть или семь тысяч слушателей, бесплатно и
свободно впущенных в царские хоромы. Из залы одна
дверь: но по окончании концерта, медленно и осторож¬
но, в прекрасном порядке расходятся все и удостаива¬
ют меня уже на улице выражением благодарности, как
наградили они громом аплодисментов артистов-испол-
нителей.
Отмечу: идея о таком празднике пришла нам в го¬
лову часа в 2—3 накануне, и я, конечно, считал фанта¬
стической мысль в столь короткий срок осуществить ее.
Но и тут та же готовность артистов. Как только пре¬
дупредили их, они ответили: «Мы тут и готовы служить
народу».
Я еду на открытие Пролеткульта и говорю там о
пролетарской культуре, пользуясь как примером этим
нашим праздником и его переживаниями.
Я не мог быть до конца большого вечера, которым
торжественно открыл Пролеткульт свой дворец, но мне
говорили, что на нем было много яркого и интересного.
74

С меня достаточно того, что я видел: великолепное
здание Благородного собрания, полное представителями
подлинного народа, и перед ним первые распускающие¬
ся почки чисто рабочего искусства.
Я еду на Неву, и здесь — настоящая волшебная сказ¬
ка!..
Уже и днем флот, расцветившись тысячами флагов,
придал великолепной Неве такой нарядный вид, что
сердце, стесненное всеми невзгодами, не могло не за¬
биться ликующе.
Я думаю, всякий, кто видел это зрелище,— а видело
его пол-Петрограда, — согласится, что оно было незабы¬
ваемо красиво и волнующе радостно.
Вечером началась изумительная борьба света и
тьмы. Десятки прожекторов бросали световые столбцы
и белыми мечами скользили в воздухе.
Их яркий луч ложился на дворцы, крепости и кораб¬
ли, мосты и вырывал у ночи то одну, то другую красу
нашего пленительного Северного Рима.
Взвивались ракеты, падали разноцветные звезды.
Фонтаны и клубы дыма в странной и бледной игре
лучей создавали целую поэму, целую симфонию огня и
мрака во всех переливах светотени и доводили впечат¬
ление до какой-то жуткой величавости.
Гремели салюты с Петропавловской крепости.
Да, празднование Первого мая было официальным.
Его праздновало государство.
Мощь государства сказывалась во многом.
Но разве не упоительна самая идея, что государство,
досель бывшее нашим злейшим врагом, теперь — наше и
празднует Первое мая, как свой величайший праздник?..
Но, поверьте, если бы это празднество было только
официальным, — ничего, кроме холода и пустоты, не по¬
лучилось бы из него.
Нет, народные массы, Красный Флот, Красная Ар¬
мия — весь подлинно трудящийся люд влил в него свои
силы. Поэтому мы можем сказать:
«Никогда еще этот праздник труда не отливался в
такие красивые формы». А ведь я видел только неболь¬
шую часть того, чем ознаменовал Петроград этот день.
О, мы отпразднуем его еще лучше в 1919 году!..
Товарищи, братья, тогда — верим твердо — мы уже
повсюду будем победителями...
А. Луначарский
«Пламя», 1918, JSfe 2, стр. 2—4.
75

КРАСНЫЙ ПОДАРОК1
Мы, революционный тыл, хотим организовать день по¬
дарка нашему красному революционному фронту.
Подарок есть выражение благодарности, любви и
ласки.
Мы все, вся Советская Россия, проникнуты благодар¬
ностью к героям, изумляющим мир. Недаром прожжен¬
ный французский журналист писал недавно о чуде соз¬
дания из глубины развала и военного утомления мощ¬
ной армии, вокруг знамен которой почти повсеместно
витает победа.
Революционная Красная Армия есть чудо, будящее
в наших сердцах самые лучезарные надежды, чудо, гроз¬
ное для наших врагов.
Бесконечно нужно, чтобы крепла и ширилась связь
между тылом и фронтом Советской России, в которых
есть нечто одно и неразрывное. Надо, чтобы герои наши
ни на минуту не чувствовали себя оторванными и забы¬
тыми и чтобы мы, почти в полной безопасности строя¬
щие новую культурную жизнь за стеною богатырских
грудей, ни на минуту не засыпали, забывая об опасно¬
сти и о тех, кто сильною рукою держит ее вдали от го¬
ловы и сердца коммунистического движения.
Я только что разговаривал с одним из самых выда¬
ющихся вождей наших, вернувшимся с фронта.
«Удивляешься героизму трудового русского челове¬
ка,— сказал он мне, — голодные, холодные, с годами
войны и траншей за плечами, утомленные смертельно,
они продолжают сражаться, как львы, поддерживаемые
одним: непоколебимой верой в победу пролетариата».
Но вся эта самоотверженная армия есть один вели¬
кий Красный Подарок, кровью залитый и заревом пожа¬
ров освещенный, красным пожаром трудовой России,
идеалу социалистического строя человеческой жизни.
Мы преисполнены предчувствием победы. Мы дол¬
жны все выше поднимать к алтарю великой идеи спра¬
ведливости на земле наш дивный Красный Подарок.
Нашу армию о сотнях тысяч преисполненных любовью
и гневом сердец.
Пусть это торжественное сознание нашего единства
в борьбе, жертве и победе объединит нас в день 23 фев¬
раля. Обменяемся сердцами, мы — строители в тылу и
1 «Военные были». Сборник. М., 1969, стр. 49—50.
76

они — наши воины на фронте. Это будет наш взаимный
Красный Подарок.
А. Луначарский
«Известия» № 29, 10 февраля 1919 г.
ТОВАРИЩ ЛЕНИН
О ЗАДАЧАХ ПРОСВЕЩЕНИЯ 1
Всякая статья Владимира Ильича есть, конечно, пода¬
рок и партии, и России, а иногда — и очень часто — все¬
му миру, тому новому миру, который в муках рождает¬
ся теперь.
Статья, опубликованная в № 2 «Правды» под загла¬
вием «Странички из дневника», есть в особенности по¬
дарок аппарату народного просвещения в Союзе совет¬
ских республик. А этот аппарат велик и многолюден.
Подарок сделан не только работникам Наркомпроса в
центре и на местах, не только учительству и всем тру¬
дящимся на ниве просвещения, но также и подрастаю¬
щему поколению, которое учится, и родителям этого по¬
коления, которые с надеждой на него взирают.
Я представляю себе, как вслед за радостным пере¬
полохом, который я почувствовал на нашем еще недавно
забытом секторе фронта и который был вызван неожи¬
данным, хотя бы и литературным посещением его глав¬
нокомандующим мировой революцией, тот же радост¬
ный переполох развернется по всей России, где только
найдется человек, умеющий рассказать об этой статье.
Перейдем теперь к самому содержанию этой, если не
ошибаюсь, второй по счету статьи Владимира Ильича
на темы о народном просвещении.
Конечно, Владимир Ильич поставил в первый угол ту
задачу, которую и нужно было в него поставить, то есть
задачу массового просвещения и создания материальной
базы под ним.
Мы высоко ценим авторитетное решение Съезда Со
ветов, принявшего резолюцию Наркомпроса с указани¬
ем на целый ряд мероприятий, которые необходимо про¬
вести для спасения школы от обострившегося в послед¬
нее время кризиса.
Но особенный рельеф эти решения Съезда, принятые
после доклада Наркомпроса, принимают от выразитель¬
ной постановки соответственных вопросов у главы ис-
1 «Чудесная сила». Сборник. М.. 1968, стр. 62—65.
77

полн'ительного правительственного аппарата нашей рес¬
публики.
Надо, чтобы при ближайшем пересмотре* нашего
квартального бюджета в первую голову были сокраще¬
ны не расходы Наркомпроса, а расходы других ведомств,
с тем чтобы освобожденные суммы были обращены на
нужды Наркомпроса.
Это указание руководителя исполнительного аппара¬
та Советского правительства как нельзя более соответ¬
ствует общему указанию верховной власти нашей рес¬
публики, постановившей предложить Совнаркому изыс¬
кать средства по увеличению доли Наркомпроса в об¬
щегосударственном бюджете.
И продолжая линию своих мыслей, товарищ Ленин
говорит:
— «Не надо скаредничать с увеличением выдачи
хлеба учителям в такой год, как нынешний, когда мы
сравнительно сносно им обеспечены».
Владимир Ильич идет дальше и в полном соответст¬
вии с решением Съезда, требующим усилий к подъему
положения учителя в уровень с положением рабочего
наиболее квалифицированных отраслей промышленно¬
сти, дает такую директиву:
— «Народный учитель должен у нас быть поставлен
на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не
стоит, и не может стоять в буржуазном обществе. Это —
истина, не требующая доказательств. К этому положе¬
нию дел мы должны идти систематической, неуклонной,
настойчивой работой и над его духовным подъемом и
над его всесторонней подготовкой к его действительно
высокому званию и, главное, главное и главное — над
поднятием его материального положения».
В последнее время неоднократно поднимался вопрос
о том, не надо ли, ввиду скудности государственных
средств, сконцентрировать все свое внимание в деле на¬
родного образования исключительно на удовлетворении
нужд пролетариата по просвещению. И здесь Владимир
Ильич самым решительным образом ставит проблему
на правильное место: задача пролетариата заключается
не только в том, чтобы самому получить образование,
но чтобы параллельно, тут же, немедленно служить про¬
водником культуры в деревенскую толщу.
Одну из моих последующих статей в «Известиях», а
может быть и не одну, я посвящу специально вопросам
культурной работы в деревне. Я напомню тогда о чрез¬
78

вычайно содержательной резолюции, принятой VIII пар¬
тийным Съездом относительно этой работы и оставлен¬
ной потом жизнью в стороне, прежде всего, конечно, по
отсутствию педагогов. Во многом мы должны вернуться
к данной тогда правильной постановке этого вопроса.
Все это в статье Владимира Ильича бесконечно цен¬
но. Пишет все это не публицист, а крупнейшая фигура
правительства.
Зная, как необыкновенно благодарно, порою даже
энтузиастически благоверно, относится неизбалованное
русское учительство ко всякому знаку внимания, я ду¬
маю, статья Владимира Ильича вызовет подлинный
взрыв энтузиазма среди работников просвещения. Почва
здесь невероятно благодарная, и черноземны не только
сами рабоче-крестьянские массы, которые так жадно
раскрыты для семени знания, не только растущая в ре¬
волюционную эпоху детвора, не только наша изуми¬
тельная героическая молодежь, хлынувшая теперь в
аудитории и лаборатории, рабфаки и высшие учебные
заведения, но и само учительство, даже известная часть
молодой профессуры, даже не столь редкие элементы
аполитической старой профессуры, начинающей прони¬
каться сознанием глубокой торжественности и всемирно-
исторической значительности того переворота, который
вначале был непонятен им.
Когда мой заместитель пришел ко мне со статьей
Владимира Ильича и сказал: «Ну, сегодня мы именин¬
ники в Наркомпросе», — я невольно вспомнил заглавие
моей первой статьи из серии, которую я сейчас продол¬
жаю в «Известиях»: «Именинник без пирога». На этот
раз я сказал: «Именинник как будто будет иметь на
этот раз если не пирог, то пирожок».
А на фронте просвещения народ ужасно проголодал¬
ся, и голод этот тем чувствительнее, что каждый чувст¬
вует на этом фронте, какие благородные задачи стоят
перед ним и какое наслаждение разрешать их, если бы
только истощение сил все не ставило под знак вопроса.
Решение X Съезда по вопросам просвещения и зна¬
менательная статья товарища Ленина обозначают со¬
бою наступление новой эры в РСФСР и во всем союзе.
И недаром писал я в моей маленькой новогодней замет¬
ке, что наступающий 23-й год будет первым годом за¬
метных побед наших на культурном фронте.
А. Луначарский
«Известия» № 3, 5 января 1923 г.
79

ПИСАТЕЛЬ И ПОЛИТИК1
Мы, марксисты, знаем, что всякий писатель является
политиком. Мы знаем, что искусство есть могуществен¬
ная форма идеологии, которая отражает бытие отдель¬
ных классов и в то же время служит им орудием само¬
организации, организации других подчиненных классов
или таких, которых они хотят подчинить, и дезорганиза¬
ции враждебных. Мы, марксисты, знаем, что даже те
писатели, в произведениях которых на первый взгляд и
в лупу не найдешь политики, на самом деле являются
политиками. Иногда они это прекрасно и сами сознают.
Сознают они, что надо развлекать публику пустяками,
разноцветным хламом, смешной забавой как раз Для
того, чтобы отвлечь их от серьезной политики, от поста¬
новки серьезных проблем, на которые толкает сама
жизнь.
Всякий класс защищает свои интересы, но не всяко¬
му классу выгодно в этом сознаться. Классы, интересы
которых явно противоречат интересам огромного боль¬
шинства, стараются защищаться, пользуясь всяким при¬
крытием, и искусство является для них хорошим полити¬
ческим оружием именно постольку, поскольку им можно
прикрыть свои хищные намерения.
...Зато новый вождь сотен миллионов трудящихся —
пролетариат, который не может не быть до конца вер¬
ным своей миссии — уничтожению эксплуатации челове¬
ка человеком, смело развертывает свое пламенное знамя
и нисколько не боится признать, что его идеология —
классовая, откровенно партийная. Если буржуазный пи¬
сатель, привыкший протаскивать исподтишка буржуаз¬
ные тенденции под якобы белыми, как снег, парусами
чистого искусства, глумливо хихикает над пролетарским
писателем и, показывая на него пальцем, кричит: «Поли¬
тик, политик, какой ты художник! твое искусство тенден¬
циозно!», то пролетарский писатель отвечает на это
громким смехом, презрительность которого сразу подав¬
ляет глумление врага. «Чем ты думаешь меня попрек¬
нуть? Тем, что огромное пламя энтузиазма, при свете
которого я хочу перестроить мир, говорит также и ь
моем художестве?»
Нашим художникам нечего бояться быть публици¬
стами в своих художественных произведениях в том ли
1 А. В. Луначарский. Собр. соч., т. 2, стр. 83—86 (печатается с
сокращениями).
80

смысле, что сами образы их насыщены определенным
идейным зарядом, или в том смысле, что их идеи не вме¬
щаются в образы, что рядом с тканью образного рас¬
сказа они дают жгучую агитационную речь, обращенную
к читателю, в том смысле, что писатель, обычно вы¬
ступающий как художник, пишет письма обществу как
публицист, как народный трибун.
Нам этого нечего бояться, ибо наш художник никак
не может чувствовать себя приниженным оттого, что он
окажется очень близким к жизни и напоенным ее сила¬
ми. Наоборот, приниженным кажется ему тот худосоч¬
ный художник, который далек от жизни, в котором не
бьются полным пульсом ее живые соки. Такой художник
иногда воображает, что он витает высоко над жизнью
в розовых облаках рафинированной идеологии. На са¬
мом же деле он просто пресмыкается в клоаках жизни,
куда стекают ее отбросы и где вся мнимая позолота и
радуга стоят не больше, чем тот мусор, который мы ви¬
дим в помойных ямах.
Следя за новой рабочей литературой, Горький пишет,
что произведения ударников уже не литература, а нечто
большее, чем литература. Ну да, пожалуй, нечто боль¬
шее, то есть, собственно говоря, это, конечно, литера¬
тура и есть, но эта литература кажется большей, чем
всякая другая литература, во-первых, потому, что она
не уступит самым лучшим литературным эпохам по свя¬
занности своей с жизнью, даже превзойдет их, а во-вто¬
рых, потому, что жизнь, с которой она связана, вот эта
нынешняя жизнь представляет собой такой взлет, такую
небывалую пору человечества, отразить которую в зер¬
кале литературы — значит сразу сделать это зеркало
бездонно глубоким, сияющим, искрящимся, солнечным.
Г орький — сызмальства рабочий человек — долго
жил на общественном дне и видел все ужасы этого ада.
Изучал он главным образом мелкокустарных трудящих¬
ся, анархо-босяцкие типы, изучал людей затоптанных,
замученных, в озлоблении мучающих друг друга. Он
чутко прислушивался к их мечтам, трогательно радовал¬
ся их порывам и стремлению уйти прочь из этой черной
жизни, всматривался в то окружение, которое обуслов¬
ливало собою их страдания. Он видел тупое, сытое ме¬
щанство, видел собственнические элементы темной де¬
ревни, видел возвышающиеся над этой стеной так назы¬
ваемые высшие классы, включая сюда и интеллигенцию,
вплоть до тузов капитала, до верхушек бюрократии, до
81

сиятельных дворян. Все это окружение, вся эта пирами¬
да, навалившаяся на общественные низы, вызывала в
нем безмерное негодование. Сквозь все эти впечатления,
которыми окружала его действительность, по мере того
как развивавшийся капитализм создавал все более зна¬
чительные сгустки пролетариата, Горький все полнее
проникался пролетарским мировоззрением. Конечно, и
у Горького бывали ошибки. Но все это давно перемоло¬
лось и давно отброшено в сторону, как пыль. Когда пос¬
ле длительного пребывания за границей, уже в пору
известной зрелости нашего строительства, Горький вер¬
нулся в свою страну, — растаяли все дымки, и произо¬
шла очень дружная встреча пролетарского писателя с
нашей пролетарской общественностью, с рабочими со¬
ветских фабрик и заводов, с тружениками совхозов й
колхозов. И с тех пор Горький заключил с нами самый
закадычный и неразрывный союз. С тех пор Горький
занял там, за границей, пост свирепого, откровенного,
неумолимого борца за правду о СССР. С тех пор он воз¬
ненавидел буржуазию в сотни раз больше, чем ненави¬
дел раньше.
Подводя итоги своего огромного опыта в своем боль¬
шом романе *, Горький в то же время откликается на
все важнейшие события своими публицистическими
письмами. Но, кроме этих открытых писем, у него идет
еще личная переписка с огромным количеством коррес¬
пондентов. К нему и от него, как стаи птиц, летят посла¬
ния. Он находится в постоянном общении с друзьями.
Летят к нему и черные письма, напоенные ядом. И вре¬
мя от времени он, как ударом молнии, обжигает коррес¬
пондентов этого порядка. Горький неизгладимыми письме¬
нами вписал свое имя в торжественные страницы исто¬
рии человечества. Да, вписал. Неизгладимо. Алексей
Максимович дожил до огромных побед рабочего класса,
того класса, с которым великий пролетарский писатель
слился воедино. Конечно, нам придется брать еще круп¬
ные перевалы. Но мы уже очень, очень высоко взошли
по дороге, ведущей к величайшей цели.
Алексей Максимович оглядывается на пройденный
путь и смотрит на путь предстоящий. Он старается быть
спокойным. Но под его жесткими усами угадывается
трепещущая улыбка, а на его голубые глаза уже навер¬
нулась та слеза, которая отмечает у него моменты глу¬
* «Жизнь Клима Самгина».
82

бокого душевного волнения. Он оценивает достигнутое и
говорит негромко: «В общем, хорошо».
— В общем, хорошо, — гремят миллионные хоры, хо¬
тя мы все прекрасно знаем, что еще много есть нехо¬
рошего в нашей жизни. Но ведь мы — в дороге. Но ведь
мы — в борьбе. Но ведь мы — в строительстве. И все
знают, что Горький вместе с нами — в дороге, в борьбе
и в строительстве.
Г орький — писатель-политик. Он — самый большой
писатель-политик, какого до сих пор носила земля. Это
потому, что никогда еще земля не носила на себе такой
гигантской политики. Вот почему эта политика непре¬
менно создаст и гигантскую литературу. Эта гигантская
литература уже начинает расцветать...
Горького любят все, кому дороги наша политика и
наша культура. А среди тех, кому они не дороги, мы раз¬
личаем две породы людей. Одна: не доросшие до пони¬
мания исторических задач пролетариата. Другая поро-.
да — враги. О них Алексей Максимович сказал хорошо:
«Если враг не сдается, его уничтожают».
А. Луначарский
«Известия» № 89, 31 марта 1931 г.
ПИСЬМА ИЗ ЖЕНЕВЫ1
СОВЕТСКИЙ ПРОЕКТ,
ИЛИ КАК МЫШИ IKOTA ХОРОНИЛИ2
Второе заседание шестой сессии открылось в 10 часов
утра 16 апреля (1929 г.— Ред.).
Вы помните, что юнкер Лоудон начал с утверждения,
что-де, к сожалению, время до второго чтения так на¬
зываемого проекта 1927 года еще не пришло, так как до
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ
пой политики, стр. 247—250.
Под этим заголовком в апреле — мае 1929 г. в «Комсомольской
правде» и других советских газетах печатались письма-корреспон¬
денции А. В. Луначарского с б-й сессии Подготовительной комис¬
сии (она была создана Лигой наций в связи с подготовкой конфе¬
ренции по разоружению). Свои материалы А. В. Луначарский,
являвшийся членом советской делегации, подписывал в газетах
псевдонимом «А. Д. Тур», иногда сокращенно «А. Д. Т.».
2 В приводимом здесь письме-корреспонденции рассказывается
об одном из заседаний Подготовительной комиссии, где обсужда¬
лись советские предложения по разоружению.
83

решения самими державами важнейшего вопроса о мор¬
ских вооружениях серьезно сдвинуться с мертвой точки
нельзя, потому-де, если он и созвал комиссию, то исклю¬
чительно для того, чтобы предложить ей покушать
лапши.
Представитель Германии граф Бернсторф заявил, что
он с мнением председателя не согласен. Он напомнил
решение, принятое в конце прошлой сессии: «Комиссия
поручает своему председателю созвать новую сессию,
когда окажется возможным приступить к новому чтению
проекта о разоружении».
Бернсторф напомнил, кроме того, что именно комис¬
сии поручено «помочь государствам» найти выход из
разного рода трудностей; никак не следует думать, что
если государства увязнут в болоте, то и комиссия долж¬
на немедленно же увязнуть вместе с ними. Бернсторф
поставил в упор вопрос: «Желает ли комиссия вслед за
своим председателем формально отказаться от уже при¬
нятого решения о втором чтении?»
К общему удивлению, Лоудон вдруг ответил, что
свою вермишель он и считает как раз вторым чтением
проекта! Его предложение будто бы касалось только
порядка этого чтения.
Гибсон поспешил на помощь председателю, подтвер¬
ждая, что комиссия будет заниматься именно вторым
чтением, которому предложение Лоудона придало «науч¬
ное (!?) упорядочение (I)».
На другой день в 10 часов приступили к рассмотре¬
нию советского проекта.
День начался с любопытного инцидента.
Председатель комиссии дал слово т. Ланговому.
Самая речь т. Лангового произвела на комиссию и
журналистов глубокое впечатление. Особенно вся немец¬
кая пресса отметила ее «деловитость» и «военно-техни¬
ческую осведомленность». «Дейли ньюс» отметил, что
Ланговой — «самый молодой генерал в Европе», а
«Руль», захлебываясь пеной в своем непрерывном хрип¬
лом лае, поспешил отметить: «Ланговой, которого поче¬
му-то называют генералом...»
Важным моментом речи Лангового было выделение
трех основных принципов советского предложения, кото¬
рые сыграли впоследствии очень большую роль.
Это следующие принципы:
I) не ограниченное, а существенное ограничение во¬
оружений;
84

2) принцип пропорционального разоружения держав;
3) предварительное установление точного коэффи¬
циента разоружения.
Первым возражал японский представитель г. Сато.
Маленькому японцу нельзя отказать в известной
сметливости. Но он ухитряется говорить тусклым голо¬
сом и медленно, чуть не засыпая сам, длинные речи,
целиком состоящие из дистиллированной воды. Редко¬
редко можно выловить из них хоть что-нибудь новое.
Это послушное повторение того, что считается установ¬
ленным для комиссии ее «учителями». Словом, дешевень¬
кие, сатиновые аргументики и сатиновое красноречие.
По Сато каждая держава вольна разоружаться или
вооружаться, как она хочет. Она одна знает, сколько ей
нужно войска, чтобы чувствовать себя в безопасности.
К тому же Сато недоумевал, как может комиссия
осмелиться устанавливать цифры. Ведь цифры может
установить только сама конференция! Робость, осторож¬
ность, медлительность, — вот к чему призывал Сато, а
всеми этими добродетелями от советского проекта и не
пахнет.
Граф Бернсторф решительно поддержал советский
проект.
Но так как графа Бернсторфа часто клюют и немец¬
кие птицы (такая, например, нечистоплотная птица, как
«Форвертс») за «сотрудничество» с советской делега¬
цией, то он решил из предосторожности воспользовать¬
ся словами немецкого канцлера горе-социалиста Мюлле¬
ра и доказать, что программа разоружения Мюллера
совпадает с основными чертами советского проекта.
«Искреннее» желание немецкого буржуазного пра¬
вительства добиться всеобщего серьезного разоружения
объясняется тем, что сама Германия уже основательно
разоружена.
Очень тонким захотел показать себя представитель
Франции г. Массигли.
Ах, какая печальная замена Бонкура. Бонкур! Седые
кудри артиста или модного ксендза, любителя дам и их
любимца! Дикция и жесты трагика! Большая ловкость
при этом. Этакое очаровательное плутовство, на кото¬
рое даже сердиться трудно. И авторитет! Поль Бонкур
до такой степени воображает себя тем самым «сильным
человеком», которого давно ищет Марианна (собствен¬
ное имя Французской республики), что его подручный
граф Клозель даже назвал себя на пятой сессии: «Я —
85

представитель Поля Бонкура», забывая, что он пред¬
ставлял Францию!
И вдруг Массигли!
У этого вид ни дать ни взять приказчика из «Grands
magaziris du bon marche» (по-русски «великая лавка
дешевки»), у него какой-то наследственный жест длин¬
ных рук, словно перед ним прилавок, и он все время
развертывает дешевые материи, стараясь ослепить поку¬
пательницу.
Говорит он скороговоркой, и его плохо слышно.
Франция! Не стыдно тебе? Мало у тебя говорунов? Все
так привыкли, что твои представители говорят пусто, но
красно, а ты послала на такую мировую «арену» чело¬
века, который — спору нет! — говорит отменно пусто, но
и плохо же!
Аргументы Массигли сводились к тому, что и совет¬
ский проект не избавляет от трудностей. Но, перечисляя
эти трудности, Массигли попадал пальцем в небо, витая
в первых попавшихся соображениях, которые при про¬
верке им самим даже для него потеряли бы убедитель¬
ность.
Это не мешает именно французской прессе отметить,
что «с особенной силой и красноречием советской деле¬
гации отвечал Массигли». На всякий случай напоминаю,
однако, это нам пригодится, что Массигли считает про¬
порциональность нелепостью и «математические методы»
никуда негодными.
Ведь еще никто не знал, что именно к этим методам
присоединятся САСШ.
J А. Д. Тур
«Комсомольская правда», 9 мая 1929 г.
ЕЩЕ ОДНА ТРАГИКОМЕДИЯ 1
Новой трагикомедией я называю мировую экономиче¬
скую конференцию *.
Почему это комедия? Потому, что мы имеем перед
собой представление для широкой публики, в котором
1 А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международ¬
ной политики, стр. 413—418.
* Имеется в виду Международная экономическая конферен¬
ция, пытавшаяся найти выход из экономического кризиса, охватив¬
шего капиталистический мир. — Прим. ред.
86

актеры делают вид, будто бы они всерьез совершают
некоторые действия. На самом же деле эти действия
имеют чисто театральный характер, не могут привести к
тем результатам, на которые они, по-видимому, рассчи¬
таны. Эта комедия тем более смешна, что обманщикам
уже некого обманывать. Если еще остается какая-то
атмосфера обмана, то только потому, что есть категория
«обманываемых», которым выгодно делать вид, будто
бы не все еще ясно.
Почему это трагедия? Потому, что все эти деклара¬
ции, ставшие почти шутовскими, при всей их торжест¬
венности на самом деле скрывают за собой некоторый
ужас, ужас самый несценический, реальный. Здесь ужас
капиталистов и их друзей перед распадом капитализма,
здесь ужас перед возможным возникновением тяжелой
мировой бойни. Поэтому ужас, хотя и по-разному, реа¬
лен для всех.
Мир пришел в экономическом отношении в состояние
инвалидности. Об этом говорят в разных, обыкновенно
недостаточно выпуклых словах авторитетнейшие люди
капитализма (как, например, современный Гамлет —
г-н Макдональд), люди всех степеней ума и дипломати¬
ческой ловкости, бессилия и неловкости, они часто по¬
вторяют, что мир вывихнулся и что, увы, они призваны
своими слабенькими силенками вставить его опять на
место.
* * *
Прежде всего — вопрос о долгах.
Когда страны передрались между собой в смертной
битве, где одни из них победили других, то победители
наложили на побежденных невыносимое бремя. Извест¬
ный экономист Норман Энжель еще перед великой вой¬
ной говорил, что напрасно думать, будто бы одни страны
вследствие войны смогут обогатиться за счет других.
Если страны-победительницы заставят себе платить
дань, т. е. потребуют, чтобы капиталисты и рабочие по¬
бежденной страны усиленно производили разного рода
товары, продавали их по дешевой цене, где попало, что¬
бы получить необходимое для уплаты этой дани золото,
то тем самым будет сорвана торговля и производство по¬
бедителей. Может быть, эта дань будет даже меньше,
чем то разорение, которое принесет невольный демпинг
побежденных.
Но тщетно было говорить тогдашним повелителям
буржуазии о здравом смысле. Германия погрузилась в
87

нищету, но одновременно производство во всех странах
оказалось настолько разрушенным, что все они стали
так же стремительно падать, начиная с Америки, только
что провозгласившей о достижении неслыханного «про¬
цветания».
Тогда Англия ц Франция, главные кредиторы Герма¬
нии (т. е. главные грабители), ханжески обратились к
Америке: «Отпусти нам долги наши», а потом, обратив¬
шись к Германии: «яко же и мы оставляем должником
нашим». Вашингтонский конгресс был сух и не эласти¬
чен: «Вы нам должны?» «Должны». — «Срок плате¬
жей пришел?» «Пришел». — «Так деньги на бочку!»
Франция на бочку денег не положила. Англия поло¬
жила их, по-нидимому, в последний раз и больше класть
не намеревается. Тем не менее Америка делает вид, что
о долгах и разговаривать не хочет.
Макдональд, человек вообще не очень хитроумный и
довольно бестактный, в данном случае удивил всех тем,
что в первый же день воспользовался своим положениеАм
председателя и заговорил об этом самом вопросе —
о долгах, о котором американцы упорно и слышать не
хотят.
Все тактические или бестактные усилия различных
английских и другой национальности государственных
деятелей не приведут, однако, к тому, чтобы вопрос
о долгах сдвинулся с места. Он будет являться шипом,
торчащим на дороге к мироупорядочению, шипом, гото¬
вым прокалывать шины всех автомобилей, которые по¬
пытаются прокатиться по этому пути.
* * *
Но еще серьезнее вопрос о тарифах.
Никго не хочет ничего покупать. Страны отделились
друг от друга высокой изгородью и по возможности во¬
все не пускают товары других стран на свои рынки. Тор¬
говля, как крыша в известной песне Гёте, «свищет со
всех сторон».
Говорят, однако, что самый важный вопрос, который
стоит перед конференцией, — это вопрос о деньгах.
В прежние времена задача дипломатов и финансистов
была в том, чтобы уронить чужую валюту. Теперь дело
заключается в том, что каждый сам хочет иметь воз¬
можно более дешевую валюту. Англичане снизили свой
фунт стерлингов на 25 процентов, тем облегчив положе¬
ние должников за счет кредиторов и, главное, сделав
88

более доступными свои товары. Подкрепившись немного,
на этот путь стали и САСШ. А теперь и те и другие
говорят: «Мы хотим иметь деньги дешевле, чем ваши».
Ассигнована сумма огромных размеров, до 350 млн. фун¬
тов стерлингов каждой страной, на то, чтобы снижать
свою собственную валюту и поддерживать чужую. Эта
борьба за то, чтобы сделать чужие деньги дороже, а свои
дешевле, приведет неизбежно к инфляции, а стало быть
к ограблению всех кредиторов государств, т. е. прежде
всего бедных массовых сберегателей.
Что же делать? Надо договориться. На чем? На том,
чтобы, спустивши и фунты, и доллары, и франки, уста¬
новить между ними ту же самую пропорцию, которая
была между ними и раньше, т. е. всю эту музыку сде¬
лать бесполезной? Начинайте теперь сначала!
* * *
Что же, действительно нет никакого выхода из положе¬
ния? Выход есть, есть даже два выхода: один мнимый,
другой действительный.
Первый выход — это война. Ее жаждут империали¬
сты.
Война может создать новую обстановку! Война есть
колоссальное расточение человеческих сил. Война — это
колоссальные заказы на металл, взрывчатые вещества,
продукты питания, амуницию и т. д., причем все это раз¬
ряжается в воздух, исчезает, губится... К тому же в ре¬
зультате войны будут победители и побежденные. Побе¬
жденных на некоторое время можно будет превратить в
париев и на этом получить отсрочку для победителей.
Всего бы лучше, конечно, соорудить розенберговскую
войну всех буржуазных стран против СССР. Розенбергу
это кажется просто. Немецкие фашисты, люди неумные,
примитивные, полагали, что их Розенберг — необыкно¬
венный умница и что он скажет такое слово, которое
сразу сделает фашистов милыми всем буржуям.
Однако сразу выяснилось, что дело не так розенбер-
говски просто. Отдельные страны находятся в состоянии
едва скрытой, или вернее, очень плохо скрытой, ненави¬
сти между собой. Англия и Америка боятся друг друга;
Япония представляет собою огромную опасность для той
же Америки, и Франция не может мирно спать, видя,
как у нее под боком немцы решительно и планомерно
вооружаются для того, чтобы выполнить мечту о реван¬
ше, которой живут все уважающие себя немецкие наци-
89

онанисты. С какой же стати, на самом деле, француз¬
ские империалисты позволят немецким под предлогом
разгрома и раздела СССР усилиться для расправы со
своими наследственными врагами, т. е. Францией, и соз¬
дать в мире совершенно новую ситуацию? К удивлению
Розенберга, крепнут доброжелательные отношения по¬
ляков к СССР. Самые правые французы одобряют по¬
литику радикалов по линии сближения с СССР.
Буржуазия потеряла голову, реального исхода, кроме
войны, она никакого не видит. Та или другая война при¬
дет почти неизбежно.
Война будет неминуемым вступлением в мировую
революцию. Но, конечно, было бы гораздо лучше, если
бы мировая революция пришла без предварительной им¬
периалистической войны, если бы сразу грянула «един¬
ственная священная война» — война угнетенных против
угнетателей.
Созревание непосредственно революционной ситуа¬
ции идет и не может не идти чрезвычайно быстро.
Не только пролетариат видит теперь, но и мелкая
буржуазия и лучшая часть интеллигенции начинают
прозревать, что обещания фашистов и социал-фашистов
есть грубейшая и глупейшая ложь и что никакого иного
выхода, кроме перехода к новым, высшим формам хо¬
зяйства, на самом деле у человечества не имеется.
Было бы очень хорошо, если бы на этой трагикоми¬
ческой конференции можно было поставить одно серьез¬
ное дело — то, ради которого мы главным образом и
посылаем наши делегации на такие трагикомедии: по¬
ставить принципиальное сравнение прогресса социали¬
стического мира и регресса капитализма. Это уже сде¬
лано путем представления докладной записки, содержа¬
щей соответствующие статистические даннь^ а также
в речи т. Литвинова.
Говорят, буржуа скептически относятся к нашему ус¬
пеху. Ну, что же, милые, — вперед со своим скептициз¬
мом! Давайте доказательства того, что на самом деле
у вас дела идут лучше, чем у нас, а мы будем возра¬
жать, и весь мир будет слушать. Осмельтесь на это!
Примите такого рода соревнование! Мы во всяком слу¬
чае от него не откажемся.
P. S. Статья немного задержалась. Прошло несколь¬
ко «драгоценных» дней этой новой трагикомедии. Ка¬
залось, что ни в каких изменениях статья не нуж¬
дается.
90

Правда, Англия в счет кучи золота, которую она
должна, заплатила Америке кучку серебряной мелочи.
Такие «кучки» имеются и в других вопросах, — нель¬
зя же ничего не делать! Не сделать ничего — это опасно,
это даже было бы своеобразным шагом вперед — к де¬
кларации отчаяния.
Позолотить лондонскую чепуху не могут, ну так про¬
буют посеребрить. Благо за серебро стоит скупивший
его спекулянт Детердинг.
Довольно внезапно лондонская трагикомедия приоб¬
рела буфонный характер.
Свою «бомбу» немецкие делегаты готовили давно.
Она должна была быть неуклюжа и груба — иначе фа¬
шист не может представить себе «колоссальность» и
«эффектность», а они требовались.
Но сознание чисто ата-троллевского элемента в
«бомбе» было настолько сильно, что, выпустив ее, все
немецкие делегаты закричали: «Не я! Ей-богу, не я!», и
все они разбежались, оставив на месте подвига лишь
усы г-на Гугенберга.
Но потом... ничего! Ну, смеялись! Ну, ругались! Смех
убивает — это давно известно, и сейчас они смешны, —
нагло и по-богатому, — «брань на вороту не виснет».
Смеяться — это наше право.
Быть на-чеку — это наш долг.
«Вечерняя Москва», 22 июня 1933 г.
А. Луначарский

БИБЛИОГРАФИЯ
Ленин В. И. Письмо к товарищам (К выходу органа партий¬
ного большинства). — Полн. собр. соч., т. 9, стр. 103—109.
Ленин В. И. Краткий очерк раскола в РСДРП. — Полн. собр.
соч., т. 9, стр. 231—237.
Ленин В. И. Материалы к III съезду РСДРП. Проект порядка
дня съезда с указанием докладчиков. — Полн. собр. соч., т. 10,
стр. 377—378.
Ленин В. И. Доклад об Объединительном съезде РСДРП
(Письмо к петербургским рабочим). — Полн. собр. соч., т. 13,
стр. 23—24, 53—54.
Ленин В. И. Международный социалистический конгресс в
Штутгарте. — Полн. собр. соч., т. 16, стр. 71.
Ленин В. И. Примечания к статье К. Цеткин «Международный
социалистический конгресс в Штутгарте». — Полн. собр. соч., т. 16,
стр. 91.
Ленин В. И. Предисловие к брошюре Воинова (А. В. Луна¬
чарского) об отношении партии к профессиональным союзам. —
Полн. собр. соч., т. 16, стр. 183—191.
Ленин В. И. Об отношении рабочей партии к религии. — Полн,
собр. соч., т. 17, стр. 415—426.
Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм. Критические
заметки об одной реакционной философии. — Полн. собр. соч., т. 18,
стр. 9—11, 75, 77, 195—196, 299, 351—352, 364—365, 366—367, 371.
Ленин В. И. Совещание расширенной редакции «Пролетария».
Речь при обсуждении вопроса об отзовизме и ультиматизме. —
Полн. собр. соч., т. 19, стр. 15—16.
Ленин В. И. По поводу открытого письма Исполнительной ко¬
миссии Московского окружного комитета РСДРП. — Полн. собр.
соч., т. 19, стр. 67.
Ленин В. И. О фракции сторонников отзовизма и богострои¬
тельства. — Полн. собр. соч., т. 19, стр. 74—108.
Ленин В. И. Позорный провал. — Полн. собр. соч., т. 19,
стр. 131—133.
Ленин В. И. Приемы ликвидаторов и партийные задачи боль¬
шевиков. — Полн. собр. соч., т. 19, стр. 142—149.
Ленин В. И. О фракции «впередовцев». — Полн. собр. соч.,
т. 19, стр. 312—318.
Ленин В. И. О том, как некоторые социал-демократы знакомят
Интернационал с положением дел в РСДРП. — Полн. собр. соч.,
т. 19, стр. 355—357.
Ленин В. И. Развязка партийного кризиса. — Полн. собр. соч.,
т. 21, стр. 1—10.
Ленин В. И. О большевизме. — Полн. собр. соч., т. 22,
стр. 279—280.
92

Ленин В. И. К вопросу о г. Богданове и группе «Вперед» (Для
редакционной коллегии «Правды»). — Полн. собр. соч., т. 23,
стр. 246—247.
Ленин В. И. Об А. Богданове. — Полн. собр. соч., ' т. 24,
стр. 338—341.
Ленин В. И. О «впередовцах» и группе «Вперед». — Полн. собр.
соч., т. 25, стр. 353—359.
Ленин В. И. Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и сол¬
датских депутатов. Постановление об образовании рабочего и кре¬
стьянского правительства. — Полн. собр. соч., т. 35, стр. 28—29.
Ленин В. И. О пролетарской культуре. — Полн. собр. соч., т. 41,
стр. 336—337.
Ленин В. И. О работе Наркомпроса. — Полн. собр. соч., т. 42,
стр. 322—332.
Ленин В. И. М. М. Литвинову. 8 декабря 1904 г. — Полн. собр.
соч., т. 46, стр. 417—419.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 1 августа 1905 г. — Полн,
собр. *соч., т. 47, стр. 51—52.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 2 августа 1905 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 62—54.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Между 15 и 19 августа
1905 г. — Полн. собр. соч., т. 47, стр. 57—59.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Конец августа 1905 г. —
Полн. собр. соч., т. 47, стр. 62—63.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. И октября 1905 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 85—87.
Ленин В. И. Г. В. Плеханову. Конец октября 1905 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 103—106.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Между 2 и И ноября
1907 г. — Полн. собр. соч., т. 47, стр. 114—116.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 13 января 1908 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 120—121.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Между 13 января и 13 фев¬
раля 1908 г. — Полн. собр. соч., т. 47, стр. 122.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Между 14 января и 13 фев¬
раля 1908 г. — Полн. собр. соч., т. 47, стр. 123.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 13 февраля 1908 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 135—136.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Между 18 и 26 февраля
1908 г. — Полн. собр. соч., т. 47, стр. 138.
Ленин В. И. А. М. Горькому. 25 февраля 1908 г. — Полн. собр.
соч., т. 47, стр. 141—145.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 27 февраля 1908 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 146.
Ленин В. И. А. М. Горькому. Первая половина марта 1908 г.—
Полн. собр. соч., т. 47, стр. 147.
Ленин В. И. А. М. Горькому. 24 марта 1908 г. — Полн. собр.
соч., т. 47, стр. 150—153.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 16 апреля 1908 г. — Полн,
собр. соч., т. 47, стр. 154—155.
Ленин В. И. А. М. Горькому. 19 апреля 1908 г. — Полн. собр.
соч., т. 47, стр. 156—157.
Ленин В. И. Ученикам Каприйской школы. 30 августа 1909 г.—
Полн. собр. соч., т. 47, стр. 194—202.
Ленин В. И. Л. Б. Каменеву. 30 июля 1912 г. — Полн. собр.
соч., т. 48. стр. 75.
93

Ленин В. И. А. М. Горькому. Ранее 8 января 1913 г. — Полн,
собр. соч., т. 48, стр. 139—142.
Ленин В. И. А. М. Горькому. Позднее 25 января 1913 г.— Полн,
собр. соч., т. 48, стр. 152—155.
Ленин В. И. А. М. Горькому. Между 15 и 25 февраля 1913 г.—
Полн. собр. соч., т. 48, стр. 160—163.
Ленин В. И. А. М. Горькому. Не ранее 9—10 мая 1913 г.—
Полн. собр. соч., т. 48, стр. 180—181.
Ленин В. И. А. М. Горькому. Вторая половина ноября 1913 г.—
Полн. собр. соч., т. 48, стр. 230—233.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. Ранее 25 марта 1917 г.—
Полн. собр. соч., т. 49, стр. 410—411.
Ленин В. И. В. А. Каппинскому. 25 марта 1917 г. — Полн. собр.
соч., т. 49, стр. 411—413.
Ленин В. И. Заграничному бюро Центрального Комитета.
7(20) июля 1917 г.— Полн. собр. соч., т. 49, стр. 445—451.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 18 января 1920 г. — Полн,
собр. соч., т. 51, стр. 121—122.
Ленин В. И. М. Н. Покровскому. 5 мая 1920 г. — Полн. собр.
соч., т. 51, стр. 192.
Ленин В. И. А. В. Луначарскому. 9 апреля 1921 г. — Полн. собр.
соч., т. 52, стр. 136—137.
Ленин В. И. Е. А. Литкенсу. 6 мая 1921 г. — Полн. собр. соч.,
т. 52, стр. 178.
Ленин В. И. Обмен записками с А. В. Луначарским, 1 и 2 ноября
1921 г. — Полн. собр. соч., т. 53, стр. 319.
Бычкова Н. В. и Лебедев А. А. Первый нарком просвещения.
М., 1960.
Горький М. В. И. Ленин. — Собр. соч., т. 18. М., 1963, стр. 266.
Дейч А. Революционное сердце. — В кн.: «Светом ленинских
идей. Рассказы о соратниках и современниках В. И. Ленина». М.,
1965, стр. 345—370.
Елкин А. С. Луначарский. М., 1967.
Зорина Н. Г. В. И. Ленин и А. В. Луначарский (К вопросу о
политическом портрете в партийной публицистике). — В кн.:
«В. И. Ленин и проблемы печати». Л., 1970.
Зуев А. Делать хорошо. — В кн.: «М. И. Ульянова — секретарь
«Правды»». М., 1965, стр. 221.
Истомин Л. А. А. В. Луначарский — публицист-международ¬
ник. — «Вестник МГУ». Серия «Филология, журналистика», 1963,
№ 3.
Кольцов М. Литературные портреты. М., 1956, стр. 20—25.
Крупская Н. К. В. И. Ленин — редактор и организатор партий¬
ной печати. — В кн.: «Ленин — журналист и редактор». М., 1960,
стр. 289—290.
Лебедев А. А. Эстетические взгляды А. В. Луначарского. М.,
1970.
Лепешинский П. Н. На повороте. М., 1955.
Луначарская-Розенель Н. А. Память сердца. Воспоминания. М.,
1962.
Никулин Л. Годы нашей жизни. М., 1966.
«Об отношении к литературному наследию А. В. Луначарско¬
го». — «Коммунист», 1962, № 10, стр. 32—40,
Самойлова Н. А. А. В. Луначарский о свободе творчества и
партийности литературы. — В кн.: «Проблемы социалистического
реализма». М., 1959, стр. 212—261.
94

ОГЛАВЛЕНИЕ
Многогранный талант 3
В ленинской школе публицистики 9
«Секреты» творчества 16
А. В. Луначарский о журналистике и журналистах 47
Ленин как редактор —
О смехе 53
Вацлав Вацлавович Воровский как литератур¬
ный критик . 55
М. С. Ольминский как литературный критик 59
И. И. Скворцов-Степанов 62
Из публицистического наследства А. В. Луначар¬
ского 65
Сомнения двуглавого орла -
Первое мая 1918 года 71
Красный подарок ........... 76
Товарищ Ленин о задачах просвещения 77
Писатель и политик 80
Письма из Женевы 83
Еще одна трагикомедия 86
Библиография 99

Круглов А. А.
84 Анатолий Васильевич Луначарский. М.,
«Мысль», 1972.
95 с. (Партийные публицисты. Ордена Ленина Высш.
парт, школа при ЦК КПСС. Кафедра журналистики и лите¬
ратуры.)
«А. В. Луначарский» — вторая книга серии «Партийные публици¬
сты», выпуск которой издательство «Мысль» начало в 1971 г.
Назвав первую главу «Многогранный талант», автор А. А. Круг¬
лов показывает характерные черты личности А. В. Луначарского, его
яркую многоплановую деятельность. Анализу основных этапов твор¬
чества публициста, его выступлений в печати посвящены две следую¬
щие главы: «В ленинской школе публицистики» и «Секреты творче¬
ства». Книгу завершают образцы публицистического наследства
А. В. Луначарского и библиография.
1-2-2 ЗКИ 1(092)
144-72
Круглов, Александр Андреевич
АНАТОЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЛУНАЧАРСКИЙ
Редактор Л- Г. Севастьянова
Младший редактор В. И. Шашагин
Оформление художника В. И. Пантелеева
Художественный редактор В. И. Харламов
Технический редактор О. А. Барабанова
Корректор
Т. М. Шпиленко
Сдано в набор 27 августа 1971 г. Подписано в печать
10 ноября 1971 г. Формат бумаги 84Х108‘/з2. № 2
Уел.-печатных листов 5,04. Учетно-издательских листов
5,27. Тираж 27 000 экз. А11985. Цена 16 коп. Заказ №3634
Издательство «Мысль»,
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Московская типография № 8 Главполиграфпрома
Комитета по печати при Совете Министров СССР,
Хохловский пер., 7,

«Партийные публицисты» — новая серия книг, вы¬
пускаемая издательством «Мысль». Готовит ее ка¬
федра журналистики и литературы Высшей пар¬
тийной школы при ЦК КПСС. Задача серии —
познакомить читателя с литературной и общест¬
венной деятельностью крупнейших публицистов
партийной и советской прессы во главе с
В. И. Лениным, дать анализ их творческого на¬
следия и теоретических взглядов на печать и
журналистику.
Книги серии посвящены публицистам ленинской
школы — В. В. Воровскому, М. С. Ольминскому,
А. В. Луначарскому, И. И. Скворцову-Степанову,
видным деятелям партии — М. И. Калинину,
Ф. Э. Дзержинскому, В. В. Куйбышеву, С. Г. Шау¬
мяну, С. М. Кирову, Г. М. Кржижановскому,
Н. К. Крупской, Е. М. Ярославскому, профессио¬
нальным публицистам нашей прессы — П. М. Кер¬
женцеву, К. С. Еремееву, А. С. Серафимовичу,
М. Е. Кольцову, Я. А. Галану и др.
В каждой книге будут даны очерк жизни и твор¬
чества одного из партийных публицистов, его вы¬
сказывания о печати и журналистском мастерстве,
отдельные образцы его публицистики. Среди по¬
следних видное место занимают статьи и воспоми¬
нания о Владимире Ильиче Ленине — старшем
товарище и любимом вожде, под самым непосред¬
ственным руководством и влиянием которого фор¬
мировались, воспитывались и закалялись партий¬
ные публицисты.