Библиотека пионера. Избранные повести и рассказы. Том 7 - Эркай Н., Печерский Н., Рыбаков А.

Автор: Эркай Н. Печерский Н. Рыбаков А.

Теги: повести художественная литература библиотечка пионера

Год: 1963

Похожие

Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 2

Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

О смелых и умелых. Рассказы.

Материалы по занимательной грамматике русского языка, часть 2

Текст

ЛЕТ
ВСЕСОЮЗНОЙ
ПИОНЕРСКОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ
имени В. И. ЛЕНИНА

ПИОНЕРА
ИЗБРАННЫЕ
ПОВЕСТИ
И РАССКАЗЫ
VII
ГОСУДАРСТВЕННОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МинистерстваПросвещенияРСФСР

АНАТОЛИЙ РЫБАКОВ
Кортик
ПовестьПРИКЛЮЧЕНИЯ
Кроша
ПовестьНИКОЛАЙ ПЕЧЕРСКИЙ
Красный вагон
Повесть
НИКУЛ ЭРКАЙ
АлЁШКА
Повесть
М О С К ВА

АНАТОЛИЙ
РЫБАКОВ
КОРТИК

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Р Е В С К
Глав а 1
ИСПОРЧЕННАЯ КАМЕРА
Миша тихонько встал с дивана, оделся и выскользнул на
крыльцо.
Улица, широкая и пустая, дремала, согретая ранним
утренним солнцем. Лишь перекликались петухи да изредка
из дома доносился кашель, сонное бормотание — первые зву¬
ки пробуждения в прохладной тишине покоя.
Миша жмурил глаза, ежился. Его тянуло обратно в теп¬
лую постель, но мысль о рогатке, которой хвастал вчера ры¬
жий Генка, заставила его решительно встряхнуться. Осто¬
рожно ступая по скрипучим половицам, он пробрался в чулан.
7

Узкая полоска света падала из крошечного оконца под
потолком на прислоненный к стене велосипед. Это была ста¬
рая, сборная машина на спущенных шинах, с поломанными,
ржавыми спицами и порванной цепью. Миша снял висевшую
над велосипедом рваную, в разноцветных заплатах камеру,
перочинным ножом вырезал из нее две узкие полоски и пове¬
сил обратно так, чтобы вырез был незаметен.
Он осторожно открыл дверь, собираясь выйти из чулана,
как вдруг увидел в коридоре Полевого, босого, в тельняшке,
с взлохмаченными волосами. Миша прикрыл дверь и, оставив
маленькую ще.дку, притаился, наблюдая.
Полевой вышел во двор и, подойдя к заброшенной собачь¬
ей будке, внимательно осмотрелся по сторонам.
«Чего ему не спится? — думал Миша. — И осматривается
как-то странно...»
Полевого все называли «товарищ комиссар». В прошлом
матрос, он до сих пор ходил в широких черных брюках и
куртке, пропахшей табачным дымом. Это был высокий, мощ¬
ный человек с русыми волосами и лукавыми, смеющимися
глазами. Из-под куртки на ремешке у него болтался наган.
Все ревские мальчишки завидовали Мише — ведь он жил в
одном доме с Полевым.
«Чего ему не спится? — продолжал думать Миша. — Так я
из чулана не выберусь!»
Полевой сел на лежавшее возле будки бревно, еще раз
осмотрел двор. Пытливый взгляд его скользнул по щелочке, в
которую подглядывал Миша, по окнам дома. Потом он засу¬
нул руку под будку, долго шарил там, видимо ощупывая что-
то, затем встал и пошел обратно в дом. Скрипнула дверь его
комнаты, затрещала под грузным телом кровать, и все стихло.
Мише не терпелось смастерить рогатку, но... что искал По¬
левой под будкой? Миша тихонько подошел к ней и остано¬
вился в раздумье.
Посмотреть, что ли? А вдруг кто-нибудь заметит? Он сел
на бревно и оглянулся на окна дома. Нет, нехорошо! «Нельзя
быть таким любопытным», — думал Миша, ожесточенно ко¬
выряя землю. Он засунул руку под будку. Ничего здесь не
может быть. Ему просто показалось, будто Полевой что-то
искал... Рука его шарила под будкой. Конечно, ничего! Толь¬
ко земля и скользкое дерево... Мишины пальцы попали в рас¬
щелину. Если здесь и спрятано что-нибудь, то он даже не по¬
смотрит, только убедится, есть тут что или нет. Он нащупал
в расщелине что-то мягкое, вроде тряпки. Значит, есть. Вы¬
тащить? Миша еще раз оглянулся на дом, потянул тряпку к
себе и, разгребая землю, вытащил из-под будки сверток.
8

Он стряхнул с него землю и развернул. На солнце блеснул
стальной клинок кинжала. Кортик! Такие кортики носят мор¬
ские офицеры. Он был без ножен, с тремя острыми гранями.
Вокруг побуревшей костяной рукоятки извивалась бронзовым
телом змейка с открытой пастью и загнутым кверху язычком.
Обыкновенный морской кортик. Почему же Полевой его
прячет? Странно. Миша еще раз осмотрел кортик, завернул
его в тряпку, засунул обратно под будку и вернулся на
крыльцо.
Со стуком падали деревянные брусья, запиравшие ворота.
Коровы медленно и важно, помахивая хвостами, присоединя¬
лись к проходившему по улице стаду. Стадо гнал пастушонок
в длинном, до босых пят, рваном зипуне и барашковой шапке.
Он кричал на коров и ловко хлопал бичом, который волочил¬
ся за ним в пыли, как змея.
Сидя на крыльце, Миша мастерил рогатку, но мысль о
кортике не выходила у него из головы. Ничего в этом кортике
нет, разве что бронзовая змейка... И почему Полевой его пря¬
чет?
Рогатка готова. Эта будет получше Генкиной! Миша вло¬
жил в нее камешек и стрельнул по прыгавшим на дороге во¬
робьям. Мимо! Воробьи поднялись и уселись на заборе сосед¬
него дома. Миша хотел еще раз выстрелить, но в доме раз¬
дались шаги, стук печной заслонки, плеск воды из ушата.
Миша спрятал рогатку за пазуху и вошел в кухню.
Бабушка передвигала на скамейке большие корзины с
вишнями. Она — в своем засаленном капоте с оттопыренными
от множества ключей карманами. Чуть кося, щурятся ма¬
ленькие, подслеповатые глазки на ее озабоченном лице.
— Куда, куда! — закричала она, когда Миша запустил
руку в корзину. — Ведь придумает... грязными лапами!
— Жалко уж! Я есть хочу, — проворчал Миша.
— Успеешь! Умойся сначала.
Миша подошел к умывальнику, чуть смочил ладони, при¬
коснулся ими к кончику носа, тронул полотенце и отправился
в столовую.
На своем обычном месте, во главе длинного обеденного сто¬
ла, покрытого коричневой цветастой клеенкой, уже сидит де¬
душка. Дедушка — старенький, седенький, с редкой бородкой
и рыжеватыми усами. Большим пальцем он закладывает в
нос табак и чихает в желтый носовой платок. Его живые,
в лучах добрых, смешливых морщинок глаза улыбаются,
и от его сюртука исходит мягкий и приятный запах, только
одному дедушке свойственный.
На столе еще ничего нет, В ожидании завтрака Миша по~
9

ставил свою тарелку посреди нарисованной на клеенке розы
и начал обводить ее вилкой, чтобы замкнуть розу в круг.
На клеенке появляется глубокая царапина.
— Михаилу Григорьевичу почтение! — раздался за Мишей
веселый голос Полевого.
Полевой вышел из своей комнаты с обвязанным вокруг
пояса полотенцем.
— Доброе утро, Сергей Иваныч, — ответил Миша и поко¬
сился на Полевого: небось не догадывается, что Миша знает
про кортик!
Неся перед собой самовар, в столовую вошла бабушка.
Миша прикрыл локтями царапину на клеенке.
— Где Семен? — спросил дед.
— В чулан пошел, — ответила бабушка. — Ни свет ни за¬
ря велосипед вздумал чинить!
Миша вздрогнул и, забыв про царапину, снял локти со
стола. Велосипед чинить? Вот так штука! Все лето дядя Сеня
не притрагивался к велосипеду, а сегодня, как назло, при¬
нялся за него. Сейчас он увидит камеру — и начнется кани¬
тель.
Скучный человек дядя Сеня! Бабушка, та просто отругает,
а дядя Сеня скривит губы и читает нотации. В это время он
смотрит в сторону, снимает и надевает пенсне, теребит золо¬
ченые пуговицы на своей студенческой тужурке. А он вовсе
не студент! Его давным-давно исключили из университета за
«беспорядки». Интересно, какой беспорядок мог наделать та¬
кой всегда аккуратный дядя Сеня? Лицо у него бледное,
серьезное, с маленькими усиками под носом. За обедом он
обычно читает книгу, скашивая глаза и наугад, не глядя, под¬
нося ко рту ложку.
Миша опять вздрогнул: из чулана донеслось громыханье
велосипеда.
И, когда в дверях показался дядя Сеня с порезанной ка¬
мерой в руках, Миша вскочил и, опрокинув стул, опрометью
бросился вон из дома.
Глава 2
ОГОРОДНЫЕ И АЛЕКСЕЕВСКИЕ
Он промчался по двору, перемахнул через забор и очутил¬
ся на соседней, Огородной улице. До ближайшего переулка,
ведущего на свою,- Алексеевскую улицу, не более ста шагов.
Но ребята с Огородной, заклятые враги алексеевских, заме¬
10

тили Мишу и сбегались со всех сторон, вопя и улюлюкая, в
восторге от предстоящей расправы с алексеевским, да еще
с москвичом.
Миша быстро вскарабкался обратно на забор, уселся на
нем верхом и закричал:
— Что, взяли? Эх вы, пугалы огородные!
Это была самая обидная для огородных кличка. В Мишу
полетел град камней. Он скатился с забора во двор, на лбу
его набухала шишка, а камни продолжали лететь, падая воз¬
ле самого дома, из которого вдруг вышла бабушка.
Она близоруко сощурила глаза и, обернувшись к дому, ко¬
го-то позвала. Наверное, дядю Сеню...
Миша прижался к забору:
— Ребята, стой! Слушай, чего скажу!
— Чего? — ответил кто-то за забором.
— Чур, не бросаться!—Миша влез на забор, с опаской
поглядел на ребячьи руки. — Что вы все на одного? Давайте
по-честному — один на один.
— Давай! — закричал Петька Петух, здоровенный парень
лет пятнадцати.
Он сбросил с себя рваную кацавейку и воинственно засу¬
чил рукава рубашки.
— Уговор, — предупредил Миша, — двое дерутся, третий
не мешай.
— Ладно, ладно, слезай!
На крыльце рядом с бабушкой уже стоял дядя Сеня. Ми¬
ша спрыгнул с забора. Петух тут же подступил к нему. Он
почти вдвое больше Миши.
— Это что? — Миша ткнул в железную пряжку Петьки¬
ного пояса.
По правилам, во время драки никаких металлических
предметов на одежде быть не должно. Петух снял ремень.
Его широкие, отцовские, брюки чуть не упали. Он подхватил
их рукой, кто-то подал ему веревку. Миша в это время рас¬
талкивал ребят: «Давай побольше места!..» — и вдруг, отпих¬
нув одного из мальчиков, бросился бежать.
Мальчишки с гиком и свистом кинулись за ним, а сзади
всех, чуть не плача от огорчения, бежал Петух, придерживая
рукой падающие штаны.
Миша несся во всю прыть. Босые его пятки сверкали на
солнце. Он слышал позади себя топот, сопение и крики пре¬
следователей. Вот поворот. Короткий переулок... И он влетел
на свою улицу. Ему на выручку сбежались алексеевские, но
огородные, не принимая драки, вернулись к себе.
— Ты откуда? — спросил рыжий Генка.
11

Миша перевел дыхание, оглядел всех и небрежно про¬
изнес:
— На Огородной был. Дрался с Петухом по-честному, а
как стала моя брать, они все на одного.
— Ты с'Петухом дрался? — недоверчиво спросил Генка.
— А то кто? Ты, что ли? Здоровый он парень, во какой
фонарь мне подвесил!—Миша потрогал шишку на лбу.
Все с уважением посмотрели на этот синий знак его до¬
блести.
— Я ему тоже всыпал... — продолжал Миша, — запомнит!
И рогатку отобрал. — Он вытащил из-за пазухи рогатку
с длинными красными резинками: — Эта получше твоей
будет.
Потом он спрятал рогатку, презрительно посмотрел на де¬
вочек, формочками лепивших из песка фигуры, и насмешливо
спросил:
— А ты что делаешь? В пряталки играешь, в салочки?
«Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять...»
— Вот еще! —Генка тряхнул рыжими вихрами, но поче¬
му-то покраснел и быстро проговорил:—Давай в ножички.
— На пять горячих со смазкой.
— Ладно.
Они уселись на деревянный тротуар и начали по очереди
втыкать в землю перочинный ножик: просто, с ладони, бро¬
ском, через плечо, солдатиком...
Миша первый сделал все десять фигур. Генка протянул
ему руку. Миша состроил зверскую физиономию и поднял
кверху два послюнявленных пальца. Генке эти секунды ка¬
жутся часами, но Миша не ударил. Он опустил руку, сказал:
«Смазка просохла» — и снова начал слюнявить пальцы.
Это повторялось перед каждым ударом, пока Миша не вле¬
пил, наконец, Генке все пять горячих, и Генка, скрывая
выступившие на глазах слезы, дул на посиневшую и ноющую
руку...
Солнце поднималось Есе выше. Тени укорачивались и
прижимались к палисадникам. Улица лежала полумерт¬
вая, едва дыша от неподвижного зноя. Жарко... Надо иску¬
паться...
Мальчики отправились на Десну.
Узкая, в затвердевших колеях дорога вилась полями, ухо¬
дившими во все стороны зелено-желтыми квадратами. Квад¬
раты спускались в ложбины, поднимались на пригорки, посте¬
пенно закруглялись, как бы двигаясь вдали по правильной
кривой, неся на себе рощи, одинокие овины, ненужные плет¬
ни, задумчивые облака.
12

Пшеница стояла высоко и неподвижно. Мальчики рвали
колосья и жевали зерна, ожесточенно сплевывая пристаю¬
щую к нёбу шелуху. В пшенице что-то шелестело. Испуганные
птицы вылетали из-под ног.
Вот и река. Приятели разделись на песчаном берегу и бро¬
сились в воду, поднимая фонтаны брызг. Они плавали, ныря¬
ли, боролись, прыгали с шаткого деревянного моста, потом
вылезли на берег и зарылись в горячий песок.
— Скажи, Миша, — спросил Генка, — а в Москве есть
река?
— Есть, Москва-река. Я тебе уже тысячу раз говорил.
— Так по городу и течет?
— Так и течет.
— Как же в ней купаются?
— Очень просто: в трусиках. Без трусов тебя к Москве-
реке за версту не подпустят. Специально конная милиция смо¬
трит.
Генка недоверчиво ухмыльнулся.
— Чего ты ухмыляешься? — рассердился Миша. — Ты,
кроме своего Ревска, не видал ничего, а ухмыляешься!
Глядя на приближающийся к реке табун лошадей, он
спросил:
— Какая самая маленькая лошадь?
— Жеребенок, — не задумываясь, ответил Генка.
— Вот и не знаешь! Самая маленькая лошадь — пони.
Есть английские пони, они — с собаку, а японские пони — во¬
все с кошку.
— Врешь?
— Я вру? Если бы ты хоть раз был в цирке, то не спорил
бы. Ведь не был? Скажи: не был?.. Ну вот, а споришь!
Генка помолчал, потом сказал:
— Такая лошадь ни к чему: ее ни в кавалерию, никуда...
— При чем тут кавалерия? Думаешь, только на лошадях
воюют? Если хочешь знать, так один матрос трех кавалери¬
стов уложит.
— Я про матросов ничего не говорю, — сказал Генка,—
а без кавалерии никак нельзя. Вот банда Никитского — все
на лошадях.
— Подумаешь, «банда Никитского»!.. — Миша презри¬
тельно скривил губы. — Скоро Полевой поймает этого Никит¬
ского.
— Не так-то просто, — возразил Генка, — его уж год всё
ловят, никак не поймают.
— Поймают!
— Тебе хорошо говорить, — Генка поднял голову, — а он
13

каждый день крушения устраивает. Отец уж боится на паро¬
возе ездить.
— Ничего, поймают.
Миша зевнул, зарылся глубже в песок и задремал. Генка
тоже дремлет. Им лень спорить: жарко. Солнце обжигает
степь, и, как бы спасаясь от него, молчаливая степь лениво
утягивается за горизонт.
Глава 3
ДЕЛА И МЕЧТЫ
Генка ушел домой обедать, а Миша долго бродил по мно¬
голюдному и горластому украинскому базару.
На возах зеленели огурцы, краснели помидоры, громозди¬
лись решета с ягодами. Пронзительно визжали розовые поро¬
сята, хлопали белыми крыльями гуси. Флегматичные волы
жевали свою бесконечную жвачку и пускали до земли длин¬
ные липкие слюни. Миша ходил по базару и вспоминал кис¬
лый московский хлеб и водянистое молоко, вымененное на
картофельную шелуху. И Миша скучал по Москве, по ее
трамваям и вечерним тусклым огням.
Он остановился перед инвалидом, катавшим на скамейке
три шарика: красный, белый и черный. Инвалид накрывал
один из них наперстком. Партнер, отгадавший, какого цвета
шарик под наперстком, выигрывал. Но никто не мог отга¬
дать, и инвалид говорил одураченным:
— Братцы! Ежли я всем буду проигрывать, то последнюю
ногу проиграю. Это понимать надо.
Миша разглядывал шарики, как вдруг чья-то рука опусти¬
лась на его плечо. Он обернулся. Сзади стояла бабушка.
— Ты где пропадал целый день? — строго спросила она,
не выпуская Мишиного плеча из своих цепких пальцев.
— Купался, — пробормотал Миша.
— «Купался»! Он купался... Хорошо, мы с тобой дома по¬
говорим.
Она взвалила на него корзину с покупками, и они пошли
с базара.
Бабушка шла молча. От нее пахло луком, чесноком, чем-
то жареным, вареным, как пахнет на кухне.
«Что они со мной сделают?» — думал Миша, шагая рядом
с бабушкой. Конечно, положение его неважное. Против не¬
го— бабушка и дядя Сеня. За него — дедушка и Полевой.
А если Полевого нет дома? Остается один дедушка. А вдруг
14

дедушка спит? Значит, никого не остается. И тогда бабушка
с дядей Сеней разойдутся вовсю. Будут его отчитывать по
очереди. Дядя Сеня отчитывает, бабушка отдыхает. Потом
отчитывает бабушка, а отдыхает дядя Сеня.
Чего только они не наговорят! Он-де невоспитанный, ни¬
чего путного из него не выйдет. Он позор семьи. Он несчастье
матери, которую если не свел, то в ближайшие дни сведет в
могилу. (А мама вовсе в Москве живет, и он ее уже не ви¬
дел два месяца.) И удивительно, как это его земля носит...
И все в таком роде...
Придя домой, Миша оставил корзину на кухне и вошел в
столовую. Дедушка сидел у окна. Дядя Сеня лежал на дива¬
не и, дымя папиросой, рассуждал о политике. Они даже не
взглянули на Мишу. Это нарочно! Мол, такой он ничтожный
человек, что на него и смотреть не стоит... Специально, чтобы
помучить. Ну и пожалуйста, тем лучше. Пока дядя Сеня со¬
берется, там, глядишь, и Полевой придет. Миша сел на стул
и прислушался к их разговору.
Ясно! Дядя Сеня наводит панику. Махно занял несколько
городов, Антонов подошел к Тамбову... Подумаешь! В про¬
шлом году дядя Сеня тоже наводил панику: поляки заняли
Киев, Врангель прорвался к Донбассу... Ну и что же? Всех
их Красная Армия расколошматила. До них были Деникин,
Колчак, Юденич и другие белые генералы. Их тоже Красная
Армия разбила. И этих разобьет.
С Махно и Антонова дядя Сеня перешел на Никитского.
— Его нельзя назвать бандитом, — говорил дядя Сеня,
расстегивая ворот своей студенческой тужурки. — К тому же,
говорят, он культурный человек, в прошлом офицер флота.
Это партизанская война, одинаково законная для обеих сто¬
рон...
Никитский — не бандит?.. Миша чуть не задохнулся от
возмущения. Он сжигает села, убивает коммунистов, комсо¬
мольцев, рабочих. И это не бандит? Противно слушать, что
дядя Сеня болтает!..
Наконец пришел Полевой. Теперь всё! Раньше чем завтра
с Мишей расправляться не будут.
Полевой снял куртку, ботинки, умылся, и все сели ужи¬
нать. Полевой хохотал, называл дедушку папашей, а бабуш¬
ку — мамашей. Он лукаво подмигивал Мише, именуя его не
иначе, как Михаилом Григорьевичем. Потом они вышли на
улицу и уселись на ступеньках крыльца.
Прохладный вечер опускался на землю. Обрывки девичьих
песен доносились издалека. Где-то на огородах неутомимо
лаяли собаки.
15

Дымя махоркой, Полевой рассказывал о
дальних плаваниях и матросских бунтах, о
крейсерах и подводных лодках, об Иване
Поддубном и других знаменитых борцах в
черных, красных и зеленых масках — сила¬
чах, поднимавших трех лошадей с повозка¬
ми, по десяти человек в каждой.
Миша молчал, пораженный. Черные ря¬
ды деревянных домиков робко мигали крас¬
новатыми огоньками и трусливо прижима¬
лись к молчаливой улице.
И еще Полевой рассказывал о линкоре
«Императрица Мария», на котором он пла¬
вал во время мировой войны.
Это был огромный корабль, самый мощ¬
ный броненосец Черноморского флота.
Спущенный на воду в июне пятнадцатого
года, он в октябре шестнадцатого взорвал¬
ся на севастопольском рейде, в полумиле
от берега.
— Темная история, — говорил Поле¬
вой. — Не на мине взорвался, не от торпеды, а сам по се¬
бе. Первым грохнул пороховой погреб первой башни, а там
тысячи три пудов пороха было. И пошло... Через час корабль
уже был под водой. Из всей команды меньше половины спас¬
лось, да и те погоревшие и искалеченные.
— Кто же его взорвал? — спрашивал Миша.
Полевой пожимал широкими плечами:
— Разбирались в этом деле много, да все без толку, а тут
революция... С царских адмиралов спросить нужно.
— Сергей Иваныч, — неожиданно спросил Миша, — а кто
главней: царь или король?
Полевой сплюнул коричневую махорочную слюну:
— Гм!.. Один другого стоит.
— А в других странах есть еще цари?
— Есть кой-где.
«Спросить о кортике? — подумал Миша. — Нет, не надо.
А то еще подумает, что я нарочно следил за ним...»
Потом все ложились спать. Бабушка обходила дом, за¬
крывала ставни. Предостерегающе звенели железные затво¬
ры. В столовой тушили висячую керосиновую лампу. Кру¬
жившиеся вокруг нее бабочки и неведомые мошки пропадали
в темноте. Миша долго не засыпал...
Луна разматывала свои бледные нити в прорезях ставен,
и вот в кухне, за печкой, начинал стрекотать сверчок.
Ю

В Москве у них не было сверчка. Да и что стал бы делать
сверчок в большой, шумной квартире, где по ночам ходят лю¬
ди, хлопают дверьми и щелкают электрическими выключа¬
телями! Поэтому Миша слышал сверчка только в тихом
дедушкином доме, когда он лежал один в темной комнате
и мечтал.
Хорошо, если бы Полевой подарил ему кортик! Тогда он
не будет безоружным, как сейчас. А времена ведь тревож¬
ные— гражданская война. По украинским селам гуляют
банды, в городах свистят пули. Патрули местной самооборо¬
ны ходят ночью по улицам. У них ружья без патронов, старые
ружья с заржавленными затворами.
Миша мечтал о будущем, когда он станет высоким и силь¬
ным, будет носить брюки клёш или, еще лучше, обмотки, ши¬
карные солдатские обмотки защитного цвета.
На нем — винтовка, гранаты, пулеметные ленты и наган на
кожаной хрустящей портупее.
У него будет вороной, замечательно пахнущий конь, тон¬
коногий, быстроглазый, с мощным крупом, короткой шеей и
скользкой шерстью. И он, Миша, поймает Никитского и раз¬
гонит всю его банду.
Потом он и Полевой отправятся на фронт, будут вместе
воевать, и, спасая Полевого, он совершит геройский поступок.
И его убьют. Полевой останется один, будет всю жизнь гру¬
стить о Мише, но другого такого мальчика он уже не встре¬
тит...
Затем кто-то черный и молчаливый тасовал его мысли, и,
как карты, они путались и пропадали в темноте...
Миша спал.
Глава 4
НАКАЗАНИЕ
Это наказание придумал, конечно, дядя Сеня. Кто же
больше! И самое обидное — дедушка с ним заодно. За зав¬
траком дедушка посмотрел на Мишу и сказал:
— Набегался вчера? Вот и хорошо. Теперь на неделю хва¬
тит. Сегодня придется дома посидеть.
Весь день просидеть дома! Сегодня! В воскресенье! Ребя¬
та пойдут в лес, может быть, в лодке поедут на остров, а он...
Миша скривил губы и уткнулся в тарелку.
— Надулся, как мышь на крупу, — сказала бабушка.—
Научился шкодить...
О Библиотека пионера, том VII
17

Хватит, — перебил ее дедушка, вставая из-за стола.—
Он свое получил, и хватит.
Миша уныло слонялся по комнатам. Какой, право, скуч¬
ный дом!
Стены столовой расписаны масляной краской. Потускнев¬
шие и местами треснувшие, эти картины изображали пузатое
голубое море под огромной белой чайкой; ветвистых оленей
меж прямых, как палки, сосен; одноногих цапель; бородатых
охотников в болотных сапогах, с ружьями, патронташами,
перьями на шляпах и умными собаками, обнюхивавшими
землю.
Над диваном — портреты дедушки и бабушки в моло¬
дости.
У дедушки густые усы, бритый подбородок упирается в
накрахмаленный воротничок с отогнутыми углами. Бабуш¬
ка— в закрытом черном платье, с медальоном на длинной
цепочке. Ее высокая прическа доходит до самой рамы.
Миша вышел во двор. Два дровокола пилили там дро¬
ва. Пила весело звенела: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, зем¬
ля вокруг козел быстро покрывалась желтой пеленой
опилок.
Миша уселся на бревно возле будки и разглядывал дрово¬
колов. Старшему на вид лет сорок. Он среднего роста, плот¬
ный, чернявый, с прилипшими к потному лбу курчавыми во¬
лосами. Второй — молодой белобрысый парень с веснушчатым
лицом и выгоревшими бровями, весь какой-то рыхлый и не¬
складный.
Стараясь не привлекать внимания пильщиков, Миша засу¬
нул руку под будку и нащупал сверток. Вытащить? Он искоса
посмотрел на пильщиков. Они прервали работу и сидели на
поленьях. Старший свернул козью ножку, ловко вращая ее во¬
круг пальца, и, насыпав с ладони табак, закурил. Молодой
задремал, потом открыл глаза и, зевая, проговорил:
— Спать охота!
— Спать захочешь — на бороне уснешь, — ответил стар¬
ший.
Они замолчали. Во дворе стало тихо. Только куры, выби¬
вая мелкую дробь в деревянной лоханке, пили воду, смешно
закидывая вверх свои маленькие, с красными гребешками го¬
ловки.
Дровоколы поднялись и начали колоть дрова. Миша неза¬
метно вытащил сверток, развернул его. Рассматривая клинок,
он увидел на одной его грани едва заметное изображение вол¬
ка. На второй грани был изображен скорпион и на третьей —
лилия.
18

Волк, скорпион и лилия. Что это значит?
Около Миши вдруг упало полено. Он испуганно прижал
кортик к груди и прикрыл его рукой.
— Отойди, малыш, а то зашибет, — сказал чернявый»
— Малышей здесь нет! — ответил Миша.
— Шустрый! — сказал чернявый. — Ты кто? Комиссаров
сынок?
— Какого комиссара?
— Полевого. — Чернявый почему-то оглянулся на дом.
— Нет. Он живет у нас.
— Дома он? — Чернявый опустил топор и внимательно
посмотрел на Мишу.
— Нет. Он к обеду приходит. Он вам нужен?
— Да нет. Мы так...
Дровоколы кончили работу. Бабушка вынесла им на та¬
релке хлеб, сало и водку. Они выпили. Белобрысый — молча,
а чернявый со словами: «Ну, господи благослови». Он потом
долго морщился, нюхал хлеб и в заключение крякнул: «Эх,
хороша!» — и почему-то подмигнул Мише.
Они не спеша закусывали, отрезая сало аккуратными лом¬
тиками, обгрызая и высасывая шкуру. Потом выпили по ков¬
шу воды и ушли.
Но бабушка не уходила. Она установила на треножнике
большой медный таз с длинной деревянной ручкой, наложила
под ним щепок и огородила от ветра кирпичами. Сейчас она
будет варить варенье и уже не уйдет со двора. Как быть с
кортиком? Миша встал и, пряча кортик в рукаве, пошел к
дому.
— Не шуми: дедушка спит, — проворчала бабушка.
— Я тихо, — ответил Миша.
Он вошел в зал и спрятал кортик под валиком дивана. Как
только бабушка уйдет со двора, он положит его обратно под
будку. В крайнем случае — вечером, когда стемнеет.
В доме тишина. Только тикают большие стенные часы да
жужжит муха на окне.
Чем заняться?
Миша подошел к комнате дяди Сени. За дверью раздава¬
лись покашливание, шелест бумаги. Миша открыл дверь:
— Дядя Сеня, почему моряки носят кортики?
Дядя Сеня лежал на узкой смятой койке и читал. Он по¬
смотрел на Мишу поверх пенсне и недоуменно ответил:
— Какие моряки? Какие кортики?
— Как это «какие»? Ведь только моряки носят кортики.
Почему? — Миша уселся на стуле с твердым намерением не
вставать до самого обеда.
19

— Не знаю, — нетерпеливо ответил дядя Сеня. — Форма
такая... Всё у тебя?
Этот вопрос означал, что Мише надо убираться вон, и он
просительно сказал:
— Разрешите, я немного посижу. Я буду тихо-тихо.
— Только не мешай мне. — Дядя Сеня снова углубился в
книгу.
Миша сидел, подложив под себя ладони. Маленькая ком¬
ната у дяди Сени: кровать, книжный шкаф, на письменном
столе чернильница в виде пистолета. Если нажать курок, она
открывается. Хорошо иметь такую чернильницу! Вот бы ребя¬
та в школе позавидовали!
На стенах комнаты развешаны картины и портреты. Вот
Некрасов. На школьных вечерах Шурка Большой всегда
декламирует Некрасова. Выйдет на сцену и говорит: «Кому
на Руси жить хорошо». Сочинение Некрасова». Как будто без
него не знают, что это сочинил Некрасов. Ох и задавала этот
Шурка!
Рядом с портретом Некрасова — картина «Не ждали». Ка¬
торжник неожиданно приходит домой. Все ошеломлены. Де¬
вочка, его дочь, удивленно повернула голову. Она, наверное,
забыла своего отца. Вот его, Мишин, отец уже не вернется.
Он погиб на царской каторге, и Миша его не помнит.
Сколько книг у дяди Сени! В шкафу, на шкафу, под кро¬
ватью, на столе... А почитать ничего не даст. Как будто Миша
не умеет обращаться с книгами. У него в Москве своя биб¬
лиотека есть. Один «Мир приключений» чего стоит!
Дядя Сеня продолжал читать, не обращая на Мишу ни¬
какого внимания. Когда Миша выходил из комнаты, даже не
посмотрел на него.
Какая скука! Хоть бы обед поскорей или варенье поспело
бы! Уж пенки-то, наверное, ему достанутся... Миша подошел
к окну. Большая зеленая муха с серыми крылышками то за¬
тихала, ползая по стеклу, то с громким жужжанием билась
об него. Вот что! Нужно потренировать свою волю: он будет
смотреть на муху и заставит себя не трогать ее.
Миша некоторое время следил за мухой. Вот разжужжа¬
лась! Так она, пожалуй, дедушку разбудит. Нет! Он заставит
себя поймать муху, но не убьет ее, а выпустит на улицу.
Поймать муху на стекле проще простого. Раз! — и она
уже у него в кулаке. Он осторожно разжал кулак и вытащил
муху за крылышко. Она билась, пытаясь вырваться. Нет, не
уйдешь!
Миша открыл окно и задумался. Жалко выпускать муху.
Только зря ловил ее. И вообще, мухи распространяют заразу...
20

Он размышлял о том, заставить ли себя выпустить муху или,
наоборот, заставить себя убить ее, как вдруг почувствовал на
себе чей-то взгляд. Он поднял голову. Против окна стоял Ген¬
ка и ухмылялся:
— Здорово, Миша!
— Здравствуй, — ответил Миша.
— Много ты мух сегодня наловил?
— Сколько надо, столько и наловил.
— Почему на улицу не идешь?
— Не хочу.
— Врешь: не пускают.
— Много ты знаешь! Захочу — и выйду.
— Ну, захоти, захоти!
— А я не хочу захотеть.
— Не хочешь! — Генка рассмеялся. — Скажи: не можешь.
— Не могу?
— Не можешь!
— Ах, так! — Миша влез на подоконник, соскочил на ули¬
цу и очутился рядом с Генкой.—-Что, съел?
Но Генка не успел ничего ответить. В окне появилась ба¬
бушка:
— Миша, домой сейчас же!
— Бежим! — прошептал Миша.
Они помчались по улице, юркнули в проходной двор, за¬
брались в Генкин сад и спрятались в шалаше.
Глава 5
ШАЛАШ
Генкин шалаш устроен из досок, веток и листьев, меж трех
деревьев, на высоте полутора-двух саженей. Он незаметен
снизу, но из него виден весь Ревск, вокзал, Десна и дорога,
ведущая в деревню Носовку. В нем прохладно, пахнет сосной
и листва чуть дрожит под уходящими лучами июльского
солнца.
— Как ты теперь домой пойдешь? — спросил Генка.—
Ведь попадет тебе от бабушки.
— Я домой вовсе не пойду, — объявил Миша.
-- Как так?
— Очень просто. Зачем мне? Завтра Полевой пойдет с
отрядом банду Никитского ликвидировать и меня возьмет.
Нужно обязательно банду ликвидировать.
Генка расхохотался:
21

— Кем же ты будешь в отряде? Отставной козы барабан¬
щиком?
— Смейся, смейся, — ответил Миша. — Меня Полевой раз¬
ведчиком берет. На войне все разведчики — мальчики. Мне
Полевой велел еще ребят подобрать, но... — он с сожалением
посмотрел на Генку, — нет у нас подходящих. — Миша вздох¬
нул. — Придется уж, видно, одному...
Генка просительно заглянул ему в глаза.
— Ну ладно, — снисходительно произнес Миша, — прита¬
щи мне чего-нибудь поесть, и мы подумаем. Только смотри
никому ни слова, это большой секрет.
— Ура! —закричал Генка. — Даешь разведку!
— Ну вот, — рассердился Миша, — ты уже орешь, разгла¬
шаешь тайну! Не возьму я тебя.
— Не буду, не буду! —зашептал Генка, сполз с дерева и
исчез в саду.
В ожидании Генки Миша растянулся на дощатом полу
шалаша и уткнул подбородок в кулаки. Что теперь делать?
Не ночевать же на уллце... А возвращаться стыдно. Перед
дедушкой стыдно. Он вспомнил о кортике... Еще, пожалуй,
кто-нибудь наткнется на него. Вот будет история!
Миша сквозь листву глядел в сад. Он усажен низкорослы¬
ми яблонями, ветвистыми грушами, кустами малины, крыжов¬
ника. Почему на разных деревьях растут разные плоды? Ведь
все это растет рядом, на одной земле.
На Мишиной руке появилась божья коровка, кругленькая,
с твердым красным тельцем и черной точкой головы. Миша
осторожно снял ее, положил на ладонь и произнес: «Божья
коровка, улети на небо, принеси нам хлеба». Она раскрыла
тонкие крылышки и улетела.
Жужжит оса. Она делает круги над Мишей и, смолкнув,
садится ему на ногу. Ужалит или нет? Если не шевелиться, то
не ужалит. Миша лежит неподвижно. Оса некоторое время
ползет по его ноге и с жужжанием улетает.
Незаметный, но огромный живой мир копошится кругом.
Муравей тащит хвоинку, и рядом с ним движется малень¬
кая угловатая тень. Вон скачет по траве кузнечик на длинных,
согнутых, точно сломанных посередине, ножках.
На садовой дорожке как-то неуклюже, боком, прыгает во¬
робей. А за ним полусонными, жмурящимися, но вниматель¬
ными глазами наблюдает кот, дремлющий на ступеньках
беседки. И ветер, пробегая, колышет запах травы, аромат
цветов, благоухание яблонь. Приятная истома охватывает
Мишу. Он дремлет и забывает о неприятностях сегодняшнего
дня...
22

В шалаш, запыхавшись, вскарабкался Генка. У него за па¬
зухой большой кусок теплой, еще не доваренной говядины.
— Вот, гляди, — зашептал он, — прямо из кастрюли выта¬
щил. Там суп варился.
— С ума сошел! — ужаснулся Миша. — Ты же всех без
обеда оставил.
— Ну и что ж! — Генка молодецки тряхнул головой. —
Я ведь в разведчики ухожу. Пусть варят другую говядину... —
И самодовольно захихикал.
Миша жевал мясо, разрывая его зубами и руками. Ну и
шляпа Генка! Влетит ему от отца. Папаша у него сердитый —
высокий, худой машинист с седыми усами. И мама у него не
родная, а мачеха.
— Знаешь новость? — спросил Генка.
— Какую?
-- Так я тебе и сказал!
— Дело твое. Только какой же из тебя разведчик? Там ты
тоже будешь все от меня скрывать?
Угроза, скрытая в Мишиных словах, подействовала на
Генку. Теперь, после похищения мяса, у него одна дорога — в
разведчики. Значит, надо подчиняться. Генка сказал:
— Сейчас у нас был один мужик из Носовки, так он гово¬
рит, что банда Никитского совсем близко.
— Ну и что же? — яростно разжевывая мясо, спросил
Миша.
— Как — что? Они могут напасть на Ревск.
Миша расхохотался:
— И ты поверил? Эх, ты, а еще разведчик!
— А что? — смутился Генка.
— Никитский теперь возле Чернигова. На нас он никак
не может напасть, потому что у нас гарнизон. Понятно? Гар-
ни-зон...
— Что такое гарнизон?
— Гарнизон не знаешь? Это... как бы тебе сказать... это...
— Тише! Слышишь? — прошептал вдруг Генка.
Миша перестал жевать и прислушался. За домами разда¬
лись выстрелы и потонули в синем куполе неба. Завыл на
станции гудок. Торопясь и захлебываясь, затараторил пуле¬
мет. Мальчики испуганно притаились, потом раздвинули лист¬
ву и выглянули из шалаша.
Дорога на Носовку была покрыта облаками пыли, на
станции шла стрельба, и через несколько минут по опустевшей
улице с гиком и. нагаечным свистом пронеслись всадники в
барашковых шапках с красным верхом. В город ворвались
белые.
23

Глава 6
НАЛЕТ
Миша спрятался у Генки, а когда выстрелы прекратились,
выглянул на улицу и побежал домой, прижимаясь к палисад¬
никам. На крыльце он увидел дедушку, растерянного, бледно¬
го. Возле дома хрипели взмыленные лошади под казацкими
седлами.
Миша вбежал в дом и замер. В столовой шла отчаянная
борьба между Полевым и бандитами. Человек шесть повис¬
ло на нем. Полевой яростно отбивался, но они повалили
его, и живой клубок тел катался по полу, опрокидывая
мебель, волоча за собой скатерти, половики, сорванные за¬
навески.
И еще один белогвардеец, видимо главный, стоял у окна.
Он был неподвижен, только взгляд его неотрывно следил за
Полевым.
Миша забился в кучу висевшего на вешалке платья. Серд¬
це его колотилось. Сейчас произойдет то, что виделось Мише
в захлестывавших его мечтах: Полевой встанет, двинет пле¬
чами и один разбросает всех. Но Полевой не вставал. Все сла¬
бее становились его бешеные усилия сбросить с себя бандитов.
Наконец его подняли и, выкрутив назад руки, подвели к сто¬
явшему у окна белогвардейцу. Полевой тяжело дышал. Кровь
запеклась в его русых волосах. Он
стоял босиком, в тельняшке. Его,
видно, захватили спящим. Бандиты
были вооружены короткими винтов¬
ками, наганами, шашками; их кова¬
ные сапоги гремели по полу.
Белогвардеец не сводил с Поле¬
вого немигающего взгляда. Чер¬
ный чуб свисал у него из-под за¬
ломленной папахи на серые колю¬
чие глаза. В комнате стало тихо,
только слышалось тяжелое дыха¬
ние людей и равнодушное тикание
часов.
— Кортик! — произнес вдруг
белогвардеец резким, глухим голо¬
сом. — Кортик! — повторил он, и
глаза его, уставившиеся на Полево¬
го, округлились.
Полевой молчал. Он тяжело ды-
24

шал и медленно поводил плечами. Белогвардеец шагнул к
нему, поднял нагайку и наотмашь ударил Полевого по лицу.
Миша вздрогнул и зажмурил глаза.
— Забыл Никитского? Я тебе напомню! — крикнул бе¬
логвардеец.
Так вот он какой, Никитский! Вот от кого прятал кортик
Полевой!
— Слушай, Полевой, — неожиданно спокойно сказал Ни¬
китский, — никуда ты не денешься. Отдай кортик и убирайся
на все четыре стороны. Нет — повешу!
Полевой молчал.
— Хорошо, — сказал Никитский. — Значит, так? — Он
кивнул двум бандитам.
Те вошли в комнату Полевого. Миша узнал их: это были
дровоколы, которых он видел утром. Они всё переворачивали,
бросали на пол, прикладами разбили дверцу шкафа, ножами
протыкали подушки, выгребали золу из печей, отрывали плин¬
тусы. Сейчас они войдут в Мишину комнату. Преодолев оце¬
пенение, Миша выбрался из своего убежища и проскользнул
в зал.
Уже наступил вечер. В темноте на потертом плюше дивана,
под валиком, Миша нащупал холодную сталь кортика. Он
вытащил его и спрятал в рукав. Конец рукава вместе с ру¬
кояткой кортика он зажал в кулаке...

Обыск продолжался. Полевой все стоял, наклонившись
вперед, с выкрученными назад руками. Вдруг на улице раз¬
дался конский топот. На крыльце послышались чьи-то бы¬
стрые шаги. В дом вошел еще один белогвардеец, подошел к
Никитскому и что-то тихо сказал ему.
Никитский секунду стоял неподвижно, потом нагайка его
взметнулась.
— На коней!
Полевого потащили к сеням. Оттуда был выход как на
улицу, так и во двор. И вот, когда Полевой переступал порог,
Миша нащупал его руку и разжал кулак.
Рукоятка коснулась ладони Полевого. Он притянул кор¬
тик к себе и, сделав уже в сенях шаг вперед, вдруг взмахнул
рукой и ударил кортиком переднего конвоира в шею. Миша
бросился под ноги второму, он упал на Мишу, и Полевой
прыгнул из сеней в темную ночь двора.
Но Миша не видел, скрылся Полевой или нет. Страшный
удар нагана обрушился на него, и он мешком упал в угол, под
висевший на вешалке брезентовый дождевик.
Глава 7
МАМА.
Миша лежал на кровати, забинтованный, тихий, прислуши¬
ваясь к отдаленным звукам улицы, доходившим в комнату
сквозь чуть колеблющиеся занавески.
Идут люди. Слышны их шаги по деревянному тротуару и
звучная украинская речь... Скрипит телега. Мальчик катит
колесо, подгоняя его палочкой. Колесо катится тихо, лишь
постукивает на стыке.
Миша слышал все это сквозь какой-то туман, и звуки эти
мешались с короткими, быстро забываемыми снами. Поле¬
вой... Белогвардейцы... Ночь, скрывшая Полевого... Никит¬
ский... Кортик... Кровь на лице Полевого и на его, Мишином,
лице... Теплая, липкая кровь...
Дедушка рассказал ему, как было дело. Отряд железнодо¬
рожников окружил поселок, и не всем бандитам удалось
умчаться на своих быстрых конях. Но Никитский улизнул.
Полевого в перестрелке ранили. Он лежит теперь в станцион¬
ной больнице.
Дедушка потрепал Мишу по голове и сказал:
— Эх ты, герой!
26

А какой он герой? Вот если бы он перестрелял бандитов и
Никитского взял в плен, тогда другое дело.
Интересно, как встретит его Полевой. Наверное, хлопнет
по плечу и скажет: «Ну, Михаил Григорьевич, как дела?»
Может быть, он подарит ему револьвер с портупеей, и они
оба пойдут по улице, вооруженные и забинтованные, как на¬
стоящие солдаты. Пусть ребята посмотрят! Теперь он и Пету¬
ха не испугается.
В комнату вошла мама. Она приехала из Москвы, вызван¬
ная телеграммой. Она оправила постель, убрала со стола та¬
релку, хлеб, смахнула крошки.
— Мама, — спросил Миша, — кино у нас в доме работает?
— Работает.
— Какая картина идет?
— Не помню. Лежи спокойно.
— Я лежу спокойно. Звонок у нас починили?
— Нет. Приедешь — починишь.
— Конечно, починю. Ты кого видела? Славку видела?
— Видела.
— А Шурку Большого?
— Видела, видела... Молчи, я тебе говорю!
Эх, жалко, что он поедет в Москву без бинтов! Вот бы
ребята позавидовали! А если не снимать бинтов? Так
забинтованному и ехать. Вот красота! И умываться бы не
пришлось...
Мама шила у окна.
— Мама, сколько я буду еще лежать?
— Пока не выздоровеешь.
Я себя чувствую совсем хорошо. Выпусти меня на
улицу.
— Лежи и не разговаривай.
«Жалко ей, — мрачно думал Миша. — Лежи тут! Вот возь¬
му и убегу». Он представлял себе, как мама войдет в комнату,
а его уже нет. Она будет плакать, убиваться, но ничто не по¬
может, она никогда уже его не увидит.
Миша искоса поглядел на мать. Она все шила, опустив го¬
лову, изредка откусывая нитку.
Тяжело ей придется без него! Она останется совсем одна.
Придет со службы домой, а дома никого нет. В комнате пусто,
темно. Весь вечер она будет сидеть и думать о Мише. Жалко
ее все-таки...
Она такая худенькая, молчаливая, с серыми лучистыми
глазами, такая неутомимая и работящая. Она поздно прихо¬
дит с фабрики домой. Готовит обед. Убирает комнату. Стирает
Мише рубашки, штопает чулки, помогает ему готовить уроки,
27

а он ленится наколоть дров, сходить в очередь за хлебом или
разогреть обед.
Милая, славная мамочка! Как часто он огорчал ее, не
слушался, плохо вел себя в школе! Маму вызывали туда, и
она упрашивала директора простить Мишу. Сколько он пере¬
портил вещей, истрепал книг, порвал одежды! Все это ложи¬
лось на худенькие мамины плечи. Она терпеливо работала,
штопала, шила, а он стыдился ходить с ней по улице, «как
маленький». Он никогда не целовал мать — ведь это «телячьи
нежности». Вот и сегодня он придумывал, какое горе причи¬
нить ей, а она все бросила, целую неделю моталась по теплуш¬
кам, тащила на себе нужные ему вещи и теперь не отходит
от его постели...
Миша прикрыл глаза. В комнате почти совсем темно.
Только маленький уголок, там, где сидит мама, освещен золо¬
тистым светом догорающего дня. Мама шьет, наклонив голову,
и тихо поет:
Как дело измены, как совесть тирана,
Осенняя ночка темна.
Темней этой ночи встает из тумана
Видением мрачным тюрьма.
И это протяжное, тоскливое, как стон, «слу-у^шай...»
Это поет узник, молодой, с прекрасным лицом. Он держит¬
ся руками за решетку и смотрит на сияющий и недоступный
мир.
Мама все поет и поет. Миша открыл глаза. Теперь смутно
видно в темноте ее бледное лицо. Песня сменяет песню, и все
они заунывные и печальные.
Миша вдруг разрыдался. И, когда мама наклонилась к не¬
му: «Мишенька, родной, что с тобой?» — он охватил ее шею,
притянул к себе и, уткнув лицо в теплую, знакомо пахнущую
кофточку, прошептал:
— Мамочка, дорогая, я так тебя люблю!..
Глава 8
ПОСЕТИТЕЛИ
Миша быстро поправлялся. Часть бинтов уже сняли, и
только на голове еще белела повязка. Он ненадолго вставал,
сидел на кровати, и, наконец, к нему впустили друга-прия-
теля Генку. Генка робко остановился в дверях. Миша голо¬
28

вы не повернул, только скосил глаза и слабым голосом про¬
изнес:
— Садись.
Генка осторожно сел на краешек стула. Открыв рот, выпу¬
чив глаза и тщетно пытаясь спрятать под стул свои грязные
ноги, он уставился на Мишу.
Миша лежал на спине, устремив глаза в потолок. Лицо его
выражало страдание. Изредка он касался рукой повязки на
голове — не потому, что голова болела, а чтобы Генка обра¬
тил должное внимание на его бинты.
Наконец Генка набрался храбрости и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — тихо ответил Миша, но глубоким вздохом
показал, что на самом деле ему очень нехорошо, но он герой¬
ски переносит эти страшные муки.
Потом Генка спросил:
— В Москву уезжаешь?
— Да. — Миша опять вздохнул.
— Говорят, с эшелоном Полевого.
— Ну? — Миша сразу поднялся и сел на кровати. — Отку¬
да ты знаешь?
— Слыхал.
Они помолчали, потом Миша посмотрел на Генку:
— А ты как, решил?
— Чего?
— Поедешь в Москву?
Генка сердито мотнул головой:
— Чего спрашиваешь? Знаешь ведь, что отец не пускает.
— Но тетка твоя, Агриппина Тихоновна, сколько раз тебя
звала. Вот и сейчас с мамой письмо прислала. Поедем, будешь
с нами в одном доме жить.
— Говорю тебе, отец не пускает. — Генка вздохнул.—
И тетя Нюра тоже...
— Тетя Нюра тебе не родная.
— Она хорошая, — мотнул головой Генка.
— Агриппина Тихоновна еще лучше.
— Как же я поеду?
— Очень просто: в ящике под вагоном. Ты туда спрячешь¬
ся, а как отъедем от Ревска, выйдешь и поедешь вместе с
нами.
— А если отец поведет поезд?
— Вылезешь в Бахмаче, когда паровоз сменят.
— Что я в Москве буду делать?
— Что хочешь! Хочешь — учись, хочешь — поступай на за¬
вод токарем.
29

— Как это — токарем? Я ведь не умею.
— Токарем не умеешь? Ерунда, научишься... Подумай.
Я тебе серьезно говорю.
— Про разведчиков ты тоже серьезно говорил, а мне за
мясо так попало, что я до сих пор помню.
— Разве я виноват, что Ндаитский напал на Ревск? А то
обязательно пошли бы в разведку. Мы, как в Москву приедем,
запишемся в добровольцы и поедем на фронт белых бить. По¬
едешь?
— Куда? — насторожился Генка.
— Сначала в Москву, а потом на фронт — белых бить.
— Если белых бить, то, пожалуй, можно, — уклончиво от¬
ветил Генка.
Генка ушел.
Миша лежал один и думал о Полевом. Почему он не при¬
ходит? Что особенного в этом кортике? Для чего-то на рукоят¬
ке бронзовая змейка, на клинке значки: волк, скорпион и
лилия. Что это все значит?
Его размышления прервал дядя Сеня. Он вошел в комнату,
снял пенсне. Глазки у него без пенсне маленькие, красные,
как бы испуганные. Потом он водрузил пенсне на нос и
спросил:
— Как ты себя чувствуешь, Михаил?
— Хорошо. Я уже вставать могу.
— Нет, нет, ты, пожалуйста, лежи,—забес¬
покоился дядя Сеня, когда Миша попытался
подняться, — пожалуйста, лежи! — Он нелов¬
ко постоял, затем прошелся по комнате, снова
остановился. — Михаил, я хочу с тобой пого¬
ворить, — сказал он.
«Неужели о камере?» —- подумал Миша.
— Я надеюсь, что ты, как достаточно
взрослый человек... гм... так сказать... спосо¬
бен меня понять и сделать из моих слов полез¬
ные выводы.
«Ну, началось!»
— Так вот, — продолжал дядя Сеня, —
последний случай, имевший для тебя столь
печальные последствия, я рассматриваю не
как шалость, а как... преждевременное вступ¬
ление в политическую борьбу.
— Чего? — Миша удивленно уставился на
дядю Сеню.
— Не понимаешь? Разъясню. На твоих
глазах происходит акт политической борьбы,
30

а ты, человек молодой, еще не оформившийся, принял участие
в этом акте. И напрасно.
— Как это так? — изумился Миша. — Бандиты будут уби¬
вать Полевого, а я должен молчать? Так, по-вашему?
— Как благородный человек, ты должен, конечно, защи¬
щать всякого пострадавшего, но это в том случае, если, допу¬
стим, Полевой идет и на него напали грабители. Тогда —
другое дело. Но ведь в данном случае этого нет. Про¬
исходит борьба между красными и белыми, и ты еще слиш¬
ком мал, чтобы вмешиваться в политику. Твое дело—-
сторона.
— Как это — сторона? — заволновался Миша. — Я ж за
красных.
— Я не хочу агитировать ни за красных, ни за белых. Но
считаю своим долгом предостеречь тебя от участия в поли¬
тике.
— Значит, по-вашему, пусть царствуют буржуи? — Миша
лег на спину и натянул одеяло до самого подбородка. — Нет!
Как хотите, дядя Сеня, а я не согласен.
— Твоего согласия никто не спрашивает, — рассердился
дядя Сеня) — ты слушай, что говорят старшие!

— Вот я и слушаю. Полевой ведь старший. Мой папа тоже
был старший. И Ленин старший. Они все против буржуев.
И я тоже против.
— С тобой невозможно разговаривать! — сказал дядя
Сеня и вышел из комнаты.
Г л а в а 9
ЛИНКОР „ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ“
В Ревске становилось все тревожней, и мама торопилась с
отъездом.
Миша уже вставал, но на улицу его не пускали. Только
разрешили сидеть у окна и смотреть на играющих ребят.
Все относились к нему с уважением. Даже с Огородной
улицы пришел Петька Петух. Он подарил Мише тросточку с
вырезанными на ней спиралями, ромбами, квадратами и на
прощание сказал:
— Ты, пожалуйста, Миша, ходи по нашей улице сколько
угодно. Ты не бойся: мы тебя не тронем.
А Полевой все не приходил. Как хорошо было раньше си¬
деть с ним на крыльце и слушать удивительные истории про
моря, океаны, бескрайный движущийся мир... Может быть,
ему самому сходить в больницу? Попросить доктора, и его
пропустят...
Но Мише не пришлось идти в больницу: Полевой пришел
сам. Еще издали, с улицы, донесся его веселый голос. Мишино
сердце замерло.
Полевой вошел, одетый в военную форму и сапоги. Он
принес с собой солнечную свежесть улицы, ароматы голубого
лета, лукавую бесшабашность бывалого солдата. Он сел на
стул рядом с Мишиной кроватью. Стул под ним жалобно за¬
скрипел, качнулся, но устоял на месте.
И они оба, Полевой и Миша, смотрели друг на друга и
улыбались. Потом Полевой хлопнул рукой по одеялу, весело
сощурил глаза и сказал:
— Здорово, Михаил Григорьевич! Как они, пироги-то,
хороши?
Миша только счастливо улыбался.
— Скоро встанешь? — спросил Полевой.
— Завтра уже на улицу.
— Вот и хорошо. — Полевой помолчал, потом рассме¬
ялся:— Ловко ты второго-то сбил! Здорово! Молодец!
32

В долгу я перед тобой. Вот приду с фронта — буду рассчиты¬
ваться.
— С фронта? — Мишин голос задрожал. — Дядя Сережа...
только вы на меня не сердитесь... Возьмите меня с собой. Я вас
очень прошу, пожалуйста, возьмите.
— Ну что ж, — Полевой насупил брови, как бы обдумы¬
вая Мишину просьбу, — можно... Поедете с моим эшелоном
до Бахмача, а с Бахмача я вас в Москву отправлю. Понял?
— Ну вот, до Бахмача!—разочарованно протянул Ми¬
ша. — Только дразнитесь.
— Ты не обижайся, — Полевой похлопал по одеялу, — не
обижайся. Навоюешься еще, успеешь. Скажи лучше: как к
тебе кортик попал?
Миша покраснел.
— Не бойся, — засмеялся Полевой, — рассказывай.
— Я случайно его увидел, честное слово, — смущенно за¬
бормотал Миша. — Вынул посмотреть, а тут бабушка! Я его
спрятал в диван, а обратно положить не успел. Ведь я не на¬
рочно.
— Никому про кортик не рассказывал?
— Никому, вот ей-богу!
— Верю, верю, — успокоил его Полеоой.
Миша осмелел:4
— Дядя Сережа, скажите, почему Никитский ищет этот
кортик?
Полевой не отвечал. Он сидел, как-то странно ссутулясь и
глядя на пол. Потом, точно очнувшись, глубоко вздохнул и
спросил:
— Помнишь, я тебе про линкор «Императрица Мария»
рассказывал?
— Помню.
— Так вот. Никитский служил там же, на линкоре, мич¬
маном. Негодяй был, конечно, первой статьи, но это к делу
не относится. Перед тем как тому взрыву произойти... минуты
так за три, Никитский застрелил одного офицера. Я один это
видел. Больше никто. Офицер этот только к нам прибыл, я и
фамилии его не знаю... Я как раз находился возле его каюты.
Зачем находился, про это долго рассказывать — у меня с Ни¬
китским свои счеты были. Стою, значит, возле каюты, слы¬
шу — спорят. Никитский того офицера Владимиром назы¬
вает... Вдруг бац — выстрел!.. Я — в каюту. Офицер на полу
лежит, а Никитский кортик этот самый из чемодана вытаски¬
вает. Увидел меня — выстрелил... Мимо. Он — за кортик. Сце¬
пились мы. Вдруг — трах! — взрыв, за ним другой, и пошло...
Очнулся я на палубе. Кругом — дымище, грохот, все рушится,

а в руках держу кортик. Ножны, значит, у Никитского оста¬
лись. И сам он пропал.
Полевой помолчал, потом продолжал:
— Провалялся я в госпитале, а тут революция, граждан¬
ская война. Смотрю — объявился Никитский главарем банды.
Ну, вот и встретились мы. Услышал, видно, по Ревску мою
фамилию и пронюхал, что это я. И налетел — старые счеты
свести. На такой риск пошел. Видно, кортик ему и теперь
зачем-то нужен. Только не получит: что врагу на пользу, то
нам во вред. А кончится война, разберемся, что к чему.
Полевой опять помолчал и задумчиво, как бы самому себе,
сказал:
— Есть человек один, здешний, ревский, у Никитского в
денщиках служил. Думал, найду я его здесь... да нет... скрыл¬
ся. — Полевой встал. — Заговорился я с тобой! Мамаше пере¬
дай, чтобы собиралась. Дня через два выступим. Ну, про-
щевай!
Он подержал маленькую Мишину руку в своей большой,
подмигнул ему и ушел.
Глава 10
ОТЪЕЗД
Эшелон стоял на станции. Миша с Генкой бегали его смот¬
реть.
Красноармейцы строили в теплушках нары, в вагонах —
стойла для лошадей, а под классным вагоном ребята высмот¬
рели большой железный ящик.
— Смотри, Генка, как удобно, — говорил Миша, залезая в
ящик, — тут и спать можно и что хочешь. Чего ты боишься?
Всего одну ночь тебе в нем лежать. А там, пожалуйста, пере¬
ходи в вагон, а я поеду в ящике.
— Тебе хорошо говорить, а как я сестренку оставлю? —
хныкал Генка.
— Подумаешь, сестренку! Ей всего три года, твоей сестрен¬
ке. Она и не заметит. Зато в Москву попадешь! —Миша со¬
блазнительно причмокнул губами. — Я тебя с ребятами по¬
знакомлю. Знаешь у нас какие ребята! Славка на пианино что
хочешь играет, даже в ноты не смотрит. Шурка Огуреев —
артист, бороду прилепит, его и не узнаешь. В доме у нас кино,
арбатский «Арс». Шикарное кино! Все картины не меньше чем
в трех сериях... А не хочешь — оставайся. И цирка не увидишь,
и вообще ничего. Пожалуйста, оставайся.
34

— Ладно, — решился Генка, — поеду.
— Вот и хорошо! — обрадовался Миша. — Из Бахмача
напишешь отцу письмо. Так, мол, и так. Уехал в Москву, к
тете Агриппине Тихоновне. Прошу не беспокоиться. И все в
порядке.
Они пошли вдоль эшелона. На одном вагоне мелом написа¬
но: «Штаб». К стенам вагона прибиты плакаты. Миша при¬
нялся объяснять Генке, что на них нарисовано:
— Вот царь, видишь: корона, мантия и нос красный. Этот,
в белой рубахе, с нагайкой, — урядник. В очках и соломенной
шляпе — меньшевик. А вот эта змея с тремя головами — это
Деникин, Колчак и Юденич.
— А это кто? — Генка ткнул пальцем в плакат.
На нем был изображен буржуй в черном цилиндре, с от¬
висшим животом и хищным, крючковатым носом. Буржуй
сидел на мешке с золотом. С его толстых пальцев с длинными
ногтями стекала кровь.
— Это буржуй, — ответил Миша, — не видишь, что ли? На
деньгах сидит. Думает, всех за деньги купит.
— А почему написано «Антанта»?
— Это все равно. Антанта — это союз всех буржуев миро¬
вого капитала против советской власти. Понял?
— Понял... — неуверенно проговорил Генка. — А почему
здесь «Интернационал» написано? — Он показал на прибитый
к вагону большой фанерный щит.
На щите был нарисован земной шар, опутанный цепями, и
мускулистый рабочий разбивал эти цепи тяжелым молотом.
— Это Интернационал — союз всех рабочих мирового про¬
летариата, — ответил Миша. — Рабочий, — он показал на ри¬
сунок, — это и есть Интернационал. А цепи — Антанта. И ко¬
гда цепи будут разбиты, то во всем мире будет власть рабочих
и никаких буржуев больше не будет.
Наконец наступил день отъезда.
Вещи погрузили на телегу. Мама прощалась с дедушкой
и бабушкой. Они стояли на крыльце, маленькие,, старенькие.
Дедушка — в своем потертом сюртуке, бабушка — в засален¬
ном капоте. Она утирала слезы и плаксиво морщила лицо.
Дедушка нюхал табак, улыбался влажными глазами и бор¬
мотал:
— Все будет хорошо... Все будет хорошо.
Миша взгромоздился на чемодан. Телега тронулась. Она
громыхала по неровной мостовой, подскакивала, наклонялась
то в одну, то в другую сторону.
Когда телега свернула с Алексеевской улицы на Привок¬
зальную, Миша оглянулся и в последний раз увидел маленький
35

деревянный домик с зелеными ставнями и тремя вербами за
оградой палисадника. Из-под разбитой штукатурки торчали
куски дранки и клочья пакли, а в середине, меж двух окон,
висела круглая ржавая жестянка с надписью: «Страховое об¬
щество «Феникс». 1872 год».
Глава 11
В ЭШЕЛОНЕ
Прижавшись лицом к стеклу, Миша смотрел в черную
ночь, усеянную светлыми точками звезд и станционных огней.
Протяжные гудки и пыхтение паровозов, лязг прицепляе¬
мых вагонов, торопливые шаги и крики кондукторов и смаз¬
чиков, сновавших вдоль поезда с болтающимися светляками
ручных фонарей, волновали эту ночь и наполняли ее тревогой,
неведомой и тоскливой.
Миша не отрываясь смотрел в окно, и чем больше прижи¬
мался он к стеклу, тем ясней вырисовывались предметы в тем¬
ноте.
Поезд дернулся назад, лязгнул буферами и остановился.
Потом снова дернулся, на этот раз вперед, и, не останавлива¬
ясь, пошел, громыхая на стрелках и набирая скорость.
Вот уже остались позади станционные огни. Луна вышла
из-за распушенной ваты облаков. Серой лентой проносились
неподвижные деревья, будки, пустые платформы... Прощай,
Ревск!
Когда на следующий день, рано утром, Миша про¬
снулся, поезд не двигался. Миша вышел из вагона и подошел
к ящику.
Эшелон стоял на какой-то станции, на запасном пути, без
паровоза. Безлюдно. Только дремал в тамбуре часовой да
стучали копытами лошади в вагонах. Миша поскреб по
ящику:
— Генка, вылезай!
Ответа не последовало. Миша снова постучал. Опять мол¬
чание. Миша залез под вагон и увидел, что ящик пуст. Где
же Генка? Неужели убежал вчера домой?
Его размышления прервал звук трубы, проигравшей зорю.
Эшелон пробудился и оживил станцию. Из теплушек прыгали
бойцы, умывались, забегали дежурные с котелками и чайни¬
ками. Запахло кашей. Кто-то кого-то звал, кто-то кого-то ру¬
гал. Потом все выстроились вдоль эшелона в два ряда, и на¬
чалась перекличка.
36

Бойды были плохо и по-разному обмундированы. В рядах
виднелись буденовки, серые солдатские шапки, кавалерийские
фуражки, матросские бескозырки, казацкие кубанки. На ногах
у одних были сапоги, у других — ботинки, валенки, калоши, а
кто и вовсе стоял босиком. Здесь были солдаты, матросы, ра¬
бочие, крестьяне. Старые и молодые, пожилые и совсем маль¬
чики.
Миша заглянул в штабной вагон и увидел Генку. Он стоял
в вагоне и утирал рукавом слезы. Перед ним за столом сидел
молоденький парнишка в заплатанной гимнастерке, перехва¬
ченной вдоль и поперек ремнями, в широченных галифе с
красным кантом и кожаными леями. Носик у парнишки ма¬
ленький, а уши большие. Во рту трубка. Он меланхолически
сплевывает через стол мимо Генки, который вздрагивает при
каждом плевке, как будто в него летит пуля.
— Так, — строго говорит парнишка, — значит, как твоя
фамилия?
— Петров, — всхлипывает Генка.
— Ага, Петров! А не врешь?
— Не-е-е...
— Смотри у меня!
— Ей-богу, правда! — хнычет Генка.
Опять пауза, прсасывание трубки, плевки, и допрос про¬
должается, причем вопросы и ответы повторяются бесчислен¬
ное множество раз.
Генку арестовали! Миша отпрянул от вагона и побежал
искать Полевого. Он нашел его возле площадок с орудия¬
ми, которые Полевой осматривал вместе с другими коман¬
дирами.
— Сергей Иваныч, — обратился к нему Миша, — там Ген¬
ку арестовали. Отпустите его, пожалуйста. Он с нами в Мо¬
скву едет.
— Кто арестовал твоего Генку? — удивился Полевой.
— Там, в штабе, начальник в синих галифе, молоденький
такой.
Военные расхохотались.
— Ай да Степа! — крикнул один из них.
— Ладно, — сказал Полевой, — попросим этого начальни¬
ка. Может, и отпустит.
Все влезли в штабной вагон. Парнишка вскочил, приложил
руку к сломанному козырьку и, вытянувшись перед Полевым,
баском произнес:
— Дозвольте доложить, товарищ командир. Так что задер¬
жан подозрительный преступник. — Он указал на хныкающего
Генку. — Согласно моему следствию, признал себя виновным,
37

что фамилию имеет Петров, имя Геннадий, сбежал от роди¬
телей в Москву до тетки. Отец — машинист. Оружие при нем
обнаружено: три гильзы от патронов. Пойман на месте пре¬
ступления, в ящике под вагоном, в спящем виде.
Он опустил руку и стоял, по-прежнему вытянувшись, ма¬
ленький, чуть повыше Генки, не обращая внимания на хохот
присутствующих.
Сдерживая смех, Полевой строго посмотрел на Генку:
— Зачем под вагон залез?
Генка еще пуще заплакал:
Дяденька, честное слово, я в Москву, к тетке, пусть он
скажет. — Генка показал на Мишу.
— Сейчас разберемся, — сказал Полевой. — Ты, Степа, —
обратился он к парнишке, — беги до старшины, пусть сюда
идет.
— Есть сбегать до старшины, пусть сюда идет! — молод¬
цевато ответил Степа, повернулся кругом и выскочил из
вагона.
— А вы, — обернулся Полевой к мальчикам, — марш от¬
сюда!
Генка вылез из вагона. Миша задержался и шепотом спро¬
сил у Полевого:
— А кто этот парнишка?
— О, брат! — засмеялся Полевой. — Это большой человек:
Степан Иванович Резников, курьер штаба.
Глава 12
БУДКА ОБХОДЧИКА
Вторую неделю стоял эшелон на станции Низковка.
— Бахмач не принимает, не хватает паровозов,—объяснял
Генка. Он, как сын машиниста, считал себя знатоком железно¬
дорожных дел.
Генка ехал теперь в эшелоне на легальном положении.
Отец разыскал его, отодрал за уши и хотел увезти обратно
в Ревск, но Полевой и Мишина мама вступились за Генку.
Полевой увел отца Генки к себе в вагон. О чем они там
говорили, неизвестно, но, выйдя оттуда, отец хмуро посмотрел
на Генку и объявил, что сегодня он его не заберет, а вернется
в Ревск — и «как решит мать».
На другой день он опять приехал из Ревска, привез Генки¬
ны вещи и письмо тете Агриппине Тихоновне. Он долго разго¬
варивал с Генкой, читал ему наставления и уехал, взяв
38

с Мишиной мамы обещание передать Генку тете «с рук
на руки».
А эшелон все стоял на станции Низковка. Красноармейцы
разводили между путями костры, варили в котелках похлебку.
По вечерам в черной золе тлели огоньки. В вагонах растягива¬
лась гармошка, дребезжала балалайка, распевались частуш¬
ки. Взрослые сидели на разбросанных шпалах, на рельсах или
просто на земле. Они разговаривали о политике, о железно¬
дорожных порядках, о боге, но больше всего о продоволь¬
ствии.
Продовольствия не хватало, и вот однажды Миша и Генка
отправились в лес за грибами.
Лес был далеко, верстах в пяти. Мальчики вышли рано
утром, рассчитывая к вечеру вернуться, но получилось иначе.
Идти пришлось не пять верст, а больше. Дорогу им объ¬
яснили неправильно. Они проплутали целый день, и, когда,
наконец, насобирали грибов и двинулись обратно, уже смер¬
калось. Пошел дождь, и тучи совсем затемнили небо.
«Почему так неравномерно расположены шпалы под рель¬
сами?— думал Миша, шагая рядом с Генкой по железнодо¬
рожному полотну. — Никак нельзя ровно идти: один шаг по¬
лучается большой, другой — маленький. По простой дороге и
то лучше».
Дорога шла по насыпи, бескрайными полями. Изредка да-
леко-далеко, сквозь пелену
дождя, виднелась деревенька
и как будто слышалось мыча¬
ние коров, лай собак, скрнпе-
ние журавля на колодце — те
отдаленные звуки, что слы¬
шатся в шуме дождя, когда
далеко в вечернем тумане пут¬
ник видит поселение.
Уже в темноте они добра¬
лись до будки обходчика. От¬
сюда до Низковки три версты.
— Давай зайдем, — пред¬
ложил Генка.
— Незачем. Только время
терять.
— Чего мокнуть под дож¬
дем? Переночуем, а завтра
пойдем.
— Нет. Эшелон могут от¬
править.
39

— Фью! — свистнул Генка. — Его еще через неделю не
отправят. Зайдем! Хоть воды выпьем.
Они постучали. В ограде залился бешеным лаем пес, по¬
том за дверью раздался женский голос:
— Чего надоть?
— Тетенька, — тоненьким голоском пропищал Генка,—
водицы испить.
Пес за оградой заметался на цепи и залился пуще преж¬
него. Стукнул засов, дверь открылась. Через тесные сени маль¬
чики вошли в низкую просторную избу.
Кто-то завозился на печи, и мужской старческий кашляю¬
щий голос спросил:
— Матрена, кого впустила?
— Сынков, — ответила женщина зевая. — Водицы про¬
сят. По грибы, чай, ходили? — спросила она у ребят.
— Ага.
— Идете куда?
— В Низковку.
— Далече, — протянула женщина. — Куда же вы на ночь-
то глядя?
— Да вот, тетенька, — ухватился за это замечание Ген¬
ка, — я и то говорю. Может, пустите нас переночевать?
— Чего ж не пустить! Места не жалко. Куда ж вы ночью
под дождем пойдете? Ишь как сыплет, — говорила женщина,
стаскивая с печи и постилая на полу тулуп, — да и лихие
люди ноне шатаются, а то и под поезд попадете. Вот, ложи¬
тесь. До света вздремнете, а там и дойтить недолго.
Она набросила крючок, задула лучину и, кряхтя, полезла
на печь. Ребята улеглись на тулуп и быстро уснули.
Г Л (Я> в CL 13
БАНДИТЫ
И приснилась Мише какая-то неразбериха. Жеребенок во¬
роной с коротким развевающимся хвостом. Он резвится, вски¬
дывая задние ноги, мчится по полю у подножия отвесной ска¬
лы. Все смеются: Полевой, дедушка, Никитский... Смеются над
ним, над Мишей. А жеребенок то остановится, нагнет голову,
капризно машет ею, то брыкнет ногами и опять мчится по
полю.
Вдруг... это не жеребенок, а огромный вороной конь. Он с
разбегу кидается на скалу, на совершенно отвесную скалу, и
взбирается по ней, как громадная черная муха, а Никитский
40

стучит по дереву рукояткой
нагайки: «Держи коня, держи
коня!» Конь взбирается все
медленней и медленней. «Дер¬
жи коня, держи коня!» — кри¬
чит Никитский. Вдруг лошадь
отрывается от скалы и со
страшным грохотом летит в
пропасть...
Грохот прервался у Миши¬
ных ног: ведро еще раз звяк¬
нуло и утихло.
— Держи коня! — опять
крикнул кто-то из избы во
двор и выругался:—А, черт,
поставили ведро тут!..
Чиркнула спичка. Тусклая
лучина осветила высокого че¬
ловека в бурке. На дворе ржа¬
ли лошади и заливался не¬
истовым лаем пес.
— Это кто? — спросил человек в бурке, указывая нагай¬
кой на леж:ащих в углу ребят.
— Ребятишки со станции, по грибы ходили, — хмуро от¬
ветил хозяин. Он стоял в исподнем, с лучиной в руках; его
всклокоченная борода тенью плясала по стене. — Да спят они,
чего вы беспокоитесь!..
— Поговори!.. — прикрикнул на него человек в бурке.
Он подошел к ребятам и нагнулся, вглядываясь в них. И в
ту секунду, когда, притворясь спящим, Миша прикрыл глаза,
над ним мелькнул колючий взгляд из-под черного чуба и па¬
паха... Никитский!
Никитский подошел к обходчику:
— Прошел паровоз на Низковку?
— Прошел, — угрюмо произнес старик.
— Ты что же, старый черт, финтить? — Никитский схва¬
тил его за рубашку на груди, скрутил ее в кулаке, притянул
к себе. Голова старика откинулась назад.
— Греха, — прохрипел старик, — греха на душу не
приму...
— Не примешь? — Никитский, не выпуская обходчика,
ударил его по лицу рукояткой нагайки. — Не примешь? Че¬
рез час должен поезд пройти, а ты в монахи записался? —
Он еще раз ударил его.
Старик упал. Никитский выбежал во двор.
41

Некоторое время там слышались голоса, конский топот,
и все стихло. Только пес продолжал лаять и рваться на
цепи.
Через час должен пройти поезд! С Низковки! Паровоз ту¬
да уже вышел... Может быть, их эшелон? И вдруг страшная
догадка мелькнула в Мишином мозгу: бандиты хотят напасть
на эшелон!.. Миша вскочил. Что же делать? Как предупре¬
дить? За час они не добегут до Низковки...
На полу стонал обходчик. Возле него, охая и причитая,
хлопотала старуха.
Миша растолкал Генку:
— Вставай! Слышишь, Генка, вставай!
— Чего, чего тебе? — бормотал спросонья Генка.
Миша тащил его. Генка брыкался, пытался снова улечься
на тулуп.
— Вставай, — шептал Миша и тряс Генку. — Здесь Ни¬
китский... Они хотят на эшелон напасть...
Ребята тихонько выбрались из сторожки. Дождь прекра¬
тился. Земля отдавала влагой. С крыши равномерно падали
капли. Полная луна освещала края редеющих облаков, полот¬
но железной дороги, блестящие рельсы. Пес во дворе не лаял
и не гремел цепью, а выл жутко и тоскливо.
Мальчики в ужасе бросились бежать. Они бежали по тро¬
пинке, идущей вдоль насыпи, и остановились, увидев на путях
темные фигуры людей. Послышался лязг железа — бандиты
разбирали путь.
Это было самое высокое место насыпи перед маленьким
мостиком, перекинутым через овраг. К оврагу спускалась
рощица. Мальчики услышали в ней ржание лошадей,
шорох, хруст ветвей, приглушенные голоса. Тихонько спу¬
стились они с насыпи, обогнули рощу и снова помчались во
весь дух.
Холодный рассвет все ясней и ясней очерчивал контуры
предметов, раздвигал дали. Вот видны уже станционные огни.
Мальчики бежали изо всех сил, не чувствуя острых камней, не
слыша шума ветра. Вдруг донесся отдаленный протяжный
гудок паровоза. Они на секунду остановились и снова понес¬
лись вперед. Они ничего не видели, кроме изогнутых желез¬
ных поручней паровоза, окутанных клубами белого пара.
Поручни эти все увеличивались и увеличивались, стали совсем
громадными и заслонили собой паровоз. Миша хотел ухва¬
титься за них, как вдруг чья-то сильная рука остановила его...
Перед мальчиками стоял Полевой.
— Ну, — строго спросил Полевой, — где шатались?
42

— Сергей Иваныч... — Миша тяжело дышал, — там Ни¬
китский...
— Где? — быстро спросил Полевой.
— Там... в будке обходчика... Они в овраге сейчас...
— В овраге? — переспросил Полевой.
— Да.
— Вот как... — Полевой на секунду задумался. — А мы их
тут ждали... Ну ладно, разведчики! А теперь марш в вагон!
И смотрите: больше из вагона не вылезать, а то под замок
посажу.
Глава 14
ПРОЩАНИЕ
Бой продолжался недолго. Бандиты удрали, оставив уби¬
тых. Одинокие лошади метались по полю. Красноармейцы
ловили лошадей, расседлывали, по мосткам загоняли в
вагоны. Бойцы быстро восстановили путь. Поезд двинулся
дальше.
В Бахмаче классный вагон отцепили от эшелона для даль¬
нейшей отправки в Москву. А эшелон сегодня уходил на
фронт.
Перед отходом эшелона Полевой позвал Мишу. Они усе¬
лись в тени пакгауза: Миша — на земле, Полевой — на пустом
ящике. Они сидели молча. Каждый думал о своем, а может
быть, они думали об одном и том же. Потом Полевой поднял
голову и улыбнулся:
— Ну, Михаил Григорьевич, что скажешь на прощание?
Миша ничего не отвечал, только прятал глаза.
— Да, — сказал Полевой, — пришла нам пора расставать¬
ся. Не знаю, свидимся или нет, так вот, смотри...
Он вынул кортик и положил его на ладонь. Кортик был
все такой же, с побуревшей рукояткой и бронзовой змейкой.
Полевой повернул рукоятку в ту сторону, куда смотрела голо¬
ва змеи. Рукоятка вращалась по спирали змеиного тела и вы¬
вернулась совсем.
Полевой отъединил от рукоятки змейку и вытянул стер¬
жень. Он представлял собой свернутую трубкой тончайшую
металлическую пластинку, испещренную непонятными знака¬
ми: точками, черточками, кружками.
— Знаешь, что это такое? — спросил Полевой.
— Шифр, — неуверенно проговорил Миша и вопроситель¬
но посмотрел на Полевого.
43

— Правильно, — подтвердил Полевой, — шифр. Только
ключ от этого шифра в ножнах, а ножны у Никитского. Понял
теперь, почему ему кортик нужен?
Миша утвердительно кивнул головой.
Полевой вставил на место пластинку, завинтил рукоятку:
— Человека из-за этого кортика убили — значит, и тайна
в нем какая-то есть. Имел я думку ту тайну открыть, да вре¬
мя не то... — Он вздохнул. — И таскать его за собой больше
нельзя. Никто судьбы своей не знает, тем более — война... Так
вот, бери... — Он протянул Мише кортик. — Бери, — повторил
Полевой. — Вернусь с фронта, займусь этим кортиком, а не
вернусь... — Он поднял голову, подмигнул Мише: — Не вер¬
нусь — значит, вот память обо мне останется.
Миша взял кортик.
— Что же ты молчишь? — спросил Полевой. — Может
быть, боишься?
— Нет, — ответил Миша, — чего мне бояться?
— Главное, — сказал Полевой, — не болтай зря. Особенно
одного человека берегись.
— Никитского?
— Никитский на тебя и не подумает. Да и где увидишь ты
его! Есть еще один человек. Не нашел я его здесь. Но он тоже
ревский. Может, какой случай вас и столкнет... так что его и
остерегайся.
— Кто же это?
Полевой снова посмотрел на Мишу:
— Вот этого человека остерегайся и виду не подавай.
Фамилия его Филин.
— Филин... — задумчиво повторил Миша. — У нас во дво¬
ре тоже Филин живет.
— Как его имя, отчество?
— Не знаю. Я его сына знаю — Борьку. Его ребята «Жи¬
лой» зовут.
Полевой засмеялся:
— Жила... А он из Ревска, этот самый Филин?
— Не знаю.
Полевой задумался:
— Филиных много. В Ревске их почти половина города.
А этот вряд ли в Москве. Должен он поглубже запрятаться.
А все же остерегайся. Это народ такой: одним духом в Моги¬
левскую губернию отправят. Понял?
— Понял, — тихо ответил Миша.
— Не робей, Михаил Григорьевич! — Полевой хлопнул его
по плечу. — Ты уже взрослый, можно сказать. Снялся с якоря.
Только помни...
44

Он встал. Миша тоже поднялся.
— Только помни, Мишка, — сказал Полевой, — жизнь как
море. Для себя жить захочешь — будешь как одинокий рыбак
в негодной лодчонке: к мелководью жаться, на один и тот же
берег смотреть да затыкать пробоины рваными штанами.
А будешь для народа жить — на большом корабле поплы¬
вешь, на широкий простор выйдешь. Никакие бури не страш¬
ны, весь мир перед тобой! Ты за товарищей, а товарищи
за тебя. Понял? Вот и хорошо! — Он протянул Мише
руку, еще раз улыбнулся и пошел по неровным шпалам, вы¬
сокий, сильный, в наброшенной на плечи серой солдатской
шинели...
Перед отходом поезда состоялся митинг. На вокзале со¬
бралось много народу. Пришли жители города и рабочие
депо. Девушки прогуливались по платформе, грызли семечки
и пересмеивались с бойцами.
Митинг открыл Полевой. Он стоял на крыше штабного ва¬
гона, над щитом с эмблемой Интернационала. Полевой ска¬
зал, что над Советской Россией нависла угроза. Буржуазия
всего мира ополчилась на молодую Советскую республику. Но
рабоче-крестьянская власть одолеет всех врагов, и знамя Сво¬
боды водрузится над всем миром. Когда Полевой кончил го¬
ворить, все кричали «ура».
Затем выступил один боец. Он сказал, что у армии кругом
нехватка, но она, армия, сильна своим несгибаемым духом,
своей верой в правое дело. Ему тоже хлопали и кричали «ура».
И Миша с Генкой, сидя на крыше штабного вагона, тоже хло¬
пали в ладоши и кричали «ура» громче всех.
Потом эшелон отошел от станции.
В широко открытых дверях теплушек сгрудились красно¬
армейцы. Некоторые из них сидели, свесив из вагона ноги в
стоптанных ботинках и рваных обмотках, другие стояли за
ними. Все они пели «Интернационал». Звуки его заполняли
станцию, вырывались в широкую степь и неслись по необъ¬
ятной земле.
Толпа, стоявшая на перроне, подхватила гимн. Миша вы¬
водил его своим звонким голосом. Сердце его вырывалось
вместе с песней, по спине пробегала непонятная дрожь, к гор¬
лу подкатывал тесный комок, и в глазах показались непозво¬
лительные слезы.
Поезд уходил [И, наконец, скрылся, вильнув длинным, за¬
кругленным хвостом^ ^
Вечер зажег на небе мерцающие огоньки, толпа расходи¬
лась, и перрон опустел.
Но Миша не уходил.
45

Он все глядел вслед ушедшему поезду, туда, где сверкаю¬
щая путаница рельсов сливалась в одну узкую стальную по¬
лосу, прорезавшую горбатый, туманный горизонт. И перед
глазами его стояли эшелон, красноармейцы, Полевой в серой
солдатской шинели и мускулистый рабочий, разбивающий
тяжелым молотом цепи, опутывающие земной шар.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВОР НА АРБАТЕ
Глава 15
ГОД СПУСТЯ
Шум в коридоре разбудил Мишу. Он открыл один глаз и
тут же зажмурил его. Короткий луч солнца пробрался из-за
высоких соседних зданий и тысячью неугомонных пылинок
клубился между окном и лежащим на полу ковриком. Выши¬
тый на коврике полосатый тигр тоже жмурил глаза и дремал,
уткнув голову в вытянутые лапы. Это был дряхлый тигр, по¬
тертый и безобидный.
Суживаясь, луч медленно двигался по комнате. С коврика
он перебрался на край стола, заблестел на никеле маминой
кровати, осветил швейную машину и вдруг исчез, как будто
не был вовсе.
47

В комнате стемнело. Открытая форточка чуть вздрагивала,
колеблемая струей прохладного воздуха. Снизу, с Арбата и со
двора, доносились предостерегающие звонки трамваев, гудки
автомобилей, веселые детские голоса, крики точильщиков,
старьевщиков — разноголосые, ликующие звуки весенней
улицы.
Миша дремал. Нужно заснуть. Нельзя же в первый день
каникул вставать в обычное время. Сегодня весь день гулять.
Красота!
В комнату, с утюгом в руке, вошла мама. Она положила
на стол сложенное вчетверо одеяло, поставила утюг на опро¬
кинутую самоварную конфорку. Рядом, на стуле, белела груда
выстиранного белья.
— Миша, вставай,— сказала мама.— Вставай, сынок. Мне
гладить нужно.
Миша лежал не двигаясь. Почему мама всегда знает, спит
он или нет? Ведь он лежит с закрытыми глазами...
— Вставай, не притворяйся... — Мама подошла к кровати.
Миша изо всех сил сдерживал душивший его смех. Мама
засунула руку под одеяло. Миша поджал ноги под себя, но
холодная мамина рука упорно преследовала его пятки. Миша
расхохотался и вскочил с кровати.
Он быстро оделся и отправился умываться.
В сумраке запущенной кухни белел кафельный пол, вы¬
щербленный от колки дров. На серых стенах чернели длинные
мутные подтеки — следы лопнувшего зимой водопровода. Ми¬
ша снял рубашку с твердым намерением вымыться до пояса.
Он давно так решил: с первого же дня каникул начать холод¬
ные обтирания.
Поеживаясь, он открыл кран. Звонкая струя ударилась
о раковину, острые брызги морозно кольнули Мишины плечи.
Да, холодновата еще водичка... Конечно, он твердо решил
с первого же дня каникул начать холодные обтирания, но...
ведь их распустили на каникулы на две недели раньше. Кани¬
кулы должны быть с первого июня, а теперь только пятнадца¬
тое мая. Разве он виноват, что школу начали ремонтировать?-
Решено: он будет обтираться с первого июня. И Миша снова
надел рубашку...
Причесываясь перед зеркалом, он внимательно рассмотрел
свое лицо.
Нехороший у него подбородок! Вот если бы нижняя че¬
люсть выдавалась вперед, то он обладал бы большой силой
воли. Это еще у Джека Лондона написано. А ему совершенно
необходимо, обладать сильной волей. Ведь факт, что он сего¬
дня смалодушничал с обтиранием. И так каждый раз.
48

Начал вести дневник, тетрадь завел, разрисовал ее, а по¬
том бросил — не хватило терпения. Решил делать утреннюю
гимнастику, даже гантели купил, и тоже бросил — то в школу
надо поскорей, то еще что-нибудь, а попросту говоря, лень.
И вообще, задумает что-нибудь такое и начинает отклады¬
вать: до понедельника, до первого числа, до нового учебного
года... Нет! Это слабоволие и бесхарактерность. Безобразие!
Пора, в конце концов, избавиться от этого!
Миша выпятил челюсть. Вот такой подбородок должен
быть у человека с сильной волей. Нужно все время так дер¬
жать зубы, и постепенно нижняя челюсть выпятится вперед...
На столе дымилась картошка. Рядом, на тарелке, лежали
два ломтика черного хлеба — сегодняшний паек.
Миша разделил свою порцию на три части — завтрак, обед,
ужин — и взял один кусочек. Он был настолько мал, что
Миша и не заметил, как съел его. Взять, что ли, второй? По¬
ужинать можно и без хлеба... Нет! Нельзя! Если он съест
сейчас хлеб, то вечером мама обязательно отдаст ему свою
порцию и сама останется без хлеба...
Миша положил обратно хлеб и решительно выдвинул впе¬
ред нижнюю челюсть. Но в это время он жевал горячую кар¬
тошку и, выдвинув челюсть, больно прикусил себе язык.
Глава 16
КНИЖНЫЙ ШКАФ
После завтрака Миша собрался уйти, но мама остановила
его:
— Ты куда?
— Пойду пройдусь.
— На двор?,
— Да... и на двор зайду.
— А книги кто уберет?
— Но, мама, мне сейчас абсолютно некогда.
— Значит, я должна за тобой убирать?
— Ладно, — пробурчал Миша. — Ты всегда так: приста¬
нешь, когда у меня каждая минута рассчитана!
В шкафу Мишина полка вторая снизу. Вообще шкаф
книжный, но он используется и под белье и под посуду. Дру¬
гого шкафа у них нет.
Миша вытащил книги, подмел полку сапожной щеткой,
покрыл газетой «Экономическая жизнь». Затем уселся на
полу и, разбирая книги, начал их в порядке устанавливать.
3 Библиотека пионера, том VIJ
49

Первыми он поставил два
тома энциклопедии Брокгауза
и Ефрона. Это самые ценные
книги. Если иметь все восемь¬
десят два тома, то и в школу
ходить не надо: выучил весь
словарь, вот и получил высшее
образование.
За Брокгаузом становятся:
«Мир приключений» в двух то¬
мах, собрание сочинений
Н. В. Гоголя в одном томе,
Толстой — «Детство, отрочест¬
во и юность», Марк Твен —
«Приключения Тома Сойера».
А это что? Гм! Чарская...
«Княжна Джаваха»... Ерунда!
Слезливая девчоночья книга.
Только переплет красивый.
Нужно выменять ее у Славки
на другую. Славка любит кни¬
ги в красивых переплетах.
С книгой б руке Миша влез на подоконник и открыл на¬
стежь окно.
Шум и грохот улицы ворвались в комнату. Во все стороны
расползалась громада разноэтажных зданий. Решетчатые же¬
лезные балконы казались прилепленными к ним, как и тонкие
пожарные лестницы. Москва-река текла извилистой голубой
лентой, перехваченной черными кольцами мостов. Золотой
купол храма Спасителя сиял тысячью солнц, и за ним Кремль
устремлял к небу острые верхушки своих башен.
Миша высунулся из окна, повернул голову ко второму кор¬
пусу и крикнул:
— Славка-а-а!..
В окне третьего этажа появился Слава — болезненный
мальчик с бледным лицом и тонкими, длинными пальцами.
Его дразнили «буржуем». Дразнили за то, что он носил бант,
играл на рояле и никогда не дрался. Его мать была известной
певицей, а отец — главным инженером фабрики имени Сверд¬
лова, той самой фабрики, где работали Мишина мама, Генки¬
на тетка и многие жильцы этого дома. Фабрика долго не ра¬
ботала, а теперь готовится к пуску.
— Славка, — крикнул Миша, — давай меняться! — Он по¬
тряс книгой..— Шикарная вещь! «Княжна Джаваха». Зачита¬
ешься!
50

— Нет! — крикнул Слава. — У меня есть эта книга.
— Неважно. Смотри, какая обложечка! А? Ты мне дай
«Овода».
— Нет!
— Ну и не надо! Потом сам попросишь, но уже не полу¬
чишь...
— Ты когда во двор придешь? — спросил Слава.
— Скоро.
— Приходи к Генке, я у него буду.
— Ладно.
Миша слез с окна, поставил книгу на полку. Пусть посто¬
ит. Осенью в школе он ее обменяет.
Вот это книжечки! «Кожаный чулок», «Всадник без
головы», «Восемьдесят тысяч верст под водой», «В деб¬
рях Африки»... Ковбои, прерии, индейцы, скальпы, му¬
станги...
Так. Теперь учебники: Киселев, Рыбкин, Краевич, Шапош¬
ников и Вальцев, Глезер и Петцольд... В прошлом году
их редко приходилось открывать. В школе не было дров, в
замерзших пальцах не держался мел. Ребята ходили туда
из-за пустых, но горячих даровых щей. Это была суровая и
голодная зима тысяча девятьсот двадцать первого года.
Миша уложил тетради, альбом с
марками, циркуль с погнутой иглой,
треугольник со стертыми деления¬
ми, транспортир.
Потом, покосившись на мать, по¬
щупал свой тайный сверток, спря¬
танный за связкой старых приложе¬
ний к журналу «Нива».
Кортик на месте. Миша чувство¬
вал сквозь тряпку твердую сталь его
клинка.
Где теперь Полевой? Он при¬
слал одно письмо, и больше от не¬
го ничего не было. Но он приедет,
обязательно приедет. Война, прав¬
да, кончена, но не совсем. Только
весной выгнали белофиннов из Ка¬
релии. На Дальнем Востоке наши
дерутся с японцами. И вообще Ан¬
танта готовит новую войну. По все¬
му видно.
Вот Никитский, наверное, убит.
Или удрал за границу, как другие
51

белые офицеры. Ножны остались у него, и тайна кортика ни¬
когда не откроется.
Миша задумался. Кто все-таки этот Филин, завскладом,
Борькин отец? Не тот ли это Филин, о котором говорил ему
Полевой? Он, кажется, из Ревска... кажется... Миша несколь¬
ко раз спрашивал об этом маму, но мама точно не знает, а вот
Агриппина Тихоновна, Генкина тетка, как будто знает. Когда
Миша как бы невзначай спросил ее о Филине, она плюнула и
сердито загудела: «Не знаю и знать не хочу... Дрянной чело¬
век. Вся их порода такая...» Больше ничего Агриппина Тихо¬
новна не сказала, но раз она упомянула про «породу» — зна¬
чит, она что-то знает... Да разве у нее что-нибудь добьешься!
Она самая строгая женщина в доме. Высокая такая, полная.
Все ее боятся, даже управдом. Он льстиво называет ее «наша
обширнейшая Агриппина Тихоновна». К тому же «делегат¬
ка» — самая главная женщина на фабрике. Один только
Генка ее не боится: чуть что, начинает собираться об¬
ратно в Ревск. Ну, Агриппина Тихоновна, конечно, на по¬
пятную.
...Да, как же-узнать про Филина? И как это он тогда не
догадался спросить у Полевого его имя, отчество!..
Миша вздохнул, запрятал кортик за журналы, закрыл
шкаф и отправился к Генке.
Г лае а 17
ГЕНКА
Генка и Слава играли в шахматы. Доска с фигурами ле¬
жала на стуле. Слава стоял. Генка сидел на краю широкой
кровати, покрытой стеганым одеялом, с высокой пирамидой
подушек, доходившей своей верхушкой до маленькой иконки,
висевшей под самым потолком.
Агриппина Тихоновна, Генкина тетка, раскатывала на сто¬
ле тесто. Она, видимо, была чем-то недовольна и сурово по¬
смотрела на вошедшего в комнату Мишу.
— Где ты пропадал? — крикнул Генка. — Гляди, я сейчас
сделаю Славке мат в три хода... Сейчас я его: айн, цвай,
драй...
— «Цвай, драй»! — загудела вдруг Агриппина Тихонов¬
на. — Слезай с кровати! Нашел место!
Генка сделал легкое движение, показывающее, что он сле¬
зает с кровати.
— Не ерзай, а слезай! Я кому говорю?
52

Агриппина Тихоновна начала яростно раскатывать тесто,
потом снова загудела:
— Стыд и срам! Взрослый парень, а туда же — капусту
изрезал, весь вилок испортил! Отвечай: зачем изрезал?
— Отвечаю: кочерыжку доставал. Она вам все равно ни
к чему.
— Так не мог ты, дурная твоя голова, осторожно резать?
Вилок-то я на голубцы приготовила, а ты весь лист испортил.
— Голубцы, тетя, — лениво ответил Генка, обдумывая
ход, — голубцы, тетя, это мещанский предрассудок. Мы не
какие-нибудь нэпманы, чтобы голубцы есть. И потом, какие
же это голубцы с пшенной кашей? Были бы хоть с мясом.
— Ты меня еще учить будешь!
— Честное слово, тетя, я вам удивляюсь, — продолжал
разглагольствовать Генка, не отрывая глаз от шахмат.—
Вы, можно сказать, такой видный человек, а волнуетесь
из-за какой-то несчастной кочерыжки, здоровье свое рас¬
страиваете.
— Не тебе о моем здоровье беспокоиться, — проворчала
Агриппина Тихоновна, разрезая тесто на лапшу. — Дозольно,
молчи! Молчи, а то вот этой скалки отведаешь.
— Я молчу. А скалкой не грозитесь, все равно не ударите.
— Эт.о почему? — Агриппина Тихоновна угрожающе вы¬
прямилась.
— Не ударите.
— Почему не ударю, спрашиваю я тебя?
— Почему? — Генка поднял пешку и задумчиво держал ее
в руке. — Потому что вы меня любите, тетенька, любите и ува¬
жаете...
— Дурень, ну, право, дурень! — засмеялась Агриппина Ти¬
хоновна. — Ну почему ты такой дурень?
— Мат! — объявил вдруг Слава.
— Где? Где? Где мат? — заволновался Генка. — Правда...
Вот видите, тетя, — добавил он плачущим голосом, — из-за
ваших голубцов верную партию проиграл!
— Невелика беда! — сказала Агриппина Тихоновна и вы¬
шла в кухню.
— Что ты, Генка, все время с теткой ссоришься? — сказал
Слава.
— Я? Ссорюсь? Что ты! Это разве ссора? У нее такая ма¬
нера разговаривать. — Генка снова начал расставлять фигуры
на доске. — Давай сыграем, Миша.
— Нет, — сказал Миша. — Чего дома сидеть!
Генка сложил шахматы, закрыл доску. Мальчики побе¬
жали во двор.
53

Глава 18
БОРЬКА-ЖИЛА
Уже май, но снег на заднем дворе еще не сошел.
Наваленные за зиму сугробы осели, почернели, сжались,
но, защищенные восемью этажами тесно стоящих зданий, не
сдавались солнцу, которое изредка вползало во двор и дрема¬
ло на узкой полоске асфальта, на белых квадратах «классов»,
где прыгали девочки.
Потом солнце поднималось, лениво карабкалось по стене
все выше и выше, пока не скрывалось за домами, и только
вспученные расщелины асфальта еще долго выдыхали из зем¬
ли теплый волнующий запах.
Мальчики играли царскими медяками в пристеночек. Генка
изо всех сил расставлял пальцы, чтобы дотянуться от своей
монеты до Мишкиной.
— Нет, не достанешь, — говорил Миша, — не достанешь...
Бей, Жила, твоя очередь.
— Мы вдарим, — бормотал Борька, прицеливаясь на Сла¬
вину монету. — Есть! — Его широкий сплюснутый пятак по¬
крыл Славин. — Гони копейку, буржуй!
Слава покраснел:
— Я уже всё проиграл. За мной будет.
— Что же ты в игру лезешь? — закричал Борька. — Здесь
в долг не играют. Давай деньги!
— Я ведь сказал тебе — нету. Отыграю и отдам.
— Ах, так?! — Борька схватил Славин пятак. — Отдашь
долг — тогда получишь обратно.
— Какое ты имеешь право? — Славин голос дрожал от
волнения, на бледных щеках выступил румянец. — Какое ты
имеешь право это делать?
— Значит, имею, — бормотал Борька, пряча пятак в кар¬
ман. — Будешь знать в другой раз.
Миша протянул Борьке копейку:
— На, отдай ему биту... А ты, Славка, не имеешь денег —
не играй.
— Не возьму, — мотнул головой Борька, — чужие не возь¬
му. Пусть сам отдает.
— Зажилить хочешь?
— Может, хочу...
— Не выйдет. Отдай Славке биту!
— А тебе чего? — ощерился Борька. — Ты здесь что за
хозяин?
— Не отдашь? — Миша вплотную придвинулся к Борьке.
54

— Дай ему, Мишка! — крикнул Генка и тоже подступил
к Борьке.
Но Миша отстранил его:
— Постой, Генка, я сам... Последний раз спрашиваю:
отдашь?
Борька отступил на шаг, отвел глаза. Брошенный им пятак
зазвенел на камнях.
— На, пусть подавится! Подумаешь, какой заступник на¬
шелся...
Он отошел в сторону, бросая на Мишу злобные взгляды.
Игра расстроилась. Мальчики сидели возле стены на теплом
асфальте и грелись на солнце.
В верхушках чахлых деревьев путался звон колоколов,
доносившийся из церкви Николы на Плотниках. На протяну¬
тых от дерева к дереву веревках трепетало развешанное для
сушки белье; деревянные прищепки вздрагивали, наклоняясь
то в одну, то в другую сторону. Какая-то бесстрашная жен¬
щина стояла на подоконнике в пятом этаже и, держась рукой
за раму, мыла окно.
Миша сидел на сложенных во дворе ржавых батареях
парового отопления и насмешливо посматривал на Борьку.
Сорвалось!. Не удалось прикарманить чужие деньги. Неда¬
ром его Жилой зовут! Торгует на Смоленском папиросами
врассыпную и ирисками, которые для блеска облизывает
языком. И отец его, Филин, завскладом, — такой же спеку¬
лянт...
А Борька как ни в чем не бывало рассказывал ребятам о
попрыгунчиках.
— Закутается такой попрыгунчик в простыню, — шмыгая
носом, говорил Борька, — во рту электрическая лампочка, на
ногах пружины. Прыгнет с улицы прямо в пятый этаж и гра¬
бит всех подряд. И через дома прыгает. Только милиция к
нему, а он скок — и уже на другой улице.
— А ну тебя! — Миша пренебрежительно махнул рукой.-н
Болтун ты, и б.ольше ничего. «Попрыгунчики»... — передраз¬
нил он Борьку.— Ты еще про подвал расскажи, про мертве¬
цов своих.
— А что, — сказал Борька, — в подвале мертвецы живут.
Там раньше кладбище было. Они кричат и стонут по ночам,
аж страшно.
— Ничего нет в твоем подвале, — возразил Миша. — Ты
все это своей бабушке расскажи. А то «кладбище», «мерт¬
вецы»...
— Есть кладбище, — настаивал Борька. — Там и подзем¬
ный ход есть под всю Москву. Его Иван Грозный построил.
55

Все рассмеялись. Миша сказал:
— Иван Грозный жил четыреста лет назад, а
наш дом всего десять лет как построен. Уж врал
бы, да не завирался.
— Я вру? — Борька ехидно улыбнулся. —
Пойдем со мной в подвал. Я тебе и мертвецов и
подземный ход — всё покажу.
— Не ходи, Мишка, — сказал Генка, — он
тебя заведет, а потом будет разыгрывать.
Это была обычная Борькина проделка. Он
один из всех ребят знал вдоль и поперек под¬
вал — громадное мрачное помещение под домом.
Он заводил туда кого-нибудь из мальчиков и
вдруг замолкал. В темноте, не имея никакой ори¬
ентировки, спутник тщетно взывал к нему. Борь¬
ка не откликался. И, только помучив свою жерт¬
ву и выговорив себе какую-нибудь мзду, Борька
выводил его из подвала.
— Дураков нет, — продолжал Генка, уже по¬
падавшийся на эту удочку. — Ползай сам по своему подвалу.
— Как хотите, — с деланным равнодушием произнес
Борька. — Испугались — так и не надо.
Миша вспыхнул:
— Это ты про кого?
— Про того, кто в подвал боится идти.
— Ах, так... — Миша встал. — Пошли!
Они вышли на первый двор, спустились в подвал и осто¬
рожно пошли по нему, касаясь руками скользких стен: Борь¬
ка— впереди, Миша — за ним. Под их ногами осыпалась зем¬
ля и звенел по временам кусочек жести или стекла. Миша
отлично понимал, что Борька хочет его разыграть. Ладно,
посмотрим, кто кого разыграет...
Они двигались в совершенной темноте, и вот, когда
они уже далеко углубились внутрь подвала, Борька вдруг
затих.
«Так, начинается», — подумал Миша и, стараясь говорить
возможно спокойней, спросил:
— Скоро твои мертвецы покажутся?
Голос его глухо отдавался в подземелье и, дробясь, зати¬
хал где-то в дальних, невидимых углах.
Борька не отвечал, хотя его присутствие чувствовалось
где-то совсем близко.
Миша тоже больше не окликал его.
Так прошло несколько томительных минут. Оба мальчика
затаили дыхание. Каждый ждал, кто первый подаст голос.
56

Потом Миша тихонько повернулся и пошел назад, нащупывая
руками повороты. Ничего, он сам найдет дорогу, а как выбе¬
рется отсюда, закроет дверь и продержит здесь Борьку с пол¬
часика. Вперед ему наука будет...
Миша тихонько шел. Позади себя он слышал шорох:
Борька осторожно крался за ним. Ага, не выдержал! Не захо¬
тел один оставаться.
Миша продолжал двигаться по подвалу. Нет! Не туда он
идет! Проход должен расширяться, а он, наоборот, сужается.
Но Миша все шел и шел. Как Борька видит в такой темноте?
А вдруг Борька оставит его здесь одного и он не найдет доро¬
ги? Жутковато все же.
Проход стал совсем узким. Мишино плечо коснулось про¬
тивоположной стены. Он остановился. Окликнуть Борьку?
Нет, ни за что... Он поднял руку и нащупал холодную желез¬
ную трубу. Где-то журчала вода. Вдруг сильный шорох раз¬
дался над его головой. Ему показалось, что какая-то огромная
жаба бросилась на него. Он метнулся вперед, ноги его прова¬
лились в пустоту, и он полетел куда-то вниз...
Когда прошел первый испуг, он поднялся. Падение не
причинило ему вреда. Здесь светлей. Смутно видны серые не¬
ровные стены. Это узкий проход, расположенный перпенди¬
кулярно к тому, по которому шел Миша, приблизительно на
пол-аршина ниже его.
— Мйшка-а! — послышался голос. В верхнем коридоре
зачернела Борькина фигура. — Миша! Ты где?
Миша не откликался. Ага! Заговорил! Пусть поищет. Ми¬
ша прижался к стене и молчал.
— Миша, Миша, ты где? — беспокойно бормотал Борька,
высунув голову и осматривая проход. — Что же ты молчишь?
Мишк...
— Где твой подземный ход? — насмешливо спросил Ми¬
ша.—Где мертвецы? Показывай!
— Это и есть подземный ход, — зашептал Борька,—
только туда нельзя ходить. Там самые гробы с мертвецами
стоят.
— Боюсь я твоих мертвецов!—Миша двинулся по про¬
ходу.
Борька схватил его за плечо.
— Смотри,- Мишка, — волнуясь, зашептал он, — говорю
тебе, идем назад, а то хуже будет...
— Пугаешь?!
— А ты не ходи. Мы без фонаря все равно ничего не най¬
дем. Я завтра фонарь достану, тогда пойдем.
—- Знаю я тебя!
57

— Ей-богу! Чтоб мне провалиться на этом месте! А не
пойдешь назад, смотри: уйду и не вернусь. Пропадай здесь.
— Испугался я очень! — презрительно ответил Миша, но
пополз вслед за Борькой обратно.
Они вышли из подвала. Ослепительное солнце ударило им
в глаза.
— Так смотри, — сказал Миша, — завтра утром.
— Всё, — ответил Борька, — договорились.
Глав а 19
ШУРКА БОЛЬШОЙ
На заднем дворе появился Шура Огуреев, или, как его на¬
зывали ребята, Шурка Большой, самый высокий во дворе
мальчик. Он считался великим артистом и состоял членом
драмкружка клуба. Клуб этот находился в подвальном поме¬
щении первого корпуса и принадлежал домкому. Ребят туда
не пускали, кроме Шурки Большого, который по этому пово¬
ду очень важничал.
— А, Столбу Верстовичу! — приветствовал его Миша.
Шура бросил на него полный достоинства взгляд:
— Что за ребяческие выходки! Я думал, ты уже вышел из
детского возраста.
— Какой серьезный! — сказал Генка.— Где это тебя так
выучили? В клубе, что ли?
— Хотя бы в клубе. — Шура сделал многозначительную
паузу. — Вам-то хорошо известно, что в клуб пускают только
взрослых.
— Подумаешь, какой взрослый нашелся! — сказал
Миша. — Вырос длинный, как верста, вот тебя и пускают
в клуб.
— Я клубный актив, — важно ответил Шура, — а тебе
если завидно, так и скажи.
— Нас в клуб не пускают потому, что мы неорганизован¬
ные, — сказал Слава, — а вот, говорят, на Красной Пресне
есть отряд юных коммунистов, и они имеют свой клуб.
— Есть, — авторитетно подтвердил Шура, — только они
называются по-другому, не помню как. Но это для малень¬
ких, а взрослые вступают в комсомол.
Шура намекал на то, что он посещает комсомольскую
ячейку фабрики и собирается вступить в комсомол.
— Здорово..-. — задумчиво произнес Миша. —У ребят-—
свой отряд!
53

— Это, наверное, скауты, — сказал Генка. — Ты, Славка,
что-нибудь путаешь.
— Я не путаю. Скауты носят синие галстуки, а эти —
красные.
— Красные? — переспросил Миша. — Если красные — зна¬
чит, они за советскую власть. И потом, какие могут быть
скауты на Красной Пресне! Самый пролетарский район.
— Да, — подтвердил Шура, — они за советскую власть.
— И у них есть свой клуб?
— Еще бы! — сказал Шура и неуверенно добавил: —
У каждого есть членский билет.
— Здорово!.. — снова протянул Миша. — Как же я об этом
ничего не слыхал? Ты, Славка, откуда все это знаешь?
— Мальчик один в музыкальной школе рассказывал.
— Почему же ты точно все не узнал? Как они называют¬
ся, где их клуб, кого принимают...
— «Принимают»! — засмеялся Шура. — Думаете, так про¬
сто: взял и поступил. Так тебя и приняли!
— Почему же не примут?
— Не так-то просто! — Шура многозначительно покачал
головой. — Сначала нужно проявить себя.
— Как это — проявить?
— Ну... вообще, — Шура сделал неопределенный жест,—
показать себя... Ну вот, как некоторые: работают в клубе,
ходят на комсомольские собрания...
— Ладно, Шурка, — перебил его Миша, — не надо слиш¬
ком задаваться! Ты много задаешься, а пользы от тебя ни¬
какой.
— То есть как?
— Очень просто. Комсомольцы на фронте воевали. Теперь
на заводах, на фабриках работают. А ты что? Стоишь за ку¬
лисами, толпу изображаешь... Ты лучше скажи: хочешь быть
режиссером?
— Как это — режиссером? У нас режиссер товарищ Митя
Сахаров.
— Он режиссер взрослого драмкружка, а мы организуем
детский, тогда всех ребят будут пускать в клуб. Поставим
пьесу. Сбор — в пользу голодающих Поволжья. Вот и про¬
явим себя.
— Правильно! — сказал Слава. — Можно еще и музы¬
кальный кружок, потом хоровой, рисовальный.
— Не позволят... — Шура с сомнением покачал головой,
но по глазам его было видно, что ему очень хочется быть
режиссером.
— Позволят, — настаивал Миша. — Пойдем к товарищу
59

Мите Сахарову. Так, мол, и так: хотим организовать свой
драмкружок. Разве он может нам запретить?
— А он вас в шею! — крикнул Борька, собиравший на
помойке бутылки.
— Не твое дело! — Генка погрозил ему кулаком. — Торгуй
своими ирисками.
— Конечно, — продолжал размышлять Шура, — это не¬
плохо... Но по характеру своего дарования я исполнитель, а не
режиссер...
— Ну и прекрасно, — сказал Миша, — раз ты исполни¬
тель, так и будешь исполнять режиссера. Чего тут думать!
— Хорошо; — согласился наконец Шура. — Только уговор:
слушаться меня во всем. В искусстве самое главное — дис¬
циплина. Ты, Генка, будешь простаком. Ты, Слава, — героем,
ну и, конечно, музыкальное оформление. Мишу предлагаю
администратором. — Шурка покровительственно посмотрел на
остальных ребят. — Инженю и прочие амплуа я распределю
потом, после испытаний.
Глава 20
КЛУБ
Клуб состоял из одного только зрительного зала. Когда не
было спектакля или собрания жильцов, скамейки сдвигались
к одной стороне и в разных углах клуба работали кружки.
Домашние хозяйки и домработницы учились в ликбезе.
'На сцене происходили репетиции драмкружка. В середине за¬
ла биллиардисты катали шары, задевая киями музыкантов
струнного оркестра.
Надо всем этим господствовал заведующий клубом и ре¬
жиссер товарищ Митя Сахаров — вечно озабоченный молодой
человек в длинной порыжевшей бархатной толстовке с лосня¬
щимся черным бантом и в узких брюках «дудочкой». У него
длинный, тонкий нос и острый кадык, готовый вот-вот разре¬
зать изнутри Митино горло. Растопыренной ладонью Митя
ежеминутно откидывал назад падающие на лицо длинные,
прямые, неопределенного цвета волосы.
Шура подтолкнул вперед Мишу:
— Говори. Ведь ты администратор. — А сам отошел в сто¬
рону с таким видом, будто он совсем ни при чем и сам смеет¬
ся над этой ребячьей затеей.
— М-да... — процедил Митя Сахаров, выслушав Мишину
просьбу. — М-да... У меня не театральное училище, а культур¬
60

ное учреждение. М-да... Культурное учреждение в тисках дом¬
кома... — И он ушел на сцену, откуда вскоре послышался его
плачущий голос: — Товарищ Парашина, вникайте в образ, в
образ вникайте...
Миша подошел к ребятам:
— Ничего не вышло. Отказал. У него не театральное учи¬
лище, а культурное учреждение в тисках домкома.
— Вот видите, — сказал Шура, — я так и знал!
— Ты всегда «так и знал»! — рассердился Миша.
Мальчики стояли задумавшись. Гулко стучали шары на
бильярде. Струнный оркестр разучивал «Турецкий марш» Мо¬
царта. А со стены, с плаката, изможденный старик протягивал
костлявую руку: «Помоги голодающим Поволжья!» Глаза его
горели лихорадочным огнем, и с какой стороны ни подойти к
плакату, глаза неотступно следовали за тобой, как будто ста¬
рик поворачивал голову.
— Есть еще выход, — сказал Миша.
— Какой?
— Пойти к товарищу Журбину.
— Ну-у, — махнул рукой Шура, — станет он заниматься
нашим кружком, член Моссовета... Я не пойду к нему... Еще
на Ведьму нарвешься.
— А я пойду, — сказал Миша. — В конце концов, это не
собственный клуб Мити Сахарова... Айда, Генка!
По широкой лестнице они поднялись на четвертый этаж,
где жил Журбин. Миша позвонил. Генка в это время стоял на
лестнице. Он отчаянно трусил и, когда послышался шум за
дверью, бросился бежать, прыгая через три ступеньки. Дверь
открыла соседка Журбина, высокая, тощая женщина с серди¬
тым лицом и длинными, выпирающими зубами. За злой ха¬
рактер ребята называли ее Ведьмой.
— Тебе чего? — спросила она.
— Мне нужен товарищ Журбин.
— Зачем?
— По делу.
— Какое еще дело! Шляются тут... — пробормотала она и
захлопнула дверь, едва не прищемив Мише нос.
— Ведьма! — закричал Миша и бросился вниз по лест¬
нице.
Он почти скатился по ней и вдруг уткнулся в кого-то.
Миша поднял голову. Перед ним стоял товарищ Журбин.
— Что такое? Ты чего безобразничаешь?
Миша стоял опустив голову.
— Ну? — допрашивал его Журбин. — Ты что, глухой?
— Н-нет...
61

Что же ты не отвечаешь? Смотри больше не безобраз¬
ничай. — Тяжело ступая, Журбин медленно пошел вверх по
лестнице.
Миша побрел вниз. Как нехорошо получилось! Он слышал
над собой тяжелые шаги Журбина. Потом шаги затихли, раз¬
дался скрежет ключа в замке, шум открываемой двери. Миша
остановился, обернулся и, крикнув: «Товарищ Журбин, одну
минуточку!» — побежал вверх.
Журбин стоял у открытой двери:
— Что скажешь?
— Товарищ Журбин,— запыхавшись, проговорил Миша,—
мы хотим драмкружок организовать... вот... а товарищ Митя
Сахаров нам не разрешает.
— Кто это «мы»?
— Мы все, ребята со двора.
Журбин продолжал строго смотреть на Мишу. Потом лег¬
кая усмешка тронула его усы и в глазах появилась улыбка.
Он ничего не отвечал. Он стоял и улыбался, глядя на голубые
Мишины глаза, черные спутанные волосы, острые поцарапан¬
ные локти. И почему улыбался и о чем думал этот пожилой,
грузный человек с орденом Красного Знамени на груди, Ми¬
ша не знал.
— Ну что ж, зайдем, поговорим, — произнес, наконец,
Журбин, входя в квартиру.
Миша вошел вслед за ним. Соседка сердито посмотрела на
Мишу, но ничего не сказала.
Глава 21
АКРОБАТЫ
Через полчаса Миша вышел от Журбина и побежал во
двор. Большая толпа народа смотрела там представление
бродячей труппы. Нагнувшись и протискиваясь в толпе зри¬
телей, Миша пробрался вперед.
Выступали акробаты, мальчик и девочка, одетые 9 синие
трико с красными кушаками. Они делали упражнения на ков¬
рике, и бритый мужчина, тоже в синем трико, кричал им:
«Алле!»
Здорово они перегибаются! Особенно девочка, тоненькая,
стройная, с синими глазами под загнутыми вверх ресницами.
Она грациозно раскланивалась и затем, небрежно тряхнув
длинными льняными волосами и как бы стряхнув с лица при¬
вычную улыбку, разбегалась и делала сальто.
62

В стороне стоял ослик, запряженный в тележку на двух
велосипедных колесах. На тележке под углом было закрепле¬
но два ярко раскрашенных фанерных щита:
2 БУШ 2
АКРОБАТИЧЕСКИЙ АТТРАКЦИОН
2 БУШ 2
Ослик стоял смирно, только косился на публику большими
глазами и смешно двигал длинными ушами.
Представление кончилось. Бритый мужчина объявил, что
они не нищие, а артисты. Только «обстоятельства времени»
заставляют их ходить по дворам. Он просит уважаемую пуб¬
лику отблагодарить за полученное удовольствие — кто сколь¬
ко может.
Девочка и мальчик с алюминиевыми тарелками обходили
публику. Из окон им бросали монеты, завернутые в бумажки.
Ребята подбирали их и передавали акробатам. Миша тоже
подобрал бумажку с монетой и ждал, когда к нему подойдет
девочка.
63

Она подошла и остановилась перед ним, улыбаясь и глядя
широко открытыми синими глазами. Миша растерялся и стоял
не двигаясь.
— Ну?— Девочка легонько толкнула его тарелкой в грудь.
Миша спохватился и бросил бумажку в тарелку. Девочка
пошла дальше и, оглянувшись на Мишу, засмеялась. И потом,
когда окруженные толпой акробаты пошли со двора, девочка
в воротах опять оглянулась и снова рассмеялась.
Кто-то ударил Мишу по спине. Он обернулся. Возле него
стояли Шура, Генка и Слава.
— Что тебе сказал Журбин? — спросил Шура.
— Вот, читайте!—Миша разжал кулак и развернул ли¬
сток.
Что такое? В смятой бумажке с косыми линейками лежал
гривенник. Так и есть! Он по ошибке отдал девочке записку
Журбина.
— Он тебе всего-навсего гривенник дал, — насмешливо
протянул Шура.
Миша выскочил из ворот и помчался в соседний двор.
Акробаты уже заканчивали представление. Когда девочка
начала обходить публику, Миша подошел к ней, положил в
тарелку гривенник и смущенно пробормотал:
— Девочка, я тебе по ошибке дал не ту бумажку. Верни
мне ее, пожалуйста. Это очень важная записка.
Девочка рассмеялась:
— Какая записка? Какой ты смешной... А почему у тебя
шрам на лбу?
— Это тебя не касается, — сухо ответил Миша. — Это мне
белогвардейцы сделали. Верни мне записку.
Девочка погрозила пальцем:
— Ты, наверное, драчун. Не люблю драчунов.
— Отдай мне записку, — мрачно произнес Миша.
— Вот смешной!—Девочка пожала плечами. — Не вида¬
ла я твоей записки. Может быть, она у Буша... Подожди
немного.
Она закончила обход зрителей и, передавая деньги брито¬
му, что-то сказала ему. Он раздраженно отмахнулся, но де¬
вочка настаивала, даже топнула ногой в атласной туфельке.
Тогда бритый опустил руку в парусиновый мешочек, хмурясь
и бурча, долго копошился там и, наконец, вытащил сложен¬
ный вчетверо листок, тот самый, что дал Мише Журбин.
Миша схватил его и побежал к себе во двор. Девочка смот¬
рела ему вслед и смеялась. И Мише показалось, что ослик
тоже мотнул головой и насмешливо оскалил длинные желтые
зубы...
64

Глава 22
КИНО „АРС“
Сталкиваясь головами, мальчики читали записку Жур¬
бина.
На белом бланке карандашом было написано:
«Товарищ Сахаров! Инициативу ребят надо поддержать.
Работа с детьми — дело важное, для клуба особенно. Прошу
вас обязательно помочь детям нашего дома в организа¬
ции драмкружка.
Журбин»
— Все в порядке, — сказал Шура. — Я так и знал, что
Журбин поможет. Завтра соберем организационное собрание,
а пока всего хорошего... — Он многозначительно посмотрел на
ребят. — Я тороплюсь на важное совещание...
— Ох и строит же он из себя! — сказал Генка, когда Шура
ушел. — Так его и ждут на важном совещании. Отлупить бы
его как следует, чтобы не задавался!
Миша, Генка и Слава сидели на каменны'х ступеньках вы¬
ходного подъезда кино «Арс». Вечер погрузил все предметы
в серую мглу, только в середине двора чернела чугунная
крышка пожарного колодца.
Бренчала гитара. Слышался громкий женский смех. Арбат
шумел последними вечерними звуками, торопливыми и за¬
тихающими.
— Знаете, ребята, — сказал Генка, — в кино можно бес¬
платно ходить.
— Это мы знаем, — ответил Миша, — целый день рекламу
таскать... Очень интересно!
— Вот если бы иметь такую тележку, как у акробатов! —
Генка причмокнул губами. — Вот на ней бы рекламу возить...
Это да!
— Правильно, — подхватил Миша, — а тебя вместо ос¬
лика...
— Его нельзя вместо ослика, — серьезно сказал Слава,—
ослики рыжие не бывают...
— Смейтесь, смейтесь, — сказал Генка, — а вот Борь¬
ка наймется рекламу таскать и будет бесплатно в кино
ходить.
— Борька не наймется, — сказал Миша, — Борька теперь
марками спекулирует. Интересно, где он марки достает?
— Я знаю где, — сказал Генка, — на Остоженке, у стари¬
ка филателиста.
65

— Да? — удивился Миша. — Я там сколько раз был, ни
разу его не видел.
— И не увидишь. Он к нему со двора ходит, с черного
хода.
— Странно! — продолжал удивляться Миша.— Что же, он
таскает марки, что ли? Он ведь их по дешевке продает...
— Уж это я не знаю, — сказал Генка, — только ходит он
туда. Я сам видел...
— Ну ладно, — сказал Миша. — Теперь вот что: Журбин
мне рассказал про этих самых ребят с Красной Пресни. Они
называются «юные пионеры». Вот как они называются.
— А что они делают? — спросил‘Генка.
— Как — что? Это же детская коммунистическая органи¬
зация. Понимаешь? Ком-мунистическая. Значит, они коммуни¬
сты... У них все по-военному.
— И винтовки есть? — спросил Генка.
— А как же! Это знаешь какие ребята? Будь здоров!
Журбин так сказал: «Занимайтесь своим кружком, посещайте
клуб, а там и пионерами станете».
Так и сказал?
— Так и сказал.
-— А где находится этот отряд? — спросил Слава.
■— При типографии, в Краснопресненском районе. Видишь,
я все точно узнал. Не то что ты.
— Хорошо б пойти посмотреть! — сказал Слава, пропуская
мимо ушей Мишино замечание.
— Да, не мешает сходить, — согласился Миша. — Только
надо адрес узнать, где эта самая типография находится.
Мальчики замолчали. Через открытые выходные двери
кино виднелись черные ряды зрителей, над которыми клубил¬
ся светлый луч киноаппарата.
Мимо ребят прошла Алла Сергеевна, Славина мать, кра¬
сивая, нарядная женщина. Увидев ее, Слава поднялся.
— Слава, — сказала она, натягивая на руки черные пер¬
чатки, — пора уже домой.
— Я скоро пойду.
— Не задерживайся. Даша даст тебе поужинать, и ложись
спать.
Она ушла, оставив после себя запах тонких духов.
— Мама на концерт ушла, — сказал Слава. — Знаете что,
ребята? Пошли в кино! Ведь сегодня «Красные дьяволята»,
вторая серия.
— А деньги?
Слава замялся:
— Мне мама дала два рубля. Я хотел ноты купить...
66

Генка вскочил:
— Что же ты молчишь? Пошли в кино! Где ты сейчас ноты
купишь? Все магазины уже закрыты.
— Но я могу завтра купить, — резонно ответил Слава.
— Завтра? Завтра будет видно. И вообще никогда ничего
не надо откладывать на завтра. Раз можно сегодня идти в
кино — значит, надо идти.
Мальчики купили билеты и вошли в кино.
От входа узкий коридор вел в тесное фойе.
На стенах вперемешку с ветхими афишами и портретами
знаменитых киноактеров висели старые плакаты. Красноар¬
меец в буденовке устремлял на каждого указательный палец:
«А ты не дезертир?» В «Окне Роста» под квадратами рисунков
краснели строчки стихов Маяковского. Над буфетом с засох¬
шими пирожными и ландрином висел плакат: «Все на борьбу
с детской беспризорностью!»
Здесь была самая разнообразная публика: демобилизован¬
ные в кепках и военных шинелях, работницы в платочках,
парни в косоворотках, пиджаках и брюках, «напущенных» на
сапоги.
Раздался звонок.
Публика заторопилась в зрительный зал, спеша занять
лучшие места. Погас свет. Киноаппарат начал яростно стре¬
котать. Разнесся монотонный аккомпанемент разбитого рояля.
Зрители теснились на узких скамейках, шептались, грызли
подсолнухи, курили, пряча папиросы в рукав...
Картина кончилась. Ребята вышли на улицу, но мыслями
они были там, с «красными дьяволятами», с их удивительны¬
ми приключениями. Вот это настоящие комсомольцы! Эх, жал¬
ко, что он, Миша, был в Ревске еще маленьким! Теперь-то он
знал бы, как разделаться с Никитским.
Вот и кончился первый день каникул. Пора домой. На ули¬
це совсем темно. Только освещенный вход «Арса» большим
светляком дрожал на тротуаре. За железными сетками
тускнели фотографии. Оборванные полотнища афиш бились
о двери.
Г лава 23
ДРАМКРУЖОК
На следующий день, придя во двор, Миша заметил двор¬
ника дядю Василия, выходившего из подъезда черного хода
с молотком и гвоздями в руках.
67!

Миша зашел в подъезд и увидел, что проем, ведущий в
подвал, заколочен толстыми досками. Вот так штука!
Он выбежал из подъезда. Дядя Василий поливал двор из
толстой брезентовой кишки.
— Дядя Василий, дай я полью! — попросил Миша.
— Много вас тут, поливальщиков! Баловство одно. —
Дворник, видимо, был не в духе.
Миша осторожно спросил:
— Что это ты, дядя Василий, плотничать начал?
Дворник в сердцах тряхнул кишкой и обдал струей воды
окна второго этажа.
— Филин, вишь, за свой склад беспокоится, а ты заколачи¬
вай. Пристал, как репей. Из подвала к нему могут жулики
залезть, а ты заколачивай. В складе-то, окромя железа, и нет
ничего, а ты, обратно, заколачивай. Баловство одно!
Вот оно что! Филин велел забить ход в подвал. Тут что-то
есть. Недаром Борька не пускал его вчера в подземный ход...
Это все не зря!
Борька торговал у подъезда папиросами. Миша подошел к
нему:
— Ну, пойдем в подвал?
Борька осклабился:
— Держи карман шире! Ход-то заколотили.
— Кто велел?
Борька шмыгнул носом:
— Кто? Известно кто: управдом велел.
— Почему он велел? —допытывался Миша.
— «Почему»... «Зачем»... — передразнил его Борька.—
Чтобы мертвецы не убежали, вот зачем... — И, отбежав в сто¬
рону, крикнул: — И чтобы ослы, вроде тебя, по подвалу не
шатались!..
Миша погнался за ним, но Борька юркнул в склад. Миша
погрозил ему кулаком и отправился в клуб.
Записка Журбина подействовала. Митя Сахаров отвел ре¬
бятам место, но предупредил, что не даст им ни копейки.
— Основной принцип театрального искусства, — сказал
он, — это самоокупаемость. Привыкайте работать без дота¬
ции... — И наговорил еще много других непонятных слов.
Шурка Большой назначил испытания поступающим в
драмкружок. Он заставлял их декламировать стихотворение
Пушкина «Пророк». Все декламировали не так, как следовало,
и Шура сам показывал, как это надо делать. При словах:
«И вырвал грешный мой язык» — он делал зверскую физионо¬
мию и отчаянным жестом будто вырывал свой язык и выбра¬
сывал его на лестницу. У него это здорово получалось!
63

Маленький Вовка Баранов, по прозвищу Бяшка, потом все
время глядел ему в рот, высматривая, есть там язык или
уже нет.
После испытаний начали выбирать пьесу.
— «Иванов Павел», — предложил Слава.
— Надоело, надоело! — отмахнулся Шура. — Избитая,
мещанская пьеса. — И он, гримасничая, продекламировал:
Царь персидский — грозный Кир
В бегстве свой порвал мундир...
Знаем мы этого Кира!.. Нет, не пойдет.
После долгих споров остановились на пьесе в стихах под
названием «Кулак и батрак»: о мальчике Ване — батраке ку¬
лака Пахома.
Шура будет играть кулака. Генка — мальчика Ваню, ба¬
бушку мальчика Вани — Зина Круглова, толстая смешливая
девочка из первого подъезда.
Миша не принимал участия в испытаниях. Подперев под¬
бородок кулаком, сидел он за шахматным столиком и все
время думал о подвале.
Борька обманул его, нарочно обманул. Он сказал отцу, и
Филин велел заколотить ход в подвал. Значит, есть какая-то
связь между подвалом и складом, хотя склад находится в
соседнем дворе.
Что же угрожает складу, где хранятся старые, негодные
станки и части к ним? Эти части валяются во дворе без всякой
охраны. Кому они нужны? Кто полезет туда, особенно через
подвал, где нужно ползти на четвереньках?..
И потом, ведь Филин — может быть, это тот самый Филин,
о котором говорил ему Полевой. Миша вспомнил узкое, точно
сплюснутое с боков, лицо Филина и маленькие, щупающие
глазки. Как-то раз, зимой, он приходил к ним. Он дал маме
крошечный мешочек серой муки и взял за это папин костюм,
темно-синий костюм с жилетом, почти не ношенный. Он все
высматривал, что бы ему еще выменять. Его маленькие глазки
шарили по комнате. Когда мама сказала, что ей жалко отда¬
вать костюм, потому что это последняя память о папе, Филин
ей ответил: «Вы что же, эту память с маслом собираетесь ку¬
шать? Ну и кушайте на здоровье».
Мама тогда вздохнула и ничего ему не ответила...
Нет! Нужно обязательно выяснить, в чем тут дело. Пусть
Борька не думает, что так легко провел его.
Миша встал, внимательным взглядом обвел клуб. А нельзя
ли попасть в подвал отсюда? Ведь клуб тоже находится в под¬
69

вале, правда под другим корпусом, но это неважно: как-то он
должен соединяться с остальной частью здания.
Миша обошел клуб, тщательно исследовал его стены. Он
оттягивал плакаты, диаграммы, залезал за шкафы, но ничего
не находил. Он зашел за кулисы. Пол был завален всякой
рухлядью. В полумраке виднелись прислоненные к стенам
декорации: фанерные березки с черно-белыми стволами, избы
с резными окошками, комнаты с часами и видом на реку.
Миша раздвигал эти декорации, пробираясь к стенке, как
вдруг из-за кулис появился товарищ Митя Сахаров:
— Поляков! Что ты здесь делаешь?
— Гривенник затерялся, Дмитрий Иванович, никак найти
не могу.
— Что за гривенник?
— Гривенник, понимаете, такой круглый гривенник,—
бормотал Миша, но глаза его неотступно смотрели в одну
точку. За щитом с помещичьим, в белых колоннах домом вид¬
нелась железная дверь. Миша смотрел на нее и бормотал: —
Понимаете, такой серебряный двугривенный...
— М-да... Что за чепуха! То гривенник, то двугривенный...
Ты что, с ума сошел?
— Нет, — Миша все смотрел на дверь, — был у меня гри¬
венник, а затерялся двугривенный. Что тут непонятного?
— Очень непонятно, — пожал плечами Митя Сахаров, —
м-да, очень непонятно. Во всяком случае, ищи скорей свой гри-
венный-двугривенный и убирайся отсюда.
Растопыренной ладонью Митя Сахаров откинул назад
волосы и удалился.
Глава 24
ПОДВАЛ
Миша, Генка и Слава сидели на берегу Москвы-реки, у
Дорогомиловского моста, возле вновь построенной водной
станции. Миша убеждал друзей пойти с ним разыскивать под¬
земный ход.
Вечерело. Хлопья редкого тумана, как плохо надутые се¬
рые мячи, скользили по реке, почти касаясь воды и тихонько
отскакивая. На мосту грохотали трамваи, торопились далекие
прохожие, пробегали маленькие автомобили.
— Мертвецы, гробы — это же басни, — говорил Миша. —
Станет Филин заботиться о мертвецах! Все это выдумано, что¬
бы отпугнуть нас от подвала. Нарочно выдумано. Там или
подземный ход, или они что-то прячут.
70

— Не говори, Миша, — вздохнул Генка,— есть такие
мертвецы, что никак не успокоятся. Залезешь в подвал, а они
на тебя ка-ак навалятся...
— Мертвецов там, конечно, нет, — сказал Слава, — но...
зачем нам все это нужно? Ну, прячет там что-нибудь Филин,
он же известный спекулянт. Нам-то какое дело?
— А если это действительно подземный ход под всей Мо¬
сквой, тогда что?
— Мы его все равно не найдем, — возразил Слава, —
плана-то у нас нет.
— Ладно! — Миша встал. — Вы просто дрейфите. А еще в
пионеры хотите! Зря я вам все рассказал. Ничего. Без вас
обойдусь.
— Я не отказываюсь, — замотал головой Генка. — Разве
я отказываюсь? Я только сказал о мертвецах. Уж и слова ска¬
зать нельзя... Это Славка отказывается, а я — пожалуйста, в
любое время...
— Когда я отказывался? —Слава покраснел. — Я только
сказал, что с планом было бы лучше. Разве это не так?
...На ближайшую репетицию друзья явились в клуб рань¬
ше всех.
Репетиции детского кружка проходили от двух до четырех
часов дня. Потом тетя Елизавета, уборщица, запирала клуб до
пяти, когда уже собирались взрослые. Вот в этот промежуток
времени, от четырех до пяти часов, нужно было проникнуть в
подвал.
Миша и Слава спрятались за кулисы. Генка стал поджи¬
дать остальных актеров. Вскоре они явились и начали репети¬
ровать. Сидя за кулисами, Миша и Слава слышали их голоса.
Шура-кулак уговаривал Генку-Ваню: «Ваня, тебя я кре¬
стил», на что Генка-Ваня высокомерно отвечал: «Я вас об этом
совсем не просил». И они спорили о том, как в это время Генка
должен стоять: лицом к публике и спиной к Шуре или, наобо¬
рот, лицом к Шуре, а спиной к публике. Вообще они больше
спорили, чем репетировали. Шура кричал на всех и грозился
бросить «всю эту канитель». Генка препирался с ним. Зина
Круглова все время хохотала — такая уж она смешливая де¬
вочка.
Наконец репетиция кончилась. Генка незаметно присоеди¬
нился к Мише и Славе, остальные ребята ушли; тетя Елизаве¬
та закрыла клуб. Мальчики остались одни перед массивной
железной дверью, ведущей в подвал.
Припасенными клещами они вырвали гвоздь и потянули
дверь. Заскрипев на ржавых петлях, она медленно отвори¬
лась.
71

Ребят обдало сырым, спертым воздухом. Миша зажег
электрический фонарик. Они вступили в подземелье.
Фонарик светил едва-едва. Нужно было вплотную прибли¬
зить его к стене, чтобы увидеть ее серую неровную поверх¬
ность.
Подвал представлял собой ряд прямоугольных помещений,
образованных фундаментом дома. Помещения были пусты,
только в одном из них мальчики увидели два больших котла.
Это была заброшенная котельная. На полу валялись обрезки
труб, куски затвердевшей извести, кирпич, каменный уголь,
ящики с засохшим цементным раствором.
Фонарик быстро слабел и наконец погас. Мальчики двига¬
лись в темноте, нащупывая руками повороты. Иногда им каза¬
лось, что они кружат на одном месте, но Миша упорно шел
вперед, и Генка со Славой не отставали от него.
Блеснула полоска света. Вот и заколоченный вход. Свет
пробивался сквозь щели между досками. За ними виднелась
узкая лестница с высокими ступеньками и железными пери¬
лами.
Мальчики пошли дальше, по-прежнему держась правой
стороны. Проход суживался. Миша ощупал потолок. Вот и
железная труба. Он прислушался: над ним тихо журчала
вода. Миша присел на корточки, зажег спичку. Внизу тянул¬
ся узкий проход, тот самый, в который он упал, испугавшись
внезапного шороха. Мальчики поползли по этому прохо¬
ду. Когда он кончился, Миша
поднялся и пошарил над со¬
бой рукой. Высоко! Он зажег
спичку.
Они увидели большое
квадратное помещение с низ¬
ким потолком.
— Ребята, — прошептал
вдруг Генка, — гробы...
Вдоль противоположной
стены чернели очертания боль¬
ших гробов.
Мальчики замерли. Спичка
погасла. В темноте им послы¬
шались какие-то звуки, шорох,
глухие, замогильные голоса.
Ребята стояли оцепенев. Вдруг
над ними что-то заскрипело,
блеснула,, все расширяясь,, по¬
лоса света, раздались шаги.

Мальчики бросились в проход и спрятались там затаив дыха¬
ние.
На потолке открылся люк. Из него вынырнула лестница.
По ней в подвал осторожно спустились два человека. Свер¬
ху им подавали ящики. Они устанавливали их рядом с уже
сложенными в подвале ящика¬
ми, которые мальчики со стра¬
ху приняли за гробы.
Затем в подвал спустился
третий человек. Сходя с лест¬
ницы, он оступился и выру¬
гался. Миша вздрогнул. Голос
этот показался ему знакомым.
Этот человек был высокого
роста. Он обошел помещение,
осмотрел ящики, потом потя¬
нул носом воздух:
— Кто здесь спички жег?
Мальчики обмерли.
— Это вам показалось,
Сергей Иваныч, — ответил ему
один из мужчин.
Ребята узнали голос Фи¬
лина.
— Мне никогда ничего не
кажется, запомните это, Фи¬
лин. — Высокий подошел к
проходу и стоял теперь совсем
рядом с мальчиками. Но он
стоял спиной к ним, и лица
его не было видно. — Завали¬
ли проход? — спросил он.
— Так точно, — торопливо
ответил Филин, — дверь зако¬
лотили, а проход завалили.
И соврал: проход вовсе не
был завален.
Потом все трое поднялись
наверх и втащили за собой ле¬
стницу. Люк закрылся, погру¬
зив помещение в темноту.
Мальчики быстро поползли
обратно, выбрались из подва¬
ла, пробежали по клубу и
выскочили на улицу.

Глава 25
ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ
Только что прошел короткий летний дождь. Блестели бу¬
лыжники мостовой, стекла витрин, серые верха пролеток, чер¬
ный шелк зонтиков. Вдоль тротуаров, стекая в решетчатые
колодцы, бежали мутные ручьи. Девушки с туфлями в руках,
громко хохоча, шлепали по лужам. Прошли сезонники с меш¬
ками в виде капюшонов на голове. Из оторванной водосточной
трубы лила вода. Она ударялась в стену и рикошетом попада¬
ла на прохожих, в испуге отскакивавших в сторону. И над
всем этим веселое солнце, играя, разгоняло мохнатые, неуклю¬
жие тучи.
— Что же ты, Геннастый, страху напустил? — сказал Ми¬
ша. — Всюду ему гробы мерещатся!
— А вы не испугались? — оправдывался Генка. — Сами
испугались не знаю как, а на меня сваливают!
Он помолчал, потом сказал:
— Я знаю, что в ящиках..
— Что?
— Нитки. Вот что! Теперь все спекулянты нитками торгу¬
ют. Самый выгодный товар...
А Мише все слышался этот резкий, так странно знакомый
голос. Кто это мог быть? Его зовут Сергеем Иванычем... Поле¬
вого тоже так звали, но ведь это не Полевой... Просто совпа¬
дение имен.
Мальчики стояли возле кино «Арс». Миша следил за воро¬
тами склада. Генка и Слава рассматривали висевшие за сет¬
кой кадры картины «Голод... голод... голод». Это был фильм
о голоде в Поволжье.
Мимо них прошел Юра Стоцкий, сын доктора «Ухо, горло
и нос». Раньше Юра был скаутом. Теперь скаутских отрядов
не существовало, Юра форму не носил, но его по-прежнему
называли «Юрка-скаут». Он шел с двумя товарищами и дер¬
жал в руке скаутский посох.
Генка начал их задирать:
— Эй вы, скаутенки! — Он схватил Юрин посох. — Отдай
палку!
Генка тянул посох к себе. Юра с товарищами — к себе.
Генка был один против троих. Он оглянулся на друзей: что это
они его не выручают? Но Миша коротко сказал:
— Брось, — и все продолжал смотреть в сторону филин-
ского склада.
Как это «брось»? Уступить скаутам? Этим буржуйским
74

подлипалам? Они стоят за какого-то английского генерала.
Сейчас он им покажет английского генерала! Отпихивая Юрку
ногами, Генка изо всех сил потянул посох к себе.
— Брось, я тебе говорю! — снова сказал Миша.
Генка отпустил посох и, тяжело дыша от напряжения, ска¬
зал:
— Ладно, я вам еще покажу.
— Покажи! — высокомерно усмехнулся Юра. — Испуга¬
лись тебя очень...
Юра со своими товарищами ушел. Генка с удивлением
смотрел на Мишу, но Миша не обращал внимания ни на Ген¬
ку, ни на Юру.
Из ворот склада вышел высокий, худощавый человек в са¬
погах и белой кавказской рубахе, подпоясанной черным ре¬
мешком с серебряным набором. В воротах он остановился и
закурил. Он поднес к папиросе спичку, прикрывая ее от ветра
ладонями. Ладони закрыли его лицо; из-за них внимательный
взгляд скользнул по улице. Человек бросил спичку на тротуар
и пошел по направлению к Арбатской площади. Миша пошел
вслед за ним, но высокий, пересекая улицу, неожиданно вско¬
чил на ходу в трамвай и уехал...
Охваченный смутной тревогой, бродил Миша по вечерним
московским улицам.
Пламенеющий закат зажег золотые костры на куполах
церквей. Летний вечер знойно дышал расплавленным асфаль¬
том тротуаров и пылью булыжных мостовых. Беззаботные
дети играли на зеленых бульварах. Старые женщины сидели
на скамейках.
«Почему голос этого человека показался таким странно
знакомым? — думал Миша. — Что прячет Филин в подвале?
А может быть, тут ничего и нет. Просто склад в подвале. И что
голос этот знакомый, только так, показалось... А вдруг... Нет,
не может быть! Неужели это Никитский? Нет! Он не похож
на него. Где чуб? Нет, это не Никитский. И зовут его Сергей
Иваныч... Разве стал бы Никитский так свободно разгуливать
по Москве?»
Миша миновал Воздвиженку и вышел на Моховую.
Вдоль университетской ограды расположили свои ларьки
букинисты. Открытые книги лежали на каменном цоколе. Бук¬
вы чернели на пожелтевших листах, золотились на тисненых
переплетах. Пожилые мужчины, худые, сутулые, в очках и
помятых шляпах, стояли на тротуаре, уткнув носы в страницы.
Из университетских ворот выходили студенты, рабфаковцы в
косоворотках, кожаных куртках, с обтрепанными портфелями.
На углу Большой Никитской дорогу Мише преградили
75

колонны демонстрантов. Рабочие Красной Пресни шли к Дому
Союзов, где в Колонном зале происходил суд над правыми
эсерами.
С Лубянской и Красной площадей шли новые колонны.
Шли рабочие Сокольников, Замоскворечья, рабочие «Гужо¬
на», «Бромлея», «Михельсона»... Шумели комсомольцы. С им¬
провизированных трибун выступали ораторы. Они говорили,
что капиталисты Англии и Америки руками предателей-эсеров
хотели задушить Советскую республику. Им не удалось этого
сделать в открытом бою, интервенция провалилась, и теперь
они организуют заговоры, засылают к нам шпионов и дивер¬
сантов...
А может быть, Никитский не удрал за границу, думал Ми¬
ша. Может быть, он скрывается у Филина, загримировался,
фамилию переменил... Может быть, в этом складе они прячут
оружие для своей белогвардейской шайки...
Конечно, Полевой предупреждал, чтобы он остерегался,
продолжал думать Миша. Но это когда было... Тогда он был
маленький... А теперь-то он, во всяком случае, во всем разби¬
рается. Разве он имеет право ждать, пока приедет Полевой?
А если там действительно заговор и оружие? Нет, больше
ждать нельзя...
Миша очутился у входа в Дом Союзов. Два красноармей¬
ца проверяли у входящих пропуска. Миша попытался про¬
шмыгнуть в дверь, но крепкая рука ухватила его за плечо:
— Пропуск?!
Миша отошел в сторону. Подумаешь, охрана! Стоят тут и
не знают, какой страшный заговор, может быть, он сам скоро
раскроет.
Глава 26
ВОЗДУШНАЯ ДОРОГА
Часто бродил теперь Миша возле склада Филина. Один
раз он даже зашел туда, но Филин прогнал его. Миша стал
наблюдать за воротами склада издалека. Он стоял в подъезде
кино, у закусочной с зелено-желтой вывеской, перед булоч¬
ной, но тот высокий человек в белой кавказской рубахе боль¬
ше не появлялся. Однажды Миша снова залез в подвал, но
к складу Филина он уже пробраться не мог — проход был за¬
вален.
...Между тем репетиции подходили к концу, приближался
день спектакля, и- Шура настойчиво требовал «реквизит».
76

Раз ты администратор, — говорил он Мише, — то дол¬
жен заботиться. Декорации мы сами сделаем, а чем наводить
грим? Дальше: парики, кадило... Все это ты должен достать.
Я загружен творческой работой и не могу отвлекаться на хо¬
зяйственные дела.
Митя Сахаров денег не давал. Тогда Миша решил органи¬
зовать лотерею. Для выигрыша он пожертвовал свое собрание
сочинений Н. В. Гоголя в одном томе. Жалко было расста¬
ваться с Гоголем, но что делать! Не срывать же спектакль.
Как говорит Шурка Большой, «искусство требует жертв».
Сто лотерейных билетов, по тридцать копеек каждый, были
быстро распроданы. Только Борька не купил билета. Он вся¬
чески пытался сорвать лотерею, кричал, что выигрыш обяза¬
тельно падет на Мишин билет и Миша деньги прикарманит.
Ему за это несколько раз здорово попадало и от Миши и
от Генки, но он не унимался.
Борька дружил теперь с Юркой-скаутом, который тоже
начал появляться во дворе. И, для того чтобы отвлечь ре¬
бят от драмкружка, Юра с Борькой устроили воздушную
дорогу.
Она состояла из металлического троса, протянутого над
задним двором с угла на угол. Один конец троса был прикреп¬
лен к пожарной лестнице на высоте второго этажа, другой —
к дереву на высоте первого. По тросу на ролике двигалась
веревочная петля. «Пассажир» усаживался в эту петлю, оттал¬
кивался от лестницы и вихрем пролетал над задним двором.
Длинной веревкой петля оттягивалась назад.
Первым прокатился Борька, за ним — Юра, потом — еще
некоторые мальчики.
Эта затея привлекла всеобщее внимание. Пришли ребята
из соседних домов. Из окон смотрели любопытные жильцы.
Дворник Василий долго стоял, опершись на метлу, и, пробор¬
мотав:. «Баловство одно!» — ушел.
Вдруг Борька остановил дорогу и, пошептавшись с Юркой,
объявил, что бесплатное катание кончилось. Теперь за каж¬
дый раз нужно платить пять копеек.
— А у кого нет, — добавил он, — сдавай Мишке билеты и
получай обратно деньги. На кой вам эта лотерея? Все равно
ничего не выиграете.
Первым к Мише подошел Егорка-голубятник, за ним —
Васька-губан. Они протянули Мише билеты и потребовали
обратно деньги. Но Генка заслонил собой Мишу и, передраз¬
нивая продавца из булочной, слащавым голосом произнес:
— Граждане, извиняюсь. Проданный товар обратно не
принимается. Деньги проверять, не отходя от кассы.
77

Поднялся страшный шум. Борька кричал, что это грабеж
и обираловка. Егорка и Васька требовали вернуть им деньги.
Юра стоял в стороне и ехидно улыбался.
Миша отстранил Генку, спокойно оглядел кричащих ребят
и вынул лотерейные деньги. Все замолчали.
Миша пересчитал деньги, ровно тридцать рублей, положил
на ступеньки черного хода, придавил камнем, чтобы не унесло
ветром, и, повернувшись к ребятам, сказал:
— Мне эти деньги не нужны. Можете взять их обратно.
Только вы подумайте: почему Юра и Борька хотят сорвать
наш спектакль? Ведь Юра ходил в скаутский клуб, а скауты
стоят за буржуев, и они не хотят, чтобы мы имели свой клуб.
О Борьке и говорить нечего. Теперь, у кого нет совести, пусть
сам возьмет свои деньги и рядом положит свой билет.
Он сел на батарею и отвернулся.
Но никто не подошел за деньгами. Ребята сконфуженно
переминались. Каждый делал вид, что он и не думал возвра¬
щать свой билет.
Тем временем Генка влез на пожарную лестницу и тороп¬
ливо отвязывал воздушную дорогу.
— Слезай, — закричал Борька, — не смей трогать!
Но трос вместе с петлей уже упал на землю.
Генка спрыгнул с лестницы и подошел к Борьке:
— Ты чего разоряешься? Думаешь, мы ничего не знаем?
Всё знаем: и про подвал, и про ящики!.. Ну, убирайся от¬
сюда!
Борька исподлобья оглядел всех, поднял с земли трос,
свернул его и молча пошел со двора.
Глава 27
ТАЙНА
— Что? Растрепал? — ругал Миша Генку. — Эх ты, зво¬
нарь!
— А я ему молчать должен? — оправдывался Генка.—
Он будет спектакль срывать, а я ему должен молчать?
Ребята сидели у Славы. Квартйра у него большая, свет¬
лая. На полу — ковры. Над столом — красивый абажур. На
диване — маленькие пестрые подушки.
Генка сидел на круглом вращающемся стуле перед пиани¬
но и рассматривал обложки нотных тетрадей. Он чувствовал
себя виноватым и, чтобы скрыть это, был неестественно ожив¬
лен и болтал без умолку.
78

— «Паганини»... — прочитал он. — Что это за Паганини
такой?
— Знаменитый скрипач, — объяснил Слава. — Ему враги
перед концертом оборвали струны на скрипке, но он сыграл
на одной струне, и никто этого не заметил.
— Подумаешь! — сказал Генка. — У отца на парово¬
зе ездил кочегар Панфилов. Так он на бутылках играет
что хочешь. Попробовал бы твой Паганини на бутылке
сыграть.
— Что с тобой говорить! — рассердился Слава. — Ты ни¬
чего в музыке не понимаешь...
— Разве мне разговаривать запрещено? — Генка, оттолк¬
нувшись от пианино, сделал несколько оборотов на вращаю¬
щемся стуле.
— Нужно думать, что говоришь, = мрачно произнес Ми¬
ша.— Если бы ты думал, то не разболтал бы Борьке о ящиках.
— Тем более, что ничего в этих ящиках нет, — вставил
Слава.
— Нет, есть, — возразил Генка.— Там нитки.
— Болтаешь, чего не знаешь!— сказал Миша.— Там вовсе
Другое.
— Что?
— Ага, так я тебе и сказал! Чтобы ты снова раззвонил!
— Ей-богу! — Генка приложил руку к груди. — Чтоб мне
не встать с этого места! Чтоб...
— Хоть до утра божись, — перебил его Миша, — все равно
не скажу. Ты звонарем был, звонарем и остался.
— Но я ведь не разболтал, — сказал Слава, — значит, мне
ты можешь рассказать.
— Ничего я вам не скажу! Я вижу, вам нельзя доверить
серьезное дело.
Некоторое время мальчики сидели молча, дуясь друг на
друга, потом Слава сказал:
— Все же нечестно скрывать. Мы все трое лазили в под¬
вал — значит, между нами не должно быть секретов.
— Я разве знал?— заговорил Генка, обращаясь к Славе.—
Я думал: ящики, ну и ящики... Ведь меня Миша не предупре¬
дил. Сам что-то скрывает, а другие виноваты.
Миша молчал. Он сознавал, что не совсем прав. Надо бы¬
ло предупредить Генку. И вообще он поступил не по-товари¬
щески. Он должен был поделиться с ребятами своими подозре¬
ниями. Но... тогда как же кортик? И о кортике рассказать?
Конечно, они ребята надежные, не выдадут, и Генка не раз¬
болтает, когда будет все знать. Но рассказать о кортике?..
Он проворчал:
.79

— Когда у человека есть голова на плечах, то он должен
сам мозгами шевелить... А то «не предупредили» его!
Генка почувствовал в его словах примирение и начал энер¬
гично оправдываться:
— Но ты пойми, Миша: откуда я мог знать? Разве я ду¬
мал, что ты от нас что-нибудь скрываешь! Ведь я от тебя ниче¬
го не скрываю...
— И вообще, — обиделся Слава, — поскольку у тебя есть
от нас секреты, то и не о чем говорить...
— Ладно, — сказал Миша, — я вам расскажу, но имейте в
виду, это большая тайна. Эту тайну мне доверил не кто-ни¬
будь. Мне ее доверил... — Он посмотрел на напряженные от
любопытства лица ребят и медленно произнес: — Мне ее дове¬
рил Полевой. Вот кто мне ее доверил!
Зрачки у Генки расширились, взгляд его замер на Мише.
Слава тоже смотрел на Мишу очень внимательно — из рас¬
сказов Миши и Генки он знал и о Полевом и о Никитском.
— Так вот, — продолжал Миша, — прежде всего дайте
честное слово, что никогда, никому, ничего не разболтаете.
— Даю честное слово благородного человека! — торже¬
ственно объявил Генка и ударил себя в грудь кулаком.
— Клянусь своей честью! — сказал Слава.
Миша на цыпочках подошел к двери, тихонько открыл ее,
осмотрел коридор, потом плотно прикрыл дверь, вниматель¬
ным взглядом обвел комнату, заглянул под диван и, показав
пальцем на спальню, шепотом спросил:
— Там никого нет?
— Никого, — также шепотом ответил Слава.
— Так вот, знайте, — Миша еще раз таинственно огля¬
делся по сторонам, — знайте: у Никитского есть ближайший
помощник,'и его фамилия... Филин! Вот!
Эффект получился ошеломляющий.
Генка сидел, крепко вцепившись в стул, наклонившись впе¬
ред, с открытым ртом и округлившимися глазами. Даже воло¬
сы его приподнялись и торчали во все стороны, словно озада¬
ченные только что услышанной новостью. Слава часто мигал,
точно ему насыпали в глаза песок.
Налюбовавшись произведенным впечатлением, Миша про¬
должал:
— У меня есть подозрение, что тот высокий, который был
в подвале, а потом вышел... Помните, в кавказской рубахе?..
Это и есть Никитский!
Генка чуть не упал со стула. Слава поднялся с дивана и
растерянно смотрел на Мишу.
— Это серьезно? — едва смог он произнести.
80

Миша пожал плечами:
— Буду я шутить такими вещами! Тут, брат, не до шуток.
Я его по голосу узнал... Правда, лица я его не видел, но уж
факт, что он загримировался...
— Нужно немедленно сообщить в милицию, — сказал
Слава.
— Нельзя, нужно все как следует выяснить, — уклончиво
ответил Миша.
— Чего тут выяснять, — пожал плечами Слава. — Пусть
даже ты не совсем уверен, что это Никитский, но ведь Филин
тот...
Положение становилось критическим. Славка такой до¬
тошный! Сейчас начнет рассуждать, а ведь неизвестно еще, тот
ли это Филин или не тот...
Миша встал и решительно произнес:
— Я вам еще не все рассказал. Пошли ко мне.
Мальчики отправились к Мише. Когда они проходили по
двору, Генка подозрительно оглядывался по сторонам. Ему
казалось, что сейчас здесь появится Никитский...
Глава 28
ШИФР
Придя к Мише, мальчики молча уселись вокруг стола.
Уже наступал вечер, но Миша света не зажигал.
Генка и Слава затаив дыхание наблюдали за Мишей. Он
закрыл дверь на крючок, сдвинул занавески — в комнате ста¬
ло почти совсем темно. Потом он вытащил из шкафа сверток
и положил его на стол.
— Теперь смотрите, — таинственно прошептал он и раз¬
вернул сверток.
Генка и Слава подались вперед и совсем легли на стол.
В Мишиных руках появился кортик.
— Кортик... — прошептал Генка.
Но Миша угрожающе поднял палец:
— Тихо! Смотрите, — он показал клеймо на клинке,—
волк, скорпион, лилия... Видите? Так. А теперь самое глав¬
ное... — Он вывернул рукоятку, вынул пластинку и растянул
ее на столе.
— Шифр, — прошептал Слава и вопросительно посмотрел
на Мишу.
— Да, — подтвердил Миша, — шифр, а ключ к этому шиф¬
ру в ножнах, понятно? А ножны эти... у Никитского... Вот...
А теперь слушайте...
4 Библиотека пионера, том VII
81

Понизив голос, вращая глазами и жестикулируя, Миша
рассказал о линкоре «Императрица Мария», о его гибели, об
убийстве офицера, по имени Владимир...
Мальчики сидят молча, потрясенные этой загадочной исто¬
рией. В комнате совсем уже темно. В квартире тишина, точно
вымерли все. Только глухо зажурчит иногда вода в водопрово¬
де да раздастся на лестнице протяжный, тоскливый крик без¬
домной кошки. В окружающем мраке мальчикам чудились
неведомые корабли, дальние, необитаемые земли. Они ощуща¬
ли холод морских пучин, прикосновение морских чудовищ...
Миша встал и повернул выключатель. Маленькая лампоч¬
ка вспыхнула йод абажуром и осветила взволнованные лица
ребят и стол, покрытый белой скатертью, на которой блестел
стальной клинок кортика и золотилась бронзовая змейка,
извивающаяся вокруг побуревшей рукоятки...
Что же это может быть? — первый прервал молчание
Слава.
— Трудно сказать. — Миша пожал плечами. — Полевой
тоже не знал, в чем дело, да и Никитский вряд ли знает. Ведь
он ищет кортик, чтобы расшифровать эту пластинку. Значит,
для него это тоже тайна.
— Все ясно, как шоколад,— вмешался Генка,— Никитский
ищет клад. Вот что он ищет. А в кортике написано, где этот
клад находится. Ох, и деньжищ там, должно быть!..
— Клады только в романах бывают, — сказал Миша, —
специально для бездельников. Сидит такой бездельник, рабо¬
тать ему неохота, вот он и мечтает найти клад.
— Конечно, никакого клада здесь не может быть, — сказал
Слава, — ведь из-зд этого кортика Никитский убил человека.
Разве ты, например, Генка, убил бы из-за денег человека?
— Ну-у... — протянул Генка, — сравнил! То я, а то Никит¬
ский. Я б, конечно, не убил, а для Никитского это раз плюнуть.
Ведь Никитский — буржуй. А буржуй из-за денег отца родно¬
го зарежет.
— Может быть, здесь какая-нибудь военная тайна, — ска¬
зал Слава. — Ведь все это произошло во время войны, на воен¬
ном корабле...
— Я уж об этом думал, — сказал Миша. — Допустим, что
Никитский — германский шпион, но зачем он в двадцать пер¬
вом году искал кортик? Ведь война уже кончилась.
— Вообще любой шифр можно расшифровать без клю¬
ча, — продолжал Слава. — У Эдгара По...
— Знаем, знаем! — перебил его Миша. — «Золотой жук»,
читали. Здесь дело совсем другое. Смотрите... — Все наклони¬
лись к пластинке. — Видите? Тут только три вида знаков:
82

точки, черточки и кружки. Если знак — это буква, то выходит,
что здесь всего три буквы. Видите? Эти знаки написаны стол¬
биками.
— Может быть, каждый столбик — это буква, — сказал
Слава.
— И об этом я думал, — ответил Миша, — но здесь боль¬
шинство столбиков с пятью знаками. Посчитайте! Ровно
семьдесят столбиков, из них сорок с пятью знаками. Не может
ведь одна буква повторяться сорок раз из семидесяти.
— Нечего философию разводить,—сказал Генка,— надо
ножны искать. Тем более — Никитский здесь.
— Еще неизвестно: Никитский это или не Никитский, —
возразил Слава.
— Все равно, — упорствовал Генка,— это Никитский. Ведь
Филин здесь, а он с Никитским в одной шайке... Правда,
Миша?
Миша немного смутился, потом решительно тряхнул голо¬
вой и сказал:
— Раз уж я вам все рассказал, так надо по-честному.
Я еще не знаю, тот это Филин или не тот...
— Как — не знаешь? — остолбенели мальчики.
— Так... Мне Полевой назвал только фамилию — Филин,
а тот это Филин или нет, еще надо установить. Мало ли Фили¬
ных! Но я почему-то думаю, что это тот.
— Да, — протянул Слава, — получается уравнение с дву¬
мя неизвестными.
— Это тот Филин, определенно, — сказал Генка, — его по
роже видно, что бандит.
— Рожа не доказательство, — возразил Слава.
— Будем рассуждать по порядку, — сказал Миша. — Во-
первых, Филин. Фамилия уже сходится. Дальше. Подозритель¬
ный он человек или нет? Подозрительный. Определенно. Спе¬
кулянт и вообще... Во-вторых, темными делами они занимают¬
ся? Занимаются. Склад в подвале, ящики, дверь заколотили,
завалили проход... В-третьих, тот высокий — подозрительный
человек или нет? Подозрительный. Видали, как он улицу
осматривал, лицо закрывал? И голос мне его знаком... До¬
пустим даже, что это не Никитский. Но ведь факт, что там
действует какая-то шайка. Может быть, белогвардейцы. Мо¬
жет быть, шпионы. Разве мы имеем право сидеть сложа руки?,
А? Имеем? Нет! Наша обязанность раскрыть эту шайку.
— Точно, — подтвердил Генка, — шайку накрыть, ножны
отобрать, клад разделить на троих поровну.
— Погоди ты со своим кладом, — рассердился Миша, — не
перебивай! Теперь так. Мы, конечно, можем заявить в мили¬
83

цию, но... вдруг там ничего нет? Вдруг? Что тогда? Нас засме¬
ют. Нет! Сначала надо все как следует выяснить: тот это Фи¬
лин или не тот, что они прячут в подвале, а главное, выследить
того, высокого, в белой рубахе, и узнать, кто он такой.
— Тяжелое дело, — проговорил Слава и, заметив насмеш¬
ливый Генкин взгляд, торопливо добавил: — Банду мы долж¬
ны, конечно, раскрыть, но все это надо хорошенько обдумать.
— Конечно, надо обдумать,— согласился Миша.— Все на¬
до делать обдуманно. Мы будем следить по очереди, чтобы не
вызвать подозрения у Филина и у Борьки.
— Вот это'будет здорово! — сказал Генка. — Целую шайку
раскроем!
— А что ты думаешь, — сказал Миша, — так шайки и
раскрываются. Вот тогда мы себя действительно проявим —
это, знаете, не за кулисами орать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
Глава 29
ЭЛЛЕН БУШ
Через несколько дней Миша и Шурка Большой отправи¬
лись на Смоленский рынок покупать краски для грима. На
улице возле склада Филина прохаживался Генка.
— Ты что здесь торчишь? — спросил его Шура. — Пойдем
с нами реквизит покупать.
— Некогда, — важно ответил Генка и обменялся с Мишей
многозначительным взглядом.
Миша и Шура пришли на рынок. Вдоль рядов двигалась
густая толпа. Шныряли беспризорники, хрипели граммофоны,
скандалили покупатели часов. Унылые старухи в старомод¬
85

ных шляпках продавали сломанные замки и медные подсвеч¬
ники. Вспотевший деревенский парень, видимо с утра, торговал
гармошку. Окруженный любителями музыки, он растягивал на
ней все одно и то же «Страдание». Попугай вытаскивал кон¬
вертики с предсказанием будущего и описанием прошедшего.
Шатались цыганки в развевающихся юбках и ярких платках.
Барахолка казалась нескончаемой. Она уходила далеко — на
усеянные подсолнечной шелухой дорожки Новинского буль¬
вара, где рабочие городского хозяйства устанавливали первые
урны для мусора и огораживали чахлую травку блестящей
проволокой.
Мальчики стояли возле старика, торговавшего «всем для
театра», как вдруг кто-то тронул Мишу сзади за плечо. Он
обернулся и увидел девочку-акробатку. Она была в обыкно¬
венном платье и вовсе не похожа на артистку. Девочка протя¬
нула Мише руку и сказала:
— Здравствуй, драчун!
Мише не понравился ее покровительственный тон, и он хо¬
лодно ответил:
— Здравствуйте.
— Что ты такой сердитый?
— Вовсе не сердитый. Обыкновенный.
— Как тебя зовут?
— Миша.
— А меня Эллен.
Миша поднял брови:
— Что за имя «Эллен»?
— Мой псевдоним Эллен Буш. Все артисты имеют псевдо¬
нимы. А настоящее мое имя Елена Фролова.
— А кто этот мальчик, что выступал с тобой?
— Мой брат, Игорь.
— А бритый?
— Какой бритый?
— Ваш этот, старший. Хозяин, что ли?
Лена рассмеялась:
— Хозяин? Это мой папа.
— Почему же ты его Бушем называешь?
— Я ведь тебе объяснила: это наш псевдоним.
— Вы всё по дворам ходите?
— Нет. Отец заключил договор, и, как начнется сезон, мы
будем выступать в цирке. Ты бывал в цирке?
— Конечно, бывал. Но у нас в доме теперь есть свой драм¬
кружок. Вот наш режиссер. — Миша показал на Шуру.
Шура важно наклонил голову.
— В воскресенье будет наш первый спектакль, — продол¬
86

жал Миша. — Пьеса замечательная! Приходи с братом. После
спектакля вы выступите.
— Хорошо, — сказала Лена, — я передам Бушу. — И, по¬
думав, спросила: — А сколько за выход?
— Что? — не понял Миша.
— Сколько за выход? Сколько вы нам заплатите за вы¬
ступление?
Миша возмутился:
— Заплатим? Ты что, с ума сошла? Это спектакль в пользу
голодающих Поволжья. Все наши артисты выступают бес¬
платно.
— Н-не знаю. — Лена с сомнением покачала головой.—
Буш, наверное, не согласится.
— И не надо! Без вас обойдемся! Другие жертвуют, чтобы
помочь голодающим, а вы хотите от них себе урвать. И не
стыдно?
— Не сердись, не сердись! — Лена засмеялась.— Какой ты
сердитый! Мы сделаем так: отпросимся с Игорем погулять и
придем к вам. Ладно?
— Ладно.
— До свидания. — Лена протянула ему и Шуре руку, —.
Только ты, пожалуйста, не сердись.
— Я и не сержусь, — ответил Миша.
Когда Лена ушла, он сказал Шуре:
— Ох и канитель с этими девчонками!
Глава 30
ПОКУПКА РЕКВИЗИТА
Они начали выбирать краски.
— Вот самые подходящие. — Шура вертел в. руках короб¬
ку с карандашами. Этот цвет называется «бордо». Бери,
Мишка.
Миша опустил руку в карман и в ту же секунду с ужасом
почувствовал, что кошелька в кармане нет. Все закружилось
перед ним. В толпе мелькнула фигура беспризорника. Миша
взвизгнул и бросился вдогонку.
Беспризорник выскочил из рядов, свернул в переулок и
бежал по нему, путаясь в длинном рваном пальто. Из дыр
пальто торчала грязная вата, рукава волочились по земле.
Он юркнул в проходной двор, но Миша не отставал от него
и наконец догнал на каком-то пустыре. Он схватил его за
пальто и, тяжело дыша, сказал:
87

— Отдай!
— Не тронь меня, я психический! —дико закричал беспри¬
зорник и выкатил белки глаз, страшные на его черном, изма¬
занном сажей лице.
Они сцепились. Беспризорник визжал и кусался. Миша
свалил его и, прижимая к земле, шарил по грязным лохмоть¬
ям, отыскивая кошелек. Беспризорник извивался, кусал Ми¬
шину руку. Миша рванул его за рукав. Рукав оторвался от
пальто, кошелек упал на землю. Миша схватил его, и страш¬
ная злоба овладела им. Сколько он трудился над созданием
драмкружка, ходил, клянчил, уговаривал, отдал своего Гого¬
ля! И этот воришка чуть не разрушил все! И ребята могли
подумать, что он сам присвоил деньги... Нет! Надо ему еще
наподдать!
Беспризорник лежал на земле ничком. Его грязная худая
шея казалась совсем тонкой в широком воротнике мужского
пальто. Из оторванного рукава неестественно торчала голая
рука, грязная, исцарапанная.
Ладно. Лежачего не бьют... Миша слегка, для порядка,
ткнул беспризорника ногой:
— Будешь знать, как воровать...
Беспризорник продолжал лежать на земле. Миша отошел
на несколько шагов, потом вернулся и мрачно произнес:
— Вставай, довольно притворяться!
Беспризорник сел. Всхлипывая и вытирая кулаками лицо,
пробормотал:
— Справился?.. Да?..
— А ты зачем кошелек взял?
Я ведь тебя не трогал.
— Иди к черту!
— Поругайся, поругайся, —
сказал Миша, — вот я тебе еще
добавлю!..
Но злоба прошла, и он знал,
что не добавит.
Продолжая всхлипывать, бес¬
призорник поднял оторванный
рукав. Пальто его распахнулось,
обнажив худенькое, с выступаю¬
щими ребрами тело. Под пальто
у беспризорника не было даже
рубашки.
— Как же ты его при¬
шьешь? — спросил Миша, присев
на корточки и разглядывая рукав.
88

Беспризорник вертел рукав и угрюмо молчал.
— Знаешь что? — сказал Миша. — Пойдем к нам, моя мать
зашьет.
Беспризорник недоверчиво посмотрел на него:
— Застукать хочешь...
— Вот честное слово!.. Тебя как зовут?
— Михайлой.
— Вот здорово! — Миша рассмеялся. — Меня тоже Ми¬
хаилом зовут. Пойдем к нам в клуб.
— Не видал я вашего клуба!
— Брось, пойдем. Тебе там девочки в момент рукав при¬
шьют.
— Не видал я ваших девчонок!
— Не хочешь в клуб — пойдем ко мне домой. Пообедаешь
у нас.
— Не видал я вашего обеда!
— Пойдем, тебе говорят! — Миша поднялся и потянул
беспризорника за целый рукав: — Вставай!
— Пусти! — закричал беспризорник, но было уже поздно:
затрещали нитки — второй рукав очутился у Миши в руках.
— Ну вот, — смущенно пробормотал Миша, — говорил те¬
бе: идем сразу.
— А ты собрался с силой? Да, собрался?..
Теперь на пальто у беспризорника вовсе не было рукавов,
только торчали голые руки.
— Ладно, — решительно сказал Миша, — пошли ко мне!—
Он взял оба рукава. — А не пойдешь — не отдам, ходи без ру¬
кавов.
Глава 31
БЕСПРИЗОРНИК КОРОВИН
«Как встретит нас мама? — думал Миша, шагая рядом с
беспризорником. — Еще, пожалуй, прогонит. Ладно. Что сде¬
лано, то сделано».
Вот и Генка на своем посту. Он с удивлением посмотрел
на Мишу и его оборванного спутника. Ребята во дворе тоже
уставились на них. Миша пересчитал деньги и отдал их Славе:
— На! Пусть Шурка сам покупает, мне некогда.
Они пришли домой. Миша втолкнул беспризорника в ком¬
нату:
— Мама, этот парнишка с нами пообедает...
Мама молчала.
89

— Я ему нечаянно рукава оторвал, — добавил Миша.—
Его тоже Мишей зовут.
— А фамилия? — спросила мама.
Миша посмотрел на беспризорника. Тот засопел и важно
произнес:
— Фамилия наша Коровин.
— Ну что ж, — вздохнула мама, — идите хоть умойтесь,
товарищ Коровин.
Миша отправился с ним на кухню, но особого желания
мыться Коровин не проявил, да и отмыть его не было, никакой
возможности. Они постояли перед краном, вернулись в ком¬
нату и сели за стол.
Коровин ел степенно и после каждого глотка клал ложку
на стол. На скатерти, там, где он держал локти, образовалось
два темных пятна.
Миша ел молча, искоса поглядывая на мать. Она повесила
на спинку стула пальто Коровина и пришивала к нему рукава.
По хмурому выражению ее лица Миша понял, что после ухода
Коровина ему предстоит неприятный разговор.
После супа мама подала сковородку с жареной картошкой.
Миша отодвинул свою тарелку:
— Спасибо, мама, я уже сыт.
— Ешь, — сказала мама, — всем хватит.
Она уже приладила к пальто рукава и теперь пришивала
разорванную подкладку.
Коровин кончил есть и положил ложку на стол.
— Ну вот, — сказала мама, расправляя на руках пальто,—
шуба готова. — Она протянула ее Коровину. — Не жарко тебе
в ней?
Коровин натянул на себя пальто, пробормотал:
— Мы привычные...
— Родные-то у тебя есть?
Коровин молчал.
— Мать, отец, есть кто-нибудь?
Коровин стоял уже у самой двери. Он засопел, но опять
ничего не ответил.
«Куда же он пойдет?» — думал Миша.
Не глядя на мать, он спросил:
— Куда же ты теперь пойдешь?
Беспризорник запахнулся в пальто и вышел из комнаты.
Миша вышел вслед за ним.
— Погоди, здесь темно. — Он открыл входную дверь и про¬
пустил Коровина. — Так заходи, — сказал он на прощание. —
Я всегда дома или во дворе.
Беспризорник ничего не ответил и пошел вниз по лестнице.
90

Глава 32
РАЗГОВОР С МАМОЙ
Миша молча читал. В комнате было тихо. Только жужжа¬
ла с перерывами швейная машина. Отблески солнца играли на
ее металлических частях, на стальном колесе и золотых фир¬
менных эмблемах. Предстоящий разговор был, конечно, не¬
приятен, но мама все равно заговорит, и лучше уж поскорей...
— Где ты с ним познакомился? — не оборачиваясь, спроси¬
ла она наконец.
— На рынке. Деньги у меня украл.
Мама остановила машину и обернулась к Мише:
Какие деньги?
— Лотерейные. Я тебе рассказывал... Мы с Шуркой крас¬
ки покупали.
— И вернул он тебе деньги?
Миша усмехнулся:
— Еще бы! Я его догнал. Подрались, конечно...
— Так и познакомились?
— Так и познакомились.
Она покачала головой:
— Красивая картина: на улице дерешься с беспризорни¬
ками.
— Никто не видел... Мы и не дрались, я его так, прижал
немного.
— А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-ни¬
будь украл?
— Он не украдет.
— Почему ты так думаешь?
— Так думаю.
Снова молчание, равномерный стук машины.
— Ты недовольна? — сказал Миша.
Вместо ответа она спросила:
— Что все-таки побудило тебя привести его сюда?
— Так...
— Жалко стало?
— Почему — жалко? — Миша пожал плечами. — Так
просто... Я ему рукава оторвал, надо их пришить.
— Да, конечно... — Она снова завертела машину. Белое
полотнище ползло на пол и волнами ложилось возле ножек
стула.
— Ты недовольна тем, что я привел его?
— Я этого не говорю, но... все же малоприятное знаком¬
ство. И потом: ты чуть было не предложил ему остаться у
нас.
91

— Жалко его, он ведь опять на
улицу пойдет...
— Конечно, жалко... — согласи¬
лась мама. — Теперь многие берут
на воспитание этих ребят, но... ты
сам знаешь, я не имею такой воз¬
можности.
— Вот увидишь, скоро беспри¬
зорность ликвидируют! — горячо
сказал Миша. — Знаешь, сколько
детдомов организовали!
— Я знаю, но перевоспитать
этих детей очень трудно... Они ис¬
порчены улицей..
— Знаешь, мама, — сказал Ми¬
ша, — в Москве есть такой отряд —
он называется отряд юных пионе¬
ров, — и вот там ребята, все равно
как комсомольцы, занимаются с
беспризорными и вообще, — он
сделал неопределенный жест, — проводят всякую работу. Мы
с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это на Панте-
леевке. В воскресенье мы туда пойдем.
— На Пантелеевке? — переспросила мама. — Но ведь это
очень далеко.
— Что такого! Теперь ведь лето, времени много. А когда
нам исполнится четырнадцать лет, мы в комсомол поступим.
Мама обернулась и с улыбкой посмотрела на Мишу:
— Ты уже в комсомол собираешься?
— Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом...
— Ну вот, — вздохнула мама и улыбнулась, — поступишь
в комсомол, появятся у тебя дела, а меня, наверное, совсем
забросишь.
— Что ты, мама! — Миша тоже улыбнулся. — Разве я те¬
бя заброшу? — Он покраснел и уткнулся в книгу.
Мама замолчала и снова завертела машину.
Миша оторвался от книги и смотрел на мать. Она склони¬
лась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых во¬
лос касался зеленой кофточки; кофточка была волнистая, бле¬
стящая, аккуратно выглаженная, с гладким воротником.
Миша встал, тихонько подошел к матери, обнял ее за пле¬
чи, прижался щекой к ее волосам.
— Ну что? — спросила мама, опустив руки с шитьем на
колени.
— Знаешь, мама, что мне кажется?
92

— Что?
— Только ты честно ответишь: да или нет?
— Хорошо, отвечу.
— Мне кажется... что ты совсем на меня не сердишься за
беспризорника... Правда? Ну, скажи — правда?
Мама тихонько засмеялась.
— Нет, скажи, мама, — весело крикнул Миша, — скажи!..
И знаешь, что мне еще кажется?
— Что?
— На моем месте ты поступила бы так же. Да?
— Да, да! — Она разжала его руки и поправила приче¬
ску. — Но все же не води сюда слишком много беспризорных.
Глава S3
ЧЕРНЫЙ ВЕЕР
— Миша-а! —раздался во дворе Генкин голос.
Миша выглянул в окно. Генка стоял внизу, задрав кверху
голову.
— Чего?
— Иди скорей, дело есть! —.Генка скосил глаза в сторону
филинского склада.
— Чего еще? — нетерпеливо крикнул Миша. Ему не хоте¬
лось уходить сейчас из дому.
— Иди скорей! — Генка сделал страдальческое лицо.—
Понимаешь?
Всякими знаками он показывал, что дело не терпит ника¬
кого отлагательства.
Миша спустился во двор. Генка тут же подступил к нему:
— Знаешь, где тот, высокий?
— Где?
— В закусочной.
Ребята выскочили на улицу и подошли к закусочной.
Через широкое мутное стекло виднелись сидящие вокруг
мраморных столиков люди. Лепные фигуры на потолке пла¬
вали в голубых волнах табачного дыма. В проходах баланси¬
ровал с подносом в руках маленький официант. Белая пена
падала из кружек на его халат.
За одним из столиков сидел Филин.
— Где же высокий? — спросил Миша.
— Только что здесь был, — недоумевал Генка, — сидел
вместе с Филиным... Куда он делся?
— Хорошо, — быстро проговорил Миша, — далеко он не
93

ушел. Ты иди налево, к Смоленской, а
я направо — к Арбатской.
Миша быстро пошел по направлению
к Арбатской площади, внимательно
осматривая улицу. Когда он пересекал
Никольский переулок, в глубине переул¬
ка мелькнула фигура человека в белой
рубахе, свернувшего за угол церкви
Успения на Могильцах. Миша во всю
прыть помчался вперед, добежал до
церкви, остановился, огляделся по сто¬
ронам. Высокий шел по Мертвому пере¬
улку. Миша побежал за ним. Высокий
пересек Пречистенку и пошел по Все¬
воложскому переулку. Миша догнал его
у самой Остоженки, но проходивший
трамвай отделил его от Миши. Когда трамвай прошел, высо¬
кого на улице не было.
Куда он делся? Миша растерянно оглядывал улицу и уви¬
дел на противоположной ее стороне филателистический мага¬
зин. Миша знал этот магазин. Он иногда покупал в нем
марки для своей коллекции. И сюда, по словам Генки, зачем-
то ходит Борька Филин... Миша вошел в магазин. Над дверью
коротко звякнул колокольчик.
В магазине никого не было. На прилавке под стеклом ле¬
жали марки, на полке стояли коробки и альбомы. На звонок
из внутренней комнаты магазина вы¬
шел хозяин — лысый, красноносый ста¬
рик. Он плотно прикрыл дверь и спро¬
сил у Миши, что ему надо.
— Можно марки посмотреть? —
спросил Миша.
Старик бросил на прилавок не¬
сколько конвертов с марками, а сам
вернулся в соседнюю комнату, оставив
дверь приоткрытой, чтобы видеть ма¬
газин.
Вертя в руках марку Боснии и Гер¬
цеговины, Миша искоса поглядывал в
комнату, в которую удалился старик.
Она была совсем темной, только на
столе стояла электрическая лампа.
Кто-то вполголоса переговаривался со
стариком. Прилавок мешал Мише за¬
глянуть в комнату, но он был уверен,
94

что там находится именно этот высокий человек в белой ру¬
бахе. О чем они говорили, он тоже разобрать не мог.
Раздался звук отодвигаемого стула. Сейчас они выйдут!
Миша наклонил голову к маркам и напрягся в ожидании.Сей¬
час он увидит этого человека... В глубине задней комнаты
скрипнула дверь, и через несколько минут в магазин вышел
старик. Вот так штука! Тот, высокий, ушел через черный ход...
— Выбрал? — хмуро спросил старик, вернувшись за при¬
лавок.
— Сейчас, — ответил Миша, делая вид, что внимательно
рассматривает марки.
— Скорее, — сказал старик, — магазин пора закрывать.
Он опять вышел в темную комнату, но дверь на этот раз не
закрыл.
Лампа освещала край стола. В ее свете Миша видел кост¬
лявые руки старика. Они собирали бумаги со стола и склады¬
вали их в выдвинутый ящик. Потом в руках появился черный
веер. Руки подержали его некоторое время открытым, затем
медленно свернули. Веер превратился в продолговатый пред¬
мет...
Затем в руках старика что-то блеснуло. Как будто кольцо
и шарик. Вместе со свернутым веером старик положил их в
ящик стола.
Глава 34
АГРИППИНА ТИХОНОВНА
Медленно возвращался Миша домой. Итак, он не увидел
таинственного незнакомца. Все это очень подозрительно.
И ушел этот человек через черный ход. И старик вел себя как-
то настороженно. И Борька-жила сюда ходит...
Уже подойдя к своему дому, Миша подумал о веере, и не¬
ожиданная мысль мелькнула в его мозгу. Когда старик свер¬
нул веер, он стал подобен ножнам... И кольцо как ободок.
Неужели ножны?
Взволнованный этой догадкой, Миша побежал разыски¬
вать друзей. Он нашел их на квартире у Генки.
Слава линовал бумагу, а Генка что-то писал под диктовку
Агриппины Тихоновны. Она диктовала с листка, который дер¬
жала высоко над столом, на уровне глаз. На кончике ее носа
были водружены очки в железной оправе.
— «...Рубцова Анна Григорьевна», — диктовала Агриппи-
на Тихоновна. — Написал? Аккуратней, аккуратней пиши, не
торопись. Так... «Семенова Евдокия Гавриловна».
95

— Гляди, Миша, — крикнул Генка, — у меня новая дол¬
жность — секретарь женотдела!
— Не вертись, — прикрикнула Агриппина Тихоновна,—
весь лист измараешь!
Миша заглянул через плечо Генки: «Список работниц сно¬
вального цеха, окончивших школу ликвидации неграмотно¬
сти». Против каждой фамилии стоял возраст. Моложе сорока
лет не было никого.
— Вертишься! — продолжала ворчать Агриппина Тихо¬
новна.— Вон Слава как аккуратно рисует, а ты все вертишь¬
ся... Ну? Написал Евдокию Гавриловну?
— Написал, написал... Давайте дальше. И чего вы вздума¬
ли старушек учить?
Агриппина Тихоновна пристально посмотрела на Генку:
— Как — чего? Ты это что, всерьез?
— Конечно, всерьез. Вот, — он ткнул пером в список, —
пятьдесят четыре года. Для чего ей грамота?
— Вот ты какой, оказывается!—медленно проговорила
Агриппина Тихоновна и сняла очки. — Вот какой!.. А я и не
знала.
— Чего, чего вы? — смутился Генка.
— Вот оно что... — снова проговорила Агриппина Тихонов¬
на, продолжая пристально смотреть на Генку. — Тебе, значит,
одному грамота?
— Я не...
— Не перебивай! Значит, тебе одному грамота? А Семено¬
ва сорок лет на фабрике горбом ворочала, ей, значит, так тем¬
ной бабой и помирать? И я, значит, тоже зря училась? Двух
сыновей в гражданской схоронила, чтобы, значит, Генка учил¬
ся, а я как была, так чтобы и осталась? Асафьеву из подвала
в квартиру переселили тоже, выходит, зря. Могла бы и в под¬
вале помереть — шестьдесят годов в нем прожила... Так, зна¬
чит, по-твоему? А? Скажи.
— Тетя, — плачущим голосом закричал Генка, — вы меня
не поняли! Я в шутку.
— Отлично поняла, — отрезала Агриппина Тихоновна,—
отлично, сударь мой, поняла. И не думала, не гадала, Генна¬
дий, что ты такой. Не думала, что ты такое представление
имеешь о рабочем человеке.
— Тетя, — упавшим голосом прошептал Генка, не подни¬
мая глаз от стола, —тетя! Я не подумавши сказал... Ну... Не
подумал и сказал глупость...
— То-то, — наставительно проговорила Агриппина Тихо¬
новна, — а нужно, думать. Слово — не воробей: вылетит — не
поймаешь... В другой раз думай...
96

Глава 35
ФИЛИН
Агриппина Тихоновна вышла на кухню. Генка сидел пону^
р.ив голову.
— Попало? — насмешливо спросил его Миша. — Мало
она тебе всыпала. За твой язык еще не так надо.
— Ведь он признался, что был неправ, — примирительно
сказал Слава.
— Ладно, — сказал Миша. — Ну что, Генка, видел ты то¬
го, высокого?
— Никого я не видел, — мрачно ответил Генка.
— Так вот... — Миша облокотился о край комода и без¬
различным голосом произнес: — Пока вы здесь сидели... я...
видел ножны.
— Какие ножны? — не понял Слава.
— Обыкновенные, от кортика.
Генка поднял голову и недоверчиво смотрел на Мишу.
— Нет, правда? — спросил Слава.
— Правда. Только что своими глазами видел.
— Где? — Генка поднялся со стула.
— У старика филателиста, на Остоженке.
— Врешь?
— А вот и не вру.
— Здорово! — протянул Генка. — А где они там у него?
Миша торопливо, пока не вошла Агриппина Тихоновна,
рассказал о филателисте, высоком незнакомце и черном
веере...
— Я думал, ты ножны видел, а то веер какой-то, — разо¬
чарованно протянул Генка.
— В общем, — сказал Слава, — было уравнение с двумя
неизвестными, а теперь с тремя: первое — Филин, второе —
Никитский, третье — веер. И вообще: если это не тот Филин,
то остальное — тоже фантазия.
Генка поддержал Славу:
— Верно, Мишка. Может, тебе все это показалось?
Миша не отвечал. Он облокотился о край комода, покрыто¬
го белой салфеткой с кружевной оборкой, свисающей по
бокам.
На комоде стояло квадратное зеркало с круглыми граня¬
ми и зеленым лепестком в левом верхнем углу. Лежал моток
ниток; проткнутых длинной иглой. Стояли старинные фотогра¬
фии в овальных рамках, с тисненными золотом фамилиями
фотографов. Фамилии были разные, но фон на всех фотогра¬
97

фиях одинаковый — меж серых занавесей пруд с дальней,
окутанной туманом беседкой.
«Конечно, Славка прав, — думал Миша. — А все же тут
что-то есть». Он посмотрел на Генку:
— Если бы ты не ссорился с теткой, то мы бы все узнали
о Филине.
— Как так?
— А так. Ведь она знает Филина. Хоть бы сказала: из
Ревска он или нет.
— Почему же она не скажет? Скажет.
— Она с тобой и разговаривать теперь не захочет.
—• Она не захочет? Со мной? Плохо ты ее знаешь. Она все
давным-давно забыла, тем более я извинился. К ней только
особый подход нужен. Сейчас увидишь...
В комнату вернулась Агриппина Тихоновна и начала уби¬
рать со стола.
Генка сделал вид, что продолжает прерванный рассказ:
— Я ему говорю: «Твой отец спекулянт, и весь ваш род
спекулянтский. Вас, я говорю, весь Ревск знает...»
—■ Ты о ком? — спросила Агриппина Тихоновна.
— О Борьке Филине. — Генка поднял на Агриппину Тихо¬
новну невинные, простодушные глаза. — Я ему говорю: «Вашу
фамилию весь Ревск знает». А он мне: «Мы, говорит, в этом
Ревске не были. И знать ничего не знаем»,..
Мальчики вопросительно уставились на Агриппину Тихо¬
новну. Она сердито тряхнула скатертью:
— И какие у тебя с ним дела? Ведь сколько раз говорила:
не водись с этим Борькой, не доведет он тебя до добра.
— А зачем он врет? Раз из Ревска, так и скажи: из Ревска.
Зачем врать?
— Он-то, может, и не был в Ревске, — сказала Агриппина
Тихоновна.
— Я и не говорю, что был, но ведь папаша-то его из Рев¬
ска. Зачем же врать?
— А он, может, и не знает про отца-то,
— Да ведь сам Филин тут же сидел. Смеется и говорит:
«Мы, говорит, коренные москвичи, пролетарии...»
— Это они-то пролетарии? — не выдержала Агриппина
Тихоновна. — Да его-то, Филина, отец жандармом в Ревске
служил, а он теперь под рабочего подделывается!
— Это кто же, сам Филин жандармом был? — спросил
Миша.
— Не сам он, а отец его. Ну, да яблоко от яблони недале¬
ко падает.
Агриппина Тихоновна свернула скатерть и вышла.
98

— Видали? — Генка подмигнул ей вслед. — Все сказала!
Я свою тетку знаю. Теперь все ясно, Филин тот самый. Зна¬
чит, и Никитский здесь, и ножны. Чувствую, чувствую, что
клад близко!
— Не совсем ясно, — возразил Слава. — Ведь ты сам го-'
ворил, что в Ревске полно Филиных. Может быть, это другой
Филин.
— Ну да! — мотнул головой Генка. — Жандармское от¬
родье. Факт, тот самый...
— Ладно, — весело сказал Миша, — может быть, не тот, а
может быть, и тот. Во всяком случае, он из Ревска. Теперь
узнаем, служил он на линкоре «Императрица Мария» или не
служил.
— Как мы это узнаем? — спросил Генка.
— Проще простого. Неужели у Борьки-жилы не выве¬
даем?
Глава 36
НА КРАСНОЙ ПРЕСНЕ
В воскресенье мальчики отправились на Пантелеевку, в
типографию, посмотреть отряд юных пионеров. Электроэнер¬
гии не хватало, и по воскресеньям трамваи не ходили. Маль¬
чики вышли из дому чуть свет и зашагали по окутанному се¬
рой дымкой Арбату. Был тот ранний час, когда на улице нико¬
го нет. Даже дворники не вышли еще со своими метлами.
Охваченные радостной свежестью утра, мальчики бодро
шагали по Арбату. Каблуки постукивали по холодному звон¬
кому асфальту. Шаги гулко отдавались на пустынной улице.
Маленькие фигурки ребят, отражаясь, мелькали в стеклах
витрин.
^<Как странно видеть Арбат безлюдным! —думал Миша.—
Он совсем маленькйй, узкий и тихий. Только теперь по-настоя¬
щему видны его здания».
Миша оглянулся. Вон кино «Карнавал». За ним здание
Военного трибунала. А вот дом, где жил Александр Сергеевич
Пушкин. Обыкновенный двухэтажный дом, ничем не примеча¬
тельный. Даже странно, что в нем жил Пушкин. Пушкин, ко¬
нечно, ходил по Арбату, как все люди, и никто этому не удив¬
лялся. А появись теперь Пушкин на Арбате — вот бы сумато¬
ха поднялась! Вся бы Москва сбежалась!
— Посмотрим, что это за пионеры такие, — болтал Ген¬
ка, — посмотрим. -Может, там ничего особенного и нет: сидят
себе и цветочки вышивают, как девочки в детдоме.
99

— Ну да! — ответил Миша. — Это ведь коммунистическая
организация, понял? Значит, они чем-нибудь серьезным зани¬
маются.
— Как-то неудобно идти туда, — заметил Слава.
— Почему?
Слава пожал плечами:
— Спросят, кто такие, зачем пришли. Неудобно как-то.
— Очень удобно! — решительно ответил Миша. — Что в
этом такого? Может быть, мы тоже хотим быть пионерами.
Разве мы не имеем права?
Мальчики замолчали. Невидимое, поднималось за домами
великолепное утреннее солнце, заливая Арбат ярким, ослепи¬
тельным и радостным светом.
Улица оживилась. Из почтового отделения выходили
почтальоны с толстыми кожаными сумками, туго набитыми
газетами. Гремя бидонами, прошли молочницы. Проехал обоз
ломовых лошадей.
Вот и Кудринская площадь.
— Смотри, Генка! —Миша показал на угловой дом, изре¬
шеченный пулями и осколками снарядов. — Знаешь, что это?
— Что?
— Здесь в Октябрьскую революцию самые бои были. На¬
ши по кадетам из пушек лупили. Мы со Славкой видели...
Помнишь, Славка?
— Я здесь не был тогда, — сознался Слава, — и, по-моему,
ты тоже не был.
— Я? Сколько раз! Мы сюда с Шуркой бегали. Один раз
полную шапку гильз набрали. Правда, очень давно — мне
тогда было восемь лет. А ты, конечно, не видал. Ты дома си¬
дел. Тебя мама не пускала...
Мальчики пришли на Пантелеевку.
Через широкие окна типографии виднелись большие залы,
уставленные машинами. В цехах было пусто. Над воротами
висела вывеска: «Типография Мосполиграфтреста». Мальчики
вошли в проходную.
В тесном дощатом помещении, за низким барьером, сидел
сторож и хлебал из большой миски суп.
Тут же вертелась девочка лет десяти с маленькими косич¬
ками, завязанными красной ленточкой.
Сторож поднял голову, тыльной стороной ладони вытер
усы, вопросительно посмотрел на ребят.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к нему Миша, —
где здесь находится отряд юных пионеров?
— Пионеров? — Сторож опять взялся за ложку. — А вы
откудова — из райкома или как?
100

— Да... мы... тут... — замялся Миша, — мы по делу.
Девочка с любопытством смотрела на мальчиков. Сторож
доел суп, отодвинул миску и сказал:
— Есть у нас такие — пионеры. Только в клубе они небось,
у себя...
— Вы не скажете, где находится клуб?
Девочка хмыкнула.
— Вы что же, клуба нашего не знаете? — спросил сторож.
— Мы из другого района. Из Хамовников.
— А-а... — протянул сторож. — На Садовой клуб ихний,
тут недалеко.
— На какой Садовой? Садовых много.
— Вот смешные! — захихикала девочка. — Клуба не зна¬
ют! Папаня, они клуба не знают!
— Ты больно много знаешь! — прикрикнул сторож на де¬
вочку. — Проводи их. Может, и в самом деле нужно, — доба¬
вил он, с сомнением посмотрев на ребят.
Девочка сполоснула под бачком миску и ложку, завязала
их в салфетку и вышла с мальчиками на улицу.
— Я пионеров хорошо знаю, — болтала девочка. — Наш
Васька там самый главный — он на барабане играет.
Миша насмешливо посмотрел на нее, но промолчал. Что
спорить с такой мелюзгой?
— У них и труба есть, — продолжала девочка. — У них
знаете как строго! Ругаться нельзя, на буферах кататься нель¬
зя, руки в карманах держать нельзя, девчонок бить тоже нель^
зя. А драться можно только с буржуями. Только если драть¬
ся, так галстуки снимать. В галстуке тоже нельзя.
— Не вертись под ногами! —строго сказал Миша.
— И девочек туда принимают, — опять затараторила де->
вочка, — только не всех, только достигших возраста.
— А вашему Васе много лет? — спросил Слава.
— Четырнадцать лет, а может быть, и пятнадцать. Он
серьезный! Приходит прямо на квартиру и все забирает.
Мальчики с удивлением посмотрели на нее.
— Как это — забирает? — спросил Генка.
— Очень просто, — ответила девочка, — для беспризор¬
ных детдомов... Пионеры ходят и вещи собирают. У меня
кофточку отобрали! — с гордостью объявила она.
— Отобрали кофточку?
— Угу.
— Это, положим, неправда, — сказал Генка, — никто не
имеет права отбирать.
— Они не сами, им маманя дала.
— А тебе жалко стало? — засмеялся Слава.
101

— И не жалко вовсе. Я им еще хотела прошлогоднюю ша¬
почку отдать, а Васька говорит: «Не надо, а то, — говорит, —
тебе следующий раз отдавать нечего будет... Ты, — гово¬
рит, — не беспокойся, мы скоро опять собирать будем».
И правда: утром кофточку взяли, а вечером за шапочкой
пришли. — Она вздохнула. — Беспризорников ведь много —
когда всех обуешь, оденешь...
Они подошли к дому на Садовой.
— Вот здесь, на третьем этаже, — показала девочка и за¬
торопилась: — Я пойду, а то Васька увидит...
Глава 37
МАЛЕНЬКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ
Девочка ушла. Мальчики стояли у подъезда. Их вдруг
охватила робость. Из ворот выглянул какой-то мальчишка,
посмотрел на них, спрятался обратно, потом высунулась еще
одна белобрысая голова и тоже скрылась...
Мальчики стояли в нерешительности. Мише вдруг захоте¬
лось уйти домой. Кто его знает, еще, может, прогонят... Но
рядом были Генка и Слава. Не мог же он обнаружить перед
ними такое малодушие! Миша решительно двинулся вверх по
лестнице. Генка и Славка пошли за ним.
Они поднялись на третий этаж, открыли массивную резную
дубовую дверь и увидели большую квадратную комнату.
У задней стены на подставке стояло свернутое знамя с золо¬
тыми кистями и бронзовым овальным острием.
Над знаменем, во всю длину стены, — красное полотнище:
«Организация детей — лучший путь воспитания коммунаров.
Ленин». Рядом со знаменем на тумбочке лежали барабан и
горн.
По углам стояли маленькие флажки с какими-то изобра¬
жениями.
На стенах висели рисунки и плакаты.
В комнате никого не было. На лестнице тоже было пусто.
На секунду в верхнем этаже послышался какой-то топот, и
опять все стихло.
Мальчики вошли в комнату и начали осматривать пионер¬
ский клуб. На каждом из четырех флажков был изображен
зверь: сова, лисица, медведь и пантера. Рядом на стене висели
рисунки, вырезки из газет, большой лист с правилами сигна¬
лизации флажками, азбука Морзе. На веревочках висели те¬
традки, озаглавленные: «Звеньевой журнал».
102

Вдруг они услышали позади шорох. Они оглянулись и уви¬
дели подкрадывающихся к ним мальчиков в красных галсту¬
ках.
Наши друзья мгновенно приняли положение «к обороне».
Пионеры, увидев, что их заметили, с криком бросились в
атаку.
Заняв неприступную позицию в углу комнаты, тесно сомк¬
нув строй с Мишей в центре, Генкой и Славой на флангах,
друзья отчаянно отбивались руками и ногами.
Пионеры дружно бросились во вторую атаку. Ими коман¬
довал белобрысый мальчишка с нашивкой на рукаве. Он был
страшно возбужден, метался из стороны в сторону и кричал:
— Спокойно... так... спокойно... Не давай им уходить!..
Спокойно... растаскивай их... Спокойно!..
Вторая атака оказалась успешней. Пионерам удалось от¬
тащить Славу. Миша бросился его выручать. Строй разорвал-*
ся, и мальчики сражались в одиночку...
— Спокойно! — кричал белобрысый, вцепившись в Сла*
ву. — Спокойно... применяй бокс! Спокойно... Сережка, общую
тревогу!
Какой-то пионер яростно забил в барабан.
Мише удалось, наконец, отбить Славу, и мальчики, пятясь
и отпихиваясь ногами, снова заняли свою позицию в углу.
Обе стороны были основательно потрепаны. Все тяжело
дышали. У пионеров галстуки съехали на сторону. У Славы
был разорван воротник. Генка одной рукой ощупывал свои
рыжие волосы, чувствуя, что они значительно уменьшились в
количестве.
— Чего вы? — тяжело дыша, начал Миша.
— Пленные, молчать! — закричал белобрысый. — Сейчас
мы вас... двойным морским.
Барабан продолжал издавать отчаянную дробь. В комна¬
ту вбежали несколько пионеров, за ними — еще и еще...
— Спокойно! — закричал белобрысый, продолжая метать¬
ся из стороны в сторону. — Не подходить! Это пленные наше¬
го звена, больше никого... Медведи, лисицы... не ввязываться.
Это не ваши пленные, это .наши... мы их поймали...
В комнату вошел широкоплечий парень в майке, длинных
черных брюках, тоже с галстуком.
Белобрысый отдал ему салют и, волнуясь, заговорил:
— Наше звено поймало трех скаутских разведчиков. Они
хотели похитить отрядное знамя. Мы их заметили еще на ули¬
це. Они совещались у подъезда. Долго совещались и все
осматривались...
— Выпустите их, — приказал вожатый.
103

Толпа пионеров, плотно окружавшая ребят, раздвинулась.
Мальчики вышли из своего угла.
— Продолжай, Вася, — сказал вожатый, оглядывая ре¬
бят.
— Они все осматривались, — опять быстро заговорил бе¬
лобрысый, — потом пошли по лестнице. Мы — с черного хо¬
да, наверх. Они заглянули сюда, увидели, что никого нет, об¬
радовались и вошли, а мы их цап — и всех в плен взяли. —
Он помолчал, потом деловито спросил: — Теперь мы их как?.
Сами судить будем или сдадим куда?
— Вы кто такие? — обратился вожатый к мальчикам.
— Мы никто, — угрюмо ответил Миша. — Просто зашли
посмотреть, что это за пионеры такие.
Все рассмеялись. Белобрысый закричал:
— Не сознаются! Это скауты. Я вот этого знаю. — Он
ткнул в Славу. — Он у них патрульный.
Слава покраснел:
■— Неправда! Я никогда скаутом не был!
— Да!.. Не был!.. Рассказывай! Я тебя знаю. Мы тебя
сколько раз видели... Правда, Сережка?
— Правда, — не моргнув глазом, подтвердил мальчик,
бивший на барабане тревогу.
— А еще отпирается! — закричал белобрысый. — Я их хо¬
рошо знаю. Они на Бронной живут.

—- Неправда, — сказал Миша,—
мы живем на Арбате.
— На Арбате? — удивился во¬
жатый. — Как же вы сюда попали?
— Пришли... Ведь только здесь
отряд есть.
— Нет, — сказал вожатый, —
не только здесь. У вас в Хамовни¬
ках тоже отряд есть, на Гознаке.
И Дом пионеров организован. Поче¬
му вы туда не пошли?
— Да? — смутился Миша. — Мы
не знали. Нам сказали, что в Мо¬
скве только один отряд — ваш.
— Кто сказал?
— Товарищ-Журбин.
— Откуда вы его знаете?
— Он у нас в доме живет.
— А-а... — Вожатый дружески улыбнулся. — Я знаю то¬
варища Журбина. Так это он вам сказал... Только наш отряд
не единственный. Есть в Сокольниках в железнодорожных
мастерских и у вас на Гознаке. А ваши родители где рабо¬
тают?
— На фабрике Свердлова, — вмешался Генка. — У нас в
доме есть клуб и драмкружок.
— Да, — подтвердил Миша, — у нас есть свой кружок, но
мы тоже хотим быть пионерами.
— Теперь все понятно, — засмеялся вожатый. — Вышла
маленькая ошибка. Наши ребята, по старой памяти, все со
скаутами воюют, вот и вам попало. Ничего, сейчас мы это де¬
ло уладим.
Он засвистел в плоский физкультурный свисток. Отряд
выстроился вдоль стен, образовав квадрат, в центре
которого стоял вожатый и рядом с ним — Миша, Генка и
Слава.
Мальчики с восхищением смотрели на пионеров. Они стоя¬
ли стройными рядами, по звеньям, с звеньевым флажком на
правом фланге.
Косые лучи солнца падали из высоких окон, освещая ров¬
ный ряд красных галстуков. Мальчики были в трусиках, де¬
вочки — в шароварах.
— Горнист, приветствие! — скомандовал вожатый.
Горн протрубил короткий, переливчатый мотив.
— Ребята! — сказал вожатый. — К нам пришли гости из
Хамовнического района. Они тоже хотят быть пионерами.
105

Попросим их передать ребятам Хамовников наш пламенный
пионерский привет.
И пионеры Красной Пресни приветствовали будущих пио¬
неров Хамовников троекратным «ура».
Глава 38
ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Только к концу дня покинули мальчики гостеприимный
пионерский клуб. Восхищенные всем виденным, они шли по
бульварам Садовой к себе домой.
— «Пионер здоров и вынослив» — вот самый правильный
закон, — разглагольствовал Генка, размахивая руками, —
самый правильный! Теперь надо побольше заниматься физ-«
культурой и развивать мускулы.
—■ Есть законы поважней, —заметил Слава.
—■ Какие это поважней? — задорно спросил Генка.
— Например: «Пионер стремится к знанию. Знание и уме-»
ние — сила в борьбе за рабочее дело».
— Это поважней? Ничего ты не понимаешь! Если будешь
слабым, так тебя буржуи в момент расколошматят, никакие
знания не помогут. Верно, Мишка?
— Самых важных законов два, — наставительно произнес
Миша. — Во-первых: «Пионер верен делу рабочего класса», и
во-вторых: «Пионер смел, настойчив и никогда не падает ду¬
хом». Но самое главное — это то, что сказал Ленин. Слыхали,
их вожатый читал? «Дети, подрастающие пролетарии, должны
помогать революции». Вот это самое главное.
— А вы заметили, как о них сторож в типографии го^
ворил? — сказал Слава. — С уважением.
— Еще бы, — сказал Миша, — их весь район знает, а уж
в своей типографии и подавно.
— Только почему у них никакого оружия нет? — недоуме-<
вал Генка.—Хотя бы винтовочка какая-нибудь для порядка.
— Мы как отряд организуем, — сказал Миша, — так
звенья будем по-другому называть. Зачем все эти звери? Это
по-детски получается. Лучше какое-нибудь революционное
название. Например, имени Карла Либкнехта или Спартака.
— Это не ты придумал, — заметил Генка, — они у себя то-»
же хотят переделать. Слыхал, вожатый говорил?
— Слыхал. Только я это еще раньше подумал, как увидел
зверей. А слышали, вожатый сказал: «К Международному
юношескому, дню передадим лучших пионеров в комсомол»?
106

Видали? Этот белобрысый уже комсомольцем будет, а мы
еще даже не пионеры.
— Этому белобрысому нужно наложить как следует, —■
проворчал Генка.
— За что? — возразил Миша. — Они защищали свое зна¬
мя. Ведь они не знали, кто мы такие.
— Теперь нужно на Гознак пойти, — сказал Слава.—
Может быть, нас туда в отряд примут.
— Зачем нам куда-то ходить, когда у нас своя фабрика
есть! — возразил Миша. — Слышал, их вожатый говорил: от¬
ряды будут организованы при всех заводах и фабриках. Есть
постановление комсомола.
— Фью! — свистнул Генка. — Жди от нашего директора
или вот от его папаши. — Он кивнул на Славу. — Тетя гово¬
рит, что они ни на что денег не дают, такие скупердяи.
Слава обиделся:
— Ничего ты не знаешь, а говоришь! Еще не все цехи ра¬
ботают, а фабрика должна обходиться своими средствами.
Думаешь, так просто фабрикой управлять?
— Нужно пойти в ячейку и в райком, — сказал Миша, — и
к Журбину заодно. Он тогда еще про пионеров говорил.
Мальчики подошли к своему дому. В воротах они услыша¬
ли шум и крики, доносившиеся с заднего двора. Они побежа¬
ли туда и увидели толпу ребят, плотным кольцом окруживших
беспризорника Коровина.
Коровин стоял, прижавшись спиной к стене, озираясь, как
затравленный волчонок. На него наскакивал Борька Филин:
— Ты чего? Воровать пришел? А? Бей его, ребята!..
Миша растолкал ребят и стал рядом с беспризорником:
— Вы чего к нему пристали? Вы чего все на одного? Ты
что, Борька, с ума сошел?
— Брось, Мишка, — крикнул Генка, — ведь это он у тебя
деньги украл! Нечего его защищать. Знаю я этих беспризор¬
ников... Малолетние преступники! — добавил он презрительно.
Коровин засопел и пробормотал:
— Сам ты малолетний... рыжий преступник.
Все рассмеялись.
— Айда в клуб, — сказал Миша. — Пойдем с нами. — Он
потянул беспризорника за рукав, но тут же отпустил его,
вспомнив, что рукава у Коровина плохо держатся.
— Не пойду я, — угрюмо ответил Коровин.
— Правильно, — ввязался вдруг Борька, — не ходи с ни¬
ми, пацан. Давай лучше в расшибалочку постукаем.
— Пойдем, пойдем, — Миша опять потянул беспризорни¬
ка, — не бузи, пойдем.
107

Глава 39
ХУДОЖНИКИ
В клубе драмкружковцы рисовали декорации. На сцене
лежали длинные полосы белой бумаги. Маленький Вовка Ба¬
ранов, по прозвищу Бяшка, тщетно пытался нарисовать бога¬
тую крестьянскую избу, жилище кулака Пахома.
— Эх ты, Бяшка несчастная! — ругался Шура Большой. —■
Не можешь простую избу нарисовать, а еще сын художника!
— При чем здесь «сын художника»? — оправдывался
маленький Бяшка. — Наследственность передается только в
третьем поколении.
Неожиданно для всех Коровин поглядел на эскиз, взял
уголь и начал рисовать. На белых листах быстро появились
очертания печи, окошек, длинных лавок.
.— Видал?—Миша подтолкнул Генку локтем.
— Подумаешь! — Генка презрительно тряхнул волоса¬
ми.— Что с того, что он рисовать умеет?.. Охота тебе с ним
возиться!
— Если каждый из нас сагитирует хоть одного беспризор¬
ника, то и беспризорных не останется, — наставительно изрек
Миша.
Коровин кончил эскиз и, ни на кого не глядя, сказал:
■— Кисть не годится.
Шура принес ему еще несколько кистей, но Коровин все
забраковал.
— Другие нужно, — твердил он.
Миша вынул остатки лотерейных денег и протянул их Ко¬
ровину:
— На, сходи купи, какие надо.
Коровин молча смотрел на Мишу.
— Иди, — сказал Миша. — Чего ты на меня глаза выта¬
ращил?
Коровин нерешительно взял деньги, молча оглядел ребят
и вышел из клуба.
— Фью! — свистнул Генка. — Ухнули наши денежки!
— Если ты так будешь распоряжаться финансами, —
объявил Шура, — то я с себя снимаю всякую ответственность
за спектакль.
— Нечего прежде времени волноваться, — спокойно отве¬
тил Миша, — подождем...
Наступило томительное ожидание. Уже собрались взрос¬
лые. Коровина все. не было.
«Неужели обманет? — думал Миша. Он вспомнил, как Ко-
108

ровин поглядел на него, когда брал деньги. — Нет. Он при¬
дет».
Но Коровина все не было.
— Нечего больше ждать, — сказал Шура. — Давай, Бяш¬
ка, рисуй.
Вовка начал разводить краски, как вдруг дверь клуба
открылась и, появился Коровин. Он был не один. Его крепко
держала за плечо высокая смуглая девушка с черными, ко¬
ротко остриженными волосами, одетая в синюю юбку и защит¬
ного цвета гимнастерку, перехваченную в тонкой талии широ-*
ким командирским ремнем. И самое интересное: на ней был
красный галстук. Одной рукой девушка крепко держала Ко-*
ровина, в другой у нее была пачка кистей. Вид у девушки был
решительный.
Она подошла к ребятам и, продолжая держать Коровина
за плечо, строго спросила:
— Кто из вас посылал его за кистями?
— Я, — ответил Миша. —А в чем дело?
— Зачем вам кисти?
— Декорации рисуем.
Девушка отпустила Коровина, подошла к сцене и, разгля¬
дывая декорации, спросила:
— Какую пьесу вы ставите?
Вперед выступил Шурка Большой.
— «Кулак и батрак», — важно произнес он. — Разрешите
представиться: Александр Огуреев. Художественный руково¬
дитель и режиссер. — Он протянул девушке руку.
Девушка рассмеялась, пожала Шурину руку и сказала:
— Валя Иванова. Из районного Дома юных пионеров. —
Она показала на Коровина:—Мы этих ребят отучаем воро*
вать, а вы их приучаете. Он пришел и стащил у нас кисти.
— Я не стащил, — пробормотал Коровин, — я взял с воз*
вратом...
Миша с удивлением смотрел на девушку. Ей было на вид
лет семнадцать, не больше, а она уже вожатая и работает в
Доме юных пионеров.
— Где же находится ваш Дом? — недоверчиво спросил он,
— На Девичьем поле... Собственно говоря, он еще только
организуется... А вот что это у вас за дикий кружок? Кто вами
руководит? При какой организации вы состоите?
— Мы при домкоме! — крикнул Генка.
— А знаете вы, кто такие юные пионеры? — спросила де-*
вушка.
Миша, Генка и Слава закричали: «Знаем!» — но их голоса
потонули в крике остальных ребят: «Нет, не знаем!»
109

— Тише, ребята! — крикнула девушка и подняла руку.
Когда все замолчали, она сказала:
—-Пионеры—это смена комсомолу. Теперь все дети
объединяются в пионерские отряды. В этих отрядах они гото¬
вятся стать комсомольцами, настоящими большевиками. —
Она посмотрела на ребят. — Вы думаете, я к вам из-за кистей
пришла? Нет. Ошибаетесь. Кисти я могла просто у него ото¬
брать. Но он сказал, что несет их к каким-то ребятам в драм¬
кружок. Вот я и захотела посмотреть на вас...
— Мы тоже скоро будем пионерами! — крикнул Генка.
—■ Конечно, будете, — сказала девушка. — А пока прихо¬
дите к нам в Дом пионеров. У нас будут разные мастерские,
кружки. Приходите. Тогда и кисти принесете... Кто у вас тут
главный?
Генка подтолкнул вперед Мишу:
— Вот наш председатель.
— Хорошо.—Девушка одобрительно посмотрела на Ми¬
шу. — Кисти оставляю на твою ответственность. А ты собери
своих ребят и приходи к нам. Обязательно.
— Ладно, — сказал Миша, — а вы приходите в воскре¬
сенье на наш спектакль...
Девушка ушла. Коровин вернул Мише деньги и начал ри¬
совать.
— Почему же ты в магазине не купил? — спросил его
Миша.
— А чего зря платить! Я ведь не для себя.
— Ему платить непривычно, — ехидно заметил Генка и
примирительно добавил: — Ладно, рисуй... Эх ты, Корова...
Глава 40
ОПЫТНЫЕ СЫЩИКИ
— Идет! — прошептал Генка и толкнул Славу. — Пошли..,
Из ворот вышел Филин, свернул в Никольский переулок и
направился к Пречистенке. Генка и Слава двинулись за ним,
внимательно приглядываясь к его походке.
—■ Вразвалку идет, — шепнул Генка. — Определенно быв¬
ший матрос. Видишь, как ноги расставляет, как на палуб.е.
— Обыкновенная походка, — возразил Слава, — ничего
особенного. Потом, он в сапогах, а заправские матросы носят
брюки клеш.
— При чем здесь клеш! Вот как он оглянется, ты на лицо
посмотри. Увидишь: красное, как морковка. Ясно — обветрен¬
ное на корабле.
ПО

— Лицо у него действительно красное, — согласился Сла¬
ва, — но не забывай, что Филин алкоголик. От водки лицо то¬
же становится красным.
— И вовсе не красным! — раскипятился Генка. — От вод-»
ки только нос красный, а лицо фиолетовое...
— Потом, смотри, — продолжал Слава, — руки держит в
карманах. Разве настоящий матрос держит руки в карманах?
Никогда. Он ими всегда размахивает, потому что привык ба¬
лансировать во время качки.
— Брось, пожалуйста! «Руки в карманах»... Если хочешь
знать, так у моряков самый шик считается во время бури дер¬
жать руки в карманах и трубку изо рта не выпускать. Вот.
И вообще, раз ты не веришь, что это тот Филин, то сидел бы
дома.
Переговариваясь таким образом, мальчики шли за Фили¬
ным. Он пересек Пречистенку, дошел до Остоженки и вошел в
магазин филателиста.
— Ну все, — сказал Слава, — пошли обратно.
Генка минуту колебался, потом сказал:
— Зайдем в магазин.
— Как тебе, Генка, не стыдно!—укорял его Слава.—;
Ведь договорились. И Миша сказал: в магазин не заходить...
Мишу старик уже раз прогнал и нас прогонит...
— Не прогонит. Разве мы не имеем права марки купить?
Пошли.
Слава хотел его остановить, но было уже поздно. Генка
решительно открыл дверь в магазин. Славе пришлось войти
вслед за ним.
Старик стоял за прилавком и разговаривал с Филиным.
Когда мальчики вошли, они замолчали.
—■ Вам что? — спросил старик.
— Марки посмотреть, — сказал Генка.
— Нечего смотреть! — раздраженно крикнул старик. —
Каждый день смотрите — ничего не покупаете... Какие марки
вам надо?
— Гватемалы,—прошептал растерявшийся Генка.
Старик бросил на прилавок конверт:
— Выбирайте...
Генка начал неуверенно выбирать марки. Все молча смот¬
рели на него. Генка совсем смутился и ткнул в одну марку.
— Вот эту.
—• Двадцать копеек, — сказал старик.
Генка беспомощно посмотрел на Славу. Слава понял его
взгляд: у Генки не было денег. Но и у Славы тоже не было ни
копейки.
1Г1

Старик и Филин выжидательно смотрели на мальчиков.
— Двадцать копеек! — повторил старик.
Вместо ответа Генка повернулся и опрометью бросился из
магазина. Слава выскочил за ним. Они перебежали улицу и
быстро пошли по направлению к дому.
— Говорил тебе, не надо заходить... — начал Слава.
— А что такого? — беззаботно ответил Генка.
— Как — что? Поняли, что мы за ними следим.
— Так уж и поняли! Мало к нему ребят без денег ходит.
— Ладно, — сказал Слава, — попадет тебе от Мишки.
— А что мне Мишка за начальник! Подумаешь!
— Он, конечно, не начальник, но кортик его, а ты своими
глупыми штуками все дело портишь.
— Я сам знаю, что надо делать! — отрезал Генка. — У ме¬
ня своя голова на плечах.
Они дошли до дома и увидели Мишу, спускающегося от
Журбина.
— Мишка! — как ни в чем не бывало крикнул Генка.—■
Новости!
— Ну что?
— Все в порядке, — зашептал Генка. — Выследили Фили¬
на. Он к старику ходил. Походку проверили. Моряк, опреде¬
ленно моряк. Установлено окончательно.
— И у меня все в порядке, — сказал Миша. — Был у Жур^
бина, в Доме пионеров и у секретаря комсомольской ячейки.
— И что?
— В воскресенье увидите, — загадочно ответил Миша. —
В общем, все в порядке. Ладно. Теперь надо выяснить, слу¬
жил Филин на линкоре или не служил. А потом возьмемся за
филателиста. Только придется вам: меня он уже в магазин не
пускает.
— Не беспокойся, Миша, — вмешался молчавший все вре¬
мя Слава, — нам тоже не придется.— И он многозначительно
посмотрел на Генку.
— Почему?
— Нас в магазин тоже больше не пустят.
— В чем дело? — Миша переводил недоуменный взгляд с
Генки на Славу и со Славы на Генку. — Почему не пустят?
— Пусть он сам скажет. — Слава кивнул на Генку.
Генка торопливо заговорил:
— Понимаешь, Миша, мы идем за Филиным. Ведь надо
узнать, куда он идет. Он в переулок — мы за ним. Qh на Осто¬
женку — мы за ним. Он в магазин — мы за ним. А в магазине
у нас не оказалось денег, чтобы марки купить. Ну, мы спокой¬
но повернулись и ушли. Вот и все.
112

— Понятно... — протянул Миша и покачал головой. —■
В общем, попались... Ведь говорил: не ходите в магазин. Ты
уже второй раз все срываешь! То Борьке о ящиках разболтал,
теперь в магазине все дело провалил. Хватит. Придется без
тебя дело делать. Довольно.
Генка не стал спорить. Он знал, что Миша посердится и
успокоится, а уж без него «дело делать» не будут.
Глава 41
СПЕКТАКЛЬ
Уже несколько дней на дверях клуба висела афиша о пред¬
стоящем в воскресенье спектакле для детей. Будет представ¬
лена пьеса в трех действиях «Кулак и батрак». Руководитель
студии — Александр Огуреев. Режиссер — Александр Огуре-
ев. В главной роли — Александр Огуреев. И в самом низу,
маленькими буквами: «Художник Михаил Коровин, под руко¬
водством Александра Огуреева».
Коровин очень гордился тем, что его имя упомянуто в афи¬
ше, посмотреть на которую приходили толпы беспризорных.
Билеты были распроданы задолго до спектакля. Весь сбор
ребята отнесли в редакцию газеты «Известия» и сдали в фонд
помощи голодающим Поволжья.
В воскресенье клуб с утра заполнился ребятами. Они
шумели, лазили через стулья, спорили. Пришли дети из
соседних домов и большая толпа беспризорных из Рукавиш-
никовского приемника; явились акробаты Буш — Игорь и
Лена.
Все было готово. Миша побежал приглашать Журбина. Он
застал у него Валю Иванову и еще одного комсомольца, в
кепке и кожаной куртке, из кармана которой торчала пачка
газет. Под расстегнутой курткой виднелась синяя косоворот¬
ка с комсомольским значком на груди.
— Вот он самый затейник. — Журбин показал на Мишу.
Валя приветливо улыбнулась:
— Мы с ним уже знакомы.
Комсомолец протянул Мише руку:
— Будем знакомы. Севостьянов Коля.
Он говорил, пристально разглядывая Мишу, чуть накло¬
нясь вперед, высокий и как будто немного сутуловатый. Из-
под кепки на бледный лоб свисала косая прядь мягких бело¬
курых волос. Глаза у него были серые, усталые и, как показа¬
лось Мише, очень умные.
5 Библиотека пионера, том VII
113

— Товарищ Севостьянов посмотрит ваш спектакль, —■
сказал Журбин, —а потом вам кое-что расскажет.
Перед поднятием занавеса выступил заведующий клубом
Митя Сахаров. Откинув волосы назад и обращаясь больше к
Журбину, он сказал:
— Товарищи! Сейчас вам будет показан спектакль, по¬
ставленный силами детского драмкружка нашего клуба.
Он снова откинул волосы назад и продолжал:
— Администрация клуба, товарищи, не жалела средств
для постановки спектакля, потому что работа с детьми — дело
важное, для клуба особенно. Администрация надеется, что ее
расходы будут полностью возмещены. А теперь, товарищи,
попросим... — Он захлопал в ладоши, и весь зал ответил гро¬
хотом рукоплесканий.
Спектакль прошел с большим успехом.
Зина Круглова по ходу действия так хватила Шуру кочер¬
гой, что у него спина затрещала. Эффект получился необыкно¬
венный: юные зрители в восторге кричали: «Бей его, Зина,
лупи!» Но Шура, как настоящий артист, даже виду не подал,
что ему больно.
В эпилоге все действующие лица пели и плясали. В заклю¬
чение выступили Лена и Игорь Буш. Слава играл на рояле,
сопровождая их выступление.
Потом на сцену поднялся Коля Севостьянов и спросил:
— Понравилось?
— Понравилось! — хором ответили зрители.
— Вот видите, — сказал Коля. — Ребята этого дома по¬
могли нашим маленьким товарищам в Поволжье. Как по-
вашему: хорошо они сделали?
— Хорошо! — опять хором ответили ребята.
— Так, — продолжал Коля. — Теперь я задам вам один
вопрос... Знаете вы, кто такие юные пионеры?
— Знаем! — закричал Генка.
Миша толкнул его в бок кулаком:
— Не ори! Ты знаешь, а другие не знают.
Все зашумели. «Знаем!» — кричали одни. «Не знаем!» —
кричали другие. Все старались перекричать друг друга. Кое-
где уже началась потасовка.
Коля поднял руку и, когда все утихли, сказал:
— Юные пионеры — это смена комсомолу. Пионеры долж¬
ны довести до конца дело, которое начали их отцы и старшие
братья,—дело коммунизма. В нашем районе уже есть три
таких отряда: на «Каучуке», «Ливерсе» и Гознаке...
— А почему у нас нет? — спросил Мишл.
— Об этом я и хотел вам сказать. Этот клуб переходит в
114

ведение нашей фабрики. И при фабрике организуется пионер¬
ский отряд...
— Ура! — закричал Генка. — Даешь отряд!
Он хотел еще что-то крикнуть, но Миша опять ткнул его в
бок, и он замолчал.
— Так вот, ребята, — закончил Коля, — кто из вас хочет
стать юным пионером, может сейчас у меня записаться. Сего¬
дня после спектакля мы проведем наш первый сбор.
— Сейчас я ему задам один вопросик,—тихо проговорил
Генка.
— Что за вопросик? — насторожился Миша.
— А имеют ли право пионеры скаутов лупить?
— Глупый вопрос! — рассердился Миша. — И вообще, что
это у тебя за привычка: лупить да лупить... Лупить тоже надо
с толком.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ОТРЯД № 17
Глава 42
УГОЛОК ЗВЕНА
— Пионер свое дело делает быстро и аккуратно, — разма¬
хивая молотком, разглагольствовал Генка. Он стоял на верх¬
ней ступеньке деревянной лестницы, под самым потолком
клуба, и прибивал к стене плакат.
— Вот-вот: «быстро и аккуратно», а ты уже целый час
копаешься, — заметил Слава.
Одной рукой Слава поддерживал лестницу, в другой дер¬
жал свисающий конец плаката.
Клуб готовился к торжеству по случаю пуска фабрики.
С потолка свисали гирлянды еловых ветвей с рассыпанными
по ним разноцветными лампочками. Пионеры кончали устрой-
Л6

ство звеньевых уголков. Пахло свежей елью, столярным кле¬
ем, краской. Все пионеры были в новенькой форме защитного
цвета. Костюмы им выдала дирекция фабрики.
— Вот, ребята, — сказал директор фабрики, подписывая
наряд на материал, — страна наша разута, раздета, только из
разрухи вылезает, а для вас ничего не жалеет. Помните это...
Генка слез и стал рядом с Мишей и Славой. Мальчики с
удовольствием осматривали свою работу.
В центре звеньевого уголка помещался выпуклый фанер¬
ный щит: «Звено № 1 имени Красного Флота». Буквы были
вырезаны в фанере и заклеены красной бумагой. Внутри щи¬
та помещалась электрическая лампочка. Буквы горели ярко-*
красным пламенем. Получилось очень красиво.
— А? Здорово? — хвастался Генка. — Никто так не при*
думал!
Действительно, ни у кого не было такого светящегося щи¬
та. Уголки были скромные, украшенные рисунками, вырезка^
ми из газет, лозунгами.
С банкой краски в руках мимо них пробежал маленький
Вовка Баранов. Он чуть не задел Генку. Генка отскочил в
сторону и с испугом посмотрел на рукав своей новенькой гим¬
настерки — не запачкал ли ее Бяшка. Но все было в порядке.
— Бяшка несчастная! — рассердился Генка. — Носится
как угорелый! Чуть гимнастерку не запачкал! — Он с удо¬
вольствием пощупал гимнастерку. — Материальчик первый
сорт! — Он причмокнул губами. — Вот тебе и текстильная
промышленность. А то ребята с «Каучука» хвастают: мы, мол,
химики, резинщики... Дадут им резиновые комбинезоны, бу¬
дут знать «резинщики»...
К ним подошел вожатый отряда Коля Севостьянов.
— Коля, — сказал ему Генка, — смотри, как мы здорово
придумали. Лучше, чем у всех.
— Неплохо, — равнодушно .ответил Коля, — а хвастать
нечего. Ваше звено старше, у вас и должно быть лучше дру¬
гих... Поляков! — обратился он к Мише.
— Да? — отозвался Миша.
— Быстро! Со звеном на площадку. Там Коровин со сво*
ими пришел.
— Есть! — ответил Миша.
— Первая встреча самая ответственная, — продолжал
Коля. — Сумеете подружиться — будут ребята ходить. Не
сумеете — больше не придут. Для первого раза постарайтесь
вовлечь их в игру.
— Звено Красного Флота, — крикнул Миша, — стано¬
вись!
117

Глава 43
ПЛОЩАДКА
Пионеры выскочили из клуба и строем побежали на
площадку — так назывался теперь задний двор. Ничто
там, впрочем, не изменилось, только висела сетка для во¬
лейбола.
Возле корпуса на асфальте тесной кучкой сидели человек
десять беспризорных. Некоторые курили. Все они были в лох¬
мотьях, грязные, с нестрижеными волосами. Только один па¬
ренек был в новенькой серой кепке, вероятно только сегодня
раздобытой. Они изредка перебрасывались между собой сло¬
вами, не обращая внимания на окруживших их маленьких
ребятишек, с любопытством разглядывавших странных при¬
шельцев.
Как было заранее условлено, пионеры сразу разбились
на две группы и заняли места на волейбольной площадке.
— Еще шесть человек! — крикнул Миша, приглашая этим
беспризорных вступить в игру.
Никто из них не пошевелился. И все время, пока пионеры
играли, они сидели в прежних позах, равнодушные и к игре
и ко всему окружающему.
— Не поддаются! — прошептал Генка Мише.
Вместо ответа Миша, подавая мяч, сильно ударил его и
направил прямо в беспризорных. И это не произвело на них
никакого впечатления. Только Коровин лениво отпихнул мяч
ногой.
Пионеры играли с азартом. Поминутно слышались выкри¬
ки: «пасок», «бей», «удар», «режь», «свечка», «туши», «ма¬
зила», но это не подзадоривало беспризорных. Некото¬
рые из них, прислонившись к стене, дремали, жмурясь от
солнца.
«Они присматриваются, сразу их не вовлечешь, — думал
Миша, — но как бы они не ушли».
Игра прекратилась. Девочки остались на площадке, маль¬
чики подсели к беспризорным.
— Здорово, Коровин! — сказал Миша. — Как дела, тезка?
— Помаленьку, — нехотя ответил Коровин.
— Что это у вас за палка? — спросил вдруг беспризор¬
ник с таким обилием веснушек на лице, что их не мог скрыть
даже толстый слой грязи, и показал на оборудованный
меж двух деревьев самодельный турник из водопроводной
трубы.
— Турник, — объяснил Миша.
118

— Зачем?
— А вот зачем. —Миша подошел к турнику, подтянулся,
сделал преднос и соскочил. — Сумеешь так?
— Не знаю, не пробовал, — ответил беспризорник.
— А ты попробуй, — предложил Миша.
Беспризорник лениво встал, вразвалку подошел к турнику,
посмотрел на него снизу, покачал с сомнением головой, под¬
прыгнул, ухватился за турник и выжал стойку. Пальто опу¬
стилось ему на голову, в воздухе торчали босые грязные но¬
ги, но все же это была стойка...
Потом он соскочил, так же вразвалку отошел от турника
и сел на свое место. Беспризорники ухмылялись и насмешливо
поглядывали на пионеров.
— Здорово! — сказал Миша. — Мы так не умеем. А ну,
Генка, попробуй...
— Где уж мне! — Генка махнул рукой.
— А ты попробуй, — уговаривал его Миша.
Генка стал под турником, поднял голову, вытянулся, при¬
сел, легко подпрыгнул и ухватился за турник. Потом,
не сгибая колен, выбросил ноги вперед и начал раскачи¬
ваться.
Он раскачивался все быстрей, быстрей, быстрей — и
вдруг... раз! Он сделал стойку. Два! — вторая стойка. Три! —
третья стойка. Он описывал быстрые круги, и красный галстук
летел вслед за ним. Потом опять раскачивание, все медлен¬
ней и медленней, и Генка спрыгнул на землю.
— Подходяще, — сказал Коровин.
— Это называется «вертеть солнце», — объяснил Миша. —
Этому можно научиться легко.
— Нам это ни к чему, — сказал беспризорник в кепке.
— Ничего не бывает «ни к чему», — вмешался Шурка
Большой. — Все надо уметь и все надо знать.
— А, «кулак»? — хихикнул маленький беспризорник.—
Здорово тебя кочергой огрели...
— Настоящий артист должен ко всему привыкать, — ска¬
зал Шура. — Искусство требует жертв.
— Верно, — подтвердил беспризорник в кепке, — Лазарен¬
ко, того и гляди, шею сломает, а все прыгает.
— В цирке и вовсе под крышей кувыркаются и то не дрей¬
фят, — подхватил беспризорник с веснушками.
Беседа завязалась. Разговором овладел Шурка Большой.
Он уже собирался рассказать содержание новой кинокарти¬
ны — «Комбриг Иванов».
Неожиданное обстоятельство нарушило так удачно нача¬
тую беседу.
119

Глава 44
ЮРКИН ВЕЛОСИПЕД
Во двор на велосипеде въехали
Юрка-скаут и Борька. Велосипед
был дамский, но настоящий, двух¬
колесный, новый, с яркой шелковой
сеткой на заднем колесе.
Юра стоя вертел педалями, а
Борька сидел на седле, расставив
ноги, и торжествующе улыбался во
весь свой щербатый рот.
Они объехали задний двор. По¬
том Борька слез с велосипеда. Юра
начал кататься один, выделывая
разные фигуры.
Он ехал «без рук», становился
коленями на седло, делал «ласточ¬
ку», ехал на одной педали, соска¬
кивал назад.
Борька, стараясь привлечь к
этому зрелищу всеобщее внимание, орал во все горло: «Вот
это да!», «Вот это дает!», «А ну еще, Юрка!» — в восхищении
хлопал себя руками по штанам и бросал вверх шапку.
Все смотрели на Юру. Разговор пионеров с беспризорни¬
ками оборвался.
«Это они нарочно, — думал Миша. — нарочно мешают,
чтобы работу сорвать».
— Давай их сейчас отсюда наладим, — шепотом предло¬
жил ему Генка.
Но Миша отмахнулся: не затевать же здесь драку. Только
дело испортишь.
Он думал, что же делать, как вдруг увидел в воротах Юри¬
ного отца, доктора Стоцкого.
Юра не видел отца. Вместе с Борькой он поправлял цепь
на велосипеде.
— Юрка-а-а, — крикнул Миша, — иди сюда! — и подмиг¬
нул Генке, скосив глаза в сторону Юриного отца.
Юра оглянулся и с недоумением посмотрел на Мишу.
— Да иди!—крикнул снова Миша. — Чего боишься?
Юра, придерживая рукой велосипед, нерешительно подо¬
шел.
— Это какая марка? — Миша кивнул на велосипед.
— Эйнфильд.
120

— Ах, Эйнфильд! — Миша потрогал велосипед. — Ничего
машина.
Коровин и беспризорнпк в кепке тоже начали ощупывать
велосипед.
Вдруг Генка заложил пальцы в рот и отчаянно засвистел.
Стоявший в воротах доктор обернулся и, увидев Юру, подо¬
шел к ребятам. Это был красивый мужчина с холеным лицом
и полными белыми руками. От него пахло не то одеколоном,
не то аптекой.
Юра стоял у велосипеда и растерянно смотрел на отца.
— Юрий, — строго произнес доктор, — домой!
— Я вовсе... — начал было Юра.
— Домой! — ледяным голосом повторил доктор, посмот¬
рел на беспризорников, брезгливо поморщился, круто повер¬
нулся и пошел со двора.
Придерживая рукой велосипед, Юра побрел за ним.
— Здорово разыграл! — сказал Коровин.
— Не задавайся, — поучительно добавил беспризорник с
веснушками.

Глава 45
ЛЕНТОЧКА
Разговор снова наладился, и мальчики беседовали еще це¬
лый час. Уходя, беспризорники обещали прийти завтра.
Довольные первым успехом, пионеры оживленно обсуж¬
дали поведение беспризорных. Невдалеке, на асфальто¬
вой дорожке, сидел Борька и играл сам с собой в расши-
балочку.
— Эй, Жила; — крикнул Генка, — что же ты на велосипе¬
де не катаешься?
Борька промолчал.
— Имей в виду... — продолжал Генка, — сам имей в виду
и скауту своему несчастному передай: будете срывать нам
работу, смотрите — таких кренделей вам навешаем, что вы их
в год не соберете.
Борька опять промолчал.
— Чего ты, Генка, к нему привязываешься? — примири¬
тельно сказал Миша. — Чего привязываешься? Борька —па¬
рень ничего, только зря с этим скаутом водится.
Борька насторожился, опасаясь подвоха.
— И чего он с ним водится? — продолжал Миша. — Юра
его и за человека не считает. Видали, как его папаша на нас
на всех посмотрел?
Борька молчал, не понимая, к чему клонит Миша.
— Видали? — повторил Миша и, обращаясь к Борьке, ска¬
зал:— Верно, Борька, я говорю?
— Ты чего меня агитируешь? — ответил Борька. — В пио¬
неры хочешь записать? Не нужны мне ваши пионеры. Зря
стараешься.
— Тебя никто и не примет! — крикнул Генка.
— Подожди, — остановил его Миша и снова обратился
к Борьке: — Я тебя не агитирую, я просто так говорю.
А с тобой я хотел одно дело сделать. Серьезное дело.
Вот только вчера об этом со Славкой говорили... Верно,
Славка?
Слава ничего не понимал, но на всякий случай подтвер¬
дил, что верно, только вчера говорили.
— Какое такое дело? — недоверчиво спросил Борька.
— Видишь ли, — продолжал Миша, — мы новую пьесу
ставим, из матросской жизни, и нам нужна матросская фор¬
ма. Понимаешь? Настоящая тельняшка, брюки, бескозырка.
Старая или новая; все равно. Главное, чтоб всамделишное на¬
звание корабля было. Ленточку бы, например. Вот я и хотел
122

с тобой поговорить. Ведь ты все ходы-выходы знаешь... Мо¬
жет быть, достанешь?
Борька усмехнулся:
— С какой это радости я буду для вас стараться? На дар¬
мовщинку хотите? Дураков ищете?
— Мы заплатим.
— Гм! — Борька задумался. — А сколько заплатите?
— Посмотреть надо сначала. А сумеешь достать?
— Я что хочешь из-под земли достану. — Он посмотрел на
Мишу. — Дашь ножик? Сейчас ленточку принесу.
— Настоящую?
— Настоящую.
— Ладно. Тащи.
Борька поднялся с земли:
— Без обману?
— Точно тебе говорю. Неси. Получишь ножик.
Борька побежал домой.
— В чем дело, Миша? — возмутился Шурка Большой.—
Что это за пьесу ты собираешься ставить? Почему я об этом
ничего не знаю?
— Я тебе потом расскажу. Это... для другого дела.
— Как это «потом»? Я все же руководитель драмкружка.
Ты не имеешь права меня обходить.
— Раскипятился... — сказал Генка. — Миша знает, что де¬
лает, на то он и звеньевой.
— А я отвечаю за художественную часть.
— Ну и отвечай, — пожал плечами Генка, — никто тебе не
мешает...
— Тише, — остановил их Миша, — Борька идет...
Борька подбежал к ним; в кулаке он что-то держал.
— Давай ножик!
— Покажи сначала.
Борька чуть разжал и показал краешек смятой черной
ленточки.
Миша протянул руку:
— Дай посмотрю. Может, она не настоящая.
Борька сжал кулак:
— Так я тебе и дал... Ножик давай сначала. Не беспокой¬
ся, настоящая. Головой отвечаю.
Эх, была не была! Миша протянул Борьке ножик.
Тот схватил его и передал Мише ленточку. Миша развер¬
нул ее.
Сзади на него навалились Генка и Слава.
На потертой ленточке мальчики увидели отчетливые следы
серебряных букв: «Императрица Мария»,
123

Глава 46
ПРОЕКТЫ
Теперь беспризорники каждый день приходили на пло¬
щадку. Они приводили с собой товарищей, играли с пионера¬
ми в лапту, в волейбол, слушали Шурины рассказы, но заста¬
вить их снять свои лохмотья было невозможно, хотя стояли
жаркие июльские дни.
Воздух был пропитан терпким запахом горячего асфальта.
Асфальт варился в больших котлах, дымился на огорожен¬
ных веревкой тротуарах.
Трамваи, свежевыкрашенные, с рекламными вывесками
на крышах, медленно ползли по улицам, отчаянно трезвоня
каменщикам, перекладывавшим мостовую. Дворы были зава¬
лены паровыми котлами, батареями, трубами, кирпичом, боч¬
ками с цементом и известью. Хозяйство Москвы восстанавли¬
валось...
— «Циндель» пустили, — объявлял ьсезнающий Генка,
показывая на дальний дымок, поднимавшийся из невидимой
за домами фабричной трубы. — Вчера пустили, а завтра
«Трехгорка» пойдет в ход.
— Все ты знаешь, — насмешливо отвечал Миша, — даже
из чьей трубы дым идет. А вот это что? — Он показал на ра¬
ботавших на столбах монтеров.
— Как — что? Сам видишь: электричество починяют.
— «Электричество починяют»! — передразнил Миша.—
А почему починяют?
— Испортилось, наверное.
— Эх, ты! Каширскую электростанцию пустили, вот поче¬
му. Она на угле работает. Теперь фонари будут всю ночь го¬
реть, и не по одной, а по обеим сторонам улицы. Понял?
И Шатурскую станцию начали строить... та на торфе... А вот
на. Волхове гидроэлектростанцию будет вода вертеть...
— Все это я сам, без тебя знаю, — сказал Генка. — Дума¬
ешь, ты один только газеты читаешь?
У Генки дома действительно лежала целая кипа газет: все
это-были номера «Известий» за одно и то же число. В этом
номере, в графе «В фонд помощи голодающим Поволжья»,
было написано: «От детей жилтоварищества № 267 — 87 руб¬
лей». Все ребята очень этим гордились. Генка всегда таскал
газету с собой и всем показывал.
...Дни проходили, а мальчики не могли придумать, как им
добыть ножны. Теперь, когда было твердо установлено, что
Филин — это тот самый Филин, нужно было окончательно вы¬
124

яснить, видел ли Миша у филателиста ножны или это был
просто веер. Но как это сделать?
— Залезть к старику, и все, — говорил Генка. — Раз они
бандиты, так и нечего с ними церемониться.
— Как же ты собираешься к нему залезть?
— Очень просто: через форточку. А еще лучше — Корови¬
ну поручить. Он знает, как такие дела делаются.
— Ты лучше помалкивай, — сказал Миша, — из-за тебя
теперь нельзя к старику показаться. Ведь попробовали вчера,
а он даже в магазин не пустил. Факт, что подозревает. А Ко¬
ровина нечего сюда ввязывать. Новое дело: будем его подби¬
вать в форточку залезть! Что он о пионерах подумает! Ведь
он ничего не знает о кортике. Тут что-то другое надо приду¬
мать.
И Миша придумал. Только мысль эта пришла к нему не¬
сколькими днями позже —во время поездки отряда в двух¬
дневный лагерь на озеро Сенеж.
Глава 47
СБОРЫ В ЛАГЕРЬ
В день выезда в лагерь Миша проснулся рано. Но в ком¬
нате уже было светло; за окном в предутреннем тумане вид¬
нелись серые стены соседнего корпуса. Кое-где в окнах горе¬
ли утренние огни, тусклые и беспокойные.
Миша вскочил с кровати:
— Мама, который час?
— Пять. Поспи еще, успеешь.
Мама двигалась по комнате, собирая завтрак.
— Нет, надо вставать. — Миша быстро оделся. — Нужно
еще за ребятами зайти. Наверное, спят.
— Поешь сначала, — сказала мама.
— Сейчас.
Миша наспех умылся и теперь собирал свой вещевой ме¬
шок.
— Мама, — отчаянно закричал он,— где же ложка?
— Там, где ты ее положил.
— Да нет ее!—Миша торопливо рылся в мешке. — Ага,
вот она.
— Никто не трогал твоего мешка. — Мама зевнула и зяб¬
ко передернула плечами. — И не копайся там, ты все перевер¬
нешь. Пей чай, я сама одеяло скатаю.
— Нет, нет, ты не знаешь как. — Миша скатал одеяло и
125

привязал его к мешку, на кото¬
ром болтались уже кружка и ко¬
телок.— Вот как надо!
— Хорошо... Делай сам. Толь¬
ко не потеряй там ничего и, по¬
жалуйста, далеко не плавай.
— Сам знаю. — Миша, обжи¬
гаясь, прихлебывал чай на краю
стола с откинутой скатертью. —
Ты меня все маленьким счита¬
ешь, и напрасно... Вот вернусь из
лагеря, обязательно эту штуку
сломаю. — Он показал на сло¬
женную в углу печь. — Скоро па¬
ровое отопление пустят. Знаешь,
как тепло будет!
— Когда пустят, тогда и сло¬
маем, — ответила мама.
С мешком за плечами Миша выбежал из квартиры. В две¬
рях он столкнулся с шедшим к нему Генкой. Генка тоже был
в походной форме.
Миша послал его во двор собрать остальных ребят, а сам
поднялся к Славе.
Как и следовало ожидать, Слава еще не проснулся.
— Так и знал! — рассердился Миша. — Сколько можно
спать?
— Ведь мы договорились, что ты за мной зайдешь,—■.
оправдывался Слава, потягиваясь и протирая глаза.
— Нужно на себя надеяться. Одевайся быстрей!
Из спальни вышел Константин Алексеевич, Славин отец.
Его большой живот спускался на ремешок, поддерживавший
брюки. Низкий ворот вышитой рубашки открывал полную
грудь, заросшую рыжими волосами. И без того маленькие
глазки теперь, со сна, казались совсем узенькими щелочками
на полном, добродушном лице.
— В поход? — зевая и протягивая Мише руку, произнес
Константин Алексеевич. — С утра подчиненных пробираете!
Муштруйте их, муштруйте!
— Здравствуйте, — ответил Миша. — Мы просто так раз¬
говаривали.
Он всегда смущался, встречаясь с Константином Алексе¬
евичем. Мише казалось, что тот в душе посмеивается над ре¬
бятами. К тому же технический директор фабрики — «спец»,
как говорила Агриппина Тихоновна.
— Ну-ну, разговаривайте.
126

Шлепая туфлями, Константин Алексеевич вышел в кухню.
Вскоре оттуда послышалось шипение примуса.
«Чай затевают!—тоскливо подумал Миша. — Опоздаем
мы из-за этого Славки!»
— Костя! — донесся из спальни голос Аллы Сергеевны.
— Папа в кухне, — громко ответил Слава.
— Слава! Слава!
— Что?
— Скажи папе, чтобы котлеты завернул в вощеную бу¬
магу.
— Хорошо, — ответил Слава, продолжая зашнуровывать
ботинки.
— Не «хорошо», а иди сейчас скажи ему!
Слава промолчал.
— Кто к тебе пришел? — снова раздался голос Аллы Сер¬
геевны.
— Миша.
— Миша? Здравствуйте, Миша!
— Здравствуйте! — громко ответил Миша.
— Мишенька, голубчик, — заговорила Алла Сергеевна, не
вставая с кровати, — я вас очень прошу: не позволяйте Сла¬
ве купаться. Ему врачи категорически запретили.
Слава покраснел и отчаянно затеребил шнурки ботинок.
— Хорошо, — улыбнулся Миша.
— И вообще, — продолжала Алла Сергеевна, — посмотри¬
те за ним. Без вас я бы не пустила его. Вы рассудительный
мальчик, и он вас послушает.
— Хорошо, я посмотрю за ним, — ответил Миша и скор¬
чил Славе рожу.
В комнату с чайником и проволочной подставкой в руках
вошел Константин Алексеевич.
— Ну, путешественники, пейте чай.
— Спасибо, — ответил Миша, — я уже позавтракал.
— Костя, — снова раздался из спальни голос Аллы Серге¬
евны,— что ты там возишься? Разбуди Дашу!
— Не нужно, — ответил Константин Алексеевич, нарезая
хлеб, — уже все готово.
— Скажи Даше... — продолжала Алла Сергеевна, — когда
придет, молочница, пусть возьмет только одну кружку.
— Хорошо, скажу. Ты спи, спи...
— Разве я могу заснуть! — капризным голосом ответила
Алла Сергеевна. — Ну зачем ты разрешил ему ехать! Я теперь
два дня должна беспокоиться. А у меня сегодня концерт.
— Пусть съездит. — Константин Алексеевич лукаво по¬
смотрел на мальчиков. — Как же ему не разрешишь?
127

— Нет, нет... это безумие! Отпускать ребенка на двое су¬
ток, одного, неизвестно куда, неизвестно зачем... Слава! Не
смей там бегать босиком!
— Хорошо, — пробурчал Слава, допивая чай.
— Ну-с, — продолжая улыбаться, спросил Мишу Констан¬
тин Алексеевич, — куда вы побросали тиски, которые я вам
дал?
— Мы их не побросали, — ответил Миша. — Они в Доме
пионеров, в слесарной мастерской.
— На наших тисках весь дом работает?
— Что вы! —Миша рассмеялся. — Там собрано оборудо¬
вание со всего района.
— Так уж со всего района?
— Да-а... Ведь там, кроме слесарной мастерской, есть еще
столярная, швейная, сапожная, переплетная...
— Целый комбинат!
— Только ты пожадничал, — сказал Слава, натягивая на
плечи мешок, — а вот директор «Напильника» целый токар¬
ный станок дал.
— У меня токарных станков нет. — Константин Алексее¬
вич с деланным огорчением развел руками. — Пожалуйста,
берите ткацкий. Я вам большой дам, вот с эту комнату... Не
хотите?
— Ты всегда смеешься! — сказал Слава. — Пошли, Миша.
Прощаясь, Константин Алексеевич сказал:
— Все же, хотя вы люди и самостоятельные, но поста¬
райтесь вернуться с целыми руками и ногами, а если сумеете,
то и с целой головой.
Глава 48
В ЛАГЕРЕ
Мальчики Мишиного звена только что закончили соору¬
жение большого плота, выкупались и теперь отдыхали на бе¬
регу.
Безбрежное расстилалось перед ними озеро. Облака ле¬
жали- на его невидимом краю, как лохматые снеговые горы.
Острокрылые чайки разрезали выпуклую синеву воды. Тыся¬
чи мальков шмыгали по мелководью. Белые лилии дремали
на убаюкивающей зыби. Их длинные зеленые стебли пута¬
лись в прибрежном камыше, где квакали лягушки и разда¬
вался иногда шумный всплеск большой рыбы.
— Главное, нужно как следует загореть, — озабоченно го¬
ворил Генка, натирая грудь и плечи какой-то мазыо. — За-
128

rap— первый признак здоровья. А ну, Мишка, натри мне спи¬
ну, потом я тебе.
Миша взял у Генки баночку, понюхал, брезгливо помор¬
щился:
— Ну и дрянь!
— Много ты понимаешь! Это ореховое масло. Первый
сорт. А пахнет банка. Она из-под гуталина.
Миша продолжал брезгливо рассматривать мазь:
— Крошки какие-то, яичная скорлупа...
— Это ничего, — мотнул головой Генка. — У меня, пони¬
маешь, в мешке все перемешалось. Ничего, давай мажь!
— Нет!—Миша вернул Генке банку. — Сам мажься.
— И не надо. Вот увидишь: к вечеру буду как бронза.
— Пошли, ребята, — сказал Слава. — Вон Коля идет.
Мальчики пошли к разбитым на опушке леса серым остро¬
угольным палаткам.
В середине лагеря высилась мачта. Свежевскопанная и
утоптанная ребячьими ногами земля вокруг нее серым бугор¬
ком выделялась на опушке.
Из-за крайней палатки доносились крики хлопотавших у
костра девочек. Над костром, на укрепленной на двух рогат¬
ках палке, висели котелки. Запах подгоревшей каши распро¬
странился по лагерю.
— Девчонки ничего не могут делать спокойно, — сказал
Генка. — Обязательно крик поднимут. Простое дело — кашу
сварить, а они шумят, будто быка жарят.
Из лесу вышел Коля, окруженный беспризорниками — те¬
ми, что уже регулярно ходили на отрядную площадку.
Все они были в своих лохмотьях, один только Коровин
был обнажен до пояса.
«Интересно, куда их Коля водил? — думал Миша. — Ко¬
нечно, он увел их нарочно, пока лагерь устраивали. К работе
они не привыкли. Пока устраивался лагерь, они бы заскуча¬
ли, а может быть, и вовсе разбежались. Но куда он их все
же водил?»
— Вы куда ходили? — спросил Миша у Коровина.
— В деревню.
— Зачем?
— Хлеба смотрели, молотьбу... — Он вздохнул. — У нас
раньше тоже корова была...
Миша с восхищением посмотрел на Колю. Он стоял у ко¬
стра, окруженный девочками, и пробовал кашу, смеясь и дуя
на ложку.
«Какой он все-таки умный, — думал Миша. — Повел этих
ребят в деревню. Все они деревенские. И он повел туда
129

специально, чтобы ребята вспомнили свой дом, свою
семью...»
— Еще на станцию ходили, — продолжал Коровин.
— Зачем?
— Детдом там... Смотрели, как ребята живут. Ничего жи¬
вут, подходяще... Свой огород имеют...
«И в детдом их нарочно повел», — подумал Миша.
Миша подошел к костру
— Как я буду все делить? — плачущим голосом говорила
Зина Круглова. — Тут сто всяких продуктов! Никто не принес
одинаковые. Вот, — она показала на разложенную возле ко¬
стра провизию, — котлет пять штук, селедок — восемь, яиц —
двенадцать, мяса девять кусков, воблы — четыре, крупы все
разные. — Она вдруг расхохоталась: — А второе звено рыбы
наловило — шестнадцать пескарей... — Ее красное от жары
лицо с маленьким вздернутым носиком стало совсем круглым.
— Мелковата рыбешка, — согласился Коля. — Ничего, по¬
обедаем, только пальчики оближете...
Глава 49
ГЕНЕРАЛ-КВАРТИРМЕЙСТЕР
И действительно, пообедали.
Каша чудесно пахла дымом, вареной воблой, в чае плава¬
ли еловые иглы, капельки жира и яичная скорлупа.
Ели сделанными из бересты ложками, рассевшись вокруг
костра. Вверху шумели сосны, встревоженно каркали вороны.
Коля распрямил кусок проволоки, нанизал на него кусочки
мяса и приготовил шашлык. Всем досталось по маленькому
кусочку, но зато шашлык был настоящий...
После обеда Коля сказал:
— Завтра мы с детским домом проведем большую воен¬
ную игру «Взятие Перекопа». Чтобы не ударить лицом в
грязь, сегодня немного потренируемся. Вон там будет штаб
белых. — Он показал на рощицу на правом берегу озера.—
Задача: проникнуть в штаб белых и захватить их флаг. Вран¬
гелем назначается Шура Огуреев, а Генка Петров — началь¬
ником штаба.
— Почему мы будем белыми? — запротестовал Генка.
— Действительно, — сказал Шура. — Это несправедливо.
К тому же у белых не было должности начальника штаба.
Он назывался генерал-квартирмейстером.
— Хорошо, — улыбнулся Коля, — значит, Генка будет ге¬
130

нерал-квартирмейстером. А приказ выполняйте! Как только
услышите сигнал трубы—игру кончить и всем собраться в ла¬
гере.
Шура и Генка страшно обиделись этим назначением, и,
когда Перекоп был взят и штаб белых разгромлен, Врангель
и его генерал-квартирмейстер исчезли.
Их долго искали, несколько раз трубили в горн, но они
явились только к вечеру.
Впереди шел Шура-. За ним с поникшей головой, охая и
вздыхая, как будто его только что поколотили, плелся Генка.
Они подошли и молча остановились в нескольких шагах от
Коли.
— Зачем пришли? — сухо спросил Коля.
— Мы сдаемся, — с важным видом объявил Шура.
— Почему вы не явились по сигналу?
Шура начал приготовленную заранее речь.
— Мы решили, — сказал он, — соблюдать историческую
правду. Нужно следовать действительности исторических со¬
бытий. Ведь Врангель удрал из Крыма. Вот и мы скрылись.—
Он помолчал, потом добавил:—А если, по-вашему, это не¬
правильное толкование роли, то прошу впредь меня Вранге¬
лем не назначать.
— Почему вы все-таки пришли?
Шура показал на Генку:
— Мой генерал-квартирмейстер опасно заболел.
«Генерал-квартирмейстер» имел жалкий вид. Лицо его го¬
рело как в лихорадке, глаза были красные. Он болезненно
передергивался всем телом, как будто его кололи иглами.
— Что с тобой, Генка? — спросил Коля.
Генка молчал.
— Тяжелое повреждение кожных покровов, — ответил за
него Шура.
Коля поднял Генкину рубашку. Спина у Генки была по¬
крыта большими волдырями.
— Мазался чем-нибудь? — спросил Коля.
— Ма... мазался, — пролепетал Генка.
— Чем?
— Оре... ореховым маслом.
— Покажи.
Болезненно морщась, Генка вытащил из кармана баночку
и протянул ее Коле.
Коля понюхал, потом спросил:
— Где ты ее взял?
— Сам... сам сделал... по рецепту,
— По какому рецепту?
131

-— Борька-жила дал.
— Это смесь цинковой мази с сапожным кремом, — ска¬
зал Коля. — Эх ты, провизор...
Несчастного Генку смазали вазелином и уложили в па¬
латку.
Глава 50
КОСТЕР
Вечером отряд расположился вокруг зажженного на бе¬
регу костра.
Луна проложила по озеру сверкающую серебряную до¬
рожку. Под черной громадой спящего леса белели маленькие
палатки. И только звезды, сторожа уснувший мир, перемиги¬
вались, посылая друг другу короткие сигналы.
.Коля рассказывал о далеких, чужих странах: о маленьких
детях, работающих на чайных плантациях Цейлона; о нищих,
умирающих на улица;: Бомбея; об измученных горняках Си¬
лезии и бесправных неграх Соединенных Штатов Америки.
Вспыхивающее пламя вырывало из темноты лица ребят,
галстуки, худощавое Колино лицо с косой прядью мягких во¬
лос, падающих на бледный лоб. Хворост трещал под огнем и
распадался на маленькие красные угольки, горевшие корот¬
ким фиолетовым пламенем. Иногда уголек выскакивал из ко¬
стра, и тогда кго-нибудь из ребят осторожно подталкивал
его обратно в огонь к жарким, пылающим поленьям.
И еще Коля рассказывал о коммунистах и комсомольцах
капиталистических стран, отважных солдатах мировой рево¬
люции.
Миша лежал на животе, подперев кулаками подбородок.
Лицу было жарко от близости огня, по ногам и спине пробе¬
гал тянущий с озера холодок. Он слушал Колю, и перед его
мысленным взором вставали суровые образы бесстрашных
людей, сокрушающих старый мир. Он представлял их себе
идущими на казнь, мужественно переносящими пытки в тюрь¬
мах и застенках, поднимающими народ на восстание. Его
охватывала жажда подвига, и он мечтал о жизни, подобной
этой, до последнего вздоха отданной революции...
Коля кончил беседу и приказал дать отбой. Протяжные
звуки горна всколыхнули воздух и дальним эхом отозвались
за верхушками деревьев. Всё разошлись по палаткам. Ла¬
герь уснул.
Миша не спал. Он лежал в палатке и через открытую по¬
лость смотрел на звезды.
132

Рядом с Мишей, вытянувшись во весь свой длинный рост
и с головой покрывшись одеялом, спал Шурка Большой. За
ним, съежившись и чуть посапывая, — Слава. А вон ворочает¬
ся и стонет Генка... Ребята спали на мягких еловых ветках,
уткнув головы в самодельные, набитые травой подушки.
Хрустнула ветка. Миша прислушался. Это часовые. Из па¬
латки девочек послышался тихий, приглушенный смех. На¬
верное, Зина Круглова. Все ей смешно...
Он почему-то вспомнил Лену и Игоря Буш. Где они те¬
перь, бродячие акробаты? Давно ребята их не видели, почти
все лето. Где их ослик, тележка? Генка все мечтал об этой
тележке, хотел рекламу на ней по городу возить, чтобы в кино
бесплатно пускали... Чудак Генка!
Миша представлял себе Генку возящим тележку по мо¬
сковским улицам, и вдруг неожиданная мысль пришла ему в
голову.
Тележка... тележка... Как это он раньше не сообразил!
Миша даже привстал от волнения. Идея! Это будет здоро¬
во! Он ясно представил себе всю картину. Черт возьми, вот
это да!
Ему захотелось сейчас же разбудить Генку и Славу и по¬
делиться с ними своим планом... но ничего, он завтра им рас¬
скажет. Теперь самое главное — найти Бушей, а там... Миша
еще долго не мог заснуть, обдумывая возникший у него такой
верный, чудесный план...
Потом он заснул. Шаги часовых удалились, смех в палат¬
ке девочек прекратился, и все стихло.
Потухший костер круглым пятном чернел на высоком, за¬
литом лунным светом берегу. В его пепле еще долго вспыхи¬
вали и гасли маленькие огоньки. Вспыхивали и гасли, точно
играя в прятки меж обгоревших и обуглившихся поленьев.
Глава 51
ТАИНСТВЕННЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
Кончался август. Зябнувшие бульвары плотнее закутыва¬
лись в яркие ковры опавших листьев. Невидимые нити плыли
в воздухе, пропитанном мягким ароматом уходящего лета.
После сбора отряда Миша, Генка и Слава вышли из клу¬
ба и направились к Новодевичьему монастырю.
В расщелинах высокой монастырской стены гнездились
галки. Их громкий крик оглушал пустынное кладбище. Уны¬
лая травка на могильных холмиках высохла и пожелтела.
133

Металлические решетки вздрагивали, колеблемые резкими
порывами ветра.
— Придется подождать, — сказал Миша.
Друзья уселись на низкой скамейке, опиравшейся на два
шатких столбика и совсем припавшей к земле.
— Половину покойников хоронят живыми, — объявил
Генка, поглядывая на могилы.
— Почему? — спросил Слава.
— Кажется, что человек умер, а на самом деле он заснул
летаргическим сном. В могиле он просыпается. Пойди тогда
доказывай, что ты живой.
— Это бывает, но редко, — сказал Миша.
— Наоборот, очень часто, — возразил Генка. — Нужно в
покойника пропустить электрический ток, тогда не оши¬
бешься.
— Новая теория доктора медицины Геннадия Петрова! —
объявил Миша.
— Прием от двух до четырех, — добавил Слава.
— Смейтесь, смейтесь, — сказал Генка. — Похоронят вас
живыми, тогда узнаете. Смейтесь! — Он обиженно умолк, по¬
том нетерпеливо спросил: — Когда они придут?
— Придут, — ответил Миша. — Раз обещали — значит,
придут.
— Может быть, все же лучше пойти в милицию и все рас¬
сказать,— сказал Слава.
— С ума сошел! — рассердился Генка. — Чтобы милиции
весь клад достался, а мы с носом?
— Успеем в милицию, — сказал Миша. — Прежде надо
все как следует выяснить, а то засмеют нас, и больше ниче¬
го... В общем, как решили, так и сделаем.
Из-за монастырской стены показались Лена и Игорь Буш.
Они поздоровались с мальчиками и сели рядом на скамейку.
Лена была в демисезонном пальто и яркой косынке. Игорь,
в костюме, с галстуком и в модном кепи, имел, как всегда,
серьезный вид. Усевшись на скамейке, он посмотрел на часы:
— Кажется, не опоздали.
Лена, улыбаясь, оглядела мальчиков:
— Как поживаете?
— Ничего, — ответил за всех Миша. — А вы как?
— Мы тоже ничего. Только недавно вернулись из поездки.
■— Где были?
— В разных местах. В Курске были, в Орле, на Кавказе...
— Хорошо на Кавказе! — сказал Генка. — Там урюк ра¬
стет.
— Положим, урюк там не растет, — заметил Слава.
134

— Как с нашей просьбой? — спросил Миша.
— Мы всё устроили, — пробасил Игорь.
— Да, — подтвердила Лена, — мы договорились. Можете
ее взять. Но зачем она вам нужна? Она совсем сломана,
— Мы ее починим, — сказал Миша.
— Но зачем вам нужна эта тележка? — допытывалась
Лена.
— Для одного дела, — уклончиво ответил Миша,
— Я уверена, что вы ищете клад, — сказала вдруг Лена.
Мальчики растерянно вытаращили глаза.
— Почему ты так думаешь?
Она рассмеялась:
— Глядя на вас, это очень легко отгадать.
— Почему?
— Вы хотите знать почему?,
— Да, хотим знать почему.
— Потому что у людей, которые ищут клад, бывает ужас¬
но глупый вид.
— Вот и не угадала, — сказал Генка, — никакого клада мы
не ищем. Сама понимаешь: уж кто-кто, а я такими пустяками
ведь не стану заниматься.
— Ладно, — сказал Миша, — шутки в сторону. Когда мы
можем взять тележку и сколько мы должны за нее заплатить?
— Можете взять ее в любое время, — сказала Лена, — а
платить ничего не надо. Она цирку больше не нужна.
— Списана по бухгалтерии, — солидно добавил Игорь. Он
встал, посмотрел на часы. — Лена, нам пора.
Мальчики проводили Бушей к трамваю. Возле остановки
притопывал ногами, потирал зябнущие руки лоточник. Его
фуражка с золотой надписью «Моссельпром» была надвинута
на самые уши, и завитушка, идущая от последней буквы, со¬
гнулась пополам. Мальчики купили «Прозрачных», угостили
ими Бушей. Потом Лена и Игорь уехали. Друзья по Большой
Царицынской, через Девичье .поле, отправились домой.
Глава 52
РЕКЛАМНАЯ ТЕЛЕЖКА
На пустынном сквере осенний ветер играл опавшими листь¬
ями. Он собирал их в кучи, кружил вокруг голых деревьев,
метал на серый гранит церковных ступеней, шуршал ими по
одиноким скамейкам, бросал под ноги прохожим и грязными,
растоптанными клочьями волочил вверх по Остоженке, где за-
135

бивал под колеса яркой рек¬
ламной тележки, стоявшей
на углу Всеволожского пе¬
реулка.
На тележке были укреп¬
лены под углом два фанер¬
ных щита с развешанными
на них афишами новой ки¬
нокартины — «Комбриг
Иванов». Вверху, там, где
щиты сходились, качались
вырезанные из фанеры бук¬
вы: «Кино арбатский Арс».
Постоянные прохожие
Остоженки привыкли к те¬
лежке, уже несколько дней
неизменно торчавшей на уг¬
лу. Вечером за ней являлся
мальчик и увозил. Лысый
старик, хозяин филателистического магазина, всегда ругал
мальчика за то, что тот ставит тележку против магазина.
Мальчик ничего ему не отвечал, подкладывал камни под ко¬
леса и спокойно удалялся.
Однажды вечером мальчик явился, вынул камни из-под ко¬
лес тележки, вкатил ее во двор и пошел в дворницкую.
Дворник, худой рыжий татарин, сидел на широкой кро¬
вати, свесив на пол босые ноги.
— Дяденька, — сказал мальчик, — моя тележка слома¬
лась. Можно ей постоять во дворе?
— Опять сломалси, — дворник лениво посмотрел в окно,—
опять сломалси. — Он зевнул, похлопал ладонью по губам.—
Пущай стоит, нам разви жалка...
Мальчик вышел, осмотрел тележку, тронул верхнюю план¬
ку, тихонько стукнул по щиту и ушел.
Двор опустел. В окнах гасли огни. Когда совсем стемнело,
из подъезда черного хода вышли старик филателист и Филин.
Они остановились у самой тележки. Старик вполголоса спро¬
сил:
— Значит, решено?
— Да, — раздраженным шепотом ответил Филин, — чего
ему ждать? Год, как вы его за нос водите.
— Сложный шифр, — пробормотал старик, — по всем дан¬
ным— литорея, а вот, поди ты, без ключа не могу прочесть.
— Если б вы знали, что там есть,—зашептал Филин, на¬
клоняясь к старику, — то прочли бы.
136

— Понимаю, понимаю, да что делать! — Старик развел
руками. — Выше головы не прыгнешь. Может, подождет еще
Валерий Сигизмундович. Право, лучше подождать.
— Не может он больше ждать. Понятно? Не может. Так
что к воскресенью все приготовьте. Я сам не приду: мальчон¬
ку пришлю.
Филин ушел. Шамкая беззубым ртом, старик побрел в
подъезд. В освещенном окне появилась его сгорбленная фигу¬
ра. Старик медленно передвигался по кухне. Наклонившись,
он подкачал примус. Длинные красные языки высовывались
из-под чайника, облизывая его крутые бока.
Потом старик долго, медленно и аккуратно чистил картош¬
ку. Кожура длинной, изломанной лентой падала в ведро.
Из кухни старик перешел в комнату и склонился над сто¬
лом. Некоторое время он стоял неподвижно, потом поднял го¬
лову, посмотрел в окно, перед которым стояла тележка, и за¬
дернул занавеску. Задернул он ее одной рукой. В другой он
держал ножны. Они были теперь отчетливо видны. Черные,
кожаные, с металлическим ободком наверху и шариком на
конце...
Вышел дворник, почесался, глядя на луну, зевнул и пошел
к воротам. Только он хотел их закрыть, как появились Генка
и Слава.
— Бери свой тележка, — сказал дворник, — в порядке
тележка. Бери.
Мальчики вынули камни из-под
колес тележки и выкатили ее на
улицу. Дворник запер ворота...
Мальчики вкатили тележку в
безлюдный переулок, осмотрелись,
отодвинули верхнюю планку и раз¬
двинули щиты. Из тележки выско¬
чил Миша...
Поздно ночью вернулся Миша
домой. Мамы не было дома: она
работала в ночной смене.
Миша разделся и лег в постель.
Он лежал с открытыми глазами и
думал.
Здорово они придумали с те¬
лежкой! Целую неделю изо дня
в день следили из нее за магазином
старика. Провожая посетителей,
старик разговаривал с ними возле
тележки и не догадывался, что там
.137

кто-то сидит. Ночью они ставили тележку во дворе и таким
образом узнали весь распорядок жизни старика. И ножны
несколько раз видели. Если снять ободок и вывернуть шарик,
они разворачиваются веером. На веере что-то написано. Не¬
понятно только одно: старик сказал Филину, что без ключа он
не может расшифровать, но ведь ключ-то у него в ножнах.
Что же он расшифровывает?
Ладно!
Нужно добыть ножны, тогда видно будет. Того высокого
зовут Валерий Сигизмундович. Ясно, это Никитский. Они его,
правда, больше не видели, но важно завладеть ножнами, а Ни¬
китский потом никуда не денется. Теперь дело будет проще.
Борьку-то они сумеют надуть. Борька давно на тележку за¬
рится.
С тележкой, конечно, придется расстаться. Правда, за то,
что они ее возят, их бесплатно пускают в кино, но все равно —
с понедельника в школу, некогда будет. И не к лицу пионерам
заниматься такой коммерцией.
Мысли Миши перенеслись на дела отряда. Предстоит дет¬
ская коммунистическая неделя. Нужно написать письмо пио¬
нерам города Хемница, в Германии. Социал-предатели, вся¬
кие там Шейдеманы и Носке, совсем обнаглели. И чего это
иностранные рабочие терпят до сих пор капиталистов? Рабо¬
чих много, а капиталистов мало. Неужели они не могут спра¬
виться?
Потом нужно серьезно поговорить с Зиной Кругловой. Де¬
вочки задерживают пошивку белья для детдомов. Правда, на
сборе постановили, что шить будут и мальчики и девочки. Ме¬
жду мужским и женским трудом не должно быть разницы.
Это, конечно, буржуазный предрассудок, но... все же пусть
шьют лучше девочки..,
Глава 53
НОЖНЫ
Посвистывая, Борька-жила шел по Никольскому переулку.
В руках он держал пакет, аккуратно обернутый газетой и об¬
вязанный шпагатом. Борька шел не останавливаясь. Отец при¬
казал ему по дороге от филателиста домой нигде не задержи¬
ваться и принести пакет в целости и сохранности.
Это приказание было бы выполнено в точности, если бы
внимание Борьки не привлекла рекламная тележка кино
«Арс». Он увидел ее на церковном дворе. Вокруг нее стояли
138

Миша, Генка, Слава и беспризорник Коровин. Они рассматри¬
вали тележку и горячо спорили.
Борька подошел к ним, с любопытством оглядел всю ком¬
панию.
— Ты на резинку посмотри, на резинку, — говорил Миша,
тыкая ногой в колеса, — одни покрышки чего стоят.
Коровин засопел:
— Цена окончательная.
— Уж это ты брось! — сказал Генка. — Пять рублей за та¬
кую тележку!
— Вы что, тележку продаете? — Борька придвинулся бли¬
же к ребятам.
Миша обернулся к нему:
— Продаем. А тебе что?
— Спросить нельзя?
— Нечего зря спрашивать.
— А я, может, куплю!
— Покупай.
— Сколько просите?
— Десять рублей.
Борька присел на корточки и начал осматривать тележку.
Ощупывая колеса, он положил пакет рядом с собой на землю.
— Чего ты щупаешь? — Миша взялся за ручки. — Колеса-
то на подшипниках. Смотри, ход какой. — Он толкнул тележ¬
ку вперед. — Слышишь ход?
Борька подвигался вместе с тележкой, прислушиваясь к
шуму колес с видом большого знатока.
Миша остановился:
— Сама идет. Попробуй.
Борька толкнул тележку. Она действительно катилась
очень легко.
Генка и Слава тоже подвигались вслед за тележкой, заго¬
раживая собой сидевшего возле пакета Коровина.
— А самое главное, смотри. — Миша отъединил планку,
раздвинул щиты. — Видал? Можешь даже спать. Поставил те¬
лежку и ложись.
— Ты уж нахвалишь, — сказал Борька, — а резинка-то вся
истрепалась.
— Резинка истрепалась? Смотри, что написано: «Треуголь¬
ник», первый сорт».
— Мало ли чего написано. И краска вся облезла. Нет, вы
уж давайте подешевле...
— Ладно, Мишка, — раздался вдруг голос Коровина, си¬
девшего на прежнем месте, рядом с Борькиным пакетом, — я
забираю тележку.
139

Мишкин азарт вдруг пропал:
— Вот и хорошо. Бери... Прозевал ты тележку, Жила!
— А я, может, дороже дам.
— Нет, теперь уж не дашь.
— Почему? Борька подошел к пакету, поднял его.
— Потому!—Мишка усмехнулся.
Борька недоуменно оглядел ребят. Они насмешливо улыба¬
лись, только один Коровин, как всегда, смотрел мрачно.
— Не хочешь — как хочешь! — сказал Борька. — Потом
сам будешь набиваться, но уж больше двугривенного не полу¬
чишь.
Когда Борька скрылся за поворотом, мальчики забежали
за церковный придел, и Коровин вытащил из кармана ножны.
Миша нетерпеливо выхватил их у него, повертел в руках,
затем осторожно снял сверху ободок и вывернул шарик.
Ножны развернулись веером. Мальчики уставились на них,
потом удивленно переглянулись...
На внутренней стороне ножен столбиками были нанесены
знаки: точки, черточки, кружки. Точно так же, как и на пла¬
стинке кортика.
Больше ничего в ножнах не было.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
СЕДЬМАЯ ГРУППА „Б“
Глава 54
ТЕТЯ БРОША
На уроке математики не оказалось мела.
Преподавательница Александра Сергеевна строго посмот¬
рела на Мишу:
— Староста, почему нет мела?
— Разве нет? — Миша вскочил со своего места и с де¬
ланным изумлением округлил глаза. — Перед самым уроком
был.
— Вот как! — насмешливо сказала Александра Сергеев¬
на. — Значит, он убежал? Верни его обратно.
Миша выскочил из класса и побежал в раздевалку за ме¬
141

лом. Он прибежал туда и увидел, что тетя Броша, гардеробщи¬
ца, плачет.
— Ты что, тетя Броша? — спросил Миша, заглядывая ей в
глаза. — Ты почему плачешь? Кто тебя обидел?
Никто точно не знал, почему гардеробщицу называли те¬
тей Брошей. Может быть, это было ее имя, может быть, из-за
большой желтой броши, приколотой к полосатой кофте у са¬
мого подбородка, а возможно, и потому, что она сама похо¬
дила на брошку — маленькая толстенькая старушка. Она все¬
гда сидела у раздевалки, вязала чулок и казалась комочком,
приютившимся на дне глубокого колодца из металлической
сетки, которой'был обит лестничный проем. Она будто бы уме¬
ла заговаривать ячмени. И действительно: посмотрит на глаз,
пошепчет что-то — ячмень и проходит иногда на другой день,
иногда через неделю.
И вот теперь тетя Броша сидела у раздевалки и плакала.
— Скажи, кто тебя обидел? — допытывался Миша.
Тетя Броша вытерла платком глаза:
— Тридцать лет прослужила, слова худого не слышала, а
теперь дурой старой прозвали. И на том спасибо.
— Кто? Кто назвал?
— Бог с ним, — тетя Броша махнула рукой, — бог с ним!
— При чем тут бог! — рассердился Миша. — Никто не име¬
ет права оскорблять. Кто тебя обругал?
— Стоцкий обругал, Юра. Опоздал он, а мне не велено пу¬
скать. Иди, говорю, к директору... А он мне — «старая дура!»
А ведь хороших родителей... И маменька его здесь училась, ко¬
гда гимназия была. Только, Мишенька, — испуганно забормо¬
тала она, — никому, деточка, не рассказывай!
Но Миша ее уже не слушал. Он схватил мел и, прыгая че¬
рез три ступеньки, помчался в класс.
У доски маялся Филя Китов, по прозвищу «Кит». Алексан¬
дра Сергеевна зловеще молчала. Кит при доказательстве ра¬
венства углов в равнобедренном треугольнике помножил
квадрат гипотенузы на сумму квадратов катетов и уставился
на доску, озадаченный результатом. Кит остался в седьмой
группе на второй год и, наверное, останется на третий. На уро¬
ках он всегда дремал или вырезал ножиком на парте, а на пе¬
ременках клянчил у ребят завтраки. Клянчил не потому, что
был голоден, а потому, что был великим обжорой.
— Дальше! — Александра Сергеевна произнесла это то¬
ном, говорящим, что дальше ничего хорошего не будет.
Кит умоляюще посмотрел на класс.
— На доску смотри, — сказала Александра Сергеевна.
Кит снова повернулся к классу своей толстой, беспо¬
142

мощной спиной и недоуменным хохолком на белобрысой
макушке.
Александра Сергеевна прохаживалась между партами, зор¬
ко поглядывая на класс. Маленькая, худенькая, с высокой при¬
ческой и длинным напудренным носом, она все замечала и не
прощала никакой мелочи. Когда она отворачивалась, Зина
Круглова быстро поднимала руку с растопыренными пальца¬
ми, показывая всему классу, сколько минут осталось до звон¬
ка. Зина, единственная в классе обладательница часов, сидела
на первой парте.
Миша с возмущением посмотрел на Юру Стоцкого: «Зада¬
вала несчастный! Все ходит с открытыми коленками, хочет
показать, какой он закаленный. Воображает себя Печориным.
Так и написал в анкете: «Хочу быть похожим на Печорина».
Сейчас, после урока, я тебе покажу Печорина!»
Миша вырвал из блокнота листочек бумаги и, прикрывая
его ладонью, написал: «Стоцкий обругал Брошу дурой. Броша
плачет, нужно обсудить на собрании». В это время он смотрел
на доску, и буквы разъехались вкривь и вкось.
Он придвинул записку Славе. Слава прочел ее и в знак со¬
гласия кивнул головой. Миша сложил листок, надписал: «Шу¬
ре Огурееву и Генке Петрову» — и перебросил на соседнюю
парту.
Шурка Большой прочел записку, подумал и написал на
ней: «Лучше устроить показательный суд. Согласен быть про¬
курором». Потом свернул и перекинул записку к сестрам Не¬
красовым, но Александра Сергеевна, почувствовав сзади себя
какое-то движение, быстро обернулась. Все сидели тихо, толь¬
ко Зина Круглова едва успела опустить руку с растопыренны¬
ми пальцами.
— Круглова, к доске, — сказала Александра Сергеевна.
Кит побрел на место.
От сестер Некрасовых записка через Лелю Подволоцкую
добралась до Генки. Он прочитал ее и написал внизу: «Нужно
его отлупить как следует, чтобы помнил».
Тем же путем записка вернулась к Мише. Он прочитал Шу¬
рин и Генкин ответы и показал Славе. Слава отрицательно
мотнул головой. Миша придвинул записку к себе и начал на
ней что-то писать, как вдруг Слава толкнул его под партой
ногой. Миша не обратил внимания. Слава толкнул его вторич¬
но, но было уже поздно. Рядом стояла Александра Сергеевна
и протягивала руку к записке:
— Что ты пишешь?
Миша смял записку в кулаке и молча встал.
— Покажи, что у тебя в руке!
143

Миша молчал и не отрываясь смотрел на прибитые к сте-
нам планки для диаграмм.
— Я тебя спрашиваю, — совсем тихо сказала Александра
Сергеевна, — что ты писал на уроке? — Она заметила лежав¬
шую под тетрадями книгу и взяла ее. — Это что еще такое? —
Она громко, на весь класс, прочла: — «Руководство к истории,
описанию и изображению ручного оружия* с древнейших вре¬
мен до начала девятнадцатого века». Посторонние книги на
парте, во время урока?
— Она просто .так лежала, я не читал ее, — попробовал
оправдаться Миша.
— Записку ты тоже не читал?.. Постыдись! Староста груп¬
пы, пионер, член учкома... Эту книгу ты получишь у директора,
а пока оставь класс.
Ни на кого не глядя, Миша вышел из класса.
Глава 55
КЛАССНОЕ СОБРАНИЕ
Он вышел из класса и сел на подоконник. В окне виднелись
противоположная сторона Кривоарбатского переулка, два фо¬
наря, уже зажженных, несмотря на ранний час, школьная пло¬
щадка, занесенная снегом.
В коридоре тихо. Только слышно, как падают в ведро
капли из бачка с кипяченой водой да сверху, из гимнасти¬
ческого зала, доносятся звуки рояля: трам-там, тара-тара,
трам-та-та, трам-та-та, трам-та-та, и на потолке глухо
отдается равномерный топот маршировки: трам-та-та,
трам-та-та...
Нехорошо получилось! Являйся теперь к директору. Алек¬
сей Иваныч, конечно, спросит о книге... Зачем да почему...
И все из-за этого задавалы Юрки-скаута! Он все фасонит.
Определенно буржуазный тип.
Раздался звонок. Тишина разорвалась хлопаньем много¬
численных дверей, топотом, криком и визгом.
Из класса вышел Юра Стоцкий.
— Ты зачем тетю Брошу обругал? — остановил его Миша.
— Тебе какое дело? — Юра презрительно посмотрел на
него.
— Ты на меня так не смотри, — сказал Миша, — а то бы¬
стро заработаешь!
Их окружили ребята.
— Какую привычку взял, — продолжал Миша, —■
144

оскорблять технический персонал! Это тебе не дома — на при¬
слугу орать.
— Чего ты с ним, Мишка, разговариваешь! — Генка стал
против Юры. — С ним вот как надо!
Он полез драться, но Миша удержал его:
— Постой... Вот что, Стоцкий, — обратился он к Юре, —
ты должен извиниться перед Брошей.
— Что? — Юра удивленно вскинул тонкие брови. — Я бу¬
ду извиняться перед уборщицей?
— Обязательно.
— Сомневаюсь! — усмехнулся Юра.
— Заставим, — сказал Миша. — А если не извинишься, по¬
ставлю вопрос на классном собрании.
— Мне плевать на ваше собрание!
— Не доплюнешь!
— Посмотрим.
— Посмотрим.
Перед последним уроком, немецкого языка, Генка вбежал
в класс и закричал:
— Ура! Альма не пришла, собирай книжечки!
— Подожди, — остановил его Миша. — Тише, ребята!
Сейчас будет классное собрание.
— Вот еще!.. — недовольно протянул Генка. — Ушли бы
домой на два часа раньше!
— Как будто нельзя в другой раз собрание устроить, обя¬
зательно сегодня! — сказала Леля Подволоцкая, высокая кра¬
сивая девочка с белокурыми волосами.
— Не останусь я на собрание, — объявил Кит, — я есть
хочу.
— Ты всегда есть хочешь. Будет собрание, и всё. — Миша
закрыл дверь.
Когда все сели по местам, он сказал:
— Обсуждается вопрос о Юре Сгоцком. Слово для инфор¬
мации имеет Генка Петров.
Генка встал и, размахивая руками, начал говорить:
— Юра Стоцкий опозорил наш класс. Он назвал тетю Бро¬
шу старой дурой. Это безобразие! Теперь не царский режим.
Небось Алексея Иваныча он так не назовет, побоится, а тетя
Броша — простая уборщица, так ее можно оскорблять? Пора
прекратить эти барские замашки. Вообще скауты за буржуев.
Предлагаю исключить Стоцкого из школы.
Потом поднялся Слава:
— Стоцкому пора подумать о своем мировоззрении. Он ин¬
дивидуалист и отделяется от коллектива. Подражать Печори¬
ну нечего. Печорин — продукт разложения дворянского обще-
g Библиотека пионера, том VII
145

ства. Это все знают. Юра должен извиниться перед тетей Бро¬
шей, а исключить из школы — это слишком суровое наказание.
Слово попросила Леля Подволоцкая:
— Я не понимаю, за что пионеры нападают на Юру. Генка
в тысячу раз больше хулиганит, а еще пионер. Это несправед¬
ливо. Нужно прежде всего выслушать Юру. Может быть, ни¬
чего и не было.
Стоцкий, не поднимаясь с места, глядя в окно, сказал:
— Во-первых, я в скаутах больше не состою. Если Генка
не знает, пусть не говорит. Кроме того, он еще не директор,
чтобы исключать из школы. Нечего так много брать на себя.
Во-вторых, я принципиально не согласен с тем, что закрывают
вешалку, — это ограничивает нашу свободу. В-третьих, я во¬
обще ни перед кем отчитываться не желаю. Извиняться я не
буду, так как не намерен унижаться перед каждой уборщицей.
Вы можете постановлять что вам угодно, мне это глубоко без¬
различно.
Потом выступил Шура Огуреев. Он вышел к учительскому
столику, обернулся к классу и произнес такую речь:
— Товарищи! Инцидент с тетей Брошей нужно рассматри¬
вать гораздо глубже. Что мы имеем, товарищи? Мы имеем два
факта. Первый — оскорбление женщины, что недопустимо.
Второй — употребление слова «дура». Такие слова засоряют
наш язык, наш великий, могучий, прекрасный язык, как ска¬
зал Некрасов...
— Не Некрасов, а Тургенев, — поправил его Миша.
— Нет, — авторитетно произнес Шура, — сначала сказал
Некрасов, а потом уже повторил Тургенев. Нужно читать пер¬
воисточники, тогда будешь знать... Я предлагаю запретить упо¬
требление таких и подобных слов.
Весьма довольный своей речью, Шур& направился к парте
и с важным видом уселся на свое место.
— Кто еще хочет высказаться? — спросил Миша и, увидев,
что Зина Круглова хочет, но не решается выступить, сказал
ей: — Говори, Зина, чего боишься!
Зина поднялась и быстро затараторила:
— Девочки, это ужасно! Я сама видела, как тетя Броша
плачет. И нечего Юру защищать. А если он нравится Леле,
пусть она так и скажет. Потом Шура. Он очень красиво го¬
ворил о женщинах, а сам на уроках пишет письма девоч¬
кам. Это тоже неправильно... Потом, — продолжала Зина, —
я хотела сказать о Генке Петрове. Он на уроках всегда
меня расхохатывает. — Тут Зина рассмеялась и села на свое
место.
После всех выступил Миша:
146

— Стоцкий обругал тетю Брошу потому, что считает себя
выше ее. А чем он выше тети Броши? Я думаю, ничем. Она
тридцать лет работает в школе, приносит пользу обществу, а
Юра сидит на шее своего папеньки, в жизни еще пальцем о па¬
лец не ударил, а уже оскорбляет рабочего человека. Я предла¬
гаю: Юра Стоцкий должен извиниться перед Брошей, а если
он не захочет, передать вопрос в учком. Пусть вся школа об¬
суждает его поступок.
Классное собрание постановило: обязать Стоцкого изви¬
ниться перед тетей Брошей.
Глава 56
ЛИТОРЕЯ
После собрания Миша явился к директору школы.
Алексей Иваныч сидел в своем кабинете за столом и пере¬
листывал книгу, ту самую, что отобрала у Миши Александра
Сергеевна. Он глазами указал Мише на диван:
— Садись.
Миша сел.
— Что вы обсуждали на собрании? — спросил Алексей
Иваныч.
Миша рассказал.
— Постановить — это полдела, — сказал Алексей Ива¬
ныч.— Нужно, чтобы Стоцкий осознал
низость своего поступка.
Он помолчал, потом спросил:
— А твое поведение обсуждали?
— Какое поведение? — Миша по¬
краснел.
— Посторонние книги читаешь на
уроке, записки пишешь.
— Книгу я не читал, — сказал Ми¬
ша,— она просто так лежала. Записку
действительно писал...
— Скажи, Поляков,—Алексей Ива¬
ныч внимательно посмотрел на Ми¬
шу*— почему тебя интересует холод¬
ное оружие?
— Просто так, — ответил Миша,
глядя на пол.
— Кроме того, — продолжал Алек¬
сей Иваныч, как бы не слыша Миши¬
147

ного ответа, — ты и твои приятели интересуетесь шифрами.
Хотелось бы узнать: зачем?
Миша молчал, и опять, как бы не замечая его молчания,
Алексей Иваныч продолжал:
— Возможно, ваши занятия очень интересны, но дают ли
они желаемый результат? Если все идет успешно, то продол¬
жайте, а если нет, скажи: может быть, я помогу.
Миша напряженно думал. Может быть, показать пластин¬
ку? Вот уж два месяца, как они бьются и не могут прочесть
надпись. На обеих пластинках совершенно одинаковые знач¬
ки, а ключа к ним нет. Значит, Полевой думал, что ключ к
шифру в ножнах, а Никитский предполагал, что он в кортике.
На самом же деле ни там, ни здесь ключа нет... Пожалуй, на¬
до показать... Уж если Алексей Иваныч не прочтет — значит,
никто не разберет.
Миша вздохнул, вынул из кармана пластинку от рукоятки
кортика и протянул ее Алексею Иванычу:
— Вот, Алексей Иваныч, мы никак не можем расшифро¬
вать эту надпись. Я слыхал, что это литорея, но мы не знаем,
что такое литорея.
— Да, — сказал Алексей Иваныч, рассматривая пластин¬
ку,— похоже. Литорея — это тайнопись, употреблявшаяся в
древнерусской литературе. Литорея была двух родов: простая
и мудрая. Простая называлась также тарабарской грамотой,
отсюда и «тарабарщина». Это простой шифр. Буквы алфавита
пишут в два ряда: верхние буквы употребляют вместо нижних,
нижние — вместо верхних. Мудрая литорея — более сложный
шифр. Весь алфавит разбивался на три группы, по десяти букв
в каждой. Первый десяток букв обозначался точками. Напри¬
мер, «а» — одна точка, «б» — две точки и так далее. Второй
десяток обозначался черточками. Например, «л» — одна чер¬
точка, «м» — две черточки и так далее. И, наконец, третий де¬
сяток обозначался кружками. Например, «х» — один кружок,
«ц» — два кружка... Значки эти писались столбиками. Понял
теперь?
— Это же очень просто! — удивился Миша. — Теперь я по¬
нимаю, как прочесть пластинку!
— Это было бы просто в том случае, — возразил Алек¬
сей Иваныч, — если бы на этой пластинке в каждом столби¬
ке было от одного до десяти знаков, а здесь самое большее
пять...
Алексей Иваныч сидел задумавшись, потом медленно про¬
говорил:
— Если это литорея, то здесь только половина текста. Где-
то должна быть и другая.
148

Глава 57
СТРАННАЯ НАДПИСЬ
Вот оно в чем дело! Миша пощупал в кармане ножны. Те¬
перь понятно, почему старик не мог расшифровать текст.
— Где-то должна быть вторая половина текста, — повто¬
рил Алексей Иваныч и вопросительно посмотрел на Мишу.
Эх, была не была! Миша вынул ножны, снял ободок, раз¬
вернул их веером и молча положил на стол.
Алексей Иваныч соединил обе пластинки. Миша только сей¬
час увидел, что на одной из них есть выпуклость, а на другой
углубление, показывающее, где их нужно соединять. Как это
он раньше не заметил?
Соединив обе пластинки, Алексей Иваныч положил их пла¬
шмя и придавил пресс-папье.
— Видишь, — сказал он Мише, — получилась десятизнач¬
ная литорея. Теперь попробуем читать.
Он встал, подошел к шкафу, снял с полки большую книгу,
положил ее перед собой и внимательно перелистал.
— Так, — сказал Алексей Иваныч, заложив страницы дву¬
мя пальцами. — Бери карандаш, бумагу и пиши... «с». Напи¬
сал? «И», «м». Что получилось?
— «Сим», — прочел Миша.
— «Г», «а», «д», «о», «м». Что написал?
— «Гадом», — сказал Миша.
И так, слово за словом, Миша написал следующее: «Сим
гадом завести часы понеже проследует стрелка полудень баш¬
не самой повернутой быть».
— Странная надпись, — задумался Алексей Иваныч,—
странная. — Он молча разглядывал ножны, потом посмотрел
на Мишу: — Что ты скажешь по этому поводу?
Миша молча пожал плечами.
— Во всяком случае, ты больше меня знаешь, — сказал
Алексей Иваныч. — Например: где кинжал?
Миша молча смотрел на пол.
— Раз есть ножны, то должен быть и кинжал, — сказал
Алексей Иваныч.
Миша вынул кортик и показал, как закладывается туда
стержень.
— Остроумно, — заметил Алексей Иваныч, — это подобие
кортика.
— Это кортик и есть, — сказал Миша.
Алексей Иваныч поднял брови:
— Ты уверен в этом?
— Конечно.
149

— Хорошо, если ты уверен, — говорил Алексей Иваныч,
рассматривая кортик. — Рукоятка с секретом — вещь распро¬
страненная в средние века. В рукоятки мечей вкладывались
мощи святых, и рыцари перед боем «прикладывались к мо¬
щам». Отсюда и пошел обычай целовать оружие. Так...—
Алексей Иваныч продолжал рассматривать кортик. — Так...
Бронзовая змейка, по-видимому, и есть искомый гад. Следо¬
вательно, недостает только часов, которые надо завести. Ну,
Поляков, теперь рассказывай все, что ты знаешь об этом кор¬
тике...
Выслушав Мишин рассказ, Алексей Иваныч некоторое вре¬
мя задумчиво барабанил пальцами по столу, потом сказал:
— Я отлично помню историю гибели линкора «Императ¬
рица Мария». Было много шуму в газетах, но этим и кончи¬
лось: виновников взрыва не нашли. Но то, что ты рассказал,
проливает на это новый свет. Никитский не мог безнаказанно
убить офицера. Он рассчитывал, что все покроет взрыв. Зна¬
чит, он знал, что взрыв готовится.
Миша удивленно посмотрел на Алексея Иваныча. Действи¬
тельно! Как это он раньше не сообразил? Значит, Никитский
участвовал во взрыве корабля.
— Что ты теперь намерен делать? — спросил Алексей Ива¬
ныч.
— Право, не знаю, — сказал Миша. — Мы думали, что пос¬
ле расшифровки все будет ясно; оказывается — нет. — Он во¬
просительно посмотрел на Алексея Иваныча.— Нужно узнать,
кто этот убитый офицер...
— Правильно, — сказал Алексей Иваныч. — Тебе ведь По¬
левой назвал его имя.
— Да, только имя: Владимир. Но фамилии он сам не знал.
Правда... — Миша замялся.
— Что ты хотел сказать? — спросил Алексей Иваныч.
— Мы с ребятами кое-что выяснили о кортике...
— Исследовали?
— Да.
— Хорошо. — Алексей Иваныч встал. — На днях я вас вы¬
зову, и вы мне расскажете о своих исследованиях.
Глава 58
СТЕННАЯ ГАЗЕТА
Через несколько дней в коридоре висел первый номер стен¬
газеты «Боевой листок». Газета начиналась Мишиной статьей
«Нездоровое увлечение».
150

Нездоровое увлечение
В нашей седьмой группе «Б» наблюдается нездоровое
увлечение некоторыми личностями, как, например, Печориным
и Мери Пикфорд.
Начнем с Мери Пикфорд. Каждая ее картина кончается
тем, что она выходит замуж за миллионера. Чего же ей под¬
ражать, когда всем известно, что в нашей стране миллионеров
нет и вообще их скоро нигде не будет?
Теперь о Печорине.
Во-первых, он дворянин и белый офицер.
Во-вторых, он стопроцентный эгоист. Из-за своего эгоизма
он доставляет всем страдания: губит Бэлу, обманывает Мери
(правда, она княжна, но и Печорин сам дворянин), высоко¬
мерно относится к Максиму Максимычу.
Печорин даже не скрывает своего эгоизма, он говорит: «Ка¬
кое мне дело до бедствий и радостей человеческих». Значит,
он не уважает общество, его интересует только собственная
персона. Отсюда вывод: человек, который не приносит общест¬
ву пользы, приносит ему вред, потому что он не хочет считать¬
ся с другими людьми. (Это мы видим на одном примере, ко¬
торый недавно обсуждал наш класс.) Из всего этого ясно, что
если все будут подражать Печорину и думать только о себе, то
все люди передерутся и будет чистейший капитализм.
По л як о в
Вслед за этой статьей шли заметки:
О порче мебели
Некоторые учащиеся любят вырезать на партах ножиком.
Этим усиленно занимается Китов, воображая, вероятно, что
перед ним колбаса. Пора прекратить недопустимую порчу
школьной мебели. Тот, кто режет парты, увеличивает разруху.
Шило
Где справедливость?
Как известно, в нашей школе существует кружок по изу¬
чению театра и кино. Председателем кружка является выдаю¬
щийся актер нашего времени Шура Огуреев. Кружок сущест¬
вует полгода, но ни разу не собирался. Зато сам Шура имеет
мандат и бесплатно ходит в кино и театр. Сам ходит, а другим
контрамарок не выдает. Где справедливость?
Зритель
151

О большой перемене
Некоторые учащиеся во время большой перемены стара¬
ются остаться в классе (мы не будем указывать на личности,
но все знают, что этим занимается Геннадий Петров). Этим
они мешают проветривать класс и преступно расходуют и
без того ограниченный запас кислорода. Пора это прекратить.
А кому надо сдувать, пусть сдувает в коридоре.
Зоркий
О кличках
Учащиеся нашего класса любят наделять друг друга, а
также преподавателей кличками. Пора оставить этот пережи¬
ток старой школы. Кличка унижает достоинство человека и
низводит его до степени животного.
Эльдаров
Вся школа читала «Боевой листок». Все смеялись и говори¬
ли, что в заметке о Печорине и Мери Пикфорд написано про
Юру Стоцкого и Лелю Подволоцкую.
Прочитав листок, Юра презрительно усмехнулся, а на дру¬
гой день рядом со стенгазетой появился листок такого содер¬
жания:
Кто эгоист?
(Послание с того света)
Господа!
Я — Григорий Александрович Печорин. Ученик седьмой
группы «Б» Михаил Поляков потревожил мой мирный сон.
Я встал из гроба, и две недели мой дух незримо присутствовал
в седьмой группе «Б». Вот мой ответ:
Поляков утверждает, что я эгоист. Допустим. А как же сам
Поляков? Он целые ночи зубрит, чтобы быть первым учени¬
ком. Зачем? Затем, чтобы показать, что он лучше и умнее
всех. С этой же целью он нахватал себе всякие нагрузки: он
и вожатый звена, и староста, и член учкома, и член редколле¬
гии.
Спрашивается, кто же из нас эгоист?.
Печорин

Эта заметка возмутила Мишу. Все в ней неправда! Разве
он зубрит, и разве это эгоизм, если он хорошо учится? Ведь
ясно, что надо хорошо учиться. Юра тоже неплохо учится, но
ему отец за хорошие отметки всегда что-нибудь покупает.
И потом, разве он, Миша, виноват, что его выбрали старостой
группы и членом учкома?
— Вот видишь, — говорил ему Генка, — видишь, что Стоц¬
кий вытворяет! Я тебе давно говорил: нужно его вздуть как
следует, будет знать...
— Кулаками ничего не докажешь, — сказал Слава, — нуж¬
но в следующем номере «Боевого листка» ответить на* это за¬
гробное писание.
— Дело не в том, что он про меня написал, — сказал Ми¬
ша,— дело в принципе: что такое эгоизм. Юрка хочет запу¬
тать этот вопрос. А мы его должны распутать.
И мальчики начали готовить следующий номер стенной
газеты, посвященный вопросу: «Что такое эгоизм?»
Глава 59
полковой ОРУЖЕЙНЫЙ МАСТЕР
В назначенный день Миша, Генка и Слава вошли в каби¬
нет Алексея Иваныча.
Возле Алексея Иваныча сидел человек в шинели и военной
фуражке. Он обернулся к мальчикам и осмотрел каждого с
ног до головы.
— Садитесь, — сказал Алексей Иваныч. — Миша, ты при¬
нес кортик?
Миша нерешительно посмотрел на военного.
— При этом товарище можешь все рассказывать, — сказал
Алексей Иваныч.
Военный долго и внимательно рассматривал пластинки.
Когда он положил их на стол, Алексей Иваныч сказал ре¬
бятам:
— Ну, мы вас слушаем.
Миша оглянулся на друзей и, откашлявшись, произнес:
— Мы установили, что этот кортик принадлежал полково¬
му оружейному мастеру, жившему во время царствования
Анны Иоанновны, то есть в середине восемнадцатого сто¬
летия.
Алексей Иваныч удивленно поднял брови, военный внима¬
тельно посмотрел на Мишу.
— Анны Иоанновны? — переспросил Алексей Иваныч.
153

— Анны Иоанновны, — сказал Миша.
— Это та, что ледяной дом построила, — вставил Генка.
Он хотел еще что-то сказать, но Слава толкнул его ногой,
чтобы не мешал.
— Как вы это установили?
— Очень просто. — Миша взял в руки кортик, вынул из
ножен клинок. — Прежде всего клейма. Их три: волк, скорпион
и лилия. Видите? Так вот. Волк — это клеймо золингенских
мастеров в Германии. Такие клинки назывались «волчата».
Они изготовлялись до середины шестнадцатого века.
— Есть такая марка оружия, очень знаменитая, — сказал
Алексей Иваныч.
— Изображением волка или собаки, — продолжал смелее
Миша, — отмечал свои клинки толедский мастер Юлиан дель-
Рей, Испания.
— Крещеный мавр, — вставил Генка.
— Он жил в конце пятнадцатого века, — продолжал Ми¬
ша. — Теперь скорпион. Это — клеймо итальянских мастеров
из города Милана. Наконец, лилия. Клеймо флорентийского
мастера...
— Параджини, — подсказал Генка.
— Да, Параджини. Он тоже жил в начале шестнадцатого
века. Вот что обозначают эти клейма. Они обозначают масте¬
ров.
— Кто же из них сделал кортик? — спросил Алексей Ива¬
ныч.
— Никто, — решительно ответил Миша.
— Почему?
— Потому что во всех книгах, которые мы прочли, напи¬
сано, что кортики появились только в начале семнадцатого ве¬
ка, а все эти клейма относятся к шестнадцатому веку.
— Логично, — сказал Алексей Иваныч. — Но зачем же, в
таком случае, клейма?
Миша пожал плечами:
— Этого мы не знаем.
— Ребята правы, — сказал военный, взял у Миши клинок
и поднес его к свету. По всей длине клинка тянулись едва
заметные волнообразные рисунки в виде переплетенных
роз. — Это дамасская сталь. Она изготовлялась только
на Востоке. Значит, клейма европейских мастеров не имеют
к клинку никакого отношения. По-видимому, мастер, изго¬
товивший этот кинжал, хотел показать, что его клинок лучше
самых знаменитых. С этой целью он и поставил эти три
клейма.
Миша несколько смутился тем, что военный сразу опреде-
154

лил то, над чем мальчики трудились столько времени, но про¬
должал:
— Тогда мы решили познакомиться с образцами кортиков,
употреблявшихся в России. Их было три типа. Во-первых, мор¬
ской, но он четырехгранный, а этот трехгранный. Значит, не
подходит. Во-вторых, кортик егерей, но его длина тринадцать
вершков, а нашего — только восемь. Значит, тоже не подходит.
Наконец, третий — это кортик полковых оружейных мастеров
при императрице Анне Иоанновне. Он имел в длину восемь
вершков, наш — тоже. Он был трехгранный, наш — тоже.
И другие приметы сходятся. Поэтому мы решили, что этот
кортик принадлежал какому-то оружейному мастеру времен
Анны Иоанновны.
Миша кончил говорить, постоял немного и сел на диван
рядом с Генкой и Славой, с волнением ожидая, что скажут
Алексей Иваныч и военный.
— Что ж, — сказал военный, — попробуем искать вла¬
дельца.
Алексей Иваныч взял со стола квадратную книгу. На ее
плотной обложке было написано: «Морской сборник. 1916 год».
— Так вот, — сказал Алексей Иваныч, — при взрыве ли¬
нейного корабля «Императрица Мария» погибло три офицера,
носивших имя «Владимир». Иванов — мичман, Терентьев —
капитан второго ранга, Неустроев — лейтенант. Встает во¬
прос: кто из них владелец кортика? Сейчас посмотрим некро¬
логи.— Алексей Иваныч перелистал и пробежал глазами
несколько страниц. — Иванов... молодой и прочее... Неустро¬
ев... исполнительный... — Алексей Иваныч замолчал, читая
про себя, потом медленно проговорил: — А вот иь^тересно,
прошу слушать: «Трагическая смерть унесла В. В. Терентьева,
выдающегося инженера Российского флота. Его незаурядные
способности и глубокие познания, приобретенные под руко¬
водством незабвенного П. Н. Подволоцкого, давали ему все
основания стать для вооружения флота тем, чем был для во¬
оружения сухопутных войск его знаменитый предок П. И. Те¬
рентьев».
— Кажется, попали в точку, — сказал военный. — Есть у
вас военная энциклопедия, Алексей Иваныч?
— Петров, — сказал Алексей Иваныч, — сбегай к Софье
Павловне и возьми для меня военную энциклопедию Гранат
на букву «Т».
Генка принес книгу, Алексей Иваныч перелистал ее и ска¬
зал:
— Есть. Прошу слушать: «Терентьев, Поликарп Иванович.
Родился в 1701 году. Умер в 1784 году. Выдающийся оружей¬
155

ный мастер времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.
Служил при фельдмаршале Минихе. Участник сражений при
Очакове, Ставучанах и Хотине. Создатель первой конструкции
водолазного прибора. Известен как автор фантастического
для своего времени проекта подъема фрегата «Трапезунд».
— Вот и пригодился ваш оружейный мастер, — сказал во¬
енный.
— Интересное совпадение, — заметил Алексей Иваныч.—
Упоминаемый в некрологе профессор Военно-морской акаде¬
мии Подволоцкий — дедушка одной из наших учениц.
Мальчики переглянулись. Лелька! Вот здорово!
— Ну, ребята, — сказал военный, — поработали вы на сла¬
ву.— Он встал. — Кортик, Миша, я пока у тебя возьму. Не
беспокойся, придет время — верну. Вижу, что и у тебя какая-
то тайна есть. Может быть, скажешь нам?
— Никакой тайны у меня нет, — ответил Миша. — Мы про¬
сто хотим открыть секрет кортика.
Военный положил ему руку на плечо:
— Я вам в этом помогу. Только дела свои ограничьте биб¬
лиотекой. Больше ни во что не ввязывайтесь. Вы свое дело
сделали. Фамилия моя Свиридов, товарищ Свиридов. Ну, по
рукам, что ли? — Он протянул Мише руку, большую и широ¬
кую, как у Полевого, и Миша пожал ее.
Глава 60
УРОК РИСОВАНИЯ
— Новое дело! — негодовал Генка, спускаясь по лестни¬
це.— Мы достали ножны, провели серьезные исследования, из
библиотеки не вылезали, всё выяснили, а теперь, когда остает¬
ся только клад взять, он у нас кортик забрал!
— Он прав, — сказал Слава, — мы можем все дело испор¬
тить.
— До сих пор не портили, — проворчал Генка.
— Мешать мы ему, конечно, не должны, — сказал Ми¬
ша,— но почему нам не узнать про Терентьева? Этим мы ни¬
кому не помешаем.
Ребята пришли в класс рисования. Вместо парт здесь та¬
буреты и мольберты. На стенах висят работы лучших худож¬
ников школы — в большинстве эскизы декораций школьных
постановок. Под картинами, на полочках, — «мертвая натура»:
статуэтки греческих богов, животных, фрукты из папье-маше.
Сегодня рисуют статую «классической лошади».
153

На уроке рисования весело. Можно сидеть в любой позе,
вставать, разговаривать. Преподаватель рисования Борис Фе¬
дорович Романенко — ребята называют его «Барфед», — сред¬
него роста, плотный, добродушный пожилой украинец с длин¬
ными казацкими усами, расхаживал между мольбертами и
поправлял работы.
Миша подсел к Леле Подволоцкой:
— Леля, у меня к тебе есть вопрос.
— Какой? — спросила Леля, водя глазами от рисунка к на¬
туре.
— Скажи, Подволоцкий, адмирал, профессор Морской
академии, — твой дедушка?
— Да. А что? — Леля оторвала глаза от рисунка и с удив¬
лением посмотрела на Мишу.
Миша замялся:
— Видишь ли, у него в академии учился один мой даль¬
ний родственник, потом он пропал без вести. Так вот, не знает
ли твой дедушка о его судьбе?
— Но дедушка умер давным-давно, — ответила Леля.
— Ах да, — спохватился Миша, — я и забыл совсем. Кто
жив из его семьи?
— Бабушка и тетя Соня.
— Как думаешь, они знали дедушкиных учеников?
— Не думаю. Он ведь читал лекции один, без бабушкиной
помощи.
— Это я сам понимаю, — с досадой ответил Миша. — Воз¬
можно, что некоторых учеников они все же знали.
— Не думаю...
— Секретничаете? — раздался за ними насмешливый голос
Юры Стоцкого.
Леля засмеялась:
— Понимаешь, Юра, Миша интересуется моими предками.
— Вот как! — Юра усмехнулся.
Миша пересел к Славе и сказал:
— После этого дедушки остались бабушка и тетя Соня.
Вдруг они знали Терентьева?
— Попроси Лелю — она тебя познакомит с бабушкой.
Миша махнул рукой:
— Я уже говорил. Да, свяжись с девчонкой! Юрка Стоц¬
кий подошел, так она ему все раззвонила...
Миша хотел сообщить об этом деле Генке, но увидел, что
Генка занят важным делом: он дразнил Кита.
— Кит, а Кит!
— Чего?
— Ты из какого океана?
157

Кит привык к этой шутке и молчал. Тогда Генка начал
его обстреливать от стеклянной трубочки жеваной бумажкой*
Он попадал ему в затылок, и Кит, не понимая, в чем дело,
проводил по шее ладонью, как бы смахивая муху, к великой
потехе Зины Кругловой. Мише, как старосте, конечно, надо
бы остановить Генку, но Кит так смешно смахивал несущест¬
вующую муху, что Миша сам давился от смеха.
Между тем Кит, одной рукой проводя по затылку, другой
тщетно пытался нарисовать лошадь. Ничего у него не по¬
лучалось.
Борис Федорович постоял возле Кита, затем подошел к до¬
ске и начал показывать, что такое пропорции.
— Вам, Китов, — говорил Борис Федорович, рисуя мелом
лошадь, — нужно больше живописью интересоваться, разви¬
вать художественный вкус. А вы ничем це интересуетесь.
Ну-ка, назовите мне великих художников, которых вы
знаете.
Кит не знал никаких художников и только сопел, вытара¬
щив глаза на Бориса Федоровича.
— Что вы молчите? — спросил Борис Федорович. — Ведь
вы были с нами в Третьяковской галерее. Вспомните, картины
каких художников вы там видели. Вспомните, вспомните...
— Репин, — тихо прошептал Генка позади Китова.
— Репин, — громко повторил Кит.
— Правильно, — сказал Борис Федорович, заштриховывая
гриву коня на своем рисунке. — Какие картины Репина вы
помните?
— «Иван Грозный убивает своего сына», — подсказал
Генка.
— «Иван Грозный убивает своего сына», — грустно повто¬
рил Кит.
— Хорошо, — сказал Борис Федорович, деля лошадь на
квадраты. — Вспоминайте, вспоминайте.
— Романенко нарисовал лошадь, — давясь от смеха, про¬
шептал Генка.
— Романенко нарисовал лошадь, — провозгласил Кит, и
весь класс грохнул от хохота.
— Что? Что вы сказали? — Рука Бориса Федоровича по¬
висла в воздухе.
— Он нарисовал лошадь, — повторил несчастный Кит.
— Кто — он?
— Ну... этот... как его... Романенко.
На этот раз никто не рассмеялся. Лицо Бориса Федорови¬
ча побагровело, усы оттопырились. Он бросил мел на стол и
вышел из класса.
158

Глава 61
БОРИС ФЕДОРОВИЧ
— Не знал я, что он Романенко, — пробурчал Кит, — я ду¬
мал, Барфед, ну и Барфед.
— Ты думал! — передразнил его Генка. — Я про себя ска¬
зал, а ты повторяешь, как попугай! Привык на подсказках вы¬
езжать. Теперь не выдавай. Попался, так выворачивайся.
— Генка, это подлость! — сказал Миша.
— Что ты, Миша? — Генка покраснел. — При чем тут я?
Миша не успел ему ответить. Дверь отворилась, все броси¬
лись по местам. В класс вошел Алексей Иваныч.
Высокий, худой, гладко выбритый, он стал у учительского
столика и окинул притихший класс отчужденным, неприязнен¬
ным взглядом.
— Я не намерен обсуждать здесь ваш возмутительный по¬
ступок,— начал Алексей Иваныч. — Не намерен. Я хочу пого¬
ворить с вами совсем о другом. Должен сознаться, — он под¬
нял брови, — я не знал за Китовым склонности к шуткам. Мне
казалось, что его интересы и способности лежат несколько в
иной области...
Все отлично поняли, о какой способности говорит Алексей
Иваныч, и насмешливо посмотрели на Кита.
— Очевидно, — продолжал Алексей Иваныч, — сидение по
два года в каждом классе развивает в Китове остроумие, но
остроумие это очень низкого сорта. Китову, видите ли, кажет¬
ся очень смешным сравнение великого художника со скром¬
ным учителем рисования. А я ничего в этом смешного не на¬
хожу.
Алексей Иваныч помолчал, посмотрел в окно и продолжал:
— По-видимому, Китов предполагает, что Борис Федоро¬
вич не стал великим художником из-за своей бесталанности.
Могу уверить его, что это не так. Борис Федорович — человек
очень талантливый, окончил в свое время Академию худо¬
жеств, перед ним была открыта широкая дорога к славе, из¬
вестности, к тому, что, по мнению Китова, только и достойно
уважения. А Борис Федорович пошел другой дорогой. Он стал
скромным учителем рисования, то есть тем, что, по мнению Ки¬
това, уважения недостойно и может служить предметом его
глупых шуток.
Китов сидел, не поднимая глаз от парты.
— По окончании академии, — продолжал Алексей Ива¬
ныч,— Борис Федорович еще с некоторыми товарищами, та¬
кими же выходцами из народа, как он сам, создал бесплат¬
159

ную художественную школу для детей
рабочих. Даже не одну, а несколько та¬
ких школ. Они искали способных ребят,
привлекали их в школу, приобщали к
великому искусству. Что заставило его
пойти по этому пути? Его заставил это
сделать пример своей собственной жиз¬
ни, жизни человека из народа, претер¬
певшего огромные лишения, чтобы до¬
биться права заниматься искусством.
Потому что искусство тогда было доступ¬
но только богатым и обеспеченным лю¬
дям. Борис Федорович посвятил свою
жизнь маленьким народным талантам,
которые гибли, задушенные омерзитель¬
ной системой капитализма. Вот на что
ушла жизнь Бориса Федоровича! Мы
с вами, конечно, понимаем, что он во
многом ошибался. Нужно было изменить весь строй, создать
общество, обеспечивающее каждому человеку развитие его
способностей. Это и сделала Октябрьская революция. Все же,
оценивая его жизнь, мы говорим, что такой жизнью можно
гордиться: ею руководила чистая и благородная цель...
В коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и в класс во¬
шел Борис Федорович.
После паузы, вызванной приходом Бориса Федоровича,
Алексей Иваныч продолжал:
— Рассказываю я вам все это вот зачем. Великий худож¬
ник, великий ученый, великий писатель — это звучит очень гор¬
до. Но есть в культуре и незаметная, будничная, но главная
работа, ее делает учитель. Он несет культуру в самую гущу
народа. Он бросает первое зерно на ниву таланта. И, если кто-
нибудь из вас станет большим, знаменитым человеком, пусть
он, увидя скромного сельского учителя, с почтением снимет
перед ним шляпу, помня, что этот незаметный труженик вос¬
питывает и формирует самое лучшее, самое прекрасное творе¬
ние природы — Человека.
Алексей Иваныч замолчал. В классе стояла все та же на¬
пряженная тишина.
— Вот о чем я хотел с вами поговорить... — сказал Алек¬
сей Иваныч. — А теперь, — он повернулся к Борису Федорови¬
чу, — прошу продолжать урок.
Он вышел из класса.
Генка стоял у своего мольберта и смотрел на Бориса Фе¬
доровича.
160

— Ты чего встал? — спросил Борис Федорович.
— Борис Федорович, — сказал Генка, — извините меня, я
вас очень прошу.
— За что?
— Это я подсказал Китову, извините меня.
— Ладно, — сказал Борис Федорович, — рисуй. — Потом
посмотрел на Китова и добавил: — Значит, и киты на удочку
попадаются.
И, усмехаясь в усы, Борис Федорович пошел по классу,
рассматривая приколотые к мольбертам рисунки «классиче¬
ской лошади».
Глава 62
БАБУШКА И ТЕТЯ СОНЯ
Леля все же дала Мише бабушкин адрес. Вечером Миша,
Генка и Слава, направляясь к Лелиной бабушке, скользили
по ледяным дорожкам, тянувшимся вдоль тротуаров Борисо¬
глебского переулка.
Тихая пелена снежинок струилась в мутном свете редких
фонарей. Голубые звезды висели в небе. Над зданием Мос-
сельпрома, выкрашенным в белые и синие полосы, вспыхива¬
ла и гасла, пробегая по буквам, электрическая реклама: «Ни¬
где кроме, как в Моссельпроме».
Генка был на коньках, прикрепленных к валенкам веревка¬
ми. Его старенькое пальтишко было расстегнуто, уши буденов¬
ки болтались на плечах.
— Безобразие! — негодовал Генка. — Раньше только ули¬
цы песком посыпали, а теперь уж до переулков добрались!
Жалко им, если человек прокатится. Видно, только на катке
придется кататься. Эх, жалко — нет у меня «норвежек», а то
бы я показал Юрке Стоцкому, какой он чемпион...
Они подошли к небольшому деревянному домику.
— Всем идти неудобно, — сказал Миша. — Я пойду один,
а вы дожидайтесь меня здесь.
По скрипучей лестнице с шатающимися перилами Миша
добрался до второго этажа и зажег спичку. В глубине зава¬
ленной всякой рухлядью площадки виднелась дверь с обо¬
рванной клеенкой и болтающейся тесьмой. Миша осторожно
постучал.
— Ногами стучите, — раздался в темноте голос подни¬
мавшегося по лестнице человека. — Старухи глухие, ногами
стучите.
161

Миша загрохотал по двери ногами. За дверью послыша¬
лись шаги. Женский голос спросил:
— Кто там?
— К Подволоцким!—крикнул Миша.
— Кто такие?
— О.т Лели Подволоцкой.
— Подождите, ключ найду.
Шаги удалились. Минут через пять они снова раздались
за дверью. В замке заскрежетал ключ. Он скрежетал очень
долго, и наконец дверь открылась.
Натыкаясь на какие-то предметы, Миша шел вслед за
женщиной. Он ее не видел, только слышал шаркающие шаги
и голос, бормотавший: «Осторожно, не споткнитесь, осто¬
рожно», как будто он мог что-нибудь видеть в совершенно
темном коридоре.
Женщина открыла дверь и впустила Мишу в комнату.
Тусклая лампочка освещала столик и разложенные на нем
карты. За пасьянсом сидела бабушка Подволоцкая, а тетя
Соня вошла вслед за Мишей. Это она открывала ему дверь.
Миша огляделся. Комната была похожа на мебельный ма¬
газин. В полном беспорядке стояли здесь шкафы, столы, тум¬
бочки, кресла, сундуки. В углу виднелись округлые контуры
рояля. Через всю комнату от железной печи тянулись к окну
трубы, подвешенные на проволоке к потолку. На полу валя¬
лась картофельная шелуха. В углу
облезлая щетка прикрывала кучу
мусора, который всё собираются, но
никак не соберутся вынести. Возле
двери стоял рукомойник, под ним —
переполненное ведро.
— Проходите, молодой чело¬
век, — сказала бабушка и отверну¬
лась к картам. Края ее потертого
бархатного салопа лежали на по¬
лу. — Проходите. За беспорядок из¬
вините — теснота. — Она задума¬
лась над картами. — От холода
спасаемся. (Пауза и шелест карт.)
Вот и перебрались в одну комнату:
дровишки нынче кусаются...
— Мама,— перебила ее тетя Со¬
ня, взявшись за ручку ведра с яв¬
ным намерением его вынести, — не
успел человек войти, а вы уже о
дровах!
162

— Соня, не перечь, — ответила
бабушка, не отрывая глаз от карт.—
Ты положила на место ключ?
— Положила. Только вы, ради
бога, его не трогайте. — Тетя Соня
опустила ведро, видимо прикиды¬
вая, можно ли его еще наполнить.
— Куда ты его положила?
— В буфет, — нетерпеливо отве¬
тила тетя Соня.
— Уж и слова сказать нельзя! —
Бабушка смешала карты и начала
их снова раскладывать. — Постыди¬
лась бы — чужой человек в доме.
Потом бабушка обратилась к
Мише:
— Садитесь, — она показала на стул, — только осторожнее
садитесь. Беда со стульями. Столяр деньги взял, а толком не
сделал. Кругом, знаете, мошенники... Приходит мужчина, при¬
лично одет — хочет купить трюмо. Я прошу десять миллионов,
а он дает пятнадцать рублей. И смеется. Говорит, миллионы
отменены. Каково? — Старушка переложила карты. — Каково?
Я ему говорю: «Знаете, милостивый государь, когда миллионы
ввели, я год не верила и по твердому рублю вещи продавала,
а теперь уж извините, миллионы так миллионы...»
— Мама, — опять прервала ее тетя Соня, все еще в нере¬
шительности стоявшая у ведра, — кому интересно слушать
ваши басни? Спросили бы, зачем человек пришел.
— Соня, не перечь, — нетерпеливо ответила бабушка. —
Вы, наверное, от Абросимовых? — обратилась она к Мише.
— Нет, я...
— Значит, от Повздоровых?
— Нет, я...
— От Захлоповых?
— Я от вашей внучки Лели. Скажите: вы знали Владимира
Владимировича Терентьева? — одним духом выпалил Миша.
Глава 63
ПИСЬМА
— Как вы сказали? — переспросила старуха.
Миша повторил:
— Не знали ли вы Владимира Владимировича Терентьева,
офицера флота? Он учился в академии.
163

— Терентьев, Владимир Владимирович? — Старушка за¬
думалась. — Нет, не знавала такого.
— Как же вы не помните, мама! — сказала тетя Соня. Она
уже подняла ведро и теперь, вмешавшись в разговор, постави¬
ла его обратно. От этого помои еще больше расплескались. —
Это несчастный Вольдемар, муж Ксении.
— Ах! — Старушка всплеснула руками, Миша бросился
поднимать упавшие на пол карты. — Ах, Вольдемар! Боже
мой! Ксения! — Она подняла глаза к потолку и говорила на¬
распев: — Вольдемар! Ксения! Боже мой! Несчастный Вольде¬
мар... — и неожиданно спокойным голосом добавила: — Да, но
он погиб.
— Меня интересует судьба его семьи, — сказал Миша.
— Что же, — старушка вздохнула, — знавала я Вольдема¬
ра. И супругу его, Ксению Сигизмундовну, тоже знавала.
Только давно это было.
— Простите, — Миша встал, — как вы назвали его жену?,
— Ксения Сигизмундовна.
— Сигизмундовна?
— Да, Ксения Сигизмундовна. Красавица женщина, — за¬
тараторила старушка, — красавица, картина!..
— Ее брата вы не знали? — спросил Миша.
— Как же, — с пафосом ответила старушка. — Валерий
Никитский! Блестящий офицер. Красавец. Он тоже погиб на
войне. Мамашу Владимира Владимировича, эту самую Те¬
рентьеву... как ее... Марию Гавриловну, скажу по правде, я
недолюбливала. Неприятная женщина, из простых... Впро¬
чем,— она поджала губы, — нынче простые в моде...
— Вы не знаете, где они теперь? — спросил Миша.
— Не знаю, не знаю. — Старушка отрицательно покачала
головой. — Вся их семья странная, загадочная. Какие-то тай¬
ны, предания, кошмары...
— Возможно, вы знаете их прежний адрес?.
— В Петербурге жили, а адрес не помню.
— Адрес можно узнать, — сказала вдруг тетя Соня. Она
стояла у самой двери с ведром в руках. — На его письмах к
папе есть обратный адрес. Но разве в таком хаосе что-нибудь
найдешь!
— Я вас очень прошу, — сказал Миша, переводя умоляю¬
щий взгляд с бабушки на тетю Соню и с тети Сони на бабуш¬
ку, — я вас очень прошу. Знаете, родственник, пропал без ве¬
сти... — Он вскочил со стула. — Я вам помогу, вы не беспокой¬
тесь, только скажите, что надо сделать. Я вас очень прошу!
— Найди ему, Соня, найди, — благосклонно проговорила
бабушка, снова принимаясь за карты.
164

Тетя Соня колебалась, но представившаяся возможность
отложить выливание помоев взяла, видимо, верх. Она поста¬
вила ведро обратно в лужу и начала указывать Мише, что
надо делать.
Он передвинул шкаф, комод, влез на рояль, вытащил
ящик, за ним корзину.
Тетя Соня нагнулась над корзиной и вытащила из груды
бумаг пакет, на котором потускневшими от времени буквами
было написано: «От В. В. Терентьева».
— Большое спасибо, — сказал Миша, задвигая обратно
корзину и надевая шапку, — большое спасибо!
— Пожалуйста, молодой человек, пожалуйста, — сказала
бабушка, не отрывая глаз от карт. — Заходите к нам.
Сжимая в кармане пакет с письмами, Миша выскочил на
улицу к дожидавшимся его ребятам.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ДОМИК В ПУШКИНЕ
Глава 64
СЛАВА
Все письма были в одинаковых конвертах. Аккуратным по¬
черком на них был выведен адрес: «Его Превосходительству
Петру Николаевичу Подволоцкому. Москва, Ружейный пере¬
улок, собственный дом. От В. В. Терентьева, С.-Петербург,
Мойка, дом С. С. Васильевой».
Содержание писем тоже было одинаково: поздравления
с днем ангела, с Новым годом и тому подобное. Только одна
открытка, датированная 12 декабря 1915 года, была несколь¬
ко пространнее.
«Уважаемый Петр Николаевич, — писал в ней Теренть¬
166

ев, — пишу с вокзала. До поезда тридцать минут, и я, к сожа¬
лению, лишен возможности лично засвидетельствовать Вам
свое почтение. Задержался в Пушкине, а к месту назначения
должен явиться не позднее 15-го сего месяца. Какова бы ни
была моя судьба, остаюсь искренне преданный Вам В. Те¬
рентьев».
— Дело в шляпе, — сказал Генка, — нужно ехать в Питер.
— В открытке упоминается еще Пушкино, — заметил
Миша.
— Чего тут думать, когда у нас точный адрес есть, — воз¬
разил Генка. — Нужно ехать.
— Письма написаны восемь лет назад, — сказал Слава. —
Может быть, там никто из Терентьевых не живет.
— Запросим сначала адресный стол, — решил Миша.
Мальчики тут же сочинили письмо, вложили его в конверт,
но марки у них не оказалось, и они решили отправить письмо
завтра утром.
Они сидели у Славы, Алла Сергеевна, как обычно, была в
театре. Константин Алексеевич еще не пришел с работы.
— Да, — мечтательно произнес Генка, поглядывая на зе¬
леный конверт, — да... Теперь уж клад от нас не уйдет.
— Ты все о кладе мечтаешь, — засмеялся Слава.
— А что? — Генка упрямо тряхнул головой. — Я все точно
узнал. В те времена все боялись Бирона и прятали от него со¬
кровища. Это я точно узнал.
— Что ты еще узнал? — насмешливо спросил Миша.
— Еще я узнал, — невозмутимо продолжал Генка, — что
тому, кто найдет клад, принадлежит двадцать пять процентов.
Так что нужно свою долю сразу забрать, а то будешь за ней
целый год ходить, — добавил он деловито.
Мальчики засмеялись, потом Слава сказал:
— Конечно, я ни в какой клад не верю. Но допустим, там
действительно сокровища. Нам достанется какая-то их часть.
Что мы будем с ней делать?
— Я уж давно решил! — воскликнул Генка.
— Что?
— Ты первый скажи, тогда и я скажу.
— Если там действительно клад, — сказал Слава, — то я
бы отдал его на детский дом или санаторий для ребят.
— Нет уж, пожалуйста, — замотал головой Генка, — свою
долю можешь на это дело отдавать, а моей я сам распоря¬
жусь. Детдомов у нас хватает. И вообще скоро никаких бес¬
призорных не останется. Если по-серьезному говорить, так
нужно, чтобы на эти деньги в Москве, в самом центре, построи¬
ли большой стадион с катком, футбольным полем и теннисной
167

площадкой. Для ребят вход бес¬
платный, а всяких контролеров и би¬
летеров за версту не подпускать.
— Все распределили, ничего не
забыли? — насмешливо спросил Ми¬
ша.
— Видишь ли, Миша, — улыба¬
ясь, сказал Слава, — это, конечно,
не всерьез, но скажи: если там дей¬
ствительно клад, то на какое дело
ты его отдашь?
— Не знаю, — сказал Миша, — я
об этом не думал. И ни в какой клад
я не верю.
— А я верю, — сказал Генка.—
Обязательно стадион построим.
А детские дома, санатории... это все
Славкины фантазии. Ты еще придумай какую-нибудь музы¬
кальную школу построить.
— А что в этом такого? — обиделся Слава. — Думаешь,
стадионы нужней, чем музыкальные школы?
— Сравнил! Музыкальные школы! Эх, ты... Вообще, Слав¬
ка, тебе нужно как следует подумать о своем будущем.
— То есть?
— Чего «то есть»? Если ты хочешь, чтобы тебя приняли в
комсомол, то надо серьезно подумать о своем будущем.
— Почему?
— Будто и не знаешь! — усмехнулся Генка. — Ведь ты му¬
зыкантом собираешься стать?
— Что же из этого?
— Как — что? Ведь ты на сборе был? Беседу о задачах
комсомола слышал? Что Коля говорил? Он говорил, что зада¬
ча комсомольцев — строить коммунизм. Так?
— Так. Но при чем тут музыка?
— Как — при чем? Все будут строить, а ты будешь на роя¬
ле тренькать. Этот номер не пройдет.
— Ты много построишь! Тоже строитель нашелся! — оби¬
делся Слава.
— Конечно, — Генка развеселился, — кончу семилетку, по¬
ступлю в фабзавуч. Буду металлистом, настоящим рабочим.
Меня в комсомол и без кандидатского стажа примут. Мы с
Мишей это давно решили. Правда, Мишка?
Миша медлил с ответом.
На последнем, сборе отряда Коля читал речь Ленина на
III съезде комсомола. И одно место в этой речи поразило Ми¬
168

шу: «...поколение, которому сейчас пятнадцать лет... увидит
коммунистическое общество и само будет строить это общест¬
во. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строи¬
тельство этого общества».
Миша много думал над этими словами. Они относились
прямо к нему, к Генке, к Славе. Задача всей их жизни —
строить коммунизм. То же самое говорил ему Полевой: «Бу¬
дешь для народа жить — на большом корабле поплывешь».
Это и значит строить коммунизм — жить для народа, а не для
себя. А как же Слава? Разве он для себя будет сочинять му¬
зыку? Разве песня не нужна народу? А «Интернационал»?..
— Не беспокойся, Слава, — сказал Миша, — я думаю, тебя
примут в комсомол.
Г л съ в сь 65
КОНСТАНТИН АЛЕКСЕЕВИЧ
Послышался шум открываемой двери. Кто-то раздевался
в коридоре, снимал калоши, сморкался.
— Папа пришел, — сказал Слава.
Продолжая сморкаться в большой носовой платок, Кон¬
стантин Алексеевич вошел в комнату. Всегда красные, его ще¬
ки были теперь пунцовыми от мороза. Плохо повязанный
галстук обнажил большую медную запонку на смятом ворот¬
ничке. Маленькие, заплывшие глазки смотрели насмешливо и
добродушно.
— Ага, пионеры! — приветствовал он мальчиков. —
Здравствуйте. — Он поздоровался за руку с каждым, в том
числе и со Славой. — Мы ведь сегодня с тобой еще не виде¬
лись.
Вслед за Константином Алексеевичем вошла домработница
Даша и начала накрывать на стол.
Константин Алексеевич вымыл руки, повесил полотенце на
спинку стула и сел за стол. Слава перевесил полотенце в
спальню и вернулся в столовую.
— О чем беседовали? — Константин Алексеевич заметил
лежащий на столе конверт, взял его в руки, начал рассматри¬
вать. — «Петроград, адресный стол...» Кого это вы разыски¬
ваете?
— Так, одного человека. — Слава забрал у отца письмо и
спрятал в карман.
— Ну-ну, дела секретные! — засмеялся Константин Алек¬
сеевич, отщипывая и жуя хлеб. — Так о чем беседовали?
О чем разговор?.
169

— Мы, папа, о разных специальностях говорили. Кто кем
будет, — ответил Слава.
— Гм! Ну и что же, кто куда?
— Мы так... неопределенно... просто разговаривали между
собой...
— Все же... — Константин Алексеевич посыпал суп пер¬
цем, хлебнул. — Все же?
— Я музыкантом буду, а они... — Слава показал на ре¬
бят,— пусть сами скажут. Вон Генка говорит, что комсомо¬
лец не может быть музыкантом.
— Я этого не говорил, — запротестовал Генка.
— Как — не говорил? Вон Миша слыхал.
— Значит, вы меня не поняли. Что я сказал? — Генка по¬
смотрел на Константина Алексеевича. — Я сказал, что, кроме
музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность, чтобы
быть полезным... — Генка слукавил обдуманно: знал главный
предмет разногласий между Константином Алексеевичем и
Славой.
— Ай да Генка, — сказал Константин Алексеевич, — мо¬
лодец! Вот об этом и мы со Славой часто беседуем. Специаль¬
ность обязательно надо иметь. В жизни нужно на ногах стоять
твердо. А там — пожалуйста, хоть канарейкой пой.
— Все же я буду музыкантом, — сказал Слава.
— Пожалуйста, кто тебе мешает! Бородин тоже был как
будто неплохим композитором, а ведь химик... А? Химик... —
Константин Алексеевич отодвинул тарелку, вытер салфеткой
губы. — Необязательно быть именно химиком. Можно и дру¬
гую специальность избрать, но чтобы ремесло было, настоя¬
щее.
— Разве музыка, театр, живопись, вообще искусство — это
не ремесло? — возразил Слава.
— Только ремесло это такое... воздушное. — Константин
Алексеевич пошевелил в воздухе пальцами.
— Почему же воздушное? — не сдавался Слава. — Разве
мало людей искусства прославили Россию: Чайковский, Глин¬
ка, Репин, Толстой...
— Ну, брат, — протянул Константин Алексеевич, — то ведь
гиганты, титаны, не всякому это дано.
— Я согласен со Славкой, — сказал Миша. — Если он хо¬
чет быть музыкантом, то и должен учиться на музыканта. Вот
вы говорите: он должен получить специальность. Значит, он
пойдет в вуз, станет инженером, а потом это дело бросит, бу¬
дет музыкантом. Зачем же он тогда учился, зачем на него го¬
сударство тратило деньги? На его месте мог бы учиться кто-
нибудь другой. У нас не так много вузов.
170

— М-да... — Константин Алексеевич задумчиво крошил
хлеб. — Да... Не сговориться, видно, мне с вами...
Он встал, заходил по комнате.
— Я ведь и сам не бирюк, понимаю. В молодости в спек¬
таклях участвовал, чуть было актером не стал... Вот и жена
у меня актриса. Я понимаю, молодость — она всегда жизнь за
горло берет... — Он шумно вздохнул. — И мне когда-то было
четырнадцать лет. А кругом жизнь — дремучий лес. И моя
мать, помню, все меня жалела: как, мол, ты один пробиваться
будешь... «Пробиваться»! Слово-то какое! — Он рассек кула¬
ком воздух. — Пробиваться!!! Биться!!! Вот как... Я молод был,
думал: «Ага, вот хорошее место есть, доходное, как бы мне
его заполучить», а он, Миша, говорит: «Ты, Слава, зря в вузе
места не занимай, на этом месте другой может учиться...»
Другой. А кто это другой? Иванов? Петров? Сидоров? Кто он?
Родственник его, приятель? Да нет! Он его и в глаза не видел,
он его не знает и знать не хочет... Ему важно, чтобы государст¬
во еще одного инженера получило. Вот он о чем печется.
— Разве это плохо? — улыбнулся Слава.
— Я не говорю, что плохо. — Конста?ггин Алексеевич оста¬
новился против Генки. — Разбили они нас, Генка. А? Что ска¬
жешь?
— Почему «нас»? — возразил Генка. — «Вас», а не «нас».
— Как так? — искренне удивился Константин Алексее¬
вич. — Ведь ты только что поддерживал мою точку зрения?
— О, — протянул Генка, — это когда было!.. — и отошел в
сторону.
— Единственного союзника потерял... — развел руками
Константин Алексеевич. — Ну, а ты сам кем собираешься
быть?
— Я пойду во флот служить, — объявил Генка.
— У него семь пятниц на неделе, — засмеялся Слава. —
Полчаса назад он собирался в фабзавуч, а теперь во флот.
— Сначала в фабзавуч, а потом во флот, — хладнокровно
ответил Генка.
— Так, так. Ну, а ты, Миша?
— Не знаю. Я еще не решил.
— Он тоже в фабзавуч собирается, — крикнул Генка, — я
знаю, а потом поступит в Коммунистический университет!..
— Брось ты, Генка! — перебил его Миша.
— Далеко вы прицеливаетесь, — покачал головой Констан¬
тин Алексеевич. — А я думал, Миша, ты будешь девятилетку
кончать.
— Не знаю, — нехотя ответил Миша, — маме трудно...
— Его не отпустят, — сказал Слава, — он первый ученик.
171

— Учиться буду вечерами... — сказал Миша.—Многие
комсомольцы днем работают, а вечером учатся. В общем, там
видно будет.
Он посмотрел на часы, обрамленные бронзовыми фигура¬
ми. Взгляд его поймал мгновенное движение большой стрелки,
дернувшейся и застывшей на цифре «девять». Без четверти
двенадцать. Мальчики стали собираться домой.
— Ну-ну, — весело сказал Константин Алексеевич, пожи¬
мая им на прощание руки, — а на меня не сердитесь. Уж я-то
желаю вам настоящей удачи.
Глава 66
ПЕРЕПИСКА
Пришел ответ адресного стола: «На ваш запрос сообщаем,
что для получения справки об адресе нужно указать год и
место рождения разыскиваемого лица».
— Поди знай, где и когда родилась эта самая Мария Гав¬
риловна! — сказал Генка. — Нет, надо ехать в Питер.
— Успеем в Питер, — сказал Миша, — а этот ответ — чис¬
тейший бюрократизм. Напишем секретарю комсомольской
ячейки.
Они сочинили такое письмо:
«Петроград, адресный стол, секретарю ячейки РКСМ. До¬
рогой товарищ секретарь! Извините за беспокойство. Дело
очень важное. До войны 1914 года в Петрограде, на улице
Мойке, дом С. С. Васильевой, проживали гражданин Влади¬
мир Владимирович Терентьев, его жена Ксения Сигизмундов¬
на и мать Мария Гавриловна. Пожалуйста, сообщите, живут
они там или куда переехали. Не все, конечно, потому что Вла¬
димир Владимирович взорвался на линкоре, а мать и жена,
наверное, живы. Мы уже запрашивали, но от нас требуют год
и место рождения, что является чистейшим бюрократизмом.
Вам» как секретарю РКСМ, нужно и выжечь это каленым же¬
лезом. С пионерским приветом Поляков, Петров, Эльдаров».
Ребята отправили письмо и стали дожидаться ответа.
Приближался конец первого полугодия. Приходилось мно¬
го заниматься, да и в отряде хватало работы. Не было почти
ни одного свободного вечера. Работа в подшефном детском до¬
ме, занятия в мастерских Дома пионеров, сбор звена, заседа¬
ние учкома, комсомольский день (мальчики не пропускали ни
одного открытого собрания ячейки), кружки занимали всю
неделю. А в воскресенье с утра проходил общий сбор отряда.
Кроме того, Мишино звено переписывалось с пионерами Хем¬
172

ница в Германии, пионерами Орехово-Зуевского района и с
краснофлотцами.
А ведь надо было побывать на катке.
Ребята приходили на каток вечером, торопливо переодева¬
лись на тесных скамейках и, став на коньки, несли свои ве¬
щи в гардероб. Коньки деревянно стучали по полу, этот дроб¬
ный стук речитативом выделялся в общем шуме раздевалки,
окутанной клубами белого морозного воздуха, врывающегося
с катка через поминутно открываемые двери.
Взрослые конькобежцы раздевались в отдельной комнате.
Они выходили оттуда затянутые в черные трико. Ребята по¬
чтительно шептали: «Мельников... Ипполитов... Кушин...»
Пятна фонарей освещали снежные полосы на льду. По
кругу двигались катающиеся, странные в бесцельности своего
движения. Они двигались толпой, но каждый ехал сам по се¬
бе, в одиночку, парами, перегоняя друг друга. Новички ехали
осторожно, высоко поднимая ноги и неуклюже отталкиваясь.
Все ребята ездили на «снегурочках», «нурмисе», и только
один Юра Стоцкий — на «норвежках».
Одетый в черный вязаный костюм, он катался только на
беговой дорожке, нагнувшись вперед, заложив руки за спи¬
ну, эффектно удлиняя чрезножку на поворотах. Всем своим
видом он показывал полное пренебрежение к другим ребятам.
Миша и Слава не обращали внимания на Юру, но Генка
никак не мог спокойно переносить Юрино высокомерие и од¬
нажды, выехав на круг, попробовал гоняться с ним. Генка ез¬
дил на коньках очень хорошо, лучше всех в школе, но разве
мог он на «снегурочках» угнаться за «норвежками»! Он позор¬
но отстал от Юры на целых полкруга. После этого случая все
начали дразнить Генку. Ездили за ним и кричали:
— Эй, валенки, даешь рекорд!
Генка с досады перестал ходить на каток, по улицам на
коньках тоже не бегал. Как-то он объявил Мише и Славе, что
приглашает их прийти к нему в субботу на день рождения.
Мальчики удивились:
— С собственным угощением?
— Угощение мое, подарки ваши.
Глава 67
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ГЕНКИ
В субботу вечером друзья пришли к Генке и изумленно
вытаращили глаза при виде праздничного стола. На краю его
свистел струйками пара самовар с расписным чайником на
173

верхушке. В середине были рас¬
ставлены тарелки с различным
угощением: ломтики сала, варе¬
ники в сметане, пирожки и мон¬
пансье. По бокам стояло шесть
приборов. У стола хлопотала Аг¬
риппина Тихоновна.
— Вот это да! — протянул
Миша. — Ай да Генка!..
— Ничего особенного, — не¬
брежно произнес Генка. — Про¬
шу...— Он театральным жестом
пригласил их к столу.
— Что ты, Геннадий, сразу к
столу приглашаешь, — сказала
Агриппина Тихоновна, — еще го¬
сти должны прийти.
— Кто? — спросили маль¬
чики.
Генка покраснел:
— Мишка Коровин, а больше никто, ей-богу, никто.
— А это для кого? — Миша показал на шестой прибор.
— Это? Ах, это... Это на всякий случай, мало ли... вдруг
кто-нибудь придет...
— На какие капиталы ты это оборудовал?
Генка ухмыльнулся:
— Это уж дело хозяйское... — Он повернулся к Агриппине
Тихоновне, но не успел остановить ее.
— Отец прислал, — сказала Агриппина Тихоновна. —
Я говорю: тебе, Геннадий, этих продуктов на месяц хватит, а
он и слушать не хочет — давай на стол, и дело с концом. Весь
в отца! —добавила она не то с осуждением, не то с восхище¬
нием.
— Даже конфеты прислал, — сказал Миша.
— Нет, — сказала Агриппина Тихоновна, — монпансье
Геннадий сам купил: коньки-то он продал...
— Тетя! — закричал Генка. — Ведь я вас просил!..
— Чего уж там... — отмахнулась Агриппина Тихоновна.—
Оно и лучше: валенок не напасешься.
*— Если бы я знал, что ты ради фасона продал коньки, —
сказал Миша, — то я бы к тебе в гости не пришел.
— Я и без коньков проживу, — мотнул головой Генка.—
Подумаешь, «снегурочки»! Поступлю в фабзавуч — «норвеж¬
ки» куплю. Ты ведь тоже свою коллекцию марок продал. А?
Зачем?
174

— Нужно было, — уклончиво ответил Миша.
— Я знаю, — сказал Генка, — ты на кожаную куртку ко¬
пишь. Хочешь на настоящего комсомольца походить.
— Может быть, — неопределенно ответил Миша. — Слав¬
ка свои шахматы тоже продал.
— Да? — удивился Генка. — Костяные шахматы? Зачем?
— Надо было, — тоже уклончиво ответил Слава.
Раздалось три звонка.
— К нам, — сказала Агриппина Тихоновна и пошла откры¬
вать.
В комнату вошел Миша Коровин, одетый в форменное
пальто и фуражку трудколониста. Он поздоровался с ребята¬
ми, разделся, вынул из кармана пачку папирос «Бокс» и за¬
курил.
— Как дела? — спросил его Миша.
— Движутся помаленьку. Вчера на четвертый разряд сдал.
— Сколько ты теперь будешь получать?
— Рублей девяносто, — небрежно ответил Коровин, выта¬
щил из кармана часы размером с хороший будильник, прило¬
жил их к уху и сказал: — Никак к мастеру не соберусь. По¬
чистить надо.
— Покажи! — Генка взял в руки часы и тоже послушал.—
Ход что надо.
— Ничего ход, — сказал Коровин, — пятнадцать камней.—
Он спрятал часы в карман куртки. — Ячейку у нас организова¬
ли, комсомола. Я уж заявление подал.
Девяносто рублей в месяц и часы ребята с трудом, но
выдержали, но это уже было свыше их сил. Они еще пионеры,
только мечтают о комсомоле, а Коровин уже заявление по¬
дал.
— Нас тоже скоро в комсомол передают, — сказал Ми¬
ша,— прямо из отряда. — При этом он искоса посмотрел на
Генку и Славу.
Они важно молчали, как будто Миша действительно ска¬
зал правду.
— Знаете, кого к нам в колонию прислали? — спросил Ко¬
ровин.
— Кого?
— Борьку-жилу.
— Ну?
— Ага. За ножны-то отец его чуть не убил. Сбежал он
тогда. Теперь у нас.
— И как он?
— Ничего, исправляется.
Снова раздалось три звонка.
175

Агриппина Тихоновна пошла открывать. Генка стоял посре¬
ди комнаты смущенный и молчаливый.
Открылась дверь. В комнату вошла Зина Круглова... Вот
оно что! Миша и Слава многозначительно переглянулись. Ген¬
ка стоял не двигаясь, затем, протянув руку к столу, проле¬
петал:
— Прошу...
Зина прыснула, все расхохотались. Генка стал в торжест¬
венную позу и объявил:
— Дорогие гости, принимаю поздравления и подарки!
Прошу не толкаться и соблюдать очередь.
Зина смеялась без передышки. Такая уж она смешливая!
Она подарила Генке клоуна, своими взлохмаченными волоса^-
ми очень похожего на именинника.
— Замечательно! — сказал Генка. — Девочки, как всег¬
да, отличаются аккуратностью. Чем порадуют меня маль¬
чики?
— Ах да, — спохватился Миша, — чуть не забыл!
Он открыл свою сумку и вытащил оттуда пакет. Потом с
серьезным видом долго и медленно разворачивал его. Все
молчали и напряженно следили за его руками.
Когда остался один, последний лист и уже ясно обрисовы¬
вались контуры какого-то длинного предмета, Миша остано¬
вился и оглядел всех. Генка подался вперед. Миша развернул
лист... В его руках блеснуло стальное лезвие конька... «Нор¬
вежка»!
Генка осторожно взял в руки конек, молча разглядел его,
потом провел ногтем по лезвию, приложил к уху, щелкнул и,
наконец, проговорил:
— Здорово... А где второй?
Миша развел руками:
— Только один... второго не достал.
У Генки вытянулось лицо.
— Ничего, — вздохнул Миша, — поездишь пока на одном,
а там видно будет.
У Генки было такое жалкое выражение лица, что даже Зи¬
на и та не рассмеялась. А уж как смешно было представить
себе Генку бегающим по катку на одном коньке!
Генка положил конек на табурет, глубоко вздохнул и упав¬
шим голосом произнес:
— Прошу к столу.
— Погоди, — остановил его Слава, — у меня ведь тоже
подарок есть. — Он засунул руку в портфель, долго шарил там
и... вытащил второй конек.
— Разыграли!—взвизгнул Генка, потом замолчал, внима¬
J76

тельно посмотрел на друзей и медленно проговорил.—Значит...
коллекция, шахматы, кожаная куртка...
— Ладно, — перебил его Миша, — обойдем для ясности.
Глава 68
ПУШКИНО
Наконец пришел ответ из Петрограда:
«Здравствуйте, ребята! Ваше письмо попало ко мне. По
карточкам Терентьевых много, но все не те. Бывшая домовла¬
делица Васильева, которую я специально посетила, сказала,
что Терентьев с женой действительно проживали у нее до. вой¬
ны, а мамаша жила где-то под Москвой. Вот все, что я могла
узнать. Насчет бюрократизма вы неправы. В Петрограде про¬
живает несколько тысяч Терентьевых, и без точных данных
адрес дать невозможно. С комсомольским приветом. Куприя¬
нова».
— Вот, — сказал Миша. — Учитесь, как пользоваться до¬
стижениями науки и техники.
— Какая же тут техника? — спросил Генка.
— Почтовая связь разве не техника? Вот так действуют
рассудительные люди, а безрассудные летят неизвестно куда...
Генка в ответ съязвил:
— Тебя она тоже здорово поддела с бюрократизмом. Здо¬
рово поддела...
— Ничего не здорово, — сказал Миша, — но не в этом
дело. В воскресенье поедем в Пушкино и возьмем с собой
лыжи.
— Зачем лыжи? — удивился Слава.
— Для конспирации.
В ближайшее воскресенье друзья сошли на станции Пуш¬
кино. В руках у каждого были лыжи и палки.
Вдоль высокой деревянной платформы с покосившимся па¬
вильоном тянулись занесенные снегом ларьки. За ларьками во
все стороны расходились широкие улицы в черной кайме па¬
лисадников. Они замыкали квадраты дачных участков. Про¬
топтанные в снегу дорожки вели к деревянным домикам с за¬
стекленными верандами. Только голубые дымкй над трубами
оживляли пустынный поселок.
— По одной стороне туда, по другой — обратно, — сказал
Миша. — Главное — не пропустить ни одной таблички.
у Библиотека пионера, том VII J 77

— Год проищем, — сказал Слава. — Лучше в сельсовете
спросить.
— Нельзя, — возразил Миша, — поселок маленький, это
вызовет подозрения.
— Кого нам бояться! — сказал Генка. — Старушка сама
обрадуется, когда мы клад найдем.
— Ты ее в глаза не видел, а рассуждаешь, — заметил Ми¬
ша. — Поехали.
Они проискали целый день, но дома Терентьевой не на¬
шли.
— Так ничего не выйдет, — сказал Слава, когда мальчики
снова собрались на станции, — половина домов без табличек.
Нужно в сельсовете спросить.
— Я тебе уж сказал, что нельзя! — рассердился Миша. —
Забыли, что Свиридов говорил? Дело очень щепетильное.
В следующее воскресенье опять приедем и будем искать.
Мальчики сняли лыжи. Когда они подошли к кассе, их
окликнули: «Здравствуйте, ребята!» Мальчики обернулись и
увидели Елену и Игоря Буш, акробатов.
Лена приветливо улыбалась. Ее белокурые локоны падали
из-под меховой шапочки на воротник пальто.
Игорь, как всегда, смотрел серьезно и, пожимая ребятам
руки, пробасил:
— Сколько лет, сколько зим!
— На лыжах катались? — спросила Лена. — Почему к нам
не заехали?
— Мы не знали, что вы здесь живете, — сказал Миша.
— Да, мы здесь живем, у нас свой дом. Пойдемте к нам.
— Поздно, — сказал Миша, — мы приедем в следующее
воскресенье.
— Обязательно приедем, — подтвердил Генка и таинствен¬
но добавил: — У нас тут дело есть.
— Какое дело? — спросила Лена.
— Так, ерунда... — Миша свирепо посмотрел на Генку.
— Нет, скажите, — настаивала Лена.
— Я тетку свою разыскиваю, — сказал вдруг Генка.
Лена удивилась:
— Она ведь в Москве, твоя тетка?
— То одна тетка, а это другая. Разве мне запрещено иметь
двух теток?
— И вы ее не нашли?
— Нет, адрес потеряли.
Как ее фамилия?
Мальчики молчали.
— Как ее фамилия? Или вы фамилию тоже потеряли?
178

— Ее фамилия Терентьева, а зовут Мария Гавриловна,—
неожиданно сказал Миша. — Вы не знаете ее?
— Терентьева, Мария Гавриловна? Знаю, — сказала Ле¬
на,— она живет рядом с нами. Пойдемте, мы вам покажем...
Глава 69
НИКИТСКИЙ
— Имейте в виду, — говорил по дороге Миша, — тетке
нельзя говорить, что Генка ее ищет.
— Почему?
— Это длинная история. Она думает, что Генка умер, и ее
нужно сначала подготовить. Если ей так прямо и бухнуть, то
у нее от радости может разрыв сердца случиться. Здоровье у
нее очень хрупкое, тем более такой «племянничек», сами ви¬
дите...
— Мы с ней почти незнакомы, — сказала Лена. — Она жи¬
вет очень замкнуто.
— Вообще, — продолжал Миша, абсолютно никому не
говорите. И папе своему не говорите...
— Папа умер, — сказала Лена.
Миша смутился:
— Извини, я не знал. — И, помолчав, спросил: — Как же
вы теперь?
— Одни живем. Работаем с Игорем «2 БУШ 2, воздушный
аттракцион».
Они подошли к домику Бушей.
5— Вот здесь она живет. — Лена показала на соседний дом.
Из-за высокого забора виднелась только крыша, покрытая
на краях ноздреватой коркой снега.
— Как эта улица называется? — спросил Миша.
— Ямская слобода, — сказал Игорь. — Наш номер восем¬
надцать, а Терентьевых — двадцать.
— Хорошо ты искал!—Миша с упреком посмотрел на
Генку.
— Не понимаю, — бормотал Генка, отводя глаза, — как
это я пропустил...
— На этой стороне даже нет лыжных следов, — заметил
Слава.
— Как — нет? — бормотал Генка, рассматривая дорож¬
ку.— Куда они делись?.. Стерлись! Видите, движение какое!—
Он показал на пустынную улицу.
179

— Зайдемте к нам, —
предложила Лена. — Мы,
правда, три дня дома не бы¬
ли, но сейчас затопим, и бу¬
дет тепло-тепло.
Домик был маленький и
тихий. Пушистый иней ле¬
жал на окнах. Равномерно
тикали на стене часы. Чуть
скрипели под ногами поло¬
вицы. Пестрые дорожки ле¬
жали на чисто вымытом по¬
лу. Большая керосиновая
лампа висела над столом,
покрытым цветастой клеен¬
кой. На стене в рамах висе¬
ли большие портреты мужчины и женщины. У мужчины были
густые нафабренные усы, аккуратный пробор на голове, бри¬
тый подбородок упирался в накрахмаленный воротничок с
отогнутыми углами. «Точно так, как на дедушкином портре¬
те в Ревске», — подумал Миша.
Лена переоделась в старое пальтишко, обула валенки
и повязала голову платком. Она выглядела теперь дере¬
венской девочкой с большими синими глазами и прямым
носиком.
— Пошли за дровами, — сказала она Игорю.
— Мы принесем!—закричали- мальчики. — Покажите
где.
Всей гурьбой вышли во двор. Лена отперла сарай. Миша
и Генка начали колоть дрова. Слава и Игорь носили их
в дом.
Лена, позвякивая ведрами, ушла за водой.
Генка вошел в азарт.
— Мы их все переколем, — бормотал он, замахиваясь то¬
пором.— Зачем вам каждый раз возиться...
Полено никак не поддавалось.
— Брось ты его, — сказал Миша, — возьми другое.
— Нет, — Генка раскраснелся, буденовка его сдвинулась
на самую макушку, — полено упрямое, но и я тоже...
Вскоре печь запылала ярким пламенем. Ребята усе¬
лись вокруг нее: Лена и Слава на стульях, остальные — на
полу.
— Вот так и живем, как видите, — сказала Лена. — Приез¬
жаем сюда только в свободные дни, когда не выступаем.
— Нужно переехать в Москву, — пробасил Игорь.
180

— А мне жалко, — сказала Лена, — здесь папа и мама
жили...
Пламя в трубе протяжно завыло, огненные пятна запляса¬
ли на полу.
— Мы здесь всю неделю будем, — сказала Лена. — При¬
езжайте к нам в гости.
— Не знаю, — сказал Миша, — на этой неделе мы будем
очень заняты. Завтра на сборе отряда решается вопрос о пе¬
редаче в комсомол. Если нас передадут, то нужно пройти бю¬
ро ячейки, ячейку, райком.
— Вы уже комсомольцами будете? — удивилась Лена.
— Да. — Миша помолчал, потом спросил: — Скажи, у вас
есть чердак?
— Есть.
— Из него виден двор Терентьевых?
— Виден. Зачем тебе?
■— Хочу посмотреть.
— Пойдем покажу.
Миша и Лена вышли в холодные сени, по крутой лестни¬
це поднялись на чердак.
— Дай руку, — сказала Лена, — а то упадешь.
Они перелезли через стропила и подошли к слуховому
окну.
Поселок лежал большими квадратами кварталов; за ним
темнел лес, разрезанный надвое даль¬
ней железнодорожной колеёй. От до¬
мов, сараев, заборов чернели на снегу
длинные тени. Телеграфные провода
струились от столба к столбу, фарфо¬
ровые ролики комочками ютились на
перекладинах. Было светло, почти как
днем.
Лена стояла рядом с Мишей. Лицо
ее, освещенное луной, казалось совсем
прозрачным, только чернели на нем,
тонкие брови и длинные, загнутые
вверх ресницы. Она держала Мишу за
руку, и оба они молчали... Миша по¬
смотрел на соседний, терентьевский
двор. Он был пуст. Вдоль забора ле¬
жали сваленные бревна.
Завыл где-то гудок паровоза и
сразу оборвался.
Миша смотрел на терентьевский
двор. Дверь дома открылась. На
181

заднее крыльцо вышел высокий человек в накинутом на плечи
полушубке. Он стоял спиной к Мише и курил. Потом он бро¬
сил окурок в снег и медленно повернулся. Миша изо всех сил
сжал руку Лены.
Это был Никитский...
Глава 70
ОТЕЦ
Домой ребята вернулись поздно вечером.
Мама читала за столом книгу. Она обернулась к Мише и
укоризненно покачала головой.
— Понимаешь, мама, — быстро заговорил Миша, — встре¬
тили в Пушкине знакомых, вот и задержались. Я там и по¬
ужинал, так что ты не беспокойся. — Он заглянул через ее
плечо в книгу. — Ты что читаешь? А... «Анна Каренина»...
Она почувствовала в его голосе равнодушие и спросила:
— Тебе не нравится?
— Не особенно. Я больше «Войну и мир» люблю. — Миша
сел на кровать и начал раздеваться.
— Почему?
— В «Войне и мире» герои все серьезные: Болконский, Бе-
зухов, Ростов... А здесь не поймешь, что это за люди. Стива
этот — бездельник какой-то. Ему сорок лет, а он из себя все
деточку строит.
— Не все герои легкомысленны, — возразила мама. — На¬
пример, Левин.
— Да, Левин, конечно, посерьезней. Да и то его ничего,
кроме своего хозяйства, не интересует.
— Видишь ли, — мама медленно подбирала слова, — это
были люди своего времени, своего общества...
— Я понимаю. — Миша уже лежал под одеялом, заложив
руки под голову. — Это великосветское общество. Но и в «Вой¬
не и мире» тоже рисуется великосветское общество. А по¬
смотри, какая разница. Там люди имеют цели, стремления,
сознают свой долг перед обществом, а здесь не пой¬
мешь, для чего живут эти люди — например, Вронский,
Стива. Вот скажи: ведь человек должен иметь какую-то цель
в жизни?
— Конечно, должен, — сказала мама, — но, по-моему,
каждый из героев «Анны Карениной» имеет цель. Правда, эти
цели сугубо личные: например, личное счастье, жизнь с лю¬
бимым человеком. Маленькие цели, но всё же цели.
182

Миша поднялся на локте:
— Какая же это цель, мама! Если так рассуждать, то каж¬
дый человек имеет цель. Выходит, у алкоголика тоже есть
цель: каждый день пьянствовать. И у нэпмана: деньги копить.
Я вовсе не о такой цели говорю.
— О какой же?
— Как бы тебе сказать... Цель должна быть возвышенной,
благородной. Вот на днях мы разговаривали с Константином
Алексеевичем. Раньше он служил только из-за денег. Где
больше платят, там и служит. Значит, у него цель не возвы¬
шенная. А сейчас он работает круглые сутки, хочет восстано¬
вить фабрику, чтобы у нас в стране было много товаров, —
значит, у него цель благородная.
— Чем же он виноват? Ведь раньше он не мог ставить
себе такой цели. Он работал у капиталистов, и, конечно, ни¬
что, кроме жалованья, его не интересовало.
— Значит, он не должен был работать, ■— решительно от¬
ветил Миша. — Ведь папа не работал на капиталистов.
— Не совсем так. — Мама качнула головою. — Папе при¬
ходилось работать и у капиталистов.
— Это совсем другое дело. Он работал, чтобы заработать
на существование. Но ведь не это было главным в его жизни.
Ведь он был революционер. И отдал жизнь за революцию. Зна¬
чит, у него была в жизни самая возвышенная, самая благород¬
ная цель.
Они помолчали.
— Я себе очень хорошо представляю папу, — сказал Ми¬
ша.— Мне кажется, что он никогда ничего не боялся.
— Да, — сказала мама, — он был смелый человек.
— И потом, — продолжал Миша, — мне кажется, что он
никогда не думал о себе, о своем благополучии. Самое высшее
для него были интересы партии.
Они замолчали. Миша знал, что маме тяжело вспоминать
об отце.
Потом мама закрыла книгу, потушила свет и тоже легла в
постель, а Миша еще долго лежал с открытыми глазами,
всматриваясь в лунные блики, скользившие по комнате.
Разговор с матерью взволновал его. Может быть, только
сейчас, когда они говорили о цели в жизни, он впервые отчет¬
ливо почувствовал, что детство кончается и он вступает в
жизнь.
И, думая о своем будущем, он не хотел никакой другой
жизни, кроме такой, какую прожил отец и такие люди, как
отец, — люди, отдавшие свою жизнь великому делу револю¬
ции...

Глава 71
ГЕНКИНА ОШИБКА
О том, что он видел Никитского, Миша рассказал товари¬
щу Свиридову. Свиридов велел ребятам ждать и в Пушкино
больше не ездить.
Впрочем, другие заботы владели теперь мальчиками. Со¬
вет отряда постановил передать в комсомол группу пионеров,
в их числе Мишу, Генку, Славу, Шуру Огуреева и Зину Круг¬
лову. Ячейка РКСМ уже их приняла, и они готовились к
приемной комиссии райкома.
Миша очень волновался. Ему никак не верилось, что он
станет комсомольцем. Неужели исполнится его самая сокро¬
венная мечта? Он с тайной завистью поглядывал на комсо¬
мольцев, заполнявших коридоры райкома. Какие веселые, не¬
принужденные ребята! Интересно, что они испытывали, ко¬
гда проходили приемную комиссию? Тоже, наверное, волно¬
вались. Но для них все это позади, а он, Миша, робко стоит
перед большой, увешанной объявлениями дверью. За этой
дверью заседает комиссия, и там скоро решится его судьба.

Первым вызвали Генку.
— Ну что? — кинулись к нему ребята, когда он вышел из
комнаты.
— Все в порядке! — Генка молодецки сдвинул свою бу¬
деновку набок. — Ответил на все вопросы.
Он перечислил заданные ему вопросы, в том числе: какой
кандидатский стаж положен для учащихся.
— Я ответил, что шесть месяцев, — сказал Генка.
— Вот и неправильно, — сказал Миша, — год.
— Нет, шесть месяцев! — настаивал Генка. — Я так отве¬
тил, и председатель сказал, что правильно.
— Как же так, — недоумевал Миша, — я сам читал устав.
Вызвали Мишу.
Он вошел в большую комнату. За одним из столов заседа¬
ла комиссия. Сбоку сидел Коля Севостьянов. Миша робко сел
на стул и с волнением ждал вопросов.
Председатель, молоденький белобрысый паренек в косо¬
воротке и кожаной куртке, торопливо прочел Мишину анке¬
ту, поминутно вставляя слово «так»: «Поляков — так, Михаил
Григорьевич — так, учащийся — так...»
Это наш актив, — улыбнулся Коля Севостьянов, — во¬
жатый звена и член учкома.
— Ты своих не хвали, — отрезал председатель, — сами
разберемся.
Миша ответил на все вопросы.
Последним был вопрос о канди¬
датском стаже.
Миша знал, что год, но Генка...
И он нерешительно сказал:
— Шесть месяцев...
— Неправильно, — сказал пред¬
седатель,,— год. Ладно, иди...
Из райкома ребята поспешили к
Свиридову, вызвавшему их на де¬
сять часов утра. Всю дорогу Миша
и Слава ругали Генку. Слава тоже
неправильно ответил.
— Теперь .начинай все снача¬
ла,— говорил Миша, — всех при¬
мут, а нас нет. Позор на всю
школу!
— Зато у него большие успехи
по конькам! — сказал Слава. — Це¬
лые дни на катке пропадает, даже
газеты в руки не берет.
185

Подавленный всем случившимся, Генка молчал и только
яростно дышал на замерзшее стекло трамвая. Однако мол¬
чание ему не помогало. Друзья продолжали его ругать и, са¬
мое обидное, говорили о нем в третьем лице, даже не обраща¬
лись к нему.
— У нас все в порядке, — передразнил Миша Генку,—
знай наших! Мы сами с усами, лаптем щи хлебаем.
— Шапками закидаем, — добавил Слава.
— Он все о кладе мечтает, — не унимался Миша, — все
клад и клад... Какой кладовщик нашелся!..
— Он в миллионеры метит, — добавил Слава, но более
мягко. Ему стало жаль удрученного Генку.
Они доехали до большого здания, где внизу их ожидал
пропуск в комнату № 203, к товарищу Свиридову.
— Что же вы, друзья, опаздываете? — спросил Свиридов,
когда они явились к нему.
— В райкоме задержались, на приемной комиссии, — от¬
ветил Миша.
— Ого! — Свиридов поднял брови. — Поздравляю моло¬
дых комсомольцев.
Мальчики сокрушенно вздохнули.
— Что случилось? — спросил Свиридов.
— Провалились, — глядя в сторону, сказал Миша.
— Провалились? — удивился Свиридов. — На чем?
— На вопросе о кандидатском стаже.
— Это я виноват, — угрюмо произнес Генка.
— А на остальные вопросы как вы ответили?
— Как будто правильно.
— Что ж вы горюете? — рассмеялся Свиридов. — Из-за
одного неправильного ответа вам не откажут. Кто хочет и
достоин быть комсомольцем, тот им будет. Так что не огор¬
чайтесь... А теперь, ребята, приступим к делу. Слушайте меня
внимательно. Никитский упорно именует себя Сергеем Ивано¬
вичем Никольским. При этом он ссылается на ряд свидетелей,
в том числе и на Филина. — Свиридов усмехнулся. — Хотя по¬
сле пропажи ножен они все передрались: Филин сваливает на
филателиста, филателист — на Филина. Между прочим, — он
посмотрел на ребят, — свой склад они заблаговременно лик¬
видировали: видимо, их кто-то спугнул.
Мальчики молча уставились в пол.
— Да, — едва заметно улыбнувшись, повторил Свири¬
дов,— кто-то их спугнул. А сейчас будет очная ставка между
каждым из вас и Никитским. Вы должны рассказать все; что
знаете. На все вопросы отвечайте честно, так, как оно есть на
самом деле, ничёго не выдумывая. Теперь идите в соседнюю
185

комнату и ждите. Когда надо будет, вас вызовут. Да, еще... —
Свиридов вынул из ящика кортик и протянул его Мише: —
Когда я спрошу, из-за чего Никитский убил Терентьева, ты,
Поляков, предъявишь кортик.
Глава 72
ОЧНАЯ СТАВКА
Сначала вызвали Славу, за ним Генку и, наконец, Мишу.
Миша вошел в комнату. За столом, кроме Свиридова, си¬
дел еще один пожилой человек, в флотской форме, с трубкой
во рту. Генка и Слава чинно сидели у стены, держа на коле¬
нях свои шапки.
У дверей, с винтовкой в руках, стоял часовой. В середине
комнаты, против стола Свиридова, сидел на стуле Никитский.
Одетый в защитный френч, синие галифе и сапоги, он сидел
в небрежной позе, положив ногу на ногу. Его черные волосы
были аккуратно зачесаны назад.
Блестящие солнечные блики двигались по комнате.
Когда Миша вошел, Никитский бросил на него быстрый
колючий взгляд. Но здесь был не Ревск и не будка обходчика.
Миша смотрел прямо на Никитского. Он смотрел на Никит¬
ского и видел Полевого, избитого и окровавленного, разо¬
бранные рельсы и зеленое поле, по которому бегали кони, по¬
терявшие всадников.
'— Вы знаете этого человека? — спросил Свиридов и ука¬
зал на Никитского.
— Знаю.
— Кто он такой?
— Никитский Валерий Сигизмундович, — твердо ответил
Миша, продолжая смотреть на Никитского.
Никитский сидел не шевелясь.
— Расскажите подробно, откуда вы его знаете, — сказал
Свиридов.
Миша рассказал о налете на Ревск, о нападении на эше¬
лон, о складе Филина.
— Что вы скажете, гражданин Никитский? — спросил
Свиридов.
— Я уже говорил, — спокойно ответил Никитский, — у вас
есть более авторитетные показания, нежели измышления это¬
го ребенка.
— Вы продолжаете утверждать, что вы Сергей Иванович
Никольский?
187

— Да.
— И вы проживали в доме Марии Гавриловны Терентье¬
вой как бывший подчиненный ее сына, Владимира Владими¬
ровича Терентьева?
— Да. Она может это подтвердить.
— Вы продолжаете утверждать, что Владимир Владими¬
рович Терентьев погиб при взрыве линкора?
— Да. Это всем известно. Я пытался его спасти, но без¬
успешно. Меня самого подобрал катер.
— Значит, вы пытались его спасти?
— Да.
— Хорошо... Теперь вы, Поляков, скажите... — Свиридов
помедлил и, не отрывая пристального взгляда от Никит¬
ского, спросил: — Не знаете ли вы, кто застрелил Те¬
рентьева?
— Он! — решительно ответил Миша и показал на Никит¬
ского.
Никитский сидел, по-прежнему не шевелясь.
— Мне Полевой рассказывал, он сам видел.
— Что вы на это скажете? — обратился Свиридов к Ни¬
китскому.
Никитский криво усмехнулся:
— Это такая нелепость... И после этого живу в доме его
матери! Если вы склонны верить таким бредням...
— Поляков! Какие у вас есть доказательства?
Миша вынул кортик и положил его перед Свиридовым.
Никитский не отрываясь смотрел на кортик.
Свиридов вынул из ножен клинок, выдернул рукоятку
и вытянул пластинку. Потом не торопясь снова собрал
кортик.
Никитский неотступно следил за его руками.
— Гражданин Никитский, знаком вам этот предмет?
Никитский тяжело откинулся на спинку стула:
— Я впервые его вижу.
— Продолжаете упорствовать. — Свиридов положил кор¬
тик под бумаги. — Пойдем дальше... Введите свидетельницу
Марию Гавриловну Терентьеву, — приказал он часовому.
В комнату вошла высокая женщина в черном пальто и
черном платке, из-под которого выбивались седые волосы.
— Пожалуйста, садитесь. — Свиридов указал на стул.
Она села на стул и устало закрыла глаза,
— Гражданка Терентьева, назовите имя этого челове¬
ка, — сказал Свиридов.
— Сергей Иванович Никольский, — не поднимая глаз, ти¬
хо произнесла Терентьева.
188

— Где, когда и при каких обстоятельствах вы с ним по¬
знакомились?
— Во время войны он приезжал ко мне с письмом от
сына.
— Как звали вашего сына?
— Владимир Владимирович.
— Где он?
— Погиб.
— Когда?
— Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого го¬
да при взрыве линкора «Императрица Мария».
— Вы уверены, что он погиб именно при взрыве?
— Конечно. — Она подняла глаза и с недоумением по¬
смотрела на Свиридова. — Конечно. Я получила извеще¬
ние.
— Вам прислали его вещи?
— Нет. Разве их могли прислать? Кто мог спасти его
вещи?
— Значит, все вещи вашего сына пропали?
— Я думаю.
— Подойдите к столу.
Терентьева тяжело поднялась и медленно подошла к
столу.
Свиридов вынул из-под бумаг кортик и протянул его Те¬
рентьевой.
— Вы узнаете кортик вашего сына? — жестко спросил он.
— Да... — произнесла Терентьева, разглядывая кортик.—
Да...—Она растерянно посмотрела на Никитского, он си¬
дел не шевелясь. — Да... это наш... это его кортик... Влади¬
мира...
— Вас не удивляет, что все вещи вашего сына погибли,
а кортик остался цел?
Терентьева ничего не отвечала. Пальцы ее дрожали на
краю стола.
— Вы молчите, — сказал Свиридов. — Тогда ответьте
мне... я вас спрашиваю в последний раз: кто этот человек? —
Он указал на Никитского.
— Никольский, — едва слышно произнесла Терентьева.
— Так вот, — Свиридов встал и протянул руку по направ¬
лению к Никитскому, — он убийца вашего сына!
Терентьева покачнулась, дрожащие ее пальцы впились в
край стола.
— Что... — прошептала она, — что вы сказали?
Не глядя на нее, Свиридов сухим, официальным голосом
прочитал:
189

— «Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого
года лейтенант Никитский выстрелом из пистолета убил ка¬
питана второго ранга Терентьева Владимира Владимирови¬
ча... Целью убийства было похищение кортик<а».
В комнате стало совсем тихо. Часовой переступил с ноги
на ногу, приклад винтовки чуть слышно стукнул о ковер.
Никитский сидел не шевелясь, устремив взгляд на носок
своего сапога. Терентьева стояла неподвижно. Она смотрела
на Никитского, ее длинные, сухие пальцы сжимали край
стола.
— Валерий... — прошептала она, — Валерий...
Ее помертвевшее лицо белым пятном разрезало синеву
комнаты. Свиридов и моряк бросились ее поднимать.
Глава 73
СЕМЬЯ ТЕРЕНТЬЕВЫХ
По Ярославскому шоссе мчалась легковая машина. В ней
сидели Свиридов, моряк, Терентьева и мальчики. За широки¬
ми обочинами шоссе мелькали маленькие домики московских
пригородов, мачты высоковольтной передачи, стальная излу¬
чина Окружной железной дороги. Потом потянулись сосно¬
вые леса, кюветы с серым, рыхлым снегом, подмосковные де¬
ревни.
— Этот кортик, — рассказывала Мария Гавриловна,—<
принадлежал Поликарпу Терентьеву, известному оружейни¬
ку, жившему сто пятьдесят лет назад. По преданию, он вывез
его с Востока во время одного из своих походов.
Миша толкнул ребят и многозначительно поднял палец.
— При Елизавете Петровне, — продолжала Мария Гав¬
риловна, — Поликарп Терентьев попал в опалу, претерпел
ряд злоключений и удалился в свое поместье, где устроил
тайник. Вероятно, его принудили к этому обстоятельства того
тревожного времени, а может быть, страсть к механике, кото¬
рой отличался старик. В доме до сих пор хранятся сделанные
им вещи: шкатулка с секретами, особенные блоки, подъемни¬
ки, даже часы собственной конструкции. Самым сильным его
увлечением было водолазное дело. Но все его проекты водо¬
лазного прибора и подъема какого-то затонувшего корабля
были для того времени, конечно, фантастическими. Между
прочим, водолазное и судоподъемное дело стало традицион¬
ным в нашей фамилии. Этим занимались сын и внук Поли¬
190

карпа Терентьева и мой сын Владимир. Многие из них уча¬
ствовали в экспедициях. Дед Владимира несколько лет про¬
был на острове Цейлон, всё какой-то корабль поднимали, да
так и не подняли. А отец Владимира собирал материал о
«Черном принце». Но все эти работы были окружены тайной,
ставшей в семье традиционной.
— Интересно! — сказал Свиридов.
— Особенность тайника, — продолжала Мария Гаврилов¬
на, — заключалась в том, что о нем знал только один человек
в доме — глава семьи. Мы, женщины, этим не интересова¬
лись. Шифр, указывающий местонахождение тайника, старик
заделал в кортик. Мой сын Владимир был последним пред¬
ставителем рода Терентьевых. Он получил кортик от моего
мужа в декабре пятнадцатого года. Владимир специально
приезжал в Пушкино. Тогда-то и произошла ссора его с же¬
ной Ксенией. Она требовала, чтобы он оставил ей кортик и
показал тайник. Большую роль в этой ссоре сыграл брат
Ксении, Валерий Никитский. Возможно, он был уверен, что
в тайнике хранились ценности. Он, конечно, ошибался. Если
бы это было так, то Владимир, уезжая на войну, несомненно
оставил бы мне кортик.
Миша и Слава ехидно посмотрели на Генку.
— В прошлом году, — продолжала свой рассказ Мария
Гавриловна, — приехал Валерий. Он уверил меня, что в тай¬
нике хранятся компрометирующие Владимира документы. Он
говорил, что Владимир умер у него на руках и перед смертью
будто бы просил эти документы уничтожить. Для этой
цели Валерий якобы остался в России и вынужден скры¬
ваться...
Машина въехала в Пушкино и остановилась возле дома
Терентьевой.
Дом был каменный, старинной постройки, с колоннами на
фасаде. Дворовые постройки были запущены, частью разру¬
шены, но дом сохранился.
Нетронутый снег на правой стороне участка и замерзшие
окна показывали, что под жилье используется только левая
его половина.
В столовой, куда все вошли, стоял длинный обеденный
стол на круглых резных ножках. Один угол скатерти был от¬
кинут.
На клеенке лежали три кучки гречневой крупы: ее, види¬
мо, перебирали.
— Часов в доме много, — сказала Мария Гавриловна,—
но какие из них, я не знаю.
191

— Вероятней всего те, о ко¬
торых вы упоминали, — сказал
Свиридов.
— Тогда пройдем в кабинет.
В кабинете, в глубокой нише,
стояли высокие часы в деревян¬
ном футляре. За стеклом желтел
циферблат. В нем рядом с отвер¬
стием для завода часов видне¬
лась едва приметная, узкая
щель. Свиридов открыл дверцу
часов. Маятник криво качнулся и
звякнул.
Свиридов перевел стрелки на
двенадцать часов без одной ми¬
нуты, вставил в щель змейку
кортика и, осторожно поворачи¬
вая ее вправо, завел часы.
Минутная стрелка дрогнула,
подвинулась — открылась двер¬
ца над циферблатом, оттуда вы¬
скочила кукушка. Она двенадцать раз прокуковала, п^том ча¬
сы захрипели, кукушка дернулась вперед, вслед за ней дерну¬
лась вся башня часов, открывая верхнюю часть футляра. Фут¬
ляр был с двойными стенками.
Хитроумие тайника заключалось в том, что снаружи баш¬
ня часов и футляр казались неотделимыми, сделанными из
цельного куска дерева. Только после завода часов внутренняя
пружина поднимала башню и открывала тайник, представ¬
лявший собой глубокий квадратный ящик, наполненный бу¬
магами.
Здесь лежали свернутые трубкой и обвязанные ниткой
чертежи с примятыми, обтрепанными краями, папки, туго
набитые пожелтевшими от времени листками бумаги, тетра¬
ди, большой блокнот в сафьяновом переплете.
Свиридов и моряк осторожно вынули документы, разло¬
жили на столе и начали их внимательно рассматривать, из¬
редка перебрасываясь короткими фразами.
Мальчики жались к столу, тоже пытаясь что-нибудь уви¬
деть.
— Все разложено по морям, — говорил моряк. — Вот да¬
же Индийский океан. — Он прочитал на обложке одной пап¬
ки:— «Английский корабль «Гросвенор»; Затонул в 1782 го¬
ду у острова Цейлон. Груз: золото и драгоценные камни».
Бриг «Бетси»...
192

— Давайте-ка лучше свои моря поглядим, — перебил его
Свиридов.
— Так. — Моряк перебрал папки и развязал одну из
них. — Черное море. Вот оглавление: «Трапезунд», корабль
крымского хана Девлет-Гирея... «Черный принц» — затонул
двадцать четвертого ноября 1854 года в Балаклавской бухте,
разбившись во время шторма о прибрежные скалы, груз —
пять миллионов рублей золотом...» Да тут целый список! —
Он перелистал бумаги, покачал головой.—Какие сведения!
Точные координаты места гибели, показания очевидцев, огром¬
ный справочный материал...
— Крепко! — весело сказал Свиридов. — Для нашей но¬
вой организации «Судоподъем» все это пригодится.
— Да, — подтвердил моряк, — материал неоценимый.
Глава 74
ВСТУПЛЕНИЕ
Машина мчалась по Ярославскому шоссе в направлении
Москвы.
На заднем сиденье развалились Миша, Генка и Слава.
Свиридов и моряк остались у Терентьевой, а ребята торо¬
пились в школу на торжественное заседание, посвященное
пятилетию Красной Армии.
Генка откинулся на мягкую спинку:
— Люблю на легковых машинах ездить!
— Привычка, — заметил Миша.
— Все ж таки он вредный старикашка, — снова сказал
Генка.
— Кто?
— Поликарп Терентьев.
— Почему?
— Не мог в тайник немного наличного подбросить...
— Вот-вот, — засмеялся Миша, — ты еще о нитках пого¬
вори...
— При чем тут нитки! Думаешь, я тогда не знал, что у
них в складе оружие? Отлично знал. Только я нарочно о нит¬
ках говорил... для конспирации. Честное слово, для конспи¬
рации. А про Никитского я сразу понял, что это шпион. Вот
увидите: в конце концов он признается, что взорвал «Импе¬
ратрицу Марию».
— А здорово! — сказал Миша. — Никитский еще в Пуш¬
193

кине прятался, а Свиридов уже все знал, так что все равно бы
он на границе попался.
— Миша, — сказал Слава, — а письмо?
— Ах да! — спохватился Миша.
Он вынул из кармана письмо, которое только что вручил
им Свиридов. На конверте крупным, четким почерком бы¬
ло написано: «Михаилу Полякову и Геннадию Петрову.
Лично».
— Видал? — Генка ехидно посмотрел на Славу. — Тебя
здесь и в помине нет...
Миша вскрыл письмо и вслух прочел:
— «Здравствуйте, дорогие ребята Миша и Генка!
Угадайте-ка, от кого это письмо. Угадали? Ну конечно,
угадали. Правильно! Это я, он самый, Полевой, Сергей Ива¬
нович. Ну, как же они, пироги-то, Михаил Григорьевич? Хоро¬
ши? А?
Товарищ Свиридов написал мне о ваших делах. Вот
уж никогда не думал, что вы с Никитским справитесь! Мне
даже немного стыдно, что он тогда, в Ревске, бока мне
намял.
Кортик дарю вам на память. Вырастете большие, посмот¬
рите на кортик и вспомните свою молодость.
О себе могу сообщить, что опять служу на флоте. Толь¬
ко работаю сейчас на новом деле. Поднимаем со дна ко¬
рабли, ремонтируем их и пускаем плавать по морям-океа¬
нам...
На этом кончаю.
Желаю вам вырасти настоящими большевиками, верными
сынами нашей великой революции.
С коммунистическим приветом
П о л е в о й».
...Машина въехала в город. Сквозь ветровое стекло вид¬
нелась Сухарева башня.
— Опоздали мы на собрание, — сказал Миша.
— Может быть, вовсе не идти? — предложил Слава.—
Очень интересно смотреть, как другим будут комсомольские
билеты вручать.
— Именно поэтому мы и должны прийти на собрание, —
сказал Миша, — а то еще больше засмеют.
— Приехали, — объявил шофер.
Мальчики вылезли из машины и вошли в школу.
Собрание уже началось.
194

На лестнице было тихо и пусто, только тетя Броша сидела
у раздевалки и вязала чулок.
— Не велено пускать, — сказала она, — чтобы не опазды¬
вали.
— Ну, Брошечка, — попросил Миша, — пожалуйста, ради
праздника.
— Разве уж, — сказала тетя Броша и приняла их одежду.
Мальчики поднялись по лестнице, тихо вошли в перепол¬
ненный ребятами зал и стали у дверей.
В глубине зала виднелся стол президиума, стоявший на
возвышении и покрытый красной материей.
На стене, над широкими окнами, висело красное полотни¬
ще с лозунгом:
ПУСТЬ ГОСПОДСТВУЮЩИЕ КЛАССЫ ДРОЖАТ ПЕРЕД
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ. ПРОЛЕТАРИЯМ
НЕЧЕГО В НЕЙ ТЕРЯТЬ, КРОМЕ СВОИХ ЦЕПЕЙ, ПРИОБРЕ¬
ТУТ ЖЕ ОНИ ЦЕЛЫЙ МИР.
Мйша едва разобрал эти слова. Бесцветный диск фев¬
ральского солнца блестел в окнах нестерпимым блеском, яр¬
кие его лучи кололи глаза.
Коля Севостьянов кончил доклад. Он закрыл блокнот и
сказал:
— Товарищи! Этот день для нас тем более торжествен,
что сегодня решением бюро Хамовнического районного коми¬
тета РКСМ принята в комсомол первая группа лучших пио¬
неров нашего отряда, а именно...
Приятели покраснели.
Генка и Слава стояли потупившись, а Миша не отрыва¬
ясь, до боли в глазах, смотрел через окно на солнце, и весь
горизонт казался ему покрытым тысячью маленьких блестя¬
щих дисков.
— ...а именно, — продолжал Коля и снова открыл блок¬
нот: — Воронина Маргарита, Круглова Зинаида, Огуреев
Александр, Эльдаров Святослав, Поляков Михаил, Петров
Геннадий...
Что такое? Не ослышались ли они?
Приятели посмотрели друг на друга, и... Генка в порыве
восторга стукнул Славу по спине. Слава хотел дать ему сда¬
чи. Но сидевшая неподалеку Александра Сергеевна угрожаю¬
ще подняла палец. Слава ограничился тем, что толкнул Генку
ногой.
Потом все встали и запели «Интернационал». Миша вы¬
водил его звонким, неожиданно дрогнувшим голосом.
Блестящий диск за окном разгорался все ярче и ярче.
195

Сияние его ширилось и охватывало весь горизонт с очерта¬
ниями домов, крыш, колоколен, кремлевских башен.
Миша все смотрел на этот диск. И перед глазами его стоя¬
ли эшелон, красноармейцы, Полевой в серой солдатской ши¬
нели и мускулистый рабочий, разбивающий тяжелым моло¬
том цепи, опутывающие земной шар.
1946—1948 гг.

АНАТОЛИЙ
РЫБАКОВ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
КРОША

Глава первая
Автобаза находится недалеко от нашей школы. На сосед¬
ней улице. Когда в классе открыты окна, мы слышим рокот
моторов. Это выезжают на работу грузовики и самосвалы.
Они возят материалы на разные стройки Москвы.
Ночью машины длинными рядами стоят на пустыре. Их
охраняет сторож. Завернувшись в тулуп, он спит в кабине.
В случае какого-нибудь происшествия его могут сразу разбу¬
дить. Могут, например, сообщить ему, что ночью что-нибудь
украли.
Днем у ворот автобазы толкутся владельцы легковых ма¬
шин. У них заискивающие лица: они не умеют сами ремонти¬
ровать свои автомобили и хотят, чтобы это сделали рабочие.
Автобаза шефствует над нашей школой. Поэтому в смысле
политехнизации наша школа лучшая в районе. Из других
школ приходят смотреть наш автокабинет.
Водить машину мы учимся на грузовике «ГАЗ-51». Его нам
тоже подарила автобаза.
Школьный завхоз Иван Семенович всегда норовит угнать
грузовик по хозяйственным надобностям. Сердится, когда мы
выезжаем практиковаться. Кричит, что ему срочно необходи¬
мо привезти уголь или еще что-нибудь.
199

Несмотря на это, мы отъездили свои двадцать часов. Не¬
которые ребята даже имеют права на управление автомоби¬
лем. Эти права называются «Удостоверение юного водителя».
В них написано: «...имеет право на вождение автомашин толь¬
ко на детских автотрассах». Так написано в удостоверении.
Но с этими удостоверениями можно разъезжать по городу.
Конечно, если не нарываться на милицию. Впрочем, если не
нарываться на милицию, можно ездить без всякого удостове¬
рения.
На автобазе мы проходим производственную практику.
У параллельного класса «Б» — строительная практика. Они
работают на строительстве пионерского лагеря в Липках. Там
они и живут. Не практика, а дача. А мы должны весь июнь
париться в Москве.
Мне эта практика вообще не нужна. У меня нет техниче¬
ских наклонностей. Если меня что и интересует на автобазе,
то это поводить машину. Но практикантам не дают руля:
И мне здесь делать абсолютно нечего.
Когда мы пришли на практику, директор автобазы сказал:
— Кто будет хорошо работать, может даже разряд полу¬
чить. Не скажу — пятый. Четвертый.
Мы стояли во дворе. Директор был массивный человек, с
темным от загара лицом, одетый в синюю рабочую куртку.
Я сразу понял, что он бывший шофер. У всех старых шоферов
такие, навсегда загорелые лица. Ведь всю свою жизнь они
проводят на открытом воздухе, на ветру и под солнцем. Ди¬
ректор двигался и разговаривал так спокойно и медленно,
будто все время сдерживал себя. Это тоже подтверждало, что
он бывший шофер. Со слабыми нервами нельзя водить маши¬
ну— сразу в аварию попадешь.
— Чем плохо получить разряд?.. — спросил директор и с
надеждой посмотрел на нас. Думал, что мы ужасно обрадуем¬
ся услышать про разряд.
Но мы молчали. Мы знали, что на прошлой практике толь¬
ко одна девочка получила разряд. За необыкновенную дисцип¬
лину и послушание.
Директор посмотрел на небо, медленным взглядом прово¬
дил проходившего мимо слесаря и добавил:
— А кто не хочет работать, пусть прямо скажет, я того мо¬
ментально освобожу.
Некоторые были бы не прочь смотаться отсюда. Я, напри¬
мер, поскольку у меня нет технических наклонностей. Но то,
что директор называл «освободить», означало «выгнать». Это
мы сообразили. И никто не сказал, что не хочет работать.
Потом вышел главный инженер и повел нас показывать
200

автобазу. Чтобы мы имели представление о всем хозяйстве в
целом.
Это правильно. Если ты являешься частью чего-то целого,
то надо иметь о нем представление. Иначе не будешь знать,
частью чего ты, собственно говоря, являешься.
Рядом с главным инженером шли Семечкина и Макарова.
Они записывали по очереди. Совершенно механически. Когда
записывала одна, другая даже не слушала, что говорит глав¬
ный инженер. Только смотрела ему в рот, будто хотела ска¬
зать: «Ах, как интересно вы объясняете! Я просто оторваться
не могу».
Я ничего не записывал. Приду домой — запишу.
Я шел на некотором расстоянии от главного инженера. До¬
статочно близко, чтобы слышать, что он рассказывает, и до¬
статочно далеко, чтобы это не выглядело излишним усердием.
Сзади тянулся длинный хвост ребят. Они осматривали, что
им попадалось на глаза, и рассуждали о качествах разных ма¬
шин. Больше всех рассуждал Игорь. У его брата есть соб¬
ственный «Москвич». Игорь считает себя крупным специали¬
стом в этой области.
А я слушал главного инженера. Все равно придется писать
отчет о практике.
Оказывается, автобаза состоит из двух служб: технической
и эксплуатации. К технической службе относятся ремонт и
вообще уход за машинами. К службе эксплуатации — пере¬
возка грузов на линии.
Техническая служба подчиняется главному инженеру.
Служба эксплуатации — начальнику эксплуатации.
Но главный инженер — первый заместитель директора, а
начальник эксплуатации — только второй.
Я сразу сообразил, что это неправильно. То, что главный
инженер — первый заместитель, а начальник эксплуатации —
только второй. Ведь самое важное — это перевозка грузов.
Можно было бы для смеха высказать эту мысль. Но если ска¬
зать главному инженеру, что его из первых заместителей на¬
до перевести во вторые, то он полезет в бутылку. Он хотя и
маленького роста, но у него длинный нос и сердитый голос. Не
стоит связываться.
Мы закончили осмотр цехов и вернулись во двор. Во дворе
стояла «техничка», закрытая машина с фургоном, на котором
написано: «Техническая помощь». Я подумал, что хорошо бы
мне попасть на эту машину.
Конечно, ребятам с техническими наклонностями повезло.
На автобазе есть разные цеха: механический, кузнечный, мо¬
торный, агрегатный, электротехнический, сварочный, обойный,
201

малярный, медницкий, жестяницкий и другие. Но меня из всех
технических специальностей привлекает только одна — шо¬
ферская. И если я попаду на «техничку», то буду выезжать с
ней на линию. И, может быть, шофер даст мне руль.
Главный инженер провел нас в кабинет и объявил:
— Теперь я вас распределю по рабочим местам.
Я спросил:-
— Можно нам самим решить, кто куда пойдет?
— Нет! — ответил главный инженер. — Это будет непеда¬
гогично.
Он скосил глаза на бумажку, которая лежала у него на
столе под стеклом, и, точно так, как мы отвечаем урок, загля¬
дывая в шпаргалку, пробубнил:
— «Следует также учитывать личные качества учеников.
Рассеянному (невнимательному) поручается работа, требую¬
щая внимания. Слабовольному — работа, требующая волевых
усилий. Робким (замкнутым)—организаторская работа. Ле¬
нивым— работа, результаты которой будут сразу видны».—
Он посмотрел на нас: — Поняли?
Мы поняли. Нас надо распределить на рассеянных (невни¬
мательных), робких (замкнутых), слабовольных и ленивых.
Я сказал:
— У нас таких нет.
— Каких — таких?
— Рассеянных, невнимательных, слабовольных, робких и
замкнутых. Что касается ленивых, то как вы их узнаете?
Этим вопросом я сразу поставил главного инженера в ту¬
пик. Выручил его Игорь, брат которого имеет «Москвича».
Игорь вообще у нас самая выдающаяся личность. У него
бледное лицо. А это считается в нашей школе самым шикар¬
ным. Особенно, если лицо оттенено черными волосами. Голос
у Игоря низкий, басовитый, как у завуча. Наша классная ру¬
ководительница Наталья Павловна всегда ставит нам Игоря в
пример. Его поразительную воспитанность и трезвый ум. На
самом деле Игорь большой дипломат.
Игорь подмигнул нам — мол, не беспокойтесь, сейчас я это¬
го дядю окручу — и, обращаясь к главному инженеру, почти¬
тельно сказал:
— Вячеслав Петрович, вы хотите распределить ребят со¬
гласно их склонностям и интересам?
Он уже знал, как зовут главного инженера!
— Вот именно, — обрадовался главный инженер и опять
скосился в шпаргалку, — «согласно склонностям и интере¬
сам»!
— Тогда позвольте нам это обсудить, — рассудительно про¬
202

говорил Игорь, — мы каждому на¬
метим цех согласно его склонностям
и интересам.
— Что ж, — согласился главный
инженер, — ты дело говоришь.
И укоризненно посмотрел на ме¬
ня. Дал понять, что Игорь говорит
дело, а я несу чепуху.
Я давно привык к тому, что
Игорь говорит умно, а я глупо, что
с ним соглашаются, а со мной нет.
И укоризненный взгляд инженера я
оставил без всякого внимания. Тем
более, что он опять вдруг нахму¬
рился:
— Но вы будете мудрить!..
— Нет!—закричали мы. — Му¬
дрить мы не будем.
Мы стали распределяться по це¬
хам.
С теми, у кого были склонности и
интересы, дело решилось быстро.
Гринько с Арефьевым попросились
в электроцех — они электрики и ра¬
дисты. Полекутин — в моторный,
Гаркуша с Рождественским — в малярный, они художники.
А Игоря главный инженер взял к себе в техники — так он ему
понравился.
Но с теми, кто не имел склонностей и интересов, получи¬
лась полная неразбериха. Особенно с девочками. Они все хо-
тели работать вместе, в одном цехе.
Поднялся шум и крик.
Главный инженер хлопал глазами и поворачивался то в
одну, то в другую сторону. Я чувствовал, что сейчас все ему
надоест и он распределит нас по-своему.
Тут, к счастью, очередь дошла до меня. Я объявил, что хо-
чу проходить практику в службе эксплуатации.
Главный инженер удивился моему выбору. Но согласился:
обрадовался возможности сбагрить меня. Я ему сразу не по¬
нравился.
Я отправился к начальнику эксплуатации. Это был толстый
черный человек с мясистыми губами.
Ровно час я дожидался, пока он с кем-то ругался по те¬
лефону. Даже кончив говорить, он все время хватался за те¬
лефонную трубку.
203

Я объявил, что явился для прохождения производственной
практики. Он был поражен.
— Что они там, с ума посходили?!
И схватился за телефон.
Я испугался, что он позвонит директору, и торопливо доба¬
вил:
— Я хочу работать на машине техпомощи.
Он весело засмеялся, даже погладил телефонную трубку.
— Дорогой мой, ты попал не по адресу! Честное благород¬
но слово. Машина техпомощи мне не подчиняется. Она подчи¬
няется главному инженеру.
Вот как я просчитался!
Он начал объяснять мне, что автобаза состоит из двух
служб: технической и эксплуатации. К технической службе...
Но я перебил его:
— Извините, я ошибся.
И пошел обратно, к главному инженеру. С мрачным видом
он сидел один в своем кабинете за большим письменным сто¬
лом. Я ему объяснил, что в службе эксплуатации для меня под¬
ходящей работы нет.
— Эге, брат, — сказал главный инженер, — ты, я вижу, по¬
рядочный волынщик!
И без дальнейших разговоров послал меня в цех профи¬
лактики, или, как его здесь просто называют, гараж.
Глава вторая
И все же нам здорово повезло, мне и Шмакову Петру. Он
тоже попал в гараж.
Те, кто работали в мастерских, имели дело с частями авто¬
мобиля. Мы в гараже — с автомобилем в целом. Здесь его
моют, смазывают, регулируют, делают текущий ремонт и про¬
филактику. Слесари сами перегоняют машины с места на ме¬
сто, даже выезжают на улицу пробовать, как действуют тор¬
моза. И у нас со Шмаковым Петром была полная возможность
попрактиковаться за рулем.
— Как ты думаешь, Шмаков, — спросил я Петра, — дадут
нам здесь поездить?
Он подумал и ответил:
— Дадут.
Он всегда думал перед тем, как ответить.
— Для этого надо что-то делать, — сказал я.
— Успеем.
— Так вся практика пройдет, — настаивал я.
204

— Надо приглядеться,.— сказал Шмаков Петр.
Но, сколько мы ни приглядывались, никто и не думал да¬
вать нам руль. Отношение к нам было самое безразличное.
Даже равнодушное.
Самостоятельной работы нам не давали — боялись. Дело
здесь ответственное. Из-за недовернутой гайки может слу¬
читься авария. И даже катастрофа. Катастрофа — это та же
авария, только с человеческими жертвами.
И работали мы медленно. А слесари не могли ждать: они
выполняли график, у них был план.
По правде сказать, я и сам был не очень-то заинтересован
в этой работе. Но болтаться без дела, когда вокруг тебя рабо¬
тают, неудобно. Даже противно.
И уж раз я попал сюда, то не желаю, чтобы на меня смот¬
рели как на бездельника и дармоеда.
Мы здесь были «на подхвате». Сходить куда-нибудь. Что-
нибудь принести. Сбегать на склад или в мастерские. Подер¬
жать инструмент, посветить переносной лампой, промыть
части...
Хорошо, когда достанется мыть машину целиком, во дво¬
ре, под брандспойтом. Совсем другое дело! Струя так и бьет!
Направляешь ее то в одно место, то в другое, грязь большими
комками отваливается и падает в канаву. От кузова идет пар,
вода быстро испаряется под лучами июньского солнца. И, ко¬
гда машина, свежая, блестящая, сходит с помоста, видишь ре¬
зультаты своего труда.
Но такая приятная работа перепадала нам редко. Машины
моют вечером, когда они возвращаются с линии, а мы рабо¬
таем утром.
Видно, нам со Шмаковым не так уж повезло. Тем, кто ра¬
ботал в мастерских, пожалуй, повезло больше. Мастерские ра¬
ботали в одну смену, и наши ребята имели дело с одними и
теми же людьми. Они привыкли к этим людям, и люди при¬
выкли к ним.
А гараж работал круглосуточно, в три смены. И мы со
Шмаковым Петром имели дело с разными бригадами.
Когда на третий день пришла бригада, с которой мы рабо¬
тали в первый день, они нас даже не узнали, они совершенно
забыли про нас. Смотрели на нас с нескрываемым удивлени¬
ем: «Как, разве вы все еще здесь?!»
Они даже не знали наших имен. Шмаков Петр выглядел
старше меня, и они его называли «парень». «Эй, парень, а ну-
ка, парень!» Мне они говорили сначала «пацан». «Эй, пацан,
а ну-ка, пацан!» А когда они услыхали, как ребята зовут меня
«Крош», они тоже стали называть меня «Крош», а некоторые
205

даже «Кроша»... «Эй, Кроша, а ну-ка, Кроша!» Они думали,
что меня так называют из-за моего невысокого роста. На са¬
мом деле «Крош» — это сокращенное прозвище от моей фами¬
лии — Крашенинников. В школе всегда сокращают фамилии,
тем более такую длинную, как моя. Вот и получилось
«Крош». А рабочие в гараже придавали этому прозвищу дру¬
гой, унизительный для меня оттенок.
В общем, наше положение никак меня не устраивало. При
таком положении нам никогда не доверят руля.
Я поделился своими мыслями со Шмаковым Петром. Он
ответил: «Сиди спокойно».
Шмакову Петру хорошо так говорить. С его характером
можно сидеть спокойно. Скажут ему: «А ну, парень, сними
болт!» Шмаков Петр молча берет гаечный ключ и начинает
снимать болт. Ни на кого не смотрит. Кряхтит. Углублен в ра¬
боту, будто делает невесть что... И все к нему относятся с ува¬
жением. Такой у него серьезный и сосредоточенный вид.
А потом оказывается, что Шмаков снял вовсе не тот болт,
который нужно было снять.
Я бы сквозь землю провалился от стыда. А Шмаков ниче¬
го... Как ни в чем не бывало начинает все переделывать. С тем
же невозмутимым, сосредоточенным видом. И все считали, что
Шмаков работает лучше меня.
Происходило это вот почему. Я не мог просто так, как
Шмаков, крутить гайку. Мне надо знать, что это за гайка и
для чего я ее кручу. Я должен понять работу в целом, ее смысл
и общую задачу. Дедуктивный способ мышления. От общего к
частному. Шмаков Петр не задает вопросов, а я задаю вопро¬
сы. А слесари не хотят отвечать на вопросы. Им некогда. А мо¬
жет быть, не могут ответить на них.
Даже бригадир слесарей Дмитрий Александрович, худой
человек в берете, похожий на испанца, сказал мне:
— Ты, университант-эмансипе, поменьше спрашивай.
Я сначала не понял, почему он так меня назвал. Потом ока¬
залось, что у Чехова есть рассказ «Святая простота». К свя¬
щеннику, куда-то в провинцию, приезжает сын, известный ад¬
вокат. И отец-священник называет сынл-адвоката «универси¬
тант-эмансипе».
Очень приятно, что бригадир слесарей Дмитрий Алексан¬
дрович ходит в берете, похож на испанца и так хорошо знает
Чехова. Но тем бол^е глупо с его стороны давать человеку
кличку.
Особенно донимал нас слесарь Коська, парнишка из ре¬
месленников.
Шмакова он побаивался. Шмаков не обращал на него ни¬
206

какого внимания. А ко мне он привязывался, посылал то туда,
то сюда. «Эй, Кроша, тащи обтирку!» — кричал он, хотя об¬
тирку поручали принести ему. Он был слесарь всего-навсего
четвертого разряда.
Особенно любил этот Коська задавать нам со Шмаковым
Петром дурацкие вопросы-загадки.
— А ну, скажите, практики (так он называл нас), а ну,
скажите: что работает в машине, когда она стоит на месте?
Я пожимал плечами:
— Что? Мотор.
— Мотор выключен.
— Свет.
— Выключен свет.
— Значит, ничего не работает.
— Эх ты, Кроша несчастный! Тормоза у нее работают, вот
что!
— А если ее не поставили на тормоз? — возражал я.
Коська хохотал:
— Как же ее можно оставлять не на тормозе? Сразу вид¬
но, что вы ни черта не знаете.
И вот, чтобы утереть этому
Коське нос, я принес из дому
свое «Удостоверение юного во¬
дителя» и показал его слеса¬
рям.
Я никак не ожидал, что эти
права произведут на них такое
впечатление.
Они просто обалдели, когда
я им их показал.
Тем более, что я не дал их в
руки. Только показал надпись
на книжечке: «Удостоверение
юного водителя». Потом рас¬
крыл и показал свою фами¬
лию, имя, отчество и фотокар¬
точку.
Все молодые слесари здесь
мечтают стать шоферами. При
каждом удобном случае садят¬
ся за баранку. Лица у них пе¬
рекашиваются от страха. Зато
вылезают они из-за руля с та¬
ким видом, будто совершили
полет в космос.

То, что я, школьник, имею водительские права, поразило их.
У них и в мыслях не было, что эти права ненастоящие.
Ведь они отпечатаны в типографии. Не будет же типография
печатать какую-то липу.
Слесари были нормальные люди и рассуждали здраво.
Именно поэтому они приняли мои права за настоящие.
И были буквально потрясены.
У Шмакова Петра не было прав. Он в свое время не пошел
сдавать экзамен. Сказал тогда: «Кому они нужны, эти дет¬
ские права?!»
Теперь он жалел, что так сказал тогда. Теперь, когда он
увидел, какой авторитет я сразу приобрел этими правами, он
пожалел, что не пошел сдавать экзамен.
Но Шмаков был не так прост, как казался с виду. Он дер¬
жался так, будто у него тоже есть такие права.
Когда слесарь Коська меня почтительно спросил: «Чего ж
ты не ездишь, если права имеешь?» — то Шмаков вместо ме¬
ня ответил: «А чего к рулю рваться. Пусть те рвутся, у кого
прав нету».
Из этого ответа получалось, что у Шмакова тоже есть пра¬
ва. Именно поэтому он не рвется к рулю.
Я тоже держался так, будто права есть у нас обоих. Из
товарищеской солидарности. Тем более, что своим ответом
Шмаков поставил слесаря Коську на место.
Ни у кого не возникло сомнения, что права есть у нас обо¬
их. Наш авторитет неизмеримо возрос.
Но в последующих событиях эти права, мои настоящие и
Шмакова предполагаемые, сыграли роковую роль.
Глава третья
Постепенно к нам привыкли, и мы втянулись в работу.
Нам стали доверять операции, которые полагается выпол¬
нять слесарям четвертого разряда. Например, проверить, как
закреплен передний буфер, номерной знак, стоп-сигнал, фары
или смазка. Надо знать, где, когда и чем смазывать.
Однажды мне даже досталась работа пятого разряда: про¬
верить и закрепить радиатор. Сначала надо внимательно
осмотреть радиатор, не течет ли, потом оба шланга, тоже не
текут ли, затем осторожно подтянуть хомутики. Очень слож¬
ное и ответственное дело. А его поручили мне. И оказалось,
что все сделано правильно.
Когда бригадир Дмитрий Александрович, похожий на ис¬
панца, проверял мою работу, я с безразличным видом выти¬
208

рал руки обтирочными концами. Главное, не суетиться. Если
ты суетишься, обязательно подумают, что ты сделал что-то не
так.
Теперь мы не стояли как болваны, не таращили глаза, ожи¬
дая, куда нас пошлют. Сами знали, что надо делать.
Мы привыкли, и к нам привыкли. Руля нам, правда, не да¬
вали. Но мы не теряли на это надежды. Мы снова стали счи¬
тать, что нам здорово повезло, мне и Шмакову Петру. Ребята,
работавшие в цехах, были прикреплены к одному месту. А мы
разгуливали по всей автобазе. То туда пошлют, то сюда — га¬
раж связан со всеми цехами. Все завидовали нашей живой,
оперативной работе.
Часто мы работали во дворе. Солнышко светит. Дышится
легко. Все видишь: кто приехал, кто уехал, кто куда пошел,
куда что понесли. Слышно, как начальник эксплуатации ру¬
гается по телефону. Словом, находишься в курсе жизни всей
автобазы.
Давно ли главный инженер водил нас по цехам?.. А теперь
мы здесь свои. Вахтер даже пропуска не спрашивает.
По утрам так не хочется вставать. Но что-то толкает тебя:
вставай, вставай! Нехорошо, неудобно... Опоздаешь на какие-
нибудь двадцать минут, а кажется, что все работают давным-
давно. Каждый на своем месте, делает свое дело, а ты оказы¬
ваешься лишним. И не знаешь, что было с утра. Может, ниче¬
го не было, а может, было. Чувствуешь свою неполноценность.
Дело не в дисциплине. Дело в том, что другие работают, а ты
нет. Следовательно, они работают за тебя.
Лучше всего приходить минут так за двадцать, за пятна¬
дцать. Ночная смена еще не ушла, утренняя только приходит.
Их бригадир передает работу нашему. Рабочие переодевают¬
ся, смеются, шутят, рассказывают всякие небылицы. Мы зна¬
ем, кто говорит правду, а кто врет.
Дожидаясь смены, мы сидим на скамейке у ворот гаража.
Утреннее солнышко приятно греет. Последние машины выез¬
жают на линию. Шоферы с путевками выбегают из диспетчер¬
ской, они опоздали и должны торопиться. Машины выезжают
на линию, оставляя за собой голубоватый дымок.
Во дворе стоит директор. Все с ним здороваются: «Здрав¬
ствуйте, Владимир Георгиевич». И директор отвечает: «Здрав¬
ствуйте». Одних он называет по имени-отчеству, других толь¬
ко по имени, третьих только по фамилии, а некоторых никак
не называет, просто говорит «Здравствуйте». Например,
нам.
Впрочем, Игоря он называет по имени. Игорь работает в
конторе, в техническом отделе, трется возле начальства, и ди-
g Библиотека пионера, том VII 209

ректор знает, что его зовут Игорь. А фамилии, может быть,
не знает.
Игорь ходит по цехам и заполняет бланки. В руках у него
большая блестящая папка, в кармане самопишущая ручка, он
угощает рабочих папиросами «Беломор». Держит себя ласко¬
во-снисходительно, будто он заместитель главного инженера.
Так он держится с рабочими. А нам подмигивает, якобы
потешаясь над собственной ролью. Насмешливо называет себя
«клерком». Чтобы мы не подумали, будто он задается. Знает:
тех, кто задается, мы быстро от этого отучаем. Очень простым
способом. И не хочет испытать на себе этот способ.
Игорь любит околачиваться среди старших, любит быть в
курсе всего, находиться в центре событий. Знает по имени-от¬
честву все начальство, всех механиков, мастеров и бригади¬
ров. Знает, что нашего начальника эксплуатации скоро забе¬
рут в трест, и даже называл фамилию будущего начальника
эксплуатации. Сообщил, что директора вчера вызывали в
трест и влепили выговор за плохую подвозку материалов на
строительство жилого квартала в Черемушках. Словом, Игорь
знал такое, чего ни я, ни Шмаков Петр, ни другие ребята ни¬
когда бы не узнали.
Он знал даже владельцев легковых машин, которые подъ¬
езжали к нашему гаражу. Выйдет, бывало, на улицу и пока¬
зывает:
«Эта «Волга» известного врача-гомеопата, по фамилии Ли¬
па. А та, двухцветная, — одного типа, он на Центральном рын¬
ке фруктами торгует. А этот вот задрипанный «Москвичок» —
профессора такого-то...»
Хотя Игорь околачивается возле начальства, всех знает и
угощает рабочих папиросами «Беломор», он никаким автори¬
тетом среди них не пользуется. Рабочие даже не знают, что он
такой же практикант, как мы. Думают, что это новый служа¬
щий из технического отдела.
В школе Игорь считался «выдающейся личностью», а здесь
мы чувствуем свое превосходство. Ведь у нас со Шмаковым
самая грязная работа, мы не вылезаем из-под машин. Мы
этим очень гордимся. Гордимся нашими грязными куртками и
замасленными брезентовыми брюками. У меня нет технических
наклонностей, но уж если пришлось работать, надо работать.
И, когда Игорь со своей блестящей папкой приходит к нам в
гараж за сведениями, мы ему отвечаем:
— Подожди, некогда, не видишь разве?!
Услышав такой ответ, Игорь очень злится, хотя и старает¬
ся не показывать этого.
Так получилось и сегодня.
210

Мы со Шмаковым снимала с машины прогоревшим глуши¬
тель. Нет ничего канительнее этой работы. Стоишь в яме и во¬
зишься с обгорелым глушителем. Работать неудобно, пн к че¬
му не подберешься. Болты, гайки заржавели, ничего не про¬
вернешь, ничего не поддается. Шмаков кряхтел изо всех сил,
но дело не подвигалось.
И вот у края ямы появляется Игорь, присаживается иа
корточки и ласково говорит:
— Здорово, трудяги!
— Здорово! — ответил я довольно неприветливо.
А Шмаков и вовсе ничего не ответил.
— Втыкаете?!
Но ответа от нас не дождался и сказал:
— Сегодня после работы общее собрание практикантов.
Явка обязательна.
— Начинается, — пробормотал я.
— Чего ты бормочешь? — ласково спросил Игорь.
— А то, что надоели твои собрания!

— Оно не мое, — все так же ласково возразил Игорь,—
главный инженер собирает и Наталья Павловна.
Наталья Павловна — это наша классная руководитель¬
ница.
— Знаем, — ответил я, — ты подстроил.
— Я вас предупредил! — объявил Игорь и ушел вместе со
своей блестящей папкой.
Мы со Шмаковым продолжали работать. Проклятый глу¬
шитель никак не поддавался, и я очень нервничал. Ведь
мы работали со слесарем Лагутиным. А это очень неприятный
тип.
Здоровый, красивый парень. Но грубиян ужасный. По ма¬
лейшему поводу выражался самыми нецензурными словами.
Лицо его при этом свирепело, наливалось кровью, глаза дико
вращались, он становился какой-то бешеный. Я твердо решил:
если Лагутин попытается меня оскорбить, я ему дам достой¬
ный отпор.
Лагутин увидел, как мы долго возимся с глушителем, и
спустился в яму. Но при этом довольно грубо оттолкнул меня.
Конечно, яма тесная, в ней трудно не задеть другого. Но я был
уверен, что Лагутин оттолкнул меня нарочно, и сказал:
— Можно не толкаться?
Лагутин не нашелся, что ответить. Только вытаращил на
меня глаза. Но, когда мы наконец сняли глушитель и вытаски¬
вали его из ямы, он ни за что ни про что обругал Шмакова
Петра.
Шмаков преспокойно ругнулся в ответ.
Я потом ему сказал:
— Ругаясь, ты унижаешь самого себя.
— Я не член-корреспондент, — ответил Шмаков Петр.
Особенно возмущало меня отношение Лагутина к Зине. Зи¬
на была диспетчером автобазы. И она была влюблена в этого
Лагутина, что ли, черт их разберет... Раз двадцать в день по¬
являлась в гараже. Делала вид, что ищет кого-то. А искать в
гараже некого. Кого надо, можно вызвать по радио: «Водите¬
ля такого-то просят немедленно зайти к диспетчеру».
Зина проходила по гаражу и смотрела на Лагутина. У него
делалось сонное лицо. А если она подходила к нему, то хму¬
рился, делал вид, что занят, что ему некогда. Зина уходила.
Жалко было на нее смотреть. Жалко и противно. Нельзя так
унижаться!
Шмаков по этому поводу говорил:
— Чего она з.а ним бегает?! Не обязан он с ней гулять.
Дура!
А мне было жалко Зину. Не будет же она ни с того ни с
212

сего приставать к Лагутину. Может быть, он с ней гулял, по¬
том бросил?
Бывают иногда случаи, что девушка ни с того ни с сего
влюбляется в парня, даже если он не обращает на нее внима¬
ния. Но такие случаи редки. Я знаю только один такой случай.
Это наша одноклассница Надя Флерова. Худущая такая дев¬
чонка с блестящими глазами. Она дружит с Майкой Катан-
ской. А Майка самая красивая девочка в школе. И если какой-
нибудь деятель влюбляется в Майку, то Надя Флерова не¬
медленно влюбляется в этого деятеля.
Это, конечно, исключительный случай. Надя Флерова
влюбляется из чувства соперничества к подруге. А может
быть, наоборот, из чувства солидарности. Такие дела интере¬
суют меня меньше всего.
Майка Катанская и Надя Флерова работали в обойном це¬
хе. Там ремонтируют сиденья, шьют брезентовые покрытия,
инструментальные сумки и тому подобное.
Когда Майка проходила по автобазе, все на нее смотрели.
Такая она красивая. Высокая, с двумя длинными черными ко¬
сами. Мне было неприятно, что все на нее смотрят. Что за при¬
вычка— оборачиваться вслед человеку!
Лагутин тоже смотрел на Майку. Видно было, что она ему
нравится. Он понес вдруг в обойный цех сиденье с машины.
Сиденье было совсем хорошее. Но Лагутин сказал, чтобы от¬
ремонтировали. А вчера, когда мы уходили домой, он стоял в
воротах и смотрел на Майку. И что-то сказал ей и Наде Фле¬
ровой. Что именно он сказал, я не расслышал. Но в ту минуту
я решил: если Майка ответит Лагутину, то я буду ее прези¬
рать. Женщина, не оберегающая своего достоинства, ничего
другого не заслуживает.
Майка даже не обернулась.
Я этому очень обрадовался.
Обернулась Надя Флерова. Но на Надю Флерову мне пле¬
вать!..
Мы сняли глушитель и отнесли его на заварку. Потом при¬
несли с заварки и очень долго ставили. Ставить глушитель еще
труднее, чем снимать: приходится держать его на весу, зате¬
кают руки.
Теперь, чтобы закончить эту машину, надо заменить ей
подшипники передних колес. Подшипники я уже принес со
склада. В глянцевитой, промасленной бумаге они лежали на
верстаке. Но ставить их должен сам Лагутин. А его не было,
он околачивался в обойном цехе. Я пошел за ним туда.
С довольной физиономией Лагутин сидел на краю верста¬
213

ка и курил. Майка строчила на машине. Надя Флерова шила
на руках. Мастер Иван Кузьмич кроил на полу кусок дер¬
матина.
— Надо ставить подшипники, — сказал я Лагутину.
Он ничего не ответил.
Я не стал повторять. Он хорошо расслышал, что я сказал.
Я подошел к девочкам. Мне было интересно послушать, как
с ними разговаривает такой грубиян, как Лагутин. Но он мол¬
чал. Может быть, я перебил его. Может быть, он не хотел при
мне продолжать. А может быть, к моему приходу уже все за*
кончил, исчерпал себя.
Вдруг в цех вошла диспетчер Зина и остановилась в дверях.
Я подумал, что сейчас будет небольшой скандалец, и очень
этому обрадовался. Пусть Майка увидит, каков фрукт этот
Лагутин.
— Товарищ Лагутин, можно вас на минуточку? — жалким
голосом проговорила Зина.
У Лагутина сделалось сонное лицо.
— Чего еще?!
■— На минуточку, — повторила Зина.
Все мы, и Майка, и Надя, и даже мастер Иван Кузьмич,
смотрели на них.
Лагутин нахмурился:
— Что за секреты такие?
— По делу, — сказала бедная Зина.
— Ладно, — лениво сказал Лагутин, — зайду в диспетчер¬
скую.
Зина постояла еще немного, повернулась и вышла из цеха.
Наступило молчание.
Я улыбался.
Лагутин исподлобья посмотрел на меня:
— Чего зубы скалишь?!
На что я ответил:
— Мои зубы, хочу и скалю. Идемте лучше ставить под¬
шипники, а то мы уйдем на собрание.
Он прямо позеленел, когда я сказал «лучше». Понял, на
что я намекаю. И проворчал:
— Без вас поставят.
— Как хотите, — сказал я и вышел из цеха.
Глава четвертая
После работы мы собрались на пустыре и уселись возле
старой машины «ГАЗ-51». Эта машина была списана. Как не¬
годная она подлежала разборке на части.
214

Собрание открыл Игорь. Он сказал, что мы отработали не¬
делю и пора подвести итоги. Но прежде всего надо выбрать
председателя и секретаря.
Председателем выбрали его самого. Игоря у нас всегда вы¬
бирали председателем. Секретарем предложили меня. Но я
сказал, что у меня болит рука, я ушиб ее молотком. Это было
давным-давно, я уже забыл об этом. А теперь, к счастью,
вспомнил. Мне поверили. Вместо меня секретарем выбрали
Макарову.
На собрание пришли наша классная руководительница На¬
талья Павловна и главный инженер автобазы. Тот самый, ко¬
торый водил нас в первый день по цехам. Оказывается, он счи¬
тается руководителем нашей практики. А я и не знал.
Главный инженер сказал, что администрация автобазы со¬
здала нам наилучшие условия. Все ребята распределены со¬
гласно их интересам, склонностям и личным качествам. Все
цеха и бригады оказывают нам полное внимание. В общем, все
идет прекрасно. Он надеется, что мы получим трудовые навы¬
ки. А если у кого есть претензии, он их с удовольствием вы¬
слушает.
Но по его лицу было видно, что претензии он выслушает
без всякого удовольствия.
Все молчали, никто не выражал претензии.
Тогда Игорь сказал, что он целиком присоединяется к глав¬
ному инженеру. Практика идет прекрасно. Администрация от¬
носится к нам великолепно. Все ребята сделали колоссальные
успехи. А если кто и отстает, то сам виноват, пусть подтяги¬
вается. Но кто именно отстает, Игорь не сказал. Он старается
никого не задевать.
На самом деле практика у нас шла вовсе не так хорошо,
как они говорили. Взять, например, меня со Шмаковым. Мы
только последние два дня работали нормально. А до этого бы¬
ли «на подхвате». А те, кто работали в механическом цехе, до
сих пор ничего не делали. Стояли за спинами рабочих, смот¬
рели, как те работают на разных станках. Мы их называли
«заспинниками». Один из таких «заспинников», Солоухин, си¬
дел рядом со мной. Я подтолкнул его, чтобы он высказался.
Солоухин махнул рукой: не хотел связываться.
Тогда я сказал:
— Некоторые ребята не работают, а только смотрят.
— Нет, — возразил главный инженер, — они не смотрят, а
наблюдают. У них наблюдательная практика.
Наша классная руководительница Наталья Павловна очень
обрадовалась тому, что все идет хорошо. Она всегда радуется,
когда все идет хорошо, и огорчается, когда идет плохо. И мне
215

тем более не хотелось ее расстраивать. Она уже старенькая,
и у нее слабое сердце. И я не стал возражать главному инже¬
неру.
Наталья Павловна сказала, что она очень рада тому, что
все идет хорошо. Но, добавила она, практику надо увязывать
с учебным процессом, со школьной программой. Когда мы ра¬
ботаем, мы должны все время думать про физические и хими¬
ческие законы, которые изучали в школе. Должны увязывать
эти законы с тем, что мы видим и делаем на производстве.
Мы ничего не возразили Наталье Павловне. Мы никогда ей
не возражаем. Пусть себе говорит.
После этого главный инженер сказал:
— Товарищи! Я, к сожалению, не успел просмотреть ваши
наряды. Но думаю, что заработок каждого составит не менее
тринадцати рублей в день.
Все этому обрадовались и очень оживились.
— Внимание! Есть существенное предложение! — с важ¬
ным видом объявил Игорь.
Но ребята не могли успокоиться. Тринадцать рублей в
день! Никому не снились такие деньги... Особенно девочкам.
Они хихикали, перешептывались, наверно, обсуждали, как бу¬
дут тратить свою зарплату.
— Тише, дети, — сказала Наталья Павловна, — чем тише
вы будете сидеть, тем скорее мы кончим собрание.
Она всегда так нас успокаивала.
Но Игорь очень обиделся, что ребята не хотят выслушать
его существенное предложение. При всей своей воспитанности
он был очень капризен. Он обиженно надул губы и сразу стал
похож на ребенка:
— Если это неинтересно, то я могу не говорить.
Это были красивые слова. Ни при каких обстоятельствах
Игорь не отказался бы говорить. Когда все успокоились, он
сказал:
— Наталья Павловна совершенно права: надо увязать на¬
шу работу со школой. А потому я вношу такое существенное
предложение...
Тут Игорь сделал паузу, чтобы заинтриговать нас и при¬
дать своим словам больше значительности. Это примитивный
ораторский прием. Однако у Игоря он всегда достигал цели—
воцарялась напряженная тишина. Я же, наоборот, никогда не
умел пользоваться этим приемом. Как только я делал паузу,
тут же начинал говорить кто-нибудь другой.
Игорь убедился, что все его слушают, и торжественно про¬
изнес:
— Я предлагаю общими усилиями нашего класса восста-
216

новить этот списанный автомобиль и подарить его нашей
школе.
И он величественным жестом показал на сломанный авто¬
мобиль, возле которого мы сидели.
Все обернулись и воззрились на эту несчастную машину.
Даже человеку, незнакомому с автомобильным делом, было
очевидно ее плачевное состояние. Она стояла на деревянных
колодках и была совершенно «раскулачена»: с нее были сня¬
ты все сколько-нибудь годные части.
— Состояние этой машины тяжелое,—продолжал Игорь,—
работы будет много. Но тем значительнее будет наша за¬
слуга!..
И он сказал еще несколько прочувствованных слов. Если
мы восстановим эту рухлядь, то увековечим наш класс, про¬
славим себя в веках и о нас будут говорить потомки. Он ска¬
зал несколько по-другому, но смысл был такой.
У Натальи Павловны сделалось растерянное лицо. Она все¬
гда приходила в замешательство, когда кто-нибудь из нас вы-
217

ступал с неожиданным предложением. Не знала, как на это
отреагируют директор школы и завуч.
— А вы справитесь с этим? — тревожно спросила Наталья
Павловна.
Все были так обрадованы предстоящей большой получкой,
что потеряли способность к здравому суждению. И хором за¬
кричали: «Справимся!»
Я тоже был рад, что получу такие большие деньги. Но
нельзя же из-за этого терять самообладание, здравый смысл
и трезвый взгляд на вещи.
Я сказал:
— Прежде всего давайте осмотрим этот тарантас. И тогда
будем решать. — И, чтобы мои слова выглядели убедительнее,
добавил: — Надо составить «дефектную ведомость» и опреде¬
лить объем работ.
Вот какие словечки я ввернул! Они произвели на ребят
большое впечатление.
Даже Игорь не нашелся, что ответить. Только насмешливо
спросил:
— Ты, по-видимому, боишься?
— Ничего я не боюсь! — ответил я. — Но надо подойти от¬
ветственно.
Тут встал Вадим Беляев, ткнул пальцем в кузов несчаст¬
ной машины и сказал:
— Я отлично знаю этот драндулет. Он еще в очень хоро¬
шем состоянии. А если чего не хватает, то я достану в два
счета.
Так как в дальнейших событиях Вадим будет играть су¬
щественную роль, я скажу о нем два слова.
Во-первых, Вадим был закадычным другом Игоря, его вер¬
ным помощником и адъютантом. Не помню в каком классе, мы
сочинили про Игоря песенку, в которой были такие слова:
И, ожидая приказаний,
Вадим трепещет перед ним...
«Перед ним» — перед Игорем.
Во-вторых, Вадим был «трудный ученик». В том смысле,
что был известный на всю школу делец. Он менял марки, зав¬
траки, конфетные и спичечные этикетки, устраивал по блату
подписки на всякие собрания сочинений, во время фестиваля
молодежи доставал значок какой угодно страны, даже Кана¬
ды. Вадим мог раздобыть билет на любой футбол, концерт,
выставку, куда угодно. Как это ему удавалось, никто не знал.
218

Он не был спекулянтом. Он был даже, в общем, невредный
парень. Но у него была судорожная страсть что-то доставать,
что-то менять. Может быть, он был просто больной. Ведь
предупреждала же нас Наталья Павловна, что Вадим вроде
как психический, и заклинала нас не вступать с ним ни в ка¬
кие сделки.
В первый день практики Вадим принес на автобазу кар¬
манный радиоприемник, величиной с папиросную коробку
«Казбек», только потолще. Где достал Вадим этот приемник,
я не знаю. .Он его принес, удивил всех и больше не приносил.
На следующий день Вадим явился в финских брюках, очень
узких, в обтяжку, прошитых вдоль и поперек белыми нитка¬
ми. Это хорошие, удобные брюки, с множеством карманов. Но
толстому Вадиму они были узки. Он не мог в них ни сесть, ни
встать. Они даже не застегивались у него на животе. На сле¬
дующий день на Вадиме этих брюк уже не было.
Так каждый день Вадим удивлял всех какой-нибудь новой
вещью. То принесет большой красочный проспект с моделями
американских автомобилей, то папиросную зажигалку с вде¬
ланной в нее крошечной пепельницей. То еще что-нибудь.
В общем, разное. Принесет на один день, а потом эта вещь
исчезает неизвестно куда. И непонятно, чья эта вещь, Вадима
или еще чья-нибудь. Может быть, он ее просто взял взаймы.
Но из-за этих штучек Вадим сразу стал заметной и даже
известной фигурой на автобазе. Его знали все. Тем более, что
Вадим предпочитал быть «на подхвате», любил разгуливать
по автобазе. Я не мог понять толком, в каком цехе он рабо¬
тает. То он возился на складе, то уезжал куда-то с агентом, то
выполнял поручения Игоря.
И вот теперь он стоял толстый, упитанный, розовощекий,
с твердым светлым ежиком на голове, в громадных роговых
очках и утверждал, что он все достанет в два счета.
— Вот видишь, — мягко, но с упреком сказал мне Игорь,—
Вадим понимает общую задачу, а ты не понимаешь.
— Я-то понимаю, — ответил я, — а Вадим болтает чего не
знает!
— Нет! — возразил Игорь. — Машину можно восстановить.
Я тоже в этом немного разбираюсь.
Игорь намекал на то, что у его брата есть «Москвич» и он,
Игорь, лучше нас всех водит машину. Но водить машину од¬
но, а ремонтировать — совсем другое.
— Вот так, — продолжал Игорь, — а в тебе, Крош, нет эн¬
тузиазма. Ты не хочешь участвовать в общем деле.
— Не извращай мою мысль, — сказал я. — Я хочу участво¬
вать в общем деле. Но не хочу, чтобы мы раздавали пустые
219

обещания. Я работаю в гараже и знаю, что такое автомобиль
в целом. Надо прежде всего определить объем работ. Пусть
Шмаков Петр скажет, он тоже работает в гараже.
Но Шмаков Петр ничего не сказал. Он и без того молча¬
лив, а на собраниях у него и вовсе пропадает дар речи. Он
покряхтел, но не выдавил из себя ни слова.
Зато сказал Вадим:
— Считаю предложение Игоря реальным. Пусть выска¬
жутся ребята.
— Пусть выскажутся, — согласился Игорь, — а Крош все¬
гда против. Это не его вина, а его беда.
Этим выражением он хотел меня унизить.
Ребята, работавшие в механическом, спросили, будут ли
они сами вытачивать детали для нашей машины или будут
только наблюдать.
— Конечно, сами, — заверил Игорь. — Правильно, Вяче¬
слав Петрович?
Вячеслав Петрович — главный инженер. Он ответил:
— Если вы будете восстанавливать машину, то только сво¬
ими руками.
Но никто не обратил внимания на его многозначительное
если. Все обратили внимание только на слова: своими руками.
Полекутин и другие ребята, работавшие в моторном цехе,
заявили, что они наверняка соберут мотор на машину.
Майка и Надя Флерова взялись сшить сиденья и спинку
сиденья.
Те, кто работал в электроцехе, сказали, что у них в цехе
полно всякого электрооборудования. Его можно восстановить
и поставить на машину.
Рождественский и Гаркуша взялись покрасить машину в
любой цвет. Резвяков обещал заварить все нужные части —
он работал на сварке. Свидерский и Смирнов сказали, что от¬
ремонтируют радиатор и сделают все медницкие и жестяниц¬
кие работы. Словом, все загорелись этой идеей.
— Наш класс единодушен, — сказал Игорь. — Кроме Кро¬
ша. К счастью, он остался в гордом одиночестве.
Я возразил, что меня не поняли. Я вовсе не против, но счи¬
таю...
Игорь перебил меня и, противно улыбаясь, сказал, что я
могу на деле доказать, что я не против...
Почему так получается? Какую бы глупость ни говорил
Игорь, все с ним соглашаются. А когда я говорю, на лицах
появляется недоверчивое выражение, будто ничего, кроме
ерунды, от меня ждать нельзя. Каждый раз я даю себе зарок
больше не выступать. И все же опять выступаю.
220

— Теперь, — сказал Игорь, — я предлагаю избрать штаб.
Он будет руководить работой по восстановлению машины.
— Зачем штаб?!—закричал я.— Только заседания устраи¬
вать!
Все закричали, что действительно никакого штаба не надо.
Никто не хотел заседать.
— Это правильно, — вдруг согласился Игорь, — пожалуй,
штаба не надо. Но руководителя выбрать необходимо. Чтобы
координировать работу.
Ему самому хотелось быть руководителем.
Тогда я предложил Полекутина, который лучше всех раз¬
бирается в технике.
Я сказал:
— Полекутин лучше всех разбирается в технике. Пусть
он и будет руководителем.
Но подлиза Вадим возразил:
— Для руководителя нужны организаторские способности.
Поэтому я предлагаю Игоря. Он работает в конторе и будет
все координировать. А Полекутина я предлагаю избрать заме¬
стителем по технической части.
Все с этим согласились. Выбрали Игоря руководителем, а
Полекутина заместителем по технической части.
Игорь заявил:
— Как хотите, но необходим помощник по снабжению.
Я предлагаю Вадима. Пробивной парень.
Вадим, конечно, пробивной парень. Но он любит делать
всякие дела, может зарваться и скомпрометировать нас.
И я сказал:
— Я против.
— Почему? — спросил Игорь.
Я не хотел говорить почему.
— Против, и все!
— Надо обосновать свой отвод, — настаивал Игорь.
Я ляпнул:
— Он твой приятель.
Все расхохотались. Игорь опять противно улыбнулся:
— Это не основание для отвода.
Снабженцем выбрали Вадима.
Тогда Игорь заметил:
— Вот видите: я, Полекутин и Вадим и есть тот штаб, ко¬
торый я предлагал с самого начала.
Решили, пусть это называется штабом. Черт с ним, если
ему так хочется!
— Теперь, — сказал Игорь, — пусть каждый цех выберет
старшего.
221

Все стали выбирать.
В гараже работали только двое: Шмаков Петр и я,
Шмаков выбрал в старшие меня.
Глава пятая
От этого собрания у меня остался на душе неприятный оса¬
док. Мне казалось, что ребята только и думают о моем не¬
удачном выступлении и смеются надо мной.
Разве я против восстановления машины? Мне было только
неприятно, чтб это предложил Игорь, а не кто-нибудь другой.
Например, Полекутин, который лучше всех разбирается в тех¬
нике. Полекутин предложил бы это для дела, а Игорь для то¬
го, чтобы показать себя.
Я много раз замечал: Игорь затевает какое-нибудь дело,
подает идею, подымает шум и треск, а когда все проваливает¬
ся, виноватыми оказываемся мы. И я не хотел, чтобы это по¬
вторилось сейчас.
Это мне и следовало сказать на собрании. Напомнить об
идеях Игоря, привести примеры из прошлого. Все бы закри¬
чали, что я прав, Игорь с Вадимом остались бы в позорном
меньшинстве.
Но собрание прошло. Эту речь я уже не мог произнести.
Я пересказал ее в общих чертах Шмакову Петру. Шмаков ска¬
зал:
— Плюнь!
Я заговорил с Полекутиным. Он тоже сказал:
— Плюнь!
Полекутина мы называем «папашей», такой он высокий и
здоровый. Он и Шмаков самые сильные в классе.
Вскоре я убедился, что никто и не думал о моем неудачном
выступлении. Даже Вадим забыл, что я давал ему отвод.
Впрочем, Вадим легкомысленный человек.
Вадим помогал теперь Игорю. А Игорь развил бурную дея¬
тельность, завел себе еще одну блестящую папку. В нее он
складывал бумаги, относящиеся к восстановлению машины.
В этих бумагах одобрялась наша инициатива. Игорь был да¬
же в райкоме. Там тоже одобрили нашу инициативу. Однако
бумажки не дали, сказали: «Валяйте, действуйте!»
Я не понимал: при чем тут бумаги?. Нужны не бумаги, а за¬
пасные части.
Игорь собирал бумажки, а машина между тем валялась на
пустыре. Рабочие начали над нами посмеиваться: мол, взя¬
лись не за свое дело.
222

Слесарь Коська сказал:
— Комики!
А бригадир Дмитрий Александрович выразился так:
— Артисты.
Я сказал Шмакову Петру:
— Рабочие над нами смеются.
На что последовало его обычное:
— Плевать!
Я пошел в моторный цех к Полекутину:
— Надо что-то делать.
— Что же я сделаю? — спросил Полекутин.
— Как — что? — удивился я. — Ведь ты заместитель по
технической части. Надо думать.
— Пусть Игорь думает, это его идея.
— А почему ты молчал на собрании?
На этот убийственный довод Полекутину нечего было от¬
ветить.
Тогда я предложил:
— Соберемся после работы и осмотрим этот несчастный
драндулет.
После работы мы собрались на пустыре. Я, Шмаков Петр,
Полекутин, Гринько из электроцеха, Таранов из агрегатного.
Я позвал их, чтобы более квалифицированно решить вопрос.
Мы подняли капот и осмотрели двигатель. Он был грязный,
без свечей, без ремня, вообще какой-то пустой.
— Я не могу сказать, в каком состоянии двигатель, — объ¬
явил Полекутин, — его надо снять и разобрать.
Мишка Таранов сказал:
— И коробку скоростей надо снять, и задний мост, и перед¬
ний мост. Снять и разобрать. Тогда мы увидим, в каком они
состоянии.
Гринько высказался более определенно:
— На машине нет никакого электрооборудования.
А Шмаков Петр сказал:
— Щиток сняли.
Действительно, на том месте, где полагалось быть щитку,
торчали голые провода.
— И подушки сперли, — добавил Шмаков.
Сидений, в кабине не было.
Мы начали думать, что нам делать.
Я предложил:
— Давайте составим дефектную ведомость.
Дефектная ведомость — это такая ведомость, в которой
указаны все дефекты машины.
— Где мы ее возьмем? — спросили ребята.
223

— Сейчас достану, — ответил я и пошел в гараж.
В верстаке у Лагутина я видел пачку таких ведомостей.
Они напечатаны типографским способом. В них перечислены
все части автомобиля. Надо против каждой части поставить
галочку: годная эта часть или негодная. Очень здорово приду¬
мано.
В гараже никого не было, все ушли на обед. Я открыл
верстак и увидел там пачку ведомостей. Но когда я поднял
эту пачку, то увидел под ней два подшипника. Те самые, кото¬
рые позавчера мы с Лагутиным должны были поставить на
машину и про которые Лагутин сказал, что поставит сам. Это
были именно те подшипники, в той же промасленной бумаге.
Рядом лежал бланк требования, по которому я получал эти
подшипники на складе.
Как же так? Ведь машина уже вышла из ремонта, а под¬
шипники лежат в верстаке. Значит, Лагутин забыл их заме¬
нить. И машина вышла из ремонта со старыми подшипниками.
Халатный человек этот Лагутин.
Я вернулся на пустырь. Возле наших ребят стоял шофер
Зуев.
— В этой машине толку не будет! — сказал Зуев. — Легче
новую собрать.
Удивительная особенность шофера Зуева заключалась в
том, что он был всегда небрит. Если человек не бреется совсем,

то у него вырастает настоящая борода. А если он хоть редко,
но бреется, то в какой-то день он должен быть выбритым.
А рыжая щетина Зуева всегда была одной и той же величи¬
ны. Не увеличивалась и не уменьшалась.
Это был худой, молчаливый человек. Шофер. Но за какую-
то провинность его сняли с машины и перевели в гараж. Ка¬
жется, даже временно лишили водительских прав. Не знаю
точно. Меня он не интересовал. Он был какой-то апатичный.
С кем он сошелся, так это со Шмаковым Петром. Они любили
разговаривать. Сядут в холодке и произносят по одной фразе
в полчаса.
— Пионерский лагерь знаете? — спросил Зуев.
— Конечно! — ответили мы.
— Там стоит другая списанная машина. Куда лучше этой.
А за эту и не беритесь.
Зуев ушел.
Полекутин объявил:
— Ничего не выйдет.
И стал доказывать, что восстановление машины обойдется
чуть ли не в двадцать тысяч рублей. Полекутин здорово раз¬
бирался в технике.
— Почему ты молчал на собрании? — спросил я.
— Тогда я не знал, в каком она состоянии.
— Ага! А ведь я предлагал сначала осмотреть.
— Я не помню, что ты предлагал! — ответил Полекутин. —
У тебя вообще не поймешь, что ты предлагаешь. А эту лайбу
нужно отправить на свалку.
— Хорошо, — дипломатично сказал я, — раз уж мы ее
осмотрели, давайте составим дефектную ведомость.
В дефектной ведомости нам пришлось писать всего два сло¬
ва: «в ремонт» и «отсутствует».
Двигатель — в ремонт, аккумулятор — отсутствует, короб¬
ка передач — в ремонт, динамо — отсутствует. И все в таком
духе.
Мы кончили составлять дефектную ведомость. Появились
Игорь и Вадим. В руках у Игоря была его знаменитая папка.
В руках у Вадима ничего не было.
— Привет! — сказал Игорь. — Чем занимаемся?
Я объяснил ему, чем мы занимаемся.
— Прекрасно!
Игорь сел на подножку, вынул из папки чистый лист бума¬
ги, из кармана вечную ручку и начал что-то писать.
— Что ты пишешь? спросили мы.
Он ничего не ответил и продолжал писать. Потом прочи¬
тал написанное, сначала про себя, затем вслух:
225

— «Поручается товарищам Полекутину, Крашениннико¬
ву, Шмакову, Гринько и Таранову составить дефектную ведо¬
мость и представить ее в штаб».
Мы молчали: не знали, как на это реагировать.
Только Вадим сказал:
— По этой ведомости я все моментально достану.
Игорь мечтательно посмотрел на Вадима и дописал:
«Помощнику по снабжению Вадиму Беляеву — обеспе¬
чить запасными частями».
— Теперь не подкопаешься, документация в порядке, —
сказал Игорь, щуря глаза с таким видом, будто эту писанину
он ведет только'для того, чтобы заткнуть рот каким-то там
бюрократам.
Мы понимали, что Игорь сам законченный бюрократ.
Глава шестая
Мы пошли домой вчетвером: я, Шмаков, Игорь и Вадим.
Мы живем на одной улице. Я со Шмаковым в одном доме,
Игорь с Вадимом в соседнем.
Во дворе мы увидели малышей, игравших в футбол, и
включились в игру. Решили доставить малышам удовольст¬
вие: им не может не польстить, что мы с ними играем.
Вадим — толстяк, носился как угорелый, толкался, «ко¬
вался» и бил мимо ворот.
Шмаков, наоборот, стоял на одном месте и ждал, когда к
нему прилетит мяч. А когда мяч прилетал к нему, выбивал его
на соседний двор.
Игорь играл на эффект. Хотел, чтобы все видели, как здо¬
рово он забивает голы. Требовал, чтобы ему пасовали. Если
не забивал гол, говорил, что ему дали плохой пас. Сам он
никому не пасовал.
Мы погоняли мяч минут пятнадцать. Потом надоело. Тем
более, что малыши расхныкались. Заскулили, что мы не даем
им бить по мячу. Однако самого задиристого мы слегка, по-
отечески, проучили, чтобы с малолетства не привыкал склоч¬
ничать. Но мяч им отдали. Бог с ними, пусть и они поиграют...
Мы уселись вокруг вкопанного в землю стола. По вечерам
здесь играют в домино. Домой идти не хотелось. Был*прекрас¬
ный июньский, солнечный день. Не .такой жаркий и утомитель¬
ный, как в центре города, а легкий и приятный. В нашем райо¬
не микроклимат! Особый климат, гораздо лучший, чем климат
других районов Москвы.
Мы живем на окраине города. Вернее, на бывшей окраине.
226

Теперь здесь новый жилой массив. Вдоль широких проспектов
стоят восьми- и шестиэтажные дома.
Но раньше здесь была деревня. Я даже помню остатки
этой деревни: косогоры, овраги, разбитая булыжная мосто¬
вая, сельмаг, телефон-автомат, один на всю улицу, деревян¬
ные домики, еще и сейчас сохранившиеся кое-где на задних
дворах.
До сих пор мы употребляем названия, оставшиеся от тех
далеких времен: «Дедюкин лес», «косогор», «ссыльный
овраг»... Оврага и косогора больше нет. От леса осталось не¬
сколько деревьев, там собираются разбить парк.
Мы сидели во дворе, вокруг деревянного столика, и на¬
слаждались нашим микроклиматом.
Игорь очень смешно рассказывал про контору, где он рабо¬
тал. Игорь любил тереться среди старших, курил, важно рас¬
суждал с ними, а за глаза всячески высмеивал. И он очень
красочно и смешно расписал недостатки работы конторы.
Мне тоже захотелось рассказать про недостатки работы
гаража. Но никаких особенных недостатков у нас нет. К сча¬
стью, я вспомнил про подшипники и сказал:
— У нас тоже случаи бывают, дай бог! Выписывают на
машину новые детали и забывают их поставить.
И рассказал про подшипники, которые видел в верстаке у
Лагутина.
В ответ Игорь снисходительно изрек:
— Крош, ты наивен!
А Вадим чуть не подавился от смеха:
— Ой, Крош, уморил!
Даже у Шмакова на лице появилось слабое подобие
улыбки.
Я с недоумением смотрел на них, не понимал, чего они сме¬
ются.
— Чудак ты! — сказал Вадим. — Он их нарочно не поста¬
вил. Оставил на машине старые, а новые загнал налево.
Я опешил:
— Но ведь это обман. Машина со старыми подшипниками
выйдет из строя.
— Не выйдет, — успокоил меня Игорь, — старые подшип¬
ники еще наверняка хорошие, иначе бы он их заменил.
— Все равно жульничество! — сказал я.
Игорь прищурился:
— Каждый делает свой маленький бизнес.
— Не каждый, — возразил я, — только Лагутин.
— Тем лучше, — рассудительным голосом проговорил
Игорь, — единичный случай. И потом: если бы старые под¬
227

шипники сменили, их бы выбросили. А так они еще походят.
Никто особенно не пострадал.
— Лагутин украл эти подшипники, — сказал я. — Так и
надо?
Игорь поморщился:
— Зачем употреблять сильные слова? «Украл»! Скомби¬
нировал! Сообразил на сто грамм... Сколько стоят эти под¬
шипники? Пятерку, десятку... Мелочь!
Я сказал:
— Какой же это рабочий класс? Таскать у собственного го¬
сударства.
Игорь махнул рукой:
— Высокие слова...
Но тут во двор въехала «Победа». Из нее вышли девушка
и два парня, приятели Игоря... Игорь поднялся и пошел к
ним...
У каждого из нас есть знакомые ребята, помимо школы и
помимо дома, где мы живем. Это вполне естественно. Иногда
это родственники. Какие-нибудь двоюродные братья или се¬
стры, живущие на другом конце Москвы. Иногда знакомые,
которые неизвестно откуда взялись.
Один такой знакомый есть и у меня. Юра, сын Полины
Григорьевны. С Полиной Григорьевной моя мама познакоми¬
лась на курорте давным-давно, много лет назад. С тех пор они
изредка звонят друг другу по телефону. Болтают о разных
пустяках. Говорить им совершенно не о чем. Но каждый раз¬
говор заканчивается фразой: «Обязательно надо повидаться».
Видятся они раз в году. Один раз в году мама ездит к Полине
Григорьевне. В следующем году Полина Григорьевна приезжа¬
ет к маме. Это называется «курортное знакомство».
И вот, когда Полина Григорьевна приезжает к нам, она
приволакивает с собой Юру. Перед их приездом мама «делает
глаза»:
— Сегодня приедет Полина Григорьевна. Будь дома и зай¬
ми Юру.
Чем его занимать, я не знаю. Это поразительно унылый тип.
Все, что отпустила ему природа, ушло у него в рост. Он на голо¬
ву выше моего папы, а папа на голову выше меня. Костлявый,
как кощей. И похож на вопросительный знак.
Говорить с ним абсолютно не о чем. Он учится в спецшко¬
ле, где преподавание ведется на французском языке. И если
открывает рот, то только для того, чтобы произнести какую-
нибудь французскую фразу. Так он учится думать по-фран¬
цузски.
Мне это в конце концов надоело, и я стал шпарить по-ан-
228

глийски. У меня достаточный запас слов, чтобы городить вся¬
кий вздор. Так мы с ним и проводили вечер. Он произносил
длинные французские фразы, я по-английски чесал все, что
взбредало на ум.
Прощаясь, он говорил: «Же ву ремерси де ту кер, пур сет
суар агреабль», что означало: «Сердечно благодарю вас за
приятный вечер». На что я отвечал: «Джон ком ин зе руум, эпд
супен зе виндау», — что означало: «Когда Джон входит в ком¬
нату, он открывает окно». Эту фразу я вызубрил еще в ше¬
стом классе.
Наши мамаши стояли в коридоре и радовались тому, как
здорово мы владеем иностранными языками.
Такой у меня знакомый. И я не прятал его от своих това¬
рищей. Когда мне надоедал наш англо-французский разговор,
я выводил Юру во двор. Знакомил с ребятами, предоставлял
возможность ему играть с ними, а им — любоваться таким уди¬
вительным экземпляром. Впрочем, он никогда не играл, стоял
в стороне, смотрел на нас и изредка думал по-французски.
Другие наши ребята тоже имели посторонних знакомых.
И при случае знакомили нас с ними. Это в порядке вещей.
Другое дело Игорь.
Игорь никогда не знакомил нас со своими приятелями. Он
нас стыдился. Строил из себя взрослого. Не хотел показы¬
вать своим еще более взрослым приятелям, что водится с ма¬
ленькими. Маленькими он считал нас.
Нам, конечно, было на это наплевать. Мы никому не наби¬
вались на знакомство. Но в поведении Игоря была какая-то
подлость.
Когда появлялись его приятели, он старался отделаться от
нас. Прибегал к недостойным уловкам. Нарушал товарище¬
скую этику.
Так было и сейчас. Как только «Победа» подъехала к тро-
тУаРУ> У Игоря на лице появилось отчужденное выражение,
он поспешно встал и направился к машине.
Как я уже сказал, из машины вышли девица и два парня,
одетые подчеркнуто небрежно: кеды, помятые брюки, спортив¬
ные куртки. Только на девушке вместо куртки был полосатый
свитер.
Они поздоровались с Игорем. О чем-то поговорили. Игорь
поднял руку с открытой ладонью. Этот жест обозначал у него:
«Все будет сделано». Потом они сели в машину и уехали по
направлению к автобазе.
Мы со Шмаковым проводили их равнодушным взглядом.
Но Вадим переживал. Игорь — его закадычный друг, а посту¬
пает по-свински.
229

А кто виноват? Сам Вадим. Никто не заставляет его играть
такую унизительную роль, быть у Игоря на побегушках. Сам
хочет. И нечего переживать.
Не взял тебя Игорь, — равнодушно, но не без ехидства
проговорил Шмаков.
Вадим пожал толстыми плечами:
— А куда он меня должен брать? Что я — маленький?
— Я так, между прочим, — зевнул Шмаков.
— Эти ребята с киностудии, — сказал Вадим, — я их знаю.
Этой осведомленностью Вадим хотел несколько сгладить
неловкость своего положения. Мол, Игорь ничего от него не
скрывает, он в курсе его дел.
Мы знали, что Игорь после школы собирается поступить в
ГИК — Государственный институт кинематографии. Он уже
снимался в массовых сценах, в толпе. Мы специально ходили
смотреть картины, в которых он снимался. Но никогда не мог¬
ли его разглядеть. Игорь, сидевший рядом с нами, говорил:
«Вот, вот, видите, рядом с тем, это я». Того, кто рядом с Иго-
230

рем, мы видели, а самого Игоря не видели. Но нам было
приятно, что наш товарищ снят в картине, которую смотрят
миллионы людей, мы не хотели показаться лопухами, ко¬
торые не могут разобрать, что к чему, и отвечали: «Да-да,
видим».
Глава седьмая
Что бы ребята ни говорили, для меня Лагутин — жулик.
Я не мог привыкнуть к мысли, что он работает рядом со
мной, ходит, разговаривает, как обычный нормальный чело¬
век. Я не мог оторвать от него взгляда, все время смотрел на
него.
Лагутин сердито спросил:
— Чего зенки пялишь?
Но я не мог заставить себя не смотреть на него. Тем бо¬
лее, что мы работали вместе, срочно ремонтировали одну
«Победу».
На этой «Победе» раньше ездил начальник из главка. Но
ездить ему было некуда, машина целыми днями стояла у
подъезда. Только зря платили зарплату водителю. А теперь
ее передают в таксомоторный парк. Там она будет возить пас¬
сажиров. А если начальнику понадобится поехать, он вызовет
такси и поедет. Выгоднее и государству и самому начальни¬
ку — ему, наверно, тоже совестно держать у подъезда маши¬
ну без дела.
Некоторые хозяйственники пытаются всучить таксомотор¬
ным паркам барахло. И таксисты поэтому очень тщательно
принимают машины. Мы готовили машину так, чтобы при
сдаче ее не было никаких недоразумений.
Так как в этот день произошли важные события, расска¬
жу все по порядку.
С самого утра Вадим бегал по автобазе и что-то собирал
в свой склад. Склад ему выделили для сбора частей к маши¬
не, которую мы будем восстанавливать. Это был крошечный
навесик из старого железа, с оторванной дверью.
Вадим примчался к нам и выпалил:
— Собирайте части на машину, директор разрешил.
Мы со Шмаковым удивились:
— Какие части?
— К нашей машине, неужели непонятно? Директор раз¬
решил.
— В гараже нет никаких частей, — ответили мы, — это в
цехах есть части и детали, а здесь ничего нет.
231

— Все равно, что найдете, тащите на склад! — приказал
Вадим и умчался.
Мы, конечно, не стали заниматься такой ерундой. Тем бо¬
лее у нас срочная работа. Рассчитывали эту «Победу» закон¬
чить завтра, а директор приказал кончить сегодня. В помощь
нам дали Зуева, того самого, с небритой бородой, который
любил беседовать со Шмаковым.
И, как только нам дали в помощь Зуева, Лагутин сразу
помрачнел. Я это заметил потому, что все время пригляды¬
вался к нему.
Мы со Шмаковым Петром подавали инструмент, держали
переноску, приносили запасные части. Но, в отличие от пер¬
вых дней, делали это сознательно. Не ждали, пока нам при¬
кажут, а сами по ходу дела видели и подавали.
И вот по ходу дела я сообразил, что сейчас будут ставить
амортизаторы. Амортизаторы поглощают всякие толчки на
дороге, смягчают движение машины. На эту «Победу» были
выписаны новые амортизаторы. Вчера я их получил на скла¬
де и поставил в верстаке у Лагутина.
Я открыл верстак — амортизаторов не было. Я присел на
корточки, снова внимательно осмотрел — нет амортизаторов.
Странно! Я их сам сюда вчера поставил.
Я обошел верстак кругом. Может быть, Лагутин их вы¬
нул?.. И действительно! За верстаком, под кучей обтирки, я
увидел торчащие рычаги амортизаторов.
Я их вытащил, поставил на верстак и стал вытирать.
В это время мимо меня проходил бригадир Дмитрий
Александрович, похожий на испанца. Он посмотрел на амор¬
тизаторы, потом на меня, остановился и спросил, что я делаю.
Я ответил, что вытираю амортизаторы.
Дмитрий Александрович взял в руки один амортизатор,
повертел его в руках, нажал на рычаг, потом спросил меня:
— Где взял?
— Как — где? — ответил я. — На складе.
— Сам получал?
— Сам, — ответил я.
Дмитрий Александрович нахмурился:
— Надо смотреть, чего берете.
Он взял амортизаторы за рычаги и направился к яме, где
под машиной работали Лагутин с Зуевым. Я пошел за ним.
— Лагутин! — сказал Дмитрий Александрович.
— Чего? — ответил Лагутин из-под машины.
— Пойди сюда!
Лагутин вылез, увидел амортизаторы в руках у Дмитрия
Александровича и нахмурился.
232

— Это откуда? — Дмитрий Александрович показал на
амортизаторы.
Лагутин снова посмотрел на них, взял один в руки, повер¬
тел, пожал плечами:
— Не знаю...
— Как — не знаешь? — Дмитрий Александрович кивнул
на меня: — Говорит, на складе получил!
— На складе он новые получил! — Лагутин повернулся ко
мне. — Куда новые дел?
Только сейчас я сообразил, в чем дело. Это, оказывается,
старые амортизаторы. Отремонтированные, но старые. Неда¬
ром я их нашел за верстаком.
Мне стало неудобно. Я смущенно улыбнулся:
— Перепутал... Эти амортизаторы лежали за верстаком.
— Пора бы разбираться, — строго сказал Дмитрий Алек¬
сандрович, — принеси-ка те, я тебе покажу, как старые от
новых отличить.
— Их там нет, — ответил я.
Лагутин еще больше нахмурился:
— Как — нет?! Ты куда их вчера поставил?
— В верстак, вы мне сами велели, — ответил я.
— Как это — нет?! — повторил Лагутин, подошел к вер¬
стаку, присел, поднялся, осмотрел верстак кругом, потом
уставился на меня: — Куда ж ты их поставил?
Я молча смотрел на Лагутина. Все мне было ясно. Не на¬
до иметь много сообразительности, чтобы все понять. Новые
амортизаторы Лагутин сплавил налево, а на машину хотел
поставить хотя и отремонтированные, но старые. Специально
для этого запрятал их за верстак. Поэтому Лагутин так
разозлился, что в помощь нам дали Зуева. Боялся, что Зуев
помешает ему поставить старые амортизаторы. Но помешал
не Зуев, а я. Мое излишнее усердие.
Глядя Лагутину в глаза, я ответил:
— Я же их при вас ставил. И верстак вы за мной за¬
крыли.
Не знаю, что прочитал Лагутин в моем взгляде, но отвер¬
нулся и сказал:
— Куда же они подевались?
Все принялись искать пропавшие амортизаторы. Все, кро¬
ме меня. Я отлично знал, что амортизаторов не найдут. Но
другие не знали. И искали. Говорили, что за ворота аморти¬
заторы вынести не могли — сторож бы увидел. Поставить на
другую машину тоже не поставили — «Победы» в это время
не ремонтировались. Может быть, кто-то спрятал их для сме¬
ха — есть на автобазе такие шутники.
233

Через полчаса вся автобаза знала, что в гараже пропали
новые амортизаторы.
Когда пропадает что-нибудь одно, моментально обнару¬
живается пропажа другого, а потом и третьего и четверто¬
го... Стало известно, что в электроцехе пропали почти новый
аккумулятор и почти новая динамка, в обойном цехе — почти
новые сиденье и спинка сиденья, в механическом — еще
что-то...
На эти слухи я не обращал внимания. Не может быть,
чтобы в один день обокрали всю автобазу! Пропали аморти¬
заторы, все заволновались, стали искать, рыться, и всем стало
казаться, что у них в цехе тоже что-то пропало. А то, что
пропали амортизаторы с «Победы», это факт. И я знал, что
подменил их не кто иной, как Лагутин. Но сказать это я не
мог: у меня не было доказательств.
Прозвенел звонок, У рабочих начался обеденный пере¬
рыв. Мы совсем кончили работу и вышли во двор.
Во дворе было полно народу. Служащие грелись на сол¬
нышке. Молочница прикатила свою тележку. Рабочие поку¬
пали молоко и, усевшись в холод¬
ке, пили его, закусывая бул¬
кой. Бутылка молока и половина
батона—это их обычный завтрак.
На автобазе есть буфет, но все
предпочитают молоко.
Вдруг появляется директор.
Рядом с ним — главный инженер,
мастер обойного цеха, бригадир
электриков и Игорь. У всех хму¬
рые лица, а Игорь и вовсе трясет¬
ся от страха. Директор, не обора¬
чиваясь, спросил:
— Который?
Мастер Иван Кузьмич пока¬
зал на Вадима. Бригадир элек¬
триков тоже показал на Вадима.
Все они показали на Вадима. Ва¬
дим стоял, ничего не понимая, и
улыбался.
— Пошли! — мрачно прогово¬
рил директор.
И направился к сарайчику, где
Вадим хранил запасные части.
Все двинулись за ним. Мы, ко¬
нечно, тоже. Я сразу почувство¬
231

вал неладное. Не из-за мрачного вида директора, а из-за рас¬
терянного лица Игоря. Если Игорь растерялся, значит, про¬
изошло нечто из ряда вон выходящее.
Вадим открыл склад. Директор шагнул туда. Через ми¬
нуту из склада вылетело новое сиденье, затем спинка си¬
денья, потом почти новая динамка, потом полетели еще ка¬
кие-то запчасти, и, наконец, директор протянул бригадиру
электриков почти новый аккумулятор.
Мы стояли потрясенные, раздавленные, уничтоженные.
Не смели поднять глаз, так нам было стыдно. И только Ва¬
дим не проявлял никакого волнения. Спокойно стоял возле
сарая. И каждый раз, когда директор что-нибудь выбрасы¬
вал из сарая, самодовольно улыбался. Обводил всех торже¬
ствующим взглядом, точно приглашая полюбоваться, как
много хороших и дорогих запасных частей он успел сюда на¬
таскать.
Директор брезгливо вытер руки ветошью и спросил:
— Где амортизаторы?
— Какие амортизаторы? — удивился Вадим.
— С «Победы».
— Не знаю, — ответил Вадим.
Директор повернулся к Игорю:
— Чтобы амортизаторы были.
— Хорошо, хорошо, — поспешно ответил Игорь.
— Это заберите! — приказал директор, ткнул ногой в
выброшенные со склада части и удалился.
Рабочие забрали все хорошее. А негодное оставили.
Мы стояли возле сарая и молчали. Тут был весь наш
класс. Что мы могли сказать? Факт налицо. Пропавшие ча¬
сти обнаружены у нас. Какой позор!..
Глава восьмая
Потом Майка сказала:
— Как некрасиво...
Все закричали, зашумели, заговорили. Все обвиняли Ва¬
дима. Это он сказал, что директор разрешил собирать части.
Ребята поднажали. Вот что из этого получилось.
Когда Вадима выбирали в снабженцы, я знал, что ничего
хорошего из этого не выйдет. Вадим обязательно что-нибудь
натворит, и мы влипнем в историю. Сейчас мне очень хоте¬
лось об этом напомнить. Хотелось сказать: «Когда я давал
отвод Вадиму, вы меня не послушались. Вы послушались
Игоря. Пеняйте на себя».
235

Меня так и подмывало это сказать. Но я сдержал себя.
Не потому, что я жалел Вадима, а потому что он ни в чем,
по-моему, не был виноват. Он не таскал эти части потихоньку,
а открыто пришел и открыто сказал, чтобы мы собирали. Во¬
прос в том: разрешил директор или нет. Если разрешил, то
Вадим ни при чем. А если Вадим сам это выдумал, тогда он
виноват. В этом надо спокойно разобраться. Нельзя вдавать¬
ся в панику.
Я спросил Вадима:
— Директор разрешил собирать части или ты это сам
придумал?
— Конечно, разрешил! — ответил Вадим.
— Откуда ты знаешь?
Вадим показал на Игоря:
— Мне Игорь сказал. Правда, Игорь?
Вместо ответа Игорь задумчиво пробормотал:
— Куда могли деться амортизаторы?
— Никаких амортизаторов я не брал! — закричал несча¬
стный Вадим.
Мне не понравилось, что Игорь увиливает от ответа, и я
сказал:
— Дело не в амортизаторах. Ты прямо скажи: разрешил
директор собирать части или нет?
Игорь вытаращил на меня свои голубые глаза и медлен¬
но проговорил:
— Допустим... А что?
— Пожалуйста, без «допустим»!
— Ну, разрешил!
— Чем же тогда виноват Вадим?
— А вот чем! — рассудительным голосом ответил
Игорь. — Надо было не самовольничать, а спросить разреше¬
ния у начальника цеха.
— Но ведь Вадим сам ничего не брал,—возразил я,—
брали ребята.
Игорь укоризненно покачал головой:
— Не надо обвинять всех. Коллектив здесь ни при чем.
— Ты свою демагогию брось! — закричал я. — Не при¬
крывайся коллективом. Тоже взял себе привычку! Отвечай
прямо: в чем вина Вадима?
Игорь даже потемнел от злости. Но старался показать
выдержку:
— Вадим обязан был предупредить ребят, чтобы они ни¬
чего самовольно не брали.
Тут голоса ребят разделились. Одни считали, что Вадим
виноват, другие — что нет. Последних было большинство.
236

Майка сказала:
— Каждый должен отвечать за себя сам, а не прятаться
за спину товарища. Мы с Надей взяли без разрешения по¬
душку и спинку сиденья. Значит, мы виноваты. Нечестно все
сваливать на одного.
Надя Флерова добавила:
— Все виноваты.
Пока ребята спорили, мне в голову пришла блестящая
идея. Я закричал:
— Погодите, сейчас все станет ясно! — и спросил у Иго¬
ря:— Директор тебя предупредил, что надо просить у на¬
чальников цехов?
Игорь почувствовал в моем вопросе ловушку, чересчур
внимательно посмотрел на меня. Потом осторожно ответил:
— Предупредил... В общем... Сказал: «Пусть начальники
цехов покопаются в своих резервах».
— Значит, директор тебя предупредил! — воскликнул я.—
А ты предупредил Вадима?
И тут все поняли, что это и есть главный вопрос. И уста¬
вились на Игоря. Его ответ решал все...
— Видишь ли, — неуверенно начал Игорь, — не может
быть, чтобы я его не предупредил...
— Врешь! — закричал Вадим. — Ни о чем ты меня не
предупреждал. Велел собирать части, и все!
— Погоди! — нетерпеливо отмахнулся Игорь. — Я не
помню точно формулировки... Во всяком случае, я Вадиму не
велел таскать что попало. Вадим не маленький. Должен со¬
ображать. У него на плечах голова, а не дыня.
Тогда я сказал:
— Директор тебя предупредил, а ты Вадима нет. Значит,
ты думал, что у Вадима голова, а директор думал, что у тебя
не голова, а дыня.
Игорь увидел, что я положил его на обе лопатки. Но он
был большой дипломат, вместе со всеми рассмеялся моей
шутке и добродушно проговорил:
— Ну ладно. Дело не в том, кто виноват. В какой-то сте¬
пени, может быть, и я. Хотя я теперь вижу: на прошлом соб¬
рании Крош был прав, когда давал отвод Вадиму.
Этим он хотел завербовать меня в союзники. Но это был
бы беспринципный союз.
— Дело не в Вадиме, а в тебе, — ответил я. — Ты вино¬
ват. И ты хотел все свалить на Вадима. Не вышло.
Ребята согласились с предложением Майки: виноват весь
класс, мы должны извиниться перед дирекцией и пообещать,
что больше этого не повторится.
237

Я воздержался от голосования. Считал, что виноват не
класс, а Игорь.
Игорь сразу повеселел:
— Ладно, пусть будет так. Но как быть с этими несчаст¬
ными амортизаторами? Считают, что мы их взяли.
— Пусть считают! — закричали ребята. — Не брали мы
никаких амортизаторов.
Майка сказала Вадиму:
— Вадим, дай честное слово, что ты не брал!
Вадим приложил руку к сердцу и дал честное слово, что
он этих амортизаторов и в глаза не видел.
И все ему поверили. А я тем более. Ведь я знал, кто под¬
менил амортизаторы.
Игорь тоже поверил Вадиму. Но боялся директора. И по¬
тому внес такое предложение:
— Выберем делегацию. Она пойдет к директору и пере¬
даст ему наше решение. В состав делегации предлагаю:
Майю, Полекутина и Кроша.
— Сам дрейфишь? — заметил я.
— Нет, — возразил Игорь. — Но я слишком часто хожу к
директору по разным текущим делам. Мой приход не произ¬
ведет нужного впечатления. А если пойдет специальная ко¬
миссия, то это произведет нужное впечатление.
Мы тут же пошли к дирек¬
тору. Майя, Полекутин и я.
Игорь тоже увязался с нами.
Так он любил «фигуриро¬
вать». Но в кабинете стоял не¬
сколько в стороне, как чело¬
век, зашедший сюда случайно.
— С чем пришли? — спро¬
сил директор.
Мы договорились, что на¬
чнет Майка. Как с женщиной,
директор обязан говорить с
ней вежливо. Вообще-то он
человек выдержанный, но ма¬
ло ли что... А если понадобит¬
ся по ходу дела, то вмешаемся
мы с Полекутиным.
Майка сказала:
— Класс признает свою ви¬
ну. Мы действительно взяли
кое-что без разрешения. Боль¬
ше этого не будет.

— А амортизаторы? — спросил директор.
— Мы не брали. Они нам не нужны.
— Кто их взял?
— Этого мы не знаем.
— Надо найти, — спокойно сказал директор.
Тут я увидел, что по ходу дела пора вмешаться. И спро¬
сил:
— Интересно, как же мы их найдем?
Директор развел руками:
— Это дело ваше.
Вдруг высовывается Игорь со своим хорошо поставлен¬
ным баском:
— Не беспокойтесь, Владимир Георгиевич, мы примем
меры.
Он хотел задобрить директора.
— Нет, — возразил я, — напрасно Игорь обещает. Класс
его на это не уполномочивал. Мы не брали амортизаторов, не
знаем, где они, и не намерены их искать. А зря обещать не¬
чего.
Директор внимательно посмотрел на меня. Он вообще
как-то чересчур внимательно разглядывает нас, точно никак
не поймет, что мы за люди такие.
Главный инженер сидел возле директора и молчал. Он
считался руководителем практики, отвечал за нас, ему было
неудобно за происшедшее и оставалось только молчать.
Директор спросил:
— Кто разрешил вам без спросу брать части из цеха?
— Ведь мы признали свою вину, — ответила Майя.
— Думаете, признали вину — значит, оправдались?
Майка перебросила косу с одного плеча на другое. Это
значило, что она начала волноваться:
— А что мы должны делать?!
— Не с того конца начинаете, — сказал директор. — На¬
до разобрать машину на агрегаты. Потом развезти агрегаты
по цехам. А там уже посмотреть: какие части годятся, какие
нет.
— Это правильно, — согласился Полекутин.
Я тоже подтвердил, что правильно.
Игорь сказал:
— Именно так мы и решили поступить, Владимир Геор¬
гиевич.
— Аккуратно, чтобы ни одной гайки не потерять, — пре¬
дупредил директор.
— Не беспокойтесь, — заверил его Игорь.
239

Игорь увидел, что разговор с директором оказался вовсе
не таким страшным, сразу осмелел и опять вошел в роль ру¬
ководителя и начальника штаба.
Когда мы вышли из кабинета, он остался там. Сказал нам
вдогонку:
— Подождите меня во дворе, я сейчас выйду.
Во дворе нас ждали ребята. Хотели узнать, что и как. Мы
им объявили, что все в порядке.
Вышел Игорь, тряхнул волосами, весело сказал:
— Инцидент исчерпан. Завтра организованно кидаемся
на разборку лайбы. Но не той, что на пустыре. В лагере, в
Липках, где прошло наше невинное детство, есть еще одна.
Тоже списанная, но в лучшем состоянии. Ее передают нам.
Завтра мы ее притащим.
Все закричали, что это здорово и Игорь молодец.
Я тоже подумал, что Игорь все же молодец. Когда Зуев
сказал про машину в Липках, мы пропустили это мимо ушей.
А Игорь сразу ухватился и уже договорился с директором.
Есть у него административные способности, этого отрицать
нельзя.
Все же я заметил:
— Это мы знали. Еще раньше тебя.
— А почему молчали? — ехидно спросил Игорь.
На это мне нечего было ответить.
Мы стали решать, кто поедет в Липки за машиной. Впро¬
чем, это было ясно. Буксировкой машины занимается гараж,
а в гараже работали мы со Шмаковым Петром...
— Пусть едут Сережа со Шмаковым, — сказала Майя, —
ведь они знают машину в целом! — и улыбнулась.
Майка никогда не называла меня «Крош», только по име¬
ни. И всегда говорила обо мне с улыбкой, значение которой
я не понимал и потому не знал, радоваться мне этой улыбке
или огорчаться.
— Это разумно, — согласился Игорь, — и я поеду с ними.
А старшим здесь останется Ванька Полекутин.
Игорю в лагере делать было абсолютно нечего. Просто
ему хотелось прокатиться и не хотелось ковыряться здесь. Ну
и пусть едет! Полекутин без него здесь гораздо лучше со
всем справится. Полекутин серьезный парень — не трепач, не
звонарь и хорошо разбирается в технике.
Но Игорю этого было мало.
— С нами поедет Вадим, — объявил он.
— Зачем?— удивились мы.
— Мало ли что там потребуется. А как ни говори, парень
он пробивной.
240

Но, как я догадался, Игорь взял Вадима специально для
того, чтобы было кем командовать. Знал, что мною и Шмако¬
вым Петром ему командовать не удастся.
Глава девятая
Вечером я сказал дома, чтобы меня завтра пораньше раз¬
будили. Мне надо ехать в Липки буксировать машину.
Подробнее я не стал рассказывать. Не люблю рассказы¬
вать дома про школу, а тем более про автобазу. Зачем? Мама
никак не может запомнить ни фамилии ребят, ни имени учи¬
телей. Скажешь ей про одного, а она думает на другого.
Каждый раз нужно начинать все снова, про каждого объяс¬
нять, кто он и что он. Кроме того, многие ребята живут в на¬
шем доме. Мама знает их родителей. И может им ляпнуть
чего не следует. Она удивительно несообразительна на этот
счет.
Не помню в каком классе я пришел домой и рассказал,
что Шмаков Петр третий раз подряд хватает двойку по рус¬
скому. Даже не помню, почему я это рассказал. Сидел на
кухне и болтал. Без всякого ехидства и злорадства. Тем бо¬
лее, что Шмаков схватил третью двойку зазря. Только первые
две схватил за дело.
А моя мамаша встретила во дворе бабушку Петра и гово¬
рит ей про эти двойки. Конечно, из самых лучших побужде¬
ний. Хотела ей что-то посоветовать, поделиться опытом,
что ли...
Ничего в этом особенного не было: я рассказал маме, а
она поделилась опытом. Тем более, что Петр не скрывал дома
двоек: они у него в табеле.
Но бабушка Петра приходит домой и начинает его ру¬
гать: «Позор! О твоих двойках знает весь дом. Все соседи
говорят».
Мы чуть не поссорились со Шмаковым навсегда. Я никак
не мог ему втолковать, что никакого злого умысла не было
ни с моей стороны, ни с маминой. Он не желал слушать ника¬
ких объяснений и сказал, что если это повторится, то я могу
здорово схлопотать. Мне пришлось признать, что я звонарь
и что у меня чересчур длинный язык. Только после этого мы
со Шмаковым помирились.
А все мамина непосредственность. Она не сплетница. Про¬
сто у нее искренняя, правдивая натура. Она не понимает, что
разные люди воспринимают все по-разному. Что для одного
пустяк, для другого черт знает что...
9 Библиотека пионера, том VII
241

Я ценю в маме ее искренний, непосредственный характер.
Но не желаю попадать из-за него впросак. Я перестал рас¬
сказывать ей про школьные дела. Сказал только, что буду за¬
рабатывать по тринадцать рублей в день.
— Сколько это будет в месяц? — спросила мама и стала
считать в уме.
Я подсчитал это уже на собрании.
— В июне тридцать дней. Значит, триста девяносто руб¬
лей, почти четыреста.
Но отец сказал, что я получу только за рабочие дни, то
есть без воскресений. Это составит триста двадцать пять руб¬
лей. Почти трйста, а не почти четыреста.
— Как ты собираешься их тратить? — спросил отец.
— Куплю моторчик к велосипеду.
— Ни за что! — заявила мама. — Я и так волнуюсь, когда
ты ездишь на велосипеде. А с моторчиком... ни за что!
Я ей спокойно объяснил, что случиться происшествие мо¬
жет только с растяпой. Многие наши ребята имеют велосипе¬
ды с моторчиками, и ни с кем пока ничего не случилось.
На это последовал обычный ответ:
— Не забывай, что ты самый младший.
Я действительно самый младший в классе. Меня отдали
в школу, когда мне не хватало трех месяцев до семи лет. Дру¬
гим ребятам было полных семь, а некоторым и восемь. Иго¬
рю даже почти девять. Я оказался самым младшим и стоял на
левом фланге.
Постепенно я вырос и меня в классе перестали считать са¬
мым младшим. Только мама продолжала так считать. И чуть
что, говорила: «Не забывай, что ты самый младший».
Так она сказала и сейчас. И добавила:
— Когда тебе исполнится восемнадцать лет, будешь
ездить на чем хочешь.
Раньше мама говорила «шестнадцать лет»... «Исполнится
шестнадцать лет — делай что хочешь».
Но теперь, когда до шестнадцати лет осталось семь меся¬
цев, появилась новая цифра — восемнадцать... «Вот когда
тебе будет восемнадцать лет и ты станешь студентом, вот то¬
гда...» и так далее...
Сейчас она опять прибегла к этим аргументам. Чтобы я
не покупал моторчика к велосипеду.
Мне не хотелось вести этот отвлеченный спор. Если я решу
купить моторчик, то настою на этом тогда, когда придет вре¬
мя покупать. Зачем мне настаивать на этом два раза: сейчас
и потом.
— Ничего еще не решено, — сказал я. — Может быть,
242

куплю моторчик, может быть, подпишусь на Чехова и Баль¬
зака.
Я лег в постель, завел будильник и поставил его рядом с
кроватью, чтобы не проспать. Я долго не мог заснуть, думал
о сегодняшних происшествиях на автобазе. Игорь плохой то¬
варищ. Чем больше приглядываюсь к нему, тем больше в
этом убеждаюсь. Подлость — не выручить товарища. Валить
на товарища собственную вину — подлость в кубе.
Так что в истории с Вадимом я держался правильно: оса«
дил Игоря.
Вот в истории с амортизаторами что-то в моем поведении
было неправильно. Что именно, никак не могу решить...
Я не могу доказать, что Лагутин подменил амортизаторы.
Но я это твердо знаю. И, зная это, я молчу и, значит, покры¬
ваю Лагутина. Не только покрываю, но и разговариваю о
ним, работаю рядом, общаюсь, как с любым другим, то есть
веду себя с ним, как с честным человеком. Значит, я иду на
сделку с собственной совестью.
Что же делать? Открыто сказать про Лагутина? Сказать
про человека, что он вор, это ужасно... И у меня спросят:
«Где доказательства?» А доказательств у меня нет.
Но если бы я тогда не смолчал с подшипниками, открыто
сказал бы про них, то теперь Лагутин не посмел бы подме¬
нить амортизаторы. Даже если бы мне тогда не поверили,
Лагутин все равно не подменил бы амортизаторов: побоялся..
Значит, сказав про подшипники, я бы все это предотвратил.
А вдруг бы мне не поверили? Сочли бы болтуном, а то и кле¬
ветником... Встает вопрос: что дороже, амортизаторы или
репутация?...
Но это уже философия. А я не люблю философии...
И, чтобы скорее заснуть, я решил думать не о Лагутине,
а о чем-нибудь приятном. Например, о том, как я истрачу
свои триста двадцать пять рублей.
Прежде всего, надо сделать подарок отцу и матери.
Моторчик покупать не буду. Человеку, имеющему води¬
тельские права, глупо ездить на велосипеде. На Бальзака и
Чехова не подпишусь, успею...
Поеду в туристскую поездку, вот что! Куда-нибудь в Крым
или на Кавказ. Может быть, и Майка поедет. Когда мы бу¬
дем взбираться на скалы, я буду ей подавать руку...
Вместе мы будем купаться в Черном море. Майка начнет
тонуть. Я брошусь в воду и спасу ее. Как все утопающие, она
будет сопротивляться. Мне придется даже стукнуть ее кула¬
ком по голове. Но это для ее же пользы...
На берегу Майке сделают искусственное дыхание. Она
243

очнется и откроет глаза. Увидит тех, кто делал ей искусствен¬
ное дыхание. Но меня среди них не будет. Я буду сидеть в
стороне. И она не догадается, что спас ее я. Слабым голосом
она спросит: «Кто меня спас?»
Я загадочно отвечу: «Тут, один...»
И вот мы с Майкой путешествуем дальше. Опять взби¬
раемся на скалы, я подаю Майке руку, по-прежнему обере¬
гаю ее. Но Майке все это кажется незначительным и мелким
по сравнению с геройским поступком таинственного незна¬
комца. С грустью думает она о нем. Сравнивает его со мной.
Сравнивает не в, мою пользу: ведь не я, а он спас ее. И в ду¬
ше Майка презирает меня за это...
Но я молчу. По-прежнему, хотя и печально, подаю Майке
руку, когда мы взбираемся на скалы. Мне грустно, что мой
самоотверженный поступок она приписывает другому.
Грустные, мы заканчиваем туристскую поездку. Майка
грустит при мысли о спасшем ее незнакомце, я грущу при
мысли, что Майка думает о нем.
Мы возвращаемся в Москву. Майка рассказывает девчон¬
кам, как она тонула и как неизвестный юноша спас ее. Спас и
ушел. Ушел потому, что скромен, благороден и пожелал
остаться неизвестным. Девчонки переживают, восхищаются,
охают и ахают, завидуют Майке. Надя Флерова мучается
при мысли, что такое романтическое приключение произошло
с Майкой, а не с ней. Все уверяют Майку, что прекрасный
юноша еще непременно объявится. С пляжа он ушел. Но он
не выпустил Майку из виду, узнал, кто она, и появится при
самых неожиданных обстоятельствах. Может быть, даже вы¬
жидает случая, чтобы снова спасти ее.
Так мы учимся последний год. Майка думает о своем спа¬
сителе. Наши отношения с ней уже не такие дружеские. Она
по-прежнему называет меня Сережей, а не Крошем, по-преж¬
нему улыбается, но уже с оттенком грусти: я напоминаю ей
о юноше, которого она любит и будет любить всегда...
Мы кончаем школу. Наступает выпускной вечер. И вот
среди гостей оказывается человек, который тогда, на пляже,
делал Майке искусственное дыхание. Это может быть кто
угодно. Даже кто-нибудь из родителей. Например, отец Инны
Макаровой.
Он подходит к Майке и говорит:
— Очень рад вас видеть.
Откуда вы меня знаете? — спрашивает Майка.
— Как — откуда! Когда вас вытащили из воды, я делал
вам искусственное дыхание.
— Ах, — говорит Майка и грустно улыбается.
244

Тогда отец Инны Макаровой спрашивает:
— Где тот прекрасный молодой человек, который выта¬
щил вас из воды?
Майка улыбается еще печальнее:
— Не знаю...
— Позвольте, — удивляется отец Инны Макаровой, — как
вы не знаете? С ним вы пришли на пляж и с ним ушли.
Майка стоит как громом пораженная. Берет меня за руку
и дрожащим голосом спрашивает:
— Сережа! Почему ты мне не сказал?
Я равнодушно отвечаю:
— Какое это имеет значение?
И отхожу в сторону.
Весь вечер Майка смотрит на меня и терзается мыслью о
том, как она была ко мне несправедлива...
И все девчонки с восхищением смотрят на меня. Я брожу
некоторое время по залу и ухожу домой.
Потом мы с Майкой поступаем в разные институты и пере¬
стаем видеться...
И вот случайно, через год или через два, мы встречаемся...
Я уже заслуженный мастер спорта, чемпион страны по...
Тут я стал думать, в каком виде спорта я буду чемпионом.
Думал долго. И не успел додумать, что произошло во время
нашей случайной встречи с Майкой...
По-видимому, я заснул...
Глава десятая
На следующее утро, ровно в семь часов, мы со Шмаковым
были в гараже.
Что я особенно ценю в Шмакове Петре, так это его точ¬
ность. Договорились в семь, он и пришел в семь. При всей
своей медлительности Шмаков не лишен чувства ответствен¬
ности.
Зато Игорь явился без пяти восемь. А Вадим прискакал,
когда мы уезжали. И поэтому они не увидели утреннего выез¬
да машин на линию.
Мощное зрелише! Шмаков Петр даже рот разинул от
удивления. Громадные грузовики и самосвалы выезжали из
ворот на полной скорости, один за другим, нескончаемым по¬
током мчались по шоссе и растекались по улицам города.
Я бы все отдал, только бы вот так, за рулем, на полном газу,
промчаться в этой могучей колонне...
Мы со Шмаковым стояли у гаража и смотрели на мель¬
245

кавшие в кабинах лица шоферов. За рулем, да еще в колон¬
не, они выглядят совсем не так, как обычно, гораздо внуши¬
тельнее и мужественнее. Вот что значит вести машину!
И сама автобаза в этот ранний час выглядела гораздо
оживленнее и, я бы даже сказал, красочнее. Из репродуктора
доносился звонкий, требовательный голос диспетчера: «Во¬
дитель такой-то, получите путевые документы!.. Водитель
такой-то, приготовьте прицеп! Водитель такой-то, срочно яви¬
тесь к начальнику эксплуатации!..» Шоферы выбегали из
диспетчерской, на ходу засовывали путевку в карман, сади¬
лись в кабины и выезжали из ворот, пристраиваясь в хвост
колонне... Суетился кладовщик, выдавая бочки, брезенты, ин¬
струмент... Слесари ночной бригады торопились закончить
свои недоделки. На мойке в облаках водяных брызг домыва¬
лись последние машины. Все торопились, спешили, шумели...
Но этот шум и спешка были утренние, бодрые, свежие и ра¬
достные. И машины выезжали тоже свежие, чистые, блестя¬
щие... А вечером они вернутся запыленные, испачканные це¬
ментом, известью, кирпичной крошкой, честно отработавшие
свой тяжелый, трудовой день...
В середине двора стоял директор Владимир Георгиевич и
молча наблюдал за происходящим. Он ни во что не вмеши¬
вался, не отдавал никаких приказаний, никому ничего не
говорил. Мимо него пробегали люди, проезжали машины, а
он только молча смотрел. Но здесь, во дворе, спокойный и
молчаливый, он тоже выглядел гораздо внушительнее, чем в
своем кабинете...
Интересно, о чем он думал в эту минуту? Сколько груза
перевезут его машины? Но это в уме трудно подсчитать. На
базе триста машин, каждая поднимает по пять, семь, а то и
десять тонн груза, сделает несколько рейсов. Может быть, он
думал, как пройдет сегодняшний день, не будет ли каких-
нибудь происшествий? Эти триста машин сейчас скроются из
его глаз, будут работать в разных концах Москвы, и мало ли
что может случиться с каждой из них. Директору какого-ни¬
будь завода хорошо: все рабочие перед его глазами. А дирек¬
тору автобазы хуже: шоферы разъезжаются на весь день, он
за каждого отвечает и должен до вечера волноваться...
Выехали последние машины, и автобаза сразу опустела.
Но только на несколько минут. Один за другим приходили
ремонтники, здоровались с директором и расходились по це¬
хам. Началась первая смена...
Мы отправились в Липки с шофером Ивашкиным. Он во¬
зил в лагерь строительные материалы. И ему поручили на
обратном пути прибуксировать нашу машину. Сначала мы
216

заедем на склад за кровельным железом, а уж потом поедем
в лагерь. А мы-то надеялись с ходу, с ветерком, прокатиться
до Липок...
Впрочем, нас ожидал такой удар, что мы забыли и про
склад, и про кровельное железо... С нами едет Зуев. Он будет
вести вторую машину.
Мы ужасно расстроились. Мы рассчитывали сами вести
вторую машину. А нам навязали Зуева. Если нам не дове¬
ряют, то, спрашивается, зачем нас посылают?
Зуев ехал в кабине. Мы в кузове. Сидели, прислонясь
спиной к кабине, глазели по сторонам и возмущались тем,
что с нами послали Зуева.
Ехать в открытом кузове, между прочим, гораздо удобнее,
чем в кабине. В кабине смотришь только вперед. Появится
на дороге что-нибудь интересное, мелькнет и пропадет. А из
кузова видишь все еще очень долго.
Так что сзади гораздо лучше! Тем более, что день был
жаркий, в кузове дул ветерок, и ехать было довольно прият¬
но, если бы не сознание, что нас лишили удовольствия букси¬
ровать машину.
247

По двухъярусному мосту мы пересекли Москву-реку, про¬
ехали мимо стадиона в Лужниках, мимо новой эстакады у
Крымского моста, свернули на Садовую, потом у высотного
здания на Красную Пресню, два раза пересекли железную
дорогу и, наконец, выехали на окраину Москвы. Машина
въехала в ворота склада, а мы остались дожидаться на
улице.
Это была даже не улица, а сплошные заборы. Я ненавижу
заборы. Они наводят на меня тоску. А в детстве наводили
даже страх — мне казалось, что кто-то притаился за ними.
И для чего они нужны?! Разве при социализме должны быть
заборы?
Я поделился этой мыслью с ребятами. Но они со мной
не согласились, сказали — нельзя без заборов! А Игорь мен¬
торским голосом добавил:
— Не умничай, Крош.
У Игоря было надутое, обиженное лицо. Уж кому-кому, а
такому первоклассному водителю, как он, могли доверить
буксировку машины. А тут послали Зуева... Все раздражало
Игоря. Даже то, что Ивашкин заставляет нас так долго
ждать.
По этому поводу Шмаков заметил:
— Нагрузить машину железа не так просто. Его не только
взвешивают, но и считают количество листов.
— Неужели? — удивился я.
— А ты думаешь! Ведь оно оцинкованное, дорогое!
Я позавидовал глубоким практическим познаниям Шмако¬
ва Петра.
Наконец появилась машина Ивашкина. Мы влезли в кузов
и легли на железо. Из-за этого мы не могли глазеть по сторо¬
нам. Но дорога в Липки нам хорошо знакома. Сколько раз
ездили по ней в лагерь, когда были пионерами. Машины, по¬
ля, деревни, мачты электропередач, лески и перелески — все
это было нам хорошо знакомо.
Ивашкин гнал машину вовсю. Обгонял другие машины,
хотя на шоссе стояли знаки, запрещающие обгон. Один раз
обогнал даже машину, которая сама в это время кого-то об¬
гоняла. Двойной обгон — грубое нарушение! Но зато как
приятно мчаться так быстро. Бесспорно, Ивашкин — лихач.
Но машину ведет классно, ничего не скажешь. Если бы за
рулем сидел апатичный Зуев, ни рыба ни мясо, мы ползли бы
как черепахи.
Солнце палило вовсю. Железо нагрелось, нам стало жарко.
Даже прекрасная езда Ивашкина не улучшила нашего на¬
строения. Мы никак не могли примириться с Зуевым. И зачем

его послали! Особенно возмущался Игорь. Кривил губы и воз¬
мущался:
— «Приучайтесь к труду», «Будьте самостоятельны»...
Красивые слова!
— Липа! — мрачно вставил Шмаков Петр.
— Глушат инициативу, — с серьезной миной добавил Ва¬
дим.
На этот раз я был согласен с Игорем. Действительно, ма¬
шину потащат на буксире со скоростью самое большее пят¬
надцать километров в час. Неужели мы не могли бы сидеть
за рулем!
— За нас думает дядя, — продолжал Игорь, — а нам ду¬
мать не дают. Мы для них деточки. Это в шестнадцать лет!
Когда Александр Македонский разгромил фиванцев при
Херонее, ему не было восемнадцати. Наполеон в двадцать
три года уже был генералом... Росли люди!
Он сделал паузу и мрачно добавил:
— Ничего не поделаешь. Двадцатый век — век стариков.
Машина продолжала мчаться по шоссе. Один раз Иваш¬
кин даже проскочил на красный свет. Счастье его, что это был
светофор-автомат и рядом не было милиционера.
— Где-то я читал, — начал вдруг Шмаков Петр, — про
парнишку одного, не то казах, не то кореец. В шахматы иг¬
рает, как первокатегорник. А ему всего пять лет.
Игорь снисходительно улыбнулся:
— Вундеркинд.
— А сколько мастеров спорта в шестнадцать лет?—на¬
стаивал Шмаков.
Игорь презрительно прищурился:
— Не видишь разницы между физическим развитием и
интеллектуальным?
Но Петр гнул свое:
— А музыканты?
— Музыка — узкое дарование, — изрек Игорь.
— Олег Кошевой в шестнадцать лет был начальником
штаба «Молодой гвардии»! — сказал Вадим.
— Исключительный случай, — возразил Игорь.
— На тебя не угодишь!—сказал Вадим. — «Исключи¬
тельный случай, узкое дарование, чисто физическое разви¬
тие»!.. Ты не знаешь, чего хочешь.
Было ясно, что после эпизода с запасными частями Ва¬
дим начинает выходить из-под влияния Игоря. Я был этим
очень доволен.
— И техника растет, — брякнул Шмаков.
Шмаков выражался иногда очень непонятно. Не все его
249

понимали. Но я понимал. И, когда я видел, что он говорит
не совсем ясно, я развивал его мысль.
— При Александре Македонском, — пояснил я мысль
Петра, — был очень низкий уровень техники: слоны, мечи,
копья, щиты. Разве можно сравнить с современной армией:
ракеты, авиация, танки. И, чтобы овладеть современной тех¬
никой, надо гораздо больше образования.
— Эх, ты, — засмеялся Игорь, — слоны были не у Маке¬
донского, а у Кира!
— Македонский воевал не с Киром, а с Дарием, — отве¬
тил я.
— Дело не в царях, а в слонах, — сказал Игорь.
— Дело не в слонах, а в царях, — сказал я.
Игорь насмешливо кивнул на кабину:
— Я вижу, тебе очень нравится Зуев.
— Зуев — одно, Александр Македонский — другое, — от¬
ветил я. — Лев Толстой был глубокий старик, но это не зна¬
чит, что его век — это век стариков. Примеры: Лермонтов,
Добролюбов...
Потом пошла такая медленная, ленивая перебранка, что я
ее даже не запомнил.
Было жарко, было лень, и мы уже доехали до поворота на
Липки.
Глава одиннадцатая
Липки — дачный поселок. В нем полно заборов. Над не¬
которыми даже натянута колючая проволока. Живут здесь
частники и дачники. Дачники снимают у частников дачи.
Частники здорово дерут с дачников.
Машина остановилась. Зуев высунулся из кабины:
— Ребята, топайте в лагерь. Мы разгрузимся и приедем.
Мы слезли с машины и пошли на строительство лагеря.
Мы увидели несколько больших деревянных дач, опоясанных
длинными верандами. Кругом лежали доски, бревна, тес,
кирпичи и другие строительные хматериалы.
Мы зашли в одну дачу — пусто. В другую — тоже пусто.
Ни живой души, ни мебели.
Только на третьей даче мы услышали голоса. Они доноси¬
лись со второго этажа. Мы поднялись туда и увидели ребят
из класса «Б». В ленивых позах они развалились на полу и
вели ленивый разговор.
Когда мы вошли, они замолчали и уставились на нас. Мы
воззрились на них. Нам стало ясно, что у них за практика...
— Трудитесь? — насмешливо спросил Игорь.
250

Они как истинные лодыри ответили:
— А что?!
— Завидую, — сказал Игорь.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что у них простой
из-за отсутствия строительных материалов. Здесь сидела
только часть ребят, другая ушла купаться. Однако было вид¬
но, что простой для них только одно удовольствие.
— Кормят вас, не отказывают? — заметил Шмаков Петр.
Они опять вызывающе ответили:
— А что?!
— Ряшки у вас гладкие, вот что, — сказал Шмаков.
Они радостно загоготали, будто Петр сказал им нечто
очень лестное. Даже обижаться им лень.
Мы объяснили цель своего приезда и спросили, где нахо¬
дится списанная машина.
— У кладовщика, — ответили они.
— Может быть, оторвете свои седалища от пола и пока¬
жете нам кладовщика? — спросил я.
Никто из них даже не двинулся с места. Они опять загого-

тали и начали всячески издеваться над нашим намерением
восстановить машину. Они были, в общем, неплохие ребята.
Но сейчас на них напало такое настроение. Бывают моменты
массового психоза, когда весь класс начинает ни с того ни с
сего смеяться, орать, вытворять всякие штуки. Такой момент
наступил и у них.
— Довольно ржать! — сказал я.
Но они гоготали как сумасшедшие. И веб по поводу маши¬
ны. Таким смешным и диким казалось им наше намерение ее
восстановить. Они ведь ничего не понимали в автомобильном
деле. Глупости они пороли невероятные. Но каждая глупость
казалась им верхом остроумия. Результат чрезмерного пита¬
ния плюс безделье.
— Веселитесь, — сказали мы и пошли искать кладовщика.
...Мы думали, что быстро приготовим машину к буксиров¬
ке, подцепим ее и поедем. Это оказалось не так просто. Я по¬
нял, что без Зуева мы бы ничего не сделали. Ивашкин ника¬
кого участия в работе не принимал, посидел немного и ушел.
Зуев велел нам накачать баллоны, а сам стал налаживать
свет и сигнал. Без света и сигнала запрещается буксировать
машину.
Надевать покрышки на диски, заправлять в них камеры
очень тяжелое дело. Мы вертели колесо туда и сюда — навер¬
но, вертели бы его до утра. Игорь кричал на Вадима, я тоже
стал кричать на Вадима, Вадим хватался то за одно, то за
другое. В конце концов мне стало его жаль. Он ни в чем не
был виноват, мы вымещали на нем свое раздражение. Я пере¬
стал кричать на него и сказал Игорю, чтобы он тоже не кри¬
чал. Игорь ответил: «Не учи!» — но орать на Вадима пере¬
стал.
Подошел Зуев, стал ногами на покрышку, нажал на мон¬
тировочные лопатки и заправил баллон. Нам оставалось толь¬
ко накачать его. Накачивали по очереди, но Игорь что-то
слишком часто передавал насос. Я сказал:
— Так не пойдет! Каждый должен качнуть сто раз.
И только после этого передавать другому.
Так мы и стали сменяться. Несколько раз нам казалось,
что баллон накачан, но Зуев ударял по нему лопаткой и го¬
ворил: «Мало!» И мы качали еще.
Часа, может быть, через три мы накачали все баллоны.
Устали смертельно и извозились в пыли.
У Зуева дело тоже подошло к концу.
Мы поддомкратили машину, вынули из-под нее деревян¬
ные колодки и поставили колеса. Это была уже пустяковая
работа.
252

Зуев сел за руль и велел нам толкать машину. Мы навали¬
лись, но машина и не думала двигаться. Так она окоченела
и заржавела. Зуев вылез из кабины, уперся плечом, на по¬
мощь к нам пришел кладовщик. В конце концов под кряхте¬
ние Шмакова Петра и яростные крики остальных машина вы¬
катилась из сарая во двор.
Мы проголодались и объявили Зуеву, что идем в лагерь
обедать. Зуев в ответ молча кивнул головой, вынул бумажный
сверток с колбасой, хлебом и огурцами и тоже уселся пере¬
кусить.
Мы пошли в лагерь. Столовая была пуста. На кухне нам
ничего не дали, посоветовали дожидаться ужина.
— В поселке есть чайная, — сказал Вадим.
— Талеров нет, — ответили мы.
После некоторого колебания Вадим сказал:
— Я вам ссужу, но уговор: в получку отдать.
Мы поклялись, что отдадим, и отправились в чайную в са¬
мом прекрасном расположении духа: мы будем обедать в чай¬
ной, как настоящие рабочие, а не в пионерской столовой, где
кормят бульоном и киселем.
Мы уселись за столик у окна. Толстое, румяное лицо Вади-
ма выражало некоторое беспокойство. Боялся, что мы не от¬
дадим долг. Но деваться было некуда. Он вынул из кармана
двадцатипятирублевку и сказал:
— Ассигную четвертной. Получается по шесть рублей с че¬
ловека. Лишний рубль за мой счет. Пользуйтесь.
И, сказав про лишний рубль, совсем расстроился.
Игорь предложил:
— Каждый заказывает, что хочет. Не будем считать ко¬
пейки.
Мы согласились, что копейки считать нечего. Но все же
лучше заказать всем одинаково. Игорь состроил презритель¬
ную физиономию, но подчинился большинству.
Мы заказали четыре селедочных винегрета, четыре борща,
четыре рагу и четыре бутылки лимонада.
Шмаков Петр заметил, что лимонад здесь наверняка
дрянь. Вместо четырех бутылок лимонада лучше взять две
бутылки пива. Получится по стакану на брата.
Мы нашли предложение Шмакова Петра разумным.
В одну секунду мы расправились с селедочным винегре¬
том, запили его пивом. Потом принесли очень горячий борщ.
Мы от него разомлели. Тем более, что сидели у окна: солнце
хотя и склонялось к западу, но еще палило вовсю. А после
рагу мы совсем обалдели. Но, в общем, после обеда мы чув¬
ствовали себя изумительно. От палящего солнца, от мертвой
253

сонной тишины поселка нам хотелось петь, и в то же время
хотелось спать.
Мы особенно не спешили. Куда спешить? Дело мы свое
сделали, машину приготовили. А поведет ее все равно Зуев,
потащит Ивашкин. Не уедут без нас. А уедут — скатертью
дорога! Искупаемся и поедем поездом. Ехать на машине мы
вовсе не обязаны. Ведь доверили ее не нам, а Зуеву. Всего
хорошего, счастливого пути!
Мы заглянули на дачи, где жили ребята из класса «Б».
Надо бы их разыграть, рассчитаться за издевательство над
нашим классом. Но в лагере был тихий час. Если мы подымем
шум, проснутся малыши. А малыши не виноваты, что им сю¬
да прислали больших дураков из класса «Б».
Глава двенадцатая
Машины стояли на своих местах. И машина Ивашкина, и
та, которую мы должны были буксировать. Под ней, разло¬
жив на земле подушки сиденья, спал Зуев.
Он проснулся, услышав наши голоса, вылез из-под маши¬
ны и сиплым от сна голосом спросил:
— Ивашкин где?
Мы ответили, что не знаем.
Зуев сполоснул лицо водой из бочки и ушел искать Иваш¬
кина.
Практичный Шмаков тут же вытянул подушку, на кото¬
рой спал Зуев, и улегся на ней. Вадим схватил спинку си¬
денья и тоже лег.
Тогда мы с Игорем бросились к машине Ивашкина. Каж¬
дый из нас старался первым захватить кабину. Спать нам
уже не хотелось. Но раз Вадим и Шмаков нашли место для
спанья, мы хотели найти место еще лучше.
Мы одновременно открыли дверцу и стали толкаться, от¬
тесняя друг друга. В конце концов оба ввалились в кабину.
Улечься было негде, и мы уселись. Я — против руля, Игорь —
сбоку.
Тут я увидел, что Игорь не отрываясь смотрит на щиток.
Я проследил за его взглядом. И все дальнейшие события на¬
чались с той секунды, когда наши взгляды сошлись в одной
точке... Ивашкин оставил в кабине ключ зажигания. Машина
была в наших руках...
— Гм! — пробормотал Игорь. — На «Москвиче» все рас¬
положено совсем- по-другому...
«Москвич» я не знаю. Но «ГАЗ-51» знаю хорошо. На
254

«ГАЗ-51» я проходил практику. И я стал все объяснять Иго¬
рю. И, чтобы получше ему объяснить, мне захотелось завести
мотор. Чтобы подтвердить свои объяснения на практике.
Конечно, это чужая машина. Но я заведу ее ровно на се¬
кунду. Ничего с ней не случится. И никто ничего не узнает...
Я повернул ключ зажигания, оттянул подсос и нажал педаль
стартера...
Мотор взревел. Я быстро задвинул подсос и уменьшил
газ... Мотор спокойно работал на малых оборотах.
— Хорошо работает на малых, — сказал Игорь.
— Подходяще, — ответил я и выключил зажигание.
Мотор стих.
— А ну-ка пусти, я попробую, — сказал Игорь.
Мы поменялись местами. Игорь включил зажигание, по¬
думал, вздохнул и нажал стартер.
Мотор заработал снова.
Игорь то прибавлял, то убавлял газ. Двигатель то шумел
сильнее, то совсем стихал.
— Хватит, — сказал я, — выключай!
Мы снова поменялись местами.
— На «Москвиче» мотор работает тише и равномернее, —
сказал Игорь.
На это я рассеянно ответил:
— Не знаю, не знаю... Не вижу разницы.
В это время я левой ногой выжал педаль сцепления. По¬
том отпустил. Потом опять выжал и опять отпустил. Я ста¬
рался это делать плавно, как нас учил инструктор. Потом я
включил первую скорость, она включилась хорошо. Я вклю¬
чил вторую скорость, она тоже включилась хорошо. И третья
включилась прекрасно. Я включил задний ход — великолеп¬
но! Все включалось чудесно, легко, без всякого нажима. Если
я заведу мотор, то проделаю все это точно так же. И спокойно
поеду куда надо.
Игорь с снисходительным видом рассуждал о преимуще¬
ствах «Москвича» над «ГАЗ-51»... Но его слова не доходили
до моего сознания. Оно, то есть мое сознание, было целиком
сосредоточено на машине. Я снова завел мотор. Выключил.
Снова завел...
И вот, когда я завел мотор в третий раз, я включил первую
скорость и, потихоньку отпуская сцеплейие, начал прибавлять
газ...
Машина медленно и плавно двинулась вперед.
Тут же я качал переводить на вторую скорость, но она не
включалась. Я стал торопливо заталкивать ее, но никак не
мог затолкнуть. Машина теряла инерцию. Тогда я снова
255

включил первую. Но в это время дал слишком много газа.
Машина дернулась и остановилась. Мотор заглох.
— Не блеск, — сказал Игорь.
Я немного успокоился, взял себя в руки, снова завел мотор
и, глядя в заднее окошко, стал подавать машину назад.
И, как только она дошла до своего прежнего места, я сразу
затормозил. Мотор опять заглох.
— На тройку, — объявил Игорь.
Я начал ему объяснять, почему у меня так получилось. Но
Игорь перебил меня:
— Оправдываться будешь в суде. Заглушил два раза, и
все!
Подошли Шмаков и Вадим.
— Раскатываетесь? — спросил Вадим.
А Шмаков Петр ничего не спросил. Шмаков Петр не зада¬
ет вопросов. Тем более таких, какие задает Вадим.
— Пусти! — сказал Игорь и начал сталкивать меня с си¬
денья.
Он тоже хотел прокатиться. Я испугался. За себя я не бо¬
ялся, а за Игоря боялся, хотя он ездил лучше меня.
— Придет Ивашкин, и будет дикий скандал, — предупре¬
дил я.
Игорь в ответ пробормотал:
— За меня не беспокойся. За себя лучше беспокойся.
Он завел машину, доехал до ворот, вернулся задним хо¬
дом, опять доехал до ворот, опять вернулся... Потом поехал
по направлению к той машине, которую мы должны буксиро¬
вать в Москву. Остановился возле нее, высунулся из кабины
и крикнул:
— Привязывайте буксир!
— Ты что, с ума спятил? — спросил я.
— Не беспокойся, — ответил Игорь, — мы только привя¬
жем трос, все приготовим, шоферы нам спасибо скажут. Да¬
вай, Шмаков, привязывай! Вадим, помогай!
Шмаков и Вадим схватили буксир и иачали его привязы¬
вать.
Я понял, что будет дальше... Игорь вошел в азарт, Вадим
со Шмаковым Петром тоже вошли в азарт. И, конечно, мы
хоть немножко, да протащим машину. А раз так, я не желаю
оставаться в дураках... Я быстро влез в кабину второй ма¬
шины и сел за руль. Если я буду зевать, то Вадим или Шма¬
ков перехватят у меня и этот руль.
— Готово? — крикнул Игорь, высунувшись из кабины.
— Готово! — ответил Вадим. Он привязывал трос к перед¬
ней машине.
256

Шмаков ничего не ответил. Он привязывал трос к задней
машине. Как всегда, кряхтел изо всех сил.
— Крош, помоги ему! — скомандовал Игорь.
Но я и не думал двинуться с места. Нашли дурака! Как
только я вылезу из кабины, туда моментально залезет Вадим
или тот же Шмаков Петр.
Игорь потерял терпение, выскочил из кабины и стал помо¬
гать Шмакову. Вдвоем они лежали под машиной, кряхтели,
сопели, ругались... Потом встали, тяжело дыша и стряхивая с
себя пыль... Все было готово.
— Так! — распорядился Игорь. — Ты, Вадим, стань на
подножку к Крошу. Ты, Шмаков, ко мне. Будете передавать
сигналы. Крош, ты готов?
Я ответил, что готов, и крепко ухватился за руль. На под¬
ножке у меня стоял Вадим.
Передняя машина тронулась. Трос натянулся. Моя маши¬
на дернулась и тоже пошла вперед.
Я неплохо вожу машину. Как говорит наш инструктор —
«уверенно». Но сейчас, у меня уверенности не было. Оттого,
что не сам я ехал, а меня тащили. Волокли на аркане. Я за¬
висел не от себя, а от Игоря. Конечно, Игорь умеет водить
машину. Но буксировать машину — это совсем другое дело.
Нужно думать о том, кого буксируешь. А Игорь ехал сам по
себе. Дергал. Трос то ослабевал, то натягивался. Я боялся
наскочить на машину Игоря.
Мы выехали со двора и остановились. Игорь вылез из ка¬
бины и подошел ко мне:
— Как?
— Порядок! Только не дергай, пожалуйста! — попросил я.
— Ты сам дергаешься, — ответил Игорь.
Мы снова двинулись вперед. Справа от дороги тянулся
лес, слева — овраг, довольно глубокий. Дорога была в выбо¬
инах. Но ни лес, ни овраг, ни выбоины меня не страшили. Те¬
перь я чувствовал себя гораздо увереннее.
Игорь тоже чувствовал себя увереннее. Поехал быстрее.
Дернул с места. Потом дернул, когда переключал скорость.
Мою машину вдруг потянуло вправо. Я крутанул руль влево.
Игорь опять дернул. Мою машину закинуло налево. Я кру¬
танул руль вправо... Меня стало кидать то вправо, то
влево...
Я крикнул Вадиму: «Останови!» Вадим замахал руками,
но Игорь не останавливался. Меня опять закинуло влево, к
оврагу. Я стал изо всех сил выворачивать руль, но руль меня
не слушался. Я нажал на тормоз... Выло уже поздно... Моя
машина накренилась и начала сползать в овраг...
257

Передо мной мелькнуло испуганное лицо Вадима... Он со¬
скочил с подножки и покатился вниз. Моя машина ползла и
наклонялась все больше и больше. Я упал с сиденья на
дверцу...
Глава тринадцатая
Вылезти с моей стороны было невозможно: кабина лежа¬
ла на земле. Чем-то у меня были обожжены руки, я не обра¬
тил на это внимания. Единственной моей мыслью было по¬
скорее выбраться отсюда. Я попробовал открыть правую
дверцу, она была надо мной. Дверца не открывалась, ее пе¬
рекосило. К счастью, стекол в ней не было. Я осторожно под¬
тянулся и, упираясь одной ногой в сиденье, другой — в руль,
вылез из кабины, спрыгнул на землю, огляделся вокруг и уви¬
дел следующую картину.
Моя машина лежала на боку, в обрыве, привалившись ку¬
зовом к дереву. Но удерживало ее не дерево, а трос, привя¬
занный к машине Ивашкина. Он был натянут, как струна, моя
машина висела на нем.
От машины по косогору тянулась полоса взрытой земли и
сломанного кустарника — метров двадцать Игорь волочил ме¬
ня по обрыву.
Машина Игоря стояла на дороге. Игорь, высунувшись из
258

кабины, смотрел на меня. Не вылезал, боялся снять ногу с
тормоза. Он был бледен. На подножке стоял Шмаков Петр,
он не был бледен. Внизу стоял Вадим. Он стоял почти на дне
оврага, и я не видел — бледен он или нет.
Все трое с ужасом смотрели на меня. Однако не двигались
с места. Думали, что я убит, и боялись подойти.
Но я был жив. Даже не ушибся. Только обжег руки. И тут
до моего сознания дошло, что я обжегся кислотой из аккуму¬
лятора. Зуев поставил его в кабине временно, чтобы доехать
до Москвы. Но это не страшно. В аккумуляторе не стопро¬
центная серная кислота, а электролит, раствор, им не обож¬
жешься. Пощиплет и пройдет.
— Крош, ты жив? — закричал Вадим и подбежал ко мне.
— Умер, — ответил я.
Шмаков тоже подошел. Они смотрели на меня так, точно
я действительно вернулся с того света.
— Не узнали? — сказал я.
— Как тебя угораздило? — спросил Шмаков.
Я пожал плечами. Сам не понимал, как все получилось,
как я попал в овраг. Руля из рук не выпускал, сознания не те¬
рял. Я только хорошо помнил, что руль вдруг перестал меня
слушаться. Вернее, машина перестала слушаться руля. И ее
потащило в овраг.
— Подойдите сюда! — закричал Игорь.
Он, бедняга, не мог снять ноги с тормоза. Мы подошли.
— Что случилось? — спросил Игорь.
— Сам не видишь?!
— Но как это произошло?
— Черт его знает! Ты стал дергать, и машина потеряла
управление.
У Игоря задрожали губы:
— Когда я стал дергать?
— Тогда! Вадим кричал, чтобы ты остановился, а ты пер*
ся вперед.
— Неправда! — вскипел Игорь. — Я тут же остановился.
Я усмехнулся:
— Интересно... Кто же меня тащил по обрыву? Двадцать
метров... Пушкин?
— Но как ты не удержал руля?
— Я-то удержал... Только машина перестала слушаться
руля. Может быть, в ней рулевое управление не в порядке...
Ведь мы эту машину не знаем. Буксировать не надо было, вот
что! Прокатиться захотелось...
— А кто первый завел машину? Кто первый поехал? —
сварливо возразил Игорь.
259

— Не будем торговаться, — мрачно сказал я, — ведь ты
всегда прав. Подумаем, что делать.
Никто не знал, что делать.
Шмаков предложил:
— Подложим камни под эту машину, чтобы и ее не ста¬
щило вниз.
Мы подложили под все колеса по большому камню. Игорь
осторожно снял ногу с тормоза. Машина стояла на месте.
— Можешь вылезать, — сказал я, — только оставь ее на
ручном тормозе и на скорости.
— Не ты один такой умный, — ответил Игорь и вылез из
кабины.
Мы спустились к моей машине.
— Был бы в ней бензин, обязательно случился бы по¬
жар,— сказал Вадим.
Но нам было неинтересно думать, что могло еще случить¬
ся. С нас было достаточно того, что произошло.
— Будет грандиозный скандал! — не унимался Вадим.
Я сказал:
— Уговор: никого не продавать.
Ребята согласились. Возьмем вину на всех.
Мы стали думать, как нам вытащить машину. Буксир был
крепкий, но обрыв был очень крутой, и машина лежала на
боку.
Все же Игорь предложил попробовать.
— Опасное дело! — сказал Шмаков. — Загоним сюда и
вторую машину. Снимем с. тормоза, ее и потащит вниз.
— Что же делать?
Нам не пришлось думать, что делать. На дороге появи¬
лись Ивашкин и Зуев...
Не буду передавать нашего разговора. Вместо слов, про¬
изнесенных Ивашкиным, ставлю многоточие...
Однако вместе с многоточием до нас доносился запах вод¬
ки. Лицо у Ивашкина было красное, как помидор.
Между тем Зуев присел и осмотрел место, где был привя¬
зан трос. Потом поднялся и спокойно сказал:
— Так и есть!
— За тягу? — спросил Ивашкин, и лицо его налилось
кровью.
— Именно.
Опять понеслись многоточия. Пока они неслись, я присел
и посмотрел под машину. И сразу понял причину аварии.
Буксирный трос был закреплен не за раму, как полагается, а
за поперечную рулевую тягу. От рывка тяга вывернулась, и
машина потеряла управление. Поэтому я и полетел в канаву.
260

Привязывать буксирный трос за какую-нибудь часть рулево¬
го управления — грубейшая техническая ошибка. Она неиз¬
бежно кончается катастрофой. Мы еще легко отделались.
Развей машины побольше скорость, да еще на шоссе, где иду г
встречные машины, от нас с Вадимом осталось бы одно вое-
поминание.
Меня мороз продрал по коже, когда я подумал об этом.
Что было бы с мамой! Страшно подумать!
Я посмотрел на Игоря и на Шмакова Петра. Это они при¬
вязывали трос. Игорь стоял бледный как полотно, он ужасно
боялся ответственности. А Шмаков ничего. Цвет лица у Шма¬
кова был обычный.
Машину в конце концов вытащили. Провозились мы с
этим до вечера. Нам помогали ребята из «Б» и дачники в пи¬
жамах. Дачники рассуждали и давали советы.
Ребята из «Б» упорно расспрашивали, как все произошло.
Мы им ничего не рассказали. Произошла авария, и все! Под¬
робности в афишах...
Начало быстро темнеть.
Обе машины стояли на дороге. Все разошлись. Остались
Ивашкин, Зуев и мы четверо.
Ивашкин объявил, что тащить ночью машину, да еще с ис¬
порченным рулевым управлением, невозможно, собрал ин¬
струмент, кинул в кузов трос и крикнул Зуеву:
— Поехали!
— Лезьте в кузов, ребята! — сказал Зуев.
Я спросил:
— Бросим машину?
— Еще рассуждает! — заорал Ивашкин.
— Не беспокойся, парень, ничего с машиной не случит¬
ся,— сказал Зуев.
Но я твердо решил остаться:
— Нет! Мы не можем бросить машину, мы отвечаем за
нее. Поезжайте и скажите, пусть утром за нами пришлют
«техничку».
— Ну и оставайтесь! — крикнул Ивашкин и полез в ка¬
бину.
Но Зуев не хотел нас оставлять. Он уговаривал нас по¬
ехать.
Все это время Игорь молчал. Потом отвел нас в сторону
и сказал:
— Кому-то из нас надо ехать в город. Во-первых, сооб¬
щить дома про тех, кто остался. Во-вторых, организовать по¬
мощь.
— Я вижу, тебе очень хочется уехать, — ответил я, — и
261

поезжай. И Вадима бери с собой. Ему, наверно, тоже хочется
домой.
Игорь притворился, что не заметил моей иронии:
— Я думаю, так будет правильно. Вадим оповестит ва¬
ших родных, а я разыщу директора, он тут же вышлет «тех¬
ничку». С ней и я приеду.
Никакого директора Игорь сейчас, конечно, не найдет, да
никто и не будет ночью высылать «техничку». Но ему очень
не хотелось оставаться.
Я насмешливо сказал:
— Поезжай, поезжай, никто тебя не держит.
Игорь опять пропустил мимо ушей насмешку и сказал:
— Так будет лучше, увидишь. Впрочем, поезжайте вы со
Шмаковым, а мы с Вадимом останемся.
Я знал, что он ни за что не останется, и нетерпеливо ска¬
зал:
— Поезжай, довольно болтать!
— Вы поедете или нет? — рявкнул Ивашкин из кабины.
— Сейчас, сейчас! — крикнул Игорь и спросил меня: —
Значит, решили?
— Решили, — угрюмо ответил я.
— Поехали, Вадим! — сказал Игорь.
Вадим вдруг ответил:
— Я не поеду!
— Почему?
— Останусь с ребятами.
— Не валяй дурака! — рассердился Игорь. — Сказали те¬
бе: поезжай — значит, поезжай!
— Если будешь орать, я тебе так вмажу!.. — ответил Ва¬
дим.
И я убедился, что Вадим окончательно вышел из-под вли¬
яния Игоря.
— Ну и черт с тобой! — сказал Игорь и полез в кузов.
Машина тронулась. Через минуту красный огонек ее стоп-
сигнала скрылся в лесу.
Мы остались втроем у поломанной машины.
Глава четырнадцатая
Наступила ночь. Было тихо и свежо. Справа темнел лес.
Впереди и чуть слева виднелись огни пионерского лагеря, не¬
много правее — редкие фонари дачного поселка. Мы присели
на обочине дороги и стали рассуждать о том, почему мы не
поехали в Москву.
262

Рассуждать об этом было поздно. Надо было рассуж¬
дать перед тем, как мы остались. Мы этого не сделали тогда,
нам оставалось сделать это сейчас.
Что произошло, если бы мы уехали? Мы явились бы на
автобазу без машины, потому что пустили ее под откос, со¬
вершили аварию. И, конечно, во второй раз послали бы не
нас, а шоферов. Получилось бы: мы не смогли пригнать ма¬
шину, а они смогли. Мы доказали бы свою несостоятельность.
Совсем другое дело получится теперь. Завтра мы въедем
на этой машине в гараж. И, что бы там ни говорили, факт
остается фактом — машину мы все-таки пригнали. Несмотря
на аварию. Этим мы докажем свою состоятельность. А то, что
случилось, ничего не значит! Мало ли что может случиться в
дороге. Тем более с машиной неисправной, незнакомой, всю
зиму простоявшей в сарае.
Вот почему мы остались здесь. А вовсе не потому, что
боялись за машину. Кто ее ночью тронет!
Решив вопрос о том, почему мы остались, мы начали об¬
суждать аварию.
Я сказал Шмакову:
— Эх, ты! Не смог отличить тягу от крюка...
— Я-то отличил, — ответил Шмаков, — да подскочил
Игорь и подсунул трос под тягу.
— А ты молчал...
— Я хотел сказать, да вы уже поехали.
— Соображать надо быстрее.
Вадим похвастался:
— А я правильно закрепил трос.
— Еще бы! — возразил Шмаков. — Под кузовом. Там
крюк перед самым носом.
— Крюк не крюк, а я закрепил правильно, — повторил
Вадим, очень довольный тем, что авария произошла не по его
вине. Он привык быть всегда виноватым, а тут виноватым
оказались все, кроме него.
— А убежал ты куда? За километр, — заметил я.
— А где я стоял?! — возразил Вадим. — Машина прямо
на меня валилась.
— Мне, думаешь, приятно было сидеть в машине, когда
она переворачивалась? — спросил я. — Я тоже мог выскочить
и убежать за километр. А я сидел за рулем до последней се¬
кунды.
— «Не выпускай, моряк, руля», — запел Вадим.
— Когда ты вылез из машины, у тебя руки и ноги дрожа¬
ли! — сказал Шмаков.
— Ничего у меня не дрожало! — ответил я.
263

Я нащупал на правой штанине дырку величиной с кулак.
Когда я ее тронул, материя под моими пальцами начала рас¬
ползаться... Ясно! Я сжег брюки кислотой из аккумулятора.
Ведь электролит кожу не сжигает, а материю сжигает мо¬
ментально. Вот так штука! Этак к утру можно остаться без
штанов.
Я снял брюки. При свете луны мы стали рассматривать,
здорово ли их пожгла кислота. Смогу ли я завтра ехать в них
в город. Дырок оказалось две. Обе на правой штанине. Одна
у колена, другая в самом низу.
— Пропали брюки, — сказал Шмаков Петр.
— Ничего, — утешил меня Вадим, — с вентиляцией лучше.
Подул свежий ветерок. Стоять в трусах было холодно.
Я надел брюки.
Мы решили лечь спать. Когда спишь, не так хочется есть.
Шмаков залез в кузов, мы с Вадимом — в кабину.
Мы сели в разных углах, прислонились головами к стен¬
кам кабины. Хотелось вытянуться, хотелось есть, хотелось на¬
тянуть на себя что-нибудь теплое — стекол-то в кабине не
было...
Мне вдруг приснилось, что я ползу на машине по косого¬
ру. Меня удивляет, что работает мотор. Ведь в машине нет
бензина. Я сигналю, изо всех сил колочу по кнопке кулаком.
Но Игорь не останавливается. Тогда я грудью наваливаюсь
на сигнал, и он звучит непрерывно... Я наваливаюсь на него
еще больше.
Я почувствовал, что падаю, тряхнул головой и проснулся...
Я услышал звуки горна. В лагере подъем. Рассветало. Не¬
ужели уже прошла ночь?.. Ведь мы только заснули...
Я разбудил Вадима и Шмакова.
У них были здорово помятые морды. Но, когда я им со¬
общил об этом, они возразили, что такой противной физио¬
номии, как у меня, они еще в жизни не видели.
Мы вылезли из кабины. После небольшого совещания ре¬
шили, что двое пойдут в лагерь, в столовую, один останется
дежурить возле машины.
Кинули жребий. Дежурить досталось мне. Поразительное
невезение!
Они ушли. Я остался один и решил пройтись по дороге,
чтобы немного размяться.
Мне ужасно хотелось есть, и я пошел по дороге к лагерю,
чтобы встретить ребят и поскорее съесть то, что они мне не¬
сут.
Я шел, поминутно оглядываясь. Конечно, так рано за нами
из Москвы не приедут. Пока придет директор, noKL Игорь

расскажет ему, что произошло, пока снарядят «техничку», по¬
ка она дойдет сюда. На все это уйдет часа два, а то и три.
Все же я оглядывался. А вдруг приедут раньше?
Так я шел и шел. Свернул один раз, потом другой. Уже не
видел нашей машины, но утешал себя мыслью, что, если по¬
дойдет «техничка», я ее сразу услышу.
Строя в уме эти расчеты, я добрался до лагеря. Запахи
свежего хлеба, каши, жареного мяса ударили мне в нос. Шум
в столовой обозначал, что завтрак идет вовсю. Я со всех ног
помчался под навес, где кормили ребят из класса «Б»...
Глава пятнадцатая
Нас поразило количество людей, приехавших за нами на
«техничке». Два шофера и слесарь — понятно. Бригадир
Дмитрий Александрович — ладно. Игорь должен быть в цент¬
ре событий. Но зачем приехали главный инженер и наша
классная руководительница Наталья Павловна?! Мы обалде¬
ли от изумления, увидев, как они посыпались из фургона.
Наталья Павловна бросилась к нам и стала ощупывать,
проверяя, мы ли это. А если мы, то живы ли? А если живы, то
целы ли?
Главный инженер ей сказал:
— А вы беспокоились!
Но по его лицу было видно, что он тоже не надеялся за¬
стать нас в живых.
— Наделали делов, — сказал бригадир Дмитрий Алексан¬
дрович. Он даже снял свой берет. Под беретом обнаружилась
лысина, и он сразу перестал быть похожим на испанца.
Нам стало ясно, что в Москве большой переполох.
— Если бы вы не заупрямились и поехали со мной в го¬
род,— с укором сказал Игорь, — то никакого шума бы не
было.
— Но ты-то знал, зачем мы остались, — ответили мы
Игорю.
— Никто не хотел верить, что вы остались стеречь эту ба¬
лалайку,— сказал Игорь.
Опять, выходит, мы виноваты...
— Подумайте, мальчики, сколько волнений вы доставили
своим родным! — сказала Наталья Павловна. — Переверну¬
лась машина — и вас нет! Что они должны были подумать?!
Еще бы! Разве могут родные рассуждать оптимистически,
Или хотя бы логически.
.265

Пока происходил этот разговор, нашу машину наладили п
прицепили к «техничке». Не тросом, а длинной металличе¬
ской палкой. Она называется «жесткий буксир». Теперь с на¬
шей машиной уже ничего не случится.
Главный инженер сел в кабину передней машины, брига¬
дир Дмитрий Александрович — в кабину задней, остальные —
в фургон «технички». Наталье Павловне предложили сесть з
кабину, но она объявила, что поедет с нами. При малейшем
толчке она хватала нас за рукава. Боялась, что мы вылетим
из фургона. Ей очень хотелось доставить нас домой в целости
и сохранности.
Всю дорогу она расспрашивала нас, как все произошло.
Мы, конечно, ничего не скрывали. Скрывать что-либо было
бессмысленно, все было известно. Мы только не уточняли, кто
в чем виноват. Обо всем говорили во множественном чис¬
ле: «мы».
«Мы решили вывести машину за ворота», «Мы неправиль¬
но закрепили трос», «Мы виноваты»...
Вдруг Наталья Павловна объявила:
— Вы ни в чем не виноваты!
При этом у нее сделалось суровое лицо. Когда у нее дела¬
лось такое лицо, мы знали: Наталья Павловна будет прояв¬
лять характер.
— Виноваты не вы, — сурово повторила Наталья Павлов¬
на,— а те, кто послал вас, кто ехал с вами, позволил совер¬
шить аварию и затем бросил ночью на дороге. Вот кто ви¬
новат!
Мы не стали спорить с Натальей Павловной, хотя в душе
и удивились ее наивности. Она считала нас детьми. А на авто¬
базе мы не дети, а рабочие, получающие зарплату и отвечаю¬
щие за свои поступки.
Но, как оказалось позже, точка зрения Натальи Павлов¬
ны не всем показалась такой наивной.
То, что мы увидели на автобазе, превзошло худшие наши
опасения.
Никто из ребят не ушел домой, все ждали нас. Как толь¬
ко «техничка» въехала во двор, из всех цехов высыпали рабо¬
чие, из конторы — служащие. А когда мы вылезли из фургона,
мы увидели наших родителей: мою маму, дедушку и бабушку
Шмакова Петра, маму и двух сестер Вадима.
Переполох вышел грандиозный.
И подумать только! Еще сегодня утром мы мирно сидели
в кабине машины, потом ели в лагере хлеб с маслом и ни о
чем таком не думали.
26G

Дырки на моих брюках произвели колоссальное впечат¬
ление.
Все знали, что перевернулся с машиной один только я.
Моя мама была даже не в силах ко мне подойти. Стояла и
качала головой.
Шмакова Петра подхватили под руки его дедушка и ба¬
бушка и уволокли домой. На это было смешно смотреть.
Шмаков Петр тащился между ними, как Гулливер меж двух
лилипутов.
Вокруг Вадима вертелись его сестры, довольно противные
девчонки, этакие маленькие кривляки и ломаки.
Потом вышел директор, взял меня за плечи, повертел во
все стороны и сказал:
— Живы, здоровы... А какую панику устроили...
И засмеялся. Но это был смех сквозь слезы...
Мать Вадима склочным голосом заявила:
— Все равно вы за это отвехите!
Директор моментально скис, опустил плечи, понурил голо¬
ву и отправился к себе в кабинет.
Мне даже стало его жаль. Честное слово! Если такие ма¬
маши, как мамаша Вадима, подымут склоку, ему не обо¬
браться неприятностей. А он совсем ни при чем...
Я заметил матери Вадима:
— Пожалуйста, не устраивайте склоку.
— Сергей! — закричала моя мама и сделала большие
круглые глаза, как всегда, когда ей казалось, что я говорю
или поступаю невежливо.
Вадим тоже сказал своей мамаше:
— Не говори, чего не знаешь!
— Я с тобой дома поговорю! — ответила мамаша, схвати¬
ла Вадима за плечи и потащила домой.
Обе сестренки вприпрыжку побежали за ними.
Ребята по-прежнему не отходили от меня. Майка смотре¬
ла на меня с таким восхищением, что мне даже стало не¬
удобно.
Игорь тоже был здесь. По его лицу я видел, что он зави¬
дует мне. Завидует, что я в центре событий. Ему хотелось
быть сейчас на моем месте. А когда я переворачивался с ма¬
шиной, ему небось не хотелось!
— Пойдем домой, Сережа! — сказала мама.
— Сейчас, — ответил я и обратился к ребятам: — Тут идут
всякие разговоры, готовятся разные склоки. Так вот, имейте
в виду, во всем виноваты мы сами и больше никто.
Наталья Павловна недовольно проговорила:
— Без тебя разберутся, кто в чем виноват.
267

Я сказал:
— Справедливость восторжествует.
— Хорошо, хорошо, — торопливо ответила Наталья Пав¬
ловна,— во всем разберутся, не беспокойся! А пока иди до¬
мой, переодень брюки.
— Есть вещи поважнее брюк, — возразил я.
В окружении ребят мы с мамой пошли домой. Всю дорогу
я доказывал ребятам, что во всем виноваты мы сами и боль¬
ше никто. Но ребят это мало интересовало. То есть мало ин¬
тересовало, кто виноват. Их интересовали мои ощущения з
тот момент, когда машина переворачивалась. На это я отве¬
тил, что никаких ощущений у меня не было.
Такой ответ'их не удовлетворил, и они спросили, что я все
же чувствовал.
Я ответил, что ни черта не чувствовал.
Не буду расписывать того, что произошло дома. Надоело!
Я, наверно, раз двадцать рассказал маме, как все было. Потом
еще раз двадцать папе, когда тот пришел с работы.
Папа взял у меня учебник автомобильного дела, тщательно
разобрался, каким образом вывернуло рулевую тягу и отчего
машина потеряла управление. Потом положил перед собой
лист чертежной бумаги и нанес на нем схематический чертеж
аварии. После этого объявил, что ему ясна вся картина. И, ко¬
гда он это объявил, мы легли спать.
Глава шестнадцатая,.
На следующий день на доске объявлений появился приказ
директора. Зуеву объявлялся строгий выговор с предупреж¬
дением. За то, что он отлучился от машин. А если кто из нас
посмеет еще раз сесть за руль, тот вылетит с автобазы.
— Что ты скажешь? — спросил я Игоря.
— Ловко написано.
— Что ж тут ловкого?
Он насмешливо и многозначительно прищурил один глаз.
Давал понять, что только ему одному понятны тайные побуж¬
дения взрослых.
— Причины выявлены, виновники наказаны, меры при¬
няты...
— Значит, Зуев виноват?
Игорь поднял брови:
— Так надо.
268

s— Что значит — так надо! Виноват Зуев или нет?
— Видишь ли, — важно произнес Игорь своим хорошо по¬
ставленным баском, — с нашей точки зрения Зуев не виноват.
А с точки зрения директора виноват. Он должен был обеспе-
нить. А он не обеспечил. Будь я директором, я бы тоже влепил
ему выговор!
— К счастью, ты не директор! — заметил я.
Но Игорь хладнокровно продолжал:
— И, если бы Зуев тогда не ушел, мы не стали бы букси¬
ровать.
— Ага! — воскликнул я. — Ты забыл запереть квартиру, ее
обокрали — значит, виноват ты, а не вор?
— Неудачное сравнение,— возразил Игорь,— да и чего ты
волнуешься? Зуев чихал на этот выговор.
— Мы не должны прятаться за чужую спину! — сказал я.
— Скажите, какой альтруист! — усмехнулся Игорь.
— Лучше быть альтруистом, чем эгоистом, — заметил я.
У Игоря удивительная особенность. Если намекали на его
недостатки, он делал вид, что не понимает намека.
Такой вид он сделал и сейчас. Понизил голос и сказал:
— А насчет Зуева учти: помнишь амортизаторы... Так вот,
поговаривают...
И по тому, как он многозначительно пошевелил пальцами,
было ясно, что Зуева подозревают в подмене амортизаторов.
Я с удивлением посмотрел на Игоря. Вот еще новость!
Я-то ведь хорошо знал, кто подменил амортизаторы. Но не хо¬
тел говорить об этом Игорю. Он потребует доказательства, а
доказательств у меня нет.
— Мы должны написать заявление, — сказал я. — В ава¬
рии виноват не Зуев, а мы.
Игорь поморщился:
— Крош, ты смешон! Кому нужно твое заявление? Пойми:
если не виноват Зуев, значит, кто виноват? Директор. Он по¬
слал нас за машиной. Ты хочешь, чтобы директор объявил
выговор самому себе?.. И потом, писать разные заявления...
Противно.
Я в отчаянии закричал:
— Но ведь это будет заявление не н а кого-то, аза
кого-то.
— Ты глуп! — презрительно сказал Игорь.
Я очень расстроился. Такая несправедливость! И никто не
возмутился, никто не обратил даже внимания.
Все шло по-прежнему. Машины въезжали и выезжали.
Работали слесари в цехах, служащие в конторе. Начальник
эксплуатации все так же орал по телефону на весь двор.
269

Удивительнее всего было то, что Зуев сам не придавал
выговору никакого значения. Работал с нами. Так же задавал
Шмакову разные вопросы. И Шмаков приблизительно через
полчаса отвечал ему.
Вопросы были такие:
— Закон тяготения... А если перестанет действовать? Что
в небе получится? Полный кавардак.
В ответ Шмаков начал почему-то объяснять Зуеву теорию
относительности. Шмаков сам ее не понимал и плел несусвет¬
ную чепуху. А Зуев одобрительно кивал головой.
Когда Зуев отошел, я сказал Шмакову насчет несправед¬
ливого выговора.
Шмаков подумал и ответил:
— Плевать!
Вадим тоже отнесся к этому равнодушно.
— Ха, подумаешь!
Вадим по-прежнему носился по автобазе. И нельзя было
понять, где он работает.
...После работы мы собрались на пустыре и начали разби¬
рать машину. Ту, что притащили из Липок.
В помощь нам дали Зуева. Он на автобазе вроде затычки.
Некому поручить — поручают Зуеву. Подходили к нам и глав¬
ный инженер и бригадир Дмитрий Александрович. Но прак¬
тически руководил Зуев.
Одни ребята снимали кузов, другие кабину, третьи вы¬
нимали мотор. Мальчики отъединяли крепления, снимали
агрегаты, девочки промывали в керосине болты, гайки,
шурупы. В машине почти десять тысяч всяких деталей.
Проканителились до вечера. Но сняли все. Машина стояла
голая.
На следующий день мы сняли с нее трансмиссию, передний
и задний мосты, рессоры, руль и развезли их по цехам. На
пустыре осталась одна рама. Потом мы и раму стащили на
сварку. Остались одни только деревянные подставки. Потом
и их кто-то уволок.
Все работали хорошо. Как говорит Наталья Павловна,
«с увлечением». Всем было приятно сознание, что из ста¬
рой лайбы получится новая машина. Все понимали, что вос¬
становить машину — большое дело. И работали с энтузи¬
азмом.
Меня тоже воодушевляла мысль, что из металлолома мы
соберем настоящую машину. И мне было приятно сознавать,
что мы со Шмаковым Петром научились кое-что делать. Даже
лучше, чем другие .ребята. Они знали только отдельные части
машины, а мы — машину в целом. И Зуев привык работать с
270

нами, доверял нам. Если кто-нибудь из ребят обращался к
нему с вопросом, он кивал мне или Шмакову Петру: мол,
покажите. Мы со Шмаковым показывали. Наш авторитет
очень возрос.
Раньше Зуев меня не интересовал. Даже не нравился. Ка¬
зался каким-то «чокнутым». Меня смешили его глубокомыс¬
ленные разговоры со Шмаковым Петром.
Но постепенно я изменил к нему свое отношение. Прежде
всего потому, что с ним приятно было работать. С другими
слесарями мы нервничали, боялись, что не так получится.
А Зуева мы не боялись. Он никогда не делал нам замечаний.
Даже если мы делали неправильно, говорил:
— Ничего, хорошо. А здесь малость поправим.
И переделывал за нами.
Мне понравилось, как благородно вел он себя в Липках,
во всей истории с аварией. Даже не обругал нас. Получил за
нас выговор и ничего, молчит. Другой бы хоть сказал: «Вот
как из-за вас мне досталось» — или еще что-нибудь в этом
роде. Зуев ничего не сказал.
Чем большим уважением проникался я к Зуеву, тем силь¬
нее переживал несправедливый выговор, полученный им из-за
нас. Незаметный, благородный человек. Не умеет постоять за
себя.
В первую минуту, когда Игорь намекнул мне, что Зуева
подозревают в подмене амортизаторов, я хотя и удивился, но
не придал этому большого значения. А теперь я понял, что
это очень серьезно. Если на Зуева свалили аварию, то могут
свалить и амортизаторы. Сошло с одним — сойдет с другим.
Безответный человек, вали на него что угодно!
И он даже не подозревает об этой опасности. Спокойно
работает и не знает, какая угроза нависла над ним...
Что же делать при таких обстоятельствах? Предупредить
его? Он не поверит, ничего не предпримет, махнет рукой.
Да и как скажешь человеку, что его подозревают в воров¬
стве?
Пойти к директору, сказать, что амортизаторы взял Лагу¬
тин? У меня нет доказательств.
И тут у меня возникла мысль поговорить с самим Лагу¬
тиным...
Это была неплохая мысль. Чем больше думал я о ней, тем
больше в этом убеждался.
Лагутин, конечно, не честный человек. Но ведь он человек.
Рабочий. Неужели он останется равнодушным к судьбе това¬
рища? Может быть, он не такой уж плохой. Может быть, он
оступился. Ведь пишут в газетах, что надо помогать тем, кто
271

оступался, надо их перевоспитывать. Может быть, с этого и
начнется перевоспитание Лагутина? С мысли, что из-за него
пострадает честный, благородный, ни в чем не повинный че¬
ловек.
Я представлял себе, как подойду к Лагутину и скажу ему
насчет Зуева. Я, конечно, не скажу, что он, Лагутин, подменил
амортизаторы. Я скажу:
«Зуева хотят в этом обвинить. Но ведь это не так. Зуев это¬
го не сделал».
«Ну и что?» — спросит Лагутин.
Тогда я скажу:
«Надо что-то делать. Он наш товарищ по работе. Мы
должны спасти его».
«Ладно, — ответит Лагутин, — я подумаю».
И вот на следующий день Лагутин явится к директору, по¬
ложит на стол амортизаторы и скажет:
«Владимир Георгиевич, амортизаторы подменил я. Делай¬
те со мной что хотите, но Зуев ни при чем!»
Тогда директор спросит:
«Что побудило вас прийти ко мне?»
Лагутин ответит:
«Нашлись люди. Человек, вернее...»
Но так как ему будет стыдно, что этот человек простой
школьник, то он мрачно добавит:
«А кто этот человек, неважно...»
«Вы обещаете вести себя честно?» — спросит директор.
«Сами увидите», — ответит Лагутин.
А в последний день практики, когда мы будем уходить
с автобазы, Лагутин подойдет ко мне, протянет руку и ска¬
жет:
«Спасибо!»
Я пожму его руку и отвечу:
«И вам спасибо».
Ребята спросят, за что это мы благодарим друг друга.
«Так, — отвечу я, — за одно дело!..»
И больше ничего рассказывать не буду.
Так представлял я себе разговор с Лагутиным. Я настоль¬
ко уверился, что все будет именно так, что в конце концов
преодолел страх, который испытывал перед этим разговором.
И решил его не откладывать.
Я дождался конца смены, догнал Лагутина на улице
и сказал:
— Товарищ Лагутин, можно вас на минуточку?
Лагутин остановился и воззрился на меня. Мы стояли по¬
средине тротуара.
272

— Отойдем немного в сторон¬
ку, — предложил я.
Мы отошли в сторонку.
— Видите ли, в чем дело... —
начал я. — Зуева подозревают с
этими амортизаторами. Будто он
их взял, подменил.
И точно так, как я предпола¬
гал, Лагутин спросил:
— Ну и что?
Ободренный тем, что он ска¬
зал именно то, что я предполагал,
я уверенно продолжал:
— Надо что-то делать. Ведь
он наш товарищ по работе.
Лагутин молча смотрел на
меня.
Я тоже посмотрел на него.
Наши взгляды встретились. И в
эту минуту я окончательно убе¬
дился, что амортизаторы взял
именно Лагутин. И Лагутин
понял, что я это знаю. И мне
вдруг стало неудобно, жутко
даже.
— А может, он их и взял.
Я молчал.
Мимо нас шли люди. Я знал, что Лагутин ничего не может
сделать. Но мне было страшно.
Все так же напряженно и зловеще улыбаясь, Лагутин
сказал:
— Может, и в самом деле взял?!
Я понял. Мне было страшно оттого, что я должен сейчас
сказать ему, — не Зуев взял амортизаторы, а взял их он, Ла¬
гутин. И мне было неудобно это сказать.
— Эх, вы! — Лагутин скривил рот. — Аварию сделали, на
Зуева свалили. Амортизаторы взяли — тоже на него валите.
Ну и сволочи!
Я ужаснулся:
— Что вы говорите! Кто валит на Зуева?
Лагутин усмехнулся:
— Сам сказал. Зуев амортизаторы подменил.
— Я сказал, что так говорят, — в отчаянии закричал я.
— Врешь! — издевательски проговорил Лагутин. — Ска*
зал! Валишь на других. Ну и люди!..
JQ Библиотека пионера, том VII 273

Глава семнадцатая
В какое глупое, идиотское положение я попал. Кому я до¬
верился? Лагутину! Нашел с кем откровенничать!
На следующий день бригадир Дмитрий Александрович,
проверяя мою работу, сказал:
— Болтаешь много.
Я понял, что он имеет в виду. Лагутин передал ему наш
разговор.
Зуев ничего не сказал. Но по тому, как он посмотрел на
меня, я понял, что он тоже знает об этом разговоре. У меня
просто сердце оборвалось от его укоризненного взгляда.
Даже Коська, слесарь, презрительно процедил сквозь
зубы:
— Звонарь!
Я никому ничего не отвечал. Разве я сумею доказать, что
Лагутин переврал мои слова? Значит, не о чем и говорить.
Игорь меня подвел, вот кто! Если бы он мне не сказал, что
подозревают Зуева, то я бы не сморозил это Лагутину.
Игорь пришел к нам со своей блестящей папкой.
Я ему рассказал, в какое глупое положение я из-за него
попал.
— Видишь, Крош, к чему приводит твое упрямство, — на¬
зидательно проговорил Игорь, — лезешь не в свои дела! Под¬
водишь и себя и других.
Я закричал:
— Но ведь это ты мне сказал насчет Зуева!
— Не кричи, — хладнокровно ответил Игорь, — я не пом¬
ню, что я тебе говорил. Может быть, я и назвал фамилию
Зуева. Но ведь это только мои предположения.
— Как — твои? Ты ведь сказал «поговаривают».
— Это одно и то же. И эти предположения я высказал
лично тебе, моему товарищу, так просто, вскользь, между про¬
чим, конфиденциально, а ты обвинил Зуева официально.
— Где я его обвинил официально?
— Ты сказал Лагутину, а Лагутин член коллектива. Одно
дело, когда об этом болтаем между собой мы. Другое дело,
когда это обсуждается в коллективе. Надо понимать разницу.
А все оттого, что ты себя считаешь умнее всех.
Я был раздавлен. Ведь я хотел сделать Зуеву лучше, а что
вышло?
Почему у меня всегда так получается? Хочу сделать лучше,
а получается хуже.
Вот Игорь. Спорол глупость — и ничего. Ходит как ни в
чем не бывало. А я сказал только одному человеку. И не в по-
274

рядке утверждения, а в порядке отрицания. И что же? Меня
считают сплетником и клеветником.
Как я сразу не догадался, что Игорь высосал все из паль¬
ца? Хотел огорошить меня, подавить своей осведомленностью.
Не хотел, чтобы я писал заявление, вот и придумал эту чепу¬
ху. А я принял всерьез. А Лагутин воспользовался моей
глупостью. И с моей помощью заметает следы. Ведь аморти¬
заторы взял он. Это теперь совершенно ясно.
Я был убежден, что все меня презирают. У меня было
отвратительно на душе. Я не мог никому смотреть в глаза.
Пусть бы лучше обругали меня! Но меня не ругали. Не хоте¬
ли снова поднимать этот разговор. И правильно. Все прояв¬
ляют такт, и только я показал себя дураком.
Ужасное положение!
В довершение всего Игорь растрепал эту историю ребятам.
Майка вызвала меня из гаража и спросила:
— Сережа, что произошло у тебя с Зуевым?
Я молчал. Что я мог сказать? Чтобы я ни говорил, все
равно я буду выглядеть болтуном.
— Неужели ты мне не доверяешь? — настаивала Майка.
Я мрачно проговорил:
— Ничего особенного. Трепанул языком, как дурак.
— Все же?
Я рассказал, как хотел написать заявление в защиту Зуе¬
ва, как мне Игорь сказал насчет амортизаторов и как я сдуру
ляпнул про них. Лагутину.
— Напрасно ты огорчаешься, — сказала Майка,— ведь ты
хотел сделать лучше.
— «Хотел»! А что получилось? Все на меня косятся.
— Покосятся и перестанут. Ты чересчур все переживаешь.
Даже не похоже на тебя. Ведь ты умен и рассудителен.
Мне было приятно, что Майка так хорошо меня понимает.
Но было неудобно, что ей приходится утешать меня. Значит,
я выгляжу очень жалким.
— Игорь меня подвел, вот кто! — сказал я. — Я не хочу на
него сваливать, но подвел он. Как ему все легко сходит! Про¬
сто удивительно.
— Потому что Игорь неискренний, а ты искренний, — ска¬
зала Майка.
Это тоже было приятно слышать. Но мне всегда неудобно,
когда меня хвалят. Я не знаю, как на это реагировать. Согла¬
шаться нескромно, а отрицать... Зачем же отрицать?!
— Если бы все люди были искренни, — сказал я, — то все
было бы гораздо легче и проще.
Майка с этим согласилась.
275

Разговор с Майкой меня не успокоил. Приятно получить
товарищескую поддержку. Больше всего я боялся, что Майка
тоже сочтет меня сплетником и болтуном. Я был рад, что она
меня им не сочла. Но того, что знает и понимает Майка, не
знают и не понимают другие. Все меня презирали, и я себя
чувствовал каким-то отщепенцем.
Я бродил по автобазе и не' находил себе места. У меня
было такое состояние, будто я для всех здесь чужой. До меня
доносились звонкие удары ручника и глухие — молота. Ши¬
пели паяльные лампы, стрекотала сварка, пахло ацетоном,
шумел компрессор, за стеной слышались хлюпающие зву¬
ки — мотор обкатывали на стенде... Но эти привычные шумы
и запахи производства только подчеркивали, что люди рабо¬
тают, им хорошо* и весело, они безмятежны, у них чистая со¬
весть, и только я здесь чужой, презираемый всеми человек.
Я увидел Вадима. Он стоял в дверях центрального склада,
где он сейчас работал. Он помахал мне рукой и исчез в скла¬
де. Я пошел за ним туда.
Склад — это единственное место на автобазе, которое я не
люблю. Высокие, до потолка, стеллажи образуют узкие про¬
ходы, тесные и темные. На полках, в клетках и ящиках, лежат
части и детали, над ними длинные номера. Вадим даже не
знает названий деталей. Скажешь ему: «Дай гайки крепления
колеса!» А он спрашивает номер. Как будто номер легче за¬
помнить, чем название. Канительная, бюрократическая рабо¬
та. Не понимаю, почему она нравится Вадиму?..
Заведующего складом не было. Вадим восседал за его сто¬
ликом. Я сел напротив. Вадим посмотрел на меня:
— Ты что такой?
— Не знаешь, что ли? — ответил я.
Хотя в складе никого, кроме нас, не было, Вадим накло¬
нился ко мне и тихо проговорил:
— Крош, я нашел амортизаторы.
Я обалдел:
— Где?
— Пойдем! — Вадим встал.
— Но как ты оставишь склад?
— Запру.
— А если придут за деталями?
На это Вадим, как настоящий складской работник,
ответил:
— Подождут.
Он запер склад и повел меня на пустырь. Все машины бы¬
ли на линии. Только на краю пустыря, у дороги, стояли пять
машин, ждавших отправки на авторемонтный завод. На их
276

бортах мелом было написано: «В ремонт». Мы подошли к
одной из этих машин и влезли в кузов.
В углу кузова что-то лежало, прикрытое кусками толя.
Вадим приподнял толь, и я увидел амортизаторы. Совсем но¬
вые. Те самые, которые я получал на складе.
— Как они попали сюда? — спросил я.
— Понятия не имею, — ответил Вадим.
— Кто их мог сюда положить?
— Понятия не имею, — повторил Вадим, как попугай.
— Как ты их здесь обнаружил?
Вадим замялся:
— Совершенно случайно... Я что-то искал...
— Что ты искал?
— Я смотрел: нет ли чего подходящего для нашей маши¬
ны, — признался Вадим.
— Продолжаешь шнырять!
Вадим поник головой:
— Как видишь...
— Вот к чему приводит твое шныряние, — сказал я.

■— А что особенного? — возразил Вадим. = Если бы я не
шнырял, то не нашел бы их.
— Эх ты, балда! Что хорошего в том, что ты их нашел?
Вадим оторопело смотрел на меня. Его толстая, румяная
морда выражала полнейшее недоумение.
— Ты пойми, балда, — сказал я, — кто тебе поверит, что
ты их нашел? Скажут, что ты их сам сюда положил. Вот что
скажут. А если бы ты, балда, не шнырял, их бы нашел кто-
нибудь другой, и мы были бы ни при чем...
— Что же делать? — спросил несчастный Вадим. — Ведь я
хотел как лучше.
— С нами, дураками, так и получается, — с горечью ска¬
зал я, — мы хотим как лучше, а получается как хуже!
Конечно, я чересчур напугал Вадима. Можно взять эти
амортизаторы и отнести их директору. Он поверит, что мы их
нашли. И если человек будет вечно бояться, что ему не пове¬
рят, то он обречен на бездействие. Но если мы их сейчас
отнесем к директору, то никогда не узнаем, кто их сюда поло¬
жил. А положил их сюда Лагутин, вот кто! Чтобы в удоб¬
ный момент вывезти. И, когда все узнают, что положил их
сюда именно Лагутин, всем станет ясно, с какой целью он
оклеветал меня.
И всем будет стыдно за то, что они поверили ему.
Значит, надо действовать осторожно. Нельзя трогать амор¬
тизаторы. Пусть лежат на месте. Надо только рассказать о
них директору. Он примет меры...
Мы с Вадимом отправились в контору. Директора и глав¬
ного инженера не было, они уехали в трест. Значит, вернутся
поздно и вернутся сердитые. Они всегда возвращались из
треста сердитые, там им давали нагоняй. За что — непонятно.
Наша автобаза работала очень хорошо, перевыполняла план,
вот уже год как держала переходящее Красное знамя, но в
тресте, наверно, хотели, чтобы мы работали еще лучше, и
каждый раз давали нашему директору нагоняй.
Мы уселись на скамейке и стали ждать. Наши ребята
ушли домой, но рабочий день еще продолжался. К нам подо¬
шел кладовщик, взял у Вадима ключи. И не сделал Вадиму
замечания за то, что тот самовольно запер склад. Теперь я
понял, почему приходится так подолгу ждать кладовщика: он
нисколько не волнуется, что в цехе простаивают рабочие.
Я сказал об этом Вадиму. Опять, как настоящий складской
работник, он ответил:
— Вас много, а мы одни.
Я ему заметил на это, что он дурак.
Ожидать директора было довольно томительно, но мое
273

настроение улучшилось. Теперь-то я развинчу эту историю.
Узнает Лагутин, как клеветать на людей.
В три часа мимо нас прошла большая группа молодых
рабочих. Они учились в вечерней школе, кто в девятом, кто в
десятом, а некоторые даже в восьмом классе, и их сегодня
отпустили с работы на два часа раньше.
Я сказал:
— Это очень хорошо, что они учатся, — повышается об¬
щая культура.
На это Вадим возразил, что они учатся не для общей куль¬
туры, а для поступления в вуз.
Мы заспорили, что следует понимать под общей культу¬
рой. Но тут прозвенел звонок. Вышла секретарша и сказала,
что директора сегодня не будет, он задерживается в тресте.
И мы с Вадимом решили отложить это дело до утра. Что ка¬
сается амортизаторов, они спокойно лежали два дня, полежат
еще ночь.
Глава восемнадцатая
В этот вечер я пошел в клуб на танцы. Клуб принадлежит
машиностроительному заводу. Но ходят туда все: других клу¬
бов в нашем районе нет.
Есть на нашей улице кинотеатр «Искра». Новое двухзаль¬
ное кино с фойе, оркестром, певицей и буфетом. Но в кино
посмотришь картину и уйдешь. А в клубе бывают вечера,
спектакли, концерты, приезжают артисты, а по средам и вос¬
кресеньям устраивают танцы под джаз или под радиолу. Мы
стараемся проходить в клуб без билета. Это удается только
троим: Игорю, Вадиму и Шмакову Петру. Мне не удается.
Девиз у Игоря такой: «Человек искусства пользуется
искусством бесплатно». Игорь считает себя человеком искус¬
ства. Он два раза снимался в кино, в массовках. И все глав¬
ные деятели клуба — его приятели.
Вадим тоже трется в клубе, выполняет всякие поручения,
считается там заметной личностью. И как заметная личность
проходит бесплатно.
Шмаков Петр, наоборот, проходит как незаметная лич¬
ность. Стоит у контроля, молчит, а потом незаметно проходит.
Глядя на его серьезный, сесредоточенный вид, никак нельзя
подумать, что он идет без билета.
В тот вечер, когда мы с Вадимом ушли с автобазы, не
дождавшись директора, в клубе были танцы под джаз.
Я люблю танцы. Не так, как некоторые, видящие в этом
смысл жизни. А приблизительно так, как любил Пушкин.
279

«Люблю я бешеную младость, и тесноту, и блеск, и радость...»
Мне нравится джаз. Книги, кино и джаз — вот, пожалуй, что я
люблю больше всего. Если бы у меня были технические на¬
клонности, я, наверно, любил бы что-нибудь более серьезное.
Танцую я все танцы. И бальные и современные. Но совре¬
менные люблю больше. Их танцуешь как хочешь. И челове¬
ческая личность раскрывается в них шире и глубже. Конечно,
отдельные стиляги выламываются. Но выламываться можно
и в польке-бабочке.
Народу в клубе было полно. Наши ребята — почти все.
Много и с авто0азы. В дверях стояли дружинники с красными
повязками на рукаве.
Лагутин танцевал с диспетчером Зиной. Отношения этих
двух людей мне совершенно непонятны.
Игорь танцевал с незнакомой мне гражданкой. Танцевал
так, будто делал громадное одолжение и гражданке, и музы¬
кантам, и всем находящимся в зале. У него было усталое
выражение лица, как у человека, который разочаровался во
всем и двигает ногами только из чувства снисходительности.
В середине зала отплясывал Вадим. Он считал себя боль¬
шим специалистом по рокк-н-роллу. Просто выделывал ру¬
ками и ногами что хотел.
Что касается Шмакова Петра, то он танцует неважно.
Можно сказать, плохо танцует. Но танцует все подряд. Сна¬
чала молча стоит у колонны и высматривает, какая девица
сидит без кавалеров. Потом подходит к ней и приглашает.
Танцует Шмаков с серьезным и сосредоточенным видом, буд¬
то делает невесть какую сложную и ответственную работу. Ни¬
когда не смотрит, куда ведет свою даму, и врезается в толпу,
как таран. Наступает даме на ноги. И, если дама не убегает
тут же домой, приглашает ее и на следующий танец.
Ни одного слова со своей партнершей Шмаков не произ¬
носит. Вообще молчит весь вечер. Только когда оркестр заиг¬
рает, спрашивает меня: «Какой танец?» Сам не может разо¬
брать, что играют: у него полное отсутствие слуха. И зачем он
спрашивает, что за танец, непонятно. Что бы ни играли, Шма¬
ков танцует только одно: нечто среднее между фокстротом и
танго. Некоторые девочки даже думают, что это новый стиль.
И, танцуя со Шмаковым, очень стараются.
Больше всего я люблю танцевать с Майкой. Но Майку
приглашают все, и она никому не отказывает. Мне это и нра¬
вится и не нравится. Нравится потому, что это говорит о Май¬
киной простоте. Она не ломается, она пришла сюда танцевать,
танцует и никого не хочет обидеть отказом. В ответ на при¬
глашение она улыбается, встает и идет танцевать.
280

Но нельзя танцевать и с кем попало, можно нарваться на
нахала. Один такой пристал как-то к Майке на весь вечер. Мы
с ребятами тут же его отшили, танцевали с Майкой по очере¬
ди. Но, когда танцы кончились, мы увидели, что он ожидает
Майку на улице. Тогда мы все пошли ее провожать. Нахал
испугался и не пошел за нами. Я йотом узнал, что он работает
на заводе в конструкторском бюро. Хлипкий такой тип, в
очках.
Из-за того, что Майка никому не отказывает, ее трудно
пригласить. Сидеть возле нее неудобно, это выглядит назой¬
ливо. У нас не заведено сидеть парами. Мы пришли сюда тан¬
цевать, а не ухаживать. Девочки сидят отдельно, мальчики
стоят отдельно. Но, пока пересечешь зал, кто-нибудь опередит
тебя и пригласит Майку.
Когда я пришел, Майка уже танцевала, и как раз с очка-
стиком из конструкторского бюро. Когда танец кончился, он
остался возле Майки с явным намерением пригласить ее
опять. Я тут же, пока еще не заиграла музыка, подошел к дев¬
чонкам, заговорил с ними, а как заиграла музыка, сразу при¬
гласил Майку. Тип вместе со своими очками остался стоять у
стены. Даже никого не пригласил. Показывал Майке свою
преданность.
Играли вальс. Я танцую его в обе стороны, поворачиваясь
и левым и правым плечом. И, чтобы морально подавить наха¬
ла в очках, я прошелся один круг левым плечом, потом круг
правым плечом. И старался танцевать против того места, где
стоял этот тип„ чтобы он убедился, как я здорово танцую, и
понял, что Майке гораздо интереснее танцевать с таким вы¬
дающимся партнером, как я, чем с таким идиотом, как он.
Следующий танец я опять танцевал с Майкой и отвел ее
на место, только увидев, что музыканты кладут свои инстру¬
менты и отправляются на перерыв.
Мы со Шмаковым Петром взяли контрамарки и вышли
на улицу, чтобы освежиться и выпить газировки.
Между прочим, Шмаков всегда в перерыве выходит на
улицу. Чтобы взять контрамарку. И, возвращаясь в клуб,
старается ее не отдавать. Шмаков собирает контрамарки.
Когда ему не удается пройти зайцем, он проходит в перерыве
по этой контрамарке. Контрамарки от вечера до вечера ме¬
няются. Но у Шмакова Петра всегда находится нужная.
На улице накрапывал мелкий дождик. Но это хорошо: под
дождем лучше освежимся. Мы спокойно пили газированную
воду, освежались под мелким дождиком, дышали вечерним
воздухом и глазели по сторонам. Вернее, глазел я. Шмаков
Петр, когда пил воду, упирался глазами в дно стакана.
281

Я глазел по сторонам и увидел «Победу». Обычную «По¬
беду». Я обратил на нее внимание только потому, что она
подъехала не к подъезду клуба, а остановилась в темном пе¬
реулке, за углом. Из машины вышли два человека и прошли
мимо нас в клуб. Двое парней в пиджаках, рубашках без гал¬
стуков и кепках, надвинутых на лоб. На одном были белые
парусиновые туфли.
Но, в чем бы они ни были одеты, я сразу понял, кто это
такие. Я хорошо знал таких ребят. Встретишь такого на ули¬
це, мелькнет его лицо в подворотне, в магазине, в троллейбу¬
се, в фойе кино, — сразу отличишь его среди тысячи других
людей. Есть в них что-то такое особенное, я даже не могу
объяснить что... Взгляд, что ли... С виду безразличный, равно¬
душный, а на самом деле — настороженный, внимательный.
Идет такой не оглядываясь, как будто спокойно, а сам напря¬
жен, спиной чувствует, не следят ли за ним... У нас в школе одно
время даже учился один такой, в восьмом или девятом классе.
Все знали, что он бандит. Мы были только совсем еще малень¬
кие, с интересом смотрели на него. Потому что, если всем
известный бандит открыто учится в восьмом классе, значит,
и взрослые его боятся. Потом, правда, оказалось, что он вовсе
не бандит. Просто он хотел поступить в пожарники и, лазая
по чердакам, заранее тренировался.
Но в том’, что из машины вышли именно эти ребята, я не
сомневался.
Мы со Шмаковым вернулись в клуб. Перерыв еще не кон¬
чился, но публика устремилась в зал. Некоторые затем, чтобы
занять места у стены, другие — чтобы не пропустить ни одного
танца. Есть и такие.
Я тоже было заторопился в зал, чтобы не дать возможно¬
сти типу в очках танцевать с Майкой. Но увидел вдруг в кон¬
це коридора Лагутина и рядом с ним этих парней. Я подался
немного назад и в сторону. Сделал вид, что хочу переждать
толпу, которая протискивалась в зал.
Лагутин и парни стояли вместе совсем недолго, может
быть, одну минуту. О чем они говорили, я тоже не мог рас¬
слышать. Я только видел мрачное лицо Лагутина. Потом оба
парня, как по команде, повернулись и прошли мимо меня к
выходу.
Я услышал звуки музыки и вошел в зал. У стены, на том
месте, где обычно сидели наши девочки, Майки не было.
Я увидел ее танцующей с очкастиком. Какой, однако, назой¬
ливый нахал!
Я обошел зал и стал возле колонны. Недалеко от меня,
стояла Зина, диспетчер. На ней была зеленая шерстяная,коф¬
282

точка и туфли на тоненьком, как гвоздик, каблучке. Как дер¬
жатся женщины на таких каблучках — непонятно.
Лагутин появился вслед за мной. Как и я, обошел зал и
подошел к Зине. Они стояли с другой стороны колонны, до¬
вольно близко, но шум оркестра заглушал их голоса. Лагутин
что-то раздраженно говорил, на чем-то настаивал. А Зина
колебалась, не хотела, отказывалась, лицо ее покрылось крас¬
ными пятнами.
Музыка смолкла. Я увидел, как нахал в очках проводил
Майку на место. Я стал внимательно следить за оркестром.
Как только музыканты подымут инструменты, я тут же подой¬
ду к Майке и первый приглашу ее.
Но, раньше чем я успел это сделать, меня опередили...
И кто? Лагутин! Большими шагами он пересек зал, подошел
к Майке, заговорил с ней, тут заиграла музыка, и они пошли
танцевать.
Этого я Майке никогда не прощу! Ведь она отлично знала,
что Лагутин — мой первый враг, он так подло подвел меня с
Зуевым.
Простота и естественность хорошие качества, но не до
такой же степени! Надо знать меру! Ведь это предательство
по отношению к товарищу! Танцевать с человеком, который
его оклеветал! Разве я пошел бы танцевать с девчонкой, кото¬
рая оклеватала Майку? Никогда в жизни!
Достаточно того, что я простил ей очкастого! Если разо¬
браться, она и с ним не должна была танцевать. Одно дело —
когда человек танцует, другое — когда ухаживает. А очкастый
пытается ухаживать. И все это видят. И, танцуя с ним, Майка
потакает его ухаживаниям.
Но очкастого я ей простил, а Лагутина не прощу ни за что!
Мало того, что он меня предал, — ведь он танцует с ней толь¬
ко для того, чтобы досадить бедной Зине. Разве Майка этого
не видит?
Ни на грош чувства собственного достоинства!
Она танцевала с Лагутиным и, увидев меня, даже улыб¬
нулась.
Я отвернулся и сделал вид, что не вижу ни ее улыбки, ни
ее самое.
Глава девятнадцатая
Эту ночь я плохо спал. Не потому, что думал о Майке.
Если я и думал о Майке, то только одно: что больше никогда
не буду о ней думать.
Я думал о Лагутине, об этих ребятах, об амортизаторах,
283

которые мы с Вадимом так легкомысленно оставили на ночь
в старой машине. Они положены туда, чтобы легче их вывезти
с автобазы. И, может быть, как раз сегодня ночью их и вы¬
везли. Почему-то я связывал все это вместе: амортизаторы,
этих ребят и Лагутина. Постепенно у меня возникла версия:
положил амортизаторы в машину Лагутин, должны их вы¬
везти эти ребята. Стройная, логичная версия.
Думая об этой версии, я в конце концов заснул. Очень
крепко. Утром отец еле меня разбудил. Я чуть не опоздал на
работу. Прибежал туда к самому звонку. В воротах я столк¬
нулся с Вадимом: он всегда прибегает к самому звонку.
Я показался в гараже, получил работу. Потом вышел во
двор к дожидавшемуся меня Вадиму. Мы пошли к директору,
чтобы рассказать ему об амортизаторах.
Мы приоткрыли дверь кабинета и увидели, что там полно
дыма и людей. Уже заседают. Видно, вчера вечером в тресте
здорово гоняли нашего директора, если он с самого утра на¬
чал гонять своих подчиненных.
Тогда мы решили пойти посмотреть, на месте ли амортиза¬
торы. Надо проверить.
Мы пересекли пустырь, подошли к крайней машине с
надписью: «В ремонт» — и взобрались в кузов.
И, как только мы взобрались туда, мы увидели, что амор¬
тизаторов нет. Валялся кусок толя, и больше ничего.
Амортизаторы унесли. Мы молча смотрели друг на друга.
Потом Вадим неуверенно сказал:
— Может быть, их нашел сторож.
Так, конечно, могло случиться. И это было бы очень хоро¬
шо. Просто замечательно! Амортизаторы нашлись, мы здесь
ни при чем, прекрасно!
Но могло случиться и не так. Амортизаторы могли увезти
те, для кого они здесь положены. Приехали на машине, поло¬
жили в нее амортизаторы и уехали. Сторож спокойно спит
всю ночь. Да и, услыхав шум подъезжающей машины, не
обратил бы на него внимания. Подумал бы, что это вернулась
с линии какая-нибудь опоздавшая машина.
Пустырь представлял собой квадрат, расположенный сра¬
зу за ремонтными цехами. Справа он был огорожен забором
лесного склада. Сзади темнел заброшенный песчаный карьер.
Слева, за канавой, тянулась старая дорога. По ней раньше
ездили к карьеру за песком. Сейчас этой дорогой не пользо¬
вались. Но если амортизаторы вывезли, то только по ней.
Мы слезли с машины и подошли к дороге. Первое, что мы
увидели,, был кусок толя. Он валялся в канаве. Все сразу ста¬
ло ясно: амортизаторы пронесли именно здесь. Несли в толе,
284

чтобы не гремели. А когда положили в «Победу», толь бро¬
сили в канаву.
Мы перебрались через канаву на дорогу. Она вела к пес¬
чаному карьеру и была покрыта где тонким, где толстым
слоем песка. Вчера прошел дождь, и мы увидели на песке
отчетливые следы машины...
Мы нагнулись и стали их рассматривать.
Следы на дороге остаются от колес. Точнее, от покрышек.
Еще точнее, от протектора. Протектором называется верхняя
часть покрышки, сделанная в виде рисунка. Углубления этого
рисунка позволяют колесу лучше сцепляться с дорогой.
И вот мы увидели очень глубокие, очень резкие, широкие
и косые следы, расположенные елкой.
Это были следы не от «Победы», а от какой-то другой, не¬
знакомой нам машины. От «Победы» не остается таких глубо¬
ких следов.
— Похоже на трактор, — неуверенно проговорил Вадим.
— Сказал тоже! От трактора не следы, а борозда.
Мы пошли к карьеру, рассматривая следы. Я очень рас¬
строился — рухнула моя версия. Ведь эти парни были на
285

«Победе», а здесь была какая-то другая машина. Неужели не
Лагутин, а кто-то другой положил сюда амортизаторы?
У карьера мы увидели множество следов. Здесь машина
разворачивалась. Ее подавали то вперед, то назад. Песок
здесь был глубже и следы проступали отчетливее. Я внима¬
тельно пригляделся к ним и рядом с глубокими следами
незнакомой машины увидел мелкие, фигурные следы
«Победы»...
У меня даже сердце заколотилось от волнения. Значит,
«Победа» здесь все-таки была...
Я присел на корточки. Следы шли рядом друг с другом,
совсем вплотную. Обе машины здесь разворачивались. Впе¬
ред-назад, вперед — назад...
Но почему следы от «Победы» были только здесь? Почему
их нет на дороге?
Может быть, мы невнимательно смотрели?
Мы пошли обратно, тщательно осматривая следы. Но как
мы ни вглядывались, следов от «Победы» на дороге не было.
На дороге был только один след. Резкий, глубокий, косой,
незнакомый след.
— Все ясно, — сказал Вадим, — след у «Победы» мелкий,
его задуло ветром.
— А почему его не задуло у карьера? — возразил я.
Получалась странная и не совсем понятная картина! По¬
лучалось так, что сначала прошла «Победа», а потом за ней,
точно след в след, прошла вторая, незнакомая машина. И ее
более глубокий и сильный след уничтожил след «Победы»...
— Все ясно, — сказал Вадим. — Вторая машина нарочно
шла за первой, чтобы уничтожить ее следы. Увезли амортиза¬
торы на «Победе». Значит, надо замести следы.
Это объяснение показалось мне логичным. Но после неко¬
торого размышления я увидел, что никакой логики в нем нет.
Что за дурацкий способ заметать следы! Разве попадешь
ночью след в след? Да и глупо это! Удивительно, что предпо¬
ложение Вадима показалось мне в первую минуту разумным.
Мы прошли в сторону шоссе. Песка становилось меньше,
следы проступали тусклее. Все же было отчетливо видно, что
это следы от второй машины. И только там, где дорога выхо¬
дила на шоссе, на том месте, где машины поворачивали, мы
опять увидели следы «Победы». Ясно виднелся закругленный
песчаный след незнакомой машины и рядом с ним, тоже пес¬
чаный, очень мелкий след от покрышек «Победы»... Дальше
на асфальте вообще уже ничего нельзя было разобрать...
Так ничего толком не выяснив, мы вернулись на автобазу.
Моя версия, хотя и висела на волоске, все же полностью не
286

была опровергнута: какая-то «Победа» там была. Значит,
можно предполагать, что амортизаторы увезли эти парни, а
вынес их на пустырь Лагутин.
— Где пропадал? — спросил меня Шмаков, когда я вер¬
нулся в гараж.
Я неопределенно помахал рукой:
— Тут...
— Бригадир ругался, — сказал Шмаков.
Раньше бригадир не ругал меня за отлучки. А теперь ру¬
гает. Понятно! Отношение ко мне изменилось. И все из-за Ла¬
гутина. Из-за того, что он оклеветал меня. Ничего, справед¬
ливость восторжествует!
Мы со Шмаковым принялись за работу, потом я его
спросил:
« А что ты ответил бригадиру?
— Сказал, что тебя вызвал завуч, — ответил Шмаков.
Уже какой раз меня поражала сообразительность Шмако¬
ва Петра. Только он один мог придумать такой ловкий ответ.
«Завуч вызвал»! Надо же! Если бы Шмаков сказал, что меня
вызвал директор или главный инженер, бригадир мог бы это
проверить. А «вызвал завуч» — как бригадир это проверит?
Может, он и не знает, кто такой завуч? А если знает, то не
пойдет же он в школу проверять. «Завуч» — это что-то дале¬
кое, непонятное, а потому убедительное. Я давно заметил, что
самое убедительное для некоторых людей — это самое непо¬
нятное.
Молодец Шмаков! Верный товарищ! Мне стало стыдно,
что я ничего не рассказал ему про амортизаторы. Ведь Шма¬
ков куда более надежный человек, чем Вадим. И как ни туго
соображает Шмаков, у него есть практическая хватка, сколь¬
ко раз я убеждался в его глубоких практических познаниях.
Я уже было собрался рассказать Шмакову все по поряд¬
ку. Ему обязательно надо рассказывать по порядку, иначе он
не поймет, в чем дело. Как вдруг неожиданная мысль взвол¬
новала меня. Как же я не срисовал следы незнакомой маши¬
ны?! Ведь эти следы скоро исчезнут. Разве можно упустить
такое важное обстоятельство! И второй след надо было сри¬
совать. Я думал, что он от «Победы», а вдруг нет?
Я взял кусок картона, из которого мы вырезаем проклад¬
ки, взял кусок мела, карандаш и, предупредив Шмакова, что¬
бы он опять соврал бригадиру насчет завуча, побежал на
пустырь...
Я вернулся через полчаса. В кармане у меня лежал тща¬
287

тельно срисованный отпечаток протектора незнакомой ма¬
шины и менее тщательно срисованный след протектора «Побе¬
ды». Он очень сложный, мелкий, он был уже неясно виден, и
его было труднее срисовать.
Мы со Шмаковым снова принялись за работу. Приходил
бригадир, посмотрел на меня, но ничего не сказал. Видно, ма¬
гическое для школьников слово «завуч» действовало и на
него.
Работать нам со Шмаковым пришлось недолго. Скоро про¬
звенел звонок. Рабочие пошли на перерыв, мы могли отправ¬
ляться домой.
Я сказал Шмакову:
— Задержись. Дело есть.
— Ладно, — ответил Шмаков Петр.
Он никогда не задавал вопросов: что да почему? Хорошая
черта.
Мы пошли в местком, взяли у библиотекарши книгу под
названием «Автомобильные шины», уселись за стол и стали
ее рассматривать. Я вынул рисунки протекторов, которые сде¬
лал на дороге, положил их рядом с книгой и сказал Петру:
— Вопрос: с каких покрышек эти протекторы?
Протектор с «Победы» мы скоро нашли. Это действительно
был протектор с покрышек «Победы», размер 6 X 16. У меня
немного отлегло от сердца. Слава богу! Значит, «Победа» там
действительно была. Прекрасно! Замечательно! Значит, я не
ошибся...
Но рисунка, похожего на протектор второй машины, мы
в книге не находили.
Тогда Шмаков внимательно посмотрев на мой рисунок и
сказал:
— Это покрышка с вездехода.
— Какого вездехода?,
— «ГАЗ-69».
— Ты думаешь?
— Точно.
Я тут же потребовал у библиотекарши книгу о вездеходах
«ГАЗ-69». Мы ее перелистали и в разделе «Шины и камеры»
нашли рисунок протектора. Он точно совпадал с тем, который
я зарисовал на дороге. Такие же широкие косые полосы в ви¬
де елки... Очень глубокие для увеличения проходимости везде¬
хода.
Мы вернули библиотекарше книги и отправились на пус¬
тырь. По дороге я рассказал Шмакову все по порядку. Дорога
была длинная, и мне хватило времени.
Снова, теперь уже со Шмаковым Петром, мы осмотрели
288

следы. Песок подсох, следы начали рассыпаться, но были еще
видны...
Шмаков подумал и сказал:
— Если на «Победе» были воры, значит, на вездеходе
была милиция.
С досады я даже ударил себя кулаком по лбу. Как я сам
не догадался! Конечно, Шмаков прав! Что значит практиче¬
ская сметка! Ай да...
Впрочем, рано говорить «Ай да!» Почему все же на дороге
нет следов от «Победы»?..
Конечно, объяснения Шмакова логичнее объяснений Вади¬
ма. Но не настолько, чтобы лупить себя кулаком по лбу.
У Шмакова есть практическая сметка. Но, чтобы разгады¬
вать тайны, надо иметь еще кое-что...
Что именно? А черт его знает! Может быть, нечто прямо
противоположное практической сметке. Например, фантазию.
Глава двадцатая,
Мы решили никого не посвящать в эту рсторию. Все равно
не поверят. А поверят, так объявят нас лопухами. И не без
основания: амортизаторы мы проворонили.
Я не сказал Вадиму, что Шмаков Петр тоже в курсе дела.
Если Вадим об этом узнает, он тут же расскажет еще кому-
нибудь. Будет оправдываться тем, что я первый нарушил тай¬
ну. Такой уж он человек, Вадим. На него можно воздейство¬
вать только собственным примером. А какой пример я ему
подам, если признаюсь, что все рассказал Шмакову Петру.
Впрочем, на следующий день нам было не до этого: предстоя¬
ла первая получка.
Зарплату на автобазе выдают два раза в месяц. Каждый
раз это большое событие. Люди, привыкшие получать зар¬
плату, и те чувствуют в этот день какой-то подъем. О нас и
говорить нечего. Ведь это первая получка в нашей жизни.
Информацию мы получили от Игоря. Он работает в конто¬
ре и находится в курсе всего. На лице у него было этакое
снисходительно-добродушное выражение, будто нашей зар¬
платой мы обязаны всецело ему. Будто без него мы бы ни
гроша не получили.
Сначала он объявил, что мы «включены в ведомость». На¬
ши фамилии занесены в список, по которому выдают зарпла¬
ту. И дал понять, что он приложил к этому немалые усилия.
Затем явился и сообщил, что мы получим только аванс —
половину зарплаты. Остальные деньги мы получим в конце
289

месяца — в расчет. Расчет зависит от того, сколько мы зара¬
ботаем. Это может быть и больше и меньше. Игорь, конечно,
постарается, чтобы мы получили не меньше, а больше.
Потом он пришел и сказал, что кассир уехал в банк.
Потом сообщил, что дела в банке идут туго, возможно,
сегодня не дадут. Потом пришел и объявил, что все налажи¬
вается, но выдавать нам будут зарплату после пяти часов.
В общем, целый день Игорь держал нас в возбужденном
состоянии и отрывал от работы.
Мы со Шмаковым мало беспокоились. Полагается нам
зарплата — получим. Сегодня, завтра — разница небольшая.
И мы сказали Игорю, чтобы он не делал из мухи слона.
Он обиделся и ушел. Но не утерпел, вернулся и, чтобы за¬
добрить нас, сказал, что все в порядке. Зарплату нам выдадут
после двенадцати часов.
На это мы со Шмаковым ответили:
— Ладно!
Кончив работу, мы всем классом собрались у кассы.
Открылось окошко. Нам начали выдавать зарплату.
Мы расписывались в ведомости против своей фамилии.
Кассир, бесстрастный человек, никому не смотрел в лицо.
Смотрел только на ведомость, ставил галочку и отсчитывал
деньги. Сто шестьдесят два рубля.
Мальчики вели себя с достоинством. Небрежно совали
деньги в карман. Некоторые, правда, пытались получить без
очереди. Но не из жадности, а из озорства. Только Шмаков
Петр аккуратно сложил деньги в бумажник. Такая у него
привычка.
Зато девочки были чересчур возбуждены. Отойдя от кассы,
пересчитывали деньги и что-то оживленно обсуждали. Только
Майка не шумела. Спокойно сунула деньги в карманчик
платья. Я, конечно, заметил это случайно. Между нами все
кончено. А она ни с того ни с сего улыбнулась мне своей при¬
ветливой улыбкой. Странно!
Игорь стоял у кассы и благодушно улыбался, как хлебо¬
сольный хозяин, угощающий своих друзей. Он страдает пре¬
увеличением собственной личности. Зарплату он получил до
нас. Как свой человек в конторе. Рядом с ним стоял Вадим и
собирал долги. Я отдал ему десятку за обед в Липках. Шма¬
ков подумал и тоже отдал.
У меня осталось сто пятьдесят два рубля. Я решил сразу
пойти в универмаг и купить подарки папе и маме.
— Сходим в универмаг, — предложил я Шмакову Петру.
Зачем?
290

— Надо кое-что купить.
Я не хотел ему говорить про подарки. Родители Шмакова
работают в Индии, на строительстве завода. Живет он с де¬
душкой и бабушкой. И я не был уверен, станет ли Петр де¬
лать им подарки. И, узнав про подарки, мог не пойти. А одно¬
му идти скучно.
На первом этаже универмага, рядом с писчебумажным,
спортивным и игрушечным отделами, находилось то, что
мне было нужно, — парфюмерия.
Я давно заметил, что в магазинах ненужные отделы рас¬
полагаются внизу, а нужные — наверху. И чем нужнее, тем
выше. Например, обувной — на четвертом.
Я поделился этим наблюдением со Шмаковым Петром.
Он подумал и сказал:
— За духами на четвертый этаж никто не полезет, а за
ботинками полезут. — И добавил: — А кто идет на четвертый
этаж, купит мимоходом, на первом этаже, какую-нибудь ерун¬
ду. Магазин выполняет план. Работники прилавка получают
премию.
И я опять, уже в который раз, удивился практической
сметке Шмакова Петра, его глубоким практическим позна¬
ниям.
В спортивном отделе все было так ловко разложено, вы¬
глядело таким новеньким и блестящим, что все хотелось ку¬
пить. Неплохо бы купить боксерские перчатки. И гантели
тоже необходимы. Но больше всего нам со Шмаковым Пет¬
ром понравились спортивные брюки. Синие, трикотажные, с
резинками внизу. В них у человека исключительно спортивный
вид. Особенно если прибавить к ним синий свитер с белой
каймой под воротником. Настоящий тренировочный костюм.
Но если купить и свитер, и брюки, и подарки, то я истрачу
все деньги.
Сделаю так. Куплю спортивные брюки, они стоят тридцать
рублей. На двадцать два рубля куплю подарки. Ровно сто
рублей у меня останется. Если в расчет я получу двести руб¬
лей, как говорил Игорь, то у меня будет ровно триста. И на
них я сделаю что-нибудь капитальное.
— Покупаем? — спросил я Шмакова Петра.
Он с сосредоточенным видом вертел в руках брюки, ощу¬
пывал, переворачивал их в разные стороны и молчал.
— Пошел платить! — решительно объявил я.
На Шмакова, как и на Вадима, надо воздействовать силой
собственного примера.
Я заплатил в кассе тридцать рублей, получил пакет, а
Шмаков все еще стоял у прилавка и вертел в руках брюки.
291

■— Чешешься, — сказал я ему, — плати деньги.
Шмаков вздохнул:
— Трикотаж плохой. Через два дня вытянутся. В колен¬
ках... И кругом. Второй сорт.
Я похолодел:
— Что же ты мне сразу не сказал?!
На что последовало обычное шмаковское:
— Не успел.
На этот раз я уже не восхищался его практической хват¬
кой. Черт бы побрал эту хватку! Чего она стоит при такой
медлительности.
Ладно! Что' сделано, то сделано! Погорел я на тридцать
рублей, впредь буду умнее.
Я решил немедленно отправиться в парфюмерный отдел и
купить маме духи. Но по дороге был писчебумажный отдел.
Возле него мы со Шмаковым Петром и задержались.
Наше внимание привлекли самопишущие ручки и толстые
общие тетради в коленкоровом переплете. Ручку хорошо бы
купить отцу. Это был бы подарок! Папина ручка уже никуда
не годилась.
Но сорок пять рублей! Мне придется тронуть сотню... Дер¬
нул меня черт купить эти брюки! Если бы я их не купил, то
как раз хватило бы на ручку отцу и на маленький флакоц ду¬
хов маме. И у меня осталось бы ровно сто рублей.
— Тетрадь надо купить, — сказал Шмаков,— ты какого
цвета возьмешь?
Мне больше ничего не следовало покупать для себя. Но
что такое три с полтиной в сравнении с тридцатью рублями,
которые я заплатил за брюки? И я ответил:
— Коричневую. А ты?
Шмаков сделал головой движение, означающее «надо по¬
думать».
Я заплатил в кассу три с полтиной и получил прекрасную
общую тетрадь в коричневом коленкоровом переплете.
— Выбирай скорее, — поторопил я Шмакова Петра.
Он вздохнул:
— Не нравится.
— Жмот. Вот ты кто! — сказал я Шмакову Петру.
В парфюмерном отделе я спросил, сколько стоит коробка
«Подарочных».
— Пятьдесят рублей? Ого!
В коробке и духи и одеколон. А отдельно духи купить
нельзя, только вместе. Странные порядки!
Не зная, что купить, я стоял перед прилавком в полной
растерянности. Меня даже в жар бросило.
292

— Петро, — сказал я,—давай купим мороженого.
— Не хочется, — ответил Шмаков.
Я купил себе мороженого. Надо было немного охладиться.
И что такое рубль девяносто по сравнению с тридцатью тре¬
мя рублями, которые я уже истратил? Сто шестнадцать руб¬
лей у меня ведь останется.
В конце концов я выбрал «Огни Москвы» за двадцать
шесть рублей. Остается у меня девяносто. Десятку я одолжу
у мамы, будет ровно сто на что-нибудь капитальное. В сле¬
дующую получку, в расчет, я верну маме долг и куплю отцу
подарок. Это правильно. В эту получку — подарок маме, в
следующую — папе...
Может быть, я немного и завидовал Шмакову Петру. Ведь
у него сохранились все деньги. Но я утешал себя сознанием,
что он жмот, а я нет.
— Прошвырнемся по магазину, — предложил Шмаков.
Я категорически отказался. Шмакову хорошо с его жмот-
еким характером. А я обязательно что-нибудь куплю. Вдруг
мы увидели, что нам машет Вадим. Откуда он появился, мы
не заметили. Мы только увидели, как он замахал руками и
помчался в спортивный отдел. Мы помчались за ним.
— Скорее занимайте очередь, — возбужденно прошептал
Вадим.
Возле прилавка уже стояла очередь. Раньше ее не было.
Мы стали за Вадимом. За нами сразу стали еще несколько
человек.
— Привезли подводные маски и ласты, полный набор, —
зашептал Вадим, — сейчас будут продавать.
— Зачем они нам? — спросил я.
— Вот чудак! — удивился Вадим. — «В мире безмолвия»!..
Я читал «В мире безмолвия». Но в Москве нет моря.
С другой стороны, если я весной поеду в туристскую поездку,
в Крым или на Кавказ, то там они мне пригодятся. Но если
я куплю маску и ласты, то на какие деньги я поеду в турист¬
скую поездку? И дернул меня черт купить эти дурацкие
Щтаны!
Терзаемый сомнениями, я стоял в очереди. Она быстро
увеличивалась. Одни становились потому, что им нужны были
маски, другие потому, что стояли первые.
Подошли Игорь с Мишкой Тарановым и стали между
мной и Шмаковым Петром. Сделали вид, будто они здесь уже
стояли. Мы тоже сделали такой вид.
— Опытная партия, — сказал Игорь. — Их в Москве днем
с огнем не найдешь.
Продавцы притащили связки масок и связки ласт. Очередь
293

заволновалась. Задние боялись, что им не достанется. Не¬
сколько добровольцев стали у прилавка, чтобы наводить по¬
рядок. В их числе, конечно, и Игорь.
Я не знал, что мне делать, не знал, на что решиться. Маска
и ласты были мне абсолютно не нужны. Но, если все же ока¬
жусь на морском берегу, все будут нырять, а я буду сидеть
на песке как идиот? И зачем же я целый час стою в очереди?
Не куплю, а потом буду жалеть!..
Так я раздумывал, медленно подвигаясь к прилавку. Мне
хотелось продвигаться еще медленнее.
Первым из нас стоял Вадим, за ним Игорь, за Игорем я,
за мной Мишка Таранов и последним Шмаков Петр.
Продавец объявил:
— Граждане, не становитесь, имеется всего двадцать ком¬
плектов!
Очередь заволновалась. Но никто не уходил. Все на что-то
надеялись. Шмаков Петр пересчитал тех, кто стоял перед ним,
и сказал.
— Кажется, мне не достанется.
Я тоже пересчитал и успокоил Шмакова:
— Тебе достанется, последнему.
Мог ли я устоять в условиях такого ажиотажа? Все стре¬
мятся купить. Некоторые чуть не плачут, оттого что им не
достанется. А я, простоявший час в очереди и попавший в чи¬
сло счастливчиков, неужели я откажусь? Это было бы смешно
и глупо!
Я заплатил по чеку и получил маску и ласты.
Но опасения Шмакова сбылись. Последний комплект до¬
стался Мишке Таранову.
У Шмакова был убитый вид. Мне было его очень жаль.
Всегда неудобно, когда тебе что-то досталось, а товарищу
нет.
Если поступать по-честному, то Игорь или Мишка Таранов
должны были уступить Шмакову. Ведь ему не досталось из-за
того, что мы пустили их без очереди. Но Игоря, Вадима и
Мишки Таранова и след простыл.
Мы вышли со Шмаковым на улицу. Шмаков молчал. Он
всегда молчит. Но сейчас он молчал из-за того, что ему ничего
не досталось. Мне было ужасно жаль его. Мне не нужно, а
досталось. Шмакову хотелось купить, а не досталось. Очень
несправедливо!
Я остановился и протянул Шмакову ласты и маску:
— Знаешь что, возьми. Мне они не нужны!
Шмаков отрицательно закачал головой. Не хотел ли¬
шать меня таких драгоценных вещей.
294

— Бери, бери, — настаивал я, — я купил просто так, на
всякий случай. Мне они совершенно не нужны.
— Мне они тоже не нужны, — объявил Шмаков.
Я опешил.
— Как это — не нужны?
— Очень просто!
— Зачем же ты стоял в очереди?
— Все стояли.
Когда Шмаков забраковал спортивные брюки, я похоло¬
дел. Теперь я просто окоченел. Выходит, я опять зря выбросил
деньги.
Все же во мне теплилась надежда, что Шмаков отказы¬
вается из чистого благородства. Не хочет оставить меня без
этих проклятых ластов.
Я пригрозил:
— Не возьмешь, снесу обратно!
— И правильно сделаешь! — одобрительно заметил Шма¬
ков.— Кому нужна эта маска? Простая резинка со стеклыш*
ком! А в ластах вообще неудобно плавать.
Дрожащим голосом я проговорил:
— Последний раз спрашиваю: возьмешь или нет?
Шмаков пожал плечами:
— Вот пристал! Не нужно мне такое барахло.
Я пошел обратно в магазин.
В спортивном отделе очереди не было. Но какие-то лич¬
ности толкались. Я положил на прилавок маску и ласты и
сказал продавцу, что хочу их вернуть.
— Товар обратно не принимается, — ответил продавец.
Я сам знал, что товар обратно не принимается. Я положил
маску и ласты на прилавок для того, чтобы их у меня купили.
Те, кому они не достались.
Но почему-то никто не торопился их покупать. Как же так?
Ведь только что за ними стояла громадная толпа, некоторые
чуть не плакали.
Подошел какой-то гражданин, потрогал маску. Я с на¬
деждой смотрел на него. Он потрогал и отошел.
— Мальчик, не стой у прилавка, мешаешь! — сказал про¬
давец.
Я овернул пакет. Сердце мое разрывалось от огорчения.
Я истратил почти все деньги, и на что? Из всего, что я купил,
мне была нужна только общая тетрадь в коленкоровом пе¬
реплете.
Теперь уж все равно! Я пошел в писчебумажный отдел и
на оставшиеся деньги купил папе китайскую самопишущую
ручку.
295

Глава двадцать первая
Кто-то, не помню кто, правильно сказал: жизнь — это река,
река времени. Течет себе и течет. На смену одной волне при¬
ходит другая, потом третья. Появится на воде щепка, покру¬
жится, проплывет перед тобой и исчезнет.
Как-то постепенно все забыли про части, найденные на
складе у Вадима, и про аварию в Липках, даже об амортиза¬
торах больше не говорили. Я перестал жалеть о том, как глу¬
по истратил свою первую получку. Единственная покупка,
которая мне пригодилась, — это тетрадь в коленкоровом пе¬
реплете, в ней я пишу сейчас эти воспоминания.
Даже то, что Майка пошла танцевать с Лагутиным, не
казалось мне таким уж значительным проступком. Протанце¬
вала один раз с Лагутиным, что в этом такого? По отноше¬
нию ко мне это не совсем по-товарищески. Но ведь она
девчонка, даже при всем своем уме и твердом характере, и
могла испугаться скандала.
Конечно, если бы я тогда был рядом с Майкой, я бы дал
отпор Лагутину. Но меня рядом не было, и она была совсем
беззащитна.
Если бы сейчас Майка подошла ко мне, то мы бы помири¬
лись. Подошла бы и сказала: «Получилось нехорошо, не надо
было танцевать с Лагутиным, но я танцевала только во избе¬
жание скандала». Все между нами стало бы ясно и опять
пошло бы по-прежнему.
Я перестал избегать Майку, наоборот, старался попадать¬
ся ей на глаза. Чтобы дать ей возможность подойти ко мне и
сказать это. Но Майка не подходила ко мне и ничего не гово¬
рила. Только улыбалась мне издалека, как будто между нами
ничего не произошло.
Я тоже не хотел первый подходить: не я танцевал с Лагу¬
тиным, а она!
Нельзя находиться в ссоре вечно. Когда-нибудь надо и
помириться. Если люди не будут мириться, то все в конце
концов перессорятся. Но в каждой ссоре есть правый и вино¬
ватый. И виноватый должен сделать первый шаг к примире¬
нию.
Все изменяется, но не все забывается. Есть вещи, которые
я помню всегда. И, чем больше проходит времени, тем боль¬
ше о них думаю. Они мне не дают покоя.
Чем больше думал я о Зуеве, тем более постыдным каза¬
лось мне мое поведение. Я ничего не сделал, чтобы исправить
несправедливость, причиненную ему по нашей, а значит, и по
моей вине. Мало того. По милости Лагутина получилось так,
296

что я оклеветал Зуева. Я себя чувствовал предателем. Чело¬
век из-за меня пострадал, а я хожу как ни в чем не бывало.
Подло! И как может Шмаков так спокойно разговаривать с
Зуевым, рассуждать о всякой ерунде. Ведь Шмаков тоже ви¬
новат. Меньше чем я, но все же... Буксир кто неправильно
привязал?..
Я опять сказал Шмакову и Вадиму, что надо написать
директору заявление. Шмаков равнодушно ответил:
— Кому это нужно?
А Вадим сказал:
— Здрасте, вспомнил!
Тогда я сам написал заявление. Короткое, но убедитель¬
ное. Во всем виноваты мы: я, Игорь, Вадим и Шмаков Петр.
Мы самовольно начали буксировать и неправильно привязали
трос. А Зуев не отлучался, а пошел искать Ивашкина. И вы¬
говор ему объявлен неправильно. Это заявление я и положил
на стол перед директором. Он спросил:
— Что такое?
— Заявление, — ответил я.
— О чем?
— Там написано.
Директор нахмурился. Он не любил, когда ему подавали
заявления. В заявлениях просят то, что не полагается. То,
что полагается, получают без всякого заявления.
Директор прочитал мое заявление один раз, потом начал
читать второй. Неужели он его не понял с одного раза? Уж до
чего ясно и просто написано. Прочитав второй раз, директор
поднял на меня глаза:
— Чего ты хочешь? Конкретно!
Если бы он не произнес слово «конкретно», я объяснил
бы ему, чего хочу: я хочу доказать, что виноват не Зуев, а мы.
Но ведь это не конкретно. А что конкретно? Конкретно — это
приказ с выговором Зуеву. Если директор его отменит, то это
и будет конкретно. Но, если я предъявлю ему такое требо¬
вание, это будет, по меньшей мере, смешно. Я дипломатично
сказал:
— Ваш приказ неправильный. Зуев не виноват. Винова¬
ты мы.
— Вот как?.. — протянул директор, будто впервые об этом
услышал, и зачем-то тронул алюминиевый поршень, который
вместо пепельницы стоял у него на столе. — Значит, надо и
вам выговор объявить?
Я пожал плечами:
— Если считаете нужным... Только почему и нам? Толь¬
ко нам.
297

— Можно и объявить, — спокойно проговорил директор.
Кто-то открыл дверь. Директор сказал: «Занят!» Дверь
закрылась.
— Как твоя фамилия? — спросил директор.
— Крашенинников.
— Отец есть?
— Есть.
— Где работает?
Я назвал завод, где работает мой отец.
Директор опять помолчал, а потом проговорил:
— Выходит, ты умный, а я дурак?
Этим он хотел сказать, что умный он, а дурак я. Спорить?
Я ему ничего не ответил. Не дождавшись ответа, директор
посмотрел в окно. Я тоже посмотрел в окно. Там ничего инте¬
ресного не было. Продолжая смотреть в окно, директор ров¬
ным голосом произнес:
— Не довезли материалы на стройку. Кто не довез? Води¬
тель не довез. Кто плохо организовал? Начальник эксплуата¬
ции плохо организовал. А кто выговор получил? Директор вы¬
говор получил. Почему? Потому что директор отвечает и за
водителя и за начальника эксплуатации. Кто был ответствен¬
ный за буксировку?' Зуев был ответственный. С кого надо
спрашивать? С Зуева надо спрашивать. Понял? Я тебе это
не обязан объяснять, ты не местком. Но объясняю. Потому что
ты еще зеленый. А теперь иди, меня люди ждут.
Директору легко рассуждать. Если ему в тресте поставят
на вид, он на автобазе тоже кое-кому влепит выговор. А кому
может влепить выговор Зуев? Никому. Зуев простой испол¬
нитель и должен отвечать только за то, что сам сделал. Вот
что я должен был ответить директору. Но правильный ответ
приходит ко мне приблизительно через час после разговора.
Из моего заявления ничего не вышло. Но совесть моя чи¬
ста. Я сделал все, что мог. Мне хотелось сказать Зуеву, что
я подал заявление. Чтобы он знал. Но это было невозможно.
Получится, что я хвастаюсь.
Ладно! Пусть думает что хочет. И все пусть думают что
хотят. Я буду работать. Ни на кого не обращая внимания. Все
равно практика скоро кончится. Через двенадцать дней. И с
меня вообще нечего спрашивать. У меня нет технических на¬
клонностей. Это все знают.
Я вернулся в гараж и принялся за работу. Лагутин косо
посмотрел на меня. Наверно, видел, что я ходил к директору.
Ну и плевать, пусть косится!
298

Я принялся за передний мост
для нашей машины. Это было по¬
следнее, что мы должны были сде¬
лать со Шмаковым, и мне хотелось
закончить передний мост сегодня.
Мы со Шмаковым объявим, что у
нас все готово к сборке. И это под¬
стегнет остальных ребят. Иначе к
окончанию практики мы не закон¬
чим восстановления нашей ма¬
шины.
Но Шмаков сказал:
— Брось! Ту надо смазать.
И показал на стоявшую рядом
машину.
— Нет, — ответил я,—давай луч¬
ше кончим сегодня передний мост
для нашей.
— Бригадир запретил делать на¬
шу машину, — сказал Шмаков.
— Как это — запретил?
— Запретил, и все.
Я подошел к бригадиру Дми¬
трию Александровичу и спросил,
правда ли, что он запретил восста¬
навливать нашу машину.
Дмитрий Александрович ответил, что восстанавливать на¬
шу машину никто не запрещал. Но мы не должны это делать
в рабочее время.
Оказывается, за нашу машину не начисляют зарплату.
— Вы со Шмаковым два дня проездили в Липки,— сказал
Дмитрий Александрович,—наряда вам на поездку не выпи¬
сали, а зарплату вы получили. За счет бригады. Разве это
правильно?
Конечно, неправильно! Происходит неувязка. Но об этом
пусть думает штаб во главе с Игорем, их для этого выбирали.
Что касается меня, то мне надоело вмешиваться во все дела.
Глава двадцать вторая
Все же мне было интересно знать, как намерен действо¬
вать штаб в создавшейся обстановке. Я решил спросить об
этом Игоря. Не в порядке вмешательства в дела, а в порядке
любопытства.
299

Игорь сидел в техническом отделе, развалясь на стуле так,
что ноги его торчали из-под стола.
— Знаю, — ответил он мне равнодушно, — по всем цехам
такая волынка.
— Будем оставаться после работы, — предложил я.
— Спасибо! — ответил Игорь. — У каждого свои дела.
У меня, например, съемки на студии. И вообще ничего не вый¬
дет. Не проявляет сознательности рабочий класс.
— При чем тут рабочий класс?! — возразил я.— Ты не
сумел организовать!
— Возможно, — равнодушно ответил Игорь.
— Значит, в кусты?
— Значит, в кусты!
Я возмутился.
— Ты первый вылез с восстановлением машины, а теперь
первый смываешься.
— Человек предполагает, а бог располагает, — изрек
Игорь.
Мы потратили на нашу машину столько труда! И нам за¬
претили ее восстанавливать. В момент, когда работа в самом
разгаре. У меня со Шмаковым все почти готово, осталось
только собрать передний мост; ребята из кузнечного и свароч¬
ного выправили и заварили раму, жестянщики и обойщики то¬
же всё сделали... Разве можно допустить, чтобы работа про¬
пала впустую?
И потом, что значит: «рабочий класс не проявляет созна¬
тельности»? Это глупость! Рабочие всё отлично сознают и
понимают. Но они не любят работу на фу-фу, работу так себе,
между прочим, которая только мешает главной. Значит', надо
внести ясность.
Конечно, я твердо решил не вмешиваться ни в какие дела.
Но это в том случае, когда дела идут. А если дело стоит? Надо
вмешаться! Чтобы дело опять пошло. А вот когда оно снова
пойдет, можно больше не вмешиваться.
Прежде всего я отправился в моторный цех. Это главный
цех мастерских, самый светлый и чистый, не то что наш га¬
раж. Это и понятно: ремонт моторов требует точности, а зна¬
чит, чистоты. Ошибка на сотую долю миллиметра, и все
пропало — мотор барахлит. Недаром в моторном цехе рабо¬
тает Полекутин — тут надо разбираться в технике. Мотори¬
сты — слесари высокой квалификации — знают себе цену.
Каждого из них директор называет по имени-отчеству.
Я всегда стесняюсь заходить в моторный цех. Там серди¬
тый начальник, самоуверенный молодой человек в пенсне. Не
любит посторонних. Не то что у нас в гараже, где шатаются
300

все, кому не лень. Я приоткрыл дверь и поманил Полекутина
пальцем.
Полекутин хороший парень, здорово разбирается в техни¬
ке. Но у него дурацкая привычка класть руку на плечо собе¬
седнику. А он очень высокий. Если собеседник одного с ним
роста или чуть ниже, это выглядит еще ничего. Но когда он
кладет руку на плечо человеку гораздо ниже себя ростом, то
этим невольно подчеркивает его малый рост. Поэтому я все¬
гда держусь от Полекутина на некотором расстоянии.
Полекутин полностью со мной согласился, признал, что
штаб бездействует, но добавил:
— Есть еще одна сложность — запасные части. На нашу
машину их не выписывают. Кое-что можно наскрести. Но как
быть с дефицитом? Например, с деталями номера...
Он стал сыпать номерами деталей. Точно, как Вадим. Но
Вадим называл номера деталей потому, что плохо их знал.
Полекутин, наоборот, оттого, что знал их слишком хорошо.
Я перебил его:
— Пасуем?!
— Зачем! — возразил Полекутин. — Но требуется ясность.
— Вы с Игорем и должны внести ясность.
— Мы с Игорем не сработались, — объявил Полекутин.
— Подумаешь, какой кабинет министров! — сказал я и
отправился в столярный цех.
Некоторые ребята относятся к столярному цеху с прене¬
брежением. Особенно ребята с техническими наклонностями.
Считают, что техника — это исключительно металл, в крайнем
случае пластмасса, а дерево — пройденный этап. «Деревяш¬
ки»,— презрительно выражаются они.
А мне столярный цех нравится. Он не похож на другие
цеха. Здесь свой особый звук: визг пилы и шуршание рубан¬
ка, свой запах —запах стружки и смолистого дерева. Он
напоминает мне деревню, где живет дедушка. И рабочие здесь
спокойные, добродушные, медлительные, курят махорку. За¬
пах махорки тоже напоминает деревню.
В столярном цехе работали четверо наших ребят, в их
числе Семечкина и Макарова—те, что всегда записывают по
очереди. И эти четыре человека до сих пор ничего не сделали
с кузовом и кабиной, только вынули поломанные доски и
сгнившие рейки. А новых не поставили.
Я сказал:
— Вас тут четыре гаврика, а дело ни с места.
— Успокойтесь! — насмешливо ответила Инна Макаро¬
ва. — За нами дело не станет.
Семечкина добавила:
301

— Что за манера подгонять других!
— Никто вас не подгоняет. Но видите, какое положение —
полная неувязка.
— Только не у нас, — возразила Инна Макарова, — нам
не запрещают делать нашу машину.
— Что же вы не делаете?
Они показали на стоящие в углу свежеобструганные доски
и рейки.
— Все заготовлено. Успеем. Ведь кузов ставят в послед¬
нюю очередь. Пусть материал пообсохнет.
Макарова и Семечкина меня удивили. Ведь технических
наклонностей у них еще меньше, чем у меня, а у меня, как
известно, их вовсе нет. Семечкина и Макарова представляют в
нашем классе литературу и искусство: Макарова — литерату¬
ру, Семечкина — искусство. Макарова пишет рассказы, Се¬
мечкина поет. Правда, на школьных вечерах она не поет,
говорит, что ей «ставят» голос: один учитель ставит, другой
переставляет. И эта волынка будет продолжаться, пока она
не поступит в консерваторию. Что касается Макаровой, то все
ее рассказы кончаются одной фразой: «Занималась заря».
...Мальчик, сирота, нашел своих папу и маму. Они плачут,
целуются, выходят на улицу... Занималась заря...
Другой мальчик, порядочный лодырь, перевоспитался.
Первый раз в жизни сделал уроки и, счастливый, вышел на
улицу. Занималась заря...
Третий мальчик, первый ученик, оторвался от коллектива.
На собрании его прорабатывают, он осознает свои ошибки.
Все довольны, выходят на улицу. Занималась заря...
Сует эту зарю куда попало...
Как бы то ни было, положени-е в столярке меня немного
успокоило. Если бы так было в других цехах! Но в других
цехах тагК не было...
В электроцехе Гринько мне сообщил:
— Бригадир сказал: «Со своей работой не управляемся,
некогда вашей заниматься!»
Это сообщение меня тем более огорчило, что стоявший в
электроцехе запах серной кислоты напомнил мне о сожжен¬
ных в Липках брюках.
Сварщики вообще народ неразговорчивый. Может быть,
потому, что из-за шума сварки не слышат, что им говорят.
Сколько я к ним не приходил, я слышал от них только одно
слово: «Отойди!» Я посмотрел на раму нашей машины, оди¬
ноко стоящую на козлах, полюбовался голубым пламенем
горелки и пошел .дальше.
Так я обошел все цехи. Только в обойный не зашел — там
302

работала Майка. К ней-то надо было зайти в первую оче¬
редь— Майка комсорг. Но между нами все кончено... Однако,
когда я проходил мимо обойного цеха (а проходил я несколь¬
ко раз), Майка увидела меня и сама вышла ко мне. Как ни
в чем не бывало. Мы с ней обсудили положение и решили со¬
брать классное собрание. Я был рад, что Майка сама вышла
ко мне. Конечно, между нами все кончено. Но Майка, по-ви¬
димому, этого не знала. То есть не знала, что между нами все
кончено. Действительно, откуда ей это знать? Я ей не говорил,
а сама она могла не догадаться.
Глава двадцать третья
Как у нас уже повелось, мы собрались на пустыре. При¬
шли директор автобазы, главный инженер, начальник мотор¬
ного цеха, наш бригадир Дмитрий Александрович, похожий
на испанца, и еще два бригадира: из обойного и столярного
цехов. Получилось прямо-таки торжественное заседание.
Главный инженер сказал:
— Ваша инициатива похвальна. Восстанавливая машину,
вы видите общественно полезные результаты своего труда. Но
надо считаться с реальными условиями производства. Восста¬
новление машины не предусмотрено планом. На нее нет ни
фонда зарплаты, ни лимита материалов. Об этом надо поду¬
мать, это надо обсудить.
Наш бригадир Дмитрий Александрович сказал:
— Ребята хорошие. Выполняют. Но восстанавливают ма¬
шину в рабочее время, а наряды на эту работу не выписы¬
вают. Отражается на зарплате.
Бригадир обойщиков спросил:
— Откуда материал брать?
Директор заметил:
— Кроили бы с умом, выкроили бы.
— Норма в обрез, Владимир Георгиевич, — ответил брига¬
дир.
Начальник моторного цеха, самоуверенный молодой чело¬
век в пенсне, сказал:
— Возможно, парусину и можно выкроить. А как поршне¬
вую группу? По существу говоря, новый мотор собираем. На¬
до внести ясность.
Директор, глядя себе под ноги, ровным голосом прого¬
ворил:
— Формалисты вы! Брак выпускать умеете, болтаться без
дела умеете, а где взять четыре доски, не знаете.
303

Из этого мы поняли, что бригадиры хотят, чтобы директор
признал восстановление нашей машины делом официальным,
отпускал бы на нее материалы и платил бы за нее зарплату.
А директор, наоборот, хочет, чтобы это все совершалось в
неофициальном порядке, чтобы цеха помогали нам своими
силами, из внутренних ресурсов. Мы очутились между двух
огней.
— Сознательности мало, — продолжал директор, — послу¬
шаем, что практиканты скажут!
Что мы могли сказать? Если они не знают, как выйти из
положения, то мы и подавно...
Тут, конечно, Игорь открывает рот:
— Владимир. Георгиевич, что мы можем сказать? Если
товарищи из цехов не хотят нам помогать, то ничего из этого
не выйдет.
Это значило, что у Игоря пропала охота восстанавливать
машину. Так с ним всегда. Выдвинет идею, нашумит, «нафи-
гурирует», а потом остывает, даже падает духом.
— Класс был полон энтузиазма, — продолжал Игорь, — но
обстоятельства выше нас! Обстоятельства вынуждают нас
прекратить работу.
Майка насмешливо бросила:
— Не надо было браться за оружие!
Игорь обиженно надул губы:
— Пожалуйста, не показывай свою образованность. Я то¬
же знаю, кто такой Плеханов. Но Плеханов в данном случае
совсем ни при чем.
— Очень даже при чем, — ответила Майка, — а ты типич¬
ный оппортунист и соглашатель!
Все в один голос закричали, что Игорь, безусловно, типич¬
ный оппортунист и соглашатель. И я тоже закричал. Отка¬
заться от восстановления машины значило бы покрыть себя
позором.
— Ты давно гнешь эту линию — прекратить! — сказала
Майка. — Но если мы взялись, то должны довести дело-до
конца. Стыд и позор! Комсомольцы так не поступают! Комсо¬
мольцы преодолевают большие трудности! На целине.
Игорь опять усмехнулся:
— Произносить красивые слова мы все умеем. Но как
преодолеть трудности?
Тогда я сказал:
— Единственная наша трудность — это ты. Твоя неустой¬
чивость плюс бюрократизм.
Тут все закричали, чтобы мы перестали препираться. Нуж¬
но не препираться, а искать выход из положения.
304

Тогда я сказал:
— У меня есть предложение!
— Знаем мы твое предложение, — проворчал Игорь.
— Ты знаешь, а другие не знают, — ответил я, — а предло¬
жение у меня такое: давайте закончим машину после работы.
Неужели мы не можем десять дней поработать по два лишних
часа?
— Конечно, можем! — подтвердил Полекутин.
— Безусловно, можем! — заявили Гринько, Мишка Тара¬
нов и другие ребята, у которых были технические наклон¬
ности.
— Пожалуй, можно, — неуверенно проговорили ребята с
меньшими техническими наклонностями.
— Мы будем оставаться, но ненадолго, — сказали де¬
вочки.
Директор повернулся к бригадирам:
— И вам не стыдно? Школьники согласны работать в
общественном порядке, а мы, шефы, не хотим им помочь.
Ваши дети будут обучаться на этой машине. Плохие вы
родители.
Тогда наш бригадир Дмитрий Александрович заявил:
— Если ребята будут делать машину в нерабочее время,
мы им поможем. Но как быть с материалом?
Начальник моторного цеха сказал:
— Поскольку вопрос упрощается, то есть ребята будут
работать сверхурочно, а рабочие в общественном порядке им
помогут, то мы, начальники цехов, изыщем некоторые мате¬
риалы из внутренних ресурсов. Но как быть с дефицитом?
Дефицит — это части, которые трудно достать. Ими распо*
ряжается сам директор автобазы.
— Ну что ж, — вздохнул директор и посмотрел на небо, —
если ребята будут работать сверхурочно, если рабочие будут
помогать им в общественном порядке, если начальники цехов
изыщут внутренние ресурсы, то дефицит мы отпустим. В по¬
рядке шефской помощи школе. Главное, чтобы это мероприя¬
тие в основе носило общественный характер.
— Я думаю, двух часов в день будет достаточно, — сказал
главный инженер, — по возрасту ребята могут работать по
шесть часов, а они работают всего четыре. Так что это будет
и законно и педагогично.
— Дело не в часах, а в том, чтобы была общественная
основа, — повторил директор.
Основу, в сущности, предложил не кто иной, как я. Но я
не стал об этом думать... Понимал, что во мне говорит пустое
тщеславие.
J 1 Библиотека пионера, том VII
305

Глава двадцать четвертая
Сегодня воскресенье!
Последние два воскресенья прошли бездарно. Даже не по¬
мню как. Но это воскресенье мы решили провести с толком.
Мы — это я и Шмаков Петр. Поедем в Химки на пляж.
Я возьму с собой ласты и маску. Надо же что-то с ними де¬
лать.
Позвонил Вадим. Услыхав, что мы едем в Химки, закричал,
что едет с нами.
— Но мы уже готовы, — предупредил я.
Я тоже готов, — ответил Вадим. — На чем поедем? На
метро? Потихоньку идите, я вас встречу.
Мы со Шмаковым дошли до дома, где жил Вадим, и уви¬
дели Игоря. Он возился с «Москвичом» своего брата. Машина
стояла у тротуара. Игорь никак не мог завести ее.
Не гоняй стартер, — сказал я ему, — посадишь аккуму¬
лятор.
Игорь протянул нам заводную ручку:
— Покрутите.
Мы со Шмаковым начали по очереди крутить. Мотор про¬
ворачивался, как шарманка, но не заводился.
— Надо проверить зажигание и питание, — сказал я.
Игорь вылез из машины и в нерешительности встал у от¬
крытого капота. Честное слово, он не знает, как проверить
зажигание и питание. Даю голову на отсечение!
— Проверяй! — сказал я.
Игорь нерешительно тронул свечу, потом другую и расте¬
рянно посмотрел на нас.
Я никогда не имел дело с «Москвичом». И у меня нет тех¬
нических наклонностей. Но «Москвич» это или не «Москвич»—
принцип у всех одинаковый. Сначала надо проверить, есть ли
искра, потом — поступает ли бензин в карбюратор.
— Проверим искру, — сказал я Шмакову Петру.
Я вытащил из трамблера проводок, Петр провернул мотор
за ручку, из проводка на массу проскочила сильная голубая
искра.
— Зажигание в порядке!
Я воткнул проводок обратно и на всякий случай воткнул
туда еще спичку, чтобы контакт был плотнее. Так мы делаем
в гараже.
— Теперь проверим питание. Игорь, дай ключ!
И что же Игорь мне дает? Заводной ключ! Ни черта не по¬
нимает!
— Ты что мне даешь?! — заорал я. — Что ты мне даешь,
306

я тебя спрашиваю? Гаечный
давай!
Я нисколько не сердился.
Только делал вид. Чтобы как
следует погонять Игоря.
Игорь порылся в сумке и
протянул мне гаечный ключ.
Я отвернул бензопровод. Бен¬
зин из трубки не шел. Ясно, за¬
сорен бензопровод. Мы его
продули — бензин пошел. Мы
со Шмаковым Петром, улы¬
баясь, смотрели друг на друга.
Нашли неисправность!.. А это
не так просто. Опытный шофер
и тот иной раз день провозится,
пока найдет неисправность.
А мы нашли почти сразу. При¬
ятно все-таки...
Появился Вадим. Его
счастье, что мы задержались с
«Москвичом», иначе бы ни за
что не ждали.
Игорь сел в машину и на¬
чал газовать. Хотел убедиться,
что все в порядке. Потом голосом человека, который даже не
прочь вас подвезти, если ему по дороге, спросил:
— Вы куда?
— На метро.
— Садитесь.
Мы сели и поехали. Игорь совсем очухался, то есть принял
свой обычный самоуверенный вид. Глядя на него, нельзя было
поверить, что за минуту до этого мы со Шмаковым гоняли его,
как мышонка. Он сидел развалясь, правил одной рукой. В об¬
щем, всячески задавался.
— В какие края? — покровительственно спросил он нас.
— На пляж, в Химки.
— Нашли куда ехать! — засмеялся Игорь. — Толкучка!
Я еду в Серебряный бор. Пляж — мечта! У меня там встреча
с друзьями,
Вадим вздохнул:
— Тебе хорошо — у тебя машина.
В голосе Вадима слышалась просьба взять и нас с собой.
Игорь сделал вид, что не понял.
Чего не сумел добиться Вадим, сразу добился Шмаков
307.

Петр. Что значит практическая сметка! Шмаков Петр иногда
просто меня поражал.
— Не доедешь, — равнодушно проговорил Шмаков.
— Почему?
— Бензопровод засорится.
— Ты думаешь? — встревоженно спросил Игорь и поехал
медленнее.
Я сразу понял тактику Шмакова Петра и подхватил:
— Конечно. В баке мусор. Где гарантия, что опять не за¬
бьется?
Игорь ничего не ответил. Молча ехал до самого метро.
С одной стороны, ему не хотелось брать нас с собой. С другой
стороны, боялся ехать один. Вдруг что в дороге случится? Что
он будет делать без нас? То, что делают все неумехи. Оста¬
навливают проходящую машину и просят шофера помочь.
Мы доехали до метро. Игорь нерешительно сказал:
— Между прочим, нам еще немного по дороге. Вы можете
сесть на метро в центре.
— Очень интересно! — возразил я и приоткрыл дверцу,
собираясь вылезть из машины. — На метро мы через десять
минут будем на Соколе. Охота нам на твоем драндулете та¬
щиться!
— Но зачем вам ехать именно в Химки, — в отчаянии про¬
говорил Игорь, — поедем лучше в Серебряный бор.
— Не знаю, — безразличным голосом протянул я, — как
ребята.
— Можно, пожалуй, — сказал Шмаков. — Как, Вадим?
— Что ж, поедем, — согласился Вадим.
Мы поехали в Серебряный бор.
Здорово мы разыграли этот спектакль!
jГлава двадцать пятая
Пляж в Серебряном бору замечательный! Народу, правда,
много, машин полно, но никакого сравнения с Химками. Про¬
стор! Красота!
Мы медленно ехали по взгорью. Пляж был усеян людьми.
Игорь внимательно всматривался в машины и затормозил,
увидев внизу «Победу». Возле нее, уткнувшись в песок, лежал
черноволосый человек в белых плавках.
— Николай! — крикнул Игорь.
Человек поднял курчавую голову, лениво махнул Игорю
рукой и снова уткнулся в песок.
Мы посоветовали Игорю не спускаться на пляж, оставить
308

машину наверху. Снизу она будет хорошо видна. Но Игорь
нас не послушался. Мы проехали дальше, нашли спуск и
съехали. Игорь остановил машину:
— Занимайте место, я сейчас вернусь. Доеду до своих зна¬
комых и вернусь.
Мы отлично понимали, почему Игорь оставляет нас здесь.
Не хочет знакомить со своими приятелями. Вернее, не хочет
их знакомить с нами. Нам, конечно, на это наплевать, мы от¬
лично обойдемся и без Игоря. Но на чем мы уедем отсюда?
— А на чем мы уедем отсюда? — спросили мы.
— Вот чудаки, — засмеялся Игорь, — я сейчас вернусь!
— Не вернешься, — сказал Вадим. Он хорошо знал Игоря,
сколько лет был его адъютантом.
— Честное благородное слово! — поклялся Игорь.
— Если смотаешься, мы тебе таких навешаем, что будешь
помнить! — пригрозил я.
Игорь обиженно надул губы:
— Пожалуйста, без угроз. Какое свинство! А будете угро¬
жать, сейчас уеду!
— Попробуй только! — сказал Шмаков Петр.
— Какая вам разница, где купаться? — раздраженно спро¬
сил Игорь.
— Очень большая! — ответил Вадим. — В машине мы мо¬
жем раздеться и будем спокойны за свое барахло. А здесь его
могут спереть.
— Кому оно нужно, твое барахло! — возразил Игорь.
Мне надоело с ним препираться.
— Ладно, отчаливай! Но если уедешь — берегись!
Мы с презрением посмотрели ему вслед и стали отыскивать
место, где нам расположиться. Там, где Игорь высадил нас,
было плохо. Рядом съезд, ходят машины, тут же продуктовая
палатка, снуют люди, валяются консервные банки. Беспокой¬
ное место!
Мы пошли по пляжу в ту сторону, куда поехал Игорь. Не
будем же мы уходить в другую сторону. Игорь побоится
уехать без нас, но упускать его из виду тоже не следует!
Мы нашли хорошее местечко метрах в пятидесяти от
«Победы». Рядом с ней стоял «Москвич» Игоря. Сам Игорь,
присев на корточки, разговаривал с лежащим на песке Нико¬
лаем. Потом разделся, сложил одежду в машину, стал по
стойке «смирно», развел руки и сделал несколько глубоких
вдохов и выдохов. Очищал легкие от московского воздуха и
набирал подмосковный.
Потом он что-то сказал Николаю и пошел к нам. Увидев
нас, сделал радостные глаза, будто только встретился с нами.
309

— Устроились? Прекрасно! — Он сел рядом. — Будем за¬
горать.
Пошли купаться, — предложил Вадим.
Я немного поваляюсь, — сказал Игорь и лег на спину.
Мы бросились в воду. Река здесь широка, но мелковата,
почти по колено. Только в середине чуть поглубже, затем
опять мелко до противоположного берега.
В этом году я купался впервые. Каждый раз, когда я зале¬
заю в воду, я решаю купаться ежедневно. Разве это так труд¬
но? Некоторые купаются в любую погоду, даже зимой. Но я
не выполняю этого решения. Сам не знаю почему. То лень, то
некогда. Но теперь все! Теперь я твердо решил: буду после
работы ездить на пляж или в бассейн...
— Почему ты ласты не надел? — спросил Вадим.
Я и забыл про них. Даже не вынул из машины. Там они и
лежат.
— В машине забыл, — ответил я, — а твои где?
Вадим засмеялся:
— Вспомнил! Обменял давным-давно.
— На что?
— На одну вещь, — загадочно ответил Вадим.
Он не любил рассказывать про свои обменные операции:
прогорал на них и боялся наших насмешек.
Мы еще немного поплескались и вылезли на берег. Игорь,
конечно, смотался к своим друзьям. Сидел там в компании
парня в трусах и девицы в красной резиновой шапочке. Я сразу
их узнал. Они приезжали к Игорю на этой самой «Победе».
Сейчас они сидели, разговаривали. Только Николай по-преж¬
нему лежал ничком.
Если бы на пляже оказались мои знакомые, я мог бы пой¬
ти и посидеть с ними. В этом не было бы ничего оскорбитель¬
ного ни для Вадима, ни для Шмакова Петра. И если бы здесь
нашлись знакомые Вадима или Шмакова, они тоже могли бы
пойти и посидеть с ними. Никто бы из нас не навязывался, не
лез бы знакомиться, никак бы не реагировал на это... А в по¬
ступке Игоря было что-то подлое. Он, как всегда, старался
отделаться от нас.
— Тащи ласты, попробуем, —сказал Вадим.
— Не пойду я туда, ну их к черту!
— Ласты-то твои, — сказал Шмаков Петр.
— Разрешаю тебе их взять.
— Сам боишься?
— Не боюсь, а не пойду. Подумают, навязываюсь.
— Из ложного самолюбия мы должны лишать себя удо¬
вольствия? — возмутился Вадим. — Пошли все!
310

Мы подошли. Игорь с беспокойством уставился на нас. Па¬
рень и девица тоже воззрились выжидательно. Только Нико¬
лай продолжал лежать ничком. Такого волосатого человека
я еще в жизни не видал ни на одном пляже. Даже на лопатках
у него росла черная курчавая борода.
— Ласты возьмем, — сказал я Игорю.
— Бери, — ответил Игорь, обрадовавшись тому, чте мы
пришли только за ластами. Потом повернулся к своим знако¬
мым и извиняющимся голосом добавил: — Это мальчики из
нашего дома, я их привез. Показываю мир божий.
— Игорь — друг детей, — насмешливо провозгласил па¬
рень, рыжеватый, длинноносый, с жестковатым и сильным
взглядом.
Несмотря на двусмысленность этой фразы, я уловил в ней
насмешку не над нами, а над Игорем.
Я открыл машину, взял ласты и маску. Девица протяну¬
ла руку:
— Покажи.
Николай чуть повернул голову, искоса посмотрел на нас и
снова уткнулся в сложенные руки. Я заметил его черные гла¬
за и черные усики. Девица повертела в руках ласты и спро¬
сила:
— Можно в них поплавать?
— Пожалуйста, — сказал я.
Все пошли в воду. Кроме Николая. Николай не шелох¬
нулся.
Мы зашли на глубокое место. Девушка, ее звали почему-
то Елка, с помощью Игоря и рыжеватого парня надела ла¬
сты. Парня звали еще более странным именем — Люся! Муж¬
чина — и вдруг Люся.
Елка натянула маску, повертела головой, показала нам
через стекло язык и нырнула. В воздухе мелькнули удлинен¬
ные ластами ноги. Она вынырнула метрах в десяти от нас,
стащила с головы маску и объявила:
— Ничего не видно.
— Не надо глаза закрывать, — сказал Люся, — не надо
жмуриться. Давай сюда.
После Люси нырнул я, потом Игорь, за Игорем Вадим.
Последним нырнул Шмаков Петр. Но выплыл он почему-то
без маски. Держал маску в руке.
Толку в ластах и в маске немного. Короткое время видишь
дно и чужие ноги. Может быть, на море они и хороши, но на
Москве-реке...
Елка и Люся оказались неплохими ребятами. Они были
даже простые ребята. Особенно понравилось нам то, что они
311.

относились к Игорю без уважения, не принимали его всерьез.
Скажет Игорь что-нибудь, а Люся обязательно ответит; «Ну
да?» — с сомнением в голосе. Как говорят с человеком, кото¬
рому не верят ни на грош.
А Игорь наоборот — говорил с излишней убедительностью.
Как человек, привыкший к тому, что ему не верят ни на
грош.
Мы вылезли на берег. Они пошли к своим машинам, мы к
своей одежде.
Мы лежали, загорали и говорили об Игоре. Осуждали его
прихлебательскую роль. Хорошо, что мы не прихлебатели,
никогда ими не были и никогда не будем.
Чувствовали мы себя прекрасно. Солнце пекло вовсю.
Ожогов мы не боялись. У Вадима была специальная мазь
против ожогов. Мы со Шмаковым выжали на себя весь тю¬
бик, Шмаков даже пятки смазал.
Потом Игорь замахал нам руками. Николай и Люся оде¬
вались. Елки не было видно, наверно, тоже одевалась в ма¬
шине. Игорь натягивал на себя штаны. Они уезжают...
Мы оделись и подошли к» ним. Николай и Люся садились
в машину. Елка уже сидела за рулем.
Игорь просительным голосом сказал:
— Я только довезу ребят до метро и сейчас же приеду.
— Ладно, — проговорил Люся.
— Только не уходите без меня.
— Ладно, — небрежно повторил Люся, — поехали, Нико!
Они сели в машину. Хлопнули дверцы. Зарычал мотор.
Машина тронулась с места, сделала крутой поворот и поеха¬
ла но пляжу.
Мы проводили ее автоматическим взглядом, каким смот¬
рят вслед всякой уходящей машине. Потом взгляд мой упал
на песок... Я вытаращил глаза.
На песке четко отпечатались резкие, глубокие и широкие
следы, как будто здесь прошла не «Победа», а «ГАЗ-69».
Точно такие же следы, как там, на дороге к карьеру...
Я потянулся взглядом за этими следами и на том месте,
где машина круто повернула, увидел рядом со следами вез¬
дехода следы «Победы». Потом там, где машина пошла пря¬
мо, следы «Победы» исчезли и остались только следы везде¬
хода...
— Крош, поехали, я опаздываю, — нетерпеливо сказал
Игорь, снова обретая свой командирский тон.
Мне было стыдно смотреть на Игоря. Не поворачиваясь,
я сказал:
— Какие странные покрышки на этой машине...
312

— Ничего странного! — ответил Игорь. — У нее покрышки
с вездехода, для лучшей проходимости,
С замирающим сердцем я спросил:
— На всех четырех колесах?
— Нет! — нетерпеливо ответил Игорь. — Только на задних.
На передних у нее обычная резина. Ну хватит, поехали!
Глава двадцать шестая
Мы думали, что после собрания восстановление нашей ма¬
шины пойдет медленнее. Ведь раньше мы ее делали в течение
рабочего дня, а теперь только два часа после работы. Полу¬
чилось наоборот — гораздо быстрее. Рабочие стали больше
помогать. Некоторые так загорелись, что оттирали наших ре¬
бят и все делали сами. Это вызывало наше законное недо¬
вольство. Ведь восстанавливаем машину мы!
— Видишь ли, университант-эмансипе, — сказал мне
бригадир Дмитрий Александрович, — раньше положение бы¬
ло неопределенное. Бригада не знала, на каких условиях вос¬
станавливается машина. А теперь знает: на общественных.
И каждый хочет способствовать общему делу.
Если пренебречь обращением «университант-эмансипе», то
мысль Дмитрия Александровича показалась мне очень разум¬
ной. Даже глубокой. Во всем должна быть полная определен¬
ность.
Наконец мы поставили во дворе раму и.начали сборку.
Началась сборка — дело идет к концу. Дело идет к концу —
все работают быстрее. Приятно видеть, как голая рама пре¬
вращается в автомобиль.
Вокруг нашей машины толкались люди. Возле других ма¬
шин никто не толкался, а возле нашей машины толкались все.
Даже директор. Честное слово! И, если случался затор, не
хватало чего-либо, он говорил: «Сходите на склад, принесите.
Скажите — я велел». Дело шло без бюрократизма и бумажной
волокиты.
Я думаю, это происходило оттого, что директору было
приятнее сидеть во дворе, на солнышке, чем в прокуренном
кабинете. Но просто сидеть во дворе неудобно. А сидеть возле
нашей машины удобно — она общественная.
А рабочим приятно порассуждать. Когда они ремонтируют
другие машины, рассуждать некогда, надо норму выполнять.
А наша машина общественная, можно и порассуждать. И еще
рабочим было приятно, что они могут поспорить с самим ди¬
ректором. В цехе спорить нечего, надо делать, что приказы¬
313

вают. А наша машина общественная, можно и поспорить. Тем
более, мы ее оборудовали как учебную, ставили добавочное
управление для инструктора. Чтобы инструктор мог испра¬
вить ошибку ученика и предотвратить несчастный случай.
Во время обеденного перерыва рабочие сидели со своим
молоком и полбатонами вокруг нашей машины и советовали,
как что делать, вносили всякие предложения. Тут же стояли
свободные от смены шоферы, вспоминали, как они учились на
учебных машинах, и говорили, как лучше сделать нашу. И то¬
же спорили с директором. И когда директор отстаивал свое
мнение, то ссылался не на то, что он директор, а на то, что
раньше тоже был шофером. В общем, вокруг нашей машины
установилась свободная, приятная атмосфера. В этой атмо¬
сфере всем нравилось работать.
Даже служащие, выходя во двор, смотрели, как мы рабо¬
таем, слушали рассуждения и споры рабочих, удивлялись то¬
му, что мы, школьники, восстанавливаем настоящую машину.
Главный бухгалтер, довольно мрачный человек, сказал:,
— Приятно посмотреть.
Это он сказал, по-видимому, в том смысле, что приятно
смотреть, когда машину восстанавливают бесплатно. А может
быть, в каком-нибудь другом смысле. Я его не расспрашивал.
Все ребята честно отрабатывали свои два часа. Некото¬
рые оставались и дольше. Например, Полекутин, Гринько и
другие ребята с техническими наклонностями. Ну и, конечно,
мы со Шмаковым. Поскольку мы были первыми помощниками
Зуева. Игорь тоже толкался возле машины. Даже шумел
больше других. Увидел, что дело пошло на лад. Но ничего,
кроме своей папки, в руках не держал.
Дело с амортизаторами стало мне теперь совершенно яс¬
ным. Как я сразу не сообразил? К пустырю подъезжала «По¬
беда», но с покрышками от «ГАЗ-69» на задних колесах.
Задние колеса, идя по колее передних, уничтожали их след.
А на поворотах, где колеи не совпадают, виднелись и те и
другие следы. И это была машина приятелей Игоря.
Я смотрел на Игоря и думал: неужели он участвовал в та¬
ком деле?! Даже сейчас я не мог этому поверить. Как же он
решился на преступление?.. И Люся, Елка, Николай, неуже¬
ли они преступники? Ведь они плавали и смеялись вместе с
нами...
У меня лопалась голова от этих мыслей. В моем представ¬
лении преступник был совершенно особенный человек. Даже
не человек, а что-то такое, стоящее вне всего. Мне всегда ка¬
залось странным, что преступники одеваются как все люди,
некоторые даже франтовато — ведь это проявление человече¬
314

ских чувств, а все человеческое им чуждо, непонятно, враж¬
дебно. Я не понимал, зачем преступники ходят в кино, ведь
там показывают нормальных людей, нормальные человече¬
ские чувства. Я не понимал, почему они слушают музыку,
поют песни, даже читают книги, — ведь книги учат добру и
осуждают зло. Преступник — это антипод человека, и все его
поступки, похожие на человеческие, казались мне противо¬
естественными.
Я читал и слышал о преступных детях всяких там хоро¬
ших и даже заслуженных родителей. Но все это было дале¬
кое, отвлеченное... Я не мог предполагать, что они так похожи
на обыкновенных нормальных людей. Игорь, которого я знаю
столько лет, Игорь, мой товарищ, — преступник! Эти славные
ребята: Люся, Елка, флегматичный Николай — тоже преступ¬
ники...
Тогда, на пляже, я думал, что Вадим и Шмаков не дога¬
дались, ведь я один рассматривал следы на песке. Но в вести¬
бюле метро, потихоньку от Вадима, Шмаков мне сказал:
— Машина та самая.
А когда мы спускались по эскалатору, Вадим наклонился
ко мне и прошептал:
— Машинка та!
Всю дорогу то Вадим, то Шмаков говорили мне об этой
машине. Вадим — улучив момент, когда не слышит Шмаков,
Шмаков — когда не слышит Вадим. Чтобы положить конец
этой неопределенности, я сказал Вадиму:
— Надо все рассказать Шмакову Петру.
— Зачем?
— Парень — могила!
Таким образом, Вадим так и не узнал, что я все уже дав¬
ным-давно рассказал Шмакову.
Весь тот вечер мы ходили по нашей улице, даже шагов не
мерили.
Все расстояния у нас точно вымерены в шагах. Чтобы ни¬
кому не было обидно, когда мы провожаем друг друга. Если
мы с Вадимом идем из школы мимо нашего дома, я обязан
проводить его еще сорок шагов. Если мы идем мимо его дома,
он обязан проводить меня еще шестьдесят.
Но в тот воскресный вечер нам было не до шагов...
— Как хотите, — сказал я, — я не могу поверить, что
Игорь вор. Может быть, он просто влип в историю. Мы долж¬
ны с ним поговорить.
Вадим возразил:
— Нечего с ним говорить. Поставим вопрос на классном
собрании.
315

Я сказал:
— Вспомни, Вадим, ведь вы были товарищи.
—1 А он поступил как товарищ?! — закричал Вадим.—
Хотел все свалить на меня!
Вадим был добрый парень. Но сейчас он из себя выходил,
вспоминая, как подло вел себя Игорь в истории с запчастями.
Вадим часто и незаслуженно бывал у нас в классе козлом от¬
пущения. И, вспоминая теперь о несправедливостях, выпадав¬
ших на его долю, кипел от негодования.
Я заметил:
— Надо быть выше!
— Выше чего?
— Выше собственной обиды!
Шмаков Петр проворчал:
— Скажем Игорю, а они заметут следы. Останемся в ду¬
раках. Надо сообщить куда следует.
Я решительно сказал:
— За глаза? Ни за что!
Так мы тогда ни до чего не договорились. То есть мы до¬
говорились о том, что ничего не будем делать, пока не догово¬
римся окончательно. И будем хранить тайну.
Глава двадцать седьмая
Я не люблю тайн. Другие ребята любят, а я не люблю.
Даже не люблю книг с таинственным сюжетом: все равно в
конце все раскрывается. И обычно сразу смотрю в последние
страницы. Читать после этого становится неинтересно.
Книги еще туда-сюда. А вот таскать в себе всякие тай¬
ны — терпеть не могу. Это придает человеку оттенок скрыт¬
ности, неискренности. Например, я иду с Майкой по улице, мы
с ней откровенно обо всем разговариваем, и вместе с тем я от
нее что-то скрываю. Неудобно и неприятно. Тем более, что
Майка комсорг. Скрывать от нее такое дело вообще непра¬
вильно.
Когда я иду с Майкой по улице, улица другая, не такая,
как обычно. Может быть, оттого, что мы с Майкой ходим по
улице только в хорошую погоду, а в плохую сидим дома. Воз¬
можно, потому, что все смотрят на Майку, какая она красивая,
заодно смотрят на меня... Мы оказываемся в центре внима¬
ния, и я чувствую свою особенную ответственность: на улице
хватает и нахалов и грубиянов, которым ничего не стоит
толкнуть человека и даже не извиниться... Не знаю... Факт
остается фактом. Когда я иду с Майкой, улица солнечнее, лю¬
316

ди приветливее, все как-то веселее и смешнее. Тем более, что
на улице мы играем в одну игру: разбираем всякие нелепые
названия. Например, магазин «Культтовары». Что это зна¬
чит? Культурные товары? Выходит, в других магазинах това¬
ры некультурные? И могут ли товары, сами по себе, быть
культурными или некультурными?.. Или вот еще: «Инпошив».
Я всегда думал, что приставка «ин» от слова «инвалид» — ар¬
тель инвалидов шьет платья. Оказывается, ничего подобного.
Приставка «ин» от слова «индивидуальный». Довольно
нелепо...
Мы шли к Наталье Павловне, нас послал к ней главный
инженер. Практика кончалась, и он просил ее зайти на авто¬
базу: «обсудить вопросы». Какие вопросы, он не сказал. Май¬
ка вызвалась передать его просьбу Наталье Павловне. Я вы-
звался проводить Майку.
Наталья Павловна жила в конце нашей улицы, а наша
улица одна из самых длинных в Москве, а может быть, и са¬
мая длинная. Специальный автобус ходит по ней из конца в
конец, от станции метро до новой заставы.
Как и мы, Наталья Павловна жила в новом доме. Но мы
переехали сюда из разных районов Москвы, а Наталья Пав¬
ловна жила здесь и раньше, в деревне, которая была на этом
месте. И преподавала в школе, вместо которой теперь построе¬
на наша школа.
Майке все это казалось очень значительным. То есть то,
что нет больше деревни, где жила Наталья Павловна, нет ее
дома, нет ее школы, а сама Наталья Павловна есть, живет
здесь и по-прежнему преподает. Только живет в новом доме и
преподает в новой школе.
— Ничего уже нет, а человек остался. Согласись, в этом
что-то есть, — говорила Майка.
По правде сказать, ничего особенного я в этом не видел.
Старые дома и старую школу снесли по плану. Вместо них
построили новые. Ясно, что люди остались. Куда они могли
деться? Но Майка в самых, казалось бы, незначительных ве¬
щах всегда находила глубокий смысл. А я не люблю фило¬
софии— у меня от нее голова болит. А Майка пусть фило¬
софствует, я ей не мешаю. Я промычал в ответ что-то одобри¬
тельное...
— Представь, — продолжала Майка, — что через много*
много лет этого не будет, — она обвела рукой улицу, — а бу¬
дет что-то другое. Придут новые люди. И только мы сохра¬
нимся от тех далеких времен.
Я удивился:
-— Что здесь может быть другое?
317

— Як примеру говорю. Допустим, новые дома.
— Эти дома еще очень долго простоят, — возразил я.
— Я понимаю.,. Но тем удивительнее жизнь Натальи Пав¬
ловны, на глазах которой произошла такая разительная пе¬
ремена.
— При ней были деревянные дома, — сказал я, — не дома,
а избы... Снести их ничего не стоило. А разве такие громад¬
ные каменные дома будут сносить?
Майка сказала:
— Меня интересует философская сторона вопроса.
Я согласился, что с философской стороны это правильно.
Но так как я не хотел больше философии, у меня от нее уже
начинала болеть голова, я сказал:
— Метро будут тянуть до Бурцева.
Бурцево — в прошлом подмосковное село, а теперь боль¬
шой промышленный город. Я читал в газете, что метро снача¬
ла дотянут до конца нашей улицы, а потом и до Бурцева.
В результате Бурцево сольется с Москвой.
— Это будет здорово! — сказала Майка.
Мне нравилось, что Майка реагирует на все новое. Дру¬
гие девчонки не реагируют, а она реагирует. Я тоже реагирую.
Мне приятно, когда что-нибудь строят. Не знаю почему, но
приятно. Новый дом, новый магазин, новая мостовая, деревья,
новая станция метро, новая автобусная линия. В этом новом
доме буду жить не я. Может быть, я ничего не куплю в этом
новом магазине. Но то, что они новые, что раньше их не было,
а теперь есть, доставляет мне удовольствие. И Майке тоже.
А то, что она немного пофилософствует, ничему, в сущности,
не мешает...
Наталья Павловна сидела за столом и правила тетради.
Она преподает литературу в вечерней школе рабочей моло¬
дежи.
Майка бывала у Натальи Павловны и раньше. А я не бы¬
вал. Как-то не приходилось. Но я бывал дома у других учи¬
телей. И сейчас, у Натальи Павловны, я почувствовал то же
самое, что чувствовал у них. Дома учитель выглядит совсем
по-другому, похож не на учителя, а на самого обыкновенного
человека. Даже как-то странно видеть его в домашней обста¬
новке, в окружении таких будничных предметов: буфет, ко¬
мод, большой стол посередине, гнутые стулья, старенький
диван... Странно и немного грустно. Может быть, потому, что
эти вещи такие же старенькие, как и сама Наталья Павлов¬
на. В наших домах жильцы, въезжая, стараются привозить
31»

новую мебель. А у Натальи Павлов¬
ны вещи старые, старомодные, навер¬
но те самые, что были у нее раньше,
когда здесь была деревня.
Мы рассказали Наталье Павловне,
какое горячее участие принимают все
в восстановлении нашей машины. На¬
талья Павловна очень этому обрадо¬
валась и стала угощать нас чаем.
И, когда я пил чай с конфетами «Сли¬
вочная коровка», которые я люблю
больше любых других, самых шоко¬
ладных конфет, все здесь показалось
мне гораздо уютнее, чем в первую ми¬
нуту. Все у Натальи Павловны было
под рукой, никуда она не уходила.
Нам с Майкой захотелось есть, и мы
съели почти целую коробку овсяного
печенья. Я его, между прочим, тоже
очень люблю.
— Сережа, что за заявление ты по¬
дал директору? — спросила Наталья
Павловна.
Я рассказал. Майка с удивлением
смотрела на меня. Она ничего про это
не знала. Ей понравилось, что я добивался справедливости.
— Да, Зуев, — вздохнула Наталья Павловна, — он ведь у
меня учился.
Мы понимали, что Зуев когда-то был школьником, но пред¬
ставить себе это было очень трудно. Такой пожилой, небритый
человек учился у той же Натальи Павловны, у которой те¬
перь учимся мы...
— У него погибла семья, — печально проговорила На¬
талья Павловна. — После войны. Подорвались в поле на не¬
мецкой мине. Два мальчика. Жена его тогда тяжело забо¬
лела и до сих пор в больнице...
И по тому, как Наталья Павловна сказала это, мы поня¬
ли, что жена Зуева находится в психиатрической больнице.
Меня только удивляет, почему люди стесняются говорить об
этом прямо. Ведь ничего позорного в этом нет.
— Он очень хороший мастер, — сказал я.
— Да, — подтвердила Наталья Павловна, — Сергей Сер-
геич уходит на пенсию, и на его место, по-видимому, пригласят
Зуева.
Сергей Сергеич заведовал школьными мастерскими.
319

Я очень обрадовался тому, что Зуев будет работать в нашей
школе. Самое главное — у него есть подход к ребятам.
— Его рекомендовал директор автобазы, — сказала На¬
талья Павловна.
После того, что Наталья Павловна рассказала о Зуеве,
мне стало еще обиднее за него, и я заметил:
— Сначала выговор объявляют, потом рекомендуют.
Наталья Павловна сказала:
— Игорь — вот кто меня беспокоит больше всего!
Я вытаращил глаза: неужели Наталье Павловне все из¬
вестно? Откуда?!
— Ничего ему не дала практика, — грустно продолжала
Наталья Павловна, — в цех надо было идти. Из всех работ
на автобазе ему досталась именно та, которая ему не должна
была достаться. Я проглядела. Но и класс виноват. Не рабо¬
тает коллектив с Игорем. Не воспитывает.
Вот это здорово! Выходит, мы же виноваты! Плохо воспи¬
тывали... Попробуй, воспитай его!
Майка сказала:
— Коллектив коллективом, а каждый тоже должен отве¬
чать за себя.
Они заговорили о воспитательной силе коллектива. На¬
талья Павловна приводила всякие примеры. Примеры сами
по себе довольно убедительные. Но, как только я мысленно
применял их к Игорю, они сразу становились неубедительны¬
ми... Но я молчал. Если я заспорю об Игоре, то могу случай¬
но проговориться и разгласить тайну. А ведь я обещал ее
хранить.
Глава двадцать восьмая
Я бы, конечно, сохранил эту тайну, хотя и не люблю тайн.
Но, когда мы возвращались от Натальи Павловны, Майка
сама навела меня на этот разговор. Она сказала, что на авто¬
базе мы узнали друг друга больше, чем в школе. И это, мол,
доказывает, что по-настоящему характер человека раскры¬
вается в столкновении с реальной жизнью.
Это правильная мысль, но в общем. В школе мы тоже хо¬
рошо знали друг друга. Просто на производстве характер каж¬
дого выявился с большей определенностью.
— Взять того же Игоря, — сказал я, — разве мы не зна¬
ли, какой он есть?
— Как он себя показал с восстановлением машины! — за¬
метила Майка.
320

Не желая разглашать тайну, я только сдержанно доба¬
вил:
— Не только с этим.
— Да, — согласилась Майка, — и тогда, с частями у Ва¬
дима.
— Не только с частями у Вадима, — сдерживаясь изо всех
сил,сказал я.
— Вообще, всем своим поведением на автобазе, — сказала
Майка.
Я промолчал. Но Майка всегда угадывает, как я молчу:
многозначительно или нет. И вопросительно посмотрела на
меня. Мне некуда было деваться. И я рассказал Майке ис¬
торию с амортизаторами. Как комсоргу.
К моему удивлению, мой рассказ не произвел на нее того
впечатления, какое я ожидал. Она слушала меня несколько
недоверчиво, даже чуть иронически. Как слушают подобные
вещи девочки, убежденные, что мальчишки склонны ко вся¬
кой таинственности.
На самом деле девочки гораздо больше склонны к таин¬
ственности. Но их таинственность распространяется на пустя¬
ки. Кто-то в кого-то влюбился... Кто-то кому-то что-то на¬
писал... Кто-то с кем-то куда-то пошел. Но оценить сложное
явление, где требуется железная логика, они не могут. Их ум
не охватывает такого явления. Чем незначительнее факт, тем
значительнее выглядит их фантазия. А если факт сам по себе
значителен, он не оставляет места для их фантазии.
Все же Майка сказала:
— Прежде всего надо поговорить с Игорем.
— Ия так считаю! — воскликнул я. — Давай сегодня ве¬
чером соберемся у тебя и позовем Игоря.
Вечером мы собрались у Майки.
Шмаков был недоволен тем, что мы решили поговорить с
Игорем.
— Он предупредит своих воров, — сказал Шмаков.
— Нельзя в каждом видеть преступника, — заметила
Майка.
— Действительно, — подхватил я, — говорим: «церкви и
тюрьмы сровняем с землей», а в каждом видим преступника...
Явился Игорь, веселый, насмешливый. Улыбаясь, спросил:
— Что за совет мудрейших и старейших?
Я рассказал ему про амортизаторы. Он засмеялся:
— Почему же вы их не забрали?.. Понятно!.. Хотели вы¬
следить вора и проспали. Известные пинкертоны...
321

— Не смейся, — хладнокровно проговорил я, — на дороге
остались следы...
— Индийской кобры?
— Нет. Машины. «Победы»... И у нее очень интересные
покрышки: передние с «Победы», задние с «ГАЗ-69».
Мы уставились на Игоря. Он смутился под нашими суро¬
выми взглядами и растерянно спросил:
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то я хочу этим сказать, — ответил я, — что на маши¬
не твоих друзей, этих самых Елок, Люсек и Николаев, стоят
точно такие же покрышки! Вот что я хочу сказать.
Даже Майка поняла драматичность момента. Убедилась,
что это не фантазия, а серьезное и ответственное дело. И в
душе, наверно, восхитилась железной логикой моих вопросов.
— Говори, куда амортизаторы дел?! — грубо потребовал
Шмаков.
— Вы что, с ума сошли! — закричал Игорь и вскочил со
стула. — Как вы смеете со мной так говорить?!
Его негодование было таким искренним, что мы смути¬
лись. А Вадим чуть не плакал. Они с Игорем были когда-то
товарищами, и теперь Вадим жалел его до слез. Только Шма¬
ков не смутился. Презрительно буркнул:
— Не прыгай, стул сломаешь!
На что я Шмакову заметил:
— Нельзя ли без глупых шуток!
— Никто тебя не хочет оскорблять, Игорь, — сказала
Майка, — но ты сам понимаешь: надо выяснить!
— Правда, Игорь, — жалобным голосом проговорил Ва¬
дим, — ведь лично тебя никто не подозревает.
Игорь немного успокоился, снова сел, закинул ногу на но¬
гу, мрачно произнес:
— Ни я, ни мои товарищи не брали амортизаторов. Глупо
и смешно об этом говорить. И потом: почему следы именно
с этой машины? Думаете, мало в Москве машин с разной ре¬
зиной?
— Все-таки странное совпадение, — сказала Майка.
— В жизни бывают самые неожиданные совпадения,—
изрек Игорь, снова обретая свой уверенный и насмешливый
тон.
— Друзей своих ты зачем на автобазу возил? — спросил
вдруг Шмаков Петр.
Игорь прищурил глаза:
— Когда я их возил?.. Ах да, был такой случай... Я им хо¬
тел помочь с ремонтом, познакомил с главным инженером...
— Ну и что?
322

— Главный инженер отказал.
— Чтобы окончательно с этим покончить, — сказал я,—
надо поговорить с твоими приятелями,
Игорь надул губы:
— Пожалуйста! Идите и разговаривайте.
— Ах, так! — сказала Майка. — Значит, ты не хочешь?
— Не хочу.
— Почему?
— Этот разговор меня компрометирует. Я снимаюсь на
студии и не желаю, чтобы туда дошла такая чепуха.
— Поставим вопрос на бюро, — сказала Майка.
Игорь молчал.
— Ведь мы у них только спросим насчет машины, — ска¬
зал Вадим, — о тебе даже ни слова...
Игорь угрюмо проговорил:
— Ладно, я им сегодня позвоню.
Если человек ни в чем не виноват, чего ему беспокоиться?
Почему Игорь так не хочет нашей встречи со своими друзья¬
ми? Чего боится? Ведь он убедил нас, что ни в чем не вино¬
ват.., Да в этом мы, кроме Шмакова Петра, не сомневались
и раньше.
Вот о чем мы думали, когда сидели на школьной площад¬
ке и ожидали Игоря и его друзей. Мы не высказывали вслух
своих мыслей. Каждый из нас с тревогой задавал себе во¬
прос: чего боится Игорь? Нам страшно было подумать, что
Игорь, наш товарищ, замешан в таком отвратительном деле.
Школьная площадка была пуста. Одиноко высились на ее
краях щиты с порванными веревочными корзинками, покосив¬
шиеся столбы для волейбольной сетки, низкие, почерневшие
длинные скамейки на врытых в землю столбиках, желтел пе¬
сочек на местах для прыжков; там виднелись даже отпечатки
ног, будто кто-то совсем недавно здесь прыгал.
Было уже начало седьмого, когда к школе подъехала зна¬
комая нам «Победа». Из нее вышли Игорь, Люся и Николай.
Елки не было. Они подошли к нам.
— Вот, — натянуто улыбаясь, сказал Игорь, — эти ребята
с автобазы. Я вам говорил. И об амортизаторах тоже гово¬
рил.— Он повернулся к нам: — Они уже в курсе дела...
Нам не понравилось, что Игорь им все рассказал. Кто его
просил?
Люся засмеялся:
— На автобазе все такие крошки? Николай, смотри, ка¬
кие крошки!
323

Этот насмешливый тон нам тоже не понравился.
— Значит, — продолжал Люся, — вы подозреваете нас в
краже каких-то амортизаторов?
— Нет, — возразил я, — никто вас не подозревает. Но
амортизаторы вывезены на машине. И на этой машине стояли
точно такие же покрышки, как и на вашей.
Люся расхохотался:
— Ах, так! Ты слышишь, Николай?! Но ведь на всех
«Победах» одинаковые покрышки.
— Вы рано смеетесь, — сказал я, — на вашей машине сза¬
ди стоят покрышки с «ГАЗ-69». И на той машине тоже.
— Николай, ты слышишь? — закричал Люся. — На той
машине такие же покрышки.
— А почему вы, собственно говоря, занимаетесь таким
следствием? — спросил вдруг Николай.
— Потому, что подозрение пало на нас, на практикантов.
— Вы практиканты? — заинтересованно спросил Люся.—
Откуда, из техникума?
— Нет, из школы...
Игорь, красный как рак, перебил меня:
— Дело не в этом...
— Погоди, погоди, — остановил его Люся, — значит, вы
практиканты, школьники. Ты слышишь, Николай?! А он? —
Люся кивнул на Игоря.
— Он тоже...
Люся покатился с хохоту:
— Николай! Как это тебе нравится? Школьник! Вот ко¬
медия! Ай да Игорь, ну и молодец! Николай, как тебе нра¬
вится?.
Но Николай ничем не показывал, как это ему нравится.
Игорь, не поднимая глаз, с мрачным лицом что-то чертил
каблуком на песке.
— Ах, дети, дети, как страшны ваши лета, — насмеш¬
ливо продолжал Люся. — Оказывается, вы школьники!
И Игорь тоже... — Он вдруг нахмурился. — Что же нам с ва¬
ми делать? А, Николай, что нам с ними делать? Отлупить?
Нельзя, малолетние... Уши надрать? Слишком взрослые...
— Отлупить и мы можем, — мрачно проговорил Шмаков.
— А следовало бы, — продолжал Люся, не обращая вни¬
мания на Шмакова.
— За что же? — насмешливо спросил я.
Глядя на Игоря, Николай с презрением проговорил:
— «Заместитель начальника технического отдела»! Тре¬
пач несчастный!
Мы поняли, в чем дело... И не могли не рассмеяться. Игорь
324

скрывал от своих друзей, что он школьник. Представился за¬
местителем начальника технического отдела. На автобазе и
должности такой нет. Ну и Игорь! Теперь понятно, почему он
так боялся этой встречи...
Люся насмешливо прищурился:
— Играете во взрослых. Игорь в заместителя начальни¬
ка, вы в следователей. Сначала Игорь морочил нам голову,
теперь вы...
Майка сказала:
— Игорь представился вам крупным деятелем... Глупо?
Он любит казаться старше, чем есть на самом деле. Это его
недостаток. Но то, о чем мы с вами говорим, очень серьезно.
Жаль, что вы отнеслись к этому так иронически.
Здорово высказалась Майка! Люся с Николаем присми¬
рели. Я немедленно этим воспользовался и сказал:
— У нас только один Bortpoc: была ваша машина ночью
на пустыре или нет?
— Что за пустырь?
— За автобазой.
— Нет, — сказал Люся, — мы подъезжали к вашей авто¬
базе только днем. Игорь обещал устроить ремонт машины,
ведь он «заместитель начальника технического отдела»... Из
этого, конечно, ничего не вышло.
— Вы так ее и не отремонтировали? — спросил Вадим.
— Отремонтировали. Частным образом, — ответил Лю¬
ся. — Но амортизаторов мы не меняли. Все? Мы свободны?
Он как-то сразу переходил от насмешливого тона к серьез¬
ному и наоборот. И еще любил повторять: «Ты слышишь,
Николай?» Хотя Николай все отлично слышал. Он был не
глухой.
Игорь поднял голову и ленивым голосом сказал:
— Ладно! Я действительно натрепался насчет техническо¬
го отдела. Зачем? Просто так, для смеха. Захотелось, и по¬
трепался. Надеюсь, никому это не повредило?
— Инцидент исчерпан! — Люся встал. — Поехали, Ни¬
колай!
Шмаков Петр вдруг спросил:
— А кто из рабочих ремонтировал вашу машину?
Люся пожал плечами:
— Я думаю, это были не ваши рабочие...
Тогда я спросил:
— Вы им оставляли машину или они приходили к вам?
Люся посмотрел на меня. И Николай посмотрел на меня.
И по этим взглядам мне стало ясно, что они оставляли ма¬
шину.
325

— Нет, — сказал Люся, — мы им не оставляли машину.
Они пришли ко мне в гараж со своим материалом и все сде¬
лали.
Он подумал и добавил:
— Впрочем, потом они ее часа два обкатывали, ездили по
городу.
— Это было в среду вечером? — спросил я.
— Кажется...
Я сказал:
— Поздравляю, на вашей машине совершена кража. Мо¬
жете радоваться.
Некоторое время все молчали. Было видно, что Люся не¬
много струсил. Но самое интересное, что Игорь тоже перетру¬
сил. Он-то с чего?! Потом Люся сказал:
— Они заменили кольца и вкладыши, собрали мотор, об¬
катали машину, получили деньги и ушли. Одного звали, ка¬
жется, Василием Ивановичем. Вот все, что я о них знаю.
— Неосторожно доверять свою машину случайным лю¬
дям, — заметила Майка.
— Мы понадеялись на Игоря, — возразил Люся. — Он вы¬
слал какого-то рабочего, который и познакомил нас с этими
механиками. Это было у ворот автобазы.
— Этот рабочий — Лагутин? — глядя на Игоря, спросил я.
Игорь молчал.
— Что же ты молчишь?.— сказала Майка.
Игорь глухо заговорил:
— Когда я вышел от главного инженера, мне навстречу
попался Лагутин. Я спросил у него, не возьмется ли кто-ни¬
будь отремонтировать мотор. Частным образом. Лагутин от¬
ветил, что знает механиков. Надежные люди, все ими доволь¬
ны. Потом он показал Люсе этих механиков, они сговорились,
вот и все...
— Ты и заварил эту кашу, — сказал Шмаков Петр.
— А что я такого сделал? — возмутился Игорь. — Кто-то
подменил амортизаторы. При чем тут я, Люся, Николай?! Кто
их подменил, пусть за это и отвечает. А кто их подменил—-
неизвестно.
— Известно, — сказал я, — Лагутин.
— Доказательства?
— Я в этом уверен.
Игорь махнул рукой:
— Твоя уверенность не доказательство. Нужны улики.
А улик нет.
— Игорь прав-, — сказал Люся.—Амортизаторы вывезли
на моей машине? Это простая случайность. С таким же успе¬
326

хом их могли вывезти на любой другой, хотя бы на такси.
Шофер такси не обязан знать, что возят его пассажиры.
— Вы здесь ни при чем? — насмешливо спросила Майка.
—- Ни при чем, — ответил Люся,
— Нет, при чем, — возразил я. — Игорь знал, что Лагутин
нечестный человек, и не имел права обращаться к нему. А он
обратился. Хотел вам доказать, какая он могучая и влиятель^
ная личность. А вы постарше, должны были думать.
— Соображать надо, — добавил Шмаков Петр.
—- Что сделано, то сделано, — сказал Люся. — Нам наука:
не связываться с такими молокососами, как Игорь.
—- Его убить мало, — мрачно проговорил Николай.
—< Убивать вам никто не позволит, — сказала Майка, —
а вот амортизаторы надо вернуть.
Не только Люся, но и мы все удивились такому неожидан^
ному предложению.
—' Чему вы удивляетесь, — сказала Майка, — ничего уди¬
вительного нет. Государство не должно отвечать ни за ваше
легкомыслие, ни за самомнение Игоря.
—' Если мы их вернем, значит, мы их взяли, — возразил
Люся.
— Заставьте вернуть тех, кто их взял, — сказал я, — ва¬
ших уважаемых механиков.
—■ А где мы их найдем? — с вызовом спросил Люся.
—■ Ничего! — мрачно проговорил Шмаков. — Лагутин вам
скажет, где их найти.
— А почему мы должны вступать в переговоры с каким-
то Лагутиным?!;
— Ага! — сказал я. — Когда вам надо было, вы вступали,
а для общего дела не можете! Что ж, покупайте сами.
— Эге! — сказал Николай.—-Четыре амортизатора стоят
рублей пятьсот.
— Приходится расплачиваться за свои ошибки, — улыбну¬
лась Майка.
Глава двадцать девятая
Ставим мотор! Ответственнейший момент в сборке маши¬
ны. Мотор — ее сердце, он дает ей жизнь, движение, без мото¬
ра машина мертва.
Мотор подкатили на передвижной тали. Опутанный цепя¬
ми, он качался-и плыл в воздух, как перышко. А ведь в нем,
может быть, сто килограммов веса. И поставить его совсем
не так просто, нужно очень точно все подогнать. Так рассчи¬
тать, чтобы все крепления попали на свое место.
327

Закрепили мотор, начали ставить электрооборудование,
радиатор, карбюратор... Наконец залили воду, бензин,
масло...
И вот — машина готова! Все, кроме покраски. Покрасят
ее сегодня вечером, за ночь она обсохнет. Завтра на ней мож¬
но будет прокатиться по городу, конечно, с надписью на ку¬
зове: «Проба».
А сегодня мы ее опробуем по двору...
Когда мы стали машину заводить, все ребята выбежали
из цехов. Игорь тоже был с нами. Даже старался что-то де¬
лать. Наверно, жалел, что ничему за этот месяц не научился.
Почему-то весь класс знал про историю с амортизатора¬
ми. Кто рассказал? Не я, во всяком случае. Я ведь рассказал
только Шмакову и Майке да еще Полекутину и, кажется,
Гринько... А остальным? Интёресно, кто рассказал осталь¬
ным?
Первым сел за руль Зуев, как руководитель нашей рабо¬
ты. И машина покатилась по двору, «при восторженных кри¬
ках толпы», как здорово написано в одном романе.
Потом Зуев пересел на инструкторское место. Мы все по
очереди сделали на машине круг по двору. Конечно, те, кто
имел права юного водителя. Машина получилась великолеп¬
ная, все агрегаты работали прекрасно.
Подошел директор, сказал: «Посмотрим, что вы сотвори¬
ли»— и тоже сделал круг. А когда вылез из кабины, заявил:
— Подходящий аппарат.
После этого мы отогнали машину в малярный цех, где за
нее взялись Гаркуша и Рождественский.
Как всегда, вокруг нашей машины толкалось много наро¬
ду. Даже Лагутин подходил несколько раз. Но он смотрел не
на машину, а ка меня. И Шмаков Петр обратил на это вни¬
мание.
— Чего он на тебя глаза таращит? — сказал Шмаков.
Я не знал, чего Лагутин таращит на меня глаза. Мне бы¬
ло не до этого. В этот день я сделал одно открытие. Мне по¬
казалось, что у меня все же есть некоторые технические на¬
клонности. Это серьезное открытие. Оно могло изменить мои
жизненные планы.
Только к концу дня мне стало несколько не по себе от
упорного взгляда Лагутина. Действительно, чего он на меня
уставился?
Прозвенел звонок. Рабочий день кончился. Рабочие мы¬
лись в душе, переодевались у шкафчиков, снимали спецовки и
надевали свои костюмы. Мы тоже стали расходиться. Здорово
поработали сегодня.
328

И вот, когда мы со Шмаковым Петром дошли почти до на¬
шего дома, я вдруг почувствовал на своем плече чью-то тяже¬
лую руку. Я обернулся. Сзади стоял Лагутин. Удивительно,
как мы не расслышали его шагов.
Я отдернул плечо:
— Можно не хвататься?!
Лагутин посмотрел на Шмакова Петра:
— Отойди, нам поговорить надо.
Но Шмаков и не думал двигаться с места:
— Куда я пойду?
— Отойди, тебе говорят! — повысил голос Лагутин.
Мне, конечно, вовсе не было страшно разговаривать с ним
один на один. Но, во-первых, чего он командует? Во-вторых,
у меня нет секретов от Шмакова Петра. И я сказал:
— Можно не командовать?!
Тихим, но угрожающим голосом Лагутин проговорил:
— Ты что за бодягу про меня развел?
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Забыл?! Я тебе так напомню...
— Ха-ха! — сказал я. — Как страшно!
— Дрожь берет! — добавил Шмаков Петр.
— Ты видел, что я амортизаторы брал? — давясь от зло¬
сти, прошептал Лагутин. — Видел?
— Нет, — ответил я, — не видел. Но их вывезли с пусты¬
ря ваши знакомые механики. Даже известно, на какой ма¬
шине.
— Это доказать надо, — нахально заявил Лагутин.
— Мы ничего не собираемся доказывать! — ответил я.—
Вот если амортизаторы не найдутся, тогда придется что-то
доказывать.
— Раньше на Зуева клепал, теперь на меня?!
— На Зуева никто не клепал, вы все сами придумали,—
возразил я, — но мне неинтересны ваши выдумки! Мы долж¬
ны найти амортизаторы, и мы их найдем. А если они сами
найдутся, тем лучше. Все! Говорить больше не о чем. Пошли,
Петро!
Мы спокойно повернулись и пошли домой. А куда пошел
Лагутин, мы не видели. Мы ни разу не обернулись.
Вечером я лежал дома на диване и перечитывал «Мертвые
души» Гоголя. Мне очень нравится эта книга, нравится, как
там описаны люди. Очень тонко и смешно! И, когда я откры¬
ваю «Мертвые души» и начинаю читать, как в губернский го¬
род Н въехала рессорная бричка Чичикова и как два мужика
329

рассуждали, доедет ли эта бричка до Москвы и до Казани
или не доедет* я уже не могу оторваться, А Плюшкин, Соба-
кевич, Ноздрев!
И вот, когда я лежал на диване и читал «Мертвые души»,
раздался звонок. В коридоре была мама, и она открыла дверь.
Потом заглянула в комнату и сказала:
— Сережа, к тебе пришли.
Я с сожалением отложил книгу — читал как раз про капи¬
тана Копейкина — и вышел в коридор. Дверь была приоткры¬
та. Я распахнул ее... На площадке стояла Зина, диспетчер...
— Вы ко мне?. — спросил я, несколько озадаченный та¬
ким визитом.
— Сережа! — взволнованно проговорила Зина. — Мне на¬
до с тобой поговорить.
— Пожалуйста, заходите, — сказал я.
— Выйди на минуточку.
Я вышел на площадку и захлопнул за собой дверь.
Зина схватила меня за руку:
— Сережа! Что там произошло?
Я сразу догадался, что она имеет в виду. Но я видел, что
Зина сейчас заплачет, и ужасно испугался. Я очень не люблю,
когда женщины плачут. Женщины, маленькие дети и кошки.
Сердце рвется, когда они плачут. Я стал быстро придумывать
ответ, который бы успокоил Зину. Но не успел.
— Ты его не знаешь, — всхлипывая, заговорила Зина,—-
он очень хороший. Но его друзья сбивают с пути...
Вот до чего доводит людей слепая любовь! И к кому? К че¬
ловеку, который выказывает ей полное пренебрежение.
Я сказал:
— Вот именно, друзья! Пусть он попросит своих друзей
вернуть амортизаторы.
Зина стала тяжело дышать и, наконец, заплакала. Разре¬
велась все-таки... Ну, что мне делать?
— Я его так люблю, — сквозь слезы проговорила Зина. —
Если с ним что случится, я не знаю, что со мной будет.
Я еще никогда не разговаривал с женщинами о любви. На¬
верно, я обрадовался возможности изложить, наконец, свои
взгляды по этому вопросу и сказал:
— Любовь — это прежде всего взаимное уважение.
Я очень жалел, что в эту минуту рядом не было Майки.
Но, хотя ее и не было здесь, я продолжал развивать свои
взгляды.
— Один не должен делать того, что обидит другого. Если
другому неприятно, то не надо танцевать с разными наха¬
лами.
330

Плачущим голосом Зина проговорила:
— Я никогда ни с кем не танцевала.
— Вообще танцевать можно, — пояснил я, — но если за
этим кроется определенный смысл, то лучше не танцевать. —
Я облокотился о перила и продолжал: — И потом, надо чест¬
но и прямо в глаза смотреть, говорить друг другу о недостат¬
ках и ошибках.
Некоторое время я думал, что бы еще такое умное сказать
на тему о любви, но ничего не придумал.
Зина воспользовалась моим молчанием и спросила:
— А если они их вернут, ничего не будет?
—' Конечно, ничего, — ответил я.
— Я так боюсь, — опять чуть не заплакала Зина, — а
вдруг в тюрьму посадят.
— При чем здесь тюрьма! — возразил я. — «Церкви и
тюрьмы сровняем с землей»! Вот как стоит вопрос! Если они
все вернут и не будут больше жульничать, то ни в какую
тюрьму их не посадят.
Зина прошептала:
— Он никогда ничего себе не позволял. А вот как связал¬
ся с ними, все и началось.
— Тем более надо на него воздействовать, — сказал я,—
лучше сейчас признать свои ошибки, чем потом отвечать за
них.
Зина ушла. Я опять взялся за книгу. Но мне не читалось.
Было жалко Зину. Такой несчастной она выглядела. И все
из-за Лагутина. Мало того, что он ведет себя нечестно, он еще
заставляет страдать других.
Пожалуй, я говорил Зине вовсе не то, что следовало. Надо
было сказать: «Если вы любите Лагутина, то помогите ему
перевоспитаться». Вот что надо было сказать. А я развел ан¬
тимонию насчет любви.
Что поделаешь! Правильные мысли и нужные слова при¬
ходят ко мне приблизительно через час после разговора.
Глава тридцатая
Сегодня кончается наша практика. Я рано пришел на ра¬
боту. Машины еще только выезжали на линию.
Они выезжали одна за другой, тяжелые грузовики и са¬
мосвалы, мчались по шоссе и растекались по улицам Москвы.
В кабинах мелькали суровые лица шоферов.
Во дворе царило обычное в этот ранний час оживление.
Раздавался по радио звонкий голос диспетчера, шумел по
331

телефону начальник эксплуатации, мелькало озабоченное ли¬
цо главного инженера. Директор стоял на своем обычном ме¬
сте, внушительный, молчаливый, и провожал глазами уходя¬
щие машины.
Я подумал: как странно! Завтра мы будем свободны как
птицы. Можем спать сколько влезет. Можем делать что угод¬
но.-Через неделю я уеду с мамой в Касимов, буду купаться в
Оке и удивлять всех своими ластами...
И все же мне было грустно...
Мне было грустно при мысли, что я не буду больше при¬
ходить сюда ранним утром, не буду переодеваться у своего
шкафчика, как все рабочие, не буду слушать их шуток и раз¬
говоров, не буду равнодушно говорить бригадиру Дмитрию
Александровичу: «Кончил, проверяйте!» И Дмитрий Алек¬
сандрович уже больше мне не скажет: «Ну что ж, универси¬
тант-эмансипе, подходяще...»
Я не услышу больше шипения паяльной лампы, стрекота¬
ния сварки, визга пилы и шуршания рубанка и, наверно, ско¬
ро отвыкну от привычного запаха бензина, карбида и ацето¬
на. И мне уже не придется спорить с кладовщиком о том,
что он не вовремя запирает склад. Я не буду каждые две
недели получать деньги, заработанные моим собственным
трудом.
Конечно, мы не более как практиканты. Но мы чувствова¬
ли себя здесь рабочими. Мы делали работу, которую дела¬
ли все.
Вот о чем я с грустью думал, когда сидел на скамейке воз¬
ле гаража, грелся на солнце и дожидался начала смены. По¬
том прозвенел звонок, и мы разошлись по цехам.
По правде сказать, никто из нас сегодня не работал. При¬
шел Игорь и сказал, что на доске висит приказ про нас. Мы
побежали его читать...
Всем практикантам объявлялась благодарность за хоро¬
шую работу. Главному инженеру объявлялась благодарность
за хорошее общее руководство. Начальникам цехов за хоро¬
шее конкретное руководство. Бригадирам — просто за руко¬
водство. Всем рабочим за чуткое к нам отношение.
— Ловко написано! — сказал Игорь и состроил ту самую
физиономию, которой он давал понять, что ему известна тай¬
ная суть.
Но я был с ним не согласен. Теперь, когда практика кончи¬
лась, я забыл про плохое и в памяти осталось только хоро¬
шее. Ведь вначале мы ровно ничего не умели делать и трения
были неизбежны:
И еще объявлялась благодарность Зуеву. За хорошую по¬
332

мощь при восстановлении нашей машины. И с него снимался
выговор за аварию в Липках.
Потом прошел слух, что нам сейчас будут выдавать зар¬
плату. Мы бросились в бухгалтерию. Выдали нам по сто
шестьдесят два рубля, как.и в первую получку. Мы так и не
поняли, чем расчет отличается от аванса.
После получки главный инженер велел нам разойтись по
цехам и сдать все, что за нами числится. И добавил:
— Не мешает и с рабочими попрощаться.
Мы это понимали и без главного инженера. Все же его сло¬
ва меня приятно удивили. Они свидетельствовали об извест¬
ной душевной тонкости. А ведь мы считали главного инже¬
нера сухарем и занудой.
Мы со Шмаковым пошли в гараж, сдали инструмент, спе¬
цовку, очистили свои верстаки и начали прощаться. Все вы¬
тирали руки обтирочными концами и пожимали наши руки.
Те, кто работал в смотровых ямах, тоже пожали нам руки.
Не все, может быть, горевали по поводу нашего ухода. Но
мы целый месяц работали вместе, делили все хорошее и пло-

хое, и они не могли не проявить к нам рабочей солидарно¬
сти.
Мы дошли со Шмаковым до ворот гаража и оглянулись.
Никто не смотрел нам вслед. Все опять работали, каю будто,
ничего не случилось. Конечно, окончание практики — это со¬
бытие только для нас. Но все же мне сделалось как-то не по
себе. Неужели мы для гаража уже чужие? Пройдет несколько
дней, и нас, наверно, забудут...
Во дворе нас встретил Игорь и сказал, что сейчас будет
заключительная беседа. При этом он как-то особенно посмот¬
рел на меня, противно ухмыльнулся и добавил:
— Готовься, Крош...
По его тону было ясно, что мне надо готовиться к неприят¬
ности. Но к какой именно, он не сказал. Такая у Игоря мане¬
ра— не договаривать. Этим он подчеркивал свою исключи¬
тельную осведомленность.
Эта манера всегда меня очень злит. Я не люблю неопре¬
деленности. Какая бы неприятность мне ни угрожала, я пред¬
почитаю узнать о ней сразу. Терпеть не могу, например, когда
мне говорят: «Сережа, мне надо с тобой поговорить». Такая
привычка, между прочим, есть у моего отца. Никогда сразу не
приступает к делу, а с хмурым видом произносит: «Сережа,
мне надо с тобой поговорить». А говорит дня через два. И эти
два дня я мучаюсь неизвестностью. Я знаю, что ничего такого
страшного он мне не скажет. Но не люблю этого неопределен¬
ного периода между предупреждением о разговоре и самим
разговором. Мне неприятно, что отец прямо не высказывает
своего недовольства, а ходит с этим недовольством и ждет
особенного момента.
Приблизительно такое же состояние было у меня и сейчас.
Я не знал, какая неприятность ожидает меня на заключитель¬
ной беседе. А если бы знал, то был бы спокоен. И будь Игорь
настоящий товарищ, он избавил бы меня от этой противной
неизвестности.
Мы собрались на пустыре — обычном, а сегодня уже по¬
следнем месте наших собраний.
Там стояла наша машина, блестящая, свежевыкрашен¬
ная, точно только: выпущенная с завода. Ее официально пе¬
редавали школе.
К нашему возмущению, машину принимал школьный зав¬
хоз Иван Семенович. Он ходил вокруг машины и радостна
потирал руки, очевидно представлял себе, сколько угля он
на ней перевезет.
Мы поняли, что за эту машину нам предстоит еще серьез¬
ная борьба.
334

Директор вынул самопишущую ручку, нахмурился и под¬
писал передаточный акт. С этой минуты машина принадлежа¬
ла школе.
Завхоз Иван Семенович одним духом вскочил в кабину,
Зуев сел за руль и погнал машину в школьный гараж.
Наша классная руководительница Наталья Павловна ска¬
зала:
— Практика кончена! Прошла она хуже или лучше, чем
нам хотелось, — дело не в этом. Дело в том, что это был пер¬
вый месяц вашей самостоятельной жизни. Жизни в труде.
Этот месяц вы никогда не забудете.
Это она, между прочим, подметила довольно точно.
Главный инженер объявил, что всем нам присваивается
третий разряд, а Полекутину — четвертый. Некоторые ребята
обиделись, а по-моему, это правильно. Полекутин кандидатура
бесспорная. А если бы четвертый разряд присвоили мне или,
скажем, Шмакову Петру, то это была бы кандидатура спор¬
ная. И оснований для недовольства было бы гораздо больше.
Так что главный инженер поступил правильно. Как это он
только заметил, что Полекутин лучше нас всех разбирается в
технике?
Потом директор сказал:
— Думаю, вы не зря потратили время. Научились кое-че¬
му. И увидели, как все на свете делается. А делается все на
свете рабочими руками.
В эту минуту к нему подошел бригадир Дмитрий Алек¬
сандрович и что-то сказал на ухо.
Директор удивился и громко переспросил:
— Где, ты говоришь?
— В чулане.
— Шарада! — пробормотал директор. — Ладно, скоро при¬
ду.— Потом снова обратился к нам: — Видите, как хорошо, и
амортизаторы нашлись!
Мы-то знали, как они нашлись. Но не подали вида. Пусть
это останется загадкой.
— Разберемся! — продолжал директор. — Так насчет че¬
го я говорил? — Он посмотрел на небо. — Забыл... Ну, что ска¬
зать? Хорошие ребята. Относились добросовестно. Вот Игорь
хорошо помогал...
Все посмотрели на Игоря. У него был такой вид, будто он
очень смущен похвалой директора; на самом деле он был
очень доволен.
— Помогал Игорь, — продолжал директор,—главный ин¬
женер дал ему хорошую характеристику. Освоил учет и доку¬
ментацию. Я, правда, в молодые годы к молотку и зубилу
335

больше подбирался. И вот ничего, директорствую. Но учет и
документация тоже нужны... Так что все ребята работали хо¬
рошо. Особых нарушений дисциплины не было. Впрочем, у
одного были заскоки по линии дисциплины.
Он обвел нас глазами. Его взгляд остановился на мне.
Я похолодел. Вот о чем предупреждал меня Игорь! Сейчас
директор меня припечатает. Припомнит мне тот разговор в
кабинете...
— Ага, вот он, — сказал директор, — Крашенинников, так?
— Так, — пролепетал я.
— Были заскоки?
Я молчал.
— Были, — сам себе ответил директор. — К аварии руку
приложил?
— Приложил, — признался я.
— Ну вот! А потом является в кабинет и начинает уста¬
навливать свои порядки. Так, товарищи, нельзя. Если каж¬
дый начнет меня учить, что же получится?
Я поймал на себе насмешливый взгляд Игоря...
— Вот так обстоит дело, — продолжал директор, — вы
еще молодые, зеленые, вам самим еще надо учиться. А учить
других еще придет ваше время. Это надо запомнить. Но в це¬
лом хорошие ребята! А что касается Крашенинникова, то по-
простому, по-рабочему я так скажу: молодец Крош! Честный
парень! Давай, Крош, действуй!
Обругал меня, а потом назвал молодцом...
Где логика?
I960 г.

НИКОЛАЙ
ПЕЧЕРСКИЙ
КРАСНЫЙ
ВАГОН

Глава первая
Лука Бабкин и его брат Глеб жили в небольшом таежном
поселке. Матери у Глеба и Луки уже давно не было, а отец
их, лесной объездчик, погиб два года назад. Поехал зимой в
тайгу, встретился там с медведем-шатуном и не вернулся...
И остались мальчишки круглыми сиротами — только Глеб да
Лука, только Лука да Глеб...
В лесной школе учились ребята из разных деревень — из
Авдотьина, Проталин, Золотых Ключей. Своих мальчишек и
девчонок тут было совсем мало: десятиклассница Зина-Зину-
ля, третьеклассник Колька Пухов и потом .уже совсем мел¬
кая мелкота. А настоящих товарищей, таких, чтобы дружить,
тут не было.
339

И жилось Глебу, конечно, очень скучно.
Ни кино, ни цирка, ни трамваев.
Только высокие-превысокие сосны, только буреломы да
никудышная, пересыхающая летом речка Зеленуха.
Еще месяц назад Глеб думал, что жизни этой в тайге ско¬
ро придет конец.
Лука закончит десятилетку, и они укатят в какой-нибудь
большой, настоящий город.
Лучше всего, конечно, поехать в Севастополь или Одессу.
Там огромное синее море, там линкоры и быстрые, неуло¬
вимые, как молния, подводные лодки.
Там на корабле можно какой угодно подвиг совершить.
Да, там совсем не то, что в лесном поселке.
Какие в лесном поселке подвиги!
Если Лука не захочет в Севастополь или в Одессу, мож¬
но, пожалуй, укатить к тетке в чудесный город Никополь.
Моря в Никополе нет, но зато там есть река Днепр.
От Днепра к морю — рукой подать.
Сел на пароход и плыви куда хочешь — хоть в Одессу,
хоть в Севастополь, хоть еще дальше...
В прошлом году они уже ездили в Никополь и всё там рас¬
смотрели и разнюхали.
Во-первых, в Никополе был институт для Луки; во-вторых,
там обучают на шлюпках будущих моряков, в-третьих...
Но что «в-третьих»! Так можно считать до тысячи, а то и
больше.
Тетка в Никополе тоже была хорошая. Поищи в другом
месте таких теток!
В первый же день они до отвала наелись украинского бор¬
ща, а потом еще на закуску дали по целой миске вареников
с вишнями.
Вареники Глебу очень понравились. Он съел миску, а по¬
том еще полмиски, а потом еще два больших-пребольших. '
Хо-хо, таких вареников никогда не забудешь!
Даже сейчас: закроешь глаза, пошевелишь языком и чув¬
ствуешь, как во рту растекается сладкий вишневый сок.
А Лука тогда добавки не попросил. Поел, вытер губы руш¬
ником с красными петухами по краям и сказал:
— У нас в Сибири тоже ягода куда как хороша...
Тетка обиделась, начала греметь посудой.
— Если наша не нравится, не надо. Сиди в своей Сибири
вместе с медведями.
— Не в вишнях, тетя, дело. Зря обижаетесь.
Глеб еще тогда смекнул, что Лука хитрит и держит что-
то себе на уме.
340

Теперь, когда уже пришло
время собирать в путь-дорогу
пожитки, Глеб решил проверить,
что же такое надумал Лука.
Он сел к столу, взял чистую
тетрадку и начал сочинять тетке
письмо.
Когда Лука пришел с работы,
Глеб показал ему конверт и ска¬
зал:
— Лука, я пошел на почту.
Раньше Глеб никогда не хо¬
дил на почту. Он думал, что Лука
удивится и начнет расспраши¬
вать, что он там и кому написал.
Но Лука спрашивать почему-то не стал.
— Иди, — сказал он, будто бы ничего такого и не случи¬
лось.
Глеб потоптался, покосил глазом на Луку и добавил:
— Это я тетке письмо написал.
— Очень хорошо. Совсем старуху забыли.
— Я ей про все написал, — упавшим голосом сказал Глеб.
Но даже и это не подействовало на Луку. Он открыл учеб¬
ник и, не поднимая головы, сказал:
— Ну иди, иди, не мешай.
Хорошенькое дело — не мешай!
Глеб бросил письмо в почтовый ящик и, так как делать
было больше нечего, пошел по поселку куда глаза глядят.
Теперь уже Глебу было совсем ясно — Лука хитрил, не
хотел ехать ни в Одессу, ни в Севастополь, ни в чудесный го¬
род Никополь.
Конечно, Глеб мог бы не играть в кошки-мышки, а спро¬
сить прямо:
«Едем или не едем?»
Но тогда Лука мог бы ответить:
«Не поедем».
А Глеб боялся услышать это.
Но все-таки Глеб узнал всю правду.
И не от Луки, который был его родным братом, а совсем
от постороннего человека.
Случилось это так.
Глеб шатался по поселку и вдруг услышал за плетнем в
огороде Зины-Зинули тяжелые и горькие вздохи.
Вначале Глеб подумал, что вздыхает Зина-Зинуля или,
может быть, даже ее отец Алушкин, но потом прислушался
341

и понял, что это вовсе и не человек, а глупый и зловредный
козел Алушкиных Филька.
Филька только по происхождению считался козлом. А так
он был хуже самой вероломной собаки.
Говорили, будто Алушкин, который служил приемщиком
в конторе «Заготкожживсырье», и в самом деле держал Филь¬
ку вместо собаки.
Козел не пропускал мимо ничего живого.
Шел он на противника не торопясь, ничем не выдавая сво¬
их коварных замыслов. И только по глазам Фильки — жел¬
тым, как застывшая сосновая смола, и по тому, как мелко
вздрагивал черный общипанный хвостик, можно было дога¬
даться, что в крови у него горит огонь сраженья.
Фильке уже давно хотели набить морду за его подлые
штучки, но сделали это только вчера...
В «Заготкожживсырье» пришел сдавать шкурки охотник с
Черной речки. Увидев жертву, Филька помотал головой, а по¬
том подошел сзади, примерился рогами — и как наподдаст!
— А-а-а-а! — закричал охотник и тут же, как был, рухнул
от страха и неожиданности на землю.
Потом уже, когда охотник пришел в себя, он так отходил
Фильку сапогами, что гот едва не околел.
Поселковый фельдшер сделал охотнику прижигание йодом
и сказал, что все заживет. Только купаться три дня запретил.
После этой истории охотник еще долго ходил возле дома
Алушкина и клялся при свидетелях, что все равно изничто¬
жит Фильку и сдаст его шкуру в «Заготкожживсырье».
Услышав страшные вздохи за плетнем, Глеб понял, что
охотник все-таки не сдержал своего слова и шкура пока оста¬
лась на козле.
Глеб презирал и козла и самого Алушкина.
Это был вредный старик. Из-за него и Зине-Зинуле ника¬
кой жизни не было. «Этого нельзя. Того не трогай. Туда не
ходи».
Даже в школу на вечера самодеятельности и то Зину-Зи-
нулю под конвоем водили.
Если бы Глеб был на месте Луки, он бы уже сто раз на¬
солил этому Алушкину!
Но Лука очень вежливо здоровался с Алушкиным и улы¬
бался ему при встрече.
Глеб знал, где тут собака зарыта. Лука сох по Зине-Зи¬
нуле или, как говорили девчонки, был к ней не рав-но-ду-шен!
Глеб сам видел, как Лука провожал Зину-Зинулю под руч¬
ку. Если бы Лука был равнодушен, он бы не стал ходить с
Зинулей под ручку. Это и дураку ясно.
312

Глеб думал про все это, слушал козлиные вздохи pi даже
не заметил, как отворилась дверь и на пороге появился
Алушкин.
— Это кто еще такой? — строго спросил Алушкин и по¬
шел с крыльца. — Опять козла пришли убивать?
— Хо-хо, разве это я его убивал?
Алушкин подошел поближе и узнал Глеба.
— Ага, это ты! — сказал он. — Ты мне, братец, как раз и
нужен.
Глеб не чувствовал за собой вины, но все-таки отступил
назад.
Уж очень злое было у Алушкина лицо. Худое, морщини¬
стое, с длинной и узкой, как у козла Фильки, бородкой.
Сначала Глеб решил, что Алушкин вот-вот размахнется
и треснет его в ухо.
Но козлиный собственник, как видно, драться пока не
думал.
Он остановился и очень тихо, каким-то шипящим голосом
сказал:
— Ты вот что... Ты передай своему брату: если не желает
ехать в институт, пускай не едет. А другим морочить голову
нечего, хоть он и комсомольский секретарь... Пускай прекра¬
тит, а то я ему все ноги поперебиваю. Понял?
Глеб отступал все дальше и дальше.
Когда опасность уже миновала, он круто повернулся и
что было духу помчался прочь.
А издали неслось:
— Поперебива-а-ю... Поня-а-ал?..
Ночью у Глеба поднялся жар.
Он не знал, отчего это у него: от сильных переживаний
или, может быть, оттого, что перекупался вечером в Зеле-
нухе.
Он несколько раз вставал, дрожащей рукой черпал в тем¬
ноте ковшом из ведерка колодезную воду. Но вода, которая
на самом деле была холодной, казалась ему теплой и против¬
ной, как касторка.
Глава вторая
Глеб провалялся в кровати три дня.
Два дня он болел по-настоящему, а третий — просто так,
назло Луке.
Как раз в то время, когда Глеб болел «просто так», в шко¬
ле был выпускной вечер.
343

Лука тоже ходил на этот вечер.
Надел сапоги, вельветовую куртку с молнией и ушел.
А Глеб остался один.
Смотрел в открытое окно, слушал, как в школе играет ра¬
диола, и думал:
«Я тут лежу, а Лука там танцует. Разве настоящие братья
так поступают?»
Лука возвратился скоро.
Глеб даже не стал спрашивать, почему Лука такой весе¬
лый и почему у него в глазах рыжие искры.
Он еще вчера все узнал.
Лука получил комсомольскую путевку, и теперь они, то
есть Лука и Глеб, уже окончательно и бесповоротно едут на
стройку.
Хо-хо, это только так говорится — «едут»! На самом же
деле они никуда не едут, а просто-напросто остаются в Сиби¬
ри. Где-то тут, совсем недалеко, за горой, которая называет¬
ся Три Монаха, прокладывают железную дорогу. Вот туда-то
их всех и отправляют — и этого сумасшедшего Луку, кото¬
рый, между прочим, получил в школе золотую медаль, и во¬
обще всех десятиклассников.
А про тетку, про море и Никополь Лука даже и не вспом¬
нил.
Как будто бы на свете ничего этого и не было — ни моря,
ни кораблей, на которых можно совершать любые подвиги,
ни тетки, ни Никополя, ни самого Глеба.
«Раз так, пускай будет так, — уныло решил Глеб. — Пу¬
скай Лука делает теперь с ним что хочет. Хоть в колодец вы¬
брасывает. Ему теперь все равно».
А Лука, казалось, и не замечал такого настроения Глеба.
Пришел из школы, потрогал Глебову голову и сказал:
— А она у тебя, Глеб, уже не горячая.
Не горячая! Полежал бы сам три дня, тогда бы узнал!
Лука хотел еще что-то сказать, но Глеб отвернулся и
жалобно, как это умеют делать только больные, просто¬
нал.
Лука долго мерил комнату шагами, а потом остановился
возле кровати и сказал:
— Я тебя, Глеб, не понимаю: что ты за человек?
Глеб не ответил.
— Не понимаю, — уже совсем раздраженно повторил Лу¬
ка.— Дед у нас был рабочий. Отец — рабочий. Я тоже буду
рабочим. А ты кем хочешь быть, говори.
Глеб молчал.
344

— Нет, я тебя спрашиваю, кем ты хочешь быть — капита¬
листом, помещиком, узурпатором?
Узурпатором! Если Лука хочет знать, так он сам узурпа¬
тор. Даже хуже!
Лука постоял еще немного возле Глеба и вышел, хлопнув
дверью.
А Глеб лежал, хмурил брови и думал — правильно он по¬
ступил или неправильно? Конечно, правильно. Сам узурпа¬
тор, а на других сваливает!
В кровати можно лежать день, два, а три дня — это уже
трудно. Тем более когда у тебя нет температуры и хочется
есть.
А Глеб знал: на плитке, накрытый одеялом, стоял котелок
с гречневой кашей и кусками жареного мяса.
Мясо Глеб очень любил.
Он прислушался к шагам за окном, быстро соскочил с кро¬
вати и припал к котелку, как медведь к березовой колоде с
медом.
Тут-то у Глеба и произошла осечка.
Он так увлекся едой, что не заметил, как дверь отвори¬
лась и в комнату вошел Лука.
— Кашу поедаешь, капиталист? — спросил Лука.
От страха и неожиданности Глеб даже присел.
— Мы-ы-вы, — неопределенно промычал Глеб, торопливо
прожевывая кашу.
— Вот тебе и «мы-вы»! Марш за водой, симулянт!
Гремя ведром, Глеб пошел к колодцу.
Когда он возвратился, Лука с засученными рукавами
стоял возле корыта. На полу лежала куча грязного белья.
— Завтра выезжаем, — сказал Лука, выливая воду в ко¬
рыто.
Утром Лука привел отца и мать третьеклассника Кольки
Пухова.
У этих Пуховых прохудилась изба, и теперь они очень об¬
радовались, что Лука, уезжает и отдает им почти даром хо¬
роший дом.
Лука продал не только дом, но и все, что в нем было: и
кровати, и кастрюли, и медный умывальник, который они со¬
всем недавно купили с Глебом в Иркутске.
«Продавай, продавай, — мрачно думал Глеб. — Можешь
даже меня продать. Тебе это ничего не стоит».
А потом Лука ушел, а Глебу приказал сидеть дома и
ждать команды.
345

Колька Пухов и его мать тоже остались.
Мать Кольки хозяйничала в избе и все время поглядывала
на Глеба. Наверное, она боялась, что Глеб тут что-нибудь
стянет или разобьет.
И от этого Глебу было еще тоскливее.
Нахально вел себя и Колька. Он нашел где-то большой
ржавый гвоздь и заколотил его в стену.
Глеб жил в этом доме двенадцать лет и то никаких гвоз¬
дей не забивал.
Сначала Глеб хотел стукнуть этого дурака по затылку, но
потом передумал. Раз он теперь тут хозяин, пускай забивает...
Подводы из леспромхоза, которых ждали с самого утра,
прибыли только на закате дня.
Лука примчался в избу как угорелый и крикнул:
— Собирайся. Живо!
Но у Глеба было уже все готово. Он взял под мышку по¬
лотняный мешок с рубашками, трусами, коробкой цветных
карандашей «Искусство» и поплелся за Лукой.
Возле ремонтных мастерских, там, где еще недавно рабо¬
тал Лука, стояли две телеги, суетились десятиклассники.
«Лошадей хороших и то пожа¬
лели!»— подумал Глеб, разгля¬
дывая двух низкорослых равно¬
душных меринков.
И лошади, белые, с множе¬
ством мелких бурых пятнышек на
спине, и груды мешков и узлов на
телегах — все это совсем не было
похоже на проводы доброволь¬

цев, которые Глеб видел в
кино.
Там по крайней мере
играл оркестр, произносили
речи ораторы, и каждому
отъезжающему дарили ба¬
лалайку или еще какой-ни¬
будь другой подарок.
А тут и провожатых по¬
чти не было. Десятиклассни¬
ки жили кто где: кто в Авдо¬
тьине, кто в Золотых Клю¬
чах, кто в Проталинах.
И каждый, конечно, уже
давно простился с домаш¬
ними.
Не было здесь и директо¬
ра школы, который поехал в
этот день в Иркутск.
Вокруг нагруженных до¬
верху телег озабоченно хо¬
дила завуч Таисия Андреев¬
на. Она вытирала платочком
заплаканные глаза и без
конца повторяла:
— Вы ж там смотрите,
дети, вы смотрите...
Все здесь показалось
Глебу и очень знакомым и в
то же время совсем не та¬
ким, как раньше.

Куда делись белые кружевные передники, пышные кокет¬
ливые банты и строгие, перетянутые блестящими ремнями
гимнастерки?
Мальчишки и девчонки уже заранее купили в магазине
спортивные куртки и шаровары и теперь стали похожи друг
на друга, как чернильницы-непроливашки.
И только Димку Кучерова, которого называли в школе
Лордом, можно было узнать за версту.
На Димке был светлый пиджак в крупную клетку, шикар¬
ные брюки галифе и коротенькие, с подвернутыми голенища¬
ми сапожки.
Высокий, горбоносый, с узенькой полоской белокурых
усов и длинными, как у попа, волосами, он что-то рассказывал
девчонкам и на глазах у Таисии Андреевны дымил папиросой.
А Зины-Зинули не было.
Ставни на ее окнах были закрыты. У калитки, мерцая жел¬
тыми ядовитыми глазами, стоял, как прежде, живой и невре¬
димый козел Филька.
Распоряжался и командовал всем Лука.
Скорее всего, никто его и не назначал командиром.
Лука такой человек, что и сам себя назначит.
Ишь как распоряжается.
— Куда кладешь? Разве не видишь, что сюда нельзя
класть!
Но вот, пожалуй, все готово.
Лука построил десятиклассников по четыре, придирчиво
оглядел из-под своих широких темных бровей строй, подрав¬
нял и, будто бы в самом деле командир, растягивая слова,
приказал:
— Ша-го-ом ма-а-рш!
В ту же минуту над колонной, будто костер, взлетело
ввысь знамя. По бархатному полю, изгибаясь, побежали вы¬
шитые золотом слова:
«Ученикам десятого класса от райкома комсомола».
Сразу же за школой начался лес — густой, сумрачный и
загадочный, как тайна.
Телеги покатили по узкой, заросшей травой просеке.
Строй изломался, рассыпался по тайге.
Идти становилось все труднее и труднее. Глеб хотел уже
взобраться на телегу, но вспомнил Луку и тут же передумал.
Снова скажет: «Капиталист! Узурпатор!»
Смеркалось.
348

Натыкаясь в темноте на пеньки, несчастный «капиталист»
молча и угрюмо шагал за телегой.
Но Лука все-таки догадался, что Глебу трудно.
Он пришел откуда-то из темноты, тихо и дружелюбно ска¬
зал:
— Давай, Глеба, подсажу.
Лука очень редко называл брата «Глеба».
Но и Глеб не оставался тогда в долгу. Он подходил к Лу¬
ке, прижимался головой к его сильному крутому плечу и едва
слышно говорил:
— Лучок.
Но сейчас Глеб промолчал. Он залез в телегу, накрылся
ватником и стал думать о своей неудачной,, теперь уже окон¬
чательно испорченной жизни.
Слева и справа тянулись ввысь ряды корабельных сосен.
Сверху, будто бесконечная река, лилась узкая, усыпанная
звездами полоска неба.
Глебу казалось, будто он не едет на телеге, а плывет по
этой реке на лодке в далекие-далекие дали, откуда никто на
свете не знает дорог и возврата.
Глава третья
Но думать долго Глеб не умел. Он поворочался среди
мешков с поклажей, повздыхал и уснул.
Когда он проснулся, было уже утро.
Телеги стояли на большой, освещенной солнцем поляне.
Неподалеку, позвякивая уздечками, паслись лошади.
Вокруг то там, то сям горели походные костры.
Возле каждого огонька что-то пекли, варили, поджари¬
вали.
Гонимые ветерком, плыли оттуда такие аппетитные запа¬
хи, что Глеб даже причмокнул языком и проглотил слюну.
— Глеб! Сюда-а!—донеслось издали.
Можно было поломаться, показать характер, но Глебу хо¬
телось есть. Он напустил на лицо хмурое, недовольное выра¬
жение и пошел на зов.
У костра сидел на корточках Лука. Левая рука у него бы¬
ла перевязана бинтом. Лука порезался в мастерской желез¬
ной стружкой, и теперь, наверное, после вчерашней стирки, ру¬
ка опухла. Из-под бинта выглядывали розовые лоснящиеся
пальцы с непривычно белыми короткими ногтями. Рядом с
Лукой сидел его закадычный друг Сережа Ежиков, а немного
подальше, вытянув длинные ноги в желтых, изящных сапож¬
ках, спал лицом вверх Димка Кучеров.
349

Сережа что-то старательно и не торопясь размешивал в
котелке ложкой, привязанной к длинному обгорелому пруту.
Друг Луки, Сережа Ежиков, всегда все делал не торопясь,
будто бы раздумывая и присматриваясь к чему-то совершен¬
но недоступному другим. Но все хорошо знали: если Сережа
взялся за какую-нибудь работу, можно не бояться — не под¬
ведет.
Глеб заглянул мимоходом в котелок и понял, что Сережа
варил всего-навсего обыкновенный пшенный суп.
Глеб нахмурился еще больше. Отошел в сторонку и сел
там, скрестив ноги.
Трещали сучья, деловито булькал котелок.
Сережа еще раз опустил туда ложку, попробовал суп и
посмотрел на Луку.
— Готов? — спросил Лука.
Сережа не торопясь облизал ложку, пожал плечами:
— Кажись, готов... Буди Лорда.
Разбудить Димку было делом нелегким, потому что Дим¬
ка спал как убитый. Даже в школе он умудрялся засыпать.
Но сейчас Луке удалось как-то сразу привести Димку в
чувство. Лука щелкнул Димку по носу раз, другой, и тот под¬
нялся.
Недовольно протирал заспанные глаза, Димка подошел к
костру.
— Ну что, л-лорды, супец изготовили?
Димке не ответили.
Но Димка ничуть и не смутился. Подсел к котелку, ловко,
будто фокусник, вынул из пальцев Ежикова ложку и запу¬
стил ее в самую гущу.
На круглом, усыпанном веснушками лице Сережи не дрог¬
нула ни одна жилка.
Будто он все это знал и предвидел.
Сережа молча отобрал у Димки наполненную доверху
ложку и начал спокойно и сосредоточенно есть.
— Но это же несправедливо, л-лорды, — обиженно сказал
Димка. — У меня же нет орудия производства...
— Возьми мыльницу, — кивнул головой Лука, — ополосни
и ешь, если хочешь.
Димка ополоснул розовую ребристую крышку мыльницы
и снова подсел к котелку.
Зачерпнул, попробовал и замотал головой.
— Если не нравится, можешь не есть, — недружелюбно и
даже как-то сурово сказал Лука. — Не неволим.
Димка ковырнул в котелке еще раз, другой и разочаро¬
ванно положил мыльницу на траву.
350

— Ну что, л-лорды, супец изготовили?

— Вы, л-лорды, как хотите, а я пошел к девчатам. Там
колбасу жарят.
Встал, поддернул галифе и зашагал к костру, возле кото¬
рого хозяйничали девчата. Оттуда и в самом деле несло жаре¬
ной колбасой.
Глеб с завистью смотрел вслед Димке. Глеб тоже не любил
супов, а тем более пшенных. Он любил такую еду, которую
можно было кусать, — мясо, колбасу, котлеты...
Но такой, настоящей еды не было, и Глеб волей-неволей
хлебал пахнущий дымом и еще бог знает чем пшенный суп.
Через некот<эрое время, впрочем, Глеб уже ел вовсю. Суп
был вкусный, наваристый и такой густой, что в нем, не па¬
дая, свободно стояла ложка.
Ехать собрались было сразу после завтрака, но возчик не
согласился.
— Лошади — это вам тоже животные, — сказал он. — Они
тоже ись хотят.
Лука и Сережа Ежиков посидели еще немного у костра, а
потом улеглись спать прямо на солнцепеке.
Глебу спать не хотелось. Он встал и пошел посмотреть,
нет ли тут где-нибудь поблизости речки или пруда.
Ни речки, ни пруда Глеб не нашел, но зато он нашел в
овраге глыбу ноздреватого, еще крепкого льда. Глеб отковыр¬
нул кусок, пожевал, и от этого ему стало немного легче.
Лошади, как видно, уже давно наелись. Помахивая хво¬
стами, они стояли в тени дерев и слушали, как вокруг тре¬
щат и трещат без умолку маленькие серые кузнечики.
Но вот наконец возчик пошел запрягать.
На поляне все засуетилось.
— Стройся-а-а! — закричал Лука, приложив ко рту ладо¬
ни. — Стройся-а-а!
Снова заскрипели подводы — скрип-скрип, скрип-скрип...
как ножом по сердцу.
Часа через три телеги подкатили к маленькой лесной ре¬
чушке.
Вода в ней была темной, теплой и затхлой, как в старой
кадушке.
— Дальше везти не велено, — ни к кому не обращаясь,
сказал возчик. — Болото.
Ну вот, только болота и не хватало!
Речку перешли вброд.
352

Вытерли ноги, обулись и пошли дальше.
Тайга на этой стороне как-то сразу поредела.
Вместо прямых, как струна, сосен пошли корявые дупли¬
стые березки и неприхотливые, неприглядные с виду осины.
Под ногами чавкала бурая стоячая вода, над головой зу¬
дела мошкара.
Шли гусем. Впереди Лука, за ним Сережа Ежиков, потом
остальные.
Даже отдохнуть и то негде: поросшие осокой кочки, гни¬
лая вода, липкая дегтярно-черная грязь.
Но вот наконец Лука выбрался на сухое. Поставил чемо¬
дан, оглянулся.
Один за другим подходили к привалу мальчишки и дев¬
чонки.
Дольше всех пришлось ждать Димку Кучерова.
Несколько раз ребята принимались свистеть, аукать, но
Димка не откликался.
Будто в болото провалился.
Лука собрался было уже идти на поиски, но вдруг все
услышали вдалеке нетвердые хлюпающие шаги.
Не разбирая дороги, Димка брел по болоту и тяжело, буд¬
то его только что побили, охал и вздыхал.
От прежнего шикарного вида Димки не осталось и следа.
Весь он с головы до пяток был перепачкан болотной грязью.
Вдоль шеки тянулся багровый след. Наверное, Димка упал
на какую-нибудь коряжину или расцарапался веткой боя¬
рышника. Димка подошел к Луке, бросил на землю малень¬
кий чемоданчик с оленем на кожаной крышке и сказал:
— Л-лорды, я больше не могу. Мой организм требует
пищи.
— Ты же ел! Чего же ты стонешь? — недовольно заметил
Лука.
Но Димка, казалось, и не слышал этого упрека.
Он сел рядом со своим чемоданчиком и голосом, в котором
слышались отчаяние и упрямая решимость, сказал:
— Если вы не дадите мне пищи, дальше я не пойду. Мо¬
жете рыть могилу.
Трудно было понять, ломается Димка или он в самом деле
готов выкинуть какую-нибудь штучку.
Девушки пошептались и выдали голодающему немного
колбасы и краюшку хлеба.
Димка принял угощение.
Пожевал, вытер губы платочком и сказал:
— Л-лорды, глоток воды — ия готов продолжать терни¬
стый путь.
•353

Глеб с любопытством и тайным ехидством поглядывал то
на Луку, то на Димку.
Лицо у Луки сначала побледнело, потом вдруг сделалось
красным, как свекла.
Кто-кто, а Глеб-то уж знал брата! Вот сейчас пойдет и
даст Димке по шее.
Но побоища, на которое рассчитывал Глеб, не вышло.
Лука подошел к Лорду, что-то зло и отрывисто шепнул ему
на ухо, и тот, будто по команде, поднялся.
— Пошли, ребята, — тихо сказал Лука, — уже недалеко...
Глава четвертая
Это всегда так бывает: ждешь чего-нибудь, ждешь, а
потом и ждать перестанешь. Ну его, мол, совсем — все равно
без толку. А оно, это самое, вдруг — раз, и покажется.
Так и тут.
Болото, которому, думалось, нет ни конца, ни края, закон¬
чилось, и невдалеке, ну, может быть, самое большее в полу¬
километре, сверкнула сквозь лесные заросли река.
Это и было то самое место, о котором говорил всю дорогу
Лука.
Ну конечно, то самое. Вот и косогор, залитый неярким
вечерним закатом, и какие-то небольшие, засевшие меж дерев
избушки.
Но это Глебу только вначале показалось, будто избушки.
На самом же деле это были вовсе и не избушки, а самые
настоящие железнодорожные вагоны.
Про эти красные товарные вагоны Лука, между прочим,
ничего не говорил. Наверное, он и сам не знал и сейчас вместе
со всеми удивлялся такому невиданному чуду.
Что же это такое — железная дорога?
Не похоже.
На железной дороге вагоны стоят в ряд, а тут как попа¬
ло: один — тут, другой — там, а третий вообще вскарабкался
на самую вершину косогора и смотрит оттуда вдаль красным,
горящим на солнце окном.
Вначале они шли по берегу реки.
От высоких глинистых круч на воду уже легла синяя гу¬
стая тень. И только на шиверах — длинных каменистых отме¬
лях— вскипали быстрые белые барашки.
А потом река свернула влево, и перед ними легла, будто
пестрая скатерть, широкая ровная долина. Доцветали послед¬
ним цветом жаркй, задумчиво клонили к земле фиолетовые
354

бутоны кукушкины сапожки, сверкали меж острожалых ли¬
стьев кипенно-белые колокольцы ландыша.
Когда они взобрались на косогор, то увидели, что тут и в
самом деле нет никакой железной дороги. А вагоны, которые
Глеб принял вначале за избушки, стояли просто так — на го¬
лых шпалах или на кусках старых заржавелых рельсов.
Ну, чем не деревня: на плоских крышах — железные трубы,
на окнах — занавески, а возле дверей — сосновые, с крутыми
перилами лесенки.
На одном таком вагоне Глеб увидел фанерную вывеску.
Художник, видимо, старался изо всех сил, но немного не
рассчитал.
Вначале он писал крупными буквами, а потом начал мель¬
чить и загибать надпись книзу. Но места все равно не хвата¬
ло. Там, где надо, поместилось только «контор», а последняя
буква притулилась кое-как в самом уголке.
На дверях «конторы» висел большой замок.
Судя по всему, не было никого и в других вагонах.
Не скрипели двери, не слышалось разговоров. Тихо и глу¬
хо, как в сказочном, заколдованном волшебником царстве.
Вот это встреча!
Луку тоже смутил такой прием.
Он огляделся вокруг, пожал плечами и крикнул в чащу
леса:
— Ого-го-го! Кто тут есть?
К Луке присоединились другие.
— Го-го-го-го! — понеслось по тайге. — Го-го-го-го!
И тут тоже, как в сказке, вышел из чащи худой, морщи¬
нистый старик. На голове кожаная потертая фуражка, на поя¬
се брезентовый, заляпанный глиной фартук, в руке железный
совочек — кельма.
Подошел, поздоровался и очень нетвердо и как-то уклончи¬
во сказал:
— А мы вас тут ждались-переждались...
Но тут их, конечно, никто не ждал. Глеб это сразу понял.
Ни этот старик, который налаживал в вагонах кирпичные
печи, ни начальник Георгий Лукич, который еще вчера осед¬
лал лошадь и уехал, неизвестно зачем, в тайгу.
В деревне на колесах остались только этот старик Федосей
Матвеевич и еще какая-то Варя, которая уплыла на лодке за
хлебом в дальнюю деревню.
Как быть и что теперь делать с прибывшими, Федосей
Матвеевич, по-видимому, не знал.
Он виновато переминался с ноги на ногу и все убеждал
Луку:
355

— Да ты что, паря? Ты, паря, не того... Мы сейчас тут с
тобой все обустроим...
В конце концов Федосей Матвеевич догадался, что ребята
устали, и повел всех «обустраиваться» в вагоны. Сначала отве¬
ли девушек, а потом начали присматривать жилье ребятам.
Последний вагон, куда они пришли, был разделен на две
половины деревянной переборкой. В первой половине посе¬
лились Глеб, Лука и Сережа Ежиков; за стенкой облюбовали
себе место Димка Кучеров и еще двое неизвестных Глебу ре¬
бят из Проталин.
У Федосея Матвеевича была какая-то тайна. Это Глеб яс¬
но видел. Федосей Матвеевич хотел рассказать ее Луке, ждал
подходящего случая, но, как видно, не мог отважиться.
Но вот они остались в вагончике вчетвером.
Федосей Матвеевич сел на кровать, помял в руках фураж¬
ку и спросил:
— Ты у них тут за главного?
— Нет... Какой я главный? Просто райком комсомола по¬
ручил...
356

Федосей Матвеевич вскинул на Луку серые, слинявшие от
долгой жизни глаза и сказал:
— Ну, раз поручил, так я тебе, паря, скажу. Ты только не
обижайся. Лукой тебя кличут? Ну, вот... Тут, значит, такой
гвоздь тормоза с нашим Георгием Лукичом случился...
Не торопясь, голосом строгим и теперь чуть-чуть печаль¬
ным, Федосей Матвеевич начал рассказ.
Оказывается, этот Георгий Лукич вообще не желал при¬
нимать их к себе.
Ну да, вчера он звонил по телефону и сказал своему на¬
чальнику:
«Детишек даете? Детский сад устраиваете? Без ножа ре¬
жете?»
Ну, в общем, понес и понес... До того разбушевался, что
даже телефонной трубкой по столу сгоряча грохнул.
А телефон — щелк, и готово.
Георгий Лукич дует в трубку, кричит: «Алло! Алло!»
Какое уж там «алло», когда у телефона все потроха поот¬
летели!
357

— Я ему, этому Лукичу, разъяснял, — добавил Федосей
Матвеевич, — я ему уже обсказывал: «Чего ты, говорю, нервы
себе развинчиваешь. Ты сначала погляди на них, а потом и
говори. Теперь, говорю, десятиклассник крупный пошел, те¬
перь, говорю...» Ну, а Георгию Лукичу, как вожжа под хвост...
Сел на коня и поехал с начальником устно доругиваться. Вот,
друг ситный Лука, какое, значит, обстоятельство дела...
Вот это история так история!
Что же теперь, домой?
Ну да, больше тут ничего не придумаешь.
Глеб с ожиданием смотрел на брата.
Ему, Глебу, вообще-то говоря, давно хотелось насолить
Луке за все обиды. Но сейчас ему было почему-то немного
жаль Луку и вообще обидно. Шли-шли, чуть не завязли в бо¬
лоте и на тебе, получай чай.
Лука был как трудная задача. Никак не раскусишь. Вы¬
слушал — и ничего. Лицо совсем спокойное, только глаза по¬
темнели.
— Мы, Федосей Матвеевич, все равно тут останемся, — ре¬
шительно и с каким-то неожиданным упрямством сказал он.
— А я разве что? Я тоже это самое говорю. И разговоров
быть не может! — поспешно согласился Федосей Матвеевич. —
Чем не работники: прямо я тебе дам! — А потом кивнул голо¬
вой на переборку, из-за которой слышались разглагольство¬
вания Димки Кучерова, и повертел указательным пальцем воз¬
ле виска. — А этот, который в галифе, он не того?..
Лука улыбнулся:
— Нет, Федосей Матвеевич, не-того. Вам так показалось.
Эти слова Луки, как видно, совсем успокоили старика. Он
поднялся с кровати и еще дружелюбнее сказал:
— Ну, вы тут обустраивайтесь и приходите к конторе. Чай
сварим или другу каку пищу. Варька, однако, хлеба приво-
локет.
Вскоре весь табор собрался возле «конторы».
Под огромным чугунным котлом уже трещал костер.
Федосей Матвеевич вспорол ножом огромную банку сгу¬
щенного молока и опрокинул ее почти всю в кипящую воду.
По лесу поплыл густой, по-домашнему приятный запах
свежего чая.
Тут и Варя приспела. Ее увидели еще издали, на реке.
Варя бесстрашно стояла на корме узенькой юркой лодки.
В руках ее поблескивало длинное легкое весло.
Варя причалила к берегу, бросила цепь на корягу и, пе¬
рекладывая тяжелый мешок с одного плеча на другое, пошла
к косогору.
358

Дочь Георгия Лукича Варя по виду была одних лет с
Глебом.
Волосы у Вари прямые и белые, как солома, лицо смуг¬
лое, а вся она какая-то задиристая и озорная. Пришла, раз¬
вернула мешок с хлебом на дощатом столе и сказала:
— Здравствуйте. Я вам хлеба принесла. — А потом отщип¬
нула пальцами зажаренную краюшку и подала Глебу: — По¬
пробуй. Вот какой вкусный!
Хлеб и в самом деле был хорош. Мягкий, душистый, еще
сохранивший душное печное тепло.
После чая десятиклассники затянули песню.
Слова у песни веселые, а Глебу было почему-то грустно.
Может быть, потому, что вспомнился разговор в вагоне.
Ну и тип же все-таки этот Георгий Лукич!..
К пригорюнившемуся Глебу подошла Варя и бесцеремон¬
но дернула его за плечо:
— Ну что — приехал?
Глупее вопроса и не придумаешь. Глеб хотел смолчать,
но передумал:
— Ну да, приехал. Разве не
видишь?
Варя села рядом и, загляды¬
вая ему в лицо озорными, смеш¬
ливыми глазами, спросила:
— Федосей Матвеевич рас¬
сказывал про отца?
— Ничего он не рассказывал.
А тебе зачем?
— Ну и врешь. Сама знаю,
что рассказывал. — Помолча¬

ла, а потом хрюкнула под нос и добавила: — Это я телефон¬
ные провода пообрывала.
— Какие провода?
— А такие. Только стал отец в трубку кричать и детиш¬
ками вас обзывать, я полезла на сосну и пообрывала.
— А откуда ты знаешь, что это про нас?
— Знаю. Отцу еще раньше бумага пришла. Там и про тебя
тоже написано.
— Ну, это ты уж совсем врешь!
— Не, я не вру. Я даже сейчас помню.
Варя зажмурила глаза и будто бы по бумаге продекла¬
мировала:
— «Окажите содействие тов. Бабкину Jl. Е. в благоуст¬
ройстве его ^малолетнего брата тов. Бабкина Г Е.». А потом
я тебя тут увидела и сразу догадалась, что это ты тов. Баб¬
кин Г. Е.
Глебу стало очень приятно. И оттого, что о нем писали в
какой-то бумаге, и оттого, что Варя оборвала провода. Хоть
и девчонка, а дружить с ней, кажется, все-таки можно. Не то,
что Колька Пухов...
— Ты мне поможешь провода починить? — прервала Ва¬
ря Глебово раздумье. — Я их потрогала, а они кусаются. Там
электричество?
— Ну да, электричество... Лучше не надо чинить. А то
он снова начнет по телефону...
Варя рассмеялась:
— Вот чудак! Он же совсем не страшный. Он только на
вид сердитый, а так он добрый!
«Добрый»! Лучше бы уж молчала. И так видно!
Они еще долго сидели в сторонке. Варя рассказывала про
себя, а Глеб слушал и клевал носом.
Небо уже1 давно потемнело. Одна за другой зажигались
звезды, а ребята все пели и пели...
Варя была совсем и не сирота, как вначале подумал Глеб.
Где-то в деревне у нее была мать. Мать сейчас лежала в боль¬
нице и обещала привезти оттуда мальчика или девочку. Но
мальчика все-таки лучше... Варя начала объяснять, почему
мальчик лучше девочки, а потом запуталась и смолкла. Ви¬
димо, и она уже хотела спать.
Глеб едва дотащился до своего вагона. Упал на кровать
и в ту же минуту уснул.
Ночью Глеб проснулся и услышал на крыше тихий, вкрад¬
чивый шорох. Шел дождь. Он то смолкал, будто к чему-то
прислушивался, то вдруг снова начинал топотать по железу
мелкими глухими шажками.
360

За окном, озаряя черную сумрачную реку и примолкшие
нелюдимые боры, вспыхивали зарницы.
Разбуженные дождем, снова пришли и стали у изголовья
прежние обиды и огорчения.
Глеб накрылся с головой одеялом и тихо, чтобы не услы¬
шал Лука, заплакал...
Глава пятая
Варя примчалась к вагону чуть свет.
Стала перед окошком и кричит:
— Глеб, ты встал или ты не встал?
Ну несчастье! Поспать и то не дают...
От этого крика проснулись и Сережа Ежиков, и Лука.
Зашевелились и за стенкой.
— Что же это такое, л-лорды? — послышался недоволь¬
ный голос Димки Кучерова. — Если эта девчонка не замолчит,
я напишу на нее жалобу.
А Варя не унималась:
— Глеб, ты встал или ты не встал?
Тут уж не до сна.
Глеб оделся и вышел из вагона.
А на дворе почти ночь.
В небе нехотя догорали последние звезды, на востоке чуть
теплилась блеклая, холодная заря.
— Чего так рано? — зевая, спросил Глеб.
— А я уже наспалась. Пошли провода чинить.
— Что ли, их днем нельзя починить?
— Не, Глеб, днем нельзя. Папа увидит, так он тебе даст
провода. Он и так злой-презлой приехал.
— Ночью?
— Ага. Сначала я думала, что это гром, а это он в дверь
кулаками стучит. Я посмотрела на него и говорю: «Ты зачем
такой надутый? Обратно будешь их выгонять?» А он гово¬
рит: «Это не твое дело». А я говорю: «Раз не мое дело, так я
уйду и рубашек тебе не буду стирать. Уйду к маме и буду
там нянчить мальчика или девочку. А ты тут без меня пропа¬
дешь».
— А он что?
— Ничего. Он знает, какая я отчаянная. Он говорит: «Если
они будут хорошо работать, пускай работают, а нет, так я их
сразу турну».
Хо-хо! Луку турнешь! Лука такой, что и сам кого хочешь
может турнуть!
361

А вообще он зря пообещал чинить телефон.
Подумаешь, телефон ему исправляй! И без телефона про¬
живет.
Но теперь идти на попятную было неудобно.
— Ладно уж, пошли, — неохотно сказал Глеб.
В‘«конторе» еще все было тихо. Георгий Лукич, очевидно,
спал.
— Вон-на, видишь? — указала Варя на верхушку сосны.
Среди ветвей белели две кафельные чашечки и болтались
оборванные провода.
«Ну прямо кошка!» — подумал Глеб.
Лазать по деревьям Глебу не привыкать. Он снял сапоги,
плюнул в ладони и начал карабкаться.
Пыхтел, сопел. Даже выругался потихоньку. Но добрался.
Первый проводок он присоединил быстро, а со вторым
пришлось повозиться. И рукой уж его доставал, и веткой — ни¬
как не достанешь.
— Оборвать и то как следует не смогла! — сердито сказал
Глеб стоящей внизу Варе.
— Я как следует оборвала. Ты не можешь, так ты не бе¬
рись.
Но все-таки он зацепил сучком второй проводок, присоеди¬
нил его и спрыгнул на землю.
Спать после такой зарядки Глебу совсем расхотелось.
Постояли с Варей, подумали и побрели по тайге.
— Ты расскажи что-нибудь, — попросила Варя. — Я люб¬
лю, когда рассказывают.
Рассказывать было нечего. Там, где еще недавно жил
Глеб, была тайга, и тут тайга. И в жизни у него пока ничего
такого не случилось.
Вот разве про море и про Никополь...
Сначала Глеб рассказал Варе про море, про корабли, на
которых каждый день можно совершать героические подви¬
ги, а потом начал про Никополь и про то, какие там растут
сладкие, расчудесные вишни.
Варя слушала очень внимательно, не перебивая.
Глаза ее вдруг стали какие-то строгие, задумчивые. Со¬
всем щ такие, как раньше.
Она1 долго шла молча, а потом остановилась, виновато по¬
смотрела на Глеба и причмокнула губами.
— Ты чего? — удивился Глеб.
Варя помедлила и очень тихо сказала:
— Вишен охота...
Глебу от этого признания стало как-то совсем скучно.
Там море, там героические подвиги, а тут что? Тут совсем
362

ничего. Только тайга и этот Георгий Лукич, который ждет не
дождется, чтобы выгнать их всех в шею.
— А ты бы поехала к морю насовсем? — спросил Глеб.
Варя подумала и отрицательно мотнула головой:
— Не, Глеб, не поехала.
— Почему? — удивился Глеб.
— Не, я никуда не поеду, — еще решительнее сказала Ва¬
ря. — Я сибирячка.
— Ну и что ж что сибирячка?
— Ничего. Тут вот у нас как, а там не так...
— Хо-хо, а ты там была?
— Не. Я и так знаю. Там все равно не так.
Не видела ничего, а болтает.
Глеб и Варя шли-шли и совсем не заметили, как подошли
к «конторе».
Возле вагона стоял Варин отец и внимательно смотрел на
них.
Высокий, широкоплечий, в старой, потертой железнодорож¬
ной форме.
Голова у него была совсем седая, а брови густые и черные.
— Здрасте! — сказал он Глебу. — Работать приехали?
В голосе его, густом и ровном, Глеб без труда уловил на¬
смешливые нотки.
Подумаешь, «здрасте»! Если так, он вообще не желает раз¬
говаривать с ним.
Очень он нужен!
Глеб отвернулся и стал смотреть в сторону.
— Ты, папа, чего на него так? Ты так не надо... — сказала
Варя. — Это Бабкин Глеб.
— Ах, Бабкин! Ну, тогда понятно...
— Тебе, папа, ничего не понятно. Тот Бабкин Лука, а этот
Бабкин Глеб. Про него и в бумаге было написано. — И точно
так же, как вчера, Варя зажмурила глаза и нараспев про¬
чла:—«Окажите содействие тов. Бабкину Л. Е. в благоустрой¬
стве его малолетнего брата тов. Бабкина Г. Е.». Понимаешь,
это Бабкин Г. Е., а Бабкин Л. Е. — это другой...
— Ага, понимаю... Значит, ты тов. Бабкин Г Е.?
— Я Глеб Бабкин, — угрюмо сказал Глеб, — а мой брат —
Лука. Вам кто нужен?
Брови у Георгия Лукича шевельнулись и лицо будто бы
стало не такое хмурое, как раньше.
— Ого! Да ты, кажется, с характером! Ну, тогда вот что...
Тогда крой к своим и зови сюда тов. Бабкина Л. Е. Только
живо!
Глеб только этого и ждал.
363

Луку Глеб встретил на дороге и, конечно, ничего ему не
сказал.
Во-первых, Лука уже и сам шел в «контору», а во-вторых,
он не телеграф и не рассыльный. Если Георгию Лукичу надо,
пускай сам бежит и вызывает тов. Бабкина Л. Е.
Лука шел быстрым, легким шагом, помахивая правой ру¬
кой. Левую, забинтованную, Лука держал в кармане.
Наверное, он не хотел, чтобы эти бинты увидел Георгий
Лукич.
За Лукой с шумом и гамом валили остальные ребята.
Видно, никто даже и не предполагал, какая их ждет там
встреча.
Сейчас там будет спектакль!
364

Сейчас там будет комедия!
Лично Глеб на этот спектакль решил не ходить.
Он Еообще не желал больше показываться на глаза Геор¬
гию Лукичу.
Глеб пришел в вагон и увидел на столе три больших розо¬
вых пряника и кусок твердой копченой колбасы.
Записки никакой не было, но Глеб понял, что вся эта бар¬
ская еда для него.
Глеб в одну минуту проглотил пряники и колбасу, погла¬
дил себя по животу и подумал: если бы еще два таких пря
ника и один такой кусок колбасы, вот это было бы да!
Он пошарил в чемодане Луки, но больше там ничего съест¬
ного не нашел. На самом дне, под рубашками, лежала только
красная квадратная коробочка с золотой медалью, шкатулка
из черного эбонита, которую сделал сам Лука, и пачка папи¬
рос «Беломорканал».
Глеб посмотрел на медаль, а папиросы даже и не потрогал.
В прошлом году он выкурил одну штуку, и у него даже сейчас
при одном воспоминании об этом кружилась голова.
Делать было совсем нечего.
Глеб сел на кровать и стал гадать — выгонит их отсюда
Георгий Лукич или не выгонит.
Зажмурит глаза и подводит один к другому указательные
пальцы. Если пальцы столкнутся — выгонит; не столкнутся —
останутся тут. Пальцы, как назло, не сталкивались, а расхо¬
дились куда попало.
Глеб приоткрыл немножко глаза. Посмотрел в узенькую
щелочку между веками и столкнул пальцы ноготь к ногтю.
И один раз, и второй, и третий...
За этим глупым занятием и застала его Варя.
— Ты что тут делаешь? — спросила она, подозрительно
посматривая на Глеба.
— Ничего не делаю. Просто так... — сказал Глеб и сра¬
зу же перевел разговор на другое. — Ну, как там, была
драка?
— Не. Там не драка. Там еще хуже драки!
— Ну?
— Точно. Там перессорились все. Сначала было ничего, а
потом этот Димка Кучеров...
— Что он там отмочил?
— Он папу лордом назвал. Папа поздоровался со всеми
и сказал: «Вы приехали сюда работать, так вы знайте, что тут
у нас очень трудно, и кто трудностей боится, тот пускай вый¬
дет и честно скажет: «Я трудностей боюсь и работать тут не
буду». Все стоят и слушают, а Димка наклонился к Сереже
365

Ежикову, к этому, который вместе с вами в вагоне живет, и
сказал: «Чего это лорд привязался к нам?» Он думал, что
сказал тихо, а папа все равно услышал. Папа рассердился и
сказал: «Так, значит, я тебе лорд, сопляк ты паршивый! За¬
бирай свои штаны галифе и крой отсюда, чтобы и духу твоего
не было». А Димка говорит: «Мне штаны забирать нечего, я
штаны на себя надел, а лордом я назвал вас в шутку». Ну,
папа тут совсем разозлился. «Вы, говорит, шутить сюда при¬
ехали! Я, говорит, так и знал, что из вас толку не будет!»
А тут Лука ваш... Слушал, слушал, а потом вспыхнул, как
спичка... «Если, говорит, один глупость сказал, так на всех
сваливать нечего. Мы комсомольцы и трудностей не боимся,
а Димку мы сами проработаем». А папа говорит: «Мне ваши
проработки не нужны, мне работа нужна. А лордом я никогда
не был. Я во время революции лордов этих вонючих сам сво¬
ими руками уничтожал».
— Ну, а потом что? Помирились они потом? — спросил
Глеб.
— Не. Надулись все, как индюки, не смотрят один на дру¬
гого. Я их сама хотела мирить. Я знаешь какая отчаянная!
А потом смотрю — папа сам мириться надумал. Подошел к
Луке и спрашивает: «Что это у вас такое с рукой?» А Лука
не знал, что папа уже мирится, и снова какую-то грубость
сказал. Теперь у них все сначала пошло...
— Снова ругаются?.
— Не. Они сейчас деревья пилят. — Варя украдкой по¬
смотрела на дверь, будто бы там кто-нибудь мог стоять и
подслушивать, и тихо добавила: — У него вся марлр намокла,
а он все равно рубит. Я посмотрела, и аж страшно стало...
Из-за окна долетел прерывистый, нескладный стук топо¬
ров и\ризг поперечных пил.
Где-то там, стиснув зубы от боли, размахивал тяжелым,
неуклюжим топором и Лука.
Глебу вдруг стало очень жаль Луку.
Так же как раньше, когда еще не было между ними ссоры,
он втихомолку подумал:
«Бедный, хороший Лучок...»
Глава шестая
Глебу захотелось сделать что-нибудь хорошее для Луки.
Пускай он не думает, что он такой... Пускай он узнает!
Только что придумать?
Тут надо не пустяк придумать, не чепуху.
366

Тут надо сделать такое, чтобы все сказали: «Вот это Глеб
так Глеб! Теперь и мы видим!»
Лучше всего — это пойти к начальнику, с которым Георгий
Лукич разговаривал по телефону.
Прийти и сказать:
«Товарищ начальник. Я не болтун и не ябеда. Если
вы мне не верите, так можете спросить кого хотите. Даже
Кольку Пухова. Он хоть и заколотил гвоздь в нашу стену, но
он все равно скажет».
Начальник посадит Глеба в кресло, погладит по голове.
«Бабкин Глеб. Я и так, по лицу вижу, какой ты человек.
Мне не нужен Колька Пухов. Не волнуйся и рассказывай».
«Не волнуйся! А если я не могу. А если у меня в середине
все кипит!»
«Бабкин Глеб, почему у тебя в середине все кипит?»
«Почему кипит? У меня кипит потому, что ваш Георгий
Лукич узурпатор. Теперь понятно?»
Начальник даже подскочит от удивления.
«Не может быть! Я Георгия Лукича хорошо знаю. Хоть за¬
режь, не поверю!»
«Так вы, говорите, знаете?! Ну, тогда слушайте...»
И тут Глеб возьмет и расскажет ему про все.
Начальник выслушает и станет чернее черной тучи.
«Да, Бабкин Глеб, теперь мне все понятно, — скажет он. —
Сейчас мы с тобой закусим, а потом пойдем туда. Я ему задам
перцу, этому Георгию Лукичу... Садись ближе, у меня тут как
раз есть копченая колбаса».
«Товарищ начальник! Я не хочу колбасы. Нам нельзя те¬
рять ни одной минуты. Идите и задайте ему поскорее перцу».
Начальник заправит под ремень гимнастерку, наденет фу¬
ражку и скажет:
«Да, Бабкин Глеб; ты прав. Время терять нельзя. Пойдем!»
А потом они придут к красным вагонам. Начальник вызо¬
вет всех десятиклассников и скажет:
«Товарищи! Раньше я ничего не замечал, а теперь я все
вижу. Бабкин Глеб мне все рассказал. Он открыл мне глаза.
Да, товарищи, маленький мальчик открыл, а больше никто
не осмелился открыть, даже Сережа Ежиков, который, кажет¬
ся, считается лучшим другом Луки. А вам, Георгий Лукич,
стыдно! За все ваши безобразия, которые вы натворили, я
снимаю вас с работы и вместо вас назначаю Бабкина Л. Е.
Правильно, товарищи?»
«Правильно! Ура! Так ему и надо!»
«А если правильно, давайте похлопаем Бабкину Глебу в
ладоши. Меня благодарить нечего. Это он все сделал».
367

И тут все начнут аплодировать.
Лука аплодировать не будет. У него рука болит. Он просто
подойдет и скажет:
«Спасибо тебе, Глеба. Я этого никогда не забуду».
«Да, это бы хорошо так сделать, — думал Глеб. — Только
как это сделать?»
Во-первых, где искать этого начальника, а во-вторых, кто
его знает, как этот начальник встретит.
Выслушает, а потом спросит:
«Подожди-подожди, а ты кто такой? Это ты тот самый
капиталист, который не хотел ехать на стройку? А ну, катись
отсюда, чтобы и духу твоего тут не было!»
Нет, лучше к начальнику не ходить.
Лучше придумать что-нибудь другое.
Глеб наморщил лоб и стал думать.
Но думать долго Глеб не умел. А если и думал, так обяза¬
тельно придумывал какую-нибудь чепуху.
От такого непривычного и нудного дела у Глеба даже раз¬
болелась голова и вспотела спина, как будто бы он не думал,
а рубил дрова.
А еще, вдобавок ко всему, захотелось есть.
Дома когда захотел, тогда и ешь. Котелок всегда на плите.
А тут не то: когда еще позовут!
Глеб с трудом дотянул до обеда. Прямо-таки измучился
весь.
Обед варил в общем котле Федосей Матвеевич.
Он съездил на лошадях к речной переправе и привез от¬
туда целую гору консервных банок и твердых, как кир-пичи,
брикетов «Суп-пюре гороховый».
Все это добро к речке привозили на машине, а потом пере¬
правляли на лодке. Там Собирались строить мост, но пока там
ни моста, ни парома не было.
И вообще сюда — ни ходу, ни проходу. Хорошо еще, что
приволокли зимой на огромных сосновых полозьях красные
вагоны.
На первое, на второе и на третье был гороховый суп-пюре
с бараньей тушенкой.
На бумажках от брикетов, которые Федосей Матвеевич
набросал возле костра, было подробно перечислено, что там
содержится. Глеб внимательно прочитал надпись на одной та¬
кой обертке, и от этого есть ему захотелось еще сильнее.
Ему просто-таки не терпелось поскорее проглотить все эти
жиры, углеводы и клетчатку.
Федосей Матвеевич хотел угодить ребятам и, как часто
бывает в таких случаях, перестарался: он бухнул в котел го¬
368

роха больше, чем надо, и от этого получился не суп, а замазка
с розовыми жилками разваренной баранины.
Обедали все вместе возле «конторы»: и Георгий Лукич,
и Варя, и Глеб, и Лука, и все остальные.
У беспечного Димки Кучерова никаких столовых инстру¬
ментов, конечно, не было, и Федосей Матвеевич дал ему свой
котелок и деревянную ложку.
Но суп, если б он не горячий, как огонь, можно было бы
есть даже и не ложкой, а пальцами или щепкой.
На полянке, где обедали, было тихо и скучно. Только слы¬
шалось, как вразнобой стучали по краям тарелок железные и
деревянные ложки.
И лишь на минуту засветились улыбкой кислые лица ре¬
бят. Развеселил всех, сам того не желая, Димка Кучеров.
Димка отковырнул от черпака зубами ломоть «супа»,
покатал его во рту, будто огненный шар, и сквозь слезы
сказал:
— Л-лорды, это же не суп! Это лыжная мазь!
Даже Георгий Лукич не удержался. Усмехнулся, хотел
что-то сказать Димке, а потом посмотрел на Луку и снова
нахмурился.
После обеда ребята вместе с Георгием Лукичом ушли ру¬
бить деревья, а Глеб и Варя остались возле «конторы» и на¬
чали от нечего делать резаться в «козла».
Не успели они сыграть и. одной партии, как в вагоне вдруг
зазвонил телефон.
— Не ходи, — сказал Глеб. — Пускай звонит.
Варя выставила дупель шесть, обрадовалась, что избави¬
лась от этой карты, и сразу же согласилась.
— Если надо, так еще позвонят, — сообщила она, загля¬
дывая через голову Глеба в его карты. — Ты ходи, ты чего не
ходишь?
За дуплем шесть Варя выставила «пустышку», а потом
почти сразу дупель три. И это тоже было очень хорошо, по¬
тому что игра с дупелями — какая же это игра!
Тут телефон снова зазвонил. Еще сильнее, чем прежде.
— Ты не ходи, — сказал Глеб. — Пускай звонит. Если тре¬
тий раз зазвонит, тогда пойдешь.
Прошло минуты две, и в вагоне снова затрещало. Резко,
требовательно, как будто на пожар вызывали. Варя собра¬
ла в горсть косточки домино, чтобы Глеб не подсмотрел, что
у нее там такое осталось, и не торопясь пошла в «контору».
— Алё!—услышал Глеб. — Вы чего так кричите? Вы так
не кричите! У меня и так в ухе пищит. Ну да, я... а его нету...
постойте, я сейчас запишу.
13 Библиотека пионера, том VII
369

Глеб подождал еще немно¬
го Варю, а потом и сам пошел
в «контору».
Справа в «конторе» стояла
кровать Георгия Лукича, сле¬
ва — Варина, а посредине бе¬
лый дощатый стол.
Варя сидела за столом с
телефонной трубкой возле
уха и, чуть высунув красный
острый кончик языка, что-то
прилежно писала.
— Алё! Вы чего так быст¬
ро спешите? Я не могу так бы¬
стро писать!
Глеб подошел ближе и стал смотреть, что Варя пишет.
Варя писала неторопливо, с нажимом, как будто бы кон¬
трольную работу.
Глеб прочел и ничего не понял. Как шарада или неразга¬
данный кроссворд: первые буквы есть, а остальных нету.
— Это что ты написала? — спросил Глеб, когда Варя на¬
конец закончила и промокнула бумагу розовой промокашкой.
— Это я сокращенно написала, — сказала Варя. — Если
писать все, так я все равно не успею. Я быстро писать не
могу, от этого почерк портится.
— Ты же забудешь все!
— Не. Если сразу, так не забуду, а если потом, так забу¬
ду. Я один раз записала, а потом забыла. Папа спрашивает:
«Что там передавали?» А я говорю: «Передавали, чтобы ты
к начальнику ехал. Только быстрее».
— А потом тебе влетело?
— Не. Он сначала начал кричать, а я ему говорю: «Ты за¬
чем кричишь? Ты не кричи! А если ты будешь кричать, так я к
маме уйду». Ну, он и успокоился. Он знает, какая я отчаян¬
ная.
— И сейчас тоже, как тогда, к начальнику вызывают?
— Не. Сейчас не вызывают. Сейчас про какую-то Зиноч¬
ку спрашивают. Она куда-то сбежала, а ее ищут.
Вот это так новость! Это же про Зину-Зинулю спрашива¬
ют. Это она сбежала. И точно. Так это и было: про Зину-Зи¬
нулю.
Спрашивал про Зинулю Алушкин. Это Глеб сразу понял.
В «кроссворде» даже фамилия его была. Только не полно¬
стью, не «Алушкин», а сокращенно — «Алушк».
Глеб попросил Варю прочитать «кроссворд», и та прочла:
370

— «Ушла к вам без разрешения Зиночка Алушкина тчк
Если не возвратите зпт будут крупные неприятности».
Варя ничуть не удивилась, когда Глеб рассказал ей про
Зинулю и про Алушкина.
— Я тоже убежала бы, — сказала она. — Только мне бе¬
гать нечего. Меня отец слушается. Ты еще расскажи про Зи-
ну-Зинулю. Я люблю, когда про отчаянных рассказывают.
Глеб рассказал Варе все, что знал, даже про козла Филь¬
ку и про то, что Лука сохнет по Зине-Зинуле.
Но Варя и этому не удивилась.
— По мне тоже один мальчишка сохнул, — сообщила
она. — Еще в третьем классе. А потом я треснула его линей¬
кой по лбу, он и перестал.
Варя на минуту задумалась, а потом спросила:
— А Фильке ты махорку давал?
— Нет. А зачем?
— А чтобы не вредничал... Когда козлы бодаются, им все¬
гда махорку дают нюхать.
Они снова начали говорить про Зину-Зинулю.
Раз телеграмма пришла сюда, значит, Зинуля убежала
сюда. Убегать ей больше некуда.
Все это, конечно, было так.
Но почему Зинули до сих пор нет? Заблудилась? Конечно,
заблудилась!
Глеб первый понял. А когда он понял, то хлопнул себя по
лбу и сам себе сказал: «Вот это здорово так здорово!»
Дело в том, что Глебу пришла в голову гениальная мысль:
пойти в тайгу, разыскать там заблудившуюся Зину-Зинулю и
привести ее сюда.
А что, разве не здорово!
Варе такой план тоже понравился, и она тоже сказала, что
это здорово.
— Давай сейчас и пойдем, — сказала она. — Я напишу па¬
пе письмо, и пойдем.
Варя вырвала из тетрадки новый листок, склонила голову
и, высунув язык, начала скрипеть пером.
А Глеб стоял у нее за спиной и нервничал:
— Ты сокращенно пиши! Ты когда так напишешь!
Варя спрятала на минуту язык и снизу вверх посмотрела
на Глеба:
— Не. Сокращенно нельзя. Папа по-сокращенному не по¬
нимает.
Но вот наконец она закончила свое сочинение.
Промокнула промокашкой, подышала на круглые лиловые
буквы и с выражением прочла:
371

— «Дорогой папа!
Мы с Глебом ушли к маме. Мы ушли не насовсем. Ты не
бойся. Бояться нечего.
До свиданья. Твоя дочь Варя».
Варя положила письмо на самое видное место, придавила
его сверху чернильницей, а тот листочек, на котором записыва¬
ла телеграмму, свернула в трубочку и подожгла спичкой.
— Теперь все в порядке, — сказала она. — Теперь пошли.
Глава седьмая
Лодку, на которой плыли Глеб и Варя, специально сдела¬
ли для того, чтобы она перевертывалась.
Как чуть что, сразу черпает воду бортом.
Даже кашлянуть как следует и то нельзя. Просто — не
дыши.
А Глеб как раз плохо плавал. Разве в Зеленухе научишь¬
ся? Зеленуху вброд и воробей перейдет!
Варя с первой же минуты начала всем командовать.
Глеб говорит: «Пойдем пешком», а Варя уперлась, и ни в
какую: «Поплывем на лодке. Я люблю на лодке плавать».
В Лесном поселке Глебом никто не командовал. Только
скажешь Кольке Пухову: «А ну, цыц!» — он и молчит.
А тут — на тебе! Делай только то, что ей нравится.
Глеб опустил, например, руку в воду и стал слушать, как
вода журчит между пальцами.
А Варе это, видите ли, не по душе.
Замахнулась веслом и кричит:
— Вытащи руку, а то я тебя по горбу огрею!
А еще называется девочкой!..
Лодка шла у самого берега.
На середине с гулом перекатывалась на шиверах быстрая,
ключевой чистоты вода.
Варя с трудом выгребала против течения. Синяя в белый
горошек кофточка ее прилипла к плечам, на лбу светились
мелкие прозрачные капли.
Но Варя не признавалась, что ей уже невмоготу.
Вытерла мимоходом потный лоб, посмотрела на Глеба
злыми глазами и сказала:
— Ты, Глеб, смотри, как надо грести. Ты не опускай весло
глубоко. Ты поверху греби.
А Глеб смотрит на нее и молчит.
Когда в лодку садились, так весло прямо из рук вырвала,
а теперь вот как, теперь вот каким голосом поет...
372

В конце концов Варя поняла, что хитростью тут ничего не
сделаешь.
Подчалила к берегу, чтобы лодку не унесло течением, и
сказала:
— Ты чего так сидишь? Ты так не сиди. Бери весло!
Ну вот, так бы и давно. Хвастунья!
Глеб взял весло и начал грести.
Лодка вильнула вправо, вильнула влево, повертелась, а
потом вдруг пошла до того ровно и быстро, что Варя даже
вздохнула от огорчения и зависти.
В душе Глеба все пело и танцевало.
Первый раз в жизни взял весло — и вот как!
Чего не сделает настоящий мужчина, если захочет...
Лодка плыла все вперед и вперед.
Исчезли, будто никогда их и не было, высокие глинистые
берега. Река стала шире, спокойнее. Вдоль плесов, отражаясь
в тихой воде, тянулись одна за другой белые застенчивые бе¬
резки, приосанившись, глядели свысока в зеркальную гладь
медноствольные сосны.
Варя сидела на носу лодки задумчивая, грустная. И Глебу
тоже неизвестно от чего стало вдруг грустно. Так бы плыл и
плыл по этой лесной реке. Плыл и молчал...
Но плыть без конца и молчать опасно. Так и в самом деле
уплывешь на самый конец света.
Глеб поглядел вокруг, подумал и погнал лодку к берегу.
Они привязали лодку к толстому черному корню сосны,
огляделись по сторонам.
Глеб сразу же узнал эти места. Вон полянка, на которой
он переобувал сапоги, вон и береза с тремя белыми тонкими
стволами, а вон и едва заметная охотничья тропа, по кото¬
рой они шли вчера.
Глеб уверенно вел Варю по тайге: там повернет направо,
там — налево. Кинет глазом по сторонам и снова идет и идет.
Варя, конечно, поняла, что это за человек, Глеб.
То хвасталась, покрикивала на него, а то вдруг притихла.
Хо-хо, «отчаянная»! Она еще узнает, кто отчаянный, а кто
.не отчаянный. На словах и Колька Пухов отчаянный!
Все шло как по маслу. Свежая, проложенная этим летом
охотничья тропа вела вперед лучше компаса.
Еще немного, еще чуть-чуть, и на тропе этой вдруг пока¬
жется в своем белом платье Зина-Зинуля.
«О, как я благодарна вам, мои отважные спасители! Осо¬
бенно тебе, Глеб. И ты мне, Глеб, разреши, нет, ты мне обя¬
зательно разреши конкретно поговорить с твоим братом».
Глеб немножко поломается, а потом скажет:
373

«Я согласен. Только не говори ничего лишнего и не при¬
украшивай. Я это сделал не для Луки. Я выполнил свой
долг».
Да, так бы оно, наверное, и было. Но тут Глеб сам вино¬
ват. Замечтался, зазевался и сбился с пути.
Глеб начал кружить по тайге, как легавая, которая поте¬
ряла след зайца.
Кружил, кружил и выкружил, наконец, к болоту.
Но это было совсем не то болото, по которому они шли
вчера.
Ни следов, нл помятых камышей.
Где-то недалеко крякали утки. Значит, там, меж этих вы¬
соких зарослей, была глубокая чистая вода.
Глеб начал приглядываться к этим незнакомым местам и
размышлять — повернуть вправо или, может, наоборот —
влево...
Но тут к Глебу подошла Варя и дернула его за рукав:
— Глеб, ты зачем сюда привел? Ты заблудился?
Глебу надо было не горячиться, подумать как следует, а
он разозлился и ни с того ни с сего полез в болото.
Зачавкала жидкая грязь. Почуяв недоброе, из камышей
вспорхнула и стремительно понеслась прочь стая уток.
Дальше в самом деле была вода. Сначала по колено, потом
по пояс...
Но даже и это не остановило Глеба.
Если бы тут был океан, так он бросился бы и в океан.
Шаг за шагом пробирался Глеб вперед^ по илистому, вяз¬
ком^ дну. Вслед за ним тянулся длинный черный хвост болот¬
ной грязи.
Варя покорно шла сзади. По лицу ее — усталому и груст¬
ному— было видно, что она уже ни капельки не верит Глебу
и идет просто так, лишь бы идти...
Болото, к счастью, попалось небольшое.
Глеб вылез на берег, отряхнулся и тотчас же увидел на
холмике небольшой, недавно накошенный стог сена.
Стог этот, очевидно, сложил лесной объездчик.
Ну да, так и есть. Вот и следы подков — четкие, свежие. По
этим следам хоть на край света иди — не собьешься.
Варя тоже обрадовалась стогу, будто живому человеку.
Она сразу повеселела. Развязала заплечную котомку и вы¬
тащила из нее краюху хлеба с черной, отставшей от мякиша
коркой.
Хлеб намок, но вкуса своего не потерял. Не надо ни кол¬
басы, ни печатных пряников. Только бы ел и ел его, вгрыза¬
ясь зубами в сладкую, влажную мякоть.
374

Поели, попили, а потом стали вслух размышлять — идти
дальше или заночевать в этом стогу.
Где еще найдешь такую мягкую теплую постель?
Идти дальше не хотелось ни Глебу, ни Варе. Во-первых,
устали, во-вторых, промокли, а в-третьих, поздно.
Глеб разобрал верхушку стога и вымостил там большое
удобное гнездо.
Как в иркутской гостинице, где они ночевали с Лукой.
Только настольной лампочки нет и телефона.
Варя взобралась на стог. Глеб набросал сверху гору сена,
обошел вокруг и полез под теплое колючее одеяло.
Улегся, растолкал над головой сено, чтобы не лезло в гла¬
за, и спросил Варю:
— Ну как, хорошо?
— Ага, как на печке!
Тут и правда было хорошо. Крепко пахло сухой мятой,
цветами и, как это показалось Глебу, теплым лесным солн¬
цем.
Глеб думал, что сразу же уснет, но сон почему-то не шел
к нему. Может быть, потому, что Варя все время ворочалась
и толкала локтями прямо в лицо.
И вообще он зря затеял эту историю...
Разве ее найдешь, Зину-Зинулю?
Они ее ищут тут, а она, может быть, вон где...
И Зинулю не найдешь, и сам ни за что ни про что попа¬
дешь в беду.
Ну да, разве долго?
Глебу одна за другой начали вспоминаться таежные бы¬
вальщины. Много наслушался их в лесном поселке.
Сдадут охотники шкурки Алушкину, купят в лавке свеже¬
го табаку и давай рассказывать кто про что.
Но больше всего про тайгу, про свое нелегкое, а порой и
опасное ремесло.
Глеб давно заметил: охотники рассказывают эти истории
по-разному.
Про смелых и решительных, каким был и его отец, говори¬
ли с уважением и даже с завистью. Про людей же пустых и
легкомысленных — с небрежной и злой усмешкой.
Да, вот так и с ними будет...
Соберутся охотники в кружок, закурят, а кто-нибудь и
скажет:
«А все-таки дурак этот Глеб Бабкин был. Ему бы взять
эту телеграмму, которую по телефону записали, и отдать
Георгию Лукичу. Самое верное дело. Он бы уж придумал,
как Зину-Зинулю разыскать».
375

И все с ним согласятся:
«Конечно, дурак. От него никогда пользы не было».
Глеб понимал, что все действительно так. Но сейчас уже
ничего поправить и изменить было нельзя.
Глава восьмая
Утром Варя вылезла из стога помятая, взъерошенная,
будто ворона, которая только что подралась с воробьями. Вы¬
тащила на ощупь из волос огромную лохматую колючку и
очень недовольно, не глядя на Глеба, сказала:
— Я думала, ты все понимаешь, а ты, оказывается, ничего
не понимаешь. Я сама везде ходила, я сама нигде не заблу¬
жусь, а с тобой раз пошла и заблудилась.
Глеб не остался в долгу и тут же попытался свалить всю
вину на Варю и вообще разъяснить ей, какой он есть на са¬
мом деле.
— Не заблудилась! А я, думаешь, заблудился? Если хо¬
чешь знать, так я еще и не в такие походы ходил.
Тут Глеб начал бессовестно врать про походы, в которые
он ходил с Колькой Пуховым.
Такие походы некоторым девчонкам и во сне не снились.
Во-первых, они выкурили из норы лису-огневку, во-вто¬
рых, поймали голыми руками вот такого зайца-русака, в-тре¬
тьих, приручили настоящего волчонка.
— Он и сейчас живет в лесном поселке, — сказал Глеб. —
Только он сейчас большой и сидит на цепи.
Варя слушала с любопытством и с той особой снисходи¬
тельной улыбкой, с которой слушают охотников-врунбв.
А когда Глеб дошел до волчонка, хрюкнула под нос и
спросила:
— Этого волчонка Филькой зовут, да?
Глеб понял, что хватил лишнего про волчонка, но идти на
попятную уже не хотел.
— Если не веришь, ищи дорогу сама, — сказал он. — Са¬
ма виновата, а сама...
Варя наотрез отказалась идти одна.
— Не, Глеб, я сама не пойду. Раз ты завел, ты и выводи.
Ты мужчина.
Без Глеба Варя наверняка бы пропала.
Глеб хоть и заблудился, но уже соображал, что надо де¬
лать и куда теперь идти.
Расчет у него был очень простой и точный: идти по следам
376

к дому объездчика, поесть там, расспросить про дорогу и ша¬
гать домой. Зину-Зинулю все равно не найдешь. Это теперь бы¬
ло совершенно ясно.
Глеб даже знал, чем будет кормить объездчик.
Раз он косил сено — значит, у него есть корова, а если
есть корова, то само собой понятно, что есть и молоко. Холод¬
ное, густое, с коричневой, подгорелой в печи корочкой.
Варя охотно согласилась с планом Глеба. Бросила через
плечо пустую котомку и без колебаний пошла за ним.
По низкой и еще влажной от ночной росы траве тянулся
в тайгу след лошадиных копыт.
Тайга в этих местах была густая, сумрачная. Сквозь ветви
сосен и распустившихся лиственниц островками синело высо¬
кое безоблачное небо.
С каждым шагом все сильнее хотелось есть.
Хоть бы ломтик хлеба, хоть бы крохотный скрюченный
сухарик!
Худо в начале лета в тайге. Ни голубики, ни смородины,
ни вкусных, едва уловимо пахнущих смолой кедровых ореш¬
ков. Лишь изредка попадается глазу веточка прошлогодней
брусники да пересохшая морщинистая ягодка шиповника. Но
от шиповника какой толк!
Придавишь зубами, и в рот с шорохом посыплются жел¬
тые колючие семечки. В такой ягодке наверняка не сохрани¬
лось никаких витаминов — ни «А», ни «В», ни «С».
Редко встречалась и черемша. Покажется на полянке сте-
белек-два, и все. Будто проковылял тут неуклюжей походкой
медведь и подчистил ее всю вместе с корешками, не думая
о чужой беде.
А может, и в самом деле хозяйничал косолапый в этом глу¬
хом лесном уголке? Для медведя черемша получше, чем для
кого-нибудь копченая колбаса с чесноком. Не зря же черем¬
шу называют медвежьим салом!
Глеб шел справа от лошадиного следа, а Варя слева.
Шел и поглядывал по сторонам — не зазеленеет ли где
медвежье сало. Сочное, сладкое, хрустящее на зубах, как мо¬
лодая редиска.
Глебу казалось, что. Варе черемша попадалась чаще, чем
ему. Варя то и дело наклонялась и что-то аппетитно же¬
вала.
Он хотел было уже поменяться с Варей местами, но тут
увидел большую, заросшую медвежьим салом поляну.
Глеб украдкой стрельнул глазами на Варю — не заметила
ли и Варя этого добра, и тихо, чтобы не вызвать подозрений,
пошел на медвежью пашню.
377

Прошел несколько шагов и вдруг замер.
Меж высоких темно-зеленых стеблей черемши, свернув¬
шись в кольцо, лежала гадюка.
Гадюк Глеб не боялся. Остановился он просто так. От не¬
ожиданности.
Глеб расправлялся с гадюками в два счета. Стукнет по
башке, нацепит на палку и несет к Кольке Пухову:
«Видал, Колька, фокус-мокус?»
Колька про этих гадюк даже слышать спокойно не мог.
Иной раз у Глеба и гадюки никакой нет. Подойдет Глеб
к Кольке просто так и крикнет для потехи: «Мокус!» А Коль¬
ке и этого достаточно. Кричит, как будто ему уши откручи¬
вают.
Сейчас он этот фокус-мокус Варе покажет. Сейчас он по¬
смотрит на эту «отчаянную»!
Глеб поднял с земли увесистую березовую палку и пошел
на гадюку, прицеливаясь, по какому месту лучше ударить.
Но странное дело, гадюка не шевелилась.
Уснула, что ли?
Не выпуская палки, Глеб подошел еще ближе.
Посмотрел справа, посмотрел слева и понял, что это была
вовсе и не гадюка.
На полянке, тускло поблескивая старой, потрескавшейся
вдоль и поперек кожей, лежала полевая сумка с длинным,
свернувшимся в кружок ремнем.
Глеб бросил в сторону палку и, будто коршун на добычу,
бросился на заветную сумку.
В мгновение ока он выпотрошил сумку, обшарил все три от¬
деления и два маленьких кожаных карманчика.
На траву высыпались большая пухлая тетрадь, два ма¬
леньких карандаша, лезвие для бритвы и красная, вытертая
на уголках резинка.
Но вся эта чепуха Глебу была совсем ни к чему.
Главное — сумка.
Глеб давно мечтал о такой настоящей кожаной командир¬
ской сумке.
Глеб сто раз просил Луку: «Купи». Но разве Лука для не¬
го что-нибудь сделает? Купил какой-то рыжий с одним-един-
ственным замком портфель, и все.
Чем с таким портфелем ходить, лучше вообще таскать
учебники в руках.
Очень он нужен!
Пережевывая на ходу пучок черемши, подошла Варя.
— Ого, какая! — с завистью сказала она, увидев сумку. —
Поносить дашь?
378

Глеб плотнее прижал сумку к груди.
Тоже нашла дурака — «поносить»! Сначала найди, а по¬
том и носи.
Он положил в сумку два маленьких карандаша, красную
резинку, подумал и затолкал туда же большую, сплошь испи¬
санную мелким почерком тетрадь.
— Пошли, — решительно сказал Глеб, перекидывая сумку
через плечо. — Нечего тут черемшу жевать. Не медведи.
После неудач и огорчений, пережитых в тайге, Глебу и
Варе наконец-то повезло.
Они прошли еще немножко и увидели небольшой рубленый
дом. Возле дома стояла оседланная лошадь, а на крылечке,
поглядывая в их сторону, сидел лесной объездчик. Молодень¬
кий, худощавый, с двумя дубовыми веточками на казенной
фуражке.
— Вы чего тут ходите-бродите? — спросил он. — Заблуди¬
лись?
— Не. Я не заблудилась, — сказала Варя. — Это он заблу¬
дился. Он говорит: «Пойдем к объездчику, объездчик молоком
будет поить».
— Это что, в самом деле?
— Врет она, — неохотно ответил Глеб. — Если б она не
сбивала с толку, я б ни за что не заблудился.
И тут Глеб вкратце рассказал объездчику, кто он такой и в
какие походы он ходил с отцом и с Колькой Пуховым.
Объездчик услышал про отца, перестал смеяться и сразу
же пригласил их в избу.
Глеб так и знал: фамилия Бабкина, как пропуск, только
скажи — все двери откроются.
Молока в избе не оказалось, зато нашелся большой кусок
жареной медвежатины.
Глеб ел мясо и продолжал развивать свои мысли в отно¬
шении походов и своего лучшего и такого же бесстрашного,
как и он, друга Кольки Пухова.
Объездчик слушал очень внимательно.
Когда Глеб рассказывал про смешное, он добродушно и
поощрительно улыбался, а когда про страшное — мрачнел и
даже как-то нервно постукивал пальцами по столу.
Глеб догадался, в чем тут дело. Объездчик был человеком
неопытным, новым в тайге и, конечно же, ничего подобного
никогда не видел и не слышал.
Долго молол Глеб языком.
Посадив волчонка, которого они поймали с Колькой Пухо¬
вым, на цепь, Глеб взял ружье отца и отправился выслежи¬
вать медведя.
379

Медведь этот был не простой, а ученый. Он сбежал из ир¬
кутского цирка и с тех пор промышлял в селах нахальным
разбойным делом.
В одном месте он унес прямо со стола два килограмма
ветчиннорубленной колбасы, в другом — неизвестно зачем
спер корыто с бельем, в третьем...
Захлебываясь от нахлынувших на него воспоминаний и пе¬
рескакивая с одного на другое, Глеб зарядил ружье картечью,
прицелился в медведя, но тут, в эту самую решительную и
ответственную минуту, лесной объездчик поднялся и сказал:
— Ну, парень, хватит. У меня сейчас времени нет. Айда,
домой вас провожу.
Лесной объездчик прошел с Варей и Глебом минут пятна¬
дцать — двадцать и вывел их прямехонько к реке. К той са¬
мой реке, откуда они начали знаменитые розыски Зины-Зи-
нули.
Объездчик простился с Варей, пожал руку Глебу и очень
душевцо и искренне сказал:
— Ну, Глеб, до свиданья. Когда будешь снимать шкуру с
медведя, позови. Помогу...
Глава девятая
Глеб ничего не сказал Луке про Зину-Зинулю и сумку.
Только заикнись — вообще со света сживет.
Глеб решил, что с рассказами можно пока подождать, а
там все устроится как-нибудь само собой.
К тому же, как с Лукой разговаривать, когда он даже не
смотрит на него. Придет вечером, поест втихомолку и снова
куда-то уходит. Только про свои дела и думает...
А дела эти, как понял Глеб, были совсем неважные.
Георгий Лукич, который, наверное, до сих пор не помирил¬
ся с десятиклассниками, повесил на дверях «конторы» крас¬
ную фанерную доску и на ней мелом написал:
«Вчера бригада лесорубов выполнила свою норму на
32 процента».
А что такое тридцать два процента, Глеб знал хорошо. Это
почти то же самое, что в школе двойка или самый настоящий
«кол».
Глеб случайно подслушал разговор Луки и Сережи Ежи¬
кова, и картина для него стала совсем ясной.
После обеда Глеб сидел в вагоне и рассматривал там
сумку.
Сумка была очень старая, с растрескавшейся кожей, но
380

все равно настоящая, командирская сумка. На кожаной
крышке ее изнутри чернильным карандашом были выведены
две буквы «И. Д.». Наверное, это были имя и фамилия ее
прежнего владельца.
Интересно, кто это такой «И. Д.»?
Глеб вынул из сумки тетрадь и принялся читать.
Но ничего полезного в этой тетради не было. Какие-то не¬
понятные слова и очень плохие, на скорую руку нарисован¬
ные картинки и чертежи. Если б Глеб захотел, он бы в сто
раз лучше нарисовал.
Глеб хотел было тут же швырнуть тетрадь в печку, но пе¬
редумал. На тетради была хорошая клеенчатая обложка. Из
такой обложки, если подумать, можно сделать много всяких
интересных штуковин.
Глеб спрятал тетрадь на прежнее место и снова принялся
за сумку. Повертел так, повертел сяк и решил, что сумку на¬
до переделать.
Во-первых, надо укоротить ремень, а во-вторых, пристро¬
ить гнездо для компаса.
Какая же сумка без компаса?
Без компаса никакой настоящей сумки не бывает!
Глеб отцепил ремень, отпорол кожаный карманчик и хо¬
тел сделать еще что-нибудь такое же важное и нужное, но тут
услышал за дверью голоса Луки и Сережи Ежикова.
Лука и Сережа стояли возле вагона и говорили все о тех
же тридцати двух процентах и еще о Димке Кучерове.
Оказывается, Димка Кучеров снова отколол номер.
Вчера, когда все ребята пилили деревья, Димка ушел вти¬
хомолку в кусты и завалился спать.
Тут-то его и накрыл Георгий Лукич.
Георгий Лукич потолкал-потолкал Димку, но так и не рас¬
толкал. Тогда он пошел к Луке и сказал:
— Если это еще раз повторится, я вышвырну его отсюда
вверх тормашками.
Принципиально Глеб против этого не возражал. Пускай
вышвыривает!
Но в данный момент ему все же стало неприятно и даже
обидно.
Подумаешь, расшвырялся!
Лука и Сережа Ежиков поговорили-поговорили и ушли.
Глеб сидел в вагоне и думал: если бы у него был какой-
нибудь товарищ, он бы сейчас пошел к этому товарищу и все
ему рассказал.
Вдвоем они наверняка придумали бы, как насолить этому
вредному человеку.
381

Но товарищей тут не было, и идти к Варе нельзя, потому
что Варя дочь Георгия Лукича...
Да и вообще после всего, что произошло в тайге, Глеб не
желал встречаться с Варей.
Глеб поскучал-поскучал немного, а потом решил: если он
пойдет и просто так посмотрит, что делает эта зазнайка, то
ничего плохого не будет.
Говорить с ней, конечно, не нужно. Она этого не заслужи¬
вает. Просто пройдет возле «конторы», ядовито усмехнется, и
все. Пускай знает, что он в ней ни капельки не нуждается.
Глеб вышел из вагона, а в это время, тоже случайно, из
«конторы» вышла Варя.
Глеб прошел несколько шагов и остановился.
Варя тоже прошла несколько шагов и тоже остановилась.
«Пускай идет первая, — решил Глеб. — Если она первая
пойдет, так и я тоже пойду».
Варя посмотрела на Глеба и снова сделала несколько ша¬
гов.
Глеб подумал и, в свою очередь, продвинулся вперед. Но
немножко поменьше, чем Варя.
Так Глеб и Варя шли-шли, пока совсем не подошли друг
к другу.
— Влетело тебе от Луки? — спросила Варя.
— Еще чего не хватало! А тебе?
— Не. Мне не влетело. Я совсем отсюда ухожу, — очень
грустно и, как заметил Глеб, с сожалением сказала Варя.
— Врешь!
— Не. Я не вру: Я с папой навеки перессорилась
Варя ковырнула туфлей землю, подумала малость и на¬
чала рассказывать Глебу, что произошло.
— Я пришла и увидела на красной доске тридцать два
процента, — сказала Варя. — Ну, я взяла и стерла. А потом
папа пришел, и я папе сказала: «Ты, папа, зачем там напи¬
сал? Ты хочешь, чтобы им стыдно стало? Ты там ничего не
пиши». А папа говорит: «Не лезь не в свое дело. Пойдем и сей¬
час же напиши то, что стерла». А я говорю: «Я ничего писать
не буду, а если ты будешь на меня кричать, так я сразу к ма¬
ме уйду». А потом папа начал искать мел и опять на меня
закричал: «Давай сейчас же сюда мел!» А я говорю: «У меня
мела нет, потому7что я гадостей на доске не пишу, и мела я
не выбрасывала». А папа говорит: «У кого же тогда мел? Мел
тут лежал». А я говорю: «Мел у того, кто на доске пишет, а я
на доске ничего не пишу». А папа тогда взял и дернул меня
за ухо.
— Сильно дернул? — поинтересовался Глеб.
382

Варя отслонила рукой свои прямые, белые, как солома,
волосы и показала Глебу ухо.
Ухо было как ухо, и даже совсем не красное.
— Он тебя не сильно дернул, — сказал Глеб.
— Конечно, не сильно, — согласилась Варя. — А если бы
сильно, так я бы от него сразу ушла.
— А ты разве не уходишь?
— Не. Теперь я не ухожу. Я теперь передумала. Я папе
рубашки буду стирать. Он тут без меня совсем пропадет.
После того как Глеб и Варя помирились, они стали ду¬
мать, чем бы таким интересным заняться.
Думали-думали, но ничего путного так и не придумали.
— Пойдем посмотрим, как наши рубят деревья, — предло¬
жила Варя.
Интересного в этом, конечно, ничего не было, но Глеб со¬
гласился.
Не в домино же с Варей играть.
Играть в домино с ней было вообще невозможно. То ко¬
сточку под рукав спрячет, то шестерку к двойке поставит. Хоть
смотри, хоть не смотри — все равно смошенничает.
Глеб и Варя пришли к тому месту, где десятиклассники ру¬
били в тайге просеку, то есть длинный узкий коридор.
Когда-нибудь по этому коридору с шумом и грохотом по¬
мчатся товарные и пассажирские поезда. Далеко-далеко,
к высоким, не видимым отсюда берегам сибирской реки
Лены.
А там уже плыви на пароходе куда хочешь — хоть в
Якутск, хоть в порт Тикси, где днем и ночью бьют в причалы
тяжелые холодные волны моря Лаптевых, хоть в Северный
Ледовитый океан.
Да, это совсем неплохо — прокатиться на скором поезде
по новой таежной дороге, а потом забраться на пароход, на
самую верхнюю палубу и посмотреть оттуда, что там кругом
делается и как там живется в неведомых далеких краях.
Только уж очень долго ждать.
А ждать долго Глеб не любил. Ему если бы раз-раз — и
готово. Вот тогда бы да! Тогда дело другое!
В тайге стучали топоры. От земли тянуло крепкими, немно¬
го печальными запахами свежей порубки.
Срубленных деревьев было совсем мало.
Раз, два, три, четыре, пять...
Варя пересчитала их по пальцам и сказала:
— Вот это и есть тридцать два процента. А если сто про-
383

центов, так это вон до той листвен¬
ницы. Понял?
Но Глеб и без Вари все прекрас¬
но понимал.
Вместе со всеми был на просеке
и Георгий Лукич.
В стареньком железнодорожной
кителе, с закатанными до локтя ру¬
кавами он стоял возле Димки Куче¬
рова и учил его уму-разуму.
— Ты подсекай! —
убеждал он Димку. —
Ну, вот так... Да не так
же! Я ж тебе говорю —
подсекай... Какой ты
право, бестолковый!
Димка безропотно
слушал Георгия Лукича
и старался, как видно
изо всех сил. Длинные
волосы его мотались из

стороны в сторону, из-под топора летели куда попало белые
щепки.
Георгий Лукич постоял еще немного возле Димки, пока¬
чал головой, как будто бы хотел сказать: «Эх ты, дурак ты,
дурак. Хоть учи тебя, хоть не учи, все равно толку не бу¬
дет», — и пошел к Луке.
Глеб смотрел на Луку и ждал бури.
Лука не Димка, Лука «бестолкового» не стерпит. Лука не
такой...
Георгий Лукич и Лука стояли далеко от Глеба. Что они
там говорили, Глеб не слышал.
Но Глеб и так понимал, что Георгий Лукич разговаривал
с Лукой совсем иначе, чем с Лордом. Ну да, один раз он даже
улыбнулся, а потом вытащил портсигар и протянул Луке.
Вот это номер! Возьмет Лука папиросу или не возьмет?
Варя стояла рядом с Глебом и тоже внимательно наблю¬
дала за отцом и Лукой.
Когда Георгий Лукич протянул Луке портсигар, она толк¬
нула Глеба в бок и сказала:
— Смотри, мириться начинают!
А Глеб в эту минуту сам не понимал, чего ему хочется.
Ему и хотелось, чтобы Лука взял папиросу, и в то же вре¬
мя не хотелось.
Подумаешь, какой нашелся! Сначала вверх тормашками
выбрасывать хотел, а теперь папиросы дает.
«Не бери, Лука, не бери!»
А кто-то другой беспокойно копошился в душе Глеба и
шептал:
«Ну ладно уж, бери, чего стоишь?»
Лука папиросу не взял, и Глебу от этого сразу стало как-
то не по себе.
— Не взял, — грустно сказал он, — не хочет мириться.
Варя хрюкнула и сразу же прикрыла рот ладонью.
— Чего ты хрюкаешь? Весело, да?
— Не. Мне не весело. Разве с одного раза мирятся? С од¬
ного раза никто не мирится.
Тут Глеб сделал вид, будто ему все равно — хотят они ми¬
риться или не хотят.
Если Георгий Лукич мириться хочет, так пускай не пишет
на доске.
Если б Глеб курил, так он бы тоже не взял. Ни одной шту¬
ки. Очень нужно!
Глеб пошел вдоль просеки и начал приглядываться, где
тут найти подходящий прут и вырезать хороший свисток.
Вскоре ему попался высокий, раскидистый куст черемухи.
385

Черемуха уж отцвела, но ветки были еще по-весеннему гиб¬
кими и кора от них сразу же отлипала.
Только постучи колодкой ножичка, только поверти осто¬
рожно пальцами — и готово.
Варя занялась своим делом. Ходила от дерева к дереву,
рвала цветы и пела какую-то странную песенку:
Я хожу по тайге,
Я собираю цветы.
Солнце блестит,
Птичка летит,
Дождик идет,
Птичка поет.
Свисток у Глеба получился что надо.
Приложил к губам, надул щеки и сам удивился.
Ого! Вот это да! Если бы Колька Пухов увидел такой сви¬
сток, сразу бы от зависти умер.
Глеб оглянулся и только тут заметил, что Варя куда-то
исчезла.
А если никто не слушает, какой интерес свистеть. Совсем
никакого интереса нет.
Гл^б решил вырезать еще один свисток и подарить Варе.
Вдвоем-то свистеть веселее.
Глеб принялся за дело и решил вырезать этот свисток еще
получше прежнего. С переливами, с веселыми, как у певчих
птиц, голосами.
Но окончить это дело Глебу не удалось.
Только начал колотить ножичком по коре, откуда ни возь¬
мись, появилась Варя.
Лицо у нее было озабоченное, взволнованное.
— Глеб! — сказала Варя. — Димка Кучеров опять спит.
— Как — спит?
— Так... протянул ноги и спит. Я сама видела.
Это, конечно, было нахальство. У* Луки больная рука, а он
работает. А у Димки ничего не болит, а он спит.
Варя тоже заявила, что это нахальство и свинство.
— Он, наверное, нарочно спит! Он, наверное, хочет, чтобы
они обратно поссорились? — спросила она.
— Он не нарочно... он вообще такой, — сказал Глеб. — Он
в классе тоже спал.
Варя не знала Димку и поэтому не поверила Глебу. Она
была убеждена, что Димка завалился спать назло отцу.
— Я сейчас пойду, и я ему сейчас скажу, — заявила она. —
Я ему такое скажу, что он сразу подскочит.
386

Глеб усмехнулся и пошел за Варей.
Димка спал лицом вверх.
Худой, загорелый, с узенькой курчавой полоской белоку¬
рых усов на губе.
Варя подошла к Димке, укоризненно посмотрела на него
и сказала:
— Димка, ты почему спишь? Ты не спи, ты вставай!
Димка пошевелил во сне губами, сложил их трубочкой и
тихо, но внятно засвистел.
Варя потормошила Димку за плечо и сказала еще убеж¬
деннее:
— Ты, Димка, не спи. Ты вставай, спать стыдно!
Варя толкала Димку все сильнее и сильнее, но он даже
и не думал просыпаться.
Лишь один раз приоткрыл серый, затуманившийся глаз,
посмотрел куда-то вверх и захрипел еще сильнее.
— А ты чего так стоишь? — чуть не плача, спросила Ва¬
ря.— Ты так не стой. Ты тоже буди!
— Его так не разбудишь, — сказал Глеб. — Ты его по носу
щелкай.
Варя с сомнением посмотрела на Глеба, но все же послу¬
шалась доброго совета.
Села на корточки, прицелилась, неуверенно стукнула Дим¬
ку по кончику острого горбатого носа.
— А ну, подожди, — сказал Глеб, отодвигая Варю. — Да¬
вай я.
Он закатал рукав, будто для большого и серьезного дела,
прижал средний палец большим и резанул Димку по носу.
Димке это не понравилось. Он поморщился, буркнул что-то
сквозь сон и вдруг перевернулся вокруг своей оси и лег на
землю вниз лицом.
— Теперь ничего не сделаешь, — разочарованно сказал
Глеб. — Его если по носу щелкать, только тогда проснется.
Глеб и Варя сидели возле спящего Димки и думали, что
им теперь делать с этим бессовестным человеком.
Каждую минуту сюда мог нагрянуть Георгий Лукич.
Придет, посмотрит и снова начнет кричать и жаловаться
Луке, а потом звонить по телефону.
А Глебу вся эта история надоела.
Вот если бы Лука сам уехал отсюда, тогда дело другое.
Но разве Лука уедет? Луку отсюда ни за что не выковы¬
ряешь. Это уж точно.
Разбудить Димку, конечно, можно.
Взять палку потолще и начать его крестить по спине и по
другим больным местам.
387

Но палку брать Глеб не отважился.
За палку, пожалуй, влетит от Луки, а потом, если Димку
разозлить, он сильно лягался ногами. Как лягался Димка,
Глеб лично видел еще в лесном поселке.
Глеб думал-думал, как им расправиться с Димкой, да так
ничего и не придумал.
Зато Варя придумала.
Придумала, рассказала Глебу и засмеялась.
— Правда, здорово?
— Ничего, — сдержанно ответил Глеб. — А если утопим,
тогда что?
— Не. Не утопим, — ответила Варя. — Если лодка пере¬
вернется, я сама в речку прыгну. Я знаешь какая отчаянная!
Раздумывал и колебался Глеб недолго.
Варя и в самом деле придумала занятную штуку.
Теперь Димка запомнит, как спать на работе!
Варя сбегала в «контору» и приволокла оттуда большой
серый брезент.
Глеб и Варя расстелили брезент на земле, вкатили на него
бесчувственного Лорда, а потом взялись за края и, покряхты¬
вая, потащили его к реке...
Долго они возились с Димкой Кучеровым. Один раз чуть-
чуть не перевернули лодку вверх дном и не отправили Димку
рыбам на закуску.
Но, так или иначе, с делом этим они справились.
Спящий Димка был перевезен на ту сторону и с почестями
уложен на голом прибрежном песке.
388

В сложенные на груди Димкины руки они воткнули, будто
свечку, коротенькую палочку, а в изголовье водрузили бере¬
зовый крест.
Весь вечер Глеб и Варя перемигивались друг с другом и
тихонько похохатывали.
Глеб, посмотрит на Варю и будто бы скажет:
«Ну что, скоро начнется?»
Варя подмигнет Глебу и тоже как будто бы ответит:
«Ты, Глеб, не торопись. Ты зачем торопишься? Сейчас нач¬
нется».
Но то, чего они с таким нетерпением ждали весь вечер,
началось не скоро.
Лука уже пришел в вагон, уже начал раздеваться и вдруг
прислушался и сказал Сереже Ежикову:
— Что за черт, кто там кричит?
И Сережа Ежиков услышал этот крик, и Глеб, и вообще
все ребята.
Повыбегали из вагонов, стоят смотрят на далекий, пото¬
нувший во мгле заречный берег и ничего не понимают.
Кто-то там воет, кричит и отчаянно стонет.
А кто кричит и отчаянно стонет, никому, конечно, не изве¬
стно.
А потом Лука прислушался и сказал:
— Ребята, а ведь это Димка.
Сережа Ежиков тоже прислушался и тоже сказал:
— Ив самом деле Димка. Какая нелегкая его туда за¬
несла?
А с берега все громче и отчаянней неслись завывания и
стоны несчастного Димки:
— Лорды-ы! Братцы-ы! Спасите-е!
Глава десятая
Ночью Глебу приснился сон.
Ему все время снилось одно и то же — и вчера, и позавче¬
ра, и в первый день, когда они только приехали с Лукой на
стройку.
Красный вагон тронулся с места и покатил по широкой
лесной просеке. Зазвенел на печке большой жестяной чайник,
застучали по рельсам заржавевшие, давно не мазанные ко¬
леса.
«Куда, куда, куда?» — стучали колеса.
Но Глеб знал, куда мчит паровоз. За окном пролетали и
оставались позади лесные полустанки, маячили высокие за¬
389

копченные трубы заводов, сверкали окнами незнакомые го¬
рода...
Еще немного, и впереди покажется синяя полоска моря,
высокие скалистые берега и грозные боевые корабли на рейде.
Откроется дверь, и в вагон войдет проводник. Поправит
усы, поглядит на Глебову походную котомку и скажет:
«А ну, братец, собирайся — Севастополь».
Сколько раз Глеб видел во сне этого проводника!
Хмурые, торчащие вверх, будто кисточки для красок, бро¬
ви, толстый самоуверенный нос в темных крапинках, круглая
ямочка на гладком бритом подбородке.
Вот он уже идет... На узком солдатском ремне висят, как
всегда, флажки в потертых чехлах, в руке — неизменный, по¬
хожий на букву «Г» ключ «трехгранка».
Проводник подошел к Глебу, постучал ключом по деревян¬
ной полке и сказал... Впрочем, что же это он такое говорит?
Почему вдруг голос его так удивительно похож на голос
Луки?
— Глеб, где ты взял эту тетрадку? Глеб, ты слышишь?
Глеб открыл глаза, и сказочные видения тотчас ушли.
Ни моря, ни боевых кораблей, на которых можно в любую
минуту совершить подвиг, ни белых, скользящих над водой
чаек.
Вагон стоит на прежнем месте. На крохотном столике воз¬
ле окна чадит из последних сил керосиновая лампа и лежит
раскрытая тетрадка, которую Глеб нашел во время своего
знаменитого похода в тайгу.
— Глеб, откуда у тебя эта тетрадка? Ты слышишь, Глеб?
Еще бы он не слышал! От такого крика не только живой,
от такого крика даже покойник из могилы подымется.
Глеб сел на кровати, потер худые, искусанные комарами
ноги.
Странно... залез в чужую сумку и еще на него же кричит.
Кричагь всякий может, кричать не трудно...
Между прочим, Глеб так и сказал Луке.
Чего ему в самом деле стесняться?
Будешь молчать, так Лука вообще на голову сядет.
Но тут Глеб, как видно, что-то не рассчитал.
Лука сдернул его с постели, будто мешок, и сказал, что
немедленно превратит его в отбивную котлету.
При всем при этом Лука назвал еще его нечестным чело¬
веком и, что было обиднее всего, — болваном.
Шутить в такие минуты с Лукой было опасно. Хочешь
не хочешь, пришлось проглотить «болвана» и кое-что расска¬
зать Луке про сумку.
390

— Я, Лука, в тайге сумку нашел, — сказал Глеб. — Пошли
с Варей, ну и нашли. Я хотел показать тебе, а потом забыл.
Лука выслушал Глеба, забрал со стола тетрадку и, ничего
не сказав, ушел.
Нет, видно, никогда не будет между ними мира и согла¬
сия! Ну за что он назвал его болваном, что такое необыкно¬
венное нашел он в этой совсем старой, потрепанной тетради?
Глеб погасил лампу и снова забрался под одеяло.
А вагон, видно, только этого и ждал. Постоял еще немного
и тихо тронулся с места.
Заскрипели дощатые стены, застучали на стыках рельсов
немазаные, заржавевшие колеса: «Куда, куда, куда?»
Поезд мчался без остановок до девяти часов утра.
Если бы не Варя, Глеб мог вообще укатить на край света.
Варя уже давно разыскивала Глеба. Она побывала у ле¬
сорубов, заглянула на конюшню к Федосею Матвеевичу, схо¬
дила на речку, но Глеба там, конечно, не было.
У Вари же были очень важные новости, и рассказать про
них она могла только Глебу.
Может быть, он в вагоне?
Варя подошла к двери вагона, прислушалась и постучала.
Сначала потихоньку, потом все сильнее и сильнее.
— Глеб, ты еще живой или ты уже не живой?.
Поезд снова остановился. Глеб открыл глаза и недоволь¬
но сказал:
— Живой... Поспать и то не дадут. Ну и жизнь!
Он плеснул несколько раз водой из рукомойника, который
висел на гвоздике в углу вагона, и вышел к Варе.
— Ну, что скажешь? — спросил он. — Чего разбудила?
Варя опустила голову, очень тихо и грустно ответила:
— Я, Глеб, ничего не скажу. Я сейчас расстроенная...
— Хо-хо, чем ты расстроилась?
— Ты, Глеб, не смейся, — укоризненно и строго сказала
Варя. — Смеяться не надо. У нас родилась девочка.
Странно, разве из-за этого расстраиваются!
Конечно, если бы родился мальчик, было бы лучше. Так
все всегда говорят. Но раз родилась девочка, пускай будет
девочка. Девочки тоже нужны...
Но тут оказалось, что Варя расстроилась совсем по дру*
гой причине. Варя собралась идти с отцом в больницу к мате¬
ри, а отец взял и уехал к начальнику.
— Он тетрадку начальнику повез, — сообщила Варя. — Он
со мной совсем не считается...
— Значит, Лука у вас был?
— Ага... Папа говорит: «В больнице все равно не прини¬
391

мают. Там только после обеда принимают. А я ждать не могу».
Я очень расстроенная. Ты пойдешь со мной?
Снова эта тетрадка! Значит, Лука не просто так поднял
его на ноги и заставил объяснять, где он нашел и как он
нашел!
А Глеб хотел ее в печку. Даже не прочитал как следует.
Перелистал, посмотрел картинки, и все. Ну кто же он такой
после этого? Болван. Самый настоящий болван!
Глебу не терпелось узнать про тетрадку — что там, в кон¬
це концов, из-за чего поднялся трам-тарарам?
Но разве Варю остановишь? Куда там! Так и сыплет, так
и сыплет словамй: «Девочка такая, девочка вот какая! Де¬
вочка весит четыре килограмма двести пятьдесят граммов».
И вдруг Глеб придумал, как остановить эту тараторку.
Он набрал в грудь побольше воздуха и завопил диким,
страшным голосом:
— А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а!
Варя мгновенно умолкла. С изумлением и даже с каким-
то страхом она посмотрела на Глеба и спросила:
— Ты, Глеб, чего так.кричишь? Кричать не надо...
— А ты чего?.. Я про тетрадку спрашиваю, а ты... Очень
мне нужны твои килограммы и граммы...
Варя обиделась. В больших круглых глазах ее блеснули
сле^ы.
— Ты зачем мою сестричку обижаешь? Обижать не надо.
Она маленькая.
Да, переменился человек. Была девчонка как девчонка, а
теперь... Даже голос стал иной — сладенький, воркующий...
«Сестричка» закрыла перед Варей все остальное.
Ну да, разве это не так? То ничего мимо не пропускала:
и надо и не надо — совала нос в каждую щелочку. А тут да¬
же про тетрадку толком ничего не узнала.
Теперь уже Глеб ясно видел — Лука не зря понес тетрадку
Георгию Лукичу. Нет, зря Лука ничего не делает...
— Ты вспомни, — приставал Глеб к Варе. — Неужели ты
не можешь вспомнить!
Варя, видимо, первый раз в жизни попала впросак.
— Я, Глеб, сейчас вспомню, — виновато сказала она,—
Ты, Глеб, подожди...
Варя прищурила глаза, наморщила лоб. Все лицо ее как-
то сразу собралось в один бугристый напряженный комочек.
— Ты мне только не мешай. Ты подожди...
И вдруг в глазах ее блеснули светлые, быстрые искорки.
— Вспомнила?.— с надеждой спросил Глеб.
Варя сердито махнула рукой и еще больше сощурилась.
392

— Я тебе сказала — не мешай. Я вспомнила, а потом сно¬
ва забыла. Ты подожди...
Но вот Варя перестала гримасничать. Лицо ее приняло
спокойное и даже немного торжественное выражение.
— Теперь я вспомнила, — твердо сказала она. — Ты слу¬
шай, а я буду все рассказывать. Только ты не перебивай, а то
я опять забуду. Я очень расстроенная.
Глеб слушал и не знал — верить Варе или не верить.
Варе и соврать ничего не стоит. Не один раз попадалась.
— Это, Глеб, знаешь какая тетрадка? Эта тетрадка осо¬
бенная, — рассказывала Варя. — Это дневник геолога. Тут
еще раньше хотели железную дорогу строить, еще до войны.
Геологов вызвали и сказали: «Идите и найдите такие места,
чтобы было поменьше болот и гор. Как только найдете, так
сразу и начнем строить». Ну вот, они и пошли... Там, Глеб, все
в тетрадке про это написано...
— Чего же ты молчишь, снова забыла? — подстегнул Глеб
Варю.
— Не, Глеб, я не забыла, я все помню, — тихо добавила
Варя. — Этот геолог погиб... Он в тайге замерз... Он до самой
последней минуты писал... Пойдем, Глеб, ты же видишь, ка¬
кая я расстроенная...
Так Варя больше ничего и не рассказала. Или в самом
деле расстроилась, или забыла, или просто-напросто не зна¬
ла, что придумать. Но, так или иначе, Глеб решил поддержать
компанию и пойти с Варей в больницу.
Ведь, если хорошенько подумать, они с Варей были со¬
всем одиноки. Георгий Лукич не считался с Варей, Лука гро¬
зился сделать из Глеба отбивную котлету. Нет, роднее чело¬
века, чем Варя, у Глеба сейчас не было.
По дороге Варя без умолку рассказывала про свою сест¬
ричку и про свою маму.
— Ты, Глеб, знаешь, какая у меня мама? Не, Глеб, ты
ничего не знаешь! У меня мама на фронте была. Ей там ме¬
даль за отвагу выдали. А потом мама обратно на железную
дорогу пошла. Папа увидел ее и сразу женился. У меня папа
знаешь какой? У меня папа тоже отчаянных любит!
Глеб и Варя вышли на берег реки, разыскали там без тру¬
да лодку и поплыли. Глеб сидел на корме, слушал, как дело¬
вито и немного вразнобой шлепали по воде весла, и думал
про геолога. Что же это за человек? Неужели он и в самом
деле погиб в тайге?
За тальниками показался узкий, заросший осокой рукав.
Варя ковырнула несколько раз веслами, и лодка послушно и
тихо вошла в новое русло.
393

Они проплыли еще немного и увидели деревню. По косо¬
гору бежали к речному плесу серые бревенчатые избы, и сюда
же, касаясь воды, сползала лента проселочной дороги.
На песчаном дне темнел старый колесный след и круг¬
лые, оставленные копытами лошадей ямки. Видимо, еще не¬
давно, до ливня, который три дня назад прошумел над тай¬
гой, через рукав переправлялись на телегах.
Глеб и Варя втащили лодку на берег и пошли вверх по
косогору. С огородов тянуло пресным сухим запахом нагре¬
той земли. За пряслами цвели подсолнечники.
Больница стояла на краю деревни.
Длинный, сложенный из бруса дом, калитка с железным
кольцом, мокрые халаты на веревке.
Варя была здесь уже раньше. Она уверенно пересекла
двор и подошла к высокой, обитой клеенкой двери.
В приемной с узелками и сеточками в руках дожидались
очереди несколько мужчин и женщин. Одни писали за столом
записки, другие стояли возле стены и терпеливо смотрели на
крохотное, похожее на дырку в скворечнике окошко. Изредка
окошко открывалось, и в нем появлялась тоже очень похожая
на скворца женщина в белой косынке и круглых очках. По¬
сетители передавали ей узелки и записки, покорно отходили
в сторонку, ждали ответа и пустых бутылок от молока.
Бутылок у Вари не было, и поэтому она сразу же приня¬
лась за письмо. Села к столу, расставила локти и начала пи¬
сать — старательно, с такими нажимами, что бумага сразу же
покрылась канавками и бугорками, будто поле под острым
плугом.
Глеб два раза выходил из приемной и два раза заходил, а
Варя все писала и писала. Приемная опустела, и женщина,
похожая на умного ученого скворца, больше не показывалась.
Где-то в глубине дома шаркали туфли и звенела посуда.
Там обедали...
— Ты иди, — сказала Варя, не отрываясь от бумаги.—
Я сейчас закончу. Я только про папу напишу.
Глеб побродил по двору, приласкал рыжую добродушную
собаку с белым пятном на хвосте, напился от нечего делать
воды из крана и снова отправился в приемную. Еще с крыль¬
ца Глеб услышал громкий и очень знакомый ему голос:
— Откройте, я все равно не уйду обратно! Я вам говорю,
откройте!
Варя стояла возле «скворечника» и колотила по дверце
кулаком. Дверца ходила ходуном. Казалось, еще минута, и
она вылетит вон вместе с объявлением «Прием окончен», вме¬
сте с железными петлями и согнувшимся вдвое крючком...
394

Глава одиннадцатая
Лучше бы он совсем не ходил с Варей. Очень ему все это
нужно! Как будто бы мало у него своих историй!
Женщина в белой косынке вытолкала их за дверь и при¬
грозила, что немедленно вызовет милиционера.
Она, видимо, и в самом деле решила наказать Варю.
Едва они спустились с крыльца, в приемной послышалось
нервное, настойчивое жужжание телефонной ручки:
— Алё! Алё!
Услышав «алё», Варя перетрусила.
— Вызывайте хоть сто раз! — крикнула она в закрытую
дверь. — Брат тоже все видел, он сам все скажет!
— Какой, брат? — спросил Глеб, оглядываясь по сторо¬
нам. — Где?
Варя не ответила. Она взяла Глеба за руку и с самым ре¬
шительным видом потащила к высокому крылечку на другом
конце дома.
На чистых, отмытых добела ступеньках лежал цветной по¬
ловичок, на дверях пришпиленная поржавевшими кнопками
висела бумажка. Ровными и красивыми, будто в прописях,
буквами на ней было выведено: «Главный врач».
— Ты куда? — спросил Глеб и потянул руку.
Но не тут-то было. Варя вцепилась в него, как клещами.
Даже лальцы онемели.
Не успел он опомниться, как уже стоял в кабинете глав¬
ного врача. Врач сидел за столом и, прищурив глаз, рассмат¬
ривал на свет черный рентгеновский снимок.
Это был толстый человек с рыжими пушистыми усами и та¬
кими же рыжими, похожими на амеб веснушками на оголен¬
ных до локтя руках.
— Здравствуйте, товарищ главный врач, — вежливо ска¬
зала Варя. — Мы вам не помешали?
— Здравствуйте, — ответил врач и положил снимок на
стол. — Тебя разве еще не отвели в милицию?
— Не, меня не отвели. Мы тут с Глебом...
— Ах, с Глебом! Значит, вы теперь вдвоем будете хулига¬
нить?
Варя подтолкнула Глеба вперед, чтобы врач мог получше
его рассмотреть, и ущипнула сзади острыми, должно быть
давно не стриженными ногтями.
— Не, мы не хулиганить... Мы письмо маме написали.
Я быстро писать не могу. Мама говорит, надо писать с нажи¬
мами, а она говорит, надо писать быстро, потому что прием
закрыт... Примите, пожалуйста, записку, я вас очень прошу...
Глеб вас тоже очень просит.
395

Глеб чувствовал, как наливаются кровью, краснеют его
лицо и уши. Если бы не врач и не эта белая строгая обста¬
новка, окружавшая все, что было в кабинете, Глеб наверняка
развернулся и наподдал бы ей.
Главный врач вышел из-за стола, поглядел на Глеба, на
Варю и сказал:
— Ну, вот что, друзья, на первый раз я вам прощаю, а
там — смотрите... Порядков нарушать я не могу. До сви¬
данья!..
Глеб страшно обрадовался, что все так легко сошло с рук.
Он уже хотел дать задний ход, но тут произошло следующее.
Варя закрыла лицо руками и громко, на весь кабинет
всхлипнула.
— А-я-я-я-й! Ну зачем же плакать? — участливо и, как
показалось Глебу, смущенно сказал врач. — Стыдно, девочка,
очень стыдно!..
Главный врач повернулся и вышел из кабинета.
Глеб и Варя остались одни.
— Пойдем, — толкнул Варю Глеб, — а то сейчас доста¬
нется!
Варя отняла руки от лица, и Глеб с изумлением увидел,
что глаза у нее совсем сухие. Ни одной слезинки! И в каждом
зрачке пляшет веселый, лукавый чертик.
— Не, нам не достанется, — сказала Варя, поглядывая на
дверь. — Он добрый...
Врач возвратился. В руках у него были два длинных бе¬
лых халата и марлевые повязки с тесемками.
Глеб и Варя надели халаты, нацепили на нос повязки и
сразу же стали похожи на хирургов, которые вырезают фу¬
рункулы и вытаскивают из пяток острые занозы.
— Пойдемте, — сказал врач и повел их по длинному кори¬
дору с дверями по обе стороны.
Возле одной такой двери он остановился и пропустил их
вперед:
— Вот сюда. Только побыстрее и, пожалуйста, не шумите.
В палате стояли в два ряда кровати, и на них с книжками
в руках, с каким-то вязаньем и вообще просто так лежали
женщины.
Женщины увидели Глеба и Варю и сразу же заулыба¬
лись, а одна наклонилась к своей соседке и шепотком, но так,
что все сразу услышали, спросила:
— Это те самые?
И только одна женщина, которая лежала возле самого
окошка, не улыбалась. Она прямо и строго смотрела на Варю
п перебирала пальцами край белой простыни.
39G

Варя хотела было кинуться к ней с поцелуями, но она на
ходу остановила ее глазами.
Это были удивительные глаза — спокойные, добрые и в то
же время очень строгие, как глубокая лесная река.
Глебу показалось, будто под этим взглядом Варя стала
даже пониже ростом. Ну точь-в-точь как на картинке, кото¬
рую Глеб видел в книжке Кольки Пухова. Там была нарисо¬
вана очень воспитанная девочка, а внизу надпись:
Я не буду больше плаксой,
Чищу зубы мятной пастой.
Возле кровати стояли две табуретки. Глеб сел рядом с Ва¬
рей, положил руки на колени. Он чувствовал себя неловко, не
знал, как вести себя, что говорить.
Варина мать, как видно, поняла это. Она взяла с тумбочки
судок с крупной, огненно-красной клубникой и сказала:
— Ешьте, дети, это папа принес.
Варя посмотрела на судок краем глаза и тут же безоши¬
бочно потянула самую спелую и сочную ягоду.
— Ужасно вкусная, — виновато сказала она, прищелкивая
языком, — прямо лучше ананасов. Глеб, ты когда-нибудь ел
ананасы?
Варя взяла за хвостик еще одну ягодку, поднесла ее к гу¬
бам и тут же опустила руку. Рот ее удивленно приоткрылся,
круглые ямки на щеках вытянулись и потом исчезли совсем.
— Значит, он уже приходил? Значит, он обратно меня об¬
манул?
— Он не обманывал. У него очень важные дела. Ты же
знаешь, он повез тетрадку... Эта тетрадка...
— При чем тут тетрадка? Тетрадка тут совсем ни при
чем, — горячо и нетерпеливо перебила Варя. — Папа со мной
совсем не считается. Ведь правда он не считается?
Мать хотела что-то ответить Варе, но тут произошло непо¬
нятное. Губы и подбородок у нее задрожали, а в уголках глаз,
под ресницами, блеснули две быстрые слезы. Она прикусила
нижнюю губу зубами, но это не помогло, и губы все равно
дрожали и дрожали мелкой и очень жалкой дрожью.
— Мама, ты зачем плачешь? — тихо вскрикнула Варя. —
Плакать не надо!
Она наклонилась к матери и пальцами вытерла покатив¬
шиеся по лицу слезинки.
Мать провела рукой по глазам и первый раз за все время,
пока они были в палате, улыбнулась.
— Разве я плачу? Ты что выдумываешь?
Глеб знал, что это не так. Но все же он ответил Вариной
397

матери улыбкой. Глеб очень хотел, чтобы она поверила, буд¬
то и в самом деле никто не заметил ее слез.
Но почему же она плакала? Ведь ее никто не обижал.
Как это все получилось? Ага, вот так: они сидели на та¬
буретках, ели клубнику... потом мать сказала про отца и про
тетрадку. Неужели эта тетрадка?
Но разве можно так расстраиваться? Ему, например, тоже
очень жаль геолога, но ведь он не плачет!
Нельзя же оплакивать каждого, кто умирает на земле!:
Нет, тут что-то не то...
Смущенные и озабоченные тем, что произошло, Глеб и Ва¬
ря молча сидели возле кровати и смотрели на мать.
— Ну, что же ты молчишь? — спросила Варина мать. —
Расскажи, как там у нас дома.
Варя бросила на Глеба быстрый выразительный взгляд.
«Ты зачем тут сидишь? — говорил этот взгляд. — Ты не сиди,
ты уходи».
Глеба не надо было долго упрашивать. Он встал и начал
прощаться.
Мать взяла Глеба за руку и притянула к себе.
— Глеб, — сказала она, — ты смотри за Варей. Ты же все-
таки мужчина. Я тебя очень прошу.
Что-то очень теплое и нежное пробежало по душе Глеба,
и ему захотелось тут же дать Вариной матери суровую муж¬
скую клятву:
«Клянусь, буду защищать до последней капли крови. Вот
вам моя честная рука».
Глеб не успел высказать эти благородные и возвышенные
мысли.
За спиной у него что-то хрюкнуло, кашлянуло, а потом на¬
чало смеяться. Даже не смеяться, а громко и нахально по¬
хохатывать.
— Варя, ты почему смеешься? — строго и недовольно
спросила мать.
Варя зажала рот ладонью, но не удержалась и фыркнула
изо всей мочи:
— Я... я... я не смеюсь,.. Он же не мужчина, я им сама
командую.
Путаясь в длинных полах халата и натыкаясь на койки,
Глеб пошел прочь из палаты.
Он шел с твердым намерением — дождаться Варю во дво¬
ре и там свести с ней короткий, но суровый и справедливый
счет.
От реки уже тянуло вечерней прохладой, острыми горько¬
ватыми запахами болотных трав и перегнивших коряжин. Ха-
398

латы, которые по-прежнему висели на веревке, простелили по
двору длинные сизые тени.
К Глебу подошла рыжая собака с белым пятном на
хвосте и доверчиво ткнула носом в руку. Видимо, и ей
было сейчас грустно, хотелось ласки и человеческого участия.
Глеб все сидел и сидел на лавочке и ждал Варю.
Умерла она там, в конце концов, что ли?
Из приемной вышла похожая на скворца женщина. Посмо¬
трела на Глеба, пожала плечами и начала снимать с веревки
халаты.
«А может быть, лучше уйти?—думал Глеб.— Может быть,
лучше не связываться?»
Но, прежде чем уйти, он решил просчитать до тысячи.
Раз, два, три, четыре, пять...
Сначала он считал быстро, без запинки, а потом все тише
и тише.
Тысяча закончилась, и Глеб начал считать до пятисот, по*
том до трехсот и, наконец, дошел до десяти.
Раз... два... три...
Тут дверь скрипнула, и Варя появилась на крылечке. Она
знала, что Глеб будет бить, но все равно безропотно и покор¬
но шла к нему навстречу.
Остановилась, склонила голову, будто перед казнью, и ска¬
зала:
— Ты, Глеб, меня прости. Я никогда больше не буду...
Перед Глебом никто еще не извинялся, но он хорошо
знал: если просят прощения, бить уже нельзя.
Впрочем, и драться ему расхотелось. Весь его боевой запал
и злость против Вари пропали.
— Ну ладно, пошли домой, — сказал он. — Только в сле¬
дующий раз смотри...
Лодки на прежнем месте не оказалось. Она стояла непо¬
далеку, в узкой, заросшей травой бухточке. Чьи-то терпели¬
вые, но неумелые руки по-хозяйски привязали ее бечевкой к
осине. На скамейке темнел след маленьких босых ног. Види¬
мо, тут орудовали деревенские ребятишки.
Глеб с трудом распутал узлы на бечевке, приподнял нос
лодки, покачал ее из стороны в сторону и столкнул в воду.
Варя без разговоров уступила весла Глебу. Она сидела на
корме молчаливая, притихшая, еще больше похожая на девоч¬
ку, которая чистит зубы мятной пастой.
Вечернее солнце садилось за тучу. Вдоль берега тянулась
густая темная полоса, и только чуть подальше, на быстрине,
разливалось, будто цветущий багульник, нежное фиолетовое
зарево.
399

Только тут, на реке, Варя рассказала, что произошло в
больнице и почему она так задержалась.
Оказывается, Варя про все разболтала матери — и про то,
как они щелкали Димку Кучерова по носу, и про то, как со¬
жгли телеграмму, а потом ходили искать, но так и не нашли
Зину-Зинулю.
Глеб даже весь съежился и невпопад заколотил веслами
по воде.
Тайна раскрылась, и теперь все узнают, как нехорошо и
как подло они поступили...
Глеб и раньше думал про Зину-Зинулю, но каждый раз он
отмахивался от этой мысли, утешая себя, что все будет хоро¬
шо и узелок как-то развяжется сам по себе.
Но узелок не развязывался, а, наоборот, с каждым днем
затягивался все туже и туже.
Опустив голову, не глядя по сторонам, Глеб вел лодку бы¬
стрыми, неровными рывками.
Варя по-своему поняла это волнение Глеба.
— Ты на меня, Глеб, не сердись, — сказала она. — Сер¬
диться не надо. Мы сейчас придем к папе и скажем: «Папа, мы
с Глебом дураки, и мы сами виноваты. Ты поскорее посылай
людей в тайгу и разыщи Зину-Зинулю». Папа у меня знаешь
какой? Он у меня добрый...
Да, теперь им больше ничего не оставалось — только пове¬
рить в чудо. Но в чудеса Глеб вообще не верил. Если они где-
нибудь и были, то только не здесь, не в тайге. С тайгой не
шути. Если тайга возьмет кого в свои могучие зеленые лапы,
отбиться от них нелегко.
Глеб до сих пор помнил тот день, когда погиб отец.
К. избе подъехали сани, и в них неудобно и тяжело лежало
что-то большое, накрытое жестким брезентом.
В дом Глеба не пустили/Пока набежавшие откуда-то ста¬
рухи обмывали отца и надевали на него в последний раз бе¬
лую чистую рубашку, Глеб сидел у Пуховых и плакал.
А потом гроб положили на белые полотенца и понесли на
кладбище...
Глеб уже тогда понял — в тайге не зевай, в тайге держи
ухо востро.
Понял и очень скоро и легкомысленно забыл...
Нет, никакого чуда не будет. Надо скорее плыть к крас¬
ным вагонам и рассказать про все брату или Георгию Лукичу.
Может быть, еще не все потеряно и еще можно что-нибудь сде¬
лать...
Глеб налег на весла.
Чувыр, чувыр, чувыр, — неслось в тишине.
400

Над рекой уже стояла ночь. Слева тянулся лесистый берег
и смутно маячили темные вершины Трех Монахов. В черной
маслянистой воде горела длинная, похожая на веретено
звезда.
Но вот они и дома. Тихо и темно в тайге. Вокруг ни одного
огонька.
Варя пошла в «контору», а Глеб к себе.
Сейчас он подымет Луку, Сережу Ежикова, честно и от¬
крыто признается им во всем.
Глеб поднялся по лесенке, открыл дверь. В вагоне нико¬
го не было. На кровати Луки и Сережи Ежикова лежали
скомканные простыни; на полу возле столика валялась
подушка.
Было во всем этом что-то очень загадочное и страшное.
Глеб рывком толкнул дверь и прыгнул вниз, на землю.
К Варе. Скорее к Варе!
Но Варя уже сама шла навстречу Глебу. В темноте тре¬
щали под ее ногами сучья, меж деревьев мелькало белое
платье.
— Глеб, это ты или это не ты? — еще издали спросила Ва¬
ря и остановилась.
— Я, Варя, я-я!
Варя подошла к Глебу, приложила к сердцу растопырен¬
ную ладонь.
— Глеб, папы нет. Там лежит телеграмма... Алушкин
обратно ищет Зину-Зинулю...
Глава двенадцатая
Утро не принесло ничего нового.
Глеб каждый час ходил к реке, смотрел вдаль на узень¬
кую, убегавшую в тайгу тропинку.
Но тихо вокруг. Только кукушка кричит в заречном берез¬
няке: «Лу-ка, Лу-ка, Лу-ка».
Вместе с Лукой и Вариным отцом разыскивать Зину-Зи¬
нулю ушли почти все.
В поселке на колесах остались только Федосей Матвеевич
да Димка Кучеров.
Федосей Матвеевич что-то пилил и строгал возле конюш¬
ни, а Димка лежал в вагоне животом вверх и очень жалобно
и нудно стонал. Эти «охи» и «ахи» начались еще вчера.
Димка бросил работу и потребовал к себе врача.
— Лорды, — сказал он умирающим голосом, — у меня в
животе опухоль...
14 Библиотека пионера, том VII 401

Ребята знали Димку как облупленного, но все же вспо¬
лошились. Может, и в самом деле опухоль?
Георгий Лукич позвонил начальнику, и оттуда вскоре при¬
ехал фельдшер с большой брезентовой сумкой через плечо.
Фельдшер пощупал Димке живот, смазал йодом и заявил,
что Димка действительно болен и его надо перевести на лег¬
кую работу.
Чем болен Лорд, фельдшер не сказал, но Димка утвер¬
ждал, будто у него растяжение какой-то очень важной
мышцы.
Глеб посидел немного у Димки, пощупал по его просьбе
живот и пошел к Федосею Матвеевичу.
Но и тут он не узнал ничего нового про Зину-Зинулю. Фе¬
досей Матвеевич изъяснялся как-то очень отвлеченно и ту¬
манно.
— Ты, паря, не бойся. Раз пошли искать Зинулю, значит,
найдут. Этот факт неоспоримый. Но тайга, это тебе, паря, тай¬
га. И как ты тут не крути, это тоже факт...
Плотник по призванию, Федосей Матвеевич безропотно
брался за любую работу: ухаживал за лошадьми, складывал
печи, чинил ведра и даже мараковал по сапожной части. По¬
ложит заплатку на ботинок — зубами не оторвешь...
Сейчас Федосей Матвеевич ладил длинные, с острыми
крючьями на концах багры.
Через день-два с далекого таежного леспромхоза обещали
сплавить по реке брус для первой в этих местах железнодо¬
рожной станции.
Да, самой настоящей станции. С перроном, с круглыми
электрическими часами у входа, с красными и зелеными фо¬
нариками на путевых стрелках.
Федосей Матвеевич работал молча и сосредоточенно.
Ударит молотком по железу, перевернет багор, посмот¬
рит — ладно ли, и снова стучит по шляпкам гвоздей. Стук
да стук, стук да стук... неторопливо, по-хозяйски, в лад сво¬
им, забежавшим куда-то вперед мыслям.
Вот сейчас он сделает багры, а потом будет вылавливать
из реки брусья — на венец, на двери, на высокую крышу с бе¬
лыми печными трубами.
Увезут на новое место красные вагоны, а станция навсе¬
гда останется здесь, будет смотреть с холма высокими, чи¬
стыми окнами.
И, может быть, кто-нибудь из пассажиров выйдет на оста¬
новке, удивленно поглядит вокруг и спросит:
«Братцы, а кто строил такую красивую станцию?»
И тогда этому пассажиру скажут:
402

«Федосей Матвеевич строил. Он тут старался».
Но, скорее всего, спрашивать никто не станет. У пассажи¬
ров много иных дел: кто за кефиром бежит, кто за кипятком,
а кто норовит выпить кружку пива.
Но пускай даже и не спросят. Не в этом дело. Все равно
приятно и дорого оставить на земле хорошую память.
Пришла Варя. С утра она сидела в «конторе» и ждала
звонков. Но никто, конечно, не звонил — ни Лука, ни Георгий
Лукич. Откуда они позвонят — из тайги, из медвежьей бер¬
логи?
Варя села рядом с Федосеем Матвеевичем, заглянула ему
в лицо.
— Пойдемте, Федосей Матвеевич, к реке, а? Пойдемте!
Федосей Матвеевич тюкнул еще несколько раз молотком,
отложил в сторону готовый багор.
— Пошли поглядим, — согласился он.
Нахлобучил на лоб потертую кожаную фуражку, поднялся.
— Ну что ж, пошли, — повторил он еще раз. — Пошли по¬
глядим.
На реке тихо и скучно. Только иногда ударит возле берега
таймень да просвистит крылом быстрый чирок. Солнце зали¬
вало все вокруг белым слепящим светом. На крутогоре вдоль
обнаженных песчаников синели цветущие чабрецы, покачива¬
ли малиновыми папахами высокие, не сохнущие под зноем та¬
тарники.
В этот день они не дождались своих. Но все равно с реки
они ушли еще очень и очень не скоро.
Да, так нередко случается — ждешь чего-нибудь одного,
думаешь, что это сейчас у тебя самое важное и самое главное,
а жизнь вдруг повернет тебя куда-то совсем в иную сторону.
Именно так случилось и тут...
Федосей Матвеевич долго и пристально смотрел на реку
из-под ладони.
— А ну, паря, погляди, — неожиданно сказал он. — Чегой-
то там, однако, плывет.
Глеб и Варя, как по команде, приложили ладони к виску.
Далеко видна с этого берега серая, тускло мерцающая в
излучинах река. Она то бежит прямо, прорезая надвое, будто
каравай хлеба, лесистые холмы, то загибает крутые колена, то
вяжет меж зеленых островов тонкие петли и узлы.
Глеб присмотрелся и увидел плывущие по реке тонкие и
быстрые, как пунктир, черточки. Покачиваясь на волнах, они
бежали друг за другом длинной, нескончаемой чередой.
— Лес! — в один голос крикнули Глеб и Варя. — Лес
плывет!
403

Но Федосей Матвеевич уже и сам понял, в чем дело.
Навстречу им, выпущенные из далекого леспромхоза, будто
рыбы из сетей, плыли брусья для новой железнодорожной
станции — ровные, хорошо отесанные, с готовыми зарубками
на концах.
Что у них там стряслось, в леспромхозе: перепутали дни,
забыли позвонить? Нечего сказать, хорошенькая история!
Странно, что Федосей Матвеевич был такой спокойный. Ни
одна жилка не дрогнула на его сухом и смуглом, как дозрев¬
шая кедровая шишка, лице. И только глаза его на минуту по¬
мрачнели и брови сбежались в одну общую темную полоску.
— Бегите за баграми, — отрывисто и резко бросил он. —
Живо!
Возле конюшни лежало наготове штук пятнадцать длин¬
ных, очищенных от коры осиновых багров. Они вытащили из
вороха три штуки и снова помчались на берег.
Лавина приближалась. Теперь уже не крохотные черточ¬
ки, а длинные тяжелые стволы неслись вниз по реке.
Глеб еще никогда не видел, как сплавляют лес молем,
то есть без плотов.
Он думал, что первыми достигнут цели легкие, увертливые
бревна. Но нет, впереди лесной эскадры мчались толстые,
грузные колоды. Тонкие бревна кружили на водоворотах,
метались из стороны в сторону, становились на попа. Тяже¬
лые — даже на самой крутой быстрине держались строго и
степенно. Они без труда догоняли легкомысленную мелочь, по¬
рой сердито и укоризненно толкали ее в бок и продолжали
свой путь.
От берега почти к середине реки тянулась гряда острых
подводных камней. Стаями проносились вдоль этой узкой,
светлой полосы юркие ельцы; в ямках меж камней сидели,
будто мыши, ленивые, неуклюжие широколобки. С той сторо¬
ны бежала наперерез течению и обрывалась над черной глу¬
бокой пропастью такая же высокая и крутая гряда.
Федосей Матвеевич взял в руки багор и, буруня воду нога¬
ми, неторопливо пошел по камням к этим черным узким во¬
ротам.
Варя тоже было кинулась к реке, но Федосей Матвеевич
тут же осадил ее:
— Куда, Варька? Назад!
Варя нехотя вышла из воды. Выжала край намокшего
платья, посмотрела на Глеба и сердито, даже с каким-то раз¬
дражением сказала:
— Чего стоишь? Ты помогай Федосею Матвеевичу. Ты
мужчина!
404

Глеб прицелился, подцепил огромную колоду и потащил ее вдоль гряды
к Варе.

Глеб никогда не был трусом. Но сейчас по его спине волной
побежал колючий, неприятный холодок. Это не шутка — идти
по такой полоске. Чуть в сторону с камней — и крышка. Был
Бабкин Г. Е., да сплыл...
Но Глеб не ударил перед Варей лицом в грязь:
— Не кричи! Без тебя знаю, что делать!
И он пошел за Федосеем Матвеевичем. Как это случилось,
он и сам не понимал. Шел по узкой каменистой гряде и со¬
всем не думал о том, что каждую минуту может грохнуться в
воду и пойти ка дно, как утюг.
Федосей Матвеевич уже зацепил багром брус и очень лов¬
ко, казалось без всяких усилий, поволок его вдоль каменной
гряды.
— Тащи к берегу! — крикнул он. — Не зевай!
Глеб вонзил багор в колоду, напряг мускулы.
Бревно медленно и неохотно пошло вперед. Оно будто бы
чувствовало, что попало в слабые и неумелые руки: вертелось
в воде, норовило улизнуть с крючка или напороться со всего
разгона на камень.
Глеб не справился и с первым бревном, а Федосей Матвее¬
вич уже подвел ему второе, еще больше прежнего.
— Паря, не зевай! Не зевай, паря!
Глеб работал без передышки час, а может быть, и два. Пот
застилал глаза, все мельче и неровнее становился шаг. Ноги
как-то сами по себе спотыкались на камнях, в сапогах чавка¬
ла и пищала вода.
А бревна все шли и шли... одно за другим... одно за дру¬
гим...
Не раз уже ему хотелось бросить в воду тяжелый неуклю¬
жий багор и уйти прочь.
Все равно не выдержит, все равно свалится в реку от этой
страшной, разламывающей все тело усталости.
Глеб воткнул багор между камнями, прислонил щеку к
мокрому, холодному дереву. Перед глазами поплыли красные,
синие, зеленые круги. Он сомкнул веки, но круги не исчезали
и в темноте. Прыгали, плясали, мерцали, будто светляки,
тусклым нехорошим светом.
Тяжело плюхая сапогами, подошел с бревном на поводу
Федосей Матвеевич.
Остановился, вытер лицо рукавом.
— Ты, паря, отдохни, — сказал он. — Ты не того... я сам
управлюсь...
В словах Федосея Матвеевича не было ни укора, ни на¬
смешки, но они будто крючком зацепили Глеба за сердце.
.— Я сейчас, я только сапоги сниму. Я не устал.
406

Глеб поспешно стащил разбухшие сапоги. Размахнулся и
один за другим швырнул Варе на берег.
Разве он хотел оставить работу? Ну нет! Он не такой...
Глеб прицелился, подцепил огромную колоду и потащил
ее вдоль гряды к Варе.
— Принимай щуку!
За «щукой» пошли «сазаны», «ельцы», «пескари»... Сколь¬
ко их еще там? Много? Давай все! Давай! Давай!
У Вари работа пустяковая: приняла «рыбину», толкнула
легонько багром в бухту и снова жди. Но Глеб Варе ни ка¬
пельки не завидовал. Что ни говори, а он все-таки мужчина.
Мужчина разбил в кровь ноги на острых камнях, но боли
совершенно не чувствовал. Подумаешь, кровь! На фронте и не
так бывает.
Теперь Глеб уже не поджидал, как раньше, Федосея Ма¬
твеевича, а сам бежал на помощь к черным воротам.
— Взяли! Еще раз взяли!
Но вот уже и брать нечего. Ни «щук», ни «сазанов», ни
мелких «пескарей». И только еще кружит на быстрине — то
нырнет, то снова появится на поверхности легкая плоская
щепа.
Глеб шел на берег и даже не глядел по сторонам, на бу¬
шевавшую справа и слева реку. Все ликовало и пело у него в
душе. Ему хотелось стать на берегу вот так, как он есть, —
мокрому, с разбитыми пальцами, — и крикнуть на всю тайгу,
на весь белый свет:
— Ого-го-го-го! Ого-го-го-го! Ого-го-го-го!
Варя сидела на берегу и очень старательно вытряхивала
из Глебовых сапог воду. Она, казалось, и не заметила гордо¬
го, ликующего вида Глеба. Брови ее были опущены, ямочки
на щеках вытянулись и стали похожи на две запятые. И во
всем лице ее — осунувшемся и усталом — было что-то винова¬
тое и очень горькое.
— Ты чего? — смущенно спросил Глеб.
— Я, Глеб, ничего, я просто так...
Варя вытряхнула сапог, погладила рукой потемневшую,
разбухшую кожу.
— Глеб, — сказала она, — как ты думаешь, наши найдут
Зину-Зинулю?
Глава тринадцатая
А жизнь берет свое: надо есть, надо пить и надо спать.
Они умяли втроем булку хлеба, опустошили банку тушен¬
ки и разошлись по вагонам.
407

Глеб заглянул к Димке Кучерову.
Димка лежал в прежней позе и таращил глаза в потолок.
— Болит? — спросил Глеб.
Димка застонал в ответ и еще сильнее выпятил свой ко¬
ричневый живот.
— Пощупай... Кажется, увеличилась, — сказал он, помед¬
лив.
Глеб вежливо отказался.
— Ты мне дай немножко йоду, — попросил он. — Я себе
ноги на камнях разбил.
Димка не поинтересовался, где и каким образом Глеб
приобрел такие ссадины. Он ревниво смотрел, как Глеб мазал
пятки йодом и, наконец, не выдержал:
— Ты, Глеб, не особенно, на мышцу мне оставь.
Глеб ткнул на место пузырек и пошел на свою половину.
«Без йода проживу, — решил он. — Пускай сам мажет...»
Ра[нки на ногах пощипали немного и утихли. Глеб уснул.
Это была первая ночь, когда ему ничего не снилось. Лег
на кровать, положил под голову кулак, и всё — будто в коло¬
дец провалился.
Проснулся Глеб на рассвете. В вагоне стояла зыбкая си¬
нева. За окном качалась черная колючая лапа сосны; вдалеке
мерцала серебряными блестками река.
Все было как в сказке: и эта беспрепятственно затекавшая
в окно синева, и рогатый месяц над рекой, и лежавший напро¬
тив Глеба Лука...
Федосей Матвеевич обещал разбудить Глеба, когда все
вернутся, но так и не разбудил. Наверное, Лука пришел очень
поздно. Лицо у Луки было спокойное. В уголках рта, там, где
кудрявились ни разу не бритые усы, лежала хорошая тихая
улыбка.
Глеб понял, что все было в порядке. Они нашли Зину-Зи¬
нулю и привели ее сюда. Иначе Лука не улыбался бы. Нико¬
гда. Даже во сне.
Глеб втихомолку рассматривал лицо брата.
Крупный, немного седловатый нос, черные и какие-то очень
широкие брови.
В Иркутске Лука ходил с Глебом в парикмахерскую.
Лука сидел в кресле перед большим облупившимся зерка¬
лом, а Глеб наблюдал за ним из прихожей.
Высокий и тонкий, как палка, парикмахер постриг Луку
машинкой, заглянул, как доктор, в уши и ноздри, щелкнул ма¬
ленькими ножницами.
— Бровки подстричь? Вы не беспокойтесь, сделаем аля-
фуше, первый сорт.
408

Лука сдернул с шеи занавеску с ржавым пятном посере¬
дине и поднялся.
— Не надо фуше. И так сойдет.
Протянул в кассу рубль, получил десять копеек сдачи и
пошел к выходу, поглаживая круглую черную голову.
Лука не носил прически. Он всегда был таким, как сей¬
час, — стриженным под «нуль», с широкими бровями, без вся¬
ких глупых и непонятных «аля-фуше».
Он был очень красивый, Лука...
Лука, должно быть, почувствовал взгляд Глеба. Веки у
него дрогнули, сквозь узенькую щелочку блеснул черный
зрачок.
Глеб хотел притвориться спящим, но было уже поздно.
— Ты чего смотришь? — шепотом спросил Лука.
— А ты чего? — тоже прошептал Глеб, еще не зная, как
вести себя: улыбнуться или, может быть, пока подождать.
Лука не ответил. Встал с кровати и не торопясь начал оде¬
ваться.
Он ходил по вагону из угла в угол и напевал песенку. Слов
у этой песенки не было, а были только какие-то «три-та-та,
тру-та-та».
Лука всегда напевал одно и то же. Но песенка всякий раз
окрашивалась новым оттенком. Если настроение у Луки бы¬
ло хорошее, «тру-та-та» звучали весело и нежно, как лесной
ручеек. Если Лука злился, эти же самые звуки становились
отрывистыми и глухими, как удар солдатского барабана.
Сегодня в песне Луки собрались все ручьи и все лесные
птицы. Сомнений не было — Зина-Зинуля была здесь. Это для
нее Лука надевал чистую и почти что новую гимнастерку и
наяривал щеткой порыжевшие, сбитые на носках сапоги.
Глеб уже видел кинокартины, на которые дети до шестна¬
дцати лет не допускаются, и поэтому знал, что влюбляться
можно только в красавиц. Странно, что Лука был неравноду>
шен к Зине-Зинуле. Тоненькая, остроносая, и на лице весну¬
шек — хоть веником выметай. Нет, Зинуля положительно не
была красавицей...
Глеб не стал расспрашивать Луку про таежный поход.
Спросишь что-нибудь — и невпопад, и снова ссоры, и сно¬
ва колючие вопросы: «А что?», «А зачем?», «А почему?» Нет,
лучше он как-нибудь так узнает...
Глеб увидел Зину-Зинулю возле «конторы», где Федосей
Матвеевич, ожидая, когда сменит его Варина мать, по-преж¬
нему варил свои супы и каши.
Он думал, что встретит истощенного, искусанного мошкой
человека, и поэтому очень удивился бодрому и веселому виду
409

Зинули. Казалось, не из тайги привели ее, а откуда-то с кон¬
церта или цирка, где разноцветные клоуны смешно дают друг
другу подножки и обливаются сметаной.
Возле «конторы» только и слышалось ее «хи-хи» да
«ха-ха».
Оказывается, Зина-Зинуля убегала не один раз, а два ра¬
за — первично и вторично.
Так и в телеграмме было написано: «Вторично ушла к вам
Зиночка Алушкина». Только они тогда внимания на это не
обратили.
Зина-Зинуля убежала первично, но отец догнал ее и при¬
вел домой, а вторично он ее уже не догнал. Зинуля перехитри¬
ла Алушкина и пошла вторично не по дороге, а напрямик,
через болота и тайгу.
Но все равно это хорошо, что Лука и Георгий Лукич от¬
правились на розыски. Вторично Зинуля заблудилась и по¬
шла не к вагонам, а совсем туда, куда не надо, — к Трем
Монахам.
Глебу очень хотелось узнать, как там сейчас у них в лес¬
ном поселке, — пересохла Зеленуха или все еще стоит в бар¬
хатных, заросших тальником берегах; починили ли крышу на
избе и что делает глупый Колька Пухов.
Но Зинуля так ничего толком и не сообщила.
— Кольку? Конечно, видела, — сказала она. — Он сейчас
знаешь какой стал...
Но какой стал Колька, Зинуля не сказала. Скорее всего,
она вообще не видела Пухова и говорила просто так...
Десятиклассники позавтракали, забрали пилы и топоры и
отправились на просеку.
«Хи-хи! Ха-ха!» — летел издали задорный, беспрестанный
смех Зинули.
Теперь, когда появилась Зинуля, дела у лесорубов навер¬
няка пойдут лучше. Уже два дня подряд они выполняли нор¬
му на девяносто пять процентов. Если бы Димка Кучеров не
ленился, у них давно было бы все в порядке. Но Димка рабо¬
тал через пень колоду. То мошка искусает Лорда и он бежит
спасаться в реку, то мышцу себе какую-то придумал...
После завтрака Димка остался возле «конторы». Он что-то
горячо и убежденно доказывал Георгию Лукичу, задирал ру¬
башку и показывал свой круглый, коричневый живот.
Георгий Лукич выслушал Димкину болтовню, а потом мах¬
нул рукой, как будто бы хотел сказать: «А, шут с тобой!»—-и
повел Лорда на конюшню к Федосею Матвеевичу.
410

Через некоторое время Глеб заглянул туда и узнал, в чем
было дело.
Георгий Лукич внял просьбам Димки о легкой работе и
назначил его на конюшню ездовым.
Бывший ездовой, он же плотник, он же печник и повар, Фе¬
досей Матвеевич терпеливо и взыскательно обучал Димку но¬
вому ремеслу. Он разъяснял Лорду, что такое гужи и постром¬
ки, показывал, как надевать и засупонивать хомут, и тут же
требовал все повторить и показать на практике.
Из всей этой сложной и тонкой конской науки Димка как
следует усвоил только одно незыблемое правило: если потя¬
нуть за левую вожжу, лошадь повернет влево, а если потя¬
нуть за правую, она должна повернуть вправо.
Первый рейс, как это ни странно, Димка совершил
успешно.
Он съездил к переправе и привез оттуда полную телегу
продуктов, ящик с гвоздями и еще много всякого добра.
Федосей Матвеевич принял груз, обошел вокруг лошадей,
по-хозяйски сунул ладонь под хомут. Все было в порядке —
лошадей Димка попусту не гнал. Ладонь была сухая, теплая
и только чуть-чуть пахла потом.
Получив новые распоряжения, Димка уверенно, как к себе
в избу, полез на телегу.
Дорога лежала вдоль берега реки. Лошади шли нетороп¬
ливым, размеренным шагом и не требовали никакого руко¬
водства. Щелкнет Димка кнутом, лошади потрусят для при¬
личия мелкой, незавидной рысцой и снова переходят на шаг.
Припекало солнце. В траве монотонно, будто бы кто-то
водил ножом по бруску, чивикали кузнечики — чиви-чиви...
Димке зверски хотелось спать. Он было уже задремал на
своем высоком насесте, но телега наехала на камень и Димка
едва не угодил под колесо.
И тут Димка решил, что сидеть на козлах необязательно н
можно, пожалуй, лечь в деревянный короб и немножко по¬
спать. Дорога прямая, лошади смирные и задней скорости у
них, как известно, нет.
Так Димка и поступил. Лег в короб, подложил под голову
свой клетчатый, потерявший прежний вид пиджак и уснул.
Лошади долго и безропотно везли спящего Димку.
Но вот они остановились, прислушались. Должно быть,
им показалось странным, что сзади на них не покрикивали и
не пощелкивали, как это было раньше, кнутом.
Постояли немного, подумали, а потом свернули с дороги
и начали ощипывать листья с куста черемухи и есть их вме¬
сте с маленькими, черными, как угольки, ягодами.
411

Оттого, что листья были горькие, а может быть, оттого,
что было жарко, лошади захотели пить.
Но, видно, мало им было той воды, что у берега. Они пили,
отфыркивались и продолжали заходить все глубже и глубже.
Вначале вода только-только закрывала толстые узловатые
колени, потом стала подкатываться под брюхо, заламывать в
сторону хвосты.
Лошади поняли, что ушли слишком далеко, и круто по¬
вернули к берегу. Заскрежетали по каменистому дну колеса,
телега накренилась и шлепнулась вместе с Димкой в воду.
Но уж такой везучий был этот человек.
Димка не утонул и даже не ушибся, когда телега полетела
вверх тормашками.
Через несколько минут, наглотавшись воды, насмерть пере¬
пуганный, он уже стоял на берегу и дико кричал:
— Ава-ва-ва-ва! Ува-ва-ва-ва!
К счастью Димки, неподалеку бродили по тайге Глеб и
Варя.
Глеб и Варя собирали букет для матери, которая приезжа¬
ла сегодня из больницы. Они услышали вопли и завывания
Димки и помчались к нему на выручку.
Страшная картина предстала их взору.
Метрах в пяти от берега бесновались, пытаясь вырваться
из ременных силков, лошади. Они колотили копытами по во¬
де, вставали на дыбы. Далеко по тайге разносилось их тре¬
вожное ржание.
Течение все дальше увлекало телегу. Вода уже перекаты¬
валась волнами вдоль широких раздвоенных крупов. Вокруг
плавали клочки сена и мелкая щепа. На быстрине, распластав
рукава, мчался в неизвестные дали серый пижонский пиджак
Димки Кучерова...
Димка был на месте происшествия. Не заботясь о том, что
лошади могут в любую минуту лягнуть копытами, Димка ны¬
рял возле затонувшей телеги и старался отцепить от барок
размокшие постромки.
Но вот Димка увидел Глеба и отчаянно замахал ему ру¬
кой.
Недолго думая Глеб сбросил рубашку, вынул из карма¬
на острый, как бритва, нож из старой ножовки и кинулся в
реку. Нырнул, на ощупь нашел толстый, туго натянутый ре¬
мень и полоснул ножом...
Лошадь, чувствуя подмогу, подалась всей своей тяжелой,
напружинившейся тушей вперед, а потом вытянулась струной
и рывками помчалась на берег.
Совсем иначе получилось с другой лошадью...
412

Это было вообще очень странное и, как казалось Глебу,
загадочное животное. Губы у лошади были розовые, с белыми,
торчащими в разные стороны усами, а глаза голубые и какие-
то очень ехидные и коварные. Крикнешь ей: «Тпру!» — идет,
крикнешь: «Но!» — останавливается. Законной клички у этого
существа не было. Даже Федосей Матвеевич, человек добрый
и отзывчивый, назвал эту лошадь «драндулетом персонально¬
го выпуска».
Глеб перерезал постромки, но Драндулет, вместо того что¬
бы идти на берег, шарахнулся в сторону и тут же угодил в
глубокую яму.
Мгновение — и вода сомкнулась у него над головой. На¬
верху забулькал, заклокотал беспомощный фонтанчик.
— Вы чего так стоите? — кричала с берега Варя. — Вы так
не стойте. Вы спасайте!
Но все, видимо, было уже кончено. Только крохотные,
изредка вспыхивавшие на поверхности пузырьки указывали
место, где затонул голубоглазый Драндулет.
И вдруг вода вновь заволновалась, запенилась и, будто
пробку, вышвырнула Драндулета из глубин.
Глеб и Димка мигом подплыли к лошади, ухватились за
повод и начали изо всех сил тянуть.
Драндулет был еще жив. Он кое-как поднялся и зако¬
вылял на берег нетвердым, спотыкающимся шагом. Нельзя
было смотреть на него без слез: это был не прежний веселый
и жизнерадостный Драндулет, а его бледная немощная тень.
Драндулет постоял секунду, а потом вдруг качнулся вперед
и грохнулся на землю.
— Подох! — вскрикнула Варя. — Драндулет подох!
А Драндулет, закрыв глаза светлыми длинными ресни¬
цами, лежал недвижный и теперь уже безучастный ко всему,
что когда-то окружало его на земле.
Димка совершенно обезумел от страха. Он обежал вокруг
лошади, а потом присел на корточки, схватил заднюю ногу
и начал раскачивать ее из стороны в сторону, как маят¬
ник.
— Ты что делаешь, Димка? — удивленно спросил Глеб.
— Я... я д-делаю искусственное д-дыхание, — пролепетал
Димка, не прекращая работы.
Варя, собравшаяся было уже оплакивать Драндулета,
хрюкнула в ладонь.
— Разве так дыхание делают? — сказала она. — Надо ру¬
ки раскачивать, а ты ногу раскачиваешь.
Димка посмотрел на Варю блуждающим, затравленным
взглядом.
413

— А где у него руки? — спросил он, видимо уже оконча¬
тельно обалдев от страха.
— Там, где спереди, — там и руки, а это сзади — это
ноги...
Димка бросил заднюю ногу и начал раскачивать длинную,
с темным, выщербленным копытом «руку» лошади.
Пот катил с него градом.
Трудно сказать — помогло искусственное дыхание или слу¬
чилось что-нибудь другое, а только Драндулет начал ожи¬
вать. По его спине и ребрам пробежала мелкая, едва примет¬
ная дрожь. Драндулет вздохнул, открыл голубой глаз и пре¬
данно и даже как-то нежно посмотрел на своего спасителя.
Окрыленный такими потрясающими успехами, Димка взял
лошадь за повод и попытался поднять ее.
— Н-но, н-но, Драндулетик, пожалуйста, н-но!
— Ты зачем говоришь ему «но»? — заметила Варя. — Ты
ему «но» не говори, ты говори ему «тпру».
Они принялись втроем понукать Драндулета, но все оста¬
валось по-прежнему, Лошадь лежала на земле и даже не по¬
414

дымала головы. И тогда Димка бросил повод и начал пинать
ее сзади ногами.
— Тпру! Но! Вставай! — грозно выкрикивал он.
Драндулет согнул передние ноги, оперся копытами о зем¬
лю и начал медленно подыматься.
Драндулет стоял на своих высоких жилистых ногах и
слегка покачивался. Казалось, дунет ветер, и он кубарем по¬
летит в траву.
— Расставляйте ему ноги! — крикнул Димка.
Глеб и Варя ухватились руками за плотные, покрытые
длинной, свалявшейся шерстью бабки и расставили циркулем
ноги Драндулета.
Димка отошел в сторону, издали следил за каждым вздо¬
хом Драндулета.
— Как ты думаешь, — спросил он Глеба, — не упадет?
Но тут произошло невероятное.
Драндулет вскинул морду кверху, ощерил зубастую с ро¬
зовыми губами пасть и заржал так зычно, с такими могучими
густыми перекатами, что Глеб невольно зажал уши.
Не успели они опомниться, Драндулет взвился свечой,
ударил копытами в землю и, выворачивая огромные, как
тарелки, комья дерна, помчался вперед через кусты и болота.
Только к вечеру бывший утопленник, вволю нагулявшись
и натешившись в тайге, пришел на конюшню и покорно стал в
стойло.
В этот же вечер комсомольцы собрались возле «конторы»
на закрытое комсомольское собрание.
Глеб тоже хотел послушать, но Лука прогнал его и ска¬
зал, чтобы он не подходил к «конторе» на пушечный выстрел.
Глеб был совсем одинок. Варя не показывала глаз из ва¬
гона. Она сидела возле деревянной зыбки, нежно смотрела на
девочку, которая весила четыре килограмма двести пятьдесят
граммов, и вполголоса напевала песню «Славное море, свя¬
щенный Байкал...»
Из окна Глебу хорошо была видна «контора» и длинный,
застеленный красным кумачом стол на поляне.
Неярко горел в ночной мгле фонарь. С черного неба, будто
снег, летели и летели на огонек легкие, юркие мотыльки.
Около стола, опустив руки по швам, стоял Димка Кучеров
и что-то долго рассказывал собравшимся.
Что говорил Димка, Глебу не было слышно, но он и так
все прекрасно знал... Комсомольское собрание по пустякам со¬
бирать не станут...
415

В вагон пришли Лука и Сережа. Сели на кровати и снова
начали говорить про Димку, про его мышцу и про то, какой
он бессовестный лентяй.
Из разговоров этих Глеб понял, что Димку хотели вначале
прогнать со стройки, а потом пожалели его и решили написать
про все Димкины художества отцу, который служил где-то в
армии.
Глеб и Сережа легли спать, а Лука достал из чемодана
тетрадку и сел к столу.
Керосиновая лампочка озаряла лицо Луки. Было оно ка¬
кое-то очень задумчивое и грустное.
Скрипело в ночной тишине перо.
Глеб смотрел на брата и думал, что было бы очень хорошо
вообще не писать и не отправлять это письмо Димкиному
отцу.
Непонятно почему, но ему было жаль несчастного Лорда.
Глава четырнадцатая
Тетрадка геолога, которую Георгий Лукич отдал началь¬
нику, пошла гулять по рукам.
То один читает, то второй, то третий...
Не дождавшись ответа, Георгий Лукич разозлился и бух¬
нул куда надо телеграмму.
В этот же вечер пришел ответ.
«Дневник тщательно изучается тчк Ближайшее время бу¬
дут сделаны соответствующие выводы тчк Сердечный привет».
Но Георгия Лукича не успокоили ни эти «тчк», ни «сердеч¬
ный привет». Он сидел возле «конторы» с телеграммой в руках
и курил одну папиросу за другой.
За этим скучным занятием и застал Глеб Георгия Лукича.
Глеб пришел к Варе, чтобы узнать, какие назавтра задали
в школе задачи по арифметике.
Уже три недели они ходили с Варей в школу, в то самое се¬
ло, где летом лежала в больнице Варина мать.
Увидев Глеба, Георгий Лукич бросил папиросу и спросил:
— К Варе пришел? Погоди немного, девчонку укачает.
В приоткрытой двери «конторы» Глеб увидел краешек за¬
навешенной марлей зыбки и протянутую руку Вари.
Она сидела около сестрички и пела тоненьким и уже чуть-
чуть охрипшим голоском про Иртыш и объятого думой
Ермака.
Глеб понял, что появился не вовремя, и сказал, что он при¬
шел вовсе и не к Варе, а пришел просто так... Но Георгий Лу¬
кич даже не выслушал его до конца.
416

— Пойди позови Луку, — сказал он. — Пусть немедленно
идет.
Глеб отправился разыскивать Луку.
Работа уже кончилась, и найти Луку было нелегко. Глеб
прикинул, где в это время может быть Лука, и решил для на*
чала заглянуть в вагон Зины-Зинули.
Наверняка сидят рядом и готовятся в свой заочный ин¬
ститут.
Глеб не ошибся. Он заглянул в.окошко и увидел брата.
Лука и Зинуля ничего не писали и не решали. Они просто
сидели возле стола; смотрели друг на друга и молчали.
Тоже занятие себе нашли!
Глеб деликатно кашлянул, сказал, чтобы Лука бросал все
и немедленно шел к Георгию Лукичу.
Выполнив задание, Глеб отправился к «конторе» вслед за
Лукой. Он стоял неподалеку, ждал, когда мать раскрепостит
Варю, и слушал, между прочим, о чем говорят Лука и Геор¬
гий Лукич.
Лука и Георгий Лукич говорили о тетрадке, о том, что
ждать больше нельзя и, пожалуй, надо послать новую теле¬
грамму и разбомбить кого-то в пух и прах.
Разговора Глеб до конца не дослушал. Георгий Лукич за¬
метил его и сразу же прогнал.
— Иди, иди! — прикрикнул он. — Нечего тут...
Глеб уже кое-что знал про эту тетрадку. Куда ни пойдешь,
только и слышно — «тетрадка, тетрадка, тетрадка»...
В тетрадке, которую нашел Глеб, геолог писал про строи¬
тельство железной дороги.
Дорогу эту хотели прокладывать вокруг Трех Монахов, а
геолог предлагал идти напрямик через горы.
Глеб и Варя уже давно все обсудили и решили, что геолог
прав.
Если дорогу вести вокруг Трех Монахов, значит, надо ру¬
бить просеку, осушать вязкие, заросшие осокой болота. Если
же идти напрямик, не надо ни рубить, ни осушать.
Правда, Глеб не совсем представлял, как будут проклады¬
вать дорогу в горах, но все равно он верил отважному гео¬
логу. Раз он написал, значит, он знает. Не будет же он писать
просто так...
Что порешили делать Лука и Георгий Лукич, Глеб узнал
в этот же вечер.
Лука пришел домой, увидел, что Глеб спит, и начал рас¬
сказывать все Сереже Ежикову.
Но Глеб в это время еще не спал. Он просто лежал с за¬
крытыми глазами и думал про всякую всячину.
417

Разве Глеб виноват, что Лука подумал, будто он спит?
Глеб услышал, что в воскресенье замышляется поход в го¬
ры. Время сбора — пять ноль-ноль, форма одежды — повсе¬
дневная, запас продуктов — на одни сутки.
Приближалось воскресенье, но Лука ни слова не говорил
Глебу о походе.
Все было ясно: поход устраивался тайно.
«Ну. дудки! — сказал сам себе Глеб. — Хотите или не хо¬
тите, а я все равно пойду».
Да, так он и сделает. Встанет, оденется и пойдет вместе со
всеми.
Пускай попробуют не пустить! Пускай только попробуют!
Глеб боялся лишь одного — как бы ему не проспать.
Вечером Глеб мог преспокойно сидеть до десяти и даже до
двенадцати; утром же Глеб никак не мог проснуться. Утром
Глебу снились самые приятные и самые важные сны.
В какие только края не увозил его старый красный вагон!
То прикатит в Никополь, то остановится на Красной пло¬
щади около высокой кремлевской башни с большими круглы¬
ми часами.
Но чаще всего Глеб приезжал к синему-пресинему морю.
Глеб очень любил море. На море и штормы, и шквалы, и
мертвая зыбь. И вообще все это не то, что тайга. Там можно
какой хочешь подвиг совершить.
Один раз Глеб чуть-чуть не попал на боевой корабль.
Случилось это так.
Глеб пришел в порт и увидел на рейде большой, готовый в
дальние походы крейсер. Из труб корабля валил черный гу¬
стой дым, и сигнальщик отдавал флажками какие-то послед¬
ние распоряжения.
Глеб присмотрелся и понял, что это ему так настойчиво и
требовательно отдавали приказ с боевого корабля. Флажки
взлетали вверх, задерживались на какое-то мгновение и так
же стремительно расходились по сторонам.
Вверх — вниз, вверх — вниз...
«Бабкин Глеб, приказываем тебе явиться на боевой ко¬
рабль и занять свое боевое место!»
Но Глеб так и не успел выполнить приказ. Сон обо¬
рвался...
В субботу Глеб пораньше улегся в постель и проснулся в
половине пятого. Он напился воды, потому что вчера съел це¬
лую селедку, и решил прилечь еще минут на пять, на десять.
418

Глеб полежал несколько минут и неожиданно для себя
уснул. Когда он снова открыл глаза, Луки и Сережи в вагоне
не было.
Ходики на стене показывали половину шестого.
Глеб вскочил с кровати как ошпаренный. Он натянул ру¬
башку, штаны и бросился вдогонку.
В тайге стоял густой, липкий туман. Глухо шлепали по
листьям разросшейся вокруг черемухи крупные холодные
капли.
Глеб припустил изо всех сил и вскоре увидел за деревьями
темные, размытые туманом силуэты. Он сразу же узнал и
плечистого коренастого Луку, и Сережу Ежикова, и Зину-Зи¬
нулю.
Рядом с Лукой шел маленькими быстрыми шажками Ге¬
оргий Лукич. Варин отец всю жизнь строил железные дороги.
Он много ходил по шпалам, и шаг у него поэтому стал коро¬
тенький, по-женски торопливый.
Лука ни капельки не удивился появлению брата.
Переглянулся с Зиной-Зинулей и сказал:
— Ну вот, пожалуйста, собрался в поход в одной гимна¬
стерке. Ватник где?
Глеб решил на всякий случай промолчать. Станешь возра¬
жать, наверняка домой отправит. У Луки разговор короткий:
«Кругом аррш!» — и все.
Ватник надо было и в самом деле захватить.
По тайге тянул знобкий сырой шелоник1. Видно, где-то
там, в горах, уже лег первый снег.
Лука снял свой старый, заштопанный на локтях ватник и
отдал Глебу.
Ватник был теплый, будто только сейчас с печки. Глеб
согрелся и перестал щелкать зубами.
За рекой, которая текла где-то справа, подымалось солн¬
це. Туман развеялся, и в тайге сразу стало светло и чисто, как
в избе перед праздником.
Роса посеребрила развешанные на кустах сети лесных пау¬
ков и тонкие, бегущие от одного дерева к другому паутинки.
Лохматый, заспанный паук-музыкант выполз из своего
убежища, поглядел вокруг и начал настраивать лапой сереб¬
ряную струну.
Глеб наклонился, чтобы не оборвать головой струну, и
пошел дальше.
Вскоре показались Три Монаха.
Камыши, ржавые мертвые болота, а за ними — темная,
уходящая в вышину громада скал.
1 Шелоник — ветер.
419

В глубь камышей тянулась узкая, протоптанная дикими
козами тропа.
Лука выломал из куста боярышника длинную палку и,
пробуя впереди себя вязкое неровное дно, пошел вперед.
Однообразно и уныло чавкала и вздыхала под ногами
грязь: чав-чувы, чав-чувы...
Козий след то терялся среди зарослей, то вновь появлял¬
ся на круглых, как футбольные мячи, кочках и черных, рас¬
трескавшихся плешинах.
Видно, не зря понесло коз через болото. У подножия Трех
Монахов, будто зеленый пояс, расстилались высокие, еще не
сгоревшие на первых морозах травы.
— Ого-го-го! — крикнул Лука.
И тотчас же молнией взметнулась в горы пара молодень¬
ких коз-перволеток. Постояла на вершине и сгинула в про¬
пасти.
Скалы поднимались вверх крутой, почти отвесной стеной.
Прошли уже несколько километров, но все еще не встрети¬
ли ни одного распадка. Только кое-где, усыпанные плоскими
гольцами, белели русла пересохших ручьев.
Лука шел впереди, не сбавляя шага и не оглядываясь по
сторонам.
Интересно, долго они будут так идти? Ведь Лука говорил,
что надо подыматься вверх и даже захватил с собой веревку.
Но вот Лука остановился возле огромного, скатившегося с
крутизны камня и начал зачем-то осматривать его со всех
сторон.
Что он там такое увидел?
Глеб переобувал сапоги и поэтому подошел позже всех.
Он протиснулся в круг, посмотрел на камень и замер от
неожиданности. На серой, плоской боковине были высечены
две загадочные, точно такие, как у него на сумке, буквы —
«И. Д.».
Внизу под буквами виднелась короткая энергичная стрел¬
ка. Острый кончик ее показывал в горы.
Глеб невольно посмотрел в ту сторону, куда указывала
стрелка.
От самой подошвы горы, петляя меж каменистых высту¬
пов, тянулась вверх узкая полоска гольцов.
Полоска эта чем-то напоминала лестницу в старом боль¬
шом доме. Крутые, выщербленные ступеньки, площадки с
желтыми травяными ковриками для ног; и только вместо две¬
рей с облупленными почтовыми ящиками и навек оглохшими
звонками виднелись приземистые кустики шиповника с крас¬
ными, как кровь, ягодами.
420

Они посовещались, что, как и к чему, а потом начали по
очереди карабкаться по «лестнице».
Под ногами журчали гольцы; сталкивая и обгоняя друг
друга, катились вниз тяжелые, угловатые булыжники.
Глеб подождал, пока затихнет эта канонада, и пошел
вверх.
Лука уже стоял на площадке первого «этажа» и, прищу¬
рив глаза, внимательно следил за Глебом. Но что ему
этот подъем? Мелочь, пустяк! Глеб мог взобраться куда хо¬
чешь!
Однажды он залез на толстую, высокую лиственницу, вы¬
брал ветку покрепче и давай выкидывать всякие фокусы-мо-
кусы. То присядет на одной ножке, то растопырит руки и сто¬
ит на верхотуре, как коршун.
Вслед за Глебом на площадку, где стоял Лука, поднялись
Сережа Ежиков, Зина-Зинуля и Георгий Лукич.
Они передохнули немножко и пошли снова.
Вторая площадка, третья, четвертая...
На этой четвертой, предпоследней площадке и началось
самое неприятное и самое неожиданное.
Ливни, которые не переставая шумели всю весну, размыли
гору, и теперь над пропастью тянулся лишь узенький нена¬
дежный карниз.
Лука и Георгий Лукич молча посмотрели на этот карниз и
полезли в карман за папиросами.
Закурил и Сережа Ежиков.
Поперхнулся дымом с первой же затяжки и сердито швыр¬
нул папиросу в пропасть.
— Тебе, Сережа, надо табак жевать, — сказала Зина-Зи¬
нуля,— или в ноздри, как чиновники, закладывать.
Но никто не принял этой шутки.
Положение и в самом деле было серьезное. Шли-шли, и те¬
перь пожалуйста — поворачивай назад.
Глеб подошел к обрыву, измерил взглядом расстояние до
последней площадки.
Если бы не так высоко, можно попробовать...
Ходил же он по лиственнице. И еще как ходил! Колька Пу¬
хов, наверное, и до сих пор вспоминает...
Но тогда все это было для смеха, для фокуса-мокуса, а
тут... тут дело совсем иное.
Глеб подошел еще ближе, попробовал ногой карниз.
— Ты куда? — вскрикнул Лука.
Но было уже поздно. Расставив руки, прижимаясь к гра¬
нитной стене, Глеб медленно пошел по карнизу.
Один шаг, второй, третий...
421

И вдруг камень, который Глеб нащупал ногой, качнулся и
с грохотом полетел вниз.
В душе Глеба что-то оборвалось.
Он стоял, прижавшись к стене, и всем своим телом чув¬
ствовал черную, страшную глубину пропасти.
Еще минута, еще несколько секунд, и он сорвется и поле¬
тит с карниза. Неужели он может умереть?
Он умрет, а все остальные останутся: и Лука, и Варя, и
Колька Пухов, и даже зловредный и никому не нужный козел
Алушкина Филька...
Нет, Глеб умирать совершенно не хотел!
Он постоял еще немного и, собравшись с силами, снова
пошел по карнизу — медленно, не сгибая ног в коленях, ощу¬
пывая сапогом каждый камешек и каждую впадину.
До площадки оставалось всего несколько коротких шагов.
Но Глеб уже не мог идти, как прежде. В душе у него все кло¬
котало от нетерпения и предчувствия скорой победы. Он на
секунду оторвал руки от стены и прыгнул вперед.
— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!
А дальше было уже совсем просто.
Глеб поднялся вверх, свернул направо и очутился на боль¬
шой, припорошенной снегом площадке.
— Бросайте веревку! — крикнул он. — Сейчас я вас вы¬
тащу.
Лука грозил ему в ответ кулаком:
— Я тебе покажу фокусы-мокусы! Я тебе сейчас покажу!
Но Лука все-таки бросил Глебу длинную, прочную ве¬
ревку.
Глеб привязал ее к ножке приземистого шиповника, по¬
пробовал — выдержит ли, и опустил другой конец стоящим
внизу.
Скоро все поднялись на площадку.
Будто на ладони, лежали перед ними озаренные неярким
солнцем горы.
Во весь свой рост подымались над холмистой цепью Три
Монаха.
Два монаха были одеты будто старики нищие в серые, за¬
платанные разноцветными лоскутами подрясники и старые,
потертые скуфейки. Они стояли рядом, хмурые, недовольные,
и что-то шептали друг другу.
Третий монах — высокий и стройный, как юноша, гордо
смотрел на своих товарищей из-под белой снежной шапки и,
казалось, говорил:
«Нет, святая братия, мне с вами не по пути, у меня другая
дорога».
422

Один шаг, второй, третий...

Давно, еще в лесном поселке, слышал Глеб легенду про
Трех Монахов.
Два старых и один молодой монах жили в горах. Днем эти
святые бухали господу богу поклоны, а ночью, когда все ути-
хало вокруг, пили водку и заедали курятиной, которую прино¬
сили им крестьяне.
Молодому монаху надоело бить поклоны и обманывать
людей. Встал он на заре и решил уйти к людям — пахать зем¬
лю, рубить лес и вообще жить, как все.
Но чуток старческий сон. Проснулись монахи и тотчас
смекнули, в чем дело.
«Убьем!» — сказал один монах.
«Убьем!» — как эхо, повторил другой.
Старые разбойники не успели совершить свое черное дело.
Горы разверзлись, и почти у самых ног монахов забурлила,
заклокотала широкая быстрая река.
С тех пор и разделяет монахов горная река. Старые угрю¬
мые монахи стоят на одном берегу, а молодой и непокор¬
ный — на другом.
Глеб посмотрел из-под ладони на Трех Монахов.
Когда-то, очень давно, тут и в самом деле бушевала гор¬
ная река. Сейчас берега ее осыпались, меж гольцов пробива¬
лись трава и невысокие, в руку толщиной березки.
Лучшего места для железной дороги не найти. Не надо ни
тоннелей, ни просек. Все тут давным-давно готово...
Глебу снова захотелось крикнуть «ура». Он уже открыл
было рот и набрал в грудь побольше воздуха, но тут посмот¬
рел на Георгия Лукича и передумал.
Мрачное, холодное выражение застыло на лице Вариного
отца.
Георгий Лукич повернулся к Луке и сказал:
— Пойдемте! Я им теперь покажу точку с запятой, я им
покажу сердечный привет!
Глава пятнадцатая
Глеб страшно устал после похода. Но все-таки он не лег
спать, а пошел к Варе. Надо же рассказать Варе. Что ни го¬
вори, а Варя друг...
Варя слушала Глеба раскрыв рот.
В больших круглых глазах ее попеременно отражались л
радость, и удивление, и тот страх, который еще совсем недав¬
но испытал Глеб, когда пробирался по горному карнизу.
В последнее время Варя относилась к Глебу совсем не так,
как раньше.
424

Глеб не мог понять, в чем тут дело. Он долго и придирчи¬
во рассматривал себя в потускневшем зеркальце Луки, но, к
своему огорчению, особых перемен не заметил.
Такой же, как и всегда, маленький вздернутый нос, торча¬
щие в разные стороны волосы и розовые, похожие на лесной
гриб-волнушку уши.
Глеб хмурил тоненькие рыжие брови, поджимал губы, но
все равно суровое, мужественное выражение не получалось.
Из зеркала смотрел на него не отчаянный морской волк, не
человек, которому сам черт не брат, а какая-то расплывшаяся
от гримас чепуха.
Глеб несколько раз проделывал опыты с зеркалом и в кон¬
це концов решил, что в лице у него что-то такое есть...
Глеб рассказал Варе про поход по-военному кратко, без
ненужных пустых подробностей. Глеб не умел размазывать,
как другие, про пауков-музыкантов, про то, как всходит и за¬
ходит солнце и в каких шапках были Три Монаха.
Но все равно рассказ получился очень яркий.
Варя ни разу не перебила Глеба.
И только тогда, когда Глеб перебрался по карнизу и все
уже было в порядке, Варя вдруг ни с того ни с сего вздох¬
нула и спросила:
— Глеб, ты знаешь, кто такой Демин?
Глеб только плечами пожал.
Он думал, что будет совсем иначе. Варя выслушает его и
скажет:
«Глеб, ты почему так мало рассказал? Ты расскажи боль¬
ше. Я люблю, когда про такое рассказывают».
И вот пожалуйста, человек рисковал жизнью, а тут ника¬
кого внимания... Он ей про одно, а она совсем про другое...
— Не знаю я никаких Деминых, — мрачно ответил Глеб.—
Очень мне нужны твои Демины!
— Глеб, ты зачем так говоришь? — воскликнула Варя.—
Ты так не говори! Иван Демин — это мамин брат. И сумка
эта тоже его, на сумке написано «И. Д.». Ты разве забыл,
Глеб?
Глеб посмотрел на Варю, как на сумасшедшую.
— Ну и заливаешь! Все сказала или еще что-нибудь вы¬
думаешь?
— Я, Глеб, не заливаю. У меня мама сама Демина, и гео¬
лог тоже Демин. Ты сам заливаешь.
— Хо-хо, таких фамилий на свете сколько хочешь! А по¬
том, может, это вовсе и не Демин, а Дегтярев. Там же на сум¬
ке только «И. Д.» написано... У нас тоже был в школе один
Дегтярев...
425

— Не, Глеб, это не Дегтярев, это Демин. Мне папа сам
сказал. У нас фотография Демина была. Папа сам Луке от¬
дал...
Глеб посмотрел на Варю и хлопнул себя ладонью по лбу.
В самом деле он видел у Луки какую-то фотографию. Сна¬
чала Лука рассматривал эту фотографию один, а потом с Се¬
режей Ежиковым.
Но Глеб, конечно, ничего не знал про Демина. Он думал,
что это просто какой-нибудь приятель Луки.
Очевидно, Варя не врала. Зачем ей врать...
— А больше ты про Демина ничего не знаешь? — с надеж¬
дой спросил Глеб.
Варя украдкой посмотрела на Глеба: в самом деле он ин¬
тересуется или просто так, подковыривает?
Но, видимо, ничего подозрительного в лице Глеба Варя не
заметила.
— Я все, Глеб, знаю, — сказала она. — Ты, Глеб, слушай,
я тебе сейчас расскажу.
Подумала минутку, поглядела куда-то вдаль своими круг¬
лыми, как копейки, глазами и начала рассказ.
Давным-давно, еще в первые годы войны с фашистами, в
тайгу вышло на особое задание два человека — старый и со¬
всем молодой, с комсомольским значком на гимнастерке.
У этих людей не было за плечами боевых винтовок и не
было у них страшных тяжелых гранат. У них были только по¬
левые сумки, только карты да чуткие, с мерцающими стрел¬
ками компасы.
Старый и молодой геологи вышли в поход, чтобы найти
среди таежных дебрей и болот самый короткий и самый вер¬
ный путь для будущей железной дороги.
Много дней и много ночей шли люди по далеким глухим
местам. Изредка на их пути встречались охотничья заимка
или старая, вросшая в землю избушка лесного объездчика.
Но геологи были рады и этому. Поедят вместе с хозяи¬
ном сухарей, напьются чаю с терпким брусничным листом,
сверят карту с компасом — и дальше.
В пути застала геологов зима.
Вокруг стало неприветливо и пусто. Улетели куда-то прочь
птицы, поворочался, повздыхал и уснул до самой весны мед¬
ведь. Только стреканет иногда из-под куста заяц да мелькнет
вдалеке рыжая лиса-огневка. Но патроны давно вышли, а го¬
лыми руками зайца не возьмешь. И питались геологи только
горькой корой деревьев, только мерзлыми, сморщенными
ягодами болотной клюквы.
Одна беда шла за другой. В самый разгар пути заболел
426

старый геолог. Сел на растрескавшийся сосновый пенек, гру¬
стно посмотрел на товарища и сказал:
«Нет больше моей мочи. Иди сам...»
И, видно, не зря говорят, что человек видит свою смерть.
В тот же день молодой геолог похоронил друга и пошел
дальше один.
Он мог бы вернуться домой, но он не сделал этого. Только
люди с мелкой, как деревянная плошка, душой отступают от
намеченной цели.
Геолог шел и записывал в свою тетрадку все, что видел
вокруг, рисовал коченеющими пальцами карту и на ней то¬
ненькую извилистую линию будущей дороги.
Он смотрел на эту тоненькую, бегущую вдоль гор и рас¬
падков ниточку и думал о большой, шумной и веселой дороге,
которую скоро проложат люди в этих местах. И казалось
ему — уже грохочут по тайге колеса и гулкое эхо катится из
края в край по лесным просторам, по широким, засыпанным
до краев сыпучим снегом распадкам...
Геолог совершенно выбился из сил. А тут еще, как назло,
прохудился валенок. Нога начала мерзнуть, пощипывать, а
потом вдруг утихла, онемела.
Он снял валенок, хотел обмотать ногу рубашкой, но по¬
нял,— теперь уже это не поможет... Он вырубил толстую пал¬
ку и, опираясь на нее, снова пошел вперед, от дерева к де¬
реву.
Геолог шел до самых сумерек.
Ночью он развел костер, положил на колено тетрадку и
стал писать.
«Я все равно дойду, — упрямо писал он. — Я все равно
дойду».
И вдруг человек услышал в стороне чье-то тихое, вкрадчи¬
вое дыхание.
Он обернулся и увидел сидевшего на снегу волка.
Но человек не испугался зверя.
Он поднял упавшую с дерева ветку и запустил ею в волка.
«Дурак ты, — укоризненно и строго сказал геолог, — на¬
битый дурак. Уходи, пока цел».
Волк вскочил с места, обнюхал палку и снова сел на снег.
Видимо, он хотел и никак не мог понять этого странного за¬
мерзающего человека.
Геолог завернулся покрепче в тулуп и уснул.
Когда он проснулся, костер уже догорал.
Крохотные синие лепестки пробегали на своих тонких нож¬
ках по черным поленьям, гасли и снова вспыхивали уже в
другом месте.
427

Геолог хотел подбросить в костер новые поленья, но так
и не смог сделать этого. Рука его бессильно упала в снег...
Утром костер догорел. Вместе с таежным огоньком' ушла
в безответные дали и жизнь геолога...
Глеб выслушал грустный рассказ и обиженно сказал:
— Ты зачем выдумываешь? Лучшего не могла выду¬
мать, да?
Но Варя ничего не ответила Глебу. Только отвернулась и
украдкой вытерла рукой заблестевшие глаза.
— Пойдем, Глеб, — сказала она, помедлив. — У меня се¬
годня что-то плохое настроение...
Глеб и Варя шли по тайге и говорили про Ивана Демина,
про сумку, которую они нашли в тайге, и вообще про всю
свою жизнь — про то, что видели здесь, узнали и, может быть,
даже немножко полюбили.
Сумерки накрыли тайгу. Возле станции, которую строил
вместе с другими рабочими Федосей Матвеевич, зататакала
передвижная электростанция — «Пеэска». В тайге вспых¬
нули и замерцали сквозь ветви деревьев электрические
огоньки.
Подул холодный, пахнущий зимой и метелями ветер. С не¬
ба посыпали легкие, юркие снежинки.
Глеб проводил Варю до «конторы» и пошел домой.
У Глеба гудели от усталости ноги, ломило в пояснице, но
уснул он все равно не скоро.
Лежал, смотрел в маленькое, синевшее в темноте окошко
и думал про Демина, про то страшное и загадочное, что слу¬
чилось много лет назад в сибирской тайге...
Утром Глеб проснулся и, конечно же, сразу вспомнил про
Демина и про фотографию.
Наверное, эта фотография и до сих пор лежит в чемодане
Луки и, если Глеб посмотрит, ничего страшного не будет.
Лука всегда роется в Глебовом ящике из-под консервов и
всегда выбрасывает оттуда очень нужные и ценные вещи.
Недавно, например, Лука выбросил сорочьи яйца, которые
Глеб хранит там еще с весны, и две шестеренки — одну трак¬
торную и одну неизвестно от чего.
А Глеб ничего выбрасывать не будет. Он только посмот¬
рит и снова положит фотографию на место.
Глебу не стоило особых усилий уговорить самого себя.
В таких случаях он всегда поступал просто — сначала сде¬
лает, а потом, когда грянет беда, начинает думать — хорошо
он поступил или свалял дурака.
428

Но тут дело было верное. Если даже Лука узнает, что
Глеб рылся в его чемодане, ругать особенно не станет.
В конце концов Глеб тоже должен знать про Ивана Деми¬
на. Он тут не посторонний...
Глеб подошел к кровати Луки и вытащил большой, запы¬
лившийся от соломенной трухи чемодан. В этом чемодане Лу¬
ки всегда был какой-то особый, строгий порядок.
Справа у Луки лежали обернутые газетой учебники и ста-
рые тетрадки, слева—чистые, наглаженные рубашки, гал¬
стук, которого Лука никогда не носил, и свернутые кругляш¬
ками нитяные носки.
Глеб запустил руку под эти рубашки и вытащил шкатул¬
ку, которую Лука сделал из гладкого, отполированного до
черного сияния эбонита.
Замка у шкатулки не было. Глеб отвернул ногтем медный
крючочек и открыл крышку. Фотография лежала сверху, в ма¬
леньком бумажном пакетике.
Глеб открыл пакетик и увидел совсем молодого, с комсо¬
мольским значком на гимнастерке паренька.
У Демина было круглое, по-солдатски простое и мужест¬
венное лицо, темные, сомкнувшиеся на переносице брови. Ко¬
ротко подстриженные волосы и гимнастерка с отложным во¬
ротничком, как носили в первые годы войны, еще больше под¬
черкивали это сходство.
Иван Демин смотрел на Глеба строгим, изучающим и в то
же время добрым взглядом.
В этом взгляде не было ни упрека, ни обиды. Геолог смот¬
рел на него и, казалось, говорил:
«Ну что ж, Глеб, здравствуй, я рад, что познакомился с
тобой!»
Глава шестнадцатая
Как-то все очень быстро переменилось в тайге.
Еще недавно около красных вагонов стучали топоры лесо¬
рубов, а теперь в глубь освещенной солнцем просеки тянулось
высокое земляное полотно.
Вдоль полотна стояли, будто часовые, полосатые километ¬
ровые столбы, а вверху задумчиво и тихо гудели телеграфные
провода.
Окутанный паром путеукладчик клал на полотно тяжелые,
прикрепленные к шпалам рельсы.
Подхватит краном целое звено, опустит на землю и едет
по этим рельсам дальше.
429

На взгорке виднелись из-за сосен станция, водонапорная
башня с жестяным флажком на крыше и рядом с ней черная,
похожая на букву «Г» колонка для заправки паровозов.
Глеб тоже строил эту станцию. Сначала он прибивал к
стенкам дранку, чтобы лучше держалась штукатурка, а потом
красил голубой масляной краской окна и двери.
Лучше этой работы не придумать.
Окунешь кисть в банку, подождешь, пока стечет вниз тон¬
кая густая струйка, и тут же нанесешь на деревянную план¬
ку быстрый, точный и нежный мазок.
И вмиг все преобразится. Погаснут смуглые, будто уголь¬
ки, налитые смолой и солнцем сучки, исчезнут узоры и то¬
ненькие трещины. Планка станет голубой и чистой, как лег¬
кое весеннее небо над бором.
Старая школьная гимнастерка Глеба промаслилась и ста¬
ла жесткой и блестящей, как зеркало. Тронешь ее рукой, от¬
колупнешь ногтем тонкую голубую пластинку и вдруг вспом¬
нишь все: как вылавливал бревна из реки, как прибивал дран¬
ку, как мыл вместе с Варей высокие, заляпанные известью
окна...
Жаль, что теперь нечего уже прибивать и красить. На
станции все было давным-давно готово: и зал для пассажи¬
ров, и касса, и буфет, где будут продавать твердую копченую
колбасу, пироги с груздями и сладкое ситро.
Станцию хотели было уже открывать, то есть сдать ее при¬
емочной комиссии, но так до сих пор и не открыли. Задержи¬
вала все дело какая-то телеграмма и картина, которую тай¬
ком от всех рисовали на станции.
Глебу никак не удавалось проникнуть на станцию и по¬
смотреть эту таинственную картину. Окно в комнате, где ри¬
совали картину, было закрыто газетой, а в двери всегда тор¬
чал ключ. Между этим ключом и замком оставалась только
узенькая, как лезвие ножа, щелочка.
Один раз Глебу показалось, будто на картине было нари¬
совано море и чайки, а второй раз он подумал, что это и не
море,-а портрет какого-то человека.
И что это у Георгия Лукича и Луки за мода пошла — все
секреты и секреты. Как будто бы он съест их картину!
Долго Глеб ждал, долго терпел, но все-таки дождался
своего...
Как-то вечером Лука пришел от Георгия Лукича и сказал
Глебу:
— Ну, Глеб, завтра не задерживайся в школе. Завтра бу¬
дем открывать станцию.
Глеб даже подпрыгнул от радости в кровати.
430

Но Лука ничего больше Глебу не рассказал — ни про кар¬
тину, ни про телеграмму.
— Ложись спать, — приказал он. — Много будешь знать,
скоро состаришься.
Глеб принципиально не лег. Он сидел в кровати и смотрел
на Луку убийственным, испепеляющим взглядом.
Но Луку взглядом не прошибешь. Если что-нибудь ска¬
зал— значит, точка. Хоть ты его убей, переиначивать не
станет.
Лука выключил свет, и сидеть просто так и таращить гла¬
за в темноту было вообще бессмысленно.
Глеб накрылся одеялом, поворочался немного и уснул.
Утром у Глеба замерзла спина.
Он свернулся кренделем, подоткнул со всех сторон одеяло
и стал дышать открытым ртом — хы, хы, хы.
Но даже и это не помогло. Холод проникал в каждую ще¬
лочку. Щипал, покалывал, кусался тоненькими злыми зубами.
Глеб помучался еще немного и решил накрыться поверх
одеяла телогрейкой Луки. Он вскочил с кровати, но тут взгля¬
нул мимоходом в окно и ахнул: в тайге была зима. Белая, пу¬
шистая, настоящая сибирская зима.
— Ты чего так рано? — спросил Лука.
Глеб вспомнил вчерашнюю обиду,, хотел промолчать, но не
выдержал — так хорошо и радостно было у него сейчас на
душе.
— Там зима, Лучок, ты посмотри...
Лука встал с кровати, обнял Глеба за плечо и тоже начал
смотреть в окно. Разве уснешь, если там зима...
Глеб даже не стал завтракать и ждать, пока на плитке
вскипит огромный жестяной чайник. Положил в сумку ломоть
хлеба, кусок корейки с коричневой зажаренной шкуркой и вы¬
бежал из вагона.
В школу Глеб пошел один, без Вари. Вчера вечером у Ва¬
ри была репетиция в балетном кружке, и Варя осталась но¬
чевать в деревне у какой-то подружки.
Дорога в село бежала вдоль берега. Еще совсем недавно
ездил тут на Драндулете Димка Кучеров. Теперь, когда
через реку построили мост, Драндулета отдали куда-то в
леспромхоз, а Димку снова определили в бригаду лесорубов.
Там с Димки каждый день стружку снимали. Димка стал
работать лучше и про мышцу больше не заикался. Но, видно,
долго еще надо было обтачивать и шлифовать Лорда. Иной
раз ну совсем парень как парень, а иной раз просто беда...
Взбредет ему что-то в голову, и снова начнет пули отливать...
По дороге то и дело проносились самосвалы и бортовые
431

машины с никелированным зубром на радиаторе. Можно было
«проголосовать» и в два счета доехать на машине почти до
самой школы.
Но Глебу сегодня хотелось пройтись пешком. Времени у
него было еще много. Над тайгой только-только зажглась
зимняя заря.
Лесные жители уже проложили по снегу первые дорожки.
Вот, очевидно, пробежал к черемуховому кусту юркий и лег¬
кий, будто комочек пуха, зяблик-сладкоежка. Вот топтался на
снегу глухарь, а вот, заметая следы хвостом, петляла рыжая
лиса-огневка...
Издали долетал звонкий, раскатистый гул. Рабочие взры¬
вали скалы возле Трех Монахов. Над кромкой леса то и дело
взлетали темные, клубящиеся султаны и слышалось, как сту¬
чали по веткам деревьев мелкие быстрые камни.
Варя ожидала Глеба возле ворот школы.
Едва Глеб спустился с пригорка и пошел вдоль прясел по
узкой, протоптанной по снегу дорожке, Варя помчалась к не¬
му навстречу.
432

Подбежала радостная, запыхавшаяся:
—' Глеб, у нас открывают станцию!
— Хо-хо, лучше тебя знаю!
— Не, Глеб, ты не так знаешь. Я лучше знаю. Мне папа
сам по-телефону звонил. Только я, Глеб, ничего не услышала.
Я. взяла телефонную трубку, а там какая-то женщина говорит;
«Наклонитесь вправо, дышите ровнее». Я начала дышать, а
потом поняла, что это радио. Глеб; ты не знаешь, почему по
телефону передают, физкультурную зарядку?
— А как же ты про открытие узнала? — перебил Глеб Ва¬
рину болтовню.
— Я, Глеб, узнала. Я телефонистку спросила. Телефонист¬
ки знаешь какие? Они всегда раньше всех все знают!
Телефонистка! Варю ни одна телефонистка не переплюнет.
Куда там!
Уроки в этот день тянулись долго. От нудного, утомитель:
ного ожидания у Глеба заболели и шея, и спина, и зубы, ко¬
торые, вообще-то говоря, у Глеба никогда раньше не болели.
Но даже и после уроков Глебу не удалось сразу уйти до¬
мой. Сначала Глеба вызвали на заседание школьной редкол¬
легии, хотя Глеб никогда членом редколлегии не был; потом
Глеб искал под вешалкой и никак не мог найти свою новую
меховую варежку; потом ему пришлось ожидать Варю.
У Вари снова была репетиция. Глеб хотел уйти один,..но
Варя сказала, что тогда она тоже бросит все и тоже уйдет.
На Глеба напустились мальчишки и девчонки из балетно¬
го кружка, и он сдался.
Глеб пошел в зал, сел в уголке и стал смотреть, как тан¬
цует Варя.
Варя знала, что Глеб смотрит, и старалась изо всех сил.
Она была в коротенькой, как заячий хвост, юбочке из мар¬
ли и в туфельках с прямым твердым носком.
Глебу не понравились ни эта юбочка, ни танцы.
Настоящие балерины вон как танцуют, а Варя не танцева¬
ла, а просто-напросто прыгала по сцене, как заяц или коза.
Ей даже учительница сказала:
— Варя, у тебя мало грации.
Какая уж там грация! Только время зря тратит.
Из-за этих козлиных скачков Глеб и Варя чуть не опозда¬
ли на открытие станции.
Когда они прибежали сломя голову домой, возле станции
уже толпился народ.
Тут были не только свои, но и совсем незнакомые Глебу
люди.
Строители пришли прямо с работы. В телогрейках, коро-
15 Библиотека пионера, том VII- 433

теньких полушуОках, в растоптанных валенках. Они вполго¬
лоса говорили о своих делах и поглядывали на новую таеж¬
ную станцию. Над толпой, покачиваясь, плыли легкие синие
дымки от папирос.
Станция сегодня была какая-то вся праздничная — свет¬
лая, пахнущая смоляным тесом и еще не везде просохшей
краской.
Глеб пробрался поближе и увидел самое главное и неожи¬
данное... Над входом, чуть-чуть повыше круглых электриче¬
ских часов, висел большой портрет.
Молоденький паренек с комсомольским значком на гимна¬
стерке смотрел на Глеба строгим, изучающим и в то же вре¬
мя добрым взглядом. «Ну что ж, Глеб, — говорил этот
взгляд, — здравствуй, я рад, что познакомился с тобой...»
Так вот, оказывается, какую картину рисовали тайком от
всех на станции!
Глеб сразу же узнал этого паренька.
Все было точно так, как на фотографии: и волосы, и нос,
и тонкие, упрямые губы. И только глаза на фотографии были
темные, а тут — голубые, с черным живым зрачком.
— Тише, товарищи, тише! — услышал Глеб голос Георгия
Лукича.
Георгий Лукич подошел к главному входу станции, взмах¬
нул над головой какой-то бумажкой.
— Товарищи, мы получили телеграмму... Нашей таежной
станции по просьбе лесорубов присвоено имя отважного гео¬
лога Ивана /Демина.
Георгий Лукич хотел продолжать, но тут все зашумели, за¬
хлопали в ладоши.
Сильнее всех хлопали Глеб и Варя.
Все, что случилось с ними в тайге, а может быть, и то, что
ждет их впереди, было связано теперь с именем Демина. Они
тоже будут такими, как он, — мужественными, смелыми, че¬
стными. Они готовы идти вперед хоть сейчас. Им ничего не
страшно...
Рядом с Глебом с ребенком на руках стояла Варина мать.
Она смотрела на портрет Демина и вытирала платочком за¬
плаканные глаза.
Глебу хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но он не
находил слов, чтобы выразить те чувства, которые теснились
сейчас у него в душе.
После Георгия Лукича выступил Лука, потом Сережа
Ежиков, потом Зина-Зинуля. Они говорили, что будут рабо¬
тать еще лучше и никогда и ни за что не забудут Ивана
Демина, который погиб, как солдат, за счастье своей родины.
434

Ярко светило над тайгой зимнее солнце. Возле Трех Мо¬
нахов раскатисто и звонко, будто праздничные салюты, буха-.
ли взрывы.
Глава семнадцатая
Ночью раздался стук в дверь.
— Кто такой? — спросил Лука, нащупывая в темноте вы¬
ключатель.
— Я, открой...
В вагон, осыпанный с ног до головы снегом, вошел Геор¬
гий Лукич.
Снял с бровей сосульки, посмотрел на Сережу Ежикова и
сказал:
— Ну и намело, Лука. Путеукладчик стоит, дороги за¬
бросало. Прямо не дай бог... Папиросы у тебя есть?
Георгий Лукич взял у Луки папиросу, закурил и снова
посмотрел на Сережу.
Услышав разговор, проснулся Сережа. Открыл сначала
левый, потом правый глаз и шумно зевнул.
— Ну и спать охота, просто как из пушки, — сказал он,
сбрасывая одеяло. — Снова машины разгружать?
Сережа уже привык к ночным побудкам. Недавно в речку
свалился с откоса бульдозер, а вчера и позавчера десяти¬
классники разгружали машины и прятали бумажные мешки
с цементом, чтобы они не расквасились за ночь от снега.
Узнав, в чем дело, Сережа надел свой синий с «молнией»
посредине комбинезон и начал не торопясь, по-хозяйски на¬
матывать на ноги портянки.
Глеб знал, что Лука все равно никуда его не пустит, и по¬
этому даже не встал с кровати.
Лука и Георгий Лукич подождали, пока Сережа оденет¬
ся, и ушли. Глеб бросил в печь несколько поленьев и снова по¬
лез в постель.
За окном бушевала метель. Ветер резко и отрывисто гу¬
дел в железной трубе красного вагона. На выщербленный пол
лилась из дверцы узкая полоса печного света. Она то угасала,
то снова вспыхивала неярким багрово-смуглым огнем. И то¬
гда из темноты выглядывали разные, не видимые раньше пред¬
меты— уголок полосатого коврика возле кровати Луки,
брошенный кем-то окурок и уже совсем крохотная белая
щепочка.
Глеб долго смотрел на эту светящуюся точку. Потом глаза
стали слипаться, голова потяжелела, и он уснул.
435

Утром буран утих.
Глеб позавтракал на скорую руку, взял сумку с учебника¬
ми и вышел на крыльцо.
Снегу за ночь намело до самых дверей вагона. Пушистые
сугробы накрыли и высокую поленницу дров, и бочки с бензи¬
ном, и черный замасленный трактор возле «конторы».
Вокруг — ни звука, ни шороха. Наверное, десятиклассники
отправились в Ушканью падь, где работали теперь путеуклад¬
чик и бульдозеры.
Глеб подумал, что просеку сегодня рубить не будут. Какая
тут просека — вон сколько снегу за ночь наворочало. Ни про¬
ехать, ни пройти.
И почему это десятиклассникам так не везет?
То одна неприятность, то другая, то третья...
Так и сыплются одна за другой.
Казалось, теперь-то у них все наладилось!
Недавно в газете «Магистраль» напечатали фотографию
десятиклассников.
Получились все очень здорово — и Лука, и Сережа Ежи¬
ков, и Зинуля.
Глеб тоже хотел сняться вместе со всеми, но фотограф
прогнал его, и поэтому на карточке вышли только левое ухо и
краешек заячьей шапки.
Но все равно все сразу узнали, что это его ухо.
Варе, конечно, было очень завидно, но она тоже сказала:
— Это, Глеб, твое ухо. У тебя ухо на волнушку похоже.
И вот теперь, после снегопада, все полетит вверх тор¬
машками. Десятиклассники не выполнят норму, и Георгий
Лукич снова начнет пачкать мелом красную фанерную доску...
Глеб посмотрел еще раз вокруг, вздохнул и начал приме¬
рять коротенькие, подбитые оленьей шкурой лыжи.
Таких лыж ни у кого не было — широкие, легкие, быстрые,
как ветер.
Скрипнула дверь, и на крылечке «конторы» появилась
Варя.
— Глеб, иди сюда, у меня, Глеб, необыкновенная но¬
вость!— крикнула Варя.
Но Глебу сейчас было не до новостей. Он наклонился и
стал развязывать перепутанные крепления.
У этой девчонки всегда какие-нибудь новости.
Если ее посадить в погреб и погреб запереть железным
замком, все равно что-нибудь разнюхает.
Удивленная таким поведением Глеба, Варя стала на лы¬
жи и лихо подкатила к Глебову вагону.
— Ты, Глеб, почему не идешь? У меня, Глеб, новости.
436

— Знаю я твои новости! — буркнул Глеб. — И без ново¬
стей как-нибудь проживу.
— Не, Глеб, ты ничего не знаешь. Папа звонил по телефо¬
ну директору леспромхоза.
— Ну и что?
— Ничего. Папа говорит: «У нас чепе \ пришлите нам
людей», а директор говорит: «У меня у самого чепе, у меня
людей нет. Я сам задыхаюсь». Ты знаешь, Глеб, зря папа
отдал Драндулета директору. Такой хорошенький был Дран*
дулетик...
Глеб даже зубами заскрипел от злости.
Балаболка!
Даже смотреть на нее и то противно.
Глеб приладил крепления, взмахнул палками и пошел
твердым размашистым шагом прочь.
— Глеб, ты зачем сердишься? — крикнула Варя. — Ты не
сердись, Глеб!
Но Глеб пошел еще быстрее. Чш-ш, — шумел под лыжами
снег, — чш-ш!
Он долго петлял меж деревьев и выбрался, наконец, на
берег реки.
Справа, где кончалась гряда островерхих кедров и начи¬
нался редкий березняк, залегла меж снегов Ушанья падь.
Над сугробами виднелась решетчатая стрела путеукладчи¬
ка, мелькали, будто горошины, крохотные фигурки строи¬
телей.
Глеб приложил руку к бровям, стал разыскивать Луку.
Но куда там — разве найдешь среди этих крохотных, аб¬
солютно одинаковых горошин...
За холмами блестели на солнце лопаты. Слышалось глу¬
хое, прерывистое урчание. Видимо, рабочие заводили и никак
не могли завести замерзший за ночь бульдозер.
— Глеб, подожди! Подожди-и, Глеб!
Расставив палки, будто крылья, Варя мчалась с пригорка.
Мальчишеская шапка ее сидела на затылке, по ветру мота¬
лись из стороны в сторону прямые, светлые, как солома, во¬
лосы.
— Подожди-и, Глеб!
Варя обогнала Глеба и вдруг круто затормозила и стала
поперек дороги.
— Ты, Глеб, зачем убегаешь? Убегать не надо! Я тебе хо¬
чу секрет рассказать, а ты убегаешь. Так, Глеб, товарищи не
делают!
1 Чепе — чрезвычайное происшествие.
437

— Какой еще секрет? — уже чуть-чуть помягче, чем рань¬
ше, спросил Глеб. — Снова про Драндулета?
и Не, Глеб, теперь не про Драндулета. Я сама приду¬
мала...
— Ну?
Варя подошла к Глебу еще ближе и тихо, как выдают
большую тайну, сказала:
— Знаешь что, Глеб, давай пойдем к директору школы?
Глеб ждал от Вари какой угодно чепухи, только не этого.
— Ты с ума сошла? — спросил он.
— Не, Глеб, я не сошла. Ты сам сошел. Сам ничего не
придумаешь, а сам говоришь... Придем к директору и скажем:
«Юрий Иванович, вы сами обещали повести всех на экскур¬
сию. Давайте пойдем на стройку сегодня. У нас сегодня че¬
пе». Ты думаешь, директор не поймет? Он, Глеб, все поймет.
Он знаешь какой? Он у нас добрый...
Добрый! Лучше бы уж молчала.
Директор школы Юрий Иванович только недавно закон¬
чил институт.
Посмотришь на него со стороны и подумаешь: ну что это
за директор — худенький, курносый, и на лице, совсем некста¬
ти для директора, — веснушки.
Но на самом деле директор был человеком серьезным. Да¬
же чуть-чуть строже, чем надо.
Где что ни случится, директору все известно:
«А ну, зовите его ко мне в кабинет!»
Глеб уже был однажды у директора.
Глеб пристраивал к лыжам новые крепления и поэтому
опоздал в школу на пятнадцать минут.
Из-за этих пятнадцати минут Юрий Иванович пилил Гле¬
ба целых полчаса.
Походит по кабинету, посмотрит на Глеба из-под своих
круглых роговых очков и снова начнет:
«Твоя главная обязанность — учиться. Ты забываешь о
своей главной обязанности...»
Глеб вспомнил «баню», которую задал ему директор, и на¬
отрез отказался идти к нему.
— Ищи другого дурака, — сказал он.
Обошел Варю сторонкой и снова покатил вниз, к темнев¬
шим на изволоке избам села.
Но разве от Вари так просто отвяжешься?
Варя снова обогнала его и снова загородила дорогу:
— Ты, Глеб, трус. Я думала, ты не трус, а ты, оказывается,
трус.
Тут Варя замахнулась на Глеба палками и наговорила
438

таких вещей, после которых любая дружба треснет и рассып¬
лется, как коробка с зубным порошком.
Но бывают же на свете такие штуки — Глеб простил Варе
и палки и труса и помирился с ней.
Трудно сказать, почему все так произошло.
Скорее всего, у Глеба был такой сговорчивый характер.
А к тому же Глеб подумал-подумал и решил, что он и в
самом деле неправ. Не съест же их в конце концов дирек¬
тор!
Глеб и Варя вышагивали на лыжах и обсуждали, как все
это у них получится.
Сначала в кабинет директора войдет Глеб, а за ним — Ва¬
ря. Глеб поздоровается и начнет рассказывать грустным го¬
лосом про ЧП.
Директор выслушает, посмотрит на Глеба, на Варю и
спросит:
«А вы не выдумываете, это в самом деле так?»
И тогда к столу директора подойдет Варя.
«Не, Юрий Иванович, мы не выдумываем, — скажет она. —■
Зачем нам выдумывать? Мы правду говорим...»
В общем, директор поверит, что они не врут, и дело будет
в шляпе. А как же иначе? Иначе не может и быть!
С этими мыслями, чуть-чуть робея от предстоящей встре¬
чи с директором, и подошли Глеб и Варя к школе.
Но странное дело —вокруг не слышалось шума и гама,
который стоит обычно перед началом занятий.
Глеб заглянул в первое попавшееся окно класса и увидел
там учителя.
— Опоздали, — упавшим голосом сказал Глеб. — Это из-
за тебя опоздали.
Но Варю это ничуть и не смутило.
— Он все равно в кабинете, — сказала Варя. — Раз у нас
чепе, он ругать не будет. Я его знаю...
У забора стоял длинный ряд лыж — и охотничьих, и обык¬
новенных, покупных.
Глеб и Варя поставили свои лыжи и взошли на крыльцо.
Тут-то и случилась с ними совсем непредвиденная история.
Они открыли коридорную дверь и увидели уборщицу тетю
Катю.
— Опоздали, голубчики? — спросила тетя Катя. — А ну,
пошли, пошли... Нечего тут...
Тетя Катя подвела их к кабинету, открыла дверь:
— Юрий Иванович, прогульщиков привела!
Давно приготовленные слова застряли в Глебовом горле.
Он стоял в кабинете директора и хлопал глазами.
439

— Я, мы... У нас чепе... У нас кругом снег, — выдавил кое-
как из себя Глеб.
Директор отложил в сторону классные журналы, поправил
пальцами дужку роговых очков.
— Бабкин Глеб, ты опаздываешь не первый раз. Снег вы¬
пал везде, но все вовремя пришли на уроки. Я буду говорить
с твоим братом...
Директор хотел сказать еще что-то такое, но за спиной у
Глеба вдруг послышались какие-то подозрительные иканья
и всхлипывания.
— Варя, в чем дело? — недовольно спросил директор.—
Почему ты икаешь? Пойди выпей воды.
— Не, я не икаю, — пробормотала Варя, не отнимая рук
от лица, — это я так плачу...
Глеб не предполагал, что все закончится так скверно.
Директор назвал их лицемерами, выставил за дверь и
сказал, что снова будет говорить с ними на перемене.
Глеб и Варя вышли из кабинета как палками побитые.
Нечего сказать, хорошенькую кашу заварили!
На уроке Глеб ничего не слушал.
Сидел и уныло смотрел в окно.
За окном светило зимнее солнце. На крыше сарая, остав¬
ляя на снегу цепочку следов,-прыгала сорока. Прыгнет, клю¬
нет что-то невидимое своим острым клювом и снова прыг,-
нет — прыг-прыг, прыг-прыг...
На душе у Глеба было тяжело.
«Ну и пусть, — безрадостно думал он. — Ну и пусть...»
На перемену Глеб не пошел.
Сидел, как и прежде, не отрывая глаз от окна, и ждал
каждую минуту беды.
И вс.е случилось точно так, как Глеб предполагал.
Дверь класса распахнулась, и дежурный по школе отчет¬
ливо и как-то зловеще сказал:
— Глеб Бабкин, тебя вызывает директор!
Глава восемнадцатая
В кабинете директора полно людей.
Тут и учителя, и секретарь комсомольской организации
Толя Шустиков, и старшая пионервожатая Света Молчано¬
ва, и даже школьный плотник дядя Саша.
Все шумят, суетятся и совсем не слушают друг друга.
Глеб сразу понял, что никакой «бани с паром» тут не
будет.
440

И в самом деле, чего бояться? Он не сделал ничего плохо¬
го. Он не виноват, что Варе вздумалось вдруг икать и всхли¬
пывать в кабинете директора.
Он хотел помочь строителям, а его ни с того ни с сего на¬
звали лицемером и прогнали из кабинета.
Разве это справедливо?
Глеб стоял посреди кабинета и никак не мог понять, что
же тут происходит и зачем его сюда позвали.
Директор тоже казался каким-то странным. Вместо чер¬
ного шевиотового костюма на нем были простые матерчатые
брюки, свитер, а на ногах рыжие собачьи унты.
На Крайний Север собрался, что ли?
И вдруг в Глебовой голове, как молния, сверкнула мысль:
это же они на стройку собрались.
Ну конечно, какое может быть сомнение!
Да, все было точно так, как подумал Глеб. Они пойдут
на стройку.
Тут Глебу и Варе просто-таки повезло.
Выпроводив Глеба и Варю за дверь, директор начал зво¬
нить на стройку Луке.
Ни Луки, ни Георгия Лукича директор, конечно, не нашел.
В «конторе» была только Варина мать. Она рассказала
Юрию Ивановичу про ЧП и попросила его не особенно нака¬
зывать Глеба и Варю.
Зачем наказывать? Если бы они и в самом деле были ли¬
цемеры, тогда дело другое...
Радовался Глеб и по другой причине.
Несколько минут назад Глеб Бабкин был никто. Просто
Глеб Бабкин, и все. А сейчас нет. Сейчас Глеб стал самым на¬
стоящим проводником.
Ну да, Юрий Иванович так ему и сказал:
— Глеб Бабкин, ты поведешь всех на стройку. Надеюсь,
ты хорошо знаешь дорогу?
Хо-хо, и еще как знает!
Лучше Глеба тут никто ничего не знает.
Глебу хотелось повести школьников сразу во все места.
Сначала они пойдут к красным вагонам, потом к тоннелю,
потом туда, где строится высокий-превысокий железнодорож¬
ный мост.
Можно будет залезть на самую верхотуру и посмотреть
оттуда, что делается вокруг — и возле Трех Монахов, и возле
нового паровозного депо, и даже в Ушканьей пади.
Но директору такой план не понравился.
Он сказал, что на мост они полезут как-нибудь потом, а
сейчас надо торопиться в Ушканью падь.
441

Ну что ж, директор, пожалуй, прав. Пока влезешь на
мост, пока то да се...
Пускай уж как-нибудь потом. А сейчас надо бежать на по¬
мощь лесорубам.
От радости Глебу хотелось выскочить из кабинета на
одной ножке или покатиться колесом, как акробат в Иркут¬
ском цирке. Но он не стал делать этого.
Раз ты проводник — значит, проводник!
Возле школы все разобрали лыжи и начали строиться в
отряды. Сначала десятый класс, потом девятый, потом вось¬
мой, потом седьмой, потом шестой класс — Глебов.
Но Глеб шёл не со своим классом.
Проводник Глеб шел впереди всех. Впереди секретаря
комсомольской организации Толи Шустикова, впереди стар¬
шей пионервожатой Светы Молчановой и даже впереди само¬
го директора школы.
Многим было завидно, но никто Глебу не сказал ни одного
слова.
Все прекрасно понимали, что это за фигура — проводник.
И только Варя чуть-чуть испортила Глебу отличное на¬
строение. Варе, видите ли, не понравилось, что Глеб идет впе¬
реди всех и показывает всем дорогу. Отчаянная девчонка,
никого не спросясь, оставила свое место, обогнала всех, кто
шел впереди, и пошла махать по целине вдогонку Глебу.
Глеб услышал скрип лыж за спиной, обернулся и сердито
крикнул:
— Назад! Куда лезешь!
Но Варя даже и не подумала выполнять приказание.
Она догнала Глеба и пошла рядом — ухо в ухо.
—.Ты, Глеб, чего кричишь? — хриплым шепотом спросила
она. — Кричать не надо.
— А ты чего? — вскипел от злости Глеб. — Ты разве не
понимаешь?..
— Я, Глеб, все понимаю. Я сама все устроила, а ты сам...
Я сама в сто раз лучше дорогу знаю...
Ну что ты с ней сделаешь!
Глеб только плюнул в сторону и снова налег на палки.
Но Варя не отставала от Глеба ни на шаг. Глеб сделает
шаг, и Варя сделает шаг.
Кто проводник, а кто просто так — не поймешь...
Солнце уже давно выкатилось из-за горы и теперь свети¬
ло прямо в глаза. Яркое, чистое, искристое.
Лыжники въехали вслед за Глебом на косогор.
Задержались на секунду и, забыв о своем проводнике, по¬
неслись вниз, к Ушканьей пади.
442

Варя, казалось, только этого и ждала. Толкнула шапку
на затылок и пошла петлять меж кустов. Если б Варя не
кувыркнулась на повороте, Глеб так бы ее и не догнал.
И это хорошо, что Варя пропахала носом сугроб.
Пока она подымалась, пока надевала отлетевшую прочь
лыжу, Глеб уже стоял внизу, рядом с Юрием Ивановичем, и
смотрел, как спускаются с горы остальные. А потом все снова
построились и снова пошли гусем, класс за классом, по широ¬
кой Ушканьей пади.
Справа и слева уходили в вышину крутые, поросшие ред¬
ким лесом холмы. Будто в трубе, гудел сквозной ветер, сыпал
в лицо пригоршни мелкого, колючего снега.
Варя по-прежнему шла рядом с Глебом. Сквозь белые, за¬
пушенные инеем ресницы вызывающе поблескивали черные
зрачки: «Вот я какая, видишь? А что!»
Но Глеб ничего ей больше не говорил. Раз не понимает,
пусть идет. Не колотить же ее палкой...
Справа за холмом послышался гул моторов и тяжелый,
шлепающий лязг бульдозеров. Остро запахло бензином и пе¬
регоревшим машинным маслом.
Через несколько минут показалась стрела путеукладчика,
а затем все остальное: ползающие по глинистой насыпи буль¬
дозеры, экскаватор и тарахтящая изо всех сил «Пеэска».
В стороне, за крутой грядой снега, дымил маневровый па¬
ровоз, который подвозил к путеукладчику рельсы.
В кабине путеукладчика было пусто. Видимо, машинист и
его помощник ушли вместе со всеми расчищать путь маневро¬
вому паровозу.
Ну да, так и есть. Из траншеи, которая тянулась от путе¬
укладчика к паровозу, то и дело вылетали огромные глыбы
снега. Сталкивались друг с другом, рассыпались по сторонам,
будто фонтаны. И тогда в воздухе вспыхивала и сразу же
гасла разноцветная снежная радуга.
Они прошли еще немножко и увидели Георгия Лукича.
Георгий Лукич стоял на краю траншеи и махал им рукой.
— Папа-а!— закричала Варя. — Папа-а! Это мы сюда
пришли! Мы все сюда пришли!
И тут школьники побежали к траншее.
В середине ее, будто в огромной шахтерской штольне, ра¬
ботали лесорубы. Тут были и Лука, и Сережа Ежиков, и Зи¬
нуля, и все остальные.
Лука работал без полушубка. Гимнастерка на его плечах
взмокла и дымилась, как на печке.
Глебу стало очень жаль Луку. Этот сумасшедший ни ка¬
пельки не бережет себя.
443

Разве ж можно вот так — раздетым!
Каждому классу дали свой отдельный участок — отсюда
и досюда. Глебову классу достался трудный участок. Снегу на
рельсах намело столько, что даже смотреть страшно.
Но Глеб твердо решил: пока не закончит, пока по рельсам
не покатит паровоз, он отсюда ни за что не уйдет. Пускай
остальные как хотят, а он не уйдет.
Глеб взял лопату, поддел глыбу ноздреватого, уже сле¬
жавшегося снега и швырнул в сторону.
Это только вначале может показаться, что снег бросать
легко. Швырнешь пятнадцать — двадцать лопат, и уже у те¬
бя все ломит, болит и противно ноет. И кажется, на лопате
не снег, а комок тяжелой, мокрой земли, слитки железа.
А тут еще вдобавок Глебу попалась лопата с корявой, не¬
удобной ручкой. Если бы порядочная лопата, было бы еще
ничего. Не первый раз. Но этой просто-таки дурацкой лопа¬
той Глеб сразу же натер на руках волдыри.
Сначала на пальцах выскочили красные пятачки, потом
эти пятачки побелели, вздулись и лопнули.
Но все равно Глеб не подал вида, что ему больно. У Лу¬
ки еще и не так болела рука и то молчал.
Глеб снял полушубок и снова начал швырять наверх
комья снега.
Так его!
Так его!
Так его!
Прошел час, и директор крикнул, чтобы все вылезли из
траншеи, отдохнули и погрелись возле костра.
Возле березок на расчищенной от снега площадке жарко
пылали огромные круглые чурбаки. С дерев, тронутые теплом
костра, звеня, осыпались белые хрупкие льдинки. В стороне
по-комариному зудел на ветру жесткий пятнистый листок
шиповника.
Возле тепла руки у Глеба заныли еще сильнее, и он не
знал, как унять боль. То приложит к рукам втихомолку снега,
то засунет их в карманы.
Боль была такая сильная, что Глебу казалось, будто у не¬
го сейчас все болит — и ноги, и голова, и зубы, и даже ногти,
которые, как известно, никогда у людей не болят, потому что
они бесчувственные.
И тут в голову Глеба пришла мысль — пойти к Луке и
попросить, чтобы он что-нибудь сделал с этими несчастными
руками. Перевязал их бинтом или смазал йодом. Наверняка
у них тут есть брезентовая сумка с красным медицинским
крестом посредине.
444

Тут были и Лука, и Сережа Ежиков, и Зинуля, и все остальные.

Глеб хотел было уже идти к брату, но тут Лука сам по¬
явился возле костра. Подошел, сел возле Глеба на бревно,
как-то очень загадочно улыбнулся и спросил:
— Ну что, лицемер, как дела?
Лицо у Луки было совсем не злое, а, наоборот, доброе и
приветливое. Он, Лука, очень редко бывает таким...
Глеб понял, что Лука разговаривал с директором и уже
знает, как директор выгнал их с Варей вон.
И тут неизвестно почему руки у Глеба стали болеть
меньше. Глеб поднялся и пошел прямо к траншее.
А Лука пусть как хочет — пусть обижается, пусть не оби¬
жается. Глеб никогда лицемером не был и не будет.
Глеб снова взял свою неуклюжую с корявой ручкой лопа¬
ту и снова начал швырять снег.
Так его!
Так его!
Так его!
Лука стоял на краю траншеи, не торопясь докуривал па¬
пиросу, смотрел на Глеба и, наверное, думал, что Глеб совсем
не лицемер, не капиталист и не узурпатор.
А может, Лука и не про это думал. Разве его, Луку, пой¬
мешь, что он думает?
Быстро догорел зимний день. Потемнело над соснами не¬
бо, №а снег легли от деревьев синие строгие тени.
В стороне урчали бульдозеры, пыхтел, набирая пары, па¬
ровоз. Еще немного, и он покатит по расчищенному пути, по¬
везет к путеукладчику длинные, прибитые к черным шпалам
рельсы.
Глеб швырял без передышки снег и никак не мог понять,
почему это у него так светло и чисто на душе. Будто бы кто-
то его похвалил, будто кто-то ни с того ни с сего отвалил ему
хороший подарок или поставил в дневник самую лучшую
отметку — пятерку...
Глава девятнадцатая
Когда работаешь и впереди у тебя хорошая, большая цель,
время быстро летит вперед.
Отшумели в тайге метели, и снова заглянула сквозь вет¬
ви деревьев синими, еще застенчивыми глазами весна.
Днем таяли на солнцегреве снега, и быстрые ручьи, гро¬
хоча и спотыкаясь на камнях, неслись к черной, разлившейся
по логам и распадкам реке.
Но зима не хотела сдаваться без боя.
446

Откуда ни возьмись, набегут вдруг на небо серые, тяжелые
тучи, и снова сыплет в черную ледяную воду мелкий, липкий
снег.
Далеко ушла от красных вагонов просека. Даже на ночь
не возвращались порой лесорубы к теплому печному огоньку.
Там работали, там варили сами себе похлебку и там же спа¬
ли. Одни — в брезентовых палатках, другие — просто так.
Бросят на землю охапку сосновых лап, разведут рядом ко¬
стер и спят, не снимая валенок и полушубков.
Еще месяц-другой — и прости-прощай красные вагоны.
По Северной дороге, оглашая гудками примолкшие чащи,
помчатся тяжелые товарные составы, блеснут окнами и скро¬
ются вдали быстрые пассажирские поезда.
Лесорубам попался самый последний и самый крепкий
орешек. Вдоль берега тянулась стена могучих лиственниц и
корабельных сосен с пересохшими до самых макушек вет¬
ками. Пока такую лиственницу или сосну свалишь, не раз
умоешься соленым потом.
Глеб чуть не каждый день ходил к лесорубам.
Федосей Матвеевич раздобыл Глебу топор. Маленький,
ладный,'с гладким березовым топорищем.
Поработаешь часик-два — и домой.
Лука, как видно, примирился с этим.
Только однажды подозрительно посмотрел на Глеба из-
под густых широких бровей и сказал:
— Нахватаешь ты, Глеба, двоек в школе!
Хо-хо, «нахватаешь»!
У Глеба в дневнике сплошные пятерки.
Не только сам уроки выучит, еще и Варе поможет.
Глебу хотелось хоть разик заночевать вместе со всеми в
тайге. Глеб приставал, приставал к Луке и все-таки добился
своего.
— Ладно, ночуй, — согласился Лука.—-А только случит¬
ся что, пеняй на себя.
Но разве Лука знал, что произойдет в эту ночь? Нет, этого
никто не знал...
Глеб проснулся среди ночи и вдруг услышал, что где-то
неподалеку тихо и вкрадчиво плещется вода.
Глеб бросил в догорающий костер несколько полешек, по¬
думал и пошел в чащу.
В темноте все отчетливее слышался шум воды.
Этот загадочный шум доносился с той стороны, где бы¬
ло. старое, давно пересохшее русло реки.
Неужели река снова ожила?
Глеб прошел еще немного и тут все понял.
447

Впереди сверкал под луной широкий речной простор.
Старое русло, кольцом огибавшее тайгу, кипело, клокота¬
ло; черная холодная вода выплеснулась из берегов и теперь,
затапливая на своем пути кустарник, разливалась, будто мо¬
ре, по сонной ночной тайге.
— Лука-а! — крикнул Глеб. — Лука-а!
Не чувствуя под собой ног, Глеб помчался к своим.
— Лука-а! Лука-а!
Глеб растолкал Луку и рассказал ему, в чем дело.
— Буди ребят, — сказал Лука.—Только тихо. Без паники.
Дольше всех пришлось повозиться с Димкой Кучеровым.
Накрыв голову полушубком, Димка вслепую лягал всех,
кто осмеливался подойти к нему.
С трудом привели Лорда в чувство.
Лука подкрался к Димке, отслонил на минуту воротник*
полушубка и влепил ему в кончик носа увесистый щелчок.
Димка подскочил, будто мяч. Протер глаза ладонью и
плачущим голосом сказал:
— Л-лорды, что же это такое? Дайте мне спокойно уме¬
реть, л-лорды...
Но волынил и вздыхал Димка не долго.
Узнав, что переполненная весенней водой река прорвалась
в старое русло и теперь все они очутились на острове, Дим-
.ка моментально раздумал умирать.
Равнодушный и беспечный, Димка проявил вдруг неверо¬
ятную резвость. Подхватил руками полы длинного полушубка
и, не сказав никому ни слова, ринулся прочь в тайгу.
— Куда ты, леший? Утонешь! — крикнул вдогонку Лука.
Но Димку будто ветром сдуло.
Лесорубы обошли вокруг весь остров.
Всюду была вода. Живое черное кольцо с каждой мину¬
той затягивалось все уже и уже. Река наступала на остров со
всех сторон.
Они вновь пришли к палатке.
Лука разгреб веткой догоревший костер. Вокруг, озарив
на миг лица людей, разлилось жаркое огненно-красное
сияние,
— Братцы, а где же наш Димка? — спросил Лука, прику¬
ривая от маленького, стынувшего на глазах уголька.
Все принялись кричать, звать беспутного Димку.
— Димка-а!
— Димка-а-а!
— Димка-а-а-а!
Но тайга не откликалась. Только по-прежнему слышался
глухой сдержанный плеск разгулявшейся реки.
448

Где же он, в самом деле?
И вдруг откуда-то с вышины донесся слабый, заикающий¬
ся голос:
— Jl-лорды, я ту-ут...
Глеб задрал голову и увидел Димку.
Скрючившись в три погибели от страха и стужи, Димка
сидел на верхушке толстой корявой лиственницы. Внизу ва¬
лялись брошенные при отступлении валенки и полушубок.
— Слазь! — кратко крикнул беженцу Лука.
Димка опустился чуть-чуть пониже, обхватил лиственни¬
цу, будто клещами, длинными ногами.
— Л-лорды, там в-вода, я б-боюсь.
После долгих уговоров Димка сполз на землю и тотчас
полез в полушубок.
— Л-лорды, я з-замерз, разведите к-костер.
Но какой там костер!
Вода шумела уже совсем рядом. По ложбинкам затекали
на поляну юркие, как лесные ящерицы, ручейки.
Что же делать? Забраться, как Димка, на лиственницу?
Но хорошее дело — «забраться»!
А 'полушубок и валенки?
Разве в полушубке влезешь?
Замерзать на дереве или тонуть ни с того ни с сего в реке
никто не хотел.
На поляне, не смолкая ни на минуту, стоял тревожный
гул голосов.
Отогревшись в тулупе, Димка наседал на Луку:
— Л-Лука, н-надо действовать! Ты почему м-молчишь,
Л-Лука!
Ну до чего все-таки глупый этот человек, Димка. «Дейст¬
вовать»!
Сам ничего придумать не может, а пристает. Это еще сча¬
стье, что с ними был такой решительный человек, как Лука.
Лука даже ничуть и не растерялся.
Отстранил Димку рукой и громко сказал:
— Тише, ребята, не волнуйтесь!
Лука решил все очень просто и очень быстро.
Вырубить из тонких березок жерди и привязать к двум
стоящим рядом лиственницам. Одна жердь справа, а другая
слева. На таких полатях не только сидеть, на таких полатях,
если хочешь, танцевать можно:
На поляне закипела работа. Прошло каких-нибудь полча¬
са, и высотные дома были готовы. Жерди привязали к лист¬
венницам гибкими березовыми ветками, а вместо перин по¬
стелили пышные и мягкие сосновые лапы.
449

Сначала они побросали в новые квар¬
тиры полушубки и валенки, а потом, под¬
саживая друг друга, полезли сами. В каж¬
дой квартире разместилось по четыре чело¬
века.
Но лучше всех, пожалуй, устроились
Лука, Сережа Ежиков, Зина-Зинуля и
Глеб.
Лука прикрепил к деревьям еще пару
жердей, и теперь у них получилось что-то
очень похожее на кресло или длинный ди¬
ван со спинкой.
Ребята ожили. Послышались веселые
шутки.
Воспрянул духом и Димка Кучеров.
Беспечно болтал ногами на своем высоком
насесте и, подражая индейцам, выкрикивал
какую-то боевую, воинственную песню.
Горбоносый, с пучком длинных растре¬
павшихся волос на голове, он и в самом де¬
ле походил на вождя дикого племени из
книги Фенимора Купера.

Но вот луна ушла за деревья, и от этого в
тайге стало как-то сразу тихо и грустно.
Сколько сидеть им еще на деревьях — день,
два, а может быть, целую неделю?
Только вчера Федосей Матвеевич привез про¬
дукты, и теперь, наверное, о лесорубах вспомнят
не скоро. Пока то да се, как раз ноги от голода
протянешь или бабахнешься ночью с дерева.
Вода беспрепятственно разливалась по тайге.
С неба посыпал мелкий снежок. Где-то далеко,
за темным гребешком леса, вспыхивали зарницы.
Глеб присмотрелся и понял, что это вовсе и
не зарницы. Это вспыхивали быстрые, живые
огни электрической сварки на строительстве же¬
лезнодорожного моста.
Тайга жила своей новой, хорошей жизнью.
И, хотя Глеб ничего не видел из-за густых де¬
ревьев, он ясно представлял все, что тут проис¬
ходило.
Лязгая гусеницами, стаскивали с просек тя¬
желые сосны трелевочные тракторы; в стороне
бил ковшом в мерзлую землю экскаватор, а еще

дальше, видимо у Трех Монахов, пыхтели маневровые паро¬
возы.
И оттого что рядом была жизнь, рядом были свои, близ¬
кие, родные люди, у Глеба стало немного легче на душе.
Он запахнул покрепче полушубок, склонил голову на пле¬
чо Луки и незаметно уснул.
Проснулся Глеб перед рассветом. Вокруг все было бело
от снега. Рядом с Глебом, на том месте, где был Лука, сиде¬
ла Зина-Зинуля и тихо всхлипывала.
На жердях лежала аккуратно сложенная одежда Луки и
старые, подшитые войлоком валенки.
— Лука! — вскрикнул Глеб. — Лучок!
Зинуля притянула к себе Глеба, прижалась к его лицу мок¬
рой щекой:
— Не бойся, Глеба, он там... Ты не бойся...
Глеб ни о чем не расспрашивал Зинулю.
Сидел рядом и смотрел в ту сторону, куда уплыл Лука.
Одна за другой гасли в вышине звезды. С далеких гор
потянул зябкий, пронизывающий шелоник. Тихо вокруг. Толь¬
ко слышно, как мерно шлепаются внизу волны, сталкиваются
и разбегаются по сторонам рыхлые тонкие льдинки.
Застигнутые водой, проплыли на большой черной коряжи¬
не двое серых облинявших зайчишек.
Над тайгой поднималось солнце. Зарумянились макушки
сосен и лиственниц, загорелись на березках жухлые прошло¬
годние листья.
Грустная, примолкшая сидела Зинуля. Тревога и ожидание
застыли на ее осунувшемся, усыпанном веснушками лице.
Глебу было очень жаль Зинулю, хотелось сказать, что теперь
он на нее не сердится. И, если Лука неравнодушен к ней,
пускай так и будет. Он ничего не имеет против...
Но что это? Вдалеке, там, где сливались новое и старое
русла реки, послышалось прерывистое татаканье мотора.
— Наши! — тихо вскрикнула Зинуля. — Это наши!
И тотчас на деревьях поднялся шум и гам:
— Наши!
— Наши!
— Наши!
Не находил себе места от радости Димка Кучеров. Дрыгал
своими длинными ногами, воинственно размахивал над го¬
ловой огромной, как сорочье гнездо, шапкой.
— Лорды, бледнолицые братья! За нами плывет пирога!
Та-та-та, — неслось в ответ. — Та-та-та, та-та-та...
Виляя меж деревьев, на помощь десятиклассникам шла
моторная лодка.
452

Глава двадцатая
— Димку стригут!
— Димку стригут!
Эта весть мгновенно облетела весь поселок. Никто не хотел
верить, что Димка расстается с длинной поповской шеве¬
люрой.
— Неужели стригут?
— Пропасть на месте, если вру!
Глеб и Варя первыми прибыли на это потешное зрелище.
Закутанный простыней, Димка сидел посреди поляны на
низенькой табуретке и покорно ждал своей участи.
Сережа Ежиков, который наловчился в последнее время
стричь и брить, как настоящий парикмахер, не торопился.
Он ходил вокруг Димки, пощелкивая портновскими нож¬
ницами, примеривался, откуда отхватить клок.
— Чего ты ходишь? Стриги! взмолился Димка.
Сережа зашел справа, поддел расческой густую, пепель¬
но-рыжую прядь:
— Вас под полечку?
— Стриги-и! — простонал Димка.
Чик-чик-чик, — неторопливо защелкали ножницы. — Чик-
чик-чик...
Сегодня Сережа Ежиков стриг как-то странно.
Вначале он обработал правую половину головы, затем по¬
думал, ткнул Димке под нос мыльной кисточкой и сбрил
узенький курчавый ус.
— Ты как стрижешь? — подозрительно спросил Димка,
выпутывая руки из-под простыни.
— Сиди-и, — протянул Сережа. — Каю умею, так и стригу.
Сережа чикнул еще несколько раз ножницами, отошел в
сторону и начал придирчиво смотреть на свою работу.
И тут толпа, обступившая Димку, охнула, застонала и на¬
чала хохотать:
— Аха-ха-ха! Охо-хо-хо!
Глеб подобрался поближе, глянул на Димку и тоже за¬
лился неудержимым смехом. Уже слезы выступили на глазах,
уже кололо в животе, а он все хохотал и хохотал.
Перед Глебом сидело два Димки.
Если зайти слева — длинногривый, с курчавым нахальным
усиком, а справа — отлично подстриженный, выбритый и чем-
то очень приятный чи симпатичный человек.
Два разных и в то же время похожих друг на друга Димки
смотрели на собравшихся и, казалось, говорили:
«Л-лорды, что он со мной делает? Вы слышите, л-лорды!»
Сережа сжалился над Димкой. Он остриг вторую полови¬
453

ну головы, сбрил остатки усов, еще раз внимательно осмотрел
Димку со всех сторон и хлопнул его по спине:
— Ну, теперь готово, иди...
Димка с радостью сбросил с себя простыню, отряхнулся
и тут же поторопился уйти подальше от любопытных глаз.
Расстался Димка со своей красотой не случайно.
Вчера Димка получил телеграмму из далекого погранич¬
ного города.
Ничего страшного в телеграмме не было. Димкин отец со¬
общал, что приедет на праздник открытия дороги.
И все же Димка перетрусил. Он ходил по лесному посел¬
ку, заглядывал всем в глаза и говорил:
— JI-лорды, вы меня не продавайте. Я вас прошу,
л-лорды.
А между тем Лука вовсе и не отправлял письмо Димки¬
ному отцу.
Глеб собственными ушами слышал, как Лука говорил Се¬
реже Ежикову:
«Давайте подождем. Может, Димка исправится. Жаль мне
его, дурака».
Да, пожалуй, десятиклассники поступили правильно. Что
ни говори, но это уже был не прежний шалопай...
Праздник, которого с нетерпением ждали и Глеб и все
остальные, был уже на носу. К этому дню готовились везде:
и в лесном поселке, и возле Трех Монахов, и далеко-далеко, у
берегов синей широкой Лены.
Но самый большой и шумный праздник затевался там, где
построили первую таежную станцию. Туда не попадешь. Туда
только самых лучших рабочих пригласили.
У Вариного отца уже лежала в столе пачечка ярких крас¬
ных билетиков. Справа — силуэт Ленина, а посредине ровны¬
ми, строгими буквами написано:
ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ!
УПРАВЛЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА ПРИГЛАШАЕТ ВАС НА ТОРЖЕСТВЕННОЕ
ОТКРЫТИЕ СЕВЕРНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.
Такого билетика ему, конечно, не дадут.
Разве Глеб — дорогой товарищ?
Когда Георгию Лукичу что-нибудь надо, так Глеб у него
и дорогой, и золотой, и какой хочешь.
А теперь нет, теперь Глеб не дорогой...
Удрученный неясностью, которую готовило ему будущее,
Глеб по целым дням не выходил из вагона, листал старые,
давно прочитанные книжки.
454

«Пускай Лука сам едет, — думал он. — Раз он дорогой,
пускай едет...»
Особенно тяжело было Глебу в последний, предпразднич¬
ный день.
Глеб завалился спать засветло.
Лежал и с тоской вспоминал все обиды, которые причини¬
ли ему Лука и прочие люди.
Обид набиралась целая куча — и больших, и маленьких, и
совсем крохотных, о которых Глеб давно забыл, а теперь
вдруг вспомнил. Ярко, отчетливо, будто бы было это только
вчера.
Память услужливо увела его в лесной поселок и усадила
в старую отцовскую избу. Тут Лука впервые назвал его ка¬
питалистом и узурпатором, тут ни за что ни про что дернул
за ухо, тут...
Одна за другой плыли перед глазами серые, безотрадные
картины.
Вспомнилось Глебу, как боднул его ехидный козел Алуш¬
кина Филька, как забил в стенку ржавый гвоздь Колька Пу¬
хов, как незаслуженно обидела его в больнице Варя. Нет, не
везет ему в жизни, совсем не везет...
Пришли откуда-то Лука и Сережа Ежиков.
Лука отвернул краешек одеяла, участливо спросил:
— Глеба, ты что?
— Ничего... Я спать хочу.
Лука прошелся по вагону, пошелестел на столе бумажка¬
ми и снова спросил:
— Глеба, ты сердишься на меня?
Глеб зарылся носом в подушку, не ответил.
Как будто бы Лука не видит, как будто бы он слепой!
Долго* Глеб мучился, страдал втихомолку и наконец, за¬
бытый всеми на свете, уснул.
А красный вагон знал свое дело.
Подождал немножко, скрипнул тормозами и тронулся в
далекий, бесконечный путь.
Так-так-так, так-так-так, — застучали колеса. — Так-так-
так, так-так-так.
Сегодня вагон шел по какой-то новой, незнакомой дороге.
Впереди — ни станций, ни полустанков, ни крохотных бу¬
док путевых обходчиков с зелеными огородами и островер¬
хими стожками сена вокруг.
Глеб слышал сквозь сон однообразный негромкий разговор
колес:
«Довольно спать, довольно спать, довольно спать».
Он подчинился этому тихому, требовательному голосу.
455

«Я уже не сплю, я уже не сплю, я уже не сплю», — отве¬
тил Глеб.
Но странное дело, колеса не утихали. Покачиваясь из сто¬
роны в сторону, вагон продолжал свой путь.
Что же это такое? Может быть, это ему только кажется,
что он не спит?
Нет, во сне так не бывает.
Глеб отчетливо слышал и стук колес, и протяжный гудок
паровоза, и чей-то тихий, сдержанный разговор в вагоне.
Глеб отслонил одеяло и теперь уже окончательно понял,
что он не спит.
Это была не сказка и не сон. Красный вагон мчался впе¬
ред по новой таежной дороге.
Напротив Глеба сидели на кровати Лука, Сережа Ежиков
и Зина-Зинуля.
Они смотрели на Глеба, как заговорщики, и улыбались.
— Ур-ра! — крикнул Глеб. — Ур-ра!
— Быстрее одевайся, — сказал ему Лука. — Скоро при¬
едем.
Вагон и в самом деле замедлил ход. Встречный ветер уже
едва-едва колыхал коротенькую маленькую занавеску на
квадратном окне.
Через несколько минут паровоз остановился, и все вышли
из вагона.
Вдалеке, возле большой незнакомой станции, Глеб увидел
деревянные трибуны и толпы людей вокруг.
Над тайгой неслись звуки оркестра и веселый разноголо¬
сый гул голосов.
Паровоз, который привез их сюда, дал гудок и потащил
красный вагон назад, к березовой, зеленевшей в стороне ро¬
щице.
Они быстро пошли навстречу людям, оркестру и полыхав¬
шим на ветру праздничным красным флагам.
Глеба и Луку пропустили вперед, на самую главную три¬
буну.
На трибуне Глеб, к своему удивлению, увидел Варю.
Варя стояла рядом с Георгием Лукичом и смотрела ту¬
да же, куда и все, — на высокую, украшенную флажками и
еловыми ветками арку. Поперек арки, надуваясь пузырем, ви¬
сел красный кумачовый лозунг:
ПЛАМЕННЫЙ ПРИВЕТ СТРОИТЕЛЯМ СЕВЕРНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ!
Варя тоже заметила Глеба и замахала ему рукой:
— Ты, Глеб, чего там стоишь? Ты там не стой. Ты иди
сюда!
456

Глеб легонько высвободил руку из ладони Луки и пошел
к Варе.
На трибуне было много знакомых Глебу людей.
Вон директор их лесной школы, вон завуч Таисия Андре¬
евна, а вон секретарь райкома комсомола, который вручал
десятиклассникам Красное знамя.
Глеб подошел к Варе. Справа от нее стояли какой-то ге¬
нерал и отец Димки Кучерова с орденами и медалями на ки¬
теле.
Глеб пожалел, что на празднике не было самого Димки.
Но, видно, ничего не поделаешь... Придет время, и Димка
тоже попадет на какой-нибудь другой, такой же хороший и
радостный праздник, будет стоять рядом с отцом, как солдат
и настоящий боевой друг.
Глеб принялся изучать других своих соседей, но в это вре¬
мя Варя толкнула его в бок и сказала:
— Глеб, ты чего не смотришь? Ты смотри!
За березовой рощей показался пышный, как облачко, па¬
ровозный дымок.
Шел первый на Северной дороге пассажирский состав.
Все ближе и ближе...
Огромный черный паровоз нырнул под арку, будто под
мост, и покатил к трибунам.
— Ур-ра!—закричали вокруг.
— Ур-ра!
— Ур-ра!
Глеб тоже хлопал в ладоши вместе со всеми и тоже, не
щадя сил, кричал «ура».
Будто прислушиваясь к этому невероятному шуму и гро¬
хоту, паровоз медленно прокатил вдоль трибуны.
Он был весь разукрашен флажками, цветами, зелеными,
струящимися по ветру ветками.
А вот и первый вагон. Его только что помыли. На крыше и
стенках сверкали быстрые, бегущие вслед за поездом зайчики.
Первые пассажиры приветливо махали руками, платками,
кричали строителям «ура».
Один вагон, второй, третий...
В окне четвертого вагона Глеб увидел Федосея Матвее¬
вича.
— Здорово, паря! — крикнул Федосей Матвеевич, когда
вагон поравнялся с трибунами. — Здорово, паря!
Все обернулись и стали смотреть на Глеба.
А Федосей Матвеевич, который уезжал куда-то далеко, на
новую стройку, яростно размахивая над головой потертой
кожаной фуражкой, кричал:
457

— Здорово, паря! Здорово, паря!
Счастливыми, затуманившимися от слез глазами прово¬
жал Глеб своего старого друга и еле слышно шептал:
— Прощайте, Федосей Матвеевич, прощайте, дорогой!
Если бы не Варя, Глеб так бы ничего больше и не
увидел.
Варя дергала его за рукав, толкала под бок, стараясь
привести в чувство, бесцеремонно и требовательно пинала ко¬
ленкой.
— Глеб, ты,смотри! Ты смотри, Глеб!
Нет, Глеб никогда, ни за что на свете не забудет того, что
увидел сейчас.
Посреди новенького зеленого состава катил разукрашен¬
ный ярче всех их красный товарный вагон.
Кто-то украсил его стены венками из таежных жарков,
нежными ветками березы и темными, строгими метелками
кедра.
Сколько дней и сколько ночей провел Глеб в этом старом
скрипучем вагоне, сколько передумал горьких мальчишеских
дум, сколько радости, надежд и сомнений было связано о
ним!
Не отрывая глаз смотрел Глеб на свой красный вагон.
Теперь он был для него дороже всего на свете.
1958—1959 гг.

Н И К У ЛЭРКАЙ
АЛЁШКА

Перевод с эрзя-мордовского языка
Ю. Томина

Что красивее раннего утра? Тих, не шелохнется воздух.
В низине между берегами притаилась молочная речка. Ту¬
ман. Журчит ручей, вытекающий из родника. Постепенно
блекнут неяркие звезды. Но солнце еще не взошло. И пока
что всё: люди, и птицы, и даже трава, — всё спит чутким
утренним сном.
Из загородки, расположенной у реки, доносятся вздохи
коров, пережевывающих жвачку. Тут же стоят два шалаша:
в большом спят доярки, в маленьком — пастухи.
Алешка поднялся — заря еще не занималась. Спал он на
сене под теплым овчинным тулупом. Выскочил из шалаша в
одних трусах.
Поеживаясь от холода, быстро умылся из большой кадки
и совсем проснулся. Натянул штаны, схватил удочки — и к
реке.
По пути Алешка прошел мимо загородки, где лежали
коровы. Навстречу ему, сладко позевывая, поднялся Цоп.
— Спишь, ленивец!—Алешка погладил собаку, бросил ей
кусок хлеба и по высокой траве направился к реке.
Шел Алешка, как по воде плыл, намок по пояс — трава
461

вся в росе. Ноги коченели, но он знал, что, когда подойдет к
реке и забредет по колено в воду, отогреется. Вода утром,
как парное молоко, теплая.
Закинул Алешка снасти, опустился на корточки и замер,
забыл, что озябли ноги, сидит не шевельнется. Зачиликали в
тальнике птицы, задергали дергуны в траве. Но Алешке это
без надобности. Ничего не слышит: ждет клева. Пришел он
сюда не для пустого баловства — рыба нужна дояркам к
завтраку.
Прибрежная трава скрывает Алешку. Кусты тальника оку¬
таны туманом, ветвей не видно. Чуть шелохнется ветерок —
начинают ползти и колыхаться молочные холмы, окутавшие
тальниковую поросль.
Сидит Алешка на корточках. Один во всем мире.
Вдруг чья-то рука схватила его за плечо, придавила кни¬
зу. Алешка даже на землю осел. От испуга пробежал озноб
по телу.
— Не боишься один в такую рань?
Чувствует Алешка — отпустила рука. Быстро вскочил на
ноги, обернулся. Перед ним стоял невысокий, плечистый че¬
ловек в суконном костюме. На спине рюкзак, у ног чемодан,
а на поясе кинжал. Кожаные сапоги человека были мокры —
видно, долго шагал по росе. Вгляделся Алешка получше в не¬
знакомца и улыбнулся. Узнал. Это Петр Дмитриевич, на селе
просто Митрич, ветеринарный фельдшер, сосед.
— Митрич, ты? А я было напугался. Здравствуй. — И про¬
тянул руку.
— Да ты и в самом деле меня
за бандита принял?
Митрич скинул рюкзак, снял с
себя плащ и постелил его на берегу,
поближе к воде. Сели. Алешка так
обрадовался старому знакомому,
что даже об удочках позабыл.
— Давай рассказывай, как здесь
живете.
— А чего рассказывать, дядя
Петя... Семь классов кончил, теперь
пасу стадо в колхозе. А живу один,
сам знаешь...
— И пасешь один?
— Нет, я з подпасках, глав¬
ный — Иван Степаныч. А ты, дядя
Петя, уже курсы кончил? Насовсем
приехал?
462

— Скотина в порядке? — перебил Митрич.
— Всех коров вывели на луг. Бык больно хорош. Семь
тысяч-то не зря отдали. Да, дядя Петя? Ты ведь Байкала це¬
лый год не видел. Идем к стаду, покажу. Знаешь, как он вы¬
рос!
— Почему это Байкал в общем стаде?
— А где же ему быть? — удивился Алешка.
— На ферме, — сказал Митрич. — Такую ценную скотину
разве можно с общим стадом гонять? Кто эту глупость вы¬
думал?
Алешка старался понять Митрича, но так и не понял. По¬
чему это быка нельзя держать в общем стаде? Но Алешке
было приятно, что с ним разговаривают как со взрослым, и он
постеснялся задать вопрос. Тем более, что слову Митрича он
верил крепко.
— Федька выдумал. Теперь он у нас за ветеринара, он и
распорядился.
— Кто-кто? — удивился Митрич.
— Да Федька!.. Или уж забыл? По соседству живет.
— И как дело идет у этого Федьки?
— Как идет? Я знаю, что ли, как... Он больше к дохлой
скотине приглядывается. Как подохнет свинья или овца —
сразу тут как тут. Поглядит, посмотрит и скажет: «Кровь в
голову бросилась». А потом заберет и отвезет куда-то.
— А много скотины пало?
— Много не много, да есть... В марте больно хорошая
свинья сдохла...

— Смотри, смотри! — крикнул неожиданно Митрич и дер¬
нул удочку. Красноперый голавль брякнулся на берег.
Алешка схватился за вторую удочку. И у него удача: на¬
лим!
Рыба точно проснулась. Клев начался бесперебойный.
— Нет ли еще снасти? — спросил Митрич.
— Есть, — шепотом отозвался Алешка, — только удилища
нет.
— Пойду срежу.
Митрич вытащил из ножен кинжал, да такой, что Алешка
только рот разинул, глядя на блестящую сталь.
— Ох ты!.. Дядя Петя, где достал?
— Охотничий. Для него специальное разрешение нужно.
— Дядя Петь, дай лучше я схожу за удилищем!
Забыл Алешка и про рыбу и про скотину. В руках у него
настоящий охотничий нож. Попробовал на ноготь — бритва.
Хлестнул по тальнику — повалился тальник, как трава под
косой. «Вот бы мне его», — подумал Алешка.
464

А на реке словно рыбье стадо нагрянуло. Пока Алешка
ходил за удилищем, Митрич натаскал рыбы. Не то что на
уху — на три хватит. Но Алешка такому улову не удивился.
Не впервой ему ухой доярок кормить. Каждое утро по столь¬
ку налавливал.
— Что больно рыба жадна? — спросил Митрич. — Сама
на крючок лезет.
— Она у меня приучена, дядя Петя. Я ее подкармливаю,
с самой весны корм бросаю. А в селе никто не знает — не хо¬
дят сюда. Только мне пора, там уже дойку кончают. Хватит
рыбы, дядя Петя.
Собрали удочки. Алешка нанизал рыбу на кукан. И по¬
шли. Солнце вот-вот покажется: восток загорелся — смотреть
больно. Туман совсем пропал, только кое-где в низине ле¬
жал как вата.
Отогревшийся Алешка с удовольствием ступал босиком
по росистой траве, не чувствуя холода.
Еще издалека донесся запах парного молока.
Байкал вышел из загородки и, наклонив голову, словно
прислушивался, как струи молока звенели, падая в ведра.
— Байкал! — позвал Алешка.
Бык поднял голову и, увидев Алешку, качнулся к нему
навстречу.
— Дядя Петя, встань в сторонку, как бы не рассердился
на тебя. Новых людей страсть не любит.
Митрич послушался, отошел немного в сторону.
Бык подбежал к Алешке рысью, влажным широким но¬
сом ткнулся ему в грудь.
Перед мальчиком стоял дымчатый, кудряволобый, толсто¬
ногий великан. Он был короток, но грузен. Широким лбом
бык подталкивал Алешку, обнюхивал его руки — видно, что-
то искал. Потом отступил,
замычал и передними нога¬
ми стал рыть землю.
Бык явно сердился: хле¬
стал по бокам хвостом,
угрожающе мотал здоро¬
венной башкой. Митрич по¬
ставил чемодан на землю,
скинул с плеч рюкзак.
«Надо спасать Алешку.
Сомнет... — с опаской поду¬
мал он. — А как прогнать?
Ведь и в руках-то нет ни¬
чего...»
16 Библиотека пионера, том VII
465

Алешка, видя эти приготовления, засмеялся:
— Не бойся, дядя Петя, ничего не будет. Это он гостинца
просит.
Алешка смело подошел к сердитому Байкалу и нарочно
спокойно обнял его за шею. Потом вытащил из кармана ло¬
моть подсоленного хлеба. Байкал съел гостинец, облизал ро¬
зовым языком губы и высоко вздернул голову.
— Чего ж ты стоишь, бычина? — звонко спросил Алеш¬
ка.— Съел и, думаешь, всё? А где благодарность? Ну-ка, при¬
ми! Прими меня!
Байкал вытянул шею и громко замычал. Затем покорно
опустил свою башку до земли. Алешка не торопясь уселся
между рогами на кудрявый лоб быка. Бык поднял голову и
медленным шагом понес своего хозяина к шалашам. Там он
снова опустил голову, дал Алешке слезть и направился к ко¬
ровам. Митрич остолбенел от удивления.
— Он у меня, дядя Петя, балованный. Если я ему гостин¬
ца не дам, ничего есть не будет и на луга не пойдет. А меня
он никогда не обидит, только кричать на него нельзя. Не лю¬
бит,— сказал Алешка, принимаясь чистить рыбу. — А ты, дя¬
дя Петя, давай костер разводи, уху сварим. Сейчас доярки
придут.
— Ай да Алешка! — засмеялся Митрич. — Я ведь и то на¬
пугался— думал, сомнет он тебя. А он у тебя вроде ручной.
Давно уже, целый год не сидел у костра Митрич. И сейчас
с наслаждением вдыхал он почти забытые, горькие запахи
костра. Этого не было в городе. И Митрич с какой-то детской
радостью ворошил обгорающие ветки и смотрел, как покры¬
ваются языками копоти стенки ведра.
— Ты, дядя Петя, совсем домой или на побывку? — спро¬
сил Алешка.
— Какая там побывка! Отучился. Насовсем пришел. Как
дома-то у меня?
— Дома? Дома хорошо... Андрейка в восьмой пере¬
шел... — насупившись, сказал Алешка.
Вопрос Митрича задел самое больное место. Да что гово¬
рить, Алешка давно завидовал своему другу Андрейке. У того
есть мать... И отец — вот он, Митрич. А у Алешки... Никого
нет у Алешки. Разве что Андрейка. Да Байкал еще...
Невеселые Алешкины думы прервал раздраженный голос:
— Ты опять на быка садился? Сказано было, чтоб ты это¬
го не делал, так слушай. А ну беги фляги таскать! И удочки
свои забудь, ты здесь не рыбаком поставлен. Встаешь чуть
свет, а потом проморгаться не можешь. Ты за коровами смо¬
треть поставлен, так и смотри, как положено!..
466

Это Федька еще издали начал показы¬
вать свою распорядительность. Митрича
он не видел.
На вид Федька, как говорят, немудря¬
щий: низкорослый, тощий, с острым носом
и узким лицом. Выпуклые глаза его слиш¬
ком велики для такого лица, и кажется,
позаимствованы у какого-то другого,
сильного и хищного человека. В осталь¬
ном же Федька неказист. Даже пиджак
его был неопределенного цвета — не то
черный, не то рыжий...
Подойдя к костру и увидев Митрича,
Федька приосанился, одернул свой пид¬
жачишко, сдвинул на затылок картуз.
— Здорово, Митрич! Вернулся?
— Здорово, — ответил Митрич.
— Ого, каким видным стал, сосед.
Тебе бы там остаться — поди, в министерстве сгодился бы.—
Федька засмеялся.
— Куда уж нам, здесь бы управиться, — сказал Мит¬
рич.— А'ты, Федор Иванович, зря на мальчишку покрикива¬
ешь. Ничего худого Алешка Байкалу не сделает. К тому же
от этой дружбы, замечаю, у быка характер стал лучше.
К человеку привыкнет. — Митрич вынул портсигар.—
Закурим?
— Давай фабричными побалуюсь, у нас все больше само¬
сад идет. — Федька взял папиросу, помял ее в пальцах, вы¬
дернул веточку из костра, прикурил и предложил Митричу.
— Что же это вы тут с быком вытворяете, зачем в общее
стадо пустили? Племенной бык ведь, а не телок какой-ни¬
будь. Понимать надо. Как же ты допустил, Федор Иванович?
Видно, не по душе пришлось Федьке это замечание. Он
вскочил, бро-сил папиросу, стал крутить цигарку из своей ма¬
хорки. Сказал раздраженно:
— В кабинете его держать, что ли? — Зажег цигарку, вы¬
пустил через ноздри две струйки дыма. — Ты, Митрич, боль¬
но скоро... Миром мы это дело решали. Порешит мир взять
быка обратно, тогда и возьмем. Тут, сосед, столько забот —
ни головы, ни рук не хватает. Не знай за стадом догляд дер¬
жать, не знай'за его благородием Байкалом. Да и чего ему не
хватает! Дополнительную препорцию питания получает, ра¬
цион для него составлен барский... Вот так... А ты, сосед,
здесь пока еще не хозяин. Меня народ на это место поставил.
Вот когда тебя поставят, тогда и покрикивай. Вот так...
467

— Ну, ты не кипятись, Федор Иванович, как-нибудь ре¬
шим это дело, — мирно сказал Митрич, не хотевший начинать
первый день ссорой.
Но Федька разгорячился, оборвал разговор и ушел не
простясь.
— Вот ведь человек... — проговорил Митрич задумчиво.—
В зоотехнике не смыслит, в ветеринарном деле не разбирает¬
ся, а за место держится. Уцепился, как клещ...
— Он зато в парном молоке хорошо разбирается, — ото¬
звался Алешка. — Хоть бы ты за это взялся, дядя Петя.
— Ничего, сынок, уладим.
Доярки закончили дойку, слили молоко в бидоны и стали
их таскать в родник, который был забран в сруб и сверху по¬
крыт плотной крышкой.
Алешка наскоро выхлебал чашку ухи, съел рыбину и по¬
дался к коровам.
Краешек солнца, поднявшись над лесом, брызнул огнем,
окатил светом весь стан. Женщины, окончив работу, потяну¬
лись к костру.
— Катерина, откинь крышку с родника, пусть туда солнце
заглянет! — крикнула Дуня и подошла к Митричу.
— Ты, случаем, не на повара учился, Митрич? — спроси¬
ла она, подавая руку. — Здравствуй. Что больно долго
не ехал? Мы тут с Федькой замучились. Как же — на¬
чальник!
— Могу и поваром, — сказал Митрич и посмотрел вслед
уже еле видному Федьке.
Стадо ушло на луга. Митрич подобрал свои вещи и напра¬
вился домой вдоль загона. Изгородь была сплетена из ивовых
прутьев. Обширный, в несколько гектаров загон стоял на са¬
мой бросовой, каменистой земле. «Правильно задумано,—
решил про себя Митрич. — Где скот, там и навоз. В будущем
году на этой земле даже конопля может уродиться».
Поднявшись на бугор, Митрич увидел стадо, рассыпав¬
шееся на лугу вдоль речки. Увидел и Алешку с собакой.
Идет Митрич по своей земле. Все ему здесь знакомо, все
радует. Здесь он родился, отсюда уходил на войну
Пока шагал Митрич полями, все горячей становилось
солнце. День звенел от жары.
Дома встретила Митрича Марина, жена. Шагнул к ней
Митрич, улыбнулся, да так и замер с улыбкой... Не было ра¬
дости в глазах жены. Смотрела зло, как на незваного.
— Явился! А я уж думала, совсем пропал. Спасибо, Федь¬
ка сказал... От чужих людей узнала. Я и баню... и обед — вот
он. Да тебе, видно, не к спеху!
468

...Митрич увидел стадо, рассыпавшееся на лугу вдоль речки. Увидел
и Алешку с собакой.

4— Ну ладно, — мягко сказал Митрич, — не сердись. За¬
держался, полями шел... Здравствуй.
Но Марина не слушала. Крикнула зло, словно выплеснула
давнюю обиду:
— Или дорогу домой забыл?! Я — ладно... А сын-то у тебя
есть? Или нет?! Видно, в шалаше удобнее... Уху варишь! —
заплакала, схватила фартук — и вон из избы.
Митрич бросился за ней:
— Марина! Да ты в уме?
Марина остановилась, посмотрела на Митрича дикими, в
слезах, глазами, крикнула истошно:
— Они там от колхозного молока с жиру бесятся! Я вот
им прически попорчу! — и через сад убежала в поле.
«Вот тебе и Федька... — подумал Митрич. — Подковал со¬
сед на обе ноги».
Вышел в сени. Пусто. Нет никого. Сын, Андрейка, навер¬
ное, в поле.
Вернулся Митрич в избу, снял пиджак, разулся и босиком
направился через сад к бане. Отворил дверь. Пахнуло жаром.
Митрич набрал воды в ковш, плеснул на камни. Горячие клу¬
бы пара ударили в лицо, заполнили баню.
Вот ты и дома, Митрич!
Жалел Митрич, что сына не застал. Соскучился. Ну-юа ты,
целый год не видались.
Да разве Андрейка усидит в избе!
* * *
Андрейка привел пару коней на клеверище, запряг в ко¬
силку и принялся косить клевер. Лошади ходят ходко, мотают
головами, хлещут хвостами, отгоняя оводов. Полдень. Над
полем тянет сухой, горячий ветер. Скошенный клевер усеян
лиловыми цветами, етелется за машиной ярким ковром. В гу¬
стой траве до обеда не высохла росяная сырость, от нее веет
прохладой. Андрейка крепко держит в руках вожжи и покри¬
кивает на лошадей:
— Поторапливайтесь, голуби!
Солнце палит — терпенья нет. Андрейка без рубахи, спину
напекло, стала румяная, как морковь. Когда Андрейка про¬
шел три круга, на подводах приехали за травой доярки,
а с ними и Митрич с Алешкой. Алешка всегда так: лишь
только загонят коров в загородку, прибегает помогать
Андрейке. Вот и сейчас: подбежал к косилке, остановил ло¬
шадей.
— Давай слазь, моя очередь!
470

Андрейка уступил ему место. Алешка
взобрался на сиденье, дернул вожжи.
Лошади, почуяв твердую Алешкину руку,
двинулись еще ходче.
А Андрейка подбежал к отцу и
уткнулся лицом в его грудь. Митрич об¬
нял его и шлепнул широкой ладонью по
горячей спине.
— Хотел дома тебя застать, сынок, а
там и духу твоего нет.
— А чего в пустой-то избе делать?
Здесь мы с Алешкой...
Андрейка с отцом подошли к телеге,
стали помогать дояркам накладывать
траву. Потом Андрейка повез траву на
ферму. Из загона навстречу ему вы¬
шел Егор Васильевич, заведующий фер¬
мой. Был он в летах, но на ходу легок.
Одет аккуратно: синяя сатиновая ру¬
баха, на ногах яловые сапоги, на голове соломенная шляпа.
— Давай, Андрей, заезжай в загородку, — сказал Егор
Васильевич.
Заехал Андрейка в загон, там свалил траву на землю.
Егор Васильевич начал раскладывать траву по кормушкам.
Андрейка поехал обратно.
— Помногу очень накладываете, лошадь зарежете! —
крикнул Егор Васильевич.
— Оттуда под гору, дядя Егор, — отозвался Андрейка.
Пригнал Андрейка еще воз. Теперь кормушки полны све¬
жего клевера. Вернулись к ферме и Митрич с доярками. Анд¬
рейка с Алешкой поехали лошадей отводить. Доярки умылись
у холодного родника, приготовили подойники, фляги, надели
халаты. Митрич с Егором Васильевичем, стоя у загородки,
ожидали прихода стада.
— Мальчишки-то работают, что взрослые мужики! —
удивлялся Митрич.
— Алексей решил отца заменить. Подслушал я их раз¬
говор с Андрейкой твоим... — ответил Егор Васильевич.
Подошло стадо. Пахнуло от него молоком и горячим по¬
том. Над стадом вился рой слепней. Коровы мотали рогаты¬
ми головами, хлестали себя хвостами, и каждая стремилась
скорее пробраться в прохладное и тенистое место. Они двига¬
лись плотно, бок о бок, тесня и толкая друг друга. Эта несо¬
крушимая лавина с трудом вмещалась в ворота, напирала на
изгородь, грозя развалить ее.
471

— Ну, балуй! — покрикивал Егор Васильевич. — Красав¬
ка, ты что делаешь!
Наконец коровы разобрались у кормушек. Они ели жадно,
как будто и не с зеленого луга пришли, а из голодной степи.
Один Байкал не торопился. Он стоял в стороне и ждал, ко¬
гда войдет все стадо. В ворота он протиснулся последним и не
спеша побрел к своему месту.
* * *
Андрейка с Алешкой верхом на лошадях переплыли речку
и по дороге через яровое поле поехали на полевой стан. Заве¬
ли лошадей в конюшню, задали им корм и побежали к себе
в лагерь. По дороге Андрейка остановил Алешку и сказал
ему:
— Ты ничего не знаешь?
— Нет. А что?
— Идем на зеленый горох, стручки появились. У меня и
рюкзак уже там.
— Кабы кто не заметил? — с опаской заметил Алешка.
— Сторожа еще не поставили: в правлении не знают, что
стручки налились.
Ребята свернули с дороги в сторону и по меже, отделяю¬
щей овсы от пшеницы, побежали к гороху.
Андрейка нашел спрятанный рюкзак, и они набросились
на горох. Сначала все ели. Правда, полных стручков было
еще не так много, но для ребят вполне их хватало.
— Эх, сладкие же! — говорит Алешка.
— А ты не верил мне. Давай насыпай рюкзак, — радостно
сказал Андрейка.
Вот уже и рюкзак полный. Схватили его за тесемки — и
айда бегом в лагерь. Они не слышали, как кричали перепел¬
ки, как пилили своими пилками кузнечики, не чувствовали,
как жгло солнце. Они торопились поскорее удивить доярок.
Когда они прибежали в лагерь, коров уже подоили, доярки
собрались у костра готовить обед.
— Вы чего это приволокли, озорники? — спросила тетя Ка¬
тя. — Не украли ли чего?
Алешка с Андрейкой переглянулись и покраснели... Долго
стояли молча. И все-таки Алешка развязал рюкзак.
— Мы ведь о вас думали и для вас принесли. На селе еще
никто не попробовал зеленого гороха, вы первые... Ешьте.
Женщины, увидев зеленые стручки, бросили свои дела и
мигом опорожнили мешок. От них не отставали и ребята, они
тоже с аппетитом жевали сладкие молочные зерна.
Понятно, нехорошо вышло с горохом, да уж поздно... все
472

съедено. Теперь, чтобы скрыть следы, ребята собрали всю
шелуху и бросили в костер.
Катерина накормила ребят галушками, и они отправились
к реке. Но купаться не стали. Быстро разделись и переплыли
на другой берег, держа одежду в руке над головой.
Еше издали они услышали тарахтенье трактора.
— А, помощники пришли! — увидев ребят, крикнул трак¬
торист дядя Миколь. — Что сегодня поздно так?
— Лошадей отводили на стан, — ответил Андрейка и из
кармана штанов вытащил горсть стручков.
— Или уж налились? — удивленно спросил Миколь и на¬
чал вылущивать горошины.
— Дядя Миколь, покажешь, как трактор заводить, ты ведь
обещал сегодня показать? — спросил Алешка.
— Я на ветер слов не бросаю. Обещал — значит, увидите.
Миколь соскочил на землю и направился к своему напар¬
нику, который сидел за рулем второго трактора.
— Давай, Иван, глуши мотор. Курсанты пришли.
Мотор стих. Иван слез с сиденья, поздоровался с ребята¬
ми за руку и пошел к полевой будке. Там он взял ведро с во¬
дой и стал, пить из него большими глотками.
— Ну, сынки, давайте заведем трактор, — сказал Миколь
и намотал на голову заводного мотора бечевку. Раз дернул,
другой — мотор молчит. Еще раз дернул, и стартер затрясся,
застрелял, как пулемет. Вслед за ним затарахтел и мотор
трактора. Андрейка с Алешкой уселись рядом с трактористом
в кабине.
Не один круг уже прошел трактор. Алешке казалось, что
не только тракторист Миколь, но и он сам мог бы вот так ве¬
сти послушную машину. С самой весны каждый свободный
час он проводит у трактористов, приглядывается, расспраши¬
вает, а иногда и руками помогает. Миколь ему не мешает —
видит, что парнишка интересуется всерьез, но машины пока
не доверяет. Так и пашут: Миколь — за рулем, Алешка—ря¬
дом. Но, как ни хорошо на тракторе, есть и свои обязанности.
Пришло время, и Алешка с Андрейкой, так и не напахавшись,
отправились на ферму.
После ухода ребят Миколь сказал Ивану:
— Видал парней? Трактористы растут. На таких и время
потратить не жалко.
— Да уж, «не жалко»... на семи-то классах далеко не
уедешь, дальше коровьих хвостов не уйдешь, — иронически
заметил Иван.
— Придется, Иван, тебе покинуть трактор, — сказал Ми¬
коль.
473

— Почему это так?
— Потому что ты слепой! — крикнул ему Миколь.
Прибежал Алешка к загону, огляделся, и сердце замерло:
Байкала в загоне не было.
— Взяли на село Байкала, — сообщила тетка Катерина.—
Сердился все, сначала не шел, потом пошел. Взнуздали его,
как жеребца, и привязали к задку телеги...
— Кто же теперь за ним смотреть будет? — с обидой спро¬
сил Алешка.
— Сам Митрич обещал.
Байкал и в самом деле упрямился, не хотел уходить. Дол¬
го все пытался обернуться, взглянуть назад, но не удалось:
крепко-накрепко был привязан к телеге. Сердился Байкал,
напрягал могучую шею, даже раза два телегу поднял, но все
же людей не осилил — увели.
Хоть и доверял Алешка Митричу, а с Байкалом расста¬
ваться очень обидно. Одного хлеба сколько скормил, пока
подружились...
— Дедушка, зачем Байкала отдал? — спросил пастуха
Алешка.
474

— Ему, сынок, особый рацион нужен, прохлада, царское
место необходимо, кабинет, не иначе... У нас с тобой, видишь,
ума не хватит за ним доглядеть...
— Кто еще за ним приезжал? — не унимался Алешка.
■— И Федька был... Всем кричал, что бык в одиночку из
ума выйдет и за это перед народом Митричу придется ответ
держать. А все же Митрич по-своему сделал... Да и предсе¬
датель Иван Ефимович тоже способствовал.
Несладко сегодня Алешке. Вдруг почувствовал он себя
совсем одиноким: что есть он на свете, что нет его — все рав¬
но. Взяли и увели быка, и даже его, Алешку, не подождали...
Если дело на то пошло, Алешка и один отвел бы Байкала, и
без всякой телеги...
Пастух шагал впереди стада. Алешка брел сзади, от оби¬
ды еле ноги волочил. Коровы шествовали не спеша, обмахи¬
ваясь хвостами, наклонялись время от времени, чтобы вы¬
драть пучок травы. Сейчас Алешка ненавидел коров. Хоть бы
поговорить с кем-нибудь, пожаловаться. Да некому! Собака
и та удрала в деревню.
От злости Алешка начал думать о коровах вслух:
— У-у, отрава... Жрут круглые сутки, и всё голодные. Тол¬
ку от вашего молока... Порезать бы вас... котлет наделать.
Все польза... Или убежать куда-нибудь... хоть на полюс...
Так брел Алешка, поносил ни в чем не повинных коров,
разговаривал сам с собой. Отбилась в сторону рекордистка
Красавка. Алешка — к ней, вытянул рекордистку кнутом.
А все из-за Байкала...
Два года назад привезли Байкала еще теленком. Шел
Алешка из школы домой. По дороге его обогнала кол¬
хозная машина. Алешка не сразу и узнал ее: в кузове была
сделана загородка, а в загородке стоял бычок с белой поло¬
сой на лбу. По ухабистой весенней дороге Алешка еле догнал
машину, прицепился сзади. Так и доехал до фермы.
На ферме теленка осторожно сняли с машины. Очутив¬
шись на земле, бычок постоял немного, потом замычал, брык¬
нул задними ногами и пустился наутек. Вихрем пронесся по
лужайке, подбежал к запруде и стал как вкопанный. Тут его,
озорника, и зацапали. Водворили на ферму в отдельный ста¬
нок, напоили молоком, и он, утомленный дорогой, улегся на
свежую солому. Алешка тогда успел дать ему кусочек хлеба,
оставшийся от завтрака в школе...
— Але-о-о-шк! — донесся до Алешки крик пастуха.
Алешка, встрепенувшись, огляделся вокруг, увидел: не¬
сколько коров забрались в хлеба. «Послать бы Цопа, да нет
его», — вздохнул Алешка. Лениво побрел выгонять коров. По¬
475

дойдя, увидел, с какой жадностью драли коровы, недоспелую
рожь, пережевывали прямо с корнями, будто год не ели.
«Сегодня суббота. На селе бани топят... Мне никто не на¬
топит»,— подумал Алешка. Сегодняшний день казался беско¬
нечным. Прилег Алешка и не заметил, как уснул. Кочка —
подушка, зеленая трава — перина, высокое небо — одеяло.
Спит Алешка безмятежно, а коровы гуляют где им хочется.
Повернуло на заход солнце, похолодал воздух. Поднялся
легкий ветерок, налетел на Алешку, взъерошил выгоревшие
нечесаные волосы... Спит Алешка.
С плачем пролетел мимо чибис, даже не взглянул на маль¬
чишку, занятый своим птичьим горем... Спит Алешка.
Уже зазвенел первый комар, присосался к Алешкиной ще¬
ке, наливаясь кровью. Покраснело, раздулось комариное брю¬
хо... Спит Алешка.
В это самое время на дороге показался всадник. У ног
лошади бежала собака. Все ближе и ближе подъезжал этот
всадник, вот он остановился на бугре, стал осматриваться.
Алешки у стада не было. Собака бросилась к стаду, обежала
его кругом и тоже не нашла Алешку.
Тогда собака принюхалась, подняв голову, и бросилась к
шалашам. По дороге она и наткнулась на мальчика. Постояв
немного над спящим, лизнула его в лицо. Спит Алешка... Да¬
же от собачьего поцелуя не проснулся. Не вытерпела соба¬
ка— помотав хвостом, легла на живот. Глядя на Алешку,
тявкнула — сначала осторожно, потом громче, потом залаяла
во всю мочь. Алешка проснулся. Сел и начал протирать гла¬
за кулаками. Сразу даже не мог сообразить, где он.
— Цоп, ты откуда взялся? — с радостью сказал Алешка.
Обнял собаку и, притянув к себе, положил ее голову на
колени.
— Цоп, и ты было удрал от меня. Тебе не стыдно? Где
Байкал?
Цоп будто понял, о чем его спрашивают, поднял голову и
заскулил. Послышался конский топот. Алешка обернулся и
увидел Андрейку.
— Везде тебя искал, а ты спишь, оказывается! Тебе на
село велели ехать...
— А стадо?
— Ты за меня косил, теперь я за тебя пасти буду. А ты
езжай скорей. И отец и Егор Васильевич велели тебя по¬
звать. Байкал что-то волнуется. Говорят, без тебя не успо¬
коить. Они там тебя ждут, у верхней фермы, где Байкал.
А сюда не возвращайся, я загоню...
Андрейка говорил взволнованно, почти кричал. И сразу
476

поверил ему Алешка и понял, что он действительно нужен
и его ждут. Мигом отлетели горькие думы и стало невыноси¬
мо радостно. Хотел он и Андрейке, другу, сказать что-нибудь
хорошее, да слов не нашел...
Вырвал Алешка из рук друга повод, взлетел на коня.
Мчится Алешка по дороге — только пыль столбом...
Позвал Алешку не кто иной, как Митрич. Петр Дмитрие¬
вич был другом Алешкиного отца. Вместе пробежало их дет¬
ство, в одну осень женились, в одно время и на войну ушли.
Даже воевали вместе. Только Алешкин отец с войны не вер¬
нулся. А мать горя не вынесла... Хоть и любил Митрич Алеш¬
ку, а все же был собой недоволен. Казалось ему, что мало
заботится он о сыне своего друга. «Что, если бы не Иван, а я
не вернулся? — думал Митрич. — Так ли жилось бы моему
Андрейке, как сейчас Алешке? Пожалуй, глядел бы Иван
за моим сыном, как за своим. А я как гляжу?»
Сегодня с утра думал об этом Митрич. И оттого что так
радостно встретил его Алешка, Митрич еще сильнее рассер¬
дился на себя. Потому и за Алешкой послал, хотя особой
нужды в этом не было.
Алешка же прискакал к верхней ферме, как конь на скач¬
ках, взмыленный. Спрыгнул с коня, привязал его — и бегом
в помещение. Калитку все же на всякий случай оставил от¬
крытой. В длинном проходе никого не было. Отворил Алешка
дверь в станок, вошел туда. Бык, услышав шаги, забеспокоил¬
ся. Он был привязан крепко. Две цепи тянулись к стене от
его морды: они были прикреплены к кольцам в стене.
— Байкал! — позвал Алешка.
Бык потянулся к нему мордой, но цепи удержали его.
Алешка смело протиснулся между Байкалом и стенкой, по¬
хлопал быка по загривку. Байкал ткнулся мордой в Алешки¬
ну грудь, обнюхал лицо и руки. Он явно искал чего-то. Алеш¬
ка вынул из кармана кусок хлеба, протянул Байкалу на рас¬
крытой ладони. Бык осторожно взял хлеб губами, прожевал
и шумно вздохнул.
Митрич, Егор Васильевич и Иван Ефимович, сидя в прав¬
лении, видели, как прискакал Алешка, но не вышли к нему,
оставили одного с Байкалом. Лишь спустя некоторое время
они направились к ферме и остановились у дверей. Успокоив¬
шийся Байкал ел траву. Алешка увидел мужиков, подошел
к ним.
— Иван Ефимович, здравствуйте. — Алешка протянул
председателю руку.
— Здравствуй, Алеша. Успокоил быка? Мы тут без тебя
никак с ним совладать не могли. Ты давай навещай его.
477

— Я Байкала не брошу, — твердо сказал Алешка. — Он,
Иван Ефимович, у меня балованный. Ему кусок соленого хле¬
ба — обязательно каждый день. Вы тут ему давайте.
— Не беспокойся, Алеша, выполним.
Мужики, попрощавшись с Алешкой, отправились по до¬
мам.
— Идем, Алешка, и мы домой, — сказал Митрич.
Алешка, прежде чем уйти, отвел лошадь на конюшню и
задал ей корму. Митрич одобрительно кивнул головой: хоро¬
ший хозяин вырастет из парня.
Наконец и Алешка с Митричем направились к дому. Идут
они вдоль села рядом, как сын с отцом. Светло на небе, свет¬
ло и ясно в душе Алешки. Хотел Митрич взять Алешку за
руку, да постеснялся: еще обидится, большой уже.
— Марина, принимай работников! — еще из сеней крик¬
нул Митрич.
— Не кричи, готово все, — появилась из избы Марина.
Невысокого роста, коренастая, румяная, в белом переднике.
Увидела Митрича, заулыбалась. Видно, успели уже поми¬
риться.
Митрич снял китель, стянул сапоги. Дома он любил ходить
босиком. Без кителя Митрич стал даже как будто шире, плот¬
нее. Желваки мышц перекатывались под кожей. Грудь широ¬
кая, крепкая, хоть молотом по ней стучи.
— Накрывай на стол, проголодались хуже волков!
— И близко к столу не пущу, — засмеялась Марина. — От
одного карболкой несет, другой весь в мазуте. А ну марш в
баню!
Марина сдвинула брови, словно рассердилась, но Алешка
знал, что все это одно притворство. Была Марина чем-то по¬
хожа на его мать — такая же хлопотливая и веселая. Вспом¬
нил Алешка о матери, насупился. А Марина, будто поняла
его, подошла и погладила по голове.
— Ты что это такой сердитый, Алешенька? Господи, да у
тебя в волосах целый пуд грязи! Петя, остриги его сейчас же!
Чтобы я этих волос больше не видела.
Алешку усадили на табурет. Накинула Марина на его
плечи полотенце, и началась стрижка. Алешке очень хотелось,
чтобы Митрич оставил челочку, но сказать об этом он не ре¬
шился. Однако Митрич и сам догадался, оставил чубик, как
полагается. Взглянул Алешка в зеркало и едва себя узнал:
голова белая и кажется большой, как котел.
— Вот это дело!—Марина провела по Алешкиному за¬
тылку рукой против волос. — Хоть куда парень.
Потом Марина быстро собрала белье. Алешке завернула
478

Алешка смело протиснулся между Байкалом и стенкой, похлопал быка
по загривку.

новые трусы и рубаху. Сама проводила до бани. Зашла в
мыльню, плеснула воды на камни и открыла дверь:
— Пускай угар выйдет, потом зайдете. Веник в корытце
лежит. — И ушла.
Митрич посадил Алешку на полок, окатил горячей водой
и начал мылить. Обгоревшая Алешкина кожа слезала с тела
целыми пластами.
— Комары-то дают знать? — спросил Митрич, глядя на
расчесанные Алешкины ноги.
— Хватает, — сказал Алешка. — Они и в шалаш лезут,
собаки.
Трет Митрич Алешку мочалкой, а про себя думает, что
парень за все лето в бане-то, наверное, первый раз. Видно,
никому и в голову не приходило отмыть парня.
— Дядя Петя, давай я тебе спину потру.
— Погоди, Алешка, сначала твою спину отшлифуем* Гря¬
зи на тебе накопилось — хоть возами вози.
Сполоснул Митрич Алешку теплой водой. Алешка слез с
полков и принялся тереть спину Митричу.
— Теперь давай попаримся. — Митрич плеснул ковш воды
на раскаленные камни.
Паром пыхнула каменка. От жары Алешка присел на пол.
Митрича на полках еле видно сквозь плотный туман. Втащил
Митрич Алешку на полок и принялся обрабатывать веником.
От шлепков веника приятно зудит кожа. А Митрич хлещет —
только успевай поворачиваться. Живого места не осталось на
Алешке. Тело вспыхнуло, закраснелось, будто ошпаренное.
Не стало больше у Алешки терпения. Спрыгнул с полков —
и бегом наружу. Выскочил в предбанник. В приоткрытую
дверь тянет легкий сквознячок, обдает прохладой горящее
тело. Ф-фу, хорошо!
Вернулся Алешка в чистых, шелестящих трусиках, а на
стуле лежат новые брюки и гимнастерка, на полу стоят но¬
венькие сандалии.
— С паром, Алешенька! — сказала Марина. — Одевайся.
Сандалии — тоже твои, Митрич привез.
Больше всего понравился Алешке ремень с блестящей
пряжкой. Оделся Алешка в .новый костюм — совсем другой
парень. Ладный, подтянутый, даже как будто ростом повыше
стал.
Марина сама застегнула пуговицы на гимнастерке, расче¬
сала Алешкин чуб.
Хорошо помылись?
— Хорошо, — сказал Алеша, — аж кожа горит.
Сели за стол ужинать. Марина постаралась, нажарила
480

котлет с макаронами. Алешка проголодался, ест — только за
ушами хрустит.
После ужина вышли Митрич и Алешка из дома, присели
на лавку.
— Какие книги читаешь? — спросил Митрич.
— Книги? — удивился Алешка. — Да я их и не читаю во¬
все. У меня времени нет. Я, дядя Петя, и сплю-то мало, встаю
рано, даже днем спать хочется.
— А как пионерские дела?
— Не знаю. В школе был пионером, а теперь не знаю...
На сборы меня не зовут. Может, уже давно вычеркнули.
— Вот как! — сказал Митрич. — Даже не знаешь, пионер
ты или нет. Это, брат, никуда не годится.
— А я позабыл об этом, работы много, — сказал Алеш¬
ка. — У нас с дедушкой стадо знаешь какое — молоко не успе¬
вают на завод отвозить. Что же, я виноват?..
— Ив самом деле тебя, Алешка, винить трудно, — задум¬
чиво сказал Митрич.
Стало темнеть. Поодиночке начали проглядывать звезды.
Послышался шорох листвы. Это ветер лениво ворочался в са¬
ду, словно устраивался там на ночлег. После сытной еды
Алешку клонило ко сну.
В это время примчался Андрейка. Возбужденный бегом,
горячий, как уголек, он вытянулся перед Алешкой, поднял
правую руку над головой и отрапортовал:
— Алешка, задание выполнено. Коровы
подоены. Бидоны наполнены, даже с верхом.
Стоят теперь в роднике. Доярки свободны, а я
голодный. Виноват, забыл: твоя порция пар¬
ного молока хранится в надежном месте. —
Андрейка похлопал себя по животу.
Алешка стоял перед Андрейкой тоже навы¬
тяжку. Вспомнилась школа,.пионерский отряд.
— Рапорт сдал! — крикнул Андрейка.
— Рапорт принял! — ответил Алешка, об¬
нял своего друга, и начали они бороться...
— Хватит, хватит вам возиться! Андрейка,
испачкаешь Алешку... — крикнула Марина из
сеней.
Андрейка бросил Алешку, подбежал к ма¬
тери, обнял и ну ее крутить...
— Мам, я спать буду вместе с Алешкой!
— Иди мыться, — сказала Марина, целуя
Андрейку в темя. — Поешь, потом разберемся,
кому где спать.
481

Андрейка, как говорится, ноги в руки — и марш в баню.
Марина вслед за ним понесла белье.
Митрич с Алешкой зашли в избу, зажгли свет. Была у Ма¬
рины привычка сумерничать. Сидит вечером в потемках,
одна. Зажмурит глаза, а в голове думы плывут — невеселые,
вечерние. О чем думает? Неизвестно. Может быть, о муже,
который на целый год запропал в городе. Или об Андрейке,
который носится тем временем со своими приятелями.
В потемках-то лучше думается.
— Ну, Алеша, давай спать. Тебе Марина постелила в се¬
нях. Андрей ляжет на погребице — это его любимое место, а
тебе с ним нельзя: он как вьюн ворочается, все равно спать
не даст, — сказал Митрич.
— Дядя Петя, а можно мне чуть-чуть посидеть с Андрей¬
кой?
— Немного можно.
Пришел Андрейка из бани, поел, выпил кружку молока —
и готов. Наконец-то они остались вдвоем. Забрались на по-
гребицу. Андрейка достал из-под постели какую-то тряпку и
показал Алешке:
— Видал?
— Ну и что... — сказал Алешка. — Наш рюкзак, ничего
особенного.
— Правильно, рюкзак.—Андрейка хитро улыбнулся.—
Только разве рюкзаки пустые бывают? Понимать надо!
— Конечно, бывают. — Алешка ничего не понимал. — Вот
этот же пустой.
— А мы сделаем, чтобы он был полный... — таинственно
сказал Андрейка.
— Чего ты мне загадки загадываешь? — рассердился
Алешка.
— Ничего не загадка. Был рюкзак пустой — станет пол¬
ный. Понятно?
— A-а, за горохом? — догадался Алешка.
— Да мне гороху и даром не надо. Эх, ты! Знаешь, где я
сегодня был? В большом саду! Там анис уже поспел и гру¬
шовка... Я уже разведочку сделал. Вот, тебе яблоко оставил,
Взял Алешка яблоко, надкусил — во рту тает. Загорелся:
— Идем!
— Сандалии сними, через забор полезем.
Мимо дома прокрались ребята на огороды. Тихо сейчас в
селе, даже собаки не лают. Никто их не видит, только луна
сверху подглядывает.
Идут по тропе. Сто раз здесь ходили, а места будто и не¬
знакомые. По обеим сторонам — картошка. Листья у нее от
482

лунного света серебряные. На околице стоят избы. Крыши
блестят, словно сделаны из белой жести. Все меняется в не¬
верном лунном свете: дорога через поле серебрится, как реч-.
ка, так и хочется прислушаться, не журчит ли. Далекие по¬
стройки будто присели — расплылись, сливаются с темнотой.
Андрейка шепотом:
— Эх и ночь, Алешка! Никогда такой не видал.
— И я не видал, — отозвался Алешка.
И снова замолкли. Мягко шлепают босые ноги по пыли.
Вот и сад.
— Яблоки рвать не будем, — прошептал Андрейка.
— А что, смотреть на них? Зачем тогда шли?
— Опять ты, Алешка, не понимаешь. Я же не сказал, что
без яблок уйдем.
Алешке надоели Андрейкины загадки, но спросить боит¬
ся — еще услышат.
Сад обнесен высоким забором. Вокруг забора густо поса¬
жена акация — ветроломная полоса. Подошли ребята к за¬
бору и скрылись в густой тени деревьев. Перелезли. Сначала
Андрейка, затем Алешка. В саду никого не видно. Стоят яб¬
лони рядами, молчат. Алешка поднял с земли яблоко и надку¬
сил. Яблоко хрустнуло на зубах так громко, что Алешка да¬
же испугался. Прислушался... По-прежнему никого нет. Толь¬
ко тогда почувствовал, как свело скулы.
— Кислятина, — сказал Алешка. — Где же сладкие?
Андрейка еще днем приметил яблони со сладкими ябло¬
ками, а теперь не мог вспомнить где — ночью сад совсем дру¬
гим стал. Скрываясь в тени деревьев, ребята осторожно дви¬
нулись в глубь сада.
— Ой-ей! — заорал вдруг Алешка и отпрыгнул в сторону.
Вскрикнул он скорее от неожиданности, чем от боли.
— С ума сошел! —зашипел Андрейка.
— Ты бы не сошел...—.проговорил Алешка сквозь сле¬
зы.— Я на ежа наступил, наверное. Всю ногу исколол.
— Где еж? Покажи!
Вернулись, пошарили в траве. Да разве ночью отыщешь!
— Давай яблоки рвать. И домой пойдем... — сказал
Алешка.
— Сказано, рвать не будем, так ведь одной зелени насо¬
бираем. Вот смотри. — Андрейка потряс яблоню. Зашуршали
в листве, застукали по ветвям осыпающиеся яблоки. — Те¬
перь понял, почему рвать нельзя? Самая спелятина падает...
Яблок нападало много. Стали собирать вдвоем. Набили
рюкзак, карманы, а на земле еще целый воз остался.
Тронулись домой. Рюкзак несли оба, держа с двух сторон
483

за лямки. Андрейка первый залез на забор. Алешка подал
ему рюкзак. Андрейка перевесился, спуская рюкзак на ту сто¬
рону, да не удержался и вместе с ним грохнулся на землю.
Когда Алешка перелез через забор, то увидел, что Андрейка
сидит на траве и трет ладонью колено.
— Небось даром не достаются яблочки, — плачущим го¬
лосом сказал Андрейка.
Алешка приспособил рюкзак на спину и понес. Андрейка
захромал следом.
— До крови? — спросил Алешка.
— Вроде нет...
— Я тоже зйаешь как искололся, — сказал Алешка. —
Я, Андрейка, завтра в поле рано уйду, а яблоки возьму
с собой. Пойдешь косить, приходи ко мне. Там уж наедимся...
Придя домой, ребята спрятали яблоки. Алешка ушел но¬
чевать в сени. Андрейка забрался под одеяло и сразу уснул.
* * *
Сторожа с молочнотоварной фермы звали «Чужой Иван».
Это для того, чтобы отличить от своих Иванов, потому что
пришел он в колхоз из соседнего села — женился на здешней.
Поздно вечером Чужой Иван обошел все фермы. Навестил
и Байкала. На ферме, кроме Байкала, другой скотины не бы¬
ло. Чтобы быку не было душно, сторож оставил ворота откры¬
тыми. Байкал лежал на мягкой подстилке и спокойно жевал
жвачку.
Медленно тянется время дежурства. Одно развлечение
Чужому Ивану — зайти в правление послушать радио. Вот и
сегодня: походит, походит Иван по участку — и в правление.
Охранять-то особенно некого, на ферме один Байкал. Но все
же, мало ли что... Забредет какой-нибудь пьянчужка, устроит
пожар.
Снова прошел Иван по ферме. Никого нет. Луна да звезды.
Все село спит. Один Иван бодрствует...
Впрочем, нет, еще один человек не спит — Федька. Вот он
притаился у стены фермы, ждет, когда сторож кончит обход.
Ведь говорил же Федька, что бык в одиночку сбесится. А раз
говорил, так должно и быть...
Тишина стоит на улице. Спят люди, честно трудившиеся
целый день. Осела дневная пыль. Воздух прохладен и чист.
Гуляй, дыши на здоровье, если уж тебе не спится ночью. Но
не для прогулки вышел на улицу Федька. Луна серебрит всё
вокруг, но свет луны Федьке только помеха.
Зашел Чужой Иван в правление, уселся у приемника.
484

Федька неслышными шагами пробрался к Байкалу. «Спишь,
бычок? Сейчас проснешься... Будет веселье и тебе и Митричу».
С грохотом, словно бомба взорвалась, вскочил бык на но¬
ги. Натянулись цепи, удерживая быка на месте. Заметался
Байкал в стойле — могучий и... беспомощный. Крепко держат
цепи. А в спину снова и снова вонзается что-то острое, причи¬
няя нестерпимую боль. Пытаясь избавиться от этих непонят¬
ных укусов, вскочил бык передними ногами в кормушку,
рассвирепев, двинул рогами в дощатую стену. Стена не выдер¬
жала, повалилась. Яростно мотнул Байкал головой, и доски,
вырванные из стены, повисли на концах цепей. Так, вместе с
досками, волочащимися сзади, выскочил Байкал из фермы.
С глазами, налитыми кровью, роняя с губ розовую пену, несся
Байкал по селу и крушил все, что попадалось ему на дороге.
С диким ревом, как самых лютых своих врагов, лбом таранил
Байкал заборы, рушил мазанки, погребицы — только пыль
летела...
Первым услышал бычий рев Егор Васильевич. Он босой
выскочил на улицу и, увидев разъяренного быка, попытался
остановить его. Но для Байкала не было сейчас ни родных, ни
знакомых. Все ему одинаково ненавистны. Лишь на секунду
остановился он перед Егором Васильевичем, опустил голову,
взрыл ногами землю и бросился... Егор Васильевич не успел
посторониться. Удар здоровенной бычьей башки отбросил его
в сторону саженей на десять. Так и остался лежать Егор Ва¬
сильевич неподвижно. А Байкал двинулся дальше.
Разбуженное ревом и криками, все село, от мала до велика,
высыпало на улицу. Тут и Митрич, и Иван .Ефимович — пред¬
седатель. Чужой Иван прискакал на лошади. Здесь же и
Федька. Он бегал от о'дного к другому и кричал громче всех:
— Говорил я, взбесится скотина!.. Говорил... Говорил, не
брать из стада! Что теперь делать? Умники!
Чужой Иван с кнутом в руке подъехал к быку и начал
теснить его в сторону фермы. Бык бросился на лошадь и
одним рогом, как показалось всем, лишь слегка царапнул ее
по боку. Но от этого легкого прикосновения у лошади вылезли
ребра, и она грохнулась на землю вместе с Иваном. Распра¬
вившись таким образом с живыми врагами, Байкал продол¬
жал сокрушать неживых: амбарушки, плетневые сарайчики,
погребицы. Он подходил уже к погребице, где спал Андрейка.
Женщины кричали:
— Убить его!..
— Стреляйте/..
Как ни крепко спал Алешка, но услышал крики, проснулся.
В одних трусах выскочил на улицу. Когда увидел людей и
485

обезумевшего быка, вспомнились ему Федькины слова. Поду¬
мал: «Видно, прав был Федька...»
В эту минуту истошно закричала Марина:
— Андрюшка ведь на погребице!.. Ой, убьет... Помогите!
Не помня себя закричал и Алешка плачущим голосом:
— Байкал!.. Байкал!.. Байкал!..
Бык остановился, поднял голову и начал осматриваться
вокруг. Бросился Алешка в избу, схватил ломоть хлеба, посо¬
лил и бегом обратно. Бык все еще стоял на месте. Алешка,
увертываясь от рук людей, которые хотели задержать его,
подбежал к Байкалу.
— Байкал!.. Байкал!.. Ты чего?.. Байкал...
Несколько секунд Байкал тупо смотрел на Алешку, словно
не узнавал. Затем пошел прямо на мальчишку. В толпе ахну¬
ли. А Байкал, убийца с налитыми кровью глазами, подталки¬
вая Алешку мордой, стал обнюхивать его живот и руки. Алеш¬
ка- осторожно похлопал быка по шее. Люди' замерли от удив¬
ления. Рядом с быком щуплый Алешка выглядел совсем
маленьким. А бык уже пережевывал протянутый Алешкой ку-
486

сок хлеба. Затем облизнулся и фыркнул в лицо горячим своим
дыханием. Тогда Алешка сказал ему, как .обычно:
— Ну, Байкал, прими, чего ждешь? Прими!
Байкал опустил голову, Алешка уселся между рогами.
Байкал поднял его и медленно Направился в поле со своей
ношей. Люди расступились, с удивлением глядя на победите¬
ля. Байкал шел между двумя рядами, словно вдоль почетного
караула. Проезжая мимо председателя, Алешка сказал ему
по-хозяйски:
— Больше я вам быка не отдам. Сам буду смотреть...
Байкал побрел к лагерю. Озадаченные колхозники долго
еще стояли молча.
Когда уехал Алешка, у Марины словно столбняк прошел.
Спохватилась и бегом понеслась к погребице. Андрюшка спал
беспробудным сном. На голой коленке — кровоподтек. Рюк¬
зак лежит на боку у изголовья; возле него раскатились крас¬
нобокие яблоки. «Лазили ночью в сад, черти!» Но на этот раз
даже не разбудила Андрейку, чтобы отругать как следует.
В другое время получил бы Андрейка не один подзатыльник
487

за такие дела. А сейчас... «Жив ведь остался, жив... Даже и
не слыхал ничего». Поправила Марина сползшее одеяло и
ушла в дом. В сенях на табуретке так и остался лежать новый
Алешкин костюм. Тут же стояли и сандалии.
«Ой, в одних трусах, босиком ушел мальчишка!» Ма¬
рина, сложила костюм, завернула его с сандалиями в один
пакет.
«Надо бежать в поле, одеть Алешеньку. И завтрак отнести
ему. Пойдет Петя в лагерь, захватит одежду и завтрак». Ма¬
рина быстренько затопила печь. Хлопочет у печи, а сама все
думает... «Спит ведь Андрюшка, ничего не знает... А все
Алешенька... Кто, кроме него, может с Байкалом совладать?
Ведь от смерти спас. Отвезли бы Андрюшу в больницу вме¬
сте с Егором Васильевичем. А может, не пришлось бы и вез¬
ти в больницу-то...»
* * +
В поле Алешка слез с Байкала и пошел сзади. Только
теперь он спохватился, что идет в одних трусах, босиком и ему
холодновато. Но ничего не поделаешь, с полдороги не воро¬
тишься, да и Байкала нужно доставить на место.
Еще издали Алешка увидел лагерь, коров, которые стояли
в загородке. И бык, как только увидел, что подходит к стаду,
поднял голову и громко замычал.
В лагере тоже заметили Алешку и Байкала и высыпали их
встречать, как больших гостей. Даже Цоп выбежал навстречу
и, притворно лая, стал нападать на Байкала. Байкал, накло¬
нив башку, поворачивался вслед за собакой.
— Дед Степан, получай Байкала обратно! — еще издали
крикнул Алешка пастуху. А подойдя к деду, сказал с укориз¬
ной: — Вот отдал без меня быка, а он в селе вон что наделал...
Егор Васильевич, не знаю, живой останется или нет.
Собрались возле Алешки доярки. Разволновались, разоха¬
лись, стали расспрашивать, что да как. Алешка рассказал, что
знал, и пошел к стаду.
Стадо’ разбрелось по лугу вдоль реки. Понурый Байкал,
как будто с неохотой, брел за коровами. Что-то с ним произо¬
шло, словно силу отняли у быка. Далеко за стадом не пошел,
потоптался на месте и залег. Алешка принес ведро холодной
воды, поставил перед быком.
Байкал понюхал воду, но пить не стал. Вывернув шею, он
тужился достать языком, зализать какие-то места на спине.
Алешка встревожился: не случилось ли чего плохого? Утро
было прохладное, слепни не донимали быка. Никак не мог
488

Алешка понять, почему бык ведет себя беспокойно. Вгляделся
повнимательнее и заметил на спине и на ляжках Байкала кро¬
вавые пятна. «Ободрался, наверное, когда буянил», — решил
Алешка.
Через некоторое время подъехали на лошадях Иван Ефи¬
мович и Митрич.
— Ну, как дела, герой? — спросил Митрич.
— Дядя Петя, на спине у быка кровь откуда-то, никак по¬
нять не могу.
Оглядел Митрич быка и тоже забеспокоился. Байкала по¬
гнали. Он послушно побрел в загон. Мужики тут же отгоро¬
дили ему отдельное место. Байкал вошел туда и встал спо¬
койно. Митрич принялся тщательно осматривать его. Сбрил
шерсть с окровавленных мест.
— Здесь какие-то порезы, — сообщил он Ивану Ефимови¬
чу. — Похоже, человеческих рук дело. Сам так не мог...
Митрич промыл раны, накрыл быка мокрой простыней, за*
ложил свежего корма, налил воды. В станке было прохладно
и тихо. Байкал лежал спокойно.
Алешка молча взял костюм, завтрак и ушел в шалаш. Сей¬
час ему не хотелось разговаривать с Митричем. Он жалел
Егора Васильевича: будет тот жить или нет — неизвестно.
А все из-за Митрича. Не надо было брать быка на село. Но в
то же время не хотел верить Алешка и Федьке. Будто разде¬
лился мальчишка надвое: не знал, чья тут правда... Пусть с
быком получилось неладное. Алешкино сердце подсказывало,
что все это не так просто. А Митрич... Может быть, и не его
вина... Алешка и сердился на Митрича, и не хотел на него
сердиться. Видно, непонятлив еще Алешка в жизни, как теле¬
нок. Вокруг него все взрослые люди — Иван Ефимович, пастух
дед Степан, Митрич, — делают они свои дела, а почему так
делают, а не иначе — поди разбери. Кажется, все просто...
Привык Байкал ходить в стаде, ну и хорошо. Зачем было
отделять его от коров и гнать на село? Никак Алешка
этого не может понять. А еще не может Алешка понять,
почему такой человек, как Федька, оказался прав, а Мит¬
рич — нет.
Конечно, будь Алешка постарше, может быть, и задумался
бы он над тем, что за человек Федька. Как это может полу¬
читься, что работает он через пень-колоду, а в доме всего
вволю? И мясо всегда свеженькое. А уж водки — хоть залейся.
Это одна сторона. Другая — вот она: живет подходяще, а оде¬
вается чуть ли не в обноски, будто хвалится перед людьми
своей бедностью.
Не все понимал Алешка и в порядках, что завел Федька на
489

ферме. Без Митрича там много творилось непонятного. Но вот
и Митрич приехал, а вроде бы опять Федькин верх. Странно
все это Алешке. Странно и обидно.
* * *
Сегодня Федька пришел домой, что раскаленная сковород¬
ка. Открыл дверь в избу и еще с порога прохрипел:
— Не выгорело дельце... Все через Алешку, паршивца
этого!
Катя, жена Федьки, знала мужнин норов. Без расспросов
быстро накрыла стол, поставила водку, закуски и молча стала
в сторонке. Федька снял свой пиджачишко, бросил его на кро¬
вать, сполоснул руки у рукомойника, что висел над лоханью,
и сел за стол.
— Ну, чего встала? — прикрикнул Федька.
И здесь Катя наперед знала, что делать. Налила полную
кружку водки, подала мужу. Федька задрал подбородок, за¬
крыл глаза, вытянул губы трубочкой и, гулко глотая, выпил
всю кружку. Выпив, потянулся за мясом. В чашке лежали
крупно нарезанные жирные куски свинины. Не отводя глаз
от чашки, спросил:
— Много еще мяса осталось?
— С полкадушки будет.
— Нынче ночью подкоптить надо. Да на базар отправить.
Будет морока с этим Митричем... Он и обыск организовать мо¬
жет. Откуда, мол, у вас, Федор Иванович, столько мяса? Веж¬
ливый, черт окаянный! Жаль, что бык до его погребицы не
дошел... Ну да ладно, я и в лагерь доберусь. Сыграю им музы¬
ку. За так, за просто я с должности не уйду! Мне это место
дороже золотых приисков.
Федька так раскипелся, что не заметил, как отворилась
дверь и на пороге появились Митрич и председатель колхоза.
Увидел их Федька да так и застыл с куском мяса в руке.
— Здравствуйте, — сказал Митрич.
Поздоровался и Иван Ефимович.
— По какому делу бог послал? — прохрипел Федька.
— Пришли навестить тебя, узнать, как живешь. Давно я
у тебя не был, сосед, — ответил Митрич. — Да, гляжу, живешь
неплохо. Радиоприемник завел, мотоцикл в сенях стоит...
— Социализма, сосед... — усмехнулся Федька.
— То-то оно и видно, что «социализма», — сказал Иван
Ефимович. — А социализм учета требует. Так что ты давай
закругляй свой обед и приходи в правление, расскажешь, в
каком состоянии скот.
490

■— Нечего мне делать в правлении! Могу и здесь отчет до¬
ложить. Спрашивай. А ты, Катька, убери со стола и марш на
улицу. Здесь мужицкий разговор будет.
Катя так же молча и быстро убрала со стола и вышла.
— Много свиней за год пало, Федор Иванович? — спросил
Митрич.
— Сколько ни пало, на всех акты есть.
— А ты не объяснишь, почему подохли самые крупные, са¬
мые жирные?
— А ты кто мне такой — прокурор, что ли? Какое твое пра¬
во допрос снимать? Может, у тебя разрешение какое особое
имеется?
— Нам прокурор ни к чему, — сказал Иван Ефимович. —
Не какое-нибудь уголовное дело разбираем.
— Не зарекайся, Иван Ефимович. Гляди, и потребуется
еще прокурор. Егора-то Васильевича убили. Вот тебе и уго¬
ловное... — Федька переломил спичку и принялся ковырять в
зубах.
— Не каркай. Егор живой, живым и останется. А насчет
прокурора не тужи — понадобится, мигом здесь будет. Спину
я Байкалу побрил. Вся спина чем-то исколота. Вот почему он
взбесился. Поработал кто-то на совесть. Да жаль — следов не
оставил.
...Поздно вечером в правление, где еще сидели Иван Ефи¬
мович и Митрич, пришел Чужой Иван.
— Вот, Иван Ефимович, струмент... в станке Байкала на¬
шел, — сказал сторож и протянул председателю пруток с же¬
лезным острием на конце.
— Это еще что такое? — спросил Иван Ефимович.
Митрич взял палку, оглядел ее.
— Змея уползла — жало осталось, — сказал он.
* * +
Федька начал готовиться к ночи. Повытаскал из кадушки
остатки соленой свинины, разложил ее по полкам. Не так уж
и велико богатство, да даром досталось. Оттого и дорого оно
было Федьке. Сам сыт, и для продажи остается немало. Пока
на ферме хозяйничал, деньжат подкопил. А что ходил в ста¬
ром пиджаке, — так зачем своим богатством глаза людям мо¬
золить?
Вечером к Федьке явился высокий, тонкий старик. На
ногах кирзовые сапоги, на голове картуз с лакированным
козырьком. Из-под картуза лезли длинные, как у попа,
вылинявшие волосы. Бороденка маленькая, кустиком,
491

как овечий хвост. Из-под пиджака выглядывал подол
синей сатиновой рубахи, подпоясанной шнуром с красными
кистями.
Войдя в избу, старик снял картуз обеими руками, оглядел¬
ся, переложил его в левую руку и широко перекрестился. Толь¬
ко после этого сказал:
— Мир дому сему, — и положил картуз на полку.
— Кончай поклоны бить, дело есть, — зло сказал Федь¬
ка. — Мясо-то последнее осталось, да и его, того и гляди,
отымут.
— Даст бог день, даст бог и пищу. Не тужи прежде вре¬
мени. Для какого дела так срочно понадобился?
— Мясо надо подкоптить за ночь — и на базар. Чтобы и
духу от него не осталось. Завтра чтобы чуть свет быть в горо¬
де. Понял?
— Поди не впервой... Знаем дело-то!..
— Баба, чего стала! — крикнул Федька на жену.
Катя сорвалась с места, мигом накрыла на стол. Собра¬
ла то же, что и днем, только к мясу подала еще свежих
огурцов.
Федька вытащил из-за голенища кинжал, нарезал мясо.
Старик взял кинжал, попробовал на ноготь лезвие.
— Кого думаешь побрить?
— Байкала.
— Та-та-та! — проговорил старик.
— Вот смотри, — Федька показал на кинжал, — «дружок»
мой, Митрич, привез из города. Этот кинжал все село знает.
Перережу быку глотку, а рядом кинжал положу... Уразумел?
Тогда посмотрим, кто будет мясо есть, а кто клопов в тюрьме
кормить.
— На все божья воля, — вздохнул старик и перекрестил¬
ся. — Умник ты, сынок.
— Будет им представление, — сказал Федька, — кинокар¬
тина! Пей, Касьян! У тебя тоже день ангела не в четыре года
раз. Каждый год будем праздновать. Да еще в ноги поклонят¬
ся, позовут обратно!
Зять и тесть понимали друг друга с полуслова.
— А собака? — спросил Касьян.
— Уберем и собаку.
— В котором месте... Байкала?
— У плотины, где водосливная канава. Я там для него
подсоленных овсяных снопов припасу. Сам туда будет ходить.
Пили стакан за стаканом, и тянулась длинная, «друже¬
ская» беседа. Пили до того, что Касьян сполз с лавки на пол
и затянул дурным1 голосом:
492

— Бог-осподь... яви-и-и-ся-а-а на-а-ам...
Федька схватил со стола бутыль с водкой и в хмельном
веселье начал поливать водкой уже ничего не соображающего
Касьяна. Потом оба уснули тут же, на полу. Катерина их не
стала поднимать, знала — не добудиться.
На селе тишина. Никого нет на улицах. Темная ночь окута¬
ла село. И у Федьки в избе тоже тишина. Молчит радиоприем¬
ник. Как купил его Федька, так и не включал ни разу. Бере¬
жет добро. В крайнем случае новый приемник — всегда день¬
ги. Стоит в сенях мотоцикл. Тоже деньги. Пригнал его Федька
год назад из магазина, так и стоит он, весь в масле. Мертвая
тишина в Федькином доме. Молчат вещи, молчат люди. Не
поют, не смеются. Берегут добро...
* * *
Повернули дни на осень, оголились поля. Стадо теперь
начали выгонять в поле, где летом был семенной участок.
Федька ходил тише воды, ниже травы. Будто и совсем
смирился со своей долей. Работал в тракторной бригаде сто¬
рожем. О том, что неправильно его с фермы убрали, не вспо¬
минал. Однако часто бывал возле стада.
Байкал совсем выздоровел. На бритых местах снова отрос¬
ла шерсть. А вот Егор Васильевич все еще в больнице. Митрич
теперь не только ветеринарный фельдшер, но и заведует фер¬
мами — день и ночь возле скотины. Забот хватало, но не эти
заботы тяготили Митрича. Не мог он забыть случай с Байка¬
лом. Прикидывал Митрич и так и этак; по-всякому выходи¬
ло — кроме Федьки некому. Но, говорят, не пойман — не вор.
Случай с Байкалом расследовали. Были из района, приезжал
ветеринарный надзор. Случаю этому не придали особого зна¬
чения: бык остался живой, быстро выздоровел. Но Митрич
никак не мог успокоиться. Будто не Байкала прутом исколо¬
ли, а его, Митрича...
* * *
Алешка все в поле. Он теперь настоящий, заправский ра¬
ботник. Ходит в теплой фуфайке, сапогах. Пасет стадо, по-
прежнему заботливо ухаживает за Байкалом.
Однажды вечером Митрич долго засиделся в правлении
колхоза. Ему в руки попали акты о падеже скота. Читал он,
читал эти бумаги и удивлялся все больше: пало несколько
свиней, овец, но причины смерти какие-то странные. То живот¬
ное объелось, то отравилось, то случилось кровоизлияние в
493

мозг, то воспаление легких, то паралич. Взял Митрич папку с
актами домой. Дома еще раз перечитал, да повнимательнее.
И в одной бумаге нашел, что телка пала от сибирской язвы.
Митрича даже оторопь взяла: при таком случае должен быть
наложен карантин, всем коровам следовало сделать прививки.
За последние годы по всей республике не было ни одного
заболевания сибирской язвой. Как же можно было скрыть та¬
кой случай?
В тот же вечер по дороге домой забрел на огонек к Мит¬
ричу кузнец Яков Петрович. Сделал он Марине ухват, а зане¬
сти все было недосуг.
— Здорово, Петр Митрич, — сказал кузнец и положил
ухват на шесток. — Вот Марине ухват выковал, пусть тебе
вкуснее щи варит. Ты чего долго так засиделся?
— В бумагах путаюсь. Смотрю, как тут без меня Федька
хозяйство вел. Акты разбираю на павшую скотину.
— Акты... — засмеялся кузнец. — Их читай не читай —
все одно: не поймешь ничего. Так гладко писаны, что и проку¬
рору не подступиться. Только уж разбираться поздно; погрел
Федька руки на фермах до твоего приезда. Тут такие чудеса
творились...
— Ия чую, что недобрым он делом занимался, — сказал
Митрич. — Только вот поймать вы его не сумели...
— А как поймать? Нам ведь неизвестно, отчего скот па¬
дает. Сдохла свинья — и ладно. Вот прошлой зимой в феврале
какое дело вышло... Поставили с осени пятнадцать голов сви¬
ней на откорм. Свиньи все однолетки. Но одна была, прямо
сказать, на удивление. Пуда на полтора, а то и на два тяжелее
остальных. Бочка! Бочкой ее и прозвали. К февралю откорми¬
ли. Можно уже сдавать. Собрались, значит, председатель,
заведующий фермой и пошли смотреть этих свиней. И я с ними
угодил. Пришли на ферму. Свиньи разжирели — еле ходят.
Ну, а Бочка — куда там! С другими не сравнить. Ну, пореши¬
ли — пора свиней вывозить на заготовительный пункт. Назна¬
чили вывозить на завтра. А утром запрягли лошадей, подъеха¬
ли, а Бочки нет. Заведующий растерялся, туда бросился, сюда
бросился — нет свиньи. Потом нашли: лежала под соломой...
Дохлая. Позвали Федьку. Он сказал, что свинью нужно
отвезти в районную ветеринарную больницу. И определить
причину смерти, составить акт. Сам же он со свиньей и уехал.
Скоро вернулся, привез вместо свиньи акт. Черным по белому
написано: дескать, мясо в пищу употребить нельзя. Туша
захоронена на скотном кладбище... И не один такой случай
был...
— А про этот инструмент ты, Яков Петрович, ничего не
494

скажешь? — Вытащив из-под кровати, Митрич показал пру¬
ток, найденный в стойле Байкала.
Кузнец взял острие и начал его разглядывать.
— Пруток из нашей кузни... — раздумывал он вслух. —
Погоди, погоди! Ведь его еще летом сделал Федька.
— А как он на ферму попал, этого сказать не можешь?
Кузнец покачал головой. В свою очередь спросил:
— А как он к тебе попал?
— Чужой Иван принес. Нашел в станке Байкала.
— Вот оно как! Я сам еще помог Федьке этот пруток от¬
рубить. При мне он и заострил его. Сказал, что дыры будет
прожигать — грабли делать.
— А ты взгляни-ка хорошенько, калил он его или нет.
Кузнец повертел острие в руках, поколупал ногтем.
— Нет, не калил. Эта штука и на огне не была ни разу.
На другой же день Митрич с Федькиным «инструментом»
пришел в кузницу. Вместе с кузнецом они разыскали остаток
прутка, сравнили — точно, отрезан отсюда. Вызвали Федь¬
ку. Ничего не подозревая, Федька явился в кузницу как ни
в чем не бывало, веселый. Увидел в руках Митрича свое
«жало» и опешил. Но ненадолго. Быстро оправился, начал
юлить:
— Вот спасибо, Петрович. Забыл я тогда пруток в куз¬
не. — Федька потянул «жало» из рук Митрича.
— Так эта штука твоя, Федор Иванович? — сказал Мит¬
рич. — Нет, я тебе ее не отдам. Сначала объясни, для какой
надобности ты ее сделал и как она очутилась на ферме, где
Байкал стоял... Объяснишь — пожалуй, отдам.
В кузницу вошли Чужой Иван, председатель Иван Ефи¬
мович. Подошли еще колхозники. Федька растерянно озирал¬
ся, моргал, поглядывал на дверь, но в дверях стояли люди —
не выскочишь.
— Что за собрание? — спросил Иван Ефимович. — Ты че¬
го здесь бездельничаешь, Федор Иванович? Почему не в поле?
— Позвали меня. А для чего позвали, сам не пойму.
— Приползла змея за своим жалом! — сказал Митрич.
— Какая змея, какое жало? — сердито спросил председа¬
тель.
— Помнишь, у Байкала в станке нашли? Его эта штука,
сам признал. — Митрич указал на Федьку.
— Ну что ж... — сказал председатель. — Идемте в правле¬
ние. И ты, Федор, тоже...
Шли без разговоров. Зашли в правление. В кабинете пред¬
седателя все не уместились. Теснились в дверях, в коридоре.
Некоторое время молча скручивали цигарки, дымили, рас¬
495

сматривая Федьку, как диво. И молчание это было для Федьки
страшнее всего. Он поглядывал мельком то на одного, то на
другого, ища на лицах сочувствия, но сочувствия не было.
И, прежде чем было произнесено первое слово, понял Федька,
что это — суд. Суд народа — прямой и суровый.
Первым начал разговор председатель Иван Ефимович:
— Теперь, товарищи, с быком все ясно. Отпираться тебе,
Федор, бесполезно, и говорить об этом мы пока не будем. Но
вот неясно многое другое. Например: объясни, что произошло
с Бочкой и куда она делась.
— Читай акт, там все написано, — смиренно ответил
Федька.
— Ты можешь указать, где захоронена туша свиньи? —
спросил Митрич.
— Это уж не мое дело. Захоронили ее в ветеринарной ле¬
чебнице, а где они дохлятину хоронят, мне неизвестно.
— На ферме случаи сибирской язвы были? — не успокаи¬
вался Митрич.
— Нет, сибирской язвы у нас не было, — уверенно ответил
Федька.
— А это что?! —Митрич выхватил из кармана бумагу и
сунул ее под нос Федьке. — Вот, товарищи, акт о падеже ско¬
та. Здесь черным по белому писано, что одна из годовалых
телок пала от сибирской язвы...
Кузнец Яков Петрович тяжело поднялся со своего места
и, глядя прямо в глаза Федьке, заговорил:
— Пруток этот я сам помогал делать Федору Ивановичу.
Он сказал, что грабли мастерит, дырки ему нужно прожечь
для зубьев на колодке. На черенок он, значит, его сам наса¬
дил, в кузне черенка не было. Я, конечно, не следователь...
Только судите сами: вечером пруток выковал, а наутро бык
весь исколот. Тут дело ясное. И вообще, товарищи, у меня
насчет Федьки давно сомнение... Только вот все никак раску¬
сить его не могу. Люди у нас в колхозе, скажем прямо, живут
еще не ахти как. Недостатков хватает, да и на трудодень не
худо бы получать побольше. Правда, сыты и обуты, а все же...
Я вот, например, тоже хотел бы мотоцикл купить. И трудодней
у меня не меньше Федькиных... Но все же на мотоцикл пока
что кишка тонка. А Федька купил. Да еще дом жестью покрыл.
Где он на все это денег берет? Я вот часто в город езжу за
запчастями... Когда на базар ни.заглянешь — Катерина Федь-
кина с тестем его всё там. Торгуют копченой свининой. Откуда
у них столько свинины? На этот счет тоже следует у Федьки
спросить. А может быть, и Катерину взять в оборот, и тестя
Федькиного — Касьяна. Его-то мы хорошо знаем, он из сосед¬
496

него колхоза. В колхозе сроду не работал как полагается.
Только и заботы ему — по базарам околачиваться. Откуда он
свинину берет — дело темное...
Федька словно воды в рот набрал. Он крутил одну за дру¬
гой цигарки, молчал. Так и не добились от него толку, хоть и
просидели до вечера.
А вечером приехал милиционер, и Федьку увезли в район,
на следствие.
* * *
Алешка и не замечал, как изменилось поле. Хоть и опусте¬
ло оно, но красы своей не потеряло. Ярко зеленела отава лю¬
церны. Над этим зеленым морем возвышались пузатые стога
сена. По-прежнему солнце щедро лило свои лучи, но тепла ста¬
ло меньше, уже не лето. Поле стало как будто больше, расши¬
рилось; теперь оно проглядывалось от края и до края — каж¬
дый бугорок, каждая морщинка были заметны.
Больше всего любил Алешка бывать на поле рано утром.
До восхода солнца оно притихшее и темное, будто и вправду
спит. Но вот встанет солнце, выглянет из-за леса, ляжет сол¬
нечный свет полосами на росистую отаву, зеленые озими, и
кажется, что поле встряхнется, вздохнет полной грудью и за¬
звенит. Посветлеют озимые, и, как по морю, заходят по ним
легкие волны. А над этим разноцветным простором из конца в
конец носятся грачиные стаи да высоко в небе парят коршу¬
ны... В такие минуты хочется Алешке, чтобы у него были
крылья. Подняться бы и лететь, разглядывать сверху, кто та¬
ится в траве, что там делает...
Теперь свободы у Алешки много. Коровы никуда не раз¬
бредутся, в хлеба не залезут — из отавы палкой не выгонишь.
Да и на кукурузном поле после уборки осталось еще вдоволь
корма. Коровы за день так наедаются, что вечером еле доби¬
раются до фермы. Спокойно им теперь: не жарко, оводов
нет — щипли траву без помехи.
Сейчас и дед пастух не ругался, если Алешка убегал к
трактористам. Прошли дожди, пыли нет — пахать одно удо¬
вольствие. Тракторист Миколь уже доверял Алешке пройти на
тракторе круг, другой. Сам Миколь садился на место плугаря
и оттуда наблюдал за Алешкой.
Ночевал Алешка больше в поле, в шалаше. Но считалось,
что живет он теперь у Митрича. Тот ему и обеды приносил
прямо в поле и часто брал ночевать к себе в деревню.
Забыл Алешка свои обиды. Теперь уж не думает о том, что
там раньше было и как он дальше жить будет. Одно знает —
27 Библиотека пионера, том VII
497

работа. Алешка и за коровами ходит, Алешка и фляги с моло¬
ком таскает, и дрова приготовит, и костер запалит... Все
Алешка! Утром, не успеют еще доярки встать, а у него уже
готов завтрак, вода кипит. Приходилось и молоко возить на
завод.
Сегодня встал утром пораньше, задал Орлику свежего кор¬
ма, сварил на костре котел похлебки и, когда женщины закон¬
чили дойку, запряг Орлика. Поставили фляги на телегу, за¬
крепили их как следует, чтобы не болтались и не бренчали, и
Алешка уехал.
Осень, она все же осень. На нее крепко надеяться не сле¬
дует. Вот будто и погожий день начался сегодня, припекло с
утра солнце, а как поднялось чуть повыше леса, так и потону¬
ло в мутном небе. Начался ветер, и пошел мозглый дождь-
сеянец. А ведь Алешка и плаща не взял.
Алешка, как заправский хозяин, в телегу не сел, а шагал
сбоку с вожжами в руках. Выбрал дорогу, что шла полем к
плотине, — так короче.
Орлик шел ходко, голову нес высоко — отдохнул за ночь.
Вокруг Алешки осеннее поле, только теперь совсем уже дру¬
гое, постаревшее. Мутно-серая мгла скрыла дали. Как-то съе¬
жились и присели стога сена. На стогах вороны кричали дур¬
ными голосами, жаловались на погоду и свою долю. Дождь
сначала был слабый, моросил еле-еле, потом полил на совесть.
Идти стало тяжелее: на сапоги налипли грязь, фуфайка про¬
мокла. Присел Алешка на край телеги, дернул вожжи. Орлик
шел по-прежнему легко, без натуги.
Хоть и сильно хлестал дождь, но Алешка возвращаться не
собирался. Проезжая по плотине, Алешка взглянул на реку.
Вдоль берегов километра на четыре растянулись плоты с за¬
моченной коноплей. Здесь была конопля трех колхозов.
— Эх, какое богатство! — сказал Алешка.
На завод он приехал уже в обед. Сдатчиков было мало.
Алешка быстро сдал молоко и, даже не покормив лошадь,
отправился обратно. Возвращался он той же дорогой.
Ехал Алешка под дождем, сидел в телеге сгорбившись,
даже вожжи бросил. Дорогу к дому всякая лошадь знает и
так дойдет. Положение Алешки не очень-то приятное: фуфай¬
ка пропиталась водой, промокла насквозь, струйки воды сте¬
кали за шиворот, расплывались по спине. Стало холодно. Не
раз Алешка слезал с телеги, пытался идти пешком, но к сапо¬
гам липло столько грязи, что еле ноги вытаскивал. Порыви¬
стый ветер швырял в лицо потоки воды, и казалось, со всего
неба дождь падал только на Алешку, на телегу да на Орли¬
ка. Как ни прилаживался, как ни ворочался Алешка в те¬
498

леге, — не мог укрыться от струй, хлещущих со всех сторон.
Дождь падал уже не отдельными каплями, а лил целыми
ручьями.
До плотины было еще далеко, когда услышал Алешка глу¬
хой шум. Как будто где-то впереди с горы неслась бешеная
вода и ревела, ворочая камни. Алешка напряженно вгляды¬
вался в сторону речки, но дождь повис плотной стеной — ни¬
чего не видно. Лишь когда подъехал к плотине совсем близко,
понял, в чем дело. От дождя река вздулась, и вода уже не
вмещалась в запруду, лилась через плотину. Ворота отвод¬
ного канала были закрыты. Они выгнулись под напором воды
и вот-вот готовы были обрушиться. Вода вышла из берегов.
Она слизывала и уносила с собой уже готовую, вытащенную
на берег коноплю. С плотов груз был смыт. Плоты всплыли,
сорвались со своих мест. Течением их снесло вниз, и они сгру¬
дились у плотины. Вот-вот полезут через плотину, разрушат
и уволокут с собой всю насыпь.
Что делать, Алешка не знал. Он твердо знал только одно:
если прорвет плотину, то пропадет вся конопля — она сплывет
по течению и там ее занесет илом. Алешка бросился к воротам
отводного канала, попытался их открыть. Где там!.. Орлик,
напуганный шумом воды, начал беспокойно перебирать нога¬
ми, заржал.
Намучился Алешка с воротами, даже вспотел, а толку ни¬
какого. Алешка — к Орлику, взял его под уздцы и повел по
плотине на другой берег. Вода шумит... Страшно! Вот-вот смо¬
ет с плотины Алешку и лошадь вместе с телегой. Но кое-как
перебрались... Поблизости никого не видно. Некого Алешке
спросить, посоветоваться. Он сломал ивовый прут, хлестнул
им Орлика, и тот ушел в сторону фермы. Алешка надеялся:
увидят, что Орлик вернулся один, придут выручать. Снова
перебрался по плотине на другой берег. Сапоги полны воды,
весь в грязи — ни одной сухой нитки нет на Алешке. Опять ту¬
жился, вертелся около ворот — ничего не получается. А вода
из запруды все сильней хлещет через край, нужно выпускать
ее во что бы то ни стало.
День клонился к вечеру. Алешка на берегу. Нахохлился,
как мокрый воробей, замерз. Но не уходил, стоял, надеялся
неизвестно на что... И вдруг... Сорвался Алешка с места и по¬
мчался вдоль берега вниз. Повернул в поле. Как же он рань¬
ше не догадался! Теперь он знал, что делать. Ведь тракторная
бригада находилась совсем рядом. Там стояла будка, и сей¬
час в ней, наверное, прячутся от дождя трактористы.
Спешил Алешка рассказать о беде, бежал за помощью...
Дождь сек его по лицу, словно кнутом. Не раз падал, извалял¬
499

ся в грязи еще больше. Облепленные грязью сапоги были тя¬
желы, что гири. Бежать было трудно. Алешке не хватало воз¬
духа, и он разевал рот, как рыба, вынутая из воды; дождевая
вода текла по лицу, стекала на губы солеными от пота струй¬
ками.
Вот наконец и будка! А в будке..., никого. Даже сторо¬
жа нет. Мертвые трактора стояли молча. Выходит, напрас¬
но бежал?. Но нет, не такой парень Алешка, чтобы расте¬
ряться!
Сбросил Алешка мокрую фуфайку, по привычке засучил
рукава, повернул кепку козырьком назад, как это делают
трактористы. Намотал пусковую веревку, раз дернул, дру¬
гой — мотор даже и не чихнул. Разозлился Алешка, снова
намотал веревку и рванул изо всей силы. Наконец! Мотор за¬
стрелял, раскатился пулеметной дробью. Алешка уже в каби¬
не. Запустил дизель, зажег фары и слез поискать буксирный
трос. Прицепил трос к тяговому крюку и тронул трактор с ме¬
ста. Ревущая машина двинулась вперед, в темноту. Столбы
света от фар метались впереди огненными лентами.
Вел Алешка трактор — сердце радовалось. Забыл и уста¬
лость. От мотора несет теплом, фары прокладывают светлую
дорогу впереди трактора. Показалась река..Шума воды не бы¬
ло слышно, его заглушал рев мотора. Вот и запруда, вот и
ворота сливной канавы.
У ворот Алешка остановил трактор, слез. Подтянул воло¬
чащийся трос и прицепил один конец к переднему крюку, а
другой к воротам. Снова забрался в кабину и дал задний ход.
Трос натянулся, трактор взревел еще сильней, и ворота рухну¬
ли. Вода бурным потоком хлынула в канаву. Алешка загля¬
делся, а трактор все пятится, пятится. Вот он уже на берегу
канавы. Резким толчком трактор накренился набок. Алешку
отбросило к дверце кабины. Дверца распахнулась, и Алешка
вывалился в мутный холодный поток. Ничего не успев сообра¬
зить, он машинально уцепился за трос, тянущийся от ворот.
Он держался за трос обеими руками, но вода давила все силь¬
нее и тянула вниз. Пучки конопли, несшиеся по воде, хлестали
по голове. Поплыли перед глазами Алешки оранжевые шары...
Руки его разжались... Мутная вода скрыла Алешку.
* * *
Орлика у конюшни встретил Чужой Иван. Посмотрел, по¬
дождал... Мальчишки нет. Отвел Иван лошадь в сторону и на¬
чал распрягать. Думал, вот-вот Алешка появится. Нет Алеш¬
ки!.. Чужой Иван вызвал Митрича с фермы.
500

Алешка остановил трактор, слез. Подтянул трос и прицепил один конец
к переднему крюку, а другой к воротам.

— Что-то нет мальчишки, Орлик один пришел.
— По какой дороге пришел Орлик?
— По полевой.
— Через плотину ехал... Не случилось ли чего?..
Митрич заволновался, побежал в правление. Алешки и там
не было. В правлении собралось много народу: Иван Ефимо¬
вич, бригадиры, сидел там и тракторист Миколь, но Алешки
не было. Узнав о том, что лошадь вернулась одна, Иван Ефи¬
мович забеспокоился и предложил немедленно идти к плоти¬
не. Все быстро оделись и вышли на улицу.
Темнело. Дождь начал утихать, но холодный ветер все еще
гулял, громыхал железом на крышах. Митрич торопился. Он
вернулся на конюшню, вывел Орлика, сорвал со стены фонарь
«летучая мышь» и помчался по полевой дороге. Откуда-то из-
за угла вымахнул Цоп и понесся вслед за Митричем.
Мужики отправились пешком. Иван Ефимович с Чужим
Иваном запрягли в тарантас лошадь, поехали к плотине.
Мчится верхом Митрич, трясутся в тарантасе Иван Ефимо¬
вич с трактористом Миколем и сторожем. Торопятся мужики...
* * *
Вода, оторвав Алешку от троса, унесла его много ниже
плотины и выбросила на берег, в кусты, занесенные илом. Из¬
битый, нахлебавшийся воды, Алешка лежал без сознания.
Митрич прискакал к плотине, осадил Орлика. Слез и, дер¬
жа лошадь под уздцы, перевел ее через насыпь. Вода в запру¬
де понизилась. Связки конопли грудой лежали у самой плоти¬
ны. По водосливной канаве все еще хлестала вода. Ворот не
было. На их месте вода вырыла широкий проход.
Митрич осмотрелся, прошел вдоль канавы вниз и... что это?
Будто трактор стоит... Откуда он взялся? Подошел ближе.
Трактор! Свесился над канавой, чуть не на боку лежит. Кто
его сюда привел?
— Кто здесь? — крикнул Митрич.
Тишина. Никто не отозвался. Увидел на переднем крюке
трос и на конце троса занесенные илом ворота. Кто это сде¬
лал? Где он?
Подъехал Иван Ефимович. Бросив лошадь, они с тракто¬
ристом перебежали плотину и подошли к Митричу. Митрич
кинулся к ним навстречу.
— Миколь, где у тебя сегодня напарник?
— Дома.
— Кто же сюда трактор привел?
— Какой трактор?
502

Митрич показал рукой. Миколь подошел к своему тракто¬
ру и стал разглядывать его, будто впервые видел.
— Сейчас заведу! — крикнул тракторист. Он сбросил плащ
и осторожно протиснулся в кабину. — Эх, темно, ни черта не
видно...
Митрич зажег фонарь, подал трактористу.
— Здесь картуз чей-то! — воскликнул Миколь.
Митрич взял картуз, увидел знакомый светлый козырек:
— Иван Ефимович, где ты? Ведь картуз-то Алешкин.
— Что ты кричишь, Митрич? — Председатель подошел
ближе.
— Картуз-то Алешкин... — с дрожью в голосе повторил
Митрич.
— Алешкин? А сам он где же?
— Алеша!.. Але-о-о-ошка-а-а!— закричал Митрич.
Никто не ответил. Митрич вконец разволновался.
— Загубили мальчишку!
Миколь завел трактор и вывел его из канавы. Вслед за
трактором вылезли на берег и ворота. Светом фар Миколь
прощупывал берега запруды. Трактор крутился на месте,
освещая разные участки берега. Мужики бродили по берегу,
искали ниже и выше плотины — нигде не было мальчишки.
Кричали, шумели — никто не отзывался. Митрич без толку
бегал из конца в конец...
Первым набрел на Алешку Цоп. Он подбежал к мальчиш¬
ке, обнюхал его, лизнул в холодную щеку. Постоял, помахал
хвостом. Была у них такая игра летом — притворялся Алешка
спящим. Только на этот раз Алешка, видно, не хотел просы¬
паться. Покрутился Цоп возле Алешки, лизнул еще раз, ца¬
рапнул лапой. Мальчишка молчит. Тявкнул Цоп раз, другой
да и залаял во всю мочь от обиды. Не встает хозяин, как рань¬
ше, не дает ему хлеба. Бегал Цоп вокруг Алешки, лаял уже
взахлеб, будто кричал. Ну поиграли, и уже хватит... доволь¬
но... вставай! Но и теперь не поднимался Алешка.
Лай собаки первым услышал Митрич. Побежал Митрич на
собачий лай и увидел Алешку. Лежал он перед Митричем
мокрый, залепленный грязью и бездыханный. Митрич подхва¬
тил мальчишку на руки. Несет, а голова Алешкина свесилась
через руку, мотается.
Вышел Митрич к плотине и остановился в растерянности.
Понял он, что тонул Алешка. Может быть, и неживой уже?..
Опустил Митрич Алешку на землю, расстелил плащ, а потом
взял его и перегнул через свое колено. Полилась у маль¬
чишки изо рта вода. Обрадовался Митрич, уложил Алешку на
спину и начал делать искусственное дыхание. Остальные
503

собрались вокруг них. Стояли
молча.
— В тепло бы его, — сказал
Митрич.
Наконец Алешка вздохнул, и
вместе с ним облегченно вздохну¬
ли все, кто стоял рядом.
— Живой! — крикнул Мит¬
рич. — Только пульс очень сла¬
бый, сердце едва работает...
— Давайте тарантас! — рас¬
порядился Иван Ефимович.
— Эх, догадался бы тракто¬
рист печь истопить, нагреть буд¬
ку...
Кто-то из мужиков подбежал к Орлику, вскочил на него и
помчался к будке. Митрич снял с себя пальто, укутал Алеш¬
ку. Подъехал тарантас. Митрич сел, держа на руках Алешку.
Сел и председатель.
— Алешку нашли! — крикнул прискакавший к будке
бригадир. — Сейчас привезут! Давай, Миколь, разжигай
печку!
Миколь сунул в печку облитые мазутом тряпки, поджег.
Достал из-под топчана сухих дров и затолкал в печку. Повея¬
ло теплом.
Внесли Алешку в будку и положили на топчан. Раздели,
стянули сапоги, полные грязной воды. Митрич снял со стены
полотенце и принялся растирать посиневшее Алешкино тело.
В будке стало совсем тепло.
— У тебя, Миколь, никаких лекарств нет? — спросил Мит¬
рич.
— Есть только мед. — Миколь виновато взглянул в сторо¬
ну председателя колхоза.
— Поставь чайник на огонь, согрей воды.
Митрич долго хлопотал возле Алешки. Растер его как сле¬
дует, напоил чаем с медом.
Понемногу потянулись домой мужики. Председатель сел в
тарантас и хлестнул лошадь. Он торопился вернуться в село,
чтобы прислать к Алешке фельдшера. Алешку решили из буд¬
ки пока не перевозить.
Не успел Иван Ефимович въехать на околицу, весть о не¬
счастье с Алешкой разлетелась по всему селу. Андрейка, как
услыхал об этом, не стал никого ждать, один бросился бежать
в темноту, в поле.
Завели машину. Собралась в дорогу фельдшерица. Мари¬
504

на принесла чистое белье, носки, джемпер и разной еды.
По дороге машина обогнала Андрейку. Шофер его и не
заметил.
Алешка уже был переодет в чистое, когда прибежал Анд¬
рейка. Андрейка бросился к нему:
— Алешка, живой ты?
— Орлик домой пришел? — шепотом спросил Алешка.
— Эх ты, башка, нашел о чем спрашивать! — сказал Анд¬
рейка и засмеялся.
1958—1959 гг.

О ПОВЕСТЯХ И АВТОРАХ
ЭТОГО ТОМА
Тебе, читателю «Библиотеки пионера», конечно, хочется
узнать, как жили, что делали и что за люди были первые
пионеры. Поэтому-то и включена в «Библиотеку» повесть
«Кортик». Автор ее, писатель Анатолий Рыбаков, сам стоял
в строю одного из первых пионерских отрядов — отряда при
фабрике имени Свердлова, в тогдашнем Хамовническом райо¬
не города Москвы. В 1921 году он так же, как ты, носил на
груди алый галстук. Вместе со своими товарищами-пионера¬
ми собирал беспризорников, которые ночевали в асфальтовых
котлах, сохранявших по ночам дневное тепло, делал все, что
ему поручали старшие.
Немало воды утекло с тех пор.
Многое повидал за эти годы Анатолий Рыбаков: работал
грузчиком, водил машину, окончил институт, обучал будущих
шоферов автомобильному делу, в Отечественную войну вое¬
вал в рядах прославленной 8-й гвардейской армии генерала
Чуйкова. Но не ушло из его памяти пионерское детство. Бы¬
валый человек, инженер и воин, он взялся за перо, чтобы рас¬
сказать сегодняшним пионерам о пионерах двадцатых годов.
Так и появилась на свет повесть «Кортик», ставшая за ко¬
роткий срок одной из самых известных детских книжек. И не
только в нашей стране — с ней подружились дети Аргентины
и Польши, ГДР и Норвегии, Индии, Румынии, Чехословакии
и еще многих государств.
506

Поэтичная эта повесть обращена к сердцу читателя. Ты
прочел ее и стал на сторону отважного матроса революции
Полевого, горячих и благородных ребят — Миши и Гены, про¬
никся ненавистью к врагам трудового народа — к таким, как
белый офицер Никитский и его подручный Филин.
Боевым девизом пионеров стали слова матроса Полевого:
«Жизнь — как море. Для себя жить захочешь — будешь как
одинокий рыбак в негодной лодчонке: к мелководью жаться,
на один и тот же берег смотреть да затыкать пробоины... А бу¬
дешь для народа жить — на большом корабле поплывешь, на
широкий простор выйдешь. Никакие бури не страшны, весь
мир перед тобой. Ты за товарищей, а товарищи за тебя».
Сила «Кортика» — в выразительности скупого и точного
писательского слова, в добродушном юморе, с которым напи¬
сано о хороших людях, в язвительной усмешке, уничтожаю¬
щей врага, в правдивости и искренности чувств, в увлекатель¬
ности и напряженности повествования, в умении автора за¬
глянуть в самую глубину человеческой души, так что люди,
нарисованные в книге, выглядят не просто литературными
героями, а живыми, словно выхваченными из самой жизни.
«Книга так правдиво рассказывает о жизни ребят, — пи¬
шет о «Кортике» один шестиклассник, — что хочется читать
и перечитывать одни и те же главы». «Мне понравились сме¬
лые, хитрые и умные ребята: Миша, Гена, Слава», — пишет
другой пионер. Таких писем много.
После «Кортика» Рыбаков работал над книгами для
взрослых; за роман «Водители» ему была присуждена Госу¬
дарственная премия. Но разве мог автор «Кортика» забыть о
своих юных друзьях! И вот появляется вторая его повесть для
детей под названием «Бронзовая птица», а следом за нею
третья — «Приключения Кроша».
В этой, последней книге особенно сказалась любовь авто¬
ра к людям трудовым. Прочтешь «Приключения Кроша» —
будешь презирать таких, кто всё пускает в ход, чтобы прожить
не работая и обойти труд. Глядя на Кроша, Шмакова Петра
и других героев повести захочешь работать так, чтобы рукам
было весело, а глазу — радостно.
Крош, от лица которого ведется повествование, скромен и
507

застенчив. Он не умеет красиво выступать, его доводы понача¬
лу кажутся ребятам нелогичными и даже смешными. Он
чувствует, что Игорь не тот, кому можно верить, но немного
завидует его независимости в обращении со взрослыми и свер¬
стниками, тому, что Игорю как-то легко и просто удается за¬
воевать одобрение ребят и директора автобазы. Напрасно за¬
видует. Потому что настоящий-то человек — именно он,
Крош, а Игорь — бездельник, болтун, любитель красного
словца и легкого хлеба. Так и хочется назвать его не Игорем,
а угрем — юлит, изворачивается. Такие люди порою даже вы¬
двигаются. Но с ними надо бороться. Как Крош. С большой
убедительностью показывает писатель Рыбаков, что в нашем
обществе успех таких мелких душ, как Игорь, — временный,
преходящий.
«Приключения Кроша» — взволнованный рассказ о прав¬
де. Чувствуется, что в эту книгу писатель вложил годами вы¬
ношенные мысли.
Крош и его товарищи учатся в девятом классе. Они уже не
пионеры. Почему же эта книга попала в «Библиотеку пионе¬
ра»? Потому что Крош послужит пионеру хорошим примером.
Нет такого пионера, который не хочет быть прямым и чест¬
ным, умелым и смелым, как Крош.
Писатель Николай Печерский, автор «Красного вагона»,
написал несколько книг для ребят: «Генка Пыжов — первый
житель Братска», «У тебя все впереди, Валерка!», «Кеша и
хитрый бог». Наиболее известная из них — веселая повесть о
Генке Пыжове, где рассказано об участии бедового парня в
стройке на Ангаре, о его неожиданных приключениях и пе¬
реживаниях, в которых сказывается чистая Генкина душа.
В «Красном вагоне» пионер Глеб Бабкин, паренек пытли¬
вый и подвижной, мечтает о далеком плавании на океанском
корабле. Снится ему открытое море, и вот как вызывают его
моряки и говорят: «Бабкин Глеб, приказываем тебе явиться
на боевой корабль и занять свое боевое место». Он, обыкно¬
венный мальчишка с маленьким вздернутым носом, торчащи¬
ми в разные стороны волосами и розовыми, похожими на лес¬
ной гриб-волнушку ушами, хочет стать необыкновенным геро¬
ем и рвется в море,
508

В сибирской тайге все кажется ему будничным и скучным.
Но, подружившись с пионеркой Варей, бродя по чащобам и
рекам могучего и прекрасного края, узнав о подвигах сибиря¬
ков и научившись не быть трусом Глеб становится другим.
Теперь ему в Сибири нравится. В ином свете предстает перед
ним отец Вари, Георгий Лукич, которого раньше Глеб считал
несправедливым и угрюмым. Не сердится больше Глеб и на
своего брата Луку.
Сибирь закаляет сердца пионеров Глеба и Вари. Они хо¬
тят стать похожими на бесстрашного геолога Ивана Демина,
который погиб среди дремучей тайги, выполняя задание своей
совести.
«Красный вагон» — книга о серьезном, наводящая на раз¬
думья о жизни. Но написана она весело и озорно.
В этом же томе «Библиотеки пионера» помещена повесть
писателя Никула Эркая «Алешка».
«Человек он сердечный и писатель хороший», — так гово¬
рит об авторе «Алешки» Александр Твардовский. Это очень
высокая оценка творчества Эркая: плохой человек не может
быть хорошим писателем.
Эркай родился в 1906 году, в многодетной семье бедного
мордовского крестьянина. При царизме мордовский народ
был почти поголовно неграмотен. Никул рос одаренным маль¬
чиком. О его любознательности и удивительной памяти хоро¬
шо знали односельчане. Но только после Октября смог он
всерьез заняться учебой и получил высшее образование —
окончил Всесоюзный коммунистический институт журнали¬
стики.
Литературную деятельность начал он как поэт. Это было
в тридцатые годы. Мордовская литература была тогда еще
совсем молода, и Эркай стал одним из первых писателей ма¬
ленькой республики.
Звучные, написанные образным народным языком стихи
Эркая знают в Мордовии все. Поэт воспевает в них свои род¬
ные края и великий советский народ. За выдающиеся лите¬
ратурные успехи Никулу Эркаю присвоено почетное звание
заслуженного поэта Мордовии.
И вот Никул Эркай порадовал нас повестью для детей.
509

Герой его книги Алешка — не пай-мальчик и не маменькин
сынок. Подпасок, он хорошо знает повадки животных, умеет
приготовить обед на целую артель, учится управлять тракто¬
ром. Все видят не только трудолюбие и любознательность
Алешки, но и его душевность, смелость, находчивость. Не кто
иной, как Алешка укрощает разъяренного быка Байкала, не
робеет во время грозы.
Все герои повести, кроме тунеядца Федьки и его зятя
Касьяна, любят Алешку. Полюбят его и читатели. Пионер
Алешка станет другом пионеров.
Никул Эркай задумал написать продолжение повести
«Алешка», он хочет довести ее действие до той поры, когда
станут Алешку называть Алексеем Андреевичем. Нет сомне¬
ния, что расти будет Алешка так же интересно, как живет он
в повести, уже прочитанной нами.
А. Тверской

СОДЕРЖАНИЕ
АНАТОЛИЙ РЫБАКОВ
КОРТИК. Рисунки О. Верейского ...... 5
ПРИКЛЮЧЕНИЯ КРОША. Рисунки И. Ильин¬
ского 197
НИКОЛАЙ ПЕЧЕРСКИЙ
КРАСНЫЙ ВАГОН. Рисунки А. Тамбовкина . 337
НИКУЛ ЭРКАЙ
АЛЕШКА. Рисунки В. Винокура 459
А. Тверской. О повестях и авторах этого тома 506

Оформление Н. Мунц.
БИБЛИОТЕКА ПИОНЕРА
ТОМ VII
Рыбаков Анатолий Наумович
КОРТИК
ПРИКЛЮЧЕНИЯ КРОША
*
Печерский Николай Павлович
КРАСНЫЙ ВАГОН
*Никул Эркай
АЛЕШКА
*
Ответственные редакторы
Г. В. Быстрова и Г. Р. Каримова
Художественный редактор
Н. Г. Холодовская
Технический редактор
3. В. Т и ш и н а
Корректоры
Н. М. Кожемякина и
Э. Л. Лофенфельд
Сдано в набор 11/XII 1962 г. Подписано
к печати 4/IV 1963 г. Формат 60X90 1/16 —
32 п. л. (30,26 уч.-изд. л.). Тираж 200 000 экз.
А04545. Цена 1 р. 16 к.
Детгиз. Москва, М. Черкасский пер., 1.
Фабрика детской книги Детгиза.
Москва, Сущевский вал, 49. Заказ № 3885.