Л .А. ПОПОВ
АТЕИСТИЧЕСКИЙ
ПОТЕНЦИАЛ
РУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
Л. А. ПОПОВ
АТЕИСТИЧЕСКИЙ
ПОТЕНЦИАЛ
РУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
Книга для учителя
МОСКВА «ПРОСВЕЩЕНИЕ» 1988
ББК 83.3Р
П58
Рецензенты:
учительница литературы Т. Г. Реутт,
кандидат философских наук И. Е. Юшманова
Попов Л. А.
П58 Атеистический потенциал русской литературы:
Кн. для учителя. — М.: Просвещение, 1988.— 158 с.
ISBN 5-09-000381-5
В книге показано, как по мере своего развития русская
литература во все большей степени проникалась идеями сво-
бодомыслия и атеизма. История русской литературы дает
ценный материал для формирования научно-атеистических
убеждений.
п 4306010000—312 t о	ББК 83.3Р
П --------------118—88
103 (03) -88
ISBN 5-09-000381-5
© Издательство «Просвещение», 1988
ПРЕДИСЛОВИЕ
Одна из важнейших задача школы — формирование
у подрастающего поколения научного, марксистско-ле-
нинского мировоззрения — идейной основы коммунисти-
ческого воспитания личности. В процессе решения этой
задачи весьма заметную роль играет литература. «Нрав-
ственное здоровье общества, духовный климат, в кото-
ром живут люди, в немалой степени определяются со-
стоянием литературы и искусства»1, — говорилось в
Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду партии.
Создавая притягательные образы героев своего вре-
мени, обнажая черты отжившего, передавая тончайшие
оттенки человеческих переживаний и взаимоотношений,
писатели в состоянии активно воздействовать на разум
и чувства читателей, воспитывать высокие гражданские
убеждения, нравственные качества. Это особенно важ-
но в наш век острой борьбы двух идеологий — комму-
нистической и буржуазной, возрастания роли человечес-
кого фактора во всех сферах общественной жизни, на-
учно-технической революции, когда перегруженность са-
мой разнообразной информацией у части молодых лю-
дей сочетается с идейной близорукостью, гражданской
пассивностью, эмоциональной бедностью.
О возможностях искусства эффективно воздейство-
вать на убеждения хорошо осведомлены и наши идей-
ные противники, в том числе религиозные проповедни-
ки, традиционно включающие живопись, архитектуру,
литературу в арсенал средств своего влияния на насе-
ление. На молитвенных собраниях различных сект не-
редко декламируются стихи религиозного содержания,
цитируются отрывки из сочинений авторов, проявляю-
щих идейную непоследовательность, обусловленную по-
рой духовной незрелостью. Православные священнослу-
жители в связи с тысячелетием введения христианства
на Руси не устают твердить об особых заслугах церкви
в развитии русской литературы. При этом исторические
события часто подаются в одностороннем, выгодном для
православия освещении.
Исказить, принизить антирелигиозную направлен-
ность творчества многих выдающихся русских писателей
и тем самым ограничить его использование в атеисти*
1 Материалы XXVII съезда .КПСС. — М., 1986. —С. 90.
3
ческом воспитании стремятся западные литературове-
ды, советологи разных мастей. Например, тенденциозно
рассматриваются мировоззренческие искания револю-
ционеров-демократов, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Тол-
стого, «глубинная» религиозность приписывается
М. Горькому, В. Маяковскому1. В изданиях ряда церк-
вей западного мира откровенно занижаются художест-
венные достоинства тех произведений советской лите-
ратуры, в которых показано негативное влияние рели-
гиозного мировоззрения на становление личности2.
Однако попытки религиозных идеологов опереться
на русскую литературу в своей пропагандистской дея-
тельности не могут иметь серьезного успеха. Конечно,
среди писателей недавнего и особенно далекого прош-
лого было немало таких, которые в той или иной мере
находились под влиянием религии. Но подчеркнем со-
вершенно очевидный, отмеченный еще В. Г. Белинским
факт: по мере исторического развития духовная куль-
тура в целом и литература в частности освобождаются
от влияния религиозных установок. В статье «Русская
литература в 1841 году» великий критик писал, что пер-
воначально поэзия слита с религией, но «в век героиз-
ма (В. Г. Белинский по-своему осмысляет этапы обще-
ственного развития. — Л. П.) поэзия начинает отделять-
ся от религии и составляет особую, более независимую
область народного сознания. 3s героическим периодом
жизни народа следует период гражданской и семейной
жизни. На этой точке поэзия делается вполне самостоя-
тельною областию народного сознания, переходит в дей-
ствительную жизнь, начинает совпадать с прозою жиз-
ни»3.
Секуляризация (освобождение от религиозного влия-
ния) литературы обусловлена целым рядом глубоких,
фундаментальных обстоятельств. Все возрастающая спо-
собность человека противостоять природным стихиям,
1 См. об этом: Русская литература в оценке современной за-
рубежной критики/Ответ. ред. В. И. Кулешов. — М.,	1973.—
С. 163—178, 212—339; Борщуков В. И. Поле битвы идей.—
М., 1983. — С. 133—138, 319—332; Бегунов Ю. К. Вопросы рус-
ской литературы XVII—XIX веков на страницах журнала «Russian
literature» (1970-е годы). — Русская литература.— 1986. — № 1.—
С. 201—213.
2 См. об этом: Габинский Г. Советская литература глазами
Ватикана. — Наука и религия.— 1972. — № 6. — С. 81—84.
3 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1979.— Т. 4.—
С. 161.
4
возрастающая активность трудящихся масс, развитие
науки формируют потребность в искусстве, отражающем
мир таким, каков он есть на самом деле, свободным от
религиозных мистификаций. Ведь именно такое искус-
ство в состоянии наиболее эффективно помочь человеку
понять свое место в обществе, оценить самые разнооб-
разные, противоречивые явления, придать уверенность в
своих силах. А религиозные фантазии, порожденные оп-
ределенными социальными условиями, дезориентируют
поиски личности, служат средством духовного закаба-
ления трудящихся масс.
Передовая литература, освобождаясь от влияния ре-
лигиозных идей, одновременно способствовала распро-
странению в общественном сознании атеистического ми-
ровосприятия.
Традиционно насыщена острыми мировоззренчески-
ми, социальными проблемами прогрессивная русская
литература. В. Г. Белинский писал: «Какова бы ни
была наша литература, во всяком случае ее значение
для нас гораздо важнее, нежели как может оно казать-
ся: в ней, в одной ей вся наша умственная жизнь и вся
поэзия нашей жизни»1. А. А. Блок подчеркивал, что
русская литература «тесно связана с общественностью,
с философией, с публицистикой»2. Подобные же суж-
дения мы можем встретить и у А. В. Луначарского, Ро-
зы Люксембург и других видных общественных дея-
телей. Данная особенность русской литературы обусло-
вила ту роль, которую она сыграла в становлении мас-
сового атеизма в нашей стране.
В процессе изучения русской литературы создаются
благоприятные условия для формирования у подрастаю-
щего поколения высокой мировоззренческой культуры.
Причем на данном этапе развития социалистического
общества, когда стало многогранным взаимодействие
духовных культур народов СССР, а русский язык яв-
ляется средством межнационального общения, атеисти-
ческий потенциал русской литературы может проявлять-
ся и воздействовать наиболее полно.
В данной книге делается попытка осветить основные
вехи закономерного, но вместе с тем сложного, проти-
воречивого процесса освобождения русской литературы
‘Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1982. — Т. 8.—
С. 34.
2 Блок А. А. О литературе. — М., 1980.— С. 274.
5
от влияния религии и перехода ее на позиции атеисти-
ческого мировоззрения, сначала стихийного, а затем на-
учного, последовательного. Учителю литературы очень
важно иметь ясное представление об этом процессе, для
того чтобы целенаправленно, творчески использовать в
воспитательной работе идейно-художественный матери-
ал того или иного произведения. Между тем социоло-
гические исследования показывают, что учителя-пред-
метники не всегда делают мировоззренческие выводы
из излагаемого материала, да и от них самих можно
слышать сетования по поводу недостаточной философ-
ской, атеистической подготовки1 * * 4.
При раскрытии проблемы автор опирался не только
на программные произведения. Это объясняется тем,
что, во-первых, за рамками школьной программы име-
ются сочинения, которые насыщены атеистическим со-
держанием и пропуск которых неблагоприятно повлиял
бы на качество работы, а во-вторых, атеистическое вос-
питание школьников осуществляется и во внеучебное
время. Кроме того, атеистический потенциал литерату-
ры целесообразно использовать и в работе с родителя-
ми, ибо семья играет важную роль в формировании
мировоззрения детей.
1 См.: Белова В. Б. Атеистическое воспитание студентов пе-
дагогического вуза. — Советская педагогика. — 1985.— №	1. —
С. 73; Б удов А. И. Социальная среда и проблема атеистического
воспитания. — М., 1985.— С. 82; Литературная газета. — 1986.—
4 июня. — С. 12.
МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ИСКАНИЯ
ДРЕВНЕРУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
Каждый этап развития литературы, как и всей ду-
ховной культуры, имеет свои господствующие идеи и
специфические средства их воплощения, свою систему
образов, свой «колорит». Поэтому далеко не однознач-
но воздействие художественных произведений разных ве-
ков на духовный мир нашего современника. Так, мо-
лодой человек вполне определенно воспринимает «без-
божные» стихотворения В. Маяковского и Д. Бедного,
но житийная литература XI—XV веков может вызвать у
него недоумение, потребность в разъяснении. Иначе го-
воря, не столь уж сложно использовать в атеистическом
воспитании те сочинения, в которых легко обнаружива-
ются атеистические позиции автора, в то же время воз-
никает немало проблем, когда воззрения писателя той
или иной эпохи противоречивы, а то и вовсе находятся
под влиянием религии. Наибольшие сложности в про-
цессе формирования атеистических убеждений возника-
ют именно при изучении древнерусской литературы.
Становление русской литературы происходило в фео-
дальном обществе, в котором господствовало религиоз-
ное мировоззрение. Это обстоятельство активно обыгры-
вают современные религиозные проповедники. В связи
с тысячелетием введения христианства на Руси в бого-
словских изданиях чаще стали встречаться тенденциоз-
ные суждения об исключительной роли православия в
становлении русской культуры.
Для того чтобы активно противостоять подобным
суждениям, при изучении древнерусской литературы
важно выявлять, во-первых, действительную роль хрис-
тианства в становлении культуры Древней Руси, а во-
вторых, те причины, которые обусловили господство ре-
лигиозных воззрений в жизни феодального общества.
Принятие христианства, конечно, в определенной ме-
ре облегчило установление разнообразных контактов
7
Киевской Руси с рядом' развитых для того времени
стран (прежде всего с Византией), что положительно
сказалось на экономическом, политическом, культурном
развитии молодого феодального государства. Однако
при этом нельзя не отметить того обстоятельства, что
«культурный обмен» строго регулировался церковью,
которая препятствовала проникновению в русское об-
щество «еретических» и «безбожных» идей. Так, пере-
вод книг осуществлялся прежде всего в целях созда-
ния благоприятных условий для широкого распростра-
нения христианских воззрений.
Внедрение новой религии в русское общество про-
исходило вовсе не в той идиллической обстановке, ка-
кая рисуется церковными авторами. Летописи свиде-
тельствуют, что крещение нередко совершалось при по-
мощи огня и меча. Негативное отношение к заморской
религии было обусловлено тем, что, став с IV века го-
сударственной религией, христианство уже утратило свой
изначальный скромно-бунтарский дух, свою критичес-
кую направленность по отношению к государственному
строю, к нравам эксплуататорского общества. Возник-
нув как движение низов, движение обездоленных, хрис-
тианство постепенно превращается в религию верхов,
выдвигая на первый план призывы непротивления, по-
корности: «Рабы, повинуйтесь господам своим во плоти
со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как
Христу» (послание Павла к Ефесянам); «Итак, преж-
де всего прошу совершать молитвы, прошения, моле-
ния, благодарения за всех человеков, за царей и за всех
начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и
безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (посла-
ние Павла к Тимофею).
Духовная жизнь общества, как известно, определя-
ется в конечном счете потребностями социально-эконо-
мического развития. Принятие христианства Киевской
Русью было не проявлением «божественного промыс-
ла», как испокон веков твердят богословы, а обуслов-
ливалось тем, что молодому государству нужна была
идеология, в полной мере отвечавшая интересам правя-
щего класса. Язычество, унаследованное от первобытно-
общинного строя, во-первых, не могло достаточно эф-
фективно оправдывать порядки феодального государст-
ва, а во-вторых, языческий политеизм (многобожие)
не способствовал укреплению единовластия киевского
князя. Если, говоря словами Ф. Энгельса, «единый бог
8
никогда не мог бы появиться без единого царя»1, но в
свою очередь монотеизм (однобожие), свойственный
христианству, укреплял позиции единовластия.
Вносимые в дальнейшем в религиозное учение ре-
формы, изменения опять-таки определялись интересами
господствующих классов, были реакцией на новые по-
литические, экономические обстоятельства. Примерами
могут быть обрядо-культовая реформа, осуществленная
в XVII веке патриархом Никоном, упразднение патри-
аршества Петром I.
Нельзя игнорировать того факта, что религия, по-
рожденная определенными социально-экономическими
условиями, оказывала влияние (различное в разные
эпохи) на многие стороны общественной жизни, в том
числе на литературу. Однако влияние это не было столь
благотворным, как утверждается в проповедях религи-
озных идеологов. Оно прежде всего выражалось в том,
что описываемые в летописях, повестях и особенно в
житиях события часто получали искаженное, фантасти-
ческое толкование. На первый план выдвигались вы-
мышленные сверхъестественные силы — бог, сатана, —
которые якобы и предопределяют развитие природных
и общественных явлений. Характерен в этом отношении
подзаголовок к «Сказанию о Мамаевом побоище»
(XVI в.): «Начало повести о том, как даровал Бог по-
беду государю великому князю Димитрию Ивановичу
за Доном над поганым Мамаем и как молитвами Пре-
чистой Богородицы и русских чудотворцев православное
христианство — Русскую землю Бог возвысил, а без-
божных агарян посрамил».
Во многих творениях древнерусской литературы про-
водится мысль, что именно богу русские воины обязаны
победой над вражеским войском. Оказывается, сверхъес-
тественные силы не только действуют через своих из-
бранников (обычно это князья, бояре, монахи), но и са-
ми вмешиваются в события. «Видели благочестивые в
девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христиа-
нам»2,— говорится в летописной повести о Куликовской
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 27. — С. 56. Следует
иметь в виду, что монотеизм христианства непоследователен, с яв-
ными пережитками политеизма: бог христиан представлен в трех
лицах — бог-отец, бог-сын, бог — дух святой; кроме того, имеется
большое количество святых, которые выполняют функции различ-
ных языческих богов.
2 Памятники литературы Древней Руси: XIV —середина XV
вска/Сост. Л. А. Дмитриев и Д. С. Лихачев. — М., 1981. — С. 125.
9
битве. Подобные же «подробности» сообщаются и в
«Житии Александра Невского» и в ряде других произ-
ведений XI—XVI веков. Несчастья же, по мнению древ-
нерусских авторов, являются либо божьим наказанием
за грехи человеческие, либо следствием козней дьявола.
Народным массам, отдельной человеческой личности
отводилась весьма скромная роль: выполнять волю бо-
га и просить его о милости. Правда, действия отдель-
ных героев выходят за рамки христианского мировоз-
зрения.
Многие произведения древнерусской литературы
включают в себя картины самых разнообразных зна-
мений, пророчеств, чудес. Социальная обстановка это-
му способствовала: междоусобные войны, набеги кочев-
ников, стихийные бедствия, бесчинства князей и их дру-
жинников порождали у трудящихся масс неуверенность
в будущем и естественное стремление предугадать
судьбу, заручиться поддержкой сверхъестественных
сил.
Особенно много всяких необычных явлений изобра-
жается в агиографической (житийной) литературе. Так,
в рассказах Киевско-Печерского патерика монахи при
помощи молитвы вызывают дождь, лечат болезни, по-
беждают бесов. Подобные же чудеса описываются в
«Житии Феодосия Печерского», в «Сказании о Благо-
вещенской церкви», в «Повести о путешествии Иоанна
Новгородского на бесе». «Повесть временных лет» со-
общает, будто Пречистая Богородица помогала Мстис-
лаву в его схватке с касожским князем Редедей. В Сло-
ве о житии великого князя Дмитрия Ивановича утверж-
дается следующее: «Когда же уснул вечным сном ве-
ликий царь земли Русской — Димитрий, воздух возму-
тился, и земля тряслась, и люди пришли в смятение»1.
«Сказание о битве новгородцев е суздальцами» повест-
вует об иконе Божьей Матери, которая чудесным об-
разом помогала новгородцам. Вынесенная на городскую
стену, она повернулась лицом к Новгороду и стала пла-
кать; тогда бог покрыл суздальцев тьмой, «на них на-
пал трепет и ужас» и они начали биться меж собой.
Увидев это, «новгородцы вышли в поле и одних пере-
били, а других захватили в плен»2. Вполне возможно,
1 Памятники литературы Древней Руси: XIV — середина XV
века/Сост. Л. А. Дмитриев и Д, С, Лихачев. — М., 1981.—
С 223
2 Там же.— С. 451—453.
10
что в каком-то сражении новгородцы воспользовались
необычными метеорологическими условиями, но осмыс-
ляется этот случай в «Сказании.,.» в духе христианско-
го мистицизма.
Одним из самых известных «пророчеств» является
предсказание смерти Олега от своего коня («Повесть
временных лет»). «Виновником» этой известности стал
А. С. Пушкин, написавший по мотивам предания «Песнь
о вещем Олеге». (Однако Пушкину это предание по-
надобилось отнюдь не для утверждения истинности про-
рочеств,— заметим пока в скобках, ибо разговор о рус-
ской литературе XIX века у нас впереди.)
Авторы различных произведений старались устано-
вить параллели между библейскими и отечественными
чудесами. Ссылка на священное писание как бы отвер-
гала сомнения (а они, конечно, возникали) в истиннос-
ти изображаемых необычных явлений. Так, читателей
«Жития Александра Невского» убеждали в том, что
свершилось «в то время чудо дивное, как в древние
времена при Езекии-царе», когда «внезапно появился
Ангел Господен и перебил 185000 воинов ассирийских»1.
Подобная помощь будто бы оказывается и полкам Алек-
сандра, который, кстати, красотой сравнивается с Иоси-
фом, силой — с Самсоном, мудростью — с Соломоном,
т. е. тоже с библейскими персонажами. В одном из
ранних оригинальных творений русской литературы —
«Слове о законе и благодати» митрополита Илариона —
князь Владимир, в годы правления которого Русь на-
чала принимать христианство, ставится в один ряд с
апостолами — первыми проповедниками христианства, а
далее сообщается, что Ярослав продолжил дело перво-
крестителя, как Соломон — дела Давида.
Данная традиция оказалась весьма устойчивой. Так,
спустя почти три века в своем послании царю Андрей
Курбский также стремится сопоставить библейские про-
рочества и современное ему положение дел в Москов-
ской Руси:
«Знаю я из Священного Писания, что дьяво-
лом послан на род христианский губитель, в прелюбо-
деянии зачатый богоборец антихрист, и ныне вижу со-
ветника твоего, всем известного, от прелюбодеяния рож-
1 За землю Русскую!: Памятники литературы Древней Руси
XI—XV веков/Сост. Ю. К. Бегунов.—	1981. — С. 207.
11
денного, который и сегодня шепчет в уши царские ложь,
и проливает кровь христианскую, словно воду, и по-
губил уже столько сильных в Израиле, что по делам
своим он и есть антихрист»1.
Заимствование библейских образов, сравнений, по-
учений способствовало восприятию и библейского мис-
тицизма. Формировался абстрактный, внеисторический
подход к различным явлениям русской жизни. То есть
христианизация истории мешала русскому обществу,
его прогрессивным силам осмыслить реальное положе-
ние дел, выявить тенденции социального развития,
определить главные интересы государства.
Находящаяся под идейным влиянием православия
литература пропагандировала традиционные христиан-
ские добродетели: смирение, покорность, страх господ-
него гнева, благочестие и т. д. Уже в «Поучении» Вла-
димира Мономаха подчеркивается важность «страха
Божия». В «Житии Александра Невского» русский пол-
ководец, возведенный в ранг святого, наделяется осо-
бым благочестием: он часто молится, посещает цер-
ковь, любит «иереев и монахов, митрополита же почи-
тал, как самого Творца». А в конце жизни Александр
Невский принимает «ангельский образ», т. е. становит-
ся монахом. Реальная жизнь воина подгоняется под
стандартную схему агиографической литературы.
Главный герой «Жития Феодосия Печерского», бла-
гочестивый инок, спит только сидя, не моется, одевает-
ся так убого, что его принимают за нищего, успешно
борется с полками бесов, творит самые разнообразные
чудеса и даже заранее узнает о дне своей смерти. В
«Житии Стефана Пермского» отмечается, что отрок во
имя любви к богу «оставил дом и все имущество»,
«постригся в чернецы» и совершенствовал себя молит-
вой, постом, воздержанием... Наделяя своих персонажей
подобными нравственными качествами, литература тем
самым способствовала искажению внутреннего мира че-
ловека, мистификации, что было выгодно именно кон-
сервативным силам Древней Руси.
Практически все стороны жизни феодального об-
щества жестко регламентировались кодексами, этике-
том; традициями, сословными предрассудками. Не из-
бежало этого и искусство. В иконописи, например, су-
ществовали так называемые подлинники — схемы-рисун-
1 О, Русская земля!/Сост. В. А. Грихин. — М., 1982. — С. 296.
12
ки, которые предопределяли и композицию, и цветовые
характеристики персонажей. Определенный канон сло-
жился и в агиографической литературе. Жизнь святого
излагалась по устоявшейся схеме: благочестивые роди-
тели, очень раннее проявление религиозного рвения,
уход в монастырь, подвиги аскетизма и служения богу
и, наконец, радостный отход в мир иной. Описания ка-
ких-либо конкретных подробностей из жизни святого
встречались весьма редко.
Познавательная ценность подобной литературы бы-
ла очень ограниченной. Впрочем, авторы житий пресле-
довали цель не расширить кругозор читателя или слу-
шателя (жития часто читались вслух в церквах, монас-
тырях), а укрепить их религиозные убеждения, усилить
«страх божий».
Своеобразные схемы, каноны, образцы существова-
ли и для летописей, поучений, «хожений» и других жан-
ров древнерусской литературы. Эти каноны, с одной
стороны, закрепляли определенный уровень художест-
венного освоения мира, а с другой — сковывали твор-
ческие искания писателей. Наиболее ревностными
хранителями канонов были как раз церковные иерархи.
Это обусловливалось тем, что религиозному мировос-
приятию внутренне присущ консерватизм, догматизм.
Междоусобные войны, низкий уровень развития про-
изводительных сил, а поэтому и жесткая зависимость
от стихийных сил природы, усиливающаяся эксплуата-
ция крестьян, лишь зачаточное развитие науки — вот
те основные факторы, которые формировали обстанов-
ку, благоприятную для религиозных исканий. Именно
поэтому политические, нравственные, эстетические цен-
ности распространялись преимущественно в религиоз-
ной форме.
Однако духовный потенциал древнерусской литера-
туры был бы весьма невысоким, если бы она ограни-
чивалась только прославлением христианских доброде-
телей. Русская литература, как мы уже отмечали, всег-
да отличалась публицистичностью, тесной связью с об-
щественной жизнью. На страницах различных художе-
ственных произведений порой сталкивались противопо-
ложные подходы к общественным проблемам, сквозь
религиозные фантазии пробивалась правда жизни. А
жизнь была полна противоречивых тенденций, мировоз-
зренческих исканий идеологов различных слоев фео-
дального общества. Существовало религиозное рвение
13
фанатиков, догматизм ортодоксов, но дошли до нас и
свидетельства о равнодушии простого народа к рели-
гиозным ценностям. Так, митрополит Макарий в своем
послании Ивану IV сетовал на то, что русские воины
более всего озабочены земными радостями, а не спа-
сением души1. Иностранцы, находившиеся в России в
XVI веке, отмечали, что население плохо знает молит-
вы, неуважительно относится к священникам, вольно
ведет себя во время богослужения. Австрийский посол
Сигизмунд Герберштейн писал: «Мы видим, как в
Москве пьяные священники всенародно подвергаются
бичеванию»2.
Об отсутствии у населения глубокого религиозного
чувства свидетельствуют и факты пренебрежительного
отношения к иконам. По сообщению иностранцев, в
Новгороде один горожанин бросил икону в огонь, пос-
ле того как пожар уничтожил его дом, со словами:
«Ты не хотела помочь мне, теперь помоги себе са-
мой!»3. Аналогичный случай зафиксирован и на селе.
У одного крестьянина украли вола; свой гнев он пере-
нес на икону, выбросив ее в навоз: «Я тебе молюсь, а
ты меня от воров не можешь уберечь!»4
Конечно, о каких-либо широких свидетельствах сво-
бодомыслия в литературе говорить не приходится, ибо
авторами многих произведений и переписчиками были
лица духовного сословия, не заинтересованные в про-
паганде ереси и безбожия. Надо иметь в виду и то об-
стоятельство, что для широкого распространения ре-
лигиозного свободомыслия и атеизма5 еще не созрели
1 Очерки русской культуры XVI века: Часть 2-я/Ответ. ред.
А. В. Арциховский. — М., 1977, — С. 80.
2 Там же. — С. 81.
Никольский Н. М. История русской церкви. — М.,
1983. — С. 51.
4 Там же.
5 Религиозное свободомыслие, в отличие от атеизма, не отри-
цает существование бога, но подвергает сомнению некоторые ре-
лигиозные догматы. Такая форма религиозного свободомыслия, как
деизм, считая бога творцом мира, учредителем законов движения
природы, в то же время не допускает мысли, что бог постоянно
вмешивается в судьбы людей, в естественные процессы. Деистами
различных оттенков были Ломоносов, Радищев, Локк, Вольтер,
Руссо. Представители пантеизма (Бруно, Спиноза и др.) чаще все-
го отождествляли понятия «бог» и «природа», растворяли бога в
природе и отвергали бога, стоящего над миром. Скептицизм, воз-
никший еще в Древней Греции, занимал более радикальные пози-
ции: «о Боге мы ничего определенного сказать не можем — ни о
том, существует ли он, ни о том, каков он».
14
необходимые социально-экономические предпосылки.
Однако такие стороны социальной действительности,
как вопиющая социальная несправедливость, медлен-
ное, но неуклонное совершенствование производитель-
ных сил, накопление эмпирических знаний, знакомство
с идеями свободомыслия в культуре других народов,
приводили к ослаблению религиозных убеждений, к
появлению элементов стихийно-материалистических воз-
зрений, что в различной форме выражалось и в лите-
ратуре.
Уже в «Повести временных лет» упоминаются люди,
легкомысленно, как считает автор, относящиеся к хрис-
тианским представлениям о сверхъестественных силах:
«Злой человек, усердствуя злому делу, хуже беса, ибо
бесы Бога боятся, а злой человек ни Бога не боится,
ни людей не стыдится; бесы ведь и креста Господня
боятся, а человек злой и креста не боится».
Приведенная характеристика предназначена прежде
всего для «законопреступников» — вроде тех, кто убил
Бориса и Глеба. С точки зрения монаха-летописца, та-
кие деяния может совершить лишь человек, забывший
бога и отдавшийся во власть бесов; добрые же дела
совершаются по воле бога. Однако обратим внимание
на следующие слова летописца: «Ангелы ведь не тво-
рят человеку зла, но добра ему желают постоянно, осо-
бенно же помогают христианам» (подчеркнуто нами.—
Л. /7.). Можно сделать вывод, что, по мнению летопис-
ца, добрые дела творятся не только христианами, но
и теми, кто придерживается иной религии, либо чьи
убеждения находятся на пути от язычества к христи-
анству (двоеверие) или вообще не отличаются выра-
женной религиозной направленностью («ни Бога, ни
беса не боятся»). Заметим, что сам процесс ломки язы-
ческих воззрений и принудительного обращения в хрис-
тианство мог породить и различные варианты пренеб-
режительного отношения к религиозной вере вообще.
Суждения, аналогичные приведенным, мы встреча-
ем и в «Молении Даниила Заточника» (XII в.). Прав-
да, здесь гнев направлен на прекрасную половину рода
человеческого. Злая жена, восклицает автор, «ни ученья
не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боит-
ся, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуж-
дает».
О настроениях, достаточно далеких от христианского
нравственного идеала, свидетельствует образ матери, а
15
также сверстников Феодосия, боярина Иоанна в «Жи-
тии Феодосия Печерского». Мать, в отличие от сына,
погружена в земные, насущные проблемы и весьма не-
одобрительно относится к его религиозному рвению. Об-
наружив на теле юноши вериги, она приходит в ярость,
а не выказывает почтение к богоугодным подвигам
(правда, в конце концов она под давлением сына ста-
новится монахиней). Сверстники Феодосия «издевались
над ним и порицали его занятие» — служение в церкви.
Боярин Иоанн воспылал гневом на святых отцов за
то, что они своими «медоточивыми речами» побудили
его сына постричься в монахи.
«Моления Даниила Заточника» — своеобразная ис-
поведь человека, конечно, религиозного, но с надлом-
ленной верой. Вера его подорвана социальной неспра-
ведливостью, беззакониями, личными неудачами. В этом
произведении имеются очень острые выпады против су-
ществующих социальных порядков, кстати поддержи-
ваемых и освящаемых церковью: «...богатый муж везде
ведом — и на чужбине друзей имеет, а бедный и на ро-
дине ненавидим ходит. Богатый заговорит — все замол-
чат и после вознесут речь его до облак; а бедный за-
говорит— все на него закричат. Чьи одежды богаты,
тех и речь чтима»1. В пессимизме, слегка ироничном
ропоте Даниила слышится робкое богоборчество, пре-
тензии к «промыслителю мира».
Автор «Моления...» отвергает монашество как путь
избавления от бедности, так как служители культа не
вызывают у него никакого уважения: «Где свадьбы и
пиры, тут монахи и монахини, и беззаконие: ангельский
имеют на себе образ, а блудный нрав; святительский
имеют на себе сан, а обычай похабный».
В этом сочинении имеются многочисленные ссылки
на «священное писание», но приводятся они не из ре-
1 Отметим здесь, что социальная политика православной церк-
ви была довольно гибкой. Проникая в русское общество «сверху»
(первоначально крестились князья, дружинники), церковь, как пи-
шет Б. А. Романов, «не могла терять из виду задачи в будущем
проникнуть и в его низы, с тем чтобы овладеть ими в интересах
тех же верхов». Для завоевания авторитета в широких массах свя-
щенники осуждали мирян, которые творили насилие над своей че-
лядью, торговали людьми, особенно крещеными. В тех случаях,
когда правящая верхушка обращалась к тактике смягчения обще-
ственных противоречий, она также прибегала к помощи. церкви.
См.: Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: Историко-
бытовые очерки XI—XII веков. — М.; Л., 1966. — С. 53—55.
16
лигиозного рвения, а лишь для демонстрации начитан-
ности: Даниил хочет утвердить себя в светской деятель-
ности, в службе князю.
Особо следует отметить, что во многих творениях
древнерусской литературы поднимаются острые, злобод-
невные социальные вопросы: объединение страны, за-
щита отчизны от посягательств врагов, корысть и без-
законие бояр и князей и пр. Именно политические проб-
лемы (а не религиозно-нравственные искания) нередко
выдвигаются на первый план, а религиозные образы,
символы оказываются лишь специфическим для данной
эпохи средством выражения высокого патриотизма, не-
нависти к завоевателям. Например, в летописных фраг-
ментах, посвященных вопросу освобождения Руси от
монголо-татарского ига, призывы отстоять христианскую
веру, отвергнуть «поганские» обычаи приобретали, по
существу, не столько религиозное, сколько гражданское
звучание, диссонировали со многими христианскими
добродетелями — терпением, смирением, непротивлени-
ем злу насилием и пр., вступали в противоречие и с
христианскими воззрениями на всемогущество, мудрость
бога. Души героев скорбят не столько потому, что на-
саждается «басурманство» (т. е. иная вера), сколько
потому, что оскорбляется достоинство народа, на долю
которого выпадают тяжелые физические и духовные
испытания. Автор «Повести о разорении Рязани» не
устает восхищаться ратными подвигами Евпатия Ко-
ловрата, который бросает вызов судьбе, воле бога —
ведь «было все это (монголо-татарское нашествие.—
Л. П.) за грехи наши».
Даже в агиографической (житийной) литературе
сильное звучание приобретали нередко политические
мотивы («Сказание о Борисе и Глебе», «Житие Алек-
сандра Невского» и др.), а порой проскальзывали и
далекие от ортодоксальных суждения — например, о
том, что храмы создаются не только в честь бога, но
и в честь горожан.
В древнерусской литературе имеется произведение,
которое в силу случайных обстоятельств не испытало
особой доработки со стороны благочестивых монахов-
переписчиков и в котором вследствие этого величествен-
ный дух народной поэзии, языческая близость к при-
роде сохранились в почти неизменном виде. Мы имеем
в виду выдающееся творение древнерусской культуры
17
«Слово о полку Игореве». В этом творении с исключи-
тельной выразительностью показаны трагические по-
следствия разобщенности русских княжеств. Здесь нет
благочестивых рассуждений о греховности людей, загроб-
ном воздаянии, нет ссылок на библейские пророчества.
Автор избегает религиозных поучений и ждет помощи
Русской земле не от сверхъестественных сил, а от са-
мих же людей. Отталкиваясь в изображении некото-
рых событий от «Повести временных лет», автор «как
бы не заметил все то в летописи, что имеет религиоз-
ный смысл»1. В частности, в «Слове...» опускается рели-
гиозная трактовка смерти Бориса Вячеславича (нака-
зание божье за гордыню), не упоминаются церковные
похороны убиенного юноши Ростислава.
Идейно-художественный мир «Слова о полку Иго-
реве» многослоен. Здесь без всякого осуждения назы-
ваются языческие боги, описываются очень древние ве-
рования (одухотворенные стихии по зову Ярославны
помогают Игорю бежать из плена). Не вызывает со-
мнения и христианская позиция автора, которая особен-
но отчетливо обнаруживается в концовке произведения:
Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирого-
щей. И совершенно правы те исследователи, которые
говорят о «разреженности» религиозной атмосферы это-
го выдающегося произведения древнерусской литерату-
ры, о наличии в нем социальной критики и религиоз-
ного вольнодумства, — именно последнее обстоятельст-
во и предопределило тернистую судьбу этого творения2.
Важно подчеркнуть и то, что христианство оказало
весьма небольшое влияние на художественный, эстети-
ческий строй произведения, в котором часто встречают-
ся языческие символы.
Академик Лихачев считает, что «Слово...» имеет глу-
бокие корни в культуре домонгольской Руси3. Эта точ-
ка зрения опирается на последние открытия в истори-
ческой науке. Если это так, то следует прийти к выво-
1 Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его
времени. — Л., 1985.— С. 89.
2 См.: Карпушин Г. По мысленному древу//Сибирские ог-
ни.— 1978. — № 12.— С. 181; Комлев А. П., Б ел о к у р о в К. К.
«Слово о полку Игореве»: Заметки об исторических временах и ли-
рических пространствах//Слово о полку Игореве. Древнерусский
текст и переложения/Сост. А. П. Комлев. — Свердловск, 1985.
3 См.: Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура
его времени.— Л., 1985. — С. 3—7.
18
ду, что мироощущение образованных, передовых слоев
древнерусского общества (к ним и принадлежал автор
«Слова...») не отличалось глубокой религиозностью. И
в этом нет ничего удивительного. Русское общество в
X—XII веках находилось на подъеме, ибо происходило
утверждение нового тогда общественного строя — фео-
дального (хотя начавшиеся междоусобицы мешали раз-
витию страны). А в подобные исторические периоды ре-
лигиозный фанатизм встречается редко. Кроме того, в
Киевской Руси происходил непростой процесс перехода
к новой вере. Определенная часть населения длитель-
ное время занимала своеобразную промежуточную по-
зицию, т. е. наблюдалось двоеверие. А это обстоятель-
ство, конечно, не способствовало формированию глубо-
ких религиозных убеждений.
Хотя «Слово о полку Игореве» в определенной мере
подготовлено предшествующим развитием древнерус-
ской литературы, его, видимо, следует считать ее верши-
ной. В этом нетрудно убедиться, сопоставив «Слово о
полку Игореве» с летописным описанием похода 1185 го-
да (один в Ипатьевской, другой в Лаврентьевской лето-
писи). В летописях,, значительно уступающих по свое-
му художественному достоинству «Слову о полку Иго-
реве», русский князь выставлен ревностным христиани-
ном, видящим во всем волю бога и не устающим покло-
няться «образу Божию и кресту». В плену Игорю пре-
доставлена относительная свобода, которую он исполь-
зовал, как утверждается в летописях, для вызволения
к себе попа. Словом, летописный христианизированный
образ Игоря значительно отличается от того, каким он
изображен в «Слове о полку Игореве».
Несомненно выше летописных и описание похода
Игоря в «Слове...».
«Слово о полку Игореве» оказало большое влияние
на другое значительное произведение древнерусской ли-
тературы— «Задонщину», в котором также воспевает-
ся любовь к Родине, мужество, стойкость ее защитни-
ков. Плачи княгинь и боярынь во многом переклика-
ются с плачем Ярославны. Правда, автор здесь уже
ясно оговаривает свою христианскую позицию.
В переписке Андрея Курбского и Ивана Грозного
затрагиваются различные политические, нравственные
проблемы, в том числе и опасная для религиозного уче-
ния проблема социальной справедливости. Ведь уже в
2*
19
древности люди задавались вполне естественным, ло-
гичным вопросом: как же может всемогущий, всебла-
гий бог допускать страдания людей? Или же он не
всемогущ? Или он не добр?1 В пылу полемики спор-
щики ставят весьма неосторожные вопросы, жонглиру-
ют произвольно вырванными из Библии цитатами. От-
махиваясь от обвинения в жестокости, царь не без ехид-
ства спрашивает, невольно обнажая при этом противо-
естественность многих предписаний религиозного уче-
ния:
«Если же ты, по твоим словам, праведен и благо-
честив, то почему же испугался безвинно погибнуть,
ибо это не смерть, а воздаяние? В конце концов все
равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приго-
вора по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей,
слуг сатаны, то это и есть явный ваш изменнический
умысел, как это бывало в прошлом, так и есть ныне.
Почему же ты презрел слова апостола Павла, который
вещал: „Всякая душа да повинуется владыке, власть
имеющему; нет власти, кроме как от Бога; тот, кто про-
тив власти, противится Божьему повелению”. Воззри
на него и вдумайся: кто противится власти — противит-
ся Богу; а кто противится Богу, тот именуется отступ-
ником, а это наихудший из грехов»2.
В этом отрывке четко проявляется использование
правительством религиозного учения в своих целях.
Ослаблению действия религиозных установок спо-
собствовали расширяющиеся по мере развития древне-
русской литературы элементы реалистичности, заклю-
чающиеся в правдивом, без христианского осмысления
изображении отдельных событий, сторон тех или иных
явлений. Чаще всего эта достоверность встречалась при
описании страданий людей, преступлений князей. Так,
реалистичен рассказ об ослеплении Василька Тере-
бовльского («Повесть временных лет»). Весьма точно
изображает многие стороны своего сиротского детства
Иван Грозный в переписке с Андреем Курбским:
«Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пи-
ще. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по
своей воле и не так, как обычно поступают дети. При-
помню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь
1 См., например: Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. — М.,
1976, — Т. 2. —С. 319.
2 О, Русская земля!/Сост. В. А. Ерихин.— М., 1982.— С. 298.
20
Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись
локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул,
а на нас и не взглянет — ни как родитель, ни как опе-
кун, и уж совсем ни как раб на господ»1.
Нередко конкретные поучения и обличения «Домо-
строя», многие страницы «Жития протопопа Аввакума»
и других произведений XI—XVII веков. Подобная конк-
ретность, достоверность размывала мифологизированное
изображение мира в христианском учении, разрушала
устоявшиеся каноны.
Религиозное свободомыслие, далекие от христиан-
ских оценки природных и общественных явлений, вы-
пады против церковнослужителей еще чаще встречались
в устном народном творчестве. Многие дошедшие до
нас былины начинаются дежурными фразами о необхо-
димости постоять за веру христианскую, но эти своеоб-
разные заставки были, скорее всего, предусмотритель-
ной демонстрацией сказителей своего лояльного отно-
шения к власти, к церкви, а не проявлением религиоз-
ного рвения. Во всяком случае, по своему духу, на-
строю творения устного народного творчества часто про-
тивостоят христианскому мироощущению. Ведь героем
былин был не смиренный инок, не благочестивый ми-
рянин, а разудалый молодец, богатырь, смело втор
гавшийся в самые «божественные» сферы. Вот что го-
ворится о Святогоре в одной из древнейших былин рус-
ского эпоса:
Он едит в поли, спотешается,
Он бросает палицу булатную
Выше лесушку стоячего,
Ниже облаку да ходячего,
Улетает эта палица
Высоко да по поднебесью2.
Вызывала восхищение у слушателей сказочная си-
ла простого крестьянина Микулы Селяниновича, посра-
мившего дружинников князя, которые оказались не в
состоянии поднять его соху.
Былинные богатыри обладают такой силой, что и
применить ее в полную мощь негде. Они легко расправ-
ляются со всякой нечистью. Рядом с ними, пожалуй,
1 О, Русская земля!/Сост. В. А. Грихин. — М., 1982.— С. 301.
2 Былины/Сост. В. И. Калугин. — М., 1980. — С. 21.
21
и сам бог, будь он на самом деле, почувствовал бы се-
бя неуютно. Как писал М. Горький, «народ, создавая
эпическую личность, наделял ее всей мощью коллек-
тивной психики и ставил против богов или рядом с
ними»1.
Бесцеремонно обращаются богатыри с церковными
святынями. Обидел как-то князь Владимир Илью Му-
ромца— забыл пригласить его на пир; в отместку «На
церквах-то он кресты вси да повыломал, маковки он зо-
лочены вси повыстрелял» и отдал эти маковки голи
кабацкой2.
Не отличается набожностью и не верящий «ни в
сон, ни в чох» новгородский богатырь Василий Бусла-
ев. Былина «Василий Буслаев молиться ездил» посвя-
щена вроде бы благочестивой теме, но у слушателей
невольно возникали сомнения в искренности религиоз-
ного чувства героя. Вот как отвечает Василий встреч-
ным купцам, когда они поинтересовались целью его по-
хода:
А мое-то веть гулянье неохотное:
Смолода бита, много граблена,
Под старость надо душу спасти3.
Как видим, путешествие в «Ерусалим-град» не осо-
бенно по душе разудалому молодцу. Не случайно Амел-
фа Тимофеевна, мать богатыря, не безоговорочно верит,
что ее сын направляется к святым местам.
В русском эпосе встречается и непочтительное от-
ношение к служителям культа. Богатыри насмехаются
над своим товарищем:
Алеша рода поповского,
Поповские глаза завидущие,
Поповские руки загребущие4.
В былине «Михайло Данилович» князь Владимир
не разрешает старому воину постричься в монахи, ибо
опасается, что враги, проведав об этом, станут чаще
нападать на Русь. Сам собой напрашивается вывод: не
1 Горький М. Собр. соч.: В 16 т. — М., 1979.— Т. 16.—
С 220.
2 Былины/Сост. В. И. Калугин.—М., 1980. —С. 92.
3 Там же. — С. 288.
4 Былины/Ответ. ред. В. М. Чнчеров. — М., 1957.—С. 21.
22
молитвы, не другие подвиги благочестия являются за-
щитой страны, а реальная мощь.
Антиклерикальные настроения просматриваются в
целом ряде народных сказок: «Церковная служба»,
«Как поп работницу нанимал», «Попов работник»,
«Жадный поп», «Духовный отец», «Поп-ворожейка»
и др.1. В них высмеивается жадность, пронырли-
вость, бесчестность служителей культа. В сказке о
Шибарше говорится, что «деревенский Лабза» (вор,
обманщик) по наущению Ивана Грозного архиерею
«насмешку отсмеял». Представившись ангелом, мошен-
ник устроил духовному отцу «мытарство» — спустил его
по лестнице с колокольни, а затем повесил в суме на
Спасских воротах2.
О своеобразном — преимущественно прагматичес-
ком— отношении рядовых верующих к религиозным
воззрениям свидетельствует сказка «Старуха в церк-
ви». Старуха, придя в церковь, поставила одну свечу
перед образом святого Михаила, а другую, не рассмот-
рев, перед... пораженным дьяволом. Дьячок, увидя та-
кую непростительную оплошность, воскликнул: «Ах! Что
ты делаешь, бабушка, ведь ты эту свечку ставишь пе-
ред диавола». Она же ответила: «Не замай, батюшка,
не худо иметь везде друзей: в раю, и в муке; мы еще не
знаем, где будем»3. Словом, практицизм простого че-
ловека сродни религиозному легкомыслию.
Здесь уместно вспомнить статью М. Горького «О
сказках». Он пишет, что в слышанных им в детстве
сказках бог «почти всегда являлся глуповатым. Жил
он на земле, ходил по деревням, путался в разные че-
ловечьи дела, и все неудачно»4. Аналогичным образом
часто изображались домовые, черти, бесы (А. С. Пушкин
«Сказку о попе и о работнике его Балде» написал на ос-
нове народной сказки). Подобное творчество свидетель-
ствовало о слабости религиозных настроений в народе.
О распространении непочтительного отношения к ре-
1 См.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. —
М„ 1985. —Т. 3. —С. 293—313 и др.
2 Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—
XVIII века)/Подгот. текста Н. В. Новикова. — Л., 1971. — С. 45—45.
3 Там же. — С. 60.
4 Горький М. Собр. соч.: В 16 т. — М., 1979, — Т. 16.—
С. 337.
23
лигиозным ценностям говорит также следующее обстоя-
тельство: «В XIV в. орнаментация богослужебных книг
приобретает светский, порой легкомысленный характер.
Заставки и инициалы украшают фигурами дерущихся
горожан, ругающихся рыбаков, гуляк, гусляров, скомо-
рохов; все эти изображения резко противоречат литурги-
ческому назначению книг»1.
Наиболее ярко религиозное свободомыслие, антикле-
рикализм отражаются в еретической литературе («стри-
гольники», новгородско-московская ересь и др.). Рез-
кое осуждение нравственного облика духовенства, рас-
пространенного в церковной среде мздоимства (получе-
ния места при помощи взятки), отрицание некоторых
христианских таинств (священства, причастия), культа
икон, самого монашества — вот те основные идеи, ко-
торые будоражили духовную жизнь России XV века.
В крайних формах религиозное свободомыслие доходи-
ло до деизма.
С XVII века русская литература начинает постепен-
но приобретать светский характер. Все чаще в художе-
ственном творчестве встречается реалистическое опи-
сание событий, без серьезной христианской интерпрета-
ции. Авторами произведений становятся миряне разных
сословий. Можно упомянуть «Повесть об Азовском си-
дении донских казаков», «Повесть о Фроле Скобееве»,
«Летописную книгу» князя И. М. Катырева-Ростовско-
го и др. Некоторые из этих работ отличались довольно
острой антиклерикальной направленностью («Повесть
о Шемякином суде», «Служба кабаку», «Калязинская
челобитная», «Повесть о Ерше Ершовиче» и др.). В упо-
мянутых произведениях поднимались весьма острые воп-
росы социального неравенства, мздоимства судей, рас-
путства монахов. А вот каким образом рисует мораль-
ный облик подвижников веры Симеон Полоцкий в сти-
хотворении «Монах»:
Постное избравши житие водити,
На то устремишася, дабы ясти, пити...
Множицею есть зрети по стогам лежащих,
Изблевавших питие и на свет не зрящих,
Мнози колесницами возими бывают,
Полма мертвие суще, народ соблазняют.
’Казакова Н. А, Лурье Я. С. Антирелигиозные ере-
тические движения на Руси XIV —начала XVI века. — М.; Л.,
1955. —С. 33.
24
Мнози от вина буи свернословят зело,
Лают, клевещут, срамят и честныя смело...
Конечно, столь резкое бичевание священнослужите-
лей подрывало авторитет церкви и, в известной мере,
религиозного учения. Однако не стоит и преувеличивать
смелости поэта. Озабоченность разгульным нравом мо-
нахов высказывали многие иерархи. Даже Иван IV в
речи, обращенной к Стоглавому собору, негодует по по-
воду того, что в монастырях «держатся хмельные на-
питки и монахи предаются пьянству, по кельям неза-
зорно ходят женки и девки»1.
В XVII веке литература становится психологически
более тонко разработанной, настойчивее обращается к
повседневному существованию человека, его внутренне-
му миру. А это приводит к тому, что на первый план
постепенно выходит реалистическое осмысление различ-
ных ситуаций, переживаний. Создается определенный
задел для процесса секуляризации художественного
творчества, который начался, по сути дела, в XVIII веке.
В течение XI—XVII веков русская литература про-
шла сложный путь развития — от короткого периода
подражательства до быстрого взлета художественной
культуры, который отчетливо виден уже в «Слове о пол-
ку Игореве», «Молении Даниила Заточника», «Задон-
щине» и других выдающихся творениях. Но идейные
искания молодой литературы не выходили за рамки
религиозного мировоззрения. Другого, собственно, и не
могло быть, ибо не сложилось еще необходимых пред-
посылок для освобождения от религии. Однако были
условия для самых разнообразных проявлений религи-
озного свободомыслия, которое как бы изнутри расша-
тывало устои религии и ограничивало ее воздействие
на духовную культуру Древней Руси.
ЛИТЕРАТУРА XVIII ВЕКА
Реформы Петра I отвечали потребностям прогрес-
сивного развития русского общества. Ускорился рост
промышленности, науки, искусства, стал интенсивнее
1 См.: Никольский Н. М. История русской церкви. — М.,
1983.— С. 77.
25
культурный обмен с Западной Европой. При этом прог-
песс достигался ценой усиления эксплуатации трудя-
щихся масс, в результате чего возникали восстания,
бунты. Восемнадцатое столетие отмечено грозными вол-
нениями крестьян, их выступления под руководством
К. Булавина, Е. Пугачева сотрясали Российскую им-
перию.
Утверждение нового в общественной жизни происхо-
дило в острой борьбе и внутри господствующего клас-
са. Бояре пытались использовать в своих целях пра-
вославную церковь, поддерживали стремление ряда
иерархов добиться самостоятельности, независимости от
царского правительства. Прогрессивные же слои обще-
ства были заинтересованы в ослаблении позиций пра-
вославной церкви.
В 1721 году по решению Петра I был утвержден
новый порядок церковного управления. Во главе церк-
ви теперь стоял не патриарх, составлявший конкурен-
цию царю, а образованный из назначенных царем выс-
ших иерархов «Святейший Правительственный Синод»,
который не был автономен, а подчинялся светскому чи-
новнику— обер-прокурору, «оку государеву». Первым
обер-прокурором был полковник И. В. Болтин. Кста-
ти, и в дальнейшем на эту должность военные назна-
чались неоднократно. В годы царствования Екатери-
ны II церковь лишилась своих имений и духовенство
стало существовать на жалованье, было приравнено, по
существу, к государственным чиновникам.
Мотивы этих преобразований были различны: стрем-
ление царского правительства ограничить церковную
власть, подавить оппозицию, получить жирный кусок
церковного имущества и др. Но объективно подобные
реформы подрывали авторитет религиозных организа-
ций, особенно в политической жизни, и создавали не-
сколько лучшие условия для свободомыслия. Разуме-
ется, при этом надо отдавать себе отчет в том, что, ос-
лабляя позиции церковной власти, царское правитель-
ство в то же время активно использовало в своих це-
лях религиозное учение, огромную религиозную органи-
зацию, а поэтому, конечно же, было заинтересовано в
усилении влияния религиозной идеологии на сознание
трудящихся масс. Тот же «коронованный революцио-
нер», как назвал Петра I Герцен, весьма строго следил
за благочестием своих подданных. По указу 1718 года
предусматривались денежные штрафы за непосещение
26
церкви в праздничные и воскресные дни, за уклонение
от исповеди. Известно также, что царь, & религиознос-
ти которого высказывались противоречивые суждения,
жестко обошелся с видным русским мыслителем
XVIII века В. Н. Татищевым за то, что тот позволил
себе вольно отозваться об отдельных книгах священно-
го писания1.
Сложная расстановка политических сил, столкнове-
ние классовых и сословных интересов, социально-фило-
софских воззрений находили своеобразное отражение и
в художественном творчестве. При этом позитивные из-
менения, начатые еще в XVII веке, получали свое даль-
нейшее развитие, что проявлялось и в тематике сочи-
нений, и в мировосприятии героев, и в позиции авто-
ров. Уменьшается удельный вес религиозно-нравствен-
ных назиданий, проповедей смирения, покаяния, аске-
тизма. Все чаще герои озабочены главным образом мир-
скими, земными проблемами, а религиозные ценности
для них отходят на второй план. Процессу секуляриза-
ции литературы способствуют идейные искания писате-
лей, пытавшихся под влиянием противоречивых тенден-
ций общественной жизни, просветительской культуры
ряда европейских стран с иных, отличных от православ-
ного учения позиций осмыслить разнообразные Общест-
венные и природные явления, жизнь человеческой лич-
ности.
Каковы же основные направления освобождения рус-
ской литературы XVIII века от пут религиозной идео-
логии?
Отметим прежде всего, что XVIII век — век Просве-
щения. Многие авторы стремились поднять авторитет
науки, а это ослабляло позиции религиозного мировоз-
зрения.
Одним из первых, кто открыто встал на позиции
просветительства, был, как это ни странно (такова диа-
лектика истории), священнослужитель Феофан Проко-
пович. Соратник Петра I, он ссылками на священное
писание доказывал законность, значимость социальных
преобразований в России. (Заметим, что противники
перемен также апеллировали к истинам веры.) В про-
изведениях «вождя ученой дружины» с гуманистичес-
ким пафосом говорится о творческих возможностях че-
1 См.: Крывелёв И. А. История религий: В 2 т. — М.,
1976. —Т. 2. —С. 43—46.
27
ловека, успехах Русской земли в градостроительстве,
математике, философии, политических науках.
Феофан Прокопович весьма одобрительно относится
к автору сатиры «К уму своему», А. Д. Кантемиру, при-
зывая его продолжать начатое дело и считая, что он
достоин великой славы:
А ты, как начал, тещи путь преславный
Коим книжные текли исполины,
И пером смелым мещи порок явный
На не любящих ученой дружины.
И разрушай всяк обычай злонравный,
Желая доброй в людях перем ины.
Кой плод ученый не един искусит,
А дураков злость язык свой прикусит.
В мировоззрении Феофана Прокоповича, как пи-
сал Г. В. Плеханов, «был силен тот светский элемент,
который и возбуждал неудовольствие „больших бо-
род”»1. Обличая невежественных церковников, он
стремился согласовать веру и знание. Этот подход от-
четливо проявляется в трагедокомедии «Владимир».
Полемизируя с противниками реформ, осуществляв-
шихся в России в начале XVIII века, он апеллировал
не только к Библии, но и к разуму, естественным за-
конам. Плеханов замечал, что этот «наиболее выдаю-
щийся публицист эпохи Петра I ссылается на естест-
венное право раньше, нежели на Писание; недаром
ревнители православия считали его малонадежным
богословом»* 2.
Позиция Феофана Прокоповича имела двойствен-
ное значение. С одной стороны, приспособляя науку к
религии, он в определенной мере укреплял позиции
последней, делал религию «созвучной» веку Просве-
щения. А с другой стороны, распространение естест-
веннонаучных знаний способствовало формированию
стихийно-материалистических воззрений, размыванию
религиозных убеждений.
Написанная Антиохом Кантемиром — одним из ос-
новоположников русского классицизма — сатира «К
уму своему», по существу, посвящена обличению не-
‘Плеханов Г. В. Об атеизме и религии в истории общесз •
ва и культуры: Избранные произведения и извлечения. — М.,
1977.— С. 91.
2 Там же.— С. 87.
28
вежд, консерваторов, хулящих науку, которая, по их
утверждениям, будто бы «голод наводит», «содружест-
во людей разрушает», развращает нравы. Автор иро-
низирует над «умами недозрелыми», которые не зани-
маются самообразованием, все свои средства тратят
на модных портных, сапожников, а не на покупку со-
чинений древних мыслителей — Сенеки, Виргилия, Ци-
церона и др.
Сам А. Кантемир был высоко образованным чело-
веком своего времени. В его библиотеке имелись тру-
ды материалистов Гоббса, Локка. Он был знаком с
идеологом французского Просвещения Ш. Монтескье.
Кроме того, он перевел книгу французского ученого
Б. Фонтенеля «Беседы о множестве миров», в которой
излагалось учение Коперника (книга впервые была
издана в России в 1740 году, однако в 1756 году по ре-
шению Синода конфискована).
Несимпатичны Кантемиру и церковники — «Крито-
ны с чётками», обеспокоенные тем, что с распростра-
нением науки чаще возникают ереси, безбожие, равно-
душие к религии:
Критон с четками в руках ворчит и вздыхает,
И просит свята душа с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами:
«Дети наши, что пред тем тихи и покорны
Праотеческим шли следом к Божией проворны
Службе, с страхом слушая, что сами не знали,
Теперь к церкви соблазну Библию честь стали;
Толкуют, всему хотят знать повод, причину,
Мало веры подая священному чину;
Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,
Не прибьешь их палкою к соленому мясу;
Уже свечек не кладут, постных дней не знают...1
Приведенные Кантемиром рассуждения священно-
служителей имели, конечно, свои основания. Наука
действительно приводит к ослаблению, размыванию ре-
лигиозных воззрений. Сам же поэт, как и многие про-
светители XVIII века, стоял на позициях деизма (прав-
да, деизм его не всегда отчетлив и последователен,
1 Здесь следует отметить одно обстоятельство. Православная
церковь не одобряла самостоятельного изучения Библии, опасаясь,
что имеющиеся в ней противоречия, элементы скептицизма и бого-
борчества могут ослабить религиозные убеждения рядовых верую-
щих.
29
особенно в тех случаях, когда он пишет о гневе божь-
ем, казнящем виновных). Он считал, что, познавая
мир, наука тем самым открывает мудрость творца, ко-
торый установил «течений меру, порядок и время, И
так увесил все махины части, Что нигде лишна лег-
кость, нигде бремя, Друг друга держат и не могут
пасти». В этом, как и в выступлениях против атеистов
(«Песнь I. Противу безбожных»), проявляется истори-
ческая ограниченность позиций писателя.
Однако поднимая авторитет науки, поддерживая
тех, «кто в поту томится дни целы, Чтоб строй мира и
вещей выведать премену», Кантемир вносил опреде-
ленный вклад в формирование религиозного свободо-
мыслия и даже стихийно-материалистических воззре-
ний. Не без оснований В. Г. Белинский писал, что Кан-
темир «начал собою историю светской русской лите-
ратуры»1 (подчеркнуто нами. — Л. /7.).
Вполне понятны и естественны просветительские
тенденции в творчестве выдающегося деятеля русской
культуры М. В. Ломоносова. Немалая часть его тво-
рений посвящена раскрытию роли науки в обществен-
ной жизни, прославлению тех, кто содействовал ее раз-
витию— или, во всяком случае, тех, кого Ломоносов
хотел подвигнуть к содействию ее развитию:
Молчите, пламенные звуки,
И колебать престаньте свет:
Здесь в мире расширять науки
Изволила Елисавет.
Далее в «Оде на день восшествия на Всероссий-
ский престол ее величества государыни императрицы
Елисаветы Петровны, 1747 года», из которой взят от-
рывок, поэт пишет строки, ставшие классическими:
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха,
Науки пользуют везде:
Среди народов и в пустыне,
’Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. —М., 1981. —Т. 7.—
С. 283.
30
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.
Ода, формально посвященная императрице, по сути
дела становится гимном науке, умножающей могуще-
ство, достоинство человека. Глубоко патриотична уве-
ренность автора в том, что «может собственных Пла-
тонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля
рождать». При этом невольно обращает на себя вни-
мание то, сколь отлична характеристика науки, дан-
ная Ломоносовым, от той, какую дают ей «Критоны
с четками в руках».
В данном и в других произведениях великого уче-
ного и поэта («Письмо о пользе стекла», «Петр Вели-
кий» и др.) выражается уверенность в творческих воз-
можностях человека, в познании окружающего мира,
поощряются научные поиски, дерзанье, столь неудоб-
ные для религиозного мировоззрения.
Сам поэт, как и Кантемир, тяготел к деизму. В
XVIII столетии в России еще не было достаточных со-
циальных и естественнонаучных предпосылок для по-
явления глубокого, последовательного атеизма.
М. В. Ломоносов допускал существование бога в ка-
честве, во-первых, творца великой и гармоничной Все-
ленной, а во-вторых, гаранта нравственной справед-
ливости, воплощения в мире Добра. Как испытал на
своем собственном опыте великий русский мыслитель,
трудно уповать на земных князей, а поэтому остается
надеяться на покровительство создателя. Но худо-
жественные, научные исследования, как мы отмечаем,
нередко побуждали М. В. Ломоносова опровергать или
подвергать сомнению многие положения христианского
учения. Он позволял себе весьма вольные суждения
относительно ряда догм русской православной церкви,
насмехался над «умниками», выучившими три слова —
«Бог так сотворил» — и беспрестанно их твердивши-
ми, вместо того чтобы исследовать причины явлений1.
Далека от библейских представлений картина ми-
роздания, изложенная М. В. Ломоносовым в «Вечер-
нем размышлении о Божием величестве при случае
великого Северного сияния»:
Уста премудрых нам гласят:
«Там разных множество светов,
1 См.: Ломоносов М. В. Поли. собр. соч.: В 10 т. — М.,
1954. -Т. 5.— С. 574—575.
31
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы Божества
Там равна сила естества».
Эти строки напоминают нам об учении пантеиста
Джордано Бруно, сожженного католической церковью
в 1600 году в Риме. Бруно, переосмыслив, развив уче-
ние Коперника, одним из первых высказал идею о бес-
конечности Вселенной, о множестве миров. Образ это-
го ученого, философа, с поразительной стойкостью
защищавшего свои позиции (приговор инквизиции он
встретил словами: «Вы произносите это с большим
страхом, чем я его выслушиваю»), волновал вообра-
жение многих художников, поэтов. Иван Бунин в сти-
хотворении «Джордано Бруно» довольно четко изло-
жил учение знаменитого итальянца:
Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
Мы остановим Солнце Птолемея —
И вихрь миров, несметный сонм планет
Пред нами развернется, пламенея!
Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут Богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.
Вполне понятно, что христианская церковь долгое
время не одобряла подобные воззрения. Лишь в 1835
году католическая церковь исключила творение Нико-
лая Коперника из индекса запрещенных книг.
Религиозные убеждения, свидетельствовал М. В. Ло-
моносов, нередко являются препятствием на пути на-
учных исследований. В «Письме о пользе стекла» он
писал:
Что может смертным быть ужаснее удара,
С которым молния из облак блещет яра?
Услыша в темноте внезапный треск и шум
И видя быстрый блеск, мятется слабый ум,
От гневного часа желает где б укрыться;
Причины оного исследовать страшится.
Дабы истолковать, что молния и гром,
Такие мысли все считает он грехом.
32
При объяснении необычных, редких явлений уче-
ный, замечает Ломоносов, вынужден противостоять как
невеждам, у которых эти явления вызывают страх, так
и «чтецам писания и ревнителям православия», кото-
рые в своем излишнем усердии по защите религиозных
истин препятствуют «высоких наук приращению»1.
Русский мыслитель не согласен с теми богослова-
ми, которые «в точном грамматическом разуме», то есть
буквально, слепо воспринимают священное писание. В
частности, Ломоносов указывает на то место Библии,
в котором говорится, будто бог в ответ на мольбу
Иисуса Навина остановил Солнце: «И остановилось
Солнце, и Луна стояла, доколе народ мстил врагам
своим». Правда, здесь же в Библии есть любопытное
замечание: «Стояло Солнце среди неба и не спешило
к западу почти целый день». Значит, день все-таки
остался неизменным, не удлинился, а для сражаю-
щихся воинов палящее солнце, конечно же, движется
очень медленно. И вот эти слова из священного писа-
ния многие церковники долгое время использовали для
защиты геоцентрической системы Птолемея и опровер-
жения гелиоцентрической системы Коперника: бог, мол,
приказал остановиться Солнцу, а не Земле, и следова-
тельно, движется Солнце, а не Земля.
Подобные «доводы» русский ученый не считает
убедительными. Ревнители благочестия, указывает Ло-
моносов, уже во времена античности мешали созда-
нию подлинно научной картины мира. Так, о древне-
греческом астрономе Аристархе Самосском (320—
250 гг. до н. э.), который первым высказал идею
гелиоцентризма, религиозные фанатики злословили,
что «он по своей системе о движении Земли дерзнул
подвинуть великую богиню Весту, всея Земли содер-
жательницу, дерзнул беспрестанно вертеть Нептуна,
Плутона, Цереру, всех нимф, богов лесных и домаш-
них по всей Земли». Суеверие, продолжал великий
русский ученый, «держало астрономическую Землю в
своих челюстях, не давая ей двигаться», и побуждало
астрономов «выдумывать для изъяснения небесных
явлений глупые и с механикою и геометриею прекосло-
вящие пути планетам, циклы и эпициклы (круги и по-
бочные круги)»2.
1 Ломоносов М. В. Избранная проза. — М.»	1980.—
С. 447—448.
2 Там же. — С. 448.
3 Заказ 6255
33
Вполне естественно, что Ломоносов восхищается те-
ми учеными, которые дерзают бросать вызов химерам
ревнителей веры. В уже упоминавшемся «Письме о
пользе стекла» он пишет:
Астронсм весь свой век в бесплодном был труде,
Запутан циклами, пока восстал Коперник,
Презритель зависти и варварству соперник.
В средине всех планет он Солнце л сложил,
Сугубое Земли движение открыл.
Осуждение дремучего невежества находим мы и б
сочинениях Д. И. Фонвизина. Отрицательные персона-
жи комедии «Недоросль» пренебрежительно относятся
к просвещению. Приведем известную фразу Простако-
вой: «Без наук люди живут и жили. Покойник батюш-
ка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться
изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек на-
жить и сохранить». В то же время положительные ге-
рои пьесы — Стародум, Софья, Правдин — отличаются
широким кругозором. Гуманистическим пафосом на-
полнены следующие слова Стародума: «...Да я желал
бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель
всех знаний человеческих — благонравие. Верь мне,
что наука в развращенном человеке есть лютое ору-
жие делать зло. Просвещение возвышает одну добро-
детельную душу».
Уважением к человеческому разуму, науке проник-
нуты многие страницы книги А. Н. Радищева «Путе-
шествие из Петербурга в Москву». К науке апеллирует
писатель-революционер, стремясь показать бесчеловеч-
ность, противоестественность устройства крепостниче-
ской России, предлагая свой проект законодательства:
«Светильник науки, носяся над законоположением на-
шим, отличает его от многих земных законоположе-
ний».
Не только укреплением позиций науки русская ли-
тература XVIII века подрывала авторитет религии. В
творчестве многих прогрессивных писателей содер-
жался протест против существующих общественных
отношений, угнетения личности. Этот протест почти
всегда имел и глубокие мировоззренческие последст-
вия, был вызовом православной церкви, освящавшей
крепостнический строй.
В публицистике Н. И. Новикова резко бичевались
дворяне «без разума, без науки, без добродетели и
34
воспитания». По сути дела, бросался вызов тем поряд-
кам, которые формируют бездушных, жестоких поме-
щиков: с...душ за ним тысячи две, но сам он без ду-
ши». Эти спесивые вельможи недовольны тем, что
судьба определяет им «тем же пользоваться воздухом,
солнцем и месяцем, которым пользуется простой на-
род». Рабы, считает г-н Безрассуд, «для того и сотво-
рены, чтобы, претерпевая всякие нужды, и день и ночь
работать и исполнять мою волю исправным платежом
оброка; они, памятуя мое и свое состояние, должны
трепетать моего взора».
В письмах «уездного дворянина», печатавшихся в
журнале «Живописец», Н. И. Новиков отмечал, что
христианское учение часто используется помещиками
для оправдания своих издевательств над крестьянами.
Полемизируя с теми, кто справедливо возмущается по-
ложением мужиков, дворянин (отрицательное отноше-
ние к этому персонажу автор показывает более чем от-
кровенно), совеем как религиозный проповедник, ве-
щает: «И во святом писании сказано: работайте госпо-
дева со страхом и радуйтесь ему с трепетом. Приимите
наказание, да не когда прогневается Господь; егда воз-
горится вскоре ярость Его — да на што они и крестья-
не: его такое и дело, што работай без отдыху. Дай-ка
им волю;, так они и не весть что затеют».
Не обходит сатира Н. И. Новикова и «Правосу-
дие», весьма охочее до взяток, которые, как свидетель-
ствовал журнал «Трутень», нередко преподносятся в
невинной форме проигрыша в бильярд, дружеского
обеда в ресторане и т. д.
Весьма мрачный, жестокий мир изображен в коме-
дии Д. И. Фонвизина «Недоросль». В финале пьесы
зло вроде бы наказывается: имение Простаковых при-
нимается в опеку, ибо бесчинства этой семейки пере-
шли все границы и поэтому могут привести к нежела-
тельным последствиям для всего господствующего
класса — вызвать бунт крестьян. Однако зритель хо-
рошо знал, что в реальной жизни опека назначалась в
редчайших случаях, а издевательства над крепостны-
ми были делом обычным.
Резкое осуждение существующих в России соци-
альных порядков содержится в целом ряде произведе-
ний А. Н. Радищева. «Я взглянул окрест меня — душа
моя страданиями человечества уязвленна стала», — это
горькое признание писателя-гражданина не могло не
3*
35
призывать, не побуждать к действиям по преобразова-
нию общества на разумных началах. Нарисовав в «Пу-
тешествии из Петербурга в Москву» множество кар-
тин бедственного положения крестьян, писатель пре-
дупреждает дворян о грядущей опасности: «Таковы
суть братия наши, во узах нами содержимые. Ждут
случая и часа. Колокол ударяет. И се пагуба зверства
разливается быстротечно. Мы узрим окрест нас меч и
отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу
суровость и бесчеловечность».
Обличая освященные церковью порядки, А. Н. Ра-
дищев апеллировал к природе, разуму: «Гражданин, в
каком бы состоянии небо родиться ему ни судило, есть
и пребудет всегда человек; а доколе он человек, пра-
во природы, яко обильный источник благ, в нем не ис-
сякает никогда; и тот, кто дерзнет его уязвить в его
природной и ненарушимой собственности, тот есть пре-
ступник» (подчеркнуто нами. — Л, II,).
Подобные рассуждения вступали в противоречие с
идеологией русской православной церкви, при помощи
которой крепостники прикрывали, оправдывали свои
зверства, унижение достоинства крестьян. Екатери-
на II, читая книгу Радищева «Путешествие из Петер-
бурга в Москву», не без оснований замечала, что мно-
гие высказывания автора «совсем противны закону Бо-
жию, десяти заповедям, Святому Писанию», что «хри-
стианское учение сочинителей мало почитаемо, а вмес-
то оной произвольнии принял некий умствовании, не
сходственные закону христианскому»1.
И уж совершенно были «противны закону христи-
анскому» многие строки оды «Вольность». Как, напри-
мер, те, в которых автор признает за народом право на
свержение самодержца:
Ликуйте, склепанны народы;
Се право мщенное природы
На плаху возвело царя.
Или же те, в которых свобода рассматривается как
высшая человеческая ценность, как великая созида<
тельная сила:
Велик, велик ты, дух свободы,
Зиждителем, как сам есть Бог!
1 См.: Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева. — М.; Л.,
1952. — С. 159—164.
36
В творчестве А. Н. Радищева выражено не только
возмущение крепостничеством, но и глубокое доверие
к народу, уважение к труду земледельца, к высоким
моральным качествам труженика. Писатель жаждет
для него другой, счастливой судьбы, но, разумеется,
не в потустороннем, а в этом, земном мире. В главе
«Хотилов» изложен проект будущего общества. Конеч-
но, проект страдает просветительской наивностью, ба-
зируется на принципах «общественного договора»,
«естественного права». Но в конкретно-исторических
условиях XVIII века он имел несомненно прогрессив-
ное значение, ибо противостоял религиозной мистике,
обращался к разуму, к естественной природе человека.
Ревнители веры частенько твердят о бездушии, амо-
рализме тех мыслителей, которые восставали против
религиозных догм. Однако история говорит нам обрат-
ное. Именно представители свободомыслия выступали
за высокую нравственность, невозможную без измене-
ния гех социальных порядков, которые унижают че-
ловеческое достоинство, тормозят развитие личности и
общества. Их сердца, а не сердца религиозных пропо-
ведников были «уязвлены» страданиями людей. Имен-
но вольнодумцы восставали против несправедливых
порядков, а не призывали к смирению, терпению. Эта
подлинно гуманистическая позиция определялась не
столько личными качествами вольнодумцев, сколько
их теорией, обращенной к реальному, а не к фанта-
стическому миру.
Немалое место в творчестве прогрессивных писа-
телей XVIII века отводится нравственным исканиям.
Продолжая традиции древнерусской литературы
(вспомним хотя бы «Моления Даниила Заточника»,
переписку Андрея Курбского с Иваном Грозным),
Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, А. Н. Радищев и дру-
гие просветители остро ставили проблему справедли-
вости, добра и зла, совести и долга, подлинно нравст-
венных качеств человеческой личности. Эти искания
не только вскрывали противоречия религиозного нрав-
ственного учения, его несовместимость с целым рядом
естественных стремлений человека, но и выходили за
границы религиозного мировоззрения, говорили о
нравственности, свободной от религиозных предрас-
судков.
Хорошо известно, что православная церковь с дав-
них времен внушала пастве: такие «подвиги благоче-
37
стия», как пост, молитва, покаяние, являются лучши*
ми средствами духовного возрождения личности. Од-
нако А. Д. Кантемир в сатире VII («О воспитании»)
с иронией писал о тех, кто «с рук не спускает Часо*
вник1, и пятью в день в церкви побывает, Постится,
свечи кладет и не спит с женою, Хоть отняв у бедного
ту, что за душою Одну рубашку имел, нагим ходить
нудит». Словом, религиозное рвение не является га-
рантом нравственного поведения. Куда более важную
роль в воспитании, по мнению просветителя, должны
играть науки и искусства, сила примера.
Герой комедии А. П. Сумарокова «Опекун» Чуже-
хват живет по пословице: «Что взято, то свято». Ког-
да же его предостерегают напоминанием о «будущем
суде божьем», о муках ада, то он, не без резона, с
бойкостью отвечает: «На что заранее мучить себя; и
тогда спастися можно, когда петлю накидывати ста-
нут. Да в том я полно и винен ли, что плутую? Пото-
му что без воли Божией ничего не делается, и не спа-
дет со главы человеческий волос без воли Божией; так
я плутую по воле Божией, по пословице: что ежели бы
не Бог, так бы кто мне помог».
Подобные пассажи обнажают противоречивость ре-
лигиозного нравственного учения, его беспомощность
в противодействии злу, что и позволяет использовать
религиозную фразеологию, схоластическую изворотли-
вость для прикрытия неблаговидных дел.
Не менее показательна в этом плане и последую-
щая реплика Чужехвата: «А покаяние все грехи очи-
щает; покаюся часа за два до смерти, да в те же вой-
ду в царство небесные ворота, в которые и вы; а что
пожито послаще и жито как хотелося, так то в бары-
шах».
О том, как воздействует на нравственный облик
личности религиозное учение, красноречиво поясняет-
ся и в сатире Н. И. Новикова. Дворянин следующим
образом поучает своего сына Фалалея: «Кажется, я
тебе много раз толковал, что ежели отец или мать сы-
на своего и до смерти убьет, так и за ето положено
только церковное покаяние». А вот как этот коммен-
татор церковных законов относится к выполнению сы-
ном гражданских обязанностей: он советует своемуЧа-
1 Часовнйк, часослов— церковная книга, содержащая молит-
вы, псалмы и другие тексты суточного круга богослужения.
38
ду проситься в отставку, ибо «нынече время военное;
неровно как пошлют в армию, так пропадешь ни за
копейку. Есть пословица: Богу молись, а сам не пло-
шись; уберись-ка в сторонку, так ето здоровее будет».
Моральные устои ревнителя веры красноречиво
раскрываются и тогда, когда он рисует свое будущее,
если удастся женить сына на двоюродной племяннице
воеводы: «Все наши спорные дела будут решены в на-
шу пользу, и мы с тобою у иных соседей землю обре-
жем по самые гумна; то-то любо! и курицы некуда бу-
дет выпустить». Недалеко ушла и мамаша Фалалея.
Как сообщал его дядя, она пред смертью «в один день
трижды исповедалась. Знать, что у нее многонько
грешков-то скопилось».
В весьма опасные для религиозных устоев рассуж-
дения о «божественном промысле» пускаются- герои
комедии Д. И. Фонвизина:
«Бригадир. Враки. Я не верю, чтоб волосы были
у всех считаны. Не диво, что наши сочтены. Я — бри-
гадир, и ежели у пяти классов волосов не считаю, так
у кого же и считать их ему?
Бригадирша. Не греши, мой батюшка, ради Бо-
га. У него генералитет, штаб и обер-офицеры в одном
ранге.
Бригадир. Ай, жена! Я тебе говорю, не вступай-
ся. Или я скоро сделаю то, что и впрямь на твоей го-
лове нечего считать будет. Как бы ты Бога-то узнала
побольше, так бы такой пустоши и не болтала. Как
можно подумать, что Богу, который все знает, не из-
вестен будто наш табель о рангах? Стыдное дело».
Другие персонажи пьесы Д. И. Фонвизина «Брига-
дир» свои амурные делишки пытаются устроить под
аккомпанемент «божественных разговоров». Так, Со-
ветник, пытавшийся ухаживать за Бригадиршей, па-
мятуя, что «несть греха, иже не может быти очищен
покаянием», боится не столько божественного наказа-
ния, сколько гнева Бригадира.
В сочинении писателя-разночинца М. Д. Чулкова
«Пригожая повариха» достоверно отражены нравы,
быт эпохи. Остроумные, меткие, жизненно верные за-
мечания автора показывают, сколь невысоки нравст-
венные устои правящего класса. При этом вновь вы-
ясняется, что набожность легко сочетается с плутовст-
39
вом, взяточничеством. Вот как описывается деятель-
ность секретаря канцелярии: «Всякое утро стоял он
по два часа на молитве, а жена ево в то время в пе-
редней горнице упражнялась во взятках и принимала
всячиною. Когда же садилися они пить чай, то малень-
кий их сын подавал ему реестр поимянно всех людей,
бывших у него в то утро, и кто что и сколько принес;
таким образом, смотря по величине приноса, решал он
и дела в приказе».
Думается, одновременность, параллельность таких
действий, как молитва и взяточничество, не случайны:
такой ход событий наводил на опасные для религии
размышления.
Религиозное свободомыслие прогрессивных русских
писателей XVIII столетия проявлялось также и в са-
тирическом изображении духовенства. Антиклерикаль-
ные настроения встречаются у многих авторов. Так,
А. Д. Кантемир в сатире «К уму своему» создает не-
приглядный образ типичного священнослужителя:
Епископом хочешь быть — уберися в рясу,
Сверх той тело с гордостью риза полосата
Пусть прикроет, повесь цепь на шею от злата,
Клобуком покрой главу, брюхо — бородою,
Клюку пышно повели везти пред тобою;
В карете раздувшися, когда сердце с гневу
Трещит, всех благословлять нудь праву и леву,
Брани того, кто просит с пустыми руками,
Твердо сердце бедных пусть слезы презирает,
Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.
Если ж кто вспомнит тебе гражданские уставы,
Иль естественный закон, иль народны правы,
Плюнь ему в рожу; скажи, что врет околесну...
Устами уездного дворянина Н. И. Новиков осуж-
дает мздоимство служителей культа: «А ты, Фалале-
юшка, с попами знайся, да берегись; их молитва до Бо-
га доходна, да убыточна». Выходит, духовенства опа-
сается даже такой пройдоха.
От имени слуги Д. И. Фонвизин в «Послании слу-
гам...» смело обличает «неправду света», в котором
далеко не последнее место занимают духовные па-
стыри:
40
Попы стараются обманывать народ,
Слуги — дворецкого, дворецкие — господ,
Друг друга — господа, а знатные бояря
Нередко обмануть хотят и государя;
Смиренны пастыри душ наших и сердец
Изволят собирать оброк с своих овец.
Овечки женятся, плодятся, умирают,
А пастыри при том карманы набивают,
За деньги чистые прощают всякий грех,
За деньги множество в раю сулят утех.
Но если говорить на свете правду можно,
То мнение мое, скажу я вам, не ложно:
За деньги самого Всевышнего Творца
Готовы обмануть и пастырь, и овца!
В «Письмах из Франции» сатирик освещает непри-
глядную позицию католического духовенства, которое
«препоручает провинцию в одно покровительство Царя
Небесного, дабы самому не поссориться с земным, ес-
ли вступиться за жителей и облегчить утесненное их
состояние». Точно характеризует русский писатель и
особенности воздействия священнослужителей на ду-
ховный мир прихожан: «Попы, имея в руках воспита-
ние, вселяют в людей, с одной стороны, рабскую при-
вязанность к химерам, выгодным для духовенства, а с
другой — сильное отвращение к здравому рассудку».
Формально критика была направлена против католи-
ческой церкви, но читателю хорошо было известно, что
и русская православная церковь таким же образом
«радеет» о благе своей паствы. Глубоки замечания
Д. И. Фонвизина и о том, что власть духовенства во
Франции поддерживается королевским двором и на-
родным суеверием. Все эти суждения писателя-просве-
тителя говорят о том, что он верно понимал социаль-
ную роль религиозных организаций в современном ему
обществе.
Пожалуй, откровеннее и ярче всех мыслителей
XVIII столетия место церкви в крепостнической России
выявлено А. Н. Радищевым в известных строках по-
эмы «Вольность»:
Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает, —
Союзно общество гнетут;
41
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
На пользу общую — рекут.
Отсюда сам собой напрашивался вывод: борьба с
самодержавием неизбежно является и выступлением
против православной церкви, ее учения.
Однако необходимо иметь в виду, что антиклерика-
лизм во всей литературе XVIII века был лишь прояв-
лением религиозного свободомыслия (чаще всего де-
изма), а не последовательного атеизма.
Как мы уже отмечали, в XVIII столетии намети-
лись первые направления секуляризации обществен-
ной жизни: от церковной опеки в большой степени ос-
вободилась государственная власть, церковные земли
перешли во владение вельмож — «любимцев государы-
ни». Екатерина II позволяла себе ставить во главе
Синода лиц, не отличавшихся религиозным рвением,
«а первый екатерининский обер-прокурор Мелиссино
составил даже проект упразднения монашества»1.
Правда, осуществлен он не был. Собственно, к подоб-
ным проявлениям и могла сводиться секуляризация
феодального строя. Господствующей идеологией было
учение православной церкви, которое усиленно насаж-
далось не только священнослужителями, но и помещи-
ками, светскими чиновниками.
Однако и в сфере духовной жизни общества про-
исходили процессы, которые свидетельствовали об ос-
лаблении позиций религии. Этому способствовали раз-
витие промышленности, повышение общей культуры
населения, торговля со странами Западной Европы,
влияние западноевропейской культуры, которое испы-
тывали многие мыслители России.
Материалы Тайной экспедиции Сената, учрежден-
ной в 1762 году Екатериной II как орган политическо-
го розыска, свидетельствуют о распространении и в
обыденном сознании элементов свободомыслия. Ее ар-
хивы показывают, что военнослужащие, чиновники,
купцы, учащаяся молодежь порой небрежно обраща-
лись с «образом Божиим», подвергали сомнению су-
ществование загробной жизни, а иногда и самого бога.
Например, в одном из «дел о богохульстве» сообща-
лось, что подпоручик Иван Маркелович Филинов вел
'Никольский Н. М. История русской церкви. — М.,
1983. — С. 20В.
42
крамольные разговоры с солдатами, обращая их вни-
мание на противоречия между религиозным учением
о совершенстве бога и неприглядной действитель-
ностью, сотворенной богом, отрицал непорочное зача-
тие, опровергал догмат о едином боге:
«Вы, кержаки, Богу веруете, также мы веруем, и та-
тары веруют, — разве Бог-то не един... экой он... Бог —
плут»1.
Солдат Преображенского полка Семен Новиков на
допросе в Тайной экспедиции показывал, что в гвар-
дейских полках многие вольно обращаются с «образом
Божиим», и на вопрос, кого именно он имеет виду, от-
вечал: «Вить ста их много, всех не упомнишь»2 *. При-
казчик Елыгин, записано в одном из материалов Тай-
ной экспедиции, «в побранке говорил попу, что не
токмо попа выучить умею, я де и Бога переучить мо-
гу»8.
Представляет интерес и дело купца Степана Стру-
говщикова, который, как сообщалось в доносе, в бесе-
де с известным живописцем Иваном Аргуновым хулил
православную веру, говорил, что Христос «не Бог, а
простой человек и обманщик», что поклонение трем
лицам (бог-отец, бог-сын, бог — дух святой) есть мно-
гобожие, что христианская вера привнесена в Россию
главным образом из-за желания князя Владимира же-
ниться на греческой царевне.
Любопытно отметить, чт® Иван Аргунов отказался
подтвердить содержание доноса (такого «не слыхал»).
Однако следствие выявило обоснованность обвинения.
У купца к тому же нашли антихристианские памфлеты
Вольтера4.
О наличии в сознании народа элементов свободо-
мыслия свидетельствуют пословицы и поговорки, со-
биранием которых в XVIII веке увлекались не только
ученые, писатели, но и даже царственные особы —
Петр I, Екатерина II. С одной стороны, встречалось
немало пословиц и поговорок прорелигиозного содер-
жания: «Без бога ни до порога», «Человек ходит —
1 См.: Коган Ю. В. Преследование русских вольнодумцев
во второй половине XVIII века. — По материалам Тайной экспеди-
ции И Вопросы истории религии и атеизма1: Сб. ст. / Ответ, ред.
В. Д. Бонч-Бруевич. — М., 4956.— Т. IV.—С. 185.
2 Там же. — С. 189.
8 Там же.— С. 190.
4 Там же. — С. 198.
43
бог водит», «С богом не поспоришь», «Кабы не бог,
кто бы нам помог?» Пословицы такого рода тщатель-
но записывались и распространялись духовенством.
Но, с другой стороны, народ создавал такие посло-
вицы, которые вызывали негодование у святых отцов:
«Бог богом, а люди людьми», «На бога надейся, а сам
не плошай», «Сколько дней у бога напереди, столько
напастей». В некоторых пословицах народ явно ума-
лял, снижал образ бога: «Бог не Никитка, повылома-
ет лытки», «Нешто я у бога теленка украл, что меня
все обходят?» Возникали и такие пословицы, которые
пародировали процесс богослужения: «Во имя овса и
сена и свиного уха», «Господи, помилуй Оськину ко-
былу!» и др.1
Прогрессивные писатели, разумеется, не могли не
изображать (насколько позволяли обстоятельства)
различные отходы от религиозного рвения. Уже Кан-
темир, как мы отмечали выше, показал Критонов с
четками, скорбящих потому, что новое поколение стало
чересчур увлекаться науками, равнодушно выполнять
религиозные обряды. Не отличаются набожностью и
персонажи сатиры Н. Новикова. Так, уездный дворя-
нин озабоченно спрашивает у сына: «Ходишь ли в цер-
ковь, молишься ли ты Богу и не потерял ли ты свят-
цов, которыми я тебя благословил?» Комментировать
подобные вопросы, конечно, излишне. Впрочем, сам
дворянин утверждает: раньше вера «была покрепче, во
всем, друг мой, надеялись на Бога, а нынеча она по-
шатнулась, по постам едят мясо и хотят сами все сде-
лать».
Весьма многозначительны реплики галломана из
комедии Д. И. Фонвизина «Бригадир»: «Я знавал в
Париже, да и здесь, превеликое множество разумных
людей, et meme fort honnetes gens (и даже очень по-
рядочных людей.—Л. /7.), которые божбу ни во что
ставят». Словом, особой надежды на «страх Божий»,
на авторитет религии уже нет.
Далеко не благочестивы признания, которые делает
Г, Державин в оде «Фелица»:
Мой ум и сердце просвещаю:
Полкана и Бову читаю,
Над Библией, зевая, сплю.
1 См.: Нагарный Г. П. Как верили предки. — М., 1975. —
С 37—48.
44
Но нет у поэта по этому случаю особых угрызений
совести, ибо так поступают многие: «Но на меня весь
свет похож».
Полны скептицизма и последние стихи Г. Держави-
на. Их мироощущение не укладывается в рамки тра-
диционного представления о божественной гармонии
в мире, о всевидящем, всемогущем, добром боге, уст-
раивающем счастливое существование благочестивых
прихожан в мифическом раю:
Река времен в своем стремленья
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы!
Надо, разумеется, отдавать себе отчет в том, что
для глубокого проникновения идей религиозного сво-
бодомыслия (а тем более атеизма) в сознание широ-
ких народных масс в XVIII веке еще не было необхо-
димых социально-экономических предпосылок. Кроме
того, следует иметь в виду и деятельность царского
правительства, жестоко расправлявшегося со всякими
поползновениями в сторону «богопротивных» мнений,
учений. Постоянно осуществлялся контроль за худо-
жественным творчеством — выполнение этой миссии
нередко поручалось церковным иерархам. Так, по ука-
зу Екатерины II московский митрополит Платон
осмотрел все издания типографии Н. И. Новикова и при-
знал «сумнительными» 22 книги. В основном это кни-
ги переводные, но были среди них и русские народные
сказки, к которым — лишний раз убеждаемся — неосо-
бенно благоволили служители культа1.
Особенно ужесточился контроль после Великой
французской революции 1789 года. Екатерина II рез-
ко оборвала свои заигрывания с французскими про-
светителями (она беседовала с Дидро, переписыва-
1 См.: 3 а п а д о в В. А. Краткий очерк русской цензуры
60—90-х годов XVIII века//Русская литература и общественно-по-
литическая борьба XVII—XIX веков: Ученые записки Ленинградско-
го гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. — Л., 1971. —Т. 414. —
С. 110—112.
45
лась с Вольтером, комментировала Монтескье) и по-
вела свирепую борьбу с «французской заразой» в сво-
его государстве. Однако меры подобного рода могли
лишь на некоторое время затормозить процесс осво-
бождения литературы от оков религии, но не были в
состоянии покончить с ним навсегда, ибо он обуслов-
ливался фундаментальными факторами развития об-
щества и пустил глубокие корни в духовной жизни
России.
Таким образом, именно в XVIII веке начинает фор-
мироваться литература, освобожденная от уз религи-
озной мистики. Это вынуждены признавать и религи-
озные мыслители. «XVIII век в России есть век „секу-
ляризации”. В это время возникает светская культура,
уже не имеющая связи с церковным сознанием», — с
сожалением констатировал известный религиозный
философ В. Зеньковский.
XIX ВЕК —ВОСХОЖДЕНИЕ К АТЕИЗМУ
Традиции религиозного свободомыслия, утвердив-
шиеся в русской культуре усилиями А. Д. Кантемира,
М. В. Ломоносова, А. Н. Радищева и других прогрес-
сивных писателей XVIII столетия, получили свое даль-
нейшее развитие в XIX веке, изобиловавшем остры-
ми, напряженными периодами, значительными собы-
тиями в политической и культурной сферах общест-
венной жизни. Именно в первые десятилетия этого ве-
ка начался первый, дворянский, этап освободительно-
го движения в России. Война 1812 года обнажила по-
рочность, историческую бесперспективность крепостни-
ческой системы, тормозившей развитие России, усугуб-
лявшей бедственное положение трудящихся масс. Про-
блема будущего устройства страны волновала передо-
вых представителей различных сословий общества, по-
рождала многочисленные идейные искания, в которых
довольно часто затрагивались и вопросы религии. И
это вполне закономерно, ибо православная церковь
усердно прислуживала самодержавию и религиозные
догматы мешали осмыслению социальных отношений,
выявлению действительных противоречий, путей их
разрешения.
Духовная жизнь XIX века озарена подвигом декаб-
ристов. Побежденные, но не сломленные, не потеряв-
16
шие стойкости духа, они оказывали влияние на умо-
настроение людей, побуждали к действиям многие по-
коления русского общества. Декабристов объединяла
ненависть к крепостничеству, к абсолютной монар-
хии, порабощавшей, духовно уродовавшей своих под-
данных. Однако у революционеров не было единства
взглядов на пути дальнейшего развития страны. Раз-
личались и их мировоззренческие позиции.
Значительная часть декабристов сохранила рели-
гиозные убеждения. При этом некоторые участники
движения (М. А. Фонвизин, С. И. Муравьев-Апостол),
отвергая догматические и обрядовые установления
православной церкви, пытались ссылками на священ-
ное писание, используя его противоречивость, обосно-
вать свои антимонархические позиции1. К* Рылеев в
своих последних произведениях, созданных уже в ка-
земате Петропавловской крепости, в религиозной фор-
ме отстаивает правоту своего дела. Себя, своих друзей
он сравнивает с первыми христианскими мучениками,
которые подвергались гонениям со стороны Римской
империи.
Заметным было и «атеистическое крыло» декаб-
ристов, представленное В. Ф. Раевским, А. П. Барятин-
ским, Н. А. Крюковым и другими.
Антирелигиозные, богоборческие настроения рево-
люционеров порождались социальной несправедли-
востыб, принимавшей в условиях абсолютной монар-
хии крайние формы. Если существует всесильный, доб-
рый бог, то почему он допускает зло? — дерзко вопро-
шает лирический герой сочинения В. Раевского «Эле-
гия I» и не находит разумного ответа:
Почто несчастных жертв струится кровь рекою
И сирых и вдовиц ие умолкает стон?
Убийца покровен правительства рукою,
И суеверие, омывшися в крови,
Безвинного на казнь кровавою стезею
Влечет, читая гимн смиренью и любви!..
Землетрясения, убийства и пожары,
Болезни, нищету и -язвы лютой кары
Кто в мире произвесть устроенном возмог?
Ужель творец добра, ужель всесильный Бог?.,
1 См.; Замалеев А. Ф., Овчинникова Е. А. Рево-
люционная мораль декабристов. — Л., 1985. — С. 8—13.
47
Та же проблема ставится и в «Незаконченном сти-
хотворении» Александра Барятинского, где автор по-
лемизирует с деистом Вольтером, который, хотя и кри-
тиковал многие догматы христианства, в то же время
заявлял, что если бы бога не было, его следовало бы
выдумать, для того чтобы сдерживать необузданные
порывы, обеспечивать выполнение требований морали:
«Я хочу, чтобы мой управляющий, моя жена и моя
прислуга верили в Бога. Я думаю, что в этом случае
меня будут меньше обманывать и обкрадывать». У де-
кабриста же на этот счет было совершенно иное мне-
ние. Во имя- бога, отмечал А. Барятинский, соверша-
ются самые жестокие преступления:
Венчанный молнией, грозящей свыше нам,
Горячей крови ты вдыхаешь фимиам,
И всюду, и всегда, творя тебе молитвы,
Вступают племена в неистовые битвы.
Ты сам источник зла: святилища твои
Багрят закланных жертв кровавые струи.
Только религиозное воспитание, считает поэт, за-
ставляет людей вопреки разуму верить «вздорной бас-
не» о мудром боге. Вывод А. Барятинского противопо-
ложен заключению французского просветителя:
Жестокость злобного и хищного творенья
Опровергает ложь о мудром провиденье.
Престол его давно уже разбить пора.
В добре он немощен иль мощен без добра.
Познай историю и естества уставы —
И скажешь наконец, что для его же славы,
Коль волею его мир обречен страдать,—
И был бы Бог, его должны мы отрицать!
В «Молитве русского крестьянина», написанной
А. И. Одоевским, герой ясно осознает социальную не-
справедливость: «Я орошал землю потом своим, но ни-
что, производимое землей, не принадлежит рабу»;
«Моя суженая была красива, — они (господа. — Л. 77.)
отправили ее в Москву к нашему молодому барину». А
это осознание реального положения вещей приводит
героя к богоборческому заключению: «Тогда я сказал
себе: есть Бог для птицы, есть Бог для растений, но
нет Бога для раба!»1
1 Декабристы: Антология / Сост. Вл. Орлов: В 2 т. — Л.,
1975. —Т. 1. —С. 361.
48
Стремление декабристов перестроить — в основном
в духе буржуазной республики — политическую систе-
му России, важным звеном которой была русская пра-
вославная церковь, неизбежно подрывало авторитет и
религиозных догм, и духовенства. Многие декабристы
относились к этому сословию с открытой неприязнью и
даже с ненавистью. В агитационных песнях содержат-
ся призывы не только к свержению самодержавия, но и
к расправе с его верными слугами — церковниками:
Первый нож —
На бояр, на вельмож.
-Слава!
Второй нож —
На попов, на святош.
Слава!
А молитву сотворя,
Третий нож — на царя.
Слава!
Следует отметить и осуждение декабристами —
А. Барятинским, Н. Тургеневым — суеверий, религиоз-
ного фанатизма. Вслед за Радищевым они обращались
к закону природы, к разуму. Вот что утверждается в
четверостишии Н. Тургенева:
Закон Природы — есть святейший,
Который все должны хранить,
А разум истинный, чистейший
Щитом Закона должен быть.
Не случайно митрополит Серафим, посланный
14 декабря Николаем I на Сенатскую площадь, не на-
шел общего языка с декабристами. Воззрения многих
из них находились в серьезном противоречии с учени-
ем православной церкви.
Хорошо известна идейная близость декабристов
и А. С. Пушкина. Но не только декабристы, а и такие
вольнодумцы, как Радищев, Фонвизин, Вольтер, Пар-
ни, Байрон, оказали влияние на формирование духов-
ного мира поэта. Приводимый ниже отрывок из поэ-
мы Пушкина «Бова» показывает исходные мировоз-
зренческие позиции молодого автора:
О Вольтер! О муж единственный!
Ты, которого во Франции
Почитали богом некиим,
4 Заказ 6255	49
В Риме дьяволом, антихристом,
Обезьяною в Саксонии!
Ты, который на Радищева
Кинул было взор с улыбкою,
Будь теперь моею музою!
Петь я тоже вознамерился,
Но сравняюсь ли с Радищевым?
Близок Пушкину и К. Н. Батюшков, с его культом
земных наслаждений и насмешкой над ханжеством ре-
лигиозной морали.
Следует также отметить, что духовная атмосфера
образованных слоев русского общества, под влиянием
которых и формировался поэт, после Отечественной
войны 1812 года была насыщена «опасными» идеями.
Вспомним сетования грибоедовского Фамусова по по-
воду того, что «нынче пуще, чем когда, безумных раз-
велось людей, и дел, и мнений», а также сообщение кня-
гини о том, что в педагогическом институте Петербурга
«упражняются в расколах и в безверьи профессоры».
Уже в юношеских произведениях А. С. Пушкина
поднимаются острые социальные вопросы, осуждаются
несправедливые общественные порядки. А это неиз-
бежно ставит поэта в оппозицию и к русской право-
славной церкви. В стихотворениях «Деревня», «К Ча-
адаеву», «Вольность» не только дается смелая харак-
теристика общественной жизни в царской России
(«Везде неправедная власть В сгущенной мгле пред-
рассуждений Воссела...»), но и провозглашается «бо-
гопротивный» призыв к борьбе:
Тираны мира! трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Эти вольнолюбивые произведения стоили Пушки-
ну свободы.
Антирелигиозные мотивы наиболее откровенно вы-
ражены в поэме «Гавриилиада», где в легкой, паро-
дийной манере пересказывается евангельский сюжет.
Пушкин вольно обращается с библейскими персона-
жами: упрощает, приземляет мотивы действий жите-
лей христианского Олимпа, приписывает им желания
смертных людей: «И ты, Господь! познал волненье, И
ты пылал, о Боже, как и мы». В текст включены явно
деистические представления: «Всевышний между тем
50
На небесах сидел в унынье сладком, Весь мир забыв,
не правил он ничем — И без него все шло своим по-
рядком».. Явно выражено пренебрежительное отноше-
ние к аскетизму. Все это, конечно, формировало у чи-
тателей чувства и представления, далекие от право-
славного вероучения.
Не только содержание «Гавриил иады», но и даже
ее название говорит о том, что она написана под влия-
нием легендарного древнегреческого поэта Гомера, в
поэме которого «Илиада» боги представлены сущест-
вами, ведущими весьма раскованный образ жизни. Они
вспыльчивы, злопамятны, высокомерны, не прочь пус-
титься в любовные похождения. Не случайно'древне-
греческий философ-поэт Ксенофан (VI в. до н. э.),
считавший, что о богах нельзя сказать ничего опреде-
ленного, обвинял Гомера и Гесиода в том, что
Множество дел беззаконных они Богам приписали:
И воровство, и прелюбодеянье, обман обоюдный.
В творчестве Пушкина несомненна и антиклерикаль-
ная струя. Так, уже в раннем стихотворении «Монах» в
сатирическом ключе изображаются быт, «подвиги»
божьих угодников. Ограниченность, жадность священно-
служителей, готовых получить мзду с кого угодно, да-
же с нечистой силы, обличаются в «Сказке о попе и о
работнике его Балде»1. Недаром сказка не была напе-
чатана при жизни поэта. А в мартовской книге журнала
«Сын Отечества» за 1840 год появилась... «Сказка о
купце Остолопе и работнике его Балде». Вместо слова
поп здесь поставлены: Кузьма, купец, Остолоп. Подоб-
ной «редакции» подвергались и другие сочинения Пуш-
кина. В результате смягчалась антиклерикальная, анти-
религиозная направленность его творчества. В первона-
чальном виде произведения Пушкина начали появлять-
ся с 80-х годов XIX века, что вызвало отрицательную
реакцию духовенства.
Известна также бескомпромиссная характеристика,
данная поэтом архимандриту Фотию:
Полу-фанатик, полу-плут;
Его орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут.
г См. об этом: Марьянов Б. Легенда о блудном сыне.—
Наука и религия.— 1972. — № 6. — С. 64—72.
4*	51
Пошли нам, Господи, греховным
Поменьше пастырей таких,—
Полу-благих, полу-святых.
Хотя авторство Пушкина точно не установлено, весь-
ма красноречиво, что молва приписывала эпиграмму
ему.
Мироощущение, идейно-художественные искания
А. С. Пушкина во многом определялись общественными
противоречиями, атмосферой первых десятилетий XIX ве-
ка. Непрекращавшиеся репрессии по отношению к пе-
редовым представителям дворянской интеллигенции, уси-
ление крепостного гнета не одинаково преломлялись в
сознании различных слоев общества. У революционно
настроенной его части крепло стремление изменить со-
циальный строй. Однако в других кругах общества об-
становка гнета формировала пессимизм, неверие в че-
ловека, побуждала уходить в мир религиозных иллю-
зий, что нашло свое выражение в творчестве В. А. Жу-
ковского и других поэтов романтического направления.
Мы уж не говорим о тех писателях, которые «верой и
правдой» служили царизму: их творческие «дерзания»
не выходили за рамки учения православной церкви.
Разгром восстания декабристов не мог, конечно, не
отразиться на духовном мире Пушкина. В отдельных
произведениях («Брожу ли я вдоль улиц шумных...»,
«Поэт», «Поэту», «Поэт и толпа») явственно слышны
нотки разочарования, усталости, пессимизма. О слож-
ности ситуации свидетельствует то обстоятельство, что
посвящены эти произведения сокровенной для автора
проблеме места поэта в общественной жизни.
Говоря о мировоззрении Пушкина, современный ис-
следователь М. Еремин справедливо отмечает, что «пуш-
кинские идеи и построения при всей их кажущейся про-
стоте отличаются необычайной сложностью»1. И это
вполне естественно: творчество поэта глубоко, разносто-
ронне отражало противоречия эпохи. Но при этом мож-
но с определенностью утверждать, что идейно-худо-
жественный мир поэта — это, как удачно выразился
Б. Марьянов, «мир без бога»* 2, без упования на потусто-
роннее блаженство, божественное возмездие. Реальная
история, считал поэт, творится людьми, народом, а не
‘Еремин М. Муза свободы // Пушкин А. С. Собр. соч.: В
10 т. — М., 1981. —Т. X. —С. 296.
2 Ма(рьянов Б. Мир без бога. — Наука и религия. — 1964. —
№ 6. — С. 53—55.
52
сверхъестественными силами. А религия в своих целях
используется правящим сословием. Благословление от
священнослужителей получают и Борис Годунов и Са-
мозванец, хотя намерения у них прямо противополож-
ные.
В то же время нельзя не отметить, что атеизм Пуш-
кина не был завершенным, последовательным. Мировоз-
зренческие искания поэта продолжались всю жизнь.
В стихотворении «Безверие», прочитанном на выпуск-
ном экзамене по русской словесности 17 мая 1817 года,
проводится мысль, что потеря бога ведет к пустоте, ду-
ховному увяданию личности:
Лишенный всех опор отпадшей веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира...
Правда, в этом раннем сочинении Пушкина нет да-
же демонстративного бичевания безбожников. Здесь
скорее выражено сочувствие, сострадание одинокому, не
имеющему опоры в жизни человеку:
Нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! Безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Влечет несчастного до хладных врат могилы.
Словом, атеизм представлялся юному поэту учением,
не имеющим позитивного содержания, опустошающим
человеческую личность.
Было бы по меньшей мере наивностью полагать, что
мы имеем тут дело лишь с «упражнением в стихотвор-
стве», с вещью, написанной «для экзамена» и не отра-
жающей взгляды самого автора. Несколько лет спустя,
в 1924 году, подобный же мотив встречается в письме
Пушкина Кюхельбекеру. Говоря об атеизме, поэт за-
мечает:
«Система не столь утешительная, как обыкновенно
думают, но, к несчастью, более всего правдоподобная»1.
Упомянутые произведения А. С. Пушкина — «Мо-
нах», «Гавриилиада», «Вольность», «Сказка о попе и о
работнике его Балде» и другие — свидетельствуют, что
1 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. — М., 1981. —Т. IX.—
С. 135.
53
поэт не принимал многих «прописных истин» христиан-
ства. Однако у него не было определенности в отноше-
нии к атеизму, ибо он не представлял себе его гумани-
стического, нравственного содержания.
При оценке подобной позиции необходим конкретно-
исторический подход. Религиозное свободомыслие и ате-
изм XVIII —начала XIX века характеризовались острой
критике*; с позиций разума, науки, исторического опы-
та — антигуманное™, противоречивости религиозного
учения. Но эта критика была все-таки ограниченной, по-
тому что атеисты еще не могли противопоставить рели-
гии подлинно научное понимание общественной жизни,
отвечавшее чаяниям широких трудящихся масс.
Предлагаемые буржуазными идеологами социальные
преобразования соответствовали, как показала история,
главным образом интересам буржуазии, особенно круп-
ной. Ведь трудящиеся и в капиталистическом обществе
нередко вынуждены искать утешение в религиозных ил-
люзиях. Впрочем, после прихода к власти даже ради-
кальные круги буржуазии начали пересматривать свое
отношение к религии, видя в ней средство духовного по-
рабощения трудящихся масс. Таким образом, в рамках
буржуазного общества, буржуазного мировоззрения (а
именно оно в начале XIX века представляло прогресс в
культуре) невозможно выявить нравственный, гумани-
стический потенциал атеизма. При этом необходимо от-
метить, что некоторые домарксистские атеисты (П. Голь-
бах, Л. Фейербах) понимали необходимость разработки
позитивного содержания атеизма. Например, Людвиг
Фейербах писал, что «если бы атеизм был не чем иным,
как отрицанием, простым непризнанием без содержания,
то он бы не годился для народа; да и внутренняя цен-
ность его была бы ничтожна». И далее немецкий атеист
подчеркивал, что атеизм «возвращает природе то зна-
чение, то достоинство, которое отнял у них теизм»1. Од-
нако дальше постановки вопроса буржуазный мысли-
тель пойти не смог.
Вышесказанным объясняется упрощенный, просве-
тительский подход буржуазных мыслителей к целому
ряду проблем человеческого существования и некоторые
уступки религии даже со стороны наиболее прогрессив-
ных идеологов буржуазии. Фейербах, так много сделав-
1 Фейербах Л. Избр. филос. ироизв.: В 2 г.—М., 1955.—
Т. 2. — С. 807.
Ъ4
ший для выявления гносеологических и психологических
корней религии, пытался создать новую, «совершенную»
религию.
«Надо было заменить культ абстрактного- человека,
это ядро новой религии Фейербаха, наукой о действи-
тельных людях и их историческом развитии»1, — писал
Ф. Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец клас-
сической немецкой философии». К. Маркс и Ф. Эн-
гельс, разработав материалистическое понимание исто-
рии, тем самым заложили основы для формирования по-
зитивного содержания научного атеизма, который с са-
мого своего возникновения был тесно связан с револю-
ционной практикой масс.
Не только буржуазные идеологи, но и во многом сле-
довавшие за ними представители дворянской интелли-
генции (декабристы, Пушкин, Лермонтов и другие) не
смогли органично сочетать критику религии с материа-
листическим решением вопросов социальной справедли-
вости, счастья, добра, ответственности. Отсюда и суж-
дения о «неутешительности» атеизма. В этой связи об-
ращает на себя внимание главный герой романа Пуш-
кина «Евгений Онегин». «Философ в осьмнадцать лет»
явно не избежал влияния идей свободомыслия. Во вся-
ком случае, в отличие от своих патриархальных сосе-
дей Лариных он не отягощен вниманием к религиозно-
му культу. В спорах с Ленским, судя по всему; не тра-
диционно, не в духе учения православной церкви реша-
лись многие важные проблемы человеческого существо-
вания:
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подлежало их суду.
Образ Онегина вызывает сложные, разноречивые
чувства. Его неприятие многих сторон не развивающей-
ся, статичной культуры крепостников — культуры, про-
питанной религиозными суевериями, — несомненно воз-
вышает героя в глазах передового читателя. Но это не-
приятие без альтернативы, без каких-либо позитивных
идеалов, что приносит душевные страдания и самому
Онегину.
•Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 21. — С. 299.
55
Духовно близок пушкинскому герою другой предста-
витель когорты «лишних людей» — Печорин, который
весьма иронично относится к поверью, будто судьба че-
ловека написана на небесах. Люди, верившие, что «све-
тила небесные принимают участие в наших ничтожных
спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымыш-
ленные права», давно умерли, угасли их страсти и на-
дежды, а звезды, «зажженные, по их мнению, только
для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят
с прежним блеском».
Образы «лишних людей» по-своему отражали слож-
ные явления в духовной жизни русского общества, ко-
торые не способствовали укреплению религиозной ве-
ры. А этого не хотелось признавать приверженцам «ох-
ранительной литературы». Причины духовной смуты,
страданий, «злодейства» Печорина, утверждал печально
знаменитый С. Шевырёв, есть «западное воспитание,
чуждое всякой веры». При этом консервативный кри-
тик скоропалительно заключал, будто лермонтовский
герой «не имеет в себе ничего существенного, относи-
тельно к чисто русской жизни, которая из своего про-
шедшего не могла извергнуть такого характера. Печо-
рин есть один только призрак, отброшенный на нас За-
падом. тень его недуга, мелькающая в фантазии наших
поэтов>|-
Однако М. Ю. Лермонтов не без оснований назвал
свое произведение «Герой нашего времени», подчеркнув
тем самым, что образ главного героя отражает социаль-
ное явление, что за ним стоит социальный тип. Данное
обстоятельство подтверждается и глубоким вниманием
читающей публики к образу Печорина, и тем, что «лиш-
ние люди» стали заметным явлением в русской литера-
туре XIX века.
В. Г. Белинский проницательно отметил социальную
суть Печорина (тем самым и других «лишних людей»):
«Дух его созрел для новых чувств и новых дум, сердце
требует новой привязанности: действительность — вот
сущность и характер всего этого нового. Он готов для
него; но судьба еще не дает ему новых опытов, и, пре-
зирая старые, он все-таки по ним же судит о жизни. От-
сюда это безверие в действительность чувства и мысли,
1 Русская литература XIX века: Хрестоматия критических ма-
териалов / Сост. М. Г. Зельдович и Л. Я Лившиц. — М., 1975. —
С. 255—256.
56
это охлаждение к жизни, в которой ему видится то оп-
тический обман, то бессмысленное мелькание китайских
теней. — Это переходное состояние духа, в котором для
человека все старое разрушено, а нового еще нет, и в
котором человек есть только возможность чего-то дейст-
вительного в будущем и совершенный призрак в на-
стоящем».
Лирический герой многих творений М. Ю. Лермон-
това духовно близок Печорину: те же неудовлетворен-
ность настоящим, одиночество, непонятость, мятеж-
ность, те же мучительные поиски смысла существова-
ния. Но хотя этот герой и не нашел себя в обществе,
его все-таки не привлекают и «радости» потусторонне-
го мира. Он отдает предпочтение реально существую-
щему, земному миру. Даже служитель культа, молодой
монах (поэма «Исповедь»), и тот восклицает, что без
родины рай — «Пустые звонкие слова, Блестящий храм
без божества». В стихотворении «К Деве небесной»
утверждается, что «надежды юноши манить» должна
земная женщина, которая милее небесной девы.
Вызов мертвящему миру «келий душных и молитв»
содержится и в поэме М. Ю. Лермонтова «Мцыри».
Юноша, безуспешно пытавшийся бежать из монасты-
ря. задает своему духовному наставнику прямой воп-
рос:
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?
Молодой человек осознает, что существование в мо-
настыре оторвало его от подлинной жизни, сделало чу-
жим для людей. В его исповеди — щемящее чувство об-
реченности, пессимизма («Но тщетно спорил я с судь-
бой: Она смеялась надо мной!»), но он понял глав-
ное — подлинное счастье возможно лишь в этом, реаль-
но существующем мире, а не в мире иллюзий:
Но что мне в том? — пускай в раю,
В святом, заоблачном краю,
Мой дух найдет себе приют...
Увы!—за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял.
57
В стихотворении «Молитва» лирический герой при-
знается «всесильному богу», что ему очень дорого все
земное: «в заблужденья бродит Мой ум далёко от тебя»
и «часто звуком грешных песен Я, Боже, не тебе мо-
люсь».
Мучительные раздумья поэта о смысле жизни, о
счастье, о взаимоотношениях личности и общества при-
водят к появлению богоборческих настроений. «Творец
и промыслитель мира» обвиняется в равнодушии к че-
ловеческим страданиям («И мир не пощадил — и Бог
не спасГ», «Жестокого свидетель разрушенья, Я на
Творца роптал, страшась молиться», «Что жизни мелоч-
ные сны, И стон и слезы бедной девы Для гостя рай-
ской стороны?»).
Богоборчество в творчестве Лермонтова приобретает
нередко мистическую окраску. Так, в поэме «Демон»,
над которой поэт работал на протяжении многих лет,
богу противостоит не смертный человек, а падший ан-
гел — «адский дух», «дух изгнанья», презрительно от-
носящийся и к потустороннему, и к земному миру. Лю-
ди в поэме представлены в страдательном залоге, как
пассивные участники раздора в «святом семействе». Это
несколько снижает остроту выпадов против Всевыш-
него.
Религиозное свободомыслие в творчестве Лермонто-
ва связано с неприятием крепостнических порядков
«святой» Руси:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Поэт пишет о своей «странной», не принятой в свете,
не созвучной официальной идеологии любви к родине.
В стихотворении «Смерть Поэта» резко обличаются
нравы николаевской эпохи.
Поэт чувствует себя чужим в этом обществе («Ту-
чи»), а поэтому для него особенно остро встает пробле-
ма смысла жизни («Дума»).
Творчество М. Ю. Лермонтова осуждалось и цар-
ским правительством и церковью, ибо оно находилось в
явном диссонансе с государственной идеологией, суть
которой выражается в печально знаменитой и убогой
формуле: «православие, самодержавие, народность».
58
Последнее стихотворение поэта — «Пророк» — по-
священо судьбе поэта в обществе. Герой этого произве-
дения находится в оппозиции к «общественному мне-
нью», подвергается гонениям, ибо он стал провозглашать
«любви И правды чистые ученья». Но тяжела жизнь
пророка, всюду гонимого. При его появлении старцы
(столпы общества) внушают детям:
Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!
Романтический образ гордого пророка призывает к
стойкости, борьбе, к утверждению истинного мировоз-
зренья, в нем нет и тени смирения, покорности судьбе.
Говоря о творчестве Лермонтова, Белинский заме-
чал, что в его стихотворениях «нигде нет пушкинского
разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мра-
чат душу, леденят сердце»1. Действительно, творчество
Лермонтова побуждало искать новые ответы на «веч-
ные вопросы», ответы, которые часто не могли гармони-
ровать с учением православной церкви. Но, отталкива-
ясь от суждения великого русского критика, все же
следует заметить, что религиозное свободомыслие Лер-
монтова не столь многогранно, менее тесно связано с
просветительскими традициями, нежели религиозное
свободомыслие Пушкина. Мировоззренческие позиции
Лермонтова часто расплывчаты, противоречивы: це-
лый ряд произведений переполнен библейскими мотива-
ми, образами, несущими (в том виде, как они переос-
мысляются поэтом) определенную религиозно-мистиче-
скую нагрузку; богоборческие мотивы соседствуют с ре-
лигиозными (см.: «Ангел», «Ветка Палестины», три лер-
монтовские «Молитвы»: «Не обвиняй меня, Всесиль-
ный...», «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...», «В
минуту жизни трудную»). Кроме того, само богобор-
чество— одно из «слабых» направлений религиозного
свободомыслия, ибо оно по существу не выходит за рам-
ки традиционных религиозных представлений: оно ведет
борьбу с богом как с реально существующим явлением.
Во всяком случае, специфически выражая неудовлетво-
ренность социальными порядками, богоборчество не до-
1 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 г. — М., 1978. — Т. 3.—
€. 238.
59
ходит до серьезного анализа самого религиозного уче-
ния, его земной основы. Для богоборчества чаще всего
характерно субъективно-идеалистическое осмысление
м'лра.
В определенной мере стимулировала развитие рели-
гиозного свободомыслия в России сатира Н. В. Гоголя.
Как отмечал Герцен, смех —«дурной товарищ всякой
религии, а самодержавие — религия. Мерзость и запус-
тение низшей администрации дошли до того, что пра-
вительство отдало ее на поругание. Николай Павлович
(Николай I. — Л. П.), помиравший со смеху в своей
ложе над Сквозником-Дмухановским и Держимордой,
помогал пропаганде, не догадываясь, что смех, после
высочайшего одобрения, пойдет быстро вверх по та-
бели о рангах»1.
Обличая нравы общества, духовная жизнь которого
была пропитана религиозными представлениями, писа-
тель тем самым подрывал престиж и господствующей
религии. Делишки самодура Городничего, присвоивше-
го деньги, ассигнованные на строительство церкви, мел-
кие прегрешения набожных «старосветских помещиков»,
аферы торговца «мертвыми душами» достаточно точно
характеризовали мир благочестивых крепостников.
Одновременно Гоголь очень красочно, убедительно
показывает удаль народа, его нравственную, духовную
высоту, которая позволяет ему весьма скептически, с
иронией относиться к страшным историям о нечистой
силе («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий» и др.)
и, потешаясь над суеверием, самому сочинять истории,
в которых нечистая сила принуждена исполнять волю
казаков.
Апологеты самодержавия называли комедию «Реви-
зор» и ряд других произведений Гоголя безнравствен-
ными. Сам Гоголь в период духовного кризиса и увле-
чения мистицизмом отказался от многих своих творе-
ний.
И это не случайно, ибо сочинения сатирика были
направлены против нравов, традиций «православного»
общества.
Реалистически изображая быт различных слоев Рос-
сийской империи, писатель в определенной мере (до-
пустимой условиями эпохи и личными исканиями) поз
‘Герцен А. И. Соч.: В 9 т. — М., 1958. —Т. 8.— С, 391.
60
воляет себе вольности и в отношении религии. В этом
плане весьма показательны благочестивые наставления
Плюшкина своим слугам:
«— Вот погоди-ка: на Страшном суде черти припе-
кут тебя за это железными рогатками! вот посмотришь,
как припекут!
— Да за что же припекут, коли я не брала и в ру-
ки четвертки? Уж скорее другой какой бабьей сла-
бостью, а воровством меня еще никто не попрекал.
— А вот черти-то тебя и припекут! скажут: „А вот
тебе, мошенница, за то, что барина-то обманывала!",—
да горячими-то тебя и припекут!»
В этом диалоге в явно сниженном, ироническом зву-
чании подаются «высокие» христианские истины.
Аналогично воспринимаются и наставления доброй,
но недалекой Пульхерии Ивановны. Приказывая ключ-
нице прилежно ходить за барином, умирающая старо-
светская помещица следующими рассуждениями усили-
вает значимость своих слов:
«Не своди с него глаз, Явдоха, я буду молиться за
тебя на том свете, и Бог наградит тебя. Не забывай же,
Явдоха, ты уже стара, тебе не долго жить, не набирай
греха на душу. Когда же не будешь за ним присматри-
вать, то не будет тебе счастия на свете. Я сама буду
просить Бога, чтобы не давал тебе благополучной кон-
чины».
Однако напрасно помещица взывала к всемогущему
богу: после ее смерти хозяйство пришло в упадок; а
когда похоронили самого Афанасия Ивановича, приказ-
чик и староста «перетащили в свои избы все оставшиеся
старинные вещи и рухлядь, которую не могла утащить
ключница».
В повести «Вий» Гоголь весьма откровенно рисует
разгульный образ жизни семинаристов — будущих свя-
щеннослужителей. Демоническая фантазия автора своей
безудержностью вызывает у читателя естественный
скептицизм в отношении истинности изображаемого. К
тому же сам писатель не устает напоминать, что страш-
ные видения появляются у семинариста Хомы Брута
после изрядной дозы горилки. Сами же жители хутора
ведут весьма будничные, спокойные, с живописным юмо-
ром разговоры о ведьмах. Поэтому у читателя невольно
может возникнуть мысль: запущенная церковь свиде-
61
тельствует не о связи сотника с нечистой’ силой, а о
равнодушии казаков к религии.
Мировоззренческий кризис писателя особенно остро
проявился в его книге «Выбранные места из переписки
с друзьями». Белинский в своем знаменитом письме к
Гоголю, быстро разошедшемся в списках, гневно осу-
дил проповедь религиозного мистицизма. России, писал
критик, нужны не религиозные проповеди, не молитвы,
«а пробуждение в народе чувства человеческого досто-
инства, столько веков потерянного в грязи и навозе,
права и законы, сообразные не с учением церкви, а с
здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по воз-
можности, их выполнение». Православная церковь, к
которой апеллировал Гоголь, «всегда была опорою кну-
та и деспотизма». Русский народ, продолжал Белин-
ский, «по натуре своей глубоко атеистический народ»,
«мистическая экзальтация вовсе не в его натуре; у не-
го слишком много для этого здравого смысла, ясности
и положительности в уме»1.
Эта позиция Белинского позже была поддержана
Чернышевским. В статьях «Сочинения и письма
Н. В. Гоголя», «Сочинения В. Жуковского», которые
были опубликованы в 1857 году в журнале «Современ-
ник», революционер-демократ неоднократно подчерки-
вал, что аскетическое направление (так он из-за цен-
зурных соображений называет религиозный фанатизм)
подавило в писателе всякие другие начала, отрицатель-
но сказалось на его творчестве. При этом Чернышев-
ский отмечает, что заблуждения, ошибку Гоголя—«толь-
ко отражение русского общества», т. е. порождены со-
циальными условиями России 40-х годов XIX века. В
этой исторической обстановке писатель не смог найти
удовлетворительного ответа на мучившие его вопросы —
вопросы, которые ставились в его произведениях.
В статье «Сочинения и письма Н. В. Гоголя» Чер-
нышевский пишет, что проповедь аскетизма может быть
понята, если она ведется среди людей, утопающих в
роскоши и разврате. Но она заключает в себе откро-
венно пагубный, безнравственный смысл, если «состоит
в том, чтобы в людях, подавленных несправедливостя-
ми и оскорблениями, подавлять всякую мысль о борьбе
против несправедливостей и притеснений»2.
1 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1982. — Т. 8.—
С. 284.
2 См.г Чернышевский Н. Г. Литературная критика: В
2 т. — М., 1981. — Т. 2. — С. 142.
62
Мировоззренческий кризис Н. В. Гоголя произошел
нс без влияния В. А. Жуковского, представлявшего ре-
лигиозно-мистическое крыло романтизма (в отличие от
.мятежного, байронического), В целом ряде произведе-
ний поэта («Людмила», «Светлана», «Голос с того све-
та», «Сельское кладбище» и др.) описывались страш-
ные сны, «запредельные» видения, мистические фанта-
зии, поэтизировались догматы христианского учения:
«Лучший друг нам в жизп/и сей — Вера в провиденье»,
«О Людмила, грех роптанье; Скорбь — Создателя по-
сланье; Зла Создатель не творит». Особенно четко хрис-
тианские убеждения Жуковского проявились в посмерт-
но изданных «Размышлениях и замечаниях», которые,
как писал Чернышевский, «внушены настроением души
к божественному и небесному, все проникнуты христи-
анским воззрением, рассматривающим каждое явление
по отношению его к идее всеблагого и премудрого про-
мысла божественного»1. Даже трагическая смерть ре-
бенка не вызывает каких-либо сомнений в убеждениях
поэта-романтика, целиком погрузившегося в мир рели-
гиозных иллюзий: «Мы должны не по событиям судить
промысел Божий, а события — по промыслу Божию».
Словом, человек низводится до простого орудия в ру-
ках «всемогущего», «всеблагого» бога.
Революционер-демократ сумел очень тонко выразить
разницу позиций Жуковского и Гоголя. Жуковский, за-
мечает критик, при жизни не печатал ничего такого, что
могло бы не понравиться образованной публике. Гоголь
же более откровенно высказывался о своих религиоз-
ных исканиях в последние годы своей жизни.
Конечно, роль романтизма в истории русской лите-
ратуры нельзя оценивать однозначно. Однако его на-
полненность религиозно-мистическими видениями, фан-
тазиями уводила читателя от реальных проблем повсе-
дневной жизни, что и получило нелицеприятную оценку
со стороны прогрессивных мыслителей. Так, Белинский
писал: «В основе всякого романтизма непременно ле-
жит мистицизм, более или менее мрачный»2. Романтики
«по преимуществу живут головными, а не сердечными
страстями, и потому вся гамма жизни их поется виз-
гливою фистулою. Их презрение к „толпе" так велико,
1 Чернышевский Н. Г. Литературная критика: В ’2 т,-
Мм 1981. — Т. 2.— С. 84.
2 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т.—	1981. — Т. 6. —
С. 122.
63
что они не могут понять, каким образом сам гений по-
тому только и велик, что служит толпе, даже борясь с
нею»1. Подобная критика облагораживающе действова-
ла на художников, помогая им освобождаться от ре-
лигиозной мистики, ориентируя на реальности общест-
венной жизни.
Оценивая значение творчества Н. В. Гоголя, необхо-
димо подчеркнуть ту роль, которую он вместе с В. Г. Бе-
линским сыграл в становлении «натуральной школы» —
одного из этапов в развитии критического реализма.
Основные принципы этого литературного течения были
разработаны Белинским, и заключались они прежде
всего в верном отражении действительности, в сближе-
нии литературы с жизнью: «Мы должны требовать от
искусства, чтобы оно показывало нам действительность
как она есть, ибо, какова бы она ни была, эта действи-
тельность, она больше скажет нам, больше научит нас,
чем все выдумки и поучения моралистов»2.
Утверждение реализма имело большое мировоззрен-
ческое значение, так как этот художественный метод
способствовал материалистическому осмыслению важ-
нейших проблем человеческого существования. Не слу-
чайно реакционный журнал «Маяк» в одном из своих
номеров ополчался против Гоголя и «литературного ма-
териализма», видя в них противников христианско-
нравственного направления в литературе3.
Критический реализм, получивший дальнейшее раз-
витие во второй половине XIX века, сыграл важную
роль в освобождении литературы от влияния религиоз-
ного мировоззрения.
* * *
Обстановка в России середины XIX века была весьма
напряженной. Напуганное французской революцией
1848 года царское правительство ужесточает репрессии
против свободомыслия. Однако недовольство в различ-
ных слоях населения нарастает, усиливаются выступ-
ления крестьян против крепостного права. За годы
1 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1982. — Т. 8.—
С. 11.
2 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1978. — Т. 3.—
С. 119.
3 См.: Русская литература XIX века. Хрестоматия критических
материалов / Сост. М. Г. Зельдович и Л. Я. Лившиц. — М., 1975.—
С. 320,
64
царствования Николая I произошло около 600 крестьян-
ских волнений, которые порой охватывали целые
губернии.
Поражение России в Крымской войне беспощадно
обнажило экономическую, политическую отсталость
страны, выявило настоятельную необходимость ломки
крепостнических отношений. «Дело было после Сева-
стопольской войны, всюду появилось новое, неведомое
до тех пор движение. Но иной не поверит, что у нас
есть слои общества, в которые очень смутно проника-
ли сведения о настоящем положении вещей», — писал
Н. Г. Помяловский в повести «Молотов».
Реформа 1861 года обусловила интенсивное разру-
шение старого, патриархального образа жизни. Паде-
ние крепостного права, писал В. И. Ленин, «встряхну-
ло весь народ, разбудило его от векового сна, научило
его самого искать выхода, самому вести борьбу за пол-
ную свободу»1. На смену крепостнической России при-
ходила Россия капиталистическая. Ускорилось строи-
тельство фабрик, заводов, железных дорог, интенсивнее
стал товарооборот как между различными губерниями,
так и с другими странами. Возрастала потребность в
инженерах, учителях, грамотных рабочих, а поэтому
увеличивалось количество учащихся, студентов. Откры-
вались новые институты, низшие учебные заведения
(правда, одновременно закрывались в университетах те
кафедры, факультеты, которые царское правительство
считало для себя опасными). Из купцов, духовенства,
крестьян формировалась разночинная интеллигенция,
легко усваивавшая «крамольные» учения. В 30—40-е
годы начинает складываться революционно-демократи-
ческая идеология, нередко опирающаяся на материа-
лизм.
Борьба партий, течений будоражила и литературную
жизнь страны. В этой борьбе неизбежно затрагивался
вопрос об отношении к церкви и религии. Славянофилы
твердили об извечной, глубокой религиозности русского
народа. К другим выводам вольно или невольно при-
ходили многие видные писатели-реалисты, особенно
революционеры-демократы. Анализируя противоречивую
жизнь России, они обнаруживали в ней разнообразные
проявления ослабления, размывания религиозного со-
знания.
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 20. — С. 141,
5 Заказ 6255
65
Об этом свидетельствует уже драма А. Н. Остров-
ского «Гроза». «Темное царство» Кабановых и Диких
поддерживается двусторонним давлением — экономиче-
ским и духовным. Тьма в душах людей, нагнетаемая
церковью, делает это давление особенно сильным. Нуж-
но быть действительно незаурядной личностью, чтобы
не стать в этой системе безгласной рабой, найти в себе
силы освободиться, даже ценой гибели. Однако еще не-
давно и такое освобождение было невозможно: не хва-
тало силы для протеста. Катерина почувствовала про-
тиворечивость, неестественность, формализм многих ре-
лигиозно-нравственных представлений. Почувствовала
настолько, что решилась на поступок, который счита-
ется великим грехом в христианском учении: ведь
жизнь — «дар Божий», и человек, говорят богословы, не
волен самостоятельно распоряжаться своей жизнью
(«Бог дал — Бог взял»).
А далее — среди героев Тургенева, Чернышевского,
Помяловского, Достоевского, Л. Толстого — появился
невиданный ранее в подцензурной печати тип безбож-
ника, откровенно заявляющего о своих воззрениях, по-
исках. Не всегда позиции этих героев отличались цель-
ностью (что по-своему отражало сложность становления
атеистического мировоззрения), не всегда авторы симпа-
тизировали своим героям-безбожникам, некоторые изо-
бражали атеистов и в карикатурном виде (Н. Лесков —
«На ножах», «Некуда»; Ф. Достоевский — «Записки из
подполья», «Игрок»). Однако русская литература во
второй половине XIX столетия констатировала непре-
ложно: атеизм, религиозное свободомыслие стали весьма
заметным явлением в общественной жизни России.
Чаще всего носителем материалистических и атеис-
тических идей был разночинец. И здесь мы должны
прежде всего выделить героя романа И. С. Тургенева
«Отцы и дети» — Базарова, который «не принимает ни
одного принципа на веру, каким бы уважением ни был
окружен этот принцип», и который в своем отрицании
осмеливается зайти так далеко, что его оппоненту, Пав-
лу Петровичу Кирсанову, страшно это высказать. Под-
текст таков: Базаров замахивается на отрицание самой
религии. Либерал Кирсанов с благоговением отмечает,
что русский народ свято чтит предания, он патриархаль-
ный, он не может жить без веры. Базаров готов согла-
ситься с Павлом Петровичем, но эта черта народа (яв-
но преувеличенная помещиком) ему вовсе не импониру-
сь
ет: «Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-
пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне
согласиться с ним?» Базаров с возмущением говорит
о нравах, обычаях, грубейших суевериях православно-
го общества, мешающих духовному развитию людей.
Главный герой романа «Отцы и дети» с усердием
занимается научными исследованиями. По своим воз-
зрениям он материалист, но его материализм (он явля-
ется поклонником Бюхнера1 — одного из представите-
лей вульгарного материализма) носит упрощенный ха-
рактер. Отсюда ряд спорных и просто ошибочных вы-
сказываний о народе, искусстве, преемственности в раз-
витии общества (абсолютизация отрицания). Поэтому
этот образ вызвал сложную, противоречивую оценку со
стороны различных представителей общественной мыс-
ли России. Известен упрек А. И. Герцена по поводу
огрубленного изображения материализма.
В то же время роман «Отцы и дети» был с интере-
сом встречен молодежью, которая приветствовала его
нигилизм как революционное отношение к существую-
щим социальным порядкам, к религии. Главный ге-
рой романа отражал уже довольно широко распрост-
раненные среди молодежи материалистические воззре-
ния, носившие, правда, не всегда последовательный и
глубокий характер. Реплика Аркадия «Мы ломаем, по-
тому что мы—-сила» и замечание Базарова «Нас не так
1 Людвиг Бюхнер (1824—1899). как и другие представители
вульгарного материализма — К. Фогт, Я. Молешотт и др., — неверно
представлял себе сущность сознания («мозг выделяет мысль так
же, как печень выделяет желчь»), пытался распространить законы
биологии на общественные явления (социальный дарвинизм). В то
же время Бюхнер высоко оценивал возможности естественных наук
и высказал целый ряд справедливых замечаний по поводу религи-
озного учения. Так, он подверг критике христианские представле-
ния о загробной жизни: «Мысль о вечной жизни или о бессмертии
бесконечно страшнее и гораздо больше оскорбляет и отталкивает
человеческое чувство, чем мысль о вечном уничтожении... Желать
вечной жизни — значит, по словам Галилея, желать окаменения».
Он отвергал богословские суждения о благотворном воздействии
религии на мораль: мораль и религия «совершенно не зависят друг
от друга»; «лучшими проповедниками нравственности, какие толь-
ко есть, являются воспитание, образование, благосостояние и сво-
бода. Моральные инстинкты или позывы зиждутся, к счастью, на
гораздо более прочном и солидном фундаменте, чем религиозные
представления, имеющие тысячи различных форм и оттенков». Он
подчеркивал, что атеисты «могут быть и были во все времена са-
мыми нравственными людьми» (Бюхнер Л. Сила и материя. —
СПб., 1907.-С. 219, 279, 280).
5*	67
мало, как вы полагаете» — не пустое бахвальство.
Именно поэтому роман и вызвал многочисленные от-
клики.
Это произведение И. С. Тургенева способствовало
поднятию авторитета науки, формированию негатив-
ного отношения к миру крепостников, к религиозной
идеологии. Сам термин нигилист в 60—70-е годы
XIX века стал своеобразным синонимом слова мате-
риалист. А потому консервативные, прорелигиозные ав-
торы не жалели усилий для того, чтобы представить
нигилистов в самом непривлекательном виде. Салтыков-
Щедрин с грустной иронией писал, что «нигилисты
обязаны выносить на себе все грехи мира сего. Тявк-
нет ли на улице шавка — благонамеренные кричат: это
нигилисты подучили ее; пойдет ли безо времени
дождь — благонамеренные кричат: это нигилисты заго-
варивают стихии!»; в пожарах лета 1862 года тоже ока-
зались «виноваты» нигилисты1.
В 1862—1863 годах были опубликованы «Очерки
бурсы» Н. Г. Помяловского, которые также вызвали
живой интерес читающей публики. Автор не только об-
нажил нравы, традиции духовных учебных заведений,
но и правдиво показал, сколь далеко зашел процесс
ослабления позиций религии, религиозного сознания
(Помяловский несколько раз подчеркивал, что он все
время остается на почве фактов, что в «Очерках бур-
сы» ничего нет вымышленного). Даже среди духовен-
ства, как выясняется, религиозные ценности не поль-
зуются авторитетом. Об этом красноречиво говорит са-
ма обстановка в духовном училище, иронически-пре-
зрительное отношение бурсаков к изучаемым дисцип-
линам, к учителям, религиозной обрядности, которую
они пародируют в свободное от занятий время.
Религиозное «рвение» учащихся характеризуется
картиной богослужения в бурсацком храме: «Молящие-
ся толкались, смеялись, плевались... Отрепыши в пер-
вых рядах только стояли прилично, а в средине, где
ученики были заслонены окружающими их товарища-
ми, играли в карты и костяшки. Хорь лазил по карма-
нам. Чихотка, второкурсник, спал на тулупе, Павка, го-
1 Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. — М.,
1968. —Т. 6. —С. 19.
Сущность нигилизма, его различные проявления, этапы раз-
вития раскрыты в книге: Новиков А. И. Нигилизм и нигилис-
ты: Опыт критической характеристики. — Л., 1972.
68
родской мальчик, не отпущенный домой за леность,
учил урок... Смази, щипки, плевки, подзатыльники рас-
сыпались только несколько реже и скромнее сравни-
тельно с обыкновенными занятными часами».
Большинство бурсаков, пишет Помяловский, «чуя
человеческим чутьем неладность своей науки, делается
вполне равнодушно к той вере, за которую так долго
и так жестоко секли их»- Меньшинство же — «самые
умные люди из семинаристов, цвет бурсацкого юно-
шества» — распадается на три типа.
Первый тип — «идеалисты, спиритуалисты, мисти-
ки» — в процессе самостоятельного развития «очищают
бурсацкую веру» и создают «свою, человеческую, кото-
рую, надев впоследствии рясы и сделавшись попами,
и проповедуют в своих приходах под именем право-
славной веры».
Второй тип — «бурсаки материалистической натуры».
Эти люди «силою своей диалектики, при помощи на-
блюдений над жизнью и природой, рвут сеть противоре-
чий и сомнений, охватывающих их душу, начинают чи-
тать писателей, например, вроде Фейербаха... после то-
го они делаются глубокими атеистами и сознательно,
добровольно, честно оставляют духовное звание». Ав-
тор не скрывает своих симпатий к данному типу бур-
саков: «Эти люди всегда бывают люди честные и, если
не вдаются в эпикуреизм, люди деловые, которыми все
дорожат».
Примечательно, что именно при характеристике это-
го, привлекательного для автора типа молодых людей
Помяловский пытается выдвинуть свое понимание ате-
изма, противопоставляя его анархическому отрицанию
религии: «Атеизм есть ни более ни менее, как извест-
ная форма развития, которую может принять всякий
порядочный человек, не боясь сделаться через то ди-
ким зверем, и кому же какое дело, что я нахожусь в
той или другой форме развития».
Писатель, с одной стороны, пытается поднять прес-
тиж атеистического мировоззрения, защитить его от
беспардонных нападок со стороны ревнителей право-
славия, а с другой — ставит острый для царской Рос-
сии вопрос о свободе совести, о недопустимости при-
нудительного приобщения к религии, об уважительном
отношении к убеждениям людей.
Наконец, третий тип — это те бурсаки, которые, «став-
ши атеистами, прикрывают свое неверие священниче-
69
ской рясой». Такие священнослужители, желая надеж-
нее скрыть собственное неверие в бога, «громче всех
вопят о нравственности и религии и обыкновенно про-
поведуют самую крайнюю, безумную нетерпимость».
Эти «рясофорные атеисты» проявляют особую актив-
ность «не потому, что боятся за вечную погибель сво-
его прихода, а потому, что боятся вечной погибели
своего дохода». Из них «выходят самые усердные цер-
ковные воры и святотатцы». Неверующие служители
церкви, продолжает автор, «развивают в себе эгоизм —
источник деятельности всякого атеиста, но который у
хороших атеистов является прекрасным началом (эти
слова перекликаются с суждениями Чернышевского.—
Л. П.)> а у этих, оскверняясь в их душе, становится
гнусным».
Эти мысли автора направлены против религиозных
фанатиков, ханжей, которые, естественно, и встретили
в штыки сочинение Помяловского.
Заключая обзор бурсацких типов, выделенных писа-
телем, подчеркнем то обстоятельство, что большая часть
«цвета бурсацкого юношества» (второй и третий типы)
освобождается от религиозных убеждений. Кроме того,
на примере «рясофорных атеистов» (третий тип) автор
подводит читателя к заключению, что для массового
разрыва с религией необходимы определенные социаль-
ные условия, которые позволили бы каждой человече-
ской личности действовать в соответствии со своими
убеждениями. Ведь «рясофорные атеисты» являются
специфическими жертвами обстоятельств: они вынуж-
дены лицемерить, потому что другого способа добы-
вания средств к жизни у них часто нет, а на подвижни-
чество они не способны.
Явно не обременены религиозными убеждениями и
некоторые герои других произведений Помяловского.
Например, Молотов — герой одноименной повести — ха-
рактеризуется как «отпетый безбожник», у которого
«нет даже образа в доме, креста на глотке» и который
«в церковь не ходит» и не любит рассуждать о делах
веры: «Я не сержусь, говорит, на вас за то, что вы так
или иначе веруете; не сердитесь на меня и вы за мои
убеждения». Он, как и тургеневский Базаров и «новые
люди» Чернышевского,— выходец из низов («мужик по
происхождению») и так же сам, без протекции, выбился
из бедности, приобщился к последним достижениям нау-
ки, искусства. Роднит Молотова с «новыми людьми»
70
и желание самому разобраться в «коренных» вопросах
жизни.
В то же время Молотов выглядит менее привлека-
тельным, чем герои Чернышевского, ибо он замкнут в
мирке личного благополучия, хотя и недоволен «благо-
нравной чичиковщиной». Конечно, в 60-е годы XIX века,
когда происходила ломка крепостнических отношений,
проблема «мещанского счастья» — счастья низов, раз-
ночинцев, простых людей — была злободневна. Но эта
проблема имела ограниченную перспективу, ибо не ме-
щане являлись носителями новых, действительно про-
грессивных общественных отношений.
«Отпетый безбожник» Молотов обладает и целым
рядом положительных, привлекательных качеств: он
высоко ценит труд, честь, талант, любовь, активно бо-
рется за личное счастье. Этим образом Помяловский
во весь голос заявляет о том, что атеист может быть
вполне нравственным человеком.
Впрочем, и в «Очерках бурсы», и в повести «Моло-
тов», и в ряде других произведений Помяловский пы-
тается выяснить, что же такое атеизм, можно ли жить
без веры в бога? Для автора — бывшего семинариста —
эти вопросы не были столь уж второстепенными и прос-
тыми. Сложность их подтверждается и известной тупи-
ковостью образа Молотова, и таким персонажем этой
повести, как Череванин, который никак не может найти
себя: «А здравых-то идей у меня самого нет», «Я во
всяком слове открываю бессодержательность». Хотя и
Череванин вызывает у читателя симпатию — неприяти-
ем духовных ценностей чиновников и аристократов, бес-
конечными поисками смысла существования, реальной
помощью Молотову и Наде.
После отмены крепостного права важно было не
только отринуть духовные ценности феодального об-
щества, но и утвердить новые идеалы, подать пример
служения народу. Программой действий в новых исто-
рических условиях стал роман Н. Г. Чернышевского
«Что делать?», законченный в апреле 1863 года. Это
произведение создавалось в стенах Петропавловской
крепости, и автор, конечно, был озабочен тем, чтобы
его труд благополучно прошел цензуру. Однако писа-
телю удалось ясно изложить идеалы революционных
демократов. Роман создан атеистом, умеющим прово-
дить свои идеи «сквозь препоны и рогатки цензуры».
Близкий друг Чернышевского Добролюбов отмечал, что
71
собственный взгляд художника на мир «надо искать в
живых образах, создаваемых им».
Обращает на себя внимание, что в сочинении Чер-
нышевского не так уж зашифрованно проводится
мысль о том, что религиозные убеждения не являются
гара-нтом высокой морали. В раскрытии этой мысли,
пожалуй, главную роль играет образ Марьи Алексе-
евны Розальской. Подчеркнуто набожная Марья Алек-
сеевна, одаривающая дочь подзатыльником за то, что
та не перекрестилась на церковь («Чать, видишь, все
добрые люди крестятся!»), заботящаяся о том, чтобы
не запятнать «папской верой» (католичеством) право-
славные убеждения Верочки, без особых угрызений со-
вести творит неблаговидные делишки, из которых ей
приходится с усилиями выпутываться.
Религиозность Розальской вполне органично соче-
тается с представлениями о том, что «только нечести-
вым да злым хорошо жить на свете», а поэтому для се-
бя она установила следующее правило: «обирай да об-
манывай». В каждом человеке эта героиня видит по-
тенциального преступника, который не упустит случая
обокрасть, обмануть, ибо «кто не дурак, тот плут». Та-
кой, в сущности, ей видится и собственная дочь. Когда
Марья Алексеевна поняла, что Верочка убежала из до-
му с женихом, то вся гамма ее переживаний воплоти-
лась в одном слове: «Обокрала!» Уход дочери был для
нее не потерей близкого человека, а утратой возмож-
ности разбогатеть, выдав ее за богатого чиновника.
«Женщина очень грубая и очень дурная, она мучила
дочь, готова была и убить, и погубить ее для своей
выгоды и проклинала ее, потерпев через нее расстрой-
ство своего плана обогатиться», — характеризует геро-
иню Чернышевский. И как бы нанося последние мазки
на образ Марьи Алексеевны, автор с горькой иронией
замечает, что из этого вовсе не следует, будто она не
имела никакой любви к дочери. Она помирилась с Ве-
рочкой, после того как до нее дошли слухи, что ее зять
водит дружбу с «очень важным, богатым генералом».
Обстановка, сам воздух семьи Розальских пропи-
тан теми же испарениями дикого суеверия, самодурст-
ва, которые вообще отличают «темное царство», хотя
здесь оно отмечено некоторыми признаками респекта-
бельности, ибо действие происходит не в глухой про-
винции, а в Санкт-Петербурге. Однако бегство Вероч-
ки из дому так же представляет собой «протест про-
72
тив кабаковских понятий о нравственности», как и са-
моубийство главной героини пьесы Островского «Гроза».
В своем произведении Чернышевский ведет под-
спудную полемику с религиозным решением женского
вопроса, столь острого для России в середине XIX века.
В четвертом сне Веры Павловны светлая красавица от-
вергает беззаботную, «сладкую» жизнь рабыни на фоне
восточного пейзажа («Вдали лес олив и смоковниц»,
«Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты
кедрами»). Не увлекает светлую красавицу и освящен-
ное христианством рыцарское понимание любви и бра-
ка: «Он любил ее, пока не касался к ней. Когда она
становилась его женою, она становилась его поддан-
ною; она должна была трепетать его; он переставал
любить ее»,
В романе утверждается новое представление об от-
ношениях между полами. Подлинное счастье возмож-
но лишь тогда, когда имеется «равноправность любя-
щих, равное отношение между ними как людьми», ибо
равенство приносит «высшую прелесть, какой не знали
до меня, перед которой ничто все, что знали до меня».
Заметим, эти строки из творения Чернышевского напо-
минают высказывание Белинского по данному вопро-
су: «Взаимное уважение друг в друге человеческого до-
стоинства производит равенство, а равенство — свобо-
ду в отношениях. Мужчина перестает быть властели-
ном, а женщина — рабою, и с обеих сторон устанавли-
ваются одинаковые права и одинаковые обязанности:
последние, будучи нарушены с одной стороны, тотчас
же не признаются более и другою»1.
Подобные суждения революционных демократов яв-
но противостояли христианскому решению женского во-
проса: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Гос-
поду» (послание Павла к Ефесянам). Именно поэтому
апологеты православия стали заявлять, будто роман
разрушает основы семьи, нравственности.
Не лишне, видимо, привести здесь своеобразную точ-
ку зрения на семью и брак современного автора-бап-
тиста: незамужняя женщина имеет преимущество пе-
ред замужней, ибо «незамужняя заботится о Господ-
нем, как угодить Господу, чтоб быть святою и телом
и духом; а замужняя заботится о мирском, как уго-
1 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1981. — Т. 6.—
С. 129.
73
дить мужу... Брак по любви и в любви — это великое
счастье, но он имеет и опасную сторону: муж и жена
могут превратиться в домашних идолов, сделаться ку-
миром друг для друга. Много христианских семейств,
где эти домашние идолы красуюстя на видном месте»1.
Вспомним теперь замечание Веры Павловны: «Все, что
читаешь, бывало, все написано в противоположном ду-
хе, наполнено порицаниями, сарказмами против того,
что замечаешь в себе и других. Природа, жизнь, рас-
судок ведут в одну сторону, книги тянут в другую, го-
ворят: это дурно, низко». Как раз в религиозных со-
чинениях (о чем свидетельствует и приведенная выше
цитата из рассуждений баптиста) весьма часто встреча-
ется противопоставление естественных, насущных по-
требностей человека «высшим» нравственны^ ценнос-
тям, которые богословы увязывают с миром сверхъес-
тественным.
Выдающееся произведение Н. Г. Чернышевского да-
ет материал не только для критики религиозного ми-
ропонимания, но и для освещения гуманистического по-
тенциала атеизма. Последнее встречалось едва ли не
впервые в русской общественной мысли. Так, автор ро-
мана «Что делать?» создает притягательные образы
«нынешних людей» — Рахметова, Кирсанова, Лопухова,
Веры Павловны. Но на каких же мировоззренческих
позициях стоят «новые люди»? Читателю не столь уж
трудно было разобраться в этом. Главные герои усерд-
но занимаются естественными науками, а это, замечает
Чернышевский, «располагает к материалистическому
взгляду». Их убеждения формируются под воздействи-
ем идей видного атеиста Фейербаха, вольнодумцев
Руссо, Оуэна, Боккаччо... Рахметов, сообщает автор,
оказал ощутимую материальную помощь «величайше-
му из европейских мыслителей XIX века, отцу новой фи-
лософии, немцу» — судя по всему, имеется в виду имен-
но Фейербах.
Весь облик этих людей, стоящих на материалисти-
ческих позициях, свидетельствует об их нравственной
высоте. Автор не жалеет красок для характеристики
их духовного мира. Эти люди, говорится в романе,
«твердого характера», «безукоризненного благородст-
ва», на каждого из них можно смело положиться. Они
делают все возможное для утверждения реального, зем-
1 Братский вестник. — 1973. — № 10. — С. 43.
74
ного счастья людей, а не проповедуют потустороннее
блаженство. Так, Вера Павловна с помощью друзей
организует швейную мастерскую, в которой для работ-
ниц создаются хорошие условия труда и быта, прояв-
ляется забота об их духовном развитии, стимулируется
формирование солидарности, инициативы, самодеятель-
ности. О характере просвещения, которое проводится в
коллективе мастерской, говорит тот факт, что священ-
нослужитель Мерцалов используется «не по специаль-
ности», т. е. не для преподавания «религиозных истин», а
для прикрытия, как «щит благочестия».
Читателю, писал революционер-демократ, «новые
люди» могут показаться «лицами высшей натуры», «по-
жалуй, даже лицами невозможными в действительнос-
ти по слишком высокому благородству». Но, желая
подчеркнуть жизненность нового типа, Чернышевский
отмечает, что эти люди не делают ничего «превыспрен-
него», поражающего воображение (разве что Рахметов,
в отдельных эпизодах). Просто они имеют честные
убеждения и последовательно их реализуют в повсе-
дневной жизни. Обращаясь к читателю, автор говорит,
что новые люди «стоят просто на земле: это оттого
только казались они вам парящими на облаках, что вы
сидите в преисподней трущобе. На той высоте, на ко-
торой они стоят, должны стоять, могут стоять все лю-
ди». Добавим: на высоте морали, свободной от религи-
озной мистики, от «древних и ветхих изречений».
Герои романа «Что делать?» не противопоставляют
мораль природе человека, его стремлениям к счастью.
Их теория, говорит Лопухов, не содержит пустых и
вредных фантазий (а к ним можно отнести и религиоз-
ные фантазии), она дает «безошибочные средства к
анализу движений человеческого сердца». Суть этой
теории заключается в следующем: «Человеком управ-
ляет только расчет выгоды», а «то, что называют воз-
вышенными чувствами, идеальными стремлениями, —
все это в общем ходе жизни совершенно ничтожно пе-
ред стремлением каждого к своей пользе и в корне со-
стоит из того же стремления к пользе». Эта теория, про-
должает герой романа, «прозаична, но она раскрывает
истинные мотивы жизни, а поэзия — в правде жизни».
При этом Чернышевский указывает, что польза и прав-
да жизни «новых людей» далеко не во всем совпадает
с пользой и правдой жизни обитателей «трущоб». Ав-
тор рекомендует последним выходить на вольный белый
75
свет, развиваться, наблюдать, думать, читать тех, «ко-
торые говорят вам о чистом наслаждении жизнью».
Герои Чернышевского проповедуют «теорию разум-
ного эгоизма», которая, отличаясь известной абстракт-
ностью, схематизмом, не отражала всей сложности нрав-
ственных отношений, не выявляла их глубинных исто-
ков, лежащих в сфере материальных общественных от-
ношений. Для нее, говоря словами Г. В. Плеханова,
свойственно «стремление искать в рассудке опоры для
нравственности, а в более или менее основательной рас-
четливости отдельного лица — объяснение его характе-
ра и его поступков». «Подобные крайности рассудоч-
ности,— продолжал Г. В. Плеханов, — объясняются
тем, что просветители обыкновенно не умели стать на
точку зрения развития»1.
Д. И. Писарев, давший очень высокую оценку ро-
ману «Что делать?», как бы корректируя и развивая
«теорию разумного эгоизма», пишет о существенном
различии эгоизма эксплуататоров и эгоизма тех, кто
живет своим трудом. «Эгоизм эксплуататора'идет враз-
рез с интересами всех остальных людей; обогатить се-
бя — для эксплуататора значит отнять у другого; экс-
плуататор принужден любить себя в ущерб всему ос-
тальному миру». Но «новые люди», живущие трудом,
«могут без малейшей опасности быть эгоистами до по-
следней степени», в «жизни новых людей не существует
разногласия между влечением и нравственным долгом,
между эгоизмом и человеколюбием»2. В словах Писа-
рева имеется глубокая догадка о том, что интересы
трудящихся масс совпадают с интересами прогрессивно-
го развития общества, с утверждением высоких нрав-
ственных принципов.
Однако и в суждениях революционного публициста
явно упрощалась диалектика взаимодействия личности
и общества. Образы Лопухова, Кирсанова несколько
блекнут, когда начинается умозрительное теоретизиро-
вание. Впрочем, в своей практической жизни они прео-
долевают узкий горизонт «теории разумного эгоизма».
В то же время необходимо отметить, что в конкрет-
ных условиях России середины XIX века «теория разум-
ного эгоизма» способствовала освобождению духовной
1 Плеханов Г. В. Избранные философские произведения:
В 5 т. — М., 1958.— Т. IV. —С. 257.
2Писарев Д. И. Литературная критика: В 3 т. — М.,
1981.— Т. 2.— С. 361.
76
культуры от религии, ибо она связывала нравственность
с интересами человека, а не с волей всемогущего бо-
га, утверждала, что человек сам в состоянии понять
сущность добра и зла, не дожидаясь каждый раз «бо-
жественного откровения».
В четвертом сне Веры Павловны дается картина бу-
дущего общества. В нем описывается здоровый, твор-
ческий труд, духовно насыщенный досуг (музеи, теат-
ры, библиотеки, отдых в роскошных дворцах), но со-
вершенно нет упоминаний о церкви и религиозных про-
поведниках. В будущем, которое виделось Чернышев-
скому, не было места религии.
Роман «Что делать?» произвел большое впечатление
на русское общество. По мнению Г. В. Плеханова, «с
тех пор как завелись типографские станки в России и
вплоть до настоящего времени ни одно печатное про-
изведение не имело в России такого успеха, как „Что
делать?”»1. Молодое поколение усваивало воззрения
«новых людей», стремилось им подражать и приходи-
ло таким образом к материалистическим и атеистиче-
ским убеждениям.
Нравственную, гуманистическую ценность атеисти-
ческого мировоззрения стремились раскрыть и другие
прогрессивные деятели русской культуры. Так, А. И.
Герцен в эпопее «Былое и думы» полемизировал с те-
ми ревнителями веры, которые твердили, что в атеис-
тическом учении «все пусто и тяжело». На самом деле,
возражал автор, отягощают жизнь именно религиозные
фантазии. Многое становится просто и ясно без учения
о загробной жизни и других религиозных вымыслов.
Только неверующий человек, писал Герцен в «Письмах
к противнику», «может дорожить временной жизнию,
своей и чужой; он знает, что лучше этой жизни для
существующего человека ничего не будет, и сочувствует
каждому в его самосохранении. С теологической точки
зрения смерть представляется совсем не такой бедой»2.
Верующий может легко «откупиться» от греха. Иное
дело, считает Герцен, — неверующий, который не ус-
покаивает свою совесть при помощи исповеди. Этого че-
ловека, говорит он в статье «Капризы и раздумья»,
«мучит унижение, что он отрекся от разума, что он стал
1 Плеханов Г. В. Избранные философские произведения:
В 5 т. — М., 1958. —Т. IV. —С. 160
2 Герцен А. И. Об атеизме, религии и церкви. — М., 1976 —
С. 223.
77
ниже своего сознания, ему предстоит труд примириться
не слезливым распаиванием, а мужественною победою
над слабостью»1. Не религия, а атеизм ведет личность
к нравственному самосовершенствованию. Счастье рус-
ских людей заключается в том, что «нигде религия не
играет такой скромной роли в деле воспитания, как в
России».
В статье «Россия» Герцен отмечает, что «народ при
современных политических условиях не может оста-
ваться без религии», но эта религиозность часто носит
внешний характер. Перекликаясь с Белинским, Гер-
цен утверждает: «Русский крестьянин суеверен, но рав-
нодушен к религии»; он, продолжает писатель, «идет
в воскресенье к обедне, чтобы шесть дней больше не
думать о церкви». Множество народных пословиц «сви-
детельствует о безразличии русских к религии: „Гром
не грянет — мужик не перекрестится”, „На Бога надей-
ся, да сам не плошай”...»2.
В уже упоминавшейся автобиографической эпопее
«Былое и думы» Герцен создает привлекательный образ
атеиста, прозванного Химиком за свое увлечение есте-
ствознанием. При этом описываются некоторые особен-
ности воззрений атеистов нового поколения: «Поверх-
ностный и со страхом пополам вольтерианизм наших
отцов нисколько не был похож на материализм Хими-
ка. Его взгляд был спокойный, последовательный, окон-
ченный; он напоминал известный ответ Лаланда Напо-
леону. „Кант принимает гипотезу Бога”, — сказал ему
Бонапарт. „Sire, — возразил астроном, — мне в моих
занятиях никогда не случалось нуждаться в этой ги-
потезе”». Писатель верно отмечает, что атеизм русских
мыслителей середины XIX века опирался на дости-
жения естественных наук.
Революционеры-демократы выражали интересы тру-
дящихся масс, главным образом крестьянства, а пото-
му их выступления против церкви были во многом об-
условлены тем, что она активно защищала интересы
эксплуататоров. Н. А. Некрасов в поэме «Кому на Руси
жить хорошо» показывал, как религия используется
господствующими классами для маскировки своего при-
вилегированного положения. Вот, например, каким об-
разом поступало дворянство:
1 Герцен А. И. Об атеизме, религии и церкви. — М., 1976.—
С. 94.
2 Там же.— С. 118.
78
Пред каждым почитаемым
Двунадесятым праздником
В моих парадных горницах
Поп всенощну служил.
И к той домашней всенощной
Крестьяне допускалися,
Молись — хоть лоб разбей!
Страдало обоняние,
Сбивали после с вотчины
Баб отмывать полы!
Да чистота духовная
Тем самым сберегалася,
Духовное родство!
А вот монолог другого рода—здесь помещик обос-
новывает ссылкой на волю бога свое право угнетать
крестьян, куражиться над ними:
Забыли, что ли, вы:
Я Божиею милостью,
И древней царской грамотой,
И родом и заслугами
Над вами господин!..
Вполне естественно, что духовенство, тесно связан-
ное с господствующими классами, не пользуется ува-
жением в народе. Это весьма красочно, образно обри-
совывается устами самого священнослужителя в пер-
вой главе поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
Скажите, православные,
Кого вы называете
Породой жеребячьею?
С кем встречи вы боитеся,
Идя путем-дорогою?
...О ком слагаете
Вы сказки балагурные,
И песни непристойные,
И всякую хулу?..
Мать-попадыо степенную,
Попову дочь безвинную,
Семинариста всякого —
79
Как чествуете вы?
Кому вдогон, как мерину,
Кричите: го-го-го?..
Поэт свидетельствует также о наличии в народе бо-
гоборческих настроений. Так, горько упрекает бога,
равнодушного к страданиям людей, Матрена Тимофеев-
на:
Я не ропщу, — сказала я,—
Что бог прибрал младенчика,
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни Бог, ни царь не вступится?..
Отметим, что богоборческие мотивы в творчестве
Некрасова встречаются часто. Бог представлен сущест-
вом жестоким, кровожадным. При этом изображается
он не всерьез — в центр Вселенной его как бы ставит
только расхожее мнение. Например, стихотворение «На
смерть Шевченко» кончается следующими словами:
Кончилось время его несчастливое,
Все, чего с юности ранней не видывал,
Милое сердцу, ему улыбалося,
Тут ему Бог позавидовал:
Жизнь оборвалася.
А вот как изображена гибель мальчика в стихо-
творении «Деревенские новости»:
Он не перечил — пошел,
Сел под рогожей на кочку,
Ну, а Господь и навел
Гром в эту самую точку!
В творчестве Некрасова показано, что религиозные
воззрения деформируют сознание народа, способству-
ют возникновению самых нелепых слухов, представле-
ний. Так, бесконечные напоминания религиозных про-
поведников о грядущем «втором пришествии Христа»,
о неминуемом суде божье^м приводят к тому, что всякое
необычное или тягостное событие воспринимается как
«знак» о конце света:
80
Перед светопреставлением,
Знать, война-то началась.
Грянут, грянут гласы трубные!
Станут мертвые вставать!
За дела-то душегубные
Как придется отвечать?
«Коробейники»
Конечно, возникновение и распространение суеве-
рий в народе было обусловлено социальной придавлен-
ностью, бесправием, невежеством. А христианство, ми-
стифицируя сознание народа, вносило свой вклад в
формирование самых диких представлений, которые
тесно увязывались с христианским культом. Например,
в ряде губерний считалось, что надетая в рождество
чистая рубаха неминуемо приводит к неурожаю, голо-
ду. Матрена Тимофеевна, героиня поэмы «Кому на Ру-
си жить хорошо», рассказывает мужикам:
Да тут еще свекровушка
Приметой прислужилася,
Соседкам наплела,
Что я беду накликала.
А чем? Рубаху чистую
Надела в Рождество.
За мужем, за заступником,
Я дешево отделалась;
А женщину одну
Никак за то же самое
Убили насмерть кольями.
С голодным не шути!..
Большое мировоззренческое значение имеет целый
ряд стихотворений Н. А. Некрасова, посвященных ре-
волюционерам-демократам: упоминавшееся «На смерть
Шевченко», «Не рыдай так безумно над ним...» (Д. И.
Писареву), «Памяти Добролюбова», «Пророк» и дру-
гие. Хорошо известны выразительные строки, в которых
дается оценка творчества, личности Н. А. Добролю-
бова:
Года минули, страсти улеглись,
И высоко вознесся ты над нами...
Плачь, русская земля! но и гордись —
С тех пор, как ты стоишь под небесами,
Такого сына не рождала ты
И в недра не брала свои обратно:
6 Заказ 6255
81
Сокровища душевной красоты
Совмещены в нем были благодатно...
Подчеркнем следующее обстоятельство: поэт вос-
торгается духовным богатством не подвижника веры, а
человека, весьма рано порвавшего с религией и пере-
шедшего на позиции атеизма и материализма. Вывод
здесь напрашивается сам собой: атеистическое мировоз-
зрение, вопреки богословским наветам, не подавляет,
а стимулирует творческое, нравственное развитие лич-
ности.
Образ человека, жертвующего своей жизнью ради
блага людей, создан и в стихотворении «Пророк». Уста-
новлено, что прототипом лирического героя данного про-
изведения был Чернышевский, учитель и друг Добро-
любова. Стихотворение это окрашено в трагические то-
на и кончается следующим четверостишием:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет — он будет на кресте;
Его послал Бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
Атеистические убеждения Чернышевского, конечно,
были известны поэту. Использование библейских обра-
зов обусловлено историческими условиями; к подобно-
му художественному приему прибегали и другие ав-
торы: Н. Огарев («Иисус»), П. Лавров («Рождение мес-
сии»)... При этом революционеры-демократы переос-
мысляли образ Христа, обращались к нему в своей
борьбе с церковными властями, видя в нем защитника
угнетенных и униженных. «Он первый возвестил людям
учение свободы, равенства и братства и мученичеством
запечатлел, утвердил истину своего учения», — писал
Белинский в известном письме к Гоголю. Далее великий
критик утверждал, что христианская церковь исказила
учение раннего христианства. «Но смысл учения Хри-
стова открыт философским движением прошлого века.
И вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки
потушивший в Европе костры фанатизма и невежества,
конечно, больше сын Христа, плоть от плоти его и кость
и от костей его, нежели все ваши попы, архиереи, мит-
рополиты и патриархи, восточные и западные»1, — за-
ключал Белинский.
1 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. — М., 1982 —Т. 8.—
С. 283—284.
82
Надо понять и глубинную причину такого обраще-
ния к образу Христа: в условиях полнейшего запрела
на проповедь атеизма критиковать современную цер-
ковь и ее учение возможно было только в той же сис-
теме христианских воззрений. Следствием этого и была
идеализация раннего христианства, порой вынужден-
ная. На самом деле отдельные демократические пред-
ставления раннего христианства тонули в общем мис-
тическом, искаженном изображении мира и человека.
Раннее христианство, как замечал Энгельс, хотело осу-
ществить социальное переустройство не в этом мире, а
в мире потустороннем, на небе, в вечной жизни после
смерти, в «тысячелетнем царстве», которое должно-де
наступить в недалеком будущем.
Позже к образу Христа обращались и Ф. М. Достоев-
ский, и Л. Н. Толстой, и А. А. Блок, и другие видные
литераторы. Видимо, новая интерпретация религиоз-
ных образов, сюжетов — один из неизбежных этапов
развития религиозного свободомыслия, обмирщения ду-
ховной культуры. Ниспровержение религиозных догм и
суеверий шло в навязанной обществу системе представ-
лений и понятий.
Антиклерикальные, антирелигиозные мотивы нетруд-
но обнаружить в творчестве целого ряда писателей,
идейно близких Чернышевскому, Добролюбову, Некра-
сову. Так, в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Госпо-
да Головлевы» создан образ набожнейшего Иудушки
Головлева, который изощренно издевается над окружа-
ющими людьми. Глеб Успенский в своих произведениях
не только вскрывал’ нравы ревнителей благочестия, но
и отмечал рост религиозного свободомыслия в на-
роде1.
В наиболее зрелых творениях — прежде всего Н. Г.
Чернышевского, А. И. Герцена — русская литература
поднимается до утверждения гуманистической, нравст-
венной ценности атеистического мировоззрения.
Конечно, атеизм революционеров-демократов был
исторически ограниченным, опирался на материализм,
который только еще подходил к историческому мате-
риализму, так и не преодолев идеалистического в це-
лом понимания общественной жизни. Не всегда рево-
люционеры-демократы достаточно глубоко понимали
1 См. об этом подробнее: Карпов Н. В. Атеистические и
антиклерикальные идеи в творчестве Г. И. Успенского. — Тула, 1982.
6*	83
сущность религии, порой разделяли заблуждения относи-
тельно ее нравственных достоинств. Но они достаточно
четко представляли себе роль православной церкви на
протяжении многих веков. В конечном счете в исканиях
революционеров-демократов создавался тот идейно-ху-
дожественный материал, который затем творчески ис-
пользовался в процессе формирования пролетарской и
социалистической литературы. В. И. Ленин, рассматри-
вая в книге «Что делать?» (1902) вопрос о роли пере-
довой теории в революционной борьбе пролетариата,
предлагал читателю вспомнить «о таких предшествен-
никах русской социал-демократии, как Герцен, Белин-
ский, Чернышевский и блестящая плеяда революционе-
ров 70-х годов», подумать «о том всемирном значении,
которое приобретает теперь русская литература»1.
Немалое значение для идейно-художественного раз-
вития русской литературы имело и творчество таких
выдающихся русских писателей второй половины XIX
века, которые хотя и не освободились от религиозного
мировоззрения, но ослабляли позиции православной
церкви, ярко, впечатляюще обнажая противоречивость
религиозного учения и тем самым создавая атмосферу
в жизни общества, благоприятную для религиозного
свободомыслия и даже атеизма. Так, в произведениях
Н. С. Лескова не только изображаются неприятные
для духовного сословия «мелочи архиерейской жиз-
ни», но и с сочувствием описываются мучения «библей-
ских социалистов» («Однодум», «Несмертный Голован»
и др.), пытающихся найти истинную веру, правильный
образ жизни. Писатель-реалист с' глубокой проница-
тельностью отмечает, что набожность, религиозное рве-
ние не является гарантом высокой морали. В рассказе
«Несмертный Голован» следующим образом характери-
зуется быт купеческой семьи: «Дом был, разумеется,
строго благочестивый, где утром молились, целый день
теснили и обирали людей, а потом вечером опять мо-
лились. А ночью псы по канатам гремят, и во всех ок-
нах— „лампад сияние”, громкий храп и чьи-нибудь
жгучие слезы».
Для творчества Л. Н. Толстого характерно обраще-
ние к глубоким мировоззренческим вопросам. «К чему?
Зачем? Что такое творится на свете?»—безуспешно
пытался найти ответы на эти вопросы в религиозно-
1 Л ен и н В И. Поли. собр. соч. — Т. 6. — С. 25.
84
мистическом учении масонов Пьер Безухов. Этими же
вопросами мучились и другие герои Л. Н. Толстого, и,
конечно, же, сам писатель. Его идейные искания имели
религиозную направленность, в чем нетрудно убедить-
ся, обратившись к таким произведениям публицисти-
ческого характера, как «Исповедь», «О жизни». Одна-
ко, пытаясь разобраться в сложных проблемах общест-
венной жизни, найти «истинную веру», автор приходил
к таким заключениям, которые вызывали негодование
у иерархов православной церкви. В частности, в «Отве-
те на определение Синода...» Толстой писал, что «уче-
ние церкви есть теоретически коварная и вредная ложь,
практически же — собрание самых грубых суеверий и
колдовства, скрывающее совершенно весь смысл хрис-
тианского учения»1. Далее писатель признавал, что он
отвергает ряд важных положений христианского сим-
вола веры: «непонятную троицу и не имеющую ника-
кого смысла в наше время басню о падении первого
человека, кощунственную историю о Боге, родившемся
от девы»2, отвергает христианские таинства. В целом
ряде произведений («Анна Каренина», «Воскресение»,
«Отец Сергий» и др.) весьма язвительной критике под-
вергается христианская обрядность, алчность священно-
служителей.
«Еретические» суждения великого русского писате-
ля враждебно встречались и царским правительством,
и духовенством. Стремясь подорвать огромный автори-
тет Толстого среди различных слоев русского общества,
церковные иерархи прибегли к крайней мере: в февра-
ле 1901 года было объявлено решение Синода об отлу-
чении писателя от русской православной церкви. Од-
нако этот шаг (одобренный царем) нашел поддержку
лишь у религиозных фанатиков. Вопреки замыслам от-
цов церкви отлучение лишь способствовало росту попу-
лярности Толстого. В его адрес стали поступать мно-
гочисленные приветственные телеграммы и письма.
Мировоззренческое значение творчества великого
русского писателя состоит не только в том, что он от-
рицал отдельные догматы русской православной церкви.
Толстой как художник-реалист заметно глубже, разно-
стороннее Толстого — искателя «правильной» веры,
1 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. —М., 1984. —Т. 17.—
С. 201.
2 Там же. — G. 202.
85
признающего Бога-духа, Бога-любовь. В своих художе-
ственных произведениях писатель показывал сложность
реального хода общественной жизни, духовных исканий
отдельных людей, а иногда и вступал в столкновение
с Толстым — религиозным проповедником. Так, в ро-
мане «Воскресение» писатель обнажает безжизненность,
абстрактность, говоря словами В. И. Ленина, «юроди-
вой проповеди „непротивления злу” насилием», т. е. той
проповеди, которой увлекался сам Толстой:
«— Скажите им, что по закону Христа надо сде-
лать прямо* обратное: если тебя ударили по одной ще-
ке, подставь другую, — сказал англичанин, жестом как
будто подставляя свою щеку.
Нехлюдов перевел.
— Он бы сам попробовал, — сказал чей-то голос.
— А как он по другой залепит, какую же еще под-
ставлять? — сказал один из лежавших больных.
— Этак он тебя всего измочалит.
— Ну-ка, попробуй, — сказал кто-то сзади и весело
засмеялся. Общий неудержимый хохот охватил всю ка-
меру; даже избитый захохотал сквозь свою кровь и соп-
ли. Смеялись и больные».
Писатель-реалист не мог не увидеть ослабление по-
зиций религии в русском обществе.
Роман «Анна Каренина» — художественное исследо-
вание жизни пореформенной России. И вот как Толстой
характеризует мировоззрение одного из главных геро-
ев этого произведения: «Левин находился в отношении
к религии, как и большинство его современников, в са-
мом неопределенном положении. Верить он не мог, а
вместе с тем он не был твердо убежден в том, чтобы
все это было несправедливо». Другой герой этого рома-
на — Степан Аркадьевич Облонский — во всем следо-
вал за либеральной партией, которая «подразумевала,
что религия есть только узда для варварской части
населения»1.
Подобные убеждения нередко совмещались как с
1 В этой связи небезынтересно отметить следующее. В Дневни-
ке писателя за 1876 год Ф. М. Достоевский писал, что «индиффе-
рентизм, как современная русская болезнь, заел все души. Правда,
у нас теперь иной даже молится и в церковь ходит, а в бессмертие
своей души не верит, то есть не то что не верит, а просто об
этом совсем никогда не думает».
86
участием в обрядах религиозного культа, так и с поис-
ками нового мировоззрения (Левин).
В. И. Ленин неоднократно обращался к анализу воз-
зрений великого писателя, неизменно подчеркивая их
противоречивость. Противоречиво было и влияние
творчества Толстого на духовную жизнь России. Од-
нако явно неправомерны попытки ряда буржуазных
идеологов однозначно, в чисто религиозном духе, трак-
товать творческое наследие писателя, который будто бы
«свел личность Христа с неба на землю, но зато учение
его вознес до небес». «Не слишком ли, мягко говоря,
элементарный подход к сложнейшему явлению? Вспом-
ним известные слова М. Горького о Толстом: „Человек
глубоко правдивый, он еще потому ценен для нас, что
все его художественные произведения, написанные со
страшной, почти чудесной силой... в корне отрицают его
религиозную философию”»1, — замечает по этому пово-
ду критик А. Макеев.
В. И. Ленин вскрывает социальные истоки мировоз-
зренческих колебаний, противоречий писателя. В статье
«Л. Н. Толстой и современное рабочее движение» Ле-
нин подчеркивал, что великий русский писатель так
глубоко проникается настроениями русского патриар-
хального крестьянства, что «сам в свое учение вносит
их наивность, их отчуждение от политики, их мисти-
цизм,, желание уйти от мира, „непротивление злу”,
бессильные проклятья по адресу капитализма и „власти
денег”»2.
Значительнейшим явлением в русской литературе
второй половины XIX века стало творчество Ф. М. До-
стоевского, отразившее эволюцию сложной, противоре-
чивой духовной жизни общества. Добро и зло, правда,
справедливость и общественное лицемерие, гнет влас-
ти и сопротивление ему «маленького» человека — вот
основные проблемы, которые углубленно анализируются
во многих социально-психологических творениях писа-
теля. С каких же позиций они решаются? С материа-
листических, революционно-демократических? Увы, весь-
ма трудно дать утвердительный ответ на этот вопрос.
В ряде произведений Достоевского явственно дают о
себе знать христианские концепции. Так, Раскольников,
в религиозности которого сомневались и Порфирий и
1 Литературная газета.— 1987. — 7 января. — С. 2.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 20. — С. 40.
87
Соня, после краха своей «бонапартистской» теории пы-
тается спасти себя обращением к Евангелию.
Но мировоззренческие искания Достоевского про-
должались всю жизнь. Своеобразным их итогом стал по-
следний роман писателя, «Братья Карамазовы», в кото-
ром религиозное учение подвергается весьма серьезно-
му испытанию. Примечательно и то, что среди основных
героев этого произведения появляются персонажи, счи-
тающие себя атеистами. Автор пытается вплотную под-
ступить к анализу атеизма как социального явления.
И это не случайно. Это — «знамение времени», факт,
свидетельствующий о значительных переменах в духов-
ной атмосфере России. В переходные, сложные эпохи
становятся чрезвычайно актуальными мировоззренчес-
кие проблемы. «Вся молодая Россия только лишь о
вековечных вопросах теперь и толкует», — заявляет
Иван Карамазов. Даже инок Алексей Карамазов, и тот
утверждает, что для русских вопросы о том, «есть ли
Бог и есть ли бессмертие души», являются первыми во-
просами.
В этот исторический период создаются более благо-
приятные условия для развития, распространения ате-
истических идей. Но атеизм героев Ф. М. Достоевско-
го не представляет собой цельного, насыщенного пози-
тивным содержанием воззрения. Этот атеизм еще не на-
шел себя, страдает абстрактностью, не связан с ре-
волюционной программой преобразования общества.
Приведем выдержку из Дневника писателя за
1877 год, в которой Достоевский характеризует духов-
ный мир Константина Левина. Герой романа Толстого
«Анна Каренина», писал Достоевский, «мучается ве-
ковечными вопросами человечества: о Боге, о вечной
жизни, о добре и зле и проч. Он мучается тем, что он
не верующий и что не может успокоиться на том, на
чем все успокаиваются, то есть на интересе, на обожа-
нии собственной личности или собственных идолов, на
самолюбии и проч. Признак великодушия, не правда
ли?»1. Такая же неуверенность, нечеткость мировоззрен-
ческой позиции характерна и для героев Достоевского.
В романе «Братья Карамазовы» идет постоянная по-
лемика относительно вопросов веры. Вот едкая репли-
ка Федора Павловича Карамазова монахам: «Вы здесь
1 Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. — Л.,
1984. — Т. 25.— С. 203.
88
на капусте спасаетесь и думаете, что праведники! Пес-
кариков кушаете, в день по пескарику, и думаете пес-
кариками Бога купить!» В критическом ключе подан
образ религиозного фанатика Ферапонта. Не остается
без последствий для внимательного читателя и призна-
ние старца Зосимы, что рационально нельзя доказать
существование бога и бессмертной души; это можно до-
казать, говорит старец, лишь «опытом деятельной ду-
ши», т. е. внушить себе это. Подвергает испытанию ре-
лигиозное учение и Смердяков; он обращается к Гри-
горию, взявшемуся было обучать его религии, с во-
просом: «Свет создал Господь Бог в первый день, а
Солнце, Луну и звезды — на четвертый день. Откуда
же свет сиял в первый день? Григорий остолбенел.
Мальчик насмешливо глядел на учителя».
Суровый приговор в произведении Ф. М. Достоев-
ского выносится христианскому культу страдания. Иван
Карамазов не приемлет божественной гармонии, осно-
ванной на муках безвинных людей. Его рассказ о ге-
нерале, который на глазах матери затравил собаками
ребенка, потрясает благочестивого монаха Алексея, и
он, вопреки христианскому всепрощению, шепчет, что
этого убийцу следует расстрелять. «Совсем непонятно,
для чего должны были страдать и они (дети. — Л. П.),
и зачем им покупать страданиями гармонию?» — вопро-
шает Иван. Высшая гармония, по его убеждению, не
стоит и одной слезинки ребенка.
Роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»
носит во многом полемический характер. В нем постав-
лены в духе гуманизма очень важные проблемы чело-
веческого бытия. Но в нем нет на них позитивного,
жизнеутверждающего, реалистически-революционного
ответа. Впрочем, ясно одно: проблемы социальной спра-
ведливости, добра неразрешимы в лоне религии.
Созданные автором образы атеистов вызывают оп-
ределенное разочарование своей непоследовательно-
стью, приземленностью, бытовизмом. Сам атеизм в ро-
мане представлен учением с весьма сомнительным
нравственным потенциалом. Правда, тезису Ивана Ка-
рамазова о том, что если нет бога и бессмертия души,
то все позволено, пытается противостоять Ракитин:
«Вся его теория — подлость! Человечество само в себе
силу найдет, чтобы жить для добродетели, даже и не
веря в бессмертие души! В любви к свободе, к равенст-
89
ву, братству найдет». Однако эта мысль не получила
развития.
В романе подчеркивается незаурядная образован-
ность атеиста Ивана Карамазова, но она не приносит
ему ни душевного равновесия, ни цельности, ни твер-
дых убеждений. Невольно вспоминается пророчество
инквизитора (к тому же поэма «Великий инквизитор»
написана самим Иваном) о том, что свобода, свобод-
ный ум и наука заведут людей «в такие дебри и по-
ставят пред такими чудесами и неразрешимыми тайна-
ми, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят
себя самих, другие, непокорные, но малосильные,
истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосиль-
ные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопи-
ют к нам: „Да, вы были правы, вы одни владели тай-
ной его (Христа. — Л. П.), и мы возвращаемся к вам,
спасите нас от себя самих”». Словом, доверия к науке
нет.
Терзания героев Достоевского лишний раз свиде-
тельствуют, сколь трудный путь надо было пройти че-
ловечеству, прежде чем возникла теория научного ате-
изма. Писатель справедливо отмечал, что социализм
органично связан с атеизмом, но суть научного социа-
лизма, его гуманистический пафос Достоевский не по-
нял — видимо, потому, что в жизни сам он непосред-
ственно сталкивался с примитивной формой социализ-
ма, с социализмом анархистского, бакунинско-нечаев-
ского типа. Может быть, поэтому Иван Карамазов не
имеет позитивной программы, ориентиров, идеалов,
страдает от своего неверия.
Таким образом, передовая русская литература XIX
века, продолжая прогрессивные тенденции духовной
культуры XVIII века, все более решительно освобож-
далась от оков религии и насыщалась идеями свободо-
мыслия и атеизма. Последнее более всего характерно
для творчества революционеров-демократов, оказавших
наиболее значительное воздействие на формирование
пролетарской литературы.
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
Конец XIX века, как известно, характеризовался
ускорением темпов развития капитализма и постепенным
перерастанием его в стадию империализма. Рост про-
мышленности приводил к резкому увеличению числен-
ности пролетариата и одновременно к расширению его
борьбы за свое освобождение. В 80—90-е годы рабочее
движение в России становится более организованным,
происходит его соединение с марксизмом. Усиливается
также влияние идей научного социализма на передовые
слои русской интеллигенции.
Сложные процессы в этот период происходили в сфе-
ре науки. Открытия выдающихся естествоиспытате-
лей — И. М. Сеченова, Д. И. Менделеева, И. И. Меч-
никова и других — имели большое значение для повы-
шения авторитета науки, распространения материалис-
тических воззрений. Но начавшаяся в конце XIX — на-
чале XX века революция в области естествознания (от-
крытия рентгеновских лучей в 1895 г., радиоактивнос-
ти в 1896 г., электрона в 1897 г.), ломка устоявшейся
физической картины мира вызвала мировоззренческие
колебания у ряда ученых. В преодолении возникшего
кризиса в области физики, в выправлении ошибок ми-
ровоззренческого и методологического характера зна-
чительную роль сыграла книга В. И. Ленина «Материа-
лизм и эмпириокритицизм», опубликованная в 1909 го-
ду; в ней раскрыты социальные и гносеологические при-
чины заблуждений Э. Маха, Р. Авенариуса, А. Богда-
нова, В. Чернова и других мыслителей, стоявших на
идеалистических позициях.
Острая борьба идей происходила и в искусстве. Как
всегда в периоды социальной напряженности, усилива-
ется внимание к вечным проблемам — смысла жизни,
счастья, взаимоотношения личности и общества, роли
мировоззрения в различных сферах духовной жизни.
Представители критического реализма все чаще и
откровеннее обнажали противоречивость религиозного
учения, показывали размывание религиозных убежде-
ний, ослабление авторитета церкви среди различных
слоев населения. Дворяне-литераторы, как отмечал
М. Горький, в середине XIX века создали умилитель-
ный, слащавый образ русского крестьянина, влюблен-
ного в какую-то надземную «Христову правду», бояще-
гося бога и терпеливо сносящего тяготы жизни; но в
91
конце века появляются «странные» мужики А. Чехова,
И. Бунина, «беспощадно изображают деревню писате-
ли-крестьяне Семен Подъячев и Иван Вольнов»1. Сло-
вом, литература стала глубже проникать в психоло-
гию масс.
А. П. Чехов стремился показывать неприкрашенную
правду жизни, глубоко проникать в психологию чело-
века, в мир его сокровенных желаний, не прибегая к
«возвышающему обману». В его творчестве изображе-
ны реальные нравы эпохи, действительное отношение
различных слоев общества к религиозному мировоз-
зрению, к церкви. Из его произведений выясняется, в
частности, что в последнее время развелось много та-
ких, которым «всякий христианский разговор — все рав-
но как нечистому ладан», а нынешняя невеста «льстит-
ся на образованность» и меньше обращает внимание на
капитал и на религиозность жениха («В бане»). Глав-
ный герой рассказа «Кошмар» без особых эмоций раз-
мышляет об упадке религиозного чувства крестьян, о
бедственном положении сельских священнослужителей.
Ольга Прозорова («Три сестры») высказывается так:
«Все хорошо, все от Бога, но мне кажется, если бы я
вышла замуж и целый день сидела дома, то это было
бы лучше». В подобных мелких, попутных замечаниях
раскрывается духовный настрой времени.
Но наиболее явственно ослабление религиозности
крестьянских масс показано в повести «Мужики». Мы
видим, что религиозность крестьян зачастую выража-
ется лишь в соблюдении христианских обрядов: «Ста-
рик не верил в Бога, потому что никогда не думал о
нем; он признавал сверхъестественное, но думал, что это
может касаться одних лишь баб». Однако, пишет ав-
тор, и женщины не отличались религиозным усерди-
ем: «Бабка верила, но как-то тускло; все перемешалось
в ее памяти, и едва она начинала думать о грехах, о
смерти, о спасении души, как нужда и забота перехва-
тывала ее мысль, и она тотчас забывала, о чем дума-
ла». Детей крестьяне не учили молиться, не вдалбли-
вали им религиозные догматы, а «только запрещали в
пост есть скоромное. В прочих семьях было почти то
же: мало кто верил, мало кто понимал».
В многочисленных произведениях Чехова можно
'Горький А. М. О литературе/Сост# П. С. Строкова. — М.,
1980. —С. 226, 229.
92
встретить немало кратких и нелицеприятных характе-
ристик служителей культа («У предводительши», «Три
года» и др.). В рассказе «Архиерей» показан бездуш-
ный бюрократический мир церковников, в котором ста-
вят «отметки по поведению» не только священникам,
но и их женам, детям и который формирует у рядовых
служителей культа неискоренимый страх перед началь-
ством. Главный герой этого произведения по своему
образованию, взглядам явно не типичный архиерей, а
потому и чувствует себя неуютно в церковном мире,
испытывает сомнения и разочарования.
Выделяется на общем фоне священнослужителей
также отец Христофор, который может «по-ученому го-
ворить» с судьями, прокурорами, — а «все прочие свя-
щенники стесняются» из-за своей малообразованности
(«Степь»).
В цикле «святочных рассказов» Чехов в ироничес-
ком ключе описывает самые различные суеверия тех
людей, которые считают себя свободными от предрас-
судков («Страшная ночь», «Ночь на кладбище»), вы-
смеивает нравы православного общества («Сон» и др.).
Повесть А. П. Чехова «В овраге» раскрывает слож-
ность процесса освобождения от религиозных воззрений.
Иногда разрыв с религией, с верой во всемогущего, все-
видящего и карающего бога приводит к появлению ни-
гилистических, анархистских настроений, к моральной
распущенности. Один из персонажей этой повести, Ани-
сим, произносит в оправдание своих действий: «Бога-
то ведь все равно нет, мамаша». К этому выводу он при-
шел, наблюдая жизнь окружающих его людей, которые
творят темные дела, отнюдь не страшась «божьего нака-
зания». «И старшина тоже не верит в Бога, — говорит
Анисим, — и писарь, и дьячок тоже. А если они ходят
в церковь и посты соблюдают, так это для того, чтобы
люди про них худо не говорили, и на тот случай, что,
может, и в самом деле страшный суд будет». Сам Ани-
сим елужит в полиции и тем не менее (исходя, видимо,
из тезиса: если нет бога и бессмертия души, то все поз-
волено) организует производство фальшивых денег. Од-
нако действительность опровергает умствования чехов-
ского героя: Анисима посадили в тюрьму. В самом де-
ле, не мифический бог, а реальные люди, социальные
институты контролируют выполнение отдельными инди-
видами требований морали и права. Шопенгауэр гово-
рил об этом так: «Предположим себе, что в один день
93
упразднили уголовные законы. Тогда никто бы не ре-
шился идти домой только под охраной религиозных по-
буждений. Но если бы объявили все религии ложны-
ми, то мы без опасений продолжали бы жить под ох-
раной закона»1.
Об оскудении религиозной веры свидетельствуют и
произведения других писателей конца XIX — начала XX
века. Так, возница Лизар, герой одноименного расска-
за В. В. Вересаева, с сожалением замечает: «Избало-
вался ныне народ, вот что! С негой стали жить, с за-
ботой, о Боге не мыслят».
Повседневная реальность антагонистического обще-
ства оказывала противоречивое воздействие на созна-
ние трудящихся масс. С одной стороны, жестокая экс-
плуатация, вопиющее социальное неравенство создава-
ли благоприятную почву для распространения мифов о
потустороннем воздаянии, о всемогущем и справедли-
вом боге. «Экономическое угнетение рабочих неизбеж-
но вызывает и порождает всякие виды угнетения поли-
тического, принижения социального, огрубения и затем-
нения духовной и нравственной жизни масс»* 2, — пи-
сал В. И. Ленин.
В дореволюционной России, отстававшей в полити-
ческом, экономическом, культурном развитии от пере-
довых стран Европы, положение трудящихся масс было
особенно тяжелым. М. Горький вполне обоснованно
писал: «Я утверждаю, что рабочему и крестьянину цар-
ской России жилось несравненно тяжелее, чем любому
из трудовых классов Европы. Люди труда в России бы-
ли более бесправны, невежественны.
Давление государства и церкви на волю и разум че-
ловека в России было более тяжелым, грубым и уроду-
ющим, чем в Европе»3.
Но, с другой стороны, действовала, хотя и не столь
интенсивно, и противоположная тенденция. Развитие
промышленности, культуры, житейский опыт и здра-
вый смысл расшатывали религиозные убеждения. Е1аи-
более существенный удар по позициям религии наносила
расширяющаяся классовая борьба. Проявления рели-
гиозного свободомыслия и стихийного атеизма ярче
* Шопенгауэр А. О религии. Диалог. — СПб., 1910.—С. 40.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 12.—С. 142.
8 Горький М. Собр. соч.: В 30 т. — М., 1953. — Г. 26. —
С. 283—284.
94
всего давали о себе знать именно в периоды револю-
ционных подъемов. Например, в 1905 году участились
жалобы священнослужителей на неповиновение прихо-
жан, их равнодушие к религии, к «святой церкви». Как
отмечалось в отчете одного благочинного, крестьяне
прямо стали задавать духовенству вопросы такого ро-
да: «А что, батюшка, говорят, Бога нет?»1
Известный деятель Коммунистической партии В. Д.
Бонч-Бруевич в 1909 году отмечал следующее: «Со всех
концов России, во всех духовных журналах, брошюрах,
книгах, листках, проповедях, произносимых с амвонов,
мы слышим везде и всюду, совершенно согласное, хоро-
вое, единодушное заверение: индифферентизм к рели-
гии — а в частности и особенно к православию — рас-
пространяется, сектантство растет не по дням, а по ча-
сам, неверие распространяется, к исповеди не идут;
церкви все более и более пустеют, а молодежь не быва-
ет в них почти совершенно; гражданские браки — без
попа — все более и более становятся обычаем общест-
ва и народа...»2
Социальная обстановка в эпоху первой русской ре-
волюции вызвала известное брожение даже в среде
церковников. «Как ни забито, как ни темно было рус-
ское православное духовенство, даже его пробудил те-
перь гром падения старого, средневекового порядка на
Руси. Даже оно примыкает к требованию свободы, про-
тестует против казенщины и чиновнического произво-
ла, против полицейского сыска, навязанного „служите-
лям бога”»3, — писал В. И. .Ленин.
В рассказе А. И. Куприна «Анафема» есть образ
дьякона, осмелившегося восстать против решения Сино-
да. В ходе богослужения вместо анафемы (проклятия)
«болярина Льва Толстого» он, находясь под впечат-
лением повести «Казаки», пропел ему «многие лета»4.
1 См.: Персии М. М. Атеизм русского рабочего (1870—
1905 годы). — М., 1965. — С. 211.
2 Б о н ч-Б р у е в и ч В. Д. Избранные атеистические произве-
дения. — М., 1973. — С. 94—95.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 12. — С. 144.
4 Заметим, что в этом рассказе содержится неточность. Да,
Л. Н. Толстой был отлучен от православной перкви, но проклятие
по установленным церковным канонам (по всей форме) осуществ-
лено не было. Дело в том, что анафема (проклятие) должна про-
износиться лишь раз в год — в первое воскресенье великого пос-
та, —• но церковникам хотелось говорить об отлучении русского
писателя гораздо чаще. Поэтому в церквах просто зачитывалось
95
Абстрактность, безжизненность многих предписаний
христианства обнажается в произведениях Л. Н. Анд-
реева. Особенно характерен рассказ «Правила добра»,
в котором доказывается, что в богословском учении нет
ясного понимания основных понятий морали. Отправ-
ляясь от «христианских истин», попик никак не может
разъяснить черту, что же такое добро. Конфуз получа-
ется даже с таким почитаемым религиозными идеоло-
гами принципом, как «не противься злу». Сам свя-
щенник не удержался и призвал к активному проти-
водействию, когда черт рассказывал ему об убийстве
ребенка на глазах матери. Словом, произведение Л. Н.
Андреева неумолимо подводит читателя к выводу: хри-
стианское учение не в состоянии дать человеку под-
линных, надежных, не противоречащих его социальной
сущности, его природе ориентиров нравственного по-
ведения.
Подобный же вывод напрашивается и при обраще-
нии к другому рассказу Леонида Андреева — «Христиа-
не». По ходу действия обнаруживается, что позиция пад-
шей женщины, считающей себя недостойной звания
христианки, последовательнее взглядов «добропорядоч-
ных христиан» — судей, присяжных заседателей, пуб-
лики, — которые не хотят замечать вопиющих противо-
речий между реальной действительностью и предписа-
ниями религиозного нравственного учения.
В философской пьесе Л. Н. Андреева «Жизнь Че-
ловека» остро ставится проблема социальной справед-
ливости. Жестокая действительность раздавила челове-
ка, умирает его ребенок. Но бог (Некто в сером) рав-
нодушно внимает молитве отца и матери. В отчаянии
главный герой бросает гневный упрек богу. Обращаясь
к жене, муж восклицает: «Не плачь, милая, не плачь.
Он и над нашими слезами посмеется, как посмеялся
над нашими молитвами. А Ты, я не знаю, кто Ты —
Бог, дьявол, рок или жизнь — я проклинаю Тебя!.. Я
проклинаю все, данное Тобою. Проклинаю день, в ко-
торый я родился, проклинаю день, в который я умру.
Проклинаю всю жизнь мою, ее радости и горе. Прокли-
определение Синода, в котором указывалось, что граф Толстой
вследствие нападок на православную церковь и ее учение не мо-
жет больше считаться членом церкви. Тем самым велась продол-
жительная — правда, без особого успеха — обработка обществен-
ного мнения. См. об этом подробнее: Петров Г. И. Отлучение
Льва Толстого от церкви. — М., 1978.
96
наю себя!» Эти горькие, щемящие слова — вызов экс-
плуататорскому обществу, его культуре, его религии.
В этом произведении Л. Андреева отражены умона-
строения представителей мелкой буржуазии и интел-
лигенции, которые не нашли себя, не обрели места под
солнцем в новой исторической обстановке, когда резко
усилилась классовая борьба, участились кризисы, обо-
стрилась конкуренция между группами буржуазии. Со-
циальная действительность формировала настроения
пессимизма, моральный и религиозный нигилизм.
Если атеизм восходящей, революционной буржуа-
зии (XVII—XVIII вв.) отрицал бога, чтобы возвысить
человека, то религиозный нигилизм ряда буржуазных
идеологов конца XIX —начала XX века (Шопенгауэра,
Ницше) отрицает бога, чтобы унизить, подавить чело-
веческую личность, показать никчемность ее существо-
вания. Религиозный нигилизм, по свидетельству
М. Горького, оказал большое влияние на Л. Андрее-
ва1. Этот своеобразный «идеалистический атеизм», ко-
торый порой превращается просто в богоборчество,
стоит в стороне от столбовой дороги развития атеис-
тической мысли, отвечающей чаяниям передовых клас-
сов.
Несколько иначе противоречивость духовной жизни
начала XX века отразилась в творчестве И. А. Бунина,
которое не лишено известного налета мистики2. Одна-
ко, будучи представителем критического реализма, вид-
ный русский писатель в ряде своих творений констати-
ровал, что религия представляет собою весьма при-
зрачную преграду для аморальных, бесчестных деяний.
Например, в рассказе «Худая трава» описывается, как
мужик вымолил в долг 36 рублей у бездомной женщи-
ны (все ее «состояние») и, перекрестившись на цер-
ковь, обещал их возвратить. Но, «конечно, не отдал,
даже прямо так и сказал: так и знай, не отдам, и не
шатайся».
Обличение религиозного ханжества, нежизненности
многих предписаний религии, искажения ею смысла че-
ловеческого существования содержится в сочинениях
1 См. предисловие Горького к роману Л. Андреева «Сашка
Жегулев»//Литературное наследство. — Т. 72: Горький и Леонид
Андреев: Неизданная переписка. — М., 1965. — С. 402.
2 См. об этом подробнее: Солоухина О. В. О нравственно-
философских взглядах И. А. Бунина. — Русская литература. —
1984. — № 4. —С. 48—50.
7 Заказ 6255	97
В. Г. Короленко, Д. Н. Мамина-Сибиряка и других рус-
ских писателей-реалистов конца XIX — начала XX века.
Они нередко поднимались до весьма глубокого отра-
жения тех условий, которые порождают религиозные
настроения, потребность в религиозном утешении. Это
особенно характерно для тех авторов, которые сами
вышли из низов и досконально знали жизнь деревен-
ской и городской бедноты.
Отметим, например, произведения И. Вольнова и
С. Подъячева, творчество которых направлялось
М. Горьким. Реалистически точно, с болью показывали
они тяжелую, полную драматизма, а порой и трагизма
жизнь крестьянина. Условия жизни формировали про-
тиворечивые тенденции в духовном мире крестьянства.
Бесконечные страдания нередко подогревали религиоз-
ные настроения. Это особенно ярко показано в импро-
визированной молитве матери Ивана Володимерова —
главного героя «Повести о днях моей жизни» И. Воль-
нова. «Батюшка!.. Желанный!.. Пожалей детишек ма-
лых, голубеночек!.. Прогневали мы тебя, Спаситель, не
взыщи, пожалей нас — больше не к кому приткнуть-
ся»,— обращается женщина к иконе (подчеркнуто на-
ми.— Л. П.). Умирая и оставляя на произвол судьбы
пятерых детей, Николай Моченых (повесть И. Вольно-
ва «На отдыхе») с радостью воспринимает слова свя-
щенника, что в «ином мире» получит он сполна («и убо-
инки, и сахару, и хлеба пшеничного»): «Спасибо, ба-
тюшка, что похлопотал за меня, ин отдохну малость, а
то тут у вас больно маятно было».
Религиозные предрассудки опутывали и душевную
жизнь крестьян, и их повседневный быт, труд, который
«регулировался» церковным календарем. К церковным
властям непременно старались быть поближе богатеи,
да и сами священники держались за них, так что гнет
становился невыносимым, неизбывным. В «Повести о
днях моей жизни» описывается молебен по случаю пер-
вого выгона скота в поле. Мальчик, от чьего имени пе-
редается происходящее, отмечает и такую деталь: свя-
щенник окружен толпой зажиточных крестьян, среди
которых «пестро выделяется» главный богатей Созонт
Максимович, постоянно повторяющий: «Я им (крестья-
нам. — Л. П.) страшнее бога».
Любое мало-мальски значительное событие в дерев-
не не обходилось без священника. Даже возвращение
в родное село Ивана Володимерова — человека, явно
98
не страдающего благочестием, — отмечают колоколь-
ным звоном, иконой, приветственным словом священ-
ника. Холодное отношение знаменитого земляка к подоб-
ным торжествам (а другой формы, увы, жители села
не знали) вызывает растерянный шепот в толпе му-
жиков: «От креста отказался... Шапку надел при попе...
Молебны, грит, мне ваши не надобны».
Среди этих неграмотных, забитых жителей деревни,
как свидетельствуют и Вольнов, и Короленко, и другие
авторы, легко появлялись самые невероятные слухи о
чудесах, антихристах и пр.
В то же время писатели, выражавшие настроения
крестьян и примыкавшие к пролетарской литературе,
показывали, как жестокая эксплуатация, чувство безыс-
ходности приводили и к появлению протеста против
существующих социальных порядков, а вследствие того,
что эти порядки освящались христианской церковью,
протест сопровождался богоборческими настроениями.
Вот как характеризует своего отца главный герой «По-
вести о днях моей жизни»: «Семьдесят с лишним лет
он работал лошадиную работу, за всю свою жизнь ни
разу путно не пообедал, спал где попало, нажил грыжу
от тяжестей, не верит в бога или, скорее, ожесточился
против него, не хочет верить». Подобная позиция, сви-
детельствует И. Вольнов, была и у других крестьян.
«В смрадных избах, сплошь „по-черному”, живут полу-
дикие, озлобленные люди, не знающие ни бога, ни чер-
та»,— так описывает он жизнь огромного нищего села
Поречья.
Приведем высказывание М. Горького об отношении
к религии самого И. Вольнова: «На эту тему он рассуж-
дал часто и так решительно, так озлобленно, что каза-
лось: он сам чувствует бога как силу действительно
существующую, но бессмысленную и всегда, во всем
враждебную мужику»1.
Отношение мужика к богу, отмечали писатели-реа-
листы, носило чисто практический, деловой характер,
без налета религиозной экзальтации. Если «вседержи-
тель мира» плохо справлялся со своими обязанностя-
ми, то он мог получить нагоняй. Пожилой крестьянин,
герой очерка И. Вольнова «Батя», ругал бога и всех
святых, если ненастье разразилось во время уборки
урожая. Если непогода, несмотря на «принятые меры»,
1 См.: Вольнов И. Избранное. — М., 1956. — С. 7.
7*
9Э
продолжалась, то он «бежал в церковь и, крадучись
от сторожа, злорадно отколупливал у святого Фаддея,
дождяного бога, кусок краски или рамной позолоты».
Здравый смысл, стихийный реализм народа находит
различные проявления. Так, отец главного героя «По-
вести о днях моей жизни» грубовато разыгрывает но-
сительницу мистических слухов: «...В писании сказано:
уж если антихрист, то на бабью погибель».
Вольнов замечает, что антирелигиозные настроения
у крестьян наиболее активно прорываются в дни рево-
люционных выступлений, когда люди преображаются,
выпрямляются, становятся смелее. Те, кто ранее «за
версту снимали шапки попу, говорили с ним тихим го-
лосом, со сладкой усмешкой, льстиво сводя речь на
божественное», вдруг начинали бесцеременно обращать-
ся со священником, который с изумлением замечал
столь разительные изменения у «прекрасных мирян».
А наиболее решительные мужики «топором богов-то, да
и в печку!», т. е. бросали иконы в огонь.
Именно в периоды революционных брожений свя-
щеннослужители начинают отчетливее сознавать, что
по своему положению в обществе духовное сословие
противостоит народу. Так, поп Никодим, персонаж рас-
сказа И. Вольнова «На отдыхе», с горечью констатиру-
ет: «Мы — чужие теперь, лишние».
Литературе конца XIX — начала XX века присущи
традиционные для русской культуры антиклерикальные
мотивы, но они приобретают своеобразную окраску, об-
условленную дыханием первой русской революции. Не
только носители антиклерикальных настроений стано-
вятся более решительными — охранители государствен-
ных и церковных порядков в свою очередь становятся
менее терпимыми, подозревая социальный протест в
любом мыслящем существе. Так, один из героев «По-
вести о днях моей жизни» И. Вольнова, Прохор Галкин,
решил поделиться мучительными раздумьями о «маче-
хе-жизни» со священником. Это предприятие не принес-
ло ему ничего хорошего: «Изругал меня поп-то, будь
он неладен. Смутьян, говорит, вероотступник, социа-
лист... В тебя черт, говорит, вселяет пакостные мысли...
Я ведь, как пришел, сейчас ему все начистоту, по-бо-
жьи... Еще как-то назвал, не помню уж».
Несмотря на усердие цензуры, выступления предста-
вителей критического реализма против церкви и рели-
гиозного учения не только не ослаблялись, а, напро-
100
тив, ширились, вызывая подчас немалый общественный
резонанс. Однако эта критика религии была ограничен-
ной. Писатели стояли на различных классовых пози-
циях, имели нередко противоречивые убеждения, могли
показать в лучшем случае лишь несостоятельность ре-
лигиозного взгляда на мир, на общество, на человека,
но не были в состоянии противопоставить религиозному
учению реальные общественные идеалы, верное пони-
мание тенденций социального развития. Последнее мог-
ла раскрыть лишь нарождающаяся литература после-
довательно революционного класса — пролетариата, ин-
тересы которого совпадали с тенденциями прогрессив-
ного развития общества.
Но и для пролетарской литературы задача преодо-
ления религиозных воззрений в сознании трудящихся и
утверждения подлинно научного взгляда на общество
и личность оказалась весьма трудной. Дело в том, что
основная масса пролетариата была подвержена рели-
гиозным предрассудкам. Небывалую пропагандистскую
активность проявляли поборники религиозной веры.
Они стремились поддержать падающий авторитет рели-
гиозной морали, с ее извечными призывами к смире-
нию, непротивлению злу, покаянию, и опорочить тео-
рию научного социализма.
В многочисленных устных и печатных выступлениях
поборников религии искажались социалистические
идеалы, материалистическое понимание истории. «Для
социалиста, живущего „по-естественному”, без веры в
Бога, без веры в духовный мир и бессмертие, совер-
шенно неестественны всякие заботы о людях и всякие
думы о будущем. „Будем есть и пить, ибо завтра ум-
рем”, — вот философия Неверов, равная философии бес-
словесных»1, — писал протоиерей Иоанн Восторгов. По
утверждению богословствующего профессора А. Гусе-
ва, истинно братские отношения между людьми воз-
можны лишь на основе христианского мировоззрения.
Но не может быть любви там, считал идеолог право-
славия, где проповедуется классовая борьба, где «к од-
ним классам общества питается ненависть и злоба, про-
являющаяся в подстрекательствах неимущих против
имущих, в клеветах на последних, в насилиях над ни-
1 Восторгов И, Христианство и социализм. — М., 1907.—
С, 79.
101
ми и т. д., а о других классах назойливо пекутся»1.
Словом, «жертвами» оказываются богатые, а не бедные.
Попытки ревнителей веры представить атеизм и со-
циализм в неприглядном виде не являются результатом
недоразумения. Эти мыслители выражали интересы
правящих классов, для которых религия служила сред-
ством духовного порабощения трудящихся. Атеизм, по-
казывающий мир таким, каков он есть на самом деле,
был опасен для эксплуататоров, ибо он, как замечал
Г. В. Плеханов, «воспитывает и возбуждает революци-
онные чувства в рабочей массе»2. Ведь если нет бога,
загробной жизни, не без оснований писал один из бур-
жуазных авторов — оппонент Г. В. Плеханова, то «в
двести, в триста раз более несправедливыми становятся
всякое бедствие, всякая нищета одной части человече-
ства, страдающей в то время, когда другая его часть
наслаждается избытком»3.
Рабочий класс объективно был заинтересован — и
это отразилось в лучших произведениях пролетарской
литературы — в переходе на позиции атеистического ми-
ровоззрения, ибо оно помогало ему выявить сущность
общественных отношений, определить тенденции и дви-
жущие силы развития общества, причины страданий
трудящихся и выработать стратегию и тактику борьбы
за свое освобождение. Формирующаяся пролетарская
литература поэтому должна была не только раскрывать
социальную роль религии, но и освещать гуманистичес-
кую, нравственную ценность атеистического мировоз-
зрения.
В сложной борьбе идей, которая разворачивалась в
России в конце XIX — начале XX века, писатели рево-
люционного класса противостояли не только религиоз-
ным идеологам, представители которых выступали в
печально знаменитом сборнике «Вехи» (1909) против
революционно-демократических, материалистических и
атеистических тенденций в русской общественной мыс-
ли, но и декадентам. Последние, правда, позволяли се-
бе некоторые вольности субъективно-идеалистического
характера по отношению к учению русской православ-
ной церкви.
'Гусев А. Религиозность как основа нравственности. — Ка-
зань, Ii894.—С. 141.
'Плеханов Г. В. Избранные философские произведения;
В 5 т, —М., 1956. —Т. 2, — С. 390.
3 См. там же. — С. 389—390.
102
Например, вряд ли богословы могли одобрить стро-
ки, подобные этим:
Бескрылый дух, землею полоненный,
Себя забывший и забытый Бог.
В. Соловьев
Еще летали сны и, схваченная снами,
Душа молилася неведомым богам.
В. Соловьев
Над водами, стихнувшими в безмятежности
Вечера ясного, все бродит туман;
В последней жестокости есть бездонность нежности
И в Божией правде — Божий обман,
3. Гиппиус
Беспощадна моя дорога,
Она меня к смерти ведет,
Но люблю я себя, как Бога,
Любовь мою душу спасет.
3. Гиппиус
Однако эти кокетничанья с богом ничего не меняли
по существу: в сочинениях декадентов господствовали
мистика, индивидуализм, равнодушие к жизненно важ-
ным целям, т. е. их сочинения также препятствовали
распространению в массах материалистического миро-
воззрения. В этом нетрудно убедиться, обратившись к
произведениям В. Соловьева, К. Бальмонта, Ф. Сологу-
ба и других символистов. В их творчестве пессимистиче-
ские мотивы сочетаются с мистицизмом и с отрицанием
важных человеческих ценностей. Так, разочарование,
уныние, бесперспективность пронизывают многие сочи-
нения Н. Минского:
Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
Забудется герой, истлеет мавзолей
И вместе в общий прах сольются.
И мудрость, и любовь, и знанья, и права,
Как с аспидной доски ненужные слова,
Рукой неведомой сотрутся.
Еще более неприязненное отношение к реальному
миру сквозит в стихотворении 3. Гиппиус «Всё кругом»,
в котором автор изощряется в отрицательных эпитетах
для обозначения различных сторон окружающей дейст-
юз
вительности. Апология бессилия, безнадежности прису-
ща и ряду произведений Ф. Сологуба:
Мы устали преследовать цели,
На работу затрачивать силы,
Мы созрели
Для могилы.
Подобное художественное творчество подкреплялось
теоретическими изысканиями декадентов, где обнажа-
лись их исходные мировоззренческие позиции. Вот ка-
ким образом К. Бальмонт характеризует представите-
лей критического реализма: «Реалисты всегда являются
простыми наблюдателями, символисты — всегда мысли-
тели. Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной
жизнью, за которой они ничего не видят, — символисты,
отрешенные от реальной действительности, видят в ней
только свою мечту, они смотрят на жизнь — из окна.
Это потому, что каждый символист, хотя бы самый ма-
ленький, старше каждого реалиста, хотя бы самого
большого. Один еще в рабстве у материи, другой ушел
в сферу идеальности»1. Есть у Бальмонта и другие весь-
ма выразительные признания: поэты-символисты «всегда
овеяны дуновениями, идущими из области запредельно-
го»; напряженное состояние ума приближает нас к этим
«мирам запредельным»2. Из подобных исканий выраста-
ет и своеобразная позиция по отношению к сути худо-
жественного творчества: «Бог создал мир из ничего.
Учись, художник, у него»3.
Близкие по содержанию суждения встречались и у
В. Брюсова в период увлечения символизмом: «Пусть
же современные художники сознательно куют свои со-
здания в виде ключей тайн, в виде мистических ключей,
растворяющих человечеству двери из его „голубой тюрь-
мы” к вечной свободе»; высшее назначение искусства,
считал поэт, — «быть познанием мира вне рассудочных
форм, вне мышления по причинности»; поэт, как граж-
данин, «обязан идти на баррикады, но он не обязан рас-
сказывать об этом в особой поэме»4. Словом, искусство
1 Русская литература XX века. Дооктябрьский период: Хресто-
матия/Сост. Н. А. Трифонов. — М., 1971.—'С. 373, 374.
2 Б а л ьм о н т К. Д. Избранное: Стихотворения. Переводы.
Статьи.— М., 1983. — С. 592.
3 Там же.— С. 194.
4 Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т, — М., 1975. — Т. 6.—*
С. 93, ПО,
104
отрывалось от революционной практики, уводилось в
мир мистических, «запредельных» фантазий.
В творчестве авторов декадентского направления
доминировали идеи и образы, во многом напоминающие
христианское мировосприятие. Ведь богословы испокон
веков считали, что подлинный, главный источник пре-
красного находится не в реальном, а в сверхъестествен-
ном мире. Исходя из этой традиционной точки зрения
современные православные авторы рассматривают ис-
кусство «как создание символов иной, высшей реально-
сти, а не создание подобий земной, здешней реально-
сти»1. То есть не было ничего неожиданного в том, что
писатели-декаденты (Д. Мережковский, 3. Гиппиус,
Н. Минский и др.) стали представителями богоиска-
тельства— религиозно-философского течения, предла-
гавшего перестроить общественную жизнь на основе
«обновленного христианства». Сущность этого реакци-
онного течения глубоко раскрыта В. И. Лениным. Бого-
искатели, писал Ленин, выступали «против крайностей
клерикализма и полицейской опеки для усиления влия-
ния религии на массы, для замены хоть некоторых
средств оглупления народа, слишком грубых... — более
тонкими, более усовершенствованными средствами»2.
Декадентская литература, сформировавшаяся под
идейным влиянием западного пессимистического искус-
ства, отражала настроения той части интеллигенции и
мелкой буржуазии, которая в период революционных
потрясений со страхом смотрит в будущее, опасаясь
ломки устоявшегося, привычного мира. Отсюда и стрем-
ление уйти в область призрачных фантазий, братание с
мистикой, оккультизмом, теософией. Мещане, писал
М. Горький, прячутся от битвы жизни, «кто куда мо-
жет— в темные уголки мистицизма, в красивенькие бе-
седки эстетики, построенные ими на скорую руку из
краденого материала; печально и безнадежно бродят в
лабиринтах метафизики и снова возвращаются на уз-
кие, засоренные хламом вековой лжи тропинки рели-
гии...»3.
Но не эти социальные слои были носителями про-
грессивных тенденций общественного развития, не их
миросозерцание определяло развитие русской культуры
1 Журнал Московской патриархии.— 1982. — № 4. — С. 74.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 17. — С. 434—435.
3 Горький М. Собр. соч.: В 16 т, —М., 1979, —Т. 16.—
С. 199.
105
начала XX века, которая все чаще вступала в противо-
речие с религиозными установками. «Последние треб'б-
вания религиозного чувства сталкиваются с последними
выводами опытных знаний»1, — вынужден был признать
Д. Мережковский. «Преобладающий вкус толпы до сих
пор — реалистический. Художественный материализм
соответствует научному и нравственному материализ-
му»2,— сокрушался этот видный теоретик декадентства
и богоискательства.
Действительно, широкие массы трудящихся, несмот-
ря на идеологическое давление церкви и усилия глаша-
таев запредельного, инстинктивно тянулись к реалисти-
ческому искусству, ибо только оно в состоянии выра-
жать их чаяния, интересы, помогать им сплачиваться в
борьбе против социального гнета. Царские чиновники о
опасением замечали, что религиозная литература, изда-
вавшаяся массовыми тиражами, не пользуется спросом
у народа, в то время как произведения русской класси-
ческой литературы, проникнутые ненавистью к соци-
альному угнетению, весьма популярны в рабочей сре-
де3. Царская цензура не допускала к постановке на
сцене народного театра, предназначенного для самой
широкой публики, многие произведения Н. Гоголя,
Л. Толстого, А. Островского, А. Чехова. Из некоторых
пьес вычеркивались целые сцены. Так, из трагедии
А. С. Пушкина «Борис Годунов» были изъяты три сце-
ны. Причина сокращений состояла в том, что эти сцены,
по мнению цензора, «выставляют монашество в совер-
шенно невыгодном свете». Главное управление по де-
лам печати боялось, что простолюдины истолкуют «в
превратном смысле» критический, демократический на-
строй ряда пьес.
Еще большее беспокойство у апологетов самодержа-
вия вызывало появление в России пролетарской лите-
ратуры, полнокровное развитие которой могло происхо-
дить лишь на идейной основе материалистического ми-
ровоззрения. Эта литература и отражала, и стимулиро-
вала духовный рост пролетариата, его растущую спо-
собность все более глубоко осознавать свое положение
в обществе, свои главные задачи, пути освобождения.
1 Русская литература XX века. Дооктябрьский период: Хресто-
матия.— М., 1971.—С. 369.
2 Там же.— С. 370.
3 См.: Шишкин В. Ф. Так складывалась революционная
мораль: Исторический очерк. — М., 1967. — С. 221—222.
106
Уже в ранних произведениях М. Горького, А. Сера-
фимовича, Д. Бедного делается попытка реалистически
раскрыть условия труда, быта, духовный мир рабочего
класса. Тяжелый, изнурительный труд шахтера (А. Се-
рафимович, «Маленький шахтер»), ремесленника
(М. Горький, «Супруги Орловы» и др.) формировал
противоречивые чувства: озлобленность, мятежность,
отчаяние, затаенное стремление преобразовать общест-
венные порядки. Часто религиозные, невежественные
жители рабочих окраин носили в своих сердцах недо-
вольство «окаянной жизнью», что неизбежно сказыва-
лось и на их отношении к религиозному культу. Вот, на-
пример, богоборческое «философствование» Мишки —
одного из героев рассказа М. Горького «Дело с застеж-
ками»:
«Братцы вы мои! Живем мы, как собаки... И
даже не в пример хуже... А за что? Неизвестно. Но, надо
полагать, по воле господа бога. Все делается по его
воле».
Равнодушные к религии бродяги не лишены внут-
реннего благородства. Один из них на последние деньги
выкупает застежки от переплета Библии и возвращает
их хозяйке.
Одновременно в ряде произведений М. Горький го-
ворит о религиозности мелких хозяйчиков, чувствующих
себя не очень уверенно в мире конкуренции, погони за
прибылью.
Романтизм ранних произведений Горького («Песня
о Соколе», «Песня о Буревестнике», «Человек» и др.)
явно противостоит религиозному мироощущению. Рево-
люционный пафос, поэзия борьбы, мятежности не увя-
зываются с проповедью смирения, терпения, провиден-
циализма.
Сложные мировоззренческие вопросы подняты и в
одной из лучших пьес М. Горького — «На дне». Суро-
вая, безжалостная действительность привела героев в
ночлежку ханжи, святоши Костылева, который «воздает
богу» за счет дополнительных поборов с несчастных,
отверженных людей: «А я на тебя полтину накину —
маслица в лампаду куплю... и будет перед святой ико-
ной жертва моя гореть... И за меня жертва пойдет в
воздаяние грехов моих, и за тебя тоже».
Главным носителем религиозных идей является в
пьесе другой персонаж — Лука. Он утешает всех страж-
дущих, но утешение его построено на обмане. Так, акте-
107
ра Лука успокаивает вымыслами о лечебницах для ал-
коголиков: «Признали, видишь, что пьяница — тоже че-
ловек... и даже — рады, когда он лечиться желает!» Эти
душеспасительные беседы приносят, конечно, минутное
облегчение, но позднее, когда обнаруживается истинное
положение дел, обманутые люди не в состоянии продол-
жать борьбу за свое существование.
Развенчание религиозного утешительства дается в
монологе Сатина: «Кто слаб душой... и кто живет чужи-
ми соками — тем ложь нужна... одних она поддержива-
ет, другие прикрываются ею... А кто — сам себе хозя-
ин... кто независим и не жрет чужого — зачем тому
ложь? Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог
свободного человека!» В этих словах, по существу, рас-
крываются основные социальные функции религии в
антагонистическом обществе.
Этот монолог в известной мере перекликается со
следующими словами В. И. Ленина из статьи «Социа-
лизм и религия»: «Того, кто всю жизнь работает и нуж-
дается, религия учит смирению и терпению в земной
жизни, утешая надеждой на небесную награду. А тех,
кто живет чужим трудом, религия учит благотворитель-
ности в земной жизни, предлагая им очень дешевое
оправдание для всего их эксплуататорского существова-
ния й продавая по сходной цене билеты на небесное бла-
гополучие»1.
Так пролетарская литература начинает подниматься
де идейных высот марксистского мировоззрения.
Наряду с критикой религиозных установок в пьесе
М. Горького «На дне», как и в написанной два года
ёпуетй поэме «Человек», звучит гимн достоинству, ве-
личию, мужеству Человека: «Всё-* в человеке, всё —
для человека! Существует только человек, все же ос-
тальное— дело его рук и его мозга! Чело-век! Это —
великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо ува-
жать человека! Не жалеть... не унижать его жалостью...
уважать надо!»
Антирелигиозный, атеистический подтекст приведен-
ных слов Сатина более чем очевиден. Их содержание
вступает в противоречие с христианскими рассуждения-
ми о том, что человек сам, без снизошедшей на него
«божественной благодати», не в состоянии творить доб-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 12. — С. 142.
103
ро, с учением о «промысле божьем», о потустороннем
воздаянии и т. п.
Особое место в творчестве Горького занимает ро-
ман «Мать», в котором ярко и убедительно раскрыт
образ героя нового типа — рабочего-революционера.
Достоверность, правдивость героя и, следовательно,
утверждаемых им идей достигается обстоятельным пока-
зом условий, в которых он живет, развивается, факто-
ров его духовного перерождения.
Казалось бы, судьба человека, рожденного в рабо-
чей слободке, уже заранее предопределена. Изнуритель-
ная работа на фабрике, где машины высасывают из
рабочих все физические и духовные силы, маленькие
радости «дымного кабака» — вот жизнь сотен, тысяч
пролетариев царской России. Но Павел уклоняется от
накатанной дороги. Этому способствует рост револю-
ционных настроений в пролетарской среде, знакомство
с учением научного социализма. Собрания передовых
рабочих и интеллигенции помогают Павлу и его това-
рищам освободиться от многих заблуждений, сформи-
ровать научное понимание общественной жизни. В воз-
никающих спорах затрагиваются многие вопросы, в том
числе и те, в которых раскрывается суть, социальная
роль религии.
Полемика Тихона Рыбина и Павла Власова обна-
жает противоречивое отношение к религии в рабочей
среде.
Рыбин представляет ту часть трудящихся масс, ко-
торая находилась еще под влиянием религиозных пред-
ставлений и поэтому в революционной борьбе наивно
пыталась найти новую, «чистую» веру, отличную от
учения государственной церкви. «Переменить бога надо,
мать, очистить его! В ложь и в клевету одели его, ис-
казили лицо ему, чтобы души нам убить!» — восклица-
ет Рыбин. Его позиция объяснима. На протяжении мно-
гих столетий, говоря словами Ф. Энгельса, «чувства
масс вскормлены были исключительно религиозной пи-
щей»'1; самые глубокие, сокровенные стремления обла-
чались в религиозную одежду. Поэтому Рыбин и многие
другие рабочие полагали, что окончательный разрыв
с религией грозит человеческой личности духовным
опустошением: «Свято место не должно быть пусто.
Там, где бог живет, — место наболевшее. Ежели выпа-
1 Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 21. — С. 314.
109
дает он из души, рана будет в ней — вот! Надо, Павел,
веру новую придумать... надо сотворить бога — друга
людям!»
Подобные заблуждения трудящихся (и не только
их, а и части интеллигенции, — вспомним богостроите-
лей) были наруку господствующим классам и исполь-
зовались ими.
Павел не разделяет позиций Рыбина. Он считает,
что религиозную веру должен вытеснить разум: «Толь-
ко разум освободит человека!» Возражения Павла но-
сят еще абстрактный характер, ибо этот спор развер-
тывается лишь в начале его вступления в революцион-
ную борьбу. Но развитие действия в романе убеждает
читателя в конечной правоте последовательного «без-
божника» — Павла Власова. Меняется отношение к ре-
лигии и у самого Рыбина. Во второй половине произ-
ведения с его уст срываются упреки не только священ-
нослужителям, но и самому богу: «...Народ молится
много, да, видно, время нет у бога, — не слышит!»
Изменение духовного мира молодежи особенно раз-
дражает ревнителей веры. Так, блюститель неправед-
ных порядков трактирщик Бегунцов предостерегает
Пелагею Ниловну: «Время наше требует строгого над-
зора за существом человека, люди начинают жить из
своей головы. В мыслях разброд пошел, и поступки
достойны порицания. Божию церковь молодежь обхо-
дит, публичных мест чуждается и, собираясь тайно, по
углам, — шепчет. Зачем шепчут, позвольте узнать? За-
чем бегут людей? Всё, чего человек не смеет сказать
при людях — в трактире, например, — что это такое
есть? Тайна! Тайне же место — наша святая, равноапо-
стольная церковь. Все же другие тайности, по углам
совершаемые, — от заблуждения ума!»
Социальный смысл этого наставления слободского
буржуя вполне ясен: столпы эксплуататорского обще-
ства опасаются, как бы молодежь не вышла из-под
контроля и не посягнула на самые основы существую-
щего строя.
Роман «Мать» убедительно свидетельствует, что так
называемые заблуждения ума — т. е. переход на пози-
ции материализма и атеизма — духовно и нравственно
возвышают молодежь. Здесь невольно хочется вспом-
нить роман Чернышевского «Что делать?»: как и там,
новое мировосприятие распрямляет людей, раскрывает
их внутренние силы... Павел и его товарищи начинают
по
борьбу за освобождение трудящихся от экономическо-
го и духовного порабощения, всеми силами стремятся
приблизить то время, когда, как мечтает Андрей На-
ходка, «люди станут любоваться друг другом, когда
каждый будет как звезда пред другим! Будут ходить
по земле люди вольные, великие свободой своей... Тог-
да не жизнь будет, а — служение человеку, образ его
вознесется высоко; для свободных — все высоты дости-
гаемы!»
Конечно, в этих словах есть идеализация будущего,
но она неизбежна для того времени. Привлекает, оча-
ровывает и современного читателя неудержимое стрем-
ление революционеров сделать все возможное для до-
стижения реального, земного, а не мифического, «поту-
стороннего» счастья людей.
Антирелигиозный пафос содержится и в образе ма-
тери— главной героини романа. В начале произведения
она религиозна, хотя и без глубокой убежденности.
В религии она ищет утешения, а потому не одобряет
«богохульные» рассуждения друзей сына: «Насчет гос-
пода— вы бы поосторожнее! Вы — как хотите! — Пере-
ведя дыхание, она с силой, еще большей, продолжала: —
А мне, старухе, опереться будет не на что в тоске
моей, если вы господа бога у меня отнимете!»
Однако по мере того как она начинает принимать
все более активное участие в революционной деятель-
ности, ее сознание меняется. Она все реже молится, все
яснее понимает роль религии в эксплуататорском об-
ществе. Претерпевают изменения и ее представления
о догмах религии. Так, приземленнее видится ей Хри-
стос (он «теперь стал ближе к ней и был уже иным»).
Примечательно в этом плане и следующее признание
Пелагеи Ниловны, уже в конце романа: «Насчет бога —
не знаю я, а во Христа верю... И словам его верю —
возлюби ближнего, яко себя, — в это верю!..» Словом,
мать не полностью отказывается от религии: она оста-
ется верна тем общечеловеческим нравственным запо-
ведям, которые имеются в религиозном учении, но от-
вергает то, что составляет сущность религии, — веру в
сверхъестественное. То есть от настоящей христианской
веры все-таки мало что остается. Ведь в религиозном
учении доминируют не общечеловеческие нормы, а ми-
стические идеи о существовании сверхъестественного
мира, о необходимости готовиться к вступлению «в
царство небесное», выгодные господствующим классам
111
призывы к смирению, непротивлению злу, покорности.
Заповедь «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»—
лишь вторая заповедь христианства, главной же явля-
ется: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем тво-
им, и всею душою твоей, и всем разумением твоим».
То есть предлагается всего себя отдать служению богу.
Современные религиозные идеологи подчеркивают
именно мистические стороны учения Христа. Как пи-
шет один из православных авторов, проповедь Христа
«содержит в себе призыв к вере, в небесное, невидимое,
вечное и святое. И не было в мире никого равного гос-
поду Иисусу Христу в его всецелой преданности этому
вечному и святому, в его безраздельном следовании
воле Отца»1.
Пелагея Ниловна не в состоянии освободиться от
религиозных образов, терминов: ведь в этой атмосфере
прошла ббльшая часть ее сознательной жизни. Новые
мысли и чувства она нередко облекает в привычную
для себя оболочку: «Ей вспоминались слова забытых
молитв; зажигая новой верой, она бросала их из своего
сердца, точно искры».
Образами матери, Михаила Рыбина и других персо-
нажей романа М. Горький показывает всю сложность
преодоления религиозных предрассудков даже у тех
рабочих, которые принимают непосредственное участие
в революционном движении.
Наполнены антирелигиозным содержанием публици-
стические работы великого пролетарского писателя.
Особенно характерен памфлет «Один из королей рес-
публики» (1906), созданный Горьким после поездок в
Западную Европу и Америку. В этом произведении все-
сторонне и образно раскрывается классовая роль ре-
лигии. Главный герой памфлета — американский мил-
лионер, читающий по воскресеньям проповеди в бед-
ном приходе. Этот пресыщенный мирскими благами
проповедник лицемерно изрекает, будто «земные бла-
га — это призраки, это игрушка в руках дьявола», и
поучает бедняков: «О человек, если ты хочешь спасти
душу, не желай и ничего не трогай здесь, на земле.
Ты насладишься жизнью после смерти — на небе все
для тебя!»
О мировоззренческих исканиях простых людей в пе-
риоды социальной напряженности свидетельствуют и
* Журнал Московской патриархии. — 1980. —№ 7. — С. 28.
112
произведения других пролетарских писателей. Так, ге-
рой рассказа А. Серафимовича «У обрыва» считает, что
присяга перед попом немногого стоит. Истинная прися-
га— «перед святыми звездами, перед ясным месяцем,
перед темным лесом, перед чистой водой, перед зверем
лесным, перед птицей полевой, перед человеком,—
потому жисть, она — человеческая, а не перед попом
волосатым». В этой страстной проповеди, содержащей
налет пантеизма, освящаются действительно значимые
для труженика ценности, утверждается подлинная
ответственность человека — перед природой, перед дру-
гими людьми.
Насыщены антирелигиозными, антиклерикальными
мотивами и лучшие произведения пролетарской поэзии.
Так, героиня стихотворения Е. Нечаева «Язычница»
(1899) с детства верила в доброту и справедливость
«всемогущего бога», ждала от него милости:
В нужде изнемогая,
Чуждаясь слов зачем и почему,
Несчастная, я верила ему,
Всю горечь зла в молитве забывая.
Но реальная жизнь опрокинула наивные фантазии:
Я поняла: он не поможет нам,
Рабам нужды, забитым и голодным...
Он бедняку страданием грозит,
А рай земной он отдает счастливым.
С познанием сути общественных отношений в экс-
плуататорском обществе в сознании героини происхо-
дит мировоззренческий переворот:
Довольно лгать! Я не могу склониться
В мольбе пред тем, кто близок богачу,
А бедным чужд... Довольно! Не хочу
И не могу я более молиться!
Убежденностью в том, что именно пролетариат
«мощно вертит колесо мировое», верой в конечную по-
беду рабочего класса наполнена «Песня пролетариев»
(1900) А. Богданова. Читатель невольно проникался
сознанием того, что именно трудящиеся массы, а не
«верхние десять тысяч» и не промысел божий являются
подлинными творцами истории, движущими силами об-
щественного прогресса.
8 Заказ 6255	1 13
Призыв к борьбе с духовными оковами содержится
в стихотворении Е. Тарасова «Дерзости слава» (1905):
Прочь, беспомощные страхи,
Глубже взгляды, шире взмахи,
Больше дерзости святой!
Пролетарская поэзия не только формировала не-
нависть к угнетателям, не только призывала к борьбе
против экономического и духовного порабощения, но и
побуждала трудящихся приобщаться к достижениям
науки и культуры, столь необходимым для воспитания
политической активности, сознательности, атеистических
убеждений.
Таким образом, пролетарская литература отражала
мировоззренческие искания трудящихся в годы рево-
люционных подъемов и спадов начала XX века, наме-
тившийся процесс освобождения пролетариата от ре-
лигиозных предрассудков и перехода на позиции ма-
териализма и атеизма. Разумеется, переход этот не мог
еще быть безусловным, ибо не было социально-эконо-
мических, культурных предпосылок для распростране-
ния атеистических идей в широких слоях. Нередко и
трудящиеся, и сами пролетарские писатели испытывали
колебания, — вспомним «Исповедь» М. Горького, в ко-
торой проявились богостроительные тенденции писателя
и которая получила резко отрицательную оценку
В. И. Ленина1.
Однако практика революционной борьбы, знакомст-
во с теорией научного социализма, усвоение прогрес-
сивных традиций русской литературы неумолимо вели
к утверждению в художественной литературе материа-
листического и атеистического мировоззрения. Наибо-
лее ярким проявлением этой тенденции является роман
М. Горького «Мать», ставший по существу первым
произведением нового художественного метода — соци-
алистического реализма, который базируется на диалек-
тическом и историческом материализме.
Церковные иерархи уловили атеистическую направ-
ленность многих произведений пролетарской литерату-
ры. В религиозных журналах «Вера и разум», «Право-
славно-русское слово» и других появились критические
статьи, направленные прежде всего против М. Горького,
1 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 48.—С. 4, 226—228.
114
который якр^ы пропагандирует «мораль силы», откры-
тую безнравственность1. Однако эти выпады не могли
нанести серьезного ущерба развитию новой литерату-
ры, отражавшей и стимулировавшей становление само-
сознания революционного класса.
ЛИТЕРАТУРА
И СТАНОВЛЕНИЕ
МАССОВОГО АТЕИЗМА
Коренные преобразования во всех сферах общест-
венной жизни, начатые Великой Октябрьской социали-
стической революцией, вызвали потребность в развитии
художественной литературы нового типа, которая,
опираясь на активное творчество масс, смогла бы
эффективно содействовать строительству нового обще-
ства: ярко, доходчиво показывать жизненность и высо-
кий гуманизм социалистических идеалов, благотворно
воздействовать на становление пролетарской сознатель-
ности, социалистической морали, на формирование
новой человеческой личности. Такой литературой стала
литература социалистического реализма, которая утвер-
дилась в стране Советов в процессе художественного
освоения революционной действительности.
Решая разнообразные, невиданные ранее задачи,
молодая советская литература должна была противо-
стоять еще широко распространенным в 20-е годы рели-
гиозным воззрением, ибо социалистическая культура
атеистична в своей сути и ее формирование невозможно
без существенного ослабления позиций религии и
утверждения научного мировоззрения.
Нельзя не отметить и того, что враги социалистиче-
ского строительства стремились использовать религи-
озные предрассудки в попытках повернуть историю
вспять. В. И. Ленин, выступая на Третьем съезде ком-
сомола, подверг резкой критике буржуазных идеологов,
которые под прикрытием религии чернили теорию и
практику социалистического строительства:
«Часто представляют дело таким образом, что у нас
нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет
нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую
1 См. об этом: Шишкин В. Ф. Так складывалась революци-
онная мораль: Исторический очерк. — М., 1967. — С. 222.
8*	115
мораль. Это — способ подменять понятия, бросать пе-
сок в глаза рабочим и крестьянам.
В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем
нравственность? В том смысле, в каком проповедовала
ее буржуазия, которая выводила эту нравственность
из велений бога»1.
Активное участие в борьбе с религиозными тради-
циями сразу же приняли те писатели, в творчестве ко-
торых еще до Великой Октябрьской революции явст-
венно звучали антирелигиозные мотивы, — М. Горький,
В. Маяковский, Д. Бедный и другие. Их противодейст-
вие религиозным взглядам и настроениям осуществля-
лось в самых различных формах и направлениях, в
зависимости от этапа социалистического строительства,
от встававших перед страной задач, от творческих
исканий самого автора.
Сложнее была позиция тех писателей, в чьих сочи-
нениях встречались религиозные образы и чувства. Но
революция вызывала глубокие перемены и в их духов-
ном мире. Интересно в этом плане творчество Сергея
Есенина. В его произведениях уже в 1918 году явствен-
но дают о себе знать богоборческие мотивы — правда,
порой в излишне резкой форме:
Время мое приспело.
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело
Выплевываю изо рта.
Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.
«Инония»
Богоборчеством пронизано и последующее творчест-
во Есенина, причем в его произведениях всегда остается
много образов, навеянных религией. Это понятно: ведь
дореволюционное детство проходило в атмосфере цер-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 41. — С. 309.
116
ковных обрядов, религиозных чтений, и, даже отвергнув
«небесного царя», человек хорошо помнил навязанное
ему в детстве. Этим объясняется и обилие церковных
слов, образов, ассоциаций в творчестве М. Горького.
В годы гражданской войны большая часть церков-
ников поддерживала контрреволюцию, а потому анти-
религиозная работа неизбежно приобретала политиче-
скую окраску. В этой обстановке весьма важно было
показать классовые корни религии, тесную связь ре-
лигиозных иерархов и господствующих классов в доре-
волюционной России. Пользовавшийся в те годы огром-
ной популярностью Демьян Бедный так изображал
союз контрреволюционных сил в стихотворении «Про
землю, про волю, про рабочую долю»:
Ныне спаяны в одно:
Злой вампир — банкир брюхатый,
Изувер — монах патлатый,
Поп — мошенник продувной,
Губернатор отставной...
Сатира поэта резко обличала священнослужителей,
которые, распуская слухи о близком конце света («Хит-
рый поп бобы разводит, Что последний час приходит»),
подогревали надежды «бывших» на скорые перемены
в обществе (стихотворение «Преображенье»). Социа-
листическую революцию подобные служители культа
восприняли как нечто «противоестественное», «кощун-
ственное», противное «божественному порядку», а по-
тому в своих проповедях — говорится в «Письме Якима
Нагого» — они искажали суть вооруженного восстания,
представляли совершивших его «сбродом».
Классовая сущность религии раскрывается и в поэме
«Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», в ко-
торой в пародийной манере пересказаны известные
евангельские сюжеты.
Живо откликнулся на злободневные вопросы и Ма-
яковский. Так, в одном из плакатов РОСТа рабочий
кулак — ВЧК — сжимает общую компанию — царя,
буржуя и попа. Негативное отношение реакционного
духовенства к Советской власти, замечал поэт, не слу-
чайно: ведь в дореволюционной России духовенство
усердно служило царскому правительству. «Царь, уряд-
ник да поп друзьями были от рождения по гроб»;
«Вливали в Россию цари вино да молебны, чтоб вместо
класса была дурацкая паства», а поп — «урядник ду-
11?
ховный» — наблюдал за крестьянской душой:
Учил, поп, чтобы исповедовались часто.
Крестьянин поисповедуется,
а поп —
в участок.
Закрывшись ряской, уряднику шепчет:
— Иванов накрамолил —
дуй его крепче.
Именно с классовых позиций В. Маяковский оцени-
вал введение христианства на Руси в стихотворении
«Киев»:
Дальше
било солнце
куполам в литавры.
— На колени, Русь!
Согнись и сто^-
До сегодня
нас
Владимир гонит в лавры:
Плеть креста
сжимает
каменный святой.
Против абстрактного, благодушно-примирительного
отношения к религии выступал поэт в стихотворении
«9-е января». Стихотворение посвящено трагическим
событиям 1905 года («кровавому воскресенью»), в ко-
торых явно провокационную роль сыграли церковники:
О боге болтая,
о смирении говоря,
помни день — 9-е января.
Антинародная позиция тогдашнего руководства пра-
вославной церкви отчетливо проявилась в тот период,
когда молодая республика вынуждена была прибегать
к самым крайним мерам для спасения от голодной
смерти жителей Поволжья, охваченного небывалой за-
сухой. Духовенство воспротивилось изъятию церковных
ценностей (накопленных, кстати сказать, за счет тру-
дового народа) для покупки хлеба за границей. Более
того, отдельные служители культа попытались исполь-
зовать возникшую из-за позиции руководства церкви
напряженную ситуацию для провоцирования контрре-
волюционных выступлений религиозных 1 Фанатиков.
118
Демьян Бедный посвятил этой острой проблеме такие
произведения, как «Князи церкви», «Крыса преосвя-
щенная».
У нас тревога день и ночь:
Как голодающим помочь?
А князи церкви —тра-ля-ля!
«Хоть сгинь вся русская земля:
Мы не допустим святотатства —
Сдавать церковные богатства!»
Попы с известных им дворов
Зовут «погромных мастеров»,
Суют им жирные задатки:
«Уж постарайтеся, ребятки!»
Вокруг церквей, монастырей,
Вооружайтеся скорей!
А там... Лиха беда начало!
Вот что в речах попов звучало.
«Князи церкви»
Этой же теме посвящены и произведения В. Мая-
ковского: стихотворение «После изъятий», агитплакаты
под общим названием «Займем у бога» и др.
Тесную связь реакционных представителей духовен-
ства с противниками социалистических преобразований
показал и популярный в 20—30-е годы советский писа-
тель А. Малышкин (1892—1938). Так, в его рассказе
«Вожди» изображается, как обитатели монастыря сов-
местно с окрестными кулаками зверски расправились
с продотрядом.
Более углубленному и всестороннему раскрытию со-
циальной роли религии способствовало освещение со-
ветскими писателями тесной связи современного капи-
талистического государства и религиозных организаций.
Развивая традиции Горького, Д. Бедный в стихотворе-
ниях «Тихий океан», «Была б религия...», «Христос по-
американски» и других показывал подлинную суть дея-
тельности церкви в буржуазном обществе. Служители
культа, писал поэт, помогают капиталистам порабощать
не только своих граждан, но и население слаборазви-
тых стран:
Посылали попов. Попы открывали школы,
Где изрекали евангельские глаголы.
На первом пароходе приезжали святые отцы,
119
На втором пароходе — купцы,
На третьем — солдаты для их «охраны»,
Потому — «варварские страны».
«Христианнейшим...»
С амвонов многих церквей западного мира неслись
самые изощренные обвинения «безбожному коммуниз-
му». Советское государство якобы надругалось над пра-
вославной верой, насильственно распространяет неве-
рие, что ведет к упадку общественных нравов. В. В. Ма-
яковский, находясь под впечатлением заграничных ко-
мандировок, написал ряд стихотворений, показывавших
истинную цену подобных наветов. Эти измышления, от-
мечал поэт, служат цели прикрытия того факта, что в
самих капиталистических странах религия нередко ис-
пользуется для маскировки аморализма, ханжества,
бездушия. Так, казенным лицемерием веет от пастора,
объявившего, будто бог покарал болезнью несчастную
женщину, которая, чтобы спасти детей от голодной
смерти, вынуждена была торговать своим телом («Си-
филис»).
Противоестественный характер многих предписаний
религии изобличается в стихотворении «Шесть мона-
хинь». При помощи оригинального художественного
приема поэт подчеркивает антигуманный характер тео-
рии и практики христианской церкви:
Радуйся, распятый Иисусе,
не слезай
с гвоздей своей доски,
а вторично явишься —
сюда не суйся —
все равно:
повесишься с тоски!
Несмотря на происки внутренних и внешних врагов,
страна Советов победила в гражданской войне, начала
восстановление разрушенного хозяйства и строительство
новой жизни. Однако противники социалистических пре-
образований продолжали использовать религиозные
предрассудки для распространения среди широких
слоев населения настроений неуверенности, недоверия
ко всему новому, пессимизма, индивидуализма. Спеку-
лируя на трудностях, раздувая ошибки, просчеты, не-
избежные в ходе формирования не виданных ранее об-
щественных отношений, поборники старого мира рас-
120
пространяли мнение, будто возникающие проблемы
нравственного воспитания молодежи, в частности ее
трудовой дисциплины, порождены именно отходом от
религии — хранительницы морали и духовности.
Нельзя сказать, что агитация религиозных проповед-
ников не оказывала никакого воздействия на сознание
трудящихся. К тому же и сам процесс ломки старых
традиций, обычаев, установок, начавшийся после Вели-
кого Октября, происходил порой весьма болезненно.
Пропагандистам атеизма задавали вопросы такого ро-
да: Если нет бога, то в кого же надо верить? Если нет
бога, то все позволено? И в публикациях тех лет при-
знавалось, что для многих разрыв с религией «кажется
отказом от всего содержания жизни, грозит им пусто-
той существования. С такими настроениями приходится
считаться в антирелигиозной работе — оно нередко по-
беждает и доводы разума, и революционные порывы»1.
Следует отметить, что с обвинениями в аморализ-
ме, бездуховности атеисты сталкивались уже давно.
Теологи XVII—XVIII веков привычно утверждали, что
для атеиста «добродетель — лишь призрак, честность —
пустой звук, добросовестность — просто глупость», а со-
весть он якобы низводит до уровня предрассудка. Оп-
ровергая подобные обвинения, видный французский ма-
териалист XVIII века Гольбах писал, что они не имеют
серьезных оснований; ведь даже поверхностное размыш-
ление, замечал материалист, убеждает любого гражда-
нина в том, что, нарушая покой своих близких, он под-
вергается опасности. Разум и опыт подсказывают ате-
исту, что «порок может ему повредить, что его самые
сокровенные проступки и самые тайные наклонности
могут когда-нибудь обнаружиться», что «в его собст-
венных интересах любить отечество, которое защищает
его и дает ему спокойно наслаждаться благами при-
роды»2. Правильно понятый интерес, продолжал Голь-
бах, «основывается на требованиях природы и разума,
которые, в отличие от религии, никогда не оправдыва-
ют поступков дурных людей»3.
Рассуждения фрацузского материалиста были ти-
пичны для философов, идеализировавших буржуазные
общественные отношения. Однако частная собствен-
1 Антирелигиозная пропаганда. — Харьков, 1925. — С. 12.
2 См.: Гольбах П. А. Избранные произведения; В 2 т.—
М„ 1963. —Т. 1.-С. 624, 625.
3 Там же. — С. 630.
121
ность, эксплуатация человека человеком часто не поз-
воляли людям действовать в соответствии с требова-
ниями разума и природы. А потому рассуждения до-
марксистских атеистов нередко носили абстрактный ха-
рактер и не всегда могли успешно противостоять
утверждениям богословов. Ф. М. Достоевский не случай-
но мучился вопросом: или бог, или все позволено,—
ибо в обществе, где частная собственность разъединяет
людей, противопоставляет их друг другу, нет надежных
моральных, духовных побудителей к добродетельному
поведению.
После социалистической революции положение начи-
нает коренным образом меняться, ибо общественная соб-
ственность создает существенные предпосылки для един-
ства интересов личности и общества. Вполне понятно,
что в переходный от капитализма к социализму период
эти предпосылки создавались не сразу, — лишь по мере
развертывания социалистических преобразований, соот-
ветствующей пропаганды, воспитания трудящиеся мас-
сы начинали осознавать сущность новых общественных
отношений.
Отвечая на поставленные выше вопросы, А. В. Лу-
начарский-отмечал, что страх божий — весьма ненадеж-
ная гарантия нравственного поведения. «Во имя бога»
как в прошлом, так и в настоящем совершалось немало
преступлений. Человека сдерживает не столько страх
пред божественным возмездием, сколько опасение по-
лучить наказание от реально существующих социаль-
ных институтов, встретиться с негативной оценкой своих
поступков окружающими. Верить же, продолжал Луна-
чарский, необходимо в «социализм, в человека, в наше
строительство. Это придаст смысл нашей жизни, и это
лучше, чем заниматься богом»1.
На формирование у широких трудящихся масс но-
вых идеалов, коллективистских нравственных ценнос-
тей, оптимистического мироощущения активное воздей-
ствие оказывало само социалистическое строительство.
Так, возводившиеся в невиданно короткие сроки гиган-
ты индустрии не могли не приводить к появлению но-
вого отношения к жизни, к вере в колоссальные силы и
возможности самого человека.
Успешно ликвидировалась неграмотность. Культур-
1 Луначарский А. В. Почему нельзя верить в бога?: Избр,
атеистич. произведения. — М., 1965. — С. 347—348,
122
ная революция делала искусство и науку достоянием
всех слоев населения. А это позволяло молодой совет-
ской литературе играть значительную роль в процессе
перестройки внутреннего мира трудящегося человека в
переходный от капитализма к социализму период. В ху-
дожественных произведениях, с одной стороны, в об-
разной, эмоциональной форме освещался подлинный ха-
рактер воздействия религиозных установок на человече-
скую личность, а с другой — убедительно показывались
преимущества научного мировоззрения, его благотвор-
ное влияние на становление личности, на совершенство-
вание общественных отношений, раскрывалась атеисти-
ческая сущность социалистических идеалов.
Развенчанию религиозных нравственных учений, об-
раза жизни «благочестивых праведников» посвящено за-
метное число художественных произведений 20—30-х
годов. Отметим сатирическое стихотворение В. Маяков-
ского «Ханжа», которое в остро ироничной форме обли-
чает «праведников», использующих религию для при-
крытия своих неблаговидных делишек:
Петр Иванович Васюткин
бога
беспокоит много —
тыщу раз,
должно быть,
в сутки
упомянет
имя бога.
У святоши —
хитрый нрав, —
черт
в делах
сломает ногу.
Пару
коробов
наврав,
перекрестится:
«Ей-богу».
Цапнет
взятку —
лапа в сале,
Вас считая за осла,
На вопрос:
«Откуда взяли?»
123
Отвечает:
«Бог послал».
В стихотворении Д. Бедного «В церкви» показывает-
ся, что религиозность может легко сочетаться с жад-
ностью, торгашеством, рвачеством. «Сысой Сысоич, туз-
лабазник» в светлый праздник просил бога помочь от-
хватить «барыш в сто тысяч». А рядом в церкви бедняк
молил о сумме гораздо меньшей, но крайне необходи-
мой для его семьи. Это «нахальство» бедняка вызвало
гнев у богача, и он бросает ему подачку:
Слышь? Лучше замолчи! На, сволочь, четвертную
И не сбивай мне зря цены!
Другое стихотворение Д. Бедного — «Во имя» — на-
писано под влиянием жизненного факт^: некий Кома-
ров, убийца 33-х человек, был весьма набожным. Автор
побуждает читателя задуматься: как это может соче-
таться?
Насыщена антирелигиозными, антиклерикальными
мотивами и одна из последних пьес М. Горького —
«Егор Булычов и другие». В ядовитых репликах не-
излечимо больного купца Егора Булычова, разуверив-
шегося и в людях и в боге («В бога — я не верю. Где
тут бог? Сама видишь... И людей хороших — нет. Хоро-
шие—редки, как... фальшивые деньги!»), обнажается
несостоятельность, нежизненность религиозного учения,
а также и духовная нищета служителей культа. Булы-
чов бросает игуменье Меланье саркастические реплики,
на которые ей нечем ответить, кроме шаблонного воз-
мущения богохульством. «Ну да, ежели украл да на цер-
ковь дал, так ты не вор, а — праведник»; «Выходит, что
господь вполне свободно допускает дьявола соблазнять
нас,— значит, он в грешных делах дьяволу и мне ком-
паньон»; «Малаша, как ты думаешь: у бога живот бо-
лит?» Не приемлет безбожный купец и проповедь попа
Павлина о бессмертии души: «Я — земной! Я — насквозь
земной!»
Рассуждения священнослужителей раскрывают под-
линную роль церкви в самодержавном обществе. Так,
игуменья Меланья однозначно воспринимает отречение
царя от престола: «Вон какие дела-то начались. Царя,
помазанника божия, свергли с престола. Ведь это —
что значит? Обрушил Господь на люди своя тьму смя-
тения, обезумели все, сами у себя под ногами яму роют.
Чернь бунтуется».
124
Негативное влияние религии на нравы особенно яр-
ко проявлялось в дни религиозных праздников, сопро-
вождавшихся многодневными гуляниями, попойками,
драками. Это наносило большой и экономический и
нравственный ущерб молодому обществу, затрудняло
становление советских традиций, формирование здо-
рового быта. Религиозный культ усложнял и проблему
укрепления трудовой дисциплины, стоявшей очень остро
в 20-е годы. Дело в том, что после исторических реше-
ний XIV съезда ВКП(б), взявшего курс на индустриа-
лизацию народного хозяйства, промышленные предприя-
тия начали интенсивно пополняться выходцами из села,
имевшими смутные представления о фабрично-завод-
ском режиме работы. В среднем на каждого промыш-
ленного рабочего в 1928 году приходилось 5,7 рабочих
дня неявки на работу по неуважительным причинам; в
1929-м —4,1; в 1930-м —4,5; в 1931-м —6 дней. За один
только 1931 год прогулы по всей промышленности со-
ставляли 28 миллионов дней1. Наибольшее же число не-
выходов на работу приходилось именно на дни религи-
озных праздников. Так, в 1929 году во время пасхи в
Ленинграде было совершено прогулов на 7,5 тысячи
больше обычного2. В Новгороде в первый день рождест-
ва— 7 января 1931 г. — совсем не работал завод имени
Степана Халтурина3... «Если подсчитать все убытки,
которые наносятся народному хозяйству религиозными
праздниками, связанными с ними пьянкой, несчастными
случаями, пожарами, прогулами, простоями и т. д., то
мы получим почти миллиардную сумму»4, — писал вид-
ный исследователь Ф. Олещук.
«Инженеры человеческих душ» не могли, конечно,
остаться равнодушными к данному явлению. В ряде
произведений публицистически остро изображались
«благочестивые» любители устраивать многодневные
празднества. Например, Демьян Бедный создает отри-
цательный образ «труженика», который под пасхальный
перезвон «дрыхнет целый день» («Тит-лодырь»). Нездо-
ровая атмосфера в дни религиозных праздников описы-
вается и в стихотворении В. Маяковского «Чье рож-
дество?»:
1 См.: Под знаменем марксизма. — 1933. — № 6. —С. 147.
2Серяков И. Антирелигиозная работа на предприятии.—
Л., 1931. — С. 6.
3 Там же. — С. 4.
4 Безбожник. — 1929. — № 10.— С. 3.
125
Праздники
на носу.
Люди
жаждут праздновать.
Эти дни
понанесут
безобразья разного.
•••••••»
Поплывет
из церкви
гул —
развеселый оченно.
Будет
сотня с лишним скул
в драке разворочена.
Будут
месть
ступени лестниц
бородьем лохматым.
Поплывут
обрывки песен
вперемежку...
с матом.
Целоваться
спьяну
лезть
к дочкам
и к женам!
Перекинется болезнь
к свежезараженным.
Эта проблема затрагивается поэтом и в других про-
изведениях: «Кому и на кой ляд целовальный обряд»,
«Товарищи крестьяне, вдумайтесь раз хоть — Зачем
праздновать крестьянину пасху?», «Строки охальные
про вакханалии пасхальные», «Крестить — это только
попам рубли скрести». Поэт настойчиво обращается к
читателю, стремясь заставить его по-иному, с позиций
нового строя, посмотреть на устоявшийся образ жизни,
на устаревшие традиции. Ведь ‘венчание, говорит Мая-
ковский, не гарантирует счастливой семейной жизни, а
крещение — здоровья ребенку. Но что действительно га-
рантирует религиозный культ, так это отсталые взгляды
на мир, пассивное отношение к общественной жизни.
В ряде стихов Маяковского содержится призыв «ид-
126
ти на битву с бытом осклизлым», «смести, осмотрев ка-
зарменные углы, паутину и портреты господа бога».
Одновременно критически изображаются те комсомоль-
цы, которые не только не ведут антирелигиозную про-
паганду, но и сами принимают участие в религиозных
обрядах.
В острой борьбе буржуазной и социалистической
идеологий сторонники реставрации капитализма в на-
шей стране довольно часто использовали выкладки бо-
гословов, для того чтобы подорвать у советских лю-
дей уверенность в построении социализма, посеять не-
доверие к «атеистическому коммунизму». В этом же на-
правлении действовала и реакционная часть религиоз-
ных активистов. Они выдвигали на первый план наи-
более одиозные черты христианского учения, в частнос-
ти— о прирожденной греховности человека, его пред-
расположенности к злу, о том, что история есть вопло-
щение божественного замысла. Отсюда делался вывод:
никакое социальное переустройство не в состоянии унич-
тожить зло на земле, наладить разумные обществен-
ные отношения. Словом, создавалась «база» для наско-
ков на социалистическое строительство.
Так, на Днепрострое сектанты проповедовали: «На
все воля божья. Мир недолговечен. Незачем тратить
миллионы на строительство: одно слово божье — и все в
пепел обратится»1. В религиозных общинах всячески
поощрялись такие черты личности, как благочестие,
смирение, покорность, и не одобрялось участие верую-
щих в общественной жизни трудовых коллективов. В
«Комсомольской правде» сообщалось, что сектанты за-
ставили одну молодую работницу отмаливать «смерт-
ный грех» — участие в стахановском движении2.
Литература социалистического реализма, разумеет-
ся, не стояла в стороне от острой идейно-политической
борьбы. Во многих произведениях показывалась несо-
стоятельность наветов на социалистическое строительст-
во, разоблачались действия его врагов. Например, в ро-
мане А. Малышкина «Люди из захолустья» с партийных
позиций изображается, как приверженцы старого мира
мешали осуществлению крупномасштабного строитель-
ства в Красногорске. Они распускали деморализующие
'Под знаменем марксизма. — 1931, —№ 11—12.— С. 131.
2 См.: Ярославский Ем. Антирелигиозная пропаганда и
профсоюзы. — М., 1937. — С. 13—14.
127
олухи, будто «с мировым размахом стройки немного по-
торопились», а теперь там, вверху, «образумились, по-
остыли, кое-что укорачивают, а может быть, и сверты-
вают». Вносило свою лепту и духовенство, которое «на-
рочно накапливало покойников к воскресеньям, осо-
бенно в морозы, наваливая в праздники сразу полцерк-
ви гробов и создавая этим впечателение о небывалой
смертности в Красногорске». Не обошлось, конечно, и
без «знамений», пророчеств, отзвуки которых дополза-
ли до рабочих бараков «загробным устрашением». «Чу-
дом» стало необычное свечение по ночам купола сло-
бодской церкви. Но коммунист Подопригора продемон-
стрировал поселковому собранию, что «не купол светит-
ся, а наш же рабочий луч играет»: лучи от двух уста-
новленных после расширения электростанции фонарей
попадали в купол, и получался эффект «свечения».
Религиозные фанатики фабриковали «письма с не-
ба», в которых угрожали «небесными карами» всем, кто
вступал в колхоз. На молитвенных собраниях сектанты
проповедовали: «Мирные христиане, колхоз — это иску-
шение дьявола и исчадие ада, это ярмо крепостничест-
ва»1. Реакционная часть религиозного актива сеяла са-
мые нелепые вымыслы о коммунистах: они-де распут-
ничают, создают атмосферу злобы и ненависти.
Сложный процесс перестройки сознания крестьян в
процессе организации колхозов ярко показан М. А. Шо-
лоховым в романе «Поднятая целина». Автор отмечает,
что враги Советской власти всячески подчеркивали свою
религиозность и стремились играть на религиозных
чувствах крестьян. Заготовленное заранее Половцевым
заявление о вступлении в контрреволюционную органи-
зацию начиналось словами: «С нами Бог!» Островное
получает благословение матери: «Ступай, ступай на них,
супостатов, чадунюшка! Господь благословит! Церква
закрывают... Попам житья нету... Ступай!..» Ревнитель
ъеры Половцев таким образом характеризует сущность
колхозного движения: «Читал я и Карла Маркса, и
знаменитый Манифест Коммунистической партии. Зна-
ешь, какой конец колхозному делу? Сначала колхоз,
потом коммуна — полнейшее уничтожение собственности.
Не только быков, но и детей отберут на государственное
воспитание. Все будет общее: дети, жены, чашки, лож-
ки. Ты хотел бы лапши с гусиным потрохом покушать,
1 Орловская правда. — 1929.— 12 сентября.
128
а тебя квасом будут кормить. Креспостным возле зем-
ли будешь». Враждебная пропаганда порой срабатыва-
ла. Ставшая богомольной Марина Пояркова «подала
заявление о выходе из колхоза, ссылаясь на то, что
быть в колхозе — „идти против Бога”».
Однако Половцева и ему подобных ждало пораже-
ние: они не получили поддержки у подавляющего боль-
шинства советских людей. Священнослужители, чтобы
не потерять паству, вынуждены были перестраиваться,
приспосабливаться к новой социальной действительнос-
ти. Например, один «модернистски настроенный» поп
заявил во время богослужения, что он будет обслужи-
вать только колхозников.
Социалистическое строительство набирало силу. Из-
менялись в процессе созидания нового общества и сами
люди. Посещавшие нашу страну иностранные писатели
признавали, что в СССР «родился новый человек, стро-
ящий новое будущее»1.
Талантливый советский писатель Ю. Бондарев за-
метил в одной из своих работ: «Литература послеок-
тябрьского периода — это качественный скачок, страст-
ный поиск нового в человеке». И продолжил: лучшие
книги этого периода «трагедийны и вместе с тем опти-
мистичны, гуманны и вместе с тем мужественно жесто-
ки». Эта литература доказала жизненность социалисти-
ческого реализма, который, как подчеркнул Ю. Бонда-
рев, лишен библейского смирения2.
Строитель социалистического общества стал главным
героем советской литературы, которая, отражая во всей
сложности противоречия его становления, духовного
развития, не могла не коснуться и вопроса преодоления
религиозных предрассудков в сознании людей. Пере-
довым рабочим, писал М. Горький, бог стал не нужен,
«как выдумка уже пережитая. Исчезла необходимость
прятать свое хорошее в бога, потому что понято, ка-
ким путем воплотить это хорошее в живую, земную
действительность»3.
Первые симптомы народного разрыва с религией
отражены в рассказе И. Вольнова «Иже еси». С
грустью вспоминает служитель культа свою беспечную
жизнь до революции. Теперь же, тоскует поп, народ
1 См.: Беляев А. Идеологическая борьба и литература.—
М„ 1975.-С. 12.
2 Бондарев Ю. Поиск истины. — М., 1979. — С. 38, 155.
3 Горький М. О литературе— М., 1980.— С. 223.
9 Заказ 6255
129
«дубинкой в церковь не загонишь». Те крестьяне, ко-
торые раньше смиренно стояли перед ним без шапки,
ныне записывают священника в «нетрудовой элемент»,
без стеснения произносят в его присутствии безбожное:
«религия — дурман». В ответ на возмущение попа
крестьяне с достоинством отвечают, что кланяться ему
больше не будут: «Покланяйтесь теперь нам».
Столкнувшись с новой социальной обстановкой, с
разладом в самой церкви, герой рассказа «Иже еси»
стал терять уверенность в значимости религии. «С тех
пор как я познал нужду и слезы, я познал жизнь. И
это познание отдаляет меня от церкви. Церковь стала
подобна блуднице», — заявляет он епископу.
Символична изображенная в романе Леонида Лео-
нова «Соть» картина угасания «древлего благочестия»,
ветхозаветных обычаев, самого монашеского скита
под напором грандиозной стройки. Берег, на котором'
расположился скит, оползал из-за того, что заготавли-
вали песок для строительства. Но гораздо страшнее для
монашеской общины оказалась другая, «внутренняя
осыпь» — начавшееся брожение среди молодых ино-
ков. «Приходил кроткий Иов к игумену, просил разре-
шения на брак с одной пожилой девицей, причем уве-
рял, что в женатом облике он еще ревностней станет
служить Господу. Двух других попросту выгнал Фило-
фей за срамоту и смуту, а четвертый, престарелый
скитский сапожник, собрался с духом да и подал в суд
о взыскании жалованья за все сорок три года беспре-
станной работы в скиту».
Новое поколение, как отмечал в своих стихах кон-
ца 20-х годов Маяковский, имеет уже смутное пред-
ставление о религии, без которой в недалеком прошлом
не обходилось ни одно мало-мальски значительное со-
бытие в жизни человека. В стихотворении «Поп» октяб-
рята, никогда не видевшие священнослужителя, спра-
шивают с удивлением у вожатого: «Кто эта рассмеш-
ная старуха?» Судя по всему, это произведение
представляет собой своеобразную зарисовку с натуры.
Конечно, в 1928 году говорить о массовом атеизме было
еще рано, но тенденция освобождения от религии у
подрастающего поколения проявлялась уже явственно.
Демьян Бедный отметил эту же тенденцию в духов-
ной жизни общества глазами старшего поколения, ко-
торое не всегда могло перестроиться, расстаться с
религиозными убеждениями. В произведении «Стара —
130
умирать пора» верующая преклонных лет возмущается
тем, что молодежь не отмечает религиозных праздни-
ков, но посещает храм.
Ясно, что антирелигиозные настроения охватили
немалую часть населения. Однако процесс отхода от
религии шел не столь просто и прямолинейно. Так,
пришедшие к попу крестьяне — герои рассказа И. Воль-
нова «Иже еси» — уже достаточно ясно представляют
себе социальную роль религии; они прерывают свя-
щенника, рассуждающего о божественной благодати:
«Какая там в омуте благодать — царизм один!» И все
же просят его обвенчать брачующихся, так как им...
неудобно без венчания — без церковного брака: «Дело
не в благодати, ну, а от людей, конечно, неловко;
скажут: невенчанны живут, стыдобушка голове!» «Об-
щественное мнение» еще не освободилось от религиоз-
ных установок, еще не вошли в жизнь новые, свободные
от религии, обряды. В «Поднятой целине» есть эпизод,
когда старики приходят к Давыдову за разрешением
пригласить попа и «помолебствовать», «чтобы Господь
дожжичка дал». Нелегко освободиться от традиций,
обычаев, существовавших веками.
С партийных позиций оценивая сложные явления
духовной жизни общества, ведущие советские писатели
предостерегали против перегибов, администрирования,
озорства молодежи в антирелигиозной работе (см.:
Д. Бедный, «О кривых наростах деревенской комсомо-
лии, о ненужном озорстве и своеволии»; Л. Леонов,
«Соть»; М. Шолохов, «Поднятая целина», и др.). Но они
подчеркивали и необоснованность, ошибочность охлаж-
дения к атеистическому воспитанию. Ведь ревнители
веры стали все чаще прибегать к модернистским сред-
ствам воздействия на сознание молодежи, с тем чтобы
как-то остановить процесс падения авторитета религии.
Именно этой проблеме посвящено стихотворение Мая-
ковского «О том, как некие сектанцы зовут рабочего на
танцы». Отступая иногда от традиций, религиозные
активисты стремятся облегчить вербовку в религиозные
общины молодежи: «К себе сектанты на чарльстон зо-
вут рабочего ломаться»; «У хитрого бога лазеек—мно-
го»,— напоминает поэт. «Чего же ждем? Или выждать
хочется, пока и церковь не оработится?» — вопрощает
В. Маяковский в произведении «Надо бороться». И де-
лает вывод: «Бога нельзя обходить молчанием — с бо-
гом пронырливым надо бороться!»
9*	131
Писатели с воодушевлением принимают «громадье»
планов молодой республики, «размаха шаги саженьи».
Это, конечно, не означает, что они не видят реальных
трудностей, промахов. Но залогом успеха является но-
вый человек, воспринявший социалистические идеалы,
сп®собный отдать всего себя строительству нового об-
щества.
Можно с полным основанием сказать, что советская
художественная литература оказала большое влияние
на духовное развитие трудящихся, на процесс преодоле-
ния религиозных предрассудков и утверждения массо-
вого атеизма. Художественные произведения часто
перепечатывались в атеистических изданиях, в местной
печати. Обычными были постановки антирелигиозных
пьес силами художественной самодеятельности. О том,
как реагировали зрители на такие спектакли, пишет в
своих воспоминаниях известный строитель гидроэлект-
ростанций И. В. Комзин, сыгравший, кстати, в таком
спектакле роль священнослужителя: «Конечно же, в
долговязом попе все сразу узнали меня. Но сейчас я
для зрителей был отъявленным врагом, вступившим в
сговор с кулацким охвостьем, и они относились ко мне
с ненавистью, выражая ее очень непосредственно. По
ходу действия слышались негодующие реплики. И па-
разитом меня обзывали, и контрреволюционной гидрой,
и еще хуже»1.
Не без влияния реалистического искусства передо-
вые рабочие начинали все глубже понимать, что отход
от религии благотворно сказывается на человеческой
личности. Об этом они писали в своих письмах, в био-
графиях. Так, известная ткачиха Е. Виноградова гово-
рила: «Работая на производстве, я твердо убедилась,
что религия притупляет и принижает человека. Были
случаи, когда работница, порвав с религией, на глазах
у всего цеха перерождалась. Из незаметной, пассивной
ткачихи или прядильщицы получалась блестящая ста-
хановка»2. Плотник Магнитостроя В. И. Фомин писал
в автобиографии: «Если я был бы верующим, я не был
бы ударником»3.
По данным Ем. Ярославского, в середине 30-х годов
две трети городского и одна треть сельского населения
1 Комзин И. В. Я верю в мечту. — М., 1973. — С. 6.
2 Антирелигиозник. — 1938. — № 10. — С. 17.
3 См.: Искринский М. Антирелигиозная работа на ново-
стройках.— М., 1933. — С. 44.
132
освободились от влияния религии1. Настроения масс
отражались в устном народном творчестве. Вот одна
из популярных частушек того времени:
Не брани-ка меня, мама,
Я не богомолочка,
Запишуся в комсомол,
Стану комсомолочка2.
В одной из сказок 20-х годов говорится о том, что
крестьяне, собрав наперекор козням Ильи-пророка бо-
гатый урожай, отсылают вагон с хлебом «товарищу Ле-
нину в Москву3.
Вошло в бытование двустишье В. Маяковского:
Не Христос помог —
Советская власть,
Чего же Христу поклоны класть.
В противовес старым, религиозным пословицам по-
явилось немалое количество пословиц атеистического
содержания, в которых выражалось новое отношение к
труду, науке, религии: «Раньше без бога ни до порога,
а теперь и без бога — широкая дорога»; «Жить для
бога — толку нет»; «Трудно богу с нами: рай на земле
мы строим сами»; «Культурными стали — отказ богу
дали»; «Не Христос, а колхоз нужен нам, беднякам»;
«Хотел поп крестить, а мы стали октябрить»; «Нам
молебен не потребен, без молебна счастье есть»; «Не
будет дела там, где поп за агронома правит»; «Хлеб
дает нам не Христос, а машина и колхоз»4.
При рассмотрении воздействия литературы 20—30-х
годов на духовную жизнь общества необходимо учиты-
вать как особенности идеологической борьбы, практики
атеистического воспитания, так и уровень разработан-
ности вопросов теории научного атеизма в этот истори-
ческий период. В произведениях некоторых авторов
можно встретить упрощения, неточные выражения, из-
лишнюю резкость, а иногда и безразличие к мировоз-
1 Об антирелигиозной пропаганде. — М., 1937. — С. 24.
2 Очерки русского народноэтического творчества советской
эпохи/Ред. А. М. Астахова и др. — М.: Л., 1952.— С. 136.
3 Там же.— С. 148.
4 См.: Нагорный Г. П. Как верили предки. — М., 1975.—
С. 212—217.
133
зренческим проблемам. «А то бывает так—сам писатель
еще не сложился в социалиста и, описывая жизнь, упо-
добляется летописцу, который «добру и злу внимает
равнодушно» и не очень разбирается, в чем, собственно,
с социалистической точки зрения добро, а в чем зло.
Благодаря этому современные романы часто очень за-
путаны, не четки, больше отражают развитие автора,
чем развитие жизни»1, — отмечала Н. К. Крупская в
1929 году в ответах на вопросы «Литературной газе-
ты».
Некоторые поэты (Клюев, Есенин и др.) очень час-
то обращались к религиозным образам, за что подвер-
гались острой критике2. Современному читателю подоб-
ная критика может показаться необоснованно жесткой.
Но, видимо, следует учитывать конкретно-историческую
обстановку, высокий еще уровень религиозности насе-
ления, накал идеологической борьбы. Частое повторе-
ние религиозных идей, образов (даже в сниженном,
«обмирщенном» виде) будило в верующих религиозные
чувства. Не лишне привести следующее соображение
А. В. Луначарского: «Никому не придет в голову гово-
рить о том, что посещение экскурсией музея статуй
античных богов может разбудить в сердцах экскурсан-
тов тлеющее там религиозное чувство», но иное дело —
образы христианского бога, который умер для атеис-
тов, но «является еще вполне живым для миллионов
окружающих»; в отличие от античных богов, он не
безвреден3.
На Втором съезде Союза воинствующих безбожни-
ков говорилось о том, что литераторы в долгу перед
пропагандистами атеизма. Говоря словами А. В. Луна-
чарского, на «странную отсталость художественного
обслуживания нашего безбожного фронта» указывали
М. Горький, Ем. Ярославский и многие другие. Отмеча-
лась не только малочисленность антирелигиозных про-
изведений, но и сравнительно низкий уровень имею-
1 Крупская Н. К. Об искусстве и литературе: Статьи, пись-
ма, высказывания. — Л.; М., 1963.— С. 209.
2 См.: Медынский Г. А. Религиозные влияния в русской
литературе: Очерки из истории русской художественной литерату-
ры XIX—XX веков. — М„ 1933. — С. 166—214; Антирелигиозник.—
1929. —№ 1. —С. 105 и др.
3 Луначарский А. В. Почему нельзя верить в бога?: Избр.
атеистич. произведения. — М., 1965. — С. 368—369.
134
щихся, их примитивная «антипоповская» направлен-
ность.
Для подобной критики, несомненно, имелись осно-
вания. К сожалению, не так уж много видных совет-
ских писателей этого времени вплотную подходили к
задаче художественного осмысления сложного процесса
преодоления религиозных предрассудков, формирования
атеистических убеждений в ходе строительства нового
общества. Нередко это делалось попутно, вскользь.
Однако, не говоря уже о произведениях Д. Бедного,
В. Маяковского? М. Горького, атеистический пафос,
настрой творчества многих советских писателей —
Н. Островского, А. Серафимовича, А. Малышкина,
М. Шолохова и других — очевиден. Своими сочинения-
ми они способствовали формированию нового челове-
ка— строителя социалистического общества, с матери-
алистических позиций осмысляющего разнообразные
природные и общественные явления, противостоящего
религиозным настроениям в повседневной жизни. Впер-
вые в истории появилось целое поколение, свободное
от религиозных пут.
ЛИТЕРАТУРА
И ФОРМИРОВАНИЕ
АТЕИСТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ
НАШЕГО СОВРЕМЕННИКА
Вступление нашего общества в новый этап разви-
тия характеризуется естественным усложнением духов-
ной жизни народа, появлением целого ряда не встре-
чавшихся ранее проблем, необходимостью критическо-
го анализа достигнутого. В этих условиях не ослабля-
ется, а напротив, возрастает интерес к вечным миро-
воззренческим вопросам, которые, как справедливо от-
метил известный литературный критик Ф. Ф. Кузнецов,
«каждым человеком и каждой эпохой на новом витке
исторической спирали решаются конкретно и как бы
заново»1.
Возникает настоятельная необходимость овладеть
атеистической культурой. Поясним это понятие. Атеис-
тическая культура личности, являющаяся одной из сто-
1 Кузнецов Ф, Ф. Избранное: В 2 т. — М., 1981. — Т. 1.—
С. 138.
135
рон мировоззренческой культуры в целом, состоит из
следующих компонентов: сумма знаний о сущности, со-
циальной роли религии и атеизма; научно-атеистичес-
кие убеждения, т. е. те науЧно-атеистические представ-
ления, которые глубоко укоренились в сознании лич-
ности и определяют чувства, помыслы, поступки, всю
жизнедеятельность; умение грамотно противостоять
религиозным предрассудкам, стремление постоянно
обогащать свой «атеистический багаж».
Активно участвует в осмыслении возникающих проб-
лем современная литература. На страницах художест-
венных произведений раскрываются внутренние дви-
жущие силы подвига советского народа в годы Вели-
кой Отечественной войны, органичность его неустан-
ной борьбы за мир, остро ставятся вопросы охраны
окружающей среды, начат художественный анализ пере-
стройки, происходящей ныне во всех сферах общест-
венной жизни. Словом, нет ни одной значительной проб-
лемы, которая не получила бы — правда, не всегда до-
статочно глубокого — отражения в литературных произ-
ведениях. И, конечно же, писатели постоянно обраща-
ются к вопросам идейно-нравственного воспитания со-
ветских людей, повышения их сознательности, форми-
рования у них научного мировоззрения.
Но становление научного мировоззрения невозможно
без преодоления религиозных предрассудков и утверж-
дения атеистических убеждений в сознании людей. К со-
жалению, не так уж часто писатели уделяют должное
внимание художественному осмыслению данной проб-
лемы. В определенной мере это объясняется тем об-
стоятельством, что религия не играет в нашем общест-
ве значительной роли. Передовые люди нашей стра-
ны — рабочие, колхозники, интеллигенты, — своим тру-
дом движущие общество вперед, как правило, свобод-
ны от религиозных предрассудков, являются убежден-
ными атеистами. А именно они и находятся в центре
напряженных, драматических событий, которые привле-
кают к себе интерес писателей.
Однако все-таки часть людей остается религиозной.
Кроме того, религиозное влияние порой проявляется в
«снятом» виде — в суждениях людей неверующих, но
неправильно понимающих роль религии в сфере нрав-
ственных отношений, искусства, в истории нашего Оте-
чества. Вызывает беспокойство, что в некоторых про-
изведениях проскальзывают «богоискательские» моти-
136
вы, идеализация патриархальщины. В Политическом
докладе ЦК КПСС XXVII съезду партии указывалось,
что «под видом национальной самобытности в некото-
рых произведениях литературы и искусства, научных
трудах предпринимаются попытки представить в идил-
лических тонах реакционно-националистические и ре-
лигиозные пережитки, противоречащие нашей йдеоло-
гии, социалистическому образу жизни, научному миро-
воззрению»1.
Следует также иметь в виду, что в процессе атеисти-
ческого воспитания решаются две взаимосвязанные за-
дачи: во-первых, преодоление религиозных пережитков
в сознании верующих и, во-вторых, укрепление, обо-
гащение атеистических позиций неверующей части на-
селения. В идейно-воспитательной работе среди моло-
дежи особое значение приобретает вторая задача, ибо
удельный вес верующих и колеблющихся среди этой
категории нашего общества невелик.
Действительно, важно не только то, что тот или
иной молодой человек не верит в бога, но и то, какой
глубины, надежности его атеистические убеждения.
Социологические исследования, проведенные в различ-
ных регионах страны, показывают, что убежденные ате-
исты гораздо чаще неубежденных атеистов (просто не-
верующих, по другой типологии) участвуют в общест-
венной жизни, в социалистическом соревновании, в
большей степени используют свои возможности для по-
вышения квалификации, кругозора2. Данная тенденция
во многом обусловлена тем, что последовательное ате-
истическое мировоззрение помогает личности вернее
разобраться в сложных явлениях общественной жизни,
определить свое место в обществе, увязать свои инте-
ресы с интересами коллектива.
Кроме того, целесообразно учитывать и то обстоя-
тельство, что буржуазная пропаганда предназначает
не только верующим, но и тем, у кого нет прочных, глу-
боких атеистических позиций, свои измышления о «без-
духовности», «аморальности» атеизма, о нарушениях
свободы совести в СССР, об исключительной роли пра-
1 Материалы XXVII съезда КПСС. — М., 1986.— С. 53—54.
2 См.: Коновалов Б. Н., Новиков В. И. Человек, сво-
бодный от религии.—Тула, 1977—С. 12—52; Карповский Е. А.
Мы — атеисты. — Горький, 1983. — С. 89—90; Попов Л. А. Ори-
ентиры атеизма. — Тула, 1983. — С. 69—71 (и др.).
137
вославной церкви в становлении русской культуры
и т. п.
Участие современной русской литературы в атеис-
тическом воспитании многогранно. Прежде всего, худо-
жественные произведения содействуют формированию
научно-материалистического понимания общества и
личности, преданности идеалам социализма, обществен-
ной активности, стойкости, твердости духа. Словом,
советская литература воспитывает человека, чувствую-
щего всю полноту земной жизни, умеющего творчески
решать свои задачи, противостоящего различным, в
том числе и религиозным предрассудкам. Во многом
был прав известный советский писатель В. Тендряков,
когда говорил, что на атеизм «работают» и те сочине-
ния, которые прямо не касаются религии, но решают
вопросы морали, совершенствования нашего человека,
борьбы старого и нового1.
В то же время следует признать, что одного лишь
правильного с научной точки зрения осмысления тех
или иных явлений общественной жизни не всегда дос-
таточно для формирования глубоких атеистических
убеждений. Современные богословы немало делают
для того, чтобы религия стала созвучна веку глубоких
социально-экономических преобразований, научно-тех-
нической революции. Неискушенному человеку может
даже показаться, что ныне религиозное учение не про-
тивостоит научной теории. Подобные заблуждения осо-
бенно легко могут возникнуть у подрастающего поко-
ления, не имеющего достаточного кругозора и опыта.
Поэтому особое значение в процессе становления миро-
воззренческой культуры учащейся молодежи имеют те
художественные произведения, которые в образной,
доступной форме показывают негативное влияние ре-
лигиозных установок на духовный мир современного
человека, раскрывают преимущества научно-атеистп-
ческого мировоззрения.
Отметим ряд сочинений, вышедших в свет в конце
-50-х — начале 60-х годов и являвшихся откликом на
принятые в 1954 году постановления партии по вопро-
сам научно-атеистического воспитания2: «Чудотворная»
и «Чрезвычайное происшествие» В. Тендрякова, «Тени
1 Наука и религия. — 1964. — № 1.—*С. 60.
2 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и
пленумов ЦК. — М., 1985. — Т. 8.— С. 428—432, 446—450.
138
исчезают в полдень» А. Иванова, «Грешница» Н. Ев-
докимова. Появление этих значительных творений бы-
ло велением времени, ибо, как указывалось в Поста-
новлении ЦК КПСС «О крупных недостатках в науч-
но-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения»
(1954), среди некоторых партийных и советских работ-
ников «утвердилось ошибочное мнение, что с ликвида-
цией в нашей стране классовой базы церкви и пресе-
чением ее контрреволюционной деятельности отпала
необходимость в активной атеистической пропаганде,
что в ходе коммунистического строительства религиоз-
ная идеология стихийно, самотеком изживет себя»1.
Отмеченные художественные произведения помогали
понять, почувствовать тот вред, который приносят рели-
гиозные пережитки, задуматься над многими труднос-
тями атеистической работы.
Вышедшая в 1958 году повесть В. Тендрякова «Чу-
дотворная» содержит немало колоритных образов, ин-
тересных наблюдений, глубоких рассуждений, не поте-
рявших своей значимости и в настоящее время. В этом
произведении описываются драматические события, в
центре которых оказался школьник Родька Гуляев,
случайно нашедший на берегу реки старую икону. Фа-
натично настроенные верующие усмотрели в «спасении»
считавшейся когда-то чудотворной иконы божий перст,
объявили мальчика «избранником божиим», «вторым
Пантелеймоном» и начали активно внушать ему рели-
гиозные догмы.
Авторская позиция неназойливо, но достаточно
четко проявляется как в изображении религиозного
актива — бабка Грачиха, Агния Ручкина, Киндя и др.,—
так и в показе духовного облика атеистов, прежде все-
го учительницы Парасковьи Петровны, ведущей упор-
ную борьбу за школьника. Описываются послевоенные
трудности, которые привели мать Родьки, Варвару Гу-
ляеву, в религиозную общину, дается напряженная
(хотя и несколько академическая) полемика между
учительницей и священнослужителем.
Размышления учительницы, Парасковьи Петровны,
являлись ответом тем, кто подходил к антирелигиоз-
ной работе по старинке. «Этот батюшка не только хо-
рошо уживается с советскими законами — он ладит и
с современными взглядами на жизнь. Попробуй-ка его
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пле-
нумов ЦК. — М„ 1985, —Т. 8 —С. 429,
139
копнуть: он и за прогресс, и за мир во всем мире, с
первого же толчка готов, верно, кричать анафему за-
рубежному капиталу. Во всем покорен, со всеми со-
гласен и только хочет малого: чтоб Родя Гуляев верил
во Всевышнего, был терпим ко всякому злу, признавал
небесные и земные силы».
Главный козырь отца Дмитрия, по его собственно-
му мнению, состоит в том, что именем Христа он вызы-
вает в людях добрые чувства, отвращает их от зла, от
дурных поступков. Но эти суждения с возмущением
отбрасываются учительницей: «Почему вам кажется,
что все доброе, все хорошее человек может восприни-
мать только из-за страха перед какой-то всемогущей
силой, а не потому, что он сам по себе сумеет понять
необходимость хорошего и вредность плохого? Я педа-
гог, и я знаю, что нельзя воспитывать детей запугива-
нием».
На примере Варвары Гуляевой, ставшей верующей
в суровые годы войны, Парасковья Петровна показы-
вает, что в религиозной общине насаждается слепая
вера, «при которой не нужно думать, не нужно рас-
суждать. Мир для нее стал темен и непонятен... А от
слепоты, от неизвестности появляется чисто животный
страх перед жизнью. Страх перед божьим гневом, страх
перед начальством, перед дождем не ко времени, перед
кошкой, перебегающей дорогу. А тут еще вы вдалбли-
ваете: терпи, ибо все от бога, будь покорной. Покор-
ность, ленивый ум и страх — этого вполне достаточно,
чтобы сделать из человека духовного раба».
Отец Дмитрий, по существу, оставляет эту взволно-
ванную речь без ответа. Но это не значит, что он спа-
совал. Позже он и ему подобные будут действовать
более тонко. Заявят, например, что человек является
не просто рабом божьим, а соработником бога, про-
должателем его творений, что не только страх, но и
любовь к богу является побудителем к добрым поступ-
кам. Скажут и другое — с учетом достижений научно-
технического прогресса, всеобщего среднего образова-
ния. Но суть религии, представляющей собой превратное,
искаженное отражение действительности, от этого
не изменится. Богословы во все времена на пер-
вый план ставили вымышленные, иллюзорные отноше-
ния между богом и человеком, в результате чего ума-
лялись реальные, очень важные для индивида отноше-
ния между обществом и личностью. Справедливо об-
140
винение учительницы: «Вечным вмешательством бога
вы отнимаете у человека право быть хозяином своей
жизни».
Важные проблемы атеистического воспитания за-
трагиваются в разговоре Парасковьи Петровны с заве-
дующим отделом пропаганды райкома партии. Порой
за заботами об овсе для лошадей, о горючем, о техни-
ке забывается духовная жизнь людей. Но действитель-
ность, признает Кучин, напоминает, и напоминает чув-
ствительно: «В Ухтомском районе кучка стариков и
старух потянула за собой молодежь на крестный ход
в честь какой-то старо- или новоявленной святой».
Правда, вызывают возражение сетования героя по
поводу того, что на атеистические лекции «ходят обыч-
но неверующие». Конечно, было бы хорошо, если бы
эти лекции активно посещались религиозными людьми,
но ведь и неверующим подобные лекции также необхо-
димы — для укрепления, обогащения их атеистических
позиций. Социологические исследования показывают,
что неверующие порой имеют самое смутное представ-
ление о сущности религии, о причинах ее сохранения в
социалистическом обществе, об особенностях ее влия-
ния на духовный мир нашего современника. Можно
также добавить, что в пропаганде важно раскрывать
гуманистический потенциал самого атеистического ми-
ровоззрения, ту роль, которую играли атеисты, пред-
ставители свободомыслия в развитии общества.
Глубоко прав критик Ф. Кузнецов, когда подчерки-
вает следующее обстоятельство, которое осознается, к
сожалению, далеко не всеми: «Отечественная история
говорит нам: не церковники, не духовенство, не „вехов-
цы”, но — русские революционеры, атеисты и безбож-
ники, отдававшие свои жизни ради торжества челове-
ческого счастья и справедливости, составляют герои-
ческий пантеон, который вобрал в себя высочайшие и
благороднейшие явления человеческого духа»1. Усвое-
ние этой истины очень важно для укрепления атеисти-
ческих позиций советской молодежи, для формирова-
ния у нее бережного отношения к атеистической куль-
туре.
Увы, некоторые авторы, некритически изображая
быт прошлых веков, само слово безбожник (без вся-
1 Кузнецов Ф. Ф. Избранное: В 2 т. — М., 1981. — Т. 1.—
С. 163.
141
ких пояснений, оговорок) употребляют в отрицатель-
ном смысле. Конечно, в прошлом встречалось безбо-
жие, представляющее собой анархической, нигилисти-
ческое отрицание религии и имеющее очень мало обще
го с атеизмом революционеров-демократов, с религиоз-
ным свободомыслием просветителей. Поэтому необ-
ходимо пояснять, кто же конкретно изображается в
данном случае. Иначе возможны отрицательные по-
следствия для мировоззренческой культуры молодого
читателя.
Заканчивая краткое рассмотрение повести В. Тенд-
рякова «Чудотворная», ставшей уже классической в
атеистическом багаже советской литературы, нельзя в
то же время не отметить известный схематизм некото-
ных образов, в том числе и образа учительницы Парас-
ковьи Петровны, поспешный финал и поэтому несколь-
ко упрощенное решение сложнейших вопросов перевос-
питания личности. Уничтожение Родькой иконы, избие-
ние его Грачихой и покушение мальчика на самоубий-
ство облегчают «изъятие» его из религиозной среды,
обнажают крайности религиозного фанатизма. Конеч-
но, такой поворот событий правдоподобен, но насколь-
ко он типичен? (Кстати, подобное же упрощение встре-
чается и в другой из числа ранних повестей В. Тендря-
кова — «Чрезвычайное происшествие». Здесь религи-
озные искания Тоси Лубковой «преодолеваются» при
помощи ее замужества.) Ведь чаще всего идет дли-
тельная, тяжелая борьба с религиозными предрассуд-
ками, которые проявляются в значительно смягченном
виде и не побуждают личность к изуверским поступ-
кам, а размывают, деформируют ее нравственный мир,
ограничивают кругозор, принижают ее социальную ак-
тивность и ответственность.
Заканчивая пока разговор о замечательном писате-
ле и публицисте Владимире Тендрякове, заметим, что
последнее его произведение — повесть «Покушение на
миражи» —во многом впрямую посвящено истории ре-
лигиозной мысли и ее преломлению в сознании нашего
современника; тем не менее в этой повести рассматри
ваются не вопросы атеизма или богоборчества — она
устремлена на решение проблем социально-нравствен-
ных, с привлечением уроков истории, в том числе ис-
тории легендарной. Повесть очень характерна для ис-
каний советских писателей нашего революционного вре-
мени и, как и «Плаха» Айтматова, требует особого, об-
142
стоятельного разговора, лишь косвенно затрагивающе-
го вопросы собственно религии.
Непосредственное столкновение атеистов с религи-
озными идеологами изображается в пьесе С. Алешина
«Все остается людям». Отец Серафим уверяет, будто
учение о загробной жизни, о личном бессмертии имеет
большое нравственное значение, так как оно «заставля-
ет человека жить без подлостей, и ему не страшно уми-
рать. Он не старается отодвинуть свою смерть смертью
других. Он живет с оглядкой на совесть. Он имеет уте-
шение в жизни». А отвергающее загробную жизнь ате-
истическое учение, по словам служителя культа, приво-
дит к разжиганию самых низменных инстинктов, к то-
му^ что «слабый человек звереет, старается урвать се-
бе все, на что имеет и не имеет права».
Тяжело больной академик Дронов вскрывает несо-
стоятельность рассуждений отца Серафима, отвергает
утешение, построенное на лжи, на мифах о бессмертии
души. Действительно существующее, достойное Чело-
века бессмертие — в его делах, творчестве, детях: «Че-
ловек должен знать — после смерти он живет только
тем, что сделал... А того света нет. Даже легендарного.
Нечего человеку там делать. Не за что бороться. Это дур-
ная, дезертирная легенда, ибо обещает безделие за
терпение... Чепуха! Человек не должен терпеть. Он
должен добиваться справедливости для всех, а значит,
и для себя». В полемике священнослужителя и учено-
го обнажается суть двух мировоззрений, двух взаимо-
исключающих позиций. Гуманизм атеиста Дронова, не-
сущего людям реальное счастье, показан автором до-
вольно убедительно.
В суждениях отца Леонида, персонажа повести
М. Алексеева «Хлеб — имя существительное», домини-
рует тот же самый мотив — о нравственных достоинст-
вах религии: «Служу, сын мой, поскольку знаю, что
бога выдумали люди, чтобы держать себя и подобных
себе в нравственной узде. Люди пожрали б друг друга
живьем, для них ничего не было бы святого и жизнь
превратилась бы в сущий ад, в сплошную Варфоломе-
еву ночь».
Особый колорит этой исповеди придает то обстоя-
тельство, что отец Леонид признается в своем неверии
в бога и даже говорит о преимуществе атеистической
теории, о его истинности, ибо оно «опирается на бес-
спорные законы природы, не раз проверенные практи-
ка
кой». Однако это не мешает отцу Леониду искать про-
тиворечия в научном миропонимании, умалять значе-
ние достижений человечества в освоении космоса. Он
иронизирует над пассивностью атеистической пропа-
ганды и считает безбожников — верующими, на том ос-
новании, что атеисты тоже ратуют за нравственный
порядок. Невольно вспоминается замечание В. И. Ле-
нина: «... христианство из морали сделало бога, созда-
ло морального бога»1-
Опорой религий отец Леонид считает не только
сложность познания необъятного мира, но и естествен-
ный для человека страх смерти, который усиливается
в преклонном возрасте. Но трудовой, нравственный,
духовный подвиг, совершенный в тяжелые военные и
послевоенные годы людьми, часто далекими от рели-
гиозных ценностей, сам по себе опрокидывает рассуж-
дения пастыря душ человеческих. Правдиво, с лю-
бовью изображается в повести «Хлеб — имя существи-
тельное» сложный мир села в этот непростой период
истории нашей страны. Несмотря на трудные судьбы,
герои этого произведения не теряют бодрости духа, оп-
тимизма, надежды на лучшее будущее в этом, земном
мире.
До сих пор мы говорили о произведениях, в которых
изображены представители православной церкви. Ро-
ман А. Иванова «Тени исчезают в полдень» описывает
мир сектантов. Но писатель убедительно показывает,
что это не меняет сути вопроса. Ведь героиня, фана-
тично религиозная Пистимея, довольно легко переходит
из одной веры в другую. Эти разновидности христи-
анства — православие, баптизм, пятидесятничество —
по своей сущности мало чем друг от друга отличаются.
В романе немало страниц, убедительно показываю-
щих негативный характер воздействия религиозных ус-
тановок на духовный мир личности. Одержимая рели-
гиозным рвением Пистимея готова на любые поступки,
любые жертвы, лишь бы доказать свою преданность
богу, исполнить его предписания. Написано, напри-
мер, в священном писании: «Жена да убоится мужа
своего», — и Пистимея готова выполнить самый вздор-
ный, бесчеловечный каприз мужа — затаившегося вра-
га Советской власти Константина Жукова (Устина
Морозова). Трудится она в колхозе добросовестно. Но
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 29. — С. 54.
144
во имя чего? Какой идеей одухотворена ее жизнь? Ве-
рой во «второе пришествие Христа», в мир сверхъес-
тественный, который для нее значительно важнее ми-
ра земного.
По-разному люди приходят в религию, не одинако-
во они трактуют религиозные догматы, по-разному от-
носятся к церкви. В романе Д. Гранина «Картина»
изображен верующий Илья Самсонович. Обделенный
человеческим счастьем, не находит он себя и в церк-
ви — оказывается в оппозиции к ее руководству:
«— Христос изгонял торгашей из храма, а они верну-
лись оттуда... — и мужчина (Илья Самсонович. —
Л. П.) кивнул в сторону алтаря». Не очень привлека-
ет его и само религиозное учение («Все основано на
страхе»), а потому он пытается создать новую, «мо-
рально чистую» веру, в которой добро делалось бы
совершенно бескорыстно.
Сколько было в истории таких попыток?! Наив-
ность новоявленного еретика очевидна. Она проявля-
ется также и в упрощенном, примитивном представле-
нии об атеистическом учении, которое будто бы по-
строено на противоречиях священного писания, на по-
верхностном анализе религиозное учения: «Категоричны
атеисты. Доводы у них наивные, неглубокие. Бога нет,
потому что в Библии противоречия. Потому что в небе
не обнаружено. И всякое такое».
Сложные изменения, происходящие в религиозном
сознании под влиянием научно-технической револю-
ции, не только усиливают проявление кризисных явле-
ний в религии, но и вызывают попытки церкви приспо-
собиться к новым условиям.
Литература социалистического реализма, отражая
глубинные процессы, происходящие в социалистичес-
ком обществе, приводит читателя к заключению, что
ныне в сознании советских людей господствуют мате-
риалистические и атеистические убеждения. Это прояв-
ляется в мыслях, чувствах и делах героев. Даже те
персонажи, которые еще не преодолели устоявшихся
веками представлений, при решении жизненно важных
проблем ориентируются вовсе не на религиозные ус-
тановки. Вот, например, герои многих рассказов
В. Шукшина, простые люди, рядовые труженики. Но
вопросы, которые возникают перед ними, далеко не
простые. Жизненный опыт, здравый смысл и главное—
сама социалистическая действительность, социалисти-
10 Заказ 6255
145
ческий образ жизни помогают им в целом правильно
отвечать на них. Шорник Антип Калачиков и его же-
на Марфа («Одни»), прожившие долгую и трудную
жизнь, пытаются разобраться: «Для чего же, спраши-
вается, мне жизнь дадена?»:
«— Для детей, — серьезно сказала Марфа.
Антип не ждал, что она поддержит разговор. Обыч-
но она обрывала его болтовню каким-нибудь обидным
замечанием.
— Для детей? — Антип оживился.— С одной сторо-
ны, правильно, конечно, а с другой — нет, неправильно.
— С какой стороны неправильно?
— С той, что не только для детей надо жить. Надо
и самим для себя немножко.
— А чего бы ты для себя-то делал?»
И тут выясняется, что есть у Антипа давнишняя
мечта: реализовать в полной мере свои редкие музы-
кальные способности, может быть даже стать профес-
сиональным музыкантом.
Нет в разговоре этих пожилых людей и тени мисти-
ческого, хотя тема разговора да и возраст героев вроде
бы этому способствуют. И Антип, и Марфа все свои по-
мыслы направляют на реально существующую, земную
жизнь.
Думы старого человека — размышления о пере-
житом. Вспоминает председатель колхоза Матвей Ря-
занцев трудные годы коллективизации, войны («Ду-
мы»). Иногда думалось и о смерти, но «без страха, без
боли». Более всего волновало, что будут в деревне ка-
кие-то другие люди, о которых уже никогда не узна-
ешь. Вспомнят ли о нем? «Ну, лет десять-пятнадцать
будут еще помнить, что был такой Матвей Рязанцев, а
потом — все. А охота же узнать, как они тут будут».
И полагает председатель, что пусто будет людям без
него.
В этих и других произведениях В. Шукшина прово-
дится мысль, что подлинное бессмертие человека — в
его делах, в его связях с коллективом, обществом. От-
вергаются религиозные фантазии о потустороннем бла-
женстве. При этом в рассказах Шукшина нет упрощен-
ного, примитивного бодрячества. Смерть человека —
всегда трагедия. Последние мгновенья жизни не самые
радостные. Но и эти мгновенья — апофеоз жизни, а не
смерти: «Стариковское дело — спокойно думать о смер-
ти. И тогда-то и открывается человеку вся сокрытая,
146
изумительная, вечная красота Жизни. Кто-то хочет,
чтобы человек напоследок с болью насытился ею. И
ушел» («Земляки»).
Даже в эти последние, мучительные минуты жизни
герои В. Шукшина отказываются идти на компромисс
с религиозными предрассудками. Старый крестьянин
чувствовал, предугадывал, что дни его сочтены («Как
помирал старик»), но он безоговорочно и без «высоких
материй» отвергает предложение жены совершить хри-
стианский обряд соборования:
«— Я позову Михеевну — пособорует?
— Пошли вы!.. Шибко он мне много добра сделал,
ваш бог. Курку своей Михеевне задарма сунешь...
Лучше эту курку-то Егору отдай — он мне могилку вы-
долбит. А то кто долбить-то станет?»
С грубоватой прямотой высказывается о «подвиж-
никах веры» Наум Евстигнеевич, приютивший вось-
миклассника Юрку. «Делать нечего — начинают запо-
лошничать, кликуши, — говорит он про верующих.—
Робить надо, вот и благодать настанет» («Космос,
нервная система...»).
Герои В. Шукшина показаны во всей их жизненной
правде, с радостями и горестями, достоинствами и
недостатками. Но многих их объединяет одухотворен-
ность, естественный, закономерный, идущий от самого
сердца интерес к глубоким жизненным вопросам.
Известный советский критик В. Озеров, анализируя
изображение многообразной жизни народа в творчест-
ве Г. Маркова, пишет: «Это не та полурелигиозная
„духовность”, которую Ьтали поэтизировать некоторые
писатели. Лучшие нравственные качества народа,
утверждает автор „Сибири”, закалены жестоким едино-
борством с природой, повседневным тяжким трудом,
находят ярчайшие свои проявления, развитие, обогаще-
ние в классовой борьбе»1.
В произведениях В. Шукшина описывается в основ-
ном другой исторический период, но в них также пока-
зывается духовная жизнь простых людей, своей прак-
тической жизнью преодолевших религиозные предрас-
судки. Атеистическое мировоззрение проникает и за-
крепляется в самых глубинах народной жизни.
Тенденция угасания религии в советском обществе
1 Озеров В. М. Избранные работы; В 2 т, — М., 1980.—
Т. I. — C, 259.
Ю»	147
отражена и в рассказе В. Распутина «Старуха». Уми-
рает последняя в роду шаманка. Сотни, тысячи лет у
ее отцов и дедов были «тайна и сила». Правда, ша-
манкой она теперь может называться лишь номиналь-
но, ибо уже давно ей не приходилось заниматься сво-
им «ремеслом»: никто не приходил к ней, чтобы спас-
ти человека, или вылечить оленей, или вызвать удачу
перед промыслом. «Она не обижалась на людей: те-
перь настали другие времена, и то, за чем раньше шли
к шаману, сейчас получают в больнице, в магазине или
в колхозе». И старуха сменила свою «профессию», на-
шла реальное место в жизни. Но не так просто отка-
заться от традиций, имеющих тысячелетнюю историю.
Перед смертью ей вдруг стало страшно: исчезает на-
всегда то, что когда-то «считалось великим». Она обра-
щается к своим близким, но ни дочь, ни внучка не по-
желали воспринять, поддержать угасающее шаманское
искусство. А на похоронах жители поселка с благодар-
ностью отмечали не ее чародейство, а то действитель-
но важное, что она успела сделать в жизни: в войну
она купила облигаций больше всех; совсем недавно до-
бывала соболей не меньше, чем мужики.
Итак, в советской русской литературе так или ина-
че отмечается процесс углубления, укрепления в нашем
обществе позиций научного мировоззрения, оказываю-
щего большое влияние на политическое, нравственное,
эстетическое воспитание людей. Развитие материально-
технической базы социалистического общества, улуч-
шение условий труда и быта трудящихся масс, повы-
шение уровня их духовной культуры, совершенствова-
ние социалистической демократии — все это вместе взя-
тое создает предпосылки для широкого распростране-
ния атеистического мировоззрения и сужает возмож-
ности для воспроизводства религиозных предрассуд-
ков. «Летит Гагарин. На него украдкой Глядит ском-
проментированный бог», — образно отразил изменения
в духовном мире народа М. Светлов («Звездная доро-
га»). Религия все более уходит на периферию общест-
венной жизни. Даже герои так называемой деревен-
ской прозы (уровень религиозности на селе, как показы-
вают многочисленные социологические исследования,
в два-три раза выше, нежели в городе1) весьма редко
1 См.: Яблоков И. П. Социология религии. — М., 1979.—
С. 141.
148
говорят о «божественном», а действуют, мыслят, ори-
ентируясь на материалистическое мировоззрение, на
ценности, свободные от религиозной мистики.
В то же время, разумеется, еще рано считать, буд-
то религия не существует больше в нашем обществе и
нет никаких проблем ее преодоления.
В ряде атеистических публикаций отмечается, что
у некоторых писателей и публицистов обнаружилось
примиренческое, а иногда и апологетическое отноше-
ние к религии, которое «проявляется в преувеличении
ее роли в духовной жизни общества, в отходе от четкой
классовой оценки отдельных исторических событий и фи-
гур, в приписывании религиозным организациям и дея-
телям заслуг, которых они не имели»1.
Нельзя, конечно, нигилистически относиться к куль-
туре прошлого только на том основании, что она не-
редко выступала в религиозном облачении. (Хотя под-
черкнем еще раз, что по мере своего развития духовная
культура все более энергично освобождалась от влия-
ния религии.) Необходимо в этой культуре вычленять,
освобождать от мистического покрывала общечелове-
ческие, демократические ценности. Это облегчается тем
обстоятельством, что творческие искания прогрессив-
ных художников, литераторов так или иначе, в той
или иной форме вступали в противоречие с религиоз-
ными догмами. История русской литературы, как мы
уже имели возможность убедиться, дает тому немало
примеров. Когда же те или иные явления культуры
прошлых веков некритически, механически переносятся
в настоящее, то неизбежно возникают перекосы, из-
держки мировоззренческого порядка.
Такой перенос является своеобразной формой от-
ступления, пасования перед трудностями, естественно
возникающими в ходе развития нашего общества. Так,
повышение благосостояния нашего народа иногда со-
провождается рецидивами частнособственнической пси-
хологии, возникновением потребительских настроений,
вещизма. Информативная перегруженность индивида
в эпоху научно-технической революции не всегда соче-
тается с должной мировоззренческой культурой, граж-
1 Новиков М., Тажуризина 3. Атеизм и развитие ду-
ховной культуры. — Наука и религия. — 1983. — № 4. — С. 28.
См. также: Гуров Ю. С. От безразличия — к атеистической убеж-
денности: Актуальные проблемы атеистического воспитания моло-
дежи.— Чебоксары, 1982. — С. 61—65.
149
данской ответственностью. Сложные, противоречивые
последствия в быту, в духовной, нравственной жизни
порождает миграция сельского населения в город. Все
это, конечно, создает определенные трудности в жизни
общества. Нужно искать новые, соответствующие вре-
мени, конструктивные решения этих и других проблем.
Некоторые авторы, желая приукрасить свое творе-
ние экзотикой и идя на поводу у непритязательного,
мировоззренчески непоследовательного читателя, не
всегда оправданно вводят церковный антураж, жонгли-
руют библейскими изречениями.
Так, в повести М. Петрова «Нежилой дом» действие
вращается вокруг особо редкой иконы и других цер-
ковных ценностей. Один из персонажей повести —Олег
Кучинский, работающий экскурсоводом и успевший на-
писать диссертацию, — изрекает весьма сомнительные
суждения о том, что «истинной красоты крестьянин не
мог оценить, потому и расстался с религией так без-
болезненно», что иконы сжигались «публично в целях
антирелигиозной пропаганды». Удивляет, что поправ-
ляет этого «теоретика» не учитель истории Кошкин, а
не обремененная высшим образованием родственница.
«Иконы не жгли! — перебила Кучинского тетка, —Это
соврал ваш знакомый».
В отдельных художественных произведениях про-
являются весьма спорные позиции в отношении роли
религии в нравственной жизни. Так, в романе Л. Каре-
лина «Змеелов» главную роль в очищении «блудного
сына» от скверны играет монашествующая медсестра,
а самые трогательные сцены происходят в сиянии зо-
лоченых куполов церкви, нависающих над окнами
скромной московской квартиры.
В. Маяковский отвергал заигрывание с «образами
образов». К сожалению, подобное жонглирование с ре-
лигиозными образами можно встретить у современных
авторов. Например, писатель О. Базунов в публицис-
тической книге «Тополь», посвященной экологическим
проблемам, восторженные размышления о гармонич-
ности, прочности деревьев венчает выдержкой из Биб-
лии: «И произрастил Господь Бог из земли всякое де-
рево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево
жизни посреди рая...» Без всяких комментариев.
В хорошо известной книге В. Астафьева «Царь-ры-
ба» можно встретить: и сказал по-библейски: «Это брат
твой». Почему «по-библейски»? Разве кровнородствен-
150
ные отношения не осознавались людьми за многие ты-
сячи лет до написания Библии? Ведь как раз христи
анство и другие религии преданность богу ставят выше
всех отношений между людьми. («Ибо я пришел раз-
делить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и не-
вестку с свекровью ее. И враги человеку — домашние
его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не
достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, неже-
ли Меня, не достоин Меня. — Евангелие от Матфея.)
Заканчивает В. Астафьев свою книгу фрагментом из
библейской книги Екклезиаст: «Всему свой час и время
всякому делу под небесами. Время родиться и время
умирать» и т. д. Неужели эти абстрактные, годные для
всех времен, ставшие уже банальными изречения по-
могают глубже проанализировать нашу действитель-
ность? Несомненно, этой «седой мудрости» недостаточ-
но для того, чтобы разобраться в сложной диалектике
современного бытия. Однако подобные обращения к
«библейской мудрости» — кстати, весьма противоречи-
вой, а подчас и ложной — производят впечатление на
определенный разряд читателей.
Анализ духовной жизни современного человека —
дело, конечно, не простое. Можно ошибиться в оценке
тех или иных ее тенденций, сторон.
Но при этом все-таки позиции автора должны быть
четкими.
Весьма сомнительны, на наш взгляд, и рассужде-
ния В. Солоухина о высшем разумном начале Вселен-
ной, которое сконструировало и цветок, и птицу, и че-
ловека, и «такие точнейшие и сложнейшие приборы,
как почки, сердце, щитовидная железа, барабанная пе-
репонка, глаз, не говоря уже о хромосомах» («Камеш-
ки на ладони»). Конечно, наука еще не открыла, не
изучила в деталях многие этапы развития живого на
Земле. Однако куда проще объяснять всю сложность
растений, животных, самого человека действием некое-
го разумного начала, обитающего в безграничных прос-
торах Вселенной, чем всерьез интересоваться пробле-
мами науки, ее новейшими достижениями. Невольно
вспоминается М. В. Ломоносов, издевавшийся над теми,
кто имел один ответ на все вопросы: «Бог так сотво-
рил». В этом случае, как и у богословов, все очень лег-
ко объясняется и оправдывается. Однако продолжить
размышление может уже атеист: как же высший ра-
зум мог допустить существование стольких страданий
151
на Земле? и как относиться к столь противоречивому
историческому развитию человечества?
Хотя вряд ли стоит возражать против предположе-
ния о том, что в каком-то месте Вселенной спонтанно
возникли условия для появления разумных существ, ко-
торые, может быть, уже обогнали в своем развитии че-
ловечество. Однако пока это лишь гипотетическое суж-
дение, к тому же не отрицающее саморазвития жизни
на Земле. Очевидно лишь одно: разум может возник-
нуть только на определенном этапе развития материи.
Перед людьми вполне естественно возникают воп-
росы о месте человека во Вселенной, о законах разви-
тия окружающего нас мира. И ответы даются в соот-
ветствии с уровнем развития науки, человеческого по-
знания, опыта. Но эти ответы не должны противоречить
научному мировоззрению, приводить в область мисти-
ки, как это случилось с главным героем повести
В. Тендрякова «Апостольская командировка». В связи
с этим уместно вспомнить размышления директора
школы Анатолия Матвеевича — главного героя повес-
ти В. Тендрякова «Чрезвычайное»:
«Бескрайне велик, сложен, запутан мир, в котором
живет человечество. Одних это величие, эта сложность
панически пугают, они напоминают им — мал, ничто-
жен, слаб человек перед необъятной природой. Проще
придумать некоего бога, все непонятное списать на не-
го, успокоиться, узаконить свое бессилие. Долой сом-
нения! Да здравствует слепая вера!
Другие с вызовом смотрят на бескрайнюю природу.
Они верят, что ее секреты доступны уму. И если они
признают свои слабости, то признают честно, не при-
крывая их недоступным богом».
В партийных документах, в работах ряда критиков
отмечается, что в последние годы в художественных
произведениях нередко выдвигаются на первый план
люди с неудавшейся судьбой, «развинченные, ноющие
персонажи», покорные обстоятельством. Их «вселен-
ский» пессимизм, разочарование во всем создает атмо-
сферу, затрудняющую формирование глубоких и по-
следовательных научно-атеистических убеждений.
Издерганная превратностями судьбы Клава —жена
изобретателя-неудачника Селялина (повесть Д. Грани-
на «Кто-то должен») — в отчаянии заявляет: «Я бога
ненавижу за это —за то, что его нет». В подобных
высказываниях содержится и определенный упрек «не
152
способному утешить» атеизму. Но все дело в том, что
атеистическое мировоззрение предполагает достаточно
высокий, всесторонний уровень развития личности. Че-
ловек должен не только разбираться в окружающем
мире, но и обладать волевым настроем, стойкостью к
превратностям судьбы. Не случайно атеизм может
стать массовым явлением лишь на определенном этапе
развития личности и общества. Как заметил писатель
Г. Л1едынский, атеизм — это «мировоззрение и жизнен-
ная позиция сильных, не сдающихся и верящих в чело-
веческие силы, в способность человека устроить на зем-
ле светлую и радостную жизнь. Эта жизненная пози-
ция требует от человека мужества, собранности, целе-
устремленности, нравственного творчества»1.
Ведущие позиции в русской советской литературе
принадлежат героям духовно богатым, творчески от-
носящимся к делу, способным преодолевать трудности.
Словом, тем, которые своим образом жизни показыва-
ют преимущества научно-атеистического мировоззрения,
его духовный, нравственный потенциал. В этом нетруд-
но убедиться, обратившись к произведениям А. Твардов-
ского, В. Тендрякова, В. Шукшина, П. Проскурина,
Д. Гранина и других советских писателей, на творчест-
ве которых нам не удалось остановиться в этой рабо-
те, посвященной теме практически необъятной — ате-
истическому потенциалу великой русской литературы
начиная с древнейших времен и по день сегодняшний.
Не будем, однако, упрощать и схематизировать по-
ложение дел на данном этапе развития советской ли-
тературы. Негативные тенденции в жизни советского
общества 70-х — начала 80-х годов не могли не ска-
заться на духовном мире людей. Снижение темпов эко-
номического развития, уровня ответственности, крити-
ки и самокритики явно не способствовали укреплению
оптимизма, уверенности в себе и в будущем. Все это
создавало немалые дополнительные трудности в идей-
но-нравственном воспитании трудящихся. «Идеология
и психология застоя отразилась и на состоянии сферы
культуры, литературы и искусства. Снизились крите-
рии в оценке художественного творчества. Это привело
к тому, что наряду с'произведениями, в которых под-
нимались серьезные социально-нравственные проблемы,
153

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Западные пропагандисты, богословы затратили не-
мало усилий для доказательства того, будто атеисти-
ческое мировоззрение не имеет глубоких корней в ду-
ховной жизни русского народа, издавна якобы отли-
чавшегося истовой религиозностью. Однако история
русской литературы (а литература, как мы отмечали,
занимала весьма важное место в духовной жизни
России) говорит нам совершенно иное. Уже на сравни-
тельно ранних этапах развития русского художествен-
ного творчества в нем появляются разнообразные рост-
ки, оттенки религиозного свободомыслия, вступающе-
го в противоречие с учением православной церкви,
подтачивающего авторитет религии в целом. По мере
дальнейшего движения общества — совершенствования
производительных сил, усложнения общественной жиз-
ни, усиления классовой борьбы — литература начинает
отражать социальную потребность в мировоззрении,
показывающем мир таким, каков он есть на самом де-
ле. Это воплощается в усилении в русской литературе
позиций реализма, в нарастании антирелигиозных мо-
тивов. Наиболее отчетливо в XIX веке это проявляется
в сочинениях революционеров-демократов. Глубокое
единение художественного творчества с материалисти-
ческим и атеистическим мировоззрением осуществля-
ется в лучших произведениях литературы последова-
тельно революционного класса — пролетариата, не
нуждающегося в религиозных иллюзиях. В условиях
социализма литература окончательно освобождается
от влияния религиозных идей, становится эффектив-
ным средством формирования научно-атеистических
убеждений у подрастающего поколения.
Атеизация литературы является необходимым усло-
вием ее развития, успешного выполнения ею своих
социальных функций. Если религиозные установки
уводят писателя в фантастический, призрачный мир,
отрывают его от многих важных общественных проб-
лем или затрудняют их осмысление, то свободомыслие
и атеизм, как мы могли убедиться, усиливают связь
художественного творчества с реальной жизнью, на-
правляют мысли и чувства художника на мир естествен-
ный, единственно существующий.
Искусство в целом и художественная литература в
частности играют важную роль в познании окружаю-
щей действительности. Но совершенно очевидно, что
религия мешает искусству выполнять познавательную
функцию. Переход искусства на позиции атеизма и в
этом плане оказывает самое благотворное влияние. Не
случайно идеи свободомыслия и атеизма чаще всего
воспринимаются искусством прогрессивных слоев, клас-
сов, заинтересованных в адекватном, истинном отра-
жении действительности.
Религиозное учение отличается консерватизмом,
догматизмом, что отрицательно воздействует на разви-
тие художественного творчества, на поиски новых
форм и средств изображения реальности.
Передовая русская литература на протяжении мно-
гих веков стремилась воспитывать личность, творчес-
ки относящуюся к окружающей действительности,
утверждающую в повседневной жизни высокие идеалы
добра и справедливости. В своем воспитательном воз-
действии на человека литература часто противостояла
религии с ее мифами о потустороннем воздаянии, про-
поведью смирения, терпения.
Динамично развивающееся социалистическое об-
щество предъявляет повышенные требования к челове-
ческой личности, ее мировоззрению, социальным ка-
чествам. «Только литература — идейная, художествен-
ная, народная — воспитывает людей честных, сильных
духом, способных взять на себя ношу своего време-
ни»1, — говорилось в Политическом докладе ЦК КПСС
XXVII съезду КПСС.
1 Материалы XXVII съезда КПСС. 
1986.— С. 90.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие......................................
Мировоззренческие искания древнерусской литературь
Литература XVIII века............................
XIX век — восхождение к атеизму..................
Литература и становление массового атеизма..................
Литература и формирование атеистической культуры нашего
Заключение

УЧЕБНОЕ ИЗДАНИЕ
Попов Леонид Александрович
АТЕИСТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Зав. редакцией В. П. Журавлев
Редактор Л. А. Белова
Младший редактор Т. А. Феоктистова
Художественный редактор Н. М. Ременникова
Технический редактор Т. Н. Захаренкова
Корректор Е. В. Мамитова
ИБ № 11334
Сдано в набор 23.09.87. Подписано к печати 26 04.88. А05686. Формат
84X108732- Бум. типограф. № 2. Гарнит. Лит. Печать высокая. Усл.
печ. л. 8,4. Усл. кр.-отт. 8,61. Уч.-изд. л. 8,58. Тираж 168 000 экз.
Заказ 6255. Цена 25 коп.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Просвещение»
Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии
и книжной торговли. 129846, Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41.
Областная типография управления издательств, полиграфии
и книжной торговли Ивановского облисполкома.
153628, г. Иваново, ул. Типографская, 6.