Средние века. Сборник. Выпуск 07 - Косминский Е.А., Поршнев Б.Ф., Сидорова Н.А., Архангельский С.И.

Автор: Косминский Е.А. Поршнев Б.Ф. Сидорова Н.А. Архангельский С.И.

Теги: история средних веков средневековье

Год: 1955

Похожие

Средние века. Культура, искусство, история

История средних веков Т.1

Средневековый мир в терминах, именах и названиях

История Италии. Том 1

Текст

Академия Наук СССР
Институт Истории
СРЕДНИЕ ВЕКА
С Б ОРИ И К
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА-1955
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
Е. А. КОСМИНСКИй (отв. редактор),
С. И. АРХАНГЕЛЬСКИЙ, Б. Ф. ПОРШНЕВ, Н. А. СИДОРОВА
с. д. сказкин, м. м. смирин (зам. отв. редактора),
А. н. чистозвонов (отв. секретарь).
СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ

Л. Т. МИЛЬСКАЯ
СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ ДЕРЕВНИ
В ЮГО-ЗАПАДНОЙ ГЕРМАНИИ В VIII—IX вв.
Формирование зависимого крестьянства как класса в период стано-
вления феодализма является одной из важных проблем истории фео-
дального общества. С этой проблемой связан вопрос о характере данного
процесса, т. е. о том, за счет каких социальных слоев и какими
путями шло образование класса феодально-зависимых и <крепостных
крестьян.
В восточной части Каролингской империи — будущей Германии —
процесс закрепощения крестьянства протекал более медленно, чем в ее
западной части. В буржуазной немецкой литературе распространено мне-
ние, что в Германии очень долго, вплоть до конца IX в., сохранялось
свободное крестьянство, не втянутое в зависимость от феодальных
собственников. Однако данные одного из основных источников по исто-
рии аграрных отношений в период раннего средневековья — сбор-
ников дарственных грамот в пользу крупных церковных вотчин (карту-
ляриев) — заставляют предполагать, что социальный состав 'германской
деревни в VIII—IX вв. был значительно сложнее: германская де-
ревня в этот период уже перестала быть поселением свободных крестьян
и находилась на стадии закрепощения. Перед нами стоит задана просле-
дить на конкретном материале источников пути исчезновения свободного
крестьянства, выяснить, насколько это возможно, обстоятельства, при-
водившие крестьян к утере своих аллодов, что ставило их в зависи-
мость от крупных вотчинников и вело к дальнейшему закрепощению.
Вместе с тем ясно, что проследить процесс формирования феодально-
зависимого крестьянства можно, лишь представив себе, как росла
и развивалась феодальная вотчина, откуда она черпала свои людские
резервы и земельные фонды. Таким образом, проблема происхождения
зависимого крестьянства находится в тесной связи с вопросом о формиро-
вании и росте господствующего класса феодалов; оба процесса являются
двумя сторонами одного общего вопроса о классообразовании в ранне-
феодальном обществе.
В специальной исторической литературе принято считать, что наи-
более подробным и достоверным источником по истории крестьянства
в период раннего средневековья являются картулярии. Наши представ-
ления о судьбах крестьянства в эту эпоху в большой степени зависят
от того, к каким слоям общества мы будем относить дарителей, выступаю-
щих в этих грамотах. Концепции ряда буржуазных историков относительно
положения и судьбы крестьянства в Германии в период раннего средне-
вековья складывались именно на основе решения вопроса, к каким
6
Л. Т. Милъская
социальным слоям принадлежа ли дарители. Здесь мы отметим лишь теорию
реакционного историка Допша, который, строя свою общую концепцию
экономического и социального развития франкского общества, в вопросе
о судьбах крестьянства во многом опирался на конкретные локальные
исследования Каро. Бели принять основные выводы Каро, выдвинув-
шего тезис о сохранении мелкой аллодиальной крестьянской собствен-
ности в германских областях империи Карла Великого, мы вынуждены
будем отрицать аграрный переворот, происшедший в IX в.1 Каро делает
заключение о сохранении больших масс свободного крестьянства в Гер-
мании IX в. на том основании, что, по его мнению, в германских карту-
ляриях (преимущественно в Сен-Галленском) очень большое число грамот
исходит от свободных крестьян, которые дарят обычно лишь часть своего
имущества и очень часто получают его обратно на прекарном праве,
а тем самым они и не попадают полностью в зависимость от вотчины.
Анализируя преимущественно объект дарения, Каро видел в большин-
стве дарителей свободных мелких собственников крестьянского типа.
Допш, принимая вслед за Каро дарителей за крестьян, стремится до-
казать их благоденствие и в период расцвета крупной вотчины. Другие
историки утверждают исконность существования вотчины у германцев
(Виттих, Гутманн), стараются представить рядовых свободных как вот-
чинников^ и тем самым также отрицают роль вотчины в процессе закре-
пощения свободных крестьян, считая, что вотчинное хозяйство росло и
развивалось главным образом за счет эксплуатации рабочей силы не-
свободных., В ажцо и то обстоятельство, что в работах буржуазных исто-
риков по . существу не ставится вопрос о роли светского землевладения
в процессе закрепощения свободного крестьянства, между тем как в источ-
никах мы можем найти указания на происхождение светской вотчины
именно за счет, поглощения свободной мелкой собственности крестьян.
Как методология и концепция Каро, так и концепция Виттиха и его
последоватедей подверглись резкой критике со стороны Н. П. Грациан-
ского 1 2.Н. И.. Грацианский, разрабатывая новые методы обследования
дарственных грамот, собранных в бургундских картуляриях, пришел
к выводу, что для такого рода источников неприменимы общие схемы
количественного анализа; различные картулярии, в зависимости от пе-
риода, страны и характера грамот, требуют выработки особых методов
исследования, причем следует отдать предпочтение качественному ана-
лизу грамот. Материал германских картуляриев использовался в работе
А. И. Неусыхина3, но с несколько иными целями: автор исследует
в картуляриях данные преимущественно о разложении общинных форм
производственных отношений и о превращении их в феодальные; нас же
интересуют процессы, происходившие уже в феодальный период.
Итак, чтобы представить себе процесс формирования класса зависи-
мого крестьянства, необходимо выяснить: 1) каков был социальный со-
став деревни в изучаемый период и 2) как далеко зашел процесс разло-
жения общины. Процесс формирования феодальной собственности начи-
нается в недрах общины, переживающей период своего разложения;
в результате этого процесса из общины выделяются обедневшие, впадаю-
щие в зависимость общинники, из которых формируется класс зависи-
1 Анализ этого переворота дан в известной работе Ф. Энгельса «франкский пе-
риод». — К. Маркс нФ. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1.
г н.п. Гр а ц и а н с к,и й. Бургундская деревня в X—XII столетиях. М.—Л.,
1935, стр. 43—44.
3 А. И. Неусыхин. Структура общины в Южной и Юго-Западной Герма-
нии в VIII—XI-вв. «Средние века», вьш. IV. М., 1953 и выц. V. М., 1954.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
мого и крепостного феодального крестьянства, и общинники, подняв-
шиеся до положения мелких вотчинников. В соответствии с этим настоя-
щая работа делится на два раздела: в первом будут собраны данные о со-
стоянии общины и о процессах, происходящих внутри нее; второй раз-
дел будет посвящен выяснению социальной структуры деревни, для чего
необходимо будет исследовать на основании анализа сборников дарствен-
ных грамот социальный состав собственников, выступающих с дарениями.
Характеризуя германскую общину, Маркс писал: «По существу дела
экономическим целым является каждый отдельный дом, который сам по
себе, взятый отдельно, образует самостоятельный центр производ
ства. . .» Общинную собственность в германской общине он рас-
сматривал как дополнение к индивидуальной собственности.
Такая стадия общины является результатом длительного развития,
содержанием которого было превращение родовой общины в земледель-
ческую. Сочетание частной собственности на пахотную землю и общин-
ной собственности на угодья становится источником разложения земле-
дельческой общины. «... Период земледельческой общины является пе-
реходным периодом от общей собственности к частной собствен-
ности. . .» 1 2.
В результате столкновения интересов общинников происходит пре-
вращение земледельческой общины в сельскую общину-марку, которая
в своем дальнейшем развитии вступает в период разложения, выделяя из
своих недр растущих мелких вотчинников и общинников, опускающихся
до положения безземельных крестьян; с другой стороны, в марку различ-
ными путями (путем дарений, приобретения общинных прав) внедряется
светская и церковная вотчина п тем самым резко усиливает процесс ее
разложения 3.
Анализ Баварской и Алеманнской правд, подробности которого здесь
приходится опустить, приводит нас к необходимости констатировать
совмещение отличных друг от друга принципов, что свидетельствует
о чрезвычайно большой сложности отношений, когда происходили еще
межевые споры между коллективами собственников, повидимому, являв-
шихся остатками больших семей4, а наряду с этим шел интенсив-
ный процесс разложения сельской общины, и, с другой стороны, возни-
кало и росло светское поместье и крупное церковное землевладение.
Но в качестве основной тенденции развития тексты Баварской и Алеманн-
ской правд рисуют процесс разложения сельской общины-марки как
коллектива равноправных свободных земледельцев, обладающих наде-
лами. Тексты с несомненностью указывают на далеко зашедшее социаль-
ное разложение марки, в рамках которой возникает и развивается иму-
щественное неравенство. Наличие общинной организации производствен-
ного процесса не подлежит сомнению, но внутри общины уже существует
и продолжает обостряться расслоение первоначально равноправных и
равных экономически общинников на богатеющую верхушку п мало-
имущих членов общины, права которых начинают ущемляться: в ведении
общины находятся весьма важные для ее членов дела по поземельным
1 К. Марк с. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
Политиздат, 1940, стр. 15.
а К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 681.
3 Подробная характеристика различных стадий развития общины и генезис сель-
ской общины-марки даны в указанной выше статье А. И. Неусыхина (А. И. Н еу сы-
х и н. Структура общины в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—XI вв. «Сред-
ние века», вып. IV, стр. 33 и сл.).
4 Leges Alamannorum под ред. М. Ф. Владимирского-Буданова. Киев, 1908»
tit. LXXXI.
8
Л. Т. Милъская
тяжбам, но принимать участие в решении подобных тяжб могут лишь об-
щинники, обладающие земельным наделом определенной величины и из-
вестной суммой денег общинники, не сохранившие достаточного надела,
лишаются возможности практически осуществлять права, присущие им
как членам общины. Таким образом, в изучаемый период община-марка
объединяет общинников, резко отличающихся друг от друга по своему
социально-экономическому положению. На основе этого неравенства
из среды разбогатевших общинников происходит выделение мелких вот-
чинников, которые продолжают жить в деревне в рамках общинной ор-
ганизации. Именно этот этап и отражен в дарственных грамотах.
Сведения, которые можно почерпнуть из дарственных грамот относи-
тельно общины, указывают на то, что в изучаемый период идет процесс
захвата общинных лесов, пастбищ и пустошей (так называемой альменды),
процесс, которому Маркс, говоря о частном присвоении общинных придат-
ков частной собственности, придавал большое значение1 2.
Помимо пользования общинным лесом, выпаса скота и т. п. в состав
общинных прав каждого члена общины входило право заимки, выделе-
ния невозделанного участка из неподеленной общинной земли или лесного
массива и его расчистка под пахотную землю или усадьбу. Такие участки
носили название bifang, proprisum, novale, stirpatio и т. п. В ряде грамот
подобные участки фигурируют в качестве объекта дарения. Интересно
проследить, сохранилось ли это право заимки и насколько оно было
реально осуществимым в данный период, какие именно общинники им поль-
зовались, чем вызвана передача подобных участков церковной вотчине
и что она означает.
Грамоты, в которых передаются указанные участки, встречаются
в небольшом числе в Сен-Галленском и Лоршском картуляриях. В двух
грамотах Сен-Галленского картулярия эти участки нови (novales) исклю-
чаются из подаренного имущества 3; первый даритель — вотчинник, гра-
моту его свидетельствует граф; он дарит все свое наследственное и благо-
приобретенное имущество в одной деревне и изымает из этого дарения
один участок нови и половину леса; дарение берется в прекарий с правом
выкупа. Этот даритель намеревается расширять свое хозяйство и поэтому
оставляет свободные земли в своем полном распоряжении. Во второй
грамоте дарители превращают свои земли в двух деревнях в монастыр-
ский прекарий с правом выкупа, исключая из дарения участок нови,
причем ясно, что этот участок уже возделан, так как он измерен и за-
строен; социальное положение этого дарителя точно определить
трудно, можно лишь предположить, что размеры его владений превышают
крестьянские.
Грамот, в которых новь дарят монастырю, в Сен-Галленском и Лорш-
ском картуляриях насчитывается около 20.
В грамотах Сен-Галленского картулярия 4 монастырю вновь пере-
дается уже ранее подаренный монастырю отцом дарителя участок нови
(с правом выкупа для наследников), причем при вторичном дарении да-
ритель отказывается от права выкупа для себя и своих наследников;
грамоту свидетельствуют два графа, но, тем не менее, дарение носит вы-
1 Lex Baiuvariorum, bearb. von К. Beyerle, Munchen, 1926, tit. XVII. Свидетелем
поземельной тяжбы должен быть commarcanus заинтересованных лиц, обладающий
подобным же участком и 6-ю солидами.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 681.
3 Crkundenbuch der Abtei Sanct Gallen, Bd. I, bearb. von H. Wartmann. Ziirich»
1863 (далее: UB St. G.), № 202, 316.
* UB St. G., I—II, № 239, 337, 352, 429.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
9
нужденный характер; два брата передают свои участки нови (novales) и
третий участок нови, полученный ими от другого брата; все эти участки 1
передаются с тем условием, что один из братьев получит от монастыря
пожизненное содержание; участок нови, носящий название Marahbach,
превращается в прекарное держание священника; благоприобретенный
участок нови дарит монастырю некий Анно.
В Лоршских грамотах содержатся более подробные сведения о рас-
чистках нови. Так, некий священник получил новь в бенефиций от мона-
стыря, расчистил и возделал участок в лесу и затем дарит его монастырю1 2.
Условия дарения не указаны. Несомненно, монастырские вотчины к этому
времени уже обладали огромными лесными массивами, которые они и
осваивали таким способом. Монастырь получает в дарение один участок
нови (unum bifangum), часть которого уже возделана, а часть еще не об-
работана (inter factum et non factum); очевидно, даритель не справился
с обработкой этого небольшого участка и отказался от него в пользу мо-
настыря 3.
В грамотах есть указания на то, что эти нарезанные участки нови
могли лежать компактно; иногда один бифанг граничит с другим4 5:
следовательно, они нарезались из целого массива общинной земли, обычно
из лесного массива. Один собственник мог иметь право на возделывание
нови в разных местах, очевидно, в соответствии с числом наделов, имею-
щихся у него: так, даритель дарит новь в лесу, принадлежащем одной
марке и треть подобного же участка в другой марке; через несколько ме-
сяцев он дарит и остальные две трети этого же участка 6. Монастырь по-
лучает участок нови, расчищенный и возделанный отцом дарительницы 6;
новь, разделанную под виноградники 7; мане, возникший в результате
обработки нови8; интересна грамота, в которой передается небольшое
поместье, состоящее из господского манса с хорошим домом и трех сер-
вильных мансов; кроме перечисленных объектов, в состав этого дарения
входят три бифанга9, т. е. число мансов и число нарезанных участков
нови совпадает. Это говорит о том, что право пользования альмендой,
в частности право на заимку, принадлежавшее раньше только свобод-
ным общинникам, могло распространяться теперь и на наделы, превра-
тившиеся в зависимые держания. Происхождение несвободных наделов
в значительной мере из мансов свободных рядовых общинников-аллоди-
стов облегчало этот процесс. Такое сохранение прежних общинных прав
за наделами, уже превращенными в несвободное держание, в большой
мере способствовало внедрению новых землевладельцев в сельскую
общину, что значительно ускоряло ее разложение и узурпацию общинных
прав со стороны вотчинника. Вышеприведенная грамота может служить
иллюстрацией этого процесса.
То обстоятельство, что каждому наделу соответствовало право заимки,
доказывается встречающимся в грамотах выражением dono. . . portio-
nem meam de stirpo 10.
1 Следует отметить, что каждый из братьев обладал своим участком нови, т. е.,
невидимому, к каждому наделу обычно прирезывался участок невозделанной земли.
2 Codex Laureshamensis, Bd. II, bearb. von К. Glockner (далее: CL), № 221.
3 CL, № 806.
4 CL, № 217.
5 CL, № 313, 314.
6 CL, № 329.
7 CL, № 628.
8 CL, № 167.
9 CL, № 199.
10 CL, № 1255 и др.
10
Л. Т. Милъская
Весьма примечательно, что большее число грамот, в которых пере-
даются участки нови, принадлежит, несомненно, дарителям-вотчинникам;
среди этих последних выделяются дарения крупного вотчинника Ста-
луса из Базинсхейма 1; в дарениях его (и его родственников) несколько
раз встречаются bifangi и proprisi. Дарения Сталуса имеют характер не
случайно заключенных сделок, а являются своего рода планомерно осу-
ществляемой хозяйственной политикой растущего крупного вотчинника:
он дарит небольшие, повидимому, недавно приобретенные, участки мона-
стырской вотчине, с целью прочнее закрепить за собой право непосред-
ственного владения и, в особенности, оградить его от посягательств со
стороны первоначальных собственников. Такие дарения, несомненно,
сильно способствовали разрушению марки. Еще более, быть может, раз-
рушали ее дарения общинных земельных резервов в виде участков нови,
как возделанных, так и невозделанных. Запас пустующих общинных зе-
мель к этому времени, очевидно, до известной степени был исчерпан: они
были уже поделены сообразно числу общинных наделов, большое коли-
чество которых, независимо от их происхождения и социальной квали-
фикации, находилось в руках выросших из среды разбогатевших общин-
ников мелких вотчинников. Это давало новым землевладельцам резерв
для расширения своих владений, община слабела, из ее рядов вырыва-
лись самые неимущие общинники, которые попадали в зависимость от
тех же самых мелких вотчинников, пополняя ряды зависимых от них
крестьян. «Изменяя свое отношение к общине, отдельный человек изме-
няет тем самым общину и действует на нее разрушающе. . .»1 2.
Таким образом, под дарениями нови зачастую скрывалась узурпация
общинных земель вотчинниками и совместная эксплуатация этих земель
монастырской и светской вотчинами. Самый факт дарений участков нови,
среди которых главным образом дарятся участки еще не обработанные 3,
весьма показателен: он указывает на то, что земельный фонд, бывший
в распоряжении марки в качестве общинного придатка частной собствен-
ности, тает. Частная собственность в своем дальнейшем развити f пося-
гает и на эти придатки. В некоторых случаях новь уже обрабатывается
или начинает обрабатываться, ее предназначают для какой-либо опреде-
ленной культуры, а затем передают монастырю 4: здесь мы видим также
постепенное поглощение общинной земли монастырской вотчиной. Для
того, чтобы яснее представить себе этот процесс, следует проанализиро-
вать более типичные и частые случаи, когда монастырю передаются права
на альменду и лес. Что означают такие дарения, что служит их объектом
и к чему они приводят, если исходить из интересов общины? В чьих ру-
ках сосредоточиваются общинные права?
Общеизвестно, что почти каждое дарение сопровождается, помимо
передачи основного объекта дарения — надела, дома и т. д.. передачей
известной совокупности прав, иногда перечисленных в так называемой
формуле принадлежности (Pertinenzformel). Наличие Perlinenzformel
при обозначении объекта дарения можно рассматривать как указание
на то, что передаваемому объекту соответствовала известная совокуп-
ность общинных прав, заключающихся в основном в пользовании общин-
1 CL, № 242—245, 252; ср. дарение proprisos Ш, принадлежащее мелкому вот-
чиннику — CL, № 267.
2 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
стр. 18.
3 Это ясно из того, что факт передачи возделанного и застроенного участка нови
всегда сугубо подчеркивается.
4 Ср. CL, № 410, 1291 (terra ad vineam, agrum, pratam etc. faciendam).
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
11
ным лесом, лугами для выпаса, общими дорогами и т. д. Кроме указаний
на содержание общинных прав, заключающихся в Perlinenzformel, они
определяются и непосредственно в тексте некоторых грамот подобно тому,
как это делается в правдах х: так, монахи Сен-Галленского монастыря
заявляют, уточняя границы своих владений, что они владеют в Рейн-
ском округе такими же правами на владение землями и общинными пра-
вами, которыми обладает каждый свободный человек, имеющий собст-
венность 1 2. Однако возникает вопрос, в какой мере эти права сохрани-
лись за свободными, даже и не утерявшими до тех пор свою собственность.
Даже из скудных данных дарственных грамот можно извлечь сведе-
ния об узурпации общинных земель и прав со стороны светских и церков-
ных вотчинников. Мы видим, как граф дарит монастырю половину всей
марки, в прошлом принадлежавшей селению Филизининга: он уже захва-
тил общинные земли этого селения и теперь дарит половину захваченной
земли и прав монастырю, уточняя при этом границы своих владений и от-
межевывая их от монастырских земель 3. Таким образом, светские и цер-
ковные вотчинники захватывали не только наделы и права отдельных
общинников, но в ряде случаев уже успели поделить владения целых
общин. Так, владелица вотчины предоставляет в распоряжение монастыря
право пользования лесами с тем, чтобы ими пользовались зависимые
люди монастыря, но одновременно запрещает пользование лесом посто-
ронним людям (alios exlraneos), т. е. свободным общинникам, не впавшим
еще в зависимость ни от нее, ни от монастыря 4 5. Результатом этого про-
цесса узурпации общинных прав было то, что право пользования лесами
и прочие общинные права стали отнюдь не само собой разумеющимся
атрибутом обладания общинным наделом. Напротив, это право зачастую
перестает быть реально осуществимым, им очень дорожат6 7, его доби-
ваются путем уступки части или всего земельного владения монастыр-
ской вотчине, которая все более и более концентрирует общинные земли
и права в своих руках. В Сен-Галленском картулярии имеется немало
дарений, целью и причиной которых является стремление получить
право пользования альмендой, попавшей в руки монастыря, в обмен на
полную или частичную уступку своего надела или земельного владения.
Так, монастырь получает в безусловное дарение все владения держателя
в Утинвиларе в обмен на такое же владение в другом месте на прекарном
праве с тем, что даритель будет пользоваться общинными правами (in-
super sicut alii cives ligna et maleriam cedendi potestatem habeam) 6.
Очевидно, даритель не имел этих прав в той деревне, откуда он дарит
землю; он утерял их, а вследствие этого вынужден стать прекаристом
монастырской вотчины. В другом случае дарение сделано с целью всту-
пить под патронат монастыря и получить право пользования альмендой
Рядовые общинники иногда утрачивали свои общинные права, что ста-
вило под угрозу возможность ведения самостоятельного хозяйства, и
стремились получить их от монастыря, вступая в зависимость от него.
1 Ср. Lex Baiuv., tit. XXII, с. XI.
2 UB St. G., Bd. II, № 680 (890): talem usum habuimus, qualem unusquisque liber
homo de sua proprietate. . . debet habere in campis, pascuis. . . и т. д. Ср. там же,
№ 426, 983.
3 UB St. G., Bd. Ill, Anhang, № 21.
4 UB St. G., Bd. I, № 85.
5 Cp. UB St. G., Bd. II, № 473 — обмен между монастырем и графом Конрадом:
сверх объектов обмена монастырь предоставляет графу общинные права для его дер-
жателей ex nostra largitatem.
8 UB St. G., Bd. II, № 483.
7 UB St. G., Bd. I, № 337; ср. там же, Bd. II, № 469, 550, 742, 799, 802 и др.
12
Л. Т. Милъская
Монастырь со своей стороны пытался овладеть этим мощным рычагом
воздействия на общинную массу и получить в свое распоряжение как
можно больше общинных земель и связанных с ними прав. Для полу-
чения известной совокупности общинных прав монастыри иногда воз-
буждали судебные тяжбы. В результате одной такой тяжбы собственник
дарит монастырю 92 йоха 1 в обмен на 8 йохов и уступает монастырю
право пользования альмендой (omnem utilitatem, id est in pascuis. . . et
in omnibus, quibus homo in communi saltu ubi potest. . .) 1 2.
Весьма показательным является тот факт, что большая часть грамот,
в которых передаются какие-либо части альменды, принадлежит дарителям
вотчинного типа. Это означает, что прежде чем попасть в распоряжение
монастыря, общинные земли становились объектом узурпации со стороны
светских вотчинников. Но тем не менее, общинная организация сохра-
нялась и при этих условиях. Самый факт дарения общинных земель без
полного изъятия их из-под контроля общины свидетельствует не только
об ослаблении и разложении общины, но в какой-то мере и об ее сохра-
нении, так как получатели подобных дарений (светские и церковные вот-
чинники) в силу акта дарения не приобретали общинные земли и права
в свою полную собственность (это имело место лишь очень редко, при да-
рении целых деревень), а становились лишь соучастниками в их исполь-
зовании. Энгельс писал: «. . . новые землевладельцы становились членами
марки и первоначально пользовались в пределах марки только равными
правами наряду с остальными свободными и зависимыми общинниками,
даже если это были их собственные крепостные» 3. Разумеется, став
в результате таких дарений и приобретений членами марки, светские и
церковные вотчинники в силу своей классовой природы, опираясь на
свое экономическое могущество и привилегии, использовали это для
дальнейшего вторжения в общину и расширения своих владений как за
счет дальнейшего поглощения альменды, так и за счет захвата наделов
крестьян-общинников. Благодаря тесной связи надела и альменды это
приводило к еще более усиленному захвату общинных земель. В изучаемый
период, однако, эта тесная связь надела и альменды иногда уже начинает
разрываться, как об этом свидетельствуют нередкие сделки, имеющие
целью обмен земель, невыгодный для дарителя, и вызывающиеся жела-
нием получить от монастыря право пользования альмендой, повидимому,
тем или иным путем утраченное4 *.
Разрывая эту связь, поглощая общинные наделы, светские и церков-
ные землевладельцы вторгались в общину как бы изнутри и, несомненно,
в известной степени использовали общинную организацию в своих инте-
ресах, прежде всего для дальнейшего расширения своих владений, осво-
ения общинных земель, превращения самих общинников в зависимых
держателей. В изучаемый период германская община оставила далеко
позади период своего независимого состояния и переживала «время на-
ступления на нее нарождающейся феодальной знати» 6, причем это на-
1 Яох — то же, что к>риал — количество земли, которое можно обработать в те-
чение одного дня при помощи упряжки в пару волов.
2 I В St. G., Bd. II, № 426; ср. там же, № 439, 155, где также монастырь выигры-
вает тяжбу и получает дополнительно право пользования альмендой в ущерб дари-
елям.
3 Ф. Энгельс. Марка. Приложения к книге Ф. Энгельса «Крестьянская
война в Германии». Господитиздат, 1952, стр. 123.
4 Ср. LB St. G., Bd. II, № 534, 560, 636; ср. продажу общинных прав и леса
в дополнение к объекту мены, там же, № 514.
•> Ср. Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
13
ступление носило очень интенсивный характер. При таких условиях
и сама общинная организация, включающая в себя усиливающихся вот-
чинников, несмотря на свою живучесть, может быть использована ими
для своих целей во вред массе рядовых общинников. Именно в этом
смысле нужно, как нам кажется, понимать следующее высказывание
Маркса: «[Если вместе с землей завоевывают самого человека как орга-
ническую принадлежность земли, то его завоевывают как одно из усло-
вий производства, и таким путем возникают рабство и крепостная зави-
симость, вскоре извращающие и видоизменяющие первоначальные формы
всех коллективов, сами становясь базисом последних. Простая органи-
зация приобретает в силу этого отрицательное значение]» х. В изучаемый
период происходят процессы, подготовляющие перерождение свободной
сельской общины в зависимую общину, находящуюся под контролем
вотчины и используемую ею в своих интересах, насколько это позволяет
соотношение классовых сил 1 2.
Большую роль в этом процессе сыграла церковная вотчина, которая
в результате своей колоссальной приобретательской деятельности часто
оформляла и закрепляла разложение общины. Ведь основным объектом
всей огромной массы дарений является в том или ином виде общинный
надел; почти все дарения можно разложить на составные части, основой
которых будет общинный надел, в значительной мере уже захваченный
светскими вотчинниками.
Однако, несмотря на столь интенсивное разложение общины изнутри
и извне, она все-таки продолжает существовать как хозяйствен-
ная организация. Уровень развития техники того времени
удерживает ее в этом состоянии. Поэтому на данном этапе развития ра-
стущая вотчина не разрушает окончательно общину, а приспосабливает
ее к своим нуждам, входя в лице отдельных вотчинников в рамки общин-
ной организации.
Живучесть и силу общинной организации подчеркивают и некоторые
пережитки общего владения землей коллективом совладельцев, не нахо-
дящихся друг с другом в родственных отношениях, так называемых
consortes и socii. В ряде грамот есть указания на то, что в общем владе-
нии таких consortes находились не только общинные угодья, но и пахот-
ная земля. Так, монастырь получает поле, с которым граничит поле
Фродольда и его consortes 3. Собственник может владеть основным своим
имуществом индивидуально, а какую-то часть иметь неподеленной вместе
со своими consortes: так, дарительница передает монастырю все свое
имущество (omnes facultates) за исключением леса и луга, которыми она
владеет совокупно со своими consortes 4; дарение это взято в прекарий
с добавлением земель, которые ранее были подарены монастырю ее же
совладельцами. По ряду признаков дарительница и ее consortes при-
надлежат к мелким вотчинникам, но они сохранили следы своего общин-
ного происхождения, совместно обладая лесом и лугами. Есть указания
и на происходившие разделы между consortes: монастырь получает
в дарение владение, которое получил отец дарителя при разделе со сво-
1 К. Марк с. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
стр. 24.
2 Подобные процессы представляют собой явление закономерное для всякой
общины. Ср. В. Д. Греков. Полица. М., 1951, стр. 91: «В общине хозяевами
стали люди племенитые. . .»; ср. его же. Крестьяне на Руси. . ., кн. 1, стр. 81.
3 Traditiones Wizenburgenses, ed. Zeufs. Spirae, 1842 (далее: TW), № 230: ipse
campus de I latus Frodoldus et sui consorte tenent.
4 UB St. G.,Bd. I, № 199: excepto una silva et pratum. . . quod cum consortibus
meis adhuc in commune visa sum possidere.
14
Л. Т. Милъская
ими consortes х; следует отметить, что и эта грамота принадлежит вотчин-
нику: в ней передается часть церкви, передаются несвободные, она подпи-
сана графом. Наряду с этим socii встречаются и среди несвободных: объек-
том одного из дарений являются несвободные (servis et ancillis), один из ко-
торых передается cum sociis suis1 2, что указывает на происхождение части
несвободных от общинников. Подобное распространение сходных отноше-
ний среди представителей различных классов указывает на общинное про-
исхождение института consortes, может быть, связанного с большой семьей.
В известной устойчивости общинной организации находит, несомненно,
объяснение тот факт, что несмотря на интенсивно идущую мобилизацию
земельной собственности, превращение аллода в товар, растущую узур-
пацию альменды со стороны вотчины, первоначальная связь собственника
с землей все еще сильна. Это сказывается хотя бы в нередких повторных
дарениях, когда возникает необходимость утверждать или снова дарить
раз подаренное или проданное владение.
Итак, материал дарственных грамот дает возможность проследить
ряд черт, присущих общинному землевладению. В этот период община
в германской деревне представляет собой сельскую общину-марку, ко-
торая уже прошла период возникновения аллода и вступила в стадию
превращения его в товар 3; в сфере компетенции общины осталось поль-
зование альмендой, но и альменда начинает подвергаться отчуждению,
становясь объектом дарений. Передача общинных прав на альменду
в составе дарений церковной вотчине со стороны светского землевладе-
ния, представленного, главным образом, мелкими вотчинниками, яв-
ляется симптомом очень далеко зашедшего разложения общины. Сосре-
доточение общинных прав в руках новых землевладельцев свидетель-
ствует не только об их происхождении в известной степени из среды самих
общинников, но и о том, что утерю общинных прав рядовыми общинни-
ками-аллодистами следует рассматривать как распространенное явление.
Следствием этого является неизбежная зависимость этих рядовых общин-
ников от представителей формирующегося класса феодалов.
Таким образом, среди дарителей, которым или непосредственно или
через зависимые от них общинные наделы (как свободных, так и несво-
бодных держателей) принадлежит известная совокупность общинных
прав и которые тем самым так или иначе входят в общинную организа-
цию, выделяются представители различных общественных слоев и клас-
сов, а именно: общинники, утерявшие свои аллоды и превратившиеся
в держателей различного рода вотчинников; общинники-аллодисты кре-
стьянского типа, выступающие с дарениями в пользу крупной церков-
ной вотчины и находящиеся на пути к закрепощению; мелкие вотчин-
ники, часть которых возвысилась из среды некогда равноправных об-
щинников; наконец, над ними возвышаются крупные светские и цер-
ковные землевладельцы, захватившие целые марки или их части через
своих держателей или путем получения дарений.
Следовательно, здесь нужно говорить об имущественном и социальном
расслоении общины и выделении из нее верхушки в виде мелких вотчин-
ников. Конкретное изображение этого процесса и составит предмет из-
ложения следующего раздела, посвященного анализу социального со-
става дарителей, в большинстве своем вышедших из общины.
1 UB St. G., Bd. I, № 155: . . . quicquid. . . genitor mens. . . a consortibus suis
in partem visas fait accepisse. . .
1 UB St. G., Bd. I, № 6.
3 См. работу Ф. Энгельса «Франкский период». К. М а р к с и Ф. Э и г>е л ь <.
Соч., т. Xvl, ч. 1, cip. 392.
Социальный состав деревни в Юго-3ападноИ Германии
15
* * *
Социальный состав германской деревни каролингского периода можно
выяснить, принимая во внимание характер имеющихся Источников, лишь
одним путем, а именно: реконструировать деревню по дарственным грамо-
там, собранным в картуляриях. В картуляриях зафиксировано огромное ко-
личество весьма различных по своему социально-экономическому облику
собственников, выступающих с дарениями своих земель, несвободных
людей и движимого имущества в пользу крупных монастырских вотчин.
Однако, несмотря на большое разнообразие социально-экономических
типов этих собственников, населяющих германскую деревню, все они вы-
ступают на страницах грамот только в качестве дарителей, без какой-
либо социальной квалификации (за исключением титулованных маг-
натов). В дарственных грамотах нет ни одного термина для обозначения
свободного крестьянина, там лишь изредка встречаются такие термины,
как pagenses (жители округа), commarcani (общинники)t имеющие в ус-
ловиях интенсивно идущего разложения общины весьма широкое значе-
ние. При таких данных источников прежде всего возникает задача выяс-
нения социального состава дарителей, выступающих в дарственных гра-
мотах. Следует подчеркнуть, что выяснить полностью социальный состав
каждой деревни у нас нет возможности, так как далеко не все собствен-
ники данной деревни выступают с дарениями в пользу того иди иного
монастыря и, следовательно, когда мы выясняем социальный состав
дарителей из той или иной деревни, перед нами всегда лишь часть, боль-
шая или меньшая, собственников этой деревни. Сопоставление различных
картуляриев иногда дает возможность несколько уточнить состав населе-
ния той или иной деревни, но и в этом случае какая-то часть собственников
остается вне поля нашего зрения. Поэтому количественные соотношения
теряют смысл, ибо они не отражают действительной Картины, а центр
тяжести исследования перемещается на качественный анализ грамот.
Картулярии, взятые для исследования, относятся к южным и запад-
ным районам каролингской Германии и группируются следующим образом:
Лоршский, Фульдский и Вейссенбургский, иногда получающие вклады из
одних и тех же деревень, картулярии монастырей в Пассау, Фрейзинге
и Зальцбурге (Бавария) и Сен-Галленский картулярий (Алеманния).
В настоящей статье нет возможности подробно анализировать каждый
из этих картуляриев, поэтому мы коротко резюмируем те основные вы-
воды, к которым приводит анализ грамот и более подробно остановимся
лишь на грамотах Сен-Галленского картулярия. Это диктуется как срав-
нительной подробностью сен-галленских грамот, так И тем, что На данных
этого кхртулярия базируется в своих выводах Каро, с концепцией кото-
рого расходятся наши наблюдения. Как уже указывалось выше, Каро
утверждает, что в германских областях империи Карла Великого сохра-
нилось свободное крестьянство и что там преобладал» мелкая собствен-
ность. Каро делает свои выводы о преобладании среди дарителей соб-
ственников крестьянского типа на основании статистических подсчетов.
Он разработал ряд определенных критериев, которые основаны преиму-
щественно на анализе объекта дарений; среди них важную роль играет
факт дарения в одном месте и без несвободных — таких дарителей он
относит к собственникам крестьянского типа. Как уже отмечалось,
Н. П. Грацианский указал на ограниченность и несовершенство крите-
риев Каро, на основании которых тот делал свои подсчеты, и поставил
под сомнение его выводы 1. Следует вообще поднять Вопрос о цримени-
1 Н. И. Грацианский. Бургундская деревня в X—XII столетиях,
стр. 41—44.
16
Л. Т. Милъская
мости статистического метода при обработке дарственных грамот периода
раннего феодализма. При статистическом методе предметом счета является
объект дарения, данные о котором настолько неопределенны (дарители
в подавляющем своем большинстве передают лишь часть своего имущества
и мы никогда не знаем, что у них остается), что судить по объекту даре-
ния о социальном статусе каждого из дарителей невозможно. Это можно
сделать, лишь комбинируя все данные грамоты, причем очень важным
критерием становятся условия дарения, которые позволяют судить о ха-
рактере взаимоотношений держателя и монастырской вотчины, возника-
ющих в результате совершения акта дарения. Лишь выяснив характер
связи между дарителем и монастырем в результате совершения сделки,
мы сможем понять, кем в большинстве своем являются выступающие
на страницах картуляриев дарители. Приняв условия дарения за решаю-
щий критерий для определения социального статуса дарителей, мы должны
отказаться от мнимой точности статистических подсчетов, для ко-
торых данные дарственных грамот не дают достаточных оснований, и
перенести центр тяжести на качественный анализ грамот. Наилучший
материал для такого анализа дают грамоты Сен-Галленского монастыря,
так как они часто содержат подробные условия, на которых делаются
дарения. В многообразии хозяйственных типов, предстающих перед нами
на страницах картуляриев, мы отыскиваем крестьян, преимущественно
исходя из представления об участии данного дарителя (или группы да-
рителей) в процессе производства: является ли даритель непосредствен-
ным производителем или его собственность служит для него средством
эксплуатации непосредственных производителей? Данные картуляриев
для основной массы дарителей не дают прямого ответа на этот вопрос;
мы должны делать предположения о принадлежности дарителя к тому
или иному классу на основании комбинированных данных, которые
в основном сводятся к указаниям на разорение данного дарителя и угро-
жающую ему зависимость. Тот факт, что крестьянство, как класс форми-
рующегося феодального общества, обнаруживается в источниках лишь
в момент, когда оно уже попадает в зависимость, становится вполне по-
нятным в свете высказывания Маркса об особенностях феодального спо-
соба производства1. Для феодального способа производства характерно
непосредственное отношение господства и порабощения, т. е. такие отно-
шения собственности, которые основываются на несвободе непосредствен-
ных производителей. В дарственных грамотах мы находим отображение
процесса, приводящего к несвободе непосредственных производителей.
Наблюдая этот процесс, мы улавливаем в грамотах остатки мелких сво-
бодных собственников, превращающихся в зависимых крестьян.
Для того, чтобы выделить различные типы дарителей, мы подбираем
несколько групп грамот, исходя преимущественно из условий дарений.
В зависимости от того, как изменяются условия дарений (условия даре-
ний сводятся, главным образом, к определению того, какие права дари-
тели сохраняют на подаренный участок), можно судить о характере от-
ношений, создающихся между дарителем и монастырем, и о возможности
отнесения дарителя к тому или иному классу.
В Сен-Галленском картулярии, как и в прочих сборниках дарственных
грамот, дарения делятся на условные, т. е. переходящие в полную соб-
ственность монастыря лишь по истечении условленного срока, и безус-
ловные, становящиеся собственностью монастыря с момента заключения
сделки. По смыслу грамот после истечения срока прекария или в случае
безусловных дарений дарители не сохраняют никаких прав на подарен-
1 См. К. Маркс. Капитал, т. III. Госполитиздат, 1952, стр. 803.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
17
ные земли. Однако в картуляриях имеется довольно значительная группа
грамот, в которых дарители даже в том случае, когда они передают свои
земли монастырю немедленно после акта дарения (a die presente), запрещают
монастырю полностью распоряжаться переданными ему землями, точнее:
запрещают монастырю отдавать эти дарения (а также и прекарии по исте-
чении их срока) кому бы то ни было в бенефиций. В случае, если монастырь
нарушит это запрещение, дарение возвращается в полную собственность
держателя или его наследников. В чем смысл этого запрета и кто из дер-
жателей его делает? Большинство грамот, в которых делается такой за-
прет, принадлежит землевладельцам вотчинного типа х. Так, монастырь
получает в дарение весь аллод дарителя в четырех деревнях и луга, рас-
положенные в трех других деревнях; сам даритель вступает в монастырь, —
родственники его (отец и братья) по тексту грамоты не имеют ни-
каких прав на это владение, но тем не менее, даритель делает оговорку,
что подаренное монастырю владение должно навсегда (perennis tempo-
ris) остаться в непосредственном распоряжении монастыря, который не
может ни обменять, ни вообще как-либо распорядиться этим владением
в смысле изъятия из непосредственной эксплуатации 1 2. Обычно в резуль-
тате нарушения подобного запрета дарение возвращается к законным
наследникам дарителя и монастырь теряет всякие права на пего 3. По-
добную заинтересованность дарителей в судьбе своих дарений по исте-
чении срока прекарных договоров или в случае безусловных дарений сле-
дует объяснять тем, что, повидимому, сохранялась хозяйственная связь
между подаренными землями и оставшимися в распоряжении дарителя
владениями. Пока подаренное владение находилось в сфере непосред-
ственной эксплуатации монастыря, что часто сводилось к получению чинша
с зависимых людей самих дарителей, последние имели возможность ча-
стично использовать эти земли, т. е. сохраняли часть прав на подаренное
имущество; но стоило лишь монастырю передать подаренные земли ка-
кому-либо светскому лицу в бенефиций или прекарий, как эта связь об-
рывалась. В этом запрете предоставлять подаренные земли кому бы то
ни было в бенефиций сказывается борьба дарителей с монастырем за со-
хранение определенных прав на подаренный участок. Насколько эта
борьба была успешна, зависело от реального соотношения сил. В грамо-
тах встречаются различные типы дарителей, которые могут вступать
в различные по своим условиям и последствиям отношения с монастыр-
ской вотчиной: одни из них могут ставить монастырю условия и настаи-
вать на их выполнении; в других случаях ясно видно, что условия даре-
ния навязаны дарителю монастырем — даритель беспомощен перед ним
(хотя это несколько и завуалировано формулировкой грамоты) и тщетно
пытается сохранить какие-либо права на подаренный участок 4. Однако
запрет предоставлять подаренные земли в бенефиций встречается почти
исключительно у дарителей-вотчинников. Особенно резко это подчерки-
вается в Вейссенбургском картулярии. Там монастырские управители не
могут передавать земли, подаренные им крупными собственниками в поль-
зование не только лицам, не связанным какими-либо отношениями с мо-
настырем, но, повидимому, и своим вассалам 5.
1 UB St. G., Bd. I, № 52, 53, 63, 127, 164, 170, 176, 189, 216, 307, 330, 333, 365;
Bd. II, № 406, 491, 549, 638 и др.
2 UB St. G., Bd. I, № 52.
3 UB St. G., Bd. I, № 90, 164, 170, 176 и др. В грамоте № 216 наследники дарителя
в случае нарушения условий дарения со стороны монастыря имеют право выкупить
дарение за 20 солидов.
4 UB St. G., № 403, 36, 242.
5 TW, № 53: ut nullus rector eiusdem a locis dei supradictas res nec prestet nec bene-
2 Средние века вып. 7
J8 .7. Т. Мильская
Таким образом, большие комплексы земель, полученные монастыр-
ской вотчиной в дарение, часто могли быть ею использованы лишь в том
самом виде, в каком они были условно переданы дарителем; практически
это означало, что монастырь мог эксплуатировать эти земли лишь
через посредство дарителя или его наследников. В результате дарения
эти земли не выходили из общей системы всех владений подобных дарите-
лей, которые фактически передавали монастырю лишь право верховной
собственности на землю, да и то с рядом ограничений.
Такой характер взаимоотношений крупной монастырской вотчины
с земельными собственниками, возникавших в результате дарственных
сделок, приводит нас к заключению, что эти держатели принадлежали
к классу феодальных собственников.
Лишь весьма незначительное число дарителей можно отнести к соб-
ственникам крестьянского типа. Разберем эти грамоты подробнее. Так,
даритель передает монастырю гуфу с тем, чтобы держать ее в прекарий
за чинш (мера зерна) *; сыну его предоставляется право выкупить эту гуфу
за 20 солидов; в противном случае, она переходит в полную собствен-
ность монастыря. Тяжелые условия выкупа и возможная потеря собствен-
ности наследником держания говорит за то, что это крестьянская гуфа,
владельцу которой грозит полная зависимость от монастыря. Еще более
жесткие условия ставит монастырь дарителю в грамоте № 310: он
должен сам выкупить свою гуфу за 20 солидов (при чинше в 1 солид в год.
причем делается оговорка о возможности неуплаты чинша в срок); если
он не выкупит гуфу, то наследники лишаются всяких прав на эту гуфу.
В подобных случаях наследникам таких дарителей грозила полная за-
висимость от монастыря. Условия этих дарений поставлены монастырем,
дарители вынуждены па них согласиться, хотя они заведомо невыпол-
нимы и фактически прикрывают прямой захват крестьянских наделов.
В ряде случаев монастырь распоряжается дарениями по своему ус-
мотрению, передает их из одних рук в другие, переводит дарителей с од-
ного надела на другой, предоставляет им распахивать новь, а их участки
присоединяет к домену. Принимая во внимание стремление дарителей
сохранять связь с подаренными владениями, таких дарителей следует
считать мелкими собственниками, не имеющими возможности сопро-
тивляться монастырю, когда он таким образом нарушает их интересы.
Так, аллод Гунольфа, подаренный им монастырю с тем, чтобы его держала на
прекарном праве Лантсинда со своим потомством, монастырь забирает себе
(ad nostrus usus), а Лантсинде предоставляет возделывать новь 2; монастырь
берет себе (ad nos recipimus) дарение братьев Адальрама и Хато в одной
деревне и предоставляет им взамен одну гуфу в другой деревне за натураль-
ный чинш п подводную повинность 3. В подобные же отношения с мона-
стырем вступает дарительница Хильтиминда. которая дарит гуфу, ранее
полученную ею в обмен от монастыря, чтобы снова получить другую
гуфу, но уже на прекарном праве с обязательством уплачивать небольшой
чинш в 4 денария; однако и этот небольшой чинш она может не выплатить
в срок — в грамоте делается оговорка, что в случае неуплаты чинша
в течение двух лет гуфа возвращается к монастырю 4. Здесь сделка, нер-
licial ulli Inniiiшип vol illoruni vel cxlrancorum ullo uniqiiain tempore. (ip. там же.
Vj 63.
1 I' В SI. (1.. ,\; 63.
IB St. (I., Bd. I, As 309; cp. As 583. .589; cp. As 79, где дарение одного мелкой»
собственника передается по воле монастыря другому мелкому собственнику.
4 L’B St. (’«., Bd. I, .Vs 308 (et si censuin nnuin vol duos an nos red de re dimiseiint,
revertatur hoba predict a a<l monasterium).
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
19
воначально совершенная на одинаковых для обеих сторон условиях,
в дальнейшем влечет за собой новый обмен, приводящий к установлению
прекарных отношений, причем предусматривается и дальнейшее усу-
губление этой зависимости как следствие возможной потери надела.
Пример крестьянского дарения мы видим и в другой грамоте, где
некий Кундпрет завещает свою гуфу монастырю в полную собственность,
чтобы освободиться таким путем от уплаты чинша, который он платил
до момента этого вторичного дарения даритель лишает таким образом
своих потомков наследства и этой ценой освобождается от уплаты непо-
сильного для него чинша. Таким образом, некоторые дарители, первона-
чально пытавшиеся сохранить некоторые права на подаренный ими мона-
стырю надел, вынуждены от них отказываться.
Приведенные примеры показывают нам разоряющихся мелких соб-
ственников крестьянского типа, т. е. иными словами, мы усматриваем кре-
стьян в среде дарителей лишь тогда, когда они опускаются ниже опреде-
ленного уровня, выделяются из массы свободных общинников-аддоди-
стов и находятся уже на грани потери свободы и втягивания в зависимость;
при иных обстоятельствах они себя не обнаруживают, и это объясняется
не только особенностями источников, но и существом дела: дарители
представляют собой в данный период однородную в основе своей массу
юридически равноправных свободных, владеющих аллодиальной соб-
ственностью (за исключением легко усматриваемого верхнего слоя титу-
лованных крупных вотчинников), которая, однако, в результате давно
идущего разложения общины, отличалась резкой имущественной диф-
ференциацией, приводящей все время, в обстановке роста крупного феодаль-
ного землевладения, к возвышению некоторой части этих свободных соб-
ственников; для большой массы этих свободных все более реальной ста-
новилась угроза постепенного втягивания в зависимость от- крупных
вотчинников. Повидимому в этот период свободный собственник.—алло-
дист сохраняет возможность самостоятельного хозяйственного существо-
вания, пока он прибегает в той или иной степени к использованию за-
висимой рабочей силы несвободных (т. е. собственность которого есть,
по выражению Ленина, «орудие эксплуатации», в отличие от тех крестьян,
«собственность которых есть «просто» условие приложения труда»)1 2:
к нему наименование крестьянина (как представителя класса феодаль-
ного общества) можно применять лишь условно, ибо с этим термином
связано представление об эксплуатации крестьянина господствующим
классом феодалов, которое неприложимо к основной массе дарителей.
Эта масса в данный период представляет собой социальный материал
для еще незавершенного процесса образования антагонистических клас-
сов феодального общества. Если мы отбросим заведомо крупных вотчин-
ников, устраним грамоты, ие дающие материала для сколько-нибудь
определенных заключений, выделим массу мелких и средних вотчинни-
ков, то у нас останется сравнительно немногочисленная группа грамот,
в которых выступают обедневшие мелкие собственники, теряющие свои
наделы как свободную собственность и становящиеся зависимыми кре-
стьянами. Свободный крестьянин в условиях интенсивно идущей феода-
лизации общества представляет собою лишь переходный тип от свобод-
ного общинника к зависимому крестьянину феодального общества.
1 UB St. G., Bd. II, Л» 644: Hoba cum legitimo curtili . . . quam usque in hodier-
num diem sub quodam eensn possideam. . . ut ego omnc tempus vite mee illam sine
censu possideam et post obituni meum statim redeat in ins monasterii.
2 В. II. e н и h. Co«i., t. 5, стр. 174. . ..
2*
20
. Т. М илъская
В этом процессе превращения свободного общинника в зависимого
крестьянина* • огромную роль следует отвести светскому феодальному
землевладению. Для конкретного изображения этого процесса следует
проанализировать хозяйственную деятельность нескольких крупных
вотчинников в нескольких деревнях (Базинсхейм, Вакернхейм и Саул-
хейм — по Лоршскому и Фульдскому картуляриям и Ранквиль — по
Сен-Галленскому).
Анализ грамот, исходящих из упомянутых деревень, показывает,
каким образом на социальный состав собственников деревни влияло на-
личие в ней заведомо крупных собственников, и, главное, наличие у этих
собственников основного массива их владений именно в данной деревне.
В Базинсхейм (Basinsheim, Oberrheingau) таким крупным вотчинником
является некто Сталус (Status, Stahal); он и члены его семьи (мать Масса,
братья Гизельхельм и Рипвин; этот последний был вассалом Карла Ве-
ликого) 1 делают Лоршскому монастырю 20 дарений (в том числе и про-
дажи); у них есть владения и в других деревнях и округах 2. Они дарят
и продают свои владения небольшими участками (с 766 по 817 гг.): луга,
виноградники, отдельные участки пахотной земли, участки невозделан-
ной нови, землю, возделанную под виноградники; лишь один раз Сталус
продал половину маиса; более ни разу не дарятся ни мансы, ни несво-
бодные (исключая дарение Массы — церковь с тянущим к ней маисом).
Перед нами семья крупных феодалов, один из членов которой — вас-
сал Карла Великого; возможно, что и другие братья также были связаны
вассальными отношениями с королем. Что же они дарят монастырю?
Характер их дарений заставляет думать, что они оставляют за собой не-
тронутыми свои владения, которые были основой их хозяйства. Дарят и
продают они почти исключительно мелкие, разбросанные отдельно (в не-
которых случаях указываются границы) куски владений, среди которых
нет ни мансов ни гуф, либо земли, недавно расчищенные и пущенные под
обработку (bifang, proprisum, terra novaria); в составе этих дарений не-
свободные люди не указываются. Это можно объяснить тем, что крупные
собственники стремились дарить монастырю земли, недавно приобретен-
ные, чтобы оградить их от возможных посягательств первоначальных соб-
ственников и закрепить за собой права па эти земли, хотя бы пожизненно
или на несколько поколений. Сталус и его семья, оставляя в стороне
свои основные владения, дарят земли, полученные ими каким-то путем
от других собственников, либо те, которые они расчистили за счет захвата
общинных земель — актом дарения они как бы легализуют факт
захвата земель, им ранее не принадлежащих. Что же происходит в де-
ревне, в которой действует такой собственник, как Сталус, повидимому,
расширяющий свои владения? Остальных дарителей из Базинсхейм —
13 человек; из них пятерых можно отнести к мелким собственникам, но
из них следует исключить двоих: № 254 (Adalheit pro Heidungi, этот по-
следний не может относиться к числу дарителей крестьянского типа, он
выступает среди знатных лиц и крупных собственников в грамоте № 228,
а Адальхейт — либо его родственница, либо зависимое от него лицо и не
может быть причислена ни в том, ни в другом случае к свободным крестья-
нам) и № 267 (Рихельмус, передающий владения, описанные неопреде-
ленной Pertinenzformel, в которой однако упоминаются несвободные и
мельницы — cum mancipiiset molinariis); из оставшихся двое продают свое
имущество, которым они владеют в этой деревне (trado quidquid habere
videor), а один дарит неопределенный объект, описанный посредством
1 CL, № 257.
2 CL, № 231, 234—236, 240—247, 252, 259, 260 и др.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
21
Pertinenzformel и одного несвободного. Остальные дарители, каковы:
шесть из них несомненные вотчинники — они либа имеют дарения в несколь-
ких деревнях (2—4), расположенных в разных округах, либо их дарения
подписывает граф (№ 248, 256), пятый же —Сильвуардус — дарит, лишь
один луг, но он имеет рядом с ним и другие владения (.№ 253), ряд его
участков граничит с владениями Сталуса Ч Оставшиеся два дарителя
дарят: 1) мане с гуфой и луг на 40 возов сена в 796 г. и через 30,лет пере-
дают, что имеют в этом селении (quidquid habere visus sum etc.), второй
даритель в 849—850 гг. передает один участок нови (бифанг), гранича-
щий с его собственными владениями и 10 юрналов in silva faciendam, Если
первые дарители (супружеская чета), не поддаются точному определению,
то второй вряд ли приближается к крестьянскому типу. Итак, в делении,
из которого дарят Лоршу, исключая семью Стахаля, 13 собственников,
лишь троих можно предположительно отнести к мелким собственникам,
одна супружеская чета оставляется нами без определения их имуще-
ственного положения, остальные же 9 собственников, несомненно, являются
вотчинниками, причем, судя по объектам их дарений и свидетелям, не
мелкими, а скорее средними или крупными. Конечно, число собственни-
ков в деревне не соответствовало числу дарителей, а лишь могло иногда
приближаться к нему; однако нам представляется показательным, что
в поселении, в котором большое место занимают владения крупного вот-
чинника, почти не обнаруживаются мелкие собственники. Этот факт воз-
можно объяснить приобретательской деятельностью этого вотчинника,
которая шла двояким путем: за счет поглощения владений мелких соб-
ственников и за счет захвата невозделанных общинных земель, что ска-
зывается и на характере его дарений.
Вторая подобная же деревня — Вакернхейм — фигурирует лишь
в Фульдском кодексе. Из нее мы имеем 11 грамот (еще 1. дарение ука-
зано в Фульдских Traditiones et antiquitates), дарителей же всего 9,
в том числе очень крупный феодал, бенефициарий Карла Великого,
Одакр, два его брата (Нортбертус, Регинбертус) и его дочери. У Одакра
очень большие владения, для подробного описания которых здесь нет
места; для нас важно, что в Вакернхейме был центр, его владений ?. Он
дарит также участки в Майнце, Саулхейме, Нубенхейме,. Гунтхейме,
Бриззенхейме, но основные его владения лежали в > Вакернхейме, Саул-
хейме и Майнце. В Саулхейме он имел владения с несвободными держа-
телями, число которых превышало 100 человек. Братья Одакра высту-
пают и в качестве дарителей 3, и в качестве соседей Одакра, их дарения
гораздо менее значительны. Помимо Одакра и его родственников из Ва-
кернхейма выступают следующие дарители: 1) Адальберт, передающий
Фульде два виноградника 4; 2) духовное лицо, подарившее один виноград-
ник на купленной им земле 5; супруги, подарившие два надела (ario-
lae) с несвободными людьми и виноградник 6; сын крупного вотчинника,
основные владения которого лежали в Саулхейме, Бернакар выступает
1 CL, № 258 и 264: 261 и 262.
2 Urkundenbuch des Klosters Fulda, Bd. I, bearb. von E. Stengel., Marburg.
1913 (далее: CDF St.), № 59: ... donamus. . . in villa. . . Wacharenheirn curte
dominicato et casa, ubi ego manere videar.
3 Codex diplomatics Fuldensis, hrsg. von E. Dronke. Cassel, 1850 (далее: CDF
Dr.), № 10, 13, 222.
4 CDF St., № 27; cp. Traditiones et antiquitates Fuldenses, hrsg. von E. Dronke,
Fulda, 1844 (далее: TAF). cap. 3. § 23: vineam et alia predia et familia.
5 CDF St.. № 44.
6 CDF Dr., № 141.
22
Л. Т. Мильская
с двумя дарениями и передает Фульде часть церкви и затем земли с 19 не-
свободными Вольфхарт, передавший 10 юрналов 1 2; Хельмсвинта,
передающая часть церкви 3. Кроме того в качестве соседей в грамотах да-
рителей указаны еще 10 собственников, не выступающих с дарениями,
в их числе король Карл и церковь св. Мартина, повидимому, находив-
шаяся в совладении нескольких собственников: Бернакар дарит часть
этой церкви, Хельмсвинта — другую часть. Из шести перечисленных да-
рителей лишь двоих нельзя с уверенностью отнести к какой-либо катего-
рии собственников (Wolfhart u Altrat-Ellenburg), остальных следует счи-
тать собственниками вотчинного типа. В этом поселении известное место
занимало королевское землевладение (сам Одакр был бенефициарием
Карла Великого, однако, в состав этого бенефиция владения Одакра
в Вакернхейме не входили — в грамоте Карла упоминаются лишь
Майнц, Нубенхейм и Гунтхейм 4; в Вакернхейме, очевидно, был аллод
Одакра); земельные угодья, тянущие к церкви св. Мартина, находились
в совладении нескольких собственников из этого же селения; очень боль-
шое место занимали владения Одакра — и не только наследственные, но
и благоприобретенные (помимо господской усадьбы он дарит также по-
ловину двух купленных лугов 5); сравнительно большими были владения
Бернакара. Остальные дарители представляют собой собственников
мелко или среднепоместного типа, исключая упомянутых выше, о поло-
жении которых мы не можем с уверенностью судить по недостатку све-
дений. Таким образом, перед нами второе поселение, в котором очень
большое место следует отвести вотчинному землевладению. Думаем, что
это также объясняется борьбой с крупным землевладением, в которой
пока устояли лишь наиболее устойчивые элементы. Крестьяне же попали
в зависимость от крупного светского вотчинника, каким был Одакр6.
Третье поселение — Саулхейм — интересно тем, что в нем уживалось
несколько в одинаковой степени крупных собственников. Самое большое
число дарений принадлежит Эбрахеру, отцу уже упомянутого Берна-
кара из Вакернхейма, кроме того, у него были владения и в Майнце и
в Гимменхейме 7. Затем в Саулхейме были значительные владения того
же Одакра с числом несвободных, превышающим 100 человек 8. Вла-
дения очень крупных собственников, выступающих в Вейссенбургском
картулярии9, Гербальда и Рихбальда, владения графов Канкора и Куни-
берта, четырех дарителей, передающих совместно свои владения из 12 де-
ревень, в том числе из Саулхейма — итого шесть крупных землевладель-
цев из одного поселения. Восемь дарителей имеют свои владения в не-
скольких деревнях, что такжа указывает на поместный характер их вла-
дений. Остальные дарители выступают с более мелкими дарениями, лишь
двое из них передают мансы 10.
1 CDF Dr., № 122. 135.
2 CDF Dr., № 290.
3 TAF, cap. 3, § 148.
4 CDF Dr., № 48.
5 CDF Dr., ,V° 39: medielate due prat is de conparalo infra marca.
8 Дарения Одакра настолько обширны, что может с.издаться впечатление, будто
он дарит все снос имущество и как бы ликвидирует своп владения, но вряд ли это
было так: почти все ого дарения сделаны post mortem его и его дочерей, он дарит лишь
половину своего имущества в Вакернхейме, у пего были и другие владения, грани-
чащие с участками других дарителей; поэтому нельзя думать, что мы знаем псе его
владения.
7 CL, № 1515, 1612. 1290: CDF, № 122 и 135, возможно и CL. № 1254.
8 CDF Dr., № 39.
9 TW, № 61, 65 (proprit*talis snas rum fainilia el corn in substantia).
10 CL, № 1505, 1510.
Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
23
Если первые две деревни — Базинсхейм и Вакернхейм — развивались
таким образом, что им предстояло превратиться в поместье одного фео-
дала (Сталус,.Одакр), то в Саулхейме положение было более сложным:
несколько крупных вотчинников, имеющих большие владения в этой
деревне, могли как бы уравновешивать друг друга и до известного вре-
мени задерживать процесс поглощения более мелкой собственности;
поэтому в Саулхейме большее, сравнительно с Базинсхеймом и Вакерн-
хеймом количество дарителей, положение которых нам точно неизвестно,
но которые могли быть и мелкими собственниками. Мы считаем, что эти
три деревни, состав собственников которых мы разобрали, представляют
собой разные типы, находятся на разных стадиях поглощения мелкой
собственности.
Эти деревни представляли собой сложный конгломерат несколь-
ких поместий (или их частей), как, например, Саулхейм, с вкрап-
ленными владениями более мелких собственников. Разумеется, мы
ни в какой мере не можем здесь говорить о каких-то закончившихся про-
цессах. Светское крупное землевладение и церковная вотчина создава-
лись параллельно, вступали друг с другом в известные отношения, цер-
ковная вотчина включала в себя куски светских владений, которые,
однако, еще не окончательно оформились и продолжали расти за счет
окружающих собственников крестьянского типа. Земельная собствен-
ность переходила из рук в руки, раздробляясь между несколькими
собственниками, объединялась в руках одного и проходила различные
стадии поглощения светским и церковным землевладением, прежде чем
окончательно попасть в руки крупного монастыря или включиться
во владения какого-либо крупного земельного магната.
Повидимому, в Сен-Галленском картулярии отражена несколько
более ранцяя стадия того же процесса. В Сен-Галленском картулярии
отмечена лишь одна деревня, которая представлена значительным числом
грамот; мы можем считать, что перед нами все или почти все собственники
данной деревни (если они не выступают как субъекты сделок, то фигурируют
в качестве соседей), однако из этой деревни (Vinomna—Rankwil) почти
нет дарений монастырю: все собственники выступают с дарениями или
продают земли некоему Фольквину и еще некоторым лицам из той же
деревни. Более 30 грамот оформляют акты продаж или дарений Фольк-
вину, три грамоты фиксируют продажи земель Отольфудве Аудерамну1 2.
В числе владений, расположенных в Ранквиле, указаны земли Сен-Гал-
лена, монастыря св. Илария, монастыря св. Иоанна, есть одно дарение
Карла Великого. Помимо них, собственниками в этой большой деревне-
марке, включающей несколько хуторов или починков, являются и при-
обретатели земель, указанные выше Фольквин и др. — они иногда упо-
минаются в качестве соседей тех, кто дарит или продает им свои участки.
Всего собственников из этой деревни, выступающих в качестве контр-
агентов сделок или указанных как соседи, насчитывается более 40 человек
за промежуток времени с 812 по 826 г. (не считая свидетелей, подписыва-
ющих сделки). Как уже говорилось, большинство дарений (или продаж)
адресовано Фольквину, который выступает на страницах картулярия
<• 817 по 823 г.; он покупает пли получает в дарение одно—два (иногда
три) отдельных поля (ager. campus), причем точно указывается их рас-
положение (agrum a Spinaciolu. agrum a Vodece, ad Viniolam, ad Fanum) 3;
1 St. (1., № 165. 173, 174.
2 St. G., № 411, 458.
8 St. G.f № 255, 258, 259. 261 н др. Очевидно, это названия тех общих полей,
в которых были расположены полосы отдельных собственников.
24 Л. Т. Мильская
часть этих полей граничила с полями самого Фольквина. Он приобретает
более 20 таких полей приблизительно одинаковых размеров, луга и дру-
гие владения. Почему ему дарят? Один даритель отдает ему свое поле
за долг в 4 солида с тем, чтобы он простил ему этот долг Ч Другой дари-
тель, поле которого граничит с полем Фольквина, отдает свое поле в ка-
честве композиции за какой-то совершенный им обман Фольквина 1 2:
некто Латинус часть земель продает Фольквину, а часть дарит за его за-
слуги (propter bona merita sua)3; из уважения (pro merencia) дарят земли
Фольквину Льюта и Изинрих; остальные поля он покупает. Перед нами
вотчинник, который скупает или, где может, под всякими предлогами
вымогает земли почти у всех собственников деревни. Следует отметить,
что почти все приобретаемые им земли лежат в разных, судя по названиям,
конах — вся его приобретательская деятельность имеет планомерный ха-
рактер; так крупные землевладельцы начинали приобретать влияние на
общинные распорядки, которым они вынуждены были подчиняться в силу
чересполосицы. Кто были эти собственники, с которыми имел дело Фольк-
вин и др.? Кроме указанных полей, которые они передают Фольквину,
об их владениях нет никаких сведений 4. Мы и здесь можем делать пред-
положения лишь на основании условий и обстоятельств, при которых
они дарят свои поля. Несомненно, что должники Фольквина, вынужден-
ные отдавать ему свои поля за долги и т. п. — мелкие собственники.
Вероятно, большинство остальных следует считать таковыми же. Таким
образом, в Ранквиле, со всеми прилегающими к этой деревне пунктами,
наряду с королевским и монастырским землевладением, имеются земли
более или менее крупных вотчинников, которые расширяют свои владе-
ния за счет остальных собственников. В этом случае, когда нам удалось
более или менее полно представить себе картину всей деревни, мы обна-
ружили в ней несомненных мелких собственников крестьянского типа.
Но, вместе с тем, следует еще раз подчеркнуть, что именно из этой деревни,
где мелкие собственники имеются, но находятся в сфере влияния расту-
щего светского землевладения, нет дарений монастырю. Подобные же
наблюдения были сделаны и на материале Лоршского и Фульдского карту-
ляриев, упоминающих деревни, где преобладали крупные светские вот-
чинники и совсем не обнаруживались мелкие собственники, причем ха-
рактер дарений, совершаемых землевладельцами — вотчинниками, за-
ставляет предполагать, что они составлялись из захваченных владений
мелких собственников. В Сен-Галленском картулярии мы видим началь-
ную стадию этого процесса. Такое совпадение заставляет нас предполо-
жить, что явление это не случайно. В тех деревнях, где лежали земли
крупных светских вотчинников, расширяющих свои владения, все или
почти все мелкие аллодпсты — общинники крестьянского типа подпа-
дали под влияние этих вотчинников, которые, будучи их непосредствен-
ными соседями, могли легче втягивать их в зависимость, нежели крупная
монастырская вотчина. Собственники крестьянского типа очень часто
попадали в сферу влияния этой последней либо в виде остатков, не погло-
щенных еще светским землевладением, либо в качестве зависимых прека-
ристов и крепостных в составе дарений этих вотчинников.
Таким образом, данные источников не позволяют нам сделан»
1 St. G., № 224.
- St. (»., А» 261: propter hoc dedil Salviantis canipu Eolquiiie, quod tile debuit facere
lege bolqiiino de sua causa, (pie ei i'raude fecit, et ro^avit cum mulluni, que Folquinits
prenderct terra ilia.
3 St. G.. As 254, 255.
’ Монастырю они дарений не делают, за исключением одного из них А? 421.
Социальный соснгаъ
деревни в Юго-Западной Германии
25
заключение о сохранении основной массы свободных крестьян в ка-
ролингской Германии. Общеизвестно, что в это время существовали
огромные монастырские вотчины, хозяйство которых было основано на
эксплуатации уже закрепощенных крестьян, попавших в массе своей
в сферу эксплуатации монастырей не путем юридически оформленных
дарений на более или менее льготных условиях, не ведущих непосред-
ственно к закрепощению, а более прямым, часто насильственным путем.
Наряду с ними, как видно из картуляриев, уже сложились крупные и
мелкие светские вотчины, возникшие главным образом за счет поглоще-
ния свободной крестьянской собственности. Поэтому в процессе закре-
пощения крестьянства следует отвести большую роль светскому земле-
владению наряду с церковным. В изучаемый период крестьяне в большин-
стве случаев уже были включены в состав светской вотчины и являлись
объектом, а не субъектом поземельных сделок с крупной церковной вот-
чиной. Светское землевладение в основе своей возникло не только за счет
королевских пожалований, поглощения церковных земель и колонизации
новых, невозделанных земель, как это утверждал Допш, но и в очень боль-
шой степени за счет захвата крестьянских общинных наделов. Изучаемый
период является временем бурного роста светского феодального земле-
владения. Очень показательным в этом смысле является указание хро-
ники в Лоршском картулярии: крупный вотчинник, объясняя свое же-
лание точно описать границы принадлежащих ему владений, мотивирует
это тем, что в этой деревне расположены владения многих монастырей и
бенефиции различных вотчинников1; повидимому, имелись деревни,
в которых уже не было места свободному крестьянскому землевладению.
* * *
Таким образом, следует прийти к выводу, что аграрные отношения
в Юго-Западной Германии VIII—IX вв. были чрезвычайно сложными.
Было бы упрощением считать, что германская деревня этого периода
была или свободной деревней или поселением крепостных и зависимых
крестьян. В этот период, повидимому, существовало очень много самых
разнообразных по своему социальному составу типов деревенских посе-
лений: иногда встречались деревни, полностью втянутые в зависимость
от разного вида вотчинного землевладения, как церковного и светского,
так и королевского; возможно, что встречались и такие деревни, в кото-
рых свободное крестьянское землевладение в данный период еще преоб-
ладало, однако, именно эти деревни в силу специфического характера
имеющихся источников, остаются вне поля нашего зрения. Но, пови-
димому, оба эти крайние типа встречаются сравнительно редко; наиболее
распространена была деревня смешанного типа, деревня, в которой од-
новременно находились куски владений крупных церковных и королев-
ских вотчин, владения различного типа светских вотчинников, наделы
еще не втянутых в зависимость крестьян-общинников. В зависимости
от конкретных условий, такая деревия могла быть на пути превращения
в поместье одного крупного вотчинника пли в ней могли уживаться не-
сколько собственников вотчинного типа. Однако поскольку таковые
в ней существовали (а об их наличии почти в каждой деревне с несомнен-
ностью свидетельствуют картулярии), то в силу своей классовой природы,
1 CL, Chronik 21 (а. 815): terminum et vocabula locorum diligenter investigavi.
ea videlicet circumspectionc, quia multorum monasteriorum eis predia coniunguntur.
<»t diversorum dominoruni beneficia circuniquaque terminatur.
26
JI. T. Милъская
будучи феодальными собственниками, они представляли собой реальную
угрозу для оставшегося свободного крестьянского населения. Поэтому,
если задаться вопросом, какие процессы были новыми, развивающимися
в социально-экономическом строе германской деревни этого периода, то сле-
дует ответить, что основной тенденцией развития в этот период было
закрепощение свободного крестьянства. Несмотря на известную односто-
ронность картулярного материала, существенным является то, что в ре-
зультате анализа грамот обнаруживаются весьма значительные слои
зависимого крестьянства, уже вошедшего в состав светского феодального
землевладения. Феодальная вотчина каролингского периода росла в зна-
чительной мере за счет поглощения крестьянских наделов. Каролинг-
ский период и в Германии был временем интенсивного наступления ра-
стущего феодального землевладения на свободную крестьянскую соб-
ственность, причем этот процесс протекал в очень сложных формах и
часто через посредство светской вотчины, не только крупной, но и
мелкой.
А. Я. ГУРЕВИЧ
ИЗ ИСТОРИИ ИМУЩЕСТВЕННОГО РАССЛОЕНИЯ
ОБЩИННИКОВ В ПРОЦЕССЕ ФЕОДАЛЬНОГО
РАЗВИТИЯ АНГЛИИ
Основой процесса формирования феодального крестьянства в Англии,
как и в других странах, являлась дифференциация свободных аллоди-
стов на зажиточную, частично переходившую в ряды феодалов верхушку
и широкую массу обедневших и разорившихся крестьян, которые попа-
дали в зависимость и закрепощались. Имущественное расслоение свобод-
ных общинников — кэрлов делало их менее способными сопротивляться
феодальному подчинению. Однако при отсутствии у кэрлов полной
собственности на земельный надел, расслоение их еще не могло при-
обрести широких размеров.
Постепенное освобождение земельной собственности общинника от
ограничений в распоряжении ею, существовавших при господстве родовых
и общинных связей, сопровождалось ликвидацией этой собственности,
превращением ее в собственность феодалов, а самих общинников — в за-
висимых держателей. Энгельс подчеркивает значение имущественной
дифференциации свободных земледельцев в качестве важнейшего момента
феодализационного процесса. «Аллодом создана была не только возмож-
ность, но и необходимость превращения первоначального равенства зе-
мельных владений в его противоположность» \
В существующей литературе вопрос о поземельной, имущественной
дифференциации англо-саксонских крестьян в широком исследователь-
ском плане не ставился. Между тем, сказанное выше определяет научную
актуальность изучения этого вопроса 1 2. Имеющиеся источники до
некоторой степени позволяют установить, в каких формах протекало
расслоение крестьянства в Англии в раннее средневековье.
1 К. М арке и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. XVI, ч. I. стр. 392.
2 Говоря о расслоении крестьянства в период генезиса феодализма, мы должны
учитывать качественное отличие этого процесса от дифференциации зависимых кре-
стьян-держателей в позднем феодальном обществе. В последнем имущественное рас-
слоение крестьянства шло на основе развития частной крестьянской трудовой соб-
ственности, которая формировалась под покровом феодальной собственности на землю;
крестьянское расслоение в этот период знаменовало начало разложения основного
производящего класса при феодализме, продолжающееся ускоренными темпами уже
после победы капитализма п буржуазной собственности. Напротив, расслоение общин-
ников в раннее средневековье, происходившее в результате распада коллективных
форм собственности, приводило к становлению класса феодально-зависимых крестьян,
следовательно, к уничтожению первоначально существовавшего отношения трудя
щегося к средствам производства как к своим.
28
А. Я. Гуревич
1
Документы англо-саксонского периода не содержат прямых данных
относительно крестьянского землевладения. Основной источник по
аграрной истории этого времени, дарственные королевские грамоты,
оставляют нас в полном неведении относительно того, сколько земли
имели крестьяне деревень, о которых идет речь в грамотах, и как эта
земля между ними распределялась. Тем не менее, изучение грамот может
способствовать уяснению изменений, которые происходили в англий-
ской деревне в интересующее нас время.
В грамотах, наиболее ранние из которых восходят к концу VII—на-
чалу VIII в., земля измеряется числом гайд (hida, manentes, mansae.
tributarii) \ Что представляют собою эти гайды: были ли они крестьян-
скими хозяйствами, существовавшими в деревне в момент составления
грамоты, или гайдой называлась единица налогового: обложения, подоб-
ная гайдам Книги Страшного суда, имевшим лишь весьма отдаленное
отношение к реальным земельным мерам, либо превратившимся в чисто
фискальные единицы? Может быть, следует считать эти гайды мерами
земельной площади? Эти вопросы должны быть решены прежде всего.
Изучение грамот позволяет установить, что в ряде случаев гайды,
действительно, употреблялись в качестве земельных мер. Об этом свиде-
тельствуют такие выражения, зачастую встречающиеся в грамотах, как
terra sub estimatione N manentium 1 2, а также некоторые другие указания.
Например, в одной грамоте описание земельного владения дается следую-
щим образом: terra. . . id esl unam mansam in septem loca divisam. . . 3.
Гайда в данном случае не представляла собою хозяйственного единства,
но была землей определенного размера. Еще более показательна в этом
отношении грамота, в которой сообщается о передаче «некоторого коли-
чества земли, а именно двух гайд без 60 акров» 4 * 6. В грамоте, относящейся
к Вустерширу, читаем: «Я жалую землю, содержащую акры двух гайд» \
Измерение земли гайдами встречается в грамотах неоднократно.
В других актах гайда выступает как единица хозяйства земледельца.
Например, в грамоте, датируемой началом VIII ви объект пожалования
представляет собой землю в 30 гайд (cassatorum) с пахотными нолями,
выгонами для скота, лугами, топями, рыбными ловлями, проточными
водами и прочими угодьями в. Здесь пахотная земля принадлежит гайде,
а не составляет самую гайду.
Но чаще всего в грамотах гайда фигурирует в качестве фискальной еди-
ницы. С указанного в жалованной грамоте числа гайд получатель дарения
приобретал право взимать налоги в свою пользу. Так, один из монастырей
1 Все эти термины употребляются в грамотах как идентичные, и часто в одной
грамоте можно встретить не одно, а несколько обозначений гайды сразу. В грамоте
середины X в. имеется следующая пометка: Nota quod hide. Cassati. et Manse idem
sunt. VV. Birch. Cartularium Saxonicum. vol. III. London. 1893. Д» 965 (далее:
В. и номер грамоты).
2 В. 987. . aliquantulam ruris partem quinis ab accolis estimatam inansiunculis.
J. M. К e in b I e. Codex diplomaticus aevi Saxonici. vol. I. London, 1839, № 633
(далее: К. и помер грамоты):. . . ruris. . . portionem . . . 1геч videlicet niansas ас 30 ju-
ijorum dimensionem. Ср. B. 61, 75, 170.
3 B. 785. Ср. K. 647: imam mansam, tribns ii> loris. . .
1 A. J. Robertson. Anglo-Saxon charters. Cambridge, 1939, № 55 (далее:
К. и помер грамоты): . landes siimne duel thaet svnd 2 hida buton 60 aecran. Cp.
K. 681; B. 419, 1027. 1036, 1108.
•г> B. 205.
6 B. Ill: terram. . . 30 cassatorum. . . cum campis sationalihus pascualibus pratis
palludibns piscuariis fluminibus clausuris omnibus quae ad earn pertinentibus. . .
Везде сохраняю язык и стиль подлинника. Ср. еще К. 1304.
Имущественнеп расслоение общинников в Англии
29
получил по королевским пожалованиям в общей сложности более 600 гайд,
за которые он должен был платить королю как с одной гайды (в этом
заключалась данная ему привилегия) Мы остановимся еще на пожало-
вании епископу Уинчестерскому селения Чилкомб (Гемпшир). В этом
населенном пункте насчитывали сто гайд, но епископ, с разрешения ко-
роля, должен был платить налог лишь с одной гайды. В грамоте, подтвер-
ждающей это пожалование, гайда выступает, с одной стороны, в качестве
фискальной меры, не имеющей ничего общего ни с реальной земельной пло-
щадью, ни с числом хозяйств; с другой стороны, — предусматривается
возможность того, что местные жители могли насчитать более ста гайд 1 2.
Спрашивается, о каких гайдах идет речь в последнем случае? Крестьяне
не могли определить числа фискальных единиц, ибо размеры налого-
обложения устанавливались королевским фиском. Очевидно, гайда рас-
сматривалась не только как налоговая единица, но и как мера земли
или единица земельного владения.
Таким образом, в грамотах гайда выступает то в качестве единицы
землевладения или хозяйства, то в качестве земельной меры, то, наконец,
как единица налогового обложения. Но мы все еще не знаем, благодаря
чему оказывалось возможным сочетание всех этих признаков гайды.
Чтобы получить более определенный ответ относительно характера англо-
саксонской гайды, нужно попытаться изучить в совокупности всю массу
цифровых данных, содержащихся в грамотах. Сопоставив эти данные
с аграрной и фискальной статистикой Книги Страшного суда, мы сможем
прийти к некоторым положительным результатам.
Как известно, в переписи Вильгельма Завоевателя 3 гайда фигурирует
в качестве фискальной единицы и по большей части не соответствует
реальной площади земли. В то время как размеры земли выражались
в Книге Страшного суда количеством плугов, с помощью которых ее
можно было вспахать, количество гайд определяло величину налогового
обложения. Книга Страшного суда показывает для каждого описанного
в ней поместья не только число фискальных единиц и общие размеры
земли (в плугах), но и отдельно число плугов, имевшихся на домене п
у крестьян, а также число крестьянских хозяйств (вилланы, бордарии,
коттарии). Поэтому представляется возможным провести сравнение дан-
ных о числе гайд, содержащихся в англо-саксонских грамотах, с указан-
ными цифрами переписи 1086 г. — разумеется, для одних и тех же на-
селенных пунктов. Попытка подобного сличения на материале одного
графства (Глостершир) была предпринята в конце прошлого века англий-
ским исследователем Тэйлором. Из 25 грамот, составленных между 676
и 972 гг., в 18 случаях было отмечено полное совпадение числа гайд,
указанных в грамоте, с числом гайд, отмеченных в этом же населенном
пункте Книгой Страшного суда. Отдельные исключения объяснялись
раздроблением и отчуждением земельных владений. Столь часто повто-
ряющееся совпадение, по мнению Тэйлора, свидетельствует о том, что
гайда Книги Страшного суда представляла собой весьма древнюю единицу
землевладения, которая из поколения в поколение оставалась неизмен-
1 К. 642: ... on eallum thingon for ane hide werige. . . sy ther mare landes, sy
ther lesse. . . — «за все пусть платит как за одну гайду, будь там земли больше или
меньше». Ср. К. 1312: ut. . . universa ilia antique territoria. . . semper in posterum
pro nichilo computentur et ad nichilum redacta. . .
2 B. 620: . . . cum territoriis antiquis cartulis insertis 100 videlicet niansas. licet
spatiosior ab incolis estimari valeat ita ut in ipsius terrae quantitate quod episcopo
aratur et quod coloni inhabitant pro una tantummodo cassato reputetur.
2 Domesday Book seu Liber Censualis Willelmi Primi regis Angliae,4 vols., 1783—
1816. Далее: DB. с указанием тома и страницы.
30
.4. Я. Гуревич
ной. Эти земельные владения — гайды легли в основу фискальной си-
стемы Ч Наблюдения Тэйлора представляли бы больший интерес, если
бы они были сделаны на основании изучения более широкого материала.
Мы произвели подобные сопоставления по одиннадцати графствам,
охватывающим значительную часть Южной и Центральной Англин; эта
территория входила в состав англо-саксонских королевств Уэссекс и
Мерсия. Сопоставления эти не были, однако, сплошными, ибо возможность
таких сопоставлений ограничивается рядом обстоятельств. Далеко не
все населенные пункты, статистическое описание которых имеется в Книге
Страшного суда, упомянуты также и в грамотах; часть их вообще не
сохранилась. В ряде грамот отсутствует указание на число жалуемых
гайд. Во многих случаях мы лишены возможности идентифицировать
название населенного пункта, описанного в грамоте, с каким-либо мано-
ром Книги Страшного суда, ибо населенные пункты росли, а иногда и под-
вергались разделу, причем названия их менялись; неустойчивая англо-
саксонская орфография часто не позволяет установить идентичность
названии в грамоте и в переписи 1086 г. Но и тогда, когда эти трудности
преодолимы, сравнение не всегда возможно, ибо в период, отделявший
момент составления грамоты от переписи 1086 г. (иногда в несколько сто-
летии), земельное владение могло подвергнуться переделам и дроблениям;
часть его (или все оно целиком) могла быть отчуждена владельцем, и по
Книге Страшного суда во многих случаях оказывается невозможным
восстановить всю территорию, указанную в грамоте. В первую очередь
это касается земель, находившихся в руках светских владельцев; церков-
ные учреждения значительно реже отчуждали свои владения, состав
которых поэтому на протяжении веков оставался зачастую неизменным.
Поэтому нам приходится довольствоваться сопоставлениями по огра-
ниченному числу населенных пунктов (188). Поскольку составленные
таким образом сравнительные таблицы весьма велики, мы приведем здесь
лишь некоторые итоговые подсчеты. Анализ этих таблиц показывает,
что количество гайд в грамотах и в Книге Страшного суда действительно,
как правило, совпадает. Как видно из нижеследующей таблицы, в боль-
шинстве графств соответствие наблюдается в 80—90 процентах сопостав-
лений.
Графство । Сравниваемых । случаев Случаев соответ- ствия числа гайд
Беркшир ... 1 22 17
Дорсетшир 22 ]Ь
Гемпшир . . . ' 19 13
Сомерсетшир . . . . ... 17 16
Сэррей • • , 12 10
Сэссекс ... 10 5
Уилтшир 31
Миддлсекс . . . । 3 2
Оксфордшир . . . . 1 8
Глостершир . . . . . . . i 12 9
Вустершир . . . 25 20
Всего . . . !
1 С. S. Т а у 1 о г. The pre-L)oinesday hide of
the Bristol and Gloucestershire an haeoloeical society
315. 318, 319.
Gloucestershire. Transactions of
1893 -1894. vol. XVIII, p. 313,
Имущественное расслоение общинников в Англии
31
Во многих случаях грамоты, включенные в таблицу, составлены в VII —
VIII вв., и иногда видно, что число гайд, насчитывавшихся в населенном
пункте, оставалось неизменным в течение трехсот-четырехсот лет.
Поскольку в Книге Страшного суда гайда представляла собою фискаль-
ную единицу, не имеющую прямого отношения к размерам земли, мы
должны, повидимому, на основании анализа собранных нами данных прийти
к выводу, что и англо-саксонская гайда была единицей обложения.
Именно в качестве единицы обложения фигурирует англо-саксонская
гайда в документе, известном под названием Tribal Hidage и составлен-
ном, скорее всего, в период гегемонии Мерсии (VIII—начало IX в.).
Здесь вся Англия поделена на области, для каждой из них указано опре-
деленное округленное число гайд: Уэссекс — 100 тыс. гайд, Сэссекс —
7 тыс., Кент— 15 тыс., Эссекс — 7 тыс., Мерсия — 30 тыс., Восточная
Англия — 30 тыс. гайд и т. д.; всего по Англии около 240 тыс. гайд
Именно потому, что гайда была фискальной мерой, число гайд с очень
ранней поры приобрело традиционный характер и обычно оставалось
неизменным вплоть до нормандского завоевания.
Однако вряд ли можно сомневаться в том, что прежде чем стать фис-
кальной мерой, гайда была единицей земельного владения и, возможно,
соответствовала определенной площади земли.
Действительно, в англо-саксонских правдах VII в. гайда фигуриро-
вала в качестве земельного надела. Так, в уэссекских «Законах короля
Инэ» (конец VII в.) величина вергельда представителей кельтского населе-
ния (так называемых уилей) зависела от числа земельных наделов —гайд,
которыми они обладали (ст. 32). С каждого земельного надела король
собирал определенное количество натуральных поставок — даней (ст. 70)1 2.
Точно так же и Бэда в начале VIII в. называет гайду семейным наделом
(terra familiae) 3. И еще гораздо позднее, в сборниках обычного права,
гайда (hiwisc) выступает в качестве семейного надела 4.
Те весьма недостаточные сведения о величине семейного надела, ко-
торые дошли до нас от англо-саксонского времени, относятся к довольно
позднему периоду — второй половине X и первой половине XI в. В од-
ном документе из архива аббатства Питерборо гайда фигурирует как
земля, вспахиваемая полной плуговой запряжкой 5. В латинских пере-
водах англо-саксонских законов термин гайда (hide) неоднократно пере-
дается словом caruca 6. Однако эти и некоторые другие данные о размерах
гайды чересчур отрывочны и относятся к сравнительно позднему вре-
мени. Между тем, вопрос о величине земельного надела кэрла в ранний
англо-саксонский период имеет большое значение, так как, ответив на
него, мы смогли бы лучше уяснить те перемены, которые происходили
в землевладении массы свободных англо-саксонских общинников в
VII—XI вв., когда происходило их феодальное подчинение.
С этой целью следует обратиться к рассмотрению данных по Кенту.
В этом королевстве, а впоследствии графстве Юго-Восточной Англии,
во многих отношениях отличавшемся от остальной страны, земельные
1 F. М a i t 1 a n d. Domesday Book and beyond. Cambridge, 1897, p. 506, 507.
2 F. Lieber m a n n. Die Gesetze der Angelsacbsen, Bd. I. Halle an dor Saale,
1898, S. 102, 118.
3 Ch. Plum m e r. Baedae Opera Ilistorica, t. I. Oxford, 1896, Historia Eccle-
siastica, I, 25: II, 9; Ill. 4: IV. 16. 19; V. 19. Ср. B. 696: quandani terrae porthinculam
id est 5 fa in ilia rum. . .
4 F. Licbcrma n n. Die Gesetze der Angelsacbsen, Bd. I, S. 460.
5 R. 40: ... an hide buton a lies oxangang — «одна гайда без земли под одну вару
нолов».
6 F. Lieberman n. Die Gesetze der Angelsachson, Bd. I, S. 260, 262.
32
А. Я. Гуревич
и фискальные меры также имели свои особенности. Здесь наряду с гай-
дой грамоты упоминают сулунг (sulung, solinum). Вопрос об этой земель-
ной мере и ее отношении к гайде имеет целую литературу, но однако до сих
пор не разрешен. Сибом, основываясь па ошибочном толковании одного
текста, утверждал, что сулунг представлял собой двойную гайду, равную
240 акрам х. Подобно ему и некоторые другие исследователи Книги Страш-
ного суда 1 2, опираясь на одно указание в ней, настаивали на том, что сулунг
не был равен гайде и представлял собою большую величину. Отрывок,
на толковании которого они строили свои предположения, гласит:
In communi S. Martini sunt CCCG acrae et dim. quae fiunt II solinos et
dim 3. На этом основании они определяли величину сулунга в 180 акров.
Однако хорошо известно, что реальные меры площади в Книге Страшного
суда очень далеки от фискальных единиц того же наименования, а нало-
говое обложение с 1066 г. по 1086 г. неоднократно изменялось. Поэтому
приравнивать реальную земельную площадь какому бы то ни было числу
фискальных мер, изменявшемуся по произволу королевской администра-
ции, невозможно, ибо в приведенном тексте единицы обложения постав-
лены в связь с реальными акрами; это соотношение могло быть иным
в любом другом поместье.
Никаких точных указаний на размеры сулунга Книга Страшного суда
не содержит. Вследствие этого дальнейшие попытки выяснить вопрос
о величине сулунга пошли по линии анализа англо-саксонских грамот.
Изучение их вновь привело П. Г. Виноградова к мысли о том, что сулунг
состоял из двух гайд. Он ссылался при этом на грамоту от 812 г., в которой
указано, что при обмене землями между двумя землевладельцами в Кенте
2manentes были приравнены одному сулунгу, а половина mansiunculae —
одному joclet 4 5. (Joclet составлял 74 сулунга). Эти данные Виноградов
считал достаточными для обоснования положения о том, что сулунг всегда
составлял 2 гайды б. Однако в других грамотах выражение sulung заме-
нялось термином гайда 6. Такое же смешение терминов solin и hida на-
блюдается и в Книге Страшного суда 7. Подобное употребление терминов
в ней и в грамотах показывает, что сулунг и гайда в Кенте были взаимо-
заменяемыми понятиями. Грамота, на которую опирается в своих вы-
водах Виноградов, оказывается изолированной, а ее содержание — про-
тиворечащим другим данным. Все это лишает возможности придавать
выводу, к которому пришел Виноградов, широкое значение. В этой гра-
моте устанавливается соотношение между одним пока неизвестным нам
понятием (manens, mansiuncula) и другим, также неизвестным понятием
(sulung). Уже самый факт установления соотношения двух мер может
вызвать сомнения. Если сулунг всегда состоял из двух гайд, зачем потре-
бовалось указание на это? Предвидя подобное возражение, Виноградов
замечал, что одно из обмениваемых владений находилось в Кенте, где
считали на сулунги, а другое — вне Кента, и поэтому возникла необхо-
1 F. Seebohm. English village community. London, 1883, p. 54.
2 Elton. Tenures in Kent. Цит. по kh.: A. Ballard. The Domesday inquest.
London, 1906, p. 42. Domesday Studies, ed. by P. E. Dove, vol. I. London, 1888,
p. 160-161, 349.
3 DB. I, 2.
‘ K. 199, ср. B. 321, 341.
5P. Vinogradoff. Sulung and hide. «English Historical Review», vol. 73,
1904.
6 K. 425, 688. B. 780, 791, 869, 880, 1295: sex mansas quod Cantigene dicunt sex
sulunga.
7 DB. I, 5: T. R. E. se defendit pro 3 solins et modo pro 2 hidis et dimid. . . De
terra ipsius manerii tenet W. de archiepiscopo solin. . .
Имущественное расслоение общинников в Англии
33
димость в переводе местных кентских мер на общеанглийские гайды.
При проверке, однако, оказывается, что в Кенте были расположены все
упомянутые в этой грамоте владения Ч В таком случае, какой же смысл
заключался в приравнивании двух manentes одному сулунгу и $4 mansiun-
culae одному joclet? Не предлагая пока решения этого вопроса, мы, тем
не менее, можем настаивать па том, что указанное в приведенной Виногра-
довым грамоте соотношение имело единичный характер, подобно тому,
как в Книге Страшного суда 450 акров приравнены были в уже известном
нам случае 2/4 сулунгам. Всякий раз, когда в источнике, подобном Книге
Страшного суда, происходит приравнивание одной величины другой,
возникает подозрение: не является ли это установление соотношения двух
величин в то же время и свидетельством против того, что это соотношение
было нормальным, привычным?
Таким образом, вопрос о сулунге из-за отсутствия в источниках не-
обходимых данных остался невыясненным. Возникла необходимость
в привлечении новых, еще не использовавшихся ранее источников. В этой
связи представляет интерес недавно опубликованная Дугласом серия
документов, известная под названием Domesday Monachorum . .., которая
содержит новые по сравнению с Книгой Страшного суда данные по кент-
ским поместьям архиепископской Christ Church в Кентербери и относится
ко времени переписи 1086 г. Этот источник содержит, в частности, список
свободных держателей архиепископа, отсутствующий в Книге Страшного
суда. В списке указаны размеры фискального обложения держаний, вы-
раженные в акрах и сулупгах. Изучение этих цифровых данных приво-
дит нас к заключению, что в jugum (или joclet), составлявший х/* сулунга,
входило 30 акров 1 2. Следовательно, в сулунге содержалось 120 акров,
т. е. столько же, сколько и в фискальной гайде. Подтверждается выска-
занное выше предположение о равенстве сулунга гайде.
Равенство фискальных мер позволяет предположить существование
равенства земельных наделов, послуживших основою для этих мер.
Сулунг, невидимому, представлял собою надел такого же характера,
как и гайда. Поэтому дальнейшее изучение вопроса о кентском сулунге
продвинет нас вперед и в понимании общеанглпйского земельного надела,
гайды.
Сулунг как фискальная единица, не имеющая прямого (а то п вовсе
никакого) отношения к площади земли, встречается только в источниках
нормандского времени, тогда как в англо-саксонских документах сулунг
выступает в качестве единицы хозяйства. В подтверждение упомянем со-
ставленное в IX в. завещание, в котором зафиксирована передача 1/ъ сулунга
вместе с 4 волами 3. Как известно, тяжелый английский плуг тянули
обычно 8 волов. Здесь 14 сулунга с Уъ плуговой занряжкп соответствовала
1 К моменту нормандского завоевания все эти населенные пункты были во вла-
дении кентерберийской Christ Church. The Domesday Monachorum of Christ Church
Canterbury, ed. by D. ('. Douglas. London, 1944, p. 83, 84, 95, 102.
2 D. C. Douglas. The Domesday Moiiachorum. . ., p. 100 101. Зтот вывод
напрашивается при проверке подсчетов монастырских клерков, переводивших число
акров в соответствующие доли сулунга. Шесть держателей архиепископа имели в об-
щей сложности, но подсчетам монастырских клерков. 47‘/2 сулупгов 1 jugum 28 акров
и землю, вспахиваемую тремя волами (terra III bourn). При проверке этих подсчетов,
которые во всех других случаях были точными, получаем: 471/2 сулунгов V2 jugum
43 акра и земля, вспахиваемая тремя волами. Разница объясняется тем, что монастыр-
ские писцы переводили мелкие единицы измерения в более крупные, а именно акры
в juga, исходя из расчета 15 акров равняется jugum (43 акра — 28 акров —
-- 1 jugum — Уг jugum). Если 15 акров действительно составляли \'2 jugum, то 1 jugum
равен 30 акрам, а сулунг. содержавший 4 juga, равнялся 120 акрам.
3 В. Thorpe. Diplomatarium Anglicum (далее: Т.). London, 1865, р. 469.
3 Средние ве»са вып. 7
34
А. Я. Гуревич
>4 каруки. Передачу % сулунга в сочетании именно с % плуговой упряжки,
нельзя рассматривать как случайную, ибо земля передавалась с таким
инвентарем, с помощью которого ее можно было обработать Можно
предположить, что сулунг (реальный сулунг как мера земли) представлял
собой площадь, вспахиваемую в течение года одной плуговой запряжкой.
Мы попытаемся это доказать.
Выше уже говорилось, что в дарственных грамотах и завещаниях
донормандского периода, относящихся к Кенту, размеры передаваемых
земельных владений выражаются либо числом сулунгов, либо числом
гайд; гайды упоминаются сравнительно редко и в ряде случаев заменяют
сулунги. Однако более внимательное рассмотрение некоторых грамот
и сравнение их с описями Книги Страшного суда показывает, что в Кенте
гайда и сулунг обозначали отнюдь не одно и то же.
С целью сравнения мы собрали сведения о 15 кентских манорах, на-
ходившихся во владении архиепископской ChristChurch и Рочестерского
аббатства. Данные по этим манорам, содержащиеся в грамотах и в Книге
Страшного суда, сведены в нижеследующую таблицу. Из Книги Страшного
суда в таблице приведены: число сулунгов, выражающее размеры фискаль-
ного обложения манора; число плугов (сагпсае), которыми можно было
обработать землю манора (terra); число плугов, имевшихся в 1086 г. на
домене и у крестьян (отдельно); число крестьянских хозяйств, причем
число вилланов и бордариев дается отдельно.
Грамоты Книга Страшного суда
населенный пункт номер грамоты дата объект дарения держа- ние (su- iung) terra (ca- ruca) плуги крестьяне
на домене у кре- стьян vo- lant bor da- rt!
А Чаринг . К. 1020 799 30 aratra . 8 40 4,5 27 26 27
Рекульвер В. 880 949 26 sulunga 8 30 3 27 90 25
Бромлей Т. 216 966 10 sulunga 3 13 2 11 30 26
Вулдхам . Т. 271 до 988 6 sulunga . 3 5 2 6 18 16
Пламстед . В.1173 961—9 4 aratra . . 2 s. 1 j. 5 1 4 17 3
Бексли . . В. 346 814 10 aratra . 3 — 2 10 41 15
Верхам . . В. 328 809 7 aratra . . 6 8 2 6 15 20
Малинг . . В. 779 942—6 3 aratra . . 3 3 1 2 5 6
Уикхам • . В. 869 948 6' mansae 1 — 2 4 24 —
(6 sulunga)
Дэнтоп . . В. 1132 964—95 2 sulunga . 2 2 1 1 6 —
В Отфорд• К. 230 830 100 hidas . 8 42 6 45 101 18
Хит . . . К. 230 830 32 hidas . . 3 15 2 9,5 33 12
Клифф . . (К. 230 (К. 769 830 1038—44 36 hidas . . 2 cassatae . } 3,5 6 1,5 5,5 20 18
Ленхам . . В. 459 850 40 cassatae 5,5 18 2 16 40 7
Лонгфилд . (Т. 480 (Т. 501 871—89 950 7 hidas . . 2 sulunga . b 1 2 9 7
Вошедшие в таблицу данные разбиты на две группы. Объекты дарения
в грамотах, касающихся маноров группы А, выражены в сулунгах (arat-
rum — латинский эквивалент сулунга), тогда как в грамотах группы В
1 Ср. К. 949: передача двух гайд с двумя упряжками волов. R. 107.
Имущественное расслоение общинников в Англии 35
вместо сулунгов упоминаются гайды. Изучение таблицы обнаруживает
различие, существовавшее между кентской гайдой и сулунгом.
Если мы обратимся к данным по группе А, то увидим, что число су-
лунгов в грамотах в целом соответствует числу вилланских плугов в Книге
Страшного суда, но не находится ни в каком соответствии с числом су-
лунгов, указанных в переписи 1086 г. Это приблизительное равенство
между данными о сулунгах в грамотах и количеством вилланских плугов,
имевшихся в этих манорах в 1086 г., нуждается в объяснении.
Но предварительно сравним данные по манорам группы В. Числу
гайд в грамотах не соответствует ни количество фискальных единиц (су-
лунгов Книги Страшного суда), ни количество плугов, которыми владели
вилланы. Но если сопоставить число гайд с числом вилланских хозяйств,
указанных в Книге Страшного суда (рубрика villani), то получим почти
полное соответствие (о манорах Клифф и Лонгфилд — ниже).
Итак, в кентских манорах, где до нормандского завоевания были
с у л у н г и, число этих сулунгов соответствует числу вилланских плугов,
указанному в Книге Страшного суда, а в манорах, где были гайды, их
число соответствует числу вилланских хозяйств.
Теперь мы в состоянии определить различие между кентской гайдой и
сулунгом. Так как по количеству вилланских плугов, указанных в Книге
Страшного суда, можно судить о приблизительных размерах земельных
владений вилланов, то из обнаруженного соответствия числа вилланских
плугов в переписи 1086 г. числу сулунгов в грамотах следует заключить,
что последнее выражает общую площадь земельных наделов, причем
единицей измерения является площадь земли, вспахиваемой в течение
года одним плугом. Следует учесть, что в грамотах речь идет о наделах,
а не о всей площади поместья, включая домен. Это видно хотя бы из сле-
дующего документа: в 991 г. архиепископ Йоркский сдал своему тэну три
гайды и «домен вдобавок» (and inlond thaerto)1; домен, следовательно,
не входил в площадь земли, измеряемой в гайдах. Это и понятно, ибо ко
времени пожалования земли королем в этих населенных пунктах барской
запашки часто вообще еще не могло существовать.
Мы можем предположить, что в манорах группы А, вошедших в нашу
таблицу, первоначально наделы представляли собою владения в кару-
кату и назывались сулунгами, а затем раздробились, вследствие чего
возникло расхождение между числом вилланских плугов и числом виллан-
ских держаний, которое и отражено в Книге Страшного суда.
Что же представляли собой гайды, о которых говорится в грамотах,
относящихся к манорам группы В? Насколько мы можем судить, эти
гайды обозначали хозяйства, которые были записаны в Книге Страшного
суда как вилланские. В противоположность сулунгам, они не имели опре-
деленных стандартных размеров; величина такого хозяйства в каждом
маноре могла быть иной, и никакого соответствия между числом villani
и числом плугов, которыми последние обладали, в Книге Страшного суда
не наблюдается. В маноре Клифф дарение совершалось частями: в 830 г.
были подарены 36 гайд, а в первой половине XI в. Christ Church получила
оставшиеся 2 гайды, всего 38 гайд; по Книге Страшного суда мы находим
в этом маноре 20 вилланских хозяйств и 18 хозяйств бордариев, всего 38
крестьянских дворов. То, что в этом маноре мы должны учитывать не только
вилланов, но и бордариев, объясняется, повидимому, тем, что в период
между 830 г. и 1086 г. у части крестьян земельные владения сократились до
такого уровня, что комиссары Вильгельма Завоевателя отнесли их к разряду
1 К. 676. Ср. В. 609: anes hides lond. . . and all thaet inn load. . . Ср. B. 864.
3*
36
А. Я. Гуревич
bordarii. Различие между сулунгом и гайдой резко выступает в маноре Лонг-
филд. Здесь в конце IX в. были пожалованы семь гайд, а в 950 г. дополни-
тельно два сулуцга. В Книге Страшного суда двум сулунгам соответствуют
два вилланских плуга. Что же касается семи гайд, тоне следует ли искать
потомков их владельцев в лице семи бордариев? Расхождение между раз-
мерами сулунга и гайды, ясное для составителей грамот уже в IX и X вв.
(недаром в одной грамоте указаны гайды, а в другой сулунги), могло уси-
литься в данном маноре к 1085 г. настолько, что владельцы наделов
того и другого рода попали при переписи в разные разряды держателей.
Наш вывод р различии между кентской гайдой и сулунгом подтвер-
ждается на примере манора Уикхам (см. таблицу на стр. 34). Здесь
в грамоте указаны 6 «мансов», т. е. гайд. Однако мы наблюдаем соот-
ветствие числа гайд не количеству вилланов, как это было в других
случаях, когда в грамоте указывались гайды, а количеству плугов, имев-
шихся в маноре в 1086 г. Дело объясняется пометкой в грамоте: sex man-
sas quod Cantigene dicunt sex sulunga. Здесь гайда соответствует сулунгу.
Если sulung англо-саксонской эпохи мы можем определить как землю,
вспахивавшуюся одним плугом, terra unius carucae, то гайду следует на-
зывать, вслед за Бэдой, семейным наделом, terra familiae. Ввиду того,
что первая величина была достаточно определенной, а вторая претерпе-
вала всяческие изменения, разница между размерами гайды и сулунга
в каждом конкретном случае была иной.
Существование в Кенте двух обозначений надела — sulung и hida —
мы склонны объяснить тем, что в период начавшегося процесса разложе-
ния аллода новые образования, но соответствовавшие более по величине
карукате, не могли обозначаться в дальнейшем сулупгами, так как
это название, в противоположность англо-саксонской гайде, указывает
на определенную площадь земли. Из общеанглийского словаря в Кенте
было заимствовано обозначение hida, которым и стали называть наделы,
не составлявшие карукаты. Вне Кента дробление наделов не сопровож-
далось изменениями ,в терминологии, так как термин гайда был более
гибким и не содержал в себе указания на определенную величину надела.
Однако в «областях датского права» наблюдаются подобные же различия
между гайдой, с одной стороны, и «землей под плуговую запряжку»
(oxgang), с другой Ч
Два обозначения земельного надела в Кенте характеризовали этот
надел с разных сторон. Название sulung указывало на величину надела,
название гайда — на то, что,надел являлся единицей семейного владения.
Появление термина гайда в Кенте свидетельствует о сокращении надела,
переставшего соответствовать земле под плуг, но тем самым оно свиде-
тельствует о том, что первоначально надел представлял собою владение
именно такого размера.
Теперь мы можем вернуться к упомянутой выше грамоте, на основании
которой П. Г. Виноградов доказывал неравенство между сулунгом и гай-
дой, и попытаться объяснить ее содержание. В указанных в этой грамоте
населенных пунктах надел не составлял целого сулунга, поэтому наделы
назывались там manentes, mansiunculae, а не sulunga. Установление же
соотношения между manentes и sulunga вызвано было том, что при обмене
землями потребовалось указать, каковы размеры их, — ведь гайда не
была постоянной величиной. Иными словами, выражение duao mansae
id est an sulung нужно понимать следующим образом: «два надела, пло-
щадь которых можно вспахать одним плугом».
1 В. 1112: .. . and ane hide. . . twegra oxena gang . . . and other healf hide. . .
Имущественное расслоение общинников в Англии
37
Итак, причиной появления гайды в Кенте мы считаем разложение
первоначального надела — сулунга. В результате распада больших кент-
ских наделов слой полнонадельных аллодистов к концу донормандского
периода чрезвычайно сократплся. Внешним выражением, симптомом этого
процесса была эволюция терминов гайда и сулунг, которые из обозначе-
ния единиц хозяйства и земельных мер превратились в обозначения
единиц фискального обложения, не соответствовавших более своему
реальному прототипу.
Решение вопроса о земельных наделах в Кенте дает возможность по-
нять эволюцию англо саксонской гайды, так как в остальной Англии
происходило такое же изменение характера земельного надела крестьянина,
какое мы наблюдали в Кенте. Первоначально гайда соответствовала
обоим понятиям: terra familiae и terra unius carucae, — и представляла
собою земельный надел крестьянина, вспахиваемый в течение года одним
плугом. Вследствие дробления земельных наделов гайда перестала быть
единицей крестьянского владения и сохранилась лишь как фискальная еди-
ница. Таким образом, изучение эволюции земельных наделов обнаруживает
у англо-саксов разложение старинной системы землевладения. Насколько
земельное владение крестьянина в конце англо-саксонского периода было
меньше надела VI—VII вв., показывает анализ данных о крестьянском
землевладении, содержащихся в Книге Страшного суда.
Пользоваться данными этого памятника для изучения крестьянского
землевладения предшествовавшего периода приходится с большой осто-
рожностью, ибо в структуре крестьянской собственности под воздей-
ствием нормандского завоевания могли произойти существенные измене-
ния. Данные Книги Страшного суда лишь приблизительно отражают
структуру крестьянского землевладения донормандского времени. Однако
поскольку для этого времени мы вообще не располагаем какими-либо
цифрами, характеризующими имущественное положение крестьянства,
нам приходится обратиться к Книге Страшного суда, чтобы получить
более конкретное представление об экономическом развитии англо-
саксонской деревни.
Как известно, зависимое крестьянство делится в Книге Страшного
суда на три основные группы: вилланов, бордариев и коттариев. Эти
градации лишь в незначительной степени отражают имущественную диф-
ференциацию крестьян. Такое подразделение было неопределенным, и
среди бордариев и даже коттариев можно обнаружить людей, в имуще-
ственном отношении ничем не отличающихся от вилланов, и наоборот,
среди вилланов были владельцы типа коттариев. Так, например, мы на-
ходим в Книге Страшного суда упоминания о бордариях, владеющих
половиной плуговой упряжки х, о коттариях с целым «плугом» 2 и т. д.
Как показали Р. Леннард и М. А. Барг, относить бордариев к числу без-
земельных или малоземельных крестьян было бы ошибочно 3. Тем не
менее, если бордария и нельзя смешивать с коттарпем, то все же обычно
это был крестьянин, обеспеченный землей в меньшей степени, чем виллан 4.
1 1)В. I, 60: 1 bordarius cum ’/г caruca; ibid., 172b: 1 bordarius cum 1 caruca.
2 DB. I, 56b: 2 collarii cum 2 caruc.
3 M. A. Bap г. Кто такие «бордарпи» Книги Страшного суда. Си. «Средние
века», вып. IV, 1953. R. Lena a rd. The economic position of the bordars and
cottars of Domesday Book. «Economic Journal», vol. 61, June 1951.
4 DB. 1, 59: 9 bordarii cum V2caruca; ibid., 16 bordarii cum 1 caruca: ibid., 62b:
5 bordarii cum ‘/2 caruca.
88
А. Я. Гуревич
Показательно, что дйя некоторых районов Англии Книга Страшного суда
вообще не проводит различия между бордариями и коттариями. В описи
Гемпшира и Глостершира термин коттарий вовсе отсутствует, все кре-
стьянство делится на вилланов и бордариев. Ясно, что в этих графствах,
как и в соседних с ними, имелось малоземельное крестьянство коттерского
типа. Повидимому, здесь его нужно искать среди бордариев * *.
Степень имущественной дифференциации крестьян Южной и Централь-
ной Англии к концу англо-саксонского периода в самом общем виде можно
представить, если установить, каково было количественное соотношение
между вилланами, бордариями и коттариями. Суммируя соответствующие
подсчеты по семи графствам Уэссекса и Мерсии (Беркшир, Дорсетшир,
Глостершир, Гемпшир, Сомерсетшир, Уилтшир и Вустершир), мы полу-
чили такую картину: 22 662 виллана, 19 793 бордария, 3 279 коттариев
(49, 43 и 8 процентов).
Из этих цифр, как будто, следует, что относительно обеспеченное зем-
лей крестьянство, — если это определение действительно можно распро-
странить на всех вилланов, — к концу англо-саксонской эпохи состав-
ляло около половины сельского населения Мерсии и Уэссекса. Однако
этот вывод основан на искусственном терминологическом различии, ко-
торое проводили при составлении переписи комиссары Вильгельма I,
и нуждается в большом уточнении. Вилланы отнюдь не составляли одно-
родной массы. Попытаемся собрать некоторые данные об их землевладе-
нии. Как сказано выше, о размерах пахотной земли, имевшейся в той
или иной деревне в 1086 г., можно судить по числу плугов, указанных
в Книге Страшного суда. Поэтому выявление отношения числа крестьян-
ских плугов к числу крестьянских хозяйств дало бы представление
о средней обеспеченности землей крестьян в каждом маноре. Однако то
обстоятельство, что обычно в описи поместья упоминаются крестьяне
нескольких категорий (вилланы, бордарии, коттарии и др.), позволяет
выводить подобное соотношение только в тех случаях, когда в маноре
жили крестьяне, относящиеся к одной категории.
Выясняя картину вилланского землевладения по семи графствам,
входившим в англо-саксонский период в Мерсию и Уэссекс, мы насчи-
тали более 1700 крестьян, имущественную обеспеченность которых можно
приблизительно определить2. Полученные данные сведены в таблицу.
«Точность» вычисленных нами процентов — совершенно обманчивая,
ибо нельзя забывать, что мы имеем дело со средними цифрами. Имуще-
ственное неравенство, существовавшее, вне всякого сомнения, среди
вилланов в пределах каждого манора, нашими данными не вскрывается.
Поэтому следует иметь в виду, что отраженное в таблице имущественное
расслоение вилланов только в отдаленной степени соответствует дей-
ствительному распределению земли среди них.
1 В Дорсетшире и Сомерсетшире коттарии упоминаются довольно редко, тогда
как в Уилтшире они составляют значительный процент крестьян. Рассмотрение опи-
сей первых двух названных графств вынуждает думать, что владельцы, которых сле-
довало отнести к коттариям, попали в разряд бордариев. Описание крестьян в мано-
рах Сомерсетшира строится по формуле: «X вилланов и Y бордариев». В огромном
большинстве случаев упоминания о коттариях отсутствуют. Наоборот, в описях
маноров, где коттарии упоминаются, обычно отсутствуют бордарии.
* Подобные подсчеты для всей Англии были проделаны английским исследовате-
лем Леннардом, который, однако, использовал имеющийся материал далеко не полно.
По указанным семи графствам он насчитал лишь 1189 вилланов. R. Leuna rd.
The economic position of the Domesday villani. «Economic Journal», vol. 56, June’1946.
Независимо от Леннарда такие же подсчеты для Кембриджшира произвел М. А. Барг
в своей неопубликованной кандидатской диссертации «Землевладение Кембриджшира
в 1086—1279 гг.», 1947.
Имущественное расслоение общинников в Англии
39
Графство
Беркшир .
%- • •
Дорсетшир
%• • •
Гемпшир .
%• • •
Сомерсетшир
Уилтшир .
%• • •
Глостершир
%• • •
Вустершир
%• • •
Всего по семи
графствам .
% • • • •
Число вилланов
Всего учтено вилланов более 1 плуга 1 плуг 1—3/4 плуга 3/4 плуга св ь Ч Я Т V» плуга плуга */4 плуга '/4—'/» плуга */» плуга менее | */« плуга
239 — 2 0,8 10 4,2 — 31 12,9 22 9,2 132 55 12 5,1 13 5,4 — 17 7,2
140 1 0,7 2 1,4 — — 22 15,7 48 34,3 31 22,2 19 13,5 17 12,2 — —
443 — 10 2,2 3 0,6 12 2,7 9 2 30 6,7 257 58 33 7,4 74 16,7 15 3,7 —
288 — 1 0,3 — — 31 10,8 35 12,1 48 16,8 62 21,6 81 28,1 8 2,7 22 7,6
61 — 4 6,5 — 1 1,6 2 3,3 1 1,6 28 45,9 18 29,6 7 11,5 — —
413 — 75 18,3 — 12 2,9 70 16,9 81 19,6 168 40,7 4 0,9 3 0,7 — —
145 1 0,7 3 2,1 — 2 1,4 35 24,1 5 3,4 99 68,3 — — — —
1729 2 o,i 97 5,6 13 0,8 27 1,6 200 11,5 222 12,8 763 44,2 148 8,6 195 11,2 23 1,3 39 2,3
Но и полученные цифры весьма показательны. Мы видим, что господ-
ствовавшие до последнего времени в исторической литературе представ-
ления о том, что типичным земельным держанием виллана в XI в. была
виргата \ неправильны. Вилланы отнюдь не представляли однородной—
в смысле обеспеченности их землей — массы. Даже имеющиеся в нашем
распоряжении средние цифры выявляют очень большую дифференцирован-
ность крестьянских владений: от незначительного клочка земли, составляю-
щего менее боваты Р/в плуга), до держания в две карукаты8. Виргатами
и полувиргатами (т. е. участками земли от 7* до ’/в плуга) владело мень-
шинство вилланов. Хотя наши цифры скрывают действительное количе-
ство вилланов, входивших в крайние группы, есть основания считать,
что вилланы, обладавшие наделами в виргату и менее, не определяли
в XI в. имущественного облика английского крестьянства. Первенствую-
щую группу в XI в. составляли крестьяне, владевшие землей в размерах
более виргаты. Наиболее распространенным вилланским наделом было,
невидимому, владение от 1 до 2 виргат. Но замечательно, что
в тех случаях, когда есть возможность определить средние размеры
надела бордария, мы приходим к тому же выводу. В ряде населенных
пунктов Глостершира и Вустершира перепись 1086 г. указывает лишь
бордариев и число их плугов, не упоминая вилланов. Землевладение этих
бордариев представляет собою следующую картину:
1 F. Seebohm. English village community; F. Maitland. Domesday
Book and beyond, p. 40.
1 DB. I, 80b: 1 villanus cum 2 car.
40
А. Я. Гуревич
В обоих графствах наибольший процент бордариев, средние размеры
владений которых можно установить, приходится опять-таки на категорию
с наделом от ’/« до % плуга (1—2 виргаты). В Глостершире много борда-
риев держат по % плуга, а в Вустершире есть и еще более крупные дер-
жатели. Сравнение показателей этой таблицы с таблицей, характеризующей
землевладение вилланов в тех же графствах, обнаруживает значительное
сходство. Правда, нужно иметь в виду, что среди бордариев было много
малоземельных крестьян, не попавших в наши таблицы. Например,
в том же Вустершире по Книге Страшного суда обнаруживаются бордарии,
о которых говорится, что они «ничего не имеют» х. Но во всяком случае
мы убедились, что делать на основании терминологии Книги Страшного
суда ответственный вывод о превращении почти половины крестьян в мало-
земельных и безземельных людей, как поступил И. Гранат, — невозможно.
Из того факта, что в Англии в 1086 г. 45 процентов крестьян составляли
бордарии и коттарии, отнюдь нельзя еще заключить, какая часть непосред-
ственных производителей подверглась частичному или полному обез-
земелению. Ясно, тем не менее, что процесс расслоения крестьянства за-
шел к концу англо-саксонского периода довольно далеко.
Не следует вместе с тем упускать из вида, что наряду с малоземельными
и средними крестьянами мы находим остатки слоя полнонадельных ал-
лодистов, напоминающих кэрлов VI—VIII вв. Наши таблицы с их
средними цифрами скрывают значительную часть таких крестьян.
В число полнонадельных крестьян, обнаруживаемых при изучении када-
стра, повидимому, входили, с одной стороны, потомки прежних свобод-
ных аллоднстов, удержавшие своп владения целиком, а с другой, — люди,
сумевшие сконцентрировать в своих руках несколько мелких крестьян-
ских владений. Иными словами, среди этих полнонадельных крестьян
следует усматривать не только остатки некогда многочисленного слоя вла-
дельцев гайд, попавших в феодальную зависимость, но и собственников,
упрочивших свое имущественное положение.
Любопытные сведения, касающиеся подобных преуспевших собствен-
ников, можно обнаружить в отдельных аигло-саксопских документах.
В первой половине IX в. коптский землевладелец по имени Абба, назы-
вавший себя управляющим (geroefa), оставил завещание 1 2, из которого
видно, что он был зажиточным человеком. Его земельное владение, ко-
торое он получил «от своих господ», повидимому, превышало размеры
обычного крестьянского надела. Действительно, из оставленной им жене
1 DB. I. 177b: iinus bordarius nil habens: ties bordarii nil habentes. Cm. B.Len-
n a г d. The economic position of the bordars and cottars. . ., p. 371.
2 F. E. Il a rme r. Select English historical documents of the ninth and tenth
centuries. Manchester, 1914, N 2.
Имущественное расслоение общинников в Англии
41
земли У2 сулунга была передана его брату Альхеру на условии, чтобы он
оказывал вдове покровительство и помощь. Эта переданная брату земля
составляла, вероятно, меньшую часть всего владения Аббы. Последний
обладал также большим количеством скота: Альхер, кроме земли, полу-
чил от него 4 волов, 2 коровы, 1 барана и 50 овец; церкви в Фолькстоне
были подарены 10 волов, 10 коров, 100 овец и 100 свиней и, кроме того,
деньгами 500 пенсов. Если считать, что число волов, имевшихся у Аббы,
соответствовало площади принадлежавшей ему пахотной земли (ибо
с У2 сулунга, доставшейся его брату, были переданы как раз 4 вола),
то он обладал без малого двумя сулунгами. Помимо этого, у вдовы могло
иметься некоторое количество рабочего скота. На относительно большие
размеры хозяйства Аббы указывает также и то, что он распорядился еже-
годно давать монахам обильное содержание продуктами. В случае, если его
вдова пожелала бы вступить в монастырь или отправиться в паломничество,
она могла получить большую сумму денег, не считая 5 коров и 50 овец.
Таким образом, Абба был весьма состоятельным человеком, обладав-
шим не только земельным владением, превышавшим надел рядового кре-
стьянина, но и большим количеством скота и денежными средствами.
Тем не менее, он был рядовым свободным. Это видно из его распоряжения
о том, чтобы церкви св. Петра в Фолькстоне был отдан его «вергельд
в 2 тысячи» (min waergeld twa thusenda). Поскольку подразумевать здесь
можно лишь пенсы (о других монетных единицах в этом документе нет
речи), то вергельд Аббы составлял 100 кентских шиллингов, т. е. вергельд
кэрла 1. Однако этот кэрл обладал, помимо всего прочего, дорогим мечом
и, как мы видим, распоряжался своим имуществом по завещанию, подобно
знатному человеку. Богатство этого зажиточного кэрла составилось, по
всей видимости, на службе управляющего, которая дала ему возможность
подняться выше уровня рядовых свободных.
Другой не менее интересный факт вскрывается при изучении двух
грамот, первая из которых относится к 984 г., а вторая — ко времени
Эдуарда Исповедника. Мы узнаем из них, что король Этельред пожаловал
своему «верному слуге» 8 гайд земли, которыми «прежде владел некий
крестьянин (rusticus) Эдрик» 1 2. Несмотря на свою принадлежность к низ-
шему сословию, «крестьянин» с таким владением имел очень мало общего
с рядовыми непосредственными производителями.
Из отдельных документов можно почерпнуть сведения и о мелких
землевладельцах несомненно крестьянского типа. Так, некто Эднот в се-
редине XI в. подарил Рамзейскому аббатству землю в Аклей, оговорив,
что его зависимый человек Лефвин сохранит до своей смерти виргату
земли, на которой находится его дом 3; впоследствии эта земля должна
перейти к монастырю. О наделе среднего крестьянина узнаем из грамоты,
сообщающей о передаче кентским королем Этельвульфом архиепископу
Кентерберийскому гайды и 7 югеров земли с угодьями (838 г.). В грамоте
имеется пометка, из которой явствует, что этой землей владел «колон»
короля 4.
Приведенные факты носят отрывочный характер. Специфичные англо-
саксонские памятники лишь в незначительной степени позволяют уло-
вить следы расслоения широкой массы населения. В этом отношении
небесполезно обратиться к постановлениям короля Этельстана (составлен-
1 Н. М. (: h a cl w i с k. Studies on Anglo-Saxon institutions. Cambridge, 1905. p. 110.
2 К. 12<S2, 792.
3 К. 919: Concessimus autein Leofwino homini nostro virgatain terrac in qua man-
sum suu in habet in vita sua quiet am. . .
4 B. 419.
42
А. Я. Гуревич
ним между 925 и 935 гг.), согласно которым «от каждого плуга» в ополче-
ние должно было являться два конных воина х. Иначе обстояло дело
в середине XI в. В описи Беркшира в Книге Страшного суда содержится
указание: «Если король посылает куда-либо войско (exercitum), с пяти
гайд должен пойти только один воин (miles), а с каждой гайды следует
поставлять его питание и содержание и 4 солида в течение двух месяцев.
Эти деньги королю не посылать, а отдавать воинам» 1 2. Здесь также речь
идет о народном ополчении, хотя участники его и названы milites.
Норма владения, от которого полагалось посылать в ополчение воинов,
здесь совершенно другая, что, несомненно, свидетельствует, вопреки мне-
нию Стентона 3, о существенном ухудшении имущественного положения кре-
стьянства, происшедшем с начала X до середины XI в. Как видим, старин-
ная система военной службы, основанная на землевладении общинников,
окончательно разрушилась.
Расслоение англо-саксонского крестьянства было вызвано ухудше-
нием его экономического положения. Превращение земли в частную соб-
ственность сопровождалось потерей многими общинниками своих наделов
или их части. Разорявшиеся крестьяне были вынуждены передавать свои
земли крупным собственникам. Так, в хронике епископства Или (X в.)
встречаются указания на скупку духовенством крестьянских земель.
В селении Хэденхэм монахи скупили «множество владений бедных по-
селян» (plurimam acram a villains pauperibus ejusdem villae) 4 5. Иногда
продажа надела была вызвана необходимостью для обедневшего человека
уплатить поземельный налог; таким путем, например, лишился своей
земли некий Эльфрик, принужденный продать ее епископу Этельвольду 6.
Не последнюю роль в разорении крестьянства играли судебные штрафы,
которые сплошь и рядом были так высоки, что вели к утрате преступ-
ником не только движимого имущества, но и земли. Случайно сохранился
документ, в котором говорится, что некий землевладелец должен был
уплатить вергельд во искупление совершенного им проступка, но заявил,
что у него нет средств для внесения столь крупной суммы денег. Тогда
его брат предложил ему следующее: «Я имею грамоту (Ьос) на землю,
которую нам с тобой оставили родители; откажись в мою пользу от права
владения этой землей (laet me thaet land to handa), и я уплачу вместо
тебя вергельд королю». Первый брат не пожелал передать ему землю,
заявив, что он предпочтет, чтобы его имение «сгорело или погибло от
наводнения». В результате вергельд не был уплачен и земля была кон-
фискована королем6. В данном случае землевладелец принадлежал, по-
видимому, к господствующему классу: он обладал землей по грамоте.
Тем не менее, он был лишен возможности собрать достаточно денег для
уплаты вергельда. Есть все основания предполагать, что рядовые свобод-
ные значительно чаще оказывались в стесненном положении и теряли
свою землю вследствие судебной конфискации. Действительно, подобный
случай описан в Илийской хронике 7.
1 F. Liebermann. Die Gesetze der Angelsachsen, Bd. I, S. 158.
2 DB. I, 56b.
3 F. M. S t e n t о n. The first century of English feudalism. Oxford, 1932,
p. 116—117.
4 Liber Eliensis, ed. D. J. Stewart. London, 1848, p. 131.
5 Ibid., p. 126, cp. p. 134. Получая обширные владения от короля, епископ не гну-
шался присваивать и небольшие клочки земли мелких собственников: у одной бедной
вдовы он приобрел 5 акров земли. Е. Miller. The abbey and bishopric of Ely.
Cambridge, 1951, p. 17.
e R. 44, B. 1063.
7 E. Miller. The abbey and bishopric of Ely, p. 18.
Имущественное расслоение общинников в Англии
43
Недаром «Законы Этельреда» упоминают о том, что церковь, которая
в конце X—начале XI в. взимала в свою пользу многочисленные штрафы,
получала эти штрафы не только в виде денег, но и в виде земельных
владений и движимого имущества х.
Наряду с разорением крестьян необходимо отметить притеснения со
стороны крупных феодалов, стремившихся всеми правдами и неправдами
наложить руку на крестьянские земли. В хронике Илийского епископ-
ства за X в. содержатся сведения о многочисленных тяжбах между мо-
настырем и лицами, требовавшими возвращения им земель, насильственно
или обманом отнятых у них епископом. Как заявил некто Альфвольд,
он не по своей воле продал землю епископу, а был к этому принужден
силой и считает, что по отношению к нему был совершен прямой грабеж.
Он потребовал, чтобы его земля была ему возвращена, и выразил согла-
сие со своей стороны вернуть всученные ему за нее деньги 2. Другой земле-
владелец возбудил иск против епископа на том основании, что у него силой
забрали землю за небольшую сумму денег. Чтобы замять это дело, ему
уплатили дополнительно 30 шиллингов 3.
О попытках феодалов захватить все имущество подвластных им людей,
умерших без завещания, упоминается в «Законах Кнута», который запре-
тил господам брать из имущества зависимого человека больше, чем по-
ложено, с тем, чтобы семья и близкие родственники покойного не были
обездолены 4 *.
Ограбление простого народа феодальной знатью приобрело в конце
англо-саксонского периода настолько широкий размах, что память
о нем сохранилась и после потрясения, вызванного нормандским завоева-
нием. Хронист Вильям Мэлмсберийский так характеризовал положение
дел в Англии в первой половине XI в.: «Беззащитное простонародье стало
добычей наиболее могущественных людей, которые накапливали богат-
ства, захватывая их имущество или продавая их в рабство в другие
страны» б.
При низком уровне развития техники обработки земли подъем новых
площадей с целью расширения запашки представлял для мелких крестьян
большие трудности. Это приводило к тому, что с ростом сельского населе-
ния начала довольно рано ощущаться земельная теснота, в свою очередь
порождавшая дробление наделов.
В Книге Страшного суда сплошь и рядом встречаются упоминания
<о манорах, в которых число крестьянских плугов равно числу вилланских
хозяйств. Подобные совпадения настолько часты, что считать их случай-
ными невозможно. Объяснение этого явления нужно искать, повидимому,
в структуре землевладения. Если первоначально в среде кэрлов пре-
обладали владельцы полных гайд, то число их хозяйств соответствовало
числу плугов, которыми вспахивалось деревенское поле. Когда возникла
необходимость в дроблении наделов, то его старались ограничить в инте-
ресах хозяйства и от основного владения отделяли лишь небольшие
участки с тем, чтобы сохранить целостность главной его массы. В деревне
появлялись многочисленные мелкие владения, окружавшие несколько
более крупных наделов (в Книге Страшного суда — хозяйства бордариев
1 F. Liebermann. Die Gesetze der Angelsachsen, Bd. I, S. 258.
3 Liber Eliensis, p. 120: . . . dicens se coactum ad hoc fuisse, et vim ac rapinam
sibi allatum esse. . .; dixitque se velle illam terram habere, et pecuniam acceptam red-
dere.
3 Ibid., p. 130—131.
4 F. Liebermann. Die Gesetze der Angelsachsen, Bd. I, S. 356.
6 J.. Wallis. The welding of the race. London, 1913, p. 114.
44
А. Я. Гуревич
и коттариев). Еще чаще в Книге Страшного суда отмечаются случаи,
когда число крестьянских плугов в деревне вдвое меньше числа виллан-
ских хозяйств. Здесь, судя по всему, гайда распадалась на две части.
Но распад большого .надела вынуждал крестьянина избегать в дальней-
шем новых разделов. Можно заметить, что в деревнях, где число крестьян-
ских плугов равнялось числу вилланских хозяйств, бордариев было го-
раздо больше, чем вилланов, а в деревнях, где число крестьянских плугов
составляло % от числа вилланских хозяйств, количество бордариев было
относительно невелико, часто даже уступало численности вилланов.
Указанные варианты структуры деревни возникали в результате стремле-
ния крестьян не допустить, насколько это возможно, произвольного
дробления наделов, при котором правильная обработка земли стала бы
затруднительной.
В обстановке почти непрерывных войн, происходивших в Англии между
англо-саксами и датчанами, значительная часть крестьян неминуемо
должна была разоряться и беднеть; крестьянам приходилось забрасы-
вать землю, урожай с которой они были лишены возможности снять.
Об этом многократно говорит Англо-саксойская хроника. Как мы видели,
притеснения со стороны феодалов, стремившихся наложить руку на кре-
стьянскую землю, приводили опять-таки к сокращению крестьянского
надела и к полному обнищанию многих крестьян. Захват крестьянской
земли феодалом был верным средством подчинения крестьян режиму вот-
чинной эксплуатации. Такие захваты часто упоминаются в Книге Страш-
ного суда.
Рост крестьянского малоземелья происходил отчасти за счет при-
крепления зависимых непосредственных производителей к господской
земле. Создававшийся при этом тяглый надел существенно отличался
от надела свободного общинника. Размеры свободного надела определя-
лись потребностями семьи кэрла и наличием в его хозяйстве достаточного
количества рабочей силы, скота и орудий труда; этот надел должен был
обеспечить свободному человеку возможность исполнять ряд общественных
функций. Напротив, при создании зависимого участка в поместье лорд
преследовал исключительно свои интересы. «„Собственное* хозяйство кре-
стьян на своем наделе было условием помещичьего хозяйства, имело
целью „обеспечение* не крестьянина — средствами к жизни, а помещика —
рабочими руками» х. Поэтому вновь возникавшие в поместьях наделы
были небольшими, с виргату и менее. Упоминание о таких наделах мы
встречаем уже в «Законах Инэ» (конец VII в.); здесь мы читаем о крестья-
нине, вынужденном брать у земельного собственника под обработку
«виргату земли или более»; за это он обязан платить оброк и зачастую
исполнять также и барщину 1 2. Согласно инструкции об управлении
поместьем — Rectitudines singularum personarum (начало XI в.), гебуры —
зависимые крестьяне испомещались крупными землевладельцами па
наделы величиной с виргату 3. О тяглых виргатах иногда сообщают и
грамоты 4. Для отдельных категорий зависимых крестьян выделялись
участки размером всего в несколько акров. Автор Rectitudines singularum
personarum рекомендует наделять котсетлов пятью акрами земли; давать
же участки еще более мелкие считалось невыгодным для феодала, ибо
котсетла часто привлекали к исполнению барщинных работ. Все пере-
1 В. II. J е н п н. Соч., т. 3, стр. 158.
3 F. Liebermann. Die Gesetze dor Ansjelsarlisen. Bd. I, S. 118.
3 Ibid., S. 447.
4 B. 389. Ср. B. 1116, 1165 и др.
Имущественное расслоение общинников в Англии
45
численные явления имели результатом сокращение размеров надела
крестьянина»
Как видим, масса свободных общинников в процессе превращения
в зависимых крестьян потеряла значительную часть принадлежавшей
им земли. Изучение перемен в имущественном положении англо-саксон-
ских кэрлов позволяет нам констатировать их дифференциацию, которая
привела к середине XI в. к выделению группы владельцев, округливших
свои владения 1, и к превращению основной массы непосредственных
производителей в крестьян, обладавших уже сравнительно небольшими
наделами. Судя по имеющимся данным, имущественное расслоение об-
щинников, начавшееся еще в VI—VII вв., особенно быстро пошлое конца
IX—X вв., когда их владение превратилось в свободно отчуждаемую
собственность. Однако в то время как типичными наделами английских
вилланов в XIII в. были виргаты и полувиргаты, а наделом карла в VII в.
являлась полная гайда, Книга Страшного суда фиксирует промежуточную
форму. Сопоставление выведенных нами средних цифр относительно раз-
меров земельных владений вилланов и бордариев в 1086 г. с данными
Е. А. Косминского о расслоении крестьянства в 1279 г.1 2 обнаруживает
существенные изменения в обеспеченности крестьян землей, происшедшие
за эти два столетия. Если и можно говорить о наличии в Англии XI в.
весьма значительного количества неполнонадельных крестьян, то удель-
ный вес их в этот период был гораздо ниже, чем в XIII в. Следует обратить
внимание и на другую сторону вопроса. В период генезиса феодализма,
который в Англии в основном приходится на донормандское время, диф-
ференциация аллодистов шла весьма бурно; господствующий класс вся-
чески содействовал ускорению и усилению разорения крестьянства, ибо,
наряду с утратой общинником права собственности на его надел, важным
условием закрепощения многих непосредственных производителей было
сокращение размеров их земельных владений и связанное с этим их обнища-
ние. Напротив, в эпоху сложившегося феодализма расслоение крестьянства,
лишенного права собственности на свою землю, приобретало иные формы
и встречало на своем пути препятствие в виде собственности феодала.
Поэтому есть основания утверждать, что неоднородность имущественного
состава крестьян в феодальную эпоху в известной степени восходит к ранне-
феодальному периоду.
♦ * ♦
Памятники аграрной истории средневековой Англии, содержащие
обширный, допускающий широкие подсчеты материал, представляют
исследователю единственную в своем роде возможность сделать ряд выво-
дов, опирающихся не на случайно сохранившиеся сведения, а на массовые
данные. Специфика поземельных кадастров, однако, столь велика, что
результаты подсчетов необходимо сопоставлять с данными источников
другого рода. Стремясь понять перемены, происходившие в землевладе-
нии англо-саксонских крестьян, как процесс, мы должны были при-
бегнуть, наряду с изучением Книги Страшного суда, к дарственным гра
мотам и законам. Этот анализ вскрыл прежде всего трансформации»
1 О превращении некоторых преуспевших аллодистов в феодалов см. нашу статьи»
«Мелкие вотчинники в Англии раннего средневековья». «Изв. АН СССР», серия исто-
рии и философии, т. VIII, № 6, 1951, стр. 547—555.
2 См. Е. А. К о с м и н с к и й. Исследования по аграрной истории Англии
XIII в. М., 1947, стр. 286.
46 А. Я. Гуревич
земельных наделов, система которых, возникшая в период англо-саксон-
ского завоевания и вскоре после его завершения, к XI в. в основном уже
разложилась. Крестьяне, терявшие свою экономическую самостоятельность
и связанную с ней свободу, ко времени нормандского завоевания в боль-
шинстве своем сидели уже не на «полных наделах», равных по величине
земле «под плуг», а на более мелких участках. Вследствие этого старинные
обозначения земельных наделов — гайда, сулунг — применяются в Книге
Страшного суда в качестве фискальных единиц, утративших прямую связь
с землевладением. Поземельный кадастр Вильгельма Завоевателя обна-
руживает глубокое имущественное расслоение общинников, являвшееся,
с одной стороны, основой, на которой происходило феодальное подчине-
ние крестьян, а с другой — отчасти и результатом наступления на них
феодалов.
М. Б. К АР АС С
О ХОЗЯЙСТВЕ ТОЛЕДСКОЙ ДЕРЕВНИ
Период XI—XIII вв. — один из важнейших в истории Испании.
Арабское господство оказало глубокое влияние на жизнь страны и вместе^
с тем вызвало мощное движение за отвоевание захваченных мусульма-
нами земель, известное в истории под названием реконкисты и растянув-
шееся на несколько столетий. Эта многовековая борьба, сочетавшаяся
с широким колонизационным движением на освобожденные территории
и превратившая закрепощенных крестьян в воинов, с оружием в руках
отстаивавших свои права, обусловила многие специфические черты исто-
рического развития Испании. На значение реконкисты в истории Испании
указывал Маркс, находя в ней корни многих явлений, не имевших анало-
гии в других странах Европы. «Местная жизнь Испании,—писал Маркс,—
независимость ее провинций и коммун, разнообразие в состоянии обще-
ства были первоначально обусловлены географическими свойствами страны,
а затем развились исторически благодаря своеобразным способам, ка-
кими различные провинции освобождались от владычества мавров, обра-
зуя при этом маленькие независимые государства» х.
Реконкиста определила своеобразный характер испанского феодализма,
многие из сложившихся здесь феодальных институтов имеют ряд специ-
фических черт.
История кастильской деревни, так же как и вся чрезвычайно яркая
история кастильского крестьянства в XI—XIII вв., тесно связана с ре-
конкистой. Известно, что Кастилия играла в ней ведущую роль. Есте-
ственно, что именно эта область испытала сильнейшее влияние рекон-
кисты.
Завоевание в 1085 г. города Толедо, важнейшего стратегического
пункта, сделавшее христиан господами положения в этой части полуост-
рова, дало новый мощный стимул для колонизации, начало которой восхо-
дит еще к X в. С этого момента начинается широкое колонизационное дви-
жение на юг. В течение XII—XIII вв. большая часть полуострова была
не только завоевана, но и заселена.
Лежавшая к северу от бывшего Толедского эмирата огромная полоса
земли («ничья земля», пограничная полоса, на которой ни христиане,
ни мусульмане никогда прочно не утверждались), являвшаяся в течение
столетий театром непрерывных военных действий и в результате опу-
стошенная и безлюдная (terra despoblada), так же как и территория самого
эмирата, стала в первую очередь ареной интенсивной колонизации. Впо-
следствии вся эта территория получила название Новой Кастилии (Толедо).
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. X, стр. 721—722.
48 М. Б. Карасе
Новая Кастилия возникла в период и в условиях реконкисты.
Понятно, какой интерес для исследователя должна представлять жизнь
толедской деревни в этот интереснейший период — ее хозяйство, положе-
ние крестьянского населения и те изменения, которые произошли в резуль-
тате реконкисты и колонизации, роль и значение крестьянской общины.
Однако все эти и многие другие не менее важные вопросы никак не могут
быть рассмотрены в одной статье. Мы попытаемся лишь, насколько поз-
воляют источники, нарисовать картину хозяйственной жизни толедской
деревни XII—XIII вв.
* * *
Толедская область — одна из наиболее экономически развитых в средне-
вековой Испании, была покрыта сравнительно густой сетью поселений.
Это подтверждается документами архива толедских мосарабов 1, в которых
упоминаются более 250 деревень.
Деревни распределялись по четырем округам — ахваз — Толедо,
Талавера, Сагра и Сисла. В большей части документов рассказывается
о деревнях округов Толедо (с городом Толедо) и Сисла.
Менее крупная административная единица — хувм — являлась,
очевидно, совокупностью нескольких деревень с центром в одной из них
(вероятно, наиболее значительной). Так, в хувм Валь де Каравано вхо-
дили деревни Вильясека, Мельгар, Арсегаль и др. В хувм Олиас аль
Кабир — Торренте де Олиас, Олиас Менор, Валь де Сантьяго, Олиуэлас.
Толедская деревня в документах архива обозначается термином аль-
керия. Алькерия могла быть довольно крупным поселением, состоявшим
иногда из нескольких частей, именовавшихся также деревнями и носивших
особые названия. Деревня Олиас аль Кабир имела в своем составе селения
Паралес и Кубо Амерос 1 2. Поселок Гарганта был расположен в деревне
Корраль Рубио 3. Такова же «деревня Фонтес, которая [находится]
в деревне Епес» 4 *. В Даральбелио входило несколько, повидимому, очень
мелких единиц: Альайн, Тельо Диас, Альмепарес, Ассуика, Джанан
Дауд 6 и др.; они могли быть и хуторами. В составе деревни Каналес
упоминается Каса Джика 6, повидимому, хутор.
Эти более мелкие территориальные единицы, входившие в алькерию
и называвшиеся в некоторых документах альдеа (aldea), что означает
селение, поселок, деревушка, могли быть в отдельных случаях поместьями,
1 М оса рабы (mozarabes) — романская форма арабского слона must’arab— арабп
зированный. Этим термином в средние века обозначались христиане, населявшие
завоеванные мусульманами области Испании и усвоившие арабский язык, быт и дру-
гие элементы арабо-испанской культуры, которые они продолжали сохранять и после
реконкисты.
Настоящая работа основана па материалах архива толедских мосарабов
(А п д е I (’.onzales Palencia. Los mozarabes de Toledo on los siglos XII
у XIU, vol. I IV. Madrid. Institute de Valencia de Don Juan, 1926 1930).
откуда мы извлекаем данные, характеризующие хозяйственную жизнь кастильской
деревни (Новая Кастилия) в период реконкисты. Описание архива см. в пашей статье
«Материалы архива толедских мосарабов от XII— ХП1 веков» («Вопросы истории»,
1950, № 10).
lice ссылки, где это не оговорено особо, даются па материалы архива но указан-
ному выше изданию Палешии, причем указывается .......... номер документа.
2 131.
.V- 28, 475.
1 Л- 381.
•’ № 281В. 296. 351. 392.
* Л« 993.
О хозяйстве толедской деревни
49
как, например, альдеа под названием Вилья Ансиа \ входившая в со-
став деревни Риельвес и принадлежавшая Темаму аль Ротлеки, или ху-
торами, либо частями основной деревни, расположенными, возможно,
несколько в стороне от нее.
Документы не показывают территориального совпадения деревни и
поместья. Деревня являлась основной как территориальной, так и хо-
зяйственной единицей. В ее пределах располагались не одно, а несколько
феодальных владений одновременно, не один, а несколько сеньеров,
наиболее крупные из них имели земельную собственность и в других
деревнях 1 2. В деревне Олиас аль Кабир собственниками были: монастырь
св. Климента, собор св. Марии, архиепископ дон Родриго Хименес,
«благородная сеньера донья Анна», дочь Пелайо Кальво, монастырь
Сантьяго и др.3 В деревне Епес и Фонтес — архиепископ дон Родриго,
семья аль Полиджени, наследники альгвасилов-алькальдов 4: Мелендо
аль Лампадер, Микаэля Доминкес ибн Осман, Иллана Эстебаньес 5.
В деревне Азукуэйка — монастырь Сан Сервандо, церковь Санта Мария
Магдалена, монастырь св. Климента, монастырь Сан Педро де Альхисем 6.
В деревне Алаитик — монастырь св. Климента, наследники альгвасила-
алькальда Мунио Петрес, архиепископ дон Родриго Хименес, церковь
Санта Мария Магдалена 7.
Мы привели имена лишь сравнительно крупных феодальных собствен-
ников, владения которых не ограничивались пределами одной деревни.
Помимо участков этих сеньеров в деревне могли быть земли и более мелких
феодалов. Ни одно из феодальных владений, расположенных на территории
деревни, не охватывало ее целиком, а занимало лишь часть деревни, входя
в ее состав наряду с другими феодальными владениями. Сосуществование
в деревне одновременно нескольких феодальных владений само по себе
является достаточным доказательством несовпадения деревни и поместья.
Наряду с феодальными владениями в толедской деревне располага-
лись и крестьянские земли—аллоды 8, наличие которых безусловно
свидетельствует о несовпадении деревни и поместья.
В каждой деревне мы находим значительное число земельных собствен-
ников. В этом можно убедиться, ознакомившись с составом собственников
нескольких деревень 9.
1. Олиас аль Кабир. В 41 документе, относящемся к периоду с 1160
по 1218 г., фигурируют 54 участника сделок, главным образом покупаю-
щих и продающих земельные владения, а также собор св. Марии и мона-
стырь св. Климента. Помимо того 42 собственника упомянуты в качестве
владельцев смежных участков. Таким образом, в данной деревне насчи-
1 № 221, 296, 324.
2 Уже то обстоятельство, что на территории одной деревни располагались владе-
ния нескольких феодалов, свидетельствует о не особенно крупных размерах каждого
из них. Документы рисуют большую раздробленность феодального землевладения
в Толедо.
3 № 58, 61, 62, 66, 93, 102, 107, 127, 131, 164, 173, 225, 238, 276, 280, 284, 290.
334, 371, 472, 499, 505, 512, 587, 797 и др.
4 Альгвасил-алькальд — высшая должность в Толедо. Он и верховный судья
и правитель. Это объединение функций было узаконено специальным указом короля
Альфонса VI после реконкисты Толедо.
3 № 380-bis, 407, 408, 420, 424, 748, 749, 750, 1123.
« № 49, 84, 143, 246, 345, 593, 598, 601.
7 № 149, 377, 452, 463, 466, 469, 495, 500, 523, 582, 585, 588, 613.
8 Значительное распространение крестьянской аллодиальной собственности
в Новой Кастилии XII—XIII вв. объясняется специфическими условиями рекон-
кисты и колонизации.
9 Мы приводим данные за хронологически ограниченный период (приблизительно
50—60 лет).
4 Средние века. вып. 7
50
М. Б. Карасе
тывается не менее 90 собственников, в числе которых две церковные
организации 1.
2. Бенкаренсия. 29 документов за период с 1255 по 1295 г. (из них 22 до-
кумента купли-продажи) называют в качестве участников сделок 41 соб-
ственника. Помимо этого упомянуты 46 владельцев граничащих участков.
Всего в деревне Бенкаренсия названо 87 собственников, среди которых
нет ни одной церковной организации 1 2.
3. Епес и Фонтес. В 15 документах за 1210—1215 гг., из которых
10 сообщают о купле-продаже и 4 о дарениях (причем в качестве дарите-
лей названо 30 собственников, а лиц, получающих дарения, только 2,
в том числе архиепископ толедский дон Родриго Хименес), названо
43 участника сделок. Нив одном документе не указаны смежные участки
и их владельцы, что уменьшает число действительных владельцев этой
деревни по крайней мере наполовину. Таким образом, в указанный период
в этой деревне было не менее 45 собственников и среди них архиепископ
толедский 3.
Аналогичны данные и по многим другим деревням. В каждой из них
документы называют несколько десятков собственников, существующих
одновременно. Среди этих собственников были сеньеры светские и духов-
ные, крупные и мелкие. Владения крупных собственников обычно дро-
бились на мелкие участки, отдаваемые в разного рода держания крестья-
нам. Наконец, как уже отмечалось, в каждой толедской деревне мы на-
ходим значительное число крестьян-аллодистов.
Зависимое крестьянство толедской деревни не представляло однород-
ной массы. Документы показывают значительное разнообразие форм
зависимости: чинш, аренду, прекарий и т. д. Однако никаких ука-
заний на существование крепостных крестьян мы не находим. На-
оборот, имеется достаточно данных, свидетельствующих о том, что все
крестьяне были людьми лично свободными.
Отсутствие крепостного права в Толедо и других, отвоеванных у мусуль-
ман, районах объясняется условиями их колонизации, благоприятство-
вавшими освободительной борьбе крестьянства. Нужды реконкисты
и колонизации и упорная борьба самих крестьян приводили к тому,
что заселявшие новые земли колонисты добивались освобождения от
крепостной зависимости. Этим объясняются различия в условиях суще-
ствования крестьян исконных областей и вновь завоеванных провинций.
Основной производственной ячейкой деревни являлось мелкое кре-
стьянское хозяйство. Центром хозяйства был двор (корраль) с домом
(бейт), крытым соломой пли черепицей, и различными хозяйственными
постройками.
В большинстве случаев двор с домом был расположен отдельно от па-
хотных земель, рядом с дворами соседей, однако встречается немало
хозяйств и хуторского типа.
Как по составу, так и по размерам крестьянские хозяйства были весьма
разнообразны. Хозяйство могло состоять из двора с садом или вино-
градником, из одних только пахотных земель с виноградником или садом
и т. д. Так, в деревне Олиас аль Кабир имелось хозяйство, состоящее из
двора, полутора югеров пахотной земли и виноградника 4, в деревне
1 № 61. 62, 66, 93, 102, 107, 125, 127, 1.31, 164, 173, 178, 197, 208, 218, 225,
232, 238, 276, 279, 280, 282, 284, 290, 293, 320, 331, 334, 349, 357, 370, 373, 402,
422, 445, 955, 967, 983, 985, 1055, 1129.
2 № 592, 622, 636, 640, 643, 646, 649, 661, 678, 681, 682.
3 № 380-А, В, С, Е; 406, 407, 408, 420, 424, 748, 749, 750, 753, 1123.
* № 178.
О хозяйстве толедской деревни
М
Вилья Альгариба — из двора с виноградником1. В 1193 г. в деревне
Аламеда продавался югер пахотной земли, 3 участка виноградника, двор
с домом и голубятней — все, что принадлежало данному лицу в этой
деревне 1 2 3. Совсем другой состав хозяйства обнаруживается,- например,
в деревне Кобиса — 2 двора с домами и 15 участков пахотной земли,
также все, что принадлежало данному собственнику в этой* Деревне 8.
Документы свидетельствуют о большой раздробленности землевладения.
Крестьянские владения, незначительные сами по себе, были раздроблены
на мельчайшие участки, разбросанные в разных местах*деревни. Иногда
в руках одного крестьянина находилось множество таких участков
в общей сложности составлявших весьма мелкое владение. Так в деревне
Бенкаренсия продавался крестьянский двор с 17 участками пахотной
земли, общая площадь которых не превышает двух югеров 4 5 *.
Мелкое крестьянское владение в дальнейшем нередко дробилось ёйДё
более в результате различного рода сделок с земельной собственностью—
купли-продажи, дарений, завещаний, заклада и т. д.
В результате дробления владения между наследниками оно иногда
превращалось в незначительные по своим размерам участки. Во избежа-
ние этого наследники, не доводя до фактического раздела владения, Не-
редко дробили его лишь условно. В документах встречается собственность,
которой владели совместно (pro indiviso) несколько лиц, толковавшихся
ею сообща и деливших доходы соответственно доле каждого °. Иногда
дробили лишь часть наследства, а остальным пользовались совместно ®.
Примеров подобного совладения можно привести немало. В 1211 г.
архиепископ дон Родриго Хименес покупает Небольшое владение в де-
ревне Вилья де Муэлас у группы родственников, владеющих* землей сов-1
местно: у дона Абрпль, сына Сервандо Матаморос-, и его Жёны, а также
у Мартина Петрес и его жены (жены продающих сестрй)7. В 1157 г.
донья Доминга Эстебаньес, монахиня, дарит монастырю св. Климента,
половину от 32 оливковых деревьев, которыми она владеет pro indiviso
со своим племянником в окрестностях деревни Каналес 8. 'Рём' не менее
фактическое дробление земельных владений было все же дело# обычным.*
Многочисленные факты купли-продажи, дарений и заклада земель-
ной собственности позволяют с несомненностью установить факт разоре^
ния и обезземеления части крестьянства.
В толедской деревне уже имеет место имущественное расслоение,
которое стимулировалось начавшимся переходом к Денежной рёнтё,
усилением связи крестьянского хозяйства с рынком, осЪбенйо -В районах,'
близких к городу (и прежде всего в центральном — толедском районе),
практикой аренды, широко распространившейся в деревне (особенно
в центральном районе). Часто повторявшиеся опустошительные военные
набеги, растущий гнет феодальных повинностей и государственных нало-
гов, развитие ростовщичества способствовали разорению* .Мелкого соб-
ственника, приводя нередко к полному его обезземелению. Зёмли таких
крестьян, как показывают документы, скупали богатые односельчане
(есть данные, что они попадали и в руки ростовщиков), но в большинстве
случаев они становились добычей светских феддалой Я церкви.
1 № 308.
2 № 250.
3 № 693.
4 № 569.
5 № 178.
« № 565. См. также № 190, 195, 275, 354.
7 № 389-С.
8 № 729.
52
М Б. Карасе
О разорении крестьян и потере ими земельной собственности свидетель-
ствуют частые случаи дарения и продажи земли за долги. Очень пока-
зательна и систематическая продажа виноградников, полученных по
«праву насаждения» х.
В 1188 г. Мария и Фернандо Петрес продают за 1% мискаля дьякону
дону Сальвадор ибн Себриан г/3 виноградника, принадлежащего им по
«праву насаждения» в деревне Айнальхабиа. 1 2/3 этого виноградника
уже приобретены дьяконом ранее 2.
В 1194 г. Мария Доминго из деревни Арсиколья продает за 13 миска-
лей дом и новый виноградник, унаследованные ею от отца. Деньги от
продажи предназначены на уплату долгов, сделанных ее отцом, а также
на его похороны 3.
Будучи лишен возможности своевременно выкупить свое владение —
двор с виноградником и югер земли, — Альфонсо ибн Томе из деревни
Бенкаренсия вынужден продать его за 400 мискалей (1287 г.), чтобы упла-
тить долг 4 5. Количество подобных примеров можно было бы увеличить
во много раз 8. f-
В результате всякого рода сделок с земельной собственностью созда-
валась чересполосица в землевладении, разбросанность различных ча-
стей одного и того же хозяйства на территории всей деревни, по разным
ее частям. Документы рисуют яркую картину чересполосицы в толедской
деревне.
Сельское хозяйство Толедо в рассматриваемый период, в отличие от
более поздней эпохи, можно характеризовать как земледельческое. Зерно-
вые культуры являлись одной из главных его отраслей, не менее важную
роль играло виноградарство, для которого, так же как и для садоводства,
теплый климат и искусственное орошение создавали необходимые условия.
Широкое распространение виноградарства и садоводства, требующих
большой затраты труда и специальных навыков, свидетельствует об ин-
тенсивности сельского хозяйства в Толедо 6 *.
XII—XIII вв. были временем значительного роста производительных
сил в рамках феодального строя. Подъем производительных сил обуслов-
ливался некоторым техническим прогрессом, достигнутым в сельском
хозяйстве, и интенсификацией последнего — развитием виноградарства
и садоводства. Сельскохозяйственное производство, рассчитанное теперь
не только на внутреннее потребление, но и на рынок, начинает подрывать
натуральное хозяйство деревни и содействует расширению товарно-де-
нежных отношений, развивающихся в процессе укрепления товарного
обмена между городом и деревней. Производительные силы получили
стимул для своего развития также и в результате расширения (в ходе
колонизации) хозяйственно осваиваемых территорий.
Среди объектов земельных сделок много садов и особенно виноград-
ников. Виноградарство усиленно развивалось; значительная часть пустую-
щих земель, — а в них в те времена не было недостатка, — осваивалась
под виноградники, о чем свидетельствуют многочисленные плантационные
1 Виноградник, полученный крестьянином по «праву насаждения», бил его пол-
ной собственностью.
2 № 203.
3 № 254.
1 № 678.
5 Более подробное рассмотрение вопроса о расслоении в толедской деревне выхо-
дит за пределы данной работы, посвященной описанию хозяйства этой деревни.
6 По словам Дублера, Толедская область славилась своими виноградниками
по всей мусульманской Испании. С. I) и b'1 е г; Uber das Wirlschaftsleben auf der
iberischen Ilalbinsel vom XI. zuin XIII. Jahrhundert. Geneva—Zurich, 1943.
О хозяйстве толедской деревни
53
договоры. В документах то и дело упоминаются недавно* Насаженные
виноградники.
Много садов было не только в деревнях, но и в самом городе Толедо,
а также и его окрестностях. Названия нескольких селений происходят
от арабских слов джанан, альмуния (сад), например, Джанан Дауд,
Альмуния и др.
Из фруктовых деревьев разводили гранат1, абрикос1 2, персик3, смоков-
ницу 4, яблоню 5 * и др. Кроме того, часто встречаются миндальные деревья •
и грецкий орех7.
Одной из наиболее распространенных в Толедо была культура оливы8.
Документы упоминают об оливковых рощах не менее часто, чей о садах.
Во многих деревнях олива была основной культурой. На распространен-
ность ее указывают и названия некоторых деревень: Асейте, Асейтуна,
а также Масарамброс9 (от al-mazara — аль-масара — мельница для про-
изводства оливкового масла). '
Повсеместно росли тутовые деревья 10 *. Как оливы, так и тутовые и фрук^
товые деревья могли продаваться отдельно от земли, на которой ойи росли11.
Выли случаи, когда деревья принадлежали одному собственнику, а земля
под ними — другому12. Так, в 1228 г. монастырь св. Климента покупает
у доньи Доминги, дочери Романа Хуанес, V4 оливковой рощи, которая
расположена на земле монастыря в окрестностях Талаверы. Другая V4
принадлежит сестре доньи Доминги, а вторая г/2 всей рощи — монастырю
св. Климента, который с момента настоящей сделки становится собствен-
ником 3/4 оливковой рощи ,3.
Основной злаковой культурой была пшеница (кумх). Рожь (салят)14
и ячмень (шайр)15 высевались в меньших количествах. Из овощей были
распространены лук, чеснок, морковь, свекла, редис, репа, капуста, перец, •
спаржа, тыква и многие другие, а также бобовые — горох,1 бобы, чечевица?
Их выращивали по только для собственного потребления, но И на про-’
дажу. Более развито было огородничество в деревнях, близких к городам,1
где имелись овощные рынки 16. В документах нередко встречаются упоми-1
нания о продавцах овощей17. Большое значение для толедской деревни;
имел лес, особенно дубовые насаждения. Желудями кормили.свиней, а в го-:
лодные годы, по словам Ибн Аввама, желудями питались и люди18. Судя
по названиям многих селений — АльбалаТ (al-ballut — дуб), Карраскаль;
(carrasca — дуб) и др., — дуб был распространен весьма широко.
Животноводство играло подсобную роль. Разводили крупный рогатый
скот (волы являлись основной тягловой силой), овец^и коз ,9.
1 № 381, 469, 606.
2 № 580, 606, 821.
3 № 469, 654, 962.
4 № 224, 227, 729, 797, 1050.
3 № 743.
8 № 14. 57, 145, 243, 363, 412 и мн. др.
№ 193, 813.
8 № 26, 129, 177, 204, 219, 317, 429, 442, 469, 491, 654, 803 п др.
о .V» 527.
•о № 224, 294, 455, 649, 708, 803 и др. ;
П № 177, 193, 249, 729, 803.
1« № 491.
13 № 249, 333, 692, 805 и др.
к № 615, 918 и др.
I5 № 249, 615, 692, 790 и др. 1
№ 476, 653, 659 и др.
и № 28, 476, 659 и др. I
18 С. Dubler. Uber aas Wirtschaftsleben auf der iberischen Halbinsdl, 8. 57.
n № 692. •
54
М. В. Карасе
Лошадей для полевых работ не использовали, их было мало и стоили
они очень дорого1. Так, в 1198 г. Эстебану Хуанес пришлось продать
за 18 мискалей свой участок сада, чтобы уплатить долг, сделанный для
покупки лошади1 2. Лошадь служила, главным образом, для военных целей,
и спрос на нее был тем более высок, что на полуострове шла непрерывная
война.
Вьючным, животным служил мул, заменявший здесь лошадь. Разво-
дили в большом количестве свиней 3; из птицы — кур, гусей, уток и во
множестве голубей.
О сколько-нибудь интенсивном разведении овец в Толедо документы
ничего не сообщают. Повидимому, большой роли овцеводство в Толедо
в это время, не играло, в основном район был земледельческим. Знаменитая
Места оформилась только в конце XIII в. (1273 г.). Первоначально ее стада
паслись,- главным образом, на востоке — в Эстремадуре, причем населе-
ние земледельческих районов вело с Местой постоянную борьбу, так как
овцы портили посевы 4. .
Непременным, условием сельскохозяйственного производства являлось
искусственное орошение. Оно было принесено с Востока и широко распро-
странилось по всей Испании. «Тайна хозяйственного расцвета Испании и
Сицилии при господстве арабов заключалась в искусственном орошении» 5.
Нория, т. е. колесо, которым поднимали воду, в средние века приме-
нялась во многих местах Испании. По свидетельству арабского автора XII в.
Идриси6, нории в XII в. были в Толедо, в Кордове, на реке Хениль в Эсиха,
в Кастро дель Рио (Пальмо дель Рио) и т. д. Некоторые из них достигали
9 м в диаметре7.
Идриси, который оканчивает свой труд 1154 годом, описывает норию
на реке Тахо, поражавшую современников своими размерами и высотой
подъема воды (вода поднималась на 90 кодов)8 высоты. Эта нория не была
единственной в Толедо. Арабские авторы восхищались другой норией, рас-
положенной также на р. Тахо и орошавшей знаменитые сады эмира Аль
Мамуна Толедского в XI в. (позднее они назывались «царскими садами»).
В документах XII в. упоминаются нории на Тахо, а также и на других
реках в Толедо9.
В 1525 г. еще сохранялись обломки «Гран нориа толедана»; она была
расположена на Тахо и служила для подъема воды в город и алькасар.
Арабские авторы рассказывают, что Толедо был окружен садами, пересе-
ченными каналами, в которых вращались нории с желобами.
Много норий было и в долине Тахо. Толедская долина в XI в. была
покрыта садами и виноградниками. Все это орошалось посредством много-
численных каналов и водоемов, в которые вода поднималась при помощи
норий. Места возвышенные или отдаленные получали воду от больших
1 № 597.
2 № 228.
’№615.
4 J. Klein. The Mesta. Cambridge, 1920.
s К. Маркс. Капитал, т. 1. Господитиздат, 1954, стр. 517.
e Description del Afrique et del’Espagne par Idrisi. Ed. B.Dozy. Leyde, 1866. In:
L. Torres Baibas. J .as norias fluviales. AI-Andalus, vol. V, fasc. 1, 1940, p. 198.
7 L. Torres Baibas. Las norias fluviales, p. 107.
8 Кодо — 47 см. 90 кодов — 42,3 м. Торрес Вальбас считает такой высокий подъем
воды неправдоподобно преувеличенным.
Ее г с h u nd i у S i m о n е t. Crestomatia arabigo-espanola. Granada, 1881,
p. 461.
См. также.H; Я qf e.s,, La po<6sie andalouse en arabe classique an XI sidcle. Paris,
1927, p. 151—152; 204—205.
О хозяйстве толедской деревни
55
колес, приводимых в движение течением Тахо. Многие из этих колес
сохранялись до XVII в.1
Повидимому, подобная картина наблюдалась и в XII—XIII вв. Во
время войны каналы, как и все хозяйство, подверглись разрушению, по
затем были восстановлены. Документы архива показывают, что ороситель-
ная система хорошо действовала в толедской деревне и в XII—XIII вв.
В 1138 г. архиепископ толедский дон Раймундо заключил соглаше-
ние с архидьяконом Сеговии доном Педро о совместной постройке
нории (rota)1 2 в Альгундерин, чтобы оросить необработанную землю —
terra que nondum laborata est и насадить на ней виноградники 3. В 1149 г.
дон Раймундо уступает собору сады и мельницы в деревне Алькардете
с плотинами и нориями: cum earum presa et earum anora 4.
Как показывают документы, в Толедо была хорошо развитая ороси-
тельная система. Густая сеть каналов покрывала всю область. Обычно
землевладелец имел на своем участке каналы и следил за их состоянием:
чистил, укреплял и т. д. Во многих арендных договорах необходимость
ухода за оросительной системой особо оговаривается.
Каждая деревня имела свой собственный источник воды — реку, речку,
родник, пруд, озеро. От этого источника па поля шли каналы; вода при-
водилась в движение при помощи норий, которые упоминаются в дерев-
нях Алькардете 5, Аргансе 6, Альгорфелья 7, Альколеа8, Азукуэйка 9, Кор-
раль Рубио10 11, Камарена 11, Вилья Альгариба 12 и во многих других. Земля
с каналом, прудом, водоемом или с естественным источником стоила зна-
чительно дороже, чем неорошаемая.
Каналы, водоемы, колодцы и естественные источники нередко были
частной собственностью лица, на земле которого находились, и могли
быть свободно отчуждаемы вместе с землей. Права на реку (вернее, ту
часть ее, которая протекала по земле данного лица) также были частной
собственностью и также отчуждались. Так, в 1188 г. дон Фернандо Хуан
Петрес продает дьякону дону Сальвадор виноградник в Айнальхабиа
вместе с ручьем, который там протекает, а также всей водой, какая имеется
на участке у южной и северной границ его 13. В 1276 г. собор получает по
завещанию реку в Корраль Рубио 14. В 1282 г. продается пахотная земля
в Алькардете, а также права на водоем, расположенный на этой земле
(водоем принадлежит двум владельцам — соседям)15.
1 L. Torres Baibas. Las norias fluviales, p. 466—467. От слова нория про-
исходит название различных населенных пунктов по всей Испании, даже там, где
не побывали мусульмане. Таковы Anora в Кордове, Nora в Леоне п Овиедо, Nora
в Мурсии и т. д. В Толедо — Azana от as-suniya, синонима норип, в Бургосе — Nora
и др. Впоследствии слово нория в испанском языке означало «водокачка, колодец»,
слово же azana (синоним нории) — «водяная мельница». L. Torres Baibas.
Las norias fluviales, p. 465.
2 Слово rota означает нория. Документ написан по-латыни, ниже дан арабский
текст.
3 № 968.
4 A. G. Palencia. Noticias sobre d. Raymundo Arzobispo de Toledo. Цпт.
по статье L. T о r r es Baibas. Las norias fluviales, p. 200.
s № 1041.
6 № 810.
7 № 813.
8 № 448.
6 № 143.
10 № 1054.
11 № 28.
12 № 222.
13 № 203.
14 № 1034.
15 № 672. См. также № 754, 758, 780 и 797.
66
М. Б. Карасе
С другой стороны, естественные источники, особенно реки и речки,
могли быть собственностью всей деревни. 13 документах нередко встречаются
ссылки на такие общие владения. Эта общинная собственность не могла
быть отчуждаема, ею пользовались все жители деревни.
Оросительные сооружения (нории и плотины), находившиеся в част-
ной собственности, могли отчуждаться х.
Каждый земельный собственник в деревне был полным хозяином на
своем участке. На это указывает ничем не ограниченная свобода крестья-
нина отчуждать свои земли (что было бы невозможно, будь они общин-
ной собственностью) или передавать участок по наследству, что не разре-
шалось, например, в пиренейской общине, описанной Лучицким2.
Никаких указаний на существование надельной системы, открытых
полей и т. д. документы не дают. На отсутствие надельной системы
указывает то обстоятельство, что земли с разными культурами (па-
хотные поля, виноградники, сады) лежали рядом — единым массивом.
Правда, во многих случаях компактной массой расположены были лишь
участки земель с одинаковыми культурами — поля или виноградники,
однако не редкость и смешанное расположение земель — пахотное поле
рядом с лугом, виноградником, садом; иногда здесь же находился и двор
со строениями.
Так, в 1112 г. в деревне Манзель Мосйа продавался сад, граничивший
с виноградником и двумя участками поля, принадлежавшими различным
владельцам3. Участок пахотной земли в деревне Алькардете был с трех
сторон окружен садами4. В Пуэрто дель Вадо имелся сад, смежный с лугом5,
и луг, расположенный по соседству с пахотным нолем6. Приведенные
примеры, а число их можно было бы значительно умножить, показывают
расположение разных земель в одной меже, что несовместимо с надель-
ной системой и общинным землепользованием.
Земельной единицей был югор, т. е. количество земли, которое может
быть обработано двумя волами. Однако в документах редко указывается
количество югоров в данном участке земли. Во многих случаях размер
участка — объекта сделки — остается неизвестным, скрываясь под не-
определенными для нас терминами: «кусок» (китат), «участок» (карат)
или просто «земля» (ард). Так, например, в 1188 г. в деревне Аламеда про-
даются два участка — каратайн земли7. В 1189 г. в деревне Лочес про-
дается участок земли— «кусок» («китат ард»)8. В 1207 г. монастырь
св. Климента получает в дар землю-ард в деревне Альгорфелья °.
Величина югера не была единой для всей области. Завися от почвы,
условий ее обработки, орошения и т. д., она в различных местах довольно
значительно колебалась. В деревне Олиас аль Кабир был свой собственный
югер. В 1J01 г. там продавался югер необработанной земли, причем
сказано, что величина этого югера такая, какая принята в этой деревне10.
В 1209 г. в roil ясе Олиас аль Кабир продавался участок земли, равный 4%
югерам, «согласно обычной величины югеров, принятой в этой деревне»11.
1 Л? 72, 26'2, 432, 433, 438.
2 В. 11. .11 у ч и ц к и й. Поземельная община в Пиренеях. «Отечественные
записки», 1883, № 12, стр. 501.
3 Л» 8.
4 № 672.
•* № 162, 262.
» Ai 379.
' Л» 199. См. также № 213 и др.
* 205. См. также № 237, 357, 514, 569, 592 и др.
» № 144. Е
№ 66.
11 № 373.
О хозяйстве толедской деревни
67
Сведения о системе земледелия в Толедо весьма скудны. Судя по не-
которым данным, разбросанным в документах, здесь было известно трех-
полье. В марте 1259 г. дон Доминго Мухтасиб обменивает на дом в Толедо
свое деревенское владение, состоящее из пахотной земли и виноградника.
Предметом сделки был и посев — «зерно, засеянное в этом году» х. 16 ян-
варя 1287 г. продавалось владение в деревне Кобиса. Продавались и 9 уча-
стков пахотной земли с посевом («посев, который они [владельцы земли]
произвели па этих землях»). В приписке к этому документу, сделанной
21 января того же года, во избежание путаницы с участками, сказано, что
«посев, который предназначен на продажу, находится в тех землях, ко-
торые будут продаваться, а не на тех, которые расположены в деревне
Л очес, где продающие посеяли 25 фанег пшеницы и кахис ячменя». На
продаваемых землях «посеяно 3 кахиса и полфанеги»1 2. Таким образом,
документы показывают наличие озимых — ячменя и пшеницы, а следо-
вательно применение трехполья. Трехпольная же система, по тому вре-
мени наиболее прогрессивная, является одним из свидетельств общего
развития производительных сил в земледелии в средние века.
Посев обозначается арабским термином зара, зариат, засеянное поле —
мазраа, т. е. то, что находится в земле (в отличие от зерна — та’ам).
Термин калиб имеет два значения: 1) поле, вспаханное для посева, но
не засеянное, и 2) пар. Как правило, оба термина одновременно фигурируют
в документах, описывающих сделки, объектом которых является пахота.
В 1209 г. архиепископ дон Родриго Хименес купил в деревне Олиас аль
Кабир 4% югера пахотной земли3. В 1238 г. в деревнеАльканабатпрода-
вался югер пахотной земли — ли калиб ва зариат 4 и т. д.
Для пахоты употреблялся плуг (мухарис) с лемехами (сакакин).
Пахали на *волах, иногда на коровах. В плуг впрягались два вола. Поле
вспахивалось по два и по три раза, по выражению документов—«двумя или
тремя лемехами». Так, в арендном договоре от 1205 г. указано, что часть
земли (достаточной на посев 5 кахисов из 6 кахисов и 8 фанег всего) «сле-
дует пахать по три раза, т. е. «тремя лемехами» 5. В 1272 г. донья Санча
Гутерис сдавала в аренду в числе прочего пахотное поле в деревне Пан-
тоха, уже вспаханное следующим образом: половина по 3 раза, а другая
половина по 2 раза6. По договору от 1293 г. арендаторы получили вспахан-
ное поле, часть которого обработана по 3 раза для посева одного кахиса
ячменя и по 2 раза для посева 15 фанег пшеницы7.
Сеялись пшеница, ячмень и рожь, причем преобладала пшеница. Про-
порция между культурами могла быть самой разнообразной, по усмотре-
нию владельцев земли.
Из сельскохозяйственных орудий, употреблявшихся для пахоты, при
сборе урожая и т. д., упоминаются: плуг с лемехами, борона, серп, вилы,
молотилка.
Важным условием роста производительности труда в земледелии было
широкое применение удобрений, способствовавшее общему подъему уро-
жайности. Одним из главных видов удобрений был голубиный помет. Голу-
бей разводили в огромном количестве, их держали в каждом крестьянском
1 № 820.
2 № 692. См. также № 615 и 680. Мерой зерна служили кахис и фанега, в кахисе
было 12 фанег. Существовали два вида фанег: большая и малая, старинная. u4J
3 № 333.
4 № 532.
5 № 909.
6 № 919.
7 № 921.
58
М. Б. Карасе
хозяйстве. Голуби охранялись законом. Дублер рассказывает, что пред-
писания об охране голубей имелись в фуэросах многих испанских горо-
дов — Сантандера, Уклеса (Толедская область) и др.1
Голубятни особо оговаривались при отчуждении владений, что указы-
вает на большое значение их для крестьянского хозяйства. Голубятни
постоянно упоминаются в документах. В 1187 г. в деревне Алесар про-
давались пахотная земля, виноградники и 2 голубятни 1 2. В 1195 г. в де-
ревне Аламеда продавался югер пахотной земли, 3 виноградника, двор
с домиками и 2 голубятни3.
Для удобрения использовался и навоз домашних животных, имев-
шихся, за немногими исключениями, в каждом крестьянском хозяйстве.
Существовали специальные ямы (даман), где хранилось удобрение. Эти
ямы постоянно упоминаются среди других составных частей описываемого
владения. Удобрение настолько высоко ценилось, что навозные ямы пере-
давались по наследству и подлежали разделу между родственниками на-
ряду с остальным имуществом. Об этом свидетельствует следующий лю-
бопытный документ: в 1215 г. Доминго Якуб и его брат Андрес продавали
свою часть владения (3/4 югера) в деревне Олиас аль Кабир. Помимо
этого Андрес продавал свою часть навозной ямы, унаследованной им от ма-
тери 4.
Определение урожайности полей в толедской деревне наталкивается
на ряд непреодолимых трудностей и не может быть осуществлено по тем
данным, которые содержатся в наших документах.
Сбор урожая производился в августе, к этому времени приурочивались
все расплаты натурой (хлебом) — десятина (ушр), церковные сборы,
арендная плата и т. д. В арендном договоре 1259 г. сказано, что арен-
датор обязуется платить алькабалу в середине августа, когда собирают
урожай 5.
Сжатый хлеб обмолачивался на гумне посредством приспособлений,
называемых в документах мударис6, которые были, повидимому, весьма
примитивными. Молотили вручную или при помощи скота. Гумно могло
быть частной собственностью, но иногда, как можно предположить по неко-
торым документам, принадлежало всей деревне и было, таким образом,
неотчуждаемым.
В качестве частной собственности гумно свободно покупалось, прода-
валось, дарилось, передавалось по наследству, т. е. могло быть объектом
любого рода сделки. В 1107 г. продавалось земельное владение в деревне
Дар Альхасан с двором, гумном, водой и пр.7 8 В 1198 г. благородный
альгвасил Абуомар ибн Су сан купил гумно в деревне Олиас аль Кабир,
унаследованное продавцом от его брата. Стоимость гумна 3 мискаляк.
В том же году он же приобрел несколько больший участок гумна в той же
деревне за 6 мискалейа.
Помол зерна производился на мельницах, которые были распростра-
нены повсеместно. В документах имеется много упоминаний о мельницах,
главным образом водяных. На всем протяжении р. Тахо, а также по его
притокам, как и на всех более или менее значительных реках и речках,
1 С. D u b 1 о г. Uber das Wirtschaftsleben auf der iberischen Halbinsel..., S.78.
2 № 191.
3 № 2 0.
4 № 422. См. также № 225 и 393.
5 № 915.
6 № 615.
7 № 5.
8 № 282.
0 № 282. См. также № 290, 494-А и В.
О хозяйстве толедской деревни
53
была установлена масса плотин с мельницами. Как показывают документы
архива, владельцами мельниц были жители деревень, известные под
прозвищем «мельник», часто встречающимся в документах. Таковы Хусто
Мельник, житель деревни Сан Фелис, владелец виноградника в этой де-
ревне 1, донья Эльвира Мельничиха, живущая в предместья Толедо1 2,
дон Венедикте Мельник, житель деревня Алойон, продающий свою мель-
ницу в 1220 г.3 и многие другие 4 *.
Нередко мельницы принадлежали нескольким совладельцам, причем
каждый из них свободно мог распоряжаться своей долей и даже отчу-
ждать ее. Случаев продажи прав на часть мельницы pro indiviso с другими
владельцами в документах множество. Так, в 1201 г. некий Доминго Пет-
рес ибн Убейд продает 1/8 от 1/2 мельницы на Тахо около Балестерос б.
В 1242 г. продается г/5 и еще 2/5 от других 2/5 мельницы на Тахо близ
плотины в Асомаиль6.
Обработка виноградников и садов требовала специальных навыков.
На винограднике производили следующие работы: копали землю (хафара),
вторично пропахивали плугом (сана’а), подрезали лозы (забара) и т. д.7
Производственный цикл виноградников отражен в договорах о насаждении
виноградников. Так, в договоре от 1159 г. сказано, что лицо, разводящее
виноградник, должно ежегодно копать и перекапывать землю, пропахи-
вать ее вторично, а также подрезать лозы; и так до тех пор, пока вино-
градник не будет поделен8. В другом договоре прямо сказано, что арен-
датор обязан пропахивать виноградник плугом9. То же самое в документе
от 1165 г.—арендатор обязан копать, перекапывать, вторично пропахивать,
подрезать лозы, выдергивать лишние, «все в свое время»10 11.
После сбора урожая плоды давили в специальных давильнях, упоми-
нания о которых встречаются в документах сплошь и рядом. Вино и ви-
ноградное сусло хранились в особых погребах11. Чаны для вина, как и
давильни, были обязательной принадлежностью всякого хозяйства 12. Во
всех договорах об аренде виноградников арендатор в числе прочего по-
лучает и чаны для вина 13. Они упоминаются и в большинстве сделок купли-
продажи виноградников. В одном документе названа «мельница, где де-
лается вино» 14.
Как виноградники, так и сады были огорожены стенами и тщательно
охранялись. О необходимости охраны садов упоминается настойчиво
и это понятно: в военное время никто не чувствовал себя и свое имуще-
ство в достаточной безопасности.
Под фруктовыми деревьями в саду сажали овощи, а иногда даже злаки.
В 1265 г. некий Хуан Садовник и его жена арендовали у каноников собора
св. Марии сад в деревне Альгорфелья на срок 2 года, с уплатою ^миска-
лей в год в качестве алькабалы. Арендаторы обязаны были работать в саду
1 № 179.
2 № 531.
3 № 456.
4 № 292, 546, 572, 590 и мн. др.
3 № 307.
в № 554.
7 № 363, 789, 909. 928—933.
8 № 928.
» № 932.
ю № 929.
11 № 363.
12 № 223, 239.
1» № 909.
к № 514.
60
М. В. Карасе
«согласно обычая [обработки] садов» и могли сажать из овощей и злаков
то, что пожелают
Средневековое земледелие с его неразвитой техникой и примитивным
полеводством не могло давать значительных и устойчивых урожаев. Не-
редко случались неурожайные, голодные годы. Тем более это было есте-
ственно для страны, в течение длительного времени остававшейся театром
военных действий, подвергавшейся разорительным набегам.
В голодном 1193 г. монастырь Сан Доминго через свою аббатиссу был
вынужден продать принадлежащий ему дом в Толедо за 120 мискалей,
чтобы избежать штрафа за долги, сделанные монастырем в предыдущем
неурожайном году, когда цена 4 фанег ячменя и 2 фанег пшеницы дохо-
дила до 1 мискаля1 2.
Неурожайные годы повторялись довольно часто. В 1199 г. монастырю
Сан Педро в Альхисем пришлось продать meson (постоялый двор) в пред-
местье Толедо за 40 мискалей. Эти деньги монахини истратили на нужды
монастыря и на свои собственные нужды, так как они не имели средств
даже па пропитание «по причине неурожайности и нищеты, до которой
они дошли в предыдущие годы». Чтобы не умереть с голоду, монахини со-
брались на совет, а затем обратились к каноникам собора с просьбой о раз-
решении на продажу, и эти последние, зная о нужде, царящей в монастыре,
дали свое согласие3.
Вполне понятно, что положение широких масс народа в такие годы
было несравненно более тяжелым.
Нередко из-за нужды крестьяне продавали последний участок земли.
В 1185 г. донья Эулалия, жительница деревни Асанья, продает владение
(хысс) за 32 мискаля но причине нищеты, в которой оказались она и ее
малолетний сын, «чтобы помочь себе в приобретении всего необходимого
из пищи и одежды, так как год был голодный, а также, чтобы уплатить
долги»4.
В 1198 г. донья Хуста продает участок земли в деревне Даральбелио
за 15 мискалей. «Причина продажи — нужда, которую испытывают она
и ее дети, и долги, сделанные ею, чтобы приобрести все необходимое из
пищи и одежды в эти голодные гсды»5.
Из промыслов было широко распространено рыболовство па роке Тахо.
В Толедо существовал рыбный рынок и было множество лавок для продажи
рыбы. Часто встречаются упоминания о продавцах рыбы 6.
Нередки случаи отчуждения прав на рыбные ловли. В 1214 г. в округе
Альколеа на Тахо продаются права на рыбные ловли (вместе с другими
правами), приобретаемые монастырем св. Климента 7. В 1216 г. также про-
даются права на рыбные ловли на Тахо около Торремоча, округа Талаверы8.
Среди подсобных занятий толедского населения некоторую роль
играла охота.
Из других промыслов известна добыча соли. Соляные разработки име-
лись в деревнях Альхарес, Паралес, Бехарес и др. О способах добычи
1 № 918.
2 .\« 249. Представление о росте цен на хлеб в голодные годы дает следующее со-
поставление. В 1192 г. стоимость 2 фанег пшеницы или 4 фанег ячменя равнялась
1 мискалю. В это же время в деревне Негрос был продан участок земли за l’/г мискаля
(№ 224); двор с садом и голубятней в деревне Кобиса за 3 мискаля (№ 226).
3 Л» 291.
1 № 165.
5 № 281.
6 Л» 85, 152, 179, 191, 322, 430, 680, 625, 711. 726. 826, 1099.
? № 448.
ъ № 433.
О хозяйстве толедской деревни
61
соли у нас не имеется никаких данных. В Толедо существовал соляной
рынок (вместе с зерновым) и были многочисленные лавки для продажи
соли. Соляные разработки принадлежали как отдельным собственникам,
так и церковным организациям, например, монастырю св. Климента.
В 1260 г. аббатисса монастыря св. Климента сдала в аренду жителям
деревни Борос Серрано и его брату Доминго Клементе права, которые
упомянутый монастырь имел в соляных разработках в Альхарес, на срок
3 года1.
В документах имеются упоминания о добыче камня. Одна из камено-
ломен, где добывали камень для строительных целей, была в деревне Ман-
зель Расин1 2.
Документы показывают существование экономических связей между
городом и деревней. Город был средоточием торговли и ремесла, которое
базировалось в значительной степени на сельскохозяйственном сырье.
Многие продукты крестьянского хозяйства производились не только для
потребления, но и для продажи. Города, а особенно Толедо, были постоян-
ными рынками для сельскохозяйственных продуктов; близость к городу
стимулировала развитие товарно-денежных отношений в деревне.
Соседство Толедо наложило отпечаток на экономику центрального рай-
она. Оно сказывалось и в более быстром развитии арендных отношений в де-
ревне и в усилении связей крестьянского хозяйства с рынком, в развитии
отдельных отраслей сельского хозяйства.
В Толедо (повидимому, и в других городах) существовали специали-
зированные рынки для продажи сельскохозяйственных продуктов: зер-
новой, винный, мясной, скотный и др. Город изобиловал лавками, где
продавались оливковое масло, фрукты, овощи.
Основными товарными культурами, производившимися в значительных
количествах, были вино и оливковое масло, которые вывозились в другие
области и страны. Вино было главной статьей толедской торговли. На
винных рынках существовали специальные лица, контролировавшие
правильность торговли 3. Продавалось не только вино, но и виноградное
сусло, а также соки, уксус и сушеный виноград4 5.
Оливковое масло и в средние века было, повидимому, одним из основ-
ных продуктов питания широких масс населения. Перерабатывалось оно
не только в городе, но и в деревне при посредстве специальных прессов,
действовавших с помощью воды и имевшихся во многих крестьянских
хозяйствах б.
Многочисленны свидетельства документов о торговле хлебом. В То-
ледо был зерновой рынок — альфондига (альфундук в), где специальные
лица следили за весом продаваемого зерна. Упоминаются также во мно-
жестве лавки для продажи муки7. Пшеница преобладала как рыночный
продукт8, ячмень же потреблялся в основном самим сельским населением.
По словам Дублера, хлеба не хватало и во времена арабского владычества,
когда его приходилось ввозить из Северной Африки 9. Тем более остро
должен был ощущаться недостаток в хлебе в рассматриваемый период,
1 № 1014.
2 № 15.
8 № 489, 594, 657 ji др.
4 С. Dubler. Uber das Wirtschaftsleben auf der iberischen Halbinsel..., S. 55.
5 № 313, 520, 657, 678 и др.
• № 329, 449, 451, 558 и др.
7 № 77, 619 и мн. др.
8 Об этом свидетельствует и употребление слова пшеница в качестве родового
понятия «зерно».
» С. Dubler. Uber das Wirtschaftsleben auf der iberischen Halbinsel..., S. 53.
62
М. Б. Карасе
когда из-за войны посевные площади сократились. К тому же в Толедо
широкое распространение получили интенсивные культуры — виноград
и плодовые.
Специально для продажи выращивались фрукты. Садоводством зани-
мались не только крестьяне, но и горожане; в документах часто встре-
чается эпитет «садовник» — джанан. Некоторые хозяйства были исклю-
чительно садоводческими. Фрукты находили хороший сбыт не только
в области, но и в других частях страны и даже вне ее пределов. Особенно
славились толедские гранаты и виноград, а также миндаль и грецкий орех г.
Хотя документы редко упоминают о разведении овощей, можно пред-
полагать, что они выращивались в каждом крестьянском хозяйстве.
Документы называют много лавок для продажи овощей, неоднократно
встречается и эпитет «зеленщик»1 2. Основными поставщиками овощей в го-
род были крестьяне близлежащих деревень, а также горожане.
Упоминают документы и о торговле скотом и мясом. В Толедо были
скотный и мясной рынки, а также лавки, торговавшие мясом, и бойни,
где забивали крупный рогатый скот и овец 3. Неоднократно встречаются
мясники, жившие в особых кварталах города 4.
Деревня снабжала город не только продуктами питания. Близость
к городу стимулировала производство сельскохозяйственного сырья для
его ремесленной промышленности.
Лен и конопля использовались для производства бумаги. Бумажное
производство, по словам Дублера, было особенно распространено в То-
ледо, причем бумага шла не только для внутреннего потребления, но и
вывозилась5. Из конопли, кроме того, делалась веревка.
Не менее развито было в Толедо парфюмерное производство, а также
изготовление лекарств. Особенно славились розовые эссенции и масла.
В окрестностях Толедо были специальные плантации, где выращивалась
роза и производилась первичная обработка ее лепестков. Духи и масла
продавались в лавках дрогистов, о которых имеется множество упоми-
наний в архиве, так же как и о самих ремесленниках-парфюмерах6.
Город Толедо был известен развитой по тому времени красильной про-
мышленностью. В городе существовал квартал красильщиков7. Для про-
изводства красок употреблялись шафран, вайда и другие растения, раз-
водимые в окрестностях Толедо.
Толедо славился и своим ткацким производством, сырье для которого
использовалось как местного происхождения, так и привозное. Из мест-
ного сырья известен лен, а также шерсть. По словам Дублера, в Толедо
перерабатывался и хлопок.
Большого мастерства достигла в Толедо и выделка кожи. О широком
распространении в Толедо кожевенного производства свидетельствует
как наличие квартала кожевников, так и название ворот в Толедо (Дар
аддиббаг), а также многочисленные упоминания о кожевниках8. Сырье
доставлялось из деревни.
1 С. Du bier. Uber das Wi rtscliaftsleben auf der iberischen Halbinsel..., S. 55.
2 № 28, 476, 653 и др.
3 № 586, 684, 709.
4 № 80, 84, 100, .112, 141, 210, 303, 306, 312 и мн. др.
5 С. D ubler. Uber das VVirtschaftsleben auf der iberischen Malbi isel. . . ,
S. 84. Бумага, на которой написаны документы архива толедских мосарабсв, была
местного производства. Там же, стр. 82.
« № 90, 96, 215, 479, 498 и др.
’ i? 95’ 217> 219> 309, 358, 383, 396 и др.
8 № 30, 124, 738 и др.
О хозяйстве толедской деревни
63
Толедские кожевенные изделия весьма ценились по всей Испании и за
ее пределами. В качестве основных дубителей употреблялись сумах и ду-
бовая кора, а также голубиный помет или разрубленный инжир. Красили
кожу в желтый и красный цвета, причем желтая краска добывалась из
кожуры граната, красная — из смолы. Дубильни неоднократно упоми-
наются в документах Многие церковные организации, например, мона-
стырь св. Климента, были владельцами различных мастерских, в том
числе и дубилен. Так, упомянутый монастырь в 1176 г. купил половину
дубильни вне пределов города около «Железных ворот» за 20 миска лей.
Вторая половина дубильни уже принадлежала монастырю1 2.
Переработка сельскохозяйственных продуктов производилась не только
в городе, но и в деревне. В документах нашло отражение лишь изготовле-
ние вина и оливкового масла, но можно предполагать, что и другие виды
сельскохозяйственных продуктов также перерабатывались в деревне.
Подводя итоги всему сказанному о хозяйстве толедской деревни, мы
можем констатировать, что оно было довольно сложным и многообразным.
В нем переплетались различные отрасли: виноделие, садоводство, произ-
водство зерновых культур, причем во многих случаях все они сосуще-
ствовали в рамках одного хозяйства. Искусственное орошение создавало
необходимые условия для развития хозяйства области.
Толедская деревня в рассматриваемый период не знала общинного поль-
зования пахотными землями. Основной хозяйственной единицей являлся
двор крестьянина, повидимому, вполне свободного в своей производствен-
ной деятельности. Документы не упоминают о характерной для средних
веков надельной системе и открытых полях.
Сравнительно высокий уровень сельского хозяйства Толедо — ре-
зультат напряженного и упорного труда крестьян, возвращавших жизнь
разоренным войной землям. Толедский крестьянин, ставший в ходе ре-
конкисты собственником обрабатываемых им земель, был заинтересован
в подъеме сельского хозяйства, в повышении производительности труда.
Его усилиями пустоши превращались в сады и виноградники, он расши-
рял посевные площади, улучшал обработку полей. Все это обеспечивало
общий подъем производительных сил.
Прогресс сельскохозяйственного производства выражался в значитель-
ном удельном весе интенсивных культур (садоводство и виноградарство),
расширении хозяйственно осваиваемых территорий, улучшении обработки
земли, распространении трехполья.
Но средневековая техника и довольно примитивные формы ведения
хозяйства не могли обеспечить устойчивых и высоких урожаев. Крестьян-
ское хозяйство нередко становилось жертвой неблагоприятных природ-
ных условий.
Развитие товарно-денежных отношений проявлялось в переходе к де-
нежной ренте и усилении ^торговых связей между городом и деревней
(это относится главным образом к центральному — толедскому району).
Но не следует переоценивать этого процесса: деревенское хозяйство в зна-
чительной мере еще сохраняло свой натуральный характер.
1 № 124.
2 № 125, 323, 325, 370, 489, 549, 600, 615, 645, 698 и мн. др. Здесь мы коснулись
лишь некоторых сторон ремесленного производства в Толедо, так как более подроб-
ное его описание выходит за пределы нашей темы.
В. Л. КЕРОВ
К ВОПРОСУ ОБ УСИЛЕНИИ ЭКСПЛУАТАЦИИ КРЕСТЬЯНСТВА
В ЮЖНЫХ НИДЕРЛАНДАХ (БЕЛЬГИИ) И СЕВЕРНОЙ ФРАНЦИИ
В СЕРЕДИНЕ XIII ВЕКА
Проблема, исследуемая в настоящей статье, важна не только потому,
что изучаемые явления представляют собой одну из ярких страниц в исто-
рии южнонидерландских провинций (современной Бельгии) и Франции,
но также и в силу важности тех теоретических вопросов, к разрешению
которых исследование этой проблемы позволяет подойти.
Эксплуатация феодалами основного производительного класса фео-
дального общества — крестьянства составляет сущность производствен-
ных отношений при феодализме. Однако методы и размеры этой эксплуа-
тации не оставались одинаковыми, они изменялись в соответствии с воз-
никновением новых социально-экономических условий.
Середина XIII в. — время интенсивного развития в Южных Нидер-
ландах и Северной Франции (Пикардии) товарно-денежных отношений.
Определение тех новых методов и средств эксплуатации крестьянства,
которые стали применять в указанный период феодалы, и составляет пред-
мет нашего исследования.
Учитывая особую роль крупного землевладения в эпоху феодализма,
мы начинаем наше исследование с выяснения характерных черт этого зем-
левладения. В качестве примера мы рассматриваем владения одного из
значительных земельных собственников Южных Нидерландов и Север-
ной Франции XIII в., остававшегося таковым на протяжении всего средне-
вековья, — бенедиктинского аббатства Сен-Трон.
Аббатство Сен-Трон располагало владениями в различных частях южно-
нидерландских провинций, что дает нам возможность учесть, в той
или иной степени, особенности различных по своему характеру районов.
Почти полное отсутствие источников, касающихся светского земле-
владения, побудило нас обратиться к истории церковного землевладения,
так как в средние века записи, в которых учитывались земельные богат-
ства, велись, как правило, только в монастырях. Разумеется, это не ли-
шает указанные записи значения источника для характеристики поземель-
ных отношений в эпоху феодализма вообще, каковы бы ни были отличи-
тельные особенности церковного землевладения.
Документы, относящиеся к истории аббатства Сен-Трон, представляют
весьма благодарный материал. Особенно ценным является то, что мы имеем
дело с редким сочетанием таких источников, как полиптик, т. е. описание
владений и доходов аббатства, картулярий — сборник дарственных
грамот, грамот о купле-продаже и об обмене земельных участков, а также
грамот, посвященных целому ряду других вопросов, и хроника аббатства.
Наиболее важным из этих документов является изданный бельгийским
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 65
историком Анри Пиренном полиптик. Полиптик принадлежит перу аб-
бата Вильгельма и охватывает весь период его правления — с 1249 по
1272 г.1 Полиптик включает в себя описание различных доходов и расхо-
дов аббатства, как в целом, по годам (правда не всем), так и по тем или
иным отдельным отраслям хозяйства. Для выяснения вопроса о положении
крестьянства, его повинностях и т. д. эта часть полиптика дает нам отно-
сительно мало сведений. В этом отношении особо важное значение имеет
та его часть, в которой описываются владения аббатства, начиная от не-
больших вилл вплоть до центрального домена, расположенного в месте
резиденции аббата. В полиптике содержатся, кроме того, обширные све-
дения о различных должностных лицах аббатства, монахах капитула,
о многочисленных судебных тяжбах, которые оно вело с теми или иными
феодальными собственниками или горожанами и т. д.
По сравнению с полиптиком, картулярий сообщает нам значительно
меньше снедений о положении крестьянства1 2. Однако он ценен тем, что
позволяет судить об экономическом развитии аббатства за довольно про-
должительный отрезок времени. В хронике аббатства весьма мало сведе-
ний по экономическим вопросам 3. Определенный интерес, с точки зрения
изучения методов хозяйственной деятельности аббатства и эксплуатации им
крестьянства, представляют материалы, приводимые К. Лампрехтом
в 3-м томе (состоящем из документов) его работы «Deutsches Wirtschaftsleben
im Mittelalter» 4 5, хотя в них идет речь лишь о германских владениях аббат-
ства, расположенных в долине реки Мозеля.
Важным дополнением к материалам аббатства Сен-Трон является карту-
лярий цистерцианского аббатства Орваль, относящийся к району, погранич-
ному между южнонидерландскими провинциями и Северной Францией —
Пикардией (резиденция аббатства была расположена невдалеке от городов
Арлона и Седана)&.
В буржуазной исторической литературе имеется целый ряд работ и
статей, посвященных специально аббатству Сен-Трон, касающихся как
всей истории его существования, так и более раннего периода, в частности
XIII в. Достаточно упомянуть работы и статьи Энсея6, Сименона7, Ганс-
гофа8, а также предисловия к изданиям вышеупомянутых документов.
Не ставя перед собой задачу подробного анализа этих работ, написанных
с позиций буржуазного объективизма и формально-юридического под-
хода к исследуемым вопросам, мы ограничимся критикой отдельных по-
ложений, высказываемых их авторами, по мере рассмотрения интересую-
щих нас проблем.
Что же представляло собой феодальное поместье в Южных Нидерлан-
дах и Пикардии, как мы об этом можем судить из документов аббатства
Сен-Трон, а также Орваль?
1 Н. Р i г е п и с. Le livre de ГаЬЪё Guillaume de Ryckel (1249—1271). Comptes
de I’abbaye de Saint-Trond au milieu du XIII siecle (далее: L. de G.). Bruxelles, 1896.
2 Cartulaire de I’abbaye de Saint-Trond (далее: S.-Т.), t. J — II, ed. Piol. Bruxelles,
1870—1874.
3 Gesta abbatum Trudonensium (далее: Gesta), t. I—II, ed. Borman. Libge, 1877.
4 K. La in pre c h t. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter. Leipzig, 1885.
5 Cartulaire de I’abbaye d’Orval, depuis I'oritjiiie de ce monastere jusqu’a 1’annec
1565 (далее: Or). Bruxelles, 1879; Charles inedits de I’abbaye d’Orval. Bruxelles, 189G.
• A. II a n s a y. Eludes sur la formation et l’organisation economiquedu domaine
de Pabbaye de Saint-Trond depuis les origines jusqu’a la fin du XIII siecle. Gand, 1899.
7 G. S i m e n о n. L’organisation econoinique de I’abbaye de Saint-Trond depuis
Ь fin du ХШ siecle jusqu’a commencement du XVIIе siecle. Bruxelles, 1913.
8 F. L. Gangshof. (Jneetape de la decomposition del’organisation dorneniale
classiquo a I’abbaye de Saint-Trond. Federation archeologique et historique de Belgique,
XXX-e session. Congres de Liege, 1932.
5 Средние века, вып. 7
66
В. Л. Керов
Земельные богатства эти были весьма разнообразны по своему составу.
В булле папы Александра III от 15 марта 1178 г., подтверждающей при-
вилегии аббатства Сен-Трон, говорится о пахотных землях, лесах, паст-
бищах (pascua) и особо о лугах (куда, очевидно, скот не допускался)1.
Землями подобного же состава владело и аббатство Орваль (см. аналогич-
ную буллу Иннокентия III от 23 апреля 1209 г.1 2, грамоту Трирского архи-
епископа Тьерри 3 и т. д.).
Главным компонентом монастырских владений являлись пахотные
земли. Они резко делились на две части — домениальные земли и крестьян-
ские держания.
Домениальные земли («культура» — как их называет автор полип-
тика) по данным перечня за 1253 г. равнялись 563 бонуариям 4 5. В это число
входили б:
Таблица 1
Местность
I
I Размеры (в бонуариях)
Сен-Трон ...................
Окрестности Сен-Трона.......
вилла Стаден................
» Борло ...............
» Милен................
» Мере.................
» Ларе.................
» Виларио .............
» Орле ................
» Кирхем ..............
» Дупк.................
Веббппхем...................
Сени........................
47
20
40
76
27 бонуариев 16 виргат
26 бонуариев 10 виргат
53
108*
68
32
20
24
20
Итого .... 562 бонуарпя 6 виргат
I
* В Виларио в состав домениальных земель входила также так называемая
terre terciane («третичная земля»), сдававшаяся в аренду (шампар) за 1/3 урожая.
В общую сумму домениальных земель автором полиптика, повидимому, не включена.
Еще большее пространство занимали земли, отведенные под крестьян-
ские держания. В полиптике мы находим безусловные данные лишь в от-
ношении отдельных, хотя и наиболее значительных, владений аббатства,
однако на их основании можно судить и об общей величине этих земель.
Так, например, в Виларио (в 1252 г.) под крестьянскими держаниями на-
ходилось 318 бонуариев6, в Борло (в 1258 г.) — 240 бонуариев7, в Орле
1 S.-Т., I, р. 134, XCV1U (здесь и далее римские цифры обозначают номер гра-
моты).
2 Or., р. 153, CXIV.
8 Ibid., р. 208, CLXXV (1230).
4 L. de G., р. 356; 1 бонуарий в мерах Сен-Трона—сю 1 гектару (каждый бонуарий
состоит из 20 виргат, а виргата из 20 малых виргат). ibid., р. LV.
5 Ibid., р. 354—355.
« L. do G., р. 236 — мы не включаем в это количество так называемые дворы,
являющиеся бессрочными держаниями позднейшего происхождения, выделенными
из состава домениальных земель.
7 ibid., р. 304.
Усиление эксплуатации крестьянства в Юмсных Нидерландах и Сев. Франции 67
(в 1262 г.) — 208 бонуариев 18 виргат \ в Энгельмонсховене (в> 1253 г.) —
48 бонуариев1 2 *. Таким образом, в четырех местностях под крестьянскими
держаниями было занято 814 бонуариев 18 виргат.
Небезинтересно рассмотреть соотношение размеров крестьянских дер*
жаний и домениальных земель в тех местностях, в отношении которых
имеются сравнительные данные:
Таблица 2 <
Местность Размеры (в Оонуариях)
крестьянских дер- жаний домениаль- • пых земель
Виларио 318 114
Борло 240 76
Орле 208 бонуариев 18 виргат 68
Итого . . . 766 бонуариев 18 виргат 258
В результате оказывается, что под держаниями в этих Местностях зас-
нято в три раза больше земельной площади, чем под доменом. Можно пред-
положить, что и во всех владениях аббатства имело место примерно такое
же соотношение. ч
Близки по своему характеру к пахотным земли, занятые под виноград-
никами. До середины XIII в. основной массив виноградников, принадле-
жавших аббатству Сен-Трон, находился вне пределов Бельгии — В долине
реки Мозеля. Он сложился еще в XII в. в результате дарений аббатству *.
Однако к середине XIII в. среди дарений аббатству стали появляться и
виноградники, расположенные на нидерландской территории4.
Значительно больше было развито виноградарство на крайнем юге
Нидерландов и в Северной Франции, о чем мы можем судить на основании
материалов картулярия аббатства Орваль. Сведения о виноградниках
встречаются во многих грамотах XII—XIII вв.5
Важное место среди владений аббатства Сен-Трон занимали луга и
пастбища. В тех или иных размерах они имелись повсеместно. Однако Их
общая площадь, согласно данным уже цитировавшегося перечня за 1253 Г!,
оказывается равной лишь 40 бонуариям6, распределенным между мест-
ностями Метерен, Мервеле, Стаден, Дунк, Хален, Веббинхем. Эта цифра
явно преуменьшена. Достаточно сказать, что в перечне отсутствует упо1-
минание о лугах в виллах Сени и Орле, где находились, судя по данным,
содержащимся в других разделах полиптика, большие стада животных,
которые не могли обходиться без подножного корма 7. В него не включены
также многочисленные мелкие луга и пастбища, указаний на которые так
много в полиптике. Очевидно, автор поли птика руководствовался какими-то,
нам неизвестными, соображениями, определившими результат его подсчета.
У аббатства Сен-Трон было много лесов. Наиболее значительный мас-
сив, равнявшийся приблизительно 240 бонуариям, находился возле Диета8.
1 L. de G., р. 50.
2 Ibid., р. 321.
8 Gesta, II, р. 128.
4 S.-T. I, р. 190, CLVI (1230).
5 Or., р. 21, XIV (1151); р. 93, LV1I (1184); р. 247, CGXV (1237)-ir др.
в L. de G., р. 356.
7 Ibid., р. 52—53.
s Ibid., р. 216—217. #
68
В. Л. Керов
Расположенный поблизости — в Хереге — лес был равен 40 бонуа-
риям1. В районе Виларио возле Бердинеза находился лес Монтенги,
достигавший приблизительно 70 бонуариев1 2. Таким образом, леса аббат-
ства Сен-Трон занимали 350 бонуариев. Кроме того, аббатству принадле-
жал лес в Халегтра, в 1288 г. оно приобрело лес у Бернезама 3 и т. д. Все
это позволяет увеличить указанную цифру.
Еще больше лесов было у аббатства Орваль. Только вокруг его рези-
денции находился массив площадью в 3 тыс. арпанов 4 5.
В качестве владений аббатства Сен-Трон (как и аббатства Орваль)
фиксировались и места для рыбной ловли (на реках), пруды и т. п. Они
имели большое хозяйственное значение, из-за них аббатство вело длитель-
ные тяжбы б.
Разбирая вопрос о составе монастырских владений, нельзя не упомя-
нуть и о мельницах с тянущими к ним земельными участками. В полип-
тике упоминаются 9 водяных мельниц6.
Таковы общие сведения о составе владений аббатства Сен-Трон
(и частично аббатства Орваль). Неразрывной составной частью их являлись
многочисленные хозяйственные постройки.
Однако прежде чем перейти к основному интересующему нас вопросу —
о способах эксплуатации этих владений, иными словами — о способах экс-
плуатации непосредственных производителей, их обрабатывавших, — необ-
ходимо упомянуть о достигнутом в Южных Нидерландах и Северной Фран-
ции уровне развития сельскохозяйственного производства, как мы об этом
можем- судить на основании имеющихся в нашем распоряжении источ-
ников.
Основной отраслью сельскохозяйственного производства в изучаемых
областях являлось земледелие. Это видно прежде всего из приводившихся
цифровых данных о размерах различных видов земельных владений.
Высокий уровень ремесленного производства в стране, в частности вы-
делки железа, имел своим следствием обеспечение сельского хозяйства
всеми необходимыми орудиями труда. В большом употреблении были раз-
личного вида плуги7, бороны8 и т. д., что предполагало соответствующее
развитие кузнечного дела9.
Широкому применению наиболее усовершенствованных для того вре-
мени железных орудий сопутствовала довольно высокая культура обра-
ботки почвы. В качестве господствующего способа с давних пор утверди-
лось трехполье с правильным севооборотом: если в первый год какой-либо
участок засевался рожью или пшеницей (так мы переводим термин
frumentum), то в следующий год его засевали яровой культурой — ячме-
нем, овсом или чем-либо другим, обычно принятым в данной области,
а в третий — оставляли под паром l0 11. С севооборотом было связано тща-
тельное унавоживание почвы, а также удобрение ее красным мергелем11.
Из сельскохозяйственных культур ведущее место занимали зерновые —
пшеница, рожь, ячмень, овес, просо. Зерна аббатство получало огром-
1 L. de G., р. 221.
2 Ibid., р. 236.
3 Ibid., р. 35.
4 Or., р. IV (1 ариан 1/2 гектара).
5 L. de G., р. 149-152, 340—341.
« Ibid., р. 356.
7 Ibid., р. 38, 39, 99, 174.
« Ibid., р. 39.
• Ibid., р. 9—11, 55.
io Ibid., р. 232.
11 Ibid., р. 275 (fimare et marlare de rubeo merge 1).
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 69
ное количество. Так, за 1253 г. только
Таблица 3
с домениальных земель аббатство име- ло (см. таблицу 3)Ч Основным видом зерновых считалась Наименование культуры Количество (в модиях)
рожь. Очень часто при подсчете дохо- Пшеница 400
дов с различных видов культур (и не Рожь 410
только зерновых) они приравнивались Просо 170
к доходам со ржи1 2. Ячмень 15
Что касается урожая, то в Централь- ной Бельгии он равнялся примерно Овес 40
4 модиям 3 ржи с бонуария 4. В некоторых местах выращивалась вика 5 6. Весьма распространен был го- Итого . . . 1035
рох°. В источниках часто встречается упоминание культуры, именуемой
draveke7.
Из технических культур высевался лен, служивший, наряду с шерстью,
основным материалом для изготовления одежды 8. Во владениях аббатства
Орваль, наряду со льном, выращивалась конопля9.
Видное место в хозяйственной жизни аббатства занимало скотоводство.
В каждом из владений аббатства имелись большие табуны лошадей, стада
крупного рогатого скота, овец, коз и свиней. Например, в небольшой
вилле Дунк (по данным на 1254 г.) имелось 10 11: 8 лошадей, 58 свиней, 41 го-
лова крупного рогатого скота (включая телят), 102 овцы. Естественно,
что в более значительных по размерам владениях аббатства стада были
еще более крупные.
Однако в отношении овцеводства следует заметить, что в отличие от
Англии в Нидерландах (в частности, в южной их части) оно не было рас-
пространено настолько, чтобы обеспечить собственной шерстью растущую
суконную промышленность, а качество шерсти местных овец было низкое.
Нетрудно установить связь между развитием скотоводства и распро-
странением тех или иных земледельческих культур. Достаточно упомя-
нуть об овсе, затем о ячмене, которым зачастую кормили свиней11,
и т. д. Скот использовался здесь в качестве тягловой силы 12. Документы
часто упоминают о таких продуктах, как масло, молоко, сыр, а также о шер-
сти. Однако надо заметить, что уровень развития скотоводства в южно-
нидерландских провинциях уступал уровню развития земледелия. Это
особенно заметно при сравнении бельгийских и прирейнских владений
аббатства. В последних скотоводство было развито значительно силь-
нее.
1 L. de G., р. 232.
2 Ibid., р. 357.
8 Модий зерна (также в мерах Сен-Трона) = 205,8 кг — G. Simenon.
L’organisation economique de i’abbaye de Saint-Trend, p. 24.
4 В местности Стаден аббатство, отдавая исполу 8 бонуариев 141/2 виргат земли,
получало 171/2 модиев ржи, т. е. приблизительно 2 модия с бонуария, вследствие
чего валовая сумма полученного с участка зерна увеличивается вдвое. Ibid.,
р. 275.
6 Ibid., р. 52.
« Ibid., р. 47. 119.
7 Ibid., р. 359.
« Ibid., р. 38.
9 Ог., р. 142, GUI (1204).
10 L. de G., р. 117.
11 Ibid., р. 140.
12 В тексте полиптика упоминаются также мулы. Ibid., р. 21.
70;
В. Л. Керов
Наряду со скотоводством следует упомянуть выкармливание птиц,
в особенности каплунов и кур А, а также гусей1 2. Не последнее место зани-
мало йЧеловодство3. О рыболовстве мы уже упоминали.
Как мы видим, развитие сельскохозяйственного производства достигло
в изучаемых областях довольно высокого уровня.
Значительного развития в них достигло и промышленное (ремеслен-
ное) производство, в первую очередь сукноделие 4 *. О развитии в Сен-Троне
этого вида ремесленного производства, а также многих других, имеется
немало свидетельств и в наших документах б.
Следствием отмеченных явлений было интенсивное развитие в стране
товарно-денежных отношений. О его масштабах мы можем судить не только
на основании характера крестьянских платежей, о чем будет сказано
дальше, но и на основании анализа упоминаемых в текстах торговых опе-
рация,! совершаемых аббатством.
Аббатство получало в качестве натуральных повинностей огромное
количество продовольствия. По данным полиптика, в 1253 г. валовая
сумма продуктов достигала (а впоследствии она еще более возросла) 1227 мо-
диев ржи, 406 модиев пшеницы, 417 модиев проса, 331 модия овса, 255 мо-
днее ячменя ®. Часть этих продуктов расходовалась на питание капитула
и челяди, на пенсии и т. д.7 Остальное, за вычетом необходимого для
посевов и оставленного про запас, повидимому, продавалось. В полип-
тике имеются указания на продажу зерна сразу в довольно большом
количестве8. Вместе с тем аббатство делало и немало закупок зерна9. Оче-
видно, суть дела состоит в том, что, имея в своих руках большие резервы
зерна, аббатство, в зависимости от уровня цен, связанных с величиной
урожая, временем года, удаленностью от рынков сбыта и т. д., находило
для себя выгодным в одно время и в одном месте продавать, в другое время
и в другом месте покупать. Предвосхищая исследование вопроса о расслое-
нии крестьянства, заметим, что подобного же рода операциями могла
заниматься и зажиточная крестьянская верхушка.
Развитие рыночных связей привело к установлению определенных,
для различных местностей и различных условий, устойчивых рыночных
цен. В общем перечне доходов автор полиптика при переводе общегодо-
вой суммы натуральных повинностей в денежные эквиваленты исходит
из точно установленных им цен: 3 льежских солида за 1 модий овса,
ячменя или проса, 5 солидов за 1 модий ржи и 6 солидов 8 денариев за
1 L. de G., р. 236, 249, 304.
2 Ibid., р. 53.
8 Ibid., р. 315—317; S.-Т., I, р. 300, CCLII1 (1261); Or., р. 138, XCIX (1202).
4 «От Дуэ до Сен-Трона, на равнине, орошаемой притоками Шельды и Мааса,
не было ни одного города, в котором не была бы развита суконная промышленность» —
писал детально исследовавший этот вопрос А. Пиренн («Средневековые города Бель-
гии», М., 1937, стр. 252).
6 S.-Т., I, р. 138, С (1180—1193); р. 193, CLIX (1237) и др. Сукноделы города
ежегодно выплачивали аббатству 4 льежских марки. L. de G., р. 359 (1253); 1 льеж-
ская марка = е«180 г серебра или 36 франкам но курсу конца XIX в. Ibid., р. XLVI;
марка подразделялась на 20 солидов, солид — на 20 денариев, а денарий — на
2 обола.
8 L. de G., р. 359.
< Ibid., р. 96—97.
х Например, в 1253 г. - 140 модиев ржи за 42 льежских марки. Ibid., р. 23;
в 1259 г. -46 модиев ржи за 19 марок 11 солидов. Ibid., р. 47 и т. д.
и Например, в 1253 г. - 38 модиев пшеницы за 25 лувенских ливров (денежные
единицы лувенские относятся к единицам льежским как 3 : 2. Ibid., р. Xi,VII). Ibid.,
р. 18; в 1259 г. 28 модиев 1 ваз пшеницы (1 модий в мерах Сеи-Трона подразделялся
на 8 секстариев или вазон. Ibid., р. LVI1I) - за 15 марте 15 солидов 9 денариев.
Ibid., р. 47.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 71
1 модий пшеницы Ч Установились цены и на скот и продукты животновод-
ства. В полиптике имеются довольно многочисленные упоминания о по-
купках, произведенных аббатством, различных животных, нередко
большими партиями1 2, но о продаже скота записи весьма редки. Необходи-
мость закупок скота и продуктов животноводства следует, очевидно,
объяснить недостаточно высоким уровнем развития в стране животно-
водства.
Слабое развитие в изучаемых областях виноградарства обусловило то
обстоятельство, что основная масса крестьянства не принимала участия в
виноторговле. Этим занимались крупные феодальные собственники, в част-
ности аббатство Сен-Трон3. Аббатство Орваль, напротив, покупало
вино 4.
Аббатство Сен-Трон покупало главным образом предметы промышлен-
ного производства и прежде всего сельскохозяйственные орудия: плуги,
бороны и другие изделия, а также железо для строительства и ремон-
та хозяйственных построек 5 6. Закупались самые разнообразные хозяйст-
венные предметы — от жерновов до повозок в. Все эти предметы покупа-
ли и крестьяне, и чем крупнее хозяйство, тем в больших масштабах.
Самые мелкие хозяйства были лишены возможности их покупать и выну-
ждены были обращаться за помощью к своим более зажиточным сосе-
дям.
Аббатством закупались уголь, торф, дрова 7. В последнем случае речь
идет, очевидно, не о покупке, а о заготовке и доставке дров к месту назна-
чения; покупалась также одежда и обувь для капитула и челяди8. Нужда-
лись все слои населения и в таком продукте, как соль9.
Единого внутреннего рынка в Южных Нидерландах еще не было,
однако вся территория их покрылась сетью больших и малых местных
рынков. К середине XIII в. не осталось ни одной области, где не суще-
ствовали бы развитые купеческие гильдии 10 11 12. Имелась одна из них и в Сен-
Троне п. Участие в торговле крестьянства, даже зажиточного, ограничи-
валось местными рынками, внутриобластными масштабами.
На развитие товарно-денежных отношений в стране немалое влияние
оказывал рост внешнеторговых связей. В частности, главные владения
аббатства и сам город Сен-Трон находились на пересечении основных тор-
говых путей, проходивших с севера на юг и с востока на запад. Одним
из наиболее развитых и старых из них был торговый путь из Фландрии
к Средиземному морю через Шампань. На шампанских ярмарках купцы
из различных бельгийских городов всегда играли крупную роль 13. В свою
очередь, на рынках Фландрии, Брабанта и других южнонидерландских
1 L. de G., р. 359.
2 Ibid., р. 15, 18, 21.
3 Ibid., р. 80—85.
4 Or., р. 204, CLXX1 (1229).
5 L. de G., р. 39, 102, 338.
6 Ibid., р. 21, 39, 99.
7 Ibid., р. 40, 97, 100, в отношении дров упоминаемые случаи буквально бес-
численны.
8 Ibid., р. 17, 19, 97.
» Ibid., р. 97.
10 Н. van der Linden. Les gildes marchandes dans les Pays-Bas an moyen
Sge. Gand, 1896, p. 37—81.
11 Gesta, II, p. 202—203.
12 H. Laurent. Choix de documents inedits pour servir a 1’histoire de 1’expen-
sion commerciale des Pays-Bas en France an moyen ago (XII—XV siecles). Bruxelles,
1934, p. 341, I (1137); p. 348, IV (1205); p. 353, IX (1270).
72
В. Л. Керов
провинций всегда было много купцов из Шампани и Италии1. Торговые
пути из Южных Нидерландов шли также через города Амьен и Перонна1 2.
Большое значение имела морская торговля с югом Франции3. Новым
торговым путем был путь из Кельна в Брюгге на месте старой римской
дороги, пересекавшей всю южную часть Нидерландов и проходившей,
в частности, через Сен-Трон. Оживленной была торговля и с Англией.
Меньшее значение имела торговля с Голландией и со скандинавскими
странами и Исландией4.
Наиболее втянутыми в торговые связи оказались фландрские города 5 *.
Из страны вывозились предметы ремесленного производства — в первую
очередь сукно, а также зерно и т. д.; ввозились — шерсть, кожи (из Анг-
лии), вино, воск (из Франции), изделия мусульманского Востока, различ-
ные пряности и т. д. Следует отметить, что торговые связи существовали
также с Польшей и Россией0.
В первой половине и даже середине XII в. на территории Бельгии,
в частности во владениях аббатства Сен-Трон, так же как и аббатства
Орваль, видную роль играла барщина.
На основании опубликованного М. Дари фрагмента полиптика аббат-
ства Сен-Трон, относящегося к первой половине XII в., цитируемого в ра-
боте Энсея 7', а также хроники аббатства это прослеживается довольно
отчетливо. В местности Метерен, например, крестьяне обязаны были
своими силами обрабатывать господскую землю и собирать урожай,
заботясь в то же время об ее удобрении 8. Они обязаны были также косить
траву и убирать сено. В дни, когда крестьяне были заняты на барщине,
они получали хлеб и пиво. Это подтверждают и данные хроники аббатства
(под 1139 г.)9. В одной из грамот того же аббатства говорится о применении
барщинного труда крестьян в вилле Провен (1146 г.)10 *. Упоминания о бар-
щине (corveia) во владениях аббатства Орваль встречаются, например,
под 1160 и 1176 гг.11
С развитием производительных сил роль отработочной ренты посте-
пенно падала. Мы увидим далее, что преобладающее значение к середине
XIII в. приобрели более развитые формы ренты. Однако это не значит,
чт^ барщина к этому времени совершенно исчезла. Хотя и в весьма огра-
ниченных размерах, она применялась еще в течение длительного времени.
1 Н. Laurent. Choix de documents. . ., p. 349, V (1230).
2 Ibid., p. 351, VI (1260); p. 352, VIII (1266).
8 G. Fagniez. Documents relatifs a 1’histoire de 1’industrie et du commerce
en France, t. I. Paris, 1898, № 222, p. 251 (1262).
1 K. D oechae r d. L’expension economique Beige au moyen age. Bruxelles, 1946,
p. 47—76.
5 G. F a g n i e z. Documents. . ., t. I, № 180, p. 174 (1250); № 222, p. 251 (1262).
H. van der Linden. Les gildes marchandes. . . Pieces justicatives, I, p. 99
(1254); III, p. 106 (XIII siecle).
8 Интересные сведения о торговле Южных Нидерландов с Восточной Балтикой
(в частности, с Россией) в XIII в. приведены в статьях М. II. Лесникова «Нидерланды
и Восточная Балтика в начале XV в.» («Изв. Акад, наук СССР», серия истории и фи-
лософии, 1951, т. VIII, № 5, стр. 451—459), «Торговые сношения Великого Новгорода
с Тевтонским орденом в конце XIV в. и начале XV в.» («Исторические записки», 1952,
№ 34, стр. 259 -278) и др.
7 A. Hans а у. F2tudes. . ., р. 25- 27.
8 «Домениальную землю аббатства обрабатывают и собирают урожай и павоз
со двора на нее отвозят» (Culturam abbatie colunt et colligunt et fumum de curte super
earn convehunt). Ibidem.
!) Gesta, II, p. 24.
S.-Т., I, p. 72, LIII.
J’ Or., p. 33, XXI; p. 63, XXXV11.
Усиление вксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 73
Так, например, о барщине во владениях аббатства Орваль имеется упоми-
нание под 1232 г.1 Сохранились остатки барщины и в аббатстве Сен-Трон1 2.
Одним из видов барщинных работ была пастьба и вообще уход за при-
надлежащим аббатству скотом. О значении, придававшемся этому вопросу,
свидетельствует та своеобразная специализация, которая существовала
среди лиц, занимавшихся пастушеством. В тексте полиптика различаются
отдельно пастухи коров, лошадей, овец, свиней 3. В некоторых местностях
(например, Орле, Сени и т. д.) встречаются сразу все категории пастухов 4.
Это были лица, не связанные с хлебопашеством или связанные с ним
лишь номинально.
Каков же был характер крестьянских повинностей в середине XIII в.?
В одном из крупнейших владений аббатства Сен-Трон — Виларио кре-
стьяне выплачивали с каждого бону ария 4 льежских денье деньгами, а так-
же 4 досены (73 модия) проса и овса и 2% яйца5. В отношении Борло ука-
зываются две таксы6. Первая —10 модиев проса и овса и 8 льежских со-
лидов с каждого маиса7. Вторая,также с манса, —4 модия ржи или 8 мо-
диев проса пополам с овсом, 3 цыпленка и к пасхе 9 яиц. В обоих случаях
раз в три года дополнительно уплачивается взнос в размере 18 льежских
денариев. Из находящихся в Борло 16 мансов крестьянских держаний на
2 мансах держатели могли заменить натуральную часть повинностей день-
гами. Это право носило название seyen. В Орле только денежные повинности
равнялись 4 льежским денариям 8. Здесь же повинности частично могли
уплачиваться каплунами9. В местностях, где было особенно развито ско-
товодство, большой удельный вес имела выплата повинностей продук-
тами животноводства или скотом10 11. Из приведенных данных очевидно,
что денежная и натуральная формы ренты полностью превалировали над
отработочной. Вместе с тем возникает вопрос о соотношении натуральных
и денежных платежей. В общем перечне доходов аббатства за 1253 г. ука-
зывается, что в качестве натуральных, повидимому, именно поземельных,
повинностей в своих владениях Борло, Виларио, Ларе и Мере аббатство
получало 430 модиев проса и овса п. Если исходить из того, что цена 1 мо-
дия этих культур равнялась, согласно указанию автора полиптика, 3 льеж-
ским солидам12, то за 430 модиев платили 64Уг льежских марки. Величина
же денежных поземельных платежей была равна 13 (см. таблицу 4).
Иными словами, денежный эквивалент натуральных повинностей был
значительно меньше общей суммы денежных платежей. Таким образом,
отмечая, что и в том, и в другом виде повинности достигали весьма значи-
тельных размеров, мы можем сделать вывод, что денежные платежи,
вытесняя постепенно натуральные, в описываемый период уже преобла-
1 Or., р. 225, CXCII.
2 L. de G., р. 49—50.
3 Ibid., р. 37, 52, 53, 59, 210.
4 Ibid., р. 52-53.
5 Ibid., р. 236.
8 Ibid., р. 304.
7 Земельную меру—мане, равную обычно 12 бонуариям, не следует отождествлять
с термином мане, обозначающим крестьянское держание.
s L. de G., р. 50.
9 Ibid., р. 321.
10 Ibid., р. 120—121. Уплата повинностей в виде баранов, так называемый Ьаг-
bagium. Or., р. 225, СХСП (1232).
11 L. de G., р. 356. В перечне не указывается, взимались ли натуральные платежи
в других местах, поэтому можно считать, что эта цифра обозначает общую их сумму.
12 Ibid., р. 359.
13 Ibid., р. 357 учитываются лишь владения, расположенные на территории
южнонидерландских провинций.
74
В. Л. Керов
Таблица 4 дали. Право seyen, применяемое
Местность Размеры платежей (в льежских марках) в Борло, может являться иллю- страцией того, каким образом происходила коммутация. Преобладание денежной формы ренты является одним из свиде- тельств значительного развития в стране товарно-денежных отноше- ний. В этих условиях непосред- ственный производитель необхо- димо должен был производить часть своего продукта как товар, с тем чтобы, реализовав его на рынке, уплатить феодальному соб- ственнику цену продукта Размеры платежей были за- креплены нормами обычного права, отражавшего установившийся к данному моменту уровень развития производительных сил и сложив- шееся соотношение классовых сил. И феодалы только в редких случаях
Сен-Трон и его ок- рестности .... Стаден Борло Кпрхем Мере Виларио Ларе Сени Гимеппе Орле Дунк и Веббпнхем . Херке Кампании 5 ») 2 4 15 2 10 маро) » » » » » » » 80 3 16 2 10 ;18солидов 10 » 10 » 10 » 7 » 10 »
Итого . . . 160 марен ; 5 солидов
решались пойти на превышение
этих платежей. В полиптике встречается упоминание лишь об одном таком
случае, имевшем место в Виларио в 1253 г. Да и то речь идет о поборах,
взимавшихся в данной местности герцогом Брабантским, который их значи-
тельно превысил, заставляя крестьян выплачивать такие суммы, которые
здесь были «не в обычае»2. Принудить же крестьян выплачивать дополни-
тельные цензуальные (т. е. поземельные) платежи было еще труднее. Аббат-
ство не только не было в состоянии их увеличить, но в конце концов оказа-
лось перед фактом их снижения. В полиптике под 1252 г. указывается 3,
например, что «согласно старым записям» (secundum antiques libros)
аббатство получило в Виларио в качестве цензуальных платежей 165% мо-
диев проса и овса и 7 льежских ливров (марок)4. Но к моменту записи
платежи, повидимому с одной и той же земельной площади, уменьшились
до 100 модиев проса и овса и 5 льежских ливров (марок).
Существовали определенные правила, регулировавшие сроки выплаты
цензуальных платежей, а также способ доставки продуктов в хранилища
аббатства. В Орле, например, ценз выплачивался в два срока — 7 января
и 2 октября5. В Виларио6 денежный ценз выплачивался также в два срока—
одна половина 24 июня, другая — 25 декабря. Продукты доставлялись
держателями (в тексте употребляется термин манзионарии) в резиденцию
аббата Сен-Трон в октябре (9 или 23 числа) за свой счет7. Накануне отъезда
продукты взвешивались в присутствии скабинов (членов домениальной
курии) и зерно засыпалось в мешки. Привезя продукты в Сен-Трон,
манзионарии получалп там дневное пропитание в виде хлеба, сыра и пива.
Доставка продуктов была дополнительной повинностью крестьян.
’ См. К. Маркс. Капитал, т. III. Госполитпздат, 1950, стр. 810.
2 L. de G., р. 218: . . . nonquam fuit consuetum.
3 Ibid., p. 236.
4 Два наименования одной и той же денежной единицы.
5 L. de G., р. 50.
e Ibid., р. 237—238.
7 Suis laboribus et expensis.
Усиление эксплуатации крестьянства в Юмсных Нидерландах и Сев. Франции 75
При выяснении величины поземельных платежей следует иметь в виду,
что на основании одних только норм выплаты мы не можем судить о всей
тяжести феодальной эксплуатации. Необходимо также знать размеры
крестьянских держаний, удельный вес участков различной величины. Ибо
чем меньше земельный участок, тем труднее для крестьянина выполнение
повинностей, тем сильнее давит на него тяжесть сеньериальной эксплуата-
ции. В качестве примера разберем положение дел в Виларио. В полип-
тике наряду с нормой платежей приводятся общие размеры выполняв-
шихся крестьянами этой местности повинностей, на основании чего можно
определить величину земельных участков
Предварительно следует заметить, что цифры наших подсчетов на ос-
новании приводимых в полиптике данных — 383 бонуария общей земель-
ной площади и соответственно 127 модиев 9 досен натуральных платежей
превышают суммарные данные, указанные в полиптике (под 1252 г.), —
306 бонуариев1 2 и 99 модиев 10 досен. Однако они меньше указывавшихся
в старинных записях 165% модиев. Можно сделать, таким образом, вывод
о том, что приводимые нами данные относятся к времени, находящемуся
между периодом, когда платежи равнялись 165 % модиям, и 1252 г.-, когда
они уменьшились до 99 модиев 10 досен. По всей вероятности, речь идет
о периоде не раньше 1249 г. (начального года правления аббата Вильгельма
и введения им своих записей), ибо в противном случае аббат вряд ли стал
бы фиксировать изменения в наличии земельной собственности.
Согласно этим данным, в Виларио имелось 105 лиц, уплачивавших
цензуальные платежи (мы не называем их общим термином — держа-
тели, поскольку в отдельных случаях плательщиками ценза могли быть
представители господствующего класса, сами распределявшие участки
между крестьянами). При простом перечислении цифры, характеризую-
щие величину участков, дают нам мало возможностей для необходимых вы-
водов, в частности, по вопросу об удельном весе крестьянских держаний
различных размеров. Поэтому необходимо произвести соответствующую
их перегруппировку, в результате чего выясняется следующая картина:
Таблица 5
Размер участка (в бонуариях) Количество участков % к общему количеству участков Общая вели- чина земель- ной площади участков (в бонуариях) % к земель- ной площади всего массива участка
1 н менее .... От 1 до 2 включит. 39 1 _ 21 | 51 291 20 }49 51 13
Свыше 2 до 4 включит. . . . 26 24,8 813, 21
От 5 до 8 вклю- чит 15 14 !)5-‘% 25
9 и выше .... 13 12,2 1551/2 41
В итоге оказывается, что земельная площадь 13 крупнейших хозяйств
более чем втрое превышает земельную площадь 51 беднейшего хозяйства.
Этих выводов нисколько не колеблет то положение, что отдельные
1 L. de G., р. 236—246.
2 В это число мы не включили еще 1 маис (12 бонуариев), отличавшийся по ха
рактеру платежей от основных крестьянских держаний.
76
В. Л. Керов
земельные держания могли попасть в руки феодалов (такие случаи, правда,
в Виларио единичны), ибо обрабатывали их в конечном счете те же кре-
стьяне, только на еще более тяжелых условиях, чем их соседи.
Приведенные данные свидетельствуют об имущественном расслоении
крестьянства в Виларио, а также, повидимому, и в других владениях аб-
батства Сен-Трон, на три группы — зажиточную верхушку, беднейшую
его часть и основную, находящуюся между ними массу. Этот же вывод
подтверждают и данные о составе владетелей. Так, например, из 13 владе-
телей самых крупных участков лишь двое принадлежат к представителям
господствующего класса, имена которых сопровождаются титулами «гос-
подин» (dominus) или «сын госпожи» (filius dominae), — декан (в тексте не
указывается, идет ли речь о декане капитула местной церкви, или просто
о декане местной судебной курии), владевший 13/4 бону ариями земли,
и один из скабинов судебной курии, владевший 14 бону ариями земли.
Из остальных И человек трое принадлежат к администрации виллы
Виларио: сельский староста (villicus) владеет 137/12 бонуария и два ска-
бина — крестьянина, поскольку не указывается на их принадлежность
к господствующему классу, владеющие 16% бонуария (это самый боль-
шой участок) и 15 бонуариями. Указанные лица владеют наиболее круп-
ными участками. Прочие 8 участков принадлежат крестьянам, очевидно,
приближающимся по своему материальному положению к представителям
административной и судебной власти в вилле.
Энсей хотя и устанавливает в своей работе (в круглых цифрах, нередко
весьма отличающихся от наших данных) размеры держаний в Виларио *,
однако не производит дальнейшего анализа и в результате оставляет в тени
вопрос о существующем среди держателей расслоении, о том, в чьих ру-
ках находится основная часть земельных владений.
Крестьянское держание было наследственным. Утвердился термин —
«наследственное держание (владение)» — hereditas, выступающее часто
в качестве противопоставления феодальному владению 1 2. Иногда встре-
чается выражение — «наследственный мане» 3. Многочисленность наслед-
ников при отсутствии права майората приводила к крайней раздроблен-
ности держаний. Встречаются прямые указания на раздел участков после
смерти владетеля 4. Крестьянин-держатель мог совершать со своим участ-
ком любые сделки — продавать, покупать, закладывать 5 и т. д. При этом,
разумеется, речь идет не о «продаже» земли, а о продаже прав и обязан-
ностей, вытекающих из факта пользования земельным участком. То же
самое следует сказать и о сущности земельных сделок между феодалами,
где речь идет лишь о продаже и покупке «права» на взимание с крестьян-
ства определенных повинностей.
При сделках между крестьянами, а также между крестьянами и фео-
далами, не являвшимися собственниками данной земли, изменялся лишь
плательщик ценза. В случае же сделки между крестьянином и феодалом-
собственником (в данном случае аббатством) держание присоединялось
к домену этого собственника, который получал возможность распоряжаться
им по своему усмотрению. Можно предположить, что именно такой харак-
тер носили сделки, производившиеся крестьянами в Вилариов, хотя
прямых данных, говорящих в пользу этого предположения, в цитируемом
1 А. Н а п я а у. Etudes. . р. 38.
2 L. de G., р. 195.
3 Ibid., р. 301.
4 Ibid., р. 238.
5 Ibid., р. 231—246, 271
« Ibid., р. 236.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 77
разделе полиптика не имеется. Более определенные сведения мы находим
в других его разделах и в особенности в сборнике грамот (картулярии).
Здесь идет речь о дарениях и «продаже» земельных участков аббатству
лицами, которых можно считать крестьянами, ввиду отсутствия каких-
либо указаний на их принадлежность к господствующему классу
В качестве промежуточного звена между феодалами и крестьянами
могли выступать не только представители господствующего класса, но
и сами крестьяне, принадлежавшие к зажиточной верхушке своего класса,
взимавшие при этом с непосредственно обрабатывавших участки бедней-
ших крестьян несравненно более крупные платежи, чем те, которые вы-
плачивали феодальному собственнику они сами. Именно таким образом
поступали владетели крупных участков (например, в том же Виларио),
которые сами их не обрабатывали, а если и обрабатывали, то только не-
большую часть.
Весьма важным является также выяснение вопроса о социальном по-
ложении крестьянства во владениях аббатства Сен-Трон и Орваль и вместе
с тем бельгийского крестьянства вообще.
Все зависимые в том или ином отношении от аббатства крестьяне обо-
значались термином homines 1 2. Все находившиеся в личной зависимости
от аббатства включались в понятие его familia 3. Лично зависимые кре-
стьяне выплачивали специальные повинности, характеризовавшие их
положение. Это прежде всего — поголовный ценз (censum capitis), рав-
нявшийся обычно во владениях аббатства Сен-Трон 1 денарию 4, затем
весьма различные по размерам платежи за право вступления в брак 5.
Следует упомянуть также выплату определенной суммы за право наследо-
вания — так называемое право мертвой руки. Во владениях аббатства
Сен-Трон она обычно равнялась 12 денариям6. Иногда выплата денег
заменялась «лучшей головой скота» (melius pecus) или даже лучшей оде-
ждой (vestimentum) или мебелью (clenodium)7. И наконец, талья, первона-
чально произвольная, с течением времени превратившаяся в фиксиро-
ванную 8.
В изучаемый нами период можно установить два вида личной зависи-
мости, две категории крепостных крестьян (сервов). Прежде всего следует
упомянуть о сервах в собственном смысле этого слова, считавшихся на-
ходящимися в крепостной зависимости (jugo servitio) от аббатства9.
По отношению к ним применяется термин владеть (possidere)10 11. Их могли
дарить, продавать и т. п.11 Они считались полной собственностью (pro-
pria) сеньера 12. Понятие серв употребляется в смысле противопоставле-
ния свободному 13.
1 S.-Т., I, р. 159, CXVIII (1203); р. 166, CXXVII (1211); р. 276, CCXXXIV:
L. de G.,p. 292(1252); р. 339 (1256): р. 309 (1258) и т. д. — дарения. S.-Т., I, р. 278,
CCXXXV (1257); р. 308, CCLVII (1264); L. de G., р. 261 (1256) и т. д. — «продажа»
аббатству.
3 Or., р. 216, CXXXI (1231).
3 S.-Т., I, р. 160, CXIX (1208); L. de G., р. 143, 332.
4 Лишь в отдельных случаях имеется указание на то, в какой монете должна
происходить выплата денег: иногда это обычные льежские деньги, иногда монета,
имеющая хождение в месте обитания сервов. S.-Т., I, р. 201, CLXVI (1240).
5 Ibid., р. 92, LXIX (1158).
8 Ibid., р. 148, CIX (1186); р. 175, CXXXVIII (1217).
7 Ibid., р. 342, CCLXXVII (1270).
8 L. de G., р. 209.
9 S.-Т., I, р. 92, LXIX (1158).
1® Ibid., р. 82, LIX (1151).
11 Ibidem.
is Ibid., р. 156, CXV (1193—1222).
» Or., р. 208, CLXXV (1230).
78
В. Л. Керов
В менее жесткой форме зависимости находилась другая группа крепост-
ных (famuli), входившая в состав монастырской челяди. Полиптик бук-
вально пестрит упоминаниями о famuli х. Хотя повинности с некоторыми
изменениями они выплачивали такие же, как и представители первой
группы, однако в целом, по сравнению с сервами, они находились в луч-
шем положении. Famuli не принимали участия в наиболее тяжелых ви-
дах работ; из их числа выделялись лица, выполнявшие отдельные пору-
чения аббата, вплоть до участия в торговых операциях 1 2; из них же,
в основном, формировалась низшая администрация многочисленных мо-
настырских владений. Происходило как бы слияние разбогатевших fa-
muli с зажиточной верхушкой держателей.
Следует отметить, однако, что общее количество лично зависимых кре-
стьян было в описываемый период сравнительно невелико. В общем перечне
доходов аббатства за 1253 г. имеется указание о взимании в качестве по-
головного ценза 5 льежских марок 3. Оно позволяет сделать вывод,
что число лиц несвободного состояния достигало примерно 1200.
Более точно определить его невозможно, ибо, с одной стороны, раз-
мер ценза не всегда равнялся одному денарию и вообще выражался
в разных монетах, а с другой, — у нас нет гарантии, что указанная сумма
включает в себя доход от поголовного ценза полностью.
Небольшое количество во владениях аббатства Сен-Трон, и, очевидно,
вообще в южнонидерландских провинциях середины XIII в., крепост-
ных крестьян было результатом интенсивного развития во второй поло-
вине XII—первой половине XIII в. процесса освобождения крестьян-
ства от личной зависимости, как следствия роста товарно-денежных
отношений и повышения удельного веса денежной ренты 4.
Следует, правда, заметить, что указанные явления не исключали слу-
чаев дарения крепостных, а также вступления свободных в зависимое
состояние. Последняя грамота, сообщающая о подобном «самозакрепо-
щении», относится к 1240 г. 5 Это объяснялось стремлением крестьян
(являлись ли они аллодистами, или держателями участков у мелких фео-
далов) избегнуть насилий со стороны других феодалов. Прекращение во
владениях аббатств Сен-Трон и Орваль вступления свободных в крепост-
ное состояние свидетельствовало об еще большем сужении рамок серважа.
Что касается окончательного исчезновения в Бельгии крепостной за-
висимости крестьян, то это произошло лишь после французской револю-
ции 1789 г.6
При изучении положения крестьянства и его повинностей весьма важ-
ным является и выяснение вопроса об общине и общинных землях. Об
этих землях в цитируемых нами документах имеется немало упоминаний.
Прежде всего речь идет об «общинных пастбищах» (pascua communia 7
или comunes pastures 8). Можно предположить, что этот термин зачастую
не означает общинной собственности. Многие общинные земли оказались
захваченными феодалами, ранее обладавшими лишь правом пользования
угодьями па равных с крестьянами-общинниками началах. В сделках
между феодалами (речь идет о владениях аббатства Орваль) нередко упо-
1 I.. <1е С.. р. 94, 98, 118. 183.
Ibid., р. 24.
‘ Ibid., р. 359.
» S. Г.. I. р. 120. XCI (1172): р. 137, XCIX (1178): р. 160, СХ1Х (1208).
5 Ibid., р. 201, CI.XVI.
6 См., например, V. Bran t s. Essai historique sur la condition des classes ru-
ral en Belgique jusqu’a la fin du XVIII siecle. Paris, 1880, p. 70.
7 L. de G., p. 161, 213, 217; S.-Т., I, p. 211, CLXXVII (1243).
•* Or., p. 286. CCLXI (1245). 2
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 79
требляются термины aisantia, иногда даже communia aisantia н usuaria.
некогда означавшие лишь право пользования общинными уг' д-,я\ и, а позд-
нее ставшие синонимом собственности х. Можно предположить, что узур-
пированной общинной собственностью являлись так называемые добавле-
ния (appenditia) и придатки владений (pertineiitia), входившие в состав
монастырских владений * 2.
15 источниках можно проследить совершенно отчетливо, как крестьяне
лишались права собственности на общинные леса. Во многих текстах под-
черкивается, что крестьяне обладают лишь правом пользования лесами
(иногда оно ограничивается, например, правом выпаса свиней — panage),
принадлежащими феодалу 3. Захватывая общинные угодья, феодалы вы-
нуждали крестьян уплачивать определенные платежи за право пользо-
вания ими 4. При этом они пытались представить свое насилие как акт
добровольной уступки со стороны крестьян 5 6 *. Но это была «доброволь-
ность» такого же рода, как и вступление свободных в крепостное состоя-
ние. За попытки воспользоваться былым правом собственности крестьян
жестоко преследовали. Так, например, даже за попытку ловить рыбу
в местах, ранее являвшихся общинной собственностью, крестьянам угро-
жало отлучение от церкви в.
Несмотря на экспроприацию общинных земель, община как производ-
ственная организация продолжала существовать. Об этом свидетельствует,
в частности, принудительный севооборот и т. д.
Можно предположить, что крестьянская община обладала правом вы-
ступать в качестве юридического лица при разборе тяжб в суде и в других
случаях столкновений с сеньером. О существовании общины в докумен-
тах имеются совершенно определенные указания. Так, например, объяв-
ляя в грамоте 1243 г. о продаже манзионариям местностей Дунк и Ха-
лен участков «общинных пастбищ», настоятель аббатства Сен-Трон Томас,
в частности, говорит: «уступаем . .. общине de Halen, так как имеем там
много манзионарлев. . .» (contulimus. . . communitati de Halen, quia
multos ibidem habemus mansionarios) Поскольку речь идет о крестья-
нах, можно считать, что под общиной в данном случае имеется в виду об-
щина сельская, а не городская. В такой организации, какой бы расплыв-
чатой она ни являлась, руководящую роль играли представители зажиточ-
ной части крестьянства. Тем не менее в силу необходимости сплоченно
выступать против феодалов в ряде вопросов община выражала общекре-
стьянские интересы.
Следует заметить, что буржуазные авторы хотя и не могли обойти
молчанием вопрос о существовании общинных угодий, однако игнори-
ровали при этом вопрос о роли общины как производственной организа-
ции и в особенности как органа крестьянства в его борьбе против феода-
лов 8.
Выяснение значения общинных угодий позволяет нам лучше понять
сущность гак называемой внутренней колонизации, происходившей не
' Or., р. 117, LXXIX (1198); р. 252, ССХХН; р. 255, CCXXV (обе 1238): р. 259,
ССХХХ (1239).
2 L. <1е G., р. 236 (1252); р. 315—316 (1256); S.-Т., I, р. 300, CCLII1 (1261); Or.,
р. 50, XXX (1173); р. 242. C.CIX (1236).
3 S.-Т., I, р. 134, XCVIII (1178).
1 Ibid., р. 211, CLXXV1I (1243); р. 300, CCLI11 (1261); L. de G., р. 315-316
(1256).
6 L. de G., р. 217; Or., р. 117, LXXIX (1198).
6 S.-Т.. I, р. 225, CLXXIX (1246); р. 241, CCV (1249).
’ Ibid., р. 211, CLXXV1I (1243).
8 См., например, A. Hansa у. Etudes. . ., р. 60.
80
В. Л. Керов
столько за счет собственных владений аббатства, сколько за счет захвата
общинных лесов и пустошей. В XII, а тем более в начале XIII в. захваты
эти особенно участились. Во владениях аббатства Сен-Трон большие
пространства, занятые ранее лесными массивами, оказались к этому вре-
мени уже распаханными1. Тем не менее к середине XIII в. имелось не-
мало расчисток на месте лишь недавно вырубленных лесов 1 2. Еще больше
их было в южных районах, во владениях аббатства Орваль 3. В большин-
стве случаев работа по освоению новых земель производилась руками
приглашенных свободных переселенцев-госпитов. Существование hos-
pites прослеживается в самых различных частях владений аббатства Сен-
Трон: возле Льежа, Херентальса, Хостратена, Скафне, Буско 4 5 и т. д.
Госпиты находились в иных, менее тяжелых условиях, чем основная масса
крестьян-держателей. Поэтому держание госпита получило особое на-
звание — госпициум (hospitium) 6. Однако по отношению ко всему кре-
стьянству госпиты составляли лишь небольшую часть.
Несколько слов о повинностях, тяготевших над всеми категориями
крестьянства. Прежде всего следует упомянуть о баналитетах. Значение
баналитетов для феодалов состояло не столько в получении дополнитель-
ных платежей с крестьянства, сколько в том, что они являлись в их ру-
ках одним из дополнительных средств внеэкономического принуждения,
одним из добавочных способов укрепления их власти феодальных соб-
ственников.
И, наконец, десятина, взимавшаяся в пользу церкви во всех феодаль-
ных владениях в виде определенной части производившегося в них про-
дукта. Она делилась на большую и малую. Большая десятина взималась
с нолевых культур, включая лен и коноплю6, а также с продуктов живот-
новодства. Малая — с огородных и садовых культур. Десятина полага-
лась даже с меда, собираемого на пасеках 7. Ее название отнюдь не опре-
деляло ее размеров. Иногда большая десятина равнялась девятому снопу,
а малая даже 2/3 производимого продукта 8. В Низеме (владение аббатства
Сен-Трон) десятина равнялась немногим более у., модия с одного бонуа-
рия 9. Примерно такая же норма выплаты в Берлингене—10 модиев
ржи и ячменя с 30 бонуариев10 11. Во владениях аббатства Сен-Трон, силь-
нее втянутых в товарно-денежные отношения, десятина нередко прини-
мала денежную форму. В Скафне, например, она равнялась приблизи-
тельно 12 денариям с одного маиса п.
Аббатства взимали десятину (как большую, так и малую) во всех при-
ходах, находившихся под их церковной юрисдикцией. В ведении аббатства
Сен-Трон таких приходов (церквей) насчитывалось 29 12.
Аббатство инфеодировало десятины (точнее, право на их взимание)13,
продавало 14 и т. д. Оно отдавало их также в аренду на тот или иной срок,
1 Gesta, II, р. 100.
2 S.-Т., I, р. 216, CLXXXI (1245); L. de G., р. 38 (1255); р. 209 (1260).
3 Or., р. 242, СС1Х (1236); р. 291, CCLXV (1245).
‘ L. de G., р. 17, 25. 27, 40, 213.
5 Ibid., р. 213.
8 Or., р. 142, СП! (1204).
7 Ibid., р. 138, XCIX (1202).
8 Ibid., р. 226, СХСШ (1232).
9 L. de G., р. 351.
10 Ibid., р. 352.
11 Ibid., р. 208.
12 Ibid., р. 72.
13 S.-Т., I, р. 178, CXLII; р. 209, CLXXV (1242).
14 L. de G., р. 163—167, 215.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 81
или даже навечно, лицам* не принадлежащим к господствующему классу х.
Все это создавало целую цепь лиц, получавших ту или иную часть деся-
тины, а в конечном счете приводило к увеличению общих ее размеров,
к еще большему ухудшению положения крестьянства.
Об общей сумме доходов аббатства Сен-Трон, полученных в качестве
десятины, можно судить по следующим цифрам. Только в 22 южнонидер-
ландских владениях аббатства десятина в 1252 г. равнялась 1 2: 570 модиям
ржи, 230 модиям ячменя, 76 модиям овса, 6 модиям пшеницы, 42 модиям
проса, 10 модиям draveke — всего 934 модиям различных культур, рав-
ным по ценности приблизительно 765 модиям ржи. А это составляет при-
мерно 1/5 общего количества взимаемого аббатством продукта, равного
в ценностном отношении 2300 модиям ржи, 400 льежским маркам (т. е.
еще 1600 модиям ржи — напомним, что 1 модий=5 солидам) 3. При этом
следует еще раз заметить, что в силу большого количества стоявших между
аббатством и крестьянами лиц общая величина продукта, отдаваемого
непосредственными производителями в виде десятины, была намного выше
указанной цифры.
Следует отметить, что в ряде мест аббатство забирало в виде десятины
не часть продукта, а весь производимый продукт, рассматриваемый как
десятина более обширного района. Правда, в наших материалах подоб-
ные явления отмечены лишь в отношении прирейнских владений аббат-
ства 4, однако не исключена возможность применения подобных методов
и в Южных Нидерландах.
К десятине примыкают приношения различных продуктов за совер-
шение тех или иных религиозных обрядов или в силу каких-либо обяза-
тельств (во Франции обычно называемые oblationes).
Картина угнетения крестьянства будет неполной, если не упомянуть
о таком средстве укрепления власти феодалов, как административные и
судебные органы. Их роль особенно выросла в тот период, когда на смену
отработочной ренте пришла рента продуктовая и денежная, т. е. когда
место непосредственного принуждения крестьян заняла сила отношений,
место плети — постановление закона 5 6.
Как ни велики были общие размеры поборов, взимавшихся с крестьян
представителями административной и судебной власти, однако главное
назначение административных и судебных учреждений состояло в том, что
они выступали в качестве дополнительного средства внеэкономического
принуждения крестьянства.
Феодальные собственники забирали у крестьян значительную часть
производимого ими продукта. Остававшегося на руках у крестьянина после
выплаты столь значительных повинностей едва хватало, чтобы свести
концы с концами. Тем не менее феодальным землевладельцам казались
недостаточными получаемые ими доходы. Они все больше и больше втя-
гивались в товарно-денежные отношения. А это увеличивало их стремле-
ние повысить взимаемые с крестьянства повинности. Однако экономиче-
ское значение барщинных работ падало, а увеличение цензуальных пла-
тежей было делом весьма нелегким.
Иными словами, на начальных этапах развития товарно-денежных
отношений господствующий класс феодалов не смог сразу же выработать
1 S.-Т., I, р. 209, CLXXV (1242); L. de G., р. 43, 322.
2 L. de G., р. 350—352.
8 Ibid., р. 357.
4 Ibid., р. 167—169.
6 См. К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 807—808.
6 Средние пека, вып. 7
82
В. .:1. Керов
удовлетворяющую его систему взимания денежной ренты. Это приво-
дило к постепенному падению его доходов. К середине XIII в. многие
феодальные землевладельцы, в частности аббатство Сен-Трон, стали
испытывать значительные финансовые затруднения С Аббатство оказалось
вынужденным прибегать к многочисленным денежным займам: у раз-
личных представителей духовенства, от епископа «Льежа до отдельных
монахов1 2, у императора Вильгельма Голландского3, ростовщиков-
евреев 4, у ростовщиков и торговцев ломбардцев (как у местных, так и
приезжающих из Франции и Италии)5, у местных зажиточных буржуа
и менял ит. д.6 Особенно велик был долг аббатства местным ломбард-
цам. В качестве его погашения аббатство выплачивало ежегодно (вплоть
до 1267 г.) 215 лувенских ливров 7. Затруднительность положения выну-
ждала аббатство соглашаться на огромные проценты. Так, например,
в 1252 г. за просрочку долга в 10 кельнских марок на 18 дней аббатство
уплатило 5 марок 8. В 1254 г. за долг в 30 льежских марок в качестве про-
цента за 14 месяцев было уплачено 17 марок (т. е. приблизительно 50 про-
центов годовых) 9 и т. д. Стремясь расплатиться с долгами, аббатство от-
давало во временное пользование (в своеобразную аренду) отдельные свои
владения 10.
На помощь аббатству поспешила римская курия. В 1249 г. папа Инно-
кентий IV издал две буллы. Согласно первой из них ll, аббатству разреша-
лось, уплатив кредиторам чистую сумму долга (voram sortem), воздер-
жаться от уплаты процентов. Согласно второй из них12, аббатство
обязывалось уплатить только те долги, которые были сделаны «в по-
лезных для аббатства целях» (in ulilitatem ipsius monaslerii). Такая
формулировка предоставляла аббатству широкие возможности для укло-
нения от уплаты долгов. Однако все эти меры не могли поправить
положения.
Основным источником доходов аббатства была эксплуатация кресть-
янства, поэтому оно стало изыскивать средства для ее усиления. Главное
свое внимание аббатство обратило на домепиальные земли, пытаясь за-
менить использование барщинного труда крестьян экономически более
для себя выгодными методами их эксплуатации. Одним из таких средств
явилась сдача в аренду домениальных земель, так называемая мелкокре-
стьянская аренда. Первоначально (очевидно, еще в XII в.) аббатство стало
практиковать сдачу в наследственную аренду, отличавшуюся от обычных
крестьянских держаний лишь более высокими размерами платежей, также
называвшихся цензуальными. Естественно, что разница между ними по-
степенно сглаживается. Об этом свидетельствует, например, эксплуатация
упоминавшегося дополнительного маиса в Виларио. Характерным яв-
ляется также то, что среди владетелей участков этого маиса мы встречаем
имена держателей основного массива, в первую очередь представителей
1 С.м., например, письмо льежского епископа аббату Сен-Тропа /Кану, избран-
ному п 1222 г. S.-Т., I, р. 18!. CXI.V (1222).
I.. de (’<., р. 334 (12 »!»): S. 'Г.. I. р. 244. C('.VI11 (1249).
3 1.. <le G., р. 20.
* Ibid., р. 12, 20. 22,, <81.
•> Ibid., р. 20, 37. 98, 101. 335, 336: S.-Т., I, р. 273. CCXXXI (1256).
« I., de р. 20, 23, 25, 3<8.
7 Ibid., р. 99.
4 Ibid,, р. <80 <81: I кельнский денарий ио ценности немногим меньше 2 льежских
денариев. Ibid., р. XI.VIII.
4 Ibid., р. 20.
10 S.-Т.. 1, р. 214. CCV 111(1249).
11 Ibid., р. 234, CXCVI.
12 Ibid., р. 237. СС; р. 238. CCI.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 83
местной администрации — вилликуса Иоганна из Монте, скабина Го*-
зелина и т. д. 1 Зажиточные крестьяне и здесь, так - же . как и на своих>
основных участках, использовали главным образом труд более бедных
крестьян. ।
К явлениям подобного же рода следует отнести и аренду так назы-
ваемых дворов 1 2 (curtes), за которую манзионарии уплачивали платежи^
и в данном случае называемые цензуальными 3. Норма этих платежей была
выше, чем при обыкновенных держаниях, и притом не являлась одинакот
вой, (в одном случае это 454 денария, в другом — 5). Здесь, так же как и
при сдаче в аренду «дополнительного манса», отсутствуют натуральные
повинности 4. II здесь среди имен «арендаторов» мы находим имена владель-
цев основных держаний и дополнительного манса. Общий размер земель-
ной площади, занятой под «дворами», равняется примерно 31—35 бонуа-.
риям, количество «дворов» — 35 5. И в данном случае распределение
земли крайне неравномерно. В руках пяти самых крупных «арендаторов»)
находится примерно 1/з всей земли. В то же время на другом полюсе 10 мель-
чайших «арендаторов» (участки которых не превышают 54 бонуария). вла-
деют приблизительно 1/з земли. Крупные владельцы и в данном случае,
какова бы ни была величина их участков, сдают их в аренду еще более
мелкими частями. Так, например, скабин Серваций сдает свой участок;
в 1 бонуарий двум лицам, одно из которых арендует крохотный участок
в 5 виргат, другое — все остальное.
Аренда этих «дворов» представляет еще более позднее явление, чем
просто наследственная аренда, и относится, очевидно, уже к началу
XIII в. К этому времени подобная форма аренды стала довольно рас-
пространенной. В перечне доходов упоминается, например, участок
в окрестностях Сен-Трона, бывший некогда частью домениальных
земель, а ныне «отданный мапзиопарням за ценз» (sed data est; mansi-
onariis ad censnm) 6. При наследственных арендах в случае отсутствия
наследников земля возвращается аббатству. Это условие специально
оговаривается в грамотах 7. Иногда в аренду сдавались участки весьма
крупных размеров. В 1246 г. аббатство сдало в аренду целую виллу
(«двор») Провен за исключительно высокую плату — 75 ливров 8. Причем,
в данном случае речь идет о следующем этапе в развитии поземельных от-»
ношений — пожизненной аренде. А отсюда уже один шаг до аренды крат7
косрочной. Именно последняя и явилась тем средством, с помощью кото-
рого аббатство пыталось улучшить свое положение. Первые, упомина-»
нпя о пей мы встречаем под 1249 г.9 Условия аренды оговаривались
в особом договоре (отсюда термин, употребляющийся в документах, — ad
pactum или ad firmam).
С каждым годом, как об этом можно судить на основании материалов
полиптика. она становилась все более и более распространенной. Для
1 L. <lc G., р. 24ii.
2 В данном случае этот перевод более уместен, чем слово «вилла». — В. h'.
3 L. de G., р.*247—248.
4 В более ранний период мы видим сочетание натуральных и денежных
платежей - см., например, S.-Т., I. р. 190. CLVI (1230); или далее однй нату-
ральные.
5 В рунах одного па владельцев находятся два «двора».
е I., de G., р. 354.
’ S.-Т., I, р. 190, CLVI (1230).
8 Ibid., р. 223, (XXVIII (1240). Величина арендной платы свидетельствует q круп1-
ных размерах виллы. Примечательно, что арендаторами в данном с’лучао/являются
богатые горожане, в свою очередь сдававшие ее в аренду крестьянам; ' " : '
» Ibid., I, р. 236, CXCIX; р. 243, CCV1I.
84
В. Л. Керов
выяснения ее характерных особенностей было бы полезно разобрать
положение дел в тех владениях аббатства, где сочетались различные
способы эксплуатации крестьянского труда. Поэтому анализ поземель-
ных отношений в неоднократно нами упоминавшемся Виларио явится
особенно плодотворным. В Виларио и его окрестностях аббатство сда-
вало в аренду (ad firmam) в 1252 г. несколько больше 108 бонуариев
домениальной земли 1 на срок до 12 лет. Первые 6 лет арендатор мог
засевать и обрабатывать участок так, как это ему казалось выгодным,
но в последующие годы он обязан был подчиняться установлениям аббат-
ства 1 2. Арендная плата исчислялась соразмерно количеству бонуариев и
была значительно выше обычных цензуальных платежей. Она не была
постоянной и равнялась то 22 или 23 досенам, то 15 секстариям (вазам)
пшеницы 3.
Как мьг указывали, размер цензуальных платежей в Виларио был
равен 4 льежским денариям, а также 4 досенам проса и овса и 2’4 яйцам
с каждого бонуария земли. Если учесть, что согласно упоминавшимся
нами данным цена 1 модия овса и проса равнялась 3 льежским солидам,
то в денежном выражении цензуальные платежи (исключая яйца) соста-
вят 1 солид и 4 денария. Согласно тем же данным цена 1 модия пшеницы
равнялась 6 солидам и 8 денариям. Следовательно, арендная плата, рав-
ная, например, 22 досенам, составит 137 денариев, или в 8Уг раз большую
сумму, чем при цензуальных платежах.
Сроком уплаты арендной платы являлось 1 октября. В случае смерти
арендатора участок сохранялся на тех же условиях за его наследниками.
Соблюдение арендного договора гарантировалось поручителями (fidejies-
sores), получавшими от арендатора определенное вознаграждение. В слу-
чае смерти кого-либо из поручителей он заменялся другим. Если арендная
плата не была выплачена в срок, поручители обязаны были пойти
в резиденцию аббата Сен-Трон и находиться там, питаясь за свой счет,
в течение месяца. Если и это не помогало, земля возвращалась аббатству.
Каковы же размеры арендуемых участков? Рассмотрим имеющиеся
на этот счет данные 4 (см. таблицу 6).
Приведенные в таблице цифры позволяют судить о неравномерности
распределения земельных участков: четверо самых крупных арендаторов
(владеющих тремя участками — в 30 бонуариев 18 виргат; 12 бонуариев
о виргат 17 малых виргат и 10 бонуариев 2 виргаты) имеют в общей слож-
ности почти половину (53 бонуария) всей сдаваемой в аренду аббатством
земли, равнявшейся 108 бонуариям 12 виргатам 18 малым виргатам
(за что уплачивалось 190 модиев Р/2 досены).
В связи с тем, что в данном случае, так же как и при описании крестьян-
ских держаний, сообщаются имена владельцев, возможно провести лю-
бопытные параллели в отношении размеров земельных держаний и арен-
дуемых участков у одних и тех же лиц (см. таблицу 7).
Наблюдается явное соответствие между величиной земельного держа-
ния и арендуемого участка. Чем больше у того или иного лица держание,
1 L. de G., р. 226—234.
2 Об этих установлениях мы упоминали при выяснении вопроса об уровне раз-
вития производительных сил. В данном случае в условиях аренды оговаривалось,
что если согласно правилам севооборота арендатор в последний, двенадцатый, год
аренды должен засеять озимую культуру, на следующий год он получает половину
урожая.
* L. de G., р. 226—227. Выражение арендной платы в натуре, конечно, свидетель-
ствует о том, что новые явления не утвердились еще достаточно основательно.
4 В отличие от описания держаний, в данном случае в тексте указывается не
только величина арендной платы, но и размеры участков.
Усиление аксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 85
Таблица 6
Размер участков Величина арендной платы Размер участков Величина арендной платы
бонуа- рии виргаты малые виргаты модии досены (или сек- старии) бонуа- рии виргаты малые виргаты модии доСены (или сек- ста рии)
2 14 5 2 2 3 10
12* 13 3 5 5 секст.
3 6 272 6 4 12 6 17 23 4 »
1 19 872 3 9 10 2 18 4 »
2 3 10 3 5 4 »
1 5 2 43Д 2 16 21/2 5 3
1 1 11 2 10 7 4 10
2 13 15 5 13/4 1 7 8 : 2 7
1 5 2 4 15 7 9
3 12 71/г 6 11 2 16 10 5 6
3 3 8 6 % 30 18 43 4**
1 1 11
* Тот же арендатор, что и в предыдущей графе.
* * Участок в Мугероне, арендуемый двумя лицами, скабином Иоанном и его
зятем, носит название culture libera (свободная домениальная земля). Это, оче-
видно, обозначает, что способ использования (обработки) этого участка находится
на усмотрении арендаторов.
Таблица 7
Имя (и должность) Размеры земельного держания Размеры арендуемого участка
бонуа- рии виргаты малые виргаты бонуа- рии виргаты малые виргаты
Иоганн, вмлликуе 13 11 13 9 5 12
Иоганн Ронеас* 3 2 14
12 12
Ева 10 2
Петр, скабнн 4 2 16 272
Иоганн Бреме 1 10 2 13 15
Генрих ли фрониус (затем его
наследники) 3 2 10 1 5
Радульф (Родо), скабин .... 7 12 6 17
Иоганн, лесничий 4 3 12 772
Герард Россеас 15 1
Гуго, скабин 5 2 10 3
Гозелин, скабин 16 10 3
Иоанн, скабин 15 30 18**
* И в том и в другом случае у него но два участка.
'♦ См. прим. ** к таблице 6.
86
В. Л. Керов
тем. относительно больше и арендуемый им участок. Наиболее крупными
арендаторами оказались представители зажиточного крестьянства, в пер-
вую очередь представители администрации виллы. Распространение по-
добного сравнения па различного вида наследственные аренды показы-
вает; чтб одни Лица во всех случаях находятся наверху социальной лест-
ницы, а другие внизу.
Обращает на себя внимание небольшое количество арендуемых участ-
ков малых; размеров (не свыше 1 бонуария), которые могли бы принадле-
жать. держателям мельчайших наделов (наподобие упоминаемого в по-
следней таблице Герарда Россеас). Возможно, что, с одной стороны,
беднейшие крестьяне не всегда имели возможность арендовать непосред-
ственно у; аббатства (вследствие, например, нехватки, если не полного
отсутствия, сельскохозяйственного инвентаря и т. д.), с другой, — само
аббатство могло быть не заинтересовано в сдаче в аренду очень мелких
участков. Крупные арендаторы, поделив участки на мелкие доли, в свою
очередь сдавали их в аренду. Так, например, у скабина Сервация, арен-
довавшего участок в 10 бонуариев 2 виргаты, Иоганн Бреме арендо-
вал 3 бонуария 3 виргаты, Иоганн ли Фрониус — 3 бонуария 2 виргаты
и Перегрин Ганут — 3 бонуария 17 виргат. Для обозначения этого явле-
ния в тексте употребляется термин обрабатывает (colit). При этом ника-
кого письменного договора, невидимому, не заключалось. Несомненно,
что во всех случаях лицами, непосредственно обрабатывавшими участки,
являлись :беднейшие крестьяне-субарендаторы, отдававшие арендатору
значительно большее количество продукта, чем тот должен был выплатить
аббатству.
Зачастую земля сдавалась в аренду на условии издольной оплаты
(шампара), когда собственник земли получал определенную (доходившую
нередко до %) часть собранного урожая.
Мы уже упоминали о сдаваемых в шампар 6 бонуариях домениальной
земли в Виларио. В данном случае арендатору оставался лишь «третий»
сноп (ad terciam garbam) — два других отходили аббатству Ч Эти 6 бо-
нуариев сдавались в аренду отдельными участками. Весьма вероятно, что
подобным же образом (т. е. используя шампар) поступали и те арендаторы,
которые сдавали свои участки во вторичную (или третичную) аренду бед-
нейшим крестьянам. Поскольку аббатству был безразличен способ экс-
плуатации участков, которым пользовался арендатор, автор полип-
тика, естественно, об этом умалчивает.
Если попытаться охарактеризовать поземельные отношения в Виларио
во всей их совокупности, то необходимо будет наряду с глубоким имуще-
ственным расслоением крестьянства отметить резкое ухудшение положе-
ния подавляющей его массы в результате применения аббатством новых
методов его эксплуатации.
Таким образом, ликвидация личной зависимости крестьян способство-
вала углублению расслоения крестьянства. Или, точнее, это были различ-
ные стороны одного и того же процесса, являвшегося следствием разви-
тия товарно-денежных отношений.
В том, что поземельные отношения в Виларио были характерны для
всех владений аббатства Сен-Трои, нас убеждает и рассмотрение владе-
нии аббатства в Орле, где также крупный массив крестьянских держаний
сочетался с домениальными землями. Описание последних относится
к 1257 г., однако отсутствие изменений в размерах земельных владений
в этой местности, по сравнению, например, с 12оЗ г., позволяет рассмат-
1 I.. de G., р. 231.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Лидерлиндах и Сев. Франции 87
ривать его как характерное для всего предшествующего периода в 5—
7 лот, т. е. отнести его к тому же времени, к которому относится описание
владений в Виларио. Домен аббатства в Орле равнялся 68 бонуариям
10 малым виргатам Ч Так же как и в Виларио он сдавался в краткосроч-
ную аренду (ad pactum) при норме выплаты в 2’/з модияпроса с бонуария 1 2.
Сдававшиеся в аренду участки имели следующие размеры:
Т а б л и ц а 8
Бопуарпи Виргаты Малые виргаты | Бонуарип | Виргаты М алые виргаты
3 7 7 2 ! 9 17
10 3 36 7
2 2 10 4 1 19 16
22 ! 5 ! 7
32 3 6 1
1 10 3 !
12 15 10 i
5 3 1 10
2 19 18 1
Как мы видим, и в данном случае распределение арендуемой земли
крайне неравномерно. Из 17 арендаторов шести крупнейшим принадле-
жит 2/з всей сдаваемой в аренду земли — 41 бонуарий 6 виргат 3 малых
виргаты. В то же время пяти самым мелким — в восемь раз меньшее ко-
личество (немногим более 5 бонуариев). В тексте приводятся лишь имена
арендаторов. Самые крупные из них являются представителями админи-
страции и судебных чинов: вилликус Эрнекин имеет 10 бонуариев, некий
Генрих, называемый адвокатом, т. е. носителем сеньериальной юрисдик-
ции, — 5 бонуариев 7 малых виргат.
Не останавливаясь столь же подробно на каждом из владений аббат-
ства, отметим, что распространение крестьянской аренды и издольщины
со всеми сопутствующими им явлениями наблюдается повсеместно —
в Борло, Стадене, Милене 3, Веббинхеме, Ларе 4 и т. д. и, наконец,
в самом Сен-Троне и его окрестностях 5. Причем в аренду сдаются не только
пахотные земли, но и луга (например, в Веббинхеме, Стадене и т. д.).
Сроки аренды весьма разнообразны. Кое-где мы находим пожизнен-
ную аренду — в Борло, Стадене, Хассельте 6 и т. д. В этих же местах по
аналогии с Виларио существовал срок аренды в 12 лет, который являлся
здесь преобладающим. Срок в 6 лет мы находим в Сен-Троне и его окрест-
ностях, Веббинхеме, Милене, том же Стадене и т. д. Срок в 3 года встре-
чается значительно реже (Стаден).
Размеры арендной платы были примерно одинаковы. В Сен-Троне и
его окрестностях она равнялась 2 модиям ржи или пшеницы с бонуария,
в Милене — 2 модиям ржи, в Стадене — 2 модиям 1 вазу (секстарию)
1 L. de G., р. 48 49, 354.
2 За исключением двух участков (в 3 бонуарий и в 2 бонуария 19 виргат), отда-
вавшихся в качестве жалования соответственно bii.t.ihkvcv и лесничему.
3 L. de G., р. 272, 281, 317.
1 Ibid., р. 226, 332 333.
8 Ibid., р. 251.
6 Ibid., р. 265.
88
В. Л. Керов
ржи, в Борло — 2 модиям ржи или пшеницы, в Ларе — 2 модиям пше-
ницы. О Виларио и Орле мы уже упоминали. Иногда арендная плата
исчислялась в деньгах, в основном, очевидно, при аренде лугов (Стаден) х.
Как мы видим, размеры платежей, в основном, равняются Уъ обычного
урожая. Понятно поэтому, что аббатство предпочитало скорее иметь дело
с фиксированной арендной платой, чем с неопределенным количеством
поступлений при шампаре. Возможно, что именно поэтому аббатство
нередко переходило от системы шампара к фиксированной плате 1 2, хотя
имелись и отдельные случаи обратного превращения 3.
Так же, как и в Виларио, и в остальных владениях аббатства в шампар
сдавалась лишь небольшая часть земель: в Стадене — 10 бонуариев, в Ми-
лене— около ЗУг бонуариев и т. д. Величина шампара лишь в редких слу-
чаях равнялась х/з (как в Виларио) или 1/л урожая (как в Хассельте),
где в шампар сдавалось немногим больше 13 бонуариев 4, но в основном
равнялась Уч урожая.
Сроки сдачи участков в шампар также были неодинаковы. Разумеется,
речь идет об аренде и шампаре, применявшихся аббатством, ибо у нас,
как уже упоминалось выше, нет данных о внутрикрестьянских арендах.
Условия аренды были весьма разнообразны. К описанным выше
условиям, имевшим место в Виларио, следует прибавить обязанность арен-
датора удобрять землю навозом или мергелем 5 *. В свою очередь и аббат-
ство могло взять на себя ряд обязательств: например, выдать половину
необходимых семян и соорудить амбар, помочь в ремонте дома держателя
и т. д. Дележ урожая мог по усмотрению администрации аббатства совер-
шаться или в амбаре (по зерну) или еще на поле (по снопам). Солома
и мякина оставались арендатору в. Аренда имела место и в других отра-
слях хозяйства. В аренду стали сдаваться участки, богатые рыбой7,
мельницы, вместе с тянущими к ним участками 8, и даже скот с после-
дующим дележом в определенном соотношении получившегося приплода
(в большей степени это характерно, правда, для прирейнских владений
аббатства)9. Брать в аренду скот имели возможность лишь более зажи-
точные крестьяне. На долю беднейших, в случае, если они не становились
издольщиками-земледельцами, выпадало занятие наиболее простейшими,
а стало быть и наименее ценившимися видами работ, связанных с жи-
вотноводством, — пастьбой стад, принадлежавших аббатству, а в отдель-
ных случаях, может быть, и зажиточной верхушке самого крестьянства.
Стали сдаваться в аренду даже десятины, точнее — право на их взима-
ние (своеобразный откуп)10.
С развитием мелкокрестьянской аренды и издольной системы тесно
связано внедрение аббатством Сен-Трон денежной оплаты крестьянского
труда. Повидимому, в первую очередь она стала применяться по отноше-
нию к famuli. Так, под 1251 г. упоминается о денежных суммах, получае-
1 Луг в 25 виргат за 10 льежских солидов (ibid., р. 272). Если исходить из того,
что 1 модий ржи ранен 5 льежским солидам, то эта сумма окажется идентичной нату-
ральным платежам. Несомненно, однако, что явное преобладание арендной платы
в натуральном виде свидетельствует об известной неразвитости новых явлений.
2 L. de р. 317—320.
3 Ibid., р. 253.
4 Ibid., р. 268.
3 Ibid., р. 259, 270, 275.
8 Ibid., р. 269.
7 Ibid., р. 340.
8 Ibid., р. 186, 257; S.-Т., I, р. 166, CXXV1I (1211).
• L. de G., р. 15, 120—121.
10 S.-Т., I. р. 209, CLXXV (1242); L. de G., р. 43, 322.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах и Сев. Франции 89
мых famuli в качестве вознаграждения за свою работу (pro mercede) \
В тексте указывается также, какой характер носит их деятельность: они
участвуют .в полевых работах, в частности в пахоте, пасут скот и т. д.
Под 1249 г., при описании германских владений аббатства, упоминается
о выплате денег лицам, «которые обрабатывают виноградники» (qui suc-
ciderunt vineas)1 2. Нередко речь идет о сезонных работах, связанных,
в частности, с сенокошением, уборкой сена и т. д.3
В более позднее время система денежной оплаты получила свое даль-
нейшее развитие. Так, в 1262 г. в местности Сени аббатство Сен-Трон дало
в обработку некоему крестьянину Генриху, называемому колоном, уча-
сток домениальной земли 4 *. В условиях аренды оговаривалось, что Ген-
рих должен обрабатывать участок «своими собственными средствами»
(in expensis suis propriis). В качэстве платы он и его семья получали не
только денежную сумму, но и определенное количество производимых ими
продуктов сельского хозяйства, включая продовольствие, необходимое
для их пропитания.
Аббатство подобным же образом, т. е. путем сочетания денежной суммы
и натурального пайка, оплачивало в той же местности и работу пастухов 6.
Денежная оплата крестьянского труда позволяла аббатству Сен-Трон
усилить эксплуатацию крестьян и тем самым уменьшить долю продукта,
остававшуюся на руках у непосредственных производителей (в первую
очередь, наиболее бедных из них).
Возвращаясь к вопросу о мелкокрестьянской аренде и шампаре, от-
метим, что последний был весьма распространенным явлением и во владе-
ниях аббатства Орваль, т. е. на крайнем юге Нидерландов и в Северной
Франции. Первые упоминания о шампаре, называемом здесь терражем,
встречаются в этих районах значительно раньше, чем в более северных
провинциях, — еще в начале 70-х годов XII в.6
Следует заметить, что роль различных слоев крестьянства при аренде
была неодинакова. Если представители основной, средней группы кре-
стьянства Южных Нидерландов и Северной Франции могли обрабатывать
арендуемую землю своим инвентарем, то беднейшие крестьяне были вы-
нуждены пользоваться чужим, что ставило их в более невыгодное поло-
жение. Велика была разница между арендой беднейшего и зажиточного
крестьянства. Мы видели, что зажиточные крестьяне предпочитали шам-
пару аренду с фиксированной платой, для того чтобы в свою очередь сда-
вать землю другим, в то время как беднейшие крестьяне обрабатывали
ее сами, в основном, очевидно, из части урожая. Одна часть крестьянства
арендовала землю из-за стремления к наживе, другая — вследствие обез-
доленности и нужды.
Распространение в южнонидерландской и северофранцузской деревне
XIII в. крестьянской аренды и издольщины во всех ее видах указывает
на дальнейшее развитие феодальных производственных отношений, их
приспособление к изменившимся условиям, использование феодалами
новых явлений в своих интересах. В. И. Ленин даже по отношению к Рос-
сии конца XIX в., указывая на промежуточный характер издольной
1 L. de G., р. 89; упоминания о famuli см. также р. 19 (1254), р. 338 (1256).
2 Ibid., р. 82; о подобного рода явлениях см. также К. Lamprecbt.
Deutsches WirtschafUleben im Mittelalter, Bd. Ill, S. 29—30 (1260).
3 L. de G., p. 338 (1256); p. 98 (1257).
4 Ibid., p. 52.
6 Ibid., p. 52-54.
3 Or., p. 50, 51, XXX (1173); p. 131, XGII (1200); p. 242, GCIX (1236); GGXXV1I
(1239); p. 281, GGLVI (1244); p. 289, GGLIV (1245); p. 309, GGLXXXV (1248).
90
системы (отработков), вместе с тем подчеркивал, что это явление характерно
именно для феодальных отношений *.
Различные формы мелкокрестьянской аренды и издольщины и денеж-
ная оплата труда крестьян повышали их заинтересованность в своем труде,
поскольку в результате возросшей его производительности создавалась
возможность увеличения абсолютного размера продукта, остававшегося
у них на руках. Труд крестьян являлся движущей силой экономического
развития страны. Указанная оценка новых явлений отнюдь не противо-
речит тому отмеченному нами выше обстоятельству, что положение по-
давляющей массы крестьянства южнонидерландских провинций и Север-
ной Франции к середине XIII в. резко ухудшилось. Крестьяне страдали
не от аренды на домене вообще, а от неимоверно тяжелых условий этой
аренды.
Буржуазные историки всячески пытались завуалировать сущность
описываемых явлений. Отмечая развитие торговли и промышленности,
они справедливо устанавливали взаимосвязь между этим развитием (фак-
тически имея в виду начальные его этапы) и финансово-экономическим
оскудением крупнейших землевладельцев страны, в том числе и аббатства
Сен-Трон. Они указывали также и на попытки землевладельцев выбраться
из создавшегося положения, встать, употребляя выражение Анри
Пиренна, «на новый путь» 1 2.
Однако при этом все они затушевывали социальный смысл происхо-
дивших процессов, в частности вопрос о невыгодности для феодалов
старых методов эксплуатации крестьянства и их попытках изыскать
новые, дополнительные методы. Они подменяли в духе воззрений «эконо-
мического материализма» проблему о характере феодальной эксплуатации
вопросом о старых и новых хозяйственных мероприятиях, о старых
и новых методах «эксплуатации земли» 3. Так, А. Энсей, рассуждая
о причинах замены барщины арендой, усматривает их то в разбро-
санности земельных держаний, то в удаленности этих держаний от доме-
ниального центра — места сбора повинностей, а главным образом в зло-
употреблениях представителей местной администрации 4. Но мы не
найдем у него ни слова о том, что феодалу стал невыгоден барщинный труд
крепостного крестьянина и он стал заменять его трудом лично свободного
арендатора (на феодальном праве).
Применение феодалами более интенсивных методов эксплуатации
крестьянства было главным, но отнюдь не единственным результатом
развития товарно-денежных отношений. Вынужденное принимать участие
в торговых операциях, крестьянство, если не говорить о зажиточной его
части, терпело ущерб в результате монополии цен, устанавливаемых
купечеством, в результате монополии цехового строя 5.
Многочисленные местные и дорожные пошлины являлись для феодалов
не только важным источником дополнительных доходов, но и огромным
средством давления па крестьянство. Крестьянин платил за проезд по
дороге, через владения того или иного феодала, за проезд по мосту, за
прогон скота (разумеется, в иных случаях это вовсе не было связано
1 С.м. В. II. .1 е и и н. Соч., т. 2, <тр. ИО. Рассматривая аграрные отношения
Франции .XIX в.. В. II. .'1енпн называл издольную систему (metayers) остатком
«. . . средневековой, полубарщинной эксплуатации. . .». В. II. .'1 е и и и. Соя., т. 31,
стр. I37.
Введение к книге: «l.e livie de I’ahbe (ИйПатпе de Byckelr. p. IV.
3 А. II a n s a y. Etudes. . ., p. 38.
4 Ibid., p. 63.
4 См. К. M a p к с. Капитал, т. Ill, стр. 814.
Усиление эксплуатации крестьянства в Южных- Нидерландах и Сев. Франции 91
с его участием в торговых операциях). Он платил за право продавать
на рынке, за совершение той или иной торговой сделки и т. д.1
Иными словами, вовлечение крестьянства в товарно-денежные отно-
шения имело своим следствием усиление эксплуатации подавляющего
большинства крестьянства. Особенно это сказывалось на положении бед-
нейшей его части. Эта эксплуатация была для крестьянине! тем чувстви-
тельнее, чем большую самостоятельность получал он в результате сопри-
косновения с рынком.
Но, повторяем, главным результатом развития в стране товарно-
денежных отношений, повлиявшим на ухудшение положения крестьян-
ства, было применение господствующим классом более развитых, более
интенсивных методов его эксплуатации, в частности мелкокрестьянской
аренды и издольной системы.
Немалое влияние на ухудшение положения крестьянства оказывало
тесно связанное с развитием товарно-денежных отношений распростране-
ние ростовщичества. Одним из способов действия ростовщиков были
ссуды под залог земельных участков. Этим занималась, в частности, и
церковь, которая ханжески объявляла себя противницей взимания про-
центов, однако умела находить средства для того, чтобы обходить свое
собственное запрещение2. Очень часто должники ежегодно в течение
определенного срока в качестве процентов выплачивали ей продукты 8.
Усиление эксплуатации крестьянства привело к резкому обострению
в стране классовых противоречий, к возникновению глубокого социаль-
ного конфликта между господствующим классом феодалов и эксплуатируе-
мым крестьянством.
Это обострение нашло свое выражение в различных формах классо-
вой борьбы крестьянства и вылилось, наконец, весной 1251 г. в мощное
крестьянское восстание, поддержанное плебейскими и малоимущими
слоями городского населения.
Это восстание, получившее в исторической литературе наименование
восстания «пастушков», сыграло большую роль в историческом развитии
Южных Нидерландов (Бельгии) и Франции.
* Or., р. 206, CL.XX111 (1230); р. 218, CLXXXIV (1231); п. 228 CXC1V (1232)
2 L. de G., р. 302. ’ • \ !
3 Or., р. 261, ССХХХП (1239).
Р. Г. ХИЛТОН1
(Бирмингамский университет)
КРЕСТЬЯНСКИЕ ДВИЖЕНИЯ В АНГЛИИ
ДО 1381 ГОДА
I
Драматический характер великого восстания 1381 г., полное бессилие
правительства, согласованные выступления крестьян в различных отда-
ленных друг от друга частях страны, — все это обусловило то, что мы
рассматривали это событие в английской истории как единственное. Дей-
ствительно, в предшествующие века английское крестьянство не смогло про-
явить себя такой политической силой, какой оно показало себя в мае и июне
этого знаменательного года. Мы исследуем и анализируем социальные,
экономические и политические причины этого восстания, но мы ошибочно
представляем их себе как факторы, действующие па пассивное до того
население, которое проявляет свое крайнее возмущение только в этом
бурном взрыве, первом и последнем в своем роде.
Имеются достаточные основания для того, чтобы отказаться от мысли,
что восстание 1381 г. было последним из крупных крестьянских восста-
ний. Среди историков получает уже широкое признание та точка зрения,
что, начиная со времени, непосредственно следующего за подавлением
этого восстания 1 2, п до восстания 1607 г. в Центральной Англии (The
Midland Revolt) недовольство на аграрной почве способствовало возник-
новению многих движений (которые обычно рассматривались как волне-
ния, имеющие, главным образом, политические или религиозные причины).
Я не намерен рассматривать здесь развитие крестьянских волнений
после 1381 г. Я хочу подвергнуть пересмотру установившиеся взгляды на
подготовительный к восстанию период, начало которого я отношу не ко
времени Черной смерти, а к началу XIII в. Для того чтобы правильно
понять эти крестьянские волнения, необходимо, прежде чем приводить
свидетельства о них, касающиеся рассматриваемого мной периода, сде-
1 Родней Хилтон — профессор Бирмингамского университета — известен глав-
ным образом как исследователь аграрных отношений средневековой Англии. В 1941 г.
вышла его работа «Поэма XIII века о спорных повинностях вилланов». В 1947 г.
Р. Хилтон выпустил в свет фундаментальное исследование «Лейстерширские поместья
в XIV—XV веках». В 1950 г. была опубликована написанная им совместно с Г. Фага-
ном книга «Восстание английского народа в 1381 г.», изданная в 1952 г. в переводе
на русский язык. Р. Хилтон является сотрудником теоретического органа компартии
Англии «Communist Review». В 1950 г. опубликована его публицистическая работа
«Свобода и коммунизм». В Бирмингемском университете Р. Хилтон читает лекции
по экономической и социальной истории Англии. Настоящая статья была опубли-
кована в «Есоп. Hist. Rev.», vol. II, № 2, 1919.— Прим. ped.
2 A. Steel. Richard II. Cambridge, 1941, p. 187, № 3.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
93
лать несколько общих замечаний об экономическом и социальном поло-
жении английского крестьянства в средние века.
Что же именно в аграрных отношениях феодального общества делало
неизбежным крестьянские восстания? Для того чтобы ответить на этот
вопрос, мы должны упростить основные черты этого общества, оставляя
без внимания (для данного случая) такой важный промежуточный соци-
альный слой, как горожане, а также определенную категорию свободных
держателей. Разве, в конечном счете, феодальное общество не ограничено
отношениями между землевладельческой военной аристократией и об-
ширным классом крестьян-производителей, обрабатывающих отдельные
семейные наделы и вместе с тем организованных в деревни или в сельские
общины? Я знаю, что такая упрощенная картина уже много раз подверга-
лась различным изменениям 1, но я считаю, что она, в основном, остается
правильной даже для хозяйств самого различного характера, поскольку
речь идет об основных социальных отношениях между двумя главными
классами феодальной Европы. Однако я должен привести далее характе-
ристику этих социальных отношений, так как они были свойственны боль-
шинству крестьян и феодальных лордов.
Основной чертой производственных отношений в английском феодаль-
ном обществе была собственность господствующего класса феодалов на
землю. Конечно, характер этой собственности подвергался значительным
изменениям на протяжении средних веков, и изучение английского зе-
мельного законодательства позволяет выявить, каким образом формы
собственности выражались в правовой терминологии. Жалованные зе-
мельные грамоты англо-саксонских королей, знати и духовенства, как
отмечалось многими историками, могли первоначально означать скорее
передачу в дар дани, взыскиваемой с крестьянских общин, чем передачу
самой земли. Но вслед за этим возникло понятие о земельной собственности
и ее развитие на практике. Сам факт увеличения в VIII, IX и X вв. коли-
чества жалованных грамот на землю свидетельствует о важности установ-
ления правового титула на землю как условия для эксплуатации крестьян-
ского населения. Это подтверждается также тем усердием, с которым
монастыри, эти пионеры создания крупных феодальных поместий, подделы-
вали титулы на земельную собственность, если им не удавалось завладеть
ею другими путями. И, конечно, Книга Страшного суда, составленная
в 1086 г., при всех других ее значениях, была наиболее исчерпывающим
(из всех когда-либо имевших место в государствах средневековой Европы)
подтверждением землевладельческих прав феодальной знати. Сложность
отношений собственности внутри класса феодалов, являющаяся резуль-
татом субинфеодации, не затрагивала сущности собственнических прав
господствующего класса в целом.
Но важнейшее значение имеет также то обстоятельство, что крестьяне
были организованы в сплоченные общины и фактически владели своими
собственными средствами существования. Этот факт ограничивал полное
осуществление на практике юридических притязаний землевладельцев на
монопольное владение и свободное распоряжение пашней, лугом, паст-
бищем, лесами, реками и пустошами. Однако землевладельцы в военном
отношении были чрезвычайно могущественным классом, и, независимо от
того, была ли государственная власть, которая находилась под их кон-
тролем, раздроблена на частные юрисдикции или сосредоточена в руках
самого значительного из землевладельцев — короля, — они владели
1 Это хорошо подытожено в статье Е. Е. Powe г. Peasant life and rural con-
ditions. «Cambridge Medieval History», vol. VII, 1932.
94
Р. Г. Хилтон
всеми средствами принуждения. Их средства существования, как непроиз-
водящего класса, зависели от присвоения избытка, произведенного крестья-
нином сверх того, что было необходимо последнему для поддержания себя
и своей семьи и для обеспечения из года в год неизменного сельскохозяй-
ственного воспроизводства. Для того чтобы заставить членов крестьян-
ских общин (многие из которых существовали до того, как развилось
феодальное поместье) отдавать свой прибавочный труд или продукт лор-
дам, отношения между помещиком и крепостным неизбежно предполагали
внеэкономическое принуждение. Они могли вначале содержать в себе
элемент quid pro quo, в силу которого лорд давал некоторую защиту
крестьянам в смутный период IX и X вв. Но к XI и XII вв. элемент защиты
уже не имел прежнего значения, как показывает юридический статус
большинства крестьян. Их прибавочный труд или прибавочный продукт
должен был теперь отдаваться в силу освященного законом принуждения.
Таким образом, крестьяне уже не были свободными.
Присвоенный прибавочный труд или прибавочный продукт является
рентой, а рента может принимать самые различные формы, не изменяя
своего существа. В переходный период от родового общества к феодаль-
ному в Англии, например, в VIII и IX вв., ренту, как она определена выше,
едва ли можно отличить от дани продуктами, которую иногда добро-
вольно давали королю и военным вождям племени х. Рента продуктами
остается важной составной частью всей ренты на протяжении средних
веков. Вплоть до XIV и XV вв. большинство феодалов, особенно церков-
ных, могли по крайней мере рассчитывать на получение от своих держа-
телей яиц к пасхе и кур к рождеству. Другой формой ренты, которую
часто рассматривают как самую типичную ренту для феодального общества,
является отработочная рента. В этом случае крестьянин отдает свой при-
бавочный труд лорду в форме барщины на господской земле. Следует от-
метить, что отработочные ренты включали в себя использование па го-
сподской земле не только труда, но часто также крестьянского инвентаря
и семян. Когда помещики не заинтересованы в непосредственном возде-
лывании своих земель (а это не является, как думали некогда, необходи-
мым следствием роста рынка) 1 2, они могут, в соответствии с местными
условиями, присваивать крестьянские излишки либо в виде продуктовой,
либо в виде денежной ренты. Продуктовую ренту XII—XIII вв.
следует отличать от обычных старинных платежей дофеодального проис-
хождения. Иногда она составляет определенную часть всего урожая
(французский champart), но это не является типичным для Англии,
где гораздо чаще взималось фиксированное количество продуктов.
Денежная рента рассматривалась в большинстве случаев и должна рас-
сматриваться нами как коммутация других форм крестьянского излишка.
И хотя в XIV в. некоторая часть господской земли и расчищенных земель-
ных участков сдавалась просто в аренду, все же уровень большей части
денежных рент, как и в случае с, продуктовой или отработочной рентой,
определялся, главным образом, отношениями господства и подчинения
между феодалом и крестьянином, а не путем свободного торга на земель-
ном рынке. Нужно предположить, что даже уровень «экономической»
ренты был в значительной степени обусловлен этим фактором.
1 Ср. Гас it as. Germania, с. 15: inns est curial ibus nitro ac virituni conferre
principibus vel arrnenlorurn \el fnigiini...; см. также F. M. S I e n to n. Anglo-Saxon
England. Oxlord, 1934. p. 281.
2 M. M. Pos t а и. The Chronology of Labour Services, in: «Trans. Hoy. Hist.
Soc.», 4-th sen, vol. XX, 1937; M. E. I) о b b. Studies in the Development of Capi-
talism. 1946, p. 40 et seq.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
95
Конечно, эти различные формы ренты существовали бок о бок. Приме-
ров сколько угодно. Возьмем, например, ренты, которые уплачивались
держателями половинных наделов (half-yardlander) Чайлдхемптона, ма-
нора, принадлежавшего женскому монастырю Уилтон в Уилтшире,
в 1315 г. Денежная стоимость отработочных повинностей (labour rent),
выполненных в течение года, составила 6 шиллингов, уплаченная денеж-
ная рента равнялась 5 шиллингам и обычные (вероятно, дофеодальные)
продуктовые ренты состояли из петуха, трех кур и платы зерном в ка-
честве churchscot 1 (особый натуральный церковный платеж. — Ред.}.
Необходимо также помнить, что если мы рассматриваем ренту как пе-
реход крестьянского прибавочного продукта к собственнику земли, то
в нее должны быть включены другие платежи, обычно не рассматриваемые
как рента. Из этих платежей наиболее значительным была, вероятно, де-
сятина, на которой я не останавливаюсь здесь. Другим платежом, в боль-
шей степени вызывавшим недовольство крестьян, являлась талья, которую
иногда в целях смягчения именовали помощью (aid). Это был ежегодный
налог на несвободное крестьянство манора в пользу манориального
лорда. Иногда это была фиксированная сумма, по гораздо чаще она опре-
делялась по воле лорда. Во второй половине XIII в. аббат Венского мона-
стыря получал со своих маноров талью, которая варьировала от 13 шил-
лингов 4 пенсов до 4 фунтов с каждого манора 1 2. Отдельные лица пла-
тили различные суммы. В 1279 г. было установлено, что несвободные
держатели манора Кабингтон в Уорвикшире, принадлежавшего магистру
Темпля, должны были платить 2 шиллинга с души, в то время как крепо-
стной (serf) приора монастыря Кепилуортс в Багингтоне (в том же графстве)
платил помощь (aid) в сумме 5 шиллингов 4 пенсов в год 3. Произвольная
талья была наиболее типичной, и обложение тальей «высокой и низкой»
рассматривалось как признак крепостного состояния. Может быть спра-
ведливо также включить в общую сумму ренты (как она определена
здесь) некоторые штрафы в манориальных судах. Допускная плата без-
условно должна рассматриваться как рента. Пошлины за разрешение
произвести определенные действия, которым лорд мог воспрепятство-
вать в силу своей власти, могут вполне подойти под эту категорию, хотя
они и являются, главным образом, побочным продуктом регулирования,
имеющим целью ограничение перемещения крестьян и их собственности.
Главной заботой лорда в его отношениях с крестьянами было полу-
чение ренты. Ввиду того что крестьянские общины могли существовать
самостоятельно, лордам необходимо было применять принуждение для
того, чтобы гарантировать уплату ренты. Ряд предписаний, действовав-
ших г. поместных судах и, в конечном счете, подкрепленных угрозой при-
менения силы, имели своим назначением обеспечить требования лордов.
Это были меры, ограничивавшие передвижение несвободного населения,
перемещение его движимого имущества и передачу земли несвободными
крестьянами друг другу. Для того чтобы гарантировать условия, при ко-
торых крестьянский прибавочный продукт или рента могли быть при-
своены феодалом, эти ограничения были превращены в отличительные
признаки юридически оформленного крепостного состояния, что ясно
указывает на тесную связь между юридическим статусом и экономиче-
скими обязательствами крестьянства 4.
1 Roxbourgh Club. Pembroke Surveys, II, Арр. A.
2 «Selden Society», vol. I. Select Pleas in Manorial Courts, passim.
3 P. R. O. Exchequer. K. R. Misc. Bks., 15, ff. I vr, XI1V.
1 Изложенное здесь не претендует на то, чтобы быть исчерпьшающим перечнем
96
Р. Г. Хилтон
Ограничение передвижения средневекового крепостного не было иден-
тичным с прикреплением к земле крестьянского населения поздней импе-
рии, вопреки утверждению автора Dialogue de Scaccario, рассматриваю-
щего виллана как ascriptitius х. Крепостной, как указал Марк Блок * 1 2,
был прикреплен не к земле, а к своему лорду, и примечательно то, что
Ричард Фитцнигель, рассматривая несвободных крестьян, как ascriptitii,
подчеркивает, что их можно было перемещать с места на место, прода-
вать и иным способом отчуждать по воле лорда. Однако фактически
в средние века был такой недостаток рабочих рук, что на практике всегда
прилагались все усилия, чтобы прикрепить крестьянина к его участку
земли и тем самым обеспечить уплату ренты и выполнение служб. Сле-
довательно, несвободный крестьянин не мог покинуть поместье без разре-
шения, и даже когда он получал разрешение, где бы он ни находился, он
должен был платить годовой chevage, как напоминание ему о том, что
лорд по своему желанию мог отозвать его назад. Потомки крепостных
должны были получать разрешение на вступление в духовные ордена или
на получение школьного образования. Кроме того, контролировались
браки дочерей крепостных, а иногда и сыновей, и обязательство платить
merchet, или, как его иногда называли, redemptio sanguinis et carnis, рас-
сматривалось как отличительный признак крепостного состояния. Вслед-
ствие этого leyrwite, штраф за прелюбодеяние вне брака, налагался не
столько, может быть, как компенсация за потерю возможности выйти
замуж (marriageability), и, вследствие этого, потерю господином шег-
chet’a, сколько потому, что незаконнорожденные рассматривались как
свободные 3.
Ограничение права виллана свободно распоряжаться своим движи-
мым имуществом обосновывалось обычно доктриной о том, что факти-
чески такое имущество, как и сам крепостной, являлось собственностью
лорда. Вследствие этого плата за выкуп на волю всегда вносилась третьим
лицом 4 *. Виллану в особенности запрещалось распоряжаться скотом без
разрешения лорда — ограничение, часто стоящее рядом с обязательством
платить merchet. Цель этого ограничения заключалась, вероятно, в том,
чтобы сохранить количество рабочего скота, необходимого для выполнения
отработочных повинностей на господской земле. Ограничений на право
распоряжения зерном с целью его продажи в источниках не обнаружено.
Крестьянин должен был торговать на рынке для того, чтобы получить
деньги, необходимые для уплаты денежной ренты. Чрезмерно большие
продажи были, однако, запрещены. Виллан манора Houghton, принадле-
жащего аббату Рамзейского монастыря, продал в 1307 г. свое движимое
имущество и урожай с % виргаты купцу из Эрита (Erith). Приказчик
аббата получил распоряжение конфисковать все проданное добро б.
признаков вилланства; оно является лишь ссылкой на ограничения, налагаемые
на крестьян и их собственность.
1 Stubbs. Select Charters, 9th ed. Oxford, 1913, p. 219, 221.
2 В «Cambridge Economic History», 1941, I, p. 248. См. освещение им вопроса
о крепостничестве в статье «Comment finit 1’esclavage antique?». «Annales», janvier—
mars et avril—juin 1947. Этот вопрос также проиллюстрирован в «Selden Society»,
vol. 62: Introduction to the Curia Regis Rolls (1943), by С. T. Flower, p. 228, 234.
3 См. P. V i n о g r a d о f f. Villeinage in England, 1892. Хотя существовало
также мнение, что незаконнорожденные принимали статус своих матерей, в XIV в.
незаконнорожденность означала свободу. См. Calendar of Patent Rolls, 1345—1348,
p. 7—8.
4 Glanvill у Stubbs’a («Select Charters», p. 192). См. также Calendar of Patent
Rolls, passim.
6 W. O. A u 1 t. Court Rolls of the Abbey of Ramsey. New Haven, 1928, p. 242.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
97
Ограничения свободного распоряжения продуктами завершаются огра-
ничениями свободного распоряжения землей. Особенно тогда, когда ра-
бочие повинности налагались на надел или полунадел, лорду необходимо
было сохранить целостность держания. Контроль за отчуждениями земли
вилланов достигался тем, что всякие земельные передачи, за исключением
сдачи в аренду и передачи земли, производимых в манориальном суде под
надзором управляющего лорда и зарегистрированных в судебном прото-
коле, считались незаконными. Строго запрещалось вилланам пользоваться
правом, которым обладали свободные владельцы, — передавать землю по
грамоте. Свободное наследственное держание (land «in fee») не могло
приобретаться вилланами, так как его наследование не могло контроли-
роваться лордом и вследствие этого оно могло ускользнуть из-под дей-
ствия правил, регулирующих вилланскую землю, а вместе с тем мог
ускользнуть и виллан.
Часто говорят, пытаясь подвести нечто вроде морального базиса под
существование этой формы общественных отношений, что виллан был на
практике защищен против чрезмерного вымогательства прочным манори-
альным обычаем, с которым лорд не мог не считаться. В этом утверждении
есть некоторая доля истины, но нужно принять во внимание то, что мано-
риальный обычай не был неподвижен. На деле это была изменчивая равно-
действующая между крестьянским сопротивлением, основанным на вза-
имной солидарности, которая была порождена общими интересами и
общим рутинным состоянием сельского хозяйства, с одной стороны, и тре-
бованиями лорда, более или менее настойчивыми и поддержанными в боль-
шей или меньшей степени политической и военной силой, с другой. Но,
хотя обычай и в особенности требуемая рента не были фиксированы, они
все же не изменялись быстро или произвольно. Если бы взимаемая рента
представляла собой весь излишек, которым располагала крестьянская
семья сверх необходимых средств существования, то она неизбежно из-
менялась бы из года в год и была бы различна в зависимости от держания.
Но в действительности было совсем не так. Рента обычно являлась вели-
чиной постоянной на протяжении длительного периода времени. И хотя
твердо установленный уровень ренты мог означать и, вероятно, часто
означал, что более бедные крестьяне в плохие годы не могли даже прокор-
мить себя, — это означало также, что более богатые и более удачливые могли
накоплять излишек продуктов или денег и при благоприятных обстоя-
тельствах могли превращать этот излишек в землю и расширять свои
сельскохозяйственные (farming) операции.
Даже когда манориальный порядок в английских поместьях был
более строгим, жесткая система повинностей не могла предотвратить это
постоянное расслоение среди основных производителей общества, участ-
вующих, так же как и их лорды, в производстве на рынок. В силу того,
что крестьянство расслаивалось, таким образом, на отдельные группы
с различными экономическими интересами, противодействие сеньориаль-
ной эксплуатации со стороны различных групп было обусловлено совер-
шенно различными причинами. Бедные и средние крестьяне, чье хозяйство
давало избыток над средствами существования лишь постольку, поскольку
они должны были продавать свои продукты для уплаты рейты, сопротив-
лялись растущим требованиям потому, что они ухудшали их ужо доста-
точно низкие жизненные условия. Более богатые крестьяне, накопляя и
движимое имущество и земельную собственность, боролись против вся-
кого сеньориального контроля потому, что они повсюду искали путей
к экономическому росту. Бесчисленными способами лорд пытался закрыть
эти пути, чтобы иметь возможность присвоить в форме ренты как можно
7 Средние века. вьш. 7
98
Р. Г. Хилтон
больше излишка с земельного держания, препятствуя всякому прогрессу
хозяйства крестьянина и росту его собственности без ведома господина.
Но хотя причины, по которым эти группы крестьян сопротивлялись
сеньериальному нажиму, были различны, направление их сопротивления
было одним п тем же, чем и объясняется чрезвычайная сила, проявленная
этим классом, столь разделенным в других отношениях.
2
С первого взгляда кажется, что крестьянское сопротивление сеньери-
альному гнету в Англии становится значительным лишь в XIII в. Это
отчасти объясняется тем, что документы, из которых мы черпаем наши
сведения, появляются в большом количестве именно в то время, а отчасти
тем, что тогда имело место значительное усиление эксплуатации крестьян
их лордами. Данное усиление было, вероятно, гораздо большим, чем то,
которое, как полагают (на основании гораздо более скудного источника),
явилось результатом нормандского завоевания. Несомненно, что увели-
чение количества манориальных документов и усиление эксплуатации
связаны между собой; прекрасно сохранившиеся многочисленные серии
судебных протоколов манориальных курий, манориальные отчеты, рен-
талии и описи (serveys) — то, что делает Англию предметом зависти кон-
тинентальных медиевистов, — все это было побочным продуктом админи-
стративной деятельности, составлявшей часть организации баронского
поместья XIII в.1
Кроме этих документов поместной администрации, в нашем распоря-
жении имеются в изобилии официальные документы о деятельности коро-
левских судов и канцлерского суда от начала XII в. В протоколах коро-
левской курии (Curia Regis Rolls) и в протоколах разъездных судей имеется
много судебных дел, касающихся вилланства. Некоторые из них опубли-
кованы полностью, но, к сожалению, это только небольшая часть всех
сохранившихся дел 1 2. Старинный сборник, называемый Placitorum Abbre-
viate о (сокращенное изложение протоколов королевских судов. — Ред.) 3,
содержит ряд отчетов по судебным делам о вилланском состоянии. Запис-
ная книжка крупного юриста XIII в. Брактона также содержит много
записей по вилланским делам вместе с ценными комментариями самого
Брактона 4 *. Для более позднего периода дают некоторые сведения Year-
books и протоколы «судов справедливости» 6. The Calendars of Letters
Patent and Close (регистры королевских публичных и секретных распоря-
жений. —Ред.) особенно ценны. Эти приказы, исходившие от канцлер-
ского суда, предписывавшие шерифам или другим королевским чиновни-
кам предпринять действия в пользу лендлордов против мятежных крепост-
ных, часто содержали все подробности судебных дел, которыми занима-
лись шерифы или другие чиновники (commissioners).
1 N. Denholm-Young. Seigneurial administration in England. 1937.
2 H. M. Stationery Office. Curia Regis Rolls, 1199—1220; «Selden Society», vols. 53,
56, 59, ed. D. M. Stenton: Rolls of the Justices in Eyre for Lincs (1218—1219), and Worcs
(1221), 1934; то же для Yorks (1218—1219), 1937; то же для Gloucs, Warwicks a. Staffs
(1221 — 1222), 1940; vol. 30, ed. W. C Bolland, 1914, Select Bills in Eyre (1292—1333);
vol. 60, ed. Richardson a. Sayles, 1941 Select Cases of Procedure without Writ; vol. 57,
ed. Sayles, 1938. Select Cases in the Court of King’s Bench, II.
3 Record Commission, 1811.
4 Bracton’s Notebook, ed. F. W. Maitland 1887.
3 «Selden Society», vol.10, ed. Baildon. 1896. Select Cases in Chancery (1364—1471);
vol 35, ed. Leadam a. Baldwin, 1919. Cases before the King’s Council; Record Commis-
sion. Calendar of Proceedings in Chancery.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
99
Теперь хорошо известно, что в XIII в. значительная часть крупных
светских и церковных землевладельцев расширяла производство на своем
домене с целью продажи сельскохозяйственных продуктов на рынке х.
Цены росли, и землевладельцы по многим причинам старались увеличить
свой денежный годовой доход путем увеличения денежной ренты и, как
было установлено выше, путем производства на рынок. Большое коли-
чество труда, необходимого для расширяющихся доменов, должно было
быть обеспечено крестьянской барщиной, ибо, хотя и имело место значи-
тельное увеличение населения, которое пополняло ряды мелких держате-
лей 1 2, все же наемного труда было, очевидно, недостаточно, чтобы удо-
влетворить экстраординарные потребности. Поэтому рабочие повинности
выросли и даже удвоились. Это увеличение повинностей было, повиди-
мому, почти всеобщим в Англии, и те крестьяне, от которых больше тре-
бовали, неизбежно должны были оказывать сопротивление.
Самые ранние признаки этого сопротивления отмечены в протоколах
королевских судов. Сопротивление сначала оказывалось скорее отдель-
ными лицами, чем группами; однако сопротивление притязаниям лордов
отдельных лиц должно было явиться примером для других крестьян.
Теоретически вилланы не могли вести судебных дел против своих лордов
в королевских судах. Они держали землю по воле лордов,и с точки зрения
королевских судей (большинство из которых, подобно хозяевам вилланов,
были также владельцами крепостных), споры о повинностях, если держа-
тели были несвободными, должны были решаться в манориальных судах.
Но хотя эта теория как будто не подвергалась сомнению, все же по во-
просу о том, кто был и кто не был вилланом, можно было всегда спорить,
а дополнительная запутанность положения, связанная с тем, что у вилла-
нов были иногда и свободные держания, еще больше усложняла ситуа-
цию 3. Следовательно, судебное разбирательство тяжб относительно
de villenagio или de nativitate на практике часто являлось заключитель-
ным этапом спора о возросших повинностях. Дела, разбиравшиеся в суде,
представляют большой интерес для определения юридического статуса
крестьян. Г-жа Кэм, сэр С. Флауэр и г-н Л. Пул недавно рассмотрели
более или менее детально эти свидетельства 4 5. Но меня интересуют в пэр-
вую очередь вскрытые этими судебными делами данные о местных столк-
новениях. Из многих протоколов приведу один типичный пример, без
сомнения даже более типичный, чем те, которые никогда не достигали
королевских судов.
Брайтон пишет б, что в 1224 г. в Оксфордском суде рассматривалось
дело между аббатом монастыря Бэтл и неким Уильямом, сыном Эндрю,
держателем в деревне Кроумарш. Аббат предъявил иск, заключающийся
в том, что Уильям должен выполнять повинности как виллан. Уильям,
хотя и признавал свои обязательства относительно повинностей в пользу
1 М. М. Postan. The Chronology of Labour Services.
2 Очень полные описи маноров Вустерского епископа, относящиеся к 1299 г.,
в the Red Book Worcester (Worcester Historical Society) ясно иллюстрируют это поло-
жение. Между 1182 г. (дата сохранившейся предшествующей описи) и 1299 г. в неко-
торых поместьях население, вероятно, удвоилось, особенно за счет мелких, держа-
телей.
8 См. хорошо известное судебное дело в Bracton’s Notebook, II, 70, разобранное
Виноградовым (Р. Vinogradoff. Villeinage in England, p. 78).
4 «Pedigrees of villeinsand freemen in the thirteenth century», in Liberties and Com-
munities in medieval England. Cambridge, 1944; P. Vinogradoff. Villeinage
in England и Obligations of Society in the twelfth and thirteenth centuries. Oxford,
1945. Конечно, есть более ранний и мастерски сделанный разбор этих данных'у Вино-
градова.
5 Notebook, III, 1005.
100
Р. Г. Хилтон
аббата, заявил, что он свободный человек и поэтому его повинности
должны быть фиксированы и что аббат не имеет права произвольно уве-
личивать их. Аббат действительно требовал удвоения повинностей этого
держателя и, кроме того, претендовал на право обложить его тальей.
Дело было решено не в пользу держателя потому, что аббат доказал, что
у держателя был троюродный брат, который являлся вилланом; поэтому,
хотя Уильям и заявлял, что он сам свободный человек, он должен был
признать, что все другие держатели в деревне (за исключением одного)
были вилланами. Он признал, что выполнял рабочие повинности и участ-
вовал в уплате наложенной на них тальи вместе с ними. Но вместе с тем
он заявил, что его участие в этой уплате было лишь помощью, оказанной
им добровольно. Раз вилланство Уильяма было доказано, его дело не
входило в круг обязанностей королевских судей. Хотя у меня нет явных
свидетельств, я не сомневаюсь в том, что, несмотря на попытку Уильяма
отмежеваться от вилланов Кроумарша, удвоенная барщина, против ко-
торой он протестовал, была наложена и на других держателей.
Индивидуальные протесты подобного рода были лишь предвестниками
бури. Больше же всего нарушали социальный порядок коллективные
действия, подготовлявшие почву для восстания в широком масштабе.
Некоторые из ранних примеров коллективных действий были зареги-
стрированы в результате обстоятельств, подобных тем, которые вызвали
приведенную выше запись судебного дела. Группы держателей могли
найти юридическую основу для сопротивления притязаниям лорда на
увеличение повинностей лишь путем отрицания того, что их статус был
обычным вилланским статусом, в силу которого они были подвластны
произволу лорда. Так, в некоторых случаях крестьяне претендовали на
защиту как держатели старинного королевского домена, в других, —
как издавна находившиеся на положении свободных.
Некоторые вилланские держания в манорах, входивших в состав до-
мена короны во время Эдуарда Исповедника и отчужденных впоследствии
другим лордам, могли претендовать на королевскую защиту в случае
увеличения повинностей сверх уплачиваемых до отчуждения. Судебное
дело против увеличения повинностей разбиралось перед королевскими
судьями на основании приказа или иска monstraverunt, и решение отно-
сительно того, являлся ли данный манор манором старинного домена или
нет, выносилось высшими судебными инстанциями. Хотя не все вилланы
старинного домена имели право на приказ monstraverunt, различие между
чистыми (pure) вилланами и привилегированными вилланами-сокменами
часто игнорировалось Таким образом, на привилегии старинного до-
мена часто претендовали крестьяне, которые видели, что старые фикси-
рованные повинности изменяются в целях увеличения манориального
дохода (manorial profit). Это обыкновение крестьян вести тяжбу par colour
de certeins exemplificaciouns hors de livre de Domesday (на основании ссы-
лок на свидетельства из Книги Страшного суда. — Ред.) было, как хо-
рошо известно, основанием для жалоб, приведенных в статуте 1377 г.3
Это был обычай, который к тому времени имел, по крайней мере, столет-
нюю давность. Нам известно много судебных дел, относящихся к послед-
ней части ХШ в., образец которых я приводил из Patent Rolls. В 1278 г.
вилланские держатели иностранного монастыря Хармондсуортсе за-
1 Для полного ознакомления со всей дискуссией по этому, все еще неясному во-
просу о старинном домене, см. I*. Vinogr а <1 о f f. Villeinage in England, ch. III.
Дальнейшее рассмотрение этой проблемы профессором Н. Нильсон см. в находящейся
в печати «The Stoneleigh Ledger Book», издаваемой Diigdale Society.
2 Stats. 11,2-3.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
101
явили своему лорду-приору, что он не должен требовать с них больших
повинностей, чем те, которые они платили, когда манор находился в ру-
ках короля. Была наведена справка в Книге Страшного суда и установ-
лено, что манор не принадлежал к старинному домену. Держатели были
поэтому объявлены обязанными платить талью по воле лорда и вносить
merchet. Шерифу Мидлсекса было приказано помочь аббату наложить
арест на имущество его мятежных держателей и обложить их тальей х.
Такого рода обращения в суд не обязательно были связаны со ссылкой
на мифическое или очень отдаленное прошлое. Они могут быть найдены
в других судебных делах, в которых необходимое доказательство преж-
него положения не включало ссылку на старинный домен. То, что Вино-
градов называет «вполне определенным делом об угнетении» 1 2, кратко ре-
зюмировано в Placitorum Abbreviatio, содержащем запись расследо-
вания в Нортгемптоне в 1261 г. Держатели Миарс Ашби, не претендуя на
права держателей старинного домена, просто утверждали, что они свобод-
ные люди и в силу этого имеют право свободно покупать и продавать
землю; они заявляли также, что могут быть оштрафованы только по при-
говору равных им лиц (of their peers) и что они обязаны платить лишь
фиксированную талью. Держатели жаловались на то, что их лордв течение
семи лет после того, как он, приобретя манор, соблюдал старые обычаи,
затем отменил эти условия свободы и произвольно обложил тальей всю
деревню. В конце концов незадолго до его смерти они добились от него
восстановления своих прав и, надо полагать, путем внесудебного давле-
ния (by extra-legal preassure). Судебное расследование было проведено,
повидимому, потому, что вдова лорда попыталась еще раз сделать этих
держателей крепостными.
Я уже описал в другом месте 3 попытку, предпринятую в 1278 г. не-
которыми лейстерширскими вилланами, доказать незаконность требо-
ваний их лорда, аббата Лейстерского, в отношении увеличения их повин-
ностей. И в этом случае мы не находим апелляции к Книге Страшного
суда. Крестьяне лишь заявляли, что они не вилланы, а сокмены, что могло
быть основано на пережитках отдаленного датского влияния, сохранив-
шихся в социальной структуре данного графства. Отрицая свою принад-
лежность к вилланам, крестьяне утверждали, что их повинности не под-
лежат произвольному увеличению, как это было сделано Павлом, одним из
предшественников аббата (1186—1205). Но аббат смог представить при-
сяжных, которые основывались на юридической традиции, восходящей
к первой половине XII в., и таким образом вышел победителем. Вполне
вероятно, что эти присяжные, ссылавшиеся на воспоминания, относящиеся
к столь отдаленному периоду, были запуганы слугами аббата. Подобного
рода запугивания, производимые на местах, должны были подавить многие
движения протеста. Каковы, например, местные обстоятельства в Норт-
гемптонширском деле 1273 г., когда люди из Уикли, претендуя на права
держателей старинного домена и выступая против увеличения повин-
ностей, дошли до самого королевского суда, а затем, не явившись на
1 Calendar of Patent Rolls, 1272—1281, p. 290. Другие судебные дела могут быть
найдены в следующих источниках и работах: F. М. Stenton. Documents illu-
strative of the Social and Economic History of the Danelaw. 1920, p. 87, n.; M. Mor-
g a n. English Lands of the Abbey of Bee. Oxford, 1946, p. 106; Placitorum Abbreviatio,
p. 303 (см. также индекс); W.C. В о 1 1 a n d. Select Bills in Eyre, p. 25—26; R i-
c h a r d s о n a. S а у 1 c s. Select Cases. . ., nos. 74, 76 (и то и другое относится
к 1258 г.); G. С. II о m a ns. English villagers of the thirteenth century. Harvard,
1941, p. 276—283.
2 P. Vinogradoff. Villeinage in England, p. 205, n. Виноградов не опи-
сывает и не разбирает дело, имеющееся в Placitorum Abbreviatio, р. 150.
• English Historical Review, 1941.
102 Р. Г. Хилтон
суд, предоставили дело своему ходу? Суд отдал распоряжение о наведе-
нии справки по Книге Страшного суда, но держатели не явились, чтобы
выслушать ответ х.
Тщательное исследование все еще не опубликованных документов коро-
левских судов вскрыло бы, я полагаю, гораздо больше случаев подобных
тяжб 1 2, вызванных увеличением повинностей, но принимающих форму
спора о статусе. Но даже все эти свидетельства, если бы они и были в на-
шем распоряжении, могли бы вскрыть лишь незначительную часть прояв-
лений существовавшего социального недовольства. За этими тяжбами
скрывалась непрерывная повседневная борьба между вилланами и лор-
дами. Почти единственные свидетельства об этой борьбе могут быть най-
дены в документах манориальных судов. Хотя целый ряд протоколов ма-
нориальных судов был опубликован, они не были так широко использо-
ваны, как, например, отчеты манориальных бейлифов, манориальные рен-
талии и описи 3. Даже беглое'изучение некоторых из наиболее известных
опубликованных протоколов, с целью выяснения проблемы крестьянского
восстания, дает поразительные результаты.
Профессор Леветт уже обращала внимание на свидетельства о массо-
вых отказах от повинностей, содержащиеся в судебной книге Сент-Олбан-
ского аббатства. Она показала, что эти выступления происходили уже
в 1245 г. в маноре Парк 4 5. Мы можем убедиться, что те же силы действо-
вали несколько позже в манорах Рамзейского аббатства, и проиллюстри-
ровать происходившее некоторыми цифрами. Между 1279 и 1311 г. состоя-
лась 21 судебная сессия в различных манорах аббатства, на которых раз-
бирались дела, касающиеся манориальной дисциплины труда. В резуль-
тате было вынесено 146 отдельных обвинительных постановлений за
умышленное невыполнение повинностей, не считая судебных тяжб, среди
которых могли быть также дела о случаях преднамеренно плохой работы б.
Отдельные проступки не являются исключениями и могут встречаться
даже там, где обычно между лордом и крепостным преобладают отноше-
ния наибольшей гармонии. Типичными из этих проступков являются:
отказ от выполнения пахотной повинности; неявка на осенние boon-work
(«помочи».—Ред.)‘, отказ молотить пшеницу лорда; невыполнение из-
возных повинностей. Большое число этих нарушений придает им важное
значение, и даже больше того, ясно указывает на предумышленный, со-
гласованный отказ выполнять повинности. В результате проверки круго-
вой поруки в Кренфилде в 1294 г. 26 держателей были оштрафованы за
неявку на господские пахотные работы. В манориальном суде Хогтона
в 1307 г. 18 держателей, включая старосту, были оштрафованы за не-
явку на работу по уборке господского сена. В следующем году в том же
месте были оштрафованы 15 держателей за то, что они ушли и пахали
1 Placitorum Abbreviatio, р. 303.
а В дополнение к судебным делам, описанным в опубликованных документах;
образцами таких публикаций являются приведенные выше (на стр. 98, прим. 2).
3 Г-н Хомене («English villagers. . .») выбирает, главным образом, свидетельства
из протоколов манориальной курии, и проф. Леветт вынуждена, за недостатком сви-
детельств другого рода, использовать для написания истории Сент-Олбанского аббат-
ства судебные книги. XXII главу книги г-на Хо.менса следует рассматривать как
пример концепции социального мира в средневековой деревне, явно противополож-
ной идеям, выраженным в настоящей статье.
4 Studies in Manorial History. Oxford, 1938, p. 203.
5 Например, Wystowe, 1279. Роберт, сын Ричарда, державший от церкви, оштра
фо ван на 6 пенсов, quia male messuit in autumpno. Тринадцать других были оштра-
фованы за такой же проступок. W. О. Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey,
p. 183—184.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
103
после обеда свою землю вместо того, чтобы выполнить boon-ploughing
(пахотная «помочь». — Ред.) для лорда х.
Такие коллективные действия, даже в маленьком масштабе, имеют
большое значение. Преобладание коллективных действий в условиях
обычной рутины средневековых сельских общин легко и естественно
должно было бы привести, на первых порах, к организации совместных
действий для представления жалоб манориальным лордам 1 2 или коро-
левскому суду. Но без боевого духа, порожденного в этих незаметных
местных конфликтах, разве могли бы представители угнетенного класса,
которому постоянно напоминалось о его низком положении, добиться
внимания к себе со стороны судебных трибуналов, где они не имели за-
конного положения и где весы правосудия неизбежно перевешивали не
в их пользу?
Крестьянская борьба за свободу и за уменьшение рент и повинностей
велась как под флагом защиты старинных прав, так и в форме требования
новых порядков. Это было неизбежно. Королевские суды обычно защи-
щали права людей, которые были бесспорно свободными, так как сво-
бодные люди, подобно рыцарям, имели большую ценность для меха-
низма местного управления 3. Было бы глупо представлять себе дело та-
ким образом, что требования всеобщей эмансипации несвободных могли
быть поддержаны правительственными чиновниками или королевскими
судьями, чьи социальные и политические взгляды были взглядами их
класса. Таким образом, если крестьяне не могли добиться никакого удо-
влетворения обычным законным путем, их действия против лордов должны
были либо прекратиться, либо стать насильственными и незаконными.
Последствия дела о старинном домене в Хармендсуортсе, упомянутого
выше4 *, являются поучительной иллюстрацией к этому. Письменный
приказ (the Letter Patent), в котором описывается это дело, был в действи-
тельности поручением Oyer and terminer б, данным определенным лицам
и инструктирующим их относительно событий, которые произошли после
того, как апелляция вилланов к Книге Страшного суда оказалась несо-
стоятельной. Некоторые из них, включая некоего Джона ле Клерка,
ворвались в дом манора и унесли хартии и другие письменные документы
и имущество; все это еще находилось в их руках в то время, когда был
дан приказ. Вдобавок они угрожали приору и его домочадцам смертью и
поджогом их домов. В этом же году спор между аббатом монастыря
Хелсоуен и его держателями относительно того, защищали ли их от
увеличения повинностей привилегии старинного домена, завершился ак-
том насилия. Держателям не удалось доказать свое право в королевском
суде посредством апелляции к Книге Страшного суда. «Побежденные
законом, — говорит Хомене в, — они прибегли к прямому действию» и
были отлучены от церкви за расправу с аббатом и его братией.
1 W. О. Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey, p. 233, № 243, 247.
2 Для ознакомления с петицией крепостных в Хейрвуд см. N. Denholm
Young. Seigneurial administration in England, p. 154; J. S. Nicholas. Early
fourteenth century Petition of the Tenants of Bocking to their Manorial Lord. «Econ.
Hist. Rev.», II.
3 Споры по этому вопросу г-на Denholm-Young («Feudal Society in the thirteenth
century: the Knights», in: «Collected Papers in Medieval Subjects» и проф. Treharne
(in: «Bulletin of the Institute of Historical Research», XXI) показали, как ценны были
рыцари в администрации XIII в. вследствие их недостаточного числа. Ощущался ли
такой же недостаток в свободных людях для выполнения функций присяжных?
4 См. стр. 100—101.
6 Поручение о расследовании дела, исходящее от королевского суда. — Ред.
6 G. С. Homan s. English villagers. . ., p. 281.
104
Р. Г. Хилтон
Подобное дело зарегистрировано в Patent Rolls 1299 г.1 Приор мона-
стыря св. Стефана в Хемптоне получил приказ, дающий указание шерифу
графства Норфолк помочь приору наложить арест на имущество его вил-
ланов в Уорстеде, с тем чтобы они выполняли обязательные для них
обычные повинности. Обычный королевский чиновник по выполнению
приказов был послан на место происходивших волнений и по прибытии
был избит не менее чем шестьюдесятью шестью лицами; имена всех этих
лиц приведены в Letter Patent, в котором дано распоряжение о возбужде-
нии судебного преследования и изложены обстоятельства, приведшие
к нападению.
Такое открытое и связанное с насилием неповиновение как частной,
так и государственной власти продолжается и в XIV в. Г-жа Морган
описала развитие бунта, длившегося в течение многих лет, начиная от
судебной тяжбы до открытого неповиновения, в английских манорах
нормандского монастыря Бек 1 2. Апелляция держателей Огберна, ссылав-
шихся на привилегию старинного домена, была подана перед 1309 г., но
движение достигло кульминационного пункта в виде всеобщего отказа от
выполнения повинностей только в 1327 г., в год открытых волнений.
Спустя год мы обнаруживаем ожесточенную борьбу в Дарнхолле, маноро
цистерцианского аббатства Вейл Ройэл в графстве Чешир, между аббатом
и держателями вилланами. Повидимому, крестьяне боролись против ухуд-
шения социального статуса, начавшегося после того, как король, неза-
долго до происходивших событий, пожаловал Дарнхолл цистерцианцам 3.
Отказ держателей молоть зерно на господской мельнице, оспаривание
ими ограничений на сдачу земли в аренду, отрицание крепостной зави-
симости, — все это привело в 1328 г. к репрессиям в виде тюремных за-
ключений и взысканий штрафов с непокорных. Но движение возобновилось
опять в 1336 г., и люди Дарнхолла с невероятным упорством сочетали
легальные и насильственные формы борьбы против своего лорда. Они
осаждали юстициария Чешира, самого короля и даже королеву Филиппу
в поисках удовлетворения их законных требований; в то же время некото-
рые из них с оружием в руках дошли до самого Ретлендшира для того,
чтобы разыскать аббата и его приближенных и напасть на них. Несмотря
на то, что вначале крестьяне получили некоторую поддержку со стороны
короля и официальных лиц, аббат, имея всегда возможность действовать
против крестьян в высших сферах, добился затем успеха, и постепенно
все выступавшие были приведены к повиновению.
Заговорщический характер крестьянского восстания, который так
тревожил правительство и знать перед восстанием 1381 г., во время его и
после, подчеркивается во всех официальных и неофициальных отчетах,
написанных теми, кто враждебно относился к стремлениям крестьян.
«Злонамеренные» заговорщики Дарнхолла собрались ночью, чтобы на-
метить план ниспровержения прав своего лорда; в 1336 г. они составили
заговор (conspired) с целью добыть себе свободу. Держатели Большого и
Малого Огберна но только составили в 1327 г. заговор (conspiracy), но
также поддержали его общим денежным фондом, как, вероятно, сделали
и люди Дарнхолла, так как они нуждались в деньгах не только для того,
чтобы представить свою петицию в Вестминстер, но также для оплаты
1 Calendar of Patent Rolls, 1291—1301, p. 461.
2M. Morgan. English Lands.
a Lancashire and Cheshire Record Society, 1914, Ledger-Book of Vale Royal Abbey,
p. 31—32, 37—42. Опись поборов в Дарнхолле (р. 117—120) обнаруживает жестокую
эксплуатацию, не имеющую параллелей даже в давно основанных бенедиктинских
монастырях юга.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
105
«искусных в праве лиц», которые представляли их интересы в Честере.
В 1338 г. была назначена следственная комиссия 1 для того, чтобы рассле-
довать отказ виллановХенлинга платить иностранному приору этой же мест-
ности следуемые ему выкупы (т. е. merchet), штрафы и другие повинности
и подати. Описание дела в Letter Patent говорит об этом отказе как о след-
ствии сговора (a confederacy), в который вступили вилланы. В 1352 г.
обнаружилось даже участие в этом деле агитатора извне 1 2. Комиссия
Oyer and terminer была назначена для того, чтобы заняться делом трех
поименованных лиц и их сторонников, которые не только похитили раз-
ное добро у епископа Вустерского и напали на его слуг, но и тайно сгово-
рились (conspired) с его крепостными в Хенбэри о том, что они должны
отказаться выполнять возложенные на них повинности. Кстати сказать,
заговор, вероятно, имел успех, судя по тому, что епископ был вынужден
затратить деньги, чтобы заставить своих людей выполнять повинности.
Взаимная поддержка среди крестьянства проявляется не только в за-
говорах, рассчитанных на улучшение положения всех крепостных общины.
Она также побуждает к действию отдельных лиц для защиты своих, инте-
ресов от посягательств сеньериальной юстиции. В 1338 г. крепостной
манора Элстуик, принадлежащего приору монастыря Тинемаутс, был аре-
стован за то, что его скот нарушил границу земель лорда. В то время,
когда чиновник приора доставлял его на суд, люди из Ньюкасла и других
мест освободили его. Не удовлетворившись этим, они вторглись в Элс-
туик, овладели манором и не допустили туда слуг приора, чтобы они
не смогли взимать ренту и изъять арестованное имущество 3. В 1349 г.
двое крепостных графини Пемброк были арестованы в Фоксли (Норфолк)
за «неповиновение и мятеж». На пути в Денни (Кембриджшир), где их
должны были подвергнуть «наказанию обычным способом», они были
освобождены своими друзьями, которые напали также на слуг графини 4.
В том же году приор монастыря Или жаловался на злополучную историю,
случившуюся с его управляющим, посланным им в Мельбурн (Кембридж-
шир), чтобы доставить упорно сопротивлявшегося крепостного на суд.
Управляющий набил крепостному на ноги колодки. Тогда девять поиме-
нованных лиц вместе с другими устроили засаду, схватили управляющего
и заставили его скрепить печатью письменный приказ об освобождении
крепостного из колодок 5. После 1349 г. подобные случаи умножаются,
так как одним из наказаний за нарушение ордонанса и статута о рабочих
было набивание колодок на ноги.
3
Совершенно очевидны причины, в силу которых крестьяне, имевшие
лишь минимум средств существования или чуть больше его, должны
были ожесточенно и насильственно сопротивляться требованиям чрез-
мерных рент и повинностей. Разница между фиксированной и произволь-
ной тальей, которую взимал лорд в день св. Михаила, могла быть по ве-
личине равной запасу бедного крестьянина на зиму. Потеря упряжного
вола, отданного в качестве гериота, означала тяжкое бремя для семьи
умершего в самый тяжелый момент ее существования. Требования лордом
добавочной «помощи» (boon-work) во время сенокоса или жатвы могло
1 Calendar of Patent Rolls, 1338—1340, p. 65.
2 Ibid., 1350-1354, p. 275.
3 Ibid., 1338—1340, p. 67.
4 Ibid., 1348—1350, p. 313.
6 Ibid., 1348—1350, p. 453.
106 Р. Г. Хилтон
отвлечь рабочую силу с крестьянского держания в самый решающий для
уборки урожая момент. Но не только бедное и среднее крестьянство при-
нимало участие в волнениях и мятежах. К нему присоединялись богатые
землепашцы, которым благоприятствовала удача и которые унаследо-
вали землю, большую по величине и лучшую по качеству, чем их одно-
сельчане.
Рост богатой верхушки крестьян уже в достаточной степени был
документально подтвержден в последних исследованиях по аграрной
истории1. Где бы мы ни наблюдали жизнь крестьян: на юго-востоке —
в долине Темзы, в Восточной Англии, или в центральных графствах,
мы обнаруживаем выделяющуюся из обычного ряда держателей, с их
держаниями в 15 или 20 акров, маленькую группу семейств, иногда сво-
бодных, но гораздо чаще крепостных, держащих 100 акров и более. Эти
держания по своему характеру были составными. В Них могли входить:
пара виргат на условиях обычного держания, некоторое количество земли,
расчищенной от леса или болота, части держаний вымерших или разо-
рившихся семейств, а в XIV в., после того, как начался окончательный
упадок домениального хозяйства, и части господского домена. Нов боль-
шинстве случаев экономическое процветание держателей этих расширив-
шихся хозяйств находилось в остром противоречии с их юридическим
статусом. В одном из ранних судебных дел о вилланстве, разобранном
Брайтоном, вилланское держание состояло из 100 акров пахотной земли
и 50 овец1 2. Среди приговоров за невыполнение барщины в манорах Рам-
зейского аббатства, упоминавшихся выше, мы обнаруживаем, что 6 чело-
век в Хоутоне в 1294 г. были оштрафованы за то, что они отговорили
«своих людей» от выполнения осенних boon-work3. Эти люди, должно,
быть, рассматривали ограничения крепостничества в совершенно ином
свете, чем более бедные крестьяне, имевшие одинаковый с ними юридиче-
ский статус. Их, вероятно, должны были в большей степени раздражать
препятствия к накоплению, чем опасность голода. Следовательно, и это
особенно верно для периода, когда феодалы отходили от активного участия
в производственной деятельности, спор о праве свободно покупать и
продавать землю выдвигался на первый план, так как это влекло за собой
право превращать излишки средств, полученных от купли и продажи
продуктов, в земельную собственность, приобретенную с целью ведения
торговых сделок в еще большем масштабе.
Следует вспомнить, что Нортгемптонширское судебное дело 1261 г.,
на которое мы уже ссылались выше4, содержало тяжбу крестьян из-за
права свободного распоряжения землей, в виде ли дарения, продажи,
отдачи в залог или обмена. Эти люди, заявлявшие, что они являются
свободными, признавали, что если бы они были вилланами, они не имели бы
такого права — sicut пес villani possunt. Держатели Рамзейского аб-
батства часто штрафовались за неразрешенную сдачу в аренду и обмен
1 В число последних работ входят: R. A. L. Smith. Canterbury Cathedral
Priory. Cambridge, 1943. M. Morgan. English Lands. ..; R. H. Hilton. Eco-
nomic Development of some Leicestershire Estates. Oxford, 1947. Укажем также на
более ранние работы, освещающие ту же тему: G. PoulettScrope. Manor and
Barony of Castle Combe. 1852; F. G. Davenport. Decay of Villeinage in East
Anglia. «Trans. Roy. Hist. Soc.», n. s. XIV (1900); R. H. Tawney. The Agrarian
Problem in the sixteenth century. 1912.
2 См. выше, стр. 99, прим. 3. Свободный человек, который в этом случае получал
землю на вилланских условиях, должен был выполнять все вилланские повинности,
в противном случае он терял землю.
а W. О. Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey, p. 226.
4 См. стр. 101.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
107
между собой участков земли1, причем большей частью небольших, редко
больше акра, и на короткие сроки (например, на два урожая). С 1312 г.
и позже земельные отчуждения по грамоте, произведенные вилланами
•без разрешения аббата в маноре Барнет Сент-Олбанского монастыря,
были опротестованы поместной администрацией, и в 1345 г. грамоты
должны были быть сданы в курию1 2. В 1320 г. инструкция о визитации
капитула собора св. Павла в Лондоне предписывала произвести рассле-
дование относительно того, сдавали ли вилланы и обычные держатели
другим вилланам в аренду, продавали или дарили им вилланскую землю
(customary land) по хартии или без нее, без согласия лица, ведающего
манором (farmer of the manor), и не на заседании манориальной курии
или схода (hallmote) 3. Когда в 1336 г. держатели манора Монке Рисборо
Кентерберийского собора предъявили притязания на привилегии старин-
ного домена, среди этих привилегий упоминалось право «продавать свои
держания по грамоте сообразно со своим желанием без разрешения лорда»4.
В тех случаях, когда такая передача имела место, лорд вступал во
владение незаконно приобретенной землей5 6. Даже если земля была при-
обретена на наследственном праве (in fee) и лорд не мог предъявить на
нее претензию как на свою вилланскую землю, он имел право ее конфи-
сковать. Данные Patent Rolls показывают это. В 1339 г. приорство Спол-
динг получило разрешение на приобретение в «мертвую руку» усадьбы,
которую его крепостной приобрел ранее in fee и которую приорство
поэтому присвоило. Подобным же образом прощение за неразрешенное
приобретение в «мертвую руку» было дано в 1366 г. аббатству св. Креста
в Уолтхэм потому, что оно вступило во владение 30 акрами земли, при-
обретенной на наследственном праве его крепостным, «на что оно [аббат-
ство] имело законное право». В записи разных судебных процессов
в 1348 г. упоминается присвоение светским лордом 8 акров (16 seiions)
земли, как держания, приобретенного его вилланом. В 1359 г. отпущен-
ному на волю крепостному пришлось добиваться королевского прощения
за приобретение (без разрешения) наследственного земельного владения,
сделанного, вероятно, в то время, когда он был еще несвободным. Им
было приобретено владение изрядной величины — 2 усадьбы, 2 коттеджа,
63 акра пахотной земли, еще один участок земли и право на овечий
загонв.
Ясно, что то была обдуманная сеньериальная политика, проводив-
шаяся в широком масштабе, в целях пресечения «незаконных» земельных
передач, ибо они лишали лорда допускных платежей. Эта политика обес-
печивала возможность конфискации приобретенной таким образом
земли. Нельзя допустить, что всеми лордами руководило сознательное
желание помешать экономическому росту преуспевающих крестьян,
однако в отношении некоторых из них это правильно. Инструкция
управляющему Сент-Олбанского поместья гласит, что «несколько (plu-
1 W. О. Ault. Court Rolls of the Abbey of Ramsey. Примеры могут быть най-
дены на стр. 189, 198—199, 216, 221, 240, 243 (здесь пример разрешенного обмена),
254, 259, 278.
2 L е v е 11. The Black Death on the Estates of the See of Winchester, 1916.
3 Camden Society. The Domesday of St. Paul’s (1857), p. 157. Под термином the
farmer здесь скорее следует понимать должностное лицо капитула, чем простого арен-
датора.
* J. S. Nicholas. Early fourteenth century Petition. . ., p. 300, n.
6 В Стонлей (Уорвикшир) отчуждение по грамоте или без грамоты, когда оно
не было разрешено, влекло за собой постоянные конфискации. Р. Vinogradoff.
Villeinage in England, p. 198, № 1. (Виноградов цитирует Stoneleigh Register).
• Calendar of Patent Rolls, 1338—1340, p. 326; 1364—1367, p. 309; 1348—1350,
p. 234; 1358—1361, p. 179.
108
Р. Г. Хилтон
res) земельных участков не следует предоставлять одному человеку,
и если в настоящее время один человек держит несколько земельных
участков, они должны быть разделены, если это может быть удобно и
хорошо сделано»1. Держатели Сент-Олбанского аббатства, как показала
г-жа Леветт, боролись против этой политики в течение всего периода
перед Великим восстанием. В 1381 г., когда аббат был вынужден пожаловать
грамоты вольностей (charters of liberties) держателям своего поместья,
одним из их пунктов была свобода отчуждения земли. Держатели Барнета,
вернувшиеся к практике отчуждения земли по хартии во время замеша-
тельства, связанного с Черной смертью (только 4 года спустя после того,
как их предыдущие грамоты были лишены силы), попытались уничтожить
протоколы суда, которые содержали свидетельства о передаче земель
в манориальном суде путем «surrender»1 2 (предварительного возвращения
земли лорду. — Ред.).
Черная смерть и последовавшее за ней рабочее законодательство уси-
лили социальные конфликты, описанные выше. Гнет дисциплины на рабо-
чих, осуществляемый непосредственно органами государства, вызывал
теперь негодование не только против отдельных лордов, но также против
местных правительственных чиновников. На различные группы крестьян
рабочее законодательство действовало столь же различно, как и возра-
стающая строгость манориальных требований. И здесь, опять-таки по
разным причинам, богатые и бедные объединялись против одних и тех же
врагов.
Естественно, что безземельным крестьянам и мелким держателям,
которые были вынуждены работать по найму для того, чтобы пополнить
свой доход, не правились ограничения, налагаемые на заработную плату
и на мобильность труда. На среднего крестьянина, который сам не работал
по найму и был целиком занят работой на собственном держании, вероятно
оказывало влияние недовольство членов его семьи, работавших за зара-
ботную плату. Его раздражение усиливалось, если он жил в маноре, где
держателям, имевшимся налицо, полагалось выполнять повинности,
следуемые с покинутых держаний3. В то время существовало еще одно
явление, обычно не замечаемое, которое должно было ожесточать все
слои крестьян против манориальных лордов. Это был насильственный
увод вилланов одним лордом с манора другого. Хорошо известно, что
одним из следствий недостатка рабочих рук было то, что некоторые мано-
риальные лорды или их должностные лица предлагали заработную плату
выше установленного законом максимума. Но это должно было наносить
ущерб как принципам, так и кошелькам многих представителей знати и
джентри. Разбоя (brigandage), однако, не было. В период войн с Фран-
цией похищение людей ради выкупов было более выгодным делом, чем
похищение имущества, и этот обычай сохранился в Англии. Часто стра-
дали менее воинственные духовные лорды, и многие из их жалоб отра-
жены в Patent Bolls4.
Важным и, на первый взгляд, парадоксальным последствием действия
ордонанса и статута о рабочих был ущерб, который они причиняли инте-
1 Р. V i п о g г a d о f f. Villeinage in England, p. 172, № 1; здесь цитируется
(:ент-Олбанский формулярий.
2 Сеит-Олбанские хартии 1381 г., хорошим образцом которых является хартия
1’икмансуортс, могут быть найдены в Gesta Abbatuin, III, р. 324—332.
3 Ср. L е v е t t. The Black Death. . p. 85.
« Calendar of Patent Rolls, 1348—1350, p. 520, 521; 1350—1354, p. 447, 460; 1354—
1358, p. 64, 335, 452; 1358—1361, p. 160, 284, 324; 1355—1361, p. 581; 1361—1364,
p. 283—284; 1364—1367, p. 361, 429; 1370—1374, p. 98; 1374—1377, p. 142.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
109
ресам богатых крестьян. Это было отмечено проф. Леветт1. Все богатые
крестьяне были нанимателями рабочей силы, так как занятие сельским
хозяйством на участке, несколько большем, чем обычное крестьянское
держание, было бы невозможным без помощи наемного труда. Но даже
у самых богатых крестьян не было в распоряжении вилланских повин-
ностей других крестьян1 2. Раз нельзя вести большое хозяйство без наемной
рабочей силы, держатель готов был высоко оплачивать труд, который
иным образом он не мог получить. Поступая таким образом, он неизбежно
повышал оплату рабочих также манориальными лордами. Но лорды не
обязательно должны были страдать от недостатка рабочей силы, потому
что в их руках была политическая власть. Они все еще располагали
резервами в виде крепостного труда и в качестве судей по делам о рабочих
или мировых судей контролировали распределение имевшегося в наличии
наемного труда.
Богатые крестьяне имели либо незначительное политическое влияние,
либо совсем его не имели, и поэтому мы видим их в числе участников
Великого восстания. Но имелись некоторые лица, которые были точно
в таком же положении, как и богатые крестьяне, поскольку дело касалось
проблемы рабочей силы, но которые, однако, имели политическое влияние.
Их жалобы доводились до сведения правительства и, следовательно, реги-
стрировались. Мы можем, хотя и с осторожностью, видеть в этих жалобах
подобие тех жалоб, которые должны были исходить от крестьян, но оста-
лись неуслышанными. Картезианское приорство Уитхэм обрабатывало
свои земли, не используя труд крепостных. Его обитатели жили в ого-
роженном месте в лесу Селвуд и (как говорит нам разрешение, данное
королевским письмом — Letter Patent) не имели зависимых крестьян
ни внутри, ни вне огороженного пространства. Они не могли добыть рабо-
чих для того, чтобы заменить тех, кто умер от чумы. И король дал им раз-
решение привлекать рабочую силу, предлагая «разумную цену», несмотря
на ордонанс. Кроме того, им разрешалось получать обратно любые штрафы,
которыми по статуту могли быть обложены их слуги. Это означало, что
м будет возмещен любой расход сверх обычного на заработную плату,
еобходимую для привлечения труда. Им было также разрешено игно-
ировать регулирование цен статутом, когда они продавали кожи (hides)
а местных рынках 3. Крестьяне побогаче должны были, как и картези-
нцы, предлагать высокую заработную плату, ибо они тоже не имели
драв лорда над крестьянами. Но, конечно, они не получали никаких ли-
цензий и страдали не только от монополии, установленной на рынке
труда дворянством (gentry), действовавшим в качестве судей, но, кроме
того, и от наказаний, налагаемых на тех, кто предлагал незаконные цены.
Другой монастырь должен был добиваться правительственной помощи
для того, чтобы иметь возможность разрешить проблему рабочих рук.
Нортгемптонширское аббатство Пайпуел страдало от местной монополии
1 A note on the Statute of Labourers, in «Econ. Hist. Rev.», IV.
2 Если только он не брал в аренду манор вместе с повинностями держателей.
Аренда целых маноров была очень редким делом в этот период; правилом являлась
частичная аренда и, во всяком случае, лишь изредка фермеру предоставлялся кон-
троль над держателями.
3 Calendar of Patent Rolls. 1354—1358, p. IB—17 и 1358—1361, p. 35. См. также
В. Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers. New York, 1908, p. 93. Перед
картезианским приорством .Кейтон стояли подобные же проблемы, и оно получило
то же средство для их разрешения. Их проблема была еще дополнительно усложнена
тем, что многие из их держателей были сукноделами и монастырь потерял право на
их повинности, так как посторонние люди (outsiders) обвинили приора в том, что он
платил им непомерно высокую заработную плату. Calendar of Patent Rolls, 1354—
1358, p. 282.
110
Р. Г. Хилтон
на труд, установленной дворянством не в Нортгемптоншире, а в Восточ-
ном Уорвикшире. В 1351 г. аббат жаловался на то, что уорвикширскис
судьи по делам о рабочих заставляли его держателей из принадлежав-
ших ему ферм и из соседних деревень работать не на аббатство, а на его
конкурентов, в результате чего земли аббатства остались необработан-
ными. Поскольку ордонанс и статуты сохраняли за лордом преимуществен-
ное право на наем его держателей, король поддержал аббата монастыря
Пайпуел и дал распоряжения уорвикширским судьям разрешить ему
нанимать необходимое для него число рабочих1. Аббату посчастливилось
заручиться королевской поддержкой в его борьбе за получение достаточ-
ного количества рабочих, но у нас нет сведений о том, как поступали
в подобном положении зажиточные крестьяне, кроме намека, имеющегося
в хорошо известном рассказе из хроник йоркширского цистерцианского
аббатства Мо. Это повествование относится, главным образом, к попытке,
сделанной семьей процветающих вилланов, доказать, что они являются
скорее держателями короны, чем аббатства. Повидимому, они заботились
не о предъявлении претензии на свободный статус, а о замене непосред-
ственного давления местной, постоянно действующей корпорации более
отдаленным контролем короля и его чиновников. Попытка в конце кон-
цов не имела успеха, несмотря на замечательную и бесстрашную настой-
чивость вилланов. Здесь нас интересует то обстоятельство, что одним из
начальных эпизодов в этом деле являлась жалоба, поданная этой виллан-
ской семьей королю на то, что аббат отнял силой их пахарей вопреки
статуту и ордонансу1 2. Эта жалоба была, вероятно, не больше чем незна-
чительным эпизодом в борьбе из-за главного разногласия Тем не менее
это иллюстрирует трудности, с которыми сталкивался виллан — нанима-
тель рабочей силы в этот период, и показывает несовместимость его инте-
ресов с интересами крупных феодальных землевладельцев, пользующихся
своей сеньериальной властью (lordship).
Г-жа Пэтнем привела выдержки из источников, показывающие, что
ненависть к статуту о рабочих и к тем, кто принуждал к его выполнению,
непосредственно в годы после его издания, вызвала организованные напа-
дения на сессии судей по делам о рабочих в Мидлсексе в 1351 г., в Лин-
кольншире в 1352г. и в Нортгемптоншире в 1359 г.3 Что это были за люди,
которые, как это было, например, в Тотенхэме в 1351 г., освободили за-
ключенных и разогнали судей с их сессии, мы не знаем. Среди них, несо-
мненно, были сельскохозяйственные рабочие и городские ремесленники.
По в их число могли также входить зажиточные йомены, так как одной
из наиболее характерных черт восстания 1381 г. было соединение в нем
в одно целое недовольства различных слоев городского и деревенского
населения, в силу чего во многих случаях руководителями восстания
были не бедные люди, доведенные до отчаяния нуждой, а люди преуспе-
вающие, стремящиеся к расширению своих процветающих хозяйств.
Типичным примером этого был повстанец из Сеффолка, Томас Сэмпсон,
чьи владения, по оценке королевского чиновника (eScheator) после вос-
стания, включали землю — 160 акров под посевом и скот — около
1 В. Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers, p. 218.
2 Rolls Series. Chronica monasterii de Melsa IH, p. 131—132: Ipse abbas. . . quos-
dam servos suos ad officium carucarum conductos a servitio ipsorum Johannis et Wil-
lelmi vi cepisset et detinuisset, ad damnum uniuscujusque eorum centum solidorum,
in contemptum regis et bominum suorum, ac contra formam statuti et ordinationis de
operariis, artificibus et servitoribns, editorum, in cornitatu Eboracensi observandorum.
3 B. Putnam. Enforcement of the Statute of Labourers, p. 93—94; cp. Calen-
I ar of Patent Rolls, 1350-1354, p. 158; 1358-1361. p. 151.
Крестьянские движения в Англии до 1381 г.
111
500 голов \ Такие люди восставали как против ограничений, так и против
угнетения со стороны правящего класса, проявившего свою несостоятель-
ность в финансовом и политическом отношении.
Большое внимание было уделено в данной работе экономическим
причинам недовольства крестьян, так как они лежат в основе всей их
борьбы против лордов. Не следует, однако, забывать, что если землевла-
дельческие классы строили свое экономическое благосостояние на основе
эксплуатации феодально-зависимого крестьянства, находившегося под
их контролем, то крестьянство в борьбе против экономического угнетения
сражалось за человеческие права в широком смысле. Оно боролось не
просто за уменьшение ренты, но и за человеческое достоинство. Крестьяне
боролись вполне сознательно против общественной системы, приведшей
в XIII в. к чисто кастовому толкованию крестьянского статуса. В резуль-
тате такого толкования происхождение (blood) стало определителем соци-
альных и юридических прав. Есть ли более горький и убедительный ком-
ментарий к этому, чем поступок, совершенный вустерширским держа-
телем графа Глостерского в 1293 г.? Этот человек был принуждаем бей-
лифом графа взять в графском маноре Хэнли Касл землю на условиях
крепостного держания (in a servile manner). Он часто давал клятву (как
показал присяжный), что скорее утопится или повесится, чем возьмет
землю на крепостных условиях. Он так и сделал: чтобы избежать позора,
он утопился в реке Северн в Клевлоуд1 2. Уничтожение крепостного со-
стояния (bondage and serfdom) было первым пунктом Майл-эндской про-
граммы крестьян; это же было повторено и в Смитфилде. Все, что было
написано о восставших крестьянах, было написано их врагами, но слова,
приписанные Фруассаром Джону Боллу, были, вероятно, достоверными:
«По какой причине они держат нас в крепостном состоянии? Разве все
мы не произошли от одних и тех же праотцев — Адама и Евы? и как
могут они доказать, или какую могут выдвинуть причину, в силу кото-
рой они должны быть большими господами, чем мы сами?» 3 Эти идеи имеют
свою дальнейшую историю: когда мы читаем утверждение полковника
Рейнборо в 1647 г., гласящее: «Самый бедный человек в Англии имеет
жизнь для того, чтобы жить так же, как самый богатый», — мы знаем,
что здесь выражена английская традиция, столь же древняя, как и широко
рекламируемые правящим классом традиции почтительности к давно
установленным учреждениям.
1 Е. Powell. Rising in East Anglia. C unbridge, 1896, Арр. II, p. 143—145.
2 Worcestershire Inquisitions Post Mortem, I, p. 48 (Worcester Hist. Soc.).
3 Для понимания почвы для проповедования sermon background) этих взглядов
в XIV в. см. G. W. О w s t. Preaching in Medieval England (Cambridge, 1920) a. Lite-
rature and Pulpit in Medieval Ragland Ca.nb-il'O, 1933).
М. П. ЛЕСНИКОВ
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
БАЛТИЙСКО-НИДЕРЛАНДСКОЙ ТОРГОВЛИ ХЛЕБОМ
В КОНЦЕ XIV — НАЧАЛЕ XV ВЕКА
При изучении нами истории города Брюгге как рынка восточноевро-
пейских товаров в конце XIV—начале XV в. мы столкнулись с одним,
казалось бы, неожиданным фактом: среди товаров, привозившихся в
Брюгге из восточнобалтийских стран, совершенно незначительное место
занимал один товар, вывоз которого в XVI и XVIII вв. играл, наоборот,
чрезвычайно большую роль в торговле Балтики с Западной Европой,
это — хлеб. Как известно, вывозу хлеба в этот период приписывается
огромное значение для всего социально-экономического развития стран
Прибалтики и Восточной Европы; достаточно сказать, что с ростом хлеб-
ного экспорта связывают так называемое второе закрепощение крестьян-
ства.
Поэтому вопрос о том, какое место в балтийской торговле занимал
хлебный экспорт в XIV—XV вв., имеет серьезное значение. Наши наблю-
дения приводят нас к мысли о слабом развитии этой отрасли балтийско-
нидерландской торговли в указанное время. Они, таким образом, расхо-
дятся с широко распространенной точкой зрения о значительном будто бы
развитии хлебной торговли Балтики уже в этот период, в конце XIV—
начале XV в. В своей работе мы опирались на данные, хотя и несколько
ограниченные по своему характеру, но зато исключительно точные.
К тому же материал, который мы привлекли, был отчасти неизвестен,
а отчасти невнимательно изучен или даже совсем обойден прежними
исследователями. Это и побуждает нас поделиться своими соображениями,
если и не в форме категорического, окончательного решения, то по край-
ней мере в порядке постановки вопроса.
Мы имели в нашем распоряжении торговые книги ганзейского купца
конца XIV—начала XV в. Гильдебранда Фекингузена 1 и торговые
книги Тевтонского ордена за этот же период1 2. Но прежде чем приступить
к анализу содержащихся в этих материалах данных, уместно поставить
вопрос: на чем, собственно, основывается общепринятая точка зрения,
на какой фактический материал опираются суждения о широко развитой
нидерландско-балтийской торговле хлебом уже в конце XIV—начале
XV в.?
Одной из общепризнанных авторитетных работ по истории средневе-
ковой хлебной торговли является работа В. Ноде «Политика хлебной
1 Не изданы. Хранились до войны в архиве города Таллина под шифром Afl,
Af2, Af6. В настоящее время сохранились лишь Afl и Af6.
2 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Ordens, Leipzig, 1887.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
113
торговли европейских государств с XIII по XVIII столетие»1. Большая
глава уделена в ней хлебной торговле Ганзы и Тевтонского ордена.
Что касается Тевтонского ордена, то Ноде привлек тот же самый
материал, которым пользовались и мы. Но собственно о хлебной торговле
он почти ничего не сказал и при этом еще исказил факты, как это сейчас
будет показано. Мы приведем все данные и все суждения Ноде, которые
относятся к хлебной торговле Тевтонского ордена с Фландрией. Несмотря
на значительные размеры соответствующей главы, их немного, даже весьма
немного. Вот что пишет Ноде: «Сбыт хлеба за границу и спекуляция
на иностранных рынках находились в ведении двух управляющих
(Grosschaffer) Мариенбургской и Кенигсбергской хозяйственных орга-
низаций (Schafferei) ордена. Наряду с ними в некоторых крупных и мел-
ких торговых пунктах как внутри страны, так и за границей: в Любеке,
Фландрии, Шотландии и Англии имелись факторы, приказчики»1 2.
Спрашивается, что дает нам по интересующему нас вопросу эта
общая фраза? Единственный вывод, который можно отсюда сделать, это
то, что орденом для этой торговли не было создано какой-либо специ-
альной организации.
Далее, говоря о Фландрии, Ноде пишет: «Сношения ордена с Флан-
дрией были чрезвычайно оживленными. В Брюгге Кенигсбергское
и Мариенбургское управления имели своего фактора. Из Кенигсберга
отправляли ему в качестве главного экспортного товара янтарь, а затем
на втором месте шла рожь, пшеница, масло, воск, пушнина, мед,
деготь, поташ, шафран, жемчуг, шелк, а из Мариенбурга пшеница, рожь,
мука, лес, горностай, пушнина, смола, воск, сельдь».
Спрашивается, что можно извлечь из этого отрывка для суждения
о «цветущей», по словам Ноде, хлебной торговле ордена с Фландрией?
Разве только то, что хлеб фигурирует в довольно длинном списке экспорт-
ных «второстепенных» (что, добавим, совершенно неправильно) товаров
ордена наряду с такими, отметим, редкими и случайными товарами, как
жемчуг и шелк. Но, ставя рожь и пшеницу на первое место в этом списке,
что может создать впечатление о действительно большом удельном весе
хлеботорговли, Ноде допустил явное искажение фактов. Дело в том, что,
как увидим ниже по данным орденских счетов, а на них, по его же собствен-
ному утверждению, Ноде и обосновывает свои суждения, хлеб занимает
одно из последних мест среди экспортных товаров ордена.
Далее Ноде приводит пример получения фактором ордена в Брюгге
из Мариенбурга в 1422 г. довольно значительной партии ржи: 803 «боль-
ших квартеров» (как он называет эти меры). Он забывает, однако, сказать,
что это единственная в данном году операция с хлебом во Фландрии,
записанная в книгах Мариенбургского управления. Наконец, Ноде ука-
зывает на закупки в Данциге у кенигсбергского управления партии пше-
ницы в обмен на сукно двумя купцами из Брабанта и из Мехельпа, по
он забывает сказать, что это тоже единичный случай и что ни о каких
других нидерландцах в качестве покупателей хлеба в Пруссии в книгах
Тевтонского ордена не упомянуто.
Вот буквально все, что сказано у Ноде о хлебной торговле ордена
с Фландрией; о торговле с другими областями Нидерландов никаких
данных у пего не приведено. Сказано, как видим, очень немного. Но и
это дает совершенно неправильное изображение исторической действи-
тельности. Едва ли можно считать, что Ноде убедительно показал нам
1 W. N a u (1 ё. Die Gotreidehandelspolitik der Europaischcn Staatenvom 13—18.
Jahrhundert. Berlin. 1896.
2 Ibid., S. 258.
8 Средние века. вып. 7
П4
М. П. Лесников
картину широкой регулярной хлебной торговли ордена с Нидерландами
или хотя бы с Фландрией. Суждения Ноде совершенно не обоснованы,
а между тем они вошли в широкий научный обиход, в общие пособия;
проникли они и в советскую историческую литературу. Назовем хотя бы
широко распространенные книги И. М. Кулишера или В. В. Стоклицкой-
Терешкович Ч На данные Ноде опирается и М. М. Смирин в своей последней
работе1 2.
Теперь посмотрим, как обстоит дело с хлебным экспортом ганзейских
городов. «Хлебная торговля немецкой Ганзы с Фландрией, Брабантом
и Голландией, — пишет Ноде, — имеет очень большое значение»3.
Приведя цитату из известного экономического памфлета «Lybel of
englysh policye» о том, что производимого в Нидерландах хлеба не хва-
тит и на один месяц, Ноде указывает, что нужный для пропитания насе-
ления хлеб Фландрия получает отовсюду: из Испании, Португалии,
Франции, Англии и в особенности из Балтики, но абсолютно никаких
конкретных фактических данных о привозе хлеба из Балтики в XIV
и в первой половине XV в. Ноде не приводит. Его аргументы сводятся
только к утверждению, что в годы дороговизны (Theuerungszeiten) «бал-
тийский хлеб был жизненно нужен для Нидерландов».
С этим можно согласиться, но это обстоятельство говорит не за, а про-
тив мнения о регулярной, развитой хлебной торговле между Балтикой
и Нидерландами. А те примеры, которые приводит Ноде, очень ярко
рисуют нам как раз эти необычайные, исключительные обстоятельства.
Таково, например, описание, если так можно выразиться, «хлебной го-
рячки», которая разразилась в Данциге и в других городах Прибалтики
в 1481 г. Мы уже не говорим о том, в какой малой степени этот факт, отно-
сящийся к концу XV в., может быть использован для суждения о поло-
жении в начале столетия или в конце XIV в.
По словам любекской хроники Вейнрейха (на которую опирается
Ноде), в 1481 г. из Данцига вышло на запад — в Голландию, Зеландию
и Фландрию —1100 кораблей, груженных хлебом. Но дальше хронист
добавляет, что исключительно высокие цены на хлеб во Фландрии послу-
жили стимулом для такого усиленного вывоза 4.
Этот факт говорит скорее против, нежели в пользу утверждения Ноде
о развитой торговле хлебом: значительный вывоз хлеба явление не нор-
мальное, а скорее исключительное, иначе хронист его бы не отметил и не
нашел бы нужным объяснить. Далее, этот очевидно внезапный и большой
вывоз хлеба во Фландрию настолько расстроил весь хлебный рынок
Балтики, что города вынуждены были запретить экспорт зерна. Это еще
одно подтверждение того, что значительный экспорт хлеба был явлением
случайным, исключительным, а не представлял собой постоянного, нор-
мального и важного элемента балтийско-нидерландской торговли. Любо-
пытно также, чем вызван недостаток хлеба во Фландрии. По словам хро-
ниста, он вызван обострением отношении между Фландрией и Францией,
прекратившей вследствие этого вывоз хлеба. Тогда Фландрия, чтобы
предотвратить голод, бросилась закупать балтийский хлеб. Очевидно,
если бы Фландрия и другие нидерландские области потребляли бы глав-
1 Ср. В. В. С т о к л и ц к а я - Т е р е ш к о в и ч. Очерки по социальной исто-
рии немецкого города в X1V--XV веках. М., 1936, стр. 221, 222.
2 См. М. М. С м и р и н. Очерки истории политической борьбы в Германии перед
реформацией. М., 1952, стр. 47.
3 W. N a u d ё. Die Getreidehandelspolitik. . ., S. 219.
4 Ibid., S. 220. Этот факт не критически приведен у М. М. Смирина («Очерки
истории политической борьбы. . стр. 47).
Валтийско-нидерландская торговля хлебом
115
ным образом балтийский хлеб, прекращение подвоза из Франции не вы-
звало бы таких потрясений.
Характерно также, как любекская хроника, цитируемая Ноде, опи-
сывает эту хлебную горячку в 1481—1482 гг. «Дворяне в этой области
и жадные купцы, все стали хлеботорговцами по причине большой дорого-
визны во Фландрии»1. Дворяне и купцы стали хлеботорговцами. Это для
них дело новое, необычное. Они принялись за него, прельщенные высокими
прибылями. Наконец, самый факт значительного роста хлебных цен
в прибалтийских городах, недостаток хлеба, который они испытывают,
волнения, происходящие в связи с этим, самый запрет вывоза хлеба,
все указывает лишь на то, что в прибалтийских городах не было экспорт-
ных излишков хлеба или они были незначительны.
Ноде в своей работе говорит только о Фландрии, но данные о других
областях Нидерландов, в частности о Голландии и Зеландии, рисуют
приблизительно ту же картину: в XIV—XV вв. балтийский хлеб был чрез-
вычайно нужен только в годы голодовок, тогда действительно прекраще-
ние его подвоза влекло за собой прямо-таки катастрофические послед-
ствия. Старый голландский историк XVIII в. Вагенаар в своей «Истории
объединенных Нидерландов» приводит несколько ярких картин голодо-
вок, правда, относящихся главным образом к XV в. Одна из голодовок
постигла страну в конце 30-х годов XV в. Характерно, в чем видит Ваге-
наар причину голода: в стихийном бедствии. «Большое наводнение в
1436 году, — пишет Вагенаар, — уничтожило урожай в Утрехтском епи-
скопстве и в Бетау (Батавии — Гельдерне), ртчего возникла большая
дороговизна, которая в 1437 году дошла до того, что в то время, как
деньги стали гораздо реже, чем до сих пор, за ржаной хлеб в 5 фунтов
платили 4У2 грота, а за шеффель ржи—золотой»2. Вот теперь страна
действительно стала нуждаться в подвозе хлеба, и вполне естественно,
что значительная часть кораблей, отправившихся в этом году в Балтий-
ское море, была «снаряжена, чтобы привезти оттуда хлеб, в котором страна
в то время терпела большую нужду»3. Между тем ганзойцы в 1437 г. вне-
запно объявили войну Голландии и захватили и потопили все эти нахо-
дившиеся в Балтике голландские корабли. «Все ждали с нетерпением воз-
вращения посланного в Балтику флота, когда было получено известие
об его захвате и гибели. За этим последовал всеобщий недостаток в хлебе
(ein allgemeiner Mangel an Getreide). Ржаной хлеб стал стоить пол
гульдена и простой народ вынужден был питаться хлебом из семян свеклы
и конопли, бобовым хлебом и другими необычными продуктами питания»4.
Положение оставалось крайне тяжелым до 1440 г., когда оно, наконец,
улучшилось. Однако улучшение было связано не с восстановлением
торговли с Балтикой — война в 1440 г. еще продолжалась и никакой
торговли не велось, а с хорошим урожаем в стране в этом году5.
Голод 1491 г., приведший к крупным волнениям, так называемой
«войне хлеба и сыра», Вагенаар также связывает не столько с прекращением
подвоза хлеба в Северные Нидерланды, сколько с целым рядом обстоя-
тельств, в том числе и с неурожаем, постигшим страну.
«Падение стоимости денег, частые дожди осенью 1490 г., захват жите-
лями Слейса различных ганзейских кораблей и другие бедствия этой
1 F. II. G г а и I о f f. Lubeck ische Chroniken, Bd. II. Hamburg, 1830,
S. 430.
3 Wagenaar. Allgomeinc Geschichte der Vereiniglen Niederlanden von den
altesten bis auf gegenwartigen Zciten. I Th. Leipzig, 1756, S. 125.
3 Ibid., S. 125.
4 Ibidem.
* Ibid., S. 128.
8*
116
Л/. П. Лесников
тяжелой поры вызвали в стране такую дороговизну и недостаток
продовольствия, что бедный народ не знал как себя дальше пропи-
тать. . . Ели свекольные жмыхи и другие продукты, которыми обычно
кормят скотину»1.
Таким образом, все вышеуказанные факты не дают каких-либо основа-
ний для утверждения о развитой и регулярной торговле хлебом Бал-
тики с Нидерландами в конце XIV — начале XV в.
Необходимо далее также проверить в каждом конкретном случае те
данные, которые приводятся польской историографией в пользу обшир-
ной торговли польским хлебом с Западной Европой в рассматриваемый
период. В качестве примера такой недостаточно убедительной с нашей
точки зрения аргументации, можно указать на некоторые суждения,
которые высказывает польский историк В. Коваленко в своей статье
о польском судоходстве на Висле и в Балтике в XIV—XV вв.1 2 Приво-
димые автором данные о непосредственных торговых сношениях поль-
ского, в частности краковского и вроцлавского купечества XIV—XV вв.,
с Фландрией, о плаваниях туда кораблей, принадлежавших польским
купцам, чрезвычайно ценны и интересны, но то, что автор говорит о вывозе
польских сельскохозяйственных продуктов во Фландрию и Англию,
звучит недостаточно убедительно. На этом вопросе автор статьи, впрочем,
особенно не останавливается. Он ссылается на рассказ Длугоша (под
1411-м годом) об архиепископе Гнездненском, Николае Куровском, кото-
рый «собрал огромные богатства, высылая непрерывно во Фландрию ко-
рабли с мясом п хлебом. Имя его было известно больше по причине его
огромных богатств, нежели по славным делам на пользу церкви и отчиз-
ны»3. Следовало бы проверить, не является ли это общее и тенденциоз-
ное — а самый характер отрывка указывает на это — суждение Длу-
гоша произвольным обобщением некоторых единичных фактов, имевших
место, может быть, при чрезвычайных обстоятельствах. Требует также
проверки и другое суждение, недостаточно обоснованное Коваленко, об
«огромной диспропорции» между ценами на лес и хлеб в Пруссии и в За-
падной Европе»
Автор ссылается на цены, приведенные в довольно старой, но солидной
работе Гирша о данцигской торговле и промыслах в средние века 4, но
он упускает из виду следующие обстоятельства, ослабляющие его доводы.
Во-первых, цены в Пруссии и в Англии (о Фландрии вообще нет речи)
взяты Гиршем за разные годы, например: 1436 г. для Данцига и 1438 г.
для Англии и соответственно 1427 г. и 1428 г.; эти данные, следовательно,
строго говоря, не сопоставимы и на них не могут быть основаны суждения
о прибыльности хлебной торговли. Во-вторых, совершенно не учтена
стоимость транспорта, которая составляла, как увидим по данным Тев-
тонского ордена, для начала XV в. 60—70—80 процентов стоимости
товара — хлеба. Таким образом, даже значительно большие цены на
хлеб в Англии но сравнению с Пруссией5 обеспечивали в общем не столь
уже высокую для средневековых условий прибыль. Мы полагаем, что те
данные, которые приводятся в подтверждение мнения о существовании
1 Wagenaar. Allgcmeine Gcschichte dor Vereinigten Niedorlandon. .., II Th.
Leipzig, 1757, S. 236.
2 \V. К о w a 1 e n k o. Polska zegluga na Wislc i Baltiku w XIV i XV. — «Rocznik
Historyczny», t. XVII, 1948, s. 334—377.
3 ibid., s. 358.
4 Th. Hirsch. Handels- uqd Geworbegeschichte Danzigs unler der Henschaft
des dcutschen Ordens. Leipzig, 1858, S. 252—254.
5 Например, в 1438 г. пшеница стоила в Данциге 36 марок за ласт, а в Англии
76 марок (\V. Kowalenko. Polska zegluga. . ., s. 359).
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
117
значительной и регулярной хлебной торговли между Восточной Балтикой
и Нидерландами в конце XIV—начале XV в., являются и недостаточ-
ными и малоубедительными.
Но может быть мы сами, критикуя эту точку зрения, находимся не
в лучшем положении? Достаточны ли привлекаемые нами источники для
обоснования противоположного суждения о слабом развитии хлебной
торговли между Восточной Балтикой и Фландрией в начале XV в.? Наши
источники, хотя и в известных пределах, но все же позволяют нам конста-
тировать самый факт незначительности экспорта хлеба из Балтики во
Фландрию. Указание па это имеет известное научное значение, хотя бы
по одному тому, что позволяет поставить такой вопрос. Однако этим не
исчерпывается содержание и значение наших материалов. Они содержат
в себе как раз такие данные, которых из других источников почерпнуть
нельзя. Чрезвычайно точно и конкретно они сообщают об основных эле-
ментах экономики и отчасти техники хлебной торговли Балтики этого
периода. По самому характеру этих данных значение их выходит за пре-
делы тех единичных фактов, которые они отмечают, и пх убедительность
поэтому лишь в относительно малой степени зависит от ограниченности
или широты материала. Если наши материалы помогут выяснить точнее
характер хлебной торговли Балтики и укажут нам на обстоятельства,
которые объективно препятствовали развитию именно данной отрасли
торговли, то они дадут нам объяснение п ее слабого развития.
Для этого необходимо подвергнуть самому тщательному анализу все
имеющиеся в нашем распоряжении данные. Это и будет предметом даль-
нейшего изложения. Йо с первых же шагов на этом пути мы наталкиваемся
на одно техническое препятствие, без преодоления которого совершенно
невозможно двигаться дальше, а именно на невыясненность соотношений
между прусскими и фландрскими хлебнымп мерами в данный период.
Это соотношение оказалось загадкой и для издателя торговых книг Тев-
тонского ордена Заттлера и для такого знатока ганзейской торговли и
крупного историка-экономиста как Вильгельм Штида, издателя ревель-
ских таможенных книг, а между тем вопрос решается путем самых про-
стых подсчетов, которые почему-то не были произведены этими исследо-
вателями. Приходится поэтому сделать небольшой экскурс в область
метрологии и заняться решением целого ряда несложных арифметических
задач. Материалом для этих расчетов послужат записи в торговых книгах
Тевтонского ордена.
В записях Тевтонского ордена имеются прямые указания, позволяю-
щие установить эти соотношения прусских и фландрских хлебных мер.
В Пруссии основной хлебной мерой был шеффель, (50 шеффелей составляли
один ласт. Чему же равен ласт во фландрских мерах?
В книге Кенигсбергского управления, в таблице монет, мер и весов 1
записано «330 Scheffil Weys in Pruzen die machen in Vlanderen 100 Wey-
sen». Буквальный перевод записи гласит: «330 шеффелей пшеницы в Прус-
сип составляют во Фландрии 100 пшеницы». Считая на ласты (1 ласт —
= 60 шеффелей), получаем по этой записи 5% ластов = «100 пшеницы». Но
в приведенной форме текст записи совершенно непонятен. Что разуметь
под выражением «100 пшеницы»? Ответ на этот вопрос, равно как и дан-
ные о фландрских хлебных мерах, можно получить путем внимательного
Изучения записей в орденских книгах об его конкретных торговых опе-
рациях с хлебом. Правда, этот анализ наталкивается па ряд трудностей.
1 К. Sattler. Die Handelsrechnungou des deutsclien Ordens, S. 171: Groszschaf-
ferei Konigsberg. Rechnungsbuch vom Jahre 1402—1404, fol. 10.
118
М. П. Лесников
Тексты, напечатанные у Заттлера, в части, касающейся обозначения хлеб-
ных мер, представляют собой искажение подлинника и поэтому непо-
средственно не дают возможности произвести какие-либо подсчеты. Необ-
ходимо, таким образом, прежде всего восстанавливать почти в каждом
случае текст рукописи. Рассмотрим эти записи.
На странице 471 (строка 15 и сл.) издания Заттлера имеются следующие
две записи от июня 1422 г.: a) untpfyng 803 grosse quarter unde 14% hut
roggen. И несколькими строками далее запись накладных расходов:
б) gab ich von 700 unde 3 grosse quarter ungheld us: int erste scuttelage
vom hundert off czuvuren bis czu Brugge 8 si. gr. valet 3 lb. 2 si.
Точный перевод этих текстов гласит: а) «Получил 803 больших чет-
верти и 14% хут ржи», б) «с 700 и 3 больших четвертей я уплатил наклад-
ных расходов: лихтерского фрахта с сотни за провоз до Брюгге по 8 шил-
лингов, что составляет 3 ливра 2 шиллинга» и т. д.
Дело в том, что в Слейсе (Sluis) товары с морских судов перегружались
на небольшие барки (Scutte), лихтера, на которых и доставлялись по
каналу в Брюгге.
Исходя из последней записи, мы можем вычислить вес перевезенного
в Брюгге груза. Он равен 7* 3/« «сотням». В самом деле, провоз одной
«сотни» стоит 8 шиллингов, всего уплатили 3 ливра 2 шиллинга, отсюда:
3 лив. 2 шилл.: 8 шилл. = 62 шилл.: 8 шилл. = 73Л (сотни).
Этот расчет и позволяет установить правильное чтение текста и рас-
крыть смысл термина «большая четверть». «Большая четверть» это чет-
верть от «сотни», т. е. 25 единиц, и в тексте речь идет не о 803 и о «700
и 3» «больших четвертях», а о 8 «сотнях» и 3 «больших четвертях» и
о 7«сотнях» и 3 «больших четвертях», т. е. о 875 и о 775 единицах. Вероятно,
в рукописи эта запись имела такой вид: «vificni grosse quarter» и «VIIе
unde III grosse quarter», ибо так VIIIе и VIIе в современных ганзейских
документах (ср., например, торговые книги Фекингузена) обозначаются
числа, оканчивающиеся двумя нулями (600, 700, 1300—VIе, VIIе, XIIIе).
Это и ввело в заблуждение издателя, упустившего из виду, что в данном
случае знак е заменяет слово hundert, имеющее здесь специфическое зна-
чение.
Каковы же единицы, о «сотнях» которых тут говорится. Это очевидно
«хуты» (hut, hoed).' «Хут» в Брюгге, Слейсе, Дамме и ряде других пунктов
был основной хлебной мерой. В современных единицах 1 брюггский
хут равен 166,61 литра1. При таком расчете в первом случае (а) общее
количество получаемого хлеба составляет 875 хут + 14,5 хут = 889,5 хут.
Запись этой и ряда других операций позволяет также установить
соотношение между данцигскими и фландрскими мерами. Капитан полу-
чил за перевозку рассматриваемой партии ржи по 18 шиллингов за ласт2,
а всего 43 ливра 4 шиллинга. Нетрудно отсюда определить, что груз
был равен 48 ластам. Следовательно, 48 ласт=889,5 хут. Отсюда
1 ласт = 18,53 хут. И обратно 100 хут = 5,5 ласт.
Анализ других записей вполне подтверждает и вышеприведенное
толкование текста и основанные на нем расчеты. Теперь становится понят-
ной приведенная выше запись в таблице мер (стр. 117), что 330 шеффелей
г 1 См. таблицу хлебных мер, составленную на основании анкеты, произведенной
герцогом Альбой в 1571—1572 гг. в Нидерландах. G. Bigwood. Notes sur les
mesures a ble dans les anciens Pays-Bas. «Annales de la Societe d’archeologie de Bru-
xelles», vol. XIX, 1905, p. 8 и сл. Бигвуд приводит только соотношение «хут» и«матэ»
и их выражение в метрических мерах, но о «сотнях» и «четвертях» ничего не говорит.
3 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Ordens, S. 471.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
119
пшеницы во Фландрии составляют «100 пшеницы». Речь идет, очевидно,
об одной сотне хут. В самом деле, 330 шеффелей =5,5 ласт, которые,
как мы видели выше, составляют 100 хут. Конец этой записи имел оче-
видно в рукописи такой вид: «machen in Vlanderen Iе weizen gerade».
Мы имеем, таким образом, тут прямое и точное соотношение прус-
ских и фландрских мер. Заттлер совершенно не понял этой записи как
и ряда других, а потому он, впадая в грубую ошибку, и утверждает,
что рожь в Брюгге измерялась «квартерами» (четвертями) «большими»
и «малыми» и что материал Тевтонского ордена не дает соотношения
между фландрскими и данцигскими мерами х.
Рассмотрим еще несколько записей. Запись 1428 г. гласит: «untfanghen
12 leste weysse. Verkoft ad 15 lb. 13 si. thundert ende gelevert 201 gros
quarter minus 1 huet, summe in gelde 35 lb. 13 gr». «получено 12 ласт пше-
ницы. Продано по 15 ливр. 13 шилл. за сотню и поставлено 201 больших
четвертей без 1 хут. Сумма в деньгах 35 ливров 13 грот»1 2.
Конечно, и тут текст нужно читать: 2 «сотни», 1 «большая четверть»
без 1 «хута», т. е. 200 хут 4- 25 хут — 1 хут = 224 хут. При цене 15 лив-
ров 13 шиллингов за 100 хут это в точности дает указанную сумму вы-
ручки 35 ливров 1 шиллинг 1 грот. Определяем ласт во фландрских мерах:
12 ласт = 224 хут; отсюда 1 ласт = 18,75 хут.
В двух записях 1429 г. (от июня и августа)3 5,5 ласт приравниваются
к одной сотне «swenisch» (термин, вызвавший недоумение у издателя).
Очевидно, дело идет о 100 хут звинской меры (Zwin), т. е. городов, лежа-
щих на канале Звин, — Слейс, Дамме, где хут был действительно несколько
больше, чем в Брюгге: составлял 1020 брюссельских юперкенов вместо
994 4. Поэтому и соотношение несколько иное, а именно 1 ласт = 18,18 хут.
Запись от июня 1426 г. 5 дает соотношение 1 ласт = 18,31 хут («полу-
чено 19 ласт пшеницы, продано 348 хут ио 19 ливров 10 шилл. за сотню»).
Кроме «хут», «больших четвертей» и «сотен», мы встречаем в наших
источниках еще «меры» (mate) и «малые четверти». Соответствующие
тексты также искажены в издании Заттлера.
Вот запись 1425 г.®: «untfangen 30 leste roggen. . . vorkoft 410 cleyne
quarter ende 4 mate ad 13 lb. thondert. Item vorkoft 118 mate ad 10 lb.
thondert. Summa der masse 511 cleyne quartir minus 3 masse. Summa
pecunie 70 lb. 14 si. 1 gr.»
Буквальный перевод этого места: «получено 30 ласт ржи. . . продано
410 малых четвертей и 4 меры по 13 ливров за сотню. Продано 118 мер
по 10 ливров за сотню. Сумма мер 511 малых четвертей без 3 мер. Сумма
денег 70 ливров 14 шиллингов 1 грот».
Попытка путем сложения этих цифр получить указанный общий
итог, а также подсчитать по отдельным элементам общую сумму выручки
приводит к полной неудаче. В самом деле, что разумеется под «сотней»,
которая стоит в одном случае 13 ливров, в другом случае 10 ливров?
Сотня ли это «четвертой» или сотня «мер» или ни то ни другое? Очевидно,
и тут теист искажен и его нужно читать, тоже выделяя «сотни» в особые
элементы и разумея под «четвертями» четверти от «сотни», т. е. 25 единиц.
Тогда мы получим следующий текст: «продано 4 сотни 10 малых четвер-
тей 4 меры по 13 ливров за сотню и одна сотня 18 мер по 10 ливров за сотню.
1 К. Sattler. Die IIandclsrechnungen des deiitschen Ordens, S. XLV.
2 Ibid., S. 495.
3 Ibid., S. 501, 502.
4 (1. В igwood. Notes sur les mesures a ble. . ., p. 8.
5 K. Sattler. Die 11 andclsrechnungen des dentscben Ordens S 'j78
4 Ibid., S. 487.
120
М. И. Лесников
Сумма 5 сотен И малых четвертей без 3-х мер. Сумма в деньгах 70 лив-
ров 14 шиллингов 1 грот». Если мы сложим оба слагаемых, то действи-
тельно получим нужный итог:
4 сотни 10 малых четвертей 4 меры
1 сотня — 18 мер
5 сотен 10 малых четвертей 22 меры
Итог в тексте выражен несколько иначе: 5 сотен 11 малых четвертей без
3 мер. Очевидно, 10 малых четвертей + 22 меры =11 малых четвертей —
3 меры. Отсюда 1 малая четверть = 25 мер.
Таким образом, «малая четверть» — это от 100 «мер» (mate), подобно
тому, как «большая четверть» — это Х/4 от 100 хут.
Но что разумеется в данном тексте под «сотней»? Сотня «хут» или
сотня «мер»? И каково соотношение хут и меры? По данным XVI в. 1 хут
в Брюгге и Слейсе равнялся 4 мерам, а в Дамме — 8 мерам \ То же соот-
ношение мы получаем и по данным в книгах Тевтонского ордена.
Запись от сентября 1425 г. сообщает: «Получено 16 ласт пшеницы,
продано и поставлено 300 без 16 мер, 3 хут скинуто (3 huet binnen koufes).
Сумма (количество), подлежащая оплате 300 без 28 мер (300 minus
28 mate)»,
300 — 16 мер — 3 хут = 300 — 28 мер
отсюда:
16 мер 3 хут= 28 мер
1 хут = (28 мер — 16 мер) : 3 = 4 меры
Под «сотнями» в обоих случаях разумеется сотня «хутов», а не «мер»,
ибо только при таком условии мы получаем установленное выше соотно-
шение между фландрскими и данцигскими мерами:
30 ласт =500 хут 272 меры = 568 хут; 1 ласт =18,93 хут
16 ласт = 296 хут; 1 ласт =18,5 хут.
Мы получили, таким образом, ряд точных соотношений между прус-
скими и фландрскими хлебными мерами. Эти данные сведены в следую-
щей таблице:
Прусские ласты во фландрских единицах по записям в книгах Тевтонского ордена
Количество товара
Затт- лер, стр. Дата записи Наименова- ние товара в ла- стах во фландрских мерах, как они обозначены в искаженном Заттлером тексте источника в ху- тах 1 ласт в ху- тах
471 Июнь 1422 Рожь 18 S03 grosse quarter W/2 huet unde 889.5 18,53
495 Май 1428 Пшеница 12 201 gr sse quart ir min 1 huet 224 18,75
501 Август 1429 Рожь э.э 100 sweii isch 100 18,18
487 Июнь 1425 Пшеница 19 348 huet 348 18,31
478 Май 1425 Рожь 30 511 cleyne quart ir 3 masse min 568 18,93
488 Октябрь 1425 Пшеница 16 300 minus 16 mate 29G 18,5
502 Август 1429 Рожь 5,5 1 hundert 100 18,18
1 G. Bigwood. Notes sur les mesures а Ыё. . ., p. 8.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
121
Применим эти наблюдения к записям продажи хлеба в книгах Фекин-
гузена, что, кстати, будет служить и проверкой полученных данных.
Фекингузен получил 50 ласт ржи1. Во фландрских мерах это составило,
как записано в книге, «9 сотен 1 малую четверть 12 мер» (IX hundert
J cleyn quarter XII mate), т. e. 900 хут (254-12)=37 мер или иначе 909,25 хут.
Хлеб был продан по цене 10 ливров 3 шиллинга за 100 хут. Весь продан-
ный хлеб по такой цепе должен был дать(10ливров3шиллингах9,0925=)
92 ливра 5 шиллингов ЭЧз грота. В книге Фекингузена выручка записана
в сумме 92 ливра 5 шиллингов 7 грот. Но эта разница в 2г/з грота против
записанной настолько ничтожна, что может быть объяснена только вполне
допустимой неточностью вычислений Фекингузена, пользующегося рим-
скими цифрами.
Переходим теперь к детальному анализу конкретных данных об опе-
рациях с хлебом Тевтонского ордена и купца Фекингузена. Прежде всего
нужно отметить чрезвычайную редкость указаний в наших источниках
на эти операции. В книгах и переписке Фекингузена1 2, охватывающих
около 15-ти лет и заключающих в себе несколько сотен сделок, записано
всего только четыре операции с хлебом. Записи эти сообщают, хотя и не
исчерпывающие, но чрезвычайно ценные сведения. Из этих четырех опе-
раций в одном случае хлеб был прислан из Ливонии (Риги) в Любек 3,
в трех — из Пруссии в Брюгге.
Ливонская партия хлеба была отправлена в начале 1407 г. Она состо-
яла из 31 ласта ржи, из коих 17 ласт были куплены по 3,5 рижских марки
и 14 ласт по 3,25 марки за ласт.
Следует отметить некоторую неустойчивость цен на хлеб в Риге.
Разница в цене двух почти одновременно купленных партий составляет
0,25 марки, т. е. почти 8 процентов от минимальной цены в 3,25 марки.
Это амплитуда довольно большая для такого однородного и массового
товара, как хлеб. Стоимость всей партии составила 105 рижских марок.
С доставкой па корабль (myt int scyp), по записи Фекингузена, она обо-
шлась в 109 марок 2 эре 2 любекских шиллинга. Таким образом, погрузка
стоила 4 марки 2 эре 2 шиллинга. Кроме того, было дано 31 эре на водку
матросам. Вся стоимость фрахта составила 36 марок, по в Риге было-
уплачено только 27 марок, остальные деньги капитан должен был полу-
чить в Любеке. Накладные расходы в Риге и фрахт составили, таким обра-
зом, 40 марок 33 эре 2 шиллинга или 38,7 процентов стоимости товара.
Вместе с расходами в Любеке общая сумма накладных расходов вероятно
достигла, а может быть и превысила 40 процентов стоимости товара.
К сожалению, у нас нет ни одной записи цен на хлеб, проданный в Лю-
беке, и мы не знаем, сколько было выручено от этой операции, но во вся-
ком случае она могла дать прибыль только в том случае, если цепы на
хлеб в Любеке были но крайней мере в полтора раза выше, чем в Риге.
Можно ли допустить, что это было постоянным явлением?
Из трех операций с прусским хлебом одна относится к 1405 г. и две
к 1408 г. Данные об этих операциях сведены в таблицу на стр. 122.
О цервой операции мы уже упоминали, когда речь шла о хлебных
мерах. Об этой операции — присылке и продаже в 1405 г. 50 ласт ржи —
имеется детальная запись в книге Afl fol. 71vl-23 и очень краткая, только
итог, в счете товарищества Гильдебранда и Зиверта Фекингузенов в книге
1 Книга Afl, fol. 71vl—23. Книга Af2, fol. 32r23-24.
2 Hildebrand V е с k i n с h u s е n. Briefwechsel ernes deutschen Kauf
marines im XV. Jahrhundert. llrsg. von W. Stieda. Leipzig, 1921 (далее: B\V и номер
письма).
8 BW, № 15 (от 20 декабря 1407 г.).
122
М. П. Лесников
Операции Фекингузена с прусским хлебом во Фландрии
Партия I II III II и III вместе
Количество (ласты) Цена за ласт в прусских 50 16,5 11 27,5
марках Накладные расходы в Пруссии — 8 м.* 4 ск. 7 м. 21 ск. —
(unghelt) за 1 ласт .... Себестоимость в Пруссии с 2 ск. 1 пф. 2 ск. 15 пф. '
доставкой на корабль . . . Валовая выручка во Флан- 136 м. 3,5 ск. 2 пф. 28 м. 11 ск.** 225м.14,5 ск. 2 пф.
дрии 92 л. 5 ш.*** 7 гр. — — —
Фрахт всего 36 л. 5 ш. — — —
» на 1 ласт Прочие накладные расходы 0,72 л. = 14 ш. 6 гр. — — —
в Брюгге Общая сумма накладных рас- 1 л. 7 ш. 16 гр.
ходов Общая сумма накладных рас- ходов на 1 ласт Чистая выручка во Флан- 37 л. 12 ш. 6 гр. 0,75 л. — 15 ш.
дрии 54 л. 13 ш. 1 гр. 54 л. 5 ш. 4 гр 39 л. 8 ш. 3 гр. 93 л. 13 ш. 7 гр.
Выручка за 1 ласт 1 л. 1 ш. 10 гр. 3 л. 5 ш. 9 гр. 3 л. 6 ш. 2,5 гр. —“
♦ Прусская марка делилась на 24 скот или на 60 шиллингов по 12 пфен-
нигов в каждом шиллинге.
** Сумма высчитана неверно, по приведенным данным следует 87 марок
18,5 скот.
♦♦* Фландрский ливр делился на 20 шиллингов по 12 грот в шиллинге.
Af2 fol. 32г23-24, которая гласит, что «за 40 ласт ржи, которые прислал
нам с кораблем Фределанда Готшальк Бокеле, причитается мне 44 ливра
18 шиллингов 8 грот». Имя отправителя показывает, откуда пришла
рожь: Бокеле был контрагентом и компаньоном Фекингузенов в Дан-
циге. Но эта операция проведена не за счет «прусского товарищества»х,
а товарищества Гильдебранд и Зиверт Фекингузены совместно с Альбрех-
том фаи-Зеиден, которому принадлежало 10 ласт. Более подробные
данные в записи книги Afl. очень поучительны. На Троицу 1405 г. с ко-
раблем Фределанда пришло 50 ласт ржи: 40 за счет товарищества Гильде-
бранд и Зиверт Фекингузены и 10 за счет Альбрехта фап-Зендена. За
рожь было выручено 92 ливра 5 шиллингов 7 грот. Фрахт составил 36 лив-
ров 5 шиллингов1 2. Прочие накладные расходы в Брюгге — 1 ливр 7 шил-
лингов 6 грот, а всего на накладные расходы пришлось 37 ливров 12 шил-
лингов 6 грот. За покрытием их чистая выручка составила 54 ливра
1 О прусском товарищество см. пашу статью «Ганзейская торговля пушниной
в начале XV в.» «Ученые записки Московского городского педагогического института
им. В. II. Потемкина», т. V1H. М., 1948.
2 Фрахт на 1 ласт составляет, таким образом, 0,79 ливра или 2 марки 7 скот
в прусской валюте, считая 1 ливр равным 3 маркам 4 скот.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
123
13 шиллингов 1 грот. Опять мы встречаемся с очень большими наклад-
ными расходами, поглощающими 40,6 процентов валовой выручки.
Мы не имеем, к сожалению, данных о ценах, по которым была заку-
плена эта рожь в Пруссии, но вышеприведенные цифры показывают,
что операция не оказалась бы убыточной только в том случае, если цены
в Брюгге были по меньшей мере на 70 процентов выше, чем в Пруссии.
Мы не знаем, по какой цене была куплена рожь, но можно поставить
вопрос, по какой цене должна она была быть закуплена в Пруссии, чтобы
операция не дала убытка, и затем сравнить эту цифру с данными о ценах
на рожь в этот момент в Пруссии, если таковые удастся собрать. Чистая
выручка в 54 ливра 13 шиллингов 2 грота в прусской валюте по курсу
1 ливр = 76 скот составляет 4142 скот или ласт 82,85 скот, т. е., немного
округляя, 3 марки 11 скот. Следовательно, чтобы операция не дала убытка,
хлеб должен был быть закуплен в Пруссии по 3 марки 11 скот или по более
дешевой цене, но едва ли данцигский контрагент Фекингузена смог бы
купить рожь даже по таким ценам, ибо цены на данцигском рынке были
гораздо выше. В этом нас убеждают данные, содержащиеся в торговых
книгах Тевтонского ордена. В них мы находим ряд записей по операциям
с хлебом и только однажды встречаем цену ниже этой цены в 3 марки
И скот, а именно: в описях и оценках запасов ржи на складе в Торне
в 1402 г. партия ржи* оценена в 3 марки 8 скот за ласт1. Во всех других
операциях ордена цены значительно выше, как это видно из следующей
таблицы:
Цены на ромсъ п? торговым книгам Тевтонского ордена
Продажа на внутрен- нем рынке Закупки с поставкой в кредит Закупки у агентов ордена Экспорт в Англию
| страница* 1 2 цена за ласт страница tt о U цена за ласт страница о цена за ласт страница К о (м цена за ласт
201 1402 5м. 132 1402 Зм. 16ск. 132 1402 Зм. 12 ск. 166 1402 5 М. 12 СК,
207 1404 5 м. 8 ск. 135 1397 4м. 12 СК. 134 1402 4 м. 12ск. 201 1402 5 М. 12 ск.
207 1404 6 м. 6 ск. 134 1398 5 м. 134 1402 4 м. 12ск.
207 1404 5 м. 8ск. 134 1400 4 м. 8 с к. 134 1402 4 м. 12ск.
208 1404 6м. бек. 134 1400 4 м. 18 ск.
217 1404 6 м.
217 1404 6 м.
217 1404 6 м.
217 1404 6 м.
* Страницы указаны по изданию Заттлера.
Если бы Бокеле купил рожь по этим ценам, то очевидно операция
могла бы принести только очень большой убыток.
Данные об остальных двух операциях с хлебом — 2 партии ржи,
присланной из Пруссии в Брюгге в начале 1409 г., тоже недостаточно
полны, несмотря на то, что имеются две параллельные записи: по-
купки (в отчете прусского компаньона Фекингузена Эрвина Маршеде1 2)
1 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutscben Ordens, S 107.
2 BW, № 16, S. 21.
124
М. П. Лесников
и продажи (в книге Af2 fol. 54rl-3,4-6; Af6 fol. 15г10-11); в них нет
указаний на продажную цену и стоимость фрахта.
Обе партии, отправленные 16 ноября 1408 г. из Данцига, прибыли
в Брюгге 25 января 1409 г.
Следует прежде всего отметить очень высокую цену, по которой поку-
пает рожь Бокеле. Она более чем в полтора раза выше приведенных нами
цен 1402—1404 гг., записанных в книгах Тевтонского ордена. Но этот
скачок находит свое объяснение в конъюнктуре на хлебном рынке в этот
момент. Именно зимой 1408—1409 гг. был большой спрос на прусский
и польский хлеб. Б Литве был голод, и польский король Ягелло даже
сделал попытку выслать туда из Польши по Висле через Гданьск и далее
морем и вверх по Неману 20 кораблей, груженных куявским хлебом. Гросс-
мейстер ордена задержал их в низовьях Немана *. Во Фландрии также,,
как увидим ниже, был продовольственный кризис.
По какой цене была продана рожь во Фландрии? В записях мы имеем
только сумму выручки, но какой: чистой или валовой? Не может быть
и речи, что в сумму, обозначенную как накладные расходы в Пруссии
(ungheld), составляющие 2 скота с небольшим с ласта, включен и фрахт,
ибо, как мы видели из предыдущей операции, он составляет по 2 марки
7 скот за ласт, значит, фрахт или включен уже в цену ржи в Пруссии,
что мало вероятно, или же он отнесен за счет получателя, т. е. Фекингу-
зена, в записи которого он также не обозначен. Отсюда возможно сделать
два совершенно различных, прямо противоположных заключения. Если
считать, что записанная в книге Af2 цифра означает сумму чистой выручки,
то мы получаем довольно высокую прибыль, около 31 процента. В самом
деле, 93 ливра 13 шиллингов, т. е. около 93,5 ливров по принятому Фе-
кингузеном курсу 1 ливр = 3 марки 4 скот, т. е. 76 скот, составят в прус-
ской валюте 7100 скот, при себестоимости хлеба в 5415 скот это дает при-
быль в 1691 скот.
Совершенно иная картина получается, если из суммы, записанной
в книге, нужно будет вычесть стоимость транспорта. Тогда мы имеем
стоимость фрахта, считая по данным предыдущей операции, в 0,73 ливра
на ласт, а за всю партию приблизительно в 21 ливр, чистая выручка
составит тогда 72 ливра, что в прусской валюте составит 5472 скот, а это
при себестоимости в Пруссии в 5415 скот дает ничтожную прибыль в
57 скот, т. е. немногим более 1 процента. Большее основание имеет первое
предположение, так как всюду в записях Фекингузена, «summa blyven-
des» означает сумму за вычетом всех накладных расходов. Итак, опера-
ция дала 31 процент прибыли. Чем можно это объяснить? Сопоставление
данных по двум последним операциям с хлебом в 1409 г. с первой опе-
рацией 1405 г. указывает на одно очень важное обстоятельство — на очень
значительное колебание цен на хлеб на брюггском рынке — и побуждает
поставить вопрос о степени стабильности этих цен в хлебной торговле
по сравнению с торговлей другими товарами. Если считать записанные
у Фекингузена в Af2 суммы чистой выручкой, то получим огромную раз-
ницу в ценах в 1405 и в 1408 гг. В самом деле, в 1405 г. несомненно чистая
выручка (за вычетом накладных расходов) с ласта составила 1 ливр 1 шил-
линг 10 грот, а в 1409 г. мы имеем в 3 с лишним раза большие цифры:
3 ливра 5 шиллингов 9 грот и 3 ливра 6 шиллингов 2 грота. Продажная
цена ласта ржи в Брюгге в 1405 г. была равна 1,84 ливра (92 л.
5 ш. 7 гр.: 50=1,84 л.). Продажную цену 1409 г. можно определить,
исходя из накладных расходов 1405 г., составляющих 0,75 ливров за
1 W. Kowalenko. Polska zegluga. . ., s. 357.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
125
ласт, в 4,15 ливров за ласт, т. е. на 124 процента, в 2,25 раза больше,
чем в 1405 г.
Но если даже считать, что цифра 93,6 ливров в последних двух опера-
циях не чистая, а валовая выручка, то и в этом случае мы имеем повыше-
ние цены на рожь на 86 процентов. Данные других источников объяс-
няют этот скачок в ценах на хлеб. Обстановка в данном случае была
исключительная. Продовольственное положение Фландрии в 1408—1409 гг.
было очень тяжелым. Осенью 1408 г. вследствие неурожая фландрские
города запретили вывоз хлеба, а весной 1409 г. они, в том числе и Брюгге,
как это явствует из его городских счетов, начали закупку хлеба для
пополнения городских запасов. Главными поставщиками хлеба явились
ганзейцы Ч
Очевидно и Фекингузен, учитывая весьма благоприятную конъ-
юнктуру, в виде исключения, произвел вышеозначенную операцию с хле-
бом, которая в данном случае оказалась весьма прибыльной.
Как мы видели, в документах Фекингузена имеются записи только
о четырех операциях с хлебом. Он, очевидно, мало занимается этими опе-
рациями и из данных его книг понятно, почему торговля хлебом была
мало прибыльным делом, она могла дать большие барыши только в исклю-
чительной обстановке, но столь же малочисленны записи о продаже хлеба
и в книгах Тевтонского ордена, и это тем более удивительно, что, казалось
бы, именно орден, как крупнейший феодальный землевладелец, ведший
к тому же обширные операции с другими товарами, должен был бы высту-
пить и как крупнейший поставщик хлеба, а между тем в отчетах орден-
ского представителя во Фландрии за 1391—1399 гг. вообще не имеется
никаких данных и никаких записей о сделках с партиями хлеба, а в кни-
гах главных управлений ордена за первые годы XV в. имеется всего лишь
одна запись закупки у ордена нидерландскими купцами довольно круп-
ной, правда, партии ржи в 39 ласт. В 1402 г. Энгельбрехт Ленпенс и Иоган
Вилле, оба из Мехельна, совместно должны (tenentur mit gesampter
hand) за 2350 шеффелей пшеницы по 15 марок за сотню, всего 352,5 марки.
Они уплатили сукном 275 марок1 2.
Имеется еще несколько записей о продаже хлеба, по не во Фландрию,
а в Англию и Шотландию.
Далее операции с хлебом мы встречаем только в 20-х годах XV в.,
но эти записи тоже весьма немногочисленны.
Несмотря на детальность записей этих сделок в торговых книгах
ордена, в них все же отсутствует ряд весьма важных для нас данных,
а именно все, относящееся к закупкам и накладным расходам в Пруссии.
Невозможно поэтому вычислить прямым путем прибыль от этих опе-
раций. Все сведения о хлебных операциях ордена во Фландрии в 20-х
годах XV в. сведены нами в таблице, приводимой на стр. 126—127. Дан-
ных о каких-либо отправках орденом хлеба в другие области Нидер-
ландов вообще не имеется.
За 7 лет с июня 1422 г. по август 1429 г. в отчетах фактора Тевтонского
ордена в Брюгге записана продажа только 7 партий хлеба, 3 — ржи и
4 — пшеницы, общим весом всего лишь 136 ласт. Это, конечно, ничтож-
ная цифра для такого большого промежутка времени и для такой крупной
торговой организации, как Тевтонский орден, находившейся, казалось бы,
в особо благоприятных условиях для развития сбыта хлеба.
1 Hansisches Urkundenbuch, Bd. IV. Halle, 1896, S. 44. К сожалению, в источнике
не указано, по какой цене покупался хлеб.
2 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutseben Ordens, S. 166.
126
М. П. Лесников
Хлебные операции Тевтонского ордена
Заттлер, стр. Дата Наименование товара Количество
в ластах во фландрских мерах
471 1422 г., июнь рожь 48 8 сот. 89,5 хут 1 сотня2 7 сот. 88 хут —
478 487 488 495 501 502 । Приме 1 Статьи на scuttelage . scutte . . messegeld . of den suller prynngcld . verffvgeld 1 хут д;п 1(И> хут. Сверх укал 1425 г., май 1426 г., июнь 1426 г., сентябрь 1428 г., май 1429 г., июнь 1429 г., август ч а н и я к табл кладных расходов czu 1 гаgen . . • . i в придачу npi аниых в прим. 1. рожь пшеница пшеница пшеница рожь рожь и ц е : л. ш. гр. 3. 2. —. —. 8. —. —. 18. 2. 1. 7. 9. - . 13. -. —. 5. —. 6. 13. 11. । продаже 30 из них 19 из них 8° 16 12 51/2 51/2 4 Статьи f winkouff toll m ikeldye metegeld kostgeld to kerwen 5 За выч< включат ,! Гроссше скидка 7 Статьи punttoll . wragen 5 сот. 272 мер 4 сот. 254 мер 1 сот. 18 мер 3 сот. 48 хут 3 сот. без 16 и мер и скидка 3 хута 2 сот. 1 болып. чтв. без 1 хут 1 сотня (звипская) ia кладных расходов: л. ui. гр. 2. 2. - . 3. 2. - . 3. 6. 1 . 6. 2. —. 15. —. )том накладных расходов, но фрахт. фферу принадлежит В ласт, 1 хут. ia кладных расходов: Л. Ш. 4р. —. 2. —. 1. 4.
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
127
во Фландрии в 20-х годах XV века
Накладные расходы Цена за сотню Выручка
фрахт с ласта | всего 1 прочие всего валовая чистая с ласта
! л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр. л. ш. гр.
—. 18. —. 43. 4. —. 6. 13. II.1 6. 7.5.3 12. —. —.
—. 18. —. 28. 8. 7. 13. —. —. 10. —. —. 70. 14. 1. 66. 18 ’» 28. 3. 4. 41. 5. 6.
—. 10. 6. 4. 4. —. —. 15. - .4 —. 3. 4.' 4. 7. 4 19. 10. —. 23. 16. —. 3. 10. 5.
—.11. 6. 9. 4. —. -.15.» —. 9. 19. —. 21. —. —. 51. 11. 4.
—.29.10 —. 18.17J1 —. —.13.10.12 19. 10. 10. 15. 13. —. 35. 1. 1. 15. 10. 3.
—. 29. G. 8. 2. 3. 20. 10. 8. 12. 8. 5. 2. 5. 2. нетто
-. 25. —. 6 17. 6. —. 5. б.4- 7. 3 —. 18.
8 Скидка 3 хут, уплачено за 3 сотни без
28 мер.
8 Статьи накладных расходов:
л. ги. гр.
wingeld........................—. 4. —.
kulgeld toll.............• . . —. 3. 8.
makeldye......................—. 3. —.
puntczoll....................—. 4. 4.
—. 15
10 obi г see.
12 Статьи накладных расходов:
л. ш. гр.
wingeld den kindern...........—. 2. —.
czur Sius den messern ende vor
ere kost.....................—. 4. 1.
vor I scutte czu vorkuelen 3 tage
lang.........................—. 3. 1.
zoll..........................—. 2. 8
makeldye........................—. 2; —.
—. 13. 10.
13 Статьи накладных расходов:
л. ги. гр.
messegeld......................—. 1. 8.
makeldye.......................—. 1. —.
winkouff.......................-. 6
wingeld.........................—. —. 11
lotlegeld lossinansgeld.........—. 1. 4
11 Зафрахтовано за 13 ласт.
5. 5.
128
М. П. Лесников
Отправки Тевтонским орденом хлеба во Фландрию выражаются в сле-
дующих цифрах:
Годы
1422 1425 1428 1429 За все ГОДЫ
Рожь 48 ласт 30 ласт 11 ласт 89 ласт
Пшеница — 35 » 12 ласт 47 »
Всего . . . 48 ласт 65 ласт 12 ласт 11 ласт 136 ласт
В некоторые годы орден, как мы видим, совершенно не вывозит хлеба
во Фландрию, в иные вывозит 11—12 ласт, максимальная цифра экспорта
достигает в этот период всего лишь 65 ласт в год. На основании этих
цифр мы можем только сказать, что хлебный экспорт Тевтонского ордена
во Фландрию в начале первой четверти XV в. явление случайное и зани-
мающее лишь незначительное место в нидерландско-балтийской торговле.
Предположение о значительной неустойчивости цен на хлебном рынке
в Брюгге, на которое нас натолкнули наши наблюдения над хлебными
операциями Гильдебранда Фекингузена, находят свое подтверждение
и в данных о торговле Тевтонского ордена, относящихся к 20-м годам
XV в. Правда, и тут материал довольно скуден — на протяжении 7 лет всего
только 8 записей. Разница между минимальной и максимальной ценой
на рожь достигает 105 процентов (10 ливров и 20,5 ливров). Эти цифры
сведены в следующей таблице и диаграмме (помещена на стр. 129).
Цены на рожь и пшеницу в Брюгге га 1422—1429 гг. в ливрах за сотню хут
Годы 1 1422 1423 1424 1425 1426 | 1427 1428 | 1429
Рожь .1 12 — 13 | — I 20,5
>' • 1 10 18,0
Пшеница . . . — — 19,5 i — 15,5 —
» ... 21 i 1
Непосредственные данные источника вследствие их неполноты, будучи
прямо перенесены на диаграмму (сплошные линии), не отражают точно
движения цеп. Может создаться впечатление, что цены на рожь повы-
шаются с 1425 по 1429 г., а цены па пшеницу падают, но это может и не
соответствовать действительности, ибо мы имеем цены каждого сорта
хлеба не за каждый год, а за разные годы.
Необходимо пополнить несколько эту диаграмму путем некоторых
вычислений. Можно предположить, что существует более или менее по-
стоянное соотношение между ценами на рожь и пшеницу. В /Данциге
в 1404 г. для внутреннего рынка1 можно установить соотношение цеп
1 Ср. таблицу на стр. 123: средняя попа за рожь в 1404 г. составляла 141,5
скот за л и т. В том же году было продано 5 партий пшеницы по 14’/2—15 марок
за 100 шеффелей, т. е. в среднем но 210 скот за ласт (К. Sattler. Die Handels-
rechnungen des deutschen Ordcns, S. 207, 203).
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
129
ржи и пшеницы примерно в 1 :1,5, т. е. пшеница в полтора раза дороже
ржи. В 1402 г. в Данциге рожь продавали на экспорт по 5,5 марок за ласт,
а пшеницу по 9,3 марки за ласт. Имеем отношение 1 :1,7. Допустим, что
приблизительно таково же было соотношение цен для Фландрии, но бе-
рем 1 : 1,5, ибо очевидно, что пшеница тут должна была стоить относи-
тельно дешевле, так как ее подвозили и из других стран, а не только из
Балтики. Тогда, беря это соотношение, можно цену на рожь в 1426 г.
с большой вероятностью принять в 14—13 ливров, а в 1428 г. — около
10 ливров за сотню или 2,44 ливров и 1,66 ливров за ласт. Тогда мы имеем
в 1429 г. (по сравнению с 1428 г.) весьма значительное повышение цен,
примерно на 100 процентов.
Движение цен на рожь (сплошная линия) и пшеницу (пересечен-
ная линия) в Брюгге в ливрах за «сотню» и стоимость фрахта
(пунктиром} в шиллингах за ласт.
Являются ли такие значительные колебания цен, отсутствие их ста-
бильности, общей для ряда товаров характерной чертой брюггского рынка
в конце XIV—начале XV в. или же, наоборот, это представляет собой
специфическую особенность хлебной торговли? В связи с этим стоит и
вопрос, в какой мере торговля носила или приобретала спекулятивный
характер, что особенно отмечается историками в операциях с колони-
альными товарами в XVI в. Материалы архива Фекингузена и торговые
записи Тевтонского ордена позволяют проследить цены на ряд товаров
на протяжении около двух десятков лет.
Возьмем такой однородный товар и вместе с тем предмет широкого
потребления, как воск, товар, занимающий к тому же весьма важное
место на брюггском рынке импортных товаров. В 1392 г. воск продавался
в Брюгге, по записям Тевтонского ордена1, по 64 марки за «вес» — wage
1 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Ordens, S. 331, 333.
9 Средние века, вып. 7
130
М. 11. Лесников
(по такой цене был продан 61 «вес»), 65 марок (44 «веса») и по 67 марок
(35 «весов»), в среднем по 65 марок за «вес». Колебания в цене, как мы
видим, очень незначительные. В 1393 г. мы наблюдаем довольно сильный
подъем цен до 75 марок за «вес», а к концу года большое падение цены
до 45—46 марок за «вес», но' с этого момента в течение 6 лет до конца
1399 г. цены колеблются в очень узких пределах, 1—2 марки, с общим
незначительным подъемом на 2—3 марки. Иногда они даже совершенно
застывают на одном уровне. Например, в 1395 г. — 15 операций по цене
46 марок1. В течение всего 1397 г. цена стоит на уровне 48 марок за «вес»1 2 3.
В общем из 81 случая продажи за время с 6 октября 1393 г. по 25 августа
1399 г. только в одном случае цена достигла 56 марок, в одном случае —
52 марок, в двух случаях — 51 марки, в одном случае — 50 марок8.
Таким образом, только в пяти случаях воск был продан по 50 марок и
выше, в пяти случаях по 49 марок, а во всех остальных 71 случаях цена
держалась в пределах 45,5 — 48 марок.
Период
Число
операций
Средняя цена
в марках
за 1 «вес»
G/X 1893—1/VIII 1394 . .
2/VIII 1394—4/ХП 1394 .
5, XII 1394—15/VIII 1395 .
16/VI II 1395- 31/XI I 1395
V 139G—22/XI 1396 . .
23/XI 1396-30/XI 1397. .
1/XII 1397- 25/X I 1398 .
26 X I 1398- 25 Mil 1399 .
10 ! 46,5
2 ! 18
25 46,16
6 16,5
24 ( 47,7
9 ! 48,0
продажи ног
7 I 49,14
Можно сказать, что эти операции Тевтонского ордена с воском на
Брюгге ком рынке являют собой картину редкостной стабильности цен.
Сравнение цен на пушнину, этого важнейшего экспортного товара
Восточной Балтики, для уяснения их динамики, может вызвать извест-
ное возражение, ввиду меныпей однородности товара, но такое возра-
жение едва ли можно признать, если сравнивать между собой каждый
сорт пушнины, в частности белку, в отдельности. Сортировка пушнины
производилась видимо весьма точно и строго, и товар, обозначенный опре-
деленным названием сорта, отличался большой однородностью. Возьмем
два самых дорогих и наиболее устойчивых сорта белки: шеневерк и ани-
ген. Цены на них в Брюгге за 1391—1399 гг., по книгам фактора Тевтон-
ского ордена, сведены нами в таблице па стр. 131.
Как видно из этой таблицы, колебания цен с 1395 г. по 1398 г. совер-
шенно незначительны.
Возьмем третий товар - медь, тоже очень важный предмет вывоза
из Пруссии. Колебания цен на медь также незначительны. За вторую
половину 1394 г. в Брюгге фактором ордена была получена медь трех
сортов, которая была продана по ценам, приведенным в таблице на
стр. 131.
К сожалению, в дальнейшем мы не имеем указаний на сорт нродавае-
-мой меди, но все вообще цены, приведенные в записях продаж меди до
1399 г., колеблются около двух цифр — 16 шиллингов и 12 шиллингов.
1 К. Saltier. Die llaiidplsreclinungen des deutschen Ordens, S. 360—361,
:м;я, 369, 379.
2 Ibid., S. 392—393.
3 Ibid., S. 419.
Цены на пушнину в Брюгге по книгам Тевтонского ордена
Шеневерк Аниген
ливры i шиллинги | гроты ливры шиллинги гроты*
и 8 I 1 3 9 3 г. - II 15 15
1 3 9 4 г.
11 12 6 1 -
1 3 9 5 г.
9 I Ю , - 9 —
9 - 1 - 1 8 15
1 3 9 6 г.
9 2 : - —
1 3 9 7 г.
9 15 — — — —
9 Ю -
9 15 | -
9 10 1 -
9 15 !
11 10 -
1 3 98 г.
9 14 —
9 17 | -
9 15 | -
9 19 | 6
* К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Ordens, S. 343, 352, 361
373. 380, 391, 397, 398, 406, 415—419.
Операции с медью 1394—1395 гг.
Сорт Количество (в мэзах) Цена за центнер
Красная .... 9 19 шилл.
» .... 4 19 шилл. 4 гр.*
» .... 28 16 шилл. 2 гр.**
» .... 17 16 шилл.
Всего . . . 58
Твердая 8 12 шилл.
» 2 12 шилл. 6 иф.
Всего . . . 10
Штильбахская 19 17 шилл.
» 18 • 16 шилл. 1b пф.***
Всего . . . 37
* К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Unlens, S. 353—354.
** Ibid., S. 370. Эти 2 партии были проданы только осенью 1396 г.
*** Ibid., S. 353—354.
132
М. П. Лесников
Продажа меди 1395—1397 ее.*
Год По цене около 12 шилл. По цене около 16 шилл.
цена (ш. г.)- количество (в центнерах) цена (ш. г.) количество (в центнерах)
1395 13 31 16 134
13 36 15 11
12,8 34 16,6 80
12,7 29 16,6 93
12,5 32 16** 5
Всего . . 162 Всего . . 323
1896 13 34 17 157
13 41 15,10 42
12,6 105
Всего . . 180 Всего . . 199
1397 13 21 16 17,5
16 21,6
Вес*го . . 21 Всего . . 39.1
* К. Sattler. Die 11 and elsrech nungen des deutscben
Ordens, S. 371—372, 381, 391.
**Отмечена в записи как красная медь.
Цена на медь в 19 шиллингов вообще больше не встречается. И значи-
тельная часть вышеприведенной красной меди была продана в 1396 г.
по 16 шиллингов с гротами.
Для периода в 5—6 лет эти колебания цен на медь, как мы видим,
весьма незначительны, они не превышают нескольких гротов на центнер,
т. е. составляют не больше 3—4 процентов от средней цены. Цены на медь,
таким образом, можно считать почти стабильными.
В некоторых, правда, редких случаях можно подсчитать прибыль от
операции с медью. Так, центнер «твердой» меди в Пруссии стоил 46 скот.
Переводя эту сумму во фландрскую валюту и учитывая разницу в весе
фландрского и прусского центнера, мы определяем себестоимость фландр-
ского центнера меди примерно в 10 шиллингов. Орден продает этот сорт
во Фландрии по 12,5—13 шиллингов, наживая около 20—25 процентов.
По всем трем рассмотренным нами товарам наблюдается значительное
падение цен, начиная с 1393—1394 гг., по сравнению с предыдущими
годами. Так, воск в 1393 г. продается по 65, 67, 75 марок, а в 1394 г. по
46, 47, 48 марок — падение цен примерно на 40 процентов. Шеневерк
в 1393—1394 гг. продается по И л. 12 ш. — И л. 8 ш. за тысячу, а в 1395 г.
и н следующих годах по 9 л. 10 ш. — падение около 20 процентов. Медь
в 1394 г. стоит 19—19,5 ш. за центнер, а в следующие годы — 16 шил-
лингов — снижение цен тоже па 20 процентов.
Такое одновременное падение цен по столь разнородным товарам
очевидно вызвано какими-то общими причинами, а не специфическими
Балтийско-нидерландская торговля хлебом
133
условиями сбыта данного товара. Это предположение полностью под-
тверждается и движением цен на важнейший экспортный для Фландрии
товар — сукно. Несколько сот записей цен1 на различные сорта сукна
позволяют точно установить динамику цен на протяжении 7 лет — 1392—
1399 гг. Анализ этих данных является темой специального исследования;
здесь же отметим только, что и цены на сукно испытывают падение
с 1393 на 1394 г. примерно в 1 Ц раза, а затем на протяжении всего рассмат-
риваемого периода остаются стабильными. Действительно, дешевое валан-
сьенское сукно стоило в 1392 г. и 1393 г. по 26—27 шиллингов штука.
А в 1394 и в следующие годы орден покупает его по 18—17 шиллингов
за штуку. Дорогое ипрское сукно стоило в 1393 г. 5 ливров 12 шиллин-
гов штука, а в 1394 г. — 3 ливра И шиллингов штука. В дальнейшем
цены колеблются между 3 ливрами 12 шиллингами и 3 ливрами 11,5 шил-
лингами за штуку.
Можно сказать, что хлеб с его столь значительно колеблющимися
ценами представляет собой исключение на брюггском, в общем, очень
стабильном рынке товаров.
В заключение остановимся на одной детальной записи продажи хлеба
в Брюгге. Она представляет исключительный интерес, так как необычайно
ярко рисует нам конкретные условия торговли хлебом, затруднения
в сбыте его. Запись эта, можно сказать, — история мытарств, которые испы-
тывает продавец хлеба, не имеющий возможности сбыть свой товар.
Для Фландрии, живущей, как принято думать, на привозном хлебе,
этот факт вызывает недоумение, а между тем он точно описан в документе.
Вот что он сообщает2.
В июне 1422 г. фактор Мариепбургского гроссшеффера в Брюгге полу-
чил 48 ласт ржи или на фландрскую меру — 889,5 хут. 100 хут было про-
дано за 12 ливров и эти деньги пошли на покрытие накладных расходов,
для чего еще пришлось занять 35 ливров. На руках у фактора осталось
788,5 хут ржи (1 хут был скинут). Не рассчитывая на скорый сбыт, фак-
тор для храпения этого хлеба снял амбар. У некоего сапожника в Дамме
он заарендовал три амбара, договорившись уплатить ему за полгода,
начиная с 30 июня 1422 г., 16 шиллингов арендной платы. Сюда было
сложено 200 хут. Они пролежали тут больше 9 месяцев (37. недель), за
что и было уплачено 22 шиллинга 9 грот аренды.
Небольшая партия (20 хут) была сложена также в Дамме у некоей
вдовы Валлэ и пролежала у нее тоже 37 недель, за что вдова получила
1 хут ржи.
Остальной хлеб был доставлен в Брюгге и сложен в доме «господина
Эберта Рыбиша». Дом был снят на год, начиная с 24 июня 1422 г., за
3 ливра в год. 3 марта 1423 г. рожь, хранившаяся в амбарах у сапожника,
была перенесена к вдове Валлэ, у которой для этой цели было снято три
клети (suller) по 20 грот в месяц, причем авансом было выдано ей 9 шилл.,
т. е. почти за полгода вперед.
Счет расходов по хранению хлеба закрывается 5 июня 1423 г. К этому
моменту зерно еще не было продано. Время и условия продажи зерна
не указаны. Эта операция была поручена уже другому лицу — Магнусу
Рудольфу, который и должен был представить отчет, к сожалению, не
сохранившийся. Отметим, что накладные расходы достигли 52 ливров,
т. е. при цене 13 ливров за сотню составили почти половину возможной
выручки.
1 К. Sattler. Die Handelsrechnungen des deutschen Ordens. См. индекс под
указанным словом.
2 Ibid.. S. 470, 471- 473.
134
М. П. Лесников
Зачем понадобилось выдерживать рожь в амбарах больше года, да
еще при этом перебрасывать ее с места на место? Если это не какой-либо
специальный запас, который впоследствии за ненадобностью был ликви-
дирован, то единственным объяснением может служить то, что рожь*не
могли продать без большого убытка и выдерживали в ожидании лучших
цен.
Указывают ли все эти наблюдения на развитую регулярную торговлю
хлебом, на устойчивый вывоз хлеба из Балтики во Фландрию? Дают ли
они основание предполагать наличие там большого, постоянного и устой-
чивого спроса на балтийский хлеб, спроса, обеспечивающего импортеру
постоянную и высокую прибыль? Рисуют ли они в целом условия, благо-
приятствующие развитию этой торговли?
Нам кажется, что на все эти вопросы мы должны дать отрицательный
ответ. Отмеченный нами факт, что вывоз балтийского хлеба во Фландрию
в конце XIV—начале XV в. занимает незначительное место в балтий-
ско-нидерландской торговле, находит таким образом свое объяснение и,
следовательно, подтверждение в самих объективных условиях этой тор-
говли. Конечно, остается открытым вопрос, можно ли распространять
эти выводы на другие области Нидерландов, в частности на Северные Нидер-
ланды, но, во-первых, авторы, взгляды которых мы имели в виду: Ноде,
Штида, говорят именно о Фландрии. А затем в пользу возможности рас-
пространения наших наблюдений и на другие области Нидерландов
говорит то обстоятельство, что в книгах Фекингузена и, что в особенности
знаменательно, в счетах Тевтонского ордена о каких-либо сношениях
с этими областями нет никаких данных. Если бы в Северных Нидерландах
условия хлебной торговли были иными, более благоприятными, и если бы
экспорт хлеба играл действительно видную роль в экономике Тевтон-
ского ордена, то почему орден не завязал торговли именно с этими обла-
стями?
Фрахт в хлебных операциях ложился громадным накладным рас-
ходом. Провоз из городов Восточной Балтики во Фландрию дости-
гал 40 процентов себестоимости товаров, а фрахты из Данцига в Англию
и Шотландию (по 3 нобля с ласта, т. е. 3,1 прусских марки) превышали
даже 50 процентов себестоимости. И это обстоятельство несомненно
играло большую и задерживающую роль в развитии хлебной торговли
Восточной Балтики с Западной Европой. Разница в ценах на хлеб в Вос-
точной Балтике и Нидерландах в нормальных условиях, повидимому, все
же не достигала такого уровня, чтобы сделать возможной регулярную
хлебную торговлю. Операции не только не обеспечивали высокую при-
быль, но могли легко стать убыточными. Сбыт хлеба становился рента-
бельным только при наступлении каких-либо чрезвычайных обстоятельств,
например неурожая в стране или прекращения подвоза из других, ближе
лежащих областей. Повидимому, эти исключительные моменты и отме-
чаются в повествовательных источниках, а их данные были использованы
некоторыми современными историками для создания общей картины
будто бы цветущей хлебной торговли Балтики конца XIV—начала XV в.
В действительности же эта хлебная торговля могла быть только спеку-
ляцией на голоде и на бедствиях народных масс.
М. А. ПОКРОВСКАЯ
К ВОПРОСУ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ политики
ФРАНЦУЗСКОГО АБСОЛЮТИЗМА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ
XVI ВЕКА
Изучение экономической политики абсолютизма имеет большое
значение в решении общего вопроса о классовой сущности абсолютной
монархии. Оно позволяет определить взаимодействие политической
надстройки и экономического базиса в период его разложения.
Влияние политической надстройки на экономическую жизнь общества
может быть различно: «. . . действие государственной власти на эконо-
мическое развитие, — писал Ф. Энгельс, — может быть троякого рода.
Она может действовать в том же направлении, — тогда дело идет быстрее;
она может действовать против экономического развития. — тогда. . .
она терпит крах через известный промежуток времени; или она может
ставить экономическому развитию в определенных направлениях пре-
грады и толкать вперед в других направлениях»
Взаимодействие политической надстройки и экономического базиса
в период первоначального накопления капитала и формирования абсо-
лютной монархии можно проследить на богатом материале истории Фран-
ции, страны, где характерные черты абсолютной монархии нашли свое
выражение в наиболее полной и законченной форме.
Конкретное содержание экономической политики абсолютизма во
Франции первой половины XVI в. с достаточной полнотой можно просле-
дить по памятникам королевского законодательства. Особый интерес
в этом отношении представляет законодательство Франциска I, во время
царствования которого уже вполне отчетливо оформились черты абсо-
лютизма, а королевские эдикты и ордонансы приобрели силу закона на
территории всей страны.
В работе использованы наиболее полные сборники ордонансов Фран-
циска I: семь томов «Ordonnances des rois de France. Regne de Francois
l-ег» (Academie des sciences morales et politiques, Paris. 1902—1940); X
и XII томы «Recueil general des anciennes lois fran^aises depuis Fan 420
jusqu’a la revolution de 1789» (par Isambert, Decrusy. Armel). Paris.
1827.
Первый сборник (-одержит законодательные акты Франциска I. В него
вошли все более или менее значительные ордонансы и эдикты, собран-
ные специальной комиссией Академии моральных и политических наук
по местным архивам. Но публикация источников доведена лишь до
1 К. М а р к с к Ф. Э к г о л ь « • Избранные письма, Госполитиздат, 1953,
стр. 427.
136
М. А. Покровская
1532 г. Во второй сборник входят акты королевского законодательства
Франции с 420 г. до 1789 г. Ордонансы и эдикты Франциска I вошли
в XII том. Однако этот сборник не полный, значительная часть королев-
ских законов не вошла в него, часть дана лишь в извлечениях и заголов-
ках. Все же указанные пробелы в публикации источников не мешают
установить основные принципы экономической политики французского
абсолютизма первой половины XVI в.
Французское законодательство дает довольно отчетливое представле-
ние об экономической политике королевской власти в области промыш-
ленного производства и торговли, но что касается сельского хозяйства,
то эта важнейшая сторона социально-экономической жизни француз-
ского общества не нашла прямого отражения в королевских эдиктах и
ордонансах. Государи ограничивались запрещением отчуждения коро-
левских доменов1, что отвечало интересам буржуазии, стремившейся
сохранить земельный фонд короны — один из источников дохода коро-
левской казны, не связанный с налогообложением торгово-промышлен-
ного населения страны. Имеются, кроме того, ордонансы, направленные
на борьбу с бродяжничеством и нищенством2, ярко свидетельствующие
о процессе разложения класса крестьян и появлении лишенных средств
производства и существования кауперов.
Социально-экономическая направленность политики Франциска I
та же, что и его предшественников — Людовика XI, Карла VIII, Людо-
вика XII. Значительная часть ордонансов Франциска I по вопросам эко-
номической политики представляет собою подтверждение ордонансов его
предшественников, которые Франциск I «одобряет, утверждает и рати-
фицирует». Таковы ордонансы и эдикты, изданные королевским прави-
тельством относительно льгот и свобод, предоставляемых городам, ордо-
нансы но вопросам цехового производства и торговли3.
Ордонансы XV—XVI вв. характеризуют короля Франции как монарха
с неограниченной «всемогущей королевской властью», стоящего выше
закона, главной мотивировкой законодательства которого был принцип
«саг tel est notre plaisir». Однако эта внешняя форма королевского полно-
властья даже в первой половине XVI в. не соответствовала действительному
положению королевской власти. Законы, издаваемые королевским пра-
вительством, не всегда достигали поставленной цели. Об этом говорит
практика повторения ранее изданных ордонансов с указанием на их
нарушения. Эти факты, не изменяя характера экономической политики
французского абсолютизма, позволяют судить о слабости центральной
власти во Франции первой половины XVI в.
Об этом же ясно свидетельствует и локальный характер королевского
законодательства по отношению к городам. Ордонансы относительно
нрав и привилегий городов издавались в ответ на «нижайшие мольбы
и просьбы» горожан, причем эти права были не одинаковы для различных
городов. Приведенные здесь факты дают возможность сделать вывод,
что абсолютная монархия во Франции первой половины XVI в. находи-
лась еще на ранней ступени формирования.
1 Ордонанс от апреля 1517 г., Reciieii general des anciennes lois fran^aisos. .
I. XII, p. 109, орд. от 30 июня 1539 г., ibid., р. 567 и др.
2 Орд. от 15 октября 1544 г., ibid.. I. XII. р. 883 орд. от 16 января 1545 г., ibid.,
3 Орд. от января 1515 г., Ordonnanc.es des rois de France. Regne de Francois I-er.
t. 1, Paris, 1902, p. 67; орд. от февраля 1515 г., ibid., р. 91, орд. от 6 марта 1515 г.
ibid., р. 132. орл. от апреля 1518 г., ibid., t. П, р 224 и др
Экономическая политика французского абсолютизма
137
Определяющим фактором социально-экономического развития Франции
XVI в. являлся процесс зарождения капитализма в недрах феодального
строя.
В XXIV главе I тома «Капитала» К. Маркс с предельной глубиной
и ясностью характеризует период зарождения капиталистических отно-
шений, период так называемого первоначального накопления, который
выразился в форме исторического процесса насильственного отделения
производителя от средств производства
Однако общая закономерность исторического процесса первоначаль-
ного накопления не исключала специфических особенностей его проявле-
ния в различных странах в зависимости от конкретных исторических
условий развития той или иной страны.
Размеры статьи не позволяют дать развернутую характеристику со-
циально-экономического развития Франции начала XVI в., здесь прихо-
дится ограничиться лишь некоторыми замечаниями по данному вопросу.
Во Франции зарождение капиталистического производства не вызвало
ни коренной перестройки социальной структуры общества, ни такого бы-
строго и катастрофического разорения мелких производителей, как это было
в Англии. Разложение феодальных отношений во Франции происходило
более медленными темпами, чем в Англии, при сохранении и даже го-
сподстве мелкого производства. Однако процесс отделения производителя
от средств производства во Франции XVI в. был совершенно очевиден,
он нашел свое выражение в расслоении мелких производителей, в мас-
совом, хотя и постепенном разорении крестьянских хозяйств, в общем
упадке сельского хозяйства: «Основная и главная тенденция капитализма
состоит в вытеснении мелкого производства крупным, и в промышлен-
ности и в земледелии. Но это вытеснение нельзя понимать только в смысле
немедленной экспроприации. К вытеснению относится также могущее
тянуться годами и десятилетиями разорение, ухудшение условий хозяй-
ства мелких земледельцев. Это ухудшение проявляется и в чрезмерном
труде или ухудшенном питании мелкого земледельца, и в обременении
его долгами, и в ухудшении корма и вообще содержания скота, и в ухуд-
шении условий ухода за землей, обработки, удобрения ее и т. п., и в за-
стое техники хозяйства и т. д.» 1 2 3
В социально-экономическом развитии Франции периода первоначаль-
ного накопления значительную роль играл ростовщический капитал.
В условиях развития товарно-денежных отношений и усиления экс-
плуатации крестьян, главным образом за счет повышения государствен-
ных налогов, доходность крестьянского хозяйства, особенно в неурожай-
ные годы, часто не обеспечивала уплату сеньериальных государственных
и церковных поборов, и крестьяне оказывались перед необходимостью
денежных займов у ростовщиков за высокие проценты. Ростовщики опу-
тывали земельные держания крестьян сетью безвыходной долговой ка-
балы, приводившей к установлению добавочных платежей — сверхцензов.
Только сумма государственных налогов, взимавшихся королем, со-
ставляла по данным официальных документов в 1523 г. — 5 165 тыс.
ливров, в 1535 г. — 5 625 тыс. ливров, в 1537 г. — 6 725 тыс. ливров,
а в 1546 г. — 9 млп. ливров, в то время как при Людовике XII средняя
сумма годового дохода королевской казны составляла 3 727 тыс. лив-
ров 8.
1 См. К. Маркс. Капитал, т. 1, Госполитмдат, 1952, стр. 719.
2 В. И. Лени н... Соч., т. 22, стр. 58.
3 J. J. С 1 a m а ге г a n. Histoire <le 1’impot en France, I. П. Paris, 1868, р. 129.
188
М. А. Покровская
Тяжесть постоянно растущих поборов приводила к пауперизации значи-
тельной части крестьян Франции. Нищие были непременным элементом
населения французских городов, куда они уходили в поисках работы.
Со всей очевидностью об этом говорят королевские эдикты. Так, в эдикте
Франциска I от 16 января 1545 г. говорится: «Мы [король} вполне
и должным образом оповещены, что многие здоровые нищие, мужчины —
жители нашего города, а также пришлые из Шампани, Пикардии и других
мест, будучи в настоящее время в нашем городе, говорят, что они впали
в такую бедность и нужду, что вынуждены ходить от двери к двери, чтобы
просить милостыню, ссылаясь на то, что они не могут пайти никого, кто
согласился бы их определить на какое-либо дело»1.
Королевское правительство, запрещая бродяжничество и нищенство
под страхом смертной казни через четвертование и колесование 1 2, в при-
нудительном порядке привлекало пауперов на общественные строитель-
ные работы 3.
Наряду с разорением значительных слоев крестьян из их среды вы-
делялась немногочисленная зажиточная верхушка.
Карл Маркс дает яркую характеристику процесса дифференциации
французского крестьянства, начавшегося еще в XVI в.: «Во Франции
regisseur, бывший в начале средних веков управляющим и сборщиком
феодальных повинностей в пользу феодала, скоро превращается в homme
d’affaires [дельца}, который при помощи вымогательства, обмана и т. п.
вырастает в капиталиста» 4.
Проникновение во французскую деревню ростовщического капитала,
разорявшего не только крестьян, но н дворян, возраставшие потребности
которых, в условиях развития товарно-денежных отношений, как пра-
вило, превышали доходность сеньорий, ускоряло разложение феодальных
отношений, углубляло процесс расслоения крестьян и в то же время
способствовало концентрации денежных капиталов.
Если в период докапиталистических отношений ростовщический ка-
питал приводит способ производства в бедственное состояние и парали-
зует производительные силы5. то в условиях первоначального накоп-
ления капитала «. . .ростовщичество выступает как одно из орудий, сози-
дающих новый способ производства, разоряя, с одной стороны, феодалов
и мелких производителей, централизуя, с другой стороны, условия труда
и превращая их в капитал» 6.
Это влияние ростовщического капитала наиболее ярко проявилось
именно во Франции.
Разложение феодализма и зарождение капиталистического уклада
во Франции повлекло за собой значительные изменения в классовой
структуре и политическом строе французского общества.
Из массы экспроприированных мелких производителей, крестьян и
ремесленников, зарождался класс наемных рабочих, а из верхушки
средневекового сословия горожан и сельских homines d’affaires склады-
вался класс буржуазии.
Вместе с этим в обществе позднего средневековья появились более
сложные классовые противоречия, обострялась классовая борьба как
в городе, так и в деревне.
1 Heciieil general des ancieiinrs loi.s Irancaises, I. XII, p. !И)I.
3 Ibid., p. 883.
Ibid., p. 901.
4 К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 748. Прим.
5 См. К. М арке. Капитал, т. 111, Госполитиздат. 1951. стр. 610—611.
6 Там же. стр. 611.
Экономическая политика французского абсолютизма 139
Экономическое развитие страны, изменение классовой структуры об-
щества, усиление классовой борьбы вызвали изменение формы феодаль-
ного государства: во Франции XVI в. складывалась абсолютная монархия,
централизованное феодальное государство, обеспечивавшее политическое
господство класса феодалов в новых исторических условиях.
Важнейшую роль в деле защиты классовых интересов дворянства
играла экономическая политика абсолютной монархии. Королевское
законодательство во Франции по вопросам промышленного производства
и торговли определялось стремлением поставить экономическое развитие
страны в период зарождения капитализма на службу интересам дворян-
ства. Покровительствуя городам, промышленному производству и торговле,
королевская власть использовала их как объекты денежных поборов
в целях укрепления материальной базы дворянского государства.
По мере того, как французские города теряли свою независимость
и автономию и включались в общегосударственную политическую си-
стему, организация производства из ведения городских органов самоуп-
равления переходила в руки государства. Включая французские города
в систему организации централизованного государства, королевское пра-
вительство вмешивалось в местное городское самоуправление и прояв-
ляло особый интерес к экономической жизни городов.
Экономическая политика правительства в отношении цехов определя-
лась стремлением подчинить цеховое производство контролю государ-
ственной власти, что в свою очередь диктовалось интересами казны.
Королевские эдикты и ордонансы утверждали и изменяли цеховые ста-
туты городских ремесленников. Вмешиваясь в цеховую организации»
производства, французские короли объявляли себя верховными покрови-
телями цехов и авторитетом своей власти «королевским всемогуществом*
гарантировали сохранение «свобод, вольностей и привилегий» цеховых
ремесел. Эти гарантии со стороны центральной власти осуществлялись
посредством контроля за соблюдением ордонансов, изданных относительно
ремесленного производства, и прежде всего регламентации производства
и сбыта нродукгц!и цехового ремесла: специальные комиссии именем
короля контролировали выполнение предписаний цеховых регламентов,
утвержденных им.
Установление контроля центральной власти над местным ремесленным
производством (le mestier jure) неизбежно приводило и к его унификации.
Еще со второй половины XV в. короли Франции стремились распростра-
нить цеховые статуты парижских ремесленников на все villes jurees.
Эта тенденция нашла яркое выражение в королевском законодатель-
стве. Общий регламент производства сукон в парижских цехах, выра-
ботанный особой комиссией, был одобрен королем и издан в виде указа
11 ноября 1479 г. По эдикту короля регламент суконного производства
парижских цехов был объявлен примером для всей Франции.
Ордонанс Франциска I от 20 сентября 1543 г. устанавливает подроб-
ный регламент ювелирного ремесла в Париже и предписывает его в ка-
честве обязательного образца для других villes jurees королевства, об-
ластей, земель и сеньорий *.
Поскольку центральная власть присвоила себе функции контроля над
цеховым производством, нарушение установленных и утвержденных ко-
ролевскими ордонансами порядков рассматривалось как преступление
против короля и «общественного блага». Нарушители цеховых регламен-
тов несли ответственность не только перед цеховой и городской организа-
1 Becueil general «les anriennrs lois franca isos, I. XII, p. 830.
140
М. А. Покровская
циями, но и перед королем. Часть штрафов за нарушение установленных
правил производства и продажи товаров, обычно половина их, поступала
в пользу короля, другая — в пользу цеха. Так, за нарушение монополий
и статутов бакалейщиков и галантерейщиков города Шартра взимался
штраф в размере 60 су турских, одна половина которого шла в королев-
скую казну, другая — цеху \
Королевская казна получала часть денежного штрафа за нарушение
сроков ученичества в ювелирном ремесле как со стороны мастеров, так
и со стороны учеников 1 2 3 и т. д.
Таким образом штрафы, которые взимались в качестве наказания за
нарушение цеховых правил, охраняемых королевской властью, были
значительным источником доходов казны. Помимо штрафов, в королевскую
казну поступали отчисления от вступительных взносов в цеховую кассу,
король пользовался правом продажи звания мастеров (lettres desmaitriso)
каждой специальности в обход предписании цехового устава. Француз-
ские короли обычно использовали присвоенное им право этих «дарений»,
право продажи звания мастера, при вступлении на престол, в торжествен-
ных случаях рождений или браков в королевской семье.
Доходной статьей государственного фиска были также судебные про-
цессы между цехами, в которых правительство выступало в качестве
высшей судебной инстанции 8. сочетая интересы фиска с интересами
политической централизации.
Итак, политика королевской власти в отношении цехового ремесла
преследовала цели увеличения доходов королевской казны. Эта политика
осуществлялась посредством мелочного контроля агентов центральной
власти за выполнением цеховых регламентов, утвержденных королем,
она носила консервативный характер и была направлена на эксплуата-
цию городского ремесла в интересах дворянского государства.
* * *
Королевское законодательство позволяет проследить направление
политики абсолютистского государства не только в области цехового
ремесла, но также и в промышленном производстве, развивавшемся за
рамками цехов, в форме мануфактур.
В XV—XVI вв. цеховая организация производства, основанная на
феодальных привилегиях и мелочной регламентации, вступила в стадию
глубокого разложения, дальнейшее развитие производительных сил уже
не могло осуществляться в условиях цехового строя, рост производитель-
ных сил становился в непримиримые противоречия с цеховым строем.
«Городской труд сам создал средства производства, для которых цехи
становились настолько же стеснительными, насколько старые земельные
отношения собственности стеснительны для усовершенствованного земле-
делия» 4 *.
Новые отрасли промышленности, возникшие во Франции в XV в.,
как металлургия, книгопечатание, изготовление парчи, атласа и т. д.,
ио самой специфике своего производства не могли развиваться в условиях
цеховой системы, и не случайно именно в этих отраслях производства
1 Hecueil general des anciennes lois iran^aises, t. XII, p. 363.
2 Ibid., p. 832.
3 Ordonnances des rois de France. . t. II, Paris, 1916, p. 252.
4 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
Политиздат, 1940. стр. 45.
Экономическая политика французского абсолютизма
141
появилась впервые централизованная капиталистическая мануфактура
со значительной концентрацией рабочей силы и капиталов, с территориаль-
ным единством производственного процесса. Именно централизованная
мануфактура, представлявшая материальную базу для технического про-
гресса, явилась показателем зарождения капиталистического способа
производства, в то время как в рассеянной мануфактуре, развивавшейся
главным образом в сукноделии на базе сельских побочных промыслов,
не было условий для концентрации производства, для роста техники.
В рассеянной мануфактуре скупщик, подчиняя себе производство мелких
ремесленников, ограничивался лишь ролью посредника в сбыте продуктов
труда непосредственных производителей, предоставляя им «. . . работать
их старым раздробленным способом. . . Подобные отношения, — писал
К. Маркс о производственных отношениях в децентрализованной ману-
фактуре, — повсюду стоят на пути действительного капиталистического
способа производства и гибнут по мере его развития» х.
Экономическая политика королевского правительства в конце XV
и первой половине XVI в. способствовала развитию новых отраслей
производства в целях укрепления в первую очередь военных отраслей
производства и создания новых объектов налогообложения. Французские
короли вкладывали значительные средства в промышленные предприятия
страны, в качестве денежных ссуд предпринимателям, различного рода
монополиями и привилегиями поощряли развитие металлообрабатываю-
щей промышленности, книгопечатания, шелкового производства и т. д.
и тем самым способствовали развитию капиталистической мануфактуры.
Большое значение для общего экономического развития страны имела
политика королевской власти в области горнодобывающей и металлооб-
рабатывающей промышленности. Французские короли поощряли разви-
тие этих отраслей производства еще со второй половины XV в. В 1471 г.
Людовик XI приказал землевладельцам сообщать о местонахождениях
различного рода руд на землях, находящихся в их владении, и создал
специальную администрацию по разведыванию и разработке рудников 1 2.
Законодательство Франциска I уделяет большое внимание разработке
рудников, значение которых, в связи с общим развитием производитель-
ных сил и, особенно, военной техники все более и более возрастало.
Франциск I покровительствовал развитию горнодобывающей промышлен-
ности, чтобы «. . . иностранцы не имели больше возможности продавать
нашим подданным свои продукты, товары и минералы по такой чрезвы-
чайно высокой цене, как они привыкли это делать» 3.
При Франциске I усиливается государственный контроль за эксплуата-
цией рудников. Ордонанс от 17 октября 1520 г. устанавливает общий
регламент в отношении разработки золотых, серебряных, медных, свин-
цовых рудников, солончаков, рудников по разработке лазури и др.,
«которые открыты или будут открыты»4. Указанный ордонанс вводит на
рудниках должность главного мастера, основной задачей которого было
«не допускать никаких злоупотреблений при разработке рудников, как,
например, секретной перевозки и продажи золота и серебра иностранцам
и частным лицам в стране»5. При этом особое внимание уделяется обязан-
ности главного мастера обеспечивать полностью сбор х/ю части добывае-
1 К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 347.
2 Р. I mbart de la Tour. Les origines de la reforme, t. 1, Paris. 1948,
p. 231—233.
3 Ordonnances des rois de France. . ., t. II, p. 675.
4 Ibidem.
* Ibid., p. 675—676.
142
М. А. Покровская
мых в рудниках металлов и минералов в пользу короля. Ордонанс пред-
писывает строгий учет добываемого в рудниках металла для точного
определения доходов короля от этого сбора.
В целях расширения работ по добыче руды ордонанс разрешает рудо-
копам, имеющим на то право, на свои средства открывать и эксплуатиро
вать рудники и в то же время строго запрещает открывать рудники лицам,
не получившим на то права от государства, т. е. не учтенным королевскими
чиновниками, опять-таки в целях получения их дохода в пользу-
короля. О контроле государства над разработкой рудников говорят и
другие многочисленные ордонансы Франциска I
Острая необходимость в увеличении добычи и обработки различных
руд и минералов, при чрезвычайно трудных и примитивных в техниче-
ском отношении условиях работы, определяла некоторую привилегиро-
ванность в положении и правах мастеров и рабочих горного дела. В целях
привлечения рабочей силы к разработке рудников королевский ордо-
нанс от марта 1527 г. подтверждает освобождение от налогов мастеров
и рабочих золотых, серебряных и других рудников Лиона, Форе и Б< -
жоле 1 2.
Поощряя развитие горнодобывающей и металлообрабатывающей про-
мышленности, организуя контроль над разработкой рудников и произ-
водством металлов и изделий из них, король в первую очередь заботился
об исправном поступлении налогов с производства в свою казну.
Протекционистский характер носила политика короля и в области
книгопечатания. Дорогостоящее печатное дело во Франции с самого на-
чала приобрело черты капиталистического производства. Королевская
власть оказывала покровительство крупным предпринимателям, владель-
цам типографий 3.
Характер производственных отношений в типографских предприятиях
наглядно показывает зарождение капиталистических отношений в этой
отрасли промышленности. Подмастерья и ученики большинства типогра-
фий представляли собою уже наемных рабочих, продающих свою рабочую
силу предпринимателям-печатникам.
С достаточной отчетливостью черты классовых противоречий, поро-
жденных капиталистической эксплуатацией, проявились во время «вели-
кого мятежа» — стачки рабочих-печатников в Лионе и Париже. Стачка
лионских подмастерьев, рабочих-типографщиков, началась весною 1539 г.
и продолжалась до 1542 г.
Продолжительность стачки объясняется организованностью и упор-
ством рабочих в их борьбе с предпринимателями. Об этом говорит коро-
левский ордонанс, изданный Франциском I 28 декабря 1341 г. в целях
подавления стачки: «В течение трех лет, — констатирует ордонанс,
многие слуги, подмастерья-печатники дурной жизни, склонили и угово-
рили большую часть подмастерьев и они соединились вместе, чтобы при-
нудить хозяев-печатников давать им большее жалование и более обиль-
ную пищу»4.
Первые статьи эдикта предписывают:
«1. Чтобы вышеназванные подмастерья и ученики-книгопечатники
1 Орд. <>т февраля 1313 г. Ordomiances des rois de Hauce. Hegne de Francois l-er.
t. I, p. 128. Орд. от 6 марта 13К» г. Recneil general des anciennes lots fran^aises, t. XII.
p. 105. Орд. от 29 декабря 1519 г., ibid., р. 171; орд. от 18 октября 1521 г., ibid., р. 19г>;
орд. от 18 мая 1513 г., ibid., р. 810.
2 Ordonnances des rois de France. . ., t. V. Paris, 1936, p. 33.
’ Recneil general des anciennes lois fran^aises, t. XII. p. 104.
4 Ibid., p. 764.
Экономическая политика французского абсолютизма
143
не давали бы клятв и не устраивали никаких союзов, не имели бы между со-
бой никакого предводителя, как бы он ни назывался, не имели бы ни зна-
мени, ни знаков, чтобы они не собирались вне домов своих хозяев в ко-
личестве более 5 человек без разрешения властей под страхом ареста,
изгнания и других наказаний. . .
2. Чтобы эти подмастерья не выносили никакого оружия: мечей,
кинжалов, палок — тайно из домов своих хозяев в печатни или город
Лион и чтобы они не устраивали мятежей под страхом вышеназванных на-
казаний» 1.
Эти пункты королевского ордонанса со всей очевидностью свидетель
ствуют о напряженности классовой борьбы в период лионской стачки,
которая сопровождалась столкновениями рабочих с хозяевами — масте-
рами и с местными властями — и принимала, зачастую, характер вооружен-
ного выступления: «... Они [рабочие] били не только мастеров, которых
встречали, — говорится в лионской хронике, — но в своей дерзости скоро
дошли до расправы с королевскими чиновниками, выступали против на-
логовых агентов, тех. кто пытался пресечь их насилие. Прево и сержанты
были избиты до увечья и кровопролития» 1 2.
Стачка ставила под угрозу типографскую промышленность Лиона.
Как отмечает королевский ордонанс, в результате стачки «хозяева-пе-
чатники понесли большие убытки, а, с другой стороны, подмастерья на-
столько развратились, что искусство книгопечатания вследствие этого
в Лионе окончательно прекратилось, что принесло большой вред и убытки
вышеназванному городу, а, следовательно, и общественному благу на-
шего королевства» 3.
Требования, предъявленные рабочими хозяевам, вскрывают черты ка-
питалистической эксплуатации наемных рабочих в типографиях Лиона.
Рабочий день и заработная плата в печатнях Лиона определялись произ-
волом предпринимателей, наряду с эксплуатацией труда подмастерьев
эксплуатировался низкооплачиваемый труд необученных рабочих, уче-
ников, которые вытесняли квалифицированных рабочих.
Рабочие-типографщики требовали не только повышения заработной
платы, но и восстановления старых цеховых регламентов, ограничивав-
ших количество учеников и предписывавших определенные сроки учени-
чества.
Королевский эдикт 1541 г. указывает, что подмастерья «. . .не желают
терпеть никаких учеников, обучающихся вышеназванному искусству
книгопечатания для того, чтобы они, находясь в малом числе на срочных
работах, были бы более незаменимы для своих хозяев, и этим путем они
хотят увеличить заработную плату и пищу по своей воле и желанию,
а иначе отказываясь работать»4.
Королевское правительство, защищая интересы хозяев-предпринима-
телей и объективно способствуя усилению капиталистической эксплуата-
ции, разрешало владельцам типографий иметь неограниченное количество
учеников: «. . . вышеназванные хозяева могут брать учеников столько,
сколько они найдут нужным. . . и подмастерья должны помогать им ра-
ботать, но воле и желанию хозяев»5.
Эдикт Франциска I указывает минимум продолжительности рабочего
дня в 15 часов в сутки и предоставляет хозяевам право определять зара-
1 Recneil general des anciennes lois franchises, t. XI1. p. 764—765.
2 11. Hauser. Ouvriers du temps passe (XV—XVI ss.). Paris, 1906, p. 180.
3 Recueil general des anciennes lois iran^aises, t. XII, p 764.
4 Ibid., p. 764.
» Ibid., p. 765.
144
М. Л. Покровская
ботную плату рабочих «... в достаточном размере и по доброму обычаю,
согласно квалификации подмастерья»1.
Королевский эдикт, узаконивая полное бесправие рабочих-под-
мастерьев и произвол предпринимателей, вскрывает ’отношение дворян-
ского государства позднего средневековья к классовой борьбе.
Государственная машина абсолютной монархии была направлена не
только на подавление антифеодального движения в деревне. Нарождав-
шаяся французская буржуазия получила от королевского правительства
«законодательство относительно наемного труда, с самого начала имевшее
в виду эксплуатацию рабочего и в своем дальнейшем развитии неизменно
враждебное рабочему классу. . .»1 2.
* * *
Политика королевской власти в области торговли определялась также
интересами фиска. Покровительствуя развитию торговли, королевская
власть стремилась к повышению доходов казны от таможенных пошлин.
В первой половине XVI в. во Франции на пути развития внутренней
торговли стояли многочисленные препятствия. Господство феодальных
отношений во французской деревне, неполное отделение промышленности
от сельского хозяйства в мануфактурный период, определяли узость вну-
треннего рынка в стране. Кроме того, развитию внутренних торговых
связей мешали многочисленные пережитки феодальной раздробленности:
внутренние таможенные границы со сложной и запутанной системой по-
шлин, сложность и разнообразие монетной системы и бесконечная измен-
чивость денежного курса, многообразие систем мер и весов, трудности,
связанные с перевозкой товаров из-за плохих путей сообщения, всякого
рода злоупотребления при взимании пошлин п т. д.
Правительство стремилось создать благоприятные условия для развития
торговли. Целая серия королевских ордонансов была издана с целью
устранения препятствий, мешавших развитию внутренней торговли,
проводились мероприятия, стимулировавшие развитие торговых связей.
За 25 лет после 1489 г. королевскими хартиями было учреждено и восста-
новлено до 400 ярмарок и рынков 3.
Среди торговых центров Франции с конца XV в. особое значение имел
Лион.
Важнейшая привилегия лионских ярмарок — беспошлинная тор-
говля4 5— обеспечивала развитие широких торговых связей Лиона с фран-
цузскими городами п иностранными купцами. Развитие усовершенство-
ванной кредитной системы, учреждение Лионского банка в 1544 г.6 пре-
вратили Лион в международный центр денежных операций.
Большое внимание королевская власть обращала на охрану и улуч-
шение торговых путей, особенно речных, — главных торговых магистра-
лей страны®. Многочисленные королевские эдикты предписывали уничто-
1 Recueil general des ancieimes Jois fran^aises, t. XII, p. 766.
2 К. Маркс. Капитал, т. 1, стр. 742.
’ Р. Imbart de la Tour. Les origines de la rdforme, t. I, p. 242.
4 Recueil general des anciennes lois fran^aises, t. X, Paris, 1827, p. 451—456.
5 J. J. Clamageran. Histoirede I’impoten France, p. 128—129. P. H a rs i u.
Credit public en banque d’Etat en France du XVI—XVIII s. Paris, 1939, p. 6—7.
e В начале XVI в. во Франции имелось всего около 25 000 км относительно благо-
устроенных грунтовых дорог, что составляло лишь */< протяженности сухопутных
дорог страны, остальные 3/4 путей сообщения были «природными». Н. S ё е et A. Ra-
fa i 1 1 о n. Le XVI siecle. Paris, 1950, p. 41.
Экономическая политика французского абсолютизма
145
жать «решительно и фактически» все препятствия, возведенные земле-
владельцами на реках и мешавшие проезду судов и провозу товаров, однако
эти эдикты часто нарушались.
Эдикт Франциска I, изданный в мае 1520 г., гласит: «Многие лица
старались и стараются постоянно строить препятствия и нарушать ордо-
нансы наших предшественников в некоторых пунктах и статьях, а именно
тех, которые запрещают ставить помехи по реке Сене и на других реках,
в нее впадающих»1.
Специально уполномоченным лицам — сержантам и комиссарам, для
этого назначенным, предписывалось снять и уничтожить «запруды, учуги,
сваи, мельницы, рыболовные тони, насаждения деревьев, острова, изго-
роди, кусты, ивовые плетни и многие другие вредные препятствия, нано-
сящие ущерб течению вышеназванных рек, судам, лодкам и товарам,
проходящим по ним, под страхом штрафа и возмещения убытков, причи-
ненных этими помехами»1 2. В случае конфликта между исполнителями
королевского эдикта и владельцами «препятствий», последние должны
быть преданы в руки суда 3.
Так, встав на путь покровительства развитию промышленности и
торговли, король не останавливался перед прямым нарушением узкосо-
словных привилегий дворян.
Для улучшения навигации, по предписанию короля, в широких масшта-
бах проводились работы по очищению и расширению рек 4 5.
Большим осложнением для внутренней торговли Франции была система
таможенных пошлин и бесконечные поборы «законные и произвольные»,
которыми облагался провоз товаров по суше и воде, плотинам и мо-
стам.
Франция в XVI в. еще не представляла собою вполне объединенного
экономически и политически целого государства. Таможенные границы
между провинциями страны несомненно свидетельствовали о пережитках
раздробленности, о времени, когда феодальные сеньеры обладали суве-
ренными правами.
Особые налоги взимались на городских рынках и ярмарках, провоз то-
варов по суше и рекам облагался бесчисленными дорожными пошлинами—
пеажами, которые взимались феодальными сеньерами, городами и королев-
скими чиновниками. Как о том свидетельствуют королевские эдикты,
многие сеньеры самовольно устанавливали на реках таможенные заставы
для сбора пошлин, которые в начале XVI в. до такой степени «выросли
и размножились, что некоторые из судоходных рек сделались почти
недоступными для плавания торговых судов»б.
Правительство в ответ на «нижайшие мольбы н просьбы купцов,. . .
торгующих по реке Луаре и другим судоходным рекам, впадающим
в нее. . .», категорически запрещает незаконные поборы за провоз товаров.
Ордонанс от 25 марта 1515 г., адресованный «губернаторам, бальи и прево
Орлеана, Турени, Блуа, Берри, Сен-Пьера, Мутье, Монферрата, /Хмбуаза,
сенешалу Анжу, Мена и всем другим судьям и чиновникам или их заме-
стителям и каждому из них», предписывает следить за правильным сбо-
ром дорожных пошлин и не допускать злоупотреблений при их взимании
на р. Луаре и ее притоках •.
1 Ordonnances des rois de France. .., t. II, p. 613.
3 Ibidem.
’ Ibid., p. 611.
4 Ibid., p. 610—611.
5 Ibid., t. I, p. 173—174.
• Ibid., p. 172.
10 Средние века, вып. 7
146
М. А. Покровская
В целях упорядочения сбора торговых пошлин в 1542 г. был установлен
единый тариф на товары, подлежащие рыночному обложению. Тариф пере-
числяет до 450 видов различных товаров, среди них — скот вьючный,
рабочий и молочный, мясо, жиры, сыры, масло* коровье и растительное,
рыба свежая и соленая, бакалейные и аптекарские товары, металлические
изделия разного рода, ткани — золотая и серебряная парча, атлас,
бархат, узорчатый шелк, полотно, сукна всех сортов, шерсть, ковры,
краски, меха, кожа, галантерея и т. д.1
Установление общего тарифа, соответственно объявленной цене то-
варов, было направлено на пресечение произвола при оценке товаров сбор-
щиками по текущим местным ценам.
Правительство Франциска I проявляло особую заботу об исправном
и своевременном взимании дорожных и рыночных пошлин, которые были
важнейшим средством пополнения государственной казны. В 1535 г.
из общей суммы доходов королевской казны косвенные налоги, взимав-
шиеся главным образом в качестве торговых пошлин, составляли более
30 процентов1 2.
Королевское правительство жестоко преследовало торговлю без уплаты
пошлин, «окольными дорогами, всякими незаконными, тайными прохо-
дами и обходными путями как по суше, так и по воде под страхом конфис-
кации товаров и других наказаний» 3.
Таким образом, говоря о том, что правительство, стремясь уничтожить
своей таможенной политикой феодальные путы, способствовало развитию
торговли, нельзя умолчать об ограниченности этой протекционист-
ской политики, которая прежде всего определялась интересами казны.
В протекционистской политике правительства важно отметить меро-
приятия по унификации денежной системы и единиц измерения.
Во Франции первой половины XVI в. существовало множество мест-
ных единиц измерения. Таблицы французского историка Авенеля дают
возможность проследить разнообразие мер одних и тех же названий в раз-
личных городах Франции: тонна в Орлеане равнялась 470 литрам,
в Нанте — 960 литрам, в Суассоне — 735 литрам; пинта в Орлеане была
равна 1,12 литра, в Париже — 0,93 литра, в Невере—1,18 литра,
в Майне — 1,83 литра; мюи в Париже состоял из 268 литров, в Суассоне —
из 245 литров, во Франш-Конте — 288 литров и т. д.4 Отсутствие единой
системы мер и веса, разница в их размерах и названиях сильно осложняли
внутреннюю торговлю, особенно между городами. В то же время эти об-
стоятельства затрудняли оценку товаров при сборе торговых и дорожных
пошлин, что приводило к бесконечным злоупотреблениям и вымогатель-
ствам со стороны сборщиков пошлин и нарушало интересы королевского
фиска.
В общей системе мероприятий королевского законодательства, способ-
ствовавших развитию торговли, необходимо отметить эдикт от 13 апреля
1540 г., который устанавливал единую меру длины для тканей. В эдикте
говорится: «Так как до нашего сведения дошло, что из-за различия оль-
нов (локтей] и самого измерения ольнажей и форм ольнов и названий
единиц меры, служащих цели измерения как в наших городах и местеч-
ках. так и в других местах нашего королевства, до сих пор имели место
1 J. J. Clamageran. Histoiro de 1’impot en France, t. II, p. 118—119.
a Ibid., p. 130.
’ Ordonnances des rois de France. . ., t. II, p. 437—438.
4 G. Avenel. Histoire economique de la propriete, des salaires, des denr/es
et de tons les prix en g£n6ral depuis Гап 1200 jusqu’en 1800, t. IV, Paris, 18!»8.
p. 202—207.
Экономическая политика французского абсолютизма
147
многие неправильности, всякого рода обманы и злоупотребления, . . .то
поэтому мы, рассмотрев эти обстоятельства, приказали и приказываем,
чтобы в нашем королевстве была установлена единая форма ольнов, кото-
рая будет иметь 3 фута 7 дюймов и 8 линий»1. Эта единица измерения
называлась «мерой короля» и, согласно эдикту, была обязательной для
употребления во всех городах Франции. Для образца установленного
ольна приказано было сделать эталон (контрольную меру), который дол-
жен был находиться в Париже и в главных городах королевства 1 2 *.
Большой интерес представляет политика королевской власти в отно-
шении унификации денежной системы, которую французские короли
использовали как одно из средств в своей борьбе за территориальное и
политическое единство страны.
Борьба королевской власти за вытеснение местных монетных систем
королевской монетой, как известно, началась еще с XIII в., с реформ
Людовика IX. В конце XV в., когда в основном завершилось террито-
риальное объединение Франции и на базе развития мануфактуры и торговли
создавались условия для экономической консолидации страны, фран-
цузские короли начинают борьбу за монетную регалию. <
Королевское правительство проводит ряд мероприятий в целях уста-
новления государственного контроля над денежным обращением в стране
и превращения чеканки монеты в прерогативу королевской власти.
Ордонансом 1493 г. король запретил частную чеканку монеты и приказал
направлять в парижскую тюрьму мастеров, занимавшихся частной чекан-
кой монеты.
Однако эта политика была мало действенна — в стране попрежнему
наряду с королевской монетой обращалось огромное колйчество ийостран-
ных и местных монет: королевский ордонанс от 27 ноября 1516 г. пере-
числяет более 25 названий различных иностранных и местных монет,
которые имели широкое распространение на внутреннем рынке Франции 8.
Ордонанс от 5 марта 1533 г. упоминает более 40 названий монет 4.
На протяжении всего своего царствования Франциск I издавал много-
численные ордонансы, регулирующие денежный курс и стоимость монет.
Повторяемость законодательных актов в области денежной системы
говорит об их недостаточной эффективности, что подтверждается и содер-
жанием королевских эдиктов. Ордонанс Франциска I от 5 марта 1533 г.
констатирует различного рода злоупотребления, которые имели место
в денежном обращении Франции, «несмотря на ордонансы относительно
монет».
«После нашего вступления на престол, — говорится в ордонансе, —
мы собирали много раз ассамблеи знатных лиц, чтобы установить порядок
в монетном деле, стремясь всеми для нас возможными средствами пони-
зить стоимость золотых и серебряных монет, а также чрезвычайно высо-
кие цены других монет, произвольно, по своей воле назначаемые изо дня
в день многими купцами, финансистами и людьми различный сословий
из-за их скупости, скаредности и личной выгоды. Некоторые, поступая
еще хуже, уменьшали количество драгоценного металла в наших монетах,
снижая их ценность, качество и стоимость»5.
Политика правительства Франциска I относительно упорядочения
денежной системы была направлена па ограничение количества местных и
1 Recueil general des anciennes lois fran^aises, t. XH, p. 672.
2 Ibidem. f *’
’ Ordonnances des rois de France. . ., t. I, p. 475. !‘ ' •
* Recueil §епёга! des anciennes lois fran^aises, t. XII, p. 378. "
5 Ibidem.
10*
148
М. Л. Покровская
иностранных монетных систем, обращавшихся в стране. Ордонанс от
27 ноября 1516 г. перечисляет названия монет, допущенных к обраще-
нию, с точным указанием их стоимости, относительно турского ливра
Ордонанс от 29 декабря 1538 г., объявляя стоимость иностранных монет
сниженной, запрещает их обращение по истечении месяца со дня опублико-
вания ордонанса1 2.
Пользование запрещенной монетой каралось тюремным заключением
и конфискацией имущества. Для активной борьбы с нарушителями коро-
левского ордонанса устанавливалось вознаграждение в сумме г/4 конфис-
кованного имущества и штрафа в пользу тех, «кто донесет на наруши-
телей ордонанса»3.
Политика Франциска I в отношении денежной системы не ограничи-
валась регламентацией стоимости «различных видов монет» и запреще-
нием обращения многочисленных местных и иностранных монет. Коро-
левское правительство принимало действенные меры для реализации своих
постановлений, направленных к унификации денежной системы и осуще-
ствлению королевской регалии чеканки монет.
Королевские эдикты устанавливали строгий контроль над разработ-
кой серебряных рудников. Весь наличный запас серебра, добываемый
в рудниках, должен был поступать на королевские монетные дворы,
чтобы чеканить из этого металла монеты «с королевским гербом и щитом,
согласно ордонансам». Частная чеканка монет запрещалась «под страхом
конфискации вышеназванных металлов и руд и произвольного штрафа» 4 *.
Эти меры обеспечивали до известной степени увеличение обращения
в стране королевской монеты.
Политика королевского правительства в отношении унификации мо-
нетной системы не могла быть вполне эффективной, так как в экономиче-
ском отношении Франция не представляла еще собою единого экономиче-
ского комплекса, кроме того, государство не имело в наличии достаточного
запаса серебра и золота, чтобы обеспечить чеканку королевской монеты
в необходимом для обращения количестве. Тем не менее политика коро-
левского правительства в отношении упорядочения денежной системы,
организации банков, проведения государственных займов6 в условиях
развития товарно-денежных отношений, имела большое значение.
В период возникновения капиталистического производства склады-
вались основные принципы экономической политики феодальных госу-
дарств в области внешней торговли, которые оформились в систему мер-
кантилизма.
Посредством политики меркантилизма путем установления высоких
таможенных пошлин королевская власть приобретала колоссальные
денежные средства, и в то же время покровительствовала развитию оте-
чественной промышленности, ограждая внутренний рынок от конкурен-
ции иностранных товаров.
Для Франции, бедной золотыми и серебряными рудниками и не при-
нимавшей непосредственного участия в грабеже колоний, политика мер-
кантилизма была важным средством увеличения запаса драгоценных
металлов, необходимых для развития внутренней торговли. А между
тем, на внутренние рынки Франции проникало огромное количество ино-
1 Ordonnances des rois de France. . t. I, p. 475—476.
2 Recueil gdndral des anciennes lois fran?aises, t. XII, p. 549.
3 Ordonnances des rois de France. . t. 1, p. 476.
4 Ibid., t. Il, p. 678.
л G. Hanotaux. Histoire de la nation fran^aise, t. X, Paris, 1886, p. 193—
194; H. See et A. R ab ill on. Le XVI-e ciecle, p. 232.
Экономическая политика французского абсолютизма
149
странных товаров, успешно конкурировавших с французскими, и значи-
тельные суммы денег уходили за рубеж. В первой половине XVI в. во
Францию, в связи с ростом спроса на предметы роскоши со стороны гос-
подствующих классов, дворянства и буржуазии, ввозилось большое
количество дорогих тканей: золотой и серебряной парчи, шелка, позу-
ментов и других украшений.
Королевское правительство вело борьбу за ограничение ввоза промыш-
ленных товаров в страну. Система покровительственных и запретитель-
ных тарифов, установленная королевским законодательством, ограждала
французскую промышленность от иностранной конкуренции. Право тор-
говли иностранных купцов во Франции было ограничено сроками и опре-
деленным ассортиментом товаров, которые облагались высокими таможен-
ными пошлинами. Так, немецкие купцы имели право ввозить во Францию
товары, «дозволенные и не запрещенные, . . .выгодные, полезные и нуж-
ные», как серебро, медь и другие металлы, лес и оружие из городов Аугс-
бурга, Ульма, Страсбурга, Нордингена, Миннингема и др.1
Лимитированы были сроки торговли иностранных купцов на фран-
цузских ярмарках Немецкие купцы, торговавшие на лионских ярмарках,
лишь в ответ на свои «мольбы и просьбы» получили право, как льготу
и привилегию, продавать свои товары во Франции в течение 15 дней после
окончания ярмарки 1 2.
Целая серия королевских ордонансов запрещает ввоз шерстяных и
шелковых тканей из Испании. Ордонанс от 18 февраля 1516 г. запрещает
ввоз во Францию золотой и серебряной парчи, бархата, атласа, тафты
и узорчатого шелка 3. Это запрещение подтверждается ордонансом от
18 февраля 1517 г.4
27 апреля 1518 г. Франциск I издает ордонанс, запрещающий ввоз
сукна из Сардинии, Каталонии и Руссильона 5.
Однако на практике королевские ордонансы не выполнялись. Запре-
щенные товары проникали на французские рынки, о чем свидетельствуют
повторные запреты ввоза иностранных тканей из Каталонии, Сардинии
и других частей Испании ордонансами от 12 января 1538 г. и 18 мая
1540 г.®
Важным мероприятием в системе политики меркантилизма была от-
мена беспошлинной торговли на лионских ярмарках.
В XVI в. свобода торговли стала препятствием для развития отече-
ственной промышленности Франции. Королевское правительства переходит
от политики покровительства развитию торговли к политике покровитель-
ства растущей промышленности. Этой цели служила лионская таможня,
установленная ордонансом Франциска I от 18 июля 1540 г.7 Все шелковые
и парчевые ткани, прибывавшие из-за границы через Байонну, Нар-
бонну, Сузы и Монтелимар, а также пряности «со складов» Португалии,
Италии и с Востока в обязательном порядке должны были провозиться
через Лион, где с них взимался таможенный сбор в размере 5 процентов’
стоимости товаров, предназначенных для продажи в Лионе, и 2 процен-
тов за провоз товаров через город. Для сбора этой пошлины в Лионе
было создано особое таможенное бюро.
1 Ordonnances des rois de France, t. I, p. 347.
2 Ibid., p. 347—348.
9 Recneil general des anciennes lois fran?aises, t. XII, p. 103.
9 Ordonnances des rois de France. . ., t. II, p. 2.
6 Ibid., p. 224—226.
4 Recneil general des anciennes lois fran^aises, t. XII, p. 552, 687.! •'
7 H. See et F. R a b i 11 о n. Le XVI-e si&cle, p. 234. ' :
150
М. А. Покровская
В целях предотвращения утечки золота за границу и покровительства
развитию местного промышленного производства, правительство вело
активную борьбу против вывоза денег из страны посредством закона «об
истрачивании». По этому закону иностранные купцы не имели права
вывозить за пределы Франции деньги, полученные ими от продажи това
ров. Они были обязаны потратить эти деньги на покупку французских
товаров
Политика меркантилизма осуществлялась королевской властью также
путем запрещения употребления предметов роскоши. В XVI в. среди
дворян и зажиточных горожан-буржуа имело широкое распространение
употребление дорогих одежд и украшений, которые приобретались за
границей.
«Мы извещены, — говорится в королевском ордонансе от 3 декабря
1543 г., — о чрезмерных тратах, которые имеют место в настоящее время
в нашем королевстве, для приобретения одежд из золотой и серебряной
парчи с позументами, золотыми и серебряными вышивками, которые
носят многие лица, вследствие чего громадные суммы денег извлекаются
из нашего королевства иностранцами, которые ими пользуются и помо-
гают нашим врагам» 1 2.
Ордонанс с очевидностью свидетельствует о том, что французская
промышленность не удовлетворяла спроса на предметы роскоши и не
могла успешно конкурировать с итальянскими и испанскими товарами,
проникавшими на французские рынки. Значительные денежные средства
уходили из Франции за границу на покупку дорогих тканей и украшений,
несмотря на запрещение их ввоза.
В 30-х годах XVI в. во Францию в год ввозилось дорогих тканей и
украшений из Италии, Авиньона и Нидерландов в среднем более чем
на 12 млн. ливров 3.
Не ограничиваясь малоэффективной политикой ограничения и запре-
щения ввоза иностранных дорогих тканей и других предметов роскоши,
королевское правительство запрещает употребление дорогих одежд и
украшений «. . . всем принцам, сеньерам, дворянам и другим лицам,
нашим подданным, какого бы состояния и положения они ни были, без
всякого исключения, кроме дорогих и любимых наших детей, дофина и
герцога Орлеанского. . . под страхом 1000 золотых экю штрафа, конфис-
кации вышеназванных одежд и наказания как нарушителей наших ордо-
нансов» 4 *.
Королевское правительство стремилось установить контроль не только
над ввозом товаров; не менее строгому контролю с целью взимания пош-
лин подвергался и вывоз товаров.
Высшая провозная пошлина — «haut passage» взималась на месте
вывоза товаров за границу в размере 7 денье с ливра стоимости съестных
припасов и некоторых видов сырья: reve — в размере 4 денье с ливра,
traite или imposition foraine — 12 денье с ливра взималась на месте от-
правки товаров.
В экспортных пошлинах особенно ярко проявлялся фискальный ха-
рактер таможенного законодательства французских королей. Эти вывоз-
ные пошлины лишь тормозили развитие промышленного производства
и преследовали чисто фискальные цели б.
1 G. Hanotaux. Histoire de la nation fran^aise, t. X, Paris, 1886, p. 171.
2 Recueil gdndral des anciennes lois fran^aises, t. XII, p. 834.
• P. Boissonnade. Le socialisms d’Etat. Paris, 1927, p. 12.
4 Recueil g6n6ral des anciennes lois fran^aises, t. XII, p. 835.
• См. К. Маркс нФ. Энгельс. Соя., т. IV, стр. 48.
Экономическая политика французского абсолютизма
151
♦ ♦ ♦
Изучение королевского законодательства и некоторых явлений эконо-
мической жизни позволяет сделать более или менее конкретные выводы
относительно сущности экономической политики феодально-абсолюти-
стского государства в первой половине XVI в.
Главным фактором, определявшим общественное развитие в период
позднего средневековья, было изменение и развитие производительных
сил, перераставших рамки феодальных производственных отношений,
которые утрачивали роль двигателя в развитии производительных сил
и превращались в их тормоз.
Основа феодализма — феодальная собственность на землю, опреде-
лявшая политическое господство класса феодалов и характерную черту
феодального способа производства — господство мелкого хозяйства, ста-
вила преграды для дальнейшего развития производительных сил.
В этих условиях королевская власть во Франции, преследуя фискаль-
ные цели, посредством налоговой политики использовала развитие про-
мышленности и торговли в интересах господствующего класса феодалов.
Но в то же время необходимо отметить, что объективно абсолютная мо-
нархия в первой половине XVI в. оказывала содействие развитию промыш-
ленности и торговли. Поддерживая цеховое ремесло, королевская власть
покровительствовала и возникавшему капиталистическому производству,
предоставляя привилегии и субсидии для организации и развития ману-
фактур, осуществляя систему запретительных и ограничительных тари-
фов в целях ограждения внутреннего рынка страны от иностранной кон-
куренции. Тем самым абсолютная монархия способствовала развитию
производительных сил, выражая прогрессивное направление историче-
ского процесса.
Экономическая политика французского абсолютизма носила противо-
речивый характер: с одной стороны, абсолютная монархия, представляв-
шая собою диктатуру дворянства, стремилась сохранить политическое
господство класса дворян, которое обеспечивалось системой феодальных
отношений, а, с другой стороны, способствовала, в известных пределах,
развитию капиталистических элементов и буржуазии в стране. Так, фео-
дальная монархия, выросшая на базе начавшегося разложения феодаль-
ных сословий, принимала деятельное участие в их разрушении.
Противоречивость экономической политики абсолютизма показывала
обреченность феодального строя.
Прогрессивность абсолютной монархии была ограничена. Абсолютная
монархия способствовала экономическому развитию общества в той мере,
в какой политика протекционизма обеспечивала интересы дворянства.
По мере развития капиталистического производства и торговли, по
мере обострения противоречий между производственными отношениями
и характером производительных сил, класс дворян, носитель старых
производственных отношений, оказывал все более упорное сопротивление
развитию капиталистических элементов в обществе.
Вместе с этим, абсолютная монархия, как политическая форма дикта-
туры дворянства, превращалась из силы, до некоторой степени способ-
ствовавшей, в ранний период своего существования, экономическому раз-
витию общества, в силу, действовавшую против экономического развития,
вследствие чего абсолютная монархия и вся система феодализма были
сметены французской буржуазной революцией 1789—1794 гг.
М. А. МОЛДАВСКАЯ
ЗАРОЖДЕНИЕ КАПИТАЛИЗМА В КНИГОПЕЧАТНОМ
ПРОИЗВОДСТВЕ ВО ФРАНЦИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ
XVI ВЕКА
Книгопечатание наряду с порохом и компасом Маркс характеризовал
как «необходимые предпосылки буржуазного развития»1. Изобретение
книгопечатания, ускорившее изготовление книг и удешевившее их стои-
мость, создало благоприятные технические условия для распространения
культуры Возрождения и формирования буржуазной идеологии. Распро-
странение книгопечатания способствовало развитию национальных лите-
ратурных языков. Вместе с тем книгопечатание было отраслью промы-
шленности, а печатная книга уже с самого момента своего появления была
товаром. Истории развития книгопечатания как отрасли промышленности
во Франции в первой половине XVI в. и, прежде всего, истории зарожде-
ния и вызревания капиталистических форм производства в книгопеча-
тании и посвящена данная работа.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
История французского книгопечатания в первые годы его развития
являлась и является предметом пристального внимания буржуазных
историков. Истории этой отрасли промышленности посвящены многие
исследования и сборники документов. Обильный фактический материал,
извлеченный буржуазными историками из архивов и опубликованный
ими, представляет большую научную ценность. Изучение этих материалов
с марксистских позиций дает возможность исследовать зарождение и
развитие капиталистических форм промышленности в книгопечатном
производстве и на основе этих данных подвергнуть концепцию буржуаз-
ных авторов принципиальной критике.
Основными источниками для данной работы являлись: 11-томное
издание документов под редакцией Ж. Бодрие — «Лионская библиогра-
фия»1 2, 2-томный «Краткий инвентарь коммунальных архивов, предше-
ствующих 1790. Департамент Роны. Город Лион»3, три сборника доку-
ментов, опубликованных Э. Куайяком: «Сборник нотариальных актов,
относящихся к истории Парижа и его окрестностей в XVI-м веке»4, «Крат-
кий инвентарь одной парижской книги нотариальных записей в XVI в.
1 К. Маркс иФ. Энгельс. Соч., т. XXIII, стр. 131.
2 J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. Lyon, 1895—1914.
3 Inventairesommaire des archives communalcs anterieurs a 1790. Departement
du Rhone. Ville de Lyon. Paris, t. I, 1865; t. II, 1875.
4 E. С. о у e c q u e. Recneil d’actes notaries relatifs & I’histoire de Paris et de ses
environs au XVI siecle, t. I. Paris, 1905.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
153
(1498—1600 гт.)»1, «Опись имущества пяти парижских книготорговцев
20-х годов XVI века»1 2, два сборника Ф. Ренуара — «Парижские печат-
ники, книготорговцы, словолитчики и корректоры»3, «Документы о пе-
чатниках, книготорговцах, карточниках, граверах, словолитчиках, пе-
реплетчиках, золотильщиках книг, людях, изготовляющих застежки для
книг, раскрашивателях, пергаментщиках и бумажниках, работавших
в Париже с 1450 по 1600 гг.» 4.
Однако следует подчеркнуть, что далеко не все материалы этих публи-
каций касаются интересующей нас проблемы. Большая их часть относится
к событиям личной жизни печатников или книготорговцев. Сведения же,
касающиеся экономической структуры книгопечатания, встречаются
в опубликованных документах редко, так как авторы этих публи-
каций — буржуазные историки и архивариусы — не интересовались эко-
номической историей книгопечатания. Кроме того, в самом подборе доку-
ментов сказывается буржуазная тенденциозность авторов. Такое состоя-
ние опубликованных источников требует не только критического к ним
отношения, но и осложняет работу над ними.
Историков XIX в., писавших о книгопечатании до эпохи империализма,
привлекала, главным образом, историко-культурная тема 5 6. В центре
их внимания стояла просветительная, объективно прогрессивная деятель-
ность типографов и книготорговцев. Вопросы же структуры и организа-
ции типографского производства в социальном плане оставались вне
поля зрения и не были подвергнуты сколько-нибудь обстоятельному ис-
следованию.
Несколько отличается позиция другой группы буржуазных историков,
начавших заниматься вопросами истории книгопечатания в конце XIX—
начале XX вв., — А. Озе в, П. Меллотте 7, Л. Морена 8 *, П. Бризона •,
Л. Радиге10 11 и других П. В этот период стало уже невозможным простое
1 Е. Coyecque. Inventaire-sommaire d’un minutier parisien pendant le cours
du XVI s. (1498—1600). «Bulletin de la Soci£t£ de 1’histoire de Paris». Paris, 1893, 1895,
1896.
aE. Coyecque. Cinq libraires parisiens sous Francois I. «Memoires de la So-
ciete de 1’histoire de Paris et de 1’ile de France», t. 21. Paris, 1894.
8 Ph. Renouard. Imprimeurs parisiens, libraires, fondeurs de caractdres
et correcteurs d’imprimerie. Pans, 1898.
4 Ph. Renouard. Documents sur lesimprimeurs, libraires, cartiers, graveurs,
fondeurs de lettres, relieurs, doreurs de livres, faiseurs de fermoirs, enlumineurs,
parcheminiers et papetiers ayant ехегсё a Paris de 1450 a 1600. Paris, 1901.
5 G.-A. Cra pele t. Etudes pratiques et litteraires sur la typographie. Paris,
1837; A. P e r i c a u d. Bibliographic lyonnaise du XV siecle. Lyon, 1851; P. L a-
croix, E. Fournier et F. Sere. Histoire de 1’imprimerie, t. I. Paris, 1852;
A. Bernard. De 1’origine et des debuts de 1’imprimerie en Europe. Paris, 1853;
E. Fe ugere. Essai sur la vie et les ouvrages de H. Estienne. Paris, 1853; P. F. D u-
Po n t. Histoire de I’imprimerie, t. I. Paris, 1854; J. de la C a i 1 1 e. Histoire de
imprimerie et de la librairie a Paris ой Гоп voit son origine. Paris, 1889; A. V i n g-
t r i n i e r. Histoire de Fimprimerie a Lyon de 1’origine jusqu’a nos jours. Lyon, 1894;
H. Stein. L’histoire de I’imprimerie. «Revue internationnale des Bibliotheques».
Paris, 1895—1896.
6 H. Hauser. Histoire d’une greve au XVI sifccle. «Revue internationnale
de sociologie». Paris, 1894, № 9; L’ne greve d’imprimeurs parisiens au XVI siecle 1539—
1542. «Revue internationnale de sociologie». Paris, 1895, № 7; Les ouvriers du temps
passe. Paris, 1899.
7P. Mel lottee. Histoire economique de I’imprimerie. L’imprimerie sous
1’ancien regime. 1439—1789. Paris, 1905.
8 L. Morin. Essai sur la police des compagnons imprimeurs sous 1’ancien regime.
Lyon, 1898.
8 II. Бриаон. История труда и трудящихся. Пб., 1921 (перев. с франц ).
10 L. R a d i g u e r. Maltres imprimeurs et ouvridrs typographes (1470—1903).
Paris, 1903.
11 E. Levas seur. Histoire des classes ouvrieres et de 1’industrie en France
154
М. А. Молдавская
замалчивание такой важной проблемы. Теперь буржуазные историки
прибегали к более утонченным и замаскированным приемам искажения
исторического прошлого. Это был прежде всего мнимый объективизм,
под флагом которого выступили буржуазные, историки этого периода.
А. Озе, подлинный идейный вдохновитель данной группы историков,
в предисловии к книге «Возникновение капитализма» заявил: «... мы
считаем, что можно говорить о капитализме, как о факте, без любви
и без ненависти»1. И в этой и в других своих работах Озе не устает под-
черкивать свою объективность, «беспристрастность». В отличие от Крапле,
Верде, Клодена, Вентринье и многих других, Озе рассматривает книго-
печатание прежде всего как производство и называет его капиталисти-
ческим. Он указывает на то, что книгопечатание было дорогим и
сложным производством и в силу этого было доступно лишь капита-
листу, а не ремесленнику.
Озе затрагивает кратко также и вопрос о применении наемного труда
в полиграфическом производстве и упоминает о тех первых крупных
конфликтах, которые имели место в XVI в. между типографщиками-пред-
принимателями и работавшими на них «подмастерьями». Однако эта
проблематика не получила сколько-нибудь основательной разработки
в трудах буржуазных ученых типа Озе и его последователей, так как
они стремились затушевать сущность классового характера капиталисти-
ческой эксплуатации.
Цель своего исследования автор настоящей статьи видит в анализе
и обобщении, на основе марксистско-ленинской методологии, накоплен-
ного к настоящему времени фактического материала, содержащегося
в публикациях и исследованиях буржуазных историков, и в формулиро-
вании некоторых выводов относительно генезиса и специфики развития
раннекапиталистических отношений во французском полиграфическом
производстве XVI в.
В русской буржуазной исторической литературе интересующая нас
проблема также не была поставлена; больших работ, специально посвя-
щенных вопросам истории книгопечатного производства, не было. Что
касается отдельных статей на эту тему, то они написаны, в основном, по
схеме, сложившейся в западноевропейской литературе.
ПРОМЫШЛЕННОСТЬ ВО ФРАНЦИИ В ПЕРВОЙ
ПОЛОВИНЕ XVI В.
Центральным фактом истории XVI в. во Франции, как и во многих
других странах, являлся процесс первоначального накопления. «Хотя
первые зачатки капиталистического производства спорадически встре-
чаются в отдельных городах по Средиземному морю уже в XIV и XV сто-
летиях, тем не менее начало капиталистической эры относится лишь
к XVI столетию» * 1 2.
В XXIV главе I тома «Капитала» Маркс начертал классическую схему
процесса первоначального накопления; капитала. Большинство отмеченных
Марксом моментов первоначального накопления имели место и во Фран-
ции, но тут этот процесс протекал своеобразно и отличался от англий-
avant 1789, t. II. Paris, 1901; Е. Lavisse. Histoire de France, t. V, part. I. Paris,
1903; J. H a у e m. Les graves dans les temps modemes et particulierement aux XVI
et XVII siecles. «Memoires et documents pour servir a 1’histoire du commerce et de 1’in-
dustrie en France». Serie I. Paris, 1911; J. Jacques. Vie et mort de corporations.
Graves et luttes sociales sous 1’ancien regime. Paris, 1948.
1H. Hauser. Les debuts du capitalisme. Paris, 1927.
2 К. Маркс. Капитал, т. I, Госполитиздат, 1954, стр. 720.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
155
ского классического образца. В нашу задачу не входит рассмотрение спе-
цифики первоначального накопления во Франции. Следует только отме-
тить, что экспроприация сельскохозяйственного производителя, состав-
лявшая, по определению Маркса, основу всего процесса, во Франции
совершилась иным способом 1 — гораздо медленней, чем в Англии, и
приобрела меньший размах. Настоящей «земледельческой революции»
во Франции, в отличие от Англии, в рассматриваемый период не про-
изошло. Тем не менее экспроприация совершалась, о чем свидетельствует
то обстоятельство, что растущая промышленность в городах имела доста-
точное количество рабочих рук. Так как устои феодализма в деревне
были еще крепки, то новые формы эксплуатации сочетались со старыми.
В тесной связи с экспроприацией непосредственных производителей на-
ходится законодательство против экспроприированных и законы с целью
понижения заработной платы. Маркс подчеркивал сходство между англий-
ским и французским законодательством о бродягах и нищих 1 2. Что ка-
сается законов с целью понижения заработной платы, то и во Франции
«коалиции рабочих рассматривались как тяжкое преступление...»3 и во
Франции создавался «... тот кровавый режим..., те грязные высоко-
государственные меры, которые, усиливая степень эксплуатации труда,
повышали полицейскими способами накопление капитала» 4.
Первая половина XVI в. для Франции была периодом значительного
подъема производительных сил, причины и общая картина которого
еще совершенно недостаточно выяснены в нашей литературе. Несомненно
благоприятную обстановку для этого подъема создавали прекращение
войн с Англией и завершение территориального объединения страны
(разрушительные последствия войн с империей Карла V в это время еще
не успели сказаться). Этот подъем был прерван с середины XVI в. так
называемыми религиозными войнами.
Для французской промышленности, находившейся, как и все хозяйство
страны первой половины XVI в., в состоянии известного подъема, харак-
терно большое разнообразие форм организации: наряду с цехами и сво-
бодным ремеслом, унаследованными от средневековья, появляется уже
рассеянная мануфактура, а в некоторых городах в отдельных отраслях
промышленности и централизованная мануфактура.
На большей части территории страны (к югу от Луары) распростра-
нено было свободное ремесло, не знавшее цеховой системы. Цеховая
система преобладала лишь на севере и в центре Франции. Но даже в Па-
риже, вопреки всем усилиям властей, существовали свободные ремесла.
Обязательность цеховой организации распространялась повсеместно
только на четыре профессии: ювелиров, хирургов, слесарей и нотариусов.
К ним приближались по своему положению булочники и мясники. Цехо-
вая система развита была также в текстильной промышленности, метал-
лической, кожевенной, строительной, т. е. в особенно развитых и рас-
пространенных отраслях производства.
Установить степень и область распространения свободного ремесла
для нас очень важно. Ведь известно, что «... некоторые мелкие цеховые
мастера и еще большее количество самостоятельных мелких ремесленни-
ков и даже наемных рабочих превратились сначала в зародышевых капи-
талистов, а потом, постепенно расширяя эксплуатацию наемного труда
1 См. К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 727.
1 См. там же, стр. 741.
8 Там же, стр. 743.
4 Там же, стр. 746.
156
М. А. Молдавская
и соответственно усиливая накопление капитала, в капиталистов sans
phrase [без оговорок]» \ Маркс подчеркивал преимущество мелких само-
стоятельных ремесленников перед цеховыми мастерами, объясняющееся
тем, что в свободном ремесле были более благоприятные условия для
созревания промышленного капитала. Хотя свободные ремесленники
были подчинены муниципалитету или местному сеньеру, все же такой
надзор менее стеснял их деятельность, чем цеховые ограничения: ше-
девр, плата за право метризы, обязательный ученический стаж и пр.
В свободном ремесле создаются благоприятные условия для воз-
никновения мануфактуры, так как возможности применения наемного
труда здесь были более широкими и накопление происходило бы-
стрее.
В XVI в. правительство усиленно поддерживало цехи по политиче-
ским, социальным и фискальным соображениям, а также по соображениям
военного порядка. Однако цехи XVI в. уже отличались от цехов XIII—
XIV вв., т. е. классического периода развития и распространения цеха.
Богатые мастера, составлявшие цеховую верхушку, увеличивали число
подмастерьев и учеников и стремились не допускать в цех никого со сто-
роны. Рабочее время устанавливалось в интересах мастеров. Были запре-
щены всякие объединения подмастерьев и усилен надзор за ними со сто-
роны местных властей 2. Отдельные цеховые мастера постепенно превра-
щались в предпринимателей капиталистического типа.
В первой половине XVI в. появляется рассеянная мануфактура.
Развитие ее происходит, главным образом, на селе, что ярко свидетель-
ствовало о малоземелье крестьян. Вокруг таких крупных городов, как
Париж, Бордо, Руан, Тулуза и другие, были целые районы, где разви
валась рассеянная мануфактура. Так, капиталистический характер орга-
низации постепенно приобретало шерстоткацкое производство. В нем
широко развили свою деятельность купцы-скупщики. В суконной про-
мышленности, наряду с мелким ремесленным производством, во многих
местностях (в Нормандии, Пикардии, Пуату, Орлеане, Берри, Ланге-
доке) наблюдалось уже сочетание рассеянной мануфактуры с элементами
централизованной. Купец раздавал ремесленникам сырье и покупал
готовые куски материала, но окончательная отделка сукна и его окраска
происходили в мастерской купца-мануфактуриста. Сочетание централизо-
ванной и рассеянной мануфактуры имело место также и в шелкоткацкой
промышленности, появившейся во Франции во второй половине XV в.
Довольно рано развилась рассеянная мануфактура в производстве полотна.
Тысячи деревенских ткачей и прядильщиков работали на сырье скуп-
щика, сбывая ему свою продукцию.
Предпринимательский характер имела стекольная промышленность,
металлургия и, особенно, горнодобывающая промышленность. Оборудо-
вание шахт и угольных копей было сложным и дорогим и требовало
больших по тому времени капиталовложений. Значительных успехов
достигла централизованная мануфактура в оружейном производстве,
развитие которого было тесно связано с ростом абсолютизма, с государ-
ственными интересами и находившегося, в силу этих обстоятельств, под
особым покровительством государства.
Одной из наиболее передовых мануфактур изучаемого периода была
мануфактура в типографской промышленности.
Однако не следует забывать, что развитие капиталистических форм
1 К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 753.
1 R. Gandilhon. Politique economique de Louis XI. Paris, 1941, p.166.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
157
организации промышленности происходило очень неравномерно. Капи-
талистическая мануфактура отнюдь не преобладала. Уровень развития
французской промышленности может быть охарактеризован известным
положением Маркса о том, что «...мануфактура не была в состоянии
ни охватить общественное производство во всем его объеме, ни преобра-
зовать его до самого корня. Она выделялась как архитектурное украшение
на экономическом здании, широким основанием которого было городское
ремесло и сельские побочные промыслы»1.
КНИГОПЕЧАТНОЕ ПРОИЗВОДСТВО ВО ФРАНЦИИ
(1470—1550 гг.)
Появившееся во Франции в 70-е годы XV в. книгопечатное произ-
водство быстро развивалось. Крупнейшими центрами книгопечатания
в Европе, наряду с Венецией, Нюрнбергом и Базелем, стали Лион и Па-
риж. Книги парижской и лионской печати продавали не только во всех
французских городах, но и в городах тех стран, где эта промышленность
в первой половине XVI в. была еще мало развита — в Англии, Испании,
Нидерландах.
Успехи книгопечатания во Франции были обусловлены также поли-
тикой протекционизма, проводившейся правительством. Буржуазные
историки — Меллотте, Клоден, Гандильон и другие — в политике покро-
вительства книгопечатанию видят плоды влияния итальянского гума-
низма и просвещения. С особенным умилением они говорят об отношении
к печатникам Франциска I, который ими рисуется идеальным просвещен-
ным монархом, руководствовавшимся якобы лишь бескорыстным желанием
служить науке. Между тем совершенно ясно, что основной побудительной
причиной покровительства абсолютной монархии книгопечатанию были
лишь соображения повышения доходов казны. Книгопечатание стало
одной из значительных отраслей промышленности, и, что особенно важно,
книга была предметом экспорта, а это, помимо материальных выгод,
повышало престиж французского государства за границей.
Опекая печатное дело и содействуя его развитию, королевская власть
опасалась возможности использования книгопечатания в целях нежела-
тельной для абсолютизма пропаганды. Поэтому книгопечатание с самого
своего появления во Франции было поставлено под контроль и светских
и, особенно, церковных властей.
1. Начальный период истории книгопечатного производства
и книготорговли (1470—1500 гг.)
Книгопечатное производство, превратившееся в XVI в. в одну из пере-
довых во Франции мануфактур, возникло, как и другие мануфактуры,
из ремесла; первые типографии представляли собой небольшие реме-
сленные мастерские. Разделения труда в мастерской не было, все произ-
водственные операции выполнялись работающими по очереди, в зависи-
мости от требований момента. Оборудование типографии состояло обычно
из одного станка и одного-двух комплектов шрифта. Продукция таких
мастерских была очень незначительна. Первая парижская типография
за 3 года (1470—1472 гг.) выпустила 23 издания, в общем около 1000 ли-
1 К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 376.
158
М. А. Молдавская
стов Тиражи первых отпечатанных книг были небольшими—350—
370 экземпляров.
Современные источники дают возможность представить типографию
конца XV в.1 2 В маленькой, бедно оборудованной мастерской у одного
станка работало несколько подмастерьев: один накатывал краску, другой
делал оттиск, третий набирал печатную форму.
Первые печатники были универсальными специалистами. Они не
только печатали книги, но и отливали шрифты, приготовляли типограф-
ские краски, зачастую сами переплетали книги и продавали их. Такой
универсализм свидетельствовал о слабом еще развитии разделения труда.
Впоследствии, по мере развития капиталистических отношений, от книго-
печатания отделяются отрасли, превращающиеся в самостоятельные ре-
месла: словолитное дело, переплетное, граверное и т. д.
Среди типографов, занимавшихся наряду с книгопечатанием и другими
книжными ремеслами, особенно большую группу составляли печатники-
книготорговцы. О количественном соотношении между печатниками и
печатниками-книготорговцами дают представление следующие цифры:
Лион 3
Годы
Печатник.*
Книготорговцы
Печатники-книго-
торговцы
1470—1480
1481—1490
1491—1500
7
25
50
Париж 4
5 4
15 6
39 20
Годы
Печатники
Книготорговцы
Печатники-книго-
торговцы
1470—1480
1481—1490
1491—1500
6
6
21
5
9
23
3
17
42
Успехи в области разделения труда в Лионе были большими, чем
в Париже. В целом же. в начальный период истории книгопечатного
производства (1470—1500 гг.) разделение труда делало только свои пер-
вые шаги.
1 А. С 1 а и d i n. Histoire de I’imprimerie en France aux XV et XVI siecles,
t. I. Paris, 1900, p. 59; Ph. Renouard. Imprimeurs parisiens..., p. 148.
2 Л. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France..., t. Ill, Paris, 1904,
p. 320.
3 В настоящей статье все статистические данные по Лиону составлены на осно-
вании материалов, имеющихся у следующих авторов: J. Baudrier. Bibliographic
lyonnaise. Sdrie 1—XI; A. Vingtrinier. Histoire de 1’imprimerie й Lyon...;
A. С I a и d i n. Histoire de I’imprimerie en France. Paris, t. Ill, 1904; t. IV, 1914.
4 В настоящей статье все статистические данные по Парижу составлены на осно-
вании данных, имеющихся у следующих авторов: Ph. Renouard. Imprimeurs
parisiens...; Ph. Renouard. Documents sur les imprimeurs...; E. Coyec-
q u e. Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire de Paris...; E. Coyecque.
Inventaire-sommaire d’un munitier parisien...; A. С 1 a u d i n. Histoire de 1’iinpri-
merie en France, t. I, 1900; t. II, 1901.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
159
Имущественного равенства в среде печатников не существовало с са-
мого начала развития типографского дела Отсутствие цеховой органи-
зации в книгопечатном производстве содействовало этому. Большинство
типографов составляли ремесленники средней зажиточности1 2. Такой
ремесленник имел несколько наборов шрифтов, станок, нередко собствен-
ный дом, в котором была расположена типография, держал двух-трех
подмастерьев и сам работал, т. е. был типичным «мелким хозяйчиком» 3.
Налог с таких ремесленников равнялся нескольким ливрам.
Значительную группу печатников составляли владельцы маленьких,
бедно оборудованных ремесленных мастерских. Не имея в достаточном
количестве собственного типографского материала, они обычно арендо-
вали его и были очень зависимы от книготорговцев. Мелкий печатник
лично работал вместе с членами своей семьи, лишь изредка нанимал
одного-двух подмастерьев и всегда едва сводил концы с концами. Все
имущество мелкого печатника оценивалось в 30—40 ливров, а сумма
уплачиваемого им налога не превышала 15—20 су 4. Мелкие мастерские,
как правило, существовали непродолжительное время. Владельцы их,
вытесняемые более сильными конкурентами, нередко разорялись. Так,
разорился в 1492 г. обосновавшийся в Лионе немецкий печатник, Сикст
Глоккенгиссер 5 6. Всю жизнь бедствовал знаменитый печатник конца
XV в. Жан Ноймейстер (1433—1503 гг.), из типографии которого вышли
замечательные по красоте печати книги, шедевры лионского книгопе-
чатания XV в. В 1498 г., совершенно разорившись, он вынужден был
продать свою мастерскую и стал в ней работать в качестве подмастерья в.
Судьба Жана Ноймейстера, Сикста Глоккенгиссера типична для мелких
печатников. Тем не менее небольшая часть мелких печатников оказалась
весьма живучей. Несмотря на долги, они удерживали за собой свои
предприятия и, передавая их по наследству, создавали целые династии7.
Отдельные печатники этой категории со временем обогащались и расши-
ряли свое производство 8. Состояние источников, которыми мы распола-
гаем в настоящее время, не позволяет нам дать ответ на весьма важный
вопрос, — чем вызвана такая устойчивость некоторых мелких предприя-
тий. Разрешение этого вопроса должно стать предметом специального
исследования.
Уже в конце 1480-х годов появляются большие по тому времени,
хорошо оборудованные типографии с 15—20 наемными рабочими. Это
были первые в типографской промышленности централизованные ману-
фактуры 9.
Характерным явлением для развития книгопечатания с самого его
1 Об имущественной дифференциации в среде печатников XV в. говорят данные
из истории развития книгопечатания и в других странах, в частности в Германии
(К. W a h m е г. Zu г Beurteilung des Methoaenstreits in der Inkunabelkunde. Guten-
berg—Jahrbuch. 1933).
2 A. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France..., t. Ill, p. 214, 255—256,
268, 328, 343, 352.
3 К. Маркс. Капитал, т. 1, стр. 313.
4 J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. S6rie I, p. 4—5, 13, 300, 377;
A. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France..., t. Ill, p. 243, 401—408; t. IV,
p. 119, 328.
6 A. Claud i n. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. IV, p. 312.
3 Ibid., t. 1П, p. 360.
’ J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. S6rie. X, p. 3, 27.
3 A. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France.. , t. II, p. 35,
’ Ibid., t. I, p. 209—283; t. Ill, p. 472, 503, 508, t. IV, p 118; Ph. Re-
no u a r d. Imprimeurs parisiens. . ., p. Ill—112.
160
М. А. Молдавская
зарождения была связь печатника с купцом. Печатник, как правило,
имел возможность приобрести необходимое оборудование, но он не мог
вести свое дело самостоятельно. Печатнику всегда грозила опасность
разорения, если он, вложив средства в приобретение оборудования,
бумагу, заработную плату рабочим и совершив массу других расходов,
связанных с таким дорогим и сложным производством, как книгопечата-
ние, не мог срочно реализовать готовую продукцию. При недостаточной
в то время емкости книжного рынка эта опасность была весьма реальной.
Трудность сбыта такого специфического товара, как книга, заставляла
печатника или искать заказа, который гарантировал бы сбыт его продук-
ции (такими заказчиками были, как правило, церкви и монастыри), или же
обращаться к услугам купца-посредника. Трудности сбыта были не
единственными в деятельности ранних печатников. Печатник нуждался
в сырье, прежде всего в большом количестве бумаги. Отсюда — зависи-
мость ранних печатников от городских властей, университетов, церков-
ных капитулов, монастырей и особенно от купцов.
В поисках заказчиков первые печатники часто кочевали, переезжая
со своим оборудованием из города в город, от монастыря к монастырю,
в каждом месте останавливаясь только на некоторое время для отпечата-
ния по заказу одного-двух произведений. Но в таких городах, как Лион
и Париж, печатники могли жить постоянно. Эти большие центры при-
влекали печатников именно возможностью более скорой, в сравнении
с другими городами, реализацией готовой продукции и наличием богатых
купцов, располагавших свободными средствами и готовых вложить их
в такое, хотя и рискованное, но вместе с тем и очень прибыльное дело,
как книгопечатание.
Очень рано в книгопечатание проник торговый капитал, подчиняя
себе печатников-ремесленников и образуя рассеянную мануфактуру.
Вся история возникновения и развития лионского книгопечатания
является яркой иллюстрацией этого процесса. В Лионе, в центре ярмарок
и банков Юго-Западной Европы, книгопечатание сразу же попало в за-
висимость от крупных торговцев.
Книготорговля, развивавшаяся в тесной связи с книгопечатанием,
очень скоро превратилась в самостоятельную отрасль. Еще задолго до
изобретения книгопечатания при университетах существовали книго-
торговцы, торговавшие рукописями или дававшие их во временное поль-
зование. Как и все лица, обслуживающие университет, они также счи-
тались членами университета. Кроме университетских книготорговцев,
были и другие, подвергавшиеся, однако, утеснениям. Но и те и другие
к моменту изобретения книгопечатания были весьма малочисленны.
Книготорговцы второй половины XV в. происходили в основном из куп-
цов, накопивших значительные суммы в торговле различными товарами
и в связи с появлением книгопечатания присоединявших к своей основ-
ной торговле и торговлю книгами х. Другие книготорговцы выходили
из среды печатников или переплетчиков. Занимаясь продажей своих книг,
такой предприниматель брал на себя продажу книг и других печатников
и со временем делал это своим основным занятием 1 2.
Продажа книг была лишь одним из многих видов деятельности книго-
торговцев. Уже в 1480—1490-х годах появляются крупные книготор-
говцы-издатели, по заказам которых работали многие печатники 3. Одним
1 А. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. Ill, p. 2, 4, 26, 136,
328; J. В a u d r i e r. Bibliographic lyonnaise. Serie XI, p. 79.
2 J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. Serie XI, p. 113, 114, 118, 119.
3 A. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. II, p. 466, 518—520;
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
161
из самых крупных парижских книготорговцев-издателей конца XV—
начала XVI в. был Антуан Верар. Книги, заказываемые им у различных
печатников, появлялись с такой характерной выходной формулой:
«Напечатано для Антуана Верара» («Imprime pour Antoine Vdrard»).
Это была обычная формула, употреблявшаяся в случаях печатания книг
по заказу книготорговца. Если печатник печатал за собственный счет,
то в конце книги обычно указывалось: «отпечатано... таким-то» (сле-
довало имя печатника), («imprime par...»).
Книжная лавка того времени представляла собой обычно маленькое
помещение, в котором на двух-трех полках лежало несколько десятков
книг х. Специализация в книготорговле XV в. имела место лишь в виде
исключения. Обычно в одной и той же лавке продавались книги самого
различного содержания — от медицинских трактатов, греческих и рим-
ских классиков до календарей и лубочных изданий житий святых с кар-
тинками.
К концу XV в. книгопечатание и книготорговля во Франции достигли
значительных успехов. Наряду с ремесленными мастерскими, составляв-
шими абсолютное большинство в общем числе типографий, возникли и ману-
фактуры, пока единичные. Наряду с массой мелких книготорговцев и кни-
готорговцев-печатников появились и отдельные книготорговцы-издатели.
В дальнейшем, в связи с процессом экспроприации непосредственных
производителей, происходившим в XVI в., резко увеличилось число наем-
ных рабочих, что создало базу для расширения производства, а накоп-
ление в книгопечатании и книготорговле уже достигло того уровня, на
котором стало возможным появление большого числа типографий-ману-
фактур и крупных книготорговцев-издателей.
2. Начало мануфактурного периода в истории развития
книгопечатного производства во Франции
(1500—1550 гг.)
Множество документов, относящихся к началу мануфактурного пе-
риода истории книгопечатания, позволяют составить конкретное представ-
ление об устройстве типографии и технике книгопечатания. Технология
процесса печатания в основных ее чертах описана в работах советских
авторов * 1 2, а также в работе французского буржуазного историка Мел-
лотте 3.
Перед началом печатания готовили бумагу и краску. Для печатания
употреблялась влажная бумага, так как сухая не впитывала краску.
Бумагу смачивали, складывали, покрывали макулатурой и придавливали
сверху деревянной доской с тяжелыми камнями для того, чтобы влаж-
ность равномерно проникла во все листы. Через 7—8 часов после этого
она становилась пригодной для печатания. После того, как были подго-
товлены печатная форма, бумага, краска, начиналась работа у станка.
Главным орудием производства в типографии являлся станок, кото-
рый в XVI в. был несколько усовершенствован в сравнении со станком
времен Гутенберга.
Р. D е 1 а 1 i п. Notice complementaire sur Galliot du Pre, libraire parisien de 1512
a 1560. Paris, 1891, p. 6; Ph. Renouard. Imprimeurs parisiens. . ., p. 370—371.
1 A. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. HI, p. 320.
2 M. И. Щелкунов. История. Техника. Искусство книгопечатания. М.—Л.,
1926; П. Березов. Первопечатник Иван Федоров, М., 1952; Ч. С к р ж и н-
с к а я. Книга в средние века и изобретение книгопечатания (Очерки истории тех-
ники докапиталистических формаций, 1936).
*Р. М е 1 1 о 11 6 е. Histoire dconomique de rimprimerie.
11 Средние века. вып. 7
162
М. А. Молдавская
Печатный станок был деревянным, но отдельные его части (пиан,
декель, верхняя часть талера) были металлическими. Печатание, особенно
двумя красками, требовало большой точности, поэтому, чтобы станок
не колебался, его прикрепляли к потолку.и полу.
Основной частью станка был деревянный винт с рычагом и выдвижной
плоский стол — талер х. Винт проходил через поперечные брусья рамы
станка. Сверху он ходил в гаечной нарезке, а внизу кончался четырех-
угольной доской — пианом или тигелем. Винт с прикрепленным к нему
пианом мог подниматься или опускаться по гаечной нарезке. Движение
винта вызывалось поворотом рычага или куки, выходившего из середины
винта. Печатание, состоявшее из ряда операций, было одним из самых
трудоемких процессов. Работающие у станка должны были обладать
точностью движений и большой физической силой. Под пианом на-
ходился талер, на который ставили печатную форму, состоявшую из
нескольких набранных страниц. Предварительно форму закрепляли,
чтобы буквы не рассыпались. Затем на форму накатывали краску, что
было очень сложным делом, так как краску нужно было распределить
равномерным тонким слоем на все выпуклые части букв и гравюр. Этим
занимался специальный рабочий-батырщик, накатывавший краску с по-
мощью специальных подушек-мац. Каждая такая подушка представляла
собой грушевидный кусок дерева, окутанный шерстью и обтянутый ко-
жей. Кожи чистились и мылись в воде по 7—8 часов, чтобы сделать их
более мягкими и эластичными, а затем покрывались лаком или льняным
маслом. Мацы часто обновлялись, обскабливались среди рабочего дня
и вообще были предметом особых забот, так как от качества накатывания
краски зависело и качество печатания. Поскольку накатывание краски
занимало много времени и могло задержать печатание, то во время из-
готовления рабочим-тискальщиком оттиска (пока он толкал рычаг, сни-
мал готовый лист, выдвигал и вдвигал талер) батырщик накатывал краску
на вторую такую же печатную форму.
К станку прикреплялось приспособление для бумаги — декель, пред-
ставлявший собой раму, обтянутую тканью. Она служила для создания
упругой прослойки между печатной формой и пианом, придавливающим
бумагу к печатной форме. Посередине декеля торчали графейки, металличе-
ские острия, на которые накалывался десяток-другой листов чистой бумаги
Графейки прикреплялись так, что они разделяли лист на страницы. Листы
бумаги, наколотые на графейки, закреплялись сверху рашкетом, представ-
лявшим собой деревянную или железную раму с натянутым на нее листом
бумаги или картона, в которой прорезывали отверстия, соответствующие
полосам набора 1 2. В рашкете вырезались те места, которые должны быть
отпечатаны, и оставлялось то, что должно быть чистым. Рашкет предохра-
нял поля листа бумаги от загрязнения. При печатании декель с рашкетом
опускался на печатную форму и прикреплялся к талеру. Затем талер
с печатной формой и прибором с бумагой подставляли под пресс. Тискаль-
щик поворачивал рычаг, пиан опускался, с силой придавливал всю
1 Выдвижной талер появился в начале XVI в.; его изобретение приписывается
парижскому ученому-печатнику Жоссу Бадию. (Р. М е 1 1 о t t ё е. Histoire ёсопо-
mique de i’imprimerie, р. 377).
2 Меллотте утверждает, что декель и рашкет появились только во второй поло-
вине XVI в., и приписывает это усовершенствование нюрнбергскому печатнику Дан-
неру (Р. М е 1 1 о t t ё е. Histoire economique. . ., р. 377). Однако ряд документов
свидетельствует о том, что декель и рашкет были принадлежностью печатного станка
еще в 1530—1540 гг. См. Е. Coyecque. Cinq libraires parisiens sous Francois I,
p. 135; E. Coyecque. Recueil d’actes notaries <relatifs a 1’histoire de Paris. . .,
p. 385, 457, 466, 524, 527, 606.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
169
пачку бумаги к печатной форме, и на верхнем листе* бумаги появлялся
оттиск. Затем пресс поднимали, выдвигали из-под него талер, поднимали
рашкет и снимали с декеля отпечатанный лист. Затем вся операция повто-
рялась, и так до конца рабочего дня. После просушки отпечатанных ли-
стов их печатали с другой стороны. Отпечатанные с двух сторон листы
складывали на доску, прикрывали другой доской и придавливали гру-
зом в 40—50 фунтов, чтобы выравнять и разгладить их. Через 5—6 часов
отпечатанные листы складывались в пачки и в таком виде сдавались
в переплет.
Если печатали двумя красками, то сначала печатали черной краской,
закрывая рашкетом те места, где должна быть красная. Затем, когда после
просушки листы возвращались снова под пресс, на рашкете делали соот-
ветствующие вырезы и производилось печатание красной краской. Такое
печатание требовало еще большей точности, чем обычное. Нужно было
делать так, чтобы строчки, отпечатанные разными красками, не наска-
кивали друг на друга.
В большой типографии имело место разделение труда. Набор представ-
лял собой особую операцию, выполняемую специально обученными рабо-
чими. Самый процесс печатания был менее сложным, так как основную
работу тут производил станок, тем не менее и эта операция, а также
накатывание краски, требовали, кроме большой физической силы, уменья,
навыков, точности, т. е. требовали подготовленного рабочего. Следова-
тельно, в типографии были три основные группы рабочих: наборщики,
батырщики, тискальщики. Кроме этих основных работ, печатание тре-
бовало ряд вспомогательных. Высушенные листы нужно было сложить
в пачки, рассортировать их сообразно тексту, приготовить их к переплету,
готовить краски, носить воду и т. д. Эти работы выполняли ученики.
В больших типографиях с постоянной загрузкой 3—4 станков был
специальный корректор и старший рабочий-фактор (prote), следивший
за порядком в мастерской и качеством работы рабочих и учеников.
В 1520—1530 гг. в больших типографиях на один станок приходилось
в среднем пять работников. Это было общим положением, зафиксирован-
ным и в законодательстве х.
В первой половине XVI в. во Франции не было таких огромных по тому
времени предприятий, как типография нюрнбергского печатника-книго-
торговца Антона Кобергера, в которой уже в начале XVI в. было 24 станка
п работали 100 рабочих. Сильным преувеличением является утверждение
Меллотте, что в начале XVI в. типография с 50 наемными рабочими не
была явлением необычным 1 2. Но несомненно, что в XVI в. и в Париже,
и в Лионе были большие типографии с 15—20 наемными рабочими 3.
Значительное число рабочих уже само по себе предопределяло раз-
деление труда и сложную кооперацию труда в производстве. Такие типо-
графии, основанные на эксплуатации наемных рабочих и разделении
труда между ними, уже не были ремесленными мастерскими.
О капиталистическом характере типографской промышленности сви-
детельствует и то, что в частной собственности владельцев типографий
сосредоточены были все средства производства, представлявшие боль-
1 Документы, опубликованные Озэ в приложении к статье «Une grave d’impri-
meurs parisiens. . p. 615.
2 P. M e 1 1 о t t e e. Histoire economique de I’imprinierie, p. 28.
3 G.-A. С г a p e 1 e t e. Robert Estienne, imprinaeur royal et le roi Francois I.
Paris, 1839, p. 16; A. Claud in. Histoire de I’imprimerie en France. . t. I, p. 217;
E. Coyecqne. Recneil d’actes notaries relatifs a I’histoire de Paris..., p. 41,
253; Ph. R e n о u a r d. Imprimeurs parisiens. . ., p. 169; Ph. Renouard. Do-
cuments sur les imprimeurs. . ., p. 101.
11*
164
М. А. Молдавская
шую материальную ценность. Оборудование типографий было очень
дорогим. Цена станка со всеми принадлежностями к нему в 1520—1540 гг.
колебалась от 10 до 30 ливров х. Немало средств нужно было затратить
на приобретение наборных касс, верстаток, столов, скамеек, лестниц,
сундуков для хранения шрифтов и печатных форм, досок различного раз-
мера, кожи и шерсти для изготовления мац, специальной посуды и многих
других предметов. Самой дорогой частью оборудования типографии
были шрифты, виньетки и гравюры l 2. Шрифты работы знаменитого париж-
ского словолитчика Робера Гранжона иногда оплачивались драгоцен-
ностями 3. Каждый владелец типографии стремился приобрести как можно
больше сортов шрифта, так как печатание несколькими шрифтами повы-
шало качество книги и, следовательно, обеспечивало лучший сбыт и успех
в борьбе с конкурентами. В 1589 г. в богатой типографии Плантена в Ант-
верпене было больше 200 комплектов шрифта 4 *. Конечно, типография
Плантена была исключительным явлением даже для антверпенского
книгопечатания времен его преобладания в Европе. Подобных типогра-
фий во Франции в первой половине XVI в. не было. В нашем распоряжении
нет точных данных о количестве комплектов шрифта в типографиях Жака
Мита, Арнуле, Филиппа Пигуше, Гюга де ля Порта п в других крупных
лионских и парижских типографиях. Однако, если в средних мастерских
было несколько комплектов шрифта, общий вес которых достигал сотен
фунтов 6, то в больших типографиях явно выраженного капиталисти-
ческого типа количество шрифтов безусловно исчислялось десятками ком-
плектов, а общий пх вес тысячами фунтов.
Приобретение шрифта или утрата его зачастую решали судьбу печат-
ника •. Шрифты передавали по наследству, давали в приданое 7.
Оборудование маленькой типографии с одним станком и пятью ком-
плектами шрифтов стоило в 1520-е годы около 60 ливров 8. Стоимость
оборудования крупных типографий доходила до 800 ливров и больше9.
Стоимость оборудования средней типографии равнялась стоимости при-
мерно стада крупного рогатого скота 10.
Дорогое оборудование, представляющее не просто орудие труда,
а постоянный капитал, было недоступно ремесленнику. Наличие таких
дорогих и сложных средств производства в частных руках предполагает
уже капиталиста, хотя бы и «зародышевого».
lE. Coyecque. Recueil d'actes notaries relatifs a 1’histoire de Paris...,
p. 135, 466, 606; Ph. Renouard. Imprimeurs parisiens. . ., p. 32.
2 Пять комплектов шрифта в небольшой парижской типографии Потье стоили
в 1520-е годы 42 ливра 1 су И денье, а все остальное оборудование только 15 ливров
11 су 1 денье, т. е. немногим больше */з стоимости шрифтов. (Е. Coyecque. Cinq
libraires parisiens sons Francois I. . ., p. 136). Шрифт и матрицы цицеро в 1543 г. в Па-
риже стоили 47 ливров. (Е. Coyecque. Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire
de Paris..., p. 550).
3 J. В a u d r i e r. Bibliographic lyonnaise. Serie I, p. 284—285.
• P. M e I I о t t e e. Histoire economique de I’imprimerie, p. 409.
3 А. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. I, p. 301; E. С о y-
e c q u e. Cinq libraires parisiens sous Francois I. . ., p. 136; J. В a u d r i e r. Biblio-
graphic lyonnaise. Serie HI, p. 81.
•J. Baud rier. Bibliographic lyonnaise. Serie VIII, p. 16; Ph. Renouard.
Imprimeurs parisiens. . .. p. 124—125.
’ E. Coyecque. Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire de Paris...,
p. 217.
3 E. Coyecque. Cinq libraires parisiens sous Francois I, p. 136.
9 J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. Serie I, p. 341; A. С 1 a u d i n.
Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. IV, p. 257; Ph. Renouard. Imprimeurs
parisiens. . ., p. 169.
10 E. L a v i s s e. Histoire de France, t. V, part. I, p. 268.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
165
В больших типографиях широко применялся труд наемных рабочих,
юридически свободных и лишенных средств производства, единственным
источником существования которых была продажа их рабочей силы.
Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали, что при-
менение наемного труда в производстве свидетельствует о его капитали-
стическом характере.
У типографских рабочих не было предшественников в лице под-
мастерьев; с самого начала развития книгопечатания они были именно
наемными рабочими. Во время стачки 1539 г. и всех событий, связанных
с ней, вопрос о заработной плате поднимался рабочими как одна из са-
мых волнующих их проблем. Во всех документах, касающихся стачки,
речь идет о «жалованьи», получаемом рабочими, о сроках и условиях их
работы, о режиме рабочего дня, о договорах, заключаемых предприни-
мателями п рабочими, т. е. договорах о найме рабочих. Хотя в большей
части этих документов употребляется еще старый термин — подмастерья
(compagnons), но конкретное содержание их убеждает нас в том, что этим
традиционным старым термином обозначали качественно новую социаль-
ную категорию — наемных рабочих. Да и терминология кое-где изме-
нилась. В некоторых документах наряду с термином подмастерье упо-
требляются и новые термины — слуга, работник (serviteur), более точно
определяющие социальное положение рабочих \ А во многих документах,
относящихся к стачке, прямо употребляется термин рабочие (ouvriers)1 2.
Условия труда рабочих типографий были чрезвычайно тяжелыми.
Рабочий день печатников был более продолжительным, чем в других
отраслях производства. Он длился 17—18 часов как зимой, так и летом.
К тому же труд в типографии был несравненно более напряженным и
изнурительным, чем в ремесленной мастерской. Вследствие разделения
труда, каждый рабочий выполнял какую-нибудь одну операцию, поэтому
«поры в его рабочем дне» уменьшались до минимума, а производительность
труда была более высокой в сравнении с производительностью труда ре-
месленника.
Многие рабочие, не имея собственного жилья и возможности устроить
свою личную жизнь, вынуждены были жить в доме предпринимателя.
По традиции, установившейся с самого начала развития книгопечатного
производства и сложившейся под влиянием окружающих цеховых поряд-
ков, заработная плата рабочего состояла из двух частей: денег п питания.
Такая система зарплаты создавала для предпринимателей дополнитель-
ный источник наживы за счет рабочего, так как зарплату харчами пред-
приниматель мог уменьшать по своему произволу. Единой системы оплаты
не было. В одном случае рабочим платили за рабочий день, в другом —
помесячно, в третьем — за год. Значительная часть рабочих, живя на
скудных хозяйских харчах, вынуждена была ожидать получения денег
месяцами и даже годами. Это создавало особенно кабальные, унизитель-
ные формы зависимости рабочего от предпринимателя. В течение первой
половины XVI в. реальная и номинальная заработная плата рабочего-пе-
чатника постоянно понижалась. В 20-х годах XVI в. денежная часть
заработной платы квалифицированного рабочего составляла около 3 су
в день. Это были жалкие гроши, на которые он с трудом мог удовлетво-
рить самые насущные потребности своей семьи. В связи с «революцией
1 Документы, опубликованные А. Озе в приложении к статье «Une greve d’impri-
nieurs parisiens. . ., p. 607, 611—612.
2 F. A. Isambert. Recueil general des anciennes lois franQaises, t. XII,
part. II, p. 763; J. Baudrier. Bibliographie lyonnaise. S6rie I, p. 410—411;
G.-A. Crapelete. Robert Estienne. . ., p. 51.
166
М. А. Молдавская
цен» стоимость жизни на протяжении XVI в. возросла во Франции
в 4 раза1. Об этом дают представление следующие данные. В 1501 г. сетье
зерна (старинная мера, содержит 156 литров), стоило 24 су, в 1530 г. —
38 су 4 денье, в 1538 г. — 50 су, в 1543 г. —*58 су 4 денье 1 2. В 1501 г.
мера вина стоила 4 денье, а в 1598 г. — в 9 раз больше — 3 су. В 1501 г.
курица стоила 4 су, а в 1598 г. — 15 су 3. Особенно же росла дороговизна
в неурожайные годы. Так, в 1529—1530 гг. бише (60 фунтов) зерна в Лионе
стоил 50—60 су. На понижение заработной платы рабочих-печатников
влияли также многочисленные праздники (неоплачиваемые предприни-
мателями). Количество рабочих дней в году не превышало 260—270.
Рабочие неоднократно требовали изменения режима работы и оплаты
«белых дней». Кроме того, рабочие часто подвергались штрафам, что
также значительно понижало их заработок.
В книгопечатном производстве и смежных с ним областях широко при-
менялся труд детей и подростков. Ученики были дешевой рабочей силой,
эксплуатация которой представляла тем большие удобства, что ученики
жили в доме хозяина, следовательно, были зависимы от него и лично.
Тяжелые условия работы, низкая заработная плата, произвол пред-
принимателей вызывали ожесточенную борьбу наемных рабочих против
предпринимателей и книготорговцев. В 30-х годах XVI в. положение ра-
бочих еще более ухудшилось вследствие «революции цен», вызвавшей
общую дороговизну, и усугубивших ее голодовок, во время которых
городские богачи спекулировали хлебом, наживаясь на народной
нужде.
Итак, типография-мапуфактура коренным образом отличалась от своей
предшественницы — ремесленной типографии. В ремесленной типогра-
фии, в отличие от крупной типографии-мануфактуры, оборудование было
сравнительно недорогим и, значит, более доступным ремесленнику.
Наемный труд в ремесленной мастерской или вовсе не применялся или
применялся в очень ограниченных размерах. Ремесленная мастерская не
знала разделения труда. Нельзя не отметить, что и ремесленной типогра-
фии были свойственны некоторыеикапиталистические тенденции, для укреп-
ления роста которых в эпоху разложения феодализма создавались осо-
бенно благоприятные условия, сделавшие возможным превращение
товарного производства в его высшую форму—капиталистическое произ-
водство. Типографская мануфактура, как и любая другая мануфактура,
в развитии капиталистических форм промышленности являлась «... про-
межуточным звеном между ремеслом и мелким товарным производством
с примитивными формами капитала и между крупной машинной инду-
стрией (фабрикой)» 4 *.
Говоря о мануфактурном периоде развития капитализма, В. И. Ленин
указывал на то, что «... наряду с крупными капиталистическими мастер-
скими мы встречаем всегда на данной ступени развития капитализма
весьма значительное количество мелких заведений; численно эти послед-
ние обыкновенно даже преобладают, играя однако совершенно подчинен-
ную роль в общей сумме производства» б. В общем числе французских
типографий исследуемого периода крупные типографии составляли срав-
нительна небольшую группу — 10—15 типографий в Лионе и столько же
1 Н. S ё е. Esquisse d’une histoire 6conomique et social de la France depuis les
origines jusqu'a la guerre mondiale. Paris, 1929, p. 194.
2 P. V. Beauregard. Essai sur la thdorie du salaire. Paris, 1887.
9 H. Hauser. Ouvriers du temps passd. Paris, 1939, p. 101.
4 В. И. Ленин. Соч., т> 3, стр. 336.
9 Там же, стр. 383—384.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
167
в Париже. Подавляющее же большинство, от 90 до 100 типографий,
представляли собой в обоих городах мелкие и средние мастерские.
На основании многочисленных фактов можно составить представление
о каждой из групп печатников. Мелким печатником являлся владелец
типографии с одним станком и одним-двумя наборами шрифта х. Часть
таких печатников-ремесленников даже не имела собственного типограф-
ского материала и вынуждена была его арендовать у богатых типографов
и книготорговцев. Владелец мастерской и члены его семьи лично работали.
Все имущество такого печатника оценивалось в 20—40 ливров, а налог
исчислялся несколькими су. Как правило, мелкие типографии выпускали
на плохой бумаге, бедно иллюстрированные календари, рыцарские ро-
маны, народные сказки и т. п. Эта дешевая продукция шла только на
местный рынок.
Мелкие печатники, не имевшие должного количества шрифтов, бумаги
и всего нужного для печатания материала, постоянно нуждавшиеся
в деньгах, работали большей частью по заказам книготорговцев, снаб-
жавших печатника на невыгодных для него условиях бумагой, шриф-
тами, а также сплошь и рядом ссужавших его деньгами. Самостоятель-
ность большей части таких мелких печатников, зависимых от купца-ману-
фактуриста, была лишь номинальной. В сетях долговых обязательств
мелкий печатник нередко запутывался и разорялся 1 2. Разорению мелких
печатников-ремесленников способствовала также конкуренция больших
мастерских.
Между печатниками-ремесленниками, с одной стороны, и богатыми
предпринимателями, капиталистами «без оговорок», с другой, существо-
вала очень многочисленная прослойка печатников средней руки, одна
часть которых еще недалеко ушла от ремесленников, а другая уже при-
ближалась к положению мануфактуристов 3. Оборудование типографии
такого печатника оценивалось в 100—200 ливров, а налог ее владельца
составлял несколько ливров. Имея 8—10 рабочих, такой печатник лично
уже не работал. Он печатал не только по заказу книготорговцев, но и
на свой счет. Зависимость владельца такой мастерской от книготор-
говца была меньшей, так как он не арендовал, как правило, ни досок
иллюстраций, ни шрифтов. Производственный век таких типографий
был более продолжительным, чем производственный век мелких мастер-
ских.
Владельцы крупных типографий с несколькими станками и 15—20
наемными рабочими составляли немногочисленную группу 4. Типогра-
фия-мануфактура отличалась от мелкой типографии не только объемом,
но и характером выпускаемой продукции. Крупные типографии специа-
1Е. Coyecque. Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire de Paris. . .,
p. 191; J. Baudrier. Bibliographic lyonnasie. Serie I, p. 5—6; serie V, p. 92, 93;
s6rie X, p. 28—29, 310.
2 A. Claudin. Histoire de I’imprimerie en France. . ., t. Ill, p. 350—351;
J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. Serie I, p. 29, 404; serie X, p. 310; serie XI,
p. 161—162, 383.
’J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. Serie I,p. 84, 316,397, 435; serie III,
p. 115; s6rie XI, p. 2, 4; R. C. Christie. Etienne Dolet, le martyre de la Renais-
sance. Paris, 1886, p. 324, 382.
4 J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. S6rie I, p. 284—285; serie X, p. 185,
432—447; E. Coyecque. Recueil d’actes notari£s relatifs a 1’histoire de Paris. . .,
p. 135, 226, 344, 348, 446, 449, 460; J. D u m u 1 i n. Charlotte Guillard, imprimeur
au XVI s. «Bulletin de Bibliographic». Paris, 1896, p. 582—583; F. M i 1 k a u. Hand-
buch der Bibliothekswissenschaft, t. I. Leipzig, 1931, S. 451; Ph. Renouard.
Imprimeurs parisiens. . ., p. 66; A. Vingtrinier. Histoire de I’imprimerie a
Lyon. . ., p. 210.
168
М. А. Молдавская
лизировались на выпуске произведений, печатание которых требовала
больших затрат, т. е. научных трактатов, греческих и римских классиков,
литургической литературы, учебников. Большие типографии обычна
работали с полной загрузкой, тогда как мелкие*и средние типографии рабо-
тали с перебоями. Из таких типографий выходила большая часть книж-
ной продукции, реализация которой происходила нередко на очень
отдаленных, даже заграничных рынках. На этом и основана была связь
владельца крупной типографии с книготорговцем: книготорговец сбывал
продукцию типографии. Наряду с такой формой связи между владель-
цем типографии-мануфактуры и книготорговцем были и другие. Книго-
торговец входил в компанию с владельцем типографии, вкладывал свои
средства в производство. В такой компании книготорговец и владелец
типографии пользовались равными правами, извлекая, обычно, неравную-
прибыль. Владелец типографии обогащался только за счет прибавочной
стоимости, создаваемой наемными рабочими, которую он должен был раз-
делять с книготорговцем. Книготорговец же наживался как на эксплуа-
тации наемных рабочих, участвуя в предприятии в качестве вкладчика,
так и на покупателях французских и иностранных, так как лионские и
парижские книготорговцы вывозили книги в города и страны с малораз-
витой типографской промышленностью, в которых, следовательно, цены
на книги были высокие. Этим, несомненно, объясняется разница в иму-
щественном цензе книготорговцев и владельцев типографий. Финансовые
операции самых крупных печатников 1520—1540 гг. не выходили за пре-
делы нескольких тысяч ливров, тогда как операции книготорговцев
в тот же период исчислялись десятками тысяч. Печатники покупали кре-
стьянские цензивы, виноградники, дома, но ни один из владельцев типо-
графии не приобрел ни поместья, ни дворянского звания подобно лион-
ским богачам-книготорговцам.
Неоспоримые факты свидетельствуют о большом разнообразии форм
организации производства в типографской промышленности изучаемога
периода. Тут имели место все степени градации, указанной В. И. Лениным
в его работе «Развитие капитализма в России» х, от крошечных мастерских
ремесленного типа с 2—3 работниками и одним станком до больших ману-
фактур с 15—20 наемными рабочими и несколькими станками. А между
этими полюсами — ряд промежуточных видов промышленных пред-
приятий, представляющих собой разные стадии превращения мелкого
буржуа в «настоящего капиталиста», а его мастерской — в мануфактуру.
Разделение труда и профессий в книгопечатном производстве разви-
распространения книгопечатания, по мера
валось по мере развития и
превращения его в отрасль
капиталистической промыш-
ленности.
Отпочкование отдельных
ремесел от книгопечатания и
превращение их в самостоя-
тельные отрасли промышлен-
ности, начавшееся еще в
XV в., в первой половине
XVI в. достигло новых и зна-
чительных успехов. Об этом
свидетельствуют следующие
данные.
Лион
Годы Словолитчики Словолитчики- печатники
1500—1510 1 4
1511 — 1520 4 3
1521—1530 8 —
1531—1540 5 —
1541 — 1550 8 —•
1 См. В. II.
Ленин. Соч., т. 3, стр. 303, 309—310.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
169
Как видим, число словолитчиков в Лионе, сочетавших свое ремесло
с книгопечатанием, со временем уменьшается, а в 20-е годы XVI в. слово-
литчики-печатники вообще исчезают, тогда как число специализированных
словолитчиков, наоборот, растет.
В Париже процесс разделения труда шел немного медленнее.
Париж
Годы Словолитчики Словолитчики-печатники Книготорговцы
1510—1520 1 1
1521—1530 1 2
1531—1540 2 1
1541—1550 5 2
Здесь была также небольшая группа ремесленников, одновременно
занимавшихся книготорговлей, книгопечатанием, гравированием и литьем
шрифта.
То же происходило и с переплетным делом, тесно связанным с книго-
торговлей. Обычно тот, кто переплетал книгу, завершая ее изготовление,
тот ее и продавал. Переплетение книг было выгодным делом, так как цена
переплета составляла примерно х/з стоимости книги х. И в Париже и в Ли-
оне нередко возникали большие переплетные мастерские с 4—6 станками 1 2.
Парижский переплетчик Гильом Кузен в 1539 г. заключил договор с про-
давцом бумаги о продаже последнему всех бумажных обрезков в течение
года. Согласно договору, переплетчик должен был каждую субботу да-
вать не менее 20 фунтов обрезков, что свидетельствует о большом коли-
честве продукции, выпускаемой переплетной мастерской 3. Со временем,
наряду с книготорговцами-переплетчиками, появляются и специализиро-
ванные переплетчики.
Лион
Годы Книготорговцы- переплетчики Переплетчики
1500—1510 2 5
1511—1520 1 10
1521—1530 1 8
1531—1540 2 3
1541—1550 1 4
Как видим, число специализированных переплетчиков растет парал-
лельно с уменьшением числа книготорговцев-переплетчиков. Что касается
уменьшения числа переплетных мастерских в 1530—1540 гг., то, невиди-
мому, оно происходило за счет роста производственной мощности мастер-
ских. Число предприятий уменьшалось, но каждое из них было гораздо
значительнее, чем предприятия прежних лет. Кроме того, сказывалось
1 А. С 1 a u d i n. Histoire de I’imprimerie en France. . t. IV, p. 277.
2 E. Coyecque. Cinq libraires parisiens sous Francois I. . ., p. 54—79;
Ph. R enouard. Imprimeurs parisiens. . ., p. 206, 320—321; E. Coyecque.
Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire de Paris. . ., p. 250.
3 E. Coyecaue. Recueil d’actes notari6s relatifs a 1’histoire de Paris.. .,
p. 250.
170
М. А. Молдавская
и влияние растущего вывоза Париж
книг на ярмарки и за гра- ницу, куда книги вывозились Годы Книготорговцы- переплетчики Переплетчики
непереплетенными. В первые десятилетия •
1500—1510 10 —
XVI в. появляются не только
специализированные пере- 1511—1520 12 —
плетчики и словолитчики, но 1521—1530 23 1
и граверы, художники, рисо- 1531—1540 15 5
вавшие специально по зака- зам типографий, золотиль- щики книг, миниатюристы, 1541—1550 14 5
специалисты, изготовлявшие застежки для книг, и даже ремеслен-
ники, изготовлявшие краску для типографий. Следовательно, тенденцией
развития книгопечатания было отделение от него вспомогательных отрас-
лей и превращение их в самостоятельные ремесла.
Тем не менее всегда существовала значительная группа мастерских,
сочетавших несколько ремесел, хотя со временем их число уменьшается.
Несмотря на большое разнообразие таких сочетаний, можно установить
и их закономерность. Так, литье шрифта, как правило, сочеталось с кни-
гопечатанием. Переплетение и золочение книг, т. е. окончательная отделка,
были связаны с книготорговлей.
В первой половине XVI в. печатники-книготорговцы составляли еще
большую группу. Разделение функций промышленника и купца проис-
ходило медленно. Но, по мере усложнения производства и развития в нем
капиталистических отношений, торговля книгами превращается посте-
пенно в самостоятельное занятие. Правда, как показывает приводимая
ниже таблица, смешанная группа книготорговцев-печатников также
несколько увеличивается по мере роста типографской промышленности,
но в гораздо меньшей степени, чем группы специализированных печат-
ников и книготорговцев.
Лион
Годы Печатники Книготорговцы Печатники-книго- торговцы
1500—1510 61 39 21
1511—1520 85 46 20
1521—1530 142 43 22
1531—1540 99 33 18
1541—1550 122 60 21
Па риж
Годы Печатники Книготорговцы Печатники-книго- торговцы
1500—1510 14 38 60
1511—1520 29 63 64
1521—1530 38 86 60
1531—1540 33 90 60
7 541—1550 46 142 71
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
171
Эти данные не претендуют на точность, но тенденцию развития они
рисуют верно.
В таблице по Парижу бросается в глаза несоразмерно большое число
книготорговцев. Это в значительной степени объясняется неточностью
употреблявшейся в парижских документах терминологии, которую мы
бессильны исправить. Обычно всякого, имевшего какое-либо отношение
к книгопечатанию, парижские нотариусы называли книготорговцем.
Даже в тех документах, само содержание которых прямо указывает на
то, что книготорговец занимался одновременно и книгопечатанием, он
•официально все-таки именуется «книготорговец» (libraire)1. Да и в доку-
ментах, издаваемых королевским правительством, обычно фигурировал
общий термин — книготорговцы, которым покрывались и печатники.
Только в 1585 г. печатники впервые получили привилегию, именно как
печатники 1 2 *. Поэтому есть все основания предполагать, что разделение
труда в Париже не намного отставало от Лиона.
Деловую практику печатников-книготорговцев раскрывают несколько
документов, относящихся к деятельности одного из них — Антуана
Бонмера. Эти документы представляют собой договоры Антуана Бон-
мера с книготорговцами о печатании различных произведений. Два из
них, датированные августом 1523 г.8 и февралем 1528 г.4 *, являются обыч-
ными договорами между владельцем типографии и книготорговцем. Вла-
делец типографии обязуется по заказу книготорговца отпечатать на его
бумаге нужную ему книгу, а заказчик обязуется платить за каждый
рабочий день. Тут Антуан Боймер выступает в качестве владельца ма-
стерской, работающего по заказу. Но третий документ, датированный
4 ноября 1539 г.6, рисует Антуана Бонмера совсем в иной роли. Он входит
в компанию с двумя книготорговцами для печатания одного произведения.
Наравне с другими компаньонами он дает бумагу для печатания и опла-
чивает издержки. Печатание должно производиться в его типографии, за
что члены компании должны дополнительно вознаградить его. Весь ти-
раж — 1500 экземпляров — компаньоны делят между собой на равные
части с правом продавать книги по любой цене и по своему усмотрению.
Значит, Бонмер, владелец типографии, печатал и по заказам книготор-
говцев и в то же время сам торговал книгами, как равноправный член
компании.
Среди книготорговцев-печатников были люди с самым различным
имущественным положением. В одно и то же время (1510—1550 гг.), наряду
с именами таких известных богачей, как Себастьян Грифий в, Тибо Пайей7.
Гюг де ля Порт 8, Гильом Руйе 9, Жан Пти10, встречаются имена Жана
1Е. Coyecque. Recueil d’actes relatifs a 1’histoire de Paris, p. 78.
a P. M e 11 о 11 ё e. Histoire 6conomique de I’imprimerie, p. 40.
8 E. Coyecque. Recueil d’actes notari4s relatifs a 1’histoire de Paris. . .,
p. 174.
4 Ibid., p. 249.
* Ibidem.
•J. Baudrier. Bibliographic lyonnaise. S6rie VIII, p. 14—16, 34, 288;
R. C. Christie. Etienne Dolet. . ., p. 164; A. Vingtrinier. Histoire de
I’imprimerie a Lyon. . ., p. 171.
7 J. Baudrier. Bibliographie lyonnaise. Serie IV, p. 207.
8 Ibid., Serie VII, p. 147, 149—150, 168, 189, 262, 264, 265, 288, 292—294.
• Ibid., Serie IX, p. 4, 18, 20, 22, 42, 45, 76, 95; A. Vingtrinier. His-
toire de I’imprimerie a Lyon. . ., p. 232.
10 A. Claudin. Histoire de l’imprimerie en France. . ., t. II, p. 536; Ph. R e-
n о u a r d. Imprimeurs parisiens..., p. 292; Ph. Renouard. Documents sur
les imprimeurs. . ., p. 101 ;E. Coyecque. Recueil d’actes notaries relatifs a 1’histoire
de Paris. . ., p. 41, 155, 201, 229, 236, 615; Ph. Renouard. Quelques documents
172
М. А. Молдавская
Фуше \ Жана Бьенэза * 1 2, Пьера Маршалл и Барнабе Шоссара 3 и других
более чем скромных печатников-книготорговцев, торговые обороты кото-
рых исчислялись ливрами и су, а все оборудование мастерской состояла
из одного станка и нескольких комплектов шрифтов. Одни из этих печат-
ников-книготорговцев перешли от книготорговли к книгопечатанию.
Другие, начав свою деятельность в качестве печатников, постепенна
присоединяли к типографии и книготорговлю.
Следовательно, в первой половине XVI в. отделение торговли от про-
мышленности, проходившее более успешно, чем в XV в., все же было
неполным. Тем не менее, в сравнении с другими отраслями промышлен-
ности, которые очень долгое время, чуть ли не до машинного периода,
были соединены с торговлей, в книгопечатании, в условиях мануфак-
турного периода, отделение торговли от промышленности произошло
быстро.
Как уже указывалось выше, для типографской промышленности пер-
вой половины XVI в. характерно многообразие форм производства. Сле-
дует отметить, что рассеянная мануфактура в типографском деле была
развита сравнительно слабо и типичным для французского книгопеча-
тания первой половины XVI в. было сосуществование централизованных
мануфактур и мелких мастерских. Это коренится в особенности самого
характера производства. Типография — чисто городское производство,
тогда как рассеянная мануфактура процветала, главным образом, в де-
ревне и пригороде. Все оборудование типографии изначально принадле-
жало только хозяину. В типографиях рабочие с самого начала были
лишены всех средств производства. Таким образом, для рассеянной
мануфактуры, эксплуатирующей преимущественно непосредственного
производителя, не было возможности широкого распространения.
Типографская промышленность была одной из первых отраслей про-
мышленности, в которой в первой половине XVI в. централизованная
мануфактура сделала большие успехи. Количественно она не преобладала,
были распространены мелкие и средние мастерские, но большую часть
книжной продукции давали именно типографии-мануфактуры.
Раннее и быстрое развитие капиталистических форм книгопечатания
не может быть понято без учета особенностей положения и развития этого
производства, ставивших его в исключительное положение в ряду других
ремесел и содействовавших более быстрому в сравнении с другими отрас-
лями производства развитию в нем капиталистических отношений. Книго-
печатание возникло в самом конце периода господства средневекового
ремесла, в период его разложения. Поэтому, как совершенно новая от-
расль промышленности, оно было свободно от стеснительных пут тради-
ций средневекового ремесла. Книгопечатание, как указано было выше,
не знало цеховой организации и, следовательно, было свободно и от
«цехового принуждения». Типографская промышленность развивалась
в связи с машиной, хотя и элементарной. Набор, накатывание краски,
не говоря уже о всякого рода вспомогательных операциях, производились
вручную, но самая существенная операция — печатание — осуществля-
лась при помощи машины. Применение машины революционизировала
производство. Маркс, говоря о спорадическом употреблении машин
sur les Petits, libraires parisiens et leurs families. «Bulletin de la Societe de 1’histoire
de Paris», 1896, p. 146.
1 Ph. Renouard. Documents sur les imprimeurs. . ., p. 101.
2 Ph. Renouard. Imprimeurs parisiens. . ., p. 28.
3 A. С I a u d i n. Histoire de I’imprimerieen France. .., t. IV, p. 196; J. Baud-
rier. Bibliographic lyonnaise. Serie Al, p. 464. 465.
Капитализм в книгопечатном производстве Франции
173
в мануфактурный период, относил книгопечатание к тем отраслям произ-
водства, в которых употреблялись машины: «Ремесленный период также
оставил нам великие открытия: компас, порох, книгопечатание и автома-
тические часы. Но и после этого машина в общем и целом все же про-
должает играть ту второстепенную роль, которую отводит ей Адам Смит
рядом с разделением труда»1. Дорогое оборудование типографии было
недоступно подмастерью и все орудия производства находились в собствен-
ности только мастеров.
История деятельности торгового капитала в типографской промышлен-
ности Лиона и Парижа подтверждает известное ленинское положение
о тесной и неразрывной связи между торговым и промышленным капи-
талом как одной из наиболее характерных особенностей мануфактуры.
Зависимость предприятия от купца была непосредственно связана с харак-
тером этого предприятия.
Чем ярче выражены в нем элементы капиталистического предпринима-
тельства, тем менее значительной была роль купца. И наоборот, предприя-
тия, по типу своему приближавшиеся к ремесленной мастерской, были
более зависимы от купца.
Тем не менее в большей части случаев купец не подчинял себе произ-
водство полностью. Наличие книготорговых операций не вытесняло из
типографии элементы капиталистического предпринимательства, а, на-
оборот, способствовало их укреплению. В отличие от ткача, столяра,
швеи и др., бблыпая часть типографов не пролетаризировалась, главным
образом потому, что оборудование типографии, в отличие от ручного
ткацкого станка, верстака и т. п. — изначально уже не просто орудия
производства, а основной капитал, а владелец типографии — эксплуата-
тор наемного труда. Присоединение купца к делу такого предпринимателя
укрепляло положение последнего, гарантируя ему сбыт. Энгельс говорил,
что владелец мануфактуры, присваивая прибавочную стоимость, делит ее
с купцом-экспортером 1 2. Именно такое положение имело место в типограф-
ской промышленности. Но часть мелких типографов, чьи маленькие мастер-
ские наиболее прибилижались к ремесленной мастерской, становились
жертвой купца и разорялись.
Присоединение купца-посредника к типографской промышленности
ухудшало положение непосредственных производителей — наемных рабо-
чих. Стоимость, создаваемая ими, должна была окупить содержание и
обеспечить обогащение и владельца типографии и купца-посредника.
Эксплуатация наемных рабочих предпринимателем дополнялась эксплу-
атацией со стороны купцов, торгового капитала.
Все сказанное объясняет быстрое и успешное развитие в книгопечат-
ном производстве капиталистических отношений, а следовательно,
и противоречий, порождаемых ими. Нарастание классовой борьбы следует
за процессом роста капиталистического производства и зависит от него.
«Вместе с ростом массы одновременно занятых рабочих, — указывал
Маркс, — растет и их сопротивление. . .»3.
Только в свете этих данных становится ясным факт возникновения
стачки рабочих в наиболее развитой капиталистически отрасли промышлен-
ности—книгопечатании и в наиболее крупных и уже задетых капитали-
стическим развитием городах, какими были в XVI в. Лион и Париж.
1 К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 356.
2 См. Ф. «Энгельс. Дополнения к третьему тому «Капитала». К. Маркс.
Капитал, т. III. Госполитиздат, 1953, стр. 919.
3 К. Марк с. Капитал, т. I, стр. 337.
Н. М. МЕЩЕРЯКОВА
О ПРОМЫШЛЕННОМ РАЗВИТИИ АНГЛИИ
НАКАНУНЕ БУРЖУАЗНОЙ РЕВОЛЮЦИИ XVII ВЕКА
Вопросы генезиса и раннего развития капитализма в Англии при-
влекали к себе внимание многих советских историков. Однако промышлен-
ная жизнь Англии накануне буржуазной революции освещалась значи-
тельно меньше, чем ее аграрный строй. По истории промышленности
Англии указанного периода совсем нет специальных исследований х.
Важность проблемы раннего капитализма в Англии — стране клас-
сического буржуазного развития, побуждает продолжать ее изучение и,
в частности, обратиться к истории английской промышленности в первой
половине XVII в.
Цель настоящей статьи — попытаться проследить некоторые черты
капиталистического развития английской промышленности к середине
XVII в., показать на конкретном материале экономические предпосылки
буржуазной революции, в частности ее предпосылки в области промыш-
ленного производства.
Мы попытаемся здесь рассмотреть, прежде всего, примеры отдельных
форм промышленной организации, существовавших в то гремя в Англии.
Более подробно это удается проследить в сукноделии — ведущей отрасли
промышленности, дополнив сведениями из других отраслей производства.
После рассмотрения отдельных черт организации мы обратимся к вы-
явлению некоторых показателей промышленного развития Англии, кото-
рые наблюдаются в первой половине XVII в.1 2
1
Капиталистическое производство начинается там, где товарное хозяй-
ство достигает своего высшего развития, капитализм начинается тогда,
1 Общую характеристику промышленности Англии в первой половине XVII в.
см.: «Английская буржуазная революция XVII в.» т. I. М., 1954; С. И. Архан-
гельский. Аграрное законодательство великой английской революции, ч. 1.
М.—Л., 1935; ряд статей того же авто, а но экономике предреволюционной Англии
освещают отдельные проблемы промышленной истории; М. А. Бар г. Кромвель
и его время. М., 1950.
2 В работе использованы следующие источники: постановления правительства —
«Acts of the Privy Council» (далее: AFC) 1615—1619; 1621 — 1628. London, 1925—1940;
публикации государственного архива — Calendar of State Papers. D. S.(SPD). 1601 —1641,
London. 1857—1882; публикации частных архивов, изданные «Historical Manuscripts
Commission» (далее: Hist. MSS. Comm.); английское законодательство — The Statutes
of the Realm, vols. IV—V, 1819; произведения ранних экономистов XVII в. и других
писателей (памфлетистов, историков), а также пеннейшие отрывки из различных
источников, опубликованных в большом издании по истории отдельных графств —
«The Victoria History of Counties of England» (VCH). London.
Промышленное развитие Англии
175
когда и рабочая сила превращается в товар. Наемный труд характерен
только для капиталистической формации, ибо именно при капитализме
рабочая сила для самого рабочего принимает форму принадлежащего
ему товара. Утверждение капиталистических отношений в Англии в форме
уклада, явно определившееся с XVI в., означало замену феодальной
формы эксплуатации капиталистическим способом выжимания приба-
вочного продукта из непосредственного производителя. Важнейшим по-
казателем роста капиталистического уклада, следовательно, является сте-
пень распространения наемного труда.
Изучение проблемы наемного труда в промышленности Англии первой
половины XVII в. сопряжено с трудностью выделения (по данным исто-
рических документов) наемных рабочих из общей массы непосредственных
производителей. Современники не различали строго по названиям само-
стоятельных производителей и наемных рабочих в промышленности. Они
обозначали их, как правило, одинаковыми наименованиями (artisan,
master, craftsman, labourer, worker и многими другими). Поэтому, лишь
анализ действительного экономического положения работника в каждом
конкретном случае может вскрыть существо отношений людей в процессе
производства, характер эксплуатации, формы присвоения прибавочного
продукта, произведенного работником.
Показателем того, что перед нами в данных источниках наемный рабо-
чий, а не иной производитель, может служить факт получения работ-
ником заработной платы, ибо именно заработная плата есть внешнее
выражение экономической зависимости производителя от работодателя,
результат свершившегося акта купли рабочей силы владельцем капитала.
Исходя из этого, мы и должны при изучении форм промышленной орга-
низации стремиться выявить реальное экономическое положение работ-
ника в производстве.
Рассмотрение форм суконного производства в английской деревне
начнем с северных, экономически менее развитых графств, а затем перей-
дем к остальным районам страны. С этой целью укажем на отдельные
хозяйства в деревенском сукноделии.
Два отчета о судебных разбирательствах в суде казначейства позво-
ляют ознакомиться с конкретными сукнодельческими хозяйствами дере-
венских районов в графстве Йоркшир вокруг растущих городов Галифакс,
Брэдфорд, Бингли, Кэйли х.
Первое дело относится к 1613 г., второе — к 1638 г. В первом случае
обвиняемыми, а во втором — обвиняющими, выступают жители указанных
районов Йоркшира. Они являются производителями грубого сорта
сукна — «северной каразеи» (makers of northern kerseys). В этих районах,
как выяснилось при судебном разбирательстве, в производстве каразеи
в 1613 г. было занято 20 тыс. мужчин, женщин и детей, а в 1638 г. —
22 тыс. Среди огромной массы этих ремесленников1 2 ясно обозначены
неоднородные по своему экономическому положению сукноделы. Одних
сукноделов называют то «бедными суконщиками» (poor clothiers), то просто
«производителями» (makers). По свидетельству источника, эта группа
многочисленна. Экономическое положение «бедных суконщиков» выглядит
следующим образом 3. Они «каждую неделю изготовляют кусок грубой
1 VCII. Yorkshire, vol. II, р. 413—415, где опубликованы отрывки протоколов
суда казначейства.
2 Термин «ремесленник» употребляется нами всюду в собирательном смысле,
для обозначения любого непосредственного производителя в промышленности.
3 VCH. Yorkshire, vol. II, р. 415; см. также Е. Lipson. The History of the
woollen and worsted industries. London, 1921, p. 39; В. H e w a r t. The Cloth trade
176
Н. М. Мещерякова
каразеи и принуждены продавать его в конце недели, а на полученные
за него деньги приобретать сырье, из которого в следующую неделю де-
лать другой [кусок каразеи], и также запасаться съестными припасами,
чтобы поддержать себя и свои семьи до тех пор, пока другой [кусок] не
будет выработан и продан. . .»х. Это, следовательно, самостоятельные
ремесленники-сукноделы; каждый из них вырабатывал один кусок гру-
бого сукна в неделю * 1 2 и, видимо, имел не более одного ткацкого станка.
Все стадии производства — ческа, прядение шерсти и ткачество одного
куска каразеи, осуществлялось, как правило, всего лишь тремя-четырьмя
работниками — членами семьи суконщика, в том числе детьми, которые
с малолетства участвовали в работе. Такой суконщик сбывал свою про-
дукцию на местном рынке. Кроме ремесленных орудий, он имел зачастую
надел земли. Однако участки земли были обычно столь малы и столь непло-
дородны, что урожаи с них не могли удовлетворить продуктами питания
даже семью сукнодела 3. Источник образно описывает, как бедные сукон-
щики с большими трудностями и с помощью всяческих уловок переби-
вались от недели к неделе, «чтобы предохранить себя, своих жен и детей
от нищенства»4 5.
Владельцы рассмотренных хозяйств — деревенские ремесленники, ко-
торые производили на рынок совсем незначительное количество сукна.
Основной рабочей силой в хозяйстве служила собственная семья ремеслен-
ника. Сельские хозяйства таких сукноделов, видимо, так же бедны, как
их ремесленные мастерские. Бедняки-сукноделы называли себя «бед-
ными коттерами»6. Экономическое положение их, как видно, весьма
неустойчиво. Эти самостоятельные ремесленники находились под постоян-
ным страхом стать нищими вместе со своими женами и детьми, что, веро-
ятно, нередко случалось у них на глазах с такими же, как и они, бедня-
ками. Такого рода производителей (не обязательно суконщиков, но и ре-
месленников других специальностей в сукноделии) мы встречаем не только
на севере, но и на востоке и на западе Англии. В документе 1615 г. читаем:
«. . .еженедельно пряжа выносится на рынок огромным множеством
бедного народа, который имеет достаточное состояние, чтобы самостоя-
тельно работать и покупать еженедельно шерсть на рынке в небольших
количествах, соответственно их потребностям, и еженедельно обращать
ее в пряжу»6.
Английский писатель первой половины XVII в. Уэсткот, описавший
графство Девон 1630 г., также указывает на существование здесь само-
стоятельных ремесленников, в частности прядильщиков и ткачей. Пря-
дильщики (spinners) покупают шерсть на рынке и «. . .на следующую
неделю приносят ее туда снова в виде пряжи, которую покупают ткачи
(weavers), а в следующий рыночный день [ткачи] доставляют ее туда
снова, но уже в виде сукна» 7.
Какую бы терминологию ни употребляли источники для обозначения
подобных производителей, их экономическое положение не вызывает
in the north of England in the sixteenth and seventeenth centuries. «The Economic Jour-
nal», 1900, March, p. 23.
1 VCH. Yorkshire, vol. II, p. 415.
2 1 кусок йоркширской каразеи равен 4 квартерам в ширину, 24—25 ярдам
в длину (G. М а 1 у n е s. Consuetudo, vel lex mercatoria. London, 1622, p. 56), t. e.
в ширину около 91 см, а в длину около 22—23 м.
3 VCH. Yorkshire, vol. II, р. 415: being see mountainous and rough, soe barren
and unfruitful as it will not suffice to yield victuals. . .
4 Ibidem.
5 VCH. Lancaster, vol. II, p. 376.
• E. Lipson. The History of the woollen and worsted industries, p. 39.
7 Ibidem.
Промышленное развитие Англии
177
сомнений. Эти ремесленники — мелкие товаропроизводители, самостоя-
тельно производившие и самостоятельно торговавшие на рынке. Правда,
независимость большинства из них была крайне призрачной, они могли
легко потерять ее.
Рядом с массой «бедных суконщиков», к которым относится приведенная
выше характеристика, существует относительно немногочисленная группа
более преуспевающих суконщиков. Как раз от их имени, повидимому,
и выступают привлеченные к суду ремесленники указанных районов
Йоркшира. Источник называет их такими «суконщиками или лицами,
которые производят и продают йоркширскую каразею в большом коли-
честве» Ч
Некоторое представление о хозяйстве самостоятельных и более бога-
тых деревенских ремесленников можно составить, например, по завеща-
нию Роберта Сидола 1 2 — тоже суконщика из Йоркшира. Жена его, Ели-
завета, наследует по этому завещанию участок арендованной суконщиком
земли, а, кроме того, одну «жирную корову» и «маленького поросенка».
Это позволяет предположить об известном благосостоянии суконщика.
Подробное описание хозяйства Джона Поусона, жившего в самом
конце XVI в. в деревне близ города Лидса, дает конкретное представление
об экономическом положении зажиточного суконщика 3. Небольшой дом
Джона Поусона состоял из трех комнат. В одной из них помещались
запасы сырья для сукноделия: 784 фунта 4 5 шерсти, 7 пар чесалок, масло,
квасцы и другие материалы. К дому примыкала ткацкая мастерская,
красильная, амбар. Опись имущества, находившегося в этих хозяйствен-
ных помещениях, включала 21 кусок сукна ценою в 34 ф. ст., 140 фун-
тов пряжи, 70 фунтов шерсти ценой в 8 ф. ст. 5 шилл., ткацкий станок,
прялку и другое имущество. Поусон работал не только сам со своей семьей,
но использовал труд наемных прядильщиков и трех учеников, которые
жили у себя дома. Кроме того, Поусон арендовал землю. Повидимому,
это уже зажиточный суконщик, производивший, конечно, не один кусок
сукна в неделю б.
Суконщиков снабжали шерстью торговцы-посредники (broggers)4, раз-
езжавшие по деревням, а готовое сукно ремесленники сбывали сами на
местных рынках.
Более крупная мастерская, бблыпие запасы сырья указывают уже на
значительные размеры производства ремесленников типа Поусона. По-
добные ремесленники, так же как и «бедные суконщики», сами уча-
ствуют в производстве, сами связаны непосредственно с рынком. Связь
с земледелием характерна для тех и других.
Хозяйства рассмотренных сукноделов представляют мелкотоварное
производство. Однако, здесь же на севере, например, в том же Йоркшире,
можно встретить совсем иного суконщика.
Вот предписание одного суконщика, жившего, как видно из источ-
ника, в городе Лидсе, своему управляющему Рауфу Мэтью, «очень опыт-
ному человеку во всех делах, связанных с его суконным производством»7.
Документ перечисляет многочисленные прялки, чесалки, ткацкие станки,
1 Н. Heaton. The Yorkshire woollen and worsted industries. Oxford, 1920,
p. 182; здесь приведены отрывки протоколов суда казначейства.
а Ibid., р. 95.
3 Ibid., р. 97.
4 1 англ, фунт = 453.6 грамма.
5 О хозяйстве подобных же суконщиков см. Н. Heaton. The Yorkshire woollen
and worsted industries, p. 96; В. H e w a r t. The Cloth trade. . ., p. 26.
• VCH. Derby, vol. Il, p. 371.
7 Hist. MSS. Comm. The manuscripts of Lord Kenyon, p. 572.
12 Средние века. вып. 7
178
Н. М. Мещерякова
стригальные ножницы и прочие орудия сукноделия г. И далее следует
предписание: «Шестьдесят человек должны быть разделены таким образом:
12 — на сортировку, крашение и очистку шерсти; 30 — на прядение и
ческу; 12— на ткачество и стрижку; прибавить 6 человек в помощь осталь-
ным»1 2. Суконщик из Лидса — тип крупного предпринимателя в суконной
промышленности, производившего па рынок, очевидно, значительное коли-
чество сукон. В общей сложности в его предприятии работало 120 рабо-
чих, между которыми проводилось разделение труда. Рабочие трудились
совместно под командой управляющего. Повидимому, сам хозяин пред-
приятия непосредственно в производстве не участвовал, но так же, как
и его управляющий, был знаком весьма тонко со всеми деталями произ-
водственного процесса. Его предписание учитывало все мелочи, связан-
ные с производством и торговлей сукном, так что управляющему остава-
лось лишь выполнять требования хозяина. Владелец предприятия рас-
порядился использовать 60 рабочих на изготовлении одного сорта сукна,
имеющего 23 ярда в длину и 7 квартеров в ширину, и 60 рабо-
чих — занять в производстве другого сорта сукна. Причем в соответствии
с различными свойствами сукна по-разному предписывалось и количе-
ственное деление рабочих по отдельным специальностям. Предпринима-
тель, как явствует из его предписания, точно знал, сколько шерсти и
другого сы; ья (в частности, указано масло) пойдет на производство, на
каком рынке лучше покупать шерсть — в Скиртоне или в Галифаксе
(галифакские люди имеют тонкую шерсть, большей частью из Линкольн-
шира, — советует он), и какое количество шерсти может быть перерабо-
тано в сукно в течение недели. Кроме того, этот суконщик сам заботился
о найме рабочей силы и точно определял заработную плату рабочим.
Заинтересованный в улучшении своего производства, он приказывал
управляющему нанять несколько квалифицированных в сукноделии ма-
стеров из Лидса, Галифакса или другого какого-либо города и привезти
их на предприятие для обучения остальных рабочих 3. Рабочим он опре-
делил сдельную заработную плату — «1 стоун 4 шерсти, прядение —
20 пенсов; ткачество дюжины — Зш. 4 п. . .»5. Владелец предприятия —
крупный суконщик. В его мастерской много наемных рабочих, между
ними проводилось разделение труда. Мастерская суконщика из Лидса —
это пример наиболее развитого вида крупного в условиях XVII в. капи-
талистического предприятия, основанного на ручной технике, т. е. цен-
трализованной мануфактуры. В условиях работы под одной кровлей,
детально проведенное разделение труда безусловно давало наиболее
положительные результаты увеличения производительности труда. Дру-
гим примером такого же предприятия, где рабочие соединены под одной
крышей, является мастерская Уильяма Стампа® — суконщика из Мальмс-
бери. Уильям Стамп после секуляризации монастырей в середине
XVI в. купил монастырское здание и устроил в нем крупное централи-
зованное предприятие. Он эксплуатировал большое по тому времени коли-
1 Hist. MSS. Comm.: Wheels, cardos, combes, leadcs, swinginge, combe, stocks,
loonies, shearos, handles, tassels, tenters.
2 Ibidem. Threescore persons are thus to be devided: — XII for sortinge, drossinge,
and lytting the \\olle; XXX“t,c for spinning and carding; XII for weavinge and shea-
ringe; the odd VI persons to helpe the reste. . .
3 Ibidem: . . . some persons must be brought from Leeds or Halifax, or from some
other towne of that facultie for the teachinge of all these particular offices appertongi-
ninge to it.
4 1 стоун (stone) =14 фунтам.
5 Ibidem: one stone of wool, spinning, XX d.; weavinge a dossen, III s. IV. . .d.
e VCH. Oxford, vol. II, p. 243—244.
Промышленное развитие Англии
179
чество рабочих — до 2 тыс. человек. Нельзя, однако, представит^, что вей
эта масса рабочих находилась в одном помещении, под одной крышей.
Очевидно, п это число включены и те рабочие, которые трудились у Себя
дома. Повидимому, предприятие Стампа представляло собой крупное
промышленное заведение с центральной мастерской в здании монастыря
и с привлечением домашних рабочих, т. е. смешанную мануфактуру.
Суконщик из Берфорда Теккер также основал крупнейшее предприятие
с центром в виде крупной мастерской в бывшем монастыре (он исполь-
зовал около 500 рабочих)Однако нужно подчеркнуть, что в источниках
интересующего нас периода редко встречаются определенные данные
о мануфактурах, сосредоточенных в одном помещении.
Чаще в источниках можно встретить примеры предприятий иного рода:
хозяин предприятия нанимал ремесленников различных специальностей,
работающих на дому и платил им заработную плату. Таким круйным пред-
принимателем был. например, Томас Рейнолдс — суконщик, Живущий
в Колчестере 1 2. В своем производстве Томас Рейнолдс использовал труд
большого количества наемных рабочих: 400 прядильщиков (being 400
households of spinners), 52 ткача и 33 прочих ремесленников. Всё они ра-
ботали в собственных домах вблизи города или в самом городе и получали
от Рейнолдса, по его заявлению, достойную заработную плату. Пря-
дильщикам раздавалась по домам шерсть, а ткачам — пряжа и, видимо,
иногда ткацкие станки. Томас Рейнолдс, снабдивший одного из своих
многочисленных рабочих — Роберта Брума ткацким станком, умень-
шил ему еженедельную заработную плату на 8 пенсов по сравнению с дру-
гими ткачами, которые не нуждались в хозяйских орудиях 3.
Большой материал по крупным предприятиям такого типа мы нахо-
дим, прежде всего, в документах по истории развитых районов текстиль-
ной промышленности западных и восточных графств.
Однако документы изобилуют указаниями на наличие подобных же
предприятий и в других графствах страны. Важно подчеркнуть, что
определения описательного характера свидетельствуют о том, что «само-
стоятельные» ремесленники, работавшие у себя на дому, были не свобод-
ными, а экономически зависимыми. Они существовали только своим
трудом (left destitude of all meanes to live on in regarde their maintenance
dependeth on their worke)4, и только работодатель обеспечивал их сред-
ствами существования, снабжая работой (give them their onely meanes
of maintenance)5 *.
«По обычаю нашего графства, — пишут, например, суконщики Сеф-
фолка, — следует раздавать шерсть для прядения. . . многочисленным
прядильщикам»в. Капиталистические предприниматели в суконной про-
мышленности, как обычно указывается в документах, «держат» ремеслен-
ников за работой, «снабжают» их работой (settes many poor people on work,
setting their people on work, many poor people that want worke by the
clothiers) 7. Следовательно, никакой реальной экономической самосто-
ятельности у них не было. Ее лишь формально, внешне создавала работа
па дому, наличие у ремесленника собственной мастерской и частично
орудий труда. Вот Сэмюэль Сэлмон из Сеффолка8. Он занимает уже
1 Е. Lipson. The History. . ., р. 48.
2 SPD, 1637, р. 87—88.
3 Ibidem.
4 АРС, 1625—1626, р. 211.
6 АРС, 1621 — 1623, р. 371—372.
« VCH. Suffolk, vol. II, р. 258.
7 АГС 1617—1619, р. 67—68: АРС, 1621—1623, р. 171, 203.
8 АРС, 1621 — 1623, р. 277—278.
180
Н. М. Мещерякова
длительное время (30 лет) в производстве сукна 200 человек. Вильям и
Христофер Бревер — суконщики из Сомерсета «постоянно держат за рабо-
той» в деревнях 400 человек1. Болеё десятка суконщиков из графства Сэрри
сообщают, что они нанимают 1400 бедняков1 2. Суконщик из Уилтшира Хри-
стофер Поттикери эксплуатирует 1000 «бедных ткачей и прядильщиков»3.
В Девоншире предпринимательница Элен Менинг, как указывается в источ-
нике, еженедельно уже в течение многих лет нанимала от 300 до 400 рабо-
чих (weekely imployed about three or 400 people)4 5, то расширяя, то сужая
размеры производства. Ее предприятие, от которого зависело существо-
вание многочисленных рабочих (dependes the livelyhood of so many poore
people), ставило, таким образом, домашних рабочих в весьма неопреде-
ленное положение, ибо какая-то часть из них в результате сокраще-
ния производства оказывалась без средств к существованию.
Что же представляли с экономической стороны эти «самостоятельные
ремесленники»? Внешне такой ремесленник, продолжавший трудиться
в домашней обстановке, абсолютно ничем не отличался от независимого,
самостоятельного производителя. Но это лишь с внешней стороны. Эко-
номическая природа подобного ремесленника совсем иная. Во-первых,
он не покупал лично шерсть для прядения, а получал ее из рук более или
менее богатого сукнодела, т. е. он был отрезан от рынка сырья. Во-вто-
рых, прядильщик, выработав пряжу, не продавал ее самостоятельно на
рынке, а отдавал тому же сукноделу. Таким образом, он отрезан от рынка
сбыта и но владел продуктом своего труда. Наконец, что самое главное,
такой ремесленник получал ничтожную заработную плату, которой едва
был способен прокормить свою семью: «. . . бедняки, которые прядут
там шерсть, хотя их работа очень трудна, не зарабатывают и четырех пен-
сов в день на прожитие» б.
Количество рабочих, используемых суконщиками, определялось богат-
ством предпринимателя. Некоторые из них нанимали немного более
10 работников. Естественно, что такого предпринимателя трудно отличить
в действительности от суконщика с мелким, но зажиточным хозяйством
(типа Поусона). Различие можно провести лишь в результате конкретного
анализа каждого отдельного хозяйства. Все зависело от количества наем-
ных рабочих и, следовательно, от масштаба производства каждого отдель-
ного предприятия, от размеров сбыта. Некоторые же суконщики, как
показано выше, нанимали многие сотни рабочих и владели большим
состоянием. Один из наиболее известных суконщиков Девоншира Петер
Бландел после своей смерти в самом начале XVII в. оставил 40 000 ф. ст. в
Таким образом, среди суконщиков встречаются более или менее богатые,
но отличительным признаком для всех них служит крупный по тому вре-
мени характер производства, т. е. наличие уже значительного количества
эксплуатируемых ими наемных рабочих. От начала XVII в. (1618 г.)
сохранился интересный подсчет количества рабочих, обычно нанимаемых
крупными суконщиками. Предприятие, рассчитанное на производство
20 кусков широких сукон в педелю, включало 500 человек (he which
maketh ordinarily 20 broad cloths every week cannot set as few a work
as 500 persons)7.
1 SPD, 1640, p. 357—358.
2 SPD, 1629-1631, p. 506
3 Ibid., p. 391.
4 APC, 1621—1623, p. 314.
5 VCH. Yorkshire, vol. H, p. 415; . . . the poor that spin the wool there, though they
work very hard cannot gain fowrcpenrc a day towards their living.
e E. 1. i p s о ir The History. . .. p. 45.
2 VCH. Suffolk, vol. II, p. 262.
Промышленное развитие Англии
181
Среди рабочих, трудившихся на дому и объединенных владельцем
капитала в одном предприятии, проводилось детальное разделение труда.
Об этом хорошо повествует анонимная поэма 1641 г. 1 В ней перечисляются
ремесленники различных специальностей, образующие все вместе произ-
водственный механизм суконного предприятия: parter — отделяющий тон-
кую шерсть от грубой; dyer — красильщик; mixer—смешивающий шерсть;
carder—чесальщик; spinster—прядильщик; weaver — ткач; fuller —
валяльщик; shearman — стригальщик. Налицо даже такой ремесленник,
специальностью которого являлось выдергивание узелков из сукна (burler).
Кроме того, названы и многие другие специальности.
Все подобные предприятия есть не что иное, как децентрализованные
мануфактуры. Рассеянное в пространстве предприятие, объединявшее
своим капиталом рабочих многих специальностей, безусловно имело
повышенную производительность труда в сравнении с мелкой мастер-
ской сукнодела, позволяло в большей мере обогащать производственные
навыки рабочих, специализирующихся на одном процессе. Источники
дают много примеров крупных предприятий, где все производство осуще-
ствлялось ремесленниками, работавшими на дому за заработную плату,
и этот факт заслуживает серьезного внимания, хотя совершенно невозможно
точно показать преобладающую роль именно таких крупных предприятий.
Кроме указанных форм мануфактуры — централизованной, смешанной
и рассеянной, источники знакомят еще с одной формой капиталистических
предприятий, существовавших в Англии в первой половине XVII в.
Иногда предприниматель эксплуатировал многих ремесленников, но
только не разных специальностей, как в отмеченных выше случаях,
а однородных по своей специальности рабочих. Так, в документах встре-
чаются так называемые «рыночные прядильщики», т. е. прядильщики,
работающие на рынок — market spinners 1 2 *, которые на работе держали
многих прядильщиков и продавали пряжу крупными партиями, не пере-
рабатывая ее в сукно. Точно так же организовали предприятия «мастера—
прядильщики шерсти — master wool-combers»8, которые с помощью
труда прядильщиков — combers и spinners, изготовляли пряжу специально
для уэстедских сукон (worsted). Market spinners, master wool-combers —
подобно предпринимателям-мануфактуристам стояли во главе крупных
ремесленных заведений с большим количеством наемных работников. Это
их сближало с мануфактуристами. Однако в предприятиях такого рода
отсутствовало разделение труда. Перед нами, видимо, более примитивная
организация крупного промышленного производства в форме простой
капиталистической кооперации.
Все приведенные хозяйства не должны рассматриваться изолированно
друг от друга. Дальнейшее расширение мастерской зажиточного ремеслен-
ника могло вести к созданию крупных предприятий. Между ними, конечно,
была самая непосредственная связь. История семьи Спрингов из Левен-
хэма в Сеффолке 4 может служить примером того, как совершался этот
процесс. Мелкий сельский ремесленник из Левенхэма еще в XV в. ско-
пил небольшое состояние, которое было приумножено его преемником
настолько, что внук первого Спринга — Томас Спринг стал богатым
суконщиком, крупным предпринимателем.
Итак, в деревенском сукноделии этого периода можно проследить сле-
дующие стадии промышленного развития.
1 VCH. Somerset, vol. II, р. 413.
а SPD, 1634—1635, р. 472; SPD, 1633—1634, р. 150—151.
8 АРС, 1621—1623, р. 486—488.
4 VCH. Suffolk, vol. II, р. 256.
182
Н. М. Мещерякова
Здесь существовали мелкие товаропроизводители и более или менее
крупные капиталистические предприниматели. Крупные предприятия
встречаются в форме кооперации и« мануфактуры, рассеянной, смешанной
или централизованной. Численно их, конечно, несравненно меньше, чем
мелких мастерских. Однако их экономическая роль в хозяйстве страны,
повидимому, велика. Фигура более или менее крупного предпринима-
теля выделяется в источниках как центральная.
Самый термин «суконщик» (clothier) имеет в документах этого времени
очень широкое значение и употребляется, как мы видели, для обозначения
весьма разнообразных социальных групп в промышленности. «Сукон-
щиком» зовется бедняк, занимающийся суконным ремеслом и едва пере-
бивающийся со своими скудными средствами существования. Этим же
термином «суконщик» называют богатейшего предпринимателя, живу-
щего трудом многочисленных наемных рабочих. Нам нет нужды рассмат-
ривать историю термина clothier, но можно с определенностью сказать,
что, во-первых, этот термин объединяет в источниках не однородные
категории, и, следовательно, не всегда верно выражает экономическую
природу каждой группы сукноделов, во-вторых, широкое употребление
термина объясняется сохранением его из ранней эпохи, объясняется
перенесением термина одной эпохи в другую, когда его смысловое содер-
жание приобретает уже иное значение1. 13 документах XVII в. за тер-
мином clothier чаще всего виден более или менее крупный предпринима-
тель-капиталист, стоявший во главе мануфактурного предприятия. Этот
смысл термина имеет в виду Маркс, приводящий в «Капитале» в качестве
примера купца, непосредственно подчиняющего себе производство, англий-
ского clothier (суконщика) XVII столетия1 2. Вместе с тем, мы видели,
что термином clothier вовсе не исчерпывается наименование капиталисти-
ческого предпринимателя в Англии этого периода.
Чтобы дополнить сделанные наблюдения по поводу форм деревенской
промышленности, обратимся к сукноделию в городах, где раскрывается
совершенно аналогичная картина.
Мелкотоварное производство представлено здесь как внецеховыми само-
стоятельными ремесленниками, так и ремесленниками, объединенными
в цехи. Цэховое производство по своему экономическому содержанию
не отличается от мелкого товарного производства внецеховых ремеслен-
ников 3. Разница лишь в степени и в путях разложения того и другого
слоя ремесленников, под влиянием развития в стране капитали-
стических . отношений. Несмотря на то, что цеховый строй раз-
лагался, все-таки нужно подчеркнуть, что цеховые путы замедляли
этот процесс, сдерживали его, охраняли мелкий характер произ-
водства, не давали возможности перерасти мастерской цехового мастера
в собственно капиталистическое предприятие, т. е. предприятие круп-
ного размера со значительным применением наемного труда. Без-
условно, слой самостоятельных ремесленников вне цехов в эту эпоху
подымающегося капитализма пополнял ряды основных классов буржуаз-
ного общества, «размывался», расслаивался па буржуазию и наемных
1 Можно предположить, что в средние века термин clothier первоначально яв-
лялся просто собирательным, обозначавшим всех ремесленников, которые занимались
суконным производством. В таком понимании он нередко встречается и n XVII в.
2 См. К. М арке. Капитал, т. III, Госполитиздат, 1952, стр. 346.
3 По английским цехам этого периода см.: S. Kramer. The English craft
gilds. New York, 1927; E. L i p so n. The Economic history of England, vols. I, III.
London (различные издания); (1. U n w i n. Industrial organization in the sixteenth
and sevehteenth centuries. Oxford, 1904; G. Unwin. The gilds and companies of
London. London, 1908, и др.
Промышленное развитие Англии
183
рабочих значительно быстрее, чем тот же слой в цеховом ремесле 1. Цехи
перерождались сложнее и весьма своеобразными путями 1 2.
Наличие цехов обусловило, например, появление такого интересного
по своей организации предприятия, как Компания сукноделов Лондона
(Clothworkers, Company). В 1634 г. количество ее членов равнялось
2000 человек 3. Ее деятельность состояла в «покупке грубых неотделан-
ных или отделанных в деревнях сукон, совершенной их обработке и затем
продаже» 4 *. Организация Компании лишь внешне напоминала цеховое
устройство. За цеховой оболочкой скрывались производственные отноше-
ния, не имевшие ничего общего с тем, как строилась организация в обыч-
ных средневековых цехах. Внутренняя структура Компании сукноделов
показывает разлагающую роль торгового капитала. Под феодальной
оболочкой здесь развивались капиталистические отношения.
Компания сукноделов Лондона — крупное предприятие, переходное
к капиталистической форме. В нем наблюдается тенденция все большего
подчинения ремесленников капиталу. Мастера отделяются торговцами-
посредниками от рынка, а сами купцы все более контролируют производ-
ство 3.
В крупных торговых центрах встречаются и мануфактурные пред-
приятия, подобные деревенским мануфактурам. Джон Кендрик — бога-
тейший промышленник Рединга, известный во времена Якова I по всей
Англии, имел крупное промышленное заведение, включавшее 140 ткац-
ких станков 6. В 1624 г. он составил завещание, в котором предписывал
построить в городе большое здание с тем, чтобы в нем организовали про-
изводство сукон. Так возникло крупное централизованное предприятие
«Оракул», сыгравшее видную роль в промышленной истории города Ре-
динга 7. В 1632 г. Уильям Кендрик — наследник Джона Кендрика,
основателя «Оракула» — представил членам Комиссии по торговым де-
лам петицию. Уильям Кендрик сообщал Комиссии, что не считает больше
выгодным для себя, в условиях застоя торговли сукном в стране, продол-
жать производство сукна. Он решил вложить свой капитал (3600 ф. ст.)
в новое дело. Речь шла о том, чтобы купить землю 8.
В 1633 г. в Рединге, в здании «Оракула» основал промышленное пред-
приятие Джон Бернард «для того, чтобы дать работу бедным мальчикам».
В его мастерской по производству булавок работало «10 или даже более
10 мальчиков», которые получали заработную плату от 12 до 20 пенсов
в неделю °.
1 О дифференциации внецеховых ремесленников см. SPD, 1637, р. 64; VCH.
Suffolk, vol. 11, р. 267; VCH. Worcester, vol. II, p. 293; SPD, 1619—1623, p. 378; SPD,
1631 — 1633, p. 22.
2 О чертах разложения цеховой организации см.: VCH. Warwick, vol. II, р. 153,
165; VCH. Oxford, vol. II, p. 244; S. К r a me r. The English craft gilds, p. 83;
G. Unwi n. Industrial organization. . ., p. 22; E. L ipso n. The Economic Hi-
story. . ., vol. Ill, London, p. 333; (). J. Dunlop a. R. D. D e n m a n. English
apprenticeship and child labour a history. London, 1912, p. 58 и др.
3 См. SPD, 1634—1635, p. 375.
4 Ibidem.
6 См. о Компании сукноделов Лондона: Extracts from the Clothworkers* Court
Book (in: G. U n w i n. Industrial organization. . .); Selections from the rules and
•orders of the court of the Clothworkers’ Company. London. 1840. О внутренней органи-
зации лондонских цехов булочников, перчаточников, булавочников, подобных Компа-
нии сукноделов, см.: АРС, 1623 -1625, р. 208; SPD, 1638—1(539, р. 245; АРС, 1(517—
1619, р. 30.
6 VCH. Berkshire, vol. I, р. 391.
7 Ibidem.
8 SPD, 1631—1633, p. 406.
• VCH. Berkshire, vol. I, p. 378.
184
Н. М. Мегцерякова
В Ньюбери, наряду с известным Джоном Уинчкомбом, большим
сукнодельческим предприятием владел Томас Дольмэн
Крупные капиталистические предприятия — мануфактуры, наличие
которых наиболее показательно для степени распространения наемного-
труда, для степени развития капиталистических отношений, можно
обнаружить в Англии в первой половине XVII в. не только в сукно-
делии, но и в других отраслях промышленности.
Горная промышленность Англии рано подверглась капиталистической
перестройке. На этом мнении сходятся все исследователи, занимавшиеся
изучением данной проблемы. Особенно успешно шло капиталистическое-
развитие горной промышленности в конце XVI—начале XVII в.
Крупные капиталистические предприятия в промышленности по до-
быче угля, а также железа, свинца и других металлов существовали
повсеместно. Во главе такого предприятия по разработке естественных
богатств стоял владелец капитала — обычно арендатор земли или
монополист, получивший патент на право эксплуатации месторождения.
Чаще же всего это не одно лицо, а группа предпринимателей. Для них
характерно привлечение многих рабочих и добыча для крупного сбыта.
Предприниматели Бригс и Робинсон, арендовавшие у короны место-
рождение каменного угля в Уорвикшире, эксплуатировали 500 рабочих
(poor-workmen)1 2. Многие бедняки, жившие вблизи разработок серебра
и свинца в Кардиганшире (Уэльс), работали у владельца каменноугольных
шахт сэра Хью Мидлтона3. Крупнейшим промышленником по добыче-
железной руды в 30-е годы XVII в. был Ричард Фоли. В различных
областях Стаффордшира, Шропшира и Уорвикшира он владел 19 железо-
плавильными печами и горными разработками 4. Капиталист такого мас-
штаба привлекал в свои предприятия, конечно, не одну сотню рабочих.
Пример предприятия, основанного на объединенном капитале многих
предпринимателей, дает Компания королевских рудников, которая но
имела ничего общего с традиционными корпорациями феодального пери-
ода. Она была в действительности своего рода паевым обществом, воз-
главлявшим разработку руд и производство металлов на основе капитали-
стической эксплуатации многочисленных рабочих. В 1580 г., например,
в нее входил 21 компаньон из числа иностранцев и англичан — предста-
вителей старинных дворянских фамилий. Весь доход компании делился
на 24 части. Каждый из участников имел свою долю дохода, в соответ-
ствии с тем, каков был вложенный им капитал 5.
Наиболее показательна деятельность Компании в области добычи
медной руды на севере Англии. На медных рудниках в Камберленде и меде-
плавильнях Кесвика, принадлежавших Компании, эксплуатировалось
множество рабочих. Только на медеплавильнях в Кесвике перед револю-
цией работало 4 тыс. человек 6. Записи управляющего предприятием
в Кесвике, представляющие собой подобие приходо-расходной книги,
позволяют вскрыть внутреннюю организацию и экономическую жизнь
этого крупного горнометаллургического центра 7. Рабочие разнообраз-
1 VCH. Berkchire, vol. I, р. 389.
2 SPD, 1619—1623, р. 459.
з SPD, 1623—1625, р. 75.
4 SPD, 1635—1636, р. 435.
в См. источники, опубликованные в виде приложения к книге: Н. Hamil-
ton. The English brass and copper industries to 1800. London, 1926, p. 356.
6 H. Hamilton. The English brass and copper industries. . ., p. 99.
7 Выдержки из журнала даны в виде приложения к книге: Н. Hamilton.
The English brass and copper industries. . ., p. 352—355.
Промышленное развитие Англии
185
ных специальностей были заняты здесь в производстве металла. В записях
упоминаются плавильщики, кузнецы, плотники, перевозчики топлива и
рабочие других специальностей. Здесь же записано, сколько каждый из
них заработал, сколько ему отпущено сырья, сколько заплачено за работу.
Вот одна из записей: «. . . Джон Бакхелл, перевозка 10 фотеров (fother)
камня к плавильным печам за 10 пенсов. . . Расходы на плавку за эту
неделю следующие: 25 рабочих совместно сделали 95-тидневную работу,
53 — за 6 пенсов, и 42 — за 5 пенсов. . .»1.
Модные рудники и медеплавильни Кесвика были едва ли не самым
крупным капиталистическим предприятием в горной промышленности
Англии. Оно было организовано на капиталистических началах с самого
своего основания в конце XVI в. Точно так же создались крупные капи-
талистические предприятия по добыче квасцов в открытых в 1590 г.
месторождениях Йоркшира. Современник этих событий писатель Фул-
лер указывал на то, что добыча квасцов занимала в графстве до 800 рабо-
чих 1 2. Рабочие делились по специальностям: кроме 8 квалифицирован-
ных рабочих, источник перечисляет и многих неквалифицированных рабо-
чих. О наличии крупных предприятий в промышленности по добыванию
квасцов говорят те денежные затраты, которые шли на организацию до-
бычи и, в частности, на наем рабочих рук. Данные о заработной плате,
выплаченной рабочим, весьма красноречивы. Например, некий Слапвос
выплатил своим рабочим с марта 1613 г. по март 1614 г. 546 ф. ст. 15 шилл.
и 7% пенсов. Другому предпринимателю — Ньюгейту наем рабочих
только за один месяц обошелся в 151 ф. ст. 5 шилл. 8 пенсов 3.
В первой половине XVII в. Торнхиллы были известны как богатые
промышленники в горном деле. Крупным предпринимателем по добыче
селитры в графстве Дорсет являлся Томас Торнхилл. В документе он
назван хозяином многих рабочих 4 *.
Отдельные указания позволяют говорить о наличии широких масшта-
бов добычи на капиталистических основах в каменоломнях Девоншира
и Корнуолла. Владельцы каменоломен, добыча которых шла на экспорт
за море, эксплуатировали многих бедняков, поддерживавших свое
существование только получением заработной платы б.
С внутренней организацией крупного горнодобывающего предприятия
в оловянной промышленности можно познакомиться по описаниям двух
авторов начала XVII в. Бира и Кэрью 6. Весь производственный процесс
в таком предприятии рисуется следующим образом.
В зависимости от глубины шахты подземные рабочие различными
способами откачивали или отводили воду. С этой целью прорывали не-
большие водоотливные каналы, вычерпывали воду вручную простыми
черпалками или же применяли воздушные насосы; насосы приводились
в движение либо конным приводом, либо водяной или ветряной мельни-
цей, иногда же просто вручную — силой самих рабочих. Рудокопы спус-
кались в подготовленную для их работы шахту либо по веревочной лест-
нице, либо их спускали на веревках. Добытую руду убирали другие
рабочие. Они нагружали ее в деревянные ковши, а рабочие, находив-
шиеся наверху, поднимали ковши на поверхность с помощью простой
1 Н. Hamilton. The Englisch brass and copper industries . . ., p. 352—355.
2 VCH. Yorkshire, vol. II, p. 384.
3 Ibidem.
4 SPD, 1635, p. 435.
« APC, 1617—1619, p. 470.
• Отрывки сочинении Beare и Carew приведены в VCH. Cornwall, vol. I, p. 557,
а также в кн.: G. Lewis. The Stannaries. Cambridge, 1924, p. 15—17, 198
186
II. М. Мещерякова
лебедки, которая двигалась силой человека или конным приводом. На по-
верхности руда поступала в руки рабочих различных специальностей
и подвергалась предварительной обработке. Одни рабочие отвозили ее
на дробильную мельницу, другие разбивали большие глыбы, третьи —
мельчили куски руды, четвертые — их промывали, после чего добытая
руда отправлялась, наконец, в плавку. Часть рабочих подвозила топливо
к плавильной печи, другая же была непосредственно занята плавкой.
Кроме рабочих всех указанных специальностей, здесь же работали куз-
нецы, плотники и другие вспомогательные рабочие. Естественно, что весь
этот поток последовательных операций значительно убыстрял процесс
добычи руды и производства металла. Разделение труда обеспечивало
значительное повышение производительности такого промышленного пред-
приятия.
В суконной и горной отраслях промышленности, которые являлись
ведущими в Англии первой половины XVII в., капиталистическая тенден-
ция развития выражалась ярче и определеннее. Однако эта же тенденция
прослеживается и при рассмотрении других отраслей промышленности.
Роберт Портер, например, в районе Бирмингема владел перед рево-
люцией крупной металлообрабатывающей мастерской. Предприятие Пор-
тера во время гражданской войны снабдило парламентскую армию боль-
шой партией оружия — 15 тыс. шпаг 1.
Богатыми предпринимателями в бумажной промышленности были
Спилмен и Черчард (графство Бекингем)1 2. Компания Mineral and Bat-
tery Works предоставила работу многим тысячам бедняков3.
Предприятие, существовавшее в промышленном районе с центром
в Тинтерне (графство Монмаус), так же было основано на капиталисти-
ческих началах. Еженедельный доход его владельца составлял 31 ф. ст.,
что вырастало за год в большую сумму 4 *.
В стекольной промышленности самым крупным капиталистом был
Роберт Манселл, получивший от короля в 1615 г. патент на монопольное
производство стекла. Владелец больших стеклодувных печей в Ньюкасле
и в других районах, Роберт Манселл эксплуатировал до 4 тыс. рабочих б.
Интереснейшая рукопись вводит читателя во внутреннюю организа-
цию одного предприятия солеваренной промышленности в Портси (граф-
ство Гемпшир). Рукопись знакомит нас с хозяйственными расчетами,
сделанными, повидимому, самим владельцем предприятия. Она озаглав-
лена — «Записка о соляных работах в Портси, о количестве соли, кото-
рое можно произвести в сезонное время года, и о ежегодных затратах»6.
Все предприятие располагалось на территории в 40 гектаров. Здесь на-
ходились солеварни, «готовые всегда начать работу». В течение недели
работали 30 солеварен, которые производили 150 квартеров соли. От
продажи такого количества соли за педелю владелец выручал 60 ф. ст.,
«за месяц это доходит до 240 ф. ст., за 3 месяца — до 720 ф. ст.» — таков
расчет доходной части. Из полученного за летний сезон дохода вычи-
таются следующие расходы: покупка каменного угля — 200 ф. ст., зара-
ботная плата рабочим — 76 ф. ст. 16 шилл., рента лорду за землю —
20 ф. ст., жалованье управляющему —50ф. ст. Все оставшееся от 720ф. ст.
1 VC.II. Warwick, vol. И, р. 195.
2 VC. 11. Buckingham, vol. II, р. 111; SPD, 1601 —1603, р. 43.
3 SPD, 1629 — 1(131, р. 50. (. . . many thousands of poor subjects have been set
on work).
4 II. Hamilton. The English brass and copper industries. . ., p. 307.
» SPD, 1623—1625, p. 215.
• VCH. Hampshire and the Isle of Wight, vol. V, p. 470.
Промышленное развитие Англии
187
за вычетом указанных расходов, составляет чистый доход предпри-
нимателя. Однако этот крупный капиталист в дальнейшем предполагал
расширить производство, а для нового предприятия, как он подсчитал,
ему требовалось еще 700 ф. ст. Таково хозяйство капиталиста в солеварен-
ной промышленности.
В буржуазной литературе употребляются крайне разнообразные тер-
мины для обозначения господствующей формы промышленной органи-
зации интересующего нас времени. Липсон, например, называет ее «до-
машней системой» (domestic system), а Энуин предпочитает термин «ко-
миссионная система» (commission system). Клефэм употребляет другой
термин — «система раздачи» (putting system), а Неф даже называет ее
«полуфабрикой» (semifactory). Такое разнообразие определений представ-
ляет интерес не само по себе, но как показатель того, насколько проти-
воречивы критерии, с которыми подходят буржуазные историки к изуче-
нию промышленной организации рассматриваемого нами периода.
Отождествляя всякое капиталистическое предприятие, расположенное
в одном помещении, с фабрикой, Липсон, например, утверждает, что
«фабрика» (factory) появилась в Англии уже в XIV в. «Часто заявляют, —
пишет он, — что введение машин немедленно создало фабричную си-
стему. . . Этот взгляд нуждается в очень значительном видоизменении» 1.
Обращаясь к суконному производству, Липсон указывает, что в Бри-
столе уже в XIV в. проявляются проблески фабричной системы (glimpses
of the beginning of a factory system)1 2. Гамильтон прямо отмечает, что
в результате промышленной революции XVIII в. «главные черты фабрич-
ной системы (factory system) стали только более резко выраженными»3,
что «фабричная система и домашняя существовали рядом друг с другом
со времени Елизаветы» 4. Неф также считает, что уже в XVI веке
«... были такие производства, в которых фабричная форма предприятия
сделала замечательный успех без какого-либо фундаментального изменения
в технике производства»5. Он видит «фабрики» почти во всех отраслях
английской промышленности и обнаруживает «полуфабрики» в сукно-
делии.
Наши далеко не полные наблюдения могут свидетельствовать о том,
что в Англии первой половины XVII в. сосуществовали две ступени про-
мышленного развития — мелкотоварное производство, свободное от це-
хов или в цеховой оболочке, и капиталистическое производство. Круп-
ное капиталистическое производство, выраставшее на базе разложения
мелкотоварного, представлено капиталистической простой кооперацией
и мануфактурой в формах — рассеянной, смешанной, централизованной.
В английской промышленности первой половины XVII в. наблю-
дается уже широкое распространение наемного труда. Предприятия,
использующие многих наемных рабочих, не являются редкостью. Об
этом свидетельствуют далеко не полные выборочные данные о промышлен-
ных заведениях с более или менее определенными указаниями на коли-
чество эксплуатируемых в них наемных рабочих и с достоверным упомина-
нием имен владельцев предприятий (см. таблицу на стр. 188).
Анализ источников позволяет выделить термины, которыми обозна-
чались в первой половине XVII в. наемные рабочие.
1 Е. L ipso n. The History. . р. 176.
2 Ibid., р. 42.
3 Н. На in i 1 t о n. The English brass and copper industries. . ., p. XIV.
4 Ibidem.
6 J. Nef. The progress of technology and the growth of large-scale industry in
Great Britain, 1540—1640 («The Econ. H. R.», Oct. 1934, vol. V, n. 1), p. 18.
188
Н. М. Мегцерякова
Графство Отрасль промышленности Имя владельца Количество наемных рабочих Источник
Йоркшир Суконная — 120 Hist. MSS Comm. The Manuscripts of Lord Kenyon, p. 572
Сеффолк » Сальмон 200 APC, 1621—1623, p. 277—278
Гертфордшир » Морелл 60 APC, 1615—1616, p. 464—465
Эссекс » Рейнолдс 500 SPD, 1637, p. 87—88
Сомерсетшир » Бревер 400 SPD, 1640, p. 357—358
Девоншир » Менинг 300—400 APC, 1621—1623, p. 314
Беркшир Обрабатывающая (кроме суконной) Бернард 10 VCH. Berkshire, vol. 1, p. 378
Бекипгемшвр » Борлейс 48 VCH. Buckingham, vol. 11, p. 106
Уорвикшир Добывающая Бригс 500 SPD, 1619—1623, p. 459
Нортумберленд » Манселл 4 тыс. SPD, 1623—1625, p. 215
Наиболее точно социальное положение наемного рабочего характери-
зует термин — poor-laborer или poor-labouring. Действительно, наемный
рабочий является бедняком, паупером, который не имеет средств произ-
водства и существования, но вместе с тем, ц отличие от idle poor, т. е.
не занятого трудом бедняка, он работает. Еще Маркс, анализируя англий-
ское законодательство этого времени, обращал внимание на тот
факт, что выражение labouring poor встречается с того времени, когда
формирующийся класс наемных рабочих приобретает заметные размеры 1.
Обычно этот термин определяет такого рабочего, который лишен всякой
собственности и, по крайней мере, очень часто, по имеющимся источникам,
трудится в крупном промышленном заведении централизованного типа,
будь то мастерская или горнопромышленное предприятие.
Кроме этого, можно встретить термины worker, workman, labourer,
которые сохранились от феодальной эпохи. Тогда они так же, как и
в XVII в., обозначали преимущественно работника, получавшего за свой
труд заработную плату. Этим термином зовется рабочий и централизован-
ного крупного предприятия, и мелкой мастерской, и рассеянной ману-
фактуры. В горнопромышленных предприятиях к этому термину обычно
приставляется слово, определяющее отрасль, в которой трудится рабо-
чий— рабочий солеварни — salt-worker, рабочий, добывающий квасцы —
alum-worker.
Весьма любопытно наиболее распространенное определение тех рабо-
чих, которые являлись работниками рассеянной мануфактуры. Они рас-
сматривались современниками как еще самостоятельные ремесленники
и поэтому обычно источники употребляют описательные выражения при
определении их экономического статуса. К названиям «ткачи» — weavers,
«прядильщики» — spinners и т. д. всегда в этом случае добавляется poor
people that have noe other dependance or meanes of livelihood (бедняки,
которые не имеют никаких других средств к существованию) или в таком
же роде, т. е. такие описательные выражения, которыми подчеркивается
экономическая зависимость ремесленника от работодателя.
1 См. К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1954, стр. 763.
Промышленное развитие Англии
189
Весьма показательным является употребление терминов, отображаю-
щих на первый взгляд лишь специальность рабочего: ремесленник, изго-
товляющий булавки, — pin-maker, плотник — carpenter, прядильщик —
spinner. Подобное словоупотребление зачастую не просто указатель спе-
циальности, но вместе с тем и свидетельство происхождения данного рабо-
чего из рядов самостоятельных ремесленников, отражение процесса
потери ремесленником экономической независимости.
Термины journeyman, apprentice — подмастерье, ученик, сохранив-
шиеся от периода господства цеховой системы, в новой общественно-эко-
номической атмосфере, атмосфере развития в стране капитализма, вовсе
не отражали природы новых отношений между мастером и прежними
подмастерьями, учениками. Мастер, хозяин мастерской, фактически низ-
водил теперь подмастерьев и учеников до положения наемных рабочих.
Таким образом, в источниках встречаем разнообразные термины, которыми
обозначали промышленных наемных рабочих, бывших в экономической
зависимости от работодателя-капиталиста.
2
Зарождение новых, капиталистических форм организации производ-
ства сопровождалось новыми явлениями во всем промышленном развитии
страны.
Рост промышленного производства, привлечение населения в промы-
шленность, дальнейшее развитие общественного разделения труда, выде-
ление специализированных районов, появление новых городов и месте-
чек, расширение емкости внутреннего рынка для промышленности —
таковы те новые черты, которые свидетельствуют о расширении базы
капитализма в промышленности. Их мы и рассмотрим в дальнейшем.
Используя успехи предшествующего периода, промышленность
Англии в первой половине XVII в. продолжала расти и увеличи-
вать объем своей продукции. Попытаемся показать это на развитии,
прежде всего, добывающей, а затем и обрабатывающей промышлен-
ности.
Территориальное расширение каменноугольной промышленности за
счет открытия и разработки новых месторождений, интенсивная эксплуа-
тация старых районов увеличили в огромной мере количество добывае-
мого угля. Если в середине XVI в. добытый в Англии уголь составлял
менее 200 тыс. тонн, то к середине XVII в. ежегодная добыча возросла
до 1500 тыс. тонн 1. Северный район (Дерем, Нортумберленд, Камбер-
ленд) за период менее чем в 100 лет поднял добычу угля в 8 раз. Вывоз
угля из Ньюкасла в 1560 г. равнялся 65 тыс. тонн, а в 1633—1634 гг. он
стал доходить до 452 625 тонн 1 2. Сандерленд, незначительный порт в конце
XVI в., вывозил в 1643 г. уже 69 133 тонн 3.
Сопоставление роста в стране спроса на каменный уголь и подъема
добычи позволяет не сомневаться в значительном расширении именно
внутреннего рынка для каменного угля. Сравнение экспорта угля и по-
требления его внутри страны говорит в пользу того, что спрос на уголь
в самой Англии возрастал быстрее, чем спрос на внешнем рынке. Он был
столь очевиден, что и современники не могли обойти этот факт молчанием.
1 J. N е f. A Comparison of Industrial Growth in France аль! England from 1540
to 1040. «The Journal of Political Economy», № 1 — 2, 1941. p. 507.
2 J. N e f. The Rise of the coal of Great Britain, vol. 1. London, 1932, p. 19—21.
3 J. N e f. A Comparison. . ., p. 507.
190
Н. М. Мещерякова
Гаррисон, писатель конца XVI в., после восторженной оценки уголь-
ных богатств Англии, между прочим замечает: «И сказать по правде,
несмотря па то, что очень большое количество его [угля] вывозится в дру-
гие страны за море, торговля еще больше начинает возрастать вдобавок
от того, что он идет и в кузницу, и на кухню, и в комнату, что уже можно
видеть в большинстве городов. . .» Этот, отмеченный Гаррисоном, рост
потребностей в угле внутри страны увеличился еще больше в первой по-
ловине XVII в.
Кроме каменного угля Англия славилась металлическими рудами.
И здесь, в других отраслях добывающей промышленности, к середине
XVII в. обозначился рост добычи полезных ископаемых за счет открытия
новых месторождений, расширения старых, за счет распространения со-
всем новых отраслей горной промышленности.
Писатель-экономист Мэлайнс, хорошо знавший размещение промыш-
ленности в стране, указывает на существование 800 очагов железодела-
тельной промышленности 1 2.
Издавна Англия славилась своим оловом, которое отличалось, как
свидетельствуют современники, превосходным качеством. Оловянная
руда залегала в юго-западной части страны на территории двух графств—
Девона и Корнуолла. К началу XVII в. наиболее процветавшие районы
добычи все более расширялись в сторону западных областей этих графств.
Так, в первой половине XVII в. новые западные рудники Корнуолла,
которые поставляли металл в города Хелстон и Труро, производили олова
в 6 раз больше, чем восточные районы графства 3.
Уже к 1565 г. относится указание на то, что в стране обнаружены
новые месторождения меди, серебра и первая цинковая руда. В 1566 г.
было открыто богатейшее месторождение меди в Ныолендсе, близ Кес-
вика (Камберленд) 4 *. Получив в 1568 г. королевскую грамоту, Компания
королевских рудников поставила под свой контроль всю добычу и произ-
водство меди, цинка, золота и серебра по всей территории страны.
Медная промышленность получила толчок к развитию в связи с от-
крытием в стране цинка и возможностью производить собственную латунь
(сплав меди и цинка), нашедшую широкое применение в военном произ-
водстве и других отраслях обрабатывающей промышленности. Постоянно
разраставшаяся в первой половине XVII в. добыча меди велась в Кам-
берленде, в, районах — Ньюленде, Келдбек, Грасмер. В близлежащих
местечках — Низ и Кесвик выплавлялся металл на крупнейших меде-
нлавпльнях Англии.
Свинцовые рудники в Англии — рудники старинного происхожде-
ния. Самые крупные из них находились в Дербишире и в Сомерсетшире.
В Дербишире известностью пользовались месторождения Хай Пик,
Уирксворт., Крич, которые успешно разрабатывались в первой половине
XVII в. В 1632 г. в этом графство был открыт самый большой рудник б.
Из Дербишира свинец экспортировался на континент через Лондон,
из которого шло 4/з всего вывоза, и через Гулль6. Залежи свинца в Сомер-
сетшире находились в районе Меидипских холмов. Добыча свинца велась
здесь в меньших масштабах, чем в Дербишире, хотя и отсюда металл
1 W. И arriso a. Elizabethan England, ed. by L. Withington. London, p.145.
2 <’>. Maly n es. Consuetude. . ., p. 80.
3 Cm. G. L e w i s. The stannaries. . ., p. 44.
4 H. Hamilton. The English brass and copper industries. . ch. 1; VCH.
Cumberland, vol. II, p. 331.
6 VCH. Derby, vol. II, p. 331.
e Ibid., p. 347.
Промышленное развитие Англии
191
широко экспортировался через Бристоль. Общее количество добытого
за год свинца в начале XVII в. выросло до 12 тыс. тонн
Систематическое развитие производства квасцов начинается с конца
XVI в. Самое богатое месторождение—залежи в Йоркшире — стало раз-
рабатываться только в 1590 г. Оценивая значение этих рудников в граф-
стве Йоркшир, королевская прокламация сообщала, что они чрезвы-
чайно богаты квасцами и важны поэтому не только для Англии, но и для
соседних государств 1 2. К XVII в. возросла также добыча селитры, активно
развивавшаяся лишь с конца XVI в.3
Широкие размеры в начале XVII в. в Англии приняла добыча соли.
Соляные варницы в это время можно было встретить, как отмечали совре-
менники, во многих графствах. На севере крупные районы солеварения
располагались в Нортумберленде. Особенно процветал район Саутсшилдс.
О последнем современник в 1636 г. писал: «Здесь. . . я видел крупней-
шие соляные варницы. . . здесь такие тучи дыма, что вы, проходя мимо,
не видите за ними самих работ» 4.
С начала XVII в. в Корнуолле стал добываться сланец. Как сообщает
один из современников — Кэрыо (историк этого графства), сланец в ог-
ромном количестве ежегодно переправлялся «в другие части королевства
и также за море в Бретань и Нидерланды» 5. Дербишир в первой половине
XVII в. славился известняком. Комиссары того времени докладывали,
что там находились в действии 14 печей для обжига извести 6. В Сеффолке
добывался имевший известность и за пределами Англии кремень 7. Зна-
чительных успехов достигли работы в каменоломнях страны 8.
Все отмеченные факты являются свидетельством успешного развития
добывающей промышленности к середине XVII в., шедшего значительно
более быстрыми темпами, чем в период средневековья.
В обрабатывающей промышленности нас больше всего интересует
производство сукон. Суконная промышленность Англии была самой
развитой и распространенной не только среди отраслей текстильного
производства, но и среди всех других отраслей английской промы-
шленности. Имея многовековую историю, сукноделие в Англии, однако,
сравнительно незадолго до XVII в. приобрело столь важное значение
в экономической жизни страны. «Подъем нашего шерстяного производ-
ства берет свое начало с царствования славной королевы Елизаветы» 9 —
таково распространенное среди современников и отвечавшее действитель-
ному развитию английского сукноделия мнение, выраженное анонимным
автором трактата «Золотое руно».
Мэлайнс свидетельствует о том, что в первой половине XVII в. еже-
годные размеры вырабатывавшегося в Англии сукна равнялись 250 тыс.
кусков всех сортов. Правда, это количество исключает новые сорта сукон,
так называемые new draperies (250 thousand Clothes made yearely, besi-
des the new draperies)10. Кроме того, надо иметь в виду, что и для других
сортов этот размер суконного производства является, конечно, весьма
приблизительным. Точной статистики ожидать не приходится, по
1 J. N е f. The Rise. . ., vol. I, p. 167.
2 VCH. Yorkshire, vol. II, p. 383.
3 J. N e f. The Rise. . ., vol. I, p. 184.
4 Ibid., p. 176.
5 VCH. Cornwall, vol. I, p. 519.
6 VCH. Herby, vol. II, p. 322.
7 VCH. Suffolk, vol. II, p. 247.
8 Cm. W. Harrison. Elizabethan England, p. 192.
9 The Golden Fleece. London, 1737, p. 3.
19 G. Maly nes. Consuetudo. . ., p. 80.
192
Н. М. Мещерякова
Мэлайнсу можно верить больше, чем кому бы то ни было другому из совре-
менников, поскольку он подготовлял материал для обстоятельного доклада
правительству о состоянии суконной промышленности накануне при-
нятия закона о правильном производстве сукон х. Даже если иметь
в виду приблизительную точность приведенной Мэлайнсом цифры, то
и в этом случае по ней можно судить о том, сколь широки были масштабы
суконного производства. Это же мнение подтверждает и значительный
экспорт английского сукна во многие страны Европы. Различные товары
вывозит Англия на континент, повествует автор «Золотого руна», но даже
все вместе взятые они не могут конкурировать по своему значению для
государства с вывозом сукна, с вывозом того товара, который наиболее
ценен для королевства 1 2. Почти весь экспорт английского сукна осуще-
ствляла Компания купцов-авантюристов (Merchant Adventurers Company),
которая монополизировала внешнюю торговлю сукном. Секретарь этой
компании Уилер в первые годы XVII в. указывал, что ежегодный экспорт
неокрашенных сукон равнялся 60 тыс. кусков, а цветных сукон —
40 тыс. кусков 3. Таким образом, общее количество экспортируемого
Англией сукна представляется весьма значительным. Однако, если со-
поставить данные Мэлайнса и данные Уилера, даже с учетом их недоста-
точной точности, можно все-таки видеть, что не только внешняя торговля
сукном была значительной, но что еще большее или, по крайней мере,
равное значение приобретал рост внутренней торговли сукнами. Мэлайнс
дает цифру производства сукон в 250 тыс. кусков без новых сортов,
Уилер — цифру экспорта всех сортов определяет в 100 тыс. кусков. Со-
отношение данных Мэлайнса и Уилера показывает на примере наиболее
широко распространенных старых, исконных английских сортов сукна
значительный рост внутреннего рынка для суконной промышленности,
рост потребности в сукнах внутри самой Англии.
Назвать для Англии первой половины XVII в. те графства, в которых
получила распространение суконная промышленность, это значит пере-
числить, пожалуй, все графства. В зависимости от степени распростране-
ния суконной промышленности, графства могут быть поделены на три
группы: графства со слабым развитием сукноделия; графства с очень
развитой суконной промышленностью и графства со средней степенью
развития в них сукноделия.
Легче указать такие из графств, в которых суконное производство
хотя и имело место, но в размерах, не влиявших существенно на эконо-
мику всей страны. В источниках мы найдем совсем мало упоминаний
о суконном производстве в графствах Камберленд, Дерем, Корнуолл.
Что касается районов, в которых сукноделие занимало ведущее место
и имело значение по количеству производимого сукна для всей экономи-
ческой жизни Англии, то разнообразные источники называют их весьма
единодушно 4. Широкими очагами суконной промышленности, целыми
выделившимися районами ее были Уилтшир, Сомерсетшир, Глостершир,
Кент. Во всех прочих графствах, правда в меньшей степени, сукноделие
было развито также повсеместно.
В намеченных выше ведущих по развитию суконной промышленности
графствах сукноделие имело широко распространенный характер. В Гло-
стершире, например, в 20-е годы XVII в., по сообщению местных властей,
1 Dictionary of National Biography. G. Malynes (1586—1641).
2 The Golden Fleece, p. 1.
3 J. W h ее 1 e r. The Treatise of Commerce. Middelburg, 1601, p. 25.
4 E. Misseldcn. Free Trade. London, 1622; The Dcstribution of the Clot
Industry in 1561—1562, ed. by Ramsay (EHR, vol. VII, 1942).
Промышленное развитие Англии
193
мастерские были разбросаны по всей территории графства, здесь работало
1500 ткацких станков и в производстве было занято 24 тыс. человек х.
Статистический отчет о количестве жителей Глостершира, об их занятиях,
составленный по требованию правительства в 1608 г. в целях выяснения
контингента военноспособного населения, позволяет видеть, что в неко-
торых местностях Глостершира до половины всех жителей являлись
производителями сукон. Например, в районе Лондтри — 45,2, в Бизли —
39,4 процента 1 2. Наиболее развитые в отношении сукноделия графства
являлись в стране как бы сплошными очагами, в которых суконная про-
мышленность размещалась по всей территории графства. Этого нельзя
сказать о средних по развитию сукноделия графствах. В отдельных
местностях подобных графств суконное производство имело самое мини-
мальное значение. Например, в десяти сотнях восточной части Норт-
гемптоншира в суконном производстве было занято всего только около
полусотни человек.
Внутри графства центрами производства сукон отчетливо обозначались
деревенские районы или же новые города. Документ 1561—1562 гг.3,
представляющий собой регистрацию английских промышленников, кото-
рые производили сукна на экспорт через Лондон, явственно показывает
преобладающее значение новых районов, по преимуществу деревенского
сукноделия. Регистрационный список перечисляет множество новых
центров суконной промышленности, среди которых теряются немногие
прежние центры — старые цеховые города. Из 117 перечисленных цент-
ров суконной промышленности по 22 графствам, лишь около 20 городов
можно назвать старыми центрами, как например, Рединг, Бристоль,
Глостер, Шрюсбери, Ипсвич, Вустер и другие. Остальные же представ-
ляют собой новые промышленные пункты, большинство которых выросло
именно благодаря развитию в них суконного производства. Из 26 цент-
ров, занесенных в список различных местечек и городов графства Гло-
стершир, откуда шерстяную ткань доставляли на экспорт в Лондон, лишь
немногие могут быть названы в качестве старинных городов (Глостер,
Беркли, Сайренчестер, Тэтбери) с развитым в них издавна суконным про-
изводством 4. В местечках и городах Кента, которые перечислены в списке
зарегистрированных промышленников, трудно назвать хотя бы один центр,
который выдвинулся еще в средние века и продолжал процветать в конце
XVI в. В Сеффолке, например, рядом со старинным городом с цеховой
организацией — Ипсвичем обозначено множество новых растущих цен-
тров суконного производства 5.
Указанный список городов и местечек, конечно, не дает совершенно
точного представления о размещении сукнодельческих центров, однако
он весьма красноречиво свидетельствует, во-первых, об огромном росте
суконного производства, если иметь в виду длинный список (и то непол-
ный) центров суконной промышленности; во-вторых, он наглядно пока-
зывает выдвижение к XVII в. новых центров, о которых в средневековый
1 SPD, 1619—1623, р. 358.
2 Подсчитано по материалам из кн.: A. J. Tawney a. R. Н. Tawney.
An Occupational Census of the seventeenth century. «English Historical Review», vol V,
1934.
3 The Destribution of the Cloth Industry in 1561—1562. ed. by Ramsay (EHR,
vol. VII, 1942).
4 Эти 26 центров следующие: Horsley, Cowley, Minchin-Hampton, Cawne, Glou-
cester, Wotton-under Edge, Berkeley, Cirencester, Cane, Dursley, Moreton Valence,
Charveil, Stanley, Bisley, Stroudwater, Northleach, Tetbury, Rodborough, Painswick.
Wickwar, Alderley, Nympsfield, Sodbury, Kingswood, North Nibley. Winterbourne.
5 Shepton Mallet, Nayland, Needham Market, etc.
13 Средние века. вып. 7
194
Н. М. Мещерякова
период не находим упоминаний. Кроме сведений из указанного документа,
другие источники говорят также о выделении новых деревенских центров
сукноделия. В графстве Сеффолк таким новым центром был Левенхэм —
город, выросший из деревни1. На севере в Йоркшире определился новый
район сукноделия вокруг городов Лидс, Брэдфорд, Галифакс 1 2. В граф-
стве Сэрри большое значение приобрели деревни, прилегавшие к горо-
дам Гилдфорд и Годальминг3. Подтверждением того, что именно вне цехо-
вых городов, т. е. прежде всего вне цехов, расцветала теперь суконная
промышленность, может служить и тот факт, что в XVI в. и в первой поло-
вине XVII в. во весь рост встает проблема производства сукон «обман-
ным путем»4. Это явление стоит в прямой связи с тем, что стандартное
производство феодального периода, достигавшееся цеховой регламента-
цией, отходило в прошлое.
Таким образом, суконная промышленность Англии к XVII в. вышла
за узкие рамки старинных корпоративных городов с цеховым устройством
и распространилась широко по всей стране, выделив новые центры про-
изводства.
Суконное производство из всех отраслей текстильной промышлен-
ности — самое старинное и самое распространенное, но отнюдь не един-
ственное. К интересующему нас периоду относится дальнейшее развитие
льняной промышленности и обработки пеньки5 — отраслей, которые
существовали и в течение средневековья.
С XVI в. можно говорить о начале развития в Англии хлопчатобумаж-
ной промышленности. Писатель XVII в. Фуллер указывает с некоторым
преувеличением на то, Что в первой половине XVII в. хлопчатобумажные
ткани вошли во всеобщее употребление в стране 6. Хлопчатобумажная
промышленность работала исключительно на внутренний рынок.
В первой половине XVII в. предпринимались активные попытки раз-
вивать шелководство, которое берет свое начало в Англии со второй поло-
вины XVI в.7
В начале XVII в. выделились районы кружевного производства в Бе-
кингемшире, Бедфордшире и Оксфордшире 8.
Различные отрасли текстильной промышленности, следовательно, раз-
вивались неравномерно. Больших успехов достигло сукноделие. Осталь-
ные отрасли были еще в начальной стадии развития, хотя в первой поло-
вине XVII в. во всех "отраслях можно отметить явственно наметившийся
подъем.
Металлообрабатывающая промышленность являлась важной отраслью,
существовавшей на всей территории страны еще в эпоху средневековья.
К XVII в. металлообрабатывающая промышленность с ее многочислен-
ными отраслями успешно развивалась. Правда, рынком для нее всегда
оставалась главным образом Англия, рамки ее ограничивались преде-
лами внутренних потребностей, однако эти последние все более раздви-
гались.
1 VCH. Suffolk, vol. II, р. 256.
2 VCH. Yorkshire, vol. II, р. 415; SPD, 1637—1638, р. 433.
3 VCH. Surrey, vol. II, p. 344.
4 The Statutes of the Realm, vol. IV, part II, p. 920, 975, 1091 и др.
5 VCH. Lancaster, vol. II, p. 376; VCH. Surrey, vol. Il, p. 347; VCH. Somerset,
vol. Il, p. 414. VCH. Suffolk, vol. II, p. 271; The Trade’s Increase. London, 1615(The
Harleian Miscellany, vol. IV, p. 229).
• E. Baines. History of the cotton manufacture. London, 1835, p. 102.
7 The Harleian Miscellany, vol. II, p. 218—223; VCH. Berkshire, vol. I, p. 395
и др.
• VCH. Buckingham, vol. II, p. 106; VCH. Oxford, vol. II, p. 252 и др.
Промышленное развитие Англии
196
Важнейшим показателем успешного развития промышленности по
обработке металла служит выделение новых, специализированных районов,
жители которых занимались по преимуществу этим ремеслом. В боль-
шинстве случаев новые районы возникали так же, как и районы текстиль-
ной промышленности, не в старинных корпоративных городах, а в сель-
ских местностях или же в тех городах, где в феодальную эпоху не суще-
ствовало промышленного производства в цеховой форме: Таким новым
районом в Уорвикшире был район Бирмингема — процветавший с XVI в.
центр металлообрабатывающей промышленности Ч Здесь ‘же, в местечке
Стэдли, берет с XVI в. начало английское производство иголок. В XVII в.
это уже был большой промышленный район. Другой район игольной про-
мышленности выделился в Бекингемшире, вокруг деревни Лонг Крен-
дон 1 2 3. В Вустершире, в центре производства металла вокруг Дэдли, в ра-
диусе 10 миль, образовался большой район металлообрабатывающей
промышленности. Как пишет владелец металлургических предприятий
Дэд Дэдли, здесь занимались производством металлических изделий до
20 тыс. кузнецов различных специальностей. Отдельные районы Вустер-
шира специализировались на изготовлении гвоздей, цепей, Металличе-
ских принадлежностей для текстильного производства Л Мастера Нор-
тона и Экингтона в Дербишире славились выработкой отличных кос
и серпов 4 5. В Глостершире развилась в особенности одна отрасль метал-
лообрабатывающей промышленности — производство булавок, в кото*-
рой здесь было занято до полутысячи мастеров б. В Тинтерне (Монмаус)
образовался центр по производству металлических изделий. ’ : Наряду
с новыми центрами продолжали развиваться старинные районы, те, кото-
рые были непосредственно связаны с внешней торговлей — Лондон,
Бристоль, Вустер, Шеффилд.
Процесс выделения новых районов промышленности и подъем старых
районов, исключая лишь те из последних, в которых промышленность была
еще сильно опутана цеховыми установлениями, является важной чертой
экономической жизни Англии первой половины XVII в. Он не может
быть представлен нами со всей полнотой за неимением достаточного коли-
чества необходимых источников по отдельным отраслям промышленности
и по отдельным графствам, но и частично собранные данные позволяют
судить о нем как о характерном показателе промышленного развития
в этот период. >
Важно подчеркнуть не только выделение новых районов 'промышлен-
ности, которые специализировались на отдельных отраслях производ-
ства, но и появление в Англии совершенно новых отраслей обрабатываю-
щей промышленности. Такими отраслями были произвОДствб1 латуни,
начавшееся с открытием цинковой руды, рафинирование са*х£фй, ЛИШЬ
с этого времени можно говорить и о действительном начале Уфбизводства
бумаги, пороха6.
Расширение промышленного производства вызвало увеличение
промышленного населения в стране. Открытие новых месторождений,
рудников, копей, возникновение новых центров обрабатывающей про-
1 VCH. Warwick, vol. II, р. 195.
2 М. М о г г а 1 1. History and description of needle ipaking. Manchester, 1862,
p. 3—4. '< <
3 VCH. Worcester, vol. II, p. 267.
‘ VCH. Derby, vol. II, p. 358.
5 VCH. Gloucester, vol. 11, p. 206—207 .. i •
• APC, 1615—1616, p. 284; VCH. Oxford, vol. II, p. 225; VCH.- Buckingham,
vol. II, p. 106; VCH. Surrey, vol. II, p. 314. . . •
196
Н. М. Мещерякова
мыш лен пости, выделение специализированных районов безусловно по-
влекли за собой приток населения в промышленность. Территориальное
распространение промышленности означало привлечение все новых и
новых маес населения в новые районы добывающей и в новые центры об-
рабатывающей, промышленности; вместе с тем оно означало переход части
населения от труда земледельческого к труду промышленному по преиму-
ществу. Заметный рост промышленного населения наблюдался в северных
районах страны. Приток населения в промышленные районы севера Ан-
глии, своего рода внутренняя колонизация Нортумберленда и Дерема,
был настолько очевиден, что сами современники не могли не обратить на
него внимания: «... разнообразный бедный люд бредет с разных частей
королевства»1, — рассказывает один из современников о притоке населе-
ния именно в северные районы.
Естественно, что район Ньюкасла — центр промышленной и торговой
жизни севера концентрировал все возраставшее население, занятое
в разнообразных отраслях развитой здесь промышленности — в камен-
ноугольной, стекольной, солеваренной и др. И не только в таких
крупных центрах, как Ньюкасл, но даже в менее значительных новых
районах Северной Англии возрастало промышленное население. Уайт-
хевен, описанный в конце XVI в. как крохотный рыболовецкий поселок
с несколькими домами, в первой половине XVII в., с началом здесь до-
бычи угля привлек, по свидетельству современника, «огромные массы
людей, которые перевезли сюда свое имущество, осели со своими семьями
и выстроили дома» 1 2.
Подобный же процесс увеличения промышленного населения заметен
и в других растущих промышленных районах. Сравнительная таблица
по приходам вокруг Брэдфорда и Лидса в Йоркшире, возвысившихся
в качестве новых районов сукноделия, дает представление об увеличении
в них жителей в начале XVII в.3
Бредфорд Лидс
годы количество крещений количество браков годы количество крещений количество браков
1574 133 39 1599 137 43
1619 191 63 1630 384 78
Не только в северных районах Англии (Нортумберленд, Дерем, Йорк-
шир) возрастало промышленное население. Материалы по отдельным граф-
ствам и другим частям страны также говорят о росте промышленного
населения. Примером может служить Глостершир. Из единственно сохра-
нившихся по двум английским графствам статистических описей населе-
ния в первой половине XVII в. одна опись является отчетом о военно-
обязанном населении Глостершира — графства с развитой промышлен-
ностью 4. В Глостершире широкое распространение имели суконное про-
1 АРС, 1625—1627, р. 235—236.
2 .1. N е f. The Rise. . ., vol. I, p. 230.
3 L. Deshesne. ^’evolution economique et sociale de I’industrie de la laine
en Angloterre, Paris, 1900, p. 54.
4 Отчет использован но данным статьи A. J. Tawney a. R. Н. Т a w п е у
An Occupational census of the seventeenth century. «English Historical Review».
Oct. 1934, vol. V, n. 1.
Промышленное развитие Англии
197
изводство, горнорудное дело, металлообработка, сахарная, стекольная
промышленность. Опись свидетельствует о росте промышленного произ-
водства, хотя преобладающим попрежнему оставалось сельское хозяй-
ство. Промышленность была разбросана по всей территории граф-
ства.
В наиболее крупных манорах, в которых мужское военнообязанное
население составляло 120—200 человек, количество ремёсленников дохо-
дило до 70 человек. На этом примере можно видеть, что в Глостершире
шел процесс растущего отделения промышленности от земледелия, что
промышленность постепенно оттягивала население от сельскохозяй-
ственного труда.
Приведем весьма наглядную картину промышленной жизни того же
Глостершира на примере манора Бизли.
Важно отметить следующий факт: 45 процентов населения от общего
количества жителей манора было связано с суконным производством.
В маноре имелось 6 валяльных мельниц, 4 красильни, каменоломни и
другие промышленные предприятия. Конечно, Глостершир было одним
из наиболее развитых в промышленном отношении графств. Оно не явля-
лось типичным для Англии в первой половине XVII в. — страны сельско-
хозяйственной. Но сам факт появления такого промышленного района
служит показателем глубоких изменений не только в промышленном раз-
витии, но и в экономической жизни Англии в целом. Для нас в данном
случае важна тенденция развития, состоящая в привлечении промышлен-
ностью новых масс населения.
Кроме роста промышленного населения за счет земледельческого,
следует отметить и другое важнейшее явление в промышленной исто-
рии Англии интересующего нас времени. !\*
Речь идет об увеличении емкости внутреннего рынка для промышлен-
ного производства.
Прямым показателем этого процесса служит рост внутренних потреб-
ностей на предметы промышленного производства. Увеличение спроса
на промышленные товары внутри Англии явственно прослеживается
в целом ряде отраслей. Выше указывалось, что повышенный спрос
на каменный уголь в стране прямо отмечался современниками. Значитель-
ное потребление сукон на внутреннем рынке также несомненно. И хотя
каменноугольная и суконная отрасли поставляли основную товарную
продукцию страны для внешней торговли, мы можем все-таки отметить
увеличение спроса на эти товары и внутри страны. Еще более определенно
рост внутреннего рынка для промышленности виден на примере других
отраслей, которые в меньшей степени, чем каменноугольная и суконная
промышленность, были связаны с внешним рынком. Появление новых
отраслей (цинковая, латунная, производство пороха, бумаги, иголок,
добыча квасцов) вызывалось ростом потребностей, в первую очередь,
внутри самой страны.
Распространение хлопчатобумажных тканей в Англии начала XVII в.,
широкий спрос на продукцию стекольной промышленности — все это
показатели роста внутренних потребностей на промышленные товары и,
следовательно, показатели растущего внутреннего рынка для промыш-
ленности.
Рассмотренные некоторые черты развития английской промышлен-
ности в первой половине XVII в. отражали, в действительности, глубокие
изменения, происходившие в самом процессе производства, в формах
промышленной организации. Они шаг за шагом фиксировали завоевания
капиталистического способа производства.
198
Н. М. Мещерякова
> * * *
Англия вступила на путь капиталистического развития в XVI в
Мы попытались выявить конкретные показатели вызревания капитали-
стического уклада в промышленности к началу буржуазной революции.
Изменение в формах промышленной организации — главный показатель
этого процесса среди других, которые были им обусловлены и от него
зависимы.
Не преувеличивая степени развития капитализма, следует отметить,
что к середине XVII в. прогрессивная, т. е. капиталистическая тенденция
в промышленности, выражена уже вполне определенно. Источники со-
общают о крупных капиталистических предприятиях, мануфактурах,
распространение которых и было проявлением этой прогрессивной тенден-
ции развития. Даже далеко не полное рассмотрение их в настоящей статье
может свидетельствовать о том, что капиталистические предприятия
и не только, в ведущих отраслях промышленности (суконной, горнодобы-
вающей) (эылй уже не редким явлением. Успешное развитие промышлен-
ности, отд^ьцые черты которого мы пытались представить в настоящей
статье^,б.цдр обусловлено именно распространением новых, капиталисти-
ческих' форм организации.
Частичное знакомство лишь с одной сферой хозяйственной жизни
Англии, в первой половине XVII в. — с промышленностью наглядно показы-
вает, что капитализм зрел в недрах феодального общества еще до буржуаз-
ной революции. Созревание капиталистического уклада экономически,
объективно подготовляло революцию, увеличивало несоответствие между
господствующими феодальными производственными отношениями и до-
стигнутым уровнем развития производительных сил.
II. А. СТАРОДУБЕЦ
КНЯЖЕСТВО КОКНЕЗЕ В БОРЬБЕ С НЕМЕЦКИМИ
ЗАХВАТЧИКАМИ В ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКЕ
В НАЧАЛЕ XIII ВЕКА
Княжество Кокнезе было расположено примерно в 100 км от устья
Даугавы. В средние века река Даугава имела большое значение как тор-
говый путь. По ней древняя Русь и в первую очередь Полоцкое княжество
вело торговлю с островом Готландом, Германией, Польшей, скандинав-
скими странами. Русские купцы вывозили в эти страны пушнину, воск,
мед, товары восточного происхождения. В эту торговлю вовлекалось
и местное население — латыши, литовцы, эстонцы.
По течению реки Даугавы, на территории, населенной латышами,
образовались торговые пункты — города Кокнезе и Ерсика, центры кня-
жеств, подчинявшихся в политическом отношении полоцкому князю.
Коренное население княжеств Кокнезе и Ерсика платило дань русским
князьям и изредка поддерживало полоцкого князя в войнах с другими
князьями. Дань русским князьям была нетяжелой; к тому же русские
князья обычно не вмешивались в жизнь местного коренного населения,
не насаждали здесь насильственно христианства. Кроме Полоцкого кня-
жества, заинтересованного в обладании Даугавой и державшего под своим
владычеством Даугаву от моря до верхнего течения, владеть Даугавой
стремились Смоленское и Новгородское княжества. Как известно, крат-
чайший торговый путь из Великого Новгорода, и особенно Пскова, шел
через Прибалтику в устье Даугавы.
Однако владеть Даугавой хотели не одни только русские княжества.
Еще с IX в. шведские, датские, а также норвежские пираты нападали на
Прибалтику, пытаясь брать с ее населения дань. Эти нападения продол-
жались и позже, с объединением земель скандинавских народов в боль-
шие феодальные государства, преследуя цели феодальных захватов.
Об этом говорит летописец Генрих, когда он описывает нападение шве-
дов на побережье Эстонии в 1220 г.1 Шведы пытались занять часть Эсто-
нии в то время, когда немцы и датчане намеревались захватить всю Эсто-
нию. Об этом свидетельствует и стремление датского короля Вальдемара
захватить устье Даугавы, подчинив немцев 1 2.
Прибалтийские народы, в ответ на попытки этих государств порабо-
тить Прибалтику, осуществляли набеги на земли шведов, датчан,
1 Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Введение, перевод и ком-
ментарии С. А. Аннинского. М.—Л., 1938, гл. XXIV, § 3 (далее: Генрих Лат
в и й с к и й).
2 Там же, XXIV, 4, 5, 6; XXV, 1, стр. 403—409.
200
П. А. Стародубец
о. Готланд. Особенно активно в этом направлении действовали дружины
куршей, ливов и эстов, в том числе эстов — жителей о. Сааремаа1.
Со второй половины XII в. в Прибалтику устремились немецкие фео-
далы. Они сначала проповедовали христианство среди живших в устье
Даугавы ливов, а затем стали совершать крестовые походы против ливов,
а также латгалов и других племен с помощью папы римского, чтобы под-
чинить себе ливов и вообще население Прибалтики. Немецкие феодалы
покорили ливов и начали завоевание латышских областей, среди кото-
рых было в частности княжество Кокнезе. Развернулась борьба Полоцка
и подчиненных ему князей Кокнезе и Ерсики с немецкими феодалами за
нижнее течение Даугавы — район Кокнезе. В этой борьбе принимало
активное участие и коренное население страны, выступавшее против
немцев совместно с русскими княжествами.
Захват княжества Кокнезе, расположенного на окраине латышской
земли, означал для немецких феодалов начало покорения латышского
края 1 2. Вместе с тем приобретение Кокнезе означало захват важного
торгового пункта в русской торговле на Даугаве. Наконец, овладение
Кокнезе имело и большое политическое значение. Городок Кокнезе мог
стать крупным форпостом в руках немцев, прикрывающим устье Даугавы,
с расположенной на ней Ригой. Недаром они построили на следующий
год после взятия и сожжения Кокнезе на этом же месте сильный замок.
Далее мы рассмотрим ход борьбы за Кокнезе. Предварительно ска-
жем несколько слов о самом городке Кокнезе — центре княжества.
О происхождении названия городка Кокнезе существовали среди
историков различные мнения. В частности, в одной из последних работ
по истории Прибалтики выдвинуто мнение, что Кокнезе (Кукенос) произо-
шло от названия речки Персе, на которой стоял Кокнезе. Эта река, по мне-
нию ряда исследователей, в древности называлась Кокной, и Кокнезе
значит — Кокны-нос, т. е. мыс Кокны 3. Сторонники этого взгляда опи-
раются на ранний труд А. П. Сапунова 4, где вопрос о названии Кокнезе
разрешается в этом смысле. Однако ни один из сторонников этого взгляда
не приводит доказательств, что речка Персе в древности называлась
Кокной 5, а С. 3. Мандель в своей диссертации, посвященной Прибалтике
и Руси в XII—XIII вв., говорит, что такого названия вообще не существо-
вало 6.
Имеется еще одно объяснение названия Кокнезе. Полагают, что Кок-
незе произошло от латышского слова Кокнезис, что значит «несущий
деревья» 7 8. Это последнее объяснение нам представляется более обосно-
ванным.
Относительно времени основания городка Кокнезе у историков суще-
ствовал ряд мнений. Е. Бопнель, например, говорит, что Кокнезе основан
в X в. *, а Ф. Баллодис сообщает нам, что уже в VIII—IX вв. к русским
1 Генрих Латвийский, VII, § 1.
2 'Г. Zeids. Feodnlisms Livonia. Riga, 1951, s. 68—74.
3 В. T. Пашут о. Александр Невский и борьба русского народа за независи-
мость в 13 веке. М., 1951, стр. 38.
4 А. П. Сапунов. Река Западная Двина. Витебск, 1893, стр. 478.
5 Например, Н. Казакова и И. Шаскольский («Русь и Прибалтика». Л., 1945,
стр. 12) и С. А. Аннинский («Хроника Ливонии», стр. 187, прим. 48) и др.
6 С. 3. Мандель. Прибалтика и Русь в 12—13 вв., рукопись, хранится
во Всесоюзной государственной библиотеке нм. В. И. Ленина, стр. 109.
7 «Советская Латвия. Маршрут Рига—Огре—Кокнезе», под ред. В. Е. Жив.
Рига, 1954, стр. 21.
8 Е. Bonnell. Russisch-livlandische Chronographie. St.-Pb., 1862,Chron. 2,
Com. 16.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
201
переходят латышские городища Кокенгаузен и Герцике Из новейших
исследователей по этому вопросу следует отметить мнение X. А. Моора,
который утверждает, что Кокнезе основан в XII в.1 2 — точка зрения,
которая принята историками Эстонской ССР 3.
Данное утверждение, как нам кажется, близко к истине Как сооб-
щает В. Е. Данилевич, в середине XII в. полоцкие князья настолько под-
чинили соседние (к западу от Полоцка) литовские племена, что стали
строить города на их территории 4.
Городок Кокнезе — прежде всего военно-политический центр опреде-
ленной области. Кокнезе, очевидно, был городом-крепостью, за преде-
лами которой не было обычного для значительных городов той поры по-
сада 5. Это видно из того, что городок всегда обозначается в хронике,
в грамотах, как castrum и никогда civitas, как Ерсика 6. Население городка
состояло из русских, латгалов и селов. Это прежде всего дружинники
князя Вячко. Среди них хронистом различаются слуги и мужи. Со своими
мужами князь советуется перед принятием ответственного решения —
нападения на немецких захватчиков в городке, едет с ними для веде-
ния переговоров в Ригу в 1207 г. В военных же действиях, например,
истреблении немецких захватчиков у стен городка, участвуют и слуги
и мужи 7. Слуги князя, кроме выполнения военных задач, вероятно,
смотрели за хозяйством князя 8. Словом, перед нами типичное для рус-
ских княжеств того времени подразделение княжеской дружины на стар-
шую дружину, или «княжих мужей», и «молодшую дружину», или отроков9.
Наряду с дружиной, в городке жили представители русского духо-
венства — в хронике упоминается дьякон Стефан10 11. В числе дружинни-
ков князя Вячко, кроме русских, были и представители местного населе-
ния — латгалы и селы: хронист называет их соучастниками князя в деле
истребления немецких феодалов в Кокнезе. Есть основания предполагать,
что в городке проживало и торговое и ремесленное население — латгалы,
селы и русские. После ухода князя Вячко с частью дружины из городка,
некоторые его жители остались на территории княжества. Свидетельство
этому — обстоятельства выселения населения городка Кокнезе: русские,
поделив между собой коней и оружие немцев, сожгли замок и «побежали
каждый своей дорогой». А латгалы и селы, жившие в замке, удалились
в лесные трущобы11.
Это были представители гражданского населения и дружинники князя,
которые жили во владениях князя Вячко12. Известно, что некоторая часть
дружинников русских князей постоянно проживала вне княжеских дво-
ров, в своих усадьбах13. Именно об этих дружинниках князя, вероятно,
1 Ф. В. Бал лоди с. Некоторые материалы по истории латышского племени
с 9 по 13 век. М., 1910, стр. 47.
2 X. А. Моора. Возникновение классового общества в Прибалтике. «Совет-
ская археология», т. 17, 1953, стр. 127.
3 «История Эстонской ССР», под ред. Г. И. Наана. Таллин, 1952, стр. 22.
4 В. Е. Данилевич. История Полоцкой земли до конца 14 столетия. Киев,
1896, стр. 125—126.
5 М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1946, стр. 25—30.
•Генрих Латвийски и, X, 3; XI, 8.
7 Там же, XI, 9; ср. XI, 2.
8 «История Латвийской ('.СР», т. I, отв. ред. Я. Я. Зутис. Рига, 1952, стр. 81.
9 Б. Д. Греко в. Киевская Русь. М., 1949, стр. 339.
10 Г е н р и х Латвийски й, X, 3, 4.
11 Там же, XI, 9, стр. 302—303.
12 Там же, XII, 1, ср. XXIX, 5.
13 С. В. Юшков. Общественный и политический строй и право Киевского
государства. М., 1940, стр. 243—244.
202
П. А. Стародубец
говорится в хронике, когда обращается внимание на то, что немцы захва-
тили «некоторых русских, взяли добычу и имущество их, а также отняли
назад и кое-какое тевтонское оружие», захваченное русскими при истреб-
лении немецких захватчиков в Кокнезе Ч
Все сведения, которыми мы располагаем относительно Кокнезе, ри-
суют нам его как небольшое поселение. Это крепость, местопребывание
князя и его дружины, а также, вероятно, торговая фактория русского
купечества, далеко выдвинутая на запад.
При археологических раскопках, возможно, будут обнаружены ос-
татки укреплений русского городка начала XIII в. Город был сожжен
в 1208 г., а затем на его месте неоднократно строились новые укрепления
вплоть до начала XVIII в.1 2 Поэтому единственным материалом об устрой-
стве укреплений Кокнезе служат сообщения хрониста Генриха.
Из описаний хрониста видно, что укрепления городка были деревян-
ные и земляные. Около городка был ров, который, очевидно, составлял
часть укреплений и был достаточно глубоким, так что дружинники Вячко
могли неожиданно напасть на немцев, сложивших оружие на краю рва и
рубивших камень во рву3. Во рву, видимо, не было воды. Вероятно, этот
же ров позволил немцам на рассвете весной 1208 г. незаметно приблизиться
к городку, так что часовой, находившийся наверху, не заметил их прибли-
жения. Преодолев ров и поднявшись на гору, немцы достигли цитадели
укрепления 4.
Территорию княжества Кокнезе в точности выяснить трудно. Все иссле-
дователи сходятся на том, что она была невелика, значительно меньше
расположенного к востоку от Кокнезе княжества Ерсика. Ф. Кейсслер
пытается применить для выяснения вопроса о размерах княжества такой
весьма сомнительный, с нашей точки зрения, прием: он указывает, что
один раз хроника именует Вячко regulus (князек), тогда как князя Все-
волода из Герсике всегда гех (князь), и делает отсюда вывод, что княжество
первого было меньше второго.
Однако Ф. Кейсслер упускает из виду, для какой цели это выражение
употреблено в контексте. Regulus безусловно должно выражать враждеб-
ность хрониста к Вячко за его «вероломство» по отношению к немцам,
выразившееся в истреблении немецких завоевателей весной 1208 г., и
никакого отношения к размерам его княжества не имеет 5 *. Мы возражаем
против приема определения размеров княжества, но не пытаемся возра-
жать против самого утверждения Ф. Кейсслера, что княжество Кокнезе
меньше княжества Ерсика.
Распространялось ли княжество Кокнезе на южный, левый берег
Даугавы? Некоторые советские историки полагают, что власть княжества
Кокнезе распространялась на «землю селов»®. Но большинство историков
придерживаются той точки зрения, что земля селов не подчинялась власти
княжества Кокнезе 7. Таким образом, легче всего определяется южная
граница княжества — это река Даугава. Княжество было расположено
1 Генрих Латвийский, XII, 1.
2 Там же, стр. 488—489, прим. 48.
3 Там же, XI, 9, стр. 301—302.
4 Там же, XI, 8, стр. 301.
5Ф. Кейсслер. Окончание первоначального русского владычества в При-
балтийском крае. СПб., 1900, стр. 4. Генрих Латвийский, XI, 9; см.
также прим. 3 и 95.
• В. Т. II а ш у т о. Александр Невский. . ., стр. 38.
7 С. А. Аннинский («Хроника Ливонии», стр. 487—488). Н. Laakmann.
Zur Geschichte Henrichs von Lettland und seiner Zeit,in: Beitriige zur Kunde Est la nds,
Bd. 18, Heft 2. Ft eval, 1934, S. 95.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
203
на правом берегу реки, и селы, жившие на левом берегу реки, были
независимы от него. Они были в союзе с литовцами.
Во всяком случае тот материал, которым мы располагаем об осаде
Сельпилса — основного укрепления селов, говорит нам о том, что Сель-
пилс не подчинялся никакой иноземной власти
Можно приблизительно определить и западную границу княжества.
В грамоте о разделе земли 1 2 территория княжества обозначена как Лет-
тия. С другой стороны, в числе подданных Вячко, кроме русских, названы
латгалы и селы, но нигде не упоминаются ливы. Все это дает возмож
ность согласиться с утверждением Г. Лаакмана 3, что западная граница
княжества совпадала с этнографической границей ливов, так как, со-
гласно Биленштейну, ливы жили в Айзкраукле, Лиелварде, в деревне
Сидегипде и далее в Турайде и ее окрестностях 4 5 *.
Таким образом, западный рубеж княжества проходил примерно около
западных границ современных Плавинского и Эргльского районов.
К сказанному нужно добавить одно замечание, подтверждающее при-
веденные выше положения. Из описания похода епископа с крестоносцами
против ливов в 1205 г. можно, кажется, и более точно обозначить место,
где кончались владения князя на правом берегу Даугавы. Двигаясь
вверх по реке от Риги до Айзкраукле, немцы сожгли этот городок и тем
самым заставили ливов Айзкраукле заключить мир, дать заложников
и обещать креститься. В этот момент немцы находились в непосредствен-
ном соседстве с владениями Вячко — всего в 3 милях от них ®. Отсюда
должно следовать, что владения Вячко начинались в 3 милях выше Айз-
краукле.
На востоке княжество Кокнезе граничило с другим русским княже-
ством—Ерсике, но определить эту границу очень трудно. Г. Лаакман ®,
ссылаясь на позднейшие владения Кокенгаузенов и епископа Альберта,
определяет восточную границу владений княжества Кокнезе так: вос-
точная граница шла вдоль реки Айвиексте (приток Даугавы) до
речки Ароне, а затем дальше по речке Ароне 7, впадающей в Айвиексте
с правой стороны, т. е. эта граница захватывала западную часть Мадон-
ского района.
Северную границу княжества Кокнезе можно тоже определить лишь
весьма приблизительно, указав на то, что граница эта доходила до области
Толовы, находившейся под властью Пскова, т. е. она проходила где-то
у северных границ Эргльского района.
Таким образом, если обозначить границы княжества Кокнезе при-
близительно, грубо, то можно сказать, что они охватывали почти весь
Плавинский район, Эргльский район и небольшую западную часть Ма-
донского района.
Как управлялась эта территория?
Некоторый свет на это проливают следующие соображения. Князь
Вячко ушел на Русь не со всей своей дружиной. Латгалы и селы, помо-
гавшие князю в истреблении немецких завоевателей, укрылись в лесах
1 Генрих Латвийский, XI, 6.
2 Liv. Urkundenbuch, Bd. 1, № 18.
3 Н. L a a k m a n n. Zur Geschichte H enrich s von Lettland, in: Beitrage. . .,
Bd. 18, S. 94—95.
4 A. Bielenstein. Die Grenzen des lettischen Volksstammes und der let-
tische Sprache in dor Gegenwart und im 13 jh. St.-Pb., 1892, S. 35—47.
5 Генрих Латвийский, IX, 9, 10.
* H. Laakmann. Zur Geschichte Henrichs von Lett land, in: Beitrage. . .,
Bd. 18, S. 95—96.
7 Военно-статистический обзор Российской империи, т. 7, ч. 2, СПб., 1853, стр. 123.
204
П. А. Стародубец
и болотах на территории княжества. Русские также, разделив имущество
перебитых немцев, двинулись из Кокнезе «каждый своей дорогой», т. е.
во всяком случае не все ушли за Вячко. Спустя некоторое время после
того, как Вячко покинул свде княжество, часть русских, латгалы и селы
из городка продолжали оставаться на территории княжества, удалившись
на периферию. Для преследования их немцы послали отряд, который
захватывал и убивал многих дружинников князя, в том числе и русских.
У последних немцы отняли их добычу и имущество, а также немецкое ору-
жие. Немецкий отряд старался уничтожить всех сторонников князя Вячко
на территории княжества х.
Как уже было отмечено, часть дружины князя — не только латгалы
и селы, но и русские — видимо, постоянно проживали на территории
княжества. Иначе трудно объяснить, почему они не ушли вместе с Вячко
на Русь, а задержались на территории княжества. Если все это так, то
нужно думать, что князь Вячко управлял, по крайней мере частично,
своим княжеством, как и другие русские князья, опираясь на своих
дружинников-мужей, которые имели владения на периферии княжества
и некоторые из них поэтому после ухода князя остались в княжестве.
Князь Вячко получал с населенпя княжества феодальную дань —
латгалы и селы именуютс.я данниками князя 1 2. Возможно, что в княже-
стве имело место и дальнейшее развитие феодальных отношений — именно
оседание княжеских дружинников на землю и получение ими деревень,
как это было в других княжествах 3. Таким образом, мы можем сказать,
что в княжестве наблюдались в основном отношения, характерные для
раннефеодального периода. Кстати сказать, когда немцы установили свою
власть в Восточной Прибалтике, то они начали с того, что стали взимать
дань с населения 4 5.
Хронист отмечает, что князь Вячко пользовался поддержкой насе-
ления княжества в своей борьбе с немецкими завоевателями: среди лат-
галов и селов князь имел многих соратников в своей борьбе с немцами б.
В связи с этим ясна беспочвенность измышлений некоторых буржуазных
ученых, которые утверждали, что русские двинские князья не опирались
на поддержку местного населения ®. Еще более абсурдными выглядят
утверждения латышских буржуазных националистов о постоянной
вражде между русскими и латышами в донемецкий период 7.
Княжество Кокнезе было расположено в области, которая находилась
в ведении полоцкого князя. Ливы, жившие у самого моря, платили По-
лоцку дань. Поэтому мы вправе предполагать вассальные отношения
княжества к Полоцку. Те сведения, которые мы можем почерпнуть у Ген-
риха, рисуют нам зависимость княжества Кокнезе от Полоцка. Так,
в 1206 г. полоцкий князь направил посольство для разбора спора между
ливами и епископом Альбертом. Послы приехали в княжество Кокнезе
1 Генрих Латвийский, XI, 9; XII, 1.
2 Там же, XII, 1.
3 С. В. Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского госу-
дарства, стр. 336- 338.
4 II. А. Стародубец. Купечество Северной Германии и немецкая агрессия
в Восточной Прибалтике в XIII веке. «Ученые записки Тульского пединститута»,
выи. 1, 1948, стр. 105—106.
5 Г е н р и х Латвийский, XII, 1.
6 Н. L а а к ш a n n. Zur Geschichte Henrichs von Lettland, in: Beitrage. . .,
Bd. 18, S. 58.
7 С. 3. Мандель. Об извращении истории русско-латышских отношений
в трудах латышских буржуазных историков. «Волыпевик Советской Латвии», 1949,
№ 7, стр. 46.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
205
и стали собирать население для переговоров с епископом Ч Без сомнения,
действия полоцких послов свидетельствуют о том, что они рассматривали
княжество Кокнезе как зависимое. В другой раз, весной 1208 г. князь
Вячко обратился к полоцкому князю с просьбой о помощи, принеся по-
дарки в виде тевтонских коней, балист, панцирей. Употребление Генри-
хом слов «просил и убеждал» дают основание, как нам кажется, полагать,
что князь Вячко был подчинен Полоцку 1 2.
Но, находясь в вассальной зависимости от Полоцка, князь Кокнезе
в то же время пользовался почти полной самостоятельностью во внешней
и внутренней политике 3.
Что же касается самого князя Вячко, то о нем известно очень мало.
Историки относят Вячко к полоцкому княжескому дому. Единственное
соображение, которое говорит в пользу этого предположения, это то, что
он княжил в области, находившейся под контролем Полоцка. Генеалогия
Вячко совершенно неизвестна. Сообщение Новгородской летописи о Вячке,
погибшем при взятии немцами города Юрьева, является единственным
сообщением о Вячко в русских источниках 4.
Некоторые сведения о Кокнезе есть в «Рифмованной хронике», состав-
ленной около конца XIII в. Прежде всего в хронике говорится, что земля
ливов, латгалов и селов была в русской власти до прихода немцев. В хро-
нике сообщается далее, что немецкие рыцари напали на замок Кокенгау-
зен, где находились русские во главе с королем. Король и много русских
погибло, и замок попал в руки немцев. Русские воины перед лицом нем-
цев бросали своих жен [женщин]5.
В хронике Вартберга, составленной во второй половине XIV в., упо-
минается, что в замке Кокенгаузен жили схизматики, т. е., очевидно,
русские. Этот замок Кокенгаузен магистр меченосцев покорил и совер-
шенно разрушил ®.
В этих сообщениях мало материала, который может быть принят
за подтверждение или дополнение уже имеющихся у нас сведений
о Кокнезе.
* * *
Теперь, получив некоторое представление о Кокнезе, мы можем об-
ратиться к истории борьбы полоцкого княжества и княжества Кокнезе
против немцев.
Князь полоцкий не только разрешил немецким миссионерам пропо-
ведь христианства в области ливов, но и преподнес подарки купцам, с ко-
торыми прибыли миссионеры. Очевидно, такие действия полоцкого князя
объясняются тем, что он и полоцкие купцы и бояре были заинтересованы
в сношениях с немецкими купцами. Деятельность же миссионеров каза-
лась князю полоцкому не опасной для полоцких интересов в устье Дау-
гавы. Но прошло около двух десятков лет, и полоцкий князь убедился, что
в его области действуют ненасытные хищники. Встал вопрос о борьбе с ними.
Немецкие историки большое внимание уделяли причинам, вызвавшим
первый поход 1203 г. полоцкого князя на немцев. Э. Пабст и Э. Боннель
считали, что убитые незадолго перед этим в семигальской гавани купцы
1 Г с и р и х Латвийский, X, 3.
2 Там же. XI. 9, стр. 302.
3 «История Латвийской ССР». стр. <81: в частности см. В. Е. Да иилевм ч.
История Полоцкой земли, стр. ИЗ.
4 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М. -Л., 1950,
стр. 264.
5 Livlandische Reimchronik. Paderborn, 1876, S. 645 -659.
° Scriptores rerum Prussicarum, Bd. 2. Leipzig. 1863, S. 27.
206
II. А. Стародубец
были русские, это и вызвало поход полочан против немцев \ Однако
такое объяснение кажется мало вероятным, если даже согласиться с тем,
что убитые были русскими. В истории русско-немецкой торговли часто
случались убийства купцов, но это, как правило, никогда не вызывало
войны. Потерпевшая сторона в таких случаях ограничивалась задержкой
купцов, конфискацией их товаров и т. д. Не возражая против соображе-
ний Э. Пабста и Э. Боннеля, Ф. Кейсслер считал, что наиболее вероятная
причина похода — неуплата дани ливами, причем в этом епископ не был
виновен, ибо ему невыгодно было ссориться с Полоцком, так как положе-
ние немцев не было прочным 1 2.
Именно такой вывод делает Ф. Кейсслер, в частности, из сообщения
Арнольда Любекского. Это место в переводе, приведенном у С. А. Аннин-
ского, гласит: «Король Руссии из Полоцка имел обыкновение время от
времени собирать дань с этих ливов, а епископ в ней отказал ему. Оттого
он часто делал жестокие нападения на ту землю» 3.
Таким образом, Ф. Кейсслер считал, что неуплата дани ливами
в 1203 г. послужила причиной похода. С. А. Аннинский полагал, что епи-
скоп сам не уплатил дань Полоцку в 1203 г.4, что и вызвало поход.
Возражая против этих двух точек зрения 5 *, мы заметим, что сооб-
щение Арнольда не может быть отнесено к 1203 г. Вчитавшись в него,
нетрудно обнаружить, что хронист говорит о многих походах полочан,
т. е. вообще о борьбе между Полоцком и немцами, а не о походе 1203 г.
Будучи слабо осведомленным о положении дел в Ливонии, Арнольд Лю-
бекский считает причиной этой борьбы лишение немецким епископом
полоцкого князя права собирать дань с ливов. Поскольку дань была
главным признаком власти Полоцка над ливами, сообщение Арнольда
Любекского приблизительно верно отмечает общую причину борьбы
на Даугаве. Но, повторяем, оно не применимо для объяснения причин
похода 1203 г.
Г. Лаакман считал, что епископу Альберту невозможно было длитель-
ное время платить дань за ливов. В этом случае сам Альберт сделался бь
данником Полоцка. По мнению Г. Лаакмана, епископ отказывал в содей
ствии в деле сбора дани полочанами, а ливы сами не платили. Отсюд
вытекает поход полочан. Г. Лаакман полагает, что мнение Арнольд
Любекского в сущности верно ®, т. е. он повторяет ошибку Ф. Кейсслер^
С. А. Аннинский приводит слова Соловьева, который говорит: «Он
[полочане] привыкли ходить войной на чудь и брать с нее дань силок
если она не хотела платить добровольно. Точно так же они хотели де!
ствовать против немцев» и замечает, что это мнение наиболее правде
подобно 7. Во всяком случае Соловьев ближе к истине, нежели немецки
историки.
Итак, по каким же причинам полоцкий князь напал на владения не-
мецких завоевателей в устье Даугавы?
Полоцкий князь двинулся по направлению к Риге с войском, чтобы
утвердить свой поколебленный авторитет в устье Даугавы и, может быть,
1 ф. Кейсслер. Окончание. . .. стр. 7.
2 Там же, стр. 8—10.
3 Генрих Латвийски й, стр. 470, прим. .36.
4 Там же.
5 Против точки зрения С. А. Аннинского можно возразить и то, что немецкий
епископ согласился платить дань за ливов в 1210 г. Генрих Латвийский,
XIV. 9.
« Н. Laakmann. Zur Geschichte Henrichs von Lettland, in: Beitriige. . .,
Bd. 18, S. 58, Anm. 3.
7 Генрих Латвийский, стр. 470, прим. 36.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XII! в.)
207
изгнать или подчинить иноземцев. Косвенно об этом свидетельствует со-
общение хрониста, который утверждает, что полоцкий князь все время
стремился «разрушить ливонскую церковь» *. Князь осадил замок Ик-
шкиле. Хронист Генрих пишет с плохо скрытой досадой, что «ливы не
посмели сопротивляться князю, как будто они были людьми безоруж-
ными», покорились и уплатили дань 1 2. Перевод этого места у С. А. Аннин-
ского неточен. Слова «livones tamquam homines inermes repugnare non
audentes» переведены «ливы, не имевшие доспехов, не посмели сопротив-
ляться. . .»3. Перевод этот не отражает оттенка мысли хрониста, которому,
вероятно, хотелось затушевать тот факт, что давно уже крещеные
икшкильские ливы не хотели сопротивляться полочанам и перешли на их
сторону.
Когда полочане подошли к следующему укреплению — замку Салас-
пильс, оказалось, что он был занят хорошо вооруженным отрядом немцев,
отразивших попытку полочан переправиться через Даугаву. Вот в какой
обстановке князь Вячко принял участие в борьбе против иноземных за-
хватчиков наряду с другим князем — Всеволодом из Ерсике. Помимо
общих соображений (вассальной зависимости и пр.), за участие князя
Вячко говорит и тот факт, что вскоре после неудачи похода 1203 г. он
вынужден был искать примирения с Ригой, опасаясь мести со стороны нем-
цев 4.
Потерпев неудачу под замком Саласпильс, князь полоцкий и, веро-
ятно, Вячко вернулись, не решаясь двигаться на Ригу, имея у себя в тылу
занятый немцами замок Саласпильс. Князь же Всеволод с литовцами
двинулся дальше и совершил набег на Ригу 5.
Однако, несмотря на неудачу, полоцкие князья не собирались отка-
зываться от своей цели. Такой вывод приходится делать вопреки стараниям
Генриха показать, что все последующие попытки полочан предприняты
ими по подстрекательству «язычников»6. Историографу епископа Аль-
берта нужно было объяснить своим читателям, почему полоцкий князь,
сперва разрешив деятельность немецких миссионеров, затем стал враж-
дебно относиться к ним. Не желая говорить правду, которая была
невыгодна епископу, Генрих объясняет враждебность полочан подстре-
кательством ливов (а также эстов).
Конечно, полочане и ливы понимали необходимость объединения
против общего врага. Ливы единодушно поднимались против немцев.
Немногие предатели, вроде Каупо, перешедшие на сторону немцев, дол-
жны были спасаться в Риге 7. Уполномоченные ливов вели переговоры
в Полоцке о совместном выступлении против немецких захватчиков
с целью их изгнания. События 1206 г. доказывают, что дело было не столько
в «подстрекательстве» со стороны ливов, сколько в упорном стремлении
полочан использовать освободительное движение ливов, чтобы укрепить
свои позиции в устье Даугавы.
Князь втайне готовил военный поход полочан, которые должны были
на плотах быстро подойти к Риге, пользуясь весенним паводком, и вместе
с ливами внезапно напасть на город в то время, когда епископ, крестоносцы
и купцы уедут в Германию (это обычно происходило около пасхи). Однако
1 Генрих Латвийский, XIX, 10.
2 Там же, VII, 7.
3 Там же.
4 Там же, IX, 10.
4 Там же.
6 Там же, ср. X, 1, 12; XIX, 10.
7 Там же, X, 5, 10, стр. 283, 287.
208
П. А. Стародубец
о переговорах князя полоцкого с ливами стало известно епископу Аль-
берту, и епископ решил помешать им. Он хотел добиться от князя полоц-
кого обещания мира и дружбы. Альберт послал в Полоцк свое доверенное
лицо — аббата Теодориха с подарками для князя. Теодорих должен был
попытаться достичь соглашения с князем, как это было во время Мейн-
гарда. Выполнив своюофициальную миссию и предложив полоцкому князю
«мир и дружбу», хитрый монах сумел разведать о планах полоцкого князя —
через подкуп одного княжеского советника — и довести их до сведения
епископа. Последний отложил свой отъезд в Германию, а также отъезд
крестоносцев. Таким образом, план внезапного нападения на Ригу со-
рвался, и князь, очевидно, отложил поход \
Но у него был готов другой план действий — на этот раз дипломатиче-
ский. Генрих сообщает, что князь задумал «хитрость». Князь полоцкий
послал в Кокнезе своих людей, которые должны были разобрать спор
между ливами и епископом и вынести обязательное для обеих сторон ре-
шение. Таким образом, здесь определенно выражены притязания полоц-
кого князя на подчинение не только ливов, но и немцев. Ф. Кейсслер объяв-
ляет такое намерение несерьезным1 2. Но подобное действие в то время имело
большое значение. Недаром хронист Генрих уделяет описанию «хитро-
сти» князя полоцкого так много места 3. По всей вероятности, эта претензия
связана еще с первым соглашением между полоцким князем и Мейнгардом.
Люди князя Владимира принялись проводить в жизнь его замысел.
Они назначили разбор дела на 30 мая 1206 г. в местности близ реки Огре.
Епископу, а также ливам и латгалам они предложили явиться к условлен-
ному месту. Под предлогом переговоров полочане начали собирать воору-
женное ополчение ливов и латгалов к реке Огре. Совершенно ясно, что
полочане хотели поставить епископа в невыгодное положение при пере-
говорах и навязать ему свою волю, может быть заставить его признать
свое подчинение Полоцку и прекратить насильственное крещение ливов
или заставить совсем удалиться из Ливонии. Во всяком случае ливы на-
стаивали на полном изгнании немцев и ожидали от переговоров «гибели
христиан». Словом, немцам была подготовлена на реке Огре какая-то
ловушка: недаром Генрих называет эти переговоры «коварными». Воору-
женные ливы явились на реку Огре. Латгалы отказались повиноваться
князю. Генрих объясняет такое поведение их тем, что они одобряли жизнь
христиан и хотели их спасения. Такое объяснение, разумеется, не может
удовлетворить нас. Действительно, влияние христианства среди латга-
лов было велико. Возможно, что это имело некоторое значение для объяс-
нения той своеобразной позиции нейтралитета, которую в этот период
занимали латгалы или, вернее, латгальская знать. Латгалы отказывались
выступать против немцев вместе с полочапами и ливами 4. Но с другой
стороны, только угрозами применить штрафы немцы сумели в дальней-
шем заставить их выступить против литовцев5 (более подробно на пози-
ции латгалов мы остановимся несколько ниже).
Между тем, епископ рижский, получив предложение явиться на реку
Огре, отказался выполнить его, указав на принятый между самостоятель-
ными государствами дипломатический обычай, чтобы послы сами явля-
лись к тому государю, к кому их послали, а не вызывали его к себе. Епи-
скоп приглашал людей полоцкого князя к себе в Ригу. Таким образом,
1 Генрих Латвийский, X. 1, 2, 3.
2 Ф. К е й с е л с р. Окончание. . ., стр. 13.
3 Ген р и х /1 а т в и й с кий, X. 3,
4 'Гам же, X, 3. 12.
5 Там же. XI, 5. стр. 297—29S.
Княжество Кокнеае в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
209
епископ отвергал притязания полоцкого князя на верховенство над Ри-
гой и согласен был вести переговоры как равный с равным и только в сте-
нах Риги *. Последнее условие было вызвано желанием избегнуть приго-
товленной ловушки.
«Хитрость» полоцкого князя не удалась. Полоцкие послы не стали
вести переговоры в Риге, по крайней мере, об этом не сообщается в хронике.
Это еще раз доказывает, что главное здесь было не в переговорах, а в той
обстановке, в которой они, по замыслу полочан, должны были проходить.
Собравшиеся 30 мая для встречи с немцами вооруженные ливы не стали
ожидать дальнейших шагов полоцкого князя. Они немедленно начали
действовать самостоятельно, надеясь захватить замок Саласпильс и от-
сюда напасть на Ригу, разрушить ее и таким путем покончить с немцами * 2.
Замок Саласпильс был захвачен ливами, так как подавляющее боль-
шинство насильственно крещеных ливов примкнуло к нападавшим.
Лишь несколько человек пошли против своего народа и бежали в Ригу
к немцам.
Однако уже через несколько дней после этого, 4 июня, ливы были раз-
биты в бою около замка Саласпильс и потеряли замок. Затем с помощью
земгалов, враждовавших с ливами, немецкие завоеватели подчинили
восставших ливов. Захваченных в плен руководителей восстания ливов
немецкий епископ отвез в Германию3.
Дождавшись, пока епископ и часть крестоносцев уехали в Германию,
извещенный об этом ливами, которые опять просили помощи, князь Вла-
димир двинул свои войска водным путем 4 к Риге. Здесь были не только
дружина полоцкого князя, но и других князей — его друзей и соседей,
т. е., вероятно, других князей полоцкой земли и во всяком случае — кня-
зей Кокнезе и Ерсики.
Полочане внезапно напали на замок Саласпильс. Они пытались под-
жечь укрепления, устроили метательную машину, но применить ее для
осады замка не сумели. Князь стал собирать ополчение ливов, намере-
ваясь, очевидно, осадить и Ригу и вытеснить немцев из района устья Дау-
гавы. К Риге были посланы разведчики, которые, вернувшись, донесли,
что все окрестности Риги усеяны трехзубыми гвоздями, которые вон-
заются в ноги людей и лошадей5 *. С другой стороны, князю сообщили,
что на море, по наблюдениям жителей Турайды, видны корабли. На Риж-
ском заливе в это время плавали корабли немецких купцов и крестонос-
цев, и в том и в другом случае это было подкрепление для немцев. Однако
наиболее правдоподобно предположение Ф. Кейсслера ®, что это был силь-
ный датский флот, который как раз в это время напал на остров Сааремаа.
Ожидая прибытия подкрепления к немцам, Владимир не решился идти
на Ригу. Генрих Латвийский прямо связывает этот отказ от борьбы с нем-
цами не только с сообщением разведчиков о трехзубых гвоздях, но и
с появлением флота. Осада Саласиильса лишалась таким образом смысла,
и после 11-дневных усилий была прекращена7.
’Генрих Латвийский, X, 4.
2 Там же, X, 6.
3 Там же, X, 7, 8, 9.
4 У Генриха Латвийского тут стоит: Dunam navigio descendit. С. А. Аннинский
переводит: «по Двине спустился на корабле». Скорее тут надо говорить «водным путем»
или «на кораблях», потому что князь полоцкий спустился по Даугаве, видимо, совсем
своим войском. Ср. Генрих Латвийский, X, 12; XVIII, 9; XIX, 2; VIII,1.
•Генрих Латвийский, X, 12, стр. 240. О применении трехзубых
гвоздей см. Генрих Латвийский, XIV, 5, стр. 319.
• Ф. Кейсслер. Окончание. . ., стр. 16.
’Генрих Латвийский, X, 12.
14 Средние века. вып. 7
210
П. А. Стародубец
Во время описанной военно-дипломатической кампании полочане про-
явили немало упорства и изобретательности в борьбе с иноземными за-
хватчиками. Но победу одержали немцы. Причина победы немцев кроется
в разрозненности их противников, что давало возможность бить их по-
одиночке. Вторая немаловажная причина — это военная слабость полочан х.
Неудача кампании 1206 г. подорвала влияние полоцких князей
в районе устья Даугавы. Их союзники — двинские и турайдские ливы —
вынуждены были просить мира у немцев, обещая креститься и платить
ежегодную дань1 2, т. е. согласились подчиниться немцам.
Крайним форпостом полочан на Даугаве оставался замок князя Вячко
Кокнезе, отстоявший от немецких владений всего на 3 мили. Когда в июне
1207 г. в Ригу возвратился епископ с большим количеством крестоносцев,
князь Вячко должен был ожидать немедленного нападения. Вячко вышел
навстречу епископу и, согласно сообщению Генриха, вторично предло-
жил епископу мир. Не может быть никакого сомнения, что это был выну-
жденный шаг, может быть, в расчете на выигрыш времени в ожидании более
благоприятной обстановки. Договор, который заключил Вячко в Риге,
был навязан ему епископом, хотя летописец пытается уверить читателя,
что сам Вячко предложил договор, чтобы получить помощь против литов-
цев. Вячко должен был согласиться на передачу немцам половины своего
княжества и замка Кокнезе, т. е. князь согласился допустить в замок
немецкий гарнизон3. Какие именно области своего княжества уступил
Вячко немцам, неизвестно, так как кроме скупого сообщения Генриха
об этом договоре никаких известий не сохранилось. Договор, навязанный
Вячко, не мог быть долговечным. Уже с весны 1208 г. вновь разгорелась
борьба.
Началом новой вспышки борьбы послужило столкновение между кня-
зем Вячко и немецким рыцарем Даниилом, сидевшим в крепости Лиел-
варде. Генрих изображает виновником этого столкновения, конечно,
князя Вячко, который де причинял всякие неприятности людям рыцаря
Даниила. Ранней весной 1208 г. рыцарь внезапно, как разбойник, напал
на Кокнезе. По всей вероятности, серьезного повода для нападения на
городок не было. Сам рыцарь, рассказывает хронист, не участвовал в на-
падении, а только «находился вблизи». Немцам удалось на рассвете овла-
деть крепостью. Слугам Даниила дано было указание никого не убивать.
Поэтому дело ограничилось только тем, что они разогнали защитников
замка, угрожая им мечами, а некоторых, в том числе Вячко, связали.
Захваченное имущество снесли в одно место и тщательно охраняли.
После этого рыцарь сообщил обо всем епископу, прося совета, что делать.
По словам хрониста, епископ встретил весть обо всем этом неодобрительно.
Он велел вернуть все награбленное, освободить князя и, пригласив его
в Ригу на пасху, постарался загладить действия рыцаря Даниила льстивым
обращением с князем, а также щедрыми подарками ему и его людям.
Отпуская князя в его княжество, епископ послал вместе с ними хорошо
вооруженный отряд из 20 человек (во исполнение договора 1207 г.) для
занятия Кокнезе, а также для укрепления его каменными сооружениями 4.
Изложенное место в хронике производит странное впечатление.
В самом деле, захват Кокнезе был произведен так, чтобы не слишком оже-
сточать князя Вячко, не делать из него непримиримого врага епископа
и не закрывать путь к соглашению с ним. Явное намерение не ссорить
1 История культуры /(ровней Руси, т. 1. .VI. Л.. 1948, стр. 465 -468.
-Генрих Л а т в и й с к и й. X1, 2.
3 Там же.
4 Там же. XI, 8.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (X1U в.)
Й11
Вячко с епископом видно и из того, что нападение представляется как са-
мочинный поступок слуг рыцаря: сам рыцарь не «участвует» в нападении
и находится «около». Ведь рыцарь Даниил был лицом, близким к епископу,
и если бы он открыто участвовал в нападении на Кокнезе, трудно было бы
кого-нибудь убедить, что он сделал это без ведома епископа. А епископ
Альберт п рыцарь Даниил стремились овладеть Кокнезе, так как договор,
который немцы заставили Вячко заключить в Риге летом 1207 г., оставался
невыполненным. Вырвавшись из Риги после заключения договора, Вячко
и не думал пускать немцев в свой городок. А между тем епископ и кресто-
носцы после пасхи 1208 г., как обычно, собирались уезжать в Германию.
Из опыта предыдущих лет было известно, что именно после отъезда его
и крестоносцев предпринимались самые серьезные попытки сбросить нем-
цев в море. Овладение Кокнезе сделало бы позиции немцев на случай
такой предполагаемой атаки со стороны Полоцка гораздо более креп-
кими. Таким образом, епископ Альберт выигрывал от этого проис-
шествия, невзирая на свое «недовольство». Немецкий прелат сумел
заставить Вячко отдать обещанную половину крепости и в то же время
создать у него иллюзию, как думал епископ, что оп не враг князя Вячко,
а доброжелатель. Словом, перед отъездом епископа и крестоносцев в Герма-
нию немцы фактически овладели Кокнезе, в чем былп заинтересованы
немецкие феодалы, а также купцы. Что епископу безусловно не удалось —
это примирение с Вячко. Дождавшись, пока, по его расчетам, епископ
и крестоносцы отплыли, Вячко напал на немецкий гарнизон Кокнезе.
Немецкие воины, очевидно убежденные в примирении Вячко с епископом,
были захвачены врасплох. Почти весь немецкий отряд феодалов-захват-
чиков был перебит. Отплатив немцам за их ночное нападение на Кокнезе,
Вячко немедленно обратился к полоцкому князю с просьбой о помощи
и с предложением напасть на Ригу. В Полоцке начали подготовку к по-
ходу.
Однако оказалось, что Вячко поторопился: епископ и крестоносцы
все еще стояли в устье Даугавы (у Даугавгривы) из-за противного ветра.
Епископ немедленно обратился к отъезжающим крестоносцахм с призывом
отложить свой отъезд и остаться для защиты Риги, обещая дополнительное
отпущение грехов. Кроме 300 крестоносцев, которые последовали призыву
епископа и остались, епископ нанял много воинов — очевидно, из купцов
и крестоносцев, не пожелавших вторично принимать крест п предпочи-
тавших получить деньги за свои услуги «святой церкви». Кроме того,
в Ригу были собраны все немцы, находившиеся в Ливонии, т. е. воины
занятых немцами крепостей, а также купцы и ливы А
В результате в руках епископа оказалась внушительная военная сила.
Вячко в своем деревянном городке с сравнительно небольшим гарнизоном,
конечно, не мог тягаться с немцами, тем более, что полочане задерживались
или совсем отложили поход, получив известие о концентрации немецких
войск в Риге. Вячко ничего не оставалось делать, как сжечь своп замок,
покинуть княжество и уйти на Русь* 2.
Из Риги немцы послали отряд, который старался захватить п уничто-
жить русских, а также латгалов и селов, помогавших нм в борьбе с нем-
цами. По словам Генриха, немцы старались уничтожить сторонников
Вячко на территории «тех областей», т. е., надо полагать, всего княжества 3.
С прибытием отряда крестоносцев из Германии весной 1209 г. немцы
укрепились в княжестве Вячко. На месте крепости Кокнезе был построен
’Генрих Латвийский, X1. 9. стр. 302.
- Там же, стр. 302—303.
3 Там же. XII, I.
14*
212
П. А. Спгародубец
каменный замок х. Таким образом, заинтересованные в обладании крепостью
Кокнезе немецкие феодалы и купцы оказались победителями.
Сообщение хроники о разделе территории княжества Кокнезе и замка
свидетельствует о том, что, осуществляя его, немцы придерживались
принципа — х/з — ордену, 1 2/з — епископу. Такой принцип действительно
был установлен в результате упорной борьбы, развернувшейся между
епископом и меченосцами еще с 1207 г.2 Недоумение некоторых авторов
по поводу того, что в 1210 г. рыцарей ордена не оказалось в замке, и он
был в руках людей епископа и его вассала Рудольфа — разъясняется,
нам кажется, очень просто. Раздел замка между епископом и орденом не
был фактически проведен в жизнь, и последний не вступил во владение
предназначенной ему частью. Орден был недоволен разделом и перенес
дело в папскую курию3.
Этому предположению на первый взгляд противоречит сообщение
Генриха о разделе 1209 г., где слова: «Оставив их там. . .» (т. е. оставив
рыцарей и балистариев в замке Кокнезе) стоят после фразы, рассказываю-
щей о разделе епископом замка между Рудольфом и орденом. Может по-
лучиться впечатление, что эти слова относятся к ордену. На деле орден не
участвовал в походе 1209 г. И сообщение касается тех церковных рыцарей
и балистариев, которых епископ оставил в замке. Логическим продолже-
нием фразы о рыцарях и балистариях являются слова: «Оставив их там... ».
Слова о разделе перебивают нить рассказа и похожи на какую-то поздней-
шую редакционную вставку 4. Прав поэтому Г. Лаакман, когда он подчер-
кивает, что в 1209 г. не было произведено никакого раздела с орденом,
и орден получил свою х/з замка Кокнезе только в 1211 г.5 *
Грызня за раздел захваченной территории продолжалась и позднее,
пока замок Кокнезе не перешел окончательно к епископу®.
* * *
В 1207—1208 гг. вступление немцев на территорию княжества Кок-
незе происходило в обстановке борьбы не только с русскими, но и с ко-
ренным населением княжества — латгалами и селами. В этой борьбе
участвовало только население княжества Вячко. Остальная часть латга-
лов не приняла в этот момент участия в борьбе с немецкими феодалами.
Как мы увидим, она подняла оружие через 4 года и была разгромлена.
В немецкой и латышской буржуазной литературе установилось мне-
ние, что в отличие от других народов Прибалтики латгалы подчинились
немцам добровольно 7. Эта точка зрения восходит еще к хронисту Ген-
риху, который утверждал, что латгалы (большинство латышского народа)
по своему желанию и без всякого военного принуждения «признали хри-
стианство» и якобы дружески относились к немецким завоевателям®.
1 Генрих Латвийский, XIII, 1.
2 Там же, XI, 3. См. также прим. 84.
3 Liv. Urkundenbuch, Bd. 1, № 18.
‘Генрих Латвийский, XIII, 1.
6 Н. Laakmann. Zur Geschichte Henrichs von Lettland, in: Beitrage. . .,
Bd. 18, S. 65, Anm. 16.
•Генрих Латвийский, XV, 2; XVI, 7; см. также Liv. Urkundenbuch,
Bd. 1, № 38.
7 H. Laakmann. Zur Geschichte Henrichs von Lettland, in: Beitrage. .
Bd. 18, S. 69.
• Я. Я. Зутис. Очерки по историографии Латвии. Часть 1. Прибалтийско-
немецкая историография. Рига, 1949, стр. 238—247; С. 3. Мандель. Об извра-
щении истории русско-латышских отношений в трудах латышских буржуазных исто-
риков. «Большевик Советской Латвии», 1949, № 7, стр. 46.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
213
Так ли обстояло дело?
Чтобы разобраться в этом вопросе, нужно прежде всего уяснить себе
ту точку зрения, которую приводит в своем сочинении хронист Генрих,
ибо его позиция в значительной мере повлияла на позднейшую буржуазную
историографию в этом вопросе. Историки давно отметили, что Генрих,
апологет немецких захватчиков, обнаруживает и явное пристрастие
к латгалам. Одни считали это признаком того, что Генрих сам по проис-
хождению из латгалов т. Другие думали, что это объясняется естественной
симпатией священника к своей духовной пастве и не связано с происхож-
дением хрониста1 2. Не вдаваясь в рассмотрение спорного вопроса о при-
чинах симпатии хрониста, мы должны все же отметить, что он явно стре-
мится сблизить латгалов с немцами—и наоборот, всеми мерами старается
затушевать проявления вражды латгалов к захватчикам.
Так, Генрих, подчеркивая верность латгалов немцам, старается сгла-
дить те факты, которые говорят о противном. Описывая сражение нем-
цев с эстами у Имеры, Генрих указывает, что ливы еще до начала битвы
пустились в бегство и оставили немцев одних перед лицом эстов. Но что
вместе с ливами бежали и латгалы — об этом Генрих не говорит, хотя это
очевидно из описания боя 3 4 5. Рассказывая о восстании латгалов и ливов
в 1212 г., Генрих подчеркивает главным образом участие ливов
в восстании, хотя оно началось по инициативе латгалов. Говоря об осаде
немцами крепости восставших — замка Саттезелэ, хронист сообщает, что
в нем заперлись ливы. Но затем выясняется, что в замке был и старшина
латгалов Руссин и притом, конечно, не один. О смерти Руссина сообщается
так, что читателю неясно: погиб ли он от руки немцев или восставших *.
Из дальнейшего мы узнаем, что Руссин погиб как враг немцев от их руки 6.
Генрих умалчивает о связи латгалов с заговором против немцев в 1210 г.;
он сообщает лишь, что ливы и курши посылали гонцов к литовцам, эстам,
земгалам, русским с приглашением принять участие в нападении на Ригу.
Такпм образом, упомянуты все, заинтересованные в борьбе с немцами, не
называет Генрих только латгалов6. Что латгалы не остались в стороне,
об этом свидетельствует их (и ливов) поведение в бою при Имере. Здесь
они вопреки воле немцев и их верного холопа Каупо, завязали бой с эстами,
заставили немцев идти вперед и оставили их на расправу эстам. Генрих
говорит, что ливы и латгалы «предпочитали гибель тевтонов»7. Интересное
свидетельство действительного настроения народа!
И вопреки этому хронист все же пытается изобразить латгалов как
поучительный пример для других народов Прибалтики, не останавли-
ваясь— в целях благочестивого назидания последних — перед фальси-
фикацией роли латгалов в истории Прибалтики8.
Внимательный анализ такого источника, как летопись Генриха, об-
наруживает всю беспочвенность стараний немецких историков изобразить
добровольным подчинение латгалов.
Чтобы правильно подойти к интересующему нас вопросу, нужно прежде
1 Н. Я. Киприанович. Ливонская хроника Генриха Латыша. Сб. учено-
литературного об-ва при Юрьевском университете, VI, 1903, стр. 196 и сл.; Ген-
рих Латвийский, стр. 19.
* R. Holtzmann. Studien zu Henrich von Lettland, in: Nenes Archiv der
Gesellschaft fur altere deutsche Geschishtskunde, Bd. 43, Hannover, 1920, S. 179.
’Генрих Латвийский, XIV, 8, стр. 322.
4 Там же, XVI, 3, 4, 5.
5 Там же, XXV, 2.
8 Там же, XIV, 5.
’ Там же, XIV, 8, стр. 322.
8 Я. Я. 3 у т и с. Очерки по историографии Латвии, стр. 16.
214
И. Л. Стародубец
всего учесть то, что отдельные народы Прибалтики выступали не как единая
монолитная масса, а в сильной степени социально-дифференцированными.
У ливов, латгалов, эстов уже выделялась богатая феодальная знать, скон-
центрировавшая в своих руках значительные богатства. Часть этой знати
перешла на сторону немцев, желая с их помощью укрепить свою власть
над народом. Это вызвало резкое обострение классовой борьбы
между изменившей частью знати и подавляющим большинством народа.
Так, например, изменил своему народу старшина турайдских ливов Каупо
и стал преданным слугой немцев, вызвав резкое противодействие жите-
лей Турайды, которые «имения его разорили пожаром, поля отняли, ульи
переломали»1. Подавляющая же масса ливов вела упорную борьбу с ин-
тервентами, опираясь на помощь русских и других народов.
Примерно такая же картина наблюдалась и у латгалов. Так, в 1215 г.
хронист Генрих говорит об одном латгальском старшине, что он был
«христианином из числа верных латгалов» 1 2. Значит, были и «неверные»
с точки зрения немцев латгалы, которые не предали интересов своего на-
рода.
У латгалов были представители знати вроде Руссина, Талибальда,
Варидота, которые вели борьбу с ливами, эстами и другими прибалтий-
скими народностями на стороне немцев.
Вражда латгальской знати к ливам, по всей вероятности, объясняет
и нежелание их выступить вместе с полочанами на защиту ливов от нем-
цев в 1206 г. Тем более, что немцы к этому времени еще не трогали латгалов.
Немецким феодалам удалось использовать вражду латгальской знати
к эстам для того, чтобы привлечь на свою сторону некоторую часть лат-
галов, особенно знать (Руссин, Варидот, Талибальд), для борьбы с эстами
и порабощения их. При этом немцы в лице цесиского магистра меченос-
цев Бертольда демагогически выступили в роли «защитников» латгалов
против эстов, обещая первым добиться возврата захваченного у них эстами
добра и решения других спорных вопросов 3. Совершенно ясно, что не-
мецкие завоеватели намеренно раздували вражду между латгалами и
эстами. Разжигая грабительские аппетиты латгальской (а также и ливской)
знати, они посылали дружины латгалов грабить и избивать мирное эстон-
ское население, извлекая отсюда и политическую и непосредственную
материальную выгоду, так как латгалы делились награбленным с немцами,
в том чпсле п со своим священником Генрихом, т. е. автором хроники4.
Хищническая деятельность некоторых знатных латгалов, действо-
вавших по наущению ордена, вызывала даже протесты со стороны неко-
торых более осторожных немцев, которые отдавали отчет в непрочности
положения в стране в 1208 г. и, очевидно, не желали обострять отношения
с эстамп5. Было заключено перемирие с эстами на год, по истечении ко-
торого меченосцы п латгальский старейшина Руссин возобновили грабеж
Эстонии. II па этот раз такой образ действий вызвал протест со стороны
рижского епископа, который заключил мир с эстами—к неудовольствию
хрониста. Хронист объяснял действия епископа коварными наговорами
ливов. На деле миролюбие епископа было вызвано тактическими сообра-
жениями, желанием укрепить свои позиции. Меченосцы и Руссин не при-
знали мира и продолжали борьбу с эстами6.
1 I’ е и р и х Л а т в и й с к и й, X, 13.
- 'Гам же, XIX, 3, стр. 330.
3 Там же, XII, 6, стр. 306, 308.
’ Там же, стр. 309.
' Там же, стр. 310.
° Там же, XIII, 5; см. также прим. 127.
Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захватчиками (XIII в.)
215
Немецкие феодалы в своих интересах сумели использовать вражду
.между латгальской знатью и эстами, чтобы натравливать ее на эстов. Но
когда немцам приходилось организовывать крупные военные предприятия,
вроде осады крепости эстов Вильянди в Саккале, они силой заставляли
латгалов (а также ливов) идти на войну1.
В конце концов несколько лет войн с эстами привели к возникновению
голода и страшного мора. Это заставило даже верных сторонников немцев
среди латгалов и ливов понять гибельность своего поведения: ливы и
латгалы через голову немцев вступили в переговоры с эстами и заключили
в начале 1212 г. с ними мир, к которому вынуждены были присоединиться
и немцы1 2. Таким образом, политика немецких феодалов «разделяй и
властвуй» в данном случае была сорвана.
Это был, повидимому, симптом назревавшего среди латгалов восстания
против немцев. Поводом к возмущению латгалов послужил захват цеси-
скими рыцарями ордена меченосцев ульев и, видимо, полей, принадле-
жавших латгалам из области Аутине. Генрих умалчивает о действитель-
ных причинах восстания. Но уже сам факт всеобщего восстания латгалов
и ливов указывает на то, что дело, конечно, было не в этом конкретном
столкновении латгалов одной области с немцами. Фраза Каупо о том,
что он готов помочь латгалам и ливам облегчить «христианские повин-
ности», намекает на действительные причины, которые лежали во всей
системе немецкого военно-феодального гнета3.
Насколько широким было восстание, видно из того, что даже такие
верные сторонники немцев, как Каупо и Руссин, выступили вместе со своими
народами против иностранных поработителей. К восстанию, по словам
Генриха, примкнули все ливы и латгалы и стали укреплять свои замки.
Из дальнейшего, впрочем, выясняется, что немцам удалось удержать
в повиновении некоторую, вероятно, очень незначительную часть ливов.
Вооруженная борьба с немцами началась немедленно после провала по-
пытки рижского епископа покончить дело миром между орденом и латга-
лами, а также ливами. Особенно упорная борьба развернулась вокруг
укрепления ливов в Турайде, замка Саттезелэ, занятого ливскими и лат-
гальскими воинами. Слабостью этого восстания была обычная крестьян-
ская неорганизованность: так, одни латгалы приняли участие в воору-
женной борьбе с немцами, другие вернулись с дороги, узнав о падении
замка Саттезелэ, третьи успели только лошадей оседлать4 5.
Немцы подавили восстание, и всех замешанных в движении заставили
платить штраф б.
Подавив ливско-латгальское восстание, немцы начали покорение
эстов. Эсты решили заключить союз с Полоцком для борьбы против немец-
ких феодалов-захватчиков. Союз с Полоцком был выгоден эстам, потому
что полоцкие князья никогда не покушались на политическую незави-
симость эстов. Заключая союз с Полоцком, эсты выступали как равно-
правная сторонав.
Согласно плану нападения полочан на иноземных пришельцев, По-
лоцк должен был ударить на Ригу весной 1216 г., а эсты в свою очередь
напасть на ливские и латгальские земли и на гавань Риги. Однако походу
1 Генрих Латвийский, XIV, 10.
3 Там же, XV, 11; XVI, 1.
3 Там же, прим. 185 и 198.
4 Там же, XVI, 3, 4.
5 Там же, XVI, 5.
в Я Я. Зутис. Русско-эстонские отношения в IX—XIV вв. «Историк-мар-
ксист», 1940, № 3, стр 49.
216
П. А. Стародубец
полоцкого князя на Ригу с войском из русских и литовцев помешала его
внезапная смерть. Войска рассеялись, и поход не состоялся1.
Иногда отмечают некоторую пассивность полочан в борьбе с немцами,
но эта пассивность объясняется необходимостью борьбы с литовскими
феодалами2. Последние с конца XII в. все чаще начинают нападать на
полоцкие владения, как об этом говорится в известном месте «Слова о полку
Игореве»8.
Борьба русских княжеств и прибалтийских народов с немецкими фео-
далами-захватчиками кончилась в тот период поражением русских кня-
жеств. Начиная с этого момента нижнее течение реки Даугавы попало под
власть немецких феодалов.
Причины поражения русских княжеств кроются в том, что, во-первых,
народы Прибалтики не были единодушны: в то время, когда ливы боролись
с немецкими феодалами, латгалы и эсты им не помогали, а латгальская
знать выступала даже на стороне немцев так же, как и земгалы. Во-вто-
рых, русские княжества были разобщены: полоцкое княжество вместе
с княжеством Кокнезе выступало против немецких феодалов, в то время
как соседние княжества Новгородское, Смоленское и другие не помогали
Полоцку, так как немцы их пока не трогали. Это давало возможность
немецким феодалам одерживать тогда победу над каждым княжеством
в отдельности.
1 Генрих Латвийский, XIX , 10.
* «История Латвийской ССР», стр. 96.
’ А. С. Орлов. Слово о полку Игореве, изд. 2-е. М.—Л., 1946, стр. 73.
и. п. СОКОЛОВ
СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППИРОВКИ И СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА
В ВЕНЕЦИИ В ПЕРИОД РАННЕГО
СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
t
Марксистских работ по истории Венеции нет. Буржуазная литература
огромна, но она или вовсе не уделяет внимания проблеме классов и клас-
совой борьбы в Венеции, или рассматривает эти вопросы пристрастно,
со своих классовых позиций.
Основной методологической ошибкой новой и новейшей буржуазной
литературы по истории Венеции является трактовка венецианского хо-
зяйства X и последующих столетий как хозяйства капиталистического.
В качестве примера можно указать на работы Луйо Брентано1, его уче-
ника Рудольфа Гейнена 1 2, автора лучшей буржуазной «ИыОрии Венеции»
Генриха Кречмййбра3. Один из историков XX в. прямо отрицает
в Венеции налйЗИЕГ феодализма: «Если в Италии есть город, — пишет
он, — в котором феодализм никогда не имел возможности утвердиться ни
под одной из своих форм, то таким городом, без сомнения, является
Венеция»4 *. Даже если тот или другой автор, как, например, современ-
ный историк итальянской торговли Карли6 *, и понимает, что «капита-
лизм» XII в. все-таки отличается от капитализма XIX или XX в., тем
не менее он упускает основное, именно то, что капиталистическим хозяй-
ством будет лишь то хозяйство, где капиталистическими отношениями
охвачены процессы производства.
Не умея или не желая правильно осмыслить существо венецианского
экономического строя в средние века, буржуазные историки лишены
были возможности дать надлежащее освещение и вопросам кдШЙ^ОНОЙ
структуры венецианского общества. Неудивительно, что мы встречаемся
здесь с самыми фантастическими представлениями об этом предмете.
Приведем несколько примеров.
Автор многочисленных работ по истории Венеции, писавший во вто-
рой половине XIX в., Мольмецщ, в своем главном труде указывает на
существование в Венец^тг^следующих «четырех классов»: магистратов,
зцати, клира и народа8.
1 L. Brentano. Die Anfange des modernen Kapitalismus. Munchen, 1916,
S. 16, 33.
*R. Heynen. Zur Entstehung des Kapitalismus in Venedig. Stuttgart, 1905,
S. 121, 124.
’ H. Kretschmayer. Geschichte Venedigs, Bd. I, Gotha, 1905, S. 323.
4 G. Luzzato. Les noblesses et les activitges economiques du patriciat v4nicien
(X—XIV). (Annales d’histoire 6conomique et sociale, 1937, № 43, janvier, p. 25).
• F. С a r 1 i. Storia del commercio italiano, vol. Il, Padova, 1936, p. 219.
4 P. G. M о 1 m e n t i. La vie privle й Venise. Venise, 1882, p. 29.
218
Н. П. Соколов
Его современник Баттистелли, рассуждая о причинах, почему в исто-
рии Венеции «феодализм не оставил заметного следа», усматривает их
в том, что Венеция не была завоеванной страной, здесь не было победи-
телей и побежденных, вследствие чего, по мнению Баттистелли, не могло
быть и феодальной знати и класса вассалов и рабов1.
Современный историк Венеции Роберто Чесси отказывается от анализа
классового строения венецианского общества и склонен трактовать это
общество как некое целое, лишенное классовой дифференциации. По его
мнению, даже в XI в. «социально-классовая дифференциация еще не созрела
или, по крайней мере, не была заметной и поддающейся определению»* 2.
В другом месте он пишет: «Венецианцы и на родине и вне ее одинаково были
и земельными собственниками, и купцами, моряками и земледельцами,
или владельцами городской недвижимости»3 4 *. Уточняя эту мысль, Чесси
далее заявляет, что «народ в Венеции всегда был однородным началом»*.
Новейший историк итальянских городов, француз Летокуа довольно
много говорит о классах средневековых городов, в его книге есть даже
особая глава —^Социальные классы в Италии»6; но, прочтя ее, трудно
составить себе представление о том, на какие же классы распадалось на-
селение средневековых итальянских городов. Там, где он пытается, на-
конец, ответить на этот вопрос, он в немногих словах ухитряется сказать
очень много неверного. По его мнению, классовая дифференциация в Ве-
неции началась только в X в.: «Социальные классы начинают обособ-
ляться в Венеции в X в.». Это, полагает он, видно из того, что в942г., при
избрании дожа Петра III Кандиано, названы «большие, средние и малые»6.
Трудно представить себе общество, в котором «классы обособляются»
после 500 лет существования его в условиях политической организации
и более 200 лет — в условиях централизованного государства. Кроме
того, «большие, средние и малые» различаются нашими источниками в Ве-
неции гораздо ранее указанного срока, как в этом можно убедиться на
основании данных Альтинатской хроники, трактующей о ранней истории
Венеции и являющейся одним из древнейших источников 7.
Неправильное представление о структуре венецианского общества или
отрицание его классовой дифференциации должно было привести к не-
пониманию существа классовой борьбы в Венецианском государстве или
к полному ее отрицанию.
В другом произведении Мольменти, совершенно незаслуженно пере-
веденном на русский язык, ожесточенная социальная борьба в начальный
период истории Венецианской республики объясняется следующим об-
разом: «Смуты и беспорядки в начале ее исторического существования
говорили об избытке сил, о настойчивой потребности в деятельности,
о том беспокойстве, которое стремится создать порядок из безурядицы
и волнений»8.
Об этом же периоде социальной борьбы в Венеции Чесси пишет сле-
дующее: «В темной смене вероломств, ослеплений, заговоров, которые
’A. Battistelli. La republica di Venezia. Venezia—Bologna, 1879, p. 61.
2 H. C e s s i. Storia di Venezia, vol. I. Milano—Messina, 1944—1946, p. 100.
3 Ibid., p. 19.
4 Ibid., p. 144.
8 J. Lestocquoy. Aux origines de la bourgeoisie: les villes de Flandre et
d’Italie sous le gouvernement des patriciens (XI - XV-e siecles). Paris, 1952, p. 13.
• Ibid., p. 43.
7 Chronicon Venetum quod dicunt vulgo Altinatum. MGH SS, vol. XIV, p. 28 и сл.
(далее: Chronicon Altinatum).
*П. Мольменти. Зарождение Венеции. («Вестник Всемирной истории»,
1902, III, стр. 95).
Социальная борьба в Венеции 219
следовали друг за другом с головокружительной быстротой, трудно раз-
личить действующие элементы, личные и коллективные, элементы полити-
ческие, экономические и социальные и определить пх значение и содер-
жание» х.
Отрицая классовую дифференциацию венецианского общества, Чесси
отрицает и классовый характер политической борьбы в Венеции и в более
позднее время: «От Фальери до Фоскари, от Фоскари до Барбариго, от
Барбариго до Гримани глухая внутренняя борьба, которая своими пе-
чальными эпизодами возмущала ясность повседневной жизни, происхо-
дила не из-за идейных расхождений, а из-за личной неприязни»1 2. «Все
заговоры и комплоты, — говорит он наконец, — которые строгая полиция
объявляла опасными для общественного спокойствия, могут быть отне-
сены скорее за счет столкновений между антагонистическими группами,
чем за счет противоположности принципов, — столкновений между ли-
цами, чем идеями»3.
Все это говорит о совершенно неудовлетворительной трактовке инте-
ресующих нас проблем в существующей буржуазной литературе и делает
вполне целесообразной постановку этого вопроса и посильного разреше-
ния его на основе марксистско-ленинской методологии, что и является
целью настоящей статьи в пределах указанного отрезка времени.
1. СОЦИАЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ВЕНЕЦИИ В ПЕРВЫЕ СТОЛЕТИЯ
ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ
Процесс образования общественных классов на территории Венециан-
ского дуката происходил в необычных для европейского континента усло-
виях. Варварские нашествия V и VI вв. заставили часть населения кон-
тинента искать спасения на защищенных самой природой островах лагун.
Нашествие Аттилы, завоевания остготов, завоевания лангобардов, еще
позднее походы франков сопровождались появлением на лагунах все
новых и новых переселенцев. Древнейшая венецианская хроника гово-
рит о переселенцах из Пармы, Эстэ, Чезены, Бергамо, Мантуи, Фано,
Аквилеи, Феррары, Флоренции, Гаэто, Калабрии, Истрии, Болоньи,
Равенны, Пизы, Верчелло, Салерно, Бари, Каттаро, Задра и других го-
родов Далмации4. Эти переселенцы не были только предприимчивыми
одиночками, — чаще это были группы, связанные узами родства и социаль-
ных отношений. Мы видим, поэтому, группу, лррвинциальных.римских
нобилей со своими рабами и колонами5, просто достаточных людей6,
много людей необеспеченных, по тогдашним понятиям социально «нич-
тожных»7. Они способствовали хозяйственному подъему островов лагун
и прежде всего их сельского хозяйства; по они вместе с тем способство-
вали социальной дифференциации и ускорению процесса феодализации
венецианской державы.
Наши источники с очень раннего времени, уже с VI в., различают на
лагунах нобилей, «простой народ», колонов и рабов. Альтцнатская хро-
ника посвящает целую главу вопросу о происхождении венецианской
знати, выводя ее из знати различных итальянских городов. Трудно
1 R. С ess i. Storia di Venezia, vol. I. p. IS.
2 Ibid., vol. 11, p. 24.
3 Ibid., p. 230.
4 Chronicon Altinatum, p. 28.
5 Ibid., p. 43.
6 Ibid., p. 36. Satis erunt habentes. . .
7 Ibid., p. 33. De personis parvis.
220
Н. П. Соколов
сказать, какая часть этих родословных отвечает действительности, какая
представляет собою плод позднейших измышлений, несомненно одно,
что в какой-то своей части, может быть в большей, венецианская знать
была на островах пришлым элементом.
Пэг HOBiiiT -местах знать" дре'жде всего стремилась овладеть землей.
ПереселенцыкультЕГййробали новые, дотого времени неиспользовавшиеся
земли, строили жилища и укрепленные замки1. Но так как больших зе-
мельных просторов здесь не было, то части нобилей неизбежно приходилось-
дрбиваться новых источников дохода в тех отраслях хозяйственной дея-
тельности, которые были связаны с морем, т. е. в морских промыслах,
морской.торговле, морских, разбоях. Первоначально между обеими этими
группами, несомненно, существовали противоречия, находившие своё вы-
ражение и в вопросах внутренней, а ещё более внешней политики. Только* *
этим можЩто<5тттСнить“ отсутствие-единства в рядах венецианской знати
во время борьбы Византии-е-первыми Каролингами. Почти наверное
можно утверждать, что на стороне франков стояла та часть знати, которая
была тесно связана с землевладением, — не случайно «западная» партия
возглавлялась крупнейшим землевладельцем, патриархом Градо, тогда
как на стороне Византии по понятным причинам были нобили, искавшие
счастья на морских просторах. Победила, как известно, византийская
партия, так как она, помимо того что была вероятно уже в IX в. более
многочисленной, еще находила поддержку со стороны основной массы
населения лагун, также издавна связанного с морем. Только позднее,
когда вся землевладельческая знать Оказалась заинтересованной в морской
торговле, когда и дож и патриарх одинаково принимали участие в восточ-
ных экспедициях венецианских торговых кораблей, различие это стала
сглаживаться, и венецианская аристократия сплотилась для защиты своих
интересов как в вопросах внутренней, так и в особенности внешней по-
литики.
Из всего этого следует, что вопрос о происхождении венецианской
знати нельзя сводить к простому утверждению, что венецианский патри-
циат вел свое происхождение от разбогатевших купцов, от «венецианской
буржуазии», как это делает, например, М. М. Ковалевский2; верно
и обратное: очень много купцов были потомками землевладельческой
знати.
Представители венецианской знати именуются в греческих источниках
архонтами, в латинских — мужами разумными, первыми, лучшими. Это
они в самом начале политической истории лагун выдвигали из своей среды
трибунов, позднее — дожей и других высших должностных лиц 3. Из их
среды выходили и представители высшего клира. Достаточно заглянуть
в списки патриархов Градо и их епископов — суффраганов, чтобы убе-
диться в этом. Из второй книги Альтинатской хроники мы узнаем, что
первые патриархи были выходцами из различных мест Италии и даже
Греции, но с восемнадцатого имени мы видим только представителей ве-
нецианской знати4. В том же самом мы можем убедиться, если будем
рассматривать списки епископов Торчелло, Иезоло, Оливоло и др.5
Сила венецианской знати заключалась в ее богатстве, состоявшем из
земельных угодий, городских домов, морских судов, денег и товаров.
1 Chronicon Altinatum, р. 33. Edificentes castra manserunt. . .
aM. M. Ковалевский. Происхождение современной демократии, т. IV.
Москва, 1897, стр. 9.
* В. Cecchetti. I nobili е il populo. «Archivio Veneto», vol. Ill, p. 430 и сл-
* Chronicon Altinatum. «Archivio Storico Italiano», vol. VIII, 1845, p. 41—45-
a Ibid., p. 46, 47.
Социальная борьба в Венеции
221
В завещании дожа Джиованни Партичипацио от 829 г. в качестве его лич-
ного достояния указаны: «земли, виноградникц, луга, поля, пастбища,
леса, сады. . . стойла с лошадьми, быками, свиньями. . . места для рыб-
ной ловли и охоты на птиц»1. В этом же завещании идет речь о рабах и
рабынях, которые по воле завещателя должны быть отпущены на свободу,
о разнообразных драгоценностях, составлявших движимое имущество
Партичипацио. В завещании говорится, наконец, о товарах на общую
сумму в 1200 венецианских фунтов, которые также подлежат разделу,
если «торговые корабли целыми возвратятся из плавания»1 2.
Знатные люди были окружены обширной клиентелой зависимых от
них людей, — Калоприни в 983 г. бежал к императору Оттону II с обшир-
ной свитой, состоявшей не из одних только родственников 3. Некоторые
из знатных фамилий искали себе сторонников среди основной массы на-
селения дуката, «народа», и нередко ее здесь находили. Алчная, самолю-
бивая и властолюбивая знать долгое время была, как и всюду в Европе
того времени, носителем феодальной анархии и раздоров в зарождавшемся
государстве на лагунах.
«Народ» — populus также не представлял собою однородной массы
уже в первые века существования Венеции. В составе «народа» были свои
«большие, малые и средние»4.
Наиболее зажиточная часть «народа» ближе стояла к знати, чем к лю-
дям «малым» и, вероятно, в конце концов пополняла ее ряды, по мере того
как ее обогащали торговые операции и ростовщичество. Вероятно, они
имеются в виду, когда ранние дожи говорят о «своих верных», о «добрых
людях», о «соприсутствующих» при их, дожей, избрании.
Люди среднего достатка были той массой свободного населения, ко-
торая заполняла потом ряды цеховых организаций, что ни в какой мере
не исключало и того, что многие из них занимались торговлей, разумеется,
преимущественно мелкой.
«Малые» люди из «народа» представляли собою в Венеции довольно
многочисленную социальную группу, непрерывно пополнявшуюся вы-
ходцами из других городов и областей, а также постепенно осво-
бождавшимися полузависимыми и зависимыми людьми. Это из их сре-
ды — «малых» людей — по преимуществу выходили те тысячи вене-
цианских моряков, которые обслуживали быстро возраставший торговый
и военный флот.
Довольно значительную часть венецианского населения первоначально
составляли люди полузависимые и крепостные. В качестве таковых они
обрабатывали поля, сады и виноградники венецианской знати и клира.
Наши источники довольно долго для обозначения крестьян, прикреплен-
ных к земле, пользуются термином Юстинианова кодекса, именуя их
«колонами». Только сравнительно поздно, в X в., этот термин постепенно
уступает место обычному для средневековых западноевропейских докумен-
тов термину «вилланы». На Иезоло знатные фамилии живут в замках,
земли вокруг которых обрабатываются колонами5. Епископская кафедра
Торчелло взимает с виноградарей, сидящих на ее земле, натуральный
и денежный оброки6. Альтинатская хроника повествует об оброках
1 Codex diplomaticus Padovanus, vol. I, ed. Gloria. Venezia, 1877, p. 14.
1 Ibid., p. 15.
s Diaconi Johannis Chronicon. MGH SS, vol. VII, p. 28.
4 Magna parte populi, majores, mediocres, minores. . . (S. R о m a n i n. Storia
documentata di Venezia, vol. I, Venezia, 1853, Documenti, p. 374).
* Chronicon Altinatum. MGH SS, vol. XIV, p. 35.
• Ibid., p. 9.
222
Н. П. Соколов
и барщине колонов Каорле в пользу крупнейшего здесь землевладельца,
дожа1. Патриарх и монастыри получают от своих колонов скот, шерсть,
кожу, зерно, лен, коноплю, вино.
С меньшей степенью определенности, по состоянию источников, можно
говорить о роли полусвободного населения дуката в ремесленном произ-
водстве, допуская это последнее в принципе. Сторонники вотчинного про-
исхождения венецианских цехов, как, например, Брольо Дайяно, приво-
дят кое-какие данные о существовании в Венеции довольно значительного
количества зависимых ремесленников1 2.
В буржуазной исторической литературе иногда можно встретить мне-
ние, что на территории Венецианского дуката никогда не было крепост-
ничества 3. Это по меньшей мере сомнительно. Против этого говорят только
что приведенные данные. С другой стороны, когда среди владений епископа
Оливоло, т. е. епископа Риальто, называют 15 хуторских владений,
massaritie, то мы в праве предположить, что обрабатывались они масса-
риями, т. е. людьми, прикрепленными к земле4. Правильнее будет не отри-
цать наличия полусвободных людей на территории дуката, а указать на
больший, чем в остальных местах, процент свободного населения, за-
нятого в ремесле и сельском хозяйстве.
Несмотря на многочисленные постановления, направленные против
торговли рабами, рабов в Венеции долгое время было очень много5. В этом
нас убеждают не только известия о появлении на островах знати «вместе
со своими рабами», не только различные документы частно-правового по-
рядка вроде приведенного выше завещания дожа Партичипацио, но и
те многочисленные pacta и conventa, которые Венеция заключала с запад-
ными императорами. Одним из непременных пунктов этих грамот является
взаимное обязательство о выдаче бежавших рабов. Укажем в качестве
примера на диплом Оттона I от 967 г., который довольно близок и в хро-
нологическом смысле к рассматриваемому нами времени6.
Правовое положение рабов в Венеции первоначально не отличалось
от их юридического статуса в античном мире, но по мере развития фео-
дальных порядков положение это стало меняться к лучшему: раб по-
лучает право обращаться в суд, нередко имеет семью и собственность.
Однако значения этого рода фактов не надо преувеличивать, — за госпо-
дином сохранялось все-таки право дарить, продавать и вообще отчу-
ждать каким бы то ни было образом своего раба, судить его, наконец7.
Отпуски на волю рабов не были особенной редкостью, но отпущенный
был связан со своим господином узами патроната.
1 Ch гоп icon Altinatum. MGH SS, vol. XI\ , p. 41 и сл.
2 R. В г о g 1 i о d’A jan о. Die venezianiscbe Seidenindustrie und ihre Organisa-
I ion bis zuni Ausgang des Mittelalters. Stuttgart, 1893, p. 12.
3 M. M. К о нале в <• к и ii. Экономический рост Западной Европы, т. II.
Москва, 1900, стр. 268. .
1 Дорси в своей известной раб(<е по истории итальянского хозяйства называет
среди различных групп несвободного и полусвободного населения в Италии VIII
п IX вв. также «.массариеп», под которыми он понимает несвободных земледельцев
еще римского происхождения. (A. I* о ген. Halieiiische VVirlschaftsgescliiehte. Jena,
1934. Bd. I, S. 50).
5 Различные подробности но этому вопросу можно найти у Вальсекки (А. V а I-
' е с. с h i. Вibliografia analitica della iegislazione della repubiica di Venezia. «Archivio
\cneto, 1877. vol. XIII. p. Ill и сл.).
8 MG II. Leges. Gonstitutiones, vol. I, p. 33.
7 . . . Cum plenissima virtute et potestate ipsam (ancillani) habendi, tenendi, dandi,
a I ienand i . . testandi, et pro anima et corpora judicandi et quiquid einptori. . . pla
ciierit. . .
Социальная борьба в Венеции
223
Большой интерес представляет вопрос о роли венецианского раба
в производстве. И здесь положение раба с течением времени менялось:
первоначально его роль в экономической жизни дуката была более
значительной, чем позднее. Некоторые места Альтинатской хроники
позволяют говорить о раннем использовании рабов на ремесленных
предприятиях. В Торчелло существовало нечто вроде античного эрга-
стериона, где рабы обрабатывали ценные меха х. Успехи в области техники
сельскохозяйственного производства и ремесел делали применение ра-
бочей силы раба все менее и менее выгодным, и поэтому рабский труд
устойчиво держится лишь в таких отраслях деятельности, . которые
не требуют квалификации. Мы можем указать на широкое применение
рабов в морском деле, где они выполняли тяжелую обязанность гребцов.
Параллельно с этим в Венеции, как и всюду в городских республиках
Италии, широко было распространено и особенно долго удерживалось
использование рабов в качестве домашней прислуги.
Официальная политика Венеции в отношении рабовладения была
двойственной и фальшивой. С одной стороны, время от времени торговля
рабами запрещалась, а с другой, — венецианское правительство выра-
ботало целый кодекс, защищавший «права» господина, и широко исполь-
зовало торговлю рабами как доходную статью государственного бюджета.
Многочисленные факты, свидетельствующие об этом, подобраны И. В. Лу-
чицким2. Об этом же говорят и «Венецианские статуты», официальный
документ венецианского права3.
Наконец, надо привести некоторые данные относительно венециан-
ского клира. Мы уже указывали, что высшая часть его принадлежала
к венецианской аристократии: патриарх, епископы, аббаты и аббатиссы
были представителями патрицианских фамилий. Низшее духовенство,
как и всюду, выходило из «народа». Однако между этими двумя группами
клириков не лежало пропасти: все они, от патриарха до приходского
священника, занимались и торговлей, и ростовщичеством, не доволь-
ствуясь церковными доходами. В этом смысле поучительно письмо, направ-
ленное папой Сильвестром I дожу Пьетро Орсеоло II (992—1006), где
мы читаем: «Все епископы и священники открыто сожительствуют с жен-
щинами, подобно менялам и трапезитам, гонятся за светскими барышами
и вместо службы божественной выгодно занимаются мирскими де-
лами» 4.
Из всего того, что сохранили нам источники о ранней социальной
истории Венецианского дуката, можно сделать такие выводы: вначале
действуют те же социальные группы, которые мы видим на закате Римской
империи: перед нами выступает землевладельческая знать, купцы и реме-
сленники, колоны и рабы. Дальнейшее развитие шло в направлении фео-
дализации венецианского общества, знать и часть купцов превратились
в феодалов, колоны и отчасти рабы — в крепостных. Специфические осо-
бенности экономики Венеции и в первую очередь невозможность замк-
нуться в рамках чисто натурального хозяйства усилили значение
торговли и способствовали раннему вовлечению знати в сферу обмена.
Это не препятствовало, однако, ни сохранению крепостничества, ни на-
чавшейся уже в X в. организации ремесленного цехового производства.
’ Chronicon AltinaLniii, MGH SS, vol. XIV, p. 11.
3 И. H. .il у ч и ц к и й. Рабство и русские рабы во Флоренции. Киев, 1886,
стр. 48.
3 Gli statuti veneziani di Jacopo Tiepolo del 1242 e le loro glosse, ed. R. Cessi. Vp
uezia, 1938, p. 213.
4 Regesta pontificum romanoruin, ed. P. Kehr. Berlin, 1925, vol. Vll, p. 18.
224
Н. П. Соколов
2. СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА В ВЕНЕЦИИ В ПЕРИОД
СТАНОВЛЕНИЯ РЕСПУБЛИКИ
Социальная борьба в обществе, разделенном на классы, неизбежно
принимает форму борьбы политической.
Политическая борьба в Венеции началась с соперничества знатных
фамилий, с проявления анархических тенденций землевладельческих
родов, развернулась затем в борьбу центробежных сил против централи-
зующего начала, представленного властью дожей, и к началу XI в. при-
вела к политической организации средневекового города-государства.
В VI и VII вв. «морская» Венеция не представляла собою единого по-
литичеЬ<$ого целого. В отдельных поселениях на ее островах царили «три-
буны»,. представители местной землевладельческой знати; они считались
в'Ъгббрными, но только соперничество их между собою и вражда с другими
знатными фамилиями мешали им образовать местные феодальные династии,
поскольку власть византийского императора и его равеннского экзарха
ощущалась все более и более слабо. Наши источники насчитывают обычно
12 «трибунов», но едва ли эта цифра не представляет собою искусственного
соответствия их числа с числом важнейших островов дуката; в действи-
тельности их бывало, вероятно, и больше и меньше этой цифры.
В самом конце VII в. на лагунах появляется дож, — власть, претен-
дующая на господство на всей территории лагун. Доводы Музатти, оспа-
ривающего это положение и относящего возникновение власти дожей
к более позднему времени, нам не представляются достаточно убедитель-
ными *. Власть дожа возникает первоначально ненадолго: в начале VIII в.
центробежные силы опять торжествуют, — лагуны управляются magistri
inilitum. Эта магистратура представляет собою плод компромисса действо-
вавших в двух противоположных направлениях социальных сил. В 742 г.
центростремительные силы вновь одержали верх и на этот раз до'конца
венецианской истории.
Мы считаем, что существующие в буржуазной исторической литера-
туре взгляды на происхождение власти дожей не исчерпывают вопроса;
кроме того, самая постановка его неправильна. Разрешение его нельзя
искать в волеизъявлении далекой и мало авторитетной власти: полити-
ческий институт, оказавшийся столь прочным, нельзя ставить в зависи-
мость от административных преобразований византийской империи, или
усматривать в нем удачный плод честолюбивых замыслов того или другого
лица; но именно так подходили буржуазные историки Венеции к решению
этого вопроса. Гартман относит появление дожа на лагунах к VIII в.
и объясняет его вмешательством Византии* 2; Гфререр приписывает эту
реформу деятельности равеннского экзарха 3; Кречмайер ставит возник-
новение догата в связь с возникновением на территории Византии фем-
ного строя, но он допускает одновременно известное влияние и патриарха,
мечтавшего будто бы о создании для себя чего-то вроде светских владений
папы4 5; Романин связывает появление дожа с арабской угрозой и инициа-
тором считает патриарха Христофора6.
Ни одно из этих мнений не подтверждается сколько-нибудь серьезно
источниками. Политические проблемы разрешаются соотношением клас-
’ Eug. М u s a 11 i. Storia di Venezia, vol. I, Milano, 1936, p. 13.
2 L. Hartman. Die wirtschaftliche Anfange Venedigs. «Vierteljahrschrift
fiir Sozial- und Wirtschaftsgeschichte», Bd. II, 1904, H. 3, S. 436.
3 F. G f г б r e r. Geschichte Venedigs, Graz, 1872, S. 37.
4 H. К re t sch m ay er. Geschichte Venedigs. Bd. I, S. 43.
5 S. R о m an in. Lezioni di storia veneta. Vol. I. Firenze, 1876, p. 36
Социальная борьба в Венеции
225
совых сил, политические институты являются продуктом классовой
борьбы, — только здесь может быть найдено и объяснение интересующего
нас вопроса.
В период лангобардского нашествия новая волна переселенцев с ма-
терика пополнила состав населения лагун. Это создавало новые трудности
в изыскании источников существования и повелительно указывало путь
на море. Анонимный автор древнейшей венецианской хроники ясно со-
знавал это: «Наше мореходство, охватывающее весь мир, — пише< он
о некоторым для X в. преувеличением, — диктуется нам необходимостью
добывать жизненные припасы» Развитие морской торговли и ремесел
становится жизненно важным. Все большая и большая часть населения
лагун, не исключая и знати, вынуждена связывать свое благополучие
с Морем. Возникает сильная социальная группа, для которой морская
торговля —" всё. Развитие же этой последней требовало по крайней мере
трех^у?7ПЖИЙ: свободы плавания в Адриатике, пригодности внутренних
вод для движения морских судов и возможности проникновения по реч-
ным системам Северной Италии внутрь континента. Ни одна из этих
задач не могла быть решена силами отдельных общин на лагунах, — от-
сюда требование «морской» партии их объединения. Группа землевладель-
ческой знати не хотела понять жизненной необходимости этой программы:
интересы замкнутого натурального хозяйства не способствуют развитию
идей государственного единства. Отсюда стремление этой социальной
группы к «вольной» жизни в пределах узких политических миров.
Возникновение дуката может быть объяснено удовлетворительно только
из факта победы «морской» партии над партией зарождавшейся фео-
дальной анархии. Так как эта победа базировалась на устойчивой эко-
номической основе, то она в конце концов и оказалась прочной.
Разумеется, побежденная социальная группа не сразу сложила ору-
жие и после вторичного установления власти дожей. История VIII в.
наполнена сценами кровавой борьбы «трибунских» фамилий против дожа.
В 717 г. феодалы Иезоло напали на первую столицу дуката, Гераклею,
и убили первого дожа Павлиция Анафеста. В 737 г. второй дож, Орео,
после 11 лет правления был убит «возмутившимся народом». В 755 г.
дож Теодат Орео ослеплен и заключен в тюрьму, а через год такая же
судьба постигла и непосредственного виновника низложения Теодата,
Галлу. Судьба преемника последнего была аналогичной — Доменико
Леонгарио был ослеплен и изгнан в 764 г. За последние 30 лет VIII в.
было изгнано еще три дожа, Джиовани, Марко Гальбайо и Атенор
Обелерио. В этой последней борьбе сыграла свою роль и уже упоминав-
шаяся схватка «франкской» и «византийской» партий, которые были все
теми же партиями морской торговли и централизации, с одной стороны,
и феодальной раздробленности — с другой. Победила и на этот раз «мор-
ская» партия, партия византийской ориентации, так как именно она
правильно учитывала экономические требования, которым противополож-
ная партия не могла противопоставить ничего определенного, так как
отсутствие земельных просторов препятствовало развитию сельского
хозяйства в пределах, которые могли бы обеспечить население лагун всем
для него необходимым.
В IX в., в связи с ростом торговли и отчасти ремесленного производ-
ства, экономические позиции торговых групп усиливаются, почему и
политическая их программа окончательно торжествует: власть дожей
упрочивается, феодальная знать вынуждена смириться и сама постепенно
1 Chronicon Altinatum, MGH SS, vol. XIV, p, 46.
15 Средние века, вып. 7
226
Н. П. Соколов
заражается духом морского предпринимательства. С этого времени мы
не видим столь частых сцен ожесточенных схваток вокруг трона дожей.
Необходимо, впрочем, оговориться, что расправы с некоторыми до-
жами имели место и в X, и в XI вв., но эти выступления знати имеют уже
другой социальный и политический смысл, как это мы увидим далее.
Ни венецианские анналы, ни другие венецианские источники не со-
хранили нам известий о каких-либо иных событиях, которые можно было бы
рассматривать как вспышки классовой борьбы в возникшей на лагунах
республике, и прежде всего мы не видим борьбы феодалов и крепостных.
Причину этого нельзя усматривать только в том, что венецианские анна-
листы всегда очень неохотно останавливаются на социальной борьбе внутри
венецианского государства, — надо думать, что это объясняется также
| и тем, что в Венеции преобладающее значение имело не сельсти^тгозяй-
торговля и ремесленное производство, вследствие чего на перед-
1 нем плане социальной и политической жизни Венеции, а следовательно
в сфере классовой борьбы мы должны ожидать выступлений социальных
групп городского населения, как это и подтверждается событиями XII,
XIII и особенно XIV вв.
3. СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ И СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА
В ВЕНЕЦИИ В X—XII вв.
Общие условия для хозяйственного роста Венеции сложились в это
время наивыгоднейшим образом. Прежде ргего для посреднической роли
Венеции в торговле между Востоком и Западом огромное значение имел
общий подъем хозяйства Западной Европы, начавшийся в XI, а кой-где
и ранее, и продолжавшийся в XII в. Венецианские купцы располагали
теперь большим количеством товаров, увеличился и спрос на товары
Востока. Крестовые походы также способствовали усиленной деятельности
венецианских купцов, арматоров и ростовщиков. Наконец, у республики
на лагунах в это время появились новые источники роста ее хозяйствен-
ной мощи — эксплуатация приобретенных «сфер влияния», использо-
вание торговых льгот и преимуществ, которых она добилась в Византии
и других восточных странах, а ее правящий класс открыл новый вид
эксплуатации собственных граждан при помощи государственных займов.
В течение X, XI, XII вв. ремесленное производство в Венеции шаг-
нуло далеко вперед. В начале XIII в. не случайно один за другим высту-
пают перед нами 52 венецианских цеха, из которых многие являлись про-
изводственными цехами, выступают со своими вполне сложившимися уста-
вами и производственной практикой. В XII в. достигли значительного
роста все наиболее известные отрасли венецианской промышленности:
шелковое и стекольное производство; выделка мехов и обработка кожи;
изготовление всего, что было необходимо для оснастки и снаряжения ко-
раблей — канаты, паруса, цепи, якоря, весла; изготовление ювелирных
изделий, обработка металлов и в частности изготовление оружия; все
увеличивавшееся производство тканей из шерсти и хлопка; изготовление
различных видов платья; деревообработка, строительная и корабельная
отрасли промышленности. Все это, однако, — отрасли ремесла, не выросшие
и до начальной стадии капиталистического производства, мануфактуры.
Даже важнейшие отрасли промышленности, уже в XII в. работавшие
на экспорт, как, например, кораблестроение, производство шелковых и
стеклянных изделий, не выходят за рамки типичной ремесленно-цеховой
организации производства не только в XII в., но и значительно позднее.
Социальная борьба в Венеции
227
Ознакомление с некоторыми подробностями этих трех видок производ-
ства позволит убедиться в этом с полной очевидностью.'
В кораблестроении принимали участие несколько цехов': кузнецы
(fabri), изготовлявшие металлические детали кораблей и их якорное обо-
рудование; веревочники (filocanapi), изготовлявшие корабельные канаты;
изготовители весел (remarii), производившие весельное оборудование галер;
корабельные плотники (marangoni), строившие корпуса кораблей; коно-
патчики (calafati), производившие конопатку кораблей. Наиболее важная
роль в кораблестроении принадлежала цехам кораблестроителей и коно-
патчиков. Оба цеха работали на заказ Заказчик именовался «патроном»
и, конечно, не принадлежал к членам цеха. Заказчик, желавший ускорить
постройку корабля, приглашал нескольких мастеров. В этом случае один
из них выполнял работу в качестве «протомагистра», руководителя по-
стройки, старшего мастера, который, однако, отнюдь не был предприни-
мателем 1 2 *. Из рук кораблестроителей корабль переходил в руки конопат-
чиков, — кораблестроителям строго воспрещались конопатныё работы8.
Конопатчики проводили свою работу совершенно в таком же порядке,
как и кораблестроители. Дело не менялось и в том случае, если заказ-
чиком было государство: возникший в XII в. арсенал не имел собствен-
ных рабочих, все работы в арсенале выполняли перечисленные выше цехи
и точно в таком же порядке, в каком выполнялись и частные заказы4 *.
Разница заключалась лишь в том, что мастера не могли бросить постройки
начатого корабля и приняться за выполнение другого заказа, но по зову
государства прекращалось выполнение всех частных заказов, и цехи в пол-
ном составе переключались на выполнение заказа государства.
Шелковые ткани производил цех «самитариев» (samitarii). Он, как и
другие цехи, состоял из мастеров и учеников. Все детали производства
были строго регламентированы, всякие нарушения правил техники про-
изводства подлежали наказанию. Цех работал в значительной Степени на
экспорт, следовательно, значительная часть шелковых тканей поступала
в руки купцов-экспортеров. Отсюда, однако, вовсе не следует, что мастера
находились в экономической зависимости от купцов и что в шелковом
производстве «развилось нечто вроде домашней кустарной промышлен-
ности», как это думает Брольо Дайяно6. Производство оставалось типично
ремесленным цеховым производством. Не купец, а цех направлял про-
изводство и следил за тем, чтобы вырабатывались «ткани добрые с соблю-
дением установленных правил и порядков» •.
Преимущественно для экспорта работала также и знаменитая венециан-
ская стекольная промышленность. Производителем стекла был цех фио-
ляриев (fiolarii). Первичная ячейка этого цеха состояла из «патрона»,
(под которым разумелся владелец плавильной печи), мастера, подмастерья
и учеников7,.,Работа происходила в течение 7 месяцев в году — е половины
августа до псиовины марта, но плавильные печи работали круглосуточно,
что предполагает двухсменную работу, за исключением, разумеется, мно-
гочисленных праздников, когда работы приостанавливались. «Патрон»,
владелец печи, лично принимал участие в работе, мог произвести любое
1 I capitolari delle arti veneziane (далее: I capitolari). ed. Monticolo, vol. II. Roma,
1905, p. 198, 235, 236.
2 Ibid., p. 198, 238, 243.
8 Ibid., p. 222.
4 Ibid., p. 198, 199.
8 R. В г о g 1 i о d’A j a n о. Die venezianische Seidenindustrie, S. 19. Eine Art
hausindustrieller Betrieb entwickelt. . .
6 I capitolari, vol. II, p. 38. Laborantur boni, justi, legales.
7 Ibid., p. 71.
15*
228
Н. П. Соколов
количество стекла, но возможность превращения мелкоремесленного
производства в мануфактуру исключалась тем, что печь не могла иметь
сначала более трех, а потом четырех отверстий, и «патрон» мог распола-
гать только одною печью. Этот порядок был установлен в 1305 г., и на-
рушителю его угрожал штраф в 25 венецианских фунтов за каждое лишнее
(сверх четырех) рабочее место с обязательным «уничтожением излишнего
и приведением печи в соответствие с установленным выше порядком» х. По
рядок и размеры оплаты «патроном» своих мастеров с их подмастерьями
и учениками регламентировались цеховым уставом 1 2. Продажа стекла
должна была производиться главным образом в течение пяти свободных
от производства летних месяцев, может быть в тех целях, как это думает
Монтиколо, чтобы торговые операции не мешали производственным 3.
Высказанную выше мысль о том, что венецианское производство не
только в XII в., но и в последующее время долго не выходило за рамки
тйпично цехового ремесла, с еще большей убедительностью можно было бы
иллюстрировать данными о работе других венецианских цехов, но в этом
нет особенной необходимости. Всякая попытка организации централизо-
ванной мануфактуры разбилась бы в Венеции о цеховые привилегии и
цеховую регламентацию, а крайняя узость венецианского «контадо»
(деревенского округа) препятствовала развитию рассеянной мануфактуры.
Венецианская плутократия, лишив цехи всякого политического влияния,
последовательно и твердо проводила политику защиты их экономических
интересов. В этом отношении поучителен факт, относящийся к самому
концу XIV в. Бочары Кандии на Крите хлопотали перед венецианским пра-
вительством о разрешении завоза на Крит леса, необходимого для произ-
водства винных бочек. Сенат прежде всего запросил на этот счет мнения
цеха бочаров метрополии (butiglarii). Последний потребовал, чтобы бо-
чары колонии выделывали точно такую же клепку и такие бочки, какие
выделывали и венецианские мастера4, и только при этом условии считал
возможным удовлетворить ходатайство бочаров Кандии. Венецианское
правительство направило губернатору острова приказ удовлетворить
требования цеха бочаров в Венеции.
Еще большее развитие получила в Венеции торговля во всех ее видах,
и, особенно, посредническая. «Торговый немецкий двор» в Венеции, по
уверению его специального исследователя, возник до 1200 г.5 Обширная
сеть венецианских торговых дворов, торговых кварталов отдельных го-
родов покрыла в XII в. побережье Восточного Средиземноморья. Риальто
стал узлом международного обмена. Здесь составлялись планы торговых
операций; здесь проводились различные торгово-складочные операции;
здесь из ростовщичества развиваются формы организованного кредита;
здесь заключаются сделки, платежи пег которым надлежало учинять в Си-
рии, Константинополе, Александрии; отсюда уходили «й^сюда при-
ходили караваны торговых кораблей 6. ЧЖ. *
1 I c.apitolari, vol. 11, р. 93. Obstrni debeat ut fornax reducatur ad ordinem sup-
rascriptam.
2 Ibid., p. 93.
3 (I. Mont icolo. L’arte dci fioleri a Venezia nel sec. Х1П e nel principio
del XIV. «Nuovo Archivio Veneto», vol. 1, 1891, p. 185.
4 H. Noiret. Documents inedits pour servir a 1’histoire de la domination veni-
cienne en Crete de 1380 й 1485. Paris, 1892, p. 66. Quod magistri dicte nostro insule fa-
ciant buttas suas equaliter cum illis quo Hunt hie in Venetiis.
6 II. S i in о n s f e 1 d t. Der Fondaco dei Tedeschi in Vencdig, Bd. II, Stuttgart,
1887, S. 6, 8.
6 Document! del commercio veneziano, ed. B. Marozzo della Косса, A. Lombardo.
Torino, 1940 (далее: Documenti), v. I —11, № 17. 33, 35, 40, 167.
Социальная борьба в Венеции
229
Преобладание в хозяйственной жизни республики торговли и торговых
интересов, быстрый рост богатств, накопленных путем морской торговли
и морского разбоя, еще более усилили социальную значимость того обще-
ственного класса, представители которого принимали участие в этой дея-
тельности. И феодалы теперь обратили свои взоры к морю. Слияние двух
враждовавших между собою общественных групп уже к X в. становится
совершившимся фактом. Землевладелицы покидают свои замки на остро-
вах лагуны и переселяются на РиатЖго1. Иезоло, Гераклея, Торчелло
постепенно мельчают и превращаются в захолустья. Альтинатская хро-
ника, говоря о Гераклее, характеризует этот процесс весьма выразительно:
«В названном городе никого более не осталось, кроме одних только воль-
ноотпущенников, рабов да возделывателей винограда»1 2. Наоборот, новый
город на Риальто, возникший в IX в., делается все более величественным
и пышным. Риальто становится символом могущества создавшего его
класса. Землевладельцы отныне ведут торговые операции, а купцы при-
обретают земли. Те же самые фамилии, которые фигурируют в качестве
арматоров и купцов, мы видим и в перечнях земельных собственников.
«Документы венецианской торговли» называют имена Кандиано, Фальери,
Градениго, Моросини и др.3; но те же имена мы видим и в перечне вла-
дельцев мест, удобных для добычи соли (saline) и других земельных угодий
в архивных документах по рубрике «посмертных завещаний» (manimorti)4 * * * 8.
Из других данных мы узнаем, что дож начала XIII в., Пьетро Циани
(1205—1229), помимо капиталов, помещенных в торговлю и ростовщические
операции, владел домами в Венеции, «салинами» на *Брондоло, мельни-
цами на территории Тревизо, виноградниками и пахотными землями на
островах лагун, в дельте По и окрестностях Падуи®. Теперь купцы ростов-
щики, арматоры и владельцы феодальной собственности — единый класс,
так как все они живут на феодальные ренты, ростовщические проценты
и прибыли от морской торговли. Это — нобили. Они составляют верхнюю
привилегированную группу «граждан»—патрициат.
Ниже их стоит «народ», «популяры». Это — мелкие, по преимуществу
розничные торговцы, многочисленный ремесленный люд, рыбаки и ма-
тросы торговых кораблей. Они пополняются за счет освобождающихся
тем или иным путем крепостных и притока переселенцев из «марок» и
Далмации. Роль этой социальной группы настолько ниже значения знати,
насколько удельный вес ремесленного производства в Венеции того вре-
мени был ниже значения заморской торговли и сельского хозяйства.
Но тем не менее и они были «гражданами».
«Граждане» противостояли не гражданам, иностранцам, «проживающим»
(habitatores) в Венеции. В таком городе, как Венеция, их должно было быть
немало, и некоторые из них, особенно представители «свободных профес-
сий» — врачи, адвокаты, грамотные люди вообще, в конце концов натура-
лизовались, получали права венецианского гражданства®. Несомненно,
попрежнему было довольно много рабов, преимущественно в качеств^
1 R. Hcynen. Zur Entstehung des kapitalismus in Venedig, p. 88.
2 MGH SS, vol. XIV, p. 34.
8 Document!, № 257, 311, 336.
4 Из огромного количества документов этого рода (свыше 50 тысяч) опублико-
ваны жалкие крохи в сочинениях Гейнена, Луццато, которые мы выше назвали,
а также Маргариты Мерорес (М. М е г о г е s. Die venezianische Salinen der alteren
Zeit. «Vierteljahrschrift liir Sozial- und Wirtschaftsgeschichte», 1916, Bd. XIII,
S. 100).
®G. Luzzato. Les noblesses et les activities iconomiques. . ., p. 29 и сл.
8 I capitolari, vol. I, 1896, p. 287, 297, 299.
230
//. П. Соколов
домашней прислуги у знати и купцов. Полусвободное население сохра-
нилось, вероятно, только в небольших земледельческих районах дуката 1.
Вся полнота политических прав фактически принадлежала в то время
исключительно знати. В сущности, таково было положение и ранее+ но
тогда ее ослабляло взаимное соперничество двух ее партий. Когда же проти-
воречия эти сгладились, фактическое господство энати постепенно начало
облекатьсц в. установленные законами формы. Купеяеская часть венециан-
ского патрициата в свое время, 6ojHicb против центробежных сил заро-
ждавшегося феодализма, стремилась отстоять и усилить власть дожа, оли-
цетворявшего собою идею государственного единства; когда опасность
феодальной раздробленности была преодолена, когда феодалы и купцы
объединились, тогда объединенная венецианская знать поставила своею
Сдачей взять управление государством непосредственно в свои руки.
При формально монархической организации власти в Венеции это озна-
чало постепенное ограничение власти дожа д передачу ее функций поздрав-
лению различным новым учреждениям и группам магистратов, незави-
симых от дожа. Для всех этих преобразований в венецианском государ-
стве характерно не "только стремление экономически сильнейшего класса
сосредоточить в своих руках все нити государственного и церковного
управления,, но и то недоверие к представителям собственного класса,
которым проникнуты эти преобразования: выборы дожа, начиная с 1172 г.,
становятся все более и более сложными; все коллегии правительственного
механизма довольно многочисленны, срок полномочий этих коллегий
весьма краток, все* вопросы решаются простым большинством голосов.
При такой расстановке классовых сил, классовая борьба в Венеции
должна была теперь идти по иному руслу: мы должны ожидать, что объ-
единившиеся купцы и феодалы противопоставят себя остальной массе сво-
бодного городского населения, а это последнее почувствует, что ему с вер-
хами купечества и ростовщиками не по пути.
Даже поверхностный анализ классового содержания одной из первых
записей действовавшего в Венеции уголовного права, так называемой
Promissio maleficiorum, появившейся в правлении Орио Малипьери (1181),
свидетельствует не только о полном господстве знати, класса феодалов,
арматоров и купцов, но также и о стремлении этого класса надежно охра-
нить свое богатство от покушений на него городской бедноты. Кодекс
сурово карает нарушение права частной собственности внутри государства,
но он же весьма снисходителен по отношению к морскому разбою, если
объектом грабежа являются ценности не венецианских богачей, а чьи-
либо иные1 2. Кодекс палочными ударами угрожает за мелкую кражу, но
за крупное воровство, кражу у богатого человека виновник должен за-
платить жизнью 3.
Выше мы ужо говорили о том, что насильственное удаление дожей
имело место и в IX, и в X вв.; это, однако, не было проявлением полити-
ческой борьбы двух группировок в составе господствующего класса, как
в VII и VIII вв. Теперь это была борьба против стремлений отдельных знат-
ных фамилий превратить достоинство дожей в свое наследственное до-
стояние. Путем приобщения дожами к власти своих сыновей еще при своей
жизни созданы были тогда настоящие династии верховных властителей
Венецианской республики: с 811 по 887 г. трон дожей занимали, почти
1 Нельзя понять оснований, которые позволяют Кречмайеру говорить о росте
этой группы населения дуката (Н. К re tschm ay е г. Geschichte Venedigs, Bd. I,
S. 371).
2 Напечатано у Кречмайера в цитированной выше работе (т. I, стр. 494).
3 Там же; стр. 495.
Социальная борьба в Венеции
231
без перерыва, пять Партичипацио; с 932 г. по 976 звание дожей при-
надлежало фамилии Кандиано; в период времени с 978 по 1032 г.
правили четверо Орсеоло1. Покончив с этой практикой путем применения
насильственных мер, венецианская знать отстояла интересы правящего
класса в целом против интересов отдельных фамилий: достоинство дожей,
как и все прочие магистратуры республики, сделались достоянием не одной
какой-либо знатной фамилии, а всей знати в целом.
В X—XII вв. трудно было бы отделить венецианскую знать от осталь-
ного свободного населения дуката, «нобилей» от «популяров»; но по мере
обособления знати «популяры» все более и более отчетливо осознавали
свои особые интересы. Усиление политической роли венецианской плуто-
кратии усугубляло намечавшиеся классовые противоречия.
Венецианские анналисты не любят рассказывать о вспышках классовой
борьбы в республике, — в лучшем случае они упоминают об этом вскользь,
говорят попутно. В XII в. «народ» по крайней мере дважды приходил
в движение, направленное против политики господство^вшего z класса,
но только об одном из этих движений мельком упоминают венецианские
источники, и мы ничего не знали бы о другом, если бы не имели в своих
руках .труда иногороднего летописца. Мы говорим здесь о событиях 1172
и 1177 гг. Из этого следует, что нельзя с уверенностью сказать, что в Ве-
неции не было ранних выступлений народных масс против политического
преобладания нобилей.
Непосредственным поводом к обоим народным движениям в XII в.
были важные политические события. В первом случае это была серьезная
политическая неудача, постигшая венецианских плутократов на Востоке,
во втором — события, предшествовавшие Венецианскому конгрессу.
В начале 70-х годов XII в. между Венецией и Византией произошел
длительный разрыв дипломатических и хозяйственных отношений. Де-
кретом императора Мануила от 12 марта 1171 г» венецианские купцы,
обладавшие до того времени различными привилегиями, объявлялись не
только лишенными этих привилегий, но и поставленными в известном
смысле вне покровительства законов: их надлежало арестовывать всюду,
где бы они ни оказались, а их имущество, деньги и товары подлежали
секвестру. Удар обрушился на голову нескольких тысяч венецианцев,
по крайней мере в этом уверяют нас венецианские анналисты 1 2. Действи-
тельно, венецианцев преследовали на всем протяжении империи: их хва-
тали в домах, на площадях, ловили на море 3. В Венеции эти действия им-
ператора Мануила вызвали взрыв возмущения. Немедленно было принято
решение организовать экспедицию в византийские воды с целью мести
и возмещения убытков. Дож Витале Микьеле сам стал во главе экспеди-
ции. Она была в высшей степени неудачной. В армии и флоте появилась
чума, опустошавшая ряды солдат и матросов. К этому прибавились про-
довольственные затруднения. Носились слухи, что греки отравили ко-
лодцп и вино, которое венецианцам удавалось захватывать на островах
Архипелага, где оперировал их флот. Попытки договориться с Мануилом
не дали никаких результатов. Во флоте и войске сначала тихо, потом все
громче и громче раздавались сетования: «нас предали и нами плохо
управляют» — говорили матросы и солдаты 4.
1 Эти данные легко проверяются обозрением списка дожей ]Х п X вв. Такой
список помещен, например, у Кречмайера (Н. Kretschmayer. Geschichte
Venedigs, Bd. II, S. 401, 402).
2 Historia ducum Veneticorum. MGH SS (далее: Hist, ducum), vol. XIV, p. 78.
Danduli Chronicon. Muratori, SS (далее. Danduli Chron.), vol. XII, col. 291.
3 Documenti, № 336, 338.
4 Hist, ducum, p. 79, 80. Danduli Chron., col. 295, 296.
232
Н. П. Соколов
Все это побудило дожа возвратиться в Венецию. Широко задуманная
операция кончилась полным провалом. Она была также и личной ката-
строфой дожа.
Слухи о несчастном исходе экспедиции достигли Венеции ранее, чем
успел возвратиться флот. Его возвращение сопровождалось взрывом на-
родного недовольства. Во дворце дожа состоялось бурное народное со-
брание, на котором правительственная политика подверглась «бешеной
критике» (nimie rabientes). В собрании и на площади дожу угрожали но-
жами и кинжалами. Витале Микьеле, убедившись в том, что его жизнь
в опасности, пробовал искать спасения в бегстве, думая укрыться в мона-
стыре св. Захария. Однако один из «популяров», участник собрания^ на-
нес дожу смертельную рану кинжалом, успев при этом скрыться х. На
следующий день правительство оправилось от испуга и начало осуще-
ствлять репрессии. Виновник гибели дожа был схвачен и казнен; «попу-
ляры» больше не выступили 1 2.
Все эти фак!ы говорят о том, что перед нами вспышка народного него-
дования, свидетельствующая о глубоком недовольстве народных масс по-
литикой господствующего класса. Движение это было неорганизованным,,
оно не имело подлинных вождей и определенной программы, вслёдстви»
чего венецианской плутократии легко удалось справиться с ним; но оно-
показывает, что в республике начали вызревать новые силы, с которыми
господствующему классу отныне надо было считаться. Возможно, что
появление этих сил, будучи вызвано всем предшествующим социально-
экономическим развитием, способствовало дальнейшему укреплению
союза венецианских купцов и феодалов. Буржуазные историки скользят
по поверхности событий, когда они рассматривают, вместе с венецианскими
анналистами, эти события как политическую случайность, а гибель дожа—
как дело рук одного «гнуснейшего разбойника» 3.
Единственным источником нашим, из которого мы узнаем о движении
«популяров» в 1177 г., является известие Ромоальда Салернского, быв-
шего послом короля сицилийского на Венецианском конгрессе и очевид-
цем описываемых событий4 5.
Ромоальд Салернский изображает ход интересующих нас событий сле-
дующим образом. В 1176 г. произошла битва при Леньяно. где, как из-
вестно, армия германского императора была наголову разбита войсками
Лиги ломбардских городов, за которой стоял папа Александр III. Фри-
дрих I Барбаросса должен был начать мирные переговоры со своими про-
тивниками. После длительного сопротивления Ломбардской лиги, не же-
лавшей простить венецианцам их изменнического поведения в конца
войны, местом мирного конгресса была избрана, главным образом благо-
даря настоянию папы, Венеция. Сюда должны были явиться послы Лиги,
королевства Сицилийского, император и папа. Последний настоял, од-
нако, на том, что император останется в Кьоджии (в 15 милях от Венеции}
до тех пор, пока он не согласится вести мирные переговоры не только с ним,
папой, как того хотел Фридрих, но также и с прочими участниками войны.
В результате начались переговоры, не двигавшиеся с места: император-
искал сепаратного мира, папа — общего 6.
Во время этих переговоров к императору в Кьоджию неожиданно яви-
1 Hist, ducum, р. 80.
2 Danduli Chron., col. 296.
3 Latro nefandissimus. Hist, ducum, p. 80.
4 Roinoaldi II archiepiscopi Salernitani Annales. MGH SS (далее: Rom. Ann.),,
vol. XIX.
5 Rom. Ann., p. 447, 448.
Социальная борьба в Венеции
233
лись «кое-кто из популяров венецианских. . . и начали ему внушать,
чтобы он явился в Венецию без разрешения папы, крепко заверяя его,
что при их содействии и помощи он может заключить мир с ломбардцами
и церковью по своему усмотрению» ...1 Император отнесся к этому пред-
ложению благосклонно и рекомендовал посланцам «популяров» «осто-
рожно и мудро подготовить весь народ к совершению такого дела»1 2. После
этого император (на требование папы согласиться в качестве предваритель-
ного условия допуска в Венецию, на перемирие с Ломбардской лигой на 6
и с королем Сицилии на 15 лет) не спешил с ответом папе, выжидая даль-
нейших известий из Венеции. Папа и окружающие его лица недоумевали,
чем объяснить такое упорство. Дело, однако, скоро выяснилось.
Ромоальд пишет далее: «Венецианцы, вернувшись из Кьоджии в Вене-
цию, собрались в соборе св. Марка и подняли в мятеже и восстании почти
весь народ» 3. Мятежники требовали от дожа, чтобы он немедленно при-
гласил Фридриха в Венецию. С таким же требованием они приступили
и к папе.
Дож испугался и обещал толпе выполнить ее требование, но папа по-
ступил иначе. Он совместно с послами сицилийского короля настаивал
перед дожем на выполнении Фридрихом продиктованного ему условия
допуска в Венецию. Себастиано Циани заявил папе, что и он, дож, и его
«мудрые» стоят на этой же точке зрения, но что «он боится народа (ple-
bem) и в ужас приходит перед народным бунтом» 4 5. Этому можно поверить,
так как судьба его предшественника была свежа еще у всех в памяти.
Папа и сицилийцы были, однако, непреклонны; последние заявили
даже, что они немедленно вернутся в Палермо, если ситуация в Венеции
не изменится коренным образом. Разрыв с Сицилией не входил в расчеты
венецианской плутократии, — Апулия была одним из важнейших рынков,
где Венеция заготовляла нужное ей продовольствие. Приободрившийся
дож созвал расширенный совет знати, на котором было принято решение
следовать папским указаниям: было опубликовано распоряжение прави-
тельства, запрещающее кому бы то ни было поднимать вопрос о прибытии
Фридриха в Венецию иначе как на продиктованных ему папой условиях.
Ромоальд ничего не сообщает далее о ходе событий в Венеции и закан-
чивает эту часть рассказа замечанием: «Тогда Фридрих, отбросив свире-
пость львиную, надел личину овечьей кротости» и принял предложенные
ему условия °.
Что представляло собою описанное Ромоальдом движение народных
масс в Венеции? Буржуазная историография по-разному отвечала на этот
вопрос. В начале прошлого столетия Фойгт, историк Ломбардской лиги
и ее борьбы с Фридрихом Барбароссой, усматривал в этом не народное
движение, а интриги гибеллинских элементов из венецианской знати 6.
В 60-х годах этого же столетия Ройтер в своей «Истории Александра III
и церкви его времени» называет участников движения революционной пар-
тией, не выясняя, однако, задач и целей, которые она преследовала 7.
В конце 70-х годов Петерс в специальной работе, посвященной Венецпап-
1 Rom. Ann., р. 449.
2 Ibidem.
3 Totius репе populi seditionem et tuinultum contra ducem suum excitaverunt.
Ibidem.
4 Et popularem tuinultum plurimum formidabat. . . Ibid., p. 450.
5 Ibid., p. 451.
8 J. Voigt. Geschichte des Lombardenbundes und seines Kampfes mit Kaiser
Friedrich I. Konigsbergr, 1818, S. 302.
7H. Reuter. Geschichte Alexanders des Dritten und der Kirche seiner Zeit,
Bd. I—III. Leipzig, 1860—1864. Bd. Ill, S. 293.
284
Н. П. Соколов
скому конгрессу, видит в событиях, описанных Ромоальдом, могучее дви-
жение в пользу империи, в котором, по его мнению, был замешан также и
дож х. Наконец Баер, уже в 80-х годах, усматривал в этом движении вы-
ступление хорошо организованной демократической партии, ожидавшей
от императора реформы политического строя Венеции 1 2.
В эпоху империализма буржуазная историография в лице ряда круп-
ных историков Венеции резко изменила свое отношение к интресую-
щему нас вопросу. Правда, уже Эйхнер во второй половине 80-х годов
выступил с заявлением, что Ромоальд просто «выдумал» описываемые им
события3. Историки более позднего времени стали замалчивать сообщае-
мые Ромоальдом факты. Укажем в качестве примера на работы англича-
нина Генри Брауна, француза Шарля Диля и итальянца Роберта Чесси,
автора самой последней по времени выхода в свет «Истории Венеции».
Все они, рассказывая о событиях Венецианского конгресса, ни слова не
говорят о рассматриваемых нами событиях 4. Это характерно для того
времени, когда буржуазия перестала быть прогрессивной социальной си-
лой, и состоявшие на ее службе историки начали сознательно или бессо-
знательно замазывать факты классовой борьбы.
Мы прежде всего должны отвести всякие попытки дискредитировать
известие Ромоальда Салернского. Оно никоим образом не может быть
«выдумкой» анналиста. Бели в своем сочинении «О Венецианском мире»
он ничего не говорит о народном движении, то только потому, что это со-
чинение, как и значится в его заглавии, — relatio, донесение, вероятно,
королю сицилийскому Вильгельму, отправившему Ромоальда во главе
посольства в Венецию. В этом сухом изложении фактов, относящихся
к переговорам, интересовавшим короля, вовсе не было уместно распро-
страняться о событиях, прямого отношения к переговорам не имевших.
Наоборот, в «Анналах», куда анналист заносил все, что могло бы быть
интересным, он довольно подробно на них останавливается. Одно из пра-
вил исторической критики требует, чтобы критик, заподозривший «вы-
мысел», дал психологическое обоснование, указал на побудительные мо-
тивы, заставившие анналиста «выдумывать» события. В данном случае
нет возможности указать никаких причин, которые могли бы заставить
Ромоальда Салернского «выдумывать» такие события. Наконец, приведен-
ные Ромоальдом данные как нельзя более согласуются с событиями,
которые предшествовали вступлению Себастиано Циани на трон венециан-
ских дожей.
Нам кажется, что суть вопроса заключается в том, что выступление
народных масс в Венеции в 1172 г. и их брожение в 1177 г. находятся в тес-
ной связи друг с другом; оба события являются выражением того факта,
что в социально-политической жизни республики произошли существен-
ные изменения, давшие социальной борьбе новое направление. В обоих
случаях назревавшие противоречия между правившей олигархией и ос-
новной массой городского населения Венеции обнаруживались в моменты
политических осложнений, — в первый раз в связи с неудачами политики
1 С. Peters. Dntersiichuugen zur Geschichte des Friedens von Venedig. Hanno-
ver, 1879, S. 110.
2 A. В a e r. Die Beziehimgeii Venedigs zum Kaiserreiche in der Staufischen Zeit.
Innsbruck, 1887, S. 67, 68.
3 R. E i c h n e r. Beitrage zur Geschichte des Venezianer Friedenskongresses
vom Jahre 1177. Berlin, 1886, S. 48.
4 H. Brown. Venice, an historical sketch of the republic. London, 1895, p. 108,
109; Ch. Diehl. Une republique patricienne. Paris, 1916, p. 84; R. C e s s i. Storia
di Venezia, vol. I, p. 166.
Социальная борьба в Венеции
285
на Востоке, другой раз — в связи со сложной политической ситуацией,
складывавшейся вокруг Венецианского конгресса.
Если в 1172 г. мы имеем дело с неорганизованным выражением народ-
ного негодования против политики плутократов, повлекшей за собою
массовую гибель людей во флоте и в войске, то в движении 1177 г. мы ви-
дим гораздо больше организованности: представители «популяров», явив-
шиеся к Фридриху I, очевидно должны были ранее обдумать этот шаг и
согласовать его со своими сторонниками; получив указания Фридриха,
они оказались в состоянии поднять народные массы «против дожа», т. е.
против проводимой им политики господствующего класса. Движение было
крупным, — оно напугало дожа и окружавших его «мудрых».
Какие цели преследовало это движение? Наш источник не дает прямого4
ответа на этот вопрос, оставляя простор для более или менее вероятных
догадок. Из сообщения Ромоальда ясно одно: «популяры» шли навстречу
политическим чаяниям Фридриха Барбароссы, желая, очевидно, привлечь
его на свою сторону. Было ли это выражением гибеллинских симпатий?
Полагаем, что нет, подобно тому, как и венецианская плутократия не
была вполне гвельфской. Венецианское правительство в 70-х годах отверг
нулось от своих союзников, — осада Анконы в 1173 г. велась венециан-
цами в союзе с императорским полководцем, — но Леньяно заставило
Венецию еще раз пойти на соглашение с папой и Ломбардской лигой: не
стяжав победных лавров, республика выступила с масличной веткой
мира. Фридрих теперь мог подождать, но и с ним не следовало ссориться.
Партия «популяров», — поскольку вообще можно говорить в это время
о политических партиях, *— желала, повидимому, опереться на авторитет
императора, для того чтобы при его помощи дать инее направление поли-
тической жизни Венеции, но в данной международной обстановке она не
могла добиться этой цеди: сицилийский король, папа, Ломбардская лига
были противниками такого усиления императорского авторитета. Движе-
ние заглохло, и Фридрих I понял, что ему при данных обстоятельствах
выгоднее опереться на венецианских феодалов, арматоров и купцов, что
им и было сделано. Об этом говорит его продолжительное пребывание в Ве-
неции после*конгресса, грамота привилегий, пожалованная венецианским
купцам и феодалам в 1177 г.1, привилегий, которые были действительны
в пределах империи и королевства.
Мы должны констатировать, что в Венеции мы видим те же социальные
группы, что и в. других городах Западной Европы того же времени, и
что социально-политическая борьба проходила здесь через те же этапы,
какие характерны для пиитической жизни средневекового города вообще.
Первоначально это бжла борьба между феодалами и купцами, которая
в специфических венецианских условиях происходила гораздо ранее, чем
где бы то ни было в другом месте Европы. В этой борьбе за купцами и ар-
маторами стояло^се городское население Венеции. Когда потом две при-
вилегированные Группы эксплуататоров объединились, то они увидели
против себя остальную массу городского населения, «популяров», как на-
зывают наши источники. Социальная борьба в Венеции вступила во вто-
рую стадию своего развития.
1 MGH. Leges Constitutiones, vol. Ir p. 373, 374.
Е. М. ГОРДЕЕВ
ВЕЛИКИЙ ГУМАНИСТ РАБЛЕ
Вопрос об идейном содержании и историческом значении творчества
Франсуа Рабле, крупнейшего представителя французского Возрождения,
до настоящего времени еще недостаточно разработан нашей исторической
наукой и литературоведением. Общепризнанность того, что Рабле был
гуманистом, вытекает, главным образом, из оценки общей идейной направ-
ленности его литературной деятельности, но вопрос о разработке, обосно-
вании и развитии им гуманистической идеологии еще полностью не
изучен.
Цель настоящей статьи — показать, насколько гуманизм Рабле был
обусловлен его мировоззрением, и охарактеризовать в основных чертах
историческое значение его творчества.
Годы, на протяжении которых формировалось мировоззрение Рабле,
развивалось его литературное дарование и создавался его бессмертный
роман, были временем развития и расцвета яркой и своеобразной куль-
туры раннего французского Возрождения, упорной борьбы деятелей но-
вой культуры с темными силами феодально-католической реакции. Как
и в других странах Западной и Центральной Европы, период Возрожде-
ния во Франции был временем мощного подъема науки и формирования
буржуазной культуры на базе развития капиталистических отношений
в недрах феодального общества. Стремление к восприятию мира на основе
данных разума и опыта, к изучению природы, развитие естествознания и
техники, стремление к освобождению человеческого ума от уз церковной
догмы и освященной церковью феодальной идеологии, увлечение античной
культурой, развитие национального самосознания — все эти основные
черты гуманистической идеологии нашли с^5е выражение в культуре фран-
цузского Возрождения.
Начало развития культуры Возрождения во Франции относится к по-
следним десятилетиям XV в., время же быстрого и интенсивного подъема
ее приходится здесь на первую половину XVI
Идеи итальянской гуманистической культури, проникавшие во Фран-
цию, были использованы на первых порах, главным образом, королевской
властью, в целях укрепления абсолютистского рея^има. Развитие гумани-
стической культуры, получившей в творчестве деятедшй французского
Возрождения национальный характер, поощрялось королевской властью
до середины 30-х годов XVI в., когда, в связи с обострением классовой
борьбы и общим усилением феодальной реакции в Европе, королевская
власть перешла к политике жестоких преследований гуманистов и сторон-
ников реформации. Особенностью французского Возрожден^ были и его
взаимоотношения с реформацией. В Италии отсутствовало развитое ре-
формационное движение; в Англии реформация была проведена королев-
Великий гуманист Рабле
237
ской властью; в Германии она развивалась повсеместно. Во Франции же,
вследствие того, что королевская власть, ограничивавшая хищнические
притязания папской курии, была сильна, не создалось условий для раз-
вития такого широкого реформационного движения. Вначале француз-
ские гуманисты и участники реформационного движения совместно высту-
пали против феодально-католической ортодоксии, но с середины 30-х годов
XVI в. среди французских гуманистов появилось немало людей, счи-
тавших, что религиозная догматика кальвинизма ограничивает свободу
человеческого духа. Первая половина XVI в. — время расцвета гумани-
стического движения во Франции. В лице своих наиболее выдающихся
представителей — Франсуа Рабле, Бонавентуры Деперье, Клемана Маро,
Гильома Бюдэ и других писателей и ученых раннее французское Возро-
ждение выдвинуло целую плеяду замечательных деятелей гуманистической
культуры, неутомимо пропагандировавших ее идеи, боровшихся против
церковно-схоластической рутины. Во второй половине XVI в. рост фео-
дальной реакции, обострение политической и религиозной борьбы, вылив-
шееся в так называемые религиозные войны, при наличии аристократиче-
ских тенденций у виднейших представителей позднего французского
Возрождения (Ронсар, Монтень и др.), привели к упадку гуманистического
движения во Франции.
В истории французской культуры период Возрождения был тем ве-
личайшим прогрессивным переворотом, о котором говорит Энгельс в своей
классической характеристике Возрождения \ В то время по уровню раз-
вития гуманистической культуры Франция уступала только Италии.
Период Возрождения, в условиях образования французской нации,
явился важным этапом на пути развития французской национальной куль-
туры. Французский язык, вытеснивший латынь из официальных актов,
приобрел в то время в основном современный грамматический и фонети-
ческий строй. В творчестве деятелей Возрождения начал проявляться
формировавшийся французский национальный характер — та общность
психического склада, сказывающаяся в общности культуры, на кото-
рую указывал И. В. Сталин как на один из неотъемлемых признаков
нации 2. Наиболее полно, для того времени, французский национальный
характер проявился в творчестве крупнейшего деятеля французского
Возрождения — Франсуа Рабле. В его произведениях отражена жизнь
и воззрения народа.
Франсуа Рабле родился около 1494 г. на мызе Девиньер (неподалеку
от г. Шинона в Турени) в семье мелкого землевладельца, адвоката по
профессии. С детских лет он сохранил те неизгладимые впечатления сель-
ской природы и трудовой крестьянской жизни, которые столь часто ожи-
вают перед нами на страницах его романа. Получив первоначальное обра-
зование в монастырской школе, он (очевидно, по настоянию отца) в 1511 г.
стал монахом францисканского монастыря в г. Фонтенэ-Ле Конт (Пуату).
Однако под влиянием гуманистических идей, проникавших в окружаю-
щую его провинциальную среду, вместо богословских занятий, он стал
изучать латинский, древнееврейский и в особенности греческий языки,
читать произведения античных авторов; к этому времени относится его
знакомство с произведениями Аристотеля, Платона, Лукиана, Плутарха,
Плиния (старшего), а также Геродота и других античных историков. В тот
же период Рабле начал интересоваться правом. В Фонтенэ-Ле Конт он
посещал состоявшее преимущественно из юристов общество, собиравшееся
1 См. Ф. Энгельс. Диалектика природы. Го< Политиздат, 1950. стр. 4.
288
Е, М. Гордеев
в доме местного судьи — знаменитого юриста того времени Андре Тирако;ь
члены этого кружка стремились к изучению права с позиций современного
гуманизма. Есть данные, указывающие на то, что Рабле переписывался
в то время с Гильомом Бюдэ.
В 1524 г. Рабле и его друг Пьер Ами тайно покинули монастырь после
обыска, произведенного в их кельях монахами. После ухода из монастыря,
Рабле поступил секретарем к епископу Майезэ-Жоффруа д’Эстиссаку,
в доме которого он продолжал свои гуманистические занятия. Здесь Рабле
значительно расширяет свое знакомство с произведениями французской
поэзии (и сам начинает писать стихи), с французской драматургией и фольк-
лором, читает Ариосто, Фоленго, Пульчи, гротеск которых оказал на
него значительное влияние, и произведения Томаса Мора и Эразма Рот-
тердамского. У Мора он заимствовал впоследствии идею и название Уто-
пии. Велико было влияние Мора и на моральные и педагогические взгляды
Рабле. С глубоким сочувствием были восприняты Рабле рассуждения
Эразма о бесчеловечности войны, о тунеядстве монахов, о гуманизме про-
свещенного монарха, о бесплодности софистики, о значении науки. В тоже
время он впервые начал увлекаться ботаникой и медициной. Рабле
предпочел монашеской жизни жизнь любознательного странника, полную
лишений и приключений. За 5 лет, с 1525 по 1530 г., он побывал в самых
различных местностях Франции. За это время он узнал и полюбил
родную Францию, на всю жизнь остался верным другом ее трудового
народа. За годы скитаний, послужившие Рабле хорошей школой жизни,
он также пополнял свое образование, слушая университетские лекции.
Это последнее обстоятельство дало ему возможность вскоре после того,
как он поселился в 1530 г. в Монпелье и поступил на медицинский факуль-
тет местного университета, получить степень баккалавра медицины.
Рабле понимал медицину как науку с широким философским содержанием,
направленную к познанию человека и «всего человеческого». Весной
1532 г. Рабле поселился в Лионе, где стал работать госпитальным врачом.
Лион, бывший тогда крупнейшим центром шелкового производства, вел
торговлю, имевшую международное значение. В те времена в Лионе про-
исходила все более обострявшаяся борьба подмастерьев и учеников про-
тив цеховой верхушки, иногда принимавшая характер таких организо-
ванных выступлений, как, например, стачка печатников, имевшая своим
последствием эдикт в Виллер-Коттере о запрещении компаньонажей. Лион
был важным центром французского гуманизма и книгопечатания. Здесь
была типография Этьена Доле — выдающегося филолога и поэта, здесь
трудился Сервет, издавший в Лионе ряд произведений античных авторов
со своими комментариями. В Лионе бывали Деперье, Маро и др. гума-
нисты. У Рабле устанавливаются и крепнут связи с этими крупнейшими
представителями французского Возрождения.
Жизнь в Лионе (1532—1535 гг.) была для Рабле временем плодотвор-
ного труда. Если до этого времени он был занят, главным образом, изучением
современной гуманистической и античной культур, на основе которых
формировалось его мировоззрение, то теперь он приступает к практической
гуманистической деятельности, выступая одновременно как писатель и
как ученый. Наряду с занятиями медициной и филологией (работа по
изданию отредактированных и прокомментированных текстов медицин-
ского характера), он положил начало изданию целой серии ежегодных
альманахов, резко отличавшихся от массы обычных для того времени
подобных изданий настойчивым стремлением к разоблачению астрологии
как лженауки. Здесь же, в Лионе, в 1532 г. Рабле издал народную
хронику под названием: «Великие и неоценимые хроники великого и
Великий гуманист Рабле
289
огромного великана Гаргантюа». Успех хроники явился одной из побуди-
тельных причин к тому, что он решил написать продолжение к ней —
книгу о сыне Гаргантюа — Пантагрюэле. Но увлечение Рабле народной
хроникой объясняется, прежде всего, тем, что хроника, будучи пародией
на произведения рыцарского романтического жанра, являлась отражением
народного протеста против феодального угнетения. Стихийный протест
народной хроники получил в романе Рабле свое дальнейшее развитие и
обобщение, вылившись в широкую гуманистическую программу борьбы
против отживающего феодального мира. Во время жизни в Лионе Рабле
издал и первые две книги своего романа о Гаргантюа и Пантагрюэле:
первую — в 1532 г. и вторую (ставшую затем первой по расположению
в романе) — в 1534 г. От появления «Гаргантюа» до выхода в свет третьей
книги романа (1546 г.) прошло 12 лет. В эти годы, бывшие временем суро-
вых испытаний для деятелей французского Возрождения, Рабле неустанно
продолжал изучать жизнь, изучать гуманистическую культуру — острее
оттачивать свое боевое оружие для будущих битв. В этом отношении очень
большое значение имели его поездки в Италию, бывшую для того времени
мировым центром гуманизма, средоточием памятников античной куль-
туры и античных традиций. Во время этих поездок, предпринятых им
в качестве личного врача епископа, а затем кардинала Жана дю Беллэ
(в 1534, 1535 и 1547 гг.), Рабле выполняет различные дипломатические
поручения. Гениальный художник слова, Рабле был в то же время филосо-
фом, филологом, юристом, врачом и ботаником. В 1537 г. в Монпелье
Рабле получил в местном университете степень доктора медицины и читал
лекции по анатомии, взяв за основу текст «Предзнаменований» Гиппо-
крата. Во время одной из своих лекций он произвел вскрытие человече-
ского трупа, и Этьен Долэ восторженно описал этот факт в одной из своих
латинских поэм. В сутане кюре Рабле ведет упорную борьбу со своими
врагами как из лагеря реформации, так и с католиками-реакционерами.
Сорбонна, этот центр католического мракобесия, осуждала и подвергала
запрету одну за другой книги его бессмертного романа. В 1552 г. была на-
печатана четвертая книга романа, а в 1553 г., в Париже, Рабле умер.
Пятая книга романа вышла в свет полностью лишь в 1564 г., через 11 лет
после смерти автора.
В замечательном романе Рабле, являющемся главным итогом его твор-
чества и наиболее полно и ярко выражающем его взгляды и художествен-
ное дарование, нет цельного, строго выдержанного плана, но он обладает
объективным тематическим единством: в романе, создававшемся на про-
тяжении почти 20 лет, нашла свое отражение целая эпоха — эпоха раннего
французского Возрождения. В первых двух книгах выражены упования
ранних гуманистов, программные положения преподносятся с исключи-
тельным оптимизмом. За годы, предшествовавшие появлению третьей
книги, в общественной жизни Франции произошли большие изменения:
произошел крутой поворот в сторону усиления реакции, сопровождав-
шийся преследованием деятелей гуманистического и реформационного дви-
жения. Надежды гуманистов пришли в столкновение с действительностью.
Клеман Маро умер изгнанником вдали от родины. Бонавентура Деперье
покончил жизнь самоубийством, бросившись на острие своей шпаги.
Этьен Долэ был задушен и сожжен на костре. Рабле остался верен преж-
ним идеалам, но теперь он все более ясно представлял себе, что победа
не будет такой скорой, как казалось раньше, что на пути к ее достижению
лежит период упорной и суровой борьбы. Основным содержанием третьей —
пятой книг романа является развернутая критика существующего строя,
данная в процессе широкого показа современной автору действительности.
240
Е. М. Гордеев
Сатирическая заостренность этой критики достигает наивысшей степени
в последней книге романа, создававшейся в годы, предшествующие на-
чалу гражданских войн, охвативших Францию во второй половине XVI в.
Программные положения даются здесь в виде выводов из критики, а за-
канчивается книга призывом овладеть всепобеждающим знанием. Весь
роман является свидетельством глубокой народности творчества Рабле.
Прежде всего, сам сюжет романа, как известно, фольклорного происхо-
ждения. Фольклор, изучение народной жизни—важнейшие источники твор-
ческого вдохновения Рабле. Но особенно важно то, что роман, как мы это
увидим далее, явился выражением мировоззрения, отражавшего взгляды
и устремления народных масс. Гуманистическая культура была буржуазно-
ограниченной и внутренне противоречивой, но наиболее прогрессивные
ее представители, под влиянием классовой борьбы трудящихся, принимав-
шей в то время все более широкие размеры, не ограничивались рамками
буржуазного миропонимания, а, в той или иной степени, отражали инте-
ресы трудящихся масс. Таково было творчество первых социалистов-уто-
пистов — Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, Себастьяна Франка,
а во Франции — Франсуа Рабле. Мировоззрение Рабле определило и ху-
дожественные особенности его романа: сатирический жанр и исполинские
образы главных героев как художественные средства, рассчитанные на
самые широкие круги читателей; отсюда любовь автора к изображению
народной жизни, народный характер языка, которым написан роман.
В романе — множество описаний народных обычаев, национальных игр,
пословиц и т. д. Именно чувство связи своего творчества с широкими на-
родными массами дало Рабле возможность наполнить такой сокрушитель-
ной гневной силой свою сатиру, выдержать испытания борьбы с реакцией.
В романе проявилась замечательно широкая и разносторонняя образован-
ность его автора. Научный кругозор Рабле шире, чем других деятелей
французского Возрождения: он объединил два направления гуманисти-
ческой образованности и пропаганды — филологию и естествознание,
обычно не совмещавшиеся в широких масштабах в деятельности француз-
ских гуманистов. Естествознание явилось основой освобождения мировоз-
зрения Рабле от религиозной идеологии, оно же послужило ему могучим
источником аргументации в его гуманистической пропаганде.
♦ * *
Восприняв и усвоив передовые идеи своего времени, творчески перера-
ботав их, Рабле создал свое мировоззрение, явившееся выдающимся вкла-
дом в развитие гуманистической культуры, в развитие передовой философ-
ской мысли. Оно формировалось в течение тридцати лет, история его со-
здания является отражением истории общественной жизни Франции и,
в особенности, истории ее гуманистического движения. Разумеется, это
мировоззрение не было лишено противоречий, порожденных его социаль-
ной сущностью и переходным характером той эпохи, но, как мы поста-
раемся показать в дальнейшем, оно было системой взглядов, проникнутой
целеустремленностью гуманистической борьбы против феодального мира
и его идеологии. Обратимся, прежде всего, к философским взглядам
Рабле.
Изучая культурное наследие древности, Рабле уделял большое внима-
ние философским вопросам. Ясность, четкость, целеустремленность — вот
каких качеств требовал он прежде всего от философских построений.
У многих античных философов он не находил этих качеств. Вот почему
Великий гуманист Рабле
241
он имеет мало склонности к системам, «темным, как числа Пифагора» х,
иронически говорит о Сократе, «который первым построил небеса на
земле» 1 2. Из, древних философов наибольшее влияние имел на Рабле Ари-
стотель. Особенно привлекали его в философии Аристотеля материалисти-
ческие элементы его учения, его дуализм, его стремление к изучению
природы. Роман Рабле изобилует ссылками на произведения или отдель-
ные высказывания этого философа. Но, признавая авторитет Аристотеля
в области философии, Рабле был далек от преклонения перед этим автори-
тетом, — в особенности в той форме, в какую оно выливалось в схоласти-
ческих трактатах его современников. Ясный, реалистический ум Рабле
неутомимо протестовал против беспочвенных и бесплодных умствований
современных ему схоластов, непрестанно ссылавшихся на этого философа.
Яркой сатирой на засилье схоластических последователей Аристотеля
является у Рабле описание фантастического королевства Энтелехии, в ко-
тором царствует королева Квинт-Эссенция, выражавшаяся шелковыми
словами и питавшаяся категориями, абстракциями, разновидностями
и т. п.
Гораздо меньшее влияние оказала на Рабле философия Платона. Она
была слишком чужда реалистическому складу ума и образу мыслей ав-
тора «Гаргантюа». Однако политические взгляды Платона о роли филосо-
фов в управлении государством, об осуждении войн между родственными
народами, получили у Рабле дальнейшее развитие и обоснование. Во время
изучения медицины в Монпелье, Рабле знакомился с произведениями
арабских философов. Рабле был в курсе всех достижений современной
гуманистической философской мысли, в частности он был хорошо знаком
с работами Николая Кузанского и Марсилио Фичино.
Каковы собственные философские воззрения Рабле? Рабле — объек-
тивный идеалист, но в его философских взглядах есть значительные эле-
менты материализма. Имеются данные, указывающие на то, что он посте-
пенно приближался к пантеистическому миросозерцанию. Эволюция его
философских взглядов в направлении пантеизма заключалась в том, что
она была процессом постепенного освобождения его мировоззрения от
религиозной идеологии.
Приведем примеры, характеризующие развитие у Рабле пантеистиче-
ских взглядов.
В четвертой книге романа, передавая фантастический рассказ о смерти
бога Пана, Пантагрюэль так заканчивает свое повествование: «И тем не
менее я склонен отнести эти слова к великому спасителю верующих, ко-
торый был вероломно умерщвлен в Иудее завистниками и неправдивыми
первосвященниками, книжниками, попами и монахами Моисеева закона.
Такое объяснение кажется мне приемлемым, потому что по-гречески его
с полным правом можно было бы назвать «Пан»: ибо он наше все, — все,
что мы имеем, все, чем мы живем, все, на что мы надеемся; всеблагой есть он,
все в нем, все от него и через него» 3. Приведенные слова свидетельствуют
о чисто пантеистическом понимании Христа. Наконец, устами жрицы
Бакбюк, напутствующей Пантагрюэля и его спутников, Рабле говорит:
«Идите, друзья, руководимые той интеллектуальной сферой, коей центр —
повсюду, а окружность — нигде и которую мы называем богом» 4. В основе
1 Les cinq livres de F. Rabelais avec une notice par le bibliophile Jacob, t. IV.
Paris, 1885, p. 4. Цитаты из романа Рабле приводятся в* переводе В. А. Пяста
(Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Перевод В. А. Пяста. Л., Гос-
литиздат, 1938).
2 Там же, т. IV, стр. 89.
3 Там же, т. III, стр. 144.
* Там же, т. IV, стр. 186.
1в Средние века, вып. 7
242
Е. М. Гордеев
этой яркой пантеистической формулы лежит данное впервые Марсилио
Фичино определение божества как центра бесконечного круга.
Признавая объективное существование природы, Рабле придавал важ-
ное значение материальному началу. Он указывал на наличие значитель-
ного влияния материального начала на духовное, тела на состояние духа.
Вот что говорит Пантагрюэль о мнении Гаргантюа по этому поводу: «Он
приводил в пример одного философа, который считал, что в пустынной
местности, вдали от толпы, ему будет удобнее толковать, сочинять и
соображать, а между тем вокруг него стали лаять псы, выли волки, ры-
кали львы, ржали лошади, ревели слоны. . . трещали цикады, ворковали
горлицы: это мешало ему больше, чем шум ярмарки в Фонтенэ или в Ниоре,
а все потому, что тело его ощущало голод, и для его заглушения желудок
урчал, в глазах темнело, жилы, высасывая субстанцию из мясистых частей
тела, тянули вниз блуждающий дух, пренебрегший своим питомцем и го-
стем, т. е. телом. Это похоже на то, как птица, прикрепленная к руке лов-
чего, пытается взлететь на воздух, но тотчас же, благодаря бечевке, вы-
нуждена снизиться снова» *.
В высказываниях Панурга о «гармонии всеобщего одолжения» (кн. III,
гл. 3—5) Рабле нарисовал широкую картину мировых связей и, в част-
ности, устройства человеческого организма и взаимодействия происходящих
в нем процессов. Этот замечательный эпизод характеризует глубину пред-
ставлений Рабле о взаимосвязи явлений и причинности в природе, о за-
кономерности явлений окружающего мира. «Все действует по своему на-
значению» — гласит одна из двух надписей, начертанных у входа в поме-
щение оракула Божественной бутылки. Дальнейшим уточнением этого
положения служит другая надпись (там же): «Ducunt volentem fata,
nolentem trahunt» (покорного судьбы ведут, сопротивляющегося тащат
насильно)1 2. Человек, как часть природы, также подчинен ее необходимым
законам, он должен осознать необходимость этого подчинения и созна-
тельно следовать своему назначению; если же он вздумает неразумно со-
противляться, — тогда «судьбы потащат его насильно». Так, исходя из
признания мировой закономерности, Рабле по-своему ставит вопрос
о соотношении свободы и необходимости.
Как разрешал Рабле вопрос о познаваемости окружающего мира?
В одном из основных вопросов современной ему схоластики, в вопросе
о соотношении разума и веры, он решительно становится на сторону при-
оритета разума. Он иронизирует по адресу сорбонистов (по поводу фан-
тастических обстоятельств рождения Гаргантюа): «Никакой видимости
правды, — скажете вы. Я же вам скажу, что именно по этой причине
вы и должны верить совершенной верой: ибо сорбонисты говорят, что
вера есть «вещей обличение невидимых»» 3.
Исходным пунктом, основой познания Рабле считал природу. Вот
какую притчу рассказал Пантагрюэль: «Физис (то есть природа) прежде
всего родила Красоту и Гармонию, и родила без плотского совокупления,
так как она сама по себе весьма плодовита и плодоносна. Антифизис,
всегдашняя противница Природы, немедленно позавидовала таким пре-
красным и благородным детям и сама родила Амодунта и Дискорданс,
совокупившись с Теллюмоном. Голова этих новорожденных была сфери-
ческой и круглой со всех сторон, как шар, а не сдавленная немного
с двух сторон, как у людей. Уши у них были высоко подняты и длинны,
как у осла, глаза — выпученные. . . Вы знаете, что обезьяньим самкам
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. II, стр. 165—166.
2 Там же, т. IV, стр. 152.
3 Там же, т. I, стр. 27.
Великий, гуманист Рабле
248
их детеныши кажутся прекраснее всего на свете; так и Антифизис хвали-
лась и настаивала, что дети ее красивее и привлекательнее детей Фйзис. . .
Благодаря свидетельству и поддакиванию тупых дураков, Антифизис
привлекла на защиту своего мнения всех глупцов и' бёссмысленных лю-
дей. И все безмозглые люди, лишенные от природы способности суждения
и здравого смысла, восхищались ею. После этого она еще произвела на
свет пустосвятов, ханжей и папистов, затем никудышных маньяков, же-
невских кальвинистов — обманщиков, бесноватых пютербов, притвор-
щиков, людоедов и всяких других противоестественных и безобразных
чудищ, насилующих и позорящих природу» х. Природа — источник ис-
тины, добра и красоты — эта мысль проходит красной нитью через всё
творчество Рабле, она является одним из наиболее конкретных и четких
положений его мировоззрения. Изучение природы дает знанию* его основ-
ное содержание.
Резко выступает Рабле против схоластического знаний, схоластических
форм мышления, оторванных от реальной почвы — познания и изучения
природы. Нелепые названия книг в библиотеке Сен-Виктор слуЯсат ядо-
витым намеком на те пустые вопросы, разрешению которых бЬгли посвя-
щены обширные сочинения схоластов того времени. Великолепной сати-
рой на схоластическое красноречие является речь Янотуса Брагмардо;
Пытаясь доказать, что Пантагрюэль должен вернуть захваченные коло-
кола парижского «Нотр-Дам», он, например, говорит:* «Вот как я это
доказываю. Каждый колокол колокольный, колойолящий нВ колокольне;
по-колокольному колоколя, колоколить заставляет коЛоколящих Коло-
кол ьно. А у Парижа есть свои колокола. . . что й Требовалось доказать» 8;
«Ученый» диспут Таумаста с Панургом — столь же замечательная сатира
на схоластические диспуты того времени. «Я хочу диспутировать по-
средством знаков, — сказал Таумаст, — не говоря единого слова, потому
что предметы нашего спора столь сложны, что слова человеческие недоста-
точны для того, что мне нужно» 3. Подлинным гймНОм могуществу челове-
ческого разума, знания, смелой мечтой о будущем науки и техники зву-
чат главы, посвященные описанию применения конопли-пайтагрюэль-
она. Описав разнообразные способы его технического Использования (в су-
доходстве, производстве одежды и обуви, военном деле н т. д-.), Рабле гово-
рит, что наступит время, когда люди, может быть, откроют новую траву,
сходную с пантагрюэльоном, и благодаря ей они проникнут «до обители
града, до вместилищ дождя, в самую кузницу молний; эти люди сделают
нападение на луну, войдут па территорию светил небесных и прОЧйо там
обоснуются. . .» 4.
Возможности познания мира, по мнению Рабле, безграничны, время
расширяет наши знания о мире, и человек способен погнать'истину.
Жрица Бакбюк, прощаясь с путешественниками, говорит: «Когда наши
философы, при руководстве божьем и в сопровождении какого-нибудь
светлого фонаря, отдадутся тщательным изысканиям и исследованиям,
как это свойственно роду человеческому. . . они поймут, сколь истинным
был ответ мудреца Фалеса египетскому царю Амазису,1 когда на вопрос
его: «что на свете разумнее всего?» — он ответил: «время», ибо только
время открывало до сих пор и будет открывать людям все скрытые вещи;
по этой-то причине древние называли Сатурна-ВреМя — отцом Истины,
а Истину — дочерью Времени. Поэтому люди непременно поймут, что все 1 2 3 4
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. П1, стр. 458—159.
2 Там же, т. I, стр. 70. * 1 •
3 Там же, т. II, стр. 9.
4 Там же, стр. 344.
16*
244
Е. М. Гордеев
знания, накопленные у них и у их предшественников, составляют ничтож-
нейшую часть того, что есть и чего они не знают» х.
Однако, по мнению Рабле, нужно не всякое знание. Познание окружаю-
щего мира должно основываться на нравственных принципах. «. . . муд-
рость не входит в порочную душу, а злокозненное знание лишь разрушает
ее», — пишет Гаргантюа в письме к сыну 2. Поскольку Рабле считает при-
роду основой познания, из этого следует сделать вывод о том, что руково-
дящий принцип нравственности в понимании Рабле должен заключаться
в указании на необходимость следовать природе в своих поступках. Этот
принцип, как мы увидим далее, находит себе выражение в высказываниях
Рабле о чести как природном инстинкте человека. По мере развития пан-
теистических взглядов у Рабле этот принцип получает широкую философ-
скую основу. Таким образом, основной нравственный принцип Рабле
логически вытекает из его философских взглядов, оказывая определяющее
влияние на все другие элементы его миросозерцания.
Философские взгляды Рабле имели большое прогрессивное значение.
Говоря о значении пантеизма в истории философии, Энгельс указывал:
«философов толкала вперед вовсе не одна только сила чистого мышле-
ния. . . Напротив. . . их толкало вперед. . . развитие естествознания и
промышленности. . . Но и системы идеалистов все более и более наполня-
лись материалистическим содержанием, стремясь пантеистически прими-
рить противоположность духа и материи» 3. Признав природу источником
истины и добра, а человека — частью природы, Рабле тем самым обосновал
право человека на свободное, всестороннее, гармоническое развитие его
естественных способностей и потребностей.
* * *
Социальные взгляды Рабле формировались на основе развития его фи-
лософских и нравственных воззрений и с течением времени все более обо-
гащались элементами материализма и социальной критики, убеждением
в необходимости общественного преобразования.
В четвертой книге его романа есть эпизод, свидетельствующий, что
Рабле подошел к. пониманию того, что основой общественной жизни,
источником развития науки, техники и культуры является деятельность
людей, направленная к удовлетворению их хозяйственных потребностей.
Рассказывая о том, как Пантагрюэль и его спутники высадились на
острове, который был «обиталищем господина Гастэра, первого в мире ма-
гистра искусств», он дал оригинальный образ «царя-голода», управляю-
щего миром. Он пишет: «Правителем острова был владыка Гастэр, перво-
учитель всех искусств в мире. Если вы вслед за Цицероном полагаете, что
великим учителем искусств был огонь, — вы заблуждаетесь и впадаете
в ошибку. . . Если вы думаете, что первым изобретателем искусств был Мер-
курий, как когда-то считали наши древние трунды, — вы тоже заблуждае-
тесь. Справедливо лишь мнение сатирика 4, сказавшего, что учителем всех
искусств был Гастэр . . . Этому рыцарственному королю мы вынуждены
оказывать всяческое почтение, присягать ему в верности и повиновении.
Это властный, строгий, крутой, жестокий, требовательный, непреклон- 1 2 3 4
1 Ф р а н с у а Рабл е. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. IV, стр. 198.
2 Там же, т. 1, стр. 262—26,3.
3 Ф. Энгель с. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой филосо-
фии. Госполитиздат, 1951, стр. 1я.
4 Римский сатирик Персии.
Великий гуманист Рабле
245
ный властелин. Ничем его нельзя убедить, ничего ему нельзя доказать,
ничего ему не внушишь. . . Разговаривает он только знаками. Но этим
знакам все повинуются быстрее, чем эдиктам преторов и приказам коро-
лей ... В каком бы обществе он ни находился, никаких споров о чьем-
либо превосходстве или предпочтении при нем не бывает. Он всегда про-
ходит вперед, будь то короли, императоры или сам папа. На Базельском
соборе он тоже шел впереди всех, хотя и говорят, что собор этот был бур-
ным вследствие честолюбивых споров о первых местах. Весь мир работает
и трудится, чтобы служить ему. В вознаграждение за это он оказывает лю-
дям добро, изобретая для них искусства, ремесла, всякие машины и при-
боры. . . Когда нужда, его управительница, пускается в путь, то там, где
она проходит, закрываются все суды, все эдикты безмолвствуют, все при-
казы раздаются впустую. . . Всякий бежит от нее куда попало. . .» \
Рабле рассказывает о том, что Гастэр изобрел для производства зерна
земледелие, математику и другие науки — для его нужд, военное искус-
ство — для его охраны. Однако, отдавая должное той роли, которую иг-
рают в жизни Гастэр и вызванные им потребности, Рабле резко осуждает
тех, кто видит в своей жизни только служение ему. Сатирическим ядом
наполнены страницы, посвященные описанию нравов и обычаев энгастри-
митов (чревовещателей) и гастролатров (чревоугодников) (кн. IV, гл. 58).
Подчинять свою жизнь высоким нравственным принципам, подчинять
тело духу — таковы неизменные требования Рабле.
В романе Рабле запечатлены образы представителей разнообразных
сословий и общественных групп феодального общества: знати, духовен-
ства, легистов, купцов, ремесленников, крестьян. С каких позиций оце-
нивает автор их деятельность, пх положение в обществе? Резко выступает
Рабле против феодального принципа «благородства по рождению», опре-
делявшего положение человека в феодальном обществе. Он не признает
касты «знатных», якобы призванных управлять другими людьми. «Ду-
маю, — говорит он, — что сейчас много на земле императоров, королей,
герцогов, князей и пап, произошедших от каких-нибудь продавцов ин-
дульгенций и носильщиков корзин и, наоборот, немало больных и жал-
ких нищих в странноприимных домах ведут свое происхождение по пря-
мой линии от великих королей и императоров» 1 2. Тяжелые рыцарские
доспехи никак не могут заменить «здравого смысла» и воинской доблести —
к этому сводится смысл надписи, высеченной по приказу Пантагрюэля
на триумфальной арке в честь его победы над рыцарями короля Анарха 3.
Все люди, по мнению Рабле, должны трудиться, каждый в своей области,
чтобы участвовать в общей работе для удовлетворения своих материаль-
ных и духовных потребностей, и притом трудиться так, чтобы различать
за своими ежедневными занятиями высокие цели нравственного и ум-
ственного совершенствования. Как выполняют эту обязанность предста-
вители различных общественных групп? Соответствует ли их обществен-
ное положение степени выполнения обязанностей, т. е. их общественной
ценности? С такой точки зрения рассматривает Рабле современное ему об-
щество. Наиболее ярко этот критерий общественной ценности выступает
у Рабле в его сатирической критике монашества: объясняя причину того,’
что «монахов избегают», Гаргантюа говорит: «. . . Если вы понимаете,
почему в семье всегда высмеивают и дразнят какую-нибудь обезьяну, вы
поймете также, почему все — и старые и молодые — избегают монахов.
Обезьяна не сторожит дома, как собака, не тащит плуга, как вол, не дает
1 Ф р а н с у а Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. III, стр. 244— 245.
2 Там же, т. I, стр. 10.
3 См. там же, т. II, стр. 47—48
246
Е. М. Гордеев
шерсти и молока, как овца, не возит тяжестей, как лошадь. Ее дело — везде
гадить и все портить, а поэтому она получает от всех насмешки и пинки.
Полное сходство с монахом (я говорю о монахах-тунеядцах), который не
работает, подобно крестьянину, не охраняет страны, подобно воину, не
лечит больных, подобно врачу, не проповедует и не учит народ, подобно
доброму евангелическому богослову или педагогу, не доставляет удобных
и необходимых для государства предметов, подобно купцу. Вот причина,
почему все над ними издеваются и чураются их. . .»г. Итак, следовательно,
порицая монахов за то, что они не занимаются общественно-полезным
трудом, Рабле определяет здесь основные обязанности других современ-
ных общественных групп и тем самым определяет их положение в обще-
стве, В этом смысле труд купца считается столь же полезным, как и труд
крестьянина. Но кто не трудится, не приносит пользы обществу, — тот
живет за . счет других, тот является паразитом, подобно монаху, — этот
вывод достаточно ясен. В этом плане, главным образом, и вскрывает Рабле
социальные противоречия современной французской действительности
Рабле ясно отдает себе отчет в многообразии тех положительных или от
рицательных (с его нравственной точки зрения) черт, которые порождают^
особенностями положения различных общественных групп. Так, счита?
деятельность купцов общественно-полезной потому, что они «достав
ляют удобные и необходимые для государства предметы», он ясно ви
дит, какие нравственные качества развивались, прежде всего, в купече-
ской среде, и бичует пороки развивающегося класса буржуазии. В этой
связи характерен эпизодический тип купца Дендено, жадного барышника,
утонувшего из-за своей жадности в море, вместе со своими баранами,
в результате мстительной проделки Панурга.
В своем комическом альманахе «Пантагрюэлин. Предсказание», в главе
«О положении некоторых людей», Рабле, утверждая, что светила одина-
ково сопутствуют королям и бедным, обещает поговорить о «людях низ-
кого состояния», и, перечислив многочисленные категории трудового
люда, помещает их в своем пародийном «гороскопе» под знаком Солнца.
Это обещание он выполняет и в своем романе. Главную массу действую-
щих лиц романа Рабле составляют представители трудящихся масс. Сим-
волическое изображение обирания народа государством и церковью дал
Рабле в описании острова Апедефтов, обитатели которого превращают
в «золотой сок» виноградные лозы, попадающие к ним по разным приход-
ным статьям Л
Рисуя образы представителей трудового народа, Рабле наделяет их
«здравым смыслом», той народной мудростью, которая позволяет его ге-
роям с честью выходить из испытаний борьбы с многочисленными вра-
гами. Таковы эпизоды о пахаре, дважды обманувшем черта при дележе
урожая (кн. IV, гл. 45—47), о земледельце Перене Дандене, улаживав-
шем тяжбы несравненно лучше всяких судей (кн. III, гл. 41). Уважение
к труду, к простой трудовой жизни — неотъемлемая черта мировоззрения
Рабле. В этом отношении характерна притча об ослике, который предпо-
чел свою полную трудов и лишений, но свободную жизнь праздной сы-
тости в запертой княжеской конюшне (кн. V, гл. 12).
Как же должна быть устроена жизнь народа? В чем заключается за-
дача государственной власти? Рассказывая о том, как Пантагрюэль,
победивший напавших на него дипсодов и завоевавший всю их страну,
разумно и гуманно управлял своими новыми подданными и тем снискал
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 152.
а Там же, т. IV, стр. 161—169.
Великий гуманист Рабле
247
их расположение, Рабле пишет: «Примечайте же, бражники, что наилуч-
ший способ для того, чтобы подчинить и удержать в повиновении завое-
ванную страну, состоит вовсе не в том, как думали только некоторые ти-
ранические умы (к своему же ущербу и бесчестию), чтобы грабить, наси-
ловать, разорять и мучить население, управляя им с помощью железных
палок. . . Как новорожденного младенца, народ следует питать молоком,
убаюкивать его и развлекать. Как вновь посаженное деревцо, его нужно
подпирать, беречь и охранять от всяких повреждений, обид и несчастий.
Как выздоравливающего, спасенного от тяжелой и продолжительной
болезни, народ следует ласкать и лелеять, помогая восстановлению его
сил, дабы он пришел *к убеждению, что лишь своего собственного короля
или государя он никогда не хотел бы считать своим врагом, но непременно
желал бы иметь своим другом» А В основе приведенных высказываний
Рабле лежит, в сущности, мысль о том, что прочность и жизненность го-
сударственной власти зависят от того, в какой море ее деятельность соот-
ветствует интересам народа. Разумным и справедливым, по мнению Рабле,
является такое устройство общества, которое может обеспечить людям
возможность следовать своим природным наклонностям и способностям.
«. . . Люди свободные, благородные, образованные. . ., — говорит он, —
уже от природы обладают инстинктом и побуждением, которые толкают
их на добродетельные поступки и отвлекают от порока: этот инстинкт
называется честью. Но, когда те же люди подавлены и порабощены низ-
ким насилием и принуждением, они направляют то самое благородное
рвение, которое раньше свободно влекло их к добродетели, на свержение
и сокрушение своего рабства, ибо мы всегда стремимся к тому, что запре-
щено, и жаждем того, в чем нам отказывают» 1 2. Таким образом, выдвигая
требование общественной свободы, Рабле обосновывает его своим прин-
ципом естественной нравственности. Какая же форма правления может
наилучшим образом обеспечить достижение общественной свободы?
Господствующей формой политического устройства в то время была
монархия. Рабле не испытывает уважения к королевской власти как
таковой, как к институту. «Я, — говорит он, — видимо, происхожу от
какого-нибудь богатого короля или владыки давнопрошедших времен,
потому что вряд ли вы когда-нибудь видели человека, который сильнее
меня желал бы стать богатейшим королем, чтобы задавать пиры, не рабо-
тать, ни о чем не заботиться и делать богатыми своих друзей и всех до-
стойных и ученых людей» 3 4. Эпистемон, самым неожиданным и оригиналь-
ным образом побывавший на том свете, рассказывает, что он там «. . . за-
стал Александра Македонского за починкой старых сапог, которой он
добывал себе средства к жизни. . .», что «. . . Ромул стал солеваром. . .
Тарквиний Гордый — старьевщиком. . . Кир, царь персидский, — скотни-
ком . . . царь Эней — мельником. . .» и т. д. «Таким образом, — продол-
жает Эпистемон, — те, кто были важными господами на этом свете, с тру-
дом зарабатывают себе на жалкое существование в другой жизни. Наобо-
рот, философы и те, кто в этом мире терпели нужду, стали на том свете,
в свою очередь, важными господами. Я видел Диогена, который чванно
красовался в пурпуровой тоге, со скипетром в правой руке, и приводил
в бешенство Александра Великого тем, что бил его палкой, когда тот
плохо чинил ему башмаки» А Однако Рабле не выступает против всякой
монархии. Гуманный и просвещенный монарх, по его мнению, достойный
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. II, стр. 111.
2 Там же, т. I, стр. 206—207.
3 Там же, т. I, стр. 10.
4 См. там же, т. II, стр. 65—74.
248
Е. М. Гордеев
правитель государства. Такими добрыми и просвещенными государями
являются в романе Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль, осуществлявшие
в своем управлении отмеченные выше принципы, которые, по мнению
Рабле, должны быть положены в основу деятельности государственной
власти. Рабле так рассказывает о первых результатах управления Пан-
тагрюэля Дипсодией, в которой он основал колонию своих подданных-
утопийцев: «Если утопийцы еще до переселения были почтительными его
верноподданными, то дипсоды за несколько дней общения с ними стали
еще более почтительными в силу некоего естественного для всех людей
пыла, отмечающего всякое начинание, которое им по душе. Единственная
жалоба, с которой они обращались к небу и силам небесным, сводилась
к вопросу: почему до них раньше не доходило никаких известий о слав-
ном Пантагрюэле?»
Считая правление монарха, подобного Гаргантюа и Пантагрюэлю,
целесообразной формой политического устройства, Рабле подвергает рез-
кой критике современные ему институты и явления общественно-полити-
ческой жизни.
Наибольшее место в его романе в этом отношении занимает сатириче-
ская критика по адресу католической церкви. Неустанно бичует он суе-
верия, насаждавшиеся церковью, и церковное право, являвшееся основой
церковных привилегий. Олицетворением типа ханжи-католика в романе
является образ Каремпренана: этот постник, никогда не посещающий
свадеб, в действительности — чревоугодник: он плачет утятами, взды-
хает копчеными говяжьими языками и т. д. Резко критикует Рабле ор-
ганизацию католической церкви, и прежде всего папскую власть. Гнев-
ным обличением папства проникнуты страницы романа, посвященные са-
тирическому описанию папиманов-католиков, почитающих папу, как
земного бога. Ярко характеризует Рабле реакционное значение папских
декреталий, являвшихся основой церковного права. «. . . Кто, скажите
по совести, — говорит папиманский епископ Гоменац, — установил,
укрепил и превознес славные монашеские ордена, коими мир христианский
повсеместно украшен, расцвечен и озарен, словно твердь небесная своими
ясными звездами? — Божественные декреталии. . . Кто изо дня в день
в изобилии преумножает все блага земные, телесные и духовные в преслав-
ной и именитой вотчине святого Петра? — Святые декреталии» 2. Отве-
чая Эпистемону, выразившему желание прочитать в подлиннике соответ-
ствующие статьи декреталий, «ежегодно выкачивающие из Франции
в Рим свыше четырехсот тысяч дукатов», Гоменац говорит: «Деньги, ко-
нечно, немалые. . ., но, по-моему, это не так уж много, поскольку наихри-
стианнейшая Франция является единственной кормилицей Римского пре-
стола. Но назовите мне, пожалуйста, какую-нибудь такую философскую,
медицинскую, юридическую, гуманитарную или даже. . . священную
книгу, которая была бы способна выкачать столько денег. Не было такой
и не бывало!» 3. Сатира Рабле на декреталии, как и все его выступления
против папства, имела важное политическое значение: опа была проте-
стом против хищнических притязаний папской курии на получение до-
ходов с церковных земель во Франции. Французское правительство было
вынуждено урезывать подобные стремления папства; так, в 1547 г. был
издан королем «Эдикт малых дат», ограничивавший права римской курии
по отношению к держателям церковных бенефициев во Франции. Для
’Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. II, стр. 110—111.
2 Там же, т. Ill, стр. 229—230.
8 Там же, стр. 229.
Великий гуманист Рабле
249
определения реакционной политической роли папства характерен следую-
щий сатирический диалог между Панургом и Гоменацем: «Мне кажется, —
сказал Панург (по поводу показанного Гоменацем изображения папы), —
что ваш портрет мало подходит к нашим последним панам, потому что я их
видел обычно без омофора: на голове они носили шлем и персидскую тиару;
в то время, как во всем христианском мире царили мир и спокойствие,
они одни вели жестокую и вероломную войну». «Но ведь это, — сказал
Гоменац, — была война против непокорных, против бунтарей, еретиков и
отчаянных протестантов, не повиновавшихся его святейшеству, сему бла-
гому богу земному. Такая война не только позволительна и разрешена,
она прямо предписана священными декреталиями»
Великолепной сатирой на паразитическую жизнь католических мона-
хов является описание жизни и нравов пернатого населения «Звучащего
острова». Как пополняется это население? Кто идет в монахи? — Оказы-
вается, что это люди, или отданные в монастырь, когда они были еще
детьми, своими бедными родителями, или же люди, не желающие честно тру-
диться или избегающие возмездия за совершенные преступления, или просто
неудачники. Попав на остров, эти «перелетные птицы» только прыгают,
щебечут и поют в своих клетках и жиреют от безделья. Рабле не скупится
на презрительные прозвища для монахов: обжора, человеконенавистник,
каннибал и т. п.
Итак, Рабле относится к католической церкви как к вредоносному
установлению, рассаднику всяческих суеверий, осуществляющему вме-
шательство в общественную жизнь в корыстных интересах своих сочле-
нов, живущих за счет общества. Церковь не только не выполняет своих
прямых функций как религиозное учреждение, полагает Рабле, но, наобо-
рот, затемняет и извращает сущность христианской религии. Выступая
против господства католической церкви как вредного паразита на теле
общества, Рабле до 40-х годов XVI в. живо сочувствовал реформацион-
ному движению. Наиболее ярко симпатии к протестантизму выражены
в I и II книгах его романа. Он противопоставляет «добрых евангелических
богословов», поучающих народ, католическому духовенству. Говоря
о том, кто приглашается в Телемское аббатство, его идеал гуманистиче-
ского общежития, он указывает, что в то время как из него изгоняются
ханжи и святоши, истязатели плоти, чванные пустосвяты, — все, кто
толкует евангелие не по мертвой букве, являются в нем желанными го-
стями и найдут здесь надежное убежище против своих врагов. В 40-х го-
дах, в связи с широким распространением учения Кальвина, отношение
Рабле к реформации изменяется. Считая, что как католики, так и кальви-
нисты пытаются ограничить свободу человеческого духа узкими рамками
своих религиозных догматов, он дает в IV книге романа сатирическое
изображение борьбы между ними в виде вражды между Каремпренаиом и
Колбасами, обитателями «Свирепого острова», символизирующими рефор-
маторов-кальвинистов.
Значительное место в романе Рабле занимает критика феодального
суда. Продажность и взяточничество судейских чиновников и разного
рода судебных поверенных нашли в Рабле меткого обличителя. Вот как он
описывает нравы «сутяг». «Мы. . . доплыли до Прокуратип, страны безоб-
разной и грязной. . . Мы видели там. . . сутяг —людей всякой масти. Они
не предложили нам ни поесть, ни попить, но после бесчисленных и слож-
ных поклонов заявили нам, что за плату они всецело к нашим услугам».
Когда брат Жан обратился к толпе сутяг с вопросом: «Кто хочет зарабо-
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. III, стр. 218—219.
250
Е. М. Гордеев
тать двадцать золотых экю за то, что его чертовски изобьют?» — сутяги
«. . . сбежались к нему гурьбой. Каждый старался попасть первым, чтобы
его избили по высокой цене»
Яркой сатирой на взяточничество судейских чиновников являются
эпизоды из жизни Пушистых Котов, населяющих «остров застенка»,
властителем которого является их эрцгерцог Грипмино. «Пушистые
Коты — животные страшные и лютые: они питаются маленькими
детьми. . . У них когти такие крепкие, длинные и острые, что ничто не
вырвется, если будет однажды схвачено. . .». «Они все хватают, — расска-
зывает путешественникам о Пушистых Котах нищий с паперти, — все
пожирают, и на все гадят; вешают, жгут, четвертуют, обезглавливают,
умерщвляют, сажают в тюрьмы, разрушают и губят все . без разбору —
и доброе и худое. Среди них порок называется добродетелью, злоба счи-
тается добротой, измена носит имя верности, кража именуется щедростью.
Грабеж — их девиз. . . Если когда-нибудь злоба Пушистых Котов. . .
будет обличена и обнаружена перед народом. . . не найдется такого могу-
щественного начальника, который силой помешал бы сжечь их живьем
в их норе» 1 2. Эти слова нищего с паперти, являясь в романе Рабле ярким
отражением бурно растущего недовольства народных масс феодальными
порядками, в то же время свидетельствуют о вере Рабле в способность на-
рода покончить со своими врагами и угнетателями. Хищные когти Пуши-
стых Котов впиваются, прежде всего, в «маленьких людей», они не
страшны «сильным мира сего» 3. Вот как сам Грипмино характеризует
феодальные законы: «. . . наши законы как паутина. . . простые мушки и
маленькие бабочки попадаются в них. . . большие зловредные оводы их
прорывают насквозь. . .» 4. Естественно, что при таких порядках и при
таких служителях правосудия, стремление получить помощь этого пра-
восудия оказывается безнадежным. Судья Бридуа, привлеченный к от-
вету за то, что выносил приговоры на основании того, как упадут играль-
ные кости, сравнивает начинающийся процесс с только что родившимся
медвежонком: как последний лишь постепенно начинает походить на жи-
вое существо, так и процесс приобретает присущие ему формы по мере
того, как прокуроры, следователи, адвокаты, нотариусы и другие люди,
причастные к судебным делам, высасывают кошельки у тяжущихся, при-
чем происходит то, что прежде всего необходимо для процесса, — образо-
вание массы документов.
А как ведутся процессы? Образчиком пародии Рабле на судебное крас-
норечие того времени является речь некоего де Безкюля, следующим об-
разом, в качестве истца, излагавшим обстоятельства своего дела:
«. . . Правда в следующем: одна из женщин, принадлежащих к моему
дому, пошла на рынок продавать яйца. . . В дальнейшем ей пришлось
пройти между двумя тропинками, по направлению к зениту, шесть сере-
бряных бланков, поскольку Рифэйские скалы в этом году оказались бес-
плодными на фальшивые камни по причине возмущения, имевшего место
между баррагульцами и аккурсийцами из-за бунта швейцарцев. . .»
и т. д.® Из характеристики феодального суда, данной в романе Рабле,
становится ясно, что Пантагрюэль имел достаточно оснований для того,
чтобы рекомендовать суду простить судью Бридуа, предоставлявшего
решение судебных дел падению игральных костей: такое решение давало
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. Ш, стр. 100—101.
2 См. там же, т. IV, стр. 43.
3 Там же, стр. 43.
4 Там же, стр. 49.
• Там же, т. 1, стр. 276—277.
Великий гуманист Рабле
251
тяжущимся не менее шансов на справедливый исход, чем ведение дела
«по всей форме»; к тому же ведь приговоры Бридуа, выносившиеся по-
добным порядком, в течение многих лет утверждались верховным судом.
Взяточничество судей, волокита, формальный характер судопроизвод-
ства — таковы указанные Рабле мрачные язвы феодального суда, ложа-
щиеся всей своей тяжестью на плечи трудящихся масс.
В полном соответствии со своим взглядом на управление государством
как на дело, которое должно быть проникнуто стремлением к народному
благу, Рабле рассматривает и вопросы войны и мира. Решительный сто-
ронник мира, мирного* улаживания споров между народами, он, однако,
ясно проводит различие между войной наступательной и оборонительной,
справедливой и несправедливой. «Мы называем разбоем и злодейством, —
говорит он, — то, что некогда сарацины и варвары называли удалью;
мы говорим, что подражание Геркулесу, Александру, Ганнибалу, Сци-
пиону и Цезарю противно духу евангелия, которое повелевает каждому
оберегать и управлять вверенными ему странами и землями, а не грабить
чужие. . .» х. «Человек создан для мира, а не для войны. . .» 1 2. «Однако,
мы желаем, чтобы границы нашего отечества были хорошо укреплены и
чтобы мир уважал его спокойствие. . . Мы скажем даже, что война стано-
вится прекрасной, когда дело идет о защите отечества против нападения
неприятеля» 3.
Итак, следовательно, Рабле признает необходимость патриотической,
справедливой войны для защиты отечества. В романе Рабле говорится о бес-
славном конце двух агрессивных войн, которые вели против Утопии со-
седние короли-захватчики. Во II книге романа рассказывается, как был
разгромлен король Анарх, которому не помогли ни великаны-рыцари
в каменных латах, ни волшебная палица Лупгару; бывший король добы-
вал себе пропитание, сделавшись продавцом зеленого соуса. Более полно
взгляды Рабле по вопросам мира и войны раскрыты в описании войны
между типичным феодальным деспотом — захватчиком Пикрошолем и
«добрым королем» Грангузье — отцом Гаргантюа.
Пастухи, подданные Грангузье, поссорились с пекарями, подданными
Пикрошоля, из-за того, что последние отказались снабдить их лепешками.
Пикрошоль, лелеявший самые честолюбивые замыслы, счел этот факт
достаточным поводом для начала военных действий против Грангузье.
Войска Пикрошоля без предупреждения вторглись во владения Гран-
гузье и стали их опустошать. «Затопчу, загрызу, захвачу, разнесу, со-
крушу!»— с такими варварскими угрозами начинали свое вторжение
Пикрошоль и его приближенные. Грангузье принял все меры к тому,
чтобы уладить дело мирным путем. Он послал к Пикрошолю начальника
своей канцелярии с предложением прекратить военные действия, а после
неудачи его миссии отправил пекарям Пикрошоля во много раз больше
лепешэк, чем было взято у них пастухами. Но Пикрошоль совершенно не
был склонен к примирению; его приближенные нарисовали ему фантасти-
ческую перспективу создания громадной империи, на пути к которому
победа над Грангузье должна была быть лишь одним из этапов. Жители
Утопии, выступившие против захватчика, были воодушевлены высоким
стремлением защитить родную страну от нависшей над ной опасности.
И поистине символическое значение имеют сцены героического единобор-
ства брата Жана, образ которого в романе — олицетворение благородных
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 173.
2 Там же, т. II, стр. 143.
3 Там же, стр. 101 (перевод автора статьи).
252
Е. М. Гордеев
качеств, присущих народу, с армией захватчиков-грабителей. Войска
Пикрошоля были вскоре разбиты войсками Грангузье, которыми коман-
довал его сын Гаргантюа. Гаргантюа очень гуманно обошелся с по-
бежденными: он потребовал лишь выдачи главных инициаторов войны,
но, однако, и по отношению к ним ограничился тем, что заставил их за-
ниматься трудом, полезным для общества, — работать у станков основан-
ной им типографии. Пикрошоль спасся бегством с поля битвы и рабо-
тал затем поденщиком в Лионе.
Таково отношение Рабле к войне как к народному бедствию, против
возникновения которого нужно всеми силами бороться.
* * *
Сделаем краткие выводы из того, что мы до сих пор говорили о соци-
альных взглядах Рабле. Все люди, считает Рабле, каждый в своей
области, должны трудиться на пользу общества, и только их труд,
определяющий общественную ценность каждого отдельного человека или
общественной группы, а не знатное происхождение, не старое церков-
ное право должны доставлять им определенное положение в обществе.
Таким образом, Рабле выступает против всяких паразитических при-
вилегий, столь характерных для феодального мира; именно их считает
он основным злом современного ему общества. Борясь за свободу чело-
века, он борется только за его личную, политическую свободу, не видя,
что рабство и угнетение могут осуществляться в других формах, не
связанных с юридической личной зависимостью: он не видел того, что
угнетение человека человеком присуще всякому обществу, основанному
на частной собственности. В этом сказывается историческая ограничен-
ность общественных взглядов Рабле по сравнению с взглядами ранних
социалистов-утопистов. Кроме того, как мы видели, автор «Гаргантюа и
Пантагрюэля» был несвободен от некоторой идеализации монархической
власти. Он, как известно, до конца жизни не порвал своих связей с като-
лической церковью и в своей личной жизни пользовался в некоторых
случаях покровительством представителей феодальной знати.
Тем не менее, критика Рабле современного ему общественного строя
была по сути дела антифеодальной, объективно расчищавшей путь для
развития нового, буржуазного общества.
Отмеченные выше историческая ограниченность и противоречия в ми-
ровоззрении Рабле были обусловлены именно этой его социальной сущ-
ностью, а также тем обстоятельством, что великий гуманист жил в эпоху,
когда во Франции еще не было объективных условий для решительной
идейной борьбы за ликвидацию феодализма. Развитие философских и со-
циальных взглядов Рабле было не чем иным, как процессом все более ак-
тивного и творческого преодоления феодальной идеологии. Он был го-
рячим проповедником свободы и народного блага.
Как же достичь такого справедливого строя, когда все будут трудиться
на благо общества? Необходимо бороться против зла в мире, которое, по
словам Пантагрюэля, настолько возросло, что права стали нуждаться
в защите. Решающее значение в деле общественного преобразования,
в достижении такого общественного строя, когда ничто не будет мешать
людям следовать естественным добродетелям, имеет, по мнению Рабле,
широкое развитие знания, познание закономерностей природы и общества.
Об этом с достаточной ясностью говорят напутствия жрицы Бакбюк, ука-
зывающей на безграничное могущество знания во всех областях жизни:
Великий гуманист Рабле
258
знание откроет истину (Время — отец Истины!), обличит перед народом
язвы существующего строя, откроет верные пути и способы к преобразо-
ванию общества, изменит и самих людей, подготовит их к проведению этого
преобразования. И тогда, — Рабле верит в это, — народ победит своих
врагов. В подходе Рабле к рассмотрению общественных явлений мы ви-
дим сочетание элементов материализма и идеализма, с явным преоблада-
нием последнего, что находит свое выражение в его представлении о ре-
шающей роли идей в преобразовании общества.
Широкое развитие знания, культуры должно стать важнейшей задачей
человечества. Необходимо воспитывать новые поколения людей в гума-
нистическом духе. Каковы должны быть эти новые люди? Для того, чтобы
ответить на этот вопрос, Рабле рисует широкую картину идеального че-
ловеческого общежития, в которой, хотя и в самых общих чертах, отвле-
ченные образы «людей будущего» начинают облекаться в плоть и кровь,
действовать в конкретной жизненной обстановке. Это «идеальное общежи-
тие» — Телемское аббатство. Картина Телемского аббатства, нарисован-
ная Рабле, — это образец общественных отношений, характеризуемых
в плане противопоставления идеального гуманистического общежития сред-
невековому монастырю, являющемуся для Рабле символом феодально-
церковного общежития, основанного на подавлении человеческой воли,
духа и плоти. Картина Телема, данная Рабле во II книге романа, уступая,
естественно, более поздним частном романа по глубине анализа обществен-
ной жизни, ограничена (в отличие от «Утопии» Томаса Мора) преимуще-
ственно рамками этической стороны общественных отношений. Каковы же
принципы, положенные автором в основу организации Телемской оби-
тели? Телемская обитель сооружена на средства Гаргантюа, согласно же-
ланию брата Жана, не пожелавшего управлять обычным аббатством, когда
встал вопрос о награждении его за подвиги, совершенные им в войне между
Грангузье и Пикрошолем. Вполне естественно и полно глубокого значе-
ния, что именно брат Жан, олицетворяющий благородные качества на-
рода, выступающего против темных сил старого мира, явился инициато-
ром устройства этой обители как своеобразного очага гуманистического
воспитания. Содержится обитель также на средства Гаргантюа (поэтому
для ее жителей отпадает необходимость в труде как источнике средств
для существования). По замыслу ее основателя обитель явилась полной
противоположностью обычному католическому монастырю: вместо со-
блюдения трех монашеских обетов — целомудрия, бедности и послуша-
ния — каждый телемит мог «. . . состоять в законном браке, быть бога-
тым и жить на свободе», мог беспрепятственно уйти из обители в любое
время; здесь была объявлена обязательной совместная жизнь мужчин и
женщин, и притом «только красивых, хорошо сложенных и несварливых»;
в противоположность другим монастырям, здесь не было также наружных
стен, колоколов и часов. Приглашались вступить в обитель, как это яв-
ствует из надписи на ее главных дверях, храбрые рыцари, красивые и
целомудренные дамы, все весельчаки, шутники и хорошие товарищи,
а также евангелисты-реформаты. Наоборот, не принимались в обитель
лицемеры, ханжи и святоши, истязатели плоти, интриганы — ибо «лжи-
вости и притворству нет места там, где льется песня от полноты души».
Не принимались в обитель также сутяги, приказные, «судьи старого толка
и другие фарисеи», а также «ростовщики, скряги, развратники, старые
ревнивцы. . .». Автор так подробно описывает великолепное шестиэтажное
здание обители, снабженное шестью башнями и окруженное живописным
парком, что один архитектор, Ленорман, исходя из этих описаний, смог
начертить подробный план здания. Многие особенности архитектуры Телема
254
Е. М. Гордеев
свойственны и дворцам, построенным в то время во Франции в стиле
Ренессанса (в Амбуазе, Шантильи, Боннивэ, Блуа и др.), но облик жилища
«людей будущего» более жизнерадостен, в нем широкие окна и двери, многа
света и воздуха. В противоположность монахам, телемиты одевались
в роскошные одежды светлых и ярких цветов. «Вся их жизнь, — говорит
Рабле, — направлялась не законами, статутами и предписаниями, а доб-
рой, свободной волей. С постели они вставали, когда заблагорассудится;
пили, ели, работали, спали, когда приходила охота. Никто их не будил,
никто не принуждал ни пить, ни есть, ни делать что-либо другое. Так по-
становил Гаргантюа. В их регламенте значилась одна лишь статья: «Де-
лай, что хочешь». Ибо люди свободные, благородные, образованные,
живущие в приличном обществе, уже от природы обладают инстинктом
и побуждением, которые толкают их на добродетельные поступки и отвле-
кают от порока: этот инстинкт называется честью. . . Благодаря этой
свободе установилось похвальное стремление делать всем сразу то,
чего хотелось кому-нибудь одному. Если кто-нибудь — мужчина или
дама — говорил «выпьем»! — все выпивали. Если кто-нибудь говорил:
«сыграем»! — все играли. . . Все они были так тонко образованы, что
не было среди них таких, кто не умел бы читать, писать, играть на музы-
кальных инструментах, говорить на пяти-шести языках и на каждом языке
писать как стихами, так и обыкновенной речью. Никогда еще не видывали
таких храбрых, сильных и ловких в ходьбе и верховой езде кавалеров.
Никто лучше не владел оружием; не было людей добрее и веселее, чем
они. Не видывали никогда и таких нарядных, милых дам, никогда не знаю-
щих скуки и весьма искусных в рукоделье, в шитье, во всякой пристойной
и свободной женской работе. И поэтому, когда кому-нибудь из мужчин
приходило время покинуть обитель по желанию ли родителей или по ка-
кой-либо иной причине, то он увозил с собой одну из дам — ту, которая из-
брала его своим поклонником, — и они вступали в брак. Если в Телеме
они всегда жили в преданности и дружбе, то еще лучшую жизнь проводили
они в браке и до конца дней своих любили друг друга так же, как в день
свадьбы» *.
В приведенном отрывке не только дан основной принцип жизни те-
лемитов, но и обрисованы последствия практического применения этого
принципа. Из признания природной доброты человека у Рабле вытекает
требование естественной нравственности, требование следовать во всех своих
поступках «доброй, свободной воле». Соблюдение этого принципа приво-
дит к взаимному согласию людей, к полному и гармоническому развитию
заложенных в них умственных и физических способностей. Однако, стре-
мясь ярче противопоставить Телем средневековому монастырю, с его си-
стемой подавления мысли, воли и плоти, и установив для свободных от
опеки церковно-монастырских традиций телемитов единственное правило
«Делай, что хочешь», Рабле не претворил в жизнь Телемской обители одно
из важнейших положений своего мировоззрения — идею необходимости
общественно-полезного труда, являющегося основой положения человека
в обществе.
Телемиты трудятся, когда пожелают приняться за какую-либо ра-
боту, но труд не является для них необходимым, не является источ-
ником средств их существования, и это снижает прогрессивное значение
картины Телема.
Как воспитать новое поколение людей-гуманистов? На этот вопрос от-
вечает педагогическая система Рабле.
1 См. Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 206 - 208.
Великий гуманист Рабле
255
♦ * *
Переворот, совершившийся в общественном миросозерцании в эпоху
Возрождения и затронувший все области культуры, оказал громадное
влияние на развитие педагогической мысли. Развитие умственного обра-
зования, требования об освобождении образования от непререкаемого
церковного авторитета, требования активности и самодеятельности уча-
щихся, индивидуального подхода к учащимся, учета их интересов и спо-
собностей, привлекательности, занимательности учебного процесса;. ре-
шительное осуждение телесных наказаний, механической дисциплины и
мелочной регламентации, практиковавшихся в средневековых школах;
увлечение классическими языками, античной литературой; гармониче-
ское развитие личности, как задача воспитания; физическое и эстетиче-
ское воспитание — все эти основные положения новой педагогики нашли
полное и яркое выражение в педагогических взглядах Рабле. С подлин-
ным энтузиазмом воспринимал он совершавшийся в то время бурный
подъем науки и культуры. Гаргантюа пишет в своем письме сыну Пан-
тагрюэлю: «На моем веку свет и достоинство были снова возвращены нау-
кам. . . Ныне мир переполнен учеными людьми, образованнейшими пре-
подавателями, обширнейшими книгохранилищами, так что, по моему мне-
нию, никогда — ни во времена Платона, ни во времена Цицерона, ни во
времена Папиниана не было таких удобств для учения, какие мы видим
теперь. Отныне не найдет себе места в обществе человек, который не очи-
стится предварительно у жертвенника богини Минервы» Принципы
гуманистической педагогики полностью вытекали из общей системы гума-
нистического мировоззрения Рабле, и прежде всего из признания им до-
бродетельной природы человека, из требования естественной нравствен-
ности.
Мы уже знакомы с тем определяющим значением, которое имели нрав-
ственные воззрения Рабле на другие его взгляды. Отсюда с необходи-
мостью вытекает подчинение воспитания и образования у Рабле одной основ-
ной задаче — развитию природной нравственности, т. е. наиболее полному
развитию естественных способностей и наклонностей человека. Этой ос-
новной задачей обусловлено, прежде всего, то исключительное значение,
которое придавал Рабле изучению природы, при общем расширении круга
знаний, которое он считал необходимым. Вот что пишет Гаргантюа сыну:
«познай все законы астрономии, но астрологию и искусство Луллия оставь,
как науки пустые и лживые. . . Что касается познания явлений природы,
то я хочу, чтобы ты отдался ему с любознательностью и чтобы не было
ни моря, ни реки, ни родника, рыб которых бы ты не знал; всех птиц
небесных, все деревья, кусты и кустики лесов, все травы на земле, все
металлы ее недр, все драгоценности Востока и Юга, — все это изучи;
пусть ничего не будет тебе неизвестного. Тщательно перечитай книги
греческих, арабских и латинских врачей, не презирая ни талмудистов,
ни каббалистов; при помощи анатомии приобрети совершенное познание
мира, именуемого «микрокосмом», иначе говоря — человека» 1 2. Стремле-
нием следовать природе должно быть проникнуто, по мнению Рабле, все
образование, как средство умственного развития. Это стремление прояв-
ляется, главным образом, во-первых, в организации самого обучения,
исходя из естественных способностей и интересов учащегося, в расчете
на развитие его самостоятельности, в противоположность авторитарному
режиму церковной школы, и, во-вторых, в изучении природы и окружаю-
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 259—261.
2 Там же, стр. 261—262
256
Е. М. Гордеев
щей жизни, прежде всего, не по книгам, а наглядно, путем их непосред-
ственного наблюдения. Физическому воспитанию Рабле придавал большое
значение, в соответствии с принципом природной нравственности, а также
с признанием важного значения материального, телесного начала под
главенством духовного. Полное, гармоническое развитие всех заложен-
ных в человеке естественных умственных и физических способностей —
таков педагогический идеал Рабле.
Основные педагогические идеи Рабле изложены в истории воспитания
и образования Гаргантюа. Рабле выступает с резкой критикой схоласти-
ческого образования, оторванного от изучения природы, основанного на
зубрежке текстов «священного писания», совершенно не учитывавшего
способности и интересы учащихся. Грангузье, отец Гаргантюа, убедившись
в том, что сын его обладает большими способностями, решил поручить
его попечению какого-нибудь ученого наставника. Ему указали на одного
«ученого софиста», по имени Тюбаль Олоферн, который в течение пяти
лет и трех месяцев так обучил Гаргантюа азбуке, что тот мог ее говорить
наизусть в обратном порядке. Еще, в общей сложности, сорок восемь лет,
семь месяцев и две недели ушло на чтение разного рода распространенных
в то время руководств, — большей частью по грамматике и богословию, —
после чего его наставник умер: «в тысяча четыреста двадцатом от болезни,
причиняемой развратом» Затем образование Гаргантюа продолжал
«старый кашлюн» магистр Жобелен Бридэ, действовавший в том же духе.
Однако «... отец заметил, что сын его занимается. . . очень хорошо и тра-
тит на это все свое время, но тем не менее не извлекает из науки никакой
пользы и — что всего хуже — глупеет от своих занятий, становясь все
рассеяннее и бестолковее» 1 2. Посоветовавшись с одним из приближенных
относительно причин неуспешности в занятиях своего сына, он услышал,
что «. . . лучше было бы мальчику совсем не учиться, чем под руковод-
ством своих наставников изучать подобные книги; потому что наука их —
глупость, а ученость — чистейший вздор, которым они всегда только
оскопляют благородные умы и губят цвет нашей молодежи». «Пригласите
к себе, — сказал этот царедворец, — кого-нибудь из современных моло-
дых людей, кто проучился всего года два; в случае, если он не окажется
лучше вашего сына в отношении здравомыслия, красноречия, толковости,
порядочности и умения вести себя в обществе, — можете считать меня
свинорезом из Брэнны» 3. И действительно, когда один из молодых па-
жей, воспитанных «по новой системе», обратился к Гаргантюа с речью,
восхвалявшей его достоинства, питомец Жобелена Бридэ вместо ответа
заревел, как корова, спрятав лицо в шапку. Старый учитель был про-
гнан, и его место занял наставник красноречивого пажа — Понократ. Вна-
чале Понократ велел Гаргантюа заниматься по прежней системе, желая
уяснить собе, каким образом за столь долгое время он достиг таких неуте-
шительных результатов. Ознакомившись с этой «системой», Понократ
стал воспитывать своего питомца по-своему и поставил дело так, что Гар-
гантюа не терял попусту ни одного часа в день. Описание того, как Поно-
крат руководил образованием Гаргантюа, является программой гумани-
стической педагогики. Вставал Гаргантюа около четырех часов утра, и
в то время, как его растирали, причесывали и одевали, ему читали не-
сколько страниц из «священного писания» и затем повторяли вчерашние
уроки. После того как утренний туалет был закончен, в течение трех ча-
сов занимались чтением, затем шли гулять или занимались спортом. За
1 Франсуа Рабл е. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 58.
2 Там же, т. IV, стр. 59.
3 Там же.
Великий гуманист Рабле
257
обедом «за первыми блюдами читали какую-нибудь занятную историю
о старинных подвигах до того времени, как Гаргантюа принимался за
вино. А затем — если заблагорассудится, продолжали чтение или начи-
нали веселый общий разговор, причем в первые месяцы беседовали об
особенностях, свойствах, действии и природе всего, что было подано
на стол, — хлеба, вина, соли, мяса, рыбы, фруктов, трав, корнеплодов, —
и о приготовлении из них кушаний. Благодаря этому Гаргантюа в корот-
кое время выучил все соответствующие места из Плиния, Атенея, Диоско-
рида. . . и др.» Ч Затем приносили карты «. . . не для игры, но для того,
чтобы научиться тысячам забавных штук и выдумок, сплошь основанных
на арифметике. Благодаря этому он чрезвычайно полюбил эту числовую
науку. . .» 1 2. Затем занимались черчением геометрических фигур и прак-
тиковались в астрономических законах, пели и играли на музыкальных
лнструментах. Проведя таким образом послеобеденный час, Гаргантюа
«. . . часа на три или больше садился за главные свои занятия: за повто-
рение утренних уроков, за продолжение начатых книг или за упражне-
ния в писании античных и романских букв» 3. Затем занимались физиче-
скими упражнениями. Гаргантюа упражнялся в искусстве верховой езды,
фехтованья, охоты, плаванья, в прыжках, развивал свою силу, поднимая
тяжелые свинцовые болванки. После таких упражнений, гуляя на лоне
природы, рассматривали различные растения, сравнивая их с описаниями
древних ботаников, составляли гербарии. Придя домой, повторяли что-
нибудь из прочитанного, за ужином, который был обильнее и продолжи-
тельнее обеда, также повторяли уроки или беседовали о литературе.
После ужина пели, играли на музыкальных инструментах, играли в карты
или в кости, а иногда посещали ученых или бывалых путешественников.
Перед сном наблюдали звездное небо, а потом вкратце повторяли «все
прочитанное, виденное, заученное, сделанное и слышанное в течение
дня» 4 *. В дождливую погоду, вместо физических упражнений на открытом
воздухе, пилили и кололи дрова, молотили в риге зерно, упражнялись
в живописи и скульптуре, «ходили смотреть, как плавят металлы и отли-
вают орудия, или же посещали лавки гранильщиков, ювелиров, резчиков
драгоценных камней, лаборатории химиков и монетчиков, ковровые,
шелковые, бархатные и ткацкие мастерские, ходили к часовщикам, к зер-
кальщикам, типографщикам, органистам, красильщикам и всякого рода
другим мастерам. Везде, давая на вино, они изучали всякого рода ремесла
и разные нововведения в них. Ходили слушать публичные лекции, на тор-
жественные акты, ораторские упражнения, декламации, на соревнования
искусных адвокатов и на выступления евангелических проповедников» б.
Так с пользой употребляли время Понократ и его ученик.
В образовании Гаргантюа есть некоторые моменты, связывающие его
со старым, религиозно-схоластическим процессом. Так, в нем значитель-
ное место занимают чтение, комментирование текстов и заучивание их
напамять. Понократ не прибегает к рассказу (в смысле последовательного
изложения ряда вопросов), не задает своему ученику сочинений. Однако
приведенные факты, характеризующие воспитание и обучение Гаргантюа
по системе Понократа, говорят нам о том, что педагогический процесс
в понимании Рабле, построенный на типично гуманистических принципах,
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. 1, стр. 87.
2 Там же, стр. 87—88.
3 Там же, стр. 88.
4 Там же, стр. 94.
® Там же, стр. 95—96.
17 Средние века, вып. 7
258 Е. М. Гордеев
коренным образом отличался от схоластического педагогического про-
цесса: направленный к выработке природной нравственности, к гармони-
ческому развитию умственных и физических способностей ученика, ос-
нованный на учете интересов и способностей учащегося, он живейшим
образом стимулировал развитие этих последних. Это достигалось тем, что
обучение не было подчинено строго обязательной регламентации, что
характерно для схоластической педагогики: знания давались испод-
воль, а та или иная форма их сообщения практиковалась до тех пор,
пока вызывала интерес ученика, т. е. пока пробуждала в нем активную
деятельность мысли. Важным средством для пробуждения активности
мысли, интереса являлось реальное содержание сообщавшихся знаний:
главным источником знания была не книга, а непосредственное наблюде-
ние окружавшей природы и жизни, — обучение было, в основном, нагляд-
ным. Преподавание Понократа носило занимательный характер, и знания
усваивались учеником легко и быстро. По словам Рабле, Гаргантюа вос-
питывался, «. . . преуспевая изо дня в день и извлекая, само собой разу-
меется, всю ту пользу, какую может извлечь юноша, в соответствии со
своим возрастом одаренный умом, из этих непрерывных упражнений, ко-
торые вначале показались ему трудными, но впоследствии стали такими
легкими, приятными и отрадными, что скорее походили на королевские
развлечения, чем на школярские занятия»
Выдающимся достижением Рабле было то исключительное внимание,
которое он уделял изучению естественных наук. Новым для того времени
было его требование наглядности в обучении, получившее впоследствии
развернутое теоретическое обоснование у Яна Амоса Коменского. Новым
был предложенный им метод экскурсии как средство ознакомить ученика
не только с жизнью природы, но и с жизнью разнообразных слоев обще-
ства, с разнообразными видами производства. Никто из гуманистов до
Рабле не заявлял с такой решительностью о необходимости физического
воспитания.
Для кого предназначалась педагогическая система Рабле? Несомненно,
педагогические принципы, изложенные в романе, были рассчитаны на
возможность самого широкого применения, — в особенности потому,
что развитие знания, образования Рабле считал средством к преобразо-
ванию общественного строя на началах свободы и справедливости. По
глубине и прогрессивности педагогических идей Рабле уступал только
одному своему современнику — первому социалисту-утописту Томасу
Мору. Педагогические взгляды Рабле, органически вытекавшие из общей
системы его мировоззрения, явились ценным вкладом в развитие педаго-
гической мысли. Они получили затем дальнейшее развитие в деятельности
Монтеня, Кампанеллы, Коменского, Локка и Руссо.
Рабле — не только гениальный художник слова, один из величай-
ших мастеров сатиры, но и глубокий мыслитель, один из наиболее выдаю-
щихся представителей гуманистического движения. Самым важным,
основным в творчестве Рабле является его народный характер, то,
что в его критике существующего строя, в программных положениях
его романа выражены интересы народных масс, боровшихся против
феодальной системы угнетения. Прогрессивные философские взгляды
Рабле, его глубокая вера в могущество человеческого разума, в не-
победимую силу знания, в безграничность общественного прогресса,
его подлинный гуманизм, борьба за свободу и благо народа делают па-
мять этого великого гуманиста дорогой и близкой нам, советским людям,
1 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, т. I, стр. 96.
Великий гуманист Рабле
259
законным наследникам всего лучшего, что было создано человечеством.
Бессмертная сатира Рабле, проникнутая его гуманистическими идеями,
в наши дни служит оружием в борьбе народов за мир и свободу.
♦ ♦ *
Католические попы, протестантские памфлетисты, многие дворянские
и буржуазные публицисты, литературоведы и историки прилагали и
прилагают большие усилия к тому, чтобы очернить светлое имя Рабле
в глазах народных масс, исказить его идеи. Но имя Рабле живет в веках.
Популярность его талантливого произведения особенно возрастала в эпохи,
отмеченные подъемом революционной борьбы, его творчество находило
жпвой отклик у писателей, боровшихся за реализм в литературе и высту-
павших с критикой общественного строя, основанного на угнетении и
эксплуатации. Имя Рабле окружено любовью простых и честных людей
во всем мире. Ярким подтверждением этого явилось широко отмеченное
демократической общественностью всех стран мира 400-летие со дня
смерти великого писателя.
Вскоре же после смерти Рабле о нем стали складываться многочислен-
ные легенды, сходные в одном отношении: все они, наделяя автора «Гарган-
тюа и Пантагрюэля» чертами веселых героев его романа, и в особен-
ности Панурга, изображали его веселым чудаком, приписывали ему раз-
личные комические выходки. Эти легенды, в известной мере отразившие
представления о свободомыслии Рабле в религиозных вопросах, неизменно
использовались церковниками в их борьбе против его идейного наследия.
Они делали все возможное для того, чтобы уменьшить популярность
его романа, уже в XVI в. выдержавшего до 60 изданий. От католиков не
отставали в этом отношении и кальвинисты.
Во второй половине XVI в., во время гражданских войн во Франции,
сатира Рабле утратила прежнюю злободневность, но его имя продолжало
быть объектом злобных выпадов как со стороны католических, так и со
стороны гугенотских памфлетистов. Деятели позднего французского Воз-
рождения, с их аристократическими тенденциями, иронически относились
к памяти Рабле: Ронсар, глава «Плеяды», написал на смерть его «эпита-
фию пьяницы», Монтень считал роман Рабле «исключительно увесели-
тельным» произведением.
В XVII в. укрепление абсолютизма во Франции после гражданских
войн и развитие классицизма не создали благоприятных условий для
роста популярности Рабле. Однако в это время появляются первые пере-
воды романа Рабле в Англии и Голландии. В это же время возникает
историко-аллегорическое направление в комментировании Рабле, полу-
чившее значительное распространение и долгое время мешавшее развитию
реалистического подхода к изучению его творчества. Характерно, что
если Лабрюйэр в своих «Характерах» дал о романе Рабле отзыв оскорблен-
ного эстета, назвав его «химерой с лицом красивой женщины и змеиным
хвостом», то крупнейшие писатели века воспринимали творение Рабле
не только как высокохудожественное, но и как глубокоидейное произве-
дение. Сорель в своем «Франсионе» (1622) называл Рабле одним из величай-
ших умов человечества, Мольер восторгался его острой и меткой критикой,
подражал ему и большую часть его романа знал наизусть. Лафонтен
ощущал идейную близость к Рабле; многие сюжеты в его «Сказках и
новеллах» (1664) навеяны Рабле.
В XVIII в. популярность Рабле вновь увеличивается. Правда, его
идеи не были оценены по достоинству некоторыми деятелями французского
17*
260
Е. М. Гордеев
«Просвещения», в том числе Вольтером, сначала окрестившим Рабле
«пьяным философом», но потом признавшим в нем гениального бытопи-
сателя. Особенно возросла популярность Рабле в эпоху французской
буржуазной революции XVIII в. В 1791 г. вышла в свет работа, автор
которой указывал на глубоко прогрессивное значение выступлений Рабле
против католической церкви, его критики схоластической системы обра-
зования Ч Рабле назвали революционером. Его родной Шпион получил
название Шинон-Рабле.
В период реставрации во Франции, как и во времена наполеоновской
империи, реакция всячески препятствовала распространению идей прогрес-
сивной литературы, в том числе и романа Рабле. Но, с развитием роман-
тизма, имя его окружил ореол славы. Гюго, восхищаясь бессмертным рома-
ном, находил, что в смехе Рабле «бездна премудрости». Творчество Рабле
нашло высокую оценку у выдающихся писателей-реалистов. Бальзак
в своих «Забавных сказках», написанных в явно раблезианском духе,
называл Рабле своим замечательным соотечественником.
В 50—60-е годы XIX в. буржуазно-либеральные историки занялись
внимательным изучением эпохи Возрождения. Признавая наличие пере-
ворота в общественной идеологии того времени, они рассматривали его
вне конкретных общественно-экономических условий, всячески замал-
чивая и извращая факты общественной, классовой борьбы. Буржуазные
историки, в соответствии с порочной идеалистической методологией, от-
носили к Возрождению самые различные факты подъема культуры, не
ограничивая себя рамками хронологии и видя во всем лишь историю
идей. Буркхардт, например, видел основной смысл Возрождения в идей-
ном освобождении человеческой личности. С 70-х годов начинают все
чаще появляться работы, посвященные изучению творчества Рабле.
Со вступлением капитализма в его империалистическую стадию упадок
буржуазной исторической науки и литературоведения все более отражал
общий упадок и разложение буржуазной культуры. Буржуазные исследо-
ватели, изучавшие творчество Рабле, занимались главным образом
изучением его литературных особенностей, его влияния на последующее
развитие литературы и анализировали его общественно-политические
взгляды, главным образом, постольку, поскольку это было необходимо
им для достижения указанных целей. Для всех их является общим утвер-
ждение об отсутствии у Рабле единой системы миросозерцания, о том,
что, несмотря на общий гуманистический характер воззрений Рабле,
его высказывания по общественным и религиозным вопросам мало свя-
заны между собою и в значительной мере случайны. При этом самый гу-
манизм Рабле сводился обычно лишь к вопросам морали, воспитания и
образования, да и при рассмотрении этих вопросов игнорировались
прогрессивные и демократические тенденции великого гуманиста и, та-
ким образом, глубоко искажалось его идейное наследие.
Рассмотрим наиболее значительные из тех немногочисленных работ
буржуазных исследователей, которые были преимущественно посвящены
анализу общественных идей Рабле.
Э. Жебар уделил главное внимание анализу гуманистической образо-
ванности Рабле, его отношению к просвещению и реформации. Безосно-
вательно утверждая, что «теория воспитания» пользуется приоритетом
перед всеми другими воззрениями Рабле, Жебар дает характеристику
тех норм человеческого поведения, которые, по его мнению, вытекают из
1 G i n g и о п о. De i’autorite de Babelais dans la revolut ion presenlp et dan
la Constitution civile du clorge. Paris, 1791.
Великий гуманист Рабле
261
общего характера идей Рабле. В этой характеристике, которая, собственно,
и является основным итогом работы, Жебар пытается вскрыть у Рабле
совершенно чуждые ему аристократические тенденции; он говорит о «трех
ступенях жизненного блаженства по Рабле»: 1) для «простых смертных» —
животно-растительная жизнь; 2) для людей «высокого духовного склада»—
жизнь по образцу Телема, этого «аристократического дома, двери которого
открыты для всех, кто ищет покоя, удаления от человеческой злобы и
глупости»; 3) для «избранных» — блаженство высшего знания, умствен-
ного экстаза в духе призыва оракула Божественной бутылки *. Выдвигая
эти необоснованные положения, Жебар не считается с тем, что у Рабле,
которому органически чужда идея «аристократии духа», мы нигде не
встречаем деления людей на «простых смертных», «избранных» и т. п.
Жебар приписывает великому борцу за торжество знания пассивность,
игнорирование действия, договариваясь до того, что Рабле, якобы, на-
полняя свой ум знаниями, усыплял свою волю.
П. Стапфер пытается всячески притупить боевую остроту общественно-
политических сатир Рабле: по его мнению, в них нет острого яда, они
отличаются легким, веселым характером и заставляют смеяться даже
людей, против которых направлены. Пытаясь преуменьшить значение
положительной программы Рабле, он говорит, что Телем по сути дела
ничем не отличается от монастыря, ибо «забота только о своем собственном
образовании с социальной точки зрения то же, что забота о спасении своей
души» 1 2. Данный вывод Стапфера явился результатом характеристики
Телема, не учитывавшей игнорируемой этим автором общей системы миро-
воззрения Рабле, неотъемлемым элементом которого является идея обще-
ственного значения гуманистической культуры. Основным положитель-
ным качеством Рабле, обусловившим и историческое значение его твор-
чества, Стапфер объявляет его «умеренность», его широкую терпимость
в религиозных вопросах, старательно замалчивая в то же время его
прогрессивные и демократические идеи.
Р. Милье, поставив своей главной целью «защитить» Рабле от обвине-
ний в атеизме (для чего он без какой бы то ни было аргументации объявил
тезис «мы не умираем целиком» основным философским положением Рабле),
отводит автору «Гаргантюа и Пантагрюэля» роль пассивного наблюда-
теля событий, заявляя, что «самое лучшее, что мы можем сделать», это,
якобы подобно Рабле, «видеть зло, надеяться на лучшее и полагаться
на божественное провидение» 3.
В 1902 г. французскими литературоведами А. Лефраном, Ж. Буланже
и А. Клюзо было основано «Общество изучения Рабле», которое стало
выпускать свой журнал «Revue des Etudes Rabelaisiennes». В 1912 г.
вышел первый том сочинений Рабле под редакцией А. Лефрана, снабжен-
ный обширными вводными статьями и комментариями. Однако, несмотря
на привлечение значительного фактического материала из области фило-
логии, литературы и истории, на работе общества полностью сказалась
порочность реакционной буржуазной методологии: Рабле был оторван
от острой социальной и политической борьбы его времени, подлинно
гуманистическое, воинствующее содержание его творчества в работах
Лефрана и его сотрудников было выхолощено и подменено узким эмпириз-
мом, анализом «влияний» и аллегорий. Так, Лефран пытался ограничить
историческое значение социальных взглядов Рабле лишь популяризацией
1 См. Е. Gebhart. Rabelais, la Renaissance et la Reforme. Paris, 1877, p. 258.
2P. Stapfer. Rabelais, sa personne, son genie, son oeuvre. Paris, 1889, p. 132.
8 R. Millet. Rabelais. Pans, 1892, p. 180.
262 Е. М. Гордеев
идей Мора и Эразма, в действительности творчески переработанных им Ч
Кропотливо доказывая, что описание войны между Пикрошолем и Гран-
гузье является более или менее точным отражением обстоятельств вражды
между шинонскими купцами и судовладельцами и одним из местных фео-
далов, Лефран избегает обобщающих выводов, указывающих на значе-
ние идей, выраженных в истории пикрошолевой войны. В освещении
Лефрана идеи Рабле о гуманном управлении народом — не более чем
отражение будто бы (вопреки подлинным историческим фактам) имевшей
место в действительности гуманной административной деятельности
пьемонтского наместника кардинала Г. дю Белле, действовавшего согласно
инструкциям Франциска I.
Ж. Платтар утверждал, что роман Рабле не содержит ни философ-
ской или моральной системы, ни даже социальной сатиры. Исходя из
этого, а также из того, что, якобы, невозможно установить соответствие
между той или иной художественной формой у Рабле и его истинной
мыслью, Платтар ограничил задачу своей работы анализом всякого рода
литературных «влияний», эрудиции Рабле и ее источников и т. д.1 2 Однако
в действительности Платтар непрочь коснуться и идейного содержания
творчества Рабле, с тем, чтобы извратить его мысли, всячески отрицая
их прогрессивное значение и оригинальность. Гуманизм Рабле он сводит
лишь к характеру его образованности и интересов. Утопия Телема для
него — не более, чем мечта монаха, вообразившего, что первое условие
благополучия — в отмене всяких правил и ограничений. Мудрые, по-
длинно гуманистические педагогические идеи Рабле, призванные сыграть
важную роль в общественном цреобразовании, он объявляет более род-
ственными схоластической педагогике, чем гуманистической, и предна-
значенными лишь для воспитания монарха эпохи Ренессанса.
С развитием и углублением общего кризиса капитализма буржуазные
историки и литературоведы пересматривают прежние взгляды на эпоху
Возрождения и творчество ее деятелей: отрицая происшедший в то время
переворот в общественном миросозерцании, стараясь «упразднить» даже
самый термин «Возрождение», одни из них видят в эпохе Возрождения
лишь продолжение позднего средневековья, не принесшее ничего прин-
ципиально нового в культурном отношении (Буланже, считающий ро-
диной Возрождения Францию, а начало его относящий еще к XII в.);
другие идут дальше и считают эпоху Возрождения временем упадка
средневековой культуры, идеализированной ими в религиозном духе
(например, американские историки Л. Торндайк и Д. Сартон). Так,
в частности, Торндайк утверждает, что современная жизнь и образ мышле-
ния восходят не к «далеким» Греции и Риму, а к средневековью, особенно
подчеркивая при этом значение схоластики, разгромленной в борьбе
с передовой материалистической идеологией.
В 1942 г. в Париже, истекавшем кровью под пятой гитлеровских за-
хватчиков, вышла книга о Рабле, написанная французским историком
Л. Февром. Эта книга характерна для подхода современных реакцион-
ных буржуазных историков к проблеме Возрождения и к творчеству
Рабле. Утверждая, вопреки очевидным данным, что Рабле был глубоко
религиозен, Февр старается доказать, что иначе не могло и быть. Игно-
рируя исторические факты, свидетельствующие о быстром развитии науки
и о критическом отношении к действительности в эпоху Возрождения,
1 См. Oeuvres de F. Rabelais. Edition critique publiee par A. Lefranc, t. Ill—IV.
Paris, 1922, p. IX.
_2 Cm. J. P 1 a 11 a г d. L’oeuvre de Rabelais. Paris, 1910, p. IX, XI—XII.
Великий гуманист Рабле
263
искажая историческую правду, Февр говорите том, что люди XVI в. вос-
принимали окружающий мир, главным образом, «чувством», а не разу-
мом х. Утверждая, что в течение веков христианская религия наполняла
мысли и чувства людей, Февр договаривается до того, что объявляет
науку в XVI в. анахронизмом и заявляет, что человек, выступая в то
время против религии, не мог найти опоры ни в философии, ни в науке 1 2.
В русском буржуазном литературоведении работа А. Н. Веселовского
«Рабле и его роман» (1878) явилась полным выражением порочных взгля-
дов ее автора. Идеализм, отрицание классовой борьбы и национального
своеобразия, признание эволюционного характера Возрождения и сущ-
ности его — в освобождении человеческой личности — все это привело
Веселовского к отрыву в его освещении романа Рабле от реальной жизнен-
ной борьбы, к отрицанию своеобразия и самобытности романа, к глубо-
кому извращению его идейного содержания. Веселовский разделял рас-
пространенное среди буржуазных исследователей убеждение в отсутствии
у Рабле единого мировоззрения. Говоря об отсутствии у Рабле каких-либо
цельных взглядов по социальному вопросу, Веселовский произвольно
утверждал, что идея Телемской обители — в указании на необходимость
воспитания новых, всесторонне развитых людей при сохранении старых
общественных учреждений.
Веселовский пытался приписать Рабле аристократизм, глубоко от-
рицательное отношение к народным движениям и требованиям. Исполь-
зуя для этой цели содержащийся в IV книге романа эпизод о дровосеке
Кульятрисе, значение которого не выходит за пределы нравственного
поучения о сообразовании желаний с возможностями их осуществления,
Веселовский, анализируя этот эпизод в отрыве от остального текста и
общей целеустремленности той же книги романа, утверждал, что в нем
выразилось настроение пессимистической замкнутости, будто бы возник-
шее у Рабле в результате противоречия его взглядов интересам и требо-
ваниям народных масс.
В то время как буржуазные историки и литературоведы всячески
искажали идейное наследие великого гуманиста, его замечательный ро-
ман пользовался широким успехом в народных массах, вдохновляя фран-
цузских и иностранных писателей на создание выдающихся произведений
реалистической литературы. Можно, например, считать общепризнанным
влияние Рабле на «Легенду об Уленшпигеле» Костера, «Кола Брюньона»
Роллана. Анатоль Франс глубоко интересовался творчеством Рабле и
читал о нем лекции.
Великие русские писатели XIX века высоко оценивали творчество
Рабле. Сравнивая значение Рабле и Маро, А. С. Пушкин писал: «Во
Франции тогда поэзия все еще младенчествовала: лучший стихотворец вре-
мени Франциска I Rima des triolets, fit fleurir la ballade 3. Проза уже имела
сильный перевес: Монтэнь, Рабле были современниками Марота»4. Великий
русский критик В. Г. Белинский дал следующую прекрасную характери-
стику значения творчества Рабле: «Французы до сих пор читают, например,
Рабле или Паскаля, писателей XVI и XVII века; тут нет ничего удиви-
тельного, потому, что этих писателей и теперь читают и изучают не одни
французы, но и немцы и англичане, словом, люди всех образованных
1 См. L. F е b v г е. La probleme de 1’incroyance au XVI s. La religion de Rabe-
lais. Paris, 1942, p. 490.
2 См. там же, стр. 382.
3 Слагал триолеты, содействовал расцвету баллады.
4 «Пушкин-критик». М., Гослитиздат, 1950, стр. 77.
264
Е. М. Гордеев
наций. Язык этих писателей, и особенно Рабле, устарел, но содержание
их сочинений всегда будет иметь свой живой интерес, потому, что оно
тесно связано с смыслом и значением целой исторической эпохи»х.
Великий сатирик-демократ М. Е. Салтыков-Щедрин противопоставлял
жизненную правдивость образов Диккенса и Рабле излишней подчас
психологизации в романах Золя и братьев Гонкуров: «Диккенс, Рабле
и проч. — нас прямо ставят лицом к лицу с живыми образами. . .» 1 2.
А. М. Горький считал Рабле одним из тех великих писателей, которые
«умеют и смеют. . . изображать, обличать грязный, циничный, отврати-
тельный порядок жизни, основанной на беспощадном угнетении людей
хищниками и паразитами». Он называл Рабле «безукоризненно правди-
вым и суровым обличителем пороков командующего класса» 3. В статье
«Об Анатоле Франсе» Горький писал: «Начиная с Рабле и Монтеня. . .
скептицизм французов, в согласии с Сократом, утверждал необходимость
просвещения. Рабле, устами «оракула бутылки», дал людям совет изу-
чать природу, подчиняя ее силы интересам человека. . . Монах Рабле
умел смеяться, как никто не умел до него, и по сей день, вплоть до «Кола
Брюньон» Ромэна Роллана, смех Рабле не умолкает во Франции, а хоро-
ший смех — верный признак душевного здоровья» 4 5.
Борьба нашей советской науки против всяческих проявлений буржуаз-
ной идеологии, в том числе и против буржуазных извращений творчества
Рабле, имеет исключительно важное значение. Однако идейное содержа-
ние творчества Рабле у нас широко еще не изучается. В статье А. К. Джи-
велегова о Рабле, вошедшей в I том «Истории французской литературы»
(1946), посвященной, главным образом, биографии Рабле, анализу его
творческого пути и художественных особенностей его романа, не уделено
достаточного внимания вопросу о его мировоззрении. Первая советская
монография о Рабле — работа Е. М. Евниной «Франсуа Рабле», вышед-
шая в 1948 г., страдает крупными недостатками: автор, отразив в своей
работе влияние концепций Веселовского, сосредоточила внимание на
отдельных сторонах творчества Рабле, не вскрыв единства их идейного
содержания и не показав развития его мировоззрения. За последние годы
советское литературоведение пополнилось статьями, посвященными
творчеству великого гуманиста в связи с 400-летием со дня его смерти;
наибольший интерес представляет статья И. Анисимова «Франсуа Рабле» 6,
дающая глубокий анализ его общественно-политических взглядов.
Изучение идейного наследия Рабле, непримиримая борьба против
всякой его фальсификации, является одной из актуальных задач нашей
исторической науки.
1 В. Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах, т. III. М., Гослит-
издат, 1948, стр. 47.
2 «Русские писатели о литературе», т. 2, М.—Л., «Советский писатель», стр. 248.
3 См. М. Горький. О литературе. М. «Советская литература», 1934,
стр. 287.
4 М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 24, М., Гослитиздат,
1953, стр. 250.
5 И. Л н и с л м о в. Франсуа Рабле. «Октябрь», 1953, № 5.
СООБЩЕНИЯ

М. А. ЗАБОРОВ
ПАПСТВО И ОРГАНИЗАЦИЯ ПЕРВОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА
Вся буржуазная историография отводит огромное место в истории
крестовых походов Клермонскому собору и той речи, которую произнес
здесь 26 ноября 1095 г. римский папа Урбан II. Его выступление рас-
сматривается в качестве едва ли не решающей причины первого кре-
стового похода. Сочинения многих западных историков XIX и начала
XX в., не говоря уже о работах современных апологетов папства, полны
высокопарных фраз на тему об исключительном значении для истории
человечества призыва к «священной войне» с исламом, брошенного Урба-
ном II.
Все эти рассуждения построены примерно по одинаковому образцу.
Содержание их в общем сводится к следующему: в XI в. «поругание»
мусульманами христианских святынь в Иерусалиме вызвало высокий
подъем религиозных чувств среди западных христиан; Урбан II, духов-
ный глава западнохристианского мира, счел своей обязанностью указать
верующим средство, при помощи которого они удовлетворили бы свои
«оскорбленные» религиозные чувства и таким образом выполнили бы
свой «долг» перед богом, — спасение «гроба господня» и помощь восточ-
ным христианам. Папа призвал верующих к священному походу на
Восток, против ислама. Призыв Урбана II был услышан: в 1096 г. начался
первый крестовый поход.
Эта схема возникновения первого крестового похода не сходит со
страниц общих и специальных работ буржуазных историков вот уже
более ста с лишним лет. Урбан II рисуется величайшим историческим де-
ятелем, поднявшим народы Запада на совершение «подвига» — изгнание
«неверных» из Иерусалима — исключительно в религиозных целях.
Правда, в течение своего продолжительного существования эта тра-
диционная схема подвергалась различным видоизменениям. Порой де-
лались даже попытки истолкования крестоносной деятельности папы
в более или менее реалистическом духе. Однако все это не меняло общего
идеалистического характера данной схемы.
Наивысший предел, которого могла достигнуть в этом вопросе мысль
буржуазных историков, — это признание первостепенной важности для
римской курии поллтических интересов наряду с религиозными.
Но, выдвигая тезис о политических интересах папства в качестве од-
ного из мотивов организации крестовых походов, буржуазные исследо-
ватели XIX—XX вв. (Генрих Зибель1, ЛуиБрейе1 2, Уильям Стивенсон 3
1 Н. S у b e 1. Geschichte des ersten Kreuzzuges. Leipzig, 1881, S. 173—174.
2 L Brehier. L’Eglise et I’Orient au moyen age: Les croisades. Paris, 1907, p. 60.
3 W. B. Stevenson. The First Crusade. «Cambridge Medieval History»,
vol. V. Cambridge, 1929, p. 267—268.
268
М, А. Заборов
и другие) были не в состоянии понять настоящих основ папской политики
и в конечном счете сводили эти политические интересы. . . к религиозным.
Неумение выявить истинные мотивы папской политики в кресто-
вых походах органически связано с общим идеалистическим и, как
правило, апологетическим подходом буржуазных историков к вопросу
о положении и роли папства в средневековом обществе. Папство рас-
сматривается этими историками в качестве абсолютно самостоятельного
института, функционирующего вне зависимости от потребностей каких-
либо определенных социальных групп. В представлении буржуазных
ученых папство имеет якобы свои особые, исключительно духовные
задачи и потому преследует собственные целп, вытекающие из его положе-
ния в католической церкви (которая рассматривается, в свою очередь,,
как некая, сама по себе существующая, надклассовая организация) —
поддержание и защита отвлеченно понимаемых буржуазными историками
принципов христианства, распространение католической веры и т. д.
Естественно, что при таком взгляде на папство его политические ин-
тересы не могут истолковываться иначе, как в виде тех же религиозных
интересов.
Буржуазная историография XIX—XX вв. не сумела дать сколько-
нибудь удовлетворительного разрешения вопроса о целях папства при
возбуждении крестового похода: все ее представители — с теми или
иными расхождениями в конкретных деталях — приписывают деятель-
ности Урбана II в конечном итоге исключительно религиозные мотивы.
Особенно настойчиво эта концепция проводится в работах некоторых
новейших исследователей.
Так, для реакционного католического историка П. Руссэ 1 оказываются
полностью неприемлемыми даже отдельные элементы более или менее
реалистического (конечно, в ограниченных рамках буржуазной методоло-
гии) подхода к этой проблеме, которые выдвигались некоторыми истори-
ками-позитивистами конца XIX и начала XX вв. Он усматривает при-
чины первого крестового похода исключительно в религиозном духе
эпохи, жажде искупления грехов и, в первую очередь, — в «бескорыст-
ной» деятельности Урбана II, который в сочинении П. Руссэ выступает
олицетворением «высоких идей», якобы воодушевлявших христианский
мир в конце XI в.1 2
Аналогичные взгляды мы находим в статье современного американ-
ского историка Джона Л. Ламонта 3. Ламонт считает крестовые походы
результатом папской политики 4. В его изображении крестовые походы,
организованные папством, оказываются воплощением некоей отвлечен-
ной идеи «священной войны», идеи, которая, как полагает Ламонт, суще-
ствовала в зародыше еще во времена апостолов и в своем дальнейшем
развитии привела к крестовым походам 5. Урбан II, по Ламонту, —
наиболее последовательный выразитель этой идеи, — прежде всего
1 Р. Roussel. Les origines et les caracteres de la premiere croisade. Neuchfitel,
1945.
2 См. нашу репензию (сб. «Средние века», вып. III, 1951, стр. 207 и сл.).
3 .1. L. L a Monte. La papaute et les croisades. «Renaissance», vol. II—III.
New-York, 1944 -1945.
4 Ibid., p. 154. Заметим попутно, что ошибочность этого воззрения, имеющего
весьма солидную давность в буржуазной науке, была показана еще Д. Н. Егоровым
(см. «Крестовые походы», ч. 1. М., 1914, стр. 109—115, 124—131 и др.).
5 Впервые этот тезис, имеющий в своей основе идеалистическое представление
о якобы самостийно происходящей и составляющей главный двигатель истории фи-
лиации идей, выдвинул еще К. Erdmann. Die Entstehung des К reuzzugsgedan-
kens. Stuttgart, 1935.
Папство и организация первого крестового похода
269
горел «искренним желанием» освободить от «осквернителей» — сель-
джуков «гроб господень» и «святые места» отсюда его призыв к
крестовому походу. Впрочем, в отличие от откровенного католического
реакционера Руссэ, его заокеанский ученый коллега, стремясь со-
хранить видимость научной объективности, отмечает также и наличие
политических мотивов у Урбана II. Ламонт пишет о желании папы
«возвысить и усилить собственное могущество и престиж» 1 2 для того, чтобы
укрепить свое положение в споре об инвеституре, добиться «морального,
политического и религиозного первенства» 3 среди светских государей
Запада. Крестовый поход, организованный папой, должен был, по мысли
Ламонта, устрашить императора, продемонстрировав ему и другим свет-
ским государям потенциальное могущество римской курии, способной
«поднять и мобилизовать огромные силы» 4 5. Однако, оттеняя эти полити-
ческие мотивы, Ламонт не выходит из того круга идей, в котором враща-
лись другие буржуазные историки, пытавшиеся отыскать политическую
подоплеку крестоносной деятельности папства. В конечном счете все эти
и иные политические мотивы Урбана II (например, стремление к церковной
унии с Византией), отмечаемые Ламонтом, оказываются подчиненными
делу осуществления «теократического идеала», который, как утверждает
Ламонт (вслед за Трупом) б, составлял «величие средневекового папства»6.
Воспроизводя традиционную схему буржуазной историографии, но-
вейшие исследователи не ограничиваются повторением избитых фраз
о «мудрости» и «гении», «энергии» и «организаторских талантах»7 Урбана II,
сумевшего якобы благодаря этим своим качествам направить христиан
Запада на «стезю господню». Они отыскивают порой в его деятельности
совершенно фантастические мотивы, откровенно выступая в качестве
идейных защитников Ватикана, «творящих» историю крестовых походов
в целях, далеких от науки.
Наиболее ярким выражением этого может служить та интерпретация
интересующей нас проблемы, которую предложил английский историк
Стивен Рэнсимен в своем компилятивном труде по истории первого кре-
стового похода 8. В своей книге он уделяет очень большое место кресто-
носной деятельности папства. При этом одно из его основных положений
состоит в том, что папство, организуя крестовый поход, стремилось
прежде всего к. . . установлению мира на Западе.
В XI в. римские первосвященники, утверждает английский историк,
исходя из предписаний христианства, осуждающего войну, прежде всего
были озабочены тем, чтобы установить мир в Европе. Когда их попытки
добиться замирения введением институтов «божьего мира», «божьего
перемирия» и т. д. не увенчались успехом, они .•.•шили использовать
воинственную энергию Запада против «неверных» с п*.м чтобы таким
путем водворить, наконец, мир в Европе. Папство сперва .нкпиониро-
1 J. L. L a Monte. La papaute et les croisades, p. 156.
2 Ibid., p. 162, 167.
3 Ibid., p. 163.
4 Ibid., p. 162.
5 P. A. Troop. Criticism of the Crusade. /V Study of public opinion and crusade
propaganda. Amsterdam, 1940. См. рецензию Г>. T. Горинова («Византийский Вре-
менник», т. III, 1950, стр. 294—298).
• J. L. L а М о n t е. La papaute et les croisades, p. 162.
7 W. B. Stevenson. The First Crusade, p. 273.
8 St. Runciman. A History of the Crusades. The First Crusade, vol. I, Cam-
bridge, 1951. Несамостоятельный характер труда Ст. Рэнсимена признают даже его
западноевропейские п американские критики. См. рецензии F. Dolger’a («Ву-
zanthinische Zeitschrift», Ba. 45, 1952, Heft 2, S. 404) и Azis S. Atiya («Speculum»,
1952, vol. XXVII № 3, p. 424).
270
М. А. Заборов
вало войны с сарацинами в Испании, придав им характер священных \
а в конце XI в. направило западноевропейских рыцарей к восточным
границам христианского мира 1 2. Так, с точки зрения Рэнсимена, возник
«обширный и славный» план Урбана II 3. Это был план, в основе которого,
по утверждению английского историка, якобы лежала идея мира!
Истинный смысл всех этих рассуждений совершенно ясен: предста-
вить захватническую войну на Востоке, организованную папством, как
предприятие чисто религиозного характера и притом такое, целью
которого является установление мира. Суть антиисторического построе-
ния Рэнсимена заключается в том, чтобы реабилитировать политику
папства в отношении крестовых походов.
Каковы же были действительные мотивы крестоносной деятельности
Урбана II? Советские историки уже предприняли первые попытки раз-
решить этот вопрос. Мы имеем в виду прежде всего те, в основном, на
наш взгляд, совершенно верные соображения, которые были выдвинуты
Н. А. Сидоровой в первой, вводной главе ее книги «Очерки по истории
ранней городской культуры во Франции». Автор правильно рассматри-
вает поход крестьянской бедноты в 1096 г. как форму массового бег-
ства крестьян из-под власти сеньеров4 *. Нельзя не согласиться с
утверждением Н. А. Сидоровой о том, что «настойчивое желание
крестьянства избавиться от тяжелого положения, в котором оно нахо-
дилось, являлось главной причиной похода бедноты в Палестину»б.
Автор в целом дает правильную интерпретацию и «церковной тактики»,
«наиболее ярким выражением которой являлась речь папы Урбана II
в Клермоне».
Н. А. Сидорова впервые в марксистской историографии крестовых
походов выдвинула тезис о том, что папство путем организации кресто-
вых походов стремилось оградить господствующий класс от социаль-
ных потрясений, направить народное недовольство против далеких
«врагов христианской веры», вывести все «недовольные» элементы за пре-
делы Европы, в конечном счете — отвлечь проповедью крестового по-
хода «некоторую часть крестьян от активной борьбы с феодалами» 6.
Здесь перед нами, несомненно, попытка по-новому подойти к вопросу,
указать социальную подоплеку крестоносной проповеди папства. В книге
Н. А. Сидоровой наносится удар утверждениям буржуазной историогра-
фии о религиозных мотивах, как о единственных побудительных мотивах
папства при организации первого крестового похода.
Однако не все из высказанных автором соображений могут быть при-
няты безоговорочно. В частности, спорным представляется положение
Н. А. Сидоровой о том, что народ якобы «был далек от официальных
церковных лозунгов» 7. Если бы это действительно было так, то как же
тогда объяснить, что речь Урбана II в Клермоне вызвала такой широкий
отклик в народе? Ведь эта речь как раз и содержала в себе квинтэссенцию
«официальных церковных лозунгов», и едва ли можно думать, что клич
«Бог так хочет!», которым собравшиеся в Клермоне отвечали на призыв
папы идти против «неверных», выражал не согласие (пусть внешнее!) массы
1 St. Runciman. A History of the Crusades, vol. I, p. 90.
2 Ibid., p. 92.
3 Ibid., p. 105.
4 II. А. Сидорова. Очерки по истории ранней городской культуры во Фран-
ции. М., 1953, стр. 25.
•Там же, стр. 26—27.
• Там же, стр. 30—31.
’Там же, стр. 29.
Папство и организация первого крестового похода
271
с «официальными церковными лозунгами», а нечто иное. Этот призыв
остался бы безрезультатным, если бы крестоносные идеи и лозунги пап-
ства являлись совершенно чуждыми крестьянству. Представляется также
необходимым продолжить исследование вопроса о «церковной тактике»
при возбуждении крестоносного предприятия Урбаном II, в том числе
и вопроса о речи Урбана II в Клермоне.
Нижеследующее автор и склонен рассматривать как продолжение
удачной, принципиально верной, но не доведенной до конца и спорной
в отдельных частностях попытки Н. А. Сидоровой разрешить данную
проблему.
Итак, каковы были действительные задачи, которые ставило папство,
взяв на себя инициативу организации крестового похода? Для ответа
на этот вопрос попытаемся, хотя бы в самых общих чертах, представить
себе положение и роль католической церкви в западноевропейском фео-
дальном обществе в связи с некоторыми характерными объективными
условиями его развития в XI в.
Католическая церковь была крупнейшим феодальным землевладель-
цем. В лице своих высших иерархов (архиепископов, епископов, аббатов)
она являлась составной частью господствующего класса феодального
общества. Высшие церковные сановники и монастыри жесточайшим об-
разом эксплуатировали крепостное крестьянство.
Вместе с тем, католическая церковь выступала «в качестве наи-
более общего синтеза и наиболее общей санкции существующего, фео-
дального строя» \ При этом она являлась «крупным интернацио-
нальным центром феодальной системы.. .» 1 2. Церковь была оплотом
феодальных порядков в пределах всего западноевропейского общества,
прежде всего в качестве носителя религиозной идеологии. Своими специ-
фическими методами идеологического воздействия католическая церковь
помогала господствующему классу держать в узде эксплуатируемое
большинство.
Активной защите феодального строя была подчинена и политика ка-
толической церкви. Она определялась не только непосредственными
интересами церкви как крупного феодального собственника, но и в зна-
чительной мере — социально-политическими потребностями всего пра-
вящего класса Западной Европы. В частности, католическая церковь,
как бы восполняя в известной степени слабость в X—XI вв. центральной
государственной власти внутри отдельных стран Западной Европы,
помогала господствующему классу в целом расширять границы его
господства.
В XI в. католическая церковь в качестве крупнейшего феодального
собственника и весьма «хозяйственного» феодального эксплуататора
начала непосредственно на себе испытывать социальные последствия
тех перемен, которые стали проявляться в жизни феодального общества
на Западе на основе новых условий его экономического развития.
Значительному прогрессу производительных сил в X—XI вв. соответ-
ствовали и перемены в сфере производственных отношений. Отделение
ремесла от земледелия, рост городов и товарно-денежных отношений
повлекли за собой развитие новых форм феодальной ренты — продукто-
вой и отчасти денежной ренты. Это обстоятельство не могло не вызвать
1 Ф. Энгель с. Крестьянская война в Германии. Госполитиздат, 1952,
стр. 34.
а К. Маркс нФ. Энгельс. Избранные произведения, т. II. М., 1952,
стр. 93.
272
М. А. Заборов
дальнейшего ухудшения в положении широких слоев закрепощенного
к этому времени, либо находившегося на пути к закрепощению крестьян-
ства.
Непосильные поборы в сочетании с жестоким произволом феодала при
их взимании 1 лишали крепостного крестьянина самых элементарных
условий сколько-нибудь сносного существования. Положение массы
сельского населения значительно ухудшалось вследствие постоянных
распрей и усобиц крупных и мелких сеньеров, во время которых нещадно
вытаптывались крестьянские посевы и жертвой которых становился
в первую очередь крестьянин. К тому же XI в. был ознаменован большим
числом неурожайных лет и хронических голодовок 1 2, в условиях которых
с большой легкостью распространялись эпидемические болезни, захваты-
вавшие обширные районы.
Усиление феодального гнета порождало законное возмущение кре-
стьянской массы. Это возмущение и протест выливались в различные
формы—от «ереси»3 и пассивного бегства — до восстаний4 *. Хроники
сообщают о поджогах, грабежах, опустошениях, которые производили
доведенные до отчаяния бедняки, о расправах с богачами, которые,
пользуясь нуждой народа, ссужали бедняков деньгами на невыносимых
условиях, полностью разоряя их, — факты такого рода приводит под
1095 г. Сигеберт из Жамблу б.
Весьма существенно то обстоятельство,, что крестьянское сопротивле-
ние,. в частности, широко развертывалось на церковно-монастырских зем-
лях. Это происходило в силу того, что здесь крестьянин подвергался
наиболее «систематической» и интенсивной эксплуатации. Рано установив-
шиеся связи монастырей с рынком (например, в Южной Франции — тор-
говля вином, солью и т. д.) стимулировали переход церковных землевла-
дельцев к новым, крайне обременительным для основной массы крестьян-
ства способам эксплуатации.
В интересующую нас эпоху были в особенности распространены пас-
сивные формы борьбы, главным образом, бегство крестьян6, которые
иногда целыми селами снимались с места и уходили, куда глаза глядят.
Конечно, это не было единственным видом крестьянского протеста в его
пассивной форме. Сюда же можно отнести различные проявления свое-
образного крестьянского аскетизма, довольно частые накануне кресто-
вого похода: так, в 1091 г. во всей Германии, по рассказу швабского хро-
ниста, наблюдался массовый отказ крестьянских девушек от замужества7.
1 Автор Каморейской хроники называет один из замков епископства — «1е castiel
d’Oisi» — «несчастьем» для всех живших вблизи него крестьян (le desirier qu’il avait
de — . . gens tenir en pais). Этот замок, — замечает хронист, — причинял ущерб
всей стране (епископа) (il castiaulx estoit au domage de tout son pais). Extrait de la
Chronique de Cambrais. Recueil des historiens des Gaules et de la France, vol. 13, Paris,
1879, p. 484, 485.
2 Ср. H. А. Сидорова. Очерки по истории ранней городской культуры во
Франции, стр. 21.
3 См. Н. А. Сидоров а. Народные еретические движения во Франции в XI
п XII вв. Сб. «Средние века», т. IV, 1953, стр. 74 и сл.
4 О наиболее значительных крестьянских восстаниях во Франции в X—XI вв.
см. в цит. выше книге того же автора «Очерки по истории ранней городской куль-
туры во Франции», стр. 21—24.
6Sigoberti Gemblacensis Chronographia. Recueil des Historiens
des Gaules et de la France, vol. 13, Paris, 1874, p. 260: . . . et fit annus calamitosus,
mull is fame laborantibus et pauperibus per furta et incendia ditiores graviter vexantibus.
8 Ср. H. А. Сидорова. Очерки по истории ранней городской культуры
во Франции, стр. 25.
7 Bernoldi Chronicon. MGH SS, t. V, p. 453:. . . filiae rusticorum innumerao
roniugio. . . abrenunciare etc.
Папство и организация первого крестового похода
273
Усиливалась тяга в монастыри. Известны случаи групповых самоубийств
в деревнях х, предшествовавшие началу развертывания крестоносного
движения.
Однако, повторяем, наибольшее значение в качестве стихийно возни-
кавшего пассивного метода сопротивления возраставшему феодальному
гнету имело бегство непосредственных производителей. Бегство крестьян
наблюдалось в конце XI в. повсеместно. Случаи бегства крестьян отме-
чаются в хрониках и житиях «святых» во Франции, Германии и других
странах. В 1094 г., по сообщению безымянного автора «Анналов» мона-
стыря св. Дизибода, ушли зависимые крестьяне аббатства Ле Бек-Эллуан
в Нормандии — те, которых, как выразительно добавляет монах, сообщаю-
щий об этом, не унесла смерть 1 2. В житии Теогерия содержится известие
о том, как решили разойтись крестьяне (и монахи) монастыря св. Георга
в Шварцвальде. Причина была очень проста: «им больше нечего было
есть», — говорит автор жития 3. Клюнийский аббат Петр Достопочтенный
в одном из своих писем считает необходимым упомянуть, что крепостные
часто принуждены были покидать свои земли и бежать на чужбину 4.
Ордерик Виталий, рассказывая о феодальных файдах в Нормандии, пи-
шет о бегстве «очень многих жителей»: «крестьяне и мирные горожане не
могли спокойно оставаться в своих домах» 5.
Как же реагировала католическая церковь на происходившее (в ус-
ловиях завершения процесса феодализации) обострение классовой борьбы
в деревне? Какую позицию она заняла в ответ на выступления кресть-
янства, протестующего активно и пассивно против феодального гнета?
Известно, что католическая церковь в X—XI вв. предпринимает
попытки укрепить свое положение, объединить свои силы, усовершенство-
вать свою организацию. Выражением этого явилось клюнийское движе-
ние. Именно в процессе развития и па базе клюпийского движения воз-
никли реакционные теократические притязания папства, возникла космо-
политическая программа создания всемирной монархии во главе с папой,
программа усиления католической церкви как централизованной фео-
дальной организации. Для осуществления этой программы папство по-
ставило в качестве одной из своих целей всемерное расширение материаль-
ных ресурсов римской церкви и вместе с тем — повышение ее авторитета
на Западе.
Важнейшим средством для этого должно было явиться подчинение
Риму восточной, и прежде всего — греко-православной церкви. Именно
попытки реализации этого пункта программы римской курии вызвали
к жизни идею крестового похода. Проповедь и организация этого разбой-
ничьего предприятия Урбаном II были тесно связаны с захватническими
намерениями римской курии на Ближнем Востоке. Крестоносная деятель-
ность папства имела своей важнейшей политической причиной стремление
к ликвидации самостоятельности греко-православной церкви, включение
в орбиту непосредственного влияния римской курии территории Визан-
тии и сирийско-палестинского Востока. Успех крестового похода должен
был обогатить церковь, поднять престиж папства. По это — лишь одна
1 См. Th. W о 1 Г Г. Die Bauernkreuzziige des Jahres 109В. Tiibingen, 1891. S. 114.
2 Annales S. Disibodi. MGH SS, t. XII. p. 457.
3 Vita Teogerii. MGH SS, t. XVII, p. 14.
4 Petr i Ve nerabi 1 is Epistola 29 ad Bernardum. Migne. Patrologia I;,
lina, t. 189, col. 146. Это известие относится к началу XII п.. но нет оснований думать,
чго в койне XI в. дело обстояло иначе.
5 О rd е г i с i Vitalis monachi I ticiensis Historiae ecclesiasticae libri Xlll.
lib. IX. ad annum 1096. Recueil des historiens des Gaules et de la France, vol. 12. Paris.
1877, p. 663.
18 Средние века. вып. 7
274
Л/. .1. Заборов
сторона крестоносной деятельности папства, которая в первую очередь
определялась интересами церкви как феодального землевладельца.
Выше уже отмечалось, что католическая церковь в XI в. выступала
в своей идеологической и политической деятельности оплотом феодаль-
ных порядков в целом. Организация папством первого крестового похода
была выражением этой двоякой по своему характеру функции католической
церкви. Католическая церковь, несомненно, испытывала страх перед лицом
крестьянского антифеодального движения, в каких бы формах оно ни
происходило, — страх, в первую очередь, за судьбу своих собственных
владений. В XI в. церковь уже вполне реально, как феодальный земле-
владелец, познала, что сулит ее поместьям рост крестьянского движения.
Но опасность крестьянских восстаний не могла не тревожить церковь
и в качестве выразительницы интересов всего феодального класса.
Естественно, что верхи католической церкви, добиваясь, с одной
стороны, создания теократической монархии, решили, с другой стороны,
попытаться спасти, или, во всяком случае, уберечь господствующий
класс от начавшей угрожать ему со стороны угнетенного крестьянства
опасности.
Поэтому церковь стремилась всеми доступными для нее способами
отвести от себя самой и феодального класса в целом угрозу со стороны
крестьянской массы и, если не ликвидировать вполне борьбу крепостных
против сепьеров, то хотя бы свести ее к минимуму. Организация первого
крестового похода должна была явиться не только методом упрочения
позиций церковного землевладения за счет подчинения Византии и Во-
стока католицизму. Это же средство было выбрано папством и для достиже-
ния другой, более всеобъемлющей, с точки зрения интересов всего правя-
щего класса на Западе, цели — для избавления крупного феодального
землевладения от крестьянской угрозы. Каким образом?
Папство, безусловно, учитывало факт преобладания пассивных методов
борьбы крепостных крестьян. И именно учитывая это обстоятельство,
римская курия сделала ставку, на то, чтобы, использовав ставшие при-
вычными для крестьянских масс пассивные формы борьбы за лучшую жизнь
(бегство), во-первых, взять их, в известной мере, под свой контроль, при-
дав этому бегству более «организованный» характер, а, во-вторых. —
и это главное, — папство задалось целью при помощи организации кре-
стового похода обезвредить, нейтрализовать антифеодальную борьбу
крестьянства, направить его протест против феодального гнета в русло, до-
статочно безопасное для господствующего класса. Иначе говоря, речь шла
о том, чтобы двинуть крестьянскую массу на Восток и таким путем изба-
вить поместья светской и церковной знати, прежде всего, от «мятежного»
элемента, который причинял немалый ущерб крупному землевладению.
Ио это еще не все. Крестовый поход должен был направить хоть
и пассивное, но потенциально, да и реально весьма грозное для феодалов
крестьянское сопротивление в русло не только безопасное, но в значи-
тельной мере выгодное для всего господствующего класса и верхушки
католической церкви, как его составной части: последняя рассчитывала
с помощью крестоносцев «расширить границы церкви» 1, а это являлось
одним из центральных пунктов крестоносных вожделений Рима.
Кроме того, нужно иметь в виду еще и следующие обстоятельства.
Интересы крупного землевладения, в особенности церковного, терпели
1 Выражение Урбана II. употребленное им в его речи па Клермопском соборе:
см. В о beet i М опа с h i Historia I lieroso ly mi t an a. Herueil des historiens des
rroi.sades (Historiens occideiilau.x) (далее: RlfC), t. III. Paris. 1866. o. 728. •
Папство и организация первого крестового похода
27»
в XI в. серьезный ущерб и от распоясавшихся мелких рыцарей, жестоко
и повсеместно разбойничавших. Внутри феодального класса происхо-
дила упорная борьба за присвоение ренты. Католическая церковь, забо-
тясь о благополучии феодальных верхов, стремилась дать им какие-то га-
рантии против своеволия и грабежей беднейшего рыцарства. Вместе
с тем, выражая потребности всего господствующего класса, церковь
искала путей к тому, чтобы удовлетворить аппетиты самой рыцарской
вольницы, сочетав ее интересы с интересами крупного землевладения и
самой церкви. С этой точки зрения крестовый поход открывал для папства
заманчивые перспективы: массы рыцарской бедноты могли бы явиться
своего рода «ударной силой» для той части светских крупных феодаловг
которая питала захватнические замыслы в отношении «византийского
наследства» и «святых мест» и которой эти массы рыцарства проложили
бы дорогу в богатые земли Восточного Средиземноморья.
Таков был, как нам представляется, план папства при организации
крестового похода. Католическая церковь хотела и избавить церковные
и светские поместья от мятежного элемента — наиболее активной части
крестьянства, спровадив ее на Восток, и, вместе с тем, руками этого мятеж-
ного элемента, а также рыцарства, под предлогом защиты «святых мест» —
завоевать последние для удовлетворения аппетитов как своих собствен-
ных, так и светской знати и рыцарства.
Что именно таковы были по существу замыслы Рима, об этом ярко
свидетельствует речь Урбана II па Клермонском соборе. Конечно, римский
первосвященник стремился обосновать свой призыв к крестовому походу
возможно более благообразными религиозными соображениями. Он взы-
вает прежде всего к благочестию слушателей, старается живописать бед-
ствия «восточных братьев» по вере, бедствия, которые они терпят от
неистовств сельджуков \ оскверняющих и разрушающих святыни1 2;
пана стремится разжечь и накалить до предела религиозный фанатизм
толп, собравшихся в Клермоне, внушить им мысль о лежащем на западных
христианах «долге» оказания помощи единоверцам 3, якобы возложенном
на них самим богом 4 5, — словом, все усилия папы, на первый взгляд, на-
правлены на то, чтобы изобразить затеваемое им предприятие как дело чисто
религиозное, во славу господа, ради верности принципам христианства и пр.
Крестовый поход — дело не человеческое, а божеское 6, — вот,,
пожалуй, едва ли не решающий богословский довод Урбана II, выдви-
нутый и доказываемый им перед своей аудиторией.
Но надо прежде всего иметь в виду, что сама эта религиозная демаго-
гия была неплохо рассчитана. Не следует упускать того, что стремления
1 Fulcherii С а г п о t е n s i s Ilistoria fl ierosoly ini tana. RHC, t. III.
p. 324A: multos occidendo vel captivando; особенно подробно в передаче Robert i
Monachi Historia Iherosolymitana, p. 727D— 728В; впрочем, не исключено,
что это место вкладываемой хронистом в уста папы речи он заимствовал из письма
Алексея Комнина к графу Роберту Фландрскому. Ср. D. С. М u п г о. The Speech
of Pope Urban II at Clermont, 1095. «American Historical Review», vol. Xi, № 2, 1906,
p. 237, Note 2.
2 Folcherii С a r n о t e n s i s Historia Hierosolymitana, p. 324A; R о
b epti M'o n a c h i Ilistoria Iherosolymitana, p. 727E; Bald ri c i episcopi
Do | ens is Historia Icrosolimitana. RHC, t. IV. Paris, 1879, p. 1211 l.’B.
я F и 1 c h e r i i С а г п о t e n s i s Historia Hierosolymitaria. p. 323, 32i.
и у всех других хронистов, передающих клермонскую речь Урбана II.
1 W i 11 е 1 m i monachi Malmesbiriensis De nestis regurn Anglorirm libri quinque,
ed. w. Stubbs, vol. II. London, 1889, p. 196: ex uei nomine praecipio; Fulcherii
С a r n о t e n s i s Historia Hierosolymitana, p. 324 A- B: Chiistus autem imperat.
5 Роберт Монах говорит во вступлении к своей хронике: Hoc enim non fuit huma
пищ opus, sed divinum (Robert i Monachi Historia Iherosolymitana, p. 723).
18*
276
М. А. Заборов
деревни к свободе и земле, на практике выражавшиеся в бегстве, уходе
крестьян в новые места для поселения, — эти стремления и чаяния в то
же время получали в крестьянской среде и определенное идеологическое
выражение. В представлении крестьянина, задавленного гнетом феодала,
нуждой, целиком находившегося во власти фантастических, религиозных
взглядов на окружающий мир (эти взгляды усердно насаждались той
же католической церковью) его собственные бедствия рисовались ему
не иначе, как небесной карой за неведомые грехи. Неурожаи, голод
и т. д. — это была кара, «наказание». . . Отсюда, естественно, рождалась
мысль — и ее также поддерживало духовенство — о необходимости
искупить эти «грехи» для того, чтобы избавиться от страданий повседнев-
ной жизни, искупить их посредством религиозного подвига, мученичества.
Именно с этими подвижническими настроениями связаны были и много-
численные паломничества XI в., и, подчас, всякого рода проявления кре-
стьянского аскетизма, на которые указывалось выше (тяга в монастыри
и пр.).
Призыв к крестовому походу, который был брошен папой в Клермоне,
вполне соответствовал этому «искупительно-освободительному» настрое-
нию крепостной массы. В глазах этой массы, полной суеверий и религиоз-
ности, ее собственное стремление к освобождению от тягот феодальной
эксплуатации выступало зачастую в мистической, религиозной оболочке.
Реальная жажда земли и свободы выливалась внешне в смутные чаяния
совершения искупительного подвига. Папство уловило эти настроения,
за которыми скрывались совершенно определенные, земные, именно —
освободительные устремления, — и использовало их в только что ука-
занных целях.
В этой связи мы считаем необходимым высказать некоторые соображе-
ния по поводу толкования разбираемого вопроса, данного в «Очерках
по истории ранней городской культуры во Франции» Н. А. Сидоровой.
По нашему мнению, официальная церковная крестоносная идеология
с ее принципами искупления грехов и т. д. вовсе не была так далека
для крестьянства, как это полагает Н. А. Сидорова х. Другое дело, что
в официальные лозунги крестового похода (освобождение «святых мест»
и пр.), в том числе и такие, которые выражали идею искупления грехов,
крестьянство вкладывало совсем иной внутренний смысл, чем тот, который
хотела придать, в частности, этой идее церковь, — крестьянин в глубине
души по-своему перетолковывал церковные идеи и лозунги. В этом отно-
шении, конечно, можно и должно сказать, что официальная папская про-
грамма крестового похода по существу была в достаточной мере чуждой
для массы бедноты.
Н. А. Сидорова отвергает всякую мысль о близости пароду официаль-
ных церковных лозунгов крестового похода, как таковых, па основании
рассказа так называемой хроники Альберта Аахенского об «омерзитель-
ных преступлениях», имевших место среди участников похода бедноты
и выражавшихся в языческих «заблуждениях» части крестьян (участники
одного отряда рассматривали в качестве своих вожаков гуся и козу,
наделенных, по мнению крестьян, «божественной благодатью»). Однако
это известие лотарингского каноника на самом деле не дает оснований для
того, чтобы считать церковные лозунги, как таковые, в целом чуждыми
всей массе крестьян-крестоносцев. Эпизод с гусем и козой, встречающийся,
кстати сказать, только в одной хронике (не принадлежащей к числу наи-
1 Н. А. Сидорова. Очерки по истории ранней городской культуры во Фран-
ции. стр. 29.
Папство и организация первого крестового похода
277
более достоверных источников по истории первого крестового похода),
во-первых, только частично характеризует религиозные воззрения кре-
стьянской бедноты, отправившейся весной 1096 г. в поход к Иерусалиму.
А, во-вторых, если даже принять этот эпизод за достоверный, то он лишь
наглядно подтверждает ту точку зрения, что церковно-феодальная кре-
стоносная идеология по существу была чужда крестьянству.
Сообщение хрониста может, на наш взгляд, означать лишь следующее:
признание участниками одного из крестьянских отрядов в качестве своих
вожаков, «наделенных божественной благодатью», гуся и козы являлось,
конечно, не чем иным, как обращением крестьянства к языческим пред-
ставлениям и верованиям (почитание домашних животных), и в этом отно-
шении Н. А. Сидорова права, когда она пишет о том, что это дискредити-
ровало церковную проповедь, когда она видит в этих пережитках язы-
чества причину негодования хрониста, передающего интерпретируемый
эпизод1. Но нельзя забывать и о том, что в раннее средневековье языче-
ские верования являлись подчас для крестьянства знаменем протеста
против феодальных порядков, освящавшихся католицизмом! Поскольку
участие массы деревенской бедноты в крестовом походе 1096 г. было про-
явлением антифеодального протеста, постольку и обращение к языче-
ству части крестьян было вполне естественным.
Однако, как уже было замечено, одного только эпизода с гусем и козой
недостаточно для того, чтобы утверждать о наличии глубокой пропасти
между идеологией темной и религиозной, порой даже фанатически на-
строенной бедняцкой массы и официальными лозунгами и идеями церкви,
которые, как никак, с подъемом воспринимались этой же массой. Идеоло-
гия господствующего класса и в XI в. была господствующей идеологией.
Это, конечно, совсем не исключает того, что в крестьянской массе кресто-
носцев церковные идеи перерабатывались в соответствии с ее интересами
и служили в глазах крестьян оправданием их собственных, освободитель-
ных и антифеодальных целей. Но отрицать распространение в крестьянской
массе крестоносных идей католической церкви было бы антиисторичным.
Поэтому, возвращаясь к оценке религиозной демагогии клермонскоп
речи Урбана II, можно сказать, что даже и за благочестивыми на словах
призывами Урбана II таился вполне реальный смысл, но, конечно, обрат-
ный тому, который крестьянские массы вкладывали в свои мечты об «иску-
пительном подвиге». Крестьяне, pauperes, жаждали освобождения от фео-
дального ига. Папство добивалось совсем иного: оно рассчитывало «осво-
бодить» крупных землевладельцев на Западе от «бунтующих» масс, дав
выход антифеодальным по существу, «искупительным», «аскетическим»—
по форме настроениям последних путем организации военно-колониза-
ционного движения на Восток под религиозными лозунгами, окружив
участников этого движения ореолом «мученичества», изобразив самое
предприятие, как святое дело — дело бога.
Отсюда прежде всего— отпущение «грехов», обещанное в речи в Клер-
моне всем, кто примет участие в походе2. Это обещание Урбана II было за
креплено соответствующим постановлением Клермонского собора. Поста-
новление гласило: «Всякому, кто единственно ради обета, а не для при-
обретения денег или почестей отправится в Иерусалим для освобождения
1 II. Л. Сидоров а. Очерки ио истории ранней городской культуры во Фран-
ции, стр. 29—30.
* Hobert i М о n а с h i Historia Iherosolymitana. p. 72913; W illelm i
M a 1 m e s b i r i e n s i s De gestis regum Anglorum, p. 396; Kn leher i i Car
no tens is Historia Hierosolymitana, p. 324В: по сообщению хрониста, пана
отпускал грехи лишь тем, кто погибнет в борьбе с «неверными».
278
М. А. Заборов
церкви божьей, этот путь будет засчитан за полное покаяние» \
Конечно, нельзя признать случайным, что папство, католическая церковь
в целом акцентировали этот «духовный» момент: демагогический акт отпу-
щения «грехов» не мог бы иметь значения, если бы таковое (т. е. отпущение
«грехов») не соответствовало определенным настроениям массы будущих
крестоносцев, в значительном большинстве своем — крестьян. За их
религиозными по форме настроениями скрывались земные чаяния изму-
ченных непосильным гнетом людей. Следовательно, отпущение «грехов»
напой в конечном счете должно было оживить именно эти реальные на-
дежды— пусть и в их религиозном осмыслении и преломлении. То же
самое можно сказать и об обещанной Урбаном II «вечной награде», ожидаю
щей будто бы «на небесах» всех участников похода 1 2.
Весь этот благочестивый арсенал «небесной демагогии» был использо-
ван Урбаном II с целью придать наибольший размах движению.
Но Урбан II не мог не видеть, что одних только благочестивых рас-
суждений явно недостаточно для выполнения задуманного предприятия.
В своей речи папа счел нужным пустить в ход — наряду с «небесной» —
и «земную демагогию», т. е. выставить перед собравшимися такие доводы,
которые, более или менее скрывая от слушателей действительные цели,
преследовавшиеся организаторами похода, явились бы в то же время
достаточно убедительными для будущих крестоносцев и с точки зрения
их прямых, непосредственных, материальных интересов.
Именно анализ этих «земных» мотивов, которые содержатся в речи
папы, дает весьма важный материал для суждения о подлинных, клас-
совых интересах, которыми было продиктовано стремление папства взять
па себя инициативу в организации «священной войны». Несмотря на де-
магогический характер папского обращения, рассчитанного на возбужде-
ние алчности у одних (рыцарство), надежд на возможность лучшего устрой-
ства жизни — у других (крестьянство), — в его речи все же в известной
мере отразились те действительные побуждения, которыми руководство-
валось папство в своей крестоносной проповеди.
Непосредственно Урбан II обращался, главным образом, к низшей
части феодального класса — к рыцарской вольнице.
— «О, сильнейшие воины и отпрыски непобедимых предков!», — так-
начал, по рассказу одного их хронистов, папа свою речь 3. К рыцарям
обращался папа, напоминая им о доблестях предков и призывая к их воз-
рождению 4. Именно представителей этого слоя феодалов он соблазнял
перспективами грабежей в богатых восточных странах, перспективами
территориальных захватов: папа прямо требует от рыцарей, чтобы они
«подчинили себе» Иерусалимскую землю 5. Несомненно, Урбан II имел
1 Millie. Patrologia latina, t. 162, p. 7 17: Qniqumque pro sola devotione, non
pro honoris vol pecuniae adeptione, ad liberandnin ccclesiae (lei Jerusalem profectus
fuerit, iter illud pro omni poenitentia reputetur. Факт принятия такого постановления
подтверждается более поздней ссылкой на него Евгения III. См. Otlonis F г i-
> ingensis Gesta Francoruin. MG К SS, t. XX, p. 371: illaip peccatorum remissio-
neni. quoin praefatus praedecossor in os ter papa libanns insl ituil. <’p. также текст писем
Урбана II но Фландрию (1*. В i a n t. Inventaire critique des lettres historiques des
. roisades,№ XLIX. «Archive de I’Orirnt latino, vol. 1. Paris. 1881. p. 113, 220) и в Бо-
лонью (ibid., № LVII).
- Fule h e r i i C a r n о I e n s i s Historia H ierosolyinitana, p. 3241); 11 o-
b e r I i M о n a c li i Historia I herosolyniitana, p. 729В: В a I d r i c i D о I e n
s i s Historia lerosolimilana, p. 15G; G uiberti abbatis monasterii sanctae Marine
Novigenii Gesta dci per francos. IUIC, t. (V, p. I38E.
3 R oberl i Monachi Historia Iherosolyniitana. p. 728.
4 Ibidem.
5 Ibidem: eamquo vobis subjicite!
Папство и организация первого крестового похода
279
в виду рыцарей и тогда, когда апеллировал к жад пости тех из своих слу-
шателей, которые прежде «за малую мзду были наемниками», когда он
напоминал им о :«земелыюй тесноте», которую должны были испытывать
низшие слои господствующего класса («да не привлекает вас эта земля,
которую вы населяете, земля, в которой число вас растет, богатства
же не умножаются» — пес copia divitiaruin ex liberal 9, — им, конечно,
указывал папа выход: стать на «стезю господню». К рыцарям, преимуще-
ственно, было направлено и то место папской речи, в котором Урбан IJ
с необычной для него и могущей показаться странной в устах христиан-
ского пастыря прямолинейностью звал своих слушателей к грабежу
стран Востока: «. . . вы захватите и сокровища ваших врагов!» 1 2 Что
могли означать эти слова, как не прямой призыв к грабежу, призыв,
который во время самого похода и после завоевания Иерусалима был
реализован крестоносцами в такой степени, что население захваченных
областей воспылало неугасимой ненавистью к западным разбойникам
с крестом на плече!
Конечно, этот призыв относился прежде всего к рыцарству, для ко-
торого перспектива захвата добычи могла оказаться особенно заманчивой.
Мотивы, которыми было продиктовано обращение к рыцарской вольнице,
также вполне отчетливо выясняются из самой речи Урбана II. Папа
зовет выступить в бой против «неверных» тех людей, «кои с давних пор
привыкли злоупотреблять правом частной войны против верных» 3.
Безусловно, папа имеет в виду ущерб, который причиняли крупному,
прежде всего, церковному, менее обеспеченному вооруженной силой,
землевладению разбои оскудевшего рыцарства. Мотивы обращения
папства к рыцарству совершенно ясны — и папа не скупится на лесть
«великим воителям», которые «не щадили себя во вред и телу, и
душе» 4 5.
Конечно, папство и тот класс, интересы которого выражала церковь,
предпочитали, чтобы разбойничьи «таланты» рыцарей, обращавшиеся
до недавнего времени против крупного землевладения, были применены
против дальних «врагов церкви» и пошли бы на пользу ей. В этом, думается.
смысл сопоставления «правой и неправедной войны», которое папа дает
в своем выступлении, призывая к «достойной битве против неверных»
тех, кто привык «во зло» разжигать войну против «верных» 6 и вел «до
сих пор войны, которые бы не следовало вести» 6. В этом — смысл призыва
употребить для «праведного сражения» «ту храбрость, ту осторожность,
которую вы привыкли расточать в гражданской войне» 7.
Но не одних лишь мелких рыцарей имел в виду в своей речи Урбан 11.
Ведь среди тех десятков тысяч людей, которые слушали его выступление,
главную массу составлял простой парод, тот «плебс», об истинных
мотивах отправления которого в поход по папскому призыву весьма
1 Robert i М <> и а с h i Historia I herosolyniilana. p. 72b.
Ibid., p. 728E: facilitates etiani iniinicornni vestrae ernnt: qiioniam el illornm
thesaurus expoliabit is. Ср. В a I d r i c i Dolensis Historia lerosoliniitana. p. 150.
3 К u I c h с r i i <’. a r notensis Historia II ierosolymilana. p. 32't I).
1 Ibid., p. 324E.
5 Ibid., p. 324 D; Roberli Monaclii Historia Iherosolymitana. p. 728f:
В a 1 d r i c i I) о 1 e n s i s Historia lerosoliniitana, p. 15A — C.
e G и i b e r t i Novi g e n t i Gesta dei per francos, p. 138E: Indebila hadeniis
bella gessistis. . .
’ W i I 1 e 1 m i M a I rn e s b i r i e n s i s. De gest is regnin Ariglornni. p. 396:
iiiani fortitndinem, prudent iam illam. <|nani in civili conf 1 irIu habere consuestis. justiori
1‘ffundentes, praelio.
280
М. А. Заборов
выразительно повествует хронист Эккегард Авре некий. Этот хронист очень
реалистично объясняет, почему папа смог «легко убедить западных фран-
ков оставить свои деревни» он отмечает прежде всего различные incom-
moditates, «неблагоприятные обстоятельства», которые, по признанию
самих крестоносцев (это для нас особенно важно!), побуждали их «к по-
добным обетам» (т. е. участия в походе) 1 2, а именно «общественный раз-
дор» (seditio civilis), «голод», «безмерную смертность», т. е. эпидемии 3.
Все эти и другие incommoditates Урбан II учел в своем обращении
к толпам стоявших на Клермонской равнине, указал на них, дал лишний
раз почувствовать беднякам ужас их положения, противопоставив зем-
ным страданиям яркие картины блаженной жизни, ожидающей мучеников
за веру в небесах и, наконец, выставил перед слушателями реальные
результаты, которых они бы достигли в случае успешного осуществления
крестоносного предприятия.
Действительно, Урбан II указывает, что в поход, для содействия
восточным христианам должны отправиться лица, принадлежащие ко
всем сословиям, не только конные, но и пешие, не только люди состоя-
тельные, но п бедняки 4. В речи, обращенной — с точки зрения ее «фор-
мального» предназначения — к рыцарству, к «отпрыскам непобедимых
предков», такое специальное подчеркивание того, что и беднякам следует
вступить на «стезю господню», не могло, конечно, не быть замечено при-
сутствовавшими, не могло не привлечь к папскому призыву внимания
толп изголодавшихся поселян. Слушатели должны были насторожиться,
тем более, что несколько дальше папа в другой связи снова подчеркнул,
что бедным надлежит взять крест, — именно, в той части своей речи,
где он указал на обязанность богатых помогать неимущим 5. И последние
тотчас услышали то, что нм было особенно понятно и близко. Они услы-
шали, что тех, кто примет обет идти в «святую землю», ожидает не одно
лишь «отпущение грехов» и не одна лишь «вечная награда на небесах».
Урбан II постарался представить в своей речи сугубо материальные по-
следствия, земные выгоды победы над «неверными», противопоставив
тяжелейшие условия жизни масс здесь, в Европе — тем преимуществам,
которые даст им подчинение восточных земель, находящихся в руках
«врагов христианства».
Здесь, на Западе — земля, не обильная богатствами: она «едва прокарм-
ливает тех, кто ее обрабатывает. . .»6. Это чрезвычайно важный момент
в речи Урбана П. В этом месте своей речи папа, несомненно, имел в виду
тех, для которых всевозможные incommoditates, охарактеризованные
выше, стали в 90-х годах XI в. просто нестерпимыми, тех, кто давно уже
искал возможности избавиться от лишений, пойдя, как пишет Гвиберт
Ножанский, «в добровольное изгнание» (ad spontaneum exilium) 7. Здесь
Урбан II прямо обращался уже не к fortissimis militibus, а к закрепощен-
ным крестьянам, к cull orihiis. Папа сказал то. что каждый из них знал
сам: земля их не прокармливала.
1 Е к к с г 11 а । <1 i (;11го|цг<»н universale, MGH SS, I. VI, р. 213: . . . sua riira
nd in«| неге.
2 Ibid., p. 214: Beliiiqiiaruni iiationum plebes vel personae aliae. . . se quibusvis
inromtnoditatibus ad (alia vota c<>mpuIsis fatebantur.
3 Ibid., p. 213.
1 Fill r. h e i i i С a г и otensi s Historia Hierosolymitana, p. 324 A — B: ut
euiirtis ( iijuslibet ordinis tain equitibns, qnam peditibus, tam divitibus, quani paupe-
ribus. . . snadeatis. . .
3 Bob e r t i M о и a c li i Ilistoria Hierosolymitana, p. 729: Ditiores inopibus
>nbvrniant. . .
4 Ibid., p. 728: et vix sola alimenta suis cultoribus adininistrat.
7 G ui belli N о v i g e о t i Gesla dei per francos, p. 141E.
Папство и организация первого крестового похода
281
Разумеется, римский первосвященник, демагогически изображавший
из себя защитника бедняков, заботливо пекущегося как о спасении их
душ, так и атом, чтобы насытить их желудки, не сказал и не мог сказать,
почему именно та земля, которую они населяют, едва обеспечивает про-
питание обрабатывающим ее земледельцам. Он умолчал о главной причине
такого положения — о невыносимом сеньериальном гнете. Папа предпо-
чел ограничиться ссылкой на «естественные факторы», на «естественную»
земельную тесноту, обусловленную якобы самим местоположением згой
страны, к жителям которой он непосредственно держал свою речь, т. е.
Франции: по его словам получалось так, будто все дело в том, что земля
эта «сдавлена морем и окружена горами» Q Эта ссылка, конечно, не имела
ничего общего с действительным положением вещей. (Любопытно, кстати,
отметить, что еще в XI в., задолго до Мальтуса, идеологи правящего
класса в целях оправдания эксплуатации и нищеты масс прибегали к до-
водам, в принципе аналогичным тем, которые используются неомальту-
зианцами для реабилитации современного империализма.)
Но темной и исстрадавшейся крестьянской массе в тот момент было
не до уяснения истинных причин своего трудного положения. Папа конста-
тировал, что им приходится тяжело — тем, «у которых совсем ничего
нет» й: это уже что-нибудь да значило.
Урбан II не остановился па этой констатации: это была лишь прелюдия,
после которой «наместник св. Петра» не замедлил высказать и свою точку
зрения на вопрос о путях избавления крестьянства от incommoditatum.
И хотя это главное, «земное» ядро его речи тоже было в изрядной степени
ханжески завуалировано благочестивой фразеологией, но, тем не менее,
папа не счел возможным скрыть от собравшихся земные соблазны и прак-
тические выгоды предстоявшей экспедиции. По его мысли, бедняков на
Востоке ожидали высокие земные награды. Земля, о необходимости под-
чинить которую говорил Урбан II, не похожа на эту землю: она «течет
медом и млеком» 1 * 3. И далее: «Иерусалим — это пуп земель, земля, пло-
доноснейшая по сравнению со всеми остальными, она словно второй рай
утех» 4.
Таким образом, папа явно стремился привлечь толпы бедняков нари-
сованными им картинами земного благополучия, ожидающего будто бы
земледельцев в «святых местах», когда они будут завоеваны.
Мало того, что он живописал Палестину с точки зрения плодород-
ности ее земли, обилия на Востоке естественных земных благ. Чрезвы-
чайно примечательны следующие слова римского первосвященника,
обращенные безусловно в первую очередь к нищему крестьянству: «Кто
здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты!» 5 — тезис, настолько
сам за себя говорящий, что ни в каких комментариях не нуждается.
Надо полагать, что это был едва ли не наиболее сильный аргумент в устах
папы, который не мог не оказать своего действия на бедняков. Неслу-
чайно именно в этом месте, если верить свидетельству некоторых хрони-
стов, речь Урбана II была прервана возгласами «Бог так хочет!» ®.
1 Roberli Mona с h i Historia Iherosolymitana, p. 728.
* Gui bert i Novigen ti Gesta dei per francos, p. HOB: Quid de his dir-
t-uri sumus, qni nihil prorsus habentes. .?
’ Roberli Monachi Historia Iherosolymitana, p. 728E: terra ilia.. .
lacto et indie fluit.
* Ibid., p. 729A: lherusalem umbilicus est terraruin, terra prae laeteris fructifera
quasi alter Paradisos delicarum.
5 Fulcherii Carnot ensis Historia Hierosolynblana, p. 324E: Quin
imo hie tristes, hie pauperes, illic auteni laeti et locupletes. . .
•Robert! Monachi Historia Iherosolymitana. p. 729C.
282
М. Л. Заборов
Эффект этой апелляции к земным чаяниям крепостной массы о лучшей
жизни, об избавлении от нищеты был тем более велик, что Урбан II,
стремясь ускорить выступление из Европы «мятежного элемента» и побу-
дить к участию в иоходе возможно большую массу людей, чье мятежное
поведение дома грозило благополучию феодальных собственников земли,
умышленно преуменьшал перед простонародьем трудности, предстоявшие
в пути. Папа рисовал крестовый поход как дело, которое не потребует
особенно больших усилий от его участников. Эта откровенная ложь,
к которой прибег папа с тем, чтобы толкнуть на кровавую и гибельную
«стезю господню» забитых и невежественных крестьян, чрезвычайно
показательна. Урбан II заявил, что путь к Иерусалиму — короток,
что мол достигнуть его не составит каких-либо серьезных трудов:
«дорога — кратка, труд — невелик» \ — говорил глава католической
церкви.
Ясно, что эта грязная уловка Урбана II должна была воздействовать
на людей, испытывавших колебания, боявшихся трудностей и т. д., — та-
ких было немало среди слушателей его речи. Гвиберт Ножанский пишет,
что многие из тех. кто позднее принял крест, первоначально «не имели
никакого желания идти в путь» 1 2. Папа знал об этих настроениях. Об этом
свидетельствует не только та ложь, на которую он пошел, приукрасив труд-
ности крестоносного предприятия, — об этом говорят также те увещания
идти в поход, не считаясь ни с чем, с которыми папа обратился к при-
сутствующим.
Пусть ничто — ни земные привязанности (к каким-либо владениям
или имуществу), ни любовь к семье 3, пикание человеческие чувства не
удерживают «верных» от того, чтобы пойти на «правую войну». Что ка-
сается бедняков, то Урбан II, обращаясь к ним, специально зовет их
отказаться от последнего, что у них есть 4, — ради, разумеется, спасения
«восточных» братьев, т. е. фактически ради обогащения церкви: харак-
терно, что, призывая пожертвовать последним имуществом на «святое
дело», Урбан II не позабыл присовокупить к этому своеобразный рецепт
относительно способов сохранения в целостности имущества крестонос-
цев в период их пребывания в походе — это имущество следует сдать
в надежные руки! 5 * Едва ли можно сомневаться, что под таковыми
Урбан II мог разуметь только руки церкви.
Известия западных хронистов свидетельствуют о том, что лживые
увещания римского понтифекса возымели действие: «Отвага бедняков
возгорелась столь великим рвением, что никто из них не обращал внима-
ния на скудость доходов, не заботился о надлежащей распродаже домов,
виноградников и полей» с, — пишет Гвиберт Ножанский и продолжает:
«Каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, про-
давал все, что имел, не но стоимости, а по цене, назначенной покупате-
лем, чтобы не позже других выступить на «стезю господню» 7.
Крестоносное возбуждение захватило массы бедняков на Западе:
«скопища крестьян, женщин и детей» двинулись в путь, словно «ослеп-
1 В a I d г i с i I) о I е п ь i s Historia lerosoliniitana, p. I5D: Via brevis est.
labor pennedii ns est. .
2 (1 ii i b crli N о v igenti Gesta dei per francos, p. 141G: hi plerumque
rjnos nulla adhur eundi voluntas attigeral. . .
3 Robert i M о n a c h i Historia Iherosolymitana, p. 728E.
* В a I d г i <• i Dolensis Historia lerosolimitana, p. 15E.
•> fulcherii Carnot e n s i s Historia Hierosolymitana, p. 324E.
« Gnibert i N ovigent i Gesta dei per francos, p. 141A.
7 Ibid., p. KI E.
Папство и организация первого крестового похода 283
ленные глупостью» как полагает Эккегард Аврейский: бедняки «оста-
вили родную землю» (terrain nativitatis . . . relinquerent) и с «верной
опасностью домогались неверной земли обетованной» 1 2. В поход отправи-
лась огромная по тем временам армия: численность ее составляла, во
всяком случае, несколько десятков тысяч человек 3.
Все вышесказанное подтверждает, что папская демагогия была в зна-
чительной степени рассчитана именно на крестьянскую массу, на наи-
более опасные для феодалов беднейшие слои, которых церковь стреми-
лась поставить на «стезю господню» и тем самым дать возможность круп-
ному феодальному землевладению, светскому и церковному, укрепить
свое положение.
Только в этой связи становятся ясными жалобы папы на raptores,
el domorum combustores, et eorum consentientes 4, только в этой связи
можно правильно понять слова папы о беспокойной обстановке на Западе:
«Днем и ночью нет покоя от грабителей и разбойников» 5. Тревожные
и исполненные страха настроения римского первосвященника разделяли
и другие представители церковной знати. Гвиберт Ножанский, описывая
положение во Франции накануне крестового похода, настойчиво подчер-
кивает «беспокойное» состояние общественной жизни, пишет о «смятении
во всем французском королевстве», о повсеместных «разбоях», нападе-
ниях на дорогах, «бесконечных пожарах» 6 и т. д. — слова, прямо пере-
кликающиеся с той характеристикой положения дел на Западе, которую
дал в своей речи Урбан II. Из речи Урбана II мы прямо видим, что он
имел в виду двинуть на Восток этот бедняцкий, «мятежный элемент».
Порицая «притеснителей сирот и вдов», «клятвопреступников», «убийц»,
зовя их на «правую войну» против «варваров», папа, в заключение этого
перечня тех, кому надлежит отправиться в путь, обращается к . . . «нару-
шителям чужого права» (vos alieni juri direptores!) 7. В глазах церкви
таковыми являлись прежде всего «бунтовавшие» против сеньериального
гнета крепостные. К ним было направлено это обращение главы католи-
ческой церкви. Latrones — это не только разбойничающие рыцари.
В устах главы католической иерархии это и представители низов,
1 Ekkehardi Chronicon universale, MGH SS, t. VI, p. 214: . . . catervas
riiricolarum feminarum ac parvulorum, quasi inaudita stultitia deli ran tes sub-
sannabant. . .
2 Ibid., p. 214. Об «изумительном стремлении» бедняков (поселян и горожан)
идти на Восток по призыву Урбана II пишет и Ордерик Виталий (О г d е г i с i
Vitalis Historiae ecclesiasticae. p. 661—662) и многие другие западные хро-
нисты.
3 При оценке численности крестьянского войска не следует чрезмерно доверят!,
тем гиперболическим сопоставлениям, к которым так охотно прибегали церковные ав
торы XI—XII вв. с целью внушить читателю преувеличенное представление о несмет-
ных полчищах божьего воинства. Напрасно Н. А. Сидорова в своей работе (стр. 25)
пользуется именно этими гиперболическими сравнениями крестоносного войска с т\
чами саранчи, с морским песком и звездами для подтверждения правильного по суще
ству положения о весьма большом числе участников первого крестовок» похода.
Не вдаваясь здесь в подробное рассмотрение вопроса, приведем только одно известие
по поводу числа крестоносцев. Гильдссгеймский анналист говорит о «бесчисленном
народе» (populiis innumcrabilis) и поясняет: XII пли XV тысяч (ХИ vel XV fere milia).
Gm. Annales Hildesheim, MGH SS, t. Ill, p. 106. Из этого высказывания ясно видно,
с каким реальным количеством людей отождествлялись у писателей того времени
сравнения вроде упомянутых.
‘ Fulcherii Carnolcnsis Historia Hierosolymitana, p. 323A.
5 Ibid., p. 323(2; die a praedonibus vel nocte a latronibus. in domo vol extra . .
6 G uiber t i Novigenti Gesta dci per francos, p. 142B: Erat eo tempore,
antequam gentium fierct. tanta profectio. . ., totius Francorum regni facta turbatio. . .
crebra ubique latrocinia, viarum obsessio passim audiebantur. imino fiebat incendia
infinita. . .
’ Bald ric i Do lensis Historia lerosoliinitana, p. 14G.
284
Л/. А. Заборов
оказывавших активное и пассивное сопротивление возраставшему
в XI в. феодальному угнетению.
При рассмотрении как клермонской речи Урбана II, так и других
папских документов, относящихся к истории организации первого кре-
стового похода, особенно резко бросается в глаза отвратительное лице-
мерие крестоносной политики римской курии.
В самом деле, из разобранных текстов, оставленных современниками
и в целом верно воспроизводящих содержание выступления Урбана II.
ясно видно, что глава духовенства и идейно-политический «вождь» пра-
вящего класса Западной Европы — римский папа стремился придать
походу на Восток массовый характер. Из этих текстов следует далее,
что, руководствуясь корыстными интересами господствующей феодальной
верхушки, «наместник святого Петра» не остановился перед тем, чтобы
сознательной ложью увлечь в трудное и для нищих крестьян, во всяком
случае, безнадежное заморское предприятие, обречь на верную гибель
тысячи людей.
А между тем этот же самый Урбан II, побуждавший массу бедноты
к походу, не постеснялся в другом своем выступлении — перед духовен-
ством накинуть на себя личину христианского человеколюбия и «мило-
сердия». Папа заявил, что он «не настаивает и не убеждает» (поп praeci-
pimus aut suademus) отправляться в поход стариков, женщин, калек,
крестьян, не умеющих владеть оружием (usui armorum minime idonei).
Они мол будут служить только препятствием в деле «освобождения»
восточных братьев, их участие явится скорей обузой, чем пойдет на
пользу 1. Эти же лицемерные соображения папа высказал и в письме
к жителям Болоньи 2.
Однако в речи, произнесенной па Клермонской равнине, он не сделал
никаких (!) ограничений относительно того, кому идти и кому не идти
в поход! Конечно, Урбан II просто хотел задним числом оградить себя
от возможных впоследствии обвинений в пособничестве гибели массы
простого люда. Все эти лицемерные разглагольствования носили харак-
тер самооправдания, и только.
Ранней весной 1096 г., задолго до срока, назначенного Клермонскнм
собором (15 августа 1096 г.), отряды бедноты из разных стран Западной
Европы двинулись к «неверной земле обетованной» для того, чтобы найти
себе смерть либо там. .либо еще вдалеке от нее.
* * *
Из сказанного отчетливо вырисовывается социальная, классовая
подоплека папской крестоносной политики, выступают настоящие при-
чины, побудившие Урбана II к провозглашению осенью 1095 г. первого
крестового похода. В основе панской крестоносной пропаганды лежали
определенные социально-политические потребности господствующего
класса Запада. Католическая церковь в лице своего главы добивалась
избавления всего класса феодалов от гнева крепостных земледельцев,
который! все чаще обрушивался на представителей этого класса в XI в.
Вместе с тем, она хотела направить подальше хищные устремления рыцар-
ской вольницы, жертвой! которой нередко становились земли и иные богат-
ства как самих церковных, так и светских владетелей, удовлетворив ее
жажду земельных приобретений и грабежей за пределами Европы.
'Roberli Mona с h i Historia Iherosolymitana. p. 729E.
- P. Rian t. Inventaire critique des let Ires. . .. p. 121. Ср. p. И5. n 4.
Папство и организация первого крестового похода 285
Стремление к «миру» в Европе, о котором, как уверяют Рэнсимен
и другие преклоняющиеся перед Ватиканом буржуазные историки, будто
бы хлопотало папство, на самом деле было стремлением к увековечению
и к расширению власти и богатства католической церкви, к упрочению
господства, в первую очередь, крупного феодального землевладения над
зависимым крестьянством. В том, чтобы укрепить это господство вообще,
позиции римско-католической церкви, освящавшей его своим авторите-
том, — в частности, и состояла одна из главных, с точки зрения папства,
задач крестового похода, провозглашенного Урбаном II в Клермоне.
.’I. М. БРАГИНА
СЕЛЬСКИЕ КОММУНЫ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ ИТАЛИИ
И ПОДЧИНЕНИЕ ИХ ГОРОДУ В XIII—XIV вв.
Сельские коммуны — крестьянские общины, получившие самоупра-
вление — особенность средневековой истории Италии. Поэтому вопрос
о социально-экономическом строе сельских коммун, об их роли в жизни
крестьянства и особенно в его классовой борьбе, естественно, привлекает
внимание историков.
Изучение данной темы представляется важным и необходимым для
правильного понимания истории итальянского крестьянства в средние
века. Интерес к истории сельских коммун в XIII и XIV вв. объясняется
тем, что это — период экономического и политического расцвета италь-
янских городов, таившего в себе причины последующего упадка; рас-
смотрение политики города по отношению к сельским коммунам в ХП1 —
XIV вв. поможет выяснению этих причин.
Итальянские буржуазные историки, занимавшиеся аграрной исто-
рией Италии, касались в своих трудах вопроса о сельских коммунах.
Однако их внимание привлекали такие проблемы, как происхождение
сельских коммун, степень их административной самостоятельности,
политика городов по отношению к коммунам дистрикта В буржуазной
историографии мы не находим не только решения, но даже постановки
вопроса о социально-экономическом строе сельских коммун и их значении
в истории итальянского крестьянства. Не является исключением и фун-
даментальный труд Р. Каджезе — «Сельские классы и коммуны Италии
в средние века»1 2. Огромный фактический материал, собранный автором
в двух томах указанной работы, относится главным образом к вопросу
о происхождении сельских коммун, их структуре, степени зависимости
от феодала, а позднее — от города, о подчинении сельских коммун горо-
дам и политике последних. Работа носит объективистский характер
с очевидным стремлением автора избежать принципиальных выводов и
обобщений.
Из русских буржуазных историков крестьянской общиной в Италии
занимался М. М. Ковалевский3. Но из всей проблемы сельских комму и
его интересовал лишь вопрос о сохранении общинного землевладения
в Италии в эпоху феодализма. Методология марксистской исторической
пауки требует более широкой и принципиально иной постановки про-
1 Дистрикт территория итальянского города-государства.
2 Н. С а ц ц е s е. Classi е com uni nirali nel medio evo italiano, vol. T. 11. Fi-
renze, 1907 1909.
:I M. M. Ковалевским. Экономический рост Европы до возникновения
капиталистического хозяйства, тт. I —JI. М., 1898.
Сельские коммуны- Сев.-Вост. Италии
287
блемы. Необходимо подвергнуть анализу не только общинное землевла-
дение, но всю совокупность прав и структуру сельских коммун с тем,
чтобы показать их значение в экономике и социальной-жизни крестьян-
ства и его борьбе с феодалами. В рамках одной статьи прийти к достаточно
обоснованному решению всех этих вопросов невозможно.
Задача данной работы —- показать социально-экономический строй
сельских коммун и те изменения, которые повлекло за собой подчинение
их городу в XIII—XIV. bb.. Основным источником для изучения данной
темы служат статуты сельских коммун (статуты пяти сельских коммут
из округа Вероны, Милана, Бергамо и Виченцы) игородокиестатуть!
(статуты Милана, Брешии, Кремоны, Комо, Бергамо, Виченцы, Падуи.
Пармы, Вероны, Карпи и Тревизо) и различные грамоты.
Соседская община-марка существовала в Северной Италии со времен
расселения лангобардов. Но по мере того, как свободные общинники
попадали в зависимость от феодалов, утрачивала свою свободу и община-
марка. Однако особенностью процесса феодализации в Северной Италии
было сохранение значительного числа свободного крестьянства и незави-
симых общин, особенно в горных районах.
В XI—XII вв.. в связи с ранним развитием итальянских городов,
сложились относительно благоприятные обстоятельства, облегчившие
борьбу крестьян с сеньерами. Развитие производительных сил в сельском
хозяйстве, проникновенпе товарно-денежных отношений в экономику
деревни, переход значительной части земель в руки горожан и связанные
с этим изменения в структуре вотчины, почти полное исчезновение домена,
заинтересованность города в свободных рабочих руках и, наконец, рано
начавшаяся борьба городов с сеньерамп — вер это способствовало фикса-
ции крестьянских повинностей, освобождению крепостных от личной
зависимости,_возникновению сельскцУ^коммун И КОНце ХТЕ^ХГП вв.
В~ХПТ—XIV вв. широко распространялись чиншевые держания и раз-
личные формы аренды. В наиболее благоприятном положении находилась
наследственные держатели ТГ^ар^ндатбры; их^права на""надел прйблйяга-
лиЕьТГ свободной 'крестьянской собственности. Наряду с этим сохранялось,
значительное число лично зависимого крестьянства; йГрикрепленного
£_шщелу~и Лишенного каких-либо прав на него (сервыу—колоны, масса-
рии, вилланы).
Важнейшим завоеванием как свободного, так и зависимого крестьянства
Северной Италии, облегчившим их дальнейшую борьбу с феодалами,
было образование сельских коммун.
Сельские коммуны создавались на базе старой соседской общины-
марКи~й, как правило, совпадали территории л ьшУсдеревнейХхПТа, locus.
TerfaT^burgus). Но иногда в коммуну объединялось несколько деревень,
что придавало им большую силу. Процесс образования сельских ком-
мун, начавшийся повсеместно в середине* XII в., протекал в условиях
ожесточенной борьбы крестьянства с феодалами. Завоевывая право на
административную автономию, иа законодательное регулирование всей
жизни виллы (издание статутов), крестьянские общины не всегда добива-
лись полной независимости от сеньорой: Однако во многих случаях
в результате упорной борьбы все более крепнущих сельских коммун
•та зависимость становилась незначительной и не мешала внутренней
жизни крестьянской общины.
Важнейшим правом, которого сельские коммуны не только добива-
лись, но и стремились расширить в борьбе с феодалами, было право на
пользование общинными землями, т. е. основное право старой свободной
общины-марки. В области Падуи "жители вилл (consortes, vicini)
288
Л. М. Брагина
пользовались общинными землями еще в период до образования сельских
коммун. Так, жители виллы Carrucka Падуанского округа, несмотря
на притязания епископа, сумели сохранить все свои права на луг, лес,
охоту и остались полными собственниками всех общинных земель *.
В вилле Арозио, принадлежавшей монастырю Маджоре в Милане,
vicini пользовались общими лесами и пастбищами еще задолго до образо-
вания сельской коммуны, которая возникла в конце XII в. Так, в доку-
менте в 1134 г. упоминается о . . .viginalia seu conciliaria loca. . . Доку-
мент от 1214 г. уже более отчетливо свидетельствует о существовании
общинных земель; они именуются в нем . . . communatiis vicanis el
vicanalibus pascuis. . .l 2. В Бергамо в XIII—XIV вв. сельские коммуны,
как правило, имели возле деревни общее пастбище (1’agro или mos-agro,
или cod’agro) 3.
Кроме прав на общинные угодья, члены коммуны пользовались пра-
вом выпаса скота на пустующих землях и частных пахотных полях после
уборки урожая 4.
Эти факты ясно показывают, что сельские коммуны в Северной Ита-
лии возникали на основе старой общины-марки, которая, хотя и оказа-
лась в зависимости от феодалов, все же сумела сохранить свои права на
коллективные выпасы и угодья.
С XII в. развитие товарно-денежных отношений начало сказываться
на общинном землевладении сельских коммун. Аренда и купля-продажа
земли сельскими коммунами становятся в XIII—XIV вв. обычным явле-
нием. Часто сельская коммуна выступает как коллективный арендатор
пастбищ и прочих земель. Как свидетельствует грамота 1204 г., жители
Болземо, Миланского дистрикта, арендуют у церкви Модоециа 25 пор-
тик5 * луга®. В 1232г. сельская коммуна Корно Ново округа Лоди арен-
довала у города 4 пертики, 17 югеров и 8 тавол луга и пашни за 10 лир
и 28,5 денариев7 в год8.
В 1331 г. епископ Кремоны сдает в аренду на 3 года все земли, а также
нрава и привилегии, которые он имел в вилле Моканико, сельской ком-
муне Караварио за ежегодную плату в 60 лир 9.
Коллективная аренда лугов и пастбищ позволяла крестьянам рас-
ширять общинные выпасы и угодья, что было особенно необходимо в тех
виллах, где феодалам удалось захватить часть общинных земель. Сохра-
нение и восстановление прав на исконные общинные земли, увеличение
их за счет коллективной аренды свидетельствует о том, что сельские ком-
муны не только воспринимают, но и расширяют основную экономическую
функцию общины-марки — обеспечение крестьян необходимыми паст-
lA. Checcini. Comuni rurali padovani. «.\uovo Archivio Veneto», Nuova
serie, vol. 18. Venezia, 1909, p. 145.
2 Слово vicanalia происходит от vicus. G. Seregni. Del luogo di Arosio
e di suoi statuti nel secoli XII—XIII. «Miscellanea di storia Italiana», ser. Ill, vol. VII.
Torino, 1902, p. 239.
8 G. Rosa. Statuti antichi di Vertova ed altri comuni rurali dell’alla Italia.
«Archivio storico italiano», Nuova serie, vol. XII, parte 2, N 12. Firenze, 1860, p. 89.
4 M. M. Ковалевский. Экономический рост Европы до возникновения
капиталистического хозяйства, т. II, стр. 851.
5 Пертика— мера земли в средневековой Италии. I югер (бибулька)—12 перти-
кам, 1 пертика= 12 таволам: 1 пертика— 6,545 ар.
8 Gli atti del comune di Milano fino all’anno 1216, ed. Manarezi. Milano, 1919,
p. 384, A« 343. (Далее: Atti di Mil.).
7 В XIII—XIV вв. 1 лира—20 солилам, 1 солпд—12 денариям.
8 ('odice diploinatico Laudense, per C. Vignati, part 2, Milano -Brigola, 1883,
p. 312.
9 Отдел древних рукописей и актов Института истории АН СССР 11/128 (далее —
Архив .ТОНН. .101111 — .Ленинградское отделение Института истории ?\Н СССР).
Сельские коммуны С ев.-В ост. Италии
289
бищами и угодьями. Сам факт существования общинного землевладения
в XIII—XIV вв. и активная деятельность сельских коммун по его рас-
ширению является лишним доказательством того, что оно удовле-
творяло насущные нужды крестьянского хозяйства. Насильственное
разрушение общинной собственности на леса, луга, пастбища и про-
чие угодья, осуществлявшееся феодалами, не было обусловлено экономи-
ческой необходимостью. Организация мелкого крестьянского хозяйства
требовала отдельного надела пахотной земли, но вовсе не раздела паст-
бищ и угодий в частную собственность или владение. Крестьянину было
значительно выгоднее и удобнее выгонять свой немногочисленный скот
на общие пастбища и пользоваться общим лесом, рекой и т. д.; кроме
того, коллективную собственность было легче отстоять от притязаний
феодалов. Энгельс подчеркивал, что «... общинная земля была первым
основным условием существования крестьянина» в эпоху феодализмах.
Что же касается принципа пользования общинной землей, то он, неви-
димому, был тем же, что и в марке, где доля пользования пастбищами
и угодьями была одинаковой для каждого общинника. Однако на арен-
дуемых землях существовал принцип пропорционального пользования,
который предполагал обязательный раздел общего выгона или леса между
всеми членами общины.
Статут сельской коммуны Балдариа округа Вероны от 1221 г. дает
подробные указания относительно пользования рощами, которые эта ком-
муна арендовала сроком на 8 лет1 2. Две рощи были разделены между
всеми членами коммуны; пользование третьей рощей предназначалось
для общих нужд деревни. Каждый член коммуны приносил клятву, что
будет пользоваться отведенной ему частью рощи (porcionem meorum
vicinorum de nemoribus baldariae secundum quod sibi fuit vel erat desig-
nata et terminata atque divisa. . .)3 и не будет продавать или отчуждать
ее никому, кроме жителей Балдариа. Статут утверждает также, что
«каждый, кто владеет частью этой рощи, должен платить свою долю
арендной платы (debitum) коммуне Балдариа в соответствии с размером
своей части рощи. И если продаст или отдаст свою часть на указанных
выше условиях, должен обеспечить уплату своей доли debitum’а новым
владельцем»4. Ясно, что участки рощи, разделенной в пользование чле-
нам сельской коммуны, были неодинаковыми. Статут не делает никаких
указаний относительно того, по какому принципу происходил раздел.
Можно предположить, что роща была разделена в соответствии с раз-
мерами пахотных участков членов коммуны; по такому принципу обычно
распределялись в виллах налоги и различные коллективные платежи
и повинности. Что же касается самого факта раздела коллективных
земель, то его можно объяснить влиянием процесса мобилизации земли,
который все более усиливался с дальнейшим проникновением товарно-
денежных отношений в экономику деревни в XIII—XIV вв. Имело зна-
чение и то обстоятельство, что при коллективiioii аренде земель доля
арендной платы каждого члена коммуны была различной. В 1204 г. ком-
муна Корте (область Падуи) продала некоему Вульперто земли из «иму-
щества всей общины» 5. В 1252 г. коммуна Гвасталла (область Кремоны)
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. II, стр. 444.
2 С. С i р о I 1 a. Slatuli riirali Veronesi. «Archivio Veneto», vol. 33. Xcnezia,
1887, p. 130 -134.
3 Ibid., p. 131.
4 Ibid., p. 134.
5 Codice diplomatico Sacconse. Roma. 1892, p. 94
19 Средние века, вып. 7
290
Л. М. Брагина
продает Эгидусу де Довариа 12 тавол земли за 12 солидов х. В 1256 г.
сельская коммуна Традате (область Милана) продает церкви св. Бар-
толомея 12 тавол общинной земли (terre de vicanis illius loci) за 36 соли-
дов1 2.
Отчуждение коллективных земель в одних случаях могло быть след-
ствием обеднения основной массы членов сельской коммуны, в других
случаях — диктовалось определенными хозяйственными интересами ком-
муны. Важно подчеркнуть, что свободное распоряжение общинными зем-
лями становилось неотъемлемым правом сельских коммун, вытекавшим
из коллективной собственности на луга, пастбища и угодья. Право
это крестьяне упорно отстаивали в борьбе с феодалами.
Обратимся к рассмотрению того, что представляла собой сельская
коммуна в организационном отношении.
Подобно тому, как когда-то члены свободной марки сходились на собра-
ния для решения всех дел и установления законов, определявших жизнь
общины, так и в XIII в. члены сельских коммун на общем собрании при-
нимали постановления (статуты), решали мелкие судебные дела, осуще-
ствляли контроль за деятельностью сельской администрации. Маркс
отмечает, что когда «общинная собственность выступает только как допол-
нение к индивидуальной собственности. . .», тогда «община сама, по себе
вообще не существует вне собрания членов общины и вне их соединения
для общих целей» 3.
Таким образом, общее собрание членов сельской коммуны было важ-
нейшим фактором, конституирующим самую крестьянскую общину.
В тот период, когда коммуны только возникали и когда право издавать
статуты принадлежало еще сеньорам, на сельском сходе лишь зачиты-
вались постановления сеиьера, никакого самостоятельного значения
сход не имел. Но по мере того, как сельские коммуны добивались само-
стоятельности в решении важных хозяйственных вопросов, общее собра-
ние членов (publica et generale convicinia) становилось основным законо-
дательным органом коммуны. Статуты, издававшиеся сеньорами, не могли
отвечать интересам крестьянства, поэтому в своей борьбе за создание
сельских коммун крестьяне добивались прежде всего права на издание
собственных статутов. Степень зависимости сельских коммун от феода-
лов, особенно в первой половине XIII в., измерялась главным образом
тем, в какой мере сеньер мог влиять на законодательство общины. К на-
чалу XIII в. эта зависимость нередко сводилась к формальному утвер-
ждению сепьером статутов, издаваемых сельской коммуной.
В 1218 г. члены сельской коммуны Боволоне (округ Вероны) прини-
мают на общем собрании решение: «всеми средствами осушить болото
для использования затем этой земли всеми жителями виллы»4. Это поста-
новление заносится в статут, который был принят два года спустя «на
общем собрании жителей Боволоне с согласия епископа», как говорится
в предисловии к этому статуту5. В данном случае зависимость коммуны
от епископа не мешала ей принять важные решения, отвечающие хозяй-
ственным интересам ее членов.
1 Monumenta Historiae Patriae, ser. II, vol. XXI, Codex Diplomaticus Creinonae,
\ol. I. Torino, 1895. p. 285. Aj 912. (Далее: Cod. dip. Crein.)
2 (I. Bounctti. Document i per la storia del comune rurale ncl Milanese.
• Archivio storico Lombardo», ser. 6, vol. 55, lasc. 1—II. Milano, 1928, p. 114.
3 К. M a p к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству,
Политиздат, 1940, стр. 18.
4 С. С i р о 1 1 a. Statuti rurali Veronosi. «Archivio Veneto», ло1. 31. \enezia,
1886, p. 458.
5 Ibid., p. 459.
Сельские коммуны Сев.-Вост. Италии
291
В другой вилле Веронского округа — Балдариа в 1221 г. на общем
собрании жителей «деканы коммуны от имени коммуны и но желанию
ее жителей утверждают клятву и статут относительно пользования ро-
щами» 1 (текст статута приводился выше).
Однако в 1244 г. статут, фиксирующий обычное право виллы Балда-
риа, был принят на общем собрании жителей, где присутствовали и
братья Скопато — сеньеры, пользовавшиеся правом юрисдикции на дан-
ной территории1 2. Статут издается от их имени, и в конце указывается^
что «сеньеры Скопато могут изменить все эти постановления по своему
усмотрению» 3.
Сеньеры Скопато предоставили коммуне Балдариа право самостоя-
тельно принять в 1221 г. статут, имеющий для нее важное значение, по-
скольку он не затрагивал непосредственно их интересов. Но они восполь-
зовались своей властью при утверждении статута 1244 г., одна из статей
которого запрещает жителям Балдариа удить рыбу и охотиться на тер-
ритории Балдариа 4 5. В данном случае сеньеры Скопато с помощью ста-
тута закрепили свои привилегии на пользование угодьями в Балдариа.
Эти примеры наглядно показывают, какое огромное значение для
сельских коммун имело право издавать статуты, т. е. по существу быть
независимыми от сеньера. Но даже если сельской коммуне не удавалось
добиться полной свободы в местном законодательстве, право издавать
статуты, хотя бы и под контролем сеньера, сыграло важную роль в жизни
крестьянства. Фиксируя обычное право, статуты ограничивали произвол
феодалов. Кроме того, статуты сельских коммун подробно регламенти-
ровали хозяйственную жизнь виллы.
Как отмечает Каджезе, в статутах сельских коммун часто встречается
заявление, что никто не может начать сбор винограда прежде, чем об
этом не будет объявлено советом коммуны. Все земледельцы обязаны совер-
шить три вида работ на полях перед посевом. Они обязаны также разво-
дить сады и огороды6.
Статуты коммуны Арозио от 1215 г. (как уже отмечалось, вилла Аро-
зио принадлежала монастырю Маджоре в Милане) 6 и независимой ком-
муны Вертовы в области Бергамо от 1301 г.7 запрещают жителям произ-
водить работы в праздничные дни. Статут коммуны Балдариа от 1221 г.
запрещает ее членам рубить деревья в коллективно арендуемой роще до
праздника св. Мартина8. Регламентация сельскохозяйственых процес-
сов, составлявшая одну пз главных функций сельских коммун, имела
свои положительные и отрицательные стороны. Она обеспечивала хоро-
шую обработку почвы, своевременность жатвы, уборки винограда и дру-
гих сельскохозяйственных процессов, но вместе с тем сковывала частную
инициативу крестьян.
Сельские статуты регулировали также взаимоотношения между чле-
нами коммуны, устанавливая систему штрафов за нарушения обычного
права: за потраву посевов скотом, поджог сена или зерна и за другие
мелкие уголовные преступления. Строго охранялись, как частные владе-
ния (часты упоминания о штрафах за захват чужого участка, за вынос
дров из чужой части леса, за разрушение дома), так и общинные земли:
1 С. С ipo 1 I a. Statuti rural! Veronesi. «Archivio Veneto», vol. 33, 1887,p. 130—131.
2 Ibid., p. 135—136.
3 Ibid., p. 141.
* Ibid., p. 139.
5 R. Caggese. Classi e comuni rurali. . ., vol. I, p. 403.
c G. S c r e g n i. Del luogo di Arosio. . ., p. 286.
7 G. Rosa. Statuti antichi di Vertova. . ., p. 91.
8 C. Cipolla. Statuti rurali Veronesi. «Archivio Veneto», vol. 33, 1887, p. 132.
19»
292
Л. М. Брагина
все члены коммуны обычно приносили клятву, что будут охранять общее
имущество
1 Итак, сельская коммуна представляла собой коллектив, все члены
которого обязаны были подчиняться строгим правилам, установленным
статутом коммуны и регулирующим все стороны ее жизни. Сельская
коммуна возрождала старые традиции марки — общее собрание, общий
распорядок хозяйственной деятельности и другие, и шла дальше, упоря-
дочивая и законодательно оформляя местное обычное право.
Важной чертой, характеризующей самоуправление сельских коммун,
было наличие собственных финансов, которыми они распоряжались.
Основным источником общего денежного фонда служили штрафы за нару-
шение сельских статутов. До образования сельских коммун все штрафы,
связанные с нарушением обычного права виллы, и штрафы за уголовные
преступления поступали сеньеру, пользовавшемуся правом юрисдик-
ции на территории коммуны. Но по мере того, как сельские коммуны
приобретали все большую силу, феодалы часто были вынуждены усту-
пать часть штрафов коммуне. В каждой главе статута коммуны Арозио
от 1215 г., определяющей величину штрафа за нарушение обычая виллы,
указывается, что половина штрафа принадлежит аббатиссе, а половина —
сельской коммуне (ipsis vicinis). Обычный размер штрафа — 5 солидов1 2.
Коммуна Боволоне, как указывается в статуте 1220 г., должна была отда-
вать епископу только четвертую часть всех штрафов 3.
Одним из источников дохода была продажа пли сдача в аренду общин-
ных земель. Кроме того, в середине XIV в. становится частым явлением
аренда коммунами прав на получение церковной десятины. Так в 1339 г.
епископ Кремоны уступает сельской коммуне Миксано право на получе-
ние десятины с жителей этой виллы сроком на 9 лет за ежегодную плату —
3 золотых флорина 4. В 1351 г. этот же епископ передает право па сбор
десятины коммуне Санто Иоганно ин Круче на 9 лет с уплатой ежегодно
12 золотых флоринов5. Вполне возможно, что подобные сделки имели
место и в более ранний период, поскольку купля-продажа и сдача в аренду
феодальных прав и привилегий получили широкое распространение
в Северной Италии уже в XII в., в связи с бурным ростом товарно-денеж-
ных отношений. В общий денежный фонд поступали также взносы за
вступление в общину, которые уплачивались лицами, поселившимися
на территории коммуны. Сельская коммуна Вертова устанавливает этот
взнос в довольно значительном размере — 3 лиры6.
Денежные средства сельских коммун расходовались прежде всего
в интересах коммуны в целом: выплата жалованья администрации ком-
муны, общественное благоустройство, проведение каналов, осушение
болот, аренда мельниц. Однако те доходы и расходы, которые были свя-
заны с отчуждением общинных земель, с арендой или покупкой пастбищ
и леса, обычно распределялись между членами коммуны в соответствии
с размером участка, которым владел каждый из них на территории дан-
ной виллы7. Таким образом, эти доходы л расходы не были связаны с об-
щим денежным фондом сельских коммун.
1 G. Rosa. Statuti antichi di Vertova. . .. p. 90.
2 G. Sercgn i. Del luo^o di A rosin. . ., p. 284—287.
3 C. Cipolla. Statuti rurali Veronesi. «Archivio Veneto», vol. 31, 1886, p. 461.
4 Архив ЛОИ И, 14/128.
5 Там же, 23/128. В архиве хранится еще несколько аналогичных документов.
• G. R о s a. Statuti antichi di Vertova. . ., p. 90—91.
7 G. Biscaro. 11 comune di Treviso ed i suoi pin antichi statuti fino al 1218.
«Nuovo Archivio», nuova serie, vol. Il, parte I, Venezia, 1901, p. 5.
Сельские, коммуны Сев.-Вост. Италии
293
Все эти финансовые операции, которые производила сельская ком-
муна, имели жизненно важное значение для основной массы кресть-
янства. Именно поэтому финансовая самостоятельность сельских коммун,
наличие общего денежного фонда стали одним из главных элементов само-
управления вилл, оформившихся в сельские коммуны. Здесь отчетливо
видна аналогия между сельскими и городскими коммунами, как социаль-
ными организациями отдельных сословий феодального общества, отра-
жающими их стремление к объединению.
Это сходство в организации городских и сельских коммун станет
еще более ясным при рассмотрении администрации последних.
Административная самостоятельность сельской коммуны проявлялась
в том, что члены коммуны на общем собрании выбирали одного или не-
скольких консулов или деканов, ректоров и других должностных лиц,
в руках которых сосредоточивалась вся власть в коммуне. Но коммунам
не всегда удавалось добиться полной независимости в избрании админи-
страции: сеньеры часто сохраняли за собой право окончательно утвер-
ждать избранных коммуной должностных лиц и посылать на общее
собрание коммуны своего представителя. Статут коммуны Арозио от
1215 г. гласит: «никто не может быть консулом, деканом или занимать
иную должность в коммуне без разрешения аббатиссы» А
В функции деканов и консулов (в некоторых коммунах — массариев)
входило: наблюдение за порядком в коммуне, за точным' исполнением
предписаний статутов жителями виллы, за выполнением договоров, за-
ключенных между крестьянами и феодалами, заключение земельных
сделок от имени коммуны, осуществление низшей юрисдикции и поли-
цейского надзора. Для охраны общинных земель каждые полгода ком-
муна выбирала 6 кампариев1 2. Все должностные лица получали от коммуны
жалованье. Статут Вертовы от 1301 г. определяет ежемесячное жалоВанВе
кампариев в 5 солидов 3. Жалованье деканов устанавливалось, например,
статутом коммуны Боволоне в 20 лир в год, а жалованье кампариев--ut
в размере 2-х солидов в день4.
Администрация коммуны должна была периодически отчитываться
о своей деятельности на общем собрании жителей виллы. В коммуне
Боволоне деканы и другие представители администрации должны были
3 раза в год давать отчет о штрафах и других платежах, которые они
собирали с жителей. На собрании, где они отчитывались, должен был
присутствовать посланник епископа 5.
Таким образом, добиваясь административной самостоятельности,' сель-
ские коммуны не только получали возможность выбирать должностных
лиц виллы, но и фактически ставили сельскую администрацию вне контроля
феодала, требуя от нее отчетности только перед коммуной. Администра-
тивная независимость позволяла коммуне осуществлять необходимые
экономические функции, соответствующие интересам как общипы в це-
лом, так и отдельных ее членов, и устраняла произвол феодалов во взаимо-
отношениях с крестьянством.
Итак, подводя итоги обзору структуры, прав и функции сельских
коммун в период (с конца XJI до середины XIII вв.), когда им удалось
добиться наибольшей самостоятельности, можно сделать следующие
выводы.
1 G. S е г о g и i. Del luogo di Arosio. . .. p. 284. • >
- G. Rosa. Statuti antichi di Vertova. . ., p. 90.
3 Ibid., p. 90.
4 С C i p о I 1 a. Statuti rurali Veronesi. «Archivio Veneto», vol. 31, p. 459.
* Ibid., p. 458. %
294
Л. М. Брагина
. Сельская коммуна — высшая форма, которой достигла крестьянская
община в Италии в средние века. Она не только удовлетворяла потреб-
ности крестьянского хозяйства в пользовании общинными пастбищами,
лесами и прочими угодьями и регулировала хозяйственную жизнь
деревни, но и представляла собой организацию, пользующуюся в большей
или меньшей степени законодательной и исполнительной властью, что
обеспечивало охрану интересов как зависимого, так и лично свободного
крестьянства и увеличивало его силы в борьбе с феодалами. Шаг за шагом
завоевывали сельские коммуны у феодалов свои права, но не всем ком-
мунам удалось полностью освободиться от власти сеньера, хотя нередко
она становилась столь незначительной, что не служила препятствием
для функционирования сельской коммуны как самостоятельного целого.
Но период расцвета сельских коммун, когда они достигли наибольшей
самостоятельности и независимости, длился сравнительно недолго. Уже
с конца первой половины XIII в. формирующиеся города-государства
начинают подчинять себе сельские коммуны. Это было связано с общим
направлением городской политики по отношению к деревне в XIII в.
Борьба городов с сеньерами, которая велась на протяжении всего
XII в., в первой половине XIII в. подходила к концу. Сила крупных фео-
далов и епископов была сломлена: почти все их права (судебные, адми-
нистративные и пр.), а нередко и земли, перешли к городу. Но вытесняя
феодалов, город делал первый шаг к установлению своего влияния в сель-
ской округе, к поддержанию и использованию ее в собственных интересах.
Стремление к расширению территории города-государства, к окончатель-
ному подчинению сельской округи становится основным направлением
городской политики в XIII в., которая диктовалась рядом причин.
Прежде всего город стремился обеспечить себя сырьевой и продоволь-
ственной базой, а также беспошлинным и безопасным провозом товаров
на прилегающей к нему территории. Не меньшее значение имело и то
обстоятельство, что в XIII в. город становится крупным земельным соб-
ственником. Процесс концентрации земли в руках богатых купцов и реме-
сленников, начавшийся еще в XI в., особенно быстро шел в XIII в. Кроме
того, многие феодалы переселяются в город и включаются в его жизнь,
не порывая, однако, связей с поместьем. Все это приводит к тому, что
в XIII в. значительная часть земель оказывается в руках городских
землевладельцев. Город способствовал освобождению крестьян от личной
зависимости, чтобы обеспечить свои земли рабочими руками. Но поскольку
в тот период еще не созрели условия для новых форм хозяйства, город-
ские землевладельцы обращаются к прежним— феодальным методам
эксплуатации крестьянства, используя различные формы его зависимости.
Таким образом, город был заинтересован в подчинении сельской округи
прежде всего потому, что это позволяло ему осуществлять наступление
на права крестьянства и охранять интересы городских землевладельцев.
Все эти причины обусловили подчинение сельских коммун власти
города.
Утверждая свое политическое господство в дистрикте, города в XIII—
XIV вв. постепенно лишали сельские коммуны их прав, завоеванных
в упорной борьбе с феодалами. Сначала города ограничивались тем, что
требовали от жителей виллы и администрации коммуны клятвы вер-
ности: сельские коммуны обязывались оказывать поддержку городу а слу-
чае необходимости и не иметь никаких взаимоотношений с другими горо-
дами или крупными феодалами. Но затем города стали требовать от сель-
ских коммун подчинения городским законам и строгого выполнения всех
предписаний и статутов, издаваемых городом. Городское законодатель-
Сельские коммуны Сев.-Вост. Италии
295
ство, начиная с середины XIII в. (а в некоторых областях и раньше)
и на протяжении всего XIV в., становится основным средством подчине-
ния сельских коммун, ограничения их самостоятельности и лишения
многих прав в угоду интересам как городских землевладельцев, купцов
и ростовщиков, так и города в целом.
С середины XIII в. городские статуты начинают ограничивать общин-
ное землевладение сельских коммун.
В статуте Брешии от 1230 г. указывается: «Общинные земли террито-
рии Брешии не могут ни продаваться, ни отдаваться в залог, ни сдаваться
в аренду». В 1313 г. в этот статут вносится добавление: «ни вообще отчу-
ждаться каким-либо образом» г.
Подобные ограничения прав сельских коммун в распоряжении общин-
ными землями, содержат также статуты Комо от 1278 г.1 2 3, Кремоны от
1339 г.5, Виченцы от 1264 г.4 При этом статуты Виченцы и Кремоны запре-
щают отчуждение земли лицам, не являющимся подданными этих городов-
государств, что объясняется политическими мотивами — стремлением
не допустить влияния других городов в их дистриктах. Последнее легко
могло осуществляться в результате скупки земель.
В остальных указанных статутах запрещается всякое отчуждение
общинных земель. Эти различия можно объяснить тем, что наступление
городов на права сельских коммун не всегда проходило успешно, а часто
зависело от степени самостоятельности и силы сельских коммун.
На первый взгляд кажется, что законодательство городов об общин-
ных землях играло положительную роль, ибо сохраняло за сельской
коммуной ее владения, но оговорки, которые имеются в статутах (напри-
мер, в статуте Виченцы от 1264 г.) — «Отчуждение коллективных земель
разрешается в тех случаях, когда они продаются за долги»б, свидетель-
ствуют о том, что город в первую очередь защищал свои интересы, точнее
интересы городских ростовщиков. Расплата общинными землями за долги
отдельных членов сельских коммун встречается и в области Кремоны.
В 1255 г. суд Кремоны обязал коммуну Стафоли передать 12 пеций6
общинных земель Бозио де Довариа за долг в 300 лир, не уплаченный
ему членами этой коммуны7. Это был новый способ расширения город-
ского землевладения — освященное законом расхищение общинных
земель. Ограничивая свободное распоряжение общинными землями,
город лишал сельские коммуны их основного права, подрывая экономи-
ческую силу крестьянской общины. Серьезным препятствием в проведе-
нии городской политики в деревне были сельские статуты, поэтому города
стремятся свести на нет законодательную власть сельских коммун. Одним
из способов ограничить самостоятельность сельских коммун в издании
собственных статутов было утверждение их городским муниципалитетом.
Так, администрация коммуны бурга Меда (округ Милана) обязуется
«выполнять все статуты бурга Меда, установленные коммуной бурга
и утвержденные подеста Милана»8. С середины XIV в. такой контроль
1 Monumenta Historiae Patriae, vol. XVI. Leges municipales, 1876. parte 2, p. 1610
(далее: МНР, 16, 2).
а МНР, 16, 1, р. 70.
3 Statute е ordinamenta coinunis Cremonae (1339). Liber statutorum comunis
Ritelianae. Milano, 1952, p. 187 (далее: St. com. Crem.).
4 Monument! storici publicati della Deputazione Veneta, ser. 2, vol. I. Statuti
del comune di Vicenza 1264. Venezia, 1886, p. 143 (далее: St. com. Vicen.).
3 St. com. Vicen., p. 143.
• Неция — название земельного участка в картуляриях. Размеры пеции были
различны даже в пределах одной виллы.
? Cod. dip. Crem., vol. I, p. 294, № 658.
* Atti di Mil,, p. 461. Документ относится к 1211 г.
296
Л. М. Брагина
города становится обязательным для всех сельских коммун Милана.
Как гласит статут от 1351 г., «статуты или постановления сельских ком-
мун миланского дистрикта не имеют юридической силы, если они проти-
воречат статутам Милана и не утверждены викарием Милана. Утвержде-
ние действительно лишь в течение 3-х лет»1.
В статуте Брешии от 1313 г. указывается: «сельские коммуны Брешии
не могут и не должны иметь каких-либо статутов или постановлений,
направленных против чести, свободы и порядков Брешии (contra honorem
et libertatem e statum Brixiae). Такие статуты теряют силу, а сельская
коммуна платит штраф в 10 лир1 2.
Поскольку libertatem et statum Брешии можно было понимать очень
широко, то город получал возможность лишать юридической силы любой
статут сельских коммуп, противоречивший его интересам. Иногда город
требовал, чтобы отдельные его постановления заносились в статуты сель-
ских коммун 3.
Итак, устанавливая контроль над изданием сельских статутов, внося
в них поправки и дополнения, город превращал их в орудие своей поли-
тики, что открывало путь к полному подчинению сельских коммун власти
городов.
В XIV в. некоторые города совсем упраздняют сельские статуты,
а их содержание включается в городские статуты. Так, статут Фриньяно
(область Модены) 1338—1339 гг. содержит множество статей, регламен-
тирующих самые различные стороны сельской жизни, вплоть до подроб-
ного описания того, в каком загоне необходимо держать скот 4. Все мель-
чайшие подробности обычного права, составлявшие основное содержание
статутов сельских коммун, отражены и в статуте города Карпи (область
Модены) от 1353 г.5 Это объяснялось не только стремлением городов ли-
шить сельские коммуны прав на законодательное регулирование жизни
виллы, но и определенной материальной заинтересованностью. Если
раньше штрафы за нарушение статутов сельских коммуп принадлежали
коммуне и сеньеру, то теперь все этп штрафы поступали в городскую
казну. Это лишало сельские коммуны основного источника доходов и
ограничивало их возможности в осуществлении важных хозяйственных
функций. Стремление городов превратить денежный фонд коммуны
в источник доходов проявлялось также и в установлении высоких штрафов
за нарушение сельскими коммунами городских статутов.
Статут Комо от 1278 г. налагает на сельские коммуны штраф в 25 лир
за отчуждение общинных земель6. Падуя в статуте от 1224 г. за подобный
же проступок устанавливает штраф в 50 лир7.
Итак, установление политического господства города в дистрикте
влекло за собой тяжелые последствия для сельских коммун, ограни-
чивая их самостоятельность и возможности в решении хозяйственных
и других вопросов, связанных с жизнью коммуны, т. е. фактически лишало
их тех завоеваний, которые были достигнуты крестьянством в упорной
борьбе с, феодалами. Подчинение сельских коммун городу шло также по
1 МНР, 16, 1, р. 1061—1062.
2 Ibid.. 16, 2, р. 1683.
3 Ibid., р. 1584.
4 Corpus statutorum italicoruni, ed. P. Sella, № 2. Roma, 1912, p. 148 (далее:
Corp. st. it.).
5 Monument i di storia patria della provincia Modenese, vol. 2, Statuto di Carpi
(135,3), Modena. 1887, p. 11-80.
« МНР, 16, 1, p. 70.
7 Statuti del comune di Padova dal sec. XII all’anno 1285, Padova, 1873, p. 234
(далее: St. Pad.).
Сельские коммуны Сев.-Вост. Италии
297
линии лишения их административной самостоятельности. Это проявля-
лось прежде всего в сокращении сферы деятельности должностных лиц,
избираемых коммуной. В статутах Брешии от середины XIII в. деятель-
ность консулов ограничивается выявлением уголовных преступлений.
«Консулы, — гласит статут, — должны сообщать викарию или судьям
Брешии обо всех ссорах, драках и преступлениях, в которых совершено
убийство или другое тяжкое уголовное преступление». Если консулы не
доложат об этом в десятидневный срок, то платят штраф в 40 солидов г.
Милан уже в начале XIII в. сохраняет за консулами лишь право низ-
шей юрисдикции1 2.
Из сферы деятельности ректора исключается наиболее важная функ-
ция — контроль за выполнением договорных обязательств как держате-
лями, так и землевладельцами. Статут Бергамо от 1313 г. гласит: «ректор
должен следить за тем, чтобы жители виллы соблюдали все договоры и
соглашения (omnes convenientias), кроме тех, которые касаются крестьян-
ских повинностей» 3. Ограничивая права и полномочия избираемой сель-
скими коммунами администрации, города лишали их возможности защи-
щать интересы отдельных крестьян и коммун в целом.
Многим городам удается свести на нет административную самостоя-
тельность подвластных им сельских коммун. В статуте Милана от 1351 г.
указывается, что «всякий бург или вилла может иметь своих консулов,
прокураторов, синдиков и других должностных лиц из числа жителей
самой общины, а также адвокатов и юристов. Эта администрация поль-
зуется юрисдикцией, которая определена статутами Милана. Никто из
них не имеет права отступать от правил, предусмотренных статутом
Милана»4 5. Но город не только присваивает себе право определять юрис-
дикцию администрации сельских коммун, но и требует, чтобы она несла
ответственность за свою деятельность перед городом. В статуте Брешии
от 1248 г. говорится, что консулы сельских коммун «должны нести ответ-
ственность перед своими коммунами и перед администрацией Брешии» б;
а статут от 1313 г. требует от консулов ответственности только перед
подеста Брешии 6. В статуте Фриньяно от 1338—1339 гг. также указы-
вается, что «все должностные лица сельских коммун обязаны давать
отчет о своей деятельности подеста Фриньяно»7.
Таким образом, деятельность сельской администрации постепенно
полностью изымается из-под контроля сельских коммун. Вместе с тем
город начинает использовать сельскую администрацию в своих интере-
сах. Так, Верона в 1246 г. вменяет в обязанность синдикам сельских ком-
мун обеспечивать уплату долга ростовщикам жителями их вилл8.
Подчиняя себе сельские коммуны, лишая их администрацию прежних
полномочий и ставя под свой контроль, город превращает эту админи-
страцию в орудие собственной политики, направленной прежде всего
на укрепление господства землевладельцев. Иногда вся полнота
власти в сельской коммуне в той мере, в какой это было предусмотрено
городскими статутами, переходит к подеста виллы, назначаемому городом.
О том, чьи интересы должен был выражать подеста, ясно свидетельствует
статут Пармы от 1255 г., согласно которому «подеста в коммунах контадо
1 МНР, 16, 2, р. 1584.
2 Ibid., р. 1587.
3 Ibid., р. 1991.
4 Ibid., 16, 1, р. 1057.
5 F. О d о г i с I. Storie bresciane. Brescia, 1853-1865. vol. 7. p. 130.
• МНР, 16, 2, p. 1772.
7 Corp. st. it. Л» 2, p. 134 -135.
s С. C i p о 1 1 a. Statuti rurali Veronesi, vol. 31, p. 448.
298
Л. М. Брагина
назначаются Пармской коммуной. Желание жителей вилл самим назна-
чить подеста не будет приниматься во внимание, если граждане Пармы,
имеющие владения в этих виллах, захотят, чтобы подеста был назначен
Пармой» Ч Именно потому, что подеста должен был выражать прежде
всего интересы городских землевладельцев, города запрещают назна-
чать на эту должность сельской коммуны жителей данной виллы1 2.
Согласно статуту Падуи от 1263 г., «подеста вилл назначаются подеста и
Большим советом Падуи. Подеста может выполнять свою службу только
в течение одного года. Коммуны вилл должны выплачивать жалованье
своим подеста, пока не кончится срок их службы» 3.
На должность подеста Большой совет назначал, как правило, состоя*
тельных горожан, ибо за вступление в должность необходимо было упла-
чивать от 50 до 500 лир в зависимости от размеров виллы. Жалованье
подеста должно было выплачиваться виллами в размере от 25 до 200 лир
в год4 5. Кроме жалованья, подеста получал х/з доходов виллы6. Подеста
должен был следить за соблюдением статутов города и сельской коммуны,
собирать налоги и подати, разбирать тяжбы по гражданским делам, взи-
мать штрафы. Таким образом, в руках подеста — представителя город-
ской верхушки — сосредоточивались основные административные функции.
Крестьяне не только теряли административную независимость, но
и вынуждены были нести бремя по содержанию должностных лиц, назна-
чаемых городом. Административная автономия сельских коммун факти-
чески ликвидируется городом. И все же город не разрушает окончательно
сельскую коммуну, а старается использовать ее в своих интересах.
Об этом наглядно свидетельствуют те обязанности, которые город возлагал
на сельские коммуны. Коллективная ответственность жителей виллы
перед верховной властью, возникшая еще в период становления феодаль-
ных отношений, приобретает в XIII—XIV вв. новые формы, соответ-
ствующие интересам города-землевладельца. Статут Падуи от 1216 г.
гласит: «Если собственник земель, расположенных на территории какой-
либо виллы, не может найти человека, который бы их обрабатывал, то
должен объявить об этом в вилле. И если через 8 дней не найдется желаю-
щего обрабатывать эти земли на прежних условиях, то коммуна виллы
должна взять на себя обработку этой земли и уплачивать собственнику
доход в прежних размерах, подеста виллы должен выбрать 2 человек,
способных арендовать эти земли»6.
Совершенно очевидно, что сельская коммуна нужна была городу,
чтобы обеспечить горожанам-собственникам земли постоянный доход
с пх владений.
Подобные же обязанности возлагаются на сельские коммуны и Пар-
мой. Согласно статуту от 1230 г., «если кто-либо оставит землю, принад-
лежащую жителю Пармы или ее округа, то городской подеста должен
принудить коммуну той виллы, где находится брошенный участок, обра-
батывать его»7. Обработку брошенных или пустующих земель предписы-
вают сельским коммунам и статуты Комо от 1205 и 1296 гг.8 9, Брешии
1 R. Caggese. Classi е comuni rurali nel medio evo italiano, vol. Il, p. 179.
2 Статут Брешии от середины XIII в. МНР, 16, 2, р. 1584 (161).
3 St. Pad., р. 105.
4 Ibid., р. 106—107.
5 Monumenta historiea. vol. I, Parmae, 1856. Statuta communis parmae, 1255
p. 163 (далее: St. Parm.).
• St. Pad., p. 210.
? St. Parm., p. 7.
9 МНР, 16. 1. p. 68.
Сельские коммуны Сев.-Вост. Италии
299
от 1313 г.1, Кремоны от 1339 г.1 2 Интересно, что город вместо того, чтобы
разыскивать беглецов, бросивших держание, идет по более легкому и
удобному пути, возлагая ответственность за обеспечение доходов с земель
городских землевладельцев и сеньеров на сельские коммуны, так как
при наличии администрации, защищавшей интересы этих землевладель-
цев, обеспечить выполнение статутов было не трудно.
Город использовал сельские коммуны и в интересах ростовщиков.
Статуты Брешии середины XIII в. требуют от сельских коммун, чтобы
они несли непосредственную ответственность перед кредиторами за
долги, сделанные жителями вилл 3. Статуты Пармы от середины XIII в.
также требуют от коммуны уплаты долга с крестьян, живущих на ее тер'
ритории4 *. Средства на уплату этих долгов черпались из общего фонда
сельских коммун. Здесь особенно отчетливо проявляется основное направ-
ление городской политики по отношению к сельским коммунам: не уни-
чтожать ее как социальную организацию крестьян (что, впрочем, не всегда
легко было сделать в силу сопротивления со стороны крестьянства),
а поставить ее на службу интересам городской верхушки.
Город сохраняет также старый обычай крестьянской общины — кол-
лективную ответственность за уголовные преступления, совершенные
на ее территории. Статут Вероны от 1228 г. гласит: «Если на территории
какой-либо виллы совершено преступление, она обязана возместить
убытки пострадавшему»6. Кроме того, как явствует из статутов Виченцы 6
и Тревизо7, жители виллы, где совершено уголовное преступление,
должны схватить преступника и привести его к городскому подеста.
(Как уже отмечалось, высшая уголовная юрисдикция принадлежала
городу.) В противном случае коммуна виллы платит штраф в 25 лир
и больше. Если же кто-либо из жителей виллы укроет преступника, бежав-
шего из города, то с него взыскивается ратраф в 50 лир, и коммуна виллы
также уплачивает штраф в 60 лир8.
Система коллективной ответственности за уголовные преступления
была очень удобной для охраны собственности городских и других земле-
владельцев. Как предписывает статут Падуи от 1236 г., «если нанесен
ущерб имуществу землевладельца, то сельская коммуна обязана возме-
стить ему ущерб, причем, если его земли не расположены на территории
какой-либо виллы, то убытки оплачивает соседняя вилла9.
Таким образом, сельская коммуна оказалась для города очень удобной
формой организаций административного управления и всей политической
власти на местах.
При рассмотрении обязанностей сельских коммун необходимо остано-
виться еще на одной функции, которую они выполняли — организацию
общественных работ.
Сельские коммуны должны были осуществлять строительство п
починку дорог и мостов, очистку русел рек и каналов, строительство
ирригационных сооружений. Городские статуты строго определяют,
какие виды работ и в каком месте приходятся на долю каждой виллы
1 МНР, 16, 2, р. 1761.
2 St. com. Crem., р. 183.
3 МНР, 16, 2, р. 1584.
4 К. Caggese. Classi е comuni rurali nel medio evo ilaliano, vol. II, p. 377.
6 G. В i s с a г o. La polizia cam pest re negli statuti del comune di Treviso.
«Hivista Italiana per la scienzi giuridica», 1902, vol. 33, p. 37.
8 St. Vicen., p. 264.
7 G. В i s с a r o. La polizia cainpestre, p. 35.
9 Cod. dip. Crem., vol. 2, p. 29—30, № 14.
• St. Pad., p. 238.
300
Л. М. Брагина
дистрикта1. При этом распределение городом работ между виллами
часто не совпадало с характером и размерами работ, которые выполнялись
раньше каждой коммуной. Если раньше жители виллы совершали необ-
ходимые общественные работы на своей территории, то теперь город,
заинтересованный в расширении сети дорог и поддержании их в порядке,
обязывает сельские коммуны производить необходимые ему работы по
всей территории дистрикта.
Неизбежным следствием подчинения городу было также несение
воинской повинности сельскими коммунами. Так, статут Падуи от 1276 г.
указывает, что «все виллы Падуанского дистрикта, имеющие не менее
25 дворов, должны нести воинскую повинность»1 2.
Статут Кремоны от 1339 г. гласит: «Все сельские коммуны округа и
епископства Кремоны обязаны подчиняться ректору, подеста и другим
чиновникам Кремоны и всем их предписаниям, должны являться со всем
вооружением для защиты Кремоны, но не должны являться на службу
к другим общинам или лицам без разрешения подеста или ректора Кре-
моны. Штраф — 100 лир» 3.
Итак, сельские коммуны, оказавшиеся в зависимости от города,
теряли самостоятельность в решении вопросов, связанных с их внутрен-
ней жизнью и ее законодательным регулированием в организации управ-
ления, и подвергались ограблению, узаконенному городскими стату-
тами. Все это тяжело отражалось на положении крестьянства, лишая
его тех завоеваний, которые были добыты в длительной и упорной борьбе
с феодалами. Город использует свою власть прежде всего для защиты
интересов земельных собственников. Именно поэтому политика города,
направленная на полное подчинение сельских коммун, встречала упор-
ное сопротивление крестьянства.
Не всегда удавалось городу добиться от коммуны повиновения. Так,
коммуны Бергамо, расположенные в трудно доступных горных районах,
сохраняли свою независимость от города вплоть до конца XIV в. Бер-
гамо не удалось утвердить свое право на назначение подеста в сельских
коммунах. Более того, статуты Бергамо, относящиеся к концу XIII в.,
вынуждены признать за сельскими коммунами право избирать подеста
на общем собрании членов коммуны4 5. Сельская коммуна Вертова, рас-
положенная в 19 км от Бергамо, сохранила за собой право издавать ста-
туты, которые регулировали всю ее хозяйственную жизнь °.
Вплоть до конца XIV в. имели свои статуты и сельские коммуны
округа Виченцы. В 1377 г. статут, изданный в одной из этих коммун —
Костоцце и предназначенный для всех коммун Виченцы, подтверждает
право каждой виллы иметь свои статуты и собирать штрафы в свою пользу.
Статут 1377 г. ограничивается тем, что подробно определяет обязанности
сельской администрации, предоставляя, повидимому, все остальные
вопросы, связанные с жизнью коммун, на разрешение сельским вла-
стям 6.
Таким образом, многим сельским коммунам удается отстоять наиболее
важные права от притязаний города. Но и урезанная в своих правах
сельская коммуна, как форма крестьянской общины, продолжает суще-
1 St. Pad., р. 319, 321.
2 Ibid., р. 226.
3 St. com. Crein., p. 80.
1 МНР, 16, 2, p. 1986.
5 (1. H о s a. Statuti antichi di Vertova. . ., p. 87.
• Statute della comunita di Castozza nel territorio vicent ino 1377. Vicenza, 1878,
p. 13.
Сельские коммуны С ев.-В ост. Италии 301
ствовать. Все это является не только доказательством ее экономической
. необходимости в средние века, но и свидетельством того, что как свобод-
ное, так и зависимое крестьянство видело в сельской коммуне лучшую
форму организации для борьбы за свои права.
В заключение необходимо подчеркнуть, что вопрос о роли сельских
коммун в жизни крестьянства, особенно в тот период, когда они оказы-
ваются в двойной зависимости — от феодала и от города, — требует
дальнейшего, более полного и всестороннего рассмотрения.
В нашей статье остался неосвещенным целый ряд важных вопросов —
о положении зависимых и свободных крестьян в коммуне, расслоении
внутри коммуны, влиянии крестьянской общины на развитие товарного
производства в деревне.
Разрешение всей проблемы сельских коммун тем более необходимо,
что отдельные черты этих средневековых крестьянских организаций
существуют в итальянской деревне и в настоящее время.
М. Д. БУ ШМАКИН
ИЗ ИСТОРИИ ФРАНЦУЗСКОЙ ДИПЛОМАТИИ НАЧАЛА XVII ВЕКА
(Дипломатическая миссия герцога Сюлли в Англию в 1603 г.)
XVI и начало XVII в. в Европе были переходным периодом от феода-
лизма к капитализму, временем быстрого развития производительных
сил и становления буржуазного строя в главнейших европейских госу-
дарствах, временем созревания буржуазной революции в Англии. Все
более росло значение и влияние буржуазии, которая была революцион-
ным элементом в разлагавшемся феодальном обществе. «Признанное
положение, которое она завоевала себе внутри средневекового феодаль-
ного строя, стало уже слишком тесным для ее стремления к расширению.
Свободное развитие буржуазии стало уже несовместимо с феодальным
строем»
Буржуазия неминуемо должна была вступить в решительную борьбу
со стесняющими ее феодальными отношениями. Борьба эта началась
в XVI в., продолжалась в XVII в. и оказала огромное влияние на между-
народные отношения того времени. В половине XVII в. разразилась
буржуазная революция в Англии.
Все это внесло огромные изменения в социально-политическую жизнь
Западной Европы и наложило определенный отпечаток на дипломатию
той эпохи. Дипломатическая деятельность значительно оживилась, услож-
нилась, сфера ее влияния расширилась; перед дипломатией встали новые
задачи, в том числе задача защиты интересов поднимающейся буржуазии
и экономического господства своей страны, борьба за право свободного
проникновения во вновь открытые страны.
В начале XVII в. Франция занимала видное место среди западно-
европейских государств и боролась за гегемонию в Европе.
Еще в первую половину XVI в. во Франции сложилась монархия
с явно выраженными абсолютистскими чертами, которые в начале XVII в.
выступали еще отчетливее.
В международных отношениях начала XVII в. ясно наметились два
лагеря. Один — это лагерь более развитых страп, в которых буржуазия
играла весьма влиятельную роль. Это был лагерь преимущественно про-
тестантских стран, где было сломлено господство католической церкви,
являвшейся олицетворением и санкцией феодального строя. В него вхо-
дили Голландия, Англия и католическая Франция.
Второй — это лагерь менее экономически развитых стран, реакционно-
католический, возглавляемый домом Габсбургов, под властью которых
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. П, стр. 295.
Из истории французской дипломатии
303
находились Испания с ее многочисленными владениями в Старом и Новом
свете и значительная часть Германии.
Габсбурги вели крайне агрессивную политику, вмешивались во внут-
ренние дела других государств, опираясь на их феодально-реакционные
силы.
Особенно агрессивной испанская политика была по отношению
к Франции. Это и заставило Генриха IV Бурбона, из-за происков Испании
с большим трудом утвердившегося на французском престоле, стремиться
к созданию в Европе антигабсбургского блока протестантских стран,
как гарантии против испанской агрессии. К осуществлению этой цели
и была направлена дипломатическая деятельность французского прави-
тельства.
Изучая эту деятельность, мы имеем возможность проследить тенден-
ции внешней политики не только самой Франции, но и связанных с ней
стран, в первую очередь Англии и Голландии. Знакомство с французской
дипломатией вводит нас в ту сложную, запутанную дипломатическую
игру, которая являлась результатом значительных экономических^про-
тиворечий, существовавших внутри первого лагеря.
* * *
Среди многочисленных источников по истории Франции начала XVII в.
видное место занимают мемуары герцога Сюлли («Sages et royales oecono-
mies»). В них, между прочим, имеется богатый материал', по вопросам
внешней политики Франции и французской дипломатии.
Мемуары герцога Сюлли очень своеобразны по форме изложения
и крайне субъективны в суждениях о приводимых в них фактах, что поро-
дило довольно обширную критическую литературу об этих мемуарах1.
Данная литература вскрыла недостатки и слабые стороны мемуаров,
но в то же время подтвердила важность их как исторического источника.
Большое место в мемуарах отводится подробному описанию диплома-
тической миссии Сюлли в Англию в 1603 г.
В апреле 1603 г. скончалась английская королева Елизавета Тюдор
и на английский престол вступил ее преемник Яков I Стюарт. В связи
с этими событиями и было отправлено к новому королю чрезвычайное
французское посольство во главе с маркизом де Рони (в будущем — гер-
цог Сюлли).
Вот что писал Генрих по поводу смерти королевы Елизаветы в письме
к Сюлли от 10 апреля 1603 г., в котором он предлагал ему возглавить
чрезвычайное посольство:
«Я получил сообщение о смерти моей славной сестры королевы
английской, которая так сердечно .побила меня и которой я так многим
обязан.
Насколько ее добродетели были велики н достойны удивления, на-
столько же велика и потеря, которую я и все добрые французы понесли
от этой смерти, так как опа была непримиримым врагом наших неприми-
римых врагов и так смела и рассудительна, что она для меня была моим
вторым «я» во всем, что касалось ослабления их крайнего могущества,
против которого мы с ней вели энергичную борьбу. Эта непоправимая
утрата случилась в ти «>ремя, когда, казалось, наше дело клонилось
к успешному завершению»2.
1 См. работы Pfister’a, Hauser, Desclozeaux, Philippson’a и др.
2 М. de Bethune, due de Sully. Memoires des sages et royales oeconomies d’estat. . .,
6d. Michaud et Poujoulat. 1837, t. I, p. 426—427.
304
М. Д. Бушмакин
В лице же ее преемника Генрих не надеялся найти такого союзника,
преданного их общему делу борьбы против Испании.
Официальной целью этого посольства было выразить английскому
правительству соболезнование французского короля по поводу смерти
королевы Елизаветы, приветствовать нового английского короля и вновь
закрепить узы старой дружбы.
Английское правительство было информировано об этом посольстве
и времени его приезда. В мемуарах Сюлли дается подробное описание
всех событий, связанных с посольством1.
Чрезвычайное посольство маркиза де Рони было не просто лишь
актом международной вежливости и дружбы двух соседних государств,
а преследовало важную для правительства Генриха IV цель — выяснить
позиции Англии в ряде международных вопросов, проверить, в какой
мере новый король будет поддерживать дружественные отношения между
Англией и Францией, установившиеся за последние годы, позондировать
почву относительно возможности участия Англии в антигабсбургской
коалиции, об организации которой мечтал французский король, разу-
знать о достоверности ходивших тогда слухов о сближении Англии
с Испанией и в связи с этим об отношении Англии к борьбе Соединенных
провинций с испанским королем и эрцгерцогом Альбертом и выяснение
ряда других, менее важных вопросов тогдашней политики.
В начале июня 1603 г. Сюлли, окруженный пышной свитой более
чем из двухсот дворян (причем большинство принадлежало к самым
знатным французским фамилиям), отправился из Парижа в Кале, откуда
он должен был отплыть в Англию. В Кале он задержался на несколько
дней. Здесь его поджидали французский вице-адмирал де Вик и предста-
вители военно-морского командования Англии и Соединенных провин-
ций. Каждый из них предлагал Сюлли свои услуги — перевезти его
в Дувр. По некоторым тактическим соображениям Сюлли согласился
поехать на английском корабле.
По прибытии в Дувр Сюлли был встречен французским послом при
английском дворе де-Бомоном и представителем английского короля,
которому было поручено позаботиться о транспорте, квартире и всем
необходимом для членов прибывшей миссии. Англичане были весьма
вежливы, стараясь проявить максимум внимательности и любезности,
правда, больше на словах, чем на деле1 2.
По приглашению начальника дуврской крепости, Сюлли и его спут-
ники посетили дуврский замок. Здесь прием был не особенно теплым:
за посещение замка пришлось заплатить, а начальник замка держал
себя гордо и косо поглядывал на французов, внимательно рассматри-
вавших башни и укрепления.
Сюлли весьма внимательно отнесся к тому, кто из английской знати
встречал его от имени английского короля, и старался досконально
узнать, кто был послан навстречу незадолго до этого прибывшему испан-
скому послу. Ему показалось, что он был встречен недостаточно высоко-
поставленными лицами, и увидел в этом умаление достоинства своего
короля, о чем он и намекнул англичанам. Вот почему несколько
позднее ему навстречу выехал граф Сутантон с большим числом знат-
ных лиц.
Но прибытии в .Лондон Сюлли пришлось столкнуться с одной неприят-
ностью: встретились затруднения с размещением членов миссии по
1 Sully. Memoires. . ., t. 1, chap. 114—122, p. 423—511.
2 Ibid., p. 443—444.
Иа истории французской, дипломатии 90S
квартирам, так как лондонцы не хотели сдавать своих жилищ фран-
цузам, которые оставили со времени пребывания здесь миссии Бирона
(в конце царствования Елизаветы) дурную память о своем поведении.
Сам Сюлли временно остановился у Бомона.
Вечером того же дня Сюлли посетил председатель совета министров
Сесиль и принес извинения но поводу отсутствия короля (охотившегося
в одном из ближайших от Лондона поместий), заверив прибывшего посла
в скором возвращении Якова I.
На другой день Сюлли было отведено хорошо устроенное помещение,
выходившее на одну из главных площадей столицы, а свита посла была
размещена, наконец, в домах, находящихся поблизости от этой площади.
Миссия Сюлли была вызвана отчасти слухами о том, что новый англий-
ский король намерен изменить ориентацию внешней политики Англии
и пойти на сближение с Испанией, что противоречило интересам Франции.
Постоянный посол при английском дворе де Бомон, хотя и считался
опытным дипломатом, не мог, однако, по мнению французского короля,
добиться того, чего легче мог достигнуть герцог Сюлли, уже и раньше
зарекомендовавший себя блестящим дипломатом.
Чрезвычайное посольство внешне было обставлено со всей подобающей
пышностью, что должно было подчеркнуть величие французского короля
и значение его международного авторитета, который значительно возрос
после заключения Вервенского мира.
В специальной инструкции послу рекомендовалось быть наблюда-
тельным, осторожным, выдержанным, тактичным и податливым, где это
необходимо, но в то же время твердым и настойчивым, но не навязчивым.
Инструкция начинается с указания на поведение посла во время
первой аудиенции у английского короля. Посол в изысканных, теплых,
приличествующих случаю выражениях должен был сказать о чувствах
скорби и глубокого сожаления, охвативших Генриха при получении
известия о смерти королевы Елизаветы, а также выразить чувства благо-
дарности и признательности покойной королеве за ее дружественное
отношение к Франции.
Затем Сюлли надлежало приветствовать нового короля и поздравить
его со счастливым вступлением на престол. Поздравления должны были
быть переданы также и от имени французской королевы.
Далее следовало передать о том, что французский король чрезвычайно
удовлетворен сообщением английского посла в Париже о желании Якова
продолжать поддерживать старинную дружбу двух монархов и сохранить
договоры, заключенные покойной королевой.
Столь же детальны, часто даже краппе скрупулезны и дальнейшие
инструкции.
Во время аудиенции или же во время переговоров с представителями
английского правительства надлежало коснуться и некоторых вопросов
взаимоотношения двух держав. Так, французские мореплаватели и купцы
сильно страдали от нападения английских пиратов, что наносило огром-
ный ущерб французской торговле. Щекотливость этого вопроса заключа-
лась в том, что, как известно, английские официальные кругл нередко
поддерживали связь с пиратами.
Довольно деликатным был также вопрос о торговом договоре, заклю-
ченном французским королем Карлом IX с Англией в 1572 г. Сюлли
должен был указать па весьма неравные условия, в какие ставились этим
договором французские купцы по сравнению с английскими, что сильно
тормозило развитие нормальных торговых отношений между Францией
и Англией. Договор необходимо было пересмотреть.
20 Средние века. вып. 7
306
М. Д. Бушмакин
Но инструкция крайне осторожна в постановке подобных вопросов.
Пусть маркиз воздержится говорить с королем на эту тему, а также и
с его советниками и министрами, если убедится на месте в том, что подоб-
ные разговоры могут произвести неблагоприятное впечатление и могут
дать повод посеять в английском короле сомнения относительно
искренности желания французского короля твердо и до конца со-
хранять дружбу *.
Осторожность весьма характерна для внешней политики Генриха IV.
Вызывалась она тем, что Генрих боялся разрыва дружественных отно-
шений с Англией и перехода Якова на сторону Испании, о чем в это
время ходили слухи в дипломатических кругах. На Сюлли возлагалась
миссия умело и тактично доказать Якову необходимость сохранения
дружбы с Францией и отказа от союза с Испанией. Маркизу рекомендо-
валось внимательно следить за тем, какие шаги в это время будут пред-
приняты со стороны представителей Испании, эрцгерцога Альберта и
послов Соединенных провинций и как ко всему этому отнесется англий-
ский король и двор.
Сюлли должен был по возможности точно установить отношения
английского двора к этим правительствам. Будет ли новый король про-
должать покровительственную политику предшествующего царствова-
ния в отношении Соединенных провинций или же он склонен заключить
союз с Испанией и эрцгерцогом.
С дороги и из Англии Сюлли посылал своему королю подробные доне-
сения об устроенном ему приеме и встречах, о содержании происходив-
ших аудиенций и совещаний, о всем, что ему приходилось видеть, слы-
шать, узнать. Из Франции же на его имя поступали дополнительные
инструктивные письма короля, в которых сообщались дипломатические
и политические новости, циркулировавшие в дипломатическом мире
слухи и т. д. Здесь же давались указания, как следует себя держать в зави-
симости от изменившейся ситуации, как действовать в том или ином слу-
чае и т. д.
В одном из своих первых писем к королю Сюлли дает интересную
характеристику англичан. Он пишет: «Англичане крайне непостоянны
и своенравны, как своенравны и непостоянны волны, омывающие их
берега. Их поступки очень часто расходятся с их словами. От природы
весьма гордые и заносчивые, они свои выдумки и фантазии считают
за реальные факты, а в достижении своих желаний не останавливаются
ни перед чем, стараясь использовать все возможности. Малейшие возра-
жения и затруднения делают их невоздержанными и необузданными.
Нередко они отказываются от принятых уже решений, а, будучи уличены
в нарушении основных принципов, поступают крайне надменно; вместо
того, чтобы руководствоваться хорошо обдуманными советами, они,
не считаясь ни со средствами ни с последствиями, часто принимают абсурд-
ные или же противоречивые решения»1 2.
Такое свойство характера англичан, пишет Сюлли своему королю,
все же не заставляет его совершенно отчаиваться в возможности заклю-
чить с ними договор, соответствующий желаниям французского короля,
благу и общему благополучию Франции, но заставляет его лишь опасаться
давать какие-либо советы королю относительно того, насколько солидной
опорой может стать подобный договор и насколько можно быть уверен-
ным в том, что, опираясь па него, возможно обеспечить безопасность
1 Sully. Memoires. . t. 1, р. 433—440.
[bid., р. 445—446.
И а истории французской дипломатии
307
Франции. Поэтому Сюлли советует королю больше надеяться на свои
собственные силы, на свою армию и храбрость французского народа.
За время пребывания Сюлли в Англии ему удалось получить у короля
Якова несколько аудиенций, которые, по его словам, носили весьма дру-
жественный, теплый характер. Яков был очень приветлив с послом фран-
цузского короля и оказывал ему такие знаки внимания, что это вызвало
некоторое недоумение в придворных кругах. В своих регулярно посы-
лаемых Генриху письмах Сюлли подробно рассказывает о всех деталях
этих аудиенций и об отношении к нему английского короля.
Первая аудиенция состоялась 22 июня. Сюлли был встречен несколь-
кими членами королевского совета, которые затем с 26 французскими
дворянами сопровождали его до места назначения аудиенции (Гринвич).
Когда он появился во дворце, зал, предназначенный для аудиенции,
был полон придворных, членов королевского совета, представителей
дипломатического корпуса, так что Сюлли и его свита с трудом продви-
гались к трону, на котором восседал король. Яков немного сошел с трон-
ного помоста навстречу послу п намеревался расцеловать его, но кто-то
из окружавших министров шепнул королю, что подобный поступок короля
может умалить его достоинство, на что король ответил: «А я все же окажу
ему эту честь, вопреки принятому обычаю, так как я его уважаю и люблю
за его искреннее ко мне расположение, за твердость его религиозных
убеждений, за его высокую лойяльпость по отношению к своему королю,
за те услуги, какие он оказал и своему королю и своей родине и за много
других достойных подражания добродетелей»1.
Согласно полученной от Генриха инструкции, Сюлли и его свита на
первую аудиенцию должны были явиться в трауре в знак соболезнования
по случаю недавней смерти королевы Елизаветы. Однако этого не при-
шлось сделать, так как Сюлли узнал от придворных, что появление фран-
цузского посольства в трауре будет встречено неблагожелательно и про-
изведет неблагоприятное впечатление. Поэтому отданный было приказ —
явиться в трауре — незадолго до аудиенции был отменен. Как потом
убедился Сюлли из личных разговоров с Яковом, последний не питал
особого почтения к памяти покойной королевы и не одобрял ряда ее
поступков.
После окончания аудиенции Сюлли обменялся приветствиями с неко-
торыми видными представителями английской общественности. Так,
Асквин был особенно любезен с ним и заверил Сюлли, что он, Асквин,
верный слуга французского короля и что он постарается сделать все,
что в его силах, для скорейшего заключения тесного союза между их
странами.
Столь же внимательным оказался граф Нортумберленд. Он проводил
Сюлли до пристани и во время пути заверял в своей исключительной
преданности интересам Франции (en tout et par tout).
Он высказал пожелание об установлении близкой дружбы с Сюлли
(faire ami tie particuliere) и о возможности побеседовать с ним о делах
с глазу на глаз (seul a seul).
13 своем письме к королю Сюлли но этому поводу пишет: «это умный
человек, пользующийся доверием и считающийся одним из наиболее
одаренных, могущественных и отважных сеньеров Англии; он принадле-
жит к числу лиц, недовольных королем и настоящим правительством.
С его слов я убедился, что он не очень-то любит и уважает своего короля
и порицает большую часть его действий и распущенное поведение»1 2.
1 Sully. Memoires. . ., р. 451.
2 Ibid., р. 459.
20*
308
М. Д. Б у шмакин
Вскоре после первой аудиенции Сюлли была дана вторая. В проме-
жуток между этими аудиенциями Сюлли посетили некоторые политиче-
ские деятели Англии, от которых он мог получить сведения по интересую-
щим его вопросам, а некоторые из этих лиц, как это видно из только что
сказанного, довольно откровенно предлагали свои услуги помочь ему
выполнить стоящие перед ним задачи и информировать его о политических
настроениях и планах английского двора. Нанесли ему визит также и
некоторые представители дипломатического корпуса, тех правительств,
которые были заинтересованы в содружестве с Францией.
Несколько раз виделся Сюлли с Яном Барневельде, дипломатиче-
ским представителем Соединенных провинций, который упорно доби-
вался того, чтобы Франция и Англия более активно вмешались в борьбу
Провинций с Испанией и эрцгерцогом и оказали им более эффективную
материальную помощь, чем это имело место до сих пор, так как вести
эту борьбу собственными силами Соединенные провинции не имеют воз-
можности. По его словам, они не в состоянии дальше удерживать в своих
руках Остенде и, отчаявшись в возможности получить серьезную помощь
со стороны своих могущественных соседей, могут принять такие решения,
которые окажутся роковыми как для самих Соединенных провинций,
так и для их друзей и соседей.
Сюлли пришлось доказывать Барневельде, что нельзя так односторонне
подходить к решению вопроса о войне с Испанией, что следует считаться с^ре-
альными возможностями и современным политическим положением Фран-
ции. Но он заверил Барневельде в том. что отношения французского короля
к Соединенным провинциям остаются понрежпему дружественными и добро-
желательными. по что нельзя всю тяжесть оказания им помощи возлагать
лишь на плечи одной Франции. В настоящий момент многое зависит от
того, какую позицию займет английский король, пожелает ли он поддер-
живать Соединенные провинции в их борьбе с Испанией.
По мнению Яна Барневельде, позиция английского короля очень
неопределенна, а его публичные высказывания противоречивы, так что
трудно на него рассчитывать и положиться. Яков уклонялся от опреде-
ленного ответа до приезда французского посла, с которым он должен
был предварительно выяснить ряд вопросов.
Барневельде опасался, что английский король намерен прекратить
оказание всякой помощи Соединенным провинциям и заключить дру-
жественный договор с Испанией. Это заставляет его склоняться к при-
нятию проекта договора, предложенного от имени императора герцогом
Брауншвейгским. Согласно этому договору, Соединенные провинции осво-
бождаются от зависимости в отношении Испании и передаются в ведение
империи. Это, однако, плохо обеспечивало их безопасность со стороны
Испании, так как южные нидерландские провинции остались бы под вла-
стью Испании. Необходимо изъять Нидерланды в целом из-под власти
Испании 1.
Уполномоченный эрцгерцога граф Дре.мборг прислал к Сюлли своего
доверенного, извиняясь, что сам он до получения первой аудиенции у ан-
глийского короля не имеет возможности его навестить. Целью этого ви-
зита было — заверить французского представителя в дружественном
расположении правителей Южных Нидерландов к королю Генриху и их
полном удовлетворении его миролюбивой политикой.
Сюлли на это ответил выражением подобных же чувств, постаравшись
проявить, до его словам. Houles les courloisies et belles paroles».
1 Sully. Meiuoires. . p. 470- 471.
Из истории французской дипломатии
309
Следует заметить, что подобные «courtoisies et belles paroles» занимают
вообще очень большое место во всех разговорах, переговорах и выступле-
ниях Сюлли. Словом, он вполне отвечал тому определению посла, кото-
рое сделал один из дипломатических деятелей Англия (посол Генри
Уоттон), — посол — это «муж добрый, отправленный на чужбину, дабы
там лгать на пользу своей стране».
В своих письмах па имя короля, которые Сюлли посылал из Англии,
он рассказывает о придворных партиях, интригах, правительственных
склоках, ссорах в королевской семье и т. д. Он высказывает свои сооб-
ражения, как все это можно в той или иной степени использовать в ин-
тересах Франции. Сюлли несколько пугает королева, женщина энергич-
ная и смелая. Она резко расходится с мужем по ряду вопросов; она симпа-
тизирует Испании, и партия, группирующаяся вокруг нее, тянет короля
в сторону сближения с Испанией. Королеву поддерживает довольно зна-
чительная группа английских католиков. В связи с этим в Англии оживи-
лась деятельность иезуитов. Так, незадолго до приезда Сюлли, на одном
из кораблей, прибывших в английский порт, был задержан переодетый
иезуит, который на допросе признался, что целью его приезда было —
освободить английскую католическую церковь от притеснений со стороны
нового короля. Подобные факты вредят испанской партии, и отношение
к Испании со стороны двора за последнее время несколько ухудшилось
Сюлли старался максимально использовать «друзей» Франции в своих
интересах. Большинству из них были розданы ценные подарки. Граф
Нортумберленд получил бриллиантовый герб п заверение, что подобные
подарки будут ежегодными.
Такие подарки были обычным явлением в тогдашнем дипломатическом
мире и делались нередко открыто и полуофициально, «аи всей de lew
maistre», по выражению Сюлли. Принять такой подарок не считалось
преступлением или чем-либо предосудительным.
По возвращении из Англии, отдавая отчет своему королю во всем,
что им было сделано, Сюлли, между прочим, сообщает список лиц, полу-
чивших подарки во время его пребывания в Англии. В начале списка
стоит сам король Англии, которому было презентовано шесть прекрасных,
хорошо объезженных лошадей, в богатой сбруе, а в конце списка — при-
казчик Сесиля. Кроме того, послу Бомону была оставлена сумма
в 1200 экю для раздачи разным лицам по его усмотрению. Всего на подарки
было израсходовано до 60 тысяч экю 1 2.
Граф Нортумберленд, между прочим, сообщил Сюлли об интригах
и антифранцузской агитации при дворе со стороны представителей Испа-
нии и эрцгерцога и их сторонников. Они добивались заключения проч-
ного союза между Испанией и Англией с целью захвата ряда важных
территорий у Франции. Об этом сообщали Сюлли и другие лица. Планы
этих захватов были довольно фантастичны, и Сюлли не верил в их суще-
ствование, но все же находил нужным обо всем этом информировать своего
короля.
25 июня состоялась вторая аудиенция. Как того желал английский
король, Сюлли на этот раз явился в сопровождении лишь небольшого
числа членов посольства, дабы можно было вести беседу в менее офи-
циальной обстановке.
Когда Сюлли явплся в кабинет короля, Яков приказал всем оставаться
на месте, а сам увел поела в другое помещение, где после обычных взаим-
1 Sully. М emoires. . .. р. 459 -460.
2 Ibid., р. 504—505.
310
М. Д. Бушмакин
ных civilites начался разговор о некоторых важных вопросах внешней
политики. Сюлли говорил о необходимости полной взаимной откровен-
ности и полного взаимного доверия. Яков согласился с этим и подчеркнул,
что только при этом условии и возможно прийти к заключению договора.
Разговор касался главным образом вопроса об отношении к Испании
и к войне Соединенных провинций.
Сказано было много слов и взаимных любезностей, но мало опреде-
ленного. Одно было ясно, что Яков уклонялся от каких-либо враждебных
действий по отношению к Испании и старался оттянуть оказание помощи
Соединенным провинциям.
Во время этой аудиенции с глазу на глаз Сюлли и стал говорить о же-
лательности создания особой лиги протестантских стран и Франции
в противовес объединению католических государств во главе с Испанией.
Сюлли подошел к этому вопросу очень осторожно, издалека, подчеркнув,
что если он согласился возглавить настоящее посольство, то только лишь
имея в виду откровенно переговорить на эту тему с Яковом, так как он
считает организацию такой лиги важным фактом как по политическим,
так и по религиозным соображениям. Это и был собственно проект так
называемого великого замысла Генриха IV. Но Сюлли схитрил и выдал
этот проект за плод своих собственных размышлений (по существу это
так и было), о котором он будто бы пока еще не сообщал своему королю.
Вопрос о «великом замысле Генриха IV» так и остался открытым.
Можно сомневаться, мог ли на самом деле Сюлли рассказать сколько-
нибудь детально об этом. Из мемуаров явствует, что Яков отнесся к этому
проекту недоверчиво.
Все старания Сюлли были направлены к тому, чтобы убедить англий-
ского короля в необходимости сближения Англии с Францией для со-
вместной борьбы против испанской агрессии.
В конце концов Яков согласился подписать договор о взаимной дружбе
и помощи, проект которого был набросан Сюлли и затем несколько исправ-
лен самим Яковом.
После этого король позвал своих советников и заявил им, что он
решил подписать договор о союзе Англии и Франции п отдал приказание
оформить это.
Сюлли добивался еще одной аудиенции в ближайшее время, чтобы
получить окончательный ответ английского короля по вопросу об отно-
шении Англии к войне голландцев с испанским королем. Это оказалось
однако невозможным, и пришлось ограничиться совещанием с членами
королевского совета.
Вести переговоры с членами королевского совета, по словам Сюлли.
было не легко, так как они уклонялись от прямых ответов, держали себя
как-то двусмысленно, неискренно, стараясь перехитрить французского
посла, заставить его полностью раскрыть свои карты. В конце концов
они заявили, что Англия в настоящий момент не в состоянии оказать по-
мощь Соединенным провинциям, так как государственная казна понесла
значительные расходы в связи с похоронами королевы Елизаветы, тор-
жествами встречи нового короля, путешествием королевы и т. п. Они
предлагали. чтобы Франция пока одна помогла Голландии, так как хо-
зяйство и финансы Франции находятся в прекрасном состоянии, а Англия
сможет помогать не ранее, как через полгода. Сюлли возражал против
подобной политики, приводил различные’ доводы, но англичане твердо
стояли на своем 1.
1 Sully. Мempires. . .. р. 467.
Из истории французской дипломатии
311
Сюлли в своих письмах Генриху сообщает, что его начальные наблюде-
ния над характером англичан вполне подтверждаются всем их дальней-
шим поведением; с ними крайне трудно иметь дело, так как у них слово
постоянно расходится с делом.
В письме к Виллеруа он пишет об англичанах: «de tels esprits si vo-
lages et si inegaux en eux mesmes» 4
Сюлли несколько раз навещал Ян Барневельде, настойчиво добивав-
шийся вмешательства Франции в войну Голландии с Испанией и ока-
зания Голландии серьезной поддержки со стороны Франции.
Вскоре после второй аудиенции, на совместном заседании уполно-
моченных английского короля и депутатов Соединенных провинций, имев-
шем место у Сюлли на квартире, решено было заключить между тремя
государствами договор о взаимной дружбе и поддержке.
Однако англичане и в этом случае воздержались от активного вме-
шательства в испано-голландскую войну, а обещали оказывать лишь
тайную помощь голландцам, стремясь всю тяжесть расходов возложить
на Францию, требуя от нее в то же время немедленной уплаты ее долгов
Англии.
На этом Сюлли пришлось закончить свои переговоры, и через не-
сколько дней он отправился во Францию, везя с собой лишь проект до*-
говора, который должен был подписать Генрих.
Вскоре после возвращения Сюлли во Францию договор этот был за-
ключен 1 2.
В договоре говорилось не только об оказании помощи Соединенным
провинциям, но предусматривалась также взаимопомощь в случае напа-
дения Испании на одну из договаривающихся сторон.
Таков был ближайший непосредственный результат чрезвычайного
посольства герцога Сюлли.
Читая мемуары Сюлли, следует помнить, что они писались много лет
спустя, хотя при их написании были использованы сохранившиеся
на руках у Сюлли официальные документы и некоторые черновые на-
броски.
Мемуары Сюлли писались не им самим, а его секретарями, на основа-
нии упомянутых официальных материалов, и рассказ все время ведется
от лица секретарей. Секретари не скупились на всевозможные похвалы
по адресу герцога, иногда до крайности превознося его личные качества,
его ум, красноречие и т. д., что производит зачастую неприятное впечат-
ление.
Опубликование мемуаров в свое время преследовало определенную
цель — выдвинуть деятельность герцога Сюлли на первый план, подчерк-
нуть его заслуги и огромную роль в политической жизни Франции. Эю
обстоятельство заставляет весьма критически и скептически отнестись
к некоторым сообщениям.
Все же знакомство с чрезвычайным посольством герцога Сюлли дае1
нам возможность правильно оценить многие стороны нравов дипломати-
ческого мира XVII в. и его деятелей и вскрыть классовую целенаправлен-
ность дипломатической деятельности как самого Сюлли, так и представи-
телей английской дипломатии.
Франция и Англия — монархические государства, правда, значительн >
отличающиеся по своим политическим учреждениям и в степени влиянии
буржуазии на их внутреннюю и внешнюю политику.
1 Sully. Memoires..., р. 468.
2 Du Mont. Corps diplomatique. Amsterdam. 1728. t. 1. p. 30.
3J2
М. Д. Бушмакин
Французская монархия — это типичная абсолютная дворянская мо-
нархия.
Англия — парламентская монархия. Ее дворянство в значительной
своей части являлось «новым дворянством», обуржуазившимся, что резко
отличало его от французского дворянства. Но Стюарты, сидевшие на ан-
глийском престоле, стремились найти себе опору в феодальных элементах
английского общества.
Голландия же — вновь народившаяся буржуазная республика, только
что сбросившая с себя иго феодально-монархической Испании.
И вот все эти три государства оказались в одном лагере. Дворянско-
монархическая Франция поддерживала буржуазную республику — Гол-
ландию.
Чем это было вызвано? Угроза габсбургской экспансии толкала католи-
ческую Францию в лагерь буржуазно-протестантских стран.
Торговые интересы Англии, на пути свободного развития которых
стояла опять-таки Испания, заставляли Англию поддерживать Голлан-
дию в ее борьбе против Испании, хотя, с другой стороны, в лице молодой
республики Англия видела для себя подымающегося конкурента.
В свете переплетения всех этих интересов и противоречий мы и должны
рассматривать дипломатию того времени.
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОЙ
МЕДИЕВИСТИКИ
*

И. И. ФРОЛОВА
ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ Н. И. КАРЕЕВА
ДЛЯ РАЗРАБОТКИ ИСТОРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА
В ЭПОХУ ФЕОДАЛИЗМА
Русские ученые внесли большой и ценный вклад в дело исследования
западного средневековья. История французского феодального крестьян-
ства — одна из многих тем, в разработке которых русские ученые сыграли
значительную роль.
Труды русских буржуазных историков, в особенности И. В. Лучиц-
кого, М. М. Ковалевского и Н. И. Кареева, по истории французского
крестьянства перед революцией 1789 г.,занимают выдающееся место в ис-
следовании этой проблемы и даже получили во французской историо-
графии особое название «русской исторической школы» А Французские
ученые давали очень высокую оценку работам русских историков по эко-
номической и социальной истории Франции предреволюционной эпохи.
Известный французский историк Анрп Сэ посвятил специальную статью
характеристике метода работы Лучицкого и при этом подчеркнул огром-
ное значение его исследований. Он писал о них: «В настоящее время совсем
нельзя заниматься экономической и социальной историей Франции
в XVIII веке без изучения этих работ» 1 2.
Другой французский историк, Олар, назвал работы Лучицкого заме-
чательными 3.
Весьма показателен также следующий факт, отмеченный в свое время
Кареевым: в «Истории Франции» (под редакцией Лависса) автор раздела
о положении французских крестьян перед революцией приводит по этому
вопросу лишь мнения Лучицкого и Ковалевского 4.
Изыскания русских ученых в области истории французского крестьян-
ства начались в 70-х годах XIX в. В 1879 г. вышла в свет книга Кареева
'(Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти
XVIII века»5. Одновременно с Кареевым в 70-х годах прошлого столетия
исторпеп западноевропейского, в том числе и французского, крестьянства
1 См. об этом Н. И. Кареев. Беглые заметки по экономической истории Фран-
ции в эпоху революции, серия 1-я, СПб., 1913, стр. 57—58; Н.П. Кареев. Исто-
рики французской революции, т. III. Л., 1925, стр. 147.
- А. С э. Чем экономическая и социальная история XVIII века обязана трудам
Лучицкого? — «Научный исторический журнал». 1914, .V» 4, стр. 22.
3 См. об этом рецензию Олара (A. Aiilard) на французское издание книги
И. В. Лучицкого «Крестьянская собственность во Франции накануне революции
(преимущественно в Лимузене)», помещенную в журнале «Ба Revolution Franca ise>.
1912, Octobre, р. 373—378.
4 Е. Lavisse. Histoire de France depins les origines jusqn’a la Revolution,
t. IX, pt. 1, p. 247.
8 H. II. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней
четверти XVIII века. М.. 1879.
316
И. И. Фролова
занимался Лучицкий: в 1878 г. в «Киевских Университетских Известиях»
печаталась его «История крестьянской реформы в Западной Европе
с 1789 года» х. В это же время начал изучать историю предреволюционной
Франции М. М. Ковалевский 1 2.
Тот факт, что русские ученые проявили в этот период острый интерес
к истории французского крестьянства, отнюдь не является случайным.
Крестьянский вопрос в России не был окончательно разрешен рефор-
мой 1861 г. Обманутые и ограбленные реформой крестьяне ответили на
нее восстаниями. В середине 1860-х годов крестьянское движение было
подавлено властями и на некоторое время утихло. Но гнет пережитков
крепостничества и тяжесть выкупных платежей были невыносимы. Поло-
жение крестьян в пореформенные годы ухудшается еще сильнее под влия-
нием развития капитализма в стране. Не уничтожив до конца крепостни-
ческие порядки, реформа 1861 г. все же открыла путь для капиталисти-
ческого развития России. «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и
ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и
молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка» 3.
В пореформенные годы быстрыми темпами идет расслоение крестьян-
ства, распадение его на сельскую буржуазию и сельский пролетариат.
За счет разоряющегося крестьянства в России происходит формирование
нового класса, класса капиталистического общества — промышленного
пролетариата.
В русской деревне в 70-х годах обостряется борьба между зажиточными
крестьянами и беднотой. Но на первом плане стоит борьба крестьян с по-
мещиками за землю. Эта борьба с середины 70-х годов снова разгорается
все сильнее и сильнее. На основе этой борьбы в России в 1879—1880 гг.
сложилась революционная ситуация.
Таким образом, в 60-х и 70-х годах XIX в., до выступления пролета-
риата как самостоятельного класса во время революционной ситуации
1879—1880 гг., крестьянский вопрос в России попрежнему остается цен-
тральным вопросом дня. Неудивительно поэтому, что в русском обществе
и после реформы 1861 г. не угасает интерес к истории и положению кре-
стьянства других стран 4 5.
В предисловии к французскому изданию своей книги «Крестьяне и
крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века» Ка-
реев писал: «. . . Тема этой работы была подсказана мне не только чисто
научным интересом к истории французской революции, но также тем со-
циальным интересом, который крестьянский вопрос представляет для
России. 19 февраля 1861 года было для моей страны тем же, чем 4 августа
1789 года было для Франции, и с юности, изучая историю французской
революции, я живо интересовался тем. как крестьянский вопрос был по-
ставлен и разрешен во Франции» б.
1 II. В. Лучицкий. История крестьянской реформы в Западной Европе
с 1789 года. «Киевские Университетские Известия», 1878, октябрь, ноябрь, декабрь.
2 Н. И. К а р е с в. М. .М. Ковалевский как историк французской революции.
«Вестник Европы». 1917, февраль, стр. 211--226.
3 В. И. Лен и н. Соч., т. 3, стр. 524.
‘ Например, о французском крестьянстве говорится в статье А. Скребицкого
«Очерки из истории крестьянства в Европе» (Вестник Европы, 1867. т. П, июнь,
стр. 201- 233); в книгах: М. Вольский. Историческое и народно-хозяйственное
значение обработки крестьянами-собственниками, М., 1865; А. И. В а с и л ь ч и-
к о в. Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах,
т. I- II, 1876; В. И. Г е р ь е и В. Н. Чичерин. Русский дилетантизм и общин-
ное землевладение. М., 1878.
5 N. К а г ё i е w. Les paysans et la question paysanne »*n France dans le dernier
quart du XVIII siecle. Paris, 1899, p. X.
Значение исследований Н. И. Кареева
8Д7
Кареев, Лучицкий и Ковалевский больше всего интересовались исто-
рией французского крестьянства в XVIII в., ибо положение русских кре-
стьян в середине XIX в. имело наибольшие аналогии как раз с положением
французских крестьян перед революцией 1789 г. В изучении аграрной
истории Франции XVIII в. русские ученые искали ответ на вопрос о путях
будущего аграрного развития России. Но в их исследованиях, посвя-
щенных, в основном, XVIII в., затронуты также многие вопросы истории
французского крестьянства в более ранние времена. В этом отношении
особенно ценными являются работы Н. И. Кареева.
* * *
Н. И. Кареев (1850—1931) в 1873 г. окончил историко-филологи-
ческий факультет Московского университета, затем несколько лет препо-
давал в 3-й Московской гимназии. В 1877 г. он был послан Московским
университетом в Париж для сбора материалов к магистерской диссертации.
Диссертация эта была защищена Кареевым в конце 1878 г. и вскоре издана
в виде уже упоминавшейся нами книги «Крестьяне и крестьянский вопрос
во Франции в последней четверти XVIII века».
Книга Кареева сразу же вызвала целый ряд положительных отзывов
в России и за границей А Во Франции долгое время знали исследование
Кареева лишь по развернутому изложению его содержания, сделанному
директором Национального архива Альфредом Мори 1 2. Карееву, правда,
сразу же было сделано предложение разрешить перевод его книги на фран-
цузский язык, но различные обстоятельства помешали осуществлению
этого проекта. Французский перевод книги Кареева появился только
в 1899 г.3
По совету М. М. Ковалевского и при его посредничестве Кареев сразу
же после выхода книги послал экземпляр ее Марксу 4. Познакомившись
в оригинале с сочинением Кареева, Маркс, как известно, в письме к Кова-
левскому в апреле 1879 г. назвал его превосходным 5. Столь же высокую
оценку дал книге Кареева Энгельс, который десять лет спустя, в 1889 г.,
назвал ее лучшей работой о крестьянах 6.
Книга Кареева представляет собой выдающееся явление в историче-
ской науке XIX в. Однако в советской историографической литературе
не было до сих пор ни одного обстоятельного ее разбора 7.
1 «Вестник Европы», 1879, май, стр. 282—291; «Отечественные записки», 1879,
июнь, стр. 201—206; П. Л. Лавров. История Франции под пером новых русских
исследователей. «Дело», 1879, апрель, стр. 1—39; А,-с к и й. Значение великой ре-
волюции для сельского населения Франции. «Слово», 1879, стр. 141—152; «La Revue
politique et 1 it t era ire», 2-me serie, 1879, № 47, p. 1124; см. также отзыв Фюстель де
Куланжа в «Seances et traveaux de I’Academie des sciences morales et politiques»,
1879, t. ('.XII, p. 356—358.
2 См. рецензии» A. Maury на книгу Кареева «Крестьяне и крестьянский вопрос
во Франции в последней четверти XVIII века» («Journal des Savants», 1880, juillet,
p. 422—434; aout, p. 465—475; septeinbre, p. 521—530).
3 X. Karo ie w. Les paysans et la question paysanne en France dans le dernier
quart du XVIII siecle, Paris, 1899.
4 II. И. Кареев. Письмо Маркса к М. М. Ковалевскому о физиократах.
«Вылое», 1922, № 20. стр. 103.
6 См. К. М а р к с и Ф. О п г е л ь с. Соч., т. XXVII, стр. 28.
8 См. К. М а р к < и Ф. Э н г е л ь с. Избранные письма. Гос Политиздат, 1948,
«тр. 407.
7 У нас есть работы о русских буржуазных историках английской деревни, дис-
сертации о Ковалевском и Лучицком, но очень мало написано о книге Кареева,
составляющей гордость отечественной исторической науки. Правда, о книге Кареева
318
И. И. Фролова
Кареев начал заниматься историей французского крестьянства еще
на студенческой скамье. Он работал в семинаре Герье, посвященном эпохе
французской революции, где, в частности, разбиралось сочинение Артура
Юнга о сельском быте Франции в конце XVIII в. Темой дипломного сочи-
нения Кареева была история французских крестьян. Эту свою студен-
ческую работу, дополненную и отчасти переработанную, Кареев впослед-
ствии издал отдельной книгой х.
Выше уже говорилось о том, что русские ученые, в частности Кареев,
обратились в 70-х годах XIX в. к изучению истории французского кре-
стьянства с целью найти в историческом прошлом ответ на вопрос о путях
будущего развития России.
Н. И. Кареев решал этот вопрос с либерально-буржуазных позиций.
И в его диссертации, и в «Очерке истории французских крестьян», при
всем его сочувствии страданиям крестьянства, настойчиво звучит упрек
по адресу французского правительства и привилегированных классов
за то, что они не провели во-время нужные реформы, которые могли бы
предотвратить революционный взрыв * 1 2. Избежать революции, по мнению
Кареева, было бы вполне возможно, если бы королевское правительство
и общество как следует занялись крестьянским вопросом. «. . .С начала
XVIII века, — пишет он, — все более и более ощущается потребность
в реформе, пока, наконец, эта потребность, не бывши удовлетворена во
время, не разразилась революцией» 3.
С таких же реформистских позиций подходил Кареев и к решению
русских дел. В противовес революционным демократам, Кареев поддер-
живал принцип разрешения социальных вопросов «сверху». Правда,
ему не все нравилось в том, как была проведена реформа 1861 г.4 Но воз-
можность исправления в будущем дурных сторон российской действи-
тельности, в частности крестьянского вопроса, он видел только в мирном
соглашении с правительством, в планомерной реформе. В этом плане
совершенно закономерна дальнейшая эволюция научной деятельности
Кареева. В годы реакции, наступившей в 80-х годах XIX в., Кареев
упорно боролся против марксистской материалистической философии
и против распространения ее в России. Обострение классовой борьбы
в период первой русской революции привело Кареева в партию кадетов.
Ленин неоднократно упоминал Кареева как одного из активных
говорится довольно много в диссертации М. Васадзе «Русская историческая школа
(хранится в Государственной Публичной библиотеке имени В. И. Ленина). Но автор
диссертации, написанной в апологетических тонах, ограничивается лишь приведе
нием цитат из книги Кареева, не сопровождая их почти никакими элементами критики.
Такую постановку вопроса нельзя считать научной. В диссертации, несмотря на оби-
лие похвал по адресу Кареева, нс выяснено, что же нового внес он в разработку исто-
рии французского крестьянства, за что именно ценили его Маркс и Энгельс. На этот
вопрос не дает отпета и Шустерман, которая в своей диссертации о Лучицком
(хранится в Государственной Публичной библиотеке имени В. И. Ленина) уделяет
несколько страниц Карееву. Небольшая статья о Карееве во втором издании БСЭ
(т. 20, 1953, стр. 165—166) также не восполняет этого пробела в истории русской
медиевистики. Недавно, в сборнике «Из истории социально-политических идей//,
М., 1955, опубликована статья Б. Г. Вебера, характеризующая взгляды Кареева
на положение французского крестьянства в XVIII в.
1 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьяне древнейших времен
до 1789 «ода, Варшава. 1881. Следовательно, эта книга Кареева в основной своей
части написана раньше, чем «Крестьяне и крестьянский вопрос».
2 П. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 157, 230—231.
307—308; его же. Очерк истории французских крестьян, стр. 103—104, 133, 139 и др.
3 И. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 133.
* N. Kareiew. Les paysans et la question paysanne en France dans le dernier-
quart du XVIII siecle, p. XL
Значение исследований Н. И. Кареева
319
деятелей кадетской партии Идейный уровень конкретно-исторических
работ Кареева понижался по мере обострения классовой борьбы в России.
С точки зрения методологических установок Кареев, подобно другим
русским либерально-буржуазным историкам второй половины XIX в.,
был представителем позитивистской историографии. Он известен как автор
целого ряда работ по философии истории. «Основные вопросы философии
истории» — так называлась его докторская диссертация, защищенная им
в 1883 г. В 90-х годах он выступил с целой серией статей, направленных
против исторического материализма, который он, не понимая сущности
марксизма, ошибочно отождествлял с экономическим материализмом1 2.
Самые первые статьи Кареева также были посвящены теоретическим
вопросам 3. Из сравнения этих ранних статей с его докторской диссерта-
цией и другими теоретическими работами 80—90-х годов вытекает, что ко
времени работы Кареева над магистерской диссертацией его историко-
философская концепция в основном уже сложилась.
Кареев принадлежал к школе так называемой субъективной социоло-
гии, главными теоретиками которой в России были Лавров и Михайлов-
ский. Мировоззрение Кареева, как и мировоззрение его учителей, не
представляло собой цельной системы: это была эклектичная, идеалисти-
ческая философия истории, типичная для позитивиста.
Кареев сам много раз говорил о влиянии на него философии истории
Лаврова. В своих воспоминаниях о Лаврове он прямо писал, что его исто-
рико-философское миросозерцание начало складываться под влиянием
Лаврова и Михайловского 4 5.
Влияние концепции Лаврова на формирование взглядов Кареева шло
в основном только по линии философских вопросов. Революционную сто-
рону деятельности Лаврова как одного из вождей народнического дви-
жения Кареев, по собственному признанию, почти совершенно не знал б.
На складывание философских взглядов Кареева имел некоторое влия-
ние и Маркс (во всяком случае, интерес Кареева к экономической стороне
истории в 70-х годах был в какой-то степени навеян чтением «Капитала»),
но в целом Кареев марксизма не понял и относился к нему враждебно.
Кареев и в своих ранних статьях неоднократно подчеркивал, что в ис-
тории не существует единого закона, единого начала, из которого может
быть объяснено все историческое развитие в. Позднее он еще более четко
сформулировал свое философское кредо. В 1894 г. он писал, что в споре
1 См. В. И. Лени н. Соч., т. 18, стр. 342.
2 См. статьи Н. И. Кареева: «Экономическое направление в истории» («Юриди-
ческий вестник», 1891, май—июнь) ; «Заметки об экономическом направлении в исто-
рии» («Историческое обозрение», 1892, т. 4); «Экономический материализм в истории»
(«Вестник Европы», 1894, июль—август) и др.
3 Эти статьи были напечатаны в «Воронежских Филологических Записках»
за 1872—1874 гг. («Главные антропоморфические боги славянского язычества», «Миф
и героический эпос», «Космогонический мир», «Мифологические этюды») и в журнале
«Знание» за 1875—1876 гг. («Наука о человеке в настоящем и будущем», «Мифическое
миросозерцание и положительная философия», «Философия истории и теории про-
гресса»).
4 Н. II. Кареев. Из воспоминаний о II. Л. Лаврове. «Былое», 1918, март,
стр. 12; см. об этом же Н. И. Кареев. Научная работа П. Л. Лаврова. «Север-
ные записки», 1915, январь, стр. 212.
5 Зимой 1877- 1878 года Кареев часто встречался с Лавровым в Париже, но
об общественных делах они почти не говорили. См. об этом Н. И. К а р е е в. Из вос-
поминаний о П. Л. Лаврове. «Былое», 1918, март, стр. 20—22. Н. И. Кареев.
Научная работа П. Л. Лаврова. «Северные записки», 1915, январь, стр. 204.
e Н. И. Кареев. Формула прогресса в изучении истории. «Варшавские Уни-
верситетские Известия», 1879, № 3, стр. 13; Н. И. Кареев. Философия историп
и теория прогресса. «Знание», 1876, № 2, стр>35, 44, 49.
320
И. Фролова
между идеализмом и материализмом историк должен занять положение
дружественного нейтралитета, ибо «совершенно ясна невозможность све-
дения всей исторической жизни к одному началу, если этим на-
чалом будет не цельная человеческая личность с ее духовною и материаль-
ною сторонами, а . . . лишь одна из этих сторон» х.
Очень метко охарактеризовал философские воззрения Кареева Плеха-
нов, назвавший его «дуалистом чистейшей воды»1 2. Несостоятельность
теоретических взглядов Кареева и искажение им марксизма подчеркнул
В. И. Ленин в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против
социал-демократов?» 3. Путаные теоретические взгляды Кареева, конечно,
отрицательно сказывались и на его конкретно-исторических исследованиях.
В книге «Крестьяне и крестьянский вопрос» довольно много неверных
положений и рассуждений идеалистического толка. Например, Кареев
изображает государство как надклассовую категорию, как воплощение
абстрактной государственной идеи 4 5, неправильно понимает смысл неко-
торых важнейших явлений истории феодального общества б. Но тем не
менее его книга явилась самой лучшей из всего того, что было к моменту
ее выхода написано буржуазными историками об историческом прошлом
французских крестьян.
* * *
Чтобы лучше оценить достоинства книги Кареева, необходимо сказать
несколько слов о его предшественниках в области изучения истории фран-
цузского крестьянства. В России книга Кареева «Крестьяне и крестьян-
ский вонрос во Франции последней четверти XVIII века» была первым
специальным научным исследованием по истории французских
крестьян °. Во Франции разработка истории отечественного крестьянства,
вполне естественно, началась раньше.
В 50-х годах XIX в. во Франции вышло в свет несколько больших
исследований по истории крестьян. Главнейшими из них являются работы
Дареста де ла Шаванна7, Лемари8, Доньоля9, Делиля 10 11 и Бонмера 11.
Исследования эти посвящены рассмотрению истории крестьянства на про-
тяжении всего средневековья — с самого его начала до нового времени.
Они носят на себе яркий отпечаток того периода французской истории,
в который они появились. Французская буржуазия была смертельно на-
пугана пролетарским восстанием в июне 1848 г. Поэтому уже в начале
50-х годов совершенно явственно обозначился резкий реакционный по-
ворот в ее настроениях, нашедший свое отражение и в исторической науке
того времени.
1 II. И. Кареев. Зкономическпй материализм в истории. «Вестник Европы»,
1894, июль, стр. 5 и 9.
2 Г. В. Плеханов. К вопросу о развитии монистического взгляда на исто-
рию, 1949, стр. 179.
3 См. В. II. Ленин. Соч., т. 1, стр. 126.
4 Н. И. Каре е в. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 154 и сл.
5 См. об этом ниже.
8 Лучицкий и Ковалевский выступили с законченными работами о французских
крестьянах уже в 1890-х годах.
7 С. D а г с s t е de la Cbavanne. Histoire des classes agricoles en France
• lepiiis St. Louis jusqu’a Louis XVI, Paris, 1854.
4 A. Leyinarie. Histoire des paysans en France, Paris, 1856.
9 II. I) о n i о 1. Histoire des classes rurales en France et de leurs progres dans
I’egalite civile et la propriete, Paris, 1857.
10 L. Delisle. Etudes sur la condition de la classe agricole et I’etat de 1’agri-
< ulture en Normandie au moyen age, Evreux, 1851.
11 E. В о nnc mo re. Histoire des paysans en France depuis la fin du moyen
age jusqu’a nos jours, t. I—II, Paris,*1856.
Значение исследований Н. И. Кареева
321
Стремление всячески умалить размах и значение классовой борьбы
в средние века и идеализация в этом плане феодального общества харак-
терны для всех работ по истории крестьянства, вышедших во Франции
в 50-х годах XIX в. Их авторы изображают французского крестьянина
покорным и трудолюбивым, живущим в мире со своим сеньером. Если
крестьяне и восставали, то это были, по их мнению, экстраординарные
события, вызванные к тому же случайными причинами, так как крестья-
нам в феодальном обществе жилось неплохо, и они имели мало оснований
для протеста 1.
Важнейшие проблемы истории французского крестьянства в средние
века — вопрос о крестьянской собственности на землю при феодализме,
о классовой борьбе крестьянства, о сущности и значении личного осво-
бождения, о крестьянской общине — даже не поставлены в исследованиях
французских* буржуазных историков 1850-х годов. Считая феодализм
только лишь особой политической организацией общества, авторы пере-
численных работ о крестьянстве уделяют большое внимание анализу юри-
дической стороны сеньериального строя, но почти совершенно не инте-
ресуются экономикой феодального общества, организацией феодального
поместья и крестьянского хозяйства. История средневековых крестьян —
основных производителей материальных благ в феодальном обществе
в работах французских буржуазных историков 50-х годов или подме-
няется историей крестьян как юридических личностей, постепенно при-
обретающих личные и имущественные права (Дарест де ла Шаванн,
Доньоль, Лемари), или излагается через призму политических событий
(Боймер), или сводится к истории агротехники (Делиль).
Кроме перечисленных общих работ по истории крестьянства в класси-
ческое средневековье, во Франции вышло в свет несколько сочинений 1 2,
в которых затрагивалось положение крестьян в более узкий период вре-
мени, а именно, перед революцией конца XVIII в. Подробнее, чем в дру-
гих работах, положение крестьян рассматривалось в сочинении Токвиля
«Старый порядок и революция» 3, в первом томе «Происхождения совре-
менной Франции» И. Тэна 4 и в книге А. Бабо «Деревня при старом по-
рядке» 5.
Теория дворянского историка Токвиля достаточно хорошо известна в.
Отрицание необходимости революции — его основной тезис. Никаких
социальных причин для революции во Франции конца XVIII в., по его
мнению, не существовало, ибо крестьяне давно уже были собственниками
своих земель, а буржуа имели равные с дворянами возможности обогаще-
ния. Все основные черты современного ему французского общества Ток-
виль, игнорируя преобразующее влияние революции, объясняет обще-
ственным устройством дореволюционной поры.
1 Больше других историков 50-х годов о классовой борьбе крестьянства говорит
в своей книге Бонмер, один из мелкобуржуазных эпигонов фурьеризма. Но дальней-
шая эволюция взглядов Бонмера также весьма характерна для общей линии развития
французской буржуазной историографии второй половины XIX в.: из смелого защит-
ника мелких крестьян-собственников Бонмер постепенно превращается в типичного
буржуазного доктринера.
2 Имеются в виду работы, опубликованные до 1879 г., т. е. до выхода в свет книги
Н. И. Кареева «Крестьяне и крестьянский вопрос».
8 A. de Tocqueville. L’ancien regime et la revolution, Paris, 1856.
4 II. T a i n e. Les origines de la France contemporaine, t. I, Paris, 1876.
6 A. В a b e a u. Le village sous l’ancien regime, Paris, 1878.
• О теории Токвиля см. М. А. Алпатов. Политические идеи французской
буржуазной историографии XIX века, М., 1949, стр. 131—170. Алпатов ясно показал
дворянскую основу взглядов Токвиля, а также и то, почему его теория имела такой
огромный успех среди буржуазии.
21 Средние века, вып. 7
922
И. И. Фролова
«Происхождение современной Франции» Тэна — это антиреволюцион-
ный памфлет, проникнутый ненавистью к революции. Тэн красочно опи-
сывает тяжелое положение народа перед революцией \ но крестьяне в его
изображении выглядят как толпа первобытных дикарей, полулюдей-
полуживотных, а их выступление против феодального гнета — как кровавый
и бессмысленный бунт.
С таких же реакционных позиций написана и упомянутая книга Бабо,
который, в противоположность Тэну, нарисовал картину всеобщего про-
цветания в XVIII в. Но антиреволюционная направленность его сочи-
нения ясна: если при Людовике XVI везде, в том числе и в деревнях,
народу жилось прекрасно, то события 1789—1793 гг. оказываются совер-
шенно необоснованными.
Такова была, в самых общих чертах, историография о французских
крестьянах к моменту выхода в свет книги Кареева «Крестьяне и крестьян-
ский вопрос», заслужившей столь высокую оценку Маркса и Энгельса.
и * *
Материалом для написания этой книги Карееву послужили издан-
ные в 60—70-х годах XIX в. во Франции сборники документов по истории
революции конца XVIII в. и архивные документы. Связанный сроком
командировки и имевший мало времени, Кареев не мог, конечно, собрать
исчерпывающий архивный материал. Провинциальные французские ар-
хивы остались ему незнакомы. Он работал только в Национальном архиве
и в Рукописном отделении Национальной библиотеки. Но он первый
среди историков, писавших о французском крестьянстве, в таком широ-
ком объеме привлек архивные материалы для характеристики социально-
экономических отношений и положения крестьян, первый понял важность
архивного документа как самого достоверного источника и ввел его в аппа-
рат научного исследования 1 2. Это уже само по себе составляет его боль-
шую заслугу.
Поставив своей главной задачей рассмотреть, как был разрешен фран-
цузской революцией крестьянский вопрос, Кареев придавал также очень
большое значение выяснению исторических причин революционного пере-
ворота. «Каждый исторический факт, — писал он в 1879 г., — имеет
свои причины в прошлом, и чем общее, чем крупнее, чем важнее для эпохи
какой-либо факт, тем интереснее знать его причины в прошлом. . .» 3
В силу этого Кареев в книге «Крестьяне и крестьянский вопрос во Фран-
ции в последней четверти XVIII века» уделяет большое внимание рассмо-
трению многих проблем истории французского крестьянства в более
ранние времена. Этому же в основном посвящен его «Очерк истории фран-
цузских крестьян».
1 См. «Происхождение современной Франции», т. I, кн. 5.
2 Токвиль и Тэн раньше Кареева прибегли к архивному материалу для иссле-
дования примерно той же темы, но, как правило, не ссылались на него и не сделали
его достоянием научной общественности. Кроме того. Тэн, например, использовал
архивный материал недобросовестно и фальсифицировал его, выбирая лишь те доку-
менты, которые могли в какой-то степени подтвердить антиреволюционные идеи ав-
тора (см. оо этом A. A u 1 a rd, Taine historien de la Revolution fran^aise, Paris,
1907; А. Олар. Тэн как историк. Жури. «Современный мир», 1908, октябрь,
стр. 132—146). Делиль в своем исследовании о нормандском крестьянстве использовал
архивные документы очень односторонне, главным образом в качестве иллюстративного
материала, а другие французские историки, писавшие о крестьянстве в середине
XIX в., вообще игнорировали этот вид источников.
* Н. И. Кареев. Формула прогресса в изучении истории. «Варшавские
Университетские Известия», 1879, № 3, стр. 10—И.
Значение исследований Н. И. h'apeeea
323
Следовательно, научная деятельность Кареева имеет значение для раз-
работки истории сельского населения Франции не только в XVIII в., но
и в более ранний период Ч Именно эта сторона взглядов Кареева и инте-
ресует нас в первую очередь1 2 *.
При сравнении книг Кареева 8 с упомянутыми работами французских
историков бросается в глаза принципиально иной подход Кареева к изу-
чению истории крестьянства. Французские историки (в особенности Дарест
де ла Шаванн и Доньоль) интересовались прежде всего юридической сто-
роной истории крестьянского сословия. Безоговорочно принимая юри-
дические отношения за действительные, они изображали историю фран-
цузского крестьянства в средние века как процесс постепенного приобре-
тения крестьянами личных и имущественных прав, как непрерывный рост
благосостояния крестьянства. Кареев же переносит вопрос с точки зрения
юридической на почву экономических отношений. Правовые отношения,
по мнению Кареева, далеко не всегда соответствовали действительности.
Поэтому, пишет он, «история, которая с формально-юридической точки
зрения является прогрессом свободы и приобретения крестьянами соб-
ственности, с точки зрения социально-экономической получает несколько
иной смысл» 4 *. Вследствие такой постановки вопроса выводы, сде-
ланные Кареевым, во многом глубже и интереснее выводов французских
ученых.
Представление Кареева о феодализме шире, чем у его французских
предшественников по изучению истории крестьянства. Он различает
в феодализме политическую и социальную стороны, тесно между собою
связанные. Политическая сторона — это раздробление верховной власти
между местными владельцами, смешение государственных и частнопра-
вовых понятий и своеобразная система федерации мелких феодальных
организмов б.
Однако Кареева в первую очередь интересует социальная сторона
феодализма, которая заключается, говорит он, в совершенно особых от-
ношениях между населением известной территории и тем лицом, к кото-
рому переходила верховная власть над нею, в разделении общества на два
класса: землевладельцев-господ и подневольных земледельцев8. Фео-
дализм в сфере социальной сложился раньше и окончил свое существо-
вание позднее, чем феодализм политический7. В результате процесса
феодализации (в «Очерке истории французских крестьян» Кареев в общих
чертах рассматривает его ход) образовались сеньерии с несвободным
земледельческим населением, и была почти совершенно уничтожена вся-
кая свободная собственность 8.
Земледельческое население феодальной сеньерии до XIII в., т. е. до
1 Обычно рассматривается значение работ историков «русской школы» только
для исследования предреволюционного положения французского крестьянства.
2 Мы займемся анализом только первой части книги Н. И. Кареева «Крестьяне
я крестьянский вопрос», так как содержание второй части выходит за пределы темы
данной статьи. Однако надо отметить, что и во второй половине своего исследования
Кареев поднял совершенно новые вопросы. (См. Н. И. К ар е е в. Работы русских
ученых по истории французской революции. Известия СПо. Политехнического ин-
ститута, 1904, т. 1, серия экономическая, стр. 65—66).
8 Для характеристики взглядов Кареева на историю французского крестьянства
в средние века кроме книги «Крестьяне и крестьянский вопрос» необходимо учиты-
вать также и «Очерк истории французских крестьян».
* Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 116.
6 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 26.
• Там же, стр. 27.
7 Там же, стр. 28.
8 Там же, стр. 36.
21*
324
И. И. Фролова
начала массового освобождения крестьян от личной зависимости, состояло,
в основном, из крепостных крестьян-сервов. Они делились на несколько
категорий, но это разделение носило скорее юридический характер.
В экономическом же отношении крестьянская масса была более или менее
однородна., ибо почти все крестьяне были самостоятельными хозяевами
Свободного найма земли и безземельных крестьян в это время не существо-
вало, так как все земледельцы были снабжены землей 1 2. Как правило,
экономического неравенства в эту эпоху среди крестьян не было: крестьян-
ские наделы были приблизительно равны 3.
Очень интересно то определение крепостничества, которое дает Кареев.
Он возражает против определения крепостничества как смягченного раб-
ства, потому что такое определение охватывает только юридическую сто-
рону отношений сеньера и крепостного. Кареев стремится выяснить
экономическую основу зависимости серва от феодала. «В крепостном со-
стоянии, — говорит он, — у зависимого человека свой дом, свое
хозяйство на известном клочке земли, за который он платит собствен-
нику ее определенный оброк: он, другими словами, несвободный, т. е.
прикрепленный к земле и поставленный под власть землевладельца
фермер» 4.
Возникновение крепостного состояния стало возможным, говорит Кареев,
вследствие известных изменений в экономическом быту: экономическая
жизнь эпохи не допускала существования рабства 5 *. Сервы были наслед-
ственными владельцами своих земельных участков, но имущественные
права их были очень сильно ограничены (не говоря уже об их полной
личной зависимости от сеньера). В частности, серв не мог распоряжаться
своей землей без дозволения господина в. Кареев подробно описывает
личные и поземельные повинности сервов.
Крепостные крестьяне составляли основную рабочую силу феодальной
сеньории: «сеньориальное хозяйство велось барщинным трудом кре-
постных, сидевших каждый на своем наделе» 7.
Кареев правильно подметил, что в средневековой Франции крупное
помещичье хозяйство было мало распространено и что господствовало
мелкое крестьянское хозяйство. «. . .Крупного хозяйства, — пишет он,—
почти не существовало при феодальной системе: во всяком случае сеньер
вел хозяйство сам только на незначительной части своего домена,.раз-
давая остальную землю по мелким участкам крестьянам» 8.
В результате освобождения от личных повинностей сервы превра-
щаются в вилланов. «Это были крестьяне лично свободные, находив-
шиеся в подчинении у сеньеров, как землевладельцев (под-
черкнуто мной — И. Ф.), от которых они держали свои участки» 9. Таким
образом, говоря о вилланстве, Кареев также прежде всего стремится
определить его экономическую основу. Виллан, в отличие от серва, уже
не прикреплен к земле, он может свободно ее покинуть. Но поземель-
ные отношения крестьянина и феодала в результате личного осво-
бождения меняются мало. Цензива — земельный участок виллана —
1 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 50.
х Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 121.
3 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 50.
* Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 5.
5 Там же, стр. 6. Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян,
стр. 42.
в См. Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 20 , 22.
7 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 47.
8 Там же, стр. 46—47
8 Там же, стр. 43.
Значение исследований Н. И. Кареева
325
была самым распространенным видом землевладения в период разложе-
ния феодального строя. Но крестьянин-цензитарий попрежнему не яв-
ляется свободным владельцем земли. «Цензитарий был наследственным
собственником своей земли, но он никогда не мог выкупиться от ценза
и соединенных с ним случайных прав. . ., взимавшихся при продаже
цензивы в пользу сеньера» «Несмотря на то, — продолжает Кареев, —
что закон признает за цензитарием право продажи, дарения, ипотеки
и т. д. цензуальной земли и что в случае долговой несостоятельности
владельца она продавалась за долги, несмотря на то, что юристы в цен-
зиве видят настоящую собственность, цензива не составляла полной соб-
ственности, и права сеньера на цензиву не ограничивались одним полу-
чением ценза» 1 2.
Цензива и земельный участок серва по сути дела представляют собой
один и тот же вид владения землей. Кареев называет их разными формами
института неполной собственности. Но «сущность дела одна, потому
что (в обоих случаях.—И. Ф.) наследственный владелец земли обязан
платить ренту сеньеру и более или менее ограничен в своем праве соб-
ственности» 3. Цензива является более свободной формой неполной соб*-
ственности по сравнению с земельным владением серва.
В книге «Крестьяне и крестьянский вопрос» Кареев особенно по-
дробно остановился на характеристике состояния цензивы в XVIII в. и,
надо отдать ему справедливость, здесь он еще довольно верно ставит
вопрос о ней. Он не становится на точку зрения февдистов, считавших
цензитария настоящим собственником. Кареев делает упор на действи-
тельное положение вещей и приходит к выводу, что фактически владель-
цем цензивы во Франции перед революцией являлся крестьянин, а не
феодал, так как цензитарий владел своим участком наследственно и неот-
чуждаемо, имел право дарения, продажи, ипотеки и т. д. Но в то же время
он отмечает, что это владение крестьянина (он называет его то владением,
то собственностью) не было свободным, ибо на него имел определенные
права сеньер. В силу этого цензитарий был обязан сеньеру тяжелыми
повинностями 4.
Такой подход Кареева к вопросу о собственности французского кре-
стьянина накануне революции является гораздо более правильным, чем
взгляды на этот предмет Лучицкого и Ковалевского 5. Кареев не игно-
рирует, подобно Лучицкому, феодальное право собственности сеньера
на крестьянскую землю и в то же время не ограничивает понятие соб-
ственности, как поступает Ковалевский, подразумевавший под этим тер-
мином только полную свободную собственность.
Итак, Кареев, в отличие от французских историков, стремится опре-
делить особенности феодального строя с точки зрения социально-эконо-
мической и правильно ищет эти особенности в поземельных отношениях
феодала и крестьянина. Но это отнюдь не означает, что он действительно
понял социально-экономическую сущность феодализма и разобрался
в том, что основой его является феодальная собственность на землю.
Сделанные Кареевым верные наблюдения относительно особенностей
феодального строя носят лишь частный характер, причем их ценность значи-
тельно снижается тем, что они часто не продуманы до конца и не сво-
бодны от противоречий.
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 34—35. Об употреб-
лении Кареевым термина «собственность» см. ниже.
2 Там же, стр. 39—40.
8 Там же, стр. 35.
4 См. там же, стр. 40 и сл.—описание повинностей цензитария.
5 См. об этом ниже.
326
И. И. Фролова
Приведем пример.
С одной стороны, как было показано выше, Кареев говорит о том,
что вознпкновение крепостного права объясняется экономическими усло-
виями эпохи, а с другой — заявляет, что преобладание крепостниче-
ства в средние века было случайным явлением Ч
Хотя Кареев и говорит о социальной природе феодального общества,
феодализм в его понимании не есть особая социально-экономическая фор-
мация, особый социально-экономический строй. Считая крепостничество
определяющей чертой феодализма, он тем не менее говорит о существо-
вании крепостничества и в древнем мире 1 2. В средние века крепостничество,
по его мнению, просто преобладало 3.
Много путаницы во взглядах Кареева и на феодальную собственность.
Полагая, что социальная сторона феодализма заключается в совершенно
особых, только феодальному строю свойственных отношениях феодалов
и крестьян, Кареев тем не менее как следует не раскрыл, в чем же кон-
кретно состояли эти отношения, на чем они основывались. Правда, он
пытается найти экономическую базу зависимости крепостного крестьянина
от его сеньера. У него проскальзывает правильная мысль о том, что кре-
стьянин при феодализме не имел права на землю, что вся земля принадле-
жала феодалу, в силу чего крестьянин был обязан ему множеством повин-
ностей. Но он опять-таки не доводит свою мысль до конца, потому, что
не понимает определяющего значения феодальной земельной собствен-
ности и ее истинной сущности. «Власть средневекового феодального сень-
ера, — говорит он, — слагалась из трех элементов: он был одновременно
господином крепостных, крупным землевладельцем и государем своей
сеньерии» 4. Какой из этих элементов был главным, определяющим?
На этот вопрос Кареев не дает ответа, потому что вопрос о феодальной
собственности на землю не был для него, несмотря на отдельные верные
догадки, главным моментом при определении отношений сеньера и кре-
постного. Отсюда его небрежное обращение с термином «собственность».
Он называет вилланов и сервов то собственниками, то владельцами
земли, не видя принципиальной разницы между этими понятиями. Для
него, в сущности, неважно, можно ли считать крестьянина при феода-
лизме собственником земли или нет. Важно одно: что земельное владение
крестьянина было несвободным. Понятно поэтому, что от Кареева усколь-
зает различие между феодом и цензивой 5, и что он, по сути дела, сма-
зывает значение французской революции конца XVIII в., уничтожившей
феодальную собственность и феодальную эксплуатацию. Кареев не по-
нял сущности феодальной собственности на землю как собственности
господствующего класса на основное средство производства и специфики
феодальной ренты как основного источника эксплуатации крепостного
крестьянства.
Непонимание Кареевым существа феодальной собственности ярко
проявилось в позиции, занятой им впоследствии по отношению к поле-
мике Лучицкого и Ковалевского, которую они вели по вопросу о кре-
стьянской собственности на землю во Франции перед революцией.
Как известно, главный пункт разногласий Лучицкого и Ковалевского
касается вопроса о том, были ли французские крестьяне перед револю-
цией собственниками своих земельных участков. Лучицкий отвечает на
1 Н. II. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 7.
- Там же.
3 Там же, стр. 10.
' Там же, стр. 25.
5 Там же стр. 29.
Значение исследований Н. И. Кареева
327
этот вопрос положительно, считая цензитария собственником его надела.
Ковалевский же полагает, что цензитарий был не собственником, а вечно-
наследственным арендатором помещичьей земли. Основная причина этих
разногласий состоит в том, что оба историка, не понимая самого существа
^феодальной собственности, рассматривали вопрос с разных, но в обоих
случаях методологически неправильных позиций.
Кареев в ряде своих работ и особенно в «Беглых заметках по экономи-
ческой истории Франции в эпоху революции» подробно остановился на
споре Лучицкого с Ковалевским Сам Кареев, как было показано выше,
правильнее их обоих подходил к решению вопроса о цензиве. Но тем не
менее он оказался не в состоянии указать истинную причину спора Лучиц-
кого и Ковалевского, не смог вскрыть ошибочность их исходных пози-
ций. Кареев не дает прямой и определенной оценки их взглядов, не вы-
сказывает определенного мнения относительно того, кто же из них,
с его точки зрения, прав. Больше того, он был склонен свести сущность
полемики Лучицкого с Ковалевским к простым терминологическим раз-
ногласиям, к различному пониманию каждым из них термина «собствен-
ность» 1 2. Такое упрощение, вызванное несостоятельностью взглядов самого
Кареева на феодальную собственность, не имеет под собой никаких
оснований.
Кареев совершенно по-новому поставил вопрос о личном освобожде-
нии французских крестьян. Он критикует французских историков за то,
что они исследовали лишь юридическую сторону освобождения сервов
от личных повинностей и прослеживали главным образом только про-
цесс приобретения крестьянами гражданских прав, т. е. постепенный
переход от бесправия к правоспособности, не интересуясь тем, как эти
права претворялись в жизнь 3. Кареев выступает против основного те-
зиса Дареста де ла Шаванна и Доньоля о том, что личное освобождение
крестьян сопровождалось приобретением ими собственности и все ббль-
тпим ее укреплением. Это утверждение, говорит он, выведено из фактов
односторонне понятых, а . именно, «взятых в юридическом их значе-
нии, без отношения к их экономической сущности» 4 5.
На самом же деле, пишет он, «рассматривая историю освобождения
.крепостных, мы в сущности должны рассматривать две истории: главный
вопрос первой, как освобождалась и получала гражданские права лич-
ность, находившаяся прежде в крепостной зависимости (исключительно
этой стороной дела и интересовались французские историки —И. Ф.)...;
главный вопрос другой — что сталось с землею освобожденного человека» ®.
Освобожденный от личных повинностей крестьянин-виллан получает
возможность более свободно, по сравнению с сервом, распоряжаться
своей землей. Цензива становится основным видом крестьянского дер-
жания. Но не в этом, по мнению Кареева, надо видеть главный результат
освобождения. Если бы это было так, то все французские крестьяне пре-
вратились бы со временем в цензитариев. В действительности же ими
становятся далеко не все крестьяне. Основной результат освобождения
заключается, по мысли Кареева, в том, что оно приводит к разрыву на-
следственной связи крестьянина с землей. «. . .В крепостном состоянии
пахарь и земля были крепко связаны между собою: землевладелец считал
1 Н. И. Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции в эпоху
/революции, серия 1-я, СПб, 1913, стр. 88—120.
1 Там же, стр. 88, 111.
• Н. И. Карее в. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 15.
4 Там же, стр. 115.
5 Там же стр. 15.
328
И, И. Фролова
землю ничем, если она не была занята прикрепленными к ней людьми,
крепостной не мог отбывать своих повинностей перед господином, если
не был снабжен достаточным количеством земли. Освобождение серва
было прекращением не только господской власти землевладельца над ним,
но и прежних его самого отношений к земле» Ч В результате личного
освобождения постепенно создаются «новые отношения, при которых сво-
бодная личность сидела на несвободной земле» 1 2. А такое положение со-
здавало предпосылки для обезземеления крестьян.
Как только землевладельцы поняли возможность обработки их земель
без крепостного труда, они поняли и невозможность обработки ее при
обеспечении крестьянства достаточным количеством земли. Поэтому
«освобождение из уз крепостничества стало сопровождаться открепле-
нием крестьян от земли и закреплением ее за немногими» 3. Таким
образом, в условиях освобождения народа лежала возможность его обез-
земеления, и с этой эпохи все чаще и чаще начинают встречаться изве-
стия о людях, живущих поденной работой 4 5.
«Где раньше и быстрее произошло исчезновение крепостных отноше-
ний, там быстрее и полнее совершилась экспроприация крестьянской
массы. Такова история крестьянства в Англии»6. Франция, как пола-
гает Кареев, шла по тому же пути, но оба процесса в ней были задержаны
и совершались медленнее, так что процесс обезземеления крестьянства
продолжался во Франции до самой революции конца XVIII века в.
Вследствие этого в положении французского крестьянства к XVIII в.
происходят большие изменения. Существовавшее когда-то, в эпоху рас-
цвета крепостничества, экономическое равенство среди крестьян разру-
шается. В XVIII в. крестьяне «делились на два больших отдела: то были
крестьяне-собственники, и крестьяне, имевшие только усадебную осед-
лость, самостоятельные хозяева на своих или снятых землях и батраки,
жившие поденной работой или нанимавшиеся в услужение»7. Первые
признаки этого экономического разделения появляются еще в XIV в.8
Постановка вопроса об имущественном расслоении крестьянства
является одной из самых сильных сторон концепции Кареева. В буржуаз-
ной историографии это была совершенно новая постановка вопроса. До
Кареева никто из буржуазных историков, писавших о французском кре-
стьянстве, этого вопроса не поднимал. Рассматривая историю крестьян
с односторонней юридической точки зрения, они, вполне естественно,
не могли этого сделать. Точно так же Кареевым впервые в буржуазной
исторической науке был поставлен вопрос о распределении земли между
различными классами французского общества, в том числе и между раз-
личными слоями крестьянства.
Эти вопросы — о расслоении крестьянства и о распределении земли —
рассматриваются Кареевым главным образом во второй главе книги
«Крестьяне и крестьянский вопрос». Глава эта — «Буржуазия и кре-
стьянство», основанная на тщательном изучении архивных документов,
заслуживает подробного рассмотрения.
«. . . Было бы в высшей степени ошибочно, — говорил Кареев, —
представлять третье сословие, как однородную массу, имевшую один
1 Н. II. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 115.
2 Там же, стр. 14.
3 Там же, стр. 115.
* Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 91.
5 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 115.
• Там же, стр. 115—116.
’ Там же, стр. 186.
8 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 93.
Значение исследований Н. И. Кареева
329
интерес, не знавшую среди себя радикального разделения» 1. Первым
глубоким различием внутри третьего сословия было различие между
городом и деревней, так как города рано освободились от крепостной
зависимости, а над деревнями она продолжала тяготеть до самой рево-
люции. Но и внутри крестьянства (Кареев имеет в виду уже лично свобод-
ных крестьян) не было единства. «... Встречаемое у всех почти историков
представление о французском крестьянстве как об однородной массе
ошибочно: необходимо, напротив, иметь в виду существование в крестьян-
стве отдельных классов» 1 2 3.
Какие же это «классы»?
За критерий их разделения Кареев берет степень обеспеченности кре-
стьянина землей. По его мнению, в результате длительного процесса
обезземеления крестьянства к XVIII в. в его руках оставалось очень не-
большое количество земли. Основываясь на показаниях современников,
Кареев делает вывод, что в руках третьего сословия, т. е. буржуазии и
крестьянства, было сосредоточено лишь 2/в или даже г1з всех земель.
Остальная земля принадлежала короне, дворянству и духовенству а.
Но и эта треть земель, принадлежавшая третьему сословию, «должна
была сама распределяться между двумя и даже тремя категориями соб-
ственников: к первой относились буржуа, которые имели более или менее
значительные земли и обрабатывали их с помощью наемных рабочих
или, что бывало несравненно чаще, отдавали их в аренду; затем шла ка-
тегория крестьян собственников, участки которых были достаточны
для самостоятельного хозяйства и не требовали посторонних рук; нако-
нец, поземельная собственность множества лиц была так мала, что прино-
сила самый незначительный доход и не занимала всего времени собствен-
ника» 4 * * *. Кроме того, имеется много известий о людях, не имевших вообще
никакой земельной собственности •. Следовательно, в целом крестьяне
делились на самостоятельных хозяев (laboureurs) и батраков (manouv-
riers). Установить их количественное соотношение Кареев не смог, так
как вопрос этот был тогда еще совершенно не разработан, и имелось слиш-
ком мало данных для его решения. Но он считает, что батраков было не
меньше, чем самостоятельных хозяев 8.
Это расслоение крестьянства началось задолго до XVIII в. Корни
его, по мнению Кареева, надо искать в освобождении сервов от личных
повинностей.
Малоземельные и безземельные крестьяне были вынуждены работать
по найму в немногочисленных крупных хозяйствах или арендовать чу-
жую землю. Крупные землевладельцы, как правило, не вели своего хо-
зяйства и предпочитали сдавать землю в аренду. Поэтому во Франции,
подчеркивает Кареев, и в последние века существсвания феодального
общества, несмотря на преобладание крупной земельной собственности,
господствовало мелкое хозяйство.
Кареев довольно подробно рассматривает формы крестьянской аренды
в дореволюционной Франции. Он отмечает, что крупное фермерство
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 91.
’ Там же, стр. 105.
3 Там же, стр. 106 и 114.
• Там же, стр. 107—108.
* Выступая против утверждения Токвиля о широком распространении крестьян-
ской поземельной собственности перед революцией, Кареев настойчиво подчеркивает,
что французское крестьянство в XVIII в. владело явно недостаточным количеством
земли. См. Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 105—106.
109 и др.
e Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 109.
330
Я. И. Фролова
английского типа было во Франции развито мало. «... Благодаря покро-
вительству, которое оказывалось мануфактурам, благодаря несво-
боде земли и страшному обременению ее государственными налогами,
капиталы предпочитали сосредотачиваться в городах; очень может быть,
и то обстоятельство, что крестьяне не были совсем оторваны от земли
и не представляли из себя класса совершенно свободных сельских ра-
бочих, которые работают сегодня здесь, а завтра там, — препятствовало
развитию фермерства в английском вкусе» Самыми распространенными
формами аренды были во Франции половничество и мелкая денежная
аренда, причем половничество решительно преобладало и было «типиче-
ским отношением французского крестьянина к почве» 1 2.
Половничество было самой ранней формой крестьянской аренды. Де-
нежная аренда (Кареев называет ее фермерством) — происхождения бо-
лее позднего. «... В самом настоящем средневековье, — пишет он, — когда
земля обрабатывалась крепостными, а землевладельцы были все снаб-
жены землею, фермерство должно было существовать как редкое исклю-
чение, да и то большею частью в виде долгосрочной аренды. Когда же на-
чалось открепление крестьян от земли, сопровождавшее освобождение
от крепостной зависимости, сделался возможным свободный наем земли» 3.
Надо отметить, что постановка вопроса об аренде также принадлежит
к числу сильных сторон взглядов Кареева. В разработке этой проблемы
Кареев также проложил новые пути: в сочинениях французских буржу-
азных историков крестьянства вопрос об аренде почти не затрагивался.
Кареев ярко обрисовал тяжелое положение народа перед революцией4 *.
«. . .На долю крестьянского сословия, — говорит он, — оставалась наимень-
шая сравнительно доля земельной собственности, и на нем лежал почти
весь гнет налогов. Это был наиболее забытый класс народа» б.
Почти все французские историки, писавшие о крестьянстве, изобра-
жали королей как защитников и покровителей народа. Кареев высту-
пает против этой точки зрения. Французские короли, утверждает он,
вовсе не были защитниками народа. Будучи первым дворянином в коро-
левстве, французский король имел одни классовые интересы с феодальными
сеньерами и не препятствовал им эксплуатировать крестьян. «... Бла-
годаря феодальному характеру королевской власти, государство не
освободило окончательно массы от феодальной зависимости и оставило
за дворянами и духовенством тягостные для народа привилегии» 8.
В особенно бедственном положении находились безземельные и мало-
земельные крестьяне и половники, в несколько лучшем — самостоятель-
ные хозяева (собственники и фермеры). Интересы этих двух групп кре-
стьянства были во многом противоположны, в частности, по вопросу об
общинных землях. Зажиточные крестьяне, имевшие самостоятельное хо-
зяйство, хотели «освободить свои земли от общинных сервитутов, чтобы
быть у себя полными хозяевами и распространить свои владения на об-
щинные земли» 7. Бедняки же «старались отстоять хоть то немногое под-
спорье в добывании куска хлеба, которое доставляли им упомянутые
сервитуты и общинные земли» 8.
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 118.
2 Там же, стр. 190.
3 Там же, стр. 121—122.
4 См. там же, глава IV
» Там же, стр. 185.
• Там же, стр. 157.
7 Там же, стр. 125
* Там же.
Значение исследований Н. И. Кареева
331
Итак, обращение Кареева к экономической стороне жизни феодаль-
ного общества оказалось очень плодотворным. Его выводы о послед-
ствиях личного освобождения, об имущественном расслоении крестьянства
и об антагонизме между различными его группами, о развитии крестьян-
ской аренды в эпоху разложения феодализма являются очень ценными
и были в свое время совершенно новым словом в буржуазной историо-
графии.
Книга Кареева выгодно отличается от работ большинства французских
историков, его предшественников, также и в том отношении, что Кареев
не замалчивает, подобно им, классовую борьбу в средневековой деревне
и не считает бесплодными крестьянские восстания. Он считает вполне
естественным, что крестьяне, находившиеся в очень тяжелом положении
на всем протяжении феодальной эпохи, часто восставали против своих
угнетателей. Кареев подчеркивает самостоятельность борьбы крестьян
против феодального гнета. Он не согласен с утверждением большинства
французских историков о том, что города первые начали эту борьбу:
-«не одни города добивались свободы от феодальных сеньеров, добивались
ее и поселяне, и если, благодаря молчанию летописцев и отсутствию под-
ходящих документов, мы не можем представить такой же истории этого
движения, какая существует для городов, то все-таки несомненно, что
движение это существовало»1. Кареев отмечает также, что в антифеодаль-
ной борьбе деревня и город после освобождения городских коммун шли
разными путями, оставались большею частью чужды друг другу, так как
требования крестьян шли дальше узко сословных требований городских
буржуа 1 2. Крестьяне многого добились своей борьбой. «Как ни царствовал
произвол сильного человека в средневековом обществе, какими неуда-
чами ни оканчивались крестьянские восстания, господа должны были
делать уступки за уступками, которые привели к постепенному освобо-
ждению личности поселянина во многих частях Европы без вмешательства
государственной власти» 3.
Очень ценным моментом концепции Кареева является то, что он под-
черкнул решающую роль народных масс в процессе ликвидации феодаль-
ных отношений во время революции. По его мнению, отмена сеньориаль-
ных привилегий произошла благодаря активной борьбе крестьянства:
«... знаменитое ночное заседание 4-го августа, когда в принципе был от-
менен феодальный порядок, было естественным следствием крестьянских
восстаний» 4.
Вопрос о крестьянской общине, о ее происхождении и порядках не
был для Кареева предметом специального исследовательского изучения.
Он затрагивает его лишь в связи с рассмотрением борьбы крестьян и
сеньеров. Говоря об истории общины, он прямо отсылает читателя к лите-
ратуре 5, да и сам по этому вопросу ссылается на литературу, главным
образом на книгу Бутора, лучшую в те времена работу о французской
сельской общине в. Как и Бутор, Кареев полагает, что общинные угодья
первоначально принадлежали крестьянам, и что сеньеры незаконно при-
своили себе права на них. Французские короли поощряли сеньеров в узур-
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 14.
2 Там же, стр. 95—96.
3 Там же, стр. 12—13.
4 Там же, стр. 406.
6 Там же, стр. 71.
• A. Boutnors. Les sources du droit rural cherchees dans 1’histoire des com-
munaux et de communes. Paris—Amiens, 1865. Бутор первый начал во Франции ис-
следование общины-марки.
382
И. И. Фролова
пации общинных земель \ Феодальные юристы также помогали сеньерам
захватывать общинные угодья, создав теорию о том, что общинные вла-
дения были даром или уступкой со стороны феодалов в пользу крестьян 1 2.
Кареев отмечает, что вопрос о владении общинными землями и правами
был вечным предметом разногласий крестьян и сеньеров, ибо «у кре-
стьян. . . сознание того, что это были их земли, не умирало никогда» 3.
Немногочисленные высказывания Кареева о классовой борьбе кресть-
янства свидетельствуют о еще сравнительно демократических настроениях
Кареева в начале его научной карьеры. Но не надо забывать о том, что
Кареев, признававший вполне закономерной борьбу крестьян против
угнетения и произвола, все же предпочитал, чтобы все острые социальные
вопросы разрешались мирным путем.
Ошибочным было бы считать отдельные правильные выводы и наблю-
дения Кареева исчерпывающими и стоящими выше всякой критики. Огра-
ниченность Кареева как буржуазного историка ярко проявилась даже
в самых лучших главах его книги «Крестьяне и крестьянский вопрос».
Ему было чуждо понятие социально-экономической формации. Ни фео-
дализм, ни капитализм он не считал особым социально-экономическим
строем общества. Поэтому, как мы уже видели, исследуя феодализм эпохи
расцвета, Кареев правильно схватывал лишь внешнюю сторону явлений,
но не их внутреннюю сущность.
То же самое следует сказать и о тех его выводах, которые относятся
к периоду разложения феодального строя. Кареев хорошо показал обез-
земеление крестьянства, его дифференциацию, развитие аренды, зарожде-
ние сельской буржуазии. Но в его изложении эти явления не выступают
как элементы формирующегося в недрах феодального общества капитали-
стического уклада. Их развитие выглядит, так сказать, не имеющим
перспективы. Кареев просто описывает эти новые явления, но не раскры-
вает их значения и сущности, не показывает, к чему они ведут. Он ока-
зался также не в состоянии объяснить, чем были вызваны к жизни эти
перемены в положении крестьян.
Причины и экспроприации крестьянства и его расслоения, и развития
аренды он сводит, в конечном счете, только к последствиям освобождения
сервов от личных повинностей. Такая точка зрения является односто-
ронней. Кареев не учитывает в достаточной степени, что перемены в поло-
жении крестьянства были тесно связаны со всем экономическим развитием
французского общества. Например, дифференциация крестьянства, столь
ярко описанная Кареевым, была одним из проявлений развития капита-
листического уклада во французской экономике XVII—XVIII вв., чего не
смог попять автор.
Вопрос о причинах личного освобождения сервов он также решает непра-
вильно. Процесс личного освобождения был вызван повсеместным переходом
к денежной ренте и ознаменовал собою этот переход. Маркс пишет: «Та
специфическая экономическая форма, в которой неоплаченный приба-
вочный труд выкачивается из непосредственных производителей, опре-
деляет отношение господства и порабощения, каким оно вырастает непо-
средственно из самого производства, и, в свою очередь, оказывает на по-
следнее определяющее обратное действие»4. Отсюда следует, что степень
зависимости, степень несвободы крестьянина зависит от господства того
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 72.
2 Там же.
3 Там же, стр. 75.
* К. Маркс. Капитал, т. III, Госполитиздат, 1954, стр. 804.
Значение исследований Н. И. Кареева
338
или иного типа феодальной ренты, т. е. от определенного уровня развития
производительных сил феодального общества. Денежная рента — новая
специфическая экономическая форма, в которой неоплаченный приба-
вочный труд выкачивается из непосредственных производителей. Эта но-
вая форма требует нового отношения господства и подчинения. Это новое
отношение господства и подчинения, соответствующее денежной стадии
в развитии феодальной ренты, и создается во Франции в результате лич-
ного освобождения сервов.
Выше уже отмечалось, что Кареев не понял специфики феодальной
ренты как основного источника эксплуатации крепостного крестьянства.
Не видел он и смены форм в развитии феодальной ренты. Ясно поэтому,
что истинный смысл процесса личного освобождения крестьян от него
ускользает. Выше приводилось уже высказывание Кареева о трех эле-
ментах власти средневекового сеньера — как господина крепостных,
крупного землевладельца и государя своей сеньерии. Исходя из этого,
сущность освобождения он видит в умалении первого и третьего элемен-
тов и в усилении второго, в усилении власти сеньера, как землевладельца:
освобождая личность крестьянина, сеньеры все повинности переносили
на землю Такое понимание сущности освобождения является неглубо-
ким и формальным.
Кареев далек от того, чтобы видеть причины освобождения сервов от
личных повинностей в новых экономических потребностях общества.
Вопрос о причинах личного освобождения он трактует с точки зрения
ненаучной позитивистской теории равноправных факторов. На начало
массового освобождения, по его мнению, влияли, наряду с хозяйственной
выгодой, и городские восстания, и крестовые походы, и проповедь леги-
стов, и разные другие обстоятельства. «Все вместе взятое, — крестовые по-
ходы и освобождение коммун, возвышение королевской власти и броже-
ние в деревнях, отвлеченная теория легистов и хозяйственные сообра-
жения сеньеров, — все это одинаково способствовало тому, что сеньеры
стали отпускать своих сервов на волю целыми деревнями и заключать
с ними новые договоры» 1 2.
Таким образом, ограниченность, свойственная всякому буржуазному
историку, и ошибочность теоретических воззрений помешали Карееву до
конца разобраться в поднятых им важнейших вопросах. Но несмотря на це-
лый ряд ошибок и недоработанных положений, книга Кареева «Крестьяне
и крестьянский вопрос» гораздо лучше и интереснее вышедших до 1879 г.
работ французских буржуазных ученых по истории крестьянства. Кареев
внес очень много нового в разработку истории французских крестьян фео-
дальной поры. Сделанные им выводы и наблюдения глубже и правильнее
односторонних юридических построений французских историков. Кареев
первый в буржуазной историографии поставил изучение истории крестьян
ства на почву социально-экономических отношений. А исследование истории
крестьянства может быть плодотворным только при такой постановке вопроса.
Причины превосходства работы Кареева над сочинениями его фран-
цузских коллег-современников следует искать в особенностях истори-
ческой обстановки в России в 1870-х гг.
Дарест де ла Шаванн, Доньоль, Делиль и другие писали в период
после революции 1848 г. и июньского восстания пролетариата. Работы
Тэна и Бабо вышли в свет после Парижской Коммуны, когда буржуазия
во Франции сделалась прочной опорой реакции и злейшим врагом народа.
1 Н. И. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос, стр. 14.
2 Н. И. Кареев. Очерк истории французских крестьян, стр. 84.
384
И. И. Фролова
Иными словами, в период создания французскими буржуазными истори-
ками первых специальных работ о крестьянстве во Франции давно уже
шла открытая классовая война буржуазии и пролетариата.
Кареев писал в совершенно иной обстановке — в условиях демократи-
ческого подъема 1870-х годов, который в дальнейшем своем развитии
привел к революционной ситуации. Русская буржуазия, заинтересо-
ванная в уничтожении пережитков феодализма, воспользовавшись мощ-
ным подъемом антикрепостнической борьбы крестьянства, пыталась
добиться у царского правительства удовлетворения своих, правда, весьма
умеренных требований. Оживление либеральных настроений русской бур-
жуазии в 70-х годах XIX в. было возможно потому, что русский проле-
тариат, уже включившийся в революционное движение, еще не поднялся
в это время на самостоятельную борьбу, еще не угрожал непосредственно
буржуазии. Пролетариат в России впервые выступил как самостоятель-
ный класс только во время революционной ситуации 1879—1880 го-
дов. А Кареев написал свою книгу до этих событий. Вполне закономерно,
что в данных условиях либерально настроенный буржуазный историк,
к тому же очень сочувственно относившийся к народным массам, смог
сделать целый ряд верных и глубоких наблюдений и обобщений в своей
работе о французских крестьянах.
Кроме того, сама русская действительность способствовала тому, что
Кареев подошел к изучению истории крестьянства с иных позиций, чем
французские ученые. Во Франции в середине XIX в. феодализм был уже
давно прошедшим этапом. В России же к 70-м годам сохранилось множество
феодальных пережитков. Это помогло Карееву подойти к изучению фео-
дального строя прежде всего с его социально-экономической стороны и
глубже, по сравнению с французскими историками, вникнуть в суть фео-
дальных отношений. По такому же пути пошли Лучицкий и Ковалевский.
Работы русских ученых оказали влияние на французских буржуазных
историков в том отношении, что и последние стали уделять больше
внимания социально-экономическим проблемам феодальной деревни.
КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ
И РЕЦЕНЗИИ

ИСТОРИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ, Т. 1
Под редакцией академика Е. А. Косминского и члена-корр.
АН СССР С. Д. Сказкина
Госполитиздат, 1952. 748 стр.
Написанный большим коллективом авторов учебник «История сред-
них веков» (том I) получил уже в нашей печати высокую оценку \ несо-
мненно им заслуженную. И действительно, этот труд дает всестороннюю
картину зарождения и расцвета феодальной общественно-экономической
формации, вскрывая движение экономического базиса, классовую борьбу,
характер политической надстройки, духовную культуру целого тысяче-
летия (V—XV вв.).
Основные проблемы истории раннего и классического средневековья
освещаются в рецензируемом труде правильно. Руководствуясь маркси-
стско-ленинской методологией, авторы рисуют историю средних веков
как историю трудящихся масс, непосредственных производителей. В соот-
ветствии с этим они уделили большое внимание проблемам экономиче-
ского развития (особенно гл. V и X) и истории классовой борьбы. В учеб-
нике собран обширный свежий материал, рисующий трудовую жизнь
народных масс средневековья (особенно гл. XII, XIII и XIV) и их борьбу
за свои права. Удачно показан в книге революционный характер пере-
хода от рабовладельческой формации к феодальной как в Западной, так и
в Восточной Римской империи. В сравнении с первыми изданиями в учеб-
нике значительно расширен материал, освещающий крестьянские восста-
ния: авторы включили описание восстаний «белых колпаков» и «пастуш-
ков» во Франции (стр. 314—315), восстания под руководством Василия
Медной руки (стр. 219) и ряда других; значительно подробнее охаракте-
ризованы восстание зилотов (стр. 578—581), восстание под руководством
Ивайлы в Болгарии (стр. 552—553) и иные. При этом авторы не ограни-
чиваются описанием хода восстания, но и показывают во многих случаях,
как активное и пассивное сопротивление крестьянства влияет на поли-
тику господствующего класса, вскрывают творческую роль классовой
борьбы трудящихся масс.
Другое несомненное методологическое достоинство учебника — вни-
мательное рассмотрение вопросов истории надстройки, прежде всего
политической надстройки; при этом авторы не только показали, что
характер феодальной надстройки определялся развитием базиса, но и
проследили активную роль надстройки, воздействовавшей на базис, со-
действовавшей его укреплению.
1 См. рецензии С. И. Архангельского, А. А. Зимина и Б. Ф. Поршнева в жур-
нале «Коммунист», 1953, № 17 и М. В. Левченко и В. И. Рутенбурга в журнале «Со-
ветская книга», 1953. № 7.
22 Средние века. вып. 7
338
Критические статьи и рецензии
Уделяя большое внимание раскрытию исторических закономерностей,
изучению экономики и социальных отношений, уяснению роли полити-
ческой надстройки, авторы учебника, как правило, далеки от схемати-
зации и рисуют читателю как подлинную картину гражданской истории,
так и картину идейного развития средневекового общества.
Несомненным достоинством учебника является отход от порочного
принципа, довлевшего над всеми выходившими до сих пор вузовскими
курсами истории средних веков (если не считать книги В. Ф. Семенова),
в которых истории Англии, Франции и Германии отводилось подавляю-
щее количество страниц. 1} отличие от этого авторы рецензируемого
учебника стремились осветить историю всех европейских стран (кроме
государств на территории нашей родины) — история славянских наро-
дов, Византии, Венгрии, Румынии, скандинавских стран рассматривается
в учебнике достаточно подробно. Так, во втором разделе учебника странам
Западной Европы посвящено около 150 страниц (стр. 311—416, 424—
439, 460—486), а остальным странам — 127 страниц (стр. 417—423, 440—
459, 487—586).
Большой удачей авторов учебника следует считать то, что им удалось
связать историю славян и Руси с историей других стран и народов. В ре-
цензируемом труде правильно показана роль славян, сокрушивших
Восточную Римскую империю — подобно тому, как германцы сокрушили
империю на западе. Авторы неоднократно подчеркивают наличие эконо-
мических, политических и культурных связей, существовавших между
Русью и соседними государствами — Византией, Болгарией, Чехией, Поль-
шей и другими.
В учебнике мы найдем немало интересных и новых — в сравнении
с первыми изданиями — частных положений: так, авторы подчеркивают
особенности социального развития класса феодалов в Англии, заключав-
шиеся в своеобразии положения мелких и средних феодалов (стр. 371);
в гл. XV введен новый материал, касающийся политической борьбы в Гер-
мании накануне реформации и попыток имперских реформ; по-новому
освещает учебник причины падения Византийской империи, отмечая на-
личие здесь в XIV—XV вв. элементов разложения феодальных отноше-
ний (стр. 574 и сл.); в гл. XXIV дана отсутствовавшая в прежних изда-
ниях характеристика народной культуры. Таких примеров можно при-
вести еще много.
Учебник тщательно отредактирован и хорошо оформлен; он снабжен
картами, хронологической таблицей и обширным указателем литературы на
русском языке. В то же время в учебнике имеются и недостатки, отра-
жающие в известной! мере состояние нашей исторической науки, которая
до последнего времени не уделяла достаточного внимания средневековой
истории ряда стран (Румынии, Венгрии, Сербии, Швеции и других); мно-
гие важные теоретические вопросы — например, вопрос об основном законе
феодальной общественно-экономической формации — стали предметом де-
тального обсуждения уже после выхода учебника в свет, а иные из них и
до сих нор не решены. Было бы. разумеется, неправильно ставить
в упрек авторскому коллективу те недочеты, которые являются резуль-
татом недостаточного развития отдельных отраслей медиевистики.
Не желая повторять то, что уже было сказано в опубликованных
ранее рецензиях, я хотел бы остановиться на одной стороне вопроса, ко-
торой, к сожалению, у нас не всегда уделяют внимание, — на методике
изложения. Совершенно ясно, что недостаточно указать методологически
правильное решение того или иного вопроса, — в учебнике важно найти
такую форму изложения, которая бы максимально облегчила процесс
Критические, статьи и рецензии
339
усвоения материала. Мне хотелось бы поставить вопрос о том, все ли
сделано авторским коллективом для того, чтобы донести до студента ос-
новные положения этой книги, несомненно полезной. Разумеется, по-
скольку вопросы методики вузовского преподавания истории средних
веков у нас недостаточно исследованы, отдельные мои предложения и
замечания могут оказаться спорными.
Я начну с фактической справки. В учебнике примерно 690 страниц
текста (фактически даже меньше, так как в это количество входят некото-
рые исторические карты); по программе пединститутов этот раздел курса
занимает 110—120 часов, иначе говоря, каждой лекции соответствует при-
мерно 12 страниц учебника. Для сравнения могу сказать, что для курса
истории древнего Востока (40 часов) мы располагаем учебником В. И. Ав-
диева, имеющим около 670 страниц текста, т. е. 33,5 страницы на лекцию!
Следовательно, редакторы установили правильный листаж книги, и
говорить о сокращении ее при дальнейшем переиздании не приходится.
Однако учебник в ряде случаев производит впечатление перегруженного
фактами, что создает трудности для усвоения отдельных его разделов.
Приведу некоторые примеры. В § 3 гл. VI на 10 с небольшим страницах
приведены следующие термины: керлы, гайда, эрлы, лэты, уили, гезиты,
тэны, глафорды, фирд, эльдормен, шериф, гептархия, уитенагемот, вир-
гата, бокленд, сока и сака, сокмены, манор, гениты, гебуры, коссетли.
коттеры,— итого 22. Перечитывая эти термины, можем ли мы быть уве-
рены, что автор параграфа действительно тщательно отобрал самые необ-
ходимые для учебника (а не для справочника) термины? Действительно ли
необходимо, в частности, приводить два термина для одного понятия
(лэты или уили, коссетли—коттеры)? Предполагает ли автор закрепле-
ние этих терминов в дальнейшем, и если так, то почему некоторые из них
появляются в гл. XIII в новом написании (котсетли вместо коссетлей,
коттарии вместо коттеров — стр. 357), а другие — раскрываются заново
(фирд — стр. 360)? Исследователи иногда склонны забывать, что если для
монографии число терминов безразлично, то в учебнике желательно иметь
их минимальное количество.
То же самое можно сказать и об именах собственных. В учебнике при-
ведены имена следующих немецких государей: Генрих I, Оттон I, От-
топ II, Оттон III, Конрад II, Генрих III, Генрих IV, Генрих V, Фридрих I,
Генрих VI, Филипп Швабский, Фридрих II, Рудольф Габсбургский,
Генрих VII, Фридрих Габсбургский, Людвиг Баварский, Карл IV, Сигиз-
мунд, Альбрехт II, Фридрих III, — итого 20 королей и императоров;
в гл. XIII названы следующие английские короли: Эдуард Исповедник,
Гарольд, Вильгельм I, Вильгельм II, Генрих I, Стефан, Матильда, Ген-
рих II, Ричард I, Иоанн, Генрих III, Эдуард I, Эдуард III, Ричард II,
Генрих IV, Генрих V, Генрих VI, Эдуард IV, Эдуард V, Ричард III,
Генрих VII, — всего 21. Только на стр. 546 названо 4 сербских князя,
а па стр. 550 — 553 поименовано 10 болгарских царей. Я уже не говорю
о том, что многие из этих государей только названы, но не охарактери-
зованы, — даже независимо от этого студент не может и не должен
обременять свою память таким количеством венценосных имен.
Изобилие королевских имен ведет в некоторых (правда, очень редких)
случаях к тому, что самое изложение но форме становится изложением
«по королям». Приведу несколько примеров из гл. XII. На стр. 324 «фор-
точка» начинается словами: «Дальнейшее усиление королевской власти
приходится на царствование Филиппа IV Красивого»; на стр. 331 пара-
граф начинается следующим образом: «В 1328 г. во Франции прекратилась
династия Капетингов и на престол вступила новая династия, Валуа. Пер-
22*
840
Критические статьи и рецензии
вым королем новой династии был Филипп VI»; на стр. 339 «форточка»
открывается так: «При слабом и психически больном’короле Карле VI. . .
во Франции началась ожесточенная усобица двух феодальных клик».
Ср. также стр. 317 и 338.
Сразу же должен оговориться, что я не вижу в этом переоценки роли
личности. Речь идет лишь о неудачном способе выражения.
Но мне могут возразить, что все эти короли играли большую роль и
без них нельзя изложить историю средних веков. Думаю, что такое су-
ждение было бы неправильным. Действительно, одной из лучших глав
в учебнике является гл. XVIII, посвященная истории Испании и Порту-
галии в XI—XV вв. Это очень трудный раздел, ибо на Пиренейском по-
луострове было в то время множество различных государств, и тем не
менее автор прекрасно справился со своей задачей, отчетливо обрисовав
не' только общие тенденции развития государств Пиренейского полу-
острова, но и специфические особенности отдельных областей страны. При
этом автор превосходно обошелся без упоминания таких крупных госу-
дарей, как Альфонс VI, Альфонс VII, Фердинанд III Кастильский,
Хаиме I Арагонский нт. п. В Испании было довольно королей, чтобы на-
полнить ими все 13 страниц этой главы, но автор опустил их, и глава не
пострадала.
То же самое относится и к именам деятелей культуры. Возьму для
примера § 1 гл. XXVI; здесь на стр. 652 приведено 10 имен византийских
ученых, на стр. 653 — 8 имен историков, на стр. 654 — 7 имен писателей,
а на стр. 661—даже 16 имен различных деятелей культуры. Разумеется,
в результате этого автор не может дать характеристику названных им лю-
дей, и для студента Георгий Пахимер, Никифор Григора, Георгий Франдзи
и многие другие перечисленные здесь лица останутся лишь пустой абстрак-
цией. О том, что историю культуры можно писать по-другому, свидетель-
ствуют главы XXIV и XXV, где отобраны лишь некоторые наиболее
характерные фигуры, число которых очень ограничено, но через которых
авторы стремятся раскрыть основные процессы духовной жизни соответ-
ствующей эпохи. Рютбеф, Абеляр, Петрарка, Мазаччо и многие другие
обрисованы так, что в их деятельности раскрываются тенденции эпохи.
Именно такой подход представляется мне правильным. Надо стремиться
к темпу, чтобы каждый названный исторический деятель был в учебнике
охарактеризован, а не только поименован.
В некоторых — правда, чрезвычайно редких — случаях учебник
переобременен датами. Так, на стр. 92 сообщается: «Источники го-
ворят об опустошительных набегах славян в 540, 547, 549 и 550 гг. Но
особенно большим по своим масштабам было вторжение славян в 556 г.».
Вряд ли студенту нужны особые даты для каждого из этих походов, о ко-
торых ничего не сообщается, кроме даты. Этот случай особенно досаден
еще и потому, что даты приведены не совсем точно — надо говорить о по-
ходах 540,541,542,551 и 559 гг.1 Для облегчения работы студентов было бы
желательно в хронологической таблице выделить важнейшие даты, ибо
никакой студент не в состоянии удержать в памяти те примерно 600 дат,
которые приведены в конце книги.
Таким образом, первый методический недостаток учебника, проявляю-
щийся, правда, не во всех главах, состоит в перегрузке текста не всегда
необходимыми терминами, собственными именами (особенно — именами
коронованных особ) и в некоторых случаях — датами.
1 См. А. П. Дьяконов. Известия Иоанна Эфесского и сирийских хроника
о славянах VI—VII веков. «Вестник древней истории», 1946, № 1, стр. 23, 25.
Критические статьи и рецензии
341
Не приходится говорить о том, насколько важно дать в учебнике опре-
деление основных понятий средневековья. Усвоение их и есть, собственно
говоря, усвоение курса. В некоторых случаях авторы внимательно отнес-
лись к этой задаче: в первую очередь, это относится к гл. XI. Автор на-
чинает с общего определения крестовых походов, затем последовательно
и ясно раскрывает те социальные силы, которые были заинтересованы
в крестоносном движении, выясняя в то же время причины этой заинтере-
сованности. Уже после этого он переходит к изложению фактического
материала. Ряд четких определений содержит гл. X, сжато дано опреде-
ление культуры Возрождения (стр. 630) и много других. Однако в от-
дельных случаях мы не найдем точных формулировок.
Несомненно, что одним из важнейших понятий, которое должно быть
раскрыто в курсе истории средних веков, является понятие «феодальная
собственность». Мы встречаем его уже на стр. 10,• где совершенно пра-
вильно отмечено, что феодальное право оформляло собственность феода-
лов. На стр. 126 не менее верно сказано, что феодальная собственность—
основа феодального строя; на стр. 134 она характеризуется как основа
феодализма. Однако мы нигде в учебнике не найдем четкого определения
феодальной собственности, ибо когда мы говорим, что феодальная соб-
ственность есть основа феодализма, мы определяем, чтд такое феодализм,
а не что такое феодальная собственность. Методически было бы чрезвы-
чайно важно дать определение основных, характерных черт этого корен-
ного понятия.
Нет в учебнике и определения такого важного понятия, как внеэконо-
мическое принуждение, которое употребляется как само собой разумею-
щееся. Впервые оно появляется [если не считать введения (стр. 8), где оно
фигурирует в цитате из работы В. И. Ленина «Развитие капитализма
в России»] на стр. 126, причем автор начинает с «усиления различных форм
(каких? — А. /С.) внеэкономического принуждения», ничего не сказав
о его возникновении. На стр. 133 это понятие используется как видовое
для определения иммунитета.
Мне кажется, было бы важно указать, что внеэкономическое прину-
ждение является атрибутом феодальной собственности (поэтому-то
И. В. Сталин и говорил, что не оно, а феодальная собственность является
основой феодализма). Если феодальная рента есть реализация феодальной
собственности, то внеэкономическое принуждение есть необходимое сред-
ство для присвоения этой ренты; все эти три элемента возникают одновре;
менно, но определяющим является собственность. Далее следовало бы пере-
числить основные виды внеэкономического принуждения — от крепост-
ного права до сословной неполноправности.
Нет в учебнике и определения крепостного права. Более того, термин
крепостной употребляется в разных параграфах одной и той же главы
в различном значении. На стр. 151 прямо сказано: «Крепостной нахо-
дился в личной, поземельной и судебной зависимости от своего сеньера»
Крестьяне лично свободные противопоставляются здесь крепостным.
На стр. 165 термин крепостной выступает как синоним немецкого Horige,
а лично несвободные названы холопами и рассматриваются лишь как
одна из категорий крепостного крестьянства.
Не менее важное значение имеет понятие натуральное хозяйство. В тео-
ретическом введении это понятие не раскрыто; термин этот упомянут
лишь в цитате из работы В. И. Ленина «Развитие капитализма в России»
(стр. 8). По существу, впервые это понятие «вводится», как говорят мето-
дисты, на стр. 136 в связи с характеристикой каролингской вотчины.
Здесь дано следующее определение: «В феодальной вотчине и в феодальной
342
Критические статьи и рецензии
деревне каролингского периода господствовало натуральное хозяйство.
Вся хозяйственная деятельность вотчины была направлена главным
образом на то, чтобы снабдить всем необходимым барский двор,
а в королевских поместьях — двор короля». Дальше, рассказав о том, что
Карл Великий не гнушался вмешиваться в «мелочи управления», автор
добавляет как бы между прочим: «Ремесло в эту эпоху еще не было отде-
лено от сельского хозяйства».
Определение это верно, но построено неудачно. Главное спрятано
где-то в середине абзаца, а на первое место выдвинуто внешнее описание
(вотчина обслуживает в первую очередь нужды феодала), причем в общее
определение почему-то введен конкретный материал (двор короля).
Я уже не говорю о внутреннем логическом противоречии этого определе-
ния («вся» хозяйственная деятельность не может быть направлена «глав-
ным образом» на то-то и на то-то, — либо «вся», либо «главным образом»), —
это, конечно, мелочь, но досадная, поскольку речь идет об определении
важнейшего понятия.
На стр. 149 авторы учебника вновь возвращаются к понятию натураль-
ное хозяйство — при этом так, как будто бы выше о нем ничего не говори-
лось: термин не только упомянут, но и вновь раскрывается. И снова
в определении на первое место выдвигается не главное, а вторичное, — ха-
рактер обмена («Господствовало натуральное хозяйство. Обмен играл
совершенно второстепенную роль». . . и т. д.).
И только на стр. 255 дается, наконец, четкое определение этого понятия
(«соединение сельского труда с промышленным — характерная черта
натурального хозяйства»), опирающееся на высказывания классиков
марксизма-ленинизма.
Спрашивается, разве методически не было бы более правильным дать
это определение с самого начала, развивая и конкретизируя его в даль-
нейшем?
Чрезвычайно важное понятие — кризис рабовладельческой формации.
В учебнике имеется специальная «форточка», носящая такое название
(стр. 20—21). Однако в самом тексте интересующее нас понятие не только
не определено, но даже самые слова «кризис рабовладельческой форма-
ции» не встречаются. Лишь на стр. 22, уже в следующей «форточке»,
дается определение понятия: «Когда сократился приток рабов и стала
увеличиваться нужда в рабочих руках, латифундии римских землевла-
дельцев стали приходить в упадок». Я не хотел бы сейчас полемизировать
по существу определения этого сложного и спорного понятия: отмечу
только, что для меня оно представляется неубедительным — хотя бы
по той причине, что во времена империи цены на рабов заметно не воз-
растали1, а это было бы неминуемым, если бы увеличилась нужда в рабочих
руках; мне важно отметить лишь, что студент найдет в соответствующем
месте только описание этого явления, ио не определение понятия,
вынесенного в заглавие «форточки». Мне думается, что в этом разделе
автор должен был показать, во-первых, что мы разумеем под кризисом
рабовладельческой формации и, во-вторых, какими причинами он быт
вызван. Что же касается до рабского труда вообще и его низкой произ-
водительности, то это, собственно говоря, должно быть известно студенту
из курса истории древнего мира2.
1 См. В. Вестерман. Рабство в Римской империи, в кн.: А. Валлон.
История рабства в античном мире. ОГИЗ, 1941, стр. 602—605.
* Автор говорит именно о «противоречии всякого рабовладельческого хо-
зяйства и общества», «о жесточайшей эксплуатации» и, наконец, о «частичной пере-
стройке системы рабовладельческого хозяйства», но не о кризисе, как о явлении,
Критические статьи и рецензии
343
Приведу несколько более частных примеров.
В начале главы по истории Византийской империи в XI—XV вв.
говорится: «Если в предшествующий период в платежах крестьян пре-
обладает централизованная рента, вносимая в казну в виде различных
податей и налогов, то с XI в. широкое развитие получают разнообразные
виды феодальной ренты, которую крестьяне несут в пользу своих
феодалов» (стр. 565).
Это положение представляется мне бесспорным. Но, казалось бы,
если центральным моментом аграрной истории Византии XI и последую-
щих веков является переход от централизованной к вотчинной эксплуа-
тации крестьянства, то в соответствующей (VIII) главе надо было дать
характеристику централизованной ренты, надо было определить это
понятие и объяснить причины возникновения этой формы феодальной
ренты в Византии. Однако понятие «централизованная рента» в гл. VIII
ни разу не встречается, а картина феодализации империи в VII—IX вв.
нарисована таким образом, что мы не можем предполагать наличия цен-
трализованной ренты: здесь мы встречаем и «рост крупного феодального
землевладения» и «захваты крупными землевладельцами земель свобод-
ных крестьянских общин» (стр. 211). В конце IX—X вв. та же картина —
превращение крестьян-общинников в феодально-зависимых людей, рост
монастырского землевладения (стр. 218). В XI в. мы находим уже могу-
щественных динатов, добившихся политической самостоятельности
(стр. 227). Важное понятие «централизованная рента», которому автор
гл. XXIII придает такое значение, остается в гл. VIII не раскрытым.
Нечеткость определений приводит в некоторых частных случаях к про-
тиворечивости и неясности. Например, автор правильно пишет, что
«Салическая правда еще не знает частной собственности на землю»
(стр. 104). Однако чуть дальше, в разделе о распаде родовых отно-
шений, сказано: «Развитие имущественной дифференциации внутри
рода и общины нашло свое выражение в появлении частной собствен-
ности на землю» (стр. 106. Разрядка моя. — А. К.). Совершенно ясно,
что автор имеет в виду последующие события, но формулировка дана
в таком контексте и упоминает такой архаический институт, как род.
что читатель несомненно отнесет это определение к эпохе Салической
правды — тем более, что и после этого положения, на стр. 107—108,
речь идет опять-таки о Салической правде.
Следовательно, здесь нет ошибки, но есть нечеткая формулировка,
которая может вызвать ошибку студента.
Еще несколько мелочей. На стр. 107 рост крупного землевладения
объясняется частично раздачей конфискованных «у крупных землевла-
дельцев» земель, — конечно, в данном случае идет речь о перерас-
пределении земель внутри господствующего класса. На стр. 183
и 185 термины гезиты и тэны выступают как равнозначные («гезиты или
тэны»), а на стр. 191 оказывается, что тэны заменили прежних королев-
ских дружинников — гезитов. Определение понятий в данном случае
дано непоследовательно. На стр. 234 болгарская баштина выступает
как крестьянский участок земли, па стр. 549 этот термин употреблен
как синоним вотчины. Нужно было бы дать объяснение этого изменения
значения термина. То же самое относится и к термину «прекарпй».
В учебнике совершенно правильно сообщается, что прекарпй, который
получил особенно широкое распространение в VIII—IX вв., существовал
которое было вызвано создавшимся несоответствием производительных
сил характеру производственных отношений.
344
Критические статьи и рецензии
«еще при Меровингах» (стр. 130). Но на стр. 22 не менее справедливо
сказано, что прекарий имел место уже в Римской империи. Не проведя
различия между римским и франкским прекарием, учебник может запу-
тать студента. На стр. 454 упоминается причащение из чаши для мирян.
Это понятие не определено, не вскрыта социальная сущность этого тре-
бования.
При переиздании учебника необходимо обратить сугубое внимание
не только на четкость определений основных понятий, которыми опери-
рует учебник, но и на объяснение частных понятий и терминов.
Не следует пренебрегать одним чисто техническим средством, которое
можно применять в учебнике для облегчения работы студентов над основ-
ными понятиями. Важнейшие определения должны набираться в раз-
рядку или курсивом: ведь они соответствуют, по существу, формулировкам
теорем, и конкретный материал служит целям раскрытия этих положе-
ний. Такой прием (давно уже известный) будет способствовать развитию
логического мышления студентов.
Для правильного и глубокого усвоения предмета необходимо, чтобы
в учебнике были вскрыты специфические особенности развития феодализма
в отдельных странах. Сплошь да рядом в учебнике эта задача выполнена
удачно. В гл. XVIII очень отчетливо показано своеобразие развития
Кастилии и Арагона; хорошо вскрыты причины замедленности и неравно-
мерности развития феодализма в Германии (стр. 159 и сл.). Можно
было бы привести и некоторые другие примеры. Однако своеобразие истори-
ческого развития отдельных стран показано далеко не всегда и далеко
не в достаточной степени.
Позволю себе прежде всего привести несколько выписок из различных
глав учебника, рисующих чрезвычайно важный процесс — процесс фео-
дализации в разных странах.
1. «Возникновение аллода в свЪю очередь вело к дальнейшему разло-
жению общины и углублению социальной дифференциации. . . Рост
крупного землевладения происходил как за счет королевских пожало-
ваний дружинникам и церкви, так и за счет обезземеливания свободного. . .
крестьянства. . . Ив том, и в другом случае класс крупных землевла-
дельцев складывался за счет ограбления свободного крестьянства, кото-
рое постепенно разорялось вследствие насильственных захватов крупных
феодалов, притеснений королевских должностных лиц и вымогательства
церкви» (стр. 106—107).
2. «Если вначале крестьянин владел своим наделом. . . как собствен-
ностью (аллодом) и был свободным членом марки, то в процессе феода-
лизации, не переставая быть непосредственным производителем, т. е.
не переставая обрабатывать свою землю, он постепенно терял право
собственности на нее и из свободного человека превращался либо в зави-
симого, либо вовсе в крепостного. Таким образом феодальная собствен-
ность на крестьянскую землю переходила (глагол, видимо, неудачен, —
она не переходила, но создавалась. — А. К.) в руки представителей гос-
подствующего класса» (стр. 163).
3. «Усиление землевладельческой знати и постепенно растущая диф-
ференциация среди свободных крестьян приводили к тому, что. . . сво-
бодное крестьянство неизбежно должно было численно сокращаться.
Этому особенно способствовало возникновение частной собственности на
пахотный участок (аллод), выделение из общины наиболее зажиточной
крестьянской верхушки и разорение части общинников, попадавших
в зависимость к крупным землевладельцам . . . Крупные землевладельцы
всяческими способами и прежде всего прямым насилием подчиняли себе
Критические статьи и рецензии
346
сначала отдельных свободных крестьян-общинников, а затем и целые
деревни» (стр. 184).
4. «Начавшийся рост крупного феодального землевладения, свет-
ского и церковного, захваты крупными землевладельцами земель сво-
бодных крестьянских общин привели в дальнейшем к постепенному
закрепощению крестьянства. Светская землевладельческая знать, мно-
гочисленное монашество, церковь, чиновничество вызывали острую нена-
висть крестьян, выливавшуюся в открытые выступления» (стр. 211).
И т. д.
Вряд ли, читая эти отрывки, даже специалист сможет узнать страну,
о которой в каждом отдельном случае идет речь. Следовательно, в каждой
главе автор обрисовал общую картину выделения аллода и образования
феодальной собственности (из этих описаний наиболее удачной мне предста-
вляется второе, которое приведено мною далеко не полностью) и не поста-
вил, по существу, вопроса о специфике генезиса феодализма в данной
стране. Разве не лучше было бы дать в одном месте общую характери-
стику процесса формирования феодализма с тем, чтобы в соответствую-
щих разделах уделить основное внимание особенностям раз-
вития данной страны?
Особенно абстрактно, в самых общих словах, обрисован процесс
становления феодальных отношений в разделах, посвященных истории
Венгрии (стр. 518 и сл.) и Румынии (стр. 532).
При характеристике генезиса феодализма нужно было бы выяснить
своеобразие развития таких государств, как Южная Галлия, где в VI в.
можно найти не только «дымящиеся развалины рабовладельческого
строя» \ но и восходящее к римским корням крупное сенаторское земле-
владение, столь не похожее на общину Салической правды. Для пони-
мания истории этих стран проблема синтеза, проблема борьбы различ-
ных экономических укладов является особенно насущной. Кстати ска-
зать, Южная Франция сохранила экономическое своеобразие на долгие
века. В других странах (Саксонии, Польше, Англии, Чехии) феодальные
отношения возникали и росли на иной основе.
При характеристике генезиса феодализма надо учитывать также и
своеобразие общины. Следовало бы, в частности, обратить внимание на
своеобразие византийской общины1 2.
То же самое можно сказать и относительно истории некоторых стран
во второй период средневековья.
Гл. XX посвящена истории Польши в XI—XV вв. и является про-
должением небольшого раздела главы VII (стр. 202—204). О развитии
польского феодализма в гл. VII сказано только: «Феодализация польских
земель сделала уже крупные успехи» (стр. 203). С этого же начинается
и гл. XX: «Процесс феодализации делает в Польше значительные успехи»
(стр. 501). Каковы были эти успехи, мы, правда, не узнаем, ибо непосред-
ственными производителями, по словам автора, были в это время рабы-
военнопленные и крестьяне-общинники. «Главную массу населения
составляли лично свободные крестьяне-общинники» (там же). После
этого автор переходит к характеристике органов управления, а затем
к феодальной раздробленности.
Вопрос о специфике развития польского феодализма даже не наме-
чен, а это вопрос немаловажный. Общественное и политическое развитие
1 Рецензия С. И. Архангельского, А. А. Зимина, В. Ф. Поршнева, стр. 118.
2 См. Е. Э. Липшиц. Византийское крестьянство и славянская колонизация.
«Византийский сборник», М.—Л., 1945, стр. 121 и сл.
346
Критические статьи и рецензии
Польши в средние века было настолько своеобразным, что есте-
ственно было бы поставить проблему польского феодализма. Здесь не место
подробно писать об этом, однако мне представляется необходимым отме-
тить медленность процесса феодализации в Польше, силу крестьянской
общины, незначительность барской запашки в XII—XIV вв., преоблада-
ние натуральной ренты, длительное сохранение права перехода крестьян,
позднее распространение иммунитета. Все это должно объяснить и свое-
образие политической истории Польши в XI—XV вв.
Недостаточно подчеркнута, на мой взгляд, п специфика английского
города. В монографических работах советских ученых отчетливо сформу-
лировано своеобразие городского развития средневековой Англии. «Про-
цесс отделения города от деревни . . . протекал в Англии своеобразно, —
пишет Е. А. Косминский. — Деревня медленно отделялась от города,
это отделение долго оставалось неполным. Города долго сохраняют полу-
аграрный характер, деревня упорно держится за домашнюю индустрию.
Английская торговля, промышленность, особенно торговля шерстью и су-
конная промышленность, идут в значительной степени мимо городов»
Конечно, это положение Е. А. Косминского прекрасно известно авто-
рам учебника. Однако в силу того, что в учебнике (может быть, потому,
что его главы написаны разными авторами?) обращается внимание пре-
имущественно на общие закономерности развития, в XIII главе на первый
план выдвигаются данные, говорящие вообще о факте роста городов
(этот факт совершенно бесспорен, но о пем в общем виде уже сказано
в главе X), а не данные, свидетельствующие о своеобразии развития
английских городов. В главе четыре раза (стр. 359, 361,369, 372)гово-
рится о развитии и росте городов; еще до нормандского завоевания, под-
черкивается в учебнике, в Англии возникают города, «центры развиваю-
щегося ремесла и торговли». Даже Ноттингем конца XI в. назван значи-
тельным городом (стр. 359), хотя в нем было в то время лишь 183 хозяй-
ства горожан1 2. И в то же время о специфике английского средневекового
города, так отчетливо определенной Е. А. Космипским, говорится один
раз, там, где речь идет об XI веке, к тому же в форме уступительного
предложения («хотя многие из этих городов еще долго сохраняли по-
луаграрный характер» — стр. 359. Разрядка моя. — А. Я.). Разве в этом
определении сохраняется что-либо от английского своеобразия? Разве
такое определение нельзя отнести с таким же успехом к Германии или
Франции?
Возникает вопрос, не приведет ли такая форма изложения к неверному
восприятию студентов, не упустят ли они специфику развития английских
городов, не будет ли опа затемнена четырежды повторенным общим
положением о росте городов. Иначе говоря, по-моему, методически более
правильным было бы говорить о росте городов в гл. X, а в XIII — сосре-
доточить внимание на своеобразии развития городов в Англии.
А ведь своеобразие это чрезвычайно важно и для понимания причин
политической консолидации Англии, где — в отличие от Германии —
существовал такой город (Лондон), который и по размерам, и по экономи-
ческому значению много превосходил остальные, и для понимания хода
народного восстания 1381 г., когда жители ряда английских городов
(например. Сент-Олбанса) выступали с чисто крестьянскими требованиями.
1 Е. А. Косм и и с к и й. Исследования по аграрной истории Англии XIII в.
М.—Л., 1947, стр. 393-384.
2 Я. А. Л е в и ц к и й. Проблема раннего феодального города в Англии и Книга
Страшного суда. «Средние века», выи. ill, 1951, стр. 136. Конечно, для Англии
Ноттингем был большим городом.
Критические статьи и рецензии
347
Можно указать и другие примеры того, что в учебнике не всегда под-
черкивается своеобразие той или иной страны, того или иного этапа.
Уже было отмечено, например, что авторы при описании восстания Кола
ди Риенци пе вскрыли своеобразия экономического положения Рима,
без чего остаются непонятными судьбы восстания \ С моей точки зрения,
недостаточно четко подчеркнуто своеобразие раннего капитализма
в Италии — при переиздании книги было бы желательно рассмотреть
в этой связи вопрос о формальном подчинении труда капиталом па ран-
них этапах. Говоря об истории народных движений, авторы не всегда
достаточно четко определяют своеобразие классовой борьбы на том или
ином этапе. Быть может, в учебнике следовало бы подчеркнуть различие
между широкими народными движениями в Византии IX в., охватывав-
шими всю страну, и гораздо более узкими восстаниями X в., имевшими
локальный характер. Говоря о крестьянских восстаниях XIV в., было бы
желательно уделить больше внимания их отличию от восстаний в пред-
шествующие века; полезно было бы также указать более определенно
на особенности восстания под руководством Джека Кэда по сравнению
с крестьянской войной 1381 г.
Характеризуя немецкую агрессию против Италии, быть может, сле-
довало бы отметить специфику политики отдельных императоров —
Оттона I, Генриха IV и Фридриха I. Ведь каждый из них действовал
в особых условиях и пользовался поддержкой различных социальных
сил.
Столь же полезно было бы подчеркнуть и сходство явлений, особенно
таких, которые совпадают во времени. Разве не существенно было бы
указать на хронологическое совпадение таких событий, как издание
«Великой хартии вольностей», «Золотой буллы» Андрея II и вормского
статута Фридриха II 1231 г.? Последний в учебнике вовсе не назван,
а говоря о «Золотой булле», автор отмечает лишь сходство одной ее статьи
с баронским манифестом 1215 г. (стр. 523). Очень важно было бы отметить
сходство политического развития ряда стран Центральной и Южной
Европы в XIV в. Случайным ли является то, что в XIV в. возникают
такие сплоченные политические объединения, как Чехия при Карле 1,
Польша при Казимире III, Венгрия при Людовике Анжуйском, Сербия
при Стефане Душане, Болгария при Иване-Александре1 2 ? Каковы силы,
вызвавшие к жизни эти объединения? Почему они оказались недолго-
вечными и королевская власть в этих странах должна была капитули-
ровать перед дворянством? Было бы полезно обратить внимание сту-
дента на эти обстоятельства.
Всякому ясно, что учебник должен содержать конкретный, живой
материал, позволяющий не только понять, но и почувствовать своеобра-
зие далекой эпохи. В рецензируемой книге есть очень много таких ярких
страниц: превосходно обрисовано положение феодалов во Франции
(система феодальной иерархии, феодальный замок и т. п.) (стр. 154—158).
облик средневекового города (стр. 268—269) и многое другое. Однако
таких страниц могло бы быть больше. Можно было бы дать, например,
определение некоторых крупных политических деятелей, ибо в характере
их, как в капле воды, отражается эпоха. Достаточно вспомнить, как
Петр Блуаский рисует портрет Генриха II Плантагенета, беспокойного.
1 См. вышеупомянутую рецензию М. В. Левченко и В. II. 1’утеибурга («Совет-
ская книга», 1953, № 7, стр. 79).
2 Вопрос об относительной консолидации Болгарии в XIV в. в учебнике не осве-
щен (стр. 554).
348
Критические статьи и рецензии
несдержанного, или образ Людовика IX, нарисованный Филиппом де
Коммин.
В этой связи встает вопрос об использовании источников. Мне пред-
ставляется удачным, что авторы широко использовали отдельные отрывки
из памятников средневековой литературы для характеристики народных
движений (стр. 152 и сл.), богомильства (стр. 241), зверств крестоносцев
(стр. 291 и сл.) ит. д.; несомненно правильно, что в гл. XXIV приводятся
значительные отрывки из произведений средневековых поэтов. Однако
в некоторых случаях в учебнике приводятся ненужные, «мнимые» ссылки
на источник, когда автор — подобно тому, как это делается в исследова-
нии — ссылается на источник, как на авторитет. Нужно ли писать
в учебнике, что «по данным источников, земледелие у славянских племен
было издавна основной отраслью хозяйства» (стр. 43), что «один писатель
рассказывает, что с 70-х годов VI в. скамары . . . успешно воевали
с аварами» (стр. 93), что крестоносцы характеризовали Фракию как
«богатую страну, в которой плуги делают глубокие борозды» (стр. 547)?
В этих случаях источник не рисует картины и ссылка на него только
отвлекает внимание.
Не всегда удачно подобран источник; так, говоря о зверствах кресто-
носцев при взятии Иерусалима, лучше ссылаться не на Вильгельма
Тирского, который писал сто лет после этих событий и, пожалуй, не
«на основании свежих преданий» (стр. 291 п сл.), а на произведения
современных хронистов — «Деяния» Анонима, хроники Раймонда
Агильерского или Фулькерия Шартрского.
Не во всех главах авторы приводят красочные отрывки из источников
(например, гл. XVI или XX). Так, в гл. XVI, может быть, следовало бы
использовать описание суда над Гусом, данное Поджо Браччолини,
или меморандум съезда представителей французского духовенства
в Бурже (1432 г.), свидетельствующий о широком распространении «чеш-
ской ереси» и вскрывающий социальные требования гуситов \ или иные
из бесчисленных документов по этому вопросу.
Конечно, трудно требовать от авторов, чтобы они расширили учебник.
Но все же я хотел бы обратить внимание на то, что некоторые стороны
средневековой жизни не получили освещения в учебнике. Почти совер-
шенно не показана военная история средних веков: учебник упоминает
различные сражения [может быть, даже в большем количестве, чем это
необходимо — например, Зюнтель и Везер (стр. 120 и сл.), Ларош-о-Муан
(стр. 318), Мюрэ (стр. 322), Ивзем (стр. 377)], но зато в нем нет характери-
стики сражений даже таких важных для истории военного дела, как битва
при Грюнвальде и Азенкуре. Исключение составляет, по-моему, лишь
развернутое описание осады Константинополя в 1453 г. (стр. 584 и сл.).
Не всегда в достаточной мере отражена в учебнике политическая
борьба между различными группировками класса феодалов, и почти
совершенно не используется средневековая публицистика. Об Иоанне
Солсбери иском и Глэнвиле вовсе ничего не сказано, хотя для понимания
политического развития Англии XII в. чрезвычайно существенны те
две противоречивые тенденции, которые выражены в произведениях
этих авторов. Больше повезло Сугерию и Бернарду Клервосскому, но
и они только упомянуты (стр. 316). и поэтому остается совершенно непо-
нятно, почему Бернард назван наряду с папой как человек, от которого
Генрих Лев должен был получать разрешение отправиться в крестовый
поход на славян (стр. 418).
1 См., например, М. М. С м и р и н. Очерки истории политической борьбы в Гер-
мании перед реформацией, М., 1952, стр. 10/.
Критические статьи и рецензии
349
На стр. 220 упомянуто «обострение противоречий внутри самого гос-
подствующего класса» Византийской империи, но что это за противоре-
чия — не сказано. А ведь без этого характеристика причин аграрного
законодательства X в. остается односторонней. М. Я. Сюзюмов правильно
обратил внимание на то обстоятельство, что новеллы императоров Маке-
донской династии были выгодны определенной группировке господствую-
щего класса.
Гораздо ярче обрисована политическая борьба в тех случаях, когда
она сочеталась с борьбой внешнеполитической. Так, говоря о борьбе
Генриха IV с папством, автор излагает идеи «Диктата папы», приводит
отрывок из письма-памфлета Генриха IV (стр. 178 и сл.); в гл. XIV упо-
мянут Ронкальский съезд (где, между прочим, болонские юристы прово-
дили ту же линию, что и их современник Глэнвиль) (стр. 408).
Перехожу к вопросу о структуре учебника. В учебнике есть несколько
обобщающих глав, т. е. таких, которые посвящены не истории отдельной
страны, а определенной проблеме (например, гл. X, XI, XXIV, XXV).
Именно эти главы являются, как правило, наиболее интересными, ибо
в них теоретические вопросы могут быть развернуты во всю широту.
Число таких глав следовало бы увеличить. В первом разделе хотелось
бы видеть главу, посвященную характеристике феодального способа
производства («Феодальная Европа в IX—X вв.»). Именно здесь должна
быть дана характеристика техники сельского хозяйства, картина деревни,
раскрыты основные закономерности феодализма, — для того, чтобы все
это не нужно было повторять в связи с историей отдельных стран.
Во втором разделе чрезвычайно желательна глава «Церковь и ереси»,
которая, может быть, должна следовать за теперешней гл. X. Именно
здесь можно было бы рассмотреть историю папства, не смешивая ее с исто-
рией Германии. Кроме того, мне представляется желательным включение
двух вводных глав: источниковедческой и историографической. Такие
главы содержатся во всех наших курсах по истории древнего мира, и
совершенно непонятно, почему их нет в учебнике истории средних веков.
Источниковедческая глава должна включать в себя краткую характери-
стику вспомогательных исторических дисциплин и, в первую очередь,
палеографии и дипломатики, очерк развития средневекового летописания
и элементарные понятия о методах критики источника. Необходимость
историографической главы не приходится специально аргументировать.
В рецензируемом учебнике заметки по историографии сплошь да рядом
весьма удачны; особенно это относится к характеристике романистов
и германистов (стр. 70 и сл.). Однако эти заметки даются от случая
к случаю и не создают представления об основных путях развития историо-
графии. Почему студент должен познакомиться со взглядами Буленвилье,
оставаясь в неведении о работах Гиббона, Савиньи, Гизо? Почему бы не
дать студенту хоть некоторые сведения о Грановском, Виноградове,
Савине? Почему не познакомить его с трудами медиевистов в странах
народной демократии — Мацека, Маловиста, Грауса, Ангелова? И уже
совершенно необходимо охарактеризовать достижения советской исто-
рической науки в лице ее крупнейших представителей.
Структура отдельных глав вызывает в некоторых случаях возражения.
История Германии XI—XV вв. раздроблена между тремя главами (VI,
XIV и XV), что создает чрезвычайно большие трудности для усвоения.
Это еще более усугубляется тем, что авторы учебника, доведя в гл. XIV
историю Германии до середины XIII в., в XV гл. вновь начинают изло-
жение событий с XII в. Начало этой главы (стр. 417—423) не только хро-
нологически, но и по существу относится к гл. XIV.
350
Критические статьи и рецензии
Принятое в учебнике раздробление истории Германии мешает четкому
определению причин торжества в этой стране «паршивого княжеского
суверенитета». Авторы ставят этот вопрос уже в гл. VI (стр. 172), но
здесь постановка его выглядит еще преждевременной, так как нелогично
говорить о роли городов до главы, посвященной возникновению сред-
невековых городов. В гл. XIV (стр. 400) объяснение дается заново, но
и здесь нельзя учесть в полной мере действие всех факторов, — ибо об
экспансии на Восток, содействовавшей укреплению власти князей, пойдет
речь только в гл. XV. И, наконец, определение причин раздробленности
Германии дается в гл. XV (стр. 439), однако только в форме цитаты из
Энгельса, поскольку авторы справедливо не считают нужным повторять
то, что уже было сказано выше.
Одним из структурных недостатков учебника является многократное
изложение в нем некоторых вопросов, что ведет к ненужному увеличе-
нию объема. Оценка гуннского завоевания дана дважды (стр. 50 и 59).
Дважды (стр. 47, 71 и сл.) в учебнике критикуются теории
Фюстель де Куланжа и Допша относительно отсутствия разрыва между
античностью и средневековьем. Дважды говорится о восстании вестго-
тов, битве при Адрианополе и даже о сожжении императора Валента
(стр. 51 и сл., 81). Дважды говорится о деятельности Тотилы (стр. 61 и
88), о лангобардском завоевании Италии (стр. 61 и 89), о вторжении фран-
ков в Галлию (стр. 63 и 101). Дважды охарактеризованы (и довольно
подробно) результаты «варварских» завоеваний и восстаний рабов
(стр. 66—67, 94—100) — и там, и здесь идет речь о падении крупного
землевладения, утверждении марки и т. и. Приводится одна и та же ссылка
на Энгельса, и местами даже имеет место сходство формулировок («Круп-
ное землевладение рабовладельцев. . . было почти полностью уничтожено»
(стр. 66) — «Было подорвано, а местами полностью уничтожено крупное
землевладение рабовладельческого типа» (стр. 94); «Таковы были важ-
нейшие социально-экономические и политические последствия ликви-
дации Римской империи» (стр. 67) — «Таковы были социально-экономи-
ческие и политические последствия революционных движений» (стр. 100) Ч
Подобных примеров можно привести еще несколько (стр. 68 и сл., 101
и сл., 63: стр. 126 и 134; стр. 9 и сл., 150; стр. 138 и сл., 164; стр. 267 и
311; стр. 271 и 319: стр. 467 и 627 и сл.); некоторые примеры уже были
приведены выше. Очень часто в учебнике приводятся или излагаются
одни и те же высказывания классиков марксизма-ленинизма (стр. 12,
27. 75, 118, 124—125, 142 и сл.: стр. 10, 127, 133, 141 и сл., 353, 587;
стр. 66 и сл.. 95, 102. 139; стр. 153. 184, 357 и сл.). В первых главах учеб-
ника можно встретить материал, который должен быть известен студенту
но курсу древней истории (стр. 24 и сл., 28, 34 и сл., 45 и сл.). Ликвидация
всех этих повторений может высвободить немало места.
При всей тщательности редактирования учебника в пом встречаются
изредка фактические погрешности. На стр. 52 сказано, что Феодосий
стал императором после 382 г., тогда как на самом деле даты его правления
379—395 гг. На стр. 53 сказано, что рабы открыли ворота Рима готам
Алариха («армии восставших», как несколько смело утверждает автор);
на легенде карты на стр. 64—65 это событие обозначено как «восстание
1 С.р. также текстуальные совпадения в гл. I: « Гак н недрах рабовладельческого
общества зарождаются элементы нового способа производства — феодализма, т. е.
замены (? Выходит, что феодализм есть замена. . . —А. К.) рабского труда крепост-
ным» (стр. 21) п «Так в недрах рабовладельческого общества стали постепенно скла-
дываться предпосылки феодального строя, появилась крепостническая эксплуатация»
(стр. 23).
Критические статьи и рецензии
351
рабов в Риме». Эти утверждения не соответствуют данным источников.
Никто из современников событий 410 г. не знает о помощи, оказанной
римскими рабами Алариху, — лишь Пройопий, писавший полтораста
лет спустя, в середине VI в., рассказывает о том, что Саларийские ворота
были открыты рабами. Но та картина, которую рисует Прокопий, совер-
шенно непохожа на восстание рабов. Он приводит две версии. Согласно
одной из них ворота были открыты по инициативе Пробы, вдовы префекта,
которая приказала сделать это своим рабам; по второй — это сделали
лазутчики Алариха. Исследователь, специально занимавшийся этим
вопросом, считает, что у пас нет оснований принять версии Прокопия \ —
но даже если принять их, этого мало, чтобы говорить о восстании в Риме.
На стр. 93 несколько неточно излагается последовательность славян-
ских вторжений в Византию в конце VI в. «В 577 г. славяне огромной
массой в количестве 100 тыс. человек переправились через Дунай, навод-
нили Фракию, Македонию и Фессалию». Автор, повидимому, имеет
в виду свидетельство Менандра о вторжении славян в четвертый год
цезарства Тиберия, т. е. в 578 г.1 2 Однако Менандр не упоминает Фес-
салии в числе областей, наводненных славянами. Фессалия попала сюда
из известия Иоанна Эфесского о другом походе славян, который прежде
отождествляли с вторжением 578 г., ио который, как показал А. П. Дья-
конов3, имел место в 581—584 гг. К* тому же самое чтение «Фессалия» —
старое и неправильное чтение, — А. 11. Дьяконов читает это место:
«страны Фессалоники»4.
О самом крупном походе славян — 581—584 гг. — учебник не упо-
минает. Наконец, точная датировка похода славян «до самого Пело-
поннеса» (они вторглись на Пелопоннес и осадили Коринф) 589 годом, по-
жалуй, сомнительна, — осторожнее говорить о времени императора Мав-
рикия.
Вопреки утверждению учебника (стр. 103) во времена Салической
правды не применялся трехпольный севооборот. Вряд ли можно сказать,
что восстание в Лиможе было вызвано тем, что Хпльнерик повысил позе-
мельный налог (стр. 108) — по сообщению Григория Турского Хиль-
перик ввел новые и тяжелые налоги. Вряд ли сервов IX в. стоит отожде-
ствлять с рабами (стр. 137). Напрасно на стр. 233 автор утверждает,
что Аспарух заключил соглашение со славянами. Термин гяхтоу, который
употребляет хронист, означает не «соглашение», а «дань», — славяне
были обложены данью. Сомнительно, чтобы инициатива похода Свято-
слава па Болгарию принадлежала византийской дипломатии (стр. 242
и сл.). На стр. 317 неправильно указана дата смерти Филиппа II Августа.
Петр Делян назван внуком царя Самуила (стр. 545) — по известию Ски-
лицы он был беглый раб (ЗоъХос), выдававший себя за внука болгарского
царя. Актемопы не упоминаются в памятниках XIV—XV вв. (стр. 574),
о них говорится только в более ранних источниках.
На стр. 301. па карте, посвященной четвертому крестовому походу,
ошибочно отнесен к венецианским владениям Родос5: в то же время не
1 11. II. 1' о л убцо в а. Италия в начале V века и вторжение Алариха в Рим.
«Вестник древней истории», 1949. № 4, стр. 68. Уже в рецензии М. В. Левченко и
В. И. Рутенбурга (стр. 79) было отмечено несколько случаев, когда авторы учебника
обнаруживают восстания там. где их па самом деле не было.
3 Четвертый год цезарства Тиберия начался с 7 декабри 577 г., поэтому вторже-
ние славян надо датировать 578, а не 577 г.
3 Л. II. Д ь я к о н о в. Известия Иоанна Эфесского и сирийских хроник о сла-
вянах VI—VII веков. «Вестник древней истории», 1946, № 1, стр. 32 и сл.
4 Там же, стр. 32.
5 См. Cambridge Medieval History, Maps volume IV, s. a., № 43.
852
Критические статьи и рецензии
показаны важные венецианские владения на берегу Мраморного моря:
Лампсак, Редесто и др.
Вряд ли в настоящее время следует связывать признание свободы
исповедания христианства с так называемым Миланским эдиктом
(стр. 28), — повидимому, первый «указ о веротерпимости» был издан не
Константином, не в Милане и не в 313 г.1 Трудно согласиться с утвержде-
нием, что ариане «отрицали божественность Христа» (стр. 30) — они
только отрицали, что он обладает одной сущностью с богом-отцом.
Не стоит называть Патры и Фивы среди крупнейших экономических
центров Восточной Римской империи (стр. 76). Вряд ли в отличие от
Лиона и Тулузы (стр. 256) Марсель, Арль и Нарбонна могут служить
примером средневековых городов, возникающих заново (стр. 264). Не
совсем точно называть Камбрэ северо-французским городом (стр. 267
и 311), — он входил в состав империи. Несколько неточно изложен резуль-
тат победы цехов в Кельне в 1396 г. (стр. 275). В Кельне избирался не
один бургомистр, а двое; они избирались не корпорациями «сотрапезни-
ков», а назначались правящим советом Кельна; лучше говорить не
«большой совет», а «правящий совет», как сказано в Союзном договоре
14 сентября 1396 г., ибо «малый совет» был к этому времени ликвидиро-
ван, и противопоставление «большой» и «малый совет» не имело смысла.
Число членов дубровницкого сената в XIV в. не было ограничено 20
(стр. 562), но варьировало из года в год.
Отряды феодалов двинулись в первый крестовый поход не в конце
1096 г. (стр. 290), а в августе. Неверно, что в 1229 г. Тулузское графство
«было окончательно присоединено к королевскому домену» (стр. 323).
Раймонд VII сохранял часть своих владений и вместе с английским
королем Генрихом III пытался предпринимать враждебные действия
против Людовика IX.
Все эти методические замечания и частные поправки ни в коей мере
не могут помешать общей высокой оценке рецензируемого учебника.
Его с большой пользой для себя смогут использовать не только студенты,
но и преподаватели средней школы и вузов.
А. П. К АЖ ДАН
1 А. Грегуар справедливо считает известие о Миланском эдикте легендой — см. его
рецензию на книгу L. В. Н о 1 s а р р 1 е. Constantine the Great (Byzantion, XVI,
1944, стр. 557 и сл.), а также Н. Gregoire. Les persecutions dans 1’empire
Romain, Bruxelles, 1951.
ИСТОРИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ, Т. II1
Под редакцией члена-корреспондента АН СССР С. Д. Сказкина,
проф. А. С. Самойло и кандидата исторических наук
А. Н. Чистозвонова
Госполитиздат, 1954. 520 стр., 5 отд. карт
Пятнадцать лет отделяют новое издание второго тома («Позднее сред-
невековье») вузовского учебника по истории средних веков от первого
издания, вышедшего в 1939 г. За это время советские историки, зарубеж-
ные историки-марксисты и прогрессивные ученые проделали большую
исследовательскую работу в области изучения истории европейских
стран XVI—XVII вв., что весьма благотворно отразилось на качестве
рецензируемого издания. Почти все главы по истории западноевропей-
ских стран переработаны; кроме того, появились совершенно новые
главы или части глав, посвященные Чехии, Венгрии, Трансильвании,
балканским странам, Молдавии, Валахии, Дании, Норвегии, Ирландии,
Финляндии. Впервые в учебном руководстве для студентов оказалась
освещенной история действительно всех стран Западной и Центральной
Европы. Материал распределен по главам пропорционально; для каждой
страны указаны характерные особенности ее социально-экономического
развития и главные факты политической истории. Много внимания уде-
лено истории культуры, органически включенной в историю отдельных
стран и связанной с общим ходом их развития. В отдельную главу выде-
лено только развитие естествознания. Редакторы добились стройной и
целесообразной структуры тома, отсутствовавшей в первом издании.
Объем учебного материала вырос и составляет 490 страниц против
300 страниц первого издания (в пределах принятых теперь хронологи-
ческих рамок, т. е. до середины XVII в.). Однако это ни в коем случае
нельзя поставить в упрек авторскому коллективу или редакторам. Уве-
личение тома вполне отвечает возросшим потребностям вузовского
преподавания: оно идет за счет введения новых, весьма важных глав,
и расширения (более чем вдвое) вступительной главы о зарождении
капиталистического уклада. Все же следует отметить некоторые повто-
рения, которых можно было бы избежать (стр. 76 и 212, 336 и 378 и др.).
Удачнее прежнего и порядок расположения истории отдельных
стран. В общем главы расположены как бы большими комплексами, соот-
ветствующими общему ходу развития стран Западной и Центральной
Европы в XVI—XVII вв. Неудачным кажется лишь помещение сканди-
навских стран между Германией и Чехией, которую следовало бы поста-
вить сразу же вслед за Германией.
1 Рецензия одобрена кафедрой истории средних исков исторического факуль-
тета ЛГУ им. А. А. Жданова на заседании с участием сотрудников ВУЗ’ов и науч-
ных учреждений Ленинграда 23 марта 1955 г.
23 Средние века, вып. 7
354
Критические статьи и рецензии
Редакторам удалось придать тому, написанному 17 авторами, извест-
ное единообразие структуры, оформления и литературного стиля.
Однако в этом плане есть и неоправданные отступления. В главах о Фран-
ции, Италии, Чехии и т. д. имеются краткие итоговые характеристики,
очень полезные для прочного усвоения материала и в учебнике весьма
и весьма нужные. Но это хорошее нововведение почему-то отсутствует
в главах по истории Испании, Голландии, Англии и др. Цитат в томе
в общем HeMiiqro, но в 36-й главе (Германия после Аугсбургского мира и
Тридцатилетняя война) они встречаются слишком часто, причем боль-
шинство взято из «Хронологических выписок» Маркса и без ущерба
могло бы быть опущено.
При оценке содержания учебника в первую очередь встает вопрос:
как в нем отобран и освещен материал, относящийся к важнейшим про-
блемам европейской истории XVI—середины XVII вв. — развитию
капитализма в одних странах и «вторичному закрепощению» в других.
Обратимся сначала к посвященной этим вопросам вводной главе. Необ-
ходимо отметить, что методические трудности изложения материала именно
в данной главе очень велики, в силу того, что студенты, изучающие
историю средних веков, еще не знают политической экономии капита-
лизма.
Основные положения изложены ясно и в целом, несмотря на некоторые
повторения, последовательно. Но ряд приведенных цитат из классиков
марксизма-ленинизма для студентов слишком труден. Например, на стр. 24
цитата об издольщине из 47-й главы III тома «Капитала» приведена без
достаточного разъяснения и поэтому заканчивающая ее формулировка
не может быть понятной для читателя, еще не знающего структуры капи-
талистической земельной ренты. То же самое следует сказать о цитате
на стр. 26, ибо данные без разъяснения слова Энгельса о капиталистиче-
ском периоде противоречат тому, что сказано в том же абзаце. Очень
сложна для студентов цитата о Прудоне на стр. 19. Навряд ли к месту
приведена цитата на стр. 34. Ленин говорит о капитализме, оторвавшем
личность от всех крепостных уз, а в учебнике речь идет о таких временах,
когда это явление не могло еще получить своего полного выражения.
Параграфы учебника, посвященные развитию производительных сил
в промышленности и в сельском хозяйстве, не только хорошо составлены,
но и хорошо связаны с описанием зарождения капиталистического уклада.
Жаль все же, что не подчеркнуто происшедшее в некоторых отраслях
промышленности (в горном деле, металлургии, типографском деле и т. д.)
укрупнение и удорожание орудий труда, что было одним из важнейших
следствий развития производительных сил и привело к сравнительно
быстрому установлению капиталистических производственных отношений
в данных отраслях и к разорению не только рядовых ремесленников,
но и многих зажиточных цеховых мастеров, не обладавших достаточными
денежными средствами.
Что касается развития товарного производства, то в этом параграфе,
на наш взгляд, имеются существенные пробелы. Не определен с должной
полнотой и конкретностью тот уровень развития товарно-денежных
отношений, который, наряду с прочими обстоятельствами, способен под-
готовить некоторые условия для возникновения капитализма и, следова-
тельно, в соответствующей мере разложить феодальные отношения.
В учебнике сказано о росте городов и ремесленного производства, о денеж-
ной ренте и превращении крестьян в товаропроизводителей, о развитии
торговли, о конкуренции между мелкими товаропроизводителями, вызы-
вавшей их экономическую дифференциацию и способствовавшей разло-
Критические статьи и рецензии
355
жению феодализма. Эти положения правильны, но слишком общи,
а последнее к тому же изложено так сжато, что остается для читателя
мало убедительным. Поэтому на их основе нельзя с достаточной отчетли-
востью объяснить разницу в развитии товарного производства в странах
Западной и Центральной Европы к началу XVI в. Ведь вышеперечислен-
ные явления имели место во всех странах, но в одних случаях способство-
вали развитию капитализма, а в других — усилению феодального гнета.
Поскольку в вводной главе нет указаний на эту разницу, у читателя воз-
никает ряд вопросов. Почему в Германии рост товарного производства
вел к усилению феодального гнета (стр. 67), в Польше переход к барщине
был связан с ростом городов (стр. 407), в Чехии высокое развитие товарно-
денежных отношений могло сопровождаться лишь усилением барщины
(стр. 369)? Почему же во Франции и в Англии не только в XVI в., но
и в XV в. товарное производство не возродило барщины, а разложило
феодальные отношения? Недостаточное внимание к данной проблеме
привело к тому, что коренной причиной в различии судеб стран Централь-
ной и Западной Европы в XVI в. в конце концов оказалось наличие или
отсутствие политической централизации. Бесспорна важность этого
обстоятельства, но ведь оно в свою очередь тоже нуждается в объяснении.
Нам представляется, что именно в вводной главе следовало более кон-
кретно определить, до какой степени должно было быть развито товар-
ное производство и в какой мере под его воздействием должны были раз-
ложиться феодальные отношения, чтобы возврат к барщине стал невоз-
можен. Следовало бы отметить степень разделения труда в ремесле,
степень товарностп крестьянского хозяйства и связанное с этим наличие
в стране жизненных средств и средств производства, уровень развития
и территориального распространения денежной ренты, превращение
дворянской и крестьянской земли в товар, давность исчезновения кре-
постного права 1 и т. п. Фактический материал для этого есть и в самом
учебнике. В разных главах имеется множество весьма ценных сведений
такого рода, но они не сведены воедино и не объяснены в общеевропей-
ском и в теоретическом плане.
В вводной главе на стр. 15 и 19 дается общая характеристика фео-
дальной и буржуазной собственности, но не раскрыта специфика буржуаз-
ной собственности на землю. Это является существенным методическим
недостатком. На стр. 27, 64, 94, 250—252 о буржуазной собственности
говорится — по отношению к крестьянам и к новому дворянству — как
о чем-то само собой разумеющемся, хотя студенты с этим понятием встре-
чаются впервые. В определении издольщины (стр. 24) опущен такой важ-
ный момент, как доля арендатора в живом и мертвом инвентаре. Кстати,
в других местах книги (стр. 217 и 278) применяется термин половничество,
так что читатель может и не уловить тождества этих понятий. Кратко-
срочная аренда в Германии описана так, что выглядит издольщиной
(стр. 67).
Глава о великих географических открытиях написана очень сжато,
но отчетливо и выразительно. Включение краткого параграфа о русских
открытиях дает более полную картину всего процесса в целом. Неудачным
представляется подбор цифрового материала по революции цен (стр. 62).
Он случаен, не всегда точен и не дает общей динамики распространения
революции цен в Европе в отдельные периоды XVI в., что весьма суще-
ственно для судеб каждой из стран. По данному вопросу существует гро-
мадный и интереснейший материал, в учебнике не использованный.
1 Ср. К. М арке. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1954, стр. 720.
23*
356
Критические статьи и рецензии
Нельзя согласиться с мнением, что жажда золота должна объясняться
жаждой наживы у господствующих классов (стр. 40). Не говоря уже
о том, что в конце XV в. существовал лишь один господствующий класс,
само объяснение крайне узко. Маркс и Энгельс прекрасно показали,
что драгоценных металлов не хватало вследствие расширившихся раз-
меров товарно-денежных отношений.
Глава о реформации и Великой крестьянской войне в Германии вполне
оправданно является одной из самых больших. Она насыщена ценным
материалом и в части, посвященной крестьянской войне, не вызывает
возражений. Неясно только, почему ничего не сказано о крестьянской
войне в Эльзасе. В связи с первой половиной главы хочется поставить
несколько вопросов.
Хотя о реформации как буржуазной революции в учебнике .говорится
неоднократно, но зарождению капиталистических элементов уделено
очень мало внимания. Вопрос о мануфактуре в Германии не разобран.
Даже горное дело описано так, что нельзя понять, приобрело ли оно
уже характер капиталистического производства. Совершенно обойдены
крупные немецкие типографии, представлявшие собой типичные центра-
лизованные мануфактуры. Замечания автора, что элементы капиталисти-
ческих отношений появлялись лишь в отдельных отраслях промышлен-
ности и в отдельных пунктах, что в Германии в начале XVI в. не созда-
лось единого внутреннего рынка, сами по себе правильны, но они вполне
приложимы, например, и к Франции. Капитализм всегда появляется
вначале лишь в некоторых отраслях. В главе молчаливо отвергается
мысль Энгельса, высказанная им в 1889 г., об экономическом превосходстве
Германии XVI в. над прочими европейскими странами, что и сделало
ее «средоточием первой буржуазной революции» Ч Между тем эти сообра-
жения в высшей степени интересны и заслуживают самого пристального
внимания, тем более, что фактический материал по истории немецкой
централизованной и рассеянной мануфактуры первой половины XVI в.
их вполне подтверждает. Не прослежен в главе 36-й учебника также и
процесс гибели немецкой мануфактуры.
Трудность, стоявшая перед автором при изложении религиозно-
догматической стороны реформации, т. е. области, очень далекой и чуждой
советскому студенту, преодолена не до конца. Что скажет читателю учеб-
ника такая формулировка: у Лютера «религиозной становилась сама
повседневная деятельность человека и его мирская жизнь» (стр. 79)?
Слишком сложны для студентов II курса и другие положения на стр.
80—81. Изложение мюнцеровского учения следует признать блестящим
в смысле ясности и простоты. Тем более желательно иметь такого же харак-
тера объяснение лютеровской реформы.
В главе о реформации в Швейцарии наибольшие возражения вызывает
первый параграф о формировании Швейцарского союза. Оно описано
таким образом, что вопрос о причине, приведшей к объединению немец-
ких, французских и итальянских земель, даже не поставлен. Поскольку
эта разнородность Швейцарии отмечена лишь в отрицательном плане
(па стр. 113—114 говорится, что наличие двух языковых групп — фран-
цузской и немецкой — лишало конфедерацию существенных предпосы-
лок для укрепления национальной общности), то позволительно задать
вопрос: как же эта конфедерация при отсутствии языкового единства
просуществовала столько веков? В то же время в главе говорится о пре-
дательстве национальных интересов (стр. 113). Своеобразие исторических
1 К. Ма ркс и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. XXVIII, стр. 148.
Критические статьи и рецензии
357
судеб Швейцарии требовало особенного внимания к вопросам складыва-
ния ее территории и сосуществования языков ее населения.
Неясно, о какой «католической партии во Франции» в качестве вербов-
щика швейцарской пехоты идет речь на стр. 114. В первую очередь швейцар-
цев нанимало французское правительство. Не брезговали ими и гугеноты
и Гизы. Кто же имеется здесь в виду, да еще в начале XVI в.?
Изложение учения Кальвина — вещь не менее трудная, чем изложе-
ние лютеранства, — также не вполне удовлетворяет в смысле ясности.
Как сочетать объяснение предопределения в качестве силы, постоянно
действующей в каждом отдельном человеке, с кальвинистской идеей
отчужденности божества по отношению к миру (стр. 122)? Но главный
упрек заключается в том, что не вскрыта полностью экономическая сущ-
ность кальвинистской бережливости, мирского аскетизма (сказано лишь
об увеличении числа рабочих дней). Между тем, краткое объяснение основы
капиталистического накопления, требовавшего в ту пору максимальной
капитализации прибавочной стоимости и минимального размера личного
потребления капиталиста, было бы здесь весьма уместно, тем более, что
оно вполне поддается популярному изложению.
Глава об Испании очень выгодно отличается от соответствующей
главы в первом издании учебника тем, что в ней описано, хоть и кратко,
зарождение мануфактурного производства в первой половине XVI в.
Это очень важно подчеркнуть, ибо до сих пор отмеченный процесс, как
правило, не учитывался. Однако в дальнейшем изложении не приняты
во внимание весьма важные экономические факторы, затормозившие
начавшийся было подъем: разрушительное действие слишком бурной
«революции цен», чрезмерно удорожившей испанские мануфактурные
товары, известное сокращение американского рынка с середины XVI в.
и т. п. Поэтому тезис о том, что только абсолютизм уничтожил в зародыше
прогрессивные элементы в испанской экономике (стр. 154, 164), представ-
ляется слишком категорическим. Как бы ни было гибельно воздействие
политики Карла V и особенно Филиппа II, сама по себе она не могла бы
привести к таким последствиям. Нужна более убедительная аргумента-
ция указанного тезиса, а главное — большее внимание к общеевропей-
скому и даже мировому рынку в середине XVI в. Исследования Гамиль-
тона о ценах дают для этой проблемы очень ценный материал.
Неясно, на каком языке писали Сервантес, Лопе де Вега и Кальдерон
и как могла создаться в это время «национальная испанская драматур-
гия» (стр. 166), если «ни в XVI, пи в XVII в. не сложилось даже подлинно
общенационального испанского языка» (стр. 158). Ведь баскский и ката-
лонский языки существуют и поныне.
В главе, посвященной нидерландской буржуазной революции, следует
отметить четкую постановку всех важнейших вопросов, правильную, на
наш взгляд, трактовку роли Вильгельма Оранского и оранжизма в целом,
удачный отбор фактического материала. Укажем попутно, что па стр. 185
сказано лишь об аресте Эгмонта и Горна, о казни же — ни слова. Глава
легка для понимания и для запоминания. Вместе с тем хочется обсудить
некоторые ее положения.
Нет внутренней периодизации очень большого отрезка времени
1566—1609 гг. Что представлял собой период 1566—1572 гг.? Когда
кончилась революция на севере? К’ каким годам относится поражение
революции на юге? Нам представляется правильным имеющееся в главе
выделение войны за независимость 1587—1609 гг. за пределы революцион-
ного периода.
Жаль, чтоникакне конкретизировано краткое замечаниеиастр. 198—199
358
Критические статьи и рецензии
о том, что «капиталистические отношения особенно окрепли в ходе ре-
волюции и войны за независимость».
Весьма спорен тезис автора о национальной консолидации Нидер-
ландов до революции. Сомнительно, чтобы в это время уже установилась
прочная общность территории (стр. 177). История включения в состав
Голландской республики отсталых северо-восточных областей достаточно
ярко свидетельствует об отсутствии такой общности даже после рево-
люции. Почему французские Артуа, Эно и т. д., экономически с севером
не связанные, чуждые им по языку и всему строю, должны были —
в середине XVI в.! — прочно входить в Нидерланды? Упущением ка-
жется и отсутствие данных о формировании территории Голландии в про-
цессе борьбы за независимость. Не использовано интересное замечание
Энгельса о развитии нидерландского литературного языка.
В главе об Италии вызывает сомнение положение о гибели зачатков
мануфактурного производства (стр. 220—221). Фактический материал
не допускает такой резкой формулировки. Можно говорить лишь о зна-
чительном упадке, о свертывании мануфактур в некоторых отраслях,
но одновременно следует упомянуть об их появлении в других отраслях
и т. п. Италия отличалась в этом отношении от Германии, Чехии, Польши
и т. д. Характерно, что и феодальная реакция в деревне не приняла в ней
формы «вторичного закрепощения». Слишком категоричным представ-
ляется и тезис о полно.м сохранении феодальной земельной собствен-
ности (стр. 218). В этом отношении дело также обстояло сложнее, особенно
вокруг промышленных центров. Борьба за Италию между Испанией
и Францией показана хорошо, но без напоминания об исторических
корнях этого соперничества в XIII—XV вв. Нельзя все же сказать,
что Италия в XVI в. стала «легкой» добычей этих централизованных
монархий. Победа Испании была неполной и далась совсем нелегко.
К главе по истории Англии нельзя предъявлять никаких серьезных
претензий. Работы советских историков дали по этому вопросу такой
солидный материал, что речь может идти только о частностях. Так,
например, имеющаяся на стр. 249 цитата из Маркса о беспощадной рас-
праве капиталистического производства с традиционными отношениями
в земледелии, цитата, данная без всяких хронологических оговорок,
противоречит формулировке на стр. 252 (3-й абзац). В связи с этим вызы-
вает сомнение и положение о том, что борьба крестьян против огоражи-
ваний была борьбой за расчистку пути для развития капитализма в Англии
без дворянского землевладения. Такую сложную мысль надо было пояснить
гораздо подробнее, иначе она останется для студентов голой форму-
лировкой, в особенности, если они запомнят цитату из Маркса о беспо-
щадной расчистке почвы для капитализма в сельском хозяйстве, о кото-
рой только что было сказано. Неясно, почему общность территории созда-
лась в Англии лишь при Тюдорах (стр. 271). Описание централизован-
ной мануфактуры Джона Уичкомба имеется не в балладе, а в романе
(стр. 245).
Наибольшее количество претензий мне, как специалисту по истории
Франции XVI—XVII вв., естественно, хочется предъявить соответствую-
щей главе. Основные итоги, сформулированные на стр. 324—325, пред-
ставляются вполне правильными, но многое в главе, особенно в части,
посвященной религиозным войнам, кажется спорным. Однако подробная
мотивировка точек зрения, противоречащих изложенным, придала бы
рецензии необоснованный крен в сторону одной лишь страны. Несомненно
одно: надо специально изучить этот период в истории Франции, период
очень запутанный, но весьма важный. К тому же, как известно, для его
Критические статьи и рецензии
859
исследования в СССР имеется достаточное количество первоклассных
источников, как печатных, так и рукописных.
Я ограничусь лишь несколькими замечаниями более или менее общего
характера и некоторыми мелочами.
В параграфе о сельском хозяйстве констатируется стойкость крестьян-
ского землевладения во Франции. «Крестьянство сумело отстоять свою
хозяйственную самостоятельность от притязаний феодалов» (стр. 276).
Это факт бесспорный, но он требует объяснения. Почему так могло слу-
читься? Нив самой главе, ни во вводной главе, о которой речь уже была,
нет ответа на этот законный вопрос.
Нельзя к XVI в. приурочивать явление постепенного отхода сеньеров
от сельского хозяйства (стр. 276); оно протекало в XIII—XIV вв. и
к XV в. почти полностью завершилось. Нельзя также говорить, что
к XVI в. относится «вероятно, более широкое, чем раньше распространение
половничества» (стр. 278), ибо последнее появилось во Франции только
в XVI в. (существовавшая до этого в Лимузене «вечная испольщина»
не является половничеством в экономическом смысле слова).
Несколько противоречивы формулировки об абсолютизме. На стр. 291
правильно подчеркнуто прогрессивное значение абсолютизма в ту пору,
но на стр. 292 и 303 абсолютизм — в лице последних Валуа — назван
гнилым и бессильным. В то же время на стр. 309 приведена цитата из
Энгельса о победе Генриха IV «только благодаря влиянию королевского
титула». Не следовало ли бы всякий раз точно оговорить причины, побу-
ждающие к таким оценкам?
В освещении внешней политики не нашла себе отражения стоявшая
перед Францией задача воссоединения коренных восточных французских
провинций (Франш-Конте, Артуа и т. д.). Они поставлены в один ряд
с Испанией, Северной Италией и т. д. и названы всего лишь «владениями
Габсбургского дома» (стр. 286) или же «ближайшими областями в Бель-
гии» (стр. 320).
В параграфе «Политическая программа гугенотов» изложен проект
Колиньи, касающийся только внешней политики. Реальная программа
гугенотской партии в сущности осталась неосвещенной. Структура Южной
конфедерации не описана совсем.
Если после смерти Генриха IV вельможи хотели от королевской
власти только подачек и пенсий (стр. 313), то почему же они предприняли
ряд попыток с целью «вернуться к временам феодальной вольницы»
(стр. 314)?
Навряд ли уместна цитата из «Хронологических выписок» на стр. 281.
Она относится к 1519 г., а не к середине XVI в. и представляет собой
текст Шлоссера, а не Маркса.
Книгопечатание во Франции не имело до начала XVI в. капиталисти-
ческих черт. Поэтому нельзя сказать, что оно «с самого зарождения было
поставлено в основном на капиталистической основе» (стр. 281).
Мало выразительны цитаты, иллюстрирующие па стр. 285 рост
налогов, ибо этот рост происходил в обстановке еще более бурного
роста цен.
Роялизм гугенотского дворянства проявился в конце XVI в. еще
очень слабо. Лучшее тому доказательство — Нантский эдикт. Поэтому
формулировка на стр. 311 нуждается в смягчении.
Глава о Германии после Аугсбургского мира и Тридцатилетней войны
безусловно лучше соответствующей главы в первом издании учебника.
Она короче, яснее и поэтому легче усваивается. Но она несколько отли-
чается от общего стиля учебника. Слишком мало места отведено эконо-
360
Критические статьи и рецензии
мике. Особенно досадно отсутствие конкретной картины упадка немец-
кой промышленности. Слишком много цитат. Приведена оценка Энгель-
сом Вестфальского мира, но не раскрыто реальное его значение для
каждой из стран.
Последние главы (37—41), посвященные скандинавским и славян-
ским странам, а также Венгрии, Румынии и Валахии, читаются с большим
интересом. Оценить их должны специалисты. Отметим лишь некоторые
частности. На стр. 363 сказано, что в Норвегии было широко распростра-
нено «коллективное пользование лесами, пастбищами и рыбными ловлями,
но в силу преобладания хуторов над деревнями почти полностью отсут-
ствовала типичная для большинства европейских стран деревенская
община». Конец фразы противоречит началу, ибо при наличии общинных
угодий нельзя говорить о почти полном отсутствии общины.
Выше уже говорилось, что для Польши объяснение перехода к бар-
щине только ростом городов (стр. 407) недостаточно. Сразу встает вопрос:
почему же в западноевропейских странах рост городов не привел к таким
результатам? Правильно поставлены в главе о Польше вопросы о связи
экспорта польского хлеба с «революцией цен» (стр. 409) и о деградации
крестьянского хозяйства в результате перехода к фольварочно-барщин-
ной системе уже в середине XVI в. (стр. 410).
Спорным является определение Речи Посполитой как многонацио-
нального государства (стр. 420). Отсутствует такой важный признак
многонационального государства как крепкая централизация. Пожалуй,
в Речи Посполитой больше черт сходства с униями скандинавских госу-
дарств, чем с Австро-Венгрией или с Россией.
Очень интересна последняя глава о развитии естествознания. Все
ее положения хорошо обоснованы, материал изложен доступно. Неко-
торым пробелом является недостаточная связь развития естественных
наук с развитием производства. На стр. 468 об этом сказано слишком
кратко. Трудно назвать Турепь западной провинцией Франции (стр. 484),
так как она расположена почти в центре страны.
Язык учебника тщательно отредактирован. Неудачных фраз или
слов почти нет. Стоит, может быть, указать на «филистерство» (стр. 106)
и на «рафинированный» (стр. 212). Но это буквально единичные случаи.
В заключение надо отметить, что рецензируемый том не только безу-
словно лучше первого издания, о чем уже говорилось. Он лучше также
и вышедшего в 1952 г. нового издания первого тома. Его структура строй-
нее, материал распределен пропорциональнее, он лучше отредактирован.
Его появление будет способствовать лучшему усвоению материала. Как
всякий учебник, он является своего рода зеркалом, отражающим общее
состояние данной отрасли советской исторической науки. Глядя в это
зеркало, видишь, сколько еще неразработанных или малоразработанных
вопросов, сколько дискуссионных проблем, сколько спорных, недостаточно
обоснованных положений.
Следовательно, и в этом плане он принесет немалую пользу, стиму-
лируя дальнейшее развитие советской исторической науки.
А. Д. ЛЮБЛИНСКАЯ
АНГЛИЙСКАЯ БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ XVII ВЕКА, Т. I—II.
Изд-во АН СССР, М., 1954 г. 494 + 384 стр.
Большой коллективный труд по истории буржуазной революции
в Англии XVII в., изданный Институтом истории АН СССР, является
подлинным вкладом в советскую историческую науку. Работа эта, прежде
всего, подводит итог тому, что сделано по истории английской револю-
ции советскими историками, и вместе с тем намечает ряд проблем для
дальнейшего исследования ранних буржуазных революций XVII—
XVIII вв. с марксистско-ленинских позиций.
Мы полагаем, что данный труд является необходимым пособием для 4
специалистов, которые будут заниматься историей Англии XVII в. и
английской буржуазной революцией.
Одному из редакторов двухтомника, академику Е. А. Косминскому,
принадлежит очень ценная и важная вводная глава («Английская бур-
жуазная революция XVII в. и ее место во всемирной истории»), где с боль-
шей отчетливостью поставлены все основные задачи данной работы,
к сожалению не всегда разрешенные авторами отдельных глав. Тому же
автору принадлежит и заключительная — 25 глава II тома, в которой
содержится: 1) критический обзор различных течений и направлений
дворянско-буржуазной историографии английской революции на Западе
и 2) анализ взглядов русских революционных демократов на английскую
революцию (для этого раздела использованы материалы из кандидатской
диссертации С. А. Асиновской); 3) рассмотрение трудов классиков мар-
ксизма-ленинизма и их высказываний об английской революции; 4) кри-
тика ревизионистов и современных реакционных англо-американских
историков и, наконец, 5) обзор советской историографии английской
революции и прогрессивной зарубежной историографии.
В двухтомнике имеются главы С. И. Архангельского об экономическом
развитии Англии первой половины XVII в., о внешней политике англий-
ского абсолютйзма при первых Стюартах, а также в период республики
и протектората Кромвеля, глава об аграрном законодательстве англий-
ской революции, о крестьянских движениях революционного периода;
главы В. Ф. Семенова об английском абсолютизме, Долгом парламенте
и начале революции, гражданской войне, реставрации Стюартов и пере-
вороте 1688 г.; главы А. С. Самойло о колониальном вопросе при первых
Стюартах, ирландском землеустройстве, колониальной политике в период
гражданской войны и республики, внутренней и колониальной политике
протектората; главы Г. Р. Левина о политической борьбе в Англии
после первой гражданской войны, второй гражданской войне, процессе
и казни короля; главы Я. А. Левицкого об установлении республики
в Англии, борьбе левеллеров и диггеров за углубление революции, англий-
ской республике в 1649—1652 гг.; глава Б. Ф. Поршнева об английской
362
Критические статьи и рецензии
революции и современной ей Франции; главы И. И. Любименко об Англии
и России в XVII в.: глава Ю. М. Сапрыкина: социально-политические
идеи в Англии в период буржуазной революции.
Таково широкое по хронологическим рамкам (с 80-х годов XVI в.
до 80-х годов XVII в.) содержание двухтомника, написанного коллективом
историков-специалистов по истории Англии, хорошо иллюстрированного
и снабженного подробной библиографией и различными указателями.
Во введении («Английская буржуазная революция XVII в. и ее место
во всемирной истории») академик Е. А. Косминский намечает ряд проблем
марксистско-ленинского исследования первой буржуазной революции
европейского масштаба, положившей конец господству феодального
строя и начало господству капиталистического строя в Англии (т. I,
стр. 7). Ставится, во-первых, одна из основных и наименее изученных
проблем марксистско-ленинского исследования буржуазной революции
в Англии — это вопрос о роли крестьянства и городского плебса, об
использовании их буржуазией в качестве боевой силы буржуазной рево-
люции XVII в. Весьма важен и второй вопрос, поставленный во введении —
о роли буржуазии и нового дворянства в английской революции. Третий
вопрос, который ставит академик Косминский,— это весьма важная
и мало изученная в марксистской историографии проблема английского
пуританизма — религиозной оболочки буржуазной революции XVII в.
и тех идеологических сдвигов, которые произошли в результате буржуаз-
ной революции. Ставится, наконец, вопрос о возникновении английской
буржуазной нации. Е. А. Косминский правильно указывает, что процесс
ликвидации феодализма и развития капитализма был процессом склады-
вания английской нации, а буржуазная революция XVII в. была в этом
отношении решающим моментом.
Характеризуя результаты английской буржуазной революции в эко-
номической области, Е. А. Косминский намечает рйд важных, вытекаю-
щих отсюда вопросов марксистско-ленинского исследования. Это, во-пер-
вых, вопрос об аграрном законодательстве английской революции с харак-
терной для нее односторонней отменой феодальных повинностей —
в интересах лишь крупных земельных собственников. Такая односторон-
няя их отмена, как известно, способствовала не только росту буржуазно-
дворянского землевладения, но и обезземелению, экспроприации англий-
ского крестьянства.
Это, во-вторых, вопрос о кромвелевском «землеустройстве» в Ирлан-
дии, о его ближайших, непосредственных результатах и о более отдален-
ных последствиях. Подавление национально-освободительного движения
в Ирландии и проведенное там «землеустройство», усилившее крупных
землевладельцев в Англии, способствовали крушению республики
(Commonwealth) 1649 г. в самой Англии, возникновению политической
формы протектората Кромвеля и «рождению» Британской империи.
Кромвелевское «землеустройство» еще туже затянуло узел англо-ирланд-
ских противоречий, не распутанный и доселе.
Наконец, Е. А. Косминский ставит важную проблему английского
«Просвещения» и развития научного мировоззрения в Англии, как одного
из итогов идеологической борьбы революционного периода. Француз-
ское просвещение XVIII в. было дальнейшим развитием английских
просветительных, научных и философских идей на почве Франции,
в условиях подготовлявшейся буржуазной революции XVIII в. — вто-
рой буржуазной революции «европейского масштаба».
Мы видим, как широк круг намеченных во введении проблем и вопро-
сов, разрешению которых должны способствовать последующие главы
Критические статьи и рецензии
363
данного труда. Прежде чем перейти к решению вопроса, в какой мере
авторы отдельных глав и разделов способствовали разрешению проблем,
поставленных во введении, отметим те формулировки введения, с кото-
рыми мы не можем полностью согласиться.
На стр. 8 введения отмечается, что английская революция была третьей
по времени буржуазной революцией в Европе и второй «победоносной»
революцией. Не следовало ли бы, однако, прежде всего подчеркнуть
не «победоносный», а ограниченный характер английской революции
40-х годов XVII в., которая была первой буржуазной революцией евро-
пейского масштабах. Нидерландская революция была лишь отдаленным
прообразом английской буржуазной революции XVII в., а реформация
и крестьянская война 1525 г. в Германии была одним из последних кре-
стьянских восстаний средневековья и «первым крупным восстанием бур-
жуазии» против феодализма. В результате разгрома крестьян наступает
полоса феодальной реакции, но не то быстрое развитие капитализма,
которое является одним из важнейших последствий буржуазной револю-
ции в Англии XVII в.
В отличие от Франции XVIII в. и от Англии XVII в., в Германии
XVI в. буржуазия была недостаточно революционна, чтобы повести
народные массы на решительную борьбу с феодализмом. Английской
революционной буржуазии 40-х годов XVII в. частично удалось это сде-
лать. Необходимо подчеркнуть ограниченный характер английской
буржуазной революции и одностороннюю отмену феодальных повинностей
в 40—50-х годах XVII в. В этом состоит основное отличие английской
революции от буржуазной революции во Франции XVIII в., отсюда —
реставрация Стюартов и жалкий, компромиссный характер переворота
1688—1689 гг. Буржуазная революция во Франции XVIII в. привела
к радикальной отмене сеньериальных повинностей, к превращению цен-
зивы в буржуазную собственность и способствовала росту крестьян-
ского землевладения. В Англии XVII в. крестьяне в массе своей остались
на положении копигольдеров, а в XVIII в. крестьянство вообще исчезает
как класс.
Далее, во введении (стр. 8) говорится о буржуазном «перерождении»
части дворянства в Англии XVII в. Нам этот термин в применении
к новому дворянству представляется недостаточно убедительным. Не
лучше ли говорить о буржуазном развитии этого класса, о переходе части
дворянства на рельсы капиталистического развития — в связи с ростом
капиталистических отношений в Англии XVII в.? Речь идет об образова-
нии в классе — ранее феодальном — новых, капиталистических, «обур-
жуазившихся» элементов. Термин «обуржуазившихся» также плохо
звучит, но является более убедительным. Появление новых, буржуазных
элементов в классе, ранее феодальном делало возможным тот союз
между буржуазией и новым дворянством, который был направлен в пер-
вую очередь против феодализма и абсолютизма, а в ходе буржуазной
революции обратился своим острием против народных масс.
И отсюда — поворот вспять и блок «классов союзников» — с разби-
тыми, но не добитыми феодальными классами — на последнем этапе
революции.
Проблема отхода английской буржуазии от революции совсем не поста-
влена по введении. Лишь в главе, посвященной историографии англий-
ской революции (т. II, стр. 231), в связи с анализом взглядов В. И. Ленина
и И. В. Сталина па английскую революцию, подчеркивается, что бур-
1 См. К. Марке и Ф. Энгель с. Соч., т. VII, стр. 54.
364
Критические статьи и рецензии
жуазия перестает быть революционным классом, как только революцион-
ная инициатива переходит к «низам»—к плебейству XVII в.
Происходит это на буржуазно-демократическом этапе английской
революции XVII в. (1647—1649 гг.), когда гегемония на короткий период
переходит от буржуазии к «низам», которые становятся центром притя-
жения для демократического крестьянства. Но не следовало ли эту важную
проблему, которой такое внимание уделяли Ленин и Сталин, поставить
во введении к двухтомнику?
Ведь именно самостоятельное выступление народных масс в ходе
революции и приводит к тому, что сперва пресвитерианская буржуазия,
а затем и более решительное и революционное джентри начинают «пя-
титься назад» в страхе пред углубляющейся революцией. Именно стрем-
лением. «низов» вырвать гегемонию из рук буржуазии и дворянства
и тем, в какой мере это удается им сделать в решающий момент револю-
ционной борьбы, определяется степень или минимум демократизма, до-
стигнутые той или другой буржуазной революцией.
Пред нами одна из важнейших проблем и важнейших закономер-
ностей буржуазных и буржуазно-демократических революций, форму-
лированная В. И. Лениным в его знаменитой статье «О старых, но вечно
новых истинах»1. — Минимум демократизма определяется, как говорит
Ленин, тем, в какой мере и насколько «гегемония переходит в решающие
моменты национальной истории не к буржуазии, а к «низам», к «плебей-
ству» XVIII века, к пролетариату XIX и XX веков»1 2. Это важнейшее
положение Ленина, подтверждаемое опытом всех европейских стран,
в том числе, несомненно, и Англии 40-х годов XVII в., казалось бы тре-
бовало тщательного анализа в методологическом введении, определяю-
щем проблематику и принципы построения двухтомника, а не упоминания
о нем в последней главе, посвященной обзору различных направлений
в историографии английской буржуазной революции.
Далее, в очень важном разделе введения — «Слабость демократиче-
ских элементов в революции» (т. I, стр. 10) мы читаем: «С гражданской
войны 1642—1646 гг. буржуазия и ее союзник — новое дворянство
крепко держали власть в своих руках». Вряд ли можно согласиться
с тем, что с начала гражданской войны, а тем более, на буржуазно-демо-
кратическом этапе революции классы-союзники особенно прочно,
надежно и «крепко» держали власть в своих руках. Ведь именно само-
стоятельным выступлением «низов» в 1647 г. и их настойчивым стремле-
нием вырвать гегемонию из рук буржуазии определяется не только
минимум демократизма, но и падение революционности самих классов
союзников. Именно это наблюдалось в Англии в 1647—1649 гг. на бур-
жуазно-демократическом этапе английской революции.
В рамках рецензии можно дать лишь весьма неполный и предвари-
тельный! ответ иа ряд вопросов, возникающих при изучении всех
25 глав двухтомника, посвященного «Английской буржуазной революции
XVII века». Остановимся лишь на некоторых вопросах, представляю-
щихся нам наиболее существенными. Уже самая постановка этих вопро-
сов во введении и попытки их марксистского разрешения в различных
главах являются большой научной заслугой редакции и авторов ре-
цензируемого труда, ("подует, однако, признать, что различные главы
отнюдь не являются однородными по стилю и характеру изложения.
Одни носят сугубо конкретный характер (например, главы.
1 См. В. II. Лепин. Соч.. т. 17. стр. 181 185.
2 Там же, <-тр. 181—185.
Критические статьи и рецензии
365
посвященные внешней политике Англии при первых Стюартах, в период
гражданской войны, республики и протектората; главы о Долгом
парламенте,- гражданской войне, реставрации Стюартов и перевороте
1688 г., главы о политической борьбе в Англии после первой граждан-
ской войны и о второй гражданской войне и ее результатах). Другие
главы носят проблемный характер, например, главы, посвященные
вопросам колониальной политики и результатам Ямайской экспедиции
Кромвеля; главы об английской республике 1649—1652 гг. и о борьбе
левеллеров и диггеров за углубление революции; то же следует
сказать о главе С. И. Архангельского, посвященной аграрному законо-
дательству английской революции, особенно о разделе, написанном
М. А. Баргом, касающемся отмены рыцарского держания, и о главе
Ю. М. Сапрыкина о социально-политических идеях в Англии в период
буржуазной революции, написанной при участии Е. Л. Рабкина
(раздел о Мильтоне).
В какой мере разрешены в соответствующих главах поставленные
во введении вопросы о дифференциации английского крестьянства,
о роли крестьянства и плебейских элементов города, оказавших решающее
влияние на весь ход революции 40-х годов XVII в., и о причинах сла-
бости демократических элементов в английской буржуазной революции
XVII в.?
В главе С. И. Архангельского об экономическом развитии Англии
в первой половине XVII в. вопрос о дифференциации крестьянства,
весьма сильной к 40-м годам XVII в., почти не находит своего отражения
и тем более анализа (см. т. I, стр. 24, 34, 40). Обычная рента копиголь-
деров названа почему-то «арендной платой», как будто копигольдеры
не были основной массой английского крестьянства — английского
yeomanry XVII в. в широком смысле этого термина, включающего как
держателей по копии, уплачивающих обычную ренту, так и мелких
фригольдеров крестьянского типа. Их земельные держания отнюдь не
были арендой, и уплачивали они феодальную ренту обычно в денежной
форме, но отнюдь не «арендную плату», как пишет С. И. Архангельский,
который склонен преувеличивать обезземеление «старинного крестьян-
ства» в 40-х годах XVII в., ссылаясь при этом на данные одного лишь
манора Горней (т. I, стр. 36). Существа же «раскрестьянивания» англий-
ской деревни к 40-м годам XVII в. этот автор не показывает. Не раскры-
вает он и значения «улучшенной ренты» как переходной формы от фео-
дальной денежной ренты к ренте капиталистической (т. I, стр. 40—41).
Более отчетливую постановку вопроса о дифференциации англий-
ского крестьянства накануне буржуазной революции 40-х годов XVII в.,
мы находим в главе В. Ф. Семенова об английском абсолютизме (пред-
посылки буржуазной революции в Англии) (т. I, стр. 69, 71—73). Однако
и В. Ф. Семенов лишь констатирует несомненный факт расслоения деревни
на богатеев кулацко-капиталистического типа и крестьянскую бедноту,
не показывая размеров и не приводя каких-либо количественных показа-
телей этого процесса.
Странным образом и в специальной главе, посвященной крестьянским
движениям в Англии в период революции (автор С. И. Архангельский),
вопрос о дифференциации крестьянства также поставлен в самой общей
форме, без всяких попыток количественного анализа этого важнейшего
факта.
Ничего нового по сравнению с тем, что сказано о дифференциации
английского крестьянства на стр. 10 введения, по существу не прибавляет
глава, специально посвященная крестьянским движениям(т. I, стр.420,425).
366
Критические статьи и рецензии
Однако без тщательного анализа этого вопроса нельзя решить
поставленного классиками марксизма вопроса о роли крестьянства
в буржуазной революции 40-х годов XVII в. и о различных местных
вариантах крестьянских движений революционного периода, о движении
клобменов и о выступлениях деревенской бедноты.
Для понимания движения клобменов — этой своеобразной англий-
ской «Вандеи» — весьма важно привлечение манориальных описей 30-х го-
дов XVII в., недавно изданных Уилтширским археологическим обще-
ством х. Так как Уилтшир был одним из центров клобменского движения, то
привлечение этого источника представляется нам весьма важным для пони-
мания клобменского движения и выяснения характера и степени имуще-
ственного расслоения крестьянства в этом графстве.
Остановимся на главах, посвященных политической борьбе в Англии
в 1647—1649 гг. и истории английской республики 1649—1652 гг. Они
богаты конкретным содержанием, но изложение носит преимущественно
описательный характер — даже в изображении столь важного момента,
как события 1647 г. — деятельность Совета армии, прения в Патни,
выступления «низов» — ив выяснении той роли, которую играла партия
левеллеров в начале буржуазно-демократического этапа английской
буржуазной революции XVII в.
В главах «Установление республики в Англии», «Борьба левеллеров
и диггеров за углубление революции» и «Английская республика в 1649—
1652 гг.» автору удалось сочетать насыщенность конкретно-историческим
содержанием с весьма отчетливой постановкой ряда важных проблем.
Здесь привлечен большой материал, характеризующий роль народных
масс в установлении республики, положение народных масс в период
республики и их отношение к буржуазной республике: автор анализи-
рует важнейшие памфлеты левеллеров, разоблачавшие «новые цепи»
Англии, и мероприятия индепендентов, направленные к подавлению рево-
люционных масс и, в частности, движения диггеров.
Очень важен раздел, посвященный майскому восстанию левеллеров
в армии. Здесь хорошо показана связь солдатских восстаний с деятель-
ностью и агитацией левеллеров (т. I, стр. 307—317). Интересна и глава,
где речь идет об обострении внутренних противоречий в республике и
новых выступлениях левеллеров и диггеров в 1649—1652 гг. Вообще,
вопрос о роли народных масс, городских «низов» здесь лучше освещен,
чем роль крестьянства в революции в ряде других глав, касающихся
этого вопроса. Свежо и ярко, на основе нового материала, написаны и раз-
делы, посвященные подавлению ирландского и шотландского восстаний,
земельным конфискациям в Ирландии и Шотландии, подготовившим
крушение республики 1649 г., а затем и реставрацию Стюартов.
Глава «Аграрная политика и аграрное законодательство англий-
ской революции» — одна из лучших глав, написанных С. И. Архангель-
ским для двухтомника. В ней в сжатой форме подводятся итоги большого
специального исследования по данному вопросу. Но если вопрос об
отмене рыцарского держания был «оставлен открытым» автором1 2, то
тем более ценным является то. что эта глава дополнена важным разде-
лом — «Односторонняя отмена феодальной формы землевладения и ее
значение для судеб английского крестьянства», написанным заново на
1 Wiltshire archeological and natural history society. Record Branch Surveys of
the manors of Philip first earl of Pembroke and Montgomery, 1631 —1632, ed. by E. Ker-
ridge. Town bridge, Wiltshire, 1953.
2 С. И. px ангельский. Аграрное законодательство великой английской
революции 1643—1648 гг., т. I, 19.35, стр. 276.
Критические статьи и рецензии
367
большом материале М. А. Баргом, осветившим этот вопрос — важный
для понимания своеобразия буржуазной революции в Англии XVII в.
с ее односторонней отменой феодальных повинностей в интересах лишь
крупных землевладельцев. Последним была в значительной мере пред-
определена дальнейшая судьба крестьянского землевладения в Англии:
ордонанс Кромвеля 1656 г. был одним из наиболее вопиющих актов клас-
сового насилия, когда-либо совершенного над крестьянством этой страны.
Однако гибель английского крестьянства не была непосредственным
результатом буржуазной революции 40-х годов XVII в., а ее отдаленным
последствием, связанным с аграрной и промышленной революцией
XVIII в.1
В главах II тома, посвященных внутренней и колониальной политике
протектората, весьма интересен раздел о Вест-Индской экспедиции Кром-
веля и колонизации Ямайки.
Остановимся на главе — «Английская революция и современная
ей Франция» (Б. Ф. Поршнев) и — «Англия и Россия в XVII в.» (И. И. Лю-
бименко). Б. Ф. Поршнев ставит важную проблему влияния английской
революции на Францию и намечает задачи изучения этого влияния. Для
выяснения влияния английской буржуазной революции XVII в. на
современную ей Европу существенное значение, несомненно, имеет изу-
чение откликов на английскую революцию во Франции, — в первую
очередь — именно во Франции, где в 1789 г. произошла вторая буржуазная
революция европейского масштаба. Но не следует забывать и о другом
важном факте, отмечаемом Марксом, о котором «совершенно не упоми-
нает Гизо»; одновременно с английскими событиями 1649 г. «... в Лис-
сабоне, Неаполе и Мессине тоже предпринимались попытки ввести
республику и притом, как и в Англии, тоже из подражания примеру
Голландии»2. Б. Ф. Поршнев и поставил задачей своей главы — анализ
воздействия английской буржуазной революции на французское обще-
ственное мнение и на политику французского правительства. Отмечая
большой интерес во Франции к английским событиям, автор анализирует
памфлетную литературу периода Фронды об английской революции,
изучает прессу Фронды и многочисленные высказывания об идеях англий-
ской революции. Эта попытка дать английскую революцию в ее между-
народном, или хотя бы французском, аспекте и преломлении представляет
большой интерес и заслуживает всяческого внимания. Исходным моментом
и теоретическими предпосылками такого анализа должны, как нам ка-
жется, служить: 1) положение Маркса, что революции 1648 и 1789 гг.
«выражали еще больше потребности тогдашнего мира, чем потребности
тех частей мира, где они происходили, т. е. Англии и Франции» 3 и 2) ряд
весьма важных мыслей, развитых В. И. Лениным в его работах.
Нам представляется несомненным, что эти мысли В. И. Ленина могут
и должны быть положены в основу анализа вопроса о международном
значении буржуазной английской революции XVII в. В. И. Ленин раз-
бирает этот вопрос не в широком, а в самом узком смысле слова, понимая
под международным значением — «международную значимость или исто-
рическую неизбежность повторения в международном масштабе. . .»* *
1 «Английская буржуазная революция XVII в.», т. I, стр. 14 (Введение), стр. 398.
Ср. К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 752, прим. 235. Маркс подчеркивает, что в пе-
риод республики положение народной массы, т. е. в первую очередь английского
крестьянства, улучшилось.
а К. МарксиФ. Энгельс. Соч., т. VIII, стр. 278.
8 К. Маркс нФ. Энгельс. Соч., т. VII, стр. 55.
* В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 5.
368
Критические статьи и рецензии
того, что является основными чертами этих революций, если говорить
«о каждом национальном виде одного общего типа» х. Говоря о междуна-
родном значении той или другой революции, классики марксизма-лени-
низма в,первую очередь имели в виду не международные связи и отноше-
ния, не «отклики» на ту или иную революцию в других странах (между-
народное значение «в широком смысле слова»), «но международную
значимость», закономерности развития революционных событий в той
или другой стране. Если мы правы в истолковании приведенных
выше положений Маркса и Ленина, то они должны были быть положены
в основу не только главы Б. Ф. Поршнева, где весьма отчетливо ставится
проблема влияния английской революции на Европу (в «широком смысле
слова»), но и ряде сугубо конкретных глав С. И. Архангельского, посвя-
щенных внешней политике и международным отношениям при первых
Стюартах, в период гражданской войны, республики и протектората
Кромвеля.
В главе «Англия и Россия в XVII в.» (И. И. Любименко) буржуазная
революция XVII в. дана в аспекте англо-русских отношений первой
половины XVII в. и откликов в России на английские события. Очень
интересен данный в этой главе анализ посольства Герасима Дохтурова
и его донесения русскому правительству об английских делах. Зна-
комство с этим источником убеждает нас в том, что в нем содержатся
данные, достаточные для того, чтобы выяснить, как понимал русский
наблюдатель-современник причины и характер революционной борьбы
40-х годов XVII в. Это представляет особый интерес. В разделе же
И. И. Любименко дана преимущественно внешняя история посольства
Герасима Дохтурова и его приема в палате лордов и палате общин.
Главы, посвященные реставрации и перевороту 1688—1689 гг., носят
в большей мере нарративный, чем проблемный характер. Между тем
подобно вопросу о причинах падения республики 1649 г., эфемерности
и непрочности Commonwealth 1649 г., двухкратная реставрация монархии
в Англии в 1660 г. и в 1689 г.—это одна из весьма важных проблем
социально-экономического и политического развития Англии в XVII в.
Марксом была поставлена и другая проблема земельных и идеологических
сдвигов, которые были связаны со «славной» революцией и ее «буржуаз-
ным героем» Вильгельмом III Оранским. Она также остается неизучен-
ной в советской историографии.
Вопрос о земельных сдвигах, происшедших в результате расхищения
государственных имуществ при Вильгельме Оранском, рост «княжеских
владений» английской олигархии и вытекавшее отсюда обезземеление
крестьянства в десятилетия, следовавшие за переворотом 1688—1689 гг.,
настоятельно требуют изучения. Отсутствие специальных работ на эту
тему отразилось и на характере и содержании глав, посвященных реста-
врации Стюартов и перевороту 1688—1689 гг. Полагаем, что автор этих
глав — В. Ф. Семенов мог все же уделить большое внимание проблема-
тике марксистско-ленинского исследования реставрации и «славной»
революции — хотя бы в форме постановки ряда вопросов с указанием
на их неизученность в исторической литературе, не ограничиваясь добро-
совестным и детальным изложением фактов, приближающим эти главы
по стилю к расширенному учебному руководству.
Вопросу об идеологических сдвигах 40—80-х годов XVII в. посвящена
глава «Социально-политические идеи в Англии в период буржуазной
революции».
1 В. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 31.
Критические статьи и рецензии
369
Следует, однако, отметить, что эта глава, весьма богатая по фактиче-
скому содержанию, не является сколь-либо исчерпывающим ответом на
те вопросы, которые поставлены во введении. Напомним, что Е. А. Кос-
минский во введении ставит очень важную проблему английского пури-
танизма, как религиозной оболочки буржуазной революции XVII в.,
проблему развития английского свободомыслия и просвещения XVIII в.,
развития новой науки — математического естествознания в Англии
в результате буржуазной революции XVII в. Между тем глава 24 посвя-
щена только социально-политическим идеям в Англии в период буржуаз-
ной революции, — и отсюда — неизбежный разрыв между проблемати-
кой введения в отношении идеологических сдвигов 40—80-х годов XVII в.
и содержанием данной главы. Странным образом в двухтомнике отсут-
ствует глава, специально посвященная английскому пуританизму.
Каким образом оказалось возможным, что пуританизм, т. е. кальви-
низм на английской почве, давший английской буржуазии «боевую тео-
рию», явившийся знаменем, под которым буржуазия и новое дворянство
одержали победу в гражданской войне над королем и силами феодально-
абсолютистской монархии, мог выродиться впоследствии в руках англий-
ских купцов и фабрикантов в орудие угнетения и подавления трудящихся
масс? Эта важная проблема, привлекавшая такое внимание классиков
марксизма-ленинизма, нуждается в конкретно-историческом разреше-
нии. Глава, посвященная развитию социально-политических идей в Анг-
лии в период буржуазной революции, дает лишь один из аспектов этой
проблемы, правда, очень важной, — лишь намечает пути к ее разреше-
нию.
Основным стержнем главы об идеологических сдвигах является вопрос
о земельной собственности в английской политической литературе начала
50-х годов XVII в. ио двух путях (буржуазно-дворянском и крестьян-
ском) развития земледелия.
От анализа идей диггеров и Джерарда Уинстенли, отражавших инте-
ресы пролетаризирующейся бедноты в ее борьбе за землю в годы буржуаз-
ной революции 40-х годов XVII в., и «Океании» Гаррингтона, защищав-
шего интересы нового дворянства и буржуазии не только от притязаний
короны и привилегий феодальной аристократии, но и от угрозы крестьян-
ско-плебейской революции, Ю. М. Сапрыкин проводит линию развития,
ведущую к Локку — «сыну классового компромисса 1688 г.», к его уче-
нию о частной собственности и политической теории Локка, к анализу
его трактатов о правительстве.
Важным дополнением является анализ политических памфлетов Миль-
тона — особенно его «Защиты английского народа». Эволюция взглядов
Мильтона, одного из крупнейших идеологов буржуазии и нового дво-
рянства, рассматривается в тесной связи с основными этапами буржуаз-
ной революции XVII в. Анализ взглядов Гоббса на общество и государство
позволяет понять, почему буржуазно-дворянский лагерь революции
не мог полностью принять политическую теорию Гоббса — одного из
крупнейших английских философов-материалистов XVII в. Данная глава
отличается богатством содержания и оригинальностью ряда положений.
Но она отнюдь не раскрывает полностью проблематику, поставленную
пред ее авторами во введении. Где эволюция английского пуританизма?
Где развитие английского «свободомыслия» и «Просвещения»? Где рост
точных наук — математического естествознания? Где тот огромный тол-
чок, который был дан развитию научной мысли английской буржуазной
революцией? Где Ньютон и характеристика его научной деятельности,
его отношение к реставрации и видным деятелям переворота 1689 г.?
24 Средние века. вып. 7
870 Критические статьи и рецензии
На стр. 213 II тома помещен лишь прекрасный портрет Ньютона, на
стр. 245 — в заключении упомянуто, что «Ньютон является непосред-
ственным сыном английской революции, Дарвин ее прямым потомком».
Но проблемы истории английской науки — не только не поставлены
в двухтомнике, но но существу и не затронуты. Это большой пробел, тре-
бующий восполнения.
Остановимся в заключение на 25-й главе, которая содержит обзор основ-
ных направлений в историографии английской буржуазной революции.
Глава эта представляет большой интерес, в частности, в связи с вопро-
сом о предмете и методе историографии, относящемся к числу не до конца
разрешенных и спорных вопросов советской исторической науки.
Глава эта построена следующим образом:
Сначала дается обзор буржуазно-дворянской историографии XVII—
XX вв. — вплоть до ученика и продолжателя Гардинера — Ч. Ферса
(1857—1936) и Д. М. Тревельяна — главы современной «либеральной»
школы английских историков революции XVII в., который продолжает
рассматривать буржуазную революцию 40-х годов XVII в. как «великий
мятеж» и восхваляет переворот 1688 г. как «настоящую», «славную»
революцию.
Затем дается раздел, посвященный взглядам русских революционных
демократов на английскую революцию (Радищев, Герцен, Белинский,
Чернышевский) и трудам представителей русской буржуазной дореволю-
ционной историографии по английской революции XVII в. (Ковалевский,
Савин).
Лишь после этого следует характеристика трудов Маркса—Энгельса—
Ленина—Сталина и «коренного переворота во взглядах на английскую
революцию».
Такая последовательность разделов 25-й главы, посвященной историо-
графии английской революции, не представляется достаточно обоснованной
ни в методологическом, ни в хронологическом отношении. Нам казалось
бы более правильным дать анализ взглядов классиков марксизма-лени-
низма на английскую революцию, формулированных ими закономер-
ностей буржуазной революции XVII в. и проблематики марксистско-
ленинского ее исследования — в теоретическом введении к большому
коллективному труду советских историков, посвяще&ому «Английской
буржуазной революции XVII в.», а не в последней, историографической
главе. Ведь раздел, посвященный изучению взглядов Маркса и Энгельса
на английскую буржуазную революцию и их дальнейшему развитию
Лениным и Сталиным, должен содержать основные методологические
предпосылки. Правда, автор введения поясняет, что «марксистско-ленин-
ская концепция английской революции» изложена в «основных чертах»
во введении к коллективному труду. В историографической же главе
эта «концепция» дана «в самых общих чертах». Не получается ли в таком
случае необоснованное повторение?
Смущает нас также хронологическая непоследовательность, которая
проистекает из того, что взгляды основоположников научного социализме!
даются в историографической главе лишь после того, как дан обзор бур-
жуазно-дворянской историографии XVII—XIX вв., а фактически и пер-
вой половины XX в. — до Тревельяна включительно. Вследствие этого
менее выпукло, с нашей точки зрения, выявляется значение того полного
переворота в понимании исторического процесса в целом и истории англий-
ской революции в частности, который был связан с открытием в 40-х
годах XIX в. Марксом и Энгельсом подлинно научного метода исследо-
вания истории — метода исторического материализма. Понимание анг-
Критические статьи и рецензии
371
лийской буржуазной революции XVII в. основоположниками марксизма
было затем углублено Лениным и Сталиным на основе нового историче-
ского революционного опыта — русской революции 1905 г. и, особенно,
Великой Октябрьской социалистической революции.
Полагая, что основная задача историографического исследования
заключается в том, чтобы показать закономерность в смене различных
течений и направлений в историографии — в данном случае — англий-
ской революции, мы не можем согласиться с некоторыми выводами
Е. А. Косминского.
Так, Е. А. Косминский полагает, что тон дальнейшей историографии
английской революции был задан роялистом Кларендоном — автором
«Истории великого мятежа». «Концепцию» Кларендона воспроизводит
сперва Локк, затем Юм и другие буржуазные историки как консервативно-
торийского, так и либерально-вигского лагеря — вплоть до «кларендо-
новцев» наших дней в мантиях Оксфордского университета (Дэвис, Кларк)
и до главы современной «либеральной» школы английских историков
Джорджа Маколея Тревельяна включительно.
Мы не считаем возможным согласиться и с мнением Е. А. Космин-
ского, что Юм в своей «Истории Англии», вышедшей в 70-х годах XVIII в.,
в первые десятилетия промышленной революции лишь повторяет торий-
скую концепцию «великого мятежа», что за сто лет эта точка зрения не про-
двинулась вперед по сравнению с воззрениями Кларендона. Напротив, мы
находим у Юма синтез торийской и вигской концепций «великого мятежа»
и «славной» революции. Современник промышленной революции Юм —
в отличие от идеолога класса феодалов Кларендона — понял значение
революции 40-х годов XVII в. для ликвидации феодализма. Юм уже
осознал некоторые закономерности наступления нового общественного
порядка, и сам он в своих экономических, философских и исторических
воззрениях отражает определенный закономерный этап в эволюции соци-
ально-экономического мировоззрения английской буржуазии XVIII в.1
Нельзя согласиться и с тем, что Гардинер развивает ряд мыслей Кар-
лейля, который (как сказано об этом на стр. 223) путем художественной
литературной фальсификации сделал английскую революцию и ее глав-
ного деятеля приемлемыми для английского буржуа. Представитель «исто-
рического объективизма» на английской почве — Гардинер гораздо
ближе по своим методологическим установкам к Ранке, чем к Карлейлю.
Кстати, Ранке, как историк английской революции, почему-то вообще
отсутствует в историографической главе. Очень скупо дан Фере (т. II,
стр. 224). Между тем работы этого ученика и продолжателя Гардинера
представляют большой интерес, в частности в том отношении, что, раз-
вивая тематику Гардинера, Фере в своей статье источниковедческого
и историографического характера «Развитие исторических знаний
о XVII веке» приходит к весьма неожиданному выводу. Подводя итоги
1 См. Ф. Энгельс. Введение к английскому изданию брошюры «Развитие
социализма от утопии к науке». Победив под знаменем кальвинизма — боевой теории
революционной английской буржуазии 40-х годов XVII в. короля и лордов, англий-
ская буржуазия открывает в кальвинизме также средство обработки своих «естествен-
ных подданных», которые должны быть послушны приказам хозяев, поставленных
над ними неисповедимым промыслом божиим. См. К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. XVI, ч. II, стр. 297—299. Юм в своих исторических и экономических работах
отражает именно этот момент в эволюции социально-экономического и политического
мировоззрения английской буржуазии 50—70-х годов XVIII в., когда эта последняя
не только становится скромной, но признанной частью господствующих классов
Англии, но и заинтересованной в подчинении рождавшегося промышленного про-
летариата. Юм и видит в религии одно из средств обеспечить покорность огромной
производящей народной массы новым промышленным магнатам.
24*
872
Критические статьи и рецензии
тому, что было сделано в буржуазной историографии, начиная с первых
попыток связного исторического изложения событий «великого мятежа»
40-х годов XVII в. его современниками — вплоть до изображения «пури-
танской революции» в трудах Гардинера и его учеников, Фере заявляет,
что успехи источниковедения данного периода имели не только положи-
тельные, но п отрицательные (!) последствия. «Непрерывное накопление
новых и новых материалов» приводит, по Ферсу, к крушению ряда
построений историков, на которые было затрачено немало труда. Исклю-
чение Фере делает лишь для Гардинера, сумевшего со свойственной ему
«объективностью сочетать обе концепции революции XVII в. — консер-
вативно-торийскую и либерально-вигскую».
Не пытаясь поставить глубже вопрос о причинах кризиса «двухпар-
тийной» историографии буржуазной революции XVII в., Фере лишь
ограничивается констатированием факта крушения построений ряда
либеральных и консервативных историков, над которым «не* мешало бы
призадуматься» этим историкам 1.
Таким образом, Фере усматривает одну из причин кризиса буржуаз-
ной историографии. . . в накоплении чрезмерно большого материала
источников, который не укладывается в привычные схемы двух-
партийной историографии. Между тем как раз наоборот: необходимо
привлечение новых источников, источников иных типов — для того,
чтобы поставить и разрешить ряд проблем марксистско-ленинского иссле-
дования буржуазной революции 40-х годов XVII в. Об этом также сле-
довало бы упомянуть в историографической главе советского исследова-
ния, посвященного английской буржуазной революции XVII в.
Не совсем понятно, — как хронологически, так и по существу его
«либеральных» воззрений и исторических взглядов, почему в этой главе
Джордж Маколей Тревельян попал в раздел «Дворянско-буржуазная
историография XVII—XIX вв.»?
Подводя краткий итог всему вышесказанному, мы должны отметить,
что задача нашего критического обзора заключается не только в том,
чтобы сказать, чего нет в двухтомнике, посвященном английской буржуаз-
ной революции XVII в., и что должно стать предметом дальнейшего иссле-
дования. Еще важнее обратить внимание на то весьма важное и новое,
что содержит эта работа. В нашей рецензии мы не смогли исчерпать всего
ценного, что имеется в большом коллективном труде советских историков,
где дана постановка и намечено конкретно-историческое разрешение
ряда важнейших проблем марксистско-ленинского исследования бур-
жуазной революции XVII в., и поставлена на очередь разработка других
проблем и вопросов, оставшихся недостаточно изученными.
Можно быть уверенным в том, что выдающийся труд советских истори-
ков по истории буржуазной революции XVII в., рассматриваемой в ка-
честве революции «европейского масштаба», труд, основанный на твор-
ческом применении марксистско-ленинского метода, найдет, и уже нашел,
не только заслуженное признание советских историков и читателей, но
и весьма положительное отношение и внимание со стороны английских
историков-марксистов, историков стран народной демокпатии и про-
грессивных представителей буржуазной историографии. Этот труд будет
служить целям научной пропаганды марксистско-ленинского метода
разрешения важных проблем английской буржуазной революции XVII в.
В. М. ЛАВРОВСКИЙ
1 С. Н. Firth. The development of the study of seventeenth century history.
«Transactions of the Royal Historical Society», vol. 7, 1913, 3-rd ser., p. 25—48.
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ ВО ФРАНЦИИ
В ЭПОХУ ФЕОДАЛИЗМА В КНИГЕ ЖАНА БРЮА
«ИСТОРИЯ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ ВО ФРАНЦИИ»
Издательство иностранной литературы. М., 1953, т. I, 280 стр.
Книга Жана Брюа, прогрессивного журналиста, историка-марксиста,
изданная по решению ВКТ 1 с предисловием секретаря ВКТ Гастона
Монмуссо, представляет собой первый том задуманного автором большого
труда.
Как пишет в введении сам автор, данный труд задуман в четырех то-
мах: I том — от зарождения классового общества до 1834 г., II том —
с 1834 по 1871 г., III том — с 1871 по 1917 г. и IV том — с 1917 г. до
настоящего времени. Вышедший из печати в переводе на русский язык
I том представляет значительный интерес.
Большое место в книге занимает первая глава, в которой автор кратко
излагает историю классовой борьбы в древнем мире и более подробно —
в средние века.
В последующих главах Ж. Брюа рассказывает о классовой борьбе
и народных движениях, начиная с кануна французской буржуазной
революции XVIII в. и до середины XIX в.
Такое широкое хронологическое полотно позволяет автору создать
стройную и последовательную картину классовой борьбы эксплуатируе-
мых против эксплуататоров на протяжении всей истории Франции. Даже
при самом кратком изложении событий автор добивается своей цели —
перед читателем проходит история народных масс в их борьбе против
угнетателей.
Всю книгу пронизывает основная мысль автора о том. что прогрес-
сивные реформы и изменения осуществлялись не потому, что на них
добровольно соглашались правящие классы, а что все они были добыты
в результате борьбы народных масс против эксплуататоров.
Рецензируемая книга написана для широких кругов читателей, ио
она представляет значительный интерес и для специалистов-историков.
Несмотря на то, что не все главы содержат исследовательский материал,
так как автор в значительной мере обобщает имеющиеся уже исследова-
ния, в данном труде содержится много свежего иллюстративного мате-
риала, много неизвестных фактов и характеристик.
Отличительной чертой работы Ж. Брюа является то, что автор не
только излагает прошлое, но и вселяет в сознание читателя глубокую
уверенность в конечной победе рабочего класса.
Как отмечает в своем предисловии старейший вождь французского
1 Всеобщая конфедерация труда — Общенациональное профсоюзное объединение
во Франции, существует с 1895 г.
374
Критические статьи и рецензии
профдвижения Гастон Монмуссо, книга приводит читателя к выводу,
что «нет таких сил, которые могли бы остановить ход истории».
Среди исследований по истории французского рабочего движения,
вышедших за последние годы за рубежом1, труд Брюа занимает исключи-
тельное место. Это единственная за последние годы работа французского
историка, освещающая историю французского рабочего движения на
широком фоне гражданской истории. Стиль автора живой и красочный,
что в значительной степени сохранилось и в русском переводе. Книга
читается легко и увлекает читателя.
Сразу же по выходе из печати I том вызвал ряд отзывов и рецензий 1 2.
Вековая борьба французского народа против захватчиков и эксплуа-
таторов представляет огромный интерес для всего прогрессивного чело-
вечества. «Франция, — писал Ф. Энгельс, — это страна, в которой исто-
рическая борьба классов больше, чем в других странах, доходила каждый
раз до решительного конца. . . средоточие феодализма в средние века,
образцовая страна единообразной сословной монархии со времени Ренес-
санса, Франция разгромила во время Великой революции феодализм
и основала чистое господство буржуазии с классической ясностью, с какой
этого не сделала ни одна европейская страна» 3.
Имея в виду французский народ, А. М. Горький писал в статье «Пре-
красная Франция»: «Франция. . . сколько великих дней в прошлом твоем.
Твои битвы — лучшие праздники народов, а страдания твои — великие
уроки для них» 4.
Хотя автор и озаглавил свою книгу «История рабочего движения во
Франции», но пишет он в ней и о более ранних временах, собственно
почти весь I том посвящен не истории, а предистории рабочего движения.
Сам Ж. Брюа правильно замечает, что о рабочем движении можно гово-
рить лишь со времени капитализма, т. е. после буржуазной революции
1789 г. Поэтому нельзя согласиться с названием первой главы «Возник-
новение рабочего движения», в которой содержится материал от бес-
классового общества до XVIII в.
Однако содержание главы в книге совершенно закономерно. Не слу-
чайно эта глава занимает значительное место в томе. Исходя из положе-
ний марксизма-ленинизма, автор совершенно правильно излагает струк-
туру бесклассового общества, возникновение частной собственности,
развитие производительных сил и производственных отношений в антич-
ном мире.
Описывая далекое прошлое в самых общих чертах, автор подробнее
останавливается на восстаниях рабов (например, на восстании Спартака).
В работе изложены основные причины гибели рабовладельческого строя.
Но к причинам падения Римской империи, раскрытых автором (как вос-
стания рабов п колонов, непродуктивность рабского труда), следовало
прибавить еще одну не менее важную — нашествие варваров, о которой
Жан Брюа даже не упоминает5.
1 Р. L о u i s. Histoire du mouvement syndical en France. Paris, 1948;
M. G u e t z - J i r e y. La pensee syndicale frantjaise, militants et theoriciens. Paris,
1948. J. Montreulle. Histoire du mouvement ouvrier en France des origines
a nos jours. Paris. 1946.
2 Cm. «Cahiers du communisme». Paris, 1952, № 12; «Drapeau Rouge», 9/VII, 1952.
Bruxelles; «Vie ouvriere», 26/111—8/IV 1952; «Democratic nouvelle», 1952, № 7. «50-me
paralieie», 1952. 16.IV; «Вопросы истории», 1954, № 4 и др.
3 К. Маркс иФ. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 189—190.
1 М. Горький. Соч., т. VII, М., 1932, стр. 102.
5 См. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и госу-
дарства. Госполитиздат, 1953, стр. 160—162 и сл.
Критические статьи и рецензии
375
Значительно подробнее автор книги останавливается на феодальном
периоде развития общества. Излагая сущность феодальных отношений,
Ж. Брюа не раскрывает прогрессивности феодального строя по сравнению
« рабовладельческим. Правда, он правильно считает, что «теперь земля
обрабатывалась уже не рабами, а свободными крестьянами» (стр. 41)
и объясняет ограниченность этих «свобод», но в чем прогрессивность
феодального строя по сравнению с рабовладельческим, — это для чита-
теля остается невыясненным.
Нам представляется, что даже в самом кратком изложении основных
черт феодального хозяйства недостаточно констатировать только фео-
дальную собственность на землю. Необходимо было затронуть проблему
внеэкономического принуждения, личной зависимости крестьянина от
феодала, натурального характера хозяйства, низкой рутинной техники
того времени *.
В рецензируемой книге все признаки феодального хозяйства, кроме
феодальной собственности на землю, сведены к одной фразе: «Однако
крестьяне были связаны с сеньерами особыми социальными отноше-
ниями, которые были основаны на господстве феодалов» (стр. 41). Это,
бесспорно, верно, но ведь эти самые отношения и приводили к восстаниям,
были их причиной, а потому нельзя было оставлять их нераскрытыми
в главе, посвященной борьбе против эксплуатации феодалов.
В разделе, посвященном ранним крестьянским восстаниям в средние
века, Ж. Брюа подчеркивает эксплуататорскую роль церкви в феодальном
обществе. В книге приведено выступление архиепископа Реймского
собора: «... сервы, будьте всегда покорны своим хозяевам... По законам
церкви предаются анафеме все те, кто толкает сервов на непослушание
и увиливание от работы, а тем более все те, кто толкает их на открытое
сопротивление» (стр. 42).
Хорошо зная источники, Ж. Брюа приводит и высказывание монаха
из аббатства Сент-Ло в Анже. «Всякая власть от бога и тот, кто выступает
против власти, идет против воли всевышнего, который по своему дивному
верховному разумению посадил на земле царей, герцогов и других людей,
поручив им править остальными людьми... Сам бог пожелал, чтобы среди
людей одни были сеньерами, а другие сервами, установив такой порядок,
чтобы сеньеры почитали и любили бога, а сервы почитали и любили своих
сеньеров, следуя словам апостола: рабы, пребывайте в страхе и трепете
и да повинуйтесь своим земным господам» (стр. 42).
Однако влияние церкви было настолько значительным, сущность
церкви настолько реакционной (церковь была душителем народно-осво-
бодительных движений и народной культуры), что нельзя ограничиться
лишь несколькими ссылками даже и на очень характерные источники.
Автору следовало остановиться на деятельности католической церкви,
направленной против ересей и их носителей, а также и на социальной
сущности средневековых ересей, тем более, что современная буржуаз-
ная историография извращает этот вопрос. Некоторые буржуазные исто-
рики и в настоящее время утверждают, что деятельность католической
церкви против ересей в Южной Франций была деятельностью сози-
дающей, направленной к развитию и благоденствию страны 1 2. На самом
же деле цветущие области Южной Франции были разорены во время
крестового похода в начале XIII в., а заодно была уничтожена и блестя-
1 См. В. И. Лени н. Соч., т. 3, стр. 158—159.
2 См. Р. Bellperron. La croisade contre les al bigeo is. Paris, 1946,
p. 447—456.
376
Критические статьи и рецензии
щая для того времени провансальская культура 1 2. Следовало хотя бы
кратко остановиться на реакционной роли церкви по отношению к ранней
городской культуре во Франции 2.
Из массы исторических событий XII—XV вв. Ж. Брюа больше всего
останавливается на борьбе крестьян с феодалами во Франции и кратко,
но правильно и красочно на материалах средневековых хроник показы-
вает, как проходила эта борьба.
Вполне научно и понятно для широкого читателя Ж. Брюа раскрывает
один из самых сложных вопросов в истории Франции — вопрос о харак-
тере землевладения и землепользования в средние века.
Значительная часть первой главы рецензируемой книги посвящена
истории средневекового города и классовой борьбе городского плебейства.
Рассматривая процесс возникновения городов в XI—XII вв., Ж. Брюа
уделяет слишком незначительное место главной причине возникновения
городского населения — отделению ремесла от сельского хозяйства,
происходившему в результате развития производительных сил. Резуль-
татом развития производительных сил в XI—XIII вв. явились и кресто-
вые походы. Ж. Брюа совершенно опускает вопрос о крестовых походах,
не освещая этих важнейших событий в экономической, политической
и культурной жизни средневекового общества. К сожалению, в книге не
отображено и участие крестьянства в первом крестовом походе. Классовая
борьба внутри средневекового города обрисована Ж. Брюа живо и ярко.
Имущественная дифференциация в средневековых городах, особенно
к XIV—XV вв., проявлялась уже с полной силой. Сопротивление город-
ского плебейства городским верхам во французских городах было очень
ожесточенным. Борьба внутри самих цехов в рецензируемой книге изло-
жена очень скупо, между тем о ней рассказывают документы, безусловно
известные Ж. Брюа. О внутрицеховых столкновениях имеются и серьез-
ные исследования, к сожалению, не использованные автором данной
книги 3.
Борьба французского городского плебейства, длительная и ожесто-
ченная, принимающая подчас кровавые формы, выступления учеников
и подмастерьев против мастеров привлекают внимание Ж. Брюа, начи-
ная только с XVI в.4, но он совершенно не излагает интересных и важных
страниц социальной розни внутри цехов в XIV, XV вв.
Все же, несмотря на ряд нераскрытых или недостаточно раскрытых
явлений из жизни феодального общества (как, например, формирование
городского населения, реакционная роль католической церкви, развитие
производительных сил и крестовые походы и другие недостатки, изло-
женные выше), в I главе рецензируемой книги автору удалось методоло-
гически правильно рассказать читателю о борьбе крестьян и горожан
Франции против феодальной эксплуатации.
Большим достоинством данной главы является изложение истории
классовой борьбы крестьянства и плебейства городов на широком фоно
1 См. В. И. Модестов. Провансальская поэзия. Библиотека для чтения,
т. 152, СПб., 1858, стр. 98—99; 11. А. Осокин. История альбигойцев до кончины
папы Иннокентия III, т. 1. Казань, 1869, стр. 92, 93.
2 См. И. А. Сидорова. Очерки по истории ранней городской культуры
во Франции. М., 1953.
8 Recueil des monuments inedits de 1’histoire de tiers-6tat, par A. Thierry. Paris,
1876; H. И. Грацианский. Парижские ремесленные цехи. М., 1913 и др.
4 О недостаточно полном изложении в книге Ж. Брюа истории формирования
французского пролетариата писал Ж. Дотри. См. «Cahiers du communisme», № И—12,
1952, р. 1127.
Критические статьи и рецензии
377
и в тесной связи с общей историей средних веков, с важнейшими эконо-
мическими процессами, с событиями в политической жизни Франции.
В последующих главах I тома Ж. Брюа излагает историю борьбы
трудящихся Франции, начиная с кануна буржуазной революции 1789 г.
и до 1834 г.
Вторая и третья главы «Рабочие и классовая борьба накануне бур-
жуазной революции» и «Народные массы в период штурма феодализма»
написаны автором более четко и полно. Так, в главе «Рабочие и классо-
вая борьба накануне буржуазной революции» Ж. Брюа отмечает возник-
новение несоответствия производственных отношений характеру произ-
водительных сил и подводит читателя к выводу о неизбежности буржуаз-
ной революции. Как подчеркивает автор, «феодальный строй был раз-
рушен под напором народных масс, ибо, как сказал Жан Жорес, ничто
на этом свете не принадлежит буржуазии, даже ее революция» (стр. 101).
Автор книги раскрывает положение трудящегося населения городов
и французского крестьянства перед революцией, привлекая широкий
круг источников.
В главе «Народные массы в период штурма феодализма» Ж. Брюа оста-
навливается не только на причинах революции, но и на ее движущих силах.
В противоположность буржуазным историкам, автор подводит чита-
теля к выводу о том, что главную роль в революции играли народные
массы, несмотря на то, что гегемоном революции была буржуазия. Кра-
сочно описывая взятие Бастилии, автор пишет: «... продолжавшаяся
в течение нескольких часов битва парижского народа сделала для рево-
люции больше, нежели несколько недель болтовни в Версале» (стр. 109).
На конкретном историческом материале Ж. Брюа показывает, что
имущие классы никогда не отказывались от своих привилегий добро-
вольно, и что улучшения своего положения трудящиеся достигали только
в результате революционной борьбы.
Ж. Брюа приводит слова Марата о том, что «взятие Бастилии было
совершено двумя тысячами бедняков-рабочих Сент-Антуане кого пред-
местья» (стр. 109).
Ж. Брюа привлекает внимание читателя именно к четвертому сосло-
вию, «. . . грозный облик которого встал в Париже над башнями Басти-
лии, в Бордо — над замком Тромпет, в Кане — над башней Леви —
тюрьмой, в которой содержались так называемые псевдосолевары Ч Он
возникал в дыму горящих замков» (стр. НО).
На страницах книги Брюа живет Париж трудящейся бедноты, Париж
«Друга народа» 1 2.
Ж. Брюа, в гораздо большей степени, чем ранее писавшие француз-
ские историки (например, Ж. Жорес 3, А. Матьез4 и др.), останавливается
специально на роли и положении рабочих во время революции. Так,
подробно и остро разбирает Ж. Брюа закон ле-Шепелье и буржуазный
характер Конституции 1791 г., которая не могла дать трудящимся массам
Франции того, чего они хотели от республики.
Используя работы классиков марксизма-ленинизма, исходя из пра
Сильных методологических позиций, пользуясь значительным фактиче-
1 Так называли лиц, занимавшихся контрабандой соли в период действия соля-
ного налога.
2 Газета, издаваемая Маратом в Париже, выходила с 12 сентября 1789 г.
по 21 сентября 1792 г.
8 J. Jaures. Histoire socialiste de la Revolution franchise, t. I—IV. Paris,
1922.
* А. Матьез. Французская революция, т. 1—III, М.—Л., 1925—1930.
378
Критические статьи и рецензии
ским материалом, Ж. Брюа ведет читателя по всем этапам революции —
с 1789 по 1794 г.
Правильно характеризуя жирондистов, как представителей торгово-
промышленной буржуазии, Ж. Брюа большее внимание сосредоточивает
на революционно-демократической диктатуре якобинцев.
Автор книги анализирует аграрную, военную и другие стороны поли-
тики якобинцев. Правильно отмечая, что диктатура якобинцев явилась
высшей точкой развития революции, в отличие от такого крупного иссле-
дователя, как Матьез *, Ж. Брюа не переоценивает якобинцев. Оцени-
вая французскую буржуазную революцию, приводя высказывания
В. И. Ленина об огромном и прогрессивном ее значении, Ж. Брюа пишет:
«Величие французской революции 1789 г. состоит в том, что она избавила
французский народ как от власти короля, так и от власти земельной
аристократии. Она создала условия для более быстрого развития произ-
водительных сил, что было бы невозможно при феодально-абсолютистском
строе. Она создала условия для развития крупной промышленности
и роста рабочего класса. . . По сравнению с феодализмом капитализм
представлял собой прогресс, подобно тому, как в иные времена рабовла-
дельческий строй представлял собой шаг вперед по сравнению с перво-
бытно-общинным строем» (стр. 134).
Однако Ж. Брюа вовсе не склонен идеализировать якобинцев и при-
писывать им социалистические взгляды. «Требования санкюлотов оши-
бочно считают социалистическими. Нельзя было требовать от санкюло-
тов, чтобы они были поборниками демократии, содержание которой
состояло бы в обобществлении средств производства, ибо производство
в тот период только начинало приобретать общественный характер»
(стр. 136).
Ж. Брюа подчеркивает, что идеалы санкюлотов носили отпечаток
докапиталистических отношений и поэтому «возрождать их в качестве
идеалов современного рабочего движения — значит играть на руку
реакции» (стр. 137).
Делая выводы о прошлом, Ж. Брюа обращается на страницах своей
книги к настоящему и, анализируя характер войны французов в 1793 г.
и первой мировой империалистической войны, приходит к выводу о не-
справедливости войны 1914—1918 гг. Он призывает французских рабочих
к уничтожению противоречия между способом производства, получившим
общественный характер, и собственностью на средства производства,
сохраняющей частный характер присвоения. Ж. Брюа пишет: «проле-
тариат СССР уже разрешил эту задачу» (стр. 127).
Дальнейшие главы — четвертую, пятую, шестую — автор посвя-
щает рабочему движению последних лет XVIII в. и начала XIX в., закан-
чивая книгу восстанием лионских ткачей. Материал этих глав выходит
за границы тематики данной рецензии, так как принадлежит к эпохе
капитализма. Все же следует заметить, что широкое историческое полотно,
богатое сложными событиями, на котором автор рисует историю рабочего
движения, в книге представлено методологически правильно и красочно
(например, возникновение буржуазного государства и империя Напо-
леона I, июльская революция 1830 г. и др.).
Хорошо и красочно показана деятельность Бабефа и бабувистов,
мастерски подобраны характерные моменты его биографии и яркие цитаты
из его речей.
В последних главах Ж. Брюа меньше останавливается на общеистори-
1 А. М a t h i е z. La Revolution francaise, t. HI. Paris, 1922—1927.
Критические статьи и рецензии 379
ческих событиях и больше на истории рабочего движения. Особенно
эмоционально изложена шестая глава «Восстание лионских ткачей и его
последствия».
Ж. Брюа не идеализирует рабочий класс. Он описывает неорганизо-
ванность рабочих перед лицом буржуазии, не скрывает от читателя и
того, что сознание рабочих на заре капитализма находилось под влиянием
крупной и, особенно, мелкой буржуазии. Однако автор книги делает
правильный вывод, — что развитие капитализма неминуемо приводило
к росту рабочего класса и к его лучшей организованности.
В целом замысел Ж. Брюа создать историю рабочего движения во
Франции представляется нам очень своевременным и полезным.
I том представляет собой вполне правильное, методологически доступ-
ное и яркое по форме изложение борьбы эксплуатируемых классов, начи-
ная от рабовладельческого общества, заканчивая 1834 г.
Слишком большое количество цитат и ряд других недостатков (осо-
бенно в первой главе), указанных выше, не могут в большой степени
помешать тому положительному значению, которое имеет книга.
Преподаватели и научные работники, так же как и широкие круги
читателей, с интересом ждут выхода из печати последующих томов труда
Жана Брюа. В настоящее время, когда рабочие и крестьяне Франции
под руководством Коммунистической партии ведут борьбу за националь-
ную независимость и лучшее будущее трудящихся, книга Ж. Брюа
помогает им в этой борьбе.
Е. Е. ЮРОВСКАЯ
ЭКОНОМИКА РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
В ТРАКТОВКЕ СОВРЕМЕННОЙ НЕМЕЦКОЙ
БУРЖУАЗНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
За последние годы, впервые после окончания второй мировой войны,
в Западной Германии стали выходить в свет сводные работы по экономи-
ческой истории средневековья. Такими книгами являются «Социальная
и хозяйственная история Германии» Фридриха Лютге; «Хозяйственная
история Германии с древнейших времен до конца средних веков» и «Хо-
зяйственная история Германии с начала XVI и до конца XVIII в.» Ген-
риха Бехтеля *. Эти книги достаточно полно отражают современное
состояние изучения экономических проблем средневековья немецкой
буржуазной медиевистикой, а также ту методологию, которой руковод-
ствуются авторы названных книг, они не новички в исследовании средне-
вековой истории. Фридрих Лютге — ученик Георга Белова, профессор
экономической истории и теории народного хозяйства Мюнхенского
университета — в настоящее время является наиболее видным в немецкой
буржуазной историографии специалистом в области аграрной истории
средневековья. Его основные конкретно-исторические работы на эту тему
начали публиковаться еще в 30-х годах, они оказали значительное влия-
ние на современную буржуазную медиевистику1 2. Генрих Бехтель —
ученик Вернера Зомбарта, профессор высшей технической школы в Мюн-
хене, — является специалистом в области истории средневекового ре-
месла и торговли 3 * * * * 8.
Как автор «Социальной и хозяйственной истории Германии», так и
автор «Хозяйственной истории Германии с древнейших времен до конца
средних веков» стремились придать своим книгам научно-популярную
форму, сделав их доступными не только узкому кругу специалистов
историков и экономистов. Лютге, например, писал свою книгу как учеб-
ное пособие для студентов западногерманской высшей школы. Лютге
и Бехтель в известной мере ставят своей целью формирование историче-
ского мировоззрения относительно широкого круга читателей л, прежде
всего, учащейся молодежи.
1 F. L u t g е. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. «Enzyklopadie der
Hechts- und Staatswissenschaft. Berlin. 1952. H. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte
Deutschlands von der Urzeit bis zum Endo des Mitteialters, 2. erweiterte und neugestalte
Auflage. Munchen, 1951; Wirtschaftsgeschichte Deutschlands vom Beginn des 16. bis
zum Ende des 18. Jahrhunderts. Munchen, 1952.
2 F. Lutge. Die mitteldeutsche Grundherrschaft. Untersuchungen uber biiuer-
lichen Verhiiltnisse (Agrarverfassung) Mitteldeutschland im 16. bis 18. Jahrhundert.
Jena, 1934; Die Agrarverfassung des friihnen Mitteialters im mitteldeutschen Rauin
vornehmlich in der Karolingerzeit. Jena, 1937; Die bayrische Grundherrschaft. Unter-
suchungen uber die Agrarverfassung Altbayerns im 16. bis 18. Jahrhundert. Stuttgart,
1949.
8 H. Bechtel. Wirtsehaftstil die deutscben Spatmittelalter. Munchen, 1930.
Критические статьи и рецензии
381
Оба автора пытаются связать историю с экономическими и полити-
ческими проблемами современной Германии. Гк) мнению Бехтеля, изу-
чение экономической истории средневековья мЬжет помочь в решении
задач, которые поставила перед немцами современность. Такое изучение,
полагает автор, содействует пониманию сущности и возможностей, зало-
женных в немецком народе \ Лютге считает, что немцы должны «вырабо-
тать новый строй жизни, включая форму социального и хозяйственного
бытия». Это требует, по его мнению, преодоления либеральной и социа-
листической теорий, ведущих свое начало от эпохи просвещения. О ха-
рактере «нового строя жизни» Лютге говорит весьма осторожно, но все-
таки достаточно определенно: нужно защитить идеи свободы и так их
оформить, чтобы они не привели к произволу, идеи свободы должны соче-
таться с подчинением, которое не должно стать тиранией. Все это — не
только задачи немцев, но и задачи всего «западного мира», для которого
катастрофа второй мировой войны была лишь свидетельством крушения
социального и хозяйственного строя XIX в. 1 2 В экономической области,
считает Лютге, «многое зависит от того, откажутся ли народы от поли-
тики национального эгоизма. . . и не только в программах и декларациях»,
но и в повседневной экономической деятельности. Смысл своего тезиса
Лютге разъясняет ссылкой на известную «европеизацию» металлурги-
ческой и угольной промышленности ряда стран Западной Европы. Он
весьма высоко оценивает экономические «успехи» Западной Германии
и ту роль, которую в их достижении сыграла «помощь» США 3. Все
сказанное достаточно четко характеризует те политические установки,
которыми руководствуется Лютге.
Весьма недвусмысленно формулируют Лютге и Бехтель те методоло-
гические принципы, которым они следуют в своих книгах. Лютге ука-
зывает, что экономическую историю необходимо рассматривать в широ-
ких социальных рамках. Хозяйство никогда не может быть понимаемо
только как некая автономная сфера, — оно включено в современные
ему общественные формы жизни, которые подвержены постоянным изме-
нениям. Экономика, заявляет Лютге, вовсе не является определяющей
причиной изменений в социальной сфере. Социальная и хозяйственная
сферы находятся, как считает Лютге, в многообразных связях, которые
противоречат «одностороннему догматическому формулированию в образе
«идеалистического» или «материалистического» понимания истории» 4 *.
Лютге согласен, что изменения социальных отношений часто вызывались
экономическими факторами, но он утверждает, что не менее часто экономика
изменялась под влиянием самых различных факторов, в том числе рели-
гиозного п нравственного. Более того, в конце своей книги Лютге заяв-
ляет о примате духа во всей человеческой деятельности б.
Цель, воля, стремления человеческого общества, индивидов и групп,
его составляющих, — вот факторы, формирующие, определяющие эко-
номический строй, утверждает Бехтель. Он считает невозможным объяс-
нять историю экономики теми хозяйственными интересами, которыми
в своей деятельности руководствовались люди в прошлом. Бехтель
утверждает, что «нельзя в каждый данный исторический момент рассмат-
ривать общественного человека как «homo oeconomicus», так как человек
1 Н. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte Deutschlands von dur L’rzeit bis znm
.Ende des Mittelalters, S. 6.
2 F. Lutge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftseeschicbte, S. 41b.
8 Ibid., S. 415—416.
4 Ibid., S. VII.
8 Ibid., S. 416.
882
Критические статьи и рецензии
руководствуется в хозяйственной деятельности прежде всего желатель-
ным для него образом хозяйственно-политического строя, в формировании
которого большое значение имеет хозяйственная фантазия, складываю-
щаяся и под влиянием политики, и религии, и нравственности и т. д.1
Бехтель решительный противник идеи закономерности и прогрес-
сивности исторического развития вообще и экономического развития
в частности. Говоря о таких представителях старой исторической школы
в политической экономии, как Фридрих Лист, Вильгельм Рошер, Бруно
Гильдебранд, Карл Книс, он особо отмечает, что сейчас нельзя согла-
ситься с их утверждениями о существовании общезначимых законов
развития в экономической истории и их упрощенными идеями прогресса.
«Не хозяйство народа, — пишет Бехтель, — прогрессирует по собствен-
ным законам, народ развивается вместе со своим хозяйством»1 2. Заслуга
Зомбарта, по Бехтелю, состоит в том, что он освободил экономическую
историю от теорий ступеней хозяйственного развития и выдвинул
идею хозяйственной системы, которая включает в себя все существенные
черты экономики, но не в их конкретной исторической определенности 3.
Не трудно видеть, что Бехтель, подобно многим современным буржуаз-
ным историкам, в области методологии истории придерживается неокан-
тианских взглядов.
При рассмотрении экономической истории, Лютге и Бехтель созна-
тельно устраняют из своего изложения всякое упоминание о классах
как субъектах этой истории. Они вообще не желают признавать существо-
вание такой исторической категории, заменяя ее понятиями общества как
некоего целого, отдельных человеческих групп, наконец, отдельных чело-
веческих личностей. Эта установка не только Лютге и Бехтеля. Она
присуща в современных условиях всей реакционной буржуазной историо-
графии Западной Германии. Ее отчетливо выразил Отто Бруннер в до-
кладе на 22 немецком историческом конгрессе 1953г. в Бремене4. Устра-
нение из исторической науки самого понятия «класс» — явление не слу-
чайное ни в политическом, ни в методологическом плане. Оно необходимо
реакционным историкам при трактовке и общих и частных вопросов
истории, так как позволяет им произвольно группировать и толковать
исторические факты, искажая их подлинную взаимосвязь и подлинное
значение в историческом развитии.
Конечно, на деле Лютге и Бехтелю в своих книгах на каждом шагу
приходится иметь дело с классами. Так, например, рассматривая социаль-
ную и экономическую историю средневековья, они не могут не говорить
о средневековом крестьянстве. Однако отрицание существования фео-
дально-зависимого и крепостного крестьянства как особого класса фео-
дального общества, занимающего совершенно определенное место в сово-
купности производственных отношений средневековья, позволяет им
изображать крестьянина в самом превратном, далеком от исторической
действительности виде. Для Бехтеля взаимоотношения между вотчин-
ником— земельным собственником и его держателем — крестьянином не мо-
гут рассматриваться как угнетение второго первым. Напротив, они осно-
вывались, заявляет автор, на взаимных обязанностях господина и держа-
теля 5. По мнению Лютге, на протяжении X — первой половины XIV в.
в сельском хозяйстве происходило непрерывное возрастание объема
1 Н. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte. . S. 20—21.
- Ibid., S. 17.
3 Ibid., S. 19.
4 «Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft», Heft 6. Berlin, 1953, S. 915.
5H. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte. . ., S. 188.
Критические статьи и рецензии
383
производства. Доходы от роста сельскохозяйственного производства
оседали главным образом в крестьянских карманах, так как крестьян-
ские повинности были твердо регламентированы правовыми нормами,
регулировавшими взаимоотношения вотчинника и держателя «Твердо
установлено, — пишет Лютге, — что эту эпоху характеризует последо-
вательный подъем благосостояния широких слоев крестьянского наро-
донаселения» 1 2.
В изложении Лютге и Бехтеля на всем протяжении истории средних
веков вплоть до средины XIV в. нет места и столкновениям, борьбе между
крестьянами и вотчинниками. Замалчивать крестьянские восстания в Ев-
ропе XIV в. и особенно крестьянскую войну 1524—1525 гг. не могут ни
Лютге, ни Бехтель. Но для них эти восстания не имеют ничего общего
с классовой борьбой. «Ссылаясь на социальные требования в крестьян-
ских восстаниях, — говорит Бехтель, — иногда называют крестьянскую
войну классовой борьбой. Здесь выступает определенная предвзятость,
которая вообще возникает, когда хотят выводить политические события
из экономических причин» 3. На деле, считает Бехтель, дело обстоит не
так: нельзя установить какую-то единственную причину крестьянских
движений. «Их можно понять только из совместного действия целого ряда
факторов» 4 *. Во всяком случае они не могут быть объяснены крестьянской
нуждой. «На деле восстания были не криком отчаяния обедневшего, а,
напротив, выражением воли сознававшего свою силу, стремившегося
к упрочению свободы крестьянского сословия, которое не хотело быть
угнетенным», — утверждает Бехтельб. Ему вторит Лютге, заявляя,
что факт быстрой уплаты крестьянами денежных штрафов, наложенных
на них после поражения крестьянской войны, говорит о крестьянском
благосостоянии и зажиточности в. Вслед за Гюнтером Францем, Адольфом
Ваасом и Отто Бруннером, усердно занимавшимися в годы гитлеризма
фальсификацией истории крестьянской войны в Германии 7, Лютге и
Бехтель решительно отвергают материалистическое объяснение причин
крестьянских восстаний в конце средних веков и начале нового времени.
Таким образом, Лютге и Бехтель вопреки исторической правде стре-
мятся устранить из экономической истории все, что может быть истолко-
вано как причины, порождающие социальные антагонизмы и социальные
конфликты. Если социальные конфликты в какой-то степени и были свя-
заны с экономическими причинами, то эти конфликты во всяком случае
не свидетельствуют о классово-антагонистическом характере экономиче-
ских отношений — вот тот общий вывод, который стремятся внушить
читателю оба автора.
♦ * ♦
В отличие от сводных работ по экономической истории Германии,
публиковавшихся немецкими историками конца XIX—первой четверти
XX в., книги Лютге и Бехтеля начинают изложение явлений хозяйствен-
1 F. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 90.
2 Ibid., S. 81.
3 H. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte..., S. 357.
‘ Ibid., S. 358.
» Ibid., S. 361.
e F. L ii t g e. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 160.
7 Всесторонняя критика Г. Франца и А. Вааса дана в монографии М. М. Сми-
рина «Народная реформация Томаса Мюнцера и крестьянская война в Германии»
(М., 1948), а также в статье С. Д. Сказкина «Фальсификация крестьянской войны
1525 г. в фашистской «историографии»» (сборник Института истории АН СССР «Про-
тив фашистской фальсификации истории», М., 1939).
384
Критические, статьи и рецензии
ной жизни не со свидетельств Цезаря и Тацита о древних германцах,
а с гораздо более отдаленных времен, используя для этого данные архео-
логии и, отчасти, сравнительного языкознания. Лютге и Бехтель пытаются
охарактеризовать условия хозяйственной деятельности человека в Север-
ной и Центральной Европе в'период бронзы, т. е. обращаются ко II тыся-
челетию до н. э. Такое расширение хронологических рамок экономической
истории в принципе, само по себе, не может вызывать возражений. Однако,
во-первых, у Лютге и Бехтеля оно связано с попыткой упразднить деление
всеобщей истории на древнюю, среднюю и новую историю, взамен кото-
рого они предлагают собственные варианты членения исторического про-
цесса, лишенные какого бы то ни было научного обоснования *. Во-вторых,
привлечение археологических данных для характеристики экономических
отношений столь отдаленного времени, как период бронзы, осуще-
ствляется в плане доказательства тезиса о существовании уже в это время
подневольного труда, социальной дифференциации, зачатков вотчины 1 2.
В-третьих, при изучении эпох, предшествовавших средневековью, Лютге
руководствуется той предпосылкой, что немецкий народ и его культура
представляют собой разновидность «западного мира» и «западной куль-
туры», разновидностью, возникшей из трех источников: германизма,
поздней античности и христианства 3; поэтому и необходимо изучение
каждого из этих источников 4.
Естественно, что при таком подходе к делу как расширение рамок
экономической истории, так и привлечение новых исторических источни-
ков не может дать ничего положительного для исторической науки, и
книги Лютге и Бехтеля—весьма наглядное тому свидетельство. Все попытки
реконструировать с помощью археологических и лингвистических данных
картину хозяйственной жизни прагерманских и древнегерманских пле-
мен не идут дальше отрицания первобытно-общинного строя, да весьма
мало вероятных предположений о существовании у древних германцев
уже в I тысячелетии до н. э. трехпольной системы земледелия, мелиора-
ции полей, такого уровня развития техники металлообработки, что она
оставалась без существенных изменений вплоть до XII в. н. э. Что же
касается обобщений, то они по своей бессодержательности и отсутствию
логики скорее должны быть отнесены к области иррационального, чем
к сфере научного мышления. Такова, например, характеристика Бехте-
лем «хозяйственного стиля» раннеисторического периода, датируемого
им VIII в. до н. э.—III в. н. э.: «Субъективный идеализм, очевидно
лежащий в основе хозяйственного стиля ранней истории, не находится
в противоречии с бесспорной трезвостью германского мировоззрения,
потому, что он вовсе не исключал метафизического мышления. Если ре-
лигиозность содействовала склонности к упорядочению посюстороннего
мира, его хозяйственной и общественной жизни, то она тем не менее остав-
ляла место для страха перед неизвестным, перед очарованием неизвестных
1 F. Lutge. Deutsche Sozial-und Wirtschaftsgeschichte, S. 1—2; H. Bech-
tel. Wirtschaftsgeschichte. . ., S. 25.
2 F. L ii t g e. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 7—8; II. Bechtel.
Wirtschaftsgeschichte..., S. 60—62.
3 F. Lutge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 1. Эта пронизанная
реакционными политическими устремлениями установка на изучение генезиса средне-
вековья как генезиса так называемого западного мира весьма типична для после-
военной реакционной медиевистики в Германии. См., например, II. Aubin. Vom
Altertum zum Mittelalter. Munchen, 1949; J. H a s h a g e n. Kulturgeschichte des
Mittelalters. Hamburg, 1950.
4 Под германизмом в данном контексте Лютге понимает совокупность германских
племен до исторического обособления каждого из них.
Критические статьи и рецензии
985
сил и перед необъяснимостью смерти. Но в целом хозяйственный стиль
утрачивает мистику и приобретает вместо нее. . . самостоятельность
мысли» 1.
Лютге и Бехтель также ставят вопрос о тех конкретно-исторических
движущих силах, которые определяли собой хозяйственное развитие
у древних германцев и в средние века. Несмотря на то, что ответ, который
они дают, различен, их объединяет отказ искать основную причину во
внутреннем саморазвитии каждой данной совокупности экономических
отношений, выдвижение множественности факторов, определяющих со-
бой изменения в экономике и носящих, как правило, внешний по отно-
шению к ней характер.
Лютге считает материальные условия жизни людей бронзового века
более благоприятными, чем железного века. В бронзовый век существо-
вали лучшие климатические условия, позволявшие затрачивать меньшие
усилия для борьбы с природой, для производства средств существования
людей, поэтому свободная энергия обращалась к такому труду, который
в теоретико-экономическом смысле «должен рассматриваться как свобод-
ное творчество, более родственное «игре», чем работе» 2. Резкое ухудше-
ние климатических условий ознаменовало переход от бронзового века
к железному, оно наложило сильный отпечаток на всю жизнь людей,
явившись, между прочим, одной из важнейших причин переселения пле-
мен из Скандинавии в Центральную Европу 3. Наступившее резкое по-
холодание сопровождалось не только продвижением на юг границы веч-
ных снегов, но и значительным повышением влажности во всей Северной
и Центральной Европе, а это в свою очередь привело к заболачиванию
речных долин, к расширению зоны первобытных лесов. Борьба за суще-
ствование стала теперь более тяжелой, она поглощала основную массу
человеческого труда, это вызывает ухудшение художественной техники
обработки металлов, общее снижение культурного уровня 4. Ухудшение
климатических условий продолжалось примерно до X в. н. э. Оно привело
к резкому сокращению территории, пригодной для сельскохозяйствен-
ного производства, прежде всего, для земледелия. «Сужение жизненного
пространства, — пишет Лютге, — которое при быстром росте населения
не могло быть компенсировано более совершенной агротехникой, явля-
лось не последней причиной, препятствовавшей германским племенам
оставаться на одном месте и приводившей теперь к многочисленным воен-
ным походам и переселениям» б. Лютге указывает, что можно было бы
развернуть раскорчевку леса, но германцы не делали этого не потому,
что у них не было технических предпосылок, а потому, что, будучи людьми
воинственными, они предпочитали расширять «жизненное пространство»
мечом и кровью. Лишь когда при Каролингах возникла устойчивая поли-
тическая власть и военный элемент был оттеснен на задний план, сложи-
лась и укрепилась вотчина, лишь теперь стала возможна в широком мас-
штабе раскорчевка лесных пространств в.
Если Лютге рассматривает изменение климатических условий и рост
народонаселения на ранних этапах истории как важнейшие причины
экономических изменений, то для средневековья он на первое место вы-
двигает преимущественно демографический фактор. По мнению Лютге,
1 Н. Bechtel. \\ irlschaftsgeschichte, S. 122.
2 F. L u t g е. Deutsche Sozial- und Wirlschaflsgeschichte, S. 6.
3 Ibid., S. 5.
« Ibid., S. 7.
» Ibid., S. 13.
9 Ibid., S. 14.
25 Средние века. вып. 7
386
Критические статьи и рецензии
середина XIV в. является переломным моментом в экономической истории
Германии и всей Западной Европы. Периодически повторявшиеся с 1347
по 1383 г. огромные эпидемии вызвали колоссальную убыль населения,
которая катастрофически сказалась на всей экономической жизни, вы-
звала в последней коренные структурные изменения 1.
Едва ли можно считать случайным, что Лютге обращается к чисто
внешним факторам для объяснения коренных изменений в экономической
жизни. При этом у Лютге эти факторы носят стихийный, случайный ха-
рактер, они ни в коей степени не обусловливаются самим состоянием
экономики. Таким методом Лютге думает опровергнуть наличие и решаю-
щую роль внутренних закономерностей в экономическом развитии.
Попытка выдвинуть демографический фактор в качестве определяющего
фактора истории — не нова, в разных вариациях она уже давно предпри-
нималась различными буржуазными историками и социологами. Но
у Лютге демографический фактор приобретает почти мистическое истол-
кование, поскольку изменения численности народонаселения могут про-
исходить в неподдающихся учету размерах и в сторону увеличения, и
в сторону уменьшения, создавая при этом совершенно новые условия эко-
номической жизни. Изменения естественно-географической среды в ка-
честве решающей причины исторического развития — также не новость
для буржуазной общественной науки, и опять-таки у Лютге эти изме-
нения истолковываются в плане катастрофического вторжения, способ-
ного коренным образом изменить жизнь людей.
Утверждения Лютге не имеют под собой научной почвы. Рассуждения
на демографические темы применительно ко II—I тысячелетиям до н. э.
не могут быть приняты всерьез уже по одному тому, что в этой области
Лютге ограничивается домыслами, которые, конечно, не заменяют научно
проверенных фактов. Что же касается демографической «катастрофы»
середины и второй половины XIV в., то основанием для выводов на этот
счет Лютге служат лишь давно и хорошо известные факты частичной убыли
населения в различных странах Европы, которые, во-первых, далеко
не составляли специфики XIV в. и не в меньшей мере, например, были из-
вестны в X—XI вв., во-вторых, не могли вызывать коренных изменений
в экономическом строе общества, а лишь в ограниченной степени влияли
на направление социально-экономического развития, уже присущего
данному обществу. Применительно к социально-экономической истории
Англии XIV в. это с полной убедительностью доказано Е. А. Косминским
в его известной книге «Исследования по аграрной истории Англии».
Лютге не может свести концы с концами в своем описании последствий
«катастрофы» XIV в. Он вынужден признать, что «катастрофа» не уни-
чтожила, как социальные категории, ни феодального господина, ни кре-
стьянина, ни деревни, ни города, ни вотчины, ни цеха и т. д. Он принужден
также признать, что развитие экономики со средины XIV в. происходило
не на пустом месте, а на базе уже наличного экономического состояния
общества.
Нет смысла спорить с Лютге на тему климатических катастроф, спо-
собных в два столетия создать первобытные леса и непроходимые болота
на месте плодородных долин. Его утверждения о таких катастрофах пред-
ставляют собой лишь ничем не доказанную гипотезу.
Бехтель при рассмотрении причин, вызывавших изменения в эконо-
мике, не выдвигает на первый план климатические и демографические
катастрофы, но для сконструированного им периода экономической исто-
1 F. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 144—145.
Критические статьи и рецензии
387
рии с III до XIII в., именуемого германо-франкской и императорской
эпохой, он выдвигает на первый план решающую роль государства в от-
личие от последующего периода, когда определяющим фактором стали
города. На протяжении III—XIII вв. государственная власть, полагает
Бехтель, оказывала определяющее влияние на формы землевладения,
социальную структуру деревни, зарождение начатков государственного
хозяйства, создание рынков, основание городов и т. д.1 Бехтель связы-
вает решающую роль государственно-политического фактора с процессом
превращения германцев во всемирно-историческую силу, с преобразо-
ванием германских племен в немецкий имперский народ 1 2. Подобное пре-
вратное истолкование истории проникнуто шовинистическими идеями,
всю пагубность которых в самом недавнем прошлом немецкий народ
имел возможность познать на своем собственном опыте.
* * *
С особой враждебностью Лютге и Бехтель выступают против характе-
ристики раннесредневекового общества как общества, в рамках которого
у германских племен происходило уничтожение пережитков первобытно-
общинного строя и утверждение феодальных производственных отноше-
ний. Они не жалеют слов для убеждения, что германские племена не знали
в своей истории первобытно-общинного строя, именуемого ими коммуни-
стическим первобытным состоянием. О древних германцах на рубеже нашей
эры Лютге пишет: «Представление о демократическом или коммунисти-
ческом первобытном строе, как оно было выдвинуто раньше, теперь при-
знано как заблуждение, как фальшивая, чисто теоретическая конструк-
ция» 3. Со своей стороны Бехтель заявляет, что мысль о существовании
даже в самой глубокой древности, вплоть до эпохи бронзы, аграрного
коммунизма, бывшего родиной равноправных свободных крестьян, —
такая мысль является ошибочным, недоказуемым предположением4.
Реакционная буржуазная социология и историография вот уже не-
сколько десятилетий занимаются отрицанием неопровержимого факта
существования первобытно-общинного строя как всемирно-исторического
этапа развития всех народов. Причем всегда громогласно провозглаша-
лось, что теория первобытно-общинного строя теперь навсегда опроверг-
нута, но тем не менее реакционным социологам и историкам вновь и вновь
приходилось приниматься за опровержение «навсегда опровергнутого».
И, конечно, утверждения Лютге и Бехтеля не вносят существенного
вклада в это бесперспективное дело.
Естественно, что Лютге и Бехтель отвергают происхождение феодально-
зависимой средневековой общины из свободной общины-марки, возникшей
на последнем этапе истории первобытно-общинного строя. Они стремятся
уверить, что свободной общины-марки в истории никогда не существовало.
Весьма примечательно, что Бехтель, пытающийся оперировать архео-
логическими данными, не может отрицать, что эти данные свидетельствуют
1 Н. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte, S. 127—128.
2 Ibid., S. 127. Аналогично оценивает политическое развитие немцев в раннем
средневековье и Лютге. Каролингский период для нею — время консолидации «запад-
ного мира» под политическим руководством германского элемента. При Оттоне 1 была
прочно основана немецкая королевская власть как западноевропейская имперская
власть немецкого короля. См. F. Liitge. Deutsche Sozial-und Wirtschaftsgeschichte,
S. 40, 74.
3 F. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 17.
4 H. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte, S. 94.
25*
388
Критические статьи и рецензии
об общине. Однако он уверяет, что такая деревенская община, существо-
вавшая до III в. н. э., не имела якобы ничего общего с той общиной-мар-
кой, происхождение которой выводят из первобытно-общинного строя.
Как же изображает Бехтель эту раннеисторическую деревенскую об-
щину (Dorfgenossenschaft)? Она, по его мнению, регулировала совместную
жизнь крестьян в деревне, использование ими земли. Только совместно
со всеми дворохозяевами в деревне каждый крестьянин мог вести свое
хозяйство, так как в деревне существовали принудительный севооборот
и совместное пользование альмендой. Земли, используемые под пашню,
лежали в отдельных полях, в каждом из них отдельный крестьянин поль-
зовался особой полосой. Время от времени происходил передел полос
между дворохозяевами, так как крестьянин не имел права собственности
на пахотную землю. Крестьянин в известной степени мог свободно рас-
поряжаться двором с домом, живым и мертвым инвентарем своего двора.
Деревенская община связывала и подчиняла себе каждого крестьянина
Бехтель утверждает, что в такой общине существовало «своеобразное,
присущее германцам явление — Gewere, т. е. право совместного распо-
ряжения деревенской полевой землей» 1 2. Бехтель уверяет, что Gewere
не имела ничего общего с первобытным аграрным коммунизмом, она —
просто совместное господство деревенской общины над землей. Если
изъять из построения Бехтеля именование коллективной земельной соб-
ственности геверой, якобы исключительно присущей германцам, то в ре-
зультате останется картина сельской общины, давным-давно описанная
лсторическоп наукой. Бехтель торжественно изгнал общину-марку с па-
радного крыльца, а затем стыдливо пригласил ее с заднего хода!
В так называемый раннеисторический период наряду с деревенскими
общинами, говорит Бехтель, уже существовали вотчины. Рабочей силой
в них являлись рабы, в которых обращались побежденные в войнах ино-
племенники. В вотчинах были и свободные держатели вотчинной земли,
но их было немного, и их оброчные повинности были незначительного
размера 3.
Трактовка Лютге социально-экономических отношений древних гер-
манцев и германцев раннего средневековья, при наличии ряда общих
с Бехтелем принципиальных положений, отличается и некоторым свое-
образием. Оно выражается в том, что Лютге отрицает наличие у древних
германцев какой-либо организации, напоминающей средневековую об-
щину-марку. Древние германцы, считает Лютге, в полном согласии с на-
считывающим более чем 150-летнюю давность тезисом Мезера, жили оди-
ночными дворами и хуторами и поэтому у них не могло быть коллектив-
ной собственности на землю, не могло существовать и принудительного
севооборота4 *. К тому же решающее значение имели тогда не отношения
земельной собственности, а личные отношения. Если же говорить о соб-
ственности на землю, то опа была не коллективной, а частной, правда,
не в смысле римского права, а в смысле «социально связанной собствен-
ности, при которой в особенности не существовало резкого разграничения
между собственностью и владением, как оно было выработано римским
правом» 6. Социальными ячейками в жизни древних германцев являлись
семья и род, основанный па общности происхождения. Род являлся сою-
зом защиты, военной и правовой организацией. В отличие от рода, семья
1 Н. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte, S. 96—99.
2 Ibid., S. 97.
3 Ibid., S. 92.
* F. L ii t g e. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 21—22.
л Ibid., S. 22.
Критические статьи и рецензии
889
была основана на неограниченной власти главы семьи, которая в равной
мере распространялась на всех в нее входивших, начиная с его супруги
и кончая рабами Уже тогда существовала резкая социальная дифферен-
циация между знатью, рядовыми свободными и полусвободными — ли-
тами. По Лютге у древних германцев не существовало вотчины в подлин-
ном смысле слова. Он различает «настоящую вотчину», сложившуюся
при Каролингах, и «ненастоящую вотчину», известную древним герман-
цам. Последняя основывалась «не на владении землей, но прежде всего
на владении несвободными или принятыми под мунд и защиту людьми. . .».
Такая «ненастоящая вотчина» была у древних германцев вполне сформи-
ровавшейся социальной формой, и именно она являлась основным источ-
ником складывания «настоящей вотчины» в VII—IX вв.; другим, второ-
степенным, ее источником являлись вотчинные отношения, возникшие
в условиях поздней античности 1 2. Лишь с возникновением «настоящей
вотчины» возникает и община-марка, являющаяся, следовательно, инсти-
тутом вотчинного происхождения 3.
Таким образом, в вопросе о происхождении и характере средневековой
общины-марки Лютге и Бехтель лишь повторяют критиков Марковой тео-
рии Маурера, выступивших в реакционной немецкой медиевистике с конца
XIX в.4 *
Советскими историками на фактическом материале была доказана пол-
ная научная несостоятельность как отрицания свободной общины-марки
раннего средневековья, так и генетической связи между этой маркой и
позднейшей крепостной общиной 6.
* * *
В современной буржуазной медиевистике Западной Германии весьма
отчетливо выступает вновь, в качестве преобладающего, стремление рас-
сматривать вотчину как господствующую социальную силу раннего сред-
невековья. Вотчине приписывается роль носителя всего социального и
культурного прогресса, роль фактора, который определял собой все
другие социальные институты того времени. Эта точка зрения разделяется
также Лютге и Бехтелем.
Особенно большое прогрессивно-экономическое значение имела вот-
чина как основная сила, осуществившая внутреннюю колонизацию,
1 F. L u t g е. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 15.
2 Ibid., S. 50.
8 Ibid., S. 64—65.
4 R. Hildebrand. Recht und Sitte auf verschiedenen wirtschaftlichen Kul-
turstufen. Jena, 1896; W. W i t t i c h. Die Grundherrschaft in Nordwestdeutschland.
Leipzig, 1898; K. Rubel. Die Franken, ihr Eroberungs- und Siedclungssystem im
deutschen Volkslande. Bielefeld und Leipzig, 1904; G. Саго. K. Rubel. Die Franken
ihr Eroberungs- und Siedelungssystem. «Westdeutsche Zeitschrift fOr Geschichte und
Kunst», Bd. XXIV, 1905; H. Schotte. Studien zur Geschichte der westfahiischen
Mark und Markgenossenschaft. MOnster, 1908; Th. I 1 g e n. Die Grundlagen der mit-
teiaiteriichen Wirtschaftsverfassung am Niederrhein. «Westdeutsche Zeitschrift fiir
Geschichte und Kunst», Bd. XXXII, 1913; A. D о p s c h. Die Wirtschaftsentwicklung
der Karolingerzeit, Bd. I, Weimar, 1912; A. D о p s c h. Die Markgenossenschaft der
Karolingerzeit. «Mitteilungen des Instituts fiir osterreichische Geschichtsforschung»,
Bd. XXXIV, 1913.
6 Последней по времени обстоятельно документированной работой о свободной
общине-марке раннего средневековья является статья А. И. Неусыхина «Структура
общины в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.» (Сб. «Средние века»,
вып. IV, М., 1953: вып. V. М., 1954).
390
Критические статьи и рецензии
считает Лютге *, идя по стопам Допша и Белова а. Улучшение техники
земледелия, введение в земледелие новых культурных растений, дальней-
шее развитие животноводства, — все это является, указывает Лютге,
результатом превращения вотчины в основную форму социально-эконо-
мической жизни 1 2 3.
Лютге в своей идеализации вотчины основывается на превратном истол-
ковании того факта, что феодальные производственные отношения в усло-
виях раннего средневековья соответствовали уровню развития существо
вавших тогда производительных сил, давали им известный простор для
дальнейшего развития. Однако необходимо всегда иметь в виду, что своеоб-
разие производственных отношений в сельском хозяйстве при феодализме
состояло в том, что вотчина сама по себе прежде всего была не производ-
ственной единицей, а организацией для выжимания феодальной ренты из
непосредственных производителей — крестьян. Поскольку вотчина вы-
ступала производственной единицей, так как существовала барская за-
пашка, барское хозяйство, то она отнюдь не являлась самостоятельной.
Анализ источников раннего средневековья показывает, что обработка
барской запашки осуществлялась не только крепостными или зависимыми
крестьянами, но и в основном за счет привлечения тягловой силы и ин-
вентаря крестьянских хозяйств 4 *. Таким образом, в самом процессе про-
изводства барское хозяйство находилось в зависимости от экономических
ресурсов крестьянских хозяйств.
На вопрос о том, за счет чьей земли происходило расширение фонда
крупного вотчинного землевладения, Лютге и Бехтель одинаково считают,
что основная масса вотчинной земли в собственно Германии ведет свое
начало от освоения пустующих, никому не принадлежащих и никем хо-
зяйственно не используемых земель, — res nullius б. Тем самым они вос-
производят допшиапский тезис о невозможности выводить рост вотчин-
ного землевладения из превращения свободной крестьянской земли в соб-
ственность феодалов в.
Если для Бехтеля вотчина существовала у германских племен по
меньшей мере уже в средине 1 тысячелетия до н. э., то для Лютге, как отме-
чалось выше, «настоящая» вотчина возникает из «ненастоящей» вотчины
Настоящая вотчина, по Лютге, характеризуется: а) в экономическом от-
ношении тем, что основная часть господской земли передана в держания
на условиях возмещения господину частью дохода в виде оброка или служ-
бой; наличие крестьянина, как держателя вотчинной земли, не является
обязательной предпосылкой вотчинных отношений; в позднем средневековье
очень часты были случаи, когда знатные и благородные люди являлись
держателями земли на условиях выполнения вотчинных повинностей7;
б) в правовом отношении тем, что право собственности отделено от права
держания, причем и то и другое вполне определены и установлены; на-
ряду с этим существуют лично-правовые отношения, которые выражаются
1 F. Liitge. Deutsche Sozial-und Wirtschaftsgeschichte, S. 55.
2 A. I) о p s c h. Wirtschaitliche und soziale Grundiagen dor europaischen Kul-
turentwicklung, Bd. II, Wien, 1924. S. 179; G. v. Belo w. Prob Jerne der Wirtschafts-
geschichte. Tubingen, 1926, S. 38—39.
3 F. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 44.
4 А. И. Д а н и л о в. Капитулярий о поместьях Карла Великого п его интер
нротация п исторической литературе. «Труды Томского государственного универси-
тета», т. 121, вып. 2, 1953, стр. 14—16.
6 II. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte. . ., S. 187; Г. Liitge. Deutsche
Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 54.
e A. D о p s c h. Wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit, Bd. 1- II. Weimar,
1912—1913.
7 F. L ii t g e. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. S. 45- 46.
Критические статьи и рецензии
391
во взаимно связывающей вотчинника и держателя обязанности верности,
обязанности вотчинника оказывать защиту, а держателя помогать вотчин-
нику в случае необходимости службой, продуктами и деньгами г; в) тем,
что социальное значение вотчины не исчерпывается только экономическими
и правовыми отношениями, — вотчинник выполняет высокие социальные
функции, которые в каждом более развитом обществе осуществляют лица
свободных профессий, чиновники и т. д.1 2; г) тем, что с вотчиной оказы-
вается соединенной судебная власть, что имеет особенно большое зна-
чение 3.
Из этого развернутого определения вотчины с несомненностью сле-
дует, что Лютге считает феодальную ренту просто-напросто возмещением
феодальному собственнику за пользование его землею. Если апологеты
капитализма в экономической теории утверждают, что машины, сырье
и т. п. сами по Себе порождают прибыль капиталиста, то Лютге выступает
не меньшим апологетом феодализма, утверждая, что земля сама по себе
порождает феодальную ренту. Для того чтобы создать еще более сильное
впечатление об отсутствии в экономических отношениях вотчины классово-
эксплуататорского содержания, Лютге и утверждает необязательность
наличия в вотчинных отношениях в качестве контрагентов феодала и
крестьянина. Действительно, юридически не только в позднем, но и в ран-
нем средневековье иногда в роли вотчиннозависимых держателей высту-
пали лица, которых никак нельзя по их социальному положению назвать
крестьянами 4. Однако лишь находясь в сфере абстрагированных ложно-
юридических построений, можно не замечать той простой истины, что не
феодал, выступающий под маской вотчинного держателя, а крестьянин,
фактически обрабатывавший землю этого держания, был тем непосред-
ственным производителем, который отдавал свой неоплаченный труд или
продукт этого труда. Той же цели апологетики феодальной вотчины слу-
жит у Лютге характеристика присущих ей правовых отношений. Но на
деле, вопреки мнению Лютге, эти отношения лишь оформляли и закреп-
ляли экономическое господство вотчинника над крестьянином, а также
юридически выражали и внеэкономическое принуждение по отношению
к крестьянину, для осуществления которого феодал и располагал судебно-
полицейской властью. Что же касается «важных социальных функций»,
которые осуществлял вотчинник, то едва ли они могут что-либо изменить
в социальной сути вотчины, так как они и сами были ее порождением и
выражением.
Говоря о возникновении вотчины и ее превращении в решающую соци-
альную силу раннего средневековья, Лютге не может оставить в стороне
вопрос о судьбе того свободного крестьянства, которое, как он признает,
было самым многочисленным слоем населения у древних германцев. Лютге
считает, что с возникновением и победой «настоящей» вотчины сложилось
и подлинное крестьянское сословие5. Решительно отвергая происхожде-
ние и рост вотчины за счет закабаления свободных крестьян и насильствен-
ного лишения их земельной собственности®, Лютге тем не менее признает
наличие процесса «овотчивания» свободных крестьян «с тем конечным ре-
1 F. L u I g е. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 46—47.
2 Ibid., S. 47.
- Ibid., S. 48.
4 Такого рода факты, например, можно почерпнуть из известной описи Адаларда,
где мелкие вотчинники выступают юридически в качестве держателей Сен-Бертин-
ского монастыря, обязанных вотчинными повинностями. См. Collection des Carlulaires
de France, t. I, II. Cartulaire de 1’abbaye de Saint-Bertin. Paris, 1841, p. 97- 105.
5 F. L й t g e. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 56.
e Ibid., S. 50-51.
392
Критические статьи и рецензии
зультатом, что преобладающая часть старосвободных постепенно вступила
в вотчинные связи»1. Основной путь к этому лежал через прекарные отно-
шения. Они не создавались насилием и принуждением вотчинника, они не
приводили к ухудшению экономического положения крестьянских хозяйств,
так как связанные с прекарными отношениями повинности не были обре-
менительными. Прекарные отношения, уверяет Лютге, не ослабляли,
а поддерживали и укрепляли экономические позиции крестьянского хо-
зяйства, обеспечивая ему надежную поддержку и защиту со стороны
могущественного магната. Благодаря прекарпым отношениям устраня-
лась опасность раздробления крестьянских хозяйств, возникшая в ре-
зультате роста народонаселения. Вступая в прекарные отношения, млад-
шие сыновья крестьян получали возможность создавать при помощи вот-
чины новые крестьянские хозяйства нормальных размеров. Прекарные
отношения были обоюдно выгодны и крестьянину и вотчиннику. С их
помощью вотчинник расширял сферу своего социального влияния, уско-
рял хозяйственное освоение новых земельных пространств, еще не ставших
объектом земледельческой культуры. Кроме того, прекарные отношения
давали возможность вотчиннику получать ренту 2.
Прекарные отношения сами по себе, считает Лютге, непосредственно не
затрагивали социального и правового статусов прекариста, но они в конце
концов связывали его с вотчиной в правовом и социальном отношениях.
Именно эта связанность с вотчиной и стала обозначаться как несвобода,
которая далеко не была тождественна с несвободой в старогерманском
смысле слова. Происходит изменение в значении терминов свободный и
несвободный, являющихся вообще труднейшими социологическими по-
нятиями. «Если первоначально, — пишет Лютге, — эти понятия относи-
лись к сословно-правовому состоянию и вместе с этим к принадлежности
или непринадлежности к народу в политическом смысле, то затем они
постепенно претерпевают изменения, отвечая теперь на вопрос, связан ли
крестьянин с вотчиной или не связан, и вместе с тем, выполняет или не вы-
полняет он повинности в пользу вотчины»3. Одновременно с возникнове-
нием в этом условном смысле слова несвободного крестьянства из числа
свободных, в старом значении термина, крестьян, происходило превраще-
ние в крестьян прежних несвободных, в старом смысле слова, т. е. рабов.
Происходит постепенное их «окрестьянивание», выражавшееся не только
в том, что они превращались в держателей вотчинной земли, имеющих
собственное хозяйство, но и в том, что их повинности, в том числе и бар-
щинные, первоначально носившие личный характер, мало-по-малу пре-
вращались в повинности реальные, проистекавшие из держания вотчинной
земли 4. Таким образом, и для прежних рабов-сервов несвобода приобре-
тает новое значение, выражаясь главным образом в вотчинной зависи-
мости по земле. Вотчинно-зависимое крестьянство состояло, следовательно,
из «старосвободных» и «старонесвободпых», причем чем более вотчинные
отношения становились определяющими, тем больше «вопрос о первона-
чальном статусе по рождению отходит на задний план; обе группы выпол-
няли повиипо<’ти одному господину и это характеризовало их положение
в социальной жизни. Старая свобода утратила свое значение и постепенно
исчезла также и как юридически-социалыюе понятие» 5.
’ К Liilue. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 5.8.
i Ibid., S. 58—61.
ibid., S. 62.
4 Ibid., S. 57.
5 Ibid., S. 62.
Критические статьи и рецензии
393
Концепция Лютге о возникновении средневекового крестьянства и
о специфике его социально-экономического положения всеми своими кор-
нями уходит в те антинаучные построения, которыми так богата реакци-
онная медиевистика начала XX в. Эта медиевистика развернула критику
Марковой и вотчинной теорий середины и второй половины XIX в. прежде
всего потому, что они так или иначе признавали факт возникновения сред-
невековой вотчины за счет закрепощения свободного крестьянства, за
счет захвата как крестьянской аллодиальной, так и неподеленной общин-
ной земли. Так, например, истолкование Лютге прекарных отношений
непосредственно восходит к интерпретации Допшем церковного прекария,
изображаемого им в виде своеобразного средства социальной благотвори-
тельности, которое экономически обеспечивало неустойчивую часть кре-
стьянства Ч По сути дела Лютге лишь в несколько измененной форме про-
водит допшианский взгляд на прекарпй, стремясь всеми силами предста-
вить дело так, что повинности крестьянина-прекариста были для него не
обременительны и представляли собой только минимум справедливого
вознаграждения за предоставленную прекаристу землю, защиту и покро-
вительство.
Весьма показательно, что для превратного изображения генезиса сред-
невекового крепостного и феодально-зависимого крестьянства Лютге при-
бегает к использованию «достижений» семантической философии. Своей
логической эквилибристикой с терминами свобода и несвобода он пытается
уверить, что ошибка в характеристике положения средневекового кре-
стьянина проистекает из неправильного, не адэкватного средневековой
действительности понимания этих терминов. Если для Каро, Белова,
Допша и ряда других медиевистов в первые десятилетия XX в.
основное значение имело обоснование тезиса о том, что большинство сво-
бодного крестьянства в раннем средневековье сохранило свою свободу и
не было закрепощено вотчинниками, то Лютге стремится, прежде всего,
затуманить классово-эксплуататорское существо вотчинных отношений,
пытаясь уверить своих читателей, что «несвобода», с которой были связаны
эти отношения, означала всего навсего связь с вотчиной, включение в вот-
чину на основе держания земли, а не лично-крепостную зависимость, не
власть вотчинника над личностью и трудом крестьянина. Такое истолко-
вание категорий свободы и несвободы в феодальном обществе извращает
не только действительное социально-экономическое положение ранее
свободных крестьян-общинников, втянутых в вотчинные отношения.
У Лютге оно сочетается с самым превратным изображением судьбы холо-
пов, рабов, посаженных на землю и превращенных в крепостных. Здесь
опять-таки Лютге варьирует идею Допша, который писал применительно
к франкскому государству при Меровингах, что характерной чертой со-
циального развития этого времени было удивительное, по его словам,
увеличение числа полусвободных людей, происходившее за счет социаль-
ного подъема несвободных, рабов 1 2.
Факты испомещения холопов на крепостных наделах — мансах ши-
роко засвидетельствованы многими источниками периода генезиса феода-
лизма. В них проявлялась одна из закономерностей становления феодаль-
ного строя. «Новые производительные силы, — указывал И. В. Сталин, —
требуют, чтобы у работника была какая-нибудь инициатива в производ-
стве и наклонность к труду, заинтересованность в труде*. Поэтому
1 Л. Dopsch, Wirtschaitsentwicklung der Karolingerzeit, Bd. I Weimar, 1912.
2 A. D о p s c h. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kul
turentwicklung, II, Bd. 2 Aufl., Wien, 1924. S. 192—193.
394 Критические статьи и рецензии
феодал покидает раба, как не заинтересованного в труде и совершенно
неинициативного работника, и предпочитает иметь дело с крепостным, у ко-
торого есть свое хозяйство, свои орудия производства и который имеет
некоторую заинтересованность в труде, необходимую для того, чтобы об-
рабатывать землю и выплачивать феодалу натурой из своего урожая»1.
Именно поэтому по памятникам раннего средневековья можно проследить
складывание некоторого права собственности на свое частное хозяйство
у сервов-холопов, ставших сервами-крепостными крестьянами 1 2.
Классовой основой этого явления было становление феодальной формы
эксплуатации трудящихся, вытеснявшей пережитки рабовладения. Хо-
зяйство крепостного крестьянина, объект его личной собственности, было
условием феодальной эксплуатации, а не гарантией от тяжести этой экс-
плуатации. Никак нельзя забывать, что при феодализме, как говорил
В. И. Ленин, «... «собственное» хозяйство крестьян на своем наделе было
условием помещичьего хозяйства, имело целью «обеспечение» не крестья-
нина — средствами к жизни, а помещика — рабочими руками»3.
Личная собственность крепостного крестьянина представляла по
сравнению с феодальной собственностью собственность неполноценную,
занимающую подчиненное положение, поскольку, во-первых, крестьян-
ское хозяйство велось не на земле крестьянина, а на земле, ставшей объек-
том феодальной собственности; во-вторых, сама личность крепостного
крестьянина также являлась объектом неполной феодальной собствен-
ности, причем именно для бывших холопов, превращенных в крепостных,
в условиях раннего средневековья такая собственность во многом прибли-
жалась к собственности рабовладельца на раба. Не случайно в начале
IX в. законодательство Карла Великого стремилось к ограничению права
распоряжения королевскими крепостными своим личным имуществом.
Capitulate missorum от 803 г. запрещает им отчуждать что-либо из своего
имущества людям, находящимся вне сферы личного подчинения их гос-
подину 4.
Несвобода крепостного крестьянина была, следовательно, далека от
того, что пытается изобразить Лютге, и никакие терминологические ухищ-
рения, осуществляемые им, не могут устранить из подлинно-научного со-
держания этого понятия его реального смысла, заключающегося во власти
феодала и над личностью, и над хозяйством крестьянина.
♦ ♦ ♦
В современной немецкой буржуазной медиевистике проблема разви-
тия ремесла и торговли в раннем средневековье получает несколько иное
освещение по сравнению с 20-ми годами, когда преобладающее распростра-
нение имели тезисы Дошла о широком распространении торговли, прони-
зывающей все стороны общественной жизни, и отрицании господства на-
турального хозяйства 5.
1 И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 55б.
2 См., например, Е. F. Dronke. Codex diploniaticus Fuldensis, № 104, 137,
143. 114, 147, 150, 229; Urkundenbuch des Landes oh der Enns, Bd. 1, № 38, 55, 88:
Salzburger Urkundenbuch, Bd. I, S. 30, 35, 44. Волее равнял стадия отражена и варвар-
ских правдах. См., например, Салическую правду, титул XII, §1,2, титул XXV,
§ 2, 7; эдикт Ротарп, § 234; Вургундскую правду, титул LVH.
3 В. И. Л е н и в. Соч., т. 3, стр. 158.
4 Capilulare regurn francorum, vol. I, P. 115, № 40, § 10.
5 Показательно в этом отношении одно из последних специальных исследований,
предпринятое К. Фергейном по капитулярию о поместьях Карла Великого (К. Ver-
Критические статьи и рецензии
395
Книги Лютге и Бехтеля в общей трактовке данной проблемы в извест-
ной мере отходят от допшианских положений, причем у Лютге это выра-
жено в большей степени, чем у Бехтеля. Последний считает бесспорным
существование ремесла в качестве обособленной от сельского хозяйства
сферы профессиональной деятельности уже с эпохи бронзы Ч Самостоя-
тельное ремесло хорошо известно и во Франкском государстве и после его
распада. Основная движущая сила развития ремесла в раннем средне-
вековье — потребности аристократии, так как запросы крестьянства на
предметы ремесла не претерпевали значительных изменений *. На протя-
жении III—XIII вв. основную массу населения составляло крестьянство.
Не менее 90 процентов населения было занято в сельском хозяйстве, оно
и не было в сколько-нибудь значительной степени связано с торговлей.
Однако последняя имела большое значение в социальной жизни. Это зна-
чение состояло прежде всего в расширении сферы международных торго-
вых связей немцев, подготовляя тем самым расцвет немецких городов и
немецкой торговли в последующие столетия 3.
Для Лютге несомненен натурально-хозяйственный базис Каролинг-
ской империи 4 *. Ремесленное производство на протяжении раннего сред-
невековья было, как правило, связано с сельским хозяйством, так как
крестьянин занимался пе только земледелием, но и производством ремес-
ленных продуктов. Поэтому можно, по мнению Лютге, говорить о суще-
ствовании свободного крестьянского ремесла, причем постепенно из среды
крестьян выделялись люди, для которых ремесло стало основной профес-
сией. Наряду с крестьянским ремеслом существовало и вотчинное ремесло,
которое давало более или менее широкую возможность для технической
специализации. В старых римских городах, хотя они и находились в со-
стоянии большого упадка, сохранились также ремесленники. Таковы три
основных источника позднейшего расцвета ремесла. Признание их, по-
лагает Лютге, разрешает споры на эту тему6. Лютге считает, что в V—IX вв.
не существовало причин, способных вызвать в значительных размерах
развитие местной торговли, рынков, обслуживающих эту торговлю.
Такая торговля ограничивалась случайными сделками с товарами, при-
возимыми издалека. Основное значение, считает Лютге (подобно Бехтелю),
принадлежало «далекой», по его терминологии, торговле, важнейшим
предметом которой были рабы °. Именно торговля была исходным пунктом
и определяющей силой развития средневековых городов. Лишь постепенно
ремесло наряду с торговлей становится экономической основой средневе-
кового города 7.
В интерпретации Бехтелем и Лютге проблем натурального хозяйства,
истории ремесла и торговли, возникновения средневековых городов ска-
зывается влияние самых различных теорий, существовавших в немецкой,
h е i n. Studien zu den Quellen zuin Reicbsgut der Karolingerzeit. — «Deutsche Archiv
fiir Erforschung des Mittelalters», 10. Jahrgang, Heft 2, 1954, Munster—Koln).
Исходя из того, что раннеередневековое государство основывалось на натураль-
ном хозяйстве, Фергейн рассматривает капитулярий о поместьях как доказательство
экономической зависимости государственной власти от натуральных ресурсов коро-
левских поместий, разбросанных во всех частях империи. С этой позиции Фергейн
критикует Допша.
1 Н. Bechtel. Wirtschaftsgeschichte, S. 200.
2 Ibid., S. 201.
3 Ibid., S. 161 — 181.
4 F. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 41.
5 Ibid., S. 69—71.
« Ibid., S. 74-76.
’ Ibid., S. 113-114.
396
Критические статьи и рецензии
и не только немецкой, историографии х. Причем различные элементы этих
теорий выступают в самой пестрой, порой противоречивой смеси. Так
у Бехтеля, как мы видели, признание господства натурального хозяйства
сочетается с признанием наличия вполне развитого самостоятельного ре-
месла, у Лютге возникновение средневекового городского ремесла может
быть объяснено только на множественной основе, под которой он понимает
механическое смешение самых различных явлений. На деле каждое из
них нуждается в экономическом объяснении и историческом истолковании.
Говоря о развитии крестьянского ремесла, Лютге 1 2 не видит того, что
именно оно представляло основной путь развития, ведущий к обособле-
нию ремесла от земледелия, к возникновению города, как центра ремесла
и торговли 3. Более того, он, как и Бехтель, продолжает повторять тезисы
рыночной теории происхождения средневекового города, усматривая
в торговле ту силу, которая определяла собой возникновение и развитие
средневекового города.
* ♦ ♦
Книги Лютге и Бехтеля являются одним из свидетельств того, что бур-
жуазная медиевистика в Западной Германии в послевоенные годы в трак-
товке экономической истории раннего средневековья не сделала сколько-
нибудь положительного вклада в историческую науку. Общий для всей
современной реакционной буржуазной историографии глубокий методо-
логический кризис, как мы видели, находит свое выражение при освеще-
нии и больших и малых вопросов экономической истории средневековья,
а попытки опровергнуть материалистическое понимание истории сводятся
не только к искажению исторических фактов, но и к выдвижению самых
невероятных гипотез. Что же касается политических устремлений Лютге
и Бехтеля, обнаруживающихся в их книгах, то они и антидемократичны,
и реакционны, и антинациональны. Нет необходимости говорить о том,
что экономическая история средневековья в изложении Лютге и Бехтеля
пригодна лишь для того, чтобы повести по пути антинаучных представле-
ний учащуюся молодежь Западной Германии. У историографии, предста-
вителями которой являются Лютге и Бехтель, нет и не может быть буду-
щего в науке.
А. И. ДАНИЛОК
1 Лютге, например, «след за А. Пирровом, придает большое значение последствиям
арабских завоеваний в деле закрепления господства натурального хозяйства в Запад-
ной Европе. См. Г. Liitge. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 41.
2 Следует заметить, что свободное крестьянское п вотчинное ремесло для Лютге
не тождественно с тем, что понимали под этим немецкие медиевисты конца XIX в.,
так как и на ремесло он распространяет свое истолкование терминов свобода и не
свобода.
3 См. Ю. А. К орх ов. Догородское ремесло. «Ученые записки Московского гос-
пединститута им. В. И. Ленина», 1940, т. 26, вып. 1.
АНТОНИО СУРАЧИ. «АРНОЛЬД БРЕШИАНСКИЙ,
АГИТАТОР XII ВЕКА (1095—1155)»
Antonio Suraci. Arnaldo da Brescia, un agitatore del secolo XII
(1095—1155), Colle don Basco (Asti), 1952, 125 p.
В 30—50-х годах XI1 в., в условиях расцвета итальянских городов и
усиления их борьбы за ликвидацию сеньериального гнета, в частности
власти епископов, развернулась деятельность Арнольда Брешианского —
политического деятеля, реформатора и смелого борца против папской
тирании.
В родной Брешии Арнольд начал борьбу против господства духовен-
ства, восстановив против клира жителей города и его окрестностей. Ар-
нольд яростно выступал против епископа Брешии, стремясь лишить его
возможности управлять городом.
Опасаясь усиления деятельности Арнольда Брешианского и распро-
странения его учения, Иннокентий II на Латеранском соборе 1139 г. при-
говорил Арнольда к изгнанию из Италии.
Покинув родину, Арнольд Брешианский удалился во Францию, где
стал соратником Абеляра, выступившего против возглавляемых Берна-
ром Клервоским реакционных сил, а затем, когда Абеляр был дважды
осужден католической церковью и прекратил борьбу с ней, самостоятельно
продолжал эту борьбу.
Изгнанный из Франции Людовиком VII по требованию Бернара Клер-
воского, Арнольд переехал в Цюрих — важный торговый центр, где осо-
бенно сильно ощущался гнет власти фогта и аббатиссы; здесь, опираясь на
широкие народные массы, Арнольд продолжил борьбу против господ-
ства духовенства.
Преследуемый мракобесом Бернаром, Арнольд Брешианский вынужден
был покинуть Цюрих. Осенью 1143 г. он вернулся в Италию, где в это
время вспыхнуло одно из крупнейших народных восстаний XII в. — вос-
стание в Рине.
Народные массы Рима, подвергавшиеся тяжелому гнету со стороны
папы, поднялись в 1143 г. па борьбу за независимость своего города и
создали коммуну. Они организовали свое правительство (сенат), отняли
у папы регалии, ликвидировали должность главы папской администра-
ции—префекта—и учредили республиканскую должность патриция, кон-
фисковали у церквей деньги.
Вождем римской коммуны стал Арнольд Брешианский, проповедовав-
ший необходимость секуляризации земель католического духовенства и
лишения его светской власти, установления государственного строя,
весьма близкого к республике. Причем арнольдовская «. . . проповедь
398
Критические статьи и рецензии
республики {направлена) как против папы, таки против императорам1.
Однако его взгляды были внешне противоречивы: в намеченной им схеме
государственного устройства Рима сочетались античные республиканские
учреждения с институтом императорской власти.
В учении Арнольда имелись также некоторые положения, направлен-
ные против феодальной знати и городской верхушки (осуждение войн,
взимания процентов, захвата мирянами десятины), — естественное след-
ствие того, что он руководил борьбой римлян, направленной не только
против папы, но и против городского патрициата.
В эпоху средневековья, когда мировоззрение было преимущественно
теологическим, взгляды Арнольда Брешианского неизбежно должны
были облечься в религиозную форму: они приняли вид богословской
ереси.
Средневековые летописцы, будучи в преобладающем большинстве своем
идеологами господствующего феодального класса, придерживались точки
зрения католической церкви и вслед за нею считали Арнольда Брешиан-
ского еретиком или схизматиком, а то и тем и другим 1 2. Однако имелись
и такие хронисты, которые положительно относились к Арнольду, назы-
вая его в своих сочинениях учителем и проповедником 3.
Различное отношение летописцев XII—XVI вв. к Арнольду Брешиан-
скому было одним из проявлений идеологической борьбы того времени.
Историки, положительно относившиеся к Арнольду, идеологу бюргерства,
объективно отражали взгляды прогрессивных элементов феодального обще-
ства. Позднее радикальные представители буржуазной науки вместо ере-
тика и схизматика увидели в Арнольде Брешианском выдающегося полити-
ческого борца. Так, Эдуард Гиббон (последняя треть XVIII в.) объявил
Арнольда «первым глашатаем римской свободы»4 5, Сисмонде де Сисмонди
(начало XIX в.) считал его «апостолом свободы», руководителем борьбы
римлян за сохранение свободы своей родины 3. Грегоровиус (вторая по-
ловина XIX в.) назвал его «народным трибуном в одежде священника»,
человеком, с которого «начинается ряд знаменитых мучеников свободы»6,
а Ж. Зеллер — одним из самых красноречивых выразителей протеста
Рима против папского и императорского гнета 7.
1 Архив Маркса и Энгельса, т. X, стр. 300.
2 Ottonis Frisingensis Gesta Friderici Imperatoris. MGH, Scriptores» (далее —MGH
SS), t. XX, p. 403; Johannes Saresberiensis. Historia Pontificalis, MGH SS, Ibid., p. 537,
538; Boso Hadriani IV. Vita. Pontificum Romanorum vitae, edidit 1. M. Watterich, t. IL
Lipsiae, 1862, p. 324; S i с a r d i episcopi Cremonensis Cronica, MGH SS, t. XXXI,
p. 165; Annaies Isingrimi maiores. Ibid., t. XVII, p. 314; Sigeberti G e m b la-
ce n s i s Auctarium Affligemense. Ibid., t. VI, p. 403; Alberti Milioli Chro-
nica. Ibid., t. XXXI, p. 639; Platina De Vitis ac Gcstis summorum Pontificum,
ad Sixtum IV pont. Venetia, 1664, p. 378; Caroli Sigoni Historiarum de regno
Italian. Francfurti, 1591, p. 273, 275.
3 P to lomar i Lucons is Historia ecclesiastica. Rerum Italicarum Scrip-
lores, edidit Muratori, t. XI, p. 1094; Rico!) aid i Ferrariensis Historia
imperatorum, Historia Pontificum Romanorum, Compilatio chronologica. Ibid., t. IN.
p. 123, 177, 243; Annaies Augustani minores. MGH SS, t. X, p. 8; Annalcs Wemheri
alirumque Tegernesenses. Ibid., t. XXIX, p. 58; Catalogue imperatorum. Ibid., t. XXII.
p. 365; Annaies Ensdoorfenses. Ibid., t. X, p. 8.
4 3. Гиббон. История упадка и разрушения Римской империи, т. VII, М.,
1886, стр. 378—379. На английском языке труд Гиббона был опубликован в 1776—
1788 гг.
5 I. С. L. S i s ш о n d е S i s m о n d i. Geschichte der italianiscben Freistaaten
im Mittelalter. Zweiter Theil. Zurich, 1808, S. 79.
вФ. Грегоровиус. История города Рима в средние века, т. IV, СПб.,
1907, стр. 400, 458. Впервые исследование Грегоровиуса было опубликовано в 1859—
1871 гг. на немецком языке.
7 G. Zeller. Les tribuns et les revolutions en Italie. Paris, 1874, p. 145.
Критические статьи и рецензии
399
Высказываниям прогрессивных историков противостояла точка зре-
ния других буржуазных ученых, рассматривавших Арнольда Брешиан-
ского главным образом как религиозного деятеля.
Если первая концепция была связана с борьбой итальянского народа
за объединение своей страны, то вторая, несомненно, отражала стремле-
ние выхолостить политическое содержание деятельности Арнольда и этим
лишить ее всякого значения для итальянцев, считавших Арнольда симво-
лом борьбы против папской теократии. Не случайно концепцию об Ар-
нольде — религиозном деятеле — впервые стремился обосновать в XVIII в.
кардинал (Г. Шницлино) х, а развили ее в 70—80-х годах прошлого
века реакционные историки (В. Гизебрехт и Р. Брейер)1 2.
Какую же позицию занимает автор рецензируемой книги в той борьбе,
которая ведется вокруг оценки деятельности Арнольда Брешианского?
Прежде, чем говорить о позиции А. Сурачи, следует отметить, что он,
начинающий историк, не самостоятельно выработал свою концепцию,
что пером молодого исследователя водила очень опытная рука. Нет сомне-
ний, что А. Сурачи вдохновляли представители реакционных историков,
что его книга продиктована стремлением клерикалов извратить образы
мужественных борцов против папства. Это подтверждается концепцией
автора предисловия к рецензируемой книге, его политической ориента-
цией.
Автором предисловия является Паоло Гверрпни, о взглядах которого
можно получить полное представление из его утверждения, что «прогрес-
сивная итальянская мысль» (выражение, распространенное в XIX в.
среди прогрессивных деятелей и популярное в итальянском народе) лишь
«риторическая и глупая фраза невежественного антиклерикала», а также
из его рассуждений о «глупом антиклерикализме»3.
Гверрини решительно выступает против мнения о том, что Арнольд
Брешианский был политическим борцом. «Арнольд Брешианский, —
пишет он, — предшественник и мученик не «свободной итальянской
мысли». . ., но обширного духовного движения, которое возбуждалось
глубоким евангелизмом и сердечностью»4.
Этой концепцией и руководствуется А. Сурачи, хотя он всячески
пытается казаться объективным: во введении к книге он заявляет, что
будет изучать историческую роль Арнольда Брешианского, основываясь
на документах, а не на предвзятой идее, а затем подчеркивает, что к своим
выводам он пришел, следуя именно этому пути 5.
А. Сурачи начинает с утверждения о необходимости изучения Арнольда
и в религиозном аспекте, так как, мол, в «наш век» его деятельность рас-
сматривается преимущественно в политическом аспекте. На первый взгляд
это — безобидное утверждение, ибо совершенно ясна необходимость изу-
чения теологической системы Арнольда. Однако на самом деле Сурачи
этот тезис нужен, чтобы полностью возродить и дальше развить концеп-
цию об Арнольде Брешианском, исключительно как религиозном дея-
теле. Действительно ли в «наш век» игнорируется теологическая сторона
мировоззрения Арнольда Брешианского? Конечно, нет. В этом можно
1 G. S с h n i z 1 i п о. Arnaldo Brixiensi. Gottingae, 1742, р. 37.
aW. Giesebrecht. Ueber Arnold von Brescia. «Sitzungsbericbte der philo-
sophisch-philologischen und historischen Classe der K. b. Akademie der Wissenschaf
ten». Miinchen, 1873, S. 153; R. Breyer. Arnold von Brescia. «Historisches Taschcn
buch», 1889, S. 177.
3 Antonio Suraci. Arnaldo da Brescia, d. 7, 8.
4 Ibid., p. 8.
s Ibid., p. 11, 107.
400
Критические статьи и рецензии
легко убедиться, прочтя книгу У. Балцани, объявляющего Арнольда бор-
цом за городскую свободу и за реформу церкви, или Паоло Брецци, счи-
тающего брешианца церковно-политическим реформатором х. Больше
того, после Великой Октябрьской социалистической революции, в связи
с дальнейшим развитием реакционных концепций буржуазной социоло-
гии наблюдается отказ многих буржуазных историков от того прогрес-
сивного взгляда на деятельность Арнольда Брешианского, как полити-
ческого борца, который сложился в эпоху Рисорджименто, и наоборот,
все больше возрождается стремление рассматривать Арнольда лишь как
религиозного реформатора. Так, например, в 1921 г. Стефано писал:
«Религиозная реформа составляла существо деятельности, питала Ар-
нольда и превалировала у него, и ей подчинена была политическая дея-
тельность»1 2. В первом томе «Католической энциклопедии», вышедшем
в свет в 1948 г., совершенно игнорируэтся борьба Арнольда против свет-
ской власти духовенства, т. е. борьба политическая, и говорится о роковых
последствиях установившегося согласия между двумя движениями:
религиозного — Арнольда и политического — сената 3.
Сурачи, хотя и начинает с безобидного указания на необходимость
изучения деятельности Арнольда Брешианского и в религиозном аспекте,
в действительности развивает концепцию об Арнольде лишь как религи-
озном деятеле: он все время ставит на первое место религиозную борьбу.
Так, главу «Намечаемая реформа агитатора» он начинает разделом «Ре-
лигиозная реформа»4. Даже в условиях ожесточенной борьбы, происхо-
дившей в Риме в 40-х годах XII в., Арнольд, по мнению Сурачи, прежде
всего ставил себе религиозные цели. Он, — пишет Сурачи, — предложил
провести в Риме двоякую реформу: религиозную и политическую 5 6.
Стремление Сурачи всячески подчеркнуть религиозную сторону дея-
тельности Арнольда отчетливо сказалось даже в такой детали, как опи-
сание сооруженного в 1882 г. Арнольду памятника в Брешии. Отметив,
что на пьедестале возвышается статуя Арнольда в позе оратора, Сурачи
добавляет, что на одном из барельефов он также изображен с евангелием
в поднятых над головой руках 8.
Как видно, Антонио Сурачи не удовлетворяет то, что народ представ-
лял себе Арнольда прежде всего трибуном. Еще меньше соглашается он
со сложившимся мнением об Арнольде, как борце за свободу своей ро-
дины— мнением, запечатленным на пьедестале его памятника. «Пред-
шественнику и мученику свободной итальянской мысли» — начертали
брешпанцы на памятнике своего соотечественника. Сурачи стремится
доказать другое, — что Арнольд не только не ратовал за интересы своей
родины, не только не был борцом за свободу, но, наоборот, являлся
антипатриотом и противником свободы.
Один из разделов своей книги А. Сурачи так и озаглавил «Противник
свободы и антипатриот» (Antiliberale е antipatriottica)7.
Как же он пытается обосновать свою фальсификаторскую концепцию?
Из изученного римского и византийского права, говорит Сурачи, Арнольд
Брешпанский черпал нездоровую теорию неограниченности и всемогу-
щества императорской власти. «Он учил, что император является едип-
1 U. Balz а в i. Italia, papato е imperio nella prirna meta del secolo XII. Mes-
sina, 1930, p. 64, 65; P. Brezzi. Roma I*imperio medioevale. Bologna, 1947, p. 328.
2 A. de Stefa n o. Arnaldo da Brescia e i suoi tempi, Roma, 1921, p. 46.
3 «Enciclopedia cattolica», t. I. Citta de Vaticano, 1948, p. 2002.
4 A. S u r a c i. Arnaldo da Brescia. . ., p. 101—103.
5 Ibid., p. 74.
6 Ibid., p. 116.
7 Ibid., p. 10G—109.
Критические статьи и рецензии
401
ственным господином над всем имуществом этого мира и миряне имеют
только право пользоваться им по разрешению императора.
Это есть отрицание права собственности, священной основы личной
свободы»
Арнольд желал, чтобы Рим стал всеобщим главой, а император сделал
его столицей своей империи. «Это есть отрицание свободы народа и неза-
висимости современных государств» 1 2. Отсюда следует, что Арнольд не
является тем апостолом свободы, каким его объявляли, а он был «импе-
риалистом» (un imperialista) в узком смысле слова, т. е. противником
свободы.
«Его политика против свободы была и антипатриотической. Редко сво-
бода Италии находилась в такой опасности, как во время Арнольда. Если бы
императоры Германии внимали всем увещаниям республиканцев Рима,
все итальянские республики были бы задушены в своем зародыше» 3.
Из-за верности политике Арнольда и своей идее универсальной импе-
рии римляне отказались стать членом Ломбардской лиги. В то время,
когда входившие в этот союз города объявляли себя гвельфами и сторон-
никами папы, Арнольд объявил себя гибеллином и недругом папы. В то
время, когда объединенные итальянские силы стремились прогнать им-
ператора за Альпы, Арнольд приглашал его прийти овладеть Римом 4.
Арнольд, продолжает Сурачи, вообще действовал в интересах импе-
ратора. Результатом его деятельности было отнятие у папы светской
власти в пользу немецких императоров. Целью Арнольда являлось вос-
становление императорского правления в такой форме, которая только
кажется демократической, но в действительности являлась шагом назад
от свободной республики 5.
Во всех этих рассуждениях Сурачи нет ничего истинного.
Начнем с вопроса о том, действительно ли Арнольд считал импера-
тора неограниченным хозяином всей собственности. Изучение и сопо-
ставление имеющихся у Оттона Фрейзингенского и поэта Гунтера 6 све-
дений о взглядах Арнольда Брешианского по этому вопросу, опреде-
ленно показывает, что он стремился передать отнятые у духовенства
богатства городским коммунам, а не немецкому императору, которого Ар-
нольд признавал лишь верховным сюзереном земель, соответственно
господствовавшим в феодальную эпоху представлениям 7. Этим призна-
нием Арнольд, разумеется, не отрицал принципа частной собственности.
Теперь об отношении Арнольда к немецким императорам. Намере-
вался ли брешианец передать освобожденный от папского господства
Рим германскому императору? Нет, в действительности Арнольд стремился
порвать с германскими императорами и выбрать своего «национального»
императора. Об этом прямо говорится в письме Евгения III от 20 сен-
тября 1152 г. аббату Корвейского монастыря Вибальду 8. Вот почему
К. Маркс с полным правом мог отметить в «Хронологических выписках»,
1 A. Sura ci. Arnaldo da Brescia. . p. 107.
2 Ibidem.
3 Ibidem.
4 Ibid., p. 109.
5 Ibid., p. 76.
8 Ottonis Frisingensis Gesta Friderici Imperatoris. MGH SS, t. XX,
p. 403; Guntheri Poetae Ligurinus sive de rebus gestis imper. Caes. Friderici
Aug. Patrologiae Latina, edidit Migne, t. GCXII, p. 370 (далее: Migne).
7 См. нашу статью «Общественная деятельность Арнольда Брешианского». «Уче-
ные записки Уральского государственного университета имени А. М. Горького»,
вып. XI. Свердловск, 1952, стр. 66—67.
8 Bibliotheca Rerum Germanicarum, t. I, edidit, Jaffe, p. 538 (далее: Jaffe).
26 Средние века, вып. 7
402
Критические статьи и рецензии
что «Арнольд Врешианский и его римляне порешили сами выбрать рим-
ского императора, чтобы тем вернее сохранить свои права»1, т. е.
брешианец боролся за интересы итальянцев, выступал как патриот.
Разумеется, не без влияния Арнольда римляне предлагали Конраду III
прибыть в их город короноваться. Но это отнюдь не означало, как утвер-
ждает Сурачи, демонстративное стремление римлян склонить свою голову
под скипетром германских императоров 1 2. Для римлян, очутившихся
к 1149 г. в тяжелом положении в связи с наступлением на город папы,
пользовавшегося поддержкой тускуланского графа и сицилийского ко-
роля, совершенно естественным было искать себе союзников, в частности
в лице императора. Ведь и папы обращались к ним за помощью. Этот
факт А. Сурачи отрицать не в состоянии, но он дает ему, мягко выра-
жаясь, весьма странное объяснение.
Если простить, говорит он, римлянам их обращение к вмешательству
иностранца, то только потому, что поведение пап было аналогичным.
Но это обычная и ошибочная оценка, которая может быть легко исправ-
лена сопоставлением намерений республиканцев и папы.
Республиканцы приглашали императоров прийти овладеть Римом,
как повелителей города и мира, а папы, наоборот, обращались к ним,
как к лицам, носящим титул христианских императоров, как к защит-
никам прав церкви и папства. Одни желали видеть императора, овладев-
шим Римом, другие не позволяли ему пребывать в городе, если он
не уйдет после установления здесь мира и тишины. Для одних вме-
шательство иностранца было средством уничтожить поднимающиеся
итальянские коммуны, для других, наоборот, средством защитить приоб-
ретенные права от всех и каждого. В глазах Арнольда и римлян импера-
тор был хозяином, в глазах папы — лишь покровителем 3.
Здесь у Сурачи, что ни слово, то выдумка. Действительно ли римляне
собирались передать власть над своим городом императору? Они об этом
и не думали. Даже в тяжелый для них 1149 год они, вынужденные по
соображениям дипломатического характера изобразить свою борьбу про-
тив папы и дворянства, как стремление отстоять интересы германского
императора, напоминали Конраду III, что источником императорской
власти является народ, от которого даже самые могущественные импера-
торы (Константин и Юстиниан) получили свои полномочия 4. Эта мысль
о народе, как источнике власти, повторена была римлянами в письме
Фридриху I, написанном неким Вецелем весной 1152 г. В письме постав-
лен многозначительный вопрос: «Какой закон, какое правило мешает
сенату и народу выбрать императора?» 5. А через два месяца после этого
представители римского сената потребовали от Фридриха I, чтобы он
присягнул «сохранить добрые обычаи и древние законы Рима» и упла-
тил 5 тыс. фунтов за согласие его короновать. Рассказывающий об этих
событиях Оттон Фрейзингенский передает весьма интересную деталь:
уполномоченные сената сказали Фридриху I, что народ готов оказать
ему помощь, если он пришел освободить Рим от власти духовенства в.
Истинные цели римлян в тех случаях, когда они пытались установить
союз с германскими императорами, можно уяснить из этой фразы: народ-
ные массы питали наивную веру в возможность уничтожения панского
1 Архив Маркса и Энгельса, т. V, стр. 140.
2 A. Suraci. Arnaldo da Brescia. . .. p. 140.
3 Ibid., p. 107-108.
4 Jaffe, t. I, p. 332.
5 Ibid., p. 542.
• MGH SS, t. XX, p. 403—407.
Критические статьи и рецензии
403
господства при помощи императоров. Римляне приглашали императоров
для того, чтобы завоевать свободу родному городу, для создания коммуны.
Что же касается папы, то, наоборот, его союз с императорами имел
целью задушить римскую коммуну, уничтожить свободу, завоеванную
римлянами во время восстания 1143 г. Об этом отчетливо свидетельствует
договор 1153 г. Евгения III с Фридрихом II, в котором прямо сказано,
что император обязуется подчинить римлян папе Ч
Известны ли все эти документы Сурачи? Он с ними, конечно, знаком,
но в одних случаях совсем умалчивает о них, а в других — интерпрети-
рует их таким образом, чтобы очернить народные массы Рима и их вождя,
а папу всячески возвеличить. Во имя этой цели Сурачи даже но останав-
ливается перед подтасовкой фактов.
Мы уже приводили его высказывание о том, что в то время, когда
итальянцы объединились для изгнания императора за Альпы, Арнольд
приглашал его придти в Рим. Но кто же не знает, что Ломбардская лига,
которую имеет в виду А. Сурачи, была создана в 1167 г., т. е. через 12 лет
после смерти Арнольда Брешианского? Кто же не знает, что при жизни
Арнольда вообще не существовало никакого союза итальянских городов
для борьбы с германским императором, что даже через несколько лет
после смерти знаменитого брешианца некоторые итальянские города не
только по боролись против Фридриха I, но, наоборот, помогали ему,
вместе с ним выступали против Милана? Потребовалось варварское раз-
рушение этого города немецкими рыцарями, произвол чиновников, на-
значаемых Фридрихом I в итальянские города, чтобы последние осознали
необходимость объединения.
Но что апологету Ватикана до фактов? Сурачи даже договаривается
до того, что «революция римлян и Арнольда, их обращение к вмешатель-
ству императора было покушением на прогресс и цивилизацию» 1 2. Есте-
ственно будет спросить, почему действия римлян и их вождя были реак-
ционными? Потому, ответит А. Сурачи, что в то время всякая реформа
могла будто бы исходить только от папы или проводиться под его руко-
водством 3.
Возвеличивая папство, А. Сурачи всячески стремится унизить народ.
«В Риме папская власть, — пишет он, — была атакована мятежными
людьми, которые являлись скорее жадными до грабежа духовенства,
чем подлинными друзьями свободы и прогресса» 4.
А. Сурачи не по душе стремления отнять у духовенства его богат-
ства. «Арнольд, — пишет он, — напрасно осуждал богатство клира как
захват, и призывал мирян лишить епископов и аббатов их имущества» 5.
Что же Арнольд должен был делать? Ему следовало, по мнению Сурачи,
нападать не на институт собственности, а на злоупотребления духовенства,
связанные с этим институтом.
Автору рецензируемой книги не нравится и требование Арнольда ли-
шить духовенство светской власти. Учение Арнольда о необходимости
лишения паны и епископов светской власти, пишет он, было грандиоз-
ным покушением на свободу управления церкви ’5.
Теперь становится ясным источник враждебности А. Сурачи к Ар-
нольду Брешианскому. Арнольд требовал лишения духовенства его бо-
гатств, а это опасно для духовенства не только в отдаленном прошлом,
1 Jaffe, I. I, р. 546.
2 A. Suraci. Arnaldo da Brescia. . p. 106.
3 Ibidem.
1 Ibid., p. 105.
5 Ibid., p. 101.
c Ibid., p. 107.
26*
404
Критические статьи и рецензии
но и сейчас, поскольку Ватикан имеет лишь на одной территории бывшей
Римской области 465 тыс. гектаров земли \ владеет промышленными пред-
приятиями в Италии, Испании, США, Аргентине, Боливии и Бразилии,
а также обладает колоссальными денежными суммами в различных бан-
ках; Арнольд проповедовал необходимость ликвидации светской власти
духовенства — это тоже опасно, ибо папа имеет сейчас Citta de Vati-
сапо. Пусть это и уродливое государство, но все же папа является свет-
ским правителем.
Резко враждебное отношение А. Сурачи к Арнольду и побудило его
извратить весь смысл деятельности и мировоззрения этого выдающегося
борца и мыслителя как путем неправильной интерпретации источников,
так и односторонним подбором высказываний реакционных историков.
Возьмем для примера воспроизведенное нами выше мнение Сурачи о том,
что Арнольд стремился восстановить в Риме императорское правление
в такой форме, которая являлась шагом назад от свободной республики.
Этот тезис об антидемократических взглядах Арнольда А. Сурачи обо-
сновывает ссылками на высказывания французских историков Е. Ва-
кандара и Клавеля 2. Того же Вакандара он цитирует, когда говорит,
что Арнольду следовало нападать не на институт собственности, а на свя-
занные с ним злоупотребления духовенства8.
Мы уже касались вопроса о взглядах Арнольда на собственность
духовенства, теперь заметим, что утверждения А. Сурачи о мнимом ан-
тидемократизме Арнольда прямо противоречат данным источников. Так,
поэт Гунтер пишет, что Арнольд «советовал народу действовать при по-
мощи своих собраний и оружия, управлять самому. . . [советовал] дать
королю умеренные права» 4. В упомянутом письме Евгения III от 20 сен-
тября 1152 г. сообщается о таком намеченном Арнольдом плане реорга-
низации управления римской республики, который предусматривал
дальнейшую демократизацию римской коммуны и обеспечение интересов
широких масс. Анализ этого письма дает полное право утверждать, что
Арнольд стремился лишить императора реальной власти 5. Но Сурачи,
подобно большинству буржуазных историков, не ставит вопроса о том,
что же реального представлял собою арнольдовскпй император, а огра-
ничивается формальной стороной дела: раз есть император, следовательно,
он господствует. Вообще Сурачи — прилежный ученик «маститых» бур-
жуазных ученых. Он повторяет их идеалистическую концепцию о посто-
янно существовавшей в средние века «римской идее», являвшейся пред-
посылкой народных движений в Риме 6; вслед за ними говорит о пригла-
шении восставшим народом знати участвовать в управлении коммуной 7,
хотя известно, что восставшие боролись против городского патрициата
Рима и т. п.
1 «Прайда», 31 декабря 1952 г.
2 Е. Vac a nd a rd. Arnaud de Brescia. «Revue de questions historiques», vol.
XXXIV, 1884, p. 83. V. Clave 1. Arnaud de Brescia et les Romains du Xll siecle.
Paris, 1868, p. 230; A. Suraci. Arnaldo da Brescia. . ., p. 76.
3 E. V a c a nd a rd. Arnaud de Brescia, p. 102: A. S n r a c i. Arnaldo da Bres-
cia. . ., p. 102.
* 6 unlheri P о e t a e Ligurinus, p. 371.
•*> Jaffe, t. 1, p. 538.
15 A. S u r a c i. Arnaldo da Brescia. . .. p. 53- 55; Ср. E. S c h о e n i a n. Die
Idee der Volkssouveranitet im Mittelalterlichen Rom. Leipzig, 1919, S. 58, 68, 72, 73,
76, 77; P. S с I) iu i t t h e n n e r. Die Anspriiche des Adels und Volks der Stadt lloin
anf Vergebung der Kaiserkrone wahrend des Interregnus, Berlin, 1923, S. 103;
B. Schneider. Rom und Romgedanke, Berlin, 1926; P. Hildebran d t.
Rom. Geschichte und Geschichteu, Stuttgart, 1949, S. 2.
7 A. S u r a c i. Arnaldo da Brescia. . ., p. 61. Для примера сравни G 1 e b e г.
Papst Eugen III. lena, 1936, S. 5.
Критические статьи и рецензии
405
Даже в тех случаях, когда Сурачи не устраивает общая концепция
какого-нибудь исследователя, поскольку тот положительно относится
к знаменитому брешианцу, он готов у него заимствовать те положения,
которые порочат Арнольда. Так, будучи недовольным Г. Гуаданьини 1
за то, что он, по мнению А. Сурачи, первый дал сигнал к благосклонному
отношению к Арнольду, автор рецензируемой книги охотно ссылается
на Г. Гуаданьини в подтверждение того, что Арнольд будто был «империа-
листом» 1 2 3.
Разумеется, на тех, кто отводил Арнольду видное место в истории,
А. Сурачи резко обрушивается. Так, прогрессивного итальянского пи-
сателя Дж. Б. Никколини, изобразившего Арнольда Брешианского в своей
одноименной трагедии (1843 г.) героем, символом коммунальной свобод
и святым, А. Сурачи обвиняет в фальсификации истории 8. Зато он вся-
чески поднимает на щит мракобеса и реакционера Бернара Клервоского,
объявляет его «grande figura» средневековья, широко цитирует его вы-
сказывания, как непререкаемого авторитета, для обоснования кардиналь-
нейших вопросов не только деятельности и мировоззрения Арнольда
Брешианского, но и всей борьбы народных масс против папского гнета 4.
Реакционная концепция А. Сурачи естественно сочетается у него
с антинаучными методами исследования. Так, хотя ни в одном источнике
нельзя найти сведений о времени рождения Арнольда, автор рецензируе-
мой книги ставит на ее титульном листе 1095 г. Однако в хронологической
таблице он уже указывает на 1095—1100 гг., да еще под знаком вопроса.
В самом же тексте книги пишет, что Арнольд родился, вероятно, в конце
XI в.5 * Или взять такой важный вопрос, как социальный состав римского
сената. Без всякого обоснования своего мнения А. Сурачи утверждает,
что все сенаторы XII в. по происхождению не были дворянами и их имена
даже имели «народную окраску» в. При этом он совершенно игнорирует
противоположные точки зрения других исследователей 7. Наконец, хотя
документально не установлено содержание проповедей Арнольда в Бре-
шии, А. Сурачи без всяких ссылок на источники утверждает, что в родном
городе Арнольд говорил то, что потом слышали от него у монастыря
св. Женевьевы в Париже8.
Таким образом, книга А. Сурачи, в которой Арнольд Брешианский
изображен главным образом как религиозный деятель, объявлен против-
ником свободы и антипатриотом, а борьба руководимых им народных
масс города Рима за свободу трактуется как покушение на прогресс и
цивилизацию, является ярким показателем дальнейшего упадка буржуаз-
ной исторической науки, отказа от прогрессивных взглядов, высказан-
ных когда-то некоторыми ее представителями, возрождения и развития
реакционных концепций.
Н. А. БОРТНИК
1 I. В. Guadagnini. Apologia di Arnaldo da Brescia. Pavia, 1790.
2 A. S u r a c i. Arnaldo da Brescia. . ., p. 107, 115.
3 Ibid., p. 116.
4 Ibid., p. 43, 47, 48, 49, 64, 65, 105, 117, 118.
5 Ibid., p. 15, 24.
• Ibid., p. 61.
7 Так, например, Ф. Грегоровиус п П. Виллари утверждают, что в конце 80 —
начале 90-х годов XII в. сенат, наоборот, в своем большинстве состоял из знатных
людей. Ф. Грегоровиус. История города Рима в средние века, т. IV, СПб., 1907,
стр. 522; Р. V i 1 I а г i. Il Commune di Roma nel Medio Evo. «Saggi storici e critici»,
Bologna, 1890, p. 189.
8 A. S u r a c i. Arnaldo da Brescia. . .. p. 46—47.
СОДЕРЖАНИЕ
СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ
Л. Т. М и л ь с к а я. Социальный состав деревни в Юго-Западной Германии
в VIII—IX вв................................................... 5
А. Я. Гуревич. Из истории имущественного расслоения общинников
в процессе феодального развития Англии .......................... 27
М. Б. Карасе. О хозяйстве толедской деревни .................... 47
В. Л. Керов. К вопросу об усилении эксплуатации крестьянства в Юж-
ных Нидерландах (Бельгии) и Северной Франции в середине XIII в. . . 64
Р. Г. Хилтон. Крестьянские движения в Англии до 1381 г.......... 92
М. П. Лесников. Некоторые вопросы балтийско-нидерландской тор-
говли хлебом в конце XIV—начале XV в......................... 112
М. А. Покровская. К вопросу экономической политики французского
абсолютизма первой половины XVI в............................ 135
М. А. Молдавская. Зарождение капитализма в книгопечатном произ-
водстве во Франции в первой половине XVI в................... 152
Н. М. Мещерякова. О промышленном развитии Англии накануне
буржуазной революции XVII в................................. 174
П. А. Стародубец. Княжество Кокнезе в борьбе с немецкими захват-
чиками в Восточной Прибалтике в начале ХШв................... 199
Н.П. Соколов. Социальные группировки и социальная борьба в Вене-
ции в период раннего средневековья .......................... 217
Е. М. Гордеев. Великий гуманист Рабле.......................... 236
СООБЩЕНИЯ
М. А. Заборов. Папство и организация первого крестового похода . 267
Л. М. Брагина. Сельские коммуны Северо-Восточной Италии и подчи-
нение их городу в XIII—XIV вв................................ 286
М. Д. Б у ш м а к и н. Из истории французской дипломатии начала XVII в. 302
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОЙ МЕДИЕВИСТИКИ
И. И. Фролова. Значение исследований Н. И. Кареева для разработки
истории французского крестьянства в эпоху феодализма......... 315
КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ И РЕЦЕНЗИИ
А. II. К а ж д а н. Рецензия на учебник истории средних веков, т. I . . . 337
А. Д. Люблинская. Рецензия на учебник истории средних веков, т. П 353
В. М. Лавровский. Рецензия на двухтомник «Английская буржуазная
революция XVII в.».............................................. 361
Е. Е. Юровская. Рецензия на книгу Ж. Брюа «История рабочего дви-
жения во Франции» ........................................... 373
А. II. Данилов. Экономика раннего средневековья в трактовке совре-
менной немецкой буржуазной историографии .................... 380
Н. А. Бортник. Рецензия на книгу Антонио Сурачи «Арнольд Брепшан-
ский, агитатор XII в.»....................................... 397
Утверждено к печати
Институтом истории
Академии наук СССР
Редактор издательства Г. И. Тргйнина
Технический редактор Т. А. Землякова
Корректор В. Г. Богословский
РИСО АН СССР № 6-56Р. Сдано в набор 21/IX 1955 г
Поди, в печать 23/XI 1955 г. Формат бум. 70х 1О8’/,я.
Печ. л. 25,5=34,93. Уч.-над. л. 33,9. Тираж 2500
Т-09144. Иад. № 1146. Тип. эак. 284
Цена 21 р. 35 к.
1-я тип. Издательства АН СССР.
Ленинград, В. О. 9 лин., 1-
ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ
С.тр. Строка

100 6 сн.
101 24 св.
167 15 сн.
294 5 сн.
359 5 сн.
376 9 сн.
«Средние века», т. VII.
Напечатано
Должно быть
X армондсуортсе
preassure
lyonasie
а случае
стр. 311
И. А. Осокин
Хармондсуортс
pressure
lyouaise
в случае
стр. 310
Н. А. Осокин