- ТАЙНЫ
й ИСТОРИИВек XIX—XXС. Ю. ВиттеИЗБРАННЫЕ
ВОСПОМИНАНИЯ
1849-1911 гг.Том 2МОСКВА«ТЕРРА»—«TERRA»
1997
УДК 947
ББК 63.3(2)5
В54Художник
И. МАРЕВВитте С. Ю.В54 Избранные воспоминания, 1849—1911 гг.: В 2 т.
Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1997. — 400 с. — (Тайны истории в
романах, повестях и документах).ISBN 5-300-01091-Х (т. 2)ISBN 5-300-01089-8В воспоминаниях Сергея Юльевича Витте (1849—1915) перед
нами предстает дореволюционная Россия. По роду своей деятель¬
ности он был очевидцем и участником многих крупных историче¬
ских событий, встречался со многими известными людьми того вре¬
мени, например: с Александром III, Николаем II, со Столыпиным,
Воронцовым-Дашковым и другими.В мемуарах прослеживается также весь путь бывшего премьера
Российского правительства Сергея Витте — от рождения и до 1911
года.УДК 947
ББК 63.3(2)5ISBN 5-300-01091-Х (т. 2)
ISBN 5-300-01089-8© Издательский центр «ТЕРРА», 1997
ПЕРЕГОВОРЫ С ЛИ ХУН-ЧЖАНОМ
И ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДОГОВОРА С КИТАЕМВ конце царствования императора Александра III отношения
между Японией и Китаем крайне обострились, а затем вспыхнула
война между Японией и Китаем. У нас тогда войска на Дальнем
Востоке, во Владивостоке, было очень мало. Ту часть войска, ко¬
торая была во Владивостоке, мы направили к Гирину на тот слу¬
чай, чтобы эти самые военные действия между Японией и Китаем
не подвинулись на север и не коснулись в том или другом направ¬
лении русских владений и интересов,— вот все, что мы сделали.В это время император Александр умер. Война эта кончилась
полною победою японцев. В начале царствования императора
Николая II, как известно, японцы взяли весь Ляодунский полу¬
остров и при заключении мира с Китаем выговорили себе раз¬
личные выгоды, и главным образом — приобретение всего Ляо¬
дунского полуострова.При таком положении дел князь Лобанов-Ростовский сде¬
лался министром иностранных дел. В то время строился Вели¬
кий Сибирский железнодорожный путь, который доходил уже
почти до Забайкалья. Являлся вопрос: как направить дальше же¬
лезную дорогу — по нашим владениям, делая большой круг по
Амуру, или в том или в другом направлении воспользоваться
китайской территорией, т. е. северною частью Маньчжурии?Но вопрос этот не был решен, и никогда даже не было пред¬
положения, чтобы мы могли достигнуть согласия Китая на про¬
ведение дороги по Северной Маньчжурии.Но так как все сооружение Великого Сибирского пути, т. е.
соединение Владивостока с Европейской Россией, еще по заве¬
ту императора Александра III было поручено мне, то из госу¬
дарственных деятелей единственно, кто занимался этим вопро¬
сом, был я. Так как я более всех остальных, так сказать, играл
роль в этом деле, то и дело это я наиболее изучил и знал.В то время, в сущности говоря, было очень мало лиц, кото¬
рые знали бы вообще, что такое Китай, имели бы ясное пред¬
ставление о географическом положении Китая, Кореи, Японии,
о соотношении всех этих стран; вообще в отношении Китая на¬
ше общество и даже высшие государственные деятели были
полные невежды.Только что назначенный министром иностранных дел князь3
Лобанов-Ростовский тоже не имел никакого понятия о делах
Дальнего Востока. Если бы его в то время спросить: что такое
Маньчжурия? Где Мукден? Где Гирин? — то его знания оказа¬
лись бы знаниями гимназиста второго класса. Впрочем, это на¬
до сказать не про одного Лобанова-Ростовского, а про боль¬
шинство государственных деятелей.Князь Лобанов-Ростовский, как я уже прежде говорил, был
человек очень образованный, он знал все, что касается Запада,
Дальний же Восток его никогда не интересовал, и он ничего о
нем не знал.Не успел он получить пост министра, как война между Япо¬
нией и Китаем кончилась известным Симоносекским соглаше¬
нием1. Соглашение это представлялось мне в высокой степени
неблагоприятным для России, ибо Япония получала территорию
на китайском материке и благодаря этому приблизилась к нам в
том смысле, что наши приморские владения, Приморский край,
прежде отделялись от Японии морем, а теперь Япония перехо¬
дила уже на материк и завязывала интересы на материке, на том
самом материке, где были и наши весьма существенные интере¬
сы, а потому являлся вопрос: как же поступить?В то время вопросами Дальнего Востока занимался исключи¬
тельно я. Государь император желал вообще распространить
влияние России на Дальний Восток и увлекался этой идеей
именно потому, что в первый раз он вышел, так сказать, на сво¬
боду поездкою на Дальний Восток2. Но конечно, в то время у
него никакой определенной программы не сложилось, было
лишь только стихийное желание двинуться на Дальний Восток
и завладеть тамошними странами. Поэтому мне в то время при¬
шлось всесторонне обдумать: как же надлежит поступить по по¬
воду заключенного договора между Японией и Китаем, по кото¬
рому к Японии переходил весь Ляодунский полуостров? Я при¬
шел тогда к заключению, которого держался все время, а имен¬
но что России наиболее выгодно иметь около себя соседом сво¬
им сильный, но неподвижный Китай, что в этом заключается
залог спокойствия России со стороны Востока, а следовательно,
и будущего благоденствия Российской империи; поэтому мне
стало ясно, что невозможно допустить, чтобы Япония внедри¬
лась около самого Пекина и приобрела столь важную область,
как Ляодунский полуостров, который в известном отношении
представлял собою доминирующую позицию. Вследствие этого
я поднял вопрос о том, что необходимо воспрепятствовать осу¬
ществлению сказанного договора между Японией и Китаем.Благодаря этому его величеству благоугодно было назначить
совещание, которое имело место на временной квартире*, зани¬
маемой тогда недавно назначенным министром иностранных
дел князем Лобановым-Ростовским.*	Это была квартира товарища министра иностранных дел.4
Совещание это происходило под председательством генерал-
адмирала великого князя Алексея Александровича и состояло из
следующих лиц: военного министра генерал-адъютанта Банков¬
ского, начальника Главного штаба генерал-адъютанта Обручева,
управляющего морским министерством Николая Матвеевича
Чихачева, меня и министра иностранных дел.В этом совещании я высказал и проводил тот принцип, что
весь интерес России на многие и многие годы заключается в
том, чтобы Китай оставался тем, чем он есть, а для этого необ¬
ходимо всеми силами поддерживать принцип цельности и не¬
прикосновенности Китайской империи.Этот принцип я проводил в совещании весьма решительно и
твердо. Меня поддерживал лишь Ванновский; Обручев относил¬
ся довольно равнодушно к этому вопросу, так как он всегда ув¬
лекался возможными столкновениями на Западе и исключи¬
тельно предавался этой идее. Остальные же члены совещания
никакого определенного мнения не выражали.Председатель этот вопрос не баллотировал, а поставил дру¬
гой вопрос: каким образом поступить для осуществления моего
желания?Тогда я сказал, что Японии необходимо поставить ультима¬
тум, что мы не можем допустить нарушения принципа целости
и неприкосновенности Китайской империи, а потому не можем
согласиться на тот договор, который состоялся между Японией
и Китаем; конечно, согласие Китая на этот договор было вы¬
нужденным, так как Китай является стороной побежденной. За¬
тем я сказал, что Японии, как стороне победившей, надо предо¬
ставить вознаградить свои расходы посредством более или менее
значительной контрибуции со стороны Китая. Если же Япония
на это не согласится, то нам ничего другого не остается делать,
как начать активные действия; что теперь еще не время судить
о том, какие активные действия предпринимать, но я того
убеждения, что можно дойти и до бомбардировки некоторых
японских портов.Таким образом, в этом совещании было ясно формулирова¬
но и мое убеждение, и какие средства я предлагаю для достиже¬
ния этого моего мнения.Но ничем определенным заседание не кончилось, так как
мне никто определенно не возражал, но в то же время многие
члены этого совещания не сказали, что они согласны с моим
мнением. Князь Лобанов-Ростовский все время молчал.Об этом совещании великим князем было доложено импера¬
тору. Тогда государь созвал совещание у себя, но уже не в пол¬
ном составе тех же лиц; на этом совещании присутствовали
только я, генерал Ванновский, князь Лобанов-Ростовский и ве¬
ликий князь Алексей Александрович.В присутствии его величества я опять повторил мои мнения;
другие или совсем не возражали, или же возражали весьма сла¬5
бо, в конце концов государь согласился принять мое предложе¬
ние, и князю Лобанову-Ростовскому поручено было привести
его в исполнение. Нужно отдать справедливость князю Лобано¬
ву-Ростовскому, он это исполнил ловко: немедленно вошел в
соглашение с Германией и Францией, которые изъявили согла¬
сие поддержать требование России; затем без промедления Рос¬
сией был поставлен Японии ультиматум. Япония была вынуж¬
дена принять его и взамен Ляодунского полуострова потребова¬
ла значительную денежную контрибуцию3.Мы, т. е. Россия, в вопросы о размерах контрибуции и дру¬
гие вопросы не вмешивались, выставив только один принцип, а
именно что мы не можем допустить какого бы то ни было нару¬
шения целости территории Китайской империи.Таким образом, состоялся Симоносекский договор, в кото¬
ром территориальное приобретение было заменено контрибу¬
цией.Одновременно я вошел в сношения с Китаем и предложил
услуги России по заключению займа. Конечно, такой большой
заем не мог быть совершен Китаем только на основании креди¬
та Китая, а потому Россия дала свою гарантию, т. е. что заем
должен быть гарантирован таможенными пошлинами, затем во¬
обще достоянием Китая, а в случае неисправности Китая Рос¬
сия дала этому займу гарантию.Кроме того, я же в сущности и совершал для Китая этот за¬
ем между парижскими банкирами на бирже; в этом займе при¬
нимали участие банк de Paris et Pays bas, Credit Lyonnais, бан¬
кирский дом Готенгер; по этому делу представители этих домов,
а именно Нестли и Готенгер, приезжали сюда, причем они про¬
сили меня, чтобы взамен той услуги, которую они мне делают
по заключению займа, я помог им по расширению банковой де¬
ятельности в Китае со стороны французского рынка.Вследствие этого, по моей инициативе и по просьбе этих
французских банкиров, мною был основан Русско-Китайский
банк, в котором главное участие приняли французы. Сперва
значительным акционером этого банка была и наша государст¬
венная казна, а в последнее время она в этом деле не принима¬
ет почти никакого участия. После несчастной русско-японской
войны мы значительно потеряли наш престиж в Китае. И этот
Русско-Китайский банк, мною основанный, в котором прини¬
мали участие как французские банкиры и Россия, так и Китай¬
ская империя, которая сделала довольно значительный вклад,
после того как я ушел из министерства финансов и после того
как произошла несчастная русско-японская война, потерял в
значительной степени под собою почву и в настоящее время со¬
единен с Северным банком; таким образом образовался новый
банк, который называется Русско-Азиатским банком4.После того как мы оказали такую значительную помощь Ки¬
таю, в Китай ездил князь Ухтомский, очень приближенный в то6
время к государю, для того чтобы, с одной стороны, ближе по¬
знакомиться с Китаем, а с другой стороны, познакомиться с та¬
мошними государственными деятелями.Когда наступило время коронования его величества, то все
страны — как это принято в таких случаях — послали в Россию
своих представителей; представители эти были большей частью
или же лица царствующих домов, или же высшие государствен¬
ные сановники. От Китая был послан Ли Хун-чжан — это са¬
мый выдающийся деятель, занимавший в то время наивысший
пост в Китае, так что отправление Ли Хун-чжана на коронацию
должно было обозначать особую благодарность Китая нашему
молодому императору за оказанную им Китаю услугу в том
смысле, что благодаря нашему государю была спасена целость
китайской территории, а потом благодарность за оказанную на¬
ми помощь в денежных делах Китая.Между тем в то время наш Великий Сибирский путь уже
подходил к Забайкалью и являлась необходимость решить воп¬
рос: как же вести его дальше? Весьма естественно, у меня роди¬
лась мысль вести железную дорогу далее напрямик во Владиво¬
сток, перерезывая Монголию и северную часть Маньчжурии.
Этим достигалось значительное ускорение в его сооружении.
При этом Великий Сибирский путь являлся действительно
транзитным мировым путем, соединяющим Японию и весь
Дальний Восток с Россией и с Европой.Весь вопрос заключался в том, чтобы достигнуть этой цели
путем миролюбивым, основанным на взаимокоммерческих вы¬
годах. Этой мыслью я увлекался: и посвятил в нее князя Ухтом¬
ского и имел случай докладывать об этом и его величеству.Между тем в это время доктор Бадмаев* ездил к себе на ро¬*	Я познакомился с Бадмаевым через Ухтомского, к которому он подлез
во время одного из его путешествий в Китай.Бадмаев принадлежит к типичнейшим азиатам; человек он, несомненно,
весьма умный; в отношении своего лечения он обладает большой долей шар¬
латанства. В некоторых случаях своим лечением он приносит пользу, но его
лечение всегда связано с различными интригами и политикой. Это вскоре
было замечено как князем Ухтомским, так и мною; мы ясно видели, что Бад¬
маев занимался вопросами Дальнего Востока, а поэтому он был совсем отда¬
лен как от князя Ухтомского, так и от меня.Иногда же Бадмаев старается эти свои занятия сделать источником все¬
возможных личных денежных афер.Сначала Ухтомский ввел Бадмаева и к цесаревичу Николаю, и в первое
время своего царствования император даже принимал Бадмаева и вообще от¬
носился к нему благосклонно.Уже много лет как Ухтомский, так и я Бадмаева к себе не допускали, но
еще недавно я слыхал, что Бадмаев как-то сумел пролезть как к Курлову, ко¬
торый ныне вследствие убийства Столыпина потерял место, так и к тепереш¬
нему дворцовому коменданту Дедюлину. Недавно еще в Медицинском совете
рассматривалось дело об учреждении какого-то общества лечения бурятской
медициной во главе с Дедюлиным, Курловым, Бадмаевым. Из этого я вижу,
Что Бадмаев теперь снова пролез в сферы высшей политики.7
дину к бурятам; он непременно желал вести дорогу прямо через
Кяхту в Пекин, считая, что дорога, идущая на Владивосток,
представляется второстепенной. Я, конечно, этой мысли никак
не мог сочувствовать, так как, во-первых, я считал необходи¬
мым соединение нас с Владивостоком; во-вторых, я считал, и
весьма основательно, что такая дорога в Пекин, несомненно,
поднимет против нас всю Европу.Между тем самое проведение Великой Сибирской дороги, по
мысли императора Александра III, вовсе не являлось делом во¬
енно-политическим, а только экономическим, касающимся
внутренней политики, а именно: с помощью этой железной до¬
роги император Александр III желал достигнуть кратчайшего
соединения одной из наших окраин — Приморской области с
Россией. Иначе говоря, вся Великая Сибирская дорога имела в
глазах императора Александра III, а также и в глазах императо¬
ра Николая II только экономическое значение, значение в
смысле оборонительном, а никак не наступательном; в особен¬
ности она не должна была служить орудием для каких бы то ни
было новых захватов.Доктор Бадмаев, когда ездил в Монголию и Пекин, вел себя
там так неудобно и двусмысленно, что князь Ухтомский, а за¬
тем и я прекратили с ним всякие сношения, усмотрев в нем ум¬
ного, но плутоватого афериста.Когда Ли Хун-чжан уже выехал из Китая (а это был его пер¬
вый выезд из Китайской империи) и должен был скоро подъ¬
ехать к Суэцкому каналу, то я сказал государю, что было бы
очень удобно, если бы Ли Хун-чжана встретил в Суэцком кана¬
ле князь Ухтомский, который еще ранее был лично знаком с Ли
Хун-чжаном и установил с ним хорошие отношения. Считал же
это я не только удобным, но и необходимым потому, что до мо¬
его сведения дошло, что и другие страны, а именно Англия,
Германия и Австрия, также старались как-нибудь заманить к се¬
бе Ли Хун-чжана. Они хотели, чтобы Ли Хун-чжан приехал в
Петербург через Европу. Я, напротив, желал, чтобы Ли Хун-
чжан никуда не ездил раньше, чем он приедет к нам, так как
для меня было ясно, что если он раньше поедет в Европу, то он
будет находиться под влиянием всевозможных интриг деятелей
европейских государств.Его величество одобрил мои соображения и поручил встре¬
тить Ли Хун-чжана князю Ухтомскому, который виделся со
мною и подробно условился насчет встречи. Но государь поже¬
лал, чтобы это было сделано незаметно, и потому князь Ухтом¬
ский поехал в Европу и, сев на один из пароходов (кажется, да¬
же чуть ли не в Марселе), поехал навстречу к Ли Хун-чжану и
встретил его на выезде из Суэцкого канала. Затем, несмотря на
то что Ли Хун-чжан получил всевозможные приглашения ехать
в различные европейские порты, он сел на наш пароход Русско¬
го общества пароходства и торговли, мною для этой встречи
приготовленный, и прямо со всею своею свитою и князем Ух¬
томским приехал в Одессу.Так как Одесса был первый русский город, в который всту¬
пил Ли Хун-чжан, то мне хотелось, чтобы он был там принят с
надлежащим почетом. Я докладывал об этом государю, сказав,
что было бы очень хорошо, если бы Ли Хун-чжана в соответст¬
вии с его саном встретил почетный караул от наших войск, и
что именно в таком виде Ли Хун-чжан в первый раз должен
был бы увидеть наши войска.Государь одобрил эту мысль и написал об этом военному
министру Ванновскому.Но вот тут я встретил чувство бюрократической ревности
как со стороны генерал-адъютанта Ванновского, так и со сторо¬
ны князя Лобанова-Ростовского.Генерал-адъютант Ванновский, получив мое уведомление,
ответил мне письмом, в котором сообщал мне, что он хотя и
сделал это распоряжение, но желал бы знать, с каких пор я сде¬
лался докладчиком его величеству по военным вопросам, по во¬
енному министерству, так как дело военных караулов относится
к компетенции военного министра, а не министра финансов.Что касается князя Лобанова-Ростовского, то он желал, что¬
бы Ли Хун-чжан в Одессе ожидал коронации или же чтобы он,
прямо проехав в Москву, ожидал там коронацию, но чтобы он
ни в коем случае не приезжал в Петербург, так как приезжать в
Петербург до коронации ему совершенно незачем.Между тем, несмотря на приглашения других европейских
стран посетить раньше коронации Европу, Ли Хун-чжан при¬
ехал прямо в Россию через Одессу, и приехал он именно пото¬
му, что мы, желая этого, послали ему навстречу князя Ухтом¬
ского. Кроме того, если вести какие-либо переговоры, то к ним
надлежало приступить до коронации, так как во время корона¬
ции вести переговоры было бы очень трудно, ввиду того что
каждый день в это время был наполнен различными торжества¬
ми.Ввиду всего этого я должен был опять обратиться к государю
и просить его, чтобы Ли Хун-чжан приехал прямо в Петербург.Несмотря на то что князь Лобанов-Ростовский был противо¬
положного об этом мнения, государь разрешил Ли Хун-чжану
приехать прямо в Петербург. По моему распоряжению был
сформирован особый экстренный поезд, с которым Ли Хун-
чжан приехал в Петербург.Государь император поручил мне вести переговоры с Ли
Хун-чжаном, а поэтому князь Лобанов-Ростовский с ним ника¬
ких переговоров не вел. Да он и не мог их вести с Ли Хун-чжа¬
ном, так как в то время князь Лобанов-Ростовский решительно
ничего не знал, да и не интересовался тем, что касалось нашей
политики и наших вопросов на Дальнем Востоке.Сначала Ли Хун-чжан сделал мне официальный визит в доме9
министерства финансов, потом я ему отдал этот визит, а затем
мы с ним несколько раз виделись и вели политические беседы
относительно улаживания взаимных отношений между Россией
и Китаем.При этом с первого же раза мне сказали, что при ведении
переговоров с китайскими сановниками прежде всего никогда
не надо спешить, так как это считается у них дурным тоном,
надо все делать крайне медленно и обставлять все различными
китайскими церемониями.И вот, когда вошел ко мне Ли Хун-чжан в гостиную, я вы¬
шел к нему навстречу в вицмундире; мы с ним очень поздравст-
вовались, очень низко друг другу поклонились; потом я его
провел во вторую гостиную и приказал дать чай. Я и Ли Хун-
чжан сидели, а все лица его свиты, так же как и мои чиновни¬
ки, стояли. Затем я предложил Ли Хун-чжану, не желает ли он
закурить? В это время Ли Хун-чжан начал издавать звук, подо¬
бный ржанию жеребца; немедленно из соседней комнаты при¬
бежали два китайца, из которых один принес кальян, а дру¬
гой — табак. Потом началась церемония курения, которая за¬
ключалась в том, что Ли Хун-чжан сидел совершенно спокойно,
только втягивая и выпуская из своего рта дым, а зажигание
кальяна, держание трубки, вынимание этой трубки изо рта и за¬
тем вставление ее в рот — все это делалось окружающими ки¬
тайцами с большим благоговением.Подобного рода церемониями Ли Хун-чжан явно желал про¬
извести на меня сильное впечатление. Я к этому относился, ко¬
нечно, очень спокойно и делал вид, как будто я на все это не
обращаю никакого внимания.Конечно, во время первого визита я ни слова не говорил о
деле. Мы только друг друга десятки раз расспрашивали: он о
том, как здоровье государя императора, как здоровье государы¬
ни императрицы, как здоровье каждого из детей, а я расспра¬
шивал, как здоровье богдыхана и вообще всех ближайших род¬
ных богдыхана. Так что в первый раз, в первое наше свидание,
разговоры наши только этим и ограничились.Затем, в следующее наше свидание, Ли Хун-чжан ознако¬
мился ближе со мною и, видя, что на меня, собственно, все эти
церемонии не особенно действуют, начал говорить со мною на¬
распашку и уже более этих церемоний не делал. В особенности
же мы с ним сблизились после, в Москве, где уже виделись друг
с другом совсем попросту.По поводу Ли Хун-чжана я должен сказать, что мне в моей
государственной деятельности приходилось видеть массу госу¬
дарственных деятелей, имена некоторых из них вечно останутся
в истории, и в числе их Ли Хун-чжана я ставлю на высокий
пьедестал: это был действительно выдающийся государственный
деятель, но, конечно, это был китаец с отсутствием всякого ев¬
ропейского образования, но с громадным китайским образова¬10
нием, а главное, с выдающимся здравым умом и здравым смыс¬
лом.Недаром поэтому он имел такое громадное значение в исто¬
рии Китая и в управлении Китаем; в сущности, Ли Хун-чжан и
управлял Китайской империей.Вот я и начал говорить с Ли Хун-чжаном о том, что мы ока¬
зали такую громадную пользу Китаю, что благодаря нам Китай
остался цел, что мы провозгласили принцип целости Китая и
что, провозгласив этот принцип, мы будем вечно его держаться.
Но, для того чтобы мы могли поддерживать провозглашенный
нами принцип, необходимо прежде всего поставить нас в такое
положение, чтобы в случае чего мы действительно могли ока¬
зать им помощь. Мы же этой помощи оказать не можем, пока
не будем иметь железной дороги, потому что вся наша военная
сила находится и всегда будет находиться в Европейской Рос¬
сии. Следовательно, необходимо, с одной стороны, чтобы мы
могли в случае надобности подавать войска из Европейской
России и, с другой стороны, чтобы мы могли подавать войска
также и из Владивостока. «А что теперь,— говорил я,— хоть мы
во время войны Китая с Японией двинули некоторые части на¬
ших войск из Владивостока по направлению к Гирину, но по
неимению путей сообщения войска эти шли так медленно, что
не дошли до Гирина даже тогда, когда война между Китаем и
Японией уже окончилась».Наконец, для того чтобы комплектовать войска в Приамур¬
ской области, нам нужно оттуда возить новобранцев и туда их
перевозить.Таким образом, для того чтобы мы могли поддерживать це¬
лость Китая, нам прежде всего необходима железная дорога, и
железная дорога, проходящая по кратчайшему направлению во
Владивосток; для этого она должна пройти через северную часть
Монголии и Маньчжурии. Наконец, дорога эта нужна и в эко¬
номическом отношении, так как она подымет производитель¬
ность и наших русских владений, где она пройдет, и также про¬
изводительность тех китайских владений, через которые она бу¬
дет идти. Наконец, дорога эта, вероятно, будет встречена без
всякой злобы, что и оказалось в действительности, со стороны
Японии, так как путь этот будет, в сущности говоря, соединять
Японию со всей Западной Европой. Между тем Япония, как из¬
вестно, еще ранее и уже давно приобщилась к европейской
культуре, по крайней мере к внешней, во всей ее технической
части, и, следовательно, дорога эта может быть встречена Япо¬
нией только благожелательно5.Ли Хун-чжан, конечно, ставил различные препятствия. Но
из разговоров с ним я понял, что он на это согласится, если
увидит, что этого желает наш император. Поэтому я сказал го¬
сударю, что было бы очень желательно, чтобы он увидел Ли
Хун-чжана.11
Государь принял Ли Хун-чжана, но принял его почти част¬
ным образом, так как в то время об этом приеме совсем не го¬
ворилось в официальных органах; весь прием этот прошел неза¬
метно.Я отлично помню, что перед коронацией был по какому-то
поводу выход государя; ему приносили поздравления в Царско¬
сельском дворце (это было ранее выезда государя в Москву).
Когда приносят поздравления, то все лица, участвующие в этом
поздравлении, идут к государю по очереди, гуськом. И вот ког¬
да я подошел к императору и когда государь подал мне руку, то
у него засветилось лицо, и он мне почти шепотом сказал: «Ли
Хун-чжан у меня был, и я ему сказал».Затем я видел Ли Хун-чжана, и мы с ним обо всем услови¬
лись и установили следующее начало секретного соглашения с
Китаем.1.	Что Китайская империя разрешает нам провести железную
дорогу по своей территории по прямому пути из Читы к Влади¬
востоку; но устройство этой дороги должно быть поручено част¬
ному обществу. Ли Хун-чжан ни в каком случае не согласился
на мое предложение, чтобы дорогу эту строила казна или чтобы
эта дорога принадлежала казне и государству. Вследствие этого
пришлось образовать Общество Восточно-Китайской железной
дороги, которое, конечно, было и до настоящего времени со¬
стоит в полном распоряжении правительства. Но так как оно
числится как частное общество и так как все частные обще¬
ства находятся в ведении министерства финансов, то служащие
там не суть чиновники государственной службы, а или же они
состоят на равном положении со служащими частных железно¬
дорожных обществ, или же находятся в командировке в частном
Обществе Восточно-Китайской железной дороги, подобно тому
как инженеры путей сообщения, находящиеся в ведении мини¬
стерства путей сообщения, служат в частных железнодорожных
обществах Европейской России.2.	Что мы будем иметь под эту дорогу полосу отчуждения,
необходимую для железнодорожного движения. В этой полосе
отчуждения мы будем хозяевами в том смысле, что так как эта
земля принадлежит нам, то мы можем там распоряжаться, иметь
свою полицию, иметь свою охрану, т. е. то, что и образовало так
называемую охранную стражу Восточно-Китайской железной
дороги. Но количества земли, отчуждаемой под железную доро¬
гу, будет столько, сколько это необходимо для эксплуатации
железной дороги, и вот в этой полосе Россия, т. е., вернее, Вос-
точно-Китайская железная дорога, является хозяином. Оконча¬
тельное направление железной дороги будет определено по изы¬
сканию, но, во всяком случае, железная дорога будет проходить
более или менее по прямому пути из Читы во Владивосток. Ки¬
тай не несет никакого риска по сооружению и по эксплуатации
этой дороги.12
С другой стороны, мы обязуемся защищать китайскую тер¬
риторию от всяких агрессивных действий со стороны Японии.
Таким образом, мы вступаем в оборонительный союз с Китаем
по отношению к Японии.Вот сущность тех начал, относительно которых мы договори¬
лись с Ли Хун-чжаном.Между тем наступило время выезда в Москву на коронацию.Ли Хун-чжан уехал в Москву со всей своей свитой и чинов¬
никами, которые были к нему приставлены.Я доложил государю императору о результатах моих перего¬
воров с Ли Хун-чжаном, и государь уполномочил меня перего¬
ворить с князем Лобановым-Ростовским, министром иностран¬
ных дел.Я пошел к князю Лобанову-Ростовскому и рассказал ему о
том, что вот мне было дано полномочие,— о чем, по-видимому,
он знал,— сказал ему, что я пришел с Ли Хун-чжаном к согла¬
шению по всем пунктам, но к соглашению только словесному;
что теперь весь вопрос заключается в том, чтобы это соглаше¬
ние оформить.Вот тут меня очень удивил князь Лобанов-Ростовский свои¬
ми природными способностями. Он сказал мне:—	Вы можете рассказать мне подробно и последовательно,
на чем же вы остановились?Я подробно и систематически передал ему наше соглашение
по пунктам.Князь Лобанов-Ростовский, выслушав меня, взял перо и на¬
писал по всем пунктам все соглашение. Когда я его прочел, то
был удивлен точностью и последовательностью изложения.
Князь Лобанов-Ростовский изложил то, что я сказал, в самой
последовательной и превосходной форме. Так что когда он мне
передал написанное, сказав: прочтите, так ли написано и не
сделаете ли каких-либо поправок? — то я сказал, что не имею
сделать решительно никаких поправок, потому что вы изложили
все это так превосходно, точно вы сами вели переговоры с Ли
Хун-чжаном. Затем я прибавил, что если бы мне самому при¬
шлось написать, то я употребил бы на это гораздо более време¬
ни и, может быть, все-таки написал бы не так складно, как он.Тогда князь Лобанов-Ростовский сказал мне, что завтра он
будет у государя, представит ему этот проект и затем, если госу¬
дарь одобрит, то сообщит его мне.На другой день я получил от князя Лобанова-Ростовского
проект, но, к моему великому удивлению, тот пункт, в котором
раньше было написано, что мы с Китаем заключаем оборони¬
тельный союз против Японии, что в случае нападения Японии
на Китай или же на наши приморские владения мы должны за¬
щищать Китай, а Китай в свою очередь — нас, вот этот пункт
обобщен; уже не было указано прямо «на Японию», а было ска¬
зано таким образом, что в случае нападения с чьей-либо сторо¬13
ны на Китай или на нашу Приамурскую область Китай обязан
защищать нас, а мы обязаны защищать Китай.Такая редакция этого пункта меня привела в испуг, ибо гро¬
мадная разница: заключать ли с Китаем оборонительное согла¬
шение по отношению одной Японии или же по отношению
всех держав, потому что Китай имеет отношение и к Англии,
так как Англия находится в соседстве с Китаем и между ними
постоянно возникают различные недоразумения, вечные вопро¬
сы (например, недоразумения относительно Тибета, которые
длятся и до настоящего времени); затем с Францией, нашей со¬
юзницей, потому что она имеет владение Тонкин в Индокитае.
Затем другие европейские страны имеют некоторые колонии,
имеют различные концессии и проч. Вследствие того брать на
себя оборону Китая от всех держав, кто бы из держав ни напал
на Китай,— это вещь не только невозможная, но, кроме того, в
случае если бы это соглашение состоялось и если бы о нем уз¬
нала какая-нибудь держава, то это возбудило бы против нас
многие европейские державы.Поэтому я немедленно отправился к государю и доложил
ему, что вот князь Лобанов-Ростовский после того, как я ему
изложил все, к чему я пришел с Ли Хун-чжаном, написал согла¬
шение, что соглашение это он дал мне прочесть и я его одоб¬
рил, но что теперь в этом соглашении изменен пункт, и изме¬
нен крайне опасно.Государь это понял и говорит:—	Поезжайте к Лобанову-Ростовскому, скажите ему это и
уговорите его, чтобы он написал так, как было написано преж¬
де.Я сказал его величеству, что мне это ужасно трудно испол¬
нить, потому что князь Лобанов-Ростовский по летам мне го¬
дится в отцы и по своему положению, в смысле старшинства
чинов, он гораздо старше меня. Кроме того, я вел все эти пере¬
говоры, и теперь мне исправлять то, что сделал князь Лобанов-
Ростовский,— это значит, несомненно, крайне обидеть его и
возбудить против себя; что я его, собственно говоря, конечно,
не имею основания ни в чем бояться, но что все-таки это не¬
ловко по отношению к личности князя Лобанова-Ростовского и
было бы гораздо лучше, если бы вашему величеству было угод¬
но самому сказать князю Лобанову-Ростовскому об этом.Государь говорит:—	Я сам ему это скажу.Вскоре после этого мы все уехали в Москву на коронацию.В Москву я приехал ранее приезда его величества, а еще ра¬
нее меня приехал туда Ли Хун-чжан. Все мое время было занято
этими официальными торжествами, связанными с коронацией,
а также Ли Хун-чжаном, ибо я считал делом величайшей госу¬
дарственной важности привести начатые мною разговоры к
концу, дабы, с одной стороны, Россия имела прямой Великий14
Сибирский путь до Владивостока, без значительного уклонения
и заворота к северу по Амуру, а с другой стороны, дабы устано¬
вить крепкие, незыблемые отношения с таким великим колос¬
сом, каким является Китай,— колоссом, находящимся в сосед¬
стве с Россией.Когда его величество приехал, и был совершен торжествен¬
ный въезд в Москву, и, по принятому обычаю, его величество с
августейшей семьей поместился в Нескучном дворце, то я сей¬
час же имел доклад у государя императора.Как только я вошел к государю для доклада, его величество
изволил сказать мне:—	Я говорил с князем Лобановым-Ростовским и высказал
ему мое мнение о неудобстве для нас принять на себя оборону
Китая от нападений не только со стороны Японии, но и других
стран. Князь с этим совершенно согласился, и поэтому этот
пункт проектированного соглашения будет изменен им, Лоба¬
новым; так что соглашение будет проредактировано именно в
той форме, в какой это было вами установлено.Государь сказал мне это в столь положительной форме, что я
считал это несомненным. После разговора с государем я не¬
сколько раз встречался с князем Лобановым-Ростовским, но ни
я, ни он, мы друг с другом по этому предмету не заговаривали.Затем я еще вел с Ли Хун-чжаном переговоры о том, чтобы
одновременно с тем договором высокой политической важно¬
сти, о кагором я уже рассказывал ранее и по которому нам да¬
валось право проведения железной дороги на Владивосток, ус¬
тановить между Китаем и Россией оборонительный дружеский
союз. И так как по этому соглашению Китай давал концессию
на сооружение дороги частному обществу, то я и решил, чтобы
эта концессия была дана Русско-Китайскому банку, который
уже в то время был основан и функционировал. Поэтому при¬
шлось установить форму, по которой, с одной стороны, Китай¬
ское государство в лице Ли Хун-чжана давало концессию на со¬
оружение Восточно-Китайской дороги, и давало концессию
именно Русско-Китайскому банку, а с другой стороны, одно¬
временно Русско-Китайский банк особым актом передавал это
право Обществу Восточно-Китайской железной дороги. Сдела¬
но это было так потому, что до составления и утверждения кон¬
цессии Восточно-Китайской дороги китайским богдыханом
нельзя было образовать Общество Восточно-Китайской дороги,
а поэтому и Ли Хун-чжан не мог дать концессию по сооруже¬
нию дороги несуществующему Обществу Восточно-Китайской
дороги. Общество же Восточно-Китайской железной дороги
тогда только могло быть образовано, когда концессия получала
полную силу, а концессия еще не была составлена и не могла
быть составлена с Ли Хун-чжаном так скоро, потому что тут
уже являлись вопросы детальные, которые требуют более или
менее подробной разработки. Но мне хотелось иметь в руках15
два документа: во-первых, секретный договор с Китаем, по ко¬
торому Китай взял бы на себя обязательство дать возможность
русскому Обществу построить Восточно-Китайскую дорогу че¬
рез Монголию и Сибирь, а во-вторых, соглашение китайского
правительства с каким-нибудь из русских обществ по сооруже¬
нию этой дороги. Самым подходящим в данном случае был, ес¬
тественно, Русско-Китайский банк; но, чтобы Русско-Китай-
ский банк не мог воспользоваться этим весьма ценным правом,
я одновременно приготовил и соглашение с Русско-Китайским
банком, по которому Русско-Китайский банк передавал все это
дело в руки Общества Восточно-Китайской дороги, которое бу¬
дет сформировано русским правительством.Итак, прежде всего предстояло заключить с китайским упол¬
номоченным, главным сановником Китайской империи Ли
Хун-чжаном, общее секретное соглашение. Был назначен день,
когда уполномоченные с русской стороны, а таковыми были
князь Лобанов-Ростовский и я, и уполномоченный с китайской
стороны, а именно Ли Хун-чжан, который получил полномочия
соответственной телеграммой из Пекина, должны были съехать¬
ся у министра иностранных дел и по принятому в этом случае
этикету и с принятыми в этих случаях формальностями подпи¬
сать договор. Такие договоры пишутся обыкновенно на особой
бумаге, особо тщательно, красиво и подписываются соответст¬
вующими уполномоченными; при каждой подписи прикладыва¬
ется печать этого уполномоченного.И вот в определенный день мы съехались в Москве, в доме,
который был нанят на время коронации для министра ино¬
странных дел князя Лобанова-Ростовского. С одной стороны,
были русские уполномоченные с состоящими при них чинами,
а с другой стороны, Ли Хун-чжан со всей своей свитой.Когда мы собрались и сели около стола, то князь Лобанов-
Ростовский обратился к нам и говорит, что соглашение особой
важности, которое мы имеем подписать, известно уполномочен¬
ным, т. е. ему, мне и Ли Хун-чжану, поэтому его не стоит чи¬
тать; оно уже было показано сотрудникам Ли Хун-чжана, со¬
трудники, вероятно, познакомили с ним Ли Хун-чжана; что со¬
глашение это переписано все точно, что секретари его провери¬
ли и нам теперь следует только подписать. Но что, впрочем, со¬
трудникам Ли Хун-чжана, может быть, угодно его еще раз про¬
честь.Таким образом, один соответствующий экземпляр был дан в
руки сотрудникам Ли Хун-чжана для прочтения (в этих случаях
обыкновенно подписываются два экземпляра: один пишется для
нас, а другой — для Китая), я, с своей стороны, взял экземпляр,
который был переписан для нас, чтобы его посмотреть, а имен¬
но чтобы удостовериться, что тот пункт, который касается на¬
шего обязательства относительно защиты Китая от внезапного
нападения, написан именно так, как он был написан в первона¬16
чальной редакции, т. е. что мы обязуемся охранять Китай толь¬
ко от нападений Японии.Вдруг, к моему ужасу, я вижу, что пункт этот написан не
так, как он был написан в первоначальной редакции, а именно
так, как он затем был исправлен князем Лобановым-Ростов¬
ским, что и вызвало с моей стороны просьбу к его величеству,
чтобы редакция пункта была принята в первоначальном виде.
Как я уже говорил ранее, государь, уже приехавший в Москву,
сказал мне, что он об этом говорил князю Лобанову-Ростовско-
му и что князь не встретил никакого затруднения к тому, чтобы
вернуться к первоначальной редакции.Это вынудило меня подойти к князю Лобанову-Ростовскому,
отозвать его в сторону и сказать ему тихонько на ухо:—	Князь, ведь такой-то пункт не изменен так, как хотел это¬
го государь.Я думал, что это было сделано князем Лобановым-Ростов-
ским преднамеренно, вдруг, к моему удивлению, он себя ударил
по лбу и сказал:—	Ах, боже мой, я и забыл сказать секретарям, чтобы они
переписали этот пункт в первоначальной редакции.Но нисколько этим не смутился, посмотрел на часы — было
уже 12 с четвертью; тогда князь Лобанов-Ростовский хлопнул
несколько раз в ладоши, вошли люди, он и говорит:—	Подавайте завтракать.После подписания договора предполагалось, что будет за¬
втрак у Лобанова-Ростовского.Затем, обращаясь к Ли Хун-чжану и к присутствующим,
князь Лобанов-Ростовский сказал:—	Теперь уже прошло 12 часов, пойдемте завтракать, потому
что иначе кушанье испортится, а после завтрака мы и подпи¬
шем.Мы все пошли завтракать, кроме двух секретарей, которые в
это время, пока мы завтракали, снова переписали договор в том
виде, в каком он был написан князем Лобановым-Ростовским
по моему указанию в Петербурге в первоначальной редакции;
так что после завтрака на столе лежали уже не те договоры, ко¬
торые лежали ранее, а договоры с одним измененным пунктом.
Вот этот договор в новой, а в действительности в первоначаль¬
ной редакции и был подписан, с одной стороны, Ли Хун-чжа-
ном, а с другой — мною и князем Лобановым-Ростовским6.Договор был актом чрезвычайной важности, и если бы мы
следовали этому договору, то России, конечно, не пришлось бы
пережить позорную японскую войну и мы стояли бы твердою
ногой на Дальнем Востоке.Но, как это я буду иметь случай рассказывать далее, мы са¬
ми — не то коварно, не то легкомысленно — нарушили этот до¬
говор и пришли на Дальнем Востоке к тому положению, в кото¬
ром находимся и ныне.17
После подписания договора он был ратифицирован как ки¬
тайским богдыханом, так и русским императором. Договор этот
должен был служить базисом всех наших отношений с Китаем и
всего нашего положения на Дальнем Востоке.Ли Хун-чжан после подписания договора оставался в Москве
до выезда его величества. Мне случалось часто видеться с Ли
Хун-чжаном: или он приезжал ко мне, или я приезжал к нему.
Ли Хун-чжан жил на частной квартире, которая была нанята
для него и предоставлена ему как чрезвычайному уполномочен¬
ному китайского богдыхана.Ли Хун-чжан привык ко мне и поэтому больше уж не зани¬
мался в моем присутствии различными китайскими церемония¬
ми. При нем было несколько телохранителей, но эти телохрани¬
тели в Китае понимаются иначе, нежели у нас. У нас телохра¬
нителями называются часовые или агенты, которые охраняют
жизнь и здоровье человека от стороннего покушения; в Китае
же телохранителями называются те лица, которые занимаются
буквально только телом того лица, которое они охраняют; по¬
этому они постоянно находятся около него: утром они делают
ему туалет, вечером раздевают, в течение дня делают ему мас¬
саж, трут различными благовонными мазями — одним словом,
исключительно занимаются его телом. И многие из таких заня¬
тий Ли Хун-чжан предоставлял делать своим телохранителям
даже в моем присутствии.Однажды, когда я был у Ли Хун-чжана, вдруг доложили, что
приехал с визитом эмир бухарский. Ли Хун-чжан сейчас же
привел себя в полный порядок, сел важно на кресло, и когда
эмир бухарский со всею свитою вошел в гостиную, в которой
он сидел, то Ли Хун-чжан встал, сделал к нему несколько шагов
и с ним поздоровался.Так как я обоих хорошо знал, то не удалился, а сидел вместе
с ними. Эмир бухарский был, видимо, шокирован важностью
Ли Хун-чжана, а поэтому первым делом дал ему понять, что он
представляет собою царственную особу и отдает визит самому
Ли Хун-чжану только из уважения к его владыке — богдыхану;
он все время расспрашивал Ли Хун-чжана о здоровье богдыхана
и о здоровье его матери и совсем не интересовался здоровьем и
вообще личностью самого Ли Хун-чжана, что для китайцев при
их церемониях, конечно, являлось крайне обидным.С своей стороны, Ли Хун-чжан все время допрашивал эмира
бухарского о том, какой он религии, объясняя ему, что вот ки¬
тайцы держатся религиозных начал, установленных еще Конфу¬
цием, и все пытался узнать, какой же религии держится сам
эмир бухарский и его подданные.Эмир бухарский объяснял Ли Хун-чжану, что он мусульма¬
нин и держится начал религии, установленной Магометом, объ¬
яснял сущность этой религии.После этих объяснений эмир бухарский встал, и Ли Хун-18
чжан, по собственной ли инициативе или ему было подсказано,
пошел провожать эмира бухарского до самой коляски, в кото¬
рой тот приехал, причем Ли Хун-чжан шел уже, показывая вид
довольно униженный сравнительно с особой эмира бухарского.Я подумал: вот как на него подействовал эмир бухарский
своим указанием на то, что он, эмир бухарский, царственная
особа.Затем, когда эмир бухарский сел в экипаж и экипаж уже
тронулся, то Ли Хун-чжан вдруг что-то закричал. Экипаж оста¬
новился. Русский офицер, ехавший в экипаже с эмиром бухар¬
ским в качестве переводчика, спросил: «Что вам угодно?»Ли Хун-чжан говорит:—	Передайте, пожалуйста, эмиру, я ему забыл это сказать,
теперь я припомнил, что этот самый Магомет, который основал
его религию, он ведь также был в Китае и там он оказался ка¬
торжником, его из Китая выгнали, и вот, вероятно, он попал к
ним и там основал их религию.Это было так неожиданно, что, по-видимому, эмир бухар¬
ский был озадачен такой выходкой, для меня же стало ясно, что
это была месть Ли Хун-чжана по отношению к эмиру бухарско¬
му за его царственную важность.Затем Ли Хун-чжан, очень довольный, вернулся к себе в гос¬
тиную; так как было уже поздно, я оставил Ли Хун-чжана и от¬
правился к себе домой.Если обратиться к официальным сообщениям газет того вре¬
мени, то можно видеть, что о приезде всех царственных особ,
особ высокопоставленных и их уполномоченных, о приеме и
прощании с ними государя, когда они после коронации остави¬
ли Россию,— обо всем этом были сообщения в «Правительст¬
венном вестнике». Вообще о всяком шаге этих высокопостав¬
ленных лиц и его величества в то время были правительствен¬
ные сообщения. Менее всего было сведений о Ли Хун-чжане;
ни одного слова не было о его приеме в Петербурге, так же как
и о его приеме в Москве, ни о его приеме после коронации,
когда Ли Хун-чжан приехал уже из Москвы.Ни одного слова не было проронено об этом секретном,
чрезвычайно важном соглашении, которое тогда было заключе¬
но Россией с Китаем.Нечто, только часть этого соглашения, могло сделаться изве¬
стным Европе, и то только в том смысле, что Китай дал концес¬
сию Русско-Китайскому банку на сооружение Восточно-Китай-
ской железной дороги, служащей продолжением Великого Си¬
бирского пути; это неизбежно должно было сделаться извест¬
ным, потому что во исполнение договора, заключенного в Мос¬
кве, русские уполномоченные и уполномоченный со стороны
Китая должны были составить концессию на сооружение Вос¬
точно-Китайской дороги. Все указания по этому предмету, т. е.
в каком смысле должна быть составлена концессия, чего мы в19
этой концессии должны добиваться, были мною даны моему то¬
варищу по министерству финансов Петру Михайловичу Рома¬
нову, в высокой степени почтенному и знающему государствен¬
ному деятелю, который несколько месяцев тому назад умер в
Царском Селе, уже будучи членом Государственного совета и
председателем бюджетной комиссии Государственного совета
(по выбору). А со стороны Китая для составления проекта кон¬
цессии был уполномочен китайский посол в Петербурге, кото¬
рый вместе с тем был послом в Берлине; часть года — обыкно¬
венно всю зиму и весну — он проживал в Петербурге, а лето и
осень — в Берлине. И вот так как пришлось составлять и за¬
ключать эту концессию летом, то П. М. Романов отправился в
Берлин и, согласно моим указаниям, составил с этим китайским
послом проект концессии, который затем был утвержден как
русским правительством, так и правительством китайского бог¬
дыхана7.Я не мог сделать эту работу, потому что после коронации я
должен был поехать на Нижегородскую выставку, а затем на
Волгу, так как в приволжских губерниях была в то время введе¬
на питейная монополия; пока я был министром финансов, я по
мере введения питейной монополии в различных губерниях
всегда посещал эти губернии, для того чтобы видеть, как идет
эта реформа, и давать соответствующие указания.КОРОНАЦИЯ. ХОДЫНКА. ДОГОВОР
С ЯПОНИЕЙ ОТНОСИТЕЛЬНО КОРЕИ.
НИЖЕГОРОДСКАЯ ВЫСТАВКА.ПОЕЗДКА ГОСУДАРЯ В ЗАПАДНУЮ ЕВРОПУЯ не стану говорить о всех празднествах, которые были в
Москве по случаю коронации и которые традиционно повторя¬
ются при всяком таком высокоторжественном, особо исключи¬
тельном событии,— все это делается почти по установленному
церемониалу; остановлюсь несколько еще на событии весьма
печальном, весьма грустном, которое тогда произошло и кото¬
рое, конечно, в церемониал не входило; я говорю о так называ¬
емой Ходынке.Обыкновенно после коронации делается громадное гулянье
для народа, причем народу этому выдаются от государя различ¬
ные подарки, большей частью и даже почти исключительно съе¬
добные, т. е. народ кормится, угощается от имени государя им¬
ператора. Затем на этой громадной площади, находящейся вне
Москвы, но сейчас же около самого города, для народа делают¬
ся всевозможные увеселения; обыкновенно и государь приезжа¬
ет посмотреть, как веселится и угощается его народ.В тот день, когда все должны были приехать туда, должен
был приехать к полудню и государь, между прочим, выслушать20
концерт, в котором по программе предполагалось участие гро¬
маднейшего оркестра под управлением известного дирижера
Сафонова; оркестр этот должен был сыграть особую кантату,
которая была сочинена по случаю коронации; с утра же нача¬
лось угощение народа. Так вот, едучи туда, садясь в экипаж, я
вдруг узнаю, что на Ходынском поле, где должно происходить
народное гулянье, утром произошла катастрофа, произошла
страшная давка народа, причем было убито и искалечено около
двух тысяч человек.В таком настроении я поехал на Ходынское поле, в таком
настроении приехали, конечно, и все остальные лица, которые
должны были присутствовать на этом торжестве. Меня мучил
прежде всего вопрос: как же поступят со всеми искалеченными
людьми, как поступят со всеми этими трупами убитых людей,
успеют ли поразвозить по больницам тех, которые еще не умер¬
ли, а трупы свезти в какое-нибудь такое место, где бы они не
находились на виду у всего остального веселящегося народа, го¬
сударя, всех его иностранных гостей и всей тысячной свиты?Затем у меня являлся вопрос: не последует ли приказ госуда¬
ря, чтобы это веселое торжество по случаю происшедшего не¬
счастья обратить в торжество печальное и вместо слушания пе¬
сен и концертов выслушать на поле торжественное богослуже¬
ние?Когда я приехал на место, то уже ничего особенного не за¬
метил, как будто никакой особой катастрофы и не произошло,
потому что с утра успели все убрать, и никаких видимых следов
катастрофы не было; ничто не бросалось в глаза, а где могли
быть какие-нибудь признаки катастрофы, все это было замаски¬
ровано и сглажено.Но конечно, все приезжающие (для этого случая была устро¬
ена громадная беседка для приезжающих) чувствовали и пони¬
мали, что произошло большое несчастье, и находились под этим
настроением.Подъехал и экипаж Ли Хун-чжана с его свитой. Когда Ли
Хун-чжан вошел в беседку и я подошел к нему, он обратился
ко мне через переводчика (так как Ли Хун-чжан, кроме китай¬
ского языка, никакого другого не знал, то поэтому всегда при¬
ходилось вести с ним беседы через переводчика) со следующим
вопросом:—	Правда ли, что произошла такая большая катастрофа и
что есть около двух тысяч убитых и искалеченных?Так как, по-видимому, Ли Хун-чжан знал уже все подробно¬
сти, то я ему нехотя ответил, что да, действительно, такое не¬
счастье произошло.На это Ли Хун-чжан задал мне такой вопрос:—	Скажите, пожалуйста, неужели об этом несчастье все бу¬
дет подробно доложено государю?Я сказал, что не подлежит никакому сомнению, что это бу¬21
дет доложено, и я даже убежден, что это было доложено немед¬
ленно после того, когда эта катастрофа случилась.Тогда Ли Хун-чжан помахал головой и сказал мне:—	Ну, у вас государственные деятели неопытные; вот когда я
был генерал-губернатором Печилийской области, то у меня бы¬
ла чума и поумирали десятки тысяч людей, а я всегда писал бог¬
дыхану, что у нас благополучно, и, когда меня спрашивали, нет
ли у вас каких-нибудь болезней, я отвечал: никаких болезней
нет, что все население находится в самом нормальном порядке.Кончив эту фразу, Ли Хун-чжан как бы поставил точку и за¬
тем обратился ко мне с вопросом:—	Ну скажите, пожалуйста, для чего я буду огорчать богды¬
хана сообщением, что у меня умирают люди? Если бы я был са¬
новником вашего государя, я, конечно, все от него скрыл бы.
Для чего его, бедного, огорчать?*	После этого замечания я подумал: ну, все-таки мы ушли
далее Китая *.Вскоре приехали великие князья и государь император, и, к
моему удивлению, празднества не были отменены, а продолжа¬
лись по программе: так, массою музыкантов был исполнен кон¬
церт под управлением известного дирижера Сафонова; вообще
все имело место, как будто бы никакой катастрофы и не было.
Только на лице государя можно было заметить некоторую
грусть и болезненное выражение. Мне представляется, что если
бы государь был тогда предоставлен собственному влечению,
то, по всей вероятности, он отменил бы эти празднества и вме¬
сто них совершил бы на поле торжественное богослужение. Но
по-видимому, государю дали дурные советы, и не нужно было
быть особенно прозорливым, чтобы понять, что советы эти ис¬
ходили от московского генерал-губернатора, великого князя
Сергея Александровича, женатого на сестре императрицы. Ве¬
ликий князь Сергей Александрович в это время и, можно ска¬
зать, до самой своей смерти был один из самых близких и влия¬
тельных лиц при государе императоре.Несмотря на то что решено было случившуюся ужасную ка¬
тастрофу как бы не признавать, с нею не считаться, тем не ме¬
нее весьма естественно катастрофа эта вызвала совершенно осо¬
бое настроение во всей Москве и по обыкновению породила
наверху борьбу придворных партий и целую массу интриг.На вопрос о том, каким образом могла произойти такая ка¬
тастрофа и кто за нее ответствен, сейчас же получили ответ, что
катастрофа произошла от полной нераспорядительности, а меж¬
ду тем никого ответственного.В то время обер-полицмейстером в Москве был полковник
Власовский; этот Власовский ранее был полицмейстером в од¬
ном из прибалтийских городов, кажется в Риге, и был рекомен¬
дован великому князю как человек весьма энергичный и ничем
не стесняющийся, а следовательно, такой человек, который мо¬22
жет водворить в Москве должный порядок. До Власовского
обер-полицмейстером Москвы был генерал Козлов, человек,
правда, весьма порядочный, но по натуре своей не «полицей¬
ский» человек.Власовский же (как я с ним познакомился) действительно
принадлежит к числу таких людей, которых достаточно видеть и
поговорить с ними минут 10, чтобы усмотреть, что он представ¬
ляет собой такого рода тип, который на русском языке называ¬
ется хамом. Все свое свободное время этот человек проводил в
ресторанах и в кутежах. По натуре Власовский человек хитрый
и пронырливый, вообще же он имеет вид хама-держиморды; он
внедрил и укрепил в московской полиции начала общего взя¬
точничества; с наружной же стороны действительно он как буд¬
то бы держал в Москве порядок. Кроме того, он был очень
удобный человек, потому что весь двор великого князя Сергея
Александровича, конечно, обращался с ним не как с господи¬
ном, а как с хамом, и он исполнял всевозможные поручения
этой великокняжеской дворни.И вот этот обер-полицмейстер заявил, что, в сущности гово¬
ря, на Ходынском поле всем распоряжалось и все это народное
гулянье и угощенье устраивало министерство двора, а что поли¬
ция, собственно, никакого там на самом поле касательства не
имела, что все это было делом министерства двора, а вот все,
что касалось местности около поля и до поля, это все касалось
его, касалось полиции; там же никаких историй, никаких ката¬
строф не было, там все было в порядке. Произошла же эта ката¬
строфа, при которой столько людей было убито и побито, отто¬
го, что на все эти угощения государя народ набросился и начал
друг друга давить, и таким образом было задавлено две тысячи
людей, в числе их множество женщин и детей.С другой стороны, министерство двора, а именно уполномо¬
ченные от министерства двора, заявило, что действительно они
распоряжались раздачей всех гостинцев народу и вообще всеми
увеселениями, но не брали на себя установления полицейского
порядка на самом поле, что дело это лежало на обязанности мо¬
сковской полиции и что если произошло нарушение порядка,
то в этом не они виноваты, а виновата исключительно полиция.Затем московский генерал-губернатор, великий князь Сергей
Александрович, начал, конечно, поддерживать свою полицию.
И если бы, собственно, московским генерал-губернатором был
не великий князь, а кто-нибудь другой, то, разумеется, первым
ответственным лицом за ходынскую катастрофу был бы москов¬
ский генерал-губернатор, а затем и министр двора граф Ворон-
цов-Дашков.Граф Воронцов-Дашков был министром двора еще при по¬
койном императоре Александре III и по своему положению
имел в глазах молодого императора особый авторитет; он также
защищал всех своих чинов, утверждая, что они здесь ни при23
чем, что вся вина лежит на московском управлении, и прежде
всего на генерал-губернаторе.Так вот на этой почве разногласия и пошла, как говорится,
писать губерния. Наверху высшие сановники начали делиться
на партии: одна партия — за графа Воронцова-Дашкова, за ми¬
нистра двора, который, как известно, пользовался особым бла¬
говолением матери императора, вдовствующей императрицы
Марии Федоровны, которая в то время имела еще очень боль¬
шое влияние на государя. Поэтому одна партия утверждала, что
здесь министерство двора ни при чем, что виновата в катастро¬
фе исключительно московская полиция, а другие почли более
для себя выгодным пристать к партии великого князя Сергея
Александровича и потому утверждали, что великий князь и его
полиция тут ни при чем, а вся вина падает исключительно на
чинов министерства двора.В то время, впрочем, многие сановники находились в недоу¬
мении, на какую сторону стать: на сторону ли московского ге¬
нерал-губернатора или на сторону министра двора, так как они
еще себе не отдали ясного отчета, кто будет иметь более влия¬
ния на императора: вдовствующая ли императрица-мать или ве¬
ликий князь Сергей Александрович, женатый на сестре молодой
императрицы.В конце концов расследование было поручено министру юс¬
тиции того времени Николаю Валериановичу Муравьеву. Этот
министр юстиции сделал расследование, которое составляет от¬
дельный маленький том, ныне секретный, имеющийся, между
прочим, и в моем архиве. Муравьев всю эту историю, всю ката¬
строфу, как она произошла, описывает с полной точностью. Но
вот насчет виновности — он эти вопросы обходит или же его
объяснения являются крайне субъективными, так как сам
Н. В. Муравьев сделался министром юстиции по протекции ве¬
ликого князя Сергея Александровича; ранее он был прокурором
московской судебной палаты и близким человеком к Сергею
Александровичу.Назначение Н. В. Муравьева производить расследование по¬
нималось в Москве как преобладающее влияние великого князя
Сергея Александровича. Но влияние это, по-видимому, продол¬
жалось недолго, потому что явилось другое влияние, преоблада¬
ющее, влияние министра двора; влияние это понималось как
влияние императрицы Марии Федоровны. Ввиду этого было по¬
ручено произвести новое расследование бывшему министру юс¬
тиции, весьма почтенному и достойнейшему человеку, который
был на коронации обер-церемониймейстером*, а именно графу
Палену.Расследования графа Палена я не читал; его заключения мне
официально неизвестны, но я несколько раз слышал от графа,*	Назначенным специально для коронации.24
что он нашел, что была виновата главным образом московская
полиция и вообще управление Москвою, а не министр двора,
т. е., иначе говоря, граф Пален винил московского генерал-гу¬
бернатора.Причем, когда он еще был в Москве и следствие еще не
кончилось, немедленно после катастрофы граф Пален имел не¬
осторожность сказать во дворце, что вся беда заключается в
том, что великим князьям поручаются ответственные должности
и что там, где великие князья занимают ответственную долж¬
ность, всегда происходит или какая-нибудь беда, или крайний
беспорядок. Вследствие этого против графа Палена пошли все
великие князья.Мне известно, что граф Пален представил по поводу своего
расследования подробный доклад государю, и мне известно, что
на этом докладе государь написал резолюцию (хотя мне эту ре¬
золюцию передавал граф Пален, но я ее не помню). Мне изве¬
стно, что доклад этот с резолюцией государя, которая графа Па¬
лена опечалила, находится у него в архиве, в его деревне около
Митавы*.В конце концов во всей этой истории, при которой погибло
и пострадало около двух тысяч русских людей, оказался вино¬
вен один только человек, а именно обер-полицмейстер Власов-
ский, который и был уволен со службы.Таким образом, все это дело было заглушено, но, конечно,
оно надолго останется в летописях русской истории*.После этого граф Пален некоторое время был как будто бы в
тени, но государь к нему не изменил своего настроения и потом
через некоторое время начал к нему относиться так же благово-
лительно, как он относился к нему прежде, как относится и те¬
перь.Но никогда с тех пор графу Палену никакого деятельного
поручения даваемо не было, впрочем, это можно объяснить и
тем, что граф Пален — человек весьма пожилых лет.Что касается Н. В. Муравьева, то он сделал очень счастли¬
вую для себя карьеру благодаря все той же протекции великого
князя Сергея Александровича, о чем я, вероятно, буду иметь
случай говорить впоследствии.В день ходынской катастрофы, 18 мая, по церемониалу был
назначен бал у французского посла графа (впоследствии — мар¬
киза) Монтебелло; французский посол по жене был весьма бо¬
гатый человек; как по этой причине, так и по своим личным
качествам, а в особенности по качествам своей жены он был
очень любим в высшем обществе.Бал должен был быть весьма роскошным, и, конечно, на ба¬’ Вариант: «Его величество соизволил написать самую лестную резолю¬
цию на доклад 1рафа Палена, но через несколько дней приехал из Москвы
великий князь Сергей Александрович, и дело было совершенно перерешено».25
лу должен был присутствовать государь император с императри¬
цей. В течение дня мы не знали, будет ли отменен по случаю
происшедшей катастрофы этот бал или нет; оказалось, что бал
не отменен. Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероят¬
но, их величества не приедут.В назначенный час я приехал на этот бал, а вместе со мною
приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин, главноуправляющий ко¬
миссией прошений, будущий министр внутренних дел, и вели¬
кий князь Сергей Александрович, московский генерал-губерна-
тор. Как только мы встретились, естественно, заговорили об
этой катастрофе, причем великий князь нам сказал, что многие
советовали государю просить посла отменить этот бал и, во вся¬
ком случае, не приезжать на этот бал, но что государь с этим
мнением совершенно не согласен; по его мнению, эта катастро¬
фа есть величайшее несчастье, но несчастье, которое не должно
омрачать праздник коронации; ходынскую катастрофу надлежит
в этом смысле игнорировать.При этих словах мне, естественно, пришла в голову аналогия
между этим рассуждением и рассуждением, которое я слышал
утром от великого государственного человека в Китае — Ли
Хун-чжана.Через некоторое время приехали государь и императрица;
открылся бал, причем первый контрданс государь танцевал с
графиней Монтебелло, а государыня — с графом Монтебелло.
Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился.Государь был скучен, и, видимо, катастрофа произвела на
него сильное впечатление. И если бы он был предоставлен, как
во многих других случаях, самому себе, т. е. если бы он слушал
свое сердце, то в отношении этой катастрофы и всех этих праз¬
днеств, я уверен, он поступил бы иначе.Там же, в Москве, был подписан и договор с Японией. Все
переговоры по этому договору вел князь Лобанов-Ростовский, я
тоже принимал участие, но участие второстепенное. Я считаю
этот договор весьма удачным. По этому договору Россия и Япо¬
ния разделили между собою влияние на Корею, причем доми¬
нирующее влияние было на стороне России.Представители Японии охотно на этот договор согласились.
Мы могли иметь по этому договору в Корее военных инструк¬
торов и несколько сот человек наших солдат, так что в военном
и финансовом отношении, в смысле управления государствен¬
ными финансами, России были предоставлены значительные,
можно сказать доминирующие, права. Так, по этому договору
мы должны были назначить и советника по финансовым делам
при корейском императоре, что равносильно назначению мини¬
стра финансов. Но влияние на Корею было обоюдное, как со
стороны России, так и со стороны Японии; Япония также могла
иметь там промышленные общества и вершить торговлю; ника¬
ких особых денежных преимуществ, которые не были бы предо¬26
ставлены Японии, одинаково не допускались и России и проч.
Вообще, как я уже сказал, этот договор я считаю удачным9.Таким образом, казалось, в Москве прочно установилось
разделение влияний на Корею со стороны России и со стороны
Японии, но уже на Корею самостоятельную, так как до японо¬
китайской войны Корея считалась как бы автономной областью
Китая и находилась под полным влиянием Китая.По японо-китайскому договору после войны Корея была
объявлена страной самостоятельной. Вот этот договор в Москве
определил и размежевал наше влияние на Корею и влияние на
Корею Японии.С другой стороны, секретным договором с Китаем, который
был составлен, о чем я ранее уже говорил, мы получили право
проведения железной дороги через Монголию и Маньчжурию
до Владивостока. Таким образом, в наши руки передавалась до¬
рога величайшего политического и коммерческого значения,
причем в то время мы усиленно подчеркивали, и я подчеркивал
это с полным убеждением, что дорога эта не должна служить ни
при каких обстоятельствах орудием каких бы то ни было захва¬
тов. Она должна была быть орудием сближения восточных и ев¬
ропейских наций, сближения как материального, так и мораль¬
ного, и должна была служить орудием морального влияния по¬
стольку, поскольку новая культура — христианская — сильнее и
могущественнее культуры желтых наций, родившихся в идоло¬
поклонстве.Мне тогда же Ли Хун-чжан, с которым я очень подружился,
несколько раз повторял, что он, как друг России, советует ни в
каком случае не идти России на юг от линии, которая должна
соединить Сибирский Великий путь с Владивостоком. Так как
если бы мы пошли на юг, то это могло бы возбудить такие по¬
литические волнения и неожиданность среди китайцев, в этой
массе, совсем незнакомой с европейцами, смотрящей на каждо¬
го белого в известной степени как на недоброжелателя, что по¬
добный шаг мог бы иметь самые неожиданные печальные по¬
следствия как для России, так и для Китая. Все эти убеждения
Ли Хун-чжана лично для меня были напрасны, ибо я, как вер¬
ный носитель идей императора Александра III, которого сын в
известном манифесте прозвал «миротворцем», был самым ис¬
кренним, и остаюсь им и до настоящего времени, адептом идеи
мира и считаю, что только тогда христианское учение приобре¬
тет силу и расцветет, когда человечество исполнит первейший
завет христова учения,— завет, заключающийся в том, что ни
один человек не имеет нравственного права или, вернее, боже¬
ского права убивать существ себе подобных.Я упоминаю об этом настоятельном совете Ли Хун-чжана
для того, чтобы показать, насколько Ли Хун-чжан был из ряда
вон выходящий государственный деятель Китая, который счита¬
ется с нашей европейской точки зрения человеком совсем необ¬27
разованным и некультурным, но с точки зрения Китая, китай¬
ской цивилизации — это был человек в высокой степени обра¬
зованный, в высокой степени культурный.В то время государь император носил в себе прекрасные се¬
мена всего лучшего, что может быть в человеке как в смысле
духа человеческого, так и в смысле сердца, а потому и мне было
совершенно бесполезно передавать государю совет Ли Хун-чжа-
на, так как я был убежден, что и государь император смотрел на
договор с Китаем как на договор, преследующий исключитель¬
но мирные цели. Договор же этот был секретный не потому,
что им давались права России построить железную дорогу через
Монголию и Маньчжурию, так как права эти непосредственно
вытекали из той нравственной помощи, которую оказала Россия
Китаю после несчастной войны Китая с Японией, секретность
этого договора вытекала из того, что этот договор был в то же
время и договором союзно-оборонительным против возможного
противника — Японии, дабы не могло повториться то, что име¬
ло место, когда Япония разгромила Китай.Во время коронации независимо от тех широких общих
льгот, которые манифестом его величества были предоставлены
всему населению, конечно, к его величеству обращались тысячи
и тысячи лиц с своими частными просьбами и ходатайствами.Его величество, будучи весьма добрым, сердечным челове¬
ком, широко удовлетворял все эти просьбы, конечно, и извест¬
ный князь Мещерский, редактор «Гражданина»10, не упустил
случая постараться завязать свои отношения с государем, но го¬
сударь не обратил никакого внимания на эти, если можно так
выразиться, «княжеские заигрыванья».Затем, после подписания договора с Японией о торговле и
мореплавании мною, князем Лобановым-Ростовским и япон¬
ским послом миссии11, 17 мая я уехал в Нижний Новгород от¬
крывать Нижегородскую выставку.Выставка эта была сделана по моему почину, и хотя она бы¬
ла устроена очень хорошо, но имела посредственный успех, мо¬
жет быть, потому, что был выбран неудобный момент после ко¬
ронации. Я открыл выставку 28 мая; она еще почти не была
окончена.Комиссаром выставки мною был назначен агент министерст¬
ва финансов в Берлине Тимирязев, который представляет собою
тип чиновника, вершащего все дела лишь на бумаге, а поэтому
в таком живом деле он всюду и опоздал. Выбрал же я Тимиря¬
зева потому, что ранее при моих предшественниках он занимал¬
ся выставками.Вследствие такого положения Нижегородской выставки уже
перед окончанием устройства выставки я просил поработать ди¬
ректора департамента Владимира Ивановича Ковалевского, че¬
ловека живого, очень энергичного, весьма способного и талант¬
ливого, человека, о котором нельзя сказать ничего, кроме хоро¬28
шего, и который себе крайне повредил, если не погубил себя
своими неудачными увлечениями женским полом. Ковалевский
энергично начал действовать, и выставка уже через несколько
дней была совершенно готова.Все это время до 21 июня государь продолжал оставаться в
Москве и ее окрестностях.Вскоре по открытии выставки в Нижнем Новгороде приехал
туда Ли Хун-чжан. Он пробыл на выставке несколько дней, так
сказать, у меня в гостях; я говорю у меня, т. е. в гостях у мини¬
стра финансов.Ли Хун-чжан очень всему удивлялся, в особенности он удив¬
лялся всему тому, что касалось отдела машин и техники. Затем
он уехал из России в Европу и посетил некоторые европейские
страны. Он служил предметом большого удивления иностран¬
цев, которые, будучи совсем чужды азиатской, и в особенности
китайской, культуре, находили Ли Хун-чжана и его свиту людь¬
ми полудикими.Как я уже говорил, в исполнение договора, заключенного с
Ли Хун-чжаном, была составлена конвенция моим товарищем
Романовым и китайским послом в Петербурге и Берлине; кон¬
венция эта была затем ратифицирована.В Европе в то время говорили, будто бы Ли Хун-чжан полу¬
чил от русского правительства взятку; это неверно. Тогда в Пе¬
тербурге Ли Хун-чжан никакой взятки не получил. Об этом не
было со стороны Ли Хун-чжана никакой речи12.17 июля приехали в Нижний Новгород на выставку их вели¬
чества и с ними великий князь генерал-адмирал Алексей Алек¬
сандрович.Приблизительно в эти же дни последовало увольнение уп¬
равляющего морским министерством Чихачева и назначение
вместо него Тыртова, о чем я говорил ранее, поэтому его вели¬
чество был особенно милостив к своему дяде, генерал-адмиралу
Алексею Александровичу; в характере государя: если он причи¬
нял своим близким какое-нибудь огорчение, то старался и ста¬
рается загладить это ласками.Его величество пробыл в Нижнем Новгороде 18-го и 19-го,
20-го он уехал из Нижнего; остановился он в доме генерал-гу-
бернатора, который представляет собой генерал-губернаторский
дворец.В течение своего пребывания государь несколько раз на вы¬
ставке подробно все осматривал, но мне почему-то представля¬
лось, что их величества были ко мне несколько холодны. Я не
знал, в чем заключается причина, хотя был уже настолько опыт¬
ный сановник, что понимал, что это, вероятно, есть результат
каких-нибудь наветов на меня во время Нижегородской выстав¬
ки. Но с чьей стороны, я догадаться не мог; думал, что, может
быть, со стороны князя Лобанова-Ростовского, так как ему не
была приятна моя выдающаяся роль по заключению договора с29
Ли Хун-чжаном. Но это только мое предположение, так как я
вообще считал и считаю до настоящего времени князя Лобанова
человеком весьма порядочным и довольно далеким от всяких
дворцовых интриг.Из Нижнего его величество выехал в Петергоф 20 июля.13 августа его величество изволил отправиться из Петергофа
в Вену сделать визит престарелому императору Францу-Иосифу.
В Вене его величество был два дня; затем из Вены прибыл в
Киев.Дорогой, недалеко от Киева, бедный князь Лобанов-Ростов-
ский умер от разрыва сердца во время одной из остановок поез¬
да на станции. Смерть эта очень огорчила государя и государы¬
ню и была в известном смысле роковой, ибо я уверен, что, не¬
смотря на некоторую легкомысленность князя Лобанова-Рос¬
товского, он был все-таки настолько опытный и культурный че¬
ловек, что не допустил бы многих событий в нашей политике,
которые так плачевно окончились и результаты коих мы пере¬
живаем теперь.Его величество прибыл в Киев 19-го, а уже 22-го выехал в
Германию сделать визит императору Вильгельму.24-го его величество прибыл в Бреславль, там был смотр
войскам. Затем из Бреславля государь император через Киль по¬
ехал в Копенгаген сделать визит королю датскому, своему деду.Уже 3 сентября их величества покинули Копенгаген и 12
сентября прибыли в Англию сделать визит королеве Виктории,
бабушке молодой императрицы.Вследствие смерти князя Лобанова-Ростовского государя им¬
ператора сопровождал товарищ министра иностранных дел,
почтеннейший Шишкин, о котором я говорил ранее.23 сентября его величество прибыл в Шербург сделать визит
президенту Французской республики.Их величества всюду были встречаемы с особым энтузиаз¬
мом, так как они представляли молодую обворожительную пару,
которая уже вследствие своей молодости и всех чистых качеств,
присущих неиспорченной молодости, само собою разумеется,
не могла не производить чарующего впечатления, тем более что
император Николай II обладает особым даром очарования.Я не знаю таких людей, которые, будучи первый раз пред¬
ставлены государю, не были бы им очарованы; он очаровывает
как своею сердечною манерою, обхождением, так и в особенно¬
сти и своей удивительной воспитанностью, ибо мне в жизни не
приходилось встречать по манере человека более воспитанного,
нежели наш император.При таких качествах нашего императора, разумеется, прибы¬
тие молодой императорской четы во Францию очаровало всех
французов.Во-первых, это был первый визит русского императора после
визита его деда императора Александра II Наполеону, когда ве-зо
люсий император подвергся возмутительному выстрелу со сто¬
роны поляка Березовского.Во-вторых, этим визитом император подчеркивал свое твер¬
дое решение следовать по стопам своего отца, создателя фран¬
ко-русского соглашения.В-третьих, это качество французов увлекаться всем тем, что
им приятно и что величественно.Наконец, французы-республиканцы имеют то свойство, что
они особливо восхищаются царствующими особами, а такая
царствующая чета, как русский самодержавный государь, де¬
ржащий в своей державной руке одну пятую часть пространства
всего мира, конечно, не могла не возбуждать во Франции чувст¬
ва не только восхищения, но и своего рода экстаза.Поэтому та неделя, которую провел государь в Париже и
Версале, в окрестностях Парижа, была названа русскою неде¬
лею.Государь и его августейшая супруга были всюду встречаемы
с величайшим восторгом.17 октября его величество из Франции прибыл в Дармштадт,
родину императрицы, к ее брату, великому герцогу Дармштадт¬
скому, а 19 октября его величество был уже в Царском Селе.Я приехал в Петербург, конечно, ранее, а именно в первых
числах сентября. <...>ЗОЛОТАЯ ВАЛЮТАЕще в царствование императора Александра III была в осно¬
ве предрешена денежная реформа, которую я имел честь совер¬
шить, которая спасла, укрепила русские финансы и на которой
зиждется и основывается, несмотря на несчастную японскую
войну и все ужасные происшедшие от нее последствия, настоя¬
щее финансовое благосостояние России.Но я должен сказать, что у меня, когда я сделался минист¬
ром финансов, не было сомнений в том, что денежное обраще¬
ние, основанное на металле, есть благо; но так как я ранее этим
вопросом глубоко не занимался, то поэтому у меня являлись не
то чтобы некоторые колебания, а непоследовательные шаги, и в
этом нет ничего удивительного.Россия жила на денежной системе, основанной на кредит¬
ных билетах, с Севастопольской войны в течение нескольких
десятков лет; все жившие в то время (в конце 80-х годов) поко¬
ления не знали и не видели металлического обращения. Ни в
университетах, ни в высших школах правильной теории денеж¬
ного обращения не читалось, по крайней мере не читались ос¬
новы металлического денежного обращения, и не читались по
той простой причине, что этого обращения не было в действи¬
тельности, и потому оно имело скорее как бы теоретический, а31
не практический характер. По этому предмету не было на рус¬
ском языке сколько-нибудь порядочных книг и учебников, за
исключением нескольких, а именно тех, что выходили из-под
пера Николая Христиановича Бунге, когда он был профессором
Киевского университета, а также и профессора Дерптского уни¬
верситета Вагнера, который потом покинул этот университет,
сделался профессором Берлинского университета и до сих пор
здравствует.Я очень хорошо помню разговор, который я имел с Бунге
перед одним из первых заседаний комитета финансов, в каго¬
ром я начал проводить денежную реформу.Когда мы шли в это заседание, Бунге мне сказал следующее:—	Сергей Юльевич, вам будет очень трудно проводить эту
реформу, потому что в финансовом комитете нет ни одного че¬
ловека, который бы это дело знал. Все члены финансового ко¬
митета теоретически этого дела не изучали и на практике его не
видели.Мною была сделана ошибка, которая отчасти, может быть,
помешала мне ориентироваться сразу в этом вопросе; ошибка
эта заключалась в том, что я, будучи министром финансов, взял
себе в товарищи профессора Киевского университета Антонови¬
ча. Я сделал это потому, что Антонович написал по этому пред¬
мету докторскую диссертацию, а именно о денежном обраще¬
нии.Это была одна из тех книг, которую я читал ранее, нежели
специально занялся этим предметом, будучи министром финан¬
сов.Мне казалось, да так было и в действительности, что Анто¬
нович весьма твердо высказывался за необходимость металличе¬
ского обращения, но я не принял во внимание характера, с од¬
ной стороны, крайне неустойчивого, а с другой стороны, грубо¬
го и некультурного. Он по своей натуре гораздо больше думал о
своей мелкой пользе, нежели о том, будет ли совершена денеж¬
ная реформа или нет.Когда Антонович увидел, что не только Петербург, но и вся
Россия против этой реформы, то он, конечно, начал вилять, а
затем и сам стал высказываться против этой реформы.Антонович был недурной человек, порядочный русский про¬
фессор, но замечательно хитрый хохол; очень маленький по
своему характеру и мировоззрению. В деталях, конечно, он ме¬
ня сбивал.Так, например, он принял значительное участие в преобра¬
зовании Государственного банка, и если бы его не было, то но¬
вый устав Государственного банка был бы иной'3; он бы в боль¬
шей степени отразил ту основную мысль, что банк нужно пре¬
образовать именно потому, что государство решило совершить
денежную реформу, основанную на металле. Антонович ввел
туда различные параграфы, которые я пропустил, расширяющие32
деятельность Государственного банка в смысле выдачи различ¬
ных долгосрочных ссуд, основанных не на верных и кратко¬
срочных обеспечениях.Действительно, эта часть нового устава Государственного
банка не находилась в полной гармонии с идеей преобразова¬
ния денежного обращения в России, и впоследствии мне иногда
это ставили в вину, ибо, когда устав этот вошел в силу, мне же
самому пришлось принимать меры, чтобы банк не совершал тех
или иных операций долгосрочных и недостаточно обеспечен¬
ных, которые тем не менее разрешались по его уставу, мною
проведенному.Я должен сказать следующее: в то время вопрос о денежной
реформе осложнялся еще следующими обстоятельствами.Многие из финансистов теоретиков и практиков, для кото¬
рых преимущество металлического обращения над бумажным
не составляло никакого вопроса, а являлось аксиомой, тем не
менее колебались, когда дело шло о том, следует ли ввести де¬
нежное обращение, основанное только на одном золоте, или же
может быть введено денежное обращение, основанное на сереб¬
ре или же на совместном обращении денег из двух металлов —
как золота, так и серебра. Словом, между лицами, которые сто¬
яли вообще за необходимость денежного обращения, основан¬
ного на металле, не было единогласия в вопросе о том, должно
ли обращение основываться на одном металле — золоте или се¬
ребре или на двух металлах совместно — как на золоте, так и на
серебре.Впоследствии, когда я почти совсем овладел этим предметом
с точки зрения понимания его, когда я уже почти проломал сте¬
ну и ввел денежное обращение, основанное исключительно на
золоте, мне приходилось по этому вопросу говорить и спорить с
такими крупными финансистами — крупными не столько в
смысле практики, сколько в смысле ума,— как, например, зна¬
менитый Альфонс Ротшильд, Леон Сэ, бывший министр фи¬
нансов в начале Французской республики, сын знаменитого
экономиста Сэ.Альфонс Ротшильд и Леон Сэ были за денежное обращение,
основанное на серебре; того же мнения было и другое большое
лицо, но очень слабый финансист — это бывший президент
Французской республики и мой близкий знакомый человек, от¬
носящийся ко мне крайне доброжелательно, так же как и я к
нему, почтеннейший старец Лубэ, который еще недавно спорил
со мною по этому предмету, хотя в настоящее время уже трудно
спорить по этому предмету, но все-таки он еще пытался оправ¬
дывать свои идеи.В то время и президент французского министерства, извест¬
ный экономист Мелин, который проводил во Франции протек¬
ционизм, также был против меня как защитника денежного об¬
ращения, основанного на золоте.33
У него был известный журналист-экономист, который резко
проводил эту идею, а именно Тьери. Все это довольно понятно,
с одной стороны, потому, что в то время, когда я начал вводить
денежное обращение в России, то серебро еще не было оконча¬
тельно обесценено и была надежда, что оно может получить
опять устойчивую цену, в особенности, конечно, если Россия
введет денежное обращение, основанное на серебре. А с другой
стороны, вообще французы были за денежное обращение, осно¬
ванное если не на одном серебре, то, по крайней мере, на двух
металлах, но никак не на одном золоте. Это потому, что Фран¬
ция есть страна, которая имеет в обращении наибольшее коли¬
чество серебра, а именно она имеет, кажется, до трех миллиар¬
дов франков. Таким образом, для французов это был вопрос в
некотором роде карманный.Император Александр III в вопросах денежного обращения,
по крайней мере в тех предварительных мерах, которые я при¬
нял, меня вполне поддерживал.Я должен сказать, что, конечно, вопроса этого он не пони¬
мал, так как вообще вопрос этот специальный, и в то время в
России, за исключением нескольких человек, никто его не по¬
нимал. Поддерживал же меня император Александр III потому,
что он мне доверял и верил в то, что то, что я хочу сделать и к
чему я относился с такою страстью, не может быть вредно Рос¬
сии.Когда я увидел, что Антонович в этом вопросе интригует, я с
ним расстался, тем более что он вследствие той манеры, кото¬
рой он придерживался в отношении служащих, вследствие
крайней грубости и некультурности сумел вооружить против се¬
бя всех чиновников министерства финансов, как высших, так и
низших.Еще ранее прибытия его величества в Царское Село после
посещения Франции я из банковских сфер узнал, что во время
пребывания государя императора в Париже президент тогдаш¬
него министерства Мелин интриговал против моего твердого
решения во что бы то ни стало ввести в России золотую валюту.Я тогда же писал его величеству о дошедших до меня слухах,
но его величество ответил мне, что мои сведения суть не что
иное, как сплетни.Но через несколько дней после этого, когда я был у его ве¬
личества, государь император вынул из своего стола две записки
и передал их мне, сказав:—	Вот я вам отдаю записки, которые мне были поданы, по
поводу предполагаемого вами введения золотой валюты в Рос¬
сии, я их не читал, можете оставить их у себя.Приехав домой, я начал рассматривать эти записки. Одна из
записок была записка председателя Совета министров Мелина,
в которой этот государственный деятель позволил себе вмеши¬
ваться в чрезвычайно важное дело, касающееся России, и вме¬34
шиваться с точки зрения эгоистической, не личной, а эгоисти¬
ческой французской. К этой записке были приложены прило¬
жения, составленные известным, но заблуждающимся экономи¬
стом Тьери, сторонником серебряной валюты.В этих записках авторы считали нужным предостеречь госу¬
даря императора, что введение мною металлического обраще¬
ния, основанного на золотой валюте, будет пагубно для России,
и проводили мысль о введении валюты, основанной если не ис¬
ключительно на серебре, то на биметаллизме, т. е. основанной
как на серебре, так и на золоте, подобно тому как это существу¬
ет во Франции.Я почел со стороны председателя Совета министров Фран¬
цузской республики такое действие в высшей степени некор¬
ректным, так как это вопрос чисто внутренний России и ни
русский император, ни русское правительство не нуждались в
этом отношении в советах Мелина.Некорректен этот поступок и потому, что председатель ми¬
нистерства выбрал приезд государя в Париж, чтобы возбудить
этот вопрос, причем, по-видимому, его величество сказал, что¬
бы Мелин прислал ему свои соображения в Петербург.И вот эти записки, которые его величество передал мне, ска¬
зав, что их не читал и не намерен читать, были переданы его
величеству французским послом в Петербурге графом Монте¬
белло за несколько дней до того, когда его величество передал
мне их. Граф Монтебелло имел по этому предмету особое пору¬
чение от своего правительства или, вернее, от президента мини¬
стерства.Одной из крупнейших реформ, которую мне пришлось сде¬
лать во время нахождения моего у власти, была денежная ре¬
форма, окончательно упрочившая кредит России и поставившая
Россию в финансовом отношении наряду с другими великими
европейскими державами.Благодаря этой реформе мы выдержали несчастную япон¬
скую войну, смуты, разыгравшиеся после войны, и все то тре¬
вожное положение, в каком доныне находится Россия.Если бы не было сделано этой реформы с самого начала
войны, последовал бы общий финансовый и экономический
крах и все те успехи в экономическом отношении, которые до¬
стигнуты в последние десятки лет, пошли бы насмарку.К этой реформе подготовляли наши финансы мои предшест¬
венники, как Бунге, так и Вышнеградский, но приготовления,
сделанные ими, были сравнительно незначительны; в их время
не был еще установлен окончательный план денежной реформы
даже в общих чертах, не говоря уже о всех деталях.Все это было совершено мною и приведено в исполнение со¬
вершенно против течения; я имел за собою доверие его величе¬
ства, и благодаря его твердости и поддержке мне удалось совер¬
шить эту величайшую реформу. Это одна из реформ, которые,35
несомненно, будут служить украшением царствования импера¬
тора Николая И.Против этой реформы была почти вся мыслящая Россия: во-
первых, по невежеству в этом деле, во-вторых, по привычке и,
в-третьих, по личному, хотя и мнимому, интересу некоторых
классов населения.По невежеству, потому что этот теоретический вопрос был в
то время чужд даже большинству русских экономистов и фи¬
нансистов.Действительно, так как мы в России со времен крымской
кампании находились в режиме бумажно-денежного обраще¬
ния, то самое понятие о теории и практике металлического об¬
ращения у нас в обществе, в прессе и между образованными
людьми совсем утратилось. Все привыкли к бумажно-денежно¬
му обращению, как люди привыкают к некоторым хроническим
болезням, хотя понемногу и ведущим к полному расстройству
организма.Так как все лица, заинтересованные в экспорте наших про¬
дуктов, и преимущественно сельские хозяева, считали, что им
выгодно бумажно-денежное обращение, так как с понижением
цены нашей денежной валюты они как бы более получают за
свои продукты именно знаками этой расстроенной денежной
валюты.Так, например, в те времена наш рубль еще считался равным
четырем франкам, в действительности же он упал так, что он
равнялся около 2 V2 франка. Следовательно, на то количество
франков, которое получал каждый землевладелец, продавая за
границу, скажем, пуд пшеницы, чем рубль стоял ниже, тем он
более получал рублей и копеек, а потому и считал, что ему вы¬
годно, чтобы курс понижался.Это мнение, конечно, ошибочно, потому что в зависимости
от понижения рубля этот же самый землевладелец, получая, на¬
пример, за хлеб больше рублей, зато и платил большее количе¬
ство рублей за большинство того, что он потребляет и чем он
пользуется. Но это последнее обстоятельство землевладелец не
принимал в расчет, так как, не будучи финансистом и экономи¬
стом, он не мог соображать зависимость одной цены от другой.Таким образом, мне приходилось идти против общего тече¬
ния в России, как бы желавшего не нарушать то положение, ко¬
торое существовало. Конечно, были такие люди, которые пони¬
мали, что металлическое обращение лучше, нежели бумажно¬
денежное обращение, но и они были все-таки против меня, бо¬
ясь моей энергичности и решительности, которые и вели к ус¬
пешности. Я же с своей стороны отлично понимал, что если я
не проведу это дело быстро, то оно по той или по другой при¬
чине совсем не удастся.Вообще из последующего моего государственного опыта я
пришел к заключению, что в России необходимо проводить ре¬36
формы быстро и спешно, иначе они большей частью не удаются
и затормаживаются.Так как уже в то время знали мой нрав, то многие лица боя¬
лись этого нрава, т. е. в том смысле, чтобы я эту реформу, заду¬
манную мною, не совершил быстро и решительно, предпочитая
медленность и систематичность.Кроме того, против этой реформы внутри России были те
лица, которые вообще по тем или другим причинам желали ме¬
ня если не свергнуть, то обесцветить.Наконец, против этой реформы в том виде, в каком я ее
проводил, т. е. реформы, основанной исключительно на золоте,
иначе говоря, реформы денежного обращения, основанной на
монометаллизме, были многие из весьма компетентных и до¬
стойных финансистов, которые еще не утеряли веру в серебро
как металл, могущий служить основанием для денежной едини¬
цы. Хотя в то время серебро уже значительно упало в своей це¬
не, но многие из финансистов полагали или, вернее говоря, хо¬
тели верить, что это есть временное явление, что серебро может
повыситься в цене и что оно, во всяком случае, не будет далее
падать.Я же был того убеждения, которое и оправдалось, что цена
на серебро будет все более и более падать и что может насту¬
пить время, когда серебро совсем потеряет титул благородного
металла.Наконец, при проведении денежной реформы я столкнулся
еще с следующим препятствием.В апреле 1896 г., когда рассматривалось в департаментах Го¬
сударственного совета мое представление, имевшее положить
начало денежного преобразования и введения металлического
обращения, я встретил в Государственном совете неожиданное
противодействие.Противодействие это, конечно, не заключалось в том, чтобы
прямо сказать «нет», но в том, чтобы замедлить это дело и по¬
ставить такие препятствия, при которых дело это было бы про¬
валено.Такое препятствие в Государственном совете я встретил
опять-таки главным образом потому, что большинство членов
Государственного совета совсем не было знакомо с вопросом, а
между тем среди членов Государственного совета явились двое,
которые имели репутацию людей, знающих дело, и которые
явились моими противниками.Один из них — это почтеннейший Борис Павлович Мансу¬
ров, он делал возражения главным образом по недоверию к то¬
му, что мне удастся провести реформу, а с другой стороны, по
своему характеру, крайне критическому.Другим моим оппонентом был член Государственного совета
Верховский, бывший директором кредитной канцелярии при
Бунге, а потому имевший некоторый авторитет в глазах членов37
Государственного совета. Верховский делал возражения исклю¬
чительно с личной точки зрения: он почему-то считал себя при¬
званным быть министром финансов и никак не мог помириться
с мыслью, что на кресле министра финансов сидит не он, а я.В результате заседаний департаментов Государственного со¬
вета был поставлен целый ряд вопросов, которые я должен был
осветить и представить по ним подробные фактические объяс¬
нения, но которых я (никогда) и не представил, так как отлич¬
но понял, что мне эту реформу через Государственный совет не
провести, а потому я и решил провести ее помимо Государст¬
венного совета.Все вопросы обсуждались в финансовом комитете, члены ко¬
торого большей частью шли за мной, что, впрочем, довольно
естественно, так как вообще назначение членов в финансовый
комитет, а равно и председателя в значительной степени зави¬
сит от министра финансов. Наконец, обыкновенно членами
финансового комитета назначаются лица, которым финансовые
вопросы вообще не вполне чужды.Когда я почувствовал, что необходимо с вопросом о введе¬
нии золотой валюты покончить, и зная, что Государственный
совет опять меня затормозит, я испросил у его величества, что¬
бы государь император собрал финансовый комитет под своим
председательством и пригласил к присутствованию в финансо¬
вом комитете председателя Государственного совета великого
князя Михаила Николаевича и тех членов оного, которых он
почтет нужным пригласить.Его величество исполнил мое ходатайство и собрал 2 января1897	г. финансовый комитет в усиленном составе, под своим
председательством. На этом заседании и была, в сущности, ре¬
шена участь финансовой реформы, т. е. решено было ввести в
Российской империи металлическое обращение, основанное на
золоте, которое во всех отношениях укрепило Россию.Из изложенного краткого очерка видно, что, в сущности, я
имел за себя только одну силу, но силу, которая сильнее всех
остальных, это — доверие императора, а потому я вновь повто¬
ряю, что Россия металлическому золотому обращению обязана
исключительно императору Николаю II.	*В настоящее время, после японской войны, все или, по
крайней мере, за редкими исключениями понимают все благое
значение этой реформы. К сожалению, понимание это должно
было быть достигнуто новыми испытаниями России, а именно
японской войной и смутами.Говоря о денежной реформе, часто делают следующее заме¬
чание: почему Витте, делая эту великую реформу, основал ее на
девальвации и почему он не установил более мелкую единицу,
чем один рубль? Если бы была установлена более мелкая еди¬
ница, то было бы дешевле жить.Я основал реформу на девальвации, т. е. на том основании,38
что цена рубля против его номинальной ценности была пони¬
жена, для того чтобы не производить общей пертурбации в Рос¬
сии. Я совершил реформу так, что население России совсем и
не заметило ее, как будто бы ничего, собственно, не измени¬
лось. И когда последовал 3 января 1897 г. указ, то все осталось
так, как было: цены предметов не изменились, а потому ника¬
ких пертурбаций и не произошло; всякие пертурбации и в буду¬
щем были предотвращены, и тому положению вещей, которое
существовало 3 января, был дан прочный устой; под это поло¬
жение был подведен фундамент, который предотвратил всякие
возможные колебания цен от непрочности валюты.Между тем в числе доводов, которые мне представили в
прессе и в Государственном совете, были и те, что необходимо
стремиться к тому, чтобы восстановить номинальную цену руб¬
ля, т. е. рубля, равного четырем франкам, а не 2 2/3 франка, как
это я сделал. Понятно, сказать в то время, чтобы сделать рубль
равным четырем франкам, это значило бы не только сделать
полную пертурбацию в России, но и поставить задачу, которая,
можно сказать, фактически не имела никакой вероятности для
исполнения; это значило бы просто провалить то дело, за кото¬
рое я взялся со всей энергией, которой я всегда отличался и от¬
личаюсь, а в особенности которой я был полон, когда был мо¬
лод.Другое возражение заключалось в том, что следовало бы, де¬
лая реформу, вместо единицы рубля ввести какую-нибудь более
мелкую единицу, причем указывалось, что там, где есть более
мелкая единица, например в Германии марка, во Франции
франк, что там жизнь дешевле.В известной мере относительно дешевизны жизни это заме¬
чание правильно. Что касается всяких оптовых сделок мировой
международной торговли, то предположение, что при более
мелкой единице можно покупать дешевле, неверно, но что ка¬
сается обыкновенной жизни, в особенности городской, то дей¬
ствительно, при более низкой валюте в некоторых отношениях
жизнь дешевле, хотя этот вопрос — дешевизны — имеет скорее
значение личное. Тут замешаны интересы личные и известных
классов населения, но не общегосударственные, не затрагива¬
ются общегосударственные интересы всей страны.Я тем не менее действительно думал сделать более мелкую
единицу и хотел ввести единицу «русь», как я ее назвал, которая
представляет собою цену значительно менее рубля. Таким обра¬
зом, я рубль хотел заменить «русью», даже образцы такой золо¬
той монеты уже были отчеканены. Но когда я увидел, что про¬
тив моей реформы, которую я решился во что бы то ни стало
провести, я встречаю столько возражений, то я эту мысль отки¬
нул.Когда я совершил реформу, то весь простой класс населения,
весь народ совсем не заметил и не подозревал, что я сделал ре¬39
форму, а между тем если бы я вздумал рубль заменить «русыо»
и соответственно «руси» ввел 100 новых копеек, причем каждая
копейка была бы гораздо меньше в цене, чем теперешняя ко¬
пейка (100 которых составляют теперешний рубль), то эта мера
коснулась бы всего населения и произошла бы полная пертур¬
бация в ценах, чем могло быть обеспокоено все крестьянство,
все, так сказать, темное население, и, конечно, тогда после вве¬
дения реформы, которая прошла у меня совершенно гладко и
незаметно, явились бы тысячи и тысячи жалоб и недоразуме¬
ний.Таким образом, перемены рубля на «русь» и жалобы, выте¬
кающие из этой меры, были бы поставлены главным доводом
неудачности моей реформы. Все сказали бы: «Вот затеял дело
вопреки всевозможным предостережениям и произвел полную
смуту в умах всей России».Я полагаю, что, вероятно, и Мелину было известно, что Го¬
сударственный совет идет против меня, а потому думал, что ес¬
ли он подаст записку государю, то окончательно повлияет на
государя. С своей стороны, опасаясь, чтобы его величество не
внял тем возражениям, которые шли против меня в то время со
всех концов России, т. е. не против меня, а против моей идеи
немедленно ввести денежную реформу, я решил совершить ее
быстро, неотлагательно. <...>НАЗНАЧЕНИЕ ГРАФА МУРАВЬЕВА
МИНИСТРОМ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ.ОТСТАВКА ВОРОНЦОВА-ДАШКОВАНазначение графа Муравьева 1 января 1897 г. управляющим
министерством иностранных дел, а затем 13 апреля того же года
министром иностранных дел, перед прибытием в Петербург авс¬
трийского императора Франца-Иосифа, было роковым. Оно
привело к самым ужасным последствиям, которые перевернули
историю России, навлекли на нее громадные бедствия.Граф Муравьев был назначен на пост министра иностран¬
ных дел с поста посланника в Копенгагене; он и был назна¬
чен министром иностранных дел именно потому, что он за¬
нимал пост посланника в Копенгагене. Посланник в Копен¬
гагене, естественно, становился приближенным к император¬
ской фамилии, которая как во времена императора Александ¬
ра III, так и впоследствии посещала Копенгаген вследствие
близких родственных отношений с датским королевским до¬
мом и, естественно, сталкивалась с русским посланником,
причем русские посланники в Копенгагене имели весьма уз¬
кое поприще для проявления своих дипломатических способ¬
ностей, но имели и имеют очень обширное поприще для про¬
явления своих способностей царедворцев.40
Так как молодой император никого из дипломатов не знал,
то весьма естественно, что его выбор остановился на графе Му¬
равьеве, с которым он, бывая в Дании, встречался. Наконец,
графа Муравьева хорошо знала императрица-мать, которая по¬
стоянно бывала и бывает в Дании. Этим объясняется его назна¬
чение.В то время как это назначение состоялось, я графа Муравье¬
ва совсем не знал, но как-то раз я спросил мнение о нем быв¬
шего посла в Берлине графа Павла Андреевича Шувалова, так
как при нем одно время граф Муравьев был советником по¬
сольства.Граф П. А. Шувалов отозвался о способностях графа Му¬
равьева крайне скептически, сказав:—	Все, что я могу сказать вам про графа Муравьева, это то,
что он жуир.Граф Муравьев был, как и князь Лобанов, светский человек
и светский забавник, но совершенно другого типа, нежели
князь Лобанов-Ростовский.Насколько князь Лобанов-Ростовский был в обществе изя¬
щен в своих словах и рассказах и интересен для культурного об¬
щества, настолько граф Муравьев хотя и был забавен, но заба¬
вен плоскими рассказами и манерами. Насколько князь Лоба¬
нов-Ростовский был литературно культурный человек, настоль¬
ко граф Муравьев был человек литературно малообразованный,
если не сказать — во многих отношениях просто невежествен¬
ный.Кроме того, граф Муравьев имел слабость хорошо пообедать
и во время обеда порядочно выпить. Поэтому после обеда граф
Муравьев весьма неохотно занимался делами и вообще обыкно¬
венно ими не занимался. Относительно занятий он был очень
скуп и посвящал им очень мало времени.При таких качествах граф Муравьев выбрал себе товарищем
графа Владимира Николаевича Ламздорфа, который был совет¬
ником по министерству иностранных дел, человека в высокой
степени рабочего. Граф Ламздорф всю свою карьеру сделал в
министерстве иностранных дел в Петербурге. Он был прекрас¬
ный человек, отличного сердца, друг своих друзей, человек в
высокой степени образованный, несмотря на то что он кончил
только Пажеский корпус (следовательно, он сам себя образо¬
вал), человек очень скромный.Граф Ламздорф вечно работал, и вследствие этого, как толь¬
ко он поступил в министерство иностранных дел, он всегда был
одним из ближайших сотрудников министров, сначала в качест¬
ве секретаря, а потом в качестве управляющего различными от¬
делами министерства и, наконец, в качестве советника.Граф Ламздорф начал свою карьеру еще при светлейшем
князе Горчакове; затем был секретарем и ближайшим челове¬
ком к министру иностранных дел Гирсу; далее он был советни¬41
ком министерства и ближайшим сотрудником князя Лобанова-
Ростовского. Граф Ламздорф был ходячим архивом министерст¬
ва иностранных дел по всем секретным делам этого министер¬
ства.Как товарищ министра иностранных дел — это был неоце¬
нимый клад, а потому естественно, что граф Муравьев, который
весьма мало знал и понимал общемировую дипломатию, был
весьма в этом малосведущ и вообще малообразован, к тому же
он не любил заниматься, взял себе в товарищи графа Ламздор¬
фа, сам же граф Муравьев больше занимался жуирством, неже¬
ли делом. Тем не менее он почему-то нравился как императору,
так и молодой императрице. Граф Муравьев хвастался тем, что
его часто, даже почти всегда, император после доклада пригла¬
шает завтракать, и рассказывал своим коллегам, в том числе и
мне, о том, как он забавлял молодую императрицу своими рас¬
сказами.6 мая того же года последовало увольнение графа Воронцо¬
ва-Дашкова с поста министра двора.Это увольнение для всех, понимавших психологию дворцо¬
вых сфер, не было неожиданным. Граф Воронцов-Дашков знал
молодого императора с его колыбели, он был одним из самых
приближенных лиц к его августейшему отцу и был почти во все
время царствования императора Александра III министром дво¬
ра, а потому, естественно, он должен был производить на моло¬
дого императора некоторое гнетущее влияние.Эта психология отношений совершенно понятна, тем более
что министры августейшего батюшки молодого императора, ве¬
роятно, также не вполне свыклись с новым своим положением
и не могли, по крайней мере сразу, стать на ту точку зрения,
что тот молодой царевич, которого они знали еще мальчиком
или юношей, волею всевышнего сделался неограниченным мо¬
нархом величайшей империи, а потому они (это касается и ме¬
ня, я должен в этом признаться) часто говорили с молодым им¬
ператором не так, как они должны были бы говорить с самодер¬
жавным государем великой империи.Это, конечно, более чувствительно должно было проявляться
в отношениях молодого императора к престарелому министру
двора покойного его отца, ибо министр двора имеет постоянное
отношение к императору, и не только к императору, но и к им¬
ператрице.Вероятно, проскакивающий иногда в речах графа Ворон¬
цова-Дашкова несколько менторский тон шокировал молодо¬
го императора и его августейшую супругу. Но главное, что
явилось причиной несоответствующих отношений между го¬
сударем императором и графом Воронцовым-Дашковым, ко¬
нечно, заключалось в той несчастной истории, которая про¬
изошла во время коронования императора на Ходынке. После
этой катастрофы между великим князем Сергеем Александрови¬42
чем и графом Воронцовым-Дашковым сразу создались враждеб¬
ные отношения.Вообще граф Воронцов-Дашков в отношении всех великих
князей держался в высокой степени самостоятельно, к чему он
был приучен покойным императором Александром III, а потому
он, если можно так выразиться, и не спускал великому князю
Сергею Александровичу.С другой стороны, великий князь Сергей Александрович
был человек самолюбивый и имел значительное влияние на мо¬
лодого императора не только как дядя, но и как муж сестры им¬
ператрицы.Вот эти отношения и послужили главным образом причиною
того, что граф Воронцов-Дашков согласно желанию императора
должен был покинуть пост министра двора.Тогда я жил на Елагином, и хотя всегда я был в самых луч¬
ших отношениях с графом Воронцовым-Дашковым, но именно
в то время я имел с ним некоторое разногласие по вопросу о
порядке испрошения кредитов по министерству двора.Сперва граф Воронцов-Дашков в этом вопросе восстал весь¬
ма резко против моей точки зрения, а потом сразу уступил, ви¬
дя, что его императорское величество в этом вопросе встал на
мою точку зрения.Я помню, что в тот день, когда государь сказал графу Ворон¬
цову-Дашкову о том, что он его освобождает с поста министра
двора, граф приехал ко мне на Елагинский остров и был весьма
расстроен; граф Воронцов-Дашков жаловался на то, что он сам
несколько недель тому назад просил государя освободить его с
поста министра двора, что его величество тогда на это не согла¬
сился, а что сегодня сам государь в конце доклада сказал ему,
что «вот вы мне несколько раз выражали желание уйти с поста
министра двора, так я вас сегодня освобождаю».Граф Воронцов-Дашков подробно мне все это рассказывал,
так как он думал, что я говорил что-нибудь государю относи¬
тельно моих разногласий с ним по кредитам министерства и жа¬
ловался на него.На это я сказал графу Воронцову-Дашкову, что действитель¬
но его величество по этому предмету со мною говорил, но я ни¬
когда жалоб никаких на него не высказывал и что вообще я так
с детства близко знаю графа Воронцова, что почел бы для себя
в высокой степени некорректным действовать против графа, ко¬
торого я искренне уважаю и почитаю, не сказав ему раньше от¬
кровенно, что я намерен делать.Вместо графа Воронцова министром двора был назначен его
товарищ барон Фредерикс (который состоит министром двора и
до настоящего времени), прекраснейший, благороднейший и
честнейший человек, но и только. Впрочем, этого вообще, а в
особенности по нынешним временам, очень много. Можно ска¬
зать, что барон Фредерикс по нынешним временам по своей че¬43
стности и благородству — рыцарь. Но конечно, ни по своим
знаниям, ни по своим способностям, ни по своему уму он не
может иметь решительно никакого влияния на государя импе¬
ратора и не может служить ему ни в какой степени советчиком
по государственным делам и даже по непосредственному управ¬
лению министерством двора.По характеру государя императора такой министр двора
представляет собою тип человека наиболее для императора под¬
ходящего.Вскоре по вступлении на пост министра двора барона Фре¬
дерикса я получил от него высочайшее повеление, сформулиро¬
ванное по пунктам, которым определялся порядок испрошения
кредитов по министерству двора, и именно так, как то проекти¬
ровал министр двора граф Воронцов-Дашков, а следовательно,
уже из этого видно, что я в моем разногласии с министром гра¬
фом Воронцовым-Дашковым относительно способа испроше¬
ния кредитов министерством двора не произвел на государя им¬
ператора никакого неблагоприятного для графа Воронцова-
Дашкова влияния.*	По закону смета министерства двора должна была рассмат¬
риваться в Государственном совете на общем основании, на
практике расходы эти регулировались соглашением министра
двора и финансов, и затем Государственный совет принимал
Цифру? сообщенную министром финансов.Вскоре после назначения барона Фредерикса я вдруг от
него получаю высочайшее повеление, отменяющее законы и
устанавливающее такой порядок относительно сметы мини¬
стерства двора, смету эту составляет и представляет на утвер¬
ждение государя министр двора, а затем сообщает общую
цифру министру финансов, который должен внести именно
эту цифру без обсуждения в Государственном совете в госу¬
дарственную роспись. В заключение говорилось, что государь
повелевает, чтобы сие высочайшее повеление не распублико¬
вывалось, дабы не возбуждать толков, а чтобы при кодифика¬
ции законов, т. е. печатании нового издания, были соответст¬
венно изменены соответствующие статьи. Таких высочайших
повелений, конечно, в России не было со времен Павла Пет¬
ровича, да и он, вероятно, не предлагал бы незаметно фаль¬
сифицировать новое издание законов. Конечно, эта выдумка
не принадлежала инициативе государя, а его министру двора,
но достаточно того, что такие повеления могли иметь место
еще за десять лет до революции *.По поводу этого маленького инцидента, которому я не при¬
давал никакого значения с точки зрения финансов, я помню та¬
кой разговор, который я имел с его императорским величест¬
вом.Когда я сказал, что, во всяком случае, кредиты должны быть
испрашиваемы по соглашению министра двора с министерством44
финансов, если не в общем порядке через Государственный со¬
вет, то его величеству угодно было мне заметить:—	Что же, вы находите, что я трачу много денег?На что я его императорскому величеству всеподданнейше
доложил, и доложил совершенно правдиво и искренно, что об¬
раз жизни государя и его августейшей семьи столь скромен, что
даже более скромен, нежели личная жизнь его ближайших слуг,
советчиков, в том числе и меня (и это совершенная правда), но
что дело не в расходах, которые производятся на его величество
и на его августейшую семью, а дело идет о расходах, производи¬
мых по министерству двора во всех его разнообразных учрежде¬
ниях и отделах. Вот что касается этих расходов, то я не мог бы
не признать, что эти расходы производятся не в должном по¬
рядке, не с должной экономией и не при должном контроле.Вообще, как я уже говорил, во всем, что касалось непосред¬
ственно меня как министра финансов, я все время пользовался
полнейшим доверием и полнейшей поддержкой его величества.
Благодаря именно этому то начало благоустройства финансов,
которое положил его августейший родитель, мне удалось укре¬
пить и установить во всех отношениях и во всех отраслях.Что касается моих действий и мнений как по экономиче¬
ским вопросам, так и по вопросам политическим, то тут я
встречал большое соперничество в мнениях других министров,
и часто его величеству благоугодно было со мной не соглашать¬
ся и делать вопреки моим мнениям и моим советам.Вероятно, я во многом и ошибался, но тем не менее и ныне
я глубоко уверен в том, что если бы его императорскому вели¬
честву благоугодно было принимать во внимание мои мнения
по вопросам как внутренней, так и внешней политики, то, мо¬
жет быть, и были бы сделаны ошибки, может быть, были бы
сделаны даже крупные ошибки, но тем не менее мы избегли бы
всех тех катастроф, которые последовали начиная с 1903 г., ког¬
да я был вынужден покинуть пост министра финансов, впро¬
чем, об этом я буду иметь случай говорить впоследствии. <...>А. Н. КУРОПАТКИНГенерал-адъютант Ванновский ушел с поста военного мини¬
стра, как значилось и как говорили, по болезни, в действитель¬
ности он ушел потому, что чувствовал, что он не может управ¬
лять военным ведомством так авторитетно, как он им управлял
при покойном императоре Александре III, так как с воцарением
молодого императора великие князья начали приобретать такой
авторитет и так вмешивались в дела, что генерал-адъютант Ван¬
новский не мог этого переносить, и потому выходили постоян¬
ные трения.С другой стороны, надо сказать, что генерал-адъютант Ван-45
новский был человек твердого, авторитетного и упрямого харак¬
тера; он был военным министром в течение всего царствования
императора Александра III, а потому имел такой авторитет в
глазах молодого императора, который не мог не стеснять его ве¬
личества, вследствие чего государь император с своей стороны
был доволен избавиться от одного из министров его отца, кото¬
рые в отношении молодого государя держали себя иногда не
как министры, а как менторы.Государь просил Ванновского указать: кто бы мог его заме¬
нить?Генерал-адъютант Ванновский, как это он мне сам впослед¬
ствии рассказывал, говорил государю о своем начальнике штаба
Обручеве, но при этом указывал на то, что генерал-адъютант
Обручев сам, собственно, никогда никакими военными частями
не командовал, а потому является скорее военным кабинетным
ученым и советчиком, что и составляет слабую сторону его как
кандидата на военного министра.Затем Ванновский указывал на своего начальника канцеля¬
рии Лобко, к которому государь относился с большим благово¬
лением, нежели к Обручеву; к тому же Лобко был преподавате¬
лем молодого императора, когда он был наследником престола.
Но при этом Ванновский указывал также и на то, что Лобко
имеет тот недостаток, что он не командовал войсками.Ванновский говорил также государю и о Куропаткине как о
человеке молодом, командовавшем многими войсками, провед¬
шем почти всю свою карьеру в войсках как в мирное, так и в
военное время и пользующемся большою репутацией в военном
мире. Но так как Куропаткин, по мнению Ванновского, был
еще недостаточно подготовлен для занятия поста военного ми¬
нистра, то Ванновский советовал временно назначить военным
министром Обручева или Лобко, а Куропаткина пока назначить
начальником Главного штаба, чтобы затем в непродолжитель¬
ном времени он занял пост военного министра.Вероятно, о таком предположении Ванновского сделалось
известным и Обручеву, так как Обручев ожидал, что он будет
назначен военным министром, а Куропаткин будет начальни¬
ком Главного штаба.Куропаткин, будучи начальником Закаспийской области, по
прежней своей боевой службе пользовался большим престижем
во всей России. Когда умер персидский шах и в 1897 г. вступил
на престол его сын (тот сын, внук которого (мальчик) ныне
считается фиктивным шахом Персии), то его величество коман¬
дировал генерала Куропаткина приветствовать нового шаха с
вступлением на престол.Оттуда Куропаткин приехал прямо в Петербург и представил
его величеству записку. Записка эта интересна с точки зрения
исторической в том отношении, что из нее видно, что в то вре¬
мя было совершенно естественно, что мы рассматривали Пер¬46
сию как такое государство, которое находится, с одной сторо¬
ны, под полным нашим покровительством, а с другой — под
полным нашим влиянием. Иначе говоря, мы с Персией в то
время могли делать то, что мы считали для нас нужным.Если сравнить положение Персии в то время с теперешним
ее положением, хотя с тех пор прошло менее 15 лет, то можно
поразиться той метаморфозе, которая произошла. И это опять-
таки есть результат нашей кровавой политики на Дальнем Вос¬
токе. Результатом этой же политики была несчастная и постыд¬
ная для нашего государственного управления война с Японией,
которая ослабила нас и умалила наш престиж.Куропаткин по вызову приехал из Закаспийской области и
прямо отправился сначала к военному министру, а затем к его
величеству. Какую государь император вел с ним беседу — это
мне неизвестно, но дело в том, что от его величества Куропат¬
кин отправился к Обручеву.Обручев его встретил, ожидая, что Куропаткин ему скажет,
что государь назначает его, Обручева, военным министром, а
Куропаткина — начальником штаба и что Куропаткин явился к
нему как начальник штаба к военному министру.К большому удивлению Обручева, он услышал от Куропат¬
кина, что назначается управляющим военным министерством
Куропаткин, причем Куропаткин начал уговаривать Обручева,
чтобы он остался, по крайней мере, некоторое время начальни¬
ком штаба. Все это удивило и огорчило Обручева.Мне вполне понятно, что Куропаткин, как молодой генерал,
умеющий к тому же быть очень подобострастным с высшими,
пользующийся большою репутацией в России, должен был про¬
изводить на его величество весьма большое впечатление, и мне
вполне понятно, что его величество остановился на назначении
именно генерала Куропаткина.В генерале Куропаткине так все ошибались, и если бы в то
время подвергнуть баллотировке вопрос, кого назначить воен¬
ным министром, то большинство высказалось бы за Куропатки¬
на. В каком заблуждении находилось общественное мнение от¬
носительно Куропаткина — это с особенной силою проявилось
тогда, когда во время войны с Японией Куропаткин был назна¬
чен главнокомандующим армией.Можно сказать даже более: когда Куропаткина назначили
главнокомандующим армией, то уже тогда государь охладел к
нему и понял его слабые стороны. Куропаткин был назначен
главнокомандующим не столько по влечению государя, как,
можно сказать, по требованию общественного мнения и газет, в
особенности за него ратовало «Новое время» и сотрудник «Но¬
вого времени» Меньшиков.Генерал Куропаткин в первое время был persona gratissima у
государя императора, он пользовался также симпатиями и у им¬
ператрицы, но это продолжалось не особенно долго и, в сущно¬47
сти говоря, это не могло долго продолжаться, по крайней мере в
отношении к императрице, потому что Алексей Николаевич
Куропаткин, будучи человеком общества, тем не менее имел все
аллюры и все разговоры, соответствующие аллюрам и разгово¬
рам штабного писаря, а потому естественно, что особого пре¬
стижа он на молодую императрицу иметь не мог.*	Генерал Куропаткин представлял собою типичного офице¬
ра Генерального штаба 60—70-х годов, но не получившего до¬
машнего образования и воспитания. Иностранных языков он не
ведал, не имел никакого лоска, но мог говорить и писать обо
всем, и сколько хотите, и производил вид бравого коренастого
генерала, и бравость эту ему в значительной степени придавала
георгиевская ленточка на портупее и офицерский Георгий в
петлице да еще Георгий на шее при отсутствии, может быть и
ненатуральном, седых волос. И это в то время (60—70-е годы),
когда георгиевские ленты и кресты не давались даром. До какой
степени низвели этот величайший знак отличия в последние го¬
ды, достаточно сказать, что адмирал Алексеев, пресловутый
главнокомандующий при последней японской войне, который в
жизни не слыхал боевого выстрела, имя которого будет связано
с этой войной только потому, что он один из ее главных винов¬
ников, после того как был отозван из Мукдена и заменен Куро-
паткиным, в утешение ни с того ни с сего получил прямо Геор¬
гия на шею.Нужно сказать, что этот самый Куропаткин во многом вино¬
ват в таком «падении Георгия». Несмотря на то что он носит
этот знак отличия по заслугам, когда он забрался на верхи, то
потерял голову и сам дал повод его величеству раздавать знаки
военного ордена, как цветы при котильоне. Во время преслову¬
той экспедиции в Пекин (прелюдия к японской войне) для ус¬
мирения китайцев и затем в Маньчжурию, а в сущности, со
скрытой мыслью, которая была у Куропаткина, занять Мань¬
чжурию и обратить ее в Бухару, он сам представлял к награжде¬
нию военными орденами без всяких оснований и затем когда
был главнокомандующим, то сыпал ими направо и налево.Несомненно, лично храбрый и бодрый скобелевский началь¬
ник штаба, что особливо давало ему престиж, ловкий на язык и
на перо и также на дипломатические аллюры по части карьеры
вообще, он, конечно, понял, что именно он, как молодой воен¬
ный министр, выбранный самим императором, будет его чело¬
веком, а в империи преимущественно военной, значит, будет
весьма влиятельным человеком. Особая милость государя выра¬
жалась тем, что министра после доклада приглашали завтракать.
Старых министров, т. е. министров отца, или совсем не пригла¬
шали, или приглашали весьма редко. Министр иностранных дел
граф Муравьев и Куропаткин (в первые годы своего министер¬
ства) в этом отношении пользовались особым вниманием, они
приглашались постоянно.48
Первый нравился своими забавными, хотя весьма плоскими,
шутками императрице, а второй — по благоволению государя,
но для таких приглашений одного благоволения государя было
недостаточно, нужно было хотя маленькое расположение ее ве¬
личества, и Куропаткин это тоже скоро понял *.Летом 1898 г., когда я жил на Елагином острове, в запасном
доме летнего дворца, а Куропаткин жил на Каменном острове,
в доме, также принадлежащем министерству двора, как-то раз
вечером я зашел к Куропаткину по поводу одного срочного де¬
ла; это было накануне доклада военного министра государю им¬
ператору.Объяснившись с Куропаткиным по делу, я хотел уходить, он
меня начал задерживать. Я ему говорю:—	Я вас не хочу беспокоить, так как знаю, что у вас всепод¬
даннейший доклад и, следовательно, вам надо приготовиться по
всем делам, которые вы будете докладывать.На это мне Куропаткин ответил:—	Нет... что касается дел, то я и без того знаю дела, которые
буду докладывать, а вот я теперь читаю Тургенева, так как по¬
сле доклада я всегда завтракаю у государя императора вместе с
императрицей, и вот я все хочу постепенно ознакомить госуда¬
рыню с типами русской женщины.На следующий год государь был весною в Ялте. Были пас¬
мурные дни. Как-то раз Куропаткин, возвращаясь с всеподдан¬
нейшего доклада, заехал на дачу ко мне и мне, между прочим,
говорит: «Кажется, я сегодня порадовал государя, вы знаете, во
время доклада была все время пасмурная погода и государь был
хмурый. Вдруг около окна, у которого государь принимает до¬
клады, я вижу императрицу в роскошном халате; я и говорю го¬
сударю: ваше величество, а солнышко появилось. Государь мне
отвечает: где вы там видите солнце? — а я говорю: обернитесь,
ваше величество. Государь обернулся и видит на балконе импе¬
ратрицу и затем улыбнулся и повеселел».Говоря о А. Н. Куропаткине, я всегда вспоминаю характе¬
ристику, данную ему А. А. Абазой. Как-то раз вхожу я к нему
в кабинет, а оттуда в это время выходит молодой генерал
Алексей Николаевич Куропаткин. В то время Куропаткин
был совсем молодым генералом, имел только Георгия на шее
и Станиславскую ленту; он был назначен начальником Закас¬
пийской области, и, раньше чем ехать в Закаспийскую об¬
ласть, он представлялся всем сановникам, и в числе их перво¬
му — Абазе.Куропаткин, встретив меня у двери, говорит:—	Ах, Сергей Юльевич, извините, что я у вас не был. Я те¬
перь не могу у вас быть; вы знаете, что я только что получил
назначение в Среднюю Азию и должен туда немедленно вы¬
ехать. Но через несколько недель я вернусь, и тогда я к вам
первому приду...49
Куропаткин вообще любил лезть целоваться, и тут он, об¬
нявшись, расцеловавшись со мною, ушел.Вошел я в кабинет к Александру Аггеевичу, а он меня спра¬
шивает:—	Вы хорошо знаете Куропаткина, что так с ним дружески
встретились и простились?По-видимому, он видел, как мы с ним встретились, в зерка¬
ло, против которого он сидел, и слышал наш разговор.—	Да,— говорю я,— я хорошо знаю Куропаткина, потому
что я в качестве директора департамента железнодорожных дел
часто встречался с ним по делам, потому что Куропаткин заве¬
довал так называемым азиатским отделом Главного штаба. Так
как постоянно возбуждались вопросы о различных стратегиче¬
ских железных дорогах, о мобилизационном плане, об усилении
железных дорог с стратегическою целью, то вследствие этого
мне часто приходилось видеться с Куропаткиным.Я рассказал Абазе, что я познакомился с Куропаткиным при
следующих обстоятельствах.Когда началась Восточная война'4, я был сделан, в сущно¬
сти, начальником дороги тыла армий, т. е. Одесской железной
дороги. По делам перевозки войск я ездил в Киев в своем ма¬
леньком вагончике. В Киеве я встретил полковника Скобелева
(в то время он имел Георгия на шее и был в полковничьем чи¬
не), будущего героя последней Восточной войны, войны с Тур¬
цией, этого народного героя. Я знал его немного, так как встре¬
чал его в Петербурге у моего дяди Фадеева, который был очень
близок с отцом генерала Скобелева.Так вот, мне Скобелев и говорит:—	Не довезете ли меня в своем вагоне?Я говорю:—	С большим удовольствием.—	Со мной едет,— говорит,— капитан Куропаткин, который
был моим начальником штаба в Средней Азии.(В Средней Азии Скобелев отличался в особенности при
взятии Ферганской области.)15Я говорю:—	С большим удовольствием, хотя троим там спать будет не¬
возможно.Скобелев говорит: «Мы не будем спать, а будем сидеть».Таким образом, со мною в моем вагоне поехали Скобелев и
Куропаткин. Во время этой поездки я был удивлен пренебрежи¬
тельным отношением Скобелева к Куропаткину. С одной сто¬
роны, у Скобелева проявлялось к Куропаткину чувство доволь¬
но любовное, а с другой стороны, пренебрежительное.Итак, я рассказал Абазе, каким образом я познакомился с
Куропаткиным и почему у нас с ним установились такие отно¬
шения.Известно, что Куропаткин, как я говорил, был начальником50
штаба в отряде Скобелева; при взятии Плевны Скобелев полу¬
чил генерал-адъютанта и всевозможные отличия; кажется, полу¬
чил Георгиевскую звезду; Куропаткин также на Восточной вой¬
не получил Георгия на шею.Я сам не слыхал отзывов Скобелева о Куропаткине, но сест¬
ра Скобелева, княгиня Белосельская-Белозерская, рассказывала
мне, что брат ее очень любил Куропаткина, но всегда говорил,
что он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый
офицер, но что он (Куропаткин) как военачальник является со¬
вершенно неспособным во время войны, что он может только
исполнять распоряжения, но не имеет способности распоря¬
жаться; у него нет для этого надлежащей военной жилки, воен¬
ного характера. Он храбр в том смысле, что не боится смерти,
но труслив в том смысле, что он никогда не в состоянии будет
принять решение и взять на себя ответственность.Так вот, после того как я рассказал Абазе о том, как я позна¬
комился с Куропаткиным, у меня с ним произошел знамена¬
тельный разговор, который показывает, каким большим здра¬
вым смыслом обладал Александр Агтеевич Абаза. Если бы мы
жили в древние времена, то разговор этот можно было бы
счесть за пророчество и самого Абазу — за пророка. Разговор
этот заключался в следующем.—	Вот вы,— говорит Абаза,— человек молодой, а я человек
старый, то, о чем я говорю, я не увижу, а вы увидите. Генерал
Куропаткин — генерал умный, генерал храбрый, он,— гово¬
рит,— сделает громадную карьеру, он будет военным минист¬
ром. Да что,— говорит,— военным министром, он будет гораздо
выше, нежели министр. А знаете, чем это все кончится?—	Нет,— говорю,— не знаю.—	Кончится,— говорит,— тем, что все в нем разочаруются, а
знаете, почему все в нем разочаруются?—	Нет,— говорю,— ничего не знаю.—	Потому что,— говорит,— умный генерал, храбрый гене¬
рал, но душа у него штабного писаря.Действительно, так и оказалось.*	О Куропаткине будут со временем много писать ввиду его
выдающегося рока в несчасгиях царствования Николая II. Он
сам оставит о себе целые тома. Он давно вел и ведет свои днев¬
ники, записывая все свои разговоры. Должен сказать, что днев¬
ники эти, выражаясь мягко, крайне субъективны.Несколько раз он имел случаи читать мне из своих дневни¬
ков разговоры, которые он имел со мною. Я всегда находил, что
его изложение неточно, иначе говоря, многое переврано.С этими дневниками его произошел следующий курьезный
случай. Он ушел с поста министра военного вопреки своему же¬
ланию, по воле государя. Его вытолкнули перед войной Безоб¬
разов и К0. Он был сперва один из главных виновников мер,
приведших нас к войне. Вопреки тенденциям министра ино¬51
странных дел графа Ламздорфа и моим он все побуждал госуда¬
ря к политике захвата и пренебрежения интересами Китая и
Японии. Все это изложено документально в рукописи «О воз¬
никновении Японской войны»16.Когда появился Безобразов и К0, то потому ли, что он ис¬
пугался их образа действия, неминуемо ведшего к войне, или
из ревности к влиянию этих молодцов он начал резко им
противодействовать, т. е. пристал ко мне и к графу Ламздор-
фу. Заметив, что эти молодцы уже возымели такую силу, что
с ними не сладить, он начал с ними искать компромиссов, но
уже было поздно, и его заставили уйти. Чтобы позолотить эту
пилюлю, государь, отпуская его, просил его совета, кого на¬
значить военным министром. Он указывал на нескольких
лиц. Государь его спросил, что он думает о Сахарове, началь¬
нике Главного штаба. Куропаткин его аттестовал крайне не¬
благоприятно. Конечно, Сахаров был сейчас же после этого
разговора назначен, так как это было предрешено и разговор
с Куропаткиным был только для вежливости. Тогда же Куро¬
паткин представил государю, не зная, что государь ему пред¬
ложит уйти после его доклада, о некоторых мерах, которые
нужно принять ввиду начавшейся войны. Затем по единоглас¬
ному желанию общественного мнения, насколько таковое
могло выражаться, Куропаткин был назначен командующим
маньчжурской армией при оставлении адмирала Алексеева
главнокомандующим. Когда Куропаткин явился к государю,
получив это назначение, то он просил его величество приве¬
сти в исполнение те меры, которые он ему докладывал при
последнем своем докладе, когда он был военным министром.
Государь ответил, что прикажет Сахарову, и, зная, что Куро¬
паткин составляет дневники, просил прислать дневник для
того, чтобы он, государь, мог точно формулировать свое при¬
казание. Куропаткин в тот же день послал его величеству две
тетрадки своего дневника. В первой излагались меры, о кото¬
рых он просил, и разговор о его, Куропаткина, увольнении.
Этот разговор оканчивался во второй тетрадке, в которой бы¬
ли изложены и аттестации кандидатов вместо него, Куропат¬
кина. Его величество написал Сахарову, чтобы тот привел в
исполнение меры, предложенные Куропаткиным в его днев¬
нике, и, вместо того чтобы послать Сахарову первую тетрадку
дневника, послал вторую.Сахаров, прочитав приказ, открывает дневник и вдруг чита¬
ет: «Я не советую назначить Сахарова: он никогда не занимал
серьезного поста в строю, ожирел и страшный лентяй...»Сахаров недолго был военным министром. Он был назначен
под злосчастным влиянием великого князя Николая Николае¬
вича, который полагал найти в нем орудие в своих руках, и ког¬
да в этом отношении ошибся, то Сахаров под тем же влиянием
был уволен *. <...>52
И. Л. ГОРЕМЫКИНВ 1899 г. после объезда губерний, в которых вводилась моно¬
полия, я поехал на некоторое время в Крым, где меня ожидали
жена и дочь. Мы жили в Никитском саду. Там же в Крыму в
имении, которое ныне принадлежит князю Долгорукому и ко¬
торое тогда принадлежало графу Шувалову (княгине Долгору¬
кой оно досталось по наследству), проживал министр юстиции
Муравьев. Имение это находится с правой стороны Ялты, а Ни¬
китский сад — с левой стороны. Так что, для того чтобы по¬
ехать из Никитского сада в это имение, надо употребить часа
два времени.Я приехал в Крым довольно поздно, так что Муравьев через
несколько недель после моего приезда уехал из Крыма.Когда я приехал туда, то через несколько дней поехал к Му¬
равьеву. Муравьев обратился ко мне со следующим не то разго¬
вором, не то просьбой. Муравьев сказал мне, что ему достовер¬
но известно, что Горемыкин должен будет оставить пост мини¬
стра внутренних дел, так как государь император находит его
человеком чрезвычайно либеральным и недостаточно твердо
проводящим консервативные, в дворянском духе, идеи; при
этом Муравьев прибавил, что, несомненно, я об этом знаю и
что ему очень хочется сделаться министром внутренних дел
вместо Горемыкина, что ему протежирует великий князь Сергей
Александрович, что великий князь говорил уже об этом госуда¬
рю и что он, Муравьев, просит меня, чтобы я не мешал ему,
т. е. в том смысле, чтобы я не проводил вместо Горемыкина
Сипягина.Я ответил Муравьеву, что, во-первых, я об этом в первый раз
слышу и не верю, чтобы государь расстался с Горемыкиным из-
за его либеральных взглядов, а во-вторых, я убежден в том, что
его величество моего мнения не спросит. Я сказал Муравьеву,
что когда уходил с поста министра внутренних дел Дурново и
его величество говорил со мною о том, кого назначить минист¬
ром внутренних дел — Плеве или Сипягина, то действительно,
я высказался за Сипягина, но в конце концов его величество не
назначил ни Плеве, ни Сипягина, а, как ему известно, назначил
Горемыкина, очевидно, по рекомендации Константина Петро¬
вича Победоносцева.По-видимому, Муравьев никак не хотел верить тому, что я
не знаю о предстоящем уходе Горемыкина. Я же с своей сторо¬
ны никак не мог постичь, каким образом Горемыкин может
.уйти именно потому, что он недостаточно консервативен, ибо,
как только Горемыкин сделался министром внутренних дел, он
бросил все свои либеральные взгляды и сделался вполне кон¬
сервативным.Так, например, он высказывался за земских начальников,
поддерживал их; он показал себя весьма консервативным при53
тех студенческих беспорядках, которые имели место в 1899 или1898	г.; когда студенты С.-Петербургского университета произ¬
вели беспорядки, то конная полиция должна была вмешаться,
ибо студенты производили беспорядки на улице около универ¬
ситета. Причем эта конная полиция, не употребив никаких
предварительных мер для того, чтобы студенты разошлись, пря¬
мо начала с мер насильственных и избила некоторых студентов.По этому предмету происходило совещание в квартире Горе¬
мыкина, в котором участвовали министр народного просвеще¬
ния Боголепов, я и еще несколько лиц, причем Горемыкин и
Боголепов весьма одобряли действия полиции.Я высказывался против этих действий и утверждал, что бес¬
порядки тогда прекратятся, когда будет произведено расследо¬
вание, кто именно виноват — студенты или полиция. По этому
предмету я написал в то время записку, которая хранится в мо¬
ем архиве.В конце концов его величество склонился на мою сторону и
расследование было поручено, к всеобщему удивлению, бывше¬
му военному министру генерал-адъютанту Ванновскому.Государь император выбрал Ванновского, зная его как чело¬
века весьма твердого, решительного и резкого, резкого постоль¬
ку, поскольку резкость вообще присуща военному человеку.Я с своей стороны, когда последовало это назначение, не¬
сколько усомнился в том, что назначение это было соответст¬
венным. Но между тем оказалось, что почтенный генерал
Ванновский отнесся к этому делу в высокой степени добросо¬
вестно.Нужно сказать, что Ванновский, делая свою карьеру, очень
долгое время был начальником одного из петербургских кадет¬
ских корпусов, потому привык иметь дело с юношеством, пони¬
мал и знал психологию молодых людей, о чем так часто забывают
взрослые люди, которым приходится решать участь молодежи.Ванновский признал виновной в большей степени полицию.
Тогда последовали некоторые взыскания, хотя только с второ¬
степенных чинов полиции. По моему же мнению, надлежало бы
тогда выразить неодобрение не второстепенным чинам поли¬
ции, а начальству: градоначальнику и даже министру внутрен¬
них дел Горемыкину, который в том заседании комиссии, о ко¬
тором я говорил, защищал полицию и находил, что полиция,
безусловно, так именно и должна всегда действовать.Как я уже говорил, Муравьев уехал из Крыма ранее меня и,
по-видимому, находился под тем впечатлением, что я скрываю
о том, что мне известно о предстоящем уходе Горемыкина, и
что, во всяком случае, я хлопочу о Сипягине.Я вернулся в Петербург из Крыма довольно поздно, а имен¬
но около 20 октября; Сипягин приехал из деревни 19 октября и19	же октября был вечером у моей жены. Я был занят и увидел
Сипягина лишь тогда, когда он уходил от моей жены.54
Я спросил Сипягина, не знает ли он чего-нибудь о Горемы¬
кине, что Муравьев меня убеждал в том, что будто бы, как толь¬
ко вернется государь (а государь в то время еще был в Дармш¬
тадте), немедленно последует увольнение Горемыкина. На что
мне Сипягин ответил, что он решительно ничего об этом не
знает.20	октября, т. е. на следующий день утром, я прочел указ об
увольнении Горемыкина с поста министра внутренних дел и о
назначении вместо него Сипягина. Утром же у меня был Сипя¬
гин и сказал мне, что он предо мной извиняется, что вчера на
мой вопрос он мне сказал неправду, но что ему нельзя было
иначе поступить, так как государь император, решив еще перед
своим отъездом за границу вопрос об увольнении Горемыкина,
предложил ему, Сипягину, эту должность, и он ее принял, но
при этом государь взял с него слово, что он никому об этом не
скажет до тех пор, пока не последует приказ, а потому он не
мог мне сказать об этом вчера вечером, когда я задал ему этот
вопрос, и что он даже все время был в деревне, чтобы как-ни-
будь не проговориться. Государь разрешил Сипягину сказать об
этом только его жене.После этого Муравьев, который был крайне недоволен этим
назначением, так как считал уже себя министром внутренних
дел вследствие того, что его рекомендовал и за него стоял вели¬
кий князь Сергей Александрович, вполне убедился в том, что я
знал о назначении Сипягина, кроме того, он был уверен, что
государь именно благодаря моему влиянию назначил Сипягина.Вследствие этого с тех пор Муравьев начал относиться ко
мне как к министру финансов крайне враждебно.Таким образом Муравьев, с которым я был в самых лучших
отношениях, переменился ко мне из-за того предположения,
что будто бы я содействовал назначению министром внутренних
дел не его, а Сипягина.Плеве, когда был назначен министром внутренних дел Горе¬
мыкин, был также убежден в том, что не он назначен минист¬
ром внутренних дел, а Горемыкин тоже под моим влиянием, и
назначен именно потому, что я был против назначения Плеве.Таким образом, я нажил себе двух недоброжелателей, весьма
сильных,— Плеве и Муравьева, которые были вполне убежде¬
ны, что это благодаря мне первый в 1895 г., а второй — в1899	г. не получили назначения министрами внутренних дел,
хотя из моего предыдущего изложения видно, что оба эти пред¬
положения, как Плеве, так и Муравьева, были совершенно не¬
верны.Говоря о Горемыкине как министре внутренних дел, я дол¬
жен попутно сказать несколько слов о Рачковском.Рачковский еще при императоре Александре III был назна¬
чен заведующим тайной полицией в Париже.Когда мы сблизились с Францией и император Александр III55
вошел в соглашение с Французской республикой, то параллель¬
но с этим фактом значительно увеличилась и роль Рачковского
в Париже. Во-первых, потому, что французы начали относиться
совсем иначе к тем нашим революционерам, которые произво¬
дили террористические акты в России и находили себе приют
во Франции. Во-вторых, потому, что Рачковский, несомненно,
был чрезвычайно умный человек и умел организовать дело по¬
лицейского надзора. Несомненно, как полицейский агент Рач¬
ковский был одним из самых умных и талантливых полицей¬
ских, с которыми мне приходилось встречаться. После него все
эти Герасимовы, Комиссаровы, не говоря уже о таких негодяях,
как Азеф и Гартинг,— все это мелочь, и мелочь не только по та¬
ланту, но и мелочь в смысле порядочности, ибо Рачковский, во
всяком случае, гораздо порядочнее, чем все эти господа.Значению Рачковского содействовало и то, что он был в Па¬
риже при послах Моренгейме и затем Урусове, людях совер¬
шенно бесцветных и не могущих иметь никакого значения, так
что Рачковский во многих случаях вследствие своих дарований
мог оказывать большее влияние в сближении с Францией, не¬
жели послы. Влияние это он оказывал или непосредственно че¬
рез министра внутренних дел и дворцовых комендантов, или же
при посредстве самих же этих послов.Насколько Рачковский имел значение, можно видеть из то¬
го, что, как я помню, президент Французской республики Лубэ
говорил мне, что он так доверяет полицейскому таланту и та¬
ланту организации Рачковского, что когда ему пришлось ехать в
Лион, где, как ему заранее угрожали, на него будет сделано на¬
падение, то он доверил охрану своей личности Рачковскому и
его агентам, веря больше полицейским способностям Рачков¬
ского, нежели поставленной около президента французской ох¬
ране.Когда в 1899 г. государь император уехал в конце августа за
границу, то, как я говорил, в скором же времени я предпринял
путешествие по России; вскоре также уехал и Горемыкин в ка¬
честве министра внутренних дел.С Горемыкиным поехали: инженер Балинский, сын извест¬
ного психиатра Балинского, затем полулитератор, полуагент
тайной полиции М. М. Лященко, который кончил свою карьеру
в сумасшедшем доме, сын кавалерийского генерала, и, наконец,
в Париже к Горемыкину пристал Рачковский.Таким образом, дальнейшее путешествие они совершили
вместе, причем Горемыкин тогда еще был министром внутрен¬
них дел.Они все вместе поехали в Англию; путешествовали по Анг¬
лии и входили там в какие-то соглашения с различными про¬
мышленными фирмами, между прочим и в соглашение, касаю¬
щееся сооружения на эстакадах круговой железной дороги вок¬
руг Петербурга.56
В то время агентом министерства финансов в Париже был
известный Татищев. Я говорю «известный» по причинам, кото¬
рые я объясню далее.Вот этот Татищев мне как министру финансов рапортовал,
что вот, мол, поехал Горемыкин с такой своей свитой; совершал
путешествие по Англии и входил в такие-то соглашения, весьма
неприличные, с промышленными фирмами, что он, Татищев,
не смеет думать, что об этом знает сам Горемыкин, но несом¬
ненный факт (чему он представил доказательства), что вся его
свита брала от этих промышленников различные промессы.Но из описания этого дела Татищевым было ясно, что если
сам И. JI. Горемыкин во всех этих промессах и не участвовал,
то, во всяком случае, ему о них было, безусловно, известно.Нужно сказать, что Горемыкин относился весьма симпатич¬
но к Рачковскому как к своему агенту в Париже и между ними
были самые лучшие отношения. Так что когда впоследствии Го¬
ремыкин сделался председателем Совета министров, то он сей¬
час же снова приблизил к себе Рачковского; Рачковский даже
поселился у председателя Совета министров, в доме министер¬
ства внутренних дел на Фонтанке.Это донесение Татищева я положил в архив министерства
финансов.В то время моим секретарем (а может быть, я хорошо не по¬
мню, и директором канцелярии) был Путилов, который впос¬
ледствии был управляющим Дворянским и Крестьянским бан¬
ками, затем ушел с этого места вместе со мной, когда я покинул
пост председателя Совета министров. Ныне он находится пред¬
седателем правления Русско-Азиатского банка.Я сказал «известный» Татищев потому, что Татищев служил
прежде в министерстве иностранных дел и был блестящим дип¬
ломатом: он был католик и, в сущности говоря, правил посоль¬
ством в Вене в то время, когда послом там был Новиков.Когда вспыхнула русско-турецкая война, то Татищев был
большим противником наших близких и дружеских отношений
с Германией. Вообще он был против нашего сближения с Гер¬
манией. Поэтому, как уверял сам Татищев и что весьма вероят¬
но, под влиянием Бисмарка он должен был покинуть пост сек¬
ретаря венского посольства; тогда он поступил в добровольцы и
пошел на войну. На войне он заслужил Георгиевский крест и
затем вернулся в Россию.Нужно сказать, что, с одной стороны, хотя и очень веро¬
ятно, что действительно указания Татищева на интриги Бис¬
марка были правильны, но, с другой стороны, Татищев вел
себя не вполне соответственно своему положению в Вене, так
как он жил с известной в то время опереточной певицей, на
которой потом и женился. Вообще он вел себя в этом отно¬
шении не так, как было бы желательно для столь видного
дипломата. Его даже обвиняли в продаже иностранцам доку¬57
ментов, и этому обвинению верили как император Алек¬
сандр III, так и императрица.Все эти передряги выбили его совсем из колеи, и тогда я,
зная Татищева как человека крайне талантливого и способного,
предложил ему место агента министерства финансов в Лондоне,
которое он и занимал все время до вступления на пост минист¬
ра внутренних дел Плеве. Когда Плеве занял этот пост, Татищев
поступил в министерство внутренних дел.Кроме того, Татищев известен своими различными литера¬
турными трудами, статьями в «Новом времени» и довольно ка¬
питальным трудом «История царствования императора Алексан¬
дра II».В то время, когда Горемыкин совершал свое путешествие по
Европе, последовало, как я уже говорил, 20 октября его уволь¬
нение и назначение вместо него Сипягина.По впечатлению, которое произвело это увольнение на жену
Горемыкина, которая в это время находилась в Петербурге,
можно было заключить и даже быть в том уверенным, что все
это было совершенною неожиданностью для Горемыкина, хотя,
с другой стороны, впоследствии Горемыкин мне говорил, что
будто бы он об этом был предупрежден государем, но я этому
не верю и думаю, что со стороны Горемыкина такого рода ука¬
зание являлось необходимостью faire bonne mine au mauvais jeu*.После вступления в министерство внутренних дел Сипягина,
по-видимому, Горемыкин со своими сотрудниками по путеше¬
ствию за границей вели против меня какие-то интриги, так как
как-то раз Сипягин обратился ко мне с вопросом, знаю ли я
М. М. Лященко. Я ему ответил, что знаю и знаю, что этот гос¬
подин таков, что от него нужно держаться подальше, потому
что это величайший негодяй. Он говорит сейчас одно и сейчас
же отказывается от сказанного, делает одно и потом божится,
что он никогда этого не делал.Впрочем, я должен отметить, что потом, когда он в скором
времени стал сумасшедшим, я отчасти мог объяснить себе пове¬
дение этого господина.Я, между прочим, рассказал Сипягину всю историю путеше¬
ствия Горемыкина с г. Балинским, М. М. Лященко и Рачков-
ским.Тогда Сипягин просил меня дать ему на некоторое время то
донесение, которое я получил по поводу поездки Горемыкина в
Англию. Я дал Сипягину это донесение. Затем как-то он меня
спросил: «Нужно ли мне это донесение и можно ли его задер¬
жать на несколько недель?»Я ответил, что мне это донесение не нужно, что оно находи¬
лось в архиве министерства финансов и я им ни в каком отно¬
шении не пользовался.* Делать хорошую мину при плохой игре. (Примеч. ред.)58
Через несколько дней после этого события Сипягин был
убит Балмашевым, о чем я буду говорить далее.Тогда у меня явилась мысль, между прочим, о том, чтобы
получить обратно этот документ.Документы, оставшиеся после смерти Сипягина, были разо¬
браны особой комиссией, во главе которой стоял, кажется,
князь Святополк-Мирский, товарищ Сипягина, или Дурново,
также один из товарищей Сипягина. Я обратился к этим лицам
с вопросом, не нашли ли они там такого документа.Они мне сказали, что нашли этот документ, но, не зная, от¬
куда он появился у Сипягина, передали его директору департа¬
мента полиции Зволянскому. Но затем документ этот я от Зво-
лянского получить не мог под тем предлогом, что документ этот
был уничтожен.Между тем должен сказать, что Зволянский был интимный
друг Горемыкина, потому что оба они, и Горемыкин и Зволян¬
ский, были ярые поклонники жены генерала Петрова, который
одно время был директором департамента полиции и начальни¬
ком жандармов. По причинам труднообъяснимым они на этом
поприще не только не рассорились, но близость к госпоже Пет¬
ровой совершенно их между собою связала.Я очень впоследствии жалел о том, что документ этот про¬
пал, ибо если бы он находился в моем распоряжении, то, ко¬
нечно, я бы положил предел всем тем интригам, которые делал
Горемыкин в совещании о нуждах сельскохозяйственной про¬
мышленности17, а в особенности после 1905 г., а также перед 17
октября и после 17 октября. <...>МОЯ ПОЕЗДКА В ПАРИЖ
НА ВСЕМИРНУЮ ВЫСТАВКУ.ЗАЕЗД В КОПЕНГАГЕН.БОЛЕЗНЬ ГОСУДАРЯ.ВОПРОС О ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИИОсенью 1900 г. я ездил в Париж на Всемирную выставку в
качестве министра финансов и торговли и промышленности
Российской империи. Проездом туда мне было дано знать из
Копенгагена, где в то время находилась императрица Мария
Федоровна, что она желала бы, чтобы я туда заехал. Я поехал
туда, захватив с собою Грубе, который был агентом мини¬
стерства финансов в Персии. Захватил потому, что он сам
датчанин, его знала императрица и он был в очень хороших
отношениях с орлеанской принцессой Марией датской, ныне
умершей, которая была женой принца датского, брата импе¬
ратрицы Марии Федоровны, и которая очень содействовала в
царствование императора Александра III сближению Франции
с Россией.59
В Копенгагене я был всего полтора суток, так как спешил в
Париж, виделся с ее величеством, и ее величество интересова¬
лась положением боксерского восстания. Я ее величеству крат¬
ко доложил, отчего восстание произошло, и с своей стороны за¬
верил, что если только мы будем благоразумны, то никаких осо¬
бенных последствий, чрезвычайных для России, ожидать нельзя.
К сожалению, мы были очень неблагоразумны и после долгих
перипетий довели Россию до несчастной и довольно бесславной
войны с Японией.В то время, когда я разговаривал с императрицей Марией
Федоровной, в комнату вошла ее сестра, королева английская,
которой она меня представила. Затем, распростившись с ними,
я ушел, но мне адъютант короля, престарелого почтеннейшего
Христиана, отца вдовствующей императрицы, сказал, что ко¬
роль желает меня видеть.Я отправился к королю. Ему представился. Король был со
мною очень милостив и подарил мне свой портрет с надписью,
который висит до сих пор в кабинете, что он делал чрезвычайно
редко, так как свои портреты давал только членам своей семьи,
и сказал, что он ничего не может больше дать, так как я имею
ордена выше датского ордена. Король спросил, видел ли я его
дочь, императрицу, я доложил, что видел, и вкратце сказал наш
разговор. Затем он обратился ко мне со следующим вопросом.
«Мне моя дочь говорила, что вы занимаетесь с моим внуком
Мишей и что между вами и Мишей существуют отличные отно¬
шения. Скажите мне, пожалуйста, что собой представляет Ми¬
ша, т. е. великий князь Михаил Александрович». Я ему сказал,
что действительно я имею высокую честь и радость преподавать
великому князю и его знаю хорошо, но что мне очень трудно
обрисовать его личность в нескольких словах, что вообще чтобы
охарактеризовать человека, то самый лучший способ — это про¬
вести его через горнило различных, хотя и воображаемых собы¬
тий и указать, как по его характеру он в таких случаях поступил
бы, т. е. написать нечто вроде повести или романа, так как в ха¬
рактере человека есть такие сложные аппараты, что их несколь¬
кими словами описать очень трудно. На это мне король заме¬
тил. «Ну а все-таки, вы можете в нескольких словах охарактери¬
зовать; я его знаю как мальчика, я с ним серьезно никогда не
говорил». Тогда я позволил себе сказать королю: «Ваше величе¬
ство, вы хорошо знаете моего державного повелителя императо¬
ра Николая?» Тогда он говорит. «Да, я его хорошо знаю». Я го¬
ворю. «Само собой разумеется, вы отлично знаете и императора
Александра III». Король сказал. «Ну да, я его отлично знаю».
«Так я приблизительно, именно в самых таких общих контурах,
чтобы определить личность Михаила Александровича, сказал бы
так: император Николай есть сын своей матери и по своему ха¬
рактеру, и по натуре, а великий князь Михаил Александрович
есть больше сын своего отца». Король на это рассмеялся, и за¬60
тем мы расстались. Я больше никогда не имел случая видеть
этого достойнейшего во всех отношениях монарха.Будучи в Дании, я сделал визит и принцессе Марии вместе с
Грубе. Принцесса очень интересовалась в то время образовани¬
ем Датского пароходного азиатского общества, беседовала со
мною по этому предмету в том смысле, чтобы оказать содейст¬
вие этому обществу.Затем я уехал с Грубе по направлению Гамбурга и Кельна, в
Париж, причем Грубе вернулся в Петербург, я же прибыл в Па¬
риж. Хотя Всемирная выставка уже была открыта несколько ме¬
сяцев, но некоторые отделы, и в том числе русский отдел, не
были еще окончены. Комиссаром этой выставки со стороны
России был назначен мной князь Тенишев, весьма богатый че¬
ловек, сделавший состояние собственным трудом, начав службу
на железной дороге техником с содержанием в 50 руб. в месяц.
Он в Париже очень широко устроился, принимал и по своим
практическим знаниям был совершенно на месте. Сын этого
Тенишева, теперешний член Государственной думы, был тогда
еще мальчиком.Я, конечно, в деталях осматривал всю выставку, сделал над¬
лежащие визиты и затем был приглашен президентом республи¬
ки почтеннейшим Лубэ приехать к нему в дачное его местопре¬
бывание «Рамбулье». Я поехал туда в сопровождении нашего
посла Урусова. Там были некоторые из министров, а именно
министр финансов Кайо, который вот только несколько недель
тому назад оставил министерство, в котором он уже фигуриро¬
вал в качестве президента министерства. Там был тогдашний
министр внутренних дел известный Дюпюи, который и ныне
тоже состоит министром одного из министерств, человек, не
имевший никаких средств, но составивший себе громадное со¬
стояние на газете «Petit Journal». Там был министр иностранных
дел Делькассе и еще несколько министров. Во время обеда я
сидел по правой стороне Лубэ и Кайо — по левой стороне Лубэ.
В это время президентом министерства был Вальдек Руссо, но
его не было в Париже. Во время всего обеда я, Кайо, с одной
стороны, и Лубэ, с другой стороны, спорили о денежном обра¬
щении. Он все продолжал поддерживать теорию биметаллизма,
а я и Кайо поддерживали, конечно, теорию монометаллизма,
т. е. основания, на которых я совершил реформу денежного об¬
ращения в России. Этот спор был в высокой степени бесстраст¬
ный и дипломатичный, хотя Кайо тогда в очень вежливой фор¬
ме пускал стрелы в почтеннейшего президента республики. По¬
сле обеда была иллюминация, и к вечеру мы вернулись со всеми
министрами в Париж, причем во время путешествия я много с
ними говорил. Затем я, будучи в Париже, несколько раз виделся
как с Кайо, так и с Делькассе. Делькассе был знаком с моей же¬
ной; когда он приезжал в Петербург, тогда и познакомились; и
поэтому Делькассе несколько раз катался с моей женой и под¬61
ростком-дочерью в автомобиле в окрестностях Парижа и ездил
показывать им Версаль.В июне 1899 г. умер наследник-цесаревич Георгий Александ¬
рович, и наследником престола был объявлен великий князь
Михаил Александрович. По моему мнению, объявление велико¬
го князя наследником престола не вытекало непосредственно из
закона: по закону само собою разумеется, что если у государя
до его смерти не было бы сына, то Михаил Александрович всту¬
пил бы на престол прямо, как лицо царствующего дома, имею¬
щее первенствующее право на престол. Но объявление его на¬
следником было в таком случае неудобно, ибо в это время госу¬
дарь был уже женат и, следовательно, мог всегда иметь сына,
что и случилось, так как после четырех дочерей у государя на¬
конец родился сын, нынешний наследник-цесаревич Алексей
Николаевич, которому в настоящее время минуло только семь
лет, но тем не менее с рождением его пришлось как бы разжа¬
ловать великого князя Михаила Александровича из наследников
и ввести в ряды просто великих князей.Как я говорил, наследник-цесаревич Алексей Николаевич
явился на свет, когда у государя было четыре дочери, и поэтому
одно время, насколько мне было известно от бывшего министра
юстиции Николая Валериановича Муравьева, у их величеств как
бы появилась мысль или, вернее, вопрос, нельзя ли, в случае ес¬
ли они не будут иметь сына, передать престол старшей дочери.
Я подчеркиваю, что это не было отнюдь решение, а лишь толь¬
ко вопрос. Этим вопросом занимался как Николай Валериано¬
вич Муравьев, так и Константин Петрович Победоносцев, кото¬
рый к такой мысли относился совершенно отрицательно, нахо¬
дя, что это поколебало бы существующие законы о престоло¬
наследии, изданные при императоре Павле и которые имели ту
весьма важную государственную заслугу, что с тех пор русский
престол в смысле прав на престолонаследие сделался устойчи¬
вым и прочным.После посещения мною Парижской выставки в 1900 г. я от¬
правился через Петербург в Крым. В Крыму кроме меня были
министр граф Ламздорф, военный министр Куропаткин, конеч¬
но, министр двора барон Фредерикс, великий князь Михаил
Николаевич. Я жил в доме министерства путей сообщения на
шоссе, идущем из Ялты в Ливадийский дворец. Вскоре после
моего приезда его величество заболел инфлюэнцей и по обык¬
новению не желал серьезно лечиться. Это как будто семейная
царская черта. Его отец, по моему глубокому убеждению, умер
преждевременно потому, что начал лечиться серьезно, когда
уже было поздно. Главный диагноз болезни производился про¬
фессором Военно-медицинской академии Поповым, который
по моей мысли был вызван из Петербурга, так как до этого вре¬
мени государя лечил лейб-медик старик Гирш, хирург, который
если когда-нибудь что и знал, то, наверное, все перезабыл. По62
диагнозу этого профессора оказалось, что государь император
болен брюшным тифом.Государь император болел тифом в Ялте с 1 по 28 ноября;
только 28 ноября процесс тифа закончился и наступило выздо¬
ровление.Во время болезни государя, которая чрезвычайно встревожи¬
ла всех окружающих, а в том числе и меня, произошел следую¬
щий инцидент.Как-то раз, когда с государем, по сведениям от докторов,
было очень плохо, утром мне телефонировал министр внутрен¬
них дел Сипягин и просил меня приехать к нему. Я поехал к
Сипягину в гостиницу «Россия», где он жил, и застал у него
графа Ламздорфа, министра иностранных дел, министра двора
барона Фредерикса и великого князя Михаила Николаевича.
Как только я приехал, был поднят вопрос о том, как поступить
в том случае, если случится несчастье и государь умрет? Как по¬
ступить в таком случае с престолонаследием?Меня вопрос этот очень удивил, и я ответил, что, по моему
мнению, здесь не может быть никакого сомнения, так как на¬
следником престола его величеством уже объявлен великий
князь Михаил Александрович, но если бы даже он не был объ¬
явлен, то это нисколько не меняло бы положения дела, ибо, со¬
гласно нашим законам о престолонаследии, по точному смыслу
и духу этих законов, великий князь Михаил Александрович дол¬
жен немедленно вступить на престол.На это мне делали не то возражения, не то указания, что им¬
ператрица может быть в интересном положении (вероятно, ми¬
нистру двора было известно, что императрица находилась в ин¬
тересном положении) и, следовательно, может случиться, что
родится сын, который и будет иметь право на престол. На это я
указал, что законы престолонаследия такого случая не предви¬
дят, да, думаю, и предвидеть не могут, так как если императри¬
ца и находится в интересном положении, то никоим образом
нельзя предвидеть, какой будет конечный результат этого поло¬
жения, и что, во всяком случае, по точному смыслу закона не¬
медленно вступает на престол великий князь Михаил Александ¬
рович. Невозможно поставить империю в такое положение, что¬
бы в течение, может быть, многих месяцев страна самодержав¬
ная оставалась без самодержца, что из этого совершенно неза¬
конного положения могут произойти только большие смуты.Мои собеседники несколько раз просматривали и читали за¬
коны, которые, безусловно, подтверждали мое мнение.Тогда старый великий князь Михаил Николаевич поставил
мне вопрос: «Ну а какое положение произойдет, если вдруг че¬
рез несколько месяцев ее величество разрешится от бремени
сыном?»Я ответил, что в настоящую минуту едва ли возможно на это
дать определенный ответ, и мне кажется, что, во всяком случае,63
ответ на этот вопрос мог бы дать только сам великий князь Ми¬
хаил Александрович, если произойдет такое великое несчастье и
государь скончается, тогда он в качестве императора должен бу¬
дет судить, как надлежит в этом случае поступить. Мне кажется,
насколько я знаю великого князя Михаила Александровича, он
настолько честный и благородный человек в высшем смысле
этого слова, что, если он сочтет полезным и справедливым, сам
откажется от престола в пользу своего племянника.В конце концов все со мною согласились, и было решено,
чтобы об этом нашем совещании частным образом доложить ее
величеству.Через несколько дней после этого генерал Куропаткин, еду-
чи от всеподданнейшего доклада государю (а государь, несмотря
на свою болезнь, в экстренных случаях принимал всеподдан¬
нейшие доклады министров), из Ливадийского дворца заехал ко
мне, в дом министерства путей сообщения, завтракать. Так как
дом этот находится на пути из Ялты в Ливадию, то обыкновен¬
но министры, если имели всеподданнейший доклад и не остава¬
лись во дворце завтракать, на обратном проезде заезжали ко
мне завтракать.Так вот, генерал Куропаткин после завтрака, когда я остался
с ним наедине, спросил меня.—	Скажите, пожалуйста, какое это совещание вы имели у
Сипягина?Я ему ответил, что, как мне говорил Сипягин, ведь и вы на
это совещание были приглашены, и жаль, сказал я, что вы не
приехали, так как был обмен мнений по очень важному вопро¬
су.Он говорит: «Я не мог приехать», а затем встал в трагиче¬
скую позу и, ударяя себя в грудь, сказал мне очень громким го¬
лосом:—	Я свою императрицу в обиду не дам.Зная Алексея Николаевича за комедианта балаганных трупп,
я этому выражению его не придал никакого значения и сказал:—	Почему, Алексей Николаевич, вы принимаете на себя
привилегию не давать в обиду никому императрицу? Это право
принадлежит всем, а в том числе и мне.Так как государь вскоре, к величайшему счастью, выздоро¬
вел, то об этом больше и речи не было; только при выезде из
Ялты я нарочно заехал к барону Фредериксу и сказал ему, что¬
бы он доложил государю о том затруднении, в которое мы были
поставлены по вопросу о престолонаследии в случае могущего
произойти с ним несчастья; что, по моему мнению, во избежа¬
ние в этом вопросе каких бы то ни было неопределенностей ес¬
ли его величеству угодно будет дать какие-нибудь новые указа¬
ния, то указания эти должны быть сделаны и оформлены совер¬
шенно категорически в законе.*	В Петербурге мне говорил К. П. Победоносцев (обер-про¬64
курор Святейшего Синода) и министр юстиции Муравьев, что
им было поручено составить соответствующий указ, который не
был опубликован и затем, вероятно, потерял силу с счастливым
событием рождения великого князя Алексея Николаевича. Бо¬
лее по поводу этого исторического эпизода мне ничего не было
известно *.Затем, через много лет, а именно в прошлом 1910 г., как-то
раз в Биаррице я зашел к известной в обществе даме — Алек¬
сандре Николаевне Нарышкиной. Дама эта главным образом
известна тем, что была замужем за Эммануилом Дмитриевичем
Нарышкиным, обер-гофмаршалом императора Александра III и
сыном незаконного сожития императора Александра I с извест¬
ной Нарышкиной, по происхождению полькой (см. изданные
по этому поводу несколько лет тому назад мемуары великого
князя Николая Михайловича).Этого Нарышкина я лично знал; это был честнейший, благо¬
роднейший дворянин и царедворец. Он умер в глубочайшей
старости восемь лет тому назад.Когда я разговаривал с Нарышкиной, она вдруг обратилась
ко мне с вопросом:—	Сергей Юльевич, знаете вы или нет, почему императрица
к вам относится так если не сказать враждебно, то, во всяком
случае, несимпатично?Я ответил, что понятия об этом не имею и даже вообще не
имею понятия о том, чтобы императрица ко мне так относи¬
лась; видел я ее очень мало и говорил с нею в жизни только не¬
сколько раз.На это Нарышкина мне сказала:—	Мне известно, что такое чувство ее происходит оттого,
что вы в Ялте, когда император был болен, в предположении,
что император может умереть, настаивали на том, чтобы на пре¬
стол вступил великий князь Михаил Александрович.Я сказал, что это совершенно правильно, но я ни на чем
не настаивал, а только открыто в совещании высказал свое
мнение, и к этому мнению пристали все члены совещания, в
том числе и великий князь Михаил Николаевич, сын импера¬
тора Николая I, которого, кажется, никто уж не может запо¬
дозрить ни в нелояльности, ни в недостатке безусловной
преданности государю императору. Вообще я высказал не
свое мнение, а только объяснил точный смысл существующих
законов.*	Я тогда понял, что, вероятно, благороднейший и честней¬
ший барон Фредерикс, но не обладающий гениальным умом,
что-либо сбрякнул императрице, и с тех пор, вероятно, получи¬
ла основание легенда, которая многим была на руку, а потому
весьма распространилась, а именно что я ненавижу императора
Николая II. Этой легендой, муссированной во всех случаях,
когда я был не нужен, легендой, которая могла приниматься65
всерьез только такими прекрасными, но с болезненною волею
или ненормальною психикой людьми, как император Нико¬
лай II и императрица Александра Федоровна, и объясняются
мои отношения к его величеству и моя государственная дея¬
тельность *.Я имел большое счастье преподавать великому князю Миха¬
илу Александровичу народное и государственное хозяйство (по¬
литическую экономию и финансы). Преподавание это я начал в1900	и кончил в 1902 г.Я преподавал уже в течение нескольких месяцев великому
князю, когда произошел вышеописанный инцидент в Ялте.Способ моего изложения, манера моего изложения, а может
быть, и другие причины, мне неизвестные, сделали то, что ве¬
ликий князь очень охотно со мною занимался, и мне часто по¬
сле лекций, во время антракта от одной лекции до другой, при¬
ходилось с ним разговаривать, иногда завтракать, а иногда и ез¬
дить на автомобиле по парку. Поэтому я в конце концов очень
хорошо познакомился с Михаилом Александровичем.Как по уму, так и по образованию великий князь Михаил
Александрович представляется мне значительно ниже способно¬
стей своего старшего брата, государя императора, но по харак¬
теру он совершенно пошел в своего отца.Ранее этого я преподавал великому князю Андрею Владими¬
ровичу вследствие просьбы его отца, великого князя Владимира
Александровича, с которым я был в отличных отношениях.Великий князь Андрей Владимирович уже в 1902 г. начал
несколько уклоняться от правильной, нормальной жизни, осо¬
бенно присущей столь высоким лицам, каковы великие князья,
поведением и действиями которых интересуется все общество, и
преимущественно та часть общества, которая склонна к всевоз¬
можным пересудам.Мне как-то раз пришлось говорить с великим князем Миха¬
илом Александровичем, который был очень дружен с Андреем
Владимировичем, что вот, Андрей Владимирович начинает не¬
сколько пошаливать и я боюсь, чтобы это не кончилось дурно.Вел я этот разговор главным образом с целью предостеречь
великого князя Михаила Александровича от подобных увлече¬
ний. На это я получил от великого князя ответ.—	Я решительно не понимаю, Сергей Юльевич, каким обра¬
зом человек, который сознает, что то или другое дурно, что это¬
го не следует делать, может это делать? Я, по крайней мере,
уверен, что если я убежден, что что-нибудь дурно, то никакие
силы не в состоянии меня заставить совершить это дурное.Теперь великому князю Михаилу Александровичу 33 года.
Последнее время говорят, что он будто бы запутался в каком-то
романе, впрочем, мне этому не хочется верить. Но если бы даже
случилось такое несчастное обстоятельство, то я должен сказать,
что в этом во многом виновато его воспитание. Его ведь воспи¬66
тывали совершенно как молодую девицу и тогда, когда ему уже
минуло 29 лет.Затем он несколько лет тому назад увлекся своей двоюрод¬
ной сестрой принцессой Кобургской, дочерью великой княгини
Марии Александровны, и хотел на ней жениться. На это не по¬
следовало согласия, потому что она его двоюродная сестра.Теперь на этой принцессе женился испанский принц.Я сожалел тогда о том, что великому князю Михаилу Алек¬
сандровичу не было дозволено на ней жениться, хотя и находил
это решение совершенно правильным.Очень жалко, что впоследствии такое принципиальное реше¬
ние, касающееся бракосочетаний великих князей, а в особенно¬
сти тех из них, которые более или менее близки к трону, было
нарушено.Так, великому князю Кириллу Владимировичу было разре¬
шено жениться тоже на своей двоюродной сестре, на сестре той
самой принцессы, на которой не разрешили жениться великому
князю Михаилу Александровичу, да еще на сестре разведенной
и, кроме того, мужем которой был великий герцог Дармштадт¬
ский, брат государыни императрицы.Точно так же было разрешено великому князю Николаю
Николаевичу жениться на сестре жены его брата Петра Никола¬
евича, также разведенной с принцем Лейхтенбергским, двою¬
родным братом великого князя Николая Николаевича.Может быть, оттого, что в 1900 г. я начал читать лекции ве¬
ликому князю Михаилу Александровичу, и, может быть, пото¬
му, что великий князь отзывался обо мне чрезвычайно симпа¬
тично, явились какие-нибудь неправильные, скажу больше, бес¬
честные предположения относительно мотивов моего мнения о
престолонаследии, которое я должен был высказать в Ялте.Хотя я великого князя Михаила Александровича почитаю и
сердечно люблю, но эти мои чувства к нему не могут идти в
сравнение с теми чувствами, которые я питал к Николаю Алек¬
сандровичу и которые я поныне питаю к моему государю Нико¬
лаю II.УБИЙСТВО Н. П. БОГОЛЕПОВА
и Д. С. СИПЯГИНА14 февраля 1901 г. последовало покушение на министра на¬
родного просвещения Боголепова. Покушение это произошло
таким образом.Во время приема явился к Боголепову бывший студент Мос¬
ковского университета Карпович и выстрелил ему в шею.Это было первое анархическое покушение, оно было как бы
предвестником всех тех событий, которые мы переживали с1901	по 1905 г. и которые в другой форме мы переживаем и ны¬67
не, но уже по причинам иного порядка, не потому, чтобы Рос¬
сии не было дано того, чего она желала. В конце концов его ве¬
личеству благоугодно было 17 октября 1905 г. дать России то, о
чем лучшие ее люди мечтали начиная с царствования императо¬
ра Александра Благословенного.Но нынешнее положение дела происходит от других причин,
а именно оттого, что Столыпин по соображениям личным, не
будучи в состоянии уничтожить 17 октября 1905 г., постепенно
его коверкал и коверкал в направлении политического распут¬
ства.Боголепов был весьма порядочный, корректный и честный
человек, но он держался крайне реакционных взглядов. Его ре¬
акционные меры, несомненно, возбудили университет, хотя я
не могу не признать, что все-таки Боголепов действовал законо¬
мерно и что его режим в 1901 г. хотя и был реакционный, но
закономерный и благородный.Вообще когда сравнишь тот режим, который был в 1901 г., с
тем, который ныне водворил министр народного просвещения
Кассо, то приходится дивиться тому, каким образом такой ре¬
жим, режим полнейшего произвола и усмотрения, мыслим по¬
сле 17 октября 1905 г.Это удивление может быть умалено сознанием, что, в сущ¬
ности говоря, Кассо есть продукт общей распутной политики,
внедренной Столыпиным, которая и породила Кассо.Как только Боголепов был ранен, я поехал к нему и застал
там его жену, весьма почтенную женщину (урожденную княжну
Ливен), также его товарища Зверева (ныне члена Государствен¬
ного совета), человека мелкого, но не дурного и крайнего реак¬
ционера. Вообще Зверев — человек без всяких талантов и очень
слабой учености.Я настоял на том, чтобы из Берлина немедленно был выпи¬
сан знаменитый хирург Бергман.Боголепову пуля прострелила шею.Бергман приехал, осмотрел Боголепова, а потом был у меня
и дал мне весьма успокоительные сведения. Но, к несчастью,
предсказания Бергмана не сбылись, и через несколько дней по¬
сле отъезда Бергмана Боголепов 2 марта 1901 г. скончался.Вместо Боголепова министром народного просвещения был
назначен бывший военный министр генерал-адъютант Ваннов¬
ский, вероятно, потому, что, с одной стороны, он по своей
службе был известен за человека крайне консервативных воз¬
зрений, а с другой — потому, что ему было поручено расследо¬
вание студенческих беспорядков, бывших во время министерст¬
ва Горемыкина, о чем я говорил ранее.2 апреля 1902 г. был убит министр внутренних дел, благо¬
роднейший дворянин Дмитрий Сергеевич Сипягин. Он был
убит в вестибюле подъезда в Комитет министров. Было заседа¬
ние Комитета министров. Члены Комитета начали собираться,68
приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин. В вестибюле к нему по¬
дошел офицер, одетый в адъютантскую форму, и протянул руку
с пакетом. Сипягин спросил, от кого этот пакет, и этот офицер
ответил: от великого князя Сергея Александровича из Москвы.
Когда Сипягин протянул руку, чтобы взять этот пакет, в него
последовало несколько выстрелов, т. е. этот офицер в него сде¬
лал несколько выстрелов из браунинга. Сипягин упал, но был в
сознании.Его перевезли в Максимилиановскую лечебницу, находящу¬
юся невдалеке от помещения Комитета министров, т. е. Мари¬
инского дворца. Когда последовали выстрелы, то все члены Ко¬
митета спустились по лестнице вниз, в вестибюль. Министр
Ванновский, посмотрев на этого офицера, сказал: это не офи¬
цер, это человек, наряженный офицером, офицер так одеваться
не может, это не военный. Когда я спустился, этого офицера
раздевали в соседней комнате. Он был высокого роста, блон¬
дин. Он сознался сейчас же, что он не военный, а анархист, что
фамилия его Балмашев, что он — бывший студент. Я все время
не отходил от Сипягина, и на моих глазах через несколько ча¬
сов после покушения он умер, что возбудило во мне искреннее,
сердечное сожаление18.Как я уже имел случай говорить, это был прекраснейший и
благороднейший человек. Он знал, что находится в большой
опасности. Перед самой смертью, за несколько дней, я с ним
вел беседу в присутствии его жены и говорил ему о том, что в
некоторых случаях, по моему мнению, он принимает чересчур
резкие меры, которые по существу никакой пользы не прино¬
сят, а между тем возбуждают некоторые слои общества, и слои
благонамеренные и, во всяком случае, умеренные, на что он
мне сказал: может быть, ты прав, но иначе поступить я не мо¬
гу — наверху находят, что те меры, которые я принимаю, недо¬
статочны, что нужно быть еще более строгим.Явился вопрос: кого же назначить министром внутренних
Дел?Еще за несколько недель до убийства Сипягина мы обедали
у князя Мещерского, редактора пресловутого «Гражданина».
Сипягин был в некотором родстве с Мещерским, и он имел ту
неосторожность, что ввел Мещерского в фавор к его импера¬
торскому величеству, после того как его императорское величе¬
ство со дня вступления на престол и слышать не хотел о Ме¬
щерском, отзываясь о нем весьма резко. Так как князь Мещер¬
ский человек весьма вкрадчивый и угодливый, то, если можно
так выразиться, он влез в уголок души государя императора.Во время обеда, а за обедом были только я, Сипягин и Ме¬
щерский, Сипягин заговорил, что его положение такое трудное,
что он иногда подумывает о том, чтобы просить государя импе¬
ратора, чтобы его отпустить. Тогда возбудился вопрос, кто же
мог бы его заменить; причем было названо имя Плеве. Сипягин69
сказал, что это будет величайшее несчастье, если будет назначен
Плеве, так как он был прежде отрицательного мнения о Плеве
и, бывши министром внутренних дел и познакомившись с дея¬
тельностью Плеве, когда он служил в министерстве внутренних
дел, убедился, что это такой человек, который, сделавшись ми¬
нистром, будет преследовать только свои личные цели и прине¬
сет России величайшие несчастия. Со всеми этими рассуждени¬
ями Сипягина вполне согласился князь Мещерский; тем не ме¬
нее, как только Сипягин умер, Мещерский виделся с Плеве и
написал его величеству письмо о том, что единственный воз¬
можный кандидат на пост министра внутренних дел есть Плеве.
Действительно, через два дня после смерти Сипягина Плеве
был назначен.*	Вспоминая о Сипягине, чтобы обрисовать характер госуда¬
ря, приведу следующий факт. Сипягин, став главноуправляю¬
щим комиссией прошений, а затем министром внутренних дел,
вел ежедневно свой краткий дневник. Когда его убили, первым
вошел в его кабинет его товарищ П. Н. Дурново, но он бумаг
не трогал. Затем было поручено его величеством дворцовому
коменданту генерал-адъютанту Гессе и Дурново разобрать бума¬
ги покойного Сипягина. Бумаги ими были разобраны, все
обыкновенные министерские были переданы по назначению, а
личные официальные переданы Гессе, частные же — жене Си¬
пягина.Александра Павловна Сипягина знала, что ее муж писал
дневники, причем первая тетрадь обнимала время, когда ее муж
был главноуправляющим комиссии прошений, а вторая — его
министерство. Она спросила Дурново, где дневники мужа. Он
ответил, что их взял Гессе. Весь этот и дальнейший рассказ я
знаю от А. П. Сипягиной и Шереметева, мужа ее сестры.Через несколько дней А. П. Сипягина ездила благодарить го¬
сударя и государыню за внимание, причем государь сказалА.	П. Сипягиной, что ему переданы дневники ее мужа и что
разрешит ли она на некоторое время задержать их, потому что
он, государь, интересуется их прочесть. Конечно, Сипягина со¬
гласилась.Прошло много месяцев, а Сипягина все не получала обратно
записок мужа. Тогда она обратилась к своему племяннику, гра¬
фу Шереметеву, флигель-адъютанту, бывшему другу детства го¬
сударя, прося при одном из дежурств напомнить государю о за¬
писках мужа ее.Через некоторое время А. П. Сипягина представлялась госу¬
дарыне, и, когда она собиралась удалиться, государыня попро¬
сила ее обождать, сказав, что ее желает видеть государь. Через
несколько минут появился государь и, вручив ей пакет, сказал,
что он с благодарностью возвращает мемуары ее покойного му¬
жа, прибавив, что мемуары очень интересны.Возвратившись домой, А. П. Сипягина увидала, что ей воз¬70
вращены лишь мемуары за время, когда Сипягин был главноуп¬
равляющим комиссии прошений. Ввиду этого она просила ста¬
рика графа Шереметева разъяснить это недоразумение.Граф Шереметев обратился к Гессе, который ему довольно
неделикатно ответил: чего они там носятся с записками Сипя-
гина? После такого ответа граф Шереметев прервал разговор.Через несколько дней государь был в Москве, говел и затем
провел там первые дни великого праздника. Во время одного
царского обеда граф Шереметев сидел рядом с Гессе и не гово¬
рил с ним. Тогда Гессе сам с ним заговорил и сказал: «Что каса¬
ется мемуаров Сипягина, то могу вас уверить, что я передал го¬
сударю все, что получил».По возвращении государя в Петербург он позвал к себе гра¬
фа Шереметева и сказал ему, что ему, государю, известно, что
одна тетрадь мемуаров Сипягина пропала и что, как он, Шере¬
метев, думает, как это могло случиться. Граф Шереметев сказал,
что он спрашивал Дурново, который удостоверил, что было две
тетради мемуаров, которые он вручил Гессе, и что он уверен,
что Дурново говорит правду, так как ему не было никакого ин¬
тереса присваивать вторую тетрадку, да, наконец, Гессе сам не
отрицает, что он получил две тетрадки.Тогда его величество заметил, что Гессе не был в ладах с Си-
пягиным и что, может быть, в мемуарах Сипягин что-нибудь
написал о Гессе, а потому Гессе их уничтожил, чтобы он, госу¬
дарь, это не прочел. Затем граф Шереметев мне сказал:—	А я знаю достоверно, что эту тетрадку уничтожил сам го¬
сударь.Тогда я с графом Шереметевым был еще из-за Сипягина в
очень хороших отношениях. Мы с ним разошлись после 17 ок¬
тября, когда граф Шереметев, прочитав манифест 17 октября,
приказал портреты государя в своем дворце перевернуть, пове¬
сив изображение к стене и подкладку наружу, а один портрет
отнесли на чердак.Я мемуаров Сипягина не читал, но жена его мне говорила,
что он писал в них все совершенно откровенно. Сипягин же
был честнейший и благороднейший человек, совершенный дво¬
рянин, ультраконсерватор, он в последние полгода своего ми¬
нистерства откровенно и с большою горечью мне говорил, что
на государя полагаться нельзя и, главное, что государь неправ¬
див и коварен. Это он в отчаянии говорил и своей жене *.Вскоре после назначения Плеве уволился от должности ми¬
нистра народного просвещения Ванновский. Оказалось, что
Ванновский такой ярый консерватор, такой военный человек до
мозга костей, что не мог ужиться с Плеве, так как Плеве как
министр внутренних дел предъявлял ему такие требования, ко¬
торые Ванновский признавал невозможными; так как он видел,
что его величество сочувствует направлению Плеве, то он и уво¬
лился от должности министра народного просвещения.71
Вместо него назначен министром народного просвещения
Зенгер, бывший профессор Варшавского университета, человек
кристальной чистоты, но не от мира сего. Классик, до такой
степени увлекавшийся классическим языком, что перевел, и
очень хорошо, на латинский язык «Евгения Онегина» Пушки¬
на, Зенгер вел министерство народного просвещения в духе по¬
рядка, но не в реакционном, потому в скором времени он дол¬
жен был оставить свой пост, и на его место назначен был гене¬
рал Глазов, начальник военной академии. Зенгер по краткости
времени ничего хорошего не мог сделать, но он сделал одну
вещь непохвальную — это то, что он назначил товарищем к се¬
бе начальника Института экспериментальной медицины Лукья¬
нова, бывшего профессора в Варшаве, потому что он был его
товарищем по профессуре в Варшаве, а также, может быть, и не
без протекции принца и принцессы Ольденбургских.В.	К. ПЛЕВЕ*	Плеве имел против меня личный зуб потому, что он думал,
что я дважды помешал ему стать министром внутренних дел, он
был злопамятен и мстителен. Мы с ним расходились и относи¬
тельно государственной политики (я не говорю — по убеждени¬
ям, так как таковых он не имел) по большинству вопросов. Мое
убеждение — что русский государь должен опираться на народ.
Плеве же считал, что он должен опираться на дворянство.В течение более чем десятилетнего моего управления финан¬
сами я их привел в блистательное состояние, но очень мало мог
сделать для экономического состояния народа, ибо не только не
встречал сочувствия реального (а не на словах) в правящих сфе¬
рах, а, напротив, встречал противодействие, и во главе оного за
кулисами стоял всегда Плеве *.Когда он сделался министром внутренних дел, то уже в то
время началось крестьянское движение. Крестьяне в различных
местностях бунтовали и требовали земли. Бывший в то время в
Харькове губернатор князь Оболенский вследствие крестьян¬
ских беспорядков произвел всем крестьянам усиленную порку,
причем лично ездил по деревням и в своем присутствии драл
крестьян19.Плеве, сделавшись министром внутренних дел, сейчас же от¬
правился в Харьков и весьма поощрил действия князя Оболен¬
ского, который за такую свою храбрость затем был назначен ге¬
нерал-губернатором Финляндии и был сделан генерал-адъютан¬
том.*	Я расходился также с Плеве по поводу политики на Кавка¬
зе. До князя Голицына все правители Кавказа, начиная с свет¬
лейшего князя Воронцова, ставили себе задачей сперва покоре¬
ние Кавказа, а затем приобщение его к Российской империи72
посредством привития ему общих начал русской государствен¬
ности.Освободительные начала, произведшие смутное движение в
империи, отразились и на Кавказе, причем или русские, живу¬
щие и приезжающие на Кавказ, или туземные молодые люди,
воспитывавшиеся в учебных заведениях в России, дали толчок
освободительному движению на Кавказе, связанному со смутой.
Без этих русских и туземцев, воспитывавшихся в России, Кав¬
каз, т. е. его туземные жители, был бы спокоен.Смуте отчасти содействовало все более и более развивающее¬
ся взяточничество, т. е. порочность администрации. Когда умер
главноначальствующий Кавказа, почтенный, умный, но слабый
Шереметев, на его место государь назначил князя Голицына,
честного, хорошего человека, но с удивительным сумбуром в
голове. Голицын по собственной инициативе или следуя обще¬
му модному паролю явился на Кавказ с программой его руси¬
фицировать, причем и эту программу проводил со страстностью
и свойственной ему сумбурностью.Покуда Плеве не был министром внутренних дел, министры
его, Голицына, сдерживали, хотя часто безуспешно. Но когда
появился Плеве и пронюхал, что государь сочувствует князю
Голицыну, то сейчас же начал его поддерживать. Опять по об¬
щему правилу каждый удар с одной стороны вызывал реакцию с
другой.Постепенно смута росла, и скоро Кавказ возгорелся так, что
многие говорят (хотя в этом есть большое преувеличение), что
Кавказ нужно снова покорять20. Нужно покорить Россию, тогда
нетрудно будет покорить Кавказ и привести к благоразумию ок¬
раины.Ну вот, пусть покорят Россию. Не по режиму «истинно рус¬
ских» людей это может быть сделано. Наибольшее неудовольст¬
вие вызывали на Кавказе армяне как лица, торгующие с долею
эксплуататорского начала.Князь Голицын пошел против всех национальностей, обита¬
ющих на Кавказе, так как он всех хотел обрусить, но, естествен¬
но, враждебнее всего отнесся к армянам. К тому же в последние
годы вследствие преследования турецких армян в Турции мно¬
гие тысячи обреволюционизировавшихся турецких армян пере¬
селились на Кавказ. Они, конечно, как опытные революционе¬
ры стали революционизировать своих единоверцев и братьев —
русских под данных.Вообще смута на Кавказе приобрела особый оттенок, ибо
племена Кавказа суть азиаты, у которых особая психология и
особые понятия о гражданственности и в особенности о цене
жизни человеческой.Чтобы обуздать армян, князь Голицын выдумал секвестриро¬
вать имущество армянских церквей. У армян церковь живая,
это — душа жизни армян, в ней сосредоточена вся благотвори¬73
тельность и все образование народа. По его докладу было обра¬
зовано совещание, чтобы решить этот вопрос, под председатель¬
ством Э. В. Фриша, состоящее из Победоносцева, министра
иностранных дел графа Муравьева, министра юстиции Муравье¬
ва, Сипягина, Голицына и меня.Я самым решительным образом протестовал против этой бе¬
зобразной затеи как с политической, так и с этической точки
зрения.С политической потому, что эта мера должна была восстано¬
вить всех армян, и не только русских, но и иностранных. С эти¬
ческой потому, что армяне такие же христиане, как и мы, и их
церковь наиболее близка к нашей православной. Когда обсуж¬
далась предложенная князем Голицыным мера с политической
стороны, К. П. Победоносцев ее поддерживал, но когда я пред¬
ставил все фарисейство наше, которое выразилось бы в этой ме¬
ре с религиозной точки зрения, он стал на мою сторону.Таким образом, все совещание высказалось против этой ме¬
ры, за исключением князя Голицына. Журнал совещания остал¬
ся у государя без резолюции.Когда Плеве сделался министром, то при первом приезде Го¬
лицына в Петербург тот же вопрос возбужден был снова, и на
этот раз он был внесен в Комитет министров, причем защитни¬
ком его явился Плеве.Обыкновенно во всех мелких вопросах, когда есть признаки,
что государь желает, чтобы дело было решено в таком-то на¬
правлении, как в Комитете министров, так и в Государственном
совете большинство членов отмалчивалось и искало какого-ни¬
будь повода к промедлению или такому направлению дела, что¬
бы не получилось определенного решения, а чтобы спустить, по
выражению Победоносцева, дело «в песок».Поэтому в заседании говорили преимущественно Плеве и я.
Я — резко против, а Плеве — резко за. Все члены, за исключе¬
нием трех, присоединились ко мне, и в том числе великий
князь Михаил Николаевич, бывший наместник Кавказа. Таким
образом, меньшинство составилось из Плеве, Голицына и Зен-
гера, министра народного просвещения. Последний присоеди¬
нился к Плеве, вероятно, по недоразумению. Он чистый, чест¬
ный, но слабый человек. По профессии классик, и к тому же
классик-поэт.Великий князь Михаил Николаевич упрашивал государя ут¬
вердить мнение большинства, но его величество утвердил мне¬
ние меньшинства. Меру эту начали приводить в исполнение.
Это окончательно взбаламутило всех армян. Начались со сторо¬
ны армян резкие революционные выступления. Затем борьба
властей с армянами перешла в борьбу армян с мусульманами.
Говорят, что это дело рук местных властей. Потом на Голицына
последовало покушение. Он приехал в Петербург и более на
Кавказ не возвращался. Удивительно, что этот, в сущности, чес¬74
тный и хороший человек вооружил на Кавказе всех против себя,
в том числе русских и военных. Впрочем, как военный, Голи¬
цын, будучи еще командиром грузинского полка во время на¬
местничества великого князя Михаила Николаевича (тогда я
был мальчиком и жил на Кавказе, где я родился), не пользовал¬
ся симпатиями военных.Вместо князя Голицына был назначен граф Воронцов-Даш¬
ков, который наместничествует там до сего времени. Он повел
традиционную политику лучших правителей Кавказа — князя
Воронцова, князя Барятинского... прекратив теснение туземцев.
По его представлению отменили решение секвестра имущества
армянских церквей, хотя теперь не могут в этом деле практиче¬
ски распутаться, так как большинство имущества уже было ото¬
брано. Его на Кавказе любят, уважают. Но теперь, покуда не
прекратятся смуты в России, невозможно прекратить смуты на
Кавказе. Повторилось общее явление, взбаламутившее Россий¬
скую империю. Все же благоразумные меры опаздывают. On
vient toujours trop tard.Я советовал назначить графа Воронцова-Дашкова на Кавказ
после Шереметева, когда назначили Голицына. Если бы его на¬
значили тогда, то не произошел бы весь сумбур, который наде¬
лал Голицын, и теперь Кавказ был бы гораздо спокойнее.Граф Воронцов человек немудреный, но благородный, чест¬
ный, благонамеренный. Его большой недостаток заключался в
том, что он не умеет выбирать людей. Конечно, все «истинно
русские» люди и консервативные газеты его травят и часто по¬
говаривают об его уходе.Я расходился с Плеве и по еврейскому вопросу. В первые го¬
ды моего министерства при императоре Александре III государь
как-то раз меня спросил: «Правда ли, что вы стоите за евреев?»Я сказал его величеству, что мне трудно ответить на этот
вопрос, и спросил позволения государя задать ему вопрос в от¬
вет на этот. Получив разрешение, я спросил государя, может ли
он потопить всех русских евреев в Черном море. Если может, то
я понимаю такое решение вопроса, если же не может, то един¬
ственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы
дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепен¬
ном уничтожении специальных законов, созданных для евреев,
так как в конце концов не существует другого решения еврей¬
ского вопроса, как предоставление евреям равноправия с други¬
ми подданными государя.Его величество на это мне ничего не ответил и остался ко
мне благосклонным и верил мне до последнего дня своей жиз¬
ни. Несчастный день для России...Я и доныне остаюсь при высказанном мною Александру III
убеждении по еврейскому вопросу. Поэтому, когда я был мини¬
стром финансов, я систематически возражал против всех новых
мер, которые хотели принимать против евреев. Я был бессилен75
заставить пересмотреть все существующие законы против евре¬
ев, из которых многие крайне несправедливы, а в общем зако¬
ны эти принципиально вредные для русских, для России, так
как я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки
зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно
для нас, русских, и для Российской империи. Все наиболее су¬
щественные законы, ограничивающие права евреев, пошли в
последние десятилетия не в законодательном порядке, а через
Комитет министров, как законы временные. Всегда употребля¬
лась одна фарисейская формула: «Впредь до пересмотра всех за¬
конов об евреях (причем всегда давалось понять, что законы эти
будут пересматриваться с точки зрения расширительной, а не
ограничительной), повелеваем и пр.». Законодатели не имели
государственного мужества ставить вопрос открыто. Они знали,
что Государственный совет (старый, составленный исключи¬
тельно, по ныне модному выражению, из бюрократов) или
большинством выскажется против, или спустит представление
«в песок», или, по меньшей мере, наговорит много неприятных
истин для министров, внесших проект новых стеснений евреев.
Поэтому в Государственный совет, как бы то по закону следо¬
вало, таких законов не вносили, а проводили их через Комитет
министров, а если и тут опасались возражений, то через особые
совещания или просто всеподданнейшими докладами.Особенно ярым противником евреев был великий князь
Сергей Александрович. Он вообще был ультраретроград, крайне
ограниченный и узкий человек, но он, несомненно, был чело¬
веком честным, мужественным и прямым. Он сам управлять
московским генерал-губернаторством не мог, за него всегда уп¬
равляли его подчиненные, которые входили в его фавор, ему
потакая, и затем держали его вполне в руках.Последние годы его управления таким подчиненным был
обер-полицмейстер, прославившийся генерал Трепов. Он своей
политикой довел Москву до состояния вполне революционного.
Москва — сердце России, оплот русской государственности —
обратилась в центр российской революции. Известный адмирал
Дубасов, человек прямой, честный, мужественный, бывший ге¬
нерал-губернатором в Москве после 17 октября, во время моего
министерства мне несколько раз говорил после московского
восстания, что великий князь Сергей и Трепов, в сущности, ре¬
волюционизировали всю Москву и довели ее до такого состоя¬
ния.Меры, принятые великим князем относительно евреев в Мо¬
скве, не только не прошли через Государственный совет, но да¬
же не могли пройти через Комитет министров. Некоторые про¬
шли через особые совещания, а другие — прямо по всеподдан¬
нейшим докладам министра внутренних дел, так как министр
внутренних дел, вынужденный великим князем провести ту или
другую меру, сомневался даже получить на нее согласие в сове¬76
щании из подлежащих министров. Если бы после Александра II
продолжали вести политику относительно евреев в духе его цар¬
ствования, т. е. постепенно уничтожали исключительные зако¬
ны относительно евреев, то еврейского вопроса в том положе¬
нии, в котором он находится в России ныне, не было бы. Евреи
бы не стали одним из злых факторов нашей проклятой револю¬
ции, еврейский вопрос существовал бы в том виде, в котором
он существует в тех странах, где имеется изрядное количество
евреев. Для того чтобы этот вопрос был окончательно предан
забвению, конечно, нужно десятки и, вероятнее, сотни лет. Ра¬
совые особенности евреев могут изгладиться только постепенно
и медленно.После же Александра II, вместо того чтобы вести политику
относительно евреев в смысле постепенного уничтожения спе¬
циальных еврейских законов, начали принимать ряд самых рез¬
ких законодательных стеснений. Так как вся груда еврейских
законов представляет смесь неопределенностей с возможностью
широкого толкования в ту или другую сторону, то на этой по¬
чве создалась целая куча всяких произвольных и противоречи¬
вых толкований. В результате явился источник самого разнооб¬
разного взяточничества. Ни с кого администрация не берет
столько взяток, сколько с евреев. В некоторых местностях пря¬
мо создана особая система взяточнического налога на жидов.
Само собою разумеется, что при таком положении вещей вся
тяжесть антиеврейского режима легла на беднейший класс, ибо,
чем еврей более богат, тем он легче откупается, а богатые евреи
иногда не только не чувствуют тяжести стеснений, а, напротив,
в известной мере главенствуют, они имеют влияние на высших
чинов местной администрации.В начале 80-х годов Сенат боролся с таким положением ве¬
щей, стараясь не допускать произвольных толкований законов и
стеснений евреев, но затем со стороны министров внутренних
дел последовали всякие наветы на некоторых сенаторов как
противодействующих администрации. Начали обходить таких
сенаторов наградами, переводить их из одних департаментов в
другие, даже были случаи увольнения наиболее строптивых; на¬
конец, начали назначать новых, послушных сенаторов. В ре¬
зультате и Сенат начал давать по еврейским законам такие тол¬
кования, которые, по правде, никоим образом из законов не
следовали.Все это способствовало крайнему революционированию ев¬
рейских масс, и в особенности молодежи. Этому содействовали
также и русские школы. Из феноменально трусливых людей,
которыми были почти все евреи лет 30 тому назад, явились лю¬
ди, жертвующие своей жизнью для революции, сделавшиеся
бомбистами, убийцами, разбойниками...Конечно, далеко не все евреи сделались революционерами,
но несомненно, что ни одна национальность не дала в России77
такого процента революционеров, как еврейская. Громадное ко¬
личество евреев пристало к самым крайним партиям. Ожидая от
освободительного движения облегчения своей участи, почти вся
еврейская интеллигенция, кончившая высшие учебные заведе¬
ния, пристала к партии народной свободы, которая сулила им
немедленное равноправие. Партия эта в громадной степени
обязана своему влиянию еврейству, которое питало ее как сво¬
им интеллектуальным трудом, так и материально. Я неодно¬
кратно предупреждал глав русского и иностранного еврейства,
что они стали на весьма рискованный и некорректный путь,
что, следуя этому пути, они еще более обострят еврейский воп¬
рос в России, что они должны добиваться облегчений коррект¬
ными путями, что они должны явить пример верноподданности,
что облегчений они могут добиться только через царя, что их
лозунгом должно быть не стремление ко всяким свободам, а
только «мы просим лишь одного — чтобы для нас не создава¬
лось исключений». Но в пылу освободительных и революцион¬
ных стремлений и доверившись вожакам партии народной сво¬
боды, т. е. кадетов, на мои советы не обращалось никакого вни¬
мания. Как это, я им советую благоразумие и корректность,
когда они находятся у порога тризны равноправия!..В результате, конечно, явилась сильнейшая реакция, многие
сочувствовавшие евреям или индифферентные к ним стали ан¬
тисемитами, и весьма резкими. В России никогда не было
столько врагов евреев, как ныне, никогда еврейский вопрос не
стоял так неблагоприятно для евреев. Такое положение очень
тягостно для них и крайне неблагоприятно для России, т. е. для
ее успокоения. Я убежден в том, что, покуда еврейский вопрос
не получит правильного, неозлобленного, гуманного и государ¬
ственного течения, Россия окончательно не успокоится; но вме¬
сте с тем весьма опасаюсь, чтобы сразу данное евреям равно¬
правие не наделало много новых смут и опять не обострило де¬
ла. Подобные, как и всякие политические, вопросы, касающие¬
ся масс, затрагивающие, так сказать, исторические предрассуд¬
ки, в некоторой степени основанные на расовых особенностях,
тем более несимпатичных особенностях, могут решаться только
постепенно, исподволь; всякие быстрые, резкие решения рас¬
страивают равновесие; лучше временное равновесие, хотя бы
оно было искусственное, кособокое.Государство есть живой организм, а потому нужно быть
очень осторожным в резких операциях. С государственной
точки зрения граф Н. П. Игнатьев (официальный автор анти-
еврейского закона 1882 г.) и П. Н. Дурново наделали много
вреда своей глупой политикой в еврейском вопросе. Такой
ультраконсерватор, но умный человек, как граф Толстой,
бывший министр внутренних дел при Александре III, не до¬
пустил бы этих ошибок. Он не успел исправить ошибки Иг¬
натьева, но при нем еврейский вопрос успокоился. После его78
смерти Дурново взял прежний курс, Игнатьева, хотя лично
был в самых дружеских отношениях с некоторыми еврейски¬
ми крезами, и не из материальных расчетов, ибо он денежно
был человек честный. Он просто был крайне недалек и угод¬
лив. Такой курс был в дворцовой камарилье, и он угодничал.
Душою же и сочинителем всех антиеврейских проектов и ад¬
министративных мер был Плеве, как при графе Игнатьеве,
так и при Дурново. Лично, как это было ясно из многочис¬
ленных разговоров о Плеве по еврейскому вопросу, он против
евреев ничего не имел, он был настолько умен, что понимал,
что политика эта неправильна, но она нравилась великому
князю Сергею Александровичу, по-видимому, и его величест¬
ву, а потому Плеве старался вовсю. Еврейский вопрос сопро¬
вождался погромами. Они были особенно сильны при графе
Игнатьеве. Граф Толстой, вступивший вместо Игнатьева, сра¬
зу их прекратил. Затем, когда министром внутренних дел стал
Плеве, то он, ища психологического перелома в революцион¬
ном настроении масс во время японской войны, искал его в
еврейских погромах, а потому при нем разразились еврейские
погромы, из которых был особенно безобразен дикий и жес¬
токий погром в Кишиневе.Граф Мусин-Пушкин, генерал-адъютант закала императора
Николая I, бывший тогда командующим войсками Одесского
округа, рассказывал, что немедленно после погрома он приехал
в Кишинев, чтобы расследовать действия войск. Описывая все
ужасы, которые творили с беззащитными евреями, он удостове¬
рял, что все произошло оттого, что войска совершенно бездей¬
ствовали, а бездействовали они оттого, что им не давали прика¬
зания действовать со стороны гражданского начальства, как то¬
го требует закон. Он возмущался всей этой ужасной историей и
говорил, что этим путем развращают войска.Пушкин не любил евреев, но он был честный человек. Ев¬
рейский погром в Кишиневе, устроенный попустительством
Плеве, свел евреев с ума и толкнул их окончательно в револю¬
цию. Ужасная, но еще более идиотская политика!..Я не решусь сказать, что Плеве непосредственно устраивал
эти погромы, но он не был против этого, по его мнению, анти-
революционерного противодействия. После того как еврейский
погром в Кишиневе возбудил общественное мнение всего циви¬
лизованного мира, Плеве входил с еврейскими вожаками в Па¬
риже, а равно и с русскими раввинами в такие разговоры: «За¬
ставьте ваших прекратить революцию, я прекращу погромы и
начну отменять стеснительные против евреев меры». Ему отве¬
чали: «Мы не в силах, ибо большая часть — молодежь, озверев¬
шая от голода, и мы ее не держим в руках, но думаем и даже
уверены, что если вы начнете проводить облегчительные отно¬
сительно еврейства меры, то они успокоятся». Он начал прово¬
дить такие меры перед его убийством (например, объявление79
многих местечек на западе как мест, допустимых для еврейского
жительства)...Вообще мне приходилось расходиться со взглядами Плеве и
по большинству других вопросов. Поэтому он, конечно, не ску¬
пился представить государю всякие самые нелепые обо мне све¬
дения, доходящие до того, как это выяснилось после его смерти
из архивов департамента полиции, что я чуть ли не революцио¬
нер, конспирирующий на священную для всякого честного рус¬
ского жизнь государя императора. Плеве знал, что я не дам хода
его полицейским вожделениям, крайне революционизировав¬
шим Россию, а потому, чтобы сохранить пост министра внут¬
ренних дел, он во что бы то ни стало решил меня устранить.
Может быть, отчасти это побудило его стать во главе политиче¬
ской затеи Безобразова, приведшей к войне с Японией, в уве¬
ренности, что я скорее уйду, нежели сдамся на эту пагубней¬
шую авантюру *.Министр внутренних дел Плеве старался всячески апплани-
ровать сильно развившееся революционное настроение, но так
как он был лишь умный, культурный и бессовестный полицей¬
ский, то, конечно, он и не мог придумывать никаких мер для
устранения этого общественного возмущения, кроме мер поли¬
цейских, мер силы или мер полицейской хитрости. Чтобы сдер¬
жать рабочее движение, он начал усиленно проводить зубатов¬
щину.Такими же полицейскими путями он думал устранить беспо¬
рядки в учебных заведениях и в обществе, причем во все время
его управления он иначе не выезжал и не выходил как окру¬
женный полицейскими; так, когда он ездил в карете, то всегда
вокруг кареты ездило несколько агентов на велосипедах, и это
делалось так неискусно, что его переезды обращали на себя все¬
общее внимание.Хотя Плеве происходил от поляков и он переменил свою фа¬
милию, еще будучи молодым человеком, но, как всегда бывает с
ренегатами, он начал проявлять особенно неприязненное чувст¬
во ко всему, что не есть православное. Я не думаю, чтобы он
верил более в Бога, нежели в черта, но тем не менее он, чтобы
понравиться наверху, а также московскому генерал-губернатору
великому князю Сергею Александровичу, проявлял свою осо¬
бую набожность: так, как только он сделался министром внут¬
ренних дел, он отправился в Москву на поклонение в Сергиево-
Троицкую лавру.*	Идея зубатовщины столь же проста, как и наивна. Рабочие
уходят в руки революционеров, т. е. всяких социалистических и
анархических организаций, потому что революционеры держат
их сторону, проповедуют им теории, сулящие им всякие блага.
Как же бороться с этим? Очень просто. Нужно делать то же, что
делают революционеры, т. е. нужно устраивать всякие полицей-
ско-рабочие организации, защищать или главным образом кри¬во
чать о защите интересов рабочих, устраивать всякие общества,
сборища, лекции, проповеди, кассы и проч. Революционеры
идут против современной организации общества, но что осо¬
бенно соблазнительно рабочим — против капитала. Нам же ка¬
кое дело до капиталистов, до промышленности, основанной на
современной организации общества? Нам нужно лишь спокой¬
ствие, т. е. сохранение полицейско-государственного режима,
дающего внешнее спокойствие. Конечно, Зубатовы, Треповы и
проч. не могли разобраться, в чем заключается дело анархиче¬
ского социализма. Они полагали, что теми же средствами мож¬
но достигать диаметрально противоположных целей. Затеи Зуба-
това, который, в сущности говоря, держал в руках и великого
князя Сергея Александровича и Трепова, производили в Москве
большие сенсации. Фабричная инспекция с ними боролась. Я
поддерживал инспекцию, но ничего существенного к уничтоже¬
нию этих затей сделать не мог. Великий князь делал все, что хо¬
тел, ничем не стесняясь. Министр внутренних дел Горемыкин,
ничтожный чиновник, конечно, всячески угождал великому
князю.Когда министром внутренних дел стал Сипягин, он начал
бороться с зубатовщиной, но все, чего мог достигнуть,— это ло¬
кализовать зубатовщину в Москве; с великим князем он тоже
бороться не мог. Когда Сипягина убили и на его место был на¬
значен Плеве, я при первом же моем с ним свидании обратил
его внимание на эту опасность. Он мне сказал, что едет в Мос¬
кву являться к великому князю и надеется все устроить; о затее
Зубатова высказался как о вредном и глупом эксперименте.Но после вдруг Зубатов очутился главным деятелем в депар¬
таменте полиции и начал организовывать охранные отделения,
которые все находились в его ведении. Таким образом, в его ру¬
ки поступила вся секретная часть департамента полиции. На¬
сколько Плеве ценил Зубатова, видно из того, что еще месяца
за три до оставления мною поста министра финансов я как-то
спросил Плеве, что он думает делать летом; он мне ответил, что
поедет на некоторое время в деревню. Я ему сказал: как же вы
это сделаете, когда мне говорили, что Лопухин едет по делам за
границу? На это он мне ответил, что, в сущности, теперь вся
полицейская часть, т. е. полицейское спокойствие государства, в
руках Зубатова, на которого можно положиться.Зубатов, зная, что я против его рабочих организаций, никог¬
да ко мне не являлся, и я его никогда не видел. Вдруг в начале
июля (1903 г.), месяца за полтора до моего ухода с поста мини¬
стра финансов, мне докладывают, что меня желает видеть Зуба¬
тов. Я его принял. Он мне начал подробно рассказывать о со¬
стоянии России по его секретным сведениям охранных отделе¬
ний. Он мне докладывал, что, в сущности, вся Россия бурлит,
что удержать революцию полицейскими мерами невозможно,
что политика Плеве заключается в том, чтобы вгонять болезнь81
внутрь, и что это ни к чему не приведет, кроме самого дурного
исхода. Он прибавил, что Плеве убьют и что он его уже не¬
сколько раз спасал.Выслушав его подробный рассказ, я его спросил: «Для чего
вы мне все это рассказываете, вы должны все это говорить Пле¬
ве», на что он мне ответил, что Плеве все это он говорил, но
что Плеве, взявши чисто полицейский курс, от него отойти не
хочет или не может. В заключение я ему сказал, что по-настоя¬
щему я должен бы был поехать к Плеве и передать ему все, что
вы мне рассказывали, но я, не желая вам вредить, этого не сде¬
лаю и буду считать, что между нами никакого разговора не бы¬
ло, но советую вам все, что вы мне сказали, внушить Плеве *.Затем мне сделалось известным, что Зубатов отправился к
князю Мещерскому и то же самое говорил князю Мещерскому,
причем сказал, что он был у меня, говорил все это и просил мо¬
его вмешательства, чтобы я уговорил Плеве перестать вести его
мракобесную политику, и что я от этого отказался. Тогда князь
Мещерский поехал к Плеве и все ему рассказал, причем сказал,
что Зубатов был у меня. Это было достаточным поводом для то¬
го, чтобы Зубатова не только устранить от его места, но даже
сослать в город Владимир.*	Через несколько недель разразилась общая забастовка в
черноморских портах относительно морских перевозок*. Вели¬
кий князь Александр Михайлович, который был начальником
главного управления мореплавания (характерно было также со¬
здание этого своего рода министерства для большого интригана
и нехорошего человека Александра Михайловича), потребовал
объяснений от портовых управлений и, к удивлению своему,
получил ответ, что эта забастовка устроена по приказу из Пе¬
тербурга правительственными агентами, а потому они удивля¬
ются сделанному им запросу. В это время я уже получил доне¬
сение местной фабричной инспекции, из которого было видно,
что все это устроено зубатовскими организациями. Плеве вы¬
нужден был своих же агентов (в том числе главного — еврейку
из Минска) арестовать и выслать с юга.Великий князь Александр Михайлович, полагая, что порто¬
вые управления указывают как на организаторов стачки на фаб¬
ричную инспекцию, приехал ко мне для объяснений. Я ему пе¬
редал все донесения фабричных инспекторов и весь материал
по зубатовщине.Тогда же я подробно докладывал его величеству о всей этой
истории, напомнив государю всю зубатовщину, и указывал на
весь вред этой затеи. Это было за несколько недель до моего
ухода с поста министра финансов. Его величество меня спокой¬
но выслушал, но не сказал ни одного слова. Великому же князю*	Рабочие организации по системе Зубатова были в Одессе организованы
агентом департамента полиции «доктором философии» Шаевичем82
сказал, что он думает, что я не прав, так как Плеве и великий
князь Сергей Александрович вполне доверяют Зубатову. Когда
через несколько недель я был уволен, то на следующий день я
был у великого князя Александра Михайловича, который меня
поздравил телеграммой с высоким назначением на пост предсе¬
дателя Комитета министров.Великий князь мне сказал: «Вчера вечером государь изволил
сказать: а знаешь, Витте прав, оказалось, что Зубатов устроил
всю эту забастовку и делал все рабочие организации; он (Витте)
не прав только в том направлении, что говорит, что Плеве обо
всем этом знает. Плеве ничего не знал, только теперь все от¬
крыл и представил мне об увольнении Зубатова».Для меня было совершенно очевидно, что все это повышен¬
ное революционное настроение России кончится или катастро¬
фой, или большим переворотом, что и случилось 17 октября
1905 г., и что меры, принимаемые Плеве, приведут к тому, что
он будет убит, ибо если есть тысячи и тысячи людей, которые
решаются пожертвовать собою, для того чтобы убить того или
другого сановника, то можно избегать этой катастрофы месяцы,
наконец, год, но в конце концов человек этот будет непремен¬
но убит, и я помню, за несколько месяцев до его убиения как-
то раз я к нему заехал, для того чтобы с ним объясниться по по¬
воду одного из его заявлений, сделанных в Государственном со¬
вете, что будто бы я принципиально буду всегда идти против
всякой его меры. Плеве думал, что я хочу занять его место,
вследствие сего я хотел его убедить, чтобы он оставил эти опа¬
сения *.Я ему старался объяснить, что если ему иногда возражаю, то
потому, что мои воззрения расходятся с его воззрениями по
большинству государственных вопросов, и что в моем положе¬
нии добиваться поста министра внутренних дел — значит быть
глупым, а этого, по крайней мере, до настоящего времени мне
никто не приписывал. Затем я старался убедить его, что приня¬
тый им курс политики кончится дурно и для него, и для госу¬
дарства. Что при той политике, какую он ведет, он в самом не¬
продолжительном времени будет устранен от всякой деятельно¬
сти, потому что он неизбежно погибнет от руки какого-нибудь
фанатика. Он такое мое предсказание выслушал, был им очень
подавлен, но ничего на это не ответил.*	Конечно, этот разговор на него мало подействовал. Нужно
сказать, что петербургский режим создал массу людей, которые
занимаются тем, что травят друг друга ложью и клеветою, ища
для себя через это мимолетной выгоды. Многие личности (в
том числе и государь) легко поддаются на эти наветы.Плеве так долго добивался поста министра, что, добившись
своей цели, он готов был задушить всякого, кого он мог подо¬
зревать в способствовании его уходу с министерского места *.В июле месяце я поехал в Германию заключать с канцлером83
Бюловом новый торговый договор. 16 июля я был в Берлине и
шел по главной улице и, проходя мимо нашего посольства, уз¬
нал, что вчера, т. е. 15 июля, был убит Плеве Сазоновым.Когда я приехал в Петербург, то я узнал о следующих под¬
робностях убийства Плеве: он ехал к государю императору на
Балтийский вокзал с докладом по обыкновению в карете, окру¬
женный велосипедистами-охранниками. Сазонов бросил под
карету бомбу. Плеве был убит, кучер — сильно ранен. Порт¬
фель Плеве остался невредимым. Затем портфель этот со все¬
подданнейшими докладами был осмотрен его товарищем Пет¬
ром Николаевичем Дурново, причем в портфеле было найдено
письмо будто бы агента тайной полиции, какой-то еврейки од¬
ного из городов Германии, если я не ошибаюсь, Кисингена, в
котором эта еврейка сообщала секретной полиции, что будто бы
готовится какое-то революционное выступление против его ве¬
личества, связанное с приготовлением бомбы, которая должна
быть направлена в его величество, и что будто бы я принимаю в
этом деле живое участие. Как потом я выяснил, это письмо бы¬
ло ей продиктовано. Очевидно, план Плеве был таков, чтобы
получать такие письма от агентов его, в которых бы сообщалось
о том, что я принимаю участие в революционных выступлениях,
и в частности в покушении на жизнь моего государя императо¬
ра Николая, с тем чтобы Плеве мог невинным образом подно¬
сить эти письма государю под тем предлогом, что он не может
их скрыть от государя, причем, конечно, он сказал бы, что хотя
он не может скрыть, но сам-то он сообщаемому не верит, дума¬
ет, что это ложь; но тем не менее представление этих писем
имело определенную цель — как можно более вооружить чувст¬
во государя императора против меня. <...>УСИЛЕНИЕ ВЛИЯНИЯ БЕЗОБРАЗОВА.МОЯ ОТСТАВКАВ 1903 г., после открытия мощей Серафима Саровского, его
величество вернулся в Петергоф 20 июля, а 30 июля последова¬
ло неожиданно для всех министров утверждение наместничества
на Дальнем Востоке и назначение на пост наместника Алексее¬
ва.В течение 1902—1903 гг. шла интрига Безобразова и компа¬
нии, и когда к этой интриге пристал Плеве как министр внут¬
ренних дел, то его величество склонился на сторону этих господ
вопреки мнению как министра иностранных дел, моего, так от¬
части и военного министра генерала Куропаткина.По мере приобретения Безобразовым и компанией все боль¬
шего и большего влияния было несколько совещаний; во всех
этих совещаниях я всегда являлся самым несговорчивым из чле¬
нов; всегда в самых резких и решительных выражениях я указы¬84
вал, что вся эта авантюра приведет Россию и государя к несча¬
стью.Его величеству было благоугодно стараться склонить меня
если не к противоположному, то, по крайней мере, к тому, что¬
бы мои возражения не были столь решительны, а часто и резки,
в последнем я признаю себя виновным, ибо нахожу, что в при¬
сутствии государя его верноподданные должны уметь себя сдер¬
живать. Но это ласковое внимание его величества не могло по¬
колебать меня в моих убеждениях, и я продолжал настаивать на
своем мнении.Еще ранее, перед 6 маем 1903 г., когда я увидел, что его ве¬
личество все более и более склоняется к опасному мнению Бе¬
зобразова и компании и так как в то время на государя имел
некоторое влияние князь Мещерский, то я как-то раз специаль¬
но поехал к князю Мещерскому для того, чтобы понудить его
написать государю императору об опасности принимаемого им
курса.Должен отдать справедливость князю Мещерскому: он все
мои доводы вполне понял и разделил; тогда же он написал госу¬
дарю императору, на что получил от его величества ответную
записку, весьма характерную по содержанию и обращению, по¬
казывающую на крайнюю интимность, которая в то время су¬
ществовала между князем Мещерским и его величеством.В этой записке государь высказался против предупреждений
князя Мещерского и в конце добавил: «6 мая увидят, какого
мнения по этому предмету я держусь».Получив эту записку, я помню, князь Мещерский приехал
ко мне и все недоумевал: что такое произойдет 6 мая?Я ему сказал, что решительно никакого понятия об этом не
имею.6 мая Безобразов был сделан статс-секретарем его величест¬
ва, что являлось событием при положении Безобразова крайне
исключительным и знаменательным.А сотрудник Безобразова генерал Вогак опять-таки в совер¬
шенно исключительном порядке был сделан генералом свиты
его величества.Об учреждении наместничества на Дальнем Востоке и о на¬
значении Алексеева я, граф Ламздорф и министры (за исключе¬
нием, конечно, Плеве) узнали утром, читая газеты.Для меня было ясно из хода всех предыдущих отношений
моих и Безобразова к Алексееву, что Алексеев, увидев, что сила
на стороне Безобразова, в конце концов склонился перед ним и
поступил к нему в услужение, вследствие чего он из начальника
Квантунской области и был возведен в наместники.Со дня утверждения наместничества я уже считал дело Даль¬
него Востока проигранным и был уверен, что все это поведет к
войне, а потому поставил на этом деле крест.В начале августа его величество ездил на несколько дней в85
Псков на маневры. Перед отъездом на маневры ко мне неожи¬
данно зашел Безобразов (ввиду моих отношений с Безобразо¬
вым я за все время виделся с ним раза 2—4, не более). В по¬
следний раз он пришел ко мне не знаю, по своей ли инициати¬
ве или по инициативе свыше, опять попробовать: не может ли
он склонить меня на примирение с новым курсом политики.Он сказал мне, что государь император такого-то числа по¬
едет на Путиловский завод, для того чтобы осмотреть миноно¬
ски, которые там делают. Безобразов сказал, что советует мне
приехать в такой-то час к заводу, для того чтобы встретить госу¬
даря.Нужно сказать, что Путиловский завод находился, в сущно¬
сти говоря, под управлением Государственного банка; вследст¬
вие несостоятельности Путиловского завода Государственный
банк должен был взять его в администрацию.Одним из директоров завода был Альберт, который в послед¬
ние годы помимо министра финансов по представлению той же
партии Безобразова был сделан коммерции советником. Этот
Альберт, по происхождению из евреев, поступил также в услу¬
жение к Безобразову и компании, что, однако, не помешало
Альберту, когда он как-то раз был у меня, издеваться над сума¬
сбродством Безобразова и его компании. На мое замечание, ка¬
ким же образом он находится в этой компании, Альберт мне от¬
ветил: «Рыба идет туда, где вода глубже».Безобразову я ответил, что считаю себя обязанным встречать
его величество везде, где его величеству угодно, но поеду лишь
тогда, когда получу официальное уведомление от подлежащих
лиц, что государю императору угодно посетить Путиловский за¬
вод, а сам по себе, по собственной инициативе, или по указке
его, Безобразова, не поеду.Его величество, как оказалось, в точности согласно с тем,
как говорил Безобразов, действительно был на Путиловском за¬
воде, где его, между прочим, встретил управляющий Государст¬
венным банком Плеске.Другой характерный пример того отношения его величества
ко мне, которое создалось благодаря разнообразным причинам,
в особенности моей несговорчивости по вопросу о политике на
Дальнем Востоке, произошел приблизительно в то же время.
Тогда начальником конвоя свиты его величества был генерал-
майор Мейндорф, очень милый, хороший человек, но в высшей
степени пустой и бессодержательный.Он женат на княжне Васильчиковой, женщине содержатель¬
ной в том смысле, что она понимает свои интересы и матери¬
альные расчеты.В это время в Петербурге появился некий Завойко. Как я уз¬
нал впоследствии, Завойко этот, желая получить значительные
ссуды из Дворянского или Крестьянского банка, которые ему
не были выданы, подал особую записку по поводу этих банков,86
которая в результате сводилась к тому, что высшее управление
этими банками следует передать из министерства финансов в
министерство внутренних дел.Записка эта была внушена ему и составлена Плеве; передана
же она была его величеству через генерала Мейндорфа. Мейн¬
дорф сделал это для того, чтобы угодить Завойко, который
предлагал барону Мейндорфу купить имение в Западном крае
за очень дешевую цену, что, по мнению Завойко, должно было
послужить к значительному обогащению Мейндорфа.Нужно сказать, что ни барон Мейндорф, ни его супруга,
урожденная Васильчикова, личного состояния не имели, а если
и имели, то крайне ограниченное. Поэтому супруга Мейндорфа
искала каких-нибудь афер для мужа, которые могли бы воссоз¬
дать их материальное благосостояние.Для покупки имения, о котором я только что упоминал,
кроме дворянских ссуд была еще необходима выдача 250 тыс.
руб.В июле месяце ко мне вдруг явился генерал свиты его вели¬
чества барон Мейндорф и заявил, что он приехал ко мне от го¬
сударя императора с повелением, чтобы ему была выдана ссуда
из Государственного банка в 250 тыс. руб.Я сказал генералу Мейндорфу, что мне высочайшее повеле¬
ние могут передавать или статс-секретарь его величества, или
генерал-адъютант и так как он ни то и ни другое, а, кроме того,
дело, которое он мне передает, лично и непосредственно его,
Мейндорфа, касается, то я, конечно, никакого высочайшего
распоряжения исполнить не могу, доколе не получу от государя
приказа.Через несколько дней я получил от его императорского ве¬
личества записку о выдаче ссуды. Хотя выдача этой ссуды со¬
вершенно не соответствовала уставу Государственного банка,
тем не менее ввиду резолюции его величества, конечно, она бы¬
ла немедленно выдана, но инцидент этот, как мне впоследствии
сделалось известно, послужил к тому, что государю и государы¬
не императрице сказали, что вот, мол, министр финансов Витге
дошел до того, что не желает слушаться государя императора.В начале августа, в четверг перед 16-м числом, вечером, я
получил от государя императора записку, в которой его величе¬
ству угодно было мне приказать: когда я приеду завтра, в пят¬
ницу, к государю с всеподданнейшим докладом в Петергоф, то
чтобы привез с собою и управляющего Государственным бан¬
ком Плеске.Я, признаться, недоумевал: почему именно государю импера¬
тору угодно, чтобы я привез ему Плеске? Но с другой стороны,
у меня было убеждение, что при данном положении вещей я
остаться министром финансов не могу, так как в противном
случае приму на себя ответственность за все те последствия, ко¬
торые произойдут в случае японской войны. Я отлично пони¬87
мал, что если другие министры могли иметь оправдание, что,
мол, так государю императору было благоугодно, то я этого оп¬
равдания в общественном мнении не получу, ибо Россия уже
достаточно хорошо знала и мой характер, и мою решительность,
и мою твердость, и никто не поверил бы, что я с своей стороны
сделал все, чтобы не было войны, и что, только склонившись
перед необходимостью, остался на своем посту. Но тем не ме¬
нее мне казалось, что если его величеству и угодно будет кого-
нибудь назначить, то это будет сделано обыкновенным поряд¬
ком, что его величеству благоугодно будет меня вызвать и об
этом мне сказать. И я вполне понимал это желание государя
императора, ибо, очевидно, если государь решил вести полити¬
ку, совершенно обратную моим убеждениям, то я, оставаясь на
посту влиятельного министра, министра, который имел такое
большое значение в делах Дальнего Востока, буду всегда слу¬
жить препятствием к введению нового курса, и какое бы ни бы¬
ло решение, то или другое, но самое худшее из них — это двой¬
ственность.Итак, я все-таки не мог понять: для чего его величеству
угодно было, чтобы я привез к нему Плеске? Мне представля¬
лось, что если его величеству угодно будет назначить вместо ме¬
ня другого министра, то почему государь остановился именно
на Плеске, которого он совершенно не знал и видел его вне
официальных приемов только на Путиловском заводе?Я дал знать Плеске, чтобы он утром приехал ко мне на Ела¬
гин остров, а оттуда мы отправились на пароходе пограничной
стражи, который обыкновенно меня возил в Петергоф.Плеске спрашивал меня дорогою: для чего он вызван?Я не мог ответить ему определенно, а только высказывал до¬
гадки, что, может быть, государю императору угодно его назна¬
чить на какой-нибудь пост.Затем, приехав в Петергоф, я вместе с Плеске в карете по¬
ехал к его величеству. Плеске остался в приемной комнате, а я
пошел к государю в кабинет.Государь очень милостиво меня встретил. Как всегда, доклад
мой продолжался около часа. Во время доклада я сообщал его
величеству мои различные предположения относительно буду¬
щего и просил разрешения государя, когда он уедет за границу,
поехать по обыкновению по России, во все те губернии, где я
еще не был и где была открыта питейная монополия.Его величество это одобрил, сказав, что я хорошо делаю, что
сам лично осматриваю учреждение этого весьма важного дела.Когда я уже встал, чтобы проститься с его величеством, госу¬
дарь император, видимо несколько стесненный, сконфуженный,
обратился ко мне с вопросом: привез ли я Плеске? Я сказал, что
привез. Тогда государь спросил меня: «Какого вы мнения о
Плеске?» Я ответил, что самого прекрасного.И действительно, я почитал и почитаю Плеске как человека88
в высокой степени порядочного, прекрасного, имевшего значи¬
тельную практику и сведения в некоторых отраслях финансово¬
го управления. Он все время был одним из моих ближайших со¬
трудников.После такой сделанной мною рекомендации Плеске государь
император сказал мне:—	Сергей Юльевич, я вас прошу принять пост председателя
Комитета министров, а на пост министра финансов я хочу на¬
значить Плеске.Меня это неожиданное решение — неожиданное главным
образом по своей форме — весьма удивило. Его величество, за¬
метив, вероятно, что я выразил на своем лице удивление, сказал
мне:—	Что, Сергей Юльевич, разве вы недовольны этим назначе¬
нием? Ведь место председателя Комитета министров — это есть
самое высшее место, которое только существует в империи.На это я сказал государю, что если это назначение не выра¬
жает собой признака неблаговоления ко мне его величества, то
я, конечно, буду очень рад этому назначению, но я не думаю,
чтобы на этом месте я мог быть полезным, сколько я мог бы
быть полезным на месте более деятельном.Затем, простившись с его величеством, я ушел из кабинета и,
согласно повелению государя, сказал Плеске, чтобы он пошел к
императору.Вероятно, императрица Мария Федоровна знала о том, что
должно было произойти, а потому пригласила меня к себе за¬
втракать.Из дворца государя императора я поехал к императрице. Им¬
ператрица была ко мне в высокой степени милостива и любез¬
на.Мой уход с должности министра финансов с высшим назна¬
чением на бездеятельное положение председателя Комитета ми¬
нистров, как я говорил, объясняется почти исключительно мо¬
им несогласием с той политикой относительно Дальнего Восто¬
ка, которая привела нас к японской войне.Естественно, рождается вопрос: почему же остался на своем
посту граф Ламздорф, который, с тех пор как он после смерти
графа Муравьева был назначен министром иностранных дел,
все время поддерживал одинаковые со мной взгляды?Произошло это, с одной стороны, от разности характеров —
моего и графа Ламздорфа, а с другой стороны, от разности
внешних приемов действий.По этому предмету один из деятелей того времени, стоявший
близко ко двору, представил положение дела в форме следую¬
щего рассказа.Он говорил: «Представьте себе отца семейства, который име¬
ет сына и дочь, и представьте себе, что этот отец семейства де¬
лает нечто такое, что, по мнению его детей, гибельно для само¬89
го отца семейства. Положим, например, что этот отец семейства
уже в пожилых летах хочет развестись со своей женой и женить¬
ся на молодой девушке; дети уговаривают его этого не делать,
но способы отговоров сына и дочери совершенно различны.Сын приходит к отцу и говорит: «Отец, не делай этого, ведь,
если ты это сделаешь, ты повредишь себе, повредишь всем тво¬
им родичам и потеряешь престиж». И говорит это в такой рез¬
кой форме, что наконец отец выходит из себя и после многих
предостережений сыну, чтобы он перестал говорить с ним на
эту щекотливую тему, говорит ему: «Уходи вон» — и удаляет
сына из дома.А затем приходит тихая и скромная дочка и говорит то же
самое, но в другом тоне: «Милый папа, я тебе советую этого не
делать. Ты знаешь, как я тебя люблю. Ты себе повредишь, и по¬
тому ради того, что я тебя так люблю и боюсь, что ты навре¬
дишь себе, я умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого».В таком случае отец семейства треплет свою дочку по щечке
и говорит: «Ах ты, милая моя душечка, иди, погуляй немножко,
а вечером я поеду с тобой в театр».Вот аналогичные отношения были у его величества ко мне и
графу Ламздорфу. Точно так же и способ разговора моего и гра¬
фа Ламздорфа уподобляется разговору неугомонного сына и
скромной дочки.Когда я ушел с поста министра финансов, то товарищ графа
Ламздорфа князь Валериан Сергеевич Оболенский и другие его
сослуживцы очень ему советовали подать прошение об отставке,
но граф Ламздорф их совету не последовал.Граф Ламздорф имел по этому предмету совершенно откро¬
венный разговор со мною; он сказал мне: одно из двух — или
наш государь самодержавный, или не самодержавный. Я его
считаю самодержавным, а потому полагаю, что моя обязанность
заключается в том, чтобы сказать государю, что я о каждом
предмете думаю, а затем, когда государь решит, я должен безус¬
ловно подчиниться и стараться, чтобы решение государя было
выполнено.С известной точки зрения нельзя отвергать логичности тако¬
го рассуждения, хотя для такого образа действий нужно иметь
крайне эластичное «я», чем, к сожалению, я не отличаюсь.Почему государь император остановился на назначении вме¬
сто меня министром финансов Плеске, я не знаю, но думаю,
вероятно, потому, что он был рекомендован его величеству,
между прочим, Безобразовым и компанией, а Безобразов и ком¬
пания полагали, что Плеске, как человек мягкий и не укрепив¬
шийся еще на своем посту, будет им очень сподручен; впрочем,
кажется, в этом отношении они несколько ошиблись, потому
что Плеске был человек весьма принципиальный, весьма нрав¬
ственно чистый, вследствие чего он не шел на различные комп¬
ромиссы с Безобразовым и компанией.90
В этом отношении Безобразов лучше бы сделал, если бы ре¬
комендовал государю Владимира Николаевича Коковцова, ко¬
торый вследствие своей натуры легче плавает по различным те¬
чениям, нежели мог плавать Плеске; хотя, с другой стороны,
Коковцов все-таки является лицом гораздо более характерным,
нежели Плеске.Во время этого назначения Коковцов был в Париже и, как я
потом узнал, был очень огорчен этим назначением, так как он
считал, что имеет гораздо больше права на место министра фи¬
нансов, нежели Плеске, что, несомненно, верно.Я обязан по долгу совести сказать, что, пока министры в от¬
ношении политики, которой необходимо держаться в Корее по¬
сле захвата Квантунского полуострова, были в единогласии, его
императорское величество, несмотря на влияние и графа Во-
ронцова-Дашкова, и великого князя Александра Михайловича,
и Безобразова, который, по-видимому, особенно нравился его
величеству, все-таки в конце концов склонялся к поддержанию
мнения своих ответственных министров и лишь тогда начал
склоняться к мнению Безобразова и компании, а равно и гене¬
рал-адъютанта адмирала Алексеева, когда явился на сцену ми¬
нистр внутренних дел Плеве, который явно стал на сторону ска¬
занной авантюры Безобразова.Конечно, сделал это Плеве для того, чтобы избавиться от не¬
желательных для него министров финансов и иностранных дел.
И так как министр внутренних дел по своему положению имеет
различные средства для влияния на его величество, которых
другие министры не имеют, то он и передвинул весы на сторону
Безобразова.Таким образом, долгом моей совести считаю отметить, что
его величество после некоторых колебаний по различным част¬
ным случаям в конце концов все-таки становился на сторону
своих ответственных министров и лишь тогда, когда появился
на сцене злополучный во всех отношениях министр Плеве, ко¬
торый стал на сторону авантюристов, во главе которых был Бе¬
зобразов, и поощрял это направление, его величество склонился
на сторону мнения статс-секретаря Безобразова и министра
внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве.За год до этого времени вопрос о том, какого направления
держаться — держаться ли направления, представителем которо¬
го был я, или держаться направления Безобразова,— был резко
поднят.Как мне впоследствии сделалось известным от дворцового
коменданта, генерал-адъютанта Гессе, его величество коле¬
бался, как ему поступить: избавиться ли ему от меня, так как
государь знал, что я от своих мнений и убеждений не отступ¬
лю, а, следовательно, буду делать всякие препятствия тому
направлению, которого держался Безобразов, или же изба¬
виться от Безобразова?91
И несмотря на то, что Безобразов был государю весьма сим¬
патичен, а я по многим соображениям уже сделался государю
не вполне приятным, его величество все-таки решил держаться
моей политики, так как эту политику поддерживает и министр
иностранных дел, и избавиться от Безобразова.Вследствие этого Безобразов должен был тогда уехать в Же¬
неву к своей жене.И только через год, когда я уехал на Дальний Восток, а госу¬
дарь был в Ялте, великий князь Александр Михайлович опять
выудил из Женевы Безобразова, и только тогда Безобразов во¬
шел опять в силу и, будучи поддержан Плеве, довел дело до ка¬
тастрофы.Я это рассказываю в самых общих и неполных чертах. По¬
томство, которое, может быть, прочтет настоящую мою стено¬
графическую запись, когда меня не будет в живых, найдет по
этому предмету в моем архиве самые обстоятельные, фактиче¬
ские, подробные и вполне разработанные данные.Во время моего пребывания в министерстве финансов наш
бюджет окончательно укрепился, и не только в течение всего
времени моего управления не было дефицита, но, напротив то¬
го, всегда был значительный излишек доходов над расходами,
что дало мне возможность всегда держать свободную налич¬
ность государственного казначейства в значительных размерах,
доходивших до нескольких сот миллионов рублей.Должен сказать, что его величество в отношении поддержа¬
ния равновесия бюджета оказывал мне полное доверие, и толь¬
ко при таком со стороны государя отношении я мог довести
наш бюджет до такой прочности.Вопрос о том, что я держал значительную свободную налич¬
ность, служил предметом постоянной критики; многие, в осо¬
бенности газеты, находили, что это неправильная система и что
лучше эту свободную наличность употреблять на производи¬
тельные цели; говорили, что нигде такой системы накопления
наличности не существует, причем ссылались обыкновенно на
страны с вполне благоустроенными финансами — на Францию,
Англию и даже Германию.Я эти мнения никогда не разделял и нахожу, конечно, и те¬
перь, что Российская империя имеет такие особенности, что де¬
ржать свободную наличность в несколько сот миллионов рублей
не только всегда полезно, но часто и необходимо.Те лица, которые критикуют эту систему, не принимают во
внимание следующих обстоятельств, а именно что, с одной сто¬
роны, Россия — страна исключительной иностранной задол¬
женности; ни Англия, ни Франция, ни Германия в этом отно¬
шении несравнимы с Россией; это есть одна из слабейших сто¬
рон русской государственной жизни. И раз страна имеет столь
громадную задолженность за границей, необходимо держать та¬
кой резерв, который при неблагоприятных обстоятельствах мог92
бы остановить паническое движение русских фондов, находя¬
щихся за границей и в России, а следовательно, и падение рус¬
ских фондов.С другой стороны, Россия, к несчастью, до настоящего вре¬
мени представляет собою такую страну, которая в смысле зем¬
ледельческом живет при самой низкой культуре. Главный фак¬
тор ее — урожай заключается в стихиях: один или два дождя,
которые упадут вовремя, могут дать прекрасные урожаи, и не¬
сколько недель бездождия во время сильной жары уничтожают
все хлебные посевы и производят полнейший неурожай.Когда главный источник богатства страны — земледелие —
находится в зависимости от стихии, является необходимым всег¬
да иметь в резерве значительные суммы на случай неурожаев, и
опять-таки в этом отношении нельзя сравнивать Россию с Гер¬
манией, Англией, Францией и прочими культурными странами.Наконец, я всегда старался держать значительную свобод¬
ную наличность и потому, что я все время со вступления на
престол императора Николая II чувствовал, что в ближайшее
время должна вообще в том или другом месте разыграться
кровавая драма.Это происходило от стечения двух обстоятельств: с одной
стороны, явились многие лица, и преимущественно военные,
среди них первую роль играл Алексей Николаевич Куропаткин,
которые толкали его величество на создание таких международ¬
ных отношений, которые могли получить разрешение посредст¬
вом войны.При таком настроении военных советчиков государя было
бы очень удивительно, если бы молодой император с темпера¬
ментом если не воинственным, то, во всяком случае, не спокой¬
ным и не миролюбивым не поддался искушению, особливо ког¬
да лица, которые входили в его доверие, уверяли, что те затеи,
которые они проповедовали, не повлекут к войне, ибо в конце
концов будто бы все должны преклониться перед желаниями
русского императора.В действительности вследствие моей системы накопления
наличности, когда я ушел, я оставил свободную наличность
приблизительно в 380 млн. руб., которая и дала возможность
Российской империи, когда началась японская война, жить не¬
сколько месяцев без займа; эта наличность дала возможность
сделать заем более спокойно и на более выгодных условиях, не¬
жели это имело бы место, если бы видели, что Россия так нуж¬
дается в деньгах для ведения войны, что должна во что бы то ни
стало экстренно, немедленно сделать большой заем.В течение моего управления министерством финансов я со¬
вершил громаднейшие конверсии русских займов, т. е. переход
с займов с более высокими процентами на займы с меньшими
процентами; кроме этих громадных финансовых операций я со¬
вершил и несколько прямых займов, исключительно на нужды93
строительства железных дорог и увеличения золотого фонда при
введении денежной реформы.В этом отношении я также всегда встречал полнейшую под¬
держку и полнейшее доверие его величества.В мое управление министерством финансов в значительной
степени развилась наша железнодорожная сеть. После Восточ¬
ной войны с Турцией в конце 70-х годов сооружение железных
дорог было временно приостановлено, и только в мое мини¬
стерство я опять начал быстро строить и развивать сеть желез¬
ных дорог.В то время и эта мера подвергалась критике; уверяли, что я
иду очень быстро. Ну а теперь этих нареканий не слышно, так
как все поняли, что эти вновь сооруженные железные дороги
принесли и приносят государству значительную пользу, так что
в последние годы начали опять довольно энергично строить еще
новые дороги.В мое время значительно возросла русская промышленность.
Благодаря систематичному проведению протекционной системы
и защите с моей стороны и приливу к нам иностранных капита¬
лов промышленность у нас быстро начала развиваться, и в мое
управление министерством, можно сказать, прочно установи¬
лась национальная русская промышленность.В этом отношении я также встречал поддержку его величест¬
ва, но уже в меньшей степени. Я был и остаюсь сторонником
нестеснения иностранных капиталов, идущих в Россию на поль¬
зу ее развития. Некоторые же из-за узконациональной точки
зрения были не особенно склонны к притоку иностранных ка¬
питалов в Россию и только тогда оказывали этому содействие,
когда лично в той или другой форме были заинтересованы в со¬
здании этого или другого завода или в той или другой эксплуа¬
тации наших натуральных богатств.Эта заинтересованность большей частью выражалась в том,
что эти господа получали места в правлениях частных обществ
или получали выгоду в других формах.Как один из тысячи подобных примеров я вспоминаю следу¬
ющий случай.У нас на Камчатке и в других местах Азиатской России есть
золото, и многие иностранные или русские же фирмы при ино¬
странных капиталах желали бы получить концессию на обработ¬
ку этого золота. Против этого возражали все, и именно с точки
зрения национальной: «Нужно, мол, чтобы русские богатства
разрабатывались русскими людьми и на русские деньги» (кото¬
рых, между прочим, было, да и теперь сравнительно мало). Под
этим флагом некий отставной полковник Вонлярлярский как
истинно русский человек, который должен разрабатывать наци¬
ональные богатства руками русских людей и посредством рус¬
ских капиталов, получил в конце концов по желанию его вели¬
чества концессию на разработку золотых приисков на Чукот¬94
ском полуострове. Через несколько месяцев после того, как эта
концессия была дана Вонлярлярскому, он ее продал иностран¬
цам, получив таким образом в свой карман совершенно незас¬
луженную прибыль.Я бы мог привести тысячи таких примеров.Его величество всегда был более склонен поддерживать тех,
которые препятствовали мне в создании обществ для разработ¬
ки наших национальных богатств при помощи иностранных ка¬
питалов и иностранцев.Собственно говоря, никто не препятствовал тому, чтобы
иностранные деньги на различные предприятия к нам шли, но
наивно желали, чтобы иностранные деньги шли, но чтобы рас¬
поряжались этими деньгами россияне, и распоряжались, не
имея в деле никакого интереса, со свойственным русским дель¬
цам новейшей формации денежным распутством.С одной стороны, тенденция эта шла от крупных русских
промышленников, которые вообще не желали иметь в России в
различных промышленных производствах конкурентов.С другой стороны, эту мысль — препятствовать водворению
в России иностранных капиталов постольку, поскольку они свя¬
заны с иностранцами,— поддерживали все лица, входящие в
торговлю и промышленность, после того когда они профершпи-
лились.Этот контингент людей в большинстве случаев составляет
наше дворянство.Я несколько раз принципиально ставил вопрос о том, что
необходимо признать, что водворение в России иностранных
капиталов для развития торговли и промышленности есть вещь
желательная, которую нужно поощрять. По этому предмету бы¬
ли разные совещания в Зимнем дворце под председательством
императора Николая И.Мне прямо не говорили «нет», и главным образом потому,
что не могли представить надлежащих доводов. Все доводы, ко¬
торые мне представляли, всегда были мною разбиваемы. Но го¬
сударь император — под чьим влиянием, не знаю — всегда как
будто бы не сочувствовал этой идее. Мне представляется, что
это несочувствие происходило прямо оттого, что государь импе¬
ратор, близко не знакомый ни с финансовой историей, ни с
финансовой наукой, боялся того, чтобы посредством этого пути
не внести в Россию значительного влияния иностранцев.Вообще я никогда не слышал серьезных доводов против ино¬
странных капиталов, но это было всегда и теперь остается для
многих чем-то вроде Островского «жупела».Конечно, большинство членов финансового комитета и чле¬
нов Комитета министров вполне сознавали всю неправильность
воззрений о вредности иностранных капиталов. Но, чувствуя,
что иностранные капиталы не в особенном фаворе наверху, бо¬
ялись категорически по этому предмету высказаться.95
Вследствие этого хотя я во все время моего министерства
и не покидал мысли об иностранных капиталах для русской
промышленности и в значительной степени вводил их, но это
происходило исключительно благодаря моему личному влия¬
нию, причем я большею частью всегда встречал те или другие
препоны в Комитете министров.Затем в области чистого управления министерством фи¬
нансов, которое в мое время было и министерством торговли,
я тоже не встречал поддержки его величества во всем, что ка¬
салось организации и функций фабричной инспекции.Фабричная инспекция была основана при министре фи¬
нансов Бунге и всегда находилась в подозрении как такое уч¬
реждение, которое будто бы склонно поддерживать интересы
рабочих и против интересов капиталистов, хотя это была, да
и в настоящее время есть совершенная неправда.Фабричная инспекция как прежде, так и в настоящее вре¬
мя относилась и относится к интересам рабочих и фабрикан¬
тов вполне объективно и только в надлежащих случаях под¬
держивает рабочих от несправедливой эксплуатации их труда
некоторыми фабрикантами и капиталистами. А так как мно¬
гие из фабрикантов и капиталистов принадлежат к дворян¬
ским семьям и имеют гораздо больший доступ в высшие сфе¬
ры, нежели рабочие, то они распространяли и распространя¬
ют легенду о том, что будто бы фабричная инспекция есть
институт крайне либеральный, имеющий в виду лишь поддер¬
жку рабочих и их либеральных стремлений.Когда в последние годы прошлого столетия и в первые го¬
ды этого столетия брожение между рабочими значительно
увеличилось и в среду русских рабочих начали постепенно
проникать идеи социалистические, которые так сильно завла¬
дели умами всех рабочих за границей, что это вынудило за¬
граничные страны пойти на целый ряд капитальнейших мер
для большего обеспечения рабочих, мер, которые были прове¬
дены все в законодательном порядке, как законы: о страхова¬
нии рабочих, о рабочем дне, о рабочих ассоциациях, об обя¬
занностях фабрикантов по отношению лечения рабочих и по¬
мощи им в случае происшедших с ними несчастий,— когда
все эти законы и меры начали проводиться в иностранных
государствах и такими несомненными консерваторами, гак,
например, князь Бисмарк, то и в России явилось движение
не только между рабочими, но и другими классами — между
интеллигентами и либералами, которые видели необходи¬
мость проведения более или менее аналогичных мер и в Рос¬
сии.Но все подобные меры встречали в реакционных кругах
решительный отпор. Так, например, мне с большим трудом
удалось провести в Государственном совете закон о вознаг¬
раждении рабочих в случае увечий и несчастных случаев. Но96
закон этот был весьма урезан сравнительно с подобными же
законами, существующими за границей.Подобное положение вещей служило значительным поводом
к обострению отношений рабочих и фабрикантов у нас в Рос¬
сии и к развитию и распространению между рабочими крайних
воззрений с социалистическим, а иногда и революционным от¬
тенком21.В мое управление я значительно расширил в департаменте
торговли отдел образования коммерческого и во главе этого де¬
ла поставил бывшего члена Совета министра просвещения Ано-
пуло.Я провел через Государственный совет положение о коммер¬
ческом образовании, благодаря которому последовало значи¬
тельное расширение сети коммерческих училищ.По этому положению я возбудил инициативу между самими
промышленниками и коммерческим людом, дав им значитель¬
ную инициативу как в учреждении коммерческих школ, так и в
их управлении. Вследствие этого они охотно начали давать
средства на устройство и поддержание своих коммерческих учи¬
лищ.Анопуло по образованию был технолог. Я познакомился с
ним, как только я сделался министром финансов, потому что он
в это время был директором ремесленного училища цесаревича
Николая, а когда я после смерти Вышнеградского был назначен
министром финансов, то я в то же время занял должность пред¬
седателя дома призрения и ремесленного образования бедных
детей в С.-Петербурге, находившегося под особым покрови¬
тельством императора Александра III, так как по уставу этого
дома почетным председателем его считается государь импера¬
тор.Таким образом, я занимался этим домом, в котором было 2
училища: ремесленное училище цесаревича Николая и женская
школа императрицы Марии Александровны.Вот этими двумя училищами я занимался весьма ретиво и с
большим удовольствием, и так как в это время директором ре¬
месленного училища был г. Анопуло, то я тогда с ним и позна¬
комился.Развив сеть коммерческого образования в России, у меня
явилась мысль устроить высшие заведения — коммерческие и
технические университеты в России в форме политехнических
институтов, которые содержали бы в себе различные отделения
человеческих знаний, но имели бы организацию не технических
школ, а университетов, т. е. такую организацию, которая наибо¬
лее способна была бы развивать молодых людей, давать им об¬
щечеловеческие знания вследствие соприкосновения с товари¬
щами, занимающимися всевозможными специальностями.Мною был создан при помощи моих сотрудников уставС.-Петербургского политехнического института, который ныне97
составляет одно из главных высших учебных заведений Петер¬
бурга. Этот устав был проведен не без затруднений через Госу¬
дарственный совет.В этом политехническом институте в Петербурге имеются
отделения: экономическое и техническое. Это техническое от¬
деление делится на различные отделы: механический, отдел ко¬
раблестроения и химический.Я относился к этому делу с полным увлечением, вследствие
этого мне удалось устроить политехнический институт в смысле
помещения прекрасно. Будучи министром финансов, мне было,
конечно, легче, чем другим министрам, иметь средства на уст¬
ройство этого института.Должен сказать, что устройство этого института было мной
осуществлено не без различных затруднений, и только благода¬
ря моему влиянию, которым я в это время пользовался как у
его величества, так и в Государственном совете, мне удалось
провести это великолепное учреждение.Явился вопрос: кого назначить директором этого институ¬
та? Нужно было назначить человека, который не возбуждал
бы в высших сферах каких-нибудь сомнений, ибо, как я уже
сказал, я встречал затруднения в организации и устройстве
этого института не только в смысле денежных затрат, ибо мне
указывали: когда я задумаю что-нибудь такое сделать, то на¬
хожу деньги, а когда другие просят у меня деньги на свои по¬
требности, я скуплюсь; но, кроме того, я встречал затрудне¬
ния и политические: мне указывали, что я устраиваю такое
заведение, которое впоследствии может внести смуту; говори¬
ли: разве мало у нас университетов, и с университетскими
студентами мы не можем справляться, постоянные беспоряд¬
ки, а тут Витте под носом желает устроить еще новый гро¬
маднейший университет, который будет новым источником
всяких беспорядков.При таких условиях мне приходилось выбирать директора
института, относительно которого не встречалось бы сомнений.
Я остановился на князе Гагарине.Князь Гагарин — артиллерийский офицер, кончивший курс
в артиллерийской академии. Он был склонен и до сих пор ос¬
тался весьма склонным по своей натуре к ученым техническим
исследованиям; он считался по артиллерийской части одним из
лучших специалистов. Князь Гагарин — человек идеальной чис¬
тоты. Мать его была статс-дамой при императрице Марии Алек¬
сандровне и пользовалась самым большим почетом при дворе.
Женат он на княжне Оболенской. Жена князя Гагарина — сест¬
ра членов Государственного совета Александра Дмитриевича и
Алексея Дмитриевича Оболенских и генерала свиты его величе¬
ства Николая Дмитриевича Оболенского, состоящего ныне при
императрице Марии Федоровне.На князя Гагарина как на человека, имеющего, так сказать,98
ценз знаний, мне указал генерал Петров (ныне член Государст¬
венного совета и почетный академик).Казалось бы, все эти данные, безусловно, не могли бы воз¬
буждать никаких сомнений.Перед самым назначением Гагарина, вечером, был у меня
Сипягин. Я сказал ему, что имею в виду просить государя о на¬
значении директором политехнического института князя Гага¬
рина, и спросил Сипягина, какого он мнения о князе Гагарине.Сипягин сказал мне, что Гагарина он знает близко, знает его
с самого детства и про него ничего, кроме самого прекрасного,
сказать не может. Одно только — это что по натуре князь Гага¬
рин, собственно, «блаженный», и поэтому, сказал мне Сипягин,
он боится, чтобы это качество князя не повредило ему.Князь Гагарин был утвержден его величеством в должности
директора политехнического института с полной охотой. Он
действительно был прекрасным директором политехнического
института и пользовался всеобщим уважением как среди про¬
фессоров, несмотря на то что эти профессора имеют всевозмож¬
ные ученые цензы и гораздо старше князя Гагарина, так и сре¬
ди студентов.Вообще князь Гагарин такой человек, который не может не
пользоваться уважением. Но тем не менее даже такого человека
все-таки убиенный председатель Совета министров Столыпин
почел нужным сделать революционером. В конце концов его
судил Сенат и он был уволен от службы без прошения. Конеч¬
но, такое решение было заранее подсказано.Жена князя Гагарина — близкая родственница Столыпина,
весьма почтенная женщина. Как она мне говорила, она знала
Петю Столыпина с детства, и, когда это случилось, она мне
сказала: «Вот никогда бы не думала, чтобы Петя в конце кон¬
цов сделался таким подлецом».Семейство князя Гагарина, когда Столыпин высказался во
всем его полицейском блеске, конечно, прервало с ним всякие
сношения.Кроме С.-Петербургского политехнического института в то
время, когда я был министром финансов, приблизительно по
тому же принципу мне удалось основать еще два политехниче¬
ских института: один в Варшаве, а другой в Киеве.МОЯ ПОЕЗДКА В ПАРИЖ ОСЕНЬЮ 1903 г.ХАРАКТЕРИСТИКА ПРАВЯЩИХ КРУГОВПост председателя Комитета министров представляется со¬
вершенно бездеятельным. Комитет министров был уничтожен
после преобразований, вызванных 17 октябрем 1905 г. До 17
октября 1905 г. объединенного правительства (кабинета мини¬
стров) не было. Комитет представлял высшее административ¬99
ное учреждение, которое весьма мало служило к объединению
правительства, в него вносилась масса административного
хлама — все, что не было более или менее точно определено
законами, а также важные законодательные акты, которые
рисковали встретить систематическое и упорное сопротивле¬
ние со стороны Государственного совета. Таким образом, че¬
рез Комитет министров прошли почти все временные законы,
ограничивающие права евреев, поляков, армян и иностран¬
цев, различные полицейские меры о всевозможных охранах,
всякие опеки различным лицам, протежируемым свыше, коль
скоро давались льготы вне закона, и тому подобные дела. Ко¬
митет состоял из всех министров или их заместителей, пред¬
седателей департаментов Государственного совета и лиц по
назначению государя. В Комитете играли роль обыкновенно
два-три лица, которые в данное время пользовались особым
благоволением его величества, а все остальные к ним прислу¬
шивались. Такими лицами в мое время были: граф Толстой
(министр внутренних дел); И. Н. Дурново, очень недалекий
человек, но житейски умный и хитрый; Плеве, очень умный
агент тайной полиции, недурной юрист, оппортунист, поверх¬
ностно образованный, хитрый и ловкий карьерист-чиновник,
вообще весьма неглупый, но без всякого государственного
инстинкта; Победоносцев, выдающегося образования и куль¬
туры человек, безусловно, честный в своих помышлениях и
личных амбициях, большого государственного ума, нигили¬
стического по природе, отрицатель, критик, враг созидатель¬
ного полета, ца практике поклонник полицейского воздейст¬
вия, так как другого рода воздействия требовали преобразова¬
ний, а он их понимал умом, но боялся по чувству критики и
отрицания, поэтому он усилил до кульминационного пункта
полицейский режим в православной церкви. Благодаря ему
провалился проект зачатка конституции, проект, составлен¬
ный по инициативе графа Лорис-Меликова и который дол¬
жен был быть введен накануне ужасного для России убийства
императора Александра II и в первые дни воцарения импера¬
тора Александра III. Это его, Победоносцева, великий грех;
тогда бы история России сложилась иначе, и мы, вероятно,
не переживали бы в настоящее время подлейшую и безумней¬
шую революцию и анархию.В Комитете играл также роль генерал-адъютант Ваннов-
ский, военный министр, а потом министр народного просве¬
щения, недурной человек, с военным характером, малообра¬
зованный, не без здравого смысла и с упрямым характером.
Иногда в Комитете играли роль умные мнения и вообще лю¬
ди умнее других, но лишь в тех случаях, когда вопросы ранее
не были, по крайней мере, в принципе предрешены.Забыл упомянуть об А. А. Абазе. Это человек с громадным
здравым смыслом, большой игрок, весьма ленивый, кончил100
курс в университете, но затем мало учившийся. Благодаря
природному уму, петербургскому чиновничьему такту и свя¬
зям он играл большую роль в Государственном совете и в Ко¬
митете министров. Воспитанный в салонах великой княгини
Елены Павловны, вследствие чего был начинен либерализ¬
мом, хотя не пожертвовал бы ни одним вечером картежной
игры для проведения той или другой либеральной меры.Будучи председателем Комитета министров, я, подобно не¬
которым моим предшественникам, употреблял все меры, что¬
бы уклониться по возможности от рогатых дел, которые
обыкновенно сплавляли в Комитет, дабы не участвовать в
одиозных решениях, и потому стремился передавать их по на¬
значению в Государственный совет или предоставить минист¬
рам испрашивать утверждения всеподданнейшими докладами.Вообще председатель Комитета министров имел очень ре¬
дкие доклады у государя, все доклады посылались управляю¬
щим Комитета, я же, как находившийся в то время в некото¬
рого рода опале, совсем его величества наедине не видел.Я покинул пост министра финансов в августе 1903 г. Через
несколько дней император уехал морем за границу и довольно
долго был у брата императрицы в Дармштадте. Я уехал через
несколько дней в Берлин, а потом в Париж.В Париже я прожил с месяц времени, старался никого не ви¬
деть, в особенности официальных лиц. Тогда я был убежден,
что война неизбежна и на носу, говорить же кому-либо сие или,
вернее, проговориться, конечно, не хотел. Меня в Париже удив¬
ляло французское правительство, в особенности министр ино¬
странных дел Делькассе, который, по-видимому, в возможность
войны не верил, а потому так пела и французская пресса...*В Париже я несколько раз виделся с главою дома Рот¬
шильдов — бароном Альфонсом, 70-летним старцем, челове¬
ком большого государственного ума и отличного образова¬
ния. Я был с ним в прекрасных отношениях и любил гово¬
рить с этим умным и много знающим человеком. Он был в
прекрасных отношениях с Наполеоном III и вообще со всеми
выдающимися деятелями второй империи; в душе империа¬
лист, уживался, но не любил республику; много знал, видел и
был весьма начитанный.*	Делькассе всюду авторитетно говорил, что, по имеющимся у него до-
стоверным сведениям, войны быть не может. Как впоследствии оказалось,
эти достоверные сведения заключались в том, что наш посол князь Урусов
уверил Делькассе, что войны с Японией быть не может. Что же касается
дипломатических сведений из других французских источников — из Пекина
и Токио, то министр иностранных дел Делькассе этих сведений совсем не
имел, что явно доказывало всю неудовлетворительность постановки дипло¬
матической части Франции на Дальнем Востоке. Когда я приехал в Париж и
увидел, что там существует такое оптимистическое настроение, то, боясь
проговориться, я старался ни с кем не видеться и уехал поскорее в Виши.101
Из Ротшильдов он, в сущности, был единственный выдаю¬
щийся человек. Между его братьями, кузенами, детьми и пле¬
мянниками есть люди весьма порядочные, все очень светские,
но с выдающимися способностями нет, может, есть между
молодыми, но еще не выказались.Сын барона Альфонса Эдуард — очень милый молодой че¬
ловек, но едва ли пойдет по деловитости в отца. Конечно,
при свидании с бароном Альфонсом он заводил речь о Даль¬
нем Востоке, от которой я систематически уклонялся, но бо¬
лее всего он говорил о дурном, по его мнению, признаке при
нашем дворе, о водворении странного мистицизма. Он не¬
сколько раз возвращался к этому разговору, указывая на то,
что история показывает, что предвестником крупных событий
в странах, в особенности событий внутренних, всегда являет¬
ся водворение при дворах правителей странного мистицизма,
конечно, всегда связанного с именами крупных шарлатанов.
Он мне прислал затем целую книгу по этому предмету, в ко¬
торой автор на основании исторических фактов поддерживает
эту мысль. На мой вопрос, почему он мне все это говорит, он
ответил, что по поводу всяких разговоров, распространяемых
во Франции о влиянии на их величеств и некоторых великих
князей и княгинь доктора Филиппа (из Лиона); затем он мне
рассказал некоторые из этих слухов, добавил, что много, ве¬
роятно, преувеличено, но факт все-таки несомненный, что
шарлатан доктор Филипп видится с их величествами, почита¬
ется ими чуть ли не за святого и имеет существенное влияние
на их психику. Все эти рассказы, распространяемые во Фран¬
ции, производили на нас, русских, конечно, тяжелое впечат¬
ление. О Филиппе, конечно, я много слышал и в Петербурге.
Сообщаю кратко то, что мне известно достоверно или почти
достоверно.Филипп нигде оконченного образования не получил, про¬
живал он в окрестностях Лиона. Дочь его вышла замуж за ма¬
ленького доктора. Когда Филипп начал практику лечения раз¬
личными чудодейственными средствами, то, как обыкновенно
в этих случаях бывает, имел некоторые случаи успеха лечения
и также предсказания. Лица, его знавшие, говорили, что он
вообще человек умный и имеет какую-то мистическую силу
над слабовольными и нервнобольными. Он имел также поли¬
цейские процессы вследствие жалоб некоторых лиц на его
шарлатанство. Правительство ему запретило лечить и потому
иногда преследовало. Тем не менее он составил себе неболь¬
шую кучку поклонников, преимущественно в числе национа¬
листов (история Буланже-Дрейфуса). К этой кучке поклонни¬
ков принадлежал также наш военный агент в Париже полков¬
ник Генерального штаба граф Муравьев-Амурский (младший
брат министра юстиции Н. В. Муравьева, которому дядя не
пожелал передать титула вследствие его дурного поведения102
процесса со своею матерью и проч.). Этот граф был человек
положительно ненормальный, он все хотел нас втащить в ис¬
торию с ненавистным ему республиканским правительством,
а так как я был в числе лиц, препятствовавших сей авантюре,
полагая, что нам не следует вмешиваться во внутренние дела
франции, и так как в результате граф Муравьев-Амурский
был сменен, то он меня возненавидел, хотя лично он меня не
знал; граф Муравьев-Амурский и другие поклонники Филип¬
па провозгласили его святым, во всяком случае, они уверяли,
что он не родился, а с небес сошел на землю и так же уйдет
обратно. С этим Филиппом познакомилась за границею жена
великого князя Петра Николаевича, черногорка № 1, или же¬
на принца Лейхтенбергского, черногорка № 2. Ох уж эти...
черногорки, натворили они бед России...Чтобы рассказать, какие пакости они натворили, нужно на¬
писать целую историю; не добром помянут русские люди их па¬
мять...Это две дочери князя Николая черногорского. Он их де¬
вочками отдал в Смольный институт, там на них очень мало
обращали внимания. Они кончили курс, как раз когда импе¬
ратор Александр III разорвал традиционные узы с Германией
и союз с Францией был в зародыше. Тогда он за обедом, дан¬
ным в честь князя Николая черногорского, провозгласил зна¬
менитый тост: «За моего единственного друга, князя Николая
черногорского». Тост этот, конечно, был провозглашен не
столько по любви к князю Николаю, как для того, чтобы ска¬
зать всему свету: «У меня нет союзников, и я в них не нужда¬
юсь». С своей стороны князь Николай делал все от него зави¬
сящее, чтобы заслужить расположение императора. Это рас¬
положение, впрочем, совершенно естественно вытекало из
того, что князь Николай был князь рыцарского народа —
черногорцев, из всех славян всегда заявлявших свою наиболь¬
шую привязанность к нам, русским. При таком положении
вещей естественно, что император Александр III оказывал
внимание кончившим в Смольном институте черногорским
княжнам. Этого было достаточно, чтобы явились из царской
семьи женихи.Ведь в это время у нас всяких великих князей размножи¬
лось целое стадо. Слабогрудый Петр Николаевич, младший
сын великого князя Николая Николаевича (главнокомандую¬
щего в последнюю турецкую войну), женился на черногорке
№ 1, а принц Юрий Лейхтенбергский, третий сын великой
княгини Марии Николаевны, женился на черногорке № 2.
Но последний, женившись на черногорке № 2 (вторым бра¬
ком), продолжал свою связь с куртизанкой за границей, где
большею частью и проживал. Такое его поведение, конечно,
не могло нравиться такому в высшей степени нравственному
человеку, как Александр III, и, я помню, как-то раз на общемюз
приеме представляющихся он спросил одного из представляв¬
шихся, приехавшего из Биаррица, много ли там русских. Он
ответил и указал, что там, между прочим, находится принц
Юрий Максимилианович, на что государь заметил: «А, и он
там полоскал свое поганое тело в волнах океана». Впрочем,
должен сказать, что Юрий Максимилианович был, в сущно¬
сти, безобидный человек и совсем недурной, это тип великих
князей последних формаций. Итак, благодаря Александру III
черногорки были пристроены за второстепенных великих
князей, и этим бы при Александре III все бы и кончилось, но
вступает на престол Николай II и женится на Alix*.Молодая императрица встретила со стороны императрицы-
матери и русских великих княгинь самый радушный прием и
сердечное отношение, но не такое отношение, как к императ¬
рице. А ведь она — императрица. Только черногорки не толь¬
ко гнулись перед нею как перед императрицей, но начали
проявлять к ней бесконечную любовь и преданность.Как раз императрица заболела какою-то желудочною бо¬
лезнью; черногорки тут как тут, ее не покидают, устраняют
горничных и сами добровольно принимают на себя эту не¬
приятную в подобных болезнях обязанность. Таким образом
они втираются в ее фавор и делаются ее первыми подругами.
Покуда государь не разошелся, это было не особенно замет¬
но, но, по мере того как он начал расходиться и императри¬
ца-мать начала терять свое влияние, влияние черногорок все
усиливалось и усиливалось.Конечно, прежде всего явилось у них желание раздобыть
побольше денег. Вот на этой почве мне пришлось сталкивать¬
ся с черногорками. Как-то раз черногорка Лейхтенбергская
заявила мне, что им трудно жить и что она просила помощи
у государя через императрицу, и просила и моего содействия
к устройству этого дела. Вопрос сводился к тому, чтобы казна
выдавала Лейхтенбергскому ежегодно 150000 руб. Конечно, я
признал это невозможным, и дело устроилось так, что бюд¬
жет министерства двора был увеличен на 150000 руб., а сие
министерство уплачивает Лейхтенбергскому равную сумму.Как это устроится теперь, когда черногорка № 2 покинула
своего мужа Лейхтенбергского и вышла замуж за великого
князя Николая Николаевича, не знаю.Такой простой способ устройства пособия черногорке № 2
вытекал из особого высочайшего повеления относительно
бюджетов министерства двора.Делами великого князя Петра Николаевича управлял мо¬
лодой человек, сын его бывшего гувернера (кажется, фамилия
его Дюмени). Он зашрался, вероятно, не без ведома великого
князя на бирже и крайне одно время расстроил его дела. Тог¬* Алике, принцесса Дармштадтская (Примеч ред)104
да великий князь обратился ко мне, дабы я помог ему из Го¬
сударственного банка. Я, конечно, отказал, так как это про¬
тиворечило уставу банка. В результате великому князю помог
государь, кажется из уделов, но супруга, черногорка № 1, та¬
кую мою дерзость простить не могла.Нужно отдать справедливость черногоркам: они были
преданные дочери и постоянно хлопотали о всяких денежных
субсидиях своему княжескому родителю. Вся игра велась на
том, что в интересах России в случае столкновения ее с Гер¬
манией поставить Черногорию в такое положение, чтобы она
могла оказать России содействие. Черногорцы молодцы; нуж¬
но только сформировать постоянные части, а для этого нуж¬
ны деньги. Вот по особым высочайшим повелениям и начали
отпускать черногорскому князю на содержание сказанных ча¬
стей войск особые суммы, и теперь в смете военного мини¬
стерства таких расходов значится около миллиона рублей, ес¬
ли не больше, но, как именно расходуются эти деньги, нико¬
му в России не известно. Князь Николай по этому предмету
писал государю самые убедительные письма, уверяя, что вой¬
на с Германией неизбежна, и весьма нелестно отзывался о
Вильгельме. У меня в архиве одно такое интересное письмо
сохранилось. Но l’app6tit vient en mangeant*. В 1901 или 1902 г.
вдруг появился Николай черногорский в Петербурге. Затем я
вижусь с черногоркой № 2, которая мне говорит, что ее отец
просил государя о помощи, что государь на это согласился и,
вероятно, я на днях получу повеление. Она прибавила, что
очень просит меня оказать содействие. Я пожелал узнать, о
какой помощи идет речь. Черногорка мне ответила, что ее
отец просит государя, чтобы ему была уступлена контрибу¬
ция, которую платит Турция России,— около 3000000 руб. в
год, и что государь на это согласился, а потому князь Нико¬
лай благодарил уже государя и уехал к себе обратно в Черно¬
горию. Я сказал черногорке, что это, по моему мнению, не¬
возможно.На ближайшем всеподданнейшем докладе государь мне
сказал, что князь черногорский просил, чтобы Россия ему
оказывала денежную помощь, что он сказал князю, что не
считает возможным из денег, платимых русским народом,
оказывать денежную помощь иностранным, хотя бы более не¬
жели дружественным народам. Тогда князь Николай ему отве¬
тил, что и он не счел бы возможным просить о такой помо¬
щи, а потому он просит, чтобы ему давали не русские деньги,
а турецкие, т. е. чтобы Турция следуемую от нее ежегодную
контрибуцию до 3000000 руб. в год передавала не России, а
Черногории. Я доложил его величеству, что турецкая контри¬
буция, согласно закону, ежегодно вносится в государствен-* Аппетит приходит во время еды. (Примеч. ред.)105
ную роспись и затем в отчет государственного контроля и что
об исчезновении этой статьи дохода сделается сейчас же всем
известным. Я добавил, что это такие же русские деньги, как и
всякие другие, входящие в роспись, что Турция нам платит
контрибуцию в возмещение лишь части расходов, произве¬
денных русским народом в последнюю Восточную войну, и
что исчезновение из доходов этой суммы русскому народу в
той или другой форме придется восполнить, и, наконец, что
такая новая подачка Черногории по своим размерам перехо¬
дит всякие пределы. В ответ на это государь мне говорит:«Что же делать, я уже обещал».Его величество меня часто обезоруживал этим доводом, но
в данном случае я доложил государю, что если он обещал, то
потому, что князь Николай, вольно или невольно, ввел его в
заблуждение, указав, что он сам не считает возможным брать
русские деньги и потому просит турецкие, а так как оказыва¬
ется, что это деньги русские, то, следовательно, весь его раз¬
говор с князем падает. Государь склонился к моим убеждени¬
ям, и я с министром иностранных дел дело это уладил, но
все-таки пришлось по бюджету военного министерства увели¬
чить субсидию на несколько сот тысяч рублей. После этого
мне черногорка № 2 с яростью сказала:«Ну, я вам это не забуду, будете помнить...»Я воображаю, сколько эти сестры потом на меня клевета¬
ли императрице. Вообще эти особы крепко присосались к
русским деньгам. На одной из их сестер (старшей) был женат
князь Петр Карагеоргиевич, теперешний сербский король,
поэтому они также интриговали против короля Александра,
так ужасно погибшего от рук убийц вместе со своей женой.Незадолго до этого события, когда государь был в Ялте,
король Александр, по-видимому, хотел приехать к государю с
женой с визитом, но визит этот был отклонен, что произо¬
шло не без интриг черногорок.Замечательно, что когда король Александр женился на
бывшей фрейлине своей матери, сделав таким образом
mesalliance, то черногорка № 2 говорила, что король дурно
кончит.Незадолго до убийства короля Александра и воцарения
Петра Карагеоргиевича последний у меня был, чтобы просить
также денежной помощи, и опять о нем просила черногорка
№ 2. Он имел такой несчастный вид, что вот уж я никак не
думал, что через несколько месяцев он будет королем. У него
было имение в Румынии, и вопрос заключался в том, чтобы
ему выдать ссуду под это имение. Я не согласился на выдачу
ссуды ни из казны, ни из Государственного банка. Но с вы¬
сочайшего разрешения ему была выдана ссуда из правления
Бессарабско-Таврического банка. Высочайшее разрешение
потребовалось только потому, что по уставу банк не мог вы¬106
дать ссуду под землю за границей. В этом году имение было
продано королем и ссуда возвращена.Я помню, что, когда пришел ко мне Петр Карагеоргиевич,
я как раз случайно сию минуту принять его не мог и заставил
его ждать с четверть часа в моей приемной.Затем ко мне вошел в кабинет человек уже пожилых лет,
очень скромный, весьма приличный в своих манерах и разго¬
воре. Конечно, мне в то время и в голову не могло прийти,
что этот скромный, пожилых лет человек может через не¬
сколько лет сделаться королем Сербии, хотя для того, чтобы
эта вещь, о которой я тогда и думать не мог, осуществилась,
нужно было ранее жестоким образом убить короля Сербии
Александра и его жену.Когда случилось это возмутительное убийство, то род, ди¬
настия Обреновичей прекратилась, и престол достался стар¬
шему лицу из рода Карагеоргиевичей как принадлежащему к
династии, из которой происходили прежние владетельные
князья Сербии, и таким образом этот Петр Карагеоргиевич,
который являлся ко мне в виде просителя, неожиданно сде¬
лался королем Сербии.Многие держатся того мнения, что в заговоре, который
привел Петра Карагеоргиевича к престолу, участвовал, между
прочим, и сам Петр Карагеоргиевич, что ему было известно
об этом заговоре, о том, что будут убиты король и королева
Сербии.Насколько это верно, я не знаю. Должен только сказать,
что со времени вступления Петра Карагеоргиевича на престол
конституционного государства, к каким принадлежит Сербия,
он себя держит в высокой степени корректно-конституцион-
но, так что он представляет собою короля, против которого
нельзя сделать никакого упрека. Вероятно, это происходит и
оттого, что продолжительная его жизнь как простого обыва¬
теля Французской республики дала ему такие политические
принципы и устои, которым чужды государства неконститу¬
ционные или псевдоконституционные, я говорю, такие прин¬
ципы, следуя которым Петр Карагеоргиевич представляет со¬
бою короля весьма корректного.Итак, возвращаюсь снова к упомянутому Филиппу. Через
черногорок Филипп влез к великим князьям Николаевичам и
затем и к их величествам. Таким образом, Филипп несколько
раз проживал секретно по месяцам в Петербурге и преиму¬
щественно в летних резиденциях, он постоянно занимался
беседами и мистическими сеансами с их величествами, Нико¬
лаевичами и черногорками. На даче великого князя Петра
Николаевича около Петергофа с Филиппом виделся и Иоанн
Кронштадтский. По-видимому, там и родилась мысль о про¬
возглашении старца Серафима Саровского святым. Об этом
эпизоде мне рассказывал К. П. Победоносцев так:107
Неожиданно он получил приглашение на завтрак к их вели¬
чествам. Это было неожиданно потому, что К. П. в последнее
время пользовался очень холодными отношениями их вели¬
честв, хотя он был один из преподавателей государя и его авгу¬
стейшего батюшки. К. П. завтракал один с их величествами, и
после завтрака государь в присутствии императрицы заявил, что
он просил бы К. П. представить ему ко дню празднования Се¬
рафима, что должно было последовать через несколько недель,
указ о провозглашении Серафима Саровского святым. К. П. до¬
ложил, что святыми провозглашает Святейший Синод и после
ряда исследований, главным образом основанных на изучении
лица, которое обратило на себя внимание святой жизнью, и на
основании мнений по сему предмету населения, основанных на
преданиях. На это императрица соизволила заметить, что «госу¬
дарь все может». Этот напев имел и я случай слышать от ее ве¬
личества по различным поводам. Государь соизволил принять в
резон доводы К. П., и последний при таком положении вопроса
покинул Петергоф и вернулся в Царское Село, но уже вечером
того же дня получил от государя любезную записку, в которой
он соглашался с доводами К. П., что этого сразу сделать нельзя,
но одновременно повелевал, чтобы к празднованию Серафима в
будущем году саровский старец был сделан святым. Так и было
исполнено.Государь и императрица изволили ездить на открытие мо¬
щей. Во время этого торжества было несколько случаев чудес¬
ного исцеления. Императрица ночью купалась в источнике
целительной воды. Говорят, что были уверены, что саровский
святой даст России после четырех великих княжон наследни¬
ка. Это сбылось и окончательно и безусловно укрепило веру
их величеств в святость действительно чистого старца Сера¬
фима. В кабинете его величества появился большой порт¬
рет — образ святого Серафима.Во время революции, после 17 октября, обер-прокурор
Святейшего Синода князь А. Д. Оболенский несколько раз
мне сетовал, что черногорки все вмешиваются в духовные де¬
ла и мешают Святейшему Синоду и что как-то раз по этому
предмету он заговорил с его величеством о святом Серафиме
Саровском, на что государь ему сказал: «Что касается свято¬
сти и чудес святого Серафима, то уже в этом я так уверен,
что никто никогда не поколеблет мое убеждение. Я имею к
этому неоспоримые доказательства».Их величества пробыли в Серове несколько дней. Эти тор¬
жества имели большое влияние на укрепление расположения
его величества к двум лицам: к министру внутренних дел Плеве,
который был на этих торжествах, и к губернатору Лауницу.Оба эти лица впоследствии были убиты: Плеве — ранее 17
октября 1905 г. (15 июля 1904 г.) и уже после, во время рево¬
люции,— Лауниц.108
Должен по совести сказать, что, будучи против всяких
убийств, а особенно анархических, я тем не менее не могу не
сознаться, что беспринципность этих двух лиц во многом со¬
действовала такой трагической их смерти.Беспринципность Плеве, по крайней мере в некоторой
степени, окупалась его умом и знаниями, а беспринципность
Лауница соответствовала его невежеству и ограниченности.*	Покрывало к мощам Серафима рисовал князь Путятин,
помощник обер-гофмаршала (полковник, как его прозвали,
от котлет). Он приобрел особенное благоволение его величе¬
ства и сделался секретным проводником между двором и так
называемыми черносотенцами (г-да Пуришкевичи, Грингму-
ты, Юзефовичи и прочая политическая с...ь). Я князя Путя¬
тина лично мало знал; когда бывал при дворе и даже теперь,
перед выездом из России, он мне постоянно расшаркивался.С Саровским Серафимом связан отец Серафим, недавно
еще артиллерийский офицер, потом иеромонах в Москве; он
на этих поприщах оставил по себе не особенно лестную па¬
мять, а теперь он уже состоит архиереем в Орле. Еще перед
моим отъездом теперь из Петербурга почтеннейший архиман¬
дрит Полиостровского монастыря Варнава мне говорил, что
сего архиерея Серафима прочат в митрополиты петербургские
и что именно потому самые безобразнейшие из всех русских
газет, т. е. газеты черносотенные, которые, между прочим, во
всех отношениях поддерживаются свыше, газеты, полные са¬
мой нелепой клеветой и ложью, систематически травят мит¬
рополита Антония, надеясь вынудить его покинуть пост. По
словам архимандрита Варнавы, наверху существует убежде¬
ние, что, для того чтобы настал в России покой, нужно, что¬
бы петербургский митрополит назывался Серафимом. Таково
предсказание. Что сие весьма вероятно, я сужу по тому, что
полковник от котлет Путятин во время войны с Японией не¬
сколько раз выражал свое удивление в том, что есть люди, и,
казалось ему, порядочные люди, которые полагают, что
мы можем быть сокрушены японцами, тогда как существует
несомненное предсказание Серафима, что нами победонос¬
ный мир будет заключен в Токио. Это Путятин с полным
спокойствием еще выражал после Цусимы.В связи с Саровским Серафимом сделал себе карьеру про¬
курор московской синодальной конторы князь Ширинский-
Шахматов, приготовивший все для открытия мощей. После
этого торжества он был назначен губернатором в Твери, но
так как он там потребовал от священников, чтобы они ему
аттестовали политическую благонадежность населения, то
князь Мирский, будучи министром внутренних дел после
Плеве, его уволил, хотя и не без неудовольствия со стороны
его величества. Как только князь Ширинский приехал в Пе¬
тербург, государь его принял, спокойно выслушал всякие ин¬109
синуации на князя Мирского и назначил вопреки обыденным
правилам сенатором.Затем, когда я был вынужден, собрав первую Думу, поки¬
нуть пост председателя Совета министров, князь Ширинский
был назначен обер-прокурором синода в кабинете Горемыки¬
на, а когда после 72 дней вместо Горемыкина был назначен
председателем Совета Столыпин, князь Ширинский опять
должен был уйти, но его величество сейчас же назначил его
членом Государственного совета. Теперь он присутствует в
Государственном совете в качестве председателя черносотен¬
ной банды. Князь Ширинский имеет все пороки К. П. Побе¬
доносцева, не имея даже тени его положительных качеств, об¬
разования, культуры, опытности, знаний и даже политиче¬
ской порядочности.Может быть, далее мне придется говорить о черносотен¬
ном движении, которое сыграло уже громадную роль в нашей
революции и анархии, но теперь должен оговориться тем, что
партия эта сыграет еще громадную роль в дальнейшем разви¬
тии анархии в России, так как в душе она пользуется полной
симпатией государя, а в особенности несчастной для России
императрицы и имеет свои положительные и симпатичные
стороны. Эта партия в основе своей патриотична, а потому
при нашем космополитизме симпатична. Но она патриотична
стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на
страстях. Большинство ее вожаков — политические прохо¬
димцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни
одной жизнеспособной и честной политической идеи и все
свои усилия направляют на разжигание самых низких стра¬
стей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылами
двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и по¬
трясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не мо¬
жет. Она представляет собою дикий, нигилистический патри¬
отизм, питаемый ложью, клеветою и обманом, и есть партия
дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужест¬
венного и прозорливого созидания. Она состоит из темной,
дикой массы, вожаков — политических негодяев, тайных соу¬
частников из придворных и различных, преимущественно ти¬
тулованных, дворян, все благополучие которых связано с бес¬
правием и лозунг которых — «не мы для народа, а народ для
нашего чрева». К чести дворян, эти тайные черносотенники
составляют ничтожное меньшинство благородного русского
дворянства. Это — дегенераты дворянства, взлелеянные по¬
дачками (хотя и миллионными) от царских столов. И бедный
государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить вели¬
чие России. Бедный государь... И это главным образом ре¬
зультат влияния императрицы.Пишу эти строки, предвидя все последствия безобразней¬
шей телеграммы императора проходимцу Дубровину, предсе¬110
дателю «Союза русского народа» (3 июня 1907 г.). Телеграмма
эта в связи с манифестом о роспуске второй Думы показыва¬
ет все убожество политической мысли и болезненность души
самодержавного императора...В связи с Серафимом Саровским, конечно, еще несколько
десятков лиц сделали себе служебную карьеру. Но возвраща¬
юсь к пресловутому Филиппу.Когда одна из черногорок была в Париже, она потребовала
к себе заведовавшего там нашей тайной полицией Рачковско-
го и выразила ему желание, чтобы Филиппу разрешили прак¬
тиковать и дали ему медицинский диплом. Конечно, Рачков-
ский объяснил этой черномазой принцессе всю наивность ее
вожделения, причем недостаточно почтительно выразился об
этом шарлатане. С тех пор он нажил в ней опасного при дво¬
ре врага. Покуда занимал пост министра внутренних дел бла¬
городный и честный человек Сипягин, Рачковского не трога¬
ли, так как он по части своей профессии имел несомненные
заслуги в Париже. Но после того как Сипягина безвинно зло¬
дейски убили и вступил на пост министра внутренних дел
Плеве, с Рачковским скоро расправились. Еще Сипягин не¬
сколько раз смущенно мне говорил о том, что ему очень не
нравится эта история с Филиппом, но что он ничего сделать
не может, так как она не входит в сферу его действий и влия¬
ний.Что касается Филиппа, то, будучи в России, он находился
на особом попечении дворцового коменданта Гессе, который
(как и ныне дворцовый комендант) имеет свою секретную по¬
лицию по охране. Генерал-адъютант Гессе счел нужным за¬
просить Рачковского, что представляет собою Филипп. Рач-
ковский составил относительно этой личности рапорт, где он
фактически представил Филиппа шарлатаном. Этот рапорт он
привез в Петербург с собой, куда приехал по делам. Ранее,
нежели представить его Гессе, он прочел его Сипягину. Сипя¬
гин ему сказал, что как министр внутренних дел он об этом
рапорте ничего не знает, так как он ему не адресован, а как
человек советует бросить его в топившийся камин. Рачков-
ский тем не менее представил рапорт по назначению. Как
только Плеве стал министром внутренних дел, Рачковский
был уволен, причем ему было воспрещено жить в Париже и,
кажется, вообще во Франции. Тогда же я спрашивал Плеве,
почему это случилось, на что он мне ответил, что так от него
потребовали. Гессе всячески защищал Рачковского, но безус¬
пешно. Впрочем, после, при Трепове (род диктаторства), Рач¬
ковский был снова призван занять выдающийся пост в депар¬
таменте полиции.Так как Филиппу не удалось получить диплома во Фран¬
ции, то вопреки всем законам при военном министре Куро-
паткине ему дали доктора медицины от Петербургской воен-111
но-медицинской академии и чин действительного статского
советника. Все это без всяких оглашений. Святой Филипп
пошел к военному портному и заказал себе военно-медицин¬
скую форму. Императрицу Марию Федоровну немало смуща¬
ли ночные сеансы с Филиппом, хотя они держались в секре¬
те. Великий князь Николай Николаевич и принц Лейхтенбер-
гский, второй и первый супруг черногорки № 2, на вопросы
их друзей о Филиппе категорически отвечали, что, во всяком
случае, это святой человек. Понемногу около Филиппа обра¬
зовалась немногочисленная секта, своего рода иллюминатор.
Насколько Филипп воздействовал на психоз императрицы, а
следовательно, и царя, видно из следующего достоверно мне
известного факта.Когда император последний раз был во Франции, то во вре¬
мя смотра на площади перед атакой кавалерии вдруг заметили
на середине площади человека. Стоявшие около императрицы
лица, обратив на сие внимание ее величества, испугались, но
императрица, узнав в нем Филиппа, преспокойно заметила, что
замеченный человек во всяком случае останется целым.Филипп через несколько лет, еще до окончания войны,
умер, но, по уверению его поклонников, поднялся живым на
небо, окончив на нашей планете свою миссию. Кажется, в осо¬
бенности увлекался Филиппом великий князь Николай Никола¬
евич, который вообще мистически тронут. Благодаря верчению
столов и вызову духов он сошелся с купчихой Бурениной, с ко¬
торой долго жил maritalement, а Буренина на этом, кажется, со¬
всем помешалась. С тех пор он постоянно занимался шарлата¬
нами мистицизма. Чтобы судить о его психологии, приведу та¬
кой разговор, который я с ним однажды имел.Я познакомился с ним у его матери великой княгини
Александры Петровны в Киеве, у которой я часто бывал. В то
время я был управляющим Юго-Западными дорогами, а он —
полковником Генерального штаба. Иногда я с ним играл в
карты. Мать его была прекрасная женщина, но тоже была
мистически тронута. После я с ним хотя встречался, но ни¬
когда не имел случая беседовать.Когда я был министром, он на праздники завозил или
присылал мне свои карточки. В то время, когда я был в опале
и занимал пост председателя Комитета министров, то до меня
дошли сведения, что в доме его брата как-то рассказывали
сплетню о моей жене. Я думаю, ни один государственный де¬
ятель России и всего мира не был подвергаем стольким са¬
мым ужасным и отвратительным сплетням, как я. Я никогда
на них не обращал и до сего времени не обращаю никакого
внимания, но когда дело касалось моей жены, то это иногда
меня задевало. Вот по моим старым отношениям я заехал к
великому князю Николаю Николаевичу и говорю ему, что до
меня дошло, что в доме его брата говорили то-то и то-то, и112
что все это ложь. Он ответил, что ничего об этом не слыхал,
но если когда-нибудь услышит, то скажет свое мнение. Затем
мы заговорили о государе, и вдруг он мне задает такой воп¬
рос:—	Скажите мне откровенно, Сергей Юльевич, как вы счи¬
таете государя, человеком или нет?Я ответил:—	Государь есть мой государь, и я его верный на всю
жизнь слуга, но хотя он самодержавный государь, Богом или
природою нам данный, он все-таки человек со всеми людям
свойственными особенностями.На это великий князь мне ответил:—	Видите ли, а я не считаю государя человеком, он не че¬
ловек и не Бог, а нечто среднее...Так мы с ним и расстались. Впрочем, несмотря на многие
недостатки великого князя Николая Николаевича, я его счи¬
таю человеком крайне ограниченным, но недурным и чест¬
ным, безусловно, преданным государю, имеющим
некоторые военные способности. Он натворил и, вероят¬
но, еще натворит много бед России, но способен приносить
пользу. Он оказал России громадную услугу, помогши мне
уничтожить поразительный и грозивший самыми ужасными
последствиями России договор, заключенный императором и
Вильгельмом в Бьорках по секрету от министра иностранных
дел в то время, когда я на пути в Америку, чтобы вести мир¬
ные переговоры с Японией, был в Париже. Император Виль¬
гельм много способствовал втягиванию нас в несчастную
японскую войну, а когда мы, искалеченные, выбрались из
этого несчастья в Портсмуте, он хотел совсем нам навязать
петлю на шею*.Во время моего пребывания в Париже как-то ко мне зашел
некто Мануйлов, один из духовных сыновей редактора «Граж¬
данина» князя Мещерского (так он называл молодых людей,
его забавлявших), который был назначен Плеве после Рач-
ковского в Париж по секретным делам, чтобы сказать мне,
чтобы я на него не гневался, если узнаю, что за мною следят
тайные агенты не его, а сопровождавшие меня прямо из Пе¬
тербурга — плевенские.Действительно, на другой день некоторые члены француз¬
ского министерства сообщили мне через третье лицо, что за
мною следят русские филеры. Когда затем я начал обращать
внимание, то заметил их и, вернувшись в Петербург, благода¬
рил Плеве за заботу о моей безопасности, что немало его
сконфузило. Плеве имел против меня громаднейший зуб. Я
никогда не скрывал моего о нем мнения, часто излагал в раз¬
личных письмах знакомым, которые он, сделавшись минист¬* В Бьорке.113
ром внутренних дел, конечно, читал. Это подогревало его
злобу.К концу моего пребывания в Париже приехал туда из Дар¬
мштадта барон Фредерикс, министр двора. Он мне передавал,
что государь в отличном расположении духа, отдыхает, ката¬
ется на автомобилях, много гуляет по городу пешком. Его не¬
сколько смущало, что государь не имеет внушительного цар¬
ского вида вследствие малого роста, из-за чего ему пришлось
отказаться от ношения некоторых германских форм, которые
еще больше уменьшают его вид.На вопрос мой: ну а как же идут переговоры с Японией —
барон Фредерикс мне ответил, что, несмотря на присутствие
в Дармштадте министра иностранных дел графа Ламздорфа,
все дипломатические и прочие сношения по вопросам Даль¬
него Востока ведутся государем непосредственно с наместни¬
ком (большим карьеристом) генерал-адъютантом Алексеевым
помимо графа Ламздорфа, поэтому походной военной канце¬
лярии приходится целыми днями дешифрировать, составлять
и шифровать телеграммы. На мое замечание, что такое поло¬
жение дела чрезвычайно опасно, барон Фредерикс, весьма не¬
далекий человек, но с рыцарским характером, мне ответил,
что он на это указывал государю и даже был вынужден пере¬
дать обо всем графу Ламздорфу. В результате граф Ламздорф
объяснился с его величеством, и последствием этого разгово¬
ра было то, что копии телеграмм Алексеева и его величества
передавались графу Ламздорфу, но тут же барон Фредерикс
заметил, что хотя, к сожалению, не все.Граф Ламздорф мне впоследствии говорил, что при этом
объяснении государь изволил высказать, что все дела, касаю¬
щиеся Дальнего Востока, он поручил наместнику, который и
отвечает за результаты. Его величество прибавил, что ему бу¬
дут посылаться копии депеш и что он его просит составить
ответ на последнюю телеграмму Алексеева, в которой Алексе¬
ев, выражая мнение, что переговоры с Японией вследствие ее
нахальства не приведут к соглашению, советовал прибегнуть к
силе. Графу Ламздорфу на этот раз удалось отвратить откры¬
тие военных действий. При этом его величество высказал, что
он войны не желает. Что государь этой войны не хотел, это
верно, но, по внушению банды авантюристов (Безобразова и
К0), он полагал, что может предписывать свои условия и же¬
лания и что если Япония и Китай не подчиняются, то это
потому, что мы с ними церемонились; с ними можно дейст¬
вовать, только внушая страх и не делая уступок, если же и
сделать какую-либо уступку, то как милость белого царя. Од¬
ним словом, я войны ни за что не начну, а они не посме¬
ют — значит, войны не будет.Когда государь был в Дармштадте, император Вильгельм114
ему сообщил, что, по его сведениям*, Япония сильно приго¬
товляется к войне, на что его величество с полным спокойст¬
вием ответил:«Войны не будет, так как я ее не хочу».В это время в отношении военных приготовлений мы го¬
раздо более заботились о военных приготовлениях на запад¬
ной границе, нежели на Дальнем Востоке. На западной гра¬
нице мы как будто чего-то ожидали. В это время остро под¬
нялся вопрос о командовании армией в случае войны на За¬
паде.Было решено, что главнокомандующим армией, которая
должна будет идти против Германии, будет великий князь
Николай Николаевич, а главнокомандующим армией, которая
будет действовать против Австрии, будет военный министр
генерал-адъютант Куропаткин.Между великим князем Николаем Николаевичем и Куро-
паткиным уже начали происходить всевозможные разногла¬
сия по вопросам этой войны. Николай Николаевич в виде
приготовлений требовал различных мероприятий, в том числе
проведения некоторых веток железных дорог, и так как в то
время Куропаткин — будущий главнокомандующий армией
против Австрии — был военным министром, то великий
князь Николай Николаевич не мог проводить этих подготови¬
тельных мер без участия Куропаткина. Куропаткин же во
многом не соглашался с великим князем, и вот на этой-то
почве у них и происходили пререкания, причем я несколько
раз слышал от Куропаткина самые отрицательные отзывы от¬
носительно проектов Николая Николаевича и вообще относи¬
тельно его различных способностей как военного.Что касается оценки великого князя Николая Николаевича
как человека, очень мягко выражаясь, самоуверенного и неу¬
равновешенного, с весьма малым запасом логики, я был в
этом отношении совершенно согласен с Куропаткиным.Факт тот, что относительно приготовлений наших к воен¬
ным действиям на Дальнем Востоке мы не принимали почти
никаких серьезных мер, будучи уверены, что ранее всего нам
грозит война на Западе.Тогда в Японии посланником был барон Розен, который
затем был послом в Америке и состоял при мне вторым упол¬
номоченным при заключении мирного договора в Портсмуте.*	Германское министерство иностранных дел получало с Дальнего Восто¬
ка сведения весьма грозные относительно возможности японской войны. По
сведениям, которые доставлялись в Берлин, оказывалось, что Япония чрез¬
вычайно усиленно готовится к войне, что при том способе действий, какой
усвоила Россия, в Японии войну считают неизбежной. К заключению о не¬
избежности войны Япония пришла после того, как узнала, что я удалился от
дел, так как ей было известно, что я являюсь главным элементом, сдержива¬
ющим воинствующее направление115
Барон Розен — человек честный, рассудительный, но с не¬
мецким мышлением. Он предупреждал правительство, что в
Японии волнуются, советовал бросить затеи («заслон») на Ялу,
войти в соглашение с Японией относительно Кореи, но держал¬
ся того мнения, что Маньчжурия должна быть наша. Он де¬
ржался этого мнения с немецким благородным упрямством.Между тем Маньчжурия не могла быть нашей; было бы
хорошо, если бы за нами осталась Восточно-Китайская доро¬
га и коварно захваченный Квантунский полуостров с Порт-
Артуром. Ни Америка, ни Англия, ни Япония, ни все их со¬
юзники, явные или тайные, ни Китай никогда не согласились
бы нам дать Маньчжурию, а потому, держась убеждения, что
так или иначе, а нужно захватить всю Маньчжурию, устра¬
нить войну было невозможно. Этого не понимал барон Ро¬
зен, а потому и не представлялся удобным дипломатом для
ведения переговоров в такое критическое время с Японией, в
особенности под руководством в сущности по уму хитрого ар-
мяшки, как Алексеев. Само собою разумеется, что, характери¬
зуя так Алексеева, я не хочу обидеть этим армян, ибо дейст¬
вительно сравнение натуры всех армян с низенькою натурою
Алексеева для них было бы обидно. Я хочу сказать, что Алек¬
сеев по натуре мелкий и нечестный торгаш, а не государст¬
венный дипломат.Камарилье государя всегда нужны козлы искупления, на
которых спускают свору полубешеных псов в случае неудачи
политической охоты.После 17 октября таким козлом оказался я, и свора псов
черной масти была спущена при молчаливом соизволении его
величества на меня. Но я, бог даст, сие выдержу, а затем ис¬
тория, надеюсь, скажет свое правдивое слово.Графа Ламздорфа в конце концов стремились сделать коз¬
лом искупления за нелепейшую, бессмысленнейшую, бездар¬
нейшую, а потому и несчастнейшую японскую войну. Конеч¬
но, государь сам этого не делал, это делала прокаженная
дворцовая камарилья, но должен сказать, что государь сие
знал и допускал. Грустно сказать, но это черта благородного
царского характера. На такие (впрочем, и на многие другие)
вещи никогда бы не пошел благороднейший царь — его отец
император Александр III. Царь, не имеющий царского харак¬
тера, не может дать счастия стране. Александр III был про¬
стой человек, но был царь и дал России 13 лет покоя. Виль¬
гельм I был не мудрее Александра III и сделался великим по¬
тому, что у него был царский характер.Коварство, молчаливая неправда, неумение сказать «да»
или «нет» и затем сказанное исполнить, боязненный опти¬
мизм, т. е. оптимизм как средство подымать искусственно
нервы,— все это черты отрицательные для государей, хотя не¬
великих.116
Так как, может быть, публика когда-либо прочтет эти
строки, то я чувствую нравственную потребность сказать не¬
сколько слов о графе Ламздорфе. Граф был благороднейшим
и во всех отношениях порядочным человеком. Умный, беско¬
нечно трудолюбивый, будучи сорок лет в министерстве и пра¬
вою рукою серии последних министров иностранных дел, он
отлично знал свое дело. Это не был орел, но дельный чело¬
век. Он пользовался уважением всех дипломатов, так как если
что говорил, то говорил правду. Человек с изысканными свет¬
скими манерами, но не любящий и даже не переносящий об¬
щества. В заседаниях не мог говорить, наедине или в близком
кругу всегда выражал свое мнение толково и с большим зна¬
нием. Что касается японской войны, то первым шагом к ней
было взятие Порт-Артура (Квантунской области) и как по¬
следствие сего — сооружение южной ветки Восточно-Китай¬
ской дороги. Это сотворил бывший тогда министр иностран¬
ных дел граф Муравьев, недурной человек, но типичный лег¬
комысленный хлыщ.Он играл шута при дворе и имел счастье забавлять их ве¬
личества, в особенности молодую государыню, своими анек¬
дотами, впрочем, насколько мне известно, весьма плоскими.Тогда граф Ламздорф был товарищем графа Муравьева, и
затем, когда он сделался министром и мне приходилось ука¬
зывать ему на крупнейшую ошибку взятия Порт-Артура, он,
граф Ламздорф, хоть и не защищал легкомысленной полити¬
ки графа Муравьева, но старался находить различные оправ¬
дания. Граф Муравьев сделал эту глупость, желая подладиться
к императору, а император, с одной стороны, по молодости, с
другой стороны, вероятно, по естественно родившемуся в нем
дурному чувству к японцам после покушения на его жизнь во
время пребывания его в Японии (хотя он об этом никогда не
говорил) и, наконец, главное, по склонности его прославить¬
ся в глубине души желал победоносной войны. Я даже думаю,
что если бы не разыгралась война с Японией, то явилась бы
на границе Индии и в особенности в Турции из-за Босфора,
и она затем, конечно, распространилась бы.После коронации его величества, поездки во Францию и
смерти князя Лобанова-Ростовского вследствие беспорядков в
Малой Азии Нелидов (тогдашний посол в Константинополе)
чуть-чуть не втащил нас в войну с Турцией. Я один высказал¬
ся в заседании под председательством государя против нее, и
хотя государь решил дело вопреки моему мнению, но затем
благодаря помощи, оказанной мне некоторыми лицами (ве¬
ликим князем Владимиром Александровичем и К. П. Победо¬
носцевым), его величество принял решение согласно моему
мнению.Будучи министром иностранных дел, граф Ламздорф про¬
водил всегда честно и мудро политику миролюбивую. Что ка¬117
сается Дальнего Востока, он всегда шел со мною, избегая
всяких мер, которые могли бы расстроить наши отношения
с Китаем и Японией, которые, впрочем, после захвата Кван-
туна уже были порядочно испорчены. Он делал все от не¬
го зависящее, чтобы избегнуть войны с Японией, но его вли¬
яние было ничтожно, а поведение как министра по отно¬
шению к своему государю несоответственно. Он в сущно¬
сти по отношению к этой несчастной войне говорил всегда то
же, что и я, но он говорил мягко, я — решительно, а иногда
резко (в чем меня часто упрекали и в чем, может быть, и я
был иногда виноват по отношению к моему государю). Граф
Ламздорф избегал видеться со всей сворой, которая тащила
государя на войну. Я с ними виделся, по 1файней мере не из¬
бегал их, старался их обессилить, и они знали, что я на их
сторону не стану и буду сражаться до конца. В конце концов
так как его величество не без основания убедился, что я буду
в этом вопросе всегда против войны и потому уже никоим
образом не буду содействовать этой пагубной затее, то он ме¬
ня, попросту сказать, прогнал с поста министра финансов,
поставив на, пожалуй, очень почетный, но бездеятельный
пост.Граф же Ламздорф не имел мужества сам уйти, а прогнать
его было не за что, так как он только выражал свои мнения,
а не спорил. Государь знал, что он далее мнений, выражен¬
ных в очень дипломатической форме, не пойдет, и не обра¬
щал на него внимания. Ему даже дали мысль, что граф Ламз¬
дорф так говорит потому, что я так говорю, а как только я
буду устранен, он переменит свое мнение. Мнения он не пе¬
ременил, но продолжал ограничиваться мягкими, а иногда и
несколько противоречивыми дипломатическими нотами на
имя его императорского величества.Когда же война так дурно кончилась, произошло 17 октяб¬
ря и, наконец, явилось открытие Думы, я на этот раз сам по¬
требовал отставки, так как убедился, что дело вести не могу и
быть игрушкой в руках всей тайной и явной камарильи не
желал, то вслед за мною уволили графа Ламздорфа (без его
просьбы). Когда на другой день я спросил барона Фредерикса
и других придворных, для чего уволили Ламздорфа, мне ци¬
нично ответили, что нужно было дать удовлетворение обще¬
ственному мнению за японскую войну.Конечно, сейчас открылся лай в органах известного на¬
правления. Во всяком случае, бедный и благороднейший граф
Владимир Николаевич Ламздорф виновен только в том, что
он до войны не подал в отставку. Конечно, это войны не уст¬
ранило бы, но избавило бы его память, во всех отношениях
достойную, от нареканий.Что же касается влияния подачи в отставку со стороны
министров как акт государственного воспитания государя, то118
по этому предмету я, будучи при императоре Николае 8 лет
министром, слышал совершенно противоречивые упреки и
обвинения. Вы должны были настоять, чтобы было сделано
так или не сделано этак. Я говорю: я не мог, государь со
мной не соглашался. В таком случае вы должны были подать
в отставку; если бы министры так поступали, то государь в
конце концов их слушался бы.—	Вы не имели права уходить с поста министра финансов
перед войной: так патриоты не поступают.—	Да я не ушел, меня прогнали.—	Да, прогнали, псггому что вы все время возражали и бо¬
ролись; если бы подчинялись желаниям государя, то не про¬
гнали бы.—	С вашей стороны было преступлением покинуть пост
председателя Совета министров перед первой Думой: если бы
вы остались, дело бы уладилось, много последовавших затем
ужасов не произошло бы.—	Да я же не мог оставаться, когда меня не слушались,
при таком положении вещей я был бесполезен и кончилось
бы тем, что меня опять прогнали бы.—	Это еще вопрос, прогнали ли бы или нет, а все-таки вы
сами настояли на отставке,— не просить же государю вас ос¬
таться, тогда бы он должен был вас слушаться.—	Вы очень резко говорите с его величеством в заседани¬
ях, так спорить нельзя, а потом, вас государь не слушается
потому, что вы не настаиваете на своем мнении и даете ему в
ваших доводах выход и в другие стороны.Где туг истина, бог знает. Я знаю достаточно только то,
что, когда узнали, что я покинул пост министра финансов, и
спросили весьма приближенного к императрице, что же ска¬
зал государь, когда это разрешилось,— ему ответили, что го¬
сударь сказал: «Уф» *.Во время пребывания государя императора в Дармштадте
был поднят вопрос о необходимости со стороны государя от¬
дать визит итальянскому королю Виктору Эммануилу, ибо в
то время его величество уже отдал визиты всем другим монар¬
хам; единственно, кому не отдал визита, это итальянскому
королю.Между тем то смутное настроение, которое царствовало в
те годы в России, т. е., так сказать, подпольно-революцион-
ное настроение, имело свои отголоски и в Италии. Различные
произвольные меры, которые у нас принимались в отноше¬
нии как России, так и ее окраин — в особенности в мини¬
стерстве Плеве,— служили предметом неблагоприятного об¬
суждения в Италии, в партиях левых и социалистических (а в
Италии левые и социалистические партии представляли тогда,
да и теперь представляют собою партии наиболее сильные).
Поэтому когда появились в прессе сведения, что наш импера¬119
тор поедет в Италию, то большинство итальянских газет на¬
чало протестовать против такого визита, называя нашего им¬
ператора «деспотом». Это настроение распространилось в
Италии.В Риме все газеты прямо говорили, что если император
приедет, то против него будет сделана демонстрация.Так как в то время русская анархическая партия, скрываю¬
щаяся за границей, находилась в особо цветущем положении, то
и боялись, чтобы члены этой партии, пользуясь пребыванием
императора в Риме, не устроили какого-нибудь анархического
выступления. С другой же стороны, король Италии Виктор Эм¬
мануил писал, что он берет на себя лично ответственность за
государя императора во время пребывания его в Италии, что он
убежден в том, что все крики ни к чему серьезному повести не
могут, что могут быть только какие-нибудь единичные демонст¬
рации уличные, но ничего серьезного, что могло бы в какой-
нибудь степени угрожать личности его величества, быть не мо¬
жет, что он берет на себя ручательство в этом.Вследствие этого в Дармштадт был вызван тогдашний ди¬
ректор департамента полиции Лопухин (ныне находящийся в
ссылке в Сибири по весьма жестокому приговору нашего су¬
да). Лопухин ездил в Италию для того, чтобы ориентировать¬
ся в положении дел, и потом, возвратясь в Дармштадт, докла¬
дывал его величеству (как он, Лопухин, впоследствии говорил
мне), что он уверен, что никакого анархического выпада не
будет, что против такой случайности, несомненно, будут при¬
няты меры, но он не может поручиться, что не будет некото¬
рых уличных демонстраций.В конце концов его величество, который ранее заявил ко¬
ролю Виктору Эммануилу, что приедет к нему с визитом, от
этого визита уклонился, что весьма обидело короля Виктора
Эммануила, причем король нашел, что во всем этом инци¬
денте весьма двусмысленно действовал наш посол в Риме Не¬
лидов. Виктор Эммануил обвинял посла Нелидова в том, что
он делал донесения в Дармштадт, не соответствующие тому,
что он, Нелидов, говорил ему. Поэтому король Виктор Эмма¬
нуил потребовал, чтобы посол Нелидов был заменен другим
лицом.Тогда его величество хотел прямо назначить Нелидова чле¬
ном Государственного совета (т. е. своего рода отставка), но
за него заступился граф Ламздорф.Граф Ламздорф мне сам говорил, что хотя он считает Не¬
лидова весьма тупым дипломатом, но все-таки он не может
допустить, чтобы посол, который так долго служил в этом
звании за 1раницей, по такому инциденту мог бы быть чуть
ли не уволен в отставку. Вследствие этого он упросил его ве¬
личество перевести Нелидова в Париж, а парижского посла
Урусова перевести в Рим.120
*	В Париже был у меня Лопухин, директор департамента
полиции при Плеве. По-видимому, он хотел узнать у меня,
как случилось увольнение Зубатова и не передал ли я Плеве,
что Зубатов был у меня, и то, что он мне рассказал. Я под¬
твердил, что ни Плеве, ни кому другому о рассказе Зубатова
ничего не говорил и что, насколько мне известно, он уволен
за рабочие организации, на что Лопухин мне ответил:—	Да ведь все организации делались с ведома и одобрения
Плеве, у меня есть по этому предмету официальные резолюции.Когда я вернулся в Петербург, я узнал, что Зубатов ввиду
моего холодного приема поехал потом к князю Мещерскому
(он играл в то время громадную роль тайного советника и
конфцдента) и все, что говорил мне, рассказал ему. Мещер¬
ский передал все Плеве, тут Плеве и представил Зубатова к
увольнению за рабочие организации.Князь Мещерский, редактор-издатель «Гражданина», играл
в последние 25 лет довольно видную роль в нашей политиче¬
ской жизни.Он человек неглупый, талантливый, но беспринципный и
до мозга костей безнравственный. Он постоянно был окружен
несколькими молодыми людьми, которым всеми правдами и
неправдами делал карьеру, Сколько он в своей жизни напи¬
сал изобличительных статей по адресу власть имущих только
потому, что эти лица не устроили так, как этого желал князь
Мещерский, его молодых людей!Император Николай II в первые годы своего царствования
не хотел иметь с ним никаких сношений. Так продолжалось
несколько лет. Когда стал министром внутренних дел Сипя-
гин, мне сделалось известным, что князь Мещерский начал
снова писать государю и что его величество к нему относится
благосклонно.Когда же Сипягина убили, Мещерский написал государю,
умоляя его назначить Плеве на пост министра внутренних
дел. Как это устроилось, мне неизвестно, но Плеве был на¬
значен, и затем Мещерский более уже не стеснялся секретом
и начал показывать письма государя к нему. Государь ему пи¬
сал «ты» вполне нараспашку, а вообще никому не писал «ты»,
кроме своих родных.Князь Мещерский одно время приобрел самое решитель¬
ное влияние на государя. Так как Плеве не всегда исполнял
желания Мещерского, то между ними начали пробегать кош¬
ки. Мещерский писал его величеству, критикуя Плеве, на это
Плеве как-то и мне жаловался.Когда Плеве убили, Мещерский сейчас же окатил его по¬
моями. Это в порядке вещей для Мещерского. Это — он. На¬
конец князь Святополк-Мирский сломал ему шею. Государь
перестал писать Мещерскому, но последний продолжал пи¬
сать государю, и ничего не будет удивительного, если опять121
начнет влиять на его величество. Впрочем, теперь ему придет¬
ся столкнуться с такою сволочью, гак Пуришкевич, Дубровин
и проч., которые, что касается интриг, подлости, лжи и угод¬
ничества, едва ли Мещерскому уступят.Еще до увольнения моего с поста министра финансов,
когда я еще не терял надежды остановить войну, я через кня¬
зя Шервашидзе, состоящего при императрице Марии Федо¬
ровне, счел необходимым предупредить императрицу, что, ес¬
ли резко не переменят курс политики, война с Японией неиз¬
бежна, и советовал ей вызвать графа Ламздорфа. Он был не¬
медленно вызван и подтверждал мои предсказания, но по
обыкновению мягко и уклончиво. Затем мне известно, что
императрица говорила с сыном и его величество вполне ее ус¬
покоил, заявив, что он войны не хочет. Тем не менее, когда
государь меня уволил, императрица Мария Федоровна поняла
причину моего увольнения и пригласила в тот же день меня
завтракать в своем семейном кругу и была особенно относи¬
тельно меня любезна. О делах не говорила, но только сказала,
что она чует, что Плеве доведет государя до беды, прибавив:
«Недаром мой покойный муж ни за что не хотел назначить
Плеве на самостоятельный пост».Возвращаясь из Парижа в Берлин, я виделся с членом па¬
латы господ Эрнестом фон Мендельсон-Бартольди, лицом,
близко знающим канцлера князя Бюлова и пользующимся
уважением германского императора. Он часто наедине или в
интимном кругу у императора завтракал и обедал. Мендель¬
сон мне тогда передавал, что император очень смущен, что
наш государь находится у него в империи и не показывает
никакого желания с ним видеться.Такие отношения происходили потому, что Вильгельм до¬
вольно строго и свысока относился к великому герцогу Дарм¬
штадтскому, брату нашей императрицы. Я просил передать
Бюлову, что очень ему советую устроить свидание императо¬
ров и что для сего пусть Вильгельм сделает первый шаг.Затем свидание состоялось в Потсдаме на обратном пути го¬
сударя из Дармштадта. Оно было кратковременное, в течение
одного дня. Император Вильгельм был наедине с государем,
лишь предложив ему сделать прогулку в шарабане в парке.После этого свидания император Вильгельм рассказывал,
что он был весьма удивлен, что в течение всего времени госу¬
дарь с ним ни слова не говорил о политике вообще, и в част¬
ности относительно дел на Дальнем Востоке. Может быть,
это произошло вследствие того, что государь чувствовал, что,
в сущности, император Вильгельм его вовлек в капкан Даль¬
него Востока, вырвав согласие на Киао-Чао, или, может
быть, вообще ему было неприятно выслушивать советы, мо¬
жет быть, благоразумные, а может быть, коварные, немецкого
императора.122
Государь не возвратился прямо в Петербург, а пробыл не¬
сколько недель в Царстве Польском (в Скерневицах). Граф
Ламздорф вернулся в Петербург, да он и не был нужен, так
как переговоры с Японией вел Алексеев. Граф Ламздорф не
терял еще надежды вывернуться и избегнуть войны, но при
разговорах со мною я всегда разбивал его иллюзии, которые,
впрочем, исходили не от разума, а от нервного желания, что¬
бы войны не было. Думать, что не будет войны, мог только
тот, кто не знал характера (или бесхарактерности, как хотите)
государя и всей обстановки, неизбежно влекшей к войне. Я
чуял, что во главе всего стоит Плеве, но он не демонстриро¬
вался. Когда он был убит и стали разбирать его кабинет, то
оказалось, что все документы, касавшиеся дел Дальнего Вос¬
тока, или в подлинниках, или в копиях очутились у него. Бу¬
маги его разбирал П. Н. Дурново.Все бумаги, касавшиеся Дальнего Востока, его величество
приказал передать адмиралу Абазе, управляющему делами ко¬
митета Дальнего Востока, сподручному и родственнику Бе¬
зобразова. О нем говорить много не стоит... * <...>9 ЯНВАРЯ6 января во время традиционной процессии крещения,
когда его величество со всем духовенством и блестящей сви¬
той вошел в беседку присутствовать на освящении воды мит¬
рополитом и когда после этого священного акта традиционно
с Петропавловской крепости, находящейся против беседки,
на другой стороне Невы, начали стрелять орудия, то оказа¬
лось, что одно из орудий было заряжено не холостым заря¬
дом, а боевым, хотя и весьма устарелым, тем не менее если
бы этот снаряд попал в беседку, то он мог бы произвести
большую катастрофу.Из расследования потом оказалось, что это был простой
промах, простая случайность, и государь император отнесся к
лицам, допустившим этот промах, эту случайность, крайне
милостиво, как вообще государь всегда относится к военным.
К этому сословию его величество особливо милостив, особ¬
ливо добр.Тем не менее случай этот во многих слоях общества трак¬
товался как покушение если не на царскую жизнь, то на цар¬
ское спокойствие.Не прошло после этого и трех дней, а именно 9 января,
произошло известное шествие рабочих под главенством свя¬
щенника Гапона.Я ранее имел случай говорить о тех полицейских организа¬
циях рабочих, которые ввел покойный Плеве и которые полу¬
чили наименование зубатовщины. Тогда же я рассказывал о123
приглашении в руководители рабочих священника Гапона, к
которому Плеве питал полное доверие.Это доверие к полицейским рабочим организациям после
ссылки во Владимир Зубатова и убиения Плеве сохранилось у
тогдашнего градоначальника генерала Фулона.Генерал Фулон заменил градоначальника генерала Клей-
гельса, который был сделан его величеством генерал-адъютан-
том и отправлен в Киев занять место генерал-губернатора по¬
сле ухода генерала Драгомирова.Назначение Клейгельса генерал-губернатором в Киеве
очень всех удивило, ибо хотя Клейгельс и был недурной гра¬
доначальник, по крайней мере не хуже других, которые были
ранее его, например генерала фон Валя, и, несомненно, луч¬
ше бывших после него, а в том числе и нынешнего градона¬
чальника Драчевского, но тем не менее он представлял собой
человека весьма ограниченного, малокультурного и гораздо
более знающего природу жеребцов, нежели природу людей.
Но как человек Клейгельс был недурной и довольно комич¬
ный, комичный своею важностью. В молодости, вероятно, он
был красивый гренадер, и, будучи градоначальником, хотя в
то время он был уже в пожилых летах, он всегда держал себя
с сознанием своей красоты, и именно красоты гренадерской,
связанной с внешним величием. Причем когда он начинал
говорить, то говорил с расстановкой, крайне возвышенными
словами, часто иностранного происхождения.Очень часто Клейгельс начинал разговор с сакраменталь¬
ной фразы: «Хотя я человек известных форм, но...» и т. д.—
далее идет какая-нибудь мысль.Таким образом, большинство петербуржцев знало, о ком
идет речь, если кто-нибудь произносил фразу: «Хотя я чело¬
век известных форм»,— значит, разговор идет о Клейгельсе.Кстати сказать, Клейгельс, сделавшись генерал-губернато-
ром в Киеве, во время своего довольно кратковременного ге¬
нерал-губернаторства ничего ни дурного, ни хорошего не сде¬
лал и местным населением если не был любим, то и не был
ненавидим. Но перед самым 17 октября, когда революция
разразилась вовсю, когда я вступил на пост председателя Со¬
вета министров и в Киеве появились громадные беспорядки,
Клейгельс как бы исчез со сцены и затем был уволен с долж¬
ности генерал-губернатора, и на место генерал-губернатора
был назначен нынешний военный министр Сухомлинов, быв¬
ший тогда командующий войсками в Киеве (кстати сказать,
он как перед 17 октября, так и после 17 октября не был в Ки¬
еве, а был за границей).На место Клейгельса петербургским градоначальником был
назначен генерал Фулон, который был начальником жандар¬
мов в Царстве Польском.Генерал Фулон, несомненно, по существу порядочный во124
всех отношениях человек, крайне воспитанный, милый, но,
конечно, совершенно чуждый и полицейскому духу, полицей¬
ским приемам, и полицейскому характеру. Он был бы гораздо
более на своем месте, если бы, например, он заведовал петер¬
бургскими институтами. Вследствие такого своего характера
фулон вполне доверился Гапону и той полицейской органи¬
зации, которую Гапон должен был устроить с полицейскими
целями и которая затем преобразилась в демонстрирующую
силу.Как я предсказывал при начале организации зубатовщины,
все эти организации, делаемые с целью держать рабочих в по¬
лицейских руках хотя бы при помощи несправедливого отно¬
шения к интересам капиталистов, должны привести в извест¬
ный момент к тому, что эти организации стряхнут с себя по¬
лицейское направление и воспримут в той или другой мере
социалистические принципы борьбы с капиталом, борьбы не
только мирным путем, но и силой и в этом смысле предста¬
вят значительную общественную опасность.Когда еще в 1903 г. началось смутное революционное бро¬
жение как на верхах, так и внизу, то, конечно, все рабочие
организации прежде всего восприняли революционный дух и
революционное настроение.Поп Гапон если бы и хотел, то не мог бы удержать этого
течения; но ему и не было никакого расчета удерживать, ибо,
как я уже говорил, в то время все или, во всяком случае,
большинство спятили с ума, требуя полного переустройства
Российской империи на крайне демократических началах на¬
родного представительства.Если в то время таких идей держались Меньшиков и князь
Мещерский, ныне ежедневно пишущие самые удивительные
реакционные статьи совершенно зоологического характера, то
что же удивительного, что не устоял и бедный поп Гапон.За несколько дней до 9 января было известно, что рабочие
приготовляют петицию государю императору, в которой они
предъявляют различные не то просьбы, не то требования, ка¬
сающиеся их бытия. Конечно, требования эти были крайне
односторонни, преувеличенны и не без известного оттенка
революционизма, хотя они и были написаны в довольно при¬
личной форме22.И вот Гапон должен был повести всех этих рабочих, мно¬
гие тысячи человек, на Дворцовую площадь бить челом госу¬
дарю императору, причем они представляли себе, что увидят
его величество, вручат ему эту просьбу и затем спокойно уда¬
лятся.Было бы это так или нет — я утверждать не берусь, но по¬
лагаю, что если бы я был во главе правительства, то я не по¬
советовал бы государю выйти к этой толпе и принять от них
прошение, но, с другой стороны, вероятно, я бы дал совет,125
чтобы его величество уполномочил или главу правительства,
или одного из генерал-адъютантов взять это прошение и
предложить рабочим разойтись, предупредив, что прошение
это будет рассмотрено и по нему последуют те или другие
распоряжения. Если же рабочие не разошлись бы, то, конеч¬
но, я употребил бы против них силу.Но дело разыгралось иначе.Все это движение было для градоначальника Фулона со¬
вершенною неожиданностью; он относился к Гапону и ко
всем его организациям крайне благодушно и уверял министра
внутренних дел, что ничего серьезного произойти не может.Сам Гапон, как оказывается, пытался видеться с минист¬
ром юстиции и с министром внутренних дел; виделся ли он с
ними или нет — я не знаю, но, во всяком случае, копия пе¬
тиции, которую они предполагали подать, была им передана.
Точно так же и я получил у себя на дому, будучи председате¬
лем Комитета министров, копию этой петиции.Так как шествие рабочих было назначено на 9 января, то
8-го у министра внутренних дел было заседание по вопросу о
том, как надлежит поступить.*	8 января я видел министра юстиции, который, расстава¬
ясь со мной, мне сказал:—	Сегодня вечером увидимся.Я спросил:—	Где?Он ответил:—	У Мирского, там будет совещание о том, как поступить
завтра с рабочими, которые под предводительством Талона
решили явиться на Дворцовую площадь и просить государя
принять от них петицию.Я на это ему сказал:—	Я никакого приглашения не получил.Он ответил:—	Наверное, получите. Я в особенности указывал Мирско¬
му на необходимость вас пригласить, так как вы так близко
знаете рабочий вопрос, всю жизнь имея с ним соприкоснове¬
ние.Никакого приглашения я не получил, и, как мне передава¬
ли впоследствии, потому, что Коковцов просил Мирского не
приглашать меня*. Вечером 8-го ко мне вдруг явилась депута¬
ция переговорить по поводу дела чрезвычайной важности. Я
ее принял. Между ними я не нашел ни одного знакомого. Из
них по портретам я узнал почетного академика Арсеньева,
писателя Анненского, Максима Горького, а других не узнал.
Они начали мне говорить, что я должен, чтобы избегнуть ве¬*	В Н Коковцов будто бы сказал, что меня не следует приглашать, так
как я, несомненно, буду поддерживать интересы рабочих.126
ликого несчастия, принять меры, чтобы государь явился к ра¬
бочим и принял их петицию, иначе произойдут кровопроли¬
тия. Я им ответил, что дела этого совсем не знаю и потому
вмешиваться в него не могу; кроме того, до меня как предсе¬
дателя Комитета министров совсем не относится. Они ушли
недовольные, говоря, что в такое время я привожу формаль¬
ные доводы и уклоняюсь.Как только они ушли, я по телефону передал Мирскому об
этом инциденте *.Утром 9 января, как только я встал, я увидел, что на улице
по Каменноостровскому проспекту шла большая толпа рабо¬
чих с хоругвями, образами и флагами; между ними много
урншин и детей, а кроме того, много из любопытных.Как только эта толпа или, вернее, процессия прошла, я
поднялся к себе на балкон, с которого виден Троицкий мост,
куца рабочие направлялись.Не успел я подняться на балкон, как услышал выстрел, и
мимо меня пролетело несколько пуль, а затем последовал си¬
стематический ряд выстрелов. Не прошло и десяти минут, как
значительная толпа народа хлынула обратно по Каменноост¬
ровскому проспекту, причем многие несли раненых и убитых,
взрослых и детей.Оказалось, что на основании совещания, которое происхо¬
дило 8 января вечером, было решено, чтобы рабочих-манифе-
стантов, или эти толпы рабочих, не допускать далее извест¬
ных пределов, находящихся близ Дворцовой площади. Таким
образом, демонстрация рабочих допускалась вплоть до самой
площади, но на нее вступать рабочим не дозволялось. Поэто¬
му когда они подходили к площади (это было около Троицко¬
го моста), то их встречали войска: военные требовали от ра¬
бочих, чтобы они далее не шли или возвращались обратно,
предупредив, что если они сейчас не возвратятся, то в них бу¬
дут стрелять. Так было поступлено везде. Рабочих предупре¬
дили, они не верили, что в них будут стрелять, и не удали¬
лись. Всюду последовали выстрелы, залпы, и таким образом
было убито и ранено, насколько я помню, больше 200 чело¬
век.Это событие, конечно, послужило орудием для лиц, вед¬
ших смуту и революцию, для еще большего возмущения на¬
рода. Всю эту историю, саму по себе неприятную и, по моему
мнению, весьма неискусно направленную, конечно, еще
взмылили так, что начали рассказывать уже по всей России о
том, что были убиты тысячи людей, и только из-за того, что
они хотели подать своему государю петицию относительно их
тяжелого положения. Но даже между благоразумными людьми
эта история произвела очень дурное впечатление.После этой катастрофы Гапон скрылся, бежал.Это была первая кровь, пролитая в довольно обильном ко¬127
личестве, которая как бы напутствовала к широкому течению
так называемую русскую революцию 1905 г.Эта гапоновская катастрофа произвела смуту не только в
обществе, но и в рядах правительства. Все начали критико¬
вать министра внутренних дел князя Святополк-Мирского,
обвиняя его в слабости. Я с своей стороны при всей дружбе и
уважении к князю Святополк-Мирскому, конечно, не мог не
признать, что в этом деле он показал себя слабым, доверив¬
шимся человеку еще более слабому, нежели он,— градона¬
чальнику генералу Фулону, который, между прочим, был на¬
значен градоначальником по рекомендации дворцового ко¬
менданта Гессе; первое время к нему весьма благосклонно от¬
носился и государь император.Как я уже говорил, 1 января ушел московский генерал-гу-
бернатор, поэтому, конечно, не мог оставаться на своем по¬
сту и обер-полицмейстер генерал Трепов, который, в сущно¬
сти, и представлял собою московского генерал-губернатора.Трепов сделал это довольно демонстративно, объяснив
свой уход тем, что он не может служить с князем Святополк-
Мирским, потому что совсем не разделяет его направления.Трепов решил ехать на Дальний Восток, на войну, и про¬
сил дать ему хотя бы бригаду. Но тем не менее, ранее чем по¬
ехать туда, он заехал в Петербург, а так как он, с одной сто¬
роны, был офицер конного полка и был в большой связи с
конным полком, а, с другой стороны, конный полк являлся
самым влиятельным в последнее десятилетие, ибо министр
двора барон Фредерикс, а вследствие этого и все высшие чи¬
ны министерства двора также были из конного полка, то, ко¬
нечно, генерал Трепов нашел пути к тому, чтобы объяснить,
что такого человека, как он, такого твердого, решительного и
верного, на которого можно положиться, отпускать в такое
смутное время не следует, что именно ему следует поручить
борьбу со смутой, революцией и крамолой и тогда он пока¬
жет, «где раки зимуют».Поэтому, вместо того чтобы ехать из Петербурга на Даль¬
ний Восток, по рекомендации и настоянию министра двора,
бывшего командира конного полка барона Фредерикса, и при
поддержке всех своих товарищей, офицеров конного полка,
Трепов получил назначение: 11 января, через три дня после
гапоновской катастрофы, было учреждено С.-Петербургское
генерал-губернаторство и на должность с.-петербургского ге¬
нерал-губернатора был назначен генерал-майор Трепов, кото¬
рый к тому же еще поселился в одном из отделений Зимнего
дворца.Конечно, при таком обороте дел князь Святополк-Мир-
ский не мог оставаться министром внутренних дел, и, таким
образом, через неделю после назначения Трепова, а именно
18 января, он был уволен с этого поста.128
Говорят, что когда князь Святополк-Мирский увольнялся,
то ему было предложено занять пост кавказского главнона¬
чальствующего; пост этот в то время был вакантен вследствие
увольнения князя Голицына, но затем к этому вопросу ни¬
когда более уже не возвращались. Князь Святополк-Мирский
считал, что этот пост ему обещан, он туда должен ехать, но
никто ему об этом более не упоминал. Князь Мире кий и до
настоящего времени состоит лишь генерал-адъютантом его
величества. Он ведет светскую жизнь и никакими политиче¬
скими делами не занимается; никогда, ни в какой мере, ни
при каких обстоятельствах не кривит душой; никогда ни о ка¬
ких делах не говорит, никогда ничего не рассказывает, но ес¬
ли просят его мнения, то князь Мире кий высказывается так,
как он высказывался, будучи министром внутренних дел, и
ранее, когда он еще не был министром.*	Перед моим выездом за границу в июне сего (1907) года я
как-то говорил с Мирским о печальном, если не ужасном поло¬
жении дел. Он мне сказал, что все приключившиеся несчастья
основаны на характере государя. Государь, которому ни в чем
нельзя верить, ибо то, что сегодня он одобряет, завтра от этого
отказывается, не может установить в империи спокойствие.
Когда Мирский уходил и представлялся, с ним были очень лас¬
ковы, хотя не сделали его членом Государственного совета, а
как только он уехал, на него посыпались всякие нарекания.
Оказалось, что он виновен во всяких беспорядках, что он есть
начало революции, что, как только он произнес, что хочет уп¬
равлять, доверяя России,— все пропало. Конечно, крайние чер¬
носотенные газеты объявили, что он поляк, изменник и друг
жидов. Одним словом, на него полились без удержу все зловон¬
ные отбросы всех российских помойных ям, наполняющих умы,
сердца и совесть так называемых истинно русских людей, нахо¬
дящихся под главенством мелкого мошенника Дубровина. Мир¬
ский около года был в деревне и за границей; когда в августе
1906 г. он вернулся в Петербург, то, как генерал-адъютант, же¬
лал представиться государю и императрице. Его не захотели
принять. Он подал в отставку. Тогда в этот инцидент вмешался
барон Фредерикс (министр двора) и Столыпин. Мирского при¬
няли. Как водится, были очень любезны, и как будто ничего
никогда не было *.С уходом князя Святополк-Мирского министром внутрен¬
них дел и, в сущности говоря, до известной степени даже
диктатором явился новый генерал-губернатор Трепов, ибо пе¬
тербургский генерал-губернатор с особыми полномочиями,
имеющий полное доверие самодержавного монарха и ни с
кем, кроме государя императора, не считающийся, сам по се¬
бе уже является если не по форме, то по существу диктато¬
ром.Поэтому, конечно, от Трепова зависело, кого он выберет129
на пост министра внутренних дел. Он рекомендовал Булыги¬
на, заменявшего в Москве великого князя Сергея Александ¬
ровича, а ранее бывшего помощником московского генерал-
губернатора.Булыгин представлял собою человека в высокой степени
порядочного, честного, благородного, очень неглупого, чело¬
века с довольно обширными государственными познаниями,
но по характеру и натуре человека благодушного, не любяще¬
го ни особенного трудного положения, ни борьбы, ни поли¬
тической суеты.Именно такой человек был самым подходящим для Трепо¬
ва. Будучи министром внутренних дел, он, в сущности гово¬
ря, вел лишь только вопросы спокойные, а все вопросы не¬
спокойные, которые и составляли в то время всю суть поло¬
жения дела, велись или самим Треповым, или под его влия¬
нием на самого Булыгина и в особенности на его величество.Вследствие этого, несмотря на то что Булыгин был, можно
сказать, назначен Треповым, он все-таки не мог с ним ужить¬
ся, и в течение почти всего этого времени Булыгин если и не
ссорился постоянно с Треповым, то, во всяком случае, и не
сходился с ним*. Так что Трепов вел свою линию особо, и
Булыгин тоже вел особо свою линию. Булыгин, как человек,
безусловно, честный, благородный, а также спокойный, ко¬
нечно, не мог следовать по пути Трепова, по тому пути, кото¬
рый отличался полными неожиданностями в решениях, нео¬
жиданностями, соответствующими некультурности и невеже¬
ству этого гвардейского офицера.*	Почему именно Трепов был назначен? Во-первых, пото¬
му, что раз пал престиж Мирского, то, естественно, в уме го¬
сударя явилась мысль назначить лицо противоположных воз¬
зрений, а эти воззрения у Трепова казались противоположны¬
ми потому, что Трепов резко государю критиковал Мирского.
Такая система действия соответствует натуре государя посто¬
янно качаться то в одном направлении, то в другом. Вся сис¬
тема государя — это, если можно так выразиться, есть кача¬
ние на политических качелях. Теперь государь качается на ка¬
челях, на одной стороне которых находится, кажется, поря¬
дочный, но недалекий Столыпин, а на другой — негодяй, тип
лейб-кабатчика — Дубровин. Во-вторых, потому, что Трепов
по наружности своей представлял бравого генерала с страш¬
ными глазами, но, главное, он был из конной гвардии, а так
как Фредерикс сам был в конной гвардии и командовал этим
полком, то для него высшей аттестацией человека было то,
что сей человек служил в конной гвардии, особливо в то вре¬
мя, когда Фредерикс был ее командиром. Когда Трепов стал*	До 17 октября, когда я вступил на пост председателя Совета Минист¬
ров, а Булыгин и Трепов должны были уйти.130
генерал-губернатором, то он возымел благую мысль уничто¬
жить ужасное впечатление, произведенное на рабочих 9 янва¬
ря. Но соответственно своим полицейским воззрениям для
сего выдумал такой способ.Поузнавши от фабрикантов имена таких рабочих, на кото¬
рых можно было вполне положиться, которых можно было даже
сделать сыщиками по самым важным политическим делам, он
неожиданно взял десяток таких человек, повез их в Царское Се¬
ло и представил государю как представителей петербургских ра¬
бочих. Рабочие эти засвидетельствовали государю свои верно¬
подданнические чувства, а его величество сказал им заранее
приготовленную речь о том, что он знает их нужды и сделает
для них все возможное; затем их накормили завтраком и отвез¬
ли обратно в Петербург. Конечно, на рабочих такая манифеста¬
ция не произвела никакого впечатления, а в некоторых фабри¬
ках так встретили представителей, ездивших в Царское Село,
что они должны были оттуда удалиться *23.Точно так же 21 января государю представлялась депута¬
ция от экспедиции заготовления государственных бумаг. Эта
депутация была более подлинная, и она произвела некоторое
впечатление на умеренных рабочих экспедиции.*	Таким образом, явилось два министра внутренних дел
или, вернее, был министр внутренних дел и диктатор. Права
Трепова, совершенно диктаторские, истекали из положения о
генерал-губернаторстве и товарище министра внутренних дел
по полиции, но главным образом от особых личных отноше¬
ний, которые были созданы. Трепов пользовался особым рас¬
положением сестры императрицы великой княгини Елизаветы
Федоровны, весьма почтенной и премного несчастной жен¬
щины. Расположение это естественно истекало из того, что
Трепов был ближайшим сотрудником-руководителем ее мужа
великого князя Сергея Александровича, так ужасно погибше¬
го, и именно вскоре после того, как Трепов оставил пост мо¬
сковского обер-полицмейстера. Это свое расположение она
внушила своей сестре, императрице.Благоволения императрицы уже одного было достаточно,
чтобы государь оказывал Трепову свое благоволение и дове¬
рие, а по натуре государя эти чувства его к Трепову должны
были высказаться преувеличенно уже потому, что Трепов на¬
ходился в медовых месяцах своих отношений к его величест¬
ву. Затем Трепов внушал доверие своею бравою наружностью,
страшными глазами, резкой прямотой своей солдатской речи.
Речь эта, несомненно, всегда была искренняя и ясная по
своей простоте, ибо для лица политически невежественного
все кажется просто и ясно. Государю также любы в политиче¬
ских вопросах ясность и прямолинейность, истины, чуждые
всяких «интеллигентных» выдумок.Трепов был ставленник министра двора Фредерикса, кото¬131
рый искренне верил, что только такой бравый конногвардеец,
как Трепов, и представляет собой того человека, который мо¬
жет водворить дисциплину не только в действиях, но и в по¬
мыслах всех русских обывателей. Сам Фредерикс по части по¬
нимания дел был совсем плох, ему трудно было усвоить не
только рассуждения, но и самые простые факты. Его сотруд¬
ники его подучивали, как школьника, перед всяким всепод¬
даннейшим докладом. Он, конечно, сам по себе не мог разо¬
браться в том, правильны или неправильны те или другие
действия и предположения Трепова, но у Фредерикса был ди¬
ректор канцелярии, генерал свиты его величества конногвар¬
деец Мосолов, женатый на сестре Трепова, человек смышле¬
ный, он всегда мог убедить и внушить Фредериксу все, что
Трепов желал. Помощник, ныне начальник походной канце¬
лярии государя князь Орлов, ближайший сотрудник императ¬
рицы, добровольный шофер автомобилей, возящих государя и
государыню, милый человек, но вместе с тем ничтожный дея¬
тель во всяких делах и, несмотря на это, интимный советник
или наушник в особых случаях, тоже конногвардеец. Все эти
люди были на побегушках у Трепова в царских покоях.Трепов, в сущности, держал вполне государя, чуть ли не
ежедневно писал ему доклады по всяким делам и давал сове¬
ты как по внутренним, так и внешним событиям. Одним сло¬
вом, будучи товарищем министра внутренних дел, он был в то
же время диктатором, и при этом диктаторе, в сущности, и
была подготовлена вся активная революция, вышедшая из бе¬
регов с сентября 1905 г. Трепов не только ее не предупредил,
но когда она начала выходить наружу, то после 17 октября
оставил поле брани, совсем растерявшись. Очевидно, что с
таким товарищем в деловом отношении Булыгин не мог ла¬
дить. Он и не ладил, но так как государь его не отпускал, то
спокойно сидел, узнавая о различных новостях по внутренней
политике из газет и занимаясь некоторыми особыми делами,
главным образом текущими хозяйственно-административны¬
ми, и составлением проекта о Думе от 6 августа.Конечно, нужно обладать всею апатичностью* которою об¬
ладал Булыгин, чтобы переносить такое положение. Он его
мужественно переносил, и, когда к нему обращались с вопро¬
сом, как то или другое произошло, он хладнокровно отвечал:
«Не знаю, мне об этом еще не говорили», или: «Я сам это
только прочел сегодня в газетах».Князь Урусов, бывший товарищ министра внутренних дел
в моем кабинете, а затем член первой Государственной думы,
определил Трепова в одной из своих речей, сделавшей много
шуму и которую для князя Урусова было бы достойнее не
произносить, такою фразою: «Вахмистр по воспитанию и по¬
громщик по убеждению». Вообще трудно определить полити¬
ческого деятеля, да и вообще человека одной фразой.132
Человек — существо крайне сложное, не только фразой,
но целыми страницами определить его трудно. Нет такого не¬
годяя, который когда-либо не помыслил и даже не сделал че¬
го-либо хорошего. Нет также такого честнейшего и благород¬
нейшего человека (конечно, не святого), который когда-либо
дурно не помыслил и даже при известном течении обстоя¬
тельств не сделал гадости. Нет также и дурака, который ког¬
да-либо не сказал и даже не сделал чего-либо умного, и нет
такого умного, который когда-либо не сказал и не сделал че¬
го-либо глупого.Чтобы определить человека, надо написать роман его жиз¬
ни, а потому всякое определение человека — это только
штрихи, в отдаленной степени определяющие его фигуру. Для
лиц, знающих человека, эти штрихи бывают достаточными,
ибо остальное восстановляется собственным воображением и
знанием, а для лиц не знающих штрихи дают очень отдален¬
ное, а иногда и совершенно неправильное представление.
Трепов был «вахмистр по воспитанию». Это верно, и в этом
заключалась его беда и беда России. Когда он учился в Паже¬
ском корпусе, вероятно, в своей жизни не прочел толково ни
одной серьезной книги, все его образование и воспитание
прошли в конногвардейских казармах и офицерском собра¬
нии, и преимущественно в первых, так как он был серьезный
фронтовик и добросовестный офицер, что, конечно, не при¬
несло ему ущерба.С политическою жизнью он столкнулся в первый раз, бу¬
дучи назначен московским обер-полицмейстером, и отнесся к
ней как обер-полицмейстер. Ему, как всякому невежде, все
сначала казалось очень просто: бунтуют — бей их; рассужда¬
ют, вольнодумствуют — значит, надо приструнить. Рабочие
пошли в революцию — значит, стоит только сделаться поли¬
цейским революционером, и рабочие пойдут за ним. Никакой
сложности явлений нет, все это выдумки интеллигентов, жи¬
дов и франкмасонов. Иди по пути своего собственного разума
и дойдешь до... помойной ямы.«Погромщик по убеждению» — это уже не совсем точно.
Трепов не был погромщик по любви к сему искусству, но он
не исключал сего средства из своего политического репертуа¬
ра и по убеждению прибегал к нему или, вернее, был не
прочь к нему прибегать, когда считал сие необходимым для
защиты основ государственности, так как основы эти ему
представлялись как «вахмистру по воспитанию». С легким
сердцем он относился только к погромам жидов, а разве он
один так относился к сей кровавой политической забаве? А
Плеве разве был против того, чтобы в Кишиневе, Гомеле и
вообще хорошо проучили жидов? А графы Игнатьевы разве
не питали те же чувства? А разве вся черносотенная организа¬
ция, так называемый Союз русских людей, не проповедует133
открыто избиение жидов, а ведь государь призывал нас всех
стать под знамена этой партии бешеных юродивых!!.Когда мне самому приходилось государю указывать на не¬
допустимость подобных действий, государь или молчал, или
говорил: «Но ведь они, т. е. жиды, сами виноваты». Это тече¬
ние шло не снизу вверх, а наоборот, но только, конечно, по
мере нисхождения принимало другие формы и другой объем.Урусов, а затем Лопухин разоблачили травлю евреев по¬
средством прокламаций из департамента полиции. Их расска¬
зы немного преувеличенны, но, в сущности, верны. Органи¬
зация эта была сделана, во всяком случае, с ведома Трепова,
и когда я, будучи председателем Совета министров, узнавши о
ней, ее уничтожил, доложив обо всем государю, то не могу
сказать, чтобы его величество этим открытием сколько бы то
ни было удивился и возмутился. Все-таки несомненно то, что
Трепов был честный и порядочный человек. Меня нельзя за¬
подозрить в пристрастии к нему, потому что я с ним не имел
ничего общего, он был мой враг и был едва ли не главным
элементом в числе других, поставивших меня почти в безвы¬
ходное положение после 17 октября.Трепов, став диктатором, сделался политическим вахмист-
ром-Гамлетом. С одной стороны, по воспитанию, он призна¬
вал только «руки по швам», а с другой — сталкиваясь с бур¬
ными волнами разгулявшегося русского океана, он чувство¬
вал, что этим не возьмешь, а потому, не имея никакого поли¬
тического созерцания, образования, воспитания, он временно
выражал самые противоположные воззрения и кидался в са¬
мые противоположные крайности. С одной стороны, напри¬
мер, в Комитете министров он настаивал на самых решитель¬
ных мерах не только против студентов, но и против всего
учебного персонала и одновременно проводил мнение, что
нужно закрывать все высшие учебные заведения, предоставив
содержание их частной инициативе и частным лицам.Он стоял за неограниченное самодержавие, но, когда обсуж¬
дал проект булыгинской Думы, выражал, а иногда и настаивал
на положениях совершенно левых. Издав в октябрьские дни
приказ по войскам «патронов не жалеть», через несколько дней
он высказывался за широкую амнистию. Считая, что нужно вы¬
гнать всех профессоров и студентов, он затем дал инициативу и
настоял на предоставлении всем высшим учебным заведениям
широкой и неопределенной автономии.Эти меры открыли двери революции и повели к 17 октяб¬
ря. После 17 октября, совсем растерявшись, он оставил пост
товарища министра внутренних дел, сделавшись — опять по
совету барона Фредерикса — дворцовым комендантом и, в
сущности, самым интимным и сильным советчиком государя,
так что я должен был нести всю ответственность, а он — уп¬
равлять при помощи П. Н. Дурново.134
Когда я не счел возможным играть роль соломенного чучела
на огороде и ушел, то не без его совета был составлен и новый
кабинет оловянного чиновника, отличающегося от тысячи по¬
добных своими большими баками, Горемыкина. Но уже через
неделю Горемыкин начал жаловаться на то, что Трепов ему все
портит. Также не без влияния Трепова Горемыкин был уволен.
Вместо него был назначен Столыпин, который ясно сознал, что
с Треповым управлять нельзя. Столыпину повезло. Трепова
«1ше de miel» начала проходить, а тут Трепов по обыкновению
от пароля «хорошенько их» кинулся в другую сторону: ему при¬
шло на мысль применить теорию «зубатовщины» к кадетам, и
так, как он в Москве вздумал привлечь на свою сторону рабо¬
чих, влезши в их среду, так же он задумал сделать и с кадетами.
Он дал в этом смысле неосторожное интервью иностранному
корреспонденту, неосторожное уже в том смысле, что из него
было ясно, кто, в сущности, управляет Россией, а затем пред¬
ставил список кадетского министерства государю. Если бы ка¬
деты вели себя сколько бы то ни было благоразумно начиная
хотя бы со времени первой Думы, то дело бы их выгорело. Они
вступили бы во власть, но они наделали столько глупостей, что
Столыпину было нетрудно свалить этот план и вместе с тем и
Трепова.Государь решил отделаться от Трепова и по обыкновению
прибег к хитросплетениям. В эти хитросплетения несколько
запутался сам государь, как иногда бывает с пауком, вяжу¬
щим паутину для мухи. Муха-Трепов все равно был бы унич¬
тожен, но государю повезло, Трепов в это время умер естест¬
венной смертью. Он был политический и общественный не¬
вежда, но несомненно, что все, что он делал, было им сдела¬
но de bonne foi и он был верноподданнейший и преданней¬
ший слуга не только императора Николая II, но и Николая
Александровича. Наверно, кто-нибудь из семейства Трепова
оставит подробное описание, в каком трагическом положении
находился этот честный и преданный Николаю Александро¬
вичу человек в последние недели до своей смерти *. <...>ПОРТСМУТСКИЙ МИРВ конце июня президент Американской республики Руз¬
вельт предложил свои услуги для того, чтобы привести Рос¬
сию и Японию к примирению24.При каких условиях произошли переговоры с Японией, за¬
кончившиеся Портсмутским трактатом,— все это обрисовано
в систематических документах, находящихся в полном поряд¬
ке в моем архиве. Из систематического тома этих документов
видно, как возникла мысль о мирных переговорах, какие бы¬
ли получены главноуполномоченными инструкции по веде¬135
нию этих мирных переговоров, каким образом переговоры
эти велись, благодаря чему они привели к мирному разреше¬
нию вопроса, а поэтому в настоящих моих отрывочных сте¬
нографических заметках я эту часть дела излагать не буду. Я
коснусь только некоторых более или менее внешних событий
и инцидентов того времени, которые не содержатся в сказан¬
ном томе документов.Когда явился вопрос о назначении главного уполномочен¬
ного для ведения мирных переговоров, то граф Ламздорф
словесно указывал его величеству на меня как на единствен¬
ного человека, который, по его мнению, мог бы иметь шансы
привести это дело к благополучному концу.Его величеству не угодно было ответить графу Ламздорфу
в утвердительном смысле, хотя его величество и не сказал
«нет».Нужно сказать, что в это время, после моего ухода с поста
министра финансов, я был в своего рода опале, в какой я
очутился после того, когда я покинул пост председателя Со¬
вета министров, во всяком случае я не находился в милости.С другой стороны, все то, что я предсказывал относитель¬
но той политики, которая была ведена Безобразовым и ком¬
панией при содействии министра внутренних дел Плеве, а
равно и о последствиях войны, которые, по моему убежде¬
нию, должны были произойти от этой политики,— все почти
буквально сбылось, и сбылось даже значительно в большей
степени, в значительно большем размере, нежели я предска¬
зывал.При таком положении дела естественно, что у его величе¬
ства являлись в отношении меня особые чувства.Достаточно знать характер, крайне мягкий, деликатный,
государя императора, чтобы понять, что после всего проис¬
шедшего его величеству было не особенно удобно приблизить
меня опять к себе, назначив главным уполномоченным по та¬
кому великому государственному делу, как ведение перегово¬
ров с Японией.Не говоря уже о моих личных предупреждениях государя о
последствиях войны, которые я делал официально во всех ко¬
миссиях, ранее войны, в отчаянную минуту, когда я видел,
что дело ведется к тому, что война непременно произойдет, я
счел необходимым, как я это уже рассказывал, высказать мои
сомнения и опасения в форме полнейшего убеждения моему
большому приятелю князю Шервашидзе, прося его доложить
о моем убеждении императрице-матери, при которой князь
Шервашидзе состоит.Князь Шервашидзе исполнил эту мою просьбу, и мне сде¬
лалось известно, что императрица говорила об этом с импера¬
тором, но его величество высказал, что он не видит никакой
опасности и что войны не будет.136
Я привожу этот эпизод как такой факт, который, несом¬
ненно, свидетельствует, что его величеству были отлично из¬
вестны мои убеждения и мои старания предотвратить от Рос¬
сии и ее монарха великие бедствия и что мои старания не
увенчались успехом потому, что его величеству не угодно бы¬
ло в этом вопросе оказать мне доверие, которое государь мне
милостиво оказывал в других случаях.*	Как-то раз мне граф Ламздорф сказал, что решили с на¬
шей стороны первым уполномоченным назначить посла в
Париже Нелидова и что теперь идет речь, где съехаться упол¬
номоченным. Рузвельт желает, чтобы переговоры велись в
Америке, но что было бы удобнее съехаться в Европе. Я ему
сказал, что было бы всего удобнее съехаться где-либо недале¬
ко от театра военных действий, но если делать выбор между
Америкой и Европой, то, пожалуй, будет удобнее в Америке,
чтобы по возможности устраниться от интриг европейских
держав.Затем был экстренно вызван наш посол в Риме Муравьев.
Граф Ламздорф мне сказал, что Нелидов отказался от поруче¬
ния, ссылаясь на свои лета и здоровье, что Извольский, наш
посланник в Дании, также отказался, заявив, что единствен¬
но, кому можно было бы дать такое трудное поручение,— это
Витте ввиду его авторитетности как в Европе, так и на Даль¬
нем Востоке и что государь решил поручить эту миссию Му¬
равьеву. Муравьев по приезде провел у меня целый вечер, го¬
ворил, что являлся государю, который поручил ему ехать в
качестве уполномоченного в Америку вести мирные перегово¬
ры с японскими делегатами, что, по его мнению, при настоя¬
щем положении вещей необходимо заключить мир, о чем он
откровенно доложил государю, что он понимает, что на него
возлагается самая неблагодарнейшая задача, ибо все равно —
заключит ли он мир или нет — при настоящем положении
России его будут терзать одни, уверяя, что если бы мир не
был заключен, то мы победили бы для оправдания позора
войны, а другие, в случае незаключения мира,— что все по¬
следующие неизбежные несчастья произошли оттого, что он
не заключил мира, но что тем не менее он решился на это
пожертвование своей личностью и согласился оказать эту ус¬
лугу государю. Затем он спрашивал, кого я ему советую взять
с собой; я указал на нашего посланника в Пекине Покотило-
ва и директора департамента казначейства Шипова (который
затем был министром финансов в моем кабинете после 17 ок¬
тября) как на лиц, бывших все время моими сотрудниками по
делам Дальнего Востока.Тогда же Муравьев мне говорил, что как он счастлив, что
своевременно ушел из чепухи, которая творится в Петербурге,
и высказывал, что, живя теперь за границею и видя действие
парламентарного устройства даже в такой стране, как Италия,137
где масса социалистов и крайних, он пришел к тому убежде¬
нию, что после всего происшедшего Россию может спасти
только конституция.Он пробыл у меня целый вечер, и не было нисколько за¬
метно, что он нездоров, напротив того, он говорил, что чув¬
ствует себя отменно.Прошло несколько дней, в течение которых я не видал
Муравьева.После одного из заседаний Комитета министров явился
граф Ламздорф в ленте, что давало всем основание думать,
что он приехал от государя, и сказал мне, что желает со мною
переговорить. Мы удалились в кабинет председателя Комите¬
та министров, и тут граф Ламздорф мне заявил, что он при¬
ехал от государя, дабы из частной беседы узнать, не согла¬
шусь ли я взять на себя переговоры о мире с Японией и для
сего ехать в Америку; что государь ранее, нежели мне делать
это предложение, поручил ему ввиду наших личных хороших
отношений узнать это от меня, так как государю, конечно,
будет неловко получить от меня отказ. Я его спросил: «А что
же Муравьев?»Ламздорф мне ответил, что Муравьев вчера был у государя,
заявив, что он совсем болен и не может принять возлагаемую
на него миссию, что даже прослезился у государя и что его
величество ему, Ламздорфу, сказал, что ему действительно
показалось, что Муравьев болен. На вопрос мой: «Как же вы
объясняете себе этот инцидент?» — Ламздорф мне ответил,
что Муравьев, совсем не зная этого дела и вообще не имея
никаких дипломатических сведений, как умный человек, все-
таки понял всю опасность, которой он себя подвергает, а во-
вторых, он очень интересовался вопросом, сколько будет на¬
значено на поездку первого уполномоченного, рассчитывая
на 100 тыс. руб., и был очень смущен, когда я ему сказал, что
государь по моему докладу уже назначил первому уполномо¬
ченному 15 тыс. руб. Затем я спросил графа Ламздорфа, не
может ли он поехать сам или предложить назначить своего
товарища князя Оболенского. Граф мне ответил, что он оста¬
вить свой пост не может, а его товарищ (и самый интимный
друг) князь Оболенский на эту роль не годится. Потом он на¬
чал взывать к моему патриотизму, дабы я не отказался. Я от¬
ветил, что, не считая по моему положению возможным укло¬
ниться от этой миссии, я ее приму, но если государь лично
меня попросит или прикажет *.Вечером я уже получил приглашение его величества на
другой день приехать к нему. На другой день утром, это было
29 июня, последовало мое назначение главным уполномочен¬
ным по ведению мирных переговоров с Японией, и на другой
день утром я был у государя, и государь меня благодарил, что
я не отказался от этого назначения, и сказал мне, что он же¬138
лает искренно, чтобы переговоры пришли к мирному реше¬
нию, но только он не может допустить ни хотя бы одной ко¬
пейки контрибуции, ни уступки одной пяди земли. Что же
касается того военного положения, в котором мы ныне нахо¬
димся, то я должен поехать к главнокомандующему войсками
Петербургского округа и председателю обороны великому
князю Николаю Николаевичу, который мне и разъяснит по¬
ложение нашей армии на Дальнем Востоке.Таким образом, мой разговор с его величеством был очень
краток. Это было в Царском Селе. Из Царского Села я воз¬
вратился в Петербург и поехал прямо к министру иностран¬
ных дел и передал ему те указания, которые дал мне государь
император.Министр иностранных дел поинтересовался узнать, желаю
ли я, чтобы со мною поехали все те лица, которые были на¬
значены для Муравьева, или же я желаю сделать перемены,
на что я ответил, что я считаю неудобным кого-нибудь ме¬
нять, потому что это было бы обидно для тех, которые назна¬
чены, между тем я не имею в виду никого обижать. Он мне
сказал, что со стороны военного министерства и действую¬
щей армии состоять при главном уполномоченном назначе¬
ны: генерал Ермолов, наш военный агент в Англии, а из дей¬
ствующей армии — полковник Самойлов, наш военный агент
в Японии, и капитан Русин.Точно так же граф Ламздорф спросил меня, желаю ли я
сохранить ту инструкцию, которая была дана Муравьеву, или
же я желал бы другую инструкцию, на что я сказал, что мне
это безразлично, при этом у нас было обусловлено, что эта
инструкция для меня не будет обязательна, а только я ею буду
пользоваться постольку, поскольку я сочту нужным.Когда я от графа Ламздорфа уходил, то он меня спросил:—	Скажите, пожалуйста, Сергей Юльевич, какие у вас от¬
ношения с В. Н. Коковцовым, ведь он был вашим товарищем
по министерству финансов, в сущности говоря, человек, вами
созданный, между тем он как будто не вполне к вам относит¬
ся дружески.Я его спросил, в чем дело. Он на это мне ответил:—	Когда я был в Комитете министров и выходил из каби¬
нета, после того как вы сказали, что вы согласны принять
место уполномоченного, и я считал вопрос решенным, то он
спросил меня, для чего я приезжал к председателю Комитета
министров. Я ему сказал и думал, что он обрадуется, а он мне
на это ответил: «Очень жаль, что председатель Комитета ми¬
нистров назначается на это место, ибо это означает, что мир
будет заключен, потому что Сергей Юльевич пойдет на вся¬
кие условия».Это тем не менее не мешало В. Н. Коковцову и перед мо¬
им выездом в Америку, и во время моего пребывания в Аме¬139
рике все время телеграфировать мне свои мнения, клонящие¬
ся к мирному ведению и к мирному окончанию переговоров.При честности и благородстве графа Ламздорфа ему пока¬
зался очень странным разговор его с Коковцовым по поводу
моего назначения главноуполномоченным по ведению мир¬
ных переговоров с Японией.На другой день после того, как я имел счастье быть у госу¬
даря, я был у великого князя Николая Николаевича. Великий
князь мне сказал, что он со своей стороны отказывается вы¬
сказать какое бы то ни было мнение относительно того, сле¬
дует ли окончить войну миром и какие условия могут быть
приняты; что он со своей стороны ограничится только пере¬
дачей мне того положения, в котором находится наша дейст¬
вующая армия в настоящее время, и затем уж он предостав¬
ляет мне вывести из этого те или иные заключения, причем
он мне указал, в каком положении находится действующая
армия, на что можно надеяться и на что можно рассчитывать,
передав, что эти заключения не есть его личные мнения, а
что они истекают из тех заключений, к которым пришло со¬
вещание из военных, бывшее под его председательством.*	Великий князь мне довольно обстоятельно объяснил по¬
ложение дела со свойственной ему определенностью речи, ко¬
торая сводилась к следующему: 1) наша армия не может более
потерпеть такого крушения, какое она потерпела в Ляояне и
Мукдене; 2) при благоприятных обстоятельствах с возможным
усилением нашей армии имеется полная вероятность, что мы
оттесним японцев до Квантунского полуострова и в пределы
Кореи, т. е. за Ялу, что для этого, вероятно, потребуется око¬
ло года времени, миллиарда рублей расхода и тысяч 200—250
раненых и убитых и 3) что дальнейших успехов без флота мы
иметь не можем; 4) что в это время Япония займет Сахалин и
значительную часть* Приморской области. Великий князь вы¬
ражал мнение, что, во всяком случае, невозможно соглашать¬
ся на отдачу Японии хотя пяди исконно русской земли. Уп¬
равляющий морским министерством Бирилев мне сказал, что
вопрос с флотом покончен. Япония является хозяином вод
Дальнего Востока. Что же касается мирных условий, то не¬
возможно соглашаться на какие бы то ни было унизительные
условия; что касается уступок территориальных, то, по его
мнению, возможно уступить часть того, что мы сами в благо¬
приятные времена награбили *.Я тогда же записал резюме разговора со мною Николая
Николаевича, и эта запись находится в моем архиве. Кроме
того, впоследствии я сообщил об этих заключениях как ми¬
нистру иностранных дел, так и военному министру. Это было
через несколько лет после войны вследствие полемики, кото¬*	Вариант некоторые части140
рую возбудил генерал Куропаткин. Я хотел, чтобы в обоих
министерствах был след тех указаний, которые были мне да¬
ны со стороны главнокомандующего и председателя Комитета
обороны, когда я уезжал в Америку вести мирные переговоры.Я знаю, что когда я эти указания сообщил министру ино¬
странных дел Сазонову и военному министру Сухомлинову,
то первый из них приказал мое письмо приложить к соответ¬
ствующим бумагам его императорского высочества, а воен¬
ный министр Сухомлинов письмо это докладывал государю, и
государь подтвердил, что то, что я сообщил, верно, что дейст¬
вительно эти указания мне были даны со стороны великого
князя Николая Николаевича.После того как великий князь мне передал официально
эти документы, я на другой день явился к его величеству от¬
кланяться и хотел ему всеподданнейше доложить то, что мне
передал великий князь, но государь, как только я начал до¬
кладывать, мне сказал, что это ему известно, так как Николай
Николаевич ему доложил об этих заключениях.Когда маркиз Ито узнал, что я еду главноуполномочен-
ным, то он очень жалел, что он не может ехать, и это сожале¬
ние выразил в телеграмме, но уже в то время Комура со своей
свитой уехал в Америку.*	Итак, после свидания с государем, о котором сказано
выше, и получения его кратких указаний я выехал 6 июля
1905 г. в Америку заключать мирный договор. Были ли у госу¬
даря по этому предмету совещания и с кем именно, мне неиз¬
вестно. Я знаю, что главнокомандующий постоянно сносился
с его величеством, но каковы были мнения по этому предме¬
ту главнокомандующего Линевича, мне также было неизвест¬
но. Я лично до самого заключения договора не получил от
Линевича ни слова. Куропаткин, который, оставив пост глав¬
нокомандующего, остался под начальством Линевича в каче¬
стве командующего одной из армий, еще ранее, нежели госу¬
дарь меня назначил главноуполномоченным для ведения пе¬
реговоров, написал мне краткое письмо (находится в моем
архиве), в котором он говорит, что теперь армия значительно
усилилась и что они победят, «если не будут опять
сделаны ошибки». Но ведь Куропаткин все время гово¬
рил, что победит, не отступит от Мукдена, не сдаст Порт-Ар-
тура, а мы, несмотря на его уверения, все время теряли сра¬
жения за сражениями, и как теряли — с каким позором!..Я лично уверен, что Линевич и Куропаткин молили Бога о
том, чтобы мне удалось заключить мир, так как им оставался
только один выход — это после заключения мира кричать:
«Да, нас били, но если бы мир не был заключен, то все-таки
мы победили бы».Что касается положения наших финансов, то мне как чле¬
ну финансового комитета, бывшему так долго министром фи¬141
нансов, было и без министра финансов хорошо известно, что
уже мы ведем войну на текущий долг, что министр финансов
сколько бы то ни было серьезного займа в России сделать не
может, так как он уже исчерпал все средства, а за границею
никто более России денег не даст.Таким образом, дальнейшее ведение войны было возмож¬
но, только прибегнув к печатанию бумажных денег (а ми¬
нистр финансов в течение войны и без того увеличил количе¬
ство их в обращении вдвое — с 600 млн. до 1200 млн. руб.),
т. е. ценою полного финансового, а затем и экономического
краха. Такое положение произошло, с одной стороны, по не¬
опытности министра финансов Коковцова, а с другой —
вследствие оптимистического настроения относительно ре¬
зультатов войны.Коковцов — это тип петербургского чиновника, проведше¬
го всю жизнь в бумажной петербургской работе, в чиновничь¬
их интригах и угодничестве. Сперва он служил в тюремном
управлении, а потом в государственной канцелярии и дошел
до поста статс-секретаря департамента экономии. Министр
финансов имел всегда больше всего дело с этим департамен¬
том. Когда открылся пост одного из товарищей министра фи¬
нансов, то председатель департамента Сольский и другие чле¬
ны просили меня взять на это место Коковцова, так как им
будет удобнее всего иметь дело с ним. Я его взял, и он слу¬
жил у меня лет шесть, покуда не был не без моего сильного
содействия назначен государственным секретарем. Когда он
был у меня товарищем, то касался только дел бюджетных и
налоговых и не имел никакого отношения к делам банковым
и вообще кредитным, каковыми делами занимался мой дру¬
гой товарищ, Романов. Когда я покинул пост министра фи¬
нансов, то на мое место был назначен почтеннейший человек
Плеске, управляющий Государственным банком, но он через
несколько месяцев умер, и тогда при содействии Сольского и
главным образом моем был назначен Коковцов. Содействовал
же я этому назначению, опасаясь, что последует гораздо худ¬
шее.Коковцов — человек рабочий, по природе умный, но с
крайне узким умом, совершенно чиновник, не имеющий ни¬
каких способностей схватывать финансовые настроения, т. е.
способности государственного банкира. Что касается его мо¬
ральных качеств, то он, я думаю, человек честный, но по на¬
туре карьерист, и он не остановится ни перед какими интри¬
гами, ложью и клеветой, чтобы достигнуть личных карьери-
стических целей. Когда началась война, то он не спешил с
займами, рассчитывая, что будет удобнее их делать впоследст¬
вии, когда проявится сила нашего оружия. Между тем резуль¬
таты войны оказывались все плачевнее и плачевнее. Вместо
того чтобы с первого начала сделать большие займы, он все142
торговался с банкирами, делая их постепенно, а потому кре¬
дит наш все понижался и понижался и условия для займов
делались постепенно все более и более неблагоприятными.
Такую политику поддерживал в нем и финансовый комитет.
Из журнала заседания финансового комитета, в котором уча¬
ствовали морской, военный и министр иностранных дел, вид¬
но, что я один, слабо поддерживаемый графом Ламздорфом,
выражал крайне пессимистические воззрения по поводу по¬
следствий войны.Вследствие такой политики, когда был заключен мир и на¬
чалась революция, то, чтобы избегнуть финансового краха,
мне явилась необходимость совершить в это страшное время
громадный заем в 800 млн. руб., и это обстоятельство значи¬
тельно обусловливало мою политику и образ действия. Ко¬
ковцов же ушел после 17 октября, свалив этот громадный де¬
фицит на мою шею.Изложенные обстоятельства крайне неблагоприятно по¬
действовали на наш государственный кредит. Вторая главная
ошибка Коковцова из многих других, совершенных по его не¬
опытности и самомнению, заключалась в том, что он значи¬
тельно и без всякого оправдания увеличил количество кредит¬
ных билетов в обращении. Страны, имеющие правильное де¬
нежное обращение, основанное на свободном обмене на ме¬
талл, прибегали к значительному увеличению кредитных би¬
летов в обращении только в случае больших войн, когда не
было возможности покрывать расходы путем кредитных опе¬
раций. Значительное и быстрое увеличение кредитных биле¬
тов может иметь оправдание в случае внезапного экономиче¬
ского резкого кризиса, когда Центральный банк вынуждается
оказать большую и внезапную помощь.Ни одного из этих обстоятельств не существовало. Все
расходы войны были покрыты займами, причем главный заем
сделан мною в то время, когда я был в течение шести месяцев
председателем Совета министров и Коковцов не был минист¬
ром финансов25.Кризис, потребовавший помощь Государственного банка,
произошел от революционной паники, направленной на сбере¬
гательные кассы. Вследствие сего банк должен был оказать по¬
мощь этим кассам. Это произошло опять-таки, когда я был
председателем Совета и Коковцов не был министром финансов.
Затем паника эта прошла, и сберегательные кассы вернули
деньги банку. Кредит же, оказываемый Государственным бан¬
ком торговле за время войны, не увеличился. Таким образом,
ни война, ни потребности торговли не вызвали увеличения
ссудных средств банка, а между тем Коковцов ухитрился увели¬
чить количество кредитных билетов в обращении, как я уже
упомянул выше, с 600 млн. до 1200 млн. руб. и, кроме того,
увеличил в обращении на 150 млн. руб. билетов государственно¬143
го казначейства, имеющих свойства кредитных билетов. Про¬
изошло это потому, что Коковцов в моменты, когда нужны бы¬
ли деньги, выпускал кредитные билеты, но затем не гасил их,
когда для сказанных нужд делались займы. Поэтому устойчи¬
вость денежного обращения в России, т. е. гарантия размена на
металл, крайне уменьшилась, и я при неблагоприятных обстоя¬
тельствах и анархии не исключаю возможности в ближайшее
время прекращения размена и финансового краха.По этому предмету, когда в прошлом году я вернулся из-за
границы, я в частном совещании у Коковцова разъяснил этот
вопрос. Затем мы обменялись записками. Весь материал по
поводу сего инцидента находится в моем архиве. Со временем
материал этот может быть весьма полезным для финансистов
практиков и теоретиков.Все лица, которые должны были сопровождать первого
уполномоченного или участвовать в переговорах, были назна¬
чены, когда предполагали назначить первым уполномочен¬
ным Муравьева, в том числе вторым уполномоченным был
назначен наш посол в Америке барон Розен. Лица эти были
следующие, член совета министра иностранных дел профес¬
сор Мартенс, очень хороший человек, с громадным багажом
знаний, заслуженный профессор международного права
С.-Петербургского университета, почетный член многих за¬
граничных университетов, пользующийся, может быть слу¬
чайно, большой известностью за границей, крайне ограни¬
ченный человек, если не сказать более, но с болезненным са¬
молюбием. Чиновник министерства иностранных дел План-
сон, тип угодливого чиновника, ныне наш генеральный кон¬
сул в Корее. Он был при наместнике Дальнего Востока Алек¬
сееве в Квантуне и был угодливым исполнителем его — Алек¬
сеева — политики, приведшей нас к войне. Наш посол в Ки¬
тае, весьма умный, талантливый и отличный человек, Поко-
тилов, прекрасно знающий Дальний Восток, был всегда про¬
тив войны и убежденный сторонник заключения мира, так
как понимал, что продолжение войны кончится еще больши¬
ми бедствиями. Покотилов приехал из Китая, когда уже нача¬
лись переговоры, и почти не принимал никакого участия в
этом деле, но имел нравственное влияние на Розена как без¬
условный сторонник мира. Затем двое молодых талантливых
секретарей, чиновники министерства иностранных дел Набо¬
ков и Коростовец. От министерства финансов был назначен
директор департамента казначейства, будущий министр фи¬
нансов в моем кабинете после 17 октября Шипов, умный, та¬
лантливый и недурной человек, и при нем два чиновника. От
военного ведомства — генерал Ермолов, бывший и в настоя¬
щее время состоящий военным агентом в Лондоне, а в то
время заведовавший всеми заграничными военными агента¬
ми, человек умный, хороший, культурный, приличный, но144
немного слабый характером. Он выражал мнение, что мир
желателен, мало верил в то, что мы можем иметь успех на те¬
атре военных действий, весьма заботился, что ему делает ве¬
ликую честь, чтобы при переговорах и в особенности в мир¬
ном договоре не было задето достоинство нашей доблестной,
но безголовой армии и чтобы военное начальство было в кур¬
се переговоров.Со вторым уполномоченным военного ведомства, полков¬
ником Самойловым, я встретился на пароходе, когда тронулся
из Шербурга. Он до войны был военным агентом в Японии, а
после был при главной квартире действующей армии. Он чело¬
век весьма умный, культурный и знающий. Никаких сведений
мне от Линевича не привез и никакой инструкции не получил.
Он же мне категорически заявил, оговорив, что это его личное
мнение и убеждение, что никакой надежды на малейший наш
успех на театре военных действий нет, что дело окончательно
проиграно и что поэтому, по его убеждению, необходимо за¬
ключить мир во что бы то ни стало, хотя бы пришлось упла¬
тить значительную контрибуцию. От морского ведомства был
назначен капитан Русин, который заведовал канцелярией по
морским делам при главнокомандующем. Он приехал прямо из
действующей армии, когда я уже был в Портсмуте, и высказал
те же взгляды, как и Самойлов, но осторожнее и сдержаннее.
Он вообще относился к благоприятному дальнейшему ходу
войны скептически. С бароном Розеном я близко познакомил¬
ся лишь тогда, когда приехал в Америку. Это человек хороший,
благородный, с посредственным умом логического балтийско¬
го немца, очень отставший от положения дел в России, отно¬
сительно вопроса о мире колебавшийся, покуда не ознакомил¬
ся с рассказами полковника Самойлова и капитана Русина.
Вернее говоря, он был за мир, когда выяснилось, что он будет
достигнут на тех условиях, на которых он был достигнут. Он,
человек воспитанный, вполне джентльмен, не принимая
сколько бы то ни было активного участия в переговорах, ока¬
зывал мне во всем полное содействие.Выехав из Петербурга 6 июля 1905 г., я сел на пароход в
Шербурге 13-го утром. Из Петербурга я поехал с прислугой, и
меня сопровождала до Шербурга моя жена, а до Парижа —
мой внук Лев Кириллович Нарышкин, которому тогда было
несколько месяцев. В Париже я его передал его родителям,
Нарышкиным.В Париже я был встречен послом и громадной толпой на¬
рода и почти всей русской колонией. Я несколько дней про¬
был в Париже, чтобы видеться с президентом кабинета мини¬
стров Рувье и президентом республики Лубэ. Я заговорил с
Рувье, что России во всяком случае потребуются деньги или
для ведения войны, если мне не удастся заключить мир, или
для ликвидации таковой в случае заключения мира. Рувье мне145
заявил, что Россия должна иметь в виду, что при настоящем
положении вещей она не может рассчитывать на француз¬
ский денежный рынок, что, по его мнению, России необхо¬
димо заключить мир, что, по его сведениям, это будет воз¬
можно только при уплате Японии контрибуции и что Фран¬
ция окажет содействие России для такой уплаты, так как она
как союзница России главным образом заинтересована в том,
чтобы Россия покончила эту несчастную войну и развязала
себе руки в Европе; покуда вся военная сила России находит¬
ся на Дальнем Востоке, она является бессильной союзницей
Франции на случай каких-либо осложнений в Европе. Я отве¬
тил Рувье, что, будучи убежденным сторонником мира, я ни в
каком случае не соглашусь на такой договор, по которому
пришлось бы уплатить один су контрибуции. Россия никогда
контрибуции никому не платила и не будет платить. По пово¬
ду этого моего заявления Рувье сказал, что Франция в 70-х
годах уплатила громадную контрибуцию Германии, и это не
умалило ее достоинства; на это я заметил, что, если японская
армия подойдет к Москве, тогда, может быть, и мы будем от¬
носиться к вопросу о контрибуции иначе. Лубэ, который на¬
рочно приехал из Рамбулье, чтобы со мною повидаться, также
настойчиво советовал мне заключить мир. Он мне говорил,
что из донесений французских офицеров, бывших и ныне на¬
ходящихся при действующих армиях, очевидно, что дальней¬
ший ход военных действий не может быть для нас более бла¬
гоприятный, нежели был до настоящего времени, и что потом
мирные условия будут еще более тягостные. Затем мне Лубэ
сказал конфиденциально, что он имеет положительные сведе¬
ния, что Япония поддерживает смуты в России и антирусское
движение в европейской прессе.Чтобы объяснить настроение как президента республики,
так и главы кабинета, необходимо иметь в виду следующие
обстоятельства, происшедшие в международном положении
во время несчастной войны с Японией. Отношения Франции
с Англией были довольно холодные в течение нескольких де¬
сятков лет до японской войны. Холодность эта основывалась
главным образом на соперничестве в азиатских и африкан¬
ских районах Средиземного моря. Англия после последней,
наполеоновской империи совершенно вытеснила доминирую¬
щее влияние Франции в Египте и, можно сказать, вырвала из
ее рук Суэцкий канал. Затем она начала вести соперничество
с Францией в тех частях северной половины Африки, которая
естественно тяготела к Тунису, к Алжиру и Марокко, т. е. к
таким частям, которые или принадлежали Франции, или на¬
ходились под ее влиянием. Еще за несколько лет до японской
войны произошел в Африке инцидент с экспедицией полков¬
ника Маршана, который делал исследования в области, тяго¬
теющей к местностям, находящимся под влиянием Франции,146
водворил там французский флаг, а Англия в довольно грубой
форме заставила его снять. Этот инцидент возбудил большой
переполох во Франции, и она просила содействия России.
Россия вследствие влияния графа Ламздорфа и моего посове¬
товала Франции не доводить дело до разрыва*, так как из-за
такого инцидента было бы неосторожно доводить дело до во¬
енных действий, к которым мы не готовы.Франция уступила, но тогда же приезжал в Петербург ми¬
нистр иностранных дел Делькассе, для того чтобы обсудить,
какие меры принять, чтобы в будущем иметь орудие к обузда¬
нию Англии при подобных ее резких выходках. Он усиленно
ходатайствовал о том, чтобы была возможно скорее сооруже¬
на Оренбургско-Ташкентская дорога, дабы в случае чего мож¬
но было угрожать Индии. Это желание было удовлетворено, и
тогда же по этому предмету была оформлена сделка, по кото¬
рой французское правительство обязалось содействовать со¬
вершению во Франции соответствующего займа26.Вот в каких натянутых отношениях находилось француз¬
ское правительство с С.-Джемским перед японской войной.Делькассе был довольно долго министром иностранных
дел, он умный и честный человек, но весьма недальновид¬
ный. Делькассе уже тогда, когда я покинул пост министра
финансов и когда для всех хотя немного прозорливых людей
было ясно, что безумная политика Алексеева — Безобразова
неизбежно в самом непродолжительном времени кончится
войной, продолжал уверять всех в Париже, что войны не бу¬
дет, чему я весьма удивлялся, находясь в это время там.Между тем если бы Делькассе чувствовал возможность
войны, то он от имени Франции не только мог, но должен
был представить России всю опасность последствий войны.
Он должен был это сделать потому, что война в Маньчжурии,
если бы она даже не была столь несчастна, как была, во вся¬
ком случае на долгое время ослабляла Россию на западной
границе и передавала Германии в Европе если не роль евро¬
пейского капрала, то во всяком случае дирижерскую палочку.*	Я сказал графу Ламздорфу, что, по моему мнению, следует откровенно
ответить Делькассе, что Россия не может в данном случае поддержать Фран¬
цию на том простом основании, что флот наш столь слаб, что оказать како¬
го-либо давления на Англию мы не можем, а с другой стороны, мы не имеем
никакого непосредственного соприкосновения с Англией по сухопутной гра¬
нице. Мы могли бы сделать диверсию в Средней Азии по направлению к
Индии, но и тут, к сожалению, мы быстро ничего не можем сделать, потому
что мы не связаны с Средней Азией непосредственно железной дорогой; нам
придется войска везти через Кавказ, Каспийское море, по Закаспийской же¬
лезной дороге, а если Волга не замерзла, то по Волге, а на это потребуется
несколько времени, следовательно, мы могли бы сделать диверсию тогда,
когда столкновение между Францией и Англией было бы кончено. Граф
Ламздорф представил это мнение его величеству. Его величество его одобрил,
и в этом смысле было отвечено Франции.147
Перемещение главных сил России на Далекий Восток во
всяком случае временно обесценивало так называемый рус-
ско-французский союз. Если бы Франция вовремя сделала
энергичные представления России по этому предмету, про¬
явила бы энергию для ослабления мальчуганского отношения
со стороны России к ведению переговоров с этими, как их
называл император Николай II, «макашками», а с другой сто¬
роны, проявила бы большую энергию к распознанию того,
что творилось в то время в Японии, то очень может быть, что
войны совсем не было бы.Я с своей стороны уверен, что энергичное слово союзной
Франции заставило бы Россию совсем иначе вести перегово¬
ры, отнестись к ним более зрело и с большей опаской.Когда война вспыхнула и Россия начала терпеть ряд по¬
зорных неудач, то руководитель внешней политики Франции
бросился в другую крайность, начал искать других если не со¬
юзов, то реальных сближений.Подать руку Германии не решались, с одной стороны, боя¬
лись общественного мнения Франции, с другой — впечатле¬
ния в России, хотя в то время уже несколько взбаламученной
«макашками», но все-таки России не Николая II, а Николая
Угодника, а к тому же несомненно, что Германия, пользуясь
в то время исключительно благоприятным для нее положени¬
ем, руку бы Франции приняла, но вместе с существенными
приложениями. Поэтому пошли на сближение с Англией,
т. е. протянули руку Англии. Делькассе это сделал не только с
ведома, но и с согласия России, а России, если бы даже были
серьезные причины для возражений, возражать было трудно.
Сама от союзницы ушла на другой край света, неловко же
еще говорить союзнице, что мы теперь никакой помощи в
случае чего оказать тебе не можем, но не хотим, чтобы ты са¬
ма себе помогла, как ты находишь для себя удобнее, а к тому
же соглашение Франции с Англией касалось таких предметов,
которые непосредственно до России не касались, и если бы
это соглашение не вовлекло Россию в дальнейшие, хотя и не
неизбежные, последствия, то и вреда России принести не
могло.Таким образом, Франция соединилась с Англией в извест¬
ной степени, и с тех пор эти отношения все более и более
культивируются в том же направлении. Когда началась война,
в которую нас вовлек в некоторой степени император Виль¬
гельм, то Германия от этого больше всех выиграла, так как
нас ослабила на многие годы и обессилила таким образом со¬
юзника своей самой неприятной соперницы — Франции. До¬
стигнув такого громадного результата исключительно дипло¬
матическими маневрами, основанными на том, что импера¬
тор Вильгельм II познал императора Николая II, Германия
оставалась бы в покое, несмотря на все беспокойство харак¬148
тера императора Вильгельма. Увидев такое ослабление своего
колосса-соседа, он ограничился бы только тем, что изливал
бы свою дружбу Николаю II и влиял бы на него, но, после
того как Делькассе заключил договор с Англией, что про¬
изошло вследствие той же злополучной японской войны, он
и германская дипломатия всполошились.В англо-французский договор входило также разграниче¬
ние влияния Франции и Англии в Марокко. Вот на этом гер¬
манская дипломатия и решила разыграть свою музыку, так
как в Марокко Германия также имеет коммерческие интере¬
сы, хотя весьма несущественные.Германский император поехал делать морскую прогулку в
Средиземное море, а затем появился в Марокко с блестящей
свитой. Там было ясно дано понять, что в Марокко Германия
имеет свои интересы, которые она намерена поддерживать,
что она желает находиться в дружеских отношениях с прави¬
тельством марокканского султана и что Франция и Англия не
могут оказать воздействия на Марокко, поскольку сие не бу¬
дет в согласии с тенденциями Германии. Появление герман¬
ского императора в Марокко уже само по себе не могло не
произвести сильного впечатления на марокканское прави¬
тельство и население и не умалить значения Франции.Началась по этому предмету дипломатическая переписка
между Германией и Францией, германское правительство ста¬
ло предъявлять различные требования, и по обыкновению в
очень резкой форме (благо Франция рассчитывать на поддер¬
жку обессиленной России не может), явилось опасение раз¬
рыва, и под шумок французскому правительству было сказа¬
но, что, покуда будет Делькассе министром, германская дип¬
ломатия будет несговорчива. Поэтому Делькассе слетел, и
портфель министра иностранных дел принял президент мини¬
стерства и министр финансов Рувье, отличный финансист,
умный человек из плеяды сотрудников Гамбетты. Это случи¬
лось за несколько месяцев до моего приезда в Париж27.Настроение Франции было таково, что она разочаровалась
в существующем в России режиме, приведшем ее к полному
ослаблению и позору, и вместе с тем у нее явилось беспокой¬
ство за будущее. Не вздумает ли Вильгельм опять натравить
Германию на Францию, дабы, пользуясь удобным случаем,
ослабить своего противника на несколько десятков лет? По¬
этому французское правительство и все благоразумные фран¬
цузы, сторонники союза с Россией, естественно, желали
окончания японской войны, дабы перетащить ее силы и по¬
мыслы из Маньчжурии на бассейн Вислы.Как раз, когда я был в Париже, после моего свидания с
Лубэ и первого свидания с Рувье произошел следующий слу¬
чай.Вдруг Вильгельм направился в русские воды, в финлянд-149
с кие шхеры в Бьорке, куда поехал и наш государь28. В газетах
появилось сообщение, что это свидание совершенно частное,
родственное, не имеющее никакого политического значения,
в подтверждение чего приводилось, что императора Вильгель¬
ма не сопровождает канцлер Бюлов, а с нашим государем не
поехал министр иностранных дел граф Ламздорф. Тем не ме¬
нее французские газеты забили тревогу, и не без основания,
так как по прошлому уже убедились, что германский импера¬
тор всегда сопровождает приятное с полезным и любит соеди¬
нять удовольствие свидания с императором Николаем с воз¬
можностью, угождая его царскому самолюбию и личному са¬
момнению, втиснуть ему такую штуку, после которой Россия
чесала бы свой затылок многие и многие годы. Когда я уез¬
жал за несколько дней до этого из Петербурга, Ламздорф мне
ни слова не сказал об этой поездке, потому что он и сам о
ней не знал. Государь также мне не сказал ни слова, хотя, ко¬
нечно, уже знал, что поедет.Я хотя приходивших ко мне в Париже успокаивал, что эта
поездка не имеет никакого политического значения, тем не
менее телеграфировал графу Ламздорфу. Он мне сейчас же
ответил, что это свидание не имеет никакого политического
значения, что оно совершенно частное, родственное — про¬
сто вежливый визит.С этой телеграммой я поехал к Рувье и успокоил его. Он
меня очень благодарил, сказал, что это свидание также весьма
обеспокоило президента Лубэ и что он ему сейчас же сооб¬
щит о моем визите и депеше графа Ламздорфа, чтобы успоко¬
ить президента.Во время моего пребывания в Париже с самого вокзала и в
течение всего времени я был всюду охраняем агентами тайной
полиции, сопровождавшими меня на велосипедах; префект
полиции Лепин встретил меня с русским послом Нелидовым
на вокзале (кстати, Нелидов оказался совсем здоровым; точно
так, как и Муравьев сейчас же выздоровел, когда вместо него
назначили меня), а затем проводил меня. Оказалось, что
французское правительство боялось покушения на меня со
стороны русских анархистов-революционеров, которые боя¬
лись, что мне удастся заключить мир.В то время все европейские державы почему-то имели обо
мне высокое мнение, и все правительства единогласно выра¬
жали мнение, что если кто-либо сумеет заключить мир, то
это только один Витте.Когда я был в Париже, то я получил письмо от одного из
столпов нашей революции — Бурцева, который выражал, что
нужно уничтожить самодержавие и если мир может тому вос¬
препятствовать, то не нужно заключать его. Письмо это я пе¬
реслал графу Ламздорфу, который показал его государю. Оно
хранится в моем архиве *.150
Когда мы приехали в Шербург, то узнали, что пароход,
один из самых больших немецкой гамбургской компании, на
который я должен сесть, опаздывает вследствие бури; таким
образом, вместо того чтобы уехать вечером, я уехал на следу¬
ющее утро, причем ночевал в Шербурге в гостинице около
пристани, причем эта гостиница была переполнена так, что
мы достали еле-еле две очень некомфортабельные комнаты.На другое утро я сел на этот пароход, если не ошибаюсь,
под названием «Wilhelm der Grosse», т. е. «Вильгельм Вели¬
кий». Меня на пароходе встретили с большим почетом капи¬
тан и команда пароходная, причем при моем входе оркестр
заиграл русский гимн.*	Уже будучи в Париже, я испытал чувство патриотическо¬
го угнетения и обиды. Ко мне, первому уполномоченному
русского самодержавного государя, публика уже относилась
не так, как она относилась прежде только как к русскому ми¬
нистру финансов, когда мне приходилось бывать в Париже, и
даже не так, как она относилась прежде ко всякому русскому,
занимающему более или менее известное общественное или
государственное положение. Большинство относилось равно¬
душно, как к представителю «quantity negligeable»', и иные с
чувством какого-то соболезнования, другие, впрочем, малое
меньшинство, с каким-то злорадством, а некоторые на вокза¬
ле в Париже при приезде и отъезде кричали: «Faites la paix»**.
Все левые газеты относились к государю и России недостойно
и оскорбительно. Очень тепло меня встретил старик Лубэ, го¬
ворил с искренней любовью и преданностью к моему госуда¬
рю и только все «comme ami sincere de Russie»*** советовал не¬
пременно заключить мир.Нравственно тяжело быть представителем нации, находя¬
щейся в несчастье, тяжело быть представителем великой во¬
енной державы России, так ужасно и так глупо разбитой!И не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши
порядки или, правильнее, наше мальчишеское управление
140-миллионным населением в последние годы.Это я написал графу Гейдену в письме для его величества,
о котором сказано ранее. Конечно, меня ненавидели — такую
правду цари редко когда слышат, а царь Николай совсем не
прцвык слышать.Именно убеждение, что разбита не Россия, а порядки наши,
подняло гордо мою голову со дня приезда моего в Париж, и это
дало мне силы в Америке одержать нравственную победу, а с
другой стороны, возмутило меня, когда мне пришлось показы¬
ваться на парижских улицах и видеть отношение ко мне части*	Незначительной величины (Примеч. ред.)** Заключите мир. (Примеч. ред.)*** Как искренний друг России. (Примеч. ред.)151
французского населения. Впрочем, может быть, но во всяком
случае только отчасти я преувеличивал отношение ко мне мно¬
гих французов, что так было бы естественно щепетильной гор¬
дости представителя России, очутившейся случайно в несчаст¬
ном положении. Если в Париже отношение к представителю
России населения меня несколько коробило, то чувство это еще
усилилось в Шербурге, где было оказано мне и моим сотрудни¬
кам, с которыми я там встретился, полное невнимание. Я затем
это высказал некоторым французским корреспондентам, кото¬
рые, вероятно, передали это Рувье, ибо при обратном моем про¬
езде он передо мной извинялся. Поэтому когда я подъехал в
Шербурге к немецкому пароходу и на нем раздались звуки «Бо¬
же, царя храни» и все русские и многие нерусские пассажиры
обнажили вместе со мною головы, то такое отношение к Рос¬
сии, конечно, было для меня в высшей степени отрадно и еще
более приподняло мой дух.Под влиянием этого настроения, не зная того, что про¬
изошло во время моего пребывания в Париже, когда я ехал в
Америку, в Бьорках, по возвращении моем в Париж, где меня
встретили уже совершенно иначе, я, приняв по усиленному
ходатайству нашего посла Нелидова сотрудника газеты
«Temps» Tardieu, высказал ему о корректном отношении к
России германского императора и не особой корректности
многих левых французских газет, и когда это интервью, со¬
ставленное крайне дружественно к французскому правитель¬
ству и Франции вообще, появилось, то оно произвело боль¬
шую сенсацию в левых французах.А тогда уже Франция начала значительно леветь, скоро
Рувье пал, и явилось постепенное облевение правительства, по¬
куда остановившееся на умном Клемансо. Ведь только несколь¬
ко лет тому назад имя Клемансо как главы французского прави¬
тельства перепугало бы всю буржуазную Францию, так как
Франция — это наибуржуазная из наибуржуазных стран.Пользуясь сказанным интервью, мои враги и Муравьев,
боявшийся, чтобы я не занял поста посла в Париже, которого
он так жаждал, начали распускать во Франции легенду, что я
ненавижу французов; отголоски этой легенды мне иногда
приходится слышать и теперь, через два года, когда, находясь
во Франции, мне иногда приходится встречаться с легковер¬
ными, но милыми французами *.Переезд в Америку я сделал в течение шести суток. Море
было довольно покойное, меня почти что не укачивало. На
пароходе я обедал отдельно вместе со своей свитой, иногда
приглашал на обед некоторых корреспондентов, и только раза
два я обедал вместе со всей публикой. Оказалось, что на па¬
роходе едут многие люди просто из любителей сенсационных
явлений, для того чтобы быть на месте во время предстояще¬
го политического турнира между мною и Комурою.152
*	На пароходе из числа корреспондентов я встретил знако¬
мых мне: из русских Брянчанинова и Суворина. Первый —
молодой человек, сын бывшего рязанского губернатора, ныне
женатый на дочери светлейшего князя Горчакова, порядочно
владеет пером, крайне неспокойный, всюду сующийся, не без
способностей, но весьма неосновательный и легкомыслен¬
ный. Может быть, со временем это пройдет. Он проводил
мысль о необходимости для России мира во что бы то ни ста¬
ло и своею болтовнею вредил переговорам не в пользу Рос¬
сии, насколько мог, конечно, им вредить молодой, неглупый
болтун корреспондент Брянчанинов. Ныне он кадет, сотруд¬
ник газеты «Речь» и, как муж Горчаковой, вероятно, в душе
метит в канцлеры Российской империи в кадетском мини¬
стерстве свихнувшихся буржуазных революционеров Милюко¬
ва — Гессена. Второй — милый юноша, и только. Из ино¬
странных — доктор русского университета, англичанин, весь¬
ма порядочный и верный человек, очень талантливый, поль¬
зующийся большою известностью в Англии и Америке, пуб¬
лицист Диллон. Он как бывший профессор сравнительного
языковедения в Харьковском университете хорошо говорит и
пишет по-русски, отлично знает Россию, и в особенности со¬
временное состояние, имея связи со всеми партиями и слоя¬
ми общества. Макензи-Уоллес, посланный специально как
корреспондент короля Эдуарда, которому он и делал постоян¬
ные сообщения, несомненно вводя его королевское величест¬
во в постоянные заблуждения, так как он до самого подписа¬
ния договора утверждал, что договор не состоится. Когда-то
Уоллес заведовал политическим отделом газеты «Times». Мо¬
жет быть, он хороший публицист, но что касается России, то
всегда делал о ней самые превратные сообщения своим сооте¬
чественникам. Он хорошо говорит по-русски, но имеет сла¬
бость к аристократизму: будучи в России, проживает у ари¬
стократических семейств, якшается только с высшим обще¬
ством, а потому bona fide принимает за истину все, что там
слышит, и сообщает этот материал своим соотечественникам.
В Англии его мало принимают всерьез. Когда-то он написал
книгу о русском крестьянстве, где превозносил нашу общину.
Еще за полгода до нашей революции он издал эту книгу но¬
вым изданием и выразил убеждение, что благодаря мудрому
устройству русского крестьянства на общинном начале у нас
революция невозможна. Всю эту зиму он проживал в Петер¬
бурге и, как мне говорили, делал обо мне не особенно лест¬
ные сообщения. Вероятно, это происходило под влиянием то¬
го круга лиц, между которыми он терся, а может быть, и по¬
тому, что в Америке я к нему относился несерьезно и как-то
раз ему высказал, что его книга о русском крестьянстве слу¬
жит доказательством того, как даже умные люди, но понима¬
ющие с чужого голоса, могут заблуждаться. Гедеман — кор¬153
респондент «Matin», весьма талантливый, благожелательный к
России человек, по натуре профессиональный, юркий коррес¬
пондент. Затем были и другие корреспонденты, но что касает¬
ся Европы, то в сущности Диллон и Гедеман дирижировали
все сообщения в европейскую печать. Гедеман имел, кроме
того, поручение от некоторых членов французского прави¬
тельства держать их в курсе дела.Со стороны немецкой печати не было ни одного заметного
корреспондента. Это меня заставило вспомнить, что в проти¬
воположность тому, что мне сказал перед выездом из Парижа
старик Лубэ («как искренний друг России, я считаю необхо¬
димым заключить мир»), несколько месяцев ранее того Мен¬
дельсон, глава берлинского банкирского дома, человек близ¬
кий к императору Вильгельму, член высшей палаты в Берли¬
не, сказал мне, что Бюлов просил мне передать, «что если бы
он был только друг России (намекая на Францию), то совето¬
вал бы спешить заключить мир, но так как он больше чем
друг России, то этого не советует».Со времени моего совершенно для меня неожиданного на¬
значения первым уполномоченным прошло не более двух не¬
дель, в это время была такая суета, что я не имел возможно¬
сти сосредоточиться. Через шесть дней, после того как я сел
на пароход, я уже должен был вступить в дипломатический
страшный бой, поэтому я решил в эти шесть дней предаться
размышлениям, сосредоточиться и внутренне исключительно
для себя определить план кампании.Имея возможность на пароходе часто находиться наедине
и много передумав, я остановился на следующем поведении:
1) ничем не показывать, что мы желаем мира, вести себя так,
чтобы внести впечатление, что если государь согласился на
переговоры, то только ввиду общего желания почти всех
стран, чтобы война была прекращена; 2) держать себя так,
как подобает представителю России, т. е. представителю вели¬
чайшей империи, у которой приключилась маленькая непри¬
ятность; 3) имея в виду громадную роль прессы в Америке,
держать себя особливо предупредительно и доступно ко всем
ее представителям; 4) чтобы привлечь к себе население в Аме¬
рике, которое крайне демократично, держать себя с ним со¬
вершенно просто, без всякого чванства и совершенно демок¬
ратично; 5) ввиду значительного влияния евреев, в особенно¬
сти в Нью-Йорке, и американской прессы вообще не отно¬
ситься к ним враждебно, что, впрочем, совершенно соответ¬
ствовало моим взглядам на еврейский вопрос вообще.Этой программы я строго держался в течение всего моего
пребывания в Америке, где по особым условиям, в которых
находился, я был ежеминутно на виду, как актер на большой
сцене, полной народа. Эта программа мне во многом помогла
окончить дело благоприятным миром в Портсмуте. Таковым154
признал этот мир образованный мир всею света. Скажу бо¬
лее: еще за несколько дней до подписания мира никто бы не
поверил, что мной будет достигнут мир на таких условиях.Соответственно со сказанной программой я держал себя
еще на пароходе, когда ехал в Америку, что создало между
многочисленными пассажирами соответственную, благопри¬
ятную для меня как первого уполномоченного атмосферу, ко¬
торая начала с парохода передаваться в публику и прессу *.Из середины океана было дано Диллоном по воздушному
телеграфу его интервью со мной по поводу предстоящих моих
переговоров. Это было первое интервью со времени сущест¬
вования прессы, которое было дано по воздушному телеграфу
с середины океана. Интервью это, где я высказал мой образ
действий, затем было, конечно, напечатано во всех европей¬
ских газетах, и оно определило, как я смотрю на дальнево¬
сточную мою задачу».*	Весь ход переговоров, мои сношения с президентом и
Петербургом видны из официальных документов, хранящихся
в моем архиве, которые я, если буду иметь возможность, при¬
веду в систематический порядок и снабжу там, где это ока¬
жется нужным, комментариями. Поэтому здесь я буду изла¬
гать по памяти то, что не могло составить предмет докумен¬
тов,— различные более или менее внешние явления и собы¬
тия.Когда мы приближались к Нью-Йорку, наш пароход
встретило несколько пароходов с корреспондентами различ¬
ных американских газет. Когда эти корреспонденты вошли на
пароход, я им высказал радость по случаю приезда моего в
страну, которая всегда была в дружественных отношениях с
Россией, и мою симпатию к прессе, которая играет такую вы¬
дающуюся роль в Америке. С тех пор и до моего выезда из
Америки я всегда был, если можно так выразиться, под над¬
зором газетчиков, которые следили за каждым моим шагом. В
Портсмуте, не знаю, с целью или нет, мне отвели две малень¬
кие комнаты, из которых одна имела окна, таким образом на¬
правленные, что через них было видно все, что я делаю. Со
дня приезда и до дня выезда из Америки меня постоянно
снимали «кодаками» любопытные. Постоянно, в особенности
дамы, подходили ко мне и просили остановиться на минуту,
чтобы снять с меня карточку. Каждый день обращались ко
мне со всех концов Америки, чтобы я прислал свою подпись,
и ежедневно приходили ко мне, в особенности дамы, про¬
сить, чтобы я расписался на клочке бумаги. Я самым любез¬
ным образом исполнял все эти просьбы, свободно допускал к
себе корреспондентов и вообще относился ко всем американ¬
цам с полным вниманием. Этот образ моего поведения посте¬
пенно все более и более располагал ко мне как американскую
прессу, так и публику. Когда меня возили экстренными поез¬155
дами, я всегда подходил, оставляя поезд, к машинисту и бла¬
годарил его, давая ему руку. Когда я это сделал в первый раз
к удивлению публики, то на другой день об этом с особой
благодарностью прокричали все газеты. Судя по поведению
всех наших послов и высокопоставленных лиц, впрочем, не
только русских, но вообще заграничных, американцы при¬
выкли видеть в этих послах чопорных европейцев, и вдруг
явился к ним чрезвычайный уполномоченный русского госу¬
даря, председатель Комитета министров, долго бывший мини¬
стром финансов, статс-секретарь его величества, и в обраще¬
нии своем он еще более прост, более доступен, нежели самый
демократичный президент Рузвельт, который на своей демок¬
ратической простоте особенно играет. Я не сомневаюсь, что
такое мое поведение, которое налагало на меня, в особенно¬
сти по непривычке, большую тяжесть, так как в сущности я
должен был быть непрерывно актером, весьма содействовало
тому, что постепенно американское общественное мнение, а
вслед за тем и пресса все более и более склоняли свою симпа¬
тию к главноуполномоченному русского царя и его сотрудни¬
ков. Этот процесс совершенно ясно отразился в прессе, что
легко проследить, изучив со дня на день американскую прессу
того времени. Это явление выразилось в телеграмме прези¬
дента Рузвельта в конце переговоров в Японию, после того
как он убедился, что я ни за что не соглашусь на многие тре¬
бования Японии, и в том числе на контрибуцию, в которой
он, между прочим, констатировал, что общественное мнение
в Америке в течение переговоров заметно склонило свои сим¬
патии на сторону России и что он, президент, должен зая¬
вить, что если Портсмутские переговоры ничем не кончатся,
то Япония уже не будет встречать то сочувствие и поддержку
в Америке, которые она встречала ранее. Телеграмму эту по¬
казал мне Рузвельт, когда я ему откланивался, покидая Аме¬
рику.Рузвельт с самого начала переговоров и все время старался
поддерживать Японию. Его симпатии были на ее стороне. Это
выразилось и в поездке, уже предпринятой в то время, его до¬
чери с американским военным министром в Японию, но как
умный человек, по мере того как склонялись симпатии обще¬
ственного мнения в Америке к России, он почувствовал, что
ему опасно идти против этого течения, и он начал склонять
Японию к уступчивости. Такому повороту общественного
мнения содействовали и японские уполномоченные. В этом
отношении они явились моими союзниками. Если они не
были чопорны, как европейские дипломаты-сановники, чему,
впрочем, случайно препятствовала и их внешность, то тот же
эффект производился на американцев их скрытностью и
уединенностью.Заметив это, я с самого начала переговоров, между про¬156
чим, предложил, чтобы все переговоры были доступны прес¬
се, так как все, что я буду говорить, я готов кричать на весь
мир, и что у меня как уполномоченного русского царя нет
никаких задних мыслей и секретов. Я, конечно, понимал, что
японцы на это не согласятся, тем не менее мое предложение
и отказ японцев сейчас же сделались известными представи¬
телям прессы, что, конечно, не могло возбудить в них осо¬
бенно приятного чувства по отношению к японцам.Затем было решено давать после каждого заседания крат¬
кие сообщения прессе, которые редактировались секретарями
и утверждались уполномоченными, но и тут прессе сделалось
известным, что малосодержательность этих сообщений про¬
исходит всегда от строгости цензуры японцев. Во всех разго¬
ворах с президентом и с публикой я держал себя так, как буд¬
то с Россией приключилось в Маньчжурии небольшое несча¬
стье, и только.В течение всех переговоров на конференциях говорили
только я и Комура, вторые уполномоченные говорили весьма
редко и весьма мало. Я все время выражал свои суждения так,
что однажды вызвал у Комуры восклицание. «Вы говорите
постоянно так, как победитель», на это я ему ответил. «Здесь
нет победителей, а потому нет и побежденных».В Нью-Йорке посол задержал мне большое помещение в
лучшей гостинице на лучшей улице. В этой гостинице для ме¬
ня было приготовлено большое помещение, состоящее из
спальни, из комнаты для моего человека, уборной, двух каби¬
нетов, большой гостиной и столовой. За это помещение я
должен был платить 380 руб. в день. Над балконом этого по¬
мещения развевался громаднейший флаг чрезвычайного посла
русского императора, самодержца всероссийского.В городе была тогда страшная жара, и публика была в
разъезде. Вероятно, американская полиция имела какие-либо
сведения о готовившемся на меня покушении, ибо, как толь¬
ко я сошел на берег, начала меня охранять. Охрана эта была
усилена после подписания договора, ибо говорили, что на ме¬
ня готовится покушение со стороны японцев, проживающих
в Америке *.С другой стороны, наш посол объяснил мне, что до него
доходят слухи, что на меня могут сделать покушение и евреи,
а именно те русские евреи, которых в это время масса была в
Нью-Йорке. Это все были выходцы-эмигранты из России по¬
сле тех погромов, которые в России производились с киши¬
невского погрома, устроенного Плеве, лозунгом которого бы¬
ло. «Бей жидов!»*	Американская охрана совсем незаметна, по крайней мере
Для иностранцев, потому что охранники ничем не отличаются
от американских джентльменов. В Европе охранника сейчас
можно отличить, а в Петербурге охранники имеют такой вид,157
хотя они одеты, как обыкновенные смертные, что их издали
можно заметить: у них постоянно в руках большой черный
зонтик, а на голове черная щляпа-котелок.По приезде моем в Нью-Йорк меня предупредили, чтобы я
не ездил в еврейские кварталы. В это время в Нью-Йорке уже
было евреев до 500 тыс. человек, большинство покинувшие
Россию главным образом по случаю трудности заработка и
отчасти еврейских погромов. Вероятно, ожидали покушения
оттуда.Я взял по приезде автомобиль и поехал на нем с одним из
чиновников посольства по всем еврейским кварталам. Евреи
скоро узнали меня. Сначала смотрели косо, потом равнодуш¬
но, когда я с несколькими сказал несколько слов по-русски и
поздоровался с ними, то относились ко мне большею частью
добродушно и благожелательно.На следующий день после приезда я с бароном Розеном
поехал к президенту Рузвельту по железной дороге на остров
Остер-бей, на его дачу, находящуюся недалеко от Нью-Йорка.
Сам президент еще не так давно был президентом этого горо¬
да и, как говорят, отлично организовал там полицию. Дача
президента, лично ему принадлежащая, крайне простая —
обыкновенная дача небогатого бюргера. Прислуга — негры.Рузвельт проводит идею полного их фактического равенст¬
ва и за это подвергается нападкам части, хотя незначитель¬
ной, общественного мнения.Суть моей беседы изложена в вышеупомянутых официаль¬
ных документах. Мы у президента завтракали. Президент, его
жена, дети, я и барон Розен. Завтрак более чем простой, на
столе, не покрытом скатертью, для европейца очень труднова-
римый. Вина никакого — одна ледяная вода. Барону Розену
была налита рюмка какого-то вина как особое исключение.
Президенту первому подавались блюда, и он первый садился
за стол и вставал. Он идет впереди жены. Меня это удивило,
так как это не соответствует европейским обычаям, в особен¬
ности в семейном кругу. Жена французского президента все-
таки есть madam, и monsieur le president есть monsieur. Разве
только в очень парадных случаях президенту дается первенст¬
во, но тогда обыкновенно его супруга не принимает участия.Моя продолжительная беседа с Рузвельтом, по-видимому,
ему не особенно понравилась. Он при первом же свидании со
мной выразил мнение, что при моих взглядах соглашение бу¬
дет невозможно, и потому я начал говорить о том, как сде¬
лать, чтобы все-таки окончить это дело прилично, дабы не
задеть самолюбия его, президента, как инициатора конферен¬
ции. Было высказано, что все-таки съехаться уполномочен¬
ным, констатировать непримиримую противоположность
взглядов и затем разъехаться.Через сутки после нашего приезда в Нью-Йорк приехал158
Комура со своей свитой. Вторым уполномоченным был на¬
значен японский посол в Америке. Затем на второй или тре¬
тий день после нашего приезда была назначена наша встреча
с японскими уполномоченными и затем отъезд в Портсмут на
военных судах для занятий конференции.Встреча была устроена на море около Остер-бея, дачи пре¬
зидента, на его яхте. Мы выехали на особом пароходе и ехали
по заливу часа полтора до яхты. Когда я подъехал с бароном
Розеном к пристани, там стояла масса народа, нас весьма со¬
чувственно встретившая. На берегах залива расположено мно¬
го фабрик. Все эти фабрики во время всего нашего пути гуде¬
ли и свистели. Сперва я не понимал, в чем дело. Мне сейчас
же объяснили, что фабрики нам салютуют и выражают свое
сочувствие. Когда мы приехали к месту встречи и там узнали,
как нас встречало население, то было обращено внимание на
то, что японцы, которые ехали при тех же условиях, проехали
тихо, без оваций со стороны жителей. Мы подъехали с паро¬
хода на лодках к яхте президента, мне салютовали. Когда мы
вошли на яхту, президент взаимно представил уполномочен¬
ных и их свиты и затем сейчас же пригласил завтракать. Я ра¬
нее выражал барону Розену опасение, чтобы японцам было
дано в чем-нибудь преимущество перед нами, и в особенно¬
сти настоятельно указывал на то, что я не отнесусь спокойно
к тому, если Рузвельт во время завтрака провозгласит тост за
нашего царя после тоста за микадо. Я боялся, чтобы прези¬
дент по неопытности в подобных делах и как типичный аме¬
риканец, не особенно обращающий внимание на формы, не
сделал какой-либо оплошности в этом отношении. Барон Ро¬
зен обо всем этом предупредил еще в Нью-Йорке товарища
министра иностранных дел, долго раньше служившего в Пе¬
тербурге в американском посольстве. Он был назначен зани¬
маться конференцией и уполномоченными, он заранее уста¬
новил, так сказать, церемониал, чтобы избежать каких-либо
неловкостей. Что касается тоста, то он был связан с речью
президента, таким образом редактированной, чтобы тост про¬
возглашался одновременно за обоих монархов *.Конечно, первая встреча с японцами была очень тягостна в
смысле нравственном, потому что как бы там ни было, а все-та-
ки я являлся представителем хотя и величайшей страны света,
но в данном случае на войне побитой, и побитой не вследствие
отсутствия с нашей стороны мужества, не вследствие нашего
бессилия, а вследствие нашей крайней опрометчивости.*	Я ранее знал Комуру, когда он был посланником в Пе¬
тербурге, а также часть его свиты. Комура, несомненно, имеет
много выдающихся качеств, но наружностью и манерами не
особенно симпатичен. Этого нельзя сказать о других япон¬
ских государственных людях, с которыми мне пришлось
встречаться, например Ито, Ямашта, Курино, Мотоно.159
После завтрака с нас, президента и главных уполномочен¬
ных, сняли группу. Президент отправился на своей яхте к се¬
бе домой, а мы, уполномоченные со свитою, русские,— на
приготовленное военное судно, а японцы — на приготовлен¬
ное для них, и к вечеру оба судна снялись и пошли в Портс¬
мут. Все время главным уполномоченным оказывались воин¬
ские почести.Не будучи особым любителем морских путешествий, я за¬
ранее просил, чтобы меня высадили в Нью-Порте, откуда мне
дали до Портсмута экстренный поезд. Моя высадка была нео¬
жиданна.Я высадился только с одним из чиновников, барон Розен
со всеми поехал на военном судне далее *.Нью-Порт, с одной стороны, состоит, собственно, из го¬
рода, очень маленького и не особенно богатого, а с другой
стороны, из сплошных самых роскошных дач. Это летнее ме¬
стопребывание всех миллиардеров Нью-Йорка; кроме того,
летом туда собираются вообще американские богачи со всей
Америки; кроме того, к ним в гости приезжает много евро¬
пейцев. Каждая дача представляет собою дворец.Хотя был ранний час, но в дачной половине города я
встречал многих, ехавших верхом, и меня удивили их костю¬
мы. все мужчины были одеты в очень легкие цветные рубаш¬
ки, но не на русский манер, а на манер иностранный (т. е.
рубашки эти входили в панталоны), в легкие панталоны и
легкие сапоги с кожаными гетрами; несмотря на сильный
солнцепек, они были без шляп, с непокрытой головой.В соответствующих костюмах ездили и амазонки; они точ¬
но так же были без шляп, в очень легких и довольно корот¬
ких амазонках.*	В Нью-Порте я сделал визит губернатору, который был
несколько удивлен моему появлению. Затем я обедал у капи¬
тана нашего судна, женатого на очень богатой даме. С нами
обедали губернатор с женой и подруга хозяйки. Губернатор
мне сказал, что правительство сперва хотело, чтобы конфе¬
ренция состоялась в Нью-Порте, но затем ему было дано
знать, что нью-портское общество весьма радушно встретит
русских, в особенности первого уполномоченного, имя кото¬
рого пользуется большим авторитетом между американцами-
финансистами, но что оно не будет столь внимательно к
японцам и что, таким образом, неизбежен явный контраст в
отношениях к русским и японцам; после получения таких
сведений правительство решило назначить Портсмут местом
конференции.Вечером я выехал ночевать в Бостон. Там я провел утро в
университете и затем завтракал в университетском клубе с
профессорами. Этот университет считается лучшим в Амери¬
ке. Рузвельт — воспитанник этого университета. Он высказы¬160
вал мне, что не желает выбираться в президенты республики
на следующий срок и что его желание заключалось бы только
в том, чтобы быть выбранным в президенты Бостонского
университета.После обеда я выехал экстренным поездом в Портсмут. К
моему выезду в городе уже сделалось известным, что я в нем
нахожусь. Когда я явился на вокзал, то около моего поезда
находилась масса публики. Охранники почему-то сочли нуж¬
ным меня проводить до вагона под особою охраной. Затем
просили меня не покидать вагон, но, видя массу публики, из
которой многие хотели ко мне приблизиться, я вышел из ва¬
гона и подошел к толпе. Ко мне подошли много евреев и на¬
чали со мною говорить по-русски. Они мне сказали, что
сравнительно недавно покинули Россию, так как не под силу
им было более терпеть стеснения. Я расспрашивал некоторых
из них, как они устроились. Они мне ответили, что сравни¬
тельно хорошо, во всяком случае имеют более средств, чем
имели в России. Я им сказал, что, значит, они довольны
своей судьбой. На это я получил ответ: «Нет, не вполне, мы
теперь американские граждане, а все-таки не можем и никог¬
да не забудем Россию, так как в ее земле хранится прах на¬
ших отцов и предков. Мы не питаем любви к российским по¬
рядкам, но все-таки любим более всего Россию, а потому не
верьте, если вам будут говорить, что мы желаем на конферен¬
ции успеха японцам, мы все желаем вам успеха, как предста¬
вителю русского народа, и будем молить о том Бога».Я простился с ними, и поезд тронулся. Прозвучал громо¬
гласный гул «Ура!». Поздно вечером я очутился в своих двух
маленьких комнатах в Портсмуте.Портсмут состоит из двух частей: военной гавани с арсена¬
лом, в котором находится большой адмиралтейский дворец с
большими залами, маленького городка, старинного для Аме¬
рики, и затем нескольких дач, казарм для небольшой части
войск и большущей деревянной гостиницы, выстроенной для
летнего пребывания небогатых людей. Вот в этой гостинице
помещались уполномоченные, вся их свита, стая корреспон¬
дентов и масса вечно приезжающих и отъезжающих зрителей,
желавших побывать в самом пекле совершающейся великой
дипломатической драмы. Несомненно, что этот год был уди¬
вительно счастливый для владельцев этой гостиницы!Эти три части Портсмута находятся в двух различных шта¬
тах: город — в одном, а дачи, гостиницы и казармы — в дру¬
гом. Американское правительство предложило содержание
уполномоченных в Портсмуте взять на свой счет. Эта любез¬
ность была не совсем приятна: нас кормили ужасно плохо.
Все было крайне обильно, но не свежо и не здорово. Впро¬
чем, если бы мы жили на свой счет, то все равно едва ли в
Портсмуте мы могли бы питаться лучше. Через несколько161
дней я заболел, поставил себя на диету и держался ее все вре¬
мя пребывания в Портсмуте *.Когда было объявлено, что конференция будет происхо¬
дить в Портсмуте, то все помещения, а в особенности гости¬
ницы, были там разобраны.Все помещения были так заняты, что, несмотря на то что
правительство наняло главную и очень большую гостиницу, бы¬
ла такая потребность в комнатах, что мне, главному уполномо¬
ченному от русского императора, были предоставлены две со¬
вершенно маленькие комнатки и третья, также очень малень¬
кая, для моих двух камердинеров. Причем мой кабинет, как я
уже говорил, был почти что стеклянный, так что все, что я де¬
лал в этом кабинете, было видно не только из многих номеров
этой гостиницы, с веранды и балконов, но даже было видно с
дороги проходящим мимо гостиницы. Поэтому масса любопыт¬
ствующей публики постоянно ходила мимо гостиницы, чтобы
посмотреть, что делает главный уполномоченный Российской
империи, смотреть на те служебные собеседования, которые я
имел с моими сотрудниками и массой корреспондентов, еже¬
дневно желавших меня видеть.Что касается этих корреспондентов, то они находились
почти в постоянных сношениях с моими секретарями, но тем
не менее, не довольствуясь этим, они довольно часто просили
меня назначать им свидания, причем каждый корреспондент
большой газеты, конечно, желал иметь сепаратное свидание,
для того чтобы те сведения и заключения, которые он мог по¬
черпнуть из разговоров со мною, сделались достоянием толь¬
ко его газеты, а не достоянием газет, с его газетой конкуриру¬
ющих.*	На другой день по приезде в Портсмут утром я сел на
наше судно, которое стояло в нашем распоряжении все время
нашего пребывания. Оба судна — наше и японское — ночью
вошли в гавань. Мы высадились при парадной встрече и са¬
люте из пушек и отправились пешком в адмиралтейский дво¬
рец. Я принял почетный караул. То же самое было проделано
и для японцев, которые высадились после нас.В адмиралтейском дворце находилось все портсмутское об¬
щество и начальство. Оно было представлено уполномочен¬
ным, и затем всем был предложен завтрак, после которого мы
поехали в экипажах в город. Кортеж открывал товарищ мини¬
стра иностранных дел, за ним ехали японские уполномочен¬
ные, потом русские и затем вся свита. Везде на улицах стояла
публика, а в главной части города стояли шпалерами войска.
Публика оказывала внимание японским уполномоченным,
ехавшим в первой коляске, но затем, увидав нас, возобновля¬
ла с большой силой знаки своего сочувствия. Когда мы про¬
езжали между войсками, то несколько раз послышался крик:
«Здравия желаем вашему превосходительству»; обернувшись в162
сторону крика, я увидел солдат, отдававших честь. Это были
евреи в рядах американского войска.Нас привезли в ратушу. Здесь нас встретил губернатор со
всеми членами правительства города. Губернатор сказал речь,
затем сняли со всех фотографическую карточку группою. Це¬
ремония была окончена, и мы отправились к себе в гостини¬
цу. На другой день начались заседания конференции. Мучи¬
тельное и тяжелое время!Хотя мы жили с японцами в одной и той же гостинице,
мы друг другу визитов не делали, а только обменялись по
приезде в Портсмут карточками. Только раз в конце конфе¬
ренции я попросил зайти второго японского уполномоченно¬
го, чтобы условиться относительно времени одного из по¬
следних заседаний: это было тогда, когда я заявил японцам,
что ни на какие дальнейшие уступки я не соглашусь и что со¬
вершенно излишне тратить время, и когда между Комурой и
его правительством происходили заминки в сношениях, не
решались — прервать заседания или согласиться на мои пред¬
ложения. В это время в Токио боролись две партии, одна, во
главе которой находился Ито; она настаивала на том, чтобы
согласиться на мои предложения, а другая — военная, нахо¬
дившая необходимым настаивать на контрибуции, а иначе
продолжать войну. Тогда именно президент Рузвельт, испу¬
гавшись, что общественное мнение в Америке все более скло¬
няется к России и что окончание переговоров ничем может
возбудить общественное мнение против него и японцев, теле¬
графировал микадо, советуя согласиться на мои предложения.
Комура получил приказ уступить, но сам Комура был против
уступки и потребовал приказа непосредственно от микадо,
отчего и произошла заминка во времени заседаний. Так, по
крайней мере, сообщили мне корреспонденты газет, находив¬
шиеся в постоянных сношениях с лицами свиты Комуры.Японцы держали себя на конференции сухо, но корректно,
только часто прерывали заседания, чтобы посоветоваться. На
конференции присутствовали только уполномоченные, т. е. я,
барон Розен, Комура, японский посол в Вашингтоне и три
секретаря с каждой стороны. Говорили я и Комура, только
несколько раз в дебатах участвовали вторые уполномоченные.
Я хотел, чтобы присутствовали также ассистенты, но Комура,
не знаю почему, решительно сему воспротивился. Некоторые
ассистенты были приглашены только на одно заседание. Это
решение крайне огорчило Мартенса, и он все время не мог
успокоиться. Я и барон Розен, мы ездили на конференцию
без ассистентов, а Комура брал их с собою и держал их в
комнатах, отведенных для японских уполномоченных. С ним
был один советник, бывший адвокат, американец в Японии,
который затем несколько лет тому назад поступил на службу
в японское министерство иностранных дел и там играет боль¬163
шую роль, хотя и не показную. С этим-то советчиком Комура
постоянно ходил советоваться.Будучи в адмиралтейском дворце, мы — русские и япон¬
цы — виделись между собою частным образом только во вре¬
мя непродолжительного завтрака. Я все время от пищи болел
и говорил об этом Комуре, когда он справлялся о моем здо¬
ровье. Комура же мне всегда отвечал, что он чувствует себя
превосходно, но, как только окончилась конференция, он
опасно заболел в Нью-Йорке, одни говорят — тифом желуд¬
ка, другие — нервным потрясением.После подписания мира русские и японцы начали между
собою видеться, и лица свиты Комуры говорили нашим, что
Комура подписал мирные условия вопреки своим убеждениям
и что ему готовится незавидная участь в Японии. Действи¬
тельно, когда в Японии сделались известными мирные усло¬
вия, в Токио вспыхнула смута, памятник, сооруженный при
жизни Ито, был разрушен толпою. Токио было объявлено на
военном положении, войскам пришлось действовать, были
раненые и убитые. Когда Комура вернулся в Японию, ему не
только не дали никакой награды, но он был вынужден поки¬
нуть пост министра иностранных дел и удалиться в частную
жизнь. Только потом, когда все успокоилось, он был назна¬
чен послом в Лондон. Я же был восторженно встречен, возве¬
ден в графство, затем наступила революция, которую мне
пришлось подавить как вопреки моему желанию назначенно¬
му председателем Совета министров. Оставляя по собственно¬
му желанию этот пост, я удостоился милостивого рескрипта и
новой выдающейся награды, но затем уже попал в опалу...Так играет судьба людьми через людей!.. *Меня очень удивляли некоторые своеобразные черты амери¬
канской жизни. Так, например, большинство служителей в гос¬
тиницах и ресторанах, т. е. лица, подающие кушанье и убираю¬
щие столы, были не что иное, как студенты высших учебных
заведений и университетов, которые этим путем зарабатывают
себе средства, так как летом служителям в ресторанах платят
сравнительно очень большое содержание, доходящее до
100 долл., т. е. около 200 руб. в месяц, на всем готовом.И эти студенты нисколько такою обязанностью не шоки¬
ровались. Они надевали соответствующий костюм ресторан¬
ного кельнера и самым аккуратным образом служили во вре¬
мя обеда и убирали столы (только не исполняли самой гряз¬
ной работы). Затем после обеда или после завтрака они оде¬
вались, как все остальные, надевали иногда корпоративные
знаки, ухаживали за дамами и барышнями, жившими в гости¬
нице, ходили с ними по паркам, играли, а когда время подхо¬
дило к обеду, они уходили, снова надевали свой костюм кель¬
нера и служили, как самые исправные кельнеры.Эта черта американской жизни меня очень удивляла, так164
как, не говоря уже о том, что по нашим нравам ничего подо¬
бного в России быть не может, несмотря на то что наши бед¬
ные студенты голодают, живя иногда на 10—20 руб. в месяц,
они тем не менее были бы шокированы, если бы им предло¬
жили служить за столом в виде лакея даже в самых лучших
ресторанах. Впрочем, это не только в России, но, вероятно,
так смотрят на это и в других местностях Европы.Точно так же меня удивляло, что барышни весьма хоро¬
ших семейств, которые жили в гостинице, нисколько не счи¬
тали предосудительным вечером во время темноты уходить с
молодыми людьми. Барышня с молодым человеком tet6 & tet6
уходила в лес, в парк, они вдвоем гуляли там по целым часам,
катались в лодках, и никому в голову не приходило считать
это в какой бы то ни было степени предосудительным. На¬
против, всякие гадкие мысли, которые могли прийти в голову
посторонним зрителям по отношению этих молодых людей,
считались бы предосудительными.Недалеко от гостиницы жили две молодые барышни с их
матерями, очень милые и почтенные особы, и лица, находив¬
шиеся в моей свите, а также и я раза два ходили туда пить
чай; молодые же люди засиживались там до позднего вече¬
ра — и это не считалось ни в какой степени предосудитель¬
ным, так как эти особы пользовались такой репутацией, что
относительно их никакой тени дурной мысли никому и в го¬
лову не могло прийти.Когда я был в Портсмуте, то часто, чтобы развлечься, я
брал автомобиль и ездил на час, на два в окрестности, ездил в
места, находящиеся в совершенно открытом океане, где были
отдельные курорты для купающихся. Все эти отдельные места
были очень хорошо устроены. Что меня особенно поража¬
ло — это открытый океан с его бурными притоками.*	Посол барон Розен, увидав, как со дня моего приезда в
Америку общественное мнение начало склоняться в пользу
России, очень настаивал, чтобы я, как бы ни кончилась кон¬
ференция, совершил поездку по главнейшим городам Амери¬
ки, чтобы еще более упрочить с ней отношения. Я об этом
телеграфировал графу Ламздорфу. Но прием, сделанный мне
в Америке, уже сделался известным в Петербурге и многим
мешал хорошо спать. Сейчас, конечно, начали наушничать.
Государю внушили ведь, что я хочу быть президентом всерос¬
сийской республики, может быть, говорили: «Смотрите, как
он умеет привлекать массы». Ведь государь гораздо ранее,
когда еще ко мне благоволил, говорил: «Витте — это гипно¬
тизер, как только он заговорит в Государственном совете или
другом собрании, сейчас большинство, даже из его ненавист¬
ников, становится на его сторону». Не следует ему позволять
создавать себе популярность.Казалось бы, что касается президентства, то в данном слу¬165
чае должен был более опасаться Рузвельт I, нежели Нико¬
лай И. Ламздорф мне ответил на мою телеграмму, что его ве¬
личество соизволил согласиться, но... (и при этом мне стави¬
лись какие-то условия).Зная атмосферу, окружающую государя, я, конечно, сейчас
же понял, в чем дело, и сам от проекта барона Розена отка¬
зался, о чем, может быть, не совсем деликатно телеграфиро¬
вал графу Ламздорфу *.Может быть, если бы такого рода телеграмму получил кто-
нибудь другой из уполномоченных, то он этим не был бы
фраппирован*, но я по моему характеру не привык получать
подобного рода наставления, а поэтому телеграфировал, что я
этого путешествия делать не желаю.Точно такой же случай произошел, когда я был на Даль¬
нем Востоке; это было в 1902 г., перед войной, когда я полу¬
чил от японского императора приглашение приехать в Япо¬
нию. Это приглашение очень поддерживал и наш посланник
Извольский, который убеждал меня приехать.В то время я играл такую громадную роль в России вооб¬
ще, а на Дальнем Востоке в особенности, что для меня впол¬
не понятно, что Извольский желал, чтобы я туда приехал, ибо
я, несомненно, остановил бы как, с одной стороны, и в Япо¬
нии, так, с другой стороны, и в России то течение мыслей и
действий, которое привело через два года к страшной войне.Но и тогда точно так же из Петербурга я получил такого
рода ответ: поезжайте, но поезжайте, имея в виду, что вы бу¬
дете там как частный человек.А это было очень трудно совместить, чтобы министр фи¬
нансов русского императора, отправившийся по его повеле¬
нию на Дальний Восток и осматривающий сооружения Вос-
точно-Китайской железной дороги, которые производились
под моим высшим наблюдением, чтобы, как только я пере¬
ехал кусок моря, отделяющий Порт-Артур от Японии, сейчас
же превратился в частного человека!*	Между тем, как только я уехал из Петербурга, начали
интриговать, чтобы испортить мои отношения с Ламздорфом,
указывая ему на то, что я его хочу совсем затмить, сделаться
канцлером и его устранить. Это выражалось в нескольких ча¬
стных депешах, им мне посланных, и моих ему ответах (хра¬
нятся в моем архиве), и только наши поистине дружеские от¬
ношения при благородстве характера графа Ламздорфа поме¬
шали этой интриге. Расчет же этих пошлых интриганов был
такой: если будут нелады между Ламздорфом и Витте, то дело
в глазах государя провалится и Витте провалится в Портсму¬
те; недаром мои враги говорили, когда я поехал в Портсмут:
«Мы его в костер бросили!»* Неприятно поражен, ошеломлен. (Примеч. ред.)166
Из телеграмм Ламздорфа и одной телеграммы лично госу¬
даря, в которой проявилась его тревога, как бы я не согласил¬
ся на контрибуцию в скрытой форме, и зная вечно колеблю¬
щийся характер государя при слабости его воли, я заметил,
что на государя действуют в том смысле, что смотри, Витте
из самолюбия заключит мир вопреки вашим инструкциям. Я
имел основание полагать, что в этом отношении на него
больше всего действовал Коковцов.Конечно, все это была только интрига. Единственная су¬
щественная уступка в смысле инструкции государя, мне дан¬
ной, которая была сделана,— это уступка Южного Сахалина,
и ее сделал сам государь. Сия честь принадлежит лично
его величеству, я, может быть, ее не сделал бы, хотя нахожу,
что государь поступил правильно, так как без этой уступки
едва ли удалось бы заключить мир.Когда я подписал мир, то это было для всех и для государя
довольно неожиданно. Когда я ехал из гостиницы в адмирал¬
тейский дворец в день, когда последовал мир, я сам наверное
не знал, состоится соглашение или нет. Государь, получив
мою телеграмму о заключении мира, видимо, не знал, как ему
к этому отнестись, но когда он начал получать от всех монар¬
хов самые горячие и искренние поздравления и когда эти
поздравления начали сыпаться со всех концов мира, то он ук¬
репился в сознании, что то, что сделано, сделано хорошо, и
только тогда он послал мне благодарственную телеграмму.
Его поздравил также самым восторженным образом герман¬
ский император, и это понятно — император этот уже успел в
Бьорках втянуть Россию в новое несчастье, может быть, еще
горшее, нежели японская война, на случай если состоится
мир в Портсмуте.Когда мне Рузвельт говорил, что весь мир желает, чтобы
был заключен мир между Россией и Японией, и я ему заме¬
тил: «Разве и германский император также этого желает?», он
мне ответил, что, несомненно, да. Тогда уже состоялось сви¬
дание в Бьорках, а ведь Рузвельт находился в очень близких
корреспондентских отношениях с императором Вильгельмом.
Первый — типичный по духу американец, большой патриот,
второй — типичный по духу немец, еще больший патриот; та¬
ким образом, оба главы государства представляют духовное
выражение своих наций. Как тот, так и другой — молодцы,
оба оригинальны, неспокойны, резки, скоропалительны, но
умеют держать такт в своих головах*.Естественно, что оба нашли между собою много точек со¬
прикосновения, но, конечно, это не значит, что их отноше¬*	Выражение это я заимствую от одного военного писаря, который как-
то сказал, что самый простой из всех барских танцев — это мазурка: «болтай
ногами, как хочешь, а только держи такт в голове».167
ния могли послужить к особому сближению Америки с Гер¬
манией. Во-первых, Рузвельт есть временный калиф: сегодня
он — президент, а завтра — простой американский гражда¬
нин. Во-вторых, ведь так еще недавно Вильгельм хотел эко¬
номического союза Европы против Америки (умеет вести
свою линию).Я, как уже говорил, со дня моего назначения главноупол-
номоченным не получил непосредственно или посредственно
ни одного слова от главнокомандующего Линевича, а ведь ар¬
мия наша стояла в бездействии после Мукдена уже около по-
лугода. Я не возбуждал вопроса о перемирии, приступив к
мирным переговорам, для того чтобы не связывать главноко¬
мандующего. Он знал же, что мирные переговоры идут!Ну что же, оказал ли он мне силой какое бы то ни было
содействие?!—	Ни малейшего!Со дня выезда моего из Европы японцы забрали у нас без
боя пол-Сахалина, а затем наш отряд встретился с японским
между Харбином и Владивостоком и при первом столкнове¬
нии отступил, а затем, когда мир был подписан, когда глав¬
нокомандующий не сумел отстоять свою армию от револю¬
ции, когда он спасовал перед шайкою революционеров, при¬
ехавших в армию ее совершенно деморализовать, когда для
водворения порядка в армии был послан генерал Гродеков, а
Линевич вызван в Петербург, этот старый хитрец, вернувшись
в Петербург, начал нашептывать направо и налево: «Вся беда
в том, что Витте заключил мир: если бы он не заключил ми¬
ра, я бы показал японцам!»На днях я здесь, в Биаррице, встретился с нынешним на¬
чальником нашего Генерального штаба генералом Палицы-
ным, который уже занимал это место до моего назначения
главноуполномоченным. Я ему задал вопрос: просил ли Лине¬
вич государя не заключать мира и вообще почему он бездей¬
ствовал все время с того момента, когда заговорили о мирных
переговорах? На это он мне ответил: «Теперь Линевичу, ко¬
нечно, выгоднее всего кричать, что если бы мы не заключили
мира, то он победил бы. Это совершенно естественно для
мелких людей. Куропаткин идет дальше: он уверяет, что все
виноваты в его поражениях, кроме него самого».Что же касается отношения Линевича к мирным перегово¬
рам, то, собственно, о них, насколько ему — Палицыну —
известно, он ничего не телеграфировал его величеству, но те¬
леграфировал, что он выработал план наступления, который
посылает государю на утверждение (хорош главнокомандую¬
щий), а когда государь ему ответил, что план этот не подле¬
жит утверждению его величества и что государь уполномочи¬
вает его привести наступление в исполнение, то он замолчал
и затих, и так продолжалось все время, покуда не был заклю¬168
чен мир. А потом у него деморализировалась армия револю¬
ционерами, что он тоже отрицает.Что же касается поведения президента Рузвельта, то оно
совершенно выясняется, по крайней мере поскольку поведе¬
ние это касается России, из документов, о которых я говорил
ранее. Мои решительные ему ответы убедили его, что от меня
он никакой уступки не получит, поэтому он и перенес свои
домогательства в форме советов государю императору непос¬
редственно в Петербург.Как я говорил, в день, когда я поехал на заседание, на ко¬
тором должно было решиться — примут ли наши условия
японцы или нет, что зависело от того, получит ли Комура
подтверждение от самого микадо принять предложенные Рос¬
сией условия, у меня не было уверенности, будет или не будет
заключен мир. Я был убежден в том, что мир для нас необхо¬
дим, так как в противном случае нам грозят новые бедствия и
полная катастрофа, которые могут кончиться свержением ди¬
настии, которой я всегда был и ныне предан до последней
капли крови, но, с другой стороны, как-никак, а мне прихо¬
дилось подписать условия, которые превосходили по благо¬
приятности мои надежды, но все-таки условия не победителя,
а побежденного на поле брани. России давно не приходилось
подписывать такие условия; и хотя я был ни при чем в этой
ужасной войне, а напротив того, убеждал государя ее не зате¬
вать, покуда он меня не удалил, чтобы развязать безумным
авантюристам руки, тем не менее судьбе угодно было, чтобы
я явился заключателем этого подавляющего для русского са¬
молюбия мира, и поэтому меня угнетало тяжелое чувство. Не
желаю никому пережить то, что я пережил в последние дни в
Портсмуте. Это было особенно тяжело потому, что я уже тог¬
да был совсем болен, а между тем должен был все время быть
на виду и играть роль торжествующего актера. Только некото¬
рые из близких мне сотрудников понимали мое состояние.
Весь Портсмут знал, что на следующий день решится траги¬
ческий вопрос, будет ли еще потоками проливаться кровь на
полях Маньчжурии, или этой войне будет положен предел. В
первом случае, т. е. если последует мир, из Адмиралтейства
должны были последовать пушечные выстрелы. Я сказал пас¬
тору одной из местных церквей, куда я ходил за неимением
православного храма, что, если мир состоится, я из Адмирал¬
тейства приду прямо в церковь. Meayjy тем в течение ночи
приехали наши священники из Нью-Йорка ожидать на месте
окончания разыгравшейся трагедии, с соседних мест съеха¬
лись под влиянием того же чувства священнослужители раз¬
личных вероисповеданий.Ночью я не спал.Самое ужасное состояние человека, когда внутри, в душе
его, что-то двоится. Поэтому как сравнительно несчастны169
должны быть слабовольные. С одной стороны, разум и со¬
весть мне говорили: «Какой будет счастливый день, если за¬
втра я подпишу мир», а с другой стороны, мне внутренний
голос подсказывал: «Но ты будешь гораздо счастливее, если
судьба отведет твою руку от Портсмутского мира, на тебя все
свалят, ибо сознаться в своих грехах, своих преступлениях пе¬
ред отечеством и Богом никто не захочет, и даже русский
царь, а в особенности Николай II». Я провел ночь в какой-то
усталости, в кошмаре, в рыдании и молитве.На другой день я поехал в Адмиралтейство.Мир состоялся, последовали пушечные выстрелы.Из Адмиралтейства я поехал с моими сотрудниками в цер¬
ковь. По всему пути нас встречали жители города и горячо при¬
ветствовали. Около церкви и на всей улице, к ней прилегаю¬
щей, стояла толпа народа, так что нам стоило большого труда
через нее пробраться. Вся публика стремилась пожать нам ру¬
ку — обыкновенный признак внимания у американцев. Про¬
бравшись в церковь, я с бароном Розеном за неимением места
встал за решеткой в алтаре, и вдруг нам представилась дивная
картина. Началась церковная процессия: сперва шел превосход¬
ный хор любителей-певчих, поющих церковный гимн, а затем
церковнослужители всех христианских вероисповеданий — пра¬
вославной, католической, протестантской, кальвинистской и
других церквей. Процессия эта шла через всю церковь и поме¬
стилась в алтаре (возвышение, огражденное низкой решеткой),
а затем русский, а потом протестантский священники начали
служить краткие благодарственные молебны за ниспослание
мира и прекращение пролития невинной крови. Во время слу¬
жения явился нью-йоркский епископ, скорым поездом приехав¬
ший из Нью-Йорка, чтобы принять участие в этом церковном
торжестве. Он и русский священник сказали краткие пропове¬
ди. Затем последовало пение благодарственного церковного
гимна всеми служителями церкви и церковными хорами. Все
время многие молящиеся плакали. Я никогда не молился так
горячо, как тогда. В этом торжестве проявилось единение хри¬
стианских церквей, мечта всех истинно просвещенных последо¬
вателей христианского учения и единение всех сынов Христа в
чувстве признания великой заповеди — «не убий». Видя амери¬
канцев, благодарящих со слезами Бога за дарование мира, у ме¬
ня явился вопрос: что им до нашего Портсмутского мира? И на
это у меня явился ясный ответ: да ведь мы все — христиане.
Когда я покидал церковь, хоры запели «Боже, царя храни», под
звуки которого я пробрался до автомобиля и, когда гимн затих,
уехал.Когда я выходил из церкви, то еле-еле мог пробраться,
причем, вероятно, по местному обычаю, старались всунуть
мне в руки и в карманы различные подарки.Когда после этого я приехал в гостиницу, то в моих карма¬170
нах было найдено кроме большого числа безделушек и неко¬
торые весьма ценные подарки в виде драгоценных камней.Почему мне удалось после всех наших жестоких и постыд¬
нейших поражений заключить сравнительно благоприятный
мир?В то время никто не ожидал такого благоприятного для
России результата, и весь мир прокричал, что это первая рус¬
ская победа после более нежели годовой войны и сплошных
наших поражений. Меня всюду возносили и возвеличивали.
Сам государь был нравственно приведен к необходимости
дать мне совершенно исключительную награду, возведя меня
в графское достоинство. И это при личном ко мне нераспо¬
ложении его и в особенности императрицы и при самых ко¬
варных интригах со стороны массы царедворцев и многих вы¬
сших бюрократов, столь же подлых, как и бездарных. Это
произошло потому, что с появления моего в Америке я сумел
своим поведением разбудить в американцах сознание, что мы,
русские, и по крови, и по культуре, и по религии им сродни,
приехали вести у них тяжбу с расой, им чуждой по всем этим
элементам, определяющим природу, суть нации и ее дух. Они
увидали во мне человека такого же, как они, который, не¬
смотря на свое высокое положение, несмотря на то что явля¬
ется представителем самодержца, такой же, как и государст¬
венные и общественные деятели. Мое поведение восприняли
и все находившиеся при мне русские, что увеличивало объем
впечатления. Мое отношение к прессе, к ее деятелям распо¬
ложило их ко мне, а они везде, а в особенности в Америке,
играют громадную роль в смысле проведения впечатления и
идей, хотя часто и непрочных. Японские представители своим
поведением содействовали мне в смысле впечатления на аме¬
риканцев. Американские евреи, зная, что я никогда не был
ненавистником евреев, и после моих бесед с их столпами, о
которых я скажу несколько слов ниже, во всяком случае мне
не вредили; в их интересах было поддерживать такого русско¬
го государственного деятеля, о котором по всему моему про¬
шлому они знали, что я к ним отношусь, как к людям. Сие
же последнее — большая редкость за последние десятилетия,
а ныне представляется в России заморским чудом.Рузвельт желал, чтобы дело кончилось миром, так как к
этому понуждало его самолюбие как инициатора конферен¬
ции; успех его инициативы усиливал его популярность, но
симпатии его были на стороне японцев. Он хотел мира, но
мира как можно более выгодного для японцев, но он на¬
ткнулся на мое сопротивление, на мою с ним несговорчи¬
вость, а затем он испугался совершающегося поворота в об¬
щественном мнении Америки в пользу русских. О том, что
Америке не особенно выгодно крайнее усиление Японии, ни
он, ни вообще американцы не думали. Вообще, познакомив¬171
шись с Рузвельтом и многими американскими деятелями, я
был удивлен, как мало они знают политическую констелля¬
цию* вообще и европейскую в особенности. От самых видных
их государственных и общественных деятелей мне приходи¬
лось слышать самые наивные, если не сказать невежествен¬
ные, политические суждения касательно Европы, например:
Турция существовать не должна, потому что это страна маго¬
метанская, ей не место в Европе, а кому она достанется, это
безразлично; почему нельзя воссоздать отдельной сильной
Польши, это так естественно и справедливо и т. п.Франция жаждала мира, так как это был ее прямой и са¬
мый серьезный интерес. Ее же государственные люди, нахо¬
дившиеся у власти, большею частью лично симпатизировали
своей союзнице. Англия, государственные и общественные
деятели которой — традиционные политики и мастера этого
дела, желала, чтобы мир был заключен, конечно, более или
менее выгодный для Японии, так как у них явилось совер¬
шенно ясное сознание, что России хороший дан урок, кото¬
рый принесет им пользу по урегулированию всех спорных с
нею вопросов, но что, с другой стороны, чрезмерное усиление
Японии для них может со временем представить опасность.Как раз в это время истек срок соглашения Англии с Япо¬
нией. В Лондоне велись переговоры о возобновлении догово¬
ра, и редакция окончательного соглашения ставилась в зави¬
симость от того, что скажет Портсмут. На это я обращал из
Портсмута внимание Ламздорфа, но мы не могли узнать, по¬
чему именно переговоры в Лондоне ставились в зависимость
от переговоров в Портсмуте. Японская война произвела поря¬
дочную пертурбацию в финансах Европы, а потому весь де¬
нежный мир желал, чтобы война кончилась.Все христианские церкви и их представители сочувствова¬
ли заключению мира, так как все-таки дело шло о борьбе
христиан с язычниками. О том, что японцы, пожалуй, языч¬
ники, но особого рода, с непоколебимой идеей о бессмертной
жизни и всесильной верой в Бога, это вопрос, о котором ма¬
ло кто думал и знал, да многие ли это знают и ныне? Нако¬
нец, император Вильгельм. До свидания в Бьорках в его инте¬
ресе было еще более обессилить Россию, а раз были Бьорки,
его интерес также заключался в том, чтобы в Портсмуте дело
кончилось миром. Не мог же он тогда думать, что Бьорки по¬
том провалятся.Вот все те главные факторы, которые мне содействовали к
заключению возможно благоприятного мира. Под влиянием
всех этих течений японцы сдались на предложенные им усло¬
вия. Им была внушена мысль: лучше получить существенное,
нежели рисковать получить громадное30.* Стечение обстоятельств (Примеч ред )172
Что касается депутации еврейских тузов, являвшихся ко
мне два раза в Америке говорить о еврейском вопросе, то об
этом имеются в министерстве иностранных дел мои офици¬
альные телеграммы. В депутации этой участвовали Шифф
(кажется, так), глава финансового еврейского мира в Амери¬
ке, доктор Штраус (кажется, бывший американский посол в
Италии) — оба эти лица находились в очень хороших отно¬
шениях с президентом Рузвельтом — и еще несколько других
известных лиц. Они мне говорили о крайне тягостном поло¬
жении евреев в России, о невозможности продолжения такого
положения и о необходимости равноправия. Я принимал их
крайне любезно, не мог отрицать того, что русские евреи на¬
ходятся в очень тягостном положении, хотя указывал, что не¬
которые данные, которые они мне передавали, преувеличены,
но по убеждению доказывал им, что предоставление сразу
равноправия евреям может принести им более вреда, нежели
пользы. Это мое указание вызвало резкие возражения Шиф-
фа, которые были сглажены более уравновешенными сужде¬
ниями других членов депутации, особенно доктором Штрау¬
сом, который произвел на меня самое благоприятное впечат¬
ление. Он теперь занимает пост посла в Константинополе *.Когда этот Штраус года два тому назад хотел приехать в
Россию, то, несмотря на то что он был послом Америки в
Константинополе, пришлось делать целый ряд сношений с
полицией по вопросу о том, может ли он приехать в Россию
или не может; только при особом контроле и на строго опре¬
деленное время он мог приехать в Россию.Такое варварское, полудикое отношение со стороны Рос¬
сии к вопросам, по которым нет никаких сомнений во всех
культурных странах, и привело к тому конфликту, который
ныне переживают и Россия, и Америка вследствие денонса¬
ции Америкой торгового договора с Россией31.*	На другой день после подписания договора я уехал в Нью-
Йорк. По приезде туда я и барон Розен поехали к президенту в
Остер-бей. У президента мы обедали в семейном кругу его. Я с
ними много говорил как до обеда, так и после него.Еще до войны Америка применила к нам дифференциаль¬
ную пошлину на сахар. В то время я был министром финан¬
сов. В этом действии американского правительства я усмот¬
рел явное нарушение принципа наибольшего благоприятство¬
вания. Мы протестовали против этой меры, но безуспешно.
Тогда по моему докладу его величество утвердил некоторые
дифференциальные пошлины по отношению некоторых аме¬
риканских продуктов, что, конечно, было крайне неприятно
Америке.Когда я ехал в Америку, я исходатайствовал разрешение
его величества заявить президенту, что государь устраняет эти
дифференциальные пошлины. Я этим разрешением не вос¬173
пользовался до и во время конференции, дабы не дать повода
говорить, что мы заискиваем расположение американцев, но
после подписания договора с Японией, будучи у президента,
объявил ему об этом высочайшем решении. Президент был
очень доволен, на другой же день это было объявлено в аме¬
риканских газетах и произвело отличное впечатление. Прези¬
дент во время разговора со мною, в особенности перед обе¬
дом, хотел, видимо, загладить те резкие по существу разно¬
гласия, которые происходили между ним и мною с самого
моего приезда до того момента, когда он, видя, что со мной
каши не сваришь, перевел свои домогательства непосредст¬
венно в Петербург. Он меня уверял, что он так же действовал
на японцев, чтобы они согласились на мои предложения, и в
подтверждение своих слов показал мне телеграмму, о которой
я упомянул выше, в которой он, сообщая о перемене настро¬
ения американцев в пользу России и о том, что в случае про¬
должения войны Япония уже не будет встречать в американ¬
цах прежней поддержки, советовал принять наши условия. Я
просил президента дать мне его портрет с его подписью, что
он с видимым удовольствием сейчас же исполнил. Затем мы
беседовали на различные темы в самых любезных формах.
Распростившись с ним и его семейством, вечером мы верну¬
лись в Нью-Йорк.Там я неожиданно явился на биржу. Биржа, дабы выразить
мне уважение, заметив мое присутствие, прервала свои заня¬
тия и оказала мне особое внимание и сочувствие. Затем по
приглашению командующего войсками в Нью-Йоркском ок¬
руге генерала Гранта, сына известного президента, я ездил на
остров, где он жил и где находится его главная квартира. Я
хотел у него побывать, так как моя жена и я — мы в очень
хороших отношениях с милейшей особой, женой кавалергард¬
ского офицера князя Кантакузена графа Сперанского, до¬
черью генерала Гранта. Он меня встретил и проводил с воин¬
скими почестями. Одно утро я провел в Нью-Йоркском (Ко¬
лумбийском) университете, который мне оказал честь, выбрав
меня почетным доктором прав. Университет этот по обста¬
новке богаче Бостонского.Между прочим, беседуя с профессорами, я спросил про¬
фессора политической экономии, знакомит ли он слушателей
с книгою Джорджа о национализации земли, на что он мне
ответил: конечно, во-первых, Джордж — один из талантли¬
вейших наших писателей, а, кроме того, я считаю полезным
знакомить слушателей с его взглядами на земельный вопрос,
чтобы выяснить его неосновательность.Многим нашим доморощенным русским экономистам бы¬
ло бы полезно послушать эти лекции и даже такому великому
писателю, но наивному мыслителю, как граф Лев Толстой.Я также спрашивал профессоров, возможны ли у них та¬174
кие беспорядки, какие происходят в наших университетах, и
что бы они сделали, если бы это у них приключилось. На это
они мне ответили, что они об этом никогда не думали, так
как им никогда не придется в такие дела вмешиваться, ибо
р.ями слушатели при малейшей попытке кого-либо заниматься
в университете чем бы то ни было, кроме науки, его немед¬
ленно выбросят из университета. Я обратил также внимание
на то, что при университете имеется большое здание, служа¬
щее специально для физических упражнений.Известный миллиардер Морган просил меня съездить на
его яхте в военное училище, откуда выходят почти все офице¬
ры американской армии.Училище это расположено часах в трех езды по реке и за¬
мечательно богато устроено. Нас встретили с воинскими по¬
честями, и затем после осмотра училища на большом плацу
начальник училища произвел парад всем кадетам. При осмот¬
ре училища я заметил, что, вероятно, случайно в тот же день
для осмотра училища приехали японские офицеры, находив¬
шиеся в свите Комуры. Они были, видимо, крайне смущены,
так как на них никто не обращал никакого внимания. Заме¬
тив это, я подошел к ним, поздоровался с ними и пригласил
их быть с нами, если им угодно. Они очень меня благодарили
и все время были в моей свите.Парад был замечательно красивый. Кадеты эти совсем
взрослые мужчины. У них очень красивые мундиры. Ориги¬
нальность была та, что, между прочим, маршировали под зву¬
ки «Боже, царя храни». Когда раздались звуки этого прекрас¬
ного гимна, я снял шляпу, и за мною последовали все при¬
сутствовавшие *.Морган хотя и имеет дворец в Нью-Йорке, но живет по¬
стоянно на яхте; на этой самой яхте он совершает путешест¬
вие из Америки в Европу, ездит по Средиземному морю и
т. д.— словом, всю свою жизнь старается проводить на море,
находя, не без основания, что это самая здоровая жизнь.На этой яхте Моргана, едучи в Кадетский корпус, я за¬
втракал со всей своей свитой, а на обратном пути обедал, и
это был единственный раз, когда я, будучи в Америке, поря¬
дочно позавтракал и порядочно пообедал, так как когда я жил
в гостинице, то и тогда, несмотря на совершенно баснослов¬
ные цены, которые с меня брали: 380 руб. за номер и за обед
с каждой персоны по 30—40 руб., причем за самый скромный
обед, и все-таки еда была очень гадкая.*	На яхте я вел разговоры с Морганом и спросил его, при¬
мет ли он участие в займе, который Россия будет вынуждена
совершить для ликвидации расходов войны? Он не только со¬
глашался, но сам вызвался на то и настаивал, чтобы я не вел
переговоров с другой группой, еврейской, во главе которой
стоял Шифф. Я их и не вел. Но затем, когда пришлось делать175
заем и Германия — по причинам, которые будут выяснены
ниже,— отказалась принять участие в займе, согласно жела¬
нию императора Вильгельма, то и он ушел на попятный двор,
может быть, не без влияния германского правительства *.Говоря о Моргане, между прочим, мне вспомнился следу¬
ющий забавный разговор, происшедший между нами.У Моргана болезнь носа: на носу у него находится нарост,
как будто бы целая выросшая свекла, который, конечно,
представляет большое уродство.Уходя с его яхты, когда мы остались с ним наедине, я ска¬
зал Моргану:—	Позвольте мне вас поблагодарить и, между прочим, сде¬
лать вам маленькое одолжение. У меня есть большой при¬
ятель — знаменитый профессор в Берлине — JIacap. Когда я
как-то страдал накожною болезнью, он меня лечил и выле¬
чил. И вот когда я ходил к нему в клинику в Берлине, то ви¬
дел многих, имевших такие же уродливые носы; они у него
лечились, он все эти наросты вырезал, и у них получились
совершенно нормальные носы.На это Морган сказал, что он очень мне благодарен, что
он сам это знает, знает даже этого знаменитого профессора,
но, к несчастью, не может эту операцию сделать.Я думал, что Морган боится, что ему будет очень больно
или что-нибудь подобное.Но Морган мне сказал :—	Нет, я совсем не боюсь; я видел, как он это искусно де¬
лает, и нисколько не сомневаюсь в результате. Но скажите,
пожалуйста, как я тогда покажусь в Америке? Ведь я тогда не
в состоянии буду вернуться в Америку.—	Почему? — спрашиваю.—	Да потому, что если я приеду в Нью-Йорк после опера¬
ции, то каждый мальчишка, который встретится со мною на
улице, будет показывать на меня пальцем и хохотать. Все ме¬
ня знают с этим носом, и представьте себе, что я вдруг выйду
на улицы Нью-Йорка без этого носа?Мне этот ответ Моргана показался крайне странным, но
он объяснил мне это самым серьезнейшим образом и с боль¬
шим сожалением, что он не может сделать этой операции.После того как я ездил осматривать это высшее американ¬
ское офицерское училище, я ездил также на пароходе в Ва¬
шингтон, т. е. в официальную столицу Америки.Я осматривал Вашингтон, осматривал Белый дом прези¬
дента, сенат, палату депутатов и библиотеки, и, конечно, са¬
мым интересным представлялся дом, где жил и умер великий
Вашингтон, можно сказать, создатель нынешних Северных
Американских Соединенных Штатов. Дом этот находится за
городом над рекой Гудзон; замечательно, что все суда, гак
торговые, так и простые, которые проходят по этой реке, са¬176
лютуют этому дому, а также все лица, проходящие мимо это¬
го дома сзади, по дороге, снимают шапки. Вообще можно
сказать, что все американцы преклоняются перед этим до¬
мом, как перед святыней.Осматривающим этот дом и это маленькое имение Вашин¬
гтона показывают место, где похоронен он и его жена. Между
прочим, комнаты в этом доме по нынешним временам до¬
вольно скромных размеров, а во времена Вашингтона это
считалось обширным помещением; в этом доме имеются до¬
вольно обширные залы, в этом же доме есть комната, кото¬
рую показывают осматривающим, где жил известный фран¬
цузский генерал Лафайет, который участвовал в организации
Америки; здесь же та комната, где умер Вашингтон и где жи¬
ла его жена.Там есть особое место, на котором растут деревья, которые
были посажены различными более или менее известными лица¬
ми, посещавшими это имение Вашингтона. В этом же самом
месте и меня попросили посадить одно дерево; об участи этого
дерева, в каком оно теперь находится положении, я не знаю.Я осматривал все это в воскресенье, потому что у меня не
было времени; в воскресенье я приехал в Вашингтон, в воск¬
ресенье же осматривал и самое поместье президента.Обыкновенно в воскресенье этот дом бывает заперт, да и
вообще по воскресным дням в Америке все бывает заперто.
Но так как у меня не было времени — я должен был спешить
ехать обратно,— то я и обратился к президенту с просьбой, не
может ли он для меня сделать исключение и разрешить, что¬
бы мне показали этот дом в воскресенье.Рузвельт сказал мне, что, к сожалению, он ничего сделать
не может, потому что исторические памятники Америки на¬
ходятся в ведении особого женского общества, президентом
которого состоит какая-то дама; все это люди очень богатые,
и они содержат на свой счет все знаменитые памятники Аме¬
рики, причем они пользуются такой самостоятельностью, что
если президент и обратится к ним, то они могут не исполнить
его желания- Он посоветовал мне:—	Обратитесь к ней самой, объясните ей, что вы должны
уехать, и я убежден, что ввиду той популярности, которую вы
приобрели в Америке, она сделает для вас исключение и раз¬
решит осмотреть дом.Я так и сделал: обратился к президенту общества депешей
и получил ответ, что она с большим удовольствием распоря¬
дится, чтобы все было открыто и чтобы мне все показали.Так и было сделано. Американское правительство дало мне
свой пароход, и уполномоченные общества мне все там в
подробности показали.Когда я вернулся в Нью-Йорк, то опять ездил в Остер-бей
откланяться президенту Рузвельту и опять у него завтракал.177
На этот раз мы говорили с ним иначе, ибо в течение всего
времени Портсмутской конференции и еще ранее, когда я
был в Нью-Йорке, я с президентом во многом не сходился;
не соглашался на многие уступки, которые он желал, чтобы я
сделал. Одно время наши отношения дошли даже до того, что
Рузвельт не пожелал более иметь со мною дела и начал не¬
посредственно обращаться к государю императору.Поэтому некоторые вопросы были решены государем им¬
ператором, и я прямо из Петербурга получил по этому пред¬
мету указания, хотя его величество знал мои мнения по этому
предмету, а потому я не могу сказать, чтобы что-нибудь было
сделано вопреки моим мнениям. Может быть, я бы не решил¬
ся на некоторые уступки, на которые решился его величество,
но это происходило, само собою разумеется, потому, что я
есть не что иное, как один из слуг государя, а государь пред¬
ставляет собою самодержавного монарха Российской импе¬
рии, ответственного за то, что он делает, только перед Богом.Перед моим выездом Рузвельт дал мне письмо для переда¬
чи государю. Письмо это он мне прочел. В письме этом гово¬
рилось о том, что государь благодарил Рузвельта за то, что он
помог окончить переговоры между его уполномоченными и
уполномоченными японского императора; что теперь он с
своей стороны обращается к государю с просьбой: в торговом
договоре 1832 г. имеется один пункт, который получил особое
толкование со стороны России, а именно: по этому догово¬
ру — как понимают его в Америке — все американцы могут
свободно приезжать в Россию; могут быть различные ограни¬
чения, но не исходящие от вероисповедного принципа; если
бы ограничения эти исходили из других принципов, если бы
ограничения эти делались для того, чтобы оградить Россию от
явного материального или другого вреда, то тогда такое отно¬
шение со стороны России к этому вопросу признавалось бы
американцами совершенно естественным. Но дело в том, что
все американцы вообще могут приезжать в Россию, а только
делается вероисповедное ограничение по отношению евреев.
В письме говорилось, что американцы никогда не в состоя¬
нии усвоить и примириться с тою мыслью, что можно раз¬
личать людей в отношении их благонадежности или в отно¬
шении их порядочности по принадлежности к тому или дру¬
гому вероисповеданию. А поэтому, чтобы установить друже¬
ские отношения между Америкой и Россией, те отношения,
которые начались благодаря моему пребыванию в Америке,
он очень просит государя отменить это толкование, которое
установилось практикой в особенности последнего десяти¬
летия.Как только я возвратился, я передал это письмо государю
императору, а его величество передал письмо президента Руз¬
вельта министру внутренних дел.178
Во время моего министерства по этому предмету была ко¬
миссия. Комиссия эта тогда не кончила своей работы. Впос¬
ледствии, во время министерств Горемыкина и Столыпина,
комиссия кончила эту работу и пришла к тому заключению,
что необходимо дать другое толкование той статье договора,
которая говорит о праве России, как и каждого государства,
делать ограничения по отношению приезда подданных друго¬
го государства, но только не ставить вопрос о дозволении или
недозволении въезжать в Россию в зависимость от признака
вероисповедного.Но почему-то этому решению комиссии не было дано ни¬
какого хода. В конце концов в течение почти шести лет воп¬
рос этот не получил никакого благоприятного решения, и де¬
ло это кончилось тем, что американцы денонсировали торго¬
вый договор на тех основаниях, что они не могут примирить¬
ся с таким произволом и с не соответствующим духу времени
толкованием той части торгового договора, которая говорит о
праве въезда иностранцев в ту или другую страну.Когда я ехал обратно из Америки в Европу, то это путеше¬
ствие я совершил на немецком пароходе того же самого Гам¬
бургского общества и еще большем, нежели тот, на котором я
ехал в Америку, и пароход этот шел несколько быстрее. Паро¬
ход этот отличается всевозможным комфортом.На обратном пути я ехал уже как простой пассажир, точно
так же как я себя держал немедленно после того, как я под¬
писал Портсмутский договор. Так как я, когда приехал из
Портсмута в Нью-Йорк, уже сложил с себя звание чрезвычай¬
ного уполномоченного и посла его величества, а потому и в
Нью-Йорке хотя и жил в той же самой гостинице, но мое
пребывание стоило значительно менее, так как я уже платил
за свой номер на русские деньги всего 82 руб. вместо 380 руб.,
хотя и жил вследствие этого на 17-м этаже.Как я говорил, вообще в Америке было чрезвычайно доро¬
го жить, на водку, например, за подъем на машине дают не
менее доллара, т. е. 2 руб.; мелких денег, в сущности говоря, в
больших гостиницах как бы совсем не существует.Так как я получил на поездку, как я уже говорил, всего
15 тыс. руб. и потом дополучил 5 тыс. руб., всего 20 тыс. руб.,
то, конечно, я должен был приплатить несколько десятков
тысяч из своих собственных денег.Будучи в Нью-Йорке на обратном пути, я, между прочим,
пошел осматривать самые высокие дома и был в верхнем,
37-м этаже, куда подымался, конечно, на лифте. В это время
был маленький ветер, и, видимо, чувствовалось, что комнаты
на самом верхнем этаже колеблются, что весьма понятно, ибо
ничтожное, бесконечно малое движение внизу уже выражает¬
ся наверху в чувствительном колебании.При обратной поездке по вечерам устраивали на пароходе179
пение и танцы, всегда вся публика была крайне наряжена, а
равно происходили различные чтения.Я, между прочим, вспоминаю, какое особое положение за¬
нимают там агенты охранной полиции, о которых я ранее го¬
ворил. Как-то раз в Нью-Йорке я поехал на автомобиле с та¬
ким агентом, который одевается, как чистейший джентльмен,
и вот мы проезжали по одной улице, которая была крайне за¬
громождена экипажами, а особливо трамваями. Вдруг я заме¬
тил, что все движение полицейский сразу остановил, чтобы
дать мне проехать. Я удивился, почему это он сделал, и уви¬
дел, что агент, рядом около меня сидящий, расстегнул свой
сюртук, и я увидел, что под сюртуком у него была лента с
особым значком, и вот, увидевши этот значок, полицейский
махнул рукой, и все вдруг ему повиновалось, и все движение
было прекращено.Вот у нас, особливо в монархической стране, вся публика
взволновалась бы на такое действие полиции, а, вероятнее,
большей частью и не послушалась бы.На обратном пути капитан парохода мне сказал, что он
хочет в моем присутствии попробовать аппарат, только что
введенный, который заключается в том, что его ставят впере¬
ди парохода на определенное расстояние, и если пароход при¬
ближается близко к какому-нибудь препятствию и, между
прочим, к пароходу, идущему по направлению к нему, то на
пароходе начинает гудеть гудок. Аппарат этот сделан был для
предотвращения возможных столкновений. Он мне показал
подробно этот аппарат и его действие и произвел фальшивую
тревогу, дернув одну из проволок, и действительно, на паро¬
ходе сразу начал гудеть гудок.ПОСЕЩЕНИЕ ПАРИЖА
НА ОБРАТНОМ ПУТИ ИЗ АМЕРИКИ*	Первый европейский порт, в который заходил пароход,—
английский. Как только подошел наш пароход к крепости,
мне салютовали пушками.Когда я ехал в Америку, я уже был нездоров, но не заявлял
об этом, дабы не подражать Нелидову и Муравьеву. Главная
моя болезнь — это в области дыхательных органов. Конечно,
болезни мои весьма усилились от этого дипломатического пу¬
тешествия. Я все время поддерживал себя строжайшей диетой
и усиленными смазываниями кокаином. Это совершенно рас-
стр<?ило мои нервы. Еще в Америке я твердо решил удалиться
от всяких дел, и так как я держал Петербург все время в курсе
каждого моего делового шага, то еще из Америки теле1рафи-
ровал Ламздорфу, что я пришлю все документы, которые,
впрочем, не представляют собою ничего нового, потому что я180
своевременно сообщал по телеграфу, и просил его исходатай¬
ствовать разрешение государя поехать прямо в Брюссель на
несколько месяцев к дочери.У меня было какое-то предчувствие, что если я приеду в
Петербург, то меня снова «бросят в костер». Из Соутгамптона
я отправил Плансона курьером со всеми документами в Пе¬
тербург и сам на пароходе проследовал в Шербург. Приехав в
Европу, я решил переменить политику относительно прессы и
запираться от корреспондентов, потому я отказался иметь ка-
кие-либо разговоры с прессой, как только я приехал в Соут-
гамптон, и все время держался этой политики до 17 октября.
Я сделал в Париже только исключение для представителя га¬
зеты «Temps» Tardieu по усиленной просьбе посла Нелидова,
и то потом об этом жалел. В Шербурге я остановился на не¬
сколько часов, чтобы приехать в Париж рано утром для избе¬
жания всяких встреч и в особенности любопытной публики.Я приехал в Париж, кажется, 6 сентября нашего стиля ра¬
но утром. Я, конечно, прежде всего виделся в Париже с гла¬
вой министерства Рувье. Он меня очень поздравлял с заклю¬
чением мира, затем крайне сетовал на германское правитель¬
ство, с которым он все не мог уговориться по марокканскому
вопросу. Он мне объяснил, что он сделал многие уступки, на
которые не соглашался Делькассе, но что германские пред¬
ставители требуют того, чего он уступить не может, потому
что палата депутатов этого не примет, и этим воспользуются
враги министерства, чтобы его свергнуть. Он мне говорил,
что с послом князем Радолиным можно было бы сговориться,
но что присланы два представителя от центрального прави¬
тельства, из которых один, Розен, германский поверенный в
делах в Марокко, наиболее притязательный. Затем Рувье мне
указал, в чем заключаются разногласия, которые мне показа¬
лись сравнительно совершенно второстепенными. Вмешатель¬
ство Германии задевало самолюбие французов, возбужденные
же ею вопросы имели, очевидно, для нее значение политиче¬
ское в смысле давления на французское правительство, но не
имели значения по существу.Действительно, ознакомившись с прессой, я усмотрел силь¬
ное возбуждение, и некоторые газеты уже говорили о возмож¬
ном столкновении. Французское правительство на всякий слу¬
чай начало уже принимать даже некоторые военные меры, свя¬
занные с крупными расходами. Французские руководящие бан¬
киры, которые очень желали бы сделать русский заем, заявили
мне, что при настоящем положении вещей произвести большой
заем невозможно. II faut, que le cauchemare du Maroc passe*.Рувье мне также подтвердил, что при настоящем положе¬
нии вещей трудно рассчитывать на заем, и просил моего со-* Нужно, чтобы прошел марокканский кошмар (Примеч ред)181
действия, чтобы уладить дело. «Теперь отношение с Герма¬
нией,— прибавил он,— в такой острой фазе, что некоторые
лица и почти вся пресса ожидают вооруженного столкнове¬
ния»*. Я ему высказал, что лучше всего все вопросы колкие
не решать теперь, а признать их касающимися интересов всех
наций, имеющих какое-либо отношение к Марокко, и спу¬
стить их в конференцию из представителей этих держав. Тог¬
да, если Франции придется уступить по решению конферен¬
ции, парламент к решениям этим отнесется иначе, нежели ес¬
ли уступка последует от министерства.Рувье сказал, что он сам так думал, но что германское
правительство или его представители на это не согласны. Я
ему посоветовал теперь не спорить по существу и только ста¬
раться провести вопрос о конференции. Он мне обещал, что
если марокканский вопрос уладится, то правительство не бу¬
дет препятствовать займу и он, Рувье, мне окажет полное со¬
действие не только как глава правительства, но и как Рувье,
т. е. финансист. Я поехал к князю Радолину, германскому по¬
слу, с которым еще в Петербурге я был в очень хороших от¬
ношениях, и прямо заговорил с ним о марокканском вопросе,
объясняя, что осложнение на этом вопросе в настоящее вре¬
мя не на руку ни России, ни Германии, так как нельзя же го¬
товить большой войны из-за марокканского дела; ведь в слу¬
чае войны между Германией и Францией начнется общая
война, в которой должна будет принять участие и Россия. Он
мне ответил, что он делает все от него зависящее, чтобы
прийти к соглашению, что он совершенно разделяет мое мне¬
ние, что этот вопрос раздут, что ему мешают присланные
уполномоченные от центрального правительства, а что его в
Берлине считают французом. С своей стороны он просил ме¬
ня, не могу ли я оказать воздействие на канцлера Бюлова.Между тем, как только я приехал в Париж, мне сейчас же
из соответствующих посольств дали знать, что король Эдуард
и император Вильгельм были бы очень рады меня видеть и
принять, а Бюлов, вероятно не зная о переданном мне жела¬
нии Вильгельма, дал мне знать, что он был бы мне очень бла¬
годарен, если бы я, возвращаясь в Россию, проехал через Ба¬
ден, где он в то время лечился.Относительно приглашения короля Эдуарда и императора
Вильгельма я ответил, что не считаю себя вправе явиться к
ним ранее, нежели явлюсь к моему государю. В Париже я уже
застал письмо Ламздорфа о том, что государь желает, чтобы я
приехал в Петербург, а потому он, Ламздорф, не считал удоб¬
ным докладывать его величеству о моей просьбе отпустить
меня в Брюссель.*	Как оказалось впоследствии, под влиянием такого настроения француз¬
ское правительство произвело значительные расходы на случай войны.182
Что же касается Бюлова, то я ему дал знать, что мне неу¬
добно заезжать в Баден и если он меня желает видеть, то
пусть приезжает в Берлин, где я могу остановиться на не¬
сколько часов. Вслед за сим я получил высочайшее повеле¬
ние, чтобы, возвращаясь в Петербург, я явился к императору
Вильгельму. Что касается Англии, то ко мне приехал секре¬
тарь нашего посольства в Лондоне, ныне советник того же
посольства, умный и дельный Поклевский-Козелл, интимный
человек у короля Эдуарда и друг нынешнего министра ино¬
странных дел Извольского, с видимым поручением короля,
хотя он говорил, что приехал сам по себе и с ведома нашего
посла. Он заговорил со мною снова о желании Эдуарда и анг¬
личан, чтобы я заехал в Англию, но я ему объяснил, что при
всей моей охоте я сделать этого не могу без приказания госу¬
даря, а в то время, конечно, такого разрешения государя по¬
следовать не могло, так как его величество находился под
связями Бьоркского свидания.Если бы даже король Эдуард просил о том государя, разре¬
шение последовать не могло. Тогда государь считал англичан
нашими заклятыми врагами. Затем Поклевский меня долго
убеждал в том, что России необходимо после Портсмутского
мира войти в соглашение с Англией, дабы покончить недора¬
зумение по персидскому, афганскому, тибетскому и другим
вопросам, служащим постоянными разжигающими фактора¬
ми недобрых отношений между Россией и Англией. Я ему со¬
вершенно искренно говорил, что, по моему мнению, жела¬
тельно установить хорошие отношения между Англией и Рос¬
сией, но не портя существующих отношений к континенталь¬
ным европейским державам. Такова должна быть, по-моему,
наша политика на Западе, а на Востоке необходимо с полной
искренностью установить добрые отношения к Японии. Рос¬
сии желателен мир по крайней мере на несколько десятков
лет, и благоразумная политика должна к этому стремиться
всеми силами. Несомненно, что последовавшее на днях со¬
глашение между Россией и Англией — дело рук Поклевского
и его влияния на Извольского. Оно буквально воспроизводит
то, что мне представил Поклевский-Козелл в Париже. Король
Эдуард умно воспользовался своим интимным благоволением
к этому дипломату32.Получив повеление ехать к императору Вильгельму, я пе¬
редал об этом Рувье и Радолину, обещав им содействовать,
чтобы германское правительство согласилось на передачу
наиболее существенных вопросов по марокканскому делу на
обсуждение международной конференции. Затем я заявил
Рувье, что желал бы видеть президента Лубэ, который нахо¬
дился в то время в своем имении на юге Франции, около
Монтелимара. Мне, собственно, видеть Лубэ не было надоб¬
ности, хотя мне всегда было приятно беседовать с этим ста¬183
риком, к которому я питал глубокое уважение, но я понимал,
что, если я поеду к германскому императору, не заехав, буду¬
чи во Франции, к президенту Французской республики, это
произведет дурное впечатление на французов. Лубэ сейчас же
пригласил меня, и я вечером того же дня отправился в Мон-
телимар, завтракал у него в семейном кругу и на другой день
вечером вернулся в Париж.Когда я поехал к Лубэ, меня несколько станций сопровож¬
дал г-н Нейцлин, директор банка de Paris et Pays Bas, кото¬
рый являлся представителем синдиката французской группы
для совершения русского займа без включения в этот синди¬
кат еврейских банкирских домов, которые уклонялись от уча¬
стия в русских займах со времени кишиневского погрома ев¬
реев, устроенного Плеве, несмотря на мои личные отношения
с главою дома Ротшильдов, который всегда являлся главою
синдиката по совершению русских займов, когда в нем при¬
нимали участие еврейские фирмы.С Нейцлином я говорил о займе по приезде в Париж, теперь
из объяснений с Нейцлином выяснилось, что ему Рувье сказал
то же, что и мне, т. е. что он поддержит французских банкиров,
которые будут делать русский заем, но что эта операция воз¬
можна лишь после соглашения с Германией. Нейцлин, как и
его коллеги, конечно, очень хотел иметь заем, но и для них бы¬
ло ясно, что, покуда биржа не успокоится, это невозможно.Лубэ поздравил меня с окончанием портсмутских перего¬
воров миром, когда я еще был в Америке. Вообще я тогда по¬
лучил массу поздравительных и восторженных телеграмм, в
особенности из России. В Монтелимаре он меня еще раз поз¬
дравил словесно, говорил о неприятностях, делаемых Фран¬
ции германским правительством, и затем более всего выражал
свои мнения о внутреннем положении России, высказывая,
что без системы представительства и конституции Россия бо¬
лее идти не может.Я его спросил, говорил ли он по этому вопросу когда-ни¬
будь с государем. Он мне ответил, что говорил, выражая те же
мнения. На мой вопрос: «Что же вам сказал государь?» — он
ответил: «Государь сказал: «Вы так думаете?» Я ему отве¬
тил: «Не только думаю, но в этом убежден». Последующие со¬
бытия,— заключил он,— кажется, оправдали мое мнение».Я все время только его слушал, а затем в свою очередь
спросил его, представляет ли опасность для Франции все
большее и большее усиление социализма, и иногда социализ¬
ма боевого. Он мне убежденно ответил:—	Нет, это все пена. Как только социалисты входят в пра¬
вительство, они постепенно перестают быть социалистами.
Французский народ столь благоразумен и настолько полити¬
чески развит, что не допустит во Франции экспериментов со¬
циалистических бредней.184
Когда же я заговорил об антиклерикализме французского
правительства, переходящем разумные пределы и нравствен¬
ные принципы, которых, например, держался такой крайний,
но большой человек, как Гамбетта, то он, видимо, не желал
останавливаться на этой теме разговора.Через несколько месяцев истекал срок президентства Лубэ,
и он мне заявил, что твердо решил ни в каком случае больше
своей кандидатуры не ставить, хотя несомненно, что если бы
он желал быть тогда выбранным снова, то был бы выбран. Не
было ли одной из причин его ухода то, что в его президентст¬
во правительство под влиянием палаты затеяло столь грубую
войну с католической церковью?Покидая Париж, я еще раз виделся с Рувье, и он мне сно¬
ва подтвердил, что если уладится марокканский вопрос, то он
обещает мне оказать содействие займу, а такой заем был не¬
обходим России и в особенности всякому правительству госу¬
даря императора *. <...>КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС
ДО 17 ОКТЯБРЯ 1905 г.*	Великий акт освобождения крестьян от крепостной зави¬
симости, сделанный великим императором Александром II,
был совершен с наделением их землей. Наделение это было в
сущности принудительное, ибо помещики обязаны были под¬
чиниться самодержавной и неограниченной царской воле.
Первый акт с точки зрения гражданских норм и самосозна¬
ния не возбуждает никаких принципиальных и политических
отрицаний. Что же касается второго, то с точки зрения граж¬
данского самосознания, как оно установилось со времен
Римской империи, конечно, он являлся этому самосознанию,
принципу свободы и незыблемости собственности, полным
противоречием. Можно преклоняться и восторгаться этим ак¬
том — это другой вопрос; но не следует не усматривать в нем
то, что он действительно представляет,— нарушение принци¬
па собственности, принесение в жертву принципа собствен¬
ности политическим, может быть неизбежным, потребностям,
а раз стали на этот путь, естественно было ожидать и послед¬
ствий сего направления. Этого не только тогда не понимали,
но многие не понимают или не желают понимать и теперь.
Водворению сознания собственности был нанесен и другой
ущерб.Наделение землей всего населения — это акт бесконечной
сложности. Составление положения и затем введение его тре¬
бовало, даже при гениальности творцов и исполнителей, мно¬
гие годы. Все же было сделано спешно, наскоро. При таких
условиях самый вопрос об общинном и индивидуальном на¬185
делении не был ни по положению ясно и определенно разра¬
ботан, но еще менее определенно проведен в действительную
жизнь. Явилась масса недомолвок и вопросов, висевших и
ныне висящих в воздухе.Когда приходится в сложной материи делать работу спеш¬
но, гораздо легче ее делать огульно, нежели детально. Несрав¬
ненно легче иметь как материал для действия, в данном слу¬
чае для наделения землею, единицы в несколько тысяч лю¬
дей, нежели отдельных людей. Поэтому с точки зрения техни¬
ческого осуществления реформы община была более удобна,
нежели отдельный домохозяин.С административно-полицейской точки зрения она также
представляла более удобства — легче пасти стадо, нежели
каждого члена стада в отдельности. Такое техническое удобст¬
во, кстати, получило довольно мощную поддержку в весьма
почтенных любителях старины — славянофилах и иных
старьевщиках исторического бытия русского народа. Было
провозглашено, что «община» — это особенность русского
народа, что посягать на общину — значит посягать на своеоб¬
разный русский дух. Общество, мол, существовало с древно¬
сти, это цемент русской народной жизни.Раз приняв такой высокий и патриотический лозунг, поль¬
зуясь им, при известной способности делать нужные заключе¬
ния на бумаге можно выводить разные узоры (бумага все тер¬
пит и при некоторой талантливости и набитости пишущей
руки даже усердно читается). Было довольно нетрудно дока¬
зать и убедить, что в сущности община существовала повсю¬
ду, что она — примитивная форма владения. Есть немало лю¬
дей, которые и ныне эту истину не признают.Почтеннейший член Государственного совета П. Семенов
(сделавшийся в этом году Тян-Шанским), едва ли не единст¬
венный оставшийся в живых из ближайших сотрудников гра¬
фа Ростовцева по освобождению крестьян,— ярый сторонник
общины и только этой зимой в гостиной А. Н. Нарышкиной
сознался, что после пережитого в последние два года он убе¬
дился, что была сделана большая ошибка в 60-х годах: не
оценили при крестьянской реформе принципа собственности,
увлекшись общинным началом. Это на 84-м году жизни, по¬
сле кровавой революции с сентября 1905 по февраль 1906 г. и
затем с уходом моим с поста главы правительства, после вод¬
ворения анархии, которая тянется до сей минуты. А что еще
предстоит?..Чувство любви старины очень похвально и понятно; это
чувство является непременным элементом патриотизма, без
него патриотизм не может быть жизненным. Но нельзя жить
одним чувством — нужен еще разум. Координацией, и соот¬
ветствующей координацией этих двух элементов человеческой
природы только и может жить как отдельный человек, так и186
государство. Разум же всякому, кто таковым обладает, гово¬
рит, что люди, народы, как и все на свете, двигаются, только
мертвое, отжившее стоит, да и то недолго, ибо начинает идти
назад, гнить.Общинное владение есть стадия только известного момен¬
та жития народов, с развитием культуры и государственности
оно неизбежно должно переходить в индивидуализм — в ин¬
дивидуальную собственность; если же этот процесс задержи¬
вается, и в особенности искусственно, как это было у нас, то
народ и государство хиреют. Теперешняя жизнь народов вся
основана на индивидуализме, все народные отправления, его
психика основаны на индивидуализме. Соответственно сему
конструировалось и государство. «Я» организует и двигает все.
Это «я», особенно развитое в последние два столетия, дало
все великие и все слабые стороны нынешней мировой жизни
народов. Без преклонения перед «я» не было бы ни Ньюто¬
нов, ни Шекспиров, ни Пушкиных, ни Наполеонов, ни Алек¬
сандров II и проч. и не существовало бы чудес развития тех¬
ники, богатства, торговли и проч., и проч.Одна и, может быть, главная причина нашей революции —
это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а
следовательно, и сознания собственности и потребности
гражданственности, а в том числе и гражданской свободы.
Всему этому не давали развиваться естественно, а так как
жизнь шла своим чередом, то народу пришлось или давиться,
или силою растопыривать оболочку; так пар взрывает дурно
устроенный котел — или не увеличивай пара, значит, отста¬
вай, или совершенствуй машину по мере развития движения.
Принципом индивидуальной собственности ныне слагаются
все экономические отношения, на нем держится весь мир.В последней половине прошлого столетия явился социа¬
лизм во всех его видах и формах, который сделал довольно
видные успехи в последние десятилетия. Несомненно, что эта
эволюция в сознании многих миллионов людей приносит по¬
ложительную пользу, так как она заставляет правительства и
общества обращать более внимания на нужды народных масс.
Бисмарк явил тому явное доказательство.Но насколько движение это стремится нарушить индиви¬
дуализм и заменить его коллективизмом, особливо в области
собственности, настолько движение это имело мало успеха, и
едва ли оно, по крайней мере в будущем, исчисляемом десят¬
ками лет, сделает какие-либо заметные успехи.Чувство «я» — чувство эгоизма в хорошем и дурном смыс¬
ле — есть одно из чувств, наиболее сильных в человеке. Люди
в отдельности и в совокупности будут бороться насмерть за
сохранение своего «я». Наконец, то, что существует, ясно по¬
тому, что оно существует, а то, что предлагают, не ясно не
только потому, что не существует, но и потому, что оно на¬187
столько искусственно и слабо, что не выдерживает даже по¬
верхностной, мало-мальски серьезной критики.Единственный серьезный теоретический обоснователь эко¬
номического социализма, Маркс, более заслуживает внима¬
ния своею теоретическою логичностью и последовательно¬
стью, нежели убедительностью и жизненной ясностью. Мате¬
матически можно строить всякие фигуры и движение, но не
так легко их устраивать на нашей планете при данном физи¬
ческом и моральном состоянии людей. Вообще социализм
для настоящего времени очень метко и сильно указал на все
слабые стороны и даже язвы общественного и государствен¬
ного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько
бы то ни было разумно-жизненного иного устройства не
предложил. Он силен отрицанием, но ужасно слаб созидани¬
ем. Между тем духом социализма-коллективизма заразились у
нас многие даже очень почтенные люди. Они, уже не говоря
о натурах, поклоняющихся всякому государственному разру¬
шению, также явились сторонниками «общины». Первые по¬
тому, что видели в ней применение принципа мирного социа¬
лизма, а вторые потому, что в применении этого принципа в
жизни народа не без основания усматривали зыбкую почву,
на которой легко произвести землетрясение в общеэкономи¬
ческой, а следовательно, и государственной жизни. Таким об¬
разом, защитниками общины явились благонамеренные, поч¬
тенные «старьевщики», поклонники старых форм, потому что
они стары, полицейские администраторы, полицейские пасту¬
хи, потому что считали более удобным возиться со стадами,
нежели с отдельными единицами; разрушители, поддержива¬
ющие все то, что легко привести в колебание, и, наконец,
благонамеренные теоретики, усмотревшие в общине практи¬
ческое применение последнего слова экономической доктри¬
ны — теории социализма. Последние меня больше всего
удивляли, так пак если когда-либо и восторжествует «коллек¬
тивизм», то, конечно, он восторжествует совершенно в других
формах, нежели он имел место при диком или полудиком со¬
стоянии общественности.Ученый экономист, который может не понимать, что об¬
щина мало сходна с предполагаемым современным или воз¬
можным будущим коллективным владением землею, мне на¬
поминает садовника, который смешивает лесную дикую гру¬
шу с прекрасною грушею, выхоленною в культурнейшем со¬
временном саду. Если когда-либо осуществится в России кол¬
лективная собственность вместо общины, то это может про¬
изойти только после того, как общинное владение пройдет
через горнило индивидуализма, т. е. собственности индивиду¬
альной. Это может произойти только тогда, когда человек
усомнится в благе личной своей жизни, в своем «я» и будет
видеть для своего личного блага спасение в «мы».188
Между тем социализм залез уже давно в наши университе¬
ты. Я помню, в 70-х годах, когда после окончания курса в
Новороссийском университете на математическом факультете,
решившись основательно изучить экономические и финансо¬
вые науки, я долго не мог справиться с ясным представлени¬
ем о том, что такое «цена» — и что такое «ценность».В это время профессором политической экономии в Ново¬
российском университете был очень даровитый человек, По¬
стников, автор известного сочинения об общине, оставшийся
и до сих пор ее ярым поклонником. Пошел я к нему и гово¬
рю: «Объясните мне, пожалуйста, толково, какая разница
между «ценой» и «ценностью», на что он мне ответил: «Охота
вам заниматься этими пустяками. Вся теория спроса и пред¬
ложения, нормирующая стоимость предметов и услуг, есть
выдумка людская. Это все сочинили те люди, которым сочи¬
нение это выгодно для эксплуатации труда. Один только труд
дает цену; всякая цена будет лишь тогда справедлива, если
она будет справедливо выражать затраченный труд». Через не¬
сколько лет Постников должен был покинуть университет, а
затем был уездным предводителем дворянства. Когда я создал
Петербургский политехнический институт, я его назначил
профессором политической экономии, а затем и деканом
экономического отдела. Недавно он назначен директором
этого института. Я бывал, когда был министром финансов, на
экзаменах его учеников. Он был строгим экзаменатором, та¬
лантливым профессором, преподавал, насколько я мог усмот¬
реть, свой предмет методом историческим, избегая теории
(вероятно, чтобы не впадать в социализм), во всяком случае
он человек достойный, но так-таки до сих пор ярый поклон¬
ник общины и несколько, хотя очень мало, охрипший социа¬
листическими воззрениями.Итак, при освобождении крестьян весьма бесцеремонно
обошлись с принципом собственности и нисколько в даль¬
нейшем не старались ввести в самосознание масс этот прин¬
цип, составляющий цемент гражданского и государственного
устройства всех современных государств. Но все-таки, за ис¬
ключением вопроса о принудительном отчуждении, при вве¬
дении коего было в корне нарушено право собственности, на
все лады ныне обзываемой «священной», в других отношени¬
ях Положение об освобождении крестьян давало все выходы
к тому, чтобы прививать в крестьянах понятие о неприкосно¬
венности собственности и вообще о гражданских правах.Но, как известно, после освобождения крестьян преступ¬
нейшие и подлейшие покушения на царя-освободителя дали
силу лицам, не сочувствовавшим его преобразованиям, пар¬
тии дворцовой, дворянской камарилье; и Положение не полу¬
чило должного развития в том направлении, в котором оно,
по-ввдимому, было задумано. Тем не менее хотя на крестьян¬189
ское население не были распространены общие гражданские
законы и по отношению уголовных для них были сохранены
особенности (между прочим, телесные наказания по пригово¬
рам крестьян), но все-таки на них были распространены об¬
щие судебные и административные организации (мировой
суд).После проклятого 1 марта реакция окончательно взяла
верх. Община сделалась излюбленным объектом министерства
внутренних дел по полицейским соображениям, прикрывае¬
мым литературою славянофилов и социалистов. Участие кре¬
стьян в земстве ограничено. Мировые судьи были для кресть¬
янского населения заменены земскими начальниками. На
крестьянское население, которое, однако, составляет громад¬
нейшую часть населения, установился взгляд, что они полу-
дети, которых следует опекать, но только в смысле их поведе¬
ния и развития, но не желудка. Забота о детях сводится глав¬
ным образом к заботе о питании, но крестьянин ведь младе¬
нец sui generis* — его дело питать.Земские начальники явились и судьями, и администрато¬
рами, и опекунами. В сущности явился режим, напоминаю¬
щий режим, существовавший до освобождения крестьян от
крепостничества, но только тогда хорошие помещики были
заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные
земские начальники, большею частью прогоревшие дворяне и
чиновники без высшего образования, были больше всего за¬
интересованы в своем содержании.Если не душой, то дельцом всех этих преобразований
явился Плеве. Он мог служить и Богу, и дьяволу, как в дан¬
ном случае выгоднее для его карьеры.Введение земских начальников вызвало в Государственном
совете сильное противодействие, но оно было поборено гра¬
фом Толстым и все тем же злополучным князем Мещерским
(«Гражданин»).Что касается прямых налогов, то благодаря Бунге и
А. А. Абазе (министр финансов, а второй — председатель де¬
партамента экономии Государственного совета) была уничто¬
жена подушная подать. Это было еще до проявления усилен¬
ной реакции. Все мои попытки уничтожить выкупные плате¬
жи, когда я был министром финансов, были тщетны (на что
баловать крестьян), и мне удалось это сделать только после 17
октября, когда я сделался председателем Совета министров33.Итак, во время моего управления финансами до револю¬
ции крестьянство, т. е. громаднейшая часть населения Рос¬
сийской империи, находилось в таком состоянии: значитель¬
ная часть земли находилась в общинном коллективном владе¬
нии, исключавшем возможность сколько бы то ни было ин-* Своеобразный (Примеч ред)190
тенсивной культуры, подворное владение находилось в неоп¬
ределенном положении вследствие неотмежеванности и неоп¬
ределенности права собственности. Крестьянство находилось
вне сферы гражданских и других законов.Для крестьянства была создана особая юрисдикция, пере¬
мешанная с административными и попечительными функци¬
ями,— все в виде земского начальника, крепостного помещи¬
ка особого рода. На крестьянина установился взгляд, что это
с юридической точки зрения не персона, а полуперсона. Он
перестал быть крепостным помещика, но сделался крепост¬
ным крестьянского управления, находившегося под попечи¬
тельным оком земского начальника.Вообще его экономическое положение было плохо, сбере¬
жения — ничтожны. Да откуда быть сбережениям, когда уста¬
новился такой общий режим, что за последнее столетие (а то
же было и раньше) мы были постоянно в войне. Не успеет
страна оправиться после войны, смотри, затевают новую —
так постоянно.Российская империя в сущности была военная империя;
ничем иным она особенно не выдавалась в глазах иностран¬
цев. Ей отвели большое место и почет не за что иное, как за
силу. Вот именно потому, когда безумно затеянная и мальчи¬
шески веденная японская война показала, что, однако же,
сила-то совсем не велика, Россия неизбежно должна была
скатиться (даст бог, временно), русское население должно
было испытать чувство отчаянного, граничащего с помеша¬
тельством разочарования; а все наши враги должны были воз¬
ликовать, внутренние же, которых к тому же мы порядком
третировали по праву сильного, предъявить нам счеты во вся¬
ком виде, начиная с проектов всяких вольностей, автономий
и кончая бомбами. Наверху же провозгласили, что все вино¬
ваты, кроме нас,— давай заметать следы. Сверху пошел клич:
все это крамола, измена, и этот клич родил таких безумцев,
подлецов и негодяев, как иеромонах Иллиодор, мошенник
Дубровин, подлый шут Пуришкевич, полковник от котлет
Путятин и тысяча других. Но думать, что на таких людях
можно выйти — это новое мальчишеское безумие. Можно
пролить много крови, но в этой крови можно и самому по¬
гибнуть, и погубить своего первородного чистого младенца
сына-наследника. Дай бог, чтобы сие не было так и во вся¬
ком случае чтобы не видел я этих ужасов...Когда меня назначили министром финансов, я был знаком
с крестьянским вопросом крайне поверхностно, как обыкно¬
венный русский так называемый образованный человек. В
первые годы я блуждал и имел некоторое влечение к общине
по чувству, сродному с чувством славянофилов.Аксаковы, Хомяковы и прочие члены этой чистой плеяды
русских идеалистов, к тому же людей с громадными таланта¬191
ми (богословские сочинения Хомякова я считаю выше всего,
что было написано на русском языке вообще, а по части пра¬
вославия в частности), владели моим сердцем, и доныне я
храню к ним род влечения.К тому же я мало знал коренную Русь, особенно крестьян¬
скую. Родился я на Кавказе, а затем работал на юге и западе.
Но, сделавшись механиком сложной машины, именуемой фи¬
нансами Российской империи, нужно было быть дураком,
чтобы не понять, что машина без топлива не пойдет и что,
как ни устраивай сию машину, для того чтобы она долго дей¬
ствовала и увеличивала свои функции, необходимо подумать
и о запасах топлива, хотя таковое и не находилось в моем не¬
посредственном ведении. Топливо это — экономическое со¬
стояние России, а так как главная часть населения — это
крестьянство, то нужно было вникнуть в эту область. Тут мне
помог многими беседами бывший министр финансов Бунге,
почтеннейший ученый и деятельный по крестьянской рефор¬
ме 60-х годов. Он обратил мое внимание на то, что главный
тормоз экономического развития крестьянства — это средне¬
вековая община, не допускающая совершенствования. Он
был ярый противник общины.Более всего меня просветили ежедневно проходившие пе¬
ред моими глазами цифры, которыми столь богато министер¬
ство финансов и которые служили предметом моего изучения
и анализа. Скоро я себе составил совершенно определенное
понятие о положении вещей, и через несколько лет во мне
укоренилось определенное убеждение, что при современном
устройстве крестьянского быта машина, от которой ежегодно
требуется все большая и большая работа, не будет в состоя¬
нии удовлетворить предъявляемые к ней требования, потому
что не будет хватать топлива.Я составил себе также совершенно определенные мнения,
в чем заключается беда и как ее нужно лечить. Государство не
может быть сильно, коль скоро главный оплот его — кресть¬
янство слабо. Мы все кричим о том, что Российская империя
составляет V5 часть земной суши и что мы имеем около
140000000 населения, но что же из этого, когда громадней¬
шая часть поверхности, составляющей Российскую империю,
находится или в совершенно некультурном (диком), или в по-
лукультурном виде и громаднейшая часть населения с эконо¬
мической точки зрения представляет не единицы, а полу- и
даже четверти единиц.Богатство и экономическая, а потому в значительной сте¬
пени и политическая мощь страны заключаются в трех фак¬
торах производства: природе — природных богатствах, капи¬
тале, как материальном, так и интеллектуальном, и труде.Российская империя чрезвычайно богата природой, хотя
значение этого богатства в довольно серьезной степени ума¬192
ляется неумеренностью климата во многих ее частях. Она
весьма слаба капиталами, накопленными ценностями глав¬
ным образом потому, что она создана непрерывными война¬
ми, не говоря о других причинах. Она может быть весьма
сильна трудом физическим по числу жителей и интеллекту¬
альным, так гак русский человек даровитый, здравый и бого¬
боязненный. Все эти факторы производства находятся в тес¬
ной между собою связи в том смысле, что только совокупным
и координированным действием они могут творить соответст¬
вующие затратам большие ценности, богатства, но при совре¬
менном состоянии человечества, когда благодаря развитию
сообщений природные богатства довольно легко перемещают¬
ся, а благодаря международному кредиту капиталы всего света
в значительной мере интернационализировались, труд приоб¬
рел особое значение в создании богатства.Из изложенного ясно, что надлежало обратить внимание
на увеличение второго фактора — производства капитала и в
особенности на развитие третьего фактора — труда.Для первой цели нужно было прочно поставить нацио¬
нальный кредит. Надеюсь, что финансовая история признает,
что никогда кредит России на международных и отечествен¬
ном денежных рынках не стоял так высоко, как он стоял,
когда я был министром финансов.Не моя вина, что ребяческие затеи с войной его уронили,
и уронили, вероятно, надолго.На этих днях я читал статьи в некоторых русских газетах,
что-де иностранным держателям наших фондов и банкирам
все равно, какой у нас будет образ правления, лишь бы вос¬
становился внутренний порядок, т. е. прекратилась бы анар¬
хия. Довольно наивные рассуждения. Конечно, они желают,
чтобы прекратилась анархия, но для иностранного и русского
кредитора важно, чтобы установился такой образ правления,
при котором были бы если не невозможны, то маловероятны
подобные авантюры, как ужасающая японская война, по лич¬
ным капризам, потакающим авантюристам, и был невозмо¬
жен такой порядок вещей, при котором величайшая нация
находится в вечных экспериментах эгоистической дворцовой
камарильи.Взрослый человек может, пожалуй, раз обжечься кипят¬
ком, но не глотнет его вторично. После тех потерь, которые
заграница понесла со времени японской войны, она откроет
свои кошельки только такому российскому режиму, которому
она будет верить, верить же тем или тому порядку, при кото¬
ром она потеряла процентов двадцать капитала в русских
ценностях, она не будет.В течение моего управления финансами я увеличил госу¬
дарственный долг приблизительно на 1900 млн. руб.; на же¬
лезные дороги и уплату беспроцентного долга Государствен¬193
ному банку, для восстановления денежной (золотой) валюты
истратил гораздо более.Таким образом, занятые деньги пошли исключительно
на цели производительные. Они находятся в капиталах стра¬
ны. Благодаря установленному мной доверию заграничных
сфер к русскому кредиту Россия получила несколько милли¬
ардов (думаю, не менее трех) рублей иностранных капиталов.
Нашлись люди, и теперь их немало, которые ставили и ставят
мне это в вину. О глупость и невежество! Ни одна страна не
развилась без иностранных капиталов.Когда против иностранных капиталов ведут войну так на¬
зываемые истинные русские люди (кажется, это счастливое
название пустил в ход сам император), то это понятно, ведь
это или отпетые, или наемные безумцы, но ведь нередко о
вреде иностранных капиталов толкуют и даже в газетах люди,
имеющие претензии на знания. Во все время управления
мной министерством финансов мне приходилось отстаивать
пользу иностранных капиталов, и в особенности в Комитете
министров (ярые противники были И. Н. Дурново, Плеве и
генерал Лобко).Его величество по обыкновению делал резолюцию то в од¬
ну, то в другую сторону. Было даже созвано его величеством
особое заседание по этому предмету под его председательст¬
вом (журнал находится в архиве министерства финансов): по¬
лезны ли иностранные капиталы или нет?В этом заседании я, к немалому удивлению присутствовав¬
ших и его величества, высказал, что я совсем не боюсь ино¬
странных капиталов, почитая их за благо для нашего Отечест¬
ва, но боюсь совершенно обратного, что наши порядки обла¬
дают такими специфическими, необычными в цивилизован¬
ных странах свойствами, что немного иностранцев пожелают
иметь с нами дело. Конечно, если бы не делалось во время
моего управления финансами массы затруднений иностран¬
ным капиталистам, то иностранные капиталы пришли бы в
гораздо большем количестве.Но на что следовало обратить внимание — это на развитие
труда. Труд русского народа крайне слабый и непроизводи¬
тельный. Этому во многом содействуют климатические усло¬
вия. Десятки миллионов населения по этой причине в тече¬
ние нескольких месяцев в году бездействуют. Производитель¬
ности труда препятствует отсутствие путей сообщения. В этом
отношении мне удалось нечто сделать, так как во время моего
управления финансами я удвоил сеть железных дорог, но туг
мне постоянно мешало военное ведомство. Это ведомство
поддерживало меня только тогда, когда я предлагал строить
дороги, имеющие, по его мнению, некоторое стратегическое
значение. Так, вопреки моему мнению решили строить стра¬
тегические или преимущественно стратегические дороги, как,194
например, ветвь Закаспийской дороги в Кушку, Бологое —
Полоцк и другие.Кроме того, дороги экономические часто искривлялись по
каким-то малоубедительным соображениям, причем замеча¬
тельно, что одни военные специалисты заявляли, что страте¬
гические соображения требуют немедленной постройки та¬
кой-то дороги, а другие находили ту же дорогу вредной в во¬
енном отношении. В этой области мудрили и много повреди¬
ли генерал Куропаткин и в особенности бывший начальник
Главного штаба Обручев. Последний был образованный, да¬
ровитый, благородный и честный человек, но стратегические
дороги были род какой-то его мании. Нередко случалось, что
дорога, которая признавалась стратегическою, через 2—3 года
не признавалась таковой. Упомянув о Н. Н. Обручеве, не мо¬
гу не сказать, что он систематически проповедовал о необхо¬
димости обратить внимание на крестьянство. Многократно об
этом докладывал государю. К сожалению, он впадал постоян¬
но в то противоречие, что одновременно требовал различных
облегчений для крестьянства и настаивал на все большем и
большем увеличении военного бюджета и вообще расходов по
обороне. Ему главным образом Россия обязана громаднейши¬
ми затратами, если не совсем, то весьма малопроизводитель¬
ными, на Либавский порт. Выше уже рассказано, как его ве¬
личество подписал высокопарный указ о сооружении этого
порта и наименовании его портом Александра III и в тот же
день сетовал на то, что порт этот совсем не нужен.Итак, я всячески старался развить сеть железных дорог, но
военные соображения, на стороне коих был, естественно,
большей частью его величество, значительно мешали строить
дороги, наиболее нужные, в направлениях, наиболее произво¬
дительных в экономическом отношении, а потому сеть дает
дефициты, и их довольно трудно будет уничтожить — нужно
время, чтобы развилось движение.При бывшей бедности в железных дорогах всякая новая
дорога — это благо или, по крайней мере, превратится до¬
вольно скоро в благо. Возясь почти 40 лет с железными доро¬
гами и с стратегическими соображениями нашего военного
ведомства по поводу железных дорог, я пришел к заключению
о том, что в громадном большинстве случаев все стратегиче¬
ские соображения о направлении дорог суть химеры и фанта¬
зии. Государство всегда гораздо более выиграет, если при соо¬
ружении железных дорог будет руководствоваться исключи¬
тельно экономическими соображениями. В общем, т. е. почти
всегда, направление дороги экономическое будет соответство¬
вать и стратегическим потребностям. По моему мнению, в
курсе железных дорог это начало должно быть проведено как
правило, и его легко обосновать исторически и экономиче¬
ски. Мы 30 лет все строили дороги ввиду войны на Западе,195
сколько ухлопали малопроизводительно, а иногда и совсем
непроизводительно денег, а в конце концов начали воевать
(правда, по причуде) на Дальнем Востоке.Чтобы создать источник применения труда, было более не¬
жели желательно развить нашу промышленность. Эту идею на¬
чал мудро и с свойственной его характеру твердостью проводить
император Александр III. Я всячески старался развить нашу
промышленность. Этого требовали не только интересы народ¬
ные, взятые в частности, но высший государственный интерес.Современное государство не может быть великим без на¬
циональной развитой промышленности. Это показывает ис¬
тория. Это очевидно из современной действительности и, на¬
конец, это ясно из экономической здравой теории. Если это¬
го довольно много людей не понимают и не знают, то они за¬
служивают сожаления.Во время управления моего финансами (а в то время ми¬
нистр финансов был также министром торговли и промыш¬
ленности) я твердо утроил нашу промышленность. Это тоже
мне постоянно ставили и ныне ставят в вину. Глупцы!!Говорят, что для развития промышленности я принимал
искусственные меры. Что значит эта глупая фраза? Какими
же мерами, кроме искусственных, можно развить промыш¬
ленность? Все, что делают люди, это с известной точки зре¬
ния искусственно. Одни дикари живут и управляются безы¬
скусственно. Везде и всюду промышленность была развита
искусственными мерами. Я же принимал меры искусствен¬
ные, гораздо более слабые сравнительно с теми, которые для
этой цели принимали и даже доныне принимают многие ино¬
странные государства. Этого, конечно, не знают наши салон¬
ные невежды.Александр III ввел при министре финансов Вышнеград¬
ском покровительственный тариф, и я всячески его поддер¬
живал, несмотря на все приступы аграриев-дворян, но затем,
к сожалению, я не мог принимать других искусственных мер.
Закон или, вернее, произвол в образовании акционерных об¬
ществ (все сие творилось в Комитете министров) всячески
стеснял их развитие. Сколько раз я ни поднимал вопрос о
введении явочной системы при образовании акционерных об¬
ществ, я всегда встречал затруднение в министерстве внутрен¬
них дел вообще и у Плеве в частности и особенности. Обык¬
новенно мне суют, что я-де повыдавал промышленные ссуды
из Государственного банка, но, во-первых, вся сумма этих
ссуд доходит до 50—60 млн. руб.; смешно говорить о том, что
ссудами такого размера можно искусственно народить про¬
мышленность Российской империи; во-вторых, значительная
часть этих ссуд выдана нашим барам-промышленникам из
дворцовой камарильи или к ней близким уже во всяком слу¬
чае не при моем содействии.196
Вообще вопрос о значении промышленности в России еще
не оценен и не понят. Только наш великий ученый Менделе¬
ев, мой верный до смерти сотрудник и друг, вопрос этот по¬
нял и постарался просветить русскую публику. Надеюсь, что
его книга по этому предмету принесет пользу русскому обще¬
ству34.Конечно, когда он был жив, говорили, что он писал так,
потому что подкуплен, заинтересован, но если вообще люди,
то русские люди в особенности всегда более склонны отда¬
вать должное мертвым, нежели живым.Если вследствие развития при моем управлении сети же¬
лезных дорог и промышленности я отвлек от земли 4—5 млн.
людей, а значит, с семействами миллионов 20—25, то этим
самым я как бы увеличил земельный фонд на 20—25 млн. де¬
сятин. Но конечно, при всей возможности этих мер в вопросе
об увеличении производительности народного труда они яв¬
ляются элементами второстепенными. Чтобы оплодотворить
народный труд, необходимо поставить народ так, чтобы он
мог и хотел не только производительно трудиться, но старать¬
ся всячески увеличивать эту производительность.У нас же народ так же трудится, как и пьет. Он мало пьет,
но больше, чем другие народы, напивается. Он мало работает,
но иногда надрывается работой. Для того чтобы народ не го¬
лодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему
дать возможность трудиться, нужно его освободить от попе¬
чительных пут, нужно ему дать общие гражданские права,
нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать пол¬
ным и личным обладателем своего труда — одним словом, его
нужно сделать с точки зрения гражданского права персоною.
Человек не разовьет свой труд, если он не имеет сознания,
что плоды его труда суть его и собственность его наследни¬
ков. Как может человек проявить и развить не только свой
труд, но инициативу в своем труде, когда он знает, что обра¬
батываемая им земля через некоторое время может быть заме¬
нена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не
на основании общих законов и завещательных прав, а по
обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может
быть ответствен за налоги, не внесенные другими (круговая
порука), когда его бытие находится не в руках применителей
законов (общая юрисдикция), а под благом попечительного
усмотрения и благожелательной защиты маленького «батюш¬
ки», отца земского начальника (ведь дворяне не выдумали же
для себя такой сердечной работы), когда он не может ни пе¬
редвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда,
жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения,
когда, одним словом, его быт в некоторой степени похож на
быт домашнего животного, с тою разницей, что в жизни до¬
машнего животного заинтересован владелец, ибо это его иму¬197
щество, а Российское государство этого имущества имеет при
данной стадии развития государственности в излишке, а то,
что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится.Вот в чем суть крестьянского вопроса, а не в налогах, не в
покровительственной таможенной системе и не в недостатке
земли, по крайней мере не в принудительном отчужде¬
нии земли для передачи ее во владение крестьян.Но конечно, если государственная власть считала, что для
нее самое удобное держать три четверти населения не в поло¬
жении людей, граждански равноправных, а в положении
взрослых детей (существ особого рода), если правительство
взяло на себя роль, выходящую из сферы, присущей прави¬
тельству в современных государствах, роль полицейского по¬
печительства, то рано или поздно правительство должно было
вкусить прелести такого режима.Высшее правительство — .государственная власть — сие
вкусило, когда произошел удар от японской войны, затеян¬
ной по безумию и поощренной обер-полицмейстером Рос¬
сийской империи Плеве в надежде таким образом поднять
престиж власти, возвеличить нашу силу и режим и заставить
смириться перед мощью и успехом. Ужасное влияние имеет
на людей всякий успех. Это я испытал и на себе лично.Но раз ты попечитель и я голодаю, то корми меня. На сем
основании вошло в систему кормление голодающих и выдаю¬
щих себя за голодающих.В сущности наши налоги в мое время (до войны) сравни¬
тельно с налогами других стран были не только не велики, но
малы. Но раз ты меня держишь на уздечке, не даешь свободы
труда и лишаешь стимула к труду, то уменьшай налоги, так
как нечем платить. Раз ты регулируешь землевладение и зем¬
лепользование так, что мы не можем развивать культуру, де¬
лать ее интенсивнее, то давай земли по мере увеличения насе¬
ления. Земли нет.—	Как нет, смотри сколько ее у царской семьи, у прави¬
тельства (казенной), у частных владельцев?—	Да ведь это земля чужая.—	Ну так что же что чужая. Ведь государь-то самодержав¬
ный, неограниченный. Видно, не хочет дворян обижать или
они его опутали.—	Да ведь это нарушение права собственности. Собствен¬
ность священна.—	А при Александре II собственность не была священна,
захотел и отобрал и нам дал. Значит, не хочет.Вот те рассуждения, которых держится крестьянство. Эти
рассуждения есть результат самим правительством устроенно¬
го их быта, и затем, конечно, они раскалены бессовестным
огнем революции.Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и198
безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша рево¬
люция справа, так называемые черные сотни или «истинно
русские люди». На знамени их высокие слова: «Самодержа¬
вие, Православие и Народность», а приемы и способы их дей¬
ствий архилживы, архибессовестны, архикровожадны. Ложь,
коварство и убийство — это их стихия. Во главе явно стоит
всякая с...ь, как Дубровин, Грингмут, Юзефович, Пуришке¬
вич, а по углам спрятавшись — дворцовая камарилья.Держится же эта революционная партия потому, что она
мила психологии царя и царицы, которые думают, что они
тут обрели спасение. Между тем спасаться-то было не надо,
если бы их действия отличались теми качествами, которыми
правители народов внушают общую любовь и уважение.Еще в первый год царствования императора Николая II я
говорил с И. Н. Дурново, стараясь убедить его, что необходи¬
мо поставить земских начальников в более определенные
рамки, отобрав от них функции судебные, но И. Н. Дурново
мне категорически ответил, что скорее его руки отсохнут, не¬
жели он подпишет какое бы то ни было изменение в положе¬
нии земских начальников. После него был назначен минист¬
ром Горемыкин, бывший обер-прокурор Сената и товарищ
министра юстиции (при Манасеине и Муравьеве).Когда он занимал это место, то он категорически выска¬
зывался против положения о земских начальниках. Я думал,
что он пойдет на уничтожение произвола земских начальни¬
ков. Собрались на частное совещание под председательством
Горемыкина, на это заседание я взял с собою почтеннейшего
члена совета министра финансов Рихтера, бывшего директора
департамента окладных сборов, знатока крестьянского дела,
который при Вышнеградском лишился места директора за его
quasi-либерализм (по нынешним временам он был бы
правый октябрист, но, вероятно, не согласился бы иметь
дело с председателем этой партии Гучковым, бретером, куп¬
чиком, моему нраву не препятствуй).В совещании начали беседовать, как двинуть крестьянское
дело. Рихтер указал на то, что нужно прежде всего изменить
положение о земских начальниках. Тогда Горемыкин у себя
дома его, Рихтера, самым грубым образом срезал, заявив, что,
сделавшись министром внутренних дел, он никогда не допу¬
стит, чтобы был тронут институт земских начальников. После
такого обращения с почтеннейшим стариком я вместе со сво¬
ими коллегами по министерству финансов оставил заседание
у Горемыкина *.В последние годы царствования императора Александра III
министр внутренних дел возбудил вопрос о приостановке дей¬
ствия статьи выкупного положения крестьян, по которому
крестьяне при соблюдении известных условий имеют право
покупать свои наделы.199
Так как выкупные суммы за землю постепенно с каждым
годом уменьшались, то в конце 80-х годов многие крестьяне
ввиду небольшой суммы, лежащей на земле, приобрели воз¬
можность выкупать свои участки.Вследствие того что выкуп этот, провозглашенный в вы¬
купном положении 60-го года, ничем затем не был регулиро¬
ван, выделы делались не с должной осмотрительностью и си¬
стематичностью, нарушая интересы остального крестьянства,
в особенности при общинном владении землей.Поэтому министр внутренних дел возбудил вопрос о при¬
остановке действия этой статьи, что по понятиям того време¬
ни было почти равносильно уничтожению этой статьи.Министерство внутренних дел в особенности со времен
Толстого и ранее этого было большим поклонником общины.
К сожалению, это поклонение общине исходило не столько
из аграрных соображений, сколько из соображений полицей¬
ских, так как несомненно, что самый удобный способ управ¬
ления домашними животными есть управление на основании
стадного принципа.Община в их понятии представлялась чем-то вроде стада
хотя и не животных, а людей, но людей особенного рода, не
таких, какие «мы», а в особенности дворяне.По этому предмету возражал почтеннейший Николай Хри-
стианович Бунге. Таким образом, по поводу этой статьи по¬
путно был возбужден вопрос принципиальный о преимущест¬
ве общинного или индивидуального владения — вопрос чрез¬
вычайно острый и чрезвычайно обширный.В департаменте Государственного совета по этому предме¬
ту произошло разногласие, и дело должно было рассматри¬
ваться в общем собрании Государственного совета. Я как ми¬
нистр финансов должен был высказать совершенно опреде¬
ленно мое мнение по этому предмету.Должен сказать, что в то время, с одной стороны, я еще не
вполне изучил крестьянский вопрос и относительно преиму¬
ществ того или другого способа крестьянского владения зем¬
лей не установил себе окончательного воззрения. С другой
стороны, для меня было ясно одно, что если стать на точку
зрения личного, индивидуального владения крестьян землей,
т. е. признать преимущества этого способа, то проведение его
в жизнь должно делаться систематично и планомерно; по
этому предмету должны быть созданы известные определен¬
ные правила, но недостаточно сказать только, что каждый
крестьянин может иметь право выкупа; необходимо указать
подробно и точно все условия выкупа, которые не были ука¬
заны с достаточной ясностью и определенностью.При таком положении дела по поводу мнения тех лиц, ко¬
торые нападали на общину, я счел необходимым представить
различные соображения о тех выгодах, которые представляет200
община; я сказал, что во всяком случае община это есть уч¬
реждение, имеющее известную историческую давность, а по¬
этому невозможно отдельно решить вопрос о выделе, не раз¬
решив в совокупности и весь крестьянский вопрос.Таким образом, я не высказывался ни за общину, ни за
личное владение, а находил, что было бы благоразумнее, пока
не будет выяснен и разобран крестьянский вопрос во всей его
совокупности, действие статьи о выделе приостановить.В тот день, когда этот вопрос должен был разбираться в
общем собрании Государственного совета, я имел доклад у
императора Александра III, но по этому предмету государь со
мною ничего не говорил. После доклада и завтрака я поехал
на вокзал (государь в то время жил в Гатчине) и, садясь в по¬
езд, заметил, что к поезду был прицеплен отдельный вагон и
что в этот вагон прошел молодой цесаревич Николай. Цеса¬
ревич пригласил меня прийти к нему в вагон, и мы с ним
ехали вместе до Петербурга, причем цесаревич меня все рас¬
спрашивал, как я буду баллотировать вопрос и какое мнение
буду поддерживать. Очевидно, он это дело ранее не читал и
не знал, но находился под влиянием Николая Христиановича
Бунге, который стоял за то, чтобы предоставить министру
внутренних дел этот вопрос отклонить.Я его высочеству доложил, что я держусь другого мнения и
при неопределенности вопроса считаю, что лучше временно
статью о выделе отменить, но с тем, чтобы непременно было
приступлено к изучению крестьянского вопроса и чтобы в са¬
мом непродолжительном времени было представлено решение
крестьянского вопроса во всей его совокупности.В конце концов в Государственном совете большинство
примкнуло к этому мнению.Как подал свой голос цесаревич, я не знаю. Но, едучи с
цесаревичем и имея случай говорить с ним довольно долго о
крестьянском вопросе, я тогда заметил, что его высочество со
свойственной ему сердечностью и благожелательностью отно¬
сится в высокой степени милостиво к крестьянским интере¬
сам и считает их первенствующими.Несмотря на то что Государственный совет высказался о
необходимости приступить к окончательному разрешению
крестьянского вопроса во всей совокупности и поручил это
ближайшим министрам, главным образом министру внутрен¬
них дел, дело это, конечно, не двигалось.В 1898 г. вышел первый отчет комитета Сибирской желез¬
ной дороги за время 1893—1897 гг.Так как председателем комитета Сибирской железной до¬
роги был все время император Николай II (сначала будучи
еще цесаревичем, а затем сохранил за собою эту обязанность
и сделавшись императором), то отчет этот имел особое значе¬
ние.201
По этому поводу я считаю нужным отметить наиболее ха¬
рактеристичную черту молодого цесаревича, а именно как от¬
носился цесаревич к крестьянскому вопросу с самого начала
учреждения Сибирского комитета, и затем, дабы мой рассказ
не прерывался, отмечу дальнейшие фазисы изменения этих
взглядов или, вернее, не взглядов, а настроений.Как это ни удивительно, но несомненно, что еще в 1898 г.,
т. е. менее чем 20 лет тому назад, в связи с сооружением Си¬
бирской дороги был мной поднят вопрос о переселении, т. е.
о том, чтобы дать возможность безземельному крестьянству
двинуться по направлению к Дальнему Востоку и заселять си¬
бирские пустыни по мере сооружения Великого Сибирского
пути и проникновения его к нашим тихоокеанским владени¬
ям. Эта мысль тогда казалась крайне либеральной и чуть ли
не революционной.Правительство в его большинстве, а равно и самые влия¬
тельные круги в Петербурге полагали, что эта мысль — давать
возможность крестьянству уходить из Европейской России,
для того чтобы искать себе лучшей жизни в Сибири,— пред¬
ставляет громадную ересь.Их доводы были весьма просты: такая мера удорожит труд
по обработке земли в помещичьих имениях, следовательно,
мера эта невыгодна всем частным собственникам, а, с другой
стороны, она способна дать крестьянству такие стремления к
вольностям, которые, по мнению помещиков, вредны не
только для них, т. е. для нашего дворянства, но и для самих
крестьян.Именно в этом смысле, хотя и в прикрытой форме, пред¬
ставил свои возражения тогдашний министр внутренних дел
Иван Николаевич Дурново.Но я встретил поддержку моих мнений в очень просве¬
щенном человеке — Николае Христиановиче Бунге. И не
знаю, благодаря ли влиянию Николая Христиановича Бунге
или просто по собственному влечению сердца молодой цеса¬
ревич Николай решительно встал на сторону интересов кре¬
стьянства, и в принципе был решен вопрос о допущении и
даже о некотором поощрении переселения крестьян, которым
трудно жить в Европейской России, в сибирские края.Тем не менее, несмотря на такое решение, министерство
внутренних дел в особенности первое время продолжало чи¬
нить различные препоны, конечно, только из боязни, что та¬
кое переселение может удорожить сельскохозяйственный ра¬
бочий труд; и только через несколько лет было допущено бо¬
лее или менее беспрепятственное переселение, а в последние
годы, т. е. во время пережитых нами смут, уже начали искать
в этом переселении как бы одно из могущественных средств
успокоения крестьянских волнений.Я только хотел отметить, что в 1893 г. молодой цесаревич202
Николай отнесся к вопросу об интересах крестьянства со
свойственной ему, в особенности в прежнее время, сердечно¬
стью.Когда цесаревич менее чем через год вступил на престол,
то я полагал, что теперь наступит пора более справедливому и
заботливому отношению к русскому крестьянству, т. е. тому
отношению, которое было провозглашено и наполовину осу¬
ществлено великим императором-освободителем Александ¬
ром II в 60-х годах. Но по-видимому, силы, не сочувствую¬
щие реформам императора Александра II, навеяли на молодо¬
го императора сомнения.Вероятно, эти сомнения усугубились после того, когда по
воцарении императора Николая в Зимнем дворце ему пред¬
ставлялись различные депутации от земств и дворянства, при¬
чем некоторые депутации высказали желания, которые были
сходны с теми, которые осуществились 17 октября 1905 г., что
составляет до сего времени злобу дня не только всех придвор¬
ных сфер, не только большинства Государственного совета,
но и третьей беспринципной Государственной думы.С своей стороны я нахожу, что речи, которые были тогда
высказаны депутациями, едва ли были тактичны; представи¬
телям общественности надлежало быть более рассудительны¬
ми в выражении своих пожеланий, в особенности в то время,
когда молодой император только что вступил на престол и не
мог еще составить себе окончательного зрелого суждения.Этими нетактичными речами представителей обществен¬
ности воспользовался министр внутренних дел Дурново и, ве¬
роятно, не без соучастия Константина Петровича Победонос¬
цева подействовал на его величество в том смысле, что госу¬
дарю было благоугодно в своей весьма достойной речи ска¬
зать несколько слов о «напрасных, бессмысленных мечтани¬
ях»35, которые было бы лучше не высказывать, так как, к сча¬
стью или несчастью России, но эти «напрасные мечтания»
после 17 октября 1905 г. перестали быть мечтаниями.Мне с самого начала царствования императора Николая
приходилось несколько раз высказывать государю, а равно
высказываться по этому предмету и в ежегодных докладах ми¬
нистра финансов о государственной росписи, которые в то
время (до преобразования наших высших законодательных
учреждений) имели совершенно особое, исключительное зна¬
чение, о необходимости, так сказать, вплотную заняться кре¬
стьянским вопросом, так как не нужно было иметь ни много
ума, ни дара пророчества, чтобы понять, что, с одной сторо¬
ны, в этом заключается вся суть будущности Российской им¬
перии, а что, с другой — в неправильном и пренебрежитель¬
ном отношении к этому вопросу кроется ядро всяких смут и
государственных переворотов.Тем не менее вопреки моему ожиданию в 1895 г. откры¬203
лось совещание не по крестьянскому, а по дворянскому воп¬
росу, т. е. так называемая «дворянская комиссия».Председателем этой комиссии был назначен Иван Никола¬
евич Дурново, а управляющим делами этой комиссии г. Сти-
шинский — тот самый Стишинский, который был одним из
сотрудников Пазухина, управляющего канцелярией министра
внутренних дел графа Дмитрия Толстого, который в 80-х го¬
дах провел целый ряд крайне реакционных законов, так о
земском положении и о земских, крестьянских начальниках и
проч.; эти законы не только затемнили душу реформ импера¬
тора Александра II, но и наносили глубочайшую рану в самое
тело этой реформы.Состав дворянской комиссии был таков, что, очевидно,
имелось в виду поднять не благосостояние народных масс, а
исключительно поднять благосостояние земельных частных
собственников, и преимущественно нашего задолженного и
искусственно поддерживаемого дворянства.*	Само собой разумеется, что душою комиссии стал Пле¬
ве *.В качестве министра финансов и я состоял членом этой
комиссии. В первом же заседании этой комиссии я высказал
мнение, что дворянам не может быть хорошо, если крестья¬
нам не будет хорошо, и обратно: с улучшением положения
крестьян и большинству дворян сделается лучше, а потому,
по моему мнению, дворянской комиссии следует преимуще¬
ственно обратить внимание на поднятие благосостояния кре¬
стьянства и преимущественно заняться этими вопросами.После моей речи, в которой я развил эту идею, председа¬
тель закрыл заседание, сказав, что он имеет испросить указа¬
ние по этому предмету у его величества.На следующем заседании Иван Николаевич Дурново объя¬
вил высочайшее повеление, что государю императору было
угодно назначить дворянскую комиссию для изыскания
средств к улучшению положения русского дворянства, а не
крестьянства, а потому дворянская комиссия не должна тро¬
гать и заниматься крестьянскими вопросами.Такое решение, конечно, само по себе было смертным
приговором дворянской комиссии; она просуществовала не¬
сколько лет, несмотря на всевозможные попытки искусствен¬
но восстановить здоровье отжившего и ослабшего организма,
ничего сколько-нибудь серьезного не сделала и не могла сде¬
лать, потому что комиссия эта встретила во мне отпор во всех
поползновениях обогащать дворянские карманы на счет госу¬
дарственной казны, т. е. на счет народных денег.*	Я на большинство этих затей не соглашался и тем воз¬
буждал против себя всех тех дворян, которые держатся прин¬
ципа, что Российская империя существует для их кормления.
В этих заседаниях Плеве проявился во всей своей красе. Он204
явился в совещании адвокатом всех ультрадворянских тенден¬
ций; в своих речах делал постоянные экскурсии в историю
России с целью доказать, что существование Российской им¬
перии главным образом обязано дворянству. На этих заседа¬
ниях мои отношения с Плеве совершенно обострились. Я ему
постоянно возражал и, признаюсь, не щадил его самолюбия,
так что он несколько раз обращался к защите председателя,
т. е. И. Н. Дурново. Конечно, дворянское совещание ничем
серьезным не кончилось. Дурново получил награду, а совеща¬
ние — несколько подачек для дворян, но известная часть дво¬
рян никогда не могла забыть мою оппозицию ко всем дво¬
рянским затеям, требующим казенных денег.Само собою разумеется, что я никогда не имел никаких
враждебных чувств к дворянству вообще и не мог их иметь,
так как сам я потомственный дворянин и воспитан в дворян¬
ских традициях, но всегда считал несправедливым и безнрав¬
ственным всевозможные денежные привилегии дворянству за
счет всех плательщиков податей, т. е. преимущественно кре¬
стьянства *.Несмотря на то что большинство было против меня и что
меня поддерживали только некоторые члены, я по всем воп¬
росам так явно обнаруживал некрасивую тенденцию дворян
запускать руку в карман государственного казначейства, что,
несмотря на всю их злость, простая, еще не совсем потерян¬
ная стыдливость членов комиссии не дозволила им прини¬
мать решительные меры для захвата народных денег.Журналы этой комиссии, несомненно, находятся в одном
из архивов, вероятно в архиве Государственного совета. И,
несмотря на то что журналы эти составлялись г. Стишинским
в таком направлении, чтобы не представить истинную карти¬
ну тех прений, которые имели место в этой комиссии*, тем не
менее журналы эти запрятаны, так как они находились в
столь значительном несоответствии с тенденциями и событи¬
ями, которые явно выразились в России после 1900 г., что ес¬
ли бы журналы эти были опубликованы, то, может быть, даже
и третья Государственная дума с г-ном Гучковым и графом
Бобринским обнаружила неожиданное явление: у них появи¬
лась бы краска стыдливости на лице.*	Конечно, дворянское совещание прежде всего стреми¬
лось получить новые льготы по Дворянскому банку и к со¬
кращению операций по Крестьянскому.Дворянский банк основан при Александре III вопреки
мнению министра финансов, почтеннейшего Бунге. Суть его
заключается в том, чтобы предоставить государственный кре¬
дит дворянству.*	В особенности не изложены во всей своей неприкосновенности речи
Плеве.205
Это еще малая беда, но затем этим не ограничились, а под
различными предлогами устроили так, чтобы дворяне платили
менее того, что стоит кредит (т. е. займы) самому государству.
С этой целью вопреки мнению следующего министра финан¬
сов, Вышнеградского, прибегли к большому выигрышному
займу, т. е. к такой форме кредита, которая осуждена финан¬
совой теорией и практикой. К такому кредиту государство не
прибегло даже во время японской войны.Затем вся история Дворянского банка представляет сплош¬
ную цепь всевозможных ходатайств о льготах Дворянского
банка в пользу клиентов-дворян и жалоб на управляющих
Дворянским банком в том смысле, что они — враги дворян¬
ства, потому что не оказывают просимых льгот.Первый управляющий этим банком, Картавцев, ученик и
любимец Бунге, вопреки его, Бунге, желанию был уволен за
красный образ мыслей. Теперь он служит в частном банке,
весьма почтенный человек и по убеждениям самый правый,
партии 17 октября.При мне управляющими банком были граф Кутузов (поэт,
ультраправый), князь Оболенский (впоследствии товарищ ми¬
нистра внутренних дел, обер-прокурор Святейшего Синода,
ныне член Государственного совета), светлейший князь Ли-
вен (умерший, замечательной нравственной чистоты человек,
весьма дельный и владелец больших поместий), граф Мусин-
Пушкин (женатый на графине Воронцовой-Дашковой).Когда они управляли банком, все они обвинялись в том,
что притесняют дворян, потому что красные. В особенности
на этом поприще обвинений отличался пресловутый князь
Мещерский, который постоянно хлопотал о льготах то одно¬
му, то другому своему знакомому или «духовному сыну» и в
случае отказа сейчас же писал доносы и клеветы в своем
«Гражданине». Он также все пропагандировал дворянское со¬
вещание, требуя решительных мер для поднятия сего сосло¬
вия, другими словами, усиленных подачек за счет других пла¬
тельщиков.В конце XIX и начале XX века нельзя вести политику
средних веков, когда народ делается, по крайней мере в части
своей, сознательным, невозможно вести политику явно не¬
справедливого поощрения привилегированного меньшинства
за счет большинства.Политики и правители, которые этого не понимают, гото¬
вят революцию, которая взрывается при первом случае, когда
правители эти теряют свой престиж и силу (японская война и
перемещение почти всей вооруженной силы за границу, и
дальнюю границу).Когда был основан вопреки желанию Бунге Дворянский
банк, по его инициативе, как бы для компенсации этой
несправедливости, был основан и банк Крестьянский, кото¬206
рый должен был совершать такие же операции, как и Дворян¬
ский.Банк этот шел вяло в особенности потому, что он ограни¬
чивался только ссудой под земли, покупаемые крестьянами,
но не мог покупать земли за свой счет для продажи ее кресть¬
янам.В бытность управляющим обоими банками, Дворянским и
Крестьянским, графа Кутузова был выработан проект нового
устава Крестьянского банка, предоставляющий ему право не¬
посредственной покупки земли и затем перепродажи ее кре¬
стьянам. Граф Кутузов, ультраконсерватор, весьма сочувство¬
вал этому проекту, потому что он предоставлял дворянам воз¬
можность нормальной продажи земли, и не кому иному, как
крестьянам.Я весьма сочувствовал этому проекту, составленному по
моей инициативе, так как этим путем полагал содействовать
увеличению крестьянского землевладения. К моему удивле¬
нию, я встретил возражение со стороны некоторых членов
Государственного совета, инспирируемых Дурново и Плеве,
но тогда я еще имел силу, и, несмотря на все возражения, ко
мне присоединилось большинство, и проект, хотя с некото¬
рыми ограничениями, получил утверждение. Дворянское со¬
вещание особенно сетовало на эту меру. Его величество со
всех сторон получал записки, указывающие на вредность этой
меры как ослабляющей дворянское землевладение.Плеве, уже будучи министром внутренних дел, старался
всячески уничтожить или ограничить эти покупки Крестьян¬
ского банка. По этому предмету у меня опять родились не¬
приятные отношения к Плеве, так как я ему не уступал и не
уступил. Достойно внимания, что эта мера, которую всячески
старались ограничить и даже уничтожить, явилась базисом аг¬
рарной политики правительства после начала революции
(1905 г.).До настоящего времени Столыпин и его министерство в
этом только и усматривают разрешение аграрного вопроса.
Но, как всегда бывает в подобных случаях, мера эта, не раз¬
витая вовремя, явилась уже запоздалой. Начали требовать
принудительного отчуждения, а самые крайние — просто
конфискации.Вся наша революция произошла оттого, что правители не
понимали и не понимают той истины, что общество, народ
двигается. Правительство обязано регулировать это движение
и держать его в берегах, а если оно этого не делает, а прямо
грубо загораживает путь, то происходит революционный по¬
топ.В Российской империи такой потоп наиболее возможен,
так как более 35% населения не русского, завоеванного рус¬
ским. Всякий же знающий историю знает, как трудно спаи¬207
вать разнородные населения в одно целое в особенности при
сильном развитии в XX столетии национальных начал и
чувств *.В конце концов, как я уже говорил, дворянская комиссия
закрылась, почти ничего не сделав, за исключением некото¬
рых самых ничтожных подачек на чай частным землевладель¬
цам, преимущественно происходившим из прожившихся рус¬
ских дворян.Говоря о русском дворянстве, я считаю своим долгом еще
раз сказать, что я сам потомственный дворянин и в числе мо¬
их предков имеются лица, исторически известные как знат¬
ные столбовые дворяне, и я знаю, что и между дворянами
есть много весьма благородных, неэгоистичных людей, прояв¬
ляющих именно тот дух, который должен быть свойствен
каждому истинному дворянину, именно заботу о слабых и о
народе.Все великие реформы императора Александра II были сде¬
ланы кучкой дворян, хотя и вопреки большинству дворян то¬
го времени; так и в настоящее время имеется большое число
дворян, которые не отделяют своего блага от блага народного
и которые своими действиями изыскивают средства для до¬
стижения общенародного блага вопреки своим интересам, а
иногда с опасностью не только для своих интересов, но и для
своей жизни. К сожалению, такие дворяне составляют мень¬
шинство, большинство же дворян в смысле государственном
представляет кучку дегенератов, которые, кроме своих личных
интересов и удовлетворения своих похотей, ничего не призна¬
ют, а потому и направляют все свои усилия относительно по¬
лучения тех или других милостей за счет народных денег,
взыскиваемых с обедневшего русского народа для государст¬
венного блага, а не для личных интересов этих дворян-деге-
нератов.В 1898 г. рассматривался в Комитете министров отчет го¬
сударственного контроля за 1896 г. На отчете государственно¬
го контроля на том месте сего отчета, где государственный
контролер выразил мнение, что «платежные силы сельского
населения находятся в чрезмерном напряжении», его импера¬
торскому величеству благоугодно было отметить: «Мне тоже
кажется».Это дало мне повод снова возбудить в Комитете минист¬
ров вопрос о необходимости заняться крестьянским делом и
довершить то, что было совершено императором Александ¬
ром II в 60-х годах, но не было докончено. А потому я и
предлагал назначить для этого особую комиссию с исключи¬
тельными полномочиями, которая могла бы заняться кресть¬
янским вопросом, памятуя, что этим путем был разрешен
крестьянский вопрос и в 60-х годах.Комитет министров в заседаниях 28 апреля и 5 мая рас¬208
сматривал отчет государственного контролера в связи со все¬
ми заключениями по этому предмету министров и главным
образом занялся вопросом, косвенно возбужденным государ¬
ственным контролером, о крестьянах и моим по этому пред¬
мету предложением об образовании комиссии.После долгих споров мое мнение все-таки одолело, и Ко¬
митет министров решил «для рассмотрения вопросов о допол¬
нении и развитии законодательства о сельском состоянии об¬
разовать особое совещание под председательством лица, из¬
бранного высочайшим его императорского величества довери¬
ем из министров: внутренних дел, юстиции, финансов, земле¬
делия и государственных имуществ — и других лиц, занимаю¬
щих высшие государственные должности по особому назначе¬
нию его величества».Затем следовало два пункта касательно организации работ
этой комиссии, и, наконец, 4-й пункт говорил о том, что
«этому особому совещанию предоставляется свои заключения
вносить на непосредственное благоусмотрение его император¬
ского величества».Государь император не утвердил этого решения Комитета
министров, но и не отклонил его, а высочайше повелел: «Ос¬
тавить ныне журнал Комитета без движения и испросить
председателю Комитета министров высочайших указаний от¬
носительно дальнейшего направления этого дела осенью на¬
стоящего года».Очевидно, что его императорское величество опять подвер¬
гся воздействию двух направлений: с одной стороны, моего и
большинства членов Комитета министров, мне сочувствую¬
щих, об образовании такого совещания, а с другой стороны,
влиянию председателя Комитета министров, которым в это
время был Иван Николаевич Дурново, бывший министр
внутренних дел и бывший председатель дворянской комис¬
сии, которая являлась гласом тех сил, которые ныне совоку¬
пились и составили так называемые совещания «объединен¬
ного дворянства» под председательством графа Бобринского;
дворяне эти всегда смотрели на крестьян как на нечто такое,
что составляет среднее между человеком и волом. Это именно
и есть тот взгляд, которого держалось исторически, испокон
веков польское дворянство; оно смотрело всегда на своих
крестьян как на быдло, и мне представляется, что та участь,
которой подверглось Царство Польское, расхваченное сосед¬
ними государствами, что в этой участи во многом было вино¬
вато отношение польского дворянства к народу.Таким образом, опять решение вопроса об образовании
крестьянской комиссии было заторможено, но окончательно
не уничтожено. Весь вопрос заключался в том, как отнесется
государь император к образованию крестьянской комиссии
осенью, после возвращения своего из Крыма.209
Ввиду такого положения дел я счел необходимым написать
государю императору в Крым собственноручное письмо по
этому предмету. Собственноручная копия этого письма хра¬
нится у меня в архиве с массою документов, касающихся кре¬
стьянского дела. Я ее считаю необходимым поместить в на¬
стоящих моих стенографических воспоминаниях. Письмо это
помечено октябрем 1898 г.Вот его дословное содержание.«Всемилостивейший государь!Простите, что я дерзаю беспокоить ваш досуг настоящим
всеподданнейшим письмом. Мое извинение заключается в
том, что то, что я здесь излагаю, составляет мой долг как вер¬
ноподданного министра вашего императорского величества и
как сына своего отечества, и что, может статься, я не буду
иметь счастливого случая доложить то же словесно.Вашему величеству благоугодно было решить вопрос о на¬
значении крестьянского совещания с целью приведения в
благоустройство быта сельского населения. Это последовало
без трений. Во всяком случае сделан первый шаг, но и толь¬
ко. Всякое дело зависит от людей, от полета их мыслей и
вдохновения. Рассматриваемое дело может дать богатейшие
плоды или погибнуть в зависимости от того, кто будут те ли¬
ца, коим оно будет поручено, и как они будут направлены.Но в чем заключается самое дело? В моей официальной
записке по этому предмету, по которой последовало положе¬
ние Комитета министров, я его, конечно, не мог представить
во всей наготе. Дело это заключается в том. мощь России
должна ли продолжать развиваться с тою же силою, с какою
она развивалась с освобождения крестьян, или же рост этот
должен ослабеть, а может быть, и идти назад?Крымская война открыла глаза наиболее зрячим, они со¬
знали, что Россия не может быть сильна при режиме, покоя¬
щемся на рабстве. Ваш великий дед самодержавным мечом
разрубил гордиев узел. Он выкупил душу и тело своего народа
у их владельцев. Этот беспримерный акт создал такого колос¬
са, который ныне находится в ваших самодержавных руках.
Россия преобразилась, она удесятерила свои силы, свой ум и
свои познания. И это несмотря на то, что после освобожде¬
ния увлеклись либерализмом, колебавшим самодержавную
власть и приведшим к таким сектам, которые грозили подто¬
чить основу бытия Российской империи — самодержавие.
Мощь нашего самодержавного родителя поставила опять Рос¬
сию на рельсы. Теперь нужно двигаться. Нужно окончить то,
что начал император Александр II и не мог докончить и что
теперь возможно довершить, после того как император Алек¬
сандр III навел Россию на едино верный путь управления са¬
модержавною властью. Не освобождение крестьян, создавшее
великую Россию, привело к кризису 80-х годов. Кризис этот210
произошел от растления умов печатным словом, от дезорга¬
низации школы, от либеральных общественных управлений
и, наконец, от подрыва авторитета органов действия самодер¬
жавной власти — ваших министров и чиновников, которое и
до сего времени производится, умышленно и неумышленно,
неблагонамеренными и наиблагонамеренными людьми. Кто
только не хлещет бюрократию и чиновничество! Сказанные
причины, приведшие к кризису, не только не способствовали
развитию крестьянского дела, а, напротив, остановили его.
Император Александр II выкупил душу и тело крестьян, он
сделал их свободными от помещичьей власти, но не сделал их
свободными сынами отечества, не устроил их быта на началах
прочной закономерности. Император Александр III, погло¬
щенный восстановлением нашего международного положе¬
ния, укреплением боевых сил, не успел довершить дело свое¬
го августейшего отца. Эта задача осталась в наследство ваше¬
му императорскому величеству. Она выполнима, и ее нужно
выполнить. Иначе Россия не может возвеличиться так, как
она возвеличивалась. Для этого нужно ясное сознание необ¬
ходимости совершить подвиг, твердая решимость его совер¬
шить и вера в помощь Божию.Ваше величество имеете 130 млн. подданных. Из них едва
ли много более половины живут, а остальные прозябают.
Наш бюджет до освобождения крестьян был 350 млн. руб., ос¬
вобождение дало возможность довести его до 1400 млн. руб.
Но уж теперь тяжесть обложения дает себя чувствовать. Меж¬
ду тем бюджет Франции при 38 млн. жителей составляет
1260 млн. руб., бюджет Австрии при народонаселении в
43 млн. составляет 1100 млн. руб. Если бы благосостояние на¬
ших плательщиков было равносильно благосостоянию пла¬
тельщиков Франции, то наш бюджет мог бы достигнуть
4200 млн. руб. вместо 1400 млн. руб., а сравнительно с Авст¬
рией мог бы достигнуть 3300 млн. вместо 1400 млн. руб. По¬
чему же у нас такая налогоспособность? Главным образом от
неустройства крестьян.Каждый человек по природе своей ищет лучшего. Это от¬
личает человека от животного. На этом качестве человека ос¬
новывается развитие благосостояния и благоустройства обще¬
ства и государства. Но, для того чтобы в человеке развился
сказанный импульс, необходимо поставить его в соответству¬
ющую обстановку. У раба этот инстинкт гаснет. Раб, созна¬
вая, что улучшение его и бытия его ближних неосуществимо,
каменеет. Свобода воскрешает в нем человека. Но недоста¬
точно освободить его от рабовладетеля, необходимо еще осво¬
бодить его от рабства произвола, дать ему законность, а сле¬
довательно, и сознание законности и просветить его. Необхо¬
димо, по выражению К. П. Победоносцева, сделать из него
«персону», ибо он теперь «полуперсона». Все сие не сделано211
или почти не сделано. Крестьянин находится в рабстве про¬
извола. Закон не очертил точно его права и обязанности. Его
благосостояние зависит не только от усмотрения высших
представителей местной власти, но иногда от людей самой
сомнительной нравственности. Им начальствуют, и он видит
начальство и в земском, и в исправнике, и в становом, и в
уряднике, и в фельдшере, и в старшине, и в волостном писа¬
ре, и в учителе, и, наконец, в каждом «барине». Он находится
в положительном рабстве у схода, у его горланов. Не только
его благосостояние зависит от усмотрения этих людей, но от
них зависит его личность. Существует сомнение: следует ли
оградить крестьян от розог или нет? Можно различно разре¬
шать этот вопрос. Я думаю, что розги как нормальное средст¬
во оскорбляют Бога в человеке. Когда император Александр II
отменил розги в армии, то ведь находились же лжепророки,
уверявшие, что наша армия падет. Но кто осмелится утверж¬
дать, что дух и дисциплина ваших воинов от сего умалились?
Но если еще розги необходимы, то они должны даваться за¬
кономерно. Крестьян же секут по усмотрению, и кого же?
Например, по решению волостных судов — темных коллегий,
иногда руководимых отребьем крестьянства. Любопытно, что
если губернатор высечет крестьянина (чего я не одобряю), то
его судит Сенат, а если крестьянина выдерут по каверзе воло¬
стного суда, то это так и быть надлежит. Крестьянин — раб
своих односельчан и сельского управления.Крестьянина наделили землею. Но крестьянин не владеет
этой землею на совершенно определенном праве, точно огра¬
ниченном законом. При общинном землевладении крестья¬
нин не может даже знать, какая земля его. Теперь живет вто¬
рое поколение после освобождения. Права наследства были
предоставлены господству смутного обычая, а посему тепе¬
решние крестьяне пользуются землею не по законно опреде¬
ленному праву, а по обычаю, а иногда и усмотрению. Закон
почти совсем не касается семейных прав крестьян.Император Александр II даровал России правосудие, граж¬
данское и уголовное. Как бы ни критиковали эту реформу, не
затемнят ее величия. Эта реформа охраняет права и обязанно¬
сти верноподданных своих монархов путем закона, а не ус¬
мотрения. Но реформа эта не коснулась крестьянских отно¬
шений по сельскому быту. Крестьянские гражданские и уго¬
ловные дела и деяния разрешаются крестьянскими судами не
по общим для всех верноподданных установленным законам,
а по особым, часто по обычаю, проще говоря, по произволу и
усмотрению. Податное дело не в лучшем положении. Прямые
налоги часто взыскиваются не по законно освященным для
каждого лица отдельным нормам, а скопом, по усмотрению.
Губернатор с полицией может взыскать и двойной оклад, мо¬
жет и ничего не взыскать. Круговая порука, созданная парал-212
дельно общинному землевладению и с нею связанная, делает
крестьянина ответственным не за себя, а за всех, а потому
иногда приводит к полной безответственности. Земство уста¬
навливает сборы без всякого влияния правительства. Оно мо¬
жет обложить землепашца свыше его сил, и к сему нет тормо¬
за. Такого права не дано земствам в наилиберальнейших стра¬
нах. Что касается мирских сборов, собираемых с крестьян,
которые в последние годы неимоверно растут, то тут полней¬
ший произвол. Эти налоги совсем ушли не только от государ¬
ственной власти, но даже от государственного сведения. А
просвещение? О том, что оно находится в зачатке, это всем
известно, как и то, что мы в этом отношении отстали не
только от европейских, но и от многих азиатских и заатлан¬
тических стран. Впрочем, можно думать, что это случилось не
без благости Божией. Просвещение просвещению рознь. Ка¬
кое бы получил народ просвещение в пережитую нами эпоху
общественных увлечений и шатаний, с 60-х годов вплоть до
вступления на престол Александра III? Может быть, просве¬
щение привело бы народ к растлению. Тем не менее просве¬
щение нужно двинуть, и нужно двинуть энергично. От того,
что дитя может упасть и повредить себя, нельзя не дозволять
и не учить его ходить. Нужно только, чтобы просвещение бы¬
ло всецело в руках правительства. Наш народ с православной
душой невежествен и темен. А темный народ не может совер¬
шенствоваться. Не идя вперед, он по тому самому будет идти
назад сравнительно с народами, двигающимися вперед.Вот некоторые черты положения крестьянского дела. Кре¬
стьянство освобождено от рабовладетелей, но находится в
рабстве произвола, беззаконности и невежества. В таком по¬
ложении оно теряет стимул закономерно добиваться улучше¬
ния своего благосостояния. У него парализуется жизненный
нерв прогресса. Оно обескураживается, делается апатичным,
бездеятельным, что порождает всякие пороки. Поэтому нель¬
зя помочь горю одинокими, хотя и крупными, мерами мате¬
риального характера. Нужно прежде всего поднять дух кресть¬
янства, сделать из них действительно свободных и вернопод¬
данных сынов ваших. Государство при настоящем положении
крестьянства не может мощно идти вперед, не может в буду¬
щем иметь то мировое значение, которое ему предуказано
природой вещей, а может быть, и судьбою. От сказанного не¬
устройства проистекают все те явления, которые, как надоед¬
ливые болячки, постоянно дают себя чувствовать. То вдруг
является голод. К нему приковывается все внимание. Все шу¬
мят. Тратят громадные деньги на голодающих, которые соби¬
рают от будущих или прошедших голодающих, и воображают,
что делают дело. Эти современные голодающие только вящше
приучаются быть голодающими в будущем. То поднимается
вопрос о земельном кризисе. Странный кризис, когда всюду213
цена на землю растет. Разжигаются аппетиты. Поднимается
вопрос о доблестях отдельных сословий и даже о поддержке
ими престола. Как будто самодержавный престол до днесь де¬
ржался на чем-либо ином, как не на всем русском народе; на
сем незыблемом базисе он и будет вечно покоиться. Боже,
сохрани Россию от престола, опирающегося не на весь народ,
а на отдельные сословия... А, собственно говоря, ядро вопро¬
са совсем не в земельном кризисе, а тем паче не в кризисе
частного землепользования, а в крестьянском неустройстве, в
крестьянском оскудении. Там, где овцам плохо, плохо и овце¬
водам. То подымается вопрос о переселении и расселении; за¬
тем пугаются этого вопроса и ставят запруды. Действительно,
процесс происходит беспорядочно при беспорядочности кре¬
стьянского быта. Призвание и развитие России требуют все
новых и новых расходов; расходы эти по народонаселению
малы, но они непосильны не по ее бедности, а по неустрой¬
ству. Поэтому одновременно требуют от министра финансов
денег и нападают на него за то, что он заботится об увеличе¬
нии доходов для удовлетворения настойчивых требований.
Наконец, крестьянское неустройство — какая радость для
всех явных и скрытых врагов самодержавия; здесь благодат¬
ное поле для их действия. Наши журналы, газеты, подполь¬
ные листки злонамеренно и благодушно смакуют эту тему.Одним словом, государь, крестьянский вопрос, по моему
глубочайшему убеждению, является ныне первостепенным
вопросом жизни России. Его необходимо упорядочить.Ваше императорское величество по положению Комитета
министров решили образовать для упорядочения крестьянско¬
го дела совещание и подготовительную комиссию. Совещание
должно состоять из высших сановников и представлять бли¬
жайший орган вашего величества для направления и решения
дел. По моему мнению, для успеха оно не должно быть мно¬
гочисленно. Комиссия, председательствуемая членом совеща¬
ния, управляющим ее делами, должна взять на себя всю пред¬
варительную и проектную работу. Она должна состоять из
высших представителей подлежащих ведомств и местных дея¬
телей. Но всякое дело зависит от людей. Необходимо, чтобы
крестьянское дело было поручено людям просвещенным
(а их так мало), людям не близоруким, людям, помнящим и
знающим эпоху освобождения. Так как министры внутренних
дел, юстиции, земледелия, финансов, а может быть, и просве¬
щения неизбежно должны быть членами совещания, то за
сим не придется выбирать много членов. Как я уже дерзал
верноподданнически докладывать вашему императорскому ве¬
личеству, остальные члены могли бы быть выбраны из следу¬
ющих просвещенных и умудренных государственным опытом
сановников: статс-секретари Сольский, Победоносцев, Каха-
нов, Фриш; члены Государственного совета: Тернер, Дервиз,214
Голубев, Семенов. Главный труд упадет на члена совещания,
председателя комиссии. По моему убеждению, этому назначе¬
нию вполне отвечает товарищ министра внутренних дел князь
Оболенский. Он молод, трудолюбив, умен и в качестве пред¬
водителя занимался крестьянством более 10 лет. Совещание
будет им руководить. Что касается председательствования в
совещании, то таковое могло бы быть возложено на старей¬
шего. Наиболее соответствовал бы этому назначению
Д. М. Сольский как близкий сотрудник императора Александ¬
ра II, как заместитель председателя Государственного совета и
как человек при выдающихся способностях крайне уравнове¬
шенный и бесстрастный.Но конечно, такое первостепенной государственной важ¬
ности дело, если оно даже будет поручено людям просвещен¬
ным, не может иметь успеха, если эти лица не будут одушев¬
лены твердым желанием отца русского народа сделать из кре¬
стьянина действительно свободного человека. Этот крест тя¬
жел. Его бесстрашно поднял ваш августейший дед, но ему не
суждено было донести его до конечной цели. Ваш августей¬
ший родитель устранил встретившиеся препятствия; от вас
ныне, государь, зависит сделать Богом вам врученный народ
счастливым и тем открыть новые пути к возвеличению вашей
империи.Преклоненно прошу, государь, простить мне, что я позво¬
лил себе с полной откровенностью высказать то, что у меня
наболело на душе. Но если ваши министры будут бояться по
долгу совести докладывать то, что они думают, то кто же вам
об этом будет говорить?Вашего императорского величества верноподцаннейший
слугаСергей ВиттеПетербург, октябрь 1898 г.».Какое произвело это письмо впечатление на государя, мне
неизвестно, так как государь затем со мною по этому предме¬
ту не говорил.Но, возвратясь осенью в Петербург, его величество, по-ви-
димому, никакого решения не дал, и председатель Комитета
министров вместе со своими единомышленниками — злопо¬
лучным Вячеславом Константиновичем Плеве и г. Стишин-
ским — могли торжествовать. Все дело осталось лежащим под
спудом.Таким образом, крестьянское дело не двигалось. Несколь¬
ко раз в Государственном совете я возбуждал вопрос или,
вернее говоря, щупал почву: как отнесся бы Государствен¬
ный совет, если бы я в качестве министра финансов поднял
вопрос о сложении выкупных платежей,— и заметил явное
нерасположение к такой мере.С одной стороны, высказывали мнение, что лишение каз¬215
ны такого большого дохода вынудит установить другого рода
подати, которые, пожалуй, будут более обременительны, не¬
жели выкупные платежи, и, следовательно, являлась боязнь,
как бы эти новые налоги не легли своей тяжестью не только
на крестьянство, но и на высшие классы населения; а неко¬
торые члены Государственного совета, которые, как это ныне
происходит и в Государственной думе, для театральности
бьют себя в грудь, когда говорят о бедном крестьянстве, вы¬
сказались с глазу на глаз в том смысле, что это будет баловст¬
во для крестьян, для чего их баловать? В результате будет
только то, что такими мерами крестьянство будет совершенно
распущено. И без того, говорили они, и теперь нам жить в
деревнях нельзя, так крестьяне распущены и самовольствуют.*	Круговая порука за внесение прямых налогов при осво¬
бождении крестьян была введена с целями фискальными
опять в силу начала, что легче управлять стадами, нежели от¬
дельными единицами населения. В сущности это есть ответ¬
ственность исправных за неисправных, работающих за лентя¬
ев, трезвых за пьяных — одним словом, величайшая неспра¬
ведливость, деморализация населения и уничтожение в корне
понятия о праве и гражданской ответственности. Так как ми¬
нистерство внутренних дел всегда защищало это начало, ссы¬
лаясь на министерство финансов, то я заявил в Государствен¬
ном совете, что министерству финансов этого порядка не
нужно, и представил проект взыскания с крестьян податей с
уничтожением круговой поруки и передачей этого дела из рук
полиции в руки органов министерства финансов — податных
инспекторов. Конечно, я встретил большие возражения.Так как по существу возражать было трудно, то Горемы¬
кин настаивал, чтобы дело взыскания передать не податным
инспекторам, а земским начальникам и, следовательно, поли¬
ции, т. е. сохранить так называемое «выбивание податей» и
полицейский произвол. Большинство Государственного сове¬
та поддерживало мой проект, хотя и сделало в нем некоторые
изменения, ослабляющие закономерность взыскания и инди¬
видуальность ответственности. Горемыкин остался при своем
мнении и жаловался государю, что я хочу умалить значение
земских начальников в глазах крестьян. Его величество под¬
дался на жалобу Горемыкина. Ко мне приехал от Горемыкина
его товарищ князь Оболенский, чтобы меня уговорить усту¬
пить.Тогда я написал его величеству, что если будет отвергнут
проект, поддержанный большинством Государственного сове¬
та, то я ходатайствую освободить меня от поста министра фи¬
нансов. В это дело вмешался граф Сольский, председатель де¬
партамента экономии Государственного совета, весьма поч¬
тенный человек, но типичный «примиритель», человек полу¬
мер.216
В конце концов круговая порука была отменена36, новый
закон о взыскании податей, передававший в значительной ча¬
сти дело в руки податных инспекторов, прошел, но в него
были внесены некоторые компромиссы, внесшие специфиче¬
ские черты отношения к крестьянам как к лицам, которых
нужно третировать особым порядком.Закон о паспортах, связывающий крестьянство по рукам и
ногам, также держался, потому что министерство внутренних
дел заявляло о необходимости для финансов паспортного на¬
лога. Я заявил в Государственном совете, что министерство
финансов от этого налога отказывается, и внес новый пас¬
портный устав, значительно расширяющий свободу крестьян¬
ства. Хотя новый устав прошел, но по настоянию министер¬
ства внутренних дел в него все-таки внесены многие стесне¬
ния; стеснения эти вытекали из еврейского вопроса (черта
оседлости) и необходимости гарантии исправности местных
крестьянских сборов.Государственный совет тогда же поручил министру внут¬
ренних дел озаботиться регулированием этих (мирских) сбо¬
ров. Но сколько я об этом ни напоминал министрам внутрен¬
них дел, так и до сего времени ничего в этом отношении не
сделано. Когда я был председателем Совета министров, ми¬
нистр внутренних дел выработал новый паспортный устав,
значительно облегчавший крестьян, но его затормозили *.Лишь после того как министром внутренних дел был на¬
значен такой благородный и честный человек, как Дмитрий
Сергеевич Сипягин, в 1902 г. мне при его содействии и по его
инициативе удалось снова поднять вопрос об образовании
крестьянской комиссии.Все объяснения по этому предмету с его величеством вел
Д. С. Сипягин. Он убедил государя назначить такую комис¬
сию, и когда его величеству угодно было спросить: «Кого же
назначить председателем комиссии?» — то Сипягин доложил
государю, что, по его мнению, единственный человек, кото¬
рый может справиться с этим делом,— это министр финансов
Витте.Тогда его величество пригласил меня к себе и высказал
свое решение образовать комиссию, с тем чтобы она рассмот¬
рела крестьянский вопрос и разрешила его в духе тех начал,
которые были положены и в некоторой степени осуществле¬
ны в царствование Александра II. При этом государь сказал
мне, что он желает, чтобы я взял на себя председательствова¬
ние в этой комиссии.Я, конечно, был очень доволен этим назначением; лично
мне оно ничего не давало, кроме лишнего нового труда и но¬
вых забот, но все крестьянское дело всегда было близко мое¬
му сердцу, и не из каких-нибудь сентиментальных причин, а
исключительно потому, что я смотрю и всегда смотрел на217
Россию как на государство, наиболее демократическое из всех
государств Западной Европы, но демократичное в особом
смысле этого слова; было бы правильнее сказать: как государ¬
ство «мужицкое», ибо вся соль русской земли, вся будущ¬
ность русской земли, вся история, настоящая и будущая, Рос¬
сии связана если не исключительно, то главным образом с
интересами, бытом и культурой крестьянства. И если, не¬
смотря на то ужасное время, которое мы ныне переживаем, я
все-таки убежден в том, что Россия имеет громадную будущ¬
ность, что Россия из всех тех несчастий, которые ее постигли
и которые, вероятно, будут, к несчастью, еще следовать, вый¬
дет из всех этих несчастий перерожденной и великой, то я
убежден в том именно потому, что я верю в русское кресть¬
янство, верю в его мировое значение в судьбах нашей плане¬
ты.Комиссия, имевшая в виду рассмотреть крестьянское дело,
была названа «Особым совещанием о нуждах сельскохозяйст¬
венной промышленности». Таким образом, она была обобще¬
на; предполагалось рассмотреть все, касающееся потребно¬
стей сельскохозяйственной промышленности, а главная по¬
требность ее заключалась, конечно, в устройстве быта нашего
главного земледельца, именно крестьянина.Совещание это было составлено из лиц, в консерватизме
коих, казалось бы, не могло быть никакого сомнения; в сове¬
щание входили: граф Воронцов-Дашков, нынешний намест¬
ник Кавказа; генерал-адъютант Чихачев, который в то время
был председателем департамента промышленности Государст¬
венного совета; Герард, председатель департамента граждан¬
ских и духовных дел, впоследствии генерал-губернатор Фин¬
ляндии; князь Долгорукий — обер-гофмаршал; граф Шереме¬
тев — егермейстер его величества и проч. Затем в совещание
входили: министр внутренних дел, я как министр финансов, а
потом Коковцов (после того как я сделался председателем
Комитета министров, министром финансов был назначен Ко¬
ковцов) и другие весьма почтенные лица.Совещание это существовало с 22 января 1902 по 30 марта
1905 г.*	Первый год прошел в образовании губернских и уездных
комитетов, в их работе, в получении и классификации их тру¬
дов, в составлении сводки и заключений. Хотя местные коми¬
теты были образованы: губернские — под председательством
губернаторов, а уездные — предводителей дворянства и уже
этим самым был положен некоторый предел свободе сужде¬
ний, тем не менее это дало возможность в первый раз в Рос¬
сии высказаться более или менее откровенно. Как впоследст¬
вии я заметил, государь и министерство внутренних дел ожи¬
дали, что местные комитеты больше всего нападут на финан¬
совую и экономическую политику, и ожидали, что я как бы218
сам себе строю ловушку. К их удивлению, скоро выяснилось,
что финансовая и экономическая моя политика не вызывает
критики и жалоб, по крайней мере общих, хотя в то время
уже при дворе дворянская камарилья, требовавшая все боль¬
ших и больших подачек, работала против меня вовсю. Общие
жалобы последовали на внутреннюю политику вообще, на
бесправие, в котором находилось все крестьянство.Когда сельскохозяйственное совещание, вооруженное все¬
ми материалами, приступило к суждениям и решениям по су¬
ществу, то уже честный Сипягин был убит, и его место занял
карьерист полицейский Плеве. Он принял сейчас же меры ре¬
прессий против некоторых деятелей местных совещаний, вы¬
сказавшихся откровенно, хотя, может быть, и не совсем спра¬
ведливо и резко. Так, например, князя Долгорукова, предсе¬
дателя уездной управы Курской губернии, отрешил от долж¬
ности, статистика, довольно известного, Щербина сослали из
Воронежской губернии, с более мелкими шишками поступи¬
ли еще более бесцеремонно.Граф Лев Толстой (известный писатель), ходатайствуя об
одном крестьянине, подвергнувшемся за свои мнения, выска¬
занные в совещании, аресту и ссылке, не без некоторого ос¬
нования упрекал меня в провокации. (Письмо его хранится в
моем архиве.)37Затем Плеве испросил разрешение разработать положение
о крестьянах в особом ведомственном совещании при мини¬
стерстве внутренних дел. Разрешение, конечно, последовало.
Тогда он образовал свои губернские совещания под председа¬
тельством губернаторов, состоящие из лиц, привыкших вы¬
сказывать то, что угодно начальству. Прямого же высочайше¬
го повеления, чтобы сельскохозяйственное совещание не рас¬
сматривало нужды крестьянства, не последовало, а потому я
принял выжидательное положение, будучи уверен, что мини¬
стерство внутренних дел с Плеве ничего не выработает. Поку¬
да совещание рассматривало общие вопросы по части хлеб¬
ной торговли, подъездных путей, мелкого кредита и проч.Когда был убит Плеве, чему, конечно, ни один честный
человек сочувствовать не мог, и вместо него был назначен
князь Святополк-Мирский (честнейший и благороднейший
человек, но чересчур слабый для поста министра внутренних
дел), то совещание приступило к обсуждению крестьянского
вопроса. Был поднят вопрос об отмене выкупных платежей.
Министр финансов Коковцов был против. Государь решил
отложить до окончания войны. Затем началось обсуждение
всех вопросов, относящихся до крестьянства, и стремления
совещания были направлены к тому, чтобы сделать наконец
из крестьянина «персону» *.В этом отношении вопросы были подвергнуты самому
тщательному обсуждению. Конечно, при обсуждении этих219
вопросов приходилось отрицательно высказываться и относи¬
тельно некоторых мер, которые были проведены в царствова¬
ние императора Александра III и которые в корне изменили
некоторые черты преобразований императора Александра II.Вообще совещание, обсуждая вопросы крестьянского быта,
исходило не из того взгляда, из которого исходила дворян¬
ская комиссия, что, мол, нужно дать всякие блага лищь дво¬
рянам, а быт крестьян следует оставить в таком положении, в
каком он находится, так как положение это совершенно
удовлетворительно, т. е. совещание исходило не из этого по¬
ложения, что для овец нужно ничего не делать и только да¬
вать различные блага пастухам, а, наоборот, из того, что не¬
обходимо ввести благоустройство в стадах, сделать так, чтобы
стада были тучные и здоровые, тогда и пастухам будет во вся¬
ком случае недурно.По крестьянскому вопросу сельскохозяйственное совеща¬
ние вообще высказалось за желательность установления лич¬
ной, индивидуальной собственности и, таким образом, отда¬
вало предпочтение этой форме землевладения перед землевла¬
дением общинным.Уже в таком решении министерство внутренних дел и во¬
обще реакционное дворянство не могли не усмотреть значи¬
тельного либерализма, если не революционизма, так как в су¬
ществовании общины, т. е. в стадном устройстве быта нашего
крестьянства, высшая полиция усматривала гарантию поряд¬
ка.Но сельскохозяйственное совещание, высказываясь за ин¬
дивидуальную собственность, полагало, что этого никоим об¬
разом не следует делать понудительно, а следует тем крестья¬
нам, которые пожелают выходить из общины, дать право сво¬
бодного выхода. Вообще оно полагало, что устройство лич¬
ной, индивидуальной собственности крестьянства должно ис¬
текать не из принуждения, а из таких мер, которые бы посте¬
пенно привели крестьянство к убеждению в значительных
преимуществах этой формы землевладения перед землевладе¬
нием общинным.Но, для того чтобы в крестьянстве ввести частную собст¬
венность, необходимо ранее всего дать крестьянам твердую
гражданственность, т. е. устроить для них такие гражданские
законы (если наш X том свода законов к ним не вполне под¬
ходит), которые бы совершенно определенно, ясно и незыб¬
лемо устанавливали их гражданские права вообще и особливо
права собственности. Следовательно, нужно было составить
для крестьян, поскольку общие гражданские законы, сущест¬
вующие для нас, на них не распространяются, особый граж¬
данский кодекс, и если тот кодекс должен основываться на
обычаях, то необходимо было бы точно кодифицировать эти
обычаи.220
Наконец, для того чтобы создать личную собственность не
на бумаге, а на деле, необходимо крестьянам дать такие суды,
которые бы гарантировали точность применения созданных
для них законов, т. е. ввести тот мировой институт, который
существовал ранее водворения у нас земских начальников,
хотя, может быть, ввести его с некоторыми изменениями
сравнительно с тем, как этот институт был основан в 60-х го¬
дах императором Александром И.Меня все время поддерживали такие лица, которых никоим
образом в либерализме заподозрить нельзя: граф Воронцов-
Дашков (бывший министр двора и ныне наместник на Кавка¬
зе), Герард (нынешний финляндский генерал-губернатор),
князь Долгорукий (обер-гофмаршал), статс-секретарь Кулом-
зин, генерал-адъютант Чихачев, П. П. Семенов (почтенный мо¬
гикан из деятелей по освобождению крестьян) и проч.Оппозиция состояла из графа Шереметева (честного, но
ненормального человека, столпа дворцовой дворянской кама¬
рильи, ныне одного из тайных глав черносотенцев), графа
Толстого (того же пошиба), князя Щербатова (явного главы
черносотенцев), Хвостова (сенатора). «Гражданин» и «Мос¬
ковские ведомости», т. е. Мещерский — Грингмут, начали
трубить, что совещание хочет нарушить «устои».В совещании участвовал также Горемыкин, который шел с
нами, а за спиной вместе с величайшим карьеристом Криво-
шеиным (ныне член Государственного совета и управляющий
Дворянским и Крестьянским банками) подвели при помощи
генерала Трепова (товарища министра внутренних дел Булы¬
гина) под совещание мину, внушив, что оно неблагонадежно.В работах совещания некоторые члены усмотрели наруше¬
ние, по крайней мере, некоторых из тех положений, которые
вопреки предначертаниям императора Александра II были
введены в царствование императора Александра III, а другие
члены, в том числе и Горемыкин, нашли в этом хорошую по¬
чву для высших интриг и внушили высшим сферам, что сель¬
скохозяйственное совещание желает проводить меры чуть ли
не революционного характера.Вследствие этого 30 марта 1905 г. последовал указ о закры¬
тии совещания о нуждах сельскохозяйственной промышлен¬
ности, в то время когда уже все вопросы, касающиеся кресть¬
янства, были в достаточной степени, по крайней мере в об¬
щих чертах, разработаны, но еще ничего окончательного не
было сделано, не проредактировано, а следовательно, и не ут¬
верждено его величеством.Хотя я был председателем сельскохозяйственного совеща¬
ния, и председателем весьма деятельным, а также и докладчи¬
ком у государя императора по делам сельскохозяйственного
совещания, тем не менее я никак не мог ожидать, чтобы это
совещание могло бьггь закрыто.221
*	Еще за два дня до указа государь соизволил утвердить
журнал совещания, в котором содержались предположения о
будущем. Конечно, о том, что он недоволен работою совеща¬
ния, он мне никогда не говорил ни слова, о закрытии сове¬
щания не предупредил и затем вообще о совещании никогда
не проронил ни слова. Это его характер. Между тем если бы
совещанию дали окончить работу, то многое, что потом про¬
изошло, было бы устранено. Крестьянство, вероятно, не было
бы так взбаламучено революцией, как оно оказалось. Были
бы устранены многие «иллюминации» и спасена жизнь мно¬
гих людей *.Управляющий делами этого совещания был Иван Павло¬
вич Шипов, который, когда я был министром финансов, за¬
нимал должность директора этой канцелярии, затем был ди¬
ректором департамента казначейства, а впоследствии, когда я
сделался после 17 октября председателем Совета министров,
Шипов же был министром финансов в моем министерстве.
Ныне он состоит членом Государственного совета. И. П. Ши¬
пов всегда был таким, какой он есть и теперь, т. е. человеком
весьма консервативным, но вместе с тем и просвещенным.30 марта 1905 г. утром, в то время, когда я пил кофе, мне
позвонили в телефон. Я подошел к телефону, оказалось, что в
телефон говорит со мною И. П. Шипов.Шипов мне говорит:—	Вы, ваше превосходительство, читали высочайший указ?Я говорю:—	Какой указ?Он говорит:—	Указ о закрытии совещания о сельскохозяйственных
нуждах.Причем в тоне Шипова слышался как бы упрек, что я ни¬
кого об этом не предупредил.Я на этот упрек ничего не ответил, так как странно было
бы мне сказать: да я и сам первый раз об этом от вас слышу.Сельскохозяйственное совещание разрешило некоторые
вопросы, касающиеся нужд сельского хозяйства, вообще про¬
винциального быта. Но вопросы сравнительно второстепен¬
ные. Главный же вопрос был разработан, но вследствие за¬
крытия совещания был оставлен без разрешения.После совещания осталась целая библиотека самых серьез¬
ных трудов, трудов, заключающихся в различных записках
весьма компетентных лиц различных комиссий, которые вы¬
делило из себя сельскохозяйственное совещание; в трудах
провинциальных комиссий, которые были потом системати¬
зированы и по которым были составлены систематические
своды.Весь этот материал представляет собою богатые данные для
всех исследований и даже для всяких научных исследований.222
Затем из материалов этою сельскохозяйственного совеща¬
ния всякий исследователь увидит, что в умах всех деятелей
провинции того времени, т. е. 1903—1904 гг., бродила мысль о
необходимости для предотвращения бедствий революции сде¬
лать некоторые реформы в духе времени. В сущности говоря,
вот эта черта трудов комиссии и послужила истинным осно¬
ванием к закрытию сельскохозяйственного совещания как не¬
что грозящее существующему в то время государственному
строю.*	Одновременно* с закрытием совещания о сельскохозяй¬
ственных нуждах указом было открыто новое совещание для
разработки крестьянского вопроса под председательством Го¬
ремыкина большей частью из других членов одинакового с
Горемыкиным пошиба, т. е. или «чего изволите?», или «за ца¬
ря, православие и народность», а в сущности за свое пузо, за
свой карман и за свою карьеру.Само собою разумеется, совещания при министерстве
внутренних дел и Горемыкине ничем не кончились, ими ни¬
кто и не интересовался. Наше совещание, закрытое как рево¬
люционный клуб, оставило по себе массу разработанного ма¬
териала, который и теперь еще долго будет служить для раз¬
личных экономических проектов. Это громадный вклад в эко¬
номическую литературу.Затем когда через полтора года началась революция, то са¬*	Вариант: Одновременно с закрытием совещания о сельскохозяйствен¬
ных нуждах открылось другое совещание или, вернее, комиссия, которой бы¬
ло поручено заняться исключительно крестьянским вопросом. Председателем
этой комиссии был назначен Иван Логгинович Горемыкин, бывший член
сельскохозяйственного совещания, который вместе с Кривошеиным и тог¬
дашним полудиктатором Треповым повели всю интригу против сельскохо¬
зяйственного совещания, что и привело к его закрытию.Комиссия И. Л. Горемыкина сразу пошла под другим флагом; она дала
понять, что придерживается твердо существовавшего тогда строя крестьянст¬
ва, т. е. строя общинного и административно-стадного управления.Главными деятелями этой комиссии явились: Кривошеин, Стишинский
и другие лица, бывшие в то время поклонниками общины и полицейского
управления крестьянства. А потому в этой комиссии опять выплыли интере¬
сы дворянства в том смысле, что предполагалось лишь постольку допустить
изменения в быте крестьянства, поскольку это вообще представлялось дво¬
рянству для их кармана невредным.Но так как во главе комиссии был, в сущности говоря, такой недурной и
умный человек, как Иван Логгинович Горемыкин, но человек, обладающий
крайней неподвижностью, если не сказать леностью, обладающий спокойст¬
вием, присущим всякому бездеятельному организму, то, конечно, дела этой
комиссии подвигаться вперед не могли.Наступило 17 октября 1905 г., наступили смуты, так называемая револю¬
ция, и о комиссии Горемыкина все забыли, вопрос крестьянский всплыл в
резкой форме во всем объеме в Совете министров, и по моему представле¬
нию комиссия Горемыкина была закрыта, погребена, не оставив по себе ре¬
шительно никаких следов.223
мо правительство по крестьянскому вопросу уже хотело пойти
дальше того, что проектировало сельскохозяйственное сове¬
щание. Но уже оказалось мало. Несытое существо можно ус¬
покоить, давая пииту вовремя, но озверевшего от голода уже
одной порцией пищи не успокоишь. Он хочет отомстить тем,
которых правильно или неправильно, но считает своими му¬
чителями.Все революции происходят оттого, что правительства во¬
время не удовлетворяют назревшие народные потребности.
Они происходят оттого, что правительства остаются глухими
к народным нуждам.Правительства могут игнорировать средства, которые пред¬
лагают для удовлетворения этих потребностей, но не могут
безнаказанно не обращать внимания и издеваться над этими
потребностями. Между тем мы десятки лет высокопарно все
манифестовали: «Наша главная забота — это народные нуж¬
ды, все наши помыслы стремятся, чтобы осчастливить кре¬
стьянство», и проч., и проч. Все это были и до сего времени
представляют одни слова.После Александра II дворцовое дворянство загнало кресть¬
янство, а теперь крестьянство темное бросается на дворянст¬
во, не разбирая правых и виновных. Так создано человечест¬
во. Те, которые «милостью Божией» неограниченно цар¬
ствуют, не должны допускать таких безумий, а коли допуска¬
ют, то должны затем признать свои невольные ошибки.Наш же нынешний «самодержец» имеет тот недостаток,
что когда приходится решать, то выставляет лозунг: «Я неог¬
раниченный и отвечаю только перед богом», а когда прихо¬
дится нравственно отвечать перед живущими людьми впредь
до ответа перед богом, то все виноваты, кроме его величества:
тот его подвел, тот обманул и проч. Одно из двух: неограни¬
ченный монарх сам отвечает за свои действия, его слуги от¬
ветственны лишь за неисполнение его приказаний, и то лишь
тогда, если они не докажут, что с своей стороны сделали все
от них зависящее для точного исполнения данного приказа; а
если хочешь, чтобы отвечали советчики, то должен
ограничиться их советами и мнениями. Я говорю о совет¬
чиках официальных, единоличных и коллегиальных *. <...>ПЕРВЫЕ ДНИ МОЕГО ПРЕМЬЕРСТВА*	Вернувшись 17 октября к обеду домой, я на другой день
должен был снова поехать в Петергоф, чтобы объясниться от¬
носительно министерства. Одобрение моей программы в фор¬
ме резолюции «принять к руководству» и подписание мани¬
феста 17 октября, который в высокоторжественной форме
окончательно и бесповоротно вводит Россию на путь консти¬224
туционный, т. е. в значительной степени ограничивающий
власть монарха и устанавливающий соотношение власти мо¬
нарха и выборных от населения, отрезали мне возможность
уклониться от поста председателя Совета министров, т. е. от
того, чтобы взять на себя бразды правления в самый разгар
революции.Таким образом, я очутился во главе власти вопреки моему
желанию, после того как в течение 3—4 лет сделали все, что¬
бы доказать полную невозможность самодержавного правле¬
ния без самодержца, когда уронили престиж России во всем
свете и разожгли внутри России все страсти недовольства, от¬
куда бы оно ни шло и какими бы причинами оно ни объяс¬
нялось. Конечно, я очутился у власти потому, что все другие
симпатичные монаршему сердцу лица отпраздновали труса,
уклонились от власти, боясь бомб и совершенно запутавшись
в хаосе самых противоречивых мер и событий.Повторилось то, что случилось перед Портсмутом: точно
так, как тогда государь был вынужден обратиться ко мне,
чтобы я принял на себя тяжелую миссию ликвидировать по¬
стыдную войну, ибо Нелидов (посол в Париже), Муравьев
(посол в Риме), князь Оболенский (В. С.— товарищ министра
иностранных дел) от сей чести отказались — один по старо¬
сти, другой по болезни, а третий по добросовестности, чувст¬
вуя себя к сему неспособным, точно так и теперь государь
был вынужден обратиться ко мне, потому что Горемыкин ук¬
лонился, граф Игнатьев испугался, а Трепов запутался в про¬
тиворечиях и не знал, как удрать от хаоса, который в значи¬
тельной степени им самим же был создан. Как в первый раз,
так и теперь, во второй, я волею государя был брошен в кос¬
тер с легким чувством: «Если, мол, уцелеет, можно будет за¬
тем его отодвинуть, а если погибнет, то пусть гибнет. Непри¬
ятный он человек, ни в чем не уступает и все лучше меня
знает и понимает. Этого я терпеть не могу».В Петергофе я успел объясниться только по следующим
вопросам. Во-первых, было решено, что обер-прокурор Побе¬
доносцев оставаться на своем посту не может, так как он
представляет определенное прошедшее, при котором участие
его в моем министерстве отнимает у меня всякую надежду на
водворение в России новых порядков, требуемых временем38.
Я просил на пост обер-прокурора Святейшего Синода назна¬
чить князя Алексея Дмитриевича Оболенского. С какою лег¬
костью государь расставался с людьми и как он мало имел в
этом отношении сердца, между тысячами примеров может
служить пример Победоносцева.Его величество сразу согласился, что Победоносцев ос¬
таться не может, распорядился, чтобы он оставался в Госу¬
дарственном совете как рядовой член, и согласился на назна¬
чение вместо него князя Оболенского. Затем мне пришлось225
ходатайствовать, чтобы за Победоносцевым осталось полное
содержание и до его смерти чтобы он оставался в доме обер-
прокурора на прежнем основании, т. е. чтобы дом содержался
на казенный счет. Я, кроме того, заезжал к министру двора
обратить его внимание на то, чтобы со стариком поступили
возможно деликатнее и чтобы его величество ему сам сооб¬
щил о решении частно.Если бы я об этом не позаботился, то Победоносцев про¬
сто на другой день прочел бы приказ о том, что он остается
просто рядовым членом Государственного совета, и баста.
Между тем можно иметь различные мнения о деятельности
Победоносцева, но несомненно, что он был самый образо¬
ванный и культурный русский государственный деятель, с ко¬
торым мне приходилось иметь дело. Он был преподавателем
цесаревича Николая, императора Александра III и императора
Николая II. Он знал императора Николая с пеленок, может
быть, поэтому он и был о нем вообще минимального мнения.
Он ему много читал лекций, но не знал, знает ли его ученик
что-либо или нет, так как была принята система у ученика
ничего не спрашивать и экзамену не подвергать. Когда я еще
не знал Николая II, когда я только что приехал в Петербург и
скоро занял пост министра путей сообщения и спросил Побе¬
доносцева. «Ну что же, наследник занимается прилежно, что
он собою представляет как образованный человек?», то Побе¬
доносцев мне ответил. «Право, не знаю, насколько учение
пошло впрок».Тогда же было решено, что не может оставаться минист¬
ром народного просвещения генерал Глазов, который был
министром народного просвещения только по «самодержав¬
ному» недоразумению или произволению. Я же тогда еще не
решил, кто должен быть министром народного просвещения.
Было решено также, что должен уйти Булыгин, министр
внутренних дел, честный, прямой и благородный человек,
бывший отличным губернатором, затем помощником москов¬
ского генерал-губернатора и назначенный министром внут¬
ренних дел вопреки своему желанию, только потому, что пе¬
тербургский генерал-губернатор, а затем товарищ министра
внутренних дел Трепов пожелал, чтобы министром был Булы¬
гин, с которым он служил в Москве.Трепов же пожелал иметь министром Булыгина для того,
чтобы в сущности сделаться диктатором. Он и стал диктато¬
ром и способствовал окончательному доведению России до
революции. Булыгин, как честный, уравновешенный человек,
конечно, ужиться с дикими приемами своего товарища, а в
сущности диктатора не мог, а потому постоянно просился,
чтобы его отпустили, но государь, конечно, не отпускал, не¬
сомненно ценя в Булыгине свойства ширмы, и только.Затем было в принципе решено, что на посты министров226
я могу привлечь и общественных деятелей, если таковые мо¬
гут помочь своею репутацией успокоить общественное волне¬
ние.Итак, в ближайшие дни помимо меня последовал уход По¬
бедоносцева и Булыгина, а также генерала Глазова, который
был назначен помощником командующего войсками Москов¬
ского военного округа, и одновременно последовало назначе¬
ние князя А. Д. Оболенского обер-прокурором Святейшего
Синода.На следующий день я пригласил к себе представителей
прессы, находя, что пресса может оказать наиболее сущест¬
венное влияние на успокоение умов. Действительно, кажется,
19 октября утром ко мне (на Каменноостровский проспект)
явились представители большинства петербургских газет. От¬
чет об этом собеседовании появился на следующий день во
всех газетах, и с особою подробностью в «Биржевых ведомо¬
стях», вероятно, потому, что издатель и хозяин этой газеты,
состоящий таковым и до сих пор, Проппер, преимущественно
и даже почти исключительно говорил со мною от всей прессы
в присутствии представителей почти всех газет. Пропперу ни¬
кто из присутствующих не противоречил, несмотря на край¬
ние его взгляды в смысле революционном». Представители
правых газет — «Петербургских ведомостей» (князь Ухтом¬
ский), «Нового времени» (Суворин), «Света», «Граждани¬
на» — молчанием как бы подтверждали, скажу откровенно,
довольно нахальные, в особенности по тону (свойственному
образованным евреям, преимущественно русским), не то тре¬
бования, не то заявления.Представителями крайней левой прессы, кажется «Богатст¬
ва», делались заявления столь же крайние, но в их устах эти
заявления были понятны, ибо они всегда составляли убежде¬
ние этих почтенных господ, да и тон их заявлений был дру¬
гой. Иначе звучали заявления эти в устах Проппера, выска¬
занные в весьма развязном тоне, того Проппера, который
явился в Россию из-за границы в качестве бедного еврея,
плохо владеющего русским языком, который пролез в прессу
и затем сделался хозяином «Биржевых ведомостей», шляясь
по передним влиятельных лиц, того Проппера, который вечно
шлялся по моим передним, когда я был министром финан¬
сов, выпрашивал казенные объявления, различные льготы и
наконец выпросил у меня коммерции советника. Значит, дей¬
ствительно случилось в России, и прежде всего в этом из¬
гнившем Петербурге, что-то особенное, какой-то особый вид
умственного помешательства масс, коль скоро такой субъект
заговорил таким языком, а остальные представители прессы
или потакали ему, или молчали.Будущий историк удивительного периода истории русской
жизни во время царствования императора Николая, который227
пожелал бы ознакомиться с историей акта 17 октября, пусть
обратится к отчету, появившемуся в газетах («Биржевые ведо¬
мости»), о сказанном собеседовании со мною представителей
прессы (наверное, найдет в Публичной библиотеке). Конечно,
эти отчеты очень произвольны и субъективны, но этот их ха¬
рактер еще более обрисовывает то психическое состояние
русского общества, в котором оно находилось в октябрьские
дни.Что же, собственно, заявлял мне г. Проппер в присутствии
представителей всей прессы?—	Мы правительству вообще не верим.Согласен, что оно, когда начнет говорить о либеральных
мерах, часто не заслуживает доверия. Теперь столыпинский
режим это нагляднее всего показывает. Если будет когда-либо
издан сборник речей Столыпина в первой, второй и третьей
Думе, то всякий читатель подумает: «Какой либеральный го¬
сударственный деятель», и одновременно никто столько не
казнил, и самым безобразным образом, как он, Столыпин,
никто не произвольничал так, как он, никто не оплевал так
закон, как он, никто не уничтожал так хотя видимость право¬
судия, как он, Столыпин, и все сопровождая самыми либе¬
ральными речами и жестами. Поистине, честнейший фразер.
Но все-таки не Пропперу было мне после 17 октября заяв¬
лять, что он правительству не верит, а в особенности с тем
нахальством, которое присуще только некоторой категории
русских «жидов».Затем г. Проппер заявил требование, чтобы все войска бы¬
ли выведены из города и охрана города предоставлена город¬
ской милиции. Это, конечно, революционное требование. С
моей точки зрения, как лица, которому была вручена власть и
которое и являлось ответственным за ее действия, такое тре¬
бование было особливо неприемлемо, ибо, конечно, я отлич¬
но понимал, что если я это сделаю, то сейчас же начнутся в
городе грабежи и убийства, что мне через несколько дней
придется ввести в город войска и пролить кровь тысяч людей.
Между тем, что я себе ставлю в особую заслугу — это то, что
за полгода моего премьерства во время самой революции в
Петербурге было всего убито несколько десятков людей и ни¬
кто не казнен40. Во всей же России за это время было казне¬
но меньше людей, нежели теперь Столыпин казнит в не¬
сколько дней во время конституционного правления, когда
по общему официальному и официозному уверению последо¬
вало полное успокоение. При этом казнит совершенно зря: за
грабеж казенной лавки, за кражу 6 руб., просто по недоразу¬
мению и т. п. Одновременно убийца графа А. П. Игнатьева и
подобные преступники часто не казнятся. А убийцы из «Сою¬
за русского народа» «жидов», а в особенности больших «жи¬
дов» — Герценштейна, Иоллоса, или поощряются, или же228
скрываются если не за фалдами, то за тенью министров или
лиц еще более их влиятельных. Можно быть сторонником
смертной казни, но столыпинский режим уничтожил смерт¬
ную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство,
часто совсем бессмысленное, убийство по недоразумению.
Одним словом, явилась какая-то мешанина правительствен¬
ных убийств, именуемая смертными казнями.Если бы требование г. Проппера от имени прессы, по
крайней мере в присутствии почти всех представителей ее,
сделал представитель какого-либо крайне левого листка, со¬
циалистического или анархического направления, я бы его
понял, но в устах Проппера при молчаливом участии осталь¬
ных представителей печати требования эти для меня служили
признаком обезумения прессы. Проппер также при одобрении
всех представителей прессы заявил требование о немедленном
удалении генерала Трепова.Само собой разумеется, что, раз я стал председателем Со¬
вета министров, диктатор Трепов оставаться не мог, но такое
требование в устах Проппера лишило меня возможности сей¬
час же расстаться с Треповым, который, запутавшись, жаждал
удалиться к более благоприятной для своей особы роли, и
вопреки просьбе Трепова дать ему сейчас же возможность
улепетнуть я был вынужден задержать его некоторое время
(недели две), так как немедленное удаление его имело бы вид
моей слабости, т. е. слабости власти, мне врученной. И
опять-таки, кто предъявил это требование? Господин Про¬
ппер — тот самый, который ранее, а вероятно, и после готов
бы был поспать в приемной часок-другой, чтобы затем вы¬
хлопотать у его высокопревосходительства для своей газеты ту
или другую льготу... Далее г. Проппер требовал всеобщей ам¬
нистии, и опять столь же нахальным тоном.При подобных требованиях для меня было ясно, что опе¬
реться на прессу невозможно и что пресса совершенно демо¬
рализована. Единственные газеты, которые не были демора¬
лизованы,— это крайне левые, но пресса эта открыто пропо¬
ведовала архидемократическую республику. Вся полуеврей-
ская пресса, типичным представителем которой являлся Про¬
ппер, вообразила, что теперь власть в их руках, а потому са¬
мозабвенно нахальничала, вся же правая поджала совсем
хвост и, чувствуя, что именно те принципы, которые она так
яро проповедовала (принципы самодержавия, понимаемого
не как высокий долг святого служения народу, а как забава
человека, по умственному развитию вечно остающегося полу¬
ребенком и делающего то, что ему приятно), привели отечест¬
во в позорное состояние, замолкла и ожидала, куда судьба
направит Россию. Наконец, везде наибольший успех с точки
зрения коммерции (а все-таки главный стимул, направляю¬
щий большую часть прессы,— это денежная выгода) имеют229
газеты типа «чего изволите», этим же газетам в то время было
выгодно быть левыми, ибо этими левыми мыслями была по¬
глощена почти вся читающая Россия.Затем они поправели, а теперь черносотенствуют. Рази¬
тельный пример такого направления представляет весьма та¬
лантливая и влиятельная газета «Новое время», представляю¬
щая тип газетной коммерции, хотя сравнительно чистоплот¬
ной и в некотором роде патриотической. Это все-таки одна
из лучших газет41.Итак, ожидать помощи от помутившейся прессы я не мог;
напротив того, газеты или желали, чтобы я был пешкою в их
руках, или же ожидали тех или иных от меня благ: непосред¬
ственных (объявления, субсидии) или посредственных, в
смысле установления дальнейшего того или другого более или
менее спокойного или, по крайней мере, определенного бы¬
тия. Через несколько дней после этого собеседования или,
так сказать, конференции я узнал, в чем дело. Еще до 17 ок¬
тября, в последние месяцы диктаторства Трепова, образова¬
лись всякие союзы, т. е. союзы различных профессий — союз
наборщиков, союз техников и инженеров и т. п.; эти союзы
представляли апофеоз русской революции осени 1905 г., они
руководили забастовками и принципиальным ослушанием
правительству. В это же время был образован Союз прессы в
Петербурге, в этом союзе приняли участие почти все издания,
в том числе и «Новое время».Союзом было решено не подчиняться цензурной админи¬
страции и в случае напора правительственных властей устраи¬
вать своего рода забастовки и пассивное сопротивление. В со¬
юз этот вошли и консервативные издания, т. е. консерватив¬
ная пресса «чего изволите», потому что в то время, начиная с
гапоновской демонстрации рабочих с расстрелом сотен из
них, приобрели особую силу всякие рабочие союзы, а в том
числе союз наборщиков. Можно сказать, что редакции были в
руках своих рабочих — наборщиков, а потому не только вви¬
ду общего тяготения к либеральным идеям, но и по карман¬
ным соображениям почти все газеты революционировали и,
во всяком случае, значительно способствовали революциони-
рованию масс или, точнее говоря, внесению в массы самых
смутных течений, в общем сводящихся к опорочиванию су¬
ществовавшего режима и к водворению общей ненависти как
к режиму, так и к его слугам42.Вот почему, когда Проппер предъявлял мне, как председа¬
телю Совета министров, нахальные требования, он встречал
молчаливое согласие с ним представителей всей петербург¬
ской прессы. Конечно, Проппер от имени прессы предъявил
требование и о полной свободе прессы, на что я ответил, что,
покуда не будет издан новый закон о печати, должен испол¬
няться старый, но я ручаюсь, что цензура будет держать себя230
в смысле оповещенной манифестом 17 октября свободы сло¬
ва. Это я и исполнил.Вся пресса должна признать, что никогда в России, считая
до сегодняшнего дня, печать не пользовалась фактически та¬
кой свободой, какой она пользовалась во время моего мини¬
стерства. Никакие нападки на меня и мое министерство, де¬
лаемые в самых грубых и лживых формах, за время моего ми¬
нистерства не вызвали ни одной репрессивной меры43. Были
приняты меры против некоторых газет лишь через не¬
которое время после 17 октября, когда появился манифест
союза рабочих, требующий прекращения внесения золота в
кассы, востребования вкладов из сберегательных касс и вооб¬
ще вносивший общую панику в публику относительно состо¬
ятельности государства исполнить принятые на себя обяза¬
тельства; и то меры эти были приняты только относительно
тех газет, которые не желали исправить свою ошибку, кото¬
рые как бы являлись солидарными с революционным мани¬
фестом, который имел в виду поставить государство в поло¬
жение банкротства44.Конечно, ни одно правительство самой наилиберальней¬
шей страны не допустило бы или, вернее, не оставило бы без¬
наказанным такие явно революционные выступы, причем вы¬
ступы со сведениями заведомо ложными, рассчитанными на
невежество толпы и общую умственную и душевную смуту
или, вернее, на общий психический кавардак. Подобные ре¬
волюционные выступы, широко поддерживаемые прессой,
имели решительный успех: так, в самое короткое время было
взято из сберегательных касс вкладов более чем на 150 млн.
руб. Такая паника после несчастной войны, стоившей около
2500 млн. руб., конечно, поставила наши финансы и денеж¬
ное обращение в самое трудное, скажу, отчаянное положение,
и одной из главных моих задач явилось не допустить государ¬
ственные финансы до банкротства. Но об этом я буду иметь
случай говорить дальше.Возвращаясь к сказанному инциденту с манифестом сове¬
та союза рабочих, вспоминаю маленький, но характеристич¬
ный случай, происшедший с «Новым временем», рисующий
моральное состояние прессы в то время и специально аллюры
газеты «чего изволите», т. е. «Нового времени».Когда появился сказанный манифест, я собрал Совет ми¬
нистров, на котором было принято решение, что относитель¬
но тех газет, которые его пропечатают с целью распростране¬
ния, будут приняты экстраординарные меры. Зная давно
Алексея Сергеевича Суворина, зная всю вертлявость «Нового
времени» и желая уберечь Алексея Сергеевича от урона, после
принятого Советом решения я его вызвал по телефону и имел
с ним приблизительно следующий коллоквиум.«Вы знаете о появившемся возмутительнейшем манифесте,231
прямо враждебном родине?» — «Да, слыхал».— «Ну, как же
вы думаете к нему отнестись, думаете отпечатать в утреннем
номере?» — «Не знаю».— «А я вам советую узнать».— «Кажет¬
ся, мои его завтра выпустят, что я с ними сделаю?» — «Ну,
Алексей Сергеевич, предупреждаю вас, что вам, т. е. «Новому
времени», от этого непоздоровится, а затем делайте как хоти¬
те». Далее я оборвал разговор.На другой день вышло «Новое время» без манифеста. По
справке оказалось, что манифест был набран и должен был
появиться через несколько часов в «Новом времени», но мое
предупреждение всполошило Суворина, который забил трево¬
гу, и манифест был опущен.Вообще в то время газеты были в руках наборщиков, так
как издатели, руководимые коммерческим расчетом, опаса¬
лись забастовок. «Новое время», в том числе Алексей Сергее¬
вич Суворин и пресловутый Меньшиков, висели между адом
и раем, а когда мне удалось погасить пароксизмы революции,
то эти самые господа самым наглым образом начали обви¬
нять меня в слабости, совсем упуская из виду, что если они
сожалеют об недостаточной силе плети и расстрелов, то ведь
они сами прежде всего должны бы были испробовать на себе
плеточный способ лечения от умопомешательства.Само собой разумеется, что после 17 октября не мог ос¬
таться в моем министерстве воплощенный интриган великий
князь Александр Михайлович, да в сущности не мог остаться
ни в каком министерстве при режиме, основанном на народ¬
ном представительстве, т. е. на парламентах. Поэтому явился
вопрос, что же мне делать с великокняжеским ублюдком, со¬
зданным из одного отделения департамента торговли и ману¬
фактур министерства финансов45. Я мог или вернуть эту часть
министерству финансов, а то, что было взято из министерст¬
ва путей сообщения (порты), вернуть в это министерство, или
образовать из него министерство торговли, выделив из мини¬
стерства финансов, которое было вместе с тем и министерст¬
во торговли, все, что касается торговли и промышленности. Я
решился на последнее, и его величество изъявил свое согла¬
сие. Но тут явилось некоторое замедление, так как мне нужно
было предупредить об этом моем решении министра финан¬
сов Коковцова, представляющего собою пузырь, наполнен¬
ный петербургским чиновничьим самолюбием и самооболь¬
щением. До того времени вопрос об управлении торгового
мореплавания несколько дней находился в воздухе, но вели¬
кий князь Александр Михайлович удалился, и временно ос¬
тался его помощник Рухлов (нынешний министр путей сооб¬
щения), который знал, что должен будет из министерства мо¬
его тоже удалиться, так как я не желал иметь в его лице со¬
глядатая великого князя Александра Михайловича.В первые дни после 17 октября было необходимо решить232
вопрос о назначении вместо генерала Глазова министра на¬
родного просвещения. Это назначение было особенно важно,
так как все учебные заведения министерства народного про¬
свещения или бастовали, или занимались более политикою,
нежели учением. Политика проникла и во все средние как
мужские, так и женские учебные заведения. Я остановился на
члене Государственного совета и сенаторе, известном юристе-
криминалисте, заслуженном профессоре Петербургского уни¬
верситета Таганцеве, человеке весьма либеральных, но разум¬
ных идей, пользовавшемся большою популярностью в уни¬
верситетском мире, поныне находящемся в Государственном
совете на хребте или переломе так называемого центра (сто¬
лыпинских угодников) и левых. Я просил его заехать ко мне.
Он приехал, и я ему передал мое предложение занять пост
министра народного просвещения, на что его величество изъ¬
явил согласие. При этом я ему советовал взять в товарищи
Постникова, декана экономического отделения (ныне дирек¬
тора) Петербургского политехникума.Против последнего он не возражал, а относительно поста
министра народного просвещения просил дать подумать сут¬
ки, причем он мне заявил, что чувствует себя несколько боль¬
ным нервами. Кто в это время не был болен нервами? И я
тоже был совсем болен, особливо после поездки в Америку.У меня также был Постников, я его предупредил о предпо¬
ложении предложить ему пост товарища министра народного
просвещения и просил его повидаться с Таганцевым. На дру¬
гой день они оба пришли, и произошло следующее. Таганцев,
очень взволнованный, заявил мне, что он не чувствует себя в
силах принять мое предложение, я его начал уговаривать, и
это продолжалось несколько минут. Он схватил себя за голо¬
ву и с криком «не могу, не могу» убежал из моего кабинета; я
вышел за ним, но его уже не было, он схватил пальто и шап¬
ку и убежал. Постников мне говорил, что он его тоже пробо¬
вал уговаривать, но не смог. По-видимому, в то время перс¬
пектива получить бомбу или пулю никого не прельщала быть
министром.Затем я решил ранее, чем решать дальнейшие вопросы о
министерстве, призвать общественных деятелей, которым
можно было бы предложить войти в министерство. Я остано¬
вился на Шипове (известном земском деятеле, затем бывшим
членом Государственного совета от московского земства), по¬
лагая предложить ему пост государственного контролера, Гуч¬
кове (нынешнем лидере октябристов в Государственной думе,
а до 17 октября шедшем вместе с кадетами Милюковым,
Маклаковым, Герценштейном и пр.), полагая предложить ему
пост министра торговли, князе Трубецком (профессоре Мос¬
ковского университета, тогда профессоре Киевского универ¬
ситета, затем члене Государственного совета), М. А. Стахови-233
че (предводителе орловского дворянства, ныне члене Государ¬
ственного совета), которому я предполагал предоставить мес¬
то одного из товарищей министра, наконец, князе Урусове
(бывшем при Плеве кишиневским, а потом тверским губерна¬
тором, затем членом первой Государственной думы), брате
жены несчастного Лопухина46. Шипова я лично знал, хотя
мало; во всяком случае, он такой человек, убеждения которо¬
го можно разделять или не разделять, но которого нельзя не
уважать, так как он чисто и честно провел свою долговремен¬
ную общественную жизнь.Гучкова я лично совсем не знал, знал, что он из купече¬
ской известной московской семьи, что он университетский
бравый человек и пользовался в то время уважением так на¬
зываемого съезда общественных (земских и городских) деяте¬
лей. Я после узнал, что это тот самый Гучков, которого я
уволил из пограничной стражи Восточно-Китайской дороги
года два или три до моего с ним знакомства. По-видимому,
этот эпизод оставил в Гучкове довольно кислое ко мне распо¬
ложение.Стаховича я ранее порядочно знал. Это очень образован¬
ный человек, в полном смысле «gentilhomme»', весьма талант¬
ливый, прекрасного сердца и души, но человек увлекающийся
и легкомысленный русскою легкомысленностью, порядочный
жуир. Во всяком случае, это во всех отношениях чистый че¬
ловек. Он также все время участвовал в съезде общественных
деятелей до 17 октября и после, до первой Думы, куда он был
выбран от Орловской губернии членом. Зная и рассчитывая,
что он будет выбран, он от всякого правительственного поста
в разговоре со мной отказался, но все время участвовал в со¬
вместных совещаниях сказанных общественных деятелей со
мною. Вероятно, у того или другого из этих деятелей есть ме¬
муары о нашем совещании с объяснениями, почему мы разо¬
шлись. Очень жаль, что я их не прочту, ибо я старее их лета¬
ми.Князя Трубецкого я тоже лично [не] знал, но он был брат
другого, профессора князя Трубецкого, который государю
сказал прогремевшую речь и стал этим весьма популярен. Я
говорю о речи, сказанной им, когда он с некоторыми обще¬
ственными деятелями, в том числе Петрункевичем, был при¬
нят государем уже во время диктаторства Трепова.Трепов имел наивную мысль, что если государь примет им
выбранных из числа бунтующих рабочих после гапоновской
истории, а затем таких же бунтующих общественных деятелей
и скажет им по шпаргалке речь более или менее такого содер¬
жания: «Я знаю ваши нужды, мною будут приняты меры,
будьте покойны, верьте мне, тогда все пойдет прекрасно», то* Джентльмен, благородный человек (Примеч ред)234
бунтующие растают, публика прольет слезы, и все пойдет по-
старому; что подобные слова могут заставить забыть всю
ужасную войну и всю мальчишескую политику, к ней привед¬
шую, политику исключительного царского произвола: «Хочу,
а потому так должно быть».Этот лозунг проявлялся во всех действиях этого слабого
правителя, который только вследствие слабости делал все
то, что характеризовало его царствование — сплошное проли¬
вание более или менее невинной крови, и большею частью
совсем бесцельно...Независимо от престижа брата князь Трубецкой и лично
пользовался в университетской среде прекрасной репутацией.
Когда я затем, перед совещанием с вышепоименованными
общественными деятелями, в первый раз увидел и познако¬
мился с князем Трубецким, сделал ему предложение занять
пост министра народного просвещения и начал с ним объяс¬
няться, то сразу раскусил эту натуру. Она так открыта, так
наивна и вместе так кафедро-теоретична, что ее нетрудно сра¬
зу распознать с головы до ног.Это чистый человек, полный философских воззрений, с
большими познаниями, как говорят, прекрасный профессор,
настоящий русский человек, в неизгаженном («Союз русского
народа») смысле этого слова, но наивный администратор и
политик. Совершенный Гамлет русской революции. Он мне,
между прочим, сказал, что едва ли он вообще может быть ми¬
нистром, и в конце концов я не мог удержать восклицания:
«Кажется, вы правы!»О князе Трубецком я, конечно, ранее слышал, но о князе
Урусове совсем не слыхал. Князь А. Д. Оболенский, уже на¬
значенный обер-прокурором Святейшего Синода, мне его
усиленно рекомендовал в министры внутренних дел. Я рас¬
спрашивал о его карьере, она оказалась без каких бы то ни
было изъянов, если не считать изъяном невозможность
ужиться с бессовестно полицейскими приемами Плеве, но у
меня явилось сомнение в том, может ли он занять столь от¬
ветственный пост, как министра внутренних дел и полиции,
ввиду полной неопытности его в делах полиции, особливо
русской полиции, особого рода после всех провокаторских
приемов, насажденных Плеве и Треповым, которые теперь
начали проявляться (шила в мешке не утаишь), т. е. выплыли
наружу (Азеф, Гартинг), несмотря на все желание Столыпина
эти скандальные истории затушить.Я высказал мои сомнения князю Оболенскому, прося его
не говорить князю Урусову, что ему я намерен предложить
именно пост министра внутренних дел, хотя князь Оболен¬
ский старался парировать мои сомнения соображением, что
князь Урусов очень тонкий человек и сумеет овладеть дели¬
катным полицейским делом в империи преимущественно по¬235
лицейской, а при теперешнем конституционном режиме Сто¬
лыпина — империи архиполицейской, ибо суд окончательно
подчинился полиции.Я решил всех вышеупомянутых деятелей вызвать сразу, да¬
бы иметь общее собеседование, что и поручил сделать князю
Оболенскому, но приезд их замедлился, так как некоторые
отсутствовали из их постоянного местожительства, а затем за¬
бастовка железных дорог задержала (например, князя Урусо¬
ва, который оказался в Ялте) съезд на несколько дней.Когда князь Урусов приехал и я с ним познакомился, он
на меня произвел прекрасное впечатление, но мое предполо¬
жение о том, что он не может сразу занять в такое трудное
время пост министра внутренних дел, подтвердилось из разго¬
воров с ним. Было ясно, что он не будет иметь достаточного
авторитета.Я очень мало встречался с князем Урусовым во время мое¬
го премьерства (он принял пост товарища министра внутрен¬
них дел), а после моего премьерства я его ни разу до сего вре¬
мени не видал, но я не знаю ни одного до сего времени фак¬
та, который бы дурно рекомендовал его — князя Урусова. Я
его считаю человеком порядочным, чистым, очень неглупым,
но несколько увлекшимся. Но разве он один увлекся17.По крайней мере, он увлекся не эгоистично, а идейно и
остался верным себе. А г. Гучков, ведь он исповедовал те же
идеи, был обуян теми же страстями, как и князь Урусов, и
проявлял их более демонстративно как до 17 октября, так и
после, а как только он увидал народного «зверя», как только
почуял, что, мол, шру, затеянную в «свободы», народ поймет
по-своему, и именно прежде всего пожелает свободы не уми¬
рать с голода, не быть битым плетьми и иметь равную для
всех справедливость, то в нем, Гучкове, сейчас же заговорила
«аршинная» душа, и он сейчас же начал проповедовать. «Го¬
сударя ограничить надо не для народа, а для нас, ничтожной
кучки русских дворян и буржуа-аршинников определенного
колера».Итак, я был лишен возможности составить новое мини¬
стерство, сочувствующее 17 октября или, по крайней мере,
понимающее его неизбежность, в течение ближайших недель,
что, конечно, содействовало общей неопределенности, расте¬
рянности власти в ближайшие 10—12 дней после 17 октября.
Я это предвидел, что ясно из изложения моего, гак появилось
17 октября.В сущности, я должен был в это время один управлять
Россией — Россией поднявшейся, революционировавшейся,
не имея в своих руках никаких орудий управления сложным
механизмом империи, составляющей чуть ли не V6 всей зем¬
ной суши, с 150-миллионным населением. Если к этому при¬
бавить, что забастовка железных дорог, а потом почты и теле¬236
графа мешала сообщениям, передаче распоряжений, что 17
октября для провинциальных властей упало, как гром на го¬
лову, что большинство провинциальных властей не понима¬
ло, что случилось, что многие не сочувствовали новому поло¬
жению вещей (например, одесский градоначальник Нейд-
гардг), что многие не знали, в какую им дудку играть, чтобы
в конце концов не проиграть, что одновременно действовала
провокация, преимущественно имевшая целью создавать ев¬
рейские погромы, провокация, созданная еще Плеве и затем,
во время Трепова, более полно и, можно сказать, нахально
организованная, то будет совершенно ясно, что в первые не¬
дели после 17 октября проявилась полная дезорганизация
власти, как говорится, «кто шел в лес, а кто по дрова», одним
словом, можно сказать, действовала сломанная, неорганизо¬
ванная власть, которую потом окрестили растерянной вла¬
стью.Я с своей стороны знаю, что я был безвластный, а затем
все время моего премьерства с властью, оскопленной вечною
хитростью, если не сказать, коварством императора Нико¬
лая II, но никогда, ни во время моего министерства (с 20 ок¬
тября 1905 по 20 апреля 1906 г.), ни после его, когда правые
организации не без ведома Царского Села, если не императо¬
ра, организовали против меня охоту, как на дикого зверя, по¬
средством адских машин, бомб и револьверов, ни в настоящее
время я себя не чувствовал и не чувствую растерянным.Я теперь себя чувствую серьезно нервно расшатанным —
расшатанным вследствие разочарования во многих из тех зна¬
меносцев, которые ныне держат знамена, которым мои пре¬
дки и я всю свою жизнь служили и которым я не изменю до
гроба, несмотря на все горькие и стыдные чувства, которые
возбуждают во мне эти знаменосцы и, главнейше, их царст¬
венный глава.Еще до 17 октября у меня был товарищ министра внутрен¬
них дел Дурново (Петр Николаевич), который мне высказы¬
вал, что, покуда будет у власти Трепов, будет произвол, поку¬
да же будет произвол, будут все революционные выступы. То
же он счел нужным высказать и немедленно после 17 октяб¬
ря, когда вследствие оставления поста Булыгиным он начал
самостоятельно заведовать теми частями министерства внут¬
ренних дел, которых не касался Трепов или, вернее говоря,
которых он считал возможным не касаться. При этих свида¬
ниях он мне намекал, что единственно, кто мог бы удовлет¬
ворить требованиям для поста министра внутренних дел, это
он. Он действительно прошел службу, давшую ему обширный
опыт. Будучи сперва морским офицером, при преобразовании
судебных учреждений в России он сделался судебным деяте¬
лем и дослужился до товарища прокурора судебной палаты в
Киеве. Я сам несколько раз слышал от графа Палена, кото¬237
рый был министром юстиции в самые лучшие времена новых
судебных учреждений, в первое десятилетие после их посте¬
пенного введения, что он уже тогда, в семидесятых годах, хо¬
рошо знал судебного деятеля Дурново и ценил его способно¬
сти и энергию.В начале восьмидесятых годов он — Дурново — был на¬
значен директором департамента полиции вместо Плеве, на¬
значенного товарищем министра, того Плеве, который еще не
износил свою либеральную шкуру, в которой он преклонялся
перед графом Лорис-Меликовым, хотевшим положить начало
народного представительства, и затем перед графом Игнатье¬
вым, носившимся с идеей Земского собора, что в наши вре¬
мена (после преобразований — начиная с Петра Великого)
означает заведомый или наивный самообман.Я очень мало, даже почти не знаю деятельности Дурново
как директора департамента полиции, я имел лишь несколько
раз случай слышать от лиц, имевших несчастие поделом или
невинно попасть под ферулу этого заведения, что Дурново
был директором довольно гуманным, но знаю по слухам при¬
чину его ухода. Дурново имел и до сего времени сохраняет
некоторую слабость к женскому полу, хотя в смысле довольно
продолжительных привязанностей. Будучи директором депар¬
тамента, он увлекся одной дамой довольно легкого поведения
и затем употребил своих агентов, чтобы раскрыть измену этой
дамы с испанским послом посредством вскрытия из ящика
стола сего посла писем этой дамы к послу. Затем, конечно,
он сделал сцену этой особе, находившейся у него на содержа¬
нии. Все это осталось бы неизвестным, если бы в данном
случае дело не касалось испанского посла, который возьми да
и напиши об этом императору Александру III, и если бы не
царствовал такой император, который имел отвращение ко
всему нравственно нечистому. Император написал такую ре¬
золюцию, обозвавши виновного соответствующим данному
случаю эпитетом, что тот должен был немедленно покинуть
место директора департамента полиции, с каковым положе¬
нием связана большая власть и значительные денежные сред¬
ства в безотчетном распоряжении47.Министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново (со¬
всем не родственник Петру Николаевичу) еле-еле уговорил
государя не увольнять его совсем, а назначить в Сенат. Таким
образом, он — П. Н. Дурново — был довольно долго в Сенате
и все время отличался между сенаторами разумно-либераль-
ными идеями; особенно Дурново являлся всегда в Сенате за¬
щитником евреев, когда слушались дела, в которых админист¬
рация старалась софистическими толкованиями сузить и без
того крайне узкие и несправедливые законы для еврейства.Таким образом, П. Н. Дурново являлся в Сенате сенато¬
ром, на которого обращали внимание и с логикой которого238
считались. Я же его лично не знал впредь до следующего эпи¬
зода. Как-то раз, уже тогда, когда министром внутренних дел
был Сипягин, мне докладывают, что сенатор П. Н. Дурново
просит меня его принять. Я его принял, и он сразу, в первый
раз меня увидавши, отрекомендовавшись мне, просил меня
выручить его из большой беды.Он играл на бирже и проигрался; чтобы его выручить, ему
нужно было безвозвратно шестьдесят тысяч рублей. Я ему от¬
ветил, что сделать это не могу и не имею никакого основания
просить об этом его величество. Он меня на это спросил, как
я поступлю, если ко мне обратится с подобною просьбою ми¬
нистр внутренних дел Сипягин. Я ему сказал, что, несмотря
на наши добрые с ним — Сипягиным — отношения, я ему
откажу и советую, если он — Сипягин — обратится к его ве¬
личеству, тоже меня оставить в стороне, ибо я буду проти¬
виться и государю.На другой день я встретился с Сипягиным, и он меня,
спросил, как я отношусь к П. Н. Дурново; я ему ответил, что
к деятельности его в Сенате я отношусь с уважением, как к
деятельности толкового и умного человека, а так, вообще, я
Дурново не знаю. Затем он меня спросил, что я думаю, если
он пригласит Дурново в товарищи; я ему на это ответил, что
Дурново должен отлично знать министерство, что ему — Си-
пягину — необходимо умного и деятельного, а также опытно¬
го товарища, но я ему не советовал бы поручать Дурново дела
полиции и вообще такие дела, в которых есть вещи неконтро¬
лируемые, делаемые не на белом свете. На это мне Сипягин
ответил: «Это я знаю».Вскоре после сего разговора были назначены товарищами
министра П. Н. Дурново и генерал-майор князь Святополк-
Мирский, причем последний был командующий корпусом
жандармов и в его ведении был департамент полиции, по¬
скольку сим департаментом не занимался сам министр Сипя¬
гин. Кроме того, остался товарищем министра князь Оболен¬
ский, бывший товарищем, и весьма влиятельным, при Горе¬
мыкине. Сипягин был на «ты» с князем Оболенским и был с
ним весьма дружен, но ему не доверял; он говорил, что Обо¬
ленский прекрасный, честный человек, но очень уже любя¬
щий делать карьеру.Что же касается Дурново, то Сипягин с ним советовался
тогда, когда нуждался в том или другом совете, но специаль¬
но поручил ему почты и телеграфы, и Дурново вел хорошо
главное управление почт и телеграфов. Относительно выдачи
какой бы то ни было суммы Дурново Сипягин ко мне никог¬
да не обращался и после мне сознался, что он выдал Дурно¬
во, чтобы покрыть его потерю на бирже, из сумм департамен¬
та полиции. Во время Сипягина Дурново вел себя совершен¬
но корректно. Когда Сипягин заболел и начали против него239
интриговать и князь Оболенский пожелал иметь личные до¬
клады у его величества, вероятно рассчитывая на характер го¬
сударя императора, то Дурново отнесся к этим интригам как
весьма корректный человек.Затем вступил министр Плеве; они друг друга ненавидели;
Дурново занимался только почтами и телеграфами и вел себя
корректно. Когда же убили Плеве, министром стал князь
Мирский.Дурново остался товарищем и при Мирском и держал себя
совершенно корректно.Наконец, когда ушел Мирский, назначили Булыгина —
Трепова, Дурново держал себя совершенно корректно относи¬
тельно первого и весьма критиковал Трепова.При обсуждении мер, предуказанных указом 12 декабря,
что было поручено Комитету министров, а я тогда был пред¬
седателем сего Комитета, Дурново держал себя в высшей сте¬
пени корректно и, когда замещал в Комитете министра, вы¬
сказывал мысли разумные и либеральные. Все изложенное
послужит затем объяснением, почему я решился в конце кон¬
цов взять в мое министерство министром внутренних дел
Петра Николаевича Дурново, и это при тех обстоятельствах,
при которых я очутился, было одной из существенных моих
ошибок, которая значительно способствовала ухудшению и
без того трудного моего положения как председателя Совета
министров *.ТРЕПОВ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ*	Как только я стал председателем Совета министров, в
первые же дни генерал-губернатор, товарищ министра внут¬
ренних дел, а в сущности диктатор Трепов выразил мне жела¬
ние оставить свой пост и удалиться (это было выражено по
телефону, а потом подтверждено письмом). Я не давал реши¬
тельного ответа по причинам вышеизложенным.Дней через 10—14 после 17 октября он меня уже офици¬
ально просил его освободить, я ему ответил по телефону, что
его не удерживаю. На другой день утром я еду на пристань,
чтобы сесть на казенный пароход и ехать к государю с до¬
кладом, в котором, между прочим, хотел доложить и о прось¬
бе Трепова. На пароходе застаю Трепова. Говорит, что едет в
Петергоф. Я говорю: «Вы вернетесь со мною?» Он мне отве¬
чает: «Нет, я больше совсем не вернусь, я остаюсь в Петер¬
гофе, будучи назначен дворцовым комендантом». Меня это
крайне удивило, во-первых, потому, что я об этом совсем
и никем не был предупрежден, а во-вторых, что его выезд
имел характер какого-то бегства из Петербурга. Действитель-240
но, он там и остался, туда были привезены его вещи, и на
другой день был опубликован высочайший приказ о его на¬
значении, для его ближайших подчиненных совершенно нео¬
жиданно.При докладе государю я, между прочим, сказал, что хотел
доложить о прошении Трепова, но Трепова застал на парохо¬
де, который сообщил мне, что он — Трепов — уже назначен
дворцовым комендантом. Я прибавил, что с своей стороны
очень рад этому назначению, так как единственная задача
дворцового коменданта есть охрана жизни его величества, и
что Трепов, вероятно, теперь приобрел такую полицейскую
опытность, что успешно разделит этот труд и ответственность
со мною и министерством. Государь на это ничего не отве¬
тил, замял этот разговор.Во время царствования императора Александра III, когда
вещи называли своими настоящими именами, была долж¬
ность начальника охраны его величества, которому подчиня¬
лись военные части, специально охраняющие государя, и в
руках которого находилась вся секретная полиция, непосред¬
ственно охраняющая государя и его августейшую семью.При Николае II, сейчас же по его вступлении на престол,
было признано как бы неудобным иметь начальника охраны:
кто на такого императора, как Николай И, может покусить¬
ся?.. Должность начальника охраны была упразднена, но од¬
новременно создана новая должность дворцового коменданта,
как бы только начальника внешнего порядка. В действитель¬
ности же получилась только разница в том, что прежде долж¬
ность начальника охраны занимали такие сравнительно круп¬
ные лица, как граф Воронцов-Дашков, генерал-адъютант Че-
ревин, а при Николае II такие сравнительно ничтожные лю¬
ди, как Гессе, князь Енгалычев, наконец, и роковой Трепов, а
теперь той же категории комендант Дедюлин; прежде военная
охрана была гораздо малочисленное, а теперь значительно
возросла; прежде и полицейский штат был несравненно мень¬
ший, и, наконец, при Александре III охрана его величества
занималась только охраной его величества, а при Николае II
обратилась, кроме того, в «черный кабинет» и «гвардию» сек¬
ретной полиции.Вслед за Треповым ушел директор департамента полиции
министерства внутренних дел Гарин и был, несмотря на мо¬
лодость и малую службу, прямо назначен сенатором вопреки
заключению министра юстиции, почтеннейшего Манухина.Это тот Гарин, который теперь стреляет дробью мелкую
интендантскую сошку — обыкновенный прием столыпинско¬
го министерства, чтобы наивным показать: вот мы какие, но,
конечно, эта охота на интендантскую сошку тем и кончится и
не коснется никого не только из высокопоставленных, но хо¬
тя бы из среднепоставленных лиц для того, чтобы не делать241
недоброжелателей. Затем сенатор Гарин начал жить в рези¬
денциях государя, там, где дворцовый комендант Трепов, и в
самом непродолжительном времени сделался неофициальным
статс-секретарем генерала Трепова в новой его роли постоян¬
ного охранителя, советника и помощника государя императо¬
ра в текущих делахУже через несколько недель после 17 октября я почувство¬
вал совсем другой тон многих высочайших резолюций: тон
канцелярский, с длинными мотивами и канцелярско-хитрыми
заключениями. Помню, например, подобные резолюции, ко¬
нечно, всегда написанные собственноручно на журналах и
мемориях Совета. «Это мнение не согласно с кассационным
решением Сената от такого-то числа, такого-то года, по делу
такому-то, разъясняющим истинный смысл такой-то статьи,
такого-то тома, такой-то части закона». Я недоумевал, в чем
тут дело? Но скоро я узнал, что почти все доклады, кроме
прямо касающихся дипломатии и обороны государства, пере¬
даются генералу Трепову, генерал Трепов при помощи нахо¬
дящегося у него в качестве делопроизводителя сенатора Гари¬
на пишет проекты резолюций, которые затем представляются
государю, и государь ими пользуется Тогда мне стало ясно, в
чем дело, ибо государь всю свою жизнь и по сие время ни¬
когда не открыл ни одной страницы русских законов и их
кассационных толкований, да, наверное, и до сего времени
не разъяснит, какая разница между кассационным департа¬
ментом Сената и другими его департаментами.По психологии государя Сенат — это коллегия высоких
чиновных лиц, им назначаемых по заслугам, симпатии и про¬
текции, и которые, как более опытные люди, решают по
справедливости и к благу государства, а, следовательно, преж¬
де всего его и царской семьи, наиболее важные дела.Министр же юстиции — это своего рода инспектор, докла¬
дывающий ему по всем делам, касающимся правосудия, когда
же нужно творить уже совершенно явное неправосудие, то
тогда нужно обращаться к другому его докладчику, главноуп¬
равляющему комиссией прошений или, попросту сказать,
главному делопроизводителю одного из отделений его канце¬
лярии.Когда я оставил пост председателя Совета и образовалось
министерство Горемыкина, то один из моих приятелей, очень
преданный и любящий государя, спросил министра двора,
прекраснейшего барона Фредерикса. «Ну, какое же на вас
производит впечатление Совет при новом министерстве?» На
это он получил ответ. «Вы знаете, я графа Витте весьма ува¬
жаю и ценю, но министерство Горемыкина как-то спокойнее
заседает и относится как-то более сердечно и почтительно к
резолюциям его величества. Вот вчера в Совете читались ре¬
золюции государя с целым радом указаний на различные242
статьи закона, и после заседания Горемыкин мне со слезами
сказал, что он поражен памятью и знанием его величества за¬
конов». Я сказал моему приятелю. «А вы спросили барона,
что, чиновник-сенатор Гарин делопроизводительствует ли до
сих пор при вице-императоре Трепове или нет?»Понятно, что Трепов, товарищ министра внутренних дел,
петербургский генерал-губернатор, начальник Петербургского
гарнизона, более или менее официальный диктатор, значи¬
тельно способствовавший приведению внутреннего состояния
России в то положение, в котором она очутилась к концу1905	г., оставив все эти официальные посты и в один пре¬
красный день переехав в апартаменты, находящиеся около
покоев его величества, заняв, по-видимому, скромное, не по¬
литическое положение дворцового коменданта, а в сущности
положение совершенно безответственного диктатора, род ази¬
атского евнуха европейского правителя, неотлучно находяще¬
гося при его величестве, еще большее приобрел влияние, не¬
жели то, которым он пользовался до 17 октября.Вообще на всякого человека, естественно, может оказы¬
вать наибольшее влияние тот, кто его чаще видит, кто при
нем постоянно находится, в особенности человек с столь на¬
ружными решительными аллюрами, которыми отличался Тре¬
пов, но на людей слабовольных, у коих характер заменяется
упрямством, конечно, это влияние было подавляющее. К то¬
му же вся охрана государя была в его распоряжении, необхо¬
димые суммы тоже в его бесконтрольном распоряжении, все
советы, прошеные и непрошеные, могли исходить от него, он
был посредником между всякими конфиденциальными запи¬
сками, подаваемыми на имя его величества, а император Ни¬
колай с самого начала своего царствования оказался большим
охотником до всяких конфиденциальных и секретных записо¬
чек, а иногда и приемов. Это у него своего рода страсть,
явившаяся, может быть, из чувства забавы А тут еще в такое
бурное время да при таком политическом столпе, как Трепов,
полицейском генерале свиты его величества, родившемся, так
сказать, от полиции и в полиции воспитавшемся. Понятно,
что всякие проекты, критики, предположения начали сыпать¬
ся в новую главную полицейскую квартиру его величества, а
от Трепова зависело, что хотел — подать государю, особенно
рекомендовать царскому вниманию, а что хотел — смазать
как недостойное государева внимания. (Государю ведь дейст¬
вительно и без того столько приходится читать.) А если запи¬
сок и проектов на желательную тему, например такого содер¬
жания — как хорошо бы было такого-то министра про¬
гнать,— нет, то ведь всегда такую записку можно заказать, и
она будет прекрасно написана, литературно и до слез патрио¬
тично. Само собою разумеется, что при таком положении ве¬
щей как только стало ясным, что благодаря 17 октября потря¬243
сенный трон укрепляется, что о возможности царской семье
покинуть Россию не может быть речи, что интеллигентная
часть общества впала в своего рода революционное опьяне¬
ние не от голода, холода, нищеты и всего того, что сопровож¬
дает жизнь 100-миллионного непривилегированного русского
народа или, точнее говоря, голодных подданных русского ца¬
ря и русской державы, а в значительной степени от умствен¬
ной чесотки и либерального ожирения (Морозов, Набоков,
князья Долгоруковы, Пергамент и пр., и пр.), в то опьянение,
которое страшно испугало имущих и по непреложному зако¬
ну вызвало страшную реакцию, когда явились все эти обстоя¬
тельства, которые вызвали в глубине души сожаление, для че¬
го я подписал 17 октября, то, естественно, явилась попытка
если не аннулировать напрямик, то, по крайней мере, косвен¬
ными путями (не мытьем, так катаньем) стереть или проте¬
реть 17 октября.Для такого дела генерал Трепов преподходящий деятель,
ибо он вмещал в себе сосуд всяких государственных противо-
положнейших возможностей — и ультралиберальнейших и
ультраконсервативнейших. Вся стая тех людей, которые дела¬
ют себе карьеру через великосветские будуары, через прием¬
ные высокопоставленных лиц, которые вообще ищут взоб¬
раться на лестницу мимолетной известности более житейски¬
ми приемами, нежели внутри их содержащимися достоинст¬
вами, конечно, всячески искали возможность попасть в при¬
емные Трепова в дворцовых домах Царского Села и Петерго¬
фа; некоторые делали это из политических целей, видя в этом
возможность повлиять на государя в смысле своих идей; на¬
конец, вся клика иностранных корреспондентов добивалась
этого прямо по долгу своей службы — это их обязанность.Трепов не прервал своих связей и с департаментом поли¬
ции, так как душа этого департамента — Рачковский, ведший
при Трепове всю секретную часть департамента полиции, хотя
и был удален новым министром внутренних дел Дурново из
высокого положения, которое Рачковский занимал в департа¬
менте полиции, но остался по особым поручениям при новом
министре, и, следовательно, он мог пользоваться всеми свои¬
ми связями, созданными как при начальствовании в департа¬
менте полиции при Трепове, так в особенности при более чем
пятнадцатилетием заведовании всей секретной русской поли¬
цией за границею, когда он имел главную квартиру при на¬
шем посольстве в Париже.Новый министр внутренних дел старался давать Рачков-
скому поручения вне Петербурга и как-то сетовал мне на то,
что Рачковский неохотно берет эти поручения. Рачковский
же, будучи в Петербурге без текущих дел, дневал и ночевал у
нового дворцового коменданта Трепова. Поэтому были воз¬
можны, например, такие случаи. Уже в январе или феврале244
1906	г., т. е. месяца через 2—2 V2 после 17 октября, Лопухин,
бывший при Плеве директором департамента полиции и в не¬
которой степени начальством бывшего московского обер-по¬
лицмейстера Трепова, а потом ревельским губернатором и
ухе при моем министерстве, по настоянию великого князя
Николая Николаевича и при сочувствии дворцового комен¬
данта, но помимо меня уволенный от этой должности и на¬
значенный состоять при министре внутренних дел, просил
меня его принять.Я не уважал Лопухина, потому что он был директором де¬
партамента полиции в самое политически бессовестное пле-
венское время. Будучи тогда министром финансов, затем
председателем Комитета министров, я видел, что Лопухин че¬
ловек политически недобросовестный, и имел основание даже
с личной точки зрения относиться к нему неприязненно, но
что касается увольнения его с поста ревельского губернатора,
то находил, что к этому не было достаточных оснований, но,
конечно, нисколько не дорожил таким губернатором. Уволь¬
нение его произошло приблизительно по следующим обстоя¬
тельствам.В Ревеле кроме губернатора живет другое важное лицо —
начальник дивизии. После 17 октября в прибалтийских губер¬
ниях, и в том числе в Ревеле, было очень неспокойно. Мне
не было известно ничего, что показывало бы, что губернатор
Лопухин как бы сдал власть — испугался, но губернаторы ча¬
сто находятся в натянутых отношениях с начальниками
войск: один гражданский начальник, другой военный, и оба
независимые. Понятно, что после 17 октября явился жгучий
материал для недоразумений между двумя начальствующими
петухами. Начальник дивизии донес главнокомандующему
войсками Петербургского военного округа великому князю
Николаю Николаевичу, что губернатор из трусости крайне
либеральничает и сдал власть революционерам. Великий
князь сейчас же донес государю, а государь потребовал от
Дурново увольнения Лопухина. Другой министр, может быть,
отстоял бы своего подчиненного, но Дурново оказался не из
таких, хотя он сам мне после говорил, что поторопились с
увольнением Лопухина и что он докладывал государю, что
нужно ранее разобрать дело на месте, но что его величество
не захотел.После увольнения Лопухина до меня из военных сфер до¬
шли сведения, что ревельс кий начальник дивизии после 17
октября сидит, запершись, у себя на квартире и охраняется
часовыми. Я как-то сказал об этом великому князю. Великий
князь ответил, что этого не может быть, что он хорошо знает
этого начальника дивизии. Но почему-то в скором времени
он послал одного генерала (кажется, Безобразова, бывшего
командира Кавалергардского полка) произвести ревизию в245
Ревеле, и оказалось, что то, что я слыхал о сказанном началь¬
нике дивизии, в известной мере было правильно. Он тем же
великим князем был устранен от ревельского поста.Итак, я назначил прием действительному статскому совет¬
нику Лопухину. Он явился ко мне и передал, что ему досто¬
верно известно, что при департаменте полиции имеется осо¬
бый отдел, который фабрикует всякие провокаторские про¬
кламации, особливо же погромного содержания, направлен¬
ные против евреев, что этим отделом заведует ротмистр Ко¬
миссаров и что прокламации эти массами посылаются в про¬
винцию, еще на днях тюк послан в Курск, другой — в Виль¬
ну, а самый большой — в Москву, что этот отдел был органи¬
зован еще при Трепове и находился в ведении Рачковскош и
что Рачковский и до сего времени имеет к нему отношение.
Зная крайне враждебное отношение Лопухина к Трепову и
Рачковскому и вообще не доверяя по вышеизвестной причине
Лопухину, я ему сказал, чтобы он мне представил доказатель¬
ство того, что он говорит.Через несколько дней я вторично принял Лопухина, кото¬
рый мне принес образцы отпечатанных прокламаций, уже ра¬
зосланных, а равно и приготовленных для рассылки. Затем он
меня предупредил, что если я не устрою так, чтобы накрыть
работу сказанного отдела Комиссарова совершенно для всех
неожиданно, то, конечно, все от меня будет скрыто. Я ко
всем этим указаниям отнесся совершенно равнодушно. На
другой же день неожиданно позвал в свой кабинет одного из
находившихся в канцелярии чиновников и сказал ему, чтобы
он поехал сию минуту в моем экипаже в департамент поли¬
ции и чтобы он узнал, там ли находится ротмистр Комисса¬
ров, если же его там нет, то чтобы он поехал к нему на квар¬
тиру и сейчас же в моем экипаже привез Комиссарова ко
мне. Если он не будет в форме, то пусть едет в том костюме,
в котором он его застанет.Через полчаса сказанный чиновник мне доложил, что он
привез ротмистра Комиссарова.Я его видел в первый раз. Он был одет в рабочий штат¬
ский костюм. Я его усадил и прямо начал разговор о том, как
идет то весьма важное дело, которое ему поручено, которым я
очень интересуюсь, и передал ему такие детали, что он сразу
немного растерялся.Я ему сказал, что посвящен во все, тогда он начал мне до¬
кладывать различные подробности. По его словам, проклама¬
ции действительно рассылались, но он указывал цифры мень¬
шие, нежели те, которые мне передавал Лопухин; печатанье
происходит на станках, которые были забраны при арестах
некоторых революционных типографий, и эта секретная про¬
кламационная типография помещается в подвальных комна¬
тах департамента.246
На мой вопрос, кто же это организовал и кто этим руково¬
дил, он меня начал уверять, что это он делал по собственной
будто бы инициативе, без ведома начальства, из убеждения
полезности этой меры и что начальство его прежде и теперь
об этом ничего не знает. Что новое начальство не знает, это
совершенно возможно, так как новый директор департамента
полиции Вуич был только что назначен из прокуроров Петер¬
бургской судебной палаты. После такого признания я сказал
ротмистру Комиссарову следующее:«Дайте мне слово, что вы немедленно, возвратившись,
уничтожите весь запас прокламаций, что немедленно уничто¬
жите или забросите в Фонтанку ваши типографские станки и
что более никогда такими вещами заниматься не будете, так
как я считаю подобные действия и приемы совершенно недо¬
пустимыми, все это вы должны сделать до завтрашнего утра,
так как завтра я буду объясняться по этому предмету, и, если
окажется, что вы не исполните то, что я вам говорю, я буду
вынужден поступить с вами по закону». Комиссаров дал мне
честное слово, что он исполнит буквально то, что я ему при¬
казал, и затем с Комиссаровым я встретился только через год
после этого в моем доме на Каменноостровском проспекте,
когда организация «Союза русского народа» с участием аген¬
тов правительства — союза, особо отличаемого его величест¬
вом, заложила адские машины в печах моего дома, который
уцелел только благодаря произволению божьему.На другой день я заехал к министру внутренних дел Дур¬
ново и из разговора с ним убедился, что вся работа отдела
Комиссарова была для него нова, что он, во всяком случае,
не интересовался этим делом, но, вернее, совсем о нем не
знал. Дурново, видимо, был озадачен, назначил следствие.В моем архиве хранится сообщение Дурново о результате
следствия, которое не отрицает фактов, но, конечно, значи¬
тельно их преуменьшает. Эта история затем в искаженном
виде проникла кратко в печать, а потом, во время первой Ду¬
мы, послужила темою в Думе для одной речи депутата князя
Урусова, брата жены Лопухина. Как в печати, так и в речи
Урусова дело это, напротив, насколько мне оно было извест¬
но, несколько вздуто.Во всяком случае, как со стороны Лопухина, так в особен¬
ности князя Урусова, бывшего при моем министерстве това¬
рищем министра внутренних дел, было некорректно разгла¬
шать такие вещи, которые им сделались известными только
вследствие их служебного положения.При первом докладе я дело рассказал его величеству, госу¬
дарь молчал, и, по-видимому, все то, что я ему докладывал,
ему уже было известно. В заключение я просил государя не
наказывать Комиссарова, на что его величество мне заметил,
что он, во всяком случае, его не наказал бы ввиду заслуг Ко¬247
миссарова по тайному добыванию военных документов во
время японской войны.Провокаторская деятельность департамента полиции по
устройству погромов дала при моем министерстве явные ре¬
зультаты в Гомеле.Там в декабре последовал жестокий погром евреев. Я про¬
сил Дурново назначить следствие. Он назначил члена совета
его министерства Савича, толкового и порядочного человека.
Савич представил расследование, я потребовал копию. Рас¬
следованием этим неопровержимо было установлено, что весь
погром был самым деятельным образом организован агентами
полиции под руководством местного жандармского офицера
графа Подгоричани, который это и не отрицал. Я потребовал,
чтобы Дурново доложил это дело Совету министров. Совет,
выслушав доклад, резко отнесся к такой возмутительной дея¬
тельности правительственной секретной полиции и пожелал,
чтобы Подгоричани был отдан под суд и устранен от службы.
По обыкновению был составлен журнал заседания, в котором
все это дело было по возможности смягчено. Согласно зако¬
ну, журнал был представлен его величеству. На этом журнале
Совета министров государь с видимым неудовольствием 4 де¬
кабря (значит, через 40 дней после манифеста 17 октября) по¬
ложил такую резолюцию:«Какое мне до этого дело? Вопрос о дальнейшем направле¬
нии дела графа Подгоричани подлежит ведению министра
внутренних дел».Через несколько месяцев я узнал, что граф Подгоричани
занимает пост полицеймейстера в одном из черноморских го¬
родов.Те, которые знали, что главная причина, почему я не мог
после 17 октября вести дело, как я это считал нужным, и не
мог оказывать влияния на государя, без коего быть во главе
правительства немыслимо, мне впоследствии говорили: «Это
правда, что вы при Трепове не могли вести дело, но отчасти
вы сами виноваты. Зная государя, вы должны были его еже¬
дневно видеть, стараться постоянно быть при нем, тогда вы
парализовали бы влияние Трепова». Но едва ли нужно объяс¬
нять, что совет этот по меньшей мере наивный.Государь жил в Царском Селе, а я должен был жить в сто¬
лице, в Петербурге. Значит, наибольшее, что я мог сделать,
это чаще ездить с личными докладами. Если же я бы ездил
ежедневно; если бы, предположим невозможное, т. е. что я
бы занимался не делом, а охраною исключительно своего
личного влияния на государя и жил бы в Царском Селе, то я
все-таки мог бы видеть его величество только раз в день и в
заранее определенный час, с подготовленной обстановкой, а
Трепов, в качестве хранителя физической личности государя,
мог его видеть при всякой обстановке несколько раз в день. Я248
бы делом не занимался и ничего бы не достиг, скорее достиг
бы обратных результатов относительно влияния на государя,
но, главное, совсем бы уронил себя в собственных глазах.Несомненно, что на государя абсолютное влияние имеет
императрица, и не потому, что она его жена и он ее, несом¬
ненно, любит, но потому, что она с ним постоянно находит¬
ся и может непрерывно на него влиять. Это уж такая натура.Характерным примером того, как Трепов наподобие азиат¬
ских любимых евнухов верховенствовал, может служить
внешняя часть истории с вопросом об обязательном отчужде¬
нии земель и об уходе министра земледелия Кутлера, честно¬
го, умного и дельного человека, которого травлею загнали в
лагерь партийных левых кадетов.Таким образом, Трепов во время моего министерства имел
гораздо больше влияния на его величество, нежели я; во вся¬
ком случае, по каждому вопросу, с которым Трепов не согла¬
шался, мне приходилось вести борьбу. В конце концов он яв¬
лялся как бы безответственным главою правительства, а я от¬
ветственным, но маловлиятельным премьером.В дальнейших рассказах это ненормальное положение ве¬
щей будет еще неоднократно иллюстрироваться фактами. Это
было главнейшей причиной, вследствие которой я не мог вес¬
ти дело, как считал нужным, и это привело меня к необходи¬
мости покинуть пост за несколько дней до открытия Государ¬
ственной думы. Горемыкин был призван заменить меня, не¬
сомненно, между прочим, и потому, что он был в отличных с
Треповым отношениях. Горемыкин, когда еще был минист¬
ром внутренних дел, очень заискивал все время у московского
генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, а
чтобы быть с ним в хороших отношениях, нужно было быть в
хороших отношениях с его обер-полицмейстером генералом
Треповым. Тогда же были у меня вполне натянутые отноше¬
ния с великим князем вследствие того, что Трепов сделал
эксперименты насаждения полицейского социализма в среде
московских рабочих, поведшие сперва к зубатовщине в Моск¬
ве, а потом к гапоновщине в Петербурге.Несмотря на то что Горемыкин был назначен председате¬
лем Совета министров после меня по внушению Трепова, он
не мог продержаться на этом посту более 72 дней, и одновре¬
менно с роспуском первой Думы Горемыкин оставил пост
председателя Совета не по своему желанию, как это сделал я,
а по желанию его величества. Как-то раз, уже в 1908 г., Горе¬
мыкин был у меня с визитом, и я его спросил, какие были
причины его ухода. На это он мне ответил, что быть предсе¬
дателем Совета при Трепове было невозможно, что он ушел
потому, что он не мог исполнять все предъявляемые ему тре¬
бования его величества, которые, в сущности, исходили от
Трепова.249
Судя по его рассказу, чаша была переполнена вследствие
следующего инцидента, характеризующего положение вещей.
«Как-то раз, незадолго до закрытия Думы, я получил от его
величества,— говорил мне Горемыкин,— род письменной ин¬
струкции, как должен себя вести председатель Совета вообще
относительно Думы и специально в ее заседаниях. Инструк¬
ция эта была составлена Треповым и сводилась к тому, что
председатель должен действовать более активно относительно
Думы, бывать чаще на заседаниях и не давать никому спуска,
т. е. вести политику словопрения «зуб за зуб». Инструкция эта
была одобрена государем и прислана мне к руководству. Я до¬
кладывал словесно его величеству, что этакое мое (Горемыки¬
на) поведение ни к чему не приведет, что нужно просто за¬
крыть Думу. Государь тогда с первым положением согласился
(конечно, это так всегда бывает), но затем уже мои (Горемы¬
кина) отношения к Трепову сделались невозможными, и го¬
сударь, распустив первую Думу по моему совету, одновремен¬
но по совету Трепова уволил и меня». (Я себе подумал — это
именно характер государя Николая II.) В заключение Горемы¬
кин сказал: «Ведь вы знаете характер нашего несчастного го¬
сударя», на что я ему ответил: «Да, хорошо знаю». Затем я его
спросил: «Вот вы должны знать Столыпина, что он из себя
представляет?» На это Горемыкин мне ответил: «Тип приспо¬
собляющегося провинциального либерального дворянина, но
все-таки и он при Трепове бы не усидел, его счастье, что Тре¬
пов через несколько недель умер». Я тоже думаю, что, не¬
смотря на всю приспособляемость Столыпина, он при Трепо¬
ве более нескольких месяцев не высидел бы.Другое лицо, которое во время моего министерства имело
громадное влияние на государя, был великий князь Николай
Николаевич. Влияние это было связано с особыми мистиче¬
скими недугами, которыми заразила государя его августейшая
супруга и которыми давно страдал великий князь Николай
Николаевич. Он был один из главных, если не главнейший,
инициаторов того ненормального настроения православного
язычества, искания чудесного, на котором, по-видимому,
свихнулись в высших сферах (история француза Филиппа,
Сормовского, Распутина-Новых; все это фрукты одного и то¬
го же дерева)^. Сказать, чтобы он был умалишенный,— нель¬
зя, чтобы он был ненормальный в обыкновенном смысле это¬
го слова,— тоже нельзя, но сказать, чтобы он был здравый в
уме,— тоже нельзя; он был тронут, как вся порода людей, за¬
нимающаяся и верующая в столоверчение и тому подобное
шарлатанство. К тому же великий князь по натуре человек
довольно ограниченный и малокультурный.Как я уже упоминал ранее в моих записках, когда я воз¬
вращался 17-го после подписания исторических документов с
великим князем на пароходе, он в присутствии ехавших с на¬250
ми князя А. Д. Оболенского, Вуича и других сказал мне: «17
октября — замечательное число: 17-го в Борках была спасена
вся царская семья, в том числе и теперешний император, бу¬
дучи наследником, теперь же 17 октября вы, граф, спасаете
государя с его малолетним наследником и его семьей». Я по¬
думал: «Дай-то Бог, чтобы было так!» Кажется, тогда же, а
может быть, в следующие дни, во всяком случае при первом
же свидании, я ему сказал, что не смотрю на положение ве¬
щей так радужно, что придется еще много претерпеть ранее
достижения равновесия и что я его прошу как главнокоман¬
дующего войсками Петербургского округа на всякий случай,
если мне придется в крайности объявить Петербург с его ок¬
рестностями на военном положении и принять меры к охране
его величества и августейшей семьи силою, то чтобы такое
положение было приведено в исполнение моментально; для
сего нужно, чтобы каждая часть знала свое место и каждый
квартал имел своего военного начальника, чтобы все имели
определенные инструкции, дабы при помощи военного поло¬
жения водворить порядок моментально.Великий князь выслушал мои соображения во всей под¬
робности, т. е. то, что именно я желаю, и через несколько
дней прислал ко мне генерала Рауха, будущего его начальника
штаба и тогда самого доверенного генерала (а теперь уволен¬
ного куда-то на границу начальником дивизии), который мне
от имени великого князя доложил, что все исполнено в точ¬
ности, согласно моему желанию, т. е. в случае если я дам
знать об объявлении Петербурга и его окрестностей на воен¬
ном положении, то в несколько часов времени вся местность
будет занята войсками, каждый квартал будет иметь своего
начальника и каждая часть получит немедленно подробную
письменную инструкцию. Я через посланного благодарил ве¬
ликого князя и просил ему передать, что я надеюсь и почти
уверен, что к этому мне не придется прибегнуть, что Петер¬
бург и его окрестности останутся, как ныне, в нормальном
положении, но что я исходил лишь из мысли что «береженого
Бог бережет» и ввиду ответственности, на мне лежащей, счи¬
тал долгом предвидеть все, даже самые маловероятные слу¬
чайности.Не прошло затем несколько недель, как ко мне явился не¬
давно назначенный помощником великого князя генерал Га-
зенкампф, который меня просил от имени великого князя,
чтобы в случае необходимости я не назначал военного поло¬
жения, а объявил Петербург и его окрестности в чрезвычай¬
ном положении. Меня это удивило, и я спросил генерала Га-
зенкампфа, на чем основано это желание? Генерал мне отве¬
тил: «Видите ли, в случае чрезвычайного положения передача
дел в военные суды будет зависеть от Дурново (тогда уже он
был назначен управляющим министерством внутренних дел)251
и вообще от него будут зависеть смертные казни, а при воен¬
ном положении все это ляжет на великого князя, а следова¬
тельно, он сделается мишенью революционеров».Я просил передать великому князю, чтобы он не беспоко¬
ился, покуда я буду председателем Совета, я надеюсь, что Пе¬
тербург и его окрестности будут пребывать в нормальном по¬
ложении.В первые недели после 17 октября в действиях великого
князя я не замечал ничего такого, что могло бы возбуждать
во мне как председателе Совета сомнения, но по мере того
как стало и для великого князя ясным, что успокоение не мо¬
жет наступить сразу и что еще предстоят большие волнения,
относительное благоразумие и сдержанность его пропадали.
Вскоре я случайно узнал, что его самый близкий человек, ге¬
нерал Раух, видится с Дубровиным, который только что начал
укрепляться, получая поддержку от различных влиятельных
лиц (князь Орлов, граф Шереметьев, думаю, что Дурново и
др.). По крайней мере, после того как я оставил пост предсе¬
дателя, как-то раз в разговоре с Дурново я обозвал Дубровина
негодяем. Дурново мне сказал: «Напрасно вы его так называ¬
ете, право, он честнейший и прекраснейший
человек». Затем сношения великого князя с Дубровиным и
«Союзом русского народа» делались все более и более часты¬
ми. Свидания Рауха производились в комнатах, отдающихся
внаем от яхт-клуба (помещение при клубе).Великий князь был посетителем этого клуба и, вероятно,
еще когда я был председателем, виделся с Дубровиным. После
же моего ухода великий князь мало и скрывал свои отноше¬
ния к Дубровину и «Союзу русского народа» (т. е. просто к
шайке наемных хулиганов).Одно время Петербургский «Союз» имел даже намерение
избрать его почетным председателем, но затем, кажется, на¬
шли это не совсем безопасным. Конечно, только рассчитывая
на поддержку великого князя и министра внутренних дел
Дурново, Дубровин в одном из манежей собрал толпу хулига¬
нов, говорил зажигательные речи, и затем с криками «долой
подлую конституцию и смерть графу Витте!» они вышли из
манежа, но не посмели идти по улицам.Разительным примером полной растерянности после 17
октября великого князя Николая Николаевича служит, между
прочим, следующее обстоятельство.Во время моего премьерства последовало высочайшее по¬
веление о сокращении сроков службы воинской повинности.
Мера эта была принята без обсуждения в Совете министров и
без моего участия и исходила из комитета обороны, находив¬
шегося под председательством великого князя, под давлением
той мысли, что это послужит к успокоению нижних воинских
чинов1». Относительно существа этой меры можно быть раз¬252
личного мнения, и я думаю, что сделанное сокращение по¬
лезно, но лишь при принятии совокупно других мер, которые
бы способствовали более быстрому навыку русского крестья¬
нина или рабочего к военному делу при современной технике
войны. Но принятие такой меры во время расстройства ар¬
мии, длящегося и доныне, без принятия одновременно и даже
предварительно других мер не может быть оправдано разум¬
ными причинами и объясняется только растерянностью.Она была продиктована не потребностью обороны, а как
бы говорила: «Да, мы виноваты в сраме позорной войны и
гибели стольких русских воинов, зато мы вам в будущем даем
такие-то облегчения, только забудьте прошлое и не волнуй¬
тесь»* <...>.В течение моего председательства постоянно происходили
вспышки в войсках, были волнения в Кронштадте, волнения в
Севастополе, затем взволновался дисциплинарный батальон в
Воронеже, который должен был подвергнуться осаде. В ноябре
в Киеве рота пятого понтонного батальона произвела манифе¬
стацию. В Петербурге явилось движение в военной электротех¬
нической школе и затем между моряками, находившимися в
морских казармах на Морской около Конного полка. Моряков
этих ночью окружили войсками, нагрузили на баржи и затем
отравили в Кронштадт. Все это была вспышка наподобие ка-
ких-то небольших судорог в сущности в довольно прочном ор¬
ганизме, сравнительно легко выдерживающем легкое, но до¬
вольно общее отравление. В данном случае великий князь по¬
ступил довольно энергично и самолично выехал к войскам. На¬
сколько все эти вспышки были явно подученные и бессозна¬
тельные, видно на примере этих моряков. Вся беда с точки зре¬
ния укрепления правительства и охраны престола заключалась в
том, что не было в России войска, так как армия более нежели
в миллион человек находилась за Байкалом, а находившаяся в
России была дезорганизована и сосредоточивалась на окраинах
и в Петербурге и его окрестностях.Кроме того, наши финансы были в корне подорваны вой¬*	* По поводу сроков воинской повинности несколько месяцев тому на¬
зад (сентябрь 1909 г ) в Петербурге мне рассказывал один из высоких чинов¬
ников следующее.Новый военный министр Сухомлинов нашел, что сделанные после 17
октября сокращения сроков воинской повинности не соответствуют положе¬
нию дел, а потому испросил высочайшее повеление, отменяющее эти сокра¬
щения. Повеление это должно было быть отослано в Сенат для распублико-
вания. Другие министры об этом узнали и, зная характер государя, что если
они вмешаются в это дело, то это повеление именно отменено и не будет,
прибегли к следующему приему Они уговорили военного министра доложить
его величеству о неудобстве отмены сокращения воинской повинности. Во¬
енный министр уговорил государя не отменять сделанное после 17 октября
сокращение сроков воинской повинности. Очевидно, военный министр Су¬
хомлинов покуда еще переживает с его величеством медовые месяцы *.253
ною и затем смутою, на которую правительство, бывшее до 17
октября, совсем не рассчитывало: сначала оно вообразило,
что война с Японией будет военною забавою, а потом, когда
дело пришло к миру,— что сейчас все затихнет. Поэтому ми¬
нистр финансов Коковцов, поддерживаемый в своих взглядах
большинством финансового комитета, с займами не спешил,
говоря, вот война кончится, тогда выгоднее будет сделать все
нужные займы. Поэтому после 17 октября я принял управле¬
ние без денег и без войск. Моя задача и заключалась в том,
чтобы добыть деньги и вернуть из Забайкалья армию.Я дал слово государю это сделать, и вот почему я не мог
просить государя освободить меня от глупого положения бо¬
лее или менее номинального главы правительства ранее ис¬
полнения этих двух вещей. В особенности ранее совершения
займа, так как, несомненно, без меня заем не был бы совер¬
шен *. <...>ФИНЛЯНДИЯ*	Во время моего председательства состоялось назначение
члена Государственного совета Герарда финляндским генерал-
губернатором. Я не разделял политики относительно Финлян¬
дии, предпринятой в царствование императора Николая II со
времени назначения управляющим министерством Куропат¬
кина и затем назначения генерал-губернатором Бобрикова,
приведшего этот край в смутное состояние, которое не кон¬
чилось, как думают некоторые, от проведения скоропалитель¬
но тому назад два месяца (сегодня — июль 1910 г.) через но¬
вые законодательные учреждения довольно бессовестного за¬
кона о порядке решения дел, касающихся Финляндии. Какие
будут последствия этой меры, уввдим, но несомненно, что
многое будет зависеть от общего положения, в котором будет
находиться империя в ближайшие годы или десятилетия.Если обстоятельства будут складываться неблагоприятно,
то затеянное своеобразное русифицирование Финляндии, как
вообще поход против инородцев, может иметь весьма тяже¬
лые для империи и династии последствия. Дай Бог, чтобы это
не случилось, чтобы «карта была бита». Я употребляю это вы¬
ражение азартных игроков, так как теперешняя политика во
многом напоминает азартную игру, сам Столыпин употребля¬
ет выражение, что таким-то законом он «ставит ставку» на
то-то; например, в крестьянском законе он поставил «ставку
на сильного». По случаю нового закона о порядке решения
дел, касающихся Финляндии, появилась целая литература,
которая совместно с речами, которые были произнесены по
этому предмету в законодательных учреждениях, несмотря на
крайние протесты ведения прений председателями (в особен¬254
ности Государственного совета) и послушным правительству
большинством, может служить хорошим материалом для лиц,
узнающих изучить это дело.По моему убеждению, при мало-мальски объективном изу¬
чении дела нельзя отрицать, что сто лет тому назад император
Александр I дал присоединенной к империи Финляндии кон¬
ституцию, т. е. политическое самоуправление, что Фин¬
ляндия, будучи присоединена к Российской державе, состав¬
ляет окраину особого рода, главным звеном соединения кото¬
рой с империей является то, что российский самодержавный
император есть вместе с тем великий князь финляндский,
т. е. конституционный монарх Финляндии, управляемой по
особой конституции, ей данной.Конституция эта получила свое жизненное основание и
свои определенные условия в самом факте ее действия и су¬
ществования в течение ста лет, но независимо от того она
была оформлена рядом письменных актов и определенным
законодательством в царствование императора Александра II
и, наконец, императора Николая II после 17 октября 1905 г.
Все монархи, вступая на имперский престол и по тому само¬
му делаясь великими князьями финляндскими, в особых ма¬
нифестах по Великому княжеству Финляндскому свидетельст¬
вовали о верности финляндского народа престолу, о том, что
Финляндия управляется монархом на особых основаниях и о
том, что новый монарх как бы перед всем светом дает свое
монаршее слово продолжать управлять этим Великим княже¬
ством на тех же началах. Какие это начала? Те, которые при¬
менялись в течение ста лет. Управление людское не есть мер¬
твая синематография, оно вечно видоизменяется, но всякий
честный человек, а особливо добросовестный правитель, кое¬
го царское положение обязывает особою царскою честью, ко¬
нечно, понимает или, во всяком случае, должен понимать,
что такое значит и означало, что Финляндия имеет и управ¬
ляется на основании своей особой политической конститу¬
ции. Финляндская конституция видоизменялась, но видоиз¬
менялась, до появления в центральном управлении Куропат-
кина, а потом Плеве и Бобрикова в первых ролях, лишь в
сторону конституционно-расширительную, но не обратно.Наши историки, получившие свою историко-научную пре¬
мудрость по финляндским делам преимущественно в петер¬
бургских канцеляриях, разыскивают такую склонность рус¬
ских самодержцев в их в данном случае несознательности, а с
другой стороны, в изменах и предательствах сановных людей,
самими самодержцами выбранных, которые пользовались их
доверием; но нужно сказать, что эти историки писали это,
служа в петербургских канцеляриях, в то время, когда сии са¬
модержцы уже покоились в земле и в данный момент от них
уже ничего получить было нельзя, а новое направление, ис¬255
текшее из теории «необязательности царского слова, если то¬
го благо требует», давало небезосновательную надежду, топча
престиж усопших самодержцев, заслужить благоволение от
холопов (слуг) благополучно царствующих.Замечательно, что упрек в несознательности самодержцев
в отношении действий по Финляндии и вообще в склонности
к утопическому либерализму относится исключительно к
Александру I и Александру II, т. е. именно к таким самодерж¬
цам, которые по праву уже занимают самое видное положе¬
ние в истории России и даже в общей культуре всего челове¬
чества. Я не был на свете на нашей планете в царствование
«императора благословенного» и имел честь весьма мало
знать «освободителя», но зато имел величайшее счастье, кото¬
рое только может иметь русский человек, хорошо знать и
быть ближайшим сотрудником «миротворца». Сие название
дано императору Александру III не гласом народа, а в одном
из актов, последовавших немедленно после его смерти и вы¬
шедших из-под пера канцелярии тогдашнего министра двора
(ныне наместника кавказского графа Воронцова-Дашкова) в
Ялте. Этим названием, по моему мнению, совершенно спра¬
ведливо не вполне был доволен вступивший на престол ис¬
кренно любивший его сын, ныне благополучно царствующий
император Николай II.Когда через несколько месяцев после смерти его отца мне
пришлось представить ему один акт для подписания, в кото¬
ром его отец был назван императором-миротворцем, каковое
название было дано в предыдущих актах, его величество соиз¬
волил сказать мне, нельзя ли вычеркнуть «миротворец», заме¬
тив: «Это название совсем не соответствует фигуре моего от¬
ца, оно дает представление, не соответствующее его силе, как
будто он боялся войны. Это Воронцов поднес мне к подписа¬
нию манифест, а я находился в таком состоянии, что не об¬
ратил внимания на это не вполне соответствующее название».Действительно, император Александр III процарствовал
мирно и значительно поднял престиж империи не потому,
что он был миротворец, а потому, что он был честен и тверд,
как скала. Если нужно дать ему определение одним словом,
то уже скорее его назвать «чистый», «светлый», даже, пожа¬
луй, «честный» в высшем значении этого слова. И я знаю,
как относился сей «император» к финляндскому вопросу, ибо
мне приходилось неоднократно слышать его по этому предме¬
ту суждения. Он вообще был по рождению, по характеру, по
всему своему душевному и умственному складу «император,
неограниченный самодержец», и он был «самодержец» не по¬
тому, что это ему было приятно, а потому, что он был убеж¬
ден, что это составляет благо искренно любимого его народа
и его родины; понятно, поэтому он не относился особенно
любовно к конституции Финляндии.256
Он относился очень неодобрительно к стремлениям рас¬
ширить фактически всю эту политическую конституционную
самостоятельность, которою Финляндия пользовалась. Он
старался в пределах признаваемой им политической консти¬
туции Финляндии вводить объединительные основания для
управления Финляндией на общих основаниях со всей импе¬
рией (почтовое управление, основы уголовных законов, осо¬
бенно по государственным преступлениям), поскольку сие
было возможно, не нарушая финляндскую конституцию. Час¬
то плавал в финляндских шхерах без всяких охран, помп и
встречался попросту с населением. Ему нравились многие
черты финляндского народа: их трезвость, устойчивость, вер¬
ность, а равно культурность их простого быта; с другой сто¬
роны, и финляндцы сознавали, что император Александр III
не любит, а терпит их конституцию, были уверены, что этот
«честный» император то, что «дано», будет считать «данным»
и никакие политические софизмы вроде, например, софизма,
что «сам Бог, если увидит, что для блага нужно отказаться от
своего слова, от него откажется», от его прямой натуры будут
отлетать, как резиновые бомбы от гранитной скалы. В царст¬
вование императора Александра III были возбуждены вопро¬
сы о большем объединении с русским финляндского войска,
об установлении определенного порядка решения общеимпер¬
ских дел, касающихся Финляндии. По этому предмету суще¬
ствовали комиссии и совещания, все эти работы установили,
что необходимо в этом направлении делать постепенные объ¬
единительные шаги и во всяком случае прекратить ту полную
разобщенность действий финляндского законодательного ап¬
парата и русского, но из того, что такие мысли существовали
и что император Александр III обратил внимание на эти об¬
щеимперские дефекты, конечно, отнюдь не следует, чтобы
этот император мог одобрить путь отрицания финляндской
конституции — путь политического провоцирования Финлян¬
дии для создания там таких явлений, которые затем могли бы
оправдать русское насилие, физическое или законодательное,
а в особенности путь политического иезуитизма, путь полити¬
ческого лукавства, по которому, с одной стороны, проводятся
законодательные меры с курьерскою скоростью, дающие рус¬
ской администрации возможность полного произвола, в кор¬
не нарушающие основные начала конституционной самосто¬
ятельности Финляндии, а с другой стороны, уверяют, что
этим отнюдь не уничтожается финляндская конституция и
что закон этот проводится не императорским правительством,
пользуясь большинством, случайно составленным и подо¬
бранным в законодательных собраниях, а, «мол, по желанию
народа и его представителей».Император Александр III, во-первых, никогда не отрекся
бы от своих конституционных, но все-таки весьма обширных257
прав как великого князя финляндского в пользу законода¬
тельных русских выборных собраний, что, собственно, делает
только что проведенный закон о финляндском законодатель¬
стве, если, конечно, смотреть на эти собрания (Государствен¬
ной думы и Совета) искренно, как на учреждения конститу¬
ционные народного представительства; во-вторых, если смот¬
реть на эти учреждения как на удобное орудие бессильного
самодержавия и проводить через них сказанный закон, дабы
делать в Финляндии coup d’6tat* руками этих учреждений,
якобы представляющих народные желания и волю, то такой
двоедушный шаг совершенно не соответствовал бы прямому
характеру почившего государя.В тех же комиссиях, которые работали в царствование им¬
ператора Александра III с целью большего объединения Фин¬
ляндии с империей, принимал наибольшее участие их предсе¬
датель Н. X. Бунге (председатель в то время Комитета мини¬
стров); он в комиссиях являлся сторонником мысли о необ¬
ходимости принятия решительных мер к ограничительному
определению объема финляндской конституции. Достаточно
прочесть оставленную им посмертную записку о положении
Российской империи, записку, которая писалась для прочте¬
ния ее его учеником императором Николаем II, дабы понять,
что русифицированные тенденции Бунге вообще и способы
применения их к Финляндии в частности резко разошлись бы
со взглядами наших современных правительственных русифи¬
каторов и писак, находящихся у них на казенном пайке, по¬
лучаемом из рук в руки или косвенными способами — объяв¬
лениями, наградами и проч....В царствование Александра III самым ярым противником
конституционной самостоятельности Финляндии являлся
профессор и вместе с тем сенатор Таганцев. И даже он, буду¬
чи уже членом Государственного совета, при обсуждении ска¬
занного проекта в Государственном совете нашел, что этот
проект зашел чересчур далеко, и голосовал по некоторым
пунктам в смысле его осуждения.С одной стороны, закон этот ничего не говорит, а с дру¬
гой — говорит все. Он так составлен. Согласно этому закону,
«хочу, все оставлю так, как было до сих пор, не хочу, то имею
полное право, несмотря на выдуманную конституцию, стереть
Финляндию в порошок и обратить в Мурманскую пустынь».
«По закону, слышите ли, по закону, вотированному своеоб¬
разными народными представителями русских палат, хочу,
обрежу лишь кончики финляндских волос, а захочу, слоями
бритвами буду снимать часть головы и сниму всю голову до
самых плеч».Возвращаясь к моим воспоминаниям о взглядах императо-* Государственный переворот (Примеч ред)258
ра Александра III о Финляндии, я вспоминаю такую его фра¬
зу:«Мне финляндская конституция не по душе. Я не допущу
ее дальнейшего расширения, но то, что дано Финляндии мо¬
ими предками, для меня так же обязательно, как если бы это
я сам дал. И незыблемость управления Финляндии на особых
основаниях подтверждена моим словом при вступлении на
престол». Такой взгляд нисколько не исключал зоркого отно¬
шения к тому, чтобы соблюдение тех или других потребно¬
стей Финляндии, которые все могут осуществляться только с
утверждения императора — великого князя финляндского, не
колебало общеимперских интересов. Приведу следующий ха¬
рактерный случай.За год или два до кончины императора финляндский сейм
решил о сооружении железной дороги с целью соединения
рельсовой сети Финляндии у Торнео с сетью шведских дорог.
Статс-секретарь по делам Финляндии генерал-лейтенант Ден
спросил мое заключение, как министра финансов, в руках ко¬
его в то время находилась железнодорожная политика. Я от¬
ветил, что не встречаю для утверждения решения сейма с
своей стороны препятствий. Через несколько дней я получил
уведомление генерала Дена, что его величество приказал пе¬
редать мне, что он хочет переговорить со мною по этому делу
при первом моем всеподданнейшем докладе. Государь мне
сказал: «Я не согласен с вашим мнением о допустимости сое¬
динения финляндской сети железных дорог с шведскою, в
случае войны это может служить для нас большим неудобст¬
вом». Я доложил государю, что все равно неприятель может
достигать финляндской сети посредством короткой переправы
через пролив, отделяющий Финляндию от Швеции; на что
его величество мне заметил, что если еще мы соединим фин¬
ляндские дороги со шведскими, то откроем второй путь для
военного передвижения из Швеции в Финляндию. Так госу¬
дарь не согласился утвердить решение сейма.Через непродолжительное время вступил на престол Нико¬
лай. Тот же самый статс-секретарь по делам Финляндии Ден
очень скоро после перемены царствования мне опять сообща¬
ет, что государь желает со мною переговорить по поводу вто¬
ричного ходатайства сейма о соединении у Торнео финлянд¬
ской сети железных дорог со шведскою. При первом же после
этого сообщения всеподданнейшем докладе государь мне го¬
ворит. «Сейм представил вторично решение о соединении
финляндских железных дорог со шведскими. Генерал Ден мне
доложил, что отец мой не утвердил это решение, хотя вы не
встретили к этому препятствий, и что вам известно, почему
мой батюшка не согласился с решением сейма». Я доложил
его величеству мой разговор с его отцом. На что государь ме¬
ня спросил: «А как вы теперь по этому вопросу думаете?» Я259
ответил: «Я думаю, что ваш августейший батюшка был прав,
во всяком случае самое худшее в делах высшей политики —
это неустойчивость и колебания, подрывающие престиж мо¬
наршей власти». На что государь мне сказал: «А я утвержу ре¬
шение сейма, потому что я того мнения, что на Финляндию,
как это она доказала, я могу вполне положиться, а финлянд¬
цы — это вернейшие мои подданные».Такое отношение императора к Финляндии существовало
в первые годы его царствования впредь до появления на аре¬
не политической деятельности в качестве управляющего воен¬
ным министерством генерал-лейтенанта Куропаткина (на¬
чальника Закаспийской области)*. Это был первый военный
министр, назначенный молодым императором Николаем. Он
и сменил военного министра старика Ванновского, бывшего
военным министром во время всего царствования его отца и
относившегося несколько менторски к молодому императору,
которого он знал с детства. А Николай II своеобразно само¬
любив. Он мог терпеть многое, чего не терпел бы его отец, но
не переносил того, на что его отец не обращал бы никакого
внимания. Александр III был самолюбивый царь и благодуш¬
ный и простой дворянин. Николай II — малосамолюбивый
царь и весьма самолюбивый и манерный Преображенский
полковник. Поэтому его стесняли все те министры, которые
были министрами его отца, так как у них являлся иногда
менторский тон, естественно связанный с их опытностью,
так сказать, дипломированною его отцом. Он, например, как
мне часто говорили, часто шокировался не содержанием того,
что мне в критические минуты государственного бытия при¬
ходилось говорить, а тоном моих слов и манерою моей речи.
И на это мне всегда приходилось отвечать, что неужели моя
манера была резка и неприлична, однако я всегда говорил по
форме так же его отцу, и отец его за эту манеру, за тон ни¬
когда не претендовал, а напротив, он всегда ценил мою ис¬
кренность. Итак, молодой император есть, конечно, прежде
всего военный, и военные характеры также ведь бывают раз¬
личные. Я помню, его отец, одобривший мои действия в
1894 г., приведшие к таможенной войне с Германией и выну¬
дившие ее сделать уступки и заключить с нами терпимый тор¬
говый договор в то время, когда весь двор и большинство мо¬
их коллег по министерству боялись, чтобы таможенная война*	Вариант: Затем настроение его величества постепенно менялось: с од¬
ной стороны, вследствие докладов некоторых из сановников, преимущест¬
венно из сфер военных, а с другой стороны, я не могу не признать, что и в
то время, как и всегда, финляндцы не вполне корректны.Если финляндцы во многих вопросах были бы более тактичны, не так
резки и сухи, что отчасти соответствует их лояльному, но упрямому характе¬
ру, то, может быть, полное благоволение к ним государя не изменилось бы260
не перешла в настоящую, тем не менее мне как-то говорил:
«Тот, кто сам был на войне (император Александр III, будучи
наследником, командовал, и успешно, отдельным отрядом во
время Восточной войны конца 70-х годов) и видел ее ужасы,
не может любить войну».Он поэтому и процарствовал без войны, хотя своим харак¬
тером, определенностью и царскою честностью поднял внеш¬
ний престиж России так высоко, как он никогда ранее не
стоял, и он был бы поражен, видя, как уронили этот престиж
после его смерти. А вот военная черта его сына императора
Николая II. Государь вступил на престол, командуя до того
времени в чине полковника батальоном Преображенского по¬
лка, и, как известно, никогда на войне не был и ни в какой
экспедиции не участвовал. Ванновский, за некоторое время
до ухода его с поста военного министра, болел, а потому одно
лето совсем не присутствовал в красносельском лагере. Воен¬
ный министр генерал Ванновский вернулся осенью, и вскоре
я его видел после одного всеподданнейшего доклада, и он с
некоторою почтительною усмешкою мне сказал: «Вот я сегод¬
ня был у государя. Его величество мне сказал, что он сожале¬
ет, что я по болезни не был в красносельском лагере и не
присутствовал при обыкновенном параде, заключающем ла¬
герные сборы. Он прибавил, что большинство частей, и в
особенности Преображенский полк, представились ему в от¬
личном виде, сказав: ведь вы знаете, Петр Семенович, что ко¬
го угодно, а меня уж в этом деле не проведешь».Генерал Куропаткин, сделавшись военным министром, ко¬
нечно, прежде всего бросился на проекты, которые разраба¬
тывались в этом министерстве, но оставались по тем или дру¬
гим причинам временно или навсегда без движения. Как в
области командования армиями, так еще в большей степени в
области организационной у него не было никакого творче¬
ского таланта, он всегда брал чью-либо мысль, чей-либо про¬
блеск воли и на них выделывал всякие, часто прескучные,
узоры. Если у него не было творчества, то взамен сего он об¬
ладал большим трудолюбием. В числе массы проектов, кото¬
рые в различные времена составлялись в министерстве, был
проект, имевший целью большее сближение русских войск
имперских с войсками Великого княжества Финляндского.Нужно заметить, что наш государь Николай II имеет жен¬
ский характер. Кем-то было сделано замечание, что только по
игре природы незадолго до рождения он был снабжен атрибу¬
тами, отличающими мужчину от женщины.Всякий его докладчик, в особенности им назначенный (а
не наследственный от отца), в первое время после назначения
пользуется особою его благосклонностью, часто переходящею
границы умеренности, но затем более или менее скоро благо¬
склонность эта сменяется индифферентностью, а иногда и261
нередко чувством какой-то злобы, связанной с злопамятством
за то, что когда-то он его любил, и, значит, недостойно, если
чувство это прошло. В первое время Куропаткин совсем овла¬
дел сердцем государя и государыни. Георгиевский кавалер (да¬
же 2-й степени) с репутацией, совершенно верной, человека
отменно храброго и мужественного (храброго лично), офицер
Генерального штаба с отлично подвешенным языком.А ведь большинство наших офицеров Генерального штаба
все знают, кроме того, что им более всего нужно было бы
знать: искусство воевать; они обо всем судят.Европейски культурный человек скоро бы заметил, что
Куропаткин субъект с европейской точки зрения довольно
невежественный, но государь этого заметить не мог. Он мог
разве заметить, что Куропаткин салонно малокультурен, на¬
пример ест рыбу ножом, не говорит на иностранных языках и
т. п., но зато он с «истинно» русскими чувствами вояка. Что¬
бы проявить наглядно эти чувства, он сейчас же и поднял
финляндский вопрос: надо же их сделать русскими, по край¬
ней мере войска.Мысль о необходимости такой меры имелась еще у Алек¬
сандра III, но затем она не получила осуществления, вероят¬
но, потому, что она не вызывалась практическими неотлож¬
ными государственными интересами ввиду многократно про¬
явленной и доказанной верности финляндских войск импера¬
тору и великому князю финляндскому. Генерал Куропаткин
взял в свои руки этот проект, причем пошел в нем гораздо
далее первоначальных предположений (еще графа Милютина,
с которым, однако, император Александр II не согласился).
Было очевидно, что сейм не примет такой крайний проект.
Тогда явился вопрос о порядке разрешения финляндских дел
общегосударственного значения, который уже давно стоял на
очереди, но не являлась такая практическая необходимость
решения этого вопроса. Вопрос этот действительно следовало
решить, и было бы согласно закону, если бы подлежащий ми¬
нистр внес его в законосовещательное учреждение того вре¬
мени, т. е. в Государственный совет.Покуда был жив генерал-губернатор, почтеннейший и до¬
стойнейший человек граф Гейден, генерал-адъютант, бывший
начальник Главного штаба при графе Милютине, он несколь¬
ко сдерживал порывы, но скоро граф Гейден умер; явился
вопрос о его заместительстве50.В это время приехал с визитом к государю король румын¬
ский. Во время парадного обеда королю я сидел рядом с гене-
рал-адыотантом Бобриковым, начальником штаба Петербург¬
ского военного округа. Перед обедом я узнал, что он назна¬
чен вместо Гейдена. Я его поздравил. Его назначение мне ни¬
чего не говорило. Бобриков никогда ни в чем себя не про¬
явил, на войнах никогда не был, он представлял тип беста-262
данного штабного писаря, но он был начальником штаба ве¬
ликого князя Владимира Александровича, прекрасного, благо¬
роднейшего человека, человека весьма образованного и куль¬
турного, хотя не всегда уравновешенного. Во всяком случае
он был действительно царский сын. Я спросил Бобрикова,
доволен ли он этим назначением. Он мне ответил, что он на¬
ходит, что его миссия тождественна или подобна миссии гра¬
фа Муравьева, когда он был назначен генерал-губернатором в
Вильну. На это неожиданное сравнение я ему ответил, что не
могу согласиться с таким сравнением. «Муравьев был назна¬
чен, чтобы погасить восстание, а вы, по-видимому, назначе¬
ны, чтобы создать восстание...» После этого я уже никогда в
интимные разговоры с Бобриковым не пускался... *Генерал Куропаткин уговорил его величество пойти более
решительно по пути объединения финляндских войск с вой¬
сками Российской империи и сломить те возражения, кото¬
рые представлял по этому предмету финляндский сейм и
финляндский главный управитель. Для того чтобы совершить
эту операцию, 17 августа 1899 г. государственный секретарь
Плеве был назначен министром статс-секретарем Великого
княжества Финляндского вместо умершего весьма почтенного
финляндского статс-секретаря Дена, который, конечно, не
мог бы сочувствовать тому направлению дел, которое хотел
дать Куропаткин, и всякий статс-секретарь Финляндии, кото¬
рый был бы назначен из финляндцев, хотя бы он был и рус¬
ский генерал, служивший в русских войсках всю свою жизнь,
на такую операцию не пошел бы. Для этого нужно было на¬
значить не финляндца, а человека, который умеет кривить ду¬
шой и руководствоваться не столько принципами, сколько
выгодами, как личными своими, так, пожалуй, и государст¬
венными,— так, как их понимали генерал Куропаткин и
В. К. Плеве.*	Руководствуясь ранее довольно часто делаемыми исклю¬
чениями, было бы не особливо исключительно, если бы соот¬
ветствующий проект прошел через Комитет министров или
Совет министров. В. К. Плеве, как умный человек, понимал,
что при обоих указанных путях, несомненно, встретится мно¬
го возражений и что хотя большинство как в первом, так и во
втором из указанных учреждений выскажется за то, чтобы
несомненные общеимперские дела, касающиеся Финлян¬
дии, проходили через Государственный совет и получали
окончательное решение после обсуждения их в сейме в по¬
рядке, указанном в учреждении Государственного совета, но
что, с другой стороны, будут установлены правила, вполне га¬
рантирующие исполнение разумных и действительных по¬
требностей Финляндии. Может быть, он опасался, чтобы при
решении вопроса этим путем не явились какие-либо влияния
(например, императрицы-матери или международные, напри¬263
мер, Дании и Швеции), которые отклонят государя от реше¬
ния покончить с этим вопросом, существенно затрагивающим
финляндскую de facto конституцию.В конце концов факт тот, что Плеве (будучи одновременно
и государственным секретарем) уговорил провести закон о
порядке решений финляндских дел общеимперского значения
помимо законоустановленных учреждений, т. е. Государствен¬
ного совета.Государь собрал совещание, в котором участвовали только
несколько человек (в том числе граф Сольский, Фриш, вели¬
кий князь Михаил Николаевич и Плеве), и неожиданно поя¬
вился указ, в силу которого все общеимперские вопросы, ка¬
сающиеся Финляндии, должны по обсуждении в сейме про¬
ходить через Государственный совет и представляться его ве¬
личеству на окончательное решение после обсуждения их в
Государственном совете в установленном для этого учрежде¬
ния порядке, причем при обсуждении этих вопросов в Госу¬
дарственном совете должны участвовать на правах членов Го¬
сударственного совета подлежащие сенаторы финляндского
сената (не помню, сколько человек, кажется два, во всяком
случае не больше четырех, а всего членов Государственного
совета было около ста человек). Указ этот, конечно, не был в
согласии с конституцией Великого княжества Финляндского,
но представлял все-таки выход из положения по тем време¬
нам, когда великий князь финляндский был самодержавный
и вместе с тем неограниченный император Российской импе¬
рии. Недостаток этого указа в моих глазах заключается в том,
что он не давал определения вопросам общеимперским, и
ожидалось, что вслед за сим последует это определение в пре¬
делах, безусловно необходимых для действительных интересов
империи, как то понимали в то время лица, занимавшиеся по
воле императора финляндским вопросом и являвшиеся за¬
щитниками идеи ограничения финляндского сейма (финлян¬
дской конституции) в области чисто общеимперских вопро¬
сов.Помню, что через несколько дней после обнародования
этого указа я встретился у Нарышкина (обер-камергера Эмма¬
нуила Дмитриевича) с Борисом Николаевичем Чичериным
(известным профессором государственного права, ученым-
публицистом, бывшим московским городским головой), бра¬
том жены Нарышкина. Чичерин напал на меня за этот указ,
указывая на то, что это явление нарушения конституции
Финляндии и царских обещаний ряда императоров, говоря,
что мы дурные советники государя и ведем его к бедам. Я за¬
метил, что не принимал никакого участия в этом указе, тем
не менее приводил мотивы, его отчасти оправдывающие, и
главный мотив — практическая необходимость.Конечно, этот указ был вызван предстоящим рассмотрени¬264
ем сеймом проекта военного министра генерала Куропаткина,
переданного сейму на обсуждение. Заключение сейма по про¬
екту Куропаткина было отправлено в Государственный совет.Я в качестве министра финансов должен был написать
свое заключение по проекту Куропаткина и по принятому по¬
рядку представил свой отзыв в печатном виде для раздачи
всем членам Государственного совета. Ранее обсуждения дела
в стенах Государственного совета оно обсуждалось в частном
совещании под председательством генерал-адъютанта Банков¬
ского, в котором участвовали Куропаткин, Бобриков, Плеве,
Сипягин (министр внутренних дел), я и еще несколько чело¬
век. Куропаткин, поддерживаемый Бобриковым, защищал
свой проект; я защищал свою точку зрения. Моя же точка
зрения была такова.Государь, как неограниченный в то время самодержавный
император российский и великий князь финляндский, имеет
долг принимать меры, поскольку они вызываются существен¬
ною необходимостью для общей всех его подданных государ¬
ственной пользы, хотя бы они касались и Финляндии. Таким
образом, существо вопроса, по моему убеждению, лежало не в
праве, а в действительной необходимости проектируемых Ку-
ропаткиным мер. По моему же мнению, меры эти в значи¬
тельной своей части не вызываются существенными интере¬
сами империи, а между тем рождают существенные неудобст¬
ва для финляндцев.Поэтому, не соглашаясь всецело ни с проектом Куропат¬
кина, ни с отрицательным отношением к нему сейма, я пред¬
лагал такие изменения в проекте Куропаткина, которые,
удовлетворяя, по моему мнению, действительные интересы
империи, не представляют излишних и тягостных требований
к Финляндии. При этом в своем отзыве я касался общих суж¬
дений относительно действий умерших самодержцев, которые
потому, что умерли, подвергались довольно развязной крити¬
ке, и специально останавливались на Александре III, которо¬
му был приписан сказанный проект, т. е. говорилось, что буд¬
то бы он был одобрен императором Александром III. Тогда
Александр III имел еще большой авторитет в глазах своего
царствующего сына, а потому, с одной стороны, ссылка на
Александра III была до известной степени гарантией твердо¬
сти в данном деле Николая II, а с другой — в глазах финлян¬
дцев тот odium*, который правильно или неправильно воз¬
буждал в них проект Куропаткина, слагался с благополучно
царствующего на умершего императора. Что же касается моих
предложений, то в смысле большего объединения финлянд¬
ских войск с русскими они шли дальше того, что в свое вре¬
мя было предложено графом Милютиным и что не было при-* Ненависть. (Примеч. ред.)265
нято Александром II во внимание к ходатайству финляндско¬
го генерал-губернатора генерал-адъютанта графа Адлерберга,
подкрепленному ходатайством финляндского статс-секретаря.Это произошло тогда, когда было утверждено Александ¬
ром II положение о финляндских войсках. После сказанного
совещания под председательством П. С. Ванновского я полу¬
чил от генерала Куропаткина копию всеподданнейшего пись¬
ма его, в котором он докладывал государю, что мой отзыв в
Государственном совете по проекту закона о финляндской
воинской повинности поставит его и его единомышленников
в Государственном совете в крайне неловкое положение, так
как в этом отзыве я дезавуирую ссылку на Александра III и
вообще представляю соображения, крайне неудобные для
проведения его проекта. В результате этого письма я должен
был просить Плеве уничтожить все экземпляры моего отзыва
и взамен его разослать другой, вновь ему препровожденный, в
котором были пропущены все наиболее сильные места против
соображений военного министра Куропаткина.В моем архиве имеется отзыв в первоначальной редакции
и затем в последующей, одобренной государем, в которой вы¬
кинуты нежелательные места ввиду возможности их распрост¬
ранения, в особенности на Западе. Скоро открылось заседа¬
ние по сказанному делу в Государственном совете в силу упо¬
мянутого указа о рассмотрении общеимперских финляндских
дел. Как в департаменте, так и в общем собрании голоса раз¬
делились. Решение сейма никто, кроме финляндских сенато¬
ров, не поддерживал, но громадное большинство членов не
согласилось также с проектом военного министра, а поддер¬
живало мои умеренные предложения, которые, как я сказал,
шли дальше того, чего в свое время добивался бывший воен¬
ный министр.Во время обсуждения дела в департаментах, когда оба мне¬
ния обрисовались, некоторые члены обратились к присутст¬
вовавшим финляндским сенаторам и спросили их, как они
думают, если будет принято мнение большинства, поддержи¬
вавшего мои предложения, и затем передано на вторичное об¬
суждение сейма, то сейм присоединится ли к нему или будет
продолжать настаивать на своем проекте, на что сенаторы за¬
явили, что они не имеют полномочия на решение этого воп¬
роса, но что они лично уверены, что сейм будет настолько
благоразумен, что присоединится к мнению большинства, как
оно выяснилось в департаментах. При обсуждении дела в об¬
щем собрании Государственного совета громадное большин¬
ство также присоединилось к умеренному проекту, мною
представленному (более 50 голосов, в том числе великий
князь Михаил Александрович, Владимир и Алексей Александ¬
ровичи, а также принц Ольденбургский), а за проект Куро¬
паткина голоса подали только около 15 человек (в том числе266
великий князь Михаил Николаевич и, конечно, Плеве и Боб¬
риков).Присоединение великого князя Михаила Николаевича к
меньшинству для меня было ясным указателем, что государь
колеблется и что именно ввиду этого Плеве прибег к велико¬
му князю. Михаил Николаевич всегда жил умом покойной
жены великой княгини Ольги Федоровны и его ближайшего
сотрудника. После смерти жены — умом только ближайшего
сотрудника. Человек же он добрый, достойный и великий
князь, т. е. человек благородный. Плеве был в то время госу¬
дарственный секретарь, т. е. его секретарь как председателя
Государственного совета; великий князь Плеве не любил, но
часто находился под его влиянием.Если бы тогда его величество утвердил мнение большинст¬
ва, то конфликт бы кончился; военный финляндский вопрос
получил бы решение, соответствующее действительным рус¬
ским потребностям, и такое благополучное для взаимных ин¬
тересов решение наиболее существенного дела укрепило бы,
дало бы, так сказать, право политического гражданства указу,
который по способу его появления являлся довольно произ¬
вольным. К сожалению, это сделано не было.Когда государю в установленном порядке были представ¬
лены оба мнения, он собрал частное совещание из следую¬
щих лиц: великого князя Михаила Николаевича, Куропатки¬
на, Бобрикова, Плеве и Сипягина; приглашенные советовали
государю утвердить мнение меньшинства, впрочем, государь
отлично знал, что они другого совета не дадут, и потому
именно их и пригласил. При таком положении дела Сипягин,
который мне рассказывал, что происходило в совещании, ви¬
дя, что государь с мнением большинства не согласился, и на¬
ходя опасным утверждение крайнего мнения меньшинства
как могущее внести смуту в окраину, которая была спокойна
и лояльна, поставил вопрос о том, чего, собственно, опасают¬
ся в утверждении мнения большинства и почему вообще воп¬
рос о военном устройстве в Финляндии был поднят с такою
горячностью. На это последовал ответ, что опасение заключа¬
ется в том, чтобы эти войска в случае каких-либо неожидан¬
ностей не революционировались и не пошли против своего
монарха и империи. Сипягин ответил на это, что хотя он та¬
кой возможности не верит в силу того, что вся предыдущая
история со времени образования Великого княжества Фин¬
ляндского показывает обратное, но тем не менее если делать
такие невероятные предположения, то мнение меньшинства
также не устраняет предполагаемую возможность, что раз
предполагать возможность такой случайности, то нужно со¬
всем уничтожить финляндские войска и призыв финляндцев
в войска.Соответственно всему изложенному его величество принял267
такое сложное решение. Он утвердил мнение меньшинства,
но одновременно особым актом объявил, что впредь до по¬
следующих его распоряжений мнение это не приводить в ис¬
полнение, а уничтожить все финляндские войска, за исклю¬
чением финляндского гвардейского батальона, всегда нахо¬
дившегося в Петербурге, и одного конного драгунского фин¬
ляндского полка, недавно только учрежденного усопшим ав¬
густейшим отцом его величества.Причем о том, чтобы взамен уничтожения финляндских
войск, предпринятого совершенно неожиданно для Финлян¬
дии, брать с финляндского казначейства какое-либо денежное
вознаграждение в пользу общеимперской казны, не было и
речи и не могло быть речи, так как решение об уничтожении
финляндских войск последовало вопреки мнению и желанию
финляндского сейма и не согласно ни с мнением большинст¬
ва, ни с мнением меньшинства членов Государственного со¬
вета. Это решение крайне обострило финляндский вопрос.
Финляндия пришла в брожение. Бобриков и Плеве начали
русифицировать Финляндию, т. е. принимать целый ряд с
точки зрения финляндцев незаконных мер, вводить русский
язык, наводнять Финляндию русскими агентами, увольнять
сенаторов и ставить вместо них людей, ничего общего с Фин¬
ляндией не имеющих, а также высылать из пределов Финлян¬
дии лиц, которые так или иначе протестовали против подо¬
бного произвола. Плеве, чтобы угодить государю, пустил в
ход свои полицейские порядки вовсю.При приведении этой политики в исполнение начались
трения и в силу общемирового закона, что действие вызывает
противодействие, а затем это противодействие — новое дейст¬
вие впредь до того или другого рода катастрофы, и пошла ис¬
тория с различными инцидентами Бобринского и генерал-гу¬
бернатора Финляндии, кончившаяся печальным убийством
генерала Бобрикова сыном одного бывшего финляндского се¬
натора, пострадавшего во время этих треволнений. Убийца
сейчас же покончил с собой. Бобриков, как я слышал, умер с
честью, т. е. как должен умереть в подобных случаях государ¬
ственный деятель, себя уважающий.Припоминаю, что во время обсуждения дела о воинском
устройстве в Финляндии Плеве себя держал в заседании
крайне сдержанно и осторожно, хотя он в сущности вел все
дело и довел его до указанного конца. Что же касается Куро-
паткина, то после мне пришлось от него несколько раз слы¬
шать неодобрение действиям Бобрикова, причем он высказы¬
вал, что заходит в финляндских делах чересчур далеко. Я в
финляндских делах после решения воинского вопроса через
Государственный совет, но вопреки высказанным им мнени¬
ям никакого участия не принимал, так как дела финляндские
до министерства финансов не касались за это время.268
Затем в Государственный совет более никаких общеимпер¬
ских дел не вносилось, так что сказанный указ, так удиви¬
тельно появившийся на свет, более не применялся. Да и едва
ли удобно было его применять после сделанной пробы. Реши¬
ли подвергать решения сейма, так сказать, контрольному суж¬
дению Государственного совета, а в конце концов приняли
неожиданно решение по обсуждению в частном совещании,
не согласное ни с проектом военного министра, ни с решени¬
ем сейма и, наконец, не согласное ни с мнением большинст¬
ва, ни с мнением меньшинства Государственного совета. За¬
чем же в таком случае потребовалось выслушивание суждения
высшего законодательного учреждения империи?..Политика Бобрикова и Плеве привела к убийству Бобри¬
кова. Нужно заметить, что во все время русской революции
было только два политических убийства в Финляндии — Боб¬
рикова и одного прокурора. Оба убийства совершены не
анархистами, не революционерами, а финляндцами за нацио¬
нальные идеи.Финляндцы по натуре корректные люди, чтущие законы, и
им чужды безобразнейшие убийства, ежедневно совершаемые
в России на политической почве революционерами, анархи¬
стами и отчасти «истинно русскими» людьми. Очень жаль,
что нашлись два финляндца, которые совершили эти два по¬
литические убийства и запятнали Финляндию политическою
кровью. Убийство есть всегда, и все-таки убийство — самое
ужасное, антирелигиозное, антигосударственное и античело¬
веческое преступление.После убийства Бобрикова явился вопрос назначения но¬
вого финляндского генерал-губернатора. В это время уже в
России бродила внутри «революция», окончательно выско¬
чившая наружу в 1905 г. благодаря безумной и несчастной
русско-японской войне. Приблизительно в это время отли¬
чился харьковский губернатор шталмейстер князь И. Оболен¬
ский тем, что он произвел сплошное и триумфальное сечение
бунтовавших и неспокойных крестьян вверенной его попече¬
нию губернии, затем на него за это анархист (невменяемый)
сделал покушение, но, к счастью, неудачное, и после всего
этого он сейчас же был сделан сенатором. То, что он так лихо
выдрал крестьян, было аттестатом его молодечества и реши¬
тельности. «Вот так молодец, здорово». «Кому же, как не ему,
быть финляндским генерал-губернатором?»Тогда был лозунг: «Нужно драть, и все успокоится», как
впоследствии явился лозунг: «Нужно расстреливать, и все ус¬
покоится». Одно из главных обвинений, до сих пор мне
предъявляемых, это то, что я, будучи председателем Совета,
после 17 октября мало расстреливал и другим мешал этим за¬
ниматься. Кого я должен был расстреливать, до сих пор мне
никто не ответил. «Витге смутился, даже перепугался, мало269
расстреливал, вешал; кто не умеет проливать кровь, не дол¬
жен занимать такие высокие посты».Таким образом, князь Оболенский был, к всеобщему удив¬
лению, назначен финляндским генерал-губернатором, но что
особенно всех поразило, это то, что он вдруг был сделан и ге-
нерал-адьютантом. Он только в молодости, и очень недолго,
служил в моряках, в чине лейтенанта вышел в отставку и с
того времени был статским, не имея никакого отношения к
военному делу. Такие назначения генерал-адъютантами дела¬
лись только при Павле Петровиче. Князь Оболенский был
неглупый и хороший человек, но не особенно серьезный и
страшный балагур, причем для балагурства готов был часто
фантазию смешивать с истиной. Его даже в семействе Обо¬
ленских иначе не звали, как Ваня Хлестаков. Когда он стал
генерал-губернатором, то был у меня и просил моих советов.
Я ему советовал не вести столь резкую политику, какую завел
Бобриков, и вообще вернуться к прежним традициям, кото¬
рых без существенных изменений самодержцы держались
около столетия, но одновременно постепенно добиваться
большего объединения финляндских интересов с общеимпер¬
скими.Конечно, от Плеве он получил обратные указания, т. е.
продолжать политику Бобрикова, что он и делал, но по свой¬
ству своего характера не так серьезно, как его твердый пред¬
шественник. Это было как раз в 1904—1905 гг., когда приго¬
товлялась наша доморощенная революция, охватившая рус¬
ский рассудок благодаря ребяческой и безумной японской
войне, затеянной тем режимом, против которого революция
была в конце концов направлена.В эти именно годы многие наши революционные и ульт-
ралиберальные элементы сплетали себе гнезда относительной
безопасности в Финляндии, откуда они и действовали в Рос¬
сии, так что там как бы образовался тыл русских революци¬
онных сил. Силы эти действовали сами по себе, финляндцы в
этих комплотах и выступлениях не участвовали активно, но
значительная часть финляндцев, вероятно, им сочувствовала,
во всяком случае эта революционная гидра находила себе до¬
вольно безопасный приют в Финляндии на границе, недале¬
кой от столицы.Финляндская администрация считала, что все это до них
не относится, а русская администрация была стеснена и весь¬
ма ограничена в своих действиях в Финляндии. Русское же
правительство (Булыгин, Трепов, Плеве, князь Оболенский,
Линден) не делало главного: не потребовало и не имело нрав¬
ственного авторитета, чтобы настоять, дабы финляндская ад¬
министрация ради спокойствия Финляндии и целости ее кон¬
ституции заставила русских революционеров и освобожденцев
найти себе другое место для своих действий, нежели Финлян-270
дня. После я больше с князем Оболенским не встречался, а
если и встречался, то с ним не говорил.Само собою разумеется, что если бы в России не было
смуты, не явилась бы горячка освободительного движения,
раскаленного позорнейшей войной, то окраины не подняли
бы так головы и не начали бы предъявлять вместе с справед¬
ливыми и нахальные требования. Окраины воспользовались
ослаблением России, вызванным войной и революцией, что¬
бы показать зубы. Они начали мстить за все многолетние
действительные притеснения и меры совершенно правильные,
но с которыми не мирилось национальное чувство завоеван¬
ных инородцев.Это с точки зрения нашей, русской, возмутительно, по¬
дло,— все это так, по-человечески. Вся ошибка нашей много¬
десятилетней политики — это то, что мы до сих пор еще не
сознали, что со времени Петра Великого и Екатерины Вели¬
кой нет России, а есть Российская империя. Когда около 35%
населения — инородцы, а русские разделяются на великорос¬
сов, малороссов и белороссов, то невозможно в XIX и XX вв.
вести политику, игнорируя этот исторический капитальной
важности факт, игнорируя национальные свойства других на¬
циональностей, вошедших в Российскую империю,— их рели¬
гию, их язык и проч.Девиз такой империи не может быть: «Обращу всех в ис¬
тинно русских». Этот идеал не может создать общего идеала
всех подданных русского императора, не может сплотить все
население, создать одну политическую душу. Может быть, для
нас, русских, было бы лучше, чтобы была Россия и мы были
только русские, а не сыны общей для всех подданных царя
Российской империи. В таком случае откажитесь от окраин,
которые не могут и не примирятся с таким государственным
идеалом. Но ведь этого наши цари не желали, и государь ны¬
не далек от этой мысли. Нам мало поляков, финляндцев, не¬
мцев, латышей, грузин, армян, татар и пр. и пр., мы пожела¬
ли еще присоединить территорию с монголами, китайцами,
корейцами. Из-за этого и произошла война, потрясшая Рос¬
сийскую империю; и когда мы опять придем в равновесие, и
придем ли вообще? Во всяком случае, еще произойдут боль¬
шие потрясения. А при теперешней политике, когда, по край¬
ней мере, скрытые идеалы царя — это идеалы полупомешан¬
ной ничтожной партии «истинно русских людей»,— можно,
не будучи пророком, предвидеть и чуять еще большие беды...
Господи, помилуй...Уже в начале 1905 г. Финляндия была вся в скрытом по¬
жаре, а во второй половине, когда у нас началась революция,
таковая началась и там. Оболенский сейчас же спасовал, хо¬
тел взять правильный курс, но для него уже это было поздно.Когда после 17 октября я стал главою имперского прави¬271
тельства (это было несколько дней после 17-го), вдруг мне
докладывают, что статс-секретарь по финляндским делам
Линден просит его немедленно принять. Я ему назначил час.
Явившись ко мне, он мне предъявил проект высочайшего ма¬
нифеста, сущность которого состояла в том, что все сделан¬
ное режимом Бобрикова, начиная с указа о способе решения
общеимперских финляндских вопросов, шло насмарку, при¬
чем давались различные обещания относительно большего
расширения финляндской конституции в смысле не только
либеральном, но едва ли не излишне демократичном. Я спро¬
сил Линдена, что он, собственно, от меня хочет, что я, как
председатель Совета, не могу высказать мнение правительства
по этому документу без обсуждения его в Совете министров с
моими коллегами, сам же, как председатель Совета, высказать
официально свое мнение я не уполномочен законом. Линден
меня просил высказать мое личное мнение. Я спросил его,
что представляет собою рассматриваемый проект. Он мне от¬
ветил, что это проект, представленный князем Оболенским,
который находит, что его необходимо осуществить. Я спросил
Линдена: «А вы разделяете мнение князя Оболенского?» На
что Линден мне ответил, что и он считает этот манифест не¬
обходимым. Тогда я ответил, что если генерал-губернатор
представил такой проект, считая его осуществление необходи¬
мым, и статс-секретарь по делам Финляндии того же мнения,
то я лично препятствий к этому делать не могу, но только на¬
хожу некоторые выражения неосторожными, причем выразил
сожаление, что делаются с Финляндией такие резкие скачки
то в одну, то в другую сторону.При обсуждении финляндского вопроса в этом году (1910) в
законодательных учреждениях, в газетной полемике возбудили
вопрос: передал ли я тогда Линдену мое мнение на имя его ве¬
личества письменно по поводу этого проекта манифеста или
нет? Говорили, что я тогда же написал свое мнение государю и
передал Линдену. В те дни (после 17 октября 1905 г.) я еже¬
дневно писал многократно всеподданнейшие собственноручные
записки государю. Может быть, Линден меня просил написать
государю то, что я ему сказал по поводу манифеста, и я тогда
же собственноручно написал его величеству несколько слов и
передал письмо Линдену. Это были дни перелома революции
очень бурные. Если я написал, то моя записоч¬
ка, вероятно, хранится в царском архиве.
Я упоминаю об этом обстоятельстве только потому, что в про¬
шедшую зиму начали говорить, что будто бы я был инициато¬
ром манифеста по финляндским делам, что неверно, и что буд¬
то бы я писал государю через Линдена по поводу манифеста,
вследствие чего я ответил, что не помню, чтобы об этом я что-
либо писал государю, и это дало повод к замечанию: «Как это
он может не помнить, что писал государю?»272
В то время я был председателем Совета министров, с рево¬
люцией в разгаре, со слабою по численности и организации
полицией и без войска. При таком положении вещей полное
восстание в Финляндии заварило бы в России еще больший
революционный хаос. С другой стороны, я по убеждению не
разделял политики по отношению к Финляндии, принятой за
последнее время; я находил и нахожу эту политику непра¬
вильной с точки зрения русских интересов и политически не¬
корректной, если не сказать недобросовестной. Ко мне яви¬
лись главные политические деятели Финляндии во главе с
Мехелином. Они мне дали слово, что Финляндия успокоится,
будет вести себя совершенно корректно, забудет все сделан¬
ное в последние годы, если русское правительство вернется к
прежней политике и будет добросовестно исполнять льготы,
ей дарованные императорами Александром I и И. Я с своей
стороны высказал государю мое убеждение, что необходимо
вернуться к прежней политике его предков, что в высокой
степени опасно создать вторую Польшу под Петербургом, что
финляндцы до тех пор, покуда мы были корректны, были
вполне корректны. Это единственная окраина, которая нам
ничего не стоила и не сосала соки из великорусских крестьян.
Я не указывал на конкретные меры, так как это не входило в
мою компетенцию и у меня не было для сего времени, но
только настаивал на нравственном примирении и на коррект¬
ности действий. Как это сделать, это дело суждения ближай¬
шего генерал-губернатора. Значит, дело сводилось к назначе¬
нию соответствующего лица на этот пост.Не помню, спросил ли его величество непосредственно
мое мнение о том, кого бы следовало назначить, или он сде¬
лал это через великого князя Николая Николаевича. Я выска¬
зал, что следовало бы назначить человека умеренных взгля¬
дов, человека, привыкшего уважать законность и твердого
так, как я это понимаю, т. е. твердого в смысле человека, не
меняющего своих убеждений из угодничества для благ жизни
и сохранения во что бы то ни стало власти. При этом я ука¬
зал как на такого человека на члена Государственного советаН.	Н. Герарда. Я домами совсем не знал Герарда и не имел с
ним никаких личных отношений, встречался с ним только в
заседаниях Государственного совета, а затем в заседаниях вы¬
сшего совещания по сельскохозяйственной промышленности,
которое было под моим председательством и членом которого
был, между прочим, Герард. Всегда Герард являлся в своих
суждениях весьма корректным и консервативным законни¬
ком. Указал я на него потому, что он вводил наши русские
суды в Царстве Польском, и, несмотря на то что поляки от¬
носились к этому нововведению принципиально враждебно,
тем не менее после этого преобразования они признали за
нашими судами несравненное преимущество против их преж¬273
них судов, и Герард оставил о себе в Царстве Польском как у
русских, так и у поляков самую лучшую память.Государь к моей рекомендации отнесся молчаливо и под¬
верг ее проверке. Я с своей стороны отнесся довольно равно¬
душно к тому, будет ли назначен в Финляндию Герард или
кто-либо из других, но достойных деятелей. 6 ноября (1905 г.)
государь мне написал: «Мой выбор на пост финляндского ге¬
нерал-губернатора окончательно остановился на Герарде.
Прошу дать ему знать, что я его приму завтра, в понедельник,
в 12 часов». А 7-го числа государь мне, между прочим, писал:
«С Герардом переговорил сегодня и согласился на его прось¬
бу, подожду его ответа в среду на сделанную ему честь».Когда я получил первую записку государя и вызвал Герар¬
да, чтобы передать повеление его величества, то Герард не по¬
дозревал о том, что его полагают назначить в Финляндию, и
когда я ему сказал, что я думаю, что государь его вызывает по
этому поводу, то он был чрезвычайно смущен. От государя
Герард приехал ко мне и говорил, что он всячески отказывал¬
ся от назначения, и сказал, что государь дал ему срок для от¬
вета до среды, причем из его рассказа я заключил, зная харак¬
тер его величества, что он недоволен этими отказами. Я по¬
нимаю, что можно было быть недовольным, так как в это су¬
масшедшее время те лица, которые душу готовы заложить,
чтобы попасть в министры или генерал-губернаторы, вследст¬
вие бомбобоязни улепетывали от этих постов. Теперь только
они сделались храбрыми и спасителями отечества... Впрочем,
я не отношу этого замечания к Герарду, который отказывался
от финляндского генерал-губернаторства из скромности. Че¬
рез несколько дней последовало его назначение. Главным во¬
енным начальником был назначен Бекман, т. е. начальником
дивизии. Затем во время моего премьерства я видел раза два-
три Герарда. Это было по поводу его некоторых просьб дать
места бывшим сотрудникам Бобрикова в Финляндии. Позже
мне пришлось иметь дело с Герардом как финляндским гене¬
рал-губернатором при обсуждении проекта основных законов.
Тогда финляндский генерал-губернатор совсем не зависел ни
от премьера, ни от министерства вообще, а имел непосредст¬
венные отношения к его величеству, и государь стремился
иметь дело даже с министрами объединенного министерства
помимо председателя Совета, так сказать, «еп cachette»* от не¬
го, и в действительности имел такие отношения со всеми, ес¬
ли можно так выразиться, некорректными министрами, как,
например, Дурново, с которым мои ненормальные отноше¬
ния слагалась более всего на этой почве, хотя я его выбрал и
по моему настоянию, вопреки несимпатии к нему государя он
был назначен.* В секрете. (Примеч. ред.)274
Впрочем, несимпатия эта основывалась главным образом
на том, что государь опасался, что он будет недостаточно ре¬
акционный министр. Если бы при таком настроении государя
я заявил претензию влиять на финляндские дела, то, конеч¬
но, его величество почел бы это неудобным, если не сказать
более.Что же касается истории основных законов, то я рассчи¬
тываю об этом говорить далее; покуда же скажу, что как толь¬
ко я получил проект основных законов, составленный по
обыкновению «еп cachette», то ко мне явился известный фин¬
ляндский деятель Мехелин. Тогда уже он был назначен вице-
председателем сената. Ранее сего я его видел два раза, причем
первый раз, кажется, еще до 17 октября. Оба раза я говорил с
ним весьма недолго по неимению времени, но он произвел
впечатление умного, культурного и образованного человека,
но заядлого финляндца. Это, конечно, не порок, но с этим
русский государственный деятель должен считаться. Явив¬
шись ко мне в третий раз, он мне заявил, что ему сделалось
известным, что заготовлен проект основных законов, в кото¬
рых совершенно уничтожается финляндская конституция. Я
ему ответил, чтобы он не верил всяким ходячим толкам.В то время ходила целая масса самых невероятных басен,
которые многие принимали за действительность. Он мне от¬
ветил, что ему это передавали из достоверных источников и
что этот слух, если он распространится в Финляндии, опять
внесет там смуту, после того как край начал успокаиваться и
приходить в себя от «бобриковского кошмара». В то время
еще вся империя была в смуте, а потому, находя нежелатель¬
ным, чтобы распространялись неверные сведения, могущие
мутить население вообще и финляндцев в частности, я ему
сказал: «Я вас могу положительно уверить, что слухи, до вас
дошедшие, неверны, дайте мне слово, что если я вам это сей¬
час докажу, то вы немедленно поедете в Финляндию и при¬
мете все меры, чтобы там не распространялись неверные све¬
дения, распускаемые смутьянами, и что то, что я вам прочту,
покуда останется между нами». Когда он мне дал это слово,
которое он в точности и исполнил, то я ему сказал: «Как раз
только вчера я получил от его величества проект основных
законов, составленный помимо Совета министров, для об¬
суждения его в Совете». Там есть только одна статья, касаю¬
щаяся Финляндии, которая гласит: «Великое княжество Фин¬
ляндское, состоя в державном обладании Российской импе¬
рии и составляя нераздельную часть государства Российского,
во внутренних своих делах управляется на особых основани¬
ях» — и затем более ни слова. Мехелин, видимо, успокоился,
но просил меня продиктовать ему эту статью. Я ее продикто¬
вал, затем он мне сказал, что статья эта вследствие неопреде¬
ленности своей редакции может вызвать впоследствии недо¬275
разумения, а потому просил меня разрешить ему представить
к этому предмету соображения. Я это разрешил, и он мне
представил краткую записку с проектом своей редакции (на¬
ходится в архиве Совета министров). Я почел нужным как
статью проекта основных законов о Финляндии, так и запи¬
ску Мехелина с предложенной им редакцией сейчас же пере¬
слать Герарду и просить его прибыть на заседание Совета ми¬
нистров, в котором обсуждалась, между прочим, статья о
Финляндии. Это был второй раз, когда я видел Герарда с тех
пор, как он стал генерал-губернатором, и на этот раз обсуж¬
дал с ним вопрос, касающийся Финляндии. На заседания Со¬
вета, в которых рассматривался проект основных законов,
имея в виду Финляндию, кроме генерал-губернатора Герарда
я пригласил вице-председателя Государственного совета Фри¬
ша и члена Государственного совета известного профессора
Таганцева, как лиц, которые в последние 10—15 лет до 17 ок¬
тября участвовали во всех комиссиях, имевших целью боль¬
шее объединение Финляндии с империей, и которые (в осо¬
бенности Таганцев) считались большими партизанами мысли
наибольшего объединения, хотя бы с нарушением некоторых
данных или присвоенных Финляндией конституционных
вольностей. На этом заседании была единогласно отвергнута
редакция Мехелина, и взамен вышеприведенной редакции
была принята следующая, приобретшая силу основного зако¬
на: «Великое княжество Финляндское, составляя нераздель¬
ную часть государства Российского, во внутренних своих де¬
лах управляется особыми установлениями на основании осо¬
бого законодательства».Редакция эта была установлена в полном согласии с Ге¬
рардом. Указывая, что, когда я был премьером, все дела, ка¬
сающиеся Финляндии, решались помимо меня, я этим ни¬
сколько не хочу сказать, что Н. Н. Герард сделал какую-либо
ошибку в своем управлении. Напротив того, я уверен в том,
что он вел по тому времени вполне разумную политику, что
благодаря ему Финляндия тогда начала успокаиваться. Я ду¬
маю даже, что если бы он остался, то Финляндия вполне ус¬
покоилась бы. Все упреки в том, что он будто бы мирволил
финляндцам, что он вел Финляндию почти к полному отде¬
лению от империи,— все подобные упреки черносотенной и
рептильной печати (особливо «Нового времени») представля¬
ют сплошную ложь и клевету.Конечно, Н. Н. Герард и умнее, и патриотичнее, и госу-
дарственнее всех его подобных критиков. Но может быть,
действительно новый выборный закон в Финляндии пошел
более, нежели это было осторожно, в сторону демократиче¬
скую, точно так и другие законодательные меры пошли более,
нежели это было осторожно, в левую сторону. Но едва ли Ге¬
рард здесь в чем-либо грешил; это было осуществление мани¬276
феста по Финляндии от 22 октября, именно того манифеста,
о котором я говорил ранее и в появлении коего на свет Ге¬
рард не принимал никакого участия. Герард стоял строго на
почве законности и конституционных начал так, как они по¬
нимались по отношению Финляндии вплоть до наступления
бобриковского режима.То, что дано и получило историческою давностью права
гражданства, он защищал и в этих пределах строго поддержи¬
вал интересы империи, и в особенности права великого князя
финляндского, императора всероссийского.Такою лояльною политикою он внушил к себе уважение
финляндцев, и следует думать, что этим путем он достиг бы
желательного объединения, скажу более — отождествления
интересов Финляндии с интересами всей империи. Это путь
медленный, но зато прочный и бескровный... Затем я виделся
с Герардом лишь после того, как он оставил пост финлянд¬
ского генерал-губернатора, в 1909—1910 гг.На мой вопрос о том, как к нему относился государь им¬
ператор во время его генерал-губернаторства и при оставле¬
нии поста этого, он мне ответил, что, принимая место фин¬
ляндского генерал-губернатора, он подробно докладывал его
величеству свои взгляды и план своего управления и что его
величество вполне все это одобрил, что затем он все время
пользовался благоволением и одобрением государя и что, та¬
ким образом, он не может сказать, что его уход был вызван
государем, но что у него являлись постоянные скрытые не¬
согласия не столько с мнениями министерства, сколько с его
действиями или, вернее, с кликою бывших сотрудников Боб¬
рикова и Плеве, которыми себя окружал Столыпин...На мое замечание, что ведь Столыпин-то действует не без
одобрения государя, он мне заметил: «Но вы же знаете его ве¬
личество?» Затем у нас перешел разговор на Столыпина. Тог¬
да я искренно считал Столыпина честным политическим дея¬
телем, т. е. человеком с убеждениями, не могущим действо¬
вать иначе как по убеждению; иначе говоря, я его не считал
политическим угодником, действующим из-за карьеры и из-за
положения, и приписывал многие его странные действия нео¬
пытности и государственной необразованности. Я это выска¬
зал Герарду, резюмируя мое мнение словами: «Столыпин че¬
ловек ограниченный, но честный и бравый», на это Герард
мне заметил: «Поверьте мне, что Столыпин не так ограничен,
как вы думаете, и, в особенности, далеко не так честен, как
вы воображаете. Это я вам говорю на основании моих с ним
отношений во время моего генерал-губернаторства, и в дока¬
зательство сего я имею много фактов».Зная, что Н. Н. Герард зря таких слов не скажет, я все-та-
ки первое время после этого свидания не хотел верить Герар¬
ду, говоря себе: «Нет, он ошибается». К сожалению, после277
мне часто приходило на мысль. «А ведь Герард был более не¬
жели прав...»Вместо Герарда был назначен начальник дивизии в Фин¬
ляндии генерал-лейтенант Бекман. Когда Бекман был назна¬
чен, он почему-то счел нужным ко мне явиться в мундире с
лентой. Я был очень удивлен такою непривычною в послед¬
ние годы (после моего ухода с премьерства, когда его величе¬
ству было угодно выказывать мне на каждом шагу знаки сво¬
его пренебрежительного неблаговоления) любезностью.Я его в первый раз видел, и он произвел впечатление пря¬
модушного и честного генерала. Я его спросил, в каких отно¬
шениях он находится с Герардом, он мне ответил — в самых
лучших, и отлично отозвался о Герарде. На мой вопрос, ка¬
кой же политики он намерен держаться, он мне ответил
«Той, какой мне мой великий князь укажет». Я сначала
думал, что он говорит о великом князе финляндском, само¬
держце всероссийском, и такой ответ в устах генерала Бекма¬
на, всю жизнь проведшего в войсках, мне показался совер¬
шенно естественным, но из дальнейшего разговора я понял,
что он своим великим князем называет главнокомандующе¬
го войсками Петербургского военного округа великого князя
Николая Николаевича...Затем я вторично увидал генерала Бекмана, когда он под¬
вергся участи Герарда и был назначен в Государственный со¬
вет как член неприсутствующий. Он вторично, по случаю на¬
значения членом Государственного совета, почел нужным ко
мне явиться (в 1910 г.). Я его спросил, почему он был вынуж¬
ден уйти? На это он мне дал характеристичный ответ. Харак¬
теристичный в том смысле, что он иллюстрирует всю полити¬
ку, которую ныне ведет власть в России. «Герард не считал
возможным изменять существующие в Финляндии законы
иначе как в порядке финляндской конституции и понимал
эти законы по их точному разуму и истинному духу. Я не де¬
ржался этого мнения, я держусь того убеждения, что государь
император может изменить эти законы своею властью и из¬
дать вместо них новые, но от меня требовали, чтобы я суще¬
ствующие в Финляндии законы понимал и исполнял не по их
точному разуму и истинному духу, а по тому толкованию, ка¬
кое признается правительством в данный момент удобным,
на последнее я согласиться не мог, так как я честный солдат».После, когда Государственная дума и Государственный со¬
вет в угоду правительству провели недавний закон о порядке
решения финляндских дел, имеющих общеимперский харак¬
тер, в силу которого можно признать всякий финляндский
вопрос общеимперским и решить вопреки мнению сейма, и
притом провели этот закон с иезуитским утверждением, будто
бы все это находится в совершенном соглашении с финлянд¬
ской конституцией, я себе подумал. «Вероятно, солдатская278
честность, о которой говорил генерал Бекман, есть особая че¬
стность...»По поводу финляндских дел не могу не указать на роль,
которую играла в этих делах императрица Мария Федоровна.
Kaiс только Куропаткин затеял травлю финляндцев, она стала
против этой политики. Она терпеть не могла Плеве, а отно¬
сительно Куропаткина говорила (я сам слышал), что не счи¬
тает его серьезным человеком и его беда заключается в том,
что он хочет себе памятник еще при жизни. Она уговаривала
государя не травить финляндцев. Ее отец, старик король дат¬
ский, дед государя, писал ему то же самое.В результате государь перестал при путешествиях за грани¬
цу заезжать к своему деду в Данию. Императрица же Мария
Федоровна постепенно начала терять всякое влияние на свое¬
го сына. Теперь отношения самые натянутые, поскольку это
возможно в их положении.Императрица Мария Федоровна — женщина невыдающе¬
гося ума, весьма почтенная, благородная, много в жизни пе¬
ренесла и потому многому научилась, замечательно приветли¬
вая, верная в своих чувствах, благодарная, она действитель¬
но — императрица. Замечательно, что, по мере того как влия¬
ние ее на государя падало и отношения между ней и молодой
императрицей делались все более и более натянутыми, в среду
революционеров-анархистов систематически пускались лож¬
ные слухи, и я имею некоторое основание полагать, что слухи
эти пускались добровольными лакеями молодой императри¬
цы, о таких действиях императрицы-матери, которые возбуж¬
дали анархистов к террористическим действиям, т. е. к поку¬
шениям против ее величества. Так, одно время распускали
слух, что императрица-мать против конституции и что она
советует государю взять обратно 17 октября.Я знаю достоверно, что ничего подобного не было и нет,
да она уже не имела никакого влияния на государя.Не она, а императрица Александра Федоровна конспири¬
рует с союзом «истинно русских людей», со всеми Дуброви¬
ными, отцами Иллиодорами и прочими политическими него¬
дяями и кликушами. Не она им денежно помогает, и не она
привела государя в то постыдное положение, в котором наш
государь ныне находится. Уж если кто в этом наиболее вино¬
вен, то это императрица Александра Федоровна.Этого убеждения держатся все умные царедворцы, в ин¬
тимных разговорах это тихонько высказывают, но, конечно,
на виду перед нею преклоняются и лакейничают.Императрица Мария Федоровна, кроме того, мужественна,
несмотря на то что ее предупреждают об опасностях, она ез¬
дит всюду и за границу и приезжает в Петербург.Императрица же Александра Федоровна заперлась с венце¬
носным супругом в крепости — дворцах Царского Села и Пе¬279
тергофа. Они никуда не показываются и оттуда дают телеграм¬
мы женам мужей, за них погибающих от рук подлых убийц-ре-
волюционеров, хваля их мужество, и объявляют, что «мне жизнь
не дорога, лишь бы Россия была счастлива» (телеграмма Госу¬
дарственному совету в этом году по поводу открытия довольно
отдаленного приготовления к неопределенному
покушению на жизнь государя и некоторых сановников)*.Странная особа императрица Александра Федоровна. Ког¬
да подбирали жену цесаревичу (будущему императору Нико¬
лаю II), за несколько лет до смерти Александра III, ее приво¬
зили в Петербург на смотрины. Она не понравилась. Прошло
два года. Цесаревичу невесты не нашли, да серьезно и не ис¬
кали, что было большой политической ошибкой. Цесаревич,
естественно, сошелся с танцовщицей Кшесинской (полькой).
Об этом Александр III не знал, но это подняло приближен¬
ных, все советовавших скорее женить наследника.Наконец император заболел. Он и сам решил скорее же¬
нить сына. Вспомнили опять о забракованной невесте Алисе
Дармштадтской. Послали туда наследника делать предложе¬
ние. Привожу по этому предмету рассказ, сделанный мне глаз
на глаз нашим нынешним почтеннейшим послом в Берлине
графом Остен-Сакеном, когда я был проездом в Берлине, еду-
чи в Нордерней к канцлеру, тогда еще графу Бюлову, заклю¬
чить торговый договор (1904 г.).«При Александре II я был поверенным в делах в Дарм¬
штадте и знал всю великогерцогскую семью.При Александре III этот пост был уничтожен, и я был пе¬
реведен в Мюнхен. Когда наследник поехал в Дармштадт, ме¬
ня туда командировали. В первый день приезда после пара¬
дного обеда я пошел к старику обер-гофмаршалу, с которым
был очень дружен, когда еще был поверенным в делах в
Дармштадте. Разговорившись с ним, говорю, когда я уезжал,
принцесса была девочкой, скажите откровенно, что она из се¬
бя представляет? Тогда он встал, осмотрел все двери, чтобы
убедиться, не слушает ли кто-нибудь, и говорил мне.«Какое для Гессен-Дармштадта счастье, что вы от нас ее
берете».Когда она приняла предложение (еще бы не принять!), то
она, несомненно, искренно выражала печаль, что ей прихо¬
дится переменить религию. Вообще это тяжело, а при ее уз¬
ком и упрямом характере это было, вероятно, особенно тяже¬
ло. Как ни говорите, а если мы, и в особенности «истинно
русские» люди, хулим субъекта, переменяющего религию по
убеждению, то ведь не особенно красивый подвиг переменить
таковую из-за благ мирских. Не из-за чистоты и возвышенно-*	Как потом оказалось, это было провокаторство, устроенное Азефом —
агентом нашей полиции280
ста православия (по существу православия это, несомненно,
так) принцесса Alix решилась переменить свою веру. Ведь о
православии она имела такое же представление, как младенец
о теории пертурбации небесных планет.Но, раз решившись переменить религию, она должна была
уверить себя, что это единственная правильная религия чело¬
вечества. Конечно, она и до сих пор не постигает ее сущно¬
сти (и многие ли ее понимают?), но затем совершенно обуя-
лась ее формами, в особенности столь красивыми и возвы¬
шенно-поэтичными, в каковых она представляется в дворцо¬
вых архиерейских служениях.С ее тупым, эгоистическим характером и узким мировоз¬
зрением, в чаду всей роскоши русского двора, довольно есте¬
ственно, что она впала всеми фибрами своего «я» в то, что я
называю православным язычеством, т. е. поклонение формам
без сознания духа — проповедь насилием, а не убеждением,
или поклоняйся, или ты мой враг, и против тебя будет мой
самодержавный и неограниченный меч; я так думаю, значит,
это так; я так хочу, значит, это правда, и правда — мое право.
При такой психологии, окруженной низкопоклонными лакея¬
ми и интриганами, легко впасть во всякие заблуждения.На этой почве появилась своего рода мистика — Филипп,
Серафим, гадания, кликуши, «истинно русские» люди. Чем
больше неудач, чем больше огорчений, тем более душа ищет
забвения, подъема оптимизма в гадании о будущем. Ведь
предсказатели всегда, особенно царям, говорят, потерпи, а
потом ты победишь, и все будут у ног твоих, все признают,
что только то, что исходит от тебя, есть истина и спасение...Если бы государь имел волю, то такая жена, как Александ¬
ра Федоровна, была бы соответственная. Она — жена импера¬
тора, и только. Но несчастье в том, что государь безвольный.
Кто может иметь на него прочное и непрерывное влияние?
Конечно, только жена. К тому же она красива, с волею, от¬
личная мать семейства. Может быть, она была бы неприятна
для царя с волей, но не для нашего царя. В конце концов она
забрала в руки государя. Несомненно, что она его любит, же¬
лает ему добра — ведь в его счастии ее счастие. Может быть,
она была бы хорошею советчицею какого-либо супруга — не¬
мецкого князька, но является пагубнейшею советчицею само¬
державного владыки Российской империи. Наконец, она при¬
носит несчастье себе, ему и всей России... Подумаешь, от че¬
го зависят империя и жизни десятков, если не сотен миллио¬
нов существ, называемых людьми. О том, какое она имеет
влияние на государя, приведу следующий факт, несколько раз
повторявшийся. Когда после 17 октября государь принимал
решения, которые я советовал не принимать, я несколько раз
спрашивал его величество, кто ему это посоветовал. Государь
мне иногда отвечал. «Человек, которому я безусловно верю».281
И когда я однажды позволил себе спросить, кто сей чело¬
век, то его величество мне ответил: «Моя жена».Конечно, и императрица Александра Федоровна, и бедный
государь, и мы все, которые должны быть его верными слуга¬
ми до ipo6a, а главное, Россия были бы гораздо счастливее,
если бы принцесса Alix сделалась в свое время какой-нибудь
немецкой княгиней или графиней... * <...>МОЯ ОТСТАВКА*	Из всех моих предыдущих заметок едва ли не ясно то,
что мне, как участнику и близкому свидетелю всего проис¬
шедшего, ясно, как божий день, что император Николай И,
вступивши на престол совсем неожиданно, представляя со¬
бою человека доброго, далеко не глупого, но неглубокого,
слабовольного, в конце концов человека хорошего, но унас¬
ледовавшего все качества матери и отчасти своих предков
(Павла) и весьма мало качеств отца, не был создан, чтобы
быть императором вообще, а неограниченным императором
такой империи, как Россия, в особенности. Основные его ка¬
чества — любезность, когда он этого хотел (Александр I), хит¬
рость и полная бесхарактерность и безвольность.Вступивши на престол, будучи насыщен придворными
льстивыми уверениями, что он самим Богом создан для неог¬
раниченного управления русским народом для его блага, что
он является, таким образом, орудием всевышнего, посредст¬
вом которого всевышний управляет Российскою империею,
он, по наущению Победоносцева — Дурново, на привет мест¬
ных людей, явившихся поздравить государя со вступлением
на престол и намекнувших на необходимость привлечь обще¬
ственные силы к высшему управлению, ответствовал, что
нужно бросить эти «напрасные мечтания».И если бы император Николай II обладал, как государь,
более положительными качествами, нежели он обладает, то
действительно желания местных людей, вероятно, надолго ос¬
тались бы «напрасными мечтаниями». Очень может быть, что
если бы он, как государь, удачно женился, т. е. женился на
умной и нормальной женщине, то его недостатки могли бы в
значительной степени уравновеситься качествами его жены.К сожалению, и этого не случилось. Он женился на хоро¬
шей женщине, но на женщине совсем ненормальной и за¬
бравшей его в руки, что было нетрудно при его безвольности.Таким образом, императрица не только не уравновесила
его недостатки, но, напротив того, в значительной степени их
усугубила, и ее ненормальность начала отражаться в ненор¬
мальности некоторых действий ее августейшего супруга.
Вследствие такого положения вещей с первых же годов царст¬282
вования императора Николая II начались шатания то в одну,
то в другую сторону и проявления различных авантюр. В об¬
щем же направление было не в смысле прогресса, а в сторону
регресса; не в сторону начал царствования императора Алек¬
сандра II, а в сторону начал царствования императора Алек¬
сандра III, выдвинутых убийством императора Александра II
и смутою, начал, от которых император Александр III сам в
последние годы начал постепенно отходить.Такое положение вещей подрывало престиж власти, усили¬
ло деятельность революционно-анархических элементов, ко¬
торые не встречали дружного и искреннего отпора в благора¬
зумных и имущих классах населения; все как бы жили под
давлением убеждения или идеи: «Так жить дольше нельзя,
нужно что-то переменить, нужно обуздать «бюрократию».
А что такое «бюрократия»? Не что иное, как неограниченное
правление, как неограниченный император, не ограниченный
выборными общественными элементами. Отсюда до консти¬
туции не один шаг, а один вершок. Этот вершок и ускольз¬
нул, когда император, склонный к советникам с заднего
крыльца, втянулся в японскую войну и легкомысленно под¬
верг жизнь сотен тысяч своих подданных и благосостояние
империи уничтожению, а престиж империи — позорному
умалению.Явился акт 17 октября 1905 г. Этот акт, конечно, не был
добровольный в том смысле, что Николай II никогда не со¬
гласился бы осуществить «напрасные мечтания», если он не
видел, что в данный момент у него нет другого выхода, обе¬
щающего успокоение. Этот выход мною ему был указан, и
под влиянием силы не только русского, но мирового обще¬
ственного мнения он заставил меня и принять бразды правле¬
ния. Должен сказать, что, как ни несоблазнителен был выход
17 октября для императора и особливо для всей дворцовой
клики и той части дворян, которая издавна состояла нахлеб¬
ником достояния народа, Николай II исполнил бы данные 17
октября обещания, если бы культурные классы населения вы¬
казали благоразумие и сразу отрезали бы от себя революцион¬
ные хвосты. Но этого не случилось; культурные классы насе¬
ления оказались не на высоте положения, которое, впрочем,
приобретается большим политическим и государственным
опытом.17 октября дало повод культурным либеральным классам
населения предъявить крайние требования, до которых можно
доходить лишь постепенно, приспосабливая к ним государст¬
венную жизнь, двигающуюся преемственно, иначе водворяет¬
ся хаотическое состояние. Крайние левые революционные
партии продолжали анархические выпады и бесчинства. Это с
прекращением войны вызвало создание правых революцион¬
ных партий, которые нашли оплот в дворцовых сферах и в283
конце концов у самого императора. Сначала эта поддержка
была тайная или, вернее, недемонстративная, а с моим ухо¬
дом сделалась явною, ничем не стесняющейся. Постепенно
начали на поверхность влияния и власти выходить деятели
«чего изволите», а особенно всякого рода политические хули¬
ганы вроде Дубровина, Пуришкевича и прочей братии.Первое время после 17 октября его величество меня слу¬
шал, затем, по мере того как смута начала успокаиваться и
страх перед внезапной революцией начал проходить, государь
начал избегать меня слушать, хитрить, принимать различные
действия помимо меня и даже в секрете от меня.Его величество не хотел, чтобы министром внутренних дел
был Дурново, так как Дурново в то время либеральничал и
соперничал с Треповым, когда они оба были товарищами у
Булыгина: Трепов по полиции почти диктатор, а Дурново в
загоне по управлению почтами и телеграфами и в качестве
умного человека.Когда же его величество увидел, что хотя Дурново был на¬
значен по моему желанию, но он готов для своей карьеры
подставлять мне ножки или вообще отречься от меня и сбли¬
зиться с Треповым, то государь уже начал меньше стесняться
моими мнениями. Уже 31 января его величество на одном из
моих докладов изволил написать: «По моему мнению, роль
председателя Совета министров должна ограничиваться объе¬
динением деятельности министров, а вся исполнительная ра¬
бота должна оставаться на обязанности подлежащих минист¬
ров», а так как исполнительная часть может производиться
непосредственно по докладам государю или непосредствен¬
ным указаниям государя, то этим путем главу правительства
во всех случаях, когда желали обойти несговорчивого премье¬
ра, оставляли в стороне и делали желаемое помимо его.Стремление обходить меня при моей несговорчивости все
усиливалось по мере успокоения, но все-таки боялись со
мною расстаться, боялись государственного банкротства и от¬
сутствия войск в империи. Я с своей стороны чувствовал, что
при таких условиях я оставаться на посту полуноминального
главы правительства не могу.Как-то раз я виделся с Треповым и передал ему, что дол¬
жен буду просить его величество освободить меня, на что
Трепов через несколько дней мне передал, что государь на это
никак не согласится. С тою же целью я виделся с великим
князем Николаем Николаевичем, и на заявление мое, что я
желаю, чтобы государь меня освободил, так как я готов отве¬
чать перед Россией за свои действия, но не желаю отвечать за
действия, совершаемые помимо меня, великий князь отмол¬
чался. Я говорил с Треповым и великим князем Николаем
Николаевичем потому, что в то время это были два лица,
наиболее доверенные у его величества. Наконец, на ту же те¬284
му я несколько раз заводил разговор с государем, и его вели¬
чество или ускользал от этой беседы, или давал мне понять,
что еще есть важные дела, которые я должен сделать, и преж¬
де всего совершить заем, дабы спасти наши финансы. Когда
мне удалось перевести значительную часть войск в империю и
тем усилить правительство и совершить колоссальный заем,
то ввиду крайне ненормального положения, в которое я был
поставлен, я решил официально просить государя освободить
меня.Ранее того я передал о моем решении некоторым из моих
коллег, и в том числе морскому министру Бирилеву. Бирилев
на другой день приходил меня отговаривать, причем для меня
было ясно, что, впрочем, он не скрывал, что он имел такое
поручение от императрицы, благоволением которой он поль¬
зовался в то время. Но мое положение сделалось невыноси¬
мым, и при всей преданности моей государю я решился поло¬
жить этому конец.В беседе с Бирилевым по этому предмету я ему, между
прочим, сказал:—	Я от своей линии не отступлю, мои отношения к госу¬
дарю уже теперь следствие моего несогласия идти на веревоч¬
ке, которая номинально находится в царской руке, а в дейст¬
вительности дергается то одною, то другою рукой, совершен¬
но ненормальны; коль скоро я деньги достал и войско начало
возвращаться из Забайкалья, то, как только почувствуют, что
без меня могут обойтись, отношения эти станут еще более
анормальны. Вы говорите, что я должен остаться если не для
царя, то для родины. Оставаться пешкой в рутах генерала
Трепова, великого князя Николая Николаевича и целой фа¬
ланги нарождающихся черносотенцев я не могу, так как тогда
я буду бесполезен и царю и родине, а все равно как только
государь почувствует, что меня можно спустить, то он спу¬
стит на первом моем сопротивлении, которым еще ныне он
уступает, боясь опять того, что было до 17 октября.Адмирал Бирилев не согласился со мною в определении
отношений дворца к людям с самостоятельными убеждения¬
ми. Он мне сказал:—	Когда государь меня назначил министром, я поставил
ему одно условие — сказать мне откровенно, когда он пере¬
станет мне доверять, и он обещал это сделать.Мне случалось несколько раз слышать такие суждения, что
я должен был сразу, как только государь не соизволил согла¬
ситься со мною в какой-либо важной мере, сейчас же бросить
и уйти. Я этого не сделал, и, если бы пришлось вторично на¬
ходиться в том же положении, я бы это все-таки не сделал
бы.По моему убеждению, это было бы с моей стороны непоря¬
дочно ни по отношению России, ни по отношению его величе¬285
ства. По отношению России, потому что я тогда принес бы ей
непоправимое или труднопоправимое зло, а по отношению го¬
сударя, потому что я связан с императорским домом не только
тем, что мои предки были ему верные слуги, но и тем, что я
был одним из любимых министров отца императора Николая II,
знаю его с юности, был при нем долго министром и высшим
сановником. Мой долг был сделать от меня все зависящее, что¬
бы не создавать для императора непреодолимых или тяжких за¬
труднений. Я родился монархистом и надеюсь умерен таковым,
а раз не будет Николая II при всех его плачевных недостатках,
монархия в России может быть поколеблена в самой своей ос¬
нове. Дай Бог мне этого не видеть...Хотя через три, четыре месяца после 17 октября я внутрен-
но решил уйти с поста премьера, как только я окончу глав¬
нейшие задачи, на меня упавшие, что должно было быть сде¬
лано к открытию Государственной думы, никак не позже мая
месяца, я тем не менее все время с своей стороны делал все
от меня зависящее, чтобы приготовить к открытию Государ¬
ственной думы все необходимые законопроекты, истекающие
из преобразования 17 октября и являющиеся последствием
потрясения, которому Россия подверглась от войны с Япо¬
нией и смуты.Об этом неоднократно велась речь в заседаниях Совета.
Специально же этому вопросу было посвящено заседание 5
марта. В этом заседании я снова поднял вопрос о необходи¬
мости подготовить и своевременно обсудить в Совете законо¬
проекты, подготовляемые для Государственной думы, при
этом я высказал, что необходимо сразу направить занятия Го¬
сударственной думы к определенным, широким, но
трезвым и деловым задачам и тем обеспечить
производительностьееработ. В соответствии с этим
правительству необходимо выступить перед выборными людь¬
ми во всеоружии с готовой и стройной про¬
граммой. Совет в этом заседании, между прочим, высказал,
что наиболее важным является скорейшее окон¬
чание подготовительных работ по кресть¬
янскому делу, так как вопрос об устройстве
быта крестьян является, бесспорно, наиболее
жизненным и насущным.Ввиду этих суждений уже в середине апреля был приготов¬
лен в Государственную думу целый ряд законопроектов по
различным отраслям государственного управления и была
разработана подробнейшая программа крестьянского преобра¬
зования, изложенная в виде вопросов. Этот труд и послужил
Столыпину для составления закона 9 ноября о крестьянском
преобразовании с внесением в него, к сожалению, принуди¬
тельного уничтожения общины для создания полу — если не
совсем — бесправных крестьян — частных собственников.286
Так как каждое представление нужно было доставить в Го¬
сударственную думу в нескольких стах экземплярах по числу
членов, то шутили, что мое министерство приготовило для
Думы целый поезд представлений.14 апреля 1906 г. я послал его величеству следующее пись¬
мо: «Ваше императорское величество! Я имел честь всепод¬
даннейше просить ваше императорское величество, для поль¬
зы дела, освободить меня от обязанностей председателя Сове¬
та министров до открытия Государственной думы, когда я
кончу дело о займе, и ваше величество соизволили милостиво
выслушать мои соображения. Позволяю себе всеподданнейше
формулировать основания, которые побуждают меня верно-
подданнически поддерживать мою вышеизложенную просьбу.1.	Я чувствую себя от всеобщей травли разбитым и на¬
столько нервным, что я не буду в состоянии сохранять то
хладнокровие, которое потребно в положении председателя
Совета министров, в особенности при новых условиях.2.	Отдавая должную справедливость твердости и энергии
министра внутренних дел, я тем не менее, как вашему импе¬
раторскому величеству известно, находил несоответственным
его образ действия и действия некоторых местных админист¬
раторов, в особенности в последние два месяца, после того,
когда фактическое проявление революции скопом было по¬
давлено. По моему мнению, этот прямолинейный образ дей¬
ствий раздражил большинство населения и способствовал вы¬
борам крайних элементов в Думу как протест против полити¬
ки правительства.3.	Появление мое в Думе вместе с П. Н. Дурново поставит
меня и его в трудное положение. Я должен буду отмалчивать¬
ся по всем запросам по таким действиям правительства, кото¬
рые совершались без моего ведома или вопреки моему мне¬
нию, так как я никакой исполнительной властью не обладал.
Министр же внутренних дел, вероятно, будет стеснен в моем
присутствии давать объяснения, которые я могу не разделять.4.	По некоторым важным вопросам государственной жиз¬
ни, как, например, крестьянскому, еврейскому, вероисповед¬
ному и некоторым другим, ни в Совете министров, ни в вли¬
ятельных сферах нет единства. Вообще я не способен защи¬
щать такие идеи, которые не соответствуют моему убежде¬
нию, а потому я не могу разделять взгляды крайних консерва¬
торов, ставшие в последнее время политическим credo
министра внутренних дел.5.	В последнем совещании* об основных законах член Го¬
сударственного совета граф Пален и считающийся в некото¬
рых сферах знатоком крестьянского вопроса член Государст¬
венного совета и председатель крестьянского совещания Го-* Совещание было под председательством его величества.287
ремыкин высказали свои убеждения не только по существу
этого вопроса*, но и по предстоящему образу действия прави¬
тельства**. Крестьянский вопрос определяет весь характер дея¬
тельности Думы. Если убеждения их (Палена и Горемыкина)
правильны, то, казалось бы, они должны были бы иметь воз¬
можность провести их на практике***.6.	В течение шести месяцев я был предметом травли всего
кричащего и пишущего в русском обществе и подвергался сис¬
тематическим нападкам имеющих доступ к вашему император¬
скому величеству крайних элементов. Революционеры меня
клянут за то, что я всем своим авторитетом и с полнейшим
убеждением подцерживал самые решительные меры во время
активной революции; либералы — за то, что я по долгу присяги
и совести защищал и до гроба буду защищать прерогативы им¬
ператорской власти, а консерваторы — потому, что неправильно
мне приписывают те изменения в порядке государственного уп¬
равления, которые произошли со времени назначения князя
Святополк-Мирского министром внутренних дел****. Покуда я
нахожусь у власти, я буду предметом ярых нападок со всех сто¬
рон. Более всего вредно для дела недоверие к председателю Со¬
вета крайних консерваторов — дворян и высших служилых лю¬
дей, которые, естественно, всегда имели и будут иметь доступ к
царю, а потому неизбежно вселяли и будут вселять сомнения в
действиях и даже намерениях людей, им неугодных.7.	По открытии Думы политика правительства должна
быть направлена к достижению соглашения с нею или же по¬
лучить направление весьма твердое и решительное, готовое на
крайние меры. В первом случае изменение состава министер¬
ства должно облегчить задачу, устранив почву для наиболее
страстных нападок, направленных против отдельных минист¬
ров, и в особенности главы министерства, по отношению ко¬
торых за бурное время накопилось раздражение той или дру¬
гой влиятельной партии, в таком случае все соглашения будут
достигнуты гораздо легче. При втором решении правительст¬
венная деятельность должна сосредоточиться в лице минист¬
ров внутренних дел, юстиции и военных властей, и при таком
направлении дела я мог бы быть только помехою, и, как бы я
себя ни держал, в особенности крайние консерваторы будут
подвергать меня злобной критике.*	О недопустимости ни в коем случае возмездного отчуждения земли в
пользу крестьян.** Горемыкин заявил, что если Дума поднимет вопрос о принудительном
отчуждении в пользу крестьян (возмездном), то ее следует немедленно распу¬
стить.*** Государь как бы по моему указанию и назначил Горемыкина.**** Я очень сочувствовал этому назначению, к князю Мирскому питая
дружбу и уважение, но он был назначен без всякого моего участия, ибо я
тогда был в опале, занимая пост председателя Комитета министров.288
Я бы мог всеподданнейше представить и другие, по моему
мнению, основательные доводы, говорящие в пользу моей
просьбы освободить меня от поста председателя Совета мини¬
стров до открытия Думы, но мне представляется, что и при¬
веденных доводов достаточно, чтобы моя просьба была мило¬
стиво принята вашим величеством. Я бы гораздо раньше об¬
ратился с этой просьбою, уже тогда, когда я заметил, что по¬
ложение мое как председателя Совета министров было поко¬
леблено, но я не считал себя вправе этого сделать, пока фи¬
нансовое состояние России внушало столь серьезные опасе¬
ния. Я сознавал свою обязанность приложить все мои силы,
дабы Россию не постиг финансовый крах или, что еще хуже,
чтобы не создались такие условия, при которых Дума, пользу¬
ясь нуждою правительства в деньгах, могла заставить идти на
уступки, отвечающие целям партий, а не пользам всего госу¬
дарства, неразрывно связанным с интересами вашего импера¬
торского величества. Все революционные и антиправительст¬
венные партии недаром ставят мне в особенную мою вину
мое преимущественное, если не исключительное участие в
этом деле. Теперь, когда заем окончен, и окончен благопо¬
лучно, когда ваше императорское величество можете, не забо¬
тясь о средствах для ликвидации счетов минувшей войны и
при наступившем до известной, по крайней мере, степени ус¬
покоении, обратить все высочайшее внимание на внутреннее
устроение империи, направив в надлежащее русло деятель¬
ность Думы, я считаю за собою некоторое нравственное пра¬
во возобновить перед вашим величеством мою просьбу. По¬
этому осмеливаюсь повергнуть к стопам вашего император¬
ского величества всеподданнейшее мое ходатайство о всеми-
лостивейшем соизволении на увольнение меня от должности
председателя Совета министров».Вечером того же 14 апреля я созвал Совет министров и
прочел им уже посланное мною прошение об увольнении.
П. Н. Дурново выслушал его спокойно. Всем министрам, а в
том числе Дурново, был, видимо, неприятен этот мой шаг,
так как это ставило вопрос о том, как будет с ними. Некото¬
рые из министров выражали желание также немедленно по¬
слать просьбу об увольнении, я их отговаривал это делать*.
Министр народного просвещения граф И. И. Толстой выска¬
зал свое удовольствие, что я принял этот шаг, сказав, что ему
известно, какая интрига все время шла против меня во двор¬
це, и что все равно, как только государь почувствовал бы, что*	Вариант: Никто из министров одновременно со мною не подал проше¬
ния об увольнении, да если бы они и вздумали подать, то я бы настаивал на
том, чтобы они этого не делали, так как я не хотел, чтобы перед созывом Ду¬
мы водворился порядок парламентского ухода всего министерства вместе,
предпочитая, чтобы они остались на своих постах.289
он может справиться без меня, он бы сейчас это сделал ввиду
моей несговорчивости.16 апреля, уже на другой день к вечеру, я получил от госу¬
даря следующее собственноручное письмо:«Граф Сергей Юльевич, вчера утром я получил письмо ва¬
ше, в котором вы просите об увольнении от занимаемых дол¬
жностей. Я изъявляю согласие на вашу просьбу.Благополучное заключение займа составляет лучшую страни¬
цу вашей деятельности. Это большой нравственный успех пра¬
вительства и залог будущего спокойствия и мирного развития
России. Видно, что и в Европе престиж нашей родины высок*.Как сложатся обстоятельства после открытия Думы, одно¬
му Богу известно. Но я не смотрю на ближайшее будущее так
черно, как вы на него смотрите**. Мне кажется, что Дума по¬
лучилась такая крайняя не вследствие репрессивных мер пра¬
вительства, а благодаря широте закона 11 декабря о выборах,
инертности консервативной массы населения и полнейшего
воздержания всех властей от выборной кампании, чего не бы¬
вает в других государствах***. Благодарю вас искренно, Сер¬
гей Юльевич, за вашу преданность мне и за ваше усердие, ко¬
торое вы проявили по мере сил на том трудном посту, кото¬
рый вы занимали в течение шести месяцев при исключитель¬
но тяжелых обстоятельствах. Желаю вам отдохнуть и восста¬
новить ваши силы. Благодарный вам Николай».На другой день я видел государя, и государь спрашивал
меня, кого бы я ему посоветовал назначить вместо меня; я
ему указал на Философова (государственного секретаря, а за¬
тем при Столыпине министра торговли) или Акимова (мини¬
стра юстиции) в зависимости от того, какую он желает вести
политику — в духе ли осуществления 17 октября или в духе
его ограничения. Государь, как потом я узнал, предлагал это
место Акимову, но тот уклонился. В это время с заднего
крыльца при помощи Трепова Горемыкин развернул интригу
вовсю. 22 апреля последовал следующий высочайший ре¬
скрипт на мое имя:*	Вероятно, государь думал, что наш престиж особенно высок в Азии
после только что кончившейся позорной русско-японской войны. Мне,
впрочем, несколько придворных лиц говорили, что его величество выражал
им мнение, что русские расколотили японцев.** Дальнейшие обстоятельства едва ли не подтвердили, что я имел осно¬
вание смотреть на будущее не радужно.*** Правительство действительно совсем не вмешивалось в выборы, во-
первых, потому, что я принципиально против тех приемов вмешательства,
которые практиковал Столыпин, а теперь Коковцов, а во-вторых, потому,
что, как только было опубликовано положение о Государственной думе, 6 ав¬
густа последовал циркуляр министра внутренних дел Булыгина, чтобы по вы¬
сочайшему повелению администрация не вмешивалась в выборы; было бы
совсем бессовестно затем после 17 октября тайно влиять на выборы.290
«Граф Сергей Юльевич. Ослабление здоровья от понесенных
рами чрезмерных трудов побудило вас ходатайствовать об осво¬
бождении от должности председателя Совета министров. При¬
звав вас на этот важный пост для исполнения предначертаний
моих и привлечения моих подданных к участию в делах законо¬
дательства, я был уверен, что ваши испытанные государствен¬
ные способности облегчат проведение в жизнь новых выборных
установлений, созданных с целью осуществления дарованных
мною населению прав. Благодаря настойчивым и просвещен¬
ным трудам вашим эти учреждения ныне образованы и готовы
к открытию, несмотря на препятствия, чинимые крамольника¬
ми, в борьбе с которыми вы проявили отличающую вас энергию
и решительность. Одновременно своею опытностью в финансо¬
вом деле вы содействовали упрочению государственных ресур¬
сов, обеспечив успех заключенного Россией займа. Снисходя на
принесенную вами всеподданнейшую просьбу, я испытываю
сердечную потребность выразить вам мою искреннюю призна¬
тельность за многочисленные услуги, оказанные вами родине, в
воздаяние коих жалую вас кавалером ордена Святого Благовер¬
ного Александра Невского (собственноручная приписка) с
бриллиантами. Пребываю неизменно к вам благосклонный (да¬
лее собственноручно) и искренно благодарный Николай».На другой день я официально в мундире явился благода¬
рить государя за исполнение моей просьбы, причем я имел
случай явиться откланяться также государыне. Государыня и
государь были со мною очень любезны, хотя ее величество
никогда ко мне не была расположена, и говорят, что, когда
она узнала о моем уходе, то у нее вырвалось восклицание
«Ух!» в знак облегчения *.Государь просил меня, чтобы я занял первый открывший¬
ся пост посла его величества за границей. Опасаясь, не имеет
ли в виду государь назначить меня в Токио, и будучи по свое¬
му здоровью не в состоянии принять пост посла в столь отда¬
ленном месте, я спросил государя, не думает ли его величест¬
во послать меня в Токио? На что государь сказал мне, что он
желает, чтобы я был послом где-нибудь в Европе, и прибавил:
«Пожалуйста, как только откроется первый пост посла, вы
мне напомните, так как я непременно вас назначу»*.Когда я был у его величества, чтобы откланяться, т. е. как
раз в то мое представление, когда государь предложил мне
пост посла, то его величество, между прочим, сказал:—	Я остановился, чтобы назначить на ваше место, на ва¬
ших врагах, но не думайте, что это потому, что они ваши
враги, а потому, что я нахожу в настоящее время такое назна¬
чение полезным.*	* Через год я это сделал, но никогда никакого ответа от государя не по¬
лучал *.291
Тогда я спросил государя.—	Ваше величество, может быть, вам будет угодно мне
сказать: кто это такие мои враги, ибо я не догадываюсь о том.Тогда его величество мне ответил.—	Председателем Совета министров я назначу Горемыки¬
на.На это я государя императора спросил:—	Какой же, ваше величество, Горемыкин мой враг? Во
всяком случае, если все остальные лица такого калибра, как
Горемыкин, то они мне представляются врагами очень мало
опасными.Государь на это улыбнулся.О том, что председателем Совета министров будет Горемы¬
кин, я знал ранее, нежели услышал это от государя императо¬
ра, и для меня было ясно, что назначение это делается глав¬
ным образом по рекомендации всесильного в то время двор¬
цового коменданта, а в сущности говоря полудиктатора, Тре-
пова.Должен сказать, что недели за две, за три до того времени,
когда я решился просить его величество о моем увольнении, я
говорил об этом моем решении Трепову, причем Трепов меня
убеждал не делать этого, указывая на то, что его величеству
это будет крайне неприятно.Я хорошо понимал, что Трепов действительно не желал,
чтобы я ушел; он желал только, чтобы я творил многое воп¬
реки моим убеждениям, по указке из Царского Села, а инс¬
пиратором всех этих указок — или по крайней мере большин¬
ства их — всегда был Трепов.Вот на эту-то роль я и не хотел соглашаться; это порожда¬
ло постоянные недоразумения и недовольства на меня со сто¬
роны государя императора, и это привело меня к твердому ре¬
шению оставить пост председателя Совета министров, если не
будут приняты те условия, которые мною были изложены и
изложены также в сказанном моем письме к его величеству, в
котором я просил государя императора освободить меня от
поста председателя Совета министров.Когда его величество мне сказал, что думает назначить ме¬
ня послом на первую открывшуюся вакансию в Европе, на
что я ответил государю, что готов исполнить приказание его
величества и буду рад этому назначению, дабы хоть несколько
лет пробыть вне России, то государь спросил меня:—	А вы не встретите препятствий в том, что министр ино¬
странных дел будет гораздо моложе вас?Я не понял этого намета и сказал государю, что граф Лам-
здорф по производству в действительные тайные советники
несколько моложе меня, но по службе он старше. Наконец, у
меня такие дружеские отношения с Ламздорфом, что это об¬
стоятельство не может иметь никакого значения.292
На это государь ответил:—	Да ведь министром иностранных дел будет не граф Лам-
здорф, а Извольский!Тогда я государю сказал:—	Раз вашему величеству угодно меня назначить послом,
то ведь послы от министра иностранных дел не зависят, а за¬
висят непосредственно от вашего величества.Государь император сказал. «Конечно, так».Вследствие этого разговора когда я оставил его величество
и вернулся в Петербург, то я сейчас же предупредил графа
Ламздорфа о том, что вот имеются такие предположения.Еще ранее, когда я подал прошение об увольнении, граф
Ламздорф спрашивал меня, подавать ли ему прошение об
увольнении или нет? Тогда я ему отвечал — не подавать,
между прочим, и потому, что я явно видел, что сам граф
Ламздорф очень бы желал не покидать своего поста, хотя то¬
варищ его и закадычный друг князь Оболенский думал обрат¬
но: очень настаивал на том, чтобы Ламздорф подал прошение
об увольнении с поста министра иностранных дел*.Теперь же, после слов государя, вернувшись из Царского
Села в город, я, напротив, советовал графу Ламздорфу немед¬
ленно послать прошение об увольнении, дабы уход его был
совершен по его инициативе.Граф Ламздорф так и сделал и получил увольнение перед
отправлением моего письма его величеству о моем увольне¬
нии от службы. Государь его милостиво принял и, как мне
Ламздорф говорил, прослезился, прощаясь с ним.Назначение Извольского последовало главным образом по
тем же мотивам, по которым последовало назначение и графа
Муравьева, т. е. именно потому, что он был посланником в
Дании51.Так как мой уход произошел отчасти вследствие того, что
моя политика не сходилась с политикой Дурново, а политика
Дурново была в соответствии и следовала исключительно же¬
ланиям генерала Трепова и тем указаниям, которые он полу¬
чал в Царском Селе, то мне казалось несомненным, что, во
всяком случае, Дурново останется министром внутренних дел.Между тем, к моему удивлению, все министры моего ми¬
нистерства, кроме военного и морского, и без их прошений
об увольнении были уволены вслед за моим увольнением.Это вынудило меня писать его величеству и просить госу¬
даря, чтобы он устроил этих министров в смысле дачи им со¬
ответствующего положения.Но это сделано не было.*	* После барон Фредерикс (министр двора) мне откровенно говорил, что
увольнение графа Ламздорфа было неизбежно, так как было необходимо
«свалить на кого-нибудь последствия японской катастрофы» *293
Министр финансов Шипов, человек весьма порядочный и,
как его считали, мой человек, хотя он человек с совершенно
самостоятельными мнениями, получил место члена совета в
Государственном банке.Министр путей сообщения Немешаев возвратился на свое
прежнее место начальника Юго-Западных дорог.Главноуправляющий землеустройством и земледелием Ни¬
кольский, который в некоторой степени пользовался протек¬
цией и Трепова, получил место сенатора.Министр народного просвещения граф И. И. Толстой не
получил никакого места и до настоящего времени не получил
никакого назначения, хотя через несколько лет после моего
ухода Шипов, Никольский, а в этом году и Немешаев сдела¬
ны членами Государственного совета.Государственный контролер Философов был сделан сена¬
тором.Министр юстиции Акимов получил назначение членом Го¬
сударственного совета.Что же касается Дурново, то в его карьере произошло нео¬
жиданное течение.После моего ухода, при первом докладе министра внутрен¬
них дел государю императору, его величество объявил ему
свое желание, чтобы он остался министром внутренних дел.
Дурново, конечно, этому был чрезвычайно рад.Я не видел Дурново, но его жена в тот же самый день за¬
езжала к моей жене и говорила о том, что государь просил ее
мужа остаться и что вот теперь она едет на Аптекарский ост¬
ров осматривать дачу министра внутренних дел, так как они
намерены в самом непродолжительном времени туда пере¬
ехать.Но через два дня после этого последовал указ об увольне¬
нии Дурново, причем в утешение государь император повелел
ему выдать 200 тыс. руб.Вообще Петр Николаевич Дурново за время его министер¬
ства — в то время, когда я был председателем,— получил це¬
лый ряд наград: он был сделан статс-секретарем, действитель¬
ным тайным советником, членом Государственного совета;
дочь его была сделана фрейлиной, и, наконец, на прощание
Дурново получил 200 тыс. руб.Из этого перечня видно, что П. Н. Дурново был вполне
вознагражден за его довольно коварное поведение в отноше¬
нии меня как председателя Совета министров, хотя я в сущ¬
ности и назначил его министром внутренних дел. Из этого
видно, что коварство не всегда наказуется, но иногда и щедро
награждается судьбой.Министром финансов вместо Шипова был назначен Вла¬
димир Николаевич Коковцов; это было вполне соответствую¬
щее назначение, так как В. Н. Коковцов, несомненно, являл¬294
ся одним из наиболее подходящих кандидатов на пост мини¬
стра финансов.Вместо государственного контролера Философова был на¬
значен Шванебах. Ну, назначение Шванебаха государствен¬
ным контролером ничем оправдываться не могло, так как
Шванебах точно так же мог быть назначен и митрополитом,
как он был назначен государственным контролером. Вся его
заслуга заключалась в том, что он угодил черногорским прин¬
цессам.Вместо Никольского был назначен Стишинский. Стишин-
ский представляет собою лицо ненадежного характера и реак¬
ционных тенденций. Как чиновник, он человек подходящий,
но имеет все свойства ренегата. Я не сомневаюсь, что или он,
или его близкие предки были поляками.Министром юстиции был назначен Щегловитов. Это —
самое ужасное назначение из всех назначений министров по¬
сле моего ухода, в течение этих последних лет и до настояще¬
го времени! Щегловитов, можно сказать, уничтожил суд. Те¬
перь трудно определить: где кончается суд, где начинается по¬
лиция и где начинаются Азефы. Щегловитов в корне уничто¬
жил все традиции судебной реформы 60-х годов. Я убежден в
том, что его будут поминать лихом во всем судебном ведомст¬
ве многие и многие десятки лет.Место министра народного просвещения занял Кауфман.
Почему он был назначен министром народного просвеще¬
ния — догадаться трудно. К этому министерству он никогда
не имел решительно никакого касательства. Будучи сам лице¬
истом, Кауфман об университетской жизни понятия не имел;
от всякой науки он был довольно далек. Кауфман служил в
государственной канцелярии, а затем товарищем начальника
учреждений императрицы Марии генерал-адъютанта Протасо¬
ва. Только в этой должности Кауфман несколько касался
учебных заведений, но и то главным образом институтов,
воспитанницы которых едва ли имеют до своего выхода из
институтов что-нибудь общее со студентами. Впрочем, все-та¬
ки Кауфман человек не глупый и весьма порядочный, что уже
доказывается тем, что ни он не мог ужиться со Столыпиным,
ни Столыпин не мог переварить .его направления, чуждого
полицейского сыска и полицейского воздействия, а потому
Кауфман против своего желания должен был оставить мини¬
стерство Столыпина.При последнем моем представлении его величеству, когда
я покинул пост председателя Совета и когда я узнал, что граф
Ламздорф должен будет покинуть свой пост, я говорил, между
прочим, государю, что я бы посоветовал его величеству, когда
будет уходить граф Ламздорф, просить его, чтобы он предста¬
вил его величеству все документы, лично у него хранящиеся,
так как я знал, что все документы, касающиеся пресловутого295
договора, заключенного в Бьорках в 1905 г., находятся лично
у него.Его величество сказал мне, что будет иметь это в виду, хотя
все документы остались у графа Ламздорфа и после того, как он
оставил пост министра, и были взяты лишь после его смерти.По поводу этого разговора его величество меня спросил,
где находятся документы, которые я имею как председатель
Совета министров?Я сказал его величеству, что все документы, которые я
счел возможным отдать в канцелярию, находятся в канцеля¬
рии,— это составляет большинство документов, а некоторые
отдельные документы, большею частью записки его величест¬
ва, находятся лично у меня.Тогда его величество мне сказал:—	Я бы вас очень просил: не можете ли вы вернуть мне
все эти мои записки?Я сказал государю, что, конечно, исполню в точности его
приказание и что я сделал бы это даже и в том случае, если
бы государь мне об этом не сказал*.Как только последовал указ о моем увольнении, я в тот же
день переехал из запасной половины Зимнего дворца к себе
на Каменноостровский проспект, а поэтому ни в этот, ни в
следующий день не мог разобрать моих бумаг.На третий день ко мне приехал министр двора барон Фре¬
дерикс и напомнил мне о документах. Я в тот же самый день
все эти документы опечатал и отправил лично на имя его ве¬
личества.Таким образом я лишился многих документов, которые в
значительной степени объясняли бы мои действия, служив¬
шие впоследствии предметом критики, причем критики, исхо¬
дящей большей частью из дворцовых сфер.Председателем нового Государственного совета был назна¬
чен граф Сольский, который был и председателем старого Го¬
сударственного совета; граф Сольский был назначен на пост
председателя после великого князя Михаила Николаевича.На пост вице-председателя был назначен Фриш. Оба эти
лица были лица в высокой степени почтенные.Я должен еще прибавить, что на место Немешаева был на¬
значен инженерный генерал Шауфус, бывший в то время на¬
чальником Николаевской железной дорога, человек очень
почтенный. Я знал Шауфуса еще с молодых лет, когда он был
только начальником ремонта Курско-Киевской железной до¬
роги, а я был начальником движения Одесской дороги.*	* Вариант Тут же он просил меня вернуть ему его письма, которые он
мне писал во время моего председательства Я их ему вернул, о чем потом
очень сожалел Там потомство прочло бы некоторые рисующие характер го¬
сударя мысли и суждения *296
Шауфус был человек порядочный, знавший железнодо¬
рожное дело, но очень узкий, с отсутствием всякой инициа¬
тивы и всякой государственной жилки.Почему он был назначен министром путей сообщения — я
не знаю; думаю, потому, что у Горемыкина имение в Новго¬
родской губернии, и поэтому он часто ездил по Николаевской
железной дороге; вероятно, по поводу своих поездок он имел
различные сношения с начальником этой дороги — Шауфу-
сом.Обер-прокурором Святейшего Синода вместо князя Обо¬
ленского был назначен князь Ширинский-Шахматов; тот са¬
мый Ширинский-Шахматов, который был товарищем обер-
прокурора Святейшего Синода при Победоносцеве, и, когда я
сделался председателем Совета министров, он должен был по¬
кинуть пост товарища обер-прокурора Святейшего Синода
вместе с Константином Петровичем Победоносцевым; это тот
самый Ширинский-Шахматов, которого даже Победоносцев
считал реакционером.Затем остался из министров моего министерства только
управляющий министерством торговли Федоров, который уп¬
равлял министерством после увольнения Тимирязева. Федо¬
ров — это в высокой степени почтенный, культурный чело¬
век, но культурный с точки зрения чисто русской, мало зна¬
комый с заграничной жизнью и мало причастный к загранич¬
ной культуре постольку, поскольку она не отражалась и не
отражается в наших университетах и в нашей литературе, че¬
ловек чрезвычайно рабочий, умный, скромный и во всех от¬
ношениях человек, безусловно, чистый. Горемыкин не только
предлагал, но и просил его сделаться министром торговли, но
Федоров отказался, предпочитая выйти в отставку, так как за¬
явил, что он взглядов ни Горемыкина, ни других его минист¬
ров, судя по тому, как эти взгляды ими выражались в про¬
шедшем, безусловно, не разделяет и поэтому с ними служить
не может.На пост министра внутренних дел был назначен Столы¬
пин. В то время я Столыпина считал порядочным губернато¬
ром. Судя по рассказам его знакомых и друзей, почитал чело¬
веком пордцочным и поэтому назначение это считал удач¬
ным.Затем когда ушел Горемыкин и он сделался председателем
Совета министров, то я этому искренне был рад и в загранич¬
ной газете (я в то время был за границей) высказал, что это
прекрасное назначение, но затем каждый месяц я все более и
более разочаровывался в нем.Что он был человек мало книжно образованный, без вся¬
кого государственного опыта и человек средних умственных
качеств и среднего таланта, я это знал и ничего другого не
ожидал, но я никак не ожидал, чтобы он был человек на¬297
столько неискренний, лживый, беспринципный, вследствие
чего он свои личные удобства и свое личное благополучие, и
в особенности благополучие своего семейства и своих много¬
численных родственников, поставил целью своего премьерст¬
ва. Впрочем, о нем мне придется говорить еще несколько раз
и далее.До моего выезда за границу последовало опубликование
всех важнейших государственных актов, которые служат ныне
основою существующего государственного строя, а именно,
основные законы, положение о Государственном совете и Го¬
сударственной думе со всеми дополнениями, временные пра¬
вила о печати, о собраниях и сходках, все положения о выбо¬
рах и т. д. Только более или менее второстепенные государст¬
венные акты или законы, которые были выработаны еще в
мое министерство до созыва Государственной думы, были
опубликованы после моего ухода. Точно так же до моего ухо¬
да был опубликован указ о функциях комитета финансов, а
равно и Комитета министров. Хотя все основные и капиталь¬
ные законы, которые были выработаны в мое министерство,
при моем главенствующем участии и почти исключительно по
моей мысли, в настоящее время служат основою государст¬
венного строя, тем не менее некоторые из частей этих зако¬
нов, не будучи отмененными, или не исполняются, или тол¬
куются совершенно неправильно. И для того чтобы лишить
Государственную думу, а равно и все русское общество воз¬
можности представить неоспоримые доказательства непра¬
вильности толкований всех этих законов, все журналы быв¬
ших заседаний, в которых участвовал или граф Сольский, или
сам его величество, а равно и протоколы этих заседаний со¬
ставляют государственную тайну.В свое время, никогда не подозревая, что это может слу¬
читься, я на эти журналы и на эти протоколы не обращал
должного внимания и не сохранил у себя их копий. Теперь,
как мне передавали, все эти журналы и протоколы имеются в
нескольких только экземплярах и находятся под особым тай¬
ным хранением. Так, в прошлом году по поводу одной непра¬
вильной ссылки в Государственном совете на происходившее
в одном из заседаний под председательством государя импе¬
ратора, когда я как бывший председатель Совета министров
хотел просмотреть журнал или протокол этого заседания и
вследствие моего письма мне открыли архив Государственно¬
го совета, я там ни журнала, ни протокола не нашел. Когда я
спросил, имеется ли этот журнал и протокол, мне сказали,
что такого журнала и протокола не имеется, а между тем че¬
рез несколько месяцев товарищ министра внутренних дел, а
ныне государственный секретарь Крыжановский мне передал,
что все это имеется, и в 3 экземплярах, но держится в тайне,
так как если бы публиковали все журналы и протоколы быв¬298
ших заседаний, когда разрабатывали все основные законы
или законы о Государственной думе и Государственном сове¬
те, то пришлось бы многое из этих законов толковать в дру¬
гом смысле сравнительно с теми толкованиями, какие им бы¬
ли даны лицемерным министерством Столыпина.Когда я еще был премьером, был возбужден вопрос об уп¬
разднении Комитета министров, что и имело известное осно¬
вание, так как раз был образован Совет министров, то Коми¬
тет министров сам собой как бы упразднялся, потому что де¬
ла верховного управления должны были рассматриваться в
Совете министров, а дела законодательные — в Государствен¬
ной думе и Государственном совете. Но я был против упразд¬
нения Комитета министров до тех пор, пока все дела нового
государственного преобразования не настроятся, так как имел
в виду, что придется все-таки, может быть, некоторые мероп¬
риятия, имеющие наполовину характер административный и
наполовину законодательный, проводить через Комитет ми¬
нистров как учреждение полуадминистративное, полузаконо-
дательное.Когда я ушел, последовал указ о полном упразднении Ко¬
митета министров. С теоретической точки зрения эта мера
была правильной, если бы затем Совет министров не брал на
себя решение многих вопросов, имевших характер законода¬
тельный, которое ранее проводилось через Комитет минист¬
ров, и таким образом вышло, что та маленькая гарантия, ко¬
торая существовала при рассмотрении подобных дел в Коми¬
тете министров, так как Комитет министров состоял не из
одних министров, но из председателей департаментов Госу¬
дарственного совета и других лиц, его величеством назначен¬
ных, эта маленькая гарантия отпала, и дела, имеющие зако¬
нодательный характер, начали произвольно вершить в Совете
министров.*	Покуда я устраивал финансы империи и не упрочил ее
кредит до степени, соответствующей великой державе, на что
я употребил одиннадцать лет упорного труда, хотя часто шел
против течения и гладил против шерсти, меня переносили,
когда увидели, что финансы империи упрочены, а между тем
я назвал настоящим именем (ребячеством) дальневосточную
авантюру и всячески удерживал от последних приступов этого
ребяческого беснования, приведшего к войне, меня от дел
уволили, посадив на почетный пост председателя Комитета
министров, по выражению его величества, когда он мне пред¬
ложил занять этот пост,— «высшее место в империи».Когда нужно было выйти из постыдного положения, явив¬
шегося последствием позорной войны, и никто не хотел брать
на себя тяжелой миссии заключить мир, то государь должен
был в конце концов обратиться ко мне с просьбою поехать в
Америку его первым, чрезвычайным и уполномоченным по¬299
слом. Отказывались от этой тяжелой миссии (Нелидов, Му¬
равьев, В. С. Оболенский) по очевидной причине. Какой бы
мир ни был заключен, затем сказали бы: «А если бы мир не
был заключен, то мы разнесли бы японцев, как раз заключи¬
ли мир, когда мы собирались с силами. Виноват, значит, тот,
кто заключил мир». И государь по обыкновению сам тем, ко¬
торые говорили, что напрасно заключили мир, давал впослед¬
ствии понять, что мы его подвели (понимай, как хочешь).О том, что государь это говорил, было напечатано в «Но¬
вом времени» за подписью самого А. С. Суворина. А. С. Су¬
ворин (родоначальник направления «чего изволите»), конеч¬
но, не написал бы такую вещь, если бы он не был уверен, что
так желательно. Если же мир не был бы заключен и потом
последовали еще большие бедствия, то сказали бы: «Да это он
виноват во всех этих бедствиях, потому что не заключил ми¬
ра, когда это было своевременно и возможно».По моему глубочайшему убеждению, если бы не был за¬
ключен Портсмутский мир, то последовали бы такие внешние
и внутренние катастрофы, при которых не удержался бы на
престоле дом Романовых.Далее, когда потребовалось спасти положение в октябре1905	г. и все отказывались от власти, то, конечно, опять госу¬
дарь обратился ко мне. Вошло как бы в сознание общества,
что, несмотря на мои самые натянутые отношения к его ве¬
личеству или, вернее говоря, несмотря на мою полную «опа¬
лу», как только положение делается критическим, сейчас на¬
чинают говорить обо мне... Но забывают одно — что всему
есть конец... *ПЕРВАЯ ДУМА. СТОЛЫПИН*	Новый выборный закон дал первую Государственную ду¬
му гораздо более левую, чем ожидали. Думу эту, кажется,
прозвали Думою «народного возмездия». Мне кажется, было
бы правильнее ее прозвать Думою «общественного увлечения
и государственной неопытности»52.В сущности, в Думе главнейшая партия была кадетов, и
если бы кадеты обладали хотя малою долею государственного
благоразумия и понимания действительности и партия эта ре¬
шилась бы отрезать от себя «революционный хвост», то пер¬
вая Дума просуществовала бы долго и, вероятно, имела бы за
собою историческую честь введения и воплощения русской
конституции так, как она была определена 17 октябрем и по¬
следующими во исполнение манифеста 17 октября законами,
созданными моим министерством. Дума же та увлеклась, за¬
рвалась. Она была распущена, и затем явилось бестактное
Выборгское воззвание53.300
После опубликования 6 августа совещательной Думы Бу¬
лыгина, которая, конечно, не могла не обратиться в законо¬
дательную, когда было приступлено к выборам, министр
внутренних дел Булыгин издал циркуляр всем губернским
властям, в котором выражалось повеление государя, чтобы
выборы производились совершенно свободно и администра¬
ция никоим образом не вмешивалась в выборы в смысле вли¬
яния на выборы тех или других лиц.Кажется очевидным, что после 17 октября этот циркуляр,
выражающий повеление государя, уже тем паче был обязате¬
лен, так как манифест 17 октября выражал переход к законо¬
мерной свободе и устранению административно-полицейско-
го усмотрения. Поэтому, конечно, мое министерство в выбо¬
ры не вмешивалось, а только наблюдало, чтобы они соверша¬
лись в порядке, с соблюдением всех законов, для выборов ус¬
тановленных. Министр внутренних дел не выражал никакой
тенденции к вмешательству, но если бы он и вздумал про¬
явить такую тенденцию, то, конечно, встретил бы во мне пре¬
пятствие. Очевидно, его величество, согласно циркуляру Бу¬
лыгина, и не высказывал ему — П. Н. Дурново — какие бы то
ни было соображения о желательности вмешательства, но в
известной степени Дурново и временные генерал-губернато-
ры, руководствовавшиеся его направлением, влияли на выбо¬
ры в том смысле, что многими незаконными, произвольными
действиями, о которых я большею частью узнавал post factum,
они будоражили общественное мнение и способствовали вы¬
бору более левых представителей, которые ставили своим ло¬
зунгом: «Долой бюрократию, долой ее произвол, долой смерт¬
ные казни, административные ссылки и тюремные заключе¬
ния, и да водворится законность, да подчинится верховная
власть законодательной!»Его величеству не угодно было признать, что такой образ
действий администрации способствовал левизне Думы, и в
письме ко мне от 15 апреля государю угодно было писать:«Мне кажется, что Дума получилась такая крайняя не
вследствие репрессивных мер правительства, а благодаря...
полнейшему воздержанию всех властей от выборной кампа¬
нии, чего не бывает в других государствах».Итак, циркуляр Булыгина должен был быть для декорации,
правительство исподтишка все-таки должно было влиять на
выборы. Одним словом, законы — это одна вещь, а исполне¬
ние их — другая. Мало ли что говорится хотя бы в законах и
государевых актах! Это лозунг, введенный Столыпиным, ко¬
торого правительство, хотя и с меньшим нахальством, нежели
при Столыпине, держится и поныне и будет впредь держать¬
ся, покуда не произойдет чего-либо особого!..В чем же заключался существенный недостаток выборного
закона, последовавшего после 17 октября?301
Главнейше в том же, в чем заключался недостаток закона
6 августа, ибо выборный закон 17 октября не мог изменить
главную черту закона 6 августа — его, если можно так выра¬
зиться, крестьянский характер. Тогда было признано, что де¬
ржава может положиться только на крестьянство, которое по
традициям верно самодержавию.Царь и народ!..И действительно, тогда все, что говорили Гучковы, и гра¬
фы Бобринские, и Крестовниковы (председатель московского
биржевого комитета), и Мещерские («Гражданин»), и Сувори¬
ны («Новое время») — все под тем или другим соусом требо¬
вали или домогались ограничения неограниченности царя;
один народ безмолвствовал. Поэтому такие архиконсервато¬
ры, как Победоносцев, Лобко и прочие, все настаивали на
преимуществах в выборном законе крестьянству. Когда же
крестьянство без всякого другого ценза, кроме ценза «кресть¬
янство», в значительном числе явилось в Государственную ду¬
му по закону 17 октября, который все, что касалось крестьян¬
ства, оставил без изменения с тем, что было определено в за¬
коне 6 августа, то оказалось, что оно или беспрограммно, или
имеет одну лишь программу — «дополнительный надел зем¬
лею, продолжение действия великого императора-освободите-
ля». А когда правительство уже Горемыкина явилось в Думу и
сказало: «Земли ни в каком случае, частная собственность
священна», то тогда крестьянство пошло не за царским пра¬
вительством, а за теми, которые сказали: «Первое дело — мы
вам дадим землю да в придаток и свободу», т. е. за кадетами
(Милюков, Гессен) и трудовиками54.Крестьянство и крестьянские выборы дали весь тон Думе, а
закон 17 октября в этом отношении очень мало изменил бы по¬
ложение, если бы после манифеста 17 октября оставил выбор¬
ный закон 6 августа без изменений. При создании этого закона
доминировали две впоследствии друг друга исключавшие мыс¬
ли: с одной стороны, только крестьянство осталось верно неог¬
раниченному самодержавию, а с другой — мы поэтому соберем
преимущественно крестьянскую Думу. Но упустили из виду, что
первая мысль находится в соответствии со второй только при
условии, что и политика неограниченного самодержца останет¬
ся прежняя, по которой народ мог искать высшей справедливо¬
сти только у царя-самодержца, а когда политика эта одновре¬
менно с созывом Думы изменилась и то, что самодержец Алек¬
сандр II считал справедливым, самодержец Николай II признал
преступным и поползновением на чужую священную собствен¬
ность, то все положение вещей перевернулось. Тогда именно
лица, которые имели большой полный карман, а особливо зе¬
мельную собственность, из будирующих либералов, мечтающих
об ограничении своего монарха, с испугу забыли все прошед¬
шее, и многие из них начали кричать:302
—	Царь, явилась крамола, требуют уничтожения основ, на
которых зиждутся современные культурные государства,—
священного права собственности. Твои ближайшие слуги по
малохаракгерности или коварству тебе изменяют, гони их, а
тех, которые просят тебя продолжать политику наделения
землею крестьянства, примененную твоим великим дедом,
казни их, ссылай и сажай в тюрьму.Явился и галантный, обмазанный с головы до ног русским
либерализмом оратор школы русских губернских и земских
собраний, который и совершил государственный переворот 3
июня, уничтожив выборный закон 17 октября и введший но¬
вый закон 3 июня,— закон, который очень прост с точки зре¬
ния принципов, положенных в его основу, ибо он основан
только на таком простом принципе: «получить такую Думу,
которая в большинстве своем, а следовательно, и в своем це¬
лом была бы послушна правительству. Думцы могут для бле¬
зира и говорить громкие либеральные речи, а в конце концов
сделают так, как прикажут» *.В конце апреля месяца последовало открытие нового Госу¬
дарственного совета и Государственной думы; ранее открытия
Государственной думы происходило торжественное предвари¬
тельное открытие этих учреждений в Зимнем дворце; там
присутствовали, с одной стороны, все члены Государственно¬
го совета, а с другой стороны, все съехавшиеся члены Госу¬
дарственной думы.Государь явился в зал, в котором присутствовали члены
Государственного совета и Государственной думы, в порядке
большого выхода, со всеми высшими чинами двора и со всею
свитою. В зале дворца присутствовал весь чиновный мир, а
равно и высшее общество.Выход этот, имеющий, конечно, историческое значение,
так так это был первый и единственный выход государя им¬
ператора к представителям народа, как верхней, так и нижней
палаты, был крайне торжествен.Его величество был довольно бледен, но довольно спокоен
и имел весьма торжественный вид.Государь император сказал слово весьма государственное и
разумное55. Очень жаль, что некоторые из указаний его вели¬
чества были не выполнены по точному их смыслу.*	Не буду здесь приводить это слово; в нем для меня впос¬
ледствии сделалась знаменательной следующая фраза: «Да ис¬
полнятся горячие мои желания видеть народ мой счастливым
и передать сыну моему в наследие государство крепкое, бла¬
гоустроенное и просвещенное».Эта тирада находилась в проекте приветственного слова,
переданного, гак это мне сделалось впоследствии известным,
Трепову 25 апреля и составленного В. И. Ковалевским, между
прочим, при участии столпов партии народной свободы,зоз
группы тех же деятелей, которые тем же путем представили
критику основных законов, составленных Советом, о чем я
говорил ранее, передавая историю основных законов *.Это открытие нового Государственного совета и Государ¬
ственной думы, во всяком случае вс греча монарха с предста¬
вителями народа, представляла собою исторический акт.Кажется, имеется картина, нарисованная каким-то худож¬
ником, в которой изображен момент, когда государь, окру¬
женный членами Государственного совета и членами Государ¬
ственной думы, читает свою речь.Я пробыл в Петербурге до открытия Государственной думы
и Государственного совета, присутствовал в новом Государст¬
венном совете еще несколько недель, а затем в мае уехал за
границу.Когда я еще был в Америке, я уже говорил, что тогда все
наиболее консервативные государственные деятели веровали в
то, что оплот консерватизма лежит в крестьянстве, и посему
и Дума первая вышла по преимуществу Думой крестьянской.
Если бы действительно крестьянство было только консерва¬
тивно, как это предполагали, то ограниченное число предста¬
вителей либеральных профессий, а равно рабочих не могло
бы совершенно изменить характер Думы, все-таки первенст¬
вующее положение, первенствующее влияние при выборе Ду¬
мы принадлежало бы крестьянству, и, может быть, Дума эта
постепенно сделалась бы благоразумной и даже консерватив¬
ной, если бы к ней иначе отнеслось правительство. В то вре¬
мя крестьянство, а следовательно, и значительная часть Думы
поддерживали идею принудительного отчуждения земли в
пользу крестьянства, т. е. в некотором роде хотели провести
ту же самую меру, которую провел император Александр П
при освобождении крестьян. Такое стремление, естественно,
вызвало отпор со стороны правительства, и за этот отпор
правительство винить нельзя ни в коем случае, но правитель¬
ство погрешило в том, что оно не дозволило Думе обсуждать
вопрос о земельном устройстве крестьян.Согласно основным законам, Государственная дума — это
есть первая законодательная инстанция. То, что Дума пред¬
ставляет Государственному совету, не составляет для Государ¬
ственного совета обязанности принять мнение Государствен¬
ной думы. Государственный совет мог устранить все те край¬
ности, которые Дума по крестьянскому вопросу могла бы
ему, Государственному совету, представить.Не подлежит никакому сомнению, что правительство не
сомневается и не сомневалось, что Государственный совет,
половина членов которого назначена его величеством, нико¬
им образом не согласился бы с Государственной думой во
всех ее крайних мнениях относительно земельного устройства
крестьян. Если бы даже, что совершенно ожидать было невоз¬304
можно, Государственный совет согласился или принял бы не¬
которые из крайностей Государственной думы, то и тогда от
его императорского величества зависело закон не утвердить.
Между тем по предложению Горемыкина было решено ни в
коем случае не допустить Государственную думу до обсужде¬
ния вопроса о крестьянском земельном устройстве, в который
бы вошло принудительное отчуждение частновладельческих
земель. И как только Дума начала обсуждать вопрос о земель¬
ном устройстве с точки зрения принудительного отчуждения
частновладельческих земель, конечно, за плату, правительство
решило заранее Думу такую разогнать.Предложение о такого рода действиях правительства было
сделано Горемыкиным в одном из заседаний под председа¬
тельством государя императора, когда я еще был председате¬
лем Совета, и это было одною из причин, которая вынудила
меня оставить пост председателя Совета министров, так как я
с подобного рода образом действий согласиться не мог. Из
моего письма, в котором я просил государя меня уволить от
обязанностей председателя Совета министров, видно, что это
обстоятельство было одной из причин, почему я просил госу¬
даря уволить меня от места главы правительства. Я держался
того убеждения, что пусть этот вопрос перегорит в горниле
Государственной думы, чем больше Дума его будет обсуждать,
тем более она, Дума, будет встречать затруднений к осуществ¬
лению идеи принудительного отчуждения, которое легко про¬
водится на бумаге, но гораздо труднее могло быть осуществ¬
лено в жизни.Несомненно, что по мере обсуждения этого вопроса в Ду¬
ме в самой стране во многих классах населения явились бы
протесты против такой меры. Только вследствие одного слуха
о том, что такая мера может быть проводима в Государствен¬
ной думе, явилось объединение как дворян, так и вообще час¬
тных собственников.Несомненно, что опасность или признак опасности отчуж¬
дения частновладельческой собственности послужили к по¬
правению наших земств, но так как правительство Горемыки¬
на категорически противилось самому обсуждению такой ме¬
ры в Государственной думе, то вследствие этого Дума, и без
того левого направления, совершенно бросилась в левую сто¬
рону. Между правительством и Думою явились такие обост¬
ренные отношения, что никаких дел вести в Думе было не¬
возможно.Нужно сказать, что самое назначение министерства Горе¬
мыкина перед самым созывом Государственной думы, мини¬
стерства, которое заключало членов, известных всей России
как крайние реакционеры и поклонники полицейского режи¬
ма, конечно, не могло служить к успокоению первой Госу¬
дарственной думы, Думы левого направления, да еще такого305
тревожного направления, какое было в то время, когда, мож¬
но сказать, громадное большинство россиян как бы сошло с
ума.Таким образом, уже в июне месяце правительство решило
разогнать первую Думу, но если этого не сделало в июне, то
только потому, что оно опасалось последствий такой меры.
Оно опасалось, как бы такая мера не произвела еще большей
смуты в России сравнительно с той, которая была перед 17
октября 1905 г.Министр внутренних дел Столыпин входил в сношение с
местными начальниками о том, как они считают: можно ли
решиться разогнать Думу, не произойдет ли от этого общего
смятения, или нельзя? Московский градоначальник генерал
Рейнбот мне рассказывал, что Столыпин особливо боялся
возмущения в Москве, и поэтому он узнавал по телефону —
может ли он положиться, что в Москве не произойдет рево¬
люция, в случае если Дума будет разогнана.О том, что закрытие Думы будет иметь последствием воз¬
мущение в России, и возмущение не психологическое, но фи¬
зическое, сама Государственная дума и в особенности пред¬
ставители конституционно-демократической партии (кадеты)
усиленно проповедовали и распространяли по этому предмету
различные слухи. Слухи эти, видимо, действовали на прави¬
тельство и смущали правительство.Столыпин был особенно озабочен Москвой, вероятно, по¬
тому, что перед этим в московского генерал-губернатора ад¬
мирала Дубасова была брошена бомба. В это время вообще
происходили отдельные анархические выступления.Замечательно, что после 17 октября, в мое министерство, в
течение полугода, даже в то поистине революционное время,
которое мы переживали, не было таких резких анархических
выступов и смут, какие явились после того, как вступило ми¬
нистерство Горемыкина и начало проявлять явно реакцион¬
ные меры.Правительство в то время явно растерялось, так что гене¬
рал Трепов вел переговоры даже с кадетской партией с Ми¬
люковым во главе о сформировании кадетского министерст¬
ва, и эту мысль о кадетском министерстве Трепов поддержи¬
вал. Столыпин не сочувствовал этому министерству. Но не
сочувствовал ли он ему потому, что направления этого мини¬
стерства он, Столыпин, опасался, или потому, что он боялся,
что он должен будет уступить свое место кому-либо другому,
этого я не знаю; но мне известно, что Столыпин отговаривал
государя согласиться с мыслью Трепова — составить мини¬
стерство из кадетов, но, с другой стороны, Столыпин не ре¬
шился распустить Государственную думу, боясь крайних рево¬
люционных эксцессов.Первая Государственная дума была распущена по инициа¬306
тиве и настоянию Горемыкина. Как я слышал от самого Го¬
ремыкина, вот как это случилось. Горемыкин был у государя
и настаивал на необходимости роспуска Государственной ду¬
мы, так как Горемыкин уверял, что с этой Думой правитель¬
ство ничего сделать не в состоянии, что Дума эта только бу¬
дет революционизировать страну. После доклада Горемыкина
его величеству на это угодно было соизволить и подписать
указ о роспуске Государственной думы. Это было 7 июля.Горемыкин вернулся в Петербург, послал указ в Сенат для
опубликования, а сам лег спать и приказал себя не будить.
Ночью он уже получил распоряжение указ не опубликовы¬
вать, но так как он спал и приказал себя не будить, то распо¬
ряжение это ему и не было передано, а потому на другое утро
указ этот появился. Таким образом, злые языки говорили, что
Дума была распущена вследствие известного, составляющего
характерную черту Горемыкина постоянного стремления к
полному спокойствию.Одновременно с роспуском Государственной думы после¬
довало и увольнение Горемыкина и назначение на его место
Столыпина. Увольнение Горемыкина было для него неожи¬
данно. Государь император, согласившись распустить Госу¬
дарственную думу и подписав указ, затем объявил Горемыки¬
ну, что он его освобождает от поста председателя Совета, что
для него, Горемыкина, было совершенно неожиданно. Он не
без основания приписывает такое решение его величества, с
одной стороны, интриге Столыпина, а с другой стороны, воз¬
действию Трепова.Трепов, который сам выдвинул Горемыкина как председа¬
теля Совета, с ним не уживался. Трепов полагал, что если бу¬
дет назначен Горемыкин, то Горемыкин будет во всем его
слушаться, а поэтому он и рекомендовал Горемыкина. Веро¬
ятно, Горемыкин во многом и слушался Трепова, но постоль¬
ку, поскольку это послушание должно было переменить нату¬
ру Горемыкина, это было невозможно. Горемыкин любил по¬
кой и отдохновение, поэтому он мало являлся в Государст¬
венную думу, выступал в Государственной думе только не¬
сколько раз и то с декларациями, заранее написанными и та¬
кими, которые могли только раздражать Государственную ду¬
му. Трепов находил это недостаточным, он указывал Горемы¬
кину, что Горемыкин должен принимать деятельное участие в
дебатах Думы, не спускать Государственной думе и против
каждого ее решения представлять возражения. Это было со¬
всем не в характере Горемыкина. Горемыкин по натуре
манфишист*. Вследствие этого, как мне рассказывал Горемы¬
кин, Трепов составил вроде инструкции Горемыкину, как он
должен поступать в отношении Думы, в каких случаях он* От франц. je m'en fiche — мне все равно, наплевать. (Примеч. ред.)307
должен являться и как должен воздействовать на Думу. Эта
инструкция с резолюцией государя, что он находит ее пра¬
вильной, была передана его величеством Горемыкину как бы
для руководства. Это окончательно охладило Горемыкина к
Трепову, а с другой стороны, и Трепова к Горемыкину. По¬
этому, надо думать, уходу Горемыкина, для него совершенно
неожиданному, содействовал также и Трепов. Вероятно, Тре-
пов докладывал, что, для того чтобы собрать новую Думу, бо¬
лее спокойную, необходимо, чтобы министерство было со¬
ставлено из людей марки более либеральной, а потому такие
лица, как Горемыкин, Стишинский — главноуправляющий
земледелием, князь Ширинский-Шахматов — обер-прокурор
Святейшего Синода, должны уйти и быть заменены лицами
более либеральной марки. В то время Столыпин крайне либе¬
ральничал: он говорил в Думе весьма либеральные речи, давал
всевозможные обещания. Он проповедовал и полную веротер¬
пимость и обещал уничтожение всяких исключительных по¬
ложений, существовавших и поныне существующих для кре¬
стьян, и расширение образования, и различные блага инород¬
цам и т. д.Вот Трепов и думал, и не без основания, втереть очки рос¬
сийским избирателям и при помощи такого либерала, как
Столыпин, получить более консервативную Думу, сравнитель¬
но с первой Государственной думой.Вместо Стишинского был назначен главноуправляющим
земледелием князь Васильчиков, прекрасный человек во всех
отношениях, джентльмен, человек с большим состоянием,
либеральный больше на словах, чем на деле, и человек мало¬
деловой*. А вместо обер-прокурора князя Ширинского-Шах-*	Князь Васильчиков, как я об этом говорил ранее,— человек в высшей
степени порядочный, но не деловой. Я помню, что когда Святополк-Мир-
ский был назначен министром внутренних дел, то он хотел взять себе в това¬
рищи князя Васильчикова.Когда князь Васильчиков был у меня и я в первый раз вел с ним деловой
разговор, то он, вероятно, нашел, что я чересчур консервативен, так как князь
Васильчиков высказывал гораздо более либеральные воззрения, нежели я.Затем назначение князя Васильчикова не состоялось, и, как мне переда¬
вал князь Мире кий, не состоялось потому, что князь Васильчиков написал
род программы, только при условии принятия которой он мог занять место
товарища министра внутренних дел, причем в числе прочих пунктов его про¬
граммы был пункт о закономерном отношении к Финляндии в смысле точ¬
ного исполнения финляндской конституции.Князь Мирский докладывал эту программу его величеству, и его величеству
не совсем понравилось такое отношение князя Васильчикова к Финляндии.Знаменательно, что когда прошло несколько лет и князь Васильчиков,
оставя уже пост министра, сделался членом Государственного совета, то при
образовании клуба националистов в Петербурге князь был выбран и пошел в
председатели этого клуба, клуба вполне политического, крайне узкого, кото¬
рый главным образом имеет в виду преследование всех инородцев Россий¬
ской империи.308
матова был назначен попечитель Петербургского учебного ок¬
руга Извольский, вероятно, только потому, что он брат Из¬
вольского, министра иностранных дел.Как мне говорили, Столыпин хотел назначить обер-проку-
рором князя Оболенского, который был обер-прокурором
Святейшего Синода при мне и который состоит в близком
родстве со Столыпиным, но государь на это назначение не
согласился, а потому Столыпин решительно не знал, кого на¬
значить, и вот в одно из заседаний Совета министров, когда
Столыпин сказал, что не знает решительно, кого назначить,
Извольский сказал: «Назначьте моего брата», тот и назначил.
Этот Извольский, обер-прокурор, человек очень порядочный,
имеет некоторые достоинства, но, конечно, не представляет
собою человека, который мог бы с успехом занимать какой
бы то ни было государственный пост, а особливо пост обер-
прокурора Святейшего Синода, так как Извольский никогда
никакого отношения к церковному управлению не имел и по
натуре недостаточно широк для поста министра.Вместе с роспуском Государственной думы были приоста¬
новлены занятия в Государственном совете.В это время вслед за роспуском Государственной думы
произошло так называемое Выборгское воззвание. Выборг¬
ское воззвание заключалось в том, что, гак только Дума была
закрыта, некоторые из членов Государственной думы, пре¬
имущественно из партии кадетов, направились в Выборг, уст¬
роили там митинг, на котором и подписали известное Выбор¬
гское воззвание, воззвание, которое приглашало всех кресть¬
ян протестовать против произвольного роспуска Думы и,
между прочим, прекратить уплату государству податей и нало¬
гов. Конечно, это действие было совершенно революционное
и непатриотичное.Члены Думы собрались в Выборге, боясь, что в другом ме¬
сте они будут сейчас же разогнаны. В Выборге же они успели
составить митинг и подписать воззвание, хотя и там когда
они собрались, то в скором времени были предупреждены гу¬Точно так же когда в 1911 г. через Государственный совет проходил фин¬
ляндский закон, вполне нарушивший все конституционные гарантии Фин¬
ляндии, князь Васильчиков был из числа тех, которые подали голос за этот
закон.Все-таки я должен сказать, что князь Васильчиков делал это малосозна¬
тельно, так как по его натуре, как мне кажется, он глубоких убеждений иметь
не может.В течение последних 5—6 лет не только общественные деятели, но и го¬
сударственные деятели так резко меняли свои убеждения, держа нос по вет¬
ру, что указанный мной случай с князем Васильчиковым не представляет ни¬
чего особенного. Можно по пальцам перечислить тех государственных деяте¬
лей, которые не изменили ни своих убеждений, ни своего фланга начиная с
1905 г., и этот разврат в государственных мыслях, убеждениях и действиях
произошел главным образом от режима, установленного Столыпиным.309
бернатором, что они должны разойтись, иначе он должен бу¬
дет принять меры. На этом воззвании подписалось несколько
лиц вполне благоразумных и вполне достойных, так, напри¬
мер: профессор Петражицкий, инженер Михайлов — член Го¬
сударственной думы от Черноморской области и некоторые
другие, которые совсем не сочувствовали этому воззванию,
но не могли не подписать, так как иначе они были бы обви¬
нены своими товарищами в трусости; с другой стороны, не¬
которые члены Государственной думы совершенно случайно
не подписали этого воззвания, так как не знали о том, что
митинг этот на другой день состоится в Выборге. Так гак все
члены, подписавшие воззвание, были затем судимы и обвине¬
ны и понесли кару в виде тюремного заключения, а глав¬
ное — лишились навсегда права быть выбранными в Государ¬
ственную думу, то те члены, которые случайно не подписали
этого воззвания, конечно, значительно выиграли.Перед закрытием Государственной думы вся Петербургская
и Киевская губернии были объявлены на военном положе¬
нии. 12 августа последовало покушение на жизнь Столыпина
на Аптекарском острове, а 13 августа был убит командир Се¬
меновского полка генерал Мин, который усмирял московское
восстание, и усмирял весьма успешно, что ему делало боль¬
шую честь. К сожалению, после усмирения восстания он до¬
пустил многие эксцессы, ничем не вызванные, и эти эксцес¬
сы не могут быть ничем оправданы.Покушение на жизнь Столыпина, между прочим, имело на
него значительное влияние. Тот либерализм, который он про¬
являл во время первой Государственной думы, что послужило
ему мостом к председательскому месту, с того времени начал
постепенно таять, и в конце концов Столыпин последние
два-три года своего управления водворил в России положи¬
тельный террор, но самое главное, внес во все отправления
государственной жизни полнейший произвол и полицейское
усмотрение. Ни в какие времена при самодержавном правле¬
нии не было столько произвола, сколько проявлялось во всех
отраслях государственной жизни во времена Столыпина; и по
мере того как Столыпин входил в эту тьму, он все более и бо¬
лее заражался этой тьмой, делаясь постепенно все большим и
большим обскурантом, все большим и большим полицейским
высшего порядка, и применял в отношении не только лиц,
которых он считал вредными в государственном смысле, но и
в отношении лиц, которых он считал почему бы то ни было
своими недоброжелателями, самые жестокие и коварные при¬
емы.Мне несколько лиц говорило, что после катастрофы на
Аптекарском острове, когда он в разговорах проводил такие
мысли, которые совершенно противоречили тому, что он го¬
ворил ранее, когда он был предводителем дворянства в Ков-310
но, губернатором в Саратове, а потом министром внутренних
дел, то он на это отвечал: «Да, это было до бомбы Аптекар¬
ского острова, а теперь я стал другим человеком». <...>ПОКУШЕНИЕ НА МОЮ ЖИЗНЬКогда я вернулся из-за границы, то к моему дому было по¬
ставлено несколько агентов охранного отделения, из которых
кто-либо постоянно поочередно сидел у меня в вестибюле.
Заметив это, я им дал маленькую комнату, для того чтобы
они могли быть там и не находиться в вестибюле, ввиду того
что ко мне приходило много лиц, и они могли видеть, что у
меня сидят агенты охранного отделения. Таким образом, со
стороны Столыпина и со стороны находящейся в его ведении
секретной полиции было оказано в отношении меня как бы
особое предупреждение.Через некоторое время по моем приезде я начал получать
угрожающие письма с различными значками, как-то: с кре¬
стом, скелетом, которыми меня предупреждали, что вот та¬
кие-то партии решили меня убить. Я на эти письма не обра¬
щал внимания и их уничтожал.29 января мне жена предложила ехать вечером в театр; мне
не хотелось, и я не поехал вечером, а ожидал доктора по гор¬
ловым болезням. Часов в 9 вечера пришел ко мне бывший
мой сотрудник, когда я был министром финансов, Гурьев, до¬
вольно известный публицист, который помогал мне составить
одну работу, касающуюся дел Дальнего Востока. Я ему для
этой работы предъявил некоторые документы из моего архи¬
ва, и так как я не хотел, чтобы эти документы выходили из
моего дома, то для справок он приехал ко мне. Между про¬
чим, это дало повод к такому инциденту: как-то раз — уже
это было впоследствии, через несколько месяцев после того
момента, который я описываю,— приехал ко мне министр
двора барон Фредерикс и обратился ко мне с следующим раз¬
говором: он мне сказал, что он пришел ко мне от его величе¬
ства передать просьбу государя о том, что ему сделалось изве¬
стно, что я хочу издать какую-то книгу, касающуюся наших
финансов и управления финансами В. Н. Коковцова, и так
как ему сказали, что я хочу изобразить наши финансы и на¬
ше управление в неодобрительном виде, то он просит меня
эту книгу не издавать. На это я ответил барону Фредериксу,
что я никакой книги подобной не составлял и не собираюсь
составлять, а поэтому и прошу доложить государю, что до¬
шедшие до него сведения совершенно ложны. Я догадался,
что это ему доложил, вероятно, В. Н. Коковцов, который, уз¬
навши, что ко мне ходит Гурьев, думал, что я собираюсь вме¬
сте с Гурьевым писать что-нибудь о современных финансах.311
Гурьев вообще был нелюбим Коковцовым, потому что ког¬
да Коковцов вступил на должность министра финансов, то
Гурьев написал статью, в которой он высказал различные во¬
обще финансовые соображения и сказал, что мы дошли до
того, что на должность министра финансов вступают лица,
мало подготовленные к этой должности, и что это напомина¬
ет те объявления, которые печатаются в газетах, где кухарки
предлагают свои услуги и говорят, что кухарка за повара; вот
и эти министры финансов своего рода кухарки за повара. Это
очень не понравилось Коковцову; может быть, другой госу¬
дарственный деятель не обратил бы на это никакого внима¬
ния, но у Коковцова есть маленькая черта обидчивости, и в
зависимости от этой маленькой обидчивости он этого выра¬
жения никогда не мог простить Гурьеву.Но так как я опасался, что барон Фредерикс может неточ¬
но передать мой ответ государю императору, то я сейчас же,
по уходе барона, написал его величеству письмо, в котором
сообщал, что у меня был барон Фредерикс, который передал
то-то; что я ничего подобного не собирался печатать, что я
ничего не составляю и если приходит Гурьев, то он приходит
составлять такую работу, которая если когда-нибудь и поя¬
вится в печати, то, вероятнее всего, после моей смерти. В
этом письме я государя благодарил, что государь, получивши
такого рода сведения, был так милостив, что соизволил спра¬
виться лично у меня, верно это или неверно? Этим послед¬
ним я намекал государю, что если бы его величеству угодно
было всегда делать то же самое, то, вероятно, массы тех спле¬
тен, которые доходят и доходили до него и которым он, веро¬
ятно, по крайней мере в некоторой части, верил и верит, что
этих сплетен не существовало бы или по крайней мере они не
производили бы на него того впечатления, которое могут
производить.Итак, я возвращаюсь к 29-му числу. Гурьев ко мне при¬
шел, я вынул документы, он начал просматривать. В это вре¬
мя мне доложили, это было часов в 10 вечера, что ко мне
пришел доктор. Доктор приходил ко мне раза два в неделю;
так как я болел горлом и моя болезнь уже тянулась десятки
лет, то он приходил, чтобы мне прополаскивать горло. Я ска¬
зал Гурьеву, что так как ко мне пришел доктор, то уж, пожа¬
луйста, отложите вашу работу на следующий какой-нибудь
день; приходите ко мне другой раз, предупредите меня по те¬
лефону, и тогда я вам дам все эти документы. Он меня про¬
сил не прерывать начатую им работу и мне сказал, что он
просит меня позволить удалиться с этими документами в дру¬
гую комнату, чтобы он мог заняться, покуда я буду возиться с
доктором. Я согласился на это и сказал моему камердинеру,
чтобы он отвел Гурьева в верхний этаж моего дома, а именно
в гостиную моей дочери.312
Когда моя дочь вышла замуж за Нарышкина, то гостиная
ее и спальня не были обитаемы, и поэтому эти комнаты мало
или почти не топились. Камердинер отвел туда Гурьева и ког¬
да он вошел, то увидел, что в комнате очень холодно. Вслед¬
ствие этого мой камердинер пошел и сказал истопнику, что¬
бы тот пришел и затопил печку. Между тем Гурьев располо¬
жился работать, делать выписки из документов, а в это время
со мной занимался доктор. Не успел доктор окончить осмот¬
ра, как пришел ко мне сверху камердинер, очень встревожен¬
ный, и говорит, что Гурьев очень просит меня немедленно
прийти наверх по очень важному делу. Я просил доктора от¬
ложить дальнейший его осмотр моего горла на следующий
раз, а сам пошел наверх.Когда я пришел наверх, то увидел во вьюшке печки четы¬
рехугольный маленький ящик; к этому ящику была привязана
очень длинная бечевка. Я спросил Гурьева: что это значит?
На что истопник мне ответил, что когда он отворил вьюшку,
то заметил конец веревки и начал тащить и, вытащив веревку
аршин 30, увидел, что там есть ящик. Тогда они за мной по¬
слали. Я взял этот ящик и положил на пол. Ящик и веревка
были очень мало замараны сажей, хотя несколько и были.
Тогда Гурьев хотел, чтобы этот ящик вынесли из дому и его
там вскрыли. Так как я несколько раз был предупреждаем,
что на меня хотят сделать покушение, то мне пришла мысль в
голову, не есть ли это адская машина. Поэтому я сказал Гурь¬
еву и людям, чтобы они не смели трогать ящика, а сам по те¬
лефону дал знать охранному отделению. В то время охранным
отделением города Петербурга заведовал полковник Гераси¬
мов, ныне генерал, состоящий при министре внутренних дел.Немедленно приехали из охранного отделения, сначала
ротмистр Комиссаров, ныне он заведует жандармским управ¬
лением Пермской губернии, а в то время он заведовал самым
секретным отделением в охранном отделении, за ним приехал
Герасимов, потом судебный следователь, товарищ прокурора,
затем директор департамента полиции, и наехала целая масса
полицейских и судебных властей.Ящик этот ротмистр Комиссаров вынес сам в сад и раску¬
порил его. Когда он раскупорил, то оказалось, что в этом
ящике находится адская машина, действующая посредством
часового механизма. Часы поставлены ровно на 9 часов, меж¬
ду тем было уже около 11 часов вечера. Тогда, когда он
вскрыл ящик и разъединил вспышку, а вспышка должна была
произойти посредством серной кислоты, то принес ее в дом и
положил на стол около моего кабинета в моей библиотеке.
Все начали осматривать эту машину, затем составлять всевоз¬
можные протоколы.Сейчас же делали допросы — в это время Гурьев уже
уехал,— причем допрашивали прислугу, допрашивали истоп¬313
ника, как он нашел, а также меня. Я им показал все то, что я
кратко выше изложил, причем Герасимов мне задал вопрос:
не подозреваю ли я кого-нибудь в том, что сделано, кто под¬
ложил машину? Я наивнейшим образом сказал, что совер¬
шенно никого не подозреваю, что я личных врагов не имею,
политические мои враги в то время были не анархисты, а
«Союз русского народа», т. е. крайние правые, и что я не мо¬
гу себе представить, чтобы эти лица могли сделать на меня
покушение и еще в таком ужасном виде, потому что если бы
это покушение совершилось, то пострадал бы не только я, но
могла пострадать моя жена и моя прислуга.Они в это время осматривали все. Между прочим, дворник
им показал, что за несколько дней до этого или днем ранее
этого, 28-го числа, подходил к нему какой-то господин в до¬
хе, так что воротник был поднят и лицо его было незаметно,
и что он спрашивал у дворника, где находятся моя спальня и
спальня моей жены. Дворник ответил, что он этого не знает.
Тогда он сказал, что если граф и 1рафиня спят с левой сторо¬
ны, то он советует перейти направо. Подозревая, что этот
господин есть, вероятно, из той шайки, которая мне подло¬
жила адскую машину, я не понимал, почему он советует пе¬
рейти с левой стороны дома на правую, потому что направо
спальня моя и жены, а налево комнаты были пусты. Они мне
спустили адскую машину на левую сторону дома, поэтому я
думал, что дворник спутал, что, может быть, тот человек со¬
ветовал перейти с правой на левую, но потом я случайно
разъяснил, в чем дело.Затем последовали все допросы вне дома. Вечером, часов в
11, вернулась моя жена из театра и была крайне удивлена тою
массою полицейских и судебных властей, которые наполняли
мои комнаты.Рассматривая все, делая всевозможные исследования, ни¬
кто из судебных властей и полицейских не догадался пойти
на крышу и посмотреть, есть ли какие следы хода к той трубе,
которая соответствует той комнате, во вьюшке которой най¬
дена адская машина. Между тем в этот вечер ко мне пришел
курьер, который был при мне, когда я был министром фи¬
нансов и потом председателем Совета министров, Николай
Карасев, человек очень смышленый. Он сейчас же полез на¬
верх и усмотрел, так как в это время был снег и все крыши
были в снегу, что есть след, идущий с крыши соседнего дома
Лидваля к этой трубе, о чем он и передал судебному следова¬
телю, и тогда судебный следователь проверил это только на
следующий день и действительно нашел эти следы.Затем Николай Карасев передал мне свое соображение,
что, по его мнению, надлежит проверить все трубы, не име¬
ются ли еще где адские машины, но я проверить никак не
мог, так как это было поздно ночью. Все власти уже поразъе¬314
хались, а агенты охранного отделения, находившиеся при
мне, смотрели на все это как посторонние зрители. При та¬
ких условиях мы с женой легли спать, но, конечно, сна не
могло быть особенно спокойного при таких обстоятельствах;
к счастью, у меня жена очень решительная и твердая женщи¬
на, а поэтому мне ее успокаивать было не нужно, скорее она
своим хладнокровием успокаивала мои нервы.Мы не знали, к кому же обратиться, чтобы проверить тру¬
бы, нет ли в других трубах адской машины. Мы боялись, если
мы обратимся к нашим трубочистам, то, может быть, они и
подложат машину, или во всяком случае тогда скажут, что
это, мол, трубочисты наши подложили машину; вследствие
этого моя жена обратилась к генералу Сперанскому, заведую¬
щему Зимним дворцом, прося его прислать дворцовых трубо¬
чистов. Генерал исполнил просьбу, и на другое утро, 30 янва¬
ря, все трубы были проверены, причем в соседней трубе была
найдена вторая адская машина, которая таким образом пере¬
ночевала в трубе.Эта адская машина попала не в верхний этаж, а в нижний,
в запасную трубу, которая проходит мимо трубы, идущей к
камину, находящемуся в столовой, и так как машина не на¬
шла себе упора, то лица, покушавшиеся на мою жизнь, при¬
вязали ее наверху к трубе, так что она висела в нижнем эта¬
же, как раз в столовой в запасной трубе.Сейчас же вторично было дано знать охранному отделе¬
нию, и агенты охранного отделения вынули эту вторую ма¬
шину; разрядил ее тот же Комиссаров и нашел, что эта адс¬
кая машина совершенно такой же системы, как и первая,
причем этот факт ясно показал, что та полицейская и судеб¬
ная публика, которая накануне вечер проводила у меня для
того, чтобы раскрыть, кто подложил первую машину, очень
мало заботилась о моей безопасности и о безопасности моего
дома, а заботилась гораздо более раскрыть и доказать что-то
другое.Когда при первом допросе меня судебный следователь
спрашивал, подозреваю ли я кого-нибудь, и намекал на мою
прислугу, я ответил, что я за свою прислугу ручаюсь и уверен,
что никто из них не мог этого сделать и никогда не сделает.
Я тогда с своей стороны обратился к полковнику Герасимову
и спросил: «А вы думаете, кто бы мог сделать покушение?»
Он ответил, что он точно не знает, но, может быть, это кто-
нибудь из правых.Затем эти машины были переданы в лабораторию артилле¬
рийского ведомства для того, чтобы сделать экспертизу. Экс¬
пертиза нашла, что машины эти не взорвались потому, что
они были уложены в ящики, которые не могли дать полный
ход молоточку будильника, в машине находящемуся, и по¬
этому молоточек будильника не мог разбить трубочки с сер¬315
ной кислотой, а вследствие этого и машины не могли взор¬
ваться.Затем лаборатория артиллерийского ведомства нашла, что
в остальном машины сделаны очень хорошо и они должны
были взорваться от двух причин: или от биения молоточка
будильника, или если будильник не действовал, то тогда от
топки печи. Будильники действовать не могли, вследствие то¬
го что машины были вложены в узкие ящики. А что касается
второй причины, то случайно она не могла иметь места пото¬
му, что спустили первую машину в такую комнату, где печь и
не топилась каждый день, а раза 2—3 в неделю; вторая же ма¬
шина, которая была вложена в запасную трубу, если от бу¬
дильника взорваться не могла, то, так как она находилась в
трубе, которая не топилась, она не могла взорваться и от топ¬
ки; таким образом, вторая машина могла взорваться только
от детонации, т. е. если бы взорвалась первая машина, то от
детонации взорвалась бы и вторая. Таким образом, первая и
сама могла только взорваться от топки печи вследствие узко¬
сти ящика, а вторая машина могла взорваться только по силе
детонации в случае взрыва первой машины.Затем явился вопрос: какие же могли быть последствия, если
бы машины взорвались? В этом отношении экспертиза дала то
показание, что была бы разрушена стена, могли быть поврежде¬
ны комнаты, как те, в которых были заложены машины, так и
соседние, но так как я и моя жена были в спальне, то вред нам
мог быть произведен случайно, если бы мы случайно находи¬
лись в столовой или в тех комнатах. Так как будильник был по¬
ставлен на 9 часов, то обыкновенно в 9 часов в тех комнатах мы
не бывали; в столовой случайно могли быть в 9 часов вечера, а
что касается того, что если бы машины взорвались от топки, то
вопрос зависел от того, когда топка была, во всяком случае яс¬
но, что покуситель ошибся: он полагал, что мы находимся в тех
комнатах в той стороне дома, в которой мы не находились и
там никто не жил, а в ближайших только жила прислуга, и при¬
слуга могла бы пострадать.Как я сказал, экспертиза указала на то, что стены были бы
разрушены, может быть, потолки были бы разрушены первого
и второго этажей, но вообще экспертиза, по-видимому, тоже
старалась указать, что разрушения хотя и были бы, но не гро¬
зили всему дому.На другой день, конечно, во всех газетах было напечатано
о случае. Ко мне явились некоторые из моих друзей, наших
знакомых, и, между прочим, явился министр двора, но явил¬
ся не как министр двора, а просто как наш добрый знако¬
мый. Его величество и его семья никакого жеста по поводу
раскрытого покушения не сделали и никакого внимания мне
не оказали.На другой день я получил анонимное письмо, в котором316
мне сообщалось, что я должен послать 5 тыс. руб. в конверте
в Народный дом в какое-то помещение, что там будет чело¬
век, который примет эти 5 тыс. руб. Я это письмо вложил в
конверт и отправил директору департамента полиции того
времени Трусевичу. Трусевич был у меня в тот же самый день
вечером, когда была положена и открыта адская машина. Я
никакого ответа от Трусевича не получил.Прошло несколько дней, я получил вторично анонимное
письмо, в котором мне сообщалось, что вот я не ответил на
первое письмо, а вследствие этого на меня будет сделано вто¬
рое покушение, и чтобы я ответил с посланным, который
должен вручить это письмо человеку, стоящему на одной из
улиц, прилегающих к Невскому проспекту. Тогда я дал это
письмо агенту охранного отделения, который был при моем
доме, и рассказал ему, в чем дело, и сказал ему, чтобы он на¬
крыл преступника. Агент охранного отделения преступника
не накрыл, и затем я его больше не видел никогда, так как
агенты охранного отделения несколько раз менялись и тогда
были переменены, а письмо тоже мне не было возвращено, а
агентом было передано в охранное отделение.Меня с первого раза удивил способ ведения расследова¬
ния: во-первых, прежде всего самым покушением на меня
никто, собственно, не интересовался, и агенты охранного от¬
деления, и судебное ведомство совсем не интересовались фак¬
том покушения на меня и раскрытием покусителей, а все как
бы желали напасть на след и возможность придраться и ска¬
зать, что, мол, это была симуляция преступления, что в сущ¬
ности адские машины были спущены не с трубы, а положены
прямо во вьюшку из дому.Это предположение опровергаюсь после того, как была
найдена другая адская машина в трубе, спущенная и привя¬
занная веревкой наверху трубы. Допрос, который сделал су¬
дебный следователь Гурьеву у себя, не у меня на квартире,
прямо был такого рода, что видно было, что судебная власть
очень бы желала того, чтобы прийти к заключению, что это
преступление было симуляцией, а не истинным покушением.
Но им не удавалось на этой почве найти какой-нибудь базис.
Точно так же обратило их внимание, почему это ящик и ве¬
ревка были чистые, и это дало повод как бы направить след¬
ствие к тому, что самая чистота ящика и веревки показывает,
что эта машина была заложена изнутри. Между тем дело объ¬
яснялось просто: так как печь топилась редко, а труба чисти¬
лась одинаково всякий раз, как приходили трубочисты, кото¬
рые чистили трубы всех печей, и тех, которые топились, и
тех, которые не топились или мало топились, то поэтому все
трубы и были чисты, но на это следователь не обратил ника¬
кого внимания. Видимо, мысль была направлена к тому, что¬
бы найти симуляцию.317
Затем производилось следствие. В производстве следствия
я в курсе не был, только слыхал несколько раз от судебных
властей, что следствием открыть преступников не могут, но
вот о том, что это преступление было симулировано, т. е. что
преступления не было, а только была какая-то комедия пре¬
ступления, то эта версия была так распространена полицией
и судебным ведомством, что она достигла в ближайшие дни и
верха. Как мне передавали некоторые лица, которым я не
имею права не доверять, хотя был бы рад, если бы это было
не так, что первые дни даже государь высказывался в том
смысле, что не я ли сам себе подложил адскую машину, что¬
бы мой дом взорвать, для того чтобы приобрести более попу¬
лярности и обратить на себя внимание. И когда ему было
указано, что маловероятно, чтобы граф Витге мог такую вещь
сделать, то он сказал: «Может быть, действительно граф Вит¬
те не может сделать, а может быть, по его желанию его зна¬
комые, его доброжелатели, которые думали таким образом
увеличить его популярность». Но должен сказать, что это бы¬
ло недолго и, вероятно, в зависимости от тех рассказов и на¬
строение наверху менялось. Очевидно, что государь импера¬
тор сам мог знать об этом деле постольку, поскольку ему до¬
кладывали; поэтому если его величество выражал такое мне¬
ние, то, следовательно, ему в этом смысле докладывали и
председатель Совета министров Столыпин, и министр юсти¬
ции, между прочим, большой негодяй — Щегловитов.Что Щегловитов хотел укрепить именно эту версию, это я
знаю из того, что некоторые члены Государственного совета
и, между прочим, мой большой приятель — Стахович, това¬
рищ министра юстиции по школе правоведения, мне говорил,
что после покушения на меня был разговор в Государствен¬
ном совете во время антракта, и некоторые указывали на воз¬
мутительность такого покушения, и министр юстиции харак¬
терно улыбнулся и заметил, что да, может быть, это покуше¬
ние было в сущности сделано лицами, живущими в доме гра¬
фа Витте, может быть, и с его ведома.Министр юстиции, который позволяет себе такого рода ве¬
щи говорить, какого имени он заслуживает? Он заслуживает
именно то имя, с которым, наверно, сойдет с поста министра
юстиции, которое он достаточно заслужил в общественном
мнении России, т. е. название каторжника.Я об этом разговоре в Государственном совете не знал,
мне его передавали уже через несколько месяцев после того,
как он имел место.Через 2—3 месяца после этого покушения я встретил ми¬
нистра юстиции в Государственном совете (Государственный
совет тогда заседал в Дворянском собрании на Михайловской
площади) и спросил министра юстиции, а в каком положении
расследование, раскрыты преступники или не раскрыты? На318
это мне министр юстиции сказал: «Нет, еще покуда не рас¬
крыты, а кстати, я сегодня говорил по вашему делу с госуда¬
рем императором». Я спросил, по какому поводу. Он сказал:
«Вы знаете, артиллерийское ведомство сделало исследование
того особого рода динамита, который был вложен в машины;
так как это взрывчатое вещество в первый раз попало в руки
артиллерийского ведомства и, по-видимому, оно венского из¬
готовления, поэтому с разрешения судебной власти одна
склянка динамита была взорвана за городом, там, где проис¬
ходит стрельба пушками, и оказалось, что это вещество такой
силы, что если бы эти машины взорвались у вас в доме, то не
только бы ваш дом был бы весь взорван и снесен, но той же
участи в значительной степени подвергся бы и соседний дом
Лидваля».Тогда я его спросил: «А что же государь на это сказал?» Он
говорит: «Вынул из ящика своего стола план вашего дома,
подробно мне показывал по плану, как и где были положены
адские машины, а когда я заметил его величеству о том, что
эти взрывчатые вещества были такой силы, то его величество
мне заметил: «Ну, если кладут адские машины, то ведь не для
того, чтобы шутить». Из этого я усматриваю, что к тому вре¬
мени мысль его величества о том, что я или кто-нибудь из
моего дома могли подложить машины для моей популярно¬
сти, уже потеряла силу, и государь уже об этом более не соиз¬
волил говорить. Я повторяю, что уверен, что государь повто¬
рял то, что ему говорили. Я только одно не могу вспомнить
без боли в сердце, что его величество, после того как я слу¬
жил его отцу и ему около 15 лет, жертвуя и своим благополу¬
чием, и своими материальными средствами, и своею жизнью
для него и для родины, может настолько меня не знать, что¬
бы тому лицу, которое ему высказало такое предположение,
не повелеть молчать и такой гнусности никому не говорить.Затем уже после, значительно после, я совершенно случай¬
но узнал, кто был тот господин, который подходил к моему
дому за день-два до предполагаемого взрыва и который пре¬
дупредил дворника, чтобы я перешел с левой стороны и пере¬
нес спальню мою и спальню жены на правую сторону.Я дальше расскажу формальную часть следствия, а покуда
я рассказывал предварительную часть дела, освещая событие,
как оно имело место, какие впечатления я вынес и что я по
этому делу узнавал.Как я говорил, через много времени после совершения
этого преступления мне один знакомый передавал, что к нему
приехал один студент Политехнического института и переда¬
вал ему, но под честным словом, что он этого никому не пе¬
редаст. Он мне передал это, а потому я и не считаю возмож¬
ным указать это лицо. Так, этот студент рассказал ему, что он
сын офицера пограничной стражи (генерала), что на сестре319
его матери женат Казаринов. Этот Казаринов — вице-предсе¬
датель «Общества Михаила Архангела», образованного Пу-
ришкевичем,— это одна из партий подкупных борцов за со¬
хранение устоев, приведших нас к японской войне и к 17 ок¬
тября 1905 г. как последствию этой войны.Вот приехал его отец и остановился у Казаринова, женато¬
го на сестре его жены. Он нашел, что Казаринов занимается
устройством двух адских машин, и, когда его спросил этот ге¬
нерал, для кого эти машины приготовляются, он сказал, что
мы приготовляем, чтобы взорвать графа Витте и его дом. Так
как я имею гордость считать как учащихся, так и учащих в
Политехническом институте, а равно и пограничную стражу в
числе моих поклонников и доброжелателей, то этот генерал
сказал Казаринову, что если бы он не был ему родственник,
то он сейчас же бы дал знать полиции, а теперь он больше у
него оставаться не может, и сейчас же от него уехал и потом
перестал бывать у него.Затем студент говорил, что он знает, что за несколько
дней до 29 января, когда подложили мне адские машины, то
сам Казаринов переехал в маленький дом, находящийся про¬
тив моего дома. Дом деревянный, где внизу находится трак¬
тир, а наверху второстепенные меблированные комнаты. По¬
селился Казаринов в этих комнатах, для того чтобы наблю¬
дать за картиной взрыва моего дома, который должен был со¬
вершиться 29 января в 9 часов утра. За день до этого у него
заболел дифтеритом его ребенок. У Казаринова вследствие ре¬
лигиозного экстаза, вызванного смертельной болезнью его
ребенка, разыгралось угрызение совести: он не мог остано¬
вить преступления, но он подошел к дворнику и дворнику
сказал, чтобы я переходил с левой стороны дома на правую,
т. е. место более безопасное, не объясняя причины и не зная,
что я живу именно на правой стороне, а не на левой. Он ду¬
мал, что я живу на левой стороне потому, что вечером и
ночью на левой стороне было гораздо темнее, а на правой
светлее, ибо у нас и в спальне вечером горит огонек.Я об этом эпизоде не мог передать следственной власти,
потому, собственно, этот эпизод не вошел в следствие, так
как я не хотел компрометировать этого студента Политехни¬
ческого института, а равно и его отца, ибо я должен был бы
все семейство Казариновых между собою расстроить, а о том,
что Казаринов такой субъект, который на такую вещь вполне
способен, то это известно всем тем, кому известно, что такое
Казаринов.Меня тогда же очень удивило отношение ко всему этому
делу тех охранников, которые были при мне. Я в скором вре¬
мени убедился, что эти охранники были поставлены около
моего дома не для того, чтобы меня охранять, а чтобы за
мною следить, а в случае надобности и скомпрометировать.320
Только в последние месяцы я не замечаю около себя охран¬
ников, а в прежнее время они постоянно филировали около
моего дома и даже имели квартиру в соседнем доме, чтобы
следить за мною, за тем, что у меня делается и что я делаю,
дабы в случае какой-нибудь некорректности с моей стороны
меня скомпрометировать там, где это было нужно. Но так как
я никакой компрометации не боялся и не имею основания
бояться, то я этому не придавал значения, но только в ско¬
ром времени просил уволить меня от агентов охранного отде¬
ления в том смысле, чтобы они не ходили в моем доме. Но
если в настоящее время за мною не следят, то я не могу быть
уверенным, чтобы швейцар моего дома не был агентом охран¬
ного отделения. Тем не менее если швейцар — человек очень
исправный, то мне безразлично, если он докладывает, куда
ему следует, о том, кто у меня бывает, и я этим швейцаром
дорожу. По этому поводу я припоминаю такой разговор с
графом Милютиным: как-то он рассказывал, что когда он
был военным министром, то у него был один курьер, который
очень долго у него служил; когда он оставил пост военного
министра и хотел переселиться в Ялту, то этот курьер не со¬
гласился поехать с ним. Он очень опечалился, но ему кто-то
из лиц, близких к департаменту полиции, сказал: «Зачем,
граф, вы печалитесь, ведь этот курьер, понятно, не может по¬
ехать в Ялту, потому что здесь он получал двойное содержа¬
ние, от вас и от охранной полиции, ибо он агент секретной
полиции, и от секретной полиции он получает больше, чем от
вас, и естественно, что первого он не хочет лишиться». Из
этого видно, что граф Милютин в течение многих лет, будучи
военным министром, ближайшим лицом к императору Алек¬
сандру II, все-таки подвергался надзору, вероятно, со сторо¬
ны шефа жандармов графа Петра Шувалова. Граф Милютин
мне рассказал это с соболезнованием. Я же с своей стороны,
если мой швейцар агент охранного отделения, что я более не¬
жели подозреваю, этим доволен, так как имею хорошего
швейцара сравнительно за недорогую плату.26 мая того же года заседание Государственного совета бы¬
ло отменено вследствие полученных сведений, что готовится
террористический акт. Сведение это было передано председа¬
телю Государственного совета Акимову, и поэтому заседание
было перенесено на 30 мая. Накануне заседания ко мне вече¬
ром приехал Иван Павлович Шипов, бывший министр фи¬
нансов в моем министерстве, и предупредил меня, чтобы я
30-го не ездил в заседание Государственного совета, потому
что меня предполагают дорогой убить бомбой; причем мне
передал, что это сведение он имеет от Лопухина, что Лопу¬
хин, который живет в одном доме и на одной и той же лест¬
нице, как и он, зашел к нему, хотя он с Лопухиным домами
не знаком, и сказал ему, что так как он знает, что Шипов321
очень дружен со мною, то он считает необходимым его пре¬
дупредить, что предполагается завтра, когда я буду ехать в Го¬
сударственный совет или обратно, бросить в меня бомбу.
Причем я должен сказать, что Лопухин, после того как он
был уволен от службы, вошел совсем в кадетскую партию
вместе с князем Урусовым, и так как он был специалистом
по всяким розыскам и вообще по делам секретной полиции,
то он занимался в этой партии специально вопросами сыска,
т. е. контролем над тем, что делает секретная полиция, ибо
уже тогда вполне обнаружилось, что секретная полиция не
брезгает никакими средствами для расправы с теми, которых
она считала своими врагами, или с теми лицами, которые не¬
навистны кому-либо из высших власть имущих. Я сказал
Шипову, что я ему очень благодарен, но что я сожалею, что
это он мне сказал, потому что, может быть, я завтра на засе¬
дание не поехал бы, но раз меня предупреждают, что завтра,
когда я буду ехать туда или обратно, в меня бросят бомбу, раз
известно, что это Шипову передал Лопухин и Лопухину, как
сказал он, это достоверно известно от членов Государствен¬
ной думы,— это была вторая Государственная дума, крайне
левого направления,— которые считали нужным предупредить
меня, потому что в сущности это покушение исходит не от
левых, таким образом, следовательно, об этом покушении из¬
вестно стольким лицам, что если я не поеду в Государствен¬
ный совет и обратно, то, очевидно, я покажу свою трусость;
поэтому я решил ехать. Единственная предосторожность, ко¬
торую я принял по настоянию моей жены, была та, что я ут¬
ром поехал завтракать к Быховцу, женатому на сестре моей
жены, и оттуда поехал в Государственный совет не в своем
автомобиле, а в его карете.Я приехал в Государственный совет и просидел там все за¬
седание; никакого покушения не было. Когда я выходил из
Государственного совета, то я никак не мог найти карету Бы-
ховца, потому что кучера я не спросил о его имени и первый
раз его видел, и кучер меня, видимо, ранее не видел. Вследст¬
вие этого, не будучи в состоянии найти экипаж, я пошел до¬
мой пешком; пошел по Невскому проспекту мимо Европей¬
ской гостиницы, затем встретил порядочного извозчика, сел
на него и приехал домой. Таким образом, я пришел к тому
заключению, что в данном случае была ложная тревога.На следующий день во всех газетах появилось, что 29 мая
около Пороховых, близ Ириновской железной дороги, в лесу
исправительной колонии убит неизвестный человек в то вре¬
мя, когда он изготовлял бомбу, и что, по слухам, эта бомба
предназначалась для какого-то члена Государственного сове¬
та. Поэтому мне нетрудно было догадаться, что на меня не
было сделано покушения 30 мая именно потому, что, вероят¬
но, главный покуситель был убит.322
Следствие по этим делам производилось в течение почти 3
лет. Я по мере производства следствия получал от судебного
следователя документы, но только те, которые мог получать
потерпевший согласно закону, т. е. только одни показания
допрашиваемых и свидетелей. Дело об убийстве лица около
Пороховых, которое приготовляло бомбу, производилось од¬
ним следователем; дело покушения на меня производилось
другим следователем; дело о приготовлении к моему убийству,
приготовлении, которое делалось в Москве, производилось
третьим следователем, и все эти следователи действовали не¬
зависимо друг от друга, а затем и менялись. Я увидел, что, в
особенности при алчном желании замять дело, следствие это
ни к чему прийти не могло. Я с своей стороны тщательно со¬
бирал по этому предмету документы, те, которые мог собрать,
и преимущественно официального характера, за подписью
чинов судебного ведомства.Видя, что следствие производится нарочно для того, чтобы
не раскрыть преступления, я несколько раз обращался к про¬
курору судебной палаты Камышанскому. Камышанский был
назначен прокурором судебной палаты во время моего мини¬
стерства и по моему настоянию. Так как в мое министерство
петербургский судебный округ и главным образом прокурату¬
ра совершенно почти забастовали, т. е. боялись энергичных
действий, я на это обращал внимание министра юстиции.
Министр юстиции мне говорил, что нет соответствующего
прокурора судебной палаты, так как прокурор судебной пала¬
ты Вуич назначен директором департамента полиции, и он не
может подыскать соответствующего лица; что между товари¬
щами прокурора есть люди очень энергичные, но только лю¬
ди крайне правого направления. На это я заметил, что я не
вижу препятствий к тому, чтобы был человек правого направ¬
ления, лишь бы только в точности исполнял законы и не бо¬
ялся решительных мер. Таким образом Камышанский, срав¬
нительно совсем молодой человек, был назначен прокурором
судебной палаты.Вследствие этого, вероятно, Камышанский относился ко
мне с некоторым уважением и благодарностью.Видя, что следствие так производится, что, очевидно, не
желают раскрыть преступления, я его пригласил как-то к себе
и начал ему говорить о крайне безобразном ведении следст¬
вия. На это мне Камышанский ответил буквально следующее:
«Ваше сиятельство, вы совершенно правы, но мы, т. е. проку¬
ратура и следователи, иначе не можем поступать. С первых же
шагов для нас сделалось ясным, что, для того чтобы раскрыть
и обнаружить все дело, необходимо тронуть и сделать обыски
у таких столпов вновь явившихся спасителей России, как
доктор Дубровин, между тем мы сделать этого не можем».Я его спросил: «Почему вы этого сделать не можете?» На323
что он мне ответил: «Вот почему: потому что если мы только
этих лиц арестуем и сделаем у них обыски, то мы не знаем,
что мы там найдем, наверно, нам придется идти дальше и вы¬
ше». Затем он кончил так: «Пусть нам скажет министр юсти¬
ции, что мы не должны стесняться и можем арестовать Дуб¬
ровина и подобных ему лиц; и затем если, как это несомнен¬
но, они выдадут лиц, выше их стоящих, то что мы можем ид¬
ти дальше и за это не подвергнемся никакой ответственности.
А раз нам такого указания не дадут и не дают, то естественно,
что мы следствие крутим с целью замазать истину».Вследствие этого я был у министра юстиции. Не говоря
ему о разговоре моем с Камышанским, я ему говорил о край¬
не безобразном ведении всего дела и что ведется нарочито для
того, чтобы не обнаружить то, что происходило. Министр юс¬
тиции отговаривался, говорил, что он потребует дело. Он по¬
требовал от прокурора судебной палаты записку по сему делу.
Прокурор ему дал записку и копию записки дал мне. В этой
записке прямо указано, где виновные и по какому пути сле¬
дует идти, чтобы найти виновных, но министр юстиции опять
не принял решительно никаких мер.Поэтому я был вторично у министра юстиции и ему резко
в конце концов сказал: «Знайте, что вы меня доведете до то¬
го, что я сделаю скандал, и скандал для вас и для правитель¬
ства весьма неприятный». Это было последнее свидание мое с
министром юстиции, и после этого я прервал с ним всякие
личные сношения.Тем не менее в течение 3 лет, в которые производилось
следствие, многие побочные обстоятельства послужили к вы¬
яснению дела, и главным образом газетные статьи главного
лица, которое совершало на меня покушения посредством
бомбы, Федорова, бежавшего за границу и описавшего в газе¬
те «Matin», каким образом эти покушения готовились и как
одно из них посредством адской машины было произведено.Через 3 года судебный следователь сделал постановление,
что за нерозыском тех лиц, которые покушались на мое убий¬
ство, и за смертью руководителя этих лиц — Казанцева дело
это прекращается.Все это дело находится в моем архиве и в нескольких эк¬
земплярах в различных местах для того, чтобы на случай, ес¬
ли пропадет один экземпляр, остался другой, так как дело это
характеризует то положение дела, в котором очутилась Россия
после управления Столыпина и Щегловитова. Дело это, со¬
ставленное из официальных документов, несомненно уста¬
навливает следующие факты: Казанцев — гвардейский солдат
в отставке — был один из агентов охранного отделения, кото¬
рых покойный Столыпин именовал идейными добровольца¬
ми, т. е. такими лицами, которые занимались делами секрет¬
ной полиции, охраной и убийствами тех лиц, которых они324
считали левыми и вообще опасными для реакционного тече¬
ния.Этот агент охранного отделения принимал участие в убий¬
стве Герценштейна в Финляндии, совершенном агентами ох¬
ранного отделения и агентами «Оиоза русского народа», ко¬
торый в то время слился с охранным отделением так, что
трудно было найти, провести черту, где кончаются агенты
секретной полиции, охранного отделения и где начинаются
деятели так называемого «Союза русского народа», действую¬
щего в Петербурге под главным начальством доктора Дубро¬
вина, а в Москве — Грингмута и затем после его смерти про¬
тоиерея Восторгова.Убийство Герценштейна произведено под главным началь¬
ством доктора Дубровина агентами полиции и союзниками.
Затем у главы «Союза русского народа» явилась мысль убить
и меня. Об этом вопросе было обсуждение между главными
союзниками; об этом, вероятно, знал и градоначальник Jlay-
ниц. Пресловутый князь М. М. Андроников, конечно, втерся
в «Союз русского народа» и к Дубровину, и к Лауницу, и так
как он у них узнал, что в случае если я возвращусь в Россию,
то меня убьют, то и дал мне телеграмму в Париж, чтобы я не
возвращался, телеграмму, о которой я говорил ранее.Секретарь доктора Дубровина Пруссаков, который затем
рассорился с Дубровиным и дал показание судебному следо¬
вателю, указал, что Дубровин говорил своим сотрудникам о
необходимости меня убить и, главное, овладеть документами,
которыми я обладал и которые находятся у меня в доме, что
будто бы (чему я не верю) на необходимость уничтожить все
находящиеся у меня документы имеется высочайшее повеле¬
ние, ему переданное.Таким образом, Дубровин очень интересовался и науськи¬
вал некоторых лиц на то, чтобы меня убить и овладеть моим
домом или его разорить. Из следствия видно, что исполнение
этой задачи взяли на себя не Дубровин и петербургские союз¬
ники, а почли более удобным поручить это дело московским
союзникам, а для сего Казанцева, который участвовал в убий¬
стве Герценштейна, так сказать, командировать в Москву.В Москве Казанцев поступил под главенство графа Букс-
гевдена, чиновника особых поручений при московском гене¬
рал-губернаторе, и как бы поступил к нему управляющим его
домом, хотя его домом, собственно, не занимался, а имел ка¬
кую-то кузницу около Москвы, где, между прочим, и изго¬
товлялись различные снаряды.Таким образом, ясно, что петербургская боевая дружина,
находящаяся в главном распоряжении Дубровина, не реши¬
лась совершить на меня покушение, боясь, что сейчас же бу¬
дет открыта, и для отвода глаз это поручение передала в Мос¬
кву. В дальнейшем главную роль играли: граф Буксгевден, чи¬325
новник особых поручений при московском генерал-губерна¬
торе, и агент охранного отделения и вместе с тем член «Сою¬
за русского народа» и монархических крайних московских
партий Казанцев.Казанцев приобрел некоего Федорова; Федоров был ис¬
кренним революционером, анархистом, хотя рабочим, по ум¬
ственным способностям полукретин; затем другого рабочего,
тоже крайне левого направления, Степанова.Из Москвы экспедиция, состоящая из этих трех лиц, при¬
ехала в Петербург, остановилась в меблированных комнатах,
находящихся близ Невского проспекта, значит, в самом цент¬
ре города. Затем, очевидно, Казанцев имел сношения и с
здешними крайними правыми группами, а именно с Дуброви¬
ным, а также и с группой Михаила Архангела, если в то вре¬
мя Казаринов уже был в этой группе, а может быть, еще в то
время он был в группе Дубровина.Эти лица, вероятно, адские машины получили от Казари-
нова, поэтому Казаринов, интересуясь, какое разрушение
произведут эти машины, и поселился против моего дома в
меблированных комнатах, о чем я говорил ранее.29 января они через соседний дом Лидваля прошли, под¬
нялись там на крышу сарая, с этой крыши пролезли на кры¬
шу моего дома, где помещаются кухни и людские, а оттуда по
крыше влезли на крышу моего главного фасада и заложили
адские машины; очевидно, они ожидали взрыва в 9 часов ве¬
чера, но взрыв не последовал. Так как взрыв не последовал,
то из следствия видно, что на другой день тот же самый Фе¬
доров был отправлен к моему дому утром и должен был
влезть опять тем же путем на крышу и бросить в эти трубы
тяжесть, которая должна была разбить адские машины и тем
произвести взрыв, но когда он подходил к дому, то его пре¬
дупредил Казаринов, что все раскрыто, машины из труб вы¬
нуты, и поэтому эти лица с огорчением возвратились в Моск¬
ву, причем Федорову и Степанову было внушено, что я дол¬
жен быть убит по решению главы революционно-анархиче-
ской партии, как крайний ретроград, который подавил рево¬
люцию 1905—1906 гг.Приехавши в Москву, как показывает то же следствие, тот
же самый Федоров под руководством Казанцева убил депутата
первой Государственной думы и одного из редакторов «Рус¬
ских ведомостей», Иоллоса. Совершив это убийство, они из¬
готовили уже там бомбы и приехали в Петербург для того,
чтобы бросить мне бомбу, когда я буду ехать на улице.Из того же следствия видно, что в Москве всем этим руко¬
водил чиновник при московском генерал-губернаторе граф
Буксгевден и что он, т. е. Буксгевден, когда Казанцев должен
был совершать через Федорова мое уничтожение, приезжал в
это время в Петербург.326
Я Буксгевдена лично не знаю, по рассказу же бывшего мо¬
сковского генерал-губернатора Дубасова и его супруги граф
Буксгевден представляет собою на вид человека очень скром¬
ного, сам он состояния не имеет, но его жена имеет, и чело¬
век он более нежели ограниченный.Когда вторично приехал сюда Казанцев вместе с Федоро¬
вым и Степановым, то тогда уже была вторая Государствен¬
ная дума открыта, и Степанов передал некоторым из членов
Думы крайней левой партии о причинах, почему они приеха¬
ли и, затем, как они убили Иоллоса.Эта партия, крайняя левая, всполошилась и объяснила
Федорову и Степанову, что они являются игрушками в руках
черносотенной партии, что Иоллос убит по постановлению
черносотенной партии их руками. Казанцев уверил Федорова,
что Иоллоса нужно было убить, потому что Иоллос похитил
значительные суммы денег, которые были собраны на рево¬
люцию.Вследствие такого разоблачения Федоров решил убить Ка¬
занцева, чтобы отомстить ему за его обман. И вот решено бы¬
ло бросить мне бомбу, когда я буду ехать в Государственный
совет. 29 мая они поехали недалеко от Пороховых начинять
взрывчатым веществом бомбу, которую они привезли с собою
из Москвы. В то время, когда Казанцев начинял эту бомбу,
Федоров подошел к нему сзади и кинжалом его убил, пробо¬
дав ему горло. Таким образом, Бог спас меня и вторично.Затем, так как Казанцев был агентом охранного отделе¬
ния, для меня несомненно, что все, что он делал, было изве¬
стно и петербургскому охранному отделению, и «Союзу рус¬
ского народа», и когда он был убит, то сейчас же полиция уз¬
нала, кто убит, тем не менее полиция сделала так, как будто
убит неизвестный человек, и дала время, чтобы как Федоров,
так и Степанов могли скрыться, потому что, очевидно, если
бы они были арестованы, то все дела были бы раскрыты и
было бы раскрыто, откуда было направлено покушение на
мою жизнь.Когда Федоров и Степанов скрылись, тогда Степанов
скрылся где-то в России и до сих пор, вероятно, находится в
России, но полиция во время Столыпина все время делала
вид, как будто она его найти не может. А Федоров перебрался
через финляндскую границу в Париж и там сделал все разоб¬
лачения.Вследствие моих настояний судебный следователь потребо¬
вал от Франции возвращения Федорова; я настаивал о том
перед министром юстиции. Наконец после долгих, долгих
промедлений Федоров был потребован, но правительство
французское Федорова не выдало, и когда я был в Париже и
спрашивал правительство о причинах, то мне было сказано,
что Федоров обвиняется в политическом убийстве, а по суще¬327
ствующим условиям международного права виновные в поли¬
тических убийствах не въедаются; но при этом прибавили: ко¬
нечно, мы бы Федорова выдали ввиду того уважения, которое
во Франции мы к вам питаем, тем более что Федоров в конце
концов является все-таки простым убийцей, но мы этого не
сделаем, потому что, с одной стороны, русское правительство
официально требовало выдачи Федорова, а, с другой стороны,
словесно нам передает, что нам было бы приятно, если бы
наше требование не исполнили.Я знал, что правительство будет отказываться, что Казан¬
цев есть агент охранного отделения, и поэтому старался
иметь в руках к этому доказательства. Сколько раз я ни обра¬
щался к судебному следователю, но он по этому предмету не
делал никаких решительных шагов, он все требовал от охран¬
ного отделения и от директора департамента полиции, чтобы
ему дали ту записку, которую я получил после того, как у ме¬
ня были заложены адские машины, в которой меня уведомля¬
ли, что от меня требуют 5 тыс. руб. и что в противном случае
на меня будет сделано второе покушение, именно ту записку,
которую я имел неосторожность передать директору департа¬
мента полиции. На все его требования этой записки он не
получал под тем или другим предлогом.Наконец я вмешался в это дело, писал директору департа¬
мента полиции, просил вернуть записку; директор департа¬
мента полиции долго не отвечал и потом ответил, что он эту
записку передал в охранное отделение, ну а там ее найти не
могут.Перед самым окончанием следствия судебный следователь
Александров получил явное доказательство, что Казанцев есть
агент охранного отделения, и так как он, видимо, был вы¬
нужден вести все следствие таким образом, чтобы свести на
нет, то, вероятно, из угрызения совести в последний раз, ког¬
да он у меня был, он мне показал фотографический снимок
записки и спросил, та ли это записка, которую я послал ди¬
ректору департамента полиции и в которой требовалось от
меня 5 тыс. руб. Я посмотрел и говорю: «Та самая, где это вы
эту записку достали?» Он мне сказал буквально следующее:
«У меня есть другое дело, дело не политическое, и мне нужен
был почерк одного агента сыскного отделения петербургского
градоначальства; поэтому я пошел в это отделение, чтобы по¬
просить образец почерка этого агента сыскного отделения. На
это заведующий архивом отделения сказал: «У нас здесь есть
почерки всех агентов как сыскного, так и охранного отделе¬
ния, так как при Лаунице охранное и сыскное отделения бы¬
ли слиты, и вот если хотите, то можете поискать в этих шка¬
фах».Я взял, достал почерк этого агента сыскного отделения, а
потом мне пришло в голову: «А посмотрю-ка я, нет ли здесь328
почерка Казанцева». Посмотрел на букву К., Казанцев. Затем
вчап образец почерка, и вот этот образец есть то, что я вам
показываю. Я обратился к заведующему архивом и спросил
его: «Чей же это почерк?» Он говорит: «Это известного агента
охранного отделения Казанцева, который был убит около По¬
роховых Федоровым».Я попросил судебного следователя, не может ли он мне
оставить на несколько часов этот образец. Он оставил, и я с
своей стороны снял фотографический снимок с этой записки.
Таким образом я получил более или менее материальное удо¬
стоверение того, что Казанцев есть агент охранного отделе¬
ния.Из всего мною изложенного очевидно, что покушение, ко¬
торое делалось на меня и на всех живущих в моем доме, т. е.
на мою жену и на мою прислугу, делалось, с одной стороны,
агентами крайне правых партий, а с другой стороны, агента¬
ми правительства, и если я остался цел, то исключительно
благодаря судьбе.Когда судебный следователь сделал постановление о пре¬
кращении следствия, то я написал письмо к главе правитель¬
ства Столыпину 3 мая 1910 г., в котором ему изложил, в чем
дело, выставил все безобразие поведения в данном случае
правительственных властей, как судебных, так и администра¬
тивных, указал на то, что при таких условиях естественно,
что высшее правительство стремилось к тому, чтобы все это
дело привести к нулю, и в заключение выразил надежду, что
он примет меры к прекращению террористической и анти¬
конституционной деятельности тайных организаций, служа¬
щих одинаково и правительству, и политическим партиям,
руководимых лицами, состоящими на государственной служ¬
бе, и снабжаемых темными деньгами, и этим избавит и дру¬
гих государственных деятелей от того тяжелого положения, в
которое я был поставлен. Письмо это было составлено изве¬
стным присяжным поверенным Рейнботом, и мне принадле¬
жит только общая идея этого письма и в некоторых местах
его стиль. Ранее, нежели послать это письмо, я его передал,
одновременно и все трехтомное дело о покушении на меня,
таким юристам, как члены Государственного совета Кони,
Таганцев, Манухин, граф Пален. Все они признали, что пись¬
мо с точки зрения фактической и с точки зрения наших зако¬
нов совершенно правильно и что, может быть, только стиль
несколько дцовитый, но что это дело уже лично мое.Столыпин, получив это письмо, был совершенно озадачен;
он, встретясь со мною в Государственном совете, подошел ко
мне со следующими словами: «Я, граф, получил от вас пись¬
мо, которое меня крайне встревожило». Я ему сказал: «Я вам
советую, Петр Аркадьевич, на это письмо мне ничего не отве¬
чать, ибо я вас предупреждаю, что в моем распоряжении име¬329
ются все документы, безусловно подтверждающие все, что в
этом письме сказано, что я ранее, нежели посылать это пись¬
мо, давал его на обсуждение первоклассным юристам, и,
между прочим, такому компетентному лицу, престарелому го¬
сударственному деятелю, как граф Пален».На это Столыпин ответил: «Да, но ведь граф Пален вы¬
живший из ума». Этот ответ показывает степень морального
мышления главы правительства. И затем он раздраженным
тоном сказал мне: «Из вашего письма, граф, я должен сделать
одно заключение: или вы меня считаете идиотом, или же вы
находите, что я тоже участвовал в покушении на вашу жизнь?
Скажите, какое из моих заключений более правильно, т. е.
идиот ли я или же я участвовал тоже в покушении на вашу
жизнь?» На это я Столыпину ответил: «Вы меня избавьте от
ответа на такой щекотливый с вашей стороны вопрос».Затем я уехал за границу и несколько времени никакого
ответа от Столыпина не получал и уж когда я вернулся в Пе¬
тербург, то через 7 месяцев получил от него ответ, весьма на¬
глый, на мое письмо. В этом ответе — это было письмо от 12
декабря 1910 г.— он самым бесцеремонным образом отвергает
некоторые факты и входит в довольно наглые инсинуации.Я не преминул 16 же декабря 1910 г. ему дать подобающий
ответ, ответ весьма жестокий, но вполне им заслуженный, но
в котором в заключение я высказал, что так гак, очевидно,
между главою правительства, министром юстиции и мною по
этому предмету существуют разногласия, то я прошу, чтобы
все это дело было поручено рассмотреть кому-нибудь из чле¬
нов Государственного совета — сенаторов, юристов, близко
знакомых со всем следственным делом, для того чтобы они
высказали, кто из нас прав: я ли, утверждая, что все следст¬
вие было сделано с пристрастным участием агентов прави¬
тельства и что следствие было ведено для того, чтобы при¬
крыть все это, или же он, Столыпин, и министр юстиции,
которые утверждают противное, а именно что правительство
здесь ни при чем? Причем я перечислил тех членов Государ¬
ственного совета, которым кому-нибудь из них я просил бы
передать это дело для дачи заключения его величеству. Пере¬
числил я лиц всех партий, и крайних правых, и крайних ле¬
вых, так как для меня безразлично, кто будет производить это
рассмотрение, ибо каждый из них не мог бы прийти к иному
заключению, чем к какому я пришел, потому что каждый из
этих лиц — член Государственного совета, и при каких бы то
ни было политических разногласиях и личных чувствах в от¬
ношении ко мне никто бы не уронил себя до такой степени,
чтобы не признать того, что я утверждаю, так как это вытека¬
ет математически из всего обширного дела, у меня имеюще¬
гося.Должен сказать, что как первое письмо, так и ответ Сто¬330
лыпина и второе письмо обсуждались в Совете министров.
Через некоторое время после моего второго письма я получил
краткий ответ от главы правительства, в котором он меня
уведомлял, что, мол, он докладывал мою просьбу о поручении
расследовать дело кому-нибудь из сенаторов, что его величе¬
ству благоугодно было самому этим делом заняться и что,
рассмотрев все дело, его величество положил такую резолю¬
цию: что он не усматривает неправильности в действиях ни
администрации, ни полиции, ни юстиции и просит переписку
эту считать поконченной.Само собой разумеется, что его величество ни по своей
компетенции в судебных делах, ни по времени, которое он
имеет в своем распоряжении, не мог рассмотреть и вникнуть
в дело, и эта резолюция его величества, которая, очевидно,
написана по желанию Столыпина, показывает, как Столыпин
мало оберегал государя и в какое удивительное, если не ска¬
зать более, положение он его, государя, ставил.Переписка моя, все дело о покушении на меня, как я го¬
ворил, состоящее из 3 томов, находится у меня в архиве точ¬
но так, как и переписка между мною и Столыпиным. Пере¬
писка эта ввиду смерти Столыпина не составляет уже такого
особого секрета, и, может быть, я ее распубликую еще при
моей жизни. Тогда общество увидит, до какого позора дошли
судебная власть и правительство в управлении Столыпина.Разве только эти дела имели место в его управление? В его
управление не только убивали лиц, которые по тому или ино¬
му поводу были неудобны, когда они принадлежали к тем со¬
словиям, т. е. к толпе, за которую никто вступиться не может
или не посмеет, но даже подобные убийства практиковались
и в отношении тех лиц, которые по своему положению могли
бы иметь какую-нибудь защиту, но все-таки таковой не нахо¬
дили. <...>КОКОВЦОВ - ПРЕМЬЕР-МИНИСТРПосле покушения на Столыпина обязанности председателя
Совета министров были возложены на Коковцова, а обязан¬
ности министра внутренних дел — на Крыжановского. Госу¬
дарь, как я говорил, уже в то время, когда Столыпин лежал
раненый, но еще не умер, ездил в Чернигов поклониться та¬
мошним мощам. Когда он вернулся, то Столыпин уже умер.
На другой день государь отбыл в Севастополь и ранее своего
отбытия назначил окончательно Коковцова председателем
Совета министров.Что в это время, со дня покушения на Столыпина до его
смерти, в течение 4 дней, происходило, можно в некоторой
степени судить по следующему. Когда я был в Биаррице, то за331
несколько недель до поездки государя в Киев я получил от
некоего Сазонова письмо, которое мне было прислано не
обыкновенным порядком, а через оказию.Сазонов в настоящую минуту издает газету «Голос земли».
Я его знаю очень давно, но он всегда мне не внушал доверия,
а потому я с ним виделся очень редко и старался не допу¬
скать его ко мне. Познакомился я с ним, когда я ездил с Вы¬
шнеградским в Среднюю Азию. Когда он там появился, вел
довольно крайние разговоры, но, ведя крайние разговоры в
смысле левизны, он тем не менее старался ухаживать за Вы¬
шнеградским и за мною, а также старался приблизиться к ве¬
ликому князю Николаю Константиновичу, который в то вре¬
мя жил в Средней Азии, находясь в опале.Вместе с тем Сазонов, будучи ненормальным, допускал
действия, прямо преследуемые уголовным законом. Он напи¬
сал несколько книг, причем являлся ярым проповедником об¬
щинного устройства. Затем он начал издавать в Петербурге
газету «Россия»; на издание этой газеты ему дали средства не¬
которые московские промышленники; добыл эти деньги не¬
кий Альберт.Альберт этот был еврейского происхождения и был постав¬
лен на Путиловский завод москвичами, главным образом Ма¬
монтовым. В этой газете «Россия» участвовали довольно изве¬
стные публицисты, как-то: Дорошевич, известный фельето¬
нист, который ныне пишет в «Русском слове», Амфитеатров,
находящийся ныне за границей, куда он бежал после того,
как написал в «России» известный фельетон «Семейство 06-
мановых», в котором он в своеобразной окраске описывает
последнее поколение царствующего дома Романовых.Газета «Россия» была крайне левого направления. За этот
фельетон газета была закрыта, автор фельетона, Амфитеатров,
бежал за границу, где живет и по настоящее время, хотя отту¬
да пишет в некоторые русские газеты, Сазонов был сослан во
Псков, но в скором времени он оттуда выбрался; одно время
он был вхож к Плеве. Во времена 1903—1905 гг. он участвовал
в различных левых газетах и после 17 октября почел для себя
выгодным примкнуть к союзникам, т. е. к «Союзу русского
народа», перезнакомился с Дубровиным, Пуришкевичем и
проч. В молодости он, как говорят, был очень близок к Же¬
лябову, убийце императора Александра И.Когда в 1906 г. я вернулся из-за границы, то он как-то был
у меня, прося оказать ему содействие, дабы митрополит Ан¬
тоний разрешил ему жениться на теперешней жене, так как
имелись какие-то препятствия к этому браку. Я в этом отно¬
шении оказал ему содействие.Тогда Сазонов, между прочим, мне сказал, что вот он из
разговоров со мной убедился, что я предан государю, а что
после того когда я покинул пост председателя Совета минист¬332
ров, то он в этом сомневался и даже был одним из тех, кото¬
рые хотели меня убить.По мере того как наверху кучка союзников приобретала
все большую и большую силу, он все более и более к ним
примыкал, вследствие этого он постепенно начал устраивать
свои дела: так, попал в гласные Думы, потому что поступил в
услужение стародумской партии и теперешнему городскому
голове Глазунову, но, по-видимому, он все никак не мог хва¬
тить какой-нибудь денежный куш.Для этой цели он сблизился с неким Мигулиным, профес-
сором-фельетонистом, профессором финансового права, че¬
ловеком крайне расплывчатой нравственности и убеждений.
Сила этого Мигулина и карьера заключается в том, что он
женат на дочери профессора Харьковского университета
Алексеенко, который был одно время попечителем учебного
округа, а теперь председатель финансовой комиссии Государ¬
ственной думы, коей он состоит членом.Когда крайние реакционеры перестали быть новинкой и
союзники в значительной степени потеряли свое влияние и
силу, то он начал приближаться к тем лицам духовного зва¬
ния или занимающимся духовными проповедями, как архи¬
епископ Гермоген, иеромонах Иллиодор и старец Распутин; в
особенности он очень подружился с последним. Распутин ос¬
танавливался у него на квартире и, когда приезжает в Петер¬
бург, живет у него на квартире, поэтому некоторые дамы ве¬
ликосветского общества, которые ездят к Распутину, у него
бывают на квартире. В конце концов он создал себе особое
отношение к Распутину, нечто вроде аналогичного с содержа¬
телем музея, показывающего заморские чудовища.Так гак эти господа имели значительное влияние, а в осо¬
бенности последний, то он и упер свое благосостояние на
этом влиянии. Всюду он ходил, показывая Распутина; в раз¬
говорах уверял, что он имеет особую силу и особое влияние
через Распутина, имел случай доказать это влияние и в ре¬
зультате добился следующего: он начал издавать журнал еже¬
недельный «Экономист», журнал чрезвычайно посредствен¬
ный, в котором участвуют Алексеенко и Мигулин.Журнал этот занимался постоянным нападением на мини¬
стра финансов Коковцова. Коковцов, который очень чувстви¬
телен к этим нападкам, принял меры, чтобы нападки эти пре¬
кратились, и дал «Экономисту» прямые и косвенные субси¬
дии в виде объявлений, которыми этот журнал, очень мало
читаемый, держится и в настоящее время. С тех пор «Эконо¬
мист» в каждой своей статье прославляет финансовые талан¬
ты Коковцова, но, конечно, Коковцов не мог купить влияния
Сазонова, а следовательно, и Распутина такой малой подач¬
кой; потребовались бблыыие, а поэтому Сазонов и Мигулин
представили проект Хлебного банка, который будто бы имеет333
целью устранить железнодорожные залежи, происходящие по¬
сле урожая.Министерство финансов, конечно, такого устава другим
бы лицам не дало, но ему сейчас же дало. Но устроить >Gie6-
ный банк не удалось: все банкиры и спекулянты, которые с
удовольствием устроили бы банк, говорили, что нам нужен
устав обыкновенного банка, а не Хлебного, потому что Хлеб¬
ный банк это есть затея мертворожденная.Тогда министерство финансов сейчас же переменило Сазо¬
нову устав из Хлебного банка в Английский банк. Они устав
этого банка продали, кажется, за 250 тыс. руб. Эту сумму по¬
делили между собой Мигулин и Сазонов, и, насколько мне
известно, часть этой суммы досталась и Алексеенко. Сазонов
решил на часть этой суммы устроить газету, на устройство
этой газеты, которая имеет в виду восхвалять Коковцова, по¬
требовал новых подачек от министерства финансов, и дирек¬
тор кредитной канцелярии как-то позвал к себе директоров
банка и высказал, что министр финансов очень желал бы,
чтобы они помогли устроить газету Сазонову. Они сделали
между собой подписку и дали, кроме того, сумму около
100 тыс. руб.Всего этого Сазонов добился шантажом. Он вынудил Ко¬
ковцова сделать все это для того, чтобы он был за него, а не
против него, а стращал он, Сазонов, своим громадным влия¬
нием в Царском через Распутина. Таким образом создалась
теперешняя газета «Голос земли», которая держится прогрес¬
сивного направления. Там участвуют многие лица вроде про¬
фессора Ходского, но эти лица сделаны из такого же нравст¬
венного теста, как и Сазонов, т. е. в конце концов шантажи¬
руют печатным словом.Как это ни удивительно, но несомненно, что Сазонов
имел значительное косвенное влияние, держа в руках Распу¬
тина, а Распутин в свою очередь имел (имеет ли теперь, не
знаю) громадное влияние в Царском.Вот этот Сазонов так в конце июля или августа месяца и
написал мне письмо, в котором он просит моего содействия,
не могу ли я уговорить некоторых банкиров дать ему денег на
газету, но главным образом цель его письма, которую он из¬
лагает, заключалась в следующем: он мне сообщал, что судьба
Столыпина спета, что государь твердо решил от него изба¬
виться и не позже, как после торжеств в Киеве; что государь
остановился для назначения министром внутренних дел на
Хвостове, нижегородском губернаторе. Затем идет различная
похвальба Хвостова и его родичей и говорится, что они, т. е.
Сазонов с Распутиным, едут в Нижний окончательно перего¬
ворить по этому предмету с Хвостовым, но что у них есть
только одно сомнение — это что Хвостов молод и едва ли он
сможет заменить Столыпина в качестве председателя Совета,334
но что он будет только прекрасный министр внутренних дел,
а затем закидывается удочка в виде вопроса, не соглашусь ли
я занять место председателя Совета министров, дабы дать ав¬
торитетность новому министерству.Насколько это предложение было искренне, я не знаю. Я
на это тоже через оказию ответил Сазонову, что я получил
его письмо и остался в недоумении, кто из нас сумасшедший.
Они, которые мне такую вещь предлагают, или я, которому
они считают возможным такую вещь предлагать.Нужно сказать, что Хвостов — это один из самых больших
безобразников. Между нынешними губернаторами столыпин¬
ской эпохи есть масса больших безобразников, но Хвостов
имеет перед ними первенство: для него никаких законов не
существует.Как раз перед этим временем, как мне говорили, он, Хво¬
стов, представил, вероятно через Сазонова и Распутина, все¬
подданнейшую записку, в которой он излагал, что ныне Рос¬
сия пребывает в положении скрытой революции и смуты, ко¬
торые не были уничтожены Столыпиным, а загнаны в подзе¬
мелье, что если не будут приняты меры против революционе¬
ров и смутьянов, то революция в самом скором времени вы¬
рвется наружу, и в числе мер, которые необходимо принять,
предлагал главную, заключающуюся в том, чтобы всех лиц,
подозреваемых как революционеров и смутьянов, просто-на-
просто тем или другим путем, но энергично уничтожать.Возвращаюсь к назначению Коковцова председателем Со¬
вета министров 9 сентября, перед выездом государя из Киева.
Назначение это, как я слышал из уст Коковцова, произошло
следующим образом в день выезда государя. Его величество
до самого выезда не принял никакого окончательного реше¬
ния. Он виделся с Коковцовым и другими министрами, кото¬
рые в то время там находились, но относительно своих реше¬
ний ничего не проявил.Когда уже министры и все власти были на вокзале в ожи¬
дании приезда их величеств, отправлявшихся в Крым, вдруг
появился фельдъегерь, который направился к той кучке, где
стояли министры, и сначала как будто подошел к министру
юстиции, а потом к нему, Коковцову, и сказал Коковцову,
что его величество его ждет во дворце. Он взял автомобиль и
экстренно поехал во дворец.Приехал во дворец, когда государь и государыня уже соби¬
рались выходить, чтобы ехать на вокзал. Государь вошел с
ним в кабинет и обратился к нему со следующими словами:
«Я, Владимир Николаевич, обдумавши всесторонне положе¬
ние дела, принял такое решение: я вас назначаю председате¬
лем Совета министров, а министром внутренних дел — Хво¬
стова, нижегородского губернатора».Тогда, по рассказу Коковцова, он обратился к государю и335
начал его умолять, чтобы он Хвостова не назначал, сказав
ему: «Ваше величество, вы находитесь на обрыве, и назначе¬
ние такого человека, как Хвостов, в министры внутренних
дел будет означать, что вы решились броситься в этот обрыв».
Государь этим был очень смущен, но, видя, что государыня
уже стоит в шляпе и его ждет, ответил Коковцову: «В таком
случае я прошу вас принять место председателя Совета мини¬
стров, а относительно министра внутренних дел я еще поду¬
маю», причем Коковцов сказал, что он бы советовал назна¬
чить министром внутренних дел Макарова. Конечно, он ука¬
зал на Макарова как на человека, который, несомненно, при¬
надлежит к крайним правым, человека очень 01раниченного,
но ничем не замаранного, по-видимому, человека искренне¬
го, хотя сделанного не из того теста, которое было бы нужно
для министра внутренних дел по настоящему времени. Преж¬
де всего Макаров не имеет и никогда не будет иметь по каче¬
ству своей личности какого-нибудь серьезного авторитета.Затем Коковцов государю, конечно, писал о Макарове, и в
результате когда государь приехал в Ялту, то он, согласно
представлению Коковцова, назначил Макарова министром
внутренних дел.Как мне говорили, в период этих пяти дней, между поку¬
шением на Столыпина и его смертью, интрига шла вовсю:
министр юстиции Щегловитов интриговал, чтобы ему сде¬
латься председателем; главноуправляющий земледелием и
землеустройством Кривошеин — дабы ему сделаться предсе¬
дателем, а Коковцов — чтобы ему сделаться председателем.Я должен сказать, что Коковцов из этих трех кандидатов
является, как деятель, более серьезным, но что касается инт¬
риг, то он этим двум последним не уступит, а может быть,
еще в этом роде деятельности посильнее их.Когда был назначен министром внутренних дел Макаров,
то Крыжановский обиделся и не хотел оставаться товарищем
министра внутренних дел. Крыжановский — человек менее
солидный, нежели Макаров, и менее надежен, нежели Мака¬
ров. Я думаю, что он обладает значительно меньшим нравст¬
венным цензом, нежели Макаров, а с другой стороны, он не¬
сколькими головами выше Макарова по знанию, таланту и
уму. Крыжановский был, собственно, головою Столыпина, и
головою хитрою.Он заставлял Столыпина делать многие такие вещи, кото¬
рые бы сам, будучи министром внутренних дел, не сделал ни¬
когда. Между прочим, план действий после того, как Государ¬
ственный совет не утвердил проект Столыпина о введении
земств в западных губерниях, был внушен Столыпину Кры-
жановским.Поскольку он все время был при Столыпине и знал все го¬
сударственные секреты этого безобразного полицейского вре¬336
мени, конечно, оставлять Крыжановскош без удовлетворения
было бы невозможно, а потому Крыжановский был назначен
государственным секретарем вместо Макарова.Затем было опубликовано 17 сентября о назначении сена¬
торской ревизии Киевского охранного отделения по случаю
покушения на Столыпина. Ревизором был назначен сенатор
Трусевич, который заведовал секретной полицией до Курлова.С этим Трусевичем я довольно близко познакомился в тот
день, когда у меня была в доме обнаружена адская машина.
Тогда он приезжал и очень интересовался этим делом, у меня
завтракал, и я сразу понял, что Трусевич — человек, которому
доверять нельзя. Это тип полицейского сыщика-провокатора.Курлов был уволен в отставку, и вместо него заведующим
полицией Российской империи был назначен Золотарев —
прокурор Новочеркасской судебной палаты.Когда открылась Государственная дума, то все ожидали,
какое направление примет Коковцов, так как обществу было
известно, что Коковцов, особенно в последние годы, не схо¬
дился со Столыпиным и поэтому во всех крупных вопросах
был с ним в разногласии и оставался при особом мнении. Он
оставался при особом мнении по поводу всех финляндских
законопроектов Столыпина, самым безобразным образом на¬
рушающих финляндскую конституцию.Он был против Столыпина по вопросу о введении земств в
западных губерниях и по многим другим вопросам; он явно
показывал, что он совсем не согласен со Столыпиным, с его
псевдонационалистическим направлением.Все думали, что Коковцов обнаружит свое особое направ¬
ление, не впадающее в безумные крайности .Столыпина, при
рассмотрении законов, внесенных еще Столыпиным, которые
еще Дума не рассмотрела. Некоторые полагали даже, что Ко¬
ковцов возьмет эти проекты обратно, но я, зная Коковцова,
отлично понимал, что Коковцов протестовал против проектов
Столыпина совсем не потому, что он не разделял эти проек¬
ты: потому что Коковцов может и разделять и не разделять
проекты, те или другие меры сообразно обстоятельствам и бу¬
дет делать то, что он считает в данный момент для себя вы¬
годным; раз он достиг цели, к которой отчасти стремился, хо¬
тя достиг по обстоятельствам, от него не зависящим и им не
предвиденным, а именно встал на место Столыпина, он будет
продолжать такую политику, какую пожелают наверху, а так
как, с другой стороны, и Столыпин тоже вел такую политику,
какую желали наверху, для того чтобы не уйти со своего по¬
ста, то, следовательно, Коковцов будет делать то же самое,
что делал Столыпин.Разница будет заключаться разве только в том, что Столы¬
пин, ведя крайнюю политику в смысле национализма по ука¬
занию сверху, сам увлекался этим направлением и в пылу337
спора и борьбы прибавлял к этому направлению своего жара.
Коковцов же своего жара прибавлять не будет, так как он бо¬
лее благоразумный, умный и знающий сравнительно со Сто¬
лыпиным, и будет стараться даже смягчить эти крайние на¬
правления, но постольку смягчить, поскольку это возможно,
дабы его не заподозрили наверху в его либерализме и дабы не
лишиться, хотя на золотник, высочайшего благоволения.Поэтому в Государственной думе при первом же рассмот¬
рении одного из законов по финляндскому делу, внесенных
еще Столыпиным, по которому Коковцов, будучи только ми¬
нистром финансов, был противоположного мнения, он явил¬
ся в Государственную думу, сказал по обыкновению длинную
речь — он говорит очень хорошо, очень длинно и очень лю¬
бит говорить, так что его московское купечество прозвало
«граммофоном»,— и суть этой речи заключалась в сущности в
том, что направление политики не может меняться в зависи¬
мости от того, кто председатель Совета; политика делается не
министрами, а идет сверху; что когда он был только минист¬
ром финансов, то мог и не соглашаться с направлением, ко¬
торое вел Столыпин по указанию свыше, но раз он и ми¬
нистр финансов, и председатель Совета министров, то, ко¬
нечно, другого направления, кроме того, которого держался
Столыпин, держаться не может, и это так, с точки зрения
Коковцова, естественно, что он удивляется, как могли поду¬
мать, что он может держаться какого бы то ни было другого
направления, кроме того, которого держался Столыпин.Таким образом, в своих воспоминаниях я дошел до 1912 г.
Временно я прекращаю свою работу.2 марта 1912 г.
ПРИЛОЖЕНИЯО ПОСТРОЙКЕ ПАМЯТНИКА
ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ IIIПо смерти императора Александра III, ввиду моего чувства
поклонения его памяти, я сейчас же возбудил вопрос о соору¬
жении ему памятника, зная, что если это не будет сделано,
покуда я нахожусь у власти, то это затем не будет сделано в
течение многих десятков лет. Достаточно сказать, что в Пе¬
тербурге мы до настоящего времени не имеем памятника им¬
ператору Александру II. Конечно, будущее потомство о па¬
мятнике Александру III думало бы еще менее, ибо император
Александр III представлял собою тип монарха абсолютно не¬
ограниченного, хотя благороднейшего из монархов Россий¬
ской империи. Но так как Россия в те времена, в особенно¬
сти до 17 октября 1905 г., находилась под полным гипнозом
крайне либеральных идей, то само собой разумеется, что со
смертью современников императора Александра III никто бы
не подумал о сооружении памятника. Таким образом, иници¬
атива сооружения этого памятника принадлежит исключи¬
тельно мне.Я представил его величеству императору Николаю II мою
мысль, которую, конечно, император принял с радостью, так
как он к памяти своего отца относился и, вероятно, относит¬
ся и поныне с крайним почтением и любовью. Я предложил
такой способ ведения этого дела: составить конкурс на пред¬
ставление проектов этого памятника, причем были выработа¬
ны и условия, которым этот конкурс должен удовлетворять.
Условия эти были выработаны особым комитетом, в котором
принимали участие специалисты по этому делу.Когда все проекты на конкурс были представлены, причем
по принятому в этом случае порядку авторы представленных
проектов были неизвестны, то все эти проекты были выстав¬
лены в Зимнем дворце. В этом дворце все эти проекты осмат¬
ривались государем императором, августейшей супругой по¬
чившего императора Александра III Марией Федоровной и
другими членами царской фамилии. В осмотре этом, кроме
царской семьи, никго не участвовал, затем его величеству
угодно было мне передать, что он остановился на таком-то
проекте.339
По вскрытии запечатанного пакета, который был при этом
проекте, оказалось, что проект принадлежит русскому по
имени художнику князю Трубецкому. Этот князь Трубецкой в
то время жил в Москве и считался преподавателем одной из
тамошних художественных школ.Я вызвал его. Оказалось, что он, в сущности говоря, со¬
всем не русский, а итальянец, родившийся в Италии и про¬
живший всю свою молодость в Италии, и только недавно
приехал сюда, причем ему в это время было, вероятно, не бо¬
лее 24—25 лет. Оказалось, что он сын итальянки, но был при¬
жит с незаконным супругом, князем Трубецким, русским,
жившим в Италии, человеком бедным.Воспитан он был своей матерью. В сущности говоря, из
разговоров с ним можно было убедиться, что он человек поч¬
ти совсем необразованный и даже весьма маловоспитанный,
но с громадным художественным талантом. Уже ранее того он
в Италии, где такая масса выдающихся художников, был от¬
личен тем, что выиграл несколько художественных конкур¬
сов, вследствие которых по его проекту и были сооружены
некоторые памятники в Италии. Затем он сделался извест¬
ным и в Париже вследствие своих мелких, но крайне характе¬
ристичных художественных вещей.Оказалось, что он попал в Москву потому, что тамошний
Трубецкой, а именно бывший предводитель дворянства Петр
Николаевич Трубецкой, который был членом Государственно¬
го совета и который в это лето так трагически погиб, будучи
убит своим племянником Кристи,— его родственник, взял его
как бы под свое покровительство.Трубецкой-художник затем представлялся государю и им¬
ператрице Марии Федоровне и им очень понравился. Всего
того, что Трубецкому было нужно, он добивался именно по¬
тому, что он был принимаем как императором, так и его ав¬
густейшей матерью, которая к нему очень благоволила, что, с
моей точки зрения, было довольно естественным, так как у
императора и у августейшей его матери, конечно, была еще
свежа рана, причиненная смертью императора Александра III.Была учреждена комиссия по сооружению этого памятни¬
ка, в которой участвовали как члены президент Академии ху¬
дожеств граф Иван Иванович Толстой, который впоследст¬
вии, когда я был председателем Совета министров, был мини¬
стром народного просвещения; затем А. Н. Бенуа — извест¬
ный художник по живописи, два выдающихся архитектора, и
председателем комиссии был князь Б. Б. Голицын, заведовав¬
ший в то время экспедицией заготовления государственных
бумаг, где имеется особый, весьма выдающийся художествен¬
ный отдел. Этот самый Голицын вместе с тем состоял еще
тогда и ныне состоит академиком Академии наук по физике.При сооружении памятника сразу оказалось, что князь340
Трубецкой обладал совершенно неуживчивым характером. Он
решениям комиссии не подчинялся, постоянно обходил ука¬
зания, которые ему давали как князь Голицын, так и я, кото¬
рым было поручено полное руководство этим делом. При со¬
оружении памятника делал некоторые фантастические выход¬
ки, которые стоили громадных денег. Ему на Невском про¬
спекте был устроен громадный павильон, в котором он лепил
свой памятник. Памятник этот он лепил и постоянно его пе¬
ределывал.В хозяйственную часть комиссии я вмешивался, но в худо¬
жественную часть не вмешивался, потому что ни я, ни другие
члены комиссии не считали себя компетентными в этом деле,
а что касается художника Бенуа и Толстого, который в каче¬
стве председателя Академии художеств имел некоторое худо¬
жественное образование, то они не могли оказывать на Тру¬
бецкого никакого влияния, так как Трубецкой не признавал
никакого авторитета. В конце концов по части художествен¬
ной он руководствовался указаниями или, правильнее говоря,
влиянием государя императора и его августейшей матери.Во время работы, когда работа была почти что кончена, то
как его величество, так и его августейшая матушка несколько
раз приезжали осматривать памятник. Я всегда присутствовал
при этом осмотре, и их величества высказывали свое удовлет¬
ворение работой князя. Его величество никаких указаний не
делал, а ее величество несколько раз указывала на различные
недостатки в фигуре императора, в его лице, которые князем
Трубецким были исправлены; в конце концов когда была сде¬
лана модель в настоящем виде, то как императором, так и
императрицей-матушкой модель была вполне одобрена.Памятник осматривать приезжал также и почетный пред¬
седатель Академии художеств великий князь Владимир Алек¬
сандрович, брат покойного императора. Он сначала относил¬
ся к работе князя Трубецкого крайне критически и даже мне
во дворце как-то раз сказал, что он никогда не дозволит вы¬
ставить памятник, вылитый по модели князя Трубецкого, так
как это представляет собою карикатуру на его брата, а не его
брата, но затем великий князь Владимир Александрович еще
несколько раз приезжал осматривать памятник и при послед¬
нем осмотре сказал, что памятник этот или модель представ¬
ляет некоторые недостатки, но что в конце концов в нем что-
то есть такое, которое заставляет его примириться с этим па¬
мятником. Так как в конце концов исполнителем всего этого
дела являлся князь Трубецкой, который уже к тому времени
приобрел громкое имя как художник во всей Европе и в осо¬
бенности в Париже, и так как я знал, что если я его не буду
поддерживать или по крайней мере примирять с комиссией,
дело выйдет еще хуже, то я употреблял со своей стороны все
усилия, чтобы сгладить разногласия между Трубецким и ко¬341
миссией, причем по памяти моей к императору Александ¬
ру III я очень часто ездил осматривать работу Трубецкого, так
как мне всегда этот осмотр напоминал личность этого выдаю¬
щегося во всех отношениях самодержца.Раньше чем приступить к отливке самой статуи, я решил
выставить модель на площади, где этот памятник стоит ныне,
против Николаевского вокзала, дабы посмотреть, какой эф¬
фект будет производить памятник.Это было года за два до его открытия. Место, где должен
был быть сооружен этот памятник, было огорожено забором,
забор этот был еще возвышен, был устроен деревянный пье¬
дестал вместо камня, на котором стоит этот памятник. Вот
эту модель привезли и ночью выставили. Я помню, как те¬
перь, что я в 4 часа ночи, по рассвету, поехал туда. Еще ни¬
кого из публики не было, и вот, поднявшись к памятнику,
мы открыли его, и он представился нам в таком виде: вместо
каменного пьедестала сделан из досок пьедестал и сверху —
модель. На меня произвел этот памятник угнетающее впечат¬
ление — до такой степени он был уродлив.Это меня чрезвычайно взволновало, и я начал говорить то,
что говорил и великий князь Владимир Александрович, что я
никоим образом не допущу, чтобы памятник был выставлен.
Сам Трубецкой признал многие капитальные недостатки его
и очень меня благодарил, что я сделал такую пробу, при кото¬
рой он сам мог видеть этот памятник на пьедестале и в том
положении, в котором он должен будет стоять. Вследствие
этого он затем эту модель еще значительно переделал, и вот
тогда, после этого, великий князь Владимир Александрович
ее видел и сказал, что хотя в ней есть еще недостатки, но что
он тем не менее против нее не возражает, потому что в ней
есть что-то привлекательное и напоминающее брата, которое
его в известной мере чарует.Когда я ушел с поста министра финансов, то уже модель
была совершенно готова, нужно было ее отлить. Князь Тру¬
бецкой для отливки выписал специалистов и предпринимате¬
лей из Италии. Ранее туда, в Италию, ездил князь Голицын,
чтобы удостовериться, что эти лица, которым князь Трубец¬
кой настаивал отдать отливку памятника, заслуживают уваже¬
ния и внимания. Князь Голицын привез о них удовлетвори¬
тельные сведения.Памятник отлили эти итальянцы при участии князя Тру¬
бецкого. Конечно, в конце концов князь Трубецкой по¬
ссорился и с этими итальянцами; затем была целая история с
устройством пьедестала. Сначала предполагали пьедестал ус¬
троить в виде глыбы, а затем, по докладу Трубецкого, так как
соответствующих камней не могли достать, а с другой сто¬
роны — и по соображениям Трубецкого, художественного
порядка, вместо этой глыбы решили, с утверждения госуда¬342
ря, устроить нечто вроде катакомбы, четырехугольного ящи¬
ка.Когда я ушел с поста министра финансов, то я продолжал
все еще заниматься делом этого памятника в том смысле, что
некоторые доклады проходили через меня, т. е. я являлся до¬
кладчиком у государя, но так как я уже не был министром
финансов, то ассигнование денег всегда встречало затрудни¬
тельное отношение со стороны министра финансов, причем я
находил, что министр прав, ибо на памятник этот была затра¬
чена такая масса денег — сумма, приближавшаяся к миллио¬
ну рублей, что дальнейшее ассигнование вследствие разных
фантазий князя Трубецкого, естественно, встречало возраже¬
ние со стороны министра финансов.После того как я покинул пост председателя Совета мини¬
стров, а именно в апреле 1906 г., руководство делом по соору¬
жению памятника осталось опять-таки за мной по желанию
его величества, но когда я вернулся из-за границы, куда я по¬
ехал немедленно после того, как я покинул пост председателя
Совета министров, а именно это уже было в ноябре месяце1906	г., то я являлся к государю с докладом по одному како¬
му-то вопросу, касавшемуся этого памятника, причем доло¬
жил государю, что не угодно ли будет снять с меня эту обя¬
занность, ибо памятник уже приходит к концу и, с другой
стороны, моя роль всегда больше заключалась в том, что мне
приходилось докладывать о разных ассигнованиях денег и что
эта роль более подходящая к министру финансов и что не
угодно ли будет эти обязанности передать министру финан¬
сов. Его величество не высказался: ни нет, ни да, и сказал,
что подумает и мне передаст.Через несколько дней я получил от министра финансов
письмо, в котором он меня уведомляет, что государю импера¬
тору не угодно было согласиться на то, чтобы я передал обя¬
занности докладчика по делу памятника министру финансов,
а что эта обязанность должна остаться за мною. Но тем не
менее после этого уведомления мне ни разу не приходилось
докладывать государю, так как князь Трубецкой, с одной сто¬
роны, а затем князь Голицын, председатель по сооружению
памятника, находили к государю доступ помимо меня и до¬
кладывали ему все дела или непосредственно или через по¬
средство различных министров.Наконец, в 1909 г. наступило время открытия памятника.
Памятник был готов и выстроен. Я вернулся из-за границы, и
вдруг ко мне приходит князь Голицын перед открытием па¬
мятника и говорит, что он составил список наград за соору¬
жение этого памятника, причем себе поместил совершенно
исключительную награду, и что он просит меня как руково¬
дителя и докладчика этого дела доложить этот список госуда¬
рю. Я передал князю Голицыну, что я уже с 1906 г. не имел343
ни одного доклада государю по этому делу и что он всегда до¬
кладывал сам непосредственно и что вследствие этого я за¬
трудняюсь доложить. На это князь Голицын меня стал убеж¬
дать, что он сам не может доложить, потому что это дело ка¬
сается его и других членов. Я все-таки сказал Голицыну, что
я государю доложить это дело не могу, но ездил к барону
Фредериксу и просил его доложить государю.Через несколько дней я видел барона Фредерикса, и он
мне сказал, что он докладывал государю, что государю было
угодно утвердить все награды и что он спросил, почему я в
это дело впутался, что ведь я сам отказался от руководства
делом этого памятника в 1906 г. Тогда я показал барону Фре¬
дериксу письмо, которое я получил от Коковцова, министра
финансов, в котором он меня уведомляет, что государю им¬
ператору не угодно было исполнить мою просьбу, в которой я
просил меня освободить от этого дела, что с тех пор я ни разу
не имел доклада у государя потому, что Голицын находил пу¬
ти помимо меня, что в данном случае Голицын обратился ко
мне и что я вследствие этого не мог ему отказать, не передать
его просьбу.Через несколько дней барон Фредерикс мне сказал, что он
напомнил обо всем государю и что государь сказал, что дей¬
ствительно граф Витте прав, что он хотел отказаться от руко¬
водства, но я на это не согласился.Наконец, был назначен день открытия памятника. В об¬
ществе начали относиться к этому памятнику крайне крити¬
чески. Все его критиковали. Потом у меня явилась дилемма:
идти ли мне на открытие памятника или не идти. С одной
стороны, ввиду того отношения государя, которое он прояв¬
лял ко мне по делу этого памятника последние годы, мне не
хотелось идти на открытие памятника; с другой стороны, я
опасался, что если я не пойду, то сейчас же скажут, что, мол,
так как это дело неудачно, то Витте, конечно, от этого дела
открещивается. Вследствие этого я пошел на открытие памят¬
ника и был во главе комиссии по сооружению памятника.Князь Трубецкой на открытие памятника не приехал, так
как ему вовремя не было дано знать об открытии памятника,
так что он опоздал на несколько дней.Памятник открыли при торжественной обстановке: его ве¬
личество командовал войсками, которые проходили перед па¬
мятником. Государь император сказал мне несколько слов,
причем это, очевидно, было сделано в виду громадного коли¬
чества народа, который был при открытии, так что если бы
государь не сказал этих нескольких слов, то могли бы выве¬
сти заключение, которое, вероятно, государь не хотел, чтобы
было выведено; с другой стороны, мне казалось, что государь
это сделал по настоянию находившейся при открытии памят¬
ника императрицы Марии Федоровны.344
Таким образом, все это неприятное дело свалилось с моих
плеч, но тем не менее и после по поводу открытия этого па¬
мятника я имел некоторые неприятности; прежде всего мне
было, конечно, крайне неприятно то, что памятник этот при
открытии заслужил общее хуление. Все большей частью кри¬
тиковали памятник. Отчасти эта критика была связана с тем,
что памятник императору Александру III, императору весьма
реакционному, был так скоро открыт благодаря моему содей¬
ствию, моей энергии, в то время когда памятник Александ¬
ру II в то время и до настоящего времени отсутствует. Затем в
некоторых слоях общества этот памятник критиковали ввиду
моего участия в этом деле, а большинство критиковало пото¬
му, что этот памятник вообще представляет собой нечто несу¬
разное.Но прошло некоторое время, и теперь с этим памятником
более или менее примирились, а некоторые даже находят его
выдающимся в художественном отношении. Так, известный
художник Репин уверяет, что этот памятник представляет со¬
бою выдающееся художественное произведение. Мне прихо¬
дилось последнее время встречать людей, которые сначала
критиковали этот памятник, а теперь находят в нем некото¬
рые черты высокого художества.Что касается Трубецкого, то он живет теперь в Париже,
имеет там мастерскую и пользуется большой популярностью.
Сам Трубецкой — это человек очень оригинальный: он край¬
ний вегетарианец, затем он не признает никакой науки и в
особенности науки художественной. Он проповедует, что вся¬
кая наука только портит человека, что человек сам по себе
носит известные дары, и эти дары не следует портить, и что
всякий художник, который захочет получить художественное
образование, портит свой природный талант. Вообще он по¬
лон различными абсурдными теориями, затем человек не без
хитрости, с очень большими фантазиями и стремлением со¬
рить деньгами, но не подлежит сомнению, что в нем находит¬
ся громаднейший талант, и поэтому недаром за границей он
пользуется выдающейся репутацией.О ЛЕДОКОЛЕ «ЕРМАК» И НАМЕРЕНИИ
УСТАНОВИТЬ МОРСКОЙ ПУТЬ НА ДАЛЬНИЙ
ВОСТОК ПО СЕВЕРНОМУ ПОБЕРЕЖЬЮ СИБИРИВ 1898 г., а именно в конце этого года, был по моей ини¬
циативе заказан ледокол «Ермак»; ближайшей целью сооруже¬
ния этого громадного ледокола была у меня та мысль, чтобы,
с одной стороны, сделать судоходство в Петербурге и других
важных портах Балтийского моря в течение всей зимы, но
главным образом попытаться, нельзя ли пройти на Дальний345
Восток через северные моря, по северному побережью Сиби¬
ри. Ледокол этот был сооружен при ближайшем участии ад¬
мирала Макарова, того самого Макарова, который геройски
погиб около Порт-Артура, будучи во время японской войны
назначен главнокомандующим Дальневосточным флотом. Ад¬
мирал Макаров отличился еще и во время последней турец¬
кой войны и вообще по своему характеру представляет собою
истинный тип военного решительного человека с оригиналь¬
ными взглядами. К сожалению, хотя некоторое время он ко¬
мандовал «Ермаком» или, вернее, «Ермак» находился под его
высшим командованием (это судно-ледокол находилось в ве¬
дении министерства финансов, в непосредственном моем рас¬
поряжении), те проекты, которые я имел в голове, не осуще¬
ствились. Ледокол этот оказал некоторую пользу в смысле
очистки от льдов балтийских портов, и Макаров на этом суд¬
не лишь один раз сделал довольно большое плавание в север¬
ные моря и раз попытался сделать плавание и на Новую Зем¬
лю, но дальнейших экскурсий в том же направлении не про¬
изводил.Этому делу открытия морского пути на Дальний Восток
через сибирские прибрежья, а равно плаванию по направле¬
нию к полярному полюсу очень сочувствовал также извест¬
ный наш ученый Менделеев.Этот Менделеев был известный всему миру русский хи¬
мик, бывший профессор Петербургского университета, затем
он вследствие своего довольно резкого, неуживчивого харак¬
тера, выслуживши пенсию, бросил университет. К стыду на¬
шей академии, он не был выбран академиком, и на место
академика по специальности химика мы выбрали лицо хотя и
очень почтенное, но не имевшее никакой серьезной длитель¬
ной репутации в науке. Опять-таки он не был академиком
вследствие своего довольно тяжелого характера, что совер¬
шенно не оправдывает действия академии. Так как Менделеев
был товарищем по педагогическому институту Вышнеградско¬
го, то тот его сделал управляющим Палатой мер и весов.Когда я сделался министром финансов, то это учреждение
Палаты мер и весов я значительно увеличил и расширил
именно потому, что во главе ее стоял такой значительный
ученый, как Менделеев, человек с большой не только науч¬
ной, но и практической инициативой. Менделееву во многом
обязано развитие нашей нефтяной промышленности и других
отраслей нашей промышленности. Он был по тем временам
ярый протекционист и, как это бывает обыкновенно со всеми
выдающимися людьми, во время его жизни, вследствие того
что он был и талантливее, и умнее, и ученее лиц, его окружа¬
ющих, а с другой стороны, вследствие того что имел самосто¬
ятельный характер, подвергался со всех сторон самой усилен¬
ной критике. Его сочинения, касающиеся развития наших хо¬346
зяйственных и промышленных сил, служили предметом на¬
смешливой критики; его обвиняли в том, что будто бы он на¬
ходится на жалованье у промышленников и потому он прово¬
дит идею протекционизма, и только тогда, когда он умер, то
начали кричать, что мы потеряли великого русского ученого.Хорошо еще, что россияне отдали ему эту честь после
смерти его, хотя для Менделеева было бы приятнее, если бы
были оценены его достоинства во время его жизни.Я помню довольно интересное заседание, которое было у
меня в кабинете, в котором принимали участие: я, Менделеев
и адмирал Макаров. Я поставил вопрос о том, каким образом
установить программу для того, чтобы достигнуть намеченной
мной цели, т. е. пройти на Дальний Восток к Сахалину через
северные моря по нашему сибирскому прибрежью. На это
мне Менделеев после размышления, на которое я ему дал
время, высказал то убеждение, что для того, чтобы найти путь
на Дальний Восток, не следует идти из Петербурга, огибая
Норвегию, северными морями параллельно нашим северным
побережьям, а нужно просто пройти прямо по направлению к
Северному полюсу, прорезать Северный полюс и спуститься
вниз, что такой переход будет гораздо проще и может быть
совершен и гораздо скорее, и безопаснее. Адмирал Макаров
не вполне разделял это мнение, он находил, что это будет
очень рискованный шаг, что благоразумнее будет попытаться
идти по направлению нашего северного прибрежья.Между ними в моем присутствии произошел обмен взгля¬
дов; Менделеев утверждал, что не уверен, что то, что он пред¬
полагает, может быть вполне реализовано, но что есть гораздо
более шансов к тому, что можно прорезать Северный полюс
и спуститься вниз южнее. На вопрос Макарова, согласится ли
с ним ехать Менделеев на «Ермаке» по плану, им предложен¬
ному, Менделеев ему категорически ответил, что по этому
плану, т. е. идти на Северный полюс и там спуститься вниз,
он совершенно согласен и с ним поедет; тогда Макаров ему
предложил с ним ехать, но только не по этому направлению,
а опять-таки по нашим северным морям, придерживаясь к
сибирскому побережью. Менделеев ответил, что такое плава¬
ние и более рискованное, и более трудное, и поэтому он ехать
с ним по этому направлению не согласен. Таким образом,
между этими двумя выдающимися лицами произошло в моем
присутствии довольно крупное и резкое разногласие, причем
оба эти лица разошлись и затем более уже не встречались.
Уходя от меня, каждый из них мне повторил: Менделеев, что
он во всякое время согласен ехать на «Ермаке» с адмиралом
Макаровым на Дальний Восток к Сахалину, прямо прорезы¬
вая Северный полюс, а Макаров мне заявил, что он согласен
на «Ермаке» ехать к Сахалину, придерживаясь направления
параллельно нашим северным прибрежьям. В конце концов347
ни тот, ни другой проект не осуществился, отчасти вследст¬
вие этого разногласия, а отчасти оттого, что Макаров в ско¬
ром времени был назначен начальником Кронштадтского
порта, а затем началась несчастная японская война.«Ермак» во все время моего управления министерством
финансов впредь до образования Главного управления море¬
ходства находился в распоряжении министерства финансов, а
затем когда было образовано Главное управление мореходст¬
ва, то был передан в ведение этого управления.ВСЕПОДДАННЕЙШЕЕ ПИСЬМО
СТАТС-СЕКРЕТАРЯ С. Ю. ВИТТЕ
ОТ 28 ФЕВРАЛЯ 1905 ГОДАВаше императорское величество!При настоящем положении вещей единственный благора¬
зумный выход: войти в переговоры о мирных условиях и, что¬
бы хотя немного успокоить Россию, привести в скорейшее и
широкое исполнение поручение, данное высочайшим ре¬
скриптом А. Г. Булыгину. Продолжение войны более нежели
опасно; дальнейшие жертвы страна при существующем состо¬
янии духа не перенесет без страшных катастроф. Чтобы про¬
должать войну, нужны огромные деньги и обширный набор
людей. Дальнейшие затраты совершенно расстроят финансо¬
вое и экономическое положение империи, составляющее цен¬
тральный нерв жизни современных государств. Бедность на¬
селения увеличится, и параллельно увеличится озлобление и
помрачение духа. Россия потеряет кредит, и все заграничные
держатели наших фондов (между прочим, вся французская
буржуазия) сделаются нашими врагами. Новая мобилизация в
широких размерах может быть сделана лишь при содействии
силы. Таким образом, воины для Дальнего Востока начнут
свое боевое поприще на месте их призыва. Если еще окажется
слабый урожай и появление холеры, то огромные беспорядки
могут развиться в ураган. Вообще по теперешнему времени
войско нужно в самой России. Конечно, ужасно больно на¬
чать мирные переговоры, и необходимо их обставить условия¬
ми, охраняющими престиж царской власти. Но лучше это
сделать теперь, нежели ожидать еще более грозного будущего.
Куропаткин не удержится в Телине. С потерей Харбина будет
отрезан Уссурийский край. Рожественский не может иметь
успеха. Россия покуда еще имеет такой престиж, что можно
надеяться, что мирные условия не будут ужасающими. Но ес¬
ли мы и теперь, после всего происшедшего, не смирим наше¬
го духа по заветам веры нашей и не покаемся перед всевыш¬
ним, то поставим себя еще в более безвыходное положение.
Нужно открыть мирные переговоры, если условия окажутся348
совершенно неприемлемыми, если они останутся таковыми,
несмотря на содействие некоторых великих держав, ну тогда,
несомненно, встанет весь народ для защиты царя и своей чес¬
ти. Тогда мы очистимся.Всемилостивейший государь! Решимость нужна во всех де¬
лах. Но если решимость нужна при счастье, то она сугубо не¬
обходима при несчастье. При несчастье решимость есть пер¬
вая ступень к спасению. Нельзя медлить, нужно немедленно
открыть мирные переговоры и нужно немедленно в широком
размере привести в исполнение ваше поручение А. Г. Булыт-
ну-В. в-во! Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Это
всеподданнейшее письмо не есть письмо растерянного чело¬
века, но письмо человека, сознающего положение. Не боязнь
водит мою руку, а решимость — решимость сказать вам, что
другие, может быть, побоятся сказать.Помоги вам господь Бог!Вашего императорского величества верноподцанный слугаСергей Витте28	февраля 190S годаЦГИАМ, ф. 540, on. 1, д. 295/1, л. 7-8.Подлинник.КОПИЯ С ЗАПИСКИ С. Ю. ВИТТЕ О РАЗГОВОРЕ
ЕГО, ПО ВЫСОЧАЙШЕМУ ПОВЕЛЕНИЮ,С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ НИКОЛАЕМ НИКОЛАЕВИЧЕМ
ПО ПОВОДУ СОСТОЯНИЯ АРМИИ ЛИНЕВИЧА
НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕПо приказанию государя я ездил к великому князю Нико¬
лаю Николаевичу для получения от него, как председателя
Комитета обороны, заключения об относительном состоянии
нашей армии (Линевича) на Дальнем Востоке.Вот что сказал мне великий князь. Обсудив положение
дел, насколько можно судить по имеющимся у нас данным,
мы пришли к таким заключениям:1)	наша армия ныне находится в таком состоянии, что
ожидать тех отступлений и уронов, которые мы систематиче¬
ски претерпевали с самого начала войны, невозможно;2)	напротив, можно с вероятностью ожидать, что теперь
мы начнем теснить японскую армию и отодвинем ее за Ялу и
Квантунский полуостров;3)	на это потребуется около года времени, миллиард руб¬
лей и понести урон в двести тысяч человек убитыми и ране¬
ными;4)	так как мы не имеем флота на Дальнем Востоке, а349
японский флот находится в прекрасном состоянии, то а) мы
не будем в силах выбить японцев из Кореи и Квантуна и б)
Япония займет в это время Сахалин и значительные части
Приморской области.Затем великий князь, передав это, никаких заключений не
выводил.На третий день я видел его величество и хотел доложить
ему, что мне сказал великий князь. Государь мне сказал: я
знаю.1	июля 1905 годаЦГИАМ, ф. 540, on. 1, д. 710, л. 2-2 об.
КОММЕНТАРИИ1	По мирному договору между Китаем и Японией, заключенному 17 ап¬
реля 1895 г. в г. Симоносеки, Китай признавал «полную и безусловную неза¬
висимость и автономию» Кореи, а также уступал Японии южную часть
Маньчжурии (Ляодунский полуостров), о. Тайвань (Формоза) и о-ва Пэнху¬
ледао (Пескадорские). Кроме того, Китай должен был уплатить Японии кон¬
трибуцию в сумме 200 млн. таэлей (около 400 млн. руб.) и обязался подпи¬
сать неравноправный договор о торговле и мореплавании, по которому Япо¬
ния получала те же права и привилегии, которыми пользовались в Китае ев¬
ропейские державы и США (текст договора см. в «Сборнике договоров и
дипломатических документов по делам Дальнего Востока 1895—1905 гг.».
СПб., 1906. С. 1-13).2	Николай II, тогда еще цесаревич, во время поездки, длившейся почти
семь месяцев (с октября 1890 по май 1891 г.), посетил Грецию, Египет, Ин¬
дию, Китай и Японию.3	Поворот России к активной политике на Дальнем Востоке был тесно
связан с активизацией борьбы крупнейших капиталистических держав мира
за колонии и сферы влияния. В конце XIX века после выступления Японии
против Китая в 1894—1895 гг. борьба за раздел Китая вступила в решающую
стадию. В 50-х годах XIX столетия Франция захватила Индокитай, а Англия
завершила завоевание Бирмы. Раздел южных окраин Китайской империи
был в основном закончен. Борьба переместилась на Север. Главными ее объ¬
ектами стали Корея и Маньчжурия. Наибольшую активность проявляли Анг¬
лия, США и Япония. В 1882—1884 гг. эти державы добились заключения с
корейским правительством неравноправных договоров, которые положили
начало экономическому закабалению страны.В 70—80-х годах XIX века Япония предпринимала неоднократные воору¬
женные нападения на территорию Кореи. В 1885 г., воспользовавшись за¬
труднительным положением Китая в связи с франко-китайской войной,
Япония навязала китайскому правительству договор, по которому получила
право наравне с Китаем вводить в Корею свои войска в случае возникнове¬
ния там «беспорядков». Усиление экономических позиций Англии, США и
Японии в Корее и Маньчжурии, а также вооруженные нападения ряда де¬
ржав на территорию Китая вызывали беспокойство в правящих кругах цар¬
ской России.В 1885 г. в связи с ростом английской угрозы король Кореи обратился к
царскому правительству с просьбой принять его страну под протекторат Рос¬
сии. Царское правительство, опасаясь быть втянутым в военные конфликты
на Дальнем Востоке, отклонило эту просьбу. Разгром Китая Японией и за¬
хватнические устремления Японии в результате японо-китайской войны
1894—1895 гг. вызвали большое беспокойство в Петербурге. Русские газеты
от крайне правых до либеральных расценивали захват Японией Ляодуна как
прямую угрозу дальневосточным владениям России и требовали активизации
ее внешней политики на Дальнем Востоке. Правящие круги царской России
оказались перед выбором: либо отказаться от дальнейшего проведения поли¬
тики статус-кво на Дальнем Востоке и вступить на путь раздела Северного
Китая между Россией и Японией, либо, выступив против Японии, добивать¬351
ся восстановления нарушенного статус-кво. За первый путь высказалось
большинство придворных кругов, и в частности имевший большое влияние
на царя великий князь Алексей Александрович, управляющий морским ми¬
нистерством генерал-адъютант Чихачев и др. Эту же точку зрения разделял
только что назначенный тогда на пост министра иностранных дел Лобанов-
Ростовский. Что касается Витте, то он решительно выступил против уступки
Японии Ляодунского полуострова, представлявшего «доминирующую пози¬
цию». Поэтому он высказался за то, чтобы «воспрепятствовать осуществле¬
нию мирного договора между Японией и Китаем». Тесная связь вопросов
внешней политики с финансовыми вопросами (займы, внешняя торговля и
др.) способствовала усилению влияния Витте на внешнюю политику России.
Витте считал, что раздел Китая невыгоден России, поскольку она еще очень
слаба на Дальнем Востоке, а доля каждого участника в таком разделе будет
зависеть от его силы. Витте считал недопустимым, чтобы Япония обоснова¬
лась на континенте, так как в создавшихся условиях России лучше иметь со¬
седом «неподвижный» Китай, чем быстро развивающуюся Японию. Вопрос о
дальневосточной политике России неоднократно обсуждался в русских пра¬
вящих кругах. Ему были посвящены, в частности, особые совещания 9 (21)
августа 1894 г. и 20 января (1 февраля) 1895 г. Витте не упоминает о них в
мемуарах. На особом совещании от 30 марта (11 апреля) 1895 г. было приня¬
то следующее решение:1.	«...Посоветовать Японии, сначала дружелюбным образом, отказаться от
занятия южной части Маньчжурии, так как таковое занятие нарушает наши
интересы и будет служить постоянной угрозой спокойствию на Дальнем Вос¬
токе; в случае же решительного отказа Японии последовать нашим советам
объявить японскому правительству, что мы оставляем за собой свободу дей¬
ствий и будем поступать сообразно с нашими интересами.2.	Сообщить официально европейским державам, а также Китаю, что, не
стремясь со своей стороны ни к каким захватам, мы считаем необходимым
для охраны своих интересов настаивать на отказе Японии от занятия южной
части Маньчжурии» (Красный архив. 1932. Т. 52. С. 83).Эти решения были переданы Николаю И. Прежде чем их утвердить, царь
пожелал выслушать членов особого совещания. Четверо из них (Витте, Ван-
новский, Лобанов-Ростовский и великий князь Алексей Александрович) бы¬
ли вызваны 4 (16) апреля во дворец. В тот же день 4 (16) апреля царь утвер¬
дил решения особого совещания от 30 марта (11 апреля). 11 (23) апреля1895	г. дипломатические представители России, Германии и Франции в То¬
кио сделали японскому правительству представления, в которых настоятель¬
но советовали отказаться от Ляодунского полуострова. «Дружеские советы»
трех держав были подкреплены совместной демонстрацией их военно-мор-
ских сил у берегов Японии. В состояние боевой готовности были приведены
русские сухопутные силы на Дальнем Востоке. Японское правительство по¬
шло на уступки. Оно отказалось от Ляодунского полуострова за дополни¬
тельное денежное вознаграждение. Специальная конвенция о возвращении
Ляодунского полуострова Китаю была подписана в Пекине 27 октября (8 но¬
ября) 1895 г. (см.: Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке
(1883—1903) // Красный архив. 1932. Т. 3 (52); Романов Б. А. Россия в Мань¬
чжурии (1892—1906). Л., 1928; Нарочницкий А. Л. Колониальная политика ка¬
питалистических держав на Дальнем Востоке. 1860—1895. М., 1956).4	Русско-Китайский банк создан в конце 1895 г. Его учредителями выступи¬
ли: группа французских банков (Готтингер и К°, Парижско-Нидерландский, Ли¬
онский кредит, Национальная учетная контора) и Петербургский Международ¬
ный банк. При этом из 6 млн. руб. основного капитала 5/в брали на себя фран¬
цузские банки, а 3/8 — Петербургский Международный банк. Однако в правле¬
нии Русско-Китайского банка французы получили лишь 3 места. Остальные 5
членов правления фактически назначались министром финансов, который та¬
ким образом имел возможность руководить деятельностью банка. Председателем
правления банка был назначен князь Э. Э. Ухтомский. Правление Русско-Ки¬
тайского банка находилось в Петербурге, но банк имел большое число отделе¬
ний в Китае (в Пекине, Шанхае, Ханькоу и других городах).352
Слияние Русско-Китайского банка с Северным произошло в 1910 г. Воз¬
никший в результате этого слияния Русско-Азиатский банк стал самым круп¬
ным коммерческим банком царской России.5	Утверждение Витге о том, что Китайско-Восточная железная дорога
«может быть встречена Японией только благожелательно», является попыт¬
кой реабилитировать осуществлявшийся им внешнеполитический курс. Эти
рассуждения направлены против противников Витге, которые в проведении
КВЖД видели первый шаг к неудачам России на Дальнем Востоке.В других документах Витте более полно раскрывает цели своей политики
в связи со строительством КВЖД. В записке царю от 31 марта 1896 г. он так
охарактеризовал цели постройки дороги: «Между главнейшими европейскими
державами, а также и Японией идет напряженное соперничество из-за эко¬
номического и политического влияния над странами Востока, и наши сопер¬
ники (Англия, Франция, Германия и Япония) напрягают все усилия к тому,
чтобы прочно утвердить свое влияние в Китае» путем «получения от пекин¬
ского правительства различных привилегий», «железнодорожных концессий,
а также подрядов на поставку железнодорожных материалов». В этих услови¬
ях «Россия по необходимости должна следовать образу действия своих эко¬
номических соперников». Витге указывал, что постройка КВЖД даст воз¬
можность России утвердить свое экономическое влияние не только в Маньч¬
журии, но и «в прилегающих к ней провинциях Китая», поскольку «сама си¬
ла вещей заставит в скором времени проводить ветви от сей линии в глубь
Китая» (см.: Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке
(1883—1903) // Красный архив. 1932. Т. 3 (52); Романов Б. А. Россия в Мань¬
чжурии (1892—1906). JI., 1928; Его же. Очерки дипломатической истории рус¬
ско-японской войны 1895—1907. М.; JL, 1955).6	Русско-китайский союзный договор был подписан 22 мая (3 июня)1896	г.7	Контракт на постройку и эксплуатацию КВЖД был подписан в Берлине27	августа (8 сентября) 1896 г.8	Характеристика трагических событий, происшедших 18 мая 1896 г. на
Ходынском поле, дана Витте в основном верно. Министр юстиции Н. В. Му¬
равьев, занимавшийся расследованием Ходынской катастрофы, в записке, не
предназначенной для печати (ЦГИАМ, ф. 540, on. 1, д. 720), приводил следу¬
ющие факты.Празднично одетый народ стал собираться на Ходынском поле с полудня17	мая. К 9 часам вечера там собралась уже «весьма значительная толпа», ко¬
торая к 1 часу ночи 18 мая достигла 400—500 тыс. человек.К 5 часам утра «над народною массой стоял густым туманом пар, мешав¬
ший различать на близком расстоянии отдельные лица. Находившиеся даже
в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Из толпы «по¬
стоянно раздавались ужасные, как бы предсмертные крики и вопли, а атмос¬
фера была настолько насыщена испарениями, что люди задыхались от недо¬
статка воздуха и зловония». Давка увеличивалась. Люди стали терять созна¬
ние. «Толпа «выдавливала» таких лиц, они падали около буфетов, после чего
солдаты поднимали их и приводили в чувство... Кроме того, толпа поднима¬
ла на головы лиц, впавших в бессознательное состояние; они катились по
головам до линии буфетов, где их принимали на руки солдаты». «По головам
толпы добирались до свободного пространства» и дети. Еще до начала разда¬
чи подарков в толпе много ослабевших и потерявших сознание людей «было
задавлено до смерти... Несколько умерших таким образом людей толпа пере¬
давала по головам, но многие трупы вследствие тесноты продолжали стоять в
толпе, пока не удавалось их вытащить. Народ с ужасом старался отодвинуть¬
ся от покойников, но это было невозможно и только усиливало давку. Впос¬
ледствии, когда началась раздача и народ направился к буфетным проходам,
мертвецы, стиснутые толпою, двинулись вместе с нею и падали лишь на пло¬
щади гуляния. Таких двигающихся мертвецов один из очевидцев насчитал до
двадцати».Выдача подарков началась на исходе 6-ш часа. Они заключались «в сайке
и узелке, в который были завязаны колбаса, пряник, сласти, эмалированная353
кружка и программа увеселений». Началась ужасная давка. «Проникавшие на
площадь выскакивали из проходов оборванные, мокрые, с дикими глазами.
Многие из них со стоном падали, другие ложились на землю, клали под го¬
лову полученные узелки и умирали». Толпа двигалась по упавшим. «Один из
оставшихся в живых потерпевших оказался лежащим на 15 трупах, а поверх
его лежало 10 тел». Первая партия царских подарков была роздана, и давка
несколько уменьшилась. Тогда началась вторая раздача, и второй раз повто¬
рилось то же самое.«Общее число лиц, получивших 18 мая повреждения во время народного
гуляния на Ходынском поле, по собранным при следствии сведениям, до¬
стигло 2690 человек, из коих умерших 1389». Текст доклада графа Палена, о
котором говорит Витте, пока не найден.9	Договор между Россией и Японией о Корее был подписан 28 мая
(9 июня) 1896 г.10	«Гражданин» — политическая и литературная газета-журнал, издавав¬
шаяся в Петербурге с 1872 по 1914 г. Орган наиболее реакционных, крайне
правых слоев русского дворянства. Получила печальную известность пропо¬
ведью оголтелого шовинизма, погромно-хулиганскими выступлениями, раз¬
жиганием национальной розни.11	Договор о торговле и мореплавании между Россией и Японией был за¬
ключен не в 1896 г., как это можно понять из «Воспоминаний», а в 1895 г.
Подписание его состоялось в Петербурге 27 мая (8 июня). (Текст этого дого¬
вора см. в «Сборнике договоров и дипломатических документов по делам
Дальнего Востока 1895—1905 гг.». С. 27—55.)12	Относительно взятки Ли Хун-чжану (использовано старое написа¬
ние.— Ред.) формально Витге прав. Действительно, в Петербурге Ли Хун-
чжан никакой взятки не получил. При переговорах с Ли Хун-чжаном взятка
была лишь обещана. Это обещание было оформлено в виде особого «прото¬
кола», подписанного членами правления Русско-Китайского банка князем
Ухтомским, Романовым и Ротштейном 23 мая 1896 г., т. е. на следующий
день после заключения русско-китайского союзного договора. Текст этого
протокола следующий:«Для облегчения переговоров об основании Восточно-Китайской желез¬
ной дороги, так же как и для исполнения этого дела, Правление Русско-Ки¬
тайского банка постановляет нижеследующее:1)	будет ассигнована сумма не свыше 3 ООО ООО руб. кредитных (три мил¬
лиона) на расходы, какие бы ни потребовалось производить в интересах дела;2)	ассигнованная сумма может быть внесена лишь в следующие сроки и
на следующих условиях. Можно будет располагать: 1) третью, т. е. р. кр.
1000000 (миллион) по получении императорского указа, предоставляющего
концессию на линию Русско-Китайскому банку, и документа от его сиятель¬
ства Ли Хун-чжана, устанавливающего главные условия этой концессии; 2)
руб. 1000000 (миллион) по подписании и окончательном оформлении кон¬
цессии, и после того как направление линии будет точно установлено и ут¬
верждено уполномоченными на то китайскими властями; 3) руб. 1000000
(миллион), когда постройка линии будет вполне закончена;3)	что упомянутые суммы будут предоставлены в свободное распоряже¬
ние князя Э. Э. Ухтомского и М. А. Ротштейна, которые с соблюдением ус¬
ловий статьи 2 будут располагать ими под их простую расписку, без всякой
ответственности для них;4)	что выше перечисленные суммы вносятся на приход новой железнодо¬
рожной компании Восточно-Китайской железной дороги как расходы по со¬
оружению».Витге на этом протоколе написал: «Согласен», что должно было служить
для Ли Хун-чжана гарантией исполнения данного ему обещания. По распо¬
ряжению царя для расчетов с Ли Хун-чжаном в декабре 1896 г. был образо¬
ван в непосредственном распоряжении Витте фонд, первоначально в 3 млн.
руб. Эти средства содержались на текущем счете министра финансов в Рус¬
ско-Китайском банке. Первый миллион, из трех обещанных Ли Хун-чжану,
был вручен ему «со всеми предосторожностями» князем Ухтомским, специ¬354
ально командированным в Китай в мае 1897 г. «Медлить дольше исполнени¬
ем положительно не следовало. Старик очень истомился в ожидании»,— со¬
общал Ухтомский из Пекина. С уплатой второго миллиона Витте не спешил.
(В октябре 1901 г. Ли Хун-чжан умер, так и не получив оставшейся части
обещанного ему вознаграждения.) Витге вновь прибег к взятке в 1898 г. для
ускорения заключения соглашения с Китаем об аренде Ляодунского полуост¬
рова. Китайским сановникам Ли Хун-чжану и Чжан Ин-хуану было обещано
по 500 тыс. лан (Витте дает неверные цифры: 500 тыс. и 250 тыс. руб.). Ли
Хун-чжан получил эту сумму сполна (в переводе на русские деньги
609 120 руб. 50 коп.). Чжан Ин-хуану было фактически выплачено 51 171 руб.01	коп. (см. об этом подробнее: Романов Б. А. Лихунчжанский фонд (из исто¬
рии империалистической политики на Дальнем Востоке) // Борьба классов.
Л., 1924. № 1—2. С. 77—126; Переписка о подкупе китайских сановников Ли
Хун-чжана и Чжан Ин-хуана // Красный архив. Т. 2. 1922. С. 287—293).13	Новый устав, т. е. закон, регулирующий деятельность Государственного
банка, был утвержден царем в 1894 г. взамен устава 1860 г. Основной смысл
нового устава заключался в том, чтобы шире использовать банк для кредито¬
вания промышленности и торговли России. В этих целях новым уставом раз¬
решалось банку выдавать промышленные ссуды на срок от 1 до 3 лет в обо¬
ротные капиталы предприятий.Главная задача Центральных банков в других странах состояла в поддер¬
жании устойчивости денежного обращения. Они не зависели от министерств
финансов во избежание использования средств Центральных банков в инте¬
ресах бюджета и не участвовали в операциях по кредитованию промышлен¬
ности и торговли. В связи с этим в русской буржуазной печати новый устав
Государственного банка подвергся значительной критике, поскольку он не
соответствовал задачам Центрального банка страны. Очевидно, поэтому Вит¬
те и приписывал «слабые стороны» устава Антоновичу, хотя сам энергично
продвигал его во всех инстанциях.14	Имеется в виду русско-турецкая война 1877—1878 гг.15	При взятии Ферганы зимой 1875—1876 гг. Скобелев «отличился» глав¬
ным образом зверскими расправами над местным населением. Будучи на¬
чальником карательной экспедиции, направленной царскими властями про¬
тив вспыхнувшего летом 1875 г. в Кокандском ханстве феодально-национа¬
листического восстания, Скобелев с огнем и мечом прошел по Ферганской
долине, подвергнув население жестоким наказаниям и разорению. Во время
русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Скобелев действительно проявил выда¬
ющиеся полководческие способности и личную отвагу (при переправе рус¬
ских войск через Дунай у Зимницы, во время операций под Плевной, при
переходе через Балканские горы и в сражении у Шейново).16	Рукопись С. Ю. Витте «Возникновение русско-японской войны», хра¬
нящаяся в настоящее время в Центральном государственном историческом
архиве в Москве (ф. 540, д. 299 и 340), представляет собой объемистый труд в2	томах общим объемом 769 страниц машинописного текста. Отдельный том
составляют документальные приложения (д. 301, 301-а—301-д).17	О работе особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промыш¬
ленности Витге подробно пишет в главе «Крестьянский вопрос до 17 октября1905	г.».18	Террористический акт против министра внутренних дел Сипягина был
совершен С. В. Балмашевым, членом партии социалистов-революционеров
(эсеров). (Об образовании и деятельности партии эсеров см.: Очерки по ис¬
тории СССР. 1861—1903. Учпедгиз, 1960. Гл. IV.)19	Имеется в виду массовое крестьянское движение в Полтавской и Харь¬
ковской губерниях, развернувшееся весной 1902 г. В движении приняли уча¬
стие 108 сел и деревень Полтавской и 57 Харьковской губернии с населением
около 150 тыс. человек. Сюда приезжали командующий войсками Киевского
военного округа генерал Драшмиров, харьковский и полтавский губернаторы,
только что назначенный министром внутренних дел Плеве. Общее количест¬
во войск, участвовавших в подавлении движения, превышало 10 тыс. солдат
и офицеров (Деренковский Г. М. Ленинская «Искра» и крестьянское движение355
в Полтавской и Харьковской губерниях в 1902 г. // Доклады и сообщения
Института истории АН СССР. Вып. 2. М., 1954. С. 53).20	В начале XX века рабочий класс промышленных центров Кавказа всту¬
пил на путь открытой революционной борьбы под руководством революци¬
онной социал-демократии как один из отрядов российского пролетариата. С
этим и связан общий подъем революционного движения на Кавказе.21	Фабричная инспекция была учреждена в 1884 г. для осуществления
контроля за соблюдением законов о труде рабочих. Фабричные инспекторы
утверждали табели взысканий, правила внутреннего распорядка на фабриках,
разрешали открытие фабричных лавок и т. п. Наряду с этим фабричные инс¬
пекторы накладывали взыскания на рабочих за «самовольный уход» с фабри¬
ки, доносили властям о стачках и волнениях, улаживали споры между рабо¬
чими и фабрикантами, т. е. осуществляли чисто полицейские функции. В си¬
лу противоречивых задач фабричная инспекция подвергалась нападкам со
стороны как предпринимателей, так и полиции. В связи с усилением рабоче¬
го движения и возросшими претензиями к фабричной инспекции 30 мая1903	г. последовало «высочайшее повеление» об изменении положения о
фабричной инспекции (см.: Искра. 1903. 1 июля. № 1; ЦГИАМ, ф. 540, оп.1,	д. 739, л. 13—13 об.). Формально оставаясь составной частью министерства
финансов, фабричная инспекция ставилась под контроль министерства внут¬
ренних дел, ее местные органы подчинялись губернской администрации.
Фабричная инспекция на деле превращалась в фабричную полицию.22	Речь идет о петиции рабочих и жителей Петербурга Николаю II (9 ян¬
варя 1905 г.).23	Депутация «представителей петербургских рабочих» в количестве 34 че¬
ловек была принята Николаем II в Царском Селе 19 января 1905 г. Состав
депутации был специально подобран полицией. В газете «Голос труда» приве¬
дены любопытные подробности отправки некоторых «депутатов» к царю: «В
квартире конторщика одной из петербургских фабрик X., пившего со своими
родителями чай, раздался сильный звонок, испугавший стариков. X. бежит,
отворяет дверь и, отворив, тоже пугается,— перед ним вырастают: помощник
пристава, жандармский офицер, два городовых и дворник. «Вы г. X.?» —
«Я...» — «Дворник, это г. X?» — «Точно так-с!» — «Прошу одеться и следо¬
вать за нами».— «За что? Помилуйте! Вот вам бог!..» — «Поторопитесь».X. посадили в карету и в сопровождении жандарма доставили к комен¬
дантскому подъезду Зимнего дворца. Его повели какими-то ходами, застави¬
ли подниматься по каким-то лестницам. Жандарм все время подгонял его
словами: «Проходите, поторопитесь», пока они не вошли в залу, где стоял
Трепов и еще какие-то особы. Жандарм назвал фамилию приведенного.
«Обыскать!» — скомандовал Трепов. Несчастного обыскали. «Раздеть!» —
продолжал командовать полномочный генерал-губернатор. X. раздели. «На¬
деньте на него это платье»,— издевался он дальше. После этого X. доставили
в царский павильон Царскосельского вокзала. В сопровождении сыщиков
«депутатов» повели в вагон. В купе вагона помещалось по два депутата, при
каждом сыщик. В купе X. увидел мастера с одного из соседних заводов; об¬
радованный, что встретил знакомое лицо, обратился было к нему, но тотчас
же был остановлен вскочившими сыщиками, в один голос объявившими:
«Здесь не полагается разговаривать». Пришлось покориться. Таким образом
были доставлены в одну из зал Царскосельского дворца «рабочие-депутаты»,
которым было запрещено переговариваться» (Единение царя с народом // Го¬
лос труда. 1905. № 2).24	Предложению Рузвельта предшествовало обращение к нему японского
правительства с просьбой о посредничестве. В телеграмме от 18 (31) мая1905	г. министр иностранных дел Японии Комура предписал послу в Нью-
Йорке Такахире «выразить президенту надежду японского правительства,
что... президент найдет для себя возможным немедленно и всецело по своей
инициативе пригласить обоих противников встретиться для непосредствен¬
ных переговоров». В связи с этим Рузвельт 23 мая (5 июня) 1905 г. по теле¬
графу поручил американскому послу в Петербурге Мейеру срочно просить
аудиенцию у царя и, заявив, «что он действует по личному приказанию пре¬356
зидента», попытаться убедить «в желательности его согласия на просьбу пре¬
зидента, чтобы представители России встретились с представителями Японии
для обсуждения вопроса о том, не может ли быть теперь заключен мир». При
этом посол должен был сказать, что война «абсолютно безнадежна» и ее про¬
должение «может привести к потере всех русских восточноазиатских владе¬
ний». Кроме того, мир необходим России, чтобы «предотвратить волнения»,
которые, как опасается американский президент, «иначе обратятся в катаст¬
рофу». Беседа американского посла с Николаем II состоялась 25 мая (7
июня) 1905 г. Как раз накануне, 24 мая (6 июня), в Царском Селе происхо¬
дило специальное военное совещание, обсуждавшее перспективы войны.
Большинство его участников высказалось за немедленное прекращение вой¬
ны. Находившийся под впечатлением этого совещания царь, выслушав по¬
сла, дал согласие на начало мирных переговоров. На следующий день, 26 мая
(8 июня) 1905 г. (а не в конце июня, как пишет Витте), последовало офици¬
альное обращение Рузвельта к Японии и России с предложением начать мир¬
ные переговоры.25	Речь идет о русском заграничном займе 1906 г.26	Речь идет о Фашодском инциденте 1898 г., который едва не привел к
войне между Англией и Францией.27	Франко-германский конфликт из-за Марокко, о котором говорится в
«Воспоминаниях», возник в марте 1905 г.28	Свидание Николая II с Вильгельмом II в Бьорке состоялось 10—11
(23-24) июля 1905 г.29	В интервью корреспонденту «Дейли телеграф» Диллону Витте заявил, что,
несмотря на полноту данных ему полномочий, роль его сводится к тому, чтобы
узнать, на каких условиях правительство микадо согласится заключить мир.30	Портсмутская мирная конференция происходила с 27 июля (9 августа)
по 23 августа (5 сентября) 1905 г.31	Русско-американский торговый договор, действовавший с 1832 г., был
4 (17) декабря 1911 г. денонсирован президентом США в связи с требованием
американского конгресса об отказе от этого договора, если царское прави¬
тельство не предоставит американским евреям тех же прав на въезд в Россию
и повсеместное не ограниченное сроком пребывание в ней, какими пользо¬
вались остальные американские граждане.32	С. Ю. Витте преувеличивает роль Козелл-Поклевского в заключении
англо-русского соглашения 18 (31) ав1уста 1907 г. Это соглашение явилось
неизбежным результатом той перестановки политических сил в Европе, кото¬
рая происходила в конце XIX — начале XX века в связи с перерастанием ста¬
рого, «свободного» капитализма в империализм.33	Закон об отмене подушной подати был издан 18 мая 1882 г. Ее отмена
была компенсирована повышением косвенных налогов и увеличением обло¬
жения государственных крестьян.На отмену выкупных платежей правительство пошло лишь в результате
массовой борьбы крестьянства в годы первой русской революции: соответст¬
вующий закон был издан 5 ноября 1905 г. К этому времени выкупные плате¬
жи были выплачены крестьянами целиком, а по подсчетам некоторых авто¬
ров (см.: Лосицкий А. Е. Выкупная операция. СПб., 1906) — даже с избытком.
До 1905 г. вопрос об отмене выкупных платежей в правительстве не ставил¬
ся. Не поднимал его и Витте. Утверждение о его попытках уничтожить вы¬
купные платежи является вымыслом.34	Витге говорит о книге Д. И. Менделеева «К познанию России», завер¬
шающей его работы по исследованию народного хозяйства страны. Первое
издание книги вышло в 1906 г. Ее успех был настолько велик, что в том же
году были выпущены второе и третье издания, дополненные автором. После
смерти Д. И. Менделеева (1907) книга выдержала не одно издание: два — в1907	г. и последнее, седьмое,— в 1912 г. Данное произведение включено в
академическое издание Сочинений (т. XXI. Л.; М., 1952) и в «Избранные
экономические произведения» Д. И. Менделеева (М., 1960).35	Имеется в виду речь Николая II в январе 1895 г. на приеме представи¬
телей земств, городов и сословий.357
36	Круговая порука была отменена именным указом Николая II сенату от12	марта 1903 г. Это была частная уступка, вносившая очень незначительные
изменения в правовое положение крестьянства.37	Речь идет о крестьянине М. П. Новикове, которого хорошо знал
JI. Н. Толстой. Будучи членом Тульского уездного комитета «особого совеща¬
ния о нуждах сельскохозяйственной промышленности», Новиков написал и
представил в комитет докладную записку о положении и нуждах крестьян.
По выражению Толстого, эта записка «для тульских консерваторов показа¬
лась, вероятно, такою же, как Путешествие Радищева Екатерине» (Тол¬
стой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 73. М., 1954. С. 313).38	К. П. Победоносцев с 1880 до октября 1905 г. занимал должность обер-
прокурора (главы) Святейшего Синода — высшего органа управления право¬
славной церковью в России. Он являлся одним из главных вдохновителей
крепостнической реакции в царствование Александра III. С его именем были
связаны курс на ликвидацию ряда буржуазных реформ 60-х годов, взятый ца¬
ризмом в 80—90-х годах XIX века, цензурные преследования прогрессивной
литературы, травля передовых деятелей науки и искусства, полицейские гоне¬
ния на старообрядцев и сектантов и т. д. В глазах либерально настроенной
русской интеллигенции Победоносцев был олицетворением реакции, одной
из наиболее одиозных фигур «консервативной бюрократии».39	Обычно к «крайним левым» в России того времени относили партии рево¬
люционно-демократического лагеря — социал-демократов, эсеров, анархистов и
т. д. (в отличие от «умеренно-левых» или просто «левых» либерально-буржуаз¬
ных группировок вроде кадетов и близких им течений). Для сановного бюрокра¬
та Витге существенная разница между революционными демократами и буржу¬
азными либералами не имеет значения. В его глазах «крайние взгляды в смысле
революционном» — это не только требования «архидемократической республи¬
ки», но и те довольно умеренные пожелания либералов, делавшиеся в целях не
допустить дальнейшего развития революционного движения, которые от имени
буржуазной прессы выражал Проппер — беспринципный делец, один из столпов
продажной журналистики того времени, красочно обрисованный самим Витте
на последующих страницах.40	Разглагольствования Витте о «непролитии крови» в период его пре¬
мьерства полны лицемерия. По инициативе Витте посылались карательные
экспедиции генералов Ренненкампфа и Меллер-Закомельского в Сибирь,
Мина — в Москву и др. В конце 1905 — начале 1906 г. правительство Витте
издает целую серию секретных циркуляров о расстреле без суда и следствия
участников революционного движения, об арестах забастовщиков, членов
Советов и стачечных комитетов, административном выселении участников
крестьянских выступлений и т. д. Так, например, в секретном циркуляре во¬
енного министерства от 15 декабря 1905 г. предписывалось войскам «без вся¬
кого колебания прибегать к употреблению оружия для немедленного прекра¬
щения беспорядков». Министр внутренних дел П. Н. Дурново в своем цирку¬
ляре местным властям предлагал «приказать немедленно истребить силой
оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления — сжигать их жилища. В на¬
стоящую минуту необходимо раз навсегда искоренить самоуправство. Аресты
теперь не достигают цели; судить сотни и тысячи людей невозможно». Коли¬
чество жертв контрреволюционного террора правительства Витте не поддает¬
ся точному определению, во всяком случае только казненных и расстрелян¬
ных насчитывались тысячи и тысячи человек (см.: Высший подъем револю¬
ции в России в 1905—1907 гг. Ч. 1. М., 1955. Док. № 73—108).41	Витге явно приукрашивает «чистоплотность» и «патриотичность» «Но¬
вого времени». По меткому определению В. И. Ленина, «Новое время» Суво¬
рина — «образец бойкой торговли «на вынос и распивочно». Здесь торгуют
всем, начиная от политических убеждений и кончая порнографическими объ¬
явлениями» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 22. С. 44). Отчасти Витге и сам
признает это, именуя «Новое время» «мелкой лавочкой» и газетой «чего изво¬
лите». В годы, о которых пишет Витте, «Новое время» представляло собой
один из органов воинствующей реакции, в котором проповедовались велико¬
державный шовинизм и антисемитизм.358
42	Созданный в 1905 г. (и вскоре прекративший свое существование) Со¬
юз прессы объединял представителей буржуазной печати либерального и уме¬
ренно-правого направления. Витге преувеличивает роль газет, принадлежав¬
ших к этим направлениям, в развитии революционных событий осени1905	г. На деле в газетах подобного рода выдвигались лишь требования уско¬
рить проведение буржуазных реформ.43	Свобода печати была завоевана народными массами в ходе революци¬
онной борьбы осенью 1905 г., а не дарована правительством Витте, как стре¬
мится убедить читателей автор «Воспоминаний». Возглавляемое Витте цар¬
ское правительство сделало все, чтобы задушить демократическую печать.
Как только начала спадать революционная волна и правительство обрело си¬
лу, преследование демократической печати приняло грандиозные размеры по
всей стране (конфискации, штрафы, привлечение к суду, временная приоста¬
новка и закрытие газет). В марте—апреле 1906 г. были изданы новые времен¬
ные правила о периодической и непериодической печати. Издание этих пра¬
вил, как говорилось в указе 18 марта, было вызвано тем, что существовавшие
правила «оказываются недостаточны для борьбы с нарушениями предписан¬
ных требований». Новые правила фактически восстанавливали предваритель¬
ную цензуру.44	Имеется в виду опубликованный 2 декабря 1905 г. за подписью Петер¬
бургского Совета рабочих депутатов, ЦК РСДРП, Главного комитета Всерос¬
сийского крестьянского союза и других организаций так называемый Финан¬
совый манифест, в котором предлагалось населению «отказаться от взноса
выкупных и всех других казенных платежей, требовать при всех сделках, при
выдаче заработной платы и жалования уплаты золотом, а при суммах меньше
пяти рублей — полновесной звонкой монетой, брать вклады из сберегатель¬
ных касс и из Государственного банка, требуя уплаты всей суммы золотом».
Вместе с тем в манифесте от имени народа заявлялось о решении не допу¬
скать уплаты долгов по всем тем займам, которые правительство заключило,
«когда явно и открыто вело войну со всем народом». Это предложение было
направлено в адрес тех иностранных империалистов, которые предоставят
царскому правительству заем для удушения революции. Напечатавшие «Фи¬
нансовый манифест» восемь демократических газет в тот же день были за¬
крыты по решению царского правительства.45	«Великокняжеским ублюдком» Витте называет Главное управление тор¬
гового мореплавания и портов, образованное в 1902 г. из нескольких отделе¬
ний департаментов министерства финансов и министерства путей сообщения
по инициативе великого князя Александра Михайловича, который, занимая
должность председателя Совета по делам торгового мореплавания, хотел пре¬
вратить этот чисто совещательный орган в особое ведомство на правах ми¬
нистерства.46	Директор департамента полиции в 1903—1905 гг., а затем эстляндский
губернатор А. А. Лопухин в январе 1909 г. был арестован и предан суду осо¬
бого присутствия Сената по обвинению в выдаче государственной тайны: он
сообщил представителям ЦК партии эсеров о долголетней службе в охранном
отделении одного из руководителей эсеровской партии, Евно Азефа. Лопухин
объяснил свои разоблачения провокаторской деятельности Азефа желанием
пресечь организацию дальнейших террористических актов. Особое присутст¬
вие Сената приговорило Лопухина к лишению всех прав состояния и ссылке
в каторжные работы на 5 лет, которая была затем заменена поселением в Си¬
бирь. В 1912 г. Лопухин был помилован и восстановлен в правах (см.: ДелоА.	А. Лопухина в особом присутствии Правительствующего Сената: Стено¬
графический отчет. СПб., 1910).47	Резолюция Александра III по делу П. Н. Дурново гласила: «Убрать эту
свинью в 24 часа».48	Религиозный мистицизм, пристрастие к спиритизму, оккультизму и
т. д., характерные для всей царской семьи и придворного окружения, особен¬
но остро проявлялись у царствующей четы, что было вызвано неуравнове¬
шенной, больной психикой императрицы Александры Федоровны, долгим
ожиданием рождения сына-наследника, а после его рождения — постоянным359
страхом за его жизнь в связи с его неизлечимой болезнью (гемофилией). Не¬
вежеством царя, царицы и их окружения пользовались различные шарлатаны
и проходимцы как иностранного, так и русского происхождения. Первым
выдвинувшимся «спиритом» был некий Папюс. Составив кругленькое состо¬
яние, он исчез. Затем француз Филипп, лионский колбасник, своим искус¬
ным столоверчением завоевал неограниченное доверие Николая II и его суп¬
руги. Его спиритические сеансы стали настоятельной потребностью царя и
царицы. В 1902 г., когда у царицы появились симптомы беременности, Фи¬
липп рискнул предсказать рождение сына. На радостях царь даровал Филип¬
пу генеральский чин (действительного статского советника) и распорядился
выдать ему диплом доктора медицины honoris causa. Однако история эта
вскоре окончилась конфузом и разочарованием. Симптомы оказались лож¬
ными, и Филиппу пришлось срочно скрыться. Место иностранцев вскоре за¬
няли отечественные юродивые, старцы, богомолки и всякого рода религиоз¬
ные мистики. В 1905 г. в Царском Селе появляется «старец» Григорий Распу¬
тин. Постепенно Распутину удалось оттеснить всех остальных «живых свя¬
тых» и стать главным душеприказчиком и советчиком царя и царицы по воп¬
росам внутренней и внешней политики России, особенно в годы первой ми¬
ровой войны.49	Сокращение срока действительной службы в сухопутных войсках и во
флоте, принятое 26 апреля 1906 г., помимо «успокоения нижних чинов», что
правильно отмечает Витте, имело также целью увеличение кадров обученного
резерва для армии, недостаток которых остро выявился в русско-японскую
войну. Мера эта была проведена Советом государственной обороны (Витте
называет его Комитетом обороны), который был образован в 1905 г. в соста¬
ве военного министра, морского министра, а также независимых от военного
министра начальника Генерального штаба и генерал-инспекторов родов
войск. Кроме того, в Совет входило несколько сановников, специально на¬
значенных царем. Председатель Совета великий князь Николай Николаевич
формально являлся членом Совета министров. Совет государственной оборо¬
ны был создан с целью усилить непосредственный контроль придворной ка¬
марильи над вооруженными силами в условиях разгоравшейся революции.50	Витге неточно излагает события: граф Ф. JI. Гейден был заменен Боб¬
риковым на посту финляндского генерал-губернатора в 1898 г., а умер он в
1900 г.51	Жена Александра III и мать Николая II императрица Мария Федоровна
была родом из датского королевского дома и подолгу (особенно после смерти
мужа) жила в Дании. Николай II в первые 10—12 лет своего царствования
находился под сильным влиянием матери и часто навещал ее. В силу этого
русские посланники в Дании в 90-х — 900-х годах оказывались как бы в кру¬
гу царской семьи и легко завоевывали особое расположение царя. Витте дает
понять здесь, что Муравьев и Извольский стали министрами иностранных
дел благодаря талантам не столько дипломатическим, сколько царедворче¬
ским.52	Первая Дума была созвана 27 апреля 1906 г. Из 478 мест в ней 18 мест
получили социал-демократы, 97 — крестьянская фракция трудовиков, 179 —
кадеты и 16 — октябристы; остальные депутаты, образовавшие особые фрак¬
ции или объявившие себя «беспартийными» (в том числе большое количество
депутатов от национальных окраин), на деле большей частью примыкали к
кадетам. Большевики призывали бойкотировать выборы в Думу.13	мая 1906 г. Горемыкин от имени правительства отверг пожелания ка¬
детов о создании министерства, ответственного перед Думой, о расширении
законодательных прав Думы, о политической амнистии. Он заявил, что пра¬
вительство не допустит никакого закона, затрагивающего помещичье земле¬
владение. Однако крестьянское движение в стране приняло к тому времени
настолько большие масштабы, что аграрный вопрос не мог не оказаться в
центре внимания Думы. Кадетскому проекту «принудительного отчуждения»
части помещичьей земли за выкуп «по справедливой оценке», т. е. без ущерба
для помещиков, крестьянские депутаты-трудовики противопоставили про¬
грамму национализации всей земли при полной ликвидации помещичьего360
землевладения. Требование конфискации помещичьей земли лежало также в
основе аграрных законопроектов, выдвинутых социал-демократами и эсера¬
ми.Продолжение дебатов по аграрному вопросу в обстановке подъема кре¬
стьянского движения летом 1906 г. показалось царизму настолько опасным
(в смысле впечатления, производимого на народные массы), что 8 июля1906	г. указом царя Дума была распущена.53	Имеется в виду воззвание «Народу от народных представителей», под¬
писанное на совещании значительной части членов первой Думы (около 200
депутатов, главным образом кадетов, трудовиков и меньшевиков) 9—10 июля1906	г. в Выборге, ще эти депутаты собрались на другой день после роспуска
Думы. Воззвание содержало призыв к населению в знак протеста против раз¬
гона Думы прекратить до созыва новой Думы выплату налогов, исполнение
повинностей, явку новобранцев на призывные пункты и т. п. По существу
воззвание являлось попыткой кадетов, опасавшихся, что разгон Думы явится
сигналом к новой волне вооруженных восстаний, отвести поток революци¬
онного движения в русло «пассивного сопротивления». Витге называет воз¬
звание «бестактным», потому что оно, с его точки зрения, осложняло поли¬
тику сговора царизма с либеральной буржуазией, сторонником которого он
был.54	Справедливо отмечая провал расчетов самодержавия на царистские ил¬
люзии крестьянства при созыве I Думы, Витте неправильно оценивает пози¬
цию кадетов в аграрном вопросе. На деле кадеты вовсе не обещали крестья¬
нам «землю да в придаток и свободу». Напротив, они выступали за сговор с
царизмом, чтобы ценой незначительного увеличения крестьянского землевла¬
дения (за выкуп) ликвидировать крестьянское движение, сохранив поме¬
щичье землевладение, и ценой куцых буржуазных реформ ликвидировать во¬
обще революционное движение, сохранив царскую власть.55	В своей речи царь дал понять Думе, что никаких существенных изме¬
нений в государственном управлении Россией не произошло и что он по-
прежнему является самодержцем России. Речь не содержала никакой про¬
граммы предстоящей деятельности Думы. Приветствуя в лице депутатов «луч¬
ших людей» России, царь обещал сохранять «дарованные» им учреждения, но
подчеркивал, что «необходима не одна свобода, необходим порядок на осно¬
ве права».
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕНААбаза А. А., государственный контролер (1871—1874), председатель депар¬
тамента экономии Гос. совета (1874—1892), министр финансов при Лорис-
Меликове (1880-1881) I, 116, 149-152, 161-170, 197, 212, 294, 317, 318; И,49-51, 101, 190Абаза А. М., контр-адмирал, управляющий делами Особого комитета
Дальнего Востока (1903—1905) I, 197; II, 123Абрагамсон А. А., инженер путей сообщения I, 96—98
Авелан Ф. К.у вице-адмирал, помощник начальника (1895), затем началь¬
ник (1896—1903) Главного морского штаба, управляющий морским мини¬
стерством (1903—1905) I, 314Ададуров Н. Е., инженер путей сообщения I, 180
Адельсон Н. 0.у генерал, петербургский комендант (1882—1901) I, 79
Адлерберг А. В., граф, министр двора и уделов (1870—1881) I, 30, 31, 67,89,	212, 213, 215Адлерберг Е. Н., графиня, статс-дама, жена А. В. Адлерберга I, 215
Адлерберг Н. В.у граф, финляндский генерал-губернатор (1886—1881), член
Гос. совета II, 266Азеф Е. Ф., секретный агент царской охранки (с 1892 г.), один из руково¬
дящих деятелей партии эсеров, разоблачен как провокатор в 1908 г. I, 139,
338; И, 56, 236, 296Акимов М. Г., министр юстиции (с декабря 1905 по апрель 1906 г.), пред¬
седатель Гос. совета (1907—1914) I, 170, 238Акинфьева Н. С., жена герцога Н. Лейхтенбергского I, 288
Аккерман К. Ф., член Петербургского окружного суда I, 220, 221
Аксаков И. С., публицист, видный представитель славянофильства
60—70-х годов* I, 115Аксаков К. С., брат И. С. Аксакова, литератор, историк, видный славяно¬
фил II, 191Александр /, российский император (1801—1825) I, 108, 209; II, 65, 68,255,	256, 273, 282Александр Ну российский император (1855—1881) I, 14, 21—28, 31, 32, 58,61,	63-66, 70, 73, 78-80, 87-89, 105, 109, 112, 116, 121, 122, 130, 138, 146,151,	152, 156, 157, 169, 176, 212, 213, 215, 218, 226, 228, 255, 265, 271-273,
280, 286, 288, 289, 316, 331; II, 31, 47, 58, 77, 89, 100, 119, 156, 185, 187, 199,203,	204, 209, 211, 212, 215, 218, 220, 221, 224, 256, 263, 266, 273, 281, 283,
289, 291, 303, 305, 309, 316, 318, 322, 324, 325, 328-331, 333, 335, 339, 340,
342, 344, 349, 398, 408, 414, 425, 437, 441, 472, 474Александр ///, российский император (1881—1894) I, 24, 27, 28, 32, 33, 37,
64, 79, 91, 93, 94, 111-113, 115, 126-131, 134, 137, 138, 143-145, 148, 149,
156-158, 165-169, 175, 177, 179, 182-185, 187, 188, 192, 195, 201-203,
205-207, 211-215, 219, 223-228, 232, 238, 239, 246, 248, 255, 256, 259, 260,
263, 265-268, 270-294, 296, 298, 299, 301-313, 316-319, 327, 329, 331, 336,
337; И, 3, 8, 24, 27, 31, 34, 35, 40, 42, 46, 56, 58-61, 62, 65, 75, 79, 97, 100,*	Без указания века даются даты, относящиеся к XIX столетию.362
103, 104, 115, 122, 195, 196, 200, 201, 206, 211, 213, 214, 220, 221, 226, 239,
241, 257-262, 266, 268, 280, 283, 340, 343, 346, 349Александр Баттенбергскищ немецкий принц, князь болгарский
(1879-1886) I, 67, 240Александр Михайловичу великий князь, адмирал, главноуправляющий тор¬
говым мореплаванием и портами (1902—1905) I, 290, 291, 316, 322; II 82, 83,
91 92, 233Александр Обренович, король Сербии (1889—1903) И, 106, 107
Александра, королева Англии, жена Эдуарда VII I, 308
Александра Иосифовна, великая княгиня I, 156
Александра Петровна, великая княгиня I, 107—111, 113, 287; II, 112
Александра Федоровна, российская императрица, жена Николая 1 1, 47, 324
Александра Федоровна, российская императрица, жена Николая II, урож¬
денная принцесса Алиса Дармштадтская I, 84, 139, 229, 232, 291, 306, 308,
310, 311, 366; II 10, 24-27, 28, 42, 43, 47, 48, 60, 64-66, 67, 104, 106-108,110,	111, 119, 131, 262, 280-283, 291, 335, 336
Александрову судебный следователь И, 328Алексеев Е. И. у адмирал, генерал-адъютант, наместник на Дальнем Восто¬
ке (1903—1905), главнокомандующий действующей армией во время русско-
японской войны (1904), член Гос. совета I, 197; II, 48, 52, 84, 85, 91,
114-116, 123, 144, 147Алексеенко М. М, буржуазный экономист, профессор и ректор Харьков¬
ского университета, член III и IV Дум, председатель думской бюджетной ко¬
миссии, видный деятель партии октябристов И, 333, 334Алексей Александровичу великий князь, главный начальник флота и мор¬
ского ведомства (1880—1905), член Гос. совета I, 127, 149, 176, 177, 211, 290,
312-315, 322; II, 5, 29, 267Алексей Николаевичу сын императора Николая И, наследник престола И,62,	64, 250Алиса ДармштадтскаЯу см. Александра ФедоровнаАльберт М. О.у один из директоров Невского судостроительного завода (в
тексте — Путиловскош) II, 86, 332Амфитеатров А. В.у писатель, либеральный фельетонист II, 332
Анастасия Николаевна («черногорка № 2»), дочь черногорского князя Ни¬
колая Негоша, жена принца Юрия Лейхтенбергского, затем жена великого
князя Николая Николаевича I, 287; II, 103—106Андреевский М. A.f профессор математики Варшавского университета I, 52
Андреевский П. A.f киевский присяжный поверенный и литератор. Писал
в 80-х годах под псевдонимом «Игла» воскресные фельетоны в «Заре» и «Ки¬
евском слове» I, 91—93Андриевский Д. И. (в тексте Андреевский), инженер путей сообщения, уп¬
равляющий Юго-Западными железными дорогами (с 1880 г.), директор де¬
партамента шоссейных и водяных сообщений (1895—1899) I, 90, 94, 126, 127
Андрей Владимировичу великий князь II, 66Андроников М. М. у князь, политический авантюрист, личный друг Нико¬
лая II и Распутина II, 325Анненков М. Н.у генерал, руководитель строительства железных дорог и
воинских перевозок I, 23, 26, 75, 76, 79, 81, 88, 106, 151, 325Анненский Н. Ф., публицист, статистик, народник, во второй половине
90-х годов — либеральный народник, активный сотрудник журнала «Русское
богатство», в 1903—1905 гг. один из руководителей «Союза освобождения» II,
127Анопуло И. А. у заведующий отделом коммерческого образования департа¬
мента торговли министерства финансов при Витге II, 97Антоний (А. В. Вадковский), митрополит петербургский и ладожский
(1898—1912), духовный писатель и проповедник II, 116, 332Антонович А. Я.у профессор политэкономии и полицейского права Киев¬
ского университета, товарищ министра финансов (1893—1896) I, 116—118; II,
31-33Апухтин A. Jl.y военный топограф, перешедший на службу в министерст¬363
во народного просвещения, попечитель Варшавского учебного округа
(1879-1897) I, 49Арсеньев К. К., либеральный публицист, историк русской литературы, по¬
четный академик (с 1901 г.), один из основателей буржуазной «партии демок¬
ратических реформ» (1906) II, 127Арцимович А. А.у попечитель Одесского учебного округа I, 41
Афанасьев Г. Е.у историк, автор ряда исследований по истории Франции,
в 90-х годах — управляющий киевской конторой Государственного банка I,45,	46Афонасопуло, адъютант генерала А. Р. Дрентельна I, 91
ББагров (Богров) Д. Г., агент Киевского охранного отделения, убийца
П А. Столыпина I, 338Бадмаев П. А. (до крещения Жамсарайн), авантюрист, выдававший себя
за врача тибетской медицины и пользовавшийся популярностью в дворцовых
кругах Петербурга; автор ряда проектов проникновения России в Китай и
Монголию II, 7, 8Балинский И. М., известный русский психиатр, профессор Медико-хирур¬
гической академии в Петербурге (1860—1884), основатель первой в России
клиники психических болезней II, 56Балинский П. И., инженер, сын И. М. Балинского II, 56, 58
Балмашев С. В., студент, член боевой организации партии эсеров, 2 апре¬
ля 1902 г. убил министра внутренних дел Сипягина; повешен 3 мая 1902 г. в
Шлиссельбурге I, 222; II, 59, 69Баранов Э. Г., граф, председатель департамента экономии Гос. совета
(1881), в 80-х годах — председатель Комиссии по выработке Общего устава
железных дорог I, 79—81, 88, 89, 105, 106, 126, 215Баранова (Барангоф) Ю. Ф., графиня, воспитательница Александра II I,89Барк П. Л.у банковский делец и предприниматель, председатель и член
правлений крупнейших коммерческих банков, занимал руководящие посты в
Государственном банке, в период первой мировой войны министр финансовI,	96Барятинская Е. Д., княгиня (урожд. княжна Орбелиани, по первому браку
графиня Давыдова), жена князя А. И. Барятинского I, 20Барятинская JI. Б., княгиня (урожд. фон Гюббенет, по сцене Яворская),
известная драматическая актриса I, 121Барятинский А. И., князь, генерал-фельдмаршал, наместник Кавказа
(1856—1862), один из видных деятелей Кавказской войны, завершивший по¬
корение Чечни и Дагестана I, 5, 7, 19—31, 33—36, 44, 213, 281; II, 75
Барятинский В. А., князь, генерал-адъютант I, 121, 297
Бебутов В. О., князь, генерал, участник русско-турецкой войны
1828—1829 гг. и Крымской войны 1853—1856 гг., член Гос. совета I, 35Безобразов А. М., глава группы сторонников агрессивной политики на
Дальнем Востоке. С мая 1903 по 1905 г. статс-секретарь I, 197; II, 52, 80,
84-86, 90-92, 114, 136, 147, 246Бекман В. А., генерал, командующий 22-м армейским корпусом в Фин¬
ляндии (1906—1908), финляндский генерал-губернатор (1908—1909), затем
член Гос. совета II, 275, 278, 279Белосельская-Белозерская, княгиня, сестра М. Д. Скобелева I, 19; II, 51
Белоусов Д. 0.у учитель 1-й Кишиневской гимназии I, 42, 43
Бельпер, бельгийский инженер I, 77Белюстин Н. И., директор департамента таможенных сборов министерст¬
ва финансов в 90-х годах I, 95, 240Бенкендорф П. К., граф, обер-гофмаршал императорского двора
(1893—1917), принадлежал к ближайшему окружению Николая III, 281
Бенуа А. Н.у художник II, 340, 341Бер А. 2>., директор департамента торговли и мануфактур I, 244, 245364
Бергман Э.у известный хирург, профессор Берлинского университета II, 68
Березовский А. Я, поляк, в 1867 г. покушавшийся на Александра II И, 31
Бернули, горный инженер, главный инженер Четахских заводов I, 36
Бехтеев С. С., помещик, член Совета объединенного дворянства, член
Гос. совета I, 149Бирилев А. А.у адмирал, морской министр (1905—1907), член Гос. совета
II, 140, 285, 286Бисмарк О. фон, князь, первый канцлер Германской империи
(1871-1890) I, 28, 255, 261, 263, 264, 273; II, 57, 96, 187Блаватская Е. Я (в тексте Блавацкая), урожденная Ган, литературный
псевдоним Радда-Бай, писательница и теософистка. Большую часть жизни
провела за границей. В 1875 г. основала в Нью-Йорке теософическое обще¬
ство. Широко пропагандировала теософическое учение в Индии и в ЕвропеI,	5-10, 18Блаватский (Блавацкий) Я. В., эриванский вице-губернатор в конце 40-х
годов I, 6—8Блиох И. С., экономист, железнодорожный предприниматель, председа¬
тель правлений нескольких железнодорожных обществ I, 80—84, 94, 134, 185,
231, 232, 246, 247, 270Бобриков Я. Я., финляндский генерал-губернатор (1898—1904) И, 254,256,	263, 265, 267-270, 272, 275, 278Бобринский A. A.f граф, крупный помещик и сахарозаводчик, член III Ду¬
мы, затем член Гос. совета, председатель Совета объединенного дворянства
(1906-1917) II, 206Бобринский А. П.у граф, министр путей сообщения (1871—1874) I, 87, 88
Бобринский Владимир Алексеевичу граф, двоюродный брат А. П. Бобрин¬
ского, крупный сахарозаводчик, товарищ министра (1868—1869), затем ми¬
нистр путей сообщения (1869—1871) I, 57—59, 61, 87, 239Бобринский Владимир Алексеевич, граф, сын А. П. Бобринского, крупный
землевладелец и сахарозаводчик, член II, III и IV Дум, один из лидеров на¬
ционалистов I, 87; II, 206Боголепов Я. Я, министр народного просвещения (1898—1901), один из
авторов «Правил» об отдаче студентов, принимавших участие в революцион¬
ном движении, в солдаты; 14 февраля 1901 г. смертельно ранен бывшим сту¬
дентом Карповичем I, 50, 51; II, 54, 67, 68Боголепова (урожд. княжна Ливен), жена Н. П. Боголепова II, 68
Бродский А. М.у предприниматель, член Одесской городской управы I,
122, 123Бродский И. М.у сахарозаводчик I, 122, 123
Бродский Лазарь Израилевичу сахарозаводчик I, 123Бродский Лев Израилевич, сахарозаводчик, крупный банковский деятель,
член правления различных промышленных и торговых предприятий, главный
собственник и акционер Александровского товарищества сахарных заводов I,
112, 123Брянчанинов А. Я., публицист, сотрудник органа кадетской партии «Речь»II,	153Буадефр Р. у французский генерал, помощник начальника (1890—1894),
затем начальник Генерального штаба (1894—1898) I, 319Буксгевден А. А.у граф, чиновник особых поручений при московском гене¬
рал-губернаторе, член «Союза русского народа» II, 325—327Булыгин А. Г.у член Гос. совета, московский губернатор (1893—1902), по¬
мощник московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александро¬
вича (1902—1904), с января по октябрь 1905 г.— министр внутренних дел,
председатель Особого совещания для выработки проекта закона о созыве со¬
вещательной Государственной думы II, 130, 132, 221, 227, 238, 240, 271, 284,
301, 348, 349Бунге Я. Х.у буржуазный экономист, профессор, в течение ряда лет ректор
Киевского университета, товарищ министра финансов (1879—1881), в1881—1886 гг.— министр финансов. С 1887 по 1895 г.— председатель Коми¬
тета министров I, 114-116, 121, 146, 151, 167, 168, 187, 239, 240, 242,365
249-251, 266, 295, 299, 300, 318; II, 32, 35, 38, 96, 190, 192, 200-202, 206,207,	258Буняковский В. Я., выдающийся русский математик, академик I, 247
Буренина, любовница великого князя Николая Николаевича (младшего)
И, 112Бурцев В. JI., журналист, в 80-х годах близок к народовольцам, затем к
эсерам, издатель журнала «Былое», разоблачил многих провокаторов (в част¬
ности, Азефа). Впоследствии ярый шовинист, активный деятель контррево¬
люции И, 151Быховец И. инженер путей сообщения, родственник С. Ю. Витте II,322Бюлов Б. фон, князь, германский дипломат и государственный деятель,
первый секретарь посольства в Петербурге (1884—1888), статс-секретарь гер¬
манского министерства иностранных дел, канцлер Германской империи
(1900-1909) II, 84, 122, 150, 154, 182, 183, 280ВВагнер А., немецкий буржуазный экономист и реакционный политиче¬
ский деятель, профессор Дерптскош (1865—1868), затем Берлинского универ¬
ситетов I, 116; II, 32Валуев П. А., граф, член редакционных комиссий по выработке «Положе¬
ния 19 февраля 1861 г.», министр внутренних дел (1861—1868), министр госу¬
дарственных имуществ (1872), председатель Комитета министров
(1877-1881) I, 329Валь В. В. фон, генерал, петербургский градоначальник (1892—1895), ви-
ленский губернатор (1901—1902), товарищ министра внутренних дел и ко¬
мандующий отдельным корпусом жандармов (1902—1904), член Гос. советаII,	124Ванновский П. С., генерал, военный министр (1881—1898), член Гос. сове¬
та. С марта 1901 до апреля 1902 г.— министр народного просвещения I, 28,
29, 149, 180, 205, 206, 243, 246, 260, 316; И, 5, 9, 45, 46, 54, 69, 69, 71, 72, 101,
260, 261, 265, 266Варнава (Василий Накропин), архимандрит Полиостровского монастыря II,109Варшавский, крупный подрядчик, один из основателей компании «Грегер,
Горвиц, Коген и Варшавский» I, 216—218, 287Василъчиков Б. А.} князь, крупный помещик, член Гос. совета. В
1906—1908 гг. главноуправляющий землеустройством и земледелием, актив¬
ный проводник столыпинской аграрной реформы II, 308
Василъчикова, см. Мейндорф.Ва-цу, японец, ранивший Николая II в 1891 г. I, 297
Вашингтон Дж.у выдающийся американский государственный деятель,
первый президент США (1789-1796) И, 177Вельяминов Н. А., известный хирург, профессор (в 1910—1912 гг. началь¬
ник) Военно-медицинской академии I, 306Вендрих А. А. фон, военный инженер, инспектор при министре путей со¬
общения (1892—1893), товарищ министра путей сообщения (1907—1908) I,
178-183Вердер Б.-Ф.-В. фон, прусский генерал, германский посол в Петербурге
(1892-1895) I, 257Верещагин А. В.у заседатель Воронежской судебной палаты I, 93
Верещагин В. А., чиновник государственной канцелярии, гофмейстер I, 93
Верховский В. В., директор Особенной канцелярии по кредитной части
министерства финансов (1883—1889), член совета министра финансов
(1889—1890). В 90-х годах член Гос. совета II, 38
Вестман, офицер Северского полка I, 12, 13Вешняков В. И. (в тексте Вишняков), товарищ министра гос. имуществ
(1883—1893), член Гос. совета I, 212Виктор Эммануил ///, итальянский король (1900—1946) II, 120366
Виктория, английская королева (1837—1901) II, 30Вильгельм /, прусский король (с 1861 г.), затем германский император
(1871-1888) I, 123, 128, 144; II, 117Вильгельм //, германский император (1888—1918) I, 116, 129, 131, 220, 257,
261-263; И, 30, 105, ИЗ, 115, 122, 149-151, 154, 167, 168, 173, 176, 182-184
Витте А. Ю.у брат С. Ю. Витте, майор Нижегородского драгунского по¬
лка I, 12-16, 37, 44, 105Витте Б. Ю.9 брат С. Ю. Витге, юрист, писатель, председатель Одесской
судебной палаты I, 12, 16, 36—44Витте Е. А. (урожд. Фадеева), мать С. Ю. Витте I, 5, 7, 9, 11, 12, 14, 16,
17, 27, 29, 30, 36-38, 41, 42, 44, 57Витте М. Я, графиня (урожд. Хотимская, по первому браку Лисаневич),
вторая жена С. Ю. Витге I, 4, 223, 285, 305; И, 53, 55, 62, 113, 295, 314, 322
Витте Н. А. (урожд. Иваненко, по первому браку Спиридонова), первая
жена С. Ю. Витге I, 78, 79, 81, 89, 109, 120, 145, 159, 160, 196
Витте О. Ю., сестра С. Ю. Витте I, 12, 16, 27, 44
Витте С. Ю.у сестра С. Ю. Витте, писательница I, 12, 16, 27, 44
Витте Ф. Ф., дядя С. Ю. Витте, сенатор, попечитель Киевского
(1862—1864), затем Варшавского (1867—1879) учебных округов I, 41, 49Витте Ю. Ф., отец С. Ю. Витте, в 1847—1857 гг. начальник хозяйствен¬
ного отдела канцелярии кавказского наместника, затем директор департамен¬
та государственных имуществ на Кавказе I, 5—7, 11, 16, 32, 33, 36, 37, 39, 41,
42, 44Владимир Александровичу великий князь, с 1884 по 1905 г. главнокоманду¬
ющий войсками гвардии и Петербургского военного округа I, 125, 127, 139,
268, 315; II, 66, 118, 263, 267, 341, 342Власовский А. А., полковник, исполнял обязанности московского обер-по-
лицмейстера во время Ходынки II, 23, 25Вогак К. Я, генерал, русский военный агент в Китае и в Японии II, 85
Вогюэ Э. де, виконт, французский писатель и дипломат I, 151
Вогюэ (урожд. Анненкова), жена Э. де Вогюэ, сестра генерала М. Н. Ан¬
ненкова I, 151Волков Е. #., генерал свиты, начальник кабинета императора I, 297
Вонлярлярский В. М., гвардейский полковник в отставке, крупный новго¬
родский помещик и лесопромышленник, владелец золотых приисков на Ура¬
ле I, 197; II, 95Воронцов М. С. у князь, генерал-фельдмаршал, наместник Кавказа
(1844-1853) I, 5, 19; II, 73, 75Воронцов-Дашков И. Я, граф, генерал, министр двора и уделов
(1881-1897), наместник Кавказа (1905-1915) I, 7, 19, 29-31, 34, 35, 134,
157, 158, 212-215, 239, 280, 281, 288, 329, 336; И, 24, 40, 42-44, 73, 75, 76,
91, 218, 221, 242, 256Воронцова-Дашкова у графиня II, 206Восторгов Я. Я, протоиерей, председатель «Союза русского народа» в
Москве I, 190; II, 325Вревский А. Б.у барон, туркестанский генерал-губернатор (1890—1898) I,156Вуич Н. Я, помощник управляющего делами Комитета министров
(1901-1906), сенатор II, 251Вуич Э. Я, прокурор Петербургской судебной палаты (1902—1905), дирек¬
тор департамента полиции (1905—1906) II, 247, 323Вышнеградский А. Я, сын И. А. Вышнеградского, в 90-х — начале 900-х
годов чиновник министерства финансов, затем один из руководителей Пе¬
тербургского международного банка I, 95, 159Вышнеградский Я А.у инженер и ученый в области механики, активный
деятель ряда акционерных обществ, управляющий министерством финансов
(1887), затем министр финансов (1888—1892) I, 53, 82—84, 94, 120, 140, 141,
143, 144, 147, 149, 150, 150-162, 164, 165, 168, 171, 172, 177, 185-201, 225,
226, 237, 238, 242, 245, 250, 253-255, 257, 258, 266, 275, 277, 282; II, 35, 97,
196, 199, 206, 332, 346367
гГагарин А. Г.у князь, директор Петербургского политехнического институ¬
та (1902-1907) I, 93; И, 98, 99Гагарина, княгиня, мать князя Гагарина II, 99
Гагарина, княгиня, жена князя Гагарина I, 93; II, 99
Газенкампф М. А., генерал, помощник командующего войсками гвардии и
Петербургского военного округа (с 1905 г.) II, 252Гамбетта JI.y французский политический деятель, лидер буржуазных ре¬
спубликанцев в Третьей республике, председатель палаты депутатов
(1879—1881), премьер-министр (1881—1882) II, 149, 185Ган Д. К.у барон, генерал-лейтенант, вице-дирекгор департамента тамо¬
женных сборов I, 241, 242Ган Е. А. (урожд. Фадеева), писательница и переводчица (псевдоним —
Зинаида Р-ва) I, 5, 6, ИГан Л. Я., сын П. А. Гана, мировой судья, затем присяжный поверенный
в Ставрополе I, 6Ган Я. А. у полковник конной артиллерии I, 5Гапон Г. А., священник, провокатор, агент царской охранки II, 124—126, 128
Гарден Максимилиану псевдоним Исидора Витковского, известного немец¬
кого публициста, сторонника Бисмарка I, 263Гарин Я. П.у директор департамента полиции (июль—декабрь 1905 г.), за¬
тем сенатор II, 242, 243Гартинг-Ландезен А. М. (настоящая фамилия Геккельман), агент царской
охранки с начала 80-х годов, провокатор, в 900-х годах заведовал загранич¬
ной агентурой департамента полиции. Разоблачен как провокатор в 1909 г. II,
56, 236ГедемаНу корреспондент французской газеты «Матэн» на Портсмутской
конференции И, 154Гейден А. Ф., граф, флитель-адъютант, начальник военно-походной кан¬
целярии Николая II II, 152Гейден Ф. Л. у граф, начальник Главного штаба (1866—1881), финляндский
генерал-губернатор (1881—1897), член Гос. совета I, 28; II, 263
Генкель фон ДоннерсмарКу граф, прусский помещик I, 220
Генкель фон ДоннерсмарКу графиня I, 220
Георгий (Георг)у греческий принц I, 297Георгий Александровичу великий князь I, 126—128, 287, 288, 290, 296; II, 62
Герард Я. Я, сенатор, член Гос. совета, финляндский генерал-губернатор
(1905-1908) II, 218, 221, 254, 274-279Герасимов А. В., генерал, начальник Петербургского охранного отделения
(1905-1909) И, 56, 313-315Гермоген (Г. Е. Долганев)у архиепископ Саратовский (1903—1912), воинст¬
вующий черносотенец II, 333Герценштейн М. Я. у экономист, профессор Московского сельскохозяйст¬
венного института, член I Думы, теоретик кадетской партии по аграрному
вопросу. Убит 14 июля 1906 г. агентами «Союза русского народа» I, 225; II,
229, 234, 325Герцо-Виноградский С. Г., одесский журналист (псевдоним барон Икс), в
1879 г. арестован и выслан в Восточную Сибирь по обвинению в том, что на
его квартире собирались участники революционных кружков I, 79Гессе Н. Я, волынский (в 60-х годах), затем киевский (в 70-х годах) гене¬
рал-губернатор I, 337Гессе Я. Я., генерал-адъютант, дворцовый комендант (1896—1905), при¬
надлежал к ближайшему окружению Николая II I, 46, 104, 336; II, 70, 71, 92,111,	112, 128, 242Гессе М. М. (урожд. Козлянинова), жена П.П. Гессе I, 337
Гессен И. В. у публицист, один из лидеров кадетской партии, член II Ду¬
мы, редактор органа кадетской партии газеты «Речь» II, 153Гиацинтов Я. Е.у директор департамента железных дорог министерства
финансов I, 147368
Гинзбург, железнодорожный подрядчик I, 236Гире Н. К.у министр иностранных дел (1882—1895) I, 224, 225, 255, 259,
326; II, 42Гирш Г. И., лейб-медик II, 63Глазов В. Г.у генерал, с 1901 г. начальник Академии генерального штаба, в1904	г. министр народного просвещения, с октября 1905 г. помощник коман¬
дующего войсками Московского военного округа II, 72, 226, 227, 233
Глазунов И. И.у петербургский городской голова И, 333
Гогенлоэ Х.у князь, канцлер Германской империи (1894—1900) I, 262
Гогенфельзен О. В.у графиня (урожд. Карнович), жена великого князя Пав¬
ла Александровича I, 140Голенищев-Кутузов А. В.у граф, генерал-майор свиты, русский военный
агент в Берлине (1886-1887) I, 280; И, 206, 207Галиндо К. Ф.у директор департамента государственного казначейства I,
237, 250Голицын Б. Б.у князь, известный физик, член Академии наук I, 52; II, 340,
342-344Голицын Г. С., князь, генерал, член Гос. совета, главнокомандующий на
Кавказе (1897-1904) I, 33, 34; И, 73-75, 129
Голицына (урожд. Анненкова), княгиня I, 151Голубее И. Я.у сенатор, статс-секретарь, член и вице-председатель Гос. со¬
вета II, 215Горвицу подрядчик I, 216Гордон, железнодорожный деятель, служащий министерства путей сооб¬
щения I, 180Горемыкин И. Л.у сенатор, член Гос. совета, в 1895—1899 гг.— министр
внутренних дел, в 1905 г.— председатель Особого совещания о мерах к укреп¬
лению крестьянского землевладения. С 21 апреля по 8 июля 1906 г.— предсе¬
датель Совета министров I, 88, 219, 221, 222, 330, 331, 333—335; II, 53—59,
69, 81, 110, 135, 179, 199, 200, 216, 217, 221, 224, 225, 240, 243, 249, 250, 288,
291, 292, 297, 302, 305-308Горчаков А. М., князь, министр иностранных дел в 1856—1882 гг. (с
1867 г. государственный канцлер) I, 12, 27, 64, 65, 92, 125; II, 42Горчаков А. Н.у инженер путей сообщения, директор департамента желез¬
ных дорог и член совета по тарифным делам (1896—1898), редактор журнала
«Железнодорожное дело» I, 61, 62Горчаков К. А.у князь, младший сын А. М. Горчакова, шталмейстер 1,125,126
Горчаков М. А.у князь, старший сын А. М. Горчакова, дипломат, послан¬
ник в Мадриде (1879-1896) I, 125, 126Горчакова (урожд. Стурдза), княгиня, жена К. А. Горчакова I, 125
Горький А. М., великий русский писатель II, 127
Госкъеу французский банкир I, 188, 198—200
Готингер Ж.у французский банкир II, 6Грант Ф. Д.у американский генерал, сын президента У. Гранта II, 174
Грегеру подрядчик I, 216, 287Грейг С. А.у товарищ министра финансов (1866—1874), министр финан¬
сов (1878-1880) I, 115, 116Григорович В. И.у славист, в 1865—1876 гг.— профессор Одесского универ¬
ситета I, 51, 52Григорович Д. В.у писатель I, 226Грингмут В. А.у реакционный публицист, с 1880 г. постоянный сотрудник
(с 1897 г. редактор) газеты «Московские ведомости». Стоял во главе черносо¬
тенных организаций Москвы II, 109, 199, 221, 325Гродеков Н. И.у генерал, член Гос. совета, командующий войсками на
Дальнем Востоке (февраль—сентябрь 1906 г.) II, 168Грот К. К.у статс-секретарь, член Гос. совета, в 1853—1861 гг. самарский
губернатор, затем директор департамента неокладных сборов, в 1882—1885
гг.— главноуправляющий канцелярией императора I, 239, 266, 267Грубе Э. К.у русский финансовый агент в Персии в 1900—1906 гг., впос¬
ледствии председатель правления Сибирского банка II, 59, 61369
Губонин П. И., крупный железнодорожный предприниматель и концесси¬
онер I, 81, 84, 236, 270Гугуберидзе, учитель Тифлисской гимназии I, 41Гурко И. В., генерал-фельдмаршал, участник русско-турецкой войны
1877—1878 гг., после окончания войны — помощник главнокомандующего
войсками гвардии и Петербургского военного округа; одесский (1882—1883) и
варшавский (1883—1894) генерал-губернатор I, 248, 319Гурьев Н. А., публицист, редактор правительственного официоза «Русское
государство» (1906), затем сотрудник официоза «Россия» II, 311—313, 317
Гучков А. И., один из лидеров русской империалистической буржуазии,
крупный московский домовладелец и промышленник, один из основателей
«Союза 17 октября», председатель II Думы II, 199, 206, 234, 236, 237, 302Гюббенет А. Я. фон, член Гос. совета, министр путей сообщения
(1889-1892) I, 149, 177-179, 181, 182, 184, 196Гюббенет Б. Я. фон, киевский полицеймейстер (1865—1882) I, 121
Губбенет X. Я. фон, хирург, профессор Киевского университета I, 121ДДавыдов В. А.у полковник, адъютант князя А. И. Барятинского I, 23
ДанилевиЧу инженер, начальник движения Киево-Брестской, затем Юго-
Западных железных дорог I, 80
Данилову инженер I, 236Дармштадтский, великий герцог, брат императрицы Александры Федо¬
ровны II, 31, 67, 122Дедюлин В. А.у генерал-адъютант, дворцовый комендант (1906—1913),
принадлежал к ближайшему окружению Николая II II, 7, 242Делькассе Г., французский буржуазный политический деятель, министр
иностранных дел Франции (1898—1905) II, 61, 62, 101, 147—149, 181Делянов И. Д.у граф, министр народного просвещения (1882—1897) I, 50,
209, 211, 278Демчинский Н. А.у инженер, издатель ряда газет и журналов I, 97—102
Ден В. А. фон, статс-секретарь Великого княжества Финляндского
(1891-1899) II, 259, 260, 263Дервиз Д. Г. фон, член Гос. совета в 90-х годах II, 215
Дервиз И. Г. фон, председатель правления общества Рязанско-Козловской
железной дороги I, 106, 115, 325Дервиз М. И. фон (урожд. княжна Козловская), жена И. Г. Дервиза I, 325
Дервиз Н. Г. фон, певец и композитор, сценический псевдоним Энде
(Н. Д.) I, 86Дервиз П. Г. фон, крупный делец в области железнодорожного строитель¬
ства в конце 50—60-х годах I, 81, 85, 86
Джонсон, американский публицист 1,11
Джордж Г.у американский буржуазный экономист II, 175
Диллон Э.у английский журналист, корреспондент газеты «Дейли теле¬
граф» II, 153—155Дмитриев М. Д.у вице-дирекгор канцелярии министра путей сообщения
(1886—1892).'С 1892 г. вице-дирекгор, в 1895—1902 гг. директор департамента
государственного казначейства министерства финансов I, 237Добролюбов Н. А.у великий русский революционер-демократ I, 45, 70
Долгорукая Е. Я., см. Фадеева Е. П.Долгорукая Е. М., см. Юрьевская Е. М.Долгорукий А.у князь I, 222Долгорукий (Долгоруков) Г. Ф., князь, сенатор, русский посол в Польше
(1701-1706, 1709-1721) I, 5Долгорукий Н. С., князь, генерал-адъютант, обер-гофмаршал, посланник в
Персии (1886—1889), посол в Риме (1909—1912), член. Гос. совета I, 229, 230;II,	53, 218, 219, 221Долгорукий П. В.у князь, прадед С. Ю. Витте I, 16370
Долгорукий (Долгоруков) Я. Ф.у князь, один из ближайших сподвижников
Петра I, государственный деятель и дипломат I, 5Долгоруков Павел Дмитриевичу князь, крупный помещик, земский деятель,
кадет, член II Думы II, 244Долгоруков Петр Дмитриевичу князь, крупный помещик, видный земский
деятель, один из основателей партии кадетов, товарищ председателя I Думы
И, 219, 244Дондуков-Корсаков А. М. (в тексте Дундуков-Корсаков), князь, генерал, в
начале 70-х годов — киевский, подольский и волынский генерал-губернатор.
Во время русско-турецкой войны командовал корпусом, в 1878—1879 гг.—
верховный русский комиссар в Болгарии, главнокомандующий войсками
Кавказского военного округа (1882—1890) I, 8, 33, 160, 240Дондуков-Корсаков (в тексте Дундуков-Корсаков), князь, полковник, сынА.	М. Дондукова-Корсакова I, 160Дорошевич В. М.у либеральный фельетонист II, 332
Достоевский Ф. М., русский писатель I, 246Драгомиров М. И.у генерал, военный историк и теоретик, участник рус¬
ско-турецкой войны 1877—1878 гг., киевский генерал-губернатор
(1897-1903), член Гос совета I, 46, 246; II, 124Драчевский Д В.у генерал-майор свиты, петербургский градоначальник
(1907-1914) И, 124Дрентелън А. А.у генерал-майор свиты, сын А. Р. Дрентельна I, 90, 91
Дрентельн А. А.у (урожд. Попова), жена А. А. Дрентельна I, 90
Дрентелън А. Р., генерал-адъютант, член Гос. совета. Во время русско-ту¬
рецкой войны 1877—1878 гг.— начальник военных сообщений русской ар¬
мии. В 1878—1880 гг.— шеф жандармов и начальник III отделения. В 80-х
годах командующий войсками Одесского, затем Киевского военного округа I,
90-94, 122Дрентельн М А., жена А. Р. Дрентельна I, 90Дубасов Ф. В. у адмирал, в 1905 г. возглавлял карательную экспедицию по
подавлению крестьянских выступлений в Черниговской, Полтавской и Кур¬
ской губерниях, московский генерал-губернатор (ноябрь 1905 — апрель 1906),
руководил разгромом Декабрьского вооруженного восстания в Москве, член
Гос совета II, 76, 306, 327Дубровин А И.у председатель черносотенного «Союза русского народа» I,46,	190, 207, 225, 238, II, 111, 122, 129, 131, 191, 199, 252, 253, 280, 284,
323-326, 332Дуранте К. А.у крымский помещик I, 166, 170—172Дурново И. Н.у министр внутренних дел (1889—1895), затем председатель
Комитета министров (1895-1903) I, 189, 195-197, 203, 204, 219, 221, 294,300,	309, 319, 320, 330, 331, 333, 335; И, 53, 194, 199, 202-205, 207, 209, 239,
288, 290, 294, 295, 301Дурново П. Н.у вице-дирекгор (1883—1884), затем директор департамента
полиции (1884—1893); товарищ министра (1900—1905), с октября 1905 по ап¬
рель 1906 г. министр внутренних дел, член Гос. совета II, 59, 70, 71, 79, 84,
100, 123, 135, 238-240, 245-248, 252, 253, 275, 283, 284Дурново П. П. у генерал, московский губернатор в 70-х годах, московский
генерал-губернатор в июле—ноябре 1905 г., член Гос. совета I, 216Дюмениу управляющий делами великого князя Петра Николаевича II, 105
Дюпюи Ш.у французский буржуазный политический деятель, председатель
Совета министров Франции в 90-х годах II, 61ЕЕкатерина Я, российская императрица (1762—1796) I, 112; II, 271Екатерина Михайловна у великая княгиня I, 301, 302Екатерина Павловна у великая княгиня I, 108Елена Павловнау великая княгиня I, 151; II, 101Елизавета Федоровнау великая княгиня I, 139, 337; II, 131Енгалычев П. Я, князь, генерал, дворцовый комендант (1905), затем со¬371
стоял в распоряжении командующего императорской главной квартирой;
принадлежал к ближайшему окружению Николая IIII, 242Ермолов А. С., статс-секретарь, министр земледелия и государственных
имуществ (1893—1905), член Гос. совета I, 238—240, 266, 267Ермолов В. С., генерал-майор, начальник Военно-статистического отдела
Главного штаба, член русской делегации на конференции в Портсмуте II,
139, 145ЖЖелиховская В. П. (урожд. Ган, по первому браку Яхонтова), писательни¬
ца I, 6, 11Желиховский В. Я, преподаватель, затем директор Тифлисской гимназииI,	11Желябов А. И. у выдающийся русский революционер, руководитель партии
«Народная воля», организатор ряда покушений на Александра II; 3 апреля
1881 г. казнен по делу первомартовцев И, 332Жерве А. у французский адмирал, командующий эскадрой, прибывшей в
Кронштадт в 1891 г. I, 319Жуковский Ю. Г.у буржуазный экономист и публицист, в 1889—1894 гг.—
управляющий Государственным банком, затем член совета министра финан¬
сов I, 237, 245, 246, 2483Завойко II, 87Зазарову учитель Тифлисской гимназии I, 41Замятнин Д. Н. (в тексте Замятин), сенатор, член Гос. совета, товарищ
министра юстиции (1858—1862), министр юстиции (1862—1867) I, 232
Зарникауу графиня, жена принца К. П. Ольденбургского I, 111
Затлер Ф. К. у барон, генерал-интендант армии во время Крымской вой¬
ны 1853-1856 гг. I, 246Затлер А.у жена Ф. К. Затлера I, 246Захарьин Г. А., профессор Московского университета, выдающийся врач-
терапевт I, 159, 305Зверев Н. А.у товарищ министра просвещения (1898—1901), член Гос. со¬
вета II, 68Зволянский С. Э.у директор департамента полиции (1897—1902) II, 59
Зейнву директор Тифлисской консерватории I, 40Зенгер Г. Э.у попечитель Варшавского учебного округа, товарищ министра
(1901—1902), министр народного просвещения (1902—1904) II, 72, 74Зиновьев В. В. у генерал, в 60-х годах — помощник начальника управления
сельского хозяйства на Кавказе, с 1868 г.— гофмаршал двора при наследникеI,	281Золотарев Н. М.у прокурор Новочеркасской судебной палаты, товарищ
министра внутренних дел (1911—1915) II, 337Зубатое С. В.у жандармский полковник, начальник Московского охран¬
ного отделения (1888—1902), начальник Особого отдела департамента поли¬
ции (1902—1903), основатель «полицейского социализма» («зубатовщины»)II,	81-83, 121, 124Зубов В. П.у граф I, 234ИИваненкОу помещик Черниговской губернии I, 160
ИваненкОу предводитель дворянства в Чернигове I, 81
Иващенко А. Я., товарищ министра путей сообщения (1892), товарищ ми¬
нистра финансов (1892—1897), член Гос. совета I, 180, 181, 210, 323, 324
Игнатьев А. П.у граф, генерал, член Гос. совета, с 1889 по 1896 г.— ки¬372
евский, подольский и волынский генерал-губернатор, в 1905 г.— предсе¬
датель Особых совещаний для пересмотра исключительных законов об
охране государственного порядка и по вопросам веротерпимости; член Осо¬
бого совещания по обсуждению законопроекта о Булыгинской думе. В1906	г. убит членом боевой организации партии эсеров Ильинским II, 134,
229, 238Игнатьев Н. П.у граф, видный русский дипломат и государственный дея¬
тель. В 1861—1864 гг.— директор Азиатского департамента министерства
иностранных дел. С 1864 по 1877 г.— посланник (затем посол) в Турции
Главный уполномоченный России при заключении Сан-Стефанского мирно¬
го договора. В 1881—1882 гг.— министр внутренних дел I, 27, 201, 204, 331,
332; II, 78, 79, 134, 225Извольский А. П.у русский дипломат, посланник в Копенгагене
(1903—1906), министр иностранных дел (1906—1910), посол в Париже
(1910—1917), сторонник сближения России с Англией, член Гос. совета I,
221; II, 137, 166, 183, 293, 294Извольский П. П.у попечитель Петербургского учебного округа, товарищ
министра народного просвещения (1905—1906), обер-прокурор Синода
(1906—1909), член Гос. совета II, 309Иллиодор (Сергей Труфанов)у иеромонах, в 1905—1908 гг. выделялся свои¬
ми проповедями против революционного движения. Был принят во многих
аристократических салонах Петербурга I, 45, 253; II, 191, 280, 333Имеретинский А. Ку князь, генерал, член Гос. совета, главный военный
прокурор и начальник военно-судного управления (1881—1892), варшавский
генерал-губернатор (1897—1900) I, 49Иоанн Кронштадтский (И И. Сергиев)у протоиерей, настоятель Андреев¬
ского собора в Кронштадте, церковный проповедник и писатель, пользовался
известностью как «исцелитель» больных и инвалидов II, 108Иоллос Г. Б.у один из лидеров кадетской партии, член I Думы, убит в мар¬
те 1907 г. черносотенцами II, 229Ито Хиробумиу японский государственный деятель, в 80—90-х годах неод¬
нократно занимал пост премьер-министра II, 141, 160, 163, 164ККавелин К. Д, историк и юрист, профессор Московского и Петербургско¬
го университетов, видный либерал, противник революционно-демократиче¬
ского движения I, 57Казанцев А. Е., агент охранного отделения, член «Союза русского народа»I,	338; II, 324-329Казаринов В. Н., черносотенец, вице-председатель «Союза Михаила Ар¬
хангела» II, 320, 326Кази М. И. (в тексте И. И. Кази), капитан I ранга, служил в Русском об¬
ществе пароходства и торговли, с 1870 г.— помощник директора, а с 1876 г.—
директор Балтийского завода, участвовал в заключении русско-германского
торгового соглашения 1894 г. I, 69, 313, 314, 322, 323Кайо Ж. у французкий государственный деятель, неоднократно занимал
пост министра финансов. В 1911—1912 гг.— премьер-министр Франции II,
61, 62Камышанский П. К., прокурор Петербургской судебной палаты
(1905—1909), обвинитель по делу социал-демократической фракции II Думы
И, 323Канкрин И. В.у 1раф, кишиневский губернатор I, 196
Кантакузен М. M.t князь, граф Сперанский, офицер Кавалергардского по¬
лка, состоявший при дворе великого князя Николая Николаевича I, 101, 287,330Кантакузен Е.у княгиня, графиня Сперанская, фрейлина императрицы
Александры Федоровны II, 174Каприви Л.у граф, канцлер Германской империи (1890—1894) I, 261, 262
Караваев В. А.у хирург, профессор Киевского университета I, 119, 121373
Карасев #., курьер канцелярии Совета министров II, 314
Карастелев К. И. (в тексте Коростылев), профессор механики Новорос¬
сийского (Одесского) университета (1865—1886) I, 48, 52Карпович П. В.у студент, застреливший 14 февраля 1901 г. министра на¬
родного просвещения Боголепова И, 68Картавцев Е. Э., управляющий Крестьянским и Дворянским поземельны¬
ми банками в 80-х годах I, 115; И, 206Кассо JI. А.у министр народного просвещения (1910—1914). В знак проте¬
ста против реакционной политики Кассо несколько виднейших профессоров
Московского университета подали в отставку II, 68Каталей В. В., генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны
1877-1878 гг. I, 66, 90Катков М. Н.у реакционный публицист, редактор газеты «Московские ве¬
домости», издатель журнала «Русский вестник» I, 6, 10, 105, 115, 187, 265,
266Катульский, начальник станции Одесса-порт I, 96, 97
Кауфман П. М., министр народного просвещения (1906—1908) II, 295
Каханов М. С., статс-секретарь, в 70-х годах — помощник управляющего,
затем управляющий делами Комитета министров. В 1880 г.— товарищ мини¬
стра внутренних дел при Лорис-Меликове, член Гос. совета II, 215Кербедз С. В.у инженер, строитель железных дорог и мостов I, 82—84
Кербедз С. И.у инженер, вице-председатель общества Восточно-китайской
железной дороги, племянник С. В. Кербедза I, 83Кессель К И.у товарищ прокурора Петербургского окружного суда I, 71
Кирилл Владимирович, великий князь, двоюродный брат Николая IIII, 67
Кирпичев В. Л.у крупный ученый в области механики и сопротивления
материалов, директор Технологического института в Харькове (1885—1898),
Киевского политехнического института (1898—1903), с 1903 г.— профессор
Петербургского политехнического института I, 136Клейгельс Н. В.у генерал, варшавский обер-полицеймейстер (1888—1903),
затем петербургский градоначальник, киевский генерал-губернатор. Руково¬
дил расправами над студенческими демонстрациями в Петербурге в 1901 г. II,
124Клемансо Ж.у французский политический деятель, один из лидеров пар¬
тии радикалов, министр внутренних дел Франции в 1906 г., премьер-министр
в 1906-1909 гг. И, 152Клименко, военный инженер, начальник Одесской железной дороги I,
58-60Клименко, камер-фрейлина императрицы Марии Александровны, жена
инженера Клименко I, 60Кобеко Д. Ф.у управляющий канцелярией министерства финансов
(1865—1879), член совета министра финансов при Витте. С 1902 г.— дирек¬
тор Публичной библиотеки в Петербурге, член Гос. совета I, 237, 238, 240
Ковалевский В. И.у директор департамента торговли и мануфактур
(1892—1900), товарищ министра финансов (1900—1902), председатель «Рус¬
ского технического общества», председатель правления общества вагоностро¬
ительных заводов «Братья Бромлей» I, 146, 245; II, 29, 303Коваленский С. Г.у сенатор, директор департамента полиции I, 93
Когену подрядчик I, 216, 287
Козелл-Поклевский 1-й, инженер I, 157
Козелл-Поклевский 2-й, инженер I, 157, 158
Козелл-Поклевский С. А.у см. Поклевский-Козелл С. А.Козлов А. А.у генерал, в 70-х годах — московский, в 80-х — петербургский
оберполицеймейстер. Начальник штаба отдельного корпуса жандармов. В на¬
чале 1905 г.— московский генерал-губернатор I, 232; II, 23
Козлов П. А.у адъютант Александра III I, 232
Козлова, фрейлина I, 47Козлянинов Н. Ф.у генерал, в 60-х годах — помощник командующего, в
70-х — командующий войсками Киевского военного округа I, 337Коковцов В. Н.у граф, товарищ министра финансов (1896—1902), государ¬374
ственный секретарь (1902—1904), министр финансов (1904—октябрь 1905 г. и
апрель 1906—1914 г.), председатель Совета министров (1911—1914), член Гос.
совета I, 95, 97, 146, 170, 241, 249, 252; И, 91, 126, 139, 140, 142-144, 167,
218, 220, 233, 254, 295, 311, 312, 331, 333-338, 344Кокорев В. Л., откупщик, крупный делец в области железнодорожного
строительства I, 81, 236Колышко И. И. у чиновник особых поручений министерства путей сообще¬
ний I, 196Комаров В. В., участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., издатель
ряда газет и журналов I, 26Комиссаров М. С., жандармский генерал, в 1904—1906 гг. возглавлял сек¬
ретный отдел царской охранки. В 1905 г. организовал в департаменте поли¬
ции типографию для печатания черносотенных прокламаций II, 28, 56, 61,
246-248, 313, 315Комура ДзютарОу барон, японский дипломат, министр иностранных дел
Японии (1901—1906 и 1908—1911), глава японской делегации в Портсмуте II,141,	153, 157, 159, 160, 163, 164, 169, 175Кондаков Н. П.у историк искусств, археолог, член Академии наук I, 17
Кони А. Ф.у выдающийся русский юрист, сенатор, член Гос. совета I, 88,
137; II, 329Коновницын А. И. у граф, глава одесского отделения «Союза русского наро¬
да» I, 170, 190Константин Константиновичу великий князь, генерал, президент Акаде¬
мии наук. В 1900—1910 гг.— главный начальник военно-учебных заведений,
затем генеральный инспектор военно-учебных заведений I, 313, 314Константин Николаевичу великий князь, в 1860 г.— председатель Главного
комитета по крестьянскому делу, в 60-х годах — наместник в Царстве Поль¬
ском I, 156, 286Конт О.у французский философ-позитивист I, 191
Конфуций (Кун-цзы)у древнекитайский философ II, 19
Коростовец И. Я.у чиновник министерства иностранных дел, секретарь
русской делегации в Портсмуте II, 145Котову камердинер Александра III I, 131Кохер Т. у швейцарский хирург, в 70-х годах — профессор Бернского уни¬
верситета I, 223Коцебу П. Е.у граф, генерал, член Гос. совета, в 1862—1874 гг.— новорос¬
сийский и бессарабский, в 1874—1880 гг.— варшавский генерал-губернатор I,
26, 29, 57, 58, 103, 104Кочубей В. С.у князь, крупный помещик Полтавской губернии, начальник
главного управления уделов в конце 90-х годов I, 297Крестовников Г. А. у крупный предприниматель, председатель и член прав¬
лений ряда акционерных обществ, председатель Московского биржевого ко¬
митета, член Гос. совета II, 302Кривошеин А. В.у статс-секретарь, член Гос. совета, в 1902—1905 гг.— на¬
чальник переселенческого управления, в 1905—1906 гг.— товарищ главноуп¬
равляющего земледелием и землеустройством, с октября 1906 г — товарищ
министра финансов, в 1908—1915 гг.— главноуправляющий земледелием и
землеустройством II, 221, 223, 336Кривошеин А. Ку министр путей сообщения (1892—1894), член Гос. советаI,	195, 196, 320Кривцов А. А. у присяжный поверенный, председатель Славянского обще¬
ства в Одессе I, 65, 67
Кроненбергу врач I, 82Кроненбергу дочь врача Кроненберга, жена И. С. Блиоха I, 82
Кроненберг Л. Л., барон, капиталист, железнодорожный и финансовый
деятель, член Гос. совета I, 81, 270Крыжановский С. Е.у сенатор, товарищ министра внутренних дел
(1906—1911), государственный секретарь, автор ряда реакционных законопроек¬
тов, в том числе закона о выборах в III Думу I, 101; II, 298, 331, 336, 337
Ксения Александровноу великая княгиня I, 290—292, 303375
Кузьминский, ротмистр I, 65—67Куломзин А. Н., статс-секретарь, управляющий делами Комитета минист¬
ров (1883—1902), член Гос. совета I, 249; И, 221Куперник Л. А.у адвокат и публицист, в 1885—1886 гг.— редактор газеты
«Заря» в Киеве I, 91Курино СинитирОу виконт, японский дипломат, посланник в Петербурге
(1901-1904) II, 160Курлов П. Г.у жандармский генерал, минский губернатор (1905—1906), в
1909—1911 гг.— товарищ министра внутренних дел и командир отдельного
корпуса жандармов I, 335; II, 7, 337Куропаткин А. Н.у генерал, военный министр (1898—1904), главнокоман¬
дующий русской армией на Дальнем Востоке в период русско-японской вой¬
ны. После проигрыша Мукденского сражения в марте 1905 г. смещен с поста
главнокомандующего I, 101, 155, 157; II, 46—52, 62, 64, 85, 93, 112, 115, 141,142,	169, 195, 254, 256, 260, 262-267, 269, 279, 348Кутлер Н. Н.у главноуправляющий земледелием и землеустройством
(1905 — январь 1906 г.), затем видный деятель кадетской партии II, 249
Кутузову см. А. А. Голенищев-КутузовКшесинская М. Ф., русская балерина, фаворитка Николая II и великого
князя Сергея Михайловича II, 280ЛЛавровский Н. А., историк литературы, академик I, 209
Лазарев И. Д., генерал-адъютант, участник русско-турецкой войны
1877-1878 гг. I, 35Ламздорф В. Н.у граф, директор канцелярии министерства иностранных
дел (1880—1897), товарищ министра (1897—1900), затем министр иностран¬
ных дел (1900-1906) I, 327; II, 41, 42, 52, 62, 63, 85, 89, 90, 114, 116-123,136-140, 143, 147, 150, 151, 165-167, 172, 181, 183, 293-296Лапшин В. И.у физик, профессор Харьковского и Одесского университе¬
тов I, 52Ласару профессор Берлинского университета II, 176
ЛаскиНу директор Петербургского международного банка I, 197, 198
Лауниц В. Ф. фон дер, петербургский градоначальник (1905—1906) II, 109,
325, 328Лебедеву священник I, 109—111, 113, 287Левашов В. В.у граф, генерал-майор свиты, одесский градоначальник I, 31
Лейден Э., врач, профессор Кенигсбергского, Страсбургского и Берлин¬
ского университетов I, 305, 306Лейхтенбергская Е. М, принцесса, дочь герцога Максимилиана Лейхтен-
бергского I, 289Лейхтенбергская (урожд. графиня Граббе), жена принца Н. Н. Лейхтен-
бергского I, 288Лейхтенбергский Г. Н.у принц, сын герцога Николая Лейхтенбергского I,287Лейхтенбергский Евгенийу принц, сын герцога Максимилиана Лейхтенбер¬
гского I, 288Лейхтенбергский Максимилиану герцог I, 288, 289Лейхтенбергский Николайу герцог, старший сын герцога Максимилиана
Лейхтенбергского I, 288—290Лейхтенбергский Н. Н.у принц, сын герцога Николая Лейхтенбергского I,288Лейхтенбергский Юрий (Георгий), принц, сын герцога Максимилиана Лей¬
хтенбергского I, 288—290; И, 67, 103, 104, 112Леонтович Ф. И.у историк права, профессор Одесского и Варшавского
университетов I, 52Леопольд Пу бельгийский король (1865—1909) I, 77Ленин Л.у префект парижской полиции (1893—1912) II, 150Ли Хун-чжан (чан)у китайский государственный деятель, фактический ру¬376
ководитель внешней политики Китая в конце XIX в. И, 3, 7—19, 21, 22,
26-30Ливен А. А.у князь, статс-секретарь, товарищ министра государственных
имуществ (1872—1874), управляющий министерством государственных иму-
ществ (1879—1881), член Гос. совета II, 206Лигин В. В.у калишский вице-губернатор I, 51Лигин В. Н.у профессор теоретической механики Новороссийского (Одес¬
ского) университета, в 1897—1900 гг.— попечитель Варшавского учебного ок¬
руга I, 45, 47-51Лигин, главный врач Николаевского военного госпиталя I, 51
ЛидвалЬу крупный спекулянт, поставщик продовольствия в голодающие
губернии в 1906 г., был связан с товарищем министра внутренних дел Гурко
И, 314, 319, 326Лидере А. Н.у граф, генерал, наместник в Польше (1861) I, 26, 216
Линдер К. К. (в тексте ошибочно Линден), статс-секретарь Великого кня¬
жества Финляндского (1905), член Гос. совета II, 271—273Линевин Н. П. у генерал, во время русско-японской войны командовал 1-й
армией, затем сменил Куропаткина на посту главнокомандующего войсками
в Маньчжурии II, 141, 142, 145, 168, 169, 349
Липпеу баденский консул в Одессе I, 35
Лист Ф.у немецкий буржуазный экономист I, 255Ло Дж.у шотландский буржуазный экономист, в 1719 г.— генеральный
контролер финансов Франции, где он проводил реорганизацию кредитного
дела I, 249Лобанов-Ростовский А. Б.у князь, русский дипломат, посол в Вене
(1882—1895), министр иностранных дел (1895—1896) I, 327—330; II, 3—6, 9,10,	13-17, 26, 28, 30, 41, 42, 117Лобанов-Ростовскийу брат А. Б. Лобанова-Ростовского I, 330
Лобко П. Л.у генерал, государственный контролер (1899—1905), член Гос.
совета II, 46, 194, 302Лобойко Н. П.у врач I, 192Лопухин А. А.у директор департамента полиции (1903—1905), эстляндский
губернатор (1905) II, 81, 120, 121, 134, 234, 245-248, 321, 322Лорис-Меликов М. Г., граф, главный начальник Верховной распорядитель¬
ной комиссии по охране государственного порядка и общественного спокой¬
ствия с чрезвычайными полномочиями (1880), после упразднения комис¬
сии — министр внутренних дел (август 1880 — май 1881 г.) I, 13, 14, 33, 37,90,	104-107, 115, 116, 152, 215, 243, 331; И, 100, 238Лубэ Э. Ф.у французский государственный деятель, премьер-министр (ян¬
варь-ноябрь 1892 г.), президент Французской республики (1899—1906) II, 33,
56, 61, 146, 150, 151, 154, 184, 185Лукьянов С. М. у директор Петербургского института экспериментальной
медицины (1894—1902), товарищ министра народного просвещения
(1902—1905), обер-прокурор Синода (1909—1911), член Гос. совета II, 72
Лященко М. М.у литератор, связанный с царской охранкой II, 56, 58ММаврин, генерал-лейтенант I, 175Магомет (Мохаммед), по преданию основатель ислама II, 19
Майков А. И, известный русский поэт I, 225Майков Н. А.у сын А. Н. Майкова, директор ремесленного училища цеса¬
ревича Николая I, 225Макаров А. А., товарищ министра внутренних дел, директор департамента
полиции (1906—1909), государственный секретарь (1909—1911), министр
внутренних дел и шеф жандармов (1911—1912) II, 336, 337Макаров С. Оадмирал, въедающийся русский флотоводец и ученый-оке¬
анограф II, 346—348Макензи-Уоллесу английский журналист на конференции в Портсмуте II,153377
Маклаков В. А., видный деятель кадетской партии, член II, III и IV Дум
И, 234Максимов В. В., директор департамента железнодорожных дел министер¬
ства финансов (1892—1899) I, 146, 147, 245Малешевский (Малишевский) Б Ф., директор кредитной канцелярии мини¬
стерства финансов в середине 90-х годов I, 246—249Мамонтов С. И.у крупный предприниматель и меценат I, 147, 245; II,332Манасеин Н. А., министр юстиции (1885—1894), член Гос. совета I, 207,
218; II, 199Мансуров Б. П.у член Гос. совета II, 38Мануйлов (Мануйлов-Минусевич) И. Ф., реакционный журналист, аферист
и политический проходимец II, 113Манухин С. С., товарищ министра юстиции (1901—1905), министр юсти¬
ции (1905), член Гос. совета II, 242, 329
Мария, принцесса датская II, 60, 61Мария Александровна, императрица, жена Александра II I, 76, 130, 226,
244; II, 97, 98Мария Александровна, великая княгиня II, 67
Мария Николаевна, великая княгиня I, 288, 289; И, 104
Мария Федоровна, императрица, жена Александра III I, 64, 76, 188, 227,
229, 260, 280, 282, 283, 297, 303, 304, 310-312, 315, 324-326, 336; И, 24, 41,
58-60, 89, 99, 112,-122, 137, 279, 295, 339-341, 344Марков A. A.f выдающийся русский математик, с 1896 г — академик I, 53
Марков С. В., в 1892—1902 гг.— директор департамента неокладных сбо¬
ров министерства финансов, преобразованного в 1896 г. в главное управление
неокладных сборов и казенной продажи питей, член Гос. совета I, 240, 267
Маркс К.у основоположник научного коммунизма, вождь международного
пролетариата II, 188Мартенс Ф. Ф., известный русский юрист-международник и дипломат,
член совета министра иностранных дел И, 144, 164Маршалль фон Биберштейн А. Г. (в тексте Маршал), статс-секретарь гер¬
манского министерства иностранных дел (1890—1897), посол в Турции
(1897-1912) I, 261Маршан, полковник, командующий французским колониальным отрядом,
занявшим в 1898 г. Фашоду II, 147Матюнин Н. Г., чиновник министерства иностранных дел, один из деяте¬
лей «безобразовской группы», в 90-х годах служил консулом, затем поверен¬
ным в делах в Корее. В дальнейшем помощник управляющего делами Особо¬
го комитета Дальнего Востока I, 197Мезенцов Н. В., шеф жандармов и начальник III отделения (1876—1878),
член Гос. совета, убит С. М. Кравчинским (Степняком) в 1878 г. I, 90Мейндорф (Мейендорф) А. Е.у барон, генерал-майор свиты, в 90-х годах —
начальник императорского конвоя II, 86, 87Мейндорф (урожд. княжна Васильчикова), жена генерала А. Е. Мейндор-
фа II, 86, 87Мекк К. Ф. (в тексте Мек) фон, инженер путей сообщения, крупный
предприниматель в области железнодорожного строительства I, 81, 85, 86
Мекк В. К. фон, старший сын К. Ф. фон Мекка, после смерти отца заве¬
довал его предприятиями I, 85, 86Мекленбургский Георгий, герцог I, 301Мелин Ф. Ж.у французский политический деятель, в 1883—1885 гг.— ми¬
нистр земледелия, в 1896—1898 гг.— председатель Совета министров Фран¬
ции II, 34, 35, 40Мельников П. П.у инженер путей сообщения, профессор прикладной меха¬
ники, в 1865—1869 гг.— министр путей сообщения I, 58, 181Менделеев Д. И.у великий русский ученый-химик I, 100, 101, 245; II, 197,
346, 347Мендельсон-Бартольди Э. фон, глава одного из крупнейших германских
банков, «Мендельсон и К0» I, 96; II, 122, 154378
Меньшиков М. Ореакционный журналист, сотрудник газеты «Новое вре¬
мя» I, 207; II, 48, 125, 232Меринг М. Ф., секретарь министра путей сообщения (1892), вице-дирек¬
тор кредитной канцелярии министерства финансов (1893—1895) I, 120, 161
Меринг С. С. (урожд. Спиридонова), дочь первой жены С. Ю. Витге, жена
М. Ф. Меринга I, 120, 161Меринг Ф. Ф.у профессор-терапевт Киевского университета I, 103, 104,
119, 120Мехелин JI.> финский буржуазный политический деятель, профессор госу¬
дарственного права Гельсингфорсского университета II, 273, 275, 276
Мечников И. И., выдающийся русский биолог I, 48, 49, 51, 278
Мещерский В. /7., князь, издатель и редактор крайне реакционной газеты
«Гражданин» I, 196, 202; И, 28, 69, 70, 82, 85, 113, 121, 122, 125, 190, 206,
221, 302Мигулин П. /7., буржуазный экономист, профессор Харьковского и Петер¬
бургского университетов; издавал журналы «Экономист России» и «Новый
экономист» II, 333, 334Милан I Обренович, сербский князь (1868—1882), король Сербии
(1832-1889) I, 7, 9Милица Николаевна («черногорка № 1»), дочь черногорского князя Нико¬
лая Негоша, жена великого князя Петра Николаевича II, 103—106Милюков П. Н.у один из лидеров кадетской партии, видный буржуазный
историк и публицист, член III и IV Дум II, 153, 234, 302, 306Милютин А. Д., граф, сын Д. А. Милютина, генерал-майор, курский гу¬
бернатор I, 29Милютин Д. А., граф, генерал-фельдмаршал, выдающийся военный и го¬
сударственный деятель, военный министр (1861—1881) I, 22, 23, 25—29, 67,
75, 78, 206; II, 263, 266, 321Мин Г. А.у генерал, командир лейб-гвардии Семеновского полка, крова¬
вый палач Декабрьского вооруженного восстания в Москве в 1905 г. Убит в
августе 1906 г. эсеркой Коноплянниковой II, 310
Мирскийу см. Свято полк-Мире кий.Митрович, певец I, 7—10Митрофания (баронесса П. Г. Розен), игуменья Владычного монастыря в
Серпухове I, 72Михаил Александровичу великий князь I, 292; II, 60—66, 267
Михаил Всеволодович, князь черниговский (1225—1246); был убит в Орде
за несоблюдение татарских религиозных обычаев I, 17Михаил Николаевичу великий князь, наместник Кавказа и главнокоманду¬
ющий Кавказской армией (1863-1881) I, 13, 14, 19, 21, 30-33, 36, 37, 107,
241, 243, 254, 290, 318, 328, 329; И, 62, 64, 65, 74, 264, 267, 296
Михаил Павловичу великий князь I, 301
Михайлову инженер II, 310Мольтке X., граф, германский военный деятель, генерал-фельдмаршал,
начальник Генерального штаба (1857—1888) I, 25Монтебелло Г., граф, французский дипломат, с 1891 по 1903 г.— посол
Франции в Петербурге II, 25, 35Монтебеллоу графиня, жена французского посла в Петербурге II, 26
Морган Дж. П.у старший, глава банкирского дома «Дж. П. Морган и К°»II,	185, 186Моренгейм A. tl.y барон, русский дипломат, посол в Париже (1884—1897),
член Гос. совета I, 229; II, 56Морозов С. Т. у крупный представитель московской буржуазии, директор
Никольской мануфактуры, председатель Нижегородского ярмарочного коми¬
тета II, 244Мосолов А. А., генерал-лейтенант, начальник канцелярии министерства
императорского двора (1900—1917), принадлежал к ближайшему окружению
Николая IIII, 132Мотоно ИтирОу японский дипломат, посланник во Франции
(1901—1905), посол в России (1906—1916) II, 160379
Муравьев М. Я. («Муравьев-вешатель»), граф, в 1863—1865 гг.— вилен -
ский генерал-губернатор, проявил крайнюю жестокость при подавлении
польского восстания 1863 г. II, 263Муравьев М. Я., граф, русский дипломат, посланник в Копенгагене
(1893—1897), министр иностранных дел (1897—1900) I, 229, 264; II, 40—42,
49, 74, 89, 117, 152, 294Муравьев Я В., министр юстиции (1894—1905), посол в Риме
(1905-1908) I, 167, 214, 218-224, 251, 252, 289; И, 24, 25, 53-55, 62, 65, 74,137-139, 144, 150, 181, 199, 225, 263, 300Муравьев-Амурский В. В., граф, полковник Генерального штаба, в 90-х го¬
дах — русский военный агент в Париже I, 220; II, 103Муравьев-Амурский Я. Я, граф, генерал-губернатор Восточной Сибири
(1847-1861) I, 220; II, 103Муравьев-Карсский Я. Я, генерал, участник русско-персидской и русско-
турецкой войн 20-х годов. В 1854—1855 гт.— наместник Кавказа, главноко¬
мандующий Кавказской армией во время Крымской войны (1853—1856) I,
19, 21Муравьева, жена Н. В. Муравьева I, 220, 223Мусин-Пушкин А. Я., граф, генерал-адъютант, командующий Одесским
военным округом (1890—1903) II, 79Мусин-Пушкин В. В.у граф, в начале 90-х годов — управляющий Дворян¬
ским и Крестьянским поземельными банками II, 206ННабоков В. Д., профессор уголовного права, деятель земско-либеральнош
движения, один из лидеров кадетской партии II, 244Набоков Д. Я, министр юстиции (1878—1885) I, 79, 207
Набоков К Д, чиновник министерства иностранных дел, член русской
делегации на конференции в Портсмуте II, 145Наполеон /, французский император (1804—1814) II, 187
Наполеон Шу французский император (1852—1870) I, 121; II, 102
Нарышкин В. Л.у отец К В. Нарышкина, зятя С. Ю. Витте I, 23, 24
Нарышкин К. В. у зять С. Ю. Витте, дипломат, чиновник русской миссии в
Брюсселе I, 112; II, 145, 313Нарышкин Л. К., внук С. Ю. Витге И, 145, 146
Нарышкин Л.у брат К. В. Нарышкина I, 112
Нарышкин Э. Д.у обер-камергер императорского двора II, 65, 265
Нарышкина А. Я, жена Э. Д. Нарышкина II, 65, 186
Нарышкина В. С., приемная дочь С. Ю. Витте (урожд. Лисаневич В. Д.)II,	53, 62Нарышкина М. А.у фаворитка Александра I II, 65
Нарышкинау приемная дочь Орбелиани, жена В. Л. Нарышкина I, 24
Нарышкина (урожд принцесса Ольденбургская, по первому мужу княгиня
Юрьевская), жена Л. Нарышкина I, 112Hacp-эд-диНу персидский шах (1848—1896) I, 283
Нейдгардт Д. Б.у одесский градоначальник (1903—1905) II, 237
Нейцлин (Нестли) Э.у французский банкир, директор Парижско-Нидер¬
ландского банка II, 6, 184Неклюдов Я. А.у юрист, магистр уголовного права, товарищ государствен¬
ного секретаря (1894—1895), товарищ министра внутренних дел (1895—1896)I,	88, 89, 126Нелидов А. И.у русский дипломат, посол в Константинополе (1883—1897),
Риме (1897-1903) и Париже (1903-1910) I, 251; II, 117, 120, 121, 137, 150,152,	181, 225, 300Нелидов И. А.у генерал-майор I, 151Нелидова Е. Я. (урожд. Анненкова), жена И. А Нелидова I, 151, 152
Немешаев К. С., начальник Юго-Западных железных дорог (1896—1905),
министр путей сообщения (1905—1906), член Гос. совета I, 97, 182; II, 294,
296380
Непокойницкий А. А., генерал, в русско-турецкую войну 1877—1878 гг.—
начальник штаба армии, действовавшей на Балканах, член Гос. совета I, 216
Нечаев С. Г., революционер-заговорщик 60-х годов, создал узкую заговор¬
щическую организацию «Народная расправа» I, 146
Низгурицер I, 217Николай 7, российский император (1825—1855) I, 17, 21, 30, 47, 58, 83,
108 109 11 287 324* II 65 79Николай Я, российский император (1894—1917) I, 30, 31, 84, 91, 94, 108,112,	126-128, 130, 131, 138, 145, 189, 227, 232, 236, 238, 241, 244, 352, 263,
267, 268, 270, 277, 281, 290-300, 303, 304, 306-319, 321, 322, 326-328, 331,
333, 334, 336, 337; II, 3-5, 7-17, 19-22, 26, 29-31, 36, 38, 41-49, 51-56,
60, 62, 63, 66, 67, 70-72, 74, 80, 83-99, 101, 104-123, 125, 126, 129-141,
148-151, 157, 159, 166, 167, 169-171, 174, 178, 183, 184, 204, 207-211, 214,215,	217-219, 224-228, 235, 237, 241-243, 246, 248-252, 255-257, 258-261,
264-268, 273-287, 289-296, 298-305, 307, 311, 312, 316, 318, 319, 331, 332,
334-336, 339-341, 343, 344, 348-350, 351-361Николай Александрович, цесаревич, старший сын Александра II I, 130, 271
Николай Константинович, великий князь I, 156; И, 332
Николай Михайлович, великий князь I, 32; И, 65Николай НегоШу князь черногорский (1860—1910), король Черногории
(1910-1918) I, 27, 283, 284, 287; II, 103, 105, 106Николай Николаевич (старший), великий князь, сын Николая I, фельдмар¬
шал, главнокомандующий русской армией в первый период русско-турецкой
войны 1877-1878 гг. I, 30, 62, 72, 73, 78, 107-109, ИЗ, 128, 131, 183, 206,216,	286, 287, 304; И, 53, 103Николай Николаевич (младший), великий князь, командующий войсками
гвардии и Петербургского военного округа (1905—1914) I, 107, 110, 111, 113,
304; II, 67, 105, 112, ИЗ, 115, 139-141, 241, 246, 251-253, 274, 278, 285, 286
Никольский А. Я, управляющий государственными сберегательными кас¬
сами (1893—1906), главноуправляющий землеустройством и земледелием (ян¬
варь-апрель 1906 г.), член Гос. совета II, 294Ньютон Я., великий английский математик и физик II, 187ООболенский Александр Дмитриевич, князь, в 1897—1899 гг.— помощник
варшавского генерал-губернатора, затем член Гос. совета II, 99Оболенский Алексей Дмитриевич, князь, управляющий Дворянским и Кре¬
стьянским поземельными банками, товарищ министра внутренних дел
(1897—1901), товарищ министра финансов (1902—1905), в 1905—1906 гг.—
обер-прокурор Святейшего Синода, член Гос. совета I, 235; II, 99, 108, 206,
215, 217, 225-228, 236, 240, 251, 297, 309Оболенский В. С., князь, гофмаршал при Александре III I, 280
Оболенский И. М, князь, в начале 900-х годов — харьковский губернатор,
при подавлении крестьянских волнений в Харьковской губернии в 1902 г.
проявил крайнюю жестокость; в 1904—1905 гг.— генерал-губернатор Финлян¬
дии II, 72, 270-273Оболенский Я. Д., князь, флигель-адъютант Александра III, управляющий
кабинетом царя при Николае III, 297; II, 99Оболенский-Нелединский-Мелецкий В. С., князь, товарищ министра ино¬
странных дел (1900—1906), член. Гос. совета II, 90, 138, 293, 300Обреновичщ сербская королевская династия, свергнутая с престола в
1903 г. II, 107Обручев В. А., генерал по адмиралтейству I, 210, 313
Обручев Я. Я, генерал, начальник Главного штаба (1881—1898), член Гос.
совета I, 24, 26, 28, 29, 149, 156, 206, 210, 319; II, 5, 46, 47, 195Олухов, генерал-лейтенант, в начале 70-х годов — комендант города Одес¬
сы I, 103Ольга Александровна, великая княгиня I, 290
Ольга Николаевна, великая княгиня I, 21381
Ольга Федоровна, великая княгиня I, 31, 32, 290; И, 267
Ольденбургский А. /7., принц, генерал-адъютант, член Гос. совета I, 108,
112; И, 72, 267Ольденбургский Г. Я., принц, генерал-губернатор Тверской, Ярославской и
Новгородской губерний (1809—1812), отец П. Г. Ольденбургского I, 108
Ольденбургский К. Я, принц, генерал-майор I, 109, 111, 112
Ольденбургский П. Г.у принц, президент Вольно-Экономического общества
(1841—1859), член Гос. совета, отец А. П. и К П Ольденбургских I, 108
Онунину генерал I, 26
Орбелиани, князь, генерал I, 20, 21, 35Орбелиани Н. Г., соученик Витте по Новороссийскому (Одесскому) уни¬
верситету I, 21Орбелиани, княжна, см. Барятинская Е. Д.Орлов В. Я, князь, флигель-адъютант, помощник начальника (1901—
1906), затем начальник военно-походной канцелярии императора (1906—
1915), принадлежал к ближайшему окружению царя II, 132, 252
Орлов, прокурор Одесской судебной палаты I, 47Орлов-Давыдов (1-й) В. В., граф, генерал-майор, в 1861—1864 гг — адъютант
князя А. И Барятинского. В 1866—1868 гг.— симбирский губернатор I, 7Орлов-Давыдов (2-й) А. В.у граф, генерал-лейтенант, в 1862—1864 гг.— адъ¬
ютант князя А. И. Барятинского I, 7Остен-Сакен Я Д. фон дер, граф, русский посол в Берлине (1895—1912)II,	280Островский М. Я, министр государственных имуществ (1881—1892),
председатель департамента законов Гос. совета (1893—1899) I, 212, 239
Остроградский М. В.у известный русский математик, академик I, 53ППавел 7, российский император (1796—1801) I, 108, 110, 112, 237, 309,
311; И, 44, 62, 270, 282Павел Александровичу великий князь I, 138, 139Павловский М. К. у профессор богословия Новороссийского (Одесского)
университета I, 55, 56ПазухиНу чиновник министерства внутренних дел II, 204
Пален К. Я. фон дер, граф, министр юстиции (1867—1878), затем член
Гос совета I, 48; II, 25, 238, 288, 329Палимпсестов И. X, профессор сельского хозяйства в Новороссийском
(Одесском) университете I, 55Палицын Ф. Ф.у генерал, начальник Генерального штаба (1905—1908),
член Гос. совета II, 168, 169Палладий (П. И. Раев), митрополит петербургский и ладожский
(1892-1898) I, 301Панин В. Н.у граф, министр юстиции (1841—1861) I, 228
Панина, графиня, жена В. Н. Панина I, 227, 228Паукер Г. Е., генерал, военный инженер, министр путей сообщения
(1888-1889) I, 138, 143, 175, 177
Паульсон, гувернер I, 39Пергамент О. Я., адвокат, один из деятелей кадетской партии, член II иIII	Дум II, 244Перовский JI. А., граф, министр внутренних дел (1841—1852), член Гос.
совета I, 5Перфильеву адъютант князя А. И. Барятинского I, 7Петр 1у российский царь (1682—1725), с 1721 г. император I, 5; II, 238,239Петр Illy российский император (1761—1762) I, 112Петр КарагеоргиевиЧу король Сербии (1903—1918), король Югославии
(1918-1921) II, 106, 107Петр Николаевичу великий князь, генерал-инспектор по инженерной час¬
ти (1904-1909) I, 107, 110, 111, 304; II, 67, 84, 103-105, 108382
Петражицкий Л. И., юрист, профессор Петербургского университета,
член I Думы, деятель кадетской партии II, 310*	Петров Г. С., петербургский священник, профессор богословия в Поли¬
техническом институте, проповедник и публицист, депутат II Думы от кадет¬
ской партии, был лишен Синодом сана за политическую деятельность I, 56
Петров Н. И.у генерал, директор департамента полиции (1893—1895),
член Гос. совета II, 59Петров Н. П.у военный инженер, профессор Петербургского технологиче¬
ского института, товарищ министра путей сообщения (1892—1900), председа¬
тель комиссии для исследования состояния железных дорог, образованной в1908	г., член Гос. совета I, 38; II, 99Петрову вице-дирекгор кредитной канцелярии министерства финансов I,318Петровау жена Н. И. Петрова II, 59Петрункевич И. И. у земский деятель, один из лидеров кадетской партии,
член I Думы I, 228; II, 235ПетрункевиЧу жена И. И. Петрункевича, по первому мужу графиня Пани¬
на I, 228Печковский В. Н у инженер, член правления Владикавказской железной
дороги I, 181, 182Пирогов Н. И. у знаменитый хирург и анатом, попечитель Киевского учеб¬
ного округа (1858—1861) I, 121Писарев Д. И.у выдающийся публицист, революционный демократ I, 45,70ПисаренкОу лейб-медик эмира Бухарского I, 15, 282Пистолькорс Э. А., адъютант великого князя Владимира Алексеевича I,139Пистолькорсу жена предыдущего, см. Гогенфельзен.Пихно Д. И. у экономист, профессор Киевского университета, редактор га¬
зеты «Киевлянин» (1879—1907), член Гос. совета. Возглавлял киевское отде¬
ление черносотенного «Союза русского народа» I, 113—117, 147Плансон Г. А у дипломатический чиновник при наместнике на Дальнем
Востоке, член русской делегации на конференции в Портсмуте II, 144, 181
Плеве В. К фон, директор департамента полиции (1881—1884), товарищ
министра внутренних дел (1884—1894), с 1902 г.— министр внутренних дел и
шеф жандармов. Принадлежал к самым реакционным кругам царской бю¬
рократии. 15 июля 1904 г. убит эсером Е. Сазоновым I, 197, 205, 222, 241,
331-333; И, 53, 55, 58, 70-75, 7-85, 87, 91, 92, 100, 109-111, 113, 114,
120-124, 134, 136, 158, 184, 190, 194, 197, 198, 204, 205, 207, 216, 219, 234,
236-238, 240, 245, 256, 263-271, 278, 279, 332, 355
Плен Я. М., морской офицер I, 112Плеске Э. Д, директор кредитной канцелярии министерства финансов
(1892—1894), управляющий Государственным банком (1894—1903), управля¬
ющий министерством финансов (1903—1904), член Гос совета I, 95, 146,
237, 241, 246, 248, 249; И, 86-90, 142Победоносцев К. Я, государственный деятель, крайний реакционер, обер-
прокурор Синода (1880—1905), имел большое влияние на Александра III и
Николая II, член Гос. совета I, 50, 115, 193, 202, 204, 207—209, 253—255, 269,
270, 272, 273, 278, 288, 289, 301, 302, 310, 330, 332-334; И, 53, 62, 65, 74, 100,108,	110, 118, 203, 212, 215, 226, 227, 283, 297, 302, 358
Погребинский М. Г., инженер путей сообщения I, 96Подгоричани М. А, граф, жандармский офицер, организатор еврейского
погрома в Гомеле в 1905 г. II, 248Позен В. М.у адъютант князя А. И. Барятинского I, 30
Поклевский-Козем С. А.у русский дипломат, секретарь миссии в Токио
(1897—1901) и посольства в Лондоне (1901—1906), советник посольства в
Лондоне (1906—1909), посланник в Тегеране (1909—1913) II, 183Покотилов Д. Д.у в 90-х годах — агент министерства финансов в Пекине
и директор пекинского отделения Русско-Китайского банка, посланник в
Китае (1905-1908) I, 146, 252; II, 138, 144383
Половцов А. А. (в тексте Половцев), сенатор, в 1880—1881 гг. ревизовал
Киевскую и Черниговскую губернии, член Гос. совета, почетный член Акаде¬
мии наук и один из учредителей Русского исторического общества I, 93, 124,
125, 219, 228, 254, 318, 328, 329Половцов (Половцев) А. А., сын предыдущего, крупный землевладелец и
домовладелец, чиновник министерства иностранных дел I, 227, 228Половцов (Половцев), брат А. А. Половцова (старшего), председатель прав¬
ления Главного общества российских железных дорог I, 270, 271Половцова (Половцева) Н. АГ., (урожд. Штиглиц), жена А. А. Половцова
(старшего) I, 124Половцова (Половцева) С. В. (урожд. Панина), жена А. А. Половцова
(младшего) I, 227, 228Полонский Я. И у поэт I, 226Поляков Л. С., железнодорожный делец, предприниматель и банкир I, 85
Поляков С. С., крупный железнодорожный делец, основатель банкирской
«династии» Поляковых, вместе с братьями JI. С. и Я. С. Поляковыми учредил
ряд крупных банков и промышленных обществ I, 81, 85, 87, 187, 270
Поляков Я. С., откупщик, железнодорожный делец и банкир I, 85
Поляков, сын С. С. Полякова I, 85Попов Л. В.у известный русский терапевт-клиницист, профессор Военно¬
медицинской академии в Петербурге II, 63Посников А. С. (в тексте Постников), буржуазный экономист и политиче¬
ский деятель, в 1886—1896 гг.— редактор газеты «Русские ведомости», в кон¬
це 90-х годов — организатор экономического отделения Политехнического
института в Петербурге, директор этого института II, 189, 233Посьет К. Н.у адмирал, министр путей сообщения (1874—1888), член Гос.
совета I, 106, 133, 134, 137, 138, 140, 175-178, 184, 247Потоцкая, графиня (урожд. княжна Радзивилл), жена графа И. А. Потоц¬
кого I, 123Потоцкий И. А., граф, волынский помещик, председатель акционерной
компании по постройке железной дороги Шепетовка—Проскуров, член I Ду¬
мы I, 123, 124Потоцкий А.у граф, наместник Галиции, отец И. А. Потоцкого I, 123
Проппер С. М. у буржуазный журналист, издатель бульварной газеты «Бир¬
жевые ведомости» II, 227—231, 358Пруссаков А. И.у секретарь А. И. Дубровина, председателя черносотенного
«Союза русского народа» II, 325Пуришкевич В. М. у крупный помещик, черносотенец, служил чиновником
особых поручений при министре внутренних дел Плеве, один из основателей
«Союза русского народа» и «Союза Михаила Архангела», депутат II, III и IV
Дум, где отличался погромно-хулиганскими выступлениями I, 45, 207; II,109,	122, 191, 199, 284, 320, 332Путилов А. И., директор канцелярии министерства финансов
(1904—1905), товарищ министра финансов, управляющий Крестьянским и
Дворянским поземельными банками (1905—1906), председатель правления
Русско-Азиатского банка (1910—1917) I, 95, 159; II, 57Путятин М. С., князь, генерал, приближенный Николая II, штабс-офи-
цер для поручений при управлении гофмаршальской части министерства им¬
ператорского двора (1900—1911), затем начальник царского дворцового уп¬
равления II, 109, 191Пушкин А. С.у великий русский поэт II, 72РРадецкий Ф. Ф.у генерал, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг.,
в 1888—1889 гг. командовал войсками Киевского военного округа, член Гос.
совета I, 94Радзивилл Екатерина (урожд. Ржевуская), княгиня, авантюристка, автор
воспоминаний и многочисленных сочинений на различные темы, в том чис¬
ле из русской придворной жизни I, 226, 230384
РадзивиМу княжна, см. Потоцкая.Радолин Г.у германский посол в Петербурге (1895—1900) и Париже
(1900-1910) II, 181-183Распутин (Новых) Г. Е.у авантюрист, подвизавшийся под видом «святого
старца» при царском дворе (1905—1916), фаворит Николая II и Александры
Федоровны II, 251, 333—335, 360Рафалович А. Ф., одесский банкир, сын Федора Рафаловича I, 152,
161-166, 170, 171, 197Рафалович Георгий Федоровичу сын Федора Рафаловича I, 166, 171
Рафалович Герман Федоровичу сын Федора Рафаловича, парижский рантье,
отец А. Г. Рафаловича I, 166Рафалович Федор, глава банкирского дома Рафаловичей в Одессе I, 152,
161, 162Рачковский П. И., заведующий заграничной агентурой департамента поли¬
ции в Париже (1885—1902). В 1905—1906 гг. заведовал политической частью
департамента полиции, установил сношения с Гапоном II, 56—58, 111—113,
245, 246Рейнбот А. А.у московский градоначальник (1906—1907), отдан в 1907 г.
под суд по обвинению в самовольном расходовании кредитов II, 306
Рейнбот В. Е.у присяжный поверенный II, 329Рейтерн М. Х.у граф, министр финансов (1862—1878), председатель Коми¬
тета министров (1881—1886) I, 85, 166, 237, 273Ренненкампф К. К.у статс-секретарь, сенатор, главноуправляющий импера¬
торской канцелярией (1889—1896), член Гос. совета I, 211, 212Ренненкампф Н. К. у профессор-юрист, ректор Киевского университета
(1883—1890), в 1875 г. избран киевским городским головой I, 121, 122
Реньву гувернер I, 38Репин И. Е.у великий русский художник II, 345Рихтер А. А., директор департамента окладных сборов министерства фи¬
нансов (1882—1887), член совета министра финансов (1887—1898) I, 146,
238; II, 199, 200Рихтер О. Б.у генерал-адъютант, влиятельный представитель придворной
камарильи. В 1881—1895 гг. заведовал делами комиссии прошений на высо¬
чайшее имя, член Гос. совета I, 211, 236
Рихтер, жена О. Б. Рихтера I, 211Рожественский 3. П.у контр-адмирал, начальник главного морского шта¬ба,	командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой, разгромленной при ЦусимеII,	348Розен Р. Р.у барон, русский дипломат, посланник в Японии (1897—1898 и
1902—1904), посол в США (1905—1911). Второй уполномоченный России на
Портсмутской мирной конференции, член Гос. совета II, 116, 144, 145,
158-160, 163, 165, 166, 170, 173Розен Ф.у германский посланник в Марокко (1905—1910) II, 181
Романенко у командир корпуса в Одессе I, 90Романенко (урожд. Дрентельн), дочь киевского генерал-губернатора, жена
предыдущего I, 90Романов П. М. у вице-дирекгор департамента железнодорожных дел мини¬
стерства финансов (с 1889 г.), директор общей канцелярии министра финан¬
сов (с 1892 г.), в 1897—1905 гг.— товарищ министра финансов; член Гос. со¬
вета I, 145, 146, 240, 241, 245, 251; II, 20, 29, 142Ростовцев А. А., адъютант великого князя Николая Николаевича (старше¬
го), гофмейстер I, 109, 110Ростовцев Я. И. у граф, русский государственный деятель первой полови¬
ны XIX века, активный участник подготовки реформы 1861 г. II, 325Ротшильд А.у барон, представитель банкирской династии Ротшильдов II,
33, 102Ротшильд Э.у барон, представитель банкирской династии Ротшильдов II,102Ротшильды у семья банкиров, ведущая начало от франкфуртского банкира
Майера Ансельма Ротшильда. Сыновья и дальнейшие потомки его основали385
в различных странах Европы сеть банкирских домов, из которых наибольше¬
го могущества достигли лондонский и парижский I, 185, 186, 188, 190—199;
И, 102, 184Ротштейн А. Ю., русский банковский делец, председатель правления Пе¬
тербургского международного банка I, 197—201Рувье М.у французский буржуазный политический деятель, банкир, пре¬
мьер-министр Франции (1887), министр финансов (1889—1892). Был заме¬
шан в мошенничестве Панамской кампании, разоблачение которого вынуди¬
ло Рувье на некоторое время отойти от активной политической деятельности.
В 1902—1905 гг. снова министр финансов, в 1905—1906 гг.— премьер-ми¬
нистр И, 146, 149, 150, 152, 181, 182, 184, 185Рузвельт Г., президент США (1901-1909) И, 136, 137, 156, 158, 159, 161,
163, 166, 167-169, 172, 173, 177-179, 356Русин А. И.у капитан царского флота, начальник канцелярии по морским
делам при главнокомандующем военными силами России на Дальнем Восто¬
ке во время русско-японской войны, член русской делегации на мирной кон¬
ференции в Портсмуте II, 139, 145Рухлов С. В. у товарищ главноуправляющего торговым мореплаванием и
портами (1903—1905), министр путей сообщения (1909—1915), член Гос. со¬
вета I, 68, 98, 183; II, 233Рыкачев М. А., ученый-метеоролог, академик I, 100, 101ССабинин Е. Ф.у профессор математики Новороссийского (Одесского) уни¬
верситета I, 52, 53Савин Г. Г. у член совета министерства внутренних дел II, 284
Сазонов Г. П.у либеральный, затем (с конца 1905 г.) черносотенный жур¬
налист, тесно связанный с Распутиным II, 332—335Сазонов Е. С., член боевой организации партии эсеров, 15 июля 1904 г.
убил министра внутренних дел Плеве. Приговорен к бессрочной каторге. В
знак протеста против применения телесных наказаний к политическим за¬
ключенным покончил с собой на каторге в Горном Зерентуе II, 84Сазонов С. Д.у товарищ министра иностранных дел (1909—1910), министр
иностранных дел (1910—1916), член Гос. совета II, 141Салов В. В.у инженер путей сообщения, профессор, в 1885—1889 гг.— на¬
чальник управления железных дорог, затем председатель инженерного совета
министерства путей сообщения, член Гос. совета I, 137, 138, 184Самойлову полковник, русский военный агент в Японии И, 139, 145
Саровский Серафим (П. С. Мошнин), монах Саровской пустыни
(1793—1833). В 1903 г. причислен клику святых II, 84, 108—111, 281Сафонов В. И.у выдающийся русский пианист, дирижер, педагог и музы¬
кальный деятель, директор Московской консерватории (1889—1905), в
1906—1909 гг. жил в США, где был дирижером филармонии и директором
Национальной консерватории в Нью-Йорке I, 159; II, 21, 22Сафонов И. И.у генерал-лейтенант, отец В. И. Сафонова I, 159
Сахаров В. В.у генерал-адъютант, военный министр (1904 — июнь1905	г.). Убит 22 ноября 1905 г. при подавлении крестьянских волнений в
Саратовской губернии II, 52, 53Свиньин А. Д. у генерал, инспектор пограничной стражи и командир от¬
дельного корпуса пограничной стражи в 1893—1908 гг., член Гос. совета I,
243Святополк-Мирский П. Д., князь, генерал-адъютант, с 1900 г.— командую¬
щий отдельным корпусом жандармов, товарищ министра внутренних дел. В
1904—1905 гг.— министр внутренних дел II, 599, 122, 128—130, 220, 240, 288,
308Селифонтов Н. Я, товарищ министра путей сообщения (1872—1880 и
1885—1889), сенатор, член Гос. совета I, 178Семенов-Тян-Шанский П. П.у выдающийся русский географ, почетный
член Академии наук. В 1859—1861 гг.— член-эксперт редакционных комис¬386
сий по подготовке крестьянской реформы. В 1902—1905 гг. активно участво¬
вал в работах Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промыш¬
ленности. Член Гос. совета II, 186, 215, 221Серафим (Л. М. Чичагов), иеромонах, кандидат на пост Петербургского
митрополита в 1905 г. II, 109Сергей Александрович, великий князь, сын Александра II, московский ге¬
нерал-губернатор (1891 — 1 января 1905 г.). 4 февраля 1905 г. убит в Москве
эсером И. Каляевым I, 51, 138, 139, 219, 221, 222, 315; II, 22-26, 43, 53, 55,
69, 76, 81, 83, 130, 131, 250Серебряный, присяжный поверенный I, 216—218
Сетов, антрепренер Киевской оперы I, 92
Сеченов И. М., выдающийся русский физиолог I, 48, 49, 186
Сипягин Д. С.у министр внутренних дел и шеф жандармов (1899—1902).
Убит в здании Гос. совета членом боевой организации партии эсеров С. Бал-
машевым I, 222, 331-333; И, 26, 53, 55, 58, 59, 63, 64, 69-71, 74, 81, 99, 111,
121, 217, 239, 240, 267, 268Сипягина А. П. (урожд. княжна Вяземская), жена Д. С. Сипягина II,
69-71Скобелев Д. И.у генерал-лейтенант, отец М. Д. Скобелева I, 19, 99; II, 50
Скобелев М. Д, генерал, военный деятель, в 70-х годах принимал участие
в походах против ханств Средней Азии, виднейший полководец русско-ту¬
рецкой войны 1877—1878 гг. В 1880—1881 гг. возглавлял Ахал-Текинскую во¬
енную экспедицию I, 16, 19, 20, 89; II, 50, 51Скобелева 3. Д., жена герцога Е. М. Лейхтенбергского I, 288
Смирнов, прокурор Одесской судебной палаты I, 71, 72
Соколов Н. И., известный химик, профессор Новороссийского (Одесско¬
го) университета в 1865—1871 гг. I, 48
Соколовау артистка I, 45Сольский Д. М.у граф, статс-секретарь, видный представитель правящей
бюрократии, председатель Гос. совета (1905—1906) I, 143, 149, 169, 171, 177,
241, 323; II, 142, 215, 217, 264, 296, 298
Сортиоу инженер I, 77Сперанский С. И.у генерал-лейтенант, управляющий Зимним дворцом
(1891-1914) II, 315Сперанскийу граф, см. Кантакузен, князь
Спиридонов И. А.у первый муж Н. А. Витте I, 81
Спиридонова Н. А., см. Витте Н. А.Стамбулов С. у болгарский буржуазный политический деятель, председа¬
тель Народного собрания (1884—1886), председатель Совета министров Бол¬
гарии (1887-1894) I, 67Старицкий Е. П., старший председатель Тифлисской судебной палаты по¬
сле введения на Кавказе судебной реформы, член Гос. совета, в 1883 г.—
председатель департамента законов Гос. совета I, 37Стахович А. А.у деятель земского либерального движения, один из учреди¬
телей «Союза освобождения», член II Думы, кадет II, 234Стахович М. А.у деятель земского движения, один из организаторов пар¬
тии октябристов, член I и II Дум, член Гос. совета II, 234, 318Степанов А. С., участник покушения на С. Ю. Витте II, 326, 327
Стишинский А. С.у товарищ министра внутренних дел (1899—1904), глав¬
ноуправляющий земледелием и землеустройством (1906). В I Думе активно
выступал против аграрных реформ II, 204, 205, 216, 295, 308Столыпин П. А.у представитель царской бюрократии, саратовский губер¬
натор (1903—1906), министр внутренних дел и председатель Совета минист¬
ров (1906-1911) I, 92, 138, 183, 202, 238, 252, 330, 335, 338; II, 7, 68, 99, 110,
129, 131, 135, 179, 207, 228, 229, 236, 250, 255, 278, 287, 291, 295, 297, 299,301,	306-311, 318, 324, 327, 329-331, 334-338Страхов Николай Николаевич (в тексте ошибочно Иван Алексеевич), пуб¬
лицист, литературовед и философ-идеалист I, 226Строганов С. Г., граф, генерал-адъютант, член Гос. совета, один из вос¬
питателей Александра III I, 272, 289387
Струве К. B.f русский дипломат, посланник в Японии (1874—1881), США
(1882—1892) и Нидерландах (1892—1904) I, 151Струве (урожд. Анненкова), жена К. В. Струве I, 151
Струков А. Я, предводитель дворянства Екатеринославской губернии,
член Гос. совета I, 149, 196Струков у генерал-адъютант, брат А. П. Струкова I, 196
Субботин В. А. у профессор Киевского университета, декан медицинского
факультета I, 122Суворин А. С.у издатель реакционной газеты «Новое время» (1876—1912)II,	153, 227, 232, 300, 302, 358Сумароков В. С.у начальник управления железных дорог министерства пу¬
тей сообщения (1895—1896) I, 174Сухомлинов В А. у генерал, командующий войсками Киевского военного
округа (1904—1908), начальник Генерального штаба (1908), военный министр
(1909-1915), член Гос. совета II, 124, 141, 253Сущов Н. К, управляющий канцелярией министерства юстиции в конце50-х годов, обер-прокурор 2-го департамента Сената, с 60-х годов — крупней¬
ший делец, учредитель железнодорожных и промышленных обществ I, 79,
232-236Сущова Е. А (урожд. Козлова), жена Н. Н. Сущова I, 232
Сэй (Сэ) Ж.-Б. у французский буржуазный экономист, родоначальник
вульгарной политической экономии II, 33Сэй (Сэ) Л. у французский капиталист и политический деятель, в 70—80-х
годах неоднократно занимал пост министра финансов И, 33ТТаганцев Я. С., юрист, в 90-х годах — сенатор, с 1905 г.— член Гос. сове¬
та II, 233, 259, 276, 329Танеев А. С.у статс-секретарь, обер-гофмейстер, управляющий император¬
ской канцелярией (1896—1917), член Гос. совета I, 211, 212, 334Танеев С. А.у управляющий императорской канцелярией (1866—1889),
член Гос. совета I, 211, 212Тардье А.у французский политический деятель и журналист, в 1904—1914
гг.— заведующий иностранным отделом газеты «Тан» И, 152Татищев С. С., русский дипломат, публицист и историк, в
1898—1902 гг.— русский финансовый агент в Лондоне II, 57, 58Таубву барон, инженер, инспектор императорских поездов I, 128, 138
Тенишеву князь, комиссар от России на Всемирной выставке в Париже в
1900 г. II, 61Тер-Гукасов А. А., генерал-лейтенант, участник войн на Кавказе и русско-
турецкой войны 1877—1878 гг I, 35Тернер Ф. Г. у товарищ министра финансов при Вышнеградском
(1888-1892), член Гос. совета I, 193-195, 238, 267; II, 215
Тимашев А. Е., министр внутренних дел (1868—1878) I, 329
Тимашев С. И.у управляющий Государственным банком (1903—1909), ми¬
нистр торговли и промышленности (1909—1915), член Гос. совета I, 249Тимирязев В. И.у товарищ министра финансов (1902—1905), министр тор¬
говли и промышленности (1905 — февраль 1906 и 1909 г.). С 1910 г.— на ча¬
стной службе: председатель совета Русского для внешней торговли банка и
член правления многих промышленных обществ, член Гос. совета I, 173, 174,
258, 261; II, 28, 297Толмачев И. Я, генерал-лейтенант, одесский градоначальник (1907—1911)
I, 97Толстой Д. А.у граф, обер-прокурор Святейшего Синода (1865—1880), в
1866—1880 гг. — одновременно министр народного просвещения, в1882—1889 гг.— министр внутренних дел и шеф жандармов I, 178, 201, 203,204,	207, 211, 278, 332; И, 79, 100, 190, 200, 204, 221Толстой И. И.у нумизмат и археолог, вице-президент Академии художеств
(1893—1905), министр народного просвещения (1905—1906) II, 290, 294, 340388
Толстой И. М., граф, в 1856 и 1858 гг.— управляющий министерством
иностранных дел, в 1865—1867 гг.— министр почт, член Гос совета I, 85Толстой Л. Я, граф, великий русский писатель I, 45, 226, 246; И, 175,219Тотлебен Э. И.у граф, выдающийся русский военный инженер и воена¬
чальник. Руководитель инженерных работ в период обороны Севастополя
1854—1855 гг., в 1877 г.— руководитель блокады Плевны, весной 1878 г.-
главнокомандующий русской армией, действовавшей за Балканами, член
Гос. совета I, 78Трепов Д. Ф.у генерал-майор свиты, московский обер-полицмейстер
(1896—1904). В январе 1905 г. назначен петербургским генерал-губернатором,
с апреля 1905 г.— товарищ министра внутренних дел. Кровавый диктатор в
дни Октябрьской всероссийской политической стачки. С октября 1905 по1906	г.— дворцовый комендант I, 122, 278, 309; II, 76, 81, 112, 128—135, 221,
225, 227, 229, 230, 235-238, 240-246, 249, 250, 271, 284-286, 291-294, 303,
306-308, 356Трепов Ф. Ф. (старший), петербургский градоначальник в 70-х годах, отецВ.	Ф., Д. Ф. и Ф. Ф. Треповых I, 122Трепов Ф. Ф. (младший), генерал-адьютант, сенатор, член Гос. совета (с1905	г.), киевский, волынский и подольский генерал-1убернатор (1908—1914)I,	91, 122Трубецкой А. П.у князь, подполковник, в 1858—1860 гг. состоял для осо¬
бых поручений при главнокомандующем Кавказской армией I, 31Трубецкой Е. Я, князь, профессор Киевского, затем Московского универ¬
ситета, философ-идеалист, видный деятель либерального движения, один из
лидеров правого крыла кадетской партии (1905—1906), затем организатор
близкой к октябристам партии «мирного обновления», член Гос совета II,
234, 235Трубецкой П. Ну князь, деятель либерального движения, московский
предводитель дворянства (1893—1906), член Гос совета II, 341
Трубецкой П. П.у известный русский скульптор II, 340—345
Трубецкой С. Н.у князь, либеральный деятель, философ-идеалист, профес¬
сор и ректор Московского университета II, 234Трусевич М. И.у директор департамента полиции (1906—1909), затем сена¬
тор И, 317, 337Турау Е. Ф.у гофмейстер, сенатор, занимал различные прокурорские дол¬
жности, член Гос. совета I, 45, 46Тургенев И. С., великий русский писатель I, 226; II, 49
Тухолка Л. Ф.у директор департамента таможенных сборов министерства
финансов (1882—1894) I, 240Тьери, французский журналист-экономист II, 34Тыртов П. П. у адмирал, управляющий морским министерством
(1896-1903) I, 314; И, 29УУмов Н. А. (в тексте ошибочно Усов), выдающийся русский физик, с
1871 г.— доцент, с 1875 г.— профессор Новороссийского (Одесского) универ¬
ситета, в 1893—1911 гг.— профессор Московского университета I, 49Унгерн-Штернберг К. К.у барон, строитель железных дорог I, 58, 62,
68-70, 90Урусов Л. П.у князь, русский дипломат, посол в Париже (1898—1903), за¬
тем в Риме и Вене II, 56, 61, 101, 121Урусов С. Д. у князь, крупный помещик, товарищ министра внутренних
дел (1905—1906), член I Думы, член партии демократических реформ, высту¬
пил в Думе с разоблачениями погромной деятельности правительства II, 133,
134, 234, 236, 248, 322Ухтомский Э. Э.у князь, редактор газеты «Санкт-Петербургские ведомо¬
сти», председатель правления Русско-Китайского банка I, 297; II, 6—9, 227
Уэльский, принц, см. Эдуард VII389
фФадеев А. М.у дед С. Ю. Витте, тайный советник, в 1841—1846 гг.— сара¬
товский губернатор, затем член совета главного управления Закавказского
края, управляющий местными государственными имуществами I, 5—9, 11,
16-19, 32, 43Фадеев P. А.у сын А. М. Фадеева, генерал-майор I, 5, 17—23, 25—31, 38,
40, 44, 57, 58, 105, 243; II, 50Фадеева Е. П. (урожд. Долгорукая), жена А. М. Фадеева I, 5—9, 11, 16, 17,
19, 38, 43Фадеева Н. А., дочь А. М. Фадеева I, 5, 7, 8, 16, 17, 22, 27, 37, 38Фан дер Флиту член правления Русского общества пароходства и торговлиI,	62Федоров В. С. у рабочий, эсер, спровоцирован на убийство Г. Б. Иоллоса
представителями «Союза русского народа» II, 324, 326—329Федоров М. М.у управляющий отделом торговли министерства финансов
(1903—1905), управляющий министерством торговли и промышленности
(1906), крупный промышленный деятель, кадет И, 297ФелиолЫу французский предприниматель, строитель железнодорожной ли¬
нии Балта—Жмеринка—Волочиск I, 62Фельдману секретарь совета Главного общества российских железных до¬
рог I, 82ФелъкерзаМу инженер, железнодорожный предприниматель I, 87
Фердинанд I Кобургсгсийу болгарский князь (1887—1908), затем болгарский
царь (1908-1918) I, 67Филипп, француз из г. Лиона, шарлатан, выдававший себя за доктора II,
102, 103, 107, 108, 111, 112, 251, 281, 360Филиппов Т. И.у товарищ государственного контролера (с 1878 г.), госу¬
дарственный контролер (1889—1899), член Гос. совета I, 149, 167, 180, 193,208,	209, 321Философов Д. А.у государственный контролер (1905—1906), министр тор¬
говли и промышленности (1906—1907), член Гос. совета II, 291, 294
Франц-Иосифу австрийский император (1848—1916) II, 40
Фредерикс В. Б.у барон, генерал-адъютант, в 1893—1897 гг.— помощник
министра, затем до 1917 г.— министр императорского двора. Пользовался
большим влиянием на царскую фамилию и окружение I, 281; II, 44, 62—64,66,	114, 118, 128, 129, 131, 132, 135, 243, 296, 311, 312, 344Фриш Э. В.у член Гос. совета, в 1906—1907 гг.— председатель Гос. советаII,	74, 215, 264, 276, 296Фуллон И. А. (в тексте Фулон), генерал, помощник варшавского генерал-
губернатора по полицейской части (1900—1904), петербургский градоначаль¬
ник (1904-1905) II, 124-126XХвостов А. А.у сенатор, член Гос. совета II, 221Хвостов А. Н.у вологодский (1906—1910), затем нижегородский
(1910—1912) губернатор, член IV Думы, ярый черносотенец, в 1915—1916
гг.— министр внутренних дел И, 334—336Хилков М. И.у князь, железнодорожный деятель, управляющий министер¬
ством путей сообщения (1895—1905), член Гос. совета I, 320, 324—326Ходский JI. В., профессор Петербургского университета, либеральный пуб¬
лицист II, 334Хомяков А. С.у писатель-славянофил, философ-идеалист I, 20; II, 192
Хомяков Н. А.у сын А. С. Хомякова, член II, III и IV Дум, возглавлял объ¬
единение правых группировок, председатель III Думы (до марта 1910 г.), член
Гос. совета I, 20Хоум (в тексте Юм), спирит I, 7, 8Христиан IX, король датский (1863—1906), отец императрицы Марии Фе¬
доровны II, 60, 279390
цЦиглер фон-Шафгаузен Э. К., инженер, директор департамента железнодо¬
рожных дел министерства финансов I, 97, 147Ценковский Л. С. (в тексте Цинковский), крупный ученый-ботаник, член-
корреспондент Академии наук, профессор Новороссийского (Одесского) уни¬
верситета в 1865—1869 гг. I, 48Цион И. Ф., физиолог и реакционный публицист, профессор Петербург¬
ского университета (с 1870 г.) и Медико-хирургической академии
(1872-1875) I, 185-190, 197ЧЧаечавадзе (в тексте Чевчевадзе), князь, генерал I, 35
Чебышев П. Л.у великий русский математик, академик, основатель петер¬
бургской математической школы I, 53Череванский В. П., писатель, государственный деятель, товарищ государ¬
ственного контролера (1889—1897), член Гос. совета I, 210Черевин П. А., генерал-адъютант, начальник охраны Александра III I, 128,
129, 134, 212, 226, 227-230, 280, 287, 336, 337; II, 242Чермак, директор Тифлисской гимназии, отец (в тексте ошибочно — сын)
профессора анатомии Н. К. Чермака I, 38, 39Чернышевский Н. Г., великий русский революционер-демократ I, 45, 70
Черняев М. Г., генерал, участник военных операций на Кавказе и в Сред¬
ней Азии. В 1865—1866 гг.— военный губернатор Туркестанской области. Во
время сербо-черношрско-турецкой войны в 1876 г. по приглашению сербско¬
го правительства командовал сербской армией. В 1882—1884 гг.— туркестан¬
ский генерал-губернатор I, 26, 65, 329Чертков М\ И., генерал-лейтенант, киевский (в 70-х годах), затем варшав¬
ский генерал-губернатор (1900—1905), член Гос. совета I, 93, 94, 124Черткова О И. (по первому браку Верещагина), жена М И. Черткова I,93Числова Е Гу танцовщица, фаворитка великого князя Николая Николае¬
вича (старшего) I, 107, 287Чихачев Н. М., адмирал, генерал-адъютант, начальник главного морского
штаба (1884—1888), управляющий морским министерством (1888—1896),
член Гос. совета I, 61, 62, 68, 70-72, 78-80, 98, 122, 149, 167, 210, 211, 313,
314, 325; И, 5, 29, 218, 221Чичерин Б. Н.у юрист, историк и философ, профессор Московского уни¬
верситета (1861—1868), деятель либерального движения I, 57; II, 265ШШабуневич А. А.у начальник коммерческого отдела департамента железных
дорог (с 1893 г.) I, 147, 180
ШаваНу гувернер I, 39ШаевиЧу агент департамента полиции, руководитель зубатовских органи¬
заций в Одессе II, 82Шаль М.у известный французский математик, с 1851 г.— член Парижской
Академии наук I, 49Шамиль, руководитель борьбы горцев Дагестана и Чечни против царизма
I, 22, 25Шауфус (Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус) Н. К. у управляющий Курско-
Киевской (1878—1892), Московско-Курской (1892—1899), Николаевской
(1899—1905) железными дорогами, министр путей сообщения (1906—1909),
член Гос. совета I, 182, 183; II, 296, 297Шведов Ф. Н.у физик, с 1870 г.— профессор, в 1895—1903 гг.— ректор Но¬
вороссийского (Одесского) университета I, 52Шекспир В.у великий английский драматург II, 187ШервалЬу барон, главный инспектор железных дорог 1,133,135—137,176,184391
Шервашидзе Г. Д., князь, обер-гофмейстер, состоящий при императрице
Марии Федоровне И, 122, 137Шереметев Д. С., граф, флигель-адъютант, сын С. Д. Шереметева И, 70
Шереметев С. А., генерал-адъютант, командир царского конвоя, помощ¬
ник главноначальствующего (1884—1890), затем шавноначальствующий
гражданской частью на Кавказе и командующий войсками Кавказского во¬
енного округа (1890—1896), член Гос. совета I, 33, 154; И, 73, 75Шереметев (Шереметьев) С. Д., граф, один из представителей дворцовой
камарильи, черносотенец. В 1885—1897 гг. московский губернский предводи¬
тель дворянства, затем член Гос. совета II, 70, 71, 218, 221, 252Шипов Д. Н.у помещик, лидер земского движения 90-х — начала 900-х го¬
дов, один из организаторов и лидеров октябристской партии. Неоднократно
участвовал в работах царского правительства по выработке государственных
реформ. В 1907—1909 гг.— член Гос. совета по выборам от земства И, 234
Шипов И. Я., министр финансов (октябрь 1905 — апрель 1906 г.), ми¬
нистр торговли и промышленности (1908—1909), член Гос. совета I, 95,
249-253; И, 138, 145, 222, 294, 295, 221, 322Ширинский-Шихматов (Шахматов) А. А., князь, прокурор московской си¬
нодальной конторы (1894—1903), затем тверской губернатор, в 1905 г.— това¬
рищ обер-прокурора Синода; с 26 апреля по 9 июля 1906 г.— обер-прокурор
Синода, член Гос. совета II, 110, 297, 308, 309
Шифф Дж.у американский банкир И, 173, 176Шишкин Н. П., русский дипломат, с 1891 г. товарищ министра иностран¬
ных дел, в 1896—1897 гг. управляющий министерством иностранных дел,
член Гос. совета I, 326; II, 30Штейнгель Р. В. (в тексте Штенгель), барон, инженер путей сообщения,
строитель ряда железных дорог I, 87, 88Штерн Ф. М. у начальник движения Одесской железной дороги I, 60, 61
Штернберг-УнгерИу см. Унгерн-ШтернбергШтиглиц А. Л.у барон, придворный банкир, с 1860 по 1866 г. управляю¬
щий Государственным банком I, 124Штраус О.у американский политический деятель и дипломат И, 173
Шувалов Павел Андреевичу граф, русский посол в Берлине (1885—1894),
варшавский генерал-губернатор (1894—1896), затем член Гос. совета I, 94,
150, 257, 259, 261, 264, 319; II, 41, 53Шувалов Петр Андреевичу граф, шеф жандармов (1866—1874), русский по¬
сол в Лондоне (1874-1879) I, 138, 139; И, 321Шувалова Е. В. («Бетси»), графиня (урожд. Барятинская), жена П. П. Шу¬
валова I, 150, 222Шульгин В. В. у публицист, реакционный политический деятель, редактор
газеты «Киевлянин» (1907—1918), один из лидеров правых во И, III и IV Ду¬
мах I, 114Шульгин В. Я. у историк-популяризатор и публицист реакционного направ¬
ления, профессор Киевского университета (1849—1862), редактор газеты «Ки¬
евлянин» (1864—1878) I, 114, 115Шульгина М. К.у жена В. Я. Шульгина, после его смерти (1878) издатель¬
ница газеты «Киевлянин» I, 115Шульгинау дочь В Я. Шульгина I, 115ЩЩегловитов И. Г., сенатор, член Гос. совета; министр юстиции
(1906-1915) I, 99, 202, 220; И, 295, 318, 324, 336Щербатов Н. Б.у князь, крупный землевладелец Полтавской губернии, гу¬
бернский предводитель дворянства, один из руководителей черносотенных
организаций II, 221Щербина Ф. А. у видный земский статистик, основоположник русской
бюджетной статистики, член-корреспондент Академии наук. По мировоззре¬
нию либеральный народник, член II Думы от партии народных социалистов
И, 219392
эЭдуард VII, английский король (1901—1910) I, 310, 311; II, 153, 182, 184
ЮЮзефович, глава семейства Юзефовичей I, 104Юзефович, сын предыдущего, управляющий канцелярией министра внут¬
ренних дел при Лорис-Меликове I, 104Юзефович, брат предыдущего, мракобес, деятель «Союза русского народа»,
был цензором в Киеве, затем агентом департамента полиции в Париже I, 46,
104; II, 109, 199Юрьевская Е. М.у княгиня (урожд. княжна Долгорукая (Долгорукова)),
морганатическая жена Александра III, 63, 64, 87, 112, 213, 215—218, 272Юрьевская, княгиня, см. Нарышкина.Юрьевский Г. А., князь, штаб-ротмистр, сын Александра II от морганати¬
ческого брака его с княжной Долгорукой I, 112ЯЯворская Л. Б.у см. Барятинская Л. Б.Ягич И. В. у выдающийся ученый-славист, профессор Новороссийского
(Одесского) университета (1872—1874), затем преподавал в Берлине, Петер¬
бурге и Вене. С 1880 г. академик I, 51Ямагата Аритомоу князь, маршал, военный и государственный деятель
Японии, лидер милитаристов, премьер-министр Японии (1889—1891,
1898—1900), начальник Генерального штаба во время русско-японской вой¬
ны (1904-1905) II, 160Яновский К. П.у учитель математики, помощник попечителя Петербург¬
ского учебного округа (1871—1878), попечитель Кавказского учебного округа
(1878—1899), член Гос. совета I, 43Яхонтов Н. Н.у псковский помещик, муж Ган (Желиховской) I, 6, 11
СОДЕРЖАНИЕПЕРЕГОВОРЫ С ЛИ ХУН-ЧЖАНОМИ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДОГОВОРА С КИТАЕМО вмешательстве России при заключении между Китаем и Японией Симоносек-
ского договора. О гарантии Россией китайского займа. О Русско-Китайском
банке. О приезде Ли Хун-чжана представителем на коронацию и о заключении
договора с Китаем. Визит эмира бухарского к Ли Хун-чжану. О несообщении
прессой сведений о приемах государем Ли Хун-чжана и заключении договора с
Китаем. Об образовании Общества Восточно-Китайской железной дороги и пе¬
редаче ему концессии на проведение дороги по китайской территории3КОРОНАЦИЯ. ХОДЫНКА.ДОГОВОР С ЯПОНИЕЙ ОТНОСИТЕЛЬНО КОРЕИ.НИЖЕГОРОДСКАЯ ВЫСТАВКА.ПОЕЗДКА ГОСУДАРЯ В ЗАПАДНУЮ ЕВРОПУХодынская катастрофа. Разговор с Ли Хун-чжаном. Расследование катастрофы
Н. В. Муравьевым и графом Паленом. Бал у французского посла графа Монте¬
белло. Русско-японский договор о Корее. Совет Ли Хун-чжана не проводить же¬
лезнодорожной линии на юг от Сибирской железной дороги. О Нижегородской
выставке. Посещение выставки Ли Хун-чжаном и государем. Визит государя
императору Францу-Иосифу. Кончина князя Лобанова-Ростовского. Визит госу¬
даря императору Вильгельму, королю Христиану, королеве Виктории и француз¬
скому президенту20ЗОЛОТАЯ ВАЛЮТАО денежной реформе и реорганизации Государственного банка. О мнении
Н. X. Бунге. Об участии Антоновича. Об отношении к реформе А. Ротшильда,
Леона Сэ, президента Лубэ, президента французского министерства Мелина и
др. Интрига президента французского министерства Мелина против введения
золотой валюты в России. Предубеждение против реформы денежного обраще¬
ния в публике и у государственных деятелей. О противодействиях, встреченных
реформой в соединенном присутствии департаментов Государственного совета.
Проведение реформы через финансовый комитет и о причинах, побудивших со¬
хранить рубль и отказаться от более мелкой денежной единицы31НАЗНАЧЕНИЕ ГРАФА МУРАВЬЕВАМИНИСТРОМ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ.ОТСТАВКА ВОРОНЦОВА-ДАШКОВАГраф Муравьев и граф Ламздорф. Отставка министра императорского двора гра¬
фа Воронцова-Дашкова и ее причины. Барон Фредерикс. Установление нового
порядка испрошения кредитов по министерству двора и о моем разговоре об
этом с государем40394
А. Н. КУРОПАТКИНО причине ухода в отставку генерал-адъютанта Ванновского и рекомендован¬
ных им государю заместителях. О назначении Куропаткина управляющим
военным министерством. О разочаровании государя Куропаткиным и оши¬
бочности общественного доверия к нему. Мнение А. А. Абазы о Куропатки-
не. Об инциденте с дневником генерала Куропаткина45И. Л. ГОРЕМЫКИНОтставка Горемыкина в 1899 г. Моя поездка в Крым. Сообщение мне Му¬
равьевым о предстоящей отставке Горемыкина и просьба о поддержке его
кандидатуры в министры внутренних дел. О консервативном направлении
деятельности Горемыкина вообще и в деле студенческих беспорядков в част¬
ности. О расследовании Ванновским деятельности полиции в деле студенче¬
ских беспорядков. Мое возвращение из Крыма в Петербург. Разговор с Сипя-
гиным накануне его назначения. Назначение Сипягина и увольнение Горе¬
мыкина. Недовольство Муравьева мной из-за подозрения меня в поддержке
при назначении Сипягина. О П. И. Рачковском. О поездке Горемыкина в со¬
провождении Рачковского в Англию и ведении последним переговоров с
промышленными фирмами. Донесение Татищева, финансового агента в Анг¬
лии, по поводу поездки Горемыкина. О Татищеве, финансовом агенте в Анг¬
лии. О донесении Татищева по поездке Горемыкина в Англию, ознакомление
с ним Сипягина и уничтожение его Зволянским53МОЯ ПОЕЗДКА В ПАРИЖНА ВСЕМИРНУЮ ВЫСТАВКУ.ЗАЕЗД В КОПЕНГАГЕН. БОЛЕЗНЬ ГОСУДАРЯ.ВОПРОС О ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИИМой отъезд в Париж и заезд по пути в Копенгаген по вызову Марии Федо¬
ровны. Аудиенция у императрицы Марии Федоровны. Аудиенция у датского
короля Христиана. Моя поездка в Париж на Всемирную выставку и о комис¬
саре русского отдела князе Тенишеве. Обед у президента Лубэ и спор во вре¬
мя обеда о денежном обращении. Об объявлении великого князя Михаила
Александровича наследником престола. По поводу вопроса об изменении за¬
кона о престолонаследии с переходом престола в случае неимения сына к до¬
чери. Болезнь государя в Крыму. Об ухудшении положения государя и част¬
ном совещании по вопросу о престолонаследии. О разговоре с Куропатки¬
ным по поводу совещания. О сообщении А. Н. Нарышкиной о недовольстве
мною государыни за высказанное мною мнение на совещании о престоло¬
наследии. О великих князьях Михаиле Александровиче и Андрее Владимиро¬
виче. О преподавании им народного и государственного хозяйства. Об укло¬
нении великого князя Андрея Владимировича от нормальной жизни и разго¬
воре по этому поводу с великим князем Михаилом Александровичем. Слухи
о романическом увлечении великого князя Михаила Александровича и запре¬
щении ему жениться на принцессе Кобургской Марии. Об отношении вели¬
кого князя Михаила Александровича ко мне59УБИЙСТВО Н. П. БОГОЛЕПОВА и Д. С. СИПЯГИНАУбийство Боголепова. Убийство Сипягина. Отзыв Сипягина о Плеве на обеде
у князя Мещерского и назначение Плеве министром внутренних дел. О днев¬
никах Д. С. Сипягина. Об уходе с поста министра народного просвещения
Ванновского и замещении его Зенгером67395
В.	К. ПЛЕВЕОб отношении Плеве ко мне. О крестьянских беспорядках в Харьковской гу¬
бернии. О политике на Кавказе. Еврейский вопрос. Зубатовщина. О предви¬
дении мною катастрофы и предупреждении об этом мною Плеве. Об устрой¬
стве Плеве и найденном у него письме о моей причастности к революцион¬
ной деятельности72УСИЛЕНИЕ ВЛИЯНИЯ БЕЗОБРАЗОВА.МОЯ ОТСТАВКАОб усилении влияния Безобразова и поддержке его со стороны Плеве. О
письме князя Мещерского к государю, по моему настоянию, по поводу бе-
зобразовской авантюры и ответ государя. Предвидение мной печальной раз¬
вязки на Дальнем Востоке ввиду учреждения наместничества. Посещение ме¬
ня Безобразовым по поводу поездки государя на Путиловский завод. О выда¬
че из Государственного банка по приказанию государя ссуды под имение ге¬
нерал-майора Мейендорфа и о записке Завойко о необходимости передачи
Дворянского и Крестьянского банков в ведение министерства внутренних
дел. Получение от государя записки о привозе с собой к нему управляющего
Государственным банком Плеске. Последний мой доклад государю по мини¬
стерству финансов и предложение его величеством мне поста председателя
Комитета министров. Приглашение меня императрицей Марией Федоровной
на завтрак. О разговорах с великим князем Александром Михайловичем по
поводу провокации агентов департамента полиции среди рабочих. О причи¬
нах, послуживших при единстве взглядов к моему уходу с поста министра
финансов, и о продолжении графом Ламздорфом управления министерством
иностранных дел. О вероятных причинах к назначению Плеске управляю¬
щим министерством финансов и претензии В. Н. Коковцова на занятие это¬
го поста по моем уходе. Первоначальное согласие государя в деле политики
на Дальнем Востоке с министром иностранных дел и мной и временное уда¬
ление от влияния Безобразова. О мероприятиях в мое управление министер¬
ством финансов. О моей деятельности по развитию образования84МОЯ ПОЕЗДКА В ПАРИЖ ОСЕНЬЮ 1903 г.ХАРАКТЕРИСТИКА ПРАВЯЩИХ КРУГОВКомитет министров. Моя поездка в Париж. Беседы с Альфонсом Ротшиль¬
дом. Доктор Филипп. Черногорки № 1 и № 2. Субсидии князю Николаю чер¬
ногорскому. Петр Карагеоргиевич. Серафим Саровский. О черносотенном
движении. Рапорт Рачковского. Великий князь Николай Николаевич. Филе¬
ры Плеве. О том, что дипломатические сношения по делам Дальнего Востока
велись государем непосредственно с наместником, помимо графа Ламздорфа.
О наших военных приготовлениях на западной границе. Барон Розен и Алек¬
сеев. О графе Ламздорфе. О несостоявшемся визите государя итальянскому
королю. Посещение меня в Париже Лопухиным. О князе Мещерском. О пре¬
дупреждении мною императрицы Марии Федоровны о неизбежности войны.
Об отношении государя к Вильгельму II999	ЯНВАРЯО несчастном случае во время водосвятия 6 января 1905 года. О петербург¬
ских градоначальниках генерале Клейгельсе и генерале Фулоне и о поддержке
последним рабочих организаций. О шествии рабочих для подачи петиции го¬
сударю 9 января 1905 г. О совещании у министра внутренних дел и неприг-
лашении меня на это совещание. О посещении меня депутацией обществен¬
ных деятелей. О дне 9 января. Учреждение поста с.-петербургского генерал-
губернатора и назначение на него генерала Трепова. Отставка князя Свято-396
полк-Мирского. Назначение Булыгина министром внутренних дел. Об устро¬
енных посещениях государя рабочими депутациями. О генерале Трепове123ПОРТСМУТСКИЙ МИРО назначении меня главноуполномоченным по ведению мирных переговоров
с Японией. Аудиенция у государя. Свидание с великим князем Николаем
Николаевичем. Положение наших финансов. О составе моей свиты. Пребы¬
вание в Париже и беседы с Лубэ и Рувье. Отношение Франции к Англии.
Поведение Германии. Инцидент в Марокко. Свидание в Бьорках. О письме
Бурцева. Переезд из Франции в Америку. Свидание с Рузвельтом. Моя поезд¬
ка в еврейские кварталы в Нью-Йорке. Встреча с японскими уполномочен¬
ными в Остер-бее. Переезд из Нью-Йорка в Портсмут. Я высаживаюсь в
Нью-Порте. Портсмут. Об американском студенчестве. О моем желании со¬
вершить поездку по Америке и уклончивое разрешение государя на эту поез¬
дку. Интриги против меня в Петербурге. Заключение мира. Прием мною де¬
путации еврейских банкиров. Посещение Бостонского университета. Знаком¬
ство с Морганом. Посещение мною Вашингтона. Письмо президента Руз¬
вельта государю о препятствиях, чинимых американским гражданам-евреям в
России. Обратный переезд из Америки в Европу135ПОСЕЩЕНИЕ ПАРИЖА НА ОБРАТНОМ ПУТИИЗ АМЕРИКИСвидание с Рувье и Лубэ. Приглашение меня королем Эдуардом VII и импе¬
ратором Вильгельмом II. Приказание государя посетить императора Виль¬
гельма180КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОСДО 17 ОКТЯБРЯ 1905 г.Освобождение крестьян. Общинное землевладение. Индивидуализм и социа¬
лизм. Земские начальники. Моя экономическая и финансовая политика. Ре¬
волюция слева и революция справа. Частное совещание под председательст¬
вом Горемыкина об ограничении произвола земских начальников. О рас¬
смотрении в Государственном совете вопроса о праве крестьян на выход из
общины. Об отношении Николая II к крестьянскому вопросу в начале царст¬
вования. О моей попытке возбудить крестьянский вопрос. О «дворянской ко¬
миссии» и моем участии в ней. О Дворянском и Крестьянском банках. Моя
попытка в 1898 г. побудить Комитет министров заняться крестьянским воп¬
росом. Неутверждение государем решений Комитета министров. Мое письмо
к государю о настоятельности урегулирования положения крестьян и кресть¬
янского дела вообще. Мое намерение возбудить вопрос о сложении выкуп¬
ных платежей в Государственном совете и отношение к нему его членов. Об¬
разование особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышлен¬
ности. Отношение к нему Сипягина и Плеве. Неожиданное закрытие сове¬
щания. Об учреждении комиссии по крестьянским делам под председательст¬
вом Горемыкина185ПЕРВЫЕ ДНИ МОЕГО ПРЕМЬЕРСТВАОтставка Победоносцева, Булыгина и генерала Глазова. Моя беседа с представи¬
телями прессы. Отставка великого князя Александра Михайловича, предложе¬
ние поста министра народного просвещения Таганцеву и поста товарища мини¬
стра Постникову. Приглашение общественных деятелей. П. Н. Дурново224397
ТРЕПОВ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬНИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧОтставка Трепова и назначение его дворцовым комендантом. Сенатор Гарин.
Влияние Трепова на государя. О связи Трепова с департаментом полиции. О пе¬
чатании погромных прокламаций в департаменте полиции. О погроме в Гомеле.
О великом князе Николае Николаевиче. О просьбе великого князя Николая Ни¬
колаевича не объявлять Петербурга на военном положении. О сношениях вели¬
кого князя Николая Николаевича с Дубровиным. О сокращении сроков службы
воинской повинности. О волнении в войсках и тяжелом финансовом положении240ФИНЛЯНДИЯОб	отношении к Финляндии Александра I, Александра II, Александра III и Ни¬
колая И. О проекте генерала Куропаткина и женском характере государя. Моя
беседа с генералом Бобриковым накануне его назначения финляндским гене¬
рал-губернатором. Генерал Куропаткин и Плеве. Совещание под председатель¬
ством государя. Мое заключение по проекту Куропаткина. Обсуждение вопроса
в Государственном совете. Утверждение государем мнения меньшинства. Поли¬
тика Плеве и Бобрикова в Финляндии. Убийство Бобрикова. Назначение князя
И. Оболенского. Посещение меня после 17 октября статс-секретарем по фин¬
ляндским делам Линденом. Назначение Герарда. О моих беседах с Мехелином
по поводу статей основных законов, касающихся Финляндии. Об отставке Ге¬
рарда и назначении Бекмана. О роли императрицы Марии Федоровны в фин¬
ляндском вопросе. Об императрице Александре Федоровне254МОЯ ОТСТАВКАО Николае II и его отношении ко мне после 17 октября. О разговоре моем с
Треповым, великим князем Николаем Николаевичем и Бирилевым по поводу
моего желания подать в отставку. О моем письме государю с просьбой об отстав¬
ке. Ответ государя. Высочайший рескрипт. Мой разговор с государем о преем¬
никах. О разговоре с государем по поводу предложения назначить меня послом
и выраженном им желании заменить графа Ламздорфа Извольским. О дальней¬
шей судьбе членов моего кабинета после моей отставки. Об отставке Дурново и
особых милостях государя к нему. О членах кабинета Горемыкина: Коковцове,
Шванебахе, Стишинском, Щегловитове и Кауфмане. О предупреждении мною
государя об имеющихся документах у графа Ламздорфа. Государь просит возвра¬
тить имеющиеся у меня документы. О назначении графа Сольского председате¬
лем и Фриша вице-председателем нового Государственного совета. О назначе¬
нии Шауфуса министром путей сообщения. О назначении князя Ширинского-
Шахматова обер-прокурором Святейшего Синода. О назначении Столыпина
министром внутренних дел и моем мнении по поводу назначения его впоследст¬
вии председателем Совета министров. Об опубликовании законов до и после
моего ухода с поста премьера, выработанных при моем непосредственном уча¬
стии. Об упразднении Комитета министров. Об отзывах государя обо мне282ПЕРВАЯ ДУМА. СТОЛЫПИНО первой Думе. О невмешательстве правительства в выборы в первую Государст¬
венную думу. О лозунге «Царь и народ». О высочайшем выходе к представите¬
лям Государственной думы и Совета в Зимнем дворце 27 апреля 1905 г. О взаи¬
моотношениях правительства и Государственной думы первого созыва. О роспу¬
ске ее и причинах к нему. Об участии Горемыкина в деле роспуска Государст¬
венной думы и отношениях его и Трепова между собой. О «Выборгском воззва¬
нии» членов Государственной думы. Об убеждениях и политике Столыпина до и
после назначения председателем Совета министров300398
ПОКУШЕНИЕ НА МОЮ ЖИЗНЬО двукратном покушении на меня. О предупредительных письмах, приезде Фре¬
дерикса по поручению государя и обнаружении двух снарядов. Об исследовании
снарядов в лаборатории артиллерийской академии. Об инертности властей в де¬
ле расследования и стремлении установить симуляцию покушения. О передаче
мне Щегловитовым разговора с государем по поводу покушения на меня. О Ка-
заринове и его участии в деле покушения на меня. О странном поведении аген¬
тов охраны и моей просьбе об отмене заседания Государственного совета. О вто¬
ром подготовлявшемся покушении и о предупреждении меня Шиповым о грозя¬
щей опасности. Об убийстве Казанцева и ведении этого следствия. О заявлении
Камышанского по поводу ведения дела следствия убийства Казанцева и моем
разговоре с министром юстиции. О данных следствия, выяснивших принадлеж¬
ность Казанцева к охране и участие его в организации покушений на меня с ве¬
дома охранной полиции при участии правых организаций. О требовании выдачи
Федорова от французского правительства. Об установлении следователем, что
Казанцев — агент охранной полиции, и розысках его письма ко мне с требова¬
нием денег. О переписке со Столыпиным по поводу покушения на меня311КОКОВЦОВ - ПРЕМЬЕР-МИНИСТРО Г. П. Сазонове. О моем с ним знакомстве и издании им газеты «Россия». О
близости Сазонова с «Союзом русского народа», архиепископом Гермогеном,
иеромонахом Иллиодором и Распутиным. О журнале Сазонова «Экономист» и
разрешении ему министерством финансов образования банка. О письме Сазоно¬
ва ко мне с сообщением о кандидатуре в министры внутренних дел Хвостова и
намеками на мое возвращение в председатели Совета министров. О назначении
Коковцова председателем Совета министров и Макарова министром внутренних
дел. О назначении Крыжановскош государственным секретарем. О назначении
сенатора Трусевича ревизующим киевское охранное отделение в связи с поку¬
шением на Столыпина. О политическом направлении Коковцова по занятии по¬
ста председателя Совета министров и ожиданиях общества331ПРИЛОЖЕНИЯО постройке памятника императору Александру III339О ледоколе «Ермак» и намерении установить морской путь на Дальний Восток
по северному побережью Сибири345Всеподданнейшее письмо статс-секретаря С. Ю. Витте от 28 февраля 1905 года348Копия с записки С. Ю. Витте о разговоре его, по высочайшему повелению, с ве¬
ликим князем Николаем Николаевичем по поводу состояния армии Линевича
на Дальнем Востоке349КОММЕНТАРИИ351УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН362
Сергей Юльевич ВиттеИЗБРАННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ
1849—1911 гг.Том 2Редактор А. Фаризова
Художественный редактор И. Сайко
Технический редактор Г. Шитоева
Корректор Н. Кузнецова
Компьютерная верстка И. ПонятыхЛР № 030129 от 23.10.96 г.Подписано в печать 17.09.97 г.Гарнитура Таймс. Печать офсетная. Уч.-изд. л. 29,29.
Цена 22 300 р. (С 01.01.98 г. цена 22 р. 30 к.)Цена для членов клуба 20 300 р. (С 01.01.98 г. цена 20 р. 30Издательский центр «ТЕРРА».113184, Москва, Озерковская наб., 18/1, а/я 27.