Ровийсяая Соцшшшш Фгдеративная Советская Нсвубвш.
„Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
№ 16 КРАСНАЯ КНИЖКА № 16.
ГА. Бог&циая.

V
ЖЕЛЕЗНОМ
КРУГЕ.
ГО СУДА PCTbLHHOE ИЗДАТЕЛЬСТВО.
Москва—1920.

В железно^ круге.
Вот дело о покушении на взрыв железнодорожного
моста, по которому, кстати сказать, проходили поезда
о боевыми припасами и людьми па чехо-словацкий
фронт.
Началось оно с сущих пустяков. Случайно на-
крыли в каком то притоне, в пьяном виде, красноар-
мейца, отлучившегося со своего поста, и допросы с
него неожиданно дали нить для раскрытия организа-
ции, которая уже делала подкопы под тысячепудовые
лапы чугунного гиганта над рекой.
Тогда поднялась на ноги вся местная чрезвычайка,
арестовано было много людей, главным образом, из
местной буржуазии и бывшего офицерства. И среди
них одна молодая, в городе никому неизвестная жен-
щина, задержанная в ресторане в тот момент, когда
она раздавала крупные суммы денег трем сво-
им соседям по столику: безработному инженеру и
двум бывшим офицерам. 'Анонимная фигура», ка?
Г ШИШ
д» ла .п <	*
— 4 —
называл ее следователь Клявин, верный латыш, кото-
рому было поручено собрать нити распустившегося
по всей округе дела о покушении. Она-то и являлась
главной организаторшей заговора, что выяснилось
потом из показаний одного из ближайших ее сообщни-
ков, задержанных в кафе.
Теперь следствие было закончено, но следователь
все еще не решался сдать дело в комиссию из-за
одной туманности, образовавшейся в самом ярком звене
заговора. Его «анонимная фигура* так п оставалась
анонимной. Своей роли в заговоре она не отрицала,
но упорно отказывалась назвать свою фамилию, не
подписывала протоколов и никаких данных об ее лич-
ности в деле не имелось, кроме показаний оговорив-
шего ее офицера. II они, что касается лично эти, сво-
дились к тому, что женщина эта, с большими полно-
мочиями, недавно приехала из Москвы, имени своего
никому не сообщала и не давала адреса, назначая де-
ловые свидания в саду или в ресторане.
Эта анонимная и приводила в смущение следо-
вателя.
Председатель Чрезвычайной Комиссии и местного
Исполкома Мурин, к которому Клявин пришел за со-
ветом, спросил у него со сдержанным смешком на
тонких и жестких губах, изобличающих в нем боль-
шую волю:
— Разве вы думаете, что наши коммунары пе
сумеют ее расстрелять оттого, что она анонимная?
— Расстрелять-то расстрела-яют,—покачал головой
Клявин и молча скептически воззрился па чей-то за-
драпированный красной материей портрет, висевший
над креслом Мурина. Материя в одном месте была
прорвана, и сквозь небольшую дыру смотрела на воль-
ный свет звезда с сановной груди генерала, не то
самого бывшего императора; она-то и привлекла на
минуту перегруженное деловым скептицизмом внимание
К лявина.
— Ну, что же?—спросил Мурин,—разве вам жаль ее?
— Жалость вполне естественное чувство,—спокой-
но ответил следователь,—только на войне и в рево-
люции она все равно, что палый лист, который при-
ходится топтать ногами. Тут дело не в жалости. Мне
думается, что за этой фигурой стоит другая, более
крупная величина.
— Конечно. Партия.
— Ну, партия, эсеровская партия сама собой. Л
мне думается, что муж, или брат, или другой какой-
нибудь близкий однофамилец... И возможно, что она
была оружием в их руках.
— Газве она так молода или уж очень несознатель-
на. что вы так думаете?
Клявин оторвал взор от заинтересовавшей его звезды
и замялся, вертя в руках синюю папку с делом: ни
того, ни другого не было. Главная заговорщица, интел-
лигентная женщина лет двадцати пяти, казалась на
целую голову выше всех ее сообщников. По это-то
именно п смущало Клявина, что была она одна, сме-
лая и гордая, среди дюжины больших и среднего
разбора буржуа, которые рыли друг другу ямы и
6 —
хватались за всякую соломинку, чтобы только спасти
себя.
— Не могла же, правда, она одна оборудовать та-
кое дело.
— Конечно. Но и остальные что-нибудь делали.
— Да. Но что-то заставляет ее таить свою фами-
лию.
Мурин подумал и предложил следователю-
— Оставьте это у меня, товарищ. Сейчас у меня го-
лова болит. Л вот я отдохну немного и просмотрю.
— Вот хорошо.
Затуманенный той же усталостью и своим скеп-
тицизмом, Клявин вдруг просветлел, обрадовался по-
тому, что он считал Мурина человеком с головой,
способной распутать хоть гордиев узел. Он положил
к нему на стол папку с делом и вышел из комнаты,
слегка приседая па длинных, точно у аиста ногах.
Мурин после его ухода сказал служителю, чтобы
его не беспокоили и, оставшись один, перевернул
страницу дела о покушении.
11.
Но он не мог читать.
От усталости и от бессонных ночей голова у него
пришла в такое состояние, точно по нем от висков
пилой пилили и с темени подпирали железным каблу-
ком. И надо было прилечь, заснуть или подремать
минут пятнадцать, чтобы от лестокой боли в мозгу
ие потерять рассудка.
— <
Однажды это случилось с ним. когда он, прора-
ботав над одним делом, без сна и отдыха, подряд трое
суток, впал в беспамятство и чуть было не выбро-
сился за окно, воображая, что кто-то вбивает ему в
череп тупые гвозди. Это было еще в Петрограде, в
горячий момент формирования Красной армии, вскоре
после подписания Брестского договора. По тепереш-
ний момент еще ответственнее, еще тяжелее.
К массе напряженной, чисто деловой работы, при-
бавлялась сложная работа чувств, доведших его нерв-
ную систему до, чуткости светочувствительной пла-
стинки. Ведь строить живые ряды Красной армии
для боевой цели было все же не то, что прямо при-
казывать красноармейцу: стреляй в такого-то. А те-
перешняя его работа, в конечном счете, иногда прямо
сводилась к таким приказаниям,—прифронтовая полоса
кишела заговорщиками. И это было тяжело для сердца.
За три месяца жаркой работы на посту генерала
в борбе с внутренней конт-революцией из души Ан-
дрея Мурина совершенно исчез смех. Тот сочный, здо-
ровый смех, который кипел в его груди, сиял в голу-
бых глазах даже в то время, когда сам он был ми-
шенью для пуль и гранат на австрийском фронте.
Теперь этот смех ежечасно съедала забота о том, как
бы не погубить невинного, не принять за врага чело-
века, ставшего врагом по недоразумению, и вместе с
тем не допустить, чтобы истинный враг революции
расставлял для нее сети и капканы.
Он жил, ежечасно превозмогая в себе чувство про-
стой жалости к людям и ненависти к убийству суровым
— 8 —
сознанием необходимости. И эта борьба стоила ему не
мало крови.
Мурин автоматически перевернул еще страницу дела
о покушении и уже встал со стула, чтобы пойти к
дивану, стоявшему против окна, выходившего в сад.
В этот момент от перевернутой страницы на него пах-
нуло легким запахом духов и сердце у него отчего-то
тоскливо замерло. Фиалки... запах фиалки... Он но
мог равнодушно переносить этого запаха, где бы и при
каких обстоятельствах его не ощущал.
Весной, когда продавщицы на углах протягивали
ему душистые букетики лиловых цветов, глаза его
заволакивались мутью тяжелого воспоминания. Или
когда какая-нибудь встречная дама обдаст его струй-
кой духов от шелестящего платья, ему неизменно
чудился аромат фиалки. II карие глаза, и белые руки,
и шелковистые волосы жены его, которая так любила
цветы эти и всегда душилась духами из фиалки.
— Надя, где-то она теперь?
Поморщив лоб, Мурин отогнал от себя воспоминание о
любимой женщине. Личное, опо было липшим в этот
момент. Что Надя, когда вот теперь ему надо привести
голову в порядок и заняться делами, в которых судьбы
отдельных личностей переплетаются с судьбами много-
миллионного класса трудящихся? Два, три таких удач-
ных заговора и фронт останется без подкрепле-
ний, и наемные рати англо-французского капитала
хлынут дальше, восстанавливая буржуазный гнет. Что
Надя?..
— 9 —
И прежде Нади теперь стоит перед ним также
участь тех десяти, двенадцати человек, из которых
многим уже не суждено увидеть фиалок будущей весны.
II его простое, человеческое сердце снова невольно
вздрагивало при мысли о том, что новые струи крови
впитаются в землю, быть может, завтра, после того,
как рука его подпишет сколько-то смертных пригово-
ров по делу о покушении. Но превыше элементарных
движений жалости и отвращения к крови стоял перед
ним все тот же долг революционера, повелевающий не
знать пощады. Что Надя перед лицом великой бури,
сметающей с лица земли десятки тысяч жизней и воз-
рождающей миллионы новых всходов в той же жизни
человеческой? Тем более теперь, когда она встала по
ту сторону баррикады с пылкой ненавистью к тому,
что он считает законом силы и необходимости.
Такими мыслями Мурин постоянно лечил в себе
рану, нанесенную разрывом с женой к недавним дру-
гом. Хотя это плохо удавалось. Надю он не перестал
любить оттого, что она, возненавидя после октябрьского
переворота его партию, ушла и от него. <г Но нельзя
же было впадать в меланхолию», да еще в такой мо-
мент. когда все человеческое проносилось перед ним
в живом вихре деятельности и борьбы.
Мурин лег на диван, лицом вверх и, стараясь
забыться, стал смотреть в потолок с лепными орна
ментами и большой люстрой посредине. Но забвение
не шло к нему. Эта люстра, похожая на паникадило,
раздражала его напоминанием о тех людях, которые
здесь жили и хозяйничали до революции.
10 —
Быть может, недавно еще на этом диване, где теперь
лежит он, лежал какой-нибудь Сквозник-Дмухаповский,
возвысившийся до генеральского сана. Лежал и меч-
тал о звезде. А возведенный в чин пристава Держи-
морда, в струнку вытягиваясь у дверей, докладывал
ему:
— Плохи дела, ваше превосходительство. Забастов-
щики уже на улицу вйппли, не хотят расходиться,
песни поют. Знамена ихние...
— Разорвать знамена. — пылил губернатор.— по-
больше свинца. Патронов не жалеть!
А сердце генерала прыгало от гнева и надежды.
Побольше свинца, побольше зарядов и осыпанный
бриллиантами орден заблистает на груди у него среди
других крестов и звезд, когда мятеж будет подавлен.
— Ха-ха... Ну, кровь за кровь,—почти вслух поду-
мал Мурин и тяжким пытливым взором обвел обста-
новку комнаты.
Как мало все изменилось тут с тех пор, как вое
седая на том кресле и прописывал кровавые лекарства
губернатор. Только портреты Ленина и Троцкого да
это красное пятно вместо императорского портрета
говорили о том, что новая власть воцарилась в этом
доме. В остальном все по-старому. Та же старинная
мебель: ярко-зеленый плюш в коричневой оправе поли-
рованного дерева. Золоченые багеты и грузные портье-
ры, симметрично подтянутые к косякам плетеным
шнуром. Все то же, пропитанное затхлостью старой
России, воскрешающее в уме бессмертные картины из
Ревизора- и «Мертвых душ .
11
На бессменном посту, в бесконечном горении, под
осадой все новых и новых опасностей приходилось
повсюду работать представителям рабоче-крестьянской
власти. И понятно, что при таких условиях им некогда
было думать об обстановке. Только культурно-просве-
тительные организации позволяли себе такую роскошь:
освежить и украсить свои помещения сообразно своим
вкусам и идеям, но не политические. А угрюмая роскошь
давила, когда взор, отрываясь от дела, случайно оста-
навливался на внешнем. Веяло покойником, которого
недавно вынесли.
— Надо как-нибудь собраться и выветрить отсюда
Сквозника-Дмухановского,— решил про себя Мурин,
раздраженно повертываясь лицом к окну.
Он закрыл глаза, но нет, забвение не шло к нему.
Мысли реяли в прошлом, повсюду улавливая кровь,
стоны, проклятия, свист оголтелой алчности над гру-
дами бездыханных трупов, кривляющиеся маски лице-
мерия там. где тысячи и десятки тысяч глаз были
устремлены на них с верой и мольбой. От этих виде-
ний, ежеминутно готовых перейти в галлюцинацию,
становилось жутко. Он снова поднял веки и через
комнату стал смотреть в сад, разросшийся широко и
густо перед окнами его кабинета. Хотя сад тоже
был губернаторский, но все же это был сад, — перво-
бытное дитя природы, не ведающей зла. И вид деревьев-
осиянных вечерним солнцем, успокоил немного мысли
.Мурина.
В окно кабинета заглядывали вершины лип. В их
листву, уже начавшую блекнуть, ударял ослепительный
12 —
сноп косых оранжевых лучей. Желтые листья трепе-
тали среди зеленых, точно скользкие золотые рыбки
в водорослях золотой реки. Но вот лучи вдруг исчез-
ли и все сделалось тусклым. Потемневшие липы трях-
нули ветвями, точно гривами, и несколько желтых
листьев слетели с них, описав перед стеклами окна
крутые дуги.
Тут по какой-то ассоциации Мурин опять ощутил
вокруг себя аромат фиалки. И выплыли белые руки
Нади и такие же белые клавиши под нпми... Тонкие
пальцы ударили по клавишам, и мягкая волна звуков
разлилась и затопила все...
Мурин вновь закрыл глаза, прислушиваясь. Новый
порыв ветра прошумел в деревьях, и звонкие капли
дождя забились о стекло. Но ему чудились отрывки
из «Дождевой прелюдии Шопена. II так явственно, так
близко, точно живая, невоображаемая Надя уселась
где-то там, за симметрично раздвинутыми портьерами
в другой комнате, извлекая из бездушной клавиатуры
звуки, полные жизни и души. И они приводят его в
трепет тоски п скорби, как в те памятные вечера пе-
ред разлукой, когда она играла ему эту скорбную пре-
людию. Всего два раза за двухлетний период их зна-
комства и совместной жизни, а будто бы сто раз...
Вой ветра, замирающий в смутном шорохе деревь-
ев и звонкие капли дождя, и чьи-то слезы, падающие
на каменные, покрытые желтыми листьями плиты...
В первый раз играла это Надя по собствэнному
вдохновению в тот вечер, когда перед вторичным оть-
ездом на фронт он опять зашел в то пропитанной
13 —
карболкой и йодоформом здание, где его лечили от
тяжелой рапы, где опа ухаживала за ним и где жила
она в маленькой комнате в общежитии сестер мило-
сердия. Тогда опи не были мужем и жепою, но любовь,
зародившаяся в унылой лазаретной обстановке, перед
суровым лицом смерти, одинаково угрожающей и боз-
нядежно больным и выздоравливающим, уже успела
соединить их узами невысказанной скорби. II скорбь
эта вылилась из сердца женщины в пятнадцатой пре-
людии Шопена.
Второй раз эту прелюдию играла Надя в знамени-
тый день роспуска учредительного собрания. После
их последней крупной ссоры. Перед тем, как она ушла
к брату и... не возвратилась.
Продолжая лежать с закрытыми глазами, Мурин,
наконец, перестал чувствовать головную боль и весь
отдался музыкальной волне воспоминаний, в которой,
как белопарусная ладья, пырял лучистый образ Па-
ди. По вот в глубине его сознания закопошилась при-
вычная забота о делах и стала расти, точно ком, на-
пирая извнутри и разрывая в клочья призрачную ткань
воспоминаний.
— Однако, надо и этой«анонимной> заняться,— ца-
рапнуло в мозгу.
II Мурин встал, снова чувствуя головную боль. За-
курил папиросу и с жесткой миной на лице опять сел
за стол, где он оставил дело о покушении.
14 —
III.
В голове еще бродили отрывки жаркого тумана,
но пальцы уже нервно перелистывали страницы дела
и глаза, стараяш найти данные о неизвестной, впива-
лись в густые частоколы убористого почерка Клявина,
размашистые изгороди одного из обвиняемых, собствен-
норучно писавшего показания. Сначала трудно было
сосредоточиться, но Мурин, выкуривая папиросу за
папиросой, опытным взором ловил эти данные, но пр I-
вычко быстро и без особенного напряжения мысли
комбинируя их.
II новая картина, картина покушения постепенно
заслонила от него призраки воспоминаний.
Впрочем и не приходилось ломать голову, чтобы
понять, какую роль играла неизвестная в деле. Эта
женщина коротко и ясно признала факт и объясняла
причины, побудившее ее принять деятельное участие в
заговоре. Оторвать чехо словацкий фронт от центра.
Подрывать всеми мерами ненавистную ей власть боль-
шевиков во имя учредительного собрания—вот святая
цель ее поступков. А ведь цель, как известно, оправ-
дывает средства.
— Ха-ха... Как это похоже на Надю! — вспомнил
опять Мурин — На ее ненависть к * кровопийцам -
большевикам», на ее фанатическое обожание этого
фетиша «гучредилки».
Он криво усмехнулся, продолжая читать. Теперь,
когда изнутри на него опять дохнуло Надей, и сна-
15 —
ружи, как будто, усилился запах духов фиалки, про-
питавший какие-то, приобщенные к делу листочки и
от них соседние страницы.
Это были листки, вырванные или просто выпавшие
из записной книжки, найденные в сумке неизвестной
в момент ее ареста. Большинство из них были совер-
шенно чистые, перекрещенные желтыми мазками хими-
ческого состава, и лишь на некоторых выделялись не-
разборчивые пометки мягким карандашом. Карандаш
успел стереться, затушевав смысл написанного и по-
черк писавшей. Но по некоторым более разборчивым
местам можно было понять, что записи велись в ва-
гоне о ценах па продукты, продаваемые на станциях
и о других незначительных вещах, и что рука писав-
шей прыгала от дорожной тряски, изменяя почерк.
Все это к делу не относилось, а главнее не проливало
света на личность арестованной, что теперь нужно
было установить Мурину.
Он вздохнул, перевернул еще страницу. Под паль-
цами у него зашуршал упругий лист почтовой бумаги
и... в сердце его что-то сильно укололо, по лицу про-
бежала судорога. От почтового листа также веяло
духами из фиалок, а сверху его значилось несколько
слов начатого и не оконченного письма, написан-
ные четко чернилами.
«Моя славйая Наташа. Посылаю тебе в твое захо-
лустье серенаду Брага >.
И все.
Не осознав еще того, что укололо его в сердце
Мурин скривил лицо в улыбку.
— te-
ll она, видимо, интересовалась музыкой. Ха-ха...
Пли тут просто конспирация?
Он внимательнее всмотрелся в отрывок письма и
руки у него сильнее затряслись, холодные мурашки
пробежали по телу. Листок полетел на пол. Почерк
был знаком ему. Это тот милый почерк, каким были
написаны письма, приходившие к нему па фронт и з
военную тюрьму от... Цади
Странно. II почерк, ц духи, и эти несколько слов
письма, проливающие некоторый свет на духовные
интересы арестованной.
Н». может быть, чтобы это была она. Тут
просто совпадение или мои расстроенные нервы,—
успокаивал себя Мурин, подняв с полу почтовый лист
и продолжая отыскивать в деле еще что-нибудь зна-
чительное, а главное—ф0т0графии
По как ок себя ни успокаивал, руки у него про-
должали дрожать и смуглое лицо сделалось изеиня-блед-
ным, точно его осыпала известковой пылью.
I отографий в деле но находилось, очевидно, они
были в шкапу у следователя. Мурин позвонил и, не
подымая от бумаг глаз, глухим, изменившимся голо-
сом, сказал пришедшему на звонок служителю:
— Позовите ко мне товарища Клявина.
Он голько чго ушел,—сопя носом, отвечал слу-
житель.
А ключи от шкапа у него с собой?
Как же. Од ничего открытым не оставляет.
— Гм...
17
Мурин угрюмо помолчал. Но желание тотчас же
разрешить по фотографии арестованной возникший
в его голове мучительный вопрос было настолько
сильным, что Юн не мог более ни часа, ни минуты
оставаться в неведении. Тем более, что рассеять не-
веденье было в его власти.
— Сходите за ним на квартиру,—приказал он.
В ответ на это служитель замялся и посмотрел на
него, недоумевая. С чего так расстроился товарищ
председатель, обычно всегда такой спокойный? Нако-
нец. он ответил в смущении, поднося к распухшему
носу клетчатый платок:
— Товарищ Клявин отсюда прямо на вокзал. Куда-
то за город... II вернется только завтра после обеда.
— Вы это наверное знаете?
— Как же. Наверное Сам товарищ Клявин гово-
рил.
— Гм... Ну, ладно. Идите.
Служитель вышел, тихонько сморкаясь и откашли-
ваясь, а Мурин, еще раз всмотревшись в мелкий почерк
неоконченного письма, встал п нервно зашагал по
компауе.
Что было ему делать? Как разрешить эту задачу?
Она или не она?
— Да пет же! Все это совпа дение,—успокаивал он
себя, опять ссылаясь па свои издерганные нервы и
мучительные головные боли.—Скоро галлюцинировать
начнешь, братец, тогда за всеми налетчиками будет
мерещиться Надя. Ха-ха... Нет. не может быть' Она
нежная, добрая к людям... Це может бь1Ть, чтобы она
. Д* W *' *	!
л: TI .13г*	.
18 —
пошла на такую гнусность. Взорвать мост, значит, и
проходящий по нему поезд, погубить тысячи людей.
Наконец, ее поэтическая натура не позволила бы ей
этого.
Но другие мысли нашептывали противоположное.
— Что натура? Разве не Шарлотта Кордэ убила
Марата? Она,—живое воплощение изящества и красоты?
Разве поэтические барышни не записывались в жен-
ские батальоны смерти? II его собственная натура,
хоть и не поэтическая, тоже не терпит крови, а про-
ливать ее приходится, раз сознание говорит за то. А
сознание Нади уж и тогда, после переворота, было
распалено ненавистью к большевикам. И решимости
У нее хватит... Она смелая и боевая. Она пойдет на
й(е. И на убийство, если найдет его целесообразным.
На войне, как на войне.
Эти мысли были убедительнее голоса успокоения.
1 'ни отзывались в голове Мурина такой нестерпимой
болью, точно каждая из них была каплей горячей
смолы. Они бросали его тело в жар и холод, заста-
вляя его метаться из угла в угол бывшего губерна-
торского кабинета.
Но надо же разрешить мучительную задачу, чтобы
скорее nej ежить ад муки и сомнений.
Мурин сжал рукой виски, напрягая мысли.
— Нет, ждать возвращения Клявипа невозможно.
1‘азве велеть взломать замки от его шкапа? Нет, и
’то не годится. Это будет оскорблением для него.
1огда что же? Что же? Ждать немыслимо.
19 —
II вдруг он демонически рассмеялся, ухватившись
за какую-то мысль. И, судорожно съежившись всем
телом, на несколько секунд застыл на одном месте с
каким выражением лица, точно эта новая мысль одно-
временно осенила его какой то радостной надеждой и
угрожала ему еще чем-то еще более жестоким, чем
кошмар неизвестности.
— Вызвать ее сюда и лично допросить...
II он, собрав всю волю, опять позвонил и сказал
служителю:
— Позовите ко мне товарища Скворцова.
Через минуту вошел молодой курчавый человек,
секретарь комиссии, и при нем, как и при служите-
ле, Мурин склонился нал бумагами, чтобы скрыть
свое взволнованное лицо.
— А что, товарищ,—спросил он тихо,—арестован-
ные но делу о покушении где содержатся? Здесь или
в тюрьме?
— Они тут, при комиссии,—отвечал Скворцов,
тыча о дно пепельницы докуренную папиросу.—Их
участь, надо полагать, решится на-днях, поэтому то-
варищ Клявин после последнего допроса не отправил
их в тюрьму.
— Ага... А эта женщина, задержанная в кафе?
— И она тут. В женском отделении.
— Ага...
С полминуты Мурин молчал, стискивая зубы. По-
том сказал секретарю:
— Ее нужно вызвать ко мне на допрос. Не поздно
еще?
— 20 —
— Еще нет семи. Следователи часто и в полночь
вызывают.
— Так через полчаса, пожалуйста...
ч)ти полчаса Мурин выговорил себе у себя самого
затем, чтобы собраться силами для встречи, которая
рассеет или, наоборот, сгустит вокруг него кошмар.
IV.
Прошло минут сорок.
Мурин волновался, но, услыша стук в дверь, ко-
лоссальным усилием воли придал себе спокойный вид.
Оп сидел за письменным столом лицом к дверям и,
когда дверь стала отворяться, он обоими руками ухва-
тился за ручки кресел, как человек на каруселях,
ожидающий сильного толчка. -
Вошел тот же страдающий насморком служитель.
— Можно ввести арестованную?
— Да, позовите. А конвойный пусть подождет в
приемной.
Служитель скрылся за портьерами. Через минуту
оттуда, одна, без конвоя, вошла арестованная,—строй-
ная блондинка, с ясным лицом, прозрачная бледность
которого оттенялась большими карими глазами и чер-
ным платьем. Уловив еще издали, в мутпом просвете-
между портьерами, общие очертания ее фигуры, Му-
рин почувствовал, что внутри у пего что-то погасло,
что-то оборвалось. И если бы не ручки кресел, оп бы,
пожалуй, не усидел на месте от прилива ужасной сла-
бости и какой-то странной темноты.
— 21
Да, >то была Надя.
Арестованная, видимо, не готовилась, как он, ic
удару. При виде его у ней вырвался короткий.
< тон, и она пошатнулась, инстинктивно, как п он
за минуту перед тем, ища опоры вокруг себя. У две-
рей стоял шкап, и она оперлась ладонью об его поли-
рованную стенку, устремив вперед широко раскрытые
глаза. Точно раненая серна, которая, почуяв боль,
еще озирается, откуда ее поразила пуля.
По липу Мурина пробежал холодный трепет. Он
держался за ручки кресел, она—за шкаф, и взоры их
•крещивались в течение нескольких секунд, точно лу-
чи встречных прожекторов, тревожно пронизывающих
темноту свинцовой ночи. Хотя между ними не было
полной темноты... Комнату заволакивали серые сумерки .
Но ведь и сумерки могли обмануть.
— Пройдите,—глухо сказал Мурин, повертывая воз
ле себя выключатель настольной лампы.
Волна защищенного голубым абажуром света раз-
лилась вокруг пего, и глаза арестованной перестали
светить. Все еще продолжая опираться ладонью о
< тенку шкафа, она закачалась, точно маятник, у ко-
торого лопнула пружина. Полированное дерево было
плохой опорой телу, потнрявтему опору внутри себя.
Увидя, что' опа падает, Мурин вскочил, машиналь-
но нажимая кнопку электрического звонка, готовый
броситься на помощь и в то же время бессильный это-
сделать, потому что вокруг него был железный круг*
через который он не мог прорваться к своей Паде.
Служитель не заставил себя долго ждать.
— 22 —
— Ар... рестованной дурно,—заплетающимся язы-
ком сказал ему Мурин.
Надя в то время, в состоянии близком к обмороку»
<*тояла на коленях, запрокинув плечи и голову в угол
между шкафом и стеной,.. Служитель подхватил ее
под мышки, волоком протащил по полу, точно мешок <
чем-то неуд бным для носки на плечах. Потом поло-
жил на диван и кликнул женщину.
Через минуту, кроме него, над зеленым плюшевым
диваном хлопотала еще квадратная, точно цыбик, слу-
жанка. Она брызгала в мертвенно-бледное лицо узни-
цы прямо изо рта водою и махала над ним носовым
платком.
Между тем Мурин снова сел в свое кресло и, смах-
нув со лба холодный пот, тяжелым, мутным взором
обвел комнату.
— Что это? Сон или действительность?
— П как эгоистично с моей стороны было заботиться
только о себе,—подумал он. — И не спросить себя о
том, как все это она примет'.
Он обхватил обоими руками голову и, погружаясь
в лумы, сильно оперся локтями о край стола, как бы
желая создать опору для своих растерзанных мыслей.
Как держаться ему и что делать, когда арестован-
ная придет в сознание? — вот что теперь ему нужно
разрешить.
Ведь вопрос, толкнувший его на свидание с нею,
уже был разрешен, но оттого не может быть разре-
шенном иначе другая, еще более трудная задача. Ведь
л сне или сомнении не может быть речи теперь, когда
— 23 —
ум его бодрствует и глаза открыты... И они видят,
видят ясно распростертое на диванной подушке милое
лицо Нади. Но участь ее разве может измениться от
того, что из анонимной фигуры она превратилась в
Надежду Павловну Звенигородскую? Так о чем же он
будет допрашивать, о чем говорить с нею. не устраи-
вая повой пытки для нее и для себя?!.
— Отослать ее... Пли нет, лучше самому уйти от-
сюда.—вот был его порыв. .
Оп продолжал сидеть неподвижно, то погружаясь
в думы, то снова, из-под ладони, устремляя глаза в
полутемный угол, где за мясистой симной служанк и
маячило белым пятном дорогое ему лицо. След со-
знания еще не теплился в глазах Нади. — они были
закрыты, по какие-то ощущения, точно в тяже-
лом сне, проносили по тонким чертам судорожный
трепет. II всякий раз при виде этого лица все суще-
ство Мурина переполпялось невыразимой болью.
И снова туман недоумения сгущался в голове, оку-
тывая мысли. Только одна непрерывно ключом хле-
стала... Но это была не мысль, а животный порыв
отчаянья, от которого хотелось выть, кусать, терзать
все •вокруг себя. И приходилось крепко стискивать
зубы, чтобы не впасть в буйное безумие.
— Нет! Не может быть, чтобы по его воле это яс-
ное лицо навсегда погасло, чтобы по его приказу свин
цовая пуля навсегда пресекла любимую жизнь Нади’
Неужели нельзя спасти ее?
И вот в непроглядную темь бушующего моря неожи-
данно проник луч света. И сердце моряка, отчадуше-
— 24
гос я в спасении, содрогнулось надеждой. Маяк!.. Л
там н суша...
— Неужели нельзя снасти ее?
Этот вопрос, внезапно возникший в голове, рассеял
туман мыслей, притянул их к себе, точно магнит сталь-
ные иглы, и на несколько мгновений могучим иску-
шением воцарился в голове. Лицо Мурина мгновенно
преобразилось; из мрачного сделалось и трепетным и
напряженным.
— Неужели нельзя спасти? Но почему же?
Эта слабость, которая вдруг овладела Надей, разве
не признак того, что она его еще любпт? А любовь—
великая сила... Теперь, перед лицом смерти, разве не
может любовь поколебать ее контр - революционные
убеждения, у ней, которая не из буржуазной корысти,
а из чистой идеи боролась за учредилку?'.
— Если доказать ей всю глубину ее заблуждений
все донкихотство ее подвига, ренегатство партии, вдох-
новившей ее на такой подвиг. Как знать, быть может,
она откажется от дальнейшего пребывания в этой пар-
тии, даст ему слово ничем не вредить Советской вла-
•сти... Нет, Надя не солжет, она слишком чиста и горда
для этого. И он возьмет ее на поруки... О, тогда-то он
уж сумеет развенчать в ее глазах все старые кумиры
Искушение было велико. Так велико, что у Мури-
на голова закружилась от яркой вспышки надежды, и
он принужден был закрыть глаза ладонью. Так просто
и так ясно представлялось ему все в эту минуту: возь-
мет на поруки, войдет в совет с ходатайством... II
пур> счастья впереди...
25
Но в самый разгар его отрадных устремлений в
потерянный и уже возвращенный рай от магнита, при-
тянувшего в голове его все мысли, оторвалась одна
иголка и пребольно уколола его в самый чувствитель-
ный нерв.
— Факт остается фактом. Покушение ведь было
совершено. И опа—главная в этом заговоре.
Он содрогнулся весь.
— Безумный... Как мог он забыть с б этом факте'
Теперь истина против него. Сама истина против него
я... справедливость. Разве допустимо, чтобы менее ви-
новные были расстреляны, а иниииаторша дела осво-
бождена?!.
И магнит мгновенно потерял всю силу. И колючие
иглы-мысли обратили свое жало против того, что enp*
сию минуту так властно притягивало их.
От этих мыслей такая темь и такая жуть снова хлы-
нули в душу .Мурина, точно он очутился в могильном
склепе замурованным вместе с мертвецами.
Хотя вокруг него были живые люди и горели огни.
Спустив па окнах шторы, служитель поверпул вы-
ключатель и с голубым светом настольной лампы со-
единился белый, обильно льющийся с потолка. Служан-
ка, поставив на столик графин с водою, грузно откаш-
ливалась и пыхтела у дивана, вопросительно погля-
дывая па Мурина. Арестованная более не нуждалась в
ее услугах. Она уже пришла в чувство и с презритель-
ным видом сидела на диване, оправляя дрожащими
ру ками свои взбившиеся и местами мокрые волосы.
— 26 —
Ничего этого но видел Мурин, - та к глубоко сперло
его в своих стенах отчаяние. И только когда служи-
тель окликнул его по имени, он отвел от глаз ладонь.
— Что? Арестованная пришла в себя?
— Да, товарищ. Как прикажете, оставить ее или
увести обратно?
Он не ответил на вопрос служителя и, нервно по-
вернувшись в кресле устремил глаза в сторону
дивана.
Арестованная встала и. сделав несколько шагов,
остановилась посреди комнаты под люстрой. Но это
была не та Надя, слабая и трепещущая, какой он ви-
дел ее минут за двадцать перед этим. Свет люстры
обливал ее всю, с головы до ног, позволяя ясно
разглядеть все ее черты, все движения. Ни один му-
скул не дрогнул на ее лице, когда глаза его остано-
вились на ней с нескрываемым страданием. Грудь не
трепетала.
И вся она, стоя несколько мгновений неподвижно,
казалась каменным изваянием самой надменности, са-
мого презрения.
Увидя это, Мурин почувствовал на себе дыхание
ледяного ветра. И оно в миг вымело из его души остат-
ки искушения. И какая-то сила сразу ввела его в
железный круг,—в суровый круг, не дающий места
колебаниям и четко отмечающий границы возможного
и невозможного.
— Как наивно было с моей стороны надеяться на
что-то,—усмехнулся он про себя.
— 27 —
Хотя ведь не он надеялся, надеялась любовь, которой-
чужды политические разногласия, но теперь и любовь
его впаялась в железный круг.
— Присядьте,—сказал он арестованной, указывая
на кресло, и в то же время сделав головою знак слу-
жителю, чтобы он и служанка удалились.
Те ушли, но арестованная не села, а только про-
двинулась к письменному столу на шаг. На бледных
губах у нее скользнула презрительная и злобная
улыбка.
— Чего вы от меня еще хотите?
Еще...
Это «еще» ледяной сосулькой вонзилось в сердце
Мурина. Ио он не ответил па дерзкий вызов, понимая,
что перед ним стоит обреченная на смерть и что ей,
более чем кому-либо, тяжелы эти допросы.
А видя, что Надя не хочет сесть, он тоже встал.
Оперся обоими руками о край стола и, с трудом
подавляя волнение, сказал ей медленно и глухо, слегка
заикаясь то, о чем подсказывала ему в эту минуту
совесть.
— Я, кажется, заставил вас сильно страдать... Но
поверьте, я до последней минуты не знал... не знал,
что это—вы.
— А теперь вы знаете? — холодно спросила Надя,
и презрительная усмешка красноречиво дополнила
смысл того, что было не высказано словами.
— А теперь ты знаешь, что меня зовут Надежда
Звенигородская и что брат мой носит одну фамилию
со мной. А он столь же. еще более чем я, ненавидит
— 28 —
гнои злодейские советы. Но теперь-то ты его уже, увы,
не пощадишь.
Да, Мурин понял, хотя и ранее он уже понимал это.
Нрав был Клявин, когда говорил, что «его анонимная ,
скрывая свою фамилию, хочет тем спасти от пресле-
дования какого-то близкого ей человека.
Брат Нади, вдохновивший ее на разрыв с мужем,
числился в списках кандидатов в учредительное собра-
ние от одной из центральных губерний и, конечно, горой
•стоял за это всенародное собрание. Быть может, и
правда, что она являлась только оружием в руках его'.’
Тут слабая искра знакомого искушения еще раз
мелькнула в голове Мурина. По ведь факт оставался
•фактом, и таким же неоспоримым фактом была полная
вменяемость совершавшей покушение. Л железный
круг не распался, п границы возможного не стерлись
вокруг него.
II Мурин подавил в себе чувство. Вместо ответа
арестованной он лишь вздохнул. Потом посмотрел на
нее с глубокой скорбью и сказал:
— Я вас вызвал, по... теперь я вижу, кого, вызы-
вал... И я теперь ни о чем не буду вас спрашивать,
если вы сами но захотите говорить со мной.
Слова эти произвели на Надю неожиданное действие.
Каменное изваяние вдруг исчезло, и на месте его снова
появилась женщина, ошеломленная и убитая горем.
<)пустив голову, кромсая в руках платок, стояла она
под люстрой. Потом вся вытянулась, рванулась впе-
ред и, опершись о край стола напряженными руками,
— 29 —
прерывистым и страстным полушопотом бросила прямо
в лицо Мурину:
— Я умру. Но знай, я и хочу теперь этого... По*
тому что ты так далеко ушел от меня с ними. Но от
этого я еще более их ненавиясу... Из-за тебя.
Лицо ее трепетало, обдавая Мурина жаром своего
дыхания, и в широко раскрытых глазах блеснули слезы.
Он в страшном замешательстве стоял перед нею. По
уже все тело его пронизывали какие-то могуче-жаркие
лучи, стремительно сбегаясь внутрь в одну точку, и
превращая в расплавленную амальгаму все, все, что
составляло еще за минуту перед тем сковывавший
«го душу железный круг. Он тоже рванулся к ней.
стараясь поймать над столом ее руки.
— Надя!
Но она первая схватила его руки в свои. Поднесла
сближенные ладони к своему лицу, к губам, поцело-
вала, прильнула к ним горячим лбом, окропила сле-
зами... И все так страстно, так быстро... Потом бро-
сила их и отшатнулась.
— Все кончено.
— Нет, Надя!
Тут он снова бросился к ней, готовый в эту ми-
нуту, уже безо всяких самообличений, без упреков
совести, упасть к ее ногам и молить... Молить ее, как
о милости, о раскаянии, о примирении и тем спасти
се. II уже не железный круг помешал ему обнять ее
колени, а стол. Железный круг распаялся в пламени
любви. а стол, окруженный креслами, стоял,
.массивно загромождая угол и путь к Наде.
— 30 —
— Наш суд суров, но мы руководствуемся целе-
сообразностью. Тебя могут помиловать. Откажись от
своих заблуждений,—проговорил Мурин, обходя вокруг
эту письменную громаду.
По когда он очутился посреди комнаты, Надя уже
стояла у дверей, отталкивающе простирая перед ним
правую руку.
— Никогда!
— Подумай!
— Я проклинаю твои советы!
И это снова ввело Мурина в железный круг.
V.
...Когда он остался один в комнате, эта комната
снова дохнула на пего, точно могильный склеп, в
котором гробы сгнили и истлели кости. И только
какая-то мутная тень осталась,—это он сам. Да вот
еще неувядаемая хризантема на массивной громаде
стола.—белый платок, выпавший из рук Нади. При
виде него помутившиеся глаза Мурина снова оживи-
лись. Он подошел к столу, взял платок в руки и пова-
лился с ним па колени на то место, где стояли ноги
Пади. Поднеся его к лицу, уперся лбом о край стола.,
к которому прикасались ее руки От платка, как и от
всего исходящего от Нади, повеяло духами из фиалок.
А за окном стонал ветер, замирая в смутном шо-
рохе листвы... Это ветер играл дождевую прелюдию...
И звонкие капли дождя, и чьи-то слезы, упавшие на
каменные, покрытые желтыми листьями плиты...
— 31
Тут рычащий стон вырвался и» груди Мурина,
точно нз пасти зверя, незадолго перед тем до бес-
чувствия оглушенного дубиной. Мгновенное отупение
прошло. Мысль вступала в свои права, вместе с нею
обострялось и лезвие страданий.
...Свершилось. Завтра он подпишет смертный при-
говор Наде. И не потому, что факт остается фактом*
Потому, что она сказала: <Никогда».

I
1-я Государственная типография. Пггаяцкая, 71
\р