АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

ПОВЕСТЬ
О ГОРЕ-
ЗЛОЧАСТИИ
ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛИ
Д. С. ЛИХАЧЕВ , Е. И. ВАНЕЕВА
ЛЕНИНГРАД
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
1984

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Я. И. Балашову Г. П. Бердников, Д. Д. Благой, И. С. Брагинский,
М, Л. Гаспаров, А, Л. Гришунин, Л. А. Дмитриев, Н. Я. Дьяконова,
Б. Ф. Егоров .(заместитель председателя), Д. С. Лихачев (председатель),
Л. Д. Михайлов, Д. В. Ознобишин (ученый секретарь), Д. А. Олъдерогге,
Б. И. Пуришев, А. М. Самсонов (заместитель председателя),
Г. В. Степанов, С. О. Шмидт.
Ответственный редактор
академик Д. С. ЛИХАЧЕВ
4702010100-723 Без объявлени|и q Издательство «Наука», 1984 г.
042(02)-84

ПОВЕСТЬ О ГОРЕ И ЗЛОЧАСТИИ,
КАК ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИЕ ДОВЕЛО МОЛОТЦА
ВО ИНОЧЕСКИЙ ЧИН
Изволением господа бога и спаса нашего
Иисуса Христа вседержителя,
от начала века человеческаго...
А в начале века сего тленнаго 1
сотворил [бог] небо и землю,
сотворил бог Адама и Евву,
повелел им жити во святом раю,
дал им заповедь божественну:
не повелел вкушати плода винограднаго
от едемскаго 2 древа великаго.
Человеческое -сердце несмысленно и неуимчиво:
прелстилъся Адам со Еввою,
позабыли заповедь божию,
вкусили плода винограднаго
от дивнаго древа великаго;
и за преступление великое
господь бог на них разгневался,
и изгнал бог Адама со Еввою
из святаго рая из едемскаго,
и вселил он их на землю на нискую,
благословил их раститися-плодитися
и от своих трудов велел им сытым быть,
от земных плодов.3
Учинил бог заповедь законную,
велел он браком и женитбам быть
для рождения человеческаго и для любимых детей.
Ино зло племя человеческо,
в начале пошло непокорливо,
ко отцову учению зазорчиво,

6
Повесть о Горе и Злочастии
к своей матери непокорливо
и к советному другу обманчиво.
А се роди пошли слабы добру божливи,
а на безумие обратилися
и учели жить в суете и в [не] правде,
в ечерине великое,4
а прямое смирение отринули.
И за то на них господь бог разгневался,
положил их в напасти великия,
попустил на них скорби великия
и срамныя позоры немерныя,
безживотие 5 злое, сопостатныя находы,6
злую немерную 7 наготу и босоту,
и безконечную нищету и недостатки последние,
все смиряючи нас, наказуя
и приводя нас на спасенный путь.
Тако рождение человеческое
от отца и от матери.
Будет молодец уже в разуме, в беззлобии,
и возлюбили его отец и мать,
учить его учали, наказывать,
на добрыя дела наставлять:
«Милое ты наше чадо,8
послушай учения родителскаго,
ты послушай пословицы 9 добрыя,
и хитрыя, и мудрыя,
не будет тебе нужды великия,
ты не будешь в бедности великой.
Не ходи, чадо, в пиры и в братчины,10
не садися ты на место болшее,
не пей, чадо, двух чар за едину,
еще, чадо, не давай очам воли,
не прелщайся, чадо, на добрых красных жен,
отеческия дочери.
Не ложися, чадо, в место заточное,11
не бойся мудра, бойся глупа,
чтобы глупыя на тя не подумали,
да не сняли бы с тебя драгих порт,12
не доспели бы 13 тебе позорства и стыда великаго
и племяни укору и поносу безделнаго.

Повесть о Горе и Злочастии
7
Не ходи, чадо, χ костарем 14 и корчемником,
не знайся, чадо, з головами кабацкими,15
не дружися, чадо, з глупыми, немудрыми,
не думай украсти, ограбити,
и обмануть, солгать, и неправду уч [и] нить.
Не прелщайся, чадо, на злато и с [е] ребро,
не збирай богатства неправаго,
[не] буди послух 16 лжесвидетелству,
а зла не думай на отца и матерь
и на всякого человека,
да и тебе покрыет бог от всякого зла
Не безчествуй, чадо, богата и убога,
а имей всех равно по единому.
А знайся, чадо, с мудрыми
и [с] разумными водися,
и з други надежными дружися,
которыя бы тебя злу не доставили».17
Молодец был в то время се мал и глуп;
не в полном разуме и несовершен разумом:
своему отцу стыдно покоритися
и матери поклонитися,
а хотел жити, как ему любо.
Наживал молодец пятьдесят рублев,
залез 18 он себе пятьдесят другов,
честь его яко река текла,
друговя к молотцу прибивалися,
[в] род-племя причиталися.
Еще у молотца был мил н [а] дежен другь,
назвался молотцу названой брат,
прелстил его речми прелесными,19
зазвал его на кабацкой двор,
завел его в ызбу кабацкую,
поднес ему чару зелена вина
и крушку поднес пива пьянова;
«сам говорит таково слово:
«Испей, ты, братец мой названой,
в радость себе, и в веселие, и во здравие.
Испей чару зелена вина,
запей ты чашею меду сладково;
хошь и упьешься, братец, допьяна,

8
Повесть о Горе и Злочастии
ино где пил, тут и спать ложися,
надейся на меня, брата названова.
Я сяду стеречь и досматривать,
в головах у тебя, мила друга,
я поставлю крушку ишему 20 сладково,
вскрай поставлю зелено вино,
близ тебя поставлю пиво пьяное,
зберегу я, мил друг, тебя накрепко,
сведу я тебя ко отцу твоему и матери».
В те поры молодец понадеяся
на своего брата названого, —
не хотелося ему друга ослушатца;
принимался он за питья за пьяныя
и испивал чару зелена вина,
запивал он чашею меду сладково,
и пил он, молодец, пиво пьяное,
упился он без памяти
и где пил, тут и спать ложился,
понадеялся он на брата названого.
Как будет день уже до вечера,
а солнце на западе,
от сна молодец пробуждаетца,
в те поры молодец озирается,
а что сняты с него драгие порты,
чары21 и чулочки — все поснимано,
рубашка и портки — все слуплено,
и вся собина 22 у его ограблена,
а кирпичек положен под буйну его голову,
а накинут гункою 23 кабацкою,
в ногах у него лежат лапотки-отопочки,24
в головах мила друга и близко нет.
И вставал молодец на белы ноги,
учал молодец наряжатися:
обувал он лапотки,
надевал он гунку кабацкую,
покрывал он свое тело белое,
умывал он лице свое белое.
Стоя молодец закручинился,
сам говорит таково слово:
«Житие мне бог дал великое,

Повесть о Горе и Злочастии 9
ясти-кушати стало нечево!
Как не стало денги, ни полуденги,
так не стало ни друга, не полдруга;
род и племя отчитаются,
все друзи прочь отпираются».
Стало срамно молотцу появитися
к своему отцу и матери
и к своему роду и племяни,
и к своим прежним милым другом.
Пошел он на чюжу страну, далну, незнаему,
нашел двор, что град стоит,
изба на дворе, что высок терем,
а в ызбе идет велик пир почестей,
гости пьют, ядят, потешаются.
Пришел молодец на честен пир,
крестил он лице свое белое,
поклонился чюдным образом,25
бил челом он добрым людем
на все четыре стороны.
А что видят молотца люди добрые,
что горазд он креститися,
ведет он все по писанному учению, —
емлют его люди добрыя под руки,
посадили ево за дубовой стол,
не в болшее место, не в меншее,
садят ево в место среднее,
где седят дети гостиные.
Как будет пир на веселие,
и все на пиру гости пьяны, веселы,
и седя все похваляютца,
молодец на пиру невесел седит,
кручиноват, скорбен, нерадостен,
а не пьет, ни ест он, ни тешитца,
и нечем 26 на пиру не хвалитца.
Говорят молотцу люди добрыя:
«Что еси ты, доброй молодец,
зачем ты на пиру невесел седишь,
кручиноват, скорбен, нерадостен,
ни пьешь ты, ни тешышся,
да ничем ты на пиру не хвалишся?

Повесть о Горе и Злочастии
Чара ли зелена вина до тебя не дохаживала,
или место тебе не по отчине твоей,
или милые 27 дети тебя изобидили,
или глупыя люди немудрыя
чем тебе молотцу насмеялися,
или дети наши к тебе неласковы?»
Говорит им седя доброй молодец:
«Государи вы, люди добрыя!
Скажу я вам про свою нужду великую,
про свое ослушание родителское,
и про питье кабацкое,
про чашу медвяную,
про лестное питие пьяное.
Яз как принялся за пптье за пьяное,
ослушался яз отца своего и матери, —
благословение мне от них миновалося;28
господь бог на меня разгневался
и на мою бедность вели 29 великия
многия скорби неисцелныя
и печали неутешныя,
скудость и недостатки и нищета последняя.
Укротила скудость мой речистой язык,
изъсушила печаль мое лице и белое тело.
Ради того мое сердце невесело,
а белое лице унынливо,
и ясныя очи замутилися;
все имение 30 и взоры 31 у мене изменилися,
отечество 32 мое потерялося,
храбрость молодецкая от мене миновалося.
Государи вы, люди добрыя!
Скажите и научите, как мне жить
на чюжей стороне, в чюжих людех,
и как залести мне милых другов?»
Говорят молотцу люди добрыя:
«Добро [й] еси ты и разумной молодец!
Не буди ты спесив на чюжей стороне,
покорися ты другу и недругу,
поклонися стару и молоду,
а чюжих ты дел не обявливай,
а что слышишь или видишь, не сказывай,

Повесть о Горе и Злочастии
не лети ты межь други и недруги,
не имей ты упатки вилавыя,33
не вейся змиею лукавою,
смирение ко всем имей и ты с кротостию,
держися истинны с правдою, —
то тебе будет честь и хваля 34 великая.
Первое тебе люди отведают 35
и учнут тя чтить и жаловать
за твою правду великую,
за твое смирение и за вежество,
и будут у тебя милыя други,
названыя братья надежныя».
И оттуду пошел молодец на чюжу сторону
и учал он жити умеючи,
от великаго разума
наживал он живота 36 болшы старова,
присмотрил невесту себе по обычаю —
захотелося молотцу женитися.
Средил молодец честен пир,
отчеством и вежеством,
любовным своим гостем и другом бил челом.
И по грехом молотцу37
и по божию попущению,
а по действу дияволю, —
пред любовными своими гостми и други
и назваными браты похвалился.
А всегда гнило слово похвалное,38
похвала 39 живет человеку пагуба.
«Наживал-де я, молодец,
живота болши старова!»
Подслушало Горе-Злочастие
хвастанье молодецкое,
само говорить таково слово: -
«Не хвалися ты, молодец, своим счастием,
не хвастай своим богатеством!
Бывали люди у меня, Горя,
и мудряя тебя и досужае,
и я их, Горе, перемудрило,
и учинися им злочастие великое,
до смерти со мною боролися,

12
Повесть о Горе и Злочастии
во злом злочастии позорилися,
не могли у меня, Горя, уехати,
нани они во гроб вселилися,40
от мене накрепко они землею накрылися,
боооты и наготы они избыли,
и я от них, Горе, миновалось,
а злочастие 41 на'их в могиле осталось.
Еще возграяло 42 я, Горе,
к иным привязалось,
а мне, Горю и Злочастию, не в пусте же жить —
хочю я, Горе, в людех жить
и батагом меня не вытопить,
а гнездо мое и вотчина во бражниках».
Говорит серо Горе-горинское:
«Как бы мне молотцу появитися».
Ино зло то Горе излукавилось,
во сне молодцу привидялось:
«Откажи ты, молодец, невесте своей любимой —
быть тебе от невесты истравлену,
еще быть тебе от тое жены удавлену,
из злата и сребра 43 бысть убитому.
Ты пойди, молодец, на царев кабак,
не жали 44 ты, пропивай свои животы,
а скинь ты платье гостиное,45
надежи 46 ты на себя гунку кабацкую,
кабаком то Горе избудетца,
да то злое злочастие останетца:47
за нагим то Горе не погонитца,
да никто к нагому не привяжетца,
а нагому-босому шумить розбой».
Тому сну молодец не поверовал.
Ино зло то Горе излукавилось,
Горе архангелом Гавриилом молотцу
попрежнему [явилося],
еще вновь Злочастие привязалося:
«Али тебе, молодец, неведома
нагота и босота безмерная,
легота, безпроторица 48 великая?
На себя что купить, то проторится,49
а ты, удал молодец, и так живешь.

Повесть о Горе и Злочастии
13
Да не бьют, не мучат нагих-босых
и нз раю нагих-босых не выгонят,
а с тово свету сюды на вытепут,50
да никто к нему не привяжется,
а нагому-босому шумить розбой».
Тому сну молодец он поверовал,
сошел он пропивать свои животы,
а скинул он платье гостиное,
надевал он гунку кабацкую,
покрывал он свое тело белое.
Стало молотцу срамно появитися
своим милым другом.
Пошел молодец на чужу страну, далну, незнаему.
На дороге пришла ему быстра река,
за рекою перевощики,
а просят у него перевозного,
ино дать молотцу нечево,
не везут молотца безденежно.
Седит молодец день до вечера,
миновался день до вечера нидообеднем,51
не едал молодец ни полу куса хлеба.
Вставал молодец на скоры ноги,
стоя, молодец закручинился,
а сам говорит таково слово:
«Ахти мне, Злочастие торинское,
до беды меня, (молотца, домыкало,
уморило меня, молотца, смертью голодною,
уже три дни мне были нерадошны,
не едал я, молодец, ни полу куса хлеба.
Ино кинусь я, молодец, в быстру реку,
полощь мое тело, быстра река,
ино еште, рыбы, мое тело белое!
Ино лутчи мне жития сего позорного,
уйду ли я, я у горя злочастного».
И в тот час у быстри реки
скоча Горе из-за камени:
босо, наго, нет на Горе ни ниточки,
еще лычком Горе подпоясано,
богатырским голосом воскликале:
«Стой ты, молодец,

14
Повесть о Горе и Злочастии
меня, Горя, не уйдеш никуды!
Не мечися в быстру реку,
да не буди в горе кручнноват, —
а в горе жить — некручинну быть,
а кручинну в горе погинути!
Спамятуй, молодец, житие свое первое,52
и как тебе отец говорил,
и как тебе мати наказывала!
О чем 53 тогда ты их не послушал,
не захотел ты им покоритися,
постыдился им поклонитися,
а хотел ты жить, как тебе любо есть.
А хто родителей своих на добро учения не слушает,
того выучю я, Горе злочастное,
не к любому54 он учнет упадывать,
и учнет он недругу покарятися».
Говорит Злочастие таково слово:
«Покорися мне, Горю нечистому,
поклонися мне, Горю, до сыры земли,
а нет меня, Горя, мудряя на сем свете,
и ты будет перевезен за быструю реку,
напоят тя, накормят люди добрыя».
А что видит молодец неменучюю,55
покорился Горю нечистому,
поклонился Горю до сыры земли.
Пошел-поскочил доброй молодец
по круту по красну по бережку,
по желтому песочику;
идет весел, некручиноват,
утешил он Горе-Злочастие,
а сам идучи думу думает:
«Когда у меня нет ничево,
и тужить мне не о чем».
Да еще молодец некручиноват
запел он хорошую напевочку
от великаго крепкаго разума:
«Безпечална мати меня породила,
гребешком кудерцы розчесывала,
драгими порты меня одеяла
и отшед под ручку посмотрила,

Повесть о Горе и Злочастии
15
хорошо ли мое чадо в драгих портах? —
А в драгих портах чаду и цены нет.
Как бы до веку56 она так пророчила!
Ино я сам знаю и ведаю,
что не класти скарлату57 без мастера,
не утешыти детяти без матери,
не бывать бражнику богату,
не бывать костарю в славе доброй.
Завечен 58яу своих родителей,
что мне быти белешенку,
а что родился головенкою».59
Услышали перевощики молодецкую напевочку,
перевезли молотца за быстру реку,
а не взели у него перевозного,
напоили, накормили люди добрыя,
сняли с него тунку кабацкую,
дали ему порты крестьянские,
говорят мол отцу люди добрыя:
«А что еси ты, доброй молодец,
ты поди на свою сторону,
к любимым честным своим родителем,
ко отцу своему и к матери любимой,
простися ты с своими родители,
с отцем и материю,
возми от них благословение родителское».
И оттуду пошел молодец на свою сторону.
Как будет молодец ва чистом поле,
а что злое Горе напередь зашло,
на чистом поле молотца въстретило,
учало над молодцем граяти,
что злая ворона над соколом.
Говорить Горе таково слово:
«Ты стой, не ушел, доброй молодец!
Не на час я к тебе, Горе злочастное, привязалося,
хошь до смерти с тобою помучуся.
Не одно я, Горе, еще сродники,
а вся родня наша добрая,
все мы гладкие, умилныя,
а кто в семю к нам примешается,
ино тот между нами замучится,

и
Повесть о Горе и Злочастии
такова у нас участь и лутчая.
Хотя кинся во птицы воздушный,
хотя в синее море ты пойдешь рыбою,
а я с тобою пойду под руку под правую».
Полетел молодец ясным соколом,
а Горе за ним белым кречатом.
Молодец полетел сизым голубем,
а Горе за ним серым ястребом.
Молодец пошел в поле серым волком,
а Горе за ним з борзыми вежлецы.60
Молодец стал в поле ковыл-трава,
а Горе пришло с косою вострою,
да еще Злочастие над молотцем насмиялося:
«Быть тебе, травонка, посеченой,
лежать тебе, травонка, посеченой
и буйны ветры быть тебе развеяной».
Пошел молодец в море рыбою,
а Горе за ним с щастыми 61 неводами,
еще Горе злочастное насмеялося:
«Быть тебе, рыбонке, у бережку уловленой,
быть тебе да и съеденой,
умереть будет напрасною смертию».
Молодец пошел пеш дорогою,
а Горе под руку под правую,
научает молотца богато жить,
убити и ограбить,
чтобы молотца за то повесили
или с каменем в воду посадили.
Спамятует молодец спасенный путь,
и оттоле молодец в монастырь пошел постригатися,
а Горе у святых ворот оставается,
к молотцу впредь не привяжетца.
А сему житию конец мы ведаем.
Избави, господи, вечныя муки,
а дай нам, господи, светлы рай.
Во веки веков. Аминь.

2 Повесть о Горе-Злочастии

2*

3 Повесть о Горе-Злочастии

~*

ДОПОЛНЕНИЯ

I. ПЕСНИ О ГОРЕ
ОХ, В ГОРЕ ЖИТЬ — НЕКРУЧИННУ БЫТЬ]
А и горя, горе-гореваньица!
А в горе жить — некручинну быть,
Нагому ходить — не стыдитися,
А и денег нету — перед деньгами,
Появилась гривна — перед злыми днями,
Не быть плешатому кудрявому,
Не бывать гулящему богатому,
Не отростить дерева суховерхова,
Не откормить коня сухопарова,
Не утешити детя без матери,
Не скроить атласу без мастера.
А горя, горе-гореваньица!
А и лыком горе подпоясалась,
Мочалами ноги изапутаны!
А я от горя — в темны леса,
А горя прежде век (зашол;
А я от горя — в поче [ст] ной пир,
А горя зашел, впереди сидит;
А я от горя — на царев кабак,
А горя встречает, уж пива тащит,
Как я наг-та стал, насмеялся он.
ГОРЮШКО2
У батюшки у матушки жил молодец,
Одинакий 3 сын во дрокушке; 4
Ел сладко, и носил красно, работал легко.
Похотелося дородню добру молодцу
Сходить на чужую дальнюю сторонушку,
1 Печатается по изданию: Древние российские стихотворения, собранные Кир-
шею Даниловым / Издание подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М.; Л.,
1958, с. 256—257.
2 Печатается по изданию: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. 2-е изд. М.,
1909, т. 1, № 22. Записана в Кижах, у Трофима Рябинина.
3 Одинакий — единственный.
4 Во дрокушке — в ласке; дрочить — ласкать, баловать.

I. Песни о Горе
Людей посмотреть и собя показать.
Унимали молодца отец-матушка:
Он отца-матушки не слушает,
Снаряжается во путь во дороженьку;
Шубоньку сшил он собе куньюю,
По подолу острочил чистым серебром,
По рукавчикам и окол ворота
Строчил шубоньку красныим золотом;
Ворот в шубоньке он сделал выше головы:
Спереду-то не видать лица румянаго
И сзаду не видать шеи беленькой;
Шапочку на головушку сшил он соболиную,
Дорогих-то соболей заморскиих;
Кушачок он опоясал семишолковый,
Перчаточки на руках с чистым серебром;
Сапожки-то на ноженьках сафьянные:
Вокруг носика-то носа яйцо кати,
Под пяту под пяту воробей лети;
Денежек-то взял он пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей он взял да со полтиною.
Он пошел на чужу дальню на сторонушку,
Приходит-то он ко городу ко чужему:
Город чуж, люди не знаемы,
Не знает он, куда бы приютитися.
Подошел-то ко царевому ко кабаку,
Прикручинившись стоит он, припечалившись,
Приклонил буйну головушку к сырой земле,
Ясны очушки втопил он во сыру 'землю.
Из того царева из кабака
Выходила бабища курвяжища,
Турыжная 5 бабища, ярыжная:6
Станом ровна и лицом бела,
У ней кровь в лицы быдто у заяцы,
В лицы ягодицы 7 цвету макова.
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Ты чего стоишь кручинен, добрый молодец?
Али город тебе чуж, люди не знаемы,
Не знаешь ты, куда приютитися?
Поди-ка ты со мною на царев кабак,
Испей-ка чарочку зелена вина:
Тут-то, молодец, пораскуражишься,8
Со мною ли, молодец, позабавишься».
Он послушал этой бабищи курвяжищи,
5 Прим. в издании Рыбникова: турыжная — потаскушка.
6 Ярыжная — беспутнай, развратная.
7 Ягодицы — щеки.
8 Пораскуражишься — погуляешь, попьешь.

I. Песни о Горе
4$
Заходил он на царев кабак,
Выпивал он чару зелена вина,
Выпивал он още другую,
Выпивал молодец още третыою.
Тут молодец пораскуражился,
И денежек он пропил пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей он пропил со полтинкою.
Обвалился молодец он на царев кабак.
Подошли тут к нему голюшки кабацкие,
Отпоясали кушачок семишолковый,
Сняли с него шубоньку-то куньюю,
С него шапочку-то сняли соболиную,
Сапоженьки разули сафьянные,
Перчаточки сняли с чистым серебром;
Обули лапотики липовы,
Поношены тыи, брошены,
Рогожку одели липову,
Поношену тую, брошену,
На головушку одели колпачок липовый,
Поношенный тот, брошеный.
Пробудился он ото сна молодецкаго,
Пораскинул свои очи ясныя:
С него снята одежица драгоценная,
Надета одежица липова,
Поношена, да тая брошена.
Сидит ту молодец — закручинился,
Закручинился — сидит, сам запечалился,
Приклонил буйну головушку на правую сторонушку,
Очи ясныя втопил он во кирпичей мост.
Подходила к нему бабища курвяжища,
Турыжная бабища, ярыжная,
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Не кручинься-тко, дородний добрый молодец,
Встань-ка скорешенько на резвы ноги,
Испивай-ка чару (зелена вина:
Тогда ты, молодец, раскуражишься
И со мною, молодец, позабавишься».
Подносила ему чару зелена вина,
Подносила она другую,
Подносила она третыою.
Тут молодец пораскуражился.
Он пошел по городу похаживать,
Стал по чужему погуливать,
Гулял день с утра до вечера.
И загулял он ко хозяину к баяонщику,9
9 Басонщик — басонный мастер, тесьмач; басон — тесьма на одежду, для
обивки.

и
I. Песни о Горе
Он задался во работушки в басонския.
Живет он поры-времячки день за день,
День за день живет, да год за год,
Прожил он поры-времени три года.
Денежек он нажил пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей он нажил со полтиною;
Одежицу собе сделал драгоценную:
Шубоньку сшил он себе куньюю,
По подолу острочил чистым серебром,
По рукавчикам и окол ворота
Строчил шубоньку красныим золотом;
Ворот в шубоньке он сделал выше головы:
Спереду-то не видать лица румянаго
И сзаду не видать шеи беленькой;
Шапочку на головушку сшил он соболиную,
Дорогих-то соболей заморскиих;
Кушачок он опоясал семишелковый,
Перчаточки на руках с чистым серебром;
Сапожки-то на ноженьках сафьянные:
Вокруг носика-то носа яйцо кати,
Под пяту под пяту воробей лети.
Пошел молодец по городу похаживать,
Он пошел по чужему погуливать,
Гулял день с утра до вечера,
И не знает он, куда приютитися.
Подошел-то ко цареву ко кабаку.
Прикручинившись стоит он, припечалившись,
Приклонив буйну головушку к сырой земле,
Ясны очушки втопил он во сыру землю.
Из того царева из кабака
Выходила бабища курвяжища,
Турыжная бабища, ярыжная;
Станом ровна и лицом бела,
У ней кровь в лице будто у заяцы,
В лице ягодицы цвету макова.
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Ты чего стоишь кручинен, добрый молодец?
Али город тебе чуж, люди не знаемы,
Не знаешь ты, куда приютитися?
Поди-ка ты со мною на царев кабак,
Испей-ка чарочку зелена вина:
Тут ты, молодец, пораскуражишься,
Со мною ли, молодец, позабавишься».
Он послушался этой бабищи курвяжищи,
Заходил он на царев кабак,
Выпивал он чару зелена вина,
Выпивал он още другую,

/. Песни о Горе
45
Выпивал молодец още третьюю.
Тут молодец пораскуражился,
И денежек он пропил пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей он пропил со полтинкою.
Обвалился молодец он на царев кабак.
Подошли к нему тут голюшки кабацкие,
Отпоясали кушачок семишелковый,
Сняли с него шубоньку-то куньюю,
С него шапочку-то сняли соболиную,
Сапоженьки разули сафьянные,
Перчаточки сняли с чистым серебром;
Обули лапотики липовы,
Поношены тыи, брошены.
Рогожку одели липову,
Поношену тую, брошену,
На головушку одели колпачок липовый,
Поношеный тот, брошеный.
Сидит тут молодец — закручинился,
Закручинился — сидит, сам запечалился,
Приклонил буйну головушку на правую сторонушку,
Очи ясныя втопил он во кирпичей мост.
Подходила к нему бабища курвяжища,
Турыжная бабища, ярыжная,
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Не кручинься-тко, дородний добрый молодец,
Встань-ка скорешенько на резвы ноги,
Испивай-ка чару зелена вина:
Тогда ты, молодец, раскуражишься
И со мною, молодец, позабавишься».
Подносила к нему чару зелена вина,
Подносила ему другую,
Подносила она третьюю:
Тут молодец пораскуражился.
Он пошел по городу похаживать,
Стал по чужему погуливать,
Гулял день с утра до вечера,
И загулял он ко хозяину к басонщику,
Он задался во работушки в басонския.
Живет он поры-времячки день за день,
День за день живет, да год за год:
Прожил он поры времени три года.
Денежек он нажил пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей нажил со полтиною;
Одежицу собе сделал драгоценную:
Шубоньку сшил он собе куньюю,
По подолу острочил чистым серебром,
По рукавчикам и окол ворота

46
L Песни о Горе
Строчил шубоньку красныим золотом;
Ворот в шубоньке он сделал выше головы:
Спереду-то не видать лица румянаго
И сзаду не видать шеи беленькой;
Шапочку на головушку сшил он соболиную,
Дорогих-то соболей заморскиих;
Кушачок он опоясал семишелковый,
Перчаточки на руках с чистым серебром;
Сапожки-то на ноженьках сафьянные:
Вокруг носика-то носа яйцо кати,
Под пяту под пяту воробей лети.
Пошел молодец по городу похаживать,
Он пошел по чужему погуливать4,
Гулял день с утра до вечера,
И не знает он, куда приютитися.
Подошел-то ко цареву ко кабаку,
Прикручинившись стоит он, припечалившись,
Приклонил буйну головушку к сырой земле.
Ясны очушки втопил он во сыру землю.
Из того царскаго из кабака
Выходила бабища курвяжища,
Турыжная бабища, ярыжная;
Станом ровна и лицом бела,
У ней кровь в лице быдто у заяцы,
В лице ягодицы цвету макова.
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Ты чего стоишь кручинен, добрый молодец?
Али город тебе чуж, люди не знаемы,
Не знаешь ты, куда приютитися?
Поди-ка ты со мною на царев кабак,
Испей-ка чарочку зелена вина;
Тут ты, молодец, пораскуражишься,
Со (мною ли, молодец, позабавишься».
Он послушался этой бабищи курвяжищи,
Заходил он на царев, кабак,
Выпивал он чару зелена вина,
Выпивал он още другую,
Выпивал молодец още третьюю.
Тут молодец пораскуражился,
И денежек он пропил пятьдесят рублей,
Пятьдесят рублей он пропил со полтинкою.
Обвалился молодец он на царев кабак.
Подошлет к нему тут голюшки кабацкие,
Отпоясали кушачок семишелковый,
Сняли с него шубоньку^то куньюю,
С него шапочку-то сняли соболиную,
Сапоженьки разули сафьянные,

I. Песни о Горе
Перчаточки сняли с чистым -серебром:
Обули лапотики лиловы,
Поношены тыи, брошены,
Рогожку одели липову,
Поношену тую, брошену,
На головушку одели колпачок липовый,
Поношеный тот, брошеный.
Сидит тут молодец — закручинился,
Закручинился — сидит, сам запечалился,
Приклонил буйну головушку на правую сторонушку,
Очи ясныя втонил он во кирпичей мост.
Подходила к нему бабища курвяжища,
Турыжная бабища, ярыжная,
Она стала вокруг молодца похаживать:
«Не кручинься-тко, дородний добрый молодец,
Встань-ка ты скорешенько на резвы ноги,
Испивай-ка чару зелена вина:
Тогда ты, молодец, раскуражишься
И со мною, молодец, позабавишься».
Подносила к нему чару зелена вина,
Подносила ему другую,
Подносила она третьюю:
Тут молодец пораскуражился.
Встает молодец на резвы ноги,
Пал молодец о кирпичей мост,
Обвернулся молодец серым волком,
Побежал он по раздольицу чисту полю:
А Горюшко за ним в след собакою.
Пал он о матушку сыру землю,
Обвернулся молодец ясным соколом,
Полетел он по подоболочью:
А Горюшко за ним в след черным вороном.
Тут молодец он преставился:
Свезли-то на могилу на родительску,
Положили во матушку сыру землю;
Горюшко сидит, само заплакало:
«Ты хорош-то был, дородний добрый молодец!
А я още пойду на чужую сторонушку,
Найду-то я много лучше тобя!»
ГОРЮШКО И УПАВ МОЛОДЕЦ10
Жил-был у батюшки у матушки единый сын,
Захотелося на чужую на дальнюю сторонушку погуляти.
Отдавает ему отец-матушка
10 Публикуется по изданию: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым,
Записана в Кижах, у Кузьмы Романова.

48
I. Песни о Горе
На ножки сапожки Турец-сафьян,
И пошили ему шубоньку дорогую,
И дали шапоньку ему черных соболей,
И давают ему денег пятьдесят рублей со полтиною.
Говорят ему, наказывают
Таковыя словеса разумныя:
«Чадо наше милое,
Чаделко наше любимое!
И будешь ты на чужей на дальней на сторонушке,
И прошла-пролегла дорожка
Мимо тот царев кабак:
И не ходи-тко ты на царев кабак,
Не пей чарочки зелена вина.
Как выпьешь ты чарочку зелена вина,
Возьмут твою шапоньку черных соболей,
И возьмут твою шубоньку дорогую,
И возьмут сапожки Турец-сафьян;
И бросят тебе лапотки липовыя,
Подержаны, поношены, да брошены,
И бросят тебе рогоженку липовую,
Подержану, поношену, да брошену;
И возьмут денег пятьдесят рублей со полтиною».
Еще говорят ему, наказывают:
«Будешь ты как хмельная головушка,
И будешь на почестном на большом пиру,
Не садись во место во большее:
Буде стоишь места болыпаго,
Так посадят тебя во место во большее,
А буде не стоишь места болыпаго,
Так осмеются люди добрые
И удалые дородни добры молодцы».
Еще говорят ему, наказывают
Таковые словеса разумныя:
«Не водись со женщиной кабацкою».
И пошел дородний добрый молодец
Путем широкою дорогою.
Прошла-пролегла дорожка мимо царев кабак
И мимо кружало п государево.
Выходила женщина кабацкая:
Лицюшко у ней быдто белый снег,
Глазушки быдто ясна сокола,
Бровушки быдто черна соболя.
Говорит ему словеса приличныя:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Зайди, зайди на царев кабак,
Выпей винца не со множечко,
11 Кружало — питейный дом, кабак.

I. Песни о Горе
49*
Облей-обкати свое ретивое сердечушко,
Развесели свою младую головушку,
Ходючись-бродючись по той чужой по дальней сторонушке»^
Не послушал наказа отца-матерня:
И взяла ёна под рученьку под правую,
И ведет ёна на царев кабак,
И говорит словеса приличныя:
«Как будешь ухмельная головушка,
Так провожу я тебя до своего до подворьица
И до своего до поместьица,
И тут я с тобою спать лягу».
И приходил ён на царев кабак,
Крест кладет по писаному,
Поклон ведет по ученому,
На все на три на четыре на сторонушки.
Все глядят удалы дородни добры молодцы;
Един удалый дородний добрый молодец
Выходит за столика дубоваго,
И наливал чару зелена вина,
И подносил У паву добру молодцу:
«Выпей, выпей винца не со множечко,
Облей-обкати свое ретивое сердечушко
И развесели свою младую головушку».
Он взял чарочку зелена вина
И повыглядел, высмотрел чарочку:
Во той во чарочке от края ключем кипит,
А посереди чарочки дым столбом стоит,
А в руках тая чарочка как огонь горит.
И выпил чарочку зелена вина,
И тут добрый молодец и спать залег.
Сняли его шубоньку дорогую,
Взяли шапоньку черных соболей,
Сняли сапожки Турец-сафьян,
И взяли денег пятьдесят рублей со полтиною;
И бросили лапотки ему липовыя,
Подержаны, поношены, да брошены,
И бросили ему рогоженку липову,
Подержану, поношену, да брошену.
И спит молодец, просыпается,
Просыпается и пробуждается:
Лег молодец, как маков цвет,
А стал молодец, как мать родила.
И сел на брусову белу лавочку;
Закручинился молодец, запечалился:
«Не послушался я наказа отца-матерня!»
Повыскочит Горюшко из запечья,
Стало Горюшко по кабаку поскакивати,
4 Повесть о Горе-Злочастии

50
I. Песни о Горе
Доскакивает, да поплясывает,
Поплясывает, да выговаривает:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Не кручинься-ка ты, не печалуйся.
Учись горемычнаго припевочка:
„В горе жить, не кручинну быть!"
Умей меня, Горюшко, кормить-поить,
Кормить-поить, хорошо водить,
Учись горемычнаго припевочка».
Все пошли добры молодцы на почестей пир,
И взяли, взяли в руки по калачику;
А ему 'было итти не во чем,
А взять калачика не во что.
Проговорит Горюшко серое:
«Надевай ты тулупец рогозенный,
Опоясывай по подольчику опоясочкой,
Обувай лапотки липовы,
И учись ходить за бл ... й».
Надевал ён тулупец рогозенный,
Опоясывал по подольчику опоясочкой,
И лапотки обувает липовы;
И пошел на почестей пир.
Он крест кладет по писаному,
Поклон ведет по ученому,
На все на три на четыре сторонушки.
И все глядят многи добрые людюшки:
По кресту дородний добрый молодец
Ученаго он отца-матери,
И по поклончикам дородний добрый молодец
Разумнаго роду-племени;
Посадить его во место во меньшое, —
Так быть ему кусочек поданный,
А пить чарочка ожурёная; 12
А посадить его во место во большое, —
Так осмеются многи добры людюшки.
Посадили его осеред стола.
И ел молодец досыта,
И пил молодец до люби,
И тут молодец и спать залег за -золот стол.
И спит молодец, просыпается,
Просыпается, пробуждается.
Проговорят многи добрые людюшки:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Поди — задайся ко купцу ко богатому на двенадцать лет:
Наживешь ты денег пятьдесят рублей,
Наживешь ты шубоньку дорогую,
Ожурить — бранить.

I. Песни о Горе 51
Наживешь сапожки Турец-сафьян
И шапоньку черных соболей».
И пошел дородний добрый молодец,
Задался ко купцу ко богатому на двенадцать дат.
И день по день, и неделя по неделе, и год по год,
Быв как трава растет:
Прошло времячка двенадцать лет.
И нажил он себе денег шестьдесят рублей со полтиною,
И нажил шубоньку дорогую,
И нажил сапожки Турец-сафьян,
И шапоньку черных соболей.
Скажут ему добрые людюшки:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Не ходи на почестный пир,
А поженись-ка ты, удаленький добрый молодец,
Возьми ты душку, душку-девушку».
Проговорит Горюшко серое:
«Не слушай ты чужих умов-разумов,
Не женись, не бери душки, душки-девушки;
Поди ты на царев кабак,
И пей вина кабацкаго,
И закусывай медамы стоялыма,
Стоялыма медамы, сладкима».
И шел Упав на царев кабак,
И пил винца кабацкаго,
И закусывал медамы стоялыма,
Стоялыма медамы, сладкима.
И пропивал денег шестьдесят рублей со полтиною,
Пропивал шубоньку дорогую,
И сапожки Турец-сафьян,
И шапоньку черных соболей.
Пошел дородний добрый молодец
Ко черной реке ко Смородине,
И приходил ко черной реке ко Смородине.
Закричал добрый молодец громким голосом:
«Перевощички вы, перевощички!
Перевезите меня на тую на сторону».
Все проговорят перевощички:
«Есть ли у тебя дать перевознаго?». —
«Перевознаго дать нечего». —
«А без перевознаго мы не перевезем».
И сел он на камешек,
Закручинился; запечалился,
Пораздумался и порасплакался,
Повесил буййую голову,
Утупил ясныя очи во сыру землю,
Хочет, хочет добрый молодец
4*

52
I. Песни о Горе
Посягнуться на свои руки белыя
Во тую черну реку Смородину.
А проговорят перевощички:
«Перевезем мы на тую на сторону
Удалаго дородня добра молодца!»
Перевезли его как на тую на сторону,
Повернулся добрый молодец ясным соколом,
Подкладывал крыльица бумажныя,
Поднимался выше леса под самую под облаку.
И он летит ясным соколом.
А Горюшко в след черным вороном,
И кричит громким голосом:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Хочешь улететь, да не улететь:
Не на час я к тебе, Горе, привязалося!»
Падет добрый молодец на сыру землю,
Повернулся добрый молодец серым волком,
Стал добрый молодец серым волком поскакивать;
Горюшко в след собакою,
Само бежит, кричит громким голосом:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Хочешь ускочить, да не ускочишь:
Не на час я к тебе, Горе, привязалося!»
Хочет, хочет добрый молодец
Завернуться на боярский двор,
Задаться ко боярину на двенадцать лет;
И проговорит Горюшко серое:
«Ай же ты, Упав, дородний добрый молодец!
Не слушай ты чужих умов-разумов,
Не ходи ты на боярский двор,
Не корми чужаго отца-матери!»
Велит Горюшко итти во честные во монастыри,
Велит Горюшко постричься и посхимитися.
И шел добрый молодец во честные во монастыри,
Постригся добрый молодец и посхимился,
И прошло тому времячка ровно три года,
И тут ему, добру молодцу, и смерть пришла.
ГОРЕ
13
И как от батюшки было от умнаго,
И от матушки да от розумноя,
Зародилоси чадушко безумное,
13 Печатается по изданию: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердин-
гом летом 1871 года. 3-е изд. М.; Л., 1938, т. 2, № 177. Записана на Выгозере, у
Федора Никитина.

Рис. 1. — Адам и Ева в раю, из рукописи XVI в. (Государственный
исторический музей).

54
I. Песни о Горе
Безумное чадо неразумное,
И унимает тут чадушко родна матушка:
— И не ходи-тко, чадо, на царев кабак,
И не пей-ко-сь, чадо, да зелена вжна,
И не имей суюз со голями кабацкими,
И не знайся ты, чадо, со жонками со блядками,
И что ли со тема со девками со курвами.
И не послышал тут чадо родной матушки.
И как пошел тут чадушко да на царев кабак,
И стал тут пити кушати да зелена вина,
И стал знаться чадо с голями кабацкима,
И суюз иметь стал с жонками со блядками,
А й со тема ли со девками со курвами.
А й тут ведь к добру молодцу да Горе привязалоси,
Как молодец со Горюшка да в козаки пошол,
Еще Горе вслед да топоры несёт,
Топоры несёт, само приговаривает:
«И ты постой-ко-сь не ушол да добрый молодец,
И не на час к тебе я, Горе, привязалоси».
И молодец со Горюшка да во солдатушки.
А еще Горе вслед да оружье несет,
А й оружье несёт, само выговаривает:
«И ты постой-ко-сь не ушел да добрый молодец,
И не на час я к тебе, Горе, привязалоси».
И молодец са Горюшка да во быстру реку.
А й Горе вслед да невода несет,
И невода несет да выговариват:
«И ты постой-ко-сь не ушел да добрый молодец,
И не на час я к тебе, Горе, привязалоси».
И молодец-то с Горюшка да на синё море.
Еще Горе вслед да грголём пловёт,
И гоголем пловёт да выговариват:
«И ты постой-ко-сь не ушел да добрый молодец,
И не на час я к тебе, Горе, πp½язaлocи».
И молодец-то со Горюшка да во синё море.
А й тут-то Горе село ведь на белую грудь,
И стало Горюшко да слезно плакати.
«И тебе спасибо добрый молодец,
И как умел на сём свети Горя помыкати».
А й тут на веки Горе расставалоси,
И со удаленьким да добрым молодцем.

I. Песни о Горе
55
НЕПОСЛУШЛИВЫЙ МОЛОДЕЦ
(ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИЕ) 14
Да и едино было цядо да нонь спорожоно,
А едино было цядо нонь спорощоно.
А забрала где-ка нужда, бедность нонь
А та где велика, болыпа, крайная;
А пошло где-ка цядо на цюжу сторону,
На злодеюшку цядо да незнакомую.
А отец-мати цяду да тут наказывают,
А ншше род-племя цяду наговарывают:
«А пойдёш ле ты, цядо, на цюжу сторону,
На злодеюшку, цядо, да незнакомую, —
А не ходи как, цядо, да на цареф кабак,
А не пей-ко ты, цядо, да зелена вина,
А не вежись:ко со дефками с курвяшками,
Не вяжись ты со жонками со блятками,
Не вяжись со старухами со колотофками;15
Нажывёш как ты, цядо, цветно платьице,
Нажывёш де-ка, цядо, да золотой казны
Золотой де казны да фсё бесцётное,
Нажывёш де-ка, цядо, да золоты персни,
А ишше купиш сибе, цядо, сибе цюдён тут крес».
А пошло де-ка цядо на цюжу сторону,
На злодейку-ту веть цядо незнакомую;
А не вязалось де со дефками с курвяшками,
Не позналось оо жонками со блятками,
Не созналось со старухами с колотофками;
А ишше нажыло сибе да платье цветное,
Ишше нажыло сибе да золотой казны,
А ишше нажыло сибе да золоты персни,
А ишше нажыл сйбе да нонь цюдён тут кре(ст).
А да спозналось со дефками с курвяшками,
А спозналось со жонками со блятками,
Да спозналса со старухами со колотофками,
А стал тут ходить да на цареф кабак
А допьенёшенка пить стал велена вина.
А на кабак-от цядо ждет, ровно макоф цвет;
А с кабака где идет, да ровно мать родила.
Потерял тут с сибя он платье цветное,
А с рук потерял персни злаченые,
14 Печатается по изданию: Архангельские былины и исторические песни,
собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг.: т. 3. Мезень. СПб., 1910, № 52 (356)
Записана в Печище, у Разсолова Ермолая Васильевича.
15 Колотовка — злая, вздорная баба.

56
I. Песни о Горе
А с груди потерял да тут цюдён же крес,
А жшше пропил-проматал фсё золоту казну,
А золоту где казну да тут бесцётную.
НЕПОСЛУШЛИВЫЙ МОЛОДЕЦ (ГОРЕ)
Как едино было цадышко у батюшка
Спорожено, цадышко спорощено.
Забрала та их нужда да нужда бедная,
Нужда бедна забрала да больше хлебная.
Как походит молодець на цюжу сторону,
На злодеюшку походит да незнакомую.
Ище матушка сыну наказывает,
Как родима ему наговарыват:
«Ты пойдёш, моё дитятко, на цюжу сторону,
На злодеюшку пойдёш дак незнакомую.
Не вяжысь ты со дефками со курвыма,
Не вяжысь ты со жонками со блятками,
Не вяжысь ты со вдовами до^з горё-горькима;
Не вяжысь ты со пьяницеми кабацькима:
На кабак голи идут, да фсё казну несут,
С кабака голи идут, да фсё шатаюцсэ,
Фсё шатаюцсэ, фсё валяюцсэ».
Как пошол-то, пошол да-ле доброй молодец,
Он ушол-то, ушол на цюжу сторону,
Он на ту же злодеюшку незнакомую.
Ище жыл молодець на цюжой стороны,
Он не много, не мало, да ровно триццэть лет.
Он нажыл себе казны бесцётноей,
Он нажыл себе да платье цветное,
Он нажыл себе да велик чюден крес,
Велик цюден-от крес да во петьсот рублей;
Он не нажыл себе брата крестового.
Ему спала на ум да своя сторона,
Ему спала на ум да отець-матушка.
Он пошол же, пошол себе путём-дорогою.
Он идёт же, идёт да думу думает:
«Уш я жыл, молодець, на чюжой стороны,
На злодеюшки жыл да незнакомоей;
Уш я нажыл себе да платье цветное,
Уш я нажыл себе казны бесцётноей,
И уш я нажыл себе дак велик цюдён крес,
Велик цюдён-от крес да во петьсот рублей;
Я не нажыл себе брата крестовово.
16
16 Печатается по изданию: Архангельские былины и исторические песни,
собранные А. Д. Григорьевым в 1889—1901 гг., № 102 (406). Записана в Тиглявеу
у Михашина Михаила Гавриловича.

I. Песни о Горе 57
Ище хто бы на дорожоцьки этта стретилса,
Хто бы стретился, — с тем бы я побраталсэ,
С тем побраталсэ я бы да покрестовалсэ».
Как идёт ему настрецю да стар большой цоловек:
Голова-та бела, да-ле борода седа:
«Уш ты здрастуй, удалой да доброй молодець!»
«Уш ты зрастуёш, старой большой цоловек!»
«Уш ты що идёш дак думу думает?»
«Уш я думушку думаю, мышли мышлею:
Я как жыл, молодець, на цюжой стороны,
Как на злодеюшки я жыл да незнакомоей;
Уш я нажыл себе казны бесцётноей;
Уш я нажыл себе да платье цветное,
Уш я нажыл себе дак велик цюдён крес,
Велик цюдён крес да во петьсот рублей;
Я не нажыл себе брата крестового.
Ище хто на дорожоцьки етта стретилса,
Хто стретилса, — с тем бы я побраталсэ,
С тем побраталсэ, я бы, покрестовалсэ».
И тут же они да с им да побратались,
Тут побратались они с им, покрестовались.
Как идут себе путём-дорогою, —
Как стоит на дорожецьки цереф кабак.
Как заходят они да во цяреф кабак,
Как забирают бадейку да зеляна вина,
Забирают бадейку да пива пьяного,
Забирают бадеецьку меду слаткого.
Как сидят же они и выпивают же;
А где пили, где ели, не помнят, где и заспали.
Просыпалсэ удаленькой добр-от молодець
Как на той же на пенецьки на муравлёной:
И он нагой тут спит и нагохонёк.
Да говорыл же удалой да доброй молодец:
«Ище стыдно мне стать да голова поднять».
Онуцькой οή, тряпоцькой овертелса тут,
Он лыцьком-мацалышком потпоясалсэ;
Как пошол-то, пошол да доброй молодець,
Он пошол-то, пошол да сибе путём-дорогою.
Говорыл же удалой да доброй молодець:
«Как худому-то горюшко не прывяжыцсэ;
Как прывяжыцсэ горюшко ко хорошому,
Как которой можот горюшко преизмыкати».
Он пришол-то, пришол да пришол к озеру,
Овернулсэ он рыбою-щукою,
И ушол-то, ушол да он и в-озёро.17
17 Певец заметил здесь: «Отец говорил, что товарищ взял невода и доставал
«его» (примечание А. Д. Григорьева).

58
I. Песни о Горе
ВСТРЕЧА ДВУХ КУПЦОВ В КАБАКЕ18
Ишше был-то жил купец богатой-от.
Помирал-то купец да в молодых летах,
Оставлял он именье своему сыну,
Своёму-то он сыну одинакому.
С того горюшка сынок купечеськой
Полюбил-то он пить да сладку водочку,
Сладку водочку пить и зелено вино.
Пропивал-то всё именье родна батюшка,
Проиграл-то он да вдвое в картоцьки,
Прогулял-то, проживал да он три лавоцьки
3 дорогима он заморьскима товарами.
Он пошол-то во кабак да г зелёну вину,
Напивалсэ в кабакй-то зелёным вином,
Говорил-то 05 голям, голям кабацькиим:
«Я скажу-ту вам, скажу, голям кабацькиим:
Я ходил, голи, сегодьне я по городу,
Я искал-то всё собе брата крестового,
Я крестового собе брата, названогот
Я не мок собе найти брата крестового,
Я нехто со мной хрестами не побраталсэ;
Как идут мимо меня, всё надьсмехаютце,
Надьсмехаютце идут да сами проць бежат».
Вдруг стоит-то тут у стойки голь кабацькая,
Голь кабацькая стоит, всё горька пьяниця,
Говорит-то он ему всё таковы слова:
«Мы побратаимсе мы с тобой крестами золотыма мы!»
Говорит-то всё ему да голь кабацькая:
«Неужели у тебя имеитце да золотой-от крест?»
Говорит-то тут кабацька голь таки реци:
«Я сижу-ту хошь за стойкой, прохлаждаюсе,
Я ведь был-то навеку19 не голь кабацькая.
Я имел ведь у себя-та черны карабли,
Я имел ведь у себя товары разныя,
Ай несцётно у меня было золотой казны».
Скинывал-то он с ворота золотой всё крест;
Ай побратались крестами золотыма тут.
Обдирало-то20 у их да хмель-то пьяной тут;
Стали они да всё заплакали:
«Нам ведь полно-то ходить да нам шалеть больше!
Нам ведь надоть наживать живот, как раньше был».
18 Печатается по изданию: Беломорские былины, записанные А. Марковым. М.,
1901, № 55. Записана в Нижней Зимней Золотице, у Аграфены Матвеевны
Крюковой; она сказала, что знает эту песню от своего свекра Василия Леонтьевича.
19 Навеку — когда-то, некогда.
20 Обдирало — прошел.

L Песни о Горе
59
Как ходил доброй молодец по чужодальней стороне,21
Да зашол доброй молодец да во ту избу кабацкую,
Пропивал доброй молодец да свою золоту казну,
Да хвалил доброй молодец ино избу кабацкую:
«Ты изба, изба кабацкая — кабыть рай на том свету,
Голова с целовальники — кабыть аньелы крылатые.
Конухи да повары погубили моей главы».
Да ставал доброй молодец на свои на резвы ноги,
Да ставал доброй молодец да на свои многолетны соблуки.
СТИХ ПРО УДАЧУ-ДОБРОГО-МОЛОДЦА
(по двум вариантам) 22
I
Как были жары жаркие;
Со тех жаров, со жаркиев
Заходили тучи грозныя,
Выпадали дожди дробные,
Протекала речышка Смородушка.
На той на речышке на Смородушке
Там был мостичек калиновой,
За той за речкой за Смородовкой —
Там жила-была молода вдова.
У вдовушки у сиротушки
Был один сынок добрый молодец.
Он по мостичку похаживал,
По калиновому сам погуливал.
Он сам себя выхваливал:
«Нету ни росту, ни пригоству,
Нету молодцу горюшка и кручинушки».
Где ни взялося к ему горюшко
С-под белаго с-под камешка,
С-под ракитоваго с-под кустышка.
Во отопочках идет горе подобувши,
Мочаленой подпояхавши.
Молодец от горя в старцы пошел, —
21 Этот отрывок впервые опубликован Н. Поповым в Archiv für slav. Philologie
(Berlin, 1882, Bd 6, S. 613—615) в статье «Два отрывка русской народной поэзии
времени Петра Великого». Н. Попов сообщает, что время написания этого стиха
определяется записями, сделанными той же рукой; а записи сделаны в районе
Вологды во времена Петра I.
22 Печатается по изданию: Сборник русских духовных стихов, составленный
В. Варенцовым. СПб., 1860, с. 127—133. Оба варианта получены В. Варенцовым от
И. И. Срезневского.

60
I. Песни о Горе
За им горе с шалгуном23 идет и костылек несет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя во темны леса, —
За им горе с топором идет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя в шелкову траву, —
За им горе со косой идет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя в быстру реку, —
За им горе с неводом идет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя во солдатушки. —
За им горе со ружьем идет и ранец несет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя во царев кабак, —
За им горе с кошельком бежит и грошам брячит:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя во застоичек, —
За им горе со стаканчиком, со хрустальныим,
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя винца выкушал
И с того винца во хворобу слег, —
За им горе в головах сидит:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя переставился, —
За им горе на погост идет и попов ведет,
И с ладаном идет и кутью несет:
«Ты постой, удача-добрый-молодец!
Тебе от горя не уйтить будет;
Шалгун — сума, котомка для припасов в пути; шалгунник — нищий.

J. Песни о Горе
61
Горя горькаго вечно не смыкати».
Молодец от горя во сыру землю, —
За ним горе с лопатам идет.
Перед им горе низко кланяется:
«Ты спасибо, удача-добрый-молодец,
Что носил горе, не кручинился и не печалился!»
Пошел молодец в сыру землю,
А горюшко по белу свету
По вдовушкам и по сиротушкам,
И по бедныим по головушкам.
Горю слава во век не минуется.
II
Напущал Господь Бог на сыру землю
Жары жаркие, тучие грозныя,
И со тых со туч со грозныих
Как пошли дожди, дожди дробные;
Со тых дождёв, да со дробныих
Протекла река Смородыня.
Возле той реки, возле Смородыни
Тут жила-была молода вдова,
Да у этой у вдовы был единый сын.
Он единый сын, сам любимый был.
Он по мостичку сын похаживал,
Сам себя он молодец восхваливал:
«Не бывать удачи-доброму-молодцу
Ни в горюшке, ни в кручинушке,
Ни в нужды мне не быть, ни в печалюшке».
Со того слова с молодецкаго
Накасалося, навязалося
К ему горюшко, горе горькое,
Из-под мостичку горе, с-под калиноват,
Из-под кустышка, с-под ракитоваго,
Во отопочках горе во лозовеньких,
Во оборочках горе во мочальненьких.
Мочалой горе приопутавши,
Оно лыком горе опоясавши.
«Постой, удача-добрый-молодец,
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати».
Молодец от горюшка во чисто поле, —
А горе за ним со буйным ветрам:
«Постой, удача-добрый-молодец,
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати».
Молодец от горюшка в темны леса, —

*62
7. Песни о Горе
А горе за ним с топором идет.
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати». .
Молодец от горюшка в ковыль-траву, —
А горе за им с косой идет,
Оно с косой идет за ним со вострою:
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати».
Молодец от горюшка в солдаты идет, —
А горе за им ружье несет:
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка на смыкати».
Молодец от горюшка в постелю слег, —
А горе ему изголовье кладет,
Изголовье кладет и его одеет:
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати»,
Молодец от горюшка переставился,
А горе у его в головах стоит:
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка на смыкати».
Молодец от горюшка в божью церкву, —
А горе за им со свечей идет:
«Постой, удача-добрый-молодец!
Никуды от горюшка тебе не сбегати,
Великаго горюшка не смыкати».
Молодца от горюшка хоронить несут, —
А горе за им с заступам идет,
С заступам идет и с лопатами:
«Спасибо те, удача-добрый-молодец!
Сносил горюшко ты ни в печалюшке,
Ни в печали ты и ни в кручинушке».
КОГДА БЫЛО МОЛОДЦУ ПОРА-ВРЕМЯ ВЕЛИКАЯ24
Когда было молодцу
Пора-время великая,
Честь-хвала молодецкая, —
Господь-бог миловал,
24 Печатается по изданию: Древние российские стихотворения, собранные Кир-
шею Даниловым, с. 202—206. О связи этой песни с Повестью о Горе-Злочастии см.:

I. Песни о Горе
6$
Государь-царь жаловал,
Отец-мать молодца
У себя во любве держал,
А и род-племя на молодца
Не могут насмотретися,
Суседи ближния
Почитают и жалуют,
Друзья и товарищи
На совет съезжаются,
Совету советовать,
Крепку думушку думати
Оне про службу царскую
И про службу воинскую.
Скатилась ягодка
С са[хар]нова деревца,
Отломилась веточка
От кудрявыя от яблони,
Отстает доброй молодец
От отца, сын, от матери.
А ныне уж молодцу
Безвремянье великое:
Господь-бог прогневался,
Государь-царь гнев взложил,
Отец и мать молодца
У себя не в любве держ[а]л,
А и род-племя молодца
Не могут и видети,
Суседи ближния
Не чтут — не жалуют,
А друзья-товарыщи
На совет не съезжаются
Совету советовать,
Крепку думушку думати
Про службу царскую
И про службу воинскую.
А ныне уж молодцу
Кручина великая
И печаль немалая.
С кручины-де молодец,
Со печали великия
Пошел доброй молодец
Он на свой конюшенной двор,
Брал доброй молодец
Он добра коня стоялова,
Путилов Б. Я. Песня «Добрый молодец и река Смородина» и «Повесть о
Горе-Злочастии». — Труды Отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ), М.; Л., 1956, т. 12.,
с. 226—235.

m
I. Песни о Tope
Наложил доброй молодец
Он уздицу тесмяную,
Седелечко черкасское,
Садился доброй молодец
На добра коня стоялова,
Поехал доброй молодец
На чужу дальну сторону.
Как бы будет молрдец
У реки Смородины,
А и [в]змолится молодец:
«А и ты, мать быстра река,
Ты быстра река Смородина!
Ты скажи мне, быстра река,
Ты про броды кониныя,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частыя!»
Провещится быстра река
Человеческим голосом,
Да и душей красной девицей:
«Я скажу те, быстра река,
Добро [й] молодец,
Я про броды кониныя,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частыя:
Со броду конинова
Я беру по добру коню,
С перевозу частова —
По седелечку черкесскому,
Со мосточку калинова —
По удалому молодцу,
А тебе, безвремяннова молодца,
Я и так тебе пропущу».
Переехал молодец
За реку за Смородину,
(Ун отъехал, молодец,
Как бы версту-другую,
Он своим глупым разумом,
Молодец, похваляется:
«А сказали про быстру реку Смородину:
Не протти, не проехати
Ни пешему, ни конному —
Она хуже, быстра река,
Toe лужи дожжевыя!»
Скричит за молодцом
Как в сугонь 25 быстра река Смородина
в догонку.

I, Песни о Горе
Человеческим языком,
Душей красной девицей:
«Безвремянной молодец!
Ты забыл за быстрой рекой
Два друга сердечныя,
Два востра ножа булатныя, —
На чужой дальной стороне
Оборона великая!»
Воротился молодец
За реку за Смородину,
Нельзя что не ехати
За реку за Смородину.
Не узнал доброй молодец
Тово броду конинова,
Не увидел молодец
Перевозу частова,
Не нашел доброй молодец
Ож мосточку колинова.
Поехал-де молодец
Он глубокими омоты;
Он нерву ступень ступил —
По черев конь утонул,
Другу ступень с [ту] пил —
По седелечко черкесское,
Третью ступень конь ступил —
Уже гривы не видити.
А и [в]змолится молодец:
«А и ты мать, быстра река,
Ты быстра река Смородина!
К чему ты меня топишь,
Безвремяннова молодца?»
Провещится быстра река
Человеческим языком,
Она душей красной девицей:
«Безвремянной молодец!
Не я тебе топлю,
Безвремяннова молодца,
Топит тебе, молодец,
Похвальба твоя, пагуба!»
Утонул доброй молодец
Во Москве-реке, Смородине.
Выплывал ево доброй конь
На крутые береги,
Прибегал ево доброй конь
Ко отцу ево, к матери,
На луке на седельныя
5 Повесть о Горе-Злочастие

66
I. Песни о Горе
Ерлычек написаной:
«Утонул доброй молодец
Во Москве-реке, Смородине».
ГОРЕ 26
Отчего ты, Горе, зародилося?
Зародилося Горе от сырой земли,
Из-под камешка из-под сераго,
Из-под кустышка с-под ракитова.
Во лаптишечки Горе пообулося,
В рогозйночки Горе понаделося,
Понаделося, тонкой лычинкой подпоясалось;
Приставало Горе к добру молодцу.
Видит молодец: от Горя деться некуды, —
Молодец ведь от Горя во чисто поле,
Во чисто поле серым заюшком.
А за ним Горе в след идет,
В след идет, тенета несет,
Тенета несет, все шелковыя:
«Ужь ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, —
Молодец ведь от Горя во быстру реку,
Во быстру реку рыбой-щукою.
А за ним Горе в след идет,
В след идет, невода несет,
Невода несет все шелковые:
«Уж ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, —
Молодец ведь от Горя во огнёвушку,27
Во огнёвушку, да в постелюшку.
А за ним Горе в след идет,
В след идет, во ногах сидит:
«Ужь ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, —
Молодец ведь от Горя в гробовы доски,
В гробовы доски, во могилушку,
Во могилушку, во сыру землю.
А за ним Горе в след идет,
В след идет со лопаткою,
Со лопаткою да со тележкою:
«Ужь ты стой, не ушел, добрый молодец!»
2в Печатается по изданию: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. 2, № 187.
Записано на Кенозере, у Лядкова.
27 Βθ огнёвушку — в горячку.

1. Песни о Горе
67
Только добрый молодец и жив бывал:
Загребло Горе во могилушку
Во могилушку, во матушку сыру землю.
Тому хоробру и славу поют.
ГОРЕ
28
Из-под камешка, камня белаго,
Из-под кустика под ракитова,
Выходило тут Горе великое, —
Лыком Горюшко подпоясано,
Да мочальями перевязано,
Привязалось Горе к добру молодцу:
Уж он от Горя во чисто поле,
А оно за ним да с серпом идет;
Уж он от Горя в зелены луга,
А горе за ним со косой идет, —
Со косой идет, подкосить хочет;
Уж он от Горя во темны леса,
А горе за ним с топором идет,
С топором идет, зарубить хочет;
Уж он от Горя в монастырь пошел,
А Горе за ним несет ножницы,
Несет ножницы, постригать хочет.
Уж он от Горя во постелю слег,
А Горе за ним в головах стоит.
Уж он от Горя во сыру землю,
А Горе за ним идет с заступом,
Идет с заступом, зарывать хочет.
Да зарывши Горе насмеялося:
«А хи-хи-смехи, добрый молодец,
Не доживши век, переставился!»
ГОРЕ ПРЕСЛЕДУЕТ МОЛОДЦА29
Из-под бережка, из-под крутова
Выходила Горе,
Она лычком подпоясына,
Ремнем подобута,
28 Печатается по изданию: Бережков М. Еще несколько образцов народных
исторических песен, записанных во Владимирской губернии. — Изв.
Историко-филологического ин-та в Нежине. Нежин, 1895, т. 15, с. 22—23. Записана М. Бережковым
в с. Бережке Юрьевского уезда Владимирской губернии.
29 Печатается по изданию: Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях,
верованиях, сказках, легендах и т. п./Материалы собраны и приведены в порядок
П. В. Шейном. СПб., 1900, т. 1, № 798. Записана И. И. Манжурой от каменщика,
5*

68
I. Песни о Горе
То-то, братцы, Горя замоталася,
К доброму молодцу привязалася.
Добрый молодец от Горя
Во зеленые леса,
А Горя за ним, все за ним идет,
Топор несет, пику волочет.
Ой ты, горе мое, горе, горе серое,80
Лычком связанное, подпоясанное!
Уж и где ты, горе, не моталося?
На меня, бедную, навязалося!
Я не знаю, как быть,
Не достала, как мне горе избыть!
Уж я от горя в чисто поле;
Оглянусь я назад, горе за мной идет,
За мной идет, во след грозит:
«Уж я выжну, пожну все чисто поле,
А найду я, сыщу тебя, горькую!»
Ой ты, горе мое, горе серое,
Лычком связанное, подпоясанное!
Уж и где ты, горе, не моталося?
На меня, бедную, навязалося!
Я не знаю, как быть,
Как мне горе избыть!
Уж я от горя, — горе за мной идет,
За мной идет, во след грозит:
«Порублю я, посеку все темны леса,
А найду я тебя, горемычную!»
Ой ты, горе мое, горе серое,
Лычком связанное, подпоясанное!
Уж и где ты, горе, не моталося?
На меня, бедную, навязалося!
в с. Городище Еропкинской волости Мещевского уезда Калужской губернии. К
стихам 5—7 и 8—10 даны варианты:
1) Во зеленые луга
А Г@ря за ним, все за ним идет,
Косу несет, грабли частыя.
2) Во постелю слег,
А Горя в нево в головах стоит,
Воши ищет и гнид бьет,
А как номер добрый молодец,
Тогда Горя отвязалася.
30 Печатается по изданию: Соболевский А. Великорусские народные песни.
СПб., 1895, т. 1, № 443. А. Соболевский воспроизвел с небольшими изменениями
издание этой песни в кн.: Летописи русской литературы и древности, издаваемые
Н. Тихонравовым. М., 1862, т. 4, с. 90. («Русские народные песни, собранные в
Саратовской губернии А. Н. Мордовцевой и Н. И. Костомаровым»).

I. Песни о Горе
69
Я не знаю, как быть,
Как мне горе избыть!
Уж я от горя — к гробовой доске;
Оглянусь я назад, горе за мной идет,
С топорешечком, со лопаточкой...
ГОРЕ 31
В воскресеньицо матушка замуж отдала,
К понедельничку Горе привязалося.
«Уж ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда с горя подеватися?
Я пойду с горя во темны леса».
Горе вслед бежит, само говорит:
«Я луга срублю, тебя доступлю».
«Уж ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда бедной с горя подеватися?
Я пойду с горя во чисты поля».
Горе вслед идет, само говорит:
«Я поля прижну, тебя доступлю».
«Уж ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда бедной с горя подеватися?
Я пойду с горя в зелены луга».
Горе вслед идет, само говорит:
«Я луга скошу, тебя доступлю».
«Ах ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда с горя подеватися?
Я пойду от горя во высок терем».
Горе вслед идет, само говорит:
«Я терем зажгу, тебя доступлю».
«Ах ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда с горя подеватися?
Я пойду с горя во круты горы».
Горе в след идет, само говорит:
«Я червом совьюсь, горы выточу,
Горы выточу, тебя доступлю».
«Ах ты матушка, свет Михайловна!
Мне куда с горя подеватися?
Я пойду с горя во сыру землю».
Горе след идет
Со тупицами, вострыми заступами,
Устоялося, разсмеялося:
«Уж ты дочь моя родная!
Ты умела горюшко повыгоревать!»
81 Печатается по изданию: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. 1, № 102.
Записана в Петрозаводском уезде И. Миролюбовым.

20
I. Песни о Горе
Куда мне, красной девице, от горя бежать? 32
Пойду от горя в темный лес, —
За мной горе с топором бежит:
«Срублю, срублю сыры боры,
Сыщу, найду красну девицу!»
Куда мне от горя бежать?
Бегу от горя в чисто поле,
За мной горе с косой бежит:
«Скошу, скошу чисто поле,
Сыщу, найду красну девицу!»
Куда-ж мне от горя бежать? —
Я от горя брошусь в сине море, —
За мной горе белой рыбицей:
«Выпью, выпью сине море,
Сыщу, найду красну девицу!»
Куда-ж мне от горя бежать? —
Я от горя замуж уйду, —
За мной горе в приданое;
Я от горя в постелюшку слегла, —
У меня горе в головах сидит;
Я от горя в сыру землю пошла, —
За мной горе с лопатой идет,
Стоит горе, выхваляется:
«Вогнало, вогнало я девицу в сыру землю!»
Ох, девка, ты, девка красная!33
Куда от горя ты ни бегала,
Нигде от горя не убегала!
Я от горя во чисто поле, —
А за мной горе бежит зайкою;
Я от горя во темны леса, —
А за мной горе с топором бе^:ит;
Я от горя замуж пойду, —
А за мной горе малыми детками;
Я от горя во сыру землю, —
А за мной горе со лопатою...
82 Печатается по изданию: Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях,
верованиях, сказках, легендах и т. п., № 797. Записана П. Шейном з с. Знаменское
Данковского уезда Рязанской губернии в конце 60-х гг. XIX в., от бывшей
дворовой.
83 Печатается по изданию: Соболевский А. Великорусские народные песни,
№ 445. Записана в Курской губернии.

I. Песни о Горе
71
ГОРЕ34
Ишше было-то бедному хресьянину,
Ишше горюшко ему да доставалосе.
«На роду ли мне горе было уписано,
На делу ли ты мне, горе, доставалосе,
В жеребью ли ты мне, горюшко, повыпало?
Я пойду теперь от горя во темны леса;
Што за мной горе летит тут черным вороном,
Я пойду-ли от горя на сине море,
Ай за мной-то ведь горе — серой утицей;
Я пойду-ту от горя на друго море, —
Как за мной-то ведь горё-то сизым орлом.
Я пойду-ту от горя во то-ли чисто поле,
Тут летит-то за мной горе ясным соколом.
Я пойду-схожу от горюшка на тихи заводи,
Поплыву-ту я по тихим всё по заводям;
Тут за мной-то ведь горюшко да белой лебедью.
Я пойду-сходу, от горя далеко уйду,
Я уйду-пойду во те леса во тёмныя,
Я во те уйду во сцепи во Саратовськи;
Тут за мной-то ведь горе — серым заюшком.
Я уйду, уйду от горя по крутой горы;
Тут за мной-то ведь горе — горносталюшком.
Я уйду же я от горя в матушку сыру землю;
Ишше тут-то всё моё горе осталосе,
Ишше тут-то моё горе миновалосе.
Не достаньсе ты, мое горе великое,
Не отьцю ты, моё горюшко, не матушки,
Ты не брату, моё горе, не родной сестры;
Не достаньсе ты, мое да горе горькое,
Ты не другу моему, все не приятелю, —
Ты останьсе со мной в матушки сырой земли!»
Охти горе, тоска-печаль,35
Тоска-печаль великая!
Я от горя во чисто поле,
И тут горе — сизым голубем!
Охти горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя во темны леса, —
14 Печатается по изданию: Беломорские былины, записанные А. Марковым,
№ 26. Записана у А. М. Крюковой, которая узнала эту песню «у своего
двоюродного брата, племянника матери, родом из с. Стрельны».
*5 Печатается по изданию: Соболевский А. Великорусские, народные песни,
№ 447. Записана А. Н. Мордовцевой и Н. И. Костомаровым в Саратовской губернии.

72
I. Песни о Гере
И тут горе — соловьем летит!
Охти горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя на сине* море, —
И тут горе — серой утицей!
Охти горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя во сыру землю, —
Вот тут горе миновалося!
ГОРЕ 36
Пока малый был
Горя не была.
Возрастать я стал,
Горя прибыло.
Куда ни пойду —
В беду попаду,
С кем сведу совет —
Ни в ком правды нет.
Брошу здешний мир,
Пойду в монастырь,
Пойду в монастырь
Ко монашкам жить.
Там я выстрою
Келью новую,
В ней я вырублю
Три окошечка,
Три окошечка,
Три косящаты.
В перво посмотрю —
На Дунай реку,
На Дунай реку
На крутой берёг;
В друго посмотрю —
Разгуляюся,
В третье посмотрю —
Разрыдаюся.
36 Печатается по изданию: Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, ве-
??BDHH5f,«CKa3Kax' легенДах и т· п./Материалы собраны и приведены в порядок
П. В. Шейном, № 801. Записана Н. А. Иваницким в Вологодской губернии,

L Песни о Горе
73
ГОРЕ 37
Уж ты зла лиха свекровоцька неласкова,
Не давала снохи она не жить, не быть;
Не давала снохи она не ись, не пить;
Как случилось молоццу да поле ехати,
Как во ту во дорожкю во дальнюю,
Да во дальную дорожку незнакомую;
Как во то-де времё, во ту пору,
А как зла лиха свекровушка неласкова,
Овернула ей сноху теперь березонькёй,
Прутья-лисья у березки серебреныя,
А вершинка у березки позолочена.
Как после того было, после этого,
Случилось молоццу да туды ехати:
«Как не горюшко-де мне да показалося,
А несчасьицо-ли мне да повстречалосе».
А во ту было пору, во то времичькё,
Как задумал молодец ехать к березоньке,
Обнажил он свою да саблю вострую,
Во своем уме теперь парень роздумывал:
«Как несчасьё видно мне да постречалосе,
Как великое горе привязалосе,
Отсеку я у березоньки вершиночкю».
Не успел молодец да слово вымолвить,
Как-де свиснула его да могуча рука,
Как отсек он со березоньки вершиночкю,
Во своем уме детинушка роздумыват:
«Как несчасьё видно мне да повстречалося,
Видно горюшко велико, привязалося».
Поворачивал конём да как лютым зверем,
Полетел на коне в чисто в раздольицо,
Ка своёму-де прекрасному широку двору,
Не доехавши крылечкю ко прекрасному,
Крычит-ли, зычит да зычным голосом:
«Уж вы ой еси, нянюшки, все мамушки,
Все придворные мои да вы служаночки!
Выходите-ко теперь да на красно крыльцо!»
Услыхали-де мои няньки, мамушки,
Как придворные мои да все служаночки,
Выбегали-де скоро на красно крыльцо
И стречали удала добра молодца,
Как видит-то удалой на добром коне,
Говорит очунь смелы строговы слова:
«Уж вы все-то теперь мои нянюшки,
87 Печатается по изданию: Ончуков Н. Печорские былины. СПб., 1904, № 82.

74
I. Шесни о Горе
Уж вы все мои придворные служаночки!
Как же все-то теперь меня встречайте,
Уже где же нынь тепере дорога семья?
Дорога моя семья, да дорога жена?
Не встречает меня да добра молоцца,
Как трудна ли, больня, да во постель легла?
Или отошла она во о гробы?»
Выходила родимая моя маменька,
Говорила она да таково слово:
«Уж ты ой еси, моё чадо милое!
А да зла твоя жена да змея лютая,
Отошла она злодейка во чисто поле,
Овернулася она да там березонькёй,
Штобы прутьё-де, лисье серебреное,
А вершинка у берёзки позолочена,
Овернулася она да там березонькой,
Как без ветру-то ее штобы шататися,
Прутьём, лисьем по земли да растилатися».
Говорит, на то удалой доброй молодец:
«Уж ты ой еси, маминька родимая!
Зла лиха волшебница неласкова!
Не сама ведь овернулася березонькёй,
Обернула ты-де зла лиха волшебница,
Ты родимая моя да родна матушка,
Уж ты бляти ведьма стольнё-Киевска!
Я отсек на дорожечки березоньку,
Отсеку я у тебя да буйну голову».
Как соскакивал удалой доброй молодец
Со своего коня да он со добраго,
Забегает удалой в нову горницу,
Он садился на крутой да нынь ремещат стул,
Он-де смотрит в окошечке косявчато,
Как во ту-же околенку стеклянную,
Во своем уме детина прироздумалса:
«Как-де матушку я кончил саблей вострою,
Аж отсек я у березоньки вершиночкю,
Хоша взял-бы я теперь сибе другу жену,
Не натти и не купить мне родной матери.
А несчасьё видно мне-ка повстречалося,
А великое видно горе привязалосе».
А умел молодец да горе мыкати,
Как хотел молодец горя избегнути,
А садилса молодец да на добра коня,
Полетел молодец да по чисту полю,
А как горюшко его да переди бежит,
Как-де лютым зверишком как-де львовишком;
А хотел молодец горя избегнути,

L Песни о Горе
75
А хотел люта-зверя он конём стоптать,
Он хотел люта-зверя он копьём сколоть,
А не мог люта-зверя всё избегнути.
Овернулся молодец да ясным соколом,
Полетел молодец да по поднебесью,
Как-де горюшко летит да переди его,
Как немудрою птицою сорокою;
Он хотел молодец горя избегнути,
Он хотел-де молодец ее настигнута,
Он хотел-де молодец схватить в свой когти,
Да не мог его, горюшка, избегнути;
Овернулса-де сокол да рыбой щукою,
Он спустилса молодец да во синё море,
Он хотел молодец горя избегнути,
Как-де горюшко бежит да переди его,
Как немудрою рыбинкой сорогою,
Он хотел эту рыбинку настигнута,
И хотела эта щука всё сглонуть её,
Не могла-де эта щука поймать её,
А не мог молодец горя избегнути.
Выходил молодец да во чисто поле,
Выходил он на прекрасен крутой бережок,
Овернулса молодец да серым волком,
Побежал молодец да по чисту полю,
Как-де горюшко бежит да переди его,
Не добрым зверкём, да заечкём;
Овернулса молодец да горностальчиком,
Побежал молодец да по подземелью,
Как-де горюшко его да переди бежит,
Как немудрым зверькём бежит гнусиною,
Как не мог молодец горя избегнути.
Выходил молодец да из подземелья,
Как-де горюшко идёт да переди его,
Оно тонко, жидко, да пережимисто,
Лыком-де горе подпоясалось,
А идет надо мной да колыхаитце,
Надо мною-де над молодцом подсмехаитце,
И велит молодцу да бити-грабити,
Штобы за то молодца повесили.
Во ту было пору и во то времё,
Случилась молодцу да скора смерточка,
А да горюшко-то взяло топорёнышко,
Да взяло нынь-де горюшко гробёнушко,
Хоронило молодца да во сыру землю,
Стало горюшко молодчика оплакивать:
«Как худому-де горе не привяжитце,
Верно умел молодец да горе мыкати».

76
I. Песни θ Горе
Недай, господи, на сем да на белом свете,38
Со досадой, этым горюшком вознтися:
Впереди злое горе уродилося,
Впереди оно на свете разселилося.
Вы послушайте народ люди добрый,
Как, отколь в мире горе объявилося.
Во досюльны времена было годышки,
Жили люди во всем мире постатейный,
Оны ду-друга люди не терзали;
Горе людушек во ты поры боялося,
Во темны леса от них горе кидалося;
Но тут было горюшку не местечко:
Во осине горькой листье разшумелося,
Того злое это горе устрашилося;
На высоки эты щели горе бросилось,
Но и тут было горюшку не местечко:
С того щелье кременисто порастрескалось,
Огонь пламя изо гор да объявилося;
Уже тут злое горюшко кидалося,
В Окиян сине славно оно морюшко,
Под колоднику оно там запихалося;
Окиян море с того не сволновалось,
Вода с песком на дне не помутилась;
Прошло времечка с того да не со много,
В Окиян море ловцы вдруг пригодилися;
Пошили оны маленьки караблики
Повязали оны неводы шелковый,
Проволоки оны клали-то пеньковыя,
Оны плутивца тут клали все дубовый;
Чего на слыхе-то век было не слыхано,
Чего на виду-то век было не видано,
Как в досюльны времена, да в прежни годышки
В Окиян море ловцы да не бывали.
Изловили тут свежу оны рыбоньку,
Подняли во малой во карабличек:
Точно хвост да как у рыбы — лебединой,
Голова у ей в роде как козлиная;
Сдивовалися ловцы рыбы незнамой;
Пораздумались ловцы да добры молодцы:
По приметам эта рыба да как щучина;
По скорешеньку ко бережку кидалися,
На дубовоей доске рыбу пластали;
Распололи как уловну, свежу рыбоньку:
88 Печатается по изданию: Причитанья северного края, собранные Е. В.
Барсовым. М., 1872, ч. 1, с. 289—291. Записано у Ир. Федосовой.

I, Песни о Горе
77
Много множество песку у ей приглотано,
Были сглонуты ключи да золоченый;
Тут пошли эты ловцы да добры молодцы
Во деревенку свою до во селение;
Всем суседям разсказалися,
Показали им ключи да золоченый;
Тут ключи стали ловцы да приминять:
Прилагали ключи ко божиим церквам,
По церковным замкам ключи не ладятся.
По уличкам пошли оны рядовым,
По купцам пошли оны торговым,
И по лавочкам ключи не пригодилися.
Тут пошли эты ловцы да добры молодцы
По тюрьмам пошли заключевныим:
В подземельныя норы ключ поладился,
Где сидело это горюшко велико;
Потихошеньку замок хоть отмыкали,
Без молитовки, знать, двери отворяли;
Не поспели тут ловцы — добры молодцы
Отпереть двери дубовыя,
G подземелья злое горе разом бросилось,
Черным вороном в чисто поле слетело;
На чистом поле горюшко садилося,
И само тут злодийно восхвалялося,
Што тоска буде крестьянам неудольная:
Подъедать стало удалых, добрых молодцев,
Много прибрало семейныих головушек,
Овдовило честных, мужних молодыих жен,
Обсиротило сиротных малых детушек;
Уже так да это горе расплодилося,
По чисту полю горюшко катилося,
Стужей-инеем оно да там садилося,
Над зеленыим лугом становилося,
Частым дождиком оно да разсыпалося;
С того мор пошел на силую скотинушку,
С того зябель на сдовольны эты хлебушки;
Неприятности во добрых пошли людушках.

П. ПОВЕСТИ О ХМЕЛЕ
СЛОВО О ХМЕЛЕ 1
О ВЫСОКОУМНОМ ХМЕЛЮ И О ХУДОУМНЫХ
и нестройных пианицах.
О ХМЕЛЮ.
Тако глаголеть хмель к всякому человеку, и к священничьскому чину,,
и ко княземь, и к боляром, и к слугам, ж к купцем, и к богатым
ж ко убогим, ж к женам, старым ж младым: «Не осваивайте мене».
Аз есмь сжлен боле всех плод земных, от корени есмь сжлна, от
племени велика и многородна. Мати моя сотворена богом. А имею у себе
нозж тонци, а ютробу необьядчиву, руце мои держат всю землю, а главу
имею у себе высокоумну, а умом есмь неровен, а языком многоглаголив,
а очима бессрамен.
Аже кто здружится со мною, а жмет мене осважвати, пръвие доспею
его блудника и к богу не болебника, на молитву не встанлива, а в нощь
не сонлива, не жзоспався стонет. Наложу ему печаль на сердце; вставшу
ему с похмелиа, глава болит, очи света не вждят, а ум его не идет
яи на что же на доброе, а ясти не требует, грътань его пресышет, пити
хощет, жспиет чашу ж другую с похмелиа и жны многы, и тако на*
пиваеться по вся дни. Въздвигну в нем похоть плотскую и в вся
помыслы злыя и потом ввергу его в болшую погыбель.
Аще познается со мною князь, учиню его безумна, люта на люди и
несмыслена; и жмет пити чрес нощь, а спати до полудни, а людем
неправы нету, а боляре у сирот посылы емлют, сироты и вдовици обидимы
всплачют, тогда узревше люди таковаго князя, извергут его ись
княжения.
А иже познается со мною болярин, доспею его злоблива и
немилосерда до сирот и сребролюбива. И узре его добрый князь извержет
его ис сану.
А иже познается со мною купец, доспею его скорбна, в утле клобуце^
в ветсе свите, в издраных сапозех. А у людей имет куны заимовати^
ани ему не дадут, видя его пианьчива.
А иже познаеться со мною слуга княж, доспею его от князя в
ненависти, ладно будет ни дворянин, ни селянин, в недозоре ему и умрети~
1 По тексту рукописи XV в. ГБЛ, ф. 304, № 408, л. 387 об.—391 об.

П. Повести о Хмеле
79
А иже познается со мною селянин, а имет ходити часто по пиром,
доспею село его пусто, а самого в злых днех, а жену и дети по
работам.
А иже здружиться со мною мастер каков бы ни был, отиму у него
ум, доспею его лихою пианицею горее всех и еще злы дни наведу на
него, дела своего делати не хощет, но хощет пити и не будет ему добра.
А иже познается со мною жена какова бы ни была, а иметься упи-
вати допиана, учиню ея блудницею, въздвигну в ней помысл на блуд
и потом ввергу ея в болшюю погыбель и будет от бога отлучена, а от
людий в посмесе, луче бы ся не родила.
А иже кто не лишится пианьства и злаго запойства, сътворю его
аки оканнаго, горе идол. Идоли бо не могут творити ни добра, ни зла,.
а пианы человек в добра место зло творит.
Аще би пил в меру, добро бы ему было. Пианый человек согрешив
не каеться, а трезвы согрешив кается и спасен будет. Пианый человек
горее беснаго, бесный бо стражет неволею, добудет себе вечную жизнь,,
а пианый человек стражет своею волею, добудет себе вечную муку.
Пришедше иереи молитву сотворят над бесным и прогоняют беса, а над.
пианым, аще со всея земля сошлися бы Попове и молитву бы сотворили,
но вем, яко не прогнати пианьства, самоволнаго беса. Сего ради лишимся
пианьства. Пианый человек горее блуднаго, блудный бо на новь месець
блудит, а пианый напиваяся по вся дни блудит.
Пианица приложен есть кь свинии. Свиния бо, аще где не внидет*.
да рылом потычет. Тако и пианица, аще в кый двор не впустят, да
у тына постоит послушивая, пиют ли в дворе сем. А люди вспрашивает*
в котором дворе пиють.
Да се вы поведаю, братие, колико есть пагубы роду человеческому
в злом пианстве. Божественыи апостол рече, яко пианици царствиа бо-
жиа не узрят, но уготована имь есть мука, с прелюбодеи и с татми,
с разбойникы в векы мучитися.
И проявлено есть в первых родех от бога, яка силнии мужи, угодници
божий быша, пианствомь погыбоша. Цари из царства изринушася, а
святители святительство погубиша, а силнии силу испрометаша, а храбрии
мечю предани быша, а богатии нищи сътворишася, а здравии болни
быша, а многолетний вскоре изомроша. Без божиа суда вскоре пианици
умирают, яко удавленици. Аще кто пиан умрет, то сам себе враг и
убийца, а приношение его ненависно богу.
Лепо же нам помянути о сем пианьстве. В сем бо пианьстве съде-
ваеться нам все злое безаконие. Се пианьство нам ум погубляеть, орудиа
портит, прибытки теряет. Пианьство князем землю пусту сътворяет,
а люди работы доводит, а простым людем долг съдевает, а хитрым
мастером пианьство отимает ум, не может смыслити дела своего, а простым
мастером ох сътваряет и убожие. Зло будет имь злое се пианьство. Братию*
сваживает, а мужа отлучает от своея жены, а жены от мужей своих.
Се пианство ногама болесть творит, а рукы дрожат, зрак очию погыбает.
Пианьство к церкви не пустит, богу молитися не хощет, книги чести
не дает и во огнь вечный посылает. Пианьство красоту лица изменяет,,

Рис. 2. Изображение жизни «в питии и ядении безмерном», из рукописи XVIII в.
(Институт русской литературы АН СССР).

II. Повести о Хмеле
81
смех трезвым сътворяет. О ком мълва в людех — о пианици, кому
блядня — пианици, кому сини очи — пианици, кому ох — пианици, кому
горе — пианици, кому рано ясти и пити — пианици, о ком бывают свары
и суды и работа — пианици, кому стенание и трясение — пианици, кому
скарядия — пианици, кому проспати ваутрение — пианици. Ох увы,
пианьства, сего елаго бежим, братие, обычая, злаго пианьства, нелепаго
запойства. А се слышаще, братие, апостола Павла глаголюща к
Тимофею: «Чадо Тимофее, к тому не пий воды, но мало вина приемли.
Да будет телу здравие, а души спасение». Аминь.
ПОВЕСТЬ О ХМЕЛЕ2
Бе некий человек. Живяше бо в дебрии и сотвори себе хижу, и
живяше в ней много лет. И в некое время не ста у него пищи, и иде
той муж искати себе на потребу снеди, и ходяще по лесу много и абие
обрете стоящу яблонь, велии добру, и взя от того древа едино яблоко,
и вкуси, и бысть сыт велми. И нача яблоки собирати сь яблони той,
и узре на яблони траву: обвилася около древа, и сорва травы той едину
смоквицу, и нача быти от тое травы глас сицев: «Человече, знаеши ли
ты меня и слыхал ли еси про меня?». И человек той ста изумелся, на-
иаде на него ужас великий и нача вопрошати той человек: «Кто есть
ты, глас испущаеш? Аз бо тя не знаю, повеж ми». И глас бысть от
тое травы: «Глаголю тебе, человече, аз бо есмь хмель». И рече человек
той: «Кто ты хмель и какую силу знаешк в себе?». И глас бысть от
травы тоя: «Глаголю тебе, человече, аз бо есмь хмель и начну ти всю
тайну свою;| слыши мои глаголы и внимай. Аз бо есмь силен боле всех
плодов земных, от корени есми силного и многоплодного, и племяни
великого, а мати моя сотворена богом. А имею у себя ноги [тонки],
а утробу не ожерчиву, а главу есми имею высоку, а язык многоглаголив,
а ум розной, а очи себе имею мрачнии, завидлив, а сам я спесив велми
и богат, а руце мои держат всю землю.
А таков нрав имею: аще которой человек станет меня держатца,
царь или князь, или боярин, или кто святителский чин имеет, или
чернец, или черница, или купец, или муж, или жена, всякова чину человек,
учнет толко меня держатца, первое доспею его блудником и к богу
не молебника, на молитву невстанлива и ум его отиму. Начнеть без ума
ходити, и, встав он с похмеля, неможет, на постели своей стонет, и глава *
болит, и очи его света не видят, и руки его дрожат, и на душе его
мутитца, и делать ничего не хочет, и ничто ему доброе на ум не идет,
толко душа его жадает, как бы напитися. Аще у которого человека
лучится гоотем званым быть, на обеде друзям и сердоболям, а буде меня
не станет, тут (бо несть ни радости и ни веселия, той бо и обед не честен
и не похвален. Аще у коего обеда пребываю, тут бо много радости и
веселия, той бо и обед честен и славен, всех людей, пребывающих в дому
2 По тексту рукописи XVII в. ГПБ, Q.XVII.41, л. 34—38 об.
6 Повесть о Горе-Злочастии

82
II. Повести о Хмеле
его. Аще кто напьется и с похмеля испьет чашу, а потом жадает другую,
и потом иные многие испивают, и как напиваютца по вся дни, а я в ту
пору отрыну от него доброе, и воздвигну на него помысл бесовский, и
потом введу его в болшую погибель, и учиню его горда и ленива, и
напущу на него тягость болшую, и пойдет из него во пьянстве всякая
неподобная речь, и станет с всяким бранитца и задиратца, покажетьца
ему, что он силен добре и богат и лутче всех.
Аз бо тебе глаголю, человече: аще который князь или боярин учнет
меня держатца, то аз доспею его у бога немилости, а у царя не в
жалованье, и сотворю его хуже нищаго и убогаго. Аще ли от питя умрет,
и та душа его будет в огни негасимом, а тело у церкви не положат;
а покамест он жив, и напився станет сидеть и пить до полуночи, а спать
до [полудни], и на людей учнет восхвалятися, тогда вси людие ево,
сироты и вдовицы восплачются и разбежатца от его пьяньства.
Еще глаголю тебе, человече: аще которой мастерой человек учнет
меня держатца, аз бо сотворю его ленива, и руки его станут дрожать,
и делать ничего не восхощет, и створю его злым пьяницею хуже всех
людей, и учнет пить и пропьетъся весь, а жена и дети пойдут в мир,
и дом его весь раззорю, и не будет жилища его ничего, и род и племя
от него отступятца.
Еще глаголю тебе, человече: аще учнет меня держатца которой гость
или купец, всяк торговой человек, и аз сотворю его безумна, и живот
свой весь растерзает и пропьет, и будет ходить во вечаной ризе и во
издраных сапозех, и станет себе заимывать у которого господина, и ему
никто не даст и не поверит, и не дадут, видя его пьянство, и род и племя
от него отступятца.
Еще глаголю тебе, человече: аще учнет меня держатца которой
боярин, доспею его у государя в ненависти, и будет он ни дворянин, ни
селянин, и ум его отниму, начнет без ума ходити и без призору
умрет.
Еще глаголю тебе, человече: аще которая жена учнет меня держатца,
сотворю ея злу пьяницу, имет она пити, таясь мужа своего, и наведу
на нее похоть телесную, и потом введу в болшую погибель и в болшой
позор, и будет она от бога отлучена и от людей в посмех.
Еще глаголю тебе, человече, ко всем людем всякому чину, мужам
и женам, кто станет держатца, аз таков нрав имею: добро все от него
отставлю и наведу на него все худое, и учнет по дворам ходить и пить.
Слыхал ли еси ты, человече, о пьянице? Пьяница есть примененна ко
свинье, свинья бо где видит, ино рылом потыкает, так и пьяница, аще
в котором дворе пьют, и тут стоит и слушает, пьют ли в том дворе, и
спрашивает, в котором дворе пьют. И стоит у ворот и забьнет, и просит
пить, а сорама нет и стыда не имеет, толко во уме своем имеет, как бы
напится, а в котором дворе пьют и ему не дадут, и отойдет от двора
того и зломыслит на господина дому того, бранит неподобною лаею и
никого не боитца, и он никого не почитает, сам себя величит, и велика
сотворяет, и со всяким бранитца, и со всяким задираетца, покажетца
ему, что он силен добре и богат лутче всех.

IL Повести о Хмеле
83
Человек от пьянства — царь царства отстанет, а силный человек силы
отстанет, а храбрый мечю предан бывает, а здравы немощен бывает,
а многодетны скоро умирает без суда божия. Аще кто пьян умрет, и
тело его у церкви не положат, и пения божия не будет, а душе мука
зла. Пьянство ум отнимает, рукоделия портит, прибыли теряет, пьянство
князя сотворяет во убожество, и землю его пусту творит, и долг наводит;
пьянство мастером ум отнимает, не может смыслитъ дела своего, и со-
творяеть его во убожество; пьянство же от жен мужей отлучает, а жен
от мужей; пьяньство ноги отнимает; пьянство в бездонную беду человека
вводит; пьянство зрения очей отнимает; пьянство к церкви божий не
пустит, честь княз не дает, богу молитися не дает. Ведай себе, человече,
на ком худое платье, то пьяница, или наг ходит, то пьяница ж, кричит
кто или вопит, той пьяница, кто убился или сам ноги или руку
переломил, или голову сломил, то пьяница; кто в душегубителство сотворит,
то пьяница; кто в грязи увалялся или убился до смерти, кто сам
зарезался, то пьяница. Негоден богу и человеком пьяница, толко единому
дьяволу и людем всем3 пьяница. Язык долог у пьяница; что есть
недоброе, то все пьяница. Как ево в животе не станет, и ево во огнь
кинут пьяницу, в муку волокут пьяницу, черви едят пьяницу, мраз велик
пьяницу, розными учнут муками мучить пьяницу, с сотоною во огни
царствует пьяница.
О человече, якоже аз глаголю тебе, сия вся заповедаю словеса моя,
вонми во уши своя, отложи проч от себя смоквицу сию, якоже еси
сорвал, да не увидиши зла над собою».
Он же той муж, слыша от тое травы глас, глаголющ сицевы словеса,
и пристрашен бысть велми, и дивяся, что от травы тоя исходит глас
человеческой, и зверзет он смоквицу на землю, и поиде той человек в хн-
жицу свою, и несе яблока в хижицу свою на пищу себе и размышляя:
«Великое чюдо показася мне. Слышах бо аз от плода, яко угодное есть,
то есть временное, а ни мало вкушати от вина, много убивают много
человек; питье бо есть никоторого человека в добро не вводит, но толко
во зло глагол возводит, а господь от того человека отходит, видя
безмерное его пьянство, а дьявол о такове человеке радуетца, о неверном и
поганом человеке так не радуетъца, как о пьяном человеке православные
веры; неверному и поганому ничто сотворити, а над пьяным человеком,
что хощет, то и сотворит, и на вся злая наводит, а господа бога нашего
прогневает пьяны человек. Аще ли кий человек от пьянства бываеть
лишен, ή тем господа бога своего возвеселит, а аньел, хранитель души
его и телу, ходит с ним, радуетца, а беси от такозаго человека отходят
и гнев болшрй на него имеют. А господь бог такова человека своею
милостию и благодатию хранит его ото всякого дьяволского нахождения,
и станет божие исполнять, воздержание доброе и благоприятно богу, и
получит душе своей спасение, и обьрящет от господа бога милость в сем
веце и в будущем, ныне и присно и во веки веком. Аминь.
3 Далее одно слово нрзб.
6*

84
IL Повести о Хмеле
Егда родиховеся, не вемо,4
како возрасте или како зачахося,
но токмо уведе от блаженнаго пророка Давыда и царя
от его богодухновенныхо песней:
В беззаконии зачат есмь,
и во гресех роди мя мати моя.
Егда приидох во разумо,
первое бога прогневахо,
отца опечалих и матере прослезих,
и родителей раздражих.
От того бо дне и часа
поидох на чюжу страну
далну, незнаему,
не приях благославения отеча.
Достойную чаете имения расточихо,
во злыхо в гостиницы привитах.
Со други возвеселихося,
пресладких медов напився
и любимаго вина чары наливахо,
другом своим подносих,
братство учиних,
враждебнаго змия прияхо во любовь.
О, согреших от сего злаго дружелюбия!
Отчюю любовь презрех,
материю болезнь забых,
сам обнищах,
гладом истаях
и знаемыхо лишихося,
из гостинницы изгнан,
и в рабы никто же мя не приях.
От сего и слез очи мои наполнилися,
рыдаючи с плачем вопияше,
горко стоня:
Егда пихо и веселихося,
друзи братия близо предстояху;
егда же обнищах,
удалишася вси знаемии
и чюжди быша от мене.
Таче над на землю
со слезами вопиях:
господи, обрати и спаси мя!
4 Этот текст был напечатан В. И. Малышевым в его статье «Стихотворная
параллель к „Повести о Горе и Злочастии". Стих „покаянны" о пьянстве» (ТОДРЛ,
М.; Л., 1947, т. 5, с. 143—144).

Рис. 3. «Ангел сатанин», поучающий человека: «Владей, яж, пий, веселися»;
из рукописи XVIII в. (Институт русской литературы АН СССР).

86
IL Повести о Хмеле
Что это хмелинушка зародилася? 5
Зародилась хмелинушка от сырой земли,
От сырой земли, от соложенки;
Кто с хмелинушкой поводится,
Тот недобрый человек.
Поводился, подружился молоденький паренек,
Молоденький паренек, его глупый разумок.
У кабака идеть детинка словно маковка цвететь.
Из кабака идеть дитинка, что лутошечка гола,
Что гола, гола, гола, в чем матушка родила,
В чем матушка родила, а бабушка повила.
У пьяницы у ворот молода жена стоить,
Молода жена стоить, про пьяницу говорить:
«Приди, пьяница, домой, пропойца домой,
Ты пропил, промотал все житье-бытье свое.
Все житье-бытье свое и приданое мое».
ХМЕЛЬ6
Хмелюшка по выходам гуляет,
Сам себя Хмель выхваляет:
«Нету меня, Хмелюшка, лучше,
Нету меня, Хмеля, веселее:
Меня государь, Хмеля, знает;
Князья и бояра почитают;
Монахи-патриярхи благословляют;
Без Хмелюшка свадеб не играют;
А где бьются, где дерутся, все во Хмеле;
Без Хмеля не мирятся им помирятся.
Только лих на меня мужик садовник:
Он по часту в зеленый сад гуляет,
И глубокия борозды копает,
Скрозь хмелиночку точину пропущает,
А навозом и соломой застилает.
Тут-то я, Хмель, догадался:
По точиночке вверх подавался,
Над богатым мужиком же насмеялся, —
Как ударил его в тын головою,
Още в грязь широкой бородою!»
6 Печатается по изданию: Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях,
верованиях, сказках, легендах и т. п. / Материалы собраны и приведены в порядок
П. В. Шейном. СПб., 1900, т. 1, № 857. Записано в Тульской губернии, сообщено
Η. Ф. Соловьевым.
6 Печатается по изданию: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. 2-е изд. М.в
1910, т. 2, № 208. (Каргопольский уезд, Малоархангельский погост).

ПРИЛОЖЕНИЯ

Д. С. Лихачев
ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА В ПРЕДСТАВЛЕНИИ
НЕИЗВЕСТНОГО АВТОРА XVII ВЕКА
«Повесть о Горе-Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во
иноческий чин» была обнаружена в 1856 г. акад. А. Н. Пыпиным среди
рукописей собрания М. Погодина в Публичной библиотеке в Петербурге.
Им был найден рукописный сборник первой половины XVIII в., в
котором среди других произведений оказалась и «Повесть».
«Повесть о Горе-Злочастии» — произведение, которое по своей теме
занимает как бы срединное положение в русской литературе: оно
соединяет в себе тематику древнерусскую с тематикой новой русской
литературы, тематику народного творчества и письменности, оно трагично
и вместе с тем принадлежит народной смеховой культуре. Сохранившаяся
в одном списке и как бы мало заметная, она тем не менее тонкими
нитями связана и с «Молением» Даниила Заточника XII в. и с
произведениями Достоевского, со «Словом о Хмеле» и с произведениями
Гоголя, с «Повестью о Фоме и Ереме» и с «Петербургом» Андрея Белого.
Она как 'бы стоит над своим временем, затрагивает «вечные» темы
человеческой жизни и судьбы, а вместе с тем типична именно для XVII в.
Написанная неизвестным автором, неизвестного происхождения, она
внедрена в свою эпоху, в «бунташный» XVII век и вместе с тем
выбивается из нее, решает судьбы русского человека и человеческой судьбы
в целом.
Ее автор как бы смотрит сверху философским взглядом на
обездоленного человека, на его судьбу — с иронией и жалостью, с осуждением
и сочувствием, считает его виновным в своей гибели и вместе с тем
как бы обреченным и ни в чем не виноватым.
Во всех своих противоречиях повесть выказывает свою
исключительность, а автор — свою гениальность. Он гениален потому, что сам не до
конца осознает (значительность им написанного, а повесть, им созданная,
допускает различные интерпретации, вызывает различные настроения,
«играет» — как играет гранями драгоценный камень.
♦ * *
Все в этой повести было ново и непривычно для традиций древней
русской литературы: народный стих, народный язык, необычайный
безымянный герой, высокое сознание человеческой личности, хотя бы и

90
Д. С. Лихачев
дошедшей до последних степеней падения. В повести сильнее, чем во
многих других произведениях второй половины XVII в., проявлялось
новое мироощущение. Неудивительно, что уже первые исследователи
этой повести резко разошлись в своих суждениях о самом ее
происхождении.
Н. Костомаров восхищался как романтик «величавым тоном, грустно-
поэтическим чувством, живостью образов, последовательностью и
стройностью рассказа, прекрасным народным языком и неподдельными
красотами оборотов юной, народной, неиссушенной школою речи». Однако
этот исследователь назвал вновь найденное произведение «повестью» и
отметил, что «философский тон и стройное изложение показывают в ней
не чисто народное, а сочиненное произведение».1
Ф. И. Буслаев видел в «Повести о Горе-Злочастии» духовный стих,
несмотря на возражения Н. Г. Чернышевского, рассматривавшего ее как
былину;2 А. В. Марков, пытаясь согласовать эти две точки зрения,
характеризовал повесть как произведение, стоящее на грани между
былинами и духовными стихами.3 Однако более убедительным и сейчас
представляется мнение Н. И. Костомарова о том, что «Повесть о Горе-
Злочастии» «не чисто народное, а сочиненное произведение». Отдельные
стороны этого произведения, главным образом его фольклорные
элементы, изучались также академиком А. Н. Веселовским, академиков
Ф. Е. Коршем, профессором В. Ф. Ржигой и другими исследователями.4
По традиции, идущей от первого развернутого исследования
«Повести о Горе-Злочастии» академика Ф. И. Буслаева,5 содержание повести
долго рассматривалось в связи с наставительными
религиозно-нравственными произведениями русского средневековья, и повесть считалась
типичным выражением моральных заветов русской старины. Развивая эту
мысль, позднейшие исследователи характеризовали героя повести как
представителя нового времени, как борца против опеки семьи над
личностью, против старого мировоззрения. Соответственно этому тема
повести рисовалась как тема борьбы двух мировоззрений, двух
поколений — «отцов и детей». Автор изображался защитником моральных норм
прошлого. Это не совсем верно.
«Повесть о Горе-Злочастии» задумана в широком
морально-философском плане, который раскрывается уже во вводной части. Рассказав без
подчеркнутой морализации, скорее с некоторым участием, о
грехопадении первых людей, изгнании их из рая и о «заповедях законных»,
которые дал им бог, отправив их на трудовую жизнь на земле, автор в общей
формуле изображает, как с тех пор стало «зло племя человеческо» и как
за это бог послал на него несчастия:
... положил их в напасти великия,
попустил на них скорби великия
и срамныя позоры немерныя,
безживотие (бедность.—Д. Л.) злое, сопостатныя находы,
злую немерную наготу и босоту,
и безконечную нищету и недостатки последние.

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
91
Дальнейшая биография молодца — типичный случай безотрадной
жизни всего человеческого рода.
Были попытки расценить это введение к повести как позднейшее
книжное добавление к выдержанному в народном духе рассказу о
молодце. Однако идейная и стилистическая связь этого введения со всем
остальным рассказом очевидна. Вводная часть повести так описывает
преступления «злого человеческого племени» против «заповедей» божьих:
Ино зло племя человеческо,
в начале пошло непокорливо,
ко отцову учению зазорчиво,
к своей матери непокорливо
и к советному другу обманчиво.
Молодец изображается одним из представителей этого «злого»,
«непокорливого» «племени»:
... своему отцу стыдно покоритися
и матери поклонитпся,
а хотел жити, как ему любо.
Разорившись, он прежде всего чувствует свою вину перед семьей,
кается «добрым людям» в своем «ослушании»:
Стало срамно молотцу появитися
к своему отцу и матери
и к своему роду и племяни,
и к своим прежним милым другом.
И тут появляется Горе-Злочастие, оно настигает молодца в ту минуту,
когда он в отчаянии думает о смерти, напоминает ему первую его вину:
Спамятуй, молодец, житие свое первое,
и как тебе отец говорил,
и как тебе мати наказывала!
О чем тогда ты их не послушал,
не захотел ты им покоритися,
постыдился им поклонитися,
- а хотел ты жить, как тебе любо есть.
А хто родителей своих на добро учения не слушает,
того выучю я, Горе злочастное.
И наконец «люди добрые перевощики», сжалившись над молодцом,
дают ему единственный совет:
... простися ты с своими родители,
со отцем и материю,
возми от них благословение родителское.
«Блудный сын» возвращается «на свою сторону», но, измученный
неотступным Горем, он, не дойдя до дому, спасается в монастырь. Таковы
внешние события «Повести».

92
Д. С. Лихачев
Вводная часть «Повести» распространяет судьбу молодца на судьбу
всего человечества, на наказание людей. Это наказание описано так:
И за то на них господь бог разгневался,
положил их в напасти великия,
попустил на них скорби великия...
злую немерную наготу и босоту,
и безконечную нищету и недостатки последние.
Судьба молодца и судьба всего человечества постоянно
сопоставляются. Предисловие объясняет, что наказанием бог приводит людей на
«спасеный путь»; и молодец «спамятует спасеный путь». Предисловие
укоряет людей за то, что они «прямое смирение отринули»; и «добрые
люди» учат молодца: «смирение ко всем имей». «Советного друга»
рядом с отцом и матерью упоминает предисловие; разоренный молодец
стыдится вернуться к семье и «к милым другам».
Это сопоставление явно выдает книжное, а не народно-песенное
происхождение «Повести». Преобладающая в вводной части книжная речь
не раз слышна и в самой повести, в его покаянных размышлениях, в
наставлениях молодцу:
... не буди послух лжесвидетелству,
а зла не думай на отца и матерь
и на всякого человека,
да и тебе покрыет бог от всякого зла...
... смирение ко всем имей и ты с кротостию,
держися истинны с правдою, —
то тебе будет честь и хваля великая.
Книжны в повести отдельные выражения, выделяющиеся на общем
фоне устно-поэтического языка: «порты драгия», «беззлобие»,
«прельщайся», «по божию попущению, а по действу дияволю», «жития
сего» и т. д.
Итак, «Повесть о Горе-Злочастии» в том ее виде, какой она сохранила
в единственном дошедшем до нас списке, представляетцельное книжное
художественное произведение, все части которого нераздельно связаны
единой мыслью о несчастной судьбе людей. Но по своей морали оно
далеко отступает от традиционных наставлений церковной литературы
своего времени.
История безымянного молодца, иллюстрирующая мысль о несчастной
судьбе людского рода, открывается обстоятельными наставлениями,
которые дают ему родители, когда «чадо» подросло и стало «в разуме». Из
большого запаса моральных заветов средневековья автор «Повести»
выбрал лишь те, которые обучают «чадо» обычной житейской мудрости,
а иногда и просто практической сметке торговых людей, оставив в
стороне обычные церковные требования благочестия, нищелюбия, строгого
соблюдения церковных установлений. Нет этих религиозных наставлений
и в «заповедях божих», которые сам бог дает первым людям, изгоняемым
из рая. Моральные наставления и бытовые запреты учат молодца тому,

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
93
чему учил сына и Домострой, резюмировавший в этом отношении веками
накопленные в «пословицах добрых, хитрых и мудрых» правила. Не
только скромный, но «смиренный», покорный «другу и недругу»,
склоняющийся перед «старым и молодым», «вежливый» и не «спесивый»,
знающий свое «среднее место», молодец должен быть целомудренным,
правдивым и честным («не збирай богатства неправаго»), уметь
находить «надежных» друзей среди «мудрых» и «разумных». Отдельные из
этих советов напоминают и более древние, чем Домострой, древнерусские
и переводные поучения родителей детям (начиная с поучения Ксено-
фонта и Феодоры в Изборнике Святослава (1076 г.), и «Повесть об
Акире Премудром», стилистически иногда чрезвычайно близкую к
«Повести о Горе-Злочастии» (например, в «Повести о Горе»: «...не садися
ты на место болшее» — Акир учит сына: «... пришед в пир, и ты не
садись в большем месте»; «...не прельщайся, чадо, на добрых красных
жен» — ср.: «... чадо, на женскую красоту не зри»; «... не бойся мудра,
бойся глупа <. . .> не дружися, чадо, з глупыми, немудрыми» — ср.:
«...чадо, лучше с умным великий камень поднять, нежели с безумным
вино пити»; «. . . не буди послух лжесвидетельству» — ср.: «.. . лжи
послух не буди» и т. д.)).
Пространно изложенное в повести «родительское учение» имеет целью
не спасение души молодца, как это обычно в средневековых церковных
поучениях детям, а наставление его, как достигнуть житейского
благополучия:
... послушай учения родителскаго,
ты послушай пословицы добрыя,
и хр1трыя, и мудрыя,
не будет тебе нужды великия,
ты не будешь в бедности великой.
И в подборе бытовых советов молодцу много в сущности того, что
не составляло специфической принадлежности только средневековой
морали: родители учат сына не пить «двух чар за едину», не прельщаться
на «добрых красных жен», т. е. на красивых замужних женщин.
Повесть не указывает, при каких обстоятельствах наставляли своего
сына родители, но судя по всему, можно думать, что родители
напутствовали его к самостоятельной жизни вне родительского дома. Там, вне
домашней опеки, молодец нажил себе «пятьдесят рублев» и «завел он
себе пятьдесят другов». Честь молодца как река текла, друзья
прибивались к нему, навязываясь ему в род и в племя. Скоро объявился у
молодца «мил надежен друг», прельстивший его речами прелестными,
зазвавший его на кабацкий двор и в конце концов до нага обокравший
его во время сна:
... чары (башмаки. — Д. Л.) и чулочки — все поснимало,
рубашка и портки — все слуплено,
и вся собина у его ограблена,
а кирпичек положен под буйну его голову,
а накинут гункою кабацкою,
в ногах у него лежат лапотки-отопочки,
в головах мила друга и близко нет.

94
Д. С. Лихачев
В этом первом столкновении с жизнью молодец на собственном опыте
убедился, что значит ослушаться практических наставлений своих
родителей:
Как не стало денги, ни полуденги,
так не стало ни друга, ни полдруга;
род и племя отчитаются,
все друзи прочь отпираются!
Стало срамно молотцу появитися
к своему отцу и матери.
Пошел молодец от стыда на чужую сторону, попал там на «честен
пир»:
Как будет пир на веселие,
и все на пиру гости пьяны, веселы,
и седя все похваляютца,
молодец на пиру невесел седит,
кручиноват, скорбен, нерадостен.
Спрошенный о причине своей скорби, молодец рассказал «добрым
людям» про свое «ослушание родительское» и спрашивает их совета:
Государи вы, люди добрыя!
Скажите и научите, как мне шить
на чюжой стороне, в чюжих людех,
и как залести мне милых другов?
И снова, как и родители молодца, добрые люди охотно дают ему
практические советы, как достичь житейского благополучия:
Добро [й] еси ты и разумной молодец!
Не буди ты спесив на чюжой стороне,
покорися ты другу и недругу,
поклонися стару и молоду,
а чюжих ты дел не обявливай,
а что слышишь или видишь, не сказывай,
не лети ты межь други и недруги,
не имей ты упатки вилавыя...
... и учнут тя чтить и жаловать
за твою правду великую,
за твое смирение и за вежество,
и будут у тебя милыя други —
названыя братья надежныя.
Послушно исполняет молодец советы добрых людей; начал жить
умеючи и наживал добра больше прежнего, присмотрел себе невесту по
обычаю. Но житейское благополучие не давалось молодцу. Он снова
нарушил житейские правила, похвалившись богатством на пиру перед
«любовными своими гостми и други и назваными браты»:
А всегда гнило слово похвальное,
похвала живет человеку пагуба.

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
95
Снова посыпались на молодца несчастия, снова пропил он свое
богатство, скинул купеческое платье и надел «гуньку кабацкую»:
Стало молотцу срамно появитися
своим милым другом.
И снова побрел молодец в безвестную «чужу страну, дальну, не-
знаему». Дошел он до быстрой реки, за рекою перевозчики просят с него
денег за перевоз. Денег у молодца не оказалось; три дня сидел молодец
на берегу реки, «не едал молодец ни полу-куса хлеба» и, наконец,
решил покончить жизнь самоубийством:
Ино кинусь я, молодец, в быстру реку,
полощь мое тело, быстра река,
ино еште, рыбы, мое тело белое!
Ино^лутчи мне жития сего позорного.
И вот тут снова появляется в «Повести» главный персонаж — Горе-
Злочастие. Поразительно рельефен внешний портрет этого Горя:
И в тот час у быстри реки
скоча Горе из-за камени:
босо, наго, нет на Горе ни ниточки,
еще лычком Горе подпоясано,
богатырским голосом воскликало:
«Стой ты, молодец,
меня, Горя, не уйдеш никуды!
Не мечися в быстру реку,
да не буди в горе кручиноват, —
а в горе жить — некручинну быть,
а кручину в горе погинути!»
Послушал молодец Горя, как слушал перед этим своих родителей и
добрых людей, поклонился ему до земли и запел веселую припевочку.
Услыхали его перевозчики, перевезли на ту сторону реки, напоили,
накормили, снабдили крестьянскими портами и напутствовали советом:
А что еси ты, доброй молодец,
ты поди на свою сторону,
к любимым честным своим родителем.
Молодец послушался и этого совета, но Горе неотступно привязалось
к нему, и молодец кончает тем, что уходит в монастырь, отказавшись от
всяких попыток устроить себе внешнее благополучие в жизни.
Итак, мы видим, что назидательная часть повести складывается из
чисто практических житейских наставлений. Мораль эта ни стара, ни
нова, и молодец нарушает ее не потому, что хочет жить самостоятельно,
а по безволию и «неразумию». Молодец не новый для своего времени
человек, ему нечего противопоставить житейскому опыту своих
родителей. В нем нет ни практической хитрости, ни пытливой
любознательности, ни предприимчивости, ни даже желания перечить окружающим.

96
Д. С. Лихачев
Он пассивно следует советам своих случайных друзей и покидает своих
родителей, так как был
в то время се мал и глуп,
не в полном разуме и несовершен разумом.
Он не возвращается в родительский дом только потому, что стыдится
своей босоты и наготы:
Стало срамно молотцу появитися
к своему отцу и матери,
и к своему роду и племяни.
Он не знает, куда он идет и чего он хочет. Он бредет куда глаза
глядят, — в страну «чужую, незнаемую». Его обманывают друзья, названый
брат споил его и ограбил. Он собрался жениться, но побоялся и запил,
пропив все, что имел. Он слушает и добрых и злых; живет и по-умному,
наживая добро, живет и по-глулому, проживая с себя все до нитки.
Пьянство молодца — это, по выражению Ф. И. Буслаева, то «кроткое
пьянство», которое так характерно для безвольного человека, доброго от
природы, но уступчивого к разврату. По натуре своей он не способен ни
на активное добро, ни на активное зло. Когда Горе нашептывает ему
соблазны заняться грабежом, он пугается и уходит в монастырь, но не
по обычаю старины, не для спасения души, а чтобы избыть горе, потому
что нет сил ни жить, ни кончить самоубийством. Он точно тяготится
своею свободою, стыдится своей «позорной» жизни, смиренно слушает
советов добрых людей и, не находя себе применения, бредет без цели,
без сильных желаний, покорно повинуясь превратностям жизни.
Молодец представлен в повести жертвой своей собственной судьбы.
И эта судьба молодца, персонифицированная как Горе-Злочастие, —
центральный, поразительно сильный образ повести. Исследование народных
представлений о «судьбе-доле» показало, что представления родового
общества об общей родовой, прирожденной судьбе, возникающие в связи
с культом предков, сменяются в новых условиях, с развитием
индивидуализма, идеей личной судьбы — судьбы, индивидуально присущей тому
или иному человеку, судьбы не прирожденной, но как бы навеянной со
стороны, в характере которой повинен сам ее носитель.
В русской книжности XI— XVI вв. отразились по преимуществу
пережитки идей прирожденной судьбы, судьбы рода. Это родовое
представление о судьбе редко персонифицировалось, редко приобретало
индивидуальные контуры. Лишь с пробуждением интереса к человеку
кристаллизуется новое представление о судьбе — индивидуальной. Судьба
привязывается к человеку по случаю или по его личной воле. Таков,
например, мотив рукописания, выданного дьяволу; это рукописание становится
источником несчастий человека, его конечной гибели. В России в XVII в.
мотив такого рукописания организует сюжет обширной повести о Савве
Грудцыне, выдавшем бесу рукописание на свою душу и тем связавшем
свою волю на всю жизнь.

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
97
Оторвавшись от своих родителей, уходя все дальше и дальше от
родного дома, безвестный молодец «Повести о Горе-Злочастии» живет
собственной индивидуальной судьбой. Его судьба — Горе-Злочастие —
возникает как порождение его боязливого воображения. Первоначально Горе
«привиделось» молодцу во сне, чтобы тревожить его страшными.
подозрениями:
Откажи ты, молодец, невесте своей любимой —
быть тебе от невесты истравлену,
еще быть тебе от тое жены удавлену,
из злата и сребра бысть убитому.
Горе советует молодцу пойти «на царев кабак», пропить свое
богатство, надеть на себя «гуньку кабацкую».
За нагим то Горе не погонитца,
да никто к нагому не привяжетца.
Молодец не поверил своему сну, и Горе вторично тревожит его во сне:
Али тебе, молодец, неведома
нагота и босота безмерная,
легота, безпроторица великая?
На себя что купить, то проторится,
а ты, удал молодец, и так живешь.
Да не быот, не мучат нагих-босых,
и из раю нагих-босых не выгонят,
а с тово свету сюды не вытепут,
да никто к нему не привяжется,
а нагому-босому глумить розбой.
С разительной силой развертывает повесть картину душевной драмы
молодца, постепенно нарастающую, убыстряющуюся в темпе,
приобретающую фантастические формы.
Порожденное ночными кошмарами, Горе вскоре появляется молодцу
и наяву, в момент, когда молодец, доведенный до отчаяния нищетой и
голодом, пытается утопиться в реке. Оно требует от молодца поклониться
себе до «сырой земли» и с этой минуты неотступно следует за ним.
Молодец хочет вернуться к родителям, но Горе «наперед зашло, на чистом
поле молодца встретило», каркает над ним, «что злая ворона над
соколом»:
Ты стой, не ушел, доброй молодец!
Не на час я к тебе, Горе злочастпое, привязалося,
хошь до смерти с тобою помучуся.
Не одно я, Горе, еще сродники,
а вся родня наша добрая,
все мы гладкие, умилныя,
а кто в семю к нам примешается,
ино тот между нами замучится,
такова у нас участь и лутчая.
Хотя кинся во птицы воздушный,
хотя в синее море ты пойдешь рыбою,
а я с тобою пойду под руку под правую.
7 Повесть о Горе-Злочастии

98
Д. С. Лихачев
Тщетно пытается молодец уйти от Горя: он не может уйти от него,
как не может уйти от самого себя. Погоня за молодцем приобретает
фантастические, сказочные очертания. Молодец летит от Горя ясным
соколом — Горе гонится за ним белым кречетом. Молодец летит сизым
голубем.— Горе мчится за ним серым ястребом. Молодец пошел в поле
серым волком, а Горе за ним с борзыми собаками. Молодец стал з поле
ковыль-травой, а Горе пришло с косою вострою.
... да еще Злочастие над молотцем насмиялося:
«Быть тебе, травонка, посеченой,
лежать тебе, травонка, посеченой
и буйны ветры быть тебе развеяной».
Пошел молодец в море рыбою,
а Горе за ним с щастыми неводами,
еще Горе злочастное насмеялоси:
«Быть тебе, рыбонке, у бережку уловленой,
быть тебе да и съеденой,
умереть будет напрасною смертию».
Молодец пошел пеш дорогою,
а Горе под руку под правую.
Избыть Горе, босоту и наготу можно лишь смертью или уходом в
монастырь. Говорит Горе молодцу:
Бывали люди у меня, Горя,
и мудряя тебя и досужае...
не могли у меня, Горя, уехати,
нани они во гроб вселилися,
от мене накрепко они землею накрылися.
Молодец предпочитает уйти в монастырь. Накрепко закрывшиеся за
ним монастырские ворота оставляют Горе за стенами монастыря. Так
Горе «довело» молодца до иноческого чина. Этой развязкой, трагизм
которой резко подчеркнут в повести, заключается рассказ о судьбе
молодца. Жалея своего неудачливого героя, автор не умеет еще найти для
него выхода и заставляет его в монастыре отгородиться от жизни. Так
иногда решали для себя душевные конфликты и передовые сильные люди
второй половины XVII в.: А. Л. Ордын-Нащокин, крупный политический
деятель, кончил жизнь в монастыре.
* * *
Чрезвычайно важна для русской литературы всего времени ее
существования идея судьбы как «двойника» человека. Это одна из «сквозных
тем русской литературы». Причем это не мистическая идея и не
слишком отвлеченная, хотя известная степень «отвлеченности» свойственна
любому виду художественного творчества. Двойник «Повести» —
художественное воплощение какого-то «чужого» начала в человеческой
личности. Когда человек не может справиться в самом себе с каким-то
овладевшим им пороком, страстью, даже чертой характера, как бы остаю-

Жизнь человека в представлении автора XVII в. 99
щейся ему чужой, воспринимаемой человеком как какое-то «не-я», —
тогда именно возникает представление о каком-то «привязавшемся»,
«неотвязном» существе — чуждом и одновременно «нечуждом» этому
человеку. Это — несчастье человека, его судьба, — непременно злая судьба,
рок, доля, двойник человека. Этот двойник преследует человека, отражает
его мысли, при этом недобрые мысли, гибельные для него, в которых он
как бы не виноват и которые его и не его одновременно.
Между двойником несчастного человека и этим последним
устанавливаются отношения родства и одновременно отчужденности,
отстраненности. Двойник губит человека и вместе с тем «искренне» желает ему
«успокоения» — в могиле ли, в монастыре ли, в тюрьме или в доме для
умалишенных.
Как это ни странно, но доля, судьба, горе, явившееся и
привязавшееся к человеку как «эманация» его «я», его личности,, снимают с него
вину и ответственность за его дурные поступки. Несчастного человека,
к которому привязалось его «горе», обретшее человеческий облик,
читатель не осуждает и не отвращается от него — он его жалеет. Поэтому
идея «двойничества», как это ни странно может показаться на первый
взгляд, неразрывно связана с самыми гуманными идеями литературы,
с жалостью к маленькому человеку. А вместе с тем эта идея
двойничества чрезвычайно богато развита в художественной литературе,
порождая в ней самые разнообразные сюжеты.
Бегло проследим развитие темы злой судьбы, воплощающейся в
двойника обездоленного человека, в русской литературе XII—XX вв. Начало
этой темы восходит к «Молению» Даниила Заточника. Даниил, кем бы
он ни был по своему положению, — человек обездоленный, т. е.
лишенный своей доли, счастливой судьбы, и в котором эта его доля, ставшая
благодаря своему отделению от Даниила злой, несчастливой, воплотилась
пока еще только в его воображении. Он как бы ищет выхода из своей
обездоленности, примеривая к себе различные жизненные положения.
Вот он женится в своем воображении на богатой, но злообразной жене,
т. е. на жене и безобразной и злой из-за своей уродливости. Вот он
становится шутом, скоморохом у богатого князя и собирается «дуть в утлу
кадь», «гоняться после шершня с метлою о крохи», «скакать с высокого
столпа по горохово зерно», «ездить верхом на свинье» и т. д. Это разные
скоморошьи перевоплощения, но они уже близко подходят к появлению
двойника. Еще ближе к теме двойника различные поучения о пьянстве,
где пьяный человек, не владея собой, помимо своей воли совершает
различные губящие его поступки и не может совладать с собой. «Слово
о Хмеле» XV в. представляет уже во всей своей полноте отделение его
доли-судьбы от отдавшегося Хмелю человека. Хмель — это первое и
полное воплощение двойника главного героя.
XVII в. дает нам новые примеры многих и разнообразных воплощений
двойников. Прежде всего — это «Повесть о Савве Грудцыне», которому
под влиянием непреодолимой появившейся в нем страсти к чужой жене
является в конце концов — как двойник, в виде слуги, но на самом деле
его бес, служащий ему в виде слуги и склоняющий его к различным
7*

100
Д. С. Лихачев
безрассудным поступкам, но зато берущий с него «рукописание», по
которому он продает свою душу дьяволу.
Двойники, один другого, — герои «Повести о Фоме и Ереме». Оба
дублируют друг друга, оба неудачники, оба находятся друг с другом
в ироническом положении: то, что делает один — как бы насмешка над
другим. Ирония — неизбежный, постоянно сопутствующий теме элемент
отношения двойника к своему герою. Двойник как бы заботливо (по-
этому^то он часто слуга) относится к своей жертве, любя сводит его
в могилу, ведет к пропасти — монастырю, кабаку, дому умалишенных.
Расписывает ему все «прелести» будущего его жития в несчастье.
Льстиво его ободряет и прельщает. Этот элемент иронии есть и в отно:
шении Горя к своей жертве в «Повести о Горе-Злочастии». На это
указал в свое время американский исследователь «Повести» Н. Ингхэм.6
В новое время тема двойника полнее всего раскрывается в повести
Достоевского «Двойник» и в романе «Братья Карамазовы». В обоих
произведениях по-разному.
В «Двойнике» герой ее Голядкин (т. е. человек тоже по-своему
«голый») оказывается в роковых объятиях своего двойника, доводящего его
до дома умалишенных, где он получает казенную квартиру «с дровами,
с лихт (освещение.—Д. Л.) и с прислугой, чего ви недостоин».
В «Братьях Карамазовых» двойник Ивана Карамазова — черт, он же
его слуга и «незаконный братец» Смердяков (как и в «Повести о Савве
Грудцыне»), Этот двойник также пошл, как и большинство двойников,
также плохо одет и обыден, также самоуверен и льстив, строит из себя
помощника, служит слугой, появляется сперва, как и большинство
двойников, во сне, в бреду; слова двойника сплетаются с мыслями его жертвы.
Его соблазны преподносятся в льстивой и вкрадчивой манере, за которой
кроется ирония, а в «Двойнике» Достоевского и презрение
благополучного карьериста.
Итак, в повести нет конфликта между двумя поколениями. Молодец —
не новый человек, он не пытается противопоставить какие-то новые идеи
старозаветной морали средневековья. Последняя в сущности сведена в
повести к немногим правилам житейской практики. Повесть рисует «злую
немерную наготу и босоту и бесконечную нищету», «недостатки
последние» безымянного молодца.
Повесть с сочувствием, с лирической проникновенностью и
драматизмом дает образ безвольного бездомного бродяги-пропойцы, дошедшего до
последней степени падения. Это один из самых невзрачных персонажей,
какие когда-либо изображала русская литература. Не ему, конечно, быть
представителем нового поколения, новых прогрессивных идей. И вместе
с тем не осуждение неудачливого молодца, не сумевшего жить по
житейским правилам окружавшего его общества, а теплое сочувствие его
судьбе выражается в повести. В этом отношении «Повесть о
Горе-Злочастии» — явление небывалое, из ряда вон выходящее в древней русской

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
101
литературе, всегда суровой в осуждении грешников, всегда
прямолинейной в различении добра и зла.
Впервые в русской литературе участием автора пользуется человек,
нарушивший житейскую мораль общества, лишенный родительского
благословения, слабохарактерный, остро сознающий свое падение,
погрязший в пьянстве и азартной игре, сведший дружбу с кабацкими питухами
и костарями, бредущий неведомо куда в «гуньке кабацкой», в уши ко-
юрого «шумит разбой».
Впервые в русской литературе с такою силою и проникновенностью
была раскрыта внутренняя жизнь человека, с таким драматизмом
рисовалась судьба падшего человека. Все это свидетельствовало о каких-то
коренных сдвигах в сознании автора, не совместимых со средневековыми
представлениями о человеке.
Вместе с тем «Повесть о Горе-Злочастии» — первое произведение
русской литературы, которое так широко решило задачи художественного
обобщения. Почти все повествовательные произведения древней русской
литературы посвящены единичным случаям, строго локализированы и
определены в историческом прошлом. Действия «Слова о полку Игореве»,
летописи, исторических повестей, житий святых, даже позднейших
повестей о Флоре Скобееве, Карпе Сутулове, Савве Грудцыне строго
связаны с определенными местностями, прикреплены к историческим
периодам. Даже в тех случаях, когда в произведение древней русской
литературы вводится вымышленное лицо, оно окружается роем исторических
воспоминаний, создающих иллюзию его реального существования в
прошлом.
Историческая достоверность или видимость исторической
достоверности — необходимое условие всякого повествовательного произведения
Древней Руси. Всякое обобщение дается в древних русских повестях
через единичный факт. Строго исторический факт похода Игоря Север-
ского дает повод к призыву русских князей к единению в «Слове о полку
Игореве»; исторические события положены в основу повестей о рязанском
разорении, рисующих ужас Батыева нашествия, и т. д.
Резко разойдясь с многовековой традицией русской литературы,
«Повесть о Горе-Злочастии» повествует не о единичном факте, стремясь к
созданию обобщающега повествования. Впервые художественное
обобщение, создание типического собирательного образа встало перед
литературным произведением как его прямая задача.
Безвестный молодец повести не носит признаков местных или
исторических. В повести нет ни одного собственного имени, ни одного
упоминания знакомых русскому человеку городов или рек; нельзя найти
ни одного хотя бы косвенного намека на какие-либо исторические
обстоятельства, которые позволили бы определить время действия повести.
Только по случайному упоминанию «платья гостиного» можно догадаться,
что безымянный молодец принадлежал к купечеству.
Откуда ж куда бредет несчастливый молодец, кто были его родители,
невеста, друзья, — вс& это остается неизвестным: освещены лишь важ-

102
Д. С. Лихачев
нейшие детали, преимущественно лица, психология которых резко
подчеркнута.
Все в повести обобщено и суммировано до крайних пределов,
сосредоточено на одном: на судьбе молодца, его внутренней жизни. Это
своеобразная монодрама, в которой окружающие молодца лица играют
подсобную, эпизодическую роль, оттеняя драматическую судьбу одинокого,
безвестного человека, лица собирательного, подчеркнуто вымышленного.
Первое произведение русской литературы, сознательно поставившее
себе целью дать обобщающий, собирательный образ, вместе с тем
стремится и к наибольшей широте художественного обобщения. Невзрачная
жизнь невзрачного героя осознается в повести как судьба всего
страдающего человечества. Тема повести — жизнь человека вообще. Именно
поэтому повесть так тщательно избегает всяких деталей. Судьба
безымянного молодца изображается как частное проявление общей судьбы
человечества, немногими, но выразительными чертами представленной во
вступительной части повести.
Глубокий пессимизм самого замысла «Повести о Горе-Злочастии»
следует, быть может, поставить в связь с тем, что автор ее мог наблюдать
в реальной русской действительности второй половины XVII в.
Экономический кризис, приведший в это время к многочисленным
крестьянским и городским восстаниям, породил толпы обездоленных людей,
которые разбредались из сел и городов, скитались «меж двор» и уходили на
окраины государства. Сочувствуя этим оторвавшимся от своей среды,
разоренным, бездомным людям, автор повести шире и глубже обобщил
то историческое явление, которое дало тему сатирической «Азбуке о
голом и небогатом человеке». Хотя и лишенная сатирической
направленности «Азбуки», «Повесть о Горе-Злочастии» нарисовала тем не менее
выразительную картину «бесконечной нищеты», «безмерных
недостатков», «наготы и босоты». Как и автору «Службы кабаку», пропившийся
молодец представляется автору повести не «грешником» средневековых
сочинений о пьянстве, а несчастным, заслуживающим сожаления чело-
зеком.
* * *
Сильно сказываются фольклорные начала и прежде всего в образе
Горя-Злочастья. И в сказках, и в лирических песнях о Горе ему
отводится активная роль, а человек лишь терпит навлекаемые на него Горем
беды. В песнях только могила избавляет героя от преследующего его
Горя — в повести могила заменена монастырем. Лишь в некоторых
сказках герою удается хитростью отделаться от Горя (запирает его в сундук,
зарывает в яму и т. д.).
Народные песни о Горе как женской доле широко распространены
в русском, украинском и белорусском фольклоре. Они хранят на себе
несомненные следы дохристианских взглядов на Горе и Долю как на
прирожденные человеку. В женских песнях Горе показано неизбывным,
неотступно преследующим человека всесильным существом. Автор по-

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
103
вести повторил без изменения песенную характеристику Горя в том
монологе, который Горе произносит наедине, еще до своего появления
перед молодцем, и в изображении превращений Горя, преследующего
молодца. Здесь сохранены все очертания женских песен о Горе: Горе
хвалится, что оно принесло людям «и мудряе» и «досужае» молодца
«злочастие великое»:
... до смерти со мною боролися,
во злом злочастии позорилися,
не могли у меня, Горя, уехати,
нани они во гроб вселилися,
от мене накрепко они землею накрылися,
босоты и наготы они избыли,
и я от них, Горе, миновалось,
а злочастие на их в могиле осталось.
Женские песни о Горе оканчиваются тем же мотивом:
Я от горя в сыру землю пошла, —
За мной горе с лопатой идет,
Стоит горе, выхваляется:
«Вогнало, вогнало я девицу в сыру землю! »7
Рассказ довести о том, как Горе нагоняет молодца, задумавшего уйти
от него к родителям, художественно развивает песенную тему
преследования девушки Горем. В песнях Горе так преследует девушку:
Я от горя во чисто поле,
И тут горе — сизым голубем...
Я от горя во темны леса, —
И тут горе — соловьем летит...
Я от горя на сине море,—
И тут горе — серой утицей!8
Взяв основные внешние очертания образа Горя-Злочастия из
лирических песен, автор повести своеобразно переосмыслил фольклорный тип
Горя — судьбы человека, данной ему от рождения на всю жизнь. В
повести Горе появляется во время странствий молодца, притом сначала во
сне, как будто это образ, рожденный его расстроенной мыслью. Но вместе
с тем само Горе предварительно показано как существо, живущее своей
особой жизнью, как могучая сила, которая «перемудрила» людей ,«и
мудряе» и «досужае» молодца. Обращает на себя внимание и то, что
к каждому моменту повести автор приурочил появление рядом с
молодцем Горя. Молодец «наживал живота болыпы старова, присмотрел
невесту себе по обычаю» и «похвалился» своими успехами. Вот тут-то и
настигла его «пагуба» в лице Горя, потому что «всегда гнило слово
похвальное, похвала живет человеку пагуба». Горе привязалось к человеку
как бы в наказание за нарушение этого запрещения похвальбы. Этот
момент совершенно чужд фольклорному пониманию Горя, которое
приносит человеку счастье или несчастье независимо от его поведения.
Независимы от песен и детали изображения встречи Горя с молодцем: по-

104
Д. С. Лихачев
явление Горя во сне, да еще под видом архангела Гавриила, советы уйти
от невесты, пропить имущество, убить, ограбить. Самостоятельно повесть
рассказывает и о том, как постепенно Горе подбирается к молодцу.
Лирические песни о Горе, а, может быть, и песни о разбойниках,
в которых разбойники сочувственно называются «детинушками»,
«сиротинушками, бесприютными головушками», отразились, вероятно, на
общем лирически задушевном тоне «Повести о Горе-Злочастии».
Наконец, в повести есть и прямая стилизация лирической песни в
«хорошей напевочки», которую молодец поет на «крутом красном бережку»,
поверив Горю, что «в горе жить — некручинну быть»:
Беспсчална мати меня породила,
гребешком кудерцы розчесывала,
драгими порты меня одеяла
и отшед под ручку посмотрила,
хорошо ли мое чадо в. драгих портах? —
А в драгих портах чаду и цены нет.
Как бы до веку она так пророчила!
Ино я сам знаю и ведаю,
что не класти скарлату без мастера,
не утешыти детяти без матери,
не бывать бражнику богату,
не-бывать костарю в славе доброй.
Завечен я у своих родителей,
что мне быти белешенку,
а что родился голоБенкою.
Источником этой «напевочки» некоторые исследователи считали песню
«Ай горе, горе гореваньице», включенную в сборник Кирши Данилова.
Здесь действительно есть выражения, сходные с повестью, притом ае
только в «напевочке», но и в других эпизодах: «... а в горе жить —
некручинну быть», «... что не класти скарлату без мастера <.. .> не бывать
бражнику богату» (в песне «гулящему»), «...еще лычком Горе
подпоясано». Однако эти совпадающие выражения носят поговорочный
характер и могли быть самостоятельно использованы и в песне, и в
повести.
Если лирические песни помогли автору создать художественный
образ Горя, «напевочку» и подсказали эмоциональное отношение к
молодцу, то былинной традиции, на связь с которой указывал Н. Г.
Чернышевский, автор обязан прежде всего ритмическим построением всей
повести. С небольшими исправлениями текста в списке XVIII в.
академику Φ. Е. Коршу удалось восстановить стихотворный размер повести:
былевой стих с четырьмя ударениями — двумя главными и двумя
второстепенными (всего в повести 481 стих).
Приемы и формулы былинного стиля, общие места встречаются в
«Повести о Горе-Злочастии» в изобилии, хотя и в слегка измененном виде:
приход на пир («...крестил он лице, свое белое, поклонился чюдным
образом, бил челом он добрым людем на нее четыре стороны») и далее
уже ближе к былинному («...горазд он креститися, ведет он все по
писанному учению» и т. д.); грусть на пиру («...молодец на пиру не

Жизнь человека в представлении автора XVII в.
105
весел седит, кручиноват, скорбен, нерадостен»); повторения и
синонимические сочетания («за питья за пьяныя», «глупыя люди, немудрыя»,
«обмануть-солгать», «пияни-веселы», «роду-племени» и т. д.). Постоянные
устно-поэтические, былинные эпитеты в повести сочетаются с теми же
предметами, что и в фольклоре «зелено вино», «почестей пир», «серый
волк», «сыра земля», «удал молодец» и т. д.), а Горе, в первый раз
появившись перед молодцем, даже «богатырским голосом воскликало».
С духовными стихами повесть сближается во вступительной части
и в последних строках, заметно выделяющихся и своим книжным языком.
Наличие немногих книжных элементов в композиции и языке
«Повести о Горе-Злочастии» не скрывает, однако, того несомненного факта,
что -преобладающее значение в поэтике автора принадлежит народному
стихосложению, фольклорным образам, устно-поэтическому стилю и
языку. Но именно обилие разнородных связей с различными жанрами
народной поэзии особенно убедительно говорит за то, что «Повесть о
Горе-Злочастии» представляет собой произведение не народного, а книжно-
литературного творчества. В целом эта «Повесть» находится вне
жанровых типов народной поэзии: ее автор создал новый оригинальный вид
лиро-эпического повествования, в котором своеобразно сочетаются в
соответствии с художественным замыслом индивидуально воспринятые
устно-поэтические стилевые традиции с отголосками средневековой
книжности.
«Повесть о Горе-Злочастии», сохранившаяся лишь в одном списке
XVIII в., обнаруживает не только композиционную, но и стилистическую
связь с несколькими вариантами песен о Горе и добром молодце.
В. Ф. Ржига, анализируя эти песни, пришел к выводу, что «зависимость
их от повести совершенно очевидна. Несмотря на свое различие, все они
относятся к повести как более или менее деформированные копии к
своему художественному оригиналу и таким образом действительно
являются фольклорными лиро-эпическими ее дериватами».9 Однако вопрос
о происхождении песен о Горе и добром молодце заслуживает еще более
углубленного исследования.
1 Современник, 1856, март, отд. 1, с. 49—51.
2 Чернышевский Н. Г. Пол. собр. соч. Пгр., 1918, т. 2, с. 612—615.
3 Живая старипа, 1913, вып. 1—2, с. 17—24.
4 Литературу о «Повести о Горе и Злочастии» см.: Виноградова В. Л. Повесть
о Горе-Злочастии (библиография). — В кн.: Труды Отдела древнерусской
литературы. М.; Л., 1956, т. 12, с. 622—641.
5 Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и
искусства. СПб., 1861, т. 1, с. 548—649.
6 Ingham Ν. Μ. Irony in Povest' о Gore i Zlocastii. — Slavic and East European
Journal, 1980, vol. 24, N 4, p. 333—347.
7 См. с 70 наст. изд.
8 См. с. 71 наст. изд.
9 Ржига В. Ф. Повесть о Горе-Злочастии и песни о Горе. — Slavia, 1931, гос. 10,
SOS. 2, s. 308.

ПРИМЕЧАНИЯ
Текст Повести публикуется почти без исправлений, лишь исключаются повторы
(взятые в рукописном оригинале в скобки) и сделано несколько необходимых
дополнений и исправлений, они даны в квадратных скобках. При издании были
учтены предшествующие издания Повести о Горе-Злочастии:
Костомаров Н. И. Горе-Злочастие, древнее русское стихотворение. — Современник,
1856, № 3, отд. 1, с. 49—68;
Памятники старинной русской литературы, издаваемые гр. Г. Кушелевым-Безбород-
ко/Под ред. Н. Костомарова. СПб., 1860, вып. 1, с. 1—8;
Срезневский И. И. Старческая песнь о Горе-Злочастии. — Известия АН. Отделение
русского языка и словесности (ОРЯС), 1856, т. 5, вып. 2, с. 401—412;
Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского
языков. М., 1861, стлб. 1367—1383;
Буслаев Ф. И. Русская хрестоматия: Памятники древней русской литературы и
народной словесности. 13-е изд., доп. и испр. акад. А. И. Соболевским. М., 1917,
с. 186—208;
Симони П. К. Повесть о Горе-Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во
иноческий чин, по единственной сохранившейся рукописи XVIII века. — В кн.:
Сборник ОРЯС. СПб., 1907, т. 83, № 1, с. 1—88; с. 27—48 —полный снимок со
списка Повести и построчная транскрипция текста; с. 49—73 — текст в чтении
акад. Ф. Е. Корша; с. 74—88 — опыт реставрации текста;
Демократическая поэзия XVII в. Подготовка текста и примечания В. П. Адриано-
вой-Перетц. М.; Л., 1962, с. 33—44;
Изборник. Сборник произведений литературы Древней Руси. М., 1969, с. 597—608,
с. 780. (Текст Повести подготовлен Д. С. Лихачевым.)
Текст печатается по рукописи ГПБ, Погод, собр. ^-№ 1773, л. 295—305 об.
1 ... тлениаго — преходящего, человеческого, земного.
2 ... едемскаео — райского; Эдем — место, где бог создал рай (сад) для Адама,
первого человека.
3 ...от земных плодов. — Часть «Повести» от начала до этих слов (вступление)
имеет сходство со вступлением в одном из списков духовного стиха о Голубиной
книге, а именно, в сборнике Кирши Данилова:
Да с начала века животленнова
Сотворил бог небо со землею,
Сотворил бог Адама со Еввою,
Наделил питаньем во светлом раю,
Во светлом раю жити во свою волю.
Положил господь на их заповедь великую:
А и жить Адаму во светлом раю,
Не скушать Адаму с едново древа
Тово сладка плоду Виноградова.
А и жил Адам во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Еввою
А триста тридцать три годы.
Прелестила змея подколодная,
Приносила ягоды с едина древа,—
Одну ягоду воскушал Адам со Еввою

Примечания
107
И узнал промеж собою тяжкой грех,
А и тяжкой грех и великой блуд:
Согрешил Адаме во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Еввою.
Оне тута стали в раю нагим-ноги,
А нагим-ноги стали, босешуньки, —
Закрыли соромы ладонцами, ,
Пришли оне к самому Христу,
К самому Христу-царю небесному.
Зашли оне на Фаор-гору,
Кричат-ревут зычным голосом:
«Ты небесной царь, Исус Христос!
Ты услышал молитву грешных раб своих,
Ты спусти на землю меня трудную,
Что копать бы землю капарулями,
А копать землю капарулями,
А и сеить семена первым часом».
А небесной царь, милосерде свет,
Опущал на землю ево трудную.
А копал он землю копарулями,
А и сеил семена первым часом,
Выростали семена другим часом,
Выжинал он семена третьим часом.
От своих трудов он стал сытым быть,
Обуватися и одеватися.а
Сходство было замечено давно Ф. И. Буслаевым,б А. В. Марковым^ В. Ф. Ржи-
гой.г Все остальные списки стиха о Голубиной книге такого вступления не имеют,
поэтому простого сопоставления только этих двух сходных текстов недостаточно
для каких-либо выводов об их отношении друг к другу; необходимо знать, что
представляет собою вступление в стихе о Голубиной книге у Кирши Данилова
в среде духовных стихов.
4 ...в ечерине великое — Место трудное; кроме необходимого исправления
в неправде (в рукописи: в правде) требуется объяснение для слабы добру бож-
ливи и в ечерине великое. Все издатели слова слабы добру божливи делят
одинаково, объединяя два последних; Н. Костомаров понимает это даже как одно слово
добрубожливи. Понимают их как: добре у божливи (И. Срезневский), к добру
божливи (П. Симони, Ф. Корш, В. П. Адрианова-Перетц), добру у божливи (Д. С.
Лихачев).
Первый издатель «Повести» (Н. Костомаров) напечатал весь этот текст с
пропусками и примечанием, что стих здесь испорчен. И. Срезневский предложил такое
прочтение: А се роди пошли слабы, добре убожливи, затем — исправление в
неправде и к слову в ечерине у него сделано примечание: «Ечерина, увелич. от
ечера, ещера — вражда, ссора; по другому выговору очера, ощера». Но в
Материалах для Словаря И. Срезневского слова этого нет.
5 .. Гбезживотие — бедность, нищета.
"... сопостатныя находы — вторжения, нападения врагов.
... немерную — неизмеримую.
6
а Древние^ российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Издание
подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М.; Л., 1958, с. 269—270.
б Буслаев Ф. Исторические очерки русской народной словесности и искусства:
Т. 1. Русская народная поэзия. СПб., 1861, с. 614—621.
в Марков А. В. Повесть о Горе-Злочастии. — Живая старина, СПб. 1913, с. 19.
г Ржига В. Повесть о Горе и Злочастии и песни о Горе. — Slavia, 1931, гос. 10,
ses. 1—2, s. 54—55.

108
Приложения
8 ... чадо — И. Срезневский присоединял здесь единое, ссылаясь на «другой
старческий стих», совершенно одинаковый с Повестью по началу, но известный
ему «только в дурном списке»:
Был оногде у отца, у матери
единый сын свято крещеный,
и возлюбили его отец и мать,
учали его учить, наказывать,
на добрыя дела наставливать:
«Милое ты наше чадо единое,
послушай ты учения отцовского,
послушай ты молитвы материнския,
благословения родительскаго...»
10
11
13
14
15
. пословицы — наставления, поучения.
. братчины — пиры складчиной.
. заточное — отдаленное, уединенное, пустынное.
12 ... порт — одежд.
..не доспели бы — не сделали бы, не причинили бы.
.. ко стар ем — игрокам в кости.
. .головами кабацкими — у П. Симони (и вслед за ним в издании В. П. Ад-
риановой-Перетц) заменено на волями кабацкими.
16 ... послух — свидетель.
17 ... тебя злу не доставили — не привели бы ко злу, не подвергли бы злу.
18 ... залез — приобрел, нашел.
19 ... прелесными — обманными.
20 ...ишему — И. Срезневский объяснял это как: «мед мятный (?). Так
догадываюсь по сравнению с валаш. измъ-ижмъ — мята».
21 ...чары — Обычно это понимают как обувь (ср. черевики). Ф. Корш
предложил читать чарыки, чулочки..., «ср. тур. чарык род башмака (чевяк, лапоть
и др.)».
22 ... собина — собственность.
23 ... гункою — гунка — старая изношенная одежда.
24 ... лапотки-отопочки — изношенные лапти.
?ъ ... чюдным образом — иконам.
26 .. .нечем — ничем.
27 ... милые — так в рукописи, но большинство издателей «Повести», начиная
с Н. Костомарова, видят здесь ошибку и исправляют на малые дети.
28 .. .миновалося — ушло, прекратилось.
29 ... вели — так в рукописи; вероятно, что это оппска, так как после него
идет великия. Н. Костомаров предполагал, что здесь пропущен глагол; И.
Срезневский— исправлял на велись, в смысле навелисъ; Ф. Корш предложил все это
место читать так:
И нашли па меня беды великия,
Мяогия скорби неисцельныя
И многая печали неутешныя,
Недостатки, нищета последняя.
30 ... имение — имущество, богатство.
31 ... взоры — взор — вид, образ.
32 ... отечество — достоинство.
33 ...упатки вилавыя — упатки, вероятно, от упадати — падать, подпадать; ср.:
«не к любому он учнет упадывать». Н. Костомаров понимал как «не пресмыкайся»
и приводил в параллель выражение, употребляемое малороссиянами, когда они
говорят о хитром, уклончивом человеке: «лестью упадае». В издании В. П. Адриа-
новой-Перетц упатки вилавые переведены как «изворотливые, хитрые повадки»;
у Д. С. Лихачева — «хитрые увертки».

Примечания
109
54 ... хваля — хвала.
35 ... отведают — уведают, узнают,
36 ... живота — богатства.
37 ... молотцу — П. Симони добавил здесь учинилося.
38 .. . похвалное — хвастливое.
39 ... похвала — похвальба.
40 ... нани они во гроб вселилися. — В рукописи напи или наки, что это
значит, остается неизвестным. Было сделано несколько осмыслений этого текста.
Н. Костомаров сообщал, что здесь одно слово (он имел в виду нани) осталось
неразобранным и считал, что по смыслу следует понимать его как «пока». По
мнению И. Срезневского, нани значит «лишь только», «едва». П. Симони (и В. П. Ад-
риапова-Перетц) изменил нани на нави. А. И. Соболевский (в 13-м издании
Русской Хрестоматии Ф. Буслаева), считая на ни опиской, предложил чтение «инъ они
во гроб вселилися». В тексте, изданном Д. С. Лихачевым, предложено чтение
«а сами они во гроб вселилися».
41 ... а злочастие — а здесь не в противительном смысле, но в том же, что
и союз и.
42 ... возграяло — закаркало вороном.
43 ...из злата и сребра — из-за золота и серебра.
44 ... не жали — не жалей.
45 ... гостиное — купеческое.
46 ... надежи — надень.
47 ... останетца — отстанет.
48 ...леготау безпроторица — свобода, безубыточность, вследствие совершенной
нищеты.
49 ... проторится — протор — это расход, издержки.
50 ... не вытепут — не вытолкают.
51 ... нидообеднем — текст в этом месте, возможно, неисправен; второе до
вечера в рукописи стоит в скобках, как все остальное, написанное по ошибке. Смысл
фразы, вероятно, такой: «молодец провел день до вечера не обедая» (?).
52 .. .первое — прошлое, прежнее.
53 ... о чем — зачем, почему.
54 ... не к любому — к не любому, немилому.
55 ... неменучюю — Н. Костомаров, П. Симони считали, что здесь пропущено
слово «беда» и вставляли его в текст. Но видеть здесь пропуск необязательно, ср.
в сборнике Кирши Данилова:
Он видит, поп, неминучую свою,
Ухватил он книгу, сам бегом из избы.Д
56 ... до веку — до конца, вечно.
57 ... скарлату — в Материалах для Словаря И. Срезневского скарлат —
название дорогой ткани; ср. фр. ecarlate — ярко-красная материя, ecarlatin — красная
шерстяная материя.
58 ... завечен — это выражение можно передать так: заветным желанием моих
родителей (исполнения которого они ожидали с надеждой) было, чтобы .я родился
удачливым, счастливым, а я родился злосчастным.
59 ... головенкою — И. Срезневский предложил сразу два объяснения: первое
«бедняк», «неимущий», и второе — от слова «головня» (черный).
60 ... вежлецы — выжлец — гончая собака.
61 ... с щастыми — с частыми.
Д Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым..., с. 287.

СОДЕРЖАНИЕ
Повесть о Горе π Злочастии, как Горе-Злочастие довело молотца во
иноческий чин 5
ДОПОЛНЕНИЯ
I. Песни о Горе 41
II. Повести о Хмеле 78
ПРИЛОЖЕНИЯ
Д. С. Лихачев. Жизнь человека в представлении неизвестного автора
XVII века 89
Примечания 103

ПОВЕСТЬ
О ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИИ
Утверждено к печати
Редколлегией серии «Литературные памятники»
Академии паук СССР
Редактор издательства В. Н. Немнонова
Художник О. М. Разулевич
Технический редактор М. Э. Нарлайтис
Корректор СВ. Добрянская
ИБ № 20832
Сдано в набор 16.04.84. Подписано к печати 14.09.84.
М-18479. Формат 70Х90*/ц. Бумага книжно-журнальная.
Гарнитура обыкновенная. Печать высокая. Усл. печ. л.
8.19. Усл. кр.-отт. 9.64. Уч.-изд. л. 7.22. Тираж 100 000
(1-й завод 1—50 000). Тип. зак. № 1457. Цеца 90 к.
Издательство «Наука».
Ленинградское отделение.
199164, Ленинград, В-164, Менделеевская лин., 1.
Ордена Трудового Красного Знамени
Первая типография издательства «Наука».
199034, Ленинград, В-34, 9 линия, 12.

КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «НАУКА»
МОЖНО ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ЗАКАЗАТЬ
В МАГАЗИНАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ КОНТОРЫ «АКАДЕМКНИГА»,
В МЕСТНЫХ МАГАЗИНАХ КНИГОТОРГОВ
ИЛИ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ КООПЕРАЦИИ
Для получения книг почтой
заказы просим направлять по адресу:
117192 Москва, Мичуринский пр., 12, магазин «Книга — почтой»
Центральной конторы «Академкнига»;
197345 Ленинград, Петрозаводская ул., 7, магазин «Книга — почтой»
Северо-Западной конторы «Академкнига»
или в ближайший магазин «Академкнига»,
имеющий отдел «Книга — почтой»
480091 Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/97 («Книга —почтой»);
370005 Баку, ул. Джапаридзе, 13 («Книга— почтой»);
232600 Вильнюс, ул. Университето, 4;
690088 Владивосток, Океанский пр., 140;
320093 Днепропетровск, пр. Гагарина, 24 («Книга —почтой»);
734001 Душанбе, пр. Ленина, 95 («Книга — почтой»);
375002 Ереван, ул. Туманяна, 31;
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 289 («Книга —почтой»);
420043 Казань, ул. Достоевского, 53;
252030 Киев, ул. Ленина, 42;
252142 Киев, пр. Вернадского, 79;
252030 Киев, ул. Пирогова, 2;
252030 Киев, ул. Пирогова, 4 («Книга —почтой»);
277012 Кишинев, пр. Ленина, 148 («Книга — почтой»);
343900 Краматорск Донецкой обл., ул. Марата, 1 («Книга— почтой»);
660049 Красноярск, пр. Мира, 84;
443002 Куйбышев, пр. Ленина, 2 («Книга —почтой»);
191104 Ленинград, Литейный пр., 57;
199164 Ленинград, Таможенный пер., 2;
199004 Ленинград, 9 линия, 16;
220012 Минск, Ленинский пр., 72 («Книга —почтой»);
103009 Москва, ул. Горького, 19а;
117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7;
630076 Новосибирск, Красный пр., 51;
630090 Новосибирск, Академгородок, Морской пр., 22 («Книга— почтой»);
142284 Протвино Московской обл., «Академкнига»;
142292 Пущино Московской обл., MP «В», 1;
620151 Свердловск, ул. Мамина-Сибиряка, 137 («Книга— почтой»);
700029 Ташкент, ул. Ленина, 73;
700100 Ташкент, ул. Шота Руставели, 43;
700187 Ташкент, ул. Дружбы народов, 6 («Книга— почтой»);
634050 Томск, наб. реки Ушайки, 18;
450059 Уфа, ул. Р. Зорге, 10 («Книга — почтой»);
450025 Уфа, Коммунистическая, 49;
720001 Фрунзе, бульв. Дзержинского, 42 («Книга —почтой»);
310078 Харьков, ул. Чернышевского, 87 («Книга —почтой»).