Библиотека мировой литературы
 Малая серия

Мацуо face

Библиотека мировой литературы
...п.. Малая серия - -=
 Мацуо
 БАСЁ
 ВЕЛИКОЕ
В МАЛОМ
 Санкт-Петербург
 «ТЕРЦИЯ»
 «КРИСТАЛЛ»
 1999

ББК 84(0)5-5
Б27
 Составление, подготовка текста,
обшая редакция, избранные примечания
Р. В. Грищенкова
 Басё М.
 Б27 Великое в малом.- СПб.: Терция, Кристалл,
1999.- 512 с.-(Б-ка мировой лит. Малая
серия).
 Данное издание впервые представляет творчество патриарха японской поэзии Мацуо Басё (1644-1694) и поэтов его школы с должной полнотой: во-первых, в книге
собраны лучшие стихотворения Басё и его учеников в
переводах таких мастеров, как В. Н. Маркова, А. А Долин,
Н. И. Конрад, Н. И. Фельдман, Т. И Бреславец, Г. О. Мон-
зелер; во-вторых, читатель (впервые после 1935 года!) получает возможность познакомиться с полной версией наиболее значительного из путевых дневников Басё «По
тропинкам Севера», перевод которого был осуществлен
Н. И Фельдман. Издание сопровождается обстоятельными
комментариями и предназначено для самого широкого
круга читателей.
 © Переводчики и их наследники, 1999
© Р. В. Грищенков, составление, 1999
ISBN 5-8191-0062-Х © «Кристалл», оформление, 1999

Предисловие
 В конце XVII столетия по дорогам Японии долгие
годы странствовал человек уже не первой молодости и
некрепкого здоровья, по виду похожий на нищего. Не раз,
вероятно, слуги какого-нибудь знатного феодала сгоняли
его с дороги, но ни один именитый князь того времени
не удостоился той посмертной славы, которая выпала на
долю этому неприметному путнику - великому японскому поэту Басё.
 Многие художники с любовью рисовали образ стран-
ника-поэта, и сам Басё умел, как никто другой, взглянуть
на себя острым глазом, со стороны.
 Вот, опираясь на посох, идет он горной дорогой в
осеннюю непогоду. Потрепанный халат из плотной, покрытой лаком бумаги, плащ из тростника, соломенные
сандалии плохо защищают от холода и дождя. Но поэт
еще находит в себе силы улыбнуться:
 Холод пробрал в пути.
 У птичьего пугала, что ли,
 В долг попросить рукава?
 5

В небольшой дорожной суме хранится самое насущное: две-три любимые книги стихов, тушечница, флейта.
Голову прикрывает большая, как зонт, шляпа, плетенная
из кипарисовых стружек. Словно усики плюща, вьются по
ее полям узоры письмен: путевые записи, стихи.
 Никакие дорожные трудности не могли остановить
Басё: он трясся в седле зимою, когда самая тень его
«леденела на спине у коня»; шел пешком с крутизны на
крутизну в разгар летней жары; ночевал где придется -
«на подушке из травы», в горном храме, на неприютном
постоялом дворе... Случалось ему отдыхать на гребне
горного перевала, «за дальней далью облаков». Жаворонки парили у него под ногами, а до конца пути оставалась
еще «половина неба».
 В его время были модными «эстетские прогулки» на
лоне природы. Но никак нельзя сравнивать их со странствиями Басё. Дорожные впечатления служили строительным материалом для его творчества. Он не жалел трудов
- и даже самой своей жизни,- чтобы добыть их. После
каждого из его путешествий появлялся сборник стихов -
новая веха в истории японской поэзии. Путевые дневники Басё в стихах и прозе принадлежат к самым замечательным памятникам японской литературы.
 В 1644 году в замковом городе Уэно провинции Ига у
небогатого самурая Мацуо Ёдзаэмона родился третий ребенок, сын, будущий великий поэт Басё.
 Когда мальчик подрос, ему да^и имя Мунэфуса взамен
прежних детских прозвищ. Басё - литературный псевдо¬
 6

ним, но он вытеснил из памяти потомков все прочие
имена и прозвища поэта.
 Провинция Ига была расположена в самой колыбели
старой японской культуры, в центре главного острова -
Хонсю. Многие места на родине Басё известны своей
красотой, а народная память сохранила там в изобилии
песни, легенды и старинные обычаи. Славилось и народное искусство провинции Ига, где умели делать чудесный фарфор. Поэт очень любил свою родину и нередко
на склоне лет посещал ее.
 Ворон-скиталец, взгляни!
 Где гнездо твое старое?
 Всюду сливы в цвету.
 Так изобразил он то чувство, какое испытывает человек, увидев после долгого перерыва дом своего детства.
Все, что раньше казалось привычным, вдруг чудесно преображается, как старое дерево весною. Радость узнавания,
внезапное постижение красоты, такой знакомой, что ее
уже не замечаешь,- вот одна из самых значительных тем
поэзии Басё.
 Родные поэта были людьми образованными, что предполагало в первую очередь знание китайских классиков.
И отец, и старший брат кормились тем, что преподавали
каллиграфию. Такие мирные профессии стали в то время
уделом многих самураев.
 Кончились средневековые распри и междоусобицы,
когда воин мог прославить себя ратным подвигом и заво¬
 7

евать мечом высокое положение. Поля великих битв поросли травой.
 В начале XVII столетия одному из феодалов удалось
взять верх над другими и установить в стране сильную
центральную власть. В течение двух с половиной столетий
потомки его - князья из рода Токугава - правили Японией (1603-1867). Резиденцией верховного правителя был
город Эдо (ныне Токио). Однако столицей по-прежнему
назывался город Киото, где жил лишенный всякой власти
император. При его дворе звучала старинная музыка, на
поэтических турнирах слагались стихи классической
формы (танка).
 «Замирание страны» способствовало росту городов,
развитию торговли, ремесел и искусства. В основе официально принятого в стране уклада все еще лежало натуральное хозяйство, но в конце XVII века большую силу
обретают деньги. И эта новая сила властно вторгалась в
человеческие судьбы.
 В руках менял, оптовых торговцев, ростовщиков, виноделов сосредоточились огромные богатства, в то время
как в тесных улочках предместья царила неописуемая
нищета. Но, несмотря на трудности городской жизни,
несмотря на бедность и скученность, все же притягательная сила города была очень велика.
 В годы Гэнроку (1688-1703) городская культура достигла пышного расцвета. Простые предметы быта становились в руках умельцев замечательными произведениями
искусства. Резные брелоки, нэцкэ, ширмы, веера, шкатулки, гарды мечей, цветные гравюры и многое другое,
созданное в ту эпоху, служит теперь украшением музеев.

Недорогие книги с превосходными иллюстрациями, печатавшиеся ксилографическим способом с резных деревянных досок, выходили большими для того времени тиражами. Купцы, подмастерья, сидельцы в лавках полюбили
романы, модные стихи и театр.
 В японской литературе появилось созвездие ярких талантов: кроме Басё в него входили романист Ихара Сай-
каку (1642-1693) и драматург Тикамацу Мондзаэмон
(1653-1724). Все они, столь непохожие друг на друга -
глубокий и мудрый Басё, ироничный, земной Сайкаку и
Тикамацу Мондзаэмон, достигавший в своих пьесах высокого накала страстей,- имеют между собой нечто
общее: их роднит эпоха. Горожане любили жизнь. От
искусства они требовали достоверности, точных жизненных наблюдений. Сама его исторически возникшая условность все более пронизывается реализмом.
 Басё было двадцать восемь лет, когда в 1672 году,
вопреки уговорам и предостережениям родных, он оставил службу в доме местного феодала и, полный честолюбивых надежд, отправился в Эдо с томиком своих стихов.
 К тому времени Басё уже получил некоторую известность как поэт. Стихи его публиковались в столичных
сборниках, его приглашали участвовать в поэтических
турнирах...
 Покидая родину, он прикрепил к воротам дома, где
жил его друг, листок со стихами:
 Облачная гряда
 Легла меж друзьями... Flpocmwiucb
 Перелетные гуси навек.
 9

Весной один дикий гусь улетает к северу, где ждет его
новая жизнь; другой, опечаленный, остается на старом
месте. Стихотворение дышит юношеским романтизмом,
сквозь грусть разлуки чувствуется радость полета в неведомую даль.
 В Эдо поэт примкнул к последователям школы Дан-
рин. Они брали материал для своего творчества из жизни
горожан и, расширяя поэтический словарь, не чуждались
так называемых прозаизмов. Эта школа была новаторской
для своего времени. Стихи, написанные в стиле Данрин,
звучали свежо и свободно, но чаще всего они были только
жанровыми картинками. Почувствовав идейную ограниченность и тематическую узость современной ему японской поэзии, Басё в начале восьмидесятых годов обратился
к классической китайской поэзии VIII-XII веков. В ней
нашел он широкую концепцию мироздания и того места,
которое занимает в нем человек как творец и мыслитель,
зрелую гражданскую мысль, подлинную силу чувства,
понимание высокой миссии поэта. Больше всего Басё
любил стихи великого Ду Фу. Можно говорить об их
прямом влиянии на творчество Басё.
 Внимательно изучал он и насыщенную поэтическими
образами философию секты Дзэн, идеи которой оказали
большое влияние на японское средневековое искусство.
 Жизнь Басё в Эдо сложилась трудно. С помощью
какого-то доброхота он устроился на государственную
службу по ведомству строительства водных путей, но
вскоре оставил эту должность. Он стал учителем поэзии,
однако его молодые ученики были богаты только талан¬
 10

том. Лишь один из них, Сампу, сын состоятельного рыбника, нашел средство по-настоящему помочь поэту: он
уговорил своего отца подарить Басё маленькую хижину-
сторожку возле небольшого пруда, который одно время
служил рыбным садком. Басё написал по этому поводу:
«Девять лет я вел бедственную жизнь в городе и наконец
переехал в предместье Фукагава. Мудро сказал в старину
один человек: „Столица Чанъань - издревле средоточие
славы и богатства, но трудно в ней прожить тому, у кого
нет денег“. Я тоже так думаю, ибо я нищий» '.
 В стихах, созданных в начале восьмидесятых годов,
Басё любил рисовать свою убогую Банановую хижину
(Басё-ан), названную им так потому, что он посадил возле
нее саженцы банановой пальмы. Детально изобразил он и
весь окрестный пейзаж: топкий, поросший тростником
берег реки Сумида, чайные кусты, маленький заглохший
пруд. Хижина стояла на окраине города, весной только
крики лягушек нарушали тишину. Поэт принял новый
литературный псевдоним «Живущий в Банановой хижине» и наконец начал подписывать свои стихи просто Басё
(Банановое дерево).
 Даже воду зимой приходилось покупать: «Горька вода
из мерзлого кувшина»,- писал он. Басё остро ощущал
себя городским бедняком. Но вместо того чтобы скрывать
свою нищету, как другие, он говорил о ней с гордостью.
 1 Басё имеет в виду слова великого китайского поэта Бо
Цзюйи (772—846); Чанъань - столица Танского государства в
Китае (VII-IX вв.).
 11

Нищета стала как бы символом его духовной независимости.
 В среде горожан был силен дух стяжания, мещанского
скопидомства, скряжничества, но купцы не прочь были
оказать покровительство тем, кто умел их забавлять. Люди
искусства сплошь да рядом состояли приживалами при
купцах-толстосумах. Находились такие стихотворцы, которые слагали в один день сотни и тысячи строф и этим
создавали себе легкую славу. Не в этом видел назначение
поэта Басё. Он рисует в своих стихах идеальный образ
свободного поэта-философа, чуткого к красоте и равнодушного к жизненным благам... Если тыква-горлянка,
служившая в хижине Басё кувшином для рисового зерна,
опустела до дна - ну что же: он вставит в горлышко ее
цветок!
 Но, равнодушный к тому, что больше всего ценили
другие, Басё с величайшей требовательностью и заботой
относился к своему творчеству.
 Стихи Басё, несмотря на предельный лаконизм их
формы, никак нельзя рассматривать как беглые экспромты. Это плоды не только вдохновения, но и очень большого, напряженного труда. «Тот человек, который за всю
свою жизнь создал всего три-пять превосходных стихотворений,- настоящий поэт,- сказал Басё одному из своих
учеников.- Тот же, кто создал десять,- замечательный
мастер».
 Многие поэты, современники Басё, относились к своему творчеству, как к игре. Философская лирика Басё
была явлением новым, небывалым и по серьезности тона,
 12

и по глубине идей. Творить он должен был в пределах
традиционных поэтических форм (инерция их была очень
велика), но ему удалось вдохнуть в эти формы новую
жизнь. В свою эпоху он ценился как непревзойденный
мастер «сцепленных строф» («рэнку») и трехстиший
(«хокку»), но только последние полностью выдержали
испытание временем.
 Форма лирической миниатюры требовала от поэта
жесткого самоограничения и в то же время, придавая
весомость каждому слову, позволяя много сказать и еще
больше подсказать читателю, разбудив его творческое
воображение. Японская поэтика учитывала встречную работу мысли читателя. Так удар смычка и ответное дрожание струны вместе рождают музыку.
 Танка - очень древняя форма японской поэзии. Басё,
сам не сочинявший танка, был большим знатоком старинных антологий. Особенно он любил поэта Сайгё,
который жил отшельником в мрачные годы междуусоб-
ных войн XII века. Стихи его удивительно просты и
словно идут от самого сердца. Природа для Сайгё была
последним прибежищем, где в горной хижине он мог
оплакивать гибель друзей и несчастья страны. Трагический образ Сайгё все время возникает в поэзии Басё и как
бы сопутствует ему в его скитаниях, хотя и эпохи, в
которые жили эти поэты, и их социальное бытие были
весьма различны.
 С течением времени танка стала четко делиться на две
строфы. Иногда их сочиняли два разных поэта. Получался
своего рода поэтический диалог. Его можно было продол¬
 13

жить как угодно долго, при любом количестве участников. Так родились «сцепленные строфы» - поэтическая
форма, очень популярная в средние века.
 В «сцепленных строфах» чередовались трехстишия и
двустишия. Соединяя их по два, можно было получить
сложную строфу - пятистишие («танка»). Единого сюжета
в этой длинной цепи стихотворений не было. Ценилось
умение сделать неожиданный поворот темы; вместе с тем
каждая строфа сложнейшим образом перекликалась с соседними. Так камень, вынутый из ожерелья, бывает
хорош сам по себе, но в сочетании с другими приобретает
новую, дополнительную, прелесть.
 Первая строфа называлась хокку. Постепенно хокку
сделалось самостоятельной поэтической формой, отделившись от «сцепленных строф», и завоевало огромную
популярность среди горожан *.
 В основном хокку - лирическое стихотворение о природе, в котором непременно указывается время года.
 В поэзии Басё круговорот времен года - изменчивый,
подвижной фон, на котором яснее прорисовываются
сложная душевная жизнь человека и непостоянство человеческой судьбы.
 «Идеальный», освобожденный от всего грубого пейзаж -
так рисовала природу старая классическая поэзия. В хокку
 Второе распространенное в Японии название для этой
формы - «хайку» - было введено в литературный обиход поэтом
Масаока Сики только в конце XIX века. Бытует также термин
«хайкай» - стихотворение «шутейного» жанра.
 14

поэзия вновь обрела зрение. Человек в хокку не статичен,
он дан в движении: вот уличный разносчик бредет сквозь
снежный вихрь, а вот работник вертит мельницу-
крупорушку. Та пропасть, которая уже в X веке легла
между литературной поэзией и народной песней, стала
менее широкой. Ворон, долбящий носом улитку на рисовом поле,- образ этот встречается и в хокку, и в народной
песне. Многие сельские грамотеи, как об этом свидетельствует Басё, полюбили хокку.
 В 1680 году Басё создал первоначальный вариант знаменитого в истории японской поэзии стихотворения:
 На голой ветке
 Ворон сидит одиноко.
 Осенний вечер.
 К работе над этим стихотворением поэт возвращался в
течение нескольких лет, пока не создал окончательный
текст. Это одно говорит о том, как упорно Басё работал
над каждым словом. Он отказывается здесь от штукарства, от игры формальными приемами, столь ценимой многими современными ему мастерами поэзии, которые
именно этим и создали себе известность. Затянувшиеся
годы ученичества кончились. Басё нашел наконец свой
путь в искусстве.
 Стихотворение похоже на монохромный рисунок
тушью. Ничего лишнего, все предельно просто. При
помощи нескольких умело выбранных деталей создана
картина поздней осени. Чувствуется отсутствие ветра, природа словно замерла в грустной неподвижности. Поэти¬
 15

ческий образ, казалось бы, чуть намечен, но обладает
большой емкостью и, завораживая, уводит за собой. Кажется, что смотришь в воды реки, дно которой очень
глубоко. И в то же время он предельно конкретен. Поэт
изобразил реальный пейзаж возле своей хижины и через
него - свое душевное состояние. Не об одиночестве ворона говорит он, а о своем собственном.
 Воображению читателя оставлен большой простор.
Вместе с поэтом он может испытать чувство печали,
навеянное осенней природой, или разделить с ним тоску,
рожденную глубоко личными переживаниями. Если он
знаком с китайскими классиками, он может вспомнить
«Осенние песни» Ду Фу и оценить своеобразное мастерство японского поэта. Человек, сведущий в древней философии Китая (учение Лао-цзы и Чжуан-цзы), мог проникнуться созерцательным настроением и почувствовать
себя соприсущим сокровенным тайнам природы. Увидеть
в малом великое - такова одна из главных идей поэзии
Басё.
 В основу созданной им поэтики Басё положил эстетический принцип «саби». Слово это не поддается буквальному переводу. Его первоначальное значение - «печаль
одиночества». «Саби», как особая концепция красоты,
определил собой весь стиль японского искусства в средние века. Красота, согласно этому принципу, должна
была выражать сложное содержание в простых, строгих
формах, располагавших к созерцанию. Покой, притушен-
ность красок, элегическая грусть, гармония, достигнутая
скупыми средствами,- таково искусство «саби», звавшее
 16

к сосредоточенной созерцательности, к отрешению от
повседневной суеты.
 «Саби», как его широко толковал Басё, впитал в себя
квинтэссенцию классической японской эстетики и философии и значил для него то же, что «идеальная любовь»
для Данте и Петрарки. Сообщая возвышенный строй
мыслям и чувствам, «саби» становился родником поэзии.
 Поэтика, основанная на принципе «саби», нашла свое
наиболее полное воплощение в пяти стихотворных сборниках, созданных Басё и его учениками в 1684—
1691 годах: «Зимние дни», «Весенние дни», «Заглохшее
поле», «Тыква-горлянка» и «Соломенный плащ обезьяны»
(книга первая).
 Несмотря на свою идейную глубину, принцип «саби»
не позволял изобразить живую красоту мира во всей ее
полноте. Такой большой художник, как Басё, должен был
неизбежно это почувствовать. Поиски скрытой сущности
каждого отдельного явления становились однообразно
утомительными. Кроме того, философская лирика природы, согласно принципу «саби», отводила человеку только
роль пассивного созерцателя.
 В последние годы жизни Басё провозгласил новый
ведущий принцип поэтики - «каруми» (легкость). Он сказал
своим ученикам: «Отныне я стремлюсь к стихам, которые
были бы мелки, как река Сунагава („Песчаная река“)».
 Слова поэта не следует понимать слишком буквально,
скорее в них звучит вызов подражателям, которые, слепо
следуя готовым образцам, стали во множестве сочинять
стихи с претензией на глубокомыслие. Поздние стихи
Басё отнюдь не мелки, они отличаются высокой просто¬
 17

той, потому что говорят о простых человеческих делах и
чувствах. Стихи становятся легкими, прозрачными, текучими. В них сквозит тонкий, добрый юмор, теплое сочувствие к людям много видевшего, много испытавшего
человека. Великий поэт-гуманист не мог замкнуться в
условном мире возвышенной поэзии природы. Вот картинка из крестьянского быта:
 Примостился мальчик
 На седле, а лошадь ждет.
 Собирают редьку.
 А вот в городе готовятся к новогоднему празднику:
 Обметают копоть.
 Для себя на этот раз
 Плотник полку ладит.
 В подтексте этих стихотворений - сочувственная улыбка, а не насмешка, как это бывало у других поэтов. Басё
не разрешает себе никакого гротеска, искажающего образ.
 Памятником нового стиля Басё являются два поэтических сборника: «Мешок угля» (1694) и «Соломенный
плащ обезьяны» (книга вторая), вышедший уже после
смерти Басё, в 1698 году.
 Творческая манера поэта не была постоянной, она
несколько раз менялась в соответствии с его духовным
ростом. Поэзия Басё - летопись его жизни. Внимательный читатель, перечитывая стихи Басё, каждый раз открывает что-то новое для себя. Это и есть одно из замечательных свойств действительно великой поэзии.
 18

Значительная часть стихотворений Басё - плоды его
путевых раздумий. Многие стихи, полные пронзающей
силы, посвящены умершим друзьям. Есть стихи на случай
(и некоторые из них превосходные): в похвалу гостеприимному хозяину, в знак благодарности за присланный
подарок, приглашение друзьям, подписи к картинам. Маленькие мадригалы, крошечные элегии, но как много в
них сказано! Как слышится в них жажда человеческого
участия, просьба не позабыть, не ранить обидным равнодушием! Не раз поэт отказывался от своих слишком
забывчивых друзей, запирал дверь хижины, чтобы скорее
отворить ее снова.
 «„Хокку“ нельзя составлять из разных кусков, как ты
это сделал,- говорит Басё своему ученику.- Его надо ковать, как золото». Каждое стихотворение Басё - гармоническое целое, все элементы которого подчинены единой
задаче: наиболее полно выразить поэтическую мысль.
 Басё создал пять путевых дневников, написанных ли
рической прозой в чередовании со стихами: «Кости, белеющие в поле», «Путешествия в Касима», «Письма странствующего поэта», «Дневник путешествия Сарасина» и
наиболее известный - «По тропинкам севера» К
 Лирическая проза его отмечена чертами того стиля,
что и хокку: она сочетает изящество с «прозаизмом» и
 Басё. По тропинкам Севера (Лирический дневник
XVII века), перев., вступ. статья и примеч. Н. Фельдман.- В кн.
«Восток». Сб. 1. Литература Китая и Японии. М., Academia, 1935.
[см. стр. 389-472 настоящего издания.- Прим. ред.]
 19

даже простонародность многих выражений, предельно лаконична и богата скрытым эмоциональным подтекстом.
И в ней тоже, как и в поэзии, Басё сочетал верность
старинным традициям с умением видеть жизнь по-
новому.
 Зимой 1682 года пожар уничтожил значительную часть
Эдо, сгорела и «Банановая хижина» Басё. Это, как он сам
говорит, дало окончательный толчок давно созревшему в
нем решению отправиться странствовать. Осенью 1684 года
он покинул Эдо в сопровождении одного из своих учеников. Десять лет с небольшими перерывами странствовал
Басё по Японии. Иногда он возвращался в Эдо, где друзья
отстроили его «Банановую хижину». Но вскоре вновь его,
«как послушное облачко», увлекал ветер странствий. Он
скончался в городе Осака, окруженный своими учениками.
 Басё шел по дорогам Японии, как посол самой поэзии,
зажигая в людях любовь к ней и приобщая их к подлинному искусству. Он умел найти и пробудить творческий
дар даже в профессиональном нищем. Басё проникал
иногда в самую глубь гор, где «никто не подберет с земли
упавший плод дикого каштана», но ценя уединение, все
же никогда не был отшельником. В странствиях своих он
не бежал от людей, а сближался с ними. Длинной чередой
проходят в его стихах крестьяне за полевыми работами,
погонщики лошадей, рыбаки, сборщики чайных листьев.
 Басё запечатлел их чуткую любовь к красоте. Крестьянин разгибает на миг свою спину, чтобы полюбоваться
полной луной или послушать столь любимый в Японии
крик пролетной кукушки. Порой Басё изображает природу в восприятии крестьянина, как бы отождествляя себя с
 20

ним. Он радуется густым колосьям поля или тревожится
 о 	том, что ранние дожди испортят солому. Глубокое
участие к людям, тонкое понимание их душевного мира -
одно из лучших свойств Басё как поэта гуманиста. Вот
почему в разных уголках страны как праздника ждали его
прихода.
 С удивительной силой духа Басё стремился к большой,
поставленной им себе цели. Поэзия в его время пришла в
упадок, и он чувствовал себя призванным поднять ее до
уровня высокого искусства. Дорога странствий стала
творческой мастерской Басё. Новую поэзию нельзя было
создать, запершись в четырех стенах.
 «„Великий учитель с Южной горы“ 1 заповедал некогда: „Не иди по следам древних, но ищи то, что искали
они“. Это верно и для поэзии»,-такую мысль высказал
Басё в прощальном напутствии одному из своих учеников. Иными словами, для того чтобы уподобиться поэтам
древности, надо было не просто подражать им, но заново
пройти их путь, увидеть то, что видели они, заразиться их
творческим волнением, но писать по-своему.
 Лирическая поэзия Японии традиционно воспевала
природу, например, красоту кустарника хаги. Осенью его
тонкие гибкие ветки покрываются бело-розовыми цветами. Любование цветами хаги - этим исчерпывалась в старину тема стихотворения. Но вслушайтесь, как говорит
Басё об одиноком путнике в поле:
 1 Имеется в виду Кобо-дайси (774-835) - буддийский проповедник, поэт, писатель и ученый.
 21

Намокший, идет под дождем...
 Но песни достоин и этот путник,
 Не только хаги в цвету.
 Образ природы в поэзии Басё очень часто имеет второй план, иносказательно говоря о человеке и его жизни.
Алый стручок перца, зеленая скорлупа каштана осенью,
дерево сливы зимою - символы непобедимости человеческого духа. Осьминог в ловушке, спящая цикада на
листке, унесенная потоком воды,- в этих образах поэт
выразил свое чувство непрочности бытия, свои размышления о трагизме человеческой судьбы.
 Многие стихи Басё навеяны преданиями, легендами и
сказками. Его понимание красоты имело глубокие народные корни.
 Для Басё было характерно ощущение нерасторжимого
единства природы и человека, а за плечами людей своего
времени он всегда чувствовал дыхание огромной, уходящей в глубь веков истории. В ней он находил прочную
почву для искусства.
 В эпоху Басё простым людям жилось очень трудно и в
городе и в деревне. Поэт был свидетелем многих бедствий. Он видел детей, покинутых на верную гибель обнищавшими родителями. В самом начале дневника «Кости,
белеющие в поле» есть такая запись:
 «Возле реки Фудзи я услышал, как жалобно плачет
покинутый ребенок лет трех от роду. Унесло его быстрым
течением, и не было у него сил вынести натиск волн
нашего скорбного мира. Брошенный, он горюет о своих
близких, пока еще теплится в нем жизнь, летучая, как
росинка. О маленький кустик хаги, нынче ли ночью ты
 22

облетишь или завтра увянешь? Проходя мимо, я бросил
ребенку немного еды из своего рукава.
 Грустите вы, слушая крик обезьян,
 А знаете ли, как плачет ребенок,
 Покинутый на осеннем ветру?»
 Сын своего времени, Басё, однако, говорит дальше,
что в гибели ребенка не повинен никто, так предрешило
веление неба. «Человек во власти грозной судьбы» - такая
концепция человеческой жизни неизбежно порождала
чувство незащищенности, одиночества, печали. Современный прогрессивный читатель и литературовед Такаку-
ра Тэру отмечает:
 «По моему мнению, новая литература Японии начинается с Басё. Именно он острее всех, с наибольшей болью
выразил страдания японского народа, которые выпали
ему на долю в эпоху перехода от средних веков к новому
времени» К
 Печаль, звучащая 'во многих стихах Басё, имела не
только философские и религиозные корни и не была
только отзвуком его личной судьбы. Поэзия Басё выразила трагизм переходной эпохи, одной из самых значительных в истории Японии, и поэтому была близка и понятна
его современникам.
 Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя «печальником», но был и великим жизнелюбцем. Радость внезап-
 1 	Такакура Тэру. Новая японская литература. Токио, «Рирон-
ся», 1953, с. 90.
 23

ной встречи с прекрасным, веселые игры с детьми, яркие
зарисовки быта и нравов,- с какой душевной щедростью
поэт расточает все новые и новые краски для изображения мира! В конце своей жизни Басё пришел к той
мудрой и просветленной красоте, которая доступна только большому мастеру.
 Поэтическое наследие, оставленное Мацуо Басё,
включает в себя хокку и «сцепленные строфы». В числе
его прозаических сочинений - дневники, предисловия к
книгам и отдельным стихам, письма. Они содержат в себе
немало мыслей Басё об искусстве. Кроме того, ученики
записали его беседы с ними. В этих беседах Басё выступает как своеобразный и глубокий мыслитель.
 Он основал школу, совершившую переворот в японской поэзии. Среди его учеников были такие высокоодаренные поэты, как Кикаку, Рансэцу, Дзёсо, Кёрай,
Сампу, Сико.
 Нет японца, который не знал бы на память хотя бы
несколько стихотворений Басё. Появляются новые издания его стихов, новые книги о его творчестве. Великий
поэт с годами не уходит от своих потомков, а приближается к ним.
 По-прежнему любима, популярна и продолжает развиваться лирическая поэзия хокку (или хайку), фактическим
создателем которой был Басё.
 Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.
 В. Маркова

МАЦУО БАСЁ И ПОЭТЫ ЕГО ШКОЛЫ
В ПЕРЕВОДАХ В. Н. МАРКОВОЙ

БАСЁ
 Луна - путеводный знак -
Просит: «Сюда пожалуйте!»
Дорожный приют в горах.
 * 	* *
 Наскучив долгим дождем,
Ночью сосны прогнали его...
Ветви в первом снегу.
 * 	* *
 Ирис на берегу.
 А вот другой - до чего похож! -
Отраженье в воде.
 26

* * *
 Отцу, потерявшему сына
 Поник головой,-
 Словно весь мир опрокинут,-
 Под снегом бамбук.
 * 	* *
 Сыплются льдинки.
 Снега белая занавесь
В мелких узорах.
 * 	* *
 Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен... Недвижно
Стою в забытьи.
 27

* * *
 В ответ на просьбу сочинить стихи
 Вишни в весеннем расцвете.
 Но я - о горе! - бессилен открыть
Мешок, где спрятаны песни.
 * 	* *
 Люди вокруг веселятся -
И только... Со склонов горы Хацусэ
Глядят невоспетые вишни.
 * 	* *
 Бутоны вишневых цветов,
 Скорей улыбнитесь все сразу
Прихотям ветерка!
 28

•к -к -к
 Ива свесила нити...
 Никак не уйду домой -
Ноги запутались.
 * 	* *
 Перед вишней в цвету
Померкла в облачной дымке
Пристыженная луна.
 * 	* *
 Покидая родину
Облачная гряда
 Легла меж друзьями... Простились
Перелетные гуси навек.
 29

* * *
 Роща на склоне горы.
 Как будто гора перехвачена
Поясом для меча.
 * 	* *
 В горах Саё-но Накаяма
 «Вершины жизни моей»!
 Под сенью дорожной шляпы
Недолгого отдыха час.
 * 	* *
 О ветер со склона Фудзи!
 Принес бы на веере в город тебя,
Как драгоценный подарок.
 30

* * *
 Прошел я сотню ри,
 За дальней далью облаков
Присяду отдохнуть.
 * 	* *
 Снова на родине
 Глаз не отвести...
 Не часто видел я в Эдо
Луну над гребнем гор.
 * 	* *
 Новогоднее утро
 Всюду ветки сосен у ворот.
Словно сон одной короткой ночи
Промелькнули тридцать лет.
 31

* * *
 «Осень уже пришла!» -
Шепнул мне на ухо ветер,
Подкравшись к постели моей.
 * 	* *
 Майских дождей пора.
 Будто море светится огоньками
Фонари ночных сторожей.
 * 	* *
 Иней его укрыл,
 Стелет постель ему ветер...
Брошенное дитя.
 32

* * *
 На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
 Осенний вечер.
 * 	* *
 Сегодня «травой забвенья»
 Хочу я приправить мой рис,
 Старый год провожая.
 * 	* *
 В небе такая луна,
 Словно дерево спилено под корень:
Белеется свежий срез.
 33

* * *
 Желтый лист плывет.
 У какого берега, цикада,
 Вдруг проснешься ты?
 * 	* *
 Все выбелил утренний снег.
 Одна примета для взора -
Стрелки лука в саду.
 * 	* *
 Как разлилась река!
 Цапля бредет на коротких ножках,
По колено в воде.
 34

* * *
 Тихая лунная ночь...
 Слышно, как в глубине каштана
Ядрышко гложет червяк.
 * 	* *
 Богачи лакомятся вкусным мясом, могучие воины
довольствуются листьями и кореньями сурепки.
А я - я просто-напросто бедняк
 Снежное утро,
 Сушеную рыбу глодать одному -
Вот моя участь.
 * 	* *
 Видно, кукушку к себе
Манят колосья в поле:
 Машут, словно ковыль...
 35

Девять лет я вел бедственную жизнь в городе и
наконец переехал в предместье Фукагава. Мудро сказал в старину один человек: «Столица Чанъань —
издревле средоточие славы, и богатства, но трудно в
ней прожить тому, у кого нет денег». Я тоже так
думаю, ибо я — нищий
 Шатая дощатую дверь,
 Сметает к ней листья с чайных кустов
Зимний холодный вихрь.
 * 	* *
 Надпись на картине
 Единственное украшенье -
Ветка цветов мукугэ в волосах.
 Голый крестьянский мальчик.
 * 	* *
 Что глупей темноты!
 Хотел светлячка поймать я -
 И напоролся на шип.
 36

* * *
 Во тьме безлунной ночи
Лисица стелется по земле,
Крадется к спелой дыне.
 * 	* *
 Все в мире быстротечно!
 Дым убегает от свечи,
 Изодран ветхий полог.
 * 	* *
 Юной красавице
 Мелькнула на миг...
 В красоте своей нерасцветшей
Лик вечерней луны.
 37

* * *
 Мой друг Рика прислал мне в подарок
саженцы банановой пальмы
 Бананы я посадил.
 О молодой побег тростника,
Впервые тебе я не рад!
 * 	* *
 Кишат в морской траве
Прозрачные мальки... Поймаешь
Растают без следа.
 * 	* *
 Росинки на горных розах.
 Как печальны лица сейчас
У цветов полевой сурепки!
 38

Весной собирают чайный лист
 Все листья сорвали сборщицы...
 Откуда им знать, что для чайных кустов
Они — словно ветер осени!
 * 	* *
 В хижине, крытой тростником
 Как стонет от ветра банан,
 Как падают капли в кадку,
 Я слышу всю ночь напролет.
 * 	* *
 Печалюсь, глядя на луну, печалюсь, думая о своей
судьбе, печалюсь о том, что я такой неумелый! Но
никто не спросит меня: отчего ты печален ? И мне,
одинокому, становится еще грустнее
 Печалью своей дух просвети!
 Пой тихую песню за чашкой похлебки,
О ты, «печальник луны»!
 39

* * *
 В день высокого прилива
 Рукава землею запачканы.
 «Ловцы улиток» весь день по полям
Бродят, бродят без роздыха.
 * 	* *
 Зимней ночью в предместье Фукагава
 Весла хлешут по ледяным волнам.
Сердце стынет во мне.
 Ночь - и слезы.
 * 	* *
 Ночной халат так тяжел.
 Чудится мне, в дальнем царстве У
С неба сыплется снег...
 40

* * *
 Старик Ду Фу
 Вихрь поднимая своей бородой,
Стонешь, что поздняя осень настала...
«О, кто на свет породил тебя?»
 * 	* *
 Зимой покупаю кувшин питьевой воды
 Зимой горька вода со льдом!
 «Но крысе водяной немного надо...»
Чуть-чуть я горло увлажнил.
 * 	* *
 Ответ ученику
 А я - человек простой!
 Только вьюнок расцветает,
 Ем свой утренний рис.
 41

* * *
 Где же ты, кукушка?
 Вспомни, сливы начали цвести,
 Лишь весна дохнула.
 * 	* *
 Ива склонилась и спит,
 И кажется мне, соловей на ветке -
Это ее душа.
 * 	* *
 В печали сильнее почувствуешь, что вино — великий
мудрец; в нищете впервые познаешь, что деньги —
 божество
 Пируют в дни расцвета вишен.
 Но мутное вино мое бело,
 Но с шелухою рис мой черный.
 42

* * *
 Топ-топ - лошадка моя.
 Вижу себя на картине -
В просторе летних лугов.
 * 	* *
 В хижине, отстроенной после пожара
 Слушаю, как градины стучат.
 Лишь один я здесь не изменился,
Словно этот старый дуб.
 * 	* *
 Далекий зов кукушки
 Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
 Перевелись поэты.
 43

Первая проба кисти в году
 Настал новогодний праздник.
 Но я печален... На память мне
Приходит глухая осень.
 * 	* *
 Стихи в память поэта Сэмпу
 К тебе на могилу принес
Не лотоса листья святые -
Пучок полевой травы.
 * 	* *
 В доме Кавано Сёха стояли в надтреснутой вазе
стебли цветущей дыни, рядом лежала цитра без
струн, капли воды сочились и, падая на цитру, заставляли ее звучать
 Стебли цветущей дыни.
 Падают, падают капли со звоном...
 Или это - «цветы забвенья»?
 44

* * *
 Напутствие другу
 О, если ты стихов поэта не забыл
Скажи себе в горах Саё-но Накаяма:
Вот здесь он тоже отдыхал в тени!
 * 	* *
 Грушу, одинокий, в хижине,
похоронив своего друга —монаха Доккая
 Некого больше манить!
 Как будто навеки замер,
 Не шелохнется ковыль.
 * 	* *
 Послышится вдруг «шорх-шорх».
В душе тоска, шевельнется...
Бамбук в морозную ночь.
 45

* * *
 Недолгий отдых в гостеприимном доме
 Здесь я в море брошу наконец
Бурями истрепанную шляпу,
 Рваные сандалии мои.
 * 	* *
 Рушат рис
 Не узнают суровой зимы
В этом доме... Пестика дробный стук
Словно сыплется частый град.
 * 	* *
 В тесной хибарке моей
Озарила все четыре угла
Луна, заглянув в окно.
 46

* * *
 На чужбине
 Тоненький язычок огня,-
Застыло масло в светильнике.
Проснешься... Какая грусть!
 * 	* *
 Ворон-скиталец, взгляни!
 Где гнездо твое старое?
 Всюду сливы в цвету.
 * 	* *
 Поля по-зимнему глядят.
 Лишь кое-где крестьяне бродят,
Сбирая листья первых трав.
 47

* * *
 Бабочки полет
Будит тихую поляну
В солнечном свету.
 * 	* *
 Вид на залив Наруми
 Случается и ногам кораблей
В такой весенний день отдыхать.
Персики на морском берегу.
 * 	* *
 Встречный житель гор
 Рта не разомкнул. До подбородка
 Достает ему трава.
 48

* * *
 На луну загляделись.
 Наконец-то мы можем вздохнуть!
Мимолетная тучка.
 * 	* *
 Как свищет ветер осенний!
 Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
 * 	* *
 К утренним вьюнкам
Летит с печальным звоном
Слабеющий москит.
 49

* * *
 И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
 * 	* *
 Цветы увяли.
 Сыплются, падают семена,
Как будто слезы...
 * 	* *
 Порывистый листобой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих.
 50

* * *
 Старый пруд.
 Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
 * 	* *
 На Новый год
 Сколько снегов уже видели,
 Но сердцем не изменились они
Ветки сосен зеленые!
 * 	* *
 Внимательно вглядись!
Цветы «пастушьей сумки»
Увидишь под плетнем.
 51

* * *
 Смотрю в окно после болезни
 Храма Каннон там, вдалеке,
Черепичная кровля алеет
В облаках вишневых цветов.
 * 	* *
 О, проснись, проснись!
 Стань товарищем моим
Спящий мотылек!
 * 	* *
 Памяти друга
На землю летят,
 Возвращаются к старым корням...
Разлука цветов!
 52

* * *
 Другу, уехавшему в западные провинции
 Запад или Восток -
Всюду одна и та же беда,
 Ветер равно холодит.
 * 	* *
 Первый снег под утро.
 Он едва-едва пригнул
Листики нарцисса.
 * 	* *
 Хожу кругом пруда
 Праздник осенней луны.
 Кругом пруда, и опять кругом.
Ночь напролет кругом!
 53

* * *
 Кувшин для хранения зерна
 Вот все, чем богат я!
 Легкая, словно жизнь моя,
 Т ыква-горлянка.
 * 	* *
 Этой, поросшей травою,
 Хижине верен остался лишь ты,
Разносчик зимней сурепки.
 * 	* *
 Я выпил вина,
 Но мне только хуже не спится...
Ночной снегопад.
 54

* * *
 Вода так холодна!
 Уснуть не может чайка,
Качаясь на волне.
 * 	* *
 С треском лопнул кувшин:
Ночью вода в нем замерзла.
 Я пробудился вдруг.
 * 	* *
 Базар новогодний в городе.
 И мне бы его посетить хоть раз!
Купить курительных палочек.
 55

* * *
 Луна или утренний снег...
 Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.
Вот так и кончаю год.
 * 	* *
 Надев платье, подаренное на Новый год
 Кто это, скажи?
 Сам себя вдруг не узнал я
Утром в Новый год.
 * 	* *
 Эй, мальчик-пастух!
 Оставь же сливе немного веток,
Срезая хлысты.
 56

* * *
 Морская капуста легче...
 А носит торговец-старик на плече
Корзины тяжелых устриц.
 * 	* *
 Облака вишневых цветов!
 Звон колокольный доплыл... Из Уэно
Или Асакуса?
 * 	* *
 Уезжающему другу
 Друг, не забудь
Скрытый незримо в чаще
Сливовый цвет!
 57

* * *
 В чашечке цветка
 Дремлет шмель. Не тронь его,
 Воробей-дружок!
 * 	* *
 Аиста гнездо на ветру.
 А под ним - за пределами бури -
Вишен спокойный цвет.
 * 	* *
 Долгий день напролет
Поет - и не напоется
Жаворонок весной.
 58

* * *
 Над простором полей -
Ничем к земле не привязан -
Жаворонок звенит.
 * 	* *
 Другу, который отправляется в путь
 Гнездо, покинутое птицей...
 Как грустно будет мне глядеть
На опустелый дом соседа.
 * 	* *
 Майские льют дожди.
 Что это? - лопнул на бочке обод?
Звук неясный ночной...
 59

* * *
 Овдовевшему другу
 В белом цвету плетень
 Возле дома, где не стало хозяйки...
 Холодом обдает.
 * 	* *
 Как волосами оброс,
 Как худ я, как иссиня-бледен!
Майский дождь без конца.
 * 	* *
 Пойдем, друзья, поглядим
На плавучие гнезда уток
В разливе майских дождей!
 60

* * *
 Звонко долбит
Столб одинокой хижины
Дятел лесной.
 * 	* *
 Нынче выпал ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.
 * 	* *
 Ветку, что ли, обломил
Ветер, пробегая в соснах? -
Как прохладен плеск воды!
 61

* * *
 Чистый родник!
 Вверх побежал по моей ноге
Маленький краб.
 * 	* *
 Рядом с цветущим вьюнком
Отдыхает в жару молотильщик.
Как он печален, наш мир!
 * 	* *
 Вот здесь в опьяненье
 Уснуть бы на этих речных камнях,
 Поросших гвоздикой...
 62

* * *
 В опустевшем саду друга
 Он дыни здесь растил.
 А ныне старый сад заглох...
Вечерний холодок.
 * 	* *
 В похвалу поэту Рика
 Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу.
 * 	* *
 Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя.
 63

* * *
 На ночь, хоть на ночь одну,
 О кусты цветущие хаги,
 Приютите бродячего пса!
 * 	* *
 Важно ступает
 Цапля по свежему жниву.
 Осень в деревне.
 * 	* *
 Бросил на миг
 Обмолачивать рис крестьянин,
Глядит на луну.
 64

* * *
 Праздник Бон миновал
Вечера все темнее.
 Голоса цикад.
 * 	* *
 Вялые листья батата
На высохшем поле. Восхода луны
Ждут не дождутся крестьяне.
 * 	* *
 Снова встают с земли
Тускнея во мгле, хризантемы,
Прибитые сильным дождём.
 65

* * *
 Совсем легла на землю,
 Но неизбежно зацветет
Больная хризантема.
 * 	* *
 Тучи набухли дождём
Только над гребнем предгорья.
 Фудзи - белеет в снегу.
 * 	* *
 Мыс Ирагодзаки.
 Голос ястреба... Что в целом мире
На тебя похоже?
 66

* * *
 На морском побережье
 Весь в песке, весь в снегу!
 С коня мой спутник свалился,
Захмелев от вина.
 * 	* *
 Ростки озимых взошли.
 Славный приют для отшельника
Деревня среди полей.
 * 	* *
 Молись о лучших днях!
 На зимнее дерево сливы
Будь сердцем похож.
 67

* * *
 Снега, снега, снега...
 А ведь как будто нынче полнолунье,
Последнее в году?
 * 	* *
 Дорожный ночлег
 Сосновую хвою жгу.
 Сушу на огне полотенце...
 Зимняя стужа в пути.
 * 	* *
 На родине
 Хлюпают носами...
 Милый сердцу деревенский звук!
Зацветают сливы.
 68

* * *
 Персиков расцвет!
 А за ними - первая в году
Вишня чуть видна.
 * 	* *
 В чарку с вином,
Ласточки, не уроните
Глины комок.
 * 	* *
 В гостях у вишневых цветов
Я пробыл ни много ни мало:
Двадцать счастливых дней.
 69

* * *
 Прощайте, о вишен цветы!
Спасибо вам за радушный прием,
За щедрую доброту.
 * 	* *
 Под сенью вишневых цветов,
 Я, словно старинной драмы герой,
Ночью прилег уснуть.
 * 	* *
 Вишни в полном цвету!
 А рассвет такой, как всегда,
 Там, над дальней горой...
 70

* * *
 В мареве майских дождей
Только один не тонет
Мост над рекой Сэта.
 * 	* *
 Ловля светлячков над рекой Сэта
 Еще мелькают в глазах
Горные вишни... И чертят огнем
Вдоль них светлячки над рекой.
 * 	* *
 Здесь когда-то замок стоял...
 Пусть мне первый расскажет о нем
Бьющий в старом колодце родник.
 71

* * *
 Осенним вечером
 Кажется, что сейчас
Колокол тоже в ответ загудит...
Так цикады звенят.
 * 	* *
 Как летом густеет трава!
 И только у однолиста
Один-единственный лист.
 * 	* *
 Словно хрупкий юноша,
 О цветы, забытые в полях,
 Вы напрасно вянете.
 72

* * *
 Смотрю ночью, как проплывают мимо
рыбачьи лодки с корморанами
 Было весело мне, но потом
Стало что-то грустно... Плывут
На рыбачьих лодках огни.
 * 	* *
 В похвалу новому дому
 Дом на славу удался!
 На задворках воробьи
Просо радостно клюют.
 * 	* *
 Все вьюнки на одно лицо.
 А тыквы-горлянки осенью?
 Двух одинаковых нет!
 73

* * *
 Осень уже недалеко.
 Поле в колосьях и море -
Одного зеленого цвета.
 * 	* *
 И просо и конопля...
 Все же не худо живется
В хижине, крытой травой.
 * 	* *
 О нет, готовых
 Я для тебя сравнений не найду,
Трехдневный месяц!
 74

* * *
 Неподвижно висит
Темная туча вполнеба...
 Видно, молнию ждет.
 * 	* *
 О, сколько их на полях!
 Но каждый цветет по-своему, -
Вот высший подвиг цветка!
 * 	* *
 На горе «Покинутой старухи»
 Мне приснилась давняя быль:
Плачет брошенная в горах старуха.
И только месяц ей друг.
 75

* * *
 То другим говорил «прощай!»,
 То прощался со мной... А в конце пути
Осень в горах Кисо.
 * 	* *
 Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.
 * 	* *
 С ветки скатился каштан,
 Тому, кто в дальних горах не бывал,
В подарок его отнесу.
 76

* * *
 В похвалу императору Нинтоку,
который с кровли любовался народным праздником
 Вот высшая радость его!
 Народ веселится... Во всех дворах
Курятся дымком очаги.
 * 	* *
 Только одни стихи!
 Вот все, что в «Приют банановый»
Поэту весна принесла.
 * 	* *
 Другу
 Посети меня
В одиночестве моем!
 Первый лист упал...
 77

* * *
 Кончился в доме рис...
 Поставлю в тыкву из-под зерна
«Женской красы» цветок.
 * 	* *
 А я не хочу скрывать:
 Похлебка из вареной ботвы
С перцем - вот мой обед!
 * 	* *
 Еще стоят там и тут
Островками колосья несжатые...
Тревожно кричит бекас.
 78

* * *
 Поэт Рика скорбит о своей жене
 Одеяло для одного.
 И ледяная, черная
Зимняя ночь... О печаль!
 * 	* *
 В день очищения от грехов
 Дунул свежий ветерок,
 С плеском выскочила рыба...
Омовение в реке.
 * 	* *
 Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины.
 79

•к -к "к
 Отец тоскует о своем ребенке
 Все падают и шипят.
 Вот-вот огонь в глубине золы
Погаснет от слез.
 * 	* *
 Письмо на север
 Помнишь, как любовались мы
Первым снегом? Ах, и в этом году
Он, уж верно, выпал опять.
 * 	* *
 Срезан для крыши камыш.
 На позабытые стебли
Сыплется мелкий снежок.
 80

* lit lit
 Ранней весною
 Вдруг вижу,- от самых плеч
Моего бумажного платья
Паутинки, зыблясь, растут.
 * 	* *
 Солнце заходит.
 И паутинки тоже
В сумраке тают...
 * 	* *
 Звон вечернего колокола -
И то здесь, в глуши, не услышишь.
Весенние сумерки.
 81

* * *
 Вот он - мой знак путеводный!
Посреди высоких трав луговых
Человек с охапкою сена.
 * 	* *
 Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.
 * 	* *
 Крестьянская страда
 Полоть... Жать...
 Только и радости летом -
Кукушки крик.
 82

* * *
 Возле «Камня смерти»
 Ядом дышит скала.
 Кругом трава покраснела.
 Даже роса в огне.
 * 	* *
 В тени ивы, воспетой Сайгё
 Все поле из края в край
Покрылось ростками... Только тогда
Я покинул, ива, тебя.
 * 	* *
 Ветер на старой заставе Сиракава
 Западный ветер? Восточный?
 Нет, раньше послушаю, как шумит
Ветер над рисовым полем.
 83

* * *
 Увидел, как высоко поднялись ростки на поле
 Побеги риса лучше слов
 Сказали мне, как почернел лицом я,
 Как много дней провел в пути!
 * 	* *
 По пути на север слушаю песни крестьян
 Вот исток, вот начало
Всего поэтического искусства!
Песня посадки риса.
 * 	* *
 Островки... Островки...
 И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
 84

* * *
 Какое блаженство!
 Прохладное поле зеленого риса...
Воды журчанье...
 * 	* *
 Облачная гряда
 Раскололась... Недаром, вершина,
Ты зовешься «Горой луны».
 * 	* *
 Какая вдруг перемена!
 Я спустился с гор - и подали мне
Первые баклажаны.
 85

* * *
 Первая дыня, друзья!
 Разделим ее на четыре части?
Разрежем ее на кружки?
 * 	* *
 Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы... Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.
 * 	* *
 Накануне «Праздника Танабата»
 Праздник «Встречи двух звезд».
Даже ночь накануне так непохожа
На обычную ночь.
 86

* * *
 Пестик из дерева.
 Был ли он сливой когда-то?
Был ли камелией?
 * 	* *
 Сыплются ягоды с веток...
 Шумно вспорхнула стая скворцов.
Утренний ветер.
 * 	* *
 Равнина Мусаси вокруг.
 Ни одно не коснется облако
Дорожной шляпы твоей.
 87

В осенних полях
 Намокший, идет под дождем,
 Но песни достоин и этот путник.
 Не только хаги в цвету.
 * 	* *
 Собрались на берегу любоваться луной
 Да разве только луну? -
И борьбу сегодня из-за дождя
Не удалось посмотреть.
 * 	* *
 В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол
 Где ты, луна, теперь?
 Как затонувший колокол,
 Скрылась на дне морском.

* * *
 Бабочкой никогда
 Он уже не станет... Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
 * 	* *
 Я открыл дверь и увидел на западе гору Ибуки. Ей не
надо ни вишневых цветов, ни снега, она хороша и сама
 по себе
 Такая, как есть!
 Не надо ей лунного света...
Ибуки-гора.
 * 	* *
 На берегу залива Футами, где жил поэт Сайгё
 Может, некогда служил
Тушечницей этот камень?
 Ямка в нем полна росы.
 89

* * *
 Я осенью в доме один.
 Что ж, буду ягоды собирать,
 Плоды собирать с ветвей.
 * 	* *
 Домик в уединенье.
 Луна... Хризантемы... В придачу к ним
Клочок небольшого поля.
 * 	* *
 Холодный дождь без конца,
 Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ.
 90

* * *
 До чего же долго
 Льется дождь! На голом поле
 Жниво почернело.
 * 	* *
 Зимняя ночь в саду.
 Ниткой тонкой - и месяц в небе,
И цикады чуть слышный звон.
 * 	* *
 В горной деревне
 Монахини рассказ
О прежней службе при дворе...
Кругом глубокий снег.
 91

* * *
 Играю с детьми в горах
 Дети, кто скорей?
 Мы догоним шарики
Ледяной крупы.
 * 	* *
 Снежный заяц - как живой!
Но одно осталось, дети:
Смастерим ему усы.
 * 	* *
 Скажи мне, для чего,
 О ворон, в шумный город
Отсюда ты летишь?
 92

4е 4с 4с
 Проталина в снегу,
 А в ней - светло-лиловый
Спаржи стебелек.
 4е 4с 4е
 Весенние льют дожди.
 Как тянется вверх чернобыльник
На этой заглохшей тропе!
 * 	* *
 Воробышки над окном
Пищат, а им отзываются
Мыши на чердаке.
 93

* * *
 Продавец бонитов идет.
 Какому они богачу сегодня
Помогут упиться вином?
 * 	* *
 Как нежны молодые листья
Даже здесь, на сорной траве,
 У позабытого дома.
 * 	* *
 Камелии лепестки...
 Может быть, соловей уронил
Шапочку из цветов?
 94

* * *
 Дождик весенний...
 Уж выпустили по два листка
Семена баклажанов.
 * 	* *
 Над старой рекой
Молодыми почками налились
Ивы на берегу.
 * 	* *
 Листья плюща...
 Отчего-то их дымный пурпур
О былом говорит.
 95

* * *
 На картину, изображающую человека
с чаркой вина в руке
 Ни луны, ни цветов.
 А он и не ждет их, он пьет,
Одинокий, вино.
 * 	* *
 Встречаю Новый год в столице
 Праздник весны...
 Но кто он, прикрытый рогожей
Нищий в толпе?
 * 	* *
 Замшелый могильный камень.
Под ним - наяву это или во сне?
Голос шепчет молитвы.
 96

* * *
 Все кружится стрекоза...
 Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.
 * 	* *
 На высокой насыпи - сосны,
 А меж ними вишни видны и дворец
В глубине цветущих деревьев...
 * 	* *
 Не думай с презреньем:
 «Какие мелкие семена!»
 Это красный перец.
 97

* * *
 Сначала покинул траву...
Потом деревья покинул...
Жаворонка полет.
 * 	* *
 Колокол смолк вдалеке,
 Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывет.
 * 	* *
 Моему ученику
 Путник в дальней стране!
Вернись, тебе покажу я
Истинные цветы.
 98

* * *
 Чуть дрожат паутинки.
Тонкие нити травы сайко
В полумраке трепещут.
 * 	* *
 С четырех сторон
Вишен лепестки летят
В озеро Нио.
 * 	* *
 Минула весенняя ночь.
Белый рассвет обернулся
Морем вишен в цвету.
 99

* * *
 Жаворонок поет.
 Звонким ударом в чаще
Вторит ему фазан.
 * 	* *
 Роняя лепестки,
 Вдруг пролил горсточку воды
Камелии цветок.
 * 	* *
 Ручеек чуть заметный.
Проплывают сквозь чащу бамбука
Лепестки камелий.
 100

* * *
 Весенний ветер,
 Отозвалась на чьи-то голоса
Гора Микаса.
 * 	* *
 Алые сливы в цвету...
 К той, кого никогда я не видел,
Занавеска рождает любовь!
 * 	* *
 Вот причуда знатока!
 На цветок без аромата
Опустился мотылек.
 101

* * *
 Столица уже примелькалась,
 Но прежнее очарованье воскресло,
Когда я услышал кукушку.
 * 	* *
 Майский дождь бесконечный.
Мальвы куда-то тянутся,
 Ищут дорогу солнца.
 * 	* *
 Слабый померанца аромат.
 Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка,
Слышал я твой перелетный крик?
 102

* * *
 Поселяюсь в уединенной хижине
 Прежде всего у тебя
 Ищу я защиты, высокий дуб,
 В тенистом летнем лесу.
 * 	* *
 Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
 * 	* *
 Падает с листком...
 Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
 103

* * *
 Ночью на реке Сэта
 Любуемся светлячками.
 Но лодочник ненадежен: он пьян
И лодку уносят волны...
 * 	* *
 Как ярко горят светлячки,
Отдыхая на ветках деревьев!
Дорожный ночлег цветов!
 * 	* *
 И кто бы мог сказать,
 Что жить им так недолго?
Немолчный звон цикад.
 104

* * *
 В старом моем домишке
Москиты почти не кусаются.
 Вот все угощенье для друга!
 * 	* *
 Утренний час
 Или вечерний,- вам все равно,
Дыни цветы!
 * 	* *
 И цветы и плоды!
 Всем сразу богата дыня
В лучшую пору свою.
 105

Жители Киото отдыхают в летнюю жару возле реки
Камо от самого того часа, когда восходит вечерняя
луна, и до восхода солнца. Всю ночь они пьют вино и
веселятся. На женщинах пояса повязаны изящным
узлом, мужчины в нарядных накидках. Среди толпы
виднеются и монахи и старики. Даже подмастерья
бочаров и кузнецов, вырвавшись на свободу, поют и
горланят вволю
 Речной ветерок.
 Повсюду халаты мелькают
Цвета бледной хурмы.
 * 	* *
 Праздник поминовения душ!
 Но и сегодня на старом кладбище
 Поднимается новый дымок.
 * 	* *
 Хижина рыбака.
 Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.
 106

* * *
 Весь двор возле храма
Завесили листьями своими
Банановые пальмы.
 * 	* *
 Один мудрый монах сказал: «Учение секты Дзэн,
неверно понятое, наносит душам большие увечья». Я согласился с ним
 Стократ благородней тот,
 Кто не скажет при блеске молнии:
 «Вот она - наша жизнь!»
 * 	* *
 Белый волос упал.
 Под моим изголовьем
Не смолкает сверчок.
 107

* * *
 Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
 Сон одинокий в пути.
 * 	* *
 В монастыре
 Пьет свой утренний чай
Настоятель в спокойствии важном.
Хризантемы в саду.
 * 	* *
 В ночь осеннего полнолуния
В сиянии луны
 Ни одного в собранье не осталось
Прекрасного лица.
 108

* * *
 Прозрачна осенняя ночь.
Далеко, до Семизвездия,
Разносится стук вальков.
 * 	* *
 «Сперва обезьяны халат!» -
Просит прачек выбить вальком
Продрогший поводырь.
 * 	* *
 Пугают, гонят с полей!
Вспорхнут воробьи и спрячутся
Под сенью чайных кустов.
 109

* * *
 Позади дощатой ограды
Кричат пронзительно перепела
В облетевшей роще павлоний.
 * 	* *
 Даже дикого кабана
Закружйт, унесет с собой
Этот зимний вихрь полевой!
 * 	* *
 Уж осени конец,
 Но верит в будущие дни
Зеленый мандарин.
 110

* * *
 Ем похлебку свою один.
 Словно кто-то играет на цитре -
Град по застрехе стучит.
 * 	* *
 К портрету друга
 Повернись ко мне!
 Я тоскую тоже
Осенью глухой.
 * 	* *
 В дорожной гостинице
 Переносный очаг.
 Так, сердце странствий, и для тебя
Нет покоя нигде.
 111

* * *
 Холод пробрал в пути.
 У птичьего пугала, что ли,
 В долг попросить рукава?
 * 	* *
 Сушеная эта макрель
И нищий монах изможденный
На холоде в зимний день.
 * 	* *
 Всю долгую ночь,
 Казалось мне, стынет бамбук...
Утро встало в снегу.
 112

* * *
 Получаю летний халат в подарок от поэта Сампу
И я нарядился!
 Так тонок халат мой летний -
Крылья цикады!
 * 	* *
 Стебли морской капусты.
 Песок заскрипел на зубах...
 И вспомнил я, что старею.
 * 	* *
 Поздно пришел мандзай
В горную деревушку.
 Сливы уже зацвели.
 113

* * *
 Ждем восхода луны.
 Ветку сливы несет на плече
Мальчик-монах.
 * 	* *
 В деревне
 Вконец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест...
А еще и любовь!
 * 	* *
 Ночь. Бездонная тьма.
 Верно, гнездо свое потерял —
Стонет где-то кулик.
 114

* * *
 Откуда вдруг такая лень?
 Едва меня сегодня добудились...
Шумит весенний дождь.
 * 	* *
 Грозовая гора.
 Ветер в чаще бамбука
Протоптал тропу.
 * 	* *
 Откуда кукушки крик?
 Сквозь чащу густого бамбука
Сочится лунная ночь.
 115

* * *
 Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!
 * 	* *
 В ладоши звонко хлопнул я.
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.
 * 	* *
 Майский докучный дождь...
Обрывки цветной бумаги
На обветшалой стене.
 116

* * *
 Нахожу свой детский рисунок
 Детством пахнуло...
 Старый рисунок я отыскал,-
Ростки бамбука.
 * 	* *
 Что ни день, что ни день -
Все желтее колосья.
Жаворонки поют.
 * 	* *
 Женщина готовит тимаки
 Листок бамбука в руке...
 Другой рукой заправляет
Прядь выбившихся волос.
 117

* * *
 Уединенный дом
В сельской тиши... Даже дятел
В эту дверь не стучит!
 * 	* *
 В летний зной
 «Безводный месяц» пришел.
 Кто хвалит леща морского, а я -
Соленое мясо кита.
 * 	* *
 Без конца моросит.
 Лишь мальвы сияют, как будто
Над ними безоблачный день.
 118

* * *
 Зеленеет один,
 Осеннему утру наперекор,
Спелый каштан.
 * 	* *
 В темном хлеву
 Звон москитов чуть слышен...
 Конец жаре.
 * 	* *
 В ночь полнолуния
 Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
 119

* * *
 Легкий речной ветерок.
 Чай хорош! И вино хорошо!
И лунная ночь хороша!
 * 	* *
 Глубокою стариной
Повеяло... Сад возле храма
Засыпан палым листом.
 * 	* *
 Луна шестнадцатой ночи
 Так легко-легко
Выплыла - и в облаке
Задумалась луна.
 120

* * *
 Отоприте дверь!
 Лунный свет впустите
В храм Укимидо!
 * 	* *
 Шестнадцатая ночь.
 Успеем ли сварить креветок?
Так мало длится тьма!
 * 	* *
 Стропила моста поросли
«Печаль-травою»... Сегодня она
Прощается с полной луной.
 121

* 	* *
 Кричат перепела.
Должно быть, вечереет.
Глаз ястреба померк.
 * 	* *
 Вместе с хозяином дома
Слушаю молча вечерний звон.
Падают листья ивы.
 * 	* *
 Благоденствие большой семьи
 Деды, отцы, внуки!
 Три поколения, а в саду -
Хурма, мандарины...
 122

* * *
 Белый грибок в лесу.
 Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.
 * 	* *
 Какая грусть!
 В маленькой клетке подвешен
Пленный сверчок.
 * 	* *
 В день «Праздника хризантем»
 Одинокий мой шалаш!
 День померк - и вдруг вино прислали
С лепестками хризантем.
 123

* * *
 Варят на ужин лапшу.
 Как пылает под котелком огонь
В эту холодную ночь!
 * 	* *
 Ночная тишина.
 Лишь за картиной на стене
Звенит-звенит сверчок.
 * 	* *
 И мотылек прилетел!
 Он тоже пьет благовонный настой
Из лепестков хризантем.
 124

* * *
 Блестят росинки.
 Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!
 * 	* *
 Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла? —
 Одна скорлупка осталась.
 * 	* *
 Опала листва.
 Весь мир одноцветен.
 Лишь ветер гудит.
 125

* * *
 В деревне
 Рушит старуха рис.
 А рядом - знак долголетья -
Хризантемы в цвету.
 * 	* *
 Чтоб холодный вихрь
 Ароматом напоить, опять раскрылись
 Поздней осенью цветы.
 * 	* *
 Посадили деревья в саду,
 Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
 Шепчет осенний дождь.
 126

* * *
 Хозяин и гость
 Друг на друга нарцисс
И белая ширма бросают
Отблески белизны.
 * 	* *
 Собрались ночью, чтоб любоваться снегом
 Скоро ли свежий снег?
 У всех ожиданье на лицах...
 Вдруг зимней молнии блеск!
 * 	* *
 Сокол рванулся ввысь.
 Но крепко охотник держит его -
Сечет ледяная крупа.
 127

* * *
 Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!
 * 	* *
 Вновь зеленеют ростки
В осенних полях. Под утро
Иней точно цветы.
 * 	* *
 Радостно глядеть:
 Ночью снегом станет
Этот зимний дождь!
 128

* * *
 Все засыпал снег.
 Одинокая старуха
В хижине лесной.
 * 	* *
 Вернувшись в Эдо после долгого отсутствия
 ...Но, на худой конец, хоть вы
Еще под снегом уцелели,
 Сухие стебли камыша.
 * 	* *
 Соленые морские окуни
Висят, ощеривая зубы.
 Как в этой рыбной лавке холодно!
 129

* 	* *
 «Нет покоя от детей!»
 Для таких людей, наверно,
И вишневый цвет не мил.
 * 	* *
 К далекой Фудзи идем.
 Вдруг она скрылась в роще камелий.
Просвет... Выходим к селу.
 * 	* *
 Есть особая прелесть
В этих, бурей измятых,
Сломанных хризантемах.
 130

* * *
 Уродливый ворон —
 И он прекрасен на первом снегу
В зимнее утро!
 * 	* *
 Прохожу осенним вечером через старые ворота
Расёмон в Киото
 Ветка хаги задела меня...
 Или демон схватил меня за голову
В тени ворот Расёмон?
 * 	* *
 Монах Сэнка скорбит о своем отце
 Темно-мышиный цвет
Рукавов его рясы
Еще холодней от слез.
 131

* * *
 Влюбленные коты
Умолкли. Смотрит в спальню
Туманная луна.
 * 	* *
 Зимняя буря в пути
 Словно копоть сметает,
Криптомерий вершины треплет
Налетевшая буря.
 * 	* *
 Под Новый год
 Рыбам и птицам
Не завидую больше... Забуду
Все горести года.
 132

* * *
 Незримая весна!
 На обороте зеркала
Узор цветущих слив.
 * 	* *
 Прогулка по городу
 Без конца и без счета
Хоромы, пагоды, сливы в цвету,
Весенние ивы...
 * 	* *
 Всюду поют соловьи.
 Там — за бамбуковой рощей,
 Тут — перед ивой речной.
 133

* * *
 В горах Кисо
 Покорна зову сердца
 Земля Кисо. Пронзили старый снег
 Весенние побеги.
 * 	* *
 С ветки на ветку
Тихо сбегают капли...
 Дождик весенний.
 * 	* *
 Через изгородь
Сколько раз перепорхнули
Крылья бабочки!
 134

* * *
 Посадка риса
 Не успела отнять руки,
 Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке.
 * 	* *
 Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
 * 	* *
 Возле старого храма
 Под цветущими персиками работник
 Мельницу вертит ногою.
 135

* * *
 Только дохнет ветерок —
 С ветки на ветку ивы
Бабочка перепорхнет.
 * 	* *
 Как завидна их судьба!
 К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах.
 * 	* *
 Разве вы тоже из тех,
 Кто не спит, опьянен цветами,
О, мыши на чердаке?
 136

* * *
 Дождь в тутовой роще шумит...
На земле едва шевелится
Большой шелковичный червь.
 * 	* *
 Еще на острие конька
Над кровлей солнце догорает.
Вечерний веет холодок.
 * 	* *
 Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!
 137

* * *
 Хризантемы в полях
Уже говорят: забудьте
Жаркие дни гвоздик!
 * 	* *
 Переезжаю в новую хижину
 Листья бананов
 Луна развесила на столбах
 В хижине новой.
 * 	* *
 Желаю долголетия старухе, которой исполнилось
семьдесят семь лет семь месяцев и семь дней
 Тысяча хаги
 Пусть вырастет из семи корней.
Звездная осень.
 138

* * *
 При свете новой луны
Земля в полумраке тонет.
 Белой гречихи поля.
 * 	* *
 В лунном сиянье
Движется к самым воротам
Гребень прилива.
 * 	* *
 Ты, как прежде, зеленым
 Мог бы остаться... Но нет! Пришла
 Твоя пора, алый перец.
 139

* * *
 Слово скажу -
Леденеют губы.
 Осенний вихрь!
 * 	* *
 Ладят зимний очаг.
 Как постарел знакомый печник!
Побелели пряди волос.
 * 	* *
 Ученику
 Сегодня можешь и ты
 Понять, что значит быть стариком!
 Осенняя морось, туман...
 140

* * *
 Зимний день
 Крошат на ужин бобы.
 Вдруг удары в медную чашку...
Нищий монах, подожди!
 * 	* *
 Пеплом угли подернулись.
 На стене колышется тень
Моего собеседника.
 * 	* *
 Отметаю снег.
 Но о снеге забыл я...
Метла в руке.
 141

* * *
 Жила не напрасно
И ты, затворница-устрица!
Новогодний праздник.
 * 	* *
 Памяти друга, умершего на чужбине
 Ты говорил, что «вернись-трава»
Звучит так печально... Еще печальней
Фиалки на могильном холме.
 * 	* *
 Год за годом все то же:
 Обезьяна толпу потешает
В маске обезьяны.
 142

* * *
 Провожаю в путь монаха Сэнгина
Журавль улетел.
 Исчезло черное платье из перьев
В дымке цветов.
 * 	* *
 Дождь набегает за дождем,
 И сердце больше не тревожат
Ростки на рисовых полях.
 * 	* *
 Кукушка вдаль летит,
 А голос долго стелется
За нею по воде.
 143

* 	* *
 Изумятся птицы,
 Если эта лютня зазвучит.
Лепестки запляшут...
 * 	* *
 Эй, послушайте, дети!
 Дневные вьюнки уже расцвели.
Ну-ка, очистим дыню!
 * 	* *
 Скорблю о том, что в праздник
«Встречи двух звезд» льет дождь
 И на небе мост унесло!
 Две звезды, рекою разлучены,
Одиноко на скалах спят.
 144

* * *
 Оплакиваю кончину поэта Мацукура Ранрана
 Где ты, опора моя?
 Мой посох из крепкого тута
Осенний ветер сломал.
 * 	* *
 Утренний вьюнок
Запер я с утра ворота,
 Мой последний друг!
 * 	* *
 Посещаю могилу Ранрана в третий день
девятого месяца
 Ты тоже видел его,
 Этот узкий серп... А теперь он блестит
Над твоим могильным холмом.
 145

* * *
 Памяти поэта Тодзюна
 Погостила и ушла
Светлая луна... Остался
Стол о четырех углах.
 * 	* *
 Белых капель росы
Не проливая, колышется
Хаги осенний куст.
 * 	* *
 Первый грибок!
 Еще, осенние росы,
Он вас не считал.
 146

* * *
 Как хризантемы расцвели
У каменщика на дворе
Среди разбросанных камней!
 * 	* *
 А вам и печали нет,
 «Птицы сорокалетья» - сороки,
 Что старость напомнили мне!
 * 	* *
 Убитую утку несет,
 Выкрикивая свой товар, продавец...
Праздник Эбисуко.
 147

* * *
 Петушьи гребешки.
 Они еще краснее
С прилетом журавлей.
 * 	* *
 Похвала угощенью
 Как сельдерей хорош
С далеких полей у предгорья,
Подернутых первым ледком!
 * 	* *
 Ни одной росинки
Им не уронить...
 Лед на хризантемах.
 148

* * *
 Еще не легли снега,
 Но, предчувствуя тяжкую ношу,
Склонился бамбук до земли.
 * 	* *
 Рисовой шелухою
 Все осыпано: ступки края,
 Белые хризантемы...
 * 	* *
 Примостился мальчик
На седле, а лошадь ждет.
Собирают редьку.
 149

* * *
 В старом господском доме
 Давно обветшала сосна
На золоченых ширмах.
 Зима в четырех стенах.
 * 	* *
 Еще живым
 За ночь в один комок
 Смерзся трепанг.
 * 	* *
 Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои...
 150

* * *
 Новый мост
 Все бегут посмотреть...
 Как стучат деревянные подошвы
По морозным доскам моста!
 * 	* *
 Едкая редька...
 И суровый, мужской
Разговор с самураем.
 * 	* *
 Перед Новым годом
 Обметают копоть.
 Для себя на этот раз
Плотник полку ладит.
 151

* * *
 На небе месяц побледнел.
 Настал последний день в году.
Повсюду пестики стучат.
 * 	* *
 Увидев выставленную на продажу
картину работы Кано Мотонобу
 ...Кисти самого Мотонобу!
 Как печальна судьба хозяев твоих!
Близятся сумерки года.
 * 	* *
 О, весенний дождь!
 С кровли ручейки бегут
Вдоль осиных гнезд.
 152

* * *
 На реке
 Ветер, дождем напоенный,
Срывает с плеч соломенный плащ.
Волнует весенние ивы...
 * 	* *
 Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
 Ивы в первом пуху.
 * 	* *
 С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.
 153

* * *
 Зеленая ива роняет
В мутную тину концы ветвей.
Час вечерний отлива.
 * 	* *
 Хотел бы создать я стихи,
 С лицом моим старым несхожие,
О, первая вишня в цвету!
 * 	* *
 Я к цветущим вишням плыву,
 Но застыло весло в руках:
 Ивы на берегу!
 154

* * *
 Пригорок у самой дороги.
 На смену погасшей радуге -
Азалии в свете заката.
 * 	* *
 Поэту, построившему себе новый дом.
Надпись на картине моей собственной работы
 Не страшны ей росы:
 Глубоко пчела укрылась
В лепестках пиона.
 * 	* *
 Прощаясь с друзьями
 Уходит земля из-под ног.
 За легкий колос хватаюсь...
 Разлуки миг наступил.
 155

•к -к -к
 Молния в тьме ночной.
 Озера гладь водяная
Искрами вспыхнула вдруг.
 * 	* *
 Пришел я любоваться вишнями Уэно.
Люди отгородились занавесями,
поют веселые песни. А я поодаль,
в густой тени сосны, сижу один
 Передо мною стоят
Четыре простые чашки.
Смотрю на цветы один.
 * 	* *
 По озеру волны бегут.
 Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.
 156

* 	* *
 Голос пролетной кукушки,
Отдыхая в тени листвы,
 Слушают сборщицы чая.
 * 	* *
 Голос летнего соловья!..
 В роще молодого бамбука
Он о старости плачет своей.
 * 	* *
 На пути в Суруга
 Аромат цветущих померанцев,
 Запах листьев чая...
 157

* * *
 Весь мой век в пути!
 Словно вскапывая маленькое поле,
Взад-вперед брожу.
 * 	* *
 На сельской дороге
 Ношу хвороста отвезла
Лошадка в город... Трусит домой,-
Бочонок вина на спине.
 * 	* *
 С темного неба гони,
 О река могучая Си,
 Майские облака!
 158

* * *
 Ученикам
 Не слишком мне подражайте!
Взгляните, что толку в сходстве таком?
Две половинки дыни.
 * 	* *
 Какою свежестью веет
От этой дыни в каплях росы,
 С налипшей влажной землею!
 * 	* *
 Жаркого лета разгар!
 Как облака клубятся
На Грозовой горе!
 159

* * *
 Образ самой прохлады
Кистью рисует бамбук
В рощах селенья Сага.
 * 	* *
 «Прозрачный водопад»...
Упала в светлую волну
Сосновая игла.
 * 	* *
 Актер танцует в саду
 Сквозь прорези в маске
Глаза актера смотрят туда,
Где лотос благоухает.
 160

* * *
 На сборище поэтов
 Осень уже на пороге.
 Сердце тянется к сердцу
В хижине тесной.
 * 	* *
 Что за славный холодок!
 Пятками уперся в стену
И дремлю в разгаре дня.
 * 	* *
 Глядя, как пляшет актер, вспоминаю картину,
на которой нарисован танцующий скелет
 Молнии блеск!
 Как будто вдруг на его лице
Колыхнулся ковыль.
 161

* * *
 Старая деревушка.
 Ветки усеяны красной хурмой
Возле каждого дома.
 * 	* *
 Посещают семейные могилы
 Вся семья побрела на кладбище.
Идут, сединой убеленные,
Опираясь на посохи.
 * 	* *
 Лунным светом обманут,
 Я подумал: вишневый цвет!
 Нет, хлопчатника поле.
 162

* * *
 Услышав о кончине монахини Дзютэй
 О, не думай, что ты из тех,
 Кто цены не имеет в мире!
Поминовения день...
 * 	* *
 Снова в родном селенье
 Как изменились лица!
 Я прочитал на них старость свою.
Все - словно зимние дыни.
 * 	* *
 Луна над горой.
 Туман у подножья.
 Дымятся поля.
 163

* * *
 В ночь осеннего полнолуния
 Кто любуется нынче тобой?
Луна над горами Ёсино,
Шестнадцать ри до тебя.
 * 	* *
 Повисло на солнце
Облако... Вкось по нему -
Перелетные птицы.
 * 	* *
 Не поспела гречиха,
 Но потчуют полем в цветах
Гостя в горной деревне.
 164

* * *
 Чем же там люди кормятся?
 Домик прижался к земле
Под осенними ивами.
 * 	* *
 Конец осенним дням.
 Уже разводит руки
Каштана скорлупа.
 * 	* *
 Только стали сушить
 Солому нового сбора... Как рано
 В этом году дожди!
 165

* * *
 Аромат хризантем...
 В капищах древней Нары
Темные статуи будд.
 * 	* *
 Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.
 * 	* *
 О, этот долгий путь!
Сгущается сумрак осенний,
И — ни души кругом.
 166

* * *
 Отчего я так сильно
 Этой осенью старость почуял?
 Облака и птицы.
 * 	* *
 Осени поздней пора.
 Я в одиночестве думаю:
 «А как живет мой сосед?»
 * 	* *
 В доме поэтессы Сономэ
 Нет! Не увидишь здесь
Ни единой пылинки
На белизне хризантем.
 167

* * *
 На одре болезни
 В пути я занемог.
 И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
 168

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА «КОСТИ,
БЕЛЕЮЩИЕ В ПОЛЕ»
 Отправляясь в путь
 Может быть, кости мои
Выбелит ветер... Он в сердце
Холодом мне дохнул.
 * 	* *
 Я встретил осень здесь в десятый раз
Прощай, Эдо! На родину иду.
 Но родиной я буду звать тебя.
 * 	* *
 Туман и осенний дождь.
 Но пусть невидима Фудзи.
 Как радует сердце она!
 169

* * *
 Грустите вы, слушая крик обезьян!
 А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?
 * 	* *
 На самом виду, у дороги,
 Цветы мокугэ расцвели.
 И что же? — Мой конь общипал их.
 * 	* *
 Я заснул на коне.
 Сквозь дремоту вижу далекий месяц.
Где-то ранний дымок.
 170

* * *
 Безлунная ночь. Темнота.
 С криптомерией тысячелетней
Схватился в обнимку вихрь.
 * 	* *
 В долине, где жил поэт Сайге
 Девушки моют батат в ручье.
Будь это Сайгё вместо меня,
Песню сложили б ему в ответ.
 * 	* *
 Женщине по имени «Мотылек»
 Воскурила аромат
Орхидея, чтоб душистыми
Стали крылья мотылька.
 171

* * *
 Листья плюща трепещут.
 В маленькой роще бамбука
Ропщет первая буря.
 * 	* *
 Прядка волос покойной матери
 Растает в руках моих,-
Так горячи мои слезы,-
Белый иней волос.
 * 	* *
 Селение позади бамбуковой чащи
 Лук для очистки хлопка.
 Звон тетивы, словно пенье струн,-
Здесь в бамбуковой чаще.
 172

* * *
 В саду старого монастыря
 Ты стоишь нерушимо, сосна!
 А сколько монахов отжило здесь,
Сколько вьюнков отцвело...
 * 	* *
 Ночлег в горном храме
 О, дай мне еше послушать,
 Как грустно валёк стучит в темноте,
Жена настоятеля храма!
 * 	* *
 Источник, воспетый Сайгё
 Роняет росинки - ток-ток -
Источник, как в прежние годы...
Смыть бы мирскую грязь!
 173

* * *
 Ты также печален,
 Как сердце погибшего здесь Ёситомо,
О ветер осенний!
 * 	* *
 На могиле императора Годайго
 На забытом могильном холме
«Печаль-трава» разрослась... О чем
Печалишься ты, трава?
 * 	* *
 Мертвы на осеннем ветру
Поля и рощи. Исчезла
И ты, застава Фува!
 174

* * *
 Нет, нет, я не погиб в пути!
 Конец ночлегам на большой дороге
Под небом осени глухой.
 * 	* *
 Белый пион зимой!
 Где-то кричит морская ржанка —
Эта кукушка снегов.
 * 	* *
 На утренней бледной заре
Мальки — не длиннее вершка —
Белеют на берегу.
 175

* * *
 Возле развалин старого храма
 Даже «Печаль-трава»
 Здесь увяла. Зайти в харчевню?
 Лепешку, что ли, купить?
 * 	* *
 Мне невольно пришел на память мастер «безумных
стихов» Тикусай, бродивший в былые дни по этой
 дороге
 «Безумные стихи»... Осенний вихрь...
 О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
 * 	* *
 Подушка из травы.
 И мокнет пес какой-то под дождем...
Ночные голоса.
 176

* * *
 Эй, послушай, купец!
 Хочешь, продам тебе шляпу,
 Эту шляпу в снегу?
 * 	* *
 Даже на лошадь всадника
Засмотришься — так дорога пустынна.
А утро такое снежное!
 * 	* *
 Сумрак над морем.
 Лишь крики диких уток вдали
Смутно белеют.
 177

* * *
 Вот и старый кончается год,
 А на мне дорожная шляпа
И сандалии на ногах.
 * 	* *
 Чей это зять там идет?
 Тестю несет на спине подарки.
Начиняется «год Быка».
 * 	* *
 Весеннее утро.
 Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.
 178

* * *
 В храме молюсь всю ночь.
 Стук башмаков... Это мимо
Идет ледяной монах.
 * 	* *
 Хозяину сливового сада
 О, как эти сливы белы!
 Но где же твои журавли, чародей?
Их, верно, украли вчера?
 * 	* *
 Посещаю отшельника
 Стоит величаво,
 Не замечая вишневых цветов,
Дуб одинокий.
 179

* * *
 Пусть намокло платье мое,
 О цветущие персики Фусими,
Сыпьте, сыпьте капли дождя!
 * 	* *
 По горной тропинке иду.
 Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
 * 	* *
 Смутно клубятся во тьме
Лиственниц ветви, туманней
Вишен в полном цвету.
 180

* * *
 В полдень присел отдохнуть в дорожной харчевне
 Ветки азалий в горшке,
 А рядом крошит сухую треску
Женщина в их тени.
 * 	* *
 Такой у воробышка вид,
 Будто и он любуется
Полем сурепки в цвету.
 * 	* *
 После двадцатилетней разлуки
встречаюсь со старым другом
 Два наших долгих века...
 А между нами в кувшине
Вишен цветущие ветви.
 181

* * *
 Ну же, идем! Мы с тобой
Будем колосья есть по пути,
Спать на зеленой траве.
 * 	* *
 Узнаю о смерти друга
 О где ты, сливовый цвет?
Гляжу на цветы сурепки -
И слезы бегут, бегут.
 * 	* *
 Расстаюсь с учеником.
 Крыльями бьет мотылек,
Хочет их белому маку
Оставить в прощальный дар.
 182

* * *
 Покидая гостеприимный дом
 Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела...
 О, с какой неохотой!
 * 	* *
 Молодой конек
Щиплет весело колосья.
 Отдых на пути.
 * 	* *
 Вернувшись в конце четвертого месяца
в свою хижину, отдыхаю от дорожной усталости
 Тонкий летний халат.
 До сих пор дорожных вшей из него
Не кончил я выбирать.
 183

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА «ПИСЬМА
СТРАНСТВУЮЩЕГО ПОЭТА»
 В одиннадцатый день десятого месяца
отправляюсь в далекий путь
 Странник! - Это слово
Станет именем моим.
 Долгий дождь осенний...
 * 	* *
 «О, глядите, глядите,
 Как темно на Звездном мысу!»
Стонут чайки над морем.
 * 	* *
 До столицы - там, вдали -
Остается половина неба...
Снеговые облака.
 184

имяяши
 * 	* *
 Что мне зимний холод!
 С другом я делю ночлег.
Радостно на сердце.
 * 	* *
 Солнце зимнего дня.
 Тень моя леденеет
У коня на спине.
 * 	* *
 Берег Ирагодзаки.
 Я заметил ястреба вдалеке,
Какая радость!
 185

* * *
 На обновление храма Ацута
 Очищено от ржавчины времен,
Вновь воссияло зеркало, а снег
Цветами вишен кровлю убелил.
 * 	* *
 Сколько выпало снега!
 А ведь где-то люди идут
Через горы Хаконэ.
 * 	* *
 Все морщинки на нем разглажу!
 Я в гости иду - любоваться на снег
В этом старом платье бумажном.
 186

* * *
 А ну, скорее, друзья!
 Пойдем по первому снегу бродить,
Пока не свалимся с ног.
 * 	* *
 В саду богача
 Только сливы аромат
Приманил меня к застрехе
Этой новой кладовой.
 * 	* *
 Перед Новым годом
 Пришел на ночлег, гляжу -
Зачем-то народ суетится...
Обметают копоть в домах.
 187

* * *
 Если бы шел я пешком,
 На «Холме дорожного посоха»
 Я не упал бы с коня.
 * 	* *
 Другу, проспавшему первый день нового года
 Смотри же, друг мой, не проспи
С похмелья и второе утро
Прекрасной, как цветок, весны.
 * 	* *
 Ей только девять дней,
 Но знают и поля и горы;
 Весна опять пришла.
 188

* * *
 Там, где когда-то высилась статуя Будды
 Паутинки в вышине,
 Снова образ Будды вижу
На подножии пустом.
 * 	* *
 Клочья трав прошлогодних...
Короткие, не длиннее вершка,
Первые паутинки.
 * 	* *
 В саду покойного поэта Сэнгина
 Сколько воспоминаний
Вы разбудили в душе моей,
 О вишни старого сада!
 189

Посещаю храмы Исэ
 Где, на каком они дереве,
 Эти цветы - не знаю,
 Но ароматом повеяло...
 * 	* *
 Развалины храма на горе Бодайсан
 Расскажи мне, какие печали
Видела эта гора в старину,
 Ты, сбирающий здесь коренья!
 * 	* *
 С грустью думаю о простодушной вере Дзога,
раздавшего всю свою одежду нищим
 И я бы остался, нагим...
 Да снова пришлось бы одеться -
Дует холодный вихрь.
 190

* * *
 Встретившись с местным ученым
 ...Но прежде всего спрошу:
 Как зовут на здешнем наречье
Этот тростник молодой?
 * 	* *
 В путь! Покажу я тебе,
 Как в далеком Ёсино вишни цветут,
Старая шляпа моя.
 * 	* *
 Едва-едва я добрел,
 Измученный, до ночлега...
 И вдруг — глициний цветы!
 191

* * *
 Встречаю двух поэтов, отца и сына
 От единого корня растут
И старая и молодая слива.
 Обе льют аромат.
 * 	* *
 Посещаю бедную хижину
 Во дворе посажен батат.
 Заглушили его, разрослись у ворот
Молодые побеги травы.
 * 	* *
 В святилище Исэ
 Деревце сливы в цвету
Позади обители юных жриц.
Сколько прелести в нем!
 192

* * *
 Лишь ценителю тонких вин
Расскажу, как сыплется водопад
В пене вишневых цветов.
 * 	* *
 Храм богини Каннон в Хацусэ
 Весенняя ночь в святилище.
 Какой прелестной мне кажется та,
Что в темном углу здесь молится.
 * 	* *
 У 	подножия горы Каиураги
 А я на него поглядел бы!
 Ужель он уродлив, бог этой горы?
Рассвет меж цветущих вишен.
 193

* * *
 Парящих жаворонков выше,
 Я в небе отдохнуть присел,-
На самом гребне перевала.
 * 	* *
 Водопад «Ворота дракона»
 Вишни у водопада...
 Тому, кто доброе любит вино,
Снесу я в подарок ветку.
 * 	* *
 С шелестом облетели
Горных роз лепестки...
Дальний шум водопада.
 194

* * *
 Охочусь на вишни в цвету.
 В день прохожу я - славный ходок!
Пять ри, а порой — и шесть.
 * 	* *
 Погасли лучи на цветах,
 Тень дерева в сумерках... Кипарис?
«Завтра стану» им. Асунаро.
 * 	* *
 Ручей возле хижины, где обитал Сайге
 Словно вешний дождь
Бежит под навесом ветвей...
Тихо шепчет родник.
 195

* * *
 Вновь оживает в сердце
Тоска о матери, об отце.
 Крик одинокий фазана!
 * 	* *
 Ушедшую весну
В далекой гавани Вака
Я наконец догнал.
 * 	* *
 В день смены зимней одежды на летнюю
 Я лишнее платье снял,
 Несу в узелке за спиною.
 Вот и летний наряд.
 196

Посещаю город Нара
 В день рождения Будды
Он родился на свет,
 Маленький олененок.
 * 	* *
 Когда епископ Гандзин, основатель храма Сёдайдзи,
плыл в Японию, он больше семидесяти дней провел в
пути, и глаза его выел соленый морской ветер. Увидев
статую его, я сказал:
 Молодые листья...
 Если б мог я капли отереть
С глаз твоих незрячих!
 * 	* *
 Расстаюсь в Нара со старым другом
 Как ветки оленьего рога
Расходятся из единого комля,
 Так с тобою мы расстаемся.
 197

* * *
 Посещаю дом друга в Осака
 В саду, где раскрылись ирисы.
Беседовать с старым другом своим,-
Какая награда путнику!
 * 	* *
 Я не увидел осеннего полнолуния на берегу Сума
 Светит луна, но не та.
 Словно я не застал хозяина...
 Лето на берегу Сума.
 * 	* *
 Увидел я раньше всего
В лучах рассвета лицо рыбака,
 А после - цветущий мак.
 198

* * *
 Рыбаки пугают ворон.
 Под нацеленным острием стрелы
Кукушки тревожный крик.
 * 	* *
 Там, куда улетает
 Крик предрассветный кукушки,
 Что там? - далекий остров.
 * 	* *
 Флейта Санэмори
Храм Сумадэра.
 Слышу, флейта играет сама собой
В темной гуще деревьев.
 199

* * *
 От бухты Сума до бухты Акаси можно добраться
пешком, так близко они друг от друга. Поэтому я
 сказал:
 Улитка, улитка!
 Покажи нам рожки,
 Где Сума, где Акаси!
 * 	* *
 Провожу ночь на корабле в бухте Акаси
 В ловушке осьминог.
 Он видит сон - такой короткий!
 Под летнею луной.
 200

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА»
 Уступаю на лето свой дом
 И ты постояльцев
Нашла весной, моя хижина:
Станешь домиком кукол.
 * 	* *
 Весна уходит.
 Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
 * 	* *
 На горе «Солнечного света»
 О 	священный восторг!
 На зеленую, на молодую листву
Льется солнечный свет.
 201

* * *
 Погонщик! Веди коня
Вон туда, через поле!
Там кукушка поет.
 * 	* *
 Майские дожди
Водопад похоронили —
Залили водой.
 -к -к -к
 На старом пале битвы
 Летние травы
 Там, где исчезли герои,
 Как сновиденье.
 202

* 	* *
 Тишина кругом.
 Проникает в сердце скал
Легкий звон цикад.
 * 	* *
 Какая быстрина!
 Река Могами собрала
Все майские дожди.
 * 	* *
 Трехдневный месяц
 Над вершиною «Черное крыло»
 Прохладой веет.
 203

* * *
 Там, где родится поток,
 Низко склонилась ива:
 Ищет ледник в земле.
 * 	* *
 «Ворота прилива».
 Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.
 * 	* *
 Жар солнечного дня
Река Могами унесла
В морскую глубину.
 204

* * *
 Бушует морской простор!
 Далеко, до острова Садо,
 Стелется млечный Путь.
 * 	* *
 В гостинице
 Со мной под одной кровлей
Две девушки... Ветки хаги в цвету
И одинокий месяц.
 * 	* *
 Как пахнет зреющий рис!
 Я шел через поле, и вдруг -
Направо залив Арисо.
 205

* * *
 Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссё
 Содрогнись, о холм!
 Осенний ветер в поле -
Мой одинокий стон.
 * 	* *
 Красное-красное солнце
В пустынной дали... Но леденит
Этот ветер осенний.
 * 	* *
 Местность под названием «Сосенки»
 «Сосенки»... Милое имя!
 Клонятся к сосенкам на ветру
Кусты и осенние травы.
 206

* * *
 Шлем Санэмори
 О, беспощадный рок!
 Под этим славным шлемом
Теперь сверчок звенит.
 * 	* *
 Расстаюсь в пути со своим учеником
 Отныне иду один.
 На шляпе надпись: «Нас двое»...
Я смою ее росой.
 * 	* *
 Белее белых скал
На склонах Каменной горы
Осенний этот вихрь!
 207

* * *
 Хотел бы я двор подмести
Перед тем, как уйти... Возле храма
Ивы листья роняют свои.
 * 	* *
 Расставаясь с другом
 Прощальные стихи
На веере хотел я написать,-
В руке сломался он.
 * 	* *
 Волна на миг отбежала.
 Среди маленьких раковин розовеют
Лепестки опавшие хаги.
 208

СЦЕПЛЕННЫЕ СТРОФЫ (РЭНКУ)
ИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО СБОРНИКА
«СОЛОМЕННЫЙ ПЛАЩ ОБЕЗЬЯНЫ»
 I
 В городе нечем вздохнуть.
Бродят душные запахи...
 Летней ночи луна.
 ( Бонтё)
 II
 «Жарко! Жарко! Нет сил...»
 Голоса у каждых ворот.
 (Басё)
 III
 В разгаре еще на полях
Вторая прополка риса,
 А колос уже налился.
 (Кёрай)
 209

IV
 Усталый крестьянин стряхнул
С рыбешки сушеной пепел.
 (Бонтё)
 V
 Здесь, как на чудо, глядят
На серебряную монету...
Глухая харчевня в горах.
 (Басё)
 VI
 Вот уж совсем не к месту! —
У парня длинный кинжал.
 (Кёрай)
 210

VII
 Вдруг выпрыгнет в темноте
Вспугнутая лягушка
Из чаши спутанных трав.
 (Бонтё)
 VIII
 Сбиравшая травы женщина
Роняет из рук фонарь.
 (Басё)
 IX
 От мира она отреклась
В те дни, когда набухали
На вишне бутоны цветов.
 (Кёрай)
 211

X
 Как тягостно жить зимою
На дальнем морском берегу!
 (Бонтё)
 XI
 Кажется, стал бы глотать
Рыбу вместе с костями
Этот иссохший старик.
 (Басё)
 XII
 Привратник в дворец обветшалый
Юношу тайно впустил.
 (Кёрай)
 212

XIII
 Ширмы упали вдруг...
Неопытные служанки
Толкнули их невзначай.
 (Бонтё)
 XIV
 Какая убогая баня!
Циновки на грубом полу.
 (Басё)
 XV
 Летучие семена
Осенних трав рассыпает
Холодный вечерний вихрь.
 (Кёрай)
 213

XVI
 Озябший бонза спешит
Скорее в храм воротиться.
 (Бонтё)
 XVII
 Печально бредет поводырь,
 К своей обезьяне привязан
Осенняя светит луна.
 (Басё)
 XVIII
 «О, если б хоть мерку риса
Для подати мне собрать!»
 (Кёрай)
 214

XIX
 Пять-шесть живых деревец
Переброшены через лужу...
На топких полях вода.
 (Бонтё)
 XX
 Прохожий в белых носках
Забрызган черной грязью.
 (Басё)
 XXI
 Меченосцы шумной толпой
Подгоняют коня господина.
Как быстро пронесся конь!
 (Кёрай)
 215

XXII
 Расплескалась из ведра вода
У мальчиков-подмастерьев.
 (Бонтё)
 XXIII
 Дом покупателя ждет.
Рогожи в дверях и окнах...
Но старый колодец хорош!
 (Басё)
 XXIV
 Среди травы багровеет
Созревшего перца стручок.
 (Кёрай)
 216

XXV
 В ярком сиянье луны
Сандалии из соломы
С тихим шорохом кто-то плетет.
 (Бонтё)
 XXVI
 Из халата блох выбивает
На дворе одинокий вдовец.
 (Басё)
 XXVII
 Громко хлопнула вдруг
Крышка на крысоловке.
 А в доме - и крысы нет!
 (Кёрай)
 217

XXVIII
 У сломанного сундука
Верх давно отвалился...
 (Бонтё)
 XXIX
 Открыта ветрам и дождю,
Стоит убогая хижина...
Недолговечный приют!
 (Басё)
 XXX
 Венец одинокой жизни —
Создан изборник стихов!
 (Кёрай)
 218

XXXI
 Старик перечел стихи.
Дрогнули воспоминанья...
Сколько раз он любил!
 (Бонтё)
 XXXII
 Конец один для поэта:
Нищета в закоулке глухом...
 (Басё)
 XXXIII
 Отчего — и сам не поймет! -
Глотает он жидкое варево,
 А слезы в горле стоят...
 (Кёрай)
 219

XXXIV
 В доме, где нет хозяина,
 Так широк опустевший пол!
 (Бонтё)
 XXXV
 Почесывая ладонь,
 Сидит одинокий сторож
В тени вишневых цветов.
 (Басё)
 XXXVI
 Не зыблется легкая дымка...
Сон затуманил глаза.
 (Кёрай)
 220

РАНРАН
 * 	* *
 Осенний дождь во мгле!
Нет, не ко мне, к соседу
Зонт прошелестел.
 221

САМПУ
 * 	* *
 Майские дожди!
Заплыла лягушка
В дом через порог.
 * 	* *
 Падавший с вечера снег
Утром в дождь обратился?
Это вина весны!
 * 	* *
 Ждут птенцы в гнезде.
Жаворонок залетел
Слишком высоко.
 222

СЁХАКУ
 * 	* *
 Звезды в небесах,
О, какие крупные!
О, как высоко!
 223

КЁРАЙ
 * 	* *
 Как же это, друзья?
 Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
 * 	* *
 На смерть младшей сестры
 Увы, в руке моей,
 Слабея неприметно,
 Погас мой светлячок.
 * 	* *
 Какая прохлада!
 Сквозь набежавший ливень -
Закатное солнце.
 224

* * *
 Расстаюсь с другом на горной дороге
 Наверно, руки твои
Смешались с высокой травою
И машут мне издали вслед.
 * 	* *
 Жжет мне сверканьем глаза
Все - и деревья и камни...
 Вновь после ливня жара!
 * 	* *
 Пахарь мотыгою бьет...
 А кажется, он неподвижен
В дымке весенних полей.
 225

* * *
 «Да, да! Сейчас отворю!» -
Я отозвался, а все стучат...
Ворота в глубоком снегу!
 * 	* *
 Летний день померк.
 Лысые вершины вереницей
Кучевые облака.
 226

ИССЁ
 * 	* *
 Видели всё на свете
Мои глаза - и вернулись
К вам, белые хризантемы.
 227

РАНСЭЦУ
 * 	* *
 Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.
 * 	* *
 Тянется к северу
Вереница гусей вперемешку
С вереницей паломников.
 * 	* *
 Уволили старых слуг.
 Как сильно разлука с ними
Печалит сердца детей!
 228

* * *
 Первый день в году.
Воробьи ведут на солнце
Длинный разговор.
 * 	* *
 Цветок... И еще цветок...
Так распускается слива,
Так прибывает тепло.
 * 	* *
 Свет этой яркой луны
Оголил, как темя монаха,
Море, холмы и поля.
 229

* * *
 Я в полночь посмотрел:
Переменила русло
Небесная река.
 * 	* *
Набежавшая волна
Моет уходящую...
 Как прохладно на реке!
 * 	* *
 Предсмертная песня
 Вот листок упал,
 Вот другой летит листок
В вихре ледяном.
 230

КЁРОКУ
 * 	* *
 Провел я как-то ночь
В опочивальне князя...
 И все равно продрог.
 * 	* *
 Звучат голоса и там -
Над белыми облаками...
Это жаворонки поют.
 * 	* *
 Уток звонкий крик
Замок окружил кольцом.
Забелел рассвет.
 231

ЯСУЙ
 * 	* *
 Пускай озимых ростки
Щипали вы, гуси дикие,
 Но грустно сказать вам «прости!».
 232

РИЮ
 * 	* *
 Сквозь урагана рев,
 Когда дрожит вся кровля,
Цикады слышен звон...
 233

КИКАКУ
 * 	* *
 Яркий лунный свет!
 На циновку тень свою
Бросила сосна.
 * 	* *
 Мошек легкий рой
Вверх летит — плавучий мост
Для моей мечты.
 * 	* *
 Вишни в весеннем цвету
Не на далеких вершинах гор -
Только в долинах у нас.
 234

* * *
 Нищий на пути!
 Летом вся его одежда -
Небо и земля.
 * 	* *
 Ко мне на заре в сновиденье
Пришла моя мать... Не гони ее
Криком своим, кукушка!
 * 	* *
 Вот глупый соловей!
 Он принял за тенистый лес
Бамбуковый плетень.
 235

* * *
 Ливень хлынул потоками.
 Кого не обрадует свежесть цветов,
Тот - в мешке сухая горошина.
 * 	* *
 Первую песню весны
Поет соловей, повиснув
На ветке вниз головой.
 * 	* *
 Быстрая молния!
 Сегодня сверкнет на востоке,
Завтра на западе...
 236

* * *
 Качается, качается
На листе банана
Лягушонок маленький.
 * 	* *
 Устали стрекозы
 Носиться в безумной пляске...
 Ущербный месяц.
 * 	* *
 А ведь раньше не было
Возле Фудзи этих гор!
 Ясный вечер осени.
 237

* * *
 Ливень водопадом!
 С громким кряканьем у дома
Утки заметались.
 * 	* *
 Что это? Только сон?
 Или вправду меня закололи?
След укуса блохи.
 * 	* *
 Камнем бросьте в меня!
Ветку цветущей вишни
Я сейчас обломил.
 238

* * *
 Туманится диск луны...
 Два круга мерцают в тени ветвей:
Филин в мутных очках.
 * 	* *
 Как рыбки красивы твои!
 Но если бы только, старый рыбак,
Ты мог их попробовать сам.
 * 	* *
 Посланный сперва
Ветку вишен отдал мне,
 А письмо — потом.
 239

* * *
 Я - светлячок полуночный.
Мне слаще всего полынь
У хижины одинокой.
 * 	* *
 Падает первый снег.
 Я б насыпал его на поднос,
Все бы глядел да глядел.
 * 	* *
 Сливы аромат!
 От лачужки нищего
Глаз не отвести.
 240

* * *
 Слушая строгий укор,
Опустила девушка голову,
Словно мак вечерней порой.
 * 	* *
 Это мой собственный снег!
Каким он кажется легким
На плетеной шляпе моей!
 * 	* *
 Середина ночи...
 Брошена на льду, чернеет
Старая лодчонка.
 241

* * *
 Какая долгая жалоба!
 О том, что кошка поймала сверчка,
Подруга его печалится.
 * 	* *
 Холодная зима.
 В пустынном поле пугала -
Насесты для ворон.
 * 	* *
 Все его ненавидят,
 А он живет да живет,
 Словно зимняя муха.
 242

* * *
 Песня скорби
 Звенят осенние цикады...
 Но даже сонный храп его
Нам больше никогда не слышать.
 * 	* *
 Заплатила дань
Земному и затихла,
 Как море в летний день.
 * 	* *
 Дня не пройдет весной,
 Чтоб колокол не продали
В городе Эдо.
 243

* * *
 С треском шелка разрывают
В лавке Этигоя...
 Летнее время настало!
 * 	* *
 Свет зари вечерней!
 На затихшей улице
Бабочки порхают.
 * 	* *
 Давайте сад поливать,
 Пока насквозь не промокнут
Цикады и воробьи.
 244

* * *
 Спрячься, как в гнездышке,
Здесь, у меня под зонтом,
Мокрая ласточка!
 * 	* *
 Тяжелые створки ворот
Давно на замок закрыты...
 Луна в морозную ночь!
 * 	* *
 В годовщину смерти Басё
 Прошло уж десять лет,
 А кажется, вчера его не стало...
Плакучей ивы тень!
 245

* 	* *
 Оскалив белые зубы,
Обезьяна хрипло кричит...
Луна встает над горою.
 * 	* *
 Утренняя звезда!
 Нет среди вишен покоя
Облачку на горе.
 * 	* *
 Уплыли далеко ввысь
От криптомерий нагорных
Осенние небеса.
 246

ДЗЁСО
 * 	* *
 На зубец горы
С шумом стая опустилась
Перелетных птиц.
 * 	* *
 И поля и горы -
Снег тихонько все украл.
Сразу стало пусто!
 * 	* *
 Снега холодней,
Серебрит мои седины
Зимняя луна.
 247

* * *
 С неба льется лунный свет!
Спряталась в тени кумирни
Ослепленная сова.
 * 	* *
 Дятел стучит и стучит,
Ищет сухое дерево
Среди вишневых цветов.
 * 	* *
 Листья потонули.
 Там они, на самом дне,
Устилают камни.
 248

идзэн
 * 	* *
 Все глубже осенняя ночь.
Млечный Путь разгорается ярче
Над черной водою полей.
 * 	* *
 Алый цветок водяной
Ударом серпа срезаю
Меж набегающих волн.
 * 	* *
 Дрожат у коня на хвосте
Весенние паутинки...
 Харчевня в полуденный час.
 249

БОНТЁ
 * 	* *
 «Нижний город» в Киото...
Ночью посыпался дождь
На груды свежего снега.
 * 	* *
 Я шел по мосткам, и вдруг —
Там, в глубине потока,
Сквозят водяные цветы.
 * 	* *
 Облака в осеннем небе!
Верхние летят на юг,
 Нижние спешат на север.
 250

* * *
 Не успели крикнуть: «Постой!» —
 Как уже продавца карасей не видать.
Густо сыплется снег.
 * 	* *
 Молодая павлония!
 Три листка облетят -
Донага разденется.
 * 	* *
 Вижу в лучах зари:
 Набок склонились фиалки...
 Это работа крота.
 251

* * *
 Какая длинная-длинная,
Бесконечная лента реки
По снежной равнине тянется!
 * 	* *
 Месяц на небе,
 Один ты на свете товарищ
Бушующей буре.
 * 	* *
 Плывет гряда облаков...
 Как бережно светлую луну
Она несет на себе!
 252

КАКЭЙ
 * 	* *
 Бушует осенний вихрь!
Едва народившийся месяц
Вот-вот он сметет с небес.
 * 	* *
 Изваяние Будды
 Молнии беглый свет!
Будды лицо озарилось
В темной далй полей.
 * 	* *
 Кружит осенний вихрь.
Как дрожит, как трепещет
Каждый листок на плюще!
 253

РОЦУ
 * 	* *
 Перед праздником Нового года
 «Уходи! Уходи!» —
 От всех дверей меня гонят...
Кончается старый год.
 254

ХОКУСИ
 * 	* *
 После пожара
 Все сгорело дотла...
 Но, по счастью, вишневый цвет
Уже облетел в саду.
 255

сико
 * 	* *
 О кленовые листья!
 Крылья вы обжигаете
Пролетающим птицам.
 * 	* *
 Как я завидую тебе!
 Ты высшей красоты достигнешь
И упадешь, кленовый лист!
 256

РОКА
 * 	* *
 Гложет бродячий кабан
Молодые побеги бамбука...
Хижина в дальних горах.
 257

ОЦУЮ
 * 	* *
 Уходящая осень
Красные листья кленов
По пути рассыпает.
 258

ТИЁ
 * 	* *
 За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи колодца...
 У соседа воды возьму!
 * 	* *
 Удочка в руке.
 Чуть коснулась лески
Летняя луна.
 * 	* *
 Над волной ручья
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
 259

НИЯиМ
 * 	* *
 На смерть маленького сына
 О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомой стран
Ты нынче забежал?
 Полнолуния ночь!
 Даже птицы не заперли
Двери в гнездах своих.
 rk ie ie
 Роса на цветах шафрана!
Прольется на землю она
И станет простой водою...
 260

* * *
 Сочиняя стихи
 Пока повторяла я:
 «О кукушка, кукушка!»
Рассвет уже наступил.
 4е 4е 4е
 О светлая луна!
 Я шла и шла к тебе,
А ты все далеко.
 * 	* *
 Только их крики слышны.
Белые цапли невидимы
Утром на свежем снегу.
 261

* * *
 Вспоминаю умершего ребенка
 Больше некому стало
Делать дырки в бумаге окон.
Но как холодно в доме!
 •к 4е 4е
 Какой приют веселый -
Нищего постель!
 Всю ночь поют цикады...
 262

НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
 4е 4е 4е
 Перед казнью
 Я сейчас дослушаю
В мире мертвых до конца
Песню твою, кукушка!
 263

Примечания
 Следуя старинному обычаю, Басё и другие мастера
хокку нередко предпосылали своим стихам небольшие
вступления, написанные лирической прозой. Здесь приводятся лишь немногие, наиболее интересные из них.
 Отдельные краткие вступления пояснительного характера принадлежат переводчику.
 Басё
 Стр. 28. Гора Хаиусэ (провинция Ямато; совр. префектура Нара, близ г. Сакуранти) прославлена своими известными вишнями. На горе находился равно знаменитый
буддийский храм, посвященный божеству милосердия,
подаятельнице благ Каннон (основан в конце VII в.). По
принципу метонимии гора и храм отождествлялись в
сознании верующих людей с самой богиней. Особенно
много паломников приходило сюда в пору цветения
вишен: любование прекрасной горой соединялось с молением Каннон. Цветущие вишни Хацусэ воспевали в ста¬
 264

рину поэты. Теперь, сетует Басё, это лишь место безумного веселья.
 Стр. 30. Саё-но Накаяма (Сая-но Накаяма) - горы в
нынешней префектуре Сидзуока. Вступление к хокку и
первая его строка вызывают в памяти стихотворение-
танка великого японского поэта Сайгё (1118-1190), некогда бродившего по этим горам:
 Разве подумать я мог,
 Что вновь через эти горы
Пойду на старости лет ?
 Вершины жизни моей,
 Сая-но Накаяма.
 Басё почитал Сайгё своим учителем и посвятил ему
много стихов.
 Стр. 30. Принес бы на веере в город тебя... - В прошлом в Японии существовал обычай подносить подарки
на белом веере.
 Стр. 31. Ри~ мера длины, равная 3,927 км.
 Стр. 31. Новогоднее утро.-Новый год (лунный)
считался началом весны. Он был переходящей датой и
приходился на конец января - начало февраля. В новогодний праздник ставят у ворот украшения из сосновых
 265

веток. Басё, писавшему настоящее трехстишие, исполнилось в то время тридцать лет.
 Стр. 35. Машут, словно ковыль... - Ковыль (miscomthus
sinensis) образ, заимствованный Басё из древней поэзии:
колышущийся на ветру ковыль (точнее мискант) словно
манит кого-то к себе.
 Стр. 36. Надпись на картине.- Цветы мукугэ -
hibiscuc syriacus (сирийская роза).
 Стр. 38. Поймаешь -
 Растают без следа - Мальки так прозрачны,
что кажутся поэту льдинками: вот-вот растают...
 Стр. 38. Горные розы (kerria japonica), так же, как и
цветы сурепки, ярко-желтого цвета.
 Стр. 40. Чудится мне, в дальнем царстве У... -
У - одно из трех древних царств Китая (пало в 473 г.
до н. э.). Басё представляет себя бредущим зимою по
дороге в царстве У.
 Стр. 41. Стари к Ду Фу.-Ду Фу (712-770) - великий китайский поэт эпохи Тан. Жизнь его сложилась
трагически: во время своих странствий он, непрестанно
тоскуя по родине, терпел нищету и холод. В последней
строке стихотворения Басё использовал слова Ду Фу.
 266

Стр. 41. «Но крысе водяной немного надо...» - Басё намекает на слова китайского философа Чжуан-цзы:
«Цапля даже в дремучем лесу может свить гнездо только
на одной ветке дерева. Водяная крыса даже из большой
реки не может выпить больше того, что вместит ее
живот». Иначе говоря, каждый будет доволен своим уделом. Басё переосмысливает эту истину иронически.
 Стр. 41. Ответ ученик у.- Это стихотворение -
своего рода отповедь поэту Кикаку, написавшему:
 Я - светлячок полуночный.
 Мне слаще всего полынь
У хижины одинокой.
 Намекая на известную пословицу «У каждого свой
вкус, иной червяк и полынь ест», Кикаку утверждал за
поэтом право на исключительность.
 [У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода этого стихотворения, где первая строка иная:
 Вот мой обычай простой:
 Только вьюнок расцветает,
 Ем свой утренний рис.
 — 	Прим. ред.]
 Стр. 42. Но мутное вино мое бело... - Поэт имеет в
виду самый дешевый сорт рисовой водки (сакэ).
 267

Стр. 44. Первая проба кисти в году.-
[У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода
этого стихотворения:
 Праздник Нового года!
 Но печален я, вспоминая
 Долгий вечер осенний.
 - 	Прим. ред.]
 Стр. 44. Стихи в память поэта Сэмпу.-[По
сообщению В. С. Сановича (Летние травы. М.: Толк,
1993, с. 274), Сэмпу - отец одного из первых учеников
Басё Сугияма Сампу. Преуспевающий торговец рыбой,
Сэмпу, тем не менее, не чуждался поэзии, зачастую выступая в качестве мецената по отношению к Басё. Так,
знаменитая «Банановая хижина» на окраине древнего Эдо
(совр. Токио), ставшая надежным приютом для Басё,
была приобретена на средства Сэмпу.- Прим. ред.]
 Стр. 44. В доме Кавано Сёха... - Кавано Сёха был
мастером чайной церемонии. Эстетика чайных церемоний
была направлена на то, чтобы заставить забыть о «суетном
мире».
 Стр. 45. Вот здесь он тоже отдыхал в тени.- Басё
имеет в виду поэта Сайгё.
 Стр. 57. Звон колокольный доплыл... Из Уэно
 Или Асакуса?- Уэно, Асакуса - разные районы города Эдо. Цветут вишни, в воздухе стоит дымка,
 268

даже звон колокола кажется смутным, приглушенным.
Не поймешь, где он прозвучал.
 [У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода этого стихотворения:
 Облака вишневых цветов!
 Где-то колокол прогудел... В Уэно,
 Или в Лсакуса?
 - 	Прим. ред.]
 Стр. 59. Майские льют дожди - Месяц май (в старину
пятый месяц лунного календаря) в Японии - время сезонных дождей (самидарэ).
 Стр. 60. Овдовевшему другу.- Белый цвет в
Японии траурный.
 Стр. 65. Праздник Бон миновал.- Буддийский праздник
поминовения душ Бон (Урабон) справляется в середине
седьмого месяца по лунному календарю. По вечерам в
деревнях устраивают веселые пляски, зажигают фонари и
делают приношения душам умерших предков.
 Стр. 66. Мыс Ирагодзаки - южная оконечность полуострова Ацуми в нынешней префектуре Айти. В старинной японской поэзии было принято воспевать ястребов
на этом мысе во время их осеннего перелета на юг. Там
же в изгнании жил друг Басё поэт Тококу.
 269

Стр. 71. Мост над рекой Сэта - Мост длиной около
356 метров, был переброшен через реку в месте ее истока
из озера Бива.
 Стр. 71. Ловля светлячков над рекой
Сэта.-Ловля светлячков над рекой - одно из любимых
летних увеселений в Японии. Поэт только что любовался
вишнями, он словно видит еще их перед собою, и светлячки чертят огнем вдоль этой воображаемой картины.
 Стр. 73. Смотрю ночью, как проплывают
мимо рыбачьи лодки с кор мора нам и.-Ловля
рыб с помощью прирученных корморанов происходит
ночью при свете огней. Кормораны (обычно на лодке их
двенадцать) ныряют с лодки в воду и достают рыбу своему
хозяину, который удерживает их при помощи длинных
поводков. Чтобы помешать ловчим птицам заглотить
рыбу, на шею им надевается кольцо. По окончании охоты
кольцо снимается и кормораны получают свою долю
добычи.
 Стр. 75. С горы «Покинутой старухи» (Обасутэ) в ночь
полнолуния открывается красиво освещенный ландшафт.
Название ее связано с легендой: в древности один человек, поверив лживым наговорам жены, отнес свою старую
тетку, заменившую ему родную мать, на пустынную гору
и покинул ее там; но, увидев, как взошел над горою
чистый лик луны, раскаялся в содеянном и поспешил
принести старуху обратно домой.
 270

Стр. 76. Горы Кисо находятся в нынешней префектуре
Нагано. В старину там проходила одна из важнейших
дорог Японии, связывавшая центр страны с северными ее
областями.
 Стр. 77. Император Нинтоку (290-399) - японский
легендарный «добрый государь». Ему приписывается
песня, помещенная в древнем поэтическом сборнике
VII века «Манъёсю». В ней он выражает свою радость при
виде того, как во время праздника, согласно новогоднему
обычаю, во всех дворах курятся дымки очагов. В стихотворении Басё слышится упрек по адресу современных ему
правителей страны.
 Стр. 77. Другу.-В оригинале: первый лист павло-
нии, примета осени.
 Стр. 78. «Женская краса» (яп. оминаэси) - валериана,
осенний цветок.
 Стр. 79. Омовение в реке- Древний обряд очищения
от скверны путем омовения совершался в шестом месяце
по лунному календарю, то есть в разгар лета.
 Стр. 83. Ядом дышит скала - В префектуре Тотиги
есть скала, возле которой из земли выходит ядовитый газ,
убивая птиц и насекомых. Согласно легенде, в эту скалу
обратилась убитая лисица. Поблизости поставлен камень
 271

с высеченным на нем стихотворением; традиция приписывает его Басё:
 Облака одни
 Могут пролететь в небесной вышине
Над тобой, скала.
 Стр. 83. Застава Сиракава, сооруженная на северо-
востоке о. Хонсю еще в глубокой древности, служила как
бы воротами на север. Поэт Ноин-хоси (988-1050) посвятил ей знаменитое стихотворение:
 Когда покидал я столицу,
 Дорожным товарищем моим
Была весенняя дымка.
 Но ветер осени свищет теперь
Над заставою Сиракава.
 Стр. 86. Праздник «Встречи двух звезд» (по-японски
«Танабата»). В ночь на седьмое число седьмого месяца по
лунному календарю, согласно древней легенде, сороки
строят мост через Небесную реку (Млечный Путь), чтобы
дать возможность встретиться двум влюбленным звездам -
Пастуху и Ткачихе (Вега и Альтаир).
 Стр. 87. Равнина Мусаси сравнительно велика для гористой Японии. На ней расположен город Эдо (Токио).
 272

Стр. 94. Продавец бонитов идет - Здесь имеется в виду
первые бонито в новом сезоне (яп. кацуо, полосатый
малый тунец), которые ценились весьма высоко и были
очень дороги.
 Стр. 96. Нищий в толпе? - Поэт хочет сказать, что под
лохмотьями нищего может скрываться человек необыкновенный.
 Стр. 99. Озеро Нио (Бива) - самое большое озеро Японии, известное своей красотой.
 Стр. 100. Жаворонок поет, и трель его звучит как
флейта, а крик фазана - как удары барабана; получается
своего рода оркестр.
 Стр. 101. Гора Микаса находится у города Нара; отражая звуки, она будто бы откликается на голоса прохожих.
 Стр. 101. Алые сливы в цвету... - Женщины высшего
сословия были скрыты от чужого взора разными завесами.
 Стр. 106. Замешался в груду креветок
 Одинокий сверчок - Рисунок на спине сверчка напоминает узор на панцире креветки, поэтому отличить сверчка среди креветок нелегко.
 Стр. 107. Один мудрый монах сказал... - Стихотворение
направлено против «мыслителей», часто и не к месту
повторяющих давно уже не новые слова о быстротечности
человеческой жизни.
 273

Стр. 113. Сугиями Сампу (1647-1732) - житель Эдо,
придворный поставщик рыбы, один из наиболее способных учеников Басё.
 Стр. 113. Песок заскрипел на зубах... - Это неприятное
чувство вызывает у поэта еще более неприятные ассоциации.
 Стр. 113. Мандзай - странствующий певец, исполнявший новогодние песни и пляски.
 Стр. 117. Тимаки - рисовая начинка, завернутая в
листья бамбука; праздничное кушанье.
 Стр. 118. В летний зной.-Безводный месяц-
старинное название шестого месяца года по лунному
календарю.
 Стр. 120. Шестнадцатая ночь- Автор имеет в виду
полнолуние восьмого лунного месяца. Люди торопятся
сварить креветок, чтобы успеть полюбоваться восходом
осенней луны.
 Стр. 121. Стропила моста поросли
 «Печаль-травою»... — Имеется в виду знаменитый мост над рекой Сэта. Печаль-трава - род папорт-
ника (davallia dullata).
 Стр. 123. В маленькой клетке подвешен
 Пленный сверчок - В Японии и Китае стрекочущих насекомых (сверчков, цикад) держат в доме в
маленьких клетках, как певчих птиц.
 274

Стр. 123. «Праздник хризантем» справляется в Японии
девятого числа девятого месяца.
 Стр. 131. Расёмон - название южных городских ворот
в городе Киото. Эти ворота, воздвигнутые в начале
IX века, были по тому времени значительным архитектурным сооружением, но стояли они в пустынном месте,
скоро обветшали, и про них в народе было сложено много
страшных легенд. Ворота Расёмон считались прибежищем
демонов и разбойников.
 Стр. 136. К северу от суетного мира... - Отшельники в
Японии обычно селились в северных горах.
 Стр. 141. Зимний день.-в средневековой Японии
бродячие монахи просили подаяния, вызывая хозяев из
дома ударами в маленький гонг.
 Стр. 142. Обезьяна толпу потешает... - В Японии
существует обычай во время новогоднего праздника водить по городу обезьяну. Для потехи на нее надевали
обезьянью маску. Люди смеялись, не замечая, что и они,
нарядившись к празднику, тоже, в сущности, ничуть не
изменились.
 Стр. 143. Исчезло черное платье из перьев... - согласно
древней китайской легенде, отшельники-чародеи могли
летать на журавлях.
 275

Стр. 145. Маиукура Ранран (1647-1693) - один из учеников Басё и его ближайший друг. Самурай по происхождению, он оставил службу и поселился в Эдо, чтобы
изучать поэзию под руководством мастера.
 Стр. 146. Тодзюн (умер в 1693 г.) - отец Кикаку, талантливого поэта школы Басё.
 Стр. 147. «Птицы соро/салетья» (сидзюкара - японские
большие синицы).- Сорокалетие считается в Японии
«первой старостью».
 Стр. 147. Праздник Эбисуко справляется двенадцатого
числа десятого месяца по лунному календарю в честь
Эбису, бога-покровителя торговли. Вид убитой утки печально контрастирует с веселым оживлением на торговых
улицах города.
 Стр. 150. Давно обветшала сосна... -то есть стерся
рисунок на ширме в обедневшем доме.
 Стр. 152. Повсюду пестики стучат.-Стук пестиков
означает что всюду в домах готовят моти - новогодние
лакомства из вареного риса, который толкут в ступке
пестиками.
 Стр. 152. Кано Мотонобу (1476-1559) - знаменитый
художник, сочетавший в своей живописи традиции японского искусства с китайским классическим стилем Сун-
ской эпохи. Так как в Японии было принято расплачиваться с долгами к Новому году, то появление в лавке
 276

картин кисти Кано Мотонобу могло говорить только о
разорении какого-то богатого дома.
 Стр. 156. Четыре простые чашки - Имеется в виду
набор чашек типа пиал для различных кушаний; таким
набором пользуется и один человек.
 Стр. 157. На пути в Суруга... - Суруга - название старой провинции в центре Японии (ныне префектура Сидзуока), славившейся производством чая. Басё сложил это
стихотворение во время своего последнего путешествия в
1694 г.
 Стр. 158. Ои - река длиной в 120 км, впадает в залив
Суруга. В средневековой Японии запрещалось переправляться через нее на лодке или переходить ее по мосту.
Можно было только переходить вброд или пользоваться
услугами носильщиков. Это создавало большие трудности
для путников, особенно во время дождей.
 Стр. 160. Сага - пригород Киото, известный своими
бамбуковыми рощами. Басё остановился в Сага у своего
ученика Ямэя и сочинил это хокку в честь гостеприимного хозяина.
 Стр. 160. Актер танцует в саду.-Актеры главных амплуа в старинном японском театре «Но» надевали
маски. Басё написал это стихотворение в честь своего
друга - поэта, исполнявшего песни и танцы «Но». Басё
был гостем в его доме.
 277

Стр. 163. Услышав о кончине монахини
Дзютэй.- Во время своего последнего путешествия Басё
получил грустную весть о смерти монахини Дзютэй (ее
прежнее имя неизвестно), которая была подругой его молодости. Она скончалась в шестом месяце 1694 г. В свое время
Басё дал приют ей и ее троим детям в своей «Банановой
хижине» и заботился о них до самой своей смерти.
 Стр. 166. В капищах древней Нары... - Город Нара,
бывший в VIII в. столицей Японии, славился древними
храмами.
 Стр. 167. Сономэ (1664-1726) - талантливая поэтесса,
жена врача в городе Осака, принимала поэта у себя в доме
незадолго до его смерти.
 Стихи из путевого дневника
«Кости, белеющие в поле»
 Стр. 172. Лук для очистки хлопка- Вату отбивали для
очистки с помощью особого приспособления, похожего
по форме на лук.
 Стр. 173. ...грустно валёк стучит в темноте - В поэзии Китая и Японии стук валька по мокрому белью -
традиционный мотив осенней печали.
 Стр. 174. Ты так же печален,
 Как сердце погибшего здесь Ёситомо... -
Минамото-но Ёситомо (1123-1160) - крупный военачаль-
 278

ник своего времени. Потерпев поражение во время так
называемого мятежа годов Хэйдзи (1159-1160), скрылся в
провинции Овари, где и был убит собственным вассалом.
 Стр. 174. На могиле императора Годайго.-
Могила императора-изгнанника Годайго (1288-1339) находится в горах Ёсино, в нынешней префектуре Нара.
 Стр. 174. Застава Фува на стыке провинций Оми и
Мино многократно воспета поэтами древности.
 Стр. 176. Мастер «безумных стихов» Тикусай... - Бродяга Тикусай был героем одной из популярных повестей
XVII в. «Безумные стихи» (кёка) - жанр японской поэзии:
танка в комическом стиле.
 Стр. 178. Начинается «год Быка» - Для исчисления
времени в старой Японии, как и в Китае, применялись
особые циклические знаки. Двенадцать из них носили
названия разных животных, а пять - названия стихий,
согласно старинным представлениям о природе. С этой
системой было связано множество суеверий. Комментируемое хокку - стихотворение-шутка. Человек, навьюченный как бык,- картинка, подходящая для начала года,
ведь год этот - под знаком быка.
 Стр. 180. Фусими- во времена Басё - южное предместье города Киото, славившееся персиковыми садами.
 279

В стихотворении иносказательно выражено приветствие
другу» увидев которого поэт пролил слезы радости.
 Стр. 180. По горной тропинке иду.. - [У В. Н. Марковой
существует другой вариант перевода этого стихотворения:
 По горной тропинке иду.
 Чем-то радует сердце
Фиалка в густой траве.
 - Прим. ред.]
 Стр. 181. В полдень присел отдохнуть в
дорожной харчевне... - [У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода этого стихотворения, где
первая строка иная:
 Азалии в грубом горшке,
 А рядом крошит сухую треску
Женщина в их тени.
 - Прим. ред.]
 Стихи из путевого дневника
«Письма странствующего поэта»
 Стр. 184. Письма странствующего поэта.-
В оригинале этот дневник носит название «Ои-но кобу-
ми», то есть письма из ои - небольшой сумы, которую
буддийские монахи носили на шее. В ней хранились
священные изображения и дорожные принадлежности.
 280

Стр. 185. Берег Ирагодзаки.- [У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода этого стихотворения:
 Берег Ирагодзаки.
 Здесьу в пустынной дали,
 Коршуна рад я увидеть.
 — 	Прим. ред.]
 Стр. 186. На обновление храма Ацута.-
Синтоистский храм Ацута находится в городе Нагоя.
Одной из священных принадлежностей национального
синтоистского культа является зеркало.
 Стр. 186. ...люди идут
 Через горы Хаконэ.- Хаконэ - цепь высоких
гор в центре главного острова Японии - Хонсю; к этой
цепи принадлежит и знаменитая гора Фудзи. Перевал
через горы Хаконэ зимою считался одним из самых трудных мест Токайдоского тракта, соединявшего города
Киото и Эдо.
 Стр. 189. В саду покойного поэта Сэнги-
на.- Поэт Сэнгин (Тодо Еситада; (1642-1666) был сыном
феодала, у которого служил Басё. Общая любовь к поэзии
соединила знатного юношу и бедного самурая, но Сэнгин
рано умер.
 Стр. 190. Посещаю храмы Исэ.- Синтоистские
храмы в провинции Исэ были сооружены в глубочайшей
древности и с тех пор периодически восстанавливаются в
 281

прежнем виде. Главный из них посвящен культу богини
солнца Аматэрасу.
 Стр. 191. Развалины храма на горе Бодай-
сан.- Гора Бодайсан находится в провинции Исэ, поблизости от долины, где жил поэт Сайгё. Стоявший на ней
некогда храм ко времени Басё превратился в руины.
 Стр. 194. Ужель он уродлив, бог этой горы? - Согласно
легенде, бог горы Кацураги был настолько уродлив, что
вынужден был скрываться от людских взоров.
 Стр. 195. Парящих жаворонков выше... - [У В. Н. Марковой существует другой вариант перевода этого стихотворения, где вторая строка иная:
 Парящих жаворонков выше,
 Я отдыхаю по пути
На самом гребне перевала.
 - 	Прим. ред.]
 Стр. 196. Асунаро - туопсис японский, буквальный перевод названия: «завтра стану!» (кипарисом).
 Стр. 197. Крик одинокий фазана!- В японской народной поэзии фазан - символ родительской любви, потому
что не покидает своих птенцов, когда поле выжигают
огнем. [В ранних изданиях стихотворение имело название: «На кладбище».- Прим. ред.\
 282

Стр. 196. Ушедшую весну... - Гавань Вака находится в
провинции Кии (ныне префектура Вакаяма). Басё смотрел перед этим на вишни в горах Ёсино, но печальные
мысли мешали поэту радоваться весне. И только здесь, на
берегу воспетой поэтами гавани Вака, он впервые почувствовал радость весны.
 Стр. 196. В день смены зимней одежды на
летнюю.-Зимнее платье, по обычаю, меняли на летнее в первый день четвертого месяца по лунному календарю.
 Стр. 197. Посещаю город Нара.-В городе
Нара, где до сих пор бродят на свободе стада оленей,
торжественно празднуется день рождения основателя буддийской религии Сакьямуни (восьмой день четвертого
месяца по лунному календарю).
 Стихи из путевого дневника
«По тропинкам севера»
 Стр. 201. Станешь домиком кукол - Незадолго до того,
как выйти в трудное путешествие, Басё переселился в дом
ученика - поэта Сампу (см. комм, к стр. 95), а свой
небольшой домик уступил другим людям. Случилось это
в канун праздника кукол, который отмечается в третий
день третьей луны. В традиционном календаре он следовал тотчас по окончании рассады риса на поля, истоки
его в глубочайшей древности и связаны с магией избавле¬
 283

ния от болезней и бед. Куклы тогда изготавливались из
бумаги и затем выбрасывались. Во времена Басё это уже
были куклы из глины или дерева. В третий день третьей
луны в семьях, где были девочки, из особого ящика
извлекали хранившихся там весь год праздничных кукол,
изображавших жизнь императора и его семьи: государя,
государыню, их свиту, утварь и т. д. По прошествии
праздника их бережно убирают обратно. Впрочем, вряд ли
тогда эти куклы были столь богато одеты, как это вошло
в обычай уже несколько десятилетий спустя.
 Стр. 201. Гора «Солнечного света» (Никко), высотой
почти в 2500 метров, находится в нынешней префектуре
Тотиги, возле города Никко. На склонах ее расположены
храмы.
 Стр. 203. Могами - судоходная река с очень быстрым
течением, впадает в Японское море возле гавани
Саката.
 Стр. 204. Там, где родится поток... - В Японии лед на
лето сохраняют в земле; Басё ищет такой ледник у истоков ручья, но внезапно обнаруживает, что ива начала
поиски раньше него.
 Стр. 205. ...до острова Садо,
 Стелется Млечный Путь.- Остров Садо находится в Японском море. Поэту кажется, что Млечный
Путь протянулся к острову, словно мост.
 284

Стр. 205. Лрисо - старинное название залива в провинции Kara, ныне залив Тояма в одноименной префектуре.
Название Арисо встречается в древней японской поэзии
и потому богато поэтическими ассоциациями.
 Стр. 206. Косуги Иссё (1653-1688) - поэт и чаеторговец, жил в городе Канадзава.
 Стр. 208. Шлем Санэмори.-Сайто Санэмори -
знаменитый воин XII века. В легенде о нем рассказывается, что, будучи уже семидесятилетним старцем, он выкрасил свои волосы в черный цвет, перед тем как идти на
битву. В храме Тода города Комацу провинции Kara
хранится как реликвия шлем Санэмори, который он
надел перед своим последним сражением.
 Стр. 207. Белее белых скал... - Старая поэтическая традиция в Японии связывает с осенним ветром представление о белом, мертвенном цвете.
 Сцепленные строфы (рэнку)
из поэтического сборника
«Соломенный плащ обезьяны»
 Стр. 209. Сцепленные строфы, или цепочки стихотворений (рэнку).- Каждая строфа в «рэнку» - законченное
маленькое стихотворение. Но в то же время любое трехстишие в сочетании с двустишием образует «сложное
стихотворение» («танка»), и притом в двух вариантах. Для
этого нужно присоединить к трехстишию предыдущую
или последующую строфы.
 285

Стр. 209. Строфа I. Лето в городе.
 Стр. 209. Бонтё (? - 1714) - Нодзава Бонтё, ученик и
друг Басё, врач в городе Киото; оставил много замечательных хокку; один из составителей поэтической антологии «Соломенный плащ обезьяны». Быстро прославился
как поэт, но попал в тюрьму, и дальнейшая судьба его
неизвестна.
 Стр. 209. Строфа III. Лето в деревне *.
 Стр. 209. Мукаи Кёрай (1651-1704) - Мукаи Кёрай,
ученик и друг Басё, один из лучших поэтов его школы.
Записал беседы Басё о поэтическом искусстве.
 Стр. 210. Строфа V. Харчевня в горах.
 Стр. 211. Строфа IX. Монахиня, сожалеющая о том,
что приняла постриг.
 Стр. 212. Строфа XI в сочетании с предыдущей-
старый рыбак; в сочетании с последующей - старый привратник в знатном, но обедневшем доме.
 В. Н. Маркова ошибочно приписала это стихотворение
Басё, тогда как в действительности оно принадлежит Кёраю
(см. Д. Кин. Японская литература XVU-X1X столетий. М.: Наука,
1978, с. 77). Следует добавить, что сам принцип построения рэнка
исключает возможность следования подряд двух стихов одного
автора. В настоящем издании мы исправляем эту неточность.-
Прим. ред.
 286

Стр. 213. Строфа XIII в сочетании с предыдущей -
картина любовного свидания; в сочетании с последующей -
убогая баня.
 Стр. 219. Строфа XXXIII в сочетании с предыдущей -
нищий поэт; в сочетании с последующей - привратник в
доме, покинутом хозяевами.
 Стр. 223. Эса Сёхаку (1650-1722) - поэт школы Басё;
врач из города Оцу провинции Оми.
 Стр. 228. Хаттори Рансэцу (1654 -1707) - ученик Басё;
самурай низшего ранга, впоследствии монах, житель Эдо.
 Стр. 228. Тянется к северу вереница гусей... - Весной
гуси улетают на север; туда же, к далеким горам, идут
паломники, и поэту кажется, что гуси замешались в их толпу.
 Стр. 228. Уволили старых слуг.- Слуг в Японии обычно
нанимали на год, от весны до весны.
 Стр. 231. Морикава Кёроку (165? - 1715) - ученик
Басё; поэт и художник; самурай по происхождению (клан
Хиканэ).
 Стр. 232. Окада Ясуй (1658-1743) - ученик Басё;
торговец в городе Нагоя.
 287

Стр. 234. Коно Рию (1662 1705) - ученик Басё; настоятель буддийского храма Мёсёдзи в городе Хирата провинции Оми.
 Стр. 234. Такараи Кикаку (1661-1707) - ученик Басё;
сын врача, профессиональный учитель поэзии.
 Стр. 237. А ведь раньше не было
 Возле Фудзи этих гор... - Иными словами,
воздух так прозрачен, что видны даже невысокие холмы
предгорья, точно они вдруг выросли там, где их раньше
не было.
 Стр. 243. Дня не пройдет весной... - Это и следующее
за ним стихотворение восхваляют оживленную торговлю
в Эдо, где с треском разрывают шелка в лавках и даже
продают в день по храмовому колоколу.
 Стр. 248. Найто Дзёсо (1662-1704) - ученик Басё;
самурай, впоследствии монах.
 Стр. 249. Спряталась в тени кумирни
 Ослепленная сова - В старину на дорогах
Японии устраивались небольшие кумирни, под навесом
ставилось изображение буддийского божества.
 Стр. 249. Хиросэ Идзен (? - 1711) - ученик Басё; странствующий поэт.
 Стр. 249. Над черной водою полей - Имеются в виду
рисовые поля, залитые водою.
 288

Стр. 250. «Нижний город» в Киото... - Киото делился
на две части: в «Нижнем городе» жили простые люди, в
«Верхнем городе» - аристократы.
 Стр. 251. Не успели крикнуть... - [У В. Н. Марковой
существует другой вариант перевода этого стихотворения:
 Не успели крикнуть: «Постой!» —
 Как уже продавца карасей не видать...
 Так густо сыплется снег.
 - Прим. ред.]
 Стр. 253. Ямамото Какэй (1648-1716) - ученик Басё;
самурай из клана Овари, впоследствии врач в городе
Нагоя.
 Стр. 254. Роцу (ок. 1651-ок. 1739)-ученик Басё,
профессиональный нищий.
 Стр. 255. Татибана Хокуси (?-1718) - ученик Басё;
оружейный мастер в городе Канадзава.
 Стр. 256. Кагама Сико (1665-1731) - ученик Басё; буддийский священник, впоследствии врач.
 Стр. 257. Рока (1671-1703) - ученик Басё; настоятель
храма Дзуйсэндзи в городе И нами провинции Эттю.
 289

Стр. 258. Накагава Оцую (1675-1739) - поэт школы
Басё; уроженец провинции Исэ.
 Стр. 259. Фукуда Тиё (1703-1775) - родилась в провинции Kara, была женой бедняка. Рано овдовев и потеряв маленького сына, она постриглась в монахини и
посвятила себя поэзии, которой занималась под руководством поэта Сико, последователя Басё.
 Стр. 261. Сочиняя стихи.- Тиё в юности посетила одного приезжего поэта и просила его стать ее учителем. Тот дал девушке тему «кукушка» и заснул, а Тиё
сочиняла стихотворение всю ночь. Услышав его утром,
поэт был восхищен и сказал девушке, что она не нуждается в учителях.
 Стр. 263. Перед казнью.-Неизвестный, приговоренный к смертной казни, услышал на эшафоте песню
кукушки и сложил свое прощальное стихотворение.
 В. Маркова

МАЦУО БАСЁ
И ПОЭТЫ ЕГО ШКОЛЫ
В ПЕРЕВОДАХ ДРУГИХ АВТОРОВ

ПЕРЕВОДЫ Н. И. КОНРАДА •
 МАЦУО БАСЁ
 Чтобы видеть снег -
До того, что с ног валюсь,—
Я брожу везде.
 * 	* *
 О, тропа в горах!
 Солнце всходит посреди
Аромата слив.
 Здесь и далее переводы Н. И. Конрада, Н. И. Фельдман и
Г. О. Монзелера воспроизводятся по изданию: Н. И. Конрад.
Японская литература в образцах и очерках. Л., 1927.- Прим. ред.
 292

ПЕРЕВОДЫ Н. И. ФЕЛЬДМАН
 МАЦУО БАСЁ
 Старый пруд заглох.
Прыгнула лягушка... миг -
Тихий всплеск воды.
 4е 4е 4е
 Вот упал листок...
 Вот еще листок упал...
Это - ветерок.
 4е 4е 4е
 Отдохнуть присел
Выше жаворонков я;
Горный перевал...
 293

* * *
 Заболел в пути.
 Снится: полем выжженным
Без конца кружу.
 294

КИКАКУ
 О, заря весной!
 Среди персиков в цвету
Щебетанье птиц!
 * 	* *
 Ткут узор парчи...
 О, усталые глаза!
Сумерки весной.
 * 	* *
 Утренний туман:
 Только тории видны.
Плещется волна...
 295

ПЕРЕВОДЫ Г. О. МОНЗЕЛЕРА
 БАСЁ
 ВЕСНА
 Ах, соловушко!
 И за ивой ты поешь,
 И перед кустом...
 * 	* *
 Сливу уж сорвал...
Хочется камелию
Положить в рукав!
 * 	* *
 Скажет кто-нибудь:
«Надоели дети мне!» -
Не для тех цветы!
 296

* * *
 Месяц со стыда
Скрылся в облаках совсем -
Так красив цветок!
 4е 4е 4е
 Лето близится...
 Рот тебе бы завязать,
 Ветер на цветах!1
 ЛЕТО
 Ну, и жарко же!
Даже раковины все,
Рты открыв, лежат...
 1 Завязать ветру рот, чтобы он не мог сдувать весенние цветы.
Здесь и далее - прим. переводчика.
 297

Скал азалии
Алы от кукушкиных
Слезок красящих'.
 * 	* *
 О, камелии!
 «Хокку» написать мне мысль
В голову пришла.
 * 	* *
 Ночь совсем темна...
 И, гнезда не находя,
Плачет пташечка.
 По японскому поверью кукушка плачет красными слезами.
 298

* * *
 Как прохладна ночь!
 Ясный месяц молодой
Виден из-за гор.
 ie ie ie
 Летом ночью ты
 Раз ударишь лишь в ладонь
 И уже светло!
 * 	* *
 Постоянно дождь!
 Как давно не видел я
Лика месяца '...
 1 Лето в Японии - это период дождей.
 299

Майский дождь не шел
Здесь, наверно, никогда..
Так сияет храм!1
 ОСЕНЬ
 Осень началась...
Вот и бабочка росу
С хризантемы пьет.
 * 	* *
 О! камелия
Опадая пролила
Воду из цветка...
 Поэту, которому, видно, сильно надоели беспрерывные
летние дожди, кажется странным этот радостный, праздничный
блеск крыши буддийского храма, и он этот блеск объясняет лишь
тем, что «здесь, наверно, никогда не шел дождь», иначе бы храм
потускнел, как и настроение поэта.
 300

* * *
 Высока вода!
 И в пути придется спать
Звездам по скалам...
 * 	* *
 Ночью при луне
У подножья гор туман,
Облачны поля...
 * 	* *
 Как заговоришь
Осенью при ветре ты,-
Холодно губам...
 301

* * *
 Повернись сюда!
Сумерками осенью,
Скучно ведь и мне...
 * 	* *
 Осенью такой
 Как живется в облаках
 Птицам в холода?
 * 	* *
 Думается мне:
 Ад похож на сумерки
Поздней осенью...
 302

ЗИМА
 Вот занятно как:
Превратится ли он в снег,
Этот зимний дождь?
 * 	* *
 Ведь не умерли
Под снегом вялые
Камышей цветы?
 * 	* *
 Только снег пойдет,-
Балки гнутся в потолке
Хижины моей...
 303

* * *
 Хоть И ХОЛОДНО,-
 Но в пути вдвоем заснуть
 Очень хорошо!
 304

ПЕРЕВОДЫ Т. И. БРЕСЛАВЕЦ '
 МАЦУО БАСЁ
 Старая вишня
Цветет? Старости
Воспоминания.
 (1663)
 * 	* *
 В майских дождях
Удалилось
Лицо луны.
 (1666)
 * 	* *
 У этой сливы
И бык замычит
Свою первую песню.
 (1676)
 1 Переводы воспроизводятся по изданию: Т. И. Бреславец.
Поэзия Мацуо Басё. М.: Наука, 1981.- Прим. ред.
 305

Задники сандалий
Заломлю, возвращаясь.
 Ветка горной вишни.
 (1679)
 * 	* *
 Осенний вечер
 На голой ветке
Ворон сидит.
 Осенний вечер.
 (1681)
 * 	* *
 Чувство, испытываемое зимней ночью в Фукагава
 Вёсел звук о волны бьется,
 Душу леденящие
Ночь и слезы.
 (1681)
 306

* * *
 В майских дождях
Ноги журавля
Стали короткими.
 (1681)
 * 	* *
 Рядом с вьюнком
Рис ем -
Я же человек.
 (1682)
 * 	* *
 Хоть и живем на свете,
Но это лишь
Убежище Соги.
 (1682)
 307

* * *
 В руки взять - растает,
Так слезы горячи.
Осенний иней.
 (1683)
 * 	* *
 Первый день нового года.
Как подумаю... Одинокий
Осенний вечер.
 (1683)
 * 	* *
 Весна пришла.
 Новый год - старый
Рис, его пять сё.
 (1684)
 308

4е 4е 4е
 Цветы все увяли.
 Печаль рассыпает
Семена трав.
 (1685)
 * 	* *
 Луна и снег.
 С ними жил в свое удовольствие.
Конец года.
 (1686)
 * 	* *
 Вгляделся пристально -
Цветы пастушьей сумки цветут
У ограды.
 (1686)
 309

* * *
 Храма Каннон
Черепичную крышу вижу.
Облако цветов.
 (1686)
 * 	* *
 Старый пруд
 Старый пруд!
 Прыгнула лягушка,
Всплеск воды.
 (1686)
 * 	* *
 Полная луна.
 Около пруда брожу
Всю ночь.
 (1686)
 310

* * *
 В этом мире
Время жатвы риса?
Травяная хижина.
 (1685-1687)
 * 	* *
 Вместо устриц
Носить бы водоросли,
 Но их старик не продает.
 (1687)
 * 	* *
 Облако цветов.
 Колокол - в Уэно?
 Или в Асакуса?
 (1687)
 311

* * *
 В майский дождь
На плывущее гнездо чомги
Пойдем посмотрим.
 (1687)
 * 	* *
 Маленький краб
Побежал по ноге.
 Чистая вода.
 (1687)
 * 	* *
 Хоть и высохшая,
 Слабая хризантема,-
Бутоны!
 (1687)
 312

* * *
 Странником
Называют меня.
Первый дождь.
 (1687)
 * 	* *
 Одинокий сокол,
 Рад тебя видеть,
 Мыс Праго.
 (1687)
 * 	* *
 Отчий дом.
 Плачу над пуповиной.
Сумерки года.
 (1687)
 313

* * *
 Разгладив складки,
 Снегом любоваться направляюсь
В бумажном платье.
 (1687)
 * 	* *
 Одно платье снял
И нес на спине.
 Перемена одежды.
 (1687)
 * 	* *
 Бедняк
 Перестал омолачивать рис,
Смотрит на луну.
 (1687)
 314

* * *
 В руку сморкается
Даже в звуке этом -
Сливы аромат!
 (1688)
 it it it
 Добавь пару крыльев
К стручку перца -
И ты сделаешь стрекозу.
 (1688)
 * 	* *
 И Акокусо
Сердце не знаю.
 Сливы цветы.
 (1688)
 315

4е 4е 4е
 Разное-разное
 Вспоминается.
 Сакура!
 (1688)
 * 	* *
 О весенняя ночь!
Прекрасна молящаяся
В углу храма.
 (1688)
 * 	* *
 День среди цветов
Меркнет, темнеет одинокий
Кипарис.
 (1688)
 316

* * *
 Об отце, о матери
Постоянно тоскую.
Фазана крик.
 (1688)
 * 	* *
 Уходящую весну
В бухте Вака
Догнал.
 (1688)
 * 	* *
 Привлекательное зрелище
И уже печальное -
Ловля рыбы с корморанами.
 (1688)
 317

* * *
 Видение!
 Старая одинокая женщина плачет.
Подруга луны.
 (1688)
 * 	* *
 Чахлому человеку
Подобны и цветы.
 Летнее поле.
 (1688)
 * 	* *
 И еще бесподобно
Намасу из форели,
 Что в реке Нагара.
 (1688)
 318

* * *
 Не сомневайся:
 Даже цветы прилива
Говорят, что в бухте весна.
 (1689)
 * 	* *
 Охапку сена несет
Человек - путеводный знак
В летнем поле.
 (1689)
 * 	* *
 Ёсинака
 Пробуждался в этих горах?
Луна печальна.
 (1689)
 319

* * *
 Луна, померкни.
 Акэти о своей жене
Расскажет.
 (1689)
 * 	* *
 Белый волос выдернул
Под подушкой - ах! -
Сверчок.
 (1690)
 * 	* *
 Об уходящей весне
Вместе с жителями Оми
Сожалел.
 (1690)
 320

* * *
 Колокол угас.
 Аромат цветов звонит.
Вечер.
 (1690)
 * 	* *
 В моем жилище
Москиты маленькие -
Вот все угощенье.
 (1690)
 * 	* *
 Под деревом
И суп и рыба.
Сакура!
 (1690)
 321

* * *
 С листа травы -
Вот упадет,- взлетел
Светлячок!
 (1690)
 * 	* *
 Больной гусь
Падает в холод ночи.
Ночлег в пути.
 (1690)
 * 	* *
 Праздник душ.
 И сегодня с горящего поля
Поднимается дым.
 (1690)
 322

* * *
 Горная деревня.
Мандзай запоздал...
Сливы цвет.
 (1691)
 * 	* *
 Слива, молодая трава,
И на станции Марико
Похлебка.
 (1691)
 * 	* *
Слабость.
 На зубах скрипит
Водорослей песок.
 (1691)
 323

* * *
 Цветы мандарина.
 Предаюсь воспоминаниям о старине.
Трапезная.
 (1691)
 it it it
 Блуждающего меня
 Заставь почувствовать одиночество,
 Кукушка.
 (1691)
 * 	* *
 Катает рисовые колобки,
Придерживая рукой
Волосы на лбу.
 (1691)
 324

* * *
 В коровнике
 Голоса москитов темные.
Последние теплые дни.
 (1691)
 * 	* *
 В ворота храма Миндэра
Постучаться бы...
Сегодняшняя луна.
 (1691)
 * 	* *
 Лук белый,
 Только что вымытый.
Холод.
 (1691)
 325

* * *
 После хризантем,
Кроме редьки,
 Ничего нет.
 (1691)
 * 	* *
 Кукушка
 Кричит. В полтора метра
Ирисы.
 (1692)
 * 	* *
 Первый снег
На недостроенном
Мосту.
 (1692)
 326

* * *
 Соловей
 Уронил помет на рисовую лепешку
На краю галереи.
 (1692)
 * 	* *
 Осенним вечером
Сломлен печальный
Тутовый посох.
 (1693)
 * 	* *
 Весенний дождь
 Вдоль осиных гнезд скользит
 Сквозь протекающую крышу.
 (1694)
 ъп

* * *
 В ярком свете луны
Туман у подножия гор.
Поля скрыты дымкой.
 (1694)
 * 	* *
 Яркая луна.
 Не цветы ли там видны
На хлопковых полях?
 (1694)
 * 	* *
 «Бин»,- плачет,
Ответный голос печален.
Олениха ночью.
 (1694)
 328

* * *
 Трепещет
 При взмахах веер.
 Облачные вершины.
 (1694)
 * 	* *
 Аромат хризантем.
 В Нара старые
Статуи будд.
 (1694)
 * 	* *
 Эта дорога...
 Нет на ней путников.
Сумерки осени.
 (1694)
 329

* * *
 Этой осенью
Почему ты постарела,
Птица в облаках?
 (1694)
 * 	* *
 Хоть и нет дождя,
 В день посадки бамбука -
Плащ и зонт.
 (Годы Гэнроку)
 * 	* *
 Уснуть.
 У пугала, что ли, занять рукава?
Полночный иней.
 (Годы Гэнроку)
 330

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«КОСТИ, БЕЛЕЮЩИЕ В ПОЛЕ»
 (1684)
 Кости, белеющие в поле...
 В сердце ветер,
 Пронизывающий меня!
 * 	* *
 Тот, кто слушает крик обезьян,
 Знает ли, каково брошенному ребенку
На осеннем ветру?
 * 	* *
 У края дороги
Мальвы цветок конь
Проглотил!
 331

* * *
 Заснул на коне,
 В остатках сна - далекая луна
И чая дым.
 * 	* *
 Без зонта
 Мокну под дождем?
 Ну и отлично!
 * 	* *
 Подушка из трав.
 Собака тоже мокнет под дождем?
Голос ночи.
 332

* * *
 Море темнеет.
 Уток крик
Чуть-чуть белый.
 * 	* *
 Это весна пришла?
 На безымянной горе
Легкий туман.
 * 	* *
 Азалии живые
Под сенью их
 Женщина крошит сухую треску.
 333

* * *
 На поле сурепки
Цветами любуются
Воробьи.
 * 	* *
 Летняя одежда.
Еще блох всех
Не вытряхнул.
 334

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА»
 (1689)
 Весна уходит.
 Птицы плачут, и у рыб
Слезы на глазах.
 * 	* *
 На край поля
Поворачивай коня!
Кукушка...
 •к ie ie
 Летние травы -
Все, что от воинских
Грез осталось.
 335

* * *
 Это майский дождь
Оставил после себя?
 Павильон «Солнечного света».
 * 	* *
 Блохи, вши.
 Лошадь мочится
У изголовья.
 ie ie ie
 Прохладу
 Сделал своим жилищем
И отдыхаю.
 336

4е 4е 4е
 Тишина.
 Сквозь скалы просачивается
Цикады звон.
 * 	* *
 Бурное море!
 До острова Садо тянется
Небесная река.
 * 	* *
 В одном доме со мной
Куртизанки остановились.
Хаги и луна.
 337

ie ie ie
 Запах раннего риса.
 Пробираюсь по камням
От залива Ариса.
 * 	* *
 Яркое-яркое
 Солнце, хоть и палит нещадно,-
Осенний ветер.
 * 	* *
 Как горестно:
 Кузнечик
Под шлемом.
 338

* * *
 Каменной горы
Камней белее
Осенний ветер.
 * 	* *
Одиночество.
Сильней, чем в Сума.
Осень на побережье.
 * 	* *
 В печали
Надписи сотрем.
Роса на зонте.
 339

* * *
 Моллюск отделяется от раковины,
В Футами уходит.
 Осень.
 340

ИЗ СБОРНИКА
«СОЛОМЕННЫЙ ПЛАЩ ОБЕЗЬЯНЫ»
 (1691)
 Первый осенний дождь.
 И обезьяна хочет
Маленький соломенный плащ.
 341

ИЗ СБОРНИКА «МЕШОК УГЛЯ» (1694)
 Весенний вечер
Запах навоза
Разносит.
 4е 4е 4е
 Ворота запер,
Молча лежу.
Приятно.
 342

КЁРАЙ
 Кабана
 Тропа ночная.
Предрассветная луна.
 ie ie ie
 Сторожа цветов
Белые головы склонили
Друг к другу.
 * 	* *
 Праздник девочек.
 Отодвинуты на последнее место
Старые куклы.
 343

* * *
 «Да-да»,-
 Хоть и отвечаю - стучат
Заснеженные ворота.
 * 	* *
 Подругу зовущий фазан
Сохнет от тоски.
 344

КИКАКУ
 На пороге травяной хижины
Я гречку ем -
Светлячок!
 4е 4е 4е
 Прерванный сон
Правдив ли?
 Следы блохи.
 345

РОЦУ
 А птицы
Тоже спят?
Озеро Его.
 346

БОНТЁ - БАСЁ
 Симокё!
 По сугробам
Ночной дождь.
 347

ХОКУСИ
 Луну на сосну
И вешать и снимать
Пробовал.

ПЕРЕВОДЫ А. А. ДОЛИНА '
 МАЦУО БАСЁ
ВЕСЕННИЕ КАРТИНКИ
 За весь долгий день
Еще не нащебетался -
Ах, жаворонок!
 * 	* *
 Бабочка, не спи!
Ну, проснись же поскорее —
Давай с тобой дружить!
 * 	* *
 Ветер подует -
и на новую ветку вспорхнет
бабочка на иве...
 Переводы А. А. Лолина воспроизводятся по изданиям:
Дональд Кин. Японская литература XVII-XIX столетий. М.: Наука,
1978., Одинокий сверчок. Классические японские трехстишия
хайку. М.: Дет. лит-ра, 1987.- Прим. ред.
 349

ie ie ie
 Под вишней сижу.
 Всюду - в супе и в рыбном салате
лепестки цветов...
 * 	* *
 Сакура-старушка...
 Неужто цветет? - Словно о прошлом
последнее воспоминанье.
 * 	* *
 Сколько же всего
мне напомнили они,
сакуры цветы!
 350

ЛЕТНИЕ КАРТИНКИ
 Тихо лошадь трусит.
 Будто вижу себя на картинке
средь летних полей...
 * 	* *
 Крабик песчаный
Карабкается по ноге -
Как вода прозрачна! ...
 * 	* *
 Уж эта кукушка!
 Распевая, порхает она,
 Вечно в заботах...
 351

* * *
 В лачуге моей
 для гостя одна отрада -
 то, что малы комары...
 * 	* *
 У каждого свое предназначение
 Слепень меж цветов -
подожди, не ешь его,
дружок-воробей!
 * 	* *
 Днем на них поглядел
и вижу - красные шейки
у моих светлячков...
 352

* * *
 Сорвался с травинки
и в испуге прочь улетел
светлячок зеленый...
 * 	* *
 Заглохший пруд.
 Лягушка прыгнула в воду —
Всплеск в тишине...
 ОСЕННИЕ КАРТИНКИ
Ясная луна.
 У пруда всю ночь напролет
брожу, любуясь...
 353

4е 4е 4е
 Рассвет настает.
 Голос колокола окутан
пленкой тумана...
 * 	* *
 «О-о-о-у!» - летит
Отголосок печального зова.
Бродит осень в ночи...
 * 	* *
 Ночью холодной
 Мне лохмотья одолжит оно,
 Пугало в поле...
 354

* * *
 Перепела в полях
 квохчут, квохчут - должно быть, решили,
что ястреб дремлет.
 * 	* *
 О 	стрекоза!
 С каким же трудом на былинке
ты примостилась!..
 * 	* *
 Неумелый рисунок,
и все же прелестны они,
эти цветы вьюнка...
 355

* * *
 Я банан посадил -
И теперь противны мне стали
Ростки бурьяна...
 ie ie ie
 Старый хуторок -
Непременно у каждого дома
дерево хурмы...
 * 	* *
 Как невзрачен, как слаб
стебелек хризантемы садовой -
а бутон уж набух!..
 356

ЗИМНИЕ КАРТИНКИ
 Петух прокричал.
 Зимний дождь барабанит по крыше.
Притихли коровы в хлеву...
 * 	* *
 Даже зонтика нет,
а ливень холодный все хлещет.
Эх, вот незадача!
 ie ie ie
 Первый зимний дождь.
Обезьянка - и та не против
соломенный плащик надеть...
 357

4е 4е 4е
 Весна ли пришла?
 Минул ли старый год?
Предновогодняя ночь...
 * 	* *
 Как тяжел первый снег!
Опустились и грустно поникли
Листья нарциссов...
 * 	* *
 Даже серой вороне
 это снежное утро к лицу -
 ишь, как похорошела!
 358

* * *
 Зимняя буря,
в бамбуковой чаще осев,
там и утихла...
 * 	* *
 Зимнее поле -
 одноцветный, поблекший мир.
Завыванье ветра...
 4е 4е 4е
 У 	очага
 поет так самозабвенно
знакомый сверчок!..
 359

* * *
 Я еду верхом,
а тень моя рядом плетется
холодно бедняжке!..
 360

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«СМЕРТЬ В ПУТИ. ЗАПИСКИ СТРАННИКА»
[КОСТИ, БЕЛЕЮЩИЕ В ПОЛЕ]
 (1684)
 Может быть, кости мои
выбелит ветер... Он в сердце
холодом мне дохнул.
 * 	* *
 Что ж, не умер я...
 Вот уж и конец пути -
сумрак осенний.
 * 	* *
 Платье летнее -
все никак не вытряхну
набившихся вшей.
 361

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«ПУТЕШЕСТВИЕ В САРАСИНА»
 (1688)
 Привиделось мне:
плачет старуха в горах
наедине с луной.
 * 	* *
 Все еще исхудавший,
каким я был в Кисо,
любуюсь луною.
 362

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА»
 (1689)
 Уходит весна.
 Птицы плачут, у рыб навернулись
слезы на глаза...
 4е 4е 4е
 Тишина вокруг.
 Тонким звоном пронизаны камни -
голос цикады...
 * 	* *
 В Кисагата я...
 Дремлет Сэйси под дождем -
мимоза в цвету.
 363

* * *
 Ухожу я в Футами,
 словно из раковины моллюск...
 Кончается осень!
 364

СТИХИ ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
«РУКОПИСЬ ИЗ ДОРОЖНОГО МЕШКА»
[ПИСЬМА СТРАНСТВУЮЩЕГО ПОЭТА]
(1690-1691)
 Будто на ветру
лепестки опавших роз -
плещет водопад...
 * 	* *
 Ирагосаки -
не напомнит здесь ничто
голос ястреба.
 * 	* *
 При посещении Тококу, жившего в стесненных обстоятельствах на мысе Ираго, довелось мне услышать
голос ястреба
 Сколь отраднее
не во сне, а наяву
видеть ястреба.
 365

* * *
 Крылья оборвав,
бабочка подарит их
маку белому.
 * 	* *
 Приятно смотреть
 на лодки рыбачьи с бакланами
 и все же печально...
 366

СЦЕПЛЕННЫЕ СТРОФЫ (РЭНКУ)
 ИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО СБОРНИКА
«СОЛОМЕННЫЙ ПЛАЩ ОБЕЗЬЯНЫ» (1691) 1
 I
 В городе у нас
от всего исходит смрад...
Летняя луна.
 (Бонтё)
 II
 Жарко! Жарко! - голоса
от двора к двору летят.
 (Басё)
 III
 Вторую прополку
не успели завершить -
Колосится рис.
 (Кёрай)
 1 Воспроизводится только одна треть рэнку (12 стихов).-
Прим. ред.
 367

IV
 Второпях стряхнешь золу
с вяленой сардинки...
 (Бонтё)
 V
 В здешних местах
и серебра не видали -
вот незадача!
 (Басё)
 VI
 Так и стоит простофиля
с длинным кинжалом ненужным.
 (Кёрай)
 368

VII
 Как испугался
в траве укрытой лягушки!..
Сумрак вечерний.
 (Бонтё)
 VIII
 Только пошла за подбелом,
фонарь вдруг погаснул, качнувшись.
 (Басё)
 IX
 Вере священной
 дано пробудиться в цветке
 еще в бутоне.
 (Кёрай)
 369

X
 Нелегко было прожить
в Ното - в Нанао - зимой.
 (Бонтё)
 XI
 Так уж стар я стал,
что обсасываю лишь
рыбьи косточки.
 (Басё)
 XII
 Милого он пропустил,
дверцу отворив ключом.
 (Кёрай)
 370

САМПУ
 Летние дожди.
 Из умывальника, утром
выполз маленький краб..
 ie ie ie
 На зимнем ветру
одинокая птица застыла
холодно бедняжке!
 371

СЁХАКУ
 Тишина вокруг.
Погружается лист каштана
в ручей прозрачный...
 * 	* *
 Звездная ночь.
 Какие высокие звезды!
Какие большие!
 372

КЁРАЙ
 Дыни, сбросив листву,
на бахче догола разделись
какая жара!
 ie ie ie
 Сторожа с гонгом
нынче ночью не пришли..
Луна в тумане.
 * 	* *
 Голос кукушки
и жаворонка трели
крест-накрест летят.
 373

4с * *
 Озера воды
 вздулись, к разливу готовы,-
майские дожди.
 * 	* *
 Вечер прохладный...
 Вдруг закололо в боку -
пришлось вернуться.
 374

КЁРАЙ - БАСЁ
 Об уходящей весне
вместе со всеми в Оми
печалился я.
 375

РАНСЭЦУ
 Вот один лепесток
 закружился, подхваченный ветром,
 и еше, и еще...
 * 	* *
 Зернышко риса,
 что случайно пристало к щеке,
 я отдал мухе.
 376

КЁРОКУ
 За облаками
 рассыпается звонкая трель -
жаворонок поет!..
 * 	* *
 Любуясь вершиной,
под деревом долго лежу
в тени прохладной...
 4е 4е 4е
 К пламени свечи
 Так доверчиво он склонился,
 пион в горшочке...
 377

* * *
 Стая диких гусей,
гогоча, опустилась на поле.
Крепчает холод ночной...
 * 	* *
 Капли по крыше
по свежей соломе стучат —
первый зимний дождь...
 * 	* *
 Колобки на связке -
и те помельче стали...
 Ветер осенний.
 378

* * *
 Сливы аромат...
 Чашку к носу гость поднес
бледно- голубую.
 379

КИКАКУ
 В закатных лучах
одинокая бабочка вьется
над переулком...
 * 	* *
 Показались на небе
две-три одиноких звезды.
Поют лягушки...
 * 	* *
 На банановый лист
забралась большая лягушка
тихонько курлычет...
 380

4е 4е 4е
 Дыню разрезал
и ломтик отдал обезьянке -
какая жара!
 * * *
 Летняя гроза -
гомонят и суетятся
утки возле дома.
 * 	* *
 Ясная луна -
 на циновке в доме темнеет
тень высокой сосны.
 * 	* *
 Снег на шляпе моей.
 Как подумаю, что не чужой он,
сразу легче ноша...
 381

ie ie ie
 «Спалим комаров!» -
Слышен в спальне Бао Сы
Любовный шепот.
 * 	* *
 Перед рассветом
 С подарком пришел,
и ночь будто стала темнее -
сливы цветы.
 * 	* *
 Сожалея об опавших цветах,
не подметаю дворик
 Утром спал слуга
На опавших лепестках -
я простил его.
 382

ДЗЁСО
 Высек огонь -
и заквакали разом лягушки
около дома...
 * 	* *
 Ливень вечерний -
На землю спешат муравьи
По стволам бамбука...
 * 	* *
 На чердак прошмыгнув,
исчезла бродячая кошка.
Зимняя луна...
 383

идзэн
 Все сумрачней ночь.
 В глубине заливного поля
Млечный Путь мерцает...
 384

БОНТЁ
 Что за шум во дворе?
 Это пугало загрохотало,
свалившись с грядки.
 * 	* *
 Сорвался каштан -
и на миг умолкла цикада
в траве пожухлой...
 385

БАСЁ - КАКЭЙ
 Месяц инея...
 Аисты застыли в ряд
невозмутимо.
 Чарует в зимний день
луч утреннего солнца.
 386

сико
 Опустели поля -
только где-то вдали маячат
хохолки журавлей...
 * 	* *
 Из соседних дворов
 еле слышен крик петушиный
 ночной снегопад...
 387

ОЦУЮ
 Пересохшее поле -
 только изредка где-нибудь вдруг
 квакнет лягушка...
 * 	* *
 Поздняя осень.
 Платье из листьев опавших
пугало надело...
 388

МАЦУО БАСЁ
 ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА
 (Лирический дневник XVII века)
 Перевод с японского,
вступительная статья
и примечания
Н. И. Фельдман

В эпохе позднего японского феодализма, так называемой эпохе Токугава, обнимающей период в два с половиной века - от начала XVII до середины XIX,- годы Гэн-
року (1688-1703) выделяются как период высшего
расцвета культуры, как страница особого культурного
блеска. В эти годы крупнейший и оригинальнейший мастер японского изобразительного искусства - Корин -
разрисовывает свои лаковые шкатулки; в эти годы работает резчик по дереву Моронобу; в эти годы появляются
мечи, отделанные мастерами Рэндзё и Тосинага. И на эти
же годы Гэнроку приходится расцвет литературы - деятельность знаменитой триады: новеллиста Сайкаку, драматурга Тикамацу, поэта Басё.
 Но если изобразительное искусство этого периода,
в частности мастерство Корина, хотя и не сразу, но все
же прочно завоевало понимание и признание европейцев,
то нельзя того же сказать о современной ему литературе,
до сих пор в Европе почти неизвестной. И, быть может,
одно из труднейших для понимания европейцев явлений
японского искусства представляет именно поэзия Басё -
этого классика японской литературы. Причиной этому то,
что самый жанр, который представляет Басё,- «хайкай» -
явление специфически японское.
 Хайкай, как жанровое понятие, строго говоря, включает в себя и поэзию, и прозу (хайбун), но в узком смысле
под хайкай обычно понимается первая. В поэзии хайкай
различаются две формы: хайку, или по своей строфической форме - хокку, представляет собой нерифмованное
трехстишие по пять-семь-пять слогов (поскольку в япон¬
 391

ском языке ударение не силовое, а музыкальное, вопрос
метра в европейском понимании снимается); вторая -
рэнку - представляет собой соединение ряда хокку, дополненных двустишиями по семь слогов в стихе (агэку);
о принципе соединения речь будет ниже. Сейчас остановимся только на хайку - основном виде поэзии хайкай и,
пожалуй, самом специфическом жанре японской литературы.
 Самая сущность хайку является глубоко своеобразной.
Это своеобразие не только в том, что хайку представляет
собой эпиграмматическую поэзию, весьма мало развитую
в Европе («эпиграмму» мы берем здесь в исконном значении, т. е. как краткое высказывание). Но главным образом теснейшая связанность хайку с бытом делает его
явлением, специфическим для Японии. В XVII—XVIII веках, когда поэзия хайкай была в расцвете, хайку была
широко распространенным бытовым явлением. Это было
демократическое искусство не только в том смысле, что
оно являлось искусством третьего сословия,- ремесленников, горожан, купцов, отчасти деревенской верхушки,
но и в смысле широчайшего охвата этих слоев, в смысле
количества потребителей и созидателей этого искусства.
Понятия эти в сущности совпадали. Оценить хайку и
написать хайку, хуже или лучше, умел всякий. Уметь
писать хайку для лавочника эпохи Токугава было примерно то же, что уметь танцевать для придворного эпохи
Людовика XIV. Это - бытовое искусство, времяпровождение. Собираться кружками где-нибудь в беседке или в
 392

«дзасики» (парадной комнате) и за сакэ и закуской писать
хайку было принято в кругах нарождающейся буржуазии
по всей стране. В «Лирическом дневнике» Басё одни, как
деревенский поводырь, приведший Басё лошадь, могли
только попросить поэта написать им хайку; другие, как
хозяин гостиницы в Яманака, были столь искусны в
поэзии хайкай, что могли «посрамить в знании изящного»
знаменитого впоследствии хайкаиста Тэйсицу. Другими
словами, одни были просто любители, другие - хай-
каисты-мастера. Но хайкаист вовсе не профессиональный
поэт, это тот же любитель, только более искусный в
данном жанре, для которого, однако, хайку также не
творчество (только профессиональные поэты, как Басё,
публиковали свои хайку), а бытовое искусство, изящное
времяпровождение.
 Такой подход к поэзии - явление, не нашедшее своего
развития в Европе, а между тем крайне характерное не
только для хайку, но и для других видов поэзии Японии
и даже Китая. Вопрос этот слишком сложен, чтобы подымать его здесь во всей глубине, но сказанного достаточно
для того, чтобы охарактеризовать специфичность самого
процесса создания хайку, придающую своеобразный характер самому результату. Такой процесс был возможен
только при мелочности, незначительности тематики,
свойственной даже классической хайку Басё и его школы,
при ее меньшей - в целом, по сравнению с другими
видами японской литературы,- идейной и эмоциональной наполненности. А это последнее в основе обусловле¬
 393

но невысоким качественным уровнем мировоззрения
третьего сословия в ту эпоху.
 Вторая особенность хайку, опять-таки затрудняющая
понимание ее европейцами,- ее стилистика. Если стилистика японской поэзии в целом представляет ряд специфических приемов, то к хайку это относится сугубо, потому
что, обладая своеобразными особенностями японской поэтической стилистики, она вместе с тем лишена тех приемов, которые общи другим жанрам японской поэзии
(в частности танка) с европейской и которые для европейской поэзии являются основными. Как правило, хайку
(в особенности позднейшая) не пользуется никаким
видом метафоры. Из приемов, известных в европейской
поэзии, она применяет только сравнения, да и то скупо.
Отличают же поэтическую речь хайку приемы, которые
либо не доходят до европейца, как необычные (таковы
«энго» - механическое использование ассоциаций); либо
производят на него впечатление антихудожественного
трюкачества (такова игра на омонимах, т. е. двухзначнос-
ти смысла). При отсутствии других поэтических приемов
и упомянутой мелочности тематики все это нередко приводит к тому, что хайку воспринимается как чистый
прозаизм.
 Наконец, третья и, может быть, главная особенность
хайку - это то, что они целиком рассчитаны на особый
способ восприятия, который японцы называют «ёдзё» -
«послечувствование». Это свойство, характерное опять-
таки для многих видов японского искусства (в частности
 394

некоторых школ живописи), для которого по-русски,
к сожалению, нет более удачного названия, чем «суггестивность»,- составляет существенную особенность хайку.
Задача хайку - не показать или рассказать, а только намекнуть; не выразить как можно полней, а, наоборот,
сказать как можно меньше; дать только деталь, стимулирующую полное развертывание темы - образа, мысли,
сцены - в воображении читателя. Эта работа воображения читателя, это «послечувствование» и является неотъемлемой частью эстетического восприятия хайку,- и оно-то
менее всею привычно читателю-европейцу.
 Лаконичность хайку,- та ее особенность, которая
прежде всего бросается в глаза,- является уже свойством
вторичным; однако для понимания хайку не только европейцами, но даже японцами она играет немалую роль.
При относительной длине японских слов, в семнадцать
слогов иной раз умещается всего четыре значащих слова,
максимальное же (крайне редкое) их число - восемь.
Результатом является то, что добрая половина хайку без
комментариев позднейших исследователей либо не вполне понятна, либо вовсе непонятна, а сами эти комментарии нередко противоречивы. Если к этому добавить, что
обычный европейский читатель не знает японского
быта,- тех realia, о которых говорит хайку,- то не покажется преувеличением утверждение, что понять и эстетически оценить отдельную хайку (при допущении возможности ее идеального перевода) для европейского читателя
часто просто невозможно.
 395

Иллюстрировать некоторые из вышеуказанных положений можно одним эпизодом, настолько красочным,
что и Астон, и Флоренц приводят его в своих историях
японской литературы. Он рассказан поэтом Сётэй
Кинсуй:
 «Однажды в пути Басё проходил по одному уезду и
слагал по дороге хокку. Было полнолуние. Все небо было
залито светом, так что было светлее, чем днем. Было так
светло, что Басё не стал искать гостиницы, а продолжал
свой путь. В одной деревне он набрел на группу людей,
которые расположились на свежем воздухе за сакэ и
закуской и наслаждались луной. Басё остановился и стал
наблюдать. Они как раз принялись слагать хокку, и Басё,
весьма обрадованный тем, что „искусство изящного“ процветает даже в такой глуши, продолжал прислушиваться,
как вдруг один простоватый парень из этой компании
заметил его и воскликнул: „Вон стоит монах, пилигрим с
виду. Может быть, это нищенствующий монах, но все же
позовем его, пусть присоединится к нам!“ Все думали, что
это будет очень забавно. Басё не мог отказаться, присоединился к ним и занял самое скромное место. Тогда
простоватый парень сказал ему: „Каждый из нас должен
сложить стих о полной луне. Сложи и ты что-нибудь“.
Басё стал отнекиваться. Он, мол, скромный деревенский
житель. Как он смеет посягать на участие в развлечениях
уважаемого общества? Он просил, чтобы его великодушно
уволили. Но все закричали: „Нет, нет! Мы не можем тебя
уволить; ты должен сложить, по крайней мере, одно хокку,
худо ли, хорошо ли“. Они так приставали, что он, нако¬
 396

нец, сдался. Улыбнулся, скрестил руки и, обернувшись к
ведущему запись, сказал: „Так и быть, одно хокку я
сложу“.
 Новолуние...
 „Новолуние? Вздор! Какой глупец этот монах! - крикнул один.- Ведь хокку должно быть о полнолунии“.
„Оставьте его,- возразил другой.- Тем забавней“. Они
обступили Басё и стали подсмеиваться. Басё не смутился
и досказал:
 Новолуние!
 С той поры я ждал - и вот
 В нынешнюю ночь...
 Все были поражены. Усевшись на места, они сказали:
„Не может быть, чтобы вы были обыкновенный монах,
раз вы слагаете такие хокку! Позвольте узнать ваше имя?“
Басё с улыбкой ответил: „Меня зовут Басё“...»
 После сказанного о широкой распространенности
обычая слагать хайку, читателя не удивит сцена поэтического состязания в глухой деревне. Но вряд ли вполне
понятны без объяснений те исключительные достоинства
хокку Басё, которые позволили собравшимся угадать в
нем не простого любителя, а поэта. Не будет ошибкой
полагать, что достоинство это - оригинальное разрешение темы вполне в духе хайкай,- разрешение, дающее
максимум простора для «послечувствований», только подводящее к самому порогу заданной темы. Стихотворение
 397

построено так, что образ «полной луны» (который должен
был служить темой) вовсе не входит в него, а только
всплывает в воображении читателя, который должен понять, что, глядя на новолуние, Басё представлял себе, как
красива полная луна.
 Этот же эпизод является прекрасной иллюстрацией
того, как важен контекст для понимания хайку. Без картины любования луной сама тема стихотворения не была
бы понята.
 Вот почему для знакомства с Басё произведение типа
его «Лирического дневника» является наиболее подходящим. Здесь хокку даны в контексте, причем проза контекста объединена со стихами единством стиля. Стиль
прозы и носит наименование «хайбун» - проза хайкай,
как хайку - стих хайкай.
 Проза хайбун связана с определенной тематикой. Ею
написаны дневники путешествий, «кикобун», из которых
«Оку-но хосомити» («По тропинкам Севера») Басё считается самым ярким и художественным.
 «Оку-но хосомити» - лирический дневник эстетского
путешествия. Ко всей жизни Басё, этого великого поэта и
странника, исходившего всю Японию, странствовавшего
всю жизнь и умершего в пути, можно было бы поставить
эпиграфом предсказание поэта:
 Он будет ходить по дорогам
И будет читать стихи...
 - чужие и свои,- можно добавить. Чужие вспоминать,
свои слагать - вот для чего бродит по дорогам Басё.
 398

Отнюдь не видеть, чтобы знать, отнюдь не описывать и
не рассказывать, чтобы сообщить, а исключительно выразить впечатление, преломленное через литературную реминисценцию, и получить впечатление, чтобы воплотить
его в новом литературном обличье,- вот цель его странствий, вот содержание его «Дневника».
 О какой литературе идет здесь речь? Никак не о
современной Басё, а о поэзии антологии Кокинсю
(X век), о поэтах Ноин (XI век), Сайгё (XII век) и других,
и - в значительно меньшей мере - о лирических драмах и
феодальном эпосе (XIV-XV века), другими словами -
о придворной поэзии периода Хэйан; о классической литературе раннего феодализма.
 Оглядка на эту литературу определяет и содержание и
форму «Дневника». Басё посещает места, так или иначе
связанные с классическими авторами этого периода; он
упоминает сюжеты, получившие развитие в классической
литературе; он говорит словами, заимствованными из
классической поэзии - танка. Это один из основных его
приемов - опоэтизирование описания путем вызывания
литературных ассоциаций, иногда - цитирования конкретных литературных памятников, преимущественно
танка. «Осенний ветер еще звучал в ушах, алые клены
вспоминались взору, но и в зеленеющих ветках есть также
своя прелесть. От белизны ковыля, от цветения шиповника так и казалось, будто проходишь по снегу». Так
описывает он заставу Сиракава. Здесь поистине нет почти
ни слова, которое бы не шло от литературы. Нужно знать,
что поэты Йоримаса, Ноин-хоси, Содзу-инсё переходили
 399

эту заставу осенью, и каждый из них написал по этому
случаю танка, которые вспоминает Басё. (В переводе
некоторые из этих танка приведены на полях.) «Видел
место, где гнали собак, и прошел по равнине Синохара к
могильному кургану Тамамо-но-маэ»,- сообщает Басё о
равнине Синохара, вызывал в памяти легенду о Тамамо-
но-маэ (или, скорей, драму, использовавшую этот сюжет) -
лисе-оборотне, которая приняла вид красавицы и стала
возлюбленной императора, о ее бегстве по равнине Синохара, о том, как ее преследователи гнали перед собой
собак, чтобы, пуская в них на бегу стрелы, укрепить
меткость руки. «Слава трех поколений миновала, как сон.
Развалины замка неподалеку, в одном ри. Замок Хидэхира
сравнялся с землей, и только гора Кинкэйдзан сохранила
свои очертания. Прежде всего я поднялся на Такадатэ».
Сколько исторических и литературных (феодальный
эпос!) реминисценций должно вызвать одно это сухое
перечисление мест, бывших свидетелями славы и могущества трех поколений дома Фудзивара и борьбы и гибели знаменитейшего героя - истории и эпоса - Минамото
Йосицунэ. Наконец Басё вызывает тень самих поэтов:
«...и когда вступил в уезд Касадзима, то спросил у людей:
где могильный курган Фудзивара Санэката?» - «То селенье, что виднеется справа, вдали у горы - Минова Касадзима. Там есть храм бога путников, есть доныне и
камыш, как память...» - ответили мне. Так Ахматова говорит: «Смуглый отрок бродил по аллеям у озерных глухих берегов». Но следующих двух строк: «И столетие мы
 400

лелеем еле слышный шелест шагов»... - хайкаист говорить бы не стал: это-то и должен додумать сам читатель.
 Так насквозь проникнута литературными реминисценциями вся ткань этого повествования. Они заглушают
ростки реалистического стиля,- стиля, по направлению к
которому шло все развитие литературы эпохи Токугава.
Иногда эти ростки пробиваются на поверхность - хотя бы
в таких строках, как в гл. 2: «Все навьюченное на костлявые плечи...» или в гл. 11: «На эту ночь я остановился в
Индзука...» Но такие места редки: не надо забывать, что
даже простые на первый взгляд строки осложнены литературными ассоциациями, связанными с самими названиями упомянутых предметов. Что означает это обращение к классической литературе миновавшей эпохи поэта
подымающегося третьего сословия в момент расцвета
культуры этого сословия (в степени, возможной в условиях феодализма)? Думается, что это наглядный пример
«усвоения классического наследия» молодой культурой в
момент, когда она уже настолько окрепла, что это усвоение не грозит превратиться в подражательность, а путем
органической переработки заимствованного обогащает ее.
Именно таким обогащением было для хайку обращение
Басё к классической поэзии Х-ХИ веков. Если до Басё
хайку была почти всецело поэзией вульгарной, шуточной,
непристойной, то Басё и его школа путем введения в нее
тематики танка закрепили ее на уровне серьезного жанра,
 401

овладевшего всей полнотой поэтической тематики. Стиль
школы Басё и получил наименование «настоящего» «ёфу».
 Основной признак прозы Басё, т. е. основной специфический признак хайбун - исключительная лаконичность. Установка на деталь, на высказывание намеком, на
«послечувствование» присуща прозе в той же мере, как и
поэзии. И если семнадцать слогов для стихотворения -
верх краткости, то тысяча японских знаков и шестьдесят
три трехстишия для описания путешествия протяжением
почти в две тысячи километров пешею пути - в свою
очередь, сжатость, возможная только для стиля хайкай.
 Естественное следствие, или, верней, естественный
спутник этой лаконичности - языковая простота. Орнаментальной прозе новелл Сайкаку, словесной вычурности
монологов Тикамацу проза Басё противостоит, как образец простой, экономной речи: подчинение всей речи
логическому смыслу; недлинная фраза, синтаксическая
простота, отсутствие инверсии, отсутствие украшающих
частиц; в лексическом составе - равномерное употребление слов китайского происхождения и чисто японских,
редкость архаизмов и чистых китаизмов. Установка переводчика заключалась в том, чтобы сохранить в переводе
эту ясность и простоту.
 Из этой прозы естественно вырастает хайку-лаконичное резюмэ, выраженный в точной сентенции итог
соответствующего прозаического контекста.
 Перевод хайку значительно трудней, чем перевод
прозы. Еще Флоренц формулировал принципиальную
 402

трудность этой задачи, говоря, что «дословный перевод
слишком часто не в состоянии передать ту pointe, в которой для японца вся суть хайку; тогда как такой перевод,
который разрешил бы трудность путем введения суггестивных моментов (т. е. ассоциаций, которые должны
вызвать хайку), может быть, и произвел бы на европейца
такое же впечатление, как оригинал на японца, но уже не
был бы переводом, а вольной поэтической обработкой» *.
В этой дилемме переводчик решительно стал на сторону
перевода точного (а точный перевод произведения из
пяти-шести слов - значит перевод дословный, по мере
возможности, допускаемой языком). Задача всякого перевода - не только доставить художественное наслаждение,
произведя то же эстетическое впечатление, которое производит подлинник на читателя своей страны. В задачу
перевода безусловно входит момент познавательный, в
равной мере распространяющийся на все элементы подлинника. Поскольку в данном случае - в хайку - элементы формальные перевешивают, поскольку их содержание
(тематическое, идейное и эмоциональное) незначительно
и крайне однообразно, и именно самая форма выражения
представляет большую ценность,- то, как бы этот способ
выражения ни был нам чужд, переводчик счел нужным по
мере возможности сохранить его и передать по-русски
для того, чтобы наш читатель имел представление о том,
 1 Florenz, «Geschichte der japanischen Literatur», Leipzig, 1906,
S. 449.
 403

что вызывало и до сих пор вызывает эстетический восторг
читателя-японца.
 Но, конечно, надо признать, что этот, по мере возможности, точный перевод часто оказывается бедней подлинника. Прежде всего потому, что один из поэтических
приемов хайку - использование омонимов - не поддается
воспроизведению. Большое количество в японском языке
одинаково звучащих слов делает использование омонимов
очень легким. Русский язык не может дать ничего равного
в этом смысле. Пожалуй, еще важней то, что использование омонима в хайку не аналогично игре слов в европейском смысле. Дело в том, что логически никакого второго
смысла не получается. Омоним, понятый в своем втором
значении, должен только вызывать ряд добавочных представлений, не принимающих логически ясной формы.
Вот пример. Восхищаясь знаменитой раздвоенной сосной
Такэкума, Басё вспоминает, что при уходе из Токио поэт
Кёхаку на прощанье сложил ему хокку. «У Такэкума Вы
покажите сосну. Поздние вишни!» - т. е. «О поздние
вишни! [поздние потому, что Басё выходил в путь в марте,
когда вишни уже отцветают] Покажите поэту и знаменитую сосну!» Басё отвечает на нее стихом, который по-
японски звучит так: «Сакура-ёри Мацу-ва футаки-во
Мицуки-госи». Прямой смысл такой: «От вишен до раздвоенной сосны пошел третий месяц» (т. е. с тех пор, как
речь шла о поздних вишнях, до того дня, когда я увидел
эту раздвоенную сосну, наступил уже третий месяц). Но
при этом надо обратить внимание, во-первых, на то, что
 404

«мицуки» - «три месяца» - можно прочесть «мики», и
тогда это будет значить также «я увидел». «Футаки-во
мики» - увидел двойное дерево. Правда, в соединении с
последующими «коси» 1 (наступил) «мицуки» не может
иметь такого значения, но это не мешает осознать по-
иному хотя бы часть слова. Во-вторых, то же «мицуки»
или «мики» может значить и «три дерева». «Три дерева»
по смыслу хайку явно ни к чему, но зато это представляет
параллель к «футаки» - двойное дерево или два дерева,
являясь типичным примером «энго» - использования
ассоциации по смежности (в данном случае двух последовательных числительных, т. е. слова «три» после слова
«два»). Трудно предположить, чтобы этот последний
прием, даже если бы удалось повторить его по-русски,
был не то что оценен, а просто замечен читателем.
 Другой пример. Хайку - «Кисаката я. Амэ-ни Сэиси-
га Нэбу-но хана» - обращено к островам Кисаката, печальный вид которых напоминает поэту китайскую красавицу Сиши (по-японски Сэиси), которая хмурилась даже
во сне. Слово «нэбу» значит «спит». Таким образом вторая часть хайку значит: «В дождь [амэ-ни] спит Сиши» -
печальная красавица спит под унылый шум дождя. Но в
то же время «нэбу» - название цветка, растущего на Кисаката, и вот последняя строка получает смысл: «цветок
нэбу», т. е. «о цветы нэбу». А название этих цветущих
 1 Выше - «госи» (Мицуки-госи), так как в соединении с
другим словом начальное «к» второго слова переходит в «г».
 405

растений должно вызвать представление о всем зеленеющем побережье.
 Аналогичный пример - последнее стихотворение
дневника: «Хамагури-но Футами-ни вакарэ Юку аки дзо».
Смысл первых трех слов - «створки раковины хамагури».
Но «фута» (створка) - начальные слоги названия бухты
Футамигаура, где водится эта раковина и куда направляется поэт. Поэтому он прибавляет «ми», и получается -
Футами-ни вакарэюку, т. е. «ухожу в бухту Футами» (где
водятся хамагури). Но в конце он прибавляет «аки дзо» -
«осень!»,- причем слово «вакарэюку» относится и к слову
«осень». Получается - «уходящая осень». Так смысл этих
строк раскладывается по частям, и дать в переводе связный логический смысл - уже само по себе значит изменить их характер. Но, с другой стороны, отсутствие этого
смысла, несомненно, было бы поставлено в упрек переводчику.
 На этом примере виден и близко стоящий к этому
прием, который с трудом поддается переводу: это двойное
использование слова. Так, «вакарэюку» в приведенном
стихе значит и «ухожу» (подразумевается - «я») и «уходящая» по отношению к следующему слову «осень». Благодаря совпадению глагольных форм по-японски это возможно, по-русски же не только трудно, но, если бы и
удалось, вызывало бы досадное чувство неясности и,
может быть, даже неряшливости перевода.
 Наконец, третий прием в переводе, правда, может
быть передан, но ввиду своей необычности вряд ли может
 406

дойти до сознания читателей без особых указаний и
доставить эстетическое удовольствие. Это уже упоминавшаяся «энго»,- собственно говоря, механическое использование ассоциаций. Прием этот очень старый, свойственный всей классической японской поэзии и чрезвычайно
развившийся в том жанре, из которого исторически выросла хайку - рэнга *. Вот пример энго. Басё останавливается по пути в Минами-тани, что значит «Долина юга».
Здесь, радушно принятый хозяином, он пишет хокку:
«Благодать! О Долина юга, заставляющая благоухать
снег!» Энго тут состоит в следующем: «Юг» вызывает
представление о «южном ветре»; южный ветер по-
японски называется «кунпу»; первый иероглиф «кун»
читается по-японски «каору», что значит «благоухать» (но
«кунпу» не значит «благоухающий ветер»); вот это соединение слов «юг» и «благоухать» (ассоциирующихся через
посредство не имеющегося в самом хокку слова «кунпу»)
 Рэнга, или рэнку представляет собою цепь танка, составленную особым путем: первые три строчки первой танка, т. е.
хокку, пишутся одним автором, конец (агэку) приписывается другим. Третий автор пишет хокку, которая могла бы послужить
вторым началом к уже имеющемуся агэку, четвертый (или опять
первый) приписывает к этой второй хокку новый конец и так далее.
Вся цепь держится на чисто механическом сцеплении смежных
строф. Эта разбивка танка по авторам и высвободила строфу хокку
как самостоятельную. Расцвет жанра рэнку падает на XIV-XV века,
но и в эпоху Басё, уже при наличии самостоятельной поэзии хайку,
он широко культивировался. В частности целый ряд хайку Басё
послужил начальным хокку для рэнку.
 407

и есть энго. По-русски можно было бы приблизительно и
менее «поэтически» воспроизвести этот прием в данном
хокку, переименовав местность в «Долину запада» и введя
в стихотворение слово «рубашка»: мост от слова «запад»
перекидывается к нему через слово «зефир», понятое в
двояком смысле,- как западный ветер и как текстильный
материал.
 Второй случай. Басё побывал на горе Юдоно, что
буквально значит «Баня»; так она прозвана потому, что на
ней есть горячие ключи. Как и о всякой священной горе,
паломникам не разрешается рассказывать что-либо о посещении Юдоно, и поэтому Басё может выразить свой
трепет и восхищение только слезами. Слезы, как известно, японцы утирают не носовым платком, а концом
своего широкого рукава. Омочить рукав - обычное обозначение плача. Отсюда хайку: «Нельзя говорить! О рукав,
омоченный на горе Юдоно». Однако японец оценит
здесь, помимо прямого смысла, чисто внешнюю связь
слов «юдоно» - «баня» - и «омочил», так как баня связана с представлением о воде.
 Или такой случай, когда энго соединяется с использованием омонима. Речь идет о заливе Сиогоси, название
которого составлено из слов «сио» - морской прибой и
«коси» 1 - в данном случае «заходить» (т. е. место, куда
заходит прибой). «О Сиогоси! Цапли мочат голени. Море
прохладно»,- говорит Басё. Читатель должен представить
себе широкую водную гладь, прибрежье, и у берега,
 1 См. примеч. к стр. 405.
 408

в воде, белых цапель, этих поэтических птиц Японии, с
их сильными высокими ногами, вокруг которых плещут
прохладные волны. Но кроме этого в хокку есть и энго:
дело в том, что «коси» может значить также «бедро».
Употребление в следующей строке слова «голень» и есть
энго - ассоциация по смежности.
 Если в переводе не всегда удавалось передать эти
особенности, то во всяком случае в него не внесены те
приемы, которые хокку не свойственны. При связанности
размером (соблюдение размера стихотворного подлинника 7 требование элементарное, не нуждающееся в доказательстве) и при сравнительной с японским текстом краткости русских слов, иной раз приходилось вставлять
лишние слова, но переводчик по мере возможности избегал делать эти слова эпитетами, каковые в хайку редки, не
говоря уже о привнесении метафоры. Чаще всего вводилась конкретная подробность, несколько уясняющая
смысл хайку. Вот пример. Поводырь, приведший Басё
лошадь, попросил знаменитого поэта написать ему
стихотворение; Басё сказал ему: «Поверни коня в другую
сторону поля: кукушка». Кукование кукушки считается в
Японии столь же поэтичным, как у нас пение соловья.
Услыхав в поле издалека кукованье в лесу, надо повернуться в ту сторону и прислушаться к этим мелодичным
звукам, таким четким в просторе лугов. «Кукушка» -
по-японски «хототогису», т. е. ровно на два слога больше,
чем по-русски, и таким образом третью строчку приходится дополнить: «За луг, вон туда, Коня поворачивай:
Кукушка поет!» Или - другой пример. Басё сел отдохнуть
у дороги в тени ивы, под которой, по преданию, когда-то
 409

отдыхал поэт Сайгё. Усталый от долгого пути, отдыхая в
тени, под легким ветерком, и, должно быть, вспоминая
стихи Сайгё, поэт так замечтался, что крестьяне, работавшие возле дороги в поле, успели засадить рисом целый
участок. И вот Басё говорит: «Участок поля засажен -
ухожу. О ива!» В последней строке опять по-русски на два
слога меньше. Перевод, несколько разъясняющий смысл,
дан в таком виде: «Уж в целом поле Посажен рис? Пора
мне. О тень под ивой!»
 Или такая хокку. Басё посетил развалины замка знаменитых феодальных героев XII века. Когда-то здесь
жили могущественные, честолюбивые правители и разыгрывались ожесточенные битвы за власть, а теперь от
былой славы остались только развалины, заросшие травой. И Басё восклицает: «О летняя трава, след грез древних воинов!» В дословном переводе не хватает четырех
слогов. Перевод, уточняющий смысл хайку: «Летняя
трава! Павших древних воинов грез о славе след...»
 По мере возможности сохранена внешняя структура
хайку: обычная синтаксическая обособленность первой
или третьей строки, редкость enjambement (переноса);
последний дан только в тех случаях, когда он наличествует в оригинале *. Но, к сожалению, в отношении синтаксического построения не всюду удалось сохранить одну из
 Особенное внимание к соблюдению переноса и цезуры
было обращено и при переводе приведенных вне текста танок. При
однообразии строфических форм японской поэзии синтаксическое членение приобретает особую важность.
 410

существенных особенностей хайку - бессказуемостную
конструкцию. Хайку часто состоит только из восклицательных предложений, заключается только в назывании.
Чтобы передать картину бурно вздымающихся волн и
безмолвного, сияющего звездами неба, контраст между
мятежностью земного и торжественной тишиной небесного, Басё говорит только: «О бурное море! Млечный
Путь, повисший над островами Садо». Или такая картина:
побережье, рокот прибоя, неподалеку заросли цветущих
хаги; но уже приближается осень, хаги отцветают; ветер
обрывает лепестки и уносит их к морю; они нежно розовеют на белом песке прибрежья,- их почти можно принять за раковины «масуо», сверкающие розовым перламутром. И поэт говорит: «О побережье, на которое
набегают волны! Лепестки хаги, смешавшиеся с раковинами». Таких примеров можно было бы привести множество. Характер японского языка, в котором глагол,
будучи поставлен перед существительным, тем самым уже
теряет свой предикативный характер, а частица «но»,
поставленная перед существительным, с легкостью превращает в определение стоящую впереди этого «но»
целую фразу, обусловливает широкую возможность бес-
сказуемостной конструкции. Между тем следование оригиналу в этом отношении привело бы в одних случаях к
громоздкости фразы, поскольку неизбежно было бы ввести тяжеловесное для короткой строки слово «который», в
других же вовсе не достигло бы цели, так как в русском
языке сказуемостность ощущается и без глагола. Так, если
в упомянутом выше хокку «хототогису» было бы переве¬
 411

дено «кукушка в лесу», это все равно ощущалось бы, как
«в лесу (есть) кукушка», а не «О, кукушка в лесу!» Или
такая хокку: Басё увидел в храме старинную реликвию -
шлем знаменитого древнего воина Санэмори. Когда-то
Санэмори совершал в этом шлеме доблестные подвиги,
а теперь этот шлем стал музейной реликвией, лежит, как
безжизненный предмет, и под ним уютно устроились
сверчки. И Басё говорит: «Мудзан я на. Кабуто-но мото-
но Киригирису», что значит буквально: «Горестно! Сверчки под шлемом!» Но не «сверчки есть под шлемом», как
это воспринимается по-русски, а «сверчки, находящиеся
под шлемом». Ввиду трудности передачи этой бессказуе-
мостности, переводчик пошел по пути частичной замены
соответствующих фраз предложением, состоящим из подлежащего и сказуемого - точного обозначения действия,
поскольку такой тип предложения достаточно свойствен
хайку. В приведенном выше примере: «Кукушка поет».
В данном случае: «Горестный удел! Шлем, забрало,-
а под ним Верещат сверчки» - и т. п.
 На этот путь толкнуло переводчика еще и то соображение, что по-русски сложное определение обычно ставится после определяемого, и нормальная расстановка
слов вызывала бы перестановку строк хайку. В приведенном выше примере сказано: «Смешавшиеся с раковинами» (вторая строка) «Лепестки хаги» (третья строка), а не
так, как получается по-русски: «лепестки хаги, смешавшиеся с раковинами». Между тем порядок строк не безразличен, потому что последняя строка хокку отличается
особым характером, обычно представляя собой слово¬
 412

сочетание из существительного с определением. В данном
случае «лепестки хаги». Поэтому в переводе приходится
сказать: «Берег, волн прибой. Среди раковин видны Хаги
лепестки». Аналогичные словосочетания: «Аки но кадзэ» -
«осенний ветер», «Юу судзуми» - «вечерняя прохлада»,
или даже одно слово: «хототогису» - «кукушка», «кириги-
рису» - «сверчок», «янаги кана» - «о, ива!» и т. п. Зачастую эти строки являются как бы штампованными, и употребление такой готовой строки служит достоинством
хайку. На поминальной службе по одному поэту Басё
говорит: «Могила, двинься! Рыдающий мой голос - Осенний ветер». Печальное завывание осеннего ветра - как
рыдания, это один смысл; а другой: я рыдаю, а кругом
сумрачно надвигается осень, свистит ветер. Несколькими
строками ниже, бредя по дороге под последними палящими лучами солнца, поэт с отрадой ощущает облегчающее
веяние прохладного ветра: «Хоть беспощадно Палит, как
раньше, солнце,- Осенний ветер...» Но в горах Исияма,
под мрачной зеленью вековых сосен, среди причудливых
валунов, раскинутых по суровому склону, у бедного храмика свист осеннего ветра уже наводит на него печаль:
«Еще унылей, Чем камни Исияма, Осенний ветер».
 Ввиду всего этого нарушать законченность последней
строки казалось нежелательным, но, как уже упомянуто,
пришлось иногда заменять словосочетание особого характера законченной фразой типа подлежащего со сказуемым,- например, «кукушка поет» - и т. п.
 В заключение, возвращаясь к вопросу об эстетическом
воздействии перевода, переводчик позволяет себе выска¬
 413

зать следующее соображение. Не всякое произведение
литературы способно эстетически воздействовать на читателя совсем иной эпохи и страны, даже в оригинале, при
знании языка, в силу слишком большой исторической,
национальной и классовой ограниченности. Именно так
обстоит дело со стилем хайкай. И переводчик сочтет свою
задачу разрешенной, если перевод даст ясное представление о специфических элементах этого стиля.
 414

ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА
 I. 	Месяцы и дни - путники вечности, и сменяющиеся годы - тоже странники. Те, что всю жизнь
плавают на кораблях, и те, что встречают старость,
ведя под уздцы лошадей, странствуют изо дня в
день, и странствие им - жилище. И в старину часто
в странствиях умирали. Так и я, с каких уж пор,
увлеченный облачком на ветру, не оставляю мысли
о скитаньях.
 Бродил я по прибрежным местам и минувшей
осенью смел старую паутину в ветхой лачуге своей у
реки. Вот и этот год кончился, и весной, наступившей
в дымке тумана: «перейти бы заставу Сиракава!» -
бог-искуситель, вселившись во все, стал смущать
мне душу, боги-хранители путников так и манили,
и за что я ни брался, ничто не держалось в руках.
 Залатал я дыры в штанах, обновил завязки на
шляпе, прижег моксой колени, и с той поры сразу
встал неотвязно в душе образ луны в Мацусима.
Уступил я жилище другим и, перебираясь за город к
Сампу,-
 Домик для кукол...
 Переменяет жильцов!
 Что ж — и лачуга
 415

Такой начальный стих я прикрепил к одному из
столбов дома.
 В третий месяц, в седьмой день последней декады, когда небо чуть брезжило зарей и луна клонилась к закату, гася свой свет, еле виднелась вершина
Фудзи, и от дум: ветви вишен в Уэно и Янака, когда
же снова? - сжалось сердце. Все близкие собрались
накануне с вечера и провожали меня на лодках.
Когда я сошел с лодки в месте по имени Сэндзю,
мне стеснили душу мысли о трех тысячах ри пути,
предстоящих мне впереди, и на призрачном перепутье бренного мира я пролил слезы разлуки.
 Весна уходит!
 И плачут птицы, у рыб
 На глазах слезы...
 Так я обновил дорожную тушечницу, но путь еще
не спорился. А позади, стоя на дороге, должно
быть, глядели мне вслед до тех пор, пока только был
я виден.
 2. 	Так в этом году, во второй год Гэнроку, как-то
так вздумалось мне пуститься пешком в дальний
путь на север, в Оу. Хотя под небом дальних стран
множится горесть седин, все ж, быть может, из
краев, известных по слуху, но невиданных глазом,
я вернусь живым... - так я смутно уповал. И вот в
 416

первый день напоследок прибрел к станции по названию Сока.
 Все навьюченное на костлявые плечи первым
делом стало мне в тягость. Я было вышел налегке,
но бумажное платье - защита от холода ночи, легкая летняя одежда, дождевой плащ, тушь и кисти, да
еще - от чего никак не отказаться - подарки на
прощанье - не бросить же было их? - все это мне
стало помехой в пути чрезвычайно.
 Сходил поклониться в Муро-но Ясима. Мой
спутник Сора рассказал: «Здешнее божество именуется Ко-но Ханасакуя-химэ. Это та же самая богиня,
что и в храме на горе Фудзи. Она вошла в наглухо
обмазанное жилище, зажгла огонь, закляла, и так
родился бог Хоходэми-но-микото. С той поры это
место называют Муро-но Ясима - Котлы Муро. Оттого же иногда зовут Кэмури - Дым. Здесь запретны
рыбы коносиро. Такое предание ходит по свету».
 3. 	На тридцатый день я стал на ночлег у подножья Никкояма, горы «Солнечного блеска». Хозяин сказал: «Меня зовут Годзаэмон-Будда. Я во всем
кладу в основу честность, оттого меня так прозвали.
Расположитесь привольно на ночь склонить голову
на „изголовье из трав“». Что это за будда воплотился в нашей низменной, бренной юдоли и помогает
такому нищенствующему страннику по святым местам? Я стал примечать за хозяином, и что ж? -
 417

оказалось, он неумен, недалек - честный простак.
Твердость и прямота близки к истинному человеческому совершенству, и чистота души превыше
всего достойна почтенья.
 В первый день четвертого месяца я пошел поклониться на священную гору Мияма. В старину ее
название писалось «Никодзан» - «Дву-дикая гора»,
а во время открытия храма святителя Кобо-дайси
это название изменили на «Никко» — «Солнечный
блеск»: святитель провидел грядущее на тысячу лет.
Ныне божественный блеск разлит по всей Поднебесной, его милости преисполняют все страны и земли,
и мирные жилища народа пребывают в покое.
 Исполненный трепета, кладу кисть.
 Как величаво!
 В листве младой, зеленой,
 Блеск светлый солнца...
 * 	* *
 4. 	Пик горы Куроками, горы Черных волос,
повит легким туманом, снег же все еще белеет.
 Обрил голову.
 У горы Черных волос
 Сменил одежду...
 ( Сора)
 418

Фамилия Сора - Кавааи, прозывается он Согоро.
Он живет под сенью банана возле моего дома и
помогает мне в заботах о воде и топливе. И на этот
раз он был рад повидать вместе со мной Мацусима
и Кисаката и облегчить мне тяготы пути. На заре в
день выхода в путь он сбрил себе волосы, облачился
в черную монашью одежду и знаки своего имени
«Сого» - «весь» и «пять»,— изменил на другие -
«вера» и «просветление». Оттого он и написал стих
у горы Куроками. Слова «сменил одежду» прозвучали с особой силой.
 На горе, на высоте двадцати тё с лишним, есть
водопад. Он низвергается с вершины, из скалистой
расселины, на сто сяку и падает в синюю бездну
среди тысячи скал. Если забраться в уступы скал за
ним, его можно видеть до сада, что лежит поодаль,
оттого он зовется «водопад Досада» - «Урами-но-
таки».
 В уединеньи
 Сижу у водопада.
 Пост ранним летом...
 5. 	Как в месте по имени Насу-но Куроханэ у
меня был знакомый, то я решил пойти отсюда
напрямик полями. Пока я шел к деревне, видневшейся вдалеке, полил дождь, стемнело. Я заночевал
 419

в крестьянском доме и с рассветом опять пошел
полями. По пути, вижу, пасется лошадь. Подошел
посетовать к косарю, и он, хотя и мужик, все же,
как я ожидал, не остался безучастным. «Что же
сделать? Ведь поля здесь изрезаны тропами вдоль и
поперек. Как бы путнику, что здесь внове, не сбиться с дороги. Так лучше верните эту лошадь, добравшись до места». Так он дал мне лошадь. Двое детей
побежали за лошадью следом. Одна из них была
девочка, звали ее Касанэ. Непривычное имя ласкало
слух:
 «Касанэ» слышу.
 Должно быть, это имя
 Касатки милой.
 ( Сора)
 Вскоре добрался до селения, привязал плату к
седлу и пустил лошадь обратно.
 Навестил некоего кандай Дзёбодзи, в Куроханэ.
Нежданная радость хозяина! Днем и ночью шли
разговоры; его младший брат Тосуй, так тот усердно
приходил и по утрам, и по вечерам, водил меня и к
себе домой; был я зван и к их родным, и так
протекали дни. Как-то раз сделал прогулку далеко
за селение, видел место, где гнали собак, прошел по
равнине Синохара к могильному кургану Тамамо-
 420

но-маэ. Потом ходил в храм Хатимангу. Когда я
услышал, что именно в этом храме Йоити, целясь в
веер, заклинал: «Особо взываю к тебе, о Хатиман,
бог-покровитель нашей провинции!» - я испытал
глубокий трепет.
 Как стемнело, вернулся домой к Тосуй.
 * 	* *
 6. 	Есть храм секты Сюгэн - Камёдзи. Получив
оттуда приглашение, я пошел поклониться Гёдзядо.
 Летом на горе
 Поклоняюсь я гэта.
 Отправленье в путь!
 В этой провинции за храмом Унгандзи когда-то
была горная келья настоятеля Буттё.
 И даже этот,
 Пяти шагов теснее,
 Шалаш из веток
 Мне строить было б жалко,—
 Когда б не дождь порою....
 - 	так, слыхал я, он когда-то написал на скале
сосновым углем.
 Чтобы взглянуть на развалины этой кельи, я направил свой посох в Унгандзи, и другие охотно мне
 421

сопутствовали, молодежь шумно болтала дорогой,
и мы неприметно добрались до подножья.
 Горы, видимо, тянулись вглубь, дорога вела вдаль
лощиной, криптомерии и сосны чернели, мох был в
росе, апрельский воздух еще был холоден. Когда
окончились десять видов, мы перешли мосты и
вступили в самые горы. «Когда же, наконец, то
место?» Взобрались в глубине на гору, и вот на
скале в углублении прислонилась келья. Будто видишь перед собой убежище монаха Сюдзэндзи или
пещеру отшельника Хоун-хоси.
 И дятел не смог
 Пробить в этой келье щель.
 О лес в летний день!
 Так я написал экспромтом и оставил на столбе.
 Потом ходил к камню Смерти. Кандай прислал
лошадь. Поводырь попросил написать ему хайку.
Трогательное желание!
 За луг, вон туда,
 Коня поворачивай:
 Кукушка поет!
 Камень Смерти лежит у горы, где бьет горячий
источник. Его ядовитые пары еще не исчезли. Вся-
 422

кие бабочки и пчелы гибнут и так устилают все
кругом, что под ними не видно песка.
 А в деревне Асино, у дороги, есть «ива у чистой воды».
 Некий Тобэ, начальник уезда,
не раз уже мне говорил, что
хотел бы мне ее показать, и я
все думал: когда-то придется? - а вот нынче сам стоял
под ее сенью.
 В тень и прохладу
Ивы у чистой воды
Возле дороги
Я ненадолго присел,
 И вот - уйти не могу...
 ( Сайгё)
 Уж в целом поле
Посажен рис? Пора мне.
О тень под ивой!
 7. 	Так в сердечном волнении множились дни, но вот
я прошел заставу Сиракава,
и улеглось мое сердце странника. И понятно было, что
мне захотелось как-нибудь
дать знать в столицу. Среди
множества прочих эта застава, одна из трех, влечет к
себе сердца людей с тонким
вкусом. Осенний ветер еще
звучал в ушах, алые клены
вспоминались взору, но и в
 423
 Еще в столице
Деревья красовались
В листве зеленой, -
А здесь алеют клены...
Застава Сиракава!
 (Минамото Ёримаса)
 С туманом легким,
Поднявшимся в столице,
Ушел в дорогу,
 И вот - осенний ветер...
Застава Сиракава!
 (Ноин-хоси)

К концу приходит
И в Адзума дорога,
 И годы жизни -
И все покрыто снегом...
Застава Сиракава!
 (Содзу-инсё)
 зеленеющих ветках есть так-
же своя прелесть. От белизны
ковыля, от цветенья шиповника так и казалось, будто
проходишь по снегу. О том,
как в старину оправляли
шляпу и сменяли одежду,
нам ведь записано кистью
поэта Киёскэ.
 Цветок весенний
На шляпе - вот к заставе
Наряд мой лучший.
 8. 	Вот так, понемногу, пройдя заставу, я переправился через реку Абукума. Слева высятся горы Аид-
зунэ, справа лежат поместья Иваки, Сома, Михару,
и, отделяя провинции Хитати и Симодзукэ, тянутся
горы. Шел по местности Кагэнума - Озеро-зеркало,
но как нынче день был облачный, то оно отражений
не давало. На станции Сукагава я навестил некоего
Токю и остановился у него на несколько дней.
 Прежде всего он спросил, с чем я прошел заставу
Сиракава. От тягот дальней дороги я устал телом и
душой, но виды восхитили мой дух, думы о старине
разрывали мне сердце, и хотя не было у меня ясных
намерений, но перейти просто так, конечно...
 424

О ты, начало
Прекрасного! Вот север,
 Песнь полевая...
 Так, прибавив второй и третий стих, я начал
рэнку.
 Возле жилища Токю, под сенью большого каштана, живет, удалившись от света, некий монах. Вот
как бывает в глубинах гор, где собирают каштаны! -
подумалось мне, и я написал:
 Знак «каштан» слагается из знаков «запад» и
«дерево», что связано с «Западным раем», и, по
преданию, бодисатва Гёги всю жизнь для посоха
своего и столбов жилища употреблял только
каштан.
 Цветок смиренный,
 Людских глаз не влекущий!
 Каштан у кровли.
 9. 	Вышел из дома Токю, а там, в пяти ри, поодаль от станции Хахада, есть гора Асакаяма. Это
близко от главной дороги. В этой местности много
озер. Как приближалось время сбора осоки - трав
«кацуми», то я стал спрашивать у людей, что за
траву называют они этим словом, но не нашлось
никого, кто бы знал. Пока я искал озеро, узнавал о
 425

нем у людей, обращался ко всем: «кацуми, кацу-
ми...»,- солнце скрылось за гребнем горы.
 Свернув вправо от Нихонмацу, я осмотрел пещеру Куродзука и стал на ночлег в Фукусима.
 Наутро, с рассветом, я пошел в деревню Синобу,
посмотреть на «камень окраски тканей Синобу».
Камень в деревушке, вдали, у самого склона горы,
наполовину ушел в землю. С деревни сбежались
ребятишки и рассказали мне: давным-давно этот
камень был наверху на горе, но пришлые люди
бесчинно рвали ячмень и терли его о камень, так
что здешние жители с досады скатили его в долину,
и камень упал верхней стороной книзу. Может
статься, оно было и так.
 Руки, что в поле
Садят рис! Красили вы
Ткани Синобу...
 10. 	Переправился у Цукинова и вышел к станции
по названию Сэноуэ. Налево у горы, в полутора ри,
стоял замок былого правителя этой местности Сато-
сёдзи. Услыхав, что это селенье Санано, в Индзука,
расспросив-разузнав, я пошел и прибрел к Маруяма.
Здесь когда-то был замок правителя. Я узнал от
людей, что у подножья горы есть развалины входа,
ворот,- и пролил слезы! А еще в древнем храме,
в стороне, до сих пор стоят надгробные плиты их
 426

дома. Из них памятники двух жен прежде всего
трогают сердце. Подумав о том, что они, хотя и
женщины, оставили по себе в мире память столь
славного мужества, я омочил слезами свой рукав.
Недалеко ходить к «надгробный плите, исторгающей слезы».
 Я вошел в храм и попросил чаю; там хранят, как
сокровище, меч Йосицунэ и корзину Бэнкэя.
 Корзину и меч
 На праздник бы выставить!
 Бумажный штандарт...
 Был первый день пятого месяца.
 11. 	На эту ночь я остановился в Индзука. Я искупался,— там есть горячий источник,- и отыскал
гостиницу. Помещение было убого, циновки положены прямо на земляном полу. Света не было,
я разостлал для себя постель при огне очага и лег.
Наступила ночь, гремел гром, дождь лил непрестанно, протекал на мою постель, комары и блохи кусали,- я не мог заснуть. К тому же начался приступ
болезни, я чуть не терял сознание. Когда краткая
ночь наконец сменилась рассветом, я снова вышел
в дорогу. Ночь давала себя знать, дух был подавлен.
Я нанял лошадь и доехал до станции Коори.
 427

Мне предстоял еще
далекий путь, но хотя
такая болезнь внушала
тревогу, все же я думал о
том, что мне,- страннику по дальним местам,
кто знает о бренности
жизни своей, порвавшей со светом,- умереть в пути
 - 	удел, сужденный небом. Так я понемногу снова
вернул себе мужество и, уже вольно шагая, прошел
Датэ-но-Окидо. Миновал замки Абусури, Сироиси
и, когда вступил в уезд Касадзима, то спросил у
людей: «Где могильный курган Фудзивара Санэка-
та?» - «То селенье, что виднеется справа, вдали у
горы - Минова Касадзима: „Круг дождевого плаща
острова зонтичных шляп“. Там есть храм бога путников, есть доныне и камыш, как память...» - ответили мне. От осенних дождей, ливших это время,
дорога стала весьма худой, я устал и потому прошел
мимо, глядя туда только издали. И подумав о том,
что и «дождевой плащ» - Минова, и «шляпа-зонт» -
Касадзима так подходят к дождям -
 Где Касадзима? —
 Я спросил. Пора дождей,
 Грязная тропа...
 И только имя
Нетленное осталось,
 А все погибло.
 Средь высохшего поля
Камыш шуршит, как память...
 (Сайге)
 Заночевал в Иванума.
 428

Вот сосна Такуэма поразила мне взоры! Ее ствол
расщепляется над землей
надвое; видно, она сохранила
свой древний облик. Я сразу
вспомнил слова Ноин-хоси.
 По преданию, в старину
некий человек, прибывший из столицы правителем
области Муцу, срубил эту сосну и поставил ее на
устои моста через реку Наторигава; оттого Ноин-
хоси сложил: «И вот не стало сосны у Такэкума».
Поколение одно срубило сосну, другое посадило
вновь, и ныне стал вид такой, точно снова тысяча
лет миновала,- о, благодатная сосна!
 У Такэкума
Вы покажите сосну,
 Поздние вишни!
 - 	так мне на прощанье сложил поэт Кёхаку.
 От поздних вишен
До двух стволов сосны той
Уж третий месяц...
 12. 	Переправился через реку Наторигава и вступил в Сэндай. Был день, когда «кроют ирисом
крыши». Я поискал гостиницу и остановился на
несколько дней. Здесь есть художник по имени
 429
 И вот не стало
Сосны у Такэкума,
Следа не видно...
 Пока сюда прибрел я,
Прошло тысячелетье...
 (Ноин-хоси)

Каэмон. Услыхав, что он человек с известным вкусом, я познакомился с ним. Так как он в последние
годы полагал свои мысли на розыски мест, чем-
либо примечательных, но еще неясных, то он целыми днями меня по ним водил. Кусты хаги на равнине Миядзи разрослись густо и приводили на память
вид осени. Была пора цветенья асэби в Томада,
Ёкоцу, Цуцудзигаока. Я вошел в сосновый бор, куда
не проникает солнце: вот это-то место и зовется:
 «под деревьями» — «ко-но-
сита». В былые времена роса
здесь была густая, оттого и
сложили: «Слуги! Поскорей
шляпу-зонт подайте мне».
Я совершил поклонение в
храмах Якуси-до и Тэндзин;
уже стемнело. Художник прислал мне картины
видов островов Мацусима и бухты Сиогама. И еще
он прислал мне пару плетеных сандалий с ремешками темно-синего цвета. Вот тут-то, знаток тонкого
вкуса, он выказал себя во всем блеске!
 Ирисовый цвет!
 Завяжу я на ногах
 Синий ремешок.
 13. 	Побрел дальше по плану местности, набросанному художником. У самой горы, вдоль «Тро¬
 430
 Слуги! Поскорей
Шляпу-зонт подайте мне!
Ведь сильней, чем дождь,
Под деревьями роса
На равнине Миядзи.
 (Из антологии Кокинсю)

пинки Севера», растет тростник Toy. Говорят, что до
сей поры его ежегодно собирают и приносят в дар
правителю провинции.
 Стела Цубо-но-исибуми стоит в деревне Итикава
у замка Тага.
 Высота стелы что-то шесть сяку, ширина три
сяку. Если соскоблить мох, еле заметно проступают
знаки. На ней обозначено число ри до границ уезда
в четырех направлениях.
 «Сей замок воздвигнут в первый год Дзинки
главноначальствующим и военачальником тинд-
зюфу Оно Асон Адзумодо и перестроен в шестой
год Тэмпэй-Ходзи советником и наместником
областей Токайдо и Тосандзи, военачальником
тиндзюфу Эми Асон Асакари. Первый день двенадцатого месяца».
 Это приходится на годы царствования императора Сёму. Хотя доныне из уст в уста ходит множество
преданий о воспетых с древности местах, но горы
рушатся, реки мелеют, дороги прокладываются заново, камни оседают и прячутся в землю, деревья
дряхлеют и уступают место свежей поросли, время
идет, век сменяется, и самый след их недостоверен!
Но здесь перед нами, нет сомнения, памятник
тысячелетний, и мы своими глазами познаем сердца
 431

древних. Вот заслуга моих хождений, радость до
конца моих дней! - от этой мысли я забыл о трудности пути и только лил слезы.
 14. 	Оттуда я направился на реку Нота-но Томага-
ва и к утесу Оки-но-иси. На горе Суэ-но Мацуяма
построили храм и назвали его Массёдзан. Под соснами всюду могилы. Так вот каков конец всех клятв
не разлучаться, «как два крыла одной птицы, как
два побега одной ветки»! От этой мысли моя печаль
 возросла, а тут донесся закатный колокол из бухты
Сиогама. Дождливое небо
слегка прояснилось, слабо
засияла вечерняя луна, близок был остров Могами-
сима. Плыли рыбачьи челноки, слышались возгласы,- то
делили улов,- и я понял смысл стиха: «Причалы
лодок быстрых...»
 Ночью слепой монах, играя на бива, сказывал
северное дзёрури. Не сказывают так хэйкэ, не играют так под пляски. Но хотя напев был деревенский,
хотя он шумел у самого изголовья, все же у него-то
и сохранились местные предания: звучало все превосходно!
 Рано утром я пошел в местный храм. Он восстановлен правителем провинции: столбы крепки,
 432
 Прекрасен Север
На дальнем Митиноку,
И в Сиогама
Причалы лодок быстрых
Полны очарованья...
 (Из антологии Кокинсю)

цветные стропила блестят, каменные ступени ведут
высоко; раннее солнце сверкало на красной ограде.
Всеблагость божества на самом конце всех путей,
у самого края света,- вот так бывает в нашей стране, и сколь это высоко!
 Перед храмом стоит старинный каменный фонарь. На железных дверцах значится: «Принесен в
дар Идзуми Сабуро в третий год Бундзи». Как-то
удивительно, что ныне видишь своими глазами
образ, выплывший из глубины пяти веков. Он был
мужествен, справедлив, верный вассал и добрый
сын. До сей поры к его славному имени нет равнодушных. Сказано: «Поистине, человеку надлежит
прилегать „Пути“ и блюсти справедливость, и имя
последует за ним».
 Время уже близилось к полудню. Я нанял лодку
и поплыл к островам Мацусима. По пути, в двух
ри, я пристал к каменистому побережью островов
Одзима.
 15. 	Да, хоть старо о том говорить, но Мацусима -
«Сосновые острова» - первый из прекрасных видов
страны Фусан, не меркнущий рядом с озерами Дун-
тинху и Сиху. С юго-востока, от моря, залив простирается на три ри вглубь, воды моря его наполняют. Островов несметно много: вздымающиеся
указуют на небо, стелющиеся наползают на волны.
Одни высятся в два ряда, другие громоздятся в три
 433

слоя, одни разрываются слева, другие цепляются
справа. То несут на себе ношу, то ее обнимают.
Точно нянчат ребенка. Сосны густо зеленеют: под
морским ветерком их ветви гнутся, будто сами
волнисто извиваются. И весь вид так пленителен,
точно красавица охорашивается над водой. Не
сотворено ль это богом гор в век богов-вседержителей? И может ли кто из людей запечатлеть
взмахом кисти или исчерпать словом небесное искусство творения!
 Одзима - скалистые островки, выбегающие цепью
в море. Там есть развалины кельи монаха Унко-
дзэнси и камень Созерцания. А под сенью сосен
кое-где виднелись люди, удалившиеся от света и
мирно живущие в шалашах из веток, закопченных
дымом сосновых шишек и опавшей листвы. Хотя я
не знал, кто они такие, я приязненно подошел к
ним; той порой в море отразилась луна, с полудня
вид вновь изменился. Я вернулся на берег, отыскал
гостиницу, растворил окно,— стал по-настоящему
мезонин,- и от мысли заснуть в пути среди облаков
и ветра удивительно странно стало у меня на душе.
 О Мацусима!
 Цапли ты облик прими,
 Птица-кукушка...
 ( Сора)
 434

Я замкнул уста и хотел уснуть, но мне не спалось.
Когда я покидал свое старое жилище, Содо на
прощание написал мне стихи о Мацусима. Хара
Антэки прислал танка о Мацуга-урасима. Я развязал
дорожный мешок и взял их в друзья на эту ночь.
Еще были у меня хайку Сампу и Дакуси.
 16. 	На одиннадцатый день я пошел поклониться
в храм Суйгандзи. Тридцать два поколения назад
Хэйсиро постригся в монахи, уехал в Китай и,
вернувшись, основал этот храм. Впоследствии благодаря светлому влиянию Унко-дзэнси были возведены и покрыты черепицей семь отдельных храмовых флигелей; торжественно засверкали блеском
золото и лазурь, стала великая храмина, достойное
обиталище будды. Все помыслы мои были о том, где
же этот храм святителя Кэмбуцу.
 На двенадцатый день я собрался в Харадзуми.
Я прослышал, что путь лежит на Анэваномацу и
Одаэнохаси. Людей почти не встречалось, по дороге
проходили лишь дровосеки да охотники; я не знал,
где нахожусь, под конец
 СбИЛСЯ С ДОРОГИ И ВЫШеЛ К Сумэраги век
 м к Яркой славой воссиял,
 гавани Исиномаки. Далеко Ныне в Адзума
 с моря видна Кинкадзан - ® Митиноку на горе
 V, Золотой цветок расцвел.
 гора Золотого цветка, о которой было сложено: «Золо- антологии Ман есю)
той цветок расцвел». В бухте
 435

столпились сотни кораблей; на берегу, споря за
место, теснились дома; над крышами непрерывно
подымались дымки очагов. Вот негаданно очутился
я в таком месте! Хотел подыскать ночлег, но никто
не пускал. Кое-как переночевал в убогом домишке
и с рассветом опять побрел по незнакомой дороге.
Оставив в стороне переправу Садоноватари, Обути-
номаки, Манонокаяхара, я шел по далеко тянущейся насыпи. Я следовал вдоль навевавшего тоску
длинного болота. Переночевал в месте по названию
Итома и добрался до Хирадзуми. Расстояния туда
больше двадцати ри.
 * 	* *
 17. 	Слава трех поколений миновала, как сон.
Развалины замка неподалеку, в одном ри. Замок
Хидэхира сравнялся с землей, и только гора Кин-
кэйдзан сохранила свои очертания. Прежде всего я
поднялся на Такадатэ; Китакамигава - большая
река, вытекающая из Нанбу. Коромогава огибает
замок Иидзуми и впадает в нее у Такадатэ. Замок
Ясухира был за заставой Коромо. Он, видимо, замыкал выход на Намбу и ограждал от северных айну.
Да, превосходнейшие вассалы засели в этом замке,-
и вот от недолгой доблести осталась лишь заросль
 436

трав. «Царства погибли, а горы и реки остались,
замок весной зеленеет густою травою...» Я подложил
под себя свою плетеную шляпу, и слезы лились, а
время бежало...
 Летняя трава!
 Павших древних воинов
 Грез о славе след...
 Белые цветы!
 Седину Канэфуса
 Точно вижу я...
 ( Сора)
 В храме Нидо, издавна поразившем мой слух,
были открыты святилища. В Кёдо - зале Сутр -
стоят изображения трех военачальников: в Хикари-
до - зале Сверкания — гробницы трех поколений и
статуи трех будд. Драгоценные украшения осыпались, растерялись, яшмовые двери поломались от
ветра, золоченые столбы подгнили от изморози и
снега, всему предстояло разрушиться и запустеть,
зарасти травой,- но кругом возвели стены, крыши
покрыли черепицей и оградили от ветра и дождей.
На некоторую пору храм станет памятником былого
тысячелетия.
 437

Весенний ливень
 Еще течет сквозь крышу...
 О зал Сверканья!
 18. 	Вдалеке виднелась дорога на Нанбу; я заночевал в селении Иватэ. Я намеревался пройти Огуро-
саки и Мицуноодзима, от горячих ключей Наруго
свернуть к заставе Ситомаэ и перейти в провинцию
Дэва. Стража заставы отнеслась ко мне с недоверьем: на этой дороге путники редки; я еле-еле перешел заставу. Когда я поднялся на гору Ояма, стало
уже темнеть, так что я, завидев домик пограничного
странника, попросил приюта. Три дня длилась непогода; я поневоле остался в горах.
 Вши, блохи. Грязно.
 И мочатся лошади
 У изголовья.
 Хозяин сказал мне: «Провинция Дэва лежит за
горой Ояма, а дорога запутана: надо вам для перехода попросить на помощь проводника». Что ж, раз
так... - я попросил человека, и рослый молодец с
коротким мечом за поясом, опираясь на дубовую
палку, пошел впереди. Я шел за ним следом с
сумрачными мыслями,- вот сегодня непременно
случится опасность! Все было в точности, как гово-
 438

рил хозяин: высокие горы поросли лесом, не слышалось ни единого птичьего крика. Под деревьями
густела тьма; казалось, что наступает ночь. Чудилось, будто с облаков сыплется земля. Пробираясь
сквозь чаши бамбука, переходя вброд ручьи, карабкаясь по скалам, обливаясь холодным потом, мы
вышли в Могами. Мой провожатый сказал: «На
этой дороге непременно бывают происшествия.
Провести вас благополучно - удача». Даже теперь,
слыша об этом, я содрогался.
 В Обанасава я навестил некоего Сэйфу. Хотя он
богат, но не низмен душой. Он удержал меня на
несколько дней: он время от времени наезжает в
столицу и, конечно, знает, каково бывать в пути,-
обласкал после дальней дороги, всячески меня приветил.
 Прохладу эту
Своим жилищем сделав,
 Так лечь отрадно!
 Ну, выползайте!
 Под палом, там в амбаре,
 Возня лягушек...
 Кисть для сурьмленья
На память мне приводят
Цветы «румяна».
 439

Здесь шелководством
Все заняты. О, женщин
Старинный облик!
 ( Сора)
 19. 	На горе Санкэйрё есть горный храм Рисся-
кудзи. Он основан святителем Дзикаку-дайси; там
особенно ясно и тихо. Следуя обшим уговорам: надо
бы взглянуть! - я от Обанадзава повернул обратно;
расстояния семь ри. Было еще светло; я устроился
на ночлег в доме монаха у подошвы горы и поднялся на гору к храму. Утесы громоздились на скалы,
образуя крутизны; сосны и дубы все были вековые;
земля и камни замшели от старости. В храме на
вершине двери были закрыты, не слышалось ни
звука. Обойдя утесы, пробравшись среди скал, я совершил поклонение и чувствовал, как от окрестной
тишины светлеет на душе.
 Что за тишина!
 Так пронзительны средь скал
 Голоса цикад...
 Намереваясь подняться по реке Могамигава,
я выжидал ясной погоды в месте по имени Оисида.
В этой местности заложены семена старой школы
хайкай, а я привержен к цветку незабвенной старины, и мое сердце «печальной флейты» ожило. «На
 440

этом пути мы ступаем неверной ногой и не знаем,
какой дорогой идти: старой ли, новой ли? И как нет
никого, кто бы знал дорогу, то...» И волей-неволей
пришлось оставить свиток рэнку. Прелесть моего
странствия достигла предела.
 Могамигава течет из
Мигиноку; в Санкэйрё - ее
верховье. В ней есть опасные стремнины - Готэн,
 Хаябуки и другие. Она
течет с севера горы Итадзи-
кияма, устье ее впадает в
залив Саката. Справа и слева над ней нависают
горы, а под чащей вниз по теченью плывут лодки.
Лодки, груженные рисом, называются «инабуми».
Водопад Хаккэй низвергается, сверкая сквозь просветы зелени. Храм Сэндзин обращен к берегу.
Река разлилась, для лодок опасно.
 От майских ливней
 Взбурлил поток твой быстрый,
 Могамигава!
 20. 	В третий день шестого месяца я поднялся на
Хагуродзан - Черную гору. Навестил некоего Дзуси
Сакити, повстречался с Бэттодай Экаку-адзяри.
Я остановился в храме в Минамитани - Долине
юга. Хозяин отнесся ко мне с сердечной теплотой.
 441
 Могамигава!
 Плывет вверх по теченью
Челн «инабуми»...
 Нет, и на этот месяц
С тобой не увидаться!..
 (Из антологии Кокинсю)

Как благодатно!
 Снег веет ароматом
В Долине юга...
 На пятый день я пошел поклониться в храм
Гонгэн. В каком веке жил монах Нодзё-дайси, открывший эту священную гору, я не знаю. В уложении Энгисики значится храм Усюридзан. Должно
быть, при списывании знак «коку» - «черный» -
был превращен в «ри» - «деревня». Гора Усюкокуд-
зан сокращенно именуется Хагуродзан. Называют ее
также «Идэха»: кажется, в старинных описаниях
этой местности говорится, что отсюда в дар двору
приносили птичьи перья. Хагуро вместе с Гассан —
горой Луны - и Юдоно - горой Ключей - называют «Сандзан» - Три горы. Теперь они принадлежат
к приходу Торай в Эдо, в Мусаси. Луна «светопо-
знания» ярка, а при ней горит светильник «закона».
Кельи монахов выстроились в ряд, подвижники творят свои подвиги, и дивность этого священного
места вызывает почитание и трепет людей. Процветание его длится долго, и поистине должно назвать
его благодатной горой.
 На восьмой день я поднялся на Гассан. Накинул
на плечи белое покрывало, укутал голову белым
платком и в сопровождении проводника, зовущегося здесь «носильщиком», ступая по льду и снегу,
 442

в горном воздухе, среди тумана и облаков, взбирался восемь ри. Чудилось, точно вступил в те пределы,
где свершают свой путь луна и солнце. Дыхание
прерывалось, тело коченело. Когда добрались до
вершины, солнце село, показалась луна. Я подостлал листья бамбука, в изголовье положил молодые
побеги, лег и ждал рассвета. Когда вышло солнце и
облака растаяли, я спустился на Юдоно. У лошины
есть кузница. Здешние кузнецы отыскали чудодейственную воду и, очищаясь в ней, ковали мечи. На
них чеканили клеймо «Гассан»; они прославлены.
Будто закаляли сталь в источнике Лун-сюань! Они
уносились мыслью к давним временам мечей Канся
и Бакуси,- их пыл к искусности в своем пути был
не мал.
 Я присел на скалу и немного отдохнул; тут я увидел, что бутоны низкорослых - в три сяку - вишен
полураскрылись. Умилительна душа цветов этих
запоздалых вишен, погребенных под грудами снега — и не забывающих о
весне! Это было подобно тому, как если бы под
пламенеющим небом благоухали цветы сливы.
Я вспомнил стих Гёсон-содзё, но здесь очарование
чувствовалось с большей силой. По уставу паломни¬
 443
 Пусть друг о друге
Вздохнем с тоской мы оба!
Ведь горной вишни
Цветы и я - одни мы,
 И некому нас видеть...
 (Гёсон-содзё')

ков, всякие подробности о горах сообщать другим
запрещено. Потому я кладу кисть и не пишу.
 Вернувшись в келью, я, по просьбе адзяри, записал хайку о паломничестве к Трем горам.
 Как прохладно здесь!
 Месяц ранний над тобой,
 Черная гора.
 Пики облаков
 Рушились уж сколько раз...
 О гора Луны!
 Замкнуты уста!
 На горе Ключей от слез
 Влажен мой рукав...
 Юдонояма!
 Слезы лью, ступая здесь
 По деньгам в пыли.
 (Сора)
 Я ушел из Хагуро, у Цуругаока был встречен в
доме Нагаяма Дзюко; написали рэнку. Сакити сопутствовал мне. В лодке мы спустились по течению
к гавани Саката. Заночевали у врача по имени Эн’ан
Фугёку.
 444

О пики Зноя!
 Смотрю на бухту Ветра.
 Прохладный вечер...
 Все пламя солнца
Ты влила в воды моря,
 Могамигава!
 * 	* *
 21. 	Когда исчерпаны были все виды бухт и гор,
воды и суши, душа затосковала по Кисаката. Направившись на северо-восток от гавани Саката, я переходил горы, следовал вдоль берега, ступал по песку -
протяжением всего десять ри; когда солнце уже
понемногу клонилось к закату,- ветер с моря стал
взметать прибрежный песок, заморосил дождь и
скрыл гору Тёкай. Я брел в потемках наугад. «И при
дожде все по-особому, и, когда прояснится, будет
любопытно!» - так подумав, я забрался в крытую
камышом хижину рыбака и стал ждать, пока перестанет дождь.
 Наутро, когда небо совсем прояснилось и радостно засверкало утреннее солнце, я поплыл в лодке к
Кисаката. Прежде всего я подвел лодку к острову
Ноин’а - Ноинсима - и посетил место его трехлетнего уединения. Сошел с лодки на другом берегу.
 445

В уединеньи.
 Вот так пройдет вся жизнь...
На Кисаката
Приютом станет домик
Под тростниковой крышей...
 Здесь, как память о Сайгё,
стоит старая вишня, воспетая в стихе: «Над цветами». На берегу есть курган,- говорят, могила
императрицы Дзинго.
Храм зовется Камандзюд-
зи. Я не слыхал, чтобы
она здесь бывала. Как же
так?
 Усевшись в келье в
этом храме, я поднял
штору и одним взглядом
вобрал весь вид: на юге
гора Тёкай упирается в небо, а отражение ее падает
в море; на западе дорогу преграждает застава Муя-
муя; на востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акита; с севера раскинулось море, и
место, куда заходят волны, зовется Сиогоси. В бухте
вдоль и вширь одно ри; она и приводит на память
Мацусима, и отлична от нее. Мацусима словно
смеется, Кисаката словно досадует. К унынию прибавляется печаль; кажется, что весь вид омрачает дух.
 (Ноин-хоси)
 На Кисаката
Волной залило вишню,
 И над цветами,
 По светлой, водной глади,
Плывут рыбачьи лодки.
 (Сайгё)
 О Кисаката!
 Ты как Сити во сне, в дождь,
«Цветок сна» - нэбу.
 446

О Сиогоси!
 Здесь цапли мочат ноги,
 Прохладно море.
 Праздник.
 О Кисаката!
 Что здесь едят сегодня?
 Священный праздник...
 ( Сора)
 Шалаш рыбачий.
 Лежат дверные доски.
 Прохладный вечер...
 (Тэйдзики)
 Увидав на скале гнездо сокола:
 Пене бурных волн
Суждено не долетать.
 Сокола гнездо!
 (Сора)
 22. 	Жаль было расставаться с Саката, и день шел
за днем; но вот загрустил я по небосводу Хокурику-
до. Мысли о дальнем пути стеснили мне грудь:
я слыхал, что до города Kara сто тридцать ри.
Перейдя заставу Нэдзу, я вступил в провинцию
 447

Эти го и добрался до заставы Итибури в Эттю. В эти
девять дней усталость от влажной духоты удручала
меня, началась болезнь, и я ничего не записал.
 Начало июля.
 А ночь в горах на лето
Так непохожа!
 Тревожно море.
 Над островами Садо
Повис Путь Млечный.
 * 	* *
 Сегодня я оставил за собой опасные переходы
этих северных мест - Оясирадзу, Косирадзу, Ину-
модори, Комагаэси; когда, усталый, я придвинул
себе подушку и лег, в передней стороне дома, через
комнату, послышались молодые женские голоса,-
их было два. К ним примешивался голос пожилого
мужчины; они разговаривали: это были куртизанки
из города Ниигата провинции Этиго. Они совершали паломничество в храм
Исэ, мужчина провожал их
до этой заставы. Они писали письмо, которое наутро
отсылали с ним домой,
и передавали всякие сует-
 448
 Рыбаку, чей век
Там проходит, где всегда
Гребни белых волн
Плещут о песчаный брег,
Нет пристанища нигде.
 (Из антологии Кокинсю)

ные дела. «Отдались мы брегам, где плещут гребни
волн, влачим жизнь, что век рыбака, и суждено нам
не иметь пристанища нигде. И каждый день мы
пожинаем возмездие за прошлую жизнь. О, как это
горестно!» - слышал я и заснул под эти слова. Наутро, когда мы выходили в путь, они обратились к
нам: «Горек путь странника, не ведающего, как
идти. Мы в тревоге и печали. Мы пойдем по вашим
стопам, хоть где-нибудь в сторонке. Окажите нам
милость, подобающую благодати вашего одеяния, и
дайте нам связать и себя с Путем Будды!» - говорили они и роняли слезы. «Как мне ни жаль, но мы
останавливаемся во множестве мест. Вам надлежит
довериться простым спутникам. Под защитой богов
всё, без сомнения, будет благополучно»,- так я сказал им на прощание и пошел в путь, но жалость
некоторое время не проходила.
 И в том же доме
 Заснули куртизанки.
 Луна и хаги...
 - 	сказал я Сора и записал.
 23. 	В местности, называющейся Куробэсидзюха-
тикасэ, что ли, я переправился через несметное
число рек и вышел к бухте по имени Наго. «Хоть
теперь и не весна, но прелесть волн глициний в
 449

Таго и ранней осенью достойна посещенья»,- подумал я и спросил у людей. «Это отсюда в пяти ри,
вдоль берега, в тени горы. Рыбачьи хижины — убогие жилища, вряд ли кто пустит вас на краткую
ночь». Напуганный этими словами, я направился
прямо в провинцию Kara.
 Аромат риса.
 Прохожу межой. Справа
 Вдалеке море.
 Пройдя гору Унохана и ущелье Курикара,
я дошел до Канадзава в пятнадцатый день седьмого
месяца. Там оказался купец Касё, приходящий из
Осака. Он остановился в одной гостинице со мной.
Я как-то слышал, что некий Иссё был привержен к
нашему пути, многие его знали; прошлую зиму он
безвременно скончался, и когда его брат свершал
заупокойную службу -
 Могила, двинься!
 Рыдающий мой голос, -
 Осенний ветер...
 Приглашенный в одну беседку -
 Осени свежесть!
 А угощенье для всех -
 Дыни, демьянки...
 450

Сложил в дороге:
 Хоть беспощадно
 Палит, как раньше, солнце, -
 Осенний ветер...
 В месте по названию Комацу — Малые сосны:
 Имя прелестно!
 Низкие сосны, и свист
Ветра в осоке...
 В этом месте я пошел поклониться в храм Тада.
Там есть шлем Санэмори и кусок его парчовой
одежды. Кажется, в древние времена, когда Санэмори служил дому Минамото, шлем пожаловал ему
князь Йоситомо. И в самом деле, это вещь не
простого воина. От наличника до надзатыльника он
покрыт резьбой - хризантемы в китайском вкусе -
и золотой инкрустацией, а наверху прикреплен
серп. Когда Санэмори пал в бою, Кисо Йосинага
принес шлем вместе с грамотой в дар этому храму.
Гонцом был послан Хигути Дзиро, как то видно из
храмовой летописи, лежащей предо мной.
 Горестный удел!
 Шлем, забрало,-а под ним
Верещат сверчки...
 451

По пути к горячим ключам Яманака позади виднелся пик Сиранэ. Налево, на склоне горы, есть
храм богини Каннон. Кажется, император Кодзан,
завершив паломничество по тридцати трем священным местам, воздвиг статую Сострадательной и Всемилостивой и дал ей имя Ната. Он отделил начальные слоги названий Нати и Танигути. Повсюду
причудливые камни, растут вековые сосны, на утесе
возведен храмик, крытый камышом,- превосходна
эта местность.
 Выкупался в источнике. Действие его — второе
после ключей Арима.
 (Из антологии Кокинсю) состоит еще молодой парень
 сицу, давным-давно, еще молодым, прибыл из столицы сюда, он был посрамлен им в знании изящного, вернулся в столицу, сделался учеником старца
 452
 Еще унылей,
 Чем намни Исияма,
Осенний ветер...
 Лишь прикоснуться
К росинке хризантемы
На горном склоне -
И жизнь наша продлится,
Как век тысячелетний.
 Хозяином в гостинице
 В горах глубоко
К нему рвать хризантему?
Источник светлый!
 Кумэноскэ. Его отец любил
поэзию хайкай; когда Тэй-

Тэйтоку и стал известным. И, прославившись, он в
этом селенье за слова суждения не брал платы.
Теперь-то все это стало рассказом былых времен.
 * 	* *
 24. 	Сора заболел желудком, и как в провинции
Исэ, в Нагосима, у него есть родные, то он ушел
вперед.
 И пусть на пути
Свалюсь обессиленный я,—
 Долина в цвету!
 - 	написал он напоследок. Печаль уходящего, жалобы остающегося подобны блужданию в облаках разлученной четы диких уток. И я тоже:
 И вот сегодня
Стереть мне надо знаки!
 Роса на шляпе...
 Я стал на ночлег в храме Дзэнсёдзи, за селением
Дайдзёдзи. Это все еще местность Kara. Сора также
остановился на прошлую ночь в этом храме, и —
 Не сомкнул я глаз,
 Слушая осенний ветр.
 Горы позади...
 453

- написал и оставил он здесь. Быть отдаленным на
одну ночь - то же, что на тысячу миль. И я лежал в
келье, слушая осенний ветер; приближалась заря, и,
когда голоса читающих сутры стали ясней, зазвонил
гонг, и я вышел в трапезную. В нетерпении стремясь сегодня в провинцию Этидзэн, я спустился из
храма, но молодые монахи с бумагой и тушью последовали за мной до низу лестницы. Как раз во
дворе облетали ивы,—
 Вот двор подмел я
И вышел, - а у храма
Листва ив желтых...
 — наспех, надевая сандалии, написал я им.
 25. 	Направил лодку в бухту Ёсидзаки, на границе
провинции Этидзэн, и посетил сосну Сиогоси.
 Напролет всю ночь
Буря гнала волны вспять
И вздымала их.
 Над сосной Сиогоси
Месяц в вышине повис.
 ( Сайгё)
 Одним стихом исчерпан весь вид. Прибавить
хоть одно слово - все равно, что посадить лишний
палец.
 454

Я навестил настоятеля храма Тэнрюдзи в Маруо-
ка: он мне издавна знаком. Некий Хокуси из Канадзава, немного меня провожая, сопутствовал мне до
этих мест. Он то и дело советовал мне не пропускать
видов и говорил прекрасные изречения. Когда же
предстояла разлука,-
 Написав слова,
 Веер я бросаю прочь.
 Расставанья грусть!
 Вступил в горы Годзютёяма и совершил поклонение в храме Эйхэйдзи. Это храм, основанный монахом Догон Дзэнси. Он на тысячу ри удалился от
столицы и оставил след своих дел в таких горах,- на
то, должно быть, была у него почтенная причина.
 26. 	Как Фукуи отсюда в трех ри, то, поужинав,
я вышел в путь и побрел по смеркающейся дороге.
Там живет удалившийся на покой старик Тосай.
Когда-то в прошедшие годы он побывал в Эдо и
навестил меня. Тому уж больше десяти лет. Постарел он, должно быть, или умер? Я спросил у людей,
и мне рассказали, что он еще здравствует и живет
там-то и там-то. Пошел. Он уединился в городе,
в тиши; убогий домик зарос «ночной красавицей» и
власоцветом, «петушьи гребни» закрывают дверь.
А, это здесь! Я постучал; вышла бедно одетая жен¬
 455

щина. «Откуда изволишь идти, почтенный монах?
Хозяин пошел кое к кому по соседству. Если есть у
тебя дело, пожалуй в дом». Я понял, что это его
жена. Вот так бывало в старинных романах!
Я вошел, остался в этом доме на двое суток;
 и, 	чтобы увидеть гавань при полной луне, опять
пошел в путь. Тосай собрался мне сопутствовать,
забавно подвернул подол и потихоньку побрел показывать мне дорогу.
 27. 	Мало-помалу скрылся пик Сиранэ и показался пик Хина. Я перешел мост Асамуцу; у тростника
в Тамаэ колосились кисти. Миновал заставу Угуису,
перешел перевал Юноо и в Хютигадзё, на горе
Каэруяма, слышал первых диких гусей. В четырнадцатый день в сумерки я стал в гостинице в гавани
Цуруга. В эту ночь луна была особенно ясной.
«И завтрашней ночью будет так же?» - спросил я.
«Ясно ль, пасмурно ль будет в следующую ночь,
здесь на севере знать заранее трудно». Хозяин угостил меня сакэ, и я поздно вечером пошел поклониться в храм Кэхи. Там есть могила императора
Тюаи. Вокруг храма все полно величавой стариной;
сквозь сосны падал лунный свет, казалось, точно
белый песок покрыт инеем. «В древние времена
святитель Югё, принеся великий обет, сам косил
траву, носил камни и землю, осушал грязь, и приходящим паломникам не было беспокойства. Древ¬
 456

ний обычай не вывелся доныне, перед храмом носят
песок. Это зовется „ношение песка Юге“»,-так
рассказал хозяин.
 Ясная луна
 Ночью светит на песок,
 Что принес Югё.
 На пятнадцатый день, как и сказал хозяин,
пошел дождь.
 Полная луна!
 Как погода севера
 Переменчива...
 На шестнадцатый день, когда небо прояснилось,
я направил лодку по берегу Иронохама, чтобы набрать розовых раковин «масуо». Это морем семь ри.
Некто Тэн’я наготовил в изобилии корзин и бамбуковых сосудов, посадил в лодку множество слуг, и
при попутном ветре с моря мы пристали к берегу.
На берегу кое-где есть рыбачьи домики и убогий
храм Хокэдзи. Здесь мы выпили чаю, согрели сакэ;
сумеречная грусть переполняла чувства.
 О, как печально!
 Сумау ты затмеваешь
 Осенний берег.
 Берегу волн прибой.
 Среди раковин видны
 Хаги лепестки.
 457

Все случившееся за день мне записал Тосай и
оставил в храме.
 28. 	Роцу встретил меня в этой гавани и проводил
в провинцию Мино; на лошадях мы въехали в Ока-
донодзё. И Сора пришел навстречу, и Эцудзин примчался на лошади; все собрались в доме у Дзёко.
Дзэнсэнси, Кэйко - отец и сын - и другие близкие
приходили днем и ночью и радовались и причитали,
точно увидели воскресшего из мертвых. Усталость
от пути еще не прошла; на шестой день восьмого
месяца я снова поехал в лодке поклониться в храме
Сэнгу в Исэ.
 О, 	хамагури
В заливе! Вот уходим
И я, и осень...

Примечания
 1 	.Ив старину часто в странствиях умирали.- Имеются в виду знаменитые китайские и японские поэты, любители странствий - Ли Бо (699-762), Ду Фу (712-770),
Сайгё-хоси (1118-1190) и другие.
 Прижигание моксой (трава) - распространенное в восточной медицине средство. Считалось, что прижигание
впадины под коленом сообщает легкость походке.
 Такой начальный стих я прикрепил к одному из столбов
дома.- Целый ряд хокку Басё из его дневника «По тропинкам Севера» послужил началом рэнку, составленных
Басё совместно с приятелями-хайкаистами. Вешая бумагу
с «начальным стихом» на столбе своего дома, Басё приглашал желающих продолжить рэнку.
 Уэно - парк в Эдо (старое название Токио).
 Янака - местность неподалеку от Уэно, славящаяся,
как и сам парк, вишнями. Как известно, цветение вишен -
одна из достопримечательностей весны в Японии.
 Три тысячи ри пути - ри (японская миля) - около
четырех километров.
 459

2. 	Второй год Гэнроку - 1689 год.
 Сходил поклониться в Муро-но Ясима и т. д.- Название
местности Муро-но Ясима («Ясима» в древнем значении -
«котел»), в уезде Цуга провинции Симодзукэ, видимо,
объясняется тем, что в глубокой древности здесь было
горячее озеро или даже озера, откуда подымались пары.
Этим же вызваны легенды, связанные с этой местностью.
Миф, записанный в древнем мифологическом своде
«Кодзики», повествует, что бог Ниниги-но-микото заподозрил верность своей супруги Ко-но-Ханасакуя-химэ,
зачавшей в первую же брачную ночь. Тогда богиня в гневе
возвела постройку, лишенную окон и дверей («муро»),
затворилась в ней и произнесла заклятие: «Если дитя не
от мужа, то пусть сгорит оно. Если же оно божественного
рода, то огонь не должен принести вреда». Произнеся
заклятье, она зажгла огонь и родила трех детей: Хоно-
сусори-но-микото, Хоходэми-но-микото и Хоноакари-
но-микото, имена которых сохранили память об их
рождении в огне: «хо» - огонь. Другая легенда говорит о
том, что в Симодзукэ жил некий богач, просватавший
дочь за правителя провинции Хитати. Дочь полюбила
приезжего юношу из столицы, вступила с ним в связь и
забеременела. Тогда отец, спасая дочь, сообщил правителю, будто она умерла и труп ее уже несут на сожжение.
На самом деле вместо дочери (ко-но-сиро) он положил в
гроб рыбу цунаси, которая при сжигании дает такой же
запах, как человеческое тело. Цунаси, наряду с другими
близкими породами рыб, называется «коносиро» (Chatoes-
 460

sur punctatus). Это созвучие и дало основание для наложения табу, или, верней, для его объяснения.
 3. Святитель провидел грядущее на тысячу лет — т. е.
предвидел приход к власти династии сегунов (феодальных
правителей) Токугава в начале XVII века. Кобо-дайси,
один из насадителей буддизма в Японии, жил в 772-
834 годах. Гора Никко славится как красотой видов, так
и тем, что на ней находится могила основателя династии
Токугава Иэясу. Это дает повод Басё сблизить понятия
славы сёгуна и название горы «Солнечный блеск»
(в хокку: «Как величаво!» и т. д.).
 4. В день выхода в путь он сбрил себе волосы... и т. д.-
Басё и его спутник, отнюдь не будучи монахами, странствовали, однако, по общепринятому обычаю, как пилигримы, в монашеской одежде.
 Оттого он зовется «водопад Досада» - «Урами-но-
таки»- В оригинале «Урами» (досада, укор) дает основание для игры слов: ура-ми - вид сзади.
 В уединеньи... и т. д.- В японском тексте пост - «гэ» -
период буддийского молитвенного очищения, приходящийся на раннее лето. Смысл хокку тот, что уединение у
чистых струй водопада наводит на мысль о чистоте и
созерцательности в период «гэ».
 5. «Касанэ» слышу... и т. д.- В подлиннике игра слов
через иероглифическое сближение слова «касанэ» со словом «яэ» (махровый), а отсюда с «надэсико», что является
и названием цветка - гвоздики, и ласкательным обозначением ребенка. В переводе иероглифическую игру слов,
разумеется непередаваемую, пришлось заменить фонети¬
 461

ческой и воспользоваться двойным смыслом слова «касатка».
 Навестил некоего кандай... ~ Кандай - звание заместителя сюзерена во время отсутствия последнего. «Некий
кандай» - Токакацу, носящий как хайкаист имя Тосэцу.
Точно так же хайкаист и его брат Тосуй.
 Видел место, где гнали собак, прошел по равнине Сино-
хара к могильному кургану Тамамо-но-маэ- Объяснение
этим словам дает легенда. В древние времена лиса-
оборотень приняла вид женщины и под именем Тамамо-
но-маэ стала возлюбленной императора Коноэ. Однажды
в полночь, когда во дворце играли на лютне, дворец
сотрясся, светильники погасли, и от Тамамо-но-маэ стало
исходить сияние. Император заболел; гадание показало,
что виной этому чары Тамамо-но-маэ. Тогда она обратилась в лису и бежала на равнину Насу. По повелению
императора, за нею отправились двое придворных и для
упражнения в меткой стрельбе погнали перед собой
собак, в которых пускали стрелы. Но лиса обратилась в
камень, обладавший магической силой: прикосновение к
нему было смертельно. Могильный курган Тамамо-но-
маэ воздвигли впоследствии, из страха перед ее проклятием.
 Именно в этом храме Йоити, целясь в веер, заклинал...
и т. д.- Имеется в виду историческое предание из времен
борьбы двух феодальных домов - Тайра и Минамото
(в XII веке). В битве при Ясима на одном из кораблей
Тайра на носу был воткнут веер с изображением солнца
как вызов войску Минамото. Минамото Йосицунэ стал
 462

искать воина, который сбил бы веер, и выбор его пал на
Йоити. Тот сначала отнекивался, но наконец направил
коня к берегу, призвал помощь богов, особенно Хатима-
на, и пустил стрелу прямо в веер. Хатиман считался богом
войны по преимуществу, а также покровителем провинции Симодзукэ.
 6. Я пошел поклониться Гёдзядо.- Основателем секты
Сюгэн был подвижник Эн-но-одзунэ или Эн-но-гёдзя.
Всю вторую половину своей жизни он провел отшельником в горах. До сих пор в горах нередко встречаются
часовенки с изображением Эн-но-гёдзя, носящие название Гёдзядо. Эн-но-гёдзя часто изображается обутым в
гэта - национальную японскую обувь. Считается, что для
путника поклониться ему, а в особенности его гэта, значит испросить здоровья и крепости ног в дорогу. Это
служит объяснением последующей хокку.
 Когда окончились десять видов... — Гора Тояма, где
была келья отшельника Буттё, славилась красотой видов,
из которых десять носили особые названия.
 Камень Смерти - камень вулканического происхождения, вокруг которого поднимаются одуряющие сернистые
пары. Он находится на севере уезда Насу, в десяти японских милях от Куроханэ. Легенда связывает его с Тамамо-
но-маэ - см. выше примеч. к гл. 5.
 ...Есть «ива у чистой воды».- Под этой ивой, по преданию, отдыхал поэт Сайгё - см. танка, приведенную на
полях текста.
 7. Застава Сиракава - прославлена целым рядом поэтов, из которых каждый отмечал свой переход стихотво¬
 463

рением. Те из них, которые цитирует Басё, приведены на
полях.
 8. С чем я прошел заставу Сиракава - имеется в виду
стихотворение, написанное при переходе заставы.
 Кацуми - старинное наименование одного вида осоки.
Благодаря своему двойному значению («кацу ми» -
«опять увидеть») на нем часто строились танка. Так как
название это старинное, то вопросов Басё никто не
понимал.
 9. Я пошел в деревню Синобу посмотреть на «камень
окраски тканей Синобу».- Местность Синобу в древности
славилась способом окраски тканей: верхнюю гладкую
поверхность камня густо устилали свежими травами, покрывали ее тканью, предназначенной для окраски, и,
равномерно нажимая на нее, выдавливали сок трав, который и служил красящим веществом. В то же время на
ткани отпечатывался узор спутанных трав. Узор, по имени
местности, тоже назывался Синобу. В поэзии эта ткань
прославилась благодаря двойному смыслу названия: «синобу» значит «тосковать, томиться любовью», и это делало ее удачным образом для танка.
 10. Памятники двух жен... - жен двух сыновей древнего владетеля феодального поместья Сато Мотохару. Ею
сыновья приняли участие в северном походе Минамото
Йосицунэ, знаменитого героя XII века, и погибли. Чтобы
рассеять печаль безутешной матери, их жены нарядились
в костюмы воинов, взяли доспехи и изобразили триумфальное возвращение погибших мужей. В память об этом
 464

в храме воздвигли их статуи, увековечившие этот своеобразный подвиг.
 Недалеко ходить к «надгробной плите, исторгающей
слезы» - Такое название носит памятник в Китае, на горе
Сянь-шань. Он стоит над могилой некоего Ян-ху, который, по преданию, так любил природу, горы и воды, что
во все времена года, когда виды были особенно красивы,
подымался на гору, устраивал здесь пир и слагал стихи.
Однажды он сказал, что и после смерти его дух будет
подниматься на эту гору. Когда он умер, тронутые его
любовью к их горе, окрестные жители поставили ему
памятник, получивший вышеприведенное название, так
как, согласно легенде, никто при виде этого памятника не
мог от умиления удержаться от слез.
 Меч Йосииунэ и корзину Бэнкэя.- Минамото Йосицу-
нэ - знаменитый феодальный герой XII века, с которым
связан героический эпос и целый ряд исторических и
легендарных преданий. К последним относится рассказ о
его победе еще в юношеские годы над великаном Бэнкэ-
ем, который стал потом его верным спутником и слугой.
 Корзину и меч... и т. д.- «Был первый день пятого
месяца», говорит Басё, т. е. приближался «праздник мальчиков» (Танго-носэкку, в пятый день), один из трех годовых праздников, сохранивший свое значение и в условиях
современного японского милитаризма. С ним связано
множество обычаев. Один из главных: выставляются напоказ - для воспитания в мальчиках мужества и боевого
пыла и для украшения жилища - разные воинственные
фигурки, изображения героев, доспехи. Жилища украша¬
 465

ются бумажными штандартами, когда-то употреблявшимися в войсках, и бумажными флагами. В домах и на
улицах красуются изображения карпа.
 11. К тому же начался приступ болезни - Басё болел
хронической желудочной болезнью.
 Фудзивара Санэката - поэт эпохи Хэйан (998-?). Этот
поэт и придворный окончил свои дни в почетной ссылке
(правителем местности) из-за ссоры с другим поэтом -
Фудзивара Юкинари. Юкинари, похвалив танку Санэката, в то же время неодобрительно отозвался о манерах
автора; оскорбленный поэт сорвал с него шляпу и стал
топтать ее. Эту сцену увидел император; он разгневался
на такое нарушение этикета и сослал Санэката на север.
Здесь Санэката умер. Могилу его посетил поэт Сайгё,
танка которого приведена на полях.
 12. Был день, когда «кроют ирисом крыши»,— т. е. день
«праздника мальчиков» - см. выше. Он сохранил это старинное обозначение, хотя сам обычай ограничивается
только втыканием на крышу пучка ирисов.
 Хаги - Lespedeza bicolor, цветущий кустарник, один из
излюбленных образов японской поэзии.
 И еще он прислал мне пару сандалий с ремешками
темно-синего цвета - Этот цвет напоминает о синих ирисах, связанных с праздником. В таком напоминании выразилось тонкое внимание дарителя.
 13. Сей замок воздвигнут в первый год Дзинки... и т. д.-
т. е. в 724 году. Шестой год Тэмпэй-ходзи - 762. Годы
царствования императору Сёму: 724-748. Текст стелы
приведен у Басё неточно.
 466

14. 	Не разлучаться, «как два крыла одной птицы, как
два побега одной ветки».- О происхождении этой клятвы
см. Бо Цзюй-и, «Песнь о бесконечной тоске» (а также
Дзэнтику, «Ян Гуй-фэй») К
 Бива ~ национальный струнный щипковый инструмент.
 Дзёрури - форма народного сказа.
 Хэйкэ-моногатари ~ феодальный эпос XIII века.
 Идзуми Сабуро - Фудзивара Тадахира, третий сын Хи-
дэхира (см. примеч. к гл. 17... «Слава трех поколений...»).
Он остался верен Минамото Йосицунэ, а после разгрома
и убийства Йосицунэ был убит своим братом Ясухира.
 Третий год Бундзи — 1157 год.
 Человеку надлежит прилегать «Пути».— «Путь» -
в конфуцианском, а также буддийском понимании - путь
добродетели, нравственного совершенствования и т. п.
 Н. И. Фельдман имеет в виду описанную поэтом Бо Цзюй-и
в поэме «Вечная печаль» историю любви танского императора
Сюань-цзуна (годы правления 712-756) к легендарной красавице
Ян Гуй-фэй (Тай-чжэнь), трагически погибшей при попытке дворцового переворота, когда император был в походе. Не в силах
перенести разлуку с ней, Сюань-цзун посылает совершенномудрого даоса отыскать юдоль небожителей, где отныне была обречена
пребывать его возлюбленная, и умолить Ян Гуй-фэй хотя бы однажды навестить его во сне. Ян Гуй-фэй тепло принимает даоса и
просит напомнить Сюань-цзану слова клятвы, некогда данной ими
друг другу:
 Так бьггь вместе навеки, чтоб нам в небесах
птиц четой неразлучной летать.
 Так быть вместе навеки, чтоб нам на земле
раздвоенною веткой расти!
 (Перевод JI. 3. Эйдлина).- Прим. ред.
 467

15. Первый из прекрасных видов страны Фусан, не
меркнущий рядом с озерами Дунтинху и Сиху- Фусан -
малоупотребительное древнее название Японии, заимствованное из Китая; по-японски произносится: Фусо. Названные озера прославлены в китайской поэзии за красоту видов; находятся в Китае.
 О Мацусима!., и т. д.- Цапля известна в поэзии благодаря своему виду, кукушка - благодаря кукованию. Поэт
просит кукушку, кукующую на Мацусима, сохранив свой
голос, принять вид цапли, так как ее крупный размер и
цвет больше подходят к Мацусима.
 16. С моря видна Кинкадзан —гора Золотого цветка —
Так была названа потому, что на ней добывалось золото.
 17. Слава трех поколений миновала, как сон.— Под
тремя поколениями имеются в виду три поколения знаменитого феодального дома Фудзивара - Киёхира, Мотохи-
ра, Хидэхира (конец XI-XII вв.). Фудзивара Киёхира
первым из дома Фудзивара стал, в звании «тиндзюфу»,
правителем северных областей Муцу и Дэва. Мотохира и
Хидэхира наследовали ему. Хидэхира, а потом его сын
Ясухира сыграли большую роль в борьбе первого сёгуна
Минамото Еритомо с его братом, прославленным героем
Йосицунэ. Хидэхира стал на сторону преследуемого
Йосицунэ и отвел ему поместья у реки Коромогава. Он
завещал сыновьям сохранять верность Йосицунэ. Но его
сын Ясухира после смерти отца, повинуясь сёгуну, напал
на замок Йосицунэ - Такадатэ, убил Йосицунэ и отослал
его голову в Киото, сёгуну. Это не спасло его самого от
гибели. Сёгун Еритомо двинул войска, чтобы завладеть
 468

областями Муцу и Дэва, и разгромил Ясухира. При попытке к бегству Ясухира был убит своими же вассалами.
Все земли отошли к Еритомо.
 Превосходнейшие вассалы засели в этом замке — Имеются в виду приверженцы Йосицунэ во время осады
замка войсками Ясухира.
 Белые цветы... и т. д.- Канэфуса - вассал жены Йосицунэ. Узнав о его смерти, он поджег замок Такадатэ и сам
бросился в огонь.
 В Кёдо... стоят изображения трех военачальников...
и т. д.- Имеются в виду названные выше Фудзивара.
 18. Кисть для сурьмленья... — Цветы «бэни»,- т. е. «румяна», из которых и делаются румяна,- местное растение.
Кисточку для сурьмы они напоминают поэту по форме
цветка и потому, что то и другое относится к принадлежностям туалета.
 Здесь шелководством... - «Старинный облик» - имеется в виду местный костюм с узкими рукавами, как носили
в старину.
 19. «На этом пути мы ступаем неверной ногой...»
и т. д.- Слова одного из местных поэтов-хайкаистов,
обращенные к Басё. «На этом пути» значит «в поэзии
хайкай». Все обращение является просьбой к Басё показать свое искусство,- что тот исполнил.
 Танка на полях: Могамигава... - Пример часто встречающейся в танках игры слов: вся танка держится на том,
что первые два слога в слове «инабуми» - «ина», значат
«челн с рисом», а также «нет», и в этом смысле употреблены в четвертой строке.
 469

20. Будто закаляли сталь в источнике Лун-сюань.-
Источник на юге Китая, в котором, по преданию, закаляли сталь для знаменитых мечей.
 Времена мечей Канся и Бакуси... — названия знаменитых в древних легендах мечей.
 Пики облаков... - т. е. сколько раз менялись очертания
облаков, освещенных переменчивым светом луны, пока
основан был храм на этой горе. «Свет луны», естественно,
служит темой, потому что гора называется горой Луны.
 Юдонояма - Паломники придерживались правила, по
которому все, что упало на священных горах, подбирать
запрещается. На Юдонояма, под каковым именем здесь
имеются в виду все три горы, существовал обычай бросать
жертвенные деньги, которые оставались лежать на дороге.
Смысл хайку Сора таков: слезы льются от умиления при
виде того, как, забыв о жадности и стяжательстве, здесь
попирают деньги ногами.
 О пики Зноя! - Хокку построено на игре слов: «ацуми-
яма» - «юра Зноя», «духота», и «Фукуура» - «Бухта, где
дует»,- бухта Ветра.
 Все пламя солнца... - Могамигава впадает в море на
западе; как раз над ее устьем садится солнце. Это хайку
представляет редкий пример метафоры.
 21. Говорят, могила императрицы Дзинго.- Одна из
древнейших императриц Японии (II—III век?).
 О Кисаката! (1)- Красавица Сиши, по преданию,
была возлюбленной древнего китайского императора,
который из-за любви к ней забросил дела правления.
Сиши это так тревожило, что она постоянно хмурилась.
 470

Хмурый облик местности напоминает поэту печальную
красавицу, а игра на слове «нэму», которое значит
«спать», «спит», «спящая» и в то же время (в другом
начертании) является названием цветка,- присоединяет
образ этого цветка, растущего на Касаката.
 О Кисаката! (2) - Вероятней всего, здесь намек на
первую часть названия «Кисаката» - «киса», которое при
определенном начертании может быть названием съедобных раковин.
 22. И в том же доме... - Монашествующий старец
Басё и куртизанки так же далеки друг от друга, как луна
высоко в небе и цветущие на земле кусты хаги.
 23. Сайто Санэмори (1111-1183) - знаменитый феодальный герой, приверженец сначала Миномато Еситомо,
а впоследствии боровшегося с ним дома Тайра.
 Л наверху прикреплен серп- Серп, прикрепленный к
шлему выгибом, концами вверх,- обычное украшение
шлема.
 ...Он в этом селении за слова суждения не брал платы-
т. е. не брал платы за обсуждение хокку местных хайкаис-
тов. Из этого замечания видно, что известные хайкаисты
играли роль странствующих учителей поэзии.
 24. И вот сегодня... - Под знаками имеется в виду
надпись на^ плетеной шляпе, сообщающая имена паломников и цель их путешествия. Это делалось на случай
внезапной смерти. Каждый паломник писал на шляпе
свое имя, а также имена своих спутников. Басё хочет
сказать, что имя Сора ему надо стереть и что для этого
 471

довольно росы на шляпе. При этом роса, как обычно,
означает слезы.
 Вот двор подмел я.- Подметать храмовый двор было
обычной благодарностью паломников за приют.
 25. ...Советовал мне не пропускать видов — т. е. советовал отмечать виды стихами.
 Написав слова.. - Был распространен обычай писать
хокку на веере. Но с приближением осени веер становился ненужным. «Расставанья грусть» таким образом имеет
двойной смысл: жаль расставаться с веером, т. е. с летом,
а также со своим спутником.
 26. Увидеть гавань при полной луне - Гавань Цуруга.
Полнолуние здесь считается особенно красивым. Любование луной в ту пору, а до известной степени и теперь,
распространено в японском быту.
 27. Сума - название бухты, славящейся осенними видами.
 28. Хамагури- Двухстворчатая раковина хамагури водится в знаменитой бухте Футами, в Исэ. Название створок «фута» дает возможность играть словами. Впрочем,
поскольку хамагури здесь выступает как нечто тесно связанное именно с бухтой Футами, в конечном счете смысл
получается один и тот же. Поэт уходит к бухте Футами,
где водятся хамагури, и вместе с тем кончается осень.

СОДЕРЖАНИЕ
 Предисловие 5
 МАЦУО БАСЁ И ПОЭТЫ ЕГО ШКОЛЫ
В ПЕРЕВОДАХ В. Н. МАРКОВОЙ
 БАСЁ
 «Луна - путеводный знак...» 26
 «Наскучив долгим дождем...» 26
 «Ирис на берегу...» 26
 Отцу, потерявшему сына. «Поник головой...» .... 27
 «Сыплются льдинки...» 27
 «Вечерним вьюнком...» 27
 В ответ на просьбу сочинить стихи. «Вишни в весеннем расцвете...» 28
 «Люди вокруг веселятся...» 28
 «Бутоны вишневых цветов...» 28
 «Ива свесила нити...» 29
 «Перед вишней в цвету...» 29
 Покидая родину. «Облачная гряда...» 29
 «Роща на склоне горы...» . ~. 30
 В горах Саё-но Накаяма. «„Вершины жизни моей“!..» 30
 «О ветер со склона Фудзи!..» 30
 «Прошел я сотню ри...» 31
 Снова на родине. «Глаз не отвести...» 31
 Новогоднее утро. «Всюду ветки сосен у ворот...» ... 31
 «„Осень уже пришла!“...» 32
 «Майских дождей пора...» 32
 «Иней его укрыл...» 32
 473

«На голой ветке...» 33
 «Сегодня „травой забвенья“...» 33
 «В небе такая луна...» 33
 «Желтый лист плывет...» 34
 «Все выбелил утренний снег...» 34
 «Как разлилась река!..» 34
 «Тихая лунная ночь...» 35
 Богачи лакомятся... «Снежное утро...» 35
 «Видно, кукушку к себе...» 35
 Девять лет я вел бедственную жизнь... «Шатая дощатую дверь...» 36
 Надпись на картине. «Единственное украшенье...» . . 36
 «Что глупей темноты!..» 36
 «Во тьме безлунной ночи...» 37
 «Все в мире быстротечно!..» 37
 Юной красавице. «Мелькнула на миг...» 37
 Мой друг Рика прислал... «Бананы я посадил...» ... 38
 «Кишат в морской траве...» 38
 «Росинки на горных розах...» 38
 Весной собирают чайный лист. «Все листья сорвали
 сборщицы...» 39
 В хижине, крытой тростником. «Как стонет от ветра
 банан...» 39
 Печалюсь, глядя на луну... «Печалью своей дух просвети!..» 39
 В день высокого прилива. «Рукава землею запачканы...» 40
 Зимней ночью в предместье Фукагава. «Весла хлещут
 по ледяным волнам...» 40
 «Ночной халат так тяжел...» 40
 Старик Ду Фу. «Вихрь поднимая своей бородой...» . . 41
Зимой покупаю кувшин питьевой воды. «Зимой горька
вода со льдом!..» 41
 474

Ответ ученику. «А я - человек простой!..» 41
 «Где же ты, кукушка?..» 42
 «Ива склонилась и спит...» 42
 В печали сильнее почувствуешь... «Пируют в дни расцвета вишен...» 42
 «Топ-топ - лошадка моя...» 43
 В хижине, отстроенной после пожара. «Слушаю, как
 градины стучат...» 43
 «Далекий зов кукушки...» 43
 Первая проба кисти в году. «Настал новогодний праздник...» 44
 Стихи в память поэта Сэмпу. «К тебе на могилу принес...» 44
 В доме Кавано Сёха... «Стебли цветущей дыни...» . . 44
Напутствие другу. «О, если ты стихов поэта не забыл...» 45
Грущу, одинокий... «Некого больше манить!..» .... 45
 «Послышится вдруг „шорх-шорх“...» 45
 Недолгий отдых в гостеприимном доме. «Здесь я в
 море брошу наконец...» 46
 Рушат рис. «Не узнают суровой зимы...» 46
 «В тесной хибарке моей...» 46
 На чужбине. «Тоненький язычок огня...» 47
 «Ворон-скиталец, взгляни!..» 47
 «Поля по-зимнему глядят...» 47
 «Бабочки полет...» 48
 Вид на залив Наруми. «Случается и ногам кораблей...» 48
 «Встречный житель гор...» 48
 «На луну загляделись...» 49
 «Как свищет ветер осенний!..» 49
 «К утренним вьюнкам...» 49
 «И осенью хочется жить...» 50
 «Цветы увяли...» 50
 «Порывистый листобой...» 50
 475

«Старый пруд...» 51
 На Новый год. «Сколько снегов уже видели...» ... 51
 «Внимательно вглядись!..» 51
 Смотрю в окно после болезни. «Храма Каннон там,
 вдалеке...» 52
 «О, проснись, проснись!..» 52
 Памяти друга. «На землю летят...» 52
 Другу, уехавшему в западные провинции. «Запад или
 Восток...» 53
 «Первый снег под утро...» 53
 Хожу кругом пруда. «Праздник осенней луны...» ... 53
Кувшин для хранения зерна. «Вот все, чем богат я!..» 54
 «Этой, поросшей травою...» 54
 «Я выпил вина...» 54
 «Вода так холодна!..» 55
 «С треском лопнул кувшин...» 55
 «Базар новогодний в городе...» 55
 «Луна или утренний снег...» 56
 Надев платье, подаренное на Новый год. «Кто это,
 скажи?..» 56
 «Эй, мальчик-пастух!..» 56
 «Морская капуста легче...» 57
 «Облака вишневых цветов!..» 57
 Уезжающему другу. «Друг, не забудь...» 57
 «В чашечке цветка...» 58
 «Аиста гнездо на ветру...» 58
 «Долгий день напролет...» 58
 «Над простором полей...» 59
 Другу, который отправляется в путь. «Гнездо, покинутое птицей...» 59
 «Майские льют дожди...» 59
 Овдовевшему другу. «В белом цвету плетень...» ... 60
 «Как волосами оброс...» 60
 476

«Пойдем, друзья, поглядим...» 60
 «Звонко долбит...» 61
 «Нынче выпал ясный день...» 61
 «Ветку, что ли, обломил...» 61
 «Чистый родник!..» 62
 «Рядом с цветущим вьюнком...» 62
 «Вот здесь в опьяненье...» 62
 В опустевшем саду друга. «Он дыни здесь растил...» 63
 В похвалу поэту Рика. «Будто в руки взял...» 63
 «Как быстро летит луна!..» 63
 «На ночь, хоть на ночь одну...» 64
 «Важно ступает...» 64
 «Бросил на миг...» 64
 «Праздник Бон миновал...» 65
 «Вялые листья батата...» 65
 «Снова встают с земли...» 65
 «Совсем легла на землю...» 66
 «Тучи набухли дождём...» 66
 «Мыс Ирагодзаки...» 66
 На морском побережье. «Весь в песке, весь в снегу!..» 67
 «Ростки озимых взошли...» 67
 «Молись о лучших днях!..» 67
 «Снега, снега, снега...» 68
 Дорожный ночлег. «Сосновую хвою жгу...» 68
 На родине. «Хлюпают носами...» 68
 «Персиков расцвет!..» 69
 «В чарку с вином...» 69
 «В гостях у вишневых цветов...» 69
 «Прощайте, о вишен цветы!..» 70
 «Под сенью вишневых цветов...» 70
 «Вишни в полном цвету!..» 70
 «В мареве майских дождей...» 71
 477

Ловля светлячков над рекой Сэта. «Еще мелькают в
 глазах...» 71
 «Здесь когда-то замок стоял...» 71
 Осенним вечером. «Кажется, что сейчас...» 72
 «Как летом густеет трава!..» 72
 «Словно хрупкий юноша...» 72
 Смотрю ночью, как проплывают... «Было весело мне,
 но потом...» 73
 В похвалу новому дому. «Дом на славу удался!..» . . 73
 «Все вьюнки на одно лицо...» 73
 «Осень уже недалеко...» 74
 «И просо и конопля...» 74
 «О нет, готовых...» 74
 «Неподвижно висит...» 75
 «О, сколько их на полях!..» 75
 На горе „Покинутой старухи“. «Мне приснилась давняя быль...» 75
 «То другим говорил „прощай!“...» 76
 «Жизнь свою обвил...» 76
 «С ветки скатился каштан...» 76
 В похвалу императору Нинтоку... «Вот высшая радость
 его!..» 77
 «Только одни стихи!..» 77
 Другу. «Посети меня...» 77
 «Кончился в доме рис...» 78
 «А я не хочу скрывать...» 78
 «Еще стоят там и тут...» 78
 Поэт Рика скорбит о своей жене. «Одеяло для одного...» 79
 В день очищения от грехов. «Дунул свежий ветерок...» 79
 «Зимние дни в одиночестве...» 79
 Отец тоскует о своем ребенке. «Все падают и шипят...» 80
Письмо на север. «Помнишь, как любовались мы...» 80
 478

«Срезан для крыши камыш...» 80
 Ранней весною. «Вдруг вижу,- от самых плеч...» ... 81
 «Солнце заходит...» 81
 «Звон вечернего колокола...» 81
 «Вот он - мой знак путеводный!..» 82
 «Сад и гора вдали...» 82
 Крестьянская страда. «Полоть... Жать...» 82
 Возле „Камня смерти“. «Ядом дышит скала...» .... 83
В тени ивы, воспетой Сайгё. «Все поле из края в
 край...» 83
 Ветер на старой заставе Сиракава. «Западный ветер?
 Восточный?..» 83
 Увидел, как высоко поднялись ростки на поле. «Побеги риса лучше слов...» 84
 По пути на север слушаю песни крестьян. «Вот исток,
 вот начало...» 84
 «Островки... Островки...» 84
 «Какое блаженство!..» 85
 «Облачная гряда...» 85
 «Какая вдруг перемена!..» 85
 «Первая дыня, друзья!..» 86
 «Сушатся мелкие окуньки...» 86
 Накануне „Праздника Танабата“. «Праздник „Встречи
 двух звезд“...» 86
 «Пестик из дерева...» 87
 «Сыплются ягоды с веток...» 87
 «Равнина Мусаси вокруг...» 87
 В осенних полях. «Намокший, идет под дождем...» . . 88
Собрались на берегу любоваться луной. «Да разве
 только луну?..» 88
 В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол. «Где ты,
 луна, теперь?..» 88
 «Бабочкой никогда...» 89
 479

Я открыл дверь и увидел... «Такая, как есть!..» .... 89
На берегу залива Футами, где жил поэт Сайгё. «Может, некогда служил...» 89
 «Я осенью в доме один...» 90
 «Домик в уединенье...» 90
 «Холодный дождь без конца...» 90
 «До чего же долго...» 91
 «Зимняя ночь в саду...» 91
 В горной деревне. «Монахини рассказ...» 91
 Играю с детьми в горах. «Дети, кто скорей?..» .... 92
 «Снежный заяц - как живой!..» 92
 «Скажи мне, для чего...» 92
 «Проталина в снегу...» 93
 «Весенние льют дожди...» 93
 «Воробышки над окном...» 93
 «Продавец бонитов идет...» 94
 «Как нежны молодые листья...» 94
 «Камелии лепестки...» 94
 «Дождик весенний...» 95
 «Над старой рекой...» 95
 «Листья плюща...» 95
 На картину, изображающую человека с чаркой вина
 в руке. «Ни луны, ни цветов...» 96
 Встречаю Новый год в столице. «Праздник весны...» 96
 «Замшелый могильный камень...» 96
 «Все кружится стрекоза...» 97
 «На высокой насыпи - сосны...» 97
 «Не думай с презреньем...» 97
 «Сначала покинул траву...» 98
 «Колокол смолк вдалеке...» 98
 Моему ученику. «Путник в дальней стране!..» .... 98
 «Чуть дрожат паутинки...» 99
 «С четырех сторон...» 99
 480

«Минула весенняя ночь...» 99
 «Жаворонок поет...» 100
 «Роняя лепестки...» 100
 «Ручеек чуть заметный...» 100
 «Весенний ветер...» 101
 «Алые сливы в цвету...» 101
 «Вот причуда знатока!..» 101
 «Столица уже примелькалась...» 102
 «Майский дождь бесконечный...» 102
 «Слабый померанца аромат...» 102
 Поселяюсь в уединенной хижине. «Прежде всего у
 тебя...» 103
 «Холодный горный источник...» 103
 «Падает с листком...» 103
 Ночью на реке Сэта. «Любуемся светлячками...» ... 104
 «Как ярко горят светлячки...» 104
 «И кто бы мог сказать...» 104
 «В старом моем домишке...» 105
 «Утренний час...» 105
 «И цветы и плоды!..» 105
 Жители Киото отдыхают... «Речной ветерок...» .... 106
 «Праздник поминовения душ!..» 106
 «Хижина рыбака...» 106
 «Весь двор возле храма...» 107
 Один мудрый монах сказал... «Стократ благородней
 тот...» 107
 «Белый волос упал...» 107
 «Больной опустился гусь...» 108
 В монастыре. «Пьет свой утренний чай...» 108
 В ночь осеннего полнолуния. «В сиянии луны...» . . 108
 «Прозрачна осенняя ночь...» 109
 «„Сперва обезьяны халат!“...» 109
 «Пугают, гонят с полей!..» 109
 481

«Позади дощатой ограды...» 110
 «Даже дикого кабана...» 110
 «Уж осени конец...» ПО
 «Ем похлебку свою один...» 111
 К портрету друга. «Повернись ко мне!..» 111
 В дорожной гостинице. «Переносный очаг...» .... 111
 «Холод пробрал в пути...» 112
 «Сушеная эта макрель...» 112
 «Всю долгую ночь...» 112
 Получаю летний халат в подарок от поэта Сампу.
 «И я нарядился!..» 113
 «Стебли морской капусты...» 113
 «Поздно пришел мандзай...» 113
 «Ждем восхода луны...» 114
 В деревне. «Вконец отощавший кот...» 114
 «Ночь. Бездонная тьма...» 114
 «Откуда вдруг такая лень?..» 115
 «Грозовая гора...» 115
 «Откуда кукушки крик?..» 115
 «Печального, меня...» 116
 «В ладоши звонко хлопнул я...» 116
 «Майский докучный дождь...» 116
 Нахожу свой детский рисунок. «Детством пахнуло...» 117
 «Что ни день, что ни день...» 117
 Женщина готовит тимаки. «Листок бамбука в руке...» 117
 «Уединенный дом...» 118
 В летний зной. «„Безводный месяц“ пришел...» ... 118
 «Без конца моросит...» 118
 «Зеленеет один...» 119
 «В темном хлеву...» 119
 В ночь полнолуния. «Друг мне в подарок прислал...» 119
 «Легкий речной ветерок...» 120
 «Глубокою стариной...» 120
 482

Луна шестнадцатой ночи. «Так легко-легко...» .... 120
 «Отоприте дверь!..» 121
 «Шестнадцатая ночь...» 121
 «Стропила моста поросли...» 121
 «Кричат перепела...» 122
 «Вместе с хозяином дома...» 122
 Благоденствие большой семьи. «Деды, отцы, внуки!..» 122
 «Белый грибок в лесу...» 123
 «Какая грусть!..» 123
 В день „Праздника хризантем“. «Одинокий мой шалаш!..» 123
 24«Варят на ужин лапшу...» ООО
 «Ночная тишина...» 124
 «И мотылек прилетел!..» 124
 «Блестят росинки...» 125
 «Верно, эта цикада...» 125
 «Опала листва...» 125
 В деревне. «Рушит старуха рис...» 126
 «Чтоб холодный вихрь...» 126
 «Посадили деревья в саду...» 126
 Хозяин и гость. «Друг на друга нарцисс...» 127
 Собрались ночью, чтоб любоваться снегом. «Скоро ли
 свежий снег?..» 127
 «Сокол рванулся ввысь...» 127
 «Скалы среди криптомерий!..» 128
 «Вновь зеленеют ростки...» 128
 «Радостно глядеть...» 128
 «Все засыпал снег...» 129
 Вернувшись в Эдо после долгого отсутствия. «...Но,
 на худой конец, хоть вы...» 129
 «Соленые морские окуни...» 129
 «„Нет покоя от детей!“...» 130
 «К далекой Фудзи идем...» 130
 483

«Есть особая прелесть...» 130
 «Уродливый ворон...» 131
 Прохожу осенним вечером через старые ворота Расёмон в Киото. «Ветка хаги задела меня...» 131
 Монах Сэнка скорбит о своем отце. «Темно-мышиный цвет...» 131
 «Влюбленные коты...» 132
 Зимняя буря в пути. «Словно копоть сметает...» ... 132
 Под Новый год. «Рыбам и птицам...» 132
 «Незримая весна!..» 133
 Прогулка по городу. «Без конца и без счета...» .... 133
 «Всюду поют соловьи...» 133
 В горах Кисо. «Покорна зову сердца...» 134
 «С ветки на ветку...» 134
 «Через изгородь...» 134
 Посадка риса. «Не успела отнять руки...» 135
 «Все волнения, всю печаль...» 135
 «Возле старого храма...» 135
 «Только дохнет ветерок...» 136
 «Как завидна их судьба!..» 136
 «Разве вы тоже из тех...» 136
 «Дождь в тутовой роще шумит...» 137
 «Еще на острие конька...» 137
 «Плотно закрыла рот...» 137
 «Хризантемы в полях...» 138
 Переезжаю в новую хижину. «Листья бананов...» . . 138
 Желаю долголетия старухе... «Тысяча хаги...» 138
 «При свете новой луны...» 139
 «В лунном сиянье...» 139
 «Ты, как прежде, зеленым...» 139
 «Слово скажу...» 140
 «Ладят зимний очаг...» 140
 Ученику. «Сегодня можешь и ты...» 140
 484

Зимний день. «Крошат на ужин бобы...» 141
 «Пеплом угли подернулись...» 141
 «Отметаю снег...» 141
 «Жила не напрасно...» 142
 Памяти друга, умершего на чужбине. «Ты говорил,
 что „вернись-трава“...» 142
 «Год за годом все то же...» 142
 Провожаю в путь монаха Сэнгина. «Журавль улетел...» 143
 «Дождь набегает за дождем...» 143
 «Кукушка вдаль летит...» 143
 «Изумятся птицы...» 144
 «Эй, послушайте, дети!..» 144
 Скорблю о том, что в праздник „Встречи двух звезд“
 льет дождь. «И на небе мост унесло!..» 144
 Оплакиваю кончину поэта Мацукура Ранрана. «Где
 ты, опора моя?..» 145
 «Утренний вьюнок...» 145
 Посещаю могилу Ранрана в третий день девятого месяца. «Ты тоже видел его...» 145
 Памяти поэта Тодзюна. «Погостила и ушла...» .... 146
 «Белых капель росы...» 146
 «Первый грибок!..» 146
 «Как хризантемы расцвели...» 147
 «А вам и печали нет...» 147
 «Убитую утку несет...» 147
 «Петушьи гребешки...» 148
 Похвала угощенью. «Как сельдерей хорош...» .... 148
 «Ни одной росинки...» 148
 «Еще не легли снега...» 149
 «Рисовой шелухою...» 149
 «Примостился мальчик...» 149,
 В старом господском доме. «Давно обветшала сосна...» 150
«Еще живым...» 150
 485

«Утка прижалась к земле...» 150
 Новый мост. «Все бегут посмотреть...» 151
 «Едкая редька...» 151
 Перед Новым годом. «Обметают копоть...» 151
 «На небе месяц побледнел...» 152
 Увидев выставленную на продажу картину работы
Кано Мотонобу. «...Кисти самого Мотонобу!..» ... 152
 «О, весенний дождь!..» 152
 На реке. «Ветер, дождем напоенный...» 153
 «Под раскрытым зонтом...» 153
 «С неба своих вершин...» 13
 «Зеленая ива роняет...» 154
 «Хотел бы создать я стихи...» 154
 «Я к цветущим вишням плыву...» 154
 «Пригорок у самой дороги...» 155
 Поэту, построившему себе новый дом. Надпись на
картине моей собственной работы. «Не страшны ей
 росы...» 155
 Прощаясь с друзьями. «Уходит земля из-под ног...» . . 155
 «Молния в тьме ночной...» 156
 Пришел я любоваться вишнями Уэно... «Передо мною
 стоят...» 156
 «По озеру волны бегут...» 156
 «Голос пролетной кукушки...» 157
 «Голос летнего соловья!..» 157
 «На пути в Суруга...» 157
 «Весьмой век в пути!..» 158
 На сельской дороге. «Ношу хвороста отвезла...» ... 158
 «С темного неба гони...» 158
 Ученикам. «Не слишком мне подражайте!..» 159
 «Какою свежестью веет...» 159
 «Жаркого лета разгар!..» 159
 «Образ самой прохлады...» 160
 486

«„Прозрачный водопад“...» 160
 Актер танцует в саду. «Сквозь прорези в маске...» . . 160
 На сборище поэтов. «Осень уже на пороге...» .... 161
 «Что за славный холодок!..» 161
 Глядя, как пляшет актер, вспоминаю картину, на
которой нарисован танцующий скелет. «Молнии
 блеск!..» 161
 «Старая деревушка...» 162
 Посещают семейные могилы. «Вся семья побрела на
 кладбище...» 162
 «Лунным светом обманут...» 162
 Услышав о кончине монахини Дзютэй. «О, не думай,
 что ты из тех...» 163
 Снова в родном селенье. «Как изменились лица!..» . . 163
 «Луна над горой...» 163
 В ночь осеннего полнолуния. «Кто любуется нынче
 тобой?..» 164
 «Повисло на солнце...» 164
 «Не поспела гречиха...» 164
 «Чем же там люди кормятся?..» 165
 «Конец осенним дням...» 165
 «Только стали сушить...» 165
 «Аромат хризантем...» 166
 «Осеннюю мглу...» 166
 «О, этот долгий путь!..» 166
 «Отчего я так сильно...» 167
 «Осени поздней пора...» 167
 В доме поэтессы Сономэ. «Нет! Не увидишь здесь...» 167
 На одре болезни. «В пути я занемог...» 168
 Стихи из путевого дневника «Кости, белеющие в поле»
 Отправляясь в путь. «Может быть, кости мои...» ... 169
 «Я встретил осень здесь в десятый раз...» 169
 487

«Туман и осенний дождь...» 169
 «Грустите вы, слушая крик обезьян!..» 170
 «На самом виду, у дороги...» 170
 «Я заснул на коне...» 170
 «Безлунная ночь. Темнота...» 171
 В долине, где жил поэт Сайгё. «Девушки моют батат
 в ручье...» 171
 Женщине по имени „Мотылек“. «Воскурила аромат...» 171
 «Листья плюща трепещут...» 172
 Прядка волос покойной матери. «Растает в руках
 моих...» 172
 Селение позади бамбуковой чащи. «Лук для очистки
 хлопка...» 172
 В саду старого монастыря. «Ты стоишь нерушимо,
 сосна!..» 173
 Ночлег в горном храме. «О, дай мне еще послушать...» 173
Источник, воспетый Сайгё. «Роняет росинки - ток-
 ток...» 173
 «Ты также печален...» 174
 На могиле императора Годайго. «На забытом могильном холме...» 174
 «Мертвы на осеннем ветру...» 174
 «Нет, нет, я не погиб в пути!..» 175
 «Белый пион зимой!..» 175
 «На утренней бледной заре...» 175
 Возле развалин старого храма. «Даже „Печаль-трава“...» 176
Мне невольно пришел на память мастер „безумных
стихов“ Тикусай, бродивший в былые дни по этой
дороге. «„Безумные стихи“... Осенний вихрь...» ... 176
 «Подушка из травы...» 176
 «Эй, послушай, купец!..» 177
 «Даже на лошадь всадника...» 177
 «Сумрак над морем...» 177
 488

«Вот и старый кончается год...» 178
 «Чей это зять там идет?..» 178
 «Весеннее утро...» 178
 «В храме молюсь всю ночь...» 179
 Хозяину сливового сада. «О, как эти сливы белы!..» 179
 Посещаю отшельника. «Стоит величаво...» 179
 «Пусть намокло платье мое...» 180
 «По горной тропинке иду...» 180
 «Смутно клубятся во тьме...» 180
 В полдень присел отдохнуть в дорожной харчевне.
 «Ветки азалий в горшке...» 181
 «Такой у воробышка вид...» 181
 После двадцатилетней разлуки встречаюсь со старым
 другом. «Два наших долгих века...» 181
 «Ну же, идем! Мы с тобой...» 182
 Узнаю о смерти друга. «О где ты, сливовый цвет?..» 182
Расстаюсь с учеником. «Крыльями бьет мотылек...» 182
Покидая гостеприимный дом. «Из сердцевины пиона...» 183
 «Молодой конек...» 183
 Вернувшись в конце четвертого месяца в свою хижину,
отдыхаю от дорожной усталости. «Тонкий летний халат...» 183
 Стихи из путевого дневника «Письма странствующего
поэта»
 В одиннадцатый день десятого месяца отправляюсь в
 далекий путь. «Странник! - Это слово...» 184
 «„О, глядите, глядите...» 184
 «До столицы - там, вдали...» 184
 «Что мне зимний холод!..» 185
 «Солнце зимнего дня...» 185
 «Берег Ирагодзаки...» 185
 489

На обновление храма Ацута. «Очищено от ржавчины
 времен...» 186
 «Сколько выпало снега!..» 186
 «Все морщинки на нем разглажу!..» 186
 «А ну, скорее, друзья!..» 187
 В саду богача. «Только сливы аромат...» 187
 Перед Новым годом. «Пришел на ночлег, гляжу...» . . 187
 «Если бы шел я пешком...» 188
 Другу, проспавшему первый день нового года. «Смотри
 же, друг мой, не проспи...» 188
 «Ей только девять дней...» 188
 Там, где когда-то высилась статуя Будды. «Паутинки
 в вышине...» 189
 «Клочья трав прошлогодних...» 189
 В саду покойного поэта Сэнгина. «Сколько воспоминаний...» 189
 Посещаю храмы Исэ. «Где, на каком они дереве...» 190
 Развалины храма на горе Бодайсан. «Расскажи мне,
 какие печали...» 190
 С грустью думаю о простодушной вере Дзога, раздавшего всю свою одежду нищим. «И я бы остался, нагим...» 190
 Встретившись с местным ученым. «...Но прежде всего
 спрошу...» 191
 «В путь! Покажу я тебе...» . . .* 191
 «Едва-едва я добрел...» 191
 Встречаю двух поэтов, отца и сына. «От единого корня растут...» 192
 Посещаю бедную хижину. «Во дворе посажен батат...» 192
В святилище Исэ. «Деревце сливы в цвету...» .... 192
 «Лишь ценителю тонких вин...» 193
 Храм богини Каннон в Хацусэ. «Весенняя ночь в святилище...» 193
 490

У подножия горы Кацураги. «А я на него поглядел
 бы!..» 193
 «Парящих жаворонков выше...» 194
 Водопад „Ворота дракона“. «Вишни у водопада...» . 194
 «С шелестом облетели...» 194
 «Охочусь на вишни в цвету...» 195
 «Погасли лучи на цветах...» 195
 Ручей возле хижины, где обитал Сайгё. «Словно вешний дождь...» 195
 «Вновь оживает в сердце...» 196
 «Ушедшую весну...» 196
 В день смены зимней одежды на летнюю. «Я лишнее
 платье снял...» 196
 Посещаю город Нара. «В день рождения Будды...» . 197
 Когда епископ Гандзин... «Молодые листья...» .... 197
 Расстаюсь в Нара со старым другом. «Как ветки оленьего рога...» 197
 Посещаю дом друга в Осака. «В саду, где раскрылись
 ирисы...» 198
 Я не увидел осеннего полнолуния на берегу Сума.
 «Светит луна, но не та...» 198
 «Увидел я раньше всего...» 198
 «Рыбаки пугают ворон...» 199
 «Там, куда улетает...» 199
 Флейта Санэмори. «Храм Сумадэра...» 199
 От бухты Сума... «Улитка, улитка!..» 200
 Провожу ночь на корабле в бухте Акаси. «В ловушке
осьминог...» 200
 Стихи из путевого дневника «По тропинкам Севера»
Уступаю на лето свой дом. «И ты постояльцев...» . . 20Ь
 «Весна уходит...» 201
 На горе „Солнечного света“. «О священный восторг!..» 201
 491

«Погонщик! Веди коня...» 202
 «Майские дожди...» 202
 На старом поле битвы. «Летние травы...» 202
 «Тишина кругом...» 203
 «Какая быстрина!..» 203
 «Трехдневный месяц...» 203
 «Там, где родится поток...» 204
 «„Ворота прилива“...» 204
 «Жар солнечного дня...» 204
 «Бушует морской простор!..» 205
 В гостинице. «Со мной под одной кровлей...» .... 205
 «Как пахнет зреющий рис!..» 205
 Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссё.
 «Содрогнись, о холм!..» 206
 «Красное-красное солнце...» 206
 Местность под названием „Сосенки“. «„Сосенки“...
 Милое имя!..» 206
 Шлем Санэмори. «О, беспощадный рок!..» 207
 Расстаюсь в пути со своим учеником. «Отныне иду
 один...» 207
 «Белее белых скал...» 207
 «Хотел бы я двор подмести...» 208
 Расставаясь с другом. «Прощальные стихи...» .... 208
«Волна на миг отбежала...» 208
 Сцепленные строфы (рэнку) из поэтического сборника
«Соломенный плащ обезьяны»
 I. 	«В городе нечем вздохнуть...» (Бонтё) 209
 II. 	«„Жарко! Жарко! Нет сил...“...» (Басё) 209
 III. «В разгаре еще на полях...» (Кёрай) 209
 IV. «Усталый крестьянин стряхнул...» (Бонтё) .... 210
 V. «Здесь, как на чудо, глядят...» (Басё) 210
 VI. 	«Вот уж совсем не к месту!..» (Кёрай) 210
 492

VII. 	«Вдруг выпрыгнет в темноте...» (Бонтё) ..211
 VIII. 	«Сбиравшая травы женщина...» (Басё) ... 211
 IX. «От мира она отреклась...» (Кёрай) 211
 X. «Как тягостно жить зимою...» (Бонтё) ... 212
 XI. 	«Кажется, стал бы глотать...» (Басё) 212
 XII. «Привратник в дворец обветшалый...» (Кёрай) 212
 XIII. «Ширмы упали вдруг...» (Бонтё) 213
 XIV. «Какая убогая баня!..» (Басё) 213
 XV. «Летучие семена...» (Кёрай) 213
 XVI. «Озябший бонза спешит...» (Бонтё) 214
 XVII. «Печально бредет поводырь...» (Басё) .... 214
XVIII. «„О, если б хоть мерку риса...“» (Кёрай) . . 214
XIX. «Пять-шесть живых деревец...» (Бонтё) ... 215
XX. «Прохожий в белых носках...» (Басё) .... 215
XXI. «Меченосцы шумной толпой...» (Кёрай) . . 215
XXII. «Расплескалась из ведра вода...» (Бонтё) . . 216
 XXIII. «Дом покупателя ждет...» (Басё) 216
 XXIV. «Среди травы багровеет...» (Кёрай) 216
 XXV. «В ярком сиянье луны...» (Бонтё) 217
 XXVI. «Из халата блох выбивает...» (Басё) 217
 XXVII. «Громко хлопнула вдруг...» (Кёрай) 217
 XXVIII. «У сломанного сундука...» (Бонтё) 218
 XXIX. «Открыта ветрам и дождю...» (Басё) 218
 XXX. «Венец одинокой жизни...» (Кёрай) 218
 XXXI. «Старик перечел стихи...» (Бонтё) 219
 XXXII. «Конец один для поэта...» (Басё) 219
 XXXIII. «Отчего - и сам не поймет!..» (Кёрай) .... 219
 XXXIV. «В доме, где нет хозяина...» (Бонтё) .... 220
 XXXV. «Почесывая ладонь...» (Басё) 220
 XXXVI. «Не зыблется легкая дымка...» (Кёрай) . . . 220
 РАНРАН
 «Осенний дождь во мгле!..» 221
 493

САМПУ
 «Майские дожди!..» 222
 «Падавший с вечера снег...» 222
 «Ждут птенцы в гнезде...» 222
 СЁХАКУ
 «Звезды в небесах...» 223
 КЁРАЙ
 «Как же это, друзья?..» 224
 На смерть младшей сестры. «Увы, в руке моей...» . . 224
 «Какая прохлада!..» 224
 Расстаюсь с другом на горной дороге. «Наверно, руки
 твои...» 225
 «Жжет мне сверканьем глаза...» 225
 «Пахарь мотыгою бьет...» 225
 «„Да, да! Сейчас отворю!“...» 226
 «Летний день померк...» 226
 ИССЁ
 «Видели всё на свете...» 227
 РАНСЭЦУ
 «Осенняя луна...» 228
 «Тянется к северу...» 228
 «Уволили старых слуг...» 228
 «Первый день в году...» 229
 «Цветок... И еще цветок...» 229
 «Свет этой яркой луны...» 229
 «Я в полночь посмотрел...» 230
 «Набежавшая волна...» 230
 Предсмертная песня. «Вот листок упал...» 230
 494

КЁРОКУ
 «Провел я как-то ночь...» 231
 «Звучат голоса и там...» 231
 «Уток звонкий крик...» 231
 ЯСУЙ
 «Пускай озимых ростки...» 232
 РИЮ
 «Сквозь урагана рев...» 233
 КИКАКУ
 «Яркий лунный свет!..» 234
 «Мошек легкий рой...» 234
 «Вишни в весеннем цвету...» 234
 «Нищий на пути!..» 235
 «Ко мне на заре в сновиденье...» 235
 «Вот глупый соловей!..» 235
 «Ливень хлынул потоками...» 236
 «Первую песню весны...» 236
 «Быстрая молния!..» 236
 «Качается, качается...» 237
 «Устали стрекозы...» 237
 «А ведь раньше не было...» 237
 «Ливень водопадом!..» 238
 «Что это? Только сон?..» 238
 «Камнем бросьте в меня!..» 238
 «Туманится диск луны...» 239
 «Как рыбки красивы твои!..» 239
 «Посланный сперва...» 239
 «Я - светлячок полуночный...» 240
 «Падает первый снег...» 240
 «Сливы аромат!..» 240
 «Слушая строгий укор...» 241
 495

«Это мой собственный снег!..» 241
 «Середина ночи...» 241
 «Какая долгая жалоба!..» 242
 «Холодная зима...» 242
 «Все его ненавидят...» 242
 Песня скорби. «Звенят осенние цикады...» 243
 «Заплатила дань...» 243
 «Дня не пройдет весной...» 243
 «С треском шелка разрывают...» 244
 «Свет зари вечерней!..» 244
 «Давайте сад поливать...» 244
 «Спрячься, как в гнездышке...» 245
 «Тяжелые створки ворот...» 245
 В годовщину смерти Басё. «Прошло уж десять лет...» 245
 «Оскалив белые зубы...» 246
 «Утренняя звезда!..» 246
 «Уплыли далеко ввысь...» 246
 ДЗЁСО
 «На зубец горы...» 247
 «И поля и горы...» 247
 «Снега холодней...» 247
 «С неба льется лунный свет!..» 248
 «Дятел стучит и стучит...» 248
 «Листья потонули...» 248
 ИДЗЭН
 «Все глубже осенняя ночь...» 249
 «Алый цветок водяной...» 249
 «Дрожат у коня на хвосте...» 249
 БОНТЁ
 «„Нижний город“ в Киото...» 250
 «Я шел по мосткам, и вдруг...» 250
 «Облака в осеннем небе!..» 250
 496

«Не успели крикнуть: „Постой!“...» 251
 «Молодая павлония!..» 251
 «Вижу в лучах зари...» 251
 «Какая длинная-длинная...» 252
 «Месяц на небе...» 252
 «Плывет гряда облаков...» 252
 КАКЭЙ
 «Бушует осенний вихрь!..» 253
 Изваяние Будды. «Молнии беглый свет!..» 253
 «Кружит осенний вихрь...» 253
 РОЦУ
 Перед праздником Нового года. «„Уходи! Уходи!“...» 254
ХОКУСИ
 После пожара. «Все сгорело дотла...» 255
 СИ КО
 «О кленовые листья!..» 256
 «Как я завидую тебе!..» 256
 РОКА
 «Гложет бродячий кабан...» 257
 ОЦУЮ
 «Уходящая осень...» 258
 ТИЁ
 «За ночь вьюнок обвился...» 259
 «Удочка в руке...» 259
 «Над волной ручья...» 259
 497

На смерть маленького сына. «О мой ловец стрекоз!..» 260
 «Полнолуния ночь!..» 260
 «Роса на цветах шафрана!..» 260
 Сочиняя стихи. «Пока повторяла я...» 261
 «О светлая луна!..» 261
 «Только их крики слышны...» 261
 Вспоминаю умершего ребенка. «Больше некому стало...» 262
 «Какой приют веселый...» 262
 НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
 Перед казнью. «Я сейчас дослушаю...» 263
 Примечания 264
 МАЦУО БАСЁ И ПОЭТЫ ЕГО ШКОЛЫ
В ПЕРЕВОДАХ ДРУГИХ АВТОРОВ
 Переводы Н. И. Конрада
 МАЦУО БАСЁ
 «Чтобы видеть снег...» 292
 «О, тропа в горах!..» 292
 Переводы Н. И. Фельдман
 МАЦУО БАСЁ
 «Старый пруд заглох...» 293
 «Вот упал листок...» 293
 «Отдохнуть присел...» 293
 «Заболел в пути...» 294
 498

КИКАКУ
 «О, заря весной!..» 295
 «Ткут узор парчи...» 295
 «Утренний туман...» 295
 Переводы Г. О. Монзелера
 ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ БАСЁ
Весна
 «Ах, соловушко!..» 296
 «Сливу уж сорвал...» 296
 «Скажет кто-нибудь...» 296
 «Месяц со стыда...» 297
 «Лето близится...» 297
 Лето
 «Ну, и жарко же!..» 297
 «Скал азалии...» 298
 «О, камелии!..» 298
 «Ночь совсем темна...» 298
 «Как прохладна ночь!..» 299
 «Летом ночью ты...» 299
 «Постоянно дождь!..» 299
 «Майский дождь не шел...» 300
 Осень
 «Осень началась...» 300
 «О! камелия...» 300
 «Высока вода!..» 301
 «Ночью при луне...» 301
 «Как заговоришь...» 301
 «Повернись сюда!..» 302
 «Осенью такой...» 302
 «Думается мне...» 302
 499

Зима
 «Вот занятно как...» 303
 «Ведь не умерли...» 303
 «Только снег пойдет...» 303
 «Хоть и холодно...» 304
 Переводы Т. И. Бреславец
 МАЦУО БАСЁ
 «Старая вишня...» (1663) 305
 «В майских дождях...» (1666) 305
 «У этой сливы...» (1676) 305
 «Задники сандалий...» (1679) 306
 Осенний вечер. «На голой ветке...» (1681) 306
 Чувство, испытываемое зимней ночью в Фукагава.
 «Вёсел звук о волны бьется...» (1681) 306
 «В майских дождях...» (1681) 307
 «Рядом с вьюнком...» (1682) 307
 «Хоть и живем на свете...» (1682) 307
 «В руки взять - растает...» (1683) 308
 «Первый день нового года...» (1683) 308
 «Весна пришла...» (1684) 308
 «Цветы все увяли...» (1685) 309
 «Луна и снег...» (1686) 309
 «Вгляделся пристально...» (1686) 309
 «Храма Каннон...» (1686) 310
 Старый пруд. «Старый пруд!..» (1686) 310
 «Полная луна...» (1686) 310
 «В этом мире...» (1685-1687) 311
 «Вместо устриц...» (1687) 311
 «Облако цветов...» (1687) 311
 «В майский дождь...» (1687) 312
 «Маленький краб...» (1687) 312
 500

«Хоть и высохшая...» (1687) 312
 «Странником...» (1687) 313
 «Одинокий сокол...» (1687) 313
 «Отчий дом...» (1687) 313
 «Разгладив складки...» (1687) 314
 «Одно платье снял...» (1687) 314
 «Бедняк...» (1687) 314
 «В руку сморкается...» (1688) 315
 «Добавь пару крыльев...» (1688) 315
 «И Акокусо...» (1688) 315
 «Разное-разное...» (1688) 316
 «О весенняя ночь!..» (1688) 316
 «День среди цветов...» (1688) 316
 «Об отце, о матери...» (1688) 317
 «Уходящую весну...» (1688) 317
 «Привлекательное зрелище...» (1688) 317
 «Видение!..» (1688) 318
 «Чахлому человеку...» (1688) 318
 «И еще бесподобно...» (1688) 318
 «Не сомневайся...» (1689) 319
 «Охапку сена несет...» (1689) 319
 «Ёсинака...» (1689) 319
 «Луна, померкни...» (1689) 320
 «Белый волос выдернул...» (1690) 320
 «Об уходящей весне...» (1690) 320
 «Колокол угас...» (1690) 321
 «В моем жилище...» (1690) 321
 «Под деревом...» (1690) 321
 «С листа травы...» (1690) 322
 «Больной гусь...» (1690) 322
 «Праздник душ...» (1690) 322
 «Горная деревня...» (1691) 323
 «Слива, молодая трава...» (1691) 323
 501

«Слабость...» (1691) 323
 «Цветы мандарина...» (1691) 324
 «Блуждающего меня...» (1691) 324
 «Катает рисовые колобки...» (1691) 324
 «В коровнике...» (1691) 325
 «В ворота храма Миндэра...» (1691) 325
 «Лук белый...» (1691) 325
 «После хризантем...» (1691) 326
 «Кукушка...» (1692) 326
 «Первый снег...» (1692) 326
 «Соловей...» (1692) 327
 «Осенним вечером...» (1693) 327
 «Весенний дождь...» (1694) 327
 «В ярком свете луны...» (1694) 328
 «Яркая луна...» (1694) 328
 «„Бин“,- плачет...» (1694) 328
 «Трепещет...» (1694) 329
 «Аромат хризантем...» (1694) 329
 «Эта дорога...» (1694) 329
 «Этой осенью...» (1694) 330
 «Хоть и нет дождя...» (Годы Гэнроку) 330
 «Уснуть...» (Годы Гэнроку) 330
 Стихи из путевого дневника «Кости, белеющие в поле»
(1684)
 «Кости, белеющие в поле...» 331
 «Тот, кто слушает крик обезьян...» 331
 «У края дороги...» 331
 «Заснул на коне...» 332
 «Без зонта...» 332
 «Подушка из трав...» 332
 «Море темнеет...» 333
 502

«Это весна пришла?..» 333
 «Азалии живые...» 333
 «На поле сурепки...» 334
 «Летняя одежда...» 334
 Стихи из путевого дневника «По тропинкам Севера»
(1689)
 «Весна уходит...» 335
 «На край поля...» 335
 «Летние травы...» 335
 «Это майский дождь...» 336
 «Блохи, вши...» 336
 «Прохладу...» 336
 «Тишина...» 337
 «Бурное море!..» 337
 «В одном доме со мной...» 337
 «Запах раннего риса...» 338
 «Яркое-яркое...» 338
 «Как горестно...» 338
 «Каменной горы...» 339
 «Одиночество...» 339
 «В печали...» 339
 «Моллюск отделяется от раковины...» 340
 Из сборника «Соломенный плащ обезьяны» (1691)
 «Первый осенний дождь...» 341
 Из сборника «Мешок угля» (1694)
 «Весенний вечер...» 342
 «Ворота запер...» 342
 КЁРАЙ
 «Кабана...» 343
 «Сторожа цветов...» 343
 503

«Праздник девочек...» 343
 «„Да-да“...» 344
 «Подругу зовущий фазан...» 344
 КИКАКУ
 «На пороге травяной хижины...» 345
 «Прерванный сон...» 345
 РОЦУ
 «А птицы...» 346
 БОНТЁ - БАСЁ
 «Симокё!..» 347
 ХОКУСИ
 «Луну на сосну...» 348
 Переводы А. А. Долина
 МАЦУО БАСЁ
Весенние картинки
 «За весь долгий день...» 349
 «Бабочка, не спи!..» 349
 «Ветер подует...» 349
 «Под вишней сижу...» 350
 «Сакура-старушка...» 350
 «Сколько же всего...» 350
 Летние картинки
 «Тихо лошадь трусит...» 351
 «Крабик песчаный...» 351
 «Уж эта кукушка!..» 351
 504

«В лачуге моей...» 352
 У каждого свое предназначение. «Слепень меж цветов...» 352
 «Днем на них поглядел...» 352
 «Сорвался с травинки...» 353
 «Заглохший пруд...» 353
 Осенние картинки
 «Ясная луна...» 353
 «Рассвет настает...» 354
 «„О-о-о-у!“ - летит...» 354
 «Ночью холодной...» 354
 «Перепела в полях...» 355
 «О стрекоза!..» 355
 «Неумелый рисунок...» 355
 «Я банан посадил...» 356
 «Старый хуторок...» 356
 «Как невзрачен, как слаб...» 356
 Зимние картинки
 «Петух прокричал...» 357
 «Даже зонтика нет...» 357
 «Первый зимний дождь...» 357
 «Весна ли пришла?..» 358
 «Как тяжел первый снег!..» 358
 «Даже серой вороне...» 358
 «Зимняя буря...» 359
 «Зимнее поле...» 359
 «У очага...» 359
 «Я еду верхом...» 360
 Стихи из путевого дневника «Смерть в пути. Записки
странника» [Кости, белеющие в поле] (1684)
 «Может быть, кости мои...» 361
 505

«Что ж, не умер я...» 361
 «Платье летнее...» 361
 Стихи из путевого дневника «Путешествие в Сарасина»
(1688)
 «Привиделось мне...» 362
 «Все еще исхудавший...» 362
 Стихи из путевого дневника «По тропинкам Севера»
 (1689)
 «Уходит весна...» 363
 «Тишина вокруг...» 363
 «В Кисагата я...» 363
 «Ухожу я в Футами...» 364
 Стихи из путевого дневника «Рукопись из дорожного
мешка» [Письма странствующего поэта] (1690-1691)
 «Будто на ветру...» 365
 «Ирагосаки...» 365
 При посещении Тококу... «Сколь отраднее...» .... 365
 «Крылья оборвав...» 366
 «Приятно смотреть...» 366
 Сцепленные строфы (рэнку) из поэтического сборника
«Соломенный плащ обезьяны» (1691)
 I. 	«В городе у нас...» (Бонтё) 367
 II. «Жарко! Жарко! - голоса...» (Басё) 367
 III. «Вторую прополку...» (Кёрай) 367
 IV. «Второпях стряхнешь золу...» (Бонтё) 368
 V. «В здешних местах...» (Басё) 368
 VI. 	«Так и стоит простофиля...» (Кёрай) 368
 VII. «Как испугался...» (Бонтё) 369
 VIII. «Только пошла за подбелом...» (Басё) 369
 IX. «Вере священной...» (Кёрай) 369
 X. «Нелегко было прожить...» (Бонтё) 370
 506

XI. 	«Так уж стар я стал...» (Басё) 370
 XII. 	«Милого он пропустил...» (Кёрай) 370
 САМПУ
 «Летние дожди...» 371
 «На зимнем ветру...» 371
 СЁХАКУ
 «Тишина вокруг...» 372
 «Звездная ночь...» 372
 КЁРАЙ
 «Дыни, сбросив листву...» 373
 «Сторожа с гонгом...» 373
 «Голос кукушки...» 373
 «Озера воды...» 374
 «Вечер прохладный...» 374
 КЁРАЙ - БАСЁ
 «Об уходящей весне ...» 375
 РАНСЭЦУ
 «Вот один лепесток...» 376
 «Зернышко риса...» 376
 КЁРОКУ
 «За облаками...» 377
 «Любуясь вершиной...» 377
 «К пламени свечи...» 377
 «Стая диких гусей...» 378
 «Капли по крыше...» 378
 «Колобки на связке...» 378
 «Сливы аромат...» 379
 507

КИКАКУ
 «В закатных лучах...» 380
 «Показались на небе...» 380
 «На банановый лист...» 380
 «Дыню разрезал...» 381
 «Летняя гроза...» 381
 «Ясная луна...» 381
 «Снег на шляпе моей...» 381
 «„Спалим комаров!“...» 382
 Перед рассветом. «С подарком пришел...» 382
 Сожалея об опавших цветах, не подметаю дворик.
«Утром спал слуга...» 382
 ДЗЁСО
 «Высек огонь...» 383
 «Ливень вечерний...» 383
 «На чердак прошмыгнув...» 383
 ИДЗЭН
 «Все сумрачней ночь...» 384
 БОНТЁ
 «Что за шум во дворе?..» 385
 «Сорвался каштан...» 385
 БАСЁ - КАКЭЙ
 «Месяц инея...» 386
 СИ КО
 «Опустели поля...» 387
 «Из соседних дворов...» 387
 508

ОЦУЮ
 «Пересохшее поле...» 388
 «Поздняя осень...» 388
 МАЦУО БАСЁ. ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА.
 (Лирический дневник XVII века).
 Перевод с японского, вступительная статья
и примечания //. И. Фельдман
 Вступительная статья 391
 По тропинкам Севера (текст)
 Глава 1 415
 Глава 2 416
 Глава 3 417
 Глава 4 418
 Глава 5 419
 Глава 6 421
 Глава 7 423
 Глава 8 424
 Глава 9 425
 Глава 10 426
 Глава 11 427
 Глава 12 429
 Глава 13 430
 Глава 14 432
 Глава 15 433
 Глава 16 435
 Глава 17 436
 Глава 18 438
 Глава 19 440
 Глава 20 441
 509

Глава 21 445
 Глава 22 447
 Глава 23 449
 Глава 24 453
 Глава 25 454
 Глава 26 455
 Глава 27 456
 Глава 28 458
 Примечания 459

Басё Мацуо
ВЕЛИКОЕ В МАЛОМ
 «I
 |*^ИЛ\Л
 Книга подготовлена в ООО Издательство «Терция»
193036, Санкт-Петербург, Лиговский пр., д. 29, пом. 16-н
Художественный редактор А. Г. Лютиков
Технический редактор Ю. А. Жихарев
Корректор И. Г. Иванова
Художник И. Г. Мосин
 Подписано в печать 13.08.99. Формат 70x100 V .
 Бумага типографская. Гарнитура «Тип Таймс».
 Уел. псч. л. 20,64. Тираж 10 000 экз.
 Заказ № 1235.
 ООО «Издательство „Кристалл”».
 199004, Санкт-Петербург, пер. Биржевой, 1/10-1.
 ЛР № 065907 от 18.05.98.
 Отпечатано с диапозитивов в ГПП «Печатный Двор»
Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания
и средств массовых коммуникаций.
 197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.

Библиотека мировой литературы
I — Малая серия д
 В 1999—2000 гг. в малой серии
«Библиотека мировой литературы»
выйдут следующие книги:
 • Сайгё. «Горная хижина»
 • Ёса Бусон. «Луна над горой»
 • КобаясиИсса.
 «Ливень Пятой луны»
 • Бо Цзюй-и. «Красная листва»
 • Ли Бо. «Нефритовые скалы»
 • Ду Фу. «Сто печалей»
 • Ван Вэй. «Бамбуковый перевал»
 • Тао Юань-мин.
 «Персиковый источник»
 • МэнХаожань.
 «Священные писмена»