Е>Ы БОЛОВ*
I опортсмен
АЛЬМАНАХ 26
МОСКВА 1967

CZ О Л Е F=> Н И Е
СТИХИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ
б Александр Воронкин
11 Николай Конькин
12 Я. С игу нов
16 ЛГев Самойлов
20 Я. Блинов
27 Микола Лупсяков
32 Николай Титов
— А. Коршун
33 М, Костров
— Я. Илларионов
34 Г. Тимофеев
— Л. Синельников
44 Л. Баранов
52 Михаил Абрамов
58 Ф. Жалнин
61 В. Сорокин
63 В. Орлов
66 £. Киселева
70 Андрей Шманкевич
75 /Орш* Шумаков
81 Наша уха
Встречи с А. А. Фадеевым...
Мои двузья (стих)
Гусиное перо
Охота пуще неволи
Ягельный бор
На Муховке
Лесное озеро (стих)
Лег на дальние лощины ... (стих)
Пере)! рассветом (стих)
Разбудит утро перекаты (стих)
Не хандрю я ... (стих)
Спокойный отдых
Проострожениая романтика
Клоп
В устье реки
Иначе будет поздно...
Золотой берег
Путь к самостоятельности
Тринадцатый ерш
Поэт-рыболов
ПО ВОДНЫМ ПРОСТОРАМ НАШЕЙ РОДИНЫ
85 Я, Назарцев
90 Н. Фетинов
96 А. Дубленников
97 Евгений Смирнов
100 Я, Стефаров
104 Николай Волокитин
108 С Скорняков
110 Я«. Я'. Крынкин
113 В. Пронин
114 Я. Мо«шлов
115 Л. Литвинов
118 £. Тиховский
На берегах древней Пры
Западнодвинские озера
Спасенная молодь
Хорошо у нас на Нече
Бобровый омут
Остров нетронутых кладов
Волшебная речка
Ахтубинские ночи
За рекой Ахтубой
Завал на Яйве
Зимой на местах летней рыбалки
Зимнее ужение на Волчихинском
водохранилище
123 Здесь стоит побывать
ПОДВОДНАЯ ОХОТА
130 В. Грибовский
135 С. Прибылое
136 В. Григорьев, В. Романов
138 В. Беловол
140 В. Камынин
На озере
Встречи под водой
Одна щука на двоих
У южного берега Крыма
Тайны моря

€= СЭ Л E F=» Н И Е
ИЗ РЫБОЛОВНОЙ ПРАКТИКИ
144 В. В. Коржинек
145 Л. Л. Авилов
146 М. Баранов
148 В. Клебановский
149 Л. Соколов
151 Д. Са<«/«
152 Г. Никитенко
154 Я. Л- Ярилол
Г. Ф. Карпов
Я. Климов
А Челноков
С. Шалобаев
Л. Шмальц
JI. Ерлыкин
К. Чумаков
Л. Борисов, Еч ЛауСерг
Д7. Киселев
Г. Над точи й
155
158
159
161
162
164
167
170
171
173
174
178
180
187
И. Дудин
Я Лозинин
По письмам наших читателей
Г. Каленое
Ловля судака на Гочалковнцком
водохранилище
Поклевка
Загадочное озеро
Из практики ловли голавля
Снасть для ловли красноперки через
слой ряски
Жадные форели
Удобный отцеп
Упрощенное изготовление хорошего
грузила
Самодельная надувная лодка
Искусственная рыбка
Регулируемый кивок
Экстрактор- штопор
Сборная мормышка
Еще о мормышке
Костер на суше и воде.
Плот из камыша или куги
Домашнее копчение рыбы
Растения и рыбы
Ловля рыбы спиннингом в районе Ту*
а псе
Морские обитатели
Ротая
Юные рыболовы Красной Пресни
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
190
О чистоте языка
195
В. Портнов
Рыболовные темы на страницах газет
200
Т. Ляхоеецкал
Знать и соблюдать правила рыболовства
203
Вл. Архангельский
Похвальное слово поэту
204
В. Барков
Отзыв на книгу «На Заволжских озе-
рах»
205
Л. Волков
Спортивная ловля налимов
200
В. Сизов
Неточности, путаница
Редколлегия
В. В. Архангельский (отв. редактор),
Я. Е. Киселев, А. Л. Клыков, Н. И, Коваль,
Б. С. Орешкин, Г. И. Попеско, Д. А. Самарин (зам.
отв. редактора), Ю. А. Смирное.
1*

CTI/IXI/I
РАССКАЗЫ
ОЧЕРКИ

Александр Воронкин
ВСТРЕЧИ С А. А. ФАДЕЕВЫМ
Еще в первый свой приезд в Магнитогорск в августе 1951
года Александр Александрович Фадеев, собиравший в ту пору
материал для нового романа, попросил меня помочь ему
ознакомиться с окрестностями города, в частности с охотничьими
угодьями и местами рыбной ловли, где бы он мог встретить
отдыхающих металлургов.
— Дать рабочего или инженера только в рабочей
обстановке— это однобоко,— говорил он,— любой портрет должен быть
всеобъемлющим, включающим в себя поведение человека не
только на работе, но и дома —в семье, в общественных местах
и на отдыхе вне дома. Вот с местами внедомашнего отдыха и
прошу меня познакомить.
Я согласился.
Особенно памятна мне рыбалка в июне 1952 года. Л. А.
Фадеев тогда в третий раз приехал в Магнитогорск и, позвонив
мне, сказал, что желает встретиться, побеседовать и
договориться о поездке к реке.
Вечером он был у меня. Сидя за стаканом чая, говорил о
своей работе, делился впечатлениями о заводе и городе,
артистически передавая при этом комические эпизоды из своих
встреч с разными людьми. Я и жена покатывались со смеху.
На рыбалку решили выехать в субботу с ночевой...
В субботу Александр Александрович заехал за мной на
работу. Настороженно смотря мне в глаза, спросил:
— Поездка не срывается? Ты все приготовил и можешь
ехать?
Я ответил, что все готово, пообедаем и поедем. И, в свою
очередь, спросил, почему он сомневается в поездке.
Александр Александрович ответил, что на него резко
навалилась усталость, появились головные боли и было бы плохо,
если бы эта поездка, на которую он себя так настроил,
сорвалась.
Убедившись, что все в порядке, он успокоился.
Мы сели в машину, вел которую шофер Александр Андриа-
нович Савинков, и поехали ко мне на квартиру.
5

— Вот, Саша,— сказал Фадеев, обращаясь ко мне,— в
машине нас три Александра. Если кто-нибудь из нас крикнет:
«Саша, на помощь!» или просто позовет: «Саша», то прибегут
двое Саш или ни один — каждый будет считать, что зовут не
его. И то и другое плохо. Надо уточнить: кого как называть?
Давайте по возрасту: старший по годам Александр Ворон-
кин — Саша-один, средний по годам Александр Фадеев —
Саша-два и младший, Александр Савинков,—Саша-три. Идет?
Предложение было принято. Чувствовалось, что настроение
Александра Александровича поднимается, и нас это радовало.
За обедом он выразил сожаление, что не имеет
подобающего для рыбалки костюма, главным образом брюк, которые,
по его опыту и наблюдению, кроме своих прямых обязанностей
выносят основную тяжесть этого вида спорта: трутся о землю
и главное, помогают держать руки в чистоте; запачканные
насадкой и рыбой руки рыболов автоматически вытирает о
брюки.
Жена предложила ему мой старый костюм. Он выбрал
только брюки*. Они оказались немного коротковатыми. Это еще
больше подняло его настроение. Он сделал в них несколько
комических па, остановился перед моей женой и, поблагодарив
ее за обед, засмеялся:
— Вот так-то, дорогая Мария Васильевна, на рыбалку
уезжают три Саши, а дома остается одна Маша! До свидания!
Мы ехали вниз вдоль реки Урал на известные
магнитогорским рыболовам плесы — «под харьковскими скалами».
Дорогой Александр Александрович внимательно
присматривался к поселкам, интересовался их названиями, временем
возникновения, производственным значением.
При переезде по мосту с левого берега на правый он
спросил, что это за река. И был очень удивлен, узнав, что Урал.
— Такая узкая — тридцати метров не будет и такая
мелкая— все дно видно! Где же тут рыба?!
Я ответил, что ниже по Уралу, куда мы едем, будут глубокие
места, будет и рыба...
«Под харьковскими скалами» (название — от совхоза
«Харьковский») цепочкой расположены три больших плеса, ранее
богатых разной рыбой, и особенно сазанами. К 1952 году
плесы значительно обеднели, но все же были лучше других.
Мы остановились на втором плесе. Многие места были уже
заняты рыболовами.
Вечер выдался чудесный: теплый и тихий. Александр
Александрович жадно вдыхал чистый, чуть влажный речной воздух
и, широко размахивая руками, расхаживал по берегу.
Я вынул плетеные капроновые лески, подаренные мне
Александром Александровичем, и стал снаряжать удочки.
Саша-два взял из приготовленных ему трех удилищ одно,
6

спросил, ис толста ли леска и не крупный ли крючок. Я
ответил, что все в порядке, и рекомендовал ему не жалеть
червей, насаживать их как можно больше — кисточкой.
Усевшись на берегу около кустов, он забросил леску, тут же
вынул ее из воды, поправил поплавок и пожаловался, что здесь
мелко и вряд ли можно рассчитывать на хорошую рыбу.
Я не успел сказать, что на этом месте брали хорошие
сазаны, надо только сидеть и ждать, Саша-два вдруг ухватился
за воткнутое в берег удилище, приподнял его, вскочил и начал
тянуть на себя. Удилище согнулось, леска резала воду, уходя
от берега вглубь. Фадеев подался вперед, шагнул в воду.
Наконец удилище и леска составили одну прямую линию,
компенсировать порывы рыбы было нечем, снасть оборвалась,
рыболов отшатнулся назад и выдохнул:
— Оборвал! Ушел! Скорее снаряжай новое! — Он выскочил
на берег, прыжками подлетел ко мне:—Какие еще удилища
мои?
Рыболовный азарт овладел им. Забросив лески, он разулся,
вылил воду из полуботинок, повесил на кусты носки и стал
следить за поплавками.
На противоположном, левом, берегу тоже были рыболовы.
Один из нюс сидел на кочке, оторванный от берега, прямо
против нас Удилище, которое он держал двумя руками,
сильно гнулось, и недалеко от кочки появились буруны от ходившей
на крючке рыбы. Было видно, что рыболов не может
удержаться на кочке и сползает в воду.
Саша-два вскочил, замахал руками, закричал.
В это время рыболов обошел кочку, захватил с берега
подсачек и стал подводить к себе сазана. Несколько таких
попыток были неудачными. Саша-два не мог стоять спокойно,
он переживал неудачи рыболова. Но вот тот подвел сазана
к кочке, удачно подхватил его подсачеком и выбросил на берег,
Саша-два захлопал в ладоши и закричал: «Поздравляю с
победой!» Рыболов, посадив сазана на кукан, поднял его, показал
и поблагодарил за поздравление.
Поклевок сазанов на наших удочках больше не было.
Ловилась мелочь, преимущественно окуни. Саша-два заскучал,
обулся, попросил Сашу-три посмотреть за его удочками, а сам
пошел к другим рыболовам.
Уха была уже готова, когда он вернулся на стоянку.
— Саши-оба,— опять начал он сокрушаться,— ну почему я
не бросил удилище в воду? Тогда бы обрыва не было.
Удилище можно было бы потом достать и сазана выловить. Плохо,
что хорошие решения приходят поздно.
Во время ужина Александр Александрович долго
расспрашивал Савинкова о покойном директоре комбината Г. И.
Носове (Иннокентий Зосимович Сомов в романе «Черная метал-
7

лургия»), у которого Савинков работал шофером. Казалось,
о рыбалке он уже забыл.
Но когда легли спать, Саша-два не мог заснуть. Его мысли
вернулись к сазану, оборвавшему леску. Выловленные окуни,
чебаки и другая мелкая рыба не утешали. Фадеев сильно
переживал свою неудачу. Я сказал, что если бы знал, как он
будет волноваться, то не повез бы его сюда. На это он ответил,
что уже спит и просит разбудить его перед восходом солнца...
Будить Александра Александровича не пришлось. Он сам
толкнул меня.
— Вставай, сазаны ждут!
Было светло, но солнце еще не взошло. Знакомый рыболов
уже сидел на своей кочке у раскинутых удилищ. Метрах в
десяти от берега, где вечером ловил Фадеев, выплеснулся
крупный сазан. Мы одновременно обернулись на всплеск. Саша-
два подхватил удилища и побежал к своему месту. А на плесе
раздавались все новые всплески.
На червей шли окуни. Я порекомендовал Фадееву насадить
тесто. Пошли чебаки. Поплавок одной моей удочки сначала тихо
потянул к берегу, потом остановился и молниеносно ушел в
глубину. Я схватил удилище, но было поздно. Сазан вытянул
леску, выпрыгнул из воды и оторвал крючок.
Саша-два видел только момент обрыва — вскид сазана.
— Ушел? — засуетился он.— Ну уж если у тебя ушел, то
мне стыдиться и страдать нечего. Все, я больше не переживаю,
вылечился! Пойдем пить чай.
После чая Фадеев лег спать. Я терпеливо сидел у удочек,
ожидая сазаньих поклевок, но напрасно, шла мелочь.
Саша-два хорошо выспался, снова повеселел, подшутил над
нашими неудачами с сазанами. Потом вновь пошел по берегу
к рыболовам.
Я поинтересовался самочувствием Александра
Александровича, когда он вернулся.
— Великолепное! — отозвался он.— Поездкой доволен, хотя
рыбалкой—нет. Хотелось бы вытащить крупного сазана. Но
мой «улов» не плох: доволен разговорами с рыболовами. Вот
что плохо — они жалуются на комбинат: загрязняет воду в
Урале. Это верно?
Я подтвердил.
В четвертый раз Александр Александрович приехал в
Магнитогорск в августе 1954 года. В разговоре он поинтересовался,
как обстоит дело с ловлей сазанов на Урале. Я сообщил, что
в плесах «под харьковскими скалами» сазанов больше нет.
Грязная вода, о которой ему говорили рыболовы, оттеснила
рыбу вниз. Сейчас сазаны сохранились лишь в районе поселка
Сыртинского, в семидесяти километрах вниз по реке.,
— А охотиться там можно? — поинтересовался. Александр
8

Александрович и добавил:—Я привез с собой ружье. Хочется
и сазана поймать и утку убить. Давай съездим туда на день и
вечернюю зарю. Не возражаешь?
Условились выехать в четыре часа утра.
Утром, погрузив в машину все необходимое, мы заехали за
Александром Александровичем. С ружьем и свертком он стоял
уже на крыльце.
Я представил Александру Александровичу шофера,
вышедшего из машины:
— Саша Баширов.
— Опять в машине три Саши! — с деланным возмущением
воскликнул Александр Александрович.—Ты что, для наших
поездок их специально отыскиваешь? Куда мы едем?
— На пруд, за кузнечиками,— ответил я.
Перевалив небольшой хребет, что южнее левобережного
Зеленстроя, мы подъехали к заросшему высокой полынью
берегу заводского пруда. На полыни, как зеленые стручки,
висели крупные кузнечики. Сильная роса сковала их движения, и
сбор был легок и обилен.
— А, циркачи, старые знакомые,—смеялся Александр
Александрович.— Так мы их в детстве звали на Дальнем Востоке,
Мы быстро набрали кузнечиков в бутылки и поехали по
левому берегу Урала.
Шофер, Саша Баширов, вначале стеснялся Александра
Александровича, затем постепенно освоился и разговорился.
В тот год он перешел в десятый класс школы рабочей
молодежи. Умный, начитанный парень. Александр Александрович
расспрашивал его о работе, семье, учебе, службе в армии.
Баширов рассказал, что служил в армии на Дальнем
Востоке, шофером. Много ездил по дальневосточным дорогам.
Вспомнил, как однажды подшутил над ним старшина.
— Первый раз я увидел двух маленьких, полосатых
зверьков, остановил машину и стал наблюдать за ними. Сидевший
рядом со мной старшина сделал испуганное лицо и зашептал:
«Гони скорее машину, где-то рядом большие тигры». Я
включил скорость. Много проехали, и только потом я спросил: «А
что это за зверьки?» Старшина ответил: «Сразу видно, что ты
не знаешь тайги. Из этих зверьков вырастают тигры. Понял?»
Только позднее я узнал, что это были бурундуки и тигры
из них не вырастают.
Александр Александрович весело смеялся и вдруг,
показывая пальцем на шмыгнувшего рядом с дорогой суслика,
закричал:
— А это бегут будущие лисы! Смотрите, какие у них
пушистые хвосты, маленькие лисы,— и снова засмеялся громко и
раскатисто.
9

Навстречу, подняв пыль, проехали грузовые машины.
Александр Александрович вдруг запел:
— Эх дороги, пыль да туман...
Баширов, у которого был хороший голос, подхватил песню...
На месте рыбалки Александр Александрович, как и в
прошлый раз, взял одно удилище и уселся невдалеке от машины.
Я отошел вверх. На червяка и кузнечика клевали окуни и
гола в лики.
Во второй половине дня, зацепив хорошего сазана, я
долго и безуспешно возился с ним. Измучившись, позвал на
помощь Баширова, но меня услышал Александр Александрович
и подбежал с подсачеком.
— Хорош! — потирая руки, проговорил Фадеев, когда рыба
трепыхалась на берегу.— На какую насадку клюнул?
— На кузнечика.— ответил я.
Окуни одолели Александра Александровича, а у меня
совсем прекратился клев. Я поднялся, хотел идти к машине, но,
услышав сзади шум и крик Фадеева: «На помощь!», схватил
подсачек и побежал к нему.
Сазан долго не давал подвести себя к подсачеку, но потом
сдался. Александр Александрович снял его с крючка, примерил
по руке и, пока я готовил кукан, внимательно осмотрел.
За обедом он с гордостью говорил, что все же выловил
уральского сазана, и был доволен рыбалкой.
Я обратил внимание, что в последний приезд Александр
Александрович ничего не говорил о своем романе «Черная
металлургия», и спросил его об этом. Он как-то посуровел,
помолчал, а потом сказал, что с весны 1953 года многое изменилось
в его жизни. Первоначально ясные планы романа сейчас
затуманились, оказались в разладе с жизнью. Отсюда и его
настроение: неуверенное, усталое. Но роман он не бросает,
материал продолжает собирать, пишет и будет писать его.
Через несколько дней Александр Александрович зашел
попрощаться. Он выезжал в Челябинск, где собирался работать.
Примерно через месяц обещал вернуться в Магнитогорск и
осуществить поездку в горы за форелью, глухарями и
рябчиками.
Однако мечта его не осуществилась, в сентябре мы
получили письмо, в котором он сообщил, что проработает в
Челябинске до конца месяца, а к октябрю будет уже в Москве.
Больше в Магнитогорске мы с ним не встречались...
Магнитогорск

Николай Конькин
МОИ ДРУЗЬЯ
Они по росным травам первыми
К реке прокладывают путь
И остаются Каме верными,
Когда ей льды сжимают грудь.
На пользу им погодка русская:
Пожар январский снеговой,
И знойность солнышка июльского,
И душ из тучи грозовой.
У них с дымком еда рыбацкая
И, как пивное сусло, чай;
В почете заповедь солдатская:
В беде друг друга выручай!..
Угрюмыми и неулыбами
Они бывают лишь на миг,
Когда надежды вместе с рыбами
С крючков срываются у них...
Зато на лицах их — сияние.
Что солнцу вешнему сродни,
Когда домашнее задание
По рыбе выполнят они.
11

П. Сигупов
ГУСИНОЕ ПЕРО
Возвращаясь из геологической экспедиции, мы плыли по
горной саянской реке Систигхем. Плыли на маленьких вертких
плотах-саликах из круглых стволов сухих пористых лиственниц.
Вдруг на песчаной косе показались два всадника на низеньких
монгольских лошадках. Они возбужденно размахивали
лохматыми шапками, кричали, приглашая нас причалить к берегу.
С большим трудом, преодолевая течение реки, нам удалось
привязать салики к ольховым кустам.
— Давай скорей ружье! — наперебой заговорили всадники,
путая русские слова с тувинскими.— Дикий гусь стрелять надо.
По заводи, где река делала крутые кривуны, метался
крупный северный гусь. Он сильно и быстро махал крыльями, а
взлететь не мог. Создавалось впечатление, будто кто-то дергал
его за ноги. Птица истошно гоготала, кувыркалась и, вдруг
с криком вытянув шею и растопырив крылья, скрылась под
водой. Через некоторое время она снова показалась на
поверхности и неуклюжими порывистыми бросками поплыла к берегу.
Одно крыло у нее беспомощно волочилось. Тут на мгновение из
воды высунулась широченная тайменья пасть с кривыми
клыками.
Мы подбежали к заводи и выстрелами из мелкокалиберных
винтовок прекратили агонию гуся.
На воде плавало одно белое перо. Я поймал его и спрятал
в походную сумку. В Ленинграде сделал из него поплавок.
Всякий раз, как наступает воскресенье или пора отпуска, перо
дикого гуся зовет меня к путешествиям. И, покорный этому
властному призыву, я сажусь в первый попавшийся грузовик
и мчусь куда-нибудь подальше от шумного дымного города.
Луна. Однажды гусиное перо привело меня к тростниковому
безымянному озеру, затерявшемуся в сосновом лесу
Карельского перешейка. Я надул резиновую лодку, столкнул ее на воду,
привязал к колу и, забросив удочку, стал ждать рассвета.
Теплый влажный ветерок слегка теребил сосновые пголкп,
и они шушукались тихо, будто боялись всколыхнуть
безмолвную, блестящую поверхность озера. Томно стонали лягушки,
мерно и гулко, как замедленные часы, тикали по воде
капельки росы, падающие с листа ивы. Гусиное перышко поплавка
стояло неподвижно, торчком, как белый колышек, впаянный в
лед. Большая круглая луна ныряла прямо под лодку. Казалось,
она лежала на дне озера.
12

Я любовался луной. И вдруг вижу: острый колышек
гусиного пера наклонился, лег на воду и тихонько пошел в
сторону. Я схватил удилище. Луна заколыхалась на волнах. Долго
я боролся с невидимым соперником, но вот он покорно всплыл,
и я взял за жабры большого белого леща. Луна пропала
со дна озера, спряталась за черные тучи. А мне казалось, что
она легла в мою лодку и тускло поблескивает чешуей.
Утром мимо меня плыли на плоскодонке два рыболова.
— Ну как? — задали они обычный вопрос.
— Да вот! — я с гордостью поднял белую круглую рыбину.
— И только?! — засмеялись они и приблизились ко мне
вплотную, чтобы я смог рассмотреть на дне их лодки семь
огромных, широких, как бронзовые подносы, золотисто-серых лещей.
— Надо ловить у камышей! — назидательно сказали они.
Я ничего не ответил. Пусть у них много рыбы! Пусть! Зато
я поймал луну. Всю ночь она дразнила меня с глубины озера
своим недосягаемым белым сиянием.
Рак. Ловил я как-то удочками красноперку в одном
псковском озере. Ловил, ловил и так замерз, что даже крапивница
выступила на теле пухлыми лепешками. Поднял якорь-камень
и поплыл. Гребу веслами изо всех сил, греюсь. Пристал к
высокому холмистому берегу. Под ним затишье: не плещутся
волны, не дует холодный ветер. Набрал кучу сухих лесин, запалил
костер.
Кипяток весело булькает в котелке, плотички на вертелах
покрываются золотистыми корочками, картошка печется в
углях. Хорошо мне, тепло, и вкусно дышать. А уж когда напился
крепкого чаю со спелой малиной,— совсем стало чудесно.
Развалился я на теплых камнях, затекшие ноги поглаживаю,
спину с хрустом расправляю — ведь целый день просидел в
лодке прикованный магическими чарами гусиного пера. Лежу, а
вокруг такая благодать. Деревья шепчутся, сизые тростники
шелестят, волны ласково мурлыкают вдали. Белый пар
стелется по озеру, медленно синея и сливаясь с темнеющими грядами
леса. Один я. Хорошо одному у костра!
Один ли* Огляделся вокруг, а у самой воды лежит рак.
В огонь смотрит. Смотрит и не движется, будто остолбенел-
Глаза на палочках, усы — точно два кнута. Того и гляди, от
восторга свистнет.
— Привет! — говорю ему. Он даже назад не пятится.
Я подбросил в огонь березовых веток. Рак гребанул хвостом-
лопатой— только песок из-под усов брызнул — и мгновенно
исчез в темной воде. Но ненадолго. Опять вылез и пошел по
траве на своих тонких паучьих ножках, грозно выставив перед
собой кривые вилы — клешни. Поднял кусочек жареной рыбы,
сунул под панцирь — в рот. Понравилось — еще поднял. Так
13

потихоньку подобрался ко мне. Положил на мою ногу
шершавые холодные клешни и уставился в огонь, словно
зачарованный. Лежал, лежал да вдруг как ущипнет меня за палец. Я
едва сдержался от крика: интересно все-таки, что он будет
делать дальше. А он опять клешней, как щипцами, впился в ногу.
Кусок мяса норовит отодрать, да побольше, а сам назад
пятится— к воде. Схватил я разбойника, поднес к костру.
— Дуралей ты, дуралей клешастый,— говорю.— Неужели
тебе надоел твой черный панцирь и ты хочешь сделаться
красным— вареным раком? Тикай скорей в воду. Да не суй больше
свои глупые усы в огонь. Нынче рыболовы пошли веселые, они
покажут тебе, где раки зимуют.
Две форельки. Ох уж и доставило мне однажды хлопот
гусиное перо! А все потому, что я похвастался перед своим
соседом, что могу ловить хариусов даже с закрытыми глазами.
— А форель? — спросил он.
— Ну какая разница! — ответил я, хотя на самом деле за
всю жизнь не поймал еще ни одной форели.
— Тогда махнем на Волчью речку. Там, говорят, за каждым
камнем форель трепещется.
Мы поднялись в пять часов утра. Больше трех часов
тряслись в душном тесном вагоне. Затем двенадцать километров
шагали по болотистой тропинке. А потом весь день прыгали по
скользким валунам — падали, мокли, обдирались в кустах, а
всего-то поймали... две форельки.
Назад мой сосед брел мрачнее грозовой тучи. Он проклинал
комаров, крапиву, чащобу, дождь. Называл форель «конопатой
стервой».
— Ну что ты ворчишь? —не выдержал я.—Какая же она
«конопатая»?
В ответ мой спутник всю желчь своего гнева выплеснул на
меня. Уж как только он не издевался надо мной! Уж какими
только словами не разоблачал мое «умение» ловить форель!
Я слушал и молчал. Что с ним спорить?
Волчья речка текла среди белой пенистой черемухи. По
берегам ее золотыми огоньками горели лютики. Клейкие
березовые листики пахли парным медом. А сосед мой прикоснулся
случайно к жгучей крапиве и будто ослеп.
Весь день мы кланялись речке, размахивая удилищами. Весь
день вокруг нас захлебывались неистовыми трелями соловьи,
куковали кукушки — все птицы на свой лад радовались весне.
А он плюхнулся нечаянно в воду и будто оглох.
Недаром у форелей-пеструшек разная окраска: черпая и
малиновая. Одни видят на ней только черные пятна, а
другие— красивые цветы.
14

Встреча. День был солнечный, яркий. Горячий воздух
дрожал над пшеничными полями, словно в пекарне. Звонко,
взахлеб верещали кузнечики.
Я сидел в кустах ракиты и смотрел на тихую поверхность
речки. Вода в ней была прозрачная и такая холодная, что даже
в жаркую июльскую пору она, как электрическим током,
пронзала тело ледяными колючками. В этой ключевой речке
водились только ельцы — жирные, толстогривые и очень капризные.
Редко какой-нибудь шальной хватит на зеленого кузнечика.
Я сидел в кустах и ждал, когда лучи солнца упадут прямо
на середину заводи. Вот, наконец, речка озарилась ярким
светом. Откуда-то со дна медленно поднялась стая блестящих
серебристых рыб. Ельцы неподвижно замерли возле кустов,
выставив наружу серые спины. Они грелись, лениво шевеля
губами. Я собирался подбросить им крючок с кузпечиком, как
вдруг с обрывистого берега прямо на стаю прыгнула чернявая
кошка. Она схватила зубами ельца, вылезла около меня и с
хрустом стала терзать рыбу.
Постой, постой! Какая же это кошка! Это норка! Очень
редкий зверек в Липецкой области! Вот тебе и рыбалка. Пришел
за ельцом, а подсмотрел такое, о чем и не мечтал.
Двадцать настроений в час. У меня было отличное
настроение. Мы успешно закончили геологические маршруты по
Саянскому хребту, и начальник партии наградил йас «банным
днем». Я окунулся в горном озере, сменил белье и, сунув за
пазуху кусок горелой лепешки, побежал с удочкой к реке. Наю>
нец-то отведу душу ловлей хариусов! Как я мечтал об этой
красивой стремительной рыбе!
У меня была великолепная коллекция искусственных
мушек— из перьев петухов, глухарей, куропаток, уток, из шерсти
оленей, белок, медведей, соболей и даже из волосков
человеческих бород разной масти. По мере того как я приближался к
реке, мое настроение подымалось.
Вот и перекат! Я вижу, как плещутся хариусы. Я очень
волнуюсь. Подхожу к зеленой сланцевой скале. Она круто
обрывается к воде, а под скалой — темная пещера. Бурунистые
струи гулко дробятся и пенятся в пещере. Бросаю мушку за
мушкой — хариусы мелькают, как ласточки, и я не успеваю их
подсечь. Я начинаю нервничать, злиться. Потом плюю на
искусственные мушки и шарю по траве в поисках живых
кузнечиков. Постепенно успокаиваюсь.
Вот я насадил кузнечика на крючок и опустил под скалу.
И хариус не выплюнул его, как обманку. Он проглотил
кузнечика, а вместе с ним крючок. Ох, как он вертелся! Какие делал
свечки! Я не могу описать своего восторга... Попался! Попался!
Я с гордостью держал породистого горбача, любуясь волни-
15

стым крапчатым гребнем на его лиловой спине. Он
крутанулся и полетел в реку. Я машинально кинулся за ним, кожаные
подошвы сапог предательски скользнули по тальковым
сланцам, как по нефтяной смазке. Течение мгновенно захлестнуло
меня с головой и швырнуло под пещеру. Там было тесно,
страшно! Я захлебывался... Меня било, трепало об острые ребристые
камни. Собрав всю волю, я обхватил донный валун, потом
оттолкнулся ногами от свода пещеры и вынырнул в самой
стремнине потока. Крутой кривун течения с шумом выкинул меня на
песчаную косу. Долго я лежал не в силах пошевелить руками.
Потом я засмеялся. Потом схватил свою удочку и, стуча
зубами, побежал в лагерь, где упругим парусом надувалась от
горячего пара походная баня-палатка.
— Братцы, позвольте погреться! — взмолился я.
— Давай забирайся! Но следующий раз имей в виду:
лентяев пускать в парилку не будем.
— Ладно, ладно! Теперь я всегда буду носить дрова. И
носить, и пилить, и колоть!
Я согрелся горячей водой, надел сухое белье и, взяв новую
порцию лепешек, побежал ловить хариусов.
Лев Самойлов
ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ
Драгоценный трофей. По освобожденной земле Советской
Прибалтики шагала последняя военная весна. Радостно пели
скворцы, а суровые воды Балтики оглашались кликами чаек.
Но тогда люди не слушали пения скворцов. Люди слушали
оперативные сводки. Вместе с фронтом двигалась и наша
редакция. Позади остался Таллин, пройдены Рига, Клайпеда,
Паланга. Остановились мы на время в небольшом немецком городке,
понадобились койки.
Старинный, многое повидавший на своем веку городок был
полностью разрушен. В нем не осталось ни одной живой души.
Лежавшие в руинах улицы были пустынны. Подавленные
мрачной картиной, мы молча брели среди развалин. Попадались
роскошные двуспальные кровати из красного дерева. Попадались
громоздкие агрегаты с похожими на елочные украшения
никелированными бомбошками, с целым набором никелированных
трубок, уместных скорее в соборном органе, чем в такой
утилитарной вещи, как кровать. Но нам нужны были двадцать две
простые койки. К вечеру в нашей полуторке их было двадцать.
Наконец в разбитом одноэтажном доме нашли еще две. Можно
было возвращаться в часть. Я подошел к окну. Темнело. На по-
16

докошшке лежала какая-то коробочка. Равнодушно взял ее в
руки. Без всякого интереса открыл и... невыразимая горечь
смешалась с чувством ребячьего счастья. В коробочке лежали
простые рыболовные крючки. Не очень крупные, кованые,
сработанные довольно скверно, они могли бы вызвать лишь презре-»
ние у нынешнего поколения рыб. Поколения капризного и
привередливого. Но тогда в моих руках эти дрянные крючки
сверкали бесценным, сказочным кладом. На какое-то мгновение от*
ступили, исчезли руины чужого, мертвого города. Ласково и
призывно зажурчала милая моему сердцу речка Псёл. Зашеле*
стел прибрежный камыш. Плеснулась несмышленая
краснопёрка. Все это осталось где-то далеко-далеко на Полтавщине. Нет,
еще дальше, в полузабытой моей юности...
Я крепко сжал в руках драгоценную находку.
Поздно вечером мы вернулись в редакцию. А утром, едва
забрезжил рассвет, я уже был на пирсе и, дрожа от
нетерпения, мастерил удочку. Через несколько минут на моем крючке
болталась тощая, ленивая камбала.
И все-таки это была рыбалка! Счастливый, смотрел я на
выплывающее из-за горизонта солнце и всем своим существом
чуял весну.
Лекция. Как-то гостил я у своей родни в уютном
черноморском городке. Верный привычке, вставал на утренней зорьке,
собирал удочки и отправлялся в порт ловить барабульку,
красивую шуструю рыбешку, известную в иных местах под именем
султанки. Как рано я ни вставал, но к моему приходу на
пристани уже сидело несколько рыболовов и среди них непременно
Сергей Сергеич — пожилой человек в капитанской фуражке и
выцветшем, видавшем виды кителе. Мы с ним познакомились.
Сергей Сергеич был человек неразговорчивый, на первый взгляд
даже хмурый. Но, узнав, что черноморская рыбалка для меня
внове, он охотно взял надо мною шефство и принялся
посвящать в здешнюю специфику.
Часов в шесть утра Сергей Сергеич поднимался и говорил:
— Ну, мне пора. До завтрашней зорьки.—И уходил, унося,
как правило, недурной улов. Однажды перед тем; как
попрощаться, он вдруг спросил:
— Не хотите пойти завтра в море? Кефаль на самодур
хорошо берет...
— Как же от такого отказаться! Но для выхода в море
нужно разрешение пограничников...
— Это я устрою,— сказал он.— Приходите утром к шести.
Прямо вон туда, видите, где стоят будочки.
Конечно же, пришел я значительно раньше условленного
срока. Еще не было и пяти. Небольшая территория была
огорожена низким заборчиком. За ним ровной шеренгой выстроилось
17

десятка два деревянных будок. У берега в воде стояли лодки
и небольшие баркасики. У входа на территорию — дощечка с
надписью: «База добровольного спортивного общества
«Рыболов-спортсмен». Под дощечкой на табуретке сладко
дремлющий сторож, в тюбетейке, сдвинутой на нос. Полный порядок.
Сергей Сергеич явился точно к шести.
— А я, знаете, часика два в порту посидел. Отлично берет
барабулька.
— Разрешат мне идти с вами в море?
— Все улажено. Как только на том буйке поднимут «добро»,
мы и двинемся.
Он отпер свою будку. Чего только в ней не было! Шкерты,
тросы, разлапистый якорь, подвесной мотор, на полках лески,
крючки, баночки с живыми рачками...
Мы снесли мотор к одному из баркасов, и Сергей Сергеич
приладил его к корме. Потом принялся священнодействовать
над снастью. Придирчиво осматривал каждое перышко, каждый
крючок. Наконец все приведено в полную готовность. На часах
семь. Погода стоит — лучшей не пожелаешь. А выход в море
еще не разрешен. Половина Восьмого. Рыболовы сидят по
своим лодкам и не сводят глаз с заветного буйка. Восемь. Сигнала
по-прежнему нет. Сергей Сергеич недоуменно пожимает
плечами: что они там мудрят? Волйение среди рыболовов
постепенно нарастает. Кто-то куда-то побежал звонить...
В девять часов появился сам председатель общества. С ним
какой-то человек с пухлым портфелем. Председатель что-то
сказал сторожу, и тот поспешно стал стаскивать на середину
территории скамейки. Принесли откуда-то небольшой столик,
поставили на него графин с водой. Председатель постучал
карандашом по графину и громко крикнул:
— Прошу, товарищи, подсаживаться поближе! Сегодня у
ндс выступает...
Сергей Сергеич смущенно посмотрел на меня и сказал:
— Ну все.— И, словно прося у меня прощения, объяснил: —
Народ у нас такой, что на лекцию не соберешь. А
воспитательную работу председатель проводить должен. Вот он и ловчит.
Вы уж извините, что так вышло.
После ухода лектора на буйке взвилось долгожданное
«добро». Но в тот день в море мы так и не пошли. Упущено было
лучшее время. А лекция была полезная. Вот только о чем,
убейте— не помню.
Наглядная агитация. Что уж там скрывать, не разделяет
жена моего увлечения. Вернее, не разделяла. Не скажу, чтоб
она устраивала сцены па этой почве или, как говорится, пилила
без конца. Нет, этого не было. Хуже было. Она никогда не
упускала случая ехидно проехаться по моему адресу. Причем де-
18

лала это, как правило, на людях, когда собирались друзья или
знакомые, которых хлебом не корми, а дай поострить насчет
мозоли на предплечье у рыболова («вот такую рыбину
поймал!») или по поводу сошедшей с крючка «самой крупной»
(«килограммов на десять, ей-ей!»). Обижаться на жену не
следовало бы, так как в общем это был юмор. Но я обижался.
И порой сильно обижался. Судите сами. Неделю подряд
носишь домой то крупных голавликов, то хорошего язька —
молчит. Но стоит однажды прийти пустым, как тут же
произносится испытанная «острота»:
— Чем целый день мучиться, зашел бы в рыбный магазин,
там сегодня сомов привезли.
Когда возвращаешься с пустыми руками и вдобавок на тебя
с вожделением смотрят сбежавшиеся со всего поселка кошки,
тут уж не до чувства юмора. Так было и в тот день, о котором
я хочу рассказать.
Безуспешно пробродив по реке с рассвета, вернулся я ни с
чем. Вернее, ко дну моей сумки присохло несколько
мумифицировавшихся уклеек и плотвиц. Но ведь, честное слово, сошел
лещ! Конечно, не на десять килограммов, но килограмма два
было верных. Знаю, что лью бальзам на душу
друзьям-острякам, которые уже перемигиваются в предвкушении веселых
минут, но что я могу поделать, если он, подлый, действительно
сошел! И случилось это так: совсем потеряв надежду поймать
что-либо путное, я подтянул поплавок повыше, снял груз и стал
ловить уклеек (для чёртовых кошек!). И надо же, тут-то он и
цапнул! Я уже видел его большую нахальную морду, когда
вдруг почувствовал, что крючок легко повис в воздухе. Лещ
ушел. Злой и обиженный, смотал я удочки и поплелся домой.
Ноги моей больше не будет на этой речке!
Пришел домой, а тут моя дражайшая половина с ее
юмором. Не стал даже обедать. Завалился на кровать, повернулся
к стенке лицом и заснул. Проснулся вечером. Но о своем леще
рассказывать не стал. Зачем? Кто здесь поймет мои страдания!
А вечер был отменный. Самое время прихватить удочки и —
к реке.
Заметив мои приготовления, жена разразилась упреками:
— Нет, чтобы по-человечески просто пойти погулять,
полюбоваться природой, посмотреть закат. Он опять за своё. И что
это за болезнь такая!
Я почувствовал, что на этот раз пахнет совсем не юмором,
и сдался. Оставил удочки в сарае и отправился с женой
обозревать закат.
Мы шли берегом нашей великолепной реки. Тихие затоны,
широкие плёсы и бурные перекаты рассказывали мне о своих
обитателях, а я пытался пересказать все жене.
19

— Вот здесь холит голавль. А там, вой в той яме,
непременно есть крупный окунь... Слышишь всплеск? Это щука глушит
хвостом мелюзгу...
Но жена оставалась совершенно равнодушна ко всему, что
волновало меня. По противоположному крутому берегу шел
человек со спиннингом. Он шел и хлестал по воде золотистой
блесной.
— Вот еще один старатель,— сказала жена.— И не устает
же, несчастный. А дома, наверное, тоже...
Она не договорила. В воде что-то сильно брыкнуло, и мы
увидели, как после недолгой, но напряженной борьбы рыболов
вывел на песчаную отмель крупную щуку. Мы замерли. Замер
и сам рыболов. Намотавшись за день, он, видимо, порядком
устал и сейчас не мог никак решиться спрыгнуть с обрыва, чтоб
перехватить рыбу. На мгновение замерла и щука. Выброшенная
на берег, она, попросту говоря, одурела. Эта драматическая
пантомима длилась считанные секунды. Потом рыбина пришла
в себя, высоко подпрыгнула, словно на пружине, освободилась
от блесны и шлепнулась в воду.
Раздался пронзительный, отчаянный вопль:
— Что же вы смотрите! Хватайте ее! Держите!
Это кричала моя жена.
По дороге домой она никак не могла успокоиться. Как
можно было упустить такую рыбу! Закатом мы не любовались.
Жена решила лечь спать пораньше. Я обещал разбудить ее в
три часа утра на рыбалку.
Н. Блинов
ЯГЕЛЬНЫЙ БОР
Не знаю, какой романтик дал такое необычное название
крошечному разъезду на берегу огромного озера Имандра, но
согласитесь, что оно звучит красиво. Так и представляешь себе
неохватные пространства хрустящих кудрей белого мха ягеля
и несметные стада северных оленей, бродящих по ним, опустив
головы долу.
На самом же деле ягеля там ничуть не больше, чем в
любом другом месте Кольского полуострова, а оленей нет
вообще— что им делать около железной дороги, где каждые
полчаса грохочут тяжелые составы? Стоят там всего два
деревянных одноэтажных дома, срубленных, должно быть, еще во
время строительства дороги, да несколько сараев примерно того
же возраста. С одной стороны на голом пологом склоне
прилепились дома, темные от времени и февральских свирепых
20

ветров, а с другой почти к самым рельсам подступает озеро-
Летом оно шумно плещет в мшистые берега свинцовой
холодной волной, зимой между озером и железной дорогой старый
путевой обходчик Тимофей Аверьянович устанавливает
деревянные фашины, чтобы не заметало снегом рельсы.
Сюда в Ягельный бор и повадился я ездить на весенний
подледный лов: хороший хариус берет на Имандре в эту пору, а
налимы попадаются такие, что в лунку не вытащишь — не
пролезают. И каждый раз я непременно навещал старика Аверья-
ныча, даже если и не оставался у него ночевать. Тимофей
Аверьянович знал здешние места, как никто другой. По вечерам
под треск костра на берегу или под уютное гудение печки в
комнатке на разъезде он много рассказывал удивительных историй
из своей охотничьей жизни.
С характером был человек. Уж если кого невзлюбит, так
невзлюбит... Моему приезду старик всегда радовался, хотя
внешне ничем этого не показывал. Но как-то раз я приехал к
нему с одним знакомым. Знакомый был важной птицей, но с
нами на рыбалке старался быть свойским парнем, хотя это и
получалось у него неестественно. Он преувеличенно громко
смеялся и со смаком пил водку.
— И не скучно тебе, папаша, в этакой берлоге? —спросил
он Аверьяныча после третьей рюмки, фамильярно похлопывая
его по плечу.
Старик едва заметным движением сбросил его руку и
негромко произнес:
— Счастье твое, что я тебе не папаша! Был бы у меня такой
сынок, порол бы его по три раза на дню, как Сидорову козу...
Долго после этого я не решался никого брать с собой в
Ягельный бор, но однажды в конце апреля все же рискнул
отправиться туда со своим сослуживцем Федором Ивановичем
Веселовым.
Был он высок, худ и нескладен. Как многие близорукие
люди, часто щурился и рассеянно улыбался. За свои тридцать
пять лет он так и не смог избавиться от застенчивости, часто
смущаясь, говорил невпопад и краснел до слез.
Когда я увидел на вокзале его огромный, бесформенный
рюкзак с торчащими во все стороны удочками, напоминающими
антенны спутника, я понял, что совершил ошибку.
— Что это вы, милый человек? Похоже, на зимовку
собрались,— укорил я его.
— Да я и сам... Знаете, все жена...— торопливо заговорил
он, переводя дух.
При этом он смотрел на меня своими добрыми близорукими
глазами, словно прося прощения за что-то, и я перестал на него
сердиться.
21

В поезде Федор Иванович был чрезвычайно оживлен, пока*
зывал мне новые снасти, купленные в магазине «Динамо»,
угощал домашними пирожками, а потом признался:
— Я по натуре своей очень страстный человек...
Мне трудно было сдержать улыбку: сутулая фигура и очки
с толстыми стеклами не очень гармонировали с обликом
мужчины, обуреваемого пылкими страстями. Федор Иванович
тотчас покраснел:
— Нет, я не то... Вернее, вы не то... Я имею в виду, что лег-
го увлекаюсь, В прошлом году увлекся рыбной ловлей. Такое
удовольствие! Летом я много бродил, а вот зимой не приходи-»
лось... Спасибо, что взяли.
От благодарности, выражаемой подобным образом, всегда
появляется чувство неловкости, словно тебя подозревают в
хорошем поступке, которого ты на самом деле не совершил, и я
еще раз пожалел, что взял его с собой.
Ягельный бор встретил нас мокрым холодным ветром. Поезд
ушел.. Мы остались на сером песке насыпи.
— Вот,— сказал я.— Это и есть Имандра.
Озеро лежало перед нами, дальний конец его уходил за
высокий лесистый мыс. Лед был насыщен влагой и ноздреват, как
фруктовый сахар.. Берега уже очистились от снега, между
темными мшистыми кочками кое-где пробивалась слабая бледная
травка. С севера шли низкие тучи, было ясно, что к вечеру
похолодает. И все же, несмотря на осенний ветер, в воздухе
пахло весной. Не знаю, из чего возникает этот запах. То ли из
терпкого аромата оттаявшей земли или, быть может, так свежо
пахнут деревья, отряхнувшие последние гроздья снега, но запах
этот отличен от всех других.
-г Хорошо здесь! — сказал Федор Иванович, раскидывая
руки и глубоко дыша.
Я, откровенно говоря, видел мало хорошего в
приближающейся погоде, но промолчал. Поглядел на хмурые дома полу*
станка, сомневаясь, стоит ли вести Федора Ивановича к
старому Аверьяиычу, но тут увидел его. Старик неторопливо шел к
нам, дымя папиросой. Мы поздоровались.
— Что, Николай, тянет на знакомые места? Хорошо
приехал, в самый раз. Вон как лед взбурел. Время гольцу к берегу
подаваться. А хариус уже там,— сказал он мне, неодобрительно
косясь на многоугольный рюкзак моего спутника.
Постояли, покурили в кулак, поговорили про погоду, про
переменчивое рыбацкое счастье, и Аверьяныч вызвался проводить
нас за мыс, показать свои лунки.
Мы спустились к озеру. Темная тяжелая вода выступала у
закраин, лизала желтоватые пятна на льду. Казалось, что на
лед пробраться невозможно, но я знал аккуратность Аверьяны-
ча. И точно: там, где, упираясь в водную кромку, кончалась из-»
22

вилистая тропа, лежали перекинутые на лед две березовые
слеги. Мы гуськом перебрались по ним и зашагали по темной
скользкой стежке на жухлом потемневшем льду.
Пока мы молча шли друг за другом, даль озера начала
тонуть в снежной мути, а скоро скрылась совсем, слилась с серым
небом.
— Гляди, сейчас закрутит! — сказал Тимофей Аверьяныч.
И сразу же понеслись снежные заряды — не легкая
капризная поземка, как зимой, поструится, играя, и оставит на насте
только причудливую белую змейку; весенний ветер несет
мокрый снег, он летит косо к земле и пристает к ней, как
приклеенный. Через минуту повалили крупные хлопья, тяжело
кружась в воздухе и ощутимо шлепая по лицу. Холодные капли
потекли за воротник. Снег был таким густым, что скрыл от нас
и ближайший берег, и дома полустанка, и мыс с ярким
песчаным срезом, даже тропинку на льду трудно было различить.
Аверьяныч шел впереди, щупая дорогу длинной палкой.
— Держись, ребята, тропки,— говорил он, не оборачиваясь,
ветер относил его слова в сторону.— Тут под снегом вода, в
сапоги начерпать можно.
За спиной я слышал сосредоточенное сопение Федора
Ивановича, а оборачиваясь, видел его долговязую фигуру,
согнувшуюся в три погибели под тяжестью огромного рюкзака.
— Как, Федор Иванович? Держитесь?!— прокричал я ему.
— Славно валит... Как в сказке,— отвечал он, стараясь на
ходу вытереть снежные хлопья с очков.
«Ну и веселый же человек»,— подумал я и больше не
оборачивался, потому что идти стало трудно, ветер дул в бок и
норовил спихнуть с тропки.
Через несколько минут ветер прекратился так же
неожиданно, как и налетел. Аверьяныч воткнул палку в снег и
повернулся ко мне.
— Всё,— сказал он, стряхивая с плеч и рукавов остатки
снега.—Теперь всю ночь ясно будет. Эй, а где ж ты своего
товарища затерял?
Я оглянулся. Занесенная тропка едва намечалась среди
свежей белизны выпавшего снега, Федора Ивановича не было
видно. Внутри у меня всё оборвалось. Пропал, нелепый человек!
Провалился!
Аверьяныч, крупно шагая, уже спешил назад. И тут я
увидел на льду, метрах в двадцати от тропки, темную
бесформенную массу, припорошенную снежной пудрой. Куча
шевелилась и медленно двигалась куда-то в сторону дальнего берега.
Приглядевшись, я узнал распростертую фигуру Федора
Ивановича, многоугольный рюкзак придавал ему сходство с
огромной улиткой.
23

Мы подбежали к нему, проваливаясь в воду под снегом.
Федор Иванович, не обращая на нас внимания, старательно
полз, поочередно выбрасывая вперед то одну, то другую руку и
подтягивая тело.
— Федор Иванович! Куда вы?! — закричал я.
Мы помогли подняться ему. Он встал на ноги, наст
провалился, и он вдруг снова лег на мокрый снег.
— Вы знаете, я почему-то проваливаюсь под лед...
Очевидно, рюкзак слишком тяжел,— смущенно сказал он, подымая к
нам голову.— Пришлось ползти.
— Эх, горемыка! — вздохнул Аверьяныч, на висках его
лучились веселые морщинки.—Да тут лед, считай, с метр толщины.
Вода под снегом, вишь мы стоим.
Федор Иванович засмущался еще больше. Он встал на ноги
и из-под очков виновато поглядел на меня. «Ну что ты с ним
будешь делать!»—в сердцах подумал я, глядя, как с его
меховой куртки капает вода. Я выбрался на тропинку и пошел
вперед. До мыса оставалось не более полкилометра.
Старик за моей спиной утешал мокрого Федора Ивановича:
— А ты правильно поступил. Чуть ноги под лед — враз
ложись и ползи! Придем, на мысу огонь запалим, в момент
согреешься, обсохнешь. В первую голову не робей!
— А я ничего, не робею,— отвечал Федор Иванович.
Мы подошли к мысу. Здесь озеро сужалось, постепенно
мелея, дальше переходило в заводь, куда впадала шумливая
речушка Куна. Место это считалось у рыболовов самым
удачливым. Скоро навстречу нам стали попадаться скрюченные
фигуры, сидящие у своих лунок на складных стульчиках, ящиках,
набросанных еловых лапах. Я подошел к ближайшему от
тропинки. Толстый усатый дядька глянул на меня из-за поднятого
воротника овчинного полушубка и приветливо кивнул.
— Ну как? — спросил я.— Клюет?
Рыболов никогда не скажет, что клев хорош. Сказать так,
значило бы искушать судьбу, а рыболовы народ необычайно
суеверный.
— Нет, не то! — ответил мне толстяк, морщась и шевеля
усами.—Слабо что-то на этот раз. В прошлую субботу брала
ничего себе, а сегодня — не то.
Я увидел у его ног две аккуратные кучки: в одной лежали
гольцы и кумжы, изредка приподнимая резные хвосты, в
другой извивались налимы. Улов был явно неплох! Я почувствовал,
как в груди моей закипает нетерпение.
Аверьяныч привел нас к своим лункам, тщательно
замаскированным от чужого глаза. Я начал было расчищать их от
снега и льда, но заметил, что Федор Иванович совсем
закоченел. Терзаясь угрызениями совести, я достал из рюкзака свою
походную флягу и алюминиевую кружку. Аверьяныч взял то-
24

пор и повел нашего мокрого попутчика на берег сушиться*
Я поглядел им вслед и принялся готовичь снасти.
Какое это наслаждение опустить чуть дрожащими
пальцами в лунку, в прозрачную воду, подсвеченную снизу
зеленоватым мерцанием льда, блесну с наживкой, чуть подергивать
леску и ждать рывка! Казалось бы, чего ждать — ну поймаешь
десяток-другой гольцов или не поймаешь, не все ли равно?
А ведь сидишь и волнуешься, как мальчишка, вдруг клюнет
такая, что не вытащишь, вдруг оборвет леску, вдруг сорвется...
Клевало бойко. В первый же час я вытащил десяток
одинаковых гольцов, граммов по двести каждый, и пару больших
налимов. Изредка я поглядывал на берег и видел сизый дымок
между деревьев, прикорнувшую на кочке фигуру Федора
Ивановича, Аверьяныч, должно быть, разжег костер и ушел на
полустанок.
Скоро клев ослабел, стали брать одни только мелкие
налимы, которые, как известно, считаются у рыболовов добычей
второго сорта. Нет в них стремительности гольца, они не рвут
леску из рук, а просто повисают на ней, словно гиря. Я захватил
сверло и пошел к берегу ловить хариуса.
Здесь было мелко — метра полтора свободной воды, не
больше. Дневной свет проникал в воду через лед, и,
накрывшись с головой, в лунке можно было различить желтоватый
песок на дне и край большого покатого камня. Приполз по
дну маленький налим, повертелся около блесны и, недолго
думая, проглотил ее. Пришлось вытащить налима, на воздухе он
оказался еще меньше — с палец. Минут пять я тщетно
подергивал леску — никого. Потом заметил легкое облачко мути*
выплывшее из-под камня. А через мгновение увидел хариуса.
Не всего, а только его крупную в крапинках голову. Голова
подсунулась к наживке — я замер — и исчезла. Я снова начал
подергивать. Хариус появился опять, его длинное
сигарообразное тело проскользнуло мимо блесны, чуть не задевая ее.
Тогда я положил червяка с блесной на дно. Снова высунулась
голова, понюхала наживу — я отчетливо видел, как
приоткрывается рот,— и отодвинулась. Я осторожно дернул блесну вверх*
Хариус подплыл к ней, но я вновь поддернул. Тогда он
быстрым движением схватил блесну. Я увидел его темную спину,
взмах хвоста, песчаный круговорот и резко рванул леску.
Попался! Минут пять я вываживал его, не давая стукнуться о
кромку льда,— сорвется, а потом сильным рывком выбросил на
лед.
Покончив с хариусом, я вспомнил про Федора Ивановича и
решил пойти разбудить его. Но он сам уже брел из-за мыса,
высоко поднимая ноги. Что-то странное было в его фигуре.
Я пригляделся и вдруг понял, что на нем нет сапог. Он шел по
25

снегу в одних носках. Я двинулся ему навстречу. Узнав меня,
он сделал испуганное движение, словно собираясь бежать.
— Ну, а теперь в чем дело? — сухо спросил я. Мне уже
изрядно надоели его приключения.
— Пропали сапоги. Заснул — были, проснулся — нет! —
сказал он, поникая.
От него исходил сильный запах горелой материи. Я
поглядел ему за спину и увидел, что весь низ его роскошной
меховой куртки обгорел, а на брюках красуется огромная дыра с
черной бахромой по краям,
— Да вы же сожгли их! Понимаете, сожгли,— сказал я.
Он ничего не ответил. Мы подошли к рюкзакам. Я вытащил
из своего рюкзака сухие носки, валенки. Федор Иванович
переобулся.
Часа полтора мы молча ловили. Потом стало темнеть.
Рыболовы развели костры на берегу, громко переговаривались.
В небе зажглись звезды. Закрывая их, шли облака. Когда они
проходили над озером, его белый покров подсвечивал их
снизу, и они казались серыми клочьями дыма на фоне черноты
ночного неба. Похолодало. Лунки затянулись хрустким ледком.
— Пора на ночлег! — предложил я.
Мы смотали снасти, собрали рюкзаки. При сборах Федор
Иванович умудрился-таки окунуть валенок в лунку и потерять
очки, которые пришлось искать с фонариком. Я уже не
возмущался, я привык.
У Аверьяныча нас ждали застланные тулупами и цветными
лоскутными одеялами скамьи. Мы улеглись, и я мгновенно
заснул, словно провалился.
Когда я проснулся, сквозь маленькое оконце лился мягкий
утренний свет. Жена Аверьяныча сидела у стола и штопала
куртку Федора Ивановича. Больше никого в каморке не было.
Я оделся и вышел на крыльцо. На ступеньках сидели двое.
— Вы знаете,— услышал я голос Федора Ивановича,— мне
в рыбной ловле главное — это не рыбу половить, а вот так вот
поглядеть на утреннее небо, послушать, как шелестит ветер по
снегу... Или побродить по сопкам, поглядеть с вершины на
озеро, на мох, на траву...
— Понимаю,— отвечал скрипучий голос Аверьяныча.— Я
вот, бывало, уеду в город к сыну. Месяц поживу и чую—нет,
не могу! Тянет обратно, мочи нет, как тянет... Привык, что ли.
А ты парень крепкий, упорный мужик, на вид нипочем не
скажешь...
При этих словах мне пришло в голову, что, несмотря на все
свои злоключения, Федор Иванович ни разу не пожаловался, не
захныкал, не попросил меня о чем-нибудь. И мне показалась
несправедливой моя вчерашняя злость. Я пожалел, что это не
26

я говорю ему слова похвалы, а старый Аверьяныч, который
видит его первый раз в жизни.
Я подошел к ним и сел рядом на влажную ступеньку. За
зубчатой кромкой леса поднималось солнце. Низкорослые
березки на берегу бросали на белый искристый покров озера
голубые стройные тени. Резко обозначились следы на гладкой
поверхности озера, стали заметны бугорки и впадины. Небо
бледно розовело в зените, и лед на озере отдавал чуть
заметным- теплым блеском, словно то был не лед, а розовое
атласное одеяло.
Под крыльцом шуршал какой-то зверек. Одинокая коза ле«
ниво ходила вокруг столбика, к которому была привязана, и
смотрела на солнце. Чувство неловкости перед Федором
Ивановичем все не проходило.
— Федор Иванович,— начал я,— мне, право, жаль, что с
вами приключилось столько неприятностей. Наверное, это я
виноват во многих...
— Что вы? — удивился Федор Иванович.— Все было чудес*
но... Прелесть, как хорошо... Я так вам благодарен...
И тут я поверил, что Федор Иванович действительно
страстный человек.
Мы взяли удочки и пошли на. озеро, чтобы захватить
утренний клев.
Мурманск
Мйкола ЛупЬяков
НА МУХОВКЕ
Лнтон Иванович Шемет, человек пожилой, солидный, с
широкой бородой и закрученными кверху усами, сидя однажды на
берегу Днепра, жаловался технику из радиокомитета Максиму
Бикешеву:
— Разве это ловля? День сижу и двух килограммов
окуней не вытащил. А все потому, что вода высокая. Где вода
ниже, там рыба ловится. Вчера видел человека из Нивок.
Большую корзину попер, «Откуда?» — спрашиваю. «А это,—
говорит,— удил на Муховке. Одни лещи, и каждый не меньше
килограмма. Рыбы там,— говорит,— тьма-тьмущая, в жизни
столько не видел! Речка в песчаных берегах, лугов нет,
омутов— до черта. Как закинешь, так и лещ». Вот куда бы
съездить, а?
Техник недоверчиво покосился на Шемета, он знал его
привычку расхваливать далекие речки, озера, заводи: «вот где
рыба, так рыба!»
27

— А не преувеличиваешь ты, Антон Иванович? —
спросил он.
— Не сойти мне с места, если вру,— ответил Шемет.
— Хм! — сказал техник, меняя червяка.— И сплошь лети,
говоришь?
— Лещи,— выдохнул, не моргнув глазом, Шемет.
— Килограммовые?
— Самый большой килограмма на четыре будет. Меньшие,
может, граммов по семьсот.
— Хм! — сказал техник и закинул удочку.— Муховку знаю,
был там. Берега действительно песчаные. И омутов много.
Речка небольшая, вброд ее переходят. А где он там ловил —
нивский рыболов?
Шемет, который тоже не раз бывал на Муховке и хорошо
знал тамошние места, ответил:
— А где-то около бывшей гати, говорит, и поблизости от нее
у кустов.
— Да, есть такое место,— согласился техник.— Есть. От
шоссе недалеко.
В разговор вмешался местный хлопец Петька Сукончик,
заядлый рыболов.
— Давайте завтра съездим. До города — час, там
пересадка, еще час—мы на Муховке, и лещи наши!
— И лещи наши! — подхватил Шемет.— Я вчера, как
только увидел корзину лещей, тоже подумал: надо съездить! Да
какие лещи! Не с черными спинками, а с золотистыми. Известно,
ходят по песку.
— Дядя Шемет,— спросил Петька,— а кто этот нивский,
может, Потап Дрозд?
— Он, он, Потап Дрозд,— ответил Шемет.
— Ну, тогда сомневаться нечего,— сказал Петька.— Если
он сказал, значит, есть рыба.
— Знаю Потапа,— проговорил техник, подсекая и
выбрасывая на берег ерша.— Хороший рыболов. Ловить умеет. И место
выбрать умеет.
— Так чего же, давайте съездим! — горячо заговорил Петя
Сукончик.— В восемь утра сядем в автобус, в девять будем в
городе. Там сразу пересядем и в десять будем на Муховке.
Домой только поздновато вернемся, с последним автобусом, но
зато рыбы привезем!
— Поедем! Полетим!—передразнил его техник.— Так сразу
и поехали! Сперва надо договориться, кто что возьмет. Будем
весь день,— значит, придется готовить обед. Ты, Антон
Иванович, какую посуду с собой возьмешь?
Шемет подумал, растерянно пожал плечами.
— Пожалуй, возьму сковородку. Леща поджарить. Знаешь,
в поле, где-нибудь на опушке, вот как вкусно!
28

— Тогда я захвачу кастрюлю,— сказал техник.— Есть у
меня такая большая, на артель.
— А я возьму луку, укропу, хлеба буханку,— загорелся
Петя Сукончик.— Да еще постараюсь уговорить учителя
Степана Титовича Комарова. Больше компания — веселей.
— И это хорошо,— согласился техник.— Ну так что, по
рукам?
— По рукам! — ответили Сукончик и Шемет.
— Значит, завтра в половине восьмого около автобусной
остановки сбор,— заключил техник и начал сматывать удочку,
так как уже вечерело.
Но, когда техник и Петя Сукончик ушли, Антону
Ивановичу стало немного не по себе. Дома в эту ночь ему спалось
плохо. Снилась речка Муховка, Потап Дрозд и корзина,
наполненная лещами, каких он в действительности не видел. Антон
Иванович просыпался, сладко позевывая, мечтал:
— Как здорово вышло! Поеду! Хорошо, если они еще и
Комарова уговорят. Веселей будет.
Утром подниматься не хотелось. Но Шемет вспомнил, что
его будут ждать, и заставил себя открыть глаза.
Взял сумку, отыскал огромную сковороду (а может, и
вправду поймаем?), отрезал порядочный кусок сала, начал все
это упаковывать. К семи часам успел собраться как следует.
Тут его позвала жена, которая уже знала, что муж зачем-то
едет сегодня на Муховку.
— Антон, смотри не забудь купить килограмм селедки,—
сказала она.— В нашем магазине уже неделю нет, а там в
городе всякие...
Шемет прошелся по комнате, подумал, помолчал.
— Не будет времени. Оттуда мы будем возвращаться
поздно, все магазины закрыты.
— Да ты теперь, утром, купи,— разозлилась жена.— В
городе забеги в магазин и купи. А потом пойдешь на пересадку-
Шемет не согласился:
— Весь день по солнцу таскать селедку?
— И таскай,— ответила жена.— Без селедки лучше не
приходи.
Учитель Геннадий Михайлович Комаров пришел тоже. У
него больше, чем у других, было удочек.
— Куда вы, хлопцы, собрались от своей
реки?—допытывались на автобусной остановке знакомые.
— На Муховку,— говорил Шемет.— Вот где рыба так рыба!
Ему было радостно, что он, зачинщик этой поездки, сумел-
таки добиться своего. «Однако не может быть, чтобы они так-
таки ничего и не поймали! Если есть речка, значит, есть и
какая-нибудь рыба!» — шевелилось в голове Шемета.
29

Хорошо прокатиться в автобусе утречком, когда все вокруг
только-только просыпается, когда на лугах стада торопятся по
росистой траве, а ясное солнце все ярче и ярче освещает
безграничные ржаные просторы и катится все выше в небо.
В городе, как только компания сошла с автобуса, Шемет
сразу побежал в магазин за селедкой.
Затем они снова сели в автобус, отправлявшийся в сторону
Муховки, и снова помчались.
Автобус выбросил рыболовов на небольшом пригорке,
возле зарослей орешника и граба. Техник осмотрелся, постоял,
наблюдая за Шеметом.
— Так он около гати ловил?
— Около гати,— ответил Шемет уверенно.
— Знаю я то место, идемте,— техник пошел между кустов
по пригорку.
Они минули кустарник, потом по борозде перешли люпино-
вое поле, овраг и увидели в низине речушку примерно
двадцать метров шириной. Это и была Муховка. Правый берег
крутой, обрывистый, песчаный, кое-где заросший кустами.
И техник Максим Бикешев и Шемет последний раз видели
Муховку несколько лет назад. Тогда эта речушка была и шире
и глубже; теперь берега осыпались, водой нанесло песку; на
середине речки проступили песчаные островки. Всюду, где по
левобережью подступали луга, речка возле берегов заросла
осокой. Среди осоки из воды выглядывали все те же песчаные
островки. Все остановились удивленные. Ясно: никакой рыбы
тут нет, об этом и говорить нечего, ехалл зря.
— Ну и речка! — сказал техник.— Тут дохлого пескаря не
поймаешь!
— Антон Иванович, а ведь вы говорили...— укоризненно
покачал головой учитель.— Это же неприлично.
— Что неприлично? — встрепенулся Шемет.— Может,
скажете, что я обманул? Разве я обманывал когда-нибудь? Это
не я, а Дрозд обманул! Сюда <>ы его да тряхнуть за шиворот.
А может, попробовать?
— В этой канаве? — злобно посмотрел техник.— Что я, с
ума сошел? И мараться не хочу! Сейчас же на дорогу, на
грузовик и назад... Лещи! Сам ты лещ, рыжая борода!
Пока все стояли на берегу, Петя Сукончик. как человек
еще молодой и легкомысленный, сполз по крутому песчаному
берегу вниз, подошел к воде, поставил на землю банку с
червяками и начал разматывать удочку. Перед ним, шагах в трех,
темнел омут.
Рыболовы молча посматривали, как Сукончик цепляет
червяка. Худой, долговязый парень в резиновых сапогах, в
берете, с рюкзаком и связкой удочек, лежавших возле ног на
берегу, казался здесь явно лишним.
30

Между тем ои нацепил червяка, поплевал на него, глянул
на рыболовов, рассмеялся и забросил леску. На поверхности
омута неподвижно застыл пестро-зеленый с белым поплавок.
Потянулись минуты напряженного ожидания. Рыболовы с
пренебрежением посматривали на поплавок.
И вдруг все переступили с ноги на ногу, будто произошло
чудо. Поплавок едва приметно заколыхался — червяка
пробовала какая-то рыбка.
— Ерш! — сразу определил техник.
— Пескарь! — выдохнул учитель.
Поплавок повело в сторону. Вот он уже остановился,
постоял на месте, затем его снова потащило, но уже обратно.
— Плотва,— заключил техник.
— Да, она,— согласился и учитель.
Едва заметно клюнуло, еще раз — сильней. Вдруг поплавок
совсем исчез. Петя подождал немного и подсек. Удилище
согнулось, натянутая леска заходила из стороны в сторону. Петя
начал выводить. На поверхности воды, к общему удивлению,
блеснул широкий серебристый бок огромной рыбы.
— Лещ! — в один голос вскрикнули все.— Хватай сачок
скорее!
Но подсачек был привязан к пучку удочек, и Петя
выбросил леща на берег руками.
Учитель и техник не мешкая сползли к реке, началц
развязывать удочки. На высоком берегу остался один Шемет. On
был необычайно огорошен, стоял с раскрытым ртом, борода
тряслась, а глаза удивленно глядели на огромного,
килограмма на два, леща, трепетавшего в руках Пети. Увидев, что и
техник с учителем вытащили по большой рыбине, Шемет не
выдержал. Когда он подошел к речке, на берегу уже
трепетали, будто издеваясь над ним, еще два леща.
«И откуда она взялась, эта рыба,— растерянно думал
Шемет, посматривая на лещей.— Я ведь того Потапа Дрозда и в
глаза не видел. Пошутить хотелось над друзьями».
Плыло утро. Звенели мухи, оводы, летали стрекозы.
Издевательски булькала вода в Муховке.
Перевод с белорусского Е. Мозолькова
Минск

стихи
НАШИХ
ЧИТАТЕЛЕЙ
Николай Титов
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Не беда, что дорога дальняя
И рыбацкий рюкзак тяжел.
Здравствуй, озера гладь зеркальная!
Вот я снова к тебе пришел.
Ты поведай, как другу старому,
Мне в рассветной тиши тайком:
Чем богат нынче твой аквариум,
Опоясанный ивняком?
Глубоки ли все так же омуты?
Всё ли те же коряги, пни?
Многим, озеро, незнакомо ты,
Ну, а мне, почитай, сродни.
Потому, что и в зной, и в непогодь
Не жалею воскресных дней.
И винить в этом даже некого —
Разве только твоих линей.
Горловка, Донбасс
А. Коршун
* * *
Лег на дальние лощины,
Словно холст, туман седой.
Через омут перекинул
Месяц мостик золотой.
Ночь тепла. Костер рыбачий
Мы у плеса развели.
Где-то чибис сонный плачет
И кричат коростели.
В котелке уха клокочет,
Разговоры до утра...
Хорошо нам летней ночью
У рыбачьего костра!
Гагино, Горькосская обл.
32

М. Костров
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Костер еле дышит. Еще не клюет.
Порой тишину разорвет самолет.
И снова — сторожкая, звонкая тишь.
Порывами ветер заглянет в камыш,
И тот недовольный легонько вздохнет.
В деревне по радио полночь пробьет.
Товарищи молча лежат у огня.
Остатки смолистого старого пня
В костре догорают. Нескоро рассвет,
Но сил дожидаться утра больше нет!
И вот пробираемся мы сквозь кусты,
Обманчивый берег лежит у воды,
Луною прорезано в речке окно,
Вершины берез упираются в дно.
И только успел я забросить две донки —
Сорвал меня с места сигнальщик мой звонкий.
Чуть выждал... Подсечка! И тонкая леска
Поверхность взрезает без шума и плеска.
Тупые толчки ощущает рука,
Под жилкою гнется, ломаясь, куга,
Советы дает подбежавший рыбак:
— Дай ей походить! Осторожней! Не так...
И вдруг на кусочки рассыпался плёс:
Лег рядом с луной серебристый поднос.
Тяну на себя... еще малость... еще...
Подсачена рыба! Поздравьте с лещом!
Новгород
Н. Илларионов
* * *
Разбудит утро перекаты,
Махнет зарею камышам,
Пройдется берегом горбатым,
По рыболовным шалашам.
И, закружив туманы в вальсе,
Под соловьиные смычки
Удилища нам вложит в пальцы,
«Удачи,— скажет,— рыбачки!»
И я, как все, к знакомой яме
2 Закм № 1057
33

Пойду, где пенятся круги.
Где дно усыпано лещами,
Тяжелыми, как утюги.
Где бархатистою волною
Играет ветер молодой,
Где, слышу, детство голубое
«Ау! — кричит мне.— Я с тобой!»
Сланин, Ленинградская обл.
Г. Тимофеев
* * *
Не хандрю я, не хирею,
И во всех делах—мастак,
Меньше сверстников старею,
А ведь это — не пустяк!
Почему? Секрет не скрою,
Расскажу всё не тая:
Потому, что мы с рекою —
Стародавние друзья,
С детства рыболовным спортом
Занимаюсь круглый год!
Верьте — нет, а он бесспорно
К долголетию ведет!
Пронск, Рязанская обл.
А. Синельников
СПОКОЙНЫЙ ОТДЫХ
Два моих приятеля-рыболова — Петр Петрович и Владимир
Григорьевич — предложили мне провести летний отпуск вместе,
где-нибудь на берегу реки.
Сошлись на том, что лучше Старого парома на Северном
Донце нам и пожелать нечего. Но мы узнали, что это место
недавно вошло в зону заповедника.
— Может, все же разрешат? Давайте попытаемся,—
сказал я.
Через час мы сидели в кабинете председателя УДООР.
— Что ж, друзья,— сказал он после минутного раздумья.—
Пожалуй, разрешим вам отдых в заповеднике, при условии,
что вы согласитесь взять на себя некоторые обязательства. По
34

имеющимся сведениям, на Старом пароме орудуют
браконьеры. Наши инспекторские наезды пока ничего не дали. Чтобы
накрыть браконьеров с поличным, нужно время. Может быть,
два-три дня, а то и неделя. В вашем распоряжении целый
месяц. Согласны?
Я взглянул на своих друзей. Выражение лица Владимира
Григорьевича говорило о его решимости дать «бой»
браконьерам, но Петру Петровичу, самому старшему из нас,
предложение пришлось явно не по душе. Он хотел что-то сказать, но
горячий Владимир Григорьевич опередил его.
— Согласны! — ответил он за всех.
— В таком случае одного из вас надо оформить
внештатным инспектором рыбнадзора. На чье имя выдать
удостоверение?
Владимир Григорьевич назвал меня...
Через неделю мы были на Старом пароме.
Когда-то это было одно из самых оживленных мест на
Донце, теперь оно заглохло. От бывшей переправы остались лишь
два вдававшихся в реку остова полуразрушенных мергелевых
дамб да несколько почерневших и покосившихся дубовых свай.
Оба берега реки, левый отлогий, а правый гористый,
покрыты густым лиственным лесом. Над образовавшимися за
дамбами омутами, заглядывая в их загадочные глубины, высятся
гигантские серебристые тополя и вербы. Узкую полосу
левобережной косы бледно-зеленой бахромой окаймляют кудрявые
лозы.
Мы остановились на левобережной дамбе, в трехстах
метрах ниже притока Донца — речки Евсуга. Разбить палатку не
успели, улеглись под открытым небом. Очертания деревьев
вскоре расплылись в темноте наступившей ночи. Из сумерек
невидимого леса к лагерю поползли неясные ночные шорохи.
Незадолго до рассвета меня разбудил мой сеттер Рекс Он
смотрел на реку и злобно рычал.
— Что такое?! — вскочил Владимир Григорьевич.
— Тсс...— предостерег я его.
На Донце в предрассветной тьме, будто повиснув в воздухе,
тускло мерцал слабый огонек.
— Кого там носи г с собакой в эту пору? — прохрипел
оттуда кто-то сиплым, простуженным голосом.
— Лесник Панфилыч с обходом, кто же еще...— пробасил
другой.
— Выбрал время,— недовольно прохрипел первый.— Ладно,
давай выбирай!—сказал он тоном старшего. Послышалось
тихое журчание воды, время от времени нарушаемое шумными
всплесками и тихими возгласами: «Хорош!»
— Сеть выбирают! — взволнованно прошептал Владимир
Григорьевич. Возле лодки что-то оглушительно бултыхнулось и
2*
35

затрепетало, словно подстреленная птица. Огонек покачнулся
и перескочил в другое место.
— Держи-и! — прохрипел старшой.— Да не возись ты с ним!
Выбирай! Опосля вынем. Живее!
— Хорош князь! — довольно протрубил другой.
— Тише ты-ы, дура! — зло просипел старшой.— Лесовик,
он, поди, не глухой — слышит! Вся, что ли?
— Вся!..
— Так говоришь, Панфнлыч с обходом?
— Он. Больше некому тут по ночам шататься.
— Хитер лесовик! Чует, где жареным пахнет. Правь-ка,
Клим, к берегу. Надо старика рыбкой попотчевать! —
Послышался тихий, ритмический плеск весел, и через минуту огонек
замаячил у самой дамбы.
— Браконьеры!—задыхаясь от волнения, шепнул
Владимир Григорьевич.
— Тсс... Ни звука! — остановил я его. Воображение живо
рисовало мне невидимых браконьеров: один — небольшого роста,
коренастый, юркий и изворотливый, другой — огромный
детина с добродушной бородатой физиономией.
«Только бы не спугнуть»,— думал я, стиснув зубы.— Ведь
в лодке было все: и сеть, и рыба, и браконьеры.
— Эй, Панфилыч! Где ты там? Чего в молчанку
играешь?!— закричал старшой.
Я решил: будь что будет.
— Здеся! Вылезай! — крикнул я черт знает каким, только
уж никак не своим, голосом.
— Ты што это, хлебнул, что ли, спозаранку? Что-то голос у
тебя тово,— просипел старшой и ступил на дамбу.— Мы вот
тут...
Вдруг, всегда послушный п покладистый, Рекс вырвался из
моих рук и с громким лаем ринулся на браконьеров.
— Куш! Тубо! — дуэтом закричали мы с Владимиром
Григорьевичем, но увы...
— Пше-о-л, проклятый! — испуганно прохрипел браконьер
и, прыгнув в лодку, крикнул: — Отчаливай! Греби-и!
Послышался торопливый плеск весел, и огонек стал быстро
удаляться от дамбы.
— Стой, стой! Поворачивай назад! Стрелять
буду!—схватив ружье и мигом очутившись на краю дамбы, закричал
Владимир Григорьевич.
Черноту ночи прорезал сноп огня, над рекой прогремел и
раскатился оглушительный ружейный выстрел.
— Гаси огонь! Греби! — рявкнул старшой.
Огонек погас Все погрузилось в темноту непроглядней
ночи. С Донца доносился лишь отдаленный, замирающий плеск
весел.
36

— Ушли, негодяи,—с досадой произнес Владимир
Григорьевич.
— Стрелял ты, Владимир Григорьевич, зря. Не надо было
этого делать.
— Я не в них стрелял.
— Все равно. Они не должны были знать, что у нас есть
оружие.
— Погорячился,— согласился Владимир Григорьевич.
Весь следующий день мы занимались устройством лагеря
и в хлопотах почти забыли о ночном происшествии. Но под
вечер, когда с делами было покончено, Петр Петрович сказал с
озабоченным видом:
— Зря мы ввязались в это дело.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Я приехал сюда отдыхать, а не гоняться по ночам за
людьми и палить в них из ружья! — вспыхнул старик.
— Во-первых, выстрелил я не по людям, а вверх, а
во-вторых, это были не просто люди, а злостные браконьеры,—
сказал Владимир Григорьевич.
— Заладила сорока... Браконьеры, браконьеры. Может,
человека нужда заставила...
— Что вы предлагаете? — спросил я.
— Нежиться на лоне природы, а браконьеры пусть без
помех рыбу из Донца выгребают,— ответил за старика Владимир
Григорьевич. Того взорвало.
— Допустим, да, браконьеры! Но почему именно мы
должны их накрыть? Для этого есть инспектор, которому за эго
деньги платят, пусть он их и ловит.
— Стыдитесь,— перебил его Владимир Григорьевич.—
Инспектор рыбнадзора один на весь район, а нас, рыболовов,
людей, кровно заинтересованных в сохранении рыбных богатств,
тысячи, десятки тысяч! Что может сделать инспектор без нашей
помощи и поддержки?
— Не надо горячку пороть,— сказал Петр Петрович
примирительно,— поостеречься надо, а то, не ровен час, прибьют
кого-нибудь из-за угла. У тебя удостоверение,— повернулся он ко
мне,— предупреди. Небось перестанут безобразничать.
— Может быть, и перестанут, пока мы здесь, а уедем —
втрое наверстают.
— Успокойтесь, друзья,— вмешался я.— Не ссорьтесь. Петр
Петрович обдумает все, что он высказал, и согласится, что был
неправ.
Тот махнул рукой.
— Делайте что хотите,— сказал он.— А я слишком стар,
чтобы гоняться за людьми и стрелять в них из ружья...
Ночью Владимиру Григорьевичу не спалось. Ворочаясь с
боку на бок, он и мне не давал покоя.
37

— Чего тебе не спится? — спросил я.
— Ты тоже не спишь,— обрадовался он и, закурив, сказал:
— Расстроил меня Петр Петрович. Не смогу успокоиться,
пока не покончим с этими грабителями! У тебя какие планы?
— Ловить рыбу, отдыхать и ждать.
— Чего ждать? Браконьеров? По-твоему, они сами к нам
явятся?
— Непременно. Надо же им узнать, что мы за люди,
откуда прибыли, зачем и надолго ли?
— Пожалуй, верно! — оживился Владимир Григорьевич.
Едва забрезжил рассвет, Петр Петрович ушел на Евсуг,
Владимир Григорьевич поплыл под Желтую кручу, а я остался
на протоке. Течение Донца между стеснившими его дамбами
было настолько стремительно, что лески моих удочек даже с
добавочными грузилами сносило, они путались. После
нескольких бесплодных попыток удержать их на месте я вынужден
был ограничиться одной удочкой.
Поклевки на раковую шейку и на ракушку были часты, по
подсечки, за редким исключением, неудачны: не успеешь
глазом моргнуть — удилище окунулось в воду, насадка
сорвана, а от голавля и след простыл.
С грехом пополам я поймал лишь двух килограммовых рыб.
— Жидковато,— сказал я себе и, насадив на крючок целого
линючего рака, решил еще раз попытать счастья. Целый рак,
по-видимому, внушал голавлю больше доверия, чем одна
оторванная шейка. Не успел я воткнуть удилище в расселину
между камнями, как последовала потяжка. Конец удилища
медленно клонился книзу.
«Наплыло что-то на леску»,— с горечью подумал я. Но когда
удилище коснулось воды, все же сделал подсечку. Крючок
будто за гирю зацепился. Вдруг в глубине протоки что-то
вздрогнуло, заворочалось да так рвануло леску, что бамбуковое
удилище треснуло и переломилось пополам. Рыба не ушла только
потому, что леска была пропущена до комля. Я потянул рыбу
к дамбе, вдруг голавль вылетел из воды и, перевернувшись в
воздухе, обрушился назад — в протоку. Еще один бешеный
рывок— и леска провисла...
Владимир Григорьевич принес одного килограммового
голавля и двух сомят-аршинников. Петр Петрович наловил
десятка два двухсотграммовых голавликов. Старик был доволен,
и завтрак у нас прошел в дружеской атмосфере.
После обеда мы лежали под навесом, курили и делились
впечатлениями дня. Вдруг Рекс поднял голову и зарычал.
— Придержите собаку! — послышалось за палаткой.
— Тубо, Рекс! — прикрикнул я на собаку.— Проходите! Не
бойтесь!
Из-за палатки, сильно прихрамывая на правую ногу, вышел
35

пожилой, очень неопрятный человек и, сняв с лысеющей
головы измятый картуз, произнес хриплым голосом:
— С новосельем вас!
— Спасибо. Присаживайтесь! — внимательно разглядывая
пришельца, ответил я.
Узнав, что мы из города и приехали на отдых, незнакомец,
шаря вокруг глазами, спросил:
— Надолго?
— Посмотрим. А что?
— Да так... Вижу, обосновались крепко, по-хозяйски, вот и
спросил. Соседи мы. Может, видали мой балаган, во-о-н за
теми вербами. Метров двести отсюда, не больше.
— Так это ваше хозяйство?—сказал Петр Петрович.—
Видел. Проходил сегодня мимо.
— Что вы там делаете? — спросил я.
— Я-то? — забегали глаза незнакомца.— А вот,— он
провел огрубевшими руками по залощенным и заскорузлым
штанам.— Ракушку-перловицу добываю. Занятие не ахти какое...*
Грязное и воняет хуже дохлой собаки, да что поделаешь, есть-
пить надо.
— Да, запах такой, что я нос зажимал, проходя мимо,—
подтвердил Петр Петрович.
— Рыбу ловите? — спросил Владимир Григорьевич.
— Рыбу? — переспросил ракушколов и усмехнулся.— Да
так... удочкой... нахлыстом проедусь иногда. Только недосуг мне
заниматься этим пустяшным делом. Работы — вот,— провел он
рукой по горлу.
Свернув козью ножку, он закурил.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Меня-то?—заюлив глазами, переспросил наш гость.—Се-
лифоном Денисовичем, а что?
— Надо же нам знать своего соседа,— ответил я.
— Ну да... Конешно...— промямлил Селифон.
Наступило неловкое молчание. Селифон все шарил чего-то
глазами, а меня это бесило. «Чего он ищет»? — думал я.
Мимо палатки, гремя на ухабах, проскочила небольшая
закрытая автомашина. Селифон поднялся.
— Мать честная! — вскрикнул он.— Засиделся я у вас,
заболтался, а у меня ракушка в котле кипит. Подгорит —
плакали мои денежки. Счастливо оставаться!
— До свидания...
— Он?—проводив взглядом Селифона, спросил Владимир
Григорьевич.
— Один из них, уверен.
Я сел в лодку и поплыл по реке. Немного ниже устья Ев-
суга увидел балаган Селифона. Рядом, на высокой треноге,
висел черный от копоти большой котел, под ним дымились по-
39

ленья, а из-под сдвинутой крышки валил пар. Тут же
громоздились кучи разлагающихся ракушек. Мне казалось, что
между проехавшей автомашиной и Селифопом есть какая-то связь.
Это я и хотел проверить. Доплыв до устья Евсуга, я увидел
под вербой автомашину, а за нею и Селифона. Энергично
жестикулируя, он говорил что-то другому человеку, по-видимому
шоферу. Тот вскоре сел в кабину, и автомашина ушла. Не
останавливаясь и не привлекая к себе внимание Селифона, я
поплыл дальше. «Значит, он спешил не к ракушке, а к шоферу»,—
йодумал я. От переката я повернул назад. Миновал Евсуг и
увидел в заводи большую лодку. Стоя в ней и перегнувшись
через борт, Селифон старался воткнуть что-то в дно заводи.
Увидев меня, он выпрямился.
— Что это вы втыкали? — спросил я.
— Втыкал? — опять глаза его забегали.— Это я так... Дно
прощупываю... Ракушку ищу. А вы что ж, решили прогуляться?
— Места для рыбалки подыскиваю.
— Какие тут места... Мели кругом.
— Бывает, что на мели рыба берет лучше, чем на
глубине,— ответил я.
Бегающие глаза Селифона вдруг остановились на мне, о
них блеснули недобрые огоньки.
— Бывает, что и медведь летает, только с кручи вниз
головой,— прохрипел браконьер. Спохватившись, что он сболтнул
лишнее, заулыбался.— Поговорка такая есть. Это я к тому, что
хуже этих местов тут нету. Самолучшие места вон где, ниже
протоки. Там и рыба крупней и больше ее в бочагах.
— Нам много не надо, на уху да на сковородку,— ответил
я и поплыл дальше.
...— Нервничает браконьер,— покачал головой Владимир
Григорьевич, выслушав мой рассказ.— Но, думаю, свой
промысел не бросит. Он видел, что мы устроились надолго. Ты
заметил, как он глазами шарил?
До полуночи мы с Владимиром Григорьевичем сидели над
протокой — слушали. Однако ничего подозрительного не
услышали.
На рассвете Петр Петрович снова ушел на Евсуг, а мы с
Владимиром Григорьевичем решили посидеть зорьку на
протоке, а потом выспаться.
Но ни порыбачить, ни поспать нам в это утро не довелось.
Только мы собрались уходить, как Рекс возвестил о том, что
к нам кто-то пожаловал.
Из лесу вышел человек в роговых очках, за ним показался
мальчик лет четырнадцати с трехлитровым алюминиевым
бидоном.
— А-а, Павел Сергеевич! Федя! — радостно приветствовал
40

их Владимир Григорьевич.— Проходите, садитесь! Знакомьтесь,
это жители совхоза. Я у них молоко вчера брал.
— Пришли посмотреть, как вы тут устроились, а заодно и
молоко принесли, чтобы вам лишний раз ноги не бить,—
сказал Павел Сергеевич.
— Спасибо и за молоко, и за то, что навестили.
Присаживайтесь!— засуетился Владимир Григорьевич.
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Я на минуту, к семи на
работу надо.
Вдруг мимо протоки с грохотом проскочила вчерашняя
автомашина.
— Вы знаете Селифона? — спросил я.— Что он собою
представляет?
— Да как вам сказать,— ответил Павел Сергеевич.— Он не
наш... Пришлый. В совхозе работает его жена, дояркой. Она
наша, коренная, а Селифон появился три года назад. Он у нас
не работает, так... ракушку ловит, рыбой промышляет.
Вообще-то личность темная, но имеет справку об инвалидности. Не
придерешься.
— Вы сказали: рыбой промышляет. Как это понять?
— Очень просто. Ловит рыбу и продает.
— Почему же вы не пресечете это? Здесь ведь заповедник-
— Пытались, но не так это просто. Этот тип рыбу в совхоз
не носит. Принесет иногда домой две-три рыбины, для отвода
глаз, а весь улов сбывает здесь, в лесу.
— Говорят, какой-то ресторан закупает у него рыбу.—
Павел Сергеевич поднялся.— Мне пора.
— Папа, я побуду здесь до вечера. Можно? — начал
просить Федя.
— Пусть останется,— улыбнулся Владимир Григорьевич.
— Ладно, оставайся. Да не засидись до ночи.
Едва Павел Сергеевич скрылся за деревьями, как Федя с
видом заговорщика спросил:
— Дядя Володя, вы будете ловить Селифона, да? Я вам
помогу. Честное пионерское!
— Чем же ты нам поможешь? — усмехнулся Владимир
Григорьевич.
— Я знаю, где он ставит вентеря... Большие, с двумя
крыльями и чем-то черным выкрашены.
— Что ж ты раньше никому об этом не говорил?
— Я говорил... Да у нас в совхозе связываться с ним ice
хотят. Может, боятся...
К завтраку вернулся Петр Петрович. На этот раз помимо
связки голавликов он принес двух килограммовых кдриов и
хорошего сомика. Швырнув рыбу под стол, он, не говоря ни
слова, прошел в палатку и, не раздеваясь, повалился на постель.
Мы переглянулись.
41

— Что случилось? — спросил Владимир Григорьевич.—
Пудовый сазан у вас сорвался, что ли?
— Оставьте меня в покое! — закричал старик.
Смутно догадываясь о причине его расстройства, я решил
расшевелить Петра Петровича хитростью.
— Много сегодня Селифон рыбы продал?
Старика будто оса укусила. Вскочив, он закричал:
— Какой я дурак! Поверил негодяю... Удочкой, говорит, на-
хлыстом... Посмотрели бы вы, сколько он «нахлыстал»! Два
мешка, мерзавец, вывалил!
Владимир Григорьевич смотрел на нас широко открытыми
глазами.
— Куда, чего вывалил? Ничего не понимаю! — развел он
руками.
— Селифо-о-н! Рыбу вывалил! В машину! — истерическим
голосом кричал старик.— Сомов, сазанов, голавлей!
Мимо палатки прогромыхала автомашина.
— Вот она... Поехала рыба,— сказал я.
— Он, мерзавец, хотел меня купить! — чуть не плача,
сказал Петр Петрович.— Полупудового сома мне в руки совал.
«На,— говорит,— дед, бери! Скажешь своим, что на удочку
поймал». А у самого глаза, как у волка, горят. Вспомнил я, как
вам, своим товарищам, возражал, и такая меня обида, а еще
больше — злость взяла, что я готов был убить этого негодяя.
«Пошел ты к черту со своим сомом! Вор! Вор! Грабитель!» —
кричу я ему. А он стрельнул глазами и говорит: «Потише, дед,
это тебе не дома на печке. Тут вон лес кругом, вода, еще
утонешь ненароком». Я плюнул и домой...
— Он не только браконьер, но еще и бандит! —
возмутился Владимир Григорьевич.
— Надо было не ругаться с ним, а взять сома и скорее
сюда,— сказал я.
— Э-эх, не догадался я. Ошибся,— вздохнул старик.
После завтрака мы с Федей поплыли на поиски вентерей.
Когда доплыли до той заводи, где я вчера видел Селифона,
Федя вдруг сказал:
— Вон, смотрите! Узел! Куга узлом завязана. 3fo Селифо-
новы приметы. Там стоит вентерь!
«Так вот что он втыкал в дно заводи»,— подумал я.
Мальчик не ошибся, он оказался весьма сообразительным и
расторопным и почти безошибочно указывал мне места
стоянки вентерей. С его помощью я обнаружил их одиннадцать
штук.
— Это еще не все,—сказал Федя.— У него штук двадцать,
если не больше. И сети есть. Он их в терниках прячет.
— Хорошо, завтра покажешь. Поплыли назад, пока
Селифона нет.,.
42

Владимир Григорьевич и Петр Петрович ждали нас.
— Ну что, как?
— Порядок. Теперь надо все обдумать и действовать. Так,
чтобы ни в коем случае не допустить какого-либо промаха.
Метрах в двухстах отсюда стоит первый вентерь Селифона.
С него он начнет проверку всех. Ты, Владимир Григорьевич, с
ружьем и с электрическим фонарем замаскируешься на
берегу. Прислушивайся. Как только Селифон втянет вентерь в
лодку, включай свет и кричи ему: «Руки вверх!» Если он
заупрямится— а от него можно всего ожидать,— дай один выстрел
вверх. Это его образумит. Улизнуть, как в первую ночь, ему не
удастся. Мы с Петром Петровичем будем рядом, на лодке. Вы,
Петр Петрович, возьмите на себя наблюдение за лодкой
Селифона. Как только он отчалит, скорее ко мне.
— Э-эх, не знал я, попросил бы Лапку, чтобы позволил
остаться здесь до утра,— горестно вздыхал Федя.
— Тебе, друг, и так большое спасибо.
Написав записку его отцу с настоятельной просьбой чуть
свет прислать участкового милиционера, я вручил ее Феде.
Спать мы не ложились. В одиннадцать часов я отвез
Владимира Григорьевича в засаду. В полночь ушел и Петр
Петрович. Время тянулось ужасно медленно. Но вот послышались
торопливые шаги. Я взглянул на часы. Стрелки показывали два
часа.
— Отчалил! — запыхавшись, прошептал Петр Петрович.—
Только он не один. С ним его напарник Клим.
— Это не имеет значения,— ответил я.— Пошли в лодку.
Я очень боялся, что Селифон увидит нас раньше, чем мы
его. Опасался и другого — опоздать на помощь Владимиру
Григорьевичу. План «операции», казалось, был продуман детально.
Однако все же получился какой-то просчет.
Полагая, что до места засады еще не менее ста метров, я
спешил и неожиданно налетел на стоявшую за кугой у берега
лодку браконьеров. Вентерь был уже в лодке, в нем шумно
трепыхалась рыба. Слышался топот ног и треск ломаемых
сучьев. Это бежал Владимир Григорьевич.
— А-а-а! — взвыл Селифон.— Шпионишь, гад!
Подглядываешь!—Он схватил тяжелое дубовое весло и, замахнувшись им,
рявкнул: — Н-на! Получай!
Включив фонарик, я направил луч света в глаза Селифона.
В тот же миг с берега засветил фонарик Владимира
Григорьевича.
— Брось, негодяй, весло! — последовал резкий окрик.
— Окружили, сволочи! — прохрипев Селифон.
Бросив весло и схватив топор, он разорвал на себе рубаху
и, выпятив волосатую грудь, закричал:
— Стреляй! Бей!
43

С берега грянул оглушительный ружейный выстрел.
— Карау-у-л, убива-а-ют!— упав на дно лодки, заблажил
Клим.
Не выпуская из рук ружье и фонарик, Владимир
Григорьевич перешагнул в лодку браконьеров.
— Бросай топор, бандит! — крикнул он.
Я тоже перешел в лодку Селифона и, вырвав у него топор,
передал его Петру Петровичу.
— Я инспектор рыбнадзора] — сказал я.— Утром соберем
все ваши вентеря и сети.
— Пойди собери! — огрызнулся Селифон.— Вводе погною, а
тебе не дам.
— Обойдемся и без тебя.
Мы втянули в лодку и второй вентерь браконьеров и
поплыли к нашему табору. Начинался рассвет.
На дамбе нас встретили Павел Сергеевич и участковый
милиционер.
— Благополучно? — спросил Павел Сергеевич.— Ну и
хорошо. А я и сам спать не ложился и товарищу Казакову не дал.
Ужасно за вас беспокоился.
— Посмотрите! — сказал Петр Петрович.— Это в двух
вентерях столько рыбы, а у него их штук двадцать, если не
больше! Еще за топор, бандит, хватался!
На корме большой Селифоновой лодки сидели
присмиревшие браконьеры. В вентерях еще бился их последний улов.
Луганск
А. Баранов
ПРООСТРОЖЕННАЯ РОМАНТИКА
Не повезло Леньке и сегодня: полдня проходил по магазинам
в поисках нужных ему до зарезу рыболовных крючков, а их
словно черт с квасом съел. Правда, в магазине спорттоваров
сказали, что крючки ожидаются на днях, но ему не на днях,
а сегодня эти крючки вот как нужны! Ведь именно сегодня он
должен поехать на рыбалку со своим другом Сашкой далеко-
далеко, к истокам небольшой горной речушки Даубихезы, где
водятся хариусы, ленки и таймени. Эту поездку они
вынашивали в своих мечтах всю долгую приморскую зиму, ради нее
приобрели и моторчики «Д-Ь для своих велосипедов...
Ленька приуныл. Последняя надежда — рынок. Однако и
эта последняя надежда рассеялась мелкой пылью: на
барахолке крючков не было. Ленька вздохнул и хотел уже повернуть
вспять, как вдруг его окликнули:
44

— Э-гей, приятель!
Он оглянулся. Кричал парень с виду года на два, на три
постарше его самого. Из-под лихо сдвинутой на одно ухо
грязноватой шляпы выбивались рыжие, словно ржавчина, кудри, а
из-под них, в свою очередь, небесной просинью светились лу-
пастые глаза. Левый рукав видавшего виды пиджака был за
ненадобностью всунут в карман. «Однорукий»,— отметил про
себя Ленька, подходя к лотку, на котором лежали
всевозможные скобяные изделия.
— Не проходите мимо своего счастья! — засверкав золотым
зубом и выкатив глаза, заулыбался продавец.— Здесь вы
найдете все и даже то, чего вам не предложат никакие
универсальные магазины Европы и Америки!
— Мне крючки нужны...— сказал Ленька, повеселев и
дружелюбно поглядывая на бойкого торгаша.
— Да хоть миллион! — вскричал рыжий, театрально
отклонившись назад и тут же подавшись вперед, снизил голос и
проникновенно подытожил: — Рыбачок, значит.
— Да так...— замялся Ленька,— начинающий.
— Это ничего, все мы в свое время были начинающими.
Ну и как успехи?
— Да я еще, собственно, и не ловил. Вот с товарищем
собираемся сегодня поехать на рыбалку.
— Если не секрет, куда?
— На Даубихезу.
Удивление легкой тенью мелькнуло в глазах рыжего, ori
хохотнул:
— За двадцать верст киселя хлебать! Не советую. Рыбы-то
ведь там нет, одни комары.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ленька.— Ты что, там
был?
— Каждый порядочный рыболов это знает,— уклончиво
ответил рыжий.— Значит, тебе крючков? Могу предложить
знаменитые швейцарские крючки, в сравнении с которыми все
остальные — тьфу, да и только! — и рыжий, энергично сплюнув
в сторону, выдвинул ящичек, достал бумажный сверток,
неуклюже вскрыл его единственной рукой.
— Вот смотри, седьмой номер, кованые, вороненые. Фирма
гарантирует прочность на разрыв до пятидесяти килограммов-
— Какая цена?
— Дешевле грибов: рубль — десяток.
Ленька даже рот раскрыл от удивления.
— Ну, знаешь ли... Они в магазине копейки стоят.
— Так то ж в магазине,— засуетился рыжий.— Разве ж там
крючки? Пакость одна, а здесь — швейцарские! Может, ты
меня за спекулянта принимаешь?
45

В это время к лотку быстро просунулся пожилой
коротенький гражданин в темных очках и с портфелем под мышкой.
— Извините,— быстро сказал он, задев портфелем Леньку,
и обратился к продавцу: — Я не ослышался? У вас
действительно есть швейцарские крючки?
— Извольте посмотреть,— ответил рыжий.
Покупатель взял на ладонь несколько крючков.
— О, ведь это находка! —воскликнул он
радостно.—Сколько, вы говорите, стоит?
— Рубль — десяток,— недовольным голосом ответил рыжий
(он, видимо, обиделся на Леньку).
— Отсчитайте, пожалуйста, полсотни штучек,— и
покупатель выложил на лоток пятирублевую бумажку.
Если солидный человек с радостью покупает эти
баснословно дорогие крючки, значит... Ленька вынул из кармана
хрустящий рубль.
— Давай на весь,— сказал он слегка извиняющимся
голосом.
Сашка привязывал к своему велосипеду удочки. Он
недовольно посмотрел на подошедшего Леньку и проворчал:
— Шлындаешь где попало, а тут жди тебя... Специально
сегодня пораньше у мастера отпросился, а его носит незнамо
где.
Ленька виновато потупился.
— Я крючки искал в городе... Посмотри, какие приобрел
крючочки, швейцарские...
Ленька вынул из нагрудного кармана бумажный кулечек,
тряхнул из него на протянутую Сашкину ладонь.
Сашка удивленно передернул своими черными, как у
черкеса, бровями и неопределенно хмыкнул.
— Это что-то новое в рыболовном инвентаре.
— Да ты не смейся,— сказал Ленька,— дядя один этих
самых крючков аж на целую пятерку взял, понял?
— И где же это вы с дядей такое богатство нащупали?
— На базаре. Там однорукий один продает хлам всякий.
Александр рассмеялся.
— Вот и я говорю, Леня,— он ковырнул крючки пальцем,—
хлам, он сразу в глаза бросается. Да ладно, не хрундучи,
крючки как крючки, обыкновенные, а твой однорукий, видать,
просто спекулянт и мошенник, вот и все. Давай-ка скорей
собирайся, а то солнце вон уже где, не успеем до ночи к месту
попасть.
— Хорошо. Я быстро, а зачем ты ружье берешь, Саш?
— На всякий случай. Чай, не на блины к теще едем, тайга,
братец...
— Да...—вспомнил Ленька^— однорукий говорил, на Дауби-
хезе рыбы нет.
46

— Что?..— удивился Сашка.— Интересно... Ну вот
съездишь— увидишь сам. Что-то не нравится мне твой инвалид.
Солнце зашло за далекую и щетинистую так называемую
Горелую сопку, когда наши рыболовы наконец пробились
сквозь дремучие приречные «джунгли» к реке. Измученные,
исцарапанные шершавыми лозами дикого винограда и
колючками шиповника, они вывели свои велосипеды на песчаную
косу и в изнеможении упали в еще не успевший остыть песок.
— Вот это прогулочка! — отдуваясь и смахивая ладонью
пот со лба, проговорил Ленька.— А еще говорил, дорогу
знаешь, Дерсу-Узала несчастный.
Кто ж ее знал,—не сердясь, ответил Сашка.— Хорошо,
хоть засветло добрались. Успеем дров собрать. А место вроде
неплохое, а?
Темнота наступила как-то вдруг. В небе одна за другой
появились звезды, и чем ярче они разгорались, тем тусклее
становились золотые каемки на одиноких сиротливых
облачках. Шипя и разбрызгивая искры, весело потрескивал костер,
разведенный у большой раскидистой и пахучей черемухи в
стороне от косы в маленькой лощинке, устланной крупной
галькой. От его огня делалось вокруг еще темнее. От реки веяло
свежестью. В наступившей темноте, казалось, шум воды на
перекате усилился. Кроме этого монотонного шума да
потрескивания костра, ничто больше не нарушало навалившейся
откуда-то сверху прямо-таки ощутимой тяжестью тишины.
— Странно, однако,— произнес Ленька, ломая о коленку
сухую валежину.— Вот темнота... Ведь осталось все то же: та
же река, те же деревья, что и днем, а все кажется другим:
река — какая-то таинственная, древняя, заросли —
обыкновенный орешник — джунгли... Все то же и не то же, понял?
Сашка засмеялся.
— Ничего мудреного нет. С наступлением темноты человеку
становится страшно. И страх этот перед темнотой нам от
пещерных предков по наследству достался, понятно?
— Это мы, между прочим, учили,— улыбнулся Ленька.
Костер шипел и фыркал. Подвешенный над ним котелок с
кулешом, клокоча и булькая, плевался пеной и расточал
вокруг вместе с дымом аппетитный аромат.
Сашка снял котелок, подбросил в костер мелких сучьев для
света.
Выщербленной деревянной ложкой зачерпнул из котелка,
попробовал и притворно-блаженно закатил глаза.
Кулеш получился на славу: он был в меру пересолен, не
в меру густ и вовсе без лаврового листа (его Ленька забыл
вместе с деревянной ложкой, купленной специально для
поездок на рыбалку).
47

— Кулеш что надо,— заявил Сашка,— только рыбки б
добавить.
— А вот рыба,— мотнул головой Ленька в сторону
бьющегося на кукане в реке большого трегуба, пойманного Сашкой
еще с вечера.
— А дома что покажем? Хорошо, как еще поймаем. Уху
утром сварим, настоящую, на-ка ложку!
Ленька взял ложку, зачерпнул из котелка да так и замер.
Там, где стояла одна из его донок, громко зазвонил
колокольчик. Друзей как ветром сдуло. В несколько прыжков Ленька
подбежал к удилищу, схватил его и без всякой подсечки
потянул на себя прямо через голову.
— Ошалел, черт! — вне себя от возмущения закричал
Сашка.— Что ты делаешь? Сломаешь!
Но куда там! Ленька, не обращая внимания на окрик
друга, продолжал тянуть все так же через голову вверх. Это
длилось всего несколько мгновений. Леска внезапно рванулась
вглубь и против течения, затем выскочила из воды и упругой
спиралью обмоталась вокруг удилища.
— Растяпа! У-у!—заскрежетал зубами Сашка и
замахнулся на друга фонарем.
Но тот и так чуть не плакал от досады. Руки его дрожали,
на лице расползлась какая-то глупая гримаса. На ругань он
не реагировал, а только бессмысленно глядел на оборванную
снасть и шумно дышал.
— Кто же так тащит? Ведь наверняка тайменя упустил,
горе ты разнесчастное!
Ленька наконец очнулся. Он опустился на песок, схватился
за голову. Сашка между тем взял Ленькину снасть и стал
осматривать.
— Леня,— обратился он к другу,— взгляни на крючок.
Ленька взглянул. Дорогой крючок «с запасом прочности до
пятидесяти килограммов» был бессовестно разогнут.
— Швейцарский...— простонал Ленька.
Сашка весело рассмеялся.
— А что я тебе говорил! Надул тебя этот твой однорукий,
как слепого котенка. И дядю твоего надули! Ха-ха-ха! Ой,
умру!
— Подожди, не умирай,—Ленька поднялся с песка.— Ты
еще увидишь, как я этому торгашу буду морду разделывать.
— Это инвалиду-то?
— Нет, жулику...
Хорошо лежать на разостланном плаще в сторонке от костра
и любоваться золотой россыпью звезд в бескрайнем небе. Где-
то далеко в тайге, словно нехотя, кричит какая-то неугомонная
ночнай птица; ласково воркует на перекате речная струя, ино-
48

гда чуть-чуть прошелестит над головой листьями черемухи
свежий ветерок, словно о чем-то с ними пошепчется.
— Саш, а Саш, ты спишь?
— Сплю.
— А зря... Ты посмотри, звезды какие!
— Обыкновенные, какие...
Ленька не успокаивался.
— Ты когда-нибудь думал, вот умрешь, а звезды все так
же будут светить и кто-нибудь другой, может быть, через сто,
тыщу лет вот так же будет здесь рыбу ловить и, может, так же
думать...
— Философия! — проворчал Александр сонным
недовольным голосом.— Бояться смерти, да еще безо всякой на то
причины просто глупо.
— Да я и не боюсь. Просто думаю, что жизнь человеческая
до обидного коротка. А главное, что эту короткую жизнь
некоторые люди разбазаривают на мелочи, зачастую гнусные и
грязные.
— Это ты о швейцарских крючках, что ли?
— А хотя бы и о них. Сашок, послушай, ну пусть он меня
надул на этот несчастный рубль, так он же не меня, а себя
ограбил, свою совесть, а?
— Это ты ему попробуй доказать. А по-моему, он доволен
и ограбленным себя не чувствует. Хлопнул, поди, за твой
рубль стакан водки и плевать ему на то, что у тебя по его вине
таймень сорвался. Давай-ка спать, светать скоро начнет.
Но поспать друзьям не пришлось: из-за поворота реки
донеслись чередующиеся всплески воды, кто-то грузно шел по
ней, поднимаясь вверх по течению. Сквозь прибрежные кусты
блеснул яркий свет фары, явственно донесся разговор
мужчин, их тяжелое дыхание.
— Кто это? — шепотом спросил Ленька, вскакивая на ноги.
— Сейчас узнаем,— стараясь сохранить спокойствие,
ответил Александр и тоже поднялся.
Прошла еще минута, и незнакомцы — их было двое —
ступили на песчаную косу. Каждый держал автомобильную фару
с ацетиленовой горелкой, из которой, шипя, вырывалось острие
яркого голубого огня, и недлинную острогу с зубьями,
напоминающими наконечники старинных стрел. За плечами у
незнакомцев висели на лямках резервуары с бурлящим карбидом;
а у одного из них через плечо — мокрый мешок, чем-то
набитый наполовину. На ногах — болотные сапоги, на головах —
косынки, словно у средневековых морских разбойников.
— Осторожнее! Видите, удочки,— выступил вперед
Александр.
— А... рыбаки,— проговорил в ответ один из незнакомцев,
приземистый и полный мужчина.— Удочки,— он пренебрежи-
49

тельно повел в сторону Ленькиного удилища своей блестящей
острогой.— мы не тронем. Разрешите к огоньку?
— А кто вы такие будете? — спросил Александр, и в голосе
его послышалось плохо скрытое раздражение.
— Мы-то? — выступил на полшага вперед второй
незнакомец. В свете горелки вспыхнули лукавым смехом круглые
глаза, из-под грязноватой косынки заблестела потная
ржавчина выбившихся кудрей.— Тоже рыбаки мы, из артели
«красный пескарь», промышляем рыбку, так сказать,
дедовским способом.
— Ну и как улов? — с деланным спокойствием произнес
Александр, хотя брови против воли поползли у него к
переносице.
Улов сегодня неважнецкий,— поморщился рыжий,—
однако на ушицу есть. Покажи! — кивнул он своему товарищу.
Тот снял с плеча мешок, молча вытряхнул его содержимое на
песок.
— Вот полюбуйтесь! Таймень... сазан... А ленка видели? —
Проворными руками он стал разворачивать кучу кровоточащей
рваными ранами рыбы.— На удочку, пожалуй, не поймаешь
столько, верно? Что, может, продадим товарищам? Что,
уважаемые, может быть, того... сойдемся? А то домой без рыбки-
то возвращаться неудобно ведь, а?
Этого Александр стерпеть уже не смог.
— Ты, браконьерская твоя душа! Во-первых, мы тебе не
товарищи, а во-вторых, забирай сейчас же свою рыбу и
катись... пока я тебя,— он сжал кулаки, под скулами заходили
желваки.
— Ну-ну, потише,— сразу перестал улыбаться молодой и
выставил перед собой острогу,— а то ненароком наколешься.
Пожилой тоже насторожился.
И тут случилось нечто совсем неожиданное: из-за плеча
Александра разъяренным зверем выпрыгнул Ленька. Схватив
левой рукой выставленную острогу за цевье, он изо всей силы
ударил правой рыжего пария в подбородок. Рыжий выпустил
острогу и, как-то странно «хоркнув», сел на влажный песок.
— Ты что, с ума сошел?! — крикнул Александр.
— Пусти! — не своим голосом заорал Ленька.— Я из этого
гада душу выну!
Однако «гад» не растерялся. С исказившимся от
бешенства лицом он вскочил на ноги и, выхватив из кармана нож,
бросился к Леньке.
— Ленька, берегись!!!
Сашка подскочил вовремя. Резкий взмах ноги — один из
приемов самбо — и нож вывалился из рури браконьера. В ту
же секунду Сашка почувствовал жгучий укол в левое плечо.
Инстинктивно рванувшись в сторону, он увидел перед собою
50

блестящую острогу и налитые кровью глаза второго бандита.
Тот уже размахнулся для повторного удара. Александр
присел, и острые стрелы остроги пронеслись в сантиметре от его
головы, глухо скрежетнув по прибрежной гальке. В то же
мгновение переброшенный через голову Александром следом за
острогой проследовал ее хозяин. В три прыжка Сашка
подскочил к костру, схватил ружье и, крикнув: «Руки вверх,
сволочи!», полоснул таежное небо громовым выстрелом.
Первым побежал рыжий. Шумно дыша и разгребая воду
руками, словно брошенная в нее собака, он кинулся к
противоположному берегу. Горелка, волочащаяся за ним на шланге,
бурлила газом. Ленька хватал увесистые голыши и бросал их
в темноту, в сторону доносящихся всплесков. Второй
браконьер, поднявшись, тоже бросился бежать, но Ленька
подставил ногу, и он вторично растянулся на камнях, громыхнув
выпущенной из рук горелкой.
— Не уйдешь! — Ленька прыгнул ему на спину и, схватив
за правую руку, вывернул ее, отчего бандит взвыл.
— Тащи веревку! — крикнул подоспевший Сашка,
перехватывая руки браконьера натренированными сильными руками-
Вновь вернулась на песчаную косу тишина, но уже не
вернулось вместе с нею очарование летней ночи, ощущение
таежной дикости, чувство романтического одиночества. Сильно
воняло карбидом, противно сопел под черемуховым кустом
связанный по рукам и ногам бандит, вид порубленной
кровоточащей рыбы неприятно действовал на нервы. Ленька весь
дрожал от нервного возбуждения и бессмысленно вертел в руках
трофейную острогу.
— Однако, удивил ты меня,— хлопнув его по плечу, не то
с укором, не то с одобрением проговорил Сашка.— Что это ты
на него набросился?
Ленька шмыгнул курносым носом и прерывающимся от
недавней схватки голосом ответил:
— Так то же был он!
— Кто он?
— Однорукий!
— Тю-у! У него две руки были!
— Да он же, он,— настойчиво повторил Ленька,— и
эталон ткнул пальцем в сторону связанного,— тот самый «дядя».
— Вон оно что! — протянул Сашка.— Ну теперь ясно, как
они тебя на базаре околпачили.
Немного помолчав, он нехотя предложил:
— Ну что, будем рыбачить?
— Какое там...— Ленька махнул рукою и медленно побрел
к затухающему костру.
Остаток ночи друзья не спали, настороженно вслушиваясь
в окружающую тишину.
51

На востоке узкой полоской заалело небо. Поблекли звезды,
утренний ветерок игриво пробежал по макушкам деревьев.
Далеко за лугом прокричал спросонья фазан-петух, И хотя
все вокруг дышало по-прежнему первозданной красотой и
свежестью, к Леньке уже не возвращалось то прекрасное чувство
романтики, которое он испытывал до момента встречи с
браконьерами. Оно было безжалостно проострожено, как тот
красавец таймень, что лежал на влажном песке с кровоточащими
ранами на зеленом пятнистом теле.
Возвращение в город было долгим: шли пешком. Ленька
вел оба велосипеда. Между ним и Сашкой тяжело шагал со
связанными руками браконьер.
Каунас
Михаил Абрамов
КЛОП
На рассвете добрались до окраины старинного русского села
Усолье. которое в начале мая всегда становится истинной
Меккой для паломников, называемых рыболовами. Дорога была
трудная, особенно ее последние километры. «Победа» три раза
садилась на оси. Александр Николаевич с невысказанной
обидой смотрел на меня и Леонида Федоровича, рисовавших ему
так заманчиво путешествие на Плещеево озеро. Чувствуя свою
вину, мы с молчаливым остервенением ломали ветки, толкали
их под колеса, проваливаясь по колени в вонючую болотную
жижу.
— Захотели комфорта в пижонской машине,— тихо ворчал
под нос Леонид Федорович.— Лучше бы на самосвале ехать...
Мимо нас проносились грузовики и автобусы, до отказа
набитые рыболовами.
Наконец все муки позади. Александр Николаевич остановил
машину на травянистом бугре. Отсюда сквозь частый
кустарник виднелась извилистая река Вёкса. На ее плоских берегах
в самых живописных позах стояли люди с длинными удочками
в руках. Они были неподвижны, находились в каком-то оцеяе-
нелом ожидании, будто цапли при охоте на лягушек. Вокруг
рыболовов курился туман. Это делало картину на берегах
реки немного жутковатой и таинственной...
— Опоздали. Хорошие места заняты,—сокрушенно сказал
Леонид Федорович и стал собирать удочку.
— Машину без присмотра не оставим,—распорядился
Александр Николаевич.— Первые два часа дежурю я, а потом вы
по очереди.
Дежурить у машины нам не пришлось. Ледяная вода так
52

припекала ноги, точно на них вовсе не было резиновых сапог
с суконными портянками. Вернулись на привал. Выспавшийся
Александр Николаевич спросил:
— Как дела?
— Десять тысяч штук,— ответил Леонид Федорович.
— Что десять тысяч?
— Проклятий услышали на берегу...
Сели завтракать. Молча и поспешно пили кофе из термоса,
ели колбасу. Я предложил вернуться на Плещеево озеро, мимо
которого проехали ночью, разыскать там лесника Пашку и
попросить у него Лодку. Возвращались без особых задержек —
ехали по колее, пробитой сотнями машин. Было светло, и
Александр Николаевич не пугался широких луж на дороге, не
сворачивал на зеленые обманчивые лужайки.
Пашку увидели на прямой и широкой просеке. Он шел из
глубины леса, рядом бежала большая рыжая собака.
Попросили лодку.
— Поздно пришли. Лодки давно в озере...
Огорченные, мы легли на сухой бугорок, потеряв всякую
надежду на удачную рыбалку. Над нами шумели молодые
березки первыми клейкими листьями. Пашка прилег было рядом
с нами, рыжая собака прижалась к его ногам, но через минуту,
видимо поняв наше настроение, он встал и решительно сказал:
— Пойду Кольку шугану!
Вместе с Пашкой мы вышли на травянистый мыс. Лесник
требовательно стал звать Кольку, молодой голос звучно летел
над просторами озера, но долго никто не отвечал. На серой
воде, примерно в полкилометре от берега, чернели смоленые,
с высокими острыми носами лодки. Ветер дул с просторов
озера, у наших ног плескались небольшие накатные волны.
Пашка стоял по колени в воде, мягкие голенища охотничьих
сапог он пристегнул тесемками к брючному ремню. Загорелое,
красивое лицо его выражало мрачность и нетерпение.
— Ну и черт ненасытный,— перестав кричать, сказал
Пашка.— Уехал до света и все от сороги не может оторваться.
Сайга, голос
Рыжая собака, находившаяся у ног хозяина по горло в
воде, подняла морду и начала отчаянно лаять.
Прошло еще минут десять. Пашка стоял и непрерывно
махал руками. Одна из лодок двинулась с места и стала
приближаться к берегу. На корме сидел человек. Нос лодки задрался
к небу, скользила она по воде не всем килем, а только кормой.
Вскоре подплывающего человека стало хорошо видно. Лицо
его было багрово-красным и совершенно круглым, точно
сковородка. И все, что должно присутствовать на человеческом
лице, ничуть не соответствовало занимаемой площади.
Короткие пухленькие губки, носик-пуговка и глазки-щелочки, каза-
53

лось, были чужими, случайно попавшими на этот багровый,
словно раскаленный на огне, круг. А когда человек на лодке
повернулся в профиль, то сразу же за выпуклыми щеками
спрятались и глазки, и губки, и носик.
— Чего горло дерешь? — упрекнул Пашку багроволицый
неожиданно крепким, густым голосом.— Видишь, что
творится?— показал он на дно лодки.— Аж рука зашлась...
На его лице даже тенью не скользнула радость,
свойственная в таких случаях истым рыболовам.
— Ну и хватит, раз рука зашлась,— спокойно сказал
Пашка.— Пусть другие побалуются. Вылазь давай!
— И не подумаю! — хихикнул багроволицый.— При таком
жоре пареной брюквой на берег не выманишь...
— Пусть люди побалуются,— требовательно повторил
Пашка.— Из Москвы приехали, а за все утро ни единой поклевки
не видели.
— Мне что за горе, что не видели! — снова хихикнул
багроволицый и шмыгнул носиком.— Они не впервой, поди, гоняют
машину впустую? Им что с того!
— Выгребайся! — зло крикнул Пашка.— Лодку людям
обещал, они мои сродственники.
— Выкидай рыбу сам, пусть садятся, если твои сродствен-
пики. Меня не трожь, так как все одно не вылезу! —
багроволицый поднялся на кряжистые, короткие ноги. Рыжая Сайга
сердито заворчала, глаза ее налились кровью.
Пашка взял лежавшее в носу лодки ведро, стал собирать
плотву. Мы молча помогали ему в этом невеселом деле.
Багроволицый наловил шесть ведер крупной рыбы. Пашка высыпал
плотву в широкую бочку с просверленными клепками, которая
стояла в озере недалеко от береговой кромки. Потом он
поднял с земли три доски, пригнанные волнами, и положил их
поперек лодки с борта на борт. Мы взяли удочки и, тесня друг
друга коленями, с трудом уместились в лодке. Она сразу же
погрузилась в воду. Запас бортов остался не более трех
сантиметров.
Багроволицый не спеша замахал кормовым веслом,
неровными толчками двигая лодку среди прошлогодней черной
тресты все дальше и дальше от берега. Мы сидели смирно и
молча, боясь шевельнуться. Было слышно, как стучала и шуршала
треста, царапая днище и борта лодки. На границе тресты, там,
где начиналась глубь, наш надувшийся кормчий отдал первую
команду:
— Держись!
Это означало, что необходимо затормозить ход лодки, хотя
для этого у нас никаких средств не имелось. Мы дружно
опустили удочки толстыми концами в воду, уперлись в дно.
Глубина оказалась около двух метров. Лодка замерла на кромке
54

тресты. Это понравилось багроволицему, и он довольно
крякнул.
Ловить было трудно — нельзя ни двинуться, ни наклониться.
Только закинули удочки, и в одну секунду на наших крючках
затрепыхались крупные плотвицы. Поклевок не нужно было
ждать — знай кидай да вытаскивай удочку. Отняли по два
нижних колена удилищ, стали ловить только на третье, тонкое:
так быстрее и удобнее. Выловленную плотву кидали на дно
лодки — в общий котел. Багроволицый сначала бросал рыбу
себе под ноги, но она, прыгая, уходила от него, как он ни
старался задержать ее огромными резиновыми сапожищами.
— Ну, черт с тобой,— сказал он тихо.— Свою узнаю, буду
хвосты кусать...
Плотва клевала непрерывно, садилась на крючок без
всякого обмана. На лодках, окружавших нас, рыболовы тоже
безостановочно взмахивали удочками. Куда ни попадал взгляд,
всюду на солнце сверкала чешуей трепещущаяся рыба.
Мы заметили, как темная туча широкой полосой
распласталась над озером. Порывы ветра становились сильнее и сильнее,
волны все выше и круче. Но неослабевающий клев рыбы
держал нас на дальней кромке камыша. Вдруг в борт так
хлестануло, что половина гребня волны осталась у нас под
йогами. Лодку развернуло носом к берегу.
— Держитесь, невареные! — заорал багроволицый.
Точно по команде мы опустили руки за борт, ухватились
за старую ломкую тресту, срезанную вровень с водой недавним
ледоходом. Еще удар волны, опять ее гребень плеснулся нам
под ноги, и лодку понесло, но не к тому мысу, где осталась
машина, а к болотистой низине, почти к самому устью реки
Вёксы. Мы держали в руках пучки сорванной тресты, сознавая
свою полнейшую беспомощность в борьбе с разбушевавшейся
стихией. Волны шли с самой шири и глубины озера.
Багроволицый Колька отчаянно греб длинным кормовым веслом,
силясь повернуть лодку наискось волны, но у него ничего не
получалось. Наконец он все же поставил лодку вразрез крутых
гребней, и это спасло ее от новых гибельных ударов.
Мы схватили доски, на которых сидели, встали на колени
и стали суматошно грести. Вода в лодке плескалась с борта на
борт, встревоженная рыба металась вокруг нас, но мы ни на
что не обращали внимания, махали и махали сырыми
угловатыми досками. Ветер и волны были сильнее и несли нас к
болотистой низине. И какой-то особенно злой, отчаянный гребень
ударил так, что в один миг мы вылетели в озеро вниз головой,
оттолкнув от себя ногами перевернувшуюся лодку. Резиновые
сапоги, точно гири, потянули на дно, которое, к счастью,
оказалось в этом месте близким и твердым. Когда мы высунули
головы из воды, то не увидели Кольки. Потом он показался

несколько поодаль и сразу же опять ушел под воду. Александр
Николаевич бросился ему на помощь, схватил за ворот фуфайки
и потащил к нам, где было мельче. Мы стояли в воде по самое
горло, а Колька снова скрылся с головой. Он был малого
роста. Александр Николаевич приподнял его и сказал, чтобы он
держался за шею. Но Колька, выплюнув воду, громко фыркнул
и, оттолкнувшись от своего спасителя, кинулся вплавь
навстречу волнам. Он стал что-то хватать руками. Мы заметили
вокруг нас на поверхности воды плавающую рыбу. Это были
плотицы с откусанными хвостами. Они делали круг за кругом,
словно танцевали вальс, но не могли уйти вглубь, уйти в
сторону. Колька схватил несколько рыбок, сунул их за пазуху,
и его голова опять скрылась в мутной воде. Александр
Николаевич схватил его за ворот и больше не отпускал...
Долго и мучительно добирались мы до берега.
Неимоверных усилий требовал каждый шаг. Местами пришлось плыть:
ноги не доставали до дна или трухлявая тина засасывала
сапоги, как каша. Выбрались не на зеленый мыс, а на
болотистые кочки, заросшие жесткой травой. У Леонида Федоровича
каким-то чудом дала искру бензиновая зажигалка. Нарвали
сухой травы, разожгли костер. Отжали воду из штанов и
курток, держали их в руках вокруг огня.
Колька не стал ждать, когда просохнет одежда. Он оделся
первым и сказал:
— Возьму у Пашки большую лодку, разыщу плотву.
Никуда не ушла Хвостиков-то у нее нет!
— Подожди,— сказал Александр Николаевич.— Теперь мы
вроде крестников, в одной беде испытанные...
— Хороши крестники, черт вас побери! — мрачно взглянув,
ответил Колька.— Не было бы вас, не сидел бы я дураком на
болоте...
Все же он подождал, и мы вместе пошли к леснику.
— Почему же рыба в реке не клюет? — спросил Леонид
Федорович.
Колька долго не отвечал. Потом, повернув лицо, хитровато
поглядел и хихикнул.
— Ты, поди, не знаешь, что давно уже на дураках не
пашут, а все на тракторишках?
— При чем тут трактора? — удивился Леонид Федорович.
— А при том, что перевелись дураки и здесь на Плещееве.
Не догадался?
— Нет, не догадался...
— Так слушай, объясню.— Колькины глаза заиграли
злорадно-веселыми искрами.
— Устье реки в три ряда перегородили железными
сетками. Помахали, поди, москвичи и ярославцы вдоволь своими
лакированными удилищами. Взяли рыбки с черта лысого! Вер-
56

нутся домой, так и кошки обхохочутся. У вас тоже руки не
натужило уловом! Теперь догадался?
Колька торжествовал откровенно и нагло, совершенно не
стесняясь того, что говорил.
Леонид Федорович долго молчал. Он пошарил по карманам,
вытащил пачку размокших сигарет, швырнул их на землю.
— Как вы посмели такое сделать? — наконец выкрикнул
он дрогнувшим голосом.— Ну хорошо, лишили удовольствия
и радости многих людей в выходной день, но это еще не вся
подлость... А за что рыбу наказали, преградили ей путь на
нерестилища?
— Вот ты о чем тужишь? — глазки багроволицего
округлились, стали колючими.— Плевать мне на ее нерестилища! Рыба
мне интересная, когда она в лодке, а еще лучше, когда деньги
в карманах звякают. Понятно?
Александр Николаевич остановился. Остановились и мы с
Леонидом Федоровичем. Колька, гордый одержанной над нами
победой, шагал широко, торопясь взять большую лодку и
выловить в озере плотву с откусанными хвостами. Его сапоги
хлюпали по лужам, да качалась перед нашими глазами из
стороны в сторону плоская* широкая спина.
Когда затихло хлюпанье Колькиных сапог, двинулись и мы-
Александр Николаевич горько рассмеялся:
— Эх мы, горе-рыболовы! Объясняли наперебой: большое
атмосферное давление, потому и рыба не клюет. Вон оно идет..-
атмосферное давление...
Лесник ждал нас на мысу. Было видно, что он за эти часы
тоже пережил немало тревог.
— Хорошо, что все так обернулось,—сумрачно сказал
Пашка.— Однако, и мокрые, и без рыбы...
Колька выпрашивал лодку, которая покачивалась на
волнах. Толстая цепь, продернутая в свайное кольцо, и массивный
замок позвякивали под мерный плеск воды на песчаной отмели.
— Отстань! Не дам! — отмахивался Пашка.— Сколько раз
надо говорить одно и то же?
— Ладно. Припомнишь! — Колька побагровел до
черноты.— Припомнишь меня, красавчик, да спохватишься...
Сайга грозно зарычала на Кольку, показала острые клыки.
Он пошел к бочке с рыбой.
Мы успокоили лесника. Прощаясь с ним, поинтересовались,
где и кем работает Колька.
— Работает? — удивился Пашка.— Нигде не работает. Всю
жизнь вьется, где выгоднее. Клоп это, человеком грех назвать.
— Почему же ты лодку ему утром дал?
— Он не спрашивал. Один раз прогнал, так он у меня две
поленницы, кубометров десять, смолья в лесу спалил. Рука
у него не дрогнет, не посовестится.
57

Ехали мы домой по гористой дороге от Плещеева озера до
Загорска, но бесконечно меняющаяся живописная картина
весенней природы почти не волновала меня. Почему-то не
выходило из головы слово «клоп», сказанное лесником о Кольке.
Я испытывал какую-то душевную неловкость и даже стыд, что
мы уехали с прекрасного Плещеева озера, а там остался клоп.
Представлялось, почти зримо, как свирепо он откусывает
плотицам хвосты и мнет их огромными сапожищами.
Александр Николаевич, склонившись над рулем, вел
машину на большой скорости. Я спросил его:
— Саша, ты устал здорово?
— А что?
— Клоп-то, наверно, опять рыбам хвосты откусывает? Да
и река перегорожена. Плотва и язи головами о железные сетки
бьются...
Я не надеялся, что Александр Николаевич поймет меня.
Рыбалка и вся наша затея с поездкой на Плещеево озеро были
ему совершенно чужды. Но он сразу же остановил машину,
развернул ее, и мы помчались в обратную сторону.
Ф. Жалнин
В УСТЬЕ РЕКИ
Недалеко от лесопильного завода — многолетняя свалка
опилок. Для рыболовов не свалка, а золотоносная жила. Зимой и
летом, в зной и дождь здесь всегда изобилие красных червей.
Копнешь палкой — и они в отвале, словно пружины,
извиваются. На крючке ходят, как тигр в клетке. Мимо такой наживки
ни одна рыба не пройдет.
Приедут к нам рыболовы из других мест со своей наживкой
и часами сидят с удочкой без толку. Поклевки нет и нет.
Сядешь рядом, насадишь на крючок «нашего» червя — и что ни
заброс, то поклевка.
Теперь вам должно быть понятно, что такое красный червь,
выкормленный отходами лесопилки.
Довелось мне как-то побывать в городе Приозерске.На
свалку целлюлозного завода за червями рыболовы даже из
Ленинграда приезжают. Там не свалка, а целая гора из елового
корья и опилок. Местные жители эту гору называют «второй
пирамидой Хеопса». Жидкие отходы целлюлозный завод
сливает в устье реки Вуоксы. Прибрежные жители лодки и
баркасы завели: в Ладожском озере отравленную рыбу
вылавливают, свиней кормят. Но сточные воды производства — особая
58

статья, об этом не вскользь говорить надо, сейчас же речь о
другом.
Сегодня мне отпуск по графику вышел. Через год — на
пенсию. Но я никаких домов отдыха и санаториев не признаю.
Для меня лучший отдых — путешествие по родному краю. Не
просто так, а, конечно, с удочкой в руках или с ружьем за
плечами. Часто путешествую не один, жена — мой неутомимый
товарищ в походах. Вместе с ней не одну сотню километров
прошли. Но теперь еду один. Жена к сыну в гости отправляется,
соскучилась. Дети — ее слабость. Если о ее любви к детям
подробно рассказывать, недели не хватит. Может, встретимся на
рыбалке — расскажу, обязательно расскажу. Там, у костра,
вечером беседа задушевней получается. Встретятся люди
первый раз, за один вечер друзьями на всю жизнь становятся. По
моему понятию, дым костра, звездное небо хорошо на людей
действуют. Думаю, когда-нибудь сидение у костра санаторным
больным, как хвойные ванны, прописывать станут. Особенно
тем, у кого характер тяжелый да неуживчивый...
Сел на попутную машину, еду, во все стороны смотрю на
проснувшуюся после зимней спячки природу, любуюсь. Скоро
выходить. У чуть заметной тропки водитель машину остановил.
Поблагодарил его, он мне на прощанье рукой махнул.
Хороший народ, водители грузовых машин!
Шагаю по лесу, а в нем благодать неописуемая. Снял
шапку, темному бору поклонился, поздоровался. От его имени
дятел раскатистой дробью приветствует, желтогрудые синицы в
перезвон ударились. Сосны аромат разливают, весенняя земля
подснежниками украсилась. Иду, подсобой ног не чую, на душе
полный оркестр симфонической музыки. Не успел оглянуться,
как пять километров позади остались. Вышел к устью. Тишина.
В озере голубое небо купается, по нему маковыми зернами стаи
уток рассыпаны. Скинул с плеч мешок, стою, не могу
налюбоваться.
Немного отдохнув, сел у заветного камня, леску размотал,
насадил червя на крючок, забросил. Сижу, на поплавок
никакого внимания не обращаю, от окружающей красоты глаз
оторвать не могу... Справа послышался всплеск. Повернул голову
и вижу: медленно продвигается просмоленная лодка, на
водной глади от нее усы расходятся, бегут к берегу. На веслах —
невысокий крепыш, на корме —огненно-рыжий великан сидит.
Такие шутя двухпудовыми гирями играют. Третий, широко
раскинув руки, сладко спит на ворохе новых капроновых сетей.
— Вставай, Тимофей, приехали! Хватит дрыхнуть! — толкая
в бок спящего, басит великан.
Тимофей поднял голову, недоуменно посмотрел на
товарищей, затем перевел сонный взгляд на берег. Повернулся на бок,
достал выливашку, зачерпнул из реки воды и стал жадно пить.
59

Вода побежала по подбородку, заструилась серебряными
нитями по широкой груди. Напившись, одобрительно крякнул,
вытер ладонью давно не бритый подбородок, сдвинул на затылок
шапку и сказал:
— Сколько водки ни пей — водой похмеляться.
— Можно пивом,— ответил великан.
— То в городе...
Великан, видимо бригадир, оборвал:
— Придержи лодку. Камни надо покрупней подобрать.
Не прошло и получаса, как эта троица умело перегородила
устье реки сетями. Затем перекрыли две соседние протоки.
Скрипя уключинами, лодка скрылась за островом.
Часа через полтора вновь послышался скрип уключин.
Показалась та же самая лодка. Довольные уловом рыбаки
причалили к берегу. Запылал костер под вместительным котлом,
запахло ухой. Подошел я к ним, попросил перевезти через
реку. На весла сел крепыш. Поплыли мимо сетей.
— Здесь есть рыбнадзор? — спросил я.
— Как не быть. Есть. Поймают, по тридцатке обеспечено.
Да поймать не так просто.
— Вас ни разу не штрафовали?
— А за что? Мы на государство работаем. Артель.
— Но ведь перегораживать реку, да еще во время нереста,
никому не позволено.
— На две трети позволено. А где две трети, там и
побольше можно,— хохотнул он.— Услышим шум мотора — отведем
конец и готово: проход есть. Скажут — мал, ответим — мол,
течением нанесло..- Зато завсегда улов есть.
— А совесть?
— Чего? Вот если бы совсем запретили ставить сети в
устьях, тогда... А сейчас лафа. Да и то сказать, пора, видно, в
другие места перебираться. Совсем мало рыбы здесь стало.
— А вы бы ее поберегли, не грабили, реку-то. Вот и не
пришлось бы других мест искать. Запретить надо такую ловлю.
— Вот ты и попроси запретить. Ты ведь любитель, тебе
сподручней...— опять ухмыльнулся мой перевозчик.
— У вас колхоз?
— Не, мы от райпищеторга ловим.
— Жаль, что один я тут. Пришлось бы вам уплатить по
тридцатке,— вылезая из лодки, сказал я.
— То-то что один. Мы ведь тоже с понятием, соображаем,
когда можно вот так, в открытую, а когда и попридержаться
надо. А ты, дед, все-таки напиши куда следует. Напиши, тебе
и ответ пришлют вежливый...— хихикая, цедил сквозь зубы
браконьер.
— Смейся, смейся. Потом плакать будешь. А написать я
обязательно напишу.
60

На этом мы и расстались. У берега плескалась рыба: окуни и
плотва плотными косяками шли из озера на нерест в реку. Их,
как и пернатых, зовет голос природы. Пернатые летят к
местам гнездовий, рыба идет на нерестилища. Встретив на своем
пути сети, многие попадают в жадные руки браконьеров,
другие вернутся в холодную воду озера; переполненные икрой,
заболеют, погибнут тысячи икринок, затем погибнет сама мать*
Волны выбросят ее на берег...
С невеселыми думами подходил я к хате старого друга —
колхозного сторожа.
Начало долгожданного отпуска омрачили, испортили
хищники!
Ленинград
В. Сорокин
ИНАЧЕ БУДЕТ ПОЗДНО...
В январе в полную свою власть вступает зима. Гуляют
холодные ветры, жгут морозы. На мохнатых лапах елей и сосен
шапки снега.
Кажется, будто все умирает зимой. Но это только кажется.
На снегу видны следы птиц и зверей. А подо льдом рек и озер?
Там тоже своя особая жизнь.
Забившись в ил, спят караси, лини, карпы. Полусонная
щука, ощущая кислородный голод, часами стоит в карчах пли у
донных ключей. Лишь изредка выходит она кормиться, и
опытному, терпеливому рыболову выпадает тогда удача. Но такие
случаи редки.
В реках по мелям рыскают стайки ершей и пескарей. Более
вяло ведут себя плотва, подуст, густера. Переполненный икрой
налим готовится к нересту и тоже не кормится. В глубоких
ямах скапливаются целые косяки язей, сомов, лещей. Здесь
они лежат на дне до тех пор, пока не почувствуют
живительный приток первой талой воды.
Но бывает, что спокойный сон рыбы нарушается; резко
увеличивается в воде содержание углекислого газа и еще меньше
остается кислорода. Наступает замор.
Первыми из ям в поисках более чистой воды уходят окунь
и щука. За ними поднимаются со дна лещ, судак, сом. Но
плыть вверх, против течения, рыба уже не может. Не хватает
сил. И целые косяки скатываются вниз по реке. Они идут до
тех пор, пока не попадется устье речки с чистой водой. И
задыхающаяся рыба скапливается здесь, у «отдушин». Вот тут-
то порой и ждут ее хищники-браконьеры...
61

Но даже не в этом самое главное. Зимою в рыбе
созревает икра. Вместе с выловленной в это время рыбой гибнут
десятки тысяч икринок, т. е. будущее поголовье, богатства наших
водоемов.
Не раз наблюдал я такие трагедии на Клязьме, Колокше,
Судогде, Нерли. Не раз мы с горечью говорили об этом на
собраниях любителей природы. Но все, или почти все, остается
по-прежнему.
Как-то в январе охотились мы на окуня с моим другом
Андреем, старым рыболовом. Окунь брал уже очень плохо. Трудно
было найти его стоянку. Лед стал толстым, и каждая лунка
стоила больших трудов. Удильщиков на Нерли уже было
немного. И только самые энергичные и заядлые рыболовы
упорно искали удачи. Большинство, как обычно, остановилось на
глубокой заводи у железнодорожного моста и ловило на
крупные блесны. Несколько человек уже поймали крупных судаков,
и теперь все рубили большие лунки, спешно меняя мелкие
блесны на крупные.
Мы с Андреем остановились здесь же. Я тоже хотел
последовать общему примеру, но Андрей отговорил меня:
— Мы же пришли ловить окуня...
Я заметил, что старый рыболов чего-то не договаривает.
Ловил он почти без азарта и охоты. Меня удивляло его поведение,
хотелось пойти туда, где то и дело раздавались радостные
возгласы удачливых охотников за судаками. Кто-то отошел на
средину реки, где никто не ловил, и прорубил лунку на течении.
Не прошло и полминуты, как он отчаянно закричал:
— Багорчик!
Его окружили любопытные. Добыча была очень крупной.
Рыболов с трудом приподнял ее со дна. Вот уже сверкнула в
прорубке величиной с пятак рыбья чешуя.
— За бок зацепил,— заметил кто-то.
Двое добровольных помощников поддели добычу багорчи-
ками. Но вытащить не смогли, прорубь была мала. Наконец,
подрубив лед, добычу вытащили из лунки. Это был
великолепный лещ, весивший не меньше семи килограммов. Его брюхо
было раздуто от икры, а бока окрасились кровью...
Поахав над добычей, все лихорадочно стали рубить лунки
на середине реки. То там, то здесь сверкали на льду
серебристые с золотым отливом бока лещей, израненные тройными
крючками блесен. Рыбалка превратилась в багрение... По дну
реки шел косяк лещей. Шел так густо, что крючки
двигающихся в воде блесен зацепляли рыб за бока и брюхо.
Лишь Андрей упрямо не шел на середину реки, продолжая
блеснить у берега. В знак солидарности и я ловил рядом с
ним. Еще несколько стойких рыболовов, не признававших
62

багрения, ловили с нами. Совесть не позволила пойти туда, на
бойкое, но страшное место.
К вечеру мы все-таки поймали по нескольку окуней. На уху
хватит. Но день был испорчен. Настроение тоже.
— Теперь лучше не ездить на Нерль,— с горечью сказал
Андрей, когда мы подходили к станции.— Одно расстройство-
— Всю выловят,— продолжал я.
— Всю не выловят. Но пора обратить на это внимание.
Иначе будет поздно. Но вот попробуй, поговори с ними!
...Несколько дней багрилась рыба в Нерли. Целые косяки
погибли от сетей, а те, что миновали их, гибли от тройных
крючков багрилок.
Пора, давно пора установить строгий запрет на
истребительные способы ловли, в уголовном порядке наказывать тех,
кто применяет багрилки и сети!
В. Орлов
ЗОЛОТОЙ БЕРЕГ
На автобусе я проехал по всей громадной Цимлянской
плотине, осмотрел сливные фермы, полюбовался стеклянным
сверкающим параллелепипедом, внутри которого неслышно
вращались гигантские турбины, поглядел на добычливых
удильщиков, усеявших берег ниже запретной зоны, под которой
гуляли аршинные сазаны. Потом я пошел вдоль плотины,
радуясь солнцу, свету и простору. Мое внимание привлек старик,
одиноко сидевший на бетонном изгибе пологой части плотины-
Приблизившись, я сел неподалеку от него. Почти от
стоптанных тапочек-чириков в воду уходили три нитки донных
удочек. На кукане плавали пять-шесть с ладонь величиной
рыбешек.
Я смотрел на зеленоватую опаловую ширь воды, слившуюся
у горизонта с небом почти такой же окраски, курил, молчал*
Старичок, скосив на меня глаза, спросил:
— Приезжий?
— Приезжий. Сижу любуюсь.
— Полюбоваться у нас пока есть чем...
Сказав это, он стал перебирать одну из удочек, на крючке
которой серебрилась рыбешка. Снял добычу с крючка, снова
закинул удочку и продолжал, будто в свое оправдание:
— Другие сидят под плотиной. Ловят сазанов, помногу
порой ловят, а мне эта ловля не по душе. Промысел это. А тут
крупную не поймаешь, зато что за рыба тарань! Вот с десяток
поймаю, посолю, провялю, а осенью внучке в город повезу,
63

она у меня там в техникуме учится. Побалуется таранькой,
поблагодарит деда.
— Вы сказали «пока есть чем полюбоваться*. Почему
«пока»?
Он с любопытством взглянул на меня, усмехнулся.
— Это я так, про море мысли у меня.
— А что про море? — полюбопытствовал я.— Красивое море
у вас.
— Море красивое, да ненадолго оно.— Помолчав,
добавил:— Лет на пятьдесят-шестьдесят красоты этой хватит.
— Это почему же?
— Море что дикий зверь, его в людном краю без клетки
содержать нельзя. Как получается? Подул ветер, поднялась
высоко волна и начала рубить берега. Глинистые яры валом
валятся. Пожирает море берега. Но это еще не все: весной
с прибрежных пахотных полей талая вода несет чернозем и
суглинок, а куда это все оседает? На дно моря. Пройдет время,
и станут проглядывать островки. Обмелеть может море.
Старик умолк, поправил ветхую соломенную шляпу и
отвернулся к своим удочкам.
Я смотрел на море, и мне казалось: среди раскинувшейся,
сверкающей под солнцем зеленовато-опаловой глади воды вот-,
вот замаячат тоскливые илистые островки. Но старик сказал
«может обмелеть». Оговорился он или не досказал какую-то
мысль? Я осторожно спросил:
— А может не обмелеть?
Рыболов ответил не сразу. А когда повернул голову ко мне,
во взгляде было и сожаление, и какая-то мягкая
снисходительность.
— А разве я не сказал тебе о крепкой клетке для зверя?
Люди, мил человек, на земле правдой живут, а правда труд
движет. Надо, чтобы люди правду узнали, и море перестанет
мелеть, потому что берега его покроются зелеными лесами...
Несколько лет; назад ехал я на пароходе по Дону. Был со
мной сын-третьеклассник. Хотелось показать ему красоту Дона,
красоту мест, где пробежало мое детство. Пассажиров было
немного. С нами рядом на скамейке примостился какой-то дед.
Одет он был просто, но обращала на себя внимание его
борода: рыжая, она торчала вперед, дед будто целился ею в
собеседника. Мы познакомились. Разговорились о лете, о погоде.
Узнав, что он старожил этих мест, я спросил его о маленькой,
стоящей на высоком донском берегу станице с необычным для
этих мест названием — Золотовская.
Курени и флигели, окруженные деревьями, ладно
рассыпались по кряжистому склону.
Станица, словно нарядная казачка, вышла на крутой берег
и загляделась на голубую даль задонья, а у ее ног прозрачная
64

лавина воды стремительно омывает прибрежные камни,
донные осыпи и, не поборов твердь, отваливается, скатываясь вниз.
Когда-то в студенческие годы на стареньком, колесном
пароходе я не однажды проезжал мимо Золотовской, любовался
ею и всегда думал: почему в названии ее упоминается золото?
Задавал я многим этот вопрос. Отвечали мне по-разному.
Одни говорили — в хрящеватых выходах кремнистого берега
есть прожилки золотистого цвета. Другие объясняли — вокруг
станицы богатые виноградные сады и местные умельцы знают
секрет золотистого вина. А один шутник заметил — в станице
много красивых золотоволосых казачек.
На мой вопрос дед улыбнулся, нацелился в меня бородой:
— Другого названия и дать нельзя. После войны-то
станицу хутором стали называть. А место там действительно
золотое. Во-первых, с берега вид такой, что душа радуется, как
посмотришь. Во-вторых, для виноградников склоны солнцу
доступны с весны. Но название не от этого — название от берега.
Берег там золотой.
— Как это понимать? — спросил я.
— Городские люди — все дотошные на расспросы! —
покачал головой дед.— Только в глубину-то редко кто заглядывает.
Есть в реках такая рыба, лучше которой на свете нет. Чудная
рыба. Называют ее люди красной. Осетр, белуга, севрюга, еще
стерлядка—такой рыбы в Дону с далеких времен много.
Поднимается она из гирл Дона, из Азовского моря по придонной
стрежени и лучшего места для своих гульбищ, чем усыпанный
камнями берег у Золотовской, не находит. Икринки прилипают
к донным камешкам, их омывает быстрина. Хорошо им.
Ни одна икринка не пропадает тут. Рыба знает об этом, она
ведь тоже не без понятия на свете живет.
— И много приходит красной рыбы тут на нерест?
— Эх, сынки-сынки, вам не приведется, быть может, а я
видел, сколько ее тут было. Тогда ведь ни сетей, ни бредней
больших не было. Ловили ее плетенками, вандами.
Красная рыба идет на воду, а встретив какой-нибудь
предмет, особенно деревянный, поиграть, потереться о него любит-
Играет, играет, да и всунет голову в плетенку.
Однажды — это давненько было — на гости ездил я к
одному родичу-золотовцу. Поехали мы на баркасе, подняли ванду,
а в ней севрюги. У меня даже мороз по коже прошел, как
увидел я эту красотищу. Помельче которых — обратно в Дон.
Скажу, золотовцы не жадничали. Помногу не ловили, но
кормиться — кормились. Всем хватало. Рыбу, прямо скажу,
блюсти умели мудро.
— Там и сейчас много ее?
— И сейчас берег золотым считается. И сейчас осетр и
севрюга валом валят на излюбленные свои места, ластятся
3 Заказ № 1057
05

к донным камушкам, а вода пока, дай бог, чистая у нас в
Дону, не попорчена всякой дрянью, как в иных местах.
— Охраняется река сейчас?
— Как же, конечно. Без надзора нельзя. Люди сами
охраняют. Есть запрет на красную рыбу. Это закон для всех. Все
об этом знают. Прошлый то ли позапрошлый год смешной
случай был там. Ребятишки ловили с берега удочками ласкириков
да чехонок. И вдруг у одного — цоп севрюга. Он ее к берегу.
И вытащил, шельмец. Люду сбежалось! Но рассудили
правильно: коль ловить красную рыбу нельзя, значит, нельзя.
Потрогали ребятишки у севрюги скобы на спине и на боках,
полюбовались красавицей, да и отпустили в воду с миром...
Спутник наш сошел на маленькой речной пристани.
Стемнело. Пассажиры на палубе давно поредели.
Небо было усеяно крупными августовскими звездами, сквозь
ночную, чуть влажную теплынь маячили контуры
левобережного вербового леса. По другую сторону волна от борта,
освещенная огнями парохода, стремительно неслась прочь и с
шумом ударялась в каменистые осыпи сказочного берега.
Пароход шел, огибая бакены, прицеливаясь к световым
створам на изгибах реки. Где-то рядом был Золотовский.
Мы ехали дальше. А я думал, как хорошо, что рядом снами
живут на свете люди, которые так нежно любят и берегут то,
что украшает нашу землю и жизнь.
Тогда мне впервые, как-то предметно, открылась мудрость
жизни: «правда труд движет». Было отрадно услышать эту
мудрость из уст рыболова, хоть это и не удивляло. Кому, как
не рыболовам, любить родную природу, заботиться о ее судьбе!
Б. Киселева
ПУТЬ К САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ
Толчком к написанию этих заметок послужил нечаянно
подслушанный разговор.
В автобус вошли и сели напротив нас две женщины: одна
помоложе, другая постарше. Они разговаривали о чем-то, но
смысл разговора ускользал от меня. И вдруг слышу:
— Вы не слыхали о Киржаче за Орехово-Зуевом?
— Моя соседка жила там прошлым летом. Говорит, что
очень хорошо: кругом лес и речка рядом. А что?
— Да хотим летом поехать туда. Мой отец узнал, что там
хорошо ловится рыба, и ни о каком другом месте слышать
не хочет. Расспросите, пожалуйста, соседку...
6$

Эти случайно услышанные слова живо напомнили мне наши
постоянные весенние разговоры. Летний отдых без купания
и рыбной ловли казался в нашей семье просто немыслимым.
С раннего детства я люблю рыбную ловлю, но кто и как
учил меня — не помню. Мне кажется, что я всегда умела
ловить рыбу.
И маленькой и уже взрослой я вспоминаю себя шагающей
на рыбалку то с отцом, то с братом, то в большой компании.
Весело и легко. Поем под шаг какой-нибудь маршевый мотив
или на соревнование «кто больше вспомнит» читаем наизусть
почему-то «Песнь о вещем Олеге» Пушкина.
Интересная подробность, видимо, знакомая многим
рыболовам: рыба ловилась рядом, но мы считали необходимым
«в целях краеведения» шагать куда-нибудь вдаль. Живя на
берегу старого русла Днепра, где прекрасно ловилась
всяческая рыба, шли за несколько километров на самый Днепр, хотя
там поймать рыбу было значительно труднее. С берега
Черного моря у Кабардинки, где вылавливали забавных окуней,
у которых голова была больше всего остального тела, и другую,
незнакомую нам, рыбу, которая кусалась, мы шли искать речку
с форелью. Продирались прямиком сквозь заросли с холма на
холм и, в достаточной степени ободранные, убеждались, что
речка почти пересохла и форели никакой нет. Обратно
возвращались по чудесной и ровной дороге, которая, как выяснилось,
вела к этой же речушке. Над нами посмеивались: «дурная
голова ногам покоя не дает». Но это нас ничуть не смущало,
и мы снова пускались в путь — теперь уже в поисках озера
где-то за перевалом.
И так каждое лето.
И то, что рядом были мужчины, создавало спокойную
обстановку. Все трудности ложились на мужские плечи.
Когда я лишилась отца, а позднее и брата, положение
изменилось. И хотя летом безудержно тянуло к воде, все было «не
то». Смущало, что встречные с удивлением смотрят на тебя,
если на плече твоем удочки. Сидишь на берегу, и если мимо
проходят мужчины (даже рыболовы, что особенно обидно!), то
обязательно скажут что-нибудь насмешливое. Это портило
настроение.
Наконец судьба мне улыбнулась: я попала на озеро
Селигер, где довольно скоро признали меня за рыболова и не
удивлялись.
Но тут возникла новая трудность. Рыбы много, а ловить ее
можно только с лодки. Грести я умела. Однако озеро порой
бывало таким бурным, что ездить одной было страшно.
Пришлось срочно «выращивать» себе товарища по ловле.
Пригласила погостить одну учительницу. Ни грести, ни
ловить рыбу не умеет, даже воды побаивается. Началось* обу-
3*
«7

чсиие. Научилась грести (а это не очень просто на рыбацкой
лодке без уключин!). Потом пришлось преподать ей «хитрую»
науку: как насадить червя, как закинуть удочку, как узнать,
клюет или не клюет, как тащить рыбу. И самым трудным
оказалось отучить бояться червяка! Но, как только были пойманы
первые рыбки, а однажды упущен хороший подлещик, моей
компаньонкой овладел такой азарт, что уже не я, а она
торопила ехать на рыбалку. Неприязнь к червяку была забыта.
Все пошло на лад. Но увы! Ей надо было уезжать.
Через некоторое время появляется у меня новая «ученица»:
А. Ф., художница по профессии. Опять начинаю свою «науку».
И опять насаживаю червя на чужой крючок. Наконец моя
ученица выучилась ловить рыбу, энергично копает червей да еще
выискивает пожирнее да потолще. Гребет отлично. Но осталось
у нее единственное затруднение — не могла снять окуня с
крючка. То и дело раздается по тихому озеру: «Катя, сними!»
Узнав об этом, наш хозяин подал А. Ф. ценный совет, который
и мне пригодился: «Ты,— говорит,— просунь палец окуню в рот
и постарайся протолкнуть крючок поглубже, да так, чтобы он
сел на палец. А тогда спокойно тащи крючок». Крик «Катя,
сними» стал раздаваться все реже и реже и только в самых
трудных случаях.
Моя милая художница не могла не увлечься озером. Оно
и днем было привлекательным, но вечерние зори окрашивали
и озеро и облака в такие интересные и постоянно меняющиеся
краски, что мы немели от восторга. Поездки были
наслаждением. Иногда А. Ф. «изменяла» рыбе, брала мольберт и кисти,
устраивала мастерскую на носу лодки и погружалась в
рисование.
Мы не раз получали хорошие уроки от нашего озера.
Надвигается туча, а из-под нее всегда ветер — это мы
давно заметили.
— Пора ехать, туча на горизонте,— раздается мой
благоразумный голос.
— Успеем! — бодро отвечает моя спутница.
И не раз случалось, что, как только мы вынем свой якорь,
ветер тут же загоняет нас в камыши. И камыш, который так
щедро одарял нас рыбой, превращался в лютого врага,
бравшего нас в плен. Лодка тяжелая, большая, упор для ветра
хороший, по озеру бегут уже волны, а мы путаемся веслами
в камышах и ни с места. Тут и шест пускаем в ход,
отталкиваемся... Наконец напрягаем все силы, с трудом выбираемся
на чистую воду, дружно нажимаем на весла и, конечно, под
проливным дождем, возвращаемся домой.
В гребле у нас были точно распределены обязанности: А. Ф.
гребла передней парой весел — спиной по ходу лодки, а я с
кормы второй парой — лицом. Навык ритмичной гребли часто
68

выручал нас. Однажды забросили мы удочки в «заливчики»
камыша — в таких местах всегда хорошо клевало — и
отрешились от окружающей обстановки.
Гром! Удивленно поднимаем головы. С трех сторон
движутся тучи, поднимается ветер. Вот так сюрприз! Ехать домой
уже поздно. В тихую погоду на такой переезд надо не меньше
двадцати минут, а в грозу и ветер? Пришлось выбираться на
берег В небе круговорот из туч. Резко потемнело. Исчезли
птицы. По темной воде озера побежали беляки. Красиво и
жутко!
Натянули плащи и сапоги, которые научились брать с
собой, и встали под небольшое деревце. Да, в грозу хочется
спрятаться не только птицам.
Дождь льет всерьез. Шумит озеро, шумят деревья. Удары
грома прямо над головой. Приключение становилось
неприятным. Сколько мы так простояли,— не знаю.
Но вдруг чирикнула какая-то птица. Посветлело, и дождь
стал тише. Вышли из укрытия, глянули на воду и ахнули.
Озеро разволновалось не на шутку. Призадумались. Оставаться
здесь совсем не интересно: берег болотистый, неуютный.
Подумали, подумали, да и решили рискнуть. Качало сильно, ветер
и волны сбивали с привычного ритма, вырывали весла из рук...
И только после нескольких таких уроков мы научились
возвращаться домой с первыми крупными каплями дождя.
У рыбы вкус не сходился с нашим. Селигерская рыба
любит не гладкую поверхность воды, когда так приятно
наблюдать за малейшим движением поплавка, а волнение, пусть
даже легкое. Стоит пробежать по тихой воде моторной лодке
или катеру, обязательно на волне начинается клев. А иногда
мы сами «ворошили» кончиком удилища воду. Только
появились крохотные волночки, и тут же любопытный окунек па
крючке! Так что не всегда волны были нашими врагами...
Смотрим в окно: идут волны на наш берег. Удача! Это «ле-
щёвые» волны. Лишь бы выгрести против волн и суметь
закрепиться! Но уж если отплывали метров на пятнадцать-два-
дцать от берега, улов был богатый: лещи любят прибойную
волну. А если утаскивали нас волны вместе с якорем (и так
бывало), так к дому, а не в «открытое море».
Всем хороша была моя верная спутница, но ее горячность
привела к трагедии.
Когда у А. Ф. клевало, она так энергично выдергивала
удочку из воды, что рыба летела через лодку или, что
значительно хуже, мне в лицо. Увлечешься ловлей и не смотришь на
подружку. Вдруг удар по щеке — подлещик! Уговаривала:
«Не горячись!» Но это не помогало.
Поехали мы однажды, как обычно, на вечернюю зорьку.
Засиделись до темноты. Я сложила удочки, выбросила на приваду
69

остатки червей и хлеба, задумалась о чем-то. А приятельница
моя решила последний разок закинуть удочку. То ли ветер
подул в мою сторону, то ли А. Ф. неудачное направление
выбрала в темноте, но я повернула голову как раз навстречу
стремительно летящему крючку.
...Операционный стол. Глаз спасти не удалось. Заражения,
к счастью, не было.
Меня часто спрашивают: «Неужели вы и теперь будете
ловить рыбу?» И я твердо отвечаю: «Конечно! Лишь бы видеть
поплавок». Кто возмущается, кто удивляется. А чему? Как
можно отказаться от любимого спорта?!
Очень трудно переживает этот трагичный случай моя
приятельница. И хотя она уверяет, что ни за что не будет больше
ловить рыбу, надеюсь, что время излечит и ее и мы снова
будем наслаждаться чудесной гладью любимого озера или
бороться с его волнами.
Нужно только научиться терпению и осторожности при
ловле рыбы в одной лодке.
Андрей Шмаыкевич
ТРИНАДЦАТЫЙ ЕРШ
Дорогие читатели! Увидев заголовок, не торопитесь делать
поспешные выводы: дескать, писатель снова (в который раз!)
принимается обсасывать проблему тринадцатого числа. Я вовсе
не собираюсь доказывать, что число тринадцать — вредное или
наоборот. Просто так получилось, что без этого числа я не смог
бы написать правдивого рассказа.
Да если бы я не доверял этому числу, так даже не поехал
бы на соревнования! Ведь я был тринадцатым человеком,
которому предложили ехать на Истринское водохранилище
защищать спортивную честь Центрального дома литераторов на
районных соревнованиях рыболовов.
На место сбора (перрон Ленинградского вокзала) я
прибыл не тринадцатым, а первым и, как скоро выяснилось,
единственным представителем ЦДЛ. Поезда на Солнечногорск
уходили один за другим, а я все стоял на условленном месте
и ждал своих соклубников. Увы! Никто не появлялся: ни
Херсонский с Архангельским, ни Еремин с Федоровым, ни хоть
бы один Смирнов... А Смирновых у нас в Союзе писателей
столько, что из них одних можно составить команду с
запасными.
Наконец я дождался одного. Это был наш
инструктор-организатор Егор Иванович, известный среди московских рыболо-
70

bob под именем Ермачок. Только увидев его, я понял, что мне
предстоит принять решение — или возвращаться домой, или
ехать на соревнования одному: Ермачок заявился в таком
виде, в каком ходят к теще на блины.
— Не могу, понимаешь, Андрей Павлович! — развел он
руками.— Жена, понимаешь, ногу повредила, а тут еще собачонка
чумиться начала... Я и тебе не советую...
— Что не советуешь? — набросился я на него.— Чумиться?
Ты хотя бы мой коловорот принес... Чем я буду лунки
сверлить?
Пришлось мне еще проторчать на перроне, ожидая, когда
Ермачок привезет коловорот. В Солнечногорске я еще поспел
на последний автобус, чтобы попасть на базу рыболовов.
Когда я заявил, что приехал защищать спортивную честь
Дома литераторов, организаторы соревнований стали в тупик:
они решительно не знали, как им поступить со мной. А мой
старый знакомый Юрий Николаевич сказал без обиняков:
— Хоть ты, Андрей Павлович, и солидный по габаритам
человек, но при всем желании из одного тебя команды не
составишь... Придется тебе защищать чью-нибудь другую честь,
а не ЦДЛ. Ложись пока спать, утро вечера мудренее...
Я так было и собирался сделать, но на этот раз вечер
оказался мудренее утра. Уже через полчаса Юрий Николаевич
разбудил меня и сказал, что у него появилась совершенно
блестящая идея:
— Только ты не волнуйся, пожалуйста... Мы решили
включить тебя... в женскую бригаду! Да ты постой, постой! — Он
должен был сказать «да ты лежи, лежи». Он так боялся, что я
буду волноваться, что продолжал еще долго уговаривать меня
и приводить всяческие доводы...
А я и не собирался отказываться. Я сразу сообразил, что
мне сделали очень заманчивое предложение.
Но Юрий Николаевич, не давая мне и слова выговорить,
все продолжал доказывать, что ничего в этом зазорного нет:
— Ну ведь ты же, понимаешь, один? А один в поле не bohhIi
Согласен?
Я не успел сказать, что согласен, как он пошел в новую
атаку:
— И не думай, пожалуйста! Они все опытные. И не один
ты среди них будешь: еще прибыл некомплектный товарищ...
Ну?
— Что «ну»? — спросил я.
•— Согласен?
— С первого твоего слова был согласен...— ответил я.
— Ну наконец-то! — воскликнул Юрий Николаевич.—
Пойду теперь их уговаривать, чтобы они вас приняли. Ты не
волнуйся! Я им все объясню.., Я скажу, что ты человек в годах,
Л

писатель, воздержанный и непечатными словами пользуешься
редко... Одним словом, дам такую характеристику!
Он убежал на женскую половину, а я и на самом деле стал
волноваться: а вдруг не пожелают принять? Ведь у меня уже
появилась мысль о рассказе, как некоему рыболову пришлось
защищать спортивную честь женской команды...
Юрий Николаевич вернулся буквально через минуту.
— Идем! Я познакомлю тебя с девушками. Они согласны...
«Девушками? — прикидывал я по дороге.— Тогда у моего
героя могут появиться некоторые ситуации! Интересно!..*
Но как только я был им представлен, так сразу понял, что
«ситуаций» не будет. Страсти — будут. Накал — будет, но
«ситуаций» — нет. А утром, когда мы все выстроились во дворе
на подъем флага, я убедился в этом окончательно: «девушки»,
когда они молчали, совершенно ничем не отличались от нас.
Они были в таких же ватных брюках, в валенках с галошами,
в теплых тужурках и полушубках, в шапках-ушанках и
зеленых брезентовых плащах. И ящики были у них на ремне через
плечо, и коловороты, и рюкзаки за плечами. Поди разбери
потом на льду, кто тут слабый пол, а кто сильный.
Да, я забыл сказать, что тот самый второй
«некомплектный», про которого мне говорил вечером Юрий Николаевич,
очень быстро забрал инициативу в свои руки. Мы его признали
вроде как за бригадира-разведчика. Он сам поставил нам
условия:
— Мы так сделаем: вы садитесь вот здесь, в заливчике,
и начинайте ловить, а я побегаю по водоему. В случае если
найду местечко получше, я за вами прибегу...
Побегать по водоему ему было не трудно: он был высокий,
худощавый и, пожалуй, помоложе нас. Он сразу набрал такой
темп, что скоро мы потеряли его из виду и больше уже до
конца рыбалки не видели. Но справедливость требует сказать,
что он, хотя и не обеспечил нас лучшим местом для ловли, сам
внес немалый вклад, защищая спортивную честь нашей
женской бригады.
Видите, я уже написал «нашей женской бригады». И это
неспроста. В начале ловли я занял такую позицию, чтобы
оказаться первым на пути всякого, кто с проторенной тропинки
попытается свернуть к нам, чтобы узнать, как идет клев. Я все
боялся, что какой-нибудь рыбачок, не разобравши, с кем имеет
дело, начнет отпускать всякие остроты. В таком случае я
пресек бы такие речи вовремя. Но оказалось, что я перестарался:
начал сверлить лунку так близко к берегу, что... просверлил
ее в поте лица на сухом месте. Вероятно, я что-то весьма
самокритично сказал по поводу своих умственных способностей,
упомянув при этом и свой возраст. Мои подруги посмотрели
сочувствующим взором, а самая старшая сказала:
72

— Подсаживайтесь ближе к нам... Тут хоть ерши
интересуются насадкой...
Я просверлил новую лунку и, как принято говорить у
рыболовов, не успев опустить удочку, тут же вытащил ерша —
«хозяина водоема». Он был неказист на вид, какого-то
неописуемого фиолетово-серого цвета, с перьями-растопырками во
все стороны, с предельным недоумением во взоре...
Соревнование по рыбной ловле, кажется, тем и отличается
от обычной рыбалки, что тут всякая рыба к месту. При
обычной рыбалке чаще всего ерши остаются на льду на радость
воронам, а при соревновании никто не брезгует и «хозяином
водоема». Тем более когда никакой другой рыбы как будто
и нет подо льдом.
Я сразу же заметил, что снасти у моих подружек были по-
женски изящны: крошечное мотовильце из пенопласта,
целиком вмещающееся в ладони, винипластовый шестик, всего
сантиметров пяти длиной, со сторожком из свиной щетины
вставлен в мотовильце сбоку, под углом. При таком
расположении сторожка видна самая слабая поклевка, и редко какому
ершишке она сходила безнаказанно.
— Знаете, рыболовов можно сортировать по категориям,—
уверял меня один приятель.— Есть удачливые и неудачливые,
умелые и неумелые, степенные и одержимые...
Я уже теперь и не помню все его категории. Мне кажется,
что он не поделил своих соратников еще на две разновидности.
К первой относятся рыболовы-эстеты, для которых рыбалка
начинается задолго до выезда на нее, которым плохая снасть
портит настроение, даже при хорошем клеве. Такие люди, как
правило, сами делают свои снасти, заботясь не только об
удобстве, но и о красоте. Прошу простить за нескромность, но себя
я тоже отношу к этой категории, это могут подтвердить все
мои приятели. А дома жена часто говорит:
— Не мешайте папе, он в удочки играет!..
Но есть и другой сорт рыболовов. Это те, которым
наплевать, какая у него в руках будет снасть. Он может тут же, на
берегу, подобрать прутик, привязать к нему леску и ловить
на блесну, поплавочной, на мормышку. А иной поймает больше
тебя — эстета да потом еще и высмеет, не понимая, что сам
себя обкрадывает: ведь мы-то, эстеты, получаем удовольствие
еще тогда, когда творим свои снасти...
После того как я похвалил удочки моих подружек, лед
растаял. Нет, не под ногами у нас, а в наших взаимоотношениях.
Как-то сразу прошла всякая натянутость. Я пересел к ним еще
поближе (не поленился просверлить еще одну лунку), одна из
подружек любезно предложила мне свою запасную удочку,
чтобы я мог убедиться, насколько удобно ловить, когда шестик
воткнут в мотовильце не прямо, а под углом, потом мы пере-
73

шли на проблему мормышки и крючка, сторожка и лески,
искусственного мотыля... Ну, а поскольку мы ловили ершей, то
не могли не коснуться ершовой ухи, потом перешли на другие
кулинарные рецепты. К полудню я уже живо интересовался
английским ситчиком и знал, сколько надо набирать петель,
когда собираешься вязать кофточку с рукавом реглан...
Я так увлекся своим новым положением в обществе,
разговорами о ситчике и способе чулочной вязки (все изнаночные
петли — наизнанку, все лицевые — налицо), что совсем
перестал следить за сторожком и подсекал только тогда, когда сам
ерш начинал вырывать у меня удочку из рук. Вот поэтому к
концу дня у меня еле-еле набралась дюжина ершишек.
У моих собригадниц улов был тоже не так уж велик, но я
от них безнадежно отстал. У меня не было и десятой части
того, что было у каждой из них.
— Да, неважнецкий улов...— сказала младшая. И когда
в самый последний момент ловли, уже сматывая удочки, я
обнаружил на крючке тринадцатого ерша, то задумался: стоит
мне его брать или не стоит? А не станут ли проклинать меня
подружки, если мы окажемся на последнем месте? После
долгих колебаний я все же решил его взять, но до времени уложил
в пустой спичечный коробок, заменявший мне забытую дома
мотыльницу...
Тут появился наш бригадир, и мы заторопились на базу,
чтобы прибыть в назначенное время. Ведь в случае неявки
вовремя бригада наша механически выбывала из состава
соревнователей.
Как мы и предполагали, наш бригадир-разведчик обегал
весь водоем, просверлил десятки лунок, но на рыбу так и не
напал. Однако у него набралось ершей больше чем на
полкилограмма, да еще он выложил из своего ящика на судейские весы
одного подлещика и одного окушка.
И все же победу нам обеспечил мой тринадцатый ерш! Да,
да! Когда выяснилось, что две бригады — наша, шестая, и
вторая— предъявили судьям грамм в грамм одинаковый улов, я
вспомнил:
— Постойте, девушки. У меня есть еще один ерш! Я поймал
его в самый последний момент!
Я выхватил из кармана спичечный коробок, достал из него
своего тринадцатого ерша и швырнул на весы. Стрелка слегка
дрогнула и нехотя сместилась влево. Всего на тринадцать
делений, но это решило исход соревнований в пользу нашей
шестой женской бригады.
Потом нам торжественно вручали красивый кубок красного
цвета, фотографировали, наш бригадир торжественно спустил
флаг соревнований, и мы, каждый уложив свой улов в ящик,
отправились в Москву.
74

К дому я подходил усталый, но довольный. Мне хотелось
пить, и я решил было выпить кружку пива, но у киоска стояло
в очереди столько мужчин!..
А дома я, к своему удивлению, обнаружил в ящике только
двенадцать ершей. Тринадцатый бесследно исчез. Я
заглядывал во все спичечные коробки, во все отделения для удочек
в ящике, в коробочку, в которой хранятся крючки и
мормышки,— тринадцатого ерша нигде не было. Нашел я его только
месяца через полтора, и где? В рукавичке! Как он туда
попал,— ума не приложу. Он уже высох к тому времени, как
египетская мумия. И тогда я продел в верхний плавник
ниточку, сделал петельку и повесил его над дверью своей
комнаты. Как герб. Всех, кто бывает у меня, я непременно
заставляю выслушать историю тринадцатого ерша.
Некоторые друзья, которым я пересказал ее уже в
тринадцатый раз, перестали к нам ходить, хотя каждый раз в моем
рассказе появлялись все новые и новые подробности.
Тогда жена предложила мне написать этот рассказ, чтобы
гости сами знакомились с историей ерша, висящего над
дверью. Я так и поступил...
А что касается кубка, то вы можете обозреть его в женском
рыболовном клубе. Пожалуйста, милости просим...
Юрий Шумаков
ПОЭТ-РЫБОЛОВ
(Из воспоминаний об Игоре Северянине)
Передо мной ширится низовье впадающей в Финский
залив Наровы, устье вливающейся в нее Россони.
Взгляд различает вдали лодку и рыболова. И вспомнилось
мне: именно на этом месте любил рыбачить Игорь Северянин.
Пробудились в памяти стихи талантливого лирика, навеянные
этим краем, вызывавшим тоску по покинутой поэтом родине:
Столько лет — странных лет! Отреченья от многих привычек,
На теперешний взгляд — мудро-трезвый,— ненужно-дурных,
Но 31то столько ж лет рыб, озер, перелесков и птичек,
И встречанья у моря ни с чем не сравнимой весны...
Страстное увлечение рыбной ловлей владело Северяниным
с детства. Одержимость рыбачеством, сопутствовавшая поэту
и в период его широкошумной славы, приняла за пределами
родины несколько иное направление. Северянин в Эстонии —
75

это отнюдь не любитель, уделяющий чудесному занятию часы
досуга, а почти профессиональный рыболов. Ведь рыбная ловля
была в последний период жизни поэта одним из наиболее
надежных источников его существования.
Связанные с рыбной ловлей ощущения детских, отроческих
и юношеских лет, углубленные и переосмысленные в годы
зрелости, способствовали тому, что неизвестные советскому
читателю стихи Северянина носят необычайно реалистический
характер, весьма детализированный, и в то же время оснащены
философскими обобщениями, пронизаны волнующей
Лиричностью, любовью к родине.
Дружа с окрестными рыбаками, поэт любил слушать их
рассказы об удачной ловле, поражался упорству рыбы в
преодолении дальних расстояний и опасных преград.
У тех* же, кто хаживал с Игорем Северяниным в
«эстонский» его период на рыбалку, живут в душе воспоминания
о поэте-рыболове. Вот он стоит над рекой: сухощавый, зоркий,
неутомимый, насквозь пропахший речными запахами,
внимательный, погруженный в ожидание.
Помню, как однажды Северянин, сидя у нас за вечерним
чаем, стал повествовать о виденных им русских реках и озерах.
Заговорив с восторгом о Волге, Каме, Шексне, об Оке, об
Ильмене, Байкале, Игорь Васильевич принялся уверять, что между
рыболовом и рыбой существует «некая связь»...
И в качестве иллюстрации этого прочел стихотворение
«Таймень», которое особенно пленяет своей иронической
концовкой:
Ночью выплыла из Байкала
И. поближе держась к кайме
Нижних скал (не меня ль искала?),
Ангарою пошла таймень.
К Ледовитому океану
В неприснившиеся края
Увлекла (это все по плану!)
Малахитовая струя.
Перерезала путь фаланге
Лодок с рыбой, плывущих в порт,
Посетила в пути Архангельск
И в Норвежский зашла фиорд.
Только — долго ли гам. коротко ль,—
Много странного пережив.
Утомленная рыба кротко
Финский выискала залив.
И в ту речку, где я весною
Постоянно, она вплыла,
И ту удочку, что со мною
Неизменно, она нашла...
Так я выудил в предвесенний
Бодрый, солнечный тихий день
В силу высших предназначений
Мне ниспосланную таймень.
76

— Рыба —дар природы...— нередко с благодарным
чувством говорил Игорь Северянин.
В свое время Игорь Васильевич рассказывал, что первым,
кто приохотил его к рыбной ловле, был двоюродный брат
поэта — Виктор Журов, впоследствии режиссер «Ла Скала»,
известный под именем Витторие Андога (псевдоним этот
заимствован у реки Андоги).
В отрочестве Игорь Северянин вместе с отцом жил
несколько лет на берегу Суды (тогда Новгородской губернии).
Вспоминая эти годы в поэме «Роса оранжевого часа> (1925 г.),
поэт светло говорит о своем первом наставнике — Вите.
Воды он был большой любитель,
И часто белоснежный китель
На спусках к голубой реке
Мелькал: то с удочкой i руке
Он рыболовить шел. Ловите
Момент, когда в разгаре клев!
Благодаря, быть может, Вите,
И я —заправский рыболов.
В моей благословенной Суде —
В ту пору — много разных рыб.
Я, постоянно рыбу удя,
Знал каждый берега изгиб.
.. О Суда, голубая Суда!
Ты внучка Волги, дочь Шексны!
Как я хочу к тебе отсюда
В твои одебренные сны!..
Рассказ о рыболовстве перерастает здесь, как, впрочем, и во
многих других произведениях Северянина, созданных им на
чужбине, в центральную тему — лейтмотив творчества поэта —
тему родины, о которой Северянин так страстно мечтал.
Удочка была для Северянина безусловно существом
одухотворенным. Это отнюдь не гиперболическое выражение в устах
поэта:
Неизменная спутница жизни моей!
И еще:
Так подруга моя мне дает пропитанье,
Увлекает в природу, дарует мечты!
С удочкой поэт делился своими сокровенными раздумьями,
с удочкой беседовал. Это удочка:
Уловив окунька, выпрямляется тотчас
И, свой стан изогнув, легкий свист торжества
Издавая, бросает, довольная очень,
Мне добычу, лицо не обрызгав едва!
Это удочка:
Привлекает на скрытый червями крючок
Чисто женским коварством, доверчивым рыбам
Дав лукавый — что делать,— смертельный урок!
77

Более двух десятилетий рыбачил Игорь Северянин на
стремительной форелевой речке близ излюбленного селения Тойла,
на Нарове, на Чудском озере, на «миловидных» эстонских
озерах Лийв, Рэк и Конзо.
На озере Конзо, большом и красивом,
Я в лодке вплываю в расплавленный зной.
За полем вдали монастырь над обрывом,
И с берега солнечной пахнет сосной.
Безлюдье вокруг. Все объято покоем.
Болото и поле. Леса и вода.
Стрекозы лазурным проносятся роем,
И ночи — как миги, и дни — как года.
К столбам подплываю, что вбиты издревле
В песчаное, гравием крытое дно
Привязываюсь и мечтательно внемлю
Тому, что удильщику только дано:
Громадные окуни в столбики лбами
Стучат, любопытные, лодку тряся,
И шейку от рака хватают губами:
Вот всосан кусочек, а вот уж и вся.
Прозрачна вода. Я отчетливо вижу,
Как, шейку всосав, окунь хочет уйти.
Но быстрой подсечкой, склоняясь все ниже,
Его останавливаю на пути.
И взвертится окунь большими кругами,
Под лодку бросаясь, весь — пыл и борьба.
Победу почувствовавшими руками
Я к борту его, и он штиль всколебал...
Он — в лодке. Он бьется. Глаза в изумленья.
Рот судорожно раскрывается: он
Все ищет воды. В золотом отдаленьи
Укором церковный тревожится звон...
И солнце садится. И веет прохлада.
И плещется рыбой вечерней вода...
Многое осознал под ударами «чреватой превратностями
судьбы» Игорь Северянин. Вслед за всероссийской славой
настали иные времена — пора, когда, продавая выловленную рыбу
дачникам, он с трудом сводил концы с концами.
В сущности, поэт, которого критика провозгласила
эстетствующим гурманом стиха и клеймила за «изыски» и
«утопки», никогда не чувствовал себя своим в обществе
«великосветских олухов» — так в стихотворении «В блесткой тьме» еще
в 1913 г. Северянин называл, издеваясь, ненавистных своей
надменностью «тусклых сиятельств», аплодировавших поэту
на концертах.
На лоне природы, в общении с «простыми» людьми, дружа
с удочкой, автор «Ананасов в шампанском» очистился от
скверны позерства и эротизма, угождения вкусам буржуазной
публики, обретя себя как человек и певец природы.
Поэт-рыболов создал на чужбине замечательные
стихотворения о рыбной ловле, которые сродни вдохновенной прозе
Аксакова.
78

Почти в те же годы, когда Сергей Есенин в поэме «Айна
Снегина» нарисовал запоминающийся портрет своего
приятеля—мельника Прона, Игорь Северянин обратился с приветной
строкой к старому леснику, у которого нередко гащивал:
Мы ловили весь день окуней на лесистых озерах
От зари до зари. Село солнце. Поднялся туман.
Утомились глаза, поплавки возникали в которых
На пути к леснику, чью избушку окутала тьма.
Закипал самовар. Тени мягкие лампа бросала.
Сколько лет старику? Вероятно, не меньше, чем сто.
Яйца, рыба и хлеб, и кусочки холодного сала
Были выставлены на — приманчивый к вечеру — стол.
И зашел разговор, разумеется, начатый с рыбы,
Перешедший затем на людей и на их города...
Игорь Северянин за долгие годы исходил пленительные
места своих рыбалок вдоль и поперек. Он рыбачил и в поисках
забвенья стремился к природе:
Сам от себя — в былые дни позёра,
Любившего услад дешевых хмель,—
Я ухожу раз в месяц на озера,
Туда, т>да, сза тридевять земель»...
Стихотворения о рыбной ловле, созданные на фоне этих
живописных мест, принадлежат к числу лучших в лирике
позднего Северянина, в них поэт проникновенно повествует
о своих переживаниях:
Люблю сидеть над озером часами,
Следя за ворожащим поплавком.
За опрокинутыми вглубь лесами
И кувыркающимся ветерком...
Как солнышко, сверкает красноперка,
Уловлена на острие крючка,
Трепещущая серебрится горка
Плотвы ка ветхом днище челнока.
Или:
За пустынною станцией Орро,
От морской теплоты в стороне.
Шелестят шелковисто озёра
О разверенной старине...
Под сосновою скользкой горою,
Жуть в глубины бездонные влив,
В час рассвета и лунной порою
Угрожающе озеро Лнйв.
Салютуя удилищем влаге,
Мы идем к благодати полян...
С каждым годом поэт-рыболов все напряженнее мечтал
о наступлении весны:
И речонка безводная вновь многоводной рекою
Стала, рыбной безрыбная, сильной лишенная сил,
Соблазнительною, интересною, стала такою,
79

Что, поверив в нее, я удилище вновь оснастил.
Я ушел на нее из прискучивших за зиму комнат.
Цслодневно бродя вдоль извилин ее водяных,
Посещая один за другим завлекающий омут,
Где таятся лохи, но кто знает — в котором из них?
Этот лох*, и сморчок, и подснежник незамысловатый,
Эта юнь, эта даль, что влекуще-озерпо-лесна,
Fee душе, упоеньем и радостью яркой объятой,
оворит, что опять, что опять наступает весна!
Еще с отроческих лет родина олицетворяется в сознании
Игоря Северянина в образе неповторимых русских рек и озер.
Вот отчего, когда Эстония стала советской, поэт-рыболов
приветствовал отчизну именно «Стихами о русских реках»,
опубликованными в «Красной нови» (1941 г., № 3).
...Пристать бы мне к родному берегу,
Границу вот перемахну...
И брови хмурые, суровые
Вдруг проясняются, когда
Поймешь: Россонь слита с Наровою,
И всюду — русская вода!
Игорь Северянин путем долгих раздумий вынашивает
непреложное убеждение в правильности избранного Россией
пути;
Союз любви, страна моя родная!
И как я горд, и как безбрежно рад,
Что все республики твои стальные.
Что все твои пятнадцать остальные
В конце концов мой создал Ленинград.
И первою из них была Россия.
Единственной отрадой Игоря Северянина на чужбине были
поэзия и рыбная ловля, недаром поэт поведал нам о себе в
проникновенных строках:
Неодолима тяга к реке:
Когда проходят голавли
Голубо-серебристо-ало,
Идти к реке»...
Я постиг тщету за эти годы.
Что осталось, знать желаешь ты?
Поплавок, готовый кануть в воду.
И стихи — в бездонность пустоты!
Таллин

Наша уха

Наша уха

Наша уха

по водным
П РОСТО FVXIVI
НАШЕЙ
РОДИНЫ

И. Назарцев
НА БЕРЕГАХ ДРЕВНЕЙ ПРЫ
Леса и вода — краса природы.
Аксаков
Дорога в Мещору. Что и говорить, привольна для
рыболова Ока! Но каждое лето меня неудержимо тянет дальше,
в родную деревню, затерявшуюся в глуши древних Мещорских
лесов. Как наяву, перед глазами встают знакомые места:
маленькая, в две улицы, деревенька, связанные с давно минувшим
детством лес, луга и, наконец, лесная красавица Пра — река,
на берегах которой я в десять лет стал рыболовом...
И вот у меня месяц отпуска, у Юрки, младшего брата,—
летние каникулы. Впереди много времени! Но мы спешим.
Попутная машина и паром доставляют нас на левый берег
Оки. Около семи километров по луговой дороге — и опять
паром, на этот раз через старицу Оки. Чем дальше ведет дорога,
тем теснее обступают ее перелески, и скоро стена лесов
загораживает от нас окрестности. В сумраке полуденного бора,
в настоявшемся запахе смолы и хвои чувствуется дыхание
Мещоры.
Последние три километра мы идем пешком,
сопровождаемые конвоем оводов. Дорога огибает окраину леса, и вот уже
видны широкие дворы изб, колодезные журавли, спрятавшиеся
под ветлами амбары и пестреющие желтизной подсолнухов
огороды. Скоро мы с волнением поднимаемся на крыльцо
бабушкиного дома с позеленевшей тесовой крышей...
К вечеру встретились со старым компаньоном и заядлым
рыболовом Толькой. Как всегда без уговоров, он согласился
примкнуть к завтрашнему выходу на реку.
...Утром не успели растаять клочки тумана над огородом,
как во всеоружии пришел Толька. Пора собираться. Взяты
спички, деревянные ложки, соль и печенный на капустных
листьях домашний хлеб.
Сразу за огородами темнеет лес. Перебравшись через ручей,
выходим на опушку. Тропа выводит на гать — вымощенную
бревнами и жердями дорогу через болотистый ольшаник.
Когда-то по ней вывозили с делянок сосновый кряж, теперь она
заросла лесной крапивой и буйным папоротником.
В ольшанике сыро, и вокруг нас появляется завеса из
комаров. Но делать нечего, на реке их будет не меньше.
Наконец дорога пошла на подъем. Остаются позади первые
сосны, и мы идем по сухой песчаной тропе с выступающими
85

корнями стоящих рядом великанов. Под ногами хрустят сухие
сосновые сучья, иглы, шишки. По всему бору здесь сплошные
ягодники, и, обходя валежник и кусты пахучего
можжевельника, мы на ходу собираем уцелевшую чернику и поспевающую
бруснику. Вдыхая сладкий аромат еще утреннего бора и с
вниманием слушая рассказы Тольки об историях на рыбалке, мы
долго петляем по бору.
Скоро бор сменяется смешанным лесом. Сквозь дубы
появляется просвет, и вот открываются почти не кошенные луга.
Ноги сразу погружаются до коленей в воду. Кое-как
пересекаем полосу неширокого торфяника и попадаем в заросли
камыша. Вооружившись шестами, благополучно переходим по
кладям через трясину и выходим к озеру, называемому
Долгим. Здесь мы не раз ловили крупных карасей, но сейчас не
задерживаемся.
Ближе к реке луга заметно выше и суше. Там и сям видны
сохнущие валки и копны.
Мы продолжаем свой путь по извилистой тропе, огибая
ведущую к Пре заводь. Наконец, миновав чащу прибрежных
зарослей и редкие дубы, мы увидели легкую рябь речной воды...
Вот она, Пра! Скинув рюкзаки, мы стоим под сенью
старого, нависшего над берегом дуба, вдыхаем запахи кувшинок,
песка и чистой речной воды.
— Здравствуй, Пра!
У шалаша. Ничто не изменилось в этих незабываемых для
нас местах. И сейчас Пра трогает дикостью берегов, безлюд-
ностью, покоем своих плёсов. Здесь не увидишь снующих
моторок, катеров, буксирных и пассажирских пароходов. Не
услышишь крика обычных на Оке чаек.
Здесь, в среднем течении, ширина Пры около сорока метров.
По всему правобережью тянется полоса раздольных лугов,
застыли шатры дубов, окруженные хороводом орешника,
лозняка, рябины, березы и прочего разнолесья, среди которого
легко найти кусты ежевики, малины, смородины и другой
поспевающей к сроку благодати. Левый берег — сплошь лесная
чаща.
Напротив нас на высоком левом берегу видно объявление
о том, что вниз по Пре идет водная граница Мещорского
заповедника.
Всякий, кто побывает здесь летом и осенью, обратит
внимание на удивительный цвет речной воды. Даже в невзрачный,
пасмурный день она не теряет оттенка красного чая и удивляет
в то же время прозрачностью и чистотой. Через ее толщу
можно увидеть и ракушки под стеблями кувшинок, и стайки
мальков, и играющий солнечными бликами донный песок.
Мещора — край, не тронутый временем русской природы.
За один только день скитаний можно встретить глухаря и ряб-
86

чика, журавля и цаплю, бобра и ондатру, не боятся встречи
с человеком лоси, а сколько в озерах и в самой Пре рыбы —
знают рыболовы...
Шалаш, к которому привел нас Толя, оказался исправным-
Разместив в нем свой рыбацкий скарб, мы раздеваемся и
спешим смыть дорожную усталость. А там и пора приниматься за
сборку удочек.
...Жаркий августовский полдень в разгаре. На фоне
островков лозняка струится от зноя воздух, слабый ветерок нагоняет
на песчаную отмель легкую волну.
После легкого обеда мы решаем «замочить» удочки и идем
к стоящим на излучине дубам. Насаживаем на крючки
закатанный в вату хлеб. Расходятся легкие круги от заброса,
поплавок из гусиного пера затихает в окошке среди ковра ярких
кувшинок.
Волнуясь, не свожу глаз с поплавка, а рука напряженно
ощущает комель прямого, как бамбук, орехового удилища.
Но проходит минута, другая... Я начинаю посматривать на
удочки ребят, на реку, на пустое ведерко. Следуя примеру
ребят, тоже начинаю перезакидывать удочку и передвигать
поплавок.
Первая поклевка на Юркииой удочке. Поплавок качается,
дрожит, но не тонет. Но вот длинный стержень поплавка
дергается под широкий лист стрелолиста. Брат подсекает вовремя,
и, задевая на лету листья дуба, в траву падает рыба.
Красноперка!
Скоро в нашем общем улове около десятка красноперок.
Поплавки все чаще тревожит крупная рыба, но недолго.
Попадается крупный, в полкилограмма, язь, и клев обрывается
окончательно. Однако уха обеспечена. Сменив в ведре воду, мы
решаем организовать заготовку короедов.
На нашем берегу сосны нет, поэтому вплавь добираемся до
противоположного берега, обследуем трухлявую кору
валежника и быстро набираем запас личинок на всю рыбалку. Здесь,
на самом берегу, много ежевики, и скоро мы «зарабатываем»
оскомину.
Уставшее за день августовское солнце спешит к горизонту,
все быстрее и дальше распуская по земле и воде тени деревьев.
Появились первые комары, повисла над берегом мошкара.
Словно ожидая этого момента, заплавилась поднявшаяся
наверх рыба. Недвижимая речная поверхность ожила: вместе
с маленькими беззвучными кружками от уклеек и мальков
плывут торопливые воронки от высовывающихся за мошкарой
голавлей и язей. Разгорается охота. В прибрежной траве и под
стрелолистом начинают разбой окуни и щурята.
Расставленные полчаса назад жерлицы бездействуют, зато
на удочках поплавки не знают покоя. Подвинув поплавки почти
а

вплотную к крючкам, мы полностью отдаемся ловле, и в
ведерко то и дело летит то плотва, то голавлик. Толя ловит, как
всегда, на червя, я и Юра чередуем короеда и хлебный катыш.
На короеда поймали четырех синцов, самый крупный из
которых не меньше полкилограмма.
Укусы озверевших комаров не то чтобы охлаждают наш
пыл, но явно мешают спокойной ловле. Хлопая свободной
рукой то по спине, то по лицу или шее, каждый из нас
пропускает подсечки.
Вскоре Юрке попадается щуренок. Удивленные поимкой, мы
сажаем его на кукан. И вдруг Юра кричит:
— На жерлице щука!..
После немудрых трюков и долгого маневрирования щука
оказывается у кромки осоки, где мне удается сразу взять ее
под жабры и бросить наверх к ребятам. В щуке около четырех
килограммов, и, с трудом отцепив глубоко засевший в щучьей
пасти тройник, мы ставим жерлицу на прежнее место.
Через некоторое время, уже в темноте, рядом с первой
щукой прыгают и хлопают жабрами еще две, поменьше. На этот
раз советы подавал я, выводили ребята.
Темнота торопит. Мы разжигаем костер; вооружившись
ножами, дружно чистим рыбу и картошку.
Хорошо сидеть у ярко пылающего в темноте костра!
Отстали комары, стихли от птичьих голосов берега, меньше
плещется рыба...
Вместе с теплом от костра веет едким дымом, от которого
текут слезы, но отодвигаться не хочется. Так мы и сидим, пока
не начинает всхлипывать уха. Достаем деревянные ложки и,
когда через край ведра начинает бушевать пена, берем первую
пробу...
Становится совсем тепло. Хочется спать, но нужно еще раз
наведаться к жерлицам, снять их. Выйдя из уюта костра,
замечаем поднявшуюся над лесом луну. Снова выплыли из
темноты берега дымящиеся в тумане камыши. Еще ближе кажутся
мигающие в Пре светлячки звезд.
Сейчас, ночью, еще сильнее чувствуется глубокая древняя
тишина Мещоры, и, боясь ее нарушить, мы говорим почти
шепотом.
Залезаем в шалаш. В нем тепло и уютно, сквозь ветви
проскакивают и дрожат отблески костра...
На короеда. Просыпаюсь я от утренней свежести и
«старания» не унывающих всю ночь комаров. Полежав несколько
минут, вылезаю из шалаша. Костер почти погас, но
подброшенные сучья его вновь оживляют.
Восток еще незаметен, но ночь кончается. Над Прой пелена
тумана, предвещающая ясное утро. Зоревой, полусонный, как
88

кусок матового стекла, месяц уперся рогом в край земли,
задумавшись, ложиться на отдых или нет.
Нигде ни звука. Все: и берега, и лес, и сонная Пра —
растворилось в теплой мутноватой пелене, свежей
по-утреннему, но приятной и бодрящей.
Я вспоминаю, что надо кипятить чай. Треск костра
разбудил и ребят. Пока они умываются, чай закипает. Он кажется,
как никогда, приятным и согревающим, но нужно торопиться.
Живцы еще живы, и, взяв их с собой, мы уходим в пахнущий
теплым сеном туман.
С приближением рассвета тает висящая над лесом
утренняя дымка. К моменту радужного восхода солнца мы
успеваем занять вчерашние места, закинуть удочки, наживленные
личинками короеда, поставить жерлицы.
Первая поклевка у Толи. Плотва. Минуту спустя резкая
поклевка у Юрки, и мы видим первого за это утро синца.
Очередь моей удочки, но я опять вижу шумное барахтанье второго
синца, на этот раз на удочке Толи...
— Догоняй! — старается он ободрить меня. Я молчу и,
словно в ответ, вдруг подсекаю. Поверхность еще полусонной
заводи волнуется, и я сразу вижу мечущуюся рыбью морду. Это
голавль граммов на триста. Вслед за ним я вытаскиваю
маленького синца, потом крупную плотву...
Клев беспрерывный. Быстро убывают короеды. Мы
стараемся ловить экономней.
Через полчаса из ведерка видны хвосты рыб. Но клев
почему-то обрывается. Пробуем ловить на хлеб, на червя — то
же. Тихо и на жерлицах.
— Может, пойдем к броду? — предлагает Толя. Ему
поддакивает Юра, да и я не возражаю. Короеды, хлеб и черви
есть, но по дороге к броду решаем наловить кузнечиков. Юра
берет четыре донки.
Три-четыре минуты на переход, и мы выходим на отмель
у брода. В этом месте Пра выбегает из-за поворота и,
проскочив перекат — его и называют бродом,— разливается широким
плесом. Справа от переката длинная песчаная коса, на
которую мы и выходим.
Сразу разуваемся й перестраиваем удочки. Поплавки
перемещаем к кончику удилища, утяжеляем грузила. Чтобы легче
замечать поклевку, я на легкий перовой поплавок добавляю
подогнанный кусочек пробки. Юра расставляет ниже переката
закидушки. На каждый из трех крючков он насаживает и
червя, и короеда, и еще живого кузнечика. Пока он возится с
донками, мы с Толей заходим в воду и плавно делаем первый
заброс. Утренняя вода кажется ледяной, но ноги быстро
свыкаются, и она уже ласково и щекотливо журчит, вымывая из-
под пальцев песчинки.
89

Течение хотя и быстрое, но ровное, и утяжеленные поплавки
плавно повисают над кончиками удилищ.
Вздрогнул висящий в воздухе поплавок, и к моим ногам
шлепается первый подъязок. Он не срывается, и я выкидываю
его на песок. Насаживаю нового крупного короеда и, забросив
удочку поперек течения, наблюдаю за вываживанием рыбы
Толей. Ему попадается брусковатый подуст.
Поклевки жадные и резкие, но почти половина их
заканчивается сходами. Думать о причине их мы не успеваем.
Кроме мерных подъязков и голавлей попадаются плотва,
подусты и небольшие подлещики и синцы.
Всякая рыба хороша, но особое удовольствие мне и Юрке
доставили синцы. Ловятся они не часто и, может, поэтому
всегда желанные гости. На Оке ни мне, ни другим они никогда
не попадались, видимо, их там нет. Синец похож на
подлещика, а название получил, вероятно, из-за синеватого оттенка
чешуи.
Летит время, кончаются короеды и черви. На донки
попались несколько синцов и один подлещик. Всю крупную рыбу
мы посадили на кукан, поднять и держать который было
нелегко. Через час, собрав жерлицы и спрятав на дубе удочки,
мы делим груз и двигаемся в обратную дорогу.
По пути нам встретились туристы. На четырех лодках они
спускаются вниз по Пре. Мы говорим им об улове, провожаем
взглядом, пока лодки не исчезают за поворотом, и выходим
в луга. Сразу становится жарче. Скрылась за берегом Пра,
остались позади стога и копны...
Через день мы вернемся сюда опять, чтобы варить уху,
ночевать в шалаше, встречать рыбацкое утро, купаться и,
конечно, продолжать борьбу с еще не почувствовавшими
приближение осени комарами.
А сколько впереди новых неизвестных поворотов и заводей,
где ждут неведомые минуты борьбы с крупной рыбой!
Весь отпуск мы будем дышать мещорским воздухом и
накапливать на весь год воспоминания о проведенных на Пре
днях.
Никогда нам не забыть родных мест, речку, прыгающих
в прибрежной траве красноперок.
— До скорой встречи, Пра!
Душанбе
Н. Фетинов
ЗАПАДНОДВИНСКИЕ ОЗЕРА
Не знаю, как другим рыболовам, а мне больше по душе
скромные, подчас безымянные речушки и озера, затерянные
в лесной глухомани. Наверное, привлекают они меня, горожа-
00

пина, своей чистотой, раздумчивым покоем, поэтичностью.
А может, таинственностью неведомых глубин? Как бы там ни
было, но всякий раз, едва только возникает вопрос о выборе
маршрута, я без колебаний отдаю предпочтение какому-нибудь
отдаленному, доселе неизвестному мне лесному водоему.
Правда, с озером Задним, последним в цепи проточных озер
крайнего юго-запада Калининской области — целью нынешнего
путешествия, мне уже довелось однажды познакомиться. Но
первое пребывание на нем было очень кратким, можно сказать
мимолетным, и совпало с летним бесклевьем.
Больше всего беспокоила чехарда с погодой. В последние
дни перед отъездом ртутный столбик термометра то
стремительно взлетал вверх, и тогда мутное, без просвета, небо
сочилось холодной липкой сырью; то вдруг камнем падал вниз,
и мелкая, жесткая, как каленое пшено, снежная крупа
отчаянно билась в заледенелую мостовую. Препаршивая для
рыболова погода. Конечно, можно было бы несколько
повременить с поездкой, но снасти уже лежали упакованными,
служебные дела были улажены, и я, подумав-подумав, махнул
рукой: будь что будет! И отправился на Рижский вокзал.
Озеро Заднее встретило «худой» вестью: на плесе зима
зимой, чудо-горбачи, так легко оттягивающие стрелку весов до
полутора-двухкилограммовой отметки и заставляющие
пойманной птицей биться сердце, ныне запропастились куда-то.
По словам старожилов, наступивший ледостав — первый, когда
никому из рыболовов не удалось взять хотя бы несколько
подобных окуней-тяжеловесов. Что же касается более мелких, то
ими, говорили, «хоть пруд пруди».
«Скучать не придется, и то хорошо»,— думал я, засыпая на
широкой и теплой русской печи.
...В утреннем вековом бору сумрачно, безжизненно, тихо.
Легкие, как пух, хлопья снега вьются меж обомшелых, в
ржавых оплывах стволов сосен, лохматят подлесок. Впереди сквозь
прибрежную проредь белым полотнищем проступает озеро.
Свернув с тропки, прямиком по целине бреду к нему. Издалека
доносится натужное чиханье мотора, это рабочие Анохинского
лесоучастка пытаются завести на делянке трактор. А вот и
устье Задинки — речки, впадающей в озеро. Летом тут, помню,
бойко поклевывали подлещики, плотвицы, подъязки.
Речка-невеличка, а сумела-таки Задинка промыть в начале
залива глубокую канавку. И в том месте, где глубь граничит
с мелью, мою «капельку» поджидала стая окушков — точь-
в-точь таких, как в иные дни ловятся под Корчевой на
Московском море. Полосатые задиры брали жадно, смело, без
промедления. Таскать их было очень приятно, хотя, признаться, из
головы никак не выходили грузные горбачи-черноспинники,
таившиеся в затененных подводных закоулках. Где их искать?
91

Что им больше «по вкусу»: блесна или мормышка? Спросить
бы кого, а вокруг на озере, как на грех, ни души.
Заднее озеро вытянулось километра на два. Кряжистые
сосны со всех сторон подступают к воде, они же покрывают
два округлых островка, ограничивающих первый плес. При
средней глубине четыре-шесть метров местами имеются более
чем двадцатиметровые ямы. Дно чистое, песчаное, в заливах —
заиленное. На мелководных участках значительные заросли
камыша, осоки, рдеста, роголистника. Промысловый лов не
ведется. Из озера в восточной части вытекает речка Ганеша,
соединяющая озеро Заднее с соседним озером Нарето. Здесь
же, на берегу, добротными домами-пятистенками разметался
Анохинский лесоучасток, или, как чаще его называют, поселок
18-й километр. Основные обитатели озера —окунь, щука, лещ,
плотва, язь, налим, ерш...
— О, ушица, вижу, добрая будет... С почином! — прервал
мои размышления раскатистый, с хрипотцой бас Долговязый,
в потертом замасленном ватнике парень, сбросив с руки
оцинкованное ведерко, присел на корточках рядом.
— Москвич, небось?
— Да.
— Так и подумал. Залетную птичку легко узреть... Раньше
к нам, бывало, из Старой Торопы да Западной Двины —
райцентра— и то изредка, вроде как на праздник, заглядывали.
А ноне, вишь, из самой столицы стали запросто наезжать...
Василий (так назвался парень) взял мою миниатюрную
удочку — плод долгих поисков и труда, повертел и так, и сяк,
неприкрыто вздохнул:
— Ладная штучка, ничего не скажешь. Однако тут вряд ли
сгодится. В этом озере такие бродят — дух захватывает. А
теперь, брат,— неожиданно заключил он,— айда на плес. Может,
подфартит...
За лесистым островком тугой, колкой волной шибанул в
лицо ветер. Снег уже не падал, а с протяжным посвистом,
вихляя, катился по плесу, образуя пухлые надувы и иссиня-
черные, гладкие, как стекло, ледяные проплешины.
Василий остановился, молодецки, с размаху, ударил пешней.
— Эхма!..
Я пробил лунку невдалеке от берега — у самого обреза
камышей. Дно оказалось рядом, менее чем в метре, и, заслонив
свет, я легко различил внизу под собой ворох буро-грязных
отмерших водорослей и надтреснутый обломок коряжины.
«Живности» никакой не было. Не появилась она и после
неоднократных «приглашений» — манипуляций блесной.
— Смотри-ка,— удивился Василий, у которого тоже не
клеилось с ловлей,— отказываются. Вот упрямцы!..
— Пойдем дальше?
92

Непременно: Впереди, кстати, места поинтереснее.
Пробуя блеснить у бровок ям, в прибрежном коряжнике,
на отмелях, в заводях, мы миновали второй остров, обогнули
мыс и, порядком усталые, взмокшие, достигли
противоположного берега. Поклевки на всем более чем километровом пути
случались довольно редко, да и те только разочаровывали.
— Что за напасть,—ворчал Василий.— Южак тянет, а па
плесе — шаром покати...
— Может, перекусим, пока окуни в отлучке? —
предложил я.
— Добрая мысль,— согласился Василий.— Подкрепиться
самое время.
Между тем плотное мглистое марево, с утра пластавшееся
над озером, как-то неприметно истаяло, обнажив лоскутья
жгучей морозной сини. Вспыхнула, заиграла солнечной
радугой снежная накипь на льду. Зримее, явственнее стали тени.
Мало-помалу затих и ветер; лишь сверху, с макушек деревьев,
временами срывался шумливый клокочущий шквал, дурашливо
бросал в лицо пригоршню колких снежинок и,
удовлетворенный, обессиленный, тут же, у ног, опадал мелкими алмазными
высверками. И все это — и дремотный, в белых наплестках лес,
и слепящая белизна свежевыпавшего снега, и звонкая тишь,
и редкие игристые вихри — навевало умиротворение, покой, и,
странно, то, что какую-то минуту назад волновало, гнало
вперед, заставляло шастать с пешней по снежной кашице, теперь
казалось далеким, призрачным, нереальным. Хотелось только
сидеть вот так, без движения, на рыбацком ящике и жадно,
нетерпеливо, полным ртом вдыхать вкусный студеный воздух.
«Еще несколько лунок — и шабаш»,— очнувшись, решил я.
...В этой лунке блесна утянула под лед семь с лишним
метров лески. Безрезультатно поддернув удилищем раз, другой,
третий, я уселся поудобнее на ящике и стал нехотя, короткими
толчками, без особой веры в успех играть блесной, от скуки
разглядывая охристо-рыжую с лиловым оттенком кайму леса,
в точности повторяющую все извивы берега. «Вот и дню
конец...— мелькнула тоскливая мысль.— Неужели такой
бесцветной будет вся неделя?» И тут скорее сердцем, чем рукой, я
отметил мягкий толчок на конце лесы; казалось, там, подо
льдом, в мрачной сумеречной глуби, кто-то легонечко, одним
касанием остановил блесну. Рука инстинктивно вскинулась
вверх, и прочная леска жестко резанула воду. Было такое
ощущение, словно внизу, на крючке, повисла гиря.
Отпарировав первую властную потяжку, медленно,
трясущимися руками выбираю лесу, подтягивая «гирю» ко льду.
Рыба идет спокойно, без сопротивления. Вот уже половина
спуска —на катушке еще метр... И вдруг, испугавшись,
видимо, света, снопом падавшего из лунки, подводный силач круто,
93

напролом, невзирая ни на что, рванулся в глубину. Но
освободиться от крючка ему не удалось: не дала катушка. И это
меня сразу успокоило. Толчком ноги припорошив лунку,
действую теперь увереннее, хладнокровнее. И вскоре,
изловчившись, багориком выхватываю из лунки матерого окуня.
— Фунта два,— подошел Василий и на этот раз
уважительно, без снисходительной улыбки осмотрел мою снасть.
— Такой-то фитюлькой... Надо же! Наткнулись, видать, на
окуневый выстой, жди еще хваток.
И верно, не успела минутная стрелка пробежать четверти
круга, как мы — начал Василий, закончил я — подсекли и
подняли «на-гора» по пятку полукилограммовых горбачей. Василий,
кроме того, вскоре выудил некрупную щучку, позарившуюся на
окуневую блесну. Сколько мы потом ни взмахивали удильни-
ками, поклевок не было.
— Скудеет Заднее,— грустно молвил Василий, складывая
в ведерко негнущуюся, окоченелую рыбу.— Нешто это улов? —
плюнул с досады.— Одна маята...
— Заморы были?
— Кой там! Кругом глыбь жуткая и родников тьма...
Балуют. Бомбят. Знаете, жучки какие, похлеще колорадских,
завелись. Кинут на дно каменюгу, да не простую — «с начинкой».
Бабахнет — и полон короб рыбы.
— Вот паразиты,— вырвалось у меня.— И известно кто?
— Люди бают. Только, поди, устереги: они, хапуги, ведь не
лыком шиты. Исподтишка, втихомолку пакостят. А не
пойман— не докажешь... Все-таки мы их за жабры возьмем...
Возьмем! — твердо добавил он.
Назавтра Василий уехал по делам то ли в Старую Торопу,
то ли в Торопец, и я один подался прямехонько к лунке,
доставившей мне накануне радостные переживания. Было еще
темно. Лес оцепенелой громадой теснил озеро. Совсем
близко — рукой подать — выпросталось студеное, звездное небо.
Изредка сзади, от поселка, накатывался, раз от разу
невнятнее, беспорядочный петушиный переклик.
Счастливая лунка вновь передо мной, опять дразнит
холодным немигающим глазом. «Повторится ли вчерашнее?» Нехотя
разбредается тьма. Вот на фоне просветлевшего небосклона
четко пролегла ломаная линия бора, попрятались звездочки-
светлячки. Огнистые струны зари живыми щупальцами
устремились к зениту... Я продолжаю упрямо, настойчиво блеснить.
Но без успеха. Уже красное, распухшее от мороза солнце,
выкатившись из-за горизонта, уютно устроилось в ветвях деревьев,
а поклевок, увы, нет и нет. «Ведь наверняка стоят, шельмецы,
тут, в яме,— размышлял я,— и не берут. Почему?» Отчаявшись
найти ответ, решил сменить лунку. Однако и здесь меня ждало
горькое разочарование. Пробив еще несколько лунок, попадаю
94

на мелководье и буквально через минуту выволакиваю на лед
больше чем полукилограммового горбача, спустя четверть
часа — второго, почти такого же, как первый.
Теперь стало понятно, почему днем ушел от ямы пустым:
полосатые разбойники, проголодавшись, шныряли в это время
по мелководью! В последующие дни это предположение
переросло в уверенность, хотя с окунями-исполинами, которыми
славилось Заднее, мне так и не пришлось встретиться.
Надо сказать, что зимняя ловля на Заднем озере развита
относительно слабо. Лишь по перволедью местные рыболовы
охотятся за крупным окунем. Блесны в ходу самодельные —
белые, небольшие. Леска — 0,3—0,4 мм. На крючок
подсаживается целый навозный червь или приматывается красная
шерстинка. Лучшие места для блеснения крупного окуня находятся
и конце озера на выходе из ям, против мысов, возле островов.
Мелкий, впрочем, для московских удильщиков он будет
«ровненький», окунек берет на мормышку повсеместно в заливах и
особенно хорошо в устье речушки Задинки. Здесь от него
просто отбоя нет. Очень много в озере и налима. Об ужении со
льда леща слышать мне не приходилось, так же как и о ловле
щуки и налима. Попадаются эти рыбки иногда попутно при
блеснении окуня. Плотва слишком мелка, чтобы составить
объект самостоятельной охоты. Безотказно берет она лишь по
последнему льду на отмели вблизи первого острова. Поклевки
ерша редки. Мормышки местным рыболовам известны, но
применяются робко, в основном ребятишками. Там, где илистое
дно, наиболее уловистой мормышкой оказалась черная. На
такую мормышку, с подсадкой мотыля или червя, разумеется,
падало свыше двух третей всех поклевок. Разгадку необычного
благоволения окуней к черному цвету можно объяснить
отдаленным сходством мормышки с темными личинками стрекозы,
которой, как показало вскрытие желудков, питаются многие
здешние рыбы.
...Свечерело. Расплылись, помертвели дали. В проемах
сосняка, ложбинках скопилась чернь, 1устая и вязкая, как смола.
И только за дальней заводью, поверх щербатой лесистой гривы
продолжал теплиться окраек неба, словно в том месте у
горизонта тлела большая груда головешек.
Последний день моего пребывания на озере Заднем
подошел к концу.
Я шел к шоссе по наезженной проселочной дороге,
бесхитростно петлявшей по взгоркам средь векового бора, и с
благодарностью вспоминал те немногие и оттого еще более
приятные минуты, которые подарило мне Заднее озеро.
Люберцы, Московская обл.

А. Дубленннков
СПАСЕННАЯ МОЛОДЬ
Сыр-Дарья — река непостоянная, с изменчивым,
непокорным характером. В мае — июне, когда беспощадные лучи солнца
опаляют снежные шапки далеких гор, на реке наступает
паводок. Холодные, бурлящие потоки воды затопляют прибрежные
тугаи. После спада воды образуется много рукавов, озер и
заливов. Но к осени они или совсем пересыхают, или оставляют
после себя цепь небольших мелких, заиленных водоемов, в
которых остается немало рыбы. Ее выгребают просто руками
По ночам из чащобы глухих тугаев выходят, крадучись,
осторожные дикие кабаны. Всю ночь они лакомятся уснувшей от
безводья рыбой. Молодь пожирают птицы. Но еще больше
гибнет ее просто от солнца и загнивания воды в обмелевших
озерцах.
...В середине августа в отпускное время выбрались мы с
соседом Анатолием Владимировичем на один из рукавов Сыр-
Даоьи. Еще в свой прошлый приезд сюда я обратил внимание
на всплески крупной рыбы в одном из омутов этого рукава.
Чаще всего она «била» у противоположного берега, поросшего
молодой зеленью камыша.
Анатолий Владимирович запялся установкой палатки, а я
пошел к омуту, чтобы побросать в облюбованном месте
прикормку на ночь.
Утром, собрав удочки и прихватив с собой подсачек, червей
и сетку для рыбы, я направился к прикормленному месту.
Анатолий Владимирович наладил спиннинг и ушел на основное
русло.
Утренняя ловля прошла интересно. Кроме нескольких
небольших сазанят мне удалось вытащить на донку довольно
крупного сома. Повозился с ним изрядно, пришлось даже в
воду залезть. По дороге к палатке встретил спешившего ко мне
возбужденного Анатолия Владимировича.
На традиционный вопрос об улове он даже не ответил, а
пойманного крупного жереха неуважительно бросил на траву.
Сунув мне в руку пустое ведро, он схватил мешок и потянул
меня куда-то в тугаи, в сторону от Дарьи.
— Идем, идем быстрее! — торопил он не переставая.
Через полкилометра среди расступившихся кустов колючего
джингильиика перед нами показалась круглая, с глинистыми
берегами яма. Когда-то вода наполняла ее до краев. Сейчас в
яме было воды по щиколотку. Подойдя ближе, мы увидели в
ней какую-то темную, шевелящуюся массу. Это была рыба. Бе-
96

рега лужи тоже были усеяны уже мертвой, подсыхающей на
солнце рыбой. От ямы несло зловонием.
В луже была рыба почти одного размера. Сазанчики,
умещавшиеся на ладони, да чуть покрупнее сомики. Рыба
погибала! Еще день, два, и ничего живого здесь не останется. Я понял
Анатолия Владимировича без слов. Зашел в середину лужи,
почерпнул ведром грязную воду и стал бросать в него руками
извивающуюся, судорожно открывающую жабры рыбью молодь.
Первое ведро бегом донес до омута. Вывалил всю рыбу в
заливчик и остановился, засмотревшись. В свежей воде рыбешки
стали оживать. Вот первый, наиболее крепкий, сазанчик
крутнул хвостом и метнулся в глубину. За ним боком, беспомощно
переваливаясь, с остановками последовали другие. Схватив
ведро, я побежал обратно к яме. Навстречу мне уже шел
Анатолий Владимирович с тяжелым мешком.
Часа за два напряженной работы мы перетаскали в реку
всю живую рыбу и, перемазанные илом, но счастливые, уселись
перекурить на песчаном берегу Дарьи. Река бесшумно несла
мимо буро-желтые воды. И где-то там внизу плавала
спасенная нами рыбья молодь.
Ташкент
Евгений Смирнов
ХОРОШО У НАС НА НЕЧЕ
В Косью вторая вода. После ледоходного похолодания
распогодилось снова. От щедрых солнечных лучей разомлел и
подобрел Урал, поубавилось седин у старика, помолодел он. И
новой силой налились дети его: средние и младшие дочери Уса,
Косыо, Лемва, своенравный сынок Кожим...
Хорошо в эту пору на реке: комаров и гнуса почти нет,
вместо ночи час-два коротких сумерек, и снова птицы на разные
голоса оповещают о своем возвращении, справляют короткий
праздник любви.
* * *
Старенький трехсильный моторчик, прозванный мной, к
неудовольствию хозяина, «чнх-пах-трахом», хоть и медленно, но
упрямо толкает вперед такую же видавшую виды лодку.
Суденышко, сделанное рукой мастера коми, устойчиво, имеет
небольшую осадку, не боится бурных перекатов.
Велика вода, крутоваты волны от экспедиционных и
совхозных катеров, стара и маловата лодка — все это заставляет нас
держаться поближе к берегу.
Добираемся мы до одного из левых притоков Косью — как
утверждают, красивой и рыбной речушки с поэтическим пазва-
4 Заказ М» 1057
97

нием Неча. Скоро и устье. В конце поворота видны крыши
домиков совхозного поселка.
Удивительно тихая, какая-то задумчивая близ устья Неча.
Проделала коридор в лесу, ручейками-нервами связалась с
многочисленными по округе озерами и не спеша катит свои
воды в Косыо.
Становится жарко. Снимаем рубашки. Едем час, другой,
третий... Я — за рулем, а напарник дремлет на носу. В спокойной
воде купаются облака, словно перед зеркалом,
прихорашиваются прибрежные березы, черемухи, рябины.
— Вовка! — кричу товарищу.— Смотри, смотри скорее.
Он нехотя поднимает голову. Глушу мотор, любуемся.
Мамаша-гусыня вывела на прогулку свое неоперившееся пушистое
семейство. Увидя лодку, она моментально нырнула и затаилась
в густом прибрежном ивняке. Ныряют поочередно и гусята.
В охотничьих делах Володя, как говорят, собаку съел и
удивляется столь раннему выводку.
Все гуще плывут белые кружочки пены, все чаще то днищем,
то винтом чиркаем о коряги и камни.
Первый настоящий перекат. Высокий каменистый правый
берег надвинулся на речку, прижал ее к почти такому же крутому
левому. Галечная отмель занимает половину русла, оставляя
фарватеру бурунную неширокую канавку.
Пристаем к берегу, торопливо разматываем удочки.
Течение подхватывает леску. На конце ее извивается червь.
Скрылся поплавок, и вот к ногам падает трепещущая рыба.
Клюет часто, но в основном мелочь. Осторожно отхожу к
концу переката и, прикрываясь кустами, забрасываю так,
чтобы наживку вынесло к началу омутка. Сквозь редкий ивняк
смотрю, как скользит поплавок. Вздрагиваю от неожиданного
всплеска: крупный хариус схватил за пробку. Инстинктивно
дергаю удилищем и на какое-то мгновение вижу: поплавок
штопором идет в глубину. Короткая борьба — и килограммовый
красавец цвета стали и меди с высоченным верхним плавником
переселяется в садок.
Подходит ко мне Володя. Несмотря на предостерегающие
жесты, шагает он, будто ногами ломает сушняк для костра или
утрамбовывает береговую гальку.
Чувствую, опять взялась рыбина небольшая. Не спешу ее
вытягивать и несу за это наказание: хариус юркнул за корягу,
замотал леску.
Солнце упрямо движется на покой. Еще недавно такое
улыбающееся, оно склонилось к лесу. Вскоре в просветы к нам
пробиваются золотые стрелы. Они убавляются в длину, исчезают в
ярко-красном пожаре заката.
Робко лижут сушняк тоненькие язычки пламени. Но вот уже
98

вкусно пахнет уха, особенный аромат исходит от чая,
приправленного молодыми листочками черной смородины.
В лесу тихо-тихо. Замерли деревья, изредка перекликаются
вдали какие-то лесные пичуги.
Но за обступившей нас стеной леса зарождается зарево.
На верхушках елей солнце выткало яркие, причудливые
узоры. Потом золотое пламя обожгло кроны и стволы, кое-где
огненные блики упали на берег и воду. Там моментально
растворилась неуютная сероватость, и кажется, робко улыбнулся
берег, от большой радости так и засветилась вода.
«Проснулись» и хариусы. Тут и там видны всплески. Легла
насадка рядом — и исчезает поплавок. И снова (какой раз!)
рыболов весь в радостном волнении.
Ловим, так сказать, без отрыва от движения. Позади
последний перекат. Можно теперь запустить мотор без боязни
поломать вал или винт. Времени — в обрез, не опоздать бы на
работу...
* * *
Не один раз бывал я на Нече. и почти всегда чем-нибудь
наделит удильщика и охотника щедрая лесная красавица. В ее
верховьях немало хариуса, а в заводинках многочисленных
ручейков— щук.
В наших местах лучшей насадкой для ловли хариуса
считается земляной червь. В жаркое время «хозяин быстрин»
хорошо берет и на искусственную мушку. Ближе к вечеру на
перекатах больших рек ловил я эту рыбу и спиннингом на
зимние окуневые блесны. Нередко можно было видеть, как одна*
две рыбы до самого берега сопровождали самодельный
треугольный свинцовый груз, не обращая внимания на яркую бле-
сенку. Прикрепленный к грузу двойной крючок, даже в
сумеречное время, делал снасть намного уловистей.
Несколько лет назад видел я, как один рыболов успешно
ловил хариусов в верховьях реки Инты на фабричную
искусственную мушку. Поклевки у парня следовали одна за другой.
Перед тем как крупный хариус порвал тоненькую леску,
рыболов показал мне мушку, купленную им в Горьком. Изготовлена
она была довольно просто: на цевье небольшого крючка была
плотно надета темно-малинового цвета трубочка, очень схожая
с изоляцией на проводе. В сторону рыболова из оболочки
выступал такой же длины гибкий усик темно-зеленого цвета. От
быстроты течения он все время вибрирует; очевидно, тонко
имитируя попавшее в воду насекомое, привлекает хариусов.
После того случая я подобных мушек не видел, а те, что
продаются в магазинах, довольно аляповаты и в большинстве
своем отпугивают, а не привлекают рыб.
Если нет готовой мушки, наши рыболовы быстро делают ее
сами. Для этого жертвуют толикой своей прически и обрывком
4*
99

пнтки из одежды. Совсем хорошая мушка получается, если в
одном из карманов рюкзака хранятся мягкий волос из-под
щиколотки крупного скота, несколько разноцветных ниток мулине,
флакончик с лаком для ногтей...
По-разному привязывают волос к крючку: поперек цевья,
вроде крылышек насекомого, головой к жалу крючка или к
рыболову.
В среднем и нижнем течении Нечи кроме вышеуказанных
рыб водятся сиг, язь, окунь, плотва, налим, гольян и минога.
Хорошо у нас на Нече весной и осенью. Можно высоко
подняться на моторной лодке, побороться с хариусом — красивой
и сильной рыбой. Хороша Неча и летом. Но многочисленные
перекаты, коряги, заросли делают ее почти непроходимой для
моторной лодки. По обоим берегам речки имеется несколько
избушек. Летом в них живут косари, а весной и осенью —
рыболовы и охотники.
Инта, Коми АССР
П. Стефаров
БОБРОВЫЙ ОМУТ
Стародавнее брянско-трубчевское полесье. Кругом вековые
дубравы, неоглядные пойменные луга. Май. В вершинах дубов
кукует кукушка, трубно, с заунывной грустью воркуют лесные
голуби-вяхири. Словно в звонкие флейты, свистят кулики.
Проводя свой отпуск в гостях у природы, мы с Михаилом
Антоновичем плывем по Неруссе. Я— удильщик, он —
спиннингист. Быстрое течение гонит легкую плоскодонку. Впереди
если не крутой поворот, то непременно залом прутняка,
ветровала, коряжника. Нерусса — типичная лесная река. Нередко
встречаются здесь огромные глубокие омуты, но чаще бушуют
быстряки-перекаты.
Солнце свернуло с полудня. В бездонной глубине
бирюзового неба громоздятся, как сказочные терема, перламутрово-бе-
лые облака. Откуда-то ветерок доносит запахи свежего сена,
цветущих диких яблонь и груш. Ни жилья, ни людского голоса.
Только далеко-далеко на краю поймы слышится
певуче-протяжный зов одинокой пастушьей дудки.
Излучина. Река будто перевязана узлом. А дальше в густом
обрамлении могучих дубов и ракит открывается обширное,
ослепительно блещущее синевой чистое плесо.
— Эх, до чего же чудесный уголок! — вздыхает приятель.
— Может, здесь остановимся?
— Идет! — соглашается он.
100

Шурша днищем по крупчатому песку, лодка с ходу
врывается в мелководный заливчик. Из него, словно овес из мешка,
устремляется в реку бойкая серебристая рыбешка. Отлогий
берег. Зелено-шелковистый сухой лужок. А за ним непролазный
ивняк буйной волною подкатывается к подножью дубравы. И не
успели мы перешагнуть через борт лодки, как удивленный
Михаил Антонович шепчет:
— Смотри-ка! «Лесосека» бобров...
В самом деле, гуща прибрежного кустарника вдоль и
поперек пересекается бобровыми тропами. Всюду виднеются свежие
следы, похожие на отпечатки гусиных лап. Местами прутняк
вырублен, словно топором. То там, то тут валяются
обглоданные добела толстые осиновые обрубки. Вероятнее всего, зверь*
ки-лесорубы пригнали их сюда по реке, а возможно,
приволокли откуда-то из лесу.
— Ну что ж! — оглядев «лесосеку», улыбаюсь я.— Можно
сказать «спасибо» бобрам.
— Это верно! — кивает головою Михаил.— Дров для костра
на неделю хватит.
Некоторое время спустя палатка была установлена, в
хозяйстве наведен надлежащий порядок, на костре вскипел котелок.
После обеда в дополнение к запасу имевшихся насадок я
извлек из-под валежин десятка полтора свежих червей, с
молодого дубка стряхнул пяток крупных, как желудь, майских жуков
и начал настраивать удочки. Неизведанный водоем манил своей
таинственностью. Моему напарнику тоже не сиделось на месте.
Словно подгоняемый кем-то, он наскоро намотал новую лесу
на катушку, надраил бархоткой несколько блесен.
— Ну как, ты готов?
— Сейчас. Да, уговор: до двух четвертей щук не брать.
Окунь в ладонь тоже в зачет не принимается.
— Вызов принят,— улыбнулся Михаил.— Но, чур, чтобы и в
твоем садке ни плотвиц, ни подъязков меньше двухсот граммов
не было.
Михаил Антонович торопливо зашагал по песчаной косе.
Полуденный зной незаметно сменился освежающей
прохладой. Над окрестными лугами едва-едва заголубел прозрачный
дымок. Омут ожил. Под крутояром противоположного берега,
где лежали в воде подмытые течением деревья, гулко, будто
тяжелые камни, бултыхались щуки. На отмелях хрустальным
дождем взыгрывала спасавшаяся от прожорливых окуней рыбья
молодь.
Пора! Река зовет. Место для ужения я избрал на входном
перекате. Здесь бегущая гребешками лента реки чуть ли не
наполовину перегорожена завалом почерневших коряг. У берега
тиховодье. Дальше быстряк, а рядом, справа, непроглядная ис-
сння-темиая глубина омута. Где, как не тут, выгул рыбы! И,
101

чтобы убедиться, так ли это, я тихонечко подошел к кусту
черемушника. Посмотрел в толщу воды. Замер.
— Ии-х, батюшки светы, какое гульбище! — невольно
сорвался с губ приглушенный шепот.
Не сон ли? Нет! Вот из ямы на стрежень переката
медленно, спокойно выплывает с полдесятка очень крупных лещей.
А возле залома в тиховодье стабунилась плотва и толстоспип-
ные тихони язи. Дно заводи буквально пестрит рыбой.
Отступаю назад, беру удочку. Непослушными от волнения
пальцами нанизываю на крючок живую спираль красного
червяка. Почему-то дрожат колени, что-то сжимает и холодит
сердце. Ох уж эта лихорадка нетерпения! Наконец снасть наготове,
подсачек рядом. Осторожно из-за куста взмахиваю удилищем.
Словно сорвавшаяся с ветки капля, падает грузило. Перяной
поплавок ложится на воду и, вздыбив ярко-огненный наконеч*
ник, становится торчком. Мгновение — и, часто-часто
вздрагивая, он уходит в сторону. Косой рывок в глубину. Подсечка.
В траве затрепыхалась красноглазая плотвица чуть побольше
четверти. Снова заброс. Опять почти та же картина. Короткий
танец поплавка. Подсечка. Я поднимаю удилище вверх. Не тут-
то было. Рука почувствовала необычную тяжесть. Две-три
минуты борьбы — и в моем подсачеке оказался язь.
Поединок с язем был недолгим, однако рыбье скопище уза-
лома оказалось распуганным. Куда-то ушла плотва, исчезли
язи. Лишь возле берега по-прежнему суетилась бестолковая
мелочь. Твердо решив встретить вечернюю зорьку только здесь,
я опустил садок с рыбой в воду, расстелил на берегу плащ,
уселся поудобнее, забросил удочку. А минуту спустя выбросил
к ногам светло-серебристую красноперку. Снял, полюбовался.
— Попалась!—говорю.— Счастье твое, что калибром мала,
а то наверняка в уху угодила бы.
Шутка шуткой, но за час или полтора я стравил до трех
десятков червей и кроме четырех взятых в садок подъязков
выбросил в реку немало плотвичек, окуньков, красноперок,
которые не соответствовали установленному нами размеру.
Вечер чудесный. Клев —лучше быть не может. А все-таки
где же лещи? «Если уж,— думаю,— они не берут до заката
солнца, то в темнозорь тем более на их поклевку рассчитывать
не придется. А ну-ка попробую на быстряк переключиться».
И, отпустив леску на самый дальний заброс, перехожу на
ужение в проводку. Привычный взмах. Поплавок быстро скачет по
светлым гребням и застывает неподвижной свечкой на
тиховодье у края омута. Перебросил удочку раз, второй, третий.
Вдруг посреди переката поклевка. Рывок на себя — и в воздух
выпрыгнула порядочная густерка. Сделал забросов десять. Взял
еще двух густерок да круглого, как диск, подлещика. И вот
поплавок опять бежит вдоль переката. Но едва выбегает на тихо-
102

нодье, как внезапно останавливается. Качнулся туда-сюда,
вздрогнул. Потом нырь в глубину. Моментальный рывок.
Лещ! В каком-то восторженном испуге зашлось сердце.
Началась напряженная схватка. Засекшаяся на крючке рыба туго
толкнула в одну сторону, метнулась в другую. Затем потянула
удочку в глубину. Когда толчки стали мягче, слабее, я
осторожно повел ее к берегу. «Не спешить, не горячиться,—
успокаиваю сам себя.— Прежде всего дать воздуху». Несколько
трепетных минут, и наконец на глади воды заиграл глубокий, как
бы развернутый лопатой бурун-воронка. Показались толстые
желто-оранжевые губы, раскрытый рот. Острота борьбы как-то
сразу ослабла. Рыба заметно утихла. Ее развороты и рывки уже
не имели первоначальной силы. Еще потяжка, еще глоток
воздуха. Лещ лениво забарахтался возле островка молодой осоки,
а немного погодя я уже держал его в руках, словно массивное,
в золотой чеканке блюдо. Трофей был красив!
Взять такого леща-великана поистине вершина рыбацкого
счастья. Продолжать ловлю уже не хотелось. И, опустившись
па мягкий коврик травы, я как-то особенно глубоко ощутил всю
неотразимую красу окружающей природы.
За темную гриву леса, излучая ровный, жарко-малиновый
свет, медленно закатывалось солнце. Воздух был
необыкновенно чист, звонок, а на кустах и травах еще засветло заискрилась
алмазная россыпь росы.
Стало смеркаться. С богатым уловом пора и к палатке. Но
вдруг посреди переката из воды вынырнула мохнатая
тупоносая голова бобра. Уши короткие, глаза выпуклые, а под
верхней губой два широких светло-бурых резца. Вытянувшись во
всю длину, зверек не спеша, перебирая лапами, плыл откуда-то
сверху к омуту. Заметив меня, он оглушительно хлопнул поводе
круглой лопатой хвоста и исчез в таинственной глубине.
Подхожу к биваку. Михаила Антоновича еще нет. Разжигаю
потухший костерок, принимаюсь чистить на уху рыбу.
Некоторое время спустя из-за кустов появляется знакомая
атлетическая фигура приятеля. Шагает он легко, машисто.
Настроение праздничное. Еще бы! На кукане висят четыре щуки и пара
крупных красноперых окуней.
— Ну как? — спрашивает он, чувствуя себя победителем.
И тут же замечает лежащего на песке леща. Голос у него
пресекается, переходя в изумленный шепот:
— Ох, комар-толкун! Вот это экземплярчик!
Пока мы взвешиваем улов и обрабатываем его для
заготовки впрок, в котелке вскипает уха. Бобровый омут заволакивается
густым, будто мокрая вата, туманом. Опускается волшебная,
полная соловьиных раскатов ночь,
Сумы

Николай Волокитив.
ОСТРОВ НЕТРОНУТЫХ КЛАДОВ
— В се,— говорит лесник Григорий Евсеевич Рябушкин.—
Пришли. Это вот и есть тот самый остров, о котором я тебе
рассказывал.
С удовольствием сбрасываю с плеч вещмешок, расправляю
спину, жадно вдыхаю ароматный кедровый настой...
— После, после отдохнешь и насмотришься,— торопит
лесник.— А сейчас надо обосноваться. Видишь, как темнеет.
Мы выбираем ровную поляну, натаскиваем хворосту и
разводим костер. Он разгорается быстро и жарко. Трещит
раскаленными углями, выхватывает из темноты корявые стволы
разлапистых кедров.
Я усаживаюсь на плоскую валежину, наливаю в кружку
горячего чая, заваренного душистыми ветками смородины.
Обжигаясь, с удовольствием отхлебываю большими глотками
— Необыкновенно,— размышляю я.— Даже не верится, что
кончились все муки. Целый день в пути. И вдруг такая
благодать: горячий чай, костер, тишина. А главное, вокруг дремучая
нехоженая тайга.
— Да,— говорит лесник,— благодатные здесь места!
Я долго не мог уснуть. Лежал на мягкой, душистой хвое,
смотрел в бездонное звездное небо, мечтал о завтрашнем
светлом утре, о предстоящей рыбалке. Потом почему-то вспомнил,
как мы познакомились с Рябушкиным. Это было три года
назад. В то время я еще только приехал в таежное село Казачин-
ское Красноярского края и очень мало знал здешних людей.
В будние дни я с темна дотемна пропадал в редакции местной
газеты, где работал корректором, а в выходные брал снасти и
уходил на Енисей отдохнуть, порыбачить.
Однажды, когда я сидел на берегу небольшой протоки и
лениво поглядывал на поплавки, ко мне подошел старичок. С
литовкой, с граблями на плече, он, видимо, возвращался с покоса.
— Э, да разве это рыбалка! — воскликнул он, бесцеремонно
заглядывая в котелок.
— Что поделаешь,— ответил я,— хорошего места не знаю.
— Да, место — большое дело,— проговорил он серьезно.—
А я вот и место знаю, да попутчика найти не могу. А одному
идти неохота.
— А где это место? — спросил я его.
— Вон на той стороне Енисея, за деревней Добровольное,—
охотно сообщил он,— Есть там один островок средь болот, а
возле островка—два лесных озера: Щучье да Карасиное. Может,
пойдем как-нибудь?
104

— Обязательно,— сказал я твердо.— Но давайте хоть
познакомимся.
— А чего знакомиться? — искренне удивился он.— Тебя я
знаю. Ты в редакции работаешь. А я здешний лесник. Когда ж
подадимся?
— Да хоть на той неделе,— ответил я.
Но как-то так получилось, что ни на той неделе, ни через
месяц, ни даже через год выбраться нам на те озера не удалось.
Зато с того дня я крепко подружился с Григорием Евсеевичем
Рябушкииым. Свободными вечерами приходил к нему домой, и
мы подолгу беседовали о рыбалке, о предстоящем путешествии
па Сполошинские болота.
— Нет, мы все-таки обязательно сходим туда,— то и дело
твердил он мне.
И вот наконец наши мечтания сбылись: я лежу у костра под
сенью могучих кедров невдалеке от Щучьего озера, смотрю на
звезды и слушаю таежную ночь.
Проснулся я от какого-то шороха. Кто-то шараборил у меня
прямо над ухом. Я открыл глаза, осторожно повернул голову
и увидел на пеньке бурундука. Он сидел в метре от меня,
держал в передних лапках кедровую шишку и быстро-быстро
шелушил ее острыми зубками. При этом орехи как бы сами собой
летели к нему в рот, укладываясь в защечные мешочки.
— Вот запасливый хозяин,— рассмеялся я. Бурундук тут же
юркнул под корягу.
Было совсем светло. Сквозь мохнатые ветви кедров на поля-»
ну пробивались лучи восходящего солнца. Костер едва тлел.
«А где же лесник?» — подумал я, взглянув на его пустую
постель.
— Григорий Евсеи-и-и-ч!
— Эгей! — отозвался он откуда-то справа, из-за самой гущи
деревьев.—Давай сюда-а!
Я поднялся н, перепрыгивая через валежины, побежал на
зов. Вот кусты кончились, началось зыбкое торфяное болото.
И среди этого болота, среди кочек и мха я увидел большое тихое
озеро. Над спокойной водой еще клубился туман, озеро было
как бы закутано в белое пуховое одеяло. Чем-то диким, нешь
нятно-тревожным веяло от него.
— Смотри осторожно подходи к воде,— посоветовал Рябунь
кип.— Тут трясина.
У ног его стояла банка с вьюнами, рядом лежал спиннинг.
— Попробую? — спросил я, взяв его в руки.
— Давай, давай,— охотно согласился лесник.
Я обогнул небольшой заливчик, выбрал место почище,
размахнулся. Тук-тук-тук — легко завертелась катушка. «Что-то
будет?» —думал я, потихоньку наматывая леску. И вдруг —
р-раз! Толчок, другой... И в тот же миг большая рыба прбпел-
105

лером взбуровила поверхность воды. Скорей, скорей! Только бы
не упустить... Вот она, щука, уже бьется на траве, тяжелая,
черно-зеленая, словно обросшая лишайником обгорелая чурка,
Не раздумывая долго, я быстро привел в порядок спиннинг и
снова забросил блесну. И все повторилось.
...Остановил меня Григорий Евсеевич. Он подошел, держа
в руках двух небольших щурят, и воскликнул:
— Ты что же это делаешь, друг мой ласковый? Эк сколько
уже навынимал... Никак, солить собираешься рыбку...
Довольно! Жадничать ни к чему. Тут этой самой рыбки — хоть
штанами лови,
В полдень мы пошли осматривать остров. Он оказался
большим: километра два в длину и метров четыреста в ширину.
Почему-то подумалось: «Интересно было бы посмотреть на него
с самолета». Вокруг безжизненное, голое, как пустыня, болото,
а тут кондовый кедровый бор. Деревья — одно к одному,
высокие, размашистые, крепкие, как великаны.
— Да, богатый урожай ореха в этом году,— восторженно
говорил Григорий Евсеевич.— Ты смотри, что делается! Как
градом, обсыпано каждое дерево.
Крупные, продолговатые поспевающие шишки заманчиво
темнели в ветвях. Некоторые из них висели так низко от земли,
что их можно было рвать руками.
— Да, богатый урожай,— снова повторил лесник и вдруг
загрустил.— Только все это так и останется здесь, никто не
соберет.
— А почему бы заготконторе или лесничеству не
организовать комплексную бригаду? Орехи, засол рыбы. А осенью по
перволедью можно было бы все вывезти в село.
— А,— махнул рукой Рябушкин,— не доходят еще руки до
лесных даров. Пойдем-ка, я тебя сейчас еще кое с чем
познакомлю.
Он привел меня на восточный край острова, показал на
болото.
— Смотри!
Сначала я ничего не заметил. Болото и болото, как и то, по
которому мы шли. Но когда взглянул повнимательнее, из груди
моей вырвался восторженный вздох. Все огромное
пространство, куда хватал взор, отливало нежным розовым светом.
Создавалось впечатление, что сама заря сошла с неба и во всей
своей красоте спокойно опустилась на землю.
— Клюква! — воскликнул я, наклонившись и разглаживая
мох, на котором искрились, сияли сочные, уже покрасневшие с
одного бока ягоды.
Потом мы снова углубились в лес. То и дело встречались
нам прыгающие по деревьям белки, бурундуки, снующие по су*
чьям пестрые рябчики.
106

В одном месте я резко остановился, придерживая за локоть
Григория Евсеевича.
— Что это?
В густых ветвях кедра темнело что-то большое, мохнатое.
— Где? — встревоженно спросил Рябушкии, но тут же тихо
рассмеялся:—Да это же глухарь.
Крупная таежная птица с шумом снялась с сучка.
Вечером мы подошли к другому таежному озеру, которое
было чуть меньше Щучьего. Темная, с прогнившим болотным
запахом вода в нем походила на деготь. Между высоких
поржавевших кочек, в темно-зеленых зарослях стрелолиста что-
то хлюпало, чавкало, бултыхалось.
— Ишь, разыгрались карасики,— улыбнулся Григорий Ев-
сеевич.— Только сейчас их ничем не возьмешь. Не клюют они в
эту пору. А гольяичиков половить на ужин можно. Давай-ка
наладим удочки.
— Но у нас же нет никакой наживки.
— Об этом я позаботился.
Григорий Евсеевич достал из сумки небольшую щучку и
стал резать ее на мелкие кусочки. Тут же вырубили два
небольших удилища, приладили лески.
Не успел я закинуть удочку, наживив на крючок кусочек
рыбьего мяса, как поплавок мой часто-часто задергался, резко
поплыл в сторону. Я потянул удилище и вытащил крохотную
рыбешку, похожую на ельчика.
— Малек какой-то!—воскликнул я, намереваясь бросить
«добычу» обратно в воду.
— Но-но,— предупредил Рябушкин.— Это и есть
первоклассный гольян. Крупнее они и не бывают. А что касаемо их
рыбьих качеств, то вечером сам убедишься. Боюсь, что вместе с
ушицей котелок съешь.
Рыба клевала с ходу, без перерыва. Иногда не хотелось
менять наживку, и она брала чуть ли не на голый крючок.
— Хватит,— неожиданно сказал Григорий Евсеевич.
Мы забрали садок и направились к месту стоянки.
— Неужели такое озерко не промерзает зимою? — спросил
я у Рябушкина.
— Да как же оно промерзнет?— удивился лесник.— Ты не
смотри, что оно малюсенькое. Глубина в нем метров
пятнадцать...
...Ночью снова жарко горел костер. Озарял ярким светом
лесную поляну. Мы лежали на мягких хвойных постелях и,
уставшие за день, молчали. Я снова смотрел на звезды, слушая
тихую песню ночной тайги.
с. Казачинское, Красноярский край

С. Скорняков
ВОЛШЕБНАЯ РЕЧКА
В 36 км западнее Ленинграда с севера на юг протекает
невзрачная речка Сестра. По ней до 1939 г. проходила граница
СССР с Финляндией.
Начало свое она берет из болот Карельского перешейка, а
впадает в озеро Разлив вблизи Финского залива.
Приняв воды речки Сестры, озеро Разлив снова выпускает
ее. Сестра впадает в Финский залив у города Сестрорецка.
Весь извилистый путь от истока до впадения в озеро Сестра
проходит по лесам, живописным лесистым оврагам, а местами
по топям. В свое время — когда она была границей — оба ее
берега перегораживала колючая проволока. Столбы, держащие
проволоку, давно сгнили и повалились. А коварная проволока,
путаясь в кустарнике, нередко причиняет неприятности
рыболовам, распарывая резиновые сапоги.
Речка не пользуется особым вниманием рыболовов, поэтому
летом на ее берегах их бывает не много. В нижнем течений,
вблизи от дорог, она действительно не богата рыбой, а доступ к ее
верховьям затруднен — почти нет проезжих дорог.
В самых верховьях ее крутые берега поросли крупным
еловым лесом, течение спокойное. Местами есть омуты, в которых
водятся щуки.
Однажды я заехал сюда в конце июня. Целью поездки была
черника. Но день выдался такой солнечный, что на берегу реки
оказалось гораздо приятнее, чем на черничных полянах. Я
захватил с собой одноручный спиннинг и две блесенки типа
«Байкал».
В ловле щуки спиннингом опыта у меня почти не было. И
немудрено, что с начинающим рыболовом всегда происходит
больше различных нелепых казусов и приключений, чем с
бывалым.
При первом же забросе блесну схватила небольшая щука.
Но у самого берега она сорвалась. Второй заброс оказался
результативнее. Добычей стала полукилограммовая щучка.
Окрыленный удачей, я заторопился к следующему омуту.
Опять с первого же заброса была хватка. Надо полагать,
крупной щуки, так как я успел только натянуть леску, как она ока-
108

залась перекушенной. Пришлось сожалеть, что не было
стального поводка.
Привязав вторую, последнюю, блесну, я перешел ниже по
течению к следующему омуту. История повторилась в точности.
Если бы я попытался спокойно вываживать рыбу, давая
слабину леске, может быть, добыча была бы в руках.
Я остался без блесен. До машины, где у меня хранилось
несколько самодельных блесен, было километра полтора. В
отчаянии я помчался к машине и вскоре вернулся на берег речки.
После нескольких забросов в новый омут щука погналась
за блесной, но не взяла ее. Я повторил заброс, и на этот раз
щука схватила блесну. Но подсеклась она за жабры, сбоку.
Значит, моя самодельная блесна оказалась несовершенной:
вращаясь, она описывала большой конус, и щука не могла
схватить ее.
Несколько раз я видел, как гнавшаяся за блесной щука
делала поворот — в красноватой торфянистой воде мелькало
белое брюхо.
В этот день при хорошей снасти и умении рыболова был бы
большой улов. Ведь речка, как волшебница, из каждого омута
посылала свои дары, только надо было уметь их взять! Хотя
улов мой состоял только из двух щук, этот день я запомнил
на долгие годы.
Так, случай, занесший меня в верховья Сестры, убедительно
доказал, какая там может быть интересная рыбалка.
Такие омуты встречаются на протяжении 6—7 км. Затем
река протекает среди густой тайги, берега становятся мокрыми,
болотистыми. В этих местах нет омутов, но зато русло местами
делится на несколько рукавов узкими продолговатыми
островками, поросшими высокой травой. Здесь обитает некрупная
форель. Ловить ее удобно с островков, спрятавшись в траве.
Ловится форель здесь все лето на навозного червя и на
кузнечика.
Низкие берега тянутся не более 5—6 км. Ниже «форелевых»
мест, там, где снова начинаются крутые берега и овраги,
поросшие крупным лесом, русло реки становится каменистым. Сестра
бурлит и растекается среди валунов на множество быстрых
струй, едва скрывая некрупные камни, и кажется настолько
мелководной, что никогда не поверишь — это самые хорошие
места для ловли хариуса.
Крупных экземпляров хариуса здесь нет, но
двухсотграммовых можно наловить в любое время года. Интерес к этой ловле
приходит только после освоения особенностей ужения на
быстрине среди камней. Искусство заключается в том, чтобы
определить струю, в которой должен стоять хариус, и научиться
ощутить — именно ощутить! — поклевку.
109

На быстрине не заметишь поклевки по поплавку, так как он
все время прыгает на воде. Поклевка ощущается как толчок
на удилище.
Опыт позднее привел к такому выводу: ловить хариуса надо
легкой удочкой, длиною 3—4 м, оснащенной маленькой
катушкой с леской 0,3 мм. Крючок № 5. Грузик — свинцовая
дробинка или овсинка — расположен в 100 мм от крючка. Поплавок —
небольшой, из обожженной пробки. Устанавливается он в
зависимости от глубины, так, чтобы течением струи относило
насадку параллельно над самым дном. Насадка — навозный
мелкий червь, кузнечик или искусственная мушка.
Направляя поплавок в струю, необходимо постепенно
отпускать леску при помощи катушки, не допуская провисания ее.
Поклевка хариуса на струе бывает очень резкая, и при
натянутой леске хорошо ощущается толчок на удилище, который
передается руке. В этот момент требуется короткая подсечка.
Если же при поклевке хариуса подсечь не удалось, то не
следует повторять заброс с насадкой, оставшейся на крючке.
Необходимо заменить ее. Иначе при повторных забросах на
прежнее место поклевки не будет. На одном месте подолгу ловить
не следует.
На каменистом дне валуны всегда скользкие, и,
естественно, при вываживании рыбы затруднительно выходить на берег.
Поэтому удобно иметь с собой сумку на лямке или лучше
легкую, плетеную корзинку на руке. Тогда рыбу можно поднимать
не выводя ее на берег, а сразу в корзинку.
Не весь путь речки каменист здесь. Есть и заводи. В местах,
где заканчиваются перекаты, хариус скапливается к глубокой
осени, когда в струях меньше проносится корма. В это время
он охотится за ручейником, ползающим по дну.
Вот какими дарами может награждать каждого рыболова
невзрачная на вид волшебница Сестра.
Ленинград
Н, Н, Крынкин
АХТУБИНСКИЕ НОЧИ
U рыбалке на Ахтубе говорили мы много и часто.
Готовились к поездке чуть ли не год. И вот они, наконец,
долгожданные ахтубинские берега!
Перебрались на остров. Вокруг —ни души, лишь степь
широкая, да синее небо, да узкая прибрежная полоска ивняка.
Поставили палатки и сразу же взялись за спиннинги.
Особенно увлекательной оказалась здесь ловля жереха. На Ахту-
бинских перекатах постоянно бьет жерех. Даже при холодном
ПО

северном ветре не прекращает он свою охоту. Место боя
хорошо заметно по характерным всплескам и скопищу чаек. Ловить
жереха лучше с лодки. Можно и с берега, но результат будет
значительно хуже, так как до места жора не всегда удается
добросить блесну.
Жереха мы ловили спиннингом с байдарки вдвоем.
Забрасывали одновременно и всегда помнили об осторожности. За
месяц ловли не зацепили друг друга блесной ни разу.
Сидя в байдарке, далеко блесну не бросишь — на 15—20 м,
не более. Но и этого расстояния вполне достаточно. Однажды
во время ловли устроили перекур. Спиннинг лежал поперек
байдарки, блесна свисала, едва касаясь воды. Вдруг у самого
борта раздался всплеск, и блесну схватил жерех. Едва удалось
удержать удилище.
На перекате, где мы ловили, часто появлялся местный
рыболов. Его снасть состояла из палки, к которой на леске
длиной 2—3 м подвешивалась блесна для отвесного блеснения.
Прием ловли был необычен: рыболов водил палкой, как бы
полоща блесну в воде, вдоль одного борта лодки, потом — вдоль
другого. И выхватывал жерехов у самой лодки!
В то же время многое говорит о пугливости этой
осторожной рыбы, даже здесь, на Ахтубе. По рассказам местных
рыболовов, жерех — а его немало в Ахтубе — очень редко
попадает в невод. Рыба как будто чувствует, что заводят невод, и
уходит. У нас были случаи, когда, подъезжая на байдарке, мы
сразу распугивали весь косяк. Впоследствии поняли, почему это
происходило: рыбы стоят головами против течения, на лодке
надо подходить снизу, против течения, как бы с хвоста косяка.
Входить в самую середину боя нежелательно.
Подплыв к месту боя, мы бросали якорь, используя мешок
с песком. Вес его легко регулировать, да и обшивку байдарки
таким якорем не порвешь.
Жерех часто хватает груз, а не блесну. Поэтому
желательно груз оснащать тройником. Нередко пара жерехов
попадается на груз и блесну одновременно. При этом если поводок
недостаточно прочный, он рвется, так как жерехи дергают в
разные стороны. Во избежание этого мы всегда ставили поводок
толще основной лесы. Лесу применяли диаметром 0,6 мм,
поводок— 0,8 мм; груз — легкий; блесна — любая, но лучше
маленькая, белая, вращающаяся; катушка — простая, типа невской.
Очень удобна для забросов с байдарки безынерционная
катушка, но, к сожалению, та, которой располагали мы, сломалась
уже на третий день (сработалась пластмассовая шестеренка).
Впрочем, и удилище спиннинга из стекловолокна
просуществовало немногим дольше катушки...
Ко всеобщему удивлению, во время ловли жереха на
перекате на спиннинг попался крупный соменок. Вскоре мы убеди-
111

лись, что сом взял не случайно. Однажды, когда мы вынимали
из воды небольшого жереха, у самого борта лодки выскочил
сом и молниеносно сорвал жереха с блесны. Очевидно, сомы
днем выходят кормиться на перекат.
В Даииловке, метрах в ста от ее слияния с Ахтубой, есть
яма глубиной 10—15 м. Это типичная сомовья заводь —
угрюмая, неподвижная, сонная. Наш перекат совсем рядом с ней.
Решили попробовать ловить сома донками. Пришли затемно.
Долго возились, забрасывая. Затем огорчились несколькими
пустыми поклевками. Наконец бросились на непрерывный звон
колокольчика с донки, где насажен лягушонок.
— Тяжело как идет. Что-то большое!
Нетерпение нарастает. Сом!
— Неужели не выдержит снасть?
Разгоряченное воображение рисует сома размером с
кашалота. Три раза удавалось подтягивать сома почти к самому
берегу, и три раза он вновь уходил в глубину. Наконец рыба на
мели. Двое бросаются на него и волоком тащат на берег.
Удивительно, крючком зацеплена только губа рыбы. Мог бы и
сойти. Сколько радости, ликования было по этому поводу!
Ниже переката бросали донки на судака. Чем дальше
заброс, тем лучше результат ловли. Совсем не просто освоить
технику заброса снасти на 60—70 м. Существует ряд приемов.
Местные рыболовы обычно два витка лесы наматывают на
ладонь, груз раскручивают в вертикальной плоскости и лесу
выпускают в момент движения груза снизу вверх. Перед броском
леса складывается кольцами на берегу. Этот способ требует
длительной тренировки, и никто из нас бросить таким способом
не сумел.
Есть другой способ: леса не наматывается на руку, а
зажимается между большим и указательным пальцами. При
забросе леса режет руку и приходится либо обматывать пальцы
изоляционной лентой, что не слишком приятно, либо надевать
перчатку.
Третий способ мы особенно рекомендуем рыболовам, не
имеющим практики заброса донок на большое расстояние.
Примерно в 100—140 см от грузила наглухо привязывается к лесе
палочка толщиной с карандаш, длиной 5 см. Для удобства
привязывания на палочке вырезается желобок. Техника заброса
такая же, как и в предыдущих случаях, только груз
раскручивают, держа палочку. Следует помнить, что в том месте, где
леса крепится к палочке, она постепенно перетирается и за ее
состоянием надо следить. После заброса донки леса
закрепляется на прутике-сторожке и более осповательно крепится к
вбитому в землю колышку. По колебапию сторожка или звонку
колокольчика определяется поклевка.
Леску для донок мы применяли диаметром 0,7 мм. Осцаща-
112

ли донки двумя поводками такой же толщины по 40 см длиной
и глухим грузом весом 130 г на конце. Вес груза подобрали
опытным путем, изготовив дома целый набор грузов, разных по
весу. Груз должен обладать хорошими баллистическими
свойствами и не сноситься течением.
Лучшая насадка для судака — малёк. Впрочем, местные
рыболовы за неимением малька для насадки часто используют
кусочки тарани. Для насаживания малька лучше применять
крючки № 10—12 с длинным цевьем. Малёк прокалывается ближе
к хвосту, жало пропускается насквозь, вновь прокалывается
ближе к голове и выводится наружу. Получается, что жало
обращено от головы к хвосту. Малёк на крючке сразу погибает,
это не мешает ловле, зато при забросе донки не соскакивает
с крючка. Малька не обязательно хранить живым, важно,
чтобы он был свежим.
Как-то решили мы ловить судака донками ночью.
Непередаваемо прекрасны ночи на Ахтубе. Небо — черный
бархат — низко-низко нависает над рекой, совсем как на
картинах Куинджи. Звезды любуются своим отражением в воде.
И тишина... Такая успокаивающая, всеобъемлющая,
нарушаемая лишь всплесками подводных обитателей.
Сказочно хороша теплая ночь.
Задумались и забыли о донках. А одна уже звонит! Рыба у
берега. Различаем огромные фосфоресцирующие глазищи
сердитого судака. Как он упирался, как гневно сверкал
рубиновыми Глазами, воинственно ощетинивая плавники!
Хороша рыбалка на Ахтубе! Очень советуем там побывать.
Для тех, кто соберется, рекомендуем маршрут: астраханским
поездом доехать до станции Чапчачи, далее попутной
машиной через Сасыколье до парома у Слюнявки, затем на лодках
сплавиться по реке до одного из островов. Места везде
великолепные.
В. Пронин
ЗА РЕКОЙ АХТУВОЙ
Небольшой городишко Капустин Яр, затерявшийся в
полупустынных степях между Волгоградом и Астраханью, встретил
меня тридцатиградусной жарой. Арбузы, дыни, виноград,
груши, горы живой и вяленой рыбы, пламенно-красные раки так
и просились с прилавков колхозного рынка в руки покупателей*
Изобилие рыбы и раков еще раз подтвердило мое
представление об этом сказочно богатом рыболовном крае.
Есть где половить рыбу в тех краях. В 3—4 км от города
протекает Ахтуба — один из многочисленных притоков Волги.
113

Красива и богата эта река. Много разной рыбы водится здесь.
И огромный ночной хищник сом, бьют на песчаных перекатах
судак и щука, с жадностью хватает всякую наживку
прожорливая чехонь, под обрывом в ямах ловят на кусочек червя
широких, как поднос, лещей. Нехитрая снасть для ловли леща в этих
краях: леска сечением 0,5—0,6 мм, крючок № 4—5, который
крепится на поводок сечением 0,3—0,4 мм, большое
неподвижное грузило весом 40—50 г, и все. Удочки не требуется — леска
наматывается на палец, и малейшую потяжку леща чувствует
рыболов. Этот способ ловли леща в ямах опробован многими
рыболовами.
На противоположном берегу Ахтубы начинается край озер,
проток, или, по-местному, ериков. Начинается настоящее
царство рыб и раков.
На сотни километров разбросала щедрая река Ахтуба в
знойной степи озера и озерки. То маленькие круглые, как
блюдца, то продолговатые, как дыни, то огромные, сверкающие
зеркалом глади, разбросала и богато вдохнула в них жизнь. Озера
чистые, с сухими берегами, почти к каждому может подойти с
рыболовными снастями любитель.
Все водоемы полны рыбой: золотистые, жирные сазаны,
одетые в серебряные кольчуги лещи, огромные стаи полосатых
разбойников окуней, яркая плотва, среди камышей и осоки стада
темно-зеленых линей, в тени кустов огромные щуки.
Встречаются в отдельных озерах и сомята.
В озерах на кузнечика и хлеб хорошо берет крупная, до
четырехсот граммов, плотва. Кузнечиков из дома брать не надо,
к вашим услугам на берегу стрекочут тысячи живых насадок.
Много рыбы в заахтубинских озерах, клев равномерный
почти в течение всего дня. Не мешает, конечно, прикормка из
хлеба и каши.
Насадку можно использовать любую, но довольно сложно
найти в районе Капустина Яра червей.
Богатый лов рыбы, обилие овощей и фруктов, яркая южная
природа с успехом вознаградят рыболова за его поездку в
район Капустина Яра Астраханской области.
Липецк
П. Мочалов
ЗАВАЛ НА ЯЙВБ
ИСивописная уральская речка Яйва впадает в Каму почти
напротив небольшого городка Орел, расположенного недалеко
от Березников. Приятель, живший в Березниках, предложил
мне приехать порыбачить на Яйве.
114

И вот в одно не совсем прекрасное, даже наоборот — пасмур*
ное, утро мы сели на речной трамвайчик и вскоре были в
городе Орле. Переехав на другую сторону Камы, пошли по правому
берегу Яйвы вверх. По словам приятеля, километра через три
нас ожидало прямо-таки райское место. Увы, река оказалась
плотно забитой бревнами. Шел молевой сплав, и как раз на
облюбованном моим другом месте образовался затор.
Пришлось расположиться с удочками ниже, между тальниковыми ку*
стами. Поклевок не было, сидеть стало скучно. Вскоре я
заметил, что от струи и водоворота, что пониже завала, то и дело
россыпью вылетала перепуганная рыбья мелочь. Кто гоняет ее?
На щуку и окуня не похоже... Надо проверить, решил я и
быстренько переоборудовал спиннинг в проволочную удочку.
Затем по завалу прошел почти до середины реки; вырывавшаяся
из-под бревен вода захватывала с собой кусочки коры, мелкие
щепки, труху и другой мусор, который служил естественной
прикормкой для рыбы.
Не теряя времени, я насадил на крючок червя и опустил его
в воду около края завала. Когда поплавок доплыл до водово*
рота, какая-то сила рванула его, и он резко ушел под воду.
Я подсек и почувствовал на крючке крупную рыбу. Это оказал*
ся язь килограммов около двух.
Вслед за ним я поймал леща, потом еще двух язей поменьше.
К этому остается добавить, что хороший клев был только
в одном этом месте, на струе. В других местах, сколько мы ни
пробовали, рыба не ловилась. Вот что значит правильно учесть
местные условия.
Арзамас, Горьковская обяш
А. Литвинов
ЗИМОЙ НА МЕСТАХ ЛЕТНЕЙ РЫБАЛКИ
Длинна зима на Урале. Пока она уступит место
весне, рыболов изойдет тоской по зеленым берегам реки, по тихим
зорям над курящимися туманом озерами. Десятки раз вздыхая,
переберет он свои рыболовные снасти, не однажды унесется
воображением на тихие плесы или бурные перекаты, мысленно
будет подсекать стремительного хариуса или тащить
неуклюжего, тяжелого на подъем леща.
Нечто подобное ежегодно переживали и мы с Владимиром
Александровичем до тех пор, пока не призадумались однажды:
а не махнуть ли нам на подледпый лов?
Сказано — сделано! Запасшись червями, пятнадцатого марта
в ночь мы сели в поезд и рано утром сошли на станции Ляды
(что на берегу Камского моря). С нами поехал, взяв отпуск,
Х15

Михаил Семенович — слесарь механического цеха нашей шахты.
На «совете трех» было решено двинуться в деревню Катаево,
где мы с Владимиром Александровичем успешно ловили рыбу
летом.
Путь, который в навигацию совершался на теплоходе,
теперь предстояло совершить пешком, с рюкзаком за плечами и
пешней в руках. Семь потов сошло с нас, пока одолели мы эти
девять километров. Все же в десять часов утра были уже на
месте и—таково нетерпение рыболова,— не отдыхая,
отправились на водоем.
Ни тропки, ни следа! В глубоком целинном снегу
принимаемся за прокладку пути. Друг за другом утаптываем,
подминая под себя и черпая голенищами, увалы снега. За нами
остается узкая глубокая траншея. Наконец выбираемся на лед,
покрытый почти полуметровым, подмокшим снизу снегом.
Осматриваемся вокруг и поражаемся огромной убылью воды,
сброшенной за зиму через плотину гидростанции. Создается
впечатление, будто берег, сердито наступая на водоем,
взъерошенной громадой поднялся над водой, оттеснив ее на десятки
метров от весеннего ложа. Наш летний ориентир — огромный
пень затопленной морем и позднее сломанной бурями сосны,—
недосягаемый для нас летом с берега, теперь оказался так
далеко от воды и так высоко над нами, что и добраться-то до него
стало невозможно.
Зато мы осязаемо и зримо знакомимся с рельефом
прибрежного дна. Это знакомство пригодится нам весной и летом, когда
будем ловить рыбу поплавочными и донными удочками.
Повздыхав по поводу резкой убыли воды и ее непрестанно
меняющегося уровня, беремся за пешни. Раскидываем ногами
снег, начинаем долбить лунки. У Владимира Александровича
и у меня — долотообразные пешни, у Михаила Семеновича — из
уголковой стали. Его пешня производительнее наших: она
тяжелее, удар получается увесистей, кроме того, угловая полоса
пешни в дополнение к режущей части крошит некоторое
количество льда, совершая таким образом двойную работу.
Пробив по лунке, спешим поставить донки.
День выдался солнечный, теплый, тихий. За работой
становится жарко. Снег до того ярок, что приходится надевать
дымчатые очки. В этот наш первый день мы продолбили всего
десять лунок. На каждую лунку — одну донку, на каждую
донку— один крючок.
Как и следовало ждать, клева почти не было: слишком
много мы наделали шума. Все же к пяти часам поймали две
хорошие плотвы, одного трехсотграммового подлещика и
несколько ершей. На первую уху довольно. В пять часов отправились
на отдых: усталость и бессонная ночь давали себя знать.
Приютила нас тетя Нюра— старенькая, одинокая добрая
116

женщина. Уху, как всегда, готовили коллективно —Владимир
Александрович чистил рыбу, я — картошку, Михаил Семенович
топил плиту. Ели уху все вместе, с тетей Нюрой и ее кошкой
Малышкой. Ели с давно не испытанным наслаждением и не
могли нахвалиться нашей речной рыбой — морская ни в какое
сравнение с ней не идет.
Утром по старой шахтерской привычке поднялись в
половине шестого. Наскоро выпив по кружке молока, вновь
поспешили на лед.
Ночная поземка замела и траншею, и лунки. Пришлось
дорожку протаптывать заново, расчищать лунки.
Владимир Александрович и Михаил Семенович, забрав
пешни, отправились пробивать новый ряд лунок, я остался на
вчерашних насадить на крючки червей и обрубить обмерзшие
края. Первый ряд лунок накануне мы пробивали начиная от
берега и вели его по прямой на глубину. Сегодня в таком же
порядке пробили еще один ряд. Но улова настоящего опять не
было.
Семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого марта было
пасмурно, дул устойчивый южный ветер, наметая мелкую
снежную крупу. Михаил Семенович загрустил:
— Моя Александра Ивановна сказала: «Если и на этот раз
приедешь без рыбы, никуда больше не пущу»,— признался он
в минуту откровенности.
Мы успокоили его — наловим!
Пробили третью серию лунок. Владимир Михайлович
обошел их, проверяя насадку. Михаил Семенович с той же целью
пошел к лункам второго ряда, а я — к линии нашего первого
почина. Вываживая бойкую плотву, я вдруг услышал крик.
Оказалось, Михаил Семенович обнаружил на крючке одной из
донок большого леща, но вытащить не мог: лунка была узка,
Бросив плотву на снег, я поспешил на помощь. Следовало
соблюдать осторожность, так как леска была всего 0,2 мм, а
поводок и того меньше—всего лишь 0,15 мм. Мы торопливо
рубили лед, стараясь не ударить пешней по леске, и общими
усилиями вытащили, наконец, «дяденьку», как назвал леща Михаил
Семенович, на снег.
Следующую лунку тоже пришлось расширять. Здесь на
крючок сел полукилограммовый подлещик, но и он не проходил в
узкую горловину.
Двадцатого марта ветер угнал тучи, наступили ясные,
солнечные дни с крепкими ночными заморозками. Вмерзали в лед
поплавки и лески, по утрам зябли руки... Легкий ветерок по-
прежнему дул с юга, а настоящего клева все еще не было.
Владимир Александрович ободрял нас, утверждая, что со стоком
талых вод к берегу пойдет и рыба. Сам он упорно искал ее у
берегов, продалбливая лунки на двух-трехметровой глубине. Я
117

же, наоборот, склонен был искать рыбу на ямах. Он поймал
двух более чем килограммовых лещей; я вытащил с одиннадца*
тиметровой глубины хорошего судака.
Двадцать первого марта за одно утро мы поймали
килограммов шесть рыбы. С этим уловом и вернулись домой.
Нет, не следует рыболову, любителю летней привольной
ловли, сидеть зимой дома. Ни к чему вздыхать и грустить.
Идите на лед, друзья. Не пожалеете.
Губаха, Пермская обл.
Б. Тиховский
ЗИМНЕЕ УЖЕНИЕ НА ВОЛЧИХИНСКОМ
ВОДОХРАНИЛИЩЕ
Недалеко от Свердловска есть обширное Волчихинское
водохранилище, именуемое свердловскими рыболовами «Флюсом».
Дно его усеяно корягами, водоем недоступен для неводного
лова и является одним из немногих прибежищ для
свердловских рыболовов-любителей. На водохранилище немало
островов, берега его покрыты прекрасными сосновыми борами. Но
главное для рыболовов, конечно, то, что на Флюсе хорошо
ловится самая разнообразная рыба: окунь, плотва, щука, налим,
лещ. К сожалению, хороший клев случается не часто. Обычно
рыболовам приходится довольствоваться двумя-тремя
десятками мелочи. Однако поклонников Флюса это не останавливает,
и в следующий выходной день они снова отправляются на свой
излюбленный водоем.
Случайно и я в первый же день моего знакомства с Флюсом
половил неплохо, и потом уже никакие неудачи не могли меня
разочаровать.
Это было в начале декабря. Я располагал свободными
днями. Хотелось поехать куда-либо на рыбалку. Но куда? На
озеро Шарташ? Оно соблазнительно своей близостью, но Шарташ
обезрыблен неводами. Поехать на Верх-Исетский пруд? Но на
нем по перволедыо можно рассчитывать только на подлещиков,
которых я не особенно люблю. Ехать на какой-нибудь дальний
водоем в соседнюю Челябинскую область? Но где взять
транспорт? Я положительно терялся и досадовал, не зная, что
предпринять. Вывел меня из затруднения телефонный звонок
постоянного моего спутника по рыболовным путешествиям Сергея
Александровича.
— Не хотите ли съездить на Флюс? — предложил он.
— Что за Флюс и где он находится?
— Да что вы, голубчик, неужели не слышали о Волчихин-
ском водохранилище, из которого весь Свердловск пьет воду?
118

— Почему же Флюс?
— Да очень просто. Потому что все его так зовут по
названию станции, расположенной на берегу водохранилища.
— Чем же он вас очаровал?
— О, слова тут бессильны. Красота неописуемая. Впрочем,
все сами увидите. Уверяю вас, останетесь довольны,. Короче
говоря, завтра едем! Всего час на электричке. Жду утром на
вокзале.
Уговаривать меня долго не пришлось. В свой рыболовный
ящик я положил две короткие зимние удочки, достал пешню и
«шабалку» и скоро был в полной боевой готовности.
Утром, еще в сумерках, мы с Сергеем Александровичем
прибыли на станцию Флюс, спустились с железнодорожной
насыпи и оказались на льду водоема.
— Ну, как начало? — не без торжества спросил Сергей
Александрович.— Ведь не дурно, правда? Прямо из вагопа на
лед. Пожалуйста, долбите лунки и садитесь. Причем вполне
можете рассчитывать на приличный улов.
— Надеюсь,— не без иронии заметил я,— в этом улове
будут не только килограммовые окуни, но и скромная плотва?
— Напрасно, Иван Петрович, ехидничаете! Великанов не
обещаю, но окуни граммов по триста и даже пятьсот вполне
можно заполучить. А что касается чабаков и другой мелочи, то
их могу гарантировать. Прошлой зимой хорошо клевало вон у
того острова. Может быть, там и начнем?
До острова, к которому мы направились, было километра
три-четыре, и я имел полную возможность вдоволь
полюбоваться живописными картинами нового для меня водоема. Вскоре
мы приблизились к довольно большому острову, минуя его.
— Этот называется «Коровьим»,— просвещал меня Сергей
Александрович.— Около него любят располагаться многие
рыболовы: и от станции близко, и рыба тут держится.
Действительно, большая часть шедших впереди нас
рыболовов рассеялась около Коровьего. Мне он тоже показался
привлекательным. Берега острова, густо заросшие кустарником,
круто спадали к воде. Значит, места глубокие. Сергей
Александрович подтвердил мои наблюдения:
— Я у Коровьего сиживал не раз. Рельеф дна здесь очень
изменчив — есть порядочные глубины у самого берега и сразу
около них гривы с глубиной каких-нибудь два метра.
По мере того как мы шли, становилось все светлее, вдали
открывались все новые и новые мысы, острова или
полуострова. Любуясь ими, я и не заметил, как мы дошли до Ельчевки«
Сергей Александрович рассказал мне, что Ельчевкой
называлась небольшая речка, впадавшая в Чусовую вблизи острова,
к которому мы пришли. При образовании водохранилища рна
119

была затоплена, но рыболовы сохранили за этим местом
привычное название.
Не доходя метров двести до берега, мы остановились.
Сергей Александрович сразу же начал пробивать лунки, а я
решил сперва осмотреться. Привлекали внимание небольшие
заливы, поросшие кустарником и мелкими деревьями. Там и тут
из воды торчали ветки затопленных кустов, обещавших
скопления окуней. Но надеждам нашим не суждено было сбыться.
Рыба не брала. Мы перешли поближе к берегу. Никакого
результата. Тогда мы отправились к Коровьему. Но в этот
сияющий день нам были суждены сплошные неудачи. Поклевок не
было и здесь. А между тем все уверяют, что рыбы на Флюсе
много, и рыбы крупной!
И только потеряв лучшие для рыбалки часы, мы поняли в
чем дело. Долбя все новые и новые лунки в направлении
Коровьего, мы наткнулись, наконец, на место, где глубина сразу
увеличилась с трех до восьми и даже десяти метров. Первым
попал на такую лунку Сергей Александрович, а вслед за ним
и я. Было ясно: мы нащупали старое русло Чусовой. Здесь и
стояла рыба. Но у нас, увы, кончилась прикормка...
Так закончилось мое первое знакомство с Флюсом. Я ехал
домой подавленный и огорченный, но с упрямым намерением
завтра же вернуться сюда. Сергей Александрович ехать не
захотел, а я решил не отступать от намеченного плана освоения
капризного водоема. К моему удивлению, большая часть
пассажиров вышла на предшествующей Флюсу остановке—«Чу-
соводстрой», а до Флюса ехало совсем немного рыболовов.
Лишь в дальнейшем я узнал, что вчерашнее разочарование
испытали не только мы. Еще в вагоне я наметил, что выдолблю
серию лунок в том же районе, что и вчера. Сделать это было
легко. Лед был еще очень тонок и пробивался за несколько
ударов. В то же время я считал такую работу необходимой
для того, чтобы определить точно русло Чусовой, прихотливо
извивающейся в этом месте. Промеривая глубомером каждую
новую лунку, я очень скоро нашел левый и правый берег
Чусовой, линию ее русла, береговой бугор правого берега и даже
затопленные кусты, находившиеся между правым берегом
Чусовой и берегом острова Коровьего. Я потратил на эту работу
около часа, но зато представлял себе теперь довольно ясно
рельеф дна избранного мною участка водоема.
Подводные кусты обнаружились под двумя лунками. Вокруг
них я выдолбил дополнительные луики, охватывающие каждый
куст кольцом. Искать рыбу я решил здесь, около кустов. И они
не обманули моих надежд. Все лунки, расположенные около
кустов, я хорошо прикормил, бросив в них для начала по
большой г&рсти мормыша. Немного выждав, приступил к ловле.
День выдался яркий, солнечный, и я затемнил лунки мелким
120

льдом и] снегом, а затем осторожно проткнул это затемнение
ручкой «шабалки» и тихонько начал опускать в
образовавшееся маленькое отверстие свинцовую мормышку с посаженным
на крючок мормышом.
Удивительная уверенность в успехе охватила меня. Я
почему-то ждал поклевки в момент подъема мормышки со дна.
Получилось иначе — когда конец удильника склонился к воде и
цветная резинка, приспособленная у меня в качестве сторожка,
была у самой поверхности лунки, сторожок вдруг исчез и
удильиик окунулся в воду. Только прочность снасти и
инстинктивная подсечка помогли мне удержать на тонкой лесе какую-
то крупную рыбу, ходившую у самого дна. Вскоре, однако, она
утомилась. На поверхности показался крупный окунь. Я
схватил его рукой и выбросил на лед. После этого, переходя от
одной лунки к другой, я обнаружил рыбу еще в двух местах и в
дальнейшем весь день ходил только по трем счастливым
лункам, беспрестанно подбрасывая в них для прикормки мормыша.
Я поймал еще двух крупных окуней, один из которых был
даже крупнее первого, и немало мерных окуней и чебаков весом
от ста до двухсот граммов каждый.
В дальнейшем еще два или три раза эти счастливые лунки
дарили мне хорошие уловы. А затем пришлось искать новое
место.
Как-то в один из приездов я решил отправиться к
противоположному крутому берегу водоема. Ночью был густой снег с
сильным ветром, и никаких следов вчерашних лунок не
осталось. Вдобавок на большом расстоянии по всей береговой
полосе лежал рыхлый, нетоптаный снег, вблизи не было ни
одного рыболова, и только в заливе виднелись далекие
фигуры. Стало ясно, что около горы рыболовы останавливались
редко, почему-то не любили это место.
После недолгих поисков я нашел все же две лунки и,
расчистив их, стал промеривать глубину. Шнур глубомера все
уходил и уходил вглубь. Не менее десяти метров! И это у
самого берега. Я смерил шагами расстояние от лунки до берега:
восемь шагов. Через некоторое время начались поклевки.
Ловилась почти исключительно плотва, а окуней, которых я искал,
попало только два, да и то некрупных. Утро неумолимо
уходило, искать новое место не хотелось, да было и поздно. Я решил
здесь же долбить ближе к берегу, чтобы поискать рыбу на
береговых отмелях.
Первую лунку я продолбил всего в метре от берега.
Опустил глубомер и, к своему удовольствию, убедился, что глубина
вполне достаточная, не менее двух метров. И это всего в одном
шаге от береговой полосы! Отойдя некоторое расстояние, я
выдолбил вторую лунку в маленькой излучине. Опущенный в воду
глубомер вначале как бы запнулся за какое-то препятствие, но

затем, преодолев его, пошел ко дну. Здесь глубина немного
больше. Вместе с глубомером я вытащил из воды
обломленную ветку подводного куста, всю покрытую слизью и
шевелящимися жучками и букашками. Эта находка меня обрадовала.
Я поспешил продолбить лунки вокруг куста, а после этого стал
искать по берегу неровности и излучины и в каждой из них
долбил лунки. Все их я обильно прикормил мормышом и
только после этого позволил себе заслуженный отдых.
Повременив некоторое время, я с новой надеждой принялся
за рыбалку. Тихо покачивая свою излюбленную свинцовую
мормышку, я опускал ее все ближе ко дну. Что подарят мне
новые лунки на новом месте?
Но вот проверены все слои воды, мормышка лежит на дне,
а поклевок все нет. Поднимаю мормышку кверху и снова
опускаю до дна, тихо-тихо пошевеливаю на дне, чтобы создать у
рыбы представление, что посаженный на крючок мормыш
копошится в донном иле, может в нем сейчас спрятаться и
поэтому его нужно схватить. Но хитрости мои напрасны:
поклевок по-прежнему нет. А казалось бы, они могли и должны
быть — ведь рядом куст, а значит, и лакомая для рыбы пища*
Однако с фактом спорить не приходится—поклевок нет.
Перехожу, уже несколько разочарованный, к следующей лунке,
затем к следующей. Все то же — рыбы нет. Проверяю одну за
другой все лунки. Никаких признаков жизни! Поневоле
начинаю раздумывать: может быть, нужно изменить манеру
блеснения? Я по собственному опыту знаю, как разнообразны и
непонятны капризы рыбы.
Пробую держать мормышку неподвижно на дне, а потом
также неподвижно вполводы. Леска остается безжизненной.
Меняю мормышки — сперва медную на красную, потом на
желтую, потом на серебряную. Все бесполезно. Прибегаю к
последнему средству, какое только могу придумать,— довожу
мормышку до дна и начинаю ее сильно трясти, одновременно
поднимая кверху. И тут словно электрический ток пробежал
по руке. Никакой поклевки в привычном смысле не
произошло, леса даже не дрогнула, глаза не уловили никаких
изменений, но рука почувствовала, что мормышка стала тяжелой*
Не давая лесе ослабнуть, с ходу вытаскиваю неподвижный
груз. И вовремя — груз оказался крупным окунем, едва
задевшим пленкой верхней губы за крючок. На льду он сразу же
сорвался с крючка и только здесь начал биться.
Так был найден единственно возможный для того дня
способ блеснения. Окуни один за другим неподвижной тяжестью
подвешивались на крючок поднимающейся и трясущейся
мормышки.
Много раз после этого бывал я на Флюсе. Далеко не всегда
уловы были блестящими. Даже наоборот чаще они были весь-
122

ма скромными. Но никогда я не мог согласиться с мнением
некоторых рыболовов, что Флюс — никудышный водоем.
Капризный— может быть, но никудышный — ни в коем случае.
Напротив, исключительной красоты водоем, изобилующий
крупной рыбой. Но успех на нем не приходит сам собою. Нужно
немало походить, поискать, потрудиться, испробовать
различные приемы ужения и разную снасть, и тогда в награду за
труд и упорство рыболов рано или поздно получит богатый улов
и сам убедится, какая прекрасная рыба есть во Флюсе и какое
огромное спортивное удовлетворение можно испытать здесь.
Свердловск
Здесь стоит побывать
НАРОЧАНСКИЕ ОЗЕРА. В северной части Минской
области много озер. Но лучшее среди них — Нарочь. Здесь
настоящее раздолье для рыболовов и туристов. Лещ и крупная
плотва, окунь и щука, красноперка и ряпушка, угрюмые жители
глубин — угорь и сом — обычные обитатели Нарочи и соседних
сообщающихся с ним озер Мястро и Баторино.
Но не только сказочная красота этого края с его рыбными,
ягодными и грибными богатствами привлекают сюда туристов
и рыболовов. Каждое здешнее озеро — это история, каждая
лесная тропа — это дорога побед славных белорусских
партизан. Многое можно узнать в этом краю о его трудолюбивом
народе и исторических событиях. В чудесный пейзаж Нарочи
удачно вписываются белые корпуса здравниц и зеленые
палатки туристских баз. Сюда, на Нарочанские озера, приезжают
рыболовы-спортсмены и просто любители природы из Москвы,
Ленинграда и даже из Магадана и Мурманска.
Озеро Нарочь примечательно не только своей величиной
(длина 12,7, ширина 9,8 км). Весьма сложен рельеф его дна.
Подводные «горы» перемежаются здесь с глубокими, до 30 м,
ямами. Тысячи ключей питают Нарочь. Поэтому вода в озере
всегда чиста и прозрачна. С равным успехом ловить здесь
можно и поплавочными удочками, и спиннингом, и донными.
Насадка — прибрежный (дерновый) червь, мясо ракушек, живец,
личинки стрекозы и т. д. На различные каши и тесто с конца мая
и до конца июля хорошо ловятся плотва, линь, лещ. Для окуня
безотказная насадка — малек.
В районе деревень Степенево, Подрезы, Старинки берега
озера крутые, обрывистые. Здесь удобно ловить донными
удочками. По берегу от курортного поселка Нарочь до Нарочан-
123

ской косы привольно раскинулись различные пансионаты,
турбазы, палаточные городки со стоянками автомашин. В
пансионатах и в деревнях не трудно найти лодку.
ОЗЕРО МЯСТРО, соседнее с Нарочью, отделено от него
узким, местами шириной всего 200 м, перешейком. Длина
озера Мястро около 6, а ширина до 4 км. Наибольшая глубина
11 м, средняя 5—6. Северный берег озера высокий, обрывистый.
Восточный — более пологий, кое-где болотистый. Здесь много
удобных для ловли с лодки заливов и бухточек. Дно озера
изобилует ямами и каменистыми грядами. Много на озере
небольших, заросших камышом островков. Водятся в Мястро
ряпушка, щука, плотва, язь, линь, карась, лещ. Реже встречаются
сом, налим, угорь.
С Нарочыо озеро Мястро соединено протокой. В свою
очередь, и оно соединяется с третьим озером — Баторино. Это
озеро значительно меньше Мястро: длина 3, ширина 2 км.
Северный берег озера сильно заболочен, на дне много коряг и
затонувших бревен. Поэтому ловля спиннингами затруднена.
Преимущественные обитатели озера — щука, карась, налим и окунь.
Проехать к Нарочанским озерам просто: от Минска туда
ежедневно ходят рейсовые автобусы.
Ю. Пономаренко
Минск, БССР
УПКАНЫ-КУЛЬ. Озеро это расположено в Уфимском
районе Башкирской АССР у восточного края широкой поймы реки
Уфы. Озеро начало зарастать, образуя в отдельных местах
довольно значительные по площади и глубине трясины, что
вполне оправдывает название: Упканы-Куль в переводе значит
«провальное» или «проглатывающее» озеро. Оно имеет
типичную для стариц форму подковы, концы которой обращены на
северо-запад, а выпуклость—на юго-восток. Длина озера
около 2 км, ширина 70—90 м.
На юго-восточном берегу озера расположена рыболовно-
спортивная база одного из уфимских заводов. Здесь же
недалеко и деревня Нимислярово, до которой можно проехать
автобусом из Уфы.
Водная растительность озера располагается поясами: около
124

берега, под ольховыми зарослями, на глубинах 30—40 см
растут стрелолист, осока, хвощи. Ширина этой полосы всего 1,5—
2 м. Второй пояс начинается на глубине 50—80 см. Здесь
растут камыш, рогоз, тростник. Ширина этого пояса также не
превышает 2 м. Далее следует сплошной ковер плавающих
листьев желтой кувшинки и белой лилии. Тут же можно
увидеть нежно-розовые соцветия гречихи земноводной.
Во время весенних разливов воды Уфы заходят в озеро, и
поэтому в нем никогда не бывает заморов. Здесь весьма
благоприятные условия для размножения, нагула и зимовки рыбы.
В озере довольно много щуки, окуня, плотвы. Есть
красноперка, ерш, линь и карась. Встречается крупный лещ. Налим и
язь малочисленны.
Когда плывешь на лодке вдоль берега, щуки-травянки то и
дело лениво отплывают от водяных зарослей, уходя в глубину.
По вечерам в прибрежных зарослях непрерывно раздаются
чмокающие звуки кормящейся рыбы — карася и линя. Ловля
здесь разнообразна и добычлива.
Приезжайте на Упканы-Куль! Здесь можно хорошо
порыбачить и отдохнуть.
Б. Федорако
Уфа, Баш. АССР
РЕКА ЧЕЛВА. Находится она в Добрянском районе
Пермской области. Впадает в Камское море. Весной берега Челвы
сплошь покрыты белой кипенью цветущей черемухи. Но не
только дикой красотой славится эта лесная речка. В ней много
рыбы. Не зря едут сюда рыболовы из Перми, Кизела, Добрян-
ки. Едут и зимой, и летом, ловят и спиннингом, и простыми
удочками. И редко кто возвращается отсюда с пустыми
руками. А если и случится такое, значит, ловили не так, как надо:
па блесну вместо мормышки с мотылем или короедом. Стоит
заменить приманку, и дело пойдет!
Всем хороша наша речка. Жаль только, что сплавляют по
ней лес молем. Сильно мешает это и рыбе, и нам, рыболовам.
Но все-таки и сейчас хорошо можно порыбачить на Челве,
вдоволь потаскать не только окуней и плотву, но и крупных
язей и лещей.
Ю. Нестеров
Пермская обл.
125

ДНЕПРО-БУГСКИЙ ЛИМАН. Есть такой старинный
городок— Очаков. Расположился он на острие клина, который
разделяет воды Днепро-Бугского лимана и Черного моря. Ловля
рыбы здесь особенная, очень интересная: в пресной воде
лимана держатся речные рыбы: судак, окунь, тарань, рыбец. Но
стоит лишь выйти на лодке за Кинбурнскую косу, в соленую
морскую воду, и пожалуйста — ловите себе на здоровье
камбалу, скумбрию, ставриду.
Окунь и судак в лимане берут круглый год на небольшого
рачка — креветку. Ловить надо с лодки, судака — на более или
менее чистом от камней месте, а окуня, наоборот, среди
донных камней. Снасть — спиннинг, оснащенный, как донка: на
конце лески груз весом 40—60 г, выше груза два-три коротких
поводка с крючками. Осенью судак охотнее берет на живца.
Лучшее время клева, как и везде,— на утренней и вечерней
зорях.
В. Никитин
Крымская обл.
РЕКА СУХАЯ. Уже четвертый год проводим мы свой
отпуск на речке, впадающей в Дон пониже Цимлянской
плотины, километрах в ста восьмидесяти от Ростова. Места эти —
истинный рай для любителей рыбной ловли. Добраться можно
на катере до хутора Камышовского, что стоит у владения
Сухой в Дон. Особенно хороши и добычливы места километров
на пятнадцать по Сухой выше хутора. Здесь почти всегда
целый лагерь рыболовов. И редко кто возвращается без
хорошей добычи. Ловится тут и сом, и судак, и язь, не говоря уже
про щуку, окуня, тарань и сазана. Есть в Сухой также жерех,
чехонь, лещ и голавль. Рыба разнообразная, на любой вкус
И в этом, пожалуй, одно из самых больших достоинств реки:
могут отвести душу и спиннингист, и знаток ловли лещей, и
любитель нахлыстовой ловли.
Вода в Сухой чистая, неиспорченная, сетями тут не ловят.
Чего же еще желать удильщику?
А. Большаков
Ростов-на-Дону
126

СИМФЕРОПОЛЬСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ. Каждый год
в Крым приезжают десятки тысяч отдыхающих. Среди них не
мало и рыболовов. Но многие ли слыхали о таком отличном
месте для ловли, как Симферопольское водохранилище? А ведь
в нем водятся интересные для спортсмена рыбы: сазан, лещ,
судак, сиг, радужная форель, голавль, маринка... И ехать до
него от Симферополя всего несколько минут на троллейбусе!
Так что если решите провести свой отпуск в Симферополе,
обязательно захватите с собой удочки.
На водохранилище имеются две спортивно-рыболовные
станции (одна городского, вторая военного общества), где можно
получить лодку, снасти, живцов и койку для ночлега. Однако
большинство рыболовов располагается прямо на берегу, под
открытым небом, у уютных рыбацких костерков, на лоне
природы.
В длину водохранилище протянулось на 6, а в ширину на
1 км. Просторно! Весной, до начала полива земель, уровень
воды наивысший. Рыба в это время находится по
преимуществу на мелких местах, где много пищи. К концу лета уровень
воды падает на 15—20 м, конфигурация берегов и условия
ловли меняются. Летний клев, разумеется, хуже весеннего, но все
же и летом, а особенно ближе к осени, половить можно
неплохо. Лучшие места для ужения весной — в районе села
Лозовое, а осенью — в районе городского пляжа.
Удобнее ловить с лодки. Снасть—короткая (60—70 см),
так называемая бортовая, удочка с кивком из ниппельной
резинки вместо поплавка. Удочка обязательно должна иметь
катушку. Наиболее распространенная насадка для нехищных
рыб — пареная кукуруза, пшеница, хлеб, земляные черви и
перловая крупа; для хищных — живец. В качестве прикормки
применяются макуха, пареное пшено, сдобренные несколькими
каплями зубного эликсира, запах которого похож на запах
чебреца, в изобилии растущего по берегам водохранилища. По
многолетним наблюдениям местных рыболовов, эта добавка
заметно улучшает клев,
М. Бабкин
Симферополь
БОЛЬШОЙ И МАЛЫЙ ИВАНЫ. Эти сообщающиеся между
собой озера принадлежат к наиболее крупным водоемам
Псковской области. Песчаные берега их почти сплошь покрыты
прекрасными «сосновыми лесами. Ловятся в озерах судак, лещ, щу-
127

ка, окунь, плотва, красноперка, налим, карась, густера, ерш,
уклея. В речке, вытекающей из озера Малый Иван, водятся
крупные язи. Благодаря такому разнообразию рыб клев на
озерах практически не прекращается все время: не берет
щука— зато хорошо идет судак или окунь, нерестится лещ — зато
вовсю клюет плотва... Северный ветер здесь тоже не оказывает
особого влияния. Надо лишь менять место ловли.
Сказывается только приближение ненастья, когда вся рыба почти совсем
перестает брать.
Тем, кто захочет половить на этих озерах, следует учесть и
еще некоторые их особенности. Так, при отсутствии ветра, а
значит, и ряби на поверхности воды ловить следует на
глубоких местах или в камышах. При ветре клев в озерах
значительно лучше, но выбирать надо обязательно прибойный берег.
Чем дальше от него заброс, тем крупнее рыба берет. За
полосой мутной от прибоя воды (10—15 м) хорошо клюют окунь,
плотва, крупные подлещики. Но особенно жадно берет крупная
рыба в ветер на отдаленных от берега отмелях, по-местному —
нальях.
Лодку, необходимую для такой ловли, можно достать на
лодочной станции дома отдыха «Голубые озера». Самая лучшая
наживка — обыкновенный земляной, или навозный, червь.
Достать его не трудно.
Ехать к озерам от городов Великие Луки и Невель можно
поездом и автобусом.
Е. Федоров
Великие Луки
128

П ОД В ОД НАЯ
ОХОТА

В. Грибовский
НА ОЗЕРЕ
Я проводил отпуск в небольшой белорусской деревне,
приютившейся по обе стороны Полоцкого шоссе. Был конец июля,
но погода стояла холодная, сырая. Неделю не переставая шли
дожди, и земля по-осеннему набухла от избытка влаги.
Здешняя природа, и без того несколько однообразная и скуповатая
на краски, выглядела серой и неприветливой. День за днем я
вычеркивал из календаря числа, подсчитывая оставшиеся дни
отпуска, а солнце все не появлялось. Каждый вечер мы с
Сашкой усаживались у приемника и слушали сводку погоды.
Сашка переживал больше меня. Снаряжение, которое я привез, не
давало ему покоя, и все разговоры непременно сводились к
подводной охоте.
В этих местах много больших и малых озер. Километрах в
десяти от деревни раскинулось самое большое озеро
Белоруссии— Нарочь. По его берегам расположились санатории, дома
отдыха, турбаза. Красивые живописные места. Но у нас на
примете другое — еще не обжитое, диковатое озеро, с берегами,
густо поросшими камышом, и чистой прозрачной водой. С трех
сторон к нему подступает сосновый бор. Лес, большой,
дремучий, раскинулся на многие километры. С грибами и ягодами, с
филинами и змеями и с чудесным запахом смолы и хвои.
Именно туда, к этому озеру, и намечена наша первая поездка.
И вот в пятницу вечером тучи вдруг расступились, и мы
увидели солнце. Настроение сразу же изменилось. Радио обещало
потепление и некоторое уменьшение облачности. Мы воспрянули
духом. Сашка тут же предложил ехать утром в воскресенье,
невзирая на погоду.
В субботу, пока Сашка был на работе, я приготовил все
необходимое, накопал червей, проверил снасти, привязал
удилища к рамам велосипедов, в рюкзаки уложил снаряжение для
подводной охоты. Утром останется сесть на велосипеды — и в
путь.
Целый день стояла неустойчивая погода: то солнце, то дождь,
но температура воздуха поднялась до двадцати градусов. А к
вечеру небо стало совершенно чистым. Ночь пролетела
удивительно быстро. Во сне мерещились какие-то звуки, грохот, свист,
а проснулся я оттого, что кто-то дергал меня за ногу.
130

— Вставай, вставай,— услышал я Сашкин шепот.— Слышал
грозу? С вечера часа два грохотала.
В хате непроглядная темень. При свете карманного фонаря
одеваюсь и выхожу на улицу. Тихо. Небо покрыто
неподвижными и легкими, как вата, облаками, сквозь которые кое-где про*
глядывают звезды.
— А не рано? — спрашиваю я Сашку.
— Да нет, в самый раз. Через час начнет светать. Как раз
доедем.
Берем рюкзаки и идем с велосипедами к шоссе. Глаза
начинают привыкать к темноте, и черные расплывчатые пятна хат
приобретают более ясные и четкие очертания. Но видимость все
же неважная. Ехать придется медленно и осторожно.
Шуршит под покрышками сыроватый песок дороги, еще
больше подчеркивая окружающую тишину. Удивительной свежестью
и покоем переполнено все вокруг. И от ощущения этого
огромного мира, растворившегося в темноте, этой тишины и какого-то
напряженного ожидания на душе становится радостной хорошо.
Мы проехали добрую половину пути, когда на востоке робко
наметилось начало наступающего рассвета. И от этого
посветлевшего кусочка неба все вокруг стало казаться еще более
густым и темным. Вот впереди за поворотом показался
неподвижный массив леса. Осталось километра четыре. Сворачиваем на
проселок и въезжаем в лес В нос ударяет крепкий запах хвои,
прелой коры и другие ароматы, неотделимые от леса,
волнующие и бодрящие. Дорога вьется среди крупных стволов и
зарослей молодняка.
— Что-то совы молчат,— говорит Сашка.
Еще несколько поворотов, и лес расступается. Убегают
назад последние кустики, и перед нами появляется огромное
зеркало озера, И вдруг сзади раздается душераздирающий крик,
переходящий в какой-то истеричный хохот. Становится жутко,
мурашки бегут по спине.
— У-у, подлая, все-таки не утерпела,— ругает Сашка сову и
слезает с велосипеда.
Мы на месте.
Не шелохнется зеленая полоса камышей, не слышно шороха
жестких листьев, плеска воды, в тумане прячется
противоположный берег. Светает. Решаем пока половить удочками, а когда
потеплеет — поохотимся с ружьями. Быстро разбираем все
хозяйство и осторожно залезаем в воду. Метров тридцать бредем
по отмели. Вода начинает переливаться за голенища. Теплая,
терпеть можно. Закидываем на червяка. Поплавок еще плохо
виден на воде. Я сразу же теряю его среди камышей и, чтобы
увидеть, легонько трогаю леску. И вдруг — рывок, удилище
дрожит мелкой дрожью. Что-то уже на крючке. «Небось
окунь,— машинально соображаю я и осторожно выбираю лес-
5*
131

ку,— только бы не запутался в камышах». Наконец из воды
выскакивает темная трепещущая рыбка с широко раскрытым ртом
и выпученными глазами. Хватаю за жабры и быстро насаживаю
на кукан. Граммов двести, пожалуй. Закидываю снова. Едва
коснувшись поверхности, поплавок исчезает под водой. Еще
окунь. Этот значительно меньше, но брыкается так отчаянно,
что приходится повозиться. За ним вытаскиваю еще двух,
граммов по сто пятьдесят. И вдруг все пропадает. Жду пять, жду
десять минут — поплавок на месте.
— Может, червяк сполз,— предполагаю я и поднимаю
удилище. К моему удивлению, крючок появляется не из воды, а
соскальзывает с соседнего с поплавком камыша.
Наконец солнце поднялось над горизонтом и начинает
пригревать. Легкий ветерок шепчется в камышах. Озеро покрыто
рябью, но здесь тихо и спокойно. А клева опять нет. Проверяю
крючок — все нормально.
— Как у тебя? — обращаюсь к Сашке, стоящему поодаль.
Среди камышей видна только его голова.
— Что-то клюет, но никак не поддену, на нервы уже
действует.
— А у меня пропала. Кидаю, как в болото.
— Иди сюда.
Осторожно пробираюсь в его сторону и закидываю на
небольшую прогалину среди камышей. Поплавок сразу же
начинает шевелиться. Мелко вздрагивая, он идет сначала в одну, а
затем в другую сторону. Подсекаю — пусто. А поплавок
снова дергается и ползет влево.
— Пошли отсюда,— говорит Сашка,—нечего тут нервы
трепать: мелочь какая-нибудь.
Поднимаю удилище и с удивлением замечаю, что на конце
лески трепыхается серебристая рыбешка с палец величиной.
Пока я пытаюсь поймать болтающуюся из стороны в сторону
леску, она падает в воду.
— Ну и аллах с тобой,— бормочу я,— живи.
Поворачиваюсь и иду к Сашке. Он уже стоит метрах в
пятидесяти. Иду медленно и осторожно. Становится жарко. День
обещает быть на редкость погожим. На небе ни облачка. Озеро
неподвижно, ни одной морщинки на водной глади. Через
полчасика можно будет и поохотиться. А у Сашки опять улов.
Раздвигаю камыши и подхожу к нему. Прижав к груди большого
леща, он сажает его в садок. Там еще четыре.
— Ты что? Одних лещей ловишь?
— Тише! — шепчет он.— Закидывай рядом. Лещ — это тебе
не окунь.
Я с завистью гляжу на красивых серебристых рыб и как
можно тише закидываю свою снасть. Мой поплавок
оказывается рядом с Сашкиным. Стою и наблюдаю сразу за двумя по-
132

плавками. Интересно, у кого клюнет раньше. Ждать приходится
недолго. Сашкин поплавок энергично шевельнулся и ушел под
роду. Сашка дергает удилищем. Леска разрезает воду и уходит
в гущу камышей. С замиранием сердца слежу, как он выводит
рыбу, но Сашка вдруг начинает ругаться:
— Вот гадость! Закрутил-таки за тростник. Что делать?
Он вопросительно смотрит на меня, потом срывается с места
и почти бегом, поднимая фонтаны брызг, спешит к берегу. Еще
минута — и он появляется раздетым, с маской и ластами в
руках.
— Ну, а если не ушел, то будет мой.
Запыхавшийся, он торопливо натягивает ласты. Руки дрожат
и не слушаются его.
Он надевает маску и, взявшись за леску, уплывает. Быстро
возвращается.
— Ну как? — с нетерпением спрашиваю я.
— Понимаешь, здесь какая-то канава, даже смотреть
страшно.
Раздается шлепание ласт, и Сашка скрывается под водой,
— Он здесь! — слышу я возбужденный голос, как только
голова его появляется на поверхности.— Здоров, как поросенок!
— Подожди меня, упустишь.
Раздеваясь на ходу, спешу к берегу. И вот, уже
вооруженный двумя ружьями, в полном снаряжении, я подплываю к месту.
К моему удивлению, Сашка отказывается стрелять.
— Нечестно как-то. Давай лучше так возьмем.
— Ну смотри, уйдет — будешь жалеть.
Оставив ружья на мелководье, я ныряю, чтобы посмотреть*
что из себя представляет этот «поросенок». Глубина метра три.
Запутавшись в стеблях камыша у самого дна, дергается окунь.
Подплываю ближе. До поросенка ему, конечно, далеко, но все
же хорош. Всплываю.
— Ты будешь брать или я?
— Давай я сам, но только ныряем вместе.— Сашка еще не
свыкся с подводным миром и, конечно, чувствует себя не очень
уверенно.
Мы нырнули, и Сашка тут же схватил свою жертву обеими
руками. Окунь оказался килограмма на полтора и едва не ушел,
когда из его пасти извлекали крючок.
Выбравшись на берег, мы сели на велосипеды, отправились
дальше вдоль берега. Метров через триста остановились и
развели костер. Место для охоты подходящее. Дно покрыто
водорослями, среди которых кое-где светлыми пятнами виднеется
чистый песок. Узкий коридор между зарослями камыша
выводит прямо в открытое озеро. Там и сям темнеют горбатые
спины валунов. По-прежнему тихо, тепло и солнечно. На озере
133

всплескивает рыба Мы взяли ружья и направились к воде. Еще
раз напоминаю Сашке, что тишина — залог успеха.
Опускаю голову в воду и начинаю работать ногами. Сашка
уже впереди. Серебристые пузырьки воздуха веером
рассыпаются от его ласт. Я догоняю его и плыву рядом. Впереди
мелькают два окунька, и Сашка мгновенно разряжает свое ружье.
— Не стреляй ты с большого расстояния, надо
подкрадываться ближе, нырять, а на ходу стрелять в такую мелочь
бесполезно,— советую я.
Выплываем из зарослей. Перед нами огромное пространство
озера, сзади — зеленая стена камыша. Поворачиваем и плывем
вдоль зарослей. Глубина метра два-три. Впереди замечаю
стайку окуней, копающихся в водорослях около камней. Ныряю и
осторожно крадусь около самого дна. «Еще немножко и можно
стрелять»,— соображаю я, выбирая самого крупного. Но
стайка вдруг разлетается. Заметили, хитрецы, вовремя. Надо
наверх. Воздух на исходе. И вдруг из-за камня показывается
темная рыбья голова. Уже задыхаясь, нажимаю на спуск. На ходу
замечаю зеленоватый блеск чешуи перевернувшейся рыбы.
«Неужели попал?» — проносится радостная мысль. Быстро хватаю
воздух и ныряю опять. Окунь делает невероятные виражи с
гарпуном и вот-вот сорвется. Но наконец он у меня в руках. Не
снимая его с гарпуна, поднимаюсь на поверхность.
— Здорово ты его! — слышу я голос Сашки.
Окунь сидит на кукане. Сашка уплыл вперед, а я решил
заглянуть в заросли. Нахожу лазейку и осторожно двигаюсь
между стеблями. Ого! Вот где их надо искать! Впереди несколько
серебристых рыб спокойно плавают среди водорослей. Кажется,
лещи. Ныряю и стараюсь подобраться ближе. Все, Дальше
нельзя. Делаю выстрел. Трезубец застревает среди камышин, и
гарпун падает на дно. Рыбы мгновенно исчезают. С досадой
перезаряжаю ружье. Холодно. Крикнув Сашке, я уплываю на берег.
Присев у костра, растираю тело сухой рубашкой.
Из-за леса выползает огромная синяя туча и медленно
движется к солнцу. «Ну вот, нарыбачились,— с досадой думаю я.—
Давно дождя не было...» В это время из-за камышей доносится
крик Сашки
— Е-е-есть! Подстрелил!!
— Плыви сюда,— отвечаю я ему.— Замерзнешь.
Сашка встает и пытается идти, но тут же падает,
запутавшись в ластах. В руках мелькает какая-то рыба. Упустит ведь!
— Иди задним ходом,— подаю я совет и бегу к воде.
Подходит Сашка. В руках у него щука.
— Плыву, гляжу: впереди какое-то бревно. Подплываю
ближе— щука. Ну, тут, знаешь, меня аж затрясло. Стрелял в
голову, попал в хвост,— рассказывает он, щелкая зубами от
холода.
134

— Ты давай грейся, да собираться надо, а то смотри вон,
скоро польет,— я показываю па тучу.
— Нет, я еще раз долл<ен туда сплавать.
— Ну конечно, там еще одна щука тебя ждет. Давай-ка
уезлсать, пока не поздно.
Но Сашка, схватив ружье и маску, уже шлепает по воде
Собираю наше хозяйство. Ветер вдруг начинает шуметь в
кронах деревьев, волнуются камыши, на воде появляются заплаты
ряби. Поверхность озера за камышами чернеет, и к
противоположному берегу уже бегут толпы белых барашков. Все готово
к отправлению. А вот и Сашка и, конечно, без щуки. Впрочем,
в одной руке что-то есть.
— От, каналья! Насилу вытащил из-под камня,— говорит
он, показывая здоровенного зеленого рака, сердито
шевелящего усами.
Быстро собираемся и седлаем своих «коней». Солнце уже
скрывается за тучей, и она из угрожающе черной, грозовой
вдруг становится серой и унылой, из которой обычно сыплется
мелкий, всем уже осточертевший дождь. Мы нажимаем на
педали. Мелькают поля, перелески, косогоры. Незатейливая, но
по-своему прекрасная и неповторимая белорусская природа.
Настроение хорошее. Сашка догоняет меня и говорит:
— Да, маска и ласты — это вещь! Я бы поставил памятник
тому, кто их изобрел.
С. Прибылов
ВСТРЕЧИ ПОД ВОДОЙ
Я с удовольствием занимаюсь подводной охотой в водоемах
Подмосковья. Особенно люблю бывать на Истринском
водохранилище и на Онуфриенском озере. Хорош для подводной охоты
жаркий, без дождей июнь.
Ранним утром легкая дымка испарений поднимается и потом
исчезает под первыми лучами солнца. Кругом очень далеко
слышно: вот птица летит неестественно громко, а вот донесся
чмокающий звук, как будто кто-то невидимый сосет в воде
траву, и опять все тихо.
Ранним утром вода особенно чиста. Рыба уже «ходит». В это
время у зарослей можно встретить стаю лещей. Сначгла в
туманной дымке слабо вырисовывается силуэт большой рыбины,
она еще не видит вас и продолжает свое неторопливое
движение навстречу. Заметив человека, лещ начинает
разворачиваться, но ширина не позволяет ему выполнить маневр достаточно
быстро, зато, развернувшись, пропадает моментально. В воде
135

особенно поражает ширина леща. Однажды я был свидетелем
перемещения большой стаи лещей. Не делая никаких движений,
наблюдал, как матовые силуэты рыб разных размеров идут
плотной стаей. Так продолжалось около минуты, и некоторые
лещи проходили довольно близко от меня. Ширина отдельных
особей мало уступала их длине. Встреча была захватывающей.
Щук, этих хищниц, я стреляю с удовлетворением.
Прожорливость их известна. Но они могут и обмануть. Иногда их
принимаешь за обыкновенные коряги, и наоборот, коряги — за. щук.
Однажды приняв щуку за часть коряги и спугнув ее при
желании рассмотреть получше, в следующий раз всаживаешь
гарпун в корягу.
Всем рыболовам ненавистны ерши, которые мешают ловле
другой рыбы и буквально «прогоняют» удильщика с
выбранного места. Удалось однажды наблюдать эту серую копошащуюся
массу на дне: целый котел вкуснейшей ухи. Но из ружья в них
стрелять бесполезно.
Конечно, все это сразу не увидишь, но некоторые эпизоды
остаются в памяти навсегда. Можно было бы рассказать о
встрече с карасями, которые впервые столкнулись с подводными
пловцами и проявили при этом к ним полное доверие, даже
позволяли на первых порах чуть ли не дотрагиваться до них
руками; о щуренке, пойманном руками, который, видимо, дремал
в залитой солнцем песчаной лунке и был разбужен неудачным
выстрелом. Подобных встреч немало, и лучше самому быть их
участником, нежели слушателем.
Некоторые наши речушки очень хороши для охоты. Как
весело светят теплыми красками камни и речная галька, омытые
прозрачными струями воды, а между ними, скатываясь по
течению и снова сопротивляясь ему, блестят живым серебром
стайки рыб!
Красногорск, Московская обл.
В. Григорьев, В. Романов
ОДНА ЩУКА НА ДВОИХ
Не знаем, как другие, но мы предпочитаем действовать по
плану даже на охоте. Так было и в это утро. Не нарушая
традиции, мы разделили залив на «сферы действия» и спустились
к воде. Махнули друг другу рукой, желая удачи, и поплыли
к месту охоты.
Густые заросли темно-зеленых водорослей подо мной
внезапно обрывались, обнажая ровные песчаные площадки, на кото-
136

рых в бесконечном танце плясали солнечные зайчики. Вдали
шапки водорослей растворялись в зеленоватой пелене воды.
Очередная гряда зарослей сменилась бесформенными
пучками веток, обросших тиной и образовавших множество пещерок,
в которых снует плотва. Не теряя времени, плыву к знакомой
пещере, редко оставлявшей меня без добычи.
Густая зеленоватая тень повисла в пещере, скрыв ее
обитателей. Внимательно вглядываюсь в темноту, стараясь различить
силуэты рыб. Вдруг замечаю в глубине едва уловимое
движение. Стреляю туда, немедленно хватаю торчащий из темноты
гарпун и вижу довольно крупного окуня. Пещера и на этот раз
не обманула моего ожидания.
Оставив за собой клубы поднятого ластами ила, уплываю.
Здесь делать больше нечего.
Сумрак недавнего пейзажа сменяется сочными и яркими
красками подводных джунглей. В траве суетится мелкая
плотва, поблескивая серебристой чешуей. Она не привлекает моего
внимания. Зато щуренок, величиной с палец, застывший между
стеблями кувшинок, заинтересовал меня своей невозмутимостью
и «не по годам серьезным взглядом».
Не в пример пугливой плотве, он разрешил дотронуться до
себя кончиком трезубца, не подозревая, чем с ним шутят. Он
свободно умещался между его зубьями и позволил себе
прокатиться в этом «кресле» до поверхности воды. Но эта прогулка
ему, видно, не очень понравилась. Щуренок шмыгнул в густую
стену водорослей.
Водоросли не доходили до дна, образуя над ним
своеобразную арку. Я проплыл сквозь них и поразился красотой
картины, о существовании которой даже не подозревал.
Сплошные заросли со всех сторон окружали меня. Над
головой они постепенно сходились куполом, сквозь который
врывались стрелы солнечного света. Они играли на дне четкими
бликами, растворяя часть темноты, окружавшей меня. В
солнечном луче повисла стайка крошечных окуньков, почти
прозрачных в этом свете и различимых лишь по бусинкам глаз.
Необычный аквариум был так прекрасен, что хотелось
оставаться здесь бесконечно долго, но воздуха уже не хватало.
Пришлось всплыть на поверхность.
Оставаясь под впечатлением увиденного, я не сразу понял,
что делать, когда внезапно наткнулся на огромную щуку.
Несколько секунд я был в полном оцепенении. Она тоже. Рука,
направленная инстинктом охотника, сделала свое дело: гарпун
с силой вонзился в широкий бок щуки. В следующее мгновение
она описала стремительную дугу и исчезла в зарослях, как
торпеда, пробив в них огромную брешь. Я рванулся за ней, но чем
больше пробирался в водорослях, тем больше запутывался.
Вконец измученный, я выплыл на поверхность.
137

Солнце щедро лилось с голубого неба, возвращая приятное
ощущение тепла. На блестящей глади моря плавали,
отражаясь, обрывки облаков. Вода была очень тихая и до того
прозрачная, что просвечивало уходящее в глубину дно. Все это я
увидел за одно мгновение и уже задержал дыхание, чтобы
погрузиться снова, как вдруг увидел, что, рассекая воду, как
перископ подводной лодки, ко мне приближается высоко торчащая
над водой трубка.
Это мог быть только мой товарищ.
Предчувствуя что-то интересное, я задержался.
Товарищ, дрожа и радостно улыбаясь, держал в руках
ружье и большую щуку с моим гарпуном.
Выстрел товарища пришелся ей в голову. Мы долго еще
делились впечатлениями об охоте, глядя на толстую, как полено,
щучью спину, черневшую в траве.
Солнце уже жгло наши плечи и гнало в воду, навстречу
новым неожиданностям, навстречу прохладному безмолвному
миру.
Гомель
В. Беловол
У ЮЖНОГО БЕРЕГА КРЫМА
Трудно найти человека, который оставался бы равнодушным
к прелестям Южного берега Крыма, но еще более трудно найти
человека, который не пришел бы в восторг при виде подводного
мира. Не с чем сравнить то ощущение, которое охватывает
человека, когда он попадает под воду.
Прибрежные воды Черного моря так богаты разнообразными
подводными обитателями, что увидеть и познать все их сразу
никак невозможно.
Наиболее интересными местами для подводных охотников,
туристов, фотографов и кинолюбителей являются места от Ялты
до Симеиза. Прибрежные воды здесь изобилуют
нагромождением скал и камней; это идеальнейшее место для обитания
всевозможных рыб и крабов. Вода всегда чистая, и даже
небольшой шторм не мешает заниматься наблюдениями под водой.
Первое, что поражает, когда опустишься под воду,— заросли
морской травы, богатая коллекция морских водорослей. Как
живая, эта трава беспрестанно находится в движении. Она
словно дышит, повинуясь воле волн, набегающих одна за другой.
Основные обитатели прибрежных зарослей — зеленушки, или,
как их еще называют, губаны. Стайками шныряют они у самого
дна, что-то выискивая. При малейшей опасности вся стайка
сразу скрывается в хаосе камней, заросших водорослями. Фото-
138

графировать этих рыб, особенно на кинопленку, одно
удовольствие. Они не уплывают далеко, долго в своих укрытиях не
прячутся, хотя и держатся настороженно.
Хаос подводных камней особенно причудлив в районе Алуп-
ки. Это место можно без преувеличения назвать естественным
аквариумом. Бурые и зеленые водоросли придают морю вид
экзотического аквариума. Когда плывешь здесь над морским
дном, на тебя смотрят сотни рыбьих глаз. Толстые, кажущиеся
неповоротливыми бычки лежат близко один от другого. Они
не пугаются и не уплывают, если плывешь над ними. Лишь
тогда, когда неопытный ныряльщик, обманутый спокойствием
рыб, протянет к ним руку, пытаясь поймать, они как бы нехотя
ускользают в водоросли или прячутся под камни, но уплывают
недалеко.
Беспечной кажется и скорпена, или морской ерш. Скорпе-
на — хищник, опасный не только для обитателей подводного
мира, но и для человека. Если неосторожный ныряльщик
вздумает схватить эту рыбу голыми руками, он тотчас же будет
наказан за свою оплошность. Рана, нанесенная ядовитыми
перьями спинного плавника, не только очень болезненна, но иногда
даже опасна для жизни. Дежуря у какого-нибудь выступа ска«
лы и растопырив свои колючие плавники, скорпена, как
изваяние, невозмутимо ждет свою жертву.
Тут же рядом со скорпеной живет в прибрежных водах
другая очень опасная рыбка — морской дракон. Если медленно
плыть у самого дна, можно иногда увидеть и эту рыбу. Она
зачастую зарывается в песок, выставляя наружу лишь голову
и спинной плавник — ее основное оружие. Большой шип на
спине очень ядовит; стоит наступить на него босой ногой, и
заражение неминуемо.
Забавно наблюдать под водой за барабулькой. Эти
красивые и, к слову сказать, очень вкусные рыбки постоянно
держатся у самого дна. Расставив плавники-сошки, рыбки часами могут
копаться в иле и песке, выискивая там какую-то живность.
Интересно наблюдать за ними в это время. Они очень похожи
своим поведением на мышей — степных пеструшек. Перестав
копаться в иле, они внимательно смотрят на вас своими
крупными глазами и, найдя дистанцию опасной, сразу же уплывают
прочь, но недалеко.
Несколько лет назад в водах Черного моря появился очень
вредный хищник-моллюск—рапана. Вреден он тем, что
пожирает съедобных моллюсков — мидий и устриц. Там, где
появилась рапана, мидии и устрицы скоро исчезают. Мидии у
Южного берега Крыма — редкое явление ныне. Целыми гроздьями
сидят рапаны на морском дне, выискивая добычу. Попадаются
довольно крупные экземпляры. Но рапана имеет врага —
человека. Ради красивой ракушки, которая идет на украшение ком-
139

латных аквариумов, подводные охотники вылавливают их
тысячами.
Очень часто среди бурых водорослей и камней попадаются
различные крабы.
Чем дальше подводный пловец удаляется от берега, тем
чаще он встречает крупных рыб. Уже в сотне метров от берега
можно встретить крупных ставрид, кефалей и даже
черноморских акул — катранов. А на дне — крупных камбал, морских
котов и лисиц.
Вообще кефаль и крупные ставриды, как и большинство рыб,
предпочитают места спокойные, тихие, где меньше купающихся.
Район между Ялтой и Симеизом особенно славится
небольшими ставридами. Ловят их удочкой. Временами клев бывает
настолько интенсивным, что за час можно наловить вполне
достаточно этой вкусной рыбы.
Много, очень много интересного может увидеть подводный
охотник в этих местах.
Хорошие места для подводной охоты, да и для рыболовов-
удильщиков, есть в районе Керчи, и особенно у села Красный
Кут. Места здесь глухие, подводных охотников бывает не много,
рыбы хватает на всех,
Евпатория
В. Камынин
ТАЙНЫ МОРЯ
оре полно тайн и неожиданностей. Оно свидетель многих
трагедий, военных баталий, больших и малых исторических
событий. Подтверждение этому можно найти порой в самых люд-
пых известных местах. Так случилось и здесь, в Сочи, у самого
берега.
Однажды в тихое солнечное утро я прошел на галечный
пляж гостиницы. Несмотря на ранний час и прохладную воду,
купающихся было много. Поверхность моря медленно и
равномерно вздымалась и бесшумно опадала, оголяя прибрежные
камни и тянувшийся вдоль пляжа волнорез. С трудом найдя
место, где можно было бы положить надутый прорезиненный
матрац, я надел ласты, маску и — в море!
Утренняя вода, еще не замутненная купающимися, давала
возможность просматривать все вокруг на несколько метров.
Сплошь усыпанное небольшими овальными камнями дно за
волнорезом круто обрывается. У самых камней держатся стайки
юрких ярко-синих рыбешек. На глубине пять-шесть метров
темнеют оазисы невысоких водорослей. Рассматриваю дно, слегка
отталкиваясь ластами, плыву дальше. Становится глубже, но
видимость улучшается. Внизу у самого дна осторожные
зелено

пушки что-то склевывают с верхушек бурых водорослей. Едва
различаю спокойных, безобидных собачек, неподвижно
сидящих на камнях. В тенистой впадине дна притаился морской
ерш-скорпена. Вижу, как в песчаном дне широкой расщелины
деловито роется усатая барабуля. Сожалею, что не привез с
собой на море подводного ружья, а то постарался бы подстрелить
эту «королевскую» рыбу. Не сдержав охотничьего азарта,
ныряю. Приближаюсь к рыбе на расстояние верного выстрела.
Барабуля, будто зная, что я не вооружен, отплывает на метр
и опять начинает рыться в песке.
Подо мной плоский камень величиной с сиденье кресла.
Набираю воздух и ныряю, с силой оттолкнувшись ластами.
Быстро достигаю дна. Глубина около шести метров. Приподнимаю
камень и, не отпуская, жду. Камень выбран удачно: через
какое-то мгновение из укрытия выскакивает краб. Он не
проявляет боязни и решительно угрожает мне клешнями.
Увеличенный в воде, он кажется с небольшую тарелку, и его щелкающие
клешни выглядят устрашающе. Пока мы с крабом
вальсировали, я почувствовал, что не могу больше задерживать дыхание
и нужно немедленно всплывать. Поднимаясь, я стараюсь не
выпускать краба из поля зрения. Вижу, как он приближается к
груде камней, обросших густыми короткими водорослями.
Быстро делаю вдох и снова ныряю прямо над крабом, но
«беглец» успел добежать до зарослей и спрятаться в них. Раздвигаю
руками невысокие водоросли. И вдруг обращаю внимание на то,
что камни имеют правильную круглую форму и на них пятна
ржавчины. С трудом отрываю от дна крайний камень и
отодвигаю в сторону на чистое место. Внимательно рассматриваю и
убеждаюсь в том, что передо мной здесь, на дне, лежит самое
настоящее пушечное ядро, чугунное и тяжелое, обросшее
водорослями.
Да, здесь, в ста метрах от берега, и городе Сочи покоится
на дне склад артиллерийских ядер! Слегка очищаю от
водорослей ядро и пытаюсь всплыть с ним на поверхность. Ядро тянет
ко дну и, проплыв под водой метров пять, чувствую, что до
берега не доберусь. Бросаю ядро, и через несколько секунд оно
глухо ударяется о скалистое дно.
Решаю вернуться на берег и взять себе в помощь надувной
матрац.
После нескольких попыток мне наконец удается забросить
ядро на матрац.
На пляже по-разному отнеслись к находке: одни — с опаской
(не взорвется ли?), другие — с интересом, а некоторые
приспособили найденный предмет для физических упражнений.
После очистки ядро приобрело боевой вид: черное и гладкое,
искрящееся на солнце, оно казалось только что выстреленным
из чугунной пушки.
141

В последующие дни я поднял со дна моря более двух
десятков пушечных ядер различных размеров. Самые маленькие
ядра, или шрапнель, были диаметром три-четыре сантиметра,
более крупные — от пяти до одиннадцати, самым большим
оказалось первое — двадцать один. Небольшие ядра я находил в
каких-нибудь десяти метрах от берега.
Как-то, осматривая дно на глубине примерно семь метров,
я увидел светлый предмет, напоминающий по своей форме
саблю. Делаю вдох и ухожу под воду. Глубина больше, чем я
сначала предполагал. Маска вдавливается в лицо, появляется
тупая боль в ушах. Быстро балансирую давление внутри маски
и на барабанные перепонки. Приближаюсь к предмету, который
торчит острым концом из отвесной неглубокой впадины. Берусь
за острие и, расшатывая, вытаскиваю из твердого дна.
Устремляюсь вверх. Отмываю от ила и рассматриваю находку.
Оказывается, это обыкновенный корабельный болт, а не сабля. Он весь
покрыт желтовато-серым налетом с выступающими кое-где
голубыми пятнами окиси металла. Через некоторое время в этом
же изломе дна нахожу второй болт, но чуть поменьше.
Медные болты выкованы вручную из чистой красной меди
и имеют выбитое в середине клеймо — якорек. О чем говорит
этот знак? Возможно, по нему удастся выяснить, чей это был
корабль?
Позже узнаю, что такие болты применялись для скрепления
деревянных частей парусных кораблей, плавающих вплоть до
XIX века.
По-видимому, в этом месте на дне когда-то лежал разбитый
ядрами парусный фрегат. Прошло столетие, а может быть и
больше, и море растворило деревянные останки корабля,
источило железо, и только чугун и медь остались на дне,
единственные дошедшие до нас свидетели трагедии.
Нет сомнений в том, что пушечные ядра упали здесь в море
в период одной из шести русско-турецких войн. Об этом говорит
нам и чугунная пушка на лафете, воздвигнутая на высоком
берегу в Сочи почти напротив того места, где на дне моря я и
находил ядра. Памятник установлен в честь окончательного
освобождения Черноморского побережья от турок.
На дне из больших ядер я сложил пирамиду. Цела ли она
или зимние штормы разрушили ее и унесли ядра в глубины
моря?

1/13
РЫБОЛОВНОЙ
ПРАКТИКИ

В. В. Коржинек
ЛОВЛЯ СУДАКА
НА ГОЧАЛКОВИЦКОМ ВОДОХРАНИЛИЩЕ
Наш читатель — научный работник Института рыбного хозяй*
ства в Олыитыне (Польша) Коржинек Витольд Вратислаг
еоеич — пишет, что, прочитав статью Ю. Кононенко
«Зоревал ли рыба судак», напечатанную в 22-й книге альманаха
«Рыболов-спортсмен* (1965 г.), решил поделиться своими
наблюдениями. Редакция предоставляет ему слово.
Гочалковицкое водохранилище с поверхностью 3000 га было залито в
1956 году. Оно находится в верховьях реки Вислы. Водохранилище служит
источником водоснабжения всего Катовицкого округа.
Имеющееся на «ем рыбное хозяйство производит промысловый отлов
рыб в количестве до 450 т в год. При этом ловля щуки и судака на
водохранилище запрещена. Эта рыба предназначается исключительно для
любителей спортивного рыболовства.
Можно смело сказать, что Гочалковицкое водохранилище считается
теперь самым богатым водоемом в Польше, где судаков много и нередко
встречаются особи весом до 7—8 кг.
Получиз специальное разрешение на спортивную ловлю судаков на
Гоч^лковицком водохранилище, в начале августа я вместе со своим другом
И Б. выехал в Гочалковице. Приехав па место и устроившись у
гостеприимною заведующего рыбным хозяйством, мы приступили к подготовке
рыболовной снасти. Однако нас встретила неприятная неожиданность. По
мнению заведующего хозяйством, на нашу снасть ничего не удастся поймать,
хотя мы на нее очень надеялись. Мы рассчитывали ловить судака на
живца, но в этом водохранилище он живца не берет, предпочитает мертвую
плотву, да и то такую, которая уже пролежала в леднике несколько дней
и стала мягкой.
Пришлось срочно переделывать нашу снасть на донки и запасаться
достаточным количеством мертвой плотвы. Под вечер вместе с нашим
хозяином мы выплыли на место, где, по его мнению, судак должен хорошо
клевать перед закатом солнца. На глубине шесть метров заякорили лодку.
Не успели закинуть по одной удочке, как у меня затрещала
заторможенная катушка Видимо, взял хороший судак, ибо плотва на крючке была
около двадцати сантиметров длины и весом около ста пятидесяти граммов.
Мой друг посоветовал не торопиться с подсечкой, выждать некоторое
время и тем самым дать возможность судаку проглотить плотву. Обычно
судак, схватив плотву, отплывает на некоторое расстояние, выбрасывает
се, затем опять хватает, начинает проглатывать и тогда уже отплывает
дальше. Вот в это-то время его и надо подсекать.
Подождав немного, я подсек судака и сразу почувствовал, что это не
малая рыбина. Однако леска зацепилась где-то у дна за кусты, и хотя я
чувствовал, что на крючке есть рыба, вытащить се не мог.
У моих товарищей по рыбалке тоже были поклевки, но и им не
удалось вытащить судаков. Оказалось, что мы заякорили лодку на месте, где
когда-то рос терновник.
Пришлось рвать все лески и тем закончить рыбную ловлю в этот вечер.
На следующее утро мы поплыли в другое место. Заякорились на
глубине пять метров, в двухстах метрах от берега, там, где когда-то были
сенокосы. Забросили четыре донки.
144

Не прошло и пяти минут, как с моей катушки начала разматываться
леска Выждав, я подсек и почувствовал крупную рыбу на крючке. Пока
с ней возился, у моего приятеля тоже клюнуло.
С этого момента у нас не было свободного времени: судаки клевали
один за другим.
Когда вернулись на пристань, заведующий рыбным хозяйством никак не
мог поверить, что столько больших судаков можно поймать удочками.
Однако, как говорят, факты, т. е. судаки, были налицо.
Из этого количества мы взяли для себя по два судака, а остальных
сдали рыбному хозяйству в счет выполнения его плана по отлову рыбы.
На следующий день погода испортилась, подул северный ветер. Мы
снова выехали на рыбалку, по поймали только одну щуку и двух судаков.
На этом и закончилась наша рыбалка на Гочалковидком водохранилище,
о котором теперь мы часто вспоминаем.
Олыигын (Польша)
А. Авилов
ПОКЛЕВКА
Поклевка... Исчезновение поплавка под водой, перевертка кружка,
удар, который ощущается при ловле спиннингом или на зимнюю блесну,
всегда заставляют учащенно биться сердце, хотя за многие годы рыбной
ловли, кажется, повторялись сотни и тысячи раз. И не удивительно, что
ярче всего запоминаются именно поклевки. Мне вспоминается рассказ
рыболова, когда после дальней поездки на ловлю карпов он приехал
совершенно «пустой», но в полном восторге. На вопрос, чего же он радуется, раз
ничего не поймал, рыболов ответил: «Зато какую поклевку видел!*
Это можно понять! За тридцать лет ловли на кружки мне больше'
всего запомнились не большие уловы, не крупные пойманные щуки н судаки,
а именно две необычные перевертки. Одна — на Старом Сенеже, когда
перевернувшийся кружок мгновенно исчез и вынырнул метрах в двухстах от
места перевертки уже пустой, другая — в Чивереве, на Клязьминском во-
дохранилище, когда кружок несколько раз нырял и появлялся на большом
расстоянии. Я никак не мог угнаться за ним.
В этот раз мне удалось «поводить» какого-то гиганта, но... рыба
сорвалась, так и не показавшись на поверхности.
Казалось бы, раз и навсегда установлен характер поклевок разных рыб:
окунь сразу топит поплавок, лещ кладет его и ведет в сторону и т. д. Кто
не ощущал первый «сумасшедший» удар жереха и «зацеп» щуки при ловле
спиннингом? Однако эти «каноны» часто бывают нарушены, н это зависит
от целого ряда причин.
Хорошо знакомая рыболовам плотва обладает, как это общепризнанно,
наиболее «тонкой», вороватой, поклевкой. И все же в одно и то же время,
в одном и том же водоеме, но на разные насадки клев ее различен. Шарик
манного теста она словно смакует, трогая насадку губами, поплавок долго
собирается потонуть; овсянку и опарыша берет значительно смелее, а если
па крючке кузнечик, сразу топит поплавок (как окунь!).
Конечно, меняется характер поклевки при ловле на течении в
проводку — он всегда более решителен, так как насадку надо догнать, не
упустить.
Мне приходилось на одной маленькой подмосковной речке ловить
ельца в проводку на опарыша. Потом речку запрудили и создали
водохранилище. Течение, даже в верховьях речки, стало тише, речка стала глубже,
а клев ельца неузнаваемо изменился: вместо быстрой, решительной,
поклевка стала еле заметной, хотя такой же верной.
Я уже упоминал удар жереха. Однажды мне пришлось наблюдать
довольно странное явление.
145

Я ловил на уклейку с поплавком без грузила у водосброса плотнпы.
Обычно поклевки наблюдались в пятндссяти-шестнлесяти метрах ниже
водосброса. Иногда удар жереха сопровождался всплеском Но один раз,
медленно подматывая лесу на катушку, я испытал ощущение, будто грузило
прыгает по мелким камушкам переката. Но ведь грузила-то не было и под
плавающей насадкой было не менее двух метров воды! Вытащенный живец
оказался слегка помятым После его замены история повторилась.
Создавалось впечатление, что хватает какая-то мелочь. Все же в конце концов
мне удалось подсечь крупного жереха. Видимо, сытый хищник хватал и
отпускал рыбку своими толстыми губами, играл с ней
А поклевки окуня при ловле на блесну зимой? Иногда ощущается
резкий стук, кажется, что окунь берет со злостью, рвет блесну, а иногда
виснет и ощущается как тяжесть и идет без особого сопротивления.
Большой специалист зимнего блеснения и мой первый учитель в этом
виде рыболовного спорта А. С. Семенов объяснял это явление тем, что в
первом случае окунь стоит выше того уровня, на котором движется блесна,
и ему приходится бить по ней сверху вниз. Действительно, убавляя
глубину, мы не имели таких «злых» ударов, хотя окунь по-прежнему ловился.
Конечно, при отсутствии жора поклевки всегда бывают более вялыми,
малозаметными.
Очень капризен, как известно, клев карася. В мае 1966 г. золотистый
карась очень хорошо брал на мотыля на Бисеровском озере под Москвой,
причем поклевки его были очень решительны. Он сразу топил поплавок и
не бросал насадки. К концу мая клев переместился с прибрежных мелких
мест на глубину три-четыре метра и характер поклевок резко изменился:
они стали еле заметными, хотя клев карася не ухудшился. Его ловили даже
больше, чем раньше. Однако поклевки стали настолько малозаметны, что
подсекать приходилось иногда наугад, выждав некоторое время.
Таким образом, «стандартность» поклевки для данного вида рыб — дело
весьма относительное. Наблюдательность и опыт подскажут, как и когда
делать подсечку, учитывая вид насадки... и другие условия.
А может быть, потому так и привлекательна рыбная ловля, что
каждая поклевка в какой-то мере неповторима?..
М. Баранов
ЗАГАДОЧНОЕ ОЗЕРО
Меня удивляло: такая масса карася, а не клюет. Кого ни спроси,
махнут рукой: пустое, мол, дело. Не пойдет, избалован. Корму вволю.
А Долгое — озеро порядочное. Изогнулось буквой «Г» километра на
четыре. Глубина тоже ладная — метров до пятнадцати доходит. Концы же
мелководные, вязкие, с целебной грязью. Их здесь булунами зовут.
Местные жители (озеро от деревни километрах в десяти, в глухомани) ловят
карася сетями. В тихие, жаркие дни карась в булуны лезет. И карась что
надо, не менее ладони. Есть и по килограмму и даже по два.
При первом знакомстве с этим удивительно живописным озером у меня
дух захватило. Казалось, природа собрала здесь воедино самое прекрасное
со всей округи. Окруженное со всех сторон неприступными горами, с
каменистыми, заросшими соснами и лиственницами берегами, оно рисовалось в
воображении землей обетованной. Подсиненная вода, живописно изогнутые
непонятной силой деревья, розовые гранитные валуны и трепетно-зыбкий
голубой дымок над водой.
Два дня проведены на озере. Но все мои попытки наловить хотя бы
на уху безуспешны. Какие только насадки я не перепробовал! Ни одной
поклевки! У рыбы — и без рыбы. Досадное положение. Правда, я мог войти
в компанию к приехавшим из деревни двум рыбакам с сетями. Но... такое
146

не по моему вкусу. Ни радости, ни удовлетворения от ловли сетью. Я даже
01 казался от предложенных мне двух десятков карасей и сознательно
«морил» себя без ухи целых три дня за свое неумение. Жажда разгадать
тайну озера и его столь несговорчивых обитателей захватила меня. И хотя
заметно убывала домашняя снедь, я твердо решил добиться своего,
благо времени впереди было достаточно.
Первое, что я решил сделать, это провести общее наблюдение за
озером. И не зря. Очень скоро я заметил, что даже в незначительный ветер
карась в булуны на жировку не идет. Но чем же он питается при
подобной ситуации? Значит, у него есть какой-то резерв? Заметил я также и то,
что при ветре, будь он западный или восточный, волной отрывает со дна
и выносит из мелководных булунов серовато-коричневые лепёхи. Местные
рыбаки зовут их пеной и на чем свет поносят: сети забивают.
...Солнце опустилось за горы. Третий вечер я на загадочном озере.
Вытолкав из тростников долбленый ботник, плыву туда, где на изгибе буквы
«Г» метров на двадцать выступает каменистый мысок. Вечер удивительно
тихий. Но от дневного ветра вода еще не успокоилась. Заметно
незначительное движение. Тянет пену. На мыске несколько удобных, крытых
лиственничной корой шалашей. В стороне деревянные корытья. Здесь сидят ар-
шанщикн, жители ближайших сел. Принимают от ревматизма грязевые
ванны. Но сейчас август. На лечение уже никто не приезжает. Шалаши
пустуют. В одном из них моя резиденция.
Еще светло. За удочки и не берусь. На середине озера скопище уток.
Крик, гам. Летит стайка турпанов, селезни, наверное. Здесь их называют
черными утками или горбоносами. В булуне утки снижаются, садятся. Я
остановился в самом узком месте. Ширина не более трехсот метров.
Наискось, на противоположном берегу что-то сильно плеснуло. Слышу
фырканье. Вглядываюсь: лось. Мне видны его коряжистые рога. Зверь плывет
вдоль берега, ко мне не приближается. С другой стороны на озере
непонятный гул, напоминающий шум крупного дождя по воде. Но небо чистое.
Прислушиваюсь. Таинственные звуки нарастают. Уже слышны отдельные
всплески. Что это? Минут десять сижу, слушаю, наблюдаю. Во всю
ширину озера медленно движется какое-то невообразимое чудовище. Вода
пенится, бурлит. Тысячи мелких одновременных всплесков. Да это же рыба!
Изогнувшись, неуклюже выворачиваются из воды тяжелые караси. Целая
армия. Никогда ничего подобного не приходилось мне видеть. И тут я
обратил внимание на чуть было не ускользнувшую от меня, казалось бы
незначительную, деталь. Мимо мыска по ходу рыбы медленно проносило
несколько лепешек уже названной мной пены. Колыхнулась одна. А вот вторая.
«Должно, караси идут так густо, что некуда и обойти»,— подумал я и стал
более внимательно всматриваться в воду. Характерное карасиное чмокание,
частое покачивание пены подсказали другое: караси лакомились пеной!
Ночь я не спал. В ушах все еще стоял плеск воды, густая масса
медленно надвигавшейся рыбы. Несколько раз выходил из шалаша,
подбрасывал в костер дрова, прислушивался. Озеро было спокойно
Утром чуть свет я уже был на воде. Подгреб к одной из пенных лепех,
взял ее на весло. Она очень похожа на поднимающуюся опару. Губчатая,
серая с розоватым оттенком корочка, под ней рыхлая желтоватая масса.
Несомненно, это колония каких-то мельчайших водорослей, а может быть,
и микроорганизмов, подобных дрожжевым бактериям.
Надо испробовать пену в качестве насадки. Но заметит ли рыба
небольшой комочек на крючке? Ведь караси привыкли к крупным, с тарелку
величиной, лепехам, которых много вокруг. Решил переконструировать
удочку. Срезал на берегу гибкий таловый прут, сделал из него небольшой об-
ручок. Прямо к нему привязал четыре коротеньких, пятисантиметровых,
поводка с крючками. Затем по центру прикрепил все это к леске. Но
возьмет ли рыба днем? В это время она по дну или в траве шарит. Надо
ждать вечера. Что ж, я и на это согласен. А чтобы как-то убить время,
попив чайку, пошел собирать голубицу — она рядом.
)47

Вечер. Сел в ботник, выгреб на середину озера. Ветер дул в обратном
направлении. Это беспокоило. «А вдруг рыба не пойдет?» Но услышал
всплески. Наживил на крючки небольшими порциями новую, диковинную насадку.
Выбрал подходящую по размерам пенную лепешку, положил на нее обруч
так, чтоб насадка чуть-чуть свешивалась Осторожно, спуская с катушки
леску, отплыл Рыбы рядом. Начали теребить неподалеку от лодки кусок
пены. Что-то будет... И тут увидел, как закачался мой обручок и вдруг
весь ушел под воду Рыба засеклась сама. Начал подматывать, но что-то
уж очень тяжело «Порядочный, наверное»,— пронеслось в голове.
Придвинул ногой подсачек Где-то в глубине упиралась рыбина. Еще! Еще!
Подвел подсачек. Два карася! И славные, граммов по пятьсот.
Некоторое время сидел, любовался тяжелыми, точно отлитыми из золота
красавцами.
Меня вместе с рыбой относило. Еще не успокоившись, вновь настроил
удочку. Не успел отгрести — клюнуло. На этот раз карась оказался
упрямым. Боясь схода, я дважды отпустил леску. Наконец упрямец сдался. Это
был карась-великан. Подобных мне никогда ловить не приходилось.
Уже темнело, но караси продолжали клевать. «Хватит»,— решил я.
Награда за все эти дни была неплохая. А кроме того, я теперь твердо знал,
что улов у меня в руках. Этого сознания довольно. Все-таки я победил,
разгадал тайну озера.
Весело потрескивал костер. Жарились на рожпях с таким трудом
добытые караси. Ночь Черной стеной придвинулся к озеру лес. Где-то
всплескивает вода. Рыба ли, птица? А может, и лось. Кто знает...
Улан-Удэ, Бур. АССР
В. Клебановский
ИЗ ПРАКТИКИ ЛОВЛИ ГОЛАВЛЯ
Река Южный Буг, протекающая в среднем своем течении через
Винницкую область Украины, во многих местах пересекается выходами
гранитов Подольской возвышенности. Эти выходы создают пороги и перекаты,
благоприятствующие жизни и размножению голавлей. Но, к сожалению,
интенсивный облов сетями и заморы, связанные в основном со сбросом в реку
сточных вод промышленными предприятиями, вызвали значительное
уменьшение численности этой рыбы.
Расскажу о способах и приемах ловли голавля удочкой, применяемых
местными рыболовами. Думаю, что наш опыт пригодится и для других
мест.
Подбирают легкое, гибкое удилище из бамбука или лещины. Леса
длиною около 10—12 м свивается на конус из жилковой лесы 0,3 мм, поводок
диаметром 0,2 мм, длиной 50—70 см. Для плавучести лесы надевают
продольно несколько поплавков из гусиных перьев или же периодически
смазывают лесу жиром (можно вазелином), оставляя только концевой
поплавок. Этот поплавок, делая более заметной поклевку (особенно при волне),
способствует своевременной подсечке. Крупный, остро отточенный крючбк
с прямым загибом (от № 10 — для майского жука до № 6 —для
кузнечика) — последняя деталь снасти, которой ловят у нас голавля. Многие
применяют простую, не конусную лесу (0,5 мм), пользуясь более длинным
удилищем.
Для того чтобы насекомое (майский жук) тонуло и шло вполводы, что
значительно повышает успех ловли, ставят на расстоянии 20—25 см от
крючка небольшую дробинку. Можно делать проще: в воде сжать жука
несколько раз, воздух, находящийся в его туловище, выйдет пузырьками,
и жук, потеряв плавучесть, будет медленно тонуть
При ловле на белую бабочку-боярышницу или кузнечика груз не
применяют.
Поплавки заставляют отказаться от катушки. Это затрудняет регулн-
148

ровку длины лесы и выважнвание рыбы. Однако небольшую катушку
можно применить, если согласиться с некоторым ограничением подмотки через
концевое кольцо — только до верхнего на лесе поплавка. Катушка
улучшает баланс удилища в руке
Самая успешная ловля как по количеству, так и по весу пойманных
рыб начинается с мая — времени появления первых майских жуков (обычно
совпадает с цветением черемухи). Лучший способ насадки следующий:
крючок вводится в анальное отверстие, жало выпускается в твердой части
туловища возле ножек; жук держится крепко и не срывается при перебросах.
Жесткие надкрылья надо удалять. Жало крючка как при этой, так и при
всякой иной насадке выводится наружу.
Удобен кольцевой заброс, при котором движением кисти леса немного
подается назад и при посылке ее вперед как бы катится по воде, а
насадка без лишнего шума ложится на воду. При этом забросе кусты,
деревья, обрывистые берега, находящиеся сзади, не мешают рыболову.
По окончании периода ловли на жуков наступает сезон ловли на белую
бабочку-боярышницу. Насаживают бабочек с головки по одиой-две
штуки, обрывая часть крыльев.
После первого сенокоса, во второй-третьей декаде июня, начинается
ловля на кузнечиков, продолжающаяся до осени.
При поклевке голавля — обычно это рывок, от которого зачастую
ухолят под воду не только крайний поплавок,— следует делать размашистую
подсечку. Вываживают рыбу, держа лесу между пальцами. При рывках
немного отпускают.
Ловят в забродку, с берега ц с лодки, подгребая по течению вниз
кормовым веслом. Ветер, заставляющий ловить против течения, ухудшает
ловлю, поскольку леса, наплывая, на рыболова, провисает и подсечка бывает
неверной.
Кроме ловли на насекомых интересна ловля весной и осенью на
маленького живца. Его прокалывают за спинку. Забросы следует делать в
водовороты и сливы. В этом случае также необходимо грузило
Летом, когда отцветает калина, клев до осени ослабевает Лучшее
время ловли — утро и вечер, но в мае голавли берут весь день. Хороши
поздние сумерки во время вылета жуков.
Лучшими местами считаются перекаты, концы сливов, водовороты за
камнями, обрывистые берега, где струя прижимается к берегу, летом
хороши протоки между водяными растениями.
Тихая заводь рядом с быстрой струей является излюбленной стоянкой
голавлей. При повышении уровня воды голавля можно взять па
затопленных берегах.
Насадки, указанные выше, отнюдь не ограничивают выбор рыболова.
Личинки ручейников, жуки-хлебники, гусеницы и особенно стрекозы при
первом появлении из личинок — все приходится по вкусу голавлю. Конечно,
следует учитывать сезонность. Наблюдательность рыболова — хороший
помощник.
Винница
А. Соколов
СНАСТЬ ДЛЯ ЛОВЛИ КРАСНОПЕРКИ
ЧЕРЕЗ СЛОИ РЯСКИ
Крупная красноперка (у пас ее называют краснопером) в сильно
заросших водоемах со стоячей водой обычно держится под толстым слоем
ряски, нагоняемой ветром. В участках, не заполненных ряской — «окнах»
между листьями лилий, можно поймать только мелочь
Водоемы, частично затянутые ряской, часто встречаются в нашей
стране, например лиманы у устья Днепра, выше Херсона в Крынках, где
находится дом отдыха рыболовов и охотников имени Остапа Вшшш.
149

Ловля красноперки через слой ряски, толщина которого порой
достигает 5 см, представляет определенные трудности. Для того чтобы пробить
слой ряски, требуется тяжелый, до 20—30 г. груз и соответствующей
грузоподъемности поплавок. Тяжелый груз резко протягивает крючок с
насадкой через слой ряски, и заброс часто оказывается холостым: либо насадка
сбивается ряской, либо на крючок цепляется «борода» из ряски и мелких
водорослей.
Для ловли через слой ряски мною была подготовлена специальная
снасть, Она состоит из тонкостенной дюралевой трубочки, пенопластового
поплавка и особой формы грузила Диаметр трубки 8—7 мм (или 10—9).
Ее можно свернуть и из обычной белой жести и спаять, но это хуже, так
как местами она будет ржаветь.
Края трубки необходимо тщательно округлить, чтобы не резали леску.
Нижнюю часть трубки полезно окрасить нитрокраской пли масляной
краской в желто-зеленый цвет для маскировки ее под стебли водяных
растений. Длина трубки 200—250 мм На трубку плотно надевается поплавок
из пенопласта (или из нескольких пробок, склеенных между собой). Форма
поплавка должна быть такой, чтобы он легко раздвигал ряску. Лучшая
форма — цилиндр диаметром 20—25 мм со сходящими на конус концами
(с углом у вершины 30°).
Грузило весом 10—15 г. Форма его ясна из чертежа. Оно должно
заходить в трубку только наполовину и легко выпадать из трубки, не
заклиниваясь с пропущенным поводком. Нижняя часть грузила должна быть
конической, гладкой, легко прокалывающей ряску. Утолщенная часть грузила
по диаметру немного больше наружного диаметра трубки. Благодаря этому
на трубку не цепляется ряска.
Для ловли удобно применять удилище длиной 4—5 мм с пропускными
кольцами и катушкой. Леса толщиной 0,3—0,4 мм продевается через
трубку, проходит через центральное отверстие грузила диаметром 0,8—1 мм,
соединяется с поводком длиной 150 мм из лесы 0,2—0,25 мм. Тоньше 0,2 мм
поводок применять не следует, так как при вываживании рыбы попутно
приходится тащить и водоросли. Крючок небольшой — № 3 или 4, с
коротким цевьем. На лесу, выше поплавка, ставится стопор-ограничитель — про-
бочка с клинышком,— ограничивающий глубину погружения грузила.
Ловят с лодки, так как берега в таких местах топки. Удобнее ловить
вдвоем. Один тихо кормовым веслом ведет лодку, второй делает забросы.
Перед забросом поводок с наживленным крючком опускают в трубку
поплавка (поплавок переворачивают), вставляют до упорного пояска
грузило, переворачивают поплавок, натягивают леску подъемом удилища вверх
и плавным покачиванием забрасывают на 5—7 м от лодки так, чтобы он
падал на ряску вертикально с высоты 0,5—0,3 м. Ориентиром могут быть
150

листья лилий, между которыми под ряской обычно достаточная глубина.
Хорошо заранее промерить глубины водоема и найти ямы, чтобы
использовать их в зависимости от того, куда ветер нагонит ряску. Насадка должна
опускаться вполводы или ближе к поверхности.
Высокая точность заброса — необходимое условие при ловле в водоеме,
имеющем много лилий. Особо высокая точность заброса должна быть при
ловле в «оконцах», затянутых ряской, между камышами, которые не
следует оставлять без внимания. Глубина в таких местах до 0,5 м. Крупная
красноперка часто кормится в камышах, и ловля может быть успешной.
Наличие катушки дает возможность подбирать наиболее удобную для
заброса длину лесы. Поплавок с грузилом удобно медленно опускать в
«оконце» сверху на короткой лесе.
Если вовремя поддернуть конец удилища перед подскоком поплавка на
поверхность водоема, всплеск получается слабым, кроме того, его несколько
заглушает и слой ряски. Тихий всплеск помогает ловле: красноперка не
только не пугается, а, наоборот, резко бросается к месту всплеска.
Когда натяжение лесы ослабевает, грузило выскакивает из трубки и
тянет за собой поводок с крючком и насадкой. Для насадки применяются
шарики из черного и белого хлеба или манного теста. Можно
использовать и червей и небольших пиявок, которые сидят на обратной стороне
листьев лилий.
Красноперка чаще хватает насадку сразу же, смело и далеко
протаскивает поплавок.
Когда поплавок резко сдвигается с места или погружается, нужно
подсекать короткой подсечкой, после которой немедленно плавно подтягивать
рыбу. Снасть достаточно прочна, а красноперка редко попадается более
0,5 кг. Рыбу надо протащить через слой ряски кверху, а подтаскивать к
лодке уже поверху ряски (иначе на леску с рыбой цепляется много
водорослей, которые могут сбить рыбу). С одного места следует сделать
несколько (5—10) забросов в разные участки, после чего целесообразно
отъехать на 12—15 м и провести новую серию забросов. При ловле вдвоем,
когда один непрерывно ведет лодку, забросы ведутся все время вперед по
курсу лодки и в стороны под углом (примерно 30°). Вываживая крупную
красноперку, лучше подъехать ближе к рыбе и подсачеком или веслом
раздвинуть слой ряски в стороны.
Киев
Д. Савин
ЖАДНЫЕ ФОРЕЛИ
Ранней весной, продвигаясь по правому берегу родника с удочками в
руках, мы с приятелем ловили форель. В середине дня около одного из
омутков решили перекусить Воды родника, ударяясь в правый берег, в
этом месте создавали обратное течение. Пока готовились к трапезе,
насадку на одной удочке опустили в омуток. Удочка была оснащена
полутораметровой леской с двумя поводками, насадка — мальки, которых на
крючок мы насаживали через рот, а жало крючка прятали в хвостовом
плавнике. Вскоре я увидел, что вершинка удилища покачивается. Заметил
поклевку и приятель. Он быстро вскочил, сделал подсечку и выбросил на
берег форельку длиной около двадцати пяти сантиметров. Когда приятель
стал снимать форель с крючка, то оказалось, что она проглотила одного
за другим обоих мальков. Крючок с мальком на длинном поводке удалось
вытащить из желудка форели свободно. Для освобождения второго
крючка брюшко форели пришлось разрезать.
В другой раз я ловил форель поплавочной удочкой на малька в
роднике, берега которого густо поросли кустами. Подойдя к небольшому омутку,
я сделал заброс. Поклевка последовала немедленно, и поплавок скрылся
иод водой. Я сделал подсечку и вытащил из воды довольно крупную фо-
151

рель, однако сразу выбросить ее на берег не смог, так как мешали кусты.
Форель билась на крючке на высоте около метра над водой почти над
серединой омутка Я быстро начал сдавать удилище назад, пытаясь
добраться до рыбы руками. Но сделать это не успел она сорвалась с крючка и
упала в воду! Какая досада! Огорченный неудачей, я быстро насадил на
крючок свежего малька и сделал новый заброс, почти не надеясь на
поклевку. Но форель взяла! Так же жадно. Поплавок снова тут же скрылся
под водой. Подсек более энергично и... все повторилось в точности.
Вконец расстроенный, заменил я помятого малька, теперь уже совершенно
потеряв веру в то, что форель заинтересуется моим мальком. Но она взяла
и в третий раз и снова сорвалась!
Больше экспериментировать я не стал. Складным ножом срезал
несколько веток, которые мешали мне выбросить форель на берег. Это заняло
три-четыре минуты. Чтобы дать форели успокоиться, решил половить в
ближайшем омутке выше по течению. Прошло еще минут пять. Результатов
никаких. Я вернулся на прежнее место, достал из коробочки малька н
бросил в омуток. Так я всегда делаю, чтобы «усыпить бдительность» рыбы.
Проглотив такого малька, форель убеждается, что никакой опасности нет, и
другого малька, но уже насаженного на крючок, берет смелее. Так случилось
и в этот раз. Не успел поплавок достичь и середины омутка, как
последовала поклевка. Я дал форели хорошо забрать малька в рот, сделал
энергичную подсечку и выбросил рыбу на берег. Чтобы освободить крючок,
пришлось разрезать брюшко рыбы: так глубоко проглотила она насадку.
Это оказался самец длиной двадцать девять сантиметров.
Я совершенно убежден в том, что все четыре раза клевала именно пой*
манная форель. Как показали мои многолетние наблюдения, в это время
года (конец октября, примерно за месяц до нереста) такие сравнительно
крупные форели держатся в маленьких омутках отдельными особями.
Видимо, в борьбе за пищу крупные форели прогоняют более мелких.
Почему же эта крайне осторожная рыба, трижды сорвавшись с
крючка, клюнула в четвертый раз? Во-первых, видимо, она действитель.
но была очень голодна. Во-вторых, все предыдущие три раза рыба не
успела наколоться на крючок. На быстром течении форель не всасывает
насадку вместе с водой, как это делают другие рыбы, а хватает ее вначале
зубами, а уже затем забирает в рот и заглатывает. Так было н в данном
случае. Я, видимо, спешил с подсечкой. О подобных случаях я слышал и
раньше. Это же наблюдал и В. Калюкин («Рыболов-спортсмен», книга 21-я,
стр. 166). Иногда, если рыболов спешит с подсечкой, форель успевает
сорвать с крючка до десятка мальков. Я думаю, что, наколовшись на
крючок, форель вряд ли взяла бы насадку при последующем забросе.
Хочу рассказать еще об одном случае жадности форели. Поздней
осенью, охотясь за форелью, я продвигался вверх по правому берегу реки
Архонки. По левому берегу ловил форель на червя мой приятель. На
одном из плесов он поймал небольшую форельку и был крайне удивлен,
когда взял рыбку в руки. Не снимая форель с крючка, он перешел реку и
подошел ко мне, чтобы показать ее.
Форелька была не большая, длиной всего восемнадцать сантиметров.
Изо рта ее торчал хвост наполовину заглотанной шировкк вполовину
меньше самой форельки. Во рту форели, кроме того, оказался и крючок с
червем, на который она и попалась. Как она умудрилась забрать крючок с
червем в рот,— мы объяснить не смогли,
г. Орджоникидзе
Г. Никитенко
УДОБНЫЙ ОТЦЕП
При отвесном блеснении в захламленных, закоряженных местах часто
приходится спасать зацепившуюся блесну от неминуемой потери, применяя
отцеп.
162

Рыболовами сконструировано много различных отцепов.
За свой многолетний стаж отвесного блеснения и я применял
различные приспособления, но все же остановился на одной конструкции.
Отцеп прост в изготовлении. Отлитый нз свинца, он имеет с обеих
торцовых сторон застежки из стальной пластинки или проволоки,
перекрывающие продольную щель, в которую заводится леса. Отцеп привязан к лесе
толщиной 0,5—0,6 мм, длиной 10—20 м. Отцеп вкладывается в деревянный
чехол-рогульку.
Для изготовления берется брусочек сухого дерева любой породы
(лучше мягкой), легко поддающейся обработке, размером 28X20X16 мм. Из
него выстругивается макет. Затем макет вдавливается торцом в
приготовленную тестообразную массу из гипса или глины (глубина 24 мм). После
застывания гипса осторожно извлекают деревянный макет, а в
образовавшуюся формочку вставляют деревянную пластинку и заливают
расплавленным свинцом. После охлаждения извлекается из формы свинцовый отцеп,
а из него — деревянная пластинка. Отлитый отцеп зачищается, и к нему с
обеих сторон припаивается оловом стальная застежка толщиной 0,1—0,5 мм
(хороша пластинка из пружины карманных часов) или стальная проволока
толщиной 0,3—0,5 мм, перекрывающая щель, в которую заводится леса.
К одному краю отцепа припаивается петля нз медной проволоки толщиной
0,5—I мм для прикрепления лесы, удерживающей отцеп.
Для чехла берется брусок любого сухого дерева размером 200X30X20
мм. Вырезать чехол можно простым ножом.
Гнезда для отцепа нужно подогнать по размерам и форме готового
отцепа. Чехол-рогулька покрывается тремя-четырьмя слоями лака или масля-
пой краской.
Краснодон
петля для
крепления
лесы
("проволока Ф-0,5 мм)
153

П. Я. Ярилов
УПРОЩЕННОЕ ИЗГОТОВЛЕНИЕ ХОРОШЕГО ГРУЗИЛА
В 22
товление
й книге альманаха В. Износов предложил хорошее грузило. Изго-
его можно упростить, использовав круглые ружейные пули или
крупную охотничью картечь.
Пуля просверливается насквозь и
перпендикулярно отверстию пропиливается
ножовкой на з/4 диаметра. Из латуни
(или алюминия) по выкройке
вырезается пластинка, сгибается и обивается
молотком на гвозде по средней линии.
В месте сгиба образуется трубка для
лесы.
Пластинка вставляется в прорезь
пули, просверливается по месту отверстия
и закрепляется заклепкой (рисунок).
МЯГКАЯ ПРИМАНКА
Как известно, хищная рыба обычно хватает добычу поперек, сжимает
ее и уже потом начинает заглатывать с головы. Схватив блесну и
почувствовав металл, хищник старается выплюнуть блесну. Это часто удается, и
рыба благополучно сходит.
Если же приманка мягкая и в ней запрятан тройник, рыба безбоязнен*
но сжимает мягкое тельце и садится на тройник надежно.
Мне приходилось ловить щуку, окуня, кумжу на мягкую тряпичную
рыбку. Изготовление рыбки очень простое: из латуни или жести
выкраивается головка и свертывается конусом. Можно делать головку с
металлическими плавничками, улучшающими игру рыбки (рисунок). Через конус
головки пропускается поводок с тройником и закрепляется в вершине
конуса. Из лоскутков сшивается тело рыбки (чехол), в него пропускается
поводок с тройником, и оно пришивается к головке.
Расцветка рыбки может быть любой (в зависимости от местных
условий), однако предпочтительнее сочетание серого в крапинку с полосатым
или клетчатым, красноватые или коричневатые тона. Хвост и мягкие
плавнички можно делать из красных шерстинок,
Архангельск
154

Г. Ф. Карпов
САМОДЕЛЬНАЯ НАДУВНАЯ ЛОДКА
Каждый рыболов мечтает иметь портативную переносную лодку,
легкую и компактную. Двухместные надувные резиновые лодки в продаже
бывают нечасто, приобрести их трудно.
У нас в Новокузнецке за последние два года получила
распространение очень простая надувная лодка (рис. 1). Для изготовления лод*А*
используются ткань, волейбольные камеры и детская клеенка
Грузоподъемность лодки 170 кг, вес 5—7 кг. Такую лодку можно
сделать меньшей грузоподъемности и размеров. Для изготовления лодки ис-
t3G0 -
i860 -
Рис. 1
пользуется подбортовочная ткань шириной не менее 80 см. Ткань тщательно
разутюживают, затем выкраивают восемь деталей Ш 1 по выкройке (рис.
2). На шов делается припуск 2 см. Затем выкраивают две детали № 2
(борта лодки) с аналогичным припуском на шов (рис 3). Сшивают вместе
четыре детали № 1 по линиям, обозначенным цифрами на рис. 4. Так же
сшивают еще четыре детали № 1.
К полученным закруглениям из деталей Кя 1 пришивают борта —
детали JV© 2
Сборка лодки хорошо понятна из общего чертежа (рис. 1). К готовым
бортам пришивают днище — деталь ЛЬ 3 (рис. 5).
Чтобы лодка хорошо проходила по мелким, до 10 см глубиной,
перекатам, днище надо пришивать на 45 мм выше нижнего среза лодки (рис. 6).
Для днища лучше использовать тонкий брезент, но можно и подбор-
товочную ткань.
Рекомендуем пришить петли и через них пропустить веревку. К ней
можно привязывать якорь и садок для рыбы.

Рис. 4
Затем следует вшить волейбольные камеры на расстоянии 250 мм друг
от друга. Прочнее конструкция получается, если использовать камеры от
боксерских груш
Особенно надежно надо вшивать соски камер, чтобы они не провали-
кались внутрь бортов. Камеры надувают либо с помощью насоса
(велосипедного, автомобильного), либо ртом, используя мундштук из пластмассы.
Надутые камеры перекрываются зажимами из стальной проволоки.
Затем изготовляется водоотталкивающий чехол из клеенки. Клеенка
должна быть на тканевой основе шириной не менее 800 мм. По выкройке
156

летали № 1 (заштрихованная часть) выкраивается восемь деталей. По
выкройке детали № 2 (заштрихованная часть) выкраивается две детали.
Перед раскроем этих деталей выкройки надо скорректировать по
надутой лодке. Детали из клеенки сшиваются вместе по линиям, обозначенным
одноименными цифрами. Сшитый чехол надевают на надутую лодку и
подгоняют так, чтобы не было морщим и складок
деталь н*з
Рис. 5
Все швы проклеиваются полосками клеенки на резиновом клее. Днище
раскраивается по выкройке детали № 3. Выкройка детали № 3
предварительно корректируется по надутой лодке. Раскроенное днище
приклеивается к чехлу из клеенки. Лодка готова.
Расход ткани шириной 800 мм—7 м; клеенки шириной 800 мм — 6 м.
Рис 6
Стоимость лодки из волейбольных камер — 20 руб., из камер от бок»
серских груш — 30 руб.
На развертывание лодки (если даже нет насоса) требуется 18—20 мин.
Подбортовочная ткань служит четыре сезона. Чехол из клеенки служит
два сезона, после чего обновляется.
Сиденье делается из трех надутых волейбольных камер, помещенных
в специально сшитый чехол. Веслами могут служить старые теннисные
ракетки.
После каждого выезда на рыбалку лодку необходимо хорошо
просушивать.
Новокузнецк
157

Н. Климов
ИСКУССТВЕННАЯ РЫБКА
Ленинградские рыболовы с успехом применяют при ловле хищников,
особенно судаков, искусственную рыбку, изготовленную из твердого
пенопласта. Сделала она по типу финской «раппала». Рыбку можно сделать п
из легких пород дерева, но в домашних условиях это затруднительно, да
и плавучесть дерева меньше, чем пенопласта.
Первым в Ленинграде сделал рыбку и начал активную ловлю судаков
на нее один из членов президиума федерации т Сучков П. И.
Воспользовавшись методом т. Сучкова, я немного упростил технологию
изготовления рыбки.
Из пенопласта заготовляются бруски, которые опиливаются потом
напильником в форме рыбки. Длина рыбки 13 см, толщина ближе к голове
15 мм у хвоста — до 5 мм. Бруски-заготовки распиливаются вдоль
пополам, на обеих половинках ножом делаются канавки для стержня. На
нижней половинке шилом прокалываются отверстия для петелек. Половинки
склеиваются клеем БФ-2. Стержень делается из миллиметровой проволоки,
петельки — из проволоки толщиной 0,5 мм.
Из пенопласта или, что лучше, из жести вырезается небольшая
полукруглая пластинка, которую у нас принято называть рулем. В рыбке
пилкой делается прорезь под углом 40° и на клею в прорезь вставляется
пластинка.
Если руль делается из жести, то на одной его стороне для лучшей
устойчивости припаивается дужка из проволоки, концы которой вводятся в
тело рыбки.
Рыбка обтягивается куском капронового чулка, который сшивается
тонкой ниткой, место шва под брюшком покрывается клеем БФ-2.
Изготовленная рыбка покрывается алюминиевой краской на бесцветном
лаке, спинка окрашивается черной, а брюшко белой нитрокраской. Желтой
краской прокрашивается основание глаза и черной — зрачок.
При проводке рыбка должна вилять хвостовой частью; если этих
движений нет, то следует на передний крючок навить узкую пластинку
свинца или, сделав шилом отверстие под головой рыбки с нижней стороны,
вставить в него скатанный трубочкой свинец. Эта регулировка несложна,
но обязательна, так как ход рыбки с движением хвостовой части
неотразимо действует на хищника.
Ленинград
153

А. Челноков
РЕГУЛИРУЕМЫЙ КИВОК
В последнее время ловля на мормышку становится все более и более
популярной. Если ранее такая снасть применялась только при ловле со
льда, то сейчас и летом часто можно видеть рыболовов, занимающихся
ловлей на мормышку в отвес с лодки.
Одним из условий, определяющих успех ловли на мормышку, является
правильное сочетание упругости кивка с весом мормышки. Только при этом
кивок будет чутко реагировать на поклевки (опускаясь при потяжке
насадки рыбой или приподнимаясь, когда рыба, например лещ, приподнимет
мормышку), вибрировать при любом движении вершинки, «показывать дно»,
приподнимаясь, когда мормышка при погружении ляжет на дно.
Рыболовы применяют кивки разнообразных конструкций, но, как бы
удачно ни был сделан тот или иной кивок, все они имеют один общий
недостаток хорошо работают только при одном определенном весе
мормышки, и при всякой ее замене на более тяжелую или легкую качество их
работы значительно ухудшается.
Этот недостаток полностью исключен в предлагаемых регулируемых
кивках, сделанных из спиральных пружинок, которые есть в тросиках для
открывания затвора фотоаппарата.
В продаже есть два вида таких тросиков: стоимостью 20 копеек и
удлиненный, стоимостью 23 копейки.
На стержне в удлиненном тросике имеются 3 пружинки.
Одна—диаметром 1,75 мм и длиною 14,5 см, вторая—диаметром 3,2 мм, длиною
7 см и третья — диаметром 1,5 мм, длиною тоже 7 см.
Пружинка длиною 14,5 см эластична, витки ее плотно намотаны один
к другому, эта пружинка наиболее пригодна для использования в
регулируемом кивке. Хороша и толстая пружинка длиною 7 см; она пригодится
в качестве усилителя.
В случае отсутствия тросиков стоимостью 23 копейки кивки можно
сделать и из пружинок, имеющихся в тросиках по 20 копеек, но
вмонтированы они в тросик в слегка растянутом состоянии и качество
изготовленных из них кивков немного хуже.
Предлагаемый кивок делается из всей пружины длиною 14,5 см В нее
по длине вставляется стержень из стальной проволоки, диаметр которой
немного меньше внутреннего диаметра пружинки (стержень должен легко
передвигаться внутри спирали, но сидеть в ней достаточно плотно и не
сваливаться с нее произвольно). Один конец стержня сгибается в петлю
диаметром 4—б мм, взявшись за которую и можно будет по мере
необходимости передвигать стержень Вплотную около петли или даже под нею к
стержню припаивается латунное кольцо толщиной 4—5 мм. Внутренний
диаметр кольца должен быть равен диаметру шестика (на расстоянии 23 см
от вершинки, но не меньше!) удочки, для которой делается кивок. При
длине спиральки 14,5 см именно на это место шестика отодвинется кольцо
вместе с петелькой стержня, когда придется ловить на мормышку
минимального веса Кольца можно отпилить от старых пистолетных или
винтовочных патронных гильз или спаять из тонких латунных полосок.
Длина стержня от опорного кольца должна равняться 15 см, т. е. на
5 мм больше длины спиральной пружинки. Это необходимо, чтобы при
переноске удочки пружинка полностью натягивалась на стержень, что
исключит возможность ее деформации.
Для того чтобы конец стержня не цеплялся за витки пружины, его
надо отшлифовать и часть (около 15 мм) загнуть под углом 45°. Этот
загиб, петля н ось опорного колечка должны быть сделаны строго в одной
плоскости (рисунок).
159

После изготовления стержня из старой велосипедной камеры
вырезается резиновый клнн-тормоз.
Шестики мормышечпых удочек конические, поэтому опорное кольцо,
например, при ловле на тяжелые мормышки будет сидеть не плотно. Но
опорное кольцо должно надежно удерживать конец стержня с петлей в
заданном положении, не давая ему перемещаться в том или ином
направлении Поэтому резиновый тормоз необходим
Тормоз вырезается в форме треугольника, основание которого должно
быть на несколько миллиметров шире диаметра опорного кольца, а
высота б—8 см. Тормоз вставляется в кольцо уже после установки кивка на
шестике, когда кольцо находится в крайней передней точке и зазор между
ним и шестиком наибольший.
Закреплять каким-либо образом тормоз на шестике или в кольце не
надо, так как рыболов должен протягивать тормоз в кольце в том или
ином направлении, добиваясь наиболее плотной посадки кольца.
Регулируемый кивок крепится на шестике двумя резиновыми кольцами
шириной 3—10 мм, внутренний диаметр которых должен быть таким,
чтобы они надевались с некоторым натяжением, обеспечивающим достаточно
плотное крепление кивка.
Если не найдется резиновая трубка нужного диаметра, кивок можно
примотать к шестику изоляционной лентой.
Передвигая стержень внутри пружинки, рыболов меняет длину
свободно висящей части пружинки. Ясно, что чем меньше будет отогнутая концом
стержня часть пружинки, тем более тяжелую мормышку можно привязать
к леске, для того чтобы пружинка наклонилась под ее тяжестью.
Кивок, сделанный из пружинки диаметром 1,75 мм и длиною 14,5 см,
может быть использован при ловле па любые мормышки (от 0,12 до 3 г)
Но чем больше мормышка и, следовательно, короче свободно висящая часть
спиральки, тем меньше амплитуда колебаний кивка и труднее условия
наблюдения за ним. А если применить более тяжелую мормышку,
пользоваться кивком вообще невозможно.
Чтобы увеличить мощность регулируемого кивка, улучшить качество его
работы при тяжелых мормышках н иметь возможность ловить с глубин
до 18—20 м (например, при ловле лещей, когда применяются самодельные
мормышки до 6 г), на тонкую пружинку надо надеть усилитель —
пружинку диаметром 3,2 мм, длиною 7 см. Усилитель должен свободно пере-
16Э

меиипыя по топкой пружинке от ее конца дс точки крепления кивка на
шести ке.
Если вес мормышки 6 г, усилитель надо продвинуть вперед так, чтобы
его свободно качающийся конец совпадал с концом тонкой пружинки. Если
вес мормышки 3 г, конец усилителя не должен доходить до конца топкой
нр) жилки на 1,5 см, если вес 1,6 г — на 2,5 см, а при весе 1 г — на 3 см.
Усилитель не только дает возможность пользоваться тяжелыми
мормышками, но и увеличивает амплитуду колебания кивка при ловле на
iредине. Так, если вес мормышки I г, без усилителя амплитуда колебании
кивка равняется 3 см, а с усилителем — 3,5 см.
При ловле на легкие мормышки (менее 1 г) усилитель с кивка
снимается, он не нужен.
Для соединения лески с пружинным кивком ее обычно пропускают
через небольшое пропускное кольцо На пропускное кольцо в процессе
работы кивка действует натяжение лески, с силой, равной весу мормышки.
Часть силы, расходуемая на натяжение отрезка лески от пропускного
кольца до катушки, притормаживает конец кивка и тем самым ухудшает
качество его работы.
В регулируемом кивке леска заводится в середину спиральки и два-три
раза зажимается между витками пружинки. Это закрепляет ее и создает
постоянную слабину отрезка, идущего от кивка к катушке.
Несмотря на то что пропускное кольцо на конце шестика улучшает
подсечку, делая ее более резкой, и облегчает наблюдение за движением
кивка, многие рыболовы не оборудуют свои удочки такими кольцами. Это
объясняется тем, что сила трения между кольцом и леской в какой-то
степени ухудшает работу кивка. Леска, как говорят рыболовы, «прилипает»
к кольцу.
На конец шестика целесообразно ставить не кольцо, а петлю длиной
10—12 мм и шириной 4—5 мм Это почти полностью устранит трение лесни.
Петлю можно просто примотать к вершинке, удобнее сделать се
съемной припаять к латунной трубке соответствующего диаметра.
В заключение необходимо предупредить, что регулируемые кивки,
сделанные из пружинки длиной 14,5 см с усилителем длиной 7 см, можно
устанавливать только на удочках, имеющих шестик длиною не менее 24 см.
Если шестик удочки немного короче (21 см), тонкую пружинку, усилитель
и стержень можно укоротить на 1,5 см, и кивок будет работать нормально.
Минимальная длина шестика, на котором может быть установлен
регулируемый кивок, должна быть 17 см, но при этом пружинка обрубается до
10,5 см; соответственно уменьшаются и усилитель и стержень. Крепить
кивок на шестике придется уже не двумя, а одним резиновым кольцом.
Вильнюс
С. Шалобаев
ЭКСТРАКТОР-ШТОПОР
Преимущество описанного экстрактора перед вилочными экстракторами
в его конструкции, благодаря которой глубоко заглотанный крючок быстро
и безошибочно можно найти и извлечь.
Штопор накладывается винтовой прорезью на поводок и по слегка
натянутому поводку, как по направляющей, вводится в глотку рыбы до тех
пор, пока первый виток штопора не упрется в поддев крючка. После этого
поводок натягивается, и штопор вместе с притянутым к нему крючком
продвигается дальше, крючок освобождается и извлекается наружу,
Все операции производятся пальцами одной руки.
6 Заказ JA 1057
161

Изготавливается штопор при помощи специальной оправки.
Подбирается соответствующая заготовка — латунный, медный или
стальной прут круглого (d=5 мм), квадратного (5X5 мм) или прямоугольного
(5X4 мм) сечения, длиной 230—240 мм. Один конец прута 60—65 мм
запиливается так, чтобы получилась полоска шириной 2—2,5 мм и толщиной
1,5—2 мм, смещенная к одной стороне прута. После опиловки полоска
отгибается на узкую грань в ту или иную сторону под углом.
Для завивки винтовой спирали делается оправка — круглый стальной
стержень диаметром 5 мм и длиной 60—65 мм. С одного конца на оправке
по длине 20—25 мм спиливается лыска на глубину, равную разности
между толщиной заготовки и полоски заготовки. Оправка прикладывается
лиской к стержню заготовки, и обе детали зажимаются в тиски. После этого
полоску заготовки при помощи плоскогубцев и молотка огибают вокруг
оправки. Полученную спираль расправляют зубилом, чтобы получить зазор
между витками спирали 1,5 мм. Торец спирали запиливается по чертежу,
и вся спираль зачищается от зазубрин и заусенцев. После этого
загибается на другом конце кольцо, и экстрактор готов.
Ставрополь
А. Шмальц
СБОРНАЯ МОРМЫШКА
Свинцовую мормышку-дробинку легко усовершенствовать, сделав для
нее съемную оболочку. Если оболочку сделать из двух половинок разного
цвета, то, имея, например, две пары разных оболочек, можно составить
9 вариантов мормышек. Оболочки изготовляются из серебра, латуни, меди
и других металлов разного цвета, как полированные, так и матовые.
Оболочки надеваются на лесу, между ними заключается мормышка,
узелок привязывается либо за крючок, либо остается снизу (рис. 1).
Для изготовления мормышки надо взять дробинку желаемого размера,
измерить ее л подобрать такого же диаметра шарик от подшипника (он
будет нужен для выдавливания оболочки). Дробинку надо проколоть
иголкой по центру; это будет отверстие для привязывания лесы. Чтобы иголка
меньше вибрировала при ударах по ней молотком, ушко надо отломить.
Положив дробинку на дощечку и наставив иголку, легкими ударами
молотка пробивают отверстие до появления конца иголки с обратной стороны.
Так же проколачивается отверстие для крючка; оно должно быть тоже
по центру и перпендикулярным отверстию для лесы, но не сквозным,
(рис. 2,л).
162

Для удобства дальнейшей работы в отверстие для лесы надо вставить
проволоку такого диаметра, чтобы дробинка на ней держалась плотно. Один
конец проволоки загибается (рис. 2,6). Надфилем или мелкой наждачной
бумагой на расстоянии 0,3—0,5 мм вокруг отверстия для крючка дробинка
зачищается. В отверстие вставляется крючок, определяется необходимая
длина крючка. Лишняя часть цевья после примерки откусывается
кусачками. Цевье зачищается наждачной бумагой, смазывается кислотой и облу-
живается Крючок надо держать пинцетом, иначе можно обжечь пальцы.
Кислотой смазывается зачищенное отверстие в дробинке, вставляется в него
цевье крючка, загиб крючка разворачивается так, чтобы он был параллель-
Рис 1 Рис 2
но проволоке, вставленной в отверстие, и припаивается. Для этого
достаточно приложить паяльник на несколько секунд в угол, образованный
дробинкой и крючком: при умелой пайке не требуется дополнительной
обработки (рис 2,в). Затем вынимается проволока, и мормышка готова; ее
надо промыть в теплой мыльной воде и просушить.
Чтобы изготовить оболочку, надо взять пластинку металла толщиной
0,2—4),3 мм; если такой нет, то имеющийся кусочек металла нагревают
докрасна, держа его плоскогубцами, и на наковальне разбивают до нужной
толщины Наковальней может служить любой кусок железа, тиски или литой утюг,
вышедший из употребления (хороший можно испортить). Приготовленную
пластинку кладут на свинцовую плитку с ровной поверхностью. В
пластинке делают небольшую ямку, кладут в нее шарик п легким постукиванием
молотка начинают выдавливать чашечку глубиной в половину диаметра
шарика. Чтобы шарик не отскакивал при ударах, его надо прикрыть
тряпочкой или бумагой, сложенной в несколько слоев; удары молотком должны
быть легкими, при сильных ударах чашечка будет разорвана У
получившейся чашечки ножницами обрезают лишний металл прямыми обрезами
за несколько раз (если обрезать по окружности сразу, форма чашечки
может быть нарушена), после чего надфилем спиливают все острые углы.
Торцовую сторону чашечки обрабатывают (притирают) мелкой
наждачной бумагой.
В приготовленной чашечке пробивают отверстие для лесы, заусенец
с выпуклой стороны спиливают надфилем. Оболочка готова.
С наружной стороны оболочку шлифуют самой мелкой наждачной
бумагой (бархатной) и полируют пастой ГОИ, а затем протирают сухой
мягкой тряпочкой или ватой. На этом обработка оболочки заканчивается. Не
забудьте затупить острые края отверстия, получившиеся от шлифовки и
полировки, чтобы они не резали лесу.
6*
163

Л. Ерлыкин
ЕЩЕ О МОРМЫШКЕ
Мормышка — исконно русская снасть — получила в последнее время
широкое распространение не только у нас в стране, но и за рубежом. Она
становится все более универсальной снастью: на нее сейчас ловят и зимой
и летом.
Не останавливаясь на методах ловли с помощью мормышки (об этом
уже не раз говорилось), рассмотрим способы изготовления некоторых но-
вых мормышек и замечания по их применению.
Рыболовы, разрабатывая новые типы мормышек, уделяют много
внимания и их внешнему виду. Все больше применяют мормышки
посеребренные или полностью отлитые из припоев, содержащих большой процент
серебра. Правда, опытные «зимники» оставляют в своем арсенале несколько
мормышек из свинца, так как знают, что бывают времена, когда рыба по
каким-то причинам идет именно на тусклые мормышки.
Как правило, поверхность наиболее уловистых мормышек бывает сла-
бополирооанная (тусклая), часто с определенным рисунком. Такие
мормышки (удлиненная «капелька», «овсинка», «фунтик») разрисовываются
под водяных обитателей. Рисунок округлых мормышек представляет собой
очертание хитиновых надкрылий или брюшка жучков.
Если раньше мормышки с насадкой имели латунную, медную или
посеребренную поверхность снизу, а верх был залит свинцом, то сейчас эти
поверхности меняются местами. Действительно, если в маске для
подводного плавания посмотреть снизу на опущенную в воду мормышку, то даже с
близкого расстояния блестящий низ ее кажется темным. Зачем,
спрашивается, в этом случае серебрить низ мормышки?
Все сказанное справедливо для насадочных мормышек, которые
располагаются горизонтально. Другое дело — для безнасадочных мормышек,
которые располагаются на леске под определенным углом к
горизонтальной плоскости. В этом случае желательно, чтобы мормышка была
полностью посеребренной.
Отливать мормышки из чистого серебра или серебряных припоев
невыгодно, да и технология отливки сама по себе сложна, требует большого
навыка.
Автор предлагает две простые технологии, с помощью которых любой
рыболов без особых затрат средств и времени может изготовить
большинство известных мормышек с блестящей поверхностью с одной и с обеих
сторон.
L Прежде всегр изготавливается форма и подбирается материал
оболочек. Форма—пластина толщиной 10—20 мм из органического стекла,
эбонита, винипласта или, в крайнем случае, твердой древесины. В
пластине (долотом, стамеской) выдалбливаются углубления, точно
соответствующие половинке будущей мормышки. Форма легко контролируется:
каждый раз делаются пробные оттиски пластилином или мякишем хлеба. В
такой форме можно сделать десятки мормышек.
Материалом для изготовления оболочек может быть тонкая листовая
латунь или медь толщиной 0,2—0,3 мм. Материал должен быть отожжен
следующим образом: его накаляют докрасна и затем охлаждают на
открытом воздухе. Свойства меди и латуни после отжига значительно меняются
в лучшую сторону: металлы становятся более мягкими, лучше
вытягиваются и при этом не рвутся.
Основным инструментом при получении оболочек будущих мормышек
служат четыре бамбуковые палочки-правилки; три из них с закругленным
концом (диаметры правилок 2,5, 3,5 и 5 мм) и одна с трехгранным
концом, как у шабера (толщиной 3,5—4,5 мм).
Наложив отожженный лисгок металла на углубление формы,
необходимо, слегка надавливая, самой толстой правилкой начать формовать обо-
164

ломку. По мере углубления оболочки надо пользоваться более тонкими
правилками, а при формовке граней — трехгранной. В конце операции
будет получена оболочка, по обводам совпадающая с углублением формы.
Оболочка обрезается по внешним обводам, внутренняя поверхность ее
засуживается.
Дальнейший процесс зависит от того, будет мормышка односторонняя
или оболочки будут с двух сторон.
Первый вариант (односторонняя). В оболочке швейной иглой делается
отверстие для лески, куда вставляется стальная струна диаметром 0,20—
0,25 мм. На струну сверху надевается залуженный крючок № 2,5—3 (в
зависимости от размера мормышки); крючок лучше ставить кованый.
Придерживая заготовку вертикально, горячим паяльником кусочек припоя
(лучше ПОС-18) переносят в углубление мормышки. За счет большого
поверхностного натяжения расплавленный припой образует выпуклость на
верхней стороне. Струна извлекается, и, если нужно, мормышка
выравнивается надфилем и шлифуется.
2 Если же мормышка имеет оболочки с обеих сторон (например, без-
насадочная), то процесс несколько видоизменяется.
Берутся две оболочки, и в них делаются отверстия так, чтобы леска
в будущем проходила бы наклонно (40—45°). Каждая из оболочек
заполняется припоем, причем пропущенная через каждую половину струна
должна примерно сохранять заданный вначале угол (рис. 1). На струну между
двумя оболочками помещается залуженный крючок. Заготовка кладется на
твердую поверхность и горячим паяльником (прижать его к верхней
половине) половины спаиваются. Излишки припоя выдавливаются с боков.
Полученная мормышка обрабатывается надфилем и шлифуется шкуркой.
Заслуживают внимания так называемые «скобковые» мормышки. Их
изготовление наиболее просто. Из отожженной латуни или меди толщиной
0,8—1,5 мм (в зависимости от размера мормышки) вырезается полоска
шириной 2,5—3,5 мм и сгибается вокруг подходящей проволоки (рис. 2).
В нужном месте сверлится отверстие 0,8—1 мм для закрепления петельки,
к которой привязывается леска.
Между сходящимися краями зажимается залуженный крючок. Лучше
в краях сделать пролил под крючок. Петелька из залуженной проволоки
диаметром 0,4—0,5 мм ставится по месту, и кончики ее разводятся внутри.
Собранная заготовка кладется на дощечку, прижимается к ней, и
отверстие в заготовке заливается припоем ПОС-18 или каким-либо другим.
Мормышка обрабатывается до нужной формы (округлой, граненой).
Перед серебрением мормышка шлифуется.
Рассмотрим теперь летние специализированные мормышки. Этот вид
мормышек появился совсем недавно и уже зарекомендовал себя с самой
лучшей стороны. Мормышки летнего вида применяются на поплавочной
удочке без грузила или с небольшой лодгрузкой на больших глубинах.
Поплавок при этом берется перовой, очень легкий (диаметр 3,7—4 мм,
длина 80—90 мм). Насадка — мотыль, кусочки червя, пареный овес,
всевозможные каши.
Рис. 1
Рис 2
165

«Плотвиные» мормышки, на которые кроме плотвы ловятся елец,
красноперка, подлещик, изготавливаются следующим образом. Материалом
служит медная или латунная залуженная проволока (латунная сматывается
с самой толстой гитарной струны). Диаметр проволоки 0,4—0,6 мм.
Небольшой отрезок проволоки наматывается на спицу или иголку (диаметр 0,8—
1,5 мм) так, чтобы получилась плотная небольшая спираль, форма
которой может быть различной (рис. 3). Предпочтительны формы зернышка
пшеницы и слегка загнутого фунтика.
Тонкая струна вводится между витками в нужном месте и
«запирается» залуженным крючком с удаленной петелькой, вставленным с узкого
конца заготовки.
Заготовка кладется на дощечку, и горячим паяльником припой (ПОС-18
или легкоплавкий зубопротезный) вводится внутрь мормышки.
Необходимо заметить, что расплавленный припой легко проникает
непосредственно через спираль предварительно смоченной флюсом заготовки.
Более эффективные мормышки получаются, если проволоку заменить
полосками латуни или меди толщиной 0,2—0,3 мм и шириной 0,7—1,2 мм.
Небольшое отличие от «плотвиных» мормышек имеют «карасевые», они
более округлы (типа «дробинка» или укороченная «капелька»). Вес «плот-
виных» и «карасевых» мормышек может быть от 100 до 500 мг.
Дальнейшая обработка летних мормышек заключается в извлечения
струны и подготовке поверхности. Поверхность мормышек, сделанных из
проволоки, обрабатывается надфилем так, чтобы витки спирали стали
плоскими, после чего мормышка шлифуется.
И, наконец, немного об окончательной обработке поверхности
мормышек Как правило, большинство мормышек серебрят и лишь несколько
штук оставляют в натуральном виде.
Мормышки перед серебрением тщательно шлифуются; обезжиривать и
производить другие дополнительные процессы при предлагаемом методе
серебрения не требуется.
Химикалии, идущие на серебрение, не дифицитны. Основой служит
ляпис-карандаш, продающийся в любой аптеке. Два других вещества,
входящие в рецепт,—пищевая лимонная кислота и хлористый аммоний (люди,
связанные с пайкой, называют его нашатырем; только не путать его с
нашатырным спиртом!)
Тщательно измельченные компоненты смешиваются в соотношении:
1 весовая часть ляписа, 2 весовые части нашатыря и 4 весовые части
лимонной кислоты. Полученная смесь порошков заливается водой до
образования кашицы и тщательно размешивается. Этой кашицей ватным
тампоном натирают поверхность мормышки до получения плотного слоя
серебра. Затем мормышка переносится в меловую воду (зубной порошок
в воде), где она тщательно протирается.
Нужно отметить, что смешанные порошкообразные компоненты для
серебрения могут храниться в плотно закупоренном темном флаконе до
двух месяцев.
Рис. 3
166

Поверхность посеребренных, а также полированных латунных и медных
мормышек необходимо пассивировать, т. е. нанести на поверхность слой,
который предохранит ее от окисления.
Процесс пассивирования заключается в погружении протертых в
меловой воде мормышек в 1—3-процентный раствор хромпика на 20—30 мин.
(помните, что хромпик ядовит!).
На мормышках, изготовленных из проволоки и полосок, после всех
операций четко выступают темные спиральные полосы припоя. Мормышка
похожа на водяного обитателя.
На мормышках с гладкой поверхностью рисунок делается специально.
Для нанесения рисунка готовится серная печень — сплав серы и поташа.
Берут серу (в аптеке — серный цвет или в хозмагазине — сера
дисперсная) — 1 весовую часть и 2 весовые части поташа (фотореактив) и
сплавляют их на медленном огне в течение 15—-20 мин.
Серпую печень (4—5 г) растворяют в стакане горячей воды.
Подготовленную, покрытую каким-либо защитным покрытием (асфальтовый,
битумный лак или цапон-лак) и высушенную мормышку опускают в этот горячий
раствор на 2—3 мин. Острым предметом на защитном покрытии
процарапывается рисунок (полоски), и лишь после этого мормышка помещается в
раствор серной печени С готовой мормышки защитное покрытие удаляется
ацетоном. Мормышка готова.
Большинство рыболовов для устройства костра забивают в землю два
кола с рогатками и кладут поперек палку для подвешивания посуды над
огнем.
Как правило, при устройстве костра губится три молодых деревца.
Рыболовы— народ непоседливый, не ловится рыба у этого костра — идут
дальше, ночлег в другом месте, опять костер, и снова погибают три деревца.
Костер с перекладиной хорош в большой компании, когда на палку
навешивают сразу несколько котелков и чайников, а для рыболова-одиночки
достаточно развести маленький «звездный» костер из мелкого сухого
валежника. Достаточно подобрать в лесу полусухую толстую ветку, срубить с нее
сучки, оставив один, затесать в комлевой части и вбить ее топором в землю.
Можно сделать еще проще. От толстой ветки отрубить кусок для клина.
Затесать ветку и клин, а затем с помощью клина под нужным углом выбить
в почве отверстие, вставить ветку в отверстие и заклинить ее (рис. 1).
К. Чумаков
КОСТЕР НА СУШЕ И ВОДЕ
Рис 1
167

Иногда рыболовы долго рыбачат с лодок в плавнях и заводях вдалеке
от берегов. В ibkhx случаях костер несложно развести в лодке.
На дно лодки надо настелить дерн травой ко дну лодки. Дерн режется
толщиной не менее 15 см. В земле делается небольшое углубление для
дров, чтобы они не скатывались в лодку, и разводится звездный костер
Посуда над костром подвешивается на палке, положенной на борта
лодки (рис. 2). Такой костер может гореть в лодке несколько суток, и
днище лодки благодаря охлаждению водой никогда не нагреется.
Рис. 2
Многие рыболовы по нескольку дней проводят на плоту. Удобнее всего
на плоту оборудовать костер с поперечной палкой для подвешивания
посуды, причем одной опорой может служить кол (высотой до 2 м) для
установки тента. У основания колья (второй высотой 0,5 м) прибиваются
гвоздями или прикручиваются проволокой к поперечным жердям плота. На плот,
так же как и в лодке, настилается дерн (рис. 3).
Стоит ли говорить, как удобен костер при ловле зимой. И не только
для обогрева и приготовления горячей пищи, но и для сушки намокших ве-
Рис. 3
щей. Для подвешивания посуды используются такие же ветка и клин, как
и летом, но укрепление их на льду несколько своеобразно. Во льду нужно
высверлить лунку, вставить в нее основание опоры и расклинить одним или
двумя клиньями. В сильный мороз опору можно заморозить в лед, сбросив
168

в лунку несколько кусков льда. Чтобы лед не плавился, под костер под-
ьладывают ряд сырых чурок или кусок листового асбеста (рис. 4).
Говоря о костре, следует сказать несколько слов и об укрытии от дождя
костра, дров и самого рыболова. Для рыболова-путешественника таскать
с собой палатку тяжело. Гораздо проще и дешевле сшить тент-крышу из
Рис 4
любого непромокаемого материала (перкаля, брезента или любой материи,
проваренной в крепком мыльном растворе).
На рис 5 показана выкройка тента. Куски материи сшиваются в
полотнище размером 2,5X2,5 м. Затем вырезаются клинья (на рисунке а и б), и
полотнище сшивается по диагонали. По углам тента пришиваются ушки из
веревки для оттяжек. Тент-крыша удобен и в лодке, и на плоту, и на суше.
Под ним всегда можно сохранить сухими вещи и дрова. Тент может служить
и парусом.
И еще несколько слов о костре рыболова.
Прежде всего не увлекайтесь большим костром. Лучше развести
маленький костер из сухих ольховых веточек. Они хорошо горят и не коптят
посуду. В рюкзаке всегда следует иметь бересту. Разводите костер подальше
от деревьев. Летом вокруг кострища оборвите сухую траву, а еще лучше —
окопайте кострище. Не забудьте сжечь мусор, отбросы, тщательно потушить
костер, а остаток заготовленных дров аккуратно сложить возле костра.
169

ПЛОТ ИЗ КАМЫША ИЛИ КУГИ
Сделать плот из сухостоя не всегда возможно. Губить живой лес
нельзя, а проплыть вниз по реке нужно, чтобы получить удовольствие со
спиннингом или удочкой в руках.
Почти на каждой реке средней полосы России растут куга или камыш.
Найдите в лесу шесть жердей длиной 160 см и толщиной 5—6 см. Зайдите
в реку босиком или в резиновых сапогах и нарежьте острым ножом с корня
кугу или камыш. Сложите их в снопы верхушками навстречу и свяжите
жерди проволокой или веревкой, как показано на рисунке. Получится плот,
на который можно положить личные вещи и даже велосипед. Позаботьтесь
теперь о хорошем шесте, сделанном из сухой елки. Не поленитесь его
хорошенько выстругать, чтобы не появлялись мозоли на руках.
Такие плотики я часто видел на быстрой реке Угре, которая впадает
в Оку. Построить такой плот можно за один Час и, что самое главное, не
погубив ни одного дерева в лесу. Кугу или камыш не жалейте: они быстро
вырастут в воде. Камыш или кугу срезайте ножом, а корень их оставляйте
в реке.
А. Борисов, Б. Лауберг
ДОМАШНЕЕ КОПЧЕНИЕ РЫБЫ
Стоит ли говорить о прелести копченой рыбы?
Многие рыболовы предпочитают ее всем другим рыбным блюдам. Но
как коптить рыбу дома, на кухне с газовой плитой? Оказывается, можно.
Особенно хорошо копчение после зимней рыбалки, когда улов, в основном,
состоит из мелкой рыбы (окуней, ершей, плотвы и т. д.). Рыбу не надо
чистить, потрошить, добавлять масло и какие-либо приправы. Нечищеную рыбу
заливают рассолом (300 г соли на 1 л воды) и выдерживают 3—4 часа
(мелкую рыбу). Затем ее вынимают из рассола, промывают в холодной воде
и проветривают 10—15 мин. За это время необходимо подготовить
«коптильню».
Большая чугунная сковорода устанавливается на конфорку газовой
плиты. На дно ее насыпается слой сухих опилок 7—10 мм (желательно
ольховых). На опилки устанавливается проволочная подставка, на которую
укладываются тушки рыб. Все это плотно (сверху можно поставить два утюга)
закрывается кругом из доски или фанеры. Поверхность круга,
соприкасающаяся с краями сковороды, должна быть достаточно ровной и гладкой,
чтобы не просачивался дым. В круге заранее просверливается отверстие и в
него вставляется металлическая трубка с внутренним диаметром 10 мм.
Место соединения заливается густотертой масляной краской.
170

Па металлическую трубку плотно надевается хлорвиниловая или
резиновая трубка такой длины, чтобы конец ее можно было вывести в окно или
форточку. На свободный конец можно надеть металлическую
трубку-наконечник, так как его удобнее закрепить у окна. Еще надо приготовить
отрезок прочной бечевки для перевязки мягкой трубки при регулировке тяги.
Металлическая трубка\
ВиЧевна для регулировки
проходного сечения
мягкой трубки
2руз(два утюга)
40-50 мм
Мягкая трубка
Ируг-крышка
в-to мм
^Металлическая трубка
Рыба
Проволочная
подставка
Опилки
Сковорода
Конфорка газовой плиты
До появления дыма поддерживается средний огонь, потом немного
снижается. В это время мягкая трубка перевязывается бечевкой, отверстие
оставляется минимальным, но если дым начнет просачиваться из-под круга-
крышки, надо или увеличить немного отверстие или уменьшить огонь.
Таким образом в небольшом объеме нагретого дыма происходит процесс
горячего копчения.
Через 15—20 мин. рыба готова. Прежде чем снять круг, необходимо
выключить конфорку и выждать 1—2 мин. для удаления остатков дыма.
Я. Киселев
РАСТЕНИЯ И РЫБЫ
В каждом водоеме (реке, озере) свой особый химический состав воды,
свой температурный режим. Это в какой-то мере определяет состав флоры
и фауны водоема. Конечно, большое значение имеет и грунт водоема.
В любом водоеме жизнь растений и рыб тесно связана.
Способность растение при свете выделять кислород и поглощать
углекислый газ, безусловно, благоприятствует жизни рыб. Однако в темноте
растения выделяют углекислый газ, что вредно для рыб. Зимой подо льдом
отмершие растения гниют — поглощают кислород, в воде его становится
меньше, это может привести к заморам.
171

Многие рыбы откладывают на растениях икру. Это благоприятствует ее
развитию, так как около растительности кислородный режим обычно лучше,
чем на других участках водоема.
Растения используются рыбой как убежище от врагов или, наоборот,
как место засады, откуда хищник нападает на свою жертву. Некоторые виды
ёыб приобрели окраску, соответствующую условиям жизни среди растений.
>спомните темные поперечные полосы с зеленоватым отливом на теле окуня;
они делают его совсем незаметным среди водорослей.
Растения служат рыбе и лишен. Конечно, удельный вес такой пищи в
рационе рыб очень колеблется. Одни виды рыб питаются растениями
регулярно, другие — только случайно. Имеет значение и возраст рыбы: молодь
некоторых видов поедает растительности больше, чем взрослые рыбы.
Сказывается и время года: в начале лета, когда растительность еще нежная,
рыба поедает ее охотнее, чем в конце лета.
Растения —это места скопления насекомых, моллюсков, ракообразных,
которые тоже привлекают рыб.
Конечно, рыболовам важно знать, какая рыба какие растения
предпочитает. Тогда на новом, незнакомом водоеме по характеру растительности, ее
количеству и некоторым другим признакам рыболов сможет определить, есть
ли рыба и какие виды могут стать добычей.
Одно из любимых рыбой растений — рдест. По мнению ученых, в его
зарослях вода насыщена кислородом лучше, чем на других участках
водоема. На рдесте охотно поселяются различные водяные организмы,
являющиеся пищей рыбы. Обычно он погружен в воду, возвышаются над ней только
соцветья, похожие на цилиндрический колосок. Листья рдеста различной
формы, это зависит от вида (в нашей стране их около сорока). В
Европейской части чаще, чем другие рдесты, можно встретить плавающий, курчавый,
пронзеннолистный и блестящий,
Многие рыбы любят заросли урути. Ее нежные листья служат кормом,
на них можно найти представителей многих водяных организмов. Это
многолетнее растение с узкими листьями, мелкими, невзрачными цветками,
расположенными на стволике, возвышающемся над водой.
Нравится рыбам и рогоз. Он, наверное, с детства знаком каждому
рыболову. Кто из нас не привозил домой тонкие длинные стебли с толстым
бархатистым набалдашником — очень густым соцветием! Рогоз —
многолетнее растение с толстым корневищем и длинными узкими листьями. Нередко
рогоз разрастается на очень большой площади. Есть несколько видов
рогоза, очень похожих друг на друга.
Всем хорошо известен тростник. Его можно встретить по берегам чуть
ли не каждого водоема, а общая площадь зарослей его в нашей стране
достигает нескольких миллионов гектаров.
Он принадлежит к семейству многолетних злаков. Цветет в виде
метелки, листья узкие и длинные, ствол полый, с перепонками. Это как бы
бамбук в миниатюре. Побеги тростника содержат много Сахаров, рыба охотно
поедает их. Сколько раз приходилось слышать, как по утрам сазан, карп
пли лещ «чавкают», завтракая этим блюдом.
Нравятся рыбе также ярко-зеленые извивающиеся в воде ленты
шелковинка. Одним концом такая лента, похожая па длинную, расплетенную
течением косу, обычно прикрепляется к камню, свае или другому подводному
предмету. Шелковник используют как насадку, небольшую прядку
петелькой надевают на крючок.
Однако рыба любит далеко не все растения. К тем, которых она
избегает, относится, например, роголистник. Это многолетнее растение с
членистым стеблем и мутовчато расположенными листьями, около которых можно
заметить очень маленькие и невзрачные цветочки. Роголистник бывает
полностью погружен в воду. Он очень похож на уруть. Но различить эти
растения довольно легко: листья вынутой из воды урути прилипают друг к другу,
а у роголистника они торчат во все стороны, так же, как в воде. Листья
172

ого выделяют дубильные вещества, и найти насекомых на них очень трудно,
к тому же листья жесткие.
Особенно не любит рыба элодею. Ее справедливо называют водяной
чумой размножаясь чрезвычайно быстро, элодея может затруднить движение
пароходов. О лодке же и говорить не приходится Видимо, нелюбовь рыбы
к этой водоросли и объясняется тем, что растет она очень густо, выбраться
из се зарослей трудно Элодея — многолетнее растение.
Рыболовам следует прислушаться к тому, что говорят о рыбах и
растениях специалисты прудового хозяйства. Например, они делят всю
растительность на жесткую (надводную) —камыш, рогоз, тростник, хвощ, осека,
стрелолист, аир, манник — и на мягкую (подводную) — элодея, тысячелистник,
рдест, роголистник и т. д. На кормежку в заросли жесткой растительности
рыба заходит только в начале лета, когда есть молодые побеги. В
дальнейшем она может найти здесь только насекомых и убежище от врагов. В
зарослях же мягкой растительности рыба может питаться листьями и
молодыми побегами значительно дольше. Рыбоводы борются с чрезмерным
размножением растительности. Ведь это снижает качества водоема: ухудшается
его газовый режим, сокращается площадь нагула рыбы Водоем затеняется,
что затрудняет развитие фитопланктона, мешает солнечным лучам
проникать в толщу воды.
Рыболову надо и самому вести наблюдения, делать из них выводы.
Следует помнить в водоемах разных районов страны рыба ведет себя далеко
не одинаково.
Г. Надточий
ЛОВЛЯ РЫБЫ СПИННИНГОМ В РАЙОНЕ ТУАПСЕ
Отпуск мне довелось провести в спортивном лагере на Черноморском
побережье Кавказа, севернее города Туапсе. Зная, что лагерь расположен на
берегу реки Нечепсуго у ее впадения в море, я захватил с собой спиннинг
и десятка три различных блесен. Но на месте оказалось, что надежды на
ловлю спиннингом в реке были напрасны, так как хищная рыба в ней не
водится. И что вообще спиннинг мало популярен у местных рыболовов. Они
используют его иногда лишь как донную спасть для ловли с лодки
глубоководных рыб. Ловля же с берега на блесну почти совсем не имеет здесь
своих поклонников даже среди местных рыболовов, не говоря уже об
отдыхающих, которые везут с собой на юг что угодно, только не спиннинг.
Однако мне пришлось убедиться на собственном опыте, что ловля спиннингом
с берега на Черноморском побережье может доставить спиннингистам
немало волнующих впечатлений и скрасить однообразие «пляжного» отдыха.
Однажды, проснувшись около четырех часов, я решил потренироваться
в забросах спиннингом на морском пляже. Мое появление на берегу было
встречено насмешливыми взглядами некоторых рыболовов, с победным видом
вытаскивавших удочками «мерных» бычков — чуть больше мизинца.
Чтобы не быть предметом острот, я отошел на участок берега,
расположенный под отвесной скалой и заваленный крупными камнями, что
создавало известные неудобства. Решил делать забросы с камней, находящихся
в воде у самого берега. Сразу же стало ясно, что глубина здесь, на
доступном для меня расстоянии, не превышает 3 м, дно покрыто травой и местами
крупными камнями. Большая колеблющаяся блесна типа «Шторлинк» то и
дело цеплялась за них. Поэтому вскоре я заменил ее самой мелкой
вращающейся блесенкой и стандартным грузилом весом 28 г. Первая же проводка
над травой была отмечена характерной окуневой поклевкой. Выведенный
окунь был весом 300—350 г, имел красивую красно-коричневую окраску с
поперечными темными полосами и большим перламутрово-енним пятном,
расположенным на задней трети туловища. Форма головы и тела напоминала
речного окуня.
173

В течение часа в этом же месте я поймал еще девять окуней такой же
величины и одного морского ерша, взявшего блесну не далее 5 м от берега.
Все хватки были на одну и ту же блесну. Попытки ловить на другие, более
крупные, блесны были безуспешны. Хваток за грузило, оснащенное
тройником с красной шерстинкой, также не было.
Мое возвращение на пляж было встречено удильщиками с
любопытством и удивлением. Преимущество спиннинга было доказано достаточно
убедительно.
Мне не раз потом приходилось выходить к морю со спиннингом, и, как
правило, всегда успешно. Исключение было лишь однажды, при зпачитель»
ном волнении моря. Следует отметить, что клев был лишь утром сразу
после рассвета. Начало клева всегда совпадало с появлением из-за горы края
солнечного диска, примерно в половине шестого; прекращался клев также
всегда в одно и то же время — около семи. Было отмечено, что по мере
подъема солнца окунь берет все дальше от берега. Если в начале ловли
хватки, в основном, были всего в 20—30 м от берега, а иногда и ближе,
то к 7 часам утра окуни перемещались все дальше.
Полученный мною, хотя и небольшой, опыт позволяет сделать некоторые
выводы.
При ловле морского окуня с берега нет необходимости в подсечке. Рыба
сама надежно засекается на тройнике. Сразу же окунь стремится уйти в
глубину, а так как дно в местах ловли всегда покрыто травой или камнями,
то выводить следует быстро и возможно ближе к поверхности, подняв конец
удилища почти вертикально. Пренебрежение этим правилом может привести
к потере блесны. И подмотку заброшенной блесны следует начинать почти
сразу, не давая блесне опуститься на дно. Темп проводки блесны средний,
а в местах, где камни большие или трава высокая,— быстрый.
Окуня привлекали только мелкие вращающиеся блесны, величиной не
более 2,5—3 см, с серебристой наружной поверхностью (на латунные и
медные поклевок не отмечалось). Цвет внутренней поверхности блесны, как мне
кажется, значения не имеет, но больше хваток было на блесны, окрашенные
красной эмалью. Полезной оказалась и маскировка тройника красной
шерстью.
Поводок между грузом и блесной не должен быть слишком длинным,
достаточно 25—30 см. Толщина поводка 0,35—0,4 мм, а основной лесы —
0,5 мм. Такая оснастка позволяет избежать обрывов блесны и грузила в
траве при «крепком» зацепе за камень. Однако обрывы все-таки редки, так как
в большинстве случаев нетрудно добраться до блесны вплавь.
Вес грузила, несмотря на небольшую глубину, должен быть
значительным (25—30 г), так как волны стремятся вынести блесну на поверхность.
Морская вода сильно влияет на металлические детали оснастки, поэтому
сразу после ловли детали следует промыть пресной водой, насухо вытереть
н смазать, например, вазелиновым маслом.
Я надеюсь, что мой опыт и советы окажутся полезными для
спиннингистов, проводящих свой отпуск на Черноморском побережье Кавказа.
И. Дудин
МОРСКИЕ ОБИТАТЕЛИ
Сельдь. В районе Новороссийска встречается три вида сельдей: пузанок,
черноспинка и залом. Наиболее интересной является черноспинка, она
особенно вкусна*
Много сельди зимует у берегов Кавказа. Обычно в конце апреля она
начинает отход на нерест. После нереста, осенью, возвращается на свои
излюбленные места.
В районе Новороссийска сельдь появляется в сентябре — октябре. Ловят
J 74

эту рыбу «самодуром». Грузило весом 100—150 г должно быть заостренным
с обоих концов, чтобы быстрее падало вниз и легче поднималось вверх.
Крючки (№ 7—8) с удлиненным цевьем оснащаются перышками сойки, це-
сарки, удода, дрозда. Крючки применяются белые (луженые), блестящие,
так как наблюдениями установлено, что блеск привлекает эту рыбу.
Перышки располагаются с тыльной стороны крючков и привязываются (у головки)
красной шелковой ниткой. Перышко должно быть немного длиннее крючка.
Следует ли разнообразить расцветку перышек на крючках? По этому
вопросу нет единого мнения рыболовов. Однако я считаю, что перышки лучше
разных расцветок. Я твердо убежден, что сельдь иногда предпочитает
красный цвет, иногда серый, а иногда черный. Это, несомненно, связано с
состоянием погоды, которая влияет на видимость в воде. Кроме того, вода
в нашем районе иногда бывает мутноватой от сильного волнения. Замечено,
что в мутноватой воде сельдь чаще попадается на крючок, оснащенный
перышком ярко-красного цвета.
Ловят сельдь с лодки, способом отвесного блеснения. Рыболов,
пользуясь коротким удилищем (1—1,5 м), а иногда и просто держа лесу в руке,
делает махи вверх н вниз и тем самым в воде создает своей снастью
впечатление играющих рыбок, а может быть, и каких-либо других морских
обитателей.
Ловят сельдь чаще всего весной — в марте и апреле, а осенью — с
сентября до самой зимы. Клев не прекращается и в зимние месяцы, но
выезжать на лодке в зимнее время удается редко из-за плохой погоды.
Сельдь — рыба стайная, мигрирует она большими и плотными косяками.
Но под влиянием погоды и температуры воды движется на различных
глубинах, поэтому поиск косяка — трудная задача. Любители ловли сельди
всегда стремятся выезжать группой (10—15 лодок). Поймавший первую сельдь
сообщает другим рыболовам глубину, на которой попалась рыба. Раздается,
например, такой возглас: «Десять махов, есть почнн!» Тогда все лодки
группируются около этого рыболова, настраивают снасти на глубину 15 м (длина
«маха» 1,5 м). Заметив и тут и там соблазнительную приманку, сельдь
останавливается и начинает беспорядочно кружиться на одном месте. Затем
наперебой, с необыкновенной быстротой и жадностью начинает
набрасываться на приманку. Подсечка двух-трех сельдей сразу — явление нередкое.
Можно ловить сельдь в течение всего дня, но наиболее интенсивный клев
ее бывает ранним утром, при восходе солнца.
Морской петух (тригла). Это хищная рыба. Он достигает 2 кг веса.
Мясо петуха нежирное, но вкусное. В районе Новороссийска он попадается
на крючок нечасто. Цвет тела или светло-коричневый или бледно-красный.
Крупные глаза расположены в верхней части массивной головы. Жесткий
тупой нос, большой рот с мелкими зубами. Ближе к голове тело широкое,
мясистое, а к хвосту оно резко сужается. Питается петух преимущественно
рыбой (барабулей, ставридой), но не отказывается и от креветки. Обитает
чаще всего на небольшой глубине (до 8 м). Любит песчаное дно, где есть
водоросли, в которых можно скрываться и выслеживать добычу.
В морском петухе приковывает к себе внимание его разноцветное и
обильное оперение. Особенно красивы большие веерообразные боковые
плавники. За всю многолетнюю рыболовную практику мною было поймано не
более 15 тригл, причем почти все они были небольшого размера (около
25 см). Лишь одни попался размером около 50 см и весом более
килограмма. Это был исключительный экземпляр: красавец, да и только!
Однако за последнее время петух стал попадаться на удочку чаще, н
есть слухи, что в некоторых районах моря его ловят уже не случайно, а
преднамеренно.
Один из очень старых рыболовов рассказывал мне, что прежде
пойманного морского петуха пускали опять в море... Да и в самом деле, когда
поймаешь его, охватывает какое-то особенное чувство. И всегда бывает
жалко лишать жизни эту нарядную рыбу.
175

Бычок. Это небольшая рыбка, окраска которой зависит от цвета грунта
и окружающих водорослей. Чаще всего бычок встречается светло-серого
цвета, но бывает совершенно черный; таких рыболовы в шутку называют
кочегарами.
Семейство бычков имеет несколько видов, но многие трудно даже
отличить один от другого. Дальних миграций бычки не совершают. Обитая в
прибрежной зоне, они переселяются лишь на незначительное расстояние в
поисках корма и подходящих мест для нереста.
Ловят бычка удочкой почти круглый год, но наиболее интенсивный клев
бывает в мае, октябре и ноябре. Поклевка бычка уверенная, и если он взял
наживку, то уже не выпустит ее изо рта. Подсечка почти всегда верная, и
срывается он с крючка очень редко. Ловят бычка чаще всего с берега
донной удочкой.
К жилковой лесе 0,3 мм длиною 20—25 м привязывается грузило весок
15—20 г, а выше него четыре-пять крючков JSfe 8__g на коротких поводках.
Леса наматывается на мотовильце, и снасть готова.
Лучшая наживка—кусочек мяса свежей рыбы (хамсы, окуня, саргана)
но неплоха и креветка. Бычок частый «гость» на кухне рыболова. Рыба
вкусная, употребляется в пнщу в различных видах.
В биологическом отношении бычки интересны своей заботой о потомстве.
Как удавалось наблюдать, отложенную в апреле-июне самками икру (на
камнях или в пустых створках ракушек) тщательно охраняют самцы. Во
время охраны икры самцы бычков бывают очень смелыми и набрасываются
на других рыб, которые подплывают близко. Бычки вступают в
единоборство порой даже с рыбами, которые крупнее их.
Карась. Морской карась по внешнему виду очень похож на
пресноводного серебристого карася, но повадки его совершенно другие. Он очень
бойкий и быстро плавает. Обитает на самом дне, но в поисках корма нередко
поднимается и в верхние слои воды. Обычный размер морских карасей 12—
13 см, лишь отдельные экземпляры достигают 18—20 см. Рыба
теплолюбивая, и лучший клев карася бывает в жаркую лору. Рот у карася маленький,
а потому поклевка его резко отличается от поклевки других рыб. Он сразу
не схватывает и не проглатывает наживку, а сначала мнет или общипывает
ее. Поэтому подсечка карася требует особой сноровки и навыка. При
поклевке этой рыбы обычно передается постукивание и отрывистое
подергивание. И при малейшей, еле ощутимой, лотяжке лесы следует резко подсекать.
Останавливающийся на жировку косяк карасей немногочислен, но очень
плотный, клев рыб дружный и интенсивный. Останавливаются они на
небольших песчаных площадках, окаймленных водяной растительностью. Чаще
всего на глубине 8—10 м, но встречаются и на песчаных отмелях глубиною
до 2 м. Рыба пугливая и очень близко к берегу не подходит.
Ловя! карася с берега и с лодки донной удочкой; Лучшей наживкой
служит кусочек мяса креветки, очищенный от кожуры. Клюет карась и на
кусочек свежей рыбы (хамсы, окуня), и на кусочек ракушки, и на морского
червя, но значительно хуже, чем на кусочек креветки.
Сопротивляется карась сильно и бойко, бросается то в одну, то в
другую сторону.
Чаще всего карасей у нас жарят, но и уха из них — вкусное блюдо.
С наступлением самой жаркой поры лета, т. е. с конца июня, почти вся
рыба начинает уходить в более глубокие, прохладные места. Но карась,
рыба теплолюбивая, в эту пору стремится поближе к берегам и жирует в
прибрежной зоне. Клев его бывает опять-таки в самое жаркое время дня
(обычно с 14 до 16 часов).
Окунь. Черноморский окунь достигает всего 16—17 см в длину, лишь
отдельные экземпляры попадаются длиной 18—20 см.
У нас, рыболовов, принято окуней различать по окраске: синий, белый:
и фиолетовый. Форма тела и плавников у них почти одинакова. Все три
вида имеют характерные темные полоски поперек тела. У синего окуня они
лишь менее заметны.
176

Окунь—-рыба стайная и подходят к местам ловли крупными косяками.
Массовый подход синего окуня, которого рыболовы называют «синяком»,
обычно бывает в конце апреля и в начале мая, но клюет он
непродолжительное время (около месяца). Синий окунь наиболее крупный, он достигает
17 см. Немного мельче белый окунь, подход которого наблюдается в
сентябре-октябре. Оба эти вида окуней клюют жадно, споро ловятся удочкой.
Клев белого окуня продолжается обычно до конца рыболовного сезона.
Наиболее интенсивный клев окуней бывает обычно при заходе солнца
и продолжается 30—40 мин. после захода его. Тут уж только успевай
вытаскивать!
Самый мелкий — фиолетовый окунь, он достигает всего лишь 10—12 см
в длину, ведет относительно оседлый образ жизни и ловится в течение почти
всего рыболовного сезона (с мая по ноябрь включительно), но клев его
неуверенный, он чаще всего лишь общипывает наживку. А поэтому ловить его
неинтересно.
Синего и белого окуня обычно ловят донной удочкой с берега и с лодки,
а иногда и с какого-либо массива (мол, пристань). Травянистые места
окунь не любит Наживка — самые мелкие креветки или кусочки свежей
рыбы.
Мясо окуня, особенно синего и белого, очень нежное и вкусное. Окуней
жарят, вялят, вкусна и окуневая уха.
Голяк. Рыба достигает не более 30 см в длину, но и такого размера
встречается редко. Чаще всего на удочку попадается рыбка длиной 17—18 см.
Спинка до боковой линии светло-серая с коричневым оттенком, остальная
часть тела светлая. Рыба стайная и очень прожорливая. Без разбора хватает
всякую наживку: кусочки креветки, свежей рыбы, ракушки и даже катышки
белой ваты. Набрасывается на наживку целой стаей
К местам ловли подходит обычно большими и плотными косяками,
веской — в мае, а осенью — в сентябре-октябре, а иногда и позднее.
Останавливается на кормежку на галечном или песчаном грунте. Травянистого дна
избегает Предпочитает глубину от 8 до 15 м. Однако, были случаи, когда
голяк останавливался на глубине 25—30 м, в большом отдалении от берега.
Голяк считается донной рыбой, однако он часто поднимается на 1—1,5 м
ото дна и берет наживку как со дна, так и на весу. Благодаря смелой
поклевке ловится споро.
Ловят его с берега и с лодки донной удочкой. Сопротивляется весьмл
слабо, часто идет даже без всякого сопротивления. Поэтому, почувствовав
на удочке одного подсеченного голяка, обычно не поднимают ее, а
приспускают лесу и подсекают еще и, наконец, вытаскивают сразу несколько
рыбок. Ловится толяк с утра до самого вечера.
Пойманный голяк неживуч и быстро засыпает без воды. Мясо его
неплотно и в теплую погоду быстро портится. Если рыбалка более или менее
продолжительна, то лучше всего переложить пойманных рыбок сухой
морской травой, чтобы они не прикасались одна к другой. Рыба не костлявая,
вкусовые качества ее невысокие, но в жареном (подсушенном) виде голяк
вкусен.
Камбала-калкан. Рыба обладает высокими вкусовыми качествами. Она
достигает 85 см длины и 15 кг веса.
Тело камбалы сплющенно, оба глаза расположены на одной стороне
туловища. Окраска той стороны туловища, которая обращена кверху, обычно
бурая с коричневым оттенком и зависит от цвета грунта и от окружающих
водорослей. Нижняя сторона, на которой рыба лежит на дне, светлая, почти
белая. Тело калкана усеяно костяными шипами.
Попадается калкан иногда на удочку, но лишь случайно, при ловле
какой-либо другой рыбы.
Камбала — рыба донная и большую часть своей жизни проводит на
глубине до 100—120 м. Во время икрометания, которое бывает в апреле-
мае, она приближается к берегам, на незначительные глубины. Калкан —
177

прожорливый хищник, питается рыбками, обитающими на дне и вблизи дна.
В еде он неразборчив н хватает любую рыбу, какая ему подвернется.
В Черном море обитает еще несколько видов различных камбал. Они
попадают па удочку чаще, чем кр> пный калкан.
Новороссийск
П. Лозинин
РОТАН
Роган, черныш-головешка, дюбанчик — местные дальневосточные
названия одной и той же рыбы. В справочниках по ихтиологии ее называют дал-
лия (черпая рыба) и относят к подотряду щукообразных хищных рыб.
Ротан — обязательный житель всех без исключения, больших и малых,
равнинных рек и озер Приамурья. Встречается ротан и на полуострове
Камчатка и на Аляске.
Но наиболее благоприятными водоемами для ротана являются мелкие
(до I м глубины), болотистого типа озера и озерки, в которых кроме
ротана живут гольян и вьюн, но не могут жить основные его враги — щука и
сом. Такие озерки буквально кишат ротаном.
Питается ротан в молодом возрасте озерным планктоном, падающими
в воду насекомыми, личинками насекомых, живущими в озерах, икрой и
мальками рыб. Примерное третьего года жизни ротан переходит на
хищнический образ добычи пищи
Местными рыболовами ротан подразделяется на два вида:
черныш-головешка и дюбанчик. В раннем возрасте ротан имеет серый или
темно-фиолетовый цвет, с возрастом рыба постепенно чернеет и к старости
превращается в совершенно темную, что и вызвало дополнительное название
черныш-головешка. Молодой дюбанчик грязновато-желтого цвета с возрастом
также темнеет, брюшко становится темно-желтоватым. Эти два вида ротана
отличаются друг от друга еще и.строением головы. У черныша голова сверху
слегка приплюснута, раздвинута в ширину и имеет сходство с головой сома,
тогда как у дюбанчика голова как бы сдавлена с боков и больше походит
на голову налима.
Внешним видом ротан похож на молодого бычка. Большая голова с
огромным ртом, усеянным в несколько рядов мелкими и острыми зубами,
составляет примерно одну пятую часть всей длины рыбы. Три части
приходятся на туловище с толстым животом и остальная часть—небольшой
хвост, оканчивающийся кисточкой. Туловище покрыто мелкой темной
чешуей. Плавники н хвостовая кисточка серовато-темные, радужные.
Ротан вырастает в длину до 30 см и достигает веса до 500 г. Но такие
экземпляры попадаются удильщику очень редко. За пятидесятилетний стаж
моей любительской ловли рыб в водоемах Приамурья мне удалось только
в 1962 г. в небольшом болотистом озерке в 7 км от районного села Поярково
Михайловского района Амурской области выловить такого великана,
который весил 520 г и длина которого от кончика носа до конца хвостовой
кисточки была равна 31 см. Ротана несколько меньшего размера выловил
удочкой мой знакомый рыболов в мелководном озерке Ротаньем,
расположенном в 3 км от Благовещенска. Длина этого ротана равнялась 28 см и
вес был 452 г. Значительно чаще попадают на удочку ротаны примерно до
25 см длины и весом до 300 г.
Нерест ротана происходит в первой половине июня. Икру ротан
откладывает на водяной растительности. Икра мелкая, желтоватого цвета.
Ротан — это первая весенняя радость приамурских рыболовов. Если
карась начинает клев с цветением черемухи, а остальные виды рыб со
вскрытием рек и очисткой их от льда, то ротан, населяющий мелкие озера и озе-
рушки, очищающиеся or льда на целую декаду раньше, первым открывает
178

весенний сезон. Клев ротана начинается с последней декады апреля и
продолжается все лето и часть осени до ноября, т. е. до замерзания водоема.
Крупный рота,н хорошо клюет с ранней весны и до июля, до такого
времени, когда мелкие озера почти сплошь зарастают кувшинками, чилимом и
особенно моховидными водорослями, но средний и мелкий ротан продолжает
клев все лето
После долгой зимней спячки ротан становится крайне прожорливым и
неприхотливым к насадке. Ловится ротан всеми видами поплавочных и
донных удочек. Берет на любого земляного и навозного червя, муху, овода,
кузнечика, кусочек мяса любой рыбы. Были случаи, когда ротан брал даже на
кусочек красной тряпочки.
Лучший клев ротана при ловле поплавочной удочкой бывает только в
ветреную ясную погоду. Это объясняется тем, что, несмотря на его хищную
натуру, ротаи обладает «флегматичным характером». В воде ротан
передвигается медленно, еле шевеля плавниками, устраивает засаду в
растительности, зорко всматриваясь в двигающиеся предметы. Вот замечен
выскочивший из сопропеля небольшой вьюн или проплывающий мимо малек
гольяна—молниеносный бросок, и добыча проглочена.
В тихую погоду поплавок стоит на воде неподвижно, насадка также
спокойно повисает в воде и ротан не обращает на нее внимания. В
ветреную погоду поплавок удочки поднимается и опускается на волнах, насадка
приходит в движение и привлекает внимание ротана. Он не может оставить
ее без внимания.
Изучив эти повадки, местные рыболовы выезжают на ловлю ротана с
коротенькой удочкой. Для оборудования такой удочки требуется метровый
прут ивняка или орешника, метровая жилковая леса диаметром 0,3 мм,
крючок № 7 и дробинка. Привязав один конец лесы к тонкому концу прута, а
второй — к крючку и прикрепив дробинку на 10 см выше крючка, можно
считать удочку готовой. Насадив кусочек червя так, чтобы он прикрывал
крючок и его жало, рыболов опускает насадку в воду почти до дна и,
плавно подергивая удилище вверх (как при отвесном блеснении), почти
ежеминутно вытаскивает рота нов разного размера
Живя в мелких болотистых озерках, которые вследствие малоснежных,
с суровыми, доходящими до 40е мороза, зим промерзают до дна, ротан
прекрасно переносит холода. Вмерзая в лед, он впадает в анабиозное состояние
и засыпает до весны.
Эту способность ротана знают все рыболовы Приамурья, некоторые из
них выдалбливали ротанов вместе со льдом, приносили в помещение и
высыпали в ведро с водой. Как только лед вокруг ротана растаивал, ротан
немедленно оживал и начинал плавать.
И еще одна особенность ротана хорошо известна нашим рыболовам.
Удит рыболов ротанов с лодки Вот на крючок попался старый крупный
ротан. Рыболов уже вытащил его из воды, но ротан, почувствовав укол,
раскрыл рот, крючок выскочил, и ротан с шумом плюхнулся в воду почти у
самой лодки. Неопытный рыболов, наверное, решил бы, что ротан ушел.
А ротаи и не думал уходить. Он камнем пошел на дно и там притаился.
Быстрее опускайте насадку в место падения, и ротан снова окажется на
крючке.
Ловля ротана удочкой в мелководных озерах чрезвычайно успешна.
И очень часто рыболовы, потерпев неудачу на озерах при ловле карасей,
перебираются на «ротаньи» озерца. Правда, иногда, особенно в жаркое время
года, улов бывает недостаточно качественный, в это время клюет мелкий
ротан, но зато «количественным» улов будет обязательно.
В Благовещенске есть немало рыболовов, которые предпочитают ротана
другим видам рыбы. Мясо ротана белое и вкусное, как в жареном, так и в
вареном виде. Единственный его недостаток — оно плохо отстает от
позвоночника.
Благовещенск
179

ПО ПИСЬМАМ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ
Об интересной зимней насадке написал И. Е. Ширшов (Москва).
Личинка, вероятно одного из видов поденки, имеет вытянутое тельце до
2,5—3 см длиной, оканчивающееся двумя длинными нитеобразными
хвостиками. На головке — два усика. У личинки три пары ног. Добывают ее
зимой в реках, на течении, па глубине 1—1,5 м, среди корневищ и стеблей
растущей в воде травы урути. Траву
достают со дна железными граблями и,
выбросив на лед, выбирают из нее личинок.
При низкой температуре вытащенную
траву помещают в ведро с водой и личинок
выбирают дома.
Применяется эта насадка при ловле
поплавочными удочками плотвы и окуней.
Ловятся, как правило, крупные экземпляры. Насаживают личинку за
середину спинки, жало крючка скрывают в тельце.
Зимой на Москве-реке в районе дома отдыха Полушкино (Белорусская
ж. д.) местные рыболовы поделились с автором опытом ловли на эту
личинку.
Насадку они именуют «букашкой». Особенно успешна ловля на нее по
первому и последнему льду.
К сожалению, автор не сообщил о возможностях использования
личинки в весенне-летние месяцы до вылета поденок, а также о наличии личинок
в других реках, в которых растет трава уруть.
В 14-й книге альманаха (1960 г.) была помещена статья А. Залесского
«Незатопляемый пневматический плот». Читатель В. Дианов (г. Братск),
изготовивший такой плот по указаниям автора статьи, отмечает его высокие
качества: хорошую плавучесть, устойчивость, небольшой вес, простоту
изготовления, и рекомендует некоторые добавления в конструкции, проверенные
им на практике и повышающие маневренность и скорость передвижения.
На плот были поставлены распашные весла. Уключины изготовлены из
двух небольших кусков труб и круглого стального прута диаметром 8 мм.
К куску трубы длиной 10 см, насаженному на конец второй поперечины
плота, приваривается стойка из более тонкой трубы длиной 30 см. К
свободному концу стойки приваривается ухватик из стального прута. Надетые на
180

концы второй от края поперечины плота уключины крепятся веревочными
растяжками к первой и третьей поперечинам. Лопасти весел готовятся из
тонкой доски по форме ракеток для настольного тенниса. Чтобы длина
весла, вставленного в уключину, не изменялась при работе, в 15—30 см от
внешней стороны плота весло привязывается к стойке уключины. Для
устранения перекоса плота (один поплавок выходит вперед) при гребке одним
веслом пришлось поставить диагональные растяжки.
Во время спуска на воду и загрузки плота поплавки вывертывались
из-под продольной жерди в стороны. Помогли растяжки, закрепленные на
концевых и средней поперечинах.
Тов. Дианов обращает внимание на необходимость строгого
соблюдения размеров деталей, приведенных в статье тов. Залесского. Они лровере*
ны опытом и подтверждаются расчетами.
Практичен предложенный тов. И. Оберемченко (г. Краснодар)
держатель для удилищ при ловле с берега. Он может быть использован и как
держатель для палки, на которую навешивается посуда над костром.
Изготавливается держатель из листового алюминия или дюралюминия,
кольцо железное. Можно его сделать и из уголкового железа, но это,
конечно, менее практично.
Оригинальную конструкцию незацепляющегося грузила для донных
удочек, применяемую при ловле в водоемах без течения и в море в спокойную
штилевую погоду, предложил тов. Н. Лоншаков (г. Анапа).
Отлить свинцовое коническое грузило (длина 50—60 мм, ширина в
основании 12—15 мм). В вершине конуса сделать отверстие для прикрепления
к лесе. Из куска пенопласта приготовить цилиндрическую болванку
диаметром 80—90 мм. Один конец ее закруглить, в другом высверлить гнездо по
размеру и форме отлитого грузила (рисунок). В подготовленной
пенопластовой болванке сделать продольный разрез до середины. Для оснащения
удочки привязать грузило, вставить его в гнезда болванки, пропустить лесу в
продольный разрез, натянуть ее и зажать деревянным шпеньком в
отверстии болванки.
181

Подготовленное грузило в пенопластовой болванке надо проверить на
погружение в ведре с водой. Оно должно медленно тонуть. Если оно
плавает, болванку надо уменьшить, обрезав по ширине (предварительно
просушить), обработать ее шкуркой и окрасить в темно-зеленый или коричневый
цвет. Выше пенопластовой болванки привязываются поводки донной удочки.
Такое грузило после медленного погружения занимает на дне
вертикальное положение и при подсечке всплывает, минуя возможные зацепы.
Пенопластовый кожух может быть использован и как кормушка. Для
этого в нем сверлится несколько углублений до центра. В них набивается
прикормка: хлеб, тесто, каша, смешанные с измельченным жмыхом и
сдобренные растительным маслом.
Автор именует такое комбинированное грузило «ванькой-встанькой».
Интересный поплавок для любителей зимней ловли поплавочными
удочками предложил москвич тов. Е. Прядченко. Назвал он его «фонарик».
Поплавок обычной для зимы конусной формы изготовляют
из пенопласта или пробки (рисунок). В центре вершинки
высверливается или выжигается небольшое углубление, в
которое затем вставляется и закрепляется каплей клея
БФ-2 блестящая дешевая бусинка.
Поплавки можно сделать с камушками различных
цветов. В лунках поплавки светятся каждый своим светом и
хорошо заметны.
Несколько заслуживающих внимания предложений прислал тов. А. Ко-
рецкий (Горловка, Донбасс).
В качестве грузила донной удочки он применяет кусок плотно
спрессованного жмыха. На кубик жмыха, достаточный для заброса снасти,
надевается неширокое тугое резиновое колечко (например, отрезанное от старой
велосипедной камеры). К колечку привязывается петля из жилковой лесы
0,4 мм. В петлю продевается леса донной удочки, к которой привязаны два
крючка — один к концу, а другой к поводку, прикрепленному в 25—30 см
выше концевого крючка. Грузило — кусок жмыха — скользит на петельке по лесе
182

до упора —места соединения поводка с лесой. При поклевке леса легко
протаскивается через петельку. Рыба, привлеченная запахом жмыха,
быстрее находит расположенную вблизи на крючках насадку: горох, кукурузу,
червей и т. п.
Такая снасть хорошо зарекомендовала себя при ловле на круто
уходящих в глубину скатах донных ям. Использование кусочков жмыха
(меньших по объему) как грузила-прикормки возможно и в оснащении
поплавочной удочки.
По свидетельству автора, донские рыболовы при ловле спиннингом
оснащают снасть помимо блесны «трехгранки» тройниками на коротких
(12 см) поводках, располагая их на лесе выше блесны. Тройники
маскируются пучками белого конского волоса (на Днепре вместо конского волоса
применяют шерсть белых коз —Ред.). Ловлю такой снастью именуют
ловлей на «щетки». При проводке приманок у дна попадаются судаки, окуни,
язи; при быстрой проводке ближе к поверхности реки —голавли и жерехи.
Лучшие места для ловли — на поворотах реки, там, где после быстрины
течение замедляется, на глубине 1—2 м.
Насадка из пшенной каши, тщательно смешанная с мякишем белого
хлеба (лучше держится на крючке), становится значительно
привлекательнее, если прибавить в нее горсть сухих дафний, которыми кормят рыбок в
аквариумах. Такое добавление полезно и к любой насадке.
При связывании кусков лесы образуется узел, снижающий прочность
лесы. Узел станет более надежным, если соединяемые концы жилковой лесы
связать вместе с отрезком катушечной нитки.
В 22-й книге альманаха (1965 г.) была помещена статья Л. Левита
«Еще раз о судаках». В ней автор описал самодельную блесну «пульку-
зеркальце», хорошо зарекомендовавшую себя при отвесном блеснении
судаков. Наш читатель тов. Е. Баранов (г. Чебоксары) изготовил и испытал эту
блесну, убедился в ее качестве, но обнаружил и недостатки: рыба довольно
часто сходила с крючка и много времени приходилось затрачивать на
подготовку приманки.
Пришлось несколько видоизменить блесну и ее оснастку (рисунок). По
центру снизу был подвешен тройник, сбоку в верхней трети впаян крупный
одинарный крючок с прямым загибом. На одинарный крючок за головку
через рот насаживались мелкие плотвички и подъязки, реже ерши. В
брюшко насаженной рыбки втыкался один из крючков тройника. Кроме рыбок
для насадки применялись рыбьи хвосты и головки, л также кусок щучьей
кишки, но насаженная рыбка чаще привлекала хищника.
183

Автор ловил на эту блесну способом отвесного блеснения с лодки пла~
вом на глубоких, закоряженных ямах. Чаще попадались судаки, реже щуки.
Блесна шла около дна уступами и после трех-четырех подергиваний
касалась дна.
По утверждению автора, при удачно выбранном месте судак хорошо
ловится и днем. Наиболее успешным было блеснение в июне и начале июля.
Два полезных предложения сделал тов. П. Жмур (г. Чигирин).
Удобное мотовильце для запасной лесы, подготовленной и оснащенной, может
быть изготовлено из одного междоузлия комлевой части старого
бамбукового удилища. Отрезается пилой междоузлие, узлы (утолщения по краям)
отпиливаются. Получившаяся трубка раскалывается по длине надвое. На
обоих концах каждого желобка лобзиком выпиливаются полукруглые
вырезы для намотки лесы и пропилы для ее закрепления. Из одного
междоузлия получаются два мотовильца. Они не тонут и не боятся влаги. При
сматывании на мотовильце оснащенной лесы крючок, грузило и поплавок
надежно укрыты в желобке.
Литература по спортивному рыболовству, которой у рыболовов порой
очень много, содержит в себе большое число ценных советов, описаний
снастей и разных рыболовных принадлежностей. Для того чтобы быстро найти
совет, о котором читал когда-то давно, удобно вести алфавитную
книжечку-картотеку.
Перечитывая очередную книгу альманаха «Рыболов-спортсмен» или
очередной номер журнала «Рыбоводство и рыболовство», книгу-руководство
и т. п., надо записать на соответствующий листок алфавитной книжки
краткое содержание совета, который может пригодиться в будущем, с указанием
номера книги или журнала и страницы. Например, на листке «Л»
алфавитной книжки может быть записано: лодка из автокамер.
Р. С. № 14, стр.212.
Р. С. № 15, стр. 232.
Ж. Р/Р№2-58 г. стр. 31.
На листке «С»: светящиеся приманки.
Р. С. № 6, стр. 327.
Р. С. № 9, стр. 136.
Р. С. № 18. стр. 112
и так далее
Некоторые советы следует записывать на разных листках алфавитной
книжки, изложив их содержание разными словами так, как о лих говорят
в практике. Например, на листке «Д» — держатель для удилищ, на листке
«П» — подставка для удилищ, указывая одни и те же названия изданий и
страницы.
О мормышке, имитирующей рачка-бокоплава и применяемой без
насадки в озерах Красноярского края для ловли окуней зимой, сообщил тов.
Ростов (Ширинский р-н, Красноярский край). Крючок, выбранный для
изготовления мормышки, выгибается так, чтобы будущей мормышке была
придана форма согнутого рачка (рисунок). На цевье крючка навивается с
небольшим утолщением к середине тонкая (0,2—0,3 мм) медная или
латунная проволока. Навитая на крючок проволока облуживается или
пропаивается тонким слоем олова. После пайки лишняя часть олова опиливается
и зачищается.
184

Затем надфилем по обеим боковым сторонам делаются поперечные
насечки. Получившиеся бороздки-насечки при обмотке медной проволокой
отсвечивают красноватым цветом, при обмотке латунной проволокой —
желтоватым. Ниже бородки крючка привязывается красная шерстинка.
О новом приеме ловли на мормышку написал тов. А. Русаков (г. При-
луки). Мормышка изготовляется из отрезка медной трубки диаметром 3,5—
4 мм и с толщиной стенок 0,5 мм. Длина отрезка зависит от длины цевья
крючка. У вставленного в трубку крючка должны выступать за края
головка (ушко) и поддев.
Полость трубки заполняется оловом, одновременно
закрепляется в ней и крючок. Подготовленная мормышка
опиливается так, чтобы получилась усеченная трехгранная
пирамида (рисунок).
При ловле на нее леса вблизи кончика удилища
зажимается в расщепе небольшой деревянной палочки. Во
время ловли рыболов периодически поворачивает палочку
по кругу один-два раза, заставляя и мормышку делать
обороты вокруг продольной оси. Поворачивающаяся
мормышка, поблескивающая гранями, по опыту автора, лучше
привлекает внимание рыбы.
Привлекает внимание наблюдение и вывод тов Борисова и
Масленникова при ловле лещей поплавочными удочками в Пестовском
водохранилище под Москвой. Применяя одинаковые снасти, прикормку и насадку, они
путем сравнения заметили, что, если на удочке (ловля со дна) длинный
перовой поплавок стоит строго вертикально, поклевки наблюдаются
значительно реже, чем с поплавком, стоящим под углом 30—40° к поверхности
воды. Объясняют они это явление тем, что при небольшом ветре поплавок
в таком положении больше раскачивается на воде и заметнее шевелит
насадку на дне. Улов составляли в основном подлещики, лещи попадались
сравнительно редко.
Можно предположить, что преобладание в уловах мелкой рыбы вызвано
обычной для лещей осторожностью, с которой они берут насадку. Как и
у большинства видов рыб, мелкие экземпляры (подлещики) менее
осторожны и более смелы.
О ловле донной удочкой ночью без применения звуковых и световых
сигнализаторов написал тов. С. Богатырев на основании своего опыта
ловли карасей в Михайловском пруду под г. Семипалатинском. После заброса
насадки с помощью длинного удилища на предварительно подготовленную
рогульку (ловля с берега) кладется удилище и балансируется так, чтобы
его комель чуть перевешивал верхнюю часть удилища и слегка касался бы
земли. При такой настройке поклевка-потяжка клюнувшей рыбы
обозначается подъемом комля, хорошо заметным наблюдающему за установленными
удочками рыболову.
185

Момент подсечки определяется по интенсивности и высоте подъема
комля. Во время ловли с лодки удилище балансируется на борту лодки,
лучше на корме, комель кладется на одно из сидении
Конечно, такой способ ловли возможен только в тихую, безветренную
погоду. Ночью (лучше в первую половину) чаще берет более крупная рыба.
В частности, так можно успешно ловить крупных голавлей в конце лета
на перекатах на крупного кузнечика (или несколько средних), а ближе к
осени —на пескаря. Ловить приходится только одним удилищем, так как
поклевка голавля резкая, стремительная, и, если подсечка опоздала,
насадка будет сорвана.
Тов. Фомин (г. Балашов, Саратовская обл.) сообщил об удачном опыте
ночной ловли сомят на мелководье (40—50 см) с причальных мостков
парома в одном из протоков дельты Волги.
Ловил он после наступления темноты, короткой удочкой, через щели
между досками настила, на мелких лягушат, опуская насадку на дно.
Поклевки рыбы отмечались по толчкам, потяжке лесы, зажатой в руке.
Сомята клевали обычно до полуночи, а затем, видимо, уходили с мелководья
в более глубокие места.
Помещая краткое описание такой ловли, уместно напомнить о
возможности ее не только в ночное время. Рыболов, скрытый настилом моста или
бревен мельничных стланей, может успешно ловить на мормышку,
опущенную через щели. Рыба (плотва, подъязки, окуни, подлещики, ельцы)
собирается в таких местах, привлеченная сором, падающим в воду. Особенно
интересна ловля на небольшой глубине, когда можно наблюдать поведение
рыб и видеть момент поклевки. Это очень обогащает опыт рыболова.
Не менее увлекательна такая ловля и в щелях между плотами,
стоящими на приколе у берега.
Б секциях
и коллективах
Г. Калёнов
ЮНЫЕ РЫБОЛОВЫ КРАСНОЙ ПРЕСНИ
Два года назад весной в Краснопресненский районный совет
Московского общества «Рыболов-спортсмен» пришла невысокая седоволосая пожилая
женщина.
— Пенсионерка Головина Нина Валерьяновна,—отрекомендовалась она
и сразу перешла к делу: — Хочу организовать рыболовный кружок в школе.
Председатель совета А. С. Столпе вспомнил, чго разговоры о
привлечении молодежи к рыболовному спорту ведутся постоянно, решения
принимаются, да так и остаются невыполненными. И вот пришел человек,
который просит эту работу поручить ему!
Потом он вспомнил, что слышал рассказы о Головиной; она
организовала при ЖЭКе тимуровскую команду, санитарный кружок.
«Так вот она какая, «бабушка Тимур»,—подумал председатель.
— А рыбу ловить умеете? — улыбнулся он.
Оказалось, что Нина Валерьяновна еще в 1934 году, находясь с мужем
в Монголии, начала ездить на рыбалку и на охоте много раз бывала.
Начала Нина Валерьяновна с того, что пошла в школу № 90 и
попросила разрешения провести запись желающих. Директор Елена Дмитриевна
Борисова дала согласие.
186

Желающих оказалось более двадцати, все —ученики 5-х и 6-х классов.
Занятия начались в Красном уголке ЖЭКа № 11. Здесь ребята
привыкли бывать на занятиях кружков санитарного, «Умелые руки», здесь же
стали выпускать стенную газету «Юный ерш». Это был настоящий центр
обширных ребяческих интересов.
Первые занятия были сугубо теоретическими. Проводили их опытные
рыболовы Д. И. Колганов, П. В. Николаев. Потом ребята ознакомились с
оснащением поплавочной удочки.
Приближалась весна. Заманчиво светило солнце. Ребята начали
мечтать, как возьмут в руки удочки и, засучив штаны, по росистому лугу
побегут к речке. Й вот в мае под руководством Нины Валерьяновны и
заядлого рыболова Федора Михайловича Мазурина ребята выехали на
Пироговское водохранилище для практических занятий, а попросту — на рыбалку.
Сколько было радости! Почти каждый поймал по нескольку рыбок. Они,
наверно, запомнятся ребятам на всю жизнь! Все остались очень довольны
и просили скорее еще раз устроить поездку на рыбалку.
А скоро установленная программа оказалась пройденной. Кроме
успеваемости учитывались аккуратность посещения занятий, поведение на
рыбалке, отметки в школе.
Президиум Московского общества «Рыболов-спортсмен» в специальном
постановлении отметил, что в процессе занятий школьники познакомились с
правилами спортивного рыболовства, с правилами безопасности при
нахождении на водоеме, с решениями правительства об охране природы и борьбе
с браконьерством. Н. В. Головиной была объявлена благодарность, а
двенадцати членам кружка выданы удостоверения об успешном окончании
учебы.
Вот имена и фамилии первых юных рыболовов-спортсменов: Андреев
Володя, Нефедов Валерий, Федоров Сережа, Горшков Боря, Шевард Тема,
Марфин Саша, Гумотин Ваня, Коржаков Саша, Тимохова Люба, Горохов
Саша, Хоронский Леня, Обвивальнева Аня. В постановлении также было
сказано* «Предоставить им преимущественное право вступления в ДСО
«Рыболов-спортсмен». «Это «преимущественное право» стало реальным
теперь, после утверждения президиумом Федерации спортивного рыболовства
СССР «Положения о юношеских секциях спортивного рыболовства»,
которым установлено, что членами таких секций могут быть дети и подростки
в возрасте от 12 до 18 лет.
Краснопресненский кружок стал первым опытом организации детского
рыболовного спорта в Москве. Н. В. Головина и А. С. Стоппе, хотя и
ограничились рамками одной школы, цели и задачи кружка определили
правильно. Не раз перед организаторами вставали неожиданные проблемы.
Например, как быть с теми, у кого отметки неважные, да и поведение не
блестящее, а записаться в кружок хотят? С ребят брали обещание учиться
только на «хорошо» и «отлично». Взрослые вначале улыбались: дескать, знаем
мы эти обещания. Но условие выполнялось точно.
Некоторым педагогам казалось, что занятия в этом кружке потребуют
много времени, отвлекут ребят от школьных заданий, снизят отметки.
Теперь можно с уверенностью сказать, что эти опасения были напрасны.
Беседовали мы и с родителями юных рыболовов.
Валерий Нефедов, староста кружка, читал много книг по рыболовному
спорту, посещал занятия не только кружка, но и лекции в рыболовном
клубе, выезжал на рыбалку со взрослыми. Дома устроил маленькую
мастерскую по ремонту удочек. Научился мастерить снасти сам.
Первый изготовленный поплавок он подарил Нине Валерьяновне. И это
ее очень растрогало С первых же слов знакомства с родителями Валерия
«педагогические» опасения сразу же исчезли. Мама гордилась сыном:
— Валерий дома все мастерит, паделал поплавков, всем дарит.
Оказывается, Валерий в школе награжден за успехи в
легкоатлетическом троеборье и Почетной грамотой за активную общественную работу.
187

— А занятия в кружке и рыбалка не мешают школе? — спросил я.
И получил очень краткий и спокойный ответ:
— Будут плохие отметки в школе, не поедет на рыбалку. Он об этом
знает. На днях книжку по рыбной ловле купила ему.
Отец Валерия рассказал, что в районном парке культуры есть большие
пруды, но ловить рыбу в них запрещено даже детям. Ребята рыбачат там,
пока милиционер не прогонит.
На расстоянии одной трамвайной остановки от школы есть большие
пруды, принадлежащие сахарному заводу. Ловят в них ребята удочками
малюсеньких карасиков, тоже до появления милиционера.
Я видел эти пруды. Их три, с бетонированными берегами, разделенные
плотинами. Когда-то в них разводили карпа, но потом забросили. И стоят
они пустынными под охраной милиции.
Члены рыболовного кружка Сережа Федоров и Саша Горохов
загорелись хорошей идеей: очистить и зарыбить пруды, устроить на них учебную
базу юношеской организации спортивного рыболовства. Но районные
организации отсылали их друг к другу, и попытка не увенчалась успехом.
Ребячьей инициативы не поддержали ни райком комсомола, ни райисполком.
Между тем устройство такой базы могло бы стать интересным делом.
Мать Сережи Романова тоже не в обиде на сына:
— Когда Сережа начал заниматься в кружке, во дворе стал бывать
меньше, в свободное время с товарищами уезжает на рыбалку в
Серебряный бор. Ухаживает за аквариумом, а он большой — на пять ведер. Из
школы жалоб нет. По русскому языку раньше учился неважно, а теперь и по
этому предмету пятерку получает.
Летом прошлого года в Краснопресненском парке культуры и отдыха
был организован городской пионерский лагерь «Солнышко». Нине
Валерьяновне поручили организовать (между нами говоря, не без ее инициативы)
кружок юных рыболовов. Он просуществовал только одно лето, так как в
нем занимались ученики нескольких школ района, и с закрытием лагеря
распался. Но и он оставил о себе добрую память.
В кружке ребята ознакомились с правилами спортивного рыболовства,
охраны природы и изучили устройство поплавочной удочки. Неоднократно
члены кружка выезжали на практические занятия — на рыбалку. А в конце
лета были назначены соревнования. Сразу же встал вопрос: а как
определить победителей? Пошли в районный совет общества «Рыболов-спортсмен».
Там, узнав, что ловить предстоит малявок да карасиков (не взвешивать
же их!), посоветовали установить очки: за каждого карасика два очка, за
малявку — одно.
Так и сделали. Соревнования прошли успешно. Лучшие рыболовы
получили грамоты.
Прошло два года. Валерий Нефедов стал опытным рыболовом и
частенько заменяет «бабушку Нину». О кружке он так написал в стенгазете
районного общества «Рыболов-спортсмен»:
«Мы познакомились с разными способами ловли рыбы, научились
изготовлять рыболовные снасти, узнали о правилах поведения на водоемах.
Записывайтесь в кружок. Не пожалеете!»
А еще через некоторое время при Краснопресненском районном совете
общества «Рыболов-спортсмен» была создана юношеская секция рыболовов.
Избрано бюро, составлен тематический план занятий.
Юные рыболовы работают с увлечением: аккуратно два раза в месяц
собираются, чтобы прослушать двадцатиминутную лекцию кого-нибудь из
старших рыболовов, обменяться опытом по рыболовным самоделкам.
Собрания секции ограничены временем — один час
Организационные вопросы и практические хлопоты по работе секции
постепенно переходят к молодежи, но «душой» юношеского коллектива
рыболовов по-прежнему является Нниа Валерьяновна Головина. Большую
помощь секции юных рыболовов оказывает председатель районного совета
общества тов. Троицкий.

КРИТИКА
1/1
БИБЛИОГРАФИЯ

О ЧИСТОТЕ ЯЗЫКА
(Итоговый обзор откликов читателей на статью Я. Киселева «Точные
термины и слова-сорняки»)
В альманахе № 18 была опубликована статья Я. Е. Киселева «Точные
термины и слова-сорняки*, в которой критикуется разнобой в применении
терминов, а также проникновение слов-уродов, засоряющих литературу по
спортивному рыболовству. В связи с этим автор ставил вопрос о
целесообразности издания какого-либо официального документа,
регламентирующего терминологию рыболовного спорта.
Помещая эту статью, редакционная коллегия просила читателей
альманаха высказаться по затронутым вопросам. Ряд читателей откликнулся,
прислав свои замечания и предложения, часть которых была опубликована
в альманахе № 21 (1964 г.). Отклики продолжают поступать и поныне; в
них содержатся как правильные, так и ошибочные, на наш взгляд,
суждения. Редакционная коллегия полагает необходимым подвести итоги
несколько затянувшегося спора по поводу рыболовной терминологии.
Нужно отметить прежде всего, что все авторы откликов одобряют
инициативу Я. Киселева и считают, что разговор о чистоте языка и борьба с
проникновением в литературу слов-сорняков давно назрели. Прав Я. Киселев,
утверждая, что терминология оказалась запущенным участком рыболовного
спорта. Однако его выводы о необходимости издания какого-либо
документа, «например постановления президиума Федерации спортивного
рыболовства, который бы узаконил точные термины и отверг слова-сорняки»,
большинством авторов писем отвергаются.
Правильно пишет наш читатель из Ленинграда П. Юркевич,
считающий, что культуру речи вряд ли можно прививать путем издания
постановлений. Еще более определенно пишет по этому же вопросу читатель А.
Семенов из Риги, высказывание которого мы воспроизводим целиком,
поскольку оно исчерпывает вопрос о какой-либо регламентации терминов путем
постановлении. Он пишет:
«...Надо прямо сказать: пустое занятие! Пустое хотя бы потому, что
немыслимо в одно постановление собрать все слова-сорняки и
сказать: «Вот они враги нашего языка. Не пользуйтесь ими, товарищи
рыболовы!» Нет, администрирование, приказы и постановления тут не
помогут.
Чтобы из лексикона рыболова выполоть слова-сорняки, надо
воевать с ними, воевать упорно и настойчиво, закрыть им доступ в
литературу и периодическую печать, что немыслимо без помощи
общественности, писателей, редакторов и журналистов, а также самих
рыболовов. Огромную роль здесь могут и должны сыграть печать, радио,
телевидение, кино, устная и печатная агитация и пропаганда среди
рыболовов. Полезно и общественное воздействие на промышленность,
выпускающую рыболовные снасти и принадлежности. Если она будет
выпускать, к примеру, мормышку, похожую на настоящего мормыша,
на каплю или глаз рыбки, то ни один человек, уважающий свой язык,
не назовет их ни «гробиком», ни «клопиком», ни «блошкой».
Кстати, о «клопиках», «гробиках», «самодурах» и других неблагозвуч-
190

ных названиях, засоряющих речь: как автор статьи Я. Киселев, так и ряд
читателей правильно ополчаются против подобных наименований. М.
Громов из Днепропетровска и А. Нестеров из Мурманска считают необходимым
изгнать из лексикона рыболова эти «мрачные» названия. «Рыболовный
спорт,— справедливо отмечает М. Громов,— поэтичен, и названия должны
ласкать слух, чтобы от них веяло романтикой»... «Поэзия и грубость
несовместимы,— пишет далее А. Нестеров,— поэтому правильно будет изгнать из
литературы лишенные поэзии термины».
Много разнообразных суждений высказано по поводу предложений
отказаться от применения некоторых иностранных названий блесен, девоноа,
мушек и крючков, таких, как «орено», «шторлек», «эйнгакен», «пальмер*,
«лимерик», «кирби», а также способов ловли — «троллииг», «фишинг», «хар-
линг» и др. Некоторые из указанных терминов («троллииг», «фишинг», «хар-
линг», «лимерик», «кирби») все реже и реже встречаются и постепенно
исчезают из обихода. Однако в этом деле нужен осторожный подход. «Как
обойтись без иностранных «орено» и «шторлек»,—пишет А. Нестеров,— если
у нас нет более удачных названий этих блесен?» Прав, конечно, Н. К. Ан-
чутин из Ленинграда, который констатирует, что некоторые «иностранные
названия рыболовной снасти и способов ловли... кратки по названию,
общеизвестны, и нет прямой необходимости их искусственно умерщвлять, а
нежизненные отмирают сами собой».
Нужно согласиться с тов. Киселевым, когда он критикует неправильные
наименования отдельных видов снастей. Действительно, неправильно называть
рыболовную катушку рулеткой, обыкновенный поплавок наплавом, глубомер
лотом-глубомером, донную удочку полудонкой, леску сатурном, жилкой или
лесой, мормышки или блесны насадкой и т. п. Нередки такие безграмотные
выражения, как ловля «на донку», «на спиннинг», «на удочку», хотя ясно,
что ловят донкой, спиннингом, удочкой и т. д.
А вот термин «одиночный» крючок вместо правильного «одинарный»
крючок некоторые читатели отстаивают. Так, Н. Анчугин (Ленинград)
считает.
«Слово «одинарный» — сорняк, появившийся в тридцатых годах, и
является искажением латино-французского слова «ординарный», что значит
обычный, порядковый, и крючок, конечно, одиночный, а не одинарный».
В словаре русского языка, изданном в 1953 г. под редакцией академика
С И. Обнорского, на стр. 397 читаем:
«Одинарный — состоящий из одного, не двойной. В одинарном
размере. Одиночный—1. Действующий без помощи других или
совершаемый одним лицом (одиночный боец, одиночный полет);
2. Назначенный для одного, для пребывания без общения с
другими (одиночная камера, одиночное заключение);
3. Отдельный, случайный (одиночный выстрел)».
Сравните эти определения, и вам, читатель, не трудно будет убедиться,
насколько неправ Н. Анчутин, настаивая на термине «одиночный» вместо
«одинарный» в применении к крючку.
Нельзя также согласиться с П. Юркевичем, возражающим против
вошедшего в рыболовную лексику слова «спиннинговать» — производного от
«спиннинг».
«Поражаешься надуманности и вычурности выражений,— пишет
он —Некоторые авторы с легкостью производят такие словеса:
«спиииингование, спиннинговать»... Если мы пойдем по такой
дорожке, то скоро будем «нахлыстывать голавля», «жерликовать щук» и
заниматься «кружковкой судаков».
П. Юркевичу убедительно отвечает читатель А. Семенов:
«Посмотрим, пойдут ли рыболовы по дорожке, о которой говорит тов.
Юркевич. Если стать на его точку зрения, то надо будет признать,
что производные от слова «удочка» — ужение и удить, от «блесны» —
блеснение и блеснить, от слова «пресс» — прессование и прессовать...
тоже словеса» засоряющие русский язык. Нелепость, скажет всякий,
191

кто умеет отличать хорошее производное слово от сорного,
уродливого. Не случайно ведь в русском языке нет слова «жерликовать», хотя
«жерлица» — древнее слово в пашем языке. Почему? Да потому, что
жерликовать — слово неблагозвучное, неудобное».
Имеются и другие слова, производные от спиннинга, например «спин-
иинговый» спорт, «спиннинговая» катушка, «спиннинговая» ловля (см.
Словарь современного русского литературного языка, изд. Академии наук
СССР, т. 14, стр. 514), и нет никаких оснований считать эти слова
сорняками.
Прошли испытания временем и прочно вошли в рыболовную лексику
такие слова, как «лов» (применяется в промысловом рыболовстве) и «ловля»
(по преимуществу употребляется в спортивном рыболовстве), «грузило» и
«грузик», «поводок» и «подлесок». Не следует бояться новых слов, если в
них отражена рыбацкая смекалка, народная мудрость; они обогащают наш
язык. Но нельзя в погоне за колоритностью увлекаться н местными
речениями, хотя бы потому, что они имеют ограниченное распространение и
отдельные наименования снасти, способа ловли не будут понятны читателям.
Подобные термины уместны лишь в художественных произведениях, в речи
отдельных персонажей, когда такие слова что-то прибавляют к
характеристике, облику героя.
Особенно много замечаний поступило по поводу терминов «рыболов-
спортсмен» и «рыболов-любитель». Справедливо возражая против трактовки
этих понятий, данной Я Киселевым, некоторые авторы сами допускают
ошибочные суждения и тем самым усугубляют путаницу и в этом вопросе.
На разборе этих суждений целесообразно остановиться более подробно,
потому что правильное понимание указанных терминов имеет принципиальное
значение. Это необходимо сделать еще и потому, что за последнее время в
печати появились высказывания, трактующие эти вопросы в формальном,
субъективистском, духе.
Для более полной ориентировки целесообразно привести сначала
несколько высказываний самих читателей, а затем сравнить их с трактовкой
терминов «рыболов», «спорт», «спортсмен», «физкультурник», «любитель»
н т. д. в официальных научных справочниках и других изданиях.
Вспомним сначала, что писал тов. Киселев в статье «Точные термины
и слова-сорняки»:
«Нас, рыболовов, называют и спортсменами и любителями. Оба эти
слова имеют права гражданства. Спортсмен — это тот, кто ловит
рыбу давно и регулярно, применяя только активные снасти, стал
мастером, состоит в добровольном обществе, а любитель ловит недавно
или от случая к случаю.. Деление на спортсменов и любителей
нужно и для того, чтобы человек, выехавший на дачу и за лето пяток
раз взявший в руки удилище, не смог называть себя спортсменом».
Читатель К. Д. Решетняк из Житомира по поводу приведенного выше
определения замечает:
«Утверждение это ошибочное. Что значит «ловит давно?» Год, десять
лет, больше или меньше? Ловит «регулярно», что это значит?
Каждый день, каждое воскресенье, все свободное время? Не менее
непонятно и толкование термина «любитель» — который лосят недавно, от
случая к случаю. Мне кажется, что все рыболовы (неодержимые)
ловят от случая к случаю, т. е. тогда, когда имеют возможность
рыбачить... Да и значение слова «любитель» в русском языке толкуется так:
человек, имеющий пристрастие к чему-либо и занимающийся в
свободное от основных занятий время, не как профессия, а от случая к
случаю...
Все мы рыболовы-любители.
Можно ли назвать рыболова спортсменом? Можно, но это будет
не совсем точно. Спорт предполагает физические упражнения и
связанные с этим достижения мастерства с присвоением определенного
звания... Рыболовный спорт—не чистый спорт, а весьма условный*.
192

Еще более определенно высказывается И. Анчутнн из Ленинграда.
«...С чем совершенно нельзя согласиться с Киселевым, так это с его
определением, кто из рыболовов «спортсмен» и кто «любитель»..
Спортсменом у нас в СССР может называться только человек, вы*
полнивший нормативы классификации по выбранному виду спорта,
сдавший нормы комплекса ГТО, передающий свой опыт молодежи и
ведущий общественную работу... Вот вам официальное положение,
утвержденное высшим органом по физкультуре и спорту, которое
следует знать, а не толковать вкривь и вкось по своему усмотрению, да
и к тому же в печати. Такой большой вопрос, вернее два вопроса,
которые затрагиваются в статье тов. Киселева, не могут выноситься
на обсуждение дилетантов. Это приведет только к развитию все
большей и большей отсебятины и путаницы...
Рыболовы... обязательно хотят называться спортсменами, причем
необычным для всех прочих спортсменов путем. Рыбная ловля и спорт
по природе своей несовместимые вещи из-за элемента случайности в
рыбной ловле. Ведь рыболов, несмотря на свой опыт, в конечном
счете ловит рыбу вслепую, что в спорте недопустимо...» «Непонятно, как
в системе комитетов, а затем в советах спортивных обществ и
организаций могла организоваться такая неспортивная федерация, как
Федерация рыболовного спорта, которая за 10 лет своего существования
не дала ни одного значкиста ГТО, ни одного спортсмена-разрядника
и является только помехой в работе спортсоветов, да и спорта та*
кого быть не может.
Следует создать спортивную федерацию по забросу спиннингом
и нахлыстом на дальность и меткость и разработать точно
измеряемые классификационные нормы. Тогда такие соревнования станут
предметом чистого спорта. Рыболовы, желающие стать спортсменами,
пусть сдают нормы комплекса ГТО и нормы Единой спортивной
классификации и не присваивают себе необоснованные названия
спортсменов. Это название нужно заработать упорной и систематической
тренировкой...
Часто у нас задают такой вопрос; если я хорошо плаваю, играю
в баскетбол, хожу на лыжах, катаюсь на коньках и т. д., разве я не
спортсмен? Отвечаем — нет, не спортсмен, но просто любитель пловец,
баскетболист, лыжник, в лучшем случае физкультурник».
Мы оставляем в стороне несколько менторский тон высказываний тов.
Анчутина. Что характерно для этих высказываний? Прежде всего
неправильное истолкование понятий «спорт» и «спортсмен», выпячивание на
первый план внешних формальных моментов в ущерб содержанию, сути
явления Нужно сказать, что путаница с понятиями «рыболов-спортсмен» и
«рыболов-любитель» имеет некоторое распространение. Начнем со слов «спорт»
н «спортсмен».
Слово «спорт» обозначает «физические упражнения (гимнастика,
борьба, игры, туризм и т. п., имеющие целью развитие и укрепление организма»,
а «спортсмен» — «тот, кто систематически или профессионально занимается
спортом? '^jqpapb современного русского литературного языка, изд.
Академии наук к-^Р, т. 14, 1963 г., стр. 567—568).
Достаточно развернуто трактуются эти термины в Энциклопедическом
словаре по физической культуре и спорту, изданном в 1963 г. Вот что там
записано:
«Спорт — многогранное, общественное явление, составляющее
неотъемлемый элемент культуры общества. Одно из средств и методов
всестороннего развития человека, укрепления его здоровья,
подготовки к трудовой и боевой деятельности, состоящее из физических
упражнений и некоторых других видов деятельности, имеющих характер
состязаний... Современные виды спорта разнообразны. Они включают
действия, заимствованные в свое время нз трудовой и военной прак-
7 Заказ № J 057
193

тики, а также специально созданные в целях воспитания и отдыха»
(т. 3, стр. 62—64).
«Спортсмен — человек, систематически занимающийся спортом.
С этим понятием связывают представления о сильном, мужественном
человеке, стремящемся к честной борьбе... Подлинный спортсмен — это
человек, не боящийся трудностей, возникающих перед ним на пути к
спортивным достижениям» (там же, стр. 95),
Являются ли занятия рыбной ловлей такими «физическими
упражнениями» или одним из «средств и методов всестороннего развития человека,
укрепления его здоровья, подготовки к трудовой и боевой деятельности»? Да,
рыбная ловля объективно обладает этими признаками, и мы с полным
основанием можем утверждать, что рыбная ловля, если она совершается для
отдыха, для здоровья (не для промысла),— занятие спортивное, а человек,
занимающийся ею,— спортсмен.
Во втором томе того же словаря на стр. 383 о рыболовном спорте
можно прочитать следующее:
«Рыболовство спортивное — ловля рыбы спортивными снастями.
Рыболовный спорт является широко и повсеместно развитым
массовым видом культурного отдыха на природе. Регулярные занятия
рыболовным спортом укрепляют здоровье, воспитывают ценные волевые
качества, способствуют закаливанию организма и образованию
прикладных навыков в трудовой деятельности человека».
Кажется, достаточно ясно и обьективно показана суть термина «спорт».
Вот почему, на наш взгляд, неправ тов. Анчутин. считающий, что «спортом
в первую очередь» следует считать «соревнование лиц равной
квалификации, поставленных в одинаковые условия» и т. д.
Некоторые авторы пытаются придать слову «спортсмен» такое смысловое
значение, каким оно не обладает. Ведь нельзя согласиться с утверждением,
будто бы «спортсмен» — это звание, которое дается или которое нужно
завоевать. Выше было показано значение этого слова.
Теперь о рыболове-любителе. В общежитейском обиходе словом
«любитель» обозначается человек, увлекающийся чем-либо, любящий что-то. О
таком человеке обычно говорят: «любитель музыки», «любитель-садовод»,
«любитель рыбной ловли» и т. п. Приставка «любитель» выполняет, кроме того,
функцию размежевания от профессионала. В самом деле, для профессионала
музыка, садоводство, рыбная ловля и т. д. являются основным занятием,
дающим средства для существования; о таком человеке говорят; музыкант,
садовник, рыбак и т. д. Для любителя эти же занятия побочны; они
удовлетворяют эстетические потребности человека, служат средством отдыха и
укрепления здоровья.
Спортом в нашей стране занимаются миллионы, и все они спортсмены-
любители, а не профессионалы. Применительно к рыболовному спорту
нельзя не видеть и не признать за ним тех же свойств «любительства», которыми
обладают все другие виды спорта. Особенно это подчеркивается тем
обстоятельством, что любительскому спортивному рыболовству противостоит
промысловый лов, а также так называемое потребительское рыболовство в
некоторых местностях, где добыча рыбы — основной или добавочный источник
существования.
Нельзя поэтому согласиться с попытками обособить рыболовный спорт
от других видов спорта, стремясь придать слову «любитель» иное смысловое
значение. Нельзя насильно втискивать в термин «любитель» надуманные
понятия, относящиеся к тому же к вопросам формального порядка. Плохую
услугу мы окажем борьбе за точность и чистоту языка, если станем
истолковывать отдельные термины и понятия с позиций субъективизма. В этой
связи уместно вспомнить высказывание писателя Корнея Чуковского,
который в одпой из своих статей о русском языке писал:
«Вообще с блюстителями чистоты языка такое случалось не раз:
стремясь очистить нашу речь от сорняков, они то и дело прихватывали
194

и добрую траву и тучный колос...» (К. Чуковский. «Живой как жизнь»,
«Молодая гвардия», 1963 г., стр. 96).
В борьбе с засорением язьпса большую роль должны сыграть печатные
органы. Нельзя допустить, чтобы на страницах газет и книг появлялись
безграмотные материалы о рыбной ловле. Редколлегия примет меры к
повышению требовательности к авторам и, равным образом, улучшению качества
редактирования материалов, поступающих в альманах.
Редакционная коллегия приносит благодарность Я. Е. Киселеву за
инициативу в постановке вопроса о чистоте языка, а также всем читателям,
приславшим свои замечания и предложения. Дискуссия была полезной; она,
несомненно, побудит многих авторов рыболовной литературы, редакторов и
читателей лишний раз задуматься над вопросом, «а правильно ли мы
говорим» о поэтическом спорте, которым занимаются и который любят миллионы
людей.
Редакционная коллегия
В. Портнов
РЫБОЛОВНЫЕ ТЕМЫ НА СТРАНИЦАХ ГАЗЕТ
Пять-шесть лет назад материалы об ужении рыбы от случая к случаю
появлялись даже в спортивных газетах. А сейчас «с легкой руки» редакции
«Советской России», систематически помещающей «Уголок рыболова»,
корреспонденции и заметки на рыболовные темы можно найти на страницах
многих десятков газет — центральных, республиканских, областных,
городских, районных. Такие уголки, например, постоянно ведут «Советская
Чукотка», «Социалистическая Якутия», «Тихоокеанская звезда», «Амурская
правда», «Забайкальский рабочий», «Советская Сибирь», «Звезда Прииртышья».
«Советское Зауралье», «Челябинский рабочий», «Южный Урал»,
«Казахстанская правда», «Туркестанская искра», «Правда Севера», «Вечерний
Ленинград», «Горьковский рабочий», «Калининская правда», «Советская
Белоруссия», «Советская Литва», «Правда Украины», «Днепровская правда»,
«Советская Кубань», «Бакинский рабочий», «Советская Абхазия»... Это лишь
незначительная часть изданий, в большей или меньшей степени освещающих
вопросы рыболовства и рыбоводства.
Популярность рыболовного спорта — замечательной формы активного
отдыха и надежного средства укрепления здоровья — растет с каждым днем.
Это обстоятельство, видимо, и продиктовало необходимость помещать в
газетах материалы в помощь рыболовам, что, кстати сказать, по признанию
некоторых работников редакций, способствует привлечению новых читателей
и корреспондентов.
Разумеется, невозможно хотя бы кратко пересказать все, что
опубликовано о рыбалке в течение хотя бы последнего года. Попытаемся выделить
наиболее важное и интересное, осветить некоторые злободневные вопросы,
которые волнуют спортивную общественность.
Основная тема в больших и малых газетах —это пропаганда
рыболовного спорта, разъяснение его увлекательности, полезности, доступности.
Содержательно и поучительно, по нашему мнению, поставлено это дело
в газете «Вечерняя Москва». Сначала каждую пятницу, теперь каждый
четверг в ней на одном и том же месте, на третьей полосе, появляется иеболь-
7*
195

шой раздел «Час рыбалки». Из месяца в месяц «Вечерка» настойчиво и
убедительно призывает москвичей отдыхать в выходной день, во время отпуска
на ближних и дальних водоемах Подмосковья с удочкой в руках.
Сообразуясь с возможностями и склонностями рыболовов, она дает информацию о
состоянии водоемов и активности клева рыбы. Заметки порой напоминают
оперативные сводки: «Вести с водоемов», «Куда поехать на рыбалку»,
«Места не близкие, но верные». Опираясь на корреспондентский актив из числа
старейших и опытных спортсменов, газета рассказывает об особенностях
того или иного водоема, о населяющих его рыбах, предлагает ближние и
дальние маршруты, информирует о рыболовно-спортивных базах.
Под рубрикой «Советы бывалого удильщика» публикуются заметки в
помощь начинающим (о спортивных снастях, технике ужения, насадках и
многом другом). Строго согласуясь с временами года, мастера-рыболовы пишут
о «секретах» ловли, о повадках окуня, леща, налима и многих других
обитателей рек, озер, прудов.
Ранней весной, в апреле, газета дает совет о ловле в проводку; в мае
зовет на пруды за карасем; в начале лета рекомендует побродить с нахлы-
стовым удилищем и спиннингом, а ближе к осени — половить на кружки.
В зимнюю же пору ведет речь о ловле на блесну, мормышку, жерлицы.
Таким образом в течение года читатель получает немалую толику знаний о
спортивной ловле рыбы.
Примерно в таком же плане дают материалы многие другие газеты.
«"Северный рабочий» (Ярославль) помещает письма читателей о
полюбившемся им спорте, «Иду на рыбалку, ежась от бодрящего утреннего холодка,
радуясь первым лучам солнца» —так начал заметку «Смекалка на рыбалке»
рабочий Ново-Ярославского нефтеперерабатывающего завода тов. Кузнецов.
Далее описывается, как он, приспосабливаясь к местным условиям, удачно
ловил плотву и окуня. А в конце призыв: «Беритесь за удочки, друзья, если
вы хотите по-настоящему отдохнуть».
Отрадно, что в пропаганду рыболовного спорта включилась молодежная
печать. С интересом читается в «Комсомольце Кузбасса» (Кемерово) рассказ
о поездке молодых рыболовов на речку Кизас за хариусом и ленком, в
«Молодом ленинце» (Курган) фоюочерк о зимней рыбалке на озере Орлово, в
«Волжском комсомольце» (Куйбышев) корреспонденция о ловле щуки в
реках и озерах. В «Комсомольце Кубани» (Краснодар) привлекла внимание
статья работника общества охотников и рыболовов В. Рудькова под
лирическим заголовком «Вкусна уха с дымком». Увлекательно рассказывая о
способах летнего ужения, автор призывает молодежь отдыхать на рыбалке,
коротая ночи у костра на берегу. А редакция «Северного комсомольца»
(Архангельск) ведет своеобразную школу юного рыболова: публикует материалы
по теории и практике рыболовного спорта. Первый урок был посвящен
ужению уклейки, ерша, плотвы, окуня, а последующие — ловле голавля, щуки,
налима и другой крупной рыбы.
Приходится лишь сожалеть о том, что некоторые газеты сужают
тематику. Они часто пишут о зимней рыбалке, главным образом на мормышку,
реже — о летней поплавочной удочке и порой забывают о таких активных и
подлинно спортивных способах ловли, как спиннинг, нахлыст, кружки.
* • •
По далеко не полным данным, в нашей стране насчитывается
более 2 миллионов 500 тысяч удильщиков, спиннингистов, кружочников,
объединенных в секции спортивного рыболовства. За последние два-три года
рыболовные организации ДСО профсоюзов, ведомств, обществ охотников и
рыболовов выросли на миллион человек. Бесспорно, в этом немалая заслуга
н печати, которая активно участвует в создании наиболее благоприятных
условий для дальнейшего организационного укрепления секций, привлечения в
них новых членов. Эта задача, как свидетельствует опыт, решается многими
путями.
196

Рыболовы-спортсмены Мурманского локомотивного депо, сообщает
«Полярная правда», создали базу в западной части Кольского полуострова, на
озере Нял. При поддержке администрации и комитета профсоюза
ремонтники и машинисты переоборудовали старый вагон-холодильник, устроив в нем
спальные купе, кладовую, кухню, холодильную камеру. Приобретено
несколько лодок. Передвижная база приютилась в тупике станционного
поселка, расположенного на берегу озера Ее посещают многие работники депо,
ставшие заядлыми рыболовами.
В Коломне районный совет общества «Рыболов-спортсмен», пишет
«Коломенская правда», приспособил под рыболов но-спортивную базу старый
пароход, поставив его на прикол в устье реки Осетр. На импровизированной
базе имеются каюты для ночлега, красный уголок, камбуз, умывальная
комната. Организована продажа продуктов питания, рыболовных
принадлежностей, малька и насадки. И неудивительно, что в этом городе за последний
год почти вдвое возросло число рыболовов спортсменов.
В «Пензенской правде» мы прочитали заметку о том, что работники
101-й автоколонны при содействии правления общества охотников и
рыболовов города Кузнецка оборудовали базу отдыха на берегу реки Кадады близ
села Дворики. Своими силами (каждый член коллектива отработал па
сооружении базы два дня) расчистили место для палаток, построили причал для
лодок. Отличная рыбалка, обилие грибов и ягод — что может быть лучше
такого отдыха в летнее время! — говорят рабочие.
Саратовский комбинат бытовых услуг, идя навстречу рыболовам,
организовал на Зеленом острове, близ города, прокатный пункт, на котором можно
получить палатку, лодку, рыболовные снасти* Газета «Коммунист», одобрив
эту инициативу, подняла вопрос о том, чтобы организовать такое
обслуживание рыболовов и в других местах отдыха — на Шумейских островах и Са-
занке. Для этого нужно позаботиться о регулярной переправе отдыхающих
местными пароходами, при участии слорторганизаций создать рыболовные
базы.
• * *
Все чаще на страницах газет появляется справедливая критика в адрес
руководителей спортивных организаций, не заботящихся о нуждах
любителей рыбной ловли.
Три-четыре года назад в Тюмени насчитывалось несколько десятков
рыболовов-спортсменов, а сейчас их сотни. Однако областное общество
охотников и рыболовов, местные профорганизации мало уделяют внимания
развитию этого вида спорта. Не раз «Тюменская правда» писала о том, что
затянулось решение проблемы доставки рыболовов на озеро Янтык, богатое
рыбой, не налажена продажа насадок. Для любителей рыболовства не
выделены водоемы, где следовало бы создать базы.
По скромным подсчетам, в Пятигорске более двух тысяч
рыболовов-любителей. Имеются рыболовно-спортивные секции на предприятиях и в
учреждениях. Однако, как об этом пишет газета «Кавказская здравница»,
городское общество охотников н рыболовов не учитывает запросов любителей
спортивного ужения рыбы. Правление не позаботилось о том, чтобы создать
рыболовно-спортивные базы на водоемах близ Пятигорска, и поэтому люди
вынуждены выезжать на рыбалку за 100—150 км, проводя ночь без сна.
Желанный отдых зачастую превращается в трепку нервов
К сожалению, такие сигналы не единичны. Вот и «Ленинская правда»
(Петрозаводск) сетует, что во многих городах, рабочих поселках и селах
Карелии рыболовы не объединены в спортивные секции. Ни
республиканские советы добровольных спортивных обществ, ни Карельское общество
охотников и рыболовов не удосужились заняться созданием рыболовно-спор-
тивных баз на озерах и реках, пользующихся особой популярностью у
жителей Петрозаводска и Прионежского района.
Вопросы поставлены серьезные. Они заслуживают внимания
руководителей спортивных организаций не только Карелии, но и других республик и
197

областей. Чем оперативнее будут они решаться, тем быстрее мы сумеем
ввести многие миллионы неорганизованных любителей рыбалки в русло
спортивного рыболове! ва.
• * *
Все богаче и полнокровнее становится жизнь первичных организаций
рыболовов. Благодаря объединению спортсменов в секции широкий размах
получили коллективные выезды и соревнования. В коллективе с помошью
общественных инструкторов новички быстрее овладевают техникой ловли,
учатся у опытных спортсменов, воспитываются в духе коллективизма и
товарищества* Проявляется забота о вовлечении в рыболовный спорт подростков,
женщин. И газеты призваны подхватывать все новое, ценное, что рождается
творческой инициативой масс, активнее распространять передовой опыт.
Газета «Златоустовский рабочий» рассказала об интересном семейном
вечере рыболовов, посвященном открытию весенне-летнего сезона, который
провели руководители рыболовно-спортивной секции машиностроительного
завода. В кафе «Черемушки» собрались рыболовы и члены их семей. Здесь
старейшим спортсменам вручили почетные грамоты за активное участие в
работе коллектива. Была организована коллективная уха, приготовленная из
рыбы своего улова. Участники художественной самодеятельности показали
интермедии на рыболовные темы. Дружным хором исполняли песни. А в
воскресенье утром многие поехали на озеро Аргази, где коллектив имеет свою
охотничье-рыболовную базу.
Опыт безусловно ценный. Но пока такие материалы о жизни секции
редко увидишь на страницах газет.
Как известно, в Единую всесоюзную спортивную классификацию на
1965—1968 гг. включено спортивное рыболовство. За 1965 год первые
семь тысяч рыболовов получили третий спортивный разряд и несколько
сот — второй и первый В основу классификации в рыболовстве, как и в
других видах спорта, положен принцип победы в соревновании. Естественно
поэтому, что наши спортивные коллективы, а вместе с ними и печать,
призваны больше уделять внимания практике организации соревнований.
Правда, газеты не редко публикуют материалы о соревнованиях
рыболовов, но зачастую ограничиваются лишь информацией: участвовало
столько-то человек, выловлено столько-то рыбы, победители награждены
грамотами и памятными подарками, команде вручен приз. И, как правило, ни слова
о спортивной классификации.
Между тем, если внимательно присмотреться к опыту соревнований,
нетрудно заметить много нового. Все чаще, например, устраиваются
комплексные соревнования спиннингистов и удильщиков, состязующихся не только в
ловле, но и в мастерстве заброса блесны на дальность и меткость, в технике
управления лодкой. Нередко теперь передовые коллективы проводят
соревнования в течение трех-четырех часов, принимают в зачет рыбу
определенного вида, ограничивают количество снастей, а улов — двумя-тремя
килограммами или строго определенным числом, к примеру, десятью
экземплярами. Безусловно, это придает спортивной борьбе большой накал, помогает
выявить подлинных мастеров. И очень желательно, чтобы это нашло
отражение в газетах.
* ♦ *
Большой удельный вес на страницах местной печати занимают вопросы
охраны и воспроизводства рыбных запасов. И это закономерно. Добиваясь
повышения общественной активности рыболовов, мы обязаны воспитывать их
в духе бережливого отношения к богатствам родной природы.
Значительная часть газет (к сожалению, еще не все) по просьбе
читателей публикуют консультации о правилах рыболовства, действующих в
республике, области, районе, о том, какими снастями и сколько можно
вылавливать рыбы. При участии государственных и общественных инспекторов
рыбоохраны они берут под контроль соблюдение этих правил.
Так, весной 1966 года московские городские газеты резко выступили
против варварского истребления леща, язя, судака! щуки, багрения их по
198

последнему льду на притоках Оки и Волги. После сигнала газет на Нерль.
Саблю и другие реки выезжали представители госрыбоохраны, местных
советов, работники милиции, бригады общественных инспекторов. Браконьеры
получили должный отпор: было изъято много запрещенных орудий лова,
составлены протоколы, наложены штрафы. По настоянию спортивной
общественности поведение хапуг-браконьеров обсуждалось по месту работы.
В газете «Советская Эстония» рассказан поучительный случай,
свидетельствующий о повышении требовательности к нарушителям правил
рыболовства. Пятеро рыбаков колхоза имени Горького были оштрафованы за лов
форели и лосося в запретном месте. Они обратились сначала в Раквереский
народный, а затем в Верховный суд республики с ходатайством об
освобождении их от уплаты штрафа. Однако Верховный суд счел, что штраф,
наложенный на браконьеров, мал, и значительно увеличил его.
Охрана и воспроизводство рыбных запасов заслуживают постоянного,
более пристального внимания нашей печати. Между тем многие газеты
выступают по этому вопросу только в апреле-мае —в период нереста.
Проходит двухмесячник, и работа свертывается до будущей весны. Стоит ли
доказывать, насколько вредна такая практика?
За последнее время некоторые газеты робко, но все же преодолевают
эту сезонность, шире освещают темы, связанные с использованием и
умножением рыбных запасов внутренних водоемов. Так, «Андижанская правда»
в обстоятельной, хорошо аргументированной статье подняла вопрос о
создании прудовых хозяйств для спортивного рыболовства. Опыт зарыбления
Комсомольского озера и Каркидонского водохранилища, о котором рассказала
газета, убеждает в рентабельности этого дела.
«Волгоградская правда» сообщила о таком замечательном факте. Группа
рыболовов отдыхала за Волгой. Товарищи заметили, что ерик, соединявший
мелкое и глубоководное озера, зарос травой, пересох и много щуки, окуня,
линя обречено на гибель. Тогда они расчистили, углубили ерик и долго
наблюдали, как рыба сплошным потоком двинулась в глубокое озеро.
Работы в области воспроизводства — непочатый край. Много еще здесь
нерешенных вопросов, ошибок, неполадок. «Московская правда» подвергла
критике Цептррыбвод, допустивший запуск в Серебряно-Виноградский пруд
большого количества молоди сазана, зараженного опасной болезнью. Газета
«Челябинский рабочий» поддержала требование актива спортивных секций
тракторного, трубопрокатного и других заводов прекратить промысловый лов
на озере Смолино, расположенном в черте города, и превратить этот водоем
в зону отдыха и спортивного рыболовства. В газете были рассмотрены
также пути участия спортивных организаций в охране и воспроизводстве
ценных видов рыб и на других озерах области. Тульский «Коммунар»
выступил с критикой заводов резинотехнических изделий, арматурного,
щебеночного и других предприятий, загрязняющих Оку сточными водами.
Приходится сожалеть, что далеко не все газеты включились в борьбу за чистоту
водоемов и равнодушно относятся к фактам загрязнения, отравления водных
бассейнов.
* * •
Нельзя не сказать несколько слов и об «огрехах», о некоторых
недобросовестных корреспондентах, которые вводят в заблуждение редакции,
проталкивают на газетные страницы явно недоброкачественные материалы,
вызывающие удивление, а зачастую и возмущение читателей.
Дважды попадалась на одну и ту же «насадку» редакция «Целинной
правды». В погоне за сенсацией она напечатала информацию о том, что
работник спортивного общества «Кайрат» П. Джаморов с товарищами поймали
по последнему льду за день по 50—60 (I) щук, а шофер Ю. Лазебный по
перволедью натаскал на блесну за «пару часов» 197 (f) щук. Невероятно, но
факт. Хотя эта же газета в свое время информировала читателей о нормах
вылова рыбы за один выход, установленных правилами рыболовства в
Казахстане «Курская правда» разрекламировала «механического рыболова» —
автоматическую спиннинговую катушку, исключающую участие человека в
199

подсечке и вываживании рыбы. Вслед за курянами браконьерскую снасть
начали было прославлять и другие газеты. Конец этому положила
спортивная общественность, настоявшая на том, чтобы Курский электроаппарат.!ый
завод снял с производства выпуск самолова.
Изредка, но все же появляются анекдоты о рыболовах, вылавливающих
судаков и щук в ... магазинах, катающихся верхом на сомах, и о тому
подобных чудесах. Встречаются досадные опечатки: проводочную удочку
переименовывают в проволочную и т. п. По-прежнему неблагополучно с
терминологией. Сплошь да рядом рыболова называют рыбаком, «судачатником»,
«ершистом» и даже «лунатиком» (т. е. человеком, занимающимся ловлей из
лунки).
Есть надежный способ гарантировать газеты от ляпсусов. В Забайкалье
редакция «На боевом посту» создала на общественных началах внештатную
авторскую группу, которая помогает вести отдел «Тропой охотника и
рыболова». Опытные рыболовы помогают газете своевременно освещать
злободневные вопросы спортивного рыболовства, отбирают для опубликования
действительно нужные материалы.
Будем надеяться, что все газеты, используя накопленный опыт, станут
постоянно поднимать на своих страницах рыболовные темы.
Т. Ляховецкая
ЗНАТЬ И СОБЛЮДАТЬ ПРАВИЛА РЫБОЛОВСТВА
Рыболовов интересуют принципы рыбоохраиного законодательства, мера
ответственности за нарушение правил рыболовства, права и обязанности
государственных и общественных инспекторов рыбоохраны. Обо всем этом
сообщает брошюра Б. 3. Слуцкого «На страже рыбных богатств»
(издательство «Пищевая промышленность», М., 1965 г.).
Маленькая книжка весьма емка по содержанию. В разделе «Рыбохозяй-
ственные водоемы и их обитатели» описаны ихтиофауна основных рек и
озер нашей страны, хозяйственное значение различных бассейнов и главные
виды промысловых рыб. Самый большой раздел — «Основы советского
законодательства об охране рыбных запасов».
Уже в первые годы Советской власти правительство молодой
Республики Советов стало решать важнейшие проблемы сохранения природных
богатств. Главное управление по рыболовству и рыбной промышленности,
образованное в 1918 г. при Народном Комиссариате продовольствия,
разрабатывало меры охраны водоемов и рыбных запасов. На него были
возложены также руководство регулированием рыболовства и осуществление на
государственных предприятиях искусственного рыборазведения. Забота
правительства видна и на таком примере. В феврале 1919 г. ВЦИК принял
постановление «Об охране природных богатств», в мае 1921 г. был
опубликован декрет Совнаркома «Об охране рыбных и звериных угодий в Северном
Ледовитом океане и Белом море», в ноябре 1924 г. ЦИК и СНК СССР
приняли постановление «Об основах организации рыбного хозяйства Союза
ССР», летом 1925 г. Совет труда и обороны утвердил Положение о рыбном
хозяйстве.
Правительственным актом, в котором впервые были систематизированы
вопросы рыбоохраны и регулирования рыболовства, явилось постановление
СНК СССР от 25 сентября 1935 г. «О регулировании рыболовства и охране
рыбных запасов». В этом документе были установлены запретительные
меры, цель которых — охрана рыбы и обеспечение ее естественного
воспроизводства. Предусматривались также мероприятия, снижающие или компенси-
200

рующие ущерб, причиняемый рыбному хозяйству промышленными и
коммунальными предприятиями.
Рыбохозяйственное законодательство нашей страны постоянно
совершенствовалось. Для сохранения естественного режима водоемов, борьбы с их
эагрязнением были установлены запреты на сброс неочищенных
промышленных стоков, ограничен сплав леса, запрещена заготовка леса на
определенном расстоянии от нерестилищ осетровых и лососевых рыб.
Автор рассказывает, что в связи с расширяющимся гидростроительством
возникла необходимость создать рыбоходы, искусственные нерестилища,
рыбоводные заводы, освоить новые водохранилища. Установлен порядок, по
которому проекты гидросооружений должны быть согласованы с органами
рыбоохраны. Все работы сельскохозяйственных организаций, затрагивающие
интересы рыбного хозяйства, взрывные, дноуглубительные и другие работы
можно производить также только по согласованию с органами рыбоохраны.
Законодательство регламентирует и рыбную ловлю. Преимущественное
право принадлежит государственным предприятиям и колхозам. Нельзя
признать законными случаи, когда к добыче рыбы привлекают частных лиц,
сдающих улов по договору. Это противоречит социалистической системе
хозяйства, часто приводит к бесконтрольному лову рыбы. Только
рыболовецкие колхозы на время путины имеют право привлекать местных жителей,
оплачивая их труд так же, как и труд колхозников. При этом тех, кого
приглашают на работу, обязательно надо включать в колхозные бригады и
снабжать орудиями лова; они не имеют права пользоваться своими сетями.
Рыбоохранное законодательство, пишет далее Б. 3. Слуцкий, определяет
и порядок спортивного, любительского, рыболовства, которое разрешено
всем гражданам бесплатно во всех водоемах, кроме заповедников,
питомников, прудовых и других культурных хозяйств. Правилами рыболовства
регламентированы норма и снасти, ограничена или запрещена ловля ценных
рыб. Норма установлена по районам страны — в зависимости от местных
условий.
На состоянии ихтиофауны сказываются многие факторы:
нерациональный промысел, ухудшение гидрологического режима, сокращение площадей
нерестилищ, загрязнение воды, браконьерство и т. д. Поэтому правила
рыболовства должны способствовать естественному воспроизводству запасов,
созданию сырьевой базы для промышленности, дальнейшему развитию
рыбного хозяйства путем регулирования и организации рациональной добычи.
В этих правилах изложены общие нормы запретительного характера,
указаны участки водоемов, где установлен постоянный запрет на ловлю.
Такими участками могут быть места обитания и нагула рыбы, наиболее
важной для воспроизводства, районы скопления промысловых рыб или ее
молоди. Если в каком-то водоеме сильно подорваны запасы рыбы, то он
целиком находится под запретом. В правилах определены водоемы или их
участки, где запрещено ловить в определенные сроки (например, в
преднерестовый и нерестовый период, во время залегания рыбы на ямах и т. п.).
Регламентированы и орудия лова. Так, повсеместно нельзя применять
взрывчатые н отравляющие вещества, огнестрельное оружие, острогу и
другие* колющие предметы. И неудивительно, ведь использование таких орудий
и способов ловли ведет к бессмысленной гибели и травмированию множества
рыбы. Чтобы не наносить вред рыбе, запрещено перегораживать реки более
чем на две трети ширины, устанавливать невода «в замок», устраивать
запруды, завалы и т. п.
В правилах перечислены орудия ловли, которыми нельзя пользоваться
вообще или в отдельных водоемах или в определенное время.
В брошюре Б. 3. Слуцкого значительное внимание уделено сохранению
молоди. Это — решающее условие, гарантирующее естественное
воспроизводство запасов. В этих целях установлены минимальные размеры рыб (по
видам), которых разрешено ловить. При этом учитывают, при достижении
каких размеров основная часть стада становится половозрелой. Рыболовы
должны строго выполнять это правило. В некоторых странах, например в
201

Чехословакии, на удочках сделаны зарубки, по которым определяют размер
выловленной рыбы. Если добыча не соответствует минимальной норме, ее
отправляют обратно в водоем.
В главе «Роль органов рыбоохраны» подробно рассказано о правах и
обязанностях инспекторов. Основным звеном является районная инспекция,
которую возглавляет старший или районный государственный инспектор.
Участки обслуживаются участковыми или младшими инспекторами
рыбоохраны. Кроме исполнения основных обязанностей они должны всесторонне
изучать режим водоемов, ихтиофауну, факторы, влияющие на ее состояние.
Они должны также контролировать сброс промышленных и коммунальных
стоков. На инспекторов возложен и надзор за правильным использованием
водоемов. Кроме того, работники инспекции обязаны вести среди населения
разъяснительную работу, комплектовать бригады общественных инспекторов
и руководить их деятельностью.
Инспекции рыбоохраны наделены большими правами. Они могут
приостанавливать или отменять противоречащие правилам действия и указания
должностных лиц и организаций. Им предоставлено право проверять орудия
и способы ловли, а в случае нарушения правил — отбирать эти орудия, а
также плавсредства. Инспектора наделены и другими правами, в частности
контролировать мелиоративные работы. Большая организаторская роль
принадлежит инспекторам в привлечении населения и общественных
организаций к охране рыбных запасов. О формах и методах этой работы рассказано
в специальной главе.
Государственные инспектора, рассказывает далее автор, как бы много их
ни было, без поддержки и помощи общественности не в состоянии хорошо
справиться с возложенными на них обязанностями. Поэтому работники
органов рыбоохраны постоянно опираются на таких своих добровольных
помощников. Права общественных инспекторов определяются инструкцией
Главрыбвода Так, приступать к исполнению своих обязанностей они могут,
только получив удостоверение.
Общественные инспектора большое внимание уделяют профилактической
работе — предупреждению нарушений правил рыболовства. Они используют
средства наглядной агитации, беседы, лекции, выступают в печати и по
радио.
Органы рыбоохраны осуществляют и карательные функции: привлекают
к административной ответственности нарушителей правил, а в необходимых
случаях передают материалы в следственные органы. «Ответственность за
нарушение рыбоохранного законодательства» — так называется глава, где
подробно рассказано о мерах наказания за нарушение правил рыболовства.
Очень важно правильно, по установленной форме, составить протокол (акт)
о нарушении законодательства. В этом документе обязательно должны быть
указаны дата и место его составления, должность, фамилия, имя и отчество
тех, кто составлял его, все сведения о нарушителе, характере, месте
и времени совершенного им преступления и данные о свидетелях. Нужно
указать, какая статья правил рыболовства нарушена. Если у задержанного
нет документов и никто из свидетелей ие может сообщить сведения о нем,
работник рыбоохраны имеет право доставить его в милицию, штаб
добровольной народной дружины, исполком местного Совета для выяснения
личности.
Наложение штрафа или иного административного взыскания оформляется
постановлением районного государственного инспектора или вышестоящими
должностными лицами. Граждане и должностные лица, оштрафованные в
административном порядке, могут обжаловать постановление в народный суд
в десятидневный срок со дня вручения им постановления.
Охрана наших рек и озер — всенародное дело. Рыболовы-спортсмены
должны принять в нем самое активное участие. Книжка Б. 3. Слуцкого
окажет им большую помощь, она должна быть в их библиотеке.

Влф Архангельский
ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ПОЭТУ
Хочется поздравить Германа Абрамова с хорошим сборником стихотво-
?ений «Высокая вода», выпущенным издательством «Советский писатель» в
966 г.
Автор, старый рыболов, публиковал в печати много интересных стихов,
рассказов и очерков. Наконец вышла в свет его первая поэтическая книжка.
И мы, приветствуя поэта, искренне радуемся, что вышел он из нашего
племени, неутомимого в поисках, вечно юного и влюбленного в природу.
Может быть, поэтический дар Германа Абрамова мог бы взрасти и на
иной почве, не связанной с лирическим восприятием природы: у автора
живые образы и рифмы — это его родная стихия, но то, что он влюблен в
красоту подмосковной природы и никогда не любовался ею со стороны, а жил
все годы как истый рыболов, знающий вёдро и непогодь не по рассказам
бывалых людей, придает его сборнику особый аромат. И, не желая принизить
мастерство автора, я убеждаюсь, что в данном случае рыболов породил
поэта!
О рыболовной страсти автора свидетельствует и отбор стихов,
включенных в сборник: их около восьмидесяти, большая часть посвящена поэзии
рыболовного спорта, красоте природы, незабываемым переживаниям
удильщика. Да и названия стихотворных миниатюр говорят сами за себя: «Седой
удильщик», «Усатое чудовище», «Кубря», «Боря», «Колокша», «Созь», «Озера
Подмосковья», «Высокая вода», «Москва-река» и др.
Вот отрывок из стихотворения «Кубря», в значительной мере
выражающий поэтическое кредо Германа Абрамова:
...Иволга поет и пляшет —
Видно, нынче именинница...
Тропка запетляла чаще —
Скоро в ноги Кубря кинется.
Что за славное местечко!
Поглядел — и сердце ёкнуло:
Прямо с первой же подсечки
На почин поймал я окуня.
И привычно мне н дико,
Пребывая в неизвестности,
Чувствовать себя владыкой
Этой сказочной окрестности!
Но было бы наивно полагать, что перед нами рыболов, лишь
отчитывающийся в стихах о своих поездках на водоемы. Герман Абрамов — тонкий
лирик, он полон раздумий о том, что его взволновало и потрясло, он любит
слово, за которым видна ясная мысль. И это качество обнаруживается в
стихах об озерах и лесах, о птицах и зверях, обо всем живом, что привычно
соседствует рядом с человеком вне городской черты. И несомненно,
стихотворение «Акварель» будет воспринято как раздумья автора-пейзажиста:
Такое было озеро, Как будто небо сбросило
Что не видал я сроду: Голубизну в багрянец.
Как будто небо сбросило Так было удивительно,
Багрянец прямо в воду. Как будто краски пели...
Такое было озеро, А вы такой не видели
Такой светился глянец, Певучей акварели?
Может быть, в поэтическом сборнике Германа Абрамова есть и огрехи —
судить не берусь. Пускай специальным разбором стихотворений займутся
коллеги автора по поэтическому цеху. Я же хочу, чтобы наши читатели
взяли в руки маленький томик стихов Германа Абрамова и еще лучше увидали
бы, как красива и увлекательна страсть рыболова!.. И как о ней стоит
писать!..
203

В. Барков
ОТЗЫВ НА КНИГУ «НА ЗАВОЛЖСКИХ ОЗЕРАХ»
Читая произведения больших писателей, часто испытываешь чувство
общности с героями, с их переживаниями. И когда случается такое, еще
больше любишь автора, ощущаешь какую-то близость к нему. Прочитав
книгу П. Иванова «На заволжских озерах» (издательство «Детская
литература», М., 1966 г.), рыболовы не раз заново переживут знакомые и желанные
волнения Больше того, автор доказывает, что простое и обыденное тоже
может быть красивым и интересным.
Автор с Удивительной простотой рассказывает о самых заветных
переживаниях рыболова, о самых ярких картинах летней рыбалки.
«Поезд дрогнул и застучал по стрелкам. Мы улыбались друг другу,
озабоченно вспоминали, все ли захватили с собой, проверяли по списку наше
снаряжение...
— Значит, едем, старик?
— Едем, едем!
И поезд отстукивал: е-де-дем, е-де-дем, е-де-дем».
Кто из рыболовов не испытывал радость, уезжая в отпуск?
И оттого, что мы встречаем в этой повести такие знакомые ощущения,
она становится еще ближе, понятнее. Очень ярко, хотя сжато, описаны
рыбацкие происшествия. Мне отчетливо видна белая, висящая над водой
рогулька жерлицы.
«Она быстро крутится, значит, щука схватила живца и разматывает
леску. Но вот леска вся распустилась, натягивается, и размотанная жерлица
наклоняется в сторону».
Читаешь — и кажется: все видишь своими глазами. Так правдиво и
образно написана сценка.
Хороши и зарисовки природы. Автор умеет увидеть какую-то одну
небольшую деталь, которая заставляет читателя нарисовать себе целую
картину, «Озеро сюит тихое, заснувшее. В тени деревьев вода совершенно
сливается с берегами, только середина озера отражает потемневшее безоблачное
небо да вершины дальних деревьев видны темными силуэтами. И ни одного
звука, ни малейшего шелеста листьев. Пытаюсь разглядеть кружки, но где
тут! Даже рогатку жерлицы, у которой стоишь, и то не видишь. Я
присаживаюсь на корточки, нагибаюсь к самой траве, направляю свет фонаря на
жерлицу и только теперь на конце удилища вижу ее рогатку. Она висит
неподвижно».
Будто мимоходом автор рассказывает о заволжских деревнях, о
колхозниках, рыбаках, о славных мальчишках, которые всюду сопровождают
московских гостей. Автор не разъясняет, но убеждает, что между
отпускниками рыболовами и местными жителями установились хорошие, дружеские
отношения и что если и подтрунивают старожилы над горожанами, то это по-
доброму, ие всерьез.
В повести «На заволжских озерах» и в четырнадцати небольших
рассказах, которые включены в книгу, читатель найдет не только мастерское,
высокохудожественное описание среднерусских речек и озер, теплый юмор, но
и интересные сведения о родиой природе, даже полезные советы.
В рассказе «Как Борис обманул жереха» приводится интересный способ
блеснения вдвоем. В небольшом рассказе «Ваня-рыболов» приводятся
эпизоды встречи с зимородком, необыкновенно красивой редкой птичкой,
обитающей у наших речек.
Небольшая книжка П. Иванова вызовет у рыболовов хорошие
воспоминания, заставит заново пережнть такие красивые и радостные встречи с
природой. Да и у всех, кто мало знаком с прелестями природы, она, наверное,
возбудит интерес к среднерусским речкам, заволжским озерам. И. бесспорно,
многим захочется провести отпуск с удочкой где-нибудь на зеленом берегу.
204

А, Волков
СПОРТИВНАЯ ЛОВЛЯ НАЛИМОВ
Авторы некоторых рыболовных книжек считают уженье налимов
занятием не только трудным, но и скучным, не требующим активности и не
вызывающим спортивных эмоций. Уверен, что если иные скептики прочтут
книжку В. А Рачкова «Ловля ночного хищника» (Пермское издательство,
1966 г.), они изменят свое мнение. Они убедятся, что эта ловля спортивна да
еще очень увлекательна!
Чем подкупает эта небольшая книжка? Прежде всего отличным
знанием темы, избранной автором В. Рачков пишет легко и просто, без
словесных красивостей и набивших оскомину штампов
В книжке много поэзии, и вместе с тем она лишена той ложной
поэтизации, которой грешат иные авторы, пишущие понаслышке.
В. Рачков не преуменьшает трудностей осенней или зимней ловли
налимов. Но он рассказывает о ней интересно, увлеченно, заставляет читателя
мечтать о ближайшей осени, когда можно будет самому убедиться в
правоте автора. (Как, наверное, приятно испытать те удовольствия и радости,
которые выпадают на долю бывалого удильщика налимов!)
Книжка Рачкова в предисловии названа брошюрой, но мне хочется
назвать ее монографией. Читая ее, все время чувствуешь, как глубоко изучил
автор жизнь и повадки налима, как много у автора сведений, наблюдений
самостоятельных, почерпнутых не из книг, а из своего опыта.
Признаюсь, я считал себя знатоком уженья налимов. Немало ночей
провел у донок, даже писал о ловле этой рыбы, но вот прочел книжку Рачкова
и убедился — многое в ней ново и для меня. Автор логично обосновывает
реликтовое происхождение палима, такие особенности его биологии, как
ночной образ жизни, нерест в самое холодное время года, пристрастие к
ледяной воде.
Однако в жизни налимов есть еще много неясностей. Ведь почти вся
активная жизнь налима проходит либо подо льдом, либо в мутной весенней
воде, да еще ночью. Поистине таинственная рыба! И вполне закономерно, что
автор не только говорит о том, что известно о налимах, но и стави;г ряд
вопросов, которые предстоит решить. Например, в чем истинные причины
летней спячки налимов и так ли уж просто выглядит бытующее в
литературе объяснение причин нх гибели при повышении температуры воды выше
нормы? Короче говоря, в жизни налимов есть еще тайны и найдется над чем
поразмыслить любознательному человеку.
Кроме распространенного, мало активного уженья донными удочками
автор описывает ловлю налима поплавочными удочками, отвесным блеснением
и даже спиннингом. Он сообщает о любопытной блесне из пенопласта. Она
хороша тем, что идет выше дна, и поэтому зацепы бывают редко. Интересно
устройство поплавка из гусиного пера с флажком, который позволяет видеть
поплавок и наблюдать поклевку даже при скудном свете фонаря «летучая
мышь».
Прочитав книжку, рыболов узнает, где и в какое время искать налимов;
какие применить насадки, как наловить живцов в пору первых морозов
(когда на водоемах только появляются закраины, а вся рыбья мелочь начисто
куда-то исчезает), в какой мере полезен свет костра, каковы ощущения
рыболова при поклевке крупного налима, как зависит клев этой рыбки от
погоды и даже какие блюда можно приготовить из налимов. Впрочем, не буду
пересказывать содержание книжки В. Рачкова: прочтите ее сами.
По традиции надо сказать и о недостатках книги. На мой взгляд, их
совсем немного. Они несущественны, но без них книжка выглядела бы лучше.
Нельзя согласиться с категорическим утверждением автора, что налимы
не водятся в степных речках. Например, в Челябинской области протекает
речка Уй; никто не станет отрицать, что она типично степная, а налимы в
205

ней водятся. Видимо, приверженность этой рыбы к той или иной воде
нуждается в выяснении.
Вызывают сомнения некоторые рекомендации автора об устройстве
снастей для ловли налимов. Например, он описывает лишь один способ
оснащения донной удочки — со скользящим грузилом. А ведь это не лучший
вариант: при забросе грузило летит впереди, поводки захлестываются за
леску. Более надежно устройство, при котором грузило привязано на конце
лески, а поводки привязываются несколько выше. Трудно признать
спортивной поплавочную удочку с леской 1 мм и поводками 0,5 мм.
Грубых промахов языкового характера в книжке нет. Заслуга в этом,
видимо, не только автора, но и редактора книжки Д. И. Глушкова. Все же
он должен был исправить такие выражения, как «одеть грузило». Есть и
другие не совсем удачные выражения: «простуда от резиновых сапог»,
«перезабрасывание удилища». Впрочем, таких огрехов немного.
Пермь
В. Сизов
НЕТОЧНОСТИ, ПУТАНИЦА
Большой интерес к литературе по рыболовному спорту приводит к тому,
что почти ни одна книга не залеживается на полках магазинов. Не явилась
исключением и книга К. К. Куленова и М. Д. Зверева «Памятка рыболова-
любителя», изданная в Алма-Ате издательством «Кайнар». В магазинах
Ленинграда, например, она разошлась за две недели.
Книга привлекает неплохим оформлением и оригинальной компоновкой
материала. В ней есть сведения о рыбах и технике ловли, художественные
зарисовки, пословицы, поговорки, кулинарные советы. «Памятка» — одна из
немногих книг, содержащих список рекомендуемой литературы.
Книга состоит из трех разделов. В первом — «Рыбы... Что надо знать
о них рыболову» — приведены основные сведения об ихтиофауне рек и озер
Казахстана. Второй раздел — «Спортсмен-рыболов, тебе и удочки в руки» —
посвящен описанию снастей и техники ловли. В третьем разделе, названном
«В окрестностях Алма-Аты — отличная рыбалка», даны описания водоемов
Казахской ССР, приведен перечень маршрутов, есть советы по ловле.
Однако при близком знакомстве с книгой в ней находишь явные
недостатки и спорные утверждения. Прежде всего поражает непостоянство
авторов в терминологии. Рыболов-любитель, для которого написана книга,
фигурирует под самыми различными названиями: «любитель рыбалки»,
«спортсмен-рыболов», «спортсмен-любитель», «рыбак-спортсмен», «рыбак» и т. д.
М. Лихачев, автор вступительной главы, сделал попытку изложить
материал в юмористическом плане. Это требует тщательной шлифовки текста.
Ведь даже мелкие смысловые неточности, неудачные фразы могут на нет
свести усилия автора. Так и случилось. Восприятию замысла этой главы
мешают стилистические «пеньки». Вот примеры: «За окном еще морозные
зимние дни, но именно сейчас надо готовиться к весенней, летней и осенней
рыбалке». Перечисление охватывает столь длительный период, что читатель
невольно задумывается: к какой же рыбалке надо готовиться?
Следующая фраза вызывает еще более разноречивые толкования: «По
словам удильщиков, это занятие не менее приятное, чем бодрствование с
удочкой в час рассвета у пруда». Зачем автору понадобилось
противопоставлять подготовку к рыбной ловле самой ловле и отождествлять ловлю с
«бодрствованием»?
Описание ловли на тихом плесе тоже не оставляет удовлетворения.
Судите сами: «Наконец вы усаживаетесь на выжженную солнцем жухлую тра-
206

ву или на камень к замираете. Тихий плес отражает весь окружающий
мир... и в центре отраженного мира — два поплавка.
Торжественная тишина. Клюет!.. Поплавок, танцуя, проплывает между
клочками пены и ныряет». Но ведь пена —признак переката, водопада и
обязательного шума!
Значительная часть материала заимствована нз книги В. Б. Сабунаева
«Спортивная ловля рыбы». И все же глава «Как живут обитатели водоемов»
насыщена неудачными фразами. Например: «В большинстве своем рыбы
обтекаемой формы»; «Тело... несколько утолщено спереди и заострено»;
«Размеры, форма и положение всех плавников у рыб сильно варьируют»; «Вот
почему у рыб, плавающих в толще воды, жаберные щели большие и
жаберные лепестки омываются водой, богатой кислородом». Как будто одни и те
же рыбы не плавают у дна и поверхности воды. И дальше: «Мы расскажем
вам о некоторых из них (о рыбах), главным образом о тех, ловля на
которых разрешена».
Даже в описаниях таких широко известных способов, как ловля
кружками и на дорожку, нет четкости. Так, можно прочесть следующее: «Кружки
представляют собой плавучую снасть для ловли хищных рыб на живца...
Преимущества кружков перед снастями (?) — их подвижность». А вот
определение ловли на дорожку: «Это такой способ, при котором плывущей
лодкой нарочно (!) тянут на длинной лесе блесну или искусственную рыбку».
Трудно понять, в чем авторы хотели убедить читателя, описывая леску:
«Для ловли рыбы употребляется обычно капроновая леса в одну нить.
Намокая, она растягивается на двадцать процентов своей длины, а высыхая,
укорачивается. Капроновая (жилковая) леса лучше шелковой. Она боится
огня и на свету теряет прочность».
А вот какие даются советы: «Крупную рыбу берут подведенным под нее
подсачеком. Щуку берут с головы — она сама бросается в подсачек», и
утверждение: «Преследуя свою жертву, окунь не обращает внимания на
рыболова, и он спокойно (!) может ловить его». Прочитав это, можно
подумать, что ловля рыбы не требует никакого мастерства.
Встречаются в книге и противоречия. Так, на стр. II указывается: «Если
дует ветер, рыба «предпочитает» держаться у прибойного берега». А на
стр. 115 читаем: «При сильном ветре и волне сазан почти не берет, но за
ветром, в затишье.. ловля его иногда бывает очень успешна»
В «Памятке» встречаются и такие ошибки, которые уже отмечались
критикой. Так, одна из глав названа «Рыбалка на льду». Жаль, что авторы не
уточняют, как рыба выбирается на лед и что она там делает. Описанная на
стр. 109 методика определения вероятности зимнего клева сазана настолько
сложна и неконкретна, что невольно возникает вопрос: стоило ли ее
приводить?
И, наконец, нельзя не отметить еще одного существенного недостатка
«Памятки». В задачи литературы по спортивному рыболовству входит не
только описание опыта, не менее важным является воспитание читателей
в духе любви к родной природе. К сожалению, авторы «Памятки» не всегда
это учитывают, в результате чего встречаются такие выражения: «Голавли,
например, на реке Неве в Ленинграде привыкли питаться отбросами и
ловятся даже на сыр, колбасу, селедку и шпиг». Разве можно считать эти
продукты хуже отбросов? Разве такие описания воспитывают у читателей
любовь к природе? Неудачна и зарисовка «Чаепитие на рыбалке», в которой
чай заваривают червями и он «скверпо пахнет назьмом».
Эти примеры показывают, что авторы плохо готовили материалЫ'К
публикованию. Многие ошибки мог бы исправить редактор, знакомый с
рыболовным спортом, но этого не случилось.
г. Пушкин, Ленинградская обл.

От редакции
Материалы, предназначенные для опубликования в альманахе
«Рыболов-спортсмен» (рассказы, стихи, очерки, путевые
зарисовки, статьи об опыте и др.), следует присылать в редакцию
в одном экземпляре, отпечатанными на машинке через два
интервала, обязательно с подписью автора (фамилия, имя,
отчество полностью) и почтовым адресом*
Непринятые материалы не возвращаются.
Альманах «Рыболов-спортсмен» выходит два раза в год.
Рыболов-спортсмен № 26
Редактор
Е. А*. Петровская
Оформление художника
М. Г. Сапожникова
Фото на обложке
Г. Д. Петренко
Художественный редактор И. А. Игнатьев
Технический редактор М. Я. Мамина
Корректор 3. Г. Самылкина
А 01156. Сдано в набор 26/Х I 1966 г. Подписано к печати 24/11 1967 г.
Формат 60X90/16. Печ. л. 13.0. Уч,.цэд. л. 14,47. Буи. л. 6,5.
Бумаги типографская Л'в 2. Тираж 100 000. Заказ 1057. Цена 58 коп.
Издательство «Физкультура и спорт» Комитета по печати
при Совете Министров СССР. Москва. К-6, Каляевская ул., 27.
Ордена Трудового Красного Знамени
Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова
Главполиграфпрома Комитета по печати
при Совете Министров СССР
Москва. Ж-54, Валовая, 28.