/
Автор: Бетелл Т.
Теги: региональная (территориальная) экономика земельный (аграрный) вопрос жилищное хозяйство общие основы экономического развития экономика история экономическая история
ISBN: 978-5-91066-013-1
Год: 2008
Текст
Tom BETHELL
THE NOBLEST
TRIUMPH
PROPERTY AND PROSPERITY
THROUGH THE AGES
St. Martin’s Griffin
New York
Том БЕТЕЛА
СОБСТВЕННОСТЬ
И ПРОЦВЕТАНИЕ
ирисэн
Москва 2008
УДК 332.012.32(091)
ББК 65.011 + 63.3(0)
Б54
Редакционный совет серии:
В. Завадников (председатель), П. Горелов, Дж. Дорн,
М. ван Кревельд, Д. Аал, Б. Линдси, Я. Романчук, Т. Палмер
Редколлегия: Ю. Кузнецов, А. Якимчук, Е. Белова,
Е. Болотова, И. Комарова, А. Нагайцев
Редактор серии: Ю. Кузнецов
Перевод с английского: Б. Пинскер
Редактор перевода: Т. Данилова
Научный редактор: А. Куряев
Бетелл Т.
Б54 Собственность и процветание / Том Бетелл ; пер. с англ. Б. Пинскера.
Москва: ИРИСЭН, 2008. 480 с.
ISBN 978-5-91066-013-1
Книга в популярной форме рассказывает об истории частной собствен-
ности со времен Древнего Рима и до наших дней. Эта тема рассматривается
сразу с двух точек зрения: истории института и истории идей. Показана фун -
даментальная роль института частной собственности в общественном разви-
тии. В то же время в книге собрана богатая коллекция исторических примеров
того, как ослабление этого института вело к распаду и гибели сообществ или
к увековечению низкого уровня жизни: судьба первых североамериканских
колоний в Джеймстауне и Плимуте, история коммуны Роберта Оуэна, кар-
тофельный голод в Ирландии, социалистические эксперименты в СССР и Ки-
тае, проблемы арабского мира, земельные реформы в развивающихся странах
и т.д. Автор анализирует экономическую логику стимулов и демонстрирует
пагубность общего пользования ресурсами. Особое внимание уделено взаи-
мосвязям между институтом собственности и состоянием окружающей среды,
а также проблемам интеллектуальной собственности.
В своем исследовании истории идеи частной собственности автор опира-
ется на философские и юридические основы этого института. Если политичес-
кий философ или экономист когда-либо написал что-то важное о связи прав
собственности и процветания, то изложение его идей обязательно найдется
в этой книге, где представлены взгляды Адама Смита, Иеремии Бентама,
Карла Маркса и Фридриха Энгельса, Кеннета Эрроу, Милтона Фридмена
и многих других мыслителей. Особое внимание уделено возрождению инте-
реса к правам собственности в экономической теории в 1950-е— 1960-е годы
(А. Алчиан, Г Демсец, Р Коуз).
Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся эконо-
мической историей, а также студентов и преподавателей исторических, эко-
номических и юридических специальностей.
УДК 332.012.32(091)
ББК 65.011 + 63.3(0)
Все права защищены. Никакая часть этой книги
не может быть воспроизведена в какой бы то ни было
форме и какими бы то ни было средствами без пись-
менного разрешения владельца авторских прав.
ISBN 0-312-22337-4 (англ.) © 1998 by Tom Bethel!
ISBN 978-5-91066-013-1 (русск.) © Перевод. АНО «Институт
распространения информации
по социальным и экономическим
наукам», 2008
Оглавление
От ИЗДАТЕЛЯ 7
Благодарности 9
Введение 11
Часть I
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Глава 1. Дары собственности . 17
Глава 2. Собственность, право и экономика 33
Часть II
ПРОБЛЕМА БЕЗБИЛЕТНИКА
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность
в Джеймстауне и Плимуте . 53
Глава 4. Логика коллективной собственности 67
Часть III
РИМСКОЕ И ОБЫЧНОЕ ПРАВО:
ОТ СТАТУСА К КОНТРАКТУ
Г лава 5. Римляне и сельские жители 8 7
Глава 6. Англия впереди 107
Часть IV
ОТ СВЯЩЕННОГОДО НЕЧЕСТИВОГО
Глава 7 Недосмотр экономистов. 133
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл 151
Часть V
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну 173
Глава 10. Советский эксперимент 189
Оглавление
5
Часть VI
ПРАВО И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Г лава 11. Каждому по делам его 213
Глава 12. Права и права собственности . 231
Часть VII
АМЕРИКАНСКИЙ ДВОЙНОЙ СТАНДАРТ
Глава 13. Почему развит не весь мир? 255
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод 275
Часть VIII
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАГАДКИ
Глава 15. Собственность в арабском мире . 305
Глава 16. Почему голодала Ирландия? 329
Часть IX
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Глава 17 Интеллектуальная собственность 351
Глава 18. Собственность и окружающая среда . 369
Часть X
ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ
Глава 19. Соблазн феодализма. 397
Глава 20. Новое открытие собственности . 421
Часть XI
НОВОЕ НАЧАЛО
Глава 21. Китай, собственность и демократия 443
Предметно - именной указатель 463
От издателя
Книга Тома Бетелла «Собственность и процветание» открывает
новую серию «История», которая будет выходить в рамках изда-
тельско-образовательного проекта издательства ИРИСЭН. В ис-
торической серии мы планируем знакомить русскоязычного чи -
тателя с книгами, освещающими те аспекты исторического опыта,
которые по тем или иным причинам оказываются наиболее акту-
альными в современных условиях. Предлагаемая вашему внима-
нию книга относится к числу именно таких исследований.
На русском языке издается немало работ по экономической
истории, но в ряду этой литературы книга Т. Бетелла представляет
собой весьма необычное явление. Более того, она в определенной
степени уникальна и в мировой исторической литературе, так как
представляет собой исключительное по объему привлекаемого
материала историческое исследование феномена частной собст-
венности. Автор рассматривает исторический отрезок со времен
Древнего Рима и до наших дней, а география исследования вклю-
чает множество стран, принадлежащих к самым разным культу-
рам и цивилизациям.
Но кроме временного и пространственного охвата работу
Т. Бетелла отличает также стереоскопичность описания. Он рас-
сматривает частную собственность сразу в двух аспектах: с точки
зрения истории институтов и с точки зрения истории идей. Ес-
ли институциональная часть исследования содержит множест-
во интереснейших фактов практического опыта человечества, то
часть, посвященная интеллектуальной истории, представляет со-
бой весьма полный обзор всего, что было сказано и написано на
эту тему философами, экономистами и другими мыслителями.
Если политический философ или экономист когда-либо написал
что-то важное о связи прав собственности и процветания, то из-
ложение его идей обязательно найдется в этой книге.
Следует особо отметить огромную важность темы данной кни-
ги для постсоветских стран, перед которыми по-прежнему остро
стоит проблема создания устойчивого и легитимного института
частной собственности. Хотя в результате проведенных реформ
появился значительный частный сектор, собственники, особенно
владеющие средствами производства, постоянно находятся под
жестким давлением со стороны бюрократии и политиков-попу-
листов. Уровень правовой защищенности собственности остается
низким. Как показывает исторический опыт, описанный и обоб-
щенный в книге Т. Бетелла, в этих условиях вряд ли стоит рассчи-
От издателя
7
тывать на долгосрочный успех в том, что касается благосостояния,
свободы и безопасности граждан. Поэтому мы считаем, что зна-
комство с книгой «Собственность и процветание» необходимо в
первую очередь тем, кто влияет или рассчитывает влиять на фор-
мирование экономико - политического курса в странах постсовет -
ского пространства.
Книга Т. Бетелла отличается легкостью и популярностью из-
ложения и рассчитана на широкую аудиторию. Мы надеемся, что
она будет полезна всем, интересующимся экономической истори-
ей и экономической политикой.
Валентин ЗАВАДНИКОВ,
Председатель Редакционного совета
Октябрь 2007 г.
Благодарности
Я должен выразить признательность большому числу людей. Дол-
гие годы у меня была возможность возвращаться в институт Гуве-
ра и месяцами в нем работать. Я особенно благодарен директору
этого института Джону Рейсиану, который любезно повторял свои
приглашения, и руководителю программы по связям со средства-
ми массовой информации Тому Хенриксену, оказывавшему не-
заменимую помощь. Представить себе не могу, чтобы где-либо
в мире существовал исследовательский центр лучше Гуверовско-
го, где вам предоставляют кабинет и оставляют в покое. В непос-
редственной близости от него расположена Зеленая библиотека
Стэнфордского университета, явно относящаяся к числу лучших
в мире. Среди потрясений и бурь этого мира ее книгохранилище
было убежищем для меня. Неподалеку от нее находится юриди-
ческая библиотека. О чем еще может мечтать человек?
Я признателен Роберту Хеесену, который сообщал мне о новых
публикациях в моей области и точно знал, что меня интересует.
Я крайне благодарен тем в Гуверовском институте, кто читал от-
дельные главы и давал ценные предложения: Мартину Андерсону,
Арнольду Бейхману, Михаилу Бернштаму, Биллу Иверсу, Сей-
муру Мартину Липсету, Гуити Нашату, Алвину Рабушке, Питеру
Робинсону, Генри Роуэну, Абрахаму Софаеру. Гуверовский инс-
титут довольно основательно заселен экономистами, что дало мне
превосходную привилегию обсудить с ними некоторые идеи этой
книги, прежде всего с Аароном Директором, Робертом Барро,
Гэри Беккером, Дугласом Нортом и Шервином Розеном. Но я не
хотел бы приписывать им согласие с моими выводами, и всю от-
ветственность за свои ошибки несу я один.
Ричард Строуп и Джейн Шоу из Центра политико-экономи-
ческих исследований в Бозмане пригласили меня в Монтану, про-
читали текст и дали превосходные советы, которые, я надеюсь,
нашли отражение в окончательном тексте книги. Рукопись читали
также Лоуэлл Харрис, Дональд Лил, Пол Хейне и покойный Мюр-
рей Ротбард. Я особенно благодарен Уолтеру Олсону из Манхет-
тенского института, критические замечания которого подтолкнули
меня к мгновенному пересмотру некоторых вещей. Должен отме-
тить и чрезвычайно плодотворные дискуссии с Фредом Смитом
и его командой из Института конкурентного предпринимательс-
тва (Competitive Enterprise Institute).
Выражение благодарности
9
Впервые я познакомился с экономическим анализом в 1974г.,
читая в Newsweek чередовавшиеся колонки Милтона Фридмена
и Пола Самуэльсона. Тут я обнаружил, что Фридмен мне всегда
понятен, а Самуэльсон — ставит в тупик. Что это за механизм,
именуемый «экономикой», и этот «совокупныйспрос», который
бывает слишком велик или недостаточен? Фридмен писал о лич-
ных интересах, в которых всегда был смысл. Регулирование цен
создает дефицит, и вот вам энергетический кризис. Через пару лет
возникла экономическая теория предложения. Ее логика была по -
нятна. Инфляция несправедливо выдавила людей в область более
высоких налоговых ставок, и я помню вдохновенные дискуссии
о предельных эффектах, ставках налогообложения и налоговых
поступлениях, о ценах и объемах, в которых участвовали Джордж
Гилдер, Джефф Белл, Пол Крейг Робертс, Артур Лаффер, Брюс
Барлетт, Ховард Седжермарк и др. Рональд Рейган был избран
как раз вовремя.
Существовало убеждение, что ставки налогообложения слиш-
ком выски повсюду, как в «третьем мире», так ив первом.
Но в конце концов я решил, что большинство стран страдают от
более фундаментальных пороков. Прежде всего, у них отсутствует
надлежащие правовые и политические основы, жизненно важные
для экономического роста. С этого и начинается эта книга. Но ис-
токи ее в дискуссиях 1970-х годов. Если Гуверовский институт
был моим университетом, то школа экономики предложения сыг-
рала роль вводного курса экономической теории.
Я работал над этой книгой в промежутках между написанием
множества журнальных статей. Я признателен людям из American
Spectator: Бобу Тирреллу, Владиславу Плещинскому — за под-
держку и Уильяму Ф. Бакли-мл. — за великодушие. Вопросы,
затрагиваемые в этой книге, я обсуждал с Джо Собраном, и эти
обсуждения были очень полезны для меня. Я хочу особенно по-
благодарить Джима Боварда, который прочел рукопись и в кри-
тический момент дал ей рекомендацию. Энтузиазм Майкла Фла-
мини оказался весьма кстати и вовремя, а его маленькая группа
в издательстве St. Martin’s Press, особенно скрупулезнейшие Алан
Бредшоу и Билл Берри, посрамили предрассудок, что редакти-
рование — это умершее искусство. Наконец, я очень признателен
владельцам Bay Area — Джону и Би Смолли и Карлотте Морис.
Введение
Весной 1990 г. Всемирный банк организовал ряд семинаров
по редко обсуждаемым вопросам, так или иначе связанным с бан-
ковским делом. Консультант банка Гэбриел Рот попросил меня
высказаться о связи между правами собственности и экономиче-
ским развитием. На ланче присутствовали около пятидесяти че-
ловек из Всемирного банка и Международного валютного фонда.
Я сказал, что если страны, с которыми они имеют дело, хотят до-
стичь того же уровня развития, что и США и ряд других стран, им
необходимо принять правовой режим, обеспечивающий защиту
частной собственности. Можно представить, что какие-то страны
предпочтут держаться своих традиций или не захотят беспрерыв-
ных потрясений и поисков, сопутствующих системе свободного
рынка. Но им нужна ясность в вопросе о целях и средствах. Если
им нужны рост производства и модернизация, то суета с рычага-
ми макроэкономической политики — здесь добавить фискальных
стимулов, там немного повысить денежные ограничения — им
не поможет. Им придется сделать свои правовые и политичес-
кие системы более похожими нате, что существуют в Западном
мире.
Будучи людьми учтивыми в любых обстоятельствах, професси -
оналы из Всемирного банка на мои высказывания отреагировали
вежливым изумлением. Вопросы задавались скептические. Я по-
чувствовал, что многие из них не согласны, хотя открыто этого
никто не сказал. Предполагается, что специализированные ин-
ституты Организации Объединенных Наций, такие как Всемир-
ный банк и Международный валютный фонд, стоят вне политики
и должны воздерживаться от поддержки политических реформ.
Если не считать возможности отказать в предоставлении креди-
тов, они целиком зависят от доброй воли правительств принима-
ющих стран, а большинство из них не склонны к радикальным пе-
ременам. Ситуацию усложняет и то, что исторически Всемирный
банк всегда был государственническим институтом — его кредиты
шли на поддержку правительственных проектов. А политика пра-
вовой поддержки частной собственности, со своей стороны, ведет
к ограничению власти правительства.
Но там я столкнулся с чем-то большим, чем политический
прагматизм. Для ряда присутствовавших необходимость част-
ной собственности была, похоже, непривычной рекомендаци-
ей. Возможно, непонимание было вежливой формой несогласия.
Но некоторые проявили явный интерес к продолжению разговора
Введение
11
и уяснению взаимосвязи между частной собственностью и эконо-
мическим развитием. Так зародилась идея этой книги.
После падения Берлинской стены и распада СССР вопрос
о собственности вышел из тени и стал предметом оживленных дис -
куссий. Поскольку институт частной собственности, предполага-
ющий децентрализацию власти и принцип верховенства права,
является стержневым для западной цивилизации, возникла нужда
в обзорной книге по этому вопросу. Были написаны книги о не-
допустимости изъятия собственности без должной компенсации
в соответствии с пятой поправкой к Конституции США, о суве-
ренном праве государства принудительно отчуждать частную соб -
ственность (за компенсацию), о патентном и авторском праве,
о воздействии государственной собственности на окружающую
среду. Мельчайшие аспекты этих вопросов рассматривались бук-
вально под микроскопом. Не хватало книги, развивающей широ-
кий подход к частной собственности и ее последствиям.
Мне часто приходил в голову образ линзы. Собственность была
той линзой, которая позволяет исследовать кажущиеся несвязан-
ными события. После долгого пребывания в пыли интеллектуаль-
ного чулана сегодня она позволила бы получить четкое представ-
ление о широком круге вопросов, в том числе и таких, как процве-
тание империй, упадок Рима, возвышение Великобритании, крах
коммунистических экспериментов, голод в Ирландии в XIX веке,
экономическая отсталость арабского мира, современная засуха
в Калифорнии, распространение пустынь, уничтожение дождевых
лесов, исчезновение видов животных и, самая новая тема, повы-
шение интереса к интеллектуальной собственности.
Собственность затрагивает не менее десятка дисциплин. Пра-
во, экономика, история, политическая философия, моральная
философия, антропология, социология и психология — это только
самые важные, и несколько я наверняка пропустил. Поэтому об-
щая книга о собственности должна быть написана более или ме-
нее неспециалистом. Там, где эксперты опасаются сделать шаг,
любители смело мчатся вперед. Меня больше всего интересовала
область, где пересекаются право и экономическая теория, и свет,
проливаемый ею на историю.
Экономический анализ похож на подвесной мост. Он может
быть воплощением самых передовых достижений инженерного ис -
кусства, но в некой точке он должен опираться на прочную почву
права и надежных политических институтов. Однако труды по эко-
номической истории часто оставляют без внимания политические
и правовые основания изучаемых обществ. Считается, что эко-
номические результаты вполне удовлетворительно объясняются
экономическими фактами. Например, рост — это функция «ка-
питалообразования». Но капитал — это в высшей степени произ-
12
Введение
водная абстракция, всего лишь трос на подвесном мосту. Можно ли
утверждать, что вся конструкция опирается на прочное основание
независимой судебной системы, защищенных прав собственности,
поддерживаемых законом договоров? До самого последнего вре-
мени экономисты уделяли мало внимания этим вопросам. Пожа-
луй, следовало бы вернуться к старому названию — политическая
экономия. Речь не о том, что сочетание решительности и прямого
политического давления способно преодолеть тонкое равновесие
спроса и предложения. Просто дело в том, что политика является
непременным основанием экономики.
Ключевую роль в изменении нашего понимания политической
экономии сыграли Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Они утверж-
дали, что экономические отношения представляют собой базис-
ный фундамент общества, а право и политика — это всего лишь
надстройка. Хотя при этом причина и следствие в основном по-
менялись местами, но этот подход оказался очень влиятельным.
Нападки Маркса на частную собственность известны куда боль-
ше, но они имеют преимущественно идеологический характер.
Утверждение, что экономические отношения определяют пра-
вовые отношения, вызвало мало подозрений, и многие экономи-
сты охотно согласились, что их область столь же независима, как
физика и математика. (И, как мы увидим в главе 2, в утвержде-
нии Маркса содержалось немало истины, что только усложняет
картину.)
Таким образом, я утверждаю, что когда мы возвращаем право
на должное место, так что оно опять оказывается впереди эконо-
мики, и делаем правовые отношения той твердой почвой, на кото-
рую должен опираться мост экономического анализа, у нас появ-
ляется возможность по-новому взглянуть на многие исторические
события. В таком случае объясняющая историю гипотеза будет
звучать так: экономика и цивилизация процветают, когда собст-
венность приватизирована и господствует принцип верховенства
права, когда все, в том числе и сами правители, подчиняются од-
ним и тем же законам. Из всех возможных конфигураций собст-
венности только частная собственность может давать этот жела-
тельный эффект.
Глава I
ДАРЫ СОБСТВЕННОСТИ
Немилость
Более ста лет назад институт частной собственности впал в ин-
теллектуальную немилость. Именно к этому важному историче-
скому факту нам следует обратиться в самом начале. Отдельные
скептики из числа моих слушателей во Всемирном банке были,
несомненно, убеждены, что к концу XX века идеи XVIII столетия
слегка устарели. Собственность впадала в немилость постепенно,
с самого началаXIXвека. А после публикации «Манифеста Ком-
мунистической партии» война с собственностью стала гласной и в
конце концов завоевала уважение. Западные интеллектуалы мно-
гие десятилетия с презрением относились к идее собственности.
Чаще всего это выражалось в ее полном игнорировании.
В 1950-х годах, когда Encyclopaedia Britannica Inc. опуб-
ликовала список «Великие книги Западного мира», среди 102
пунктов индекса «великих идей» для собственности места не на-
шлось. Арнольд Тойнби ни разу не вспомнил о собственности
в своем 12-томном труде «Постижение истории». Из его выска-
зываний следует, что он не видел существенных различий между
государственной собственностью и частной1 Уильям Мак-Нил
в «Восхождении Запада», а также Освальд Шпенглер в «Закате
Европы» сочли собственность малосущественной. Трехтомник
Фернана Броделя «Материальная цивилизация, экономика и ка-
питализм, XV—XVIII века», как и «История цивилизаций» того
же автора, почти не уделяет внимания ни собственности, ни пра-
ву. Отметив, что причины возвышения Европы издавна занима-
ют ученых, Пол Кеннеди в своем сочинении «Возвышение и закат
великих держав» нашел ему объяснение не в политических инс-
титутах Запада, а в более материальном факторе — в географии.
Европа избежала централизованной тирании главным образом
благодаря «отсутствию бескрайних степей, в которых конные ор-
ды стремительно устанавливают свое господство»* 2.
В последние десятилетия предложенное Локком обоснование
частной собственности (человек заслуживает владеть тем, что со-
здано его трудом) в академических кругах изучали с такой по-
Arnold Toynbee, Civilization on Trial (New York: Oxford Univ. Press, 1948), 39.
Paul Kennedy, The Rise and Fall of the Great Powers (New York: Random House,
1987), 16-17
Глава 1. Дары собственности
17
дозрительностью, которая произвела бы сильное впечатление да-
же на защитников тирании Стюарта, против которой выступал
Локк3 Современные аргументы против Локка, хоть и занимают
сотни страниц, совершенно бессильны, потому что доводы в поль-
зу частной собственности не стали бы слабее, даже если бы Локка
никогда не было на свете. Источник этих доводов следует искать
в человеческой природе, а не в философии XVII века.
Как писал исследователь политики Деннис Койл, в крайне важ-
ной области конституционного права «Верховный суд США по-
хоронил права собственности на конституционном кладбище»4.
К середине 1930-х годов сочли, что экономические права больше
не заслуживают конституционной защиты. С 1928 по 1974 год
Верховный суд ни разу не согласился рассмотреть дело о райони -
ровании [городской застройке]. Гарвардский профессор Ричард
Пайпс сообщает, что один исследователь в области детской психо-
логии «выразил удивление тем, что по состоянию дел на 1980 год
почти не велись эмпирические исследования и систематические
теоретические работы по психологии собственничества — об ис-
токах и развитии этого чувства»5. И это, добавляет Пайпс, спустя
сто лет после того, как Уильям Джеймс высказал предположение
о потенциальной значимости психологических аспектов собст-
венности.
В области экономической теории самые популярные учебни-
ки, написанные Полом Самуэльсоном и другими, либо обходят
молчанием вопросы о собственности, либо излагают их под руб-
рикой «идеология капитализма»6. Почти все учебники, вышедшие
после Второй мировой войны, утверждают, что государственная
собственность позволяет добиться более быстрого экономического
роста, чем частная. Экономист Армен Алчиан из Калифорний-
ского университета в Лос-Анджелесе обнаружил, что в рубри-
каторе Справочника Американской экономической ассоциации,
изданного в середине 1970-х годов, нет отрасли «собственность
или права владения». Собственность государственных, неком-
3 О подозрительности к аргументу Локка в пользу частной собственности см.:
Jeremy Waldron, The Right to Private Property (Oxford: Clarendon Press, 1988);
James O. Grunebaum, Private Ownership (London: Routledge & Kegan Paul,
1987); Alan Ryan, Property and Political Theory (Oxford: Basil Blackwell,
1984); Alan Ryan, Property (Milton Keynes: Open University Press, 1987);
Andrew Reeve, Property (Basingstoke: Macmillan Education Ltd., 1986).
Dennis J. Coyle, Property Rights and the Constitution (Albany, N.Y.: State Univ,
of New York, 1993), 3, 4.
Richard Pipes, “Human Nature and the Fall of Communism,” Bulletin of the
American Academy of Arts and Sciences 49 (January 1996): 48.
Cm.: Campbell R. McConnell, Economics: Principles, Problems, and Policies,
10thed. (New York: McGraw-Hill, 1987), 38.
18
Часть I. Самое главное
мерческихи муниципальных организаций подается так, будто «по
своему содержанию она не отличается от стандартных прав част-
ной собственности»7 В докторантурах, по свидетельству эконо-
миста Стива Чена, права собственности долгое время считались
«запретной зоной» в качестве темы докторской диссертации8
Обучаясь в 1970-х годах в докторантуре, гарвардский экономист
Роберт Барро вообще не слышал упоминаний о правах собствен-
ности9 Роберт Солоу из Массачусетского технологического инс-
титута, лауреат Нобелевской премии по экономике за 1987 год,
сказал: «Я все же убежден, что институт частной собственности
еще нужно обосновать». Он ссылался на «озарение» Прудона,
что «собственность — это кража»10
Такое пренебрежение со стороны экономистов заслуживает
внимания. Начиная с Адама Смита самые влиятельные труды
по политической экономии*, как тогда называли экономическую
теорию, были написаны в то время, когда в силу чрезвычайно вы-
сокого уважения к собственности защита ее казалась излишней.
Частная собственность считалась «священной». Английские эко-
номисты классического периода не занимались анализом пра-
вовых институтов, на существовании которых основывались их
рассуждения. Вряд ли будет преувеличением сказать, что к тому
времени, когда собственность стала объектом нападок, — к сере-
дине XIX века — экономисты почти ничего не написали в ее за-
щиту. Частную собственность «экономисты XIX века принимали
и брали как данность, не исследуя», — писал Джон Р. Коммонс
7 Armen Alchian, предисловие к кн.: The Economics of Property Rights, ed. Eirik
Furubotn and Svetozar Pejovich (Cambridge, Mass.: Ballinger Publishing Co.
1974), xiii.
Steven N. S. Cheung, “The Contractual Nature of the Firm,” Journal of Law and
Economics 26 (April 1983): 20.
Роберт Барро, интервью с автором, февраль 1988 г.
10 Robert Solow, in Arjo Klamer, Conversations with Economists (Totowa, N. J.:
Rowman and Allanheld, 1983), 130—31.
Первоначально слово «экономия» относилось к решениям семьи относительно
собственного имущества. «Политическая экономия», вошедшая в употреб-
ление вXVIII веке, распространила анализ навею страну. Адам Смит писал,
что «развитие благосостояния в разные периоды у разных народов» породило
«неодинаковые системы политической экономии по вопросу о способах обога-
щения народа». Только в конце XIX века политэкономия уступила место эко-
номической теории [economics}. «Основы экономической науки» Альфреда
Маршалла были первой большой работой, в которой эта наука называлась по-
новому. Это изменение совпало с использованием математических методов для
решения ряда проблем, так что экономическая теория оказалась связанной не
с политикой, а с наукой, и престиж ее повысился. С тех пор большинство эко-
номистов не желало расставаться с новым престижем. Но жизненная важность
политических и правовых институтов для экономической жизни заставляет
признать, что лучше было бы вернуться к термину «политэкономия».
Глава 1. Дары собственности
19
в книге «Правовые основания капитализма»11 Как данность она
принималась и в совсем недавнее время — причем теми, для кого
экономическое развитие было областью профессиональных ин-
тересов.
Дары частной собственности
Возможно, многочисленные дары системы частной собственности
именно из-за своей особой истории так и не стали предметом тща-
тельного исследования. Предмет этот очень обширен, и в такого
рода вводной работе его можно лишь кратко обрисовать. Но есть
четыре основных дара, которые нелегко реализовать в обществе,
лишенном защищенной, децентрализованной частной собствен-
ности, а именно: свобода, справедливость, мир и процветание.
Главный довод этой книги сводится к тому, что частная собст-
венность есть необходимое (хотя и недостаточное) условие этих
крайне желательных плодов общественной жизни.
К настоящему времени связь между свободой и собственно-
стью понимается достаточно хорошо. Лев Троцкий давным-дав-
но отметил, что в отсутствие частной собственности государство,
угрожая голодной смертью, может добиться беспрекословного
повиновения11 12. Экономист Милтон Фридмен, лауреат Нобелев-
ской премии по экономике, сказал, что «общество не может быть
свободным в отсутствие частной собственности »13 Но эту элемен -
тарную истину не понимали сто лет назад, когда интеллектуалы
пришли к мнению, что частная собственность — малозначимый
институт. Лишь практический опыт коммунизма кардинально пе-
ременил отношение. Жившие в условиях коммунистической ти-
рании быстро поняли, что в отсутствие прав собственности все
остальные права не значат ничего, или почти ничего. Ангелам
и духам собственность, разумеется, не нужна, но люди еще не об-
рели подобную бестелесность.
Частная собственность — компромисс между нашим стремле-
нием к неограниченной воле и признанием того, что другие об-
ладают сходными желаниями и правами. Это способ быть сво-
бодным и «защищенным от свободы других», как писал Джеймс
Бойл, профессор права Американского университета14. В наши
11 John R. Commons, The Economics of Collective Action (New York: Macmillan,
1950), 43.
Leon Trotsky, The Revolution Betrayed (New York: Doubleday, Doran & Co.,
1937), 76.
Милтон Фридмен, интервью с автором, февраль 1988 г.
14 James Boyle, Shamans, Software, and Spleens (Cambridge, Mass.: Harvard Univ.
Press, 1996), 47
20
Часть I. Самое главное
дни неприкосновенность частной жизни стала завидным благом,
и американские суды раскопали право на нее в намеках и положе-
ниях конституции. Но очевидно, что неприкосновенность частной
жизни недостижима без предваряющего ее уважения к частной
собственности.
Права — это защита от государства, а собственность — могу-
чий оплот против государственной власти. В обществе, уважаю-
щем и защищающем собственность, последняя всегда распределе-
на, строго говоря, неравномерно, и она столетиями представля-
лась в качестве выражения власти; тем не менее, подобно любым
подлинным правам, право собственности защищает слабых от
сильных. Европейских иммигрантов когда-то поражало в Со-
единенных Штатах то, что мелкая собственность здесь защищена
не хуже, чем крупная. ( « Закон этой страны устроен так, что каж-
дый может безопасно владеть своей собственностью, — сформу-
лировала оказавшаяся в Мэриленде группа переселенцев из Гер-
мании. — Самый жалкий человек здесь защищен от притеснения
самых могущественных»15.) Новых иммигрантов восхищало то,
что в Соединенных Штатах можно приобретать собственность,
не давая взяток. Сегодня призыв к защите прав собственности
в странах «третьего мира» — это не попытка помочь богатым.
В защите собственности нуждаются не те, у кого есть доступ к сче-
там в швейцарском банке. Она нужна малым и ненадежным по-
житкам бедняков. Этот ключевой момент превосходно сформу-
лирован в первой и лучшей из социальных энциклик католической
церкви. В Rerum Novarum (О положении трудящихся), опубли-
кованной в 1891 году, папа Лев XIII написал, что «главное осно-
вание социализма, общность имущества, следует всецело отвер-
гнуть, ибо это причинило бы вред именно тем, кому должно бы
принести пользу»16.
Институт частной собственности играет ключевую роль и в
установлении справедливости в обществе. Это один из главных
аргументов в его пользу, однако на связь частной собственности
и справедливости указывают крайне редко — главным образом
потому, что социальная справедливость понимается как распре-
деление уже существующих благ. Неравенство приравнивается
к несправедливости. И все же именно власть частной собствен-
ности делает людей ответственными за свои действия в сфере ма-
териальных благ. Эта система гарантирует, что люди на практике
узнают последствия своих действий. Собственность ограждает нас
и, кроме того, окружает нас зеркалами, обращающими на нас по-
15 James W Ely, Jr., The Guardian of Every Other Right: A Constitutional History
of Property Rights (New York: Oxford Univ. Press, 192), 16.
Pope Leo XIII, On the Condition of the Working Classes {Rerum Novarum,
1891) (Boston: St. Paul editions, n.d.), paragraph 23.
Глава 1. Дары собственности
21
следствия нашего собственного поведения. И бережливый, и рас-
точитель, как правило, получат по заслугам. В силу этого обще-
ство, основанное на частной собственности, движется к институ-
ционализации справедливости. Как сказал профессор Джеймс К.
Уилсон, собственность — это «мощное противоядие против не-
обузданного эгоизма»17
Собственность — это к тому же и наиболее миролюбивый из
институтов. В обществе, основанном на частной собственности,
блага можно либо добровольно выменять, либо создать упорным
трудом. Пока государство защищает права собственности, бла-
га нельзя просто отнять силой. Более того, общество, правовые
институты которого поощряют создание богатства, представля-
ет меньшую угрозу богатству соседей. Напротив, в соседних об-
ществах с коллективной собственностью будут процветать шайки
грабителей и налетчиков. Кроме того, частная собственность поз-
воляет стране достаточно разбогатеть для того, чтобы защититься
от агрессивных соседей, что снижает вероятность конфликтов.
Частная собственность и рассредоточивает власть, и в то же
время защищает нас от насилия. Она позволяет нам составлять
собственные планы и использовать информацию, которой рас-
полагаем только мы. Она предоставляет нам беспрепятственную
свободу действий в рамках автономной сферы. Люди не только
получают возможность строить планы, но и в определенной сте-
пени оказываются вынуждены делать это. Тем не менее на про-
тяжении большей части XX столетия и вплоть до самого недавнего
времени большинство стран устремлялось в прямо противопо-
ложном направлении. Почти везде власть была централизована,
а собственность — национализирована. Там, где эта тенденция
достигла предела, — в централизованно планируемых экономиках
коммунистических стран — группка «мозговых центров» в центре
планировала за всех. Большинство людей превратилось, по сути
дела, в бездумные орудия. Вот почему в этих странах установился
тиранический режим — государство вступило в борьбу с естест-
венными склонностями людей.
Между собственностью и процветанием существует естествен-
ная внутренняя связь. Основой рыночной деятельности является
обмен, а когда блага находятся в коллективной собственности, об-
менять их не так-то легко. Поэтому экономика свободного рын-
ка может быть построена только на базе частной собственности.
Права собственности, как отмечают Дэниел Ергин и Джозеф Ста-
нислав в «Командных высотах», — это «фундамент рыночной
17 James Q. Wilson, “A Cure for Selfishness,” Wall Street Journal, March 26,
1997
22
Часть I. Самое главное
экономики»18 Верно и то, что знание о существующем в обще-
стве укладе собственности является предпосылкой экономическо-
го анализа, а экономическая теория должна выявить весь спектр
влияний именно этого уклада. Частное владение позволяет лю-
дям «оценивать» то, чем они владеют (в бытовом и финансовом
смысле), и «реализовывать» эту ценность. Это позволяет им ре-
шать, сколько предлагать или требовать за то или иное благо.
Связь между процветанием и частной собственностью стали
признавать лишь недавно. Долгое время полагали, что плановая
и централизованно управляемая экономика может усовершен-
ствовать свободный рыночный порядок. Но оказалось, что распо-
ряжения не обладающих собственностью чиновников не заменяют
безбрежного многообразия рыночных оценок и рыночного об-
мена. Основной экономической иллюзией социализма была вера
в то, что планирующие органы способны на это и могут достичь
результата, производимого частной собственностью, или даже
лучшего, потому что они якобы более справедливы.
Сквозь призму собственности
Взгляд сквозь призму собственности делает понятным неизменное
и неожиданное превосходство Запада во второй половине XX ве-
ка после Второй мировой войны. Страны, обладавшие развитой
частной собственностью до того, как мир в ней разочаровался,
по-прежнему имели реальный рост экономики. А новые постко-
лониальные страны, экспериментировавшие с непроверенными
методами, терпели неудачи. Когда Советы оказались у власти,
статистические манипуляции представили удручающие дости-
жения коммунизма в приукрашенном виде. И это жульничество
продолжалось десятилетиями. Поэтому долгое время марксист-
ская критика частной собственности, в соответствии с которой она
была лишь служанкой классовых интересов, казалась вполне обос-
нованной. Создавалось впечатление, что система централизо-
ванного планирования прекрасно работает и без нее. Тем самым
подлинная роль частной собственности в экономической жизни
затушевывалась. Если уж самый популярный в Америке учебник
по экономической теории не далее как в 1987 году утверждал, что
«в послевоенный период темпы роста в СССР были в целом выше,
чем в США»19, как можно было говорить, что частная собствен-
ность является непременным условием экономического роста?
18 Daniel Yergin and Joseph Stanislaw, The Commanding Heights (New York: Simon
& Schuster, 1998), 377
McConnell, Economics, 904. 3
2?
Глава 1. Дары собственности
Сегодня можно с определенной уверенностью утверждать, что
величина валового внутреннего продукта (ВВП) СССР и его са-
теллитов была завышена раз в десять. Приведу один показатель-
ный пример. В публикуемые министерством торговли «Статис-
тические обзоры США» (Statistical Abstracts of the United States)
включены таблицы, сравнивающие данные о величине ВВП на ду-
шу населения в разных странах. В сборнике 1989 года — год па-
дения Берлинской стены! — сообщалось, что в Восточной Гер-
мании доход надушу населения выше, чем в Западной (10330
и 10320 долл, соответственно). Из той же таблицы следовало, что
в 1980 году в Восточной Германии величина ВВП на душу насе-
ления была выше, чем в Японии20 Сегодня об этих утверждениях
предпочитают не вспоминать.
Проблема не сводится к вопросу достоверности статистики.
Специалисты по экономическому развитию и элиты не сумели
понять того, какие институциональные условия на самом деле не-
обходимы для экономического роста. Эти условия и до сих пор
остаются до известной степени непонятыми. Например, посто-
янно повторяемый призыв к «демократизации» других стран де-
монстрирует, что анализ западных политических институтов не
продвинулся дальше требования регулярно проводить выборы.
Но у демократии, как и у экономики, должны быть свои основы.
Демократия не есть нечто такое, что можно пересадить — нагой
и беззащитной — на неподготовленную почву анархии и тирании.
Это не те условия, в которых развилась демократия в Западном
мире, и нет оснований рассчитывать, что для «третьего мира» их
будет достаточно.
В 1996 году обложка журнала Economist привлекла внима-
ние читателей к «загадке экономического роста»21 Его неизмен-
ная асимметрия годами изводила разработчиков экономических
«моделей». В этих моделях все время чего-то не хватало. Теперь
мы знаем, чего: частной собственности и принципа верховенства
права. Мы лишь теперь начинаем понимать, что институциональ-
ная структура капитализма не столь «естественна», как думали
некоторые. Ее имитация и моделирование оказались делом куда
более трудным, чем представлялось. Ее последствия — окружа-
ющий нас материальный мир — мы принимаем за данность. Не-
многие понимают его эволюцию или логически предшествующий
ему правовой фундамент. Перуанский ученый Эрнандо де Сото
рассказывает поразительную историю о том, что он не мог найти
человека, который смог бы растолковать ему правовые основы за-
20 U. S. Department of Commerce, Statistical Abstract of the United States, 1989
(Washington, D. C.: G. P O.), 822.
“The Mystery of Economic Growth, Economist, May 26, 1996.
24
Часть I. Самое главное
падной системы хозяйства22. В конце концов он пришел к выводу,
что такого человека не существует.
На Западе государства всеобщего благосостояния построены
на посылке, что собственность, особенно имеющая форму дохо-
да, больше не свята. Ее можно отнять у одних и отдать другим —
к всеобщей выгоде. Последние получат от нее больше пользы, чем
потеряют первые. Предполагалось, что такое перераспределе-
ние — дело и хорошее, и эффективное. Богатые избавятся от соб-
лазна излишеств, а бедные — от своей бедности. Между тем «за-
коны» экономики позаботятся о том, чтобы бедные страны срав-
нялись с богатыми. Факторы производства, и особенно капитал,
смогут действовать в первых с большим эффектом, чем во вторых.
В результате страны выравняются по уровню богатства. Однако
события пошли совсем по другому пути.
По моему мнению, объяснение со ссылкой на правовые и поли -
тические институты может привести нас лишь к утверждению, что,
например, Британия первой в Европе развила правильную (спо-
собствующую процветанию) систему, которую я кратко обрисо-
вал выше. Так можно объяснить большой успех и влияние Брита-
нии в XVIII веке. Куда труднее объяснить, почему это случилось
в Британии, а не в другом месте. (В действительности Голландия
вначале опережала Британию, но в какой-то момент соверши-
ла роковую ошибку: налоги оказались слишком высоки, и страна
сделалась неконкурентоспособной. Тем не менее остается загад-
кой, почему голландцы сделали эту ошибку, а англичане — нет.)
И опять-таки, почему в XX веке британцы уступили лидерство?
Можно указать на изменения в законах, которые усилили госу-
дарственное регулирование и ослабили конкуренцию. Но нелегко
ответить на вопрос: почему правящий класс забыл то, что он знал
когда-то. Сходная амнезия сегодня наблюдается в США.
Центральным элементом формирования системы, способству-
ющей процветанию, стало великое открытие принципа равенства
перед законом. Это то, чего не было у римлян и к чему быстро
продвигались британцы. Это важнейшее из открытий западной
правовой мысли, надежно хранимое в американской Деклара-
ции независимости. Верно и то, что происходящий в США отказ
от предположения, что люди вполне равны, а потому закон дол-
жен относиться к ним соответственно, — огромная политическая
ошибка. Если ее не исправить, она породит сильную напряжен-
ность и конфликты и станет крайне разрушительной.
В основе всего сказанного выше лежит предположение, что все
люди в мире приблизительно одинаковы. Экономическое разви-
тие мира было, конечно, очень неравномерным, и то же самое
22 Hernando de Soto, интервью с автором, февраль 1989 г.
Глава 1. Дары собственности
25
можно сказать о соответствующих правовых системах. Все стра-
ны, намного опередившие других, обладают свободными конку-
рентными рынками, на которых все важные стимулы закрепле-
ны законом. Следовательно, «теория» здесь сводится к тому, что
если бы все народы имели одинаковую правовую и политическую
инфраструктуру, они все, независимо от расовых различий, до-
стигли бы сравнимого уровня экономического развития. Вероят-
но, эта теория со временем будет опровергнута. Возможно, будет
доказано, что этнические различия оказывают заметное или да-
же существенное влияние. Но теория равенства по меньшей мере
заслуживает, чтобы ее учитывали. Показательно, что граждане
стран с тираническими правовыми режимами, попав за грани-
цу, демонстрируют куда более лучшие результаты. Убедительным
примером являются индийцы, разделенные на касты и показыва-
ющие относительно малую производительность в Индии — но не
в других странах. Нет сомнений, что их подавляют законы, а не
генетические особенности. То же самое относится к ирландцам.
Любопытно, что в кругах юристов обрела влияние возникшая
в 1970-х годах новая область — теория экономики и права. Ри-
чард Познер, самый неутомимый из ее сторонников, чуть ли не
в одиночку сумел превратить ее в настоящее движение. У него
масса интересных идей, и эта новая сфера помогла в конце кон-
цов вернуть собственность на экономические факультеты. И все
же в этой истории было нечто странное. Хотя сам Познер юрист —
в 1981 году он был назначен судьей федерального апелляционно-
го суда, где и пребывает по сей день, — дисциплина «Экономика
и право» пробудила империалистический дух в экономистах, за-
явивших, что экономика влияет на право, точнее, образует логи-
ческое обоснование обычного права. Поразительное утверждение
Познера заключалось в том, что экономическая эффективность —
адекватная замена справедливости. Но более фундаментальная
идея, состоящая в том, что экономическая жизнь полностью зави-
сит от правового режима, была если не совершенно проигнориро-
вана, то, во всяком случае, не получила достаточного внимания.
Познер дорожил той идеей, что существует объективная и из-
меримая вещь, именуемая эффективностью, которую можно ис-
пользовать для разрешения вытекающих из закона моральных за-
труднений. Наконец-то можно будет уладить старые споры, не
обращаясь к субъективному утверждению, что мое «нужно» цен-
нее вашего «нужно». Все это было очень увлекательно и спорно
и породило обширную литературу. Брюс Акерман с юридическо-
го факультета Йельского университета назвал теорию экономи-
ки и права «самым важным, что произошло в области правовой
мысли со времен Нового курса», и даже самым значительным
достижением в области юридического образования «со времен со -
26
Часть I. Самое главное
здания Гарвардского юридического факультета»23. Мы вернемся
к этой теме в главе 20.
Собственность и прогресс
Упадок идеи собственности совпал с воцарением идеи прогресса.
Между двумя этими событиями есть важная связь: на протяже-
нии всей истории большинство людей правильно приспосабли-
валось к жизни в том, что можно назвать «настоящее несовер-
шенное». Считалось, что грехопадение испортило человеческую
натуру. По этой причине собственность рассматривалась как не-
обходимый, хотя, пожалуй, и неидеальный институт. Конкрет-
ное распределение благ не было ни Божьей волей, ни отражением
естественной справедливости. Но следовало признать хоть какое-
то распределение, чтобы сохранить мир и согласие. Так, наравне
со многими другими, смотрел на дело святой Фома Аквинский.
Как было бы прекрасно, будь мы совершенными существами, об-
ходящимися без правил, границ и соглашений о собственности!
Но пока этого не случилось — собственность незаменима.
До того, как Эдвард Гиббон опубликовал «Историю упадка
и разрушения Римской империи», обычно считалось, что для улуч-
шения общества следовало бы восстановить Золотой век. Филосо-
фы и поэты страстно грезили об Эдеме до грехопадения. Все было
общим, и все же людям удавалось жить в мире. Была гармония,
и не было собственности. Жан-Жак Руссо, столь современный во
многих отношениях, одним из последних выдвинул идею возврата
к древней невинности. Ранее Сенека описывал время, когда «никто
из людей не мог иметь больше или меньше другого; все вещи были
разделены между ними без раздора... Скряга не прятал бесполез-
ное богатство, лишая других самого необходимого для жизни»24.
Он цитирует Вергилия, описывающего время, когда
Земля, не возделана вовсе, лучших первин принесет...
Сами домой понесут молоком отягченное вымя
Козы, и грозные львы стадам уже страшны не будут.
И с невозделанных лоз повиснут алые грозди.
(Буколики, Эклога IV)
Во время Французской революции или незадолго до нее воз-
никло нечто новое. Ностальгию по прошлому начало вытеснять
2,3 Paul М. Barren, “Influential Ideas: A Movement Called ‘Law and Economics’ Sways
Legal Circles,” Wall Street Journal, August 4, 1986.
Arthur O. Lovejoy and George Boas, Primitivism and Related Ideas in Antiquity
(Baltimore: John Hopkins Press, 1935), 272 — 273.
Глава 1. Дары собственности
27
то, что можно было бы назвать мечтой о «будущем совершенном».
Все так же признавалось несовершенство человеческой природы,
но теперь его считали лишь временным явлением. Возникла на-
дежда, что в будущем человек станет более совершенным. В этом
и заключалась суть идеи прогресса — абсолютно новой и очень
опасной идеи. Именно в то время у ряда мыслителей возникли се-
рьезные сомнения в отношении собственности. В опубликованных
тогда текстах начинают попадаться такие выражения, как «су-
ществующий институт» или «нынешняя система» собственности.
Поскольку появилась возможность изобрести что-то получше,
существующая система сразу показалась ущербной. А значит, ее
нужно изменить — возможно, даже полностью уничтожить. Дру-
гие же верили, что изменения, волей'или неволей, уже начались.
И, разумеется, они начались.
До того времени любое предложение об изменении системы
собственности сразу наталкивалось на следующее возражение:
альтернативные правила собственности хотя и желательны, но
неосуществимы, потому что будут подорваны существующие сти-
мулы. Частная собственность, по-видимому, единственная мера,
побуждающая людей к упорному труду. Были попытки наладить
коллективное хозяйство, но они провалились. Коммунары начи-
нали со взаимной благожелательности, все были счастливы все
делить и получать поровну, но через год-другой начинались ожес-
точенные свары. Кончалось это тем, что коммунальное имущество
делили или «приватизировали», и все расходились в разные сто-
роны. (В главе 9 мы увидим, что именно так случилось в коммуне,
организованной Робертом Оуэном в Индиане.)
Теперь появилась обнадеживающая перспектива: прогресс.
В прошлом человек был эгоистичен, да он и сейчас таков (в «на-
стоящем несовершенном»). Но будущее будет иным — «буду-
щим совершенным». Невозможно изменить природу человека?
Отнюдь! Однажды моральное развитие человека восторжествует
над первородным грехом. И вот тогда-то частная собственность
окажется ненужной. Интеллектуалов очень воодушевляло новое
видение, манившее перспективой перестроить общество на совер-
шенно новых основаниях и воспитать нового человека. Надежда
на будущее заменила поэтическую мечту о прошлом. На место
ностальгии пришел оптимизм.
Откуда пришла вера в то, что человеческую природу можно
переделать? Ричард Пайпс из Гарварда выдвинул интересное
предположение, что важную роль в этом сыграл Джон Локк25.
Это звучит парадоксально, потому что Локк был великим защит-
25 Пайпс Р Русская революция. В 3-х кн. Кн. 1. М.: Захаров, 2005. С. 172 —
174.
28
Часть I. Самое главное
ником прав собственности. Возможно, он заложил также осно-
вы и современных аргументов в пользу собственности, и позд-
нейшего ее отрицания. Его «Опыт о человеческом разумении»
(1689)26 наметил путь к вере в то, что природу человека можно
переделать. Опровергая предположение о существовании «врож-
денных идей», Локк доказывал, что все наше знание и понимание
мы получаем из чувственного опыта. В изначальном состоянии,
полагал он, «ум есть, так сказать, белая бумага без всяких знаков
и идей»27
Здесь Локк открыл путь ряду самых современных идей, в том
числе и радикальному материализму. (Сам он в этом отношении
был агностиком и полагал, что «мы никогда не сможем знать, спо-
собно чисто материальное существо мыслить или нет».) Но было
и кое-что еще: имея возможность контролировать воспринимае-
мую чувственную информацию, намекал он, мы сможем манипу-
лировать содержанием нашего ума. «И если бы только это стоило
делать, — пишет он, — то с ребенком, без сомнения, можно было
бы устроить так, чтобы до достижения зрелого возраста он имел
лишь очень мало даже обыкновенных идей»28
Наибольшее влияние «Опыт» Локка имел во Франции, где
книга была опубликована в 1700 году. Философы Просвещения
быстро осознали открываемые ею перспективы. Среди них был
Клод Гельвеций, работа которого De Г esprit («Об уме») была
опубликована в 1758 году. «Локк открыл путь истине», — писал
Гельвеций, немедленно увидевший возможные последствия. Если
наши мысли — это функция получаемых нами впечатлений, тогда
с помощью законодательства можно контролировать то, что люди
будут знать и переживать. А это значит, что людей можно улуч-
шить. Не с помощью религии, добавлял он. Потому что «не от
религии, не от того, что называют нравственностью, ...но только
от одного законодательства зависит то, что люди считают греха-
ми, добродетелью и счастьем»29. Манипулируя тем, что мы сегод-
ня назвали бы «обучающей средой», людей можно формировать
по тому или иному образцу. Фактически он заявил, что обучением
можно добиться чего угодно. («L’education peuttout!») В XX веке
26 «Первое издание Essay Concerning Human Understanding поступило в про-
дажу в декабре, a The Two Treatises of Government даже в октябре 1689 года,
хотя на обеих книгах значился 1690 год, потому что тогдашние книготорговцы,
так же как современные издатели журналов, ставили более позднюю дату, что-
бы книги дольше выглядели только что изданными» (Maurice Cranston, John
Locke: A Biography [New York: Macmillan, 1957], 327).
Локк Дж. Опыт о человеческом разумении / / Локк Дж. Соч. В 3-х т. Т. 1. М.:
Мысль, 1985. С. 154.
28 Там же. С. 156.
М. Grossman, The Philosophy of Helvetius (New York: Columbia, 1926), 11.
Глава 1. Дары собственности
29
эти идеи были доведены до конечных логических выводов — в ла-
герях по исправлению и перевоспитанию.
Основатель русского марксизма Г В. Плеханов включил в свои
«Очерки по истории материализма» восхитительное эссе о Гель-
веции. «Принимая принцип “чувственного ощущения”, он пока-
зал себя самым последовательным и логичным из материалистов
XVIII века»30, — написал Плеханов. Получилось так, что эту свою
работу он написал в Женеве в 1895 г. В тот год и в том же горо-
де он встретился и подружился с близким по духу революционе-
ром — Владимиром Ильичом Лениным.
Вера Гельвеция в то, что с помощью законодательства можно
изменить человеческую природу, была «одной из самых револю-
ционных идей в истории политической мысли», — писал Ричард
Пайпс, который, по-видимому, первым отметил роль Гельвеция
как промежуточного звена между Локком и Лениным. «Экстра-
поляцией эзотерической теории познания была создана новая по-
литическая теория, имевшая самые знаменательные практические
последствия»31 У политики появилась принципиально новая за-
дача — сделать человека добродетельным.
На Западе институт собственности более тысячи лет поддер-
живало учение о первородном грехе, утверждавшее, что челове-
ческая природа глубоко порочна. Новая вера в то, что с помощью
одного лишь законодательства можно справиться с природным
несовершенством, показалась бы древним мыслителям не толь-
ко абсурдной и ребяческой, но и нечестивой и даже еретической.
Но после Французской революции и с распространением новых
идей собственность стала предметом нападок. В конце концов
если человеческую природу так легко изменить, то старый аргу-
мент — о тщетности попыток изменить то, что установлено Бо-
гом, — начинает выглядеть просто реакционным.
Частную собственность критиковали и прежде, а отстаивали ее
по меньшей мере со времен Аристотеля. Но бешеный натиск соци-
алистов XIX века — Годвина, Оуэна, Маркса и других — был бес-
прецедентно силен. В результате собственность оказалась под огнем
прежде, чем удалось проанализировать и защитить сам принцип
частной собственности. В свое время Цицерон и другие сказали
несколько хороших слов в ее пользу. Сам Локк защищал распре-
деление благ, первоначально предназначавшихся в общее поль-
зование: «Разрешается, чтобы вещи принадлежали тому, кто за-
тратил на них свой труд, хотя до этого все обладали на них правом
30 Плеханов Г В. Очерки по истории материализма. М.: Гос. изд - во полит. лит -
ры, 1938. С. 93-94.
Пайпс Р Русская революция. В 3-х кн. Кн. 1. М.: Захаров, 2005. С. 174.
30
Часть I. Самое главной
собственности»32. Давид Юм защитил существующее распределение
собственности — и его аргумент, естественно, был по душе всем, кто
унаследовал большие состояния33. В следующем поколении сэр Уи-
льям Блэкстон сформулировал массу относящихся к собственности
правовых норм34. Но, когда началось наступление марксизма, не
нашлось никого, кто предостерег бы о катастрофических послед-
ствиях, которые повлечет отмена частной собственности.
Утверждение социалистов, будто с уничтожением частной
собственности на средства производства объем производства вы-
растет, казалось явно абсурдным, однако его начали повторять
все больше людей. Поскольку собственность возникла в силу не-
совершенства человеческой природы, укрепилась странная идея,
что отмена собственности послужит стимулом для преображения
человека. Этот ложный довод помог узаконить резкие преобра-
зования, вскоре начатые большевиками. Началась их 70-летняя
попытка организовать жизнь без частной собственности. В этот
период установилось что-то вроде табу на обсуждение института
собственности, сохранявшее силу на протяжении всего этого пе-
риода. Был запущен многообещающий эксперимент, а лаборатор-
ной площадкой стал Советский Союз.
Энтузиасты совершали вылазки в «будущее» и возвращались
с оптимистическими репортажами. «Цементное тесто в точности
подобно человеческой природе, — написал Джордж Бернард Шоу
в 1931 году по возвращении из СССР. — Его можно скручивать,
разглаживать и придавать любую форму, какую захотите; когда
же вы придали ему форму, оно держит ее так хорошо, что кажется,
будто оно всегда было именно таким»35 Он добавляет, что Совет-
ское правительство «очень хорошо поработало над формой русс-
кого цемента,.. и он схватился очень прочно и породил совершенно
особую породу животных». В конце 1991 года Борис Ельцин гово -
рил о советском опыте именно как об эксперименте36 Он высказал
сожаление, что его сначала не опробовали в меньшем масштабе.
С годами рост мирового населения лишь увеличит значение част-
ной собственности. Если за следующее столетие население удвоит-
32 Локк Дж. Два трактата о правлении. Кн. 2 / / Локк Дж. Соч. В 3-хт. Т. 3. М.:
Мысль, 1988. §30.
Юм Д. Трактат о человеческой природе// Юм Д. Соч. В2-хт. Т. 2. М.:
Мысль, 1996. С. 541—553.
34 Sir William Blackstone, Commentaries on the Law of England (опубликованы
в 1765—1769 гг.).
Michael Holroyd, Bernard Shaw, vol. 3 (New York: Random House, 1991),
249.
“Gorbachev and Yeltsin Answer Questions from Americans on TV,” Reuters
dispatch, Washington Post, September 7, 1991.
Глава 1. Дары собственности
31
ся, приватизация окажется неизбежной повсюду. Когда население
было невелико в сравнении с территорией, как это было некогда
в Северной Америке, не имело значения, что какие-то земли ис-
пользовались коллективной, следовательно, расточительно. Зем-
ли было в избытке, чтобы предотвратить то, что Гарретт Хардин
назвал «трагедией общинных выгонов». Такое же положение до
недавнего времени сохранялось в Африке. Тем не менее, если рост
населения продолжится и если мы захотим не то что увеличить, но
хотя бы сохранить существующий уровень жизни, вскоре придется
приватизировать весь мир.
Принято говорить, что если рост населения продолжится, нас
ждут массовый голод, истощение природных ресурсов и деграда-
ция окружающей среды. Но частная собственность решает все эти
проблемы. Именно в малонаселенных странах, где собственность
остается коллективной в силу обычая или государственной поли-
тики, — в Сомали, Эфиопии и Судане, например, — мы наблю-
дали самый свирепый голод и экологические катастрофы. Однако
страны, не обеспечивающие защиту и передачу частной собст-
венности, определенно останутся отсталыми. Причина в том, что
природа человека везде одинакова.
Величайшей ошибкой философов Просвещения и их последо-
вателей было представление, что преобразование человека будет
делом простым. Природа человека оказалась менее податливой,
а собственность — более незаменимой, чем им мечталось. Это по-
родило сильное разочарование. В своих более радикальных прояв-
лениях современное экологическое движение является, по-види-
мому, выражением обиды на косность человеческой природы. Если
человечество не намерено совершенствоваться, тогда нужно хотя
бы спасти природу от алчности этого безнадежного создания. Ви-
це-президент Эл Гор все еще надеется на «насильственное преоб-
разование общества»37 Но все это уже достояние прошлого. Никто
больше всерьез не говорит о «прогрессе» и не верит в то, что с по-
мощью законодательства удастся явить миру «нового человека».
37
Al Gore, Earth in the Balance: Ecology and the Human Spirit (New York: Plume,
1993), 274.
Глава 2
СОБСТВЕННОСТЬ, ПРАВО
И ЭКОНОМИКА
Идея собственности интуитивно понятна. Животное, метящее гра-
ницы своей территории, «очерчивает» права собственности. Соба-
ки лаем «проводят их в жизнь». Несмотря на эту простоту, юрис-
там до сих пор не удалось дать краткое определение собственности,
что на этот раз им не в упрек. При детальном рассмотрении собст-
венность вмещает бесконечное множество оттенков, компромиссов
и сложностей. Любое простое определение тут же обрастает мно-
жеством исключений и уточнений. Исторически, однако, счита-
лось, что собственность описывает закрепленное законом или обы-
чаем отношение между личностью и вещью. Эта вещь может быть
материальной или абстрактной. Конкретные люди, имеющие пра-
ва собственности на вещь, обладают притязаниями, обеспечен-
ными юридической санкцией. «Новый юридический словарь»
(Giles Jacob, New Law Dictionary) Джайлза Джейкоба, с которым
частенько сверялись юристы XVIII века, определял собственность
как «высшее право, которое может быть у человека на что-либо»;
в «Комментариях к английским законам» сэр Уильям Блэкстон
(1723—1780), будучи первым профессором английского права
в Оксфорде (да и во всем мире), определил собственность как «ту
деспотичную власть, которую имеют притязания одного человека
над физическими вещами этого мира, при полном исключении прав
любого другого индивида во Вселенной»1
В XX веке вошло в традицию определять собственность как
«пучок прав». В опубликованном в 1961 году влиятельном эс-
се профессор Оксфордского университета Тони Хонэр, специа-
лист по римскому праву, подробно исследовал прутья этого пуч-
ка. Важнее всего следующие права: использовать вещь и исклю-
чать ее использование другими; изменять ее форму и структуру;
пользоваться приносимыми ею плодами, включая доход; и, не
в последнюю очередь, передавать право собственности на нее дру-
гому. Хонэр добавляет, что в различных правовых системах соб-
ственность означает примерно одно и то же. Если мы говорим
о ком-то, что ему принадлежит зонтик, это означает одно и то же
в Англии, Франции, России и любой другой современной стране:
«Везде в простом, незапутанном случае, когда ни один другой 1
1 Sir William Blackstone, Ehrlich ’ s Blackstone, ed. J. W. Ehrlich (San Carlos, Cal.:
Nourse Publishing. 1959), 113.
Глава 2. Собственность, право и экономика
33
человек не имеет претензий на вещь, “владелец” может использо-
вать ее, не позволять другим использовать ее, волен одолжить ее,
продать или, при желании, избавиться от нее. Нигде ему не поз-
волено использовать свой зонтик для того, чтобы ткнуть своего со-
седа в грудь или разбить его вазу. «Собственность», «ownership»,
«dominium», «propriete», «Eigentum» и другие аналогичные слова
обозначают не просто высшее притязание на вещь в некой сис-
теме [права], но и определенного рода притязание, обладающее
сходными чертами, выходящими за пределы отдельных систем
[права]»2
В решении Верховного суда США по делу «Pruneyard Shopping
Center против Роббинса» (1980) судья Уильям Ренквист отме-
тил, что право исключить использование вещи другими людьми —
это «один из основных прутьев в пучке прав собственности»3 За
последние тридцать лет эта метафора стала очень распространен -
ной, хоть и неизвестно, кто ее придумал. Возможно, это был Роско
Паунд, декан Гарвардского юридического факультета в 1916 —
1936 гг., который использовал ее в последнем томе своего пяти-
томного трактата по юриспруденции.
Со времен Древнего Рима собственность была важнейшей от-
раслью права. По классификации вещей собственность — наиваж-
нейшая категория в составленном в VI веке своде римского права,
известном как «Институции» Юстиниана. Право лиц — другая
важная категория, описывающая правовой статус разных групп,
преимущественно граждан, рабов и вольноотпущенников. То же
деление преобладало и в XVIII веке, который можно считать луч-
шей порой собственности. Далее, однако, право лиц постепенно
усыхало, тогда как относительное значение вещного права сущест-
венно возрастало.
Предложенная Американским институтом права (АИП) « Но -
вая формулировка закона собственности» была честной попыт-
кой пересмотреть понимание собственности. Организованный
в 1923 году Американский институт права, опираясь на «мнение
экспертов» и виднейших юристов, попытался предложить «сис-
тематическую формулировку общего права США»4. Это была
по преимуществу академическая затея. Труд института можно
рассматривать как скромную попытку повлиять на англо-аме-
риканскую правовую традицию, развившуюся в залах судебных
2 Tony Honore, Oxford Essays in Jurisprudence, ed. A. G. Guest (Oxford: Oxford
Univ. Press, 1961). См. также Lawrence Becker and Kenneth Kipnis, eds.,
Property: Cases, Concepts, Critiques (Englewood Cliffs, N. J.: Prentice-Hall,
1984), 79.
Rehnquist, Pruneyard Chopping Center v. Robins, 447 U. S. 74 (1980).
American Law Institute, Restatement of the Law of Property, vols. 1 — 2 (St. Paul:
American Law Institute Publishers, 1936), iv.
34
Часть I. Самое главное
заседаний, внедрив в нее более академические и более континен-
тальные элементы, разработанные на юридических факультетах.
В попытке (бесплодной) выдвинуть определение собственности
АИП в значительной степени опирался на работу молодого про-
фессора права Йельского университета Уэсли Ньюкомба Хохфелда
(1879—1918), который после 1913 года написал трактат «Фун-
даментальные юридические концепции, применяемые для обосно-
вания судебных решений». Одна из его главных идей заключалась
в том, что правовые отношения могут существовать только между
людьми. Раз «вещи» не могут быть ни истцами, ни ответчиками
в суде, закон не предоставляет им слова. А это, в свою очередь, пос-
тавило под сомнение старое понимание собственности как отноше-
ние между человеком и вещью. Будучи добросовестным гегельян-
цем, Хохфелд верил, что у всего есть своя «противоположность»
или соотносительное понятие, а потому, рассуждал он, право од-
ного человека — это обязанность другого, полномочия одного —
это обязательства другого, и т.п. Его специфическая терминология
и зеркальный лабиринт соотносительных понятий и противопо-
ложностей просветили одних и запутали других, так что без подде-
ржки АИП все его построения, вероятно, быстро забылись бы, как
и другие гегельянские системы классификации5
Роско Паунд почти сразу отверг всю систему доводов Хохфел-
да. Тот ответил, что ему придется «заново осмыслить предмет
и переписать работу»6 Но вскоре после этого он умер, не осущес-
твив нового замысла. С тех пор его идеи живут главным образом
в главе «Основная терминология» используемого на юридических
факультетах труда о собственности «Пауэлл о недвижимости»7
(Ричард Р. Б. Пауэлл, профессор юридического факультета Ко-
лумбийского университета, многие годы руководил выработкой
нового подхода к собственности в Американском юридическом
институте и считается «старейшиной американских специалистов
в области имущественного права»8.)
Представляется, однако, что часто цитируемое резюме его
идей — «в нашем законе правовые отношения существуют только
между людьми. Невозможны правовые отношения между челове-
ком и вещью или между двумя вещами»9 — никак не помогает нам
5 Wesley N. Hohfeld, Fundamental Legal Conceptions As Applied in Judicial
Reasoning (New Haven: Yale Univ. Press, 1923), 23 — 114.
Roscoe Pound, Jurisprudence, vol. 5 (St. Paul: West Publishing Co. 1959),
126-27
Richard R. B. Powell, Powell on Real Property, rev ed. (New York: Matthew
Bender, 1968).
Richard R. B. Powell and Patrick J. Rohan, Preface to Powell, Powell on Real
Property, xv.
American Law Institute, Restatement of Property 1:11.
Глава 2. Собственность, право и экономика 35
понять, что такое собственность. Думать иначе означало бы спу-
тать частный случай с общим определением. Истец нужен, чтобы
судья смог решить, что кому принадлежит в данном деле, но истец
не нужен, чтобы прийти к общему определению собственности.
С тех пор Хохфелда чествуют в примечаниях, а академические
круги помнят его как просвещенного предтечу современного скеп -
тического отношения к собственности. Именно это имел в виду
профессор Брюс Акерман, когда написал в своей работе «Частная
собственность и Конституция» (1977): «Полагаю справедли-
вым признать, что одна из главных задач первого года обучения
по курсу “Собственность” заключается в том, чтобы освободить
приступивших к изучению права студентов от примитивных пред-
ставлений о собственности. Они узнают, что только совершен-
ный невежда может видеть смысл в разговоре о собственности,
свободной от всяких дальнейших обязательств. Вместо того что-
бы определять отношение между человеком и «его» вещью, пра-
во собственности рассматривает отношения, возникающие меж-
ду людьми в связи с отношением к вещам. Точнее говоря, право
собственности рассматривает то, как права на использование ве-
щей могут быть распределены между теми, кто соперничает за
использование ресурсов»10 *
Разумеется, «пучок прав» можно разъединить. Иными сло-
вами, права собственности могут быть разделены. Один может
владеть зданием, а другие арендовать его. Некоторые истолко-
вали эту возможность разделения пучка прав собственности как
«дробление» этой самой собственности. Профессор Томас Грей
из Стэнфордского университета, например, написал, что конеч-
ным результатом вытеснения старой «концепции собственности
как владения вещами будет то, что собственность перестанет быть
важной категорией теории права и политики». Фактически, до-
бавляет он, это ведет к «разрушению самого понятия собственно-
сти»11 Но это, разумеется, неверно. Вещами по-прежнему вла-
деют, а собственность остается важной категорией правовой и по-
литической теорий.
Возможность легко разъединить пучок прав собственности
на отдельные прутья оказывается одной из самых полезных черт
собственности. Если бы оца действительно подчинялась правилу
«всё или ничего», то нельзя было бы разделить земельные участ-
ки, имущество, переданное в доверительное управление, а здания
и автомобили нельзя бы было брать в аренду, и наш мир стал бы
куда менее удобен для жизни. Аренда, например, позволяет на-
10 Bruce Ackerman, Private Property and the Constitution (New Haven: Yale
University Press, 1977), 26.
Bruce, Economic History, 220.
36
Часть I. Самое главное
нимателю извлекать пользу из частичного владения, не принимая
на себя все издержки и обязательства, вытекающие из всей сово-
купности прав собственности. Делимость прав собственности де-
лает социальные решения более гибкими, позволяя приобретать
и использовать отдельные, особо ценные права, или «прутья».
Чтобы понять это, достаточно вспомнить про удобства тайм-шера
апартаментов в местах отдыха.
О делимости прав собственности известно очень давно.
В XIX веке юристы отмечали, что участок земли может исполь-
зовать под пашню один человек, право прохода через него может
принадлежать другому, третий может иметь право использовать
его как пастбище после покоса, а четвертый сможет взять кре-
дит под залог этого участка, — и при этом, возможно, ни один
из них не будет его владельцем. Тем не менее все эти права могут
сходиться к одному человеку. Эта способность прав разделяться,
а затем вновь соединяться в руках одного лица является важней-
шей чертой собственности. Как отметил около ста лет назад сэр
Уильям Маркби, собственность «воспринимается как совокуп-
ность отдельных прав не в большей степени, чем кувшин воды как
совокупность отдельных капель»12.
Чрезвычайно важно, чтобы собственнику дозволялось сохра-
нять контроль над условиями, на которых происходит «разделе-
ние» пучка прав. Если государственные органы сами завладева-
ют привилегиями собственности, то собственность фактически
погибает. К примеру, при драконовских законах о регулирова-
нии арендной платы на долю номинальных собственников может
остаться одна лишь ответственность за ремонт «их» зданий. При
таких условиях рынки аренды разрушатся. На западе США права
водопользования долгое время были принудительно отделены от
других прав и обязанностей, связанных с собственностью на воду.
Как показано в главе 18, это привело к грандиозной расточитель-
ности в использовании ценного ресурса.
Рассматривая древние категории права, мы видим, что на За-
паде вплоть до XX века развитие шло в направлении сведения к ми-
нимуму различий в правовом положении лиц и в то же время к бо -
лее подробной проработке видов собственности. В тысячелетие,
последовавшее за падением Рима, из закона постепенно вымы-
вались сословные различия. Фактически на Западе трансформа-
ция права в послеримский период шла в направлении замещения
групп, имеющих разный правовой статус, единым субъектом пра-
ва, обладающим всей полнотой прав; можно назвать это тенден-
цией к демократизации. Данное изменение куда в большей сте-
12 Sir William Markby, Elements of Law, 6th ed. (Oxford, Clarendon Press, 1905),
158.
Глава 2. Собственность, право и экономика
37
пени, чем любое другое, заложило на Западе основу для возник-
новения экономики свободного рынка, или «капиталистической»
экономики. XX век, однако, стал свидетелем угрожающего попят -
ного движения. Была предпринята далеко зашедшая попытка вос-
становить различия в правовом статусе лиц, разделенных на клас-
сы с особыми привилегиями и поражениями в правах. Законы все
в большей мере учитывали такие характеристики, как расовая, по-
ловая и этническая принадлежность. Одновременно была сделана
попытка подорвать имущественное право — сделать собственность
нелегитимной, отменить ее, экспроприировать или по крайней
мере перераспределить.
С середины 1980-х годов началось частичное контрнаступ-
ление. Безусловно, интерес к проблемам собственности восста-
новился. Вооружившись содержащейся в пятой поправке к Кон-
ституции США оговоркой о допустимости изъятия собственности
с условием выплаты компенсации, профессор Ричард Эпштейн
с юридического факультета Чикагского университета в книге
«Изъятия» (1985) утверждал, что в период Нового курса и пос-
ле него большинство программ перераспределения доходов были
неконституционны13 В 1987 году профессор Хонэр пересмотрел
свою статью 1961 года, описывавшую составляющие пучка прав
собственности. Позднее он пришел к выводу, что собственность
является «важнейшей правовой концепцией» западной культуры.
В первом варианте статьи говорилось, что она является «одним
из характерных институтов» западной культуры. За прошедшую
между двумя статьями четверть века значение собственности в его
глазах существенно выросло — как и в глазах многих других за тот
же период14.
Следующее узловое событие пришлось на 1993 год, когда про-
фессор права Роберт Элликсон из Йельского университета опуб-
ликовал большую статью «Собственность на землю» (Robert
С. Ellickson, “Property in Land”). Он предложил осмыслить соб-
ственность как воплощение нормы, действующей по умолчанию,
или «пакет прав по Блэкстону». Отдельный индивид обладает
вечным правом собственности на территорию, демаркированную
горизонтальными границами, с абсолютным правом использовать
ее по своему разумению: закрывать доступ на нее или отказывать
в праве прохода и передавать ее всю или по частям посредством
акта продажи, дарения или завещания. На практике, добавляет
он, англо-американский закон и обычай, как правило, порож-
дают не столь абсолютный набор прав, именуемый «абсолютным
13 Richard A. Epstein, Takings: Private Property and the Power of Eminent Domai
(Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1985).
14 Tony Honore, Making Law Bind (New York: Oxford Univ. Press, 1987), 161.
38
Часть I. Самое главной
правом собственности» с условием не доставлять неприятностей
соседям15.
Юристы и право собственности
Обществу, не знающему права собственности, едва ли нужны
юристы. Не случайно выражение «советский юрист» восприни-
малось как оксюморон. Дигесты Юстиниана трактуют прежде
всего вопросы собственности. Тем не менее немилость, в кото-
рую впала собственность в XX веке, порой распространялась и на
юридическую профессию. Причина в том, что у рядовых служи-
телей закона нет причин размышлять о таких абстракциях, как
роль собственности в обществе. Юристов интересуют вещи кон-
кретные и практические. Например, чтобы добиться судебного
решения в пользу своего клиента, им нужно точно знать, какие
положения закона, какой суд и какие свидетели требуются для
достижения положительных результатов. Если клиент умер, не
оставив завещания, юриста призывают, чтобы решить проблемы,
возникающие из-за соперничества наследников или кредиторов.
Для удовлетворительного решения такого рода задач юрист дол-
жен стать знатоком тонкостей закона и всевозможных исключе-
ний; ему незачем тратить время на размышления о том, как зако-
ны о собственности связаны с потребностью в надежных методах
приобретения, использования и передачи богатства.
Интересы юристов можно противопоставить интересам эко-
номистов, которые совершенно отличны. Экономистов не ин-
тересуют конкретные люди или конкретные каналы, по которым
течет богатство. В судебных тяжбах по поводу, например, заве-
щания или контракта экономистов не интересует, по какому ад-
ресу попадут деньги. Но им нужно знать ответ на более общий
вопрос: можно ли вообще добиться выполнения договора? Ес-
ли нет — значит, речь идет об обществе, в котором богатство не-
легко переходит из рук в руки. Поскольку экономическая теория
в основном занята обменом благ, можно предсказать, что такое
общество будет экономически примитивным. Если человек умер,
не оставив завещания, экономиста не интересует, кто именно по-
лучит наследство — сыновья, дочери или охранники. Для него
важно только, чтобы можно было с уверенностью передать по за-
вещанию имущество любому выбранному получателю. С точки
зрения экономиста, недопустимо, чтобы государство разграбляло
и поглощало частные состояния, прежде всего потому, что такое
1Л Robert Ellickson, ‘Property in Land, Yale Law Journal 102 (1993): 1362 —
1363.
Глава 2. Собственность, право и экономика
39
его поведение негативно скажется на готовности людей создавать
богатства.
Другое древнее разделение права — на публичное и частное —
помогает понять то, как изменилось правовое положение собст-
венности в XX веке. Тяжба может возникнуть между частными
гражданами (например, в случае развода) или в общественно
значимых ситуациях, когда государство представляет интересы
всех граждан (самый очевидный пример — уголовное право).
Долгое время считалось, что право собственности принадлежит
к сфере частного права. Фактически считалось, что оно образует
ядро частного права. Собственность сама по себе противопостав-
лялась государству. «Я полагаю правильным и принятым разде-
ление права на ius publicum и ius privatum, — сказал Фрэнсис Бэ-
кон, — поскольку второе представляет собой опору собственности,
а первое — государства»16
Но в конце XIX века произошла исключительно важная пере-
мена. Право собственности становилось все менее и менее воп-
росом частного и все более и более вопросом публичного права.
Прежние инструменты для операций по передаче собственности
по большей части намного упростились посредством таких нов-
шеств, как регистры собственности и совершенствование мето-
дов оценки. Экономились время, издержки и большие гонорары
нотариусам и юристам. Однако одновременно сильно увеличи-
лись налоги и государственное регулирование, что в результа-
те отчасти подорвало прежнюю защищенность собственности.
По мере того как передача собственности становилась рутинным
делом, внимание и мастерство юристов из сферы частного права
все больше и больше переключались в сферу публичного права.
Профессор Ф. Г. Лоусон из Оксфордского университета отметил
в своем «Введении в имущественное право» (1958): «Юрис-
консульт, помогающий своему клиенту в покупке дома, может
сравнительно мало беспокоиться о проверке правового титула
(который принадлежит исключительно к сфере частного права),
так как ему известно из опыта, что с правом собственности поч-
ти наверняка все в порядке, но он очень тщательно изучит му-
ниципальное и государственное регулирование, которые могут
наложить существенные ограничения на использование здания.
Подобным же образом если в прежние времена юрист, ведущий
дело по передаче имущества, стремился уладить дело так, чтобы
все произошло чисто по-семейному и при этом каждый из учас-
тников был бы защищен от возможных посягательств со стороны
других, то в настоящее время он предпочитает доверять тому,
16 Frederick Н. Lawson, Introduction to the Law of Property (Oxford: Clarendon
Press, 1958), 90.
40
Часть I. Самое главное
что все участники будут вести себя достойно по отношению друг
к другу, если только он сможет защитить их от большого злого
волка — от государства, взимающего налоги»17
Экономисты и вещное право
Всего существует три формы собственности: частная, общая
и государственная. Частная собственность децентрализует пра-
во собственности, закрепляет за отдельными людьми права ис-
пользовать определенные вещи и исключает использование этих
вещей другими. Понятно, что в свободном обществе таких соб-
ственников тысячи или даже миллионы. Они могут продавать
свои права собственности и оставлять выручку себе. При общей
собственности права на некоторые блага неким образом делятся
среди определенного или неопределенного числа людей. Воздух
и океаны являются общими, и то же самое можно было сказать
о большей части американских земель до прибытия европейцев.
В семье, а также в общине и коммуне многие вещи рассматрива-
ются как общее достояние. В случае третьей формы, то есть госу-
дарственной собственности, ею управляют менеджеры, нанима-
емые и оплачиваемые государством, и по закону они не могут от-
чуждать государственное имущество в свою пользу. Обычно такое
имущество вообще не предназначено для продажи, хотя иногда
отдельные объекты продают в частный сектор. В таких случаях
предполагается, что выручка от продажи идет в государственный
бюджет, а не в карманы государственных служащих18.
Современные общества обычно представляют собой смесь раз-
ных форм собственности. «Оптимальная смесь», как указал Ри-
чард Эпштейн, зависит от природы вещей19 При этом не обяза-
тельно придерживаться марксистской или либертарианской догмы.
Как давно было известно римлянам, некоторыми вещами в силу их
природы должно управлять государство, — к примеру, теми, что
требуются для обеспечения обороны страны или для отправления
правосудия и проведения законов в жизнь. Подобные блага пред-
ставляют собой естественную монополию, потому что при попыт-
ке предоставлять их частным образом невозможно исключить их
использование неплательщиками [налогов]. Поэтому предостав-
ление их частным образом сопряжено с большими трудностями,
17 Ibid.
18 Подробнее об этих трех конфигурациях см. Jeremy Waldron, The Right to Private
Property (Oxford: Clarendon Press, 1988), 37—46.
Richard A. Epstein, “On the Optimal Mix of Private and Common Property,” in
Property Rights, ed. Ellen F. Paul, Fred D. Miller Jr., and Jeffrey Paul (New York:
Cambridge Univ. Press, 1994), 17—41.
Глава 2. Собственность, право и экономика
41
если только вообще возможно. Но большинство благ, как полагали
и римляне, должны находиться в частной собственности.
Эти три формы собственности порождают абсолютно различ-
ные стимулы. Можно считать, что они «программируют» людей
действовать по-разному. Поскольку они побуждают к разным
типам поведения, то большой интерес для экономистов должны
представлять и структуры собственности, установленные законом
и обычаем. Экономическую науку можно определить как иссле-
дование тех выборов, которые делают люди в отношении ценных
вещей. До недавнего времени, однако, экономическая теория уде-
ляла мало внимания структуре законов и различию стимулов, по-
рождаемых разными правовыми режимами.
Покойный Манкур Олсон, автор книги «Логика коллективных
действий» (Mancur Olson, The Logic of Collective Action), иссле-
довав сильно колеблющиеся темпы экономического роста во всех
уголках мира, сделал вывод о том, что разнородность правовых
режимов оказывает решающее влияние на их результаты. Он по-
лагал, что экономисты пренебрегали этим фактором по очень
простой причине — в силу недостаточности кругозора. Начиная
с Адама Смита все ведущие экономисты были выходцами из стран,
в которых существовали главные правовые предпосылки для ре-
ального экономического развития. Поэтому они принимали их
как данность. Это было «грандиозной оплошностью, — признавал
Олсон. — Экономическая теория была разработана, в широком
смысле, в обществе определенного типа, то есть в демократичес-
ком обществе с защищенными правами и независимым судом,
поэтому люди и не особо думали о значении этих вещей для эко-
номической науки»20
Отсюда следует, что если мы хотим понять экономическое по-
ведение, характерное для какого-то общества, сначала нужно хо-
тя бы в общих чертах узнать его законы. Экономисты порой были
склонны полагать, что верно как раз обратное: экономика сама
сформирует право. Кто прав? Истина в том, что влияние рас-
пространяется в обоих направлениях, но первое — влияние права
на экономику — намного важнее. Течение реки влияет на очер-
тания берегов, но если смотреть в корень, то именно рельеф мес-
тности определяет русло реки. И все же идея, будто экономика
влияет на законы так же, как течение реки формирует ее берега,
среди экономистов исторически пользовалось большим влиянием.
Этой точки зрения придерживался Адам Смит, а Карл Маркс сде-
лал ее популярной. Рассмотрим эту идею подробнее.
Технологические изменения ведут к изменению относительных
цен, а в итоге дорожающие товары могут вызвать нужду в усиле-
20 Манкур Олсон, интервью с автором, апрель 1991 г.
42
Часть I. Самсйе Иамки
нии правовой защиты. Очень может быть, что под действием та-
кого рода экономических сил законы действительно изменятся.
Именно такие изменения мы наблюдали в последние годы в об-
ласти интеллектуальной собственности (см. главу 19). Но если
смотреть глубже, то именно берега определяют течение реки, а су-
ществующие законы управляют поведением агентов экономиче-
ской деятельности. Именно эта направленность влияния требует
более подробного исследования.
Нам поможет аналогия с бейсболом. У этой игры очень жес-
ткие правила, и понять игру можно только в свете этих правил.
В то же время под влиянием устойчивых веяний в игре правила
порой меняются. Несколько лет назад круг питчера* немного
понизили, так как возникло убеждение, что они слишком до-
минируют в игре. Это пример того, как игра изменяет правила.
Но, чтобы понять, что происходит на поле сегодня, нужно знать
действующие правила. Если на стадион придет иностранец, ни-
когда не слышавший о бейсболе, и захочет понять, что происхо-
дит на поле, кому-то придется сначала объяснить ему правила.
Они и вправду складывались десятилетиями, но это можно при
желании изучить потом. А главное здесь в том, что правила —
своего рода «инфраструктура» того, что происходит на поле,
и на которой строится игра.
То же самое справедливо и в отношении реального мира эко-
номической жизни: чтобы понять, что происходит и чего не про-
исходит в конкретной стране, сначала нужно узнать правила иг-
ры — действующие законы этого общества. После длительных по-
исков причин отсталости родного Перу и стран «третьего мира»
в целом, бизнесмен и писатель Эрнандо де Сото пришел к выводу,
что право издавна является «отсутствующим ингредиентом» эко-
номического дискурса21 Зашедшие в тупик специалисты по эко-
номическому развитию его просто не изучали.
Большинство экономических решений принимается без пря-
мого влияния законов. Результаты бейсбольного матча точно так
же не зависят от правил. Но игру и на стадионе, и в экономике
ограничивают правила. Право — это совокупность ограничений,
устанавливающих рамки, в которых люди могут преследовать свои
интересы. Они принимают одни решения и уклоняются от других,
потому что знают, что законно, а что нет и за что их похвалят, а за
что — накажут. Пока нам не станут известны важнейшие особен-
ности правовой структуры общества, все наши попытки предска-
зать экономическое поведение его членов обречены на неудачу.
Подающий в бейсболе стоит на прямоугольной плите, приподнятой над пло-
щадкой в среднем на 25 см. — Прим, перев.
Hernando de Soto, “The Missing Ingredient,” Economist, September 11 — 17,
1993.
Глава 2. Собственность, право и экономика
43
Некоторым экономистам необходимость законов, защищаю-
щих собственность, казалась слишком очевидной, чтобы упоми-
нать о них. Действительно, законы против воровства и грабежа
существуют везде, и об их важности можно не говорить. Но есть
множество промежуточных состояний. В мире, в котором мы
живем, нельзя сказать, чтобы собственность, с одной стороны,
полностью уважалась, а с другой — не существовала вовсе. Если
законы против грабежа существуют на бумаге, но применяют-
ся лишь выборочным образом, как это, к примеру, происходит
сегодня в гетто центральных районов некоторых американских
городов, этого хватит, чтобы заглушить экономическую деятель-
ность в таких местах. Несколько лет назад сторонников «эконо-
мики предложения» критиковали за пропаганду идеи, что для
создания зон активного предпринимательства достаточно со-
кращения налога на доход от прироста капитала, тогда как ос-
новная проблема состояла в том, что эти районы были попросту
опасны.
В некоторых странах «третьего мира» правительственные чи-
новники даже при существовании законов против воровства мо-
гут безнаказанно присваивать чужое имущество. В таких усло-
виях, как это было, например, в бывшем Заире, экономический
рост представляется невозможным. Или возьмем влияние разо-
рительных налогов. Они тоже угнетают экономическую актив-
ность. Короче говоря, между «защищенной» и «незащищенной»
собственностью есть много промежуточных состояний. Как мы
уже видели, собственность можно расчленять, измельчать и рас-
щеплять. Это делается разными методами, с согласия владельцев
или без их согласия, и такая практика имеет прямое отношение
к перспективам экономического роста.
Поэтому можно ожидать, что вначале понадобится приложить
много сил для определения того, какие законы нужны, чтобы эко-
номическая игра была эффективной, и какие существенные для
экономики законы действуют в разных странах. В зависимости от
законов и степени их обеспечения люди по-разному используют
свои ресурсы и таланты. В последние годы такой проект осущест-
вляется в Институте Фрейзера (Ванкувер, Британская Колумбия)
с участием ведущих экономистов, включая Милтона Фридмена,
Гэри Беккера и Дугласа Норта (см. главу 21). Тем не менее осо-
бенностям правового режима прежде уделяли мало внимания.
Всемирный банк, Международный валютный фонд и ООН соби-
рают экономическую статистику, но вплоть до недавнего времени
не обращали внимания на пестроту правовых условий экономиче-
ской деятельности. Это как если бы в бейсбол играли в сотне стран,
а международная организация вела статистику игр, игнорируя
при этом то, что в одних странах зона страйка уже, в других шире,
44
Часть I. Самое главное
что в одних странах принимающие игроки используют перчатки,
а в других нет, и т.п.
Причина такого невнимания в том, что долгое время не было
согласия по вопросу о связи между правилами и игрой. Фактиче-
ски экономисты оспаривали влияние правовых институтов на эко-
номическую деятельность. Если они в чем-то и были согласны,
то лишь в том, что государственная собственность вызывает бо-
лее быстрый экономический рост, чем частная. «В СССР реаль-
ный ВВП длительное время рос быстрее, чем в большинстве стран
с рыночной экономикой», — писал Пол Самуэльсон в 13-м из-
дании (1989 г.) своего знаменитого учебника, когда Берлинская
стена уже рушилась22 * Один лауреат Нобелевской премии по эко-
номике заявил в 1960-х годах, что структура прав собственности
не оказывает влияния на поведение людей25 В конечном счете
это мнение соответствовало господствовавшей неоклассической
теории, которая более ста лет уклонялась от вопроса о том, какие
институциональные правила способствуют росту экономической
производительности.
Среди экономистов, критиковавших этот вакуум в сердце
экономической теории, наиболее известен Дуглас Норт из Ва-
шингтонского университета в Сент-Луисе. В 1993 г. он вместе
с Робертом Фогелем получил Нобелевскую премию по экономи-
ке — и это был еще один поворотный пункт в интеллектуальной
жизни. В нобелевской речи Норт заметил, что неоклассическая
теория — «неподходящий инструмент», если мы хотим понять,
почему одни страны экономически развиты, а другие нет. Эконо-
мисты наполнили свои теории самой точной математикой, сказал
он, но при этом совершенно проигнорировали «структуру стиму-
лов, воплощенную в институтах». Важнейшим из них является
система «действенных прав собственности». Он имел в виду час-
тную собственность24.
«Неоклассическая модель ничего не говорит о правах собст-
венности, — ранее заявил Норт интервьюеру. — Она ничего не
говорит о соотношении между капитализмом и социализмом,
даже не упоминает об институтах капитализма и социализма»25.
В своей работе «Структура и изменение в экономической исто-
рии» он отметил, что неоклассическая теория не учитывает ни
22 Paul Samuelson and William D. Nordhaus, Economics, 13th ed. (New York:
McGraw-Hill, 1989), 841.
Edmund W Kitch, ed, “The Fire of Truth: A Remembrance of Law and Economics
at Chicago, 1932—1970),” Journal of Law and Economics 26 (April 1983):
229.
24 Douglas C. North, “Economic Performance through Time,” American Economic
Reuiew 84 (June 1994): 359 —366.
Дуглас Норт, интервью с автором, февраль 1988 г.
Глава 2. Собственность, право и экономика
45
одного института, за исключением абстрактного рынка26 Счита-
лось, что по мере того как разные экономики стремятся к росту
эффективности, они неизбежно будут сближаться под давлением
закона убывающей отдачи. Однако в конце концов Норт разоча-
ровался в этой идее и в 1990 году раскритиковал ее: «Главная за-
гадка экономической истории — причина широкого разнообразия
путей исторических перемен. Почему пути обществ расходятся?
Какова причина крайне различающихся экономических пока-
зателей? В конце концов мы все вышли из первобытных групп,
живших охотой и собирательством. Факт такого расхождения тем
более ставит в тупик, что стандартная неоклассическая теория
международной торговли утверждает, что экономики ввиду их
обмена товарами, услугами и факторами производства со вре-
менем должны постепенно сближаться. [А вместо этого мы об-
наруживаем, что] разрыв между странами богатыми и бедными,
развитыми и неразвитыми сегодня столь же велик, как всегда, и,
пожалуй, стал даже шире, чем когда-либо. Чем можно объяс-
нить это расхождение? ...Эволюционная гипотеза, предложенная
[Арменом] Алчианом в 1950 году, утверждает, что повсеместная
конкуренция приведет к устранению неэффективных институтов
и вознаградит выживанием те, которые лучше решают людские
проблемы27
Норту пришлось расстаться с той идеей, что под диктатом эф-
фективности правовые институты совершенствуются самостоя-
тельно. Безнадежно застойные экономики накладывают слиш-
ком жесткие ограничения на теорию. В конце концов он пришел
к выводу, что правители «просто изобрели права собственности
в собственных интересах». Концепцию экономической эффек-
тивности мы исследуем в главе 20. Если рассматривать ее в отры-
ве от правовых институтов, она оказывается слишком неопреде-
ленной. Ее в этом случае можно определить иначе, чем результат
свободного рыночного обмена между частными собственниками.
Необходимо отбросить идею о том, что по мере развития, начав
с гоббсовского состояния отсутствия законов, разные экономи-
ки будут сближаться под давлением эффективности. Это так же
неправдоподобно, как вера в то, что если людям в разных частях
мира, никогда не слышавшим о бейсболе, раздать мячи и биты
и попросить изобрести игру, в которой с каждой стороны участ-
вуют девять игроков, то все они начнут играть в бейсбол по аме-
риканским правилам.
26 Douglas С. North, Structure and Change in Economic History (New York:
W W Norton, 1981), 8, 17
Douglas C. North, Institutions, Institutional Change, and Economic Performance
(New York: Cambridge Univ. Press, 1990), 6—7
46
Часть I. Самое главное
Динамо-машина и Интернет
Как получилось, что из поля зрения выпала ключевая роль пра-
ва? Представляется невозможным назвать точную дату, когда
это произошло, но в конце XIX века экономисты вдруг увери-
лись, что старые принципы права уже несущественны для их пос-
троений. Стэнли Джевонс, один из основателей неоклассичес-
кой теории, к 1880-м годам стал врагом «любой теории вечных
неизменных принципов или абстрактных прав»28 Ориентацию
на laissez faire сменила вера в положительное законодательство,
устраняющее нежелательные явления. Бедность, например, стали
считать следствием низкой заработной платы, а для борьбы с пос-
ледней было решено использовать законы о минимальной зара-
ботной плате. Консервативный А. В. Дайси отметил в 1905 году:
«Изумляет та скорость, с которой наступает коллективистское за-
конодательство»29 Обнаружилась огромная пропасть между ли-
берализмом последователей Бентама и новым «демократическим
коллективизмом».
Экономисты, которых доктрина laissez faire обрекала на роль
сторонних наблюдателей, были готовы идти во власть. Их руки
легли наконец на рычаги политики. Западные ученые порой про-
являли открытое презрение к праву. Принцип, согласно которому
органы государственной власти не должны обладать широкими
полномочиями на действия по собственному усмотрению, — это
«принцип вигов, а все остальные могут пренебречь им», — объ-
явил Айвор Дженнингс, преподававший в 1930-е годы консти-
туционное право в Лондонском университете. Он утверждал, что
«закон таков, что закон в любой момент может быть изменен»30.
Важную роль сыграла новая экономическая статистика. После
усреднения и агрегирования индивиды и их стимулы исчезли из
поля зрения. Кейнсианская теория, предложенная в 1936 году
и тут же подхваченная профессиональным сообществом, знать не
знала ни о каких политических институтах или частной собствен-
ности. Это была теория экономической деятельности, успех ко-
торой зависел от... самой экономической деятельности. Для того
чтобы перевернуть землю, ей не нужна была точка опоры. Пред-
ложение — производство полезных вещей стало считаться просто-
напросто функцией спроса. Множественность рыночных обменов
теперь была представлена в виде замкнутой гидравлической сис-
28 William Stanley Jevons, The State in Relation to Labour, 3d ed. (London:
Macmillan, 1894), 16.
Albert V Dicey, Law and Public Opinion in England (London: Macmillan, 1905),
493-94.
30 Ivor Jennings, The Law and the Constitution, 5th ed. (London: Univ, of London
Press, 1959), 309.
Глава 2. Собственность, право и экономика
47
темы. «Поток доходов» двигал «экономику», которую, исполь-
зуя в качестве модели технологию периода Великой депрессии,
уподобили огромной динамо-машине. Государственные расходы
без малейших затруднений вливались в поток доходов и увели-
чивали его мощь. При этом частные сбережения, представлен-
ные как содержимое «отстойника», уменьшали движущую силу
потока доходов. Поэтому охоту к частным сбережениям отбили
посредством налоговой политики, которая отчасти действует и в
наши дни.
Как только было принято представление об экономике как
о гидравлическом механизме, который централизованно контро-
лируется экономистами, использующими рычаги налоговой и де-
нежной политики, стало крамолой считать отдельных индивидов
и предприятия центрами принятия решений. Как в системе Ко-
перника, национальное правительство стало центром экономиче-
ской солнечной системы. Экономистов уполномочили следить,
чтобы система работала без сбоев, а собственностью можно было
пренебречь. Казалось, что независимо действующие хозяйству-
ющие субъекты противоречат самой идее научно управляемого
экономического механизма. Крах СССР открыл глаза на то, что
кейнсианская концепция экономики если и не вовсе не верна, то
уж наверняка сильно устарела, а теории эпохи Великой депрессии
все менее пригодны в мире, которым правит Интернет.
Часть II
ПРОБЛЕМА БЕЗБИЛЕТНИКА
Введение
Антропологи утверждают, что на свете не было общества, не знав-
шего норм собственности. Но сами по себе нормы могут быть
очень разными. Как мы уже видели, есть три основные формы
собственности. Анализируя частную собственность, нельзя обой-
ти вниманием другие формы. В этой главе мы поговорим о кол-
лективной, или общей, собственности. Эта форма собственности
определяет, какие именно люди имеют права на некие блага в ус-
ловиях, когда их индивидуальные доли не определены. Членов об-
щины можно определить точно, и они могут принять решение не
допускать к этим благам посторонних. Если к коллективным бла-
гам неограниченно допускаются все, это логически эквивалент-но
отсутствию прав собственности. С другой стороны, если собст-
венники общественных благ поставят потребление в соответствие
трудовому вкладу или станут «вести учет» труда и потребления,
это означает, они уже встали на путь превращения коллективной
собственности в частную.
Когда в 1620 году отцы-пилигримы прибыли в Массачусетс,
они создали общество с коллективной собственностью — Пли-
мутскую колонию. Но в течение трех лет они приватизировали
собственность. Между этими двумя событиями пилигримы на
собственном опыте испытали великую проблему коллективной
собственности: установить особую систему поощрений и нака-
заний, которой требует благосостояние общины для преодоления
человеческой природы. Эта особенность коллективизма называет-
ся «проблемой безбилетника». Помимо прочих недостатков, она
порождает то, что Гарретт Хардин назвал «трагедией общинных
выгонов»* Если, столкнувшись с проблемой безбилетника, кол-
лективная собственность приватизируется, члены общины могут
воспринять эту перемену как восстановление справедливости.
* Garrett Hardin, “The Tragedy of Commons,” Science 162 (December 13, 1968):
1243: 48.
Введение
51
1лава 3
самонадеянность ПЛАТОНА.
СОБСТВЕННОСТЬ
В ДЖЕЙМСТАУНЕ И ПЛИМУТЕ
Джеймстаун
«На двадцать четвертый день мы воздвигли крест в верховье этой
реки, которую назвали Королевской, и провозгласили, что Иаков,
король Англии, имеет первостепенное право на нее». Так писал
Джордж Перси о первых днях пребывания английских колонистов
в Джеймстауне, штат Виргиния. Незадолго до этого Яков I под-
писал мирный договор с Испанией, а вскоре после этого в Лондо -
не было образовано акционерное общество, получившее название
Виргинская компания. В мае 1607 г. три небольших судна подня-
лись вверх по реке Джеймс и пристали в Полосе приливов* Через
шесть месяцев пребывания в Виргинии из 104 человек, отплыв-
ших из Лондона, в живых остались только 38, хотя страна была
плодородна, а во многих отношениях и гостеприимна. Там были
мидии и устрицы, «гнезда диких индюшек и много яиц», много
ягод, таких как «земляника, шелковица, малина и неизвестные
плоды», «обширные» луга, «множество ланей и благородных оле-
ней». Почва была «хороша и плодородна»1
При самом скромном прилежании колонисты могли бы жить
вполне удовлетворительно. Конечно, им досаждали индейцы,
«стремительно скатывавшиеся на всех четырех с холмов как мед-
веди, держа луки в зубах». Случались вспышки болезней. «Наших
людей косили жестокие болезни», — писал Перси. Но большинст-
во «умерло просто от голода». Он добавил: «Никогда англичан
не бросали в чужой стране в такой нищете, в какой оказались мы
в этой новооткрытой Виргинии»2. * В
# Плодородные долины рек на приатлантической низменности до линии во-
допадов в Мэриленде, Виргинии, Северной Каролине и Южной Каролине.
В XVII веке эти места заселили первые поселенцы, составившие костяк план-
тационной аристократии. — Прим, перев.
“George Percy’s Account of the Voyage to Virginia and the Colony’s First Days,”
in The Old Dominion in the Seventeenth Century: A Documentary History of
Virginia, 1606 — 1689, ed. Warreb M. Billings (Chapel Hill: Univ. Of North
Carolina Press, 1975), 22 — 26.
Ibid.
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте 53
Виргинская компания собрала еще денег, и летом 1609 года
500 новых переселенцев отправились через Атлантику. Один из
кораблей, на котором плыл заместитель губернатора, потерпел
кораблекрушение на Бермудах, и жизнь там оказалась настоль-
ко приятной, что многие не захотели плыть дальше. Инстинк-
ты их не подвели. Большинство присоединилось к выжившим
поселенцам Джеймстауна, и наступила катастрофа: «времена
голода»3 За шесть месяцев население сократилось с пример-
но 500 человек до 604. Когда пришла весна, выжившие решили
вернуться в Англию. Они уже были готовы к отплытию, когда
по реке Джеймс поднялся одинокий корабль с новыми колони-
стами, среди которых был губернатор, лорд Де ла Уорр, или Де-
лавэр. Воодушевленные прибытием подкрепления, выжившие
решили остаться.
Один очевидец написал о голодных временах: «Голод был на-
столько велик, что дикаря, которого мы убили и схоронили, са-
мые отчаявшиеся из нас опять вырыли и съели; и умиравшие друг
друга варили и тушили с травами и кореньями». Он продолжает:
«Ужасно об этом рассказывать и вряд ли можно поверить в то, что
мы пережили; но причиной были мы сами, отсутствие предусмот-
рительности, прилежания и управления, а не скудость и непри-
годность страны, как обычно считается»5
Сэр Томас Дейл, участник военных действий в Нидерлан-
дах, первым из представителей власти понял, что здесь не так.
Он прибыл в Виргинию как представитель верховной власти в мае
1611 года6 В отчете отражено, что в день его прибытия колони-
сты на улице играли в шары — всего лишь через год после голо-
дных времен. В оправдание колонистов историки отмечают, что
Дейл прибыл в воскресенье. Но Ральф Хеймор, бывший в то время
секретарем колонии, сообщает, что игра в шары шла «по обыкно-
вению каждый день»7 *
Колонисты бездельничали, потому что большинство из них
подписало договор, который обязывал их трудиться семь лет, вно-
ся плоды своего труда в общий котел, до получения статуса полно-
ценного колониста8 Они не платили за своей переезд, и предпо-
лагалось, что они своим трудом возместят компании эти расходы.
В исследовании «Экономическая история Виргинии XVII века»
3 "Starving Time,” in Billings, Old Dominion, 28.
Charles Campbell, History of the Colony and Ancient Dominion of Virginia
(Philadelphia: J.В. Lippincott & Co., 1860), 93.
‘‘StarvingTime,” 28.
Campbell, Colony and Ancient Dominion, 104.
Philip Alexander Bruce, Economic History ofVirgini in the Seventeenth Century,
vol. 1 (New York: Macmillan, 1907), 205.
Billings, Old Domi ion, 9.
54
Часть II. Проблема безбилетника
Филипп Брюс утверждает, что «у колонистов не было ни малей-
шей заинтересованности в земле или доли в урожае. Все произве-
денное ими шло на склад компании, а колонисты не имели доли
в произведенном». В результате колонисты, естественно, пред-
почитали «работать спустя рукава или просто отлынивать от де-
ла и замечали, что даже самые честные и энергичные по природе
работали в поле вяло и без огонька»9
Томас Дейл все поставил иначе. В Лондоне его хвалили за
то, что он ввел в колонии строгий уголовный кодекс, известный
как «Божественные и нравственные законы военного времени».
Куда важнее то, что он ввел частную собственность. Следующий
отрывок из написанного Ральфом Хеймором был опубликован
в Англии в 1615 году в сочинении «Правдивый рассказ о ны-
нешнем положении в Виргинии»: «Сэр Томас Дейл направил
всю колонию по другому пути... он выделил каждому мужчине
в колонии по три английских акра чистой пашни, чтобы каждый,
как это в природе у фермеров, выращивал там зерно и заботил-
ся о нем... и на любые работы, нужные Колонии, их призывают
не больше одного месяца в году, но только не во время посе-
ва или жатвы, а поскольку они больше ничего для Колонии не
делают, то должны ежегодно вносить на склад два с половиной
барреля зерна...»10 *
Была установлена реальная система стимулов. У чреждена част -
ная собственность и введен, как сказали бы сегодня, «плоский на-
лог» («общественные работы» месяц в году и налог в виде фикси-
рованного объема зерна). Нам в точности не известен год, в кото-
ром Дейл произвел эти изменения, но, скорее всего, это случилось
в 1612-м или 1613 году. В 1616 году он навсегда покинул Вир -
гинию, и с ним на корабле отправились в Англию индейская при-
нцесса Покахонтас* и ее муж Джон Рольф, который первым начал
выращивать в Виргинии табак11 Сам Рольф сказал, что в условиях
частной собственности люди получили возможность сидеть под
9 Bruce, Economic History, 212 — 213.
Alexander Brown, The First Republic in America (Boston: Houghton Mifflin Co.
1898; reprint, New York: Russell & Russell, 1969), 205.
Дочь вождя Поухатана. Спасла жизнь первому виргинскому колонисту ка-
питану Дж. Смиту (1608). Была в плену у англичан (1612), обращена ими
в христианство и наречена Ребеккой. Вышла замуж за колониста Дж. Рольфа
(апрель 1614), причем ее брак помог предотвратить назревавший конфликт
с поселенцами. Поехала с ним в Англию (1616), где была принята с почестями
и представлена королю и королеве. Собираясь вернуться в Америку, заболела
оспой и умерла (1617). От ее сына Томаса Рольфа ведут свое начало некото-
рые известные виргинские семьи, среди его потомков — вторая жена президента
В. Вильсона. — Прим, перев.
Bruce, Economic History, 220.
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте
собственными деревьями «в безопасности и с радостной уверен-
ностью пожинать плоды своего труда»12
Новые стимулы мгновенно изменили картину. «При всей его
энергичности, — писал историк Виргинии Мэтью Пейдж, — Дейл
не смог бы преодолеть общей пассивности, которую порождала
изобретенная властями политика совместного владения. ...Как
только поселенцы были предоставлены самим себе, и каждый ко-
лонист приобрел право владеть собственностью, они быстро раз-
вили то, что стало отличительной чертой американцев, — ловкость
во всех видах мастерства в сочетании с врожденной склонностью
к изобретательству и экспериментированию»13
Вскоре после того, как Рольф, Покахонтас и Томас Дейл при-
были в Англию, лорд Кэрью написал акционеру Виргинской ком-
пании сэру Томасу Роу: «Худшие времена Колонии позади, по-
тому что наши люди благодаря своему усердию хорошо запаслись
провизией, но прибыли еще нет»14. Сэр Эдвин Сэндис, казначей
Виргинской компании, знал, что в Новом Свете что-то переме-
нилось, но приписывал процветание суровости введенного Дей-
лом уголовного кодекса, а не стимулирующему воздействию част-
ной собственности. Действуя в выпавших ему обстоятельствах «с
большой и неизменной суровостью, — писал Сэндис, — [Дейл]
почти чудесным образом исправил этих распущенных бездельни-
ков и поставил их на путь честной трудовой жизни»15
Здесь перед нами то, с чем мы далее будем сталкиваться вновь
и вновь: неспособность понять истинную роль частной собствен-
ности в экономической жизни и приписывание ее пользы иному
фактору, в данном случае — неуклонной суровости.
В начальный период делу мешало и то, что колонию вос-
принимали как базовый лагерь для завладения природными,
уже имеющимися богатствами, а не как постоянное поселение,
в котором следует создавать новое богатство. В «Правдивой
искренней декларации» говорилось, что колония должна заво-
евать «жалкие презренные души, гибнущие в почти неодолимом
невежестве»16 Но и сами колонисты мечтали о захвате чужих
богатств. В этом отношении, однако, Виргиния не оправдала
их надежд.
«Случай дал нам землю в том виде, в каком ее создал Бог, —
писал Уильям Симмондз в отчете, опубликованном в 1612 г.,
объясняя, почему все идет не так, как ожидалось. — Мы обна-
12 Matthew Page Andrews, Virginia, the Old Dominion, vol. I (Richmond, Va.: Dietz
Press, 1949), 68.
Ibid., 59, 61.
14 Ibid. 72.
15 Brown, First Republic, 205.
“A True and Sincere Declaration,” in Billings, Old Dominion, 14.
56
Часть II. Проблема безбилетника
ружили там только праздных, непредусмотрительных, живущих
розно [аборигенов], не знающих о золоте, серебре и других под-
линных благах, не заботящихся ни о чем, кроме ничего не стоящих
безделушек, и еле сводящих концы с концами; здесь нет ничего,
что может нас увлечь, кроме того, что случайно дает природа».
А вот испанцам в Мексике повезло несравненно больше. Они ока-
зались в стране, где, на их счастье, было изобилие пищи и где люди
умели обращаться с золотом и серебром. А в результате они суме-
ли нажиться за счет «грабежа и мародерства» и им не пришлось
«трудиться собственными руками»17
Решение Дейла выделить каждому мужчине в Джеймстау-
не по три акра земли привело к быстрому росту производства.
В 1616 г. Джон Рольф уже мог написать: «Если до этого нам
приходилось каждый год отправляться к индейцам, чтобы уго-
ворить их продать нам зерна, из-за чего они относились к нам
с большим презрением, то теперь дело совсем другое; они просят
у нас — приходят в наши города, продают звериные шкуры, в ко-
торые они одеваются, чтобы купить зерно, — да, в прошлом го-
ду некоторые из их царьков заняли у нас четыреста или пятьсот
бушелей пшеницы, а в уплату за это заложили нам свои стра-
ны целиком, и среди них есть такие, что немногим меньше, чем
графство в Англии»18
Колонисты случайным образом наткнулись на то, что и се-
го дня понимается крайне плохо: частная собственность — самый
мирный из всех институтов, потому что побуждает собственников
возделывать собственный сад и делать это производительно, а не
сбиваться в армии, чтобы шарить по амбарам соседей. Соседние
племена почти заведомо обречены враждовать между собой, если
ни одно из них не учредило у себя частной собственности, и то же
самое относится к соседним странам с централизованной собст-
венностью (как во времена феодализма) или с централизован-
ным планированием (как в XX веке). К 1616 году английские
колонисты начали пожинать плоды, приносимые частной собст-
венностью. Жившие рядом с ними аборигены, не знавшие этого
института, закладывали «свои страны целиком», чтобы получить
у колонистов эти плоды.
Плимут
Джеймстаун был организован английскими аристократами.
Они дали большую часть денег на это предприятие и очень мно-
17 Ibid., 27
18 Andrews, Virginia, 67—68.
Г лава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте
го на этом потеряли. Напротив, экспедиция в Массачусетс была
организована на совершенно иных началах. Среди «авантюрис-
тов», как называли тогда инвесторов, не было знати. Более того,
похоже, что в Плимуте инвесторы вернули свои деньги стори-
цей. Яков I знал о предложении организовать Массачусетскую
колонию, и инвесторы получили «патент», или хартию, на созда-
ние «отдельной колонии». Но с самого начала ни у кого не было
и мысли захватить чье-то золото или жить за счет труда индейцев.
В 1620 г., когда патент уже был выдан, король спросил, как ко-
лонисты думают прокормить себя. «Рыбной ловлей», — ответил
проситель, Роберт Нэнтон. «Похоже, Господь хранит мою ду-
шу, — откликнулся, как говорят, король. — Это честное занятие.
Этим и апостолы кормились!»19
Желая исповедовать свою религию по собственному разуме-
нию, в 1609 году пилигримы эмигрировали из Англии в Голлан-
дию, которая в то время была единственной страной в Европе,
допускавшей свободу вероисповедания. Жизнь в Голландии они
нашли во многих отношениях удовлетворительной. Но над стра-
ной постоянно висела угроза войны с Испанией, и к тому же они
не желали, чтобы их дети становились голландцами. Они мечтали
начать жизнь заново где-нибудь среди «обширных и безлюдных
просторов Америки, плодородных и пригодных для жилья, но на-
селенных лишь дикими людьми, которые рыщут там наподобие
лесных зверей», как написал позднее Уильям Брэдфорд в своей
«Истории поселения в Плимуте». Здесь пилигримы предполага-
ли «заложить основу или хоть первые сделать к тому шажки для
распространения Евангелия и проповеди Царства Христова в да-
леких странах»20
Родившийся в Йоркшире в 1590 году и в возрасте 30 лет по-
павший в Новый Свет Брэдфорд стал вторым губернатором Пли-
мута (первый умер через несколько недель после прибытия «Мей-
флауэра») и в первые годы колонизации был там самой важной
фигурой. В своей истории он зафиксировал основные моменты
отношений собственности в Плимуте и то, как они были измене-
ны21 Его записи представляют собой единственный сохранивший -
ся источник по этим вопросам.
Пилигримы знали о том, как тяжко пришлось первым коло-
нистам Джеймстауна, но самые предприимчивые из них тем не
менее были готовы двинуться через Атлантику. Однако первым
делом они послали из Лейдена в Лондон двух эмиссаров, Джона
19 William Bradford, Of Plymouth Plantation, 1620—1647, ed. Samuel Eliot
Morison (New York: Knoph, 1952), 30, n. 2.
20 Брэдфорд У История поселения в Плимуте. М.: Художественная литература,
1987 С.40.
Там же. С. 118 — 119.
58
Часть II. Проблема безбилетника
Карвера и Роберта Кашмена, чтобы те получили у сэра Эдвина
Сэндиса разрешение на создание поселения22. Разрешение им да-
ли, но найти инвесторов было трудно. Наконец Карвер и Кашмен
прислали в Голландию известие об успехе. Главным инвестором
(синдиката) стал лондонский торговец железом по имени Томас
Уэстон, которому впоследствии историки создали очень плохую
репутацию. Его считают человеком недобросовестным и чрез-
мерно алчным, и он действительно начал изводить колонистов
буквально с момента их прибытия в Новый Свет, браня за то, что
от них не поступает никакого дохода. Кроме того, он без предуп-
реждения присылал им новых поселенцев23
В защиту Уэстона, однако, нужно сказать, что он и более
50 других инвесторов шли на большой риск, вкладывая средства,
которые в сегодняшних деньгах составили бы сотни тысяч дол-
ларов. Из-за больших потерь в Джеймстауне «венчурный капи-
тал» в Лондоне почти иссяк. Точная сумма средств, вложенных
в экспедицию «Мейфлауэра», неизвестна, но Уэстон и его парт-
неры к 1648 году выложили общим счетом 1800 фунтов (около
300 000 долл, на наши деньги). По оценке историка Сэмюеля
Элиота Морисона «расходы на снаряжение “Мейфлауэра”, вклю-
чая плату за аренду судна, закупки продовольствия и снаряжения,
вряд ли превысили 1500 ф. ст.»24.
В Лейдене ждали новостей из Лондона и опасались, что их
представители, стремясь заинтересовать инвесторов, согласят-
ся на невыгодные условия. Карвера и Кашмена предостерегали
«не превышать своих полномочий», особенно настаивая на том,
чтобы те не «давали за себя и за нас столь неразумных обещаний,
как-то: отдать купцам при разделе половину домов и участков
[в качестве дивидендов] и лишить людей ранее оговоренных двух
дней в неделю, то есть не оставить им вовсе времени на собствен-
ные их нужды»25
И все же в конце концов Карвер и Кашмен приняли условия,
по которым по истечении семи лет все следовало поровну разде-
лить между инвесторами и колонистами. По словам Морисона,
«семья, состоящая из мужа, жены и троих детей, отработав семь
полных лет, получит ровно тот же дивиденд, что и капиталист,
инвестировавший около 250 долларов». Некоторые историки ут-
верждают, что капиталисты эксплуатировали труд пассажиров
«Мейфлауэра». В каком-то смысле так оно и было. Но ведь они
пошли на это по доброй воле, что и отмечает Кашмен в одном из
22 Там же. С. 54.
William Bradford, Of Plymouth Plantation, 1620 — 1647, ed. Samuel Eliot
Morison (New York: Knopf, 1952), 37, n. 2.
24 Ibid.
Брэдфорд. История поселения в Плимуте. С. 58.
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте 59
писем в Голландию: «Разве они вовлекли нас вдело, разве они
нас к нему понуждали? Разве не мы сами принимали все реше-
ния?»26
Колонисты надеялись, что дома, которые они себе построят,
не станут предметом дележа по истечении семи лет. Кроме того,
они хотели закрепить за собой два дня в неделю на обработку сво-
их «личных» наделов земли (так же, как это позднее было у кол-
хозников в СССР). Пилигримы хотели таким образом избежать
закабаления. Но инвесторы не согласились на это. Документов,
раскрывающих логику поведения Уэстона и его компаньонов, не
сохранилось, но, скорее всего, они опасались, что если пилигри-
мы — на расстоянии трех тысяч миль, вдали от надзора — станут
полными собственниками своих домов и участков, инвесторам
будет нелегко получить свою долю. Как они могли быть уверен-
ными, что колонисты в такой дали будут отдавать все силы работе
на компанию, если им позволить стать полными собственника-
ми? При таком порядке расчетливые колонисты предпочли бы
с прохладцей работать на компанию, чтобы сберечь силы на уход
за собственной землей и домами. Только настояв на том, что все
накопленное богатство должно считаться «общим», как бы на-
ходящимся в общем котле, инвесторы могли рассчитывать, что
колонисты будут все силы отдавать работе на общее благо, в том
числе и на свое.
Ожидавшие в Лейдене возражали против такого соглашения
на том основании, что оно противоречит «совету политических
трактатов», или политической теории, то есть ссылались либо
на «Политику» Аристотеля, либо на «Шесть книг о государстве»
Жана Бодена, которые в 1606 году были переведены с француз-
ского на английский и доставлены на «Мейфлауэре» в Америку.
Если пилигримам не разрешат быть собственниками своих домов,
не будет никакого смысла строить «добротные дома», отвечали
они в письме в Лондон. Роберт Кашмен оказался меж двух ог-
ней — между заботящимися о прибыли инвесторами в Лондоне
и его обеспокоенными собратьями в Лейдене, которые обвиняли
его в том, что он «от себя сочиняет условия, пригодные более для
воров и каторжников, чем для людей честных»27
В ответ Кашмен приводил серьезные аргументы в пользу общей
собственности: «Нам сейчас так надо строить, чтобы, если при-
дется, не жаль было поджечь и бежать при свете зарева; богатство
наше не в роскоши состоять будет, но в силе; если Бог пошлет нам
богатство, мы употребим его на то, чтобы больше иметь работни-
ков, судов, снаряжений и пр. В лучших из ученых трудов говорит-
26 Там же. С. 61.
27 Там же. С. 60.
60
Часть II. ПрдблЪМА безбилетника
ся, что стоит где завестись роскошным домам и пышным нарядам,
как общество клонится к упадку. ...Похоже, что прибыль сдела-
лась главной целью нашей; раскайтесь, иначе не следует и ехать,
дабы не уподобиться Ионе на пути в Фарсис»28 *
Он к тому же полагал (ошибочно), что общая собственность
«упрочит сплоченность» пилигримов. Ведя переговоры с инвес-
торами, Кашмен стремился заключить сделку. А инвесторы ка-
зались непробиваемыми. Поэтому Кашмен попытался убедить
своих единоверцев не тревожиться о том, как в договоре решены
вопросы собственности. Он не сумел убедить и склонить на свою
сторону тех, кто еще был в Лейдене, но они уже ничего не могли
поделать. Многие уже продали свою собственность в Голландии
и поэтому больше не могли торговаться. Брэдфорд весьма опреде-
ленно говорит, что условия были невыгодными. Их представители
в Лондоне «взяли на себя договориться с купцами на этих новых
условиях, кое в чем преступив свои полномочия и никого не пре-
дупредив; и даже утаили это, дабы избежать новых задержек; что
стало впоследствии причиною многих раздоров»20
Все это важно подчеркнуть, потому что иногда говорят, что
пилигримы в Массачусетсе создали колонию на основе общей
собственности в подражание ранним христианам. Это не так.
Действительно, чтобы оправдать подписание договора на не-
выгодных условиях, их агент Кашмен расчетливо использовал
аргументы, которые должны были быть убедительными для
христиан — в особенности, когда предостерегал об опасностях,
сопутствующих зажиточности. Он, несомненно, был уверен,
что лучше плохая сделка, чем никакой. Но и сами инвесторы
думали только о своей прибыли, когда настаивали на общей
собственности. Пилигримы же пошли на это, потому что у них
не было выбора.
Даже если пилигримов «эксплуатировали», то намного боль-
шей тяготой были суровые условия Северной Америки. Это нуж-
но подчеркнуть, потому что существует стремление рассматри-
вать богатство США как плод «изобилия природных ресурсов»,
и равным образом ошибочная готовность представлять плавание
«Мейфлауэра» и его пассажиров как некую привилегию.
«Мейфлауэр» причалил к Кейп-Коду в ноябре 1620 года,
имея на борту 101 человека. Примерно половина из них умерла
в ближайшие несколько месяцев — скорее всего, от цинги, пнев-
монии и недоедания. Среди умерших была молодая жена Уильяма
Брэдфорда Дороти Мэй, которая то ли выпрыгнула, то ли упала за
борт и утонула в гавани Провинстауна еще до того, как «Мейфла-
28 Там же. С. 60 —61.
Там же. С. 55.
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте 61
уэр» приплыл в Плимут. Морисон вместе с другими историками
высказывает догадку, что она покончила с жизнью, после того как
«в течение шести недель вынуждена была созерцать бесплодные
песчаные дюны Кейп-Кода»30 Нам нелегко вообразить те труд-
ности, с которыми столкнулись первые поселенцы в этой стране,
даже в Новой Англии, где американские индейцы встретили при -
шельцев довольно дружелюбно. «Когда 11 ноября «Мейфлау-
эр» бросил якорь в Провинстауне, будущее поселения рисова-
лось в мрачном свете», — пишет Джордж Лангдон в книге «Ко-
лония пилигримов» и продолжает: «С борта корабля пилигримы
смотрели на дикую пустыню, подходившую к самому берегу моря.
Можно было только гадать, кто или что скрывается в этом сумра-
ке, но они знали, что ближайшее английское поселение находит-
ся в сотне миль южнее и что никто не поможет им в предстоящей
борьбе за выживание. У них не было домов, чтобы жить, не было
крепости, в которой можно было бы укрыться, не было причала
для выгрузки. Более того, хотя в пути умер только один пассажир,
одиннадцать недель вынужденной скученности, скудная кора-
бельная пища и постоянная сырость уже подорвали их здоровье.
Многие из них кашляли, и за пять недель стоянки в Провинстауне
четверо умерли, включая жену Уильяма Брэдфорда»31
Весной 1621 года «Мейфлауэр» вернулся в Лондон с од-
ной лишь командой, но без груза для инвесторов. Вторая шхуна,
«Фортуна», прибыла в Плимут в ноябре 1621 года и привезла
35 новых колонистов. Ее немедленно отправили назад с грузом
бобровых шкур, но по дороге ее перехватили французские пира-
ты. В феврале 1622 года она вернулась в Лондон пустой. В то лето
в Плимутскую колонию пришли «Черити» и «Сван» с 60 новы-
ми колонистами на борту. К весне 1623 года население Плимута
не превышало 150 человек. Но колония все еще с трудом обес-
печивала себя продовольствием. Как-то они обнаружили, что у
них совсем нет хлеба — ничего кроме рыбы, омаров и воды. Тог-
да «стали подумывать, как бы вырастить побольше маиса, полу-
чать более обильные урожаи и не терпеть такой нужды», — пишет
Брэдфорд в ключевом пассаже о собственности и продолжает (это
полный текст, как он издан Сэмюелем Элиотом Морисоном):
«Долго мы судили и рядили, а затем губернатор (по совету глав-
ных поселенцев) согласился, чтобы маис сеял каждый для себя
и только на себя при этом полагался; а все прочие работы чтобы
шли по-старому, сообща. Для этого каждой семье отведен был
участок по числу душ на данное время (но без права раздела при
30 Samuel Eliot Morison, introduction to Bradford, Plymouth Plantation, xxiv.
George D. Langdon, Pilgrim Colony: A History of New Plymouth, 1620 — 1691
(New Haven: Yale Univ. Press, 1966), 12.
62
Часть II. Проблема безбилетника
наследовании), а юношей всех причислили к какой-либо семье.
Это решение оказалось весьма правильным, ибо все принялись
усердно трудиться и посеяли куда больше маиса, чем губернато-
ру или кому-либо другому удалось бы добиться иными способа-
ми. Теперь женщины охотно выходили в поле сеять маис и брали
детей с собой, тогда как прежде ссылались на недуги и неумение;
а если бы их к этому принудили, назвали бы это тиранией и угне-
тением.
Опыт, приобретенный таким путем и в течение многих лет
проверенный, притом на людях благочестивых и разумных, оп-
ровергает измышления Платона и других древних, поддержанные
кое-кем и в позднейшее время, будто, лишив людей собствен-
ности и сделав все имение общим, можно привести их к счастью
и благоденствию; словно они мудрее Господа. Ибо оказалось, что
эта общность имущества (насколько она была введена) большую
рождала смуту и недовольство и многие затрудняла работы, ко-
торые могли принести пользу и доставить удобства. Люди моло-
дые и наиболее к труду способные роптали, зачем они должны
тратить время и силы, работая безвозмездно на чужих жен и де-
тей. Сильный и умелый получал при разделе не больше, чем сла-
бый, не могущий выполнить и четверти того, что мог сильный; это
почитали несправедливостью. Люди старые и почтенные, когда
приравнивали их по части трудовой повинности, пищи, одеж-
ды и пр. к молодым и ничем еще не отличившимся, видели в том
обиду и непочтение. А что женщинам приходилось обихаживать
чужих мужчин, стряпать и стирать на них и др., это сочли за не-
кое рабство, и многим мужьям было не по нраву. Постановив,
чтобы всем и получать, и трудиться равно, полагали, что достигли
равенства; а это если не нарушило связей, какие установил меж-
ду людьми Бог, то во всяком случае немало повредило взаимно-
му уважению, какое должно между ними царить. А среди иного
сорта людей было бы еще хуже. Пусть не говорят, что причиною
тут людская порочность, но не порочность самой идеи. Я отве-
чаю, что коль скоро порочность эта присуща всем людям, то Гос-
подь в мудрости своей указал им иной, более пригодный для них
путь»32.
Губернатор Брэдфорд, следовательно, сообщает, что при «сов-
местной жизни» поселенцы страдали от нежелания трудиться, пу-
таницы и недовольства, от утраты взаимного уважения и воцарив-
шегося чувства рабства и несправедливости. И при этом речь шла
о «благочестивых и трезвых людях». Поэтому земля была переда-
на в частную собственность, и это привело «к очень большому ус-
пеху» . Колонисты тут же стали отвечать за свои действия (и дейст-
32 Брэдфорд. История поселения в Плимуте. С. 118—119.
Глава 3. Самонадеянность Платона: собственность в Джеймстауне и Плимуте 63
вия своих родных), а не за всех колонистов сразу. Замечание Брэд-
форда о «стирке и стряпне» указывает на то, что приватизирована
была не только земля. Зная, что плоды его трудов пойдут во благо
его собственной семье, глава каждой семьи получил стимул тру-
диться более усердно. Появилась уверенность, что дополнительные
усилия помогут тем, кто от него зависит. В условиях общественной
собственности у него были все основания подозревать, что его до-
полнительный труд просто восполнит недостаточное рвение других.
А эти «другие» вполне могли быть здоровыми и крепкими людьми,
но только склонными использовать преимущества коллективной
собственности, чтобы работать с прохладцей.
Лангдон доказывает, что в первые годы в Плимуте был не
«коммунизм», а «крайняя форма.капиталистической эксплуа-
тации, при которой все плоды труда отправлялись за океан»33.
В этом он вторит Морисону, который утверждает, что «был не
отменен коммунизм, а несколько ослаблена тягостная и унизи-
тельная рабская зависимость от английских капиталистов»34. За-
метьте, что это не похоже на конфликт, о котором рассказывает
Брэдфорд. Раскол возник среди колонистов, а не между колони-
стами и лондонскими инвесторами. Морисон и Лангдон смешива-
ют две разные проблемы. С одной стороны, колонисты и в самом
деле считали, что инвесторы их «эксплуатируют», потому что со
временем им предстояло отдать непомерную часть богатства, ко-
торое они старались создать. Они полагали, что инвесторы наме-
рены взять с них слишком большой «налог» — фактически 50%.
Но, помимо «налогового» бремени, существовала и другая про-
блема. Из сообщений Брэдфорда ясно, что коллективная собствен-
ность разлагает и губит колонию куда сильнее, чем «налог». Поло-
жение казалось безысходным, но вовсе не потому, что пилигримы
работали на инвесторов, а потому, что они работали на других пи-
лигримов. Прилежные (в Плимуте) были вынуждены субсидиро-
вать бездельников (в Плимуте). Сильный «получал при дележе не
больше», чем слабый. Пожилые считали неуважением то, что их
«приравнивали по части трудовой повинности» к молодым.
Это показывает, что в 1621-м и 1622 годах в Плимуте су-
ществовал своего рода коммунизм. Нет сомнений, что уравнива-
ние в трудовых повинностях считалось (первоначально) единст-
венным честным путем решения проблемы, кому и какую работу
выполнять в поселении, в котором не было личной собственности:
если через семь лет каждый должен был получить равную долю
всего, то, предположительно, каждый должен на протяжении этих
33 Langdon. Pilgrim Colony, 30.
34 Samuel Eliot Morison, The Story of the “Old Colony” of New Plymouth (New
York: Knopf, 1960), 95 — 96.
семи лет выполнять такую же работу. Неизбежно возникла чудо-
вищная проблема — как контролировать трудовые усилия? Что
делать с теми, кто трудится спустя рукава?
Пилигримы столкнулись с классической проблемой безби-
летника. Как мы увидим, ее трудно решить, не разделив собст-
венность между индивидами или семьями. Именно такой курс
действий мудро выбрал Уильям Брэдфорд. И он привел к замеча-
тельному успеху, потому что теперь каждому доставались плоды
именно его труда независимо от того, как он трудился — прилежно
или с прохладцей. Это, в свою очередь, сняло с повестки дня про-
блему контроля. Теперь каждый колонист нес ответственность за
свое поведение, а главы семейств лично отвечали за благополучие
членов семьи. Короче говоря, разделение собственности обеспе-
чило соответствие или пропорциональность между действиями
и последствиями. Без этого человеческая деятельность лишается
смысла, а в результате резко страдает дело.
Уильяма Брэдфорда переизбирали на пост губернатора поч-
ти каждый год. Он умер в 1657 году. Согласно посмертной описи
имущества, среди его книг была работа «Шесть книг о государстве»
Жана Бодена, в которой критикуется утопичность платоновской
«Республики»35. В идеальном царстве Платона частная собствен-
ность должна быть уничтожена или сильно ограничена, а боль-
шинство его обитателей превращены в рабов, над которыми над-
зирают благородные аскетичные стражники. Боден говорит, что
Платон «сделав все общим, обрек бы государство на гибель, потому
что, когда нет ничего частного, не остается ничего общего». Такое
общество, пишет Боден, было бы «противно всем божеским и при-
родным законам», которые запрещают желать «того, что принад-
лежит другому»36. (В этом огромном томе Боден также говорит,
что общая собственность — «мать ссор и раздоров», а основанное
на ней государство породило бы «множество нелепостей»37.)
Брэдфорд, вглядываясь в прошлое, осознавал, что его опыт
строительства нового общества в Плимуте подтвердил суждения
Бодена и тем самым «опроверг измышления Платона». В после-
дующие годы в Плимуте продолжилась приватизация собственно-
сти. За семьями были закреплены дома, а потом и скот, было раз-
решено наследование имущества. Колония процветала. Позднее
Плимутскую колонию поглотил штат Массачусетс, и в наступив-
шие годы процветания больше никто уже не слышал о «равенстве
в труде и в имуществе».
35 Брэдфорд. История поселения в Плимуте. С. 118.
Jean Bodin, The Six Books Of A Commonweal, ed. Kenneth D. McRae (Cambridge,
Mass.: Harvard Univ. Press, 1962), 11.
Ibid. 12, 707
Глава 4
ЛОГИКА КОЛЛЕКТИВНОЙ
СОБСТВЕННОСТИ
Когда вся собственность общая, нет ни «моего», ни «твоего».
Все «наше». Это приводит к раздорам, как получилось и в Пли-
мутской колонии. Непропорциональность труда и вознаграж-
дения «считают несправедливостью». Именно этого результата
следует ожидать, если члены сообщества имеют право на равную
долю во всем. Те, чей вклад мал, выезжают за счет тех, кто усерд-
но трудится. Проблема безбилетника известна даже тем, кто не
умеет ее правильно назвать. С ней столкнется группа, оплачива-
ющая счет в ресторане поровну. Выиграют те, кто заказал самые
дорогие блюда. Решением здесь будет оплата счета «каждый за
себя» — эквивалент приватизации.
Эта проблема известна проживающим в общих квартирах.
Она усугублялась в СССР, где в одной квартире зачастую прожи-
вало несколько семей. «В условиях коммуналки слово “соседи” зву-
чит зловеще и требует объяснений, — пишет Андрей Синявский
в книге “Основы советской цивилизации” (1988). — Добрососед-
ские отношения устанавливаются редко, соседи по квартире — это
чаще всего что-то опасное или, во всяком случае, чуждое и мешаю-
щее жить. Любая мелочь превращается в гиперболу, пустяк — в ка-
тастрофу. Здесь процветает взаимная подозрительность, взаимная
ненависть, которая разрешается в скандалах, сплетнях, клевете,
в драках, доносах. Коммунистическое братство чревато страшной
междоусобицей». Синявский цитирует рассказ М. Зощенко «Лет-
няя передышка» (1929), в которой речь идет о жизни в большой
коммуналке и о склоке по вопросу об оплате электричества: «Для
примеру, у нас девять семей. Один провод. Один счетчик. В кон-
це месяца надо к расчету строиться. И тогда, конечно, происходят
сильные недоразумения и другой раз мордобой.
Ну хорошо, вы скажете: считайте с лампочки.
Ну хорошо, с лампочки. Один сознательный жилец лампоч-
ку-то, может, на пять минут зажигает, чтоб раздеться или блоху
поймать. А другой жилец до двенадцати ночи чего-то там жует
при свете. И электричество гасить не хочет. ...Один у нас такой
был жилец — грузчик, так он буквально свихнулся на этой поч-
ве. Он спать перестал и все добивался, кто из жильцов по ночам
алгебру читает и кто на вилках продукты греет. ...Он, я говорю,
Глава 4. Логика коллективной собственности
67
буквально ночи не спал и каждую минуту ревизию делал. То сюда
зайдет, то туда»1
И чем больше группа, тем неразрешимей проблема. Если в об-
щине сто человек, то тот, кто перестал трудиться, все же получит
99% того, что имел прежде. Если не ввести строгую систему кон-
троля, подобная организация собственности быстро разорит об-
щину, и в истории такое бывало не раз. Можно предположить,
что реальная проблема состоит именно в том, что каждому га-
рантирована равная доля общего дохода, — но заметьте: если это
условие отменить, а члены общины просто договорятся, что каж-
дый может брать с общего склада «сколько нужно», развал лишь
углубится. Прежде члены общины были заинтересованы попозже
приходить на работу, а теперь у них будут все основания пораньше
прийти на склад.
Коллективистская организация жизни, при которой отсутству-
ют четко определенные права собственности, извращает стиму-
лы и порождает алчность, эгоизм, праздность, подозрительность
и тягостное чувство несправедливости даже у людей с хорошей
нравственной основой (как это было по утверждению Уильяма
Брэдфорда в Плимуте). Идеалисты веками мечтали о том, чтобы
вдохновить на усердный труд людей, живущих сообща, даже по-
нимая, что найдутся те, кто воспользуется этим трудом. Но такого
рода режимы невозможны без духа самопожертвования, а боль-
шинство коммунаров не осознает, что от них требуется именно
самопожертвование. Такого рода режим особенно тяжел для се-
мей, потому что семья — это, по сути, мини-коммуна, а воспи-
тание детей предполагает определенное самопожертвование. Как
показал опыт Плимута, люди не готовы на дополнительные усилия
ради чужих детей.
Хорошо известно, что общность имущества не разрушила тра-
диционную семью, хотя неработающие дети живут за счет своих
родителей. Но это особая статья. Семейные узы настолько силь-
ны, что сглаживают чувство несправедливости, столь пагубное
в случаях «безбилетничества» в группе с менее тесными связями.
Малые дети беспомощны, и родители не возражают против такой
«эксплуатации». Но даже в этом случае родительский контроль
становится необходимым, когда дети подрастают. К тому же се-
мьи достаточно невелики для того, чтобы такой контроль был воз-
можен. В семье с двумя детьми на каждого потенциального «во-
ра» приходится по одному «полицейскому».
Проблемы коллективной собственности вполне объясняют то,
почему племенной строй жизни везде и всегда будет экономически *
Синявский А. Основы советской цивилизации. М.: Аграф, 2001. С. 238 —
239, 240.
68
Часть II. Проблема безбилетника
отсталым. Племенем можно считать любую группу, в которой люди
связаны отношениями, близкими к семейным, но достаточно об-
ширной, чтобы жесткий контроль ее лидера не распространялся за
пределы его ближнего круга. По этой причине «безбилетничество»
становится неизбежным. В 1833 году писатель Джон Уэйд кратко
описал влияние коллективной собственности на племенную жизнь.
В своей «Истории среднего и рабочего классов», этой давно забы-
той классике второго ряда, он пишет: «Член племени не знает ни
свободы, ни безопасности; он раб каждого своего соплеменника,
который окажется сильнее и захочет принести его в жертву своей
похоти, гневу или мстительности. Его обеспеченность средства-
ми к существованию, включая одежду, пищу и кров над головой,
столь же ненадежна, как его свобода и безопасность. Когда права
собственности не признаются, ни одну вещь никто не может назвать
своей собственной. Если человек обрабатывает клочок земли, у него
нет уверенности, что ему позволят воспользоваться плодами своих
трудов; если благодаря упорству и ловкости он сможет охотой и ры-
балкой создать запас провизии, то у него нет уверенности, что от не-
го не потребуют поделиться с чужаком. Когда все общее, отнять —
это значит не ограбить, а поступить по-товарищески; поэтому не
существует ни рачительности, ни заботы о будущем; единственно
разумной целью здесь может быть удовлетворение непосредствен -
ных желаний, а все выходящее за пределы этого является невыгод-
ным — потому что ненадежным — накоплением2.
Логика коллективной собственности впервые была изложена
письменно незадолго до появления книги Уэйда. Уильям Фостер
Ллойд сделал это в двух «Лекциях о силах, сдерживающих рост на-
родонаселения», прочитанных в 1832 году в Оксфордском уни-
верситете. Когда люди соглашаются работать совместно, говорил
он, а результат труда становится общей собственностью, лишь ма-
лая часть любого дополнительного усердия достанется тому, кто
его проявил. Когда участников много, «стимулы к экономии» ис-
чезают совершенно. «Когда общество устроено таким образом, —
добавляет он, — что результаты индивидуальных усилий размазы-
ваются по всему обществу, а не достаются тем, кто их предпринял,
будущее исчезает из расчетов»3
Затем началась поразительная по своей глубине амнезия, соот-
ветствующая периоду интеллектуального пренебрежения к собст-
венности. Центральная идея Ллойда была забыта. Но в 1960-х
годах с разницей меньше чем в год, независимо друг от друга вы-
2 John Wade, History of the Middle and Working Classes (1833; reprint, New York:
Augustus M. Kelley, 1966), 429.
William Foster Lloyd, “On the Checks to Population, in Managing the
Commons, ed. Garrett Hardin and John Baden (San Francisco: W.H. Freeman,
1977), chap. 3.
Глава 4. Логика коллективной собственности
69
шли две важные статьи на ту же тему. Первую, «К теории прав
собственности», опубликовал в 1967 году в American Economic
Review экономист Гарольд Демсец, работавший тогда в Чикаг-
ском университете. В 1968 году профессор Калифорнийско-
го университета Гарретт Хардин опубликовал в журнале Science
статью «Трагедия общинных выгонов». В следующие десять лет
ее перепечатывали более 50 раз4.
Демсец проанализировал демографические материалы о раз-
витии частной собственности у индейцев-монтаньяров в Квебеке.
До контактов с европейцами эти племена, судя по всему, не зна-
ли частной собственности. Относящиеся к 1630-м годам записки
путешественника не содержат упоминаний о частной собственно-
сти у них, нет таких упоминаний и в записках иезуита, жившего
в этом племени в 1647 году. Монтаньяры охотились только ра-
ди еды и небольшого количества шкур, из которых изготавлива-
ли одежду. Но в XVIII веке появляются свидетельства о том, что
семьи разграничили свои охотничьи угодья. Небольшие группы
начали охранять свои территории от чужаков. Бобровые плотины
помечались особыми знаками. Семьи берегли их и жестоко пре-
следовали нарушителей.
Почему монтаньяры приватизировали бобров? Прибытие
европейцев создало повышенный спрос на бобровые шкуры; по-
явилась возможность обменивать их на новые товары. Охота
на бобров стала более интенсивной. Проблема возникла из-за
«бесхозности» бобров: так как каждый охотник действовал изо-
лированно и бесконтрольно, никто не заботился о сохранении
популяции животных. Каждый был заинтересован добыть как
можно больше шкур, потому что приватизировались выгоды от
их продажи. Но издержки, то есть уменьшение численности боб-
ров, несло племя в целом. По этой схеме пушной зверь был бы
полностью истреблен.
Установление частной собственности сопряжено с определен-
ными издержками. Стоит объявить о сокращении объема добы-
чи, как тут же появятся нарушители; наделе каждому наруши-
телю выгодно, чтобы другие соблюдали ограничения. Следить за
соблюдением договоренности — дело хлопотное и ненадежное.
Охотникам пришлось бы тратить свое время на наблюдение за
действиями других охотников’. Огораживать места охоты слишком
дорого. Таким образом, «теория», которую Демсец вынес в заго-
ловок статьи, сводится к тому, что приватизация возможна только
4 Harold Demsetz, “Toward a Theory of Property Rights, American Economic Review
57 (May 1968): 347 — 359; reprinted in Harold Demsetz, The Organization
of Economic Activity, vol. I (Oxford: Basil Blackwell, 1988); Garrett Hardin,
“The Tragedy of Commons,” Science 162 (December 13, 1968): 1243—1248;
reprinted in Hardin and Baden, Managing the Commons.
ro
Часть IL Проблема безбилетника
если ее выгоды превышают ее издержки. Именно это и произош-
ло при появлении торговцев мехами. Рост ценности шкур создал
стимулы для приватизации охотничьих угодий.
Проблема этой теории — как и любых иных построений в об-
ласти теорий экономики и права — в том, что очень трудно или да-
же невозможно оценить величину выгод и издержек. Теорию не-
льзя проверить. Если мы пришли к выводу, что выгоды стали
больше, чем издержки, только потому, что перед нами факт при-
ватизации охотничьих угодий, и ничем другим этот факт не объ-
яснить, значит, мы попали в замкнутый круг. И все же приведен-
ный здесь анализ Демсеца важен, потому что привлек внимание
экономистов к влиянию разных форм собственности на стимулы,
а также к издержкам, связанным с изменением формы собствен-
ности.
Статья «Трагедия общин» рассматривает ту же проблему под
другим углом. Автора интересовали главным образом стимули-
рующие воздействия, создаваемые коллективной собственностью
на пастбищные земли, и их влияние на окружающую среду. В ус-
ловиях свободных земель нормой будут обширные семьи, потому
что индивиды на общинной земле смогут приватизировать вы-
годы и «экстернализовать» издержки своей хозяйственной де-
ятельности. При сравнительной малочисленности населения кол-
лективная собственность на пастбищные земли может работать
вполне удовлетворительно. То, как жители американского фрон-
тира относились к отходам, не имело значения. «Проточная вода
самоочищается каждые десять миль»5, — сказал бы дед Хардина;
и в его время так оно и было. Но с ростом населения природные
процессы перестают справляться с отходами, «требуя заново оп-
ределить права собственности». Если этого не делают, неизбежно
возникает «трагедия общинных выгонов»: «Представьте себе до-
ступное всем пастбище. Очевидно, что каждый скотовод попыта-
ется держать на общем пастбище как можно больше скота. Такое
положение дел может сохраняться веками, потому что войны,
браконьерство и болезни удерживают численность и людей и ско-
та ниже потенциальной емкости экосистемы. Наконец приходит
день, когда реальностью становится давнишняя мечта о социаль-
ной стабильности. В этот момент внутренняя логика коллектив-
ного землевладения безжалостно приводит к трагедии. Будучи
существом рациональным, каждый скотовод стремится максими-
зировать свою прибыль. В явном или неявном виде, сознательно
или не совсем он задается вопросом: “Какая мне польза от того,
что я добавлю в стадо еще одно животное” »6.
5 Hardin, “Tragedy of the Commons,” 22.
Ibid., 20.
Глава 4. Логика коллективной собственности
71
Поскольку вся выгода от увеличения стада на одно животное
достается скотоводу (в виде молока и мяса для его семьи), а все
издержки от этого ложатся на всех других скотоводов (любое до-
полнительное животное вносит свой вклад в истощение пастби-
ща), он решает увеличить свое стадо на еще одно животное. «Но
к такому же выводу приходит каждый из скотоводов, использу-
ющих общинный выгон». В этом и состоит трагедия. Все стали
пленниками системы, вознаграждающей именно те действия, ко-
торые в конечном счете ведут к уничтожению жизненно важных
ресурсов.
Хардин добавляет, что люди смутно понимали это с очень дав-
них времен, «возможно, с тех пор, как было изобретено сельское
хозяйство или частная собственность на землю»7 Трагедию могло
бы предотвратить установление «частной собственности или нечто
похожее на нее по форме», заключает он. Но такого рода реше-
ния его не интересовали. Из его позднейших работ ясно, что он
предпочел бы насильственно сократить население, чем вводить
частную собственность для решения проблемы. В эссе «Права
собственности: творческая переработка фантазии» он утвержда-
ет, что с годами «концепция» собственности изменилась и нуж-
дается в том, чтобы ее определили заново, «дав своего рода право
представительствовать в суде ландышам, деревьям и всем другим
великолепным созданиям природы»8 Со временем Закон об ис-
чезающих видах в самом деле придал юридический статус почти
950 видам. Но, как мы увидим в главе 19, его непредусмотрен-
ным следствием стало увеличение опасности исчезновения для
некоторых из этих видов.
Впоследствии предложенное Хардином соединение бесплат-
ного доступа «открыто для всех» и ограниченного доступа, то
есть регулируемых общинных выгонов, стало объектом критики.
Первое неизбежно ведет к трагедии (и это признано), а вторая
ситуация управляема. Эту аргументацию развивал ряд авторов,
особенно Элинор Остром в «Управлении общинными выгона-
ми» (1990), Гленн Стивенсон в «Экономической теории коллек-
тивной собственности» (1991) и Мэтт Ридли в «Происхождении
добродетели» (1996)9 В самом деле, использование общинных
земель поддается регулированию — можно установить допусти-
7 Ibid., 21.
8 Garrett Hardin, “Property Rights: The Creative Reworking of Fiction,” in Naked
Emperors: Essays of a Taboo Stalker (Los Altos, Calif.: Wm. Kaufmann, 1982),
173—182; см. также: Garrett Hardin, Filters Against Folly (New York: Viking
Penguin, 1985), 89-114.
Elinor Ostrom, Governing the Commons: The Evolution of Institutions for
Collective Action (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1990); Glenn G. Stevenson,
Common Property Economics: A General Theory and Land Use Applications
72
Часть II. Проблема безбилетника
мое число пользователей или совладельцев. Овцеводы могут до-
говориться о предельном числе овец в вересковой долине; чтобы
сохранить лес, можно распределить квоты на вырубку деревьев.
Но эти меры саморегулирования, делающие коллективную собст-
венность приемлемой, в конечном итоге направлены к ее прива-
тизации. Когда право может быть продано кому-то, изначально
не входившему в коллектив, — например, право пасти овец на лу-
гу — оно уже индивидуализировано и содержит одну из важней -
ших черт частной собственности. Остается лишь сделать послед-
ний шаг и документально закрепить формальную приватизацию
собственности.
Вначале полагали, что, когда вместо одного владельца высту-
пает много партнеров, коллективная собственность делает из-
лишним надзор и контроль. Считалось, что надзор и контроль —
выражение эксплуатации правящего класса, а вовсе не реальная
экономическая необходимость, порожденная человеческими сла-
бостями. Полагали, что если все станут партнерами, все будут
дружно делать общее дело, а прибыли пойдут в общий котел. Од-
нако, когда трудящиеся становятся совладельцами производства,
они зачастую перестают трудиться. Обнаружилось, что управ-
ляющие стали нужнее, чем когда-либо прежде, чтобы заставить
работать отлынивающих от труда совладельцев. Получилось, что
коммуна больше всего похожа на армию, в которой всех рядовых
произвели в генералы.
«Главное преимущество частного землевладения в том, что
легче заметить присутствие постороннего, чем оценить поведение
того, кто имеет право находиться на участке, — заметил Роберт
Элликсон из Йельского университета. — Отгонять чужаков лег-
че, чем контролировать поведение тех, кто работает на земле. Вот
почему управляющим платят больше, чем ночным сторожам»10
Действительно, менеджеры — самые высокооплачиваемые чле-
ны общества, а сторожа — самые низкооплачиваемые. Чужаков
умеют отличать даже собаки, а ни собаке, ни забору ничего не
нужно платить.
Идеологические и технические истоки
Проблема безбилетника возникает, когда нечетко определены
права собственности. Вот в чем суть проблемы. Но привести к ней
могут два совершенно различных ряда обстоятельств. В комму-
(Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1991); Matt Ridley, The Origins of'Virtue
(New York: Viking, 1996), chap. 12.
10 Robert C. Ellickson, “Property in Land,” Yale Law Journal 102 (1993): 1327 —
1328.
Глава 4. Логика коллективной собственности
73
нах вопрос «у кого есть право на что» повисает в воздухе в силу
идеологических предпочтений. Совсем иначе обстоит дело там,
где технически трудно закрепить выгоды только за теми, кто за
них платит. Для разрешения первой ситуации нужно изменить
идеологию или человеческую природу, а во втором случае необхо-
димо усовершенствовать технологию. Либо она может оказаться
неразрешимой, и тогда возникает необходимость во вмешатель-
стве государства.
Идеологически ориентированные коммуны трудно сохранить,
но история свидетельствует, что в неких особых условиях они мо-
гут быть устойчивыми. Размер их должен быть достаточно мал,
чтобы члены лично знали друг друга. Они должны гореть религи-
озным пылом или энтузиазмом, обеспечивающим необходимый
дух самопожертвования. Пожалуй, полезно и безбрачие, если
члены изначально не имели детей и не были разделены на семьи.
При соблюдении этих строгих условий проблему безбилетника
можно преодолеть. Как мы увидим далее, поразительным при-
мером является Коммуна, основанная в начале XIX века Георгом
Раппом и приобретенная одним из первых социалистов Робертом
Оуэном. Основанные на принципах коллективной собственности
католические, православные и буддистские монастыри существо-
вали столетиями.
Говорят, что гуттериты, протестантская секта анабаптистов,
перебравшиеся в Соединенные Штаты в 1870-х годах, доказа-
ли необязательность требования о безбрачии. Они придержива-
лись строгой моногамии и признавали лишь общую собственность,
и при этом их численность менее чем за сто лет увеличилась с 800
до примерно 28 000 человек. Они живут сельскохозяйственными
коммунами по обе стороны канадской границы, преимуществен-
но в штатах Дакота, Альберта и Манитоба. Высокая рождаемость
(примерно по девять детей в семье) позволяет им оказывать про-
тиводействие снижению численности из-за ухода членов сообще-
ства во внешний мир. У семейных пар есть небольшие отдельные
комнаты, но уединение их довольно условно — в двери принято
входить без стука. Частная собственность ограничена предметами
личного пользования. Трапезы у них совместные, а в течение дня
женщины, как правило, отделены от мужчин. Когда численность
общины достигает 150 человек, она разделяется, и часть уходит
в другое место. Гуттериты говорят на диалекте немецкого языка,
и, запретив радио и телевидение, они сохраняют свою автоном-
ность от внешнего мира11 Но именно их уникальность, а также 11
11 См.: John A. Hostetler, Hutterite Society (Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press,
1974); Karl A. Peter, The Dynamics of Hutterite Society (Edmonton: Univ, of
Alberta Press, 1987); William M. Kephart, Extraordinary Groups (New York:
St. Martin’s Press, 1976).
74
Часть II. Проблема безбилетника
строгость их норм указывают на то, насколько труден этот опыт.
Они — исключение, подтверждающее правило.
Израильские кибуцы стремились достичь примерно такой же
цели. Поначалу казалось, что они достигли успеха. Мартин Бу-
бер назвал кибуцы «единственным не провалившимся социали-
стическим экспериментом»12 Еще в начале 1980-х годов Амос
Элон мог говорить, что кибуцы реализовали «с большим успе-
хом, чем где бы то ни было, утопическое общество, которое в ог-
раниченном масштабе воплощает благороднейшие стремления
человечества»13 Однако к 1989 году 3% израильского населения,
проживавшие в кибуцах, накопили более 4 млрд долл, долга14.
Долги приняло на себя государство, но они стали накапливать-
ся вновь. Небольшое число кибуцев (17 из 277 в начале 1990-
х годов) религиозно, и некоторые полагают, что они могли бы
обойтись без субсидий. Но политики предпочитают не разделять
финансы светских и религиозных кибуцев15 Это увеличивает лоб -
бистские возможности всех кибуцев в целом. И, в конечном итоге,
значительные государственные субсидии делают недостоверными
результаты эксперимента для всех участников.
Что до ситуаций, когда «безбилетничество» возникает в связи
с техническими трудностями, то достаточно вспомнить о таких
по необходимости общих ресурсах, как океанское рыболовство
и подземные озера. Дороги, радиосигналы, свет маяков и наци-
ональная оборона — все эти блага обладают подобными свойст-
вами. Радиовещание использует к своей выгоде общественную
природу электромагнитных волн, беспрепятственно распростра-
няющихся в воздушной среде, а для покрытия расходов использу-
ет рекламу. Некоторые радиостанции отказываются от рекламы
и живут за счет взносов слушателей, но они не могут обходиться
без государственных субсидий и в этом отношении находятся в та-
кой же ситуации, как кибуцы. (Радиостанция WETA в Вашинг-
тоне, округ Колумбия, которая на 60% финансируется слушате-
12 Martin Buber, Paths in Utopia (Boston: Beacon Press, 1958), 139.
Amos Elon, The Israelis: Founders and Sons (Harmondsworth, Eng.: Pelican
Books, 1983), 20.
Joel Brinkley, “Debts Make Israelis Rethink an Ideal: The Kibbutz,” New York
Times, March 5, 1989; Daniel Williams, “Down on the Kibbutz, Israelis Face a
Financial Crisis,” Los Angeles Times, May 19, 1989; Glenn Frankel, “Farewell to
the Kibbutz,” Washington Post, July 9, 1989; Geraldine Brooks, “Savingthe Farm:
The Israeli Kibbutz Takes a Capitalist Tack to Keep Socialist Ideals,” Wall Street
Journal, September 21, 1989.
15 Из интервью автора с Яковом Кадишем (Тель-Авив) в феврале 1990 г. См.:
Tom Bethel, “Is the Kibbutz Kaput?” in Free Minds & Free Markets, ed. Robert
W Poole, Jr., and Virginia I. Postrel (San Francisco: Pacific Research Institute,
1993), 81-90.
Глава 4. Логика коллективной собственности
75
X
лями, сообщает, что в 1998 году 90% аудитории не заплатило ни
цента.)
Блага, которые не удается поставлять только тем, кто платит за
них, экономисты называют общественными благами. Лучший при-
мер таких благ — национальная оборона. Поскольку система наци -
ональной обороны защищает и тех, кто не станет за нее платить, ее
частное финансирование немедленно наткнется на проблему без-
билетников. Поэтому из соображений справедливости и практич-
ности государство выступает в качестве третьего лица и раскла-
дывает на всех налоги для финансирования подобных благ. То же
самое касается полиции и системы правосудия. Организованные
на частной основе, они должны будут обслуживать и неплательщи-
ков. По сути дела, концепция общественных благ охватывает виды
деятельности, отводимые государству. Если благо действительно
необходимо, а рынок не справляется с предоставлением этого бла-
га потребителям, в таком случае на сцену выступает государство.
Стоит отметить, что блага, традиционно и предоставляемые ми-
нимальным государством, — оборона, полиция и система право-
судия — соответствуют концепции общественных благ.
Тем временем развитие технологии расширяет круг благ, с по-
ставкой которых потребителям может справляться рынок, то есть
частные собственники. Строительство дорог долгое время было де-
лом правительства главным образом потому, что издержки на сбор
платы за пользование ими были очень велики. К тому же из-за не-
плательщиков величина платы за право проезда могла бы оказаться
монопольно высокой. Но цифровая технология уменьшает издерж-
ки на сбор платы за проезд, и если в будущем бесплатные шоссе
не будут приведены в порядок за счет проезжающих (размещен-
ные на дороге сканеры в состоянии «считывать» магнитные метки
предоплаты на автомобилях и вычитать плату за проезд), значит,
идеология окажется сильнее технологии.
Технологические достижения облегчали приватизацию и пре-
жде. Демсец предполагает, что американские индейцы, обитавшие
в степях на Великих равнинах, не приватизировали свои охотни-
чьи угодья, как это сделали гуроны в Квебеке, потому что степная
живность в поисках хорошей травы перемещается на очень даль-
ние расстояния. Огородить такое пространство было бы слиш-
ком дорого. «Подобно нефти в подземных озерах или кашалотам
в океане, бизоны были “бродячим ресурсом”, подвижность кото-
рого исключала возможность установления прав собственности
и, соответственно, разумное управление, — писали экономисты
Джеймс Гвартни и Ричард Строуп. — Позднее проблему удалось
решить, огородив огромные пастбища, но к тому времени стара-
76
Часть II. Проблема безбилетника
ниями белых и индейцев бизоны почти исчезли»16 Изобретение
колючей проволоки, которую запатентовал в 1873 году Джозеф
Глайден, сделало возможным огораживание. Она резко снизила
затраты на огораживание и, возможно, спасла бизонов от полного
уничтожения. Пока эти животные оставались предметом обще-
ственной собственности (были ничейными), логика общинной
собственности неумолимо вела к их истреблению. В наши дни та
же проблема затрагивает тигров, слонов и носорогов.
Сегодня окрепло понимание того, что если «бесплатные» при-
родные блага — чистый воздух, океаническую рыбу, таежные ле-
са, диких зверей — рассматривать как объект общей собственно-
сти, к которому правила частной собственности неудобоприме-
нимы, то соответствующее благо будет подвергаться чрезмерному
использованию, загрязнению или (в крайнем случае) полному
уничтожению. Мировое население и способность современных
рыбаков ловить и продавать рыбу увеличивались намного быст-
рее, чем способность океанической рыбы размножаться. С 1950
по 1990 год мощности рыболовецких предприятий увеличились
впятеро, и, по оценке Продовольственной и сельскохозяйствен-
ной организации ООН за 1993 год, затратив 92 млрд долл., они
смогли бы выловить всю плавающую в море рыбу, совокупная
стоимость которой существенно ниже — всего 72 млрд долл. Бы-
ло сказано, что из 17 основных рыболовных зон 13 уже истощены
или серьезно ослаблены17
Растет понимание того, что механизмы собственности могут
ослабить или разрешить подобные проблемы. Загрязнение возду-
ха можно контролировать с помощью системы квот предприяти-
ям на выпуск дыма в воздушный бассейн, и разрешить свободную
продажу этих квот. Тогда те, кто не может удержаться в рам-
ках положенной ему квоты, вынуждены были бы покупать право
на загрязнение у технологически более совершенных производств.
Торговля квотами на загрязнение воздуха предусмотрена Киот-
ской конференцией по изменению климата Земли в 1997 году.
Что до рыбных промыслов, то Исландия и Новая Зеландия в на-
стоящее время выделяют квоты на вылов рыбы в своих водах (ус-
танавливающие определенный процент общего разрешенного объ-
ема вылова рыбы) каждому владельцу траулера. Эти квоты мож-
но затем продавать на рынке и по рыночной цене, что побуждает
рыболовов действовать экономно и с оглядкой на будущее. При
старой системе (опоздавшему — объедки) траулеры наперегонки
16 James D. Gwartney and Richard L. Stroup, Economics: Private and Public Choice.
4th ed. (New York: Harcout Brace Jovanovivich, 1987), 670.
Birgir Runolfsson, “Fencing the Oceans,” Regulation (Summer 1997): 57—62;
а также cm.: “The Tragedy of the Ocean,” Econom ist (March 19, 1994), 21 — 24.
Глава 4. Логика коллективной собственности
77
вылавливали самые большие косяки рыбы, подрывая долговре-
менные перспективы рыболовства.
Применимость подобных правил собственности к общим ре-
сурсам, где их применение считалось прежде делом крайне труд-
ным или вовсе невозможным, была далеко не очевидной (а не-
которые защитники природы и до сих пор против этого подхода).
Не вызывает сомнений, что перемена во взглядах вызвана рос-
том населения и соответствующим давлением на общие ресурсы.
Но когда политические аналитики готовы защищать решения, ис-
пользующие «права собственности», это еще и признак растущего
престижа собственности. В прошлом выражение «права собст-
венности» использовалось лишь для того, чтобы обозначить сом-
нительность или полную неприемлемость подобных решений.
Неуместные моральные претензии
Статья Гарольда Демсеца прославилась из-за употребленного
в ней неправильного выражения. Он отмечает, что самым важ-
ным следствием установления прав собственности «стало все
большее достижение интернализации экстерналий». Экстерна-
лии — это экономические выгоды или издержки, возлагаемые
на окружающих без согласия, компенсации или вознаграждения.
По-видимому, впервые этот термин использовал экономист Пол
Самуэльсон в 1958 году18. До него эту идею обсуждал в 1920 году
экономист А. Пигу. Однако до XX века эта весьма важная для
экономической теории концепция ускользала от внимания эко-
номистов.
Загрязнение воздуха — самый распространенный пример «от-
рицательной», т.е. возлагающей издержки на других, экстерна-
лии. «В больших городах, — писал Пигу, — дым и копоть наносят
огромный вред людям, зданиям и растениям, заставляют людей
увеличивать расходы на стирку одежды и уборку помещений, на
установку источников искусственного освещения и т. п.». Неспра -
ведливо, что заводы «экстернализуют» издержки загрязнения,
перекладывая их на окружающих вместо того, чтобы самим нести
расходы на установку газоочистного оборудования или на исполь-
зование более чистого топлива19
18 Коуз Р Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993. С. 25, прим. 35. В статье
«Маяк в экономической теории» Коуз отмечает, что хотя Самуэльсон исполь-
зовал в своем учебнике экономики маяк как пример услуги, которая может пре-
доставляться только правительством, в Англии маяки на протяжении столетий
строились и эксплуатировались частными лицами.
Пигу А. Экономическая теория благосостояния. М.: Прогресс, 1985. С. 252.
78
Часть II. Проблема безбилетника
Но экстерналии бывают и положительными, и наилучшим
примером здесь может послужить Диснейленд. Когда в 1950-х
годах в Анахейме построили парк развлечений, окрестные пусты-
ри мгновенно выросли в цене. Эти земли не принадлежали Дис-
нею, и получилось, что компания ненароком обогатила землевла-
дельцев по соседству. В определенном смысле менеджеры Диснея
просчитались, потому что компания за эту ненамеренную филан-
тропию ничего не получила. В 1970-х годах, когда во Флориде
строили «Дисней уорлд», компания не повторила ошибку, скупив
всю землю в окрестностях до того, как публика пронюхала о про-
екте. Это позволило компании получить выгоду от косвенных эф-
фектов своих капиталовложений.
Пример с загрязнением скорее вводит в заблуждение, чем про-
ливает свет на ситуацию. На него бесконечно много ссылались, но
никто никогда не измерял издержки, создаваемые знаменитой ды-
мящей трубой. А ведь они, несомненно, перекрываются некомпен-
сируемыми выгодами для данной местности в виде стимулов для
развития всевозможных предприятий. Законы о закрытии пред-
приятий исходят из того, что сегодня отношение к заводам скорее
положительное, чем отрицательное. Загрязняющий окрестности
завод из учебника экономики помешал нам оценить положитель-
ные экстерналии собственности. Когда ценность создается там, где
прежде ничего не было, она, как правило, «излучает» дополнитель-
ную прибыль вовне. Первое успешное казино-отель в Лас-Вегасе
экстернализовало экономический успех в окружавшую его пустыню
и обогатило тех, кто последовал его примеру. Хьюлетт и Паккард,
начав со своего знаменитого гаража в Пало-Альто, заложили осно-
ву не только своей компании, но и всей Кремниевой долины.
Из-за того что наличие экстерналий может рассматриваться
как «дефект» частной собственности, их порой используют как
аргумент против нее. Однако в обществе с коллективной собст-
венностью проблема экстерналий стоит гораздо острее. Человек,
чувствительный к шуму, может укрыться за стенами своего дома
от большей части звукового загрязнения. Но если заставить его
жить под открытым небом, укрыться ему будет негде. Огромным
преимуществом частной собственности является то, что по боль-
шей части она замыкает последствия деятельности человека на нем
самом. Об общественной собственности этого сказать нельзя.
«Безбилетничество», провоцируемое общей собственностью,
широко распространено во всем человеческом обществе, пото-
му что есть смысл принимать и использовать ценности, когда со-
ответствующие обязательства не накладываются или их сложно
провести в жизнь. В таких случаях руководствуются правилом
«дареному коню в зубы не смотрят». Производство экономиче-
ских благ требует затрат труда. Поэтому все «бесплатное» обла-
Глава 4. Логика коллективной собственности
79
дает непреодолимой притягательностью. Кроме того, такие блага
потребляются частным образом. Поэтому проблема безбилет-
ника — побочный продукт человеческой природы. Если человек
отказывается целый день возиться над созданием блага, которое
может присвоить любой, не затративший ни минуты труда, он де-
монстрирует не грех себялюбия, а способность мыслить здраво.
Именно этот момент является источником глубокого идеоло-
гического раскола. Столкнувшись с фактом того, что коммунар
работает с прохладцей, потому что знает, что созданное не будет
ему принадлежать, а в конце дня он все равно получит положен-
ную каждому порцию, некоторые сочтут такое поведение «чисто
человеческим» либо признают, что он «поступает рационально,
глядя в лицо обстоятельствам». Другие отнесутся к этому с мень-
шей терпимостью. Веря в моральное превосходство коммунар-
ской жизни, они сочтут, что ленивого или беспринципного ком-
мунара можно переделать — с помощью убеждения, наставления
и образования. Его необходимо убедить, что он обязан с честью
выдержать возникший моральный вызов.
Входящие в первую группу к тому же верят, что ленивого ком-
мунара можно изменить. Важен, говорят они, механизм, устанав-
ливающий должное соответствие между трудом и вознаграждением
или удовлетворенностью. Если он намерен отлынивать от работы,
то пусть столкнется с последствиями такого поведения — он должен
и получать меньше. Если же он работает усердно, то нужно сделать
так, чтобы ему это было выгодно. В любом случае, у него появится
стимул производить больше. Механизмом, обеспечивающим такой
результат, является частная собственность. Похоже, что сторон-
ники общественной собственности исходят из того, что раз частная
собственность создает такую сильную материальную заинтересо-
ванность, она тем самым подрывает моральный дух — у челове-
ка исчезает необходимость переделывать собственную природу,
обуздав свое корыстолюбие и эгоизм. Он будет руководствоваться
земными соображениями о выгоде, а не благородным стремлением
к совершенствованию и самопожертвованию.
Похоже, что врагами частной собственности движут прежде
всего извращенные моральные амбиции — что-то вроде рели-
гиозного импульса, перенацеленного наземные дела. Стремле-
ние к коммуне — это попытка подчинить земной мир требовани-
ям религиозной жизни. Дэвид Горовиц, позднее возглавивший
Банк Израиля, вспоминает коммуну в Галилее, в которой он жил
в 1920-х годах, как «монашеский орден, но без Бога»20 На заре
христианства отцы церкви учили, что блага этого мира должны
быть общим достоянием. Но грехопадение и первородный грех
20 Elon, The Israelis, 141.
80
Часть II. Проблема безбилетника
сделали частную собственность институтом абсолютно необхо-
димым, хотя и несовершенным. Возможно, люди, стремившие-
ся к уничтожению частной собственности, не восприняли учения
о первородном грехе, но усвоили все другие аспекты религиозного
взгляда на жизнь. И все же когда стимулы коммунарского обще-
жития ошибочно внедряют в мирской контекст, результат оказы-
вается обратным ожидаемому. Мораль разрушается. И итогом
оказывается неожиданный расцвет себялюбия.
Введение
В истории не было более знаменитых империй, чем Римская
и Британская, и обе в свое время обладали самыми развитыми
в мире экономическими системами. Институциональным цен-
тром обеих была хорошо развитая система права: гражданского
права в Риме и общего права в Британии. Считается, что пос-
леднее развилось в основном независимо от первого. Обе системы
обеспечивали более высокий уровень защиты частной собствен-
ности, чем соперничавшие сними страны. А потому обе доби-
лись процветания. Империя была роскошью, которую они могли
себе позволить. Нам следует озаботиться проблемой взаимосвя-
зи между правом и экономикой. В чем заключались характерные
и определяющие особенности систем права в этих двух обществах
и как они содействовали или, напротив, противодействовали бо-
гатству империи? Внимание римского права в весьма значитель-
ной мере вращалось вокруг вопросов собственности и распоря-
жения ею, обмена и передачи по наследству. В своде римского
права, известном как «Свод гражданского права», завершенном
в 533 году н.э., была сделана попытка изложить ошеломляющее
многообразие обстоятельств, в которых могут возникнуть право-
вые споры между сторонами1 Большая его часть посвящена воп -
росам собственности. По сути дела, этот труд — «самый важный
и влиятельный свод правовых установлений из известных во всем
в мире», как характеризует его Алан Уотсон, профессор Пенсиль-
ванского университета, — должен напоминать нам, что собст-
венность — важнейшая категория права* 2. Частная собственность
в римском праве не была абсолютом, и на самом деле вся римская
система заключала в себе серьезный порок, связанный с собствен-
ностью. Иерархия прав, позднее развитых в Западной Европе,
Работа была проделана в Константинополе в царствование императора Юс-
тиниана и представляет собой выдержки из 2000 существовавших на то время
томов римского права (подавляющее их большинство до нашего времени не
дошли). Примечательно, что полный английский перевод Свода гражданс-
кого права был опубликован только в 1985 году. В тот год Пенсильванский
университет выпустил в свет четыре массивных тома. Включены латинский
оригинал и английский перевод, занимающий 1875 страниц мелким шриф-
том. Alan Watson ed. The Digest of Justinian, 4 vols. (Philadelphia: University
of Pennsylvania Press, 1985). [Полный русский перевод «Дигестов Юстиниа-
на» с параллельным латинским текстом опубликован издательством «Статут»
в 2002 — 2005 годах в семи томах (десяти книгах). В Свод гражданского права
Юстиниана также входят «Институции» (русск. пер.: Институции Юстиниана.
М.: Зерцало, 1998), «Кодекс» и «Новеллы» — Прим. науч, ред.]
Ibid., 1: xi.
Введение
85
в Риме была прописана неверно. Для большинства подданных,
не относящихся к гражданам, права на жизнь и на свободу были
подчинены праву собственности. Говоря о разделении «вещей»
на материальные и нематериальные, ученый правовед Гай сказал,
что примерами «материальных вещей» являются «земля, раб,
одежда, золото...»3. Рабы были собственностью, и это, несомнен-
но, способствовало падению империи. Это разделение на классы
с неравным правовым статусом истязало Римское общество.
В столетия, последовавшие за норманнским завоеванием, анг-
лийское общее право ввело в жизнь ряд ключевых новшеств. Закон
был превыше всего, и предполагалось, что сам король и прави-
тельственные ведомства сообразуют свои действия с правилами,
устанавливаемыми в судах. Вопросы о факте решали присяжные.
Самым важным было то, что право представляло собой не столько
набор принципов, сколько растущую совокупность обстоятельств,
открываемых при разбирательстве конкретных дел. Оно было по-
лем деятельности практикующих юристов, а не философов и воз-
никало в зале судебных заседаний, а не на юридических факульте-
тах. Решения основывались на конкретных обстоятельствах дела,
которые выявлялись входе слушаний, и всем было понятно, что
ими будут руководствоваться суды в дальнейшем, принимая ре-
шения по сходным случаям: судьи должны были считаться с пре-
цедентами. В границах этой системы оставались неизменными
многие из принципов, которыми руководствовались римские су-
дьи при решении споров о собственности. Но представавшие перед
судьями и присяжными участники судебных прений — истцы, от-
ветчики и свидетели — не умещались в рамки старого разделения
по статусу. Все люди считались равными перед законом. Это не
только отвечало требованиям естественного права, но имело су-
щественные экономические последствия. Новое равенство перед
законом стимулировало свободу заключения договоров и разви-
тие экономики обмена. Передача собственности все в большей
степени шла «по горизонтали» — от продавца к покупателю и все
меньше «по вертикали» — от отца к сыну. Поскольку предпри-
нимательские способности не передаются вместе с богатством,
распределение богатства в обществе стало более демократичным.
Оно не столько наследовалось, сколько было вознаграждением
труда и изобретательности.
•-и
з
Ibid., 1: 24.
Глава 5
РИМЛЯНЕ И СЕЛЬСКИЕ ЖИТЕЛИ
Первый расцвет системы частной собственности имел место в гре-
ко-римском мире. Кому-то подобное понимание древней циви-
лизации может показаться чрезмерно материалистическим, но
утверждение собственности, которая в римском обществе получи-
ла большее развитие, чем где-либо еще, создало принципиально
важные зоны частной жизни, в которой смогли расцвести свобода
и индивидуализм. Частная собственность способствовала появле-
нию богатства и досуга, что открыло для граждан Рима и Греции
возможность заниматься литературой, философией и искусства-
ми. Еще один момент, мало изученный историками античности,
состоит в том, что частная собственность была стимулом к на-
коплению богатства, а это богатство дало римским легионам от-
носительное военное превосходство над соседями и соперниками.
«До этого ни одна правовая система не знала понятия безуслов-
ной частной собственности, — пишет историк Перри Андерсон. —
В Греции, Персии или Египте собственность всегда была “отно-
сительной”, то есть обусловленной высшими или дополнительно
обеспеченными правами других властей или сторон»1. В античные
времена была чем-то новым идея, что принципы права выше, чем
власть и сила, что справедливость «слепа» и (в идеале) не взира-
ет на лица. По ту сторону римских границ царили либо коллек-
тивистская тирания, либо полуголодные общинные структуры.
Гиббон в своей книге «История упадка и разрушения Римской
империи» замечает, что в Римской империи идеально прямые
дороги были проложены «почти без оглядки на природные пре-
пятствия или право частной собственности»2 Прямизна дорог
может навести на мысль о торжестве авторитаризма. Но там, где
прокладывались эти дороги, вряд ли существовала частная собст-
венность. В «Галльской войне» Юлий Цезарь отметил, что ни у
кого из германцев «нет определенных земельных участков и вооб-
ще земельной собственности»3. Неспособные создавать богатства
своими силами, такие государства создавались прежде всего ради
ограбления соседей. Египетские цари до-римского периода были
монопольными собственниками всей земли, которую небольшими
1 Perry Anderson, Passages from Antiquity to Feudalism (London: Verso,
1974), 66.
Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. М.: Центрполи-
граф, 2005. С. 41.
Цезарь Гай Юлий. Записки о галльской войне. Кн. 6. §22.
Глава 5. Римляне и сельские жители
87
участками сдавали в аренду закабаленным крестьянам. На Вос-
токе азиатские цари обладали неограниченной личной властью;
здесь царил азиатский деспотизм, характеристику которого дал
Монтескье, а позднее проанализировал Маркс4. Во многих слу-
чаях монарх объявлял себя владельцем всех земель своего госу-
дарства. Монтескье отмечал, что земледелием пренебрегали, ра-
зоряли промышленность и ничего не поправляли и не улучшали.
Из земли извлекали все и ничего не возвращали ей обратно: «Там
все запущено, везде пустыня». Но при таких режимах существо-
вало своего рода равенство — все подданные были равно угнете-
ны. В таких деспотических государствах, пишет Монтескье, «нет
законов, там сам судья — закон»5
В Древней Греции сельскохозяйственные земли изначаль-
но принадлежали фратриям и долгое время обрабатывались
совместно. Постепенно они перешли в частную собственность.
В начале VI века до н.э. афинский законодатель Солон дал госу-
дарству новое устройство, и это подтолкнуло дальнейшее обособ-
ление собственности. Прежде, если человек умирал, не оставив
наследника, его собственность возвращалась фратрии; теперь же
он получил возможность завещать ее кому угодно. При Солоне
была отменена долговая кабала, пишет Аристотель, и сущест-
вующие долги были упразднены, «как частные, так и государ-
ственные»6. Те, кто за долги попал в рабство, получили свободу.
Прознав о намерениях Солона, некоторые из его друзей заняли
денег, скупили на них много земли, а когда вскоре после это-
го состоялась отмена долгов, оказались богачами. Так возник-
ли новые состояния, пишет Аристотель, которые «впоследствии
слыли за исконно древние». Наконец-то мы оказались в мире,
очертания которого нам знакомы.
Некоторые аргументы о собственности, используемые в наши
дни, можно найти в работах Платона и Аристотеля. Придумав
идеальное устройство общества, Платон пишет в «Государстве»,
что члены правящего сословия, или стражи, не должны иметь ни-
какой собственности, кроме личных жизненно необходимых ве-
щей. Подобно солдатам, они должны жить в казармах. Он яв-
но имел в виду аскетически-суровых и наделенных абсолютной
властью государственных чиновников — элиту, рожденную пра-
вить. Они должны были'получать скромный гарантированный
доход за счет налогов, собираемых с крестьян и ремесленников.
«У стражей не должно быть ни собственных домов, ни земли и во-
обще никакого имущества: они получают пропитание от осталь-
4 Монтескье. О духе законов. Кн. 5. Гл. 14.
Там же. Кн. 6. Гл. 3.
Аристотель. Афинская полития. М.: Мысль, 1997 С. 6.
88
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
ных граждан как плату за свою сторожевую службу и сообща все
потребляют».
Платон верил, что в прошлом алчные правители испортили
греческие города. Лишение возможности обладать собственностью
вернет их на путь добродетели и служения идеалам. В XIX веке эхо
этой идеи отозвалось в намерении изменить правила собственно-
сти, чтобы тем самым усовершенствовать природу человека. Ког-
да вся собственность общая, рассуждал Платон, стражи не раз-
несут все «государство в клочья, что обычно бывает, когда люди
считают своим не одно и то же, но каждый — другое: один тащит
в свой дом все, что только может приобрести, не считаясь с ос-
тальными, а другой делает то же, но тащит уже в свой дом; жена
и дети у каждого свои, а раз так, это вызывает и свои, особые для
каждого радости или печали»7
Аристотель, ученик Платона, не соглашался со своим учите-
лем. В своей «Политике» он размышляет о системе собственно-
сти, подходящей для граждан идеально устроенного государства.
«Должна ли собственность быть общей или не общей?»8 Если
последовать Платону и сделать так, чтобы «земля и получаемые
с нее плоды были общими», то, отмечает Аристотель, неизбежны
« большие затруднения ». Он предвосхищает судьбы Плимутского
поселения, когда пишет: «Так как равенства в работе и в получа-
емых от нее результатах провести нельзя — наоборот, отношения
здесь неравные — то неизбежно вызывают нарекания те, кто мно-
го пожинает или много получает, хотя и мало трудится, у тех, кто
меньше получает, а работает больше»9
Когда многие люди могут сказать «“мое” об одной и той ве-
щи» , замечает он, согласия быть не может. «К тому, что составля-
ет предмет владения очень большого числа людей, прилагается на-
именьшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принад-
лежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим,
или заботятся в той мере, в какой это касается каждого. Помимо
всего прочего люди проявляют небрежность в расчете на заботу со
стороны другого»10 * С другой стороны, если каждый человек ста-
нет заботиться о своем, «среди них исчезнут взаимные нарекания;
наоборот, получится большая выгода, поскольку каждый будет
с усердием относиться к тому, что ему принадлежит»11
7 Платон. Государство//Платон. Соч. В4-хт. Т. 3. М.: Мысль, 1994. Кн. 5.
С. 240.
Аристотель. Политика//Аристотель. Соч. В4-хт. Т. 4. М.: Мысль, 1983.
1262b.
Там же. 1263а.
10 Там же. 1261b.
Там же. 1263а.
Глава 5. Римляне и сельайвжитёли 8$
Эти замечания, представляющие собой, пожалуй, самый ран-
ний образец «экономического» анализа отношений собственно-
сти, издавна привлекали внимание и нередко использовались,
чтобы подчеркнуть, что нет ничего нового под солнцем: древние
давно проанализировали проблемы собственности. Нечто похо-
жее говорит и сам Аристотель, когда указывает, что если бы со-
веты Платона были осуществимы, им бы уже давно последовали.
«Не остался бы неизвестным такой порядок, если бы он был пре-
красным, — пишет он. — Ведь чуть ли не все уже давным-давно
придумано...»12
Однако Аристотель превозносит собственность не из экономиче-
ских, а из моральных соображений. Частная собственность позво-
ляет нам проявлять щедрость и помогать друзьям в нужде. Подоб-
ная щедрость невозможна «у тех, кто стремится сделать государство
чем-то слишком единым». Щедрым можно быть только в отноше-
нии тех вещей, которые принадлежат тебе самому. Он следующим
образом критикует предложенную Платоном схему: «Рассмотрен-
ное нами законодательство может показаться благовидным и ос-
нованным на человеколюбии. Познакомившийся с ним радостно
ухватится за него, думая, что при таком законодательстве наступит
у всех достойная удивления любовь ко всем, в особенности когда
кто-либо станет изобличать то зло, какое существует в современных
государствах из-за отсутствия в них общности имущества: я имею
в виду процессы по взысканию долгов, судебные дела по обвинению
в лжесвидетельствах, лесть перед богатыми. Но все это происходит
не из-за отсутствия общности имущества, а вследствие нравствен-
ной испорченности людей, так как мы видим, что и те, которые
чем-либо владеют и пользуются сообща, ссорятся друг с другом
гораздо больше тех, которые имеют частную собственность13.
Аристотель отдавал предпочтение такой организации частной
собственности («ведь собственность должна быть в общем и в це-
лом частной»), выгоды которой разделили бы и бедные. Такая
система уже существовала в ряде государств — например, в Спар-
те — и именно такую систему Платон защищает в своей последней
работе, в «Законах». Здесь Платон признает, что хотя некоторые
формы общности имуществ, вероятно, обладают моральным пре-
восходством, для людей, каковы они есть, требуется нечто более
практическое. Граждане должны владеть одинаковыми участками
земли, а обрабатывать их должны рабы, находящиеся в частной
собственности. Строгие правила наследования и деторождения
должны стать залогом того, что это равенство сохранится и в по-
следующих поколениях.
12 Там же. 1264а.
13 Там же. 1263b.
90
Часть Щ. Римское и обычное правого* статусу контракту
Аристотель считал, что в идеальном государстве (описание
которого можно найти в книге 7 «Политики») только граждане
должны владеть собственностью; ремесленники не имеют прав
ни на гражданство, ни на собственность14. Что же касается сель-
ского населения, то «землепашцы должны быть рабами или вар-
варами-периеками», и, разумеется, у них не должно быть ника-
кой собственности. Но никто не должен остаться без пропитания,
а потому нужна система социального обеспечения, которую он
называет «совместной трапезой» или сисситией, причем каждый
имеет право есть за общим столом15. Для обеспечения этих трапез
нужно часть земель выделить в общую собственность. Идея до-
пустимости рабства исказила всю систему греческой (а позднее
и римской) политической мысли. В таких государствах, как Спар-
та, сообщает Аристотель, «каждый пользуется рабами другого,
как своими собственными, и точно так же конями и собаками»16.
Щедрость и великодушие его восхищали, но рабство почти не вы-
зывало сомнений. Некоторые люди являются рабами от природы,
полагал он, — в особенности «варвары» (не греки). «В идеале»
землепашеством должны заниматься рабы, хотя, чтобы умень-
шить риск восстания, «они не должны принадлежать к одной на-
родности и не должны обладать горячим темпераментом»17 Он к
тому же считал экономически выгодным «всем рабам в виде на-
грады подавать надежду на свободу» — это побудит их работать
усерднее.
Политическая мысль Греции не знала идеи прав как границ,
налагаемых природой человека на то, что может делать государст-
во, не выходя из рамок справедливости. Общество было разделе-
но на сословия — рабов, ремесленников, вольноотпущенников,
граждан — обладавших разными степенями неправоспособности.
По некоторым оценкам, рабов в Афинах было больше, чем сво-
боднорожденных .
Собственность в Риме
Таким же по существу было право и общество в Риме. Писа-
ное, в противоположность обычному, римское право началось
с законов Двенадцати таблиц, провозглашенных примерно
в 450 году до н.э. Законы на двенадцати таблицах были вы-
ставлены ко всеобщему сведению в ответ на протесты против не-
14 Там же. 1329а.
Там же. 1329b.
Там же. 1263а.
Там же. 1329b.
Глава 5. Римляне и селыдовДОтжи 9Д
понятности приговоров судей, опиравшихся на устное предание
о законах. Содержание Двенадцати таблиц дошло до нас только
во фрагментах, но содержание некоторых из них (к примеру,
Таблицы III) свидетельствует, что с собственностью в то время
шутить не приходилось. После признания факта задолженности
давалось 30 дней на ее погашение, после чего должника вели
в суд. Если никто не вызывался гарантировать погашение, «кре-
дитор мог увести должника с собой и посадить на цепь или за-
ковать его в кандалы, вес которых не должен был превышать
15 фунтов»18
Свод гражданского права включал отрывки из законов Двенад-
цати таблиц. Один отрывок демонстрирует скрупулезность отно-
шения к собственности: «Закон Двенадцати таблиц устанавлива-
ет, что никто не может быть принужден вытащить из своего дома
чужие бревна, пошедшие на его постройку; вместо этого он дол-
жен уплатить двойную стоимость древесины по требованию, на-
зываемому иск о пошедших на строительство бревнах. Бревнами
именуются любые материалы, использованные при строительстве
дома»19 Целью этого закона было прекращение практики разру-
шения зданий.
Между обнародованием законов Двенадцати таблиц и созда-
нием «Институций» (конспект более обширного труда) Юстини-
ана прошла почти тысяча лет. О раннем римском праве известно
немного. Ни в одном из сохранившихся юридических текстов нет
римского определения собственности20. Но читая о жизни респуб-
ликанского Рима, невозможно не почувствовать, что собствен-
ность пользовалась большим уважением, чем свобода, и большей
защитой, чем жизнь. Галлий Саллюстий Крисп сетовал, что соб-
ственность предшествует всем другим правам.
Хотя закон, позволявший закабаление должников и их детей,
позднее был изменен, эта практика сохранялась еще в V веке н.э.
До времен императора Адриана глава семьи имел право жизни
и смерти над своими домочадцами. Отцы имели возможность
обратить своих детей в собственность и произвести «отчужде-
ние», продав их в рабство21 Вор, пойманный с поличным, мог
стать рабом, а значит и собственностью человека, которого он
обокрал. По мере расширения Римская республика присваивала
территории и обращала пленников в рабов. Рабство, говорится
18 Tenney Frank, ed., An Economic Survey of Ancient Rome, vol. 1 (Baltimore: Johns
Hopkins Univ. Press, 1933), 14.
Justinian, Justinian’s Institutes, trans. P Birks and G. McLeod (Ithaca: Cornell
Univ. Press, 1987), 59.
Alan Rodger, Owners and Neighbors in Roman Law (Oxford: Clarendon Press,
1972), 1.
Justininan, Codex, vii, 16.1.
92
Часть III. Римское и обычное пр&во: от статуса к Контракту
в «Институциях» Юстиниана, «делает человека собственностью
другого», но (к этому времени) у автора хватило милосердия,
чтобы добавить: «вопреки закону природы»*
В исследовании «Гражданская община древнего мира» (La
Cite Antique, 1864) французский историк Нюма Дени Фюстель
де Куланж предложил любопытное объяснение уважения римлян
к собственности. С тех пор его репутация в научном мире сильно
поблекла, но теорию стоит изложить. Он считал, что ключом явля-
ется абсолютное почитание. Идею частной собственности укреп-
ляла религия римлян, в которой центром является семья, а вокруг
нее целый сонм домашних богов. Децентрализация божествен-
ности способствовала приватизации собственности. Увековечение
семьи через поклонение ее покойным членам вело к увековечению
именно этой освященной земли. Алтарь и домашний очаг прина-
длежали мертвым в той же мере, что и живым. Алтарь не мог быть
просто так перенесен на другое место — его следовало почитать до
тех пор, пока сохранялась семья. Предков хоронили на ближнем
поле и окружали его оградой. Таким образом кусок земли делался
священным в качестве вечной собственности каждой семьи.
Люди, которых религия привязывала к участку земли так, что
они почитали своим долгом не покидать его, пишет Фюстель,
«скоро должны были прийти к мысли воздвигнуть здесь некое
прочное строение. Араб довольствуется шатром, татарин — кры-
той кибиткой, но семья, имеющая очаг, нуждалась в постоянном
жилище. Вскоре место глиняной лачуги или бревенчатой хижины
занял каменный дом. Семья строила дом в расчете не на одну че-
ловеческую жизнь, а на много поколений, которые будут сменять
друг друга в этом жилище»22. Словом, именно религия, а не закон,
была первой гарантией права собственности.
В городах дома пришлось ставить ближе друг к другу, но они
не соприкасались: «Два дома ни в каком случае не могли стоять
вплотную — общая стена не допускалась, — пишет Фюстель. —
Два дома не могли иметь общей стены, потому что тогда исчезла
бы священная ограда вокруг богов. В Риме закон требовал иметь
* В работе «Рабочая сила Италии» П. А. Брант сообщает, что, по его оценкам,
в 225 году до н.э. в Италии было 4,4 млн свободных и 600 тыс. рабов. К 43 году
до н.э. соотношение изменилось — 4,5 млн свободных и 3 млн рабов (Р. A. Brunt,
Italian Manpower 225 В.С. — A.D. 14 [London: Oxford Univ. Press, 1971],
121 — 125). «Древний мир ничего подобного еще не видел, — пишет Перри Ан-
дерсон в книге «Переход от античности к феодализму». — Рим первым раскрыл
весь потенциал рабовладельческого способа производства. ...Хищный милита-
ризм Римской республики был главным рычагом экономического накопления»
(Perry Anderson, Passages from Antiquity to Feudalism, 62).
Numa Fuesel de Coulanges, The Ancient City: A Study on the Religion, Laws and
Institutions of Greece and Rome (1864), reprint (Baltimore: Johns Hopkins Univ.
Press, 1980), 52—64.
Глава 5. Римляне и сельские жители
93
между домами пространство шириной два с половиной фута».
Коллективная собственность была просто невозможна.
Позднее социолог Эмиль Дюркгейм поставил Фюстеля с ног
на голову, утверждая, что это структура общества сформировала
религиозные верования, а не наоборот. Трудно решить, что было
раньше. Тем не менее аргумент де Куланжа представляет интерес
для того, кто изучает собственность. Из него следует очевидный
прогноз. Можно ожидать, что собственность легче защищать, чем
отчуждать. В конце концов, она принадлежит не только живу-
щим, но и «умершим и еще нерожденным». У индусов, воскли-
цает Фюстель, собственность тоже опиралась на религию и была
действительно неотчуждаемой. «Все заставляет нас поверить»,
доказывал он, что в Древней Греции и Древнем Риме собствен-
ность была неотчуждаемой23.
Доказательств он, впрочем, не привел. Действительно, Арис-
тотель рассказывает в «Политике», что законодатель «поступил
правильно, заклеймив как нечто некрасивое покупку и продажу
имеющейся собственности»24. И он приводит один-два примера.
Но уже во времена Римской республики [земельную] собствен-
ность продавали часто. Цицерон сообщает, что если семья про-
давала поле с семейной могилой, она удерживала право прохода
к ней, чтобы выполнять церемонии поклонения.
Подразумевалось, что бульшая часть собственности находится
в частном владении. Авторитетный юрист по имени Гай полагал,
что вещи, на которые обращены права людей, «в большинстве
случаев являются чьей-то собственностью». Но вещи могут быть
и государственными, принадлежащими «всему обществу в це-
лом». Среди вещей, считавшихся государственными, по мне-
нию правоведов, цитируемому в «Дигестах», были священные
или религиозные храмы; проточные воды, речные и морские бе-
рега; стадионы и театры, городские стены и ворота. В разрешении
имущественных споров руководствовались несформулирован-
ным принципом, согласно которому закон является инструмен-
том поддержания мира. С его помощью людям удается разрешать
споры полюбовно. Кстати, именно поэтому они могли к тому же
вести плодотворную жизнь25
Профессор Мозес Финли из Кембриджа указывает на изуми-
тельное безразличие сохранившихся римских источников к тем
вопросам собственности, которые интересуют нас сегодня. В ис-
23 Ibid., 62-63.
24 Аристотель. Политика, 1270а. [Цитата приводится по опубликованному рус-
скому переводу. Перевод цитаты, приводимой автором, выглядит так: «Пос-
тупил правильно, заклеймив как нечто некрасивое покупку и продажу земли,
принадлежащей гражданам Спарты». — Прим, перев.}
The Digest of Justinian, 24—25.
94
Часть III. Римское и обычное право: от статуоаК контракту
точниках отсутствуют «какие-либо данные или отчеты относитель-
но размера и величины земельных владений» в Римской империи.
Дело не в том, что у нас нет этой информации. Финли уверен, что
ее и в то время не было ни у кого (кроме самих землевладельцев).
Распределение собственности в Древнем Риме — это головоломка,
в которой недостает слишком многих деталей. Сохранилось лишь
считаное число папирусов с реестрами собственности. Один, из Ве-
лейи в северной Италии, составленный в начале II векан.э., содер-
жит данные о ценности 47 землевладений, из которых 46 находи-
лись в частных руках. Другой — из городка в Южной Италии, еще
один — из Египта26. «Почти все реестры недвусмысленно свиде-
тельствуют о значительной концентрации земельной собственности
в руках богачей», — пишет Р П. Дункан-Джоунз2 7
Это почти тавтология, потому что земля и то, что на ней росло,
были главными источниками богатства (вплоть до начала Про-
мышленной революции). Цицерон правильно обвиняет в дема-
гогии трибуна по имени Филипп за рекомендацию провести аг-
рарную реформу на том основании, что «в государстве нет и двух
тысяч человек, владеющих какой-либо земельной собственно-
стью» . Но понятно, что незначительное меньшинство владело не-
померно многим. Главными инструментами передачи земельной
собственности были наследование и супружество. Но благода-
ря войнам и высокой смертности земля переходила из рук в руки
намного чаще, чем предполагалось: одно поместье в Тускуле, ря-
дом с имением Цицерона, за пятьдесят лет сменило не менее пяти
владельцев. Элизабет Росон сделала вывод, что «римские земле-
владельцы» относились к своей земле куда менее эмоционально,
чем английские джентльмены XVIII—XIX столетий — и это вы-
пад против теории Фюстеля де Куланжа28 Присматривая усадь-
бу близ Анцио, чтобы поставить там храм в память своей дочери
Туллии, Цицерон тревожился, что он может оказаться недолго-
вечным, поскольку в будущем много раз будут меняться собствен -
ники. Он надеялся сохранить это место священным «до тех пор,
пока Рим останется Римом» и чувствовал, что это вернее было бы
сделать не на частной земле, а на ничейной29
Члены сословия сенаторов зачастую владели несколькими по-
местьями, предпочтительно неподалеку от Рима; аренда загород-
ных резиденций была нечастым случаем. Во времена республики
сенаторам не позволялось владеть землей в провинциях (мы зна-
26 М. I. Finley, ed., Studies in Roman Property (Cambridge: Cambridge Univ. Press,
1976), 2—3.
Ibid., 23.
28 Ibid., 89.
L. P Wilkinson, ed., Letters of Cicero: A Selection in Translation (New York: W
W Norton, 1968), 145, 148.
Глава 5. Римляне и сельские жители
95
ем об этом только из случайного замечания Цицерона). «Разуме-
ется, если бы можно было владеть землей, Помпей приобрел бы
половину востока, а патриций Клавдий большую часть остально-
го», — добавляет Росон. Городскую собственность брали в аренду
и высшие и низшие классы. Срок аренды отсчитывался с 1 ию-
ля, а платить следовало в конце периода аренды — хороший при-
знак уверенности собственников в том, что арендаторы заплатят30
Арендаторы могли возбудить судебный иск против собственника,
если он продавал здание новому владельцу, делавшему попытку
пренебречь существующими договорами об аренде. В целом, по-
видимому, договоры соблюдались31
Охоту к вложениям в городскую недвижимость отбивал риск
пожара. Знаменитый анекдот середины II века н.э. повествует
о том, как компания друзей, поднимавшихся с ритором Антонием
Юлием по Капитолийскому холму, увидела, как загорелась боль-
шая инсула, то есть многоквартирный дом. Один из них заметил,
что городская собственность приносит большие доходы, но риск еще
больше. Если бы можно было как-то «помешать римским домам
гореть с такой легкостью, — сказал он, — уверяю вас, я бы расстался
с моей пригородной усадьбой и купил жилье в городе»32. Согласно
Плутарху, чрезвычайно богатый Марк Лициний Красс разбогател,
скупив «почти весь Рим» буквально по горящим ценам33 Но со-
общение Плутарха не совсем вразумительно. Можно понять, что
Красс скупал здания в тот самый момент, когда они горели. Но если
Красс действительно разбогател в результате таких операций, ему,
вероятно, посчастливилось избежать будущих пожаров.
Ценную собственность, такую как земля, дома, рабы и сель-
скохозяйственные животные, называли res mancipi, имея в ви-
ду, что их передача другому владельцу предполагает соблюдение
ритуала или судебной процедуры. Если были сомнения в изна-
чальном собственнике титула, то право собственности нового вла-
дельца «дозревало» (в случае недвижимости) в течение двух лет
неоспоренного владения. По истечении этого срока новый владе-
лец наделялся полным правом собственности. «Таким образом,
в римском праве проверка права собственности была достаточно
простой, — считает историк Джон Крук. — Не было необходи-
мости обращаться к давнишним документам о переуступке права
собственности, потому что достаточно было доказать, что в тече-
ние существенно короткого периода никто не претендовал на вашу
30 Bruce W Frier, Landlords and Tenants in Imperial Rome (Princeton, N. J.:
Princeton Univ. Press, 1980), 34—39.
Finley, Roman Property, 73.
32 Ibid. 128.
Frier, Landlords and Tenants, 32 — 33.
96
Часть III. Римское и обычное право: отстатуса к контрадсту
собственность, а сами вы приобрели ее надлежащим образом»34.
Нет сомнения, что именно к этой системе относится поговорка,
что владение — это девять десятых закона.
В сельской местности велась топографическая разметка земель,
полученных гражданами от государства; обозначались межевые
линии, следы которых до сих пор видны с воздуха. Ошибки зем-
лемеров подлежали судебному преследованию. На основании об-
меров составлялся кадастр, который записывали на бумагу и гра-
вировали на бронзе; одну копию оставляли на месте, другую от-
сылали в Рим. До нас дошла значительная часть составленной при
императоре Веспасиане карты района в Галлии, выгравированной
на камне. Обозначены дороги и реки, указаны площади частных
и государственных участков земли35 В римской провинции Египет,
где сухой климат сохранил богатые запасы папирусных документов,
место монополии времен Птолемеев заняло частное предприятие,
и государственные земли были приватизированы. В Египте очень
педантично регистрировались все сделки с землей, тогда как в дру-
гих местах империи изменения в титулах собственности фиксиро-
вались обычно только при проведении сплошной переписи.
Римские граждане обладали значительным, но не абсолютным
контролем над частной собственностью. После того как при Нероне
в 64 году н.э. сгорели 10 из 14 римских районов, застройка города
была проведена по тщательно продуманному плану. «Вся не ото-
шедшая к дворцу территория города в дальнейшем застроилась не
так скученно и беспорядочно, как после сожжения Рима галлами,
а с точно отмеренными кварталами и широкими улицами между ни-
ми, — пишет Тацит, — причем была ограничена высота зданий, дво-
ры не застраивались и перед фасадами доходных домов возводились
скрывавшие их портики»36. За пятьдесят лет до этого, согласно Та-
циту, Сенат принял законы против роскоши. «Было принято поста-
новление, воспрещавшее употреблять на пирах массивную золотую
посуду и унижать мужское достоинство шелковыми одеждами»37
Законы о собственности предусматривали наказание за не-
удобства, которые собственники могли создать своим соседям,
что подтверждает наше представление о высоком уровне развития
римского права. Юрист Ульпиан полагал, что закон не принимает
мер против собственника, постройка которого перекрывает сосе-
ду доступ к свету и воздуху38 Но недавнее исследование показа-
ло, что закон отнюдь не был столь безразличен к правам тех, кто
построил свой дом первым.
34 John A. Crook, Law and Life of Rome (Ithaca: Cornell Univ. Press, 1967), 142.
Ibid. 148.
Тацит. Анналы. Кн. 15. §43.
Там же. Кн. 2. §33.
38 Rodger, Owners and Neighbors, 2—10.
Глава 5. Римляне и сельские жители
97
Сервитуты, или право прохода, были обычным делом, как вид-
но из «Дигестов» Юстиниана: «Предположим, я продал часть
своего имения на условии, что у меня будет право провести воду
через проданную часть костальной земле, и предположим, что
оговоренный договором период прошел, а я так и не провел воду.
Я не теряю никакого права, потому что нет канала, по которому
могла бы течь вода. Фактически, мое право остается незатрону-
тым. Но вот если бы я провел канал и не использовал его, тогда
я потерял бы это право»39
В другом примере право прохода было улучшено так, чтобы
разрешить сбор плодов, упавших на соседский участок, право про-
хода и проезда должно предоставляться тому, кто никак иначе
не может добраться до своего имения с дороги. Владелец должен
смириться с тем, что соседская стена нависает над его владением
на несколько дюймов, а истец может воспользоваться законом
о неудобствах против соседа, от которого идет слишком много ды-
ма, и т.п. Эти ограничения необузданного индивидуализма, со-
держащиеся в римском праве, только увеличивают наше уважение
к нему, потому что показывают, что владельцам недвижимости
не позволялось проявлять пренебрежение к соседям; имущест-
венное право было развито в достаточной степени, чтобы соседи
могли жить в мире.
В какой мере государство вмешивалось в частную жизнь и иму-
щественные отношения людей? В своей книге «Закон и жизнь Ри-
ма» Крук пишет, что «дом свободного римлянина был его кре-
постью, его трудом не руководили, его детей не обращали в чужую
собственность, будь то с религиозными или со светскими целями,
а его передвижения и смена места жительства никак не ограничи-
вались» . Городские законы обязывали домовладельцев поддержи-
вать должное состояние дорог, идущих вдоль их владений, запреща-
ли хоронить или кремировать людей в черте города и устанавливали
предельную величину расходов на похороны. Недвижимость мог-
ли конфисковать в наказание за преступления или снести в целях
борьбы с пожаром или содействия ауспициям. Иногда ее изымали
для общественных нужд — для проведения акведука, например.
«Если землевладельцы были влиятельными людьми, им удавалось
остановить проект — не в качестве землевладельцев, а как влия-
тельных людей, — добавляет Крук. — Либо тактичный человек,
скажем, Август, мог решить сделать новый форум чуть меньше,
чтобы не сносить слишком много скромных жилищ плебса. Обычно
государство умело договариваться с собственниками»40
39 Digest of Justinian, 275.
40 Crook, Law and Life, 259, 263.
98
Часть III. Римское и обычное право: от статута* контракту
Гракхи
В долгом развитии истории Рима мы находим конфликт по воп-
росам собственности. В этой знаменитой истории участвовали
братья Гракхи — Тиберий и Гай — по рождению принадлежавшие
к римской знати. Подобно всем спорам о собственности, этот кон-
фликт косвенным образом рассказывает нам об обществе, в кото-
ром он возник, больше, чем можно было бы уяснить из чисто юри-
дического понимания отношений собственности.
В 137 году до н.э. Тиберий Гракх направлялся на войну с Ну-
манцией (в Испании) и обратил внимание на то, что земли Тос-
кании обрабатывают рабы, а не вольные землепашцы. Свободных
фермеров можно было пересчитать по пальцам. Покорив и под-
чинив всю Италию, римляне захватили не только территорию, но
и великое множество рабов. Часть новых земель отдали солда-
там и колонистам. Но часть опустошенных войной земель отош-
ла в казну (ager publicus). Был принят закон о том, что эти зем-
ли могут обрабатывать (и владеть ими) все желающие, если они
заплатят налог с произведенной продукции. Идея заключалась
в том, чтобы предоставить италикам, которые считались тогда
«самым трудолюбивым из всех народов», долю в землях и тем
самым создать им условия для плодотворной деятельности и пре-
умножения численности этого племени.
Однако все пошло совсем не так. Государственные земли быс-
тро оказались в руках богачей, которые поглотили имения своих
бедных соседей, и вместо множества скромных крестьянских хо-
зяйств образовалось небольшое число огромных латифундий. Бо-
лее того, мелкие фермеры все чаще обнаруживали, что им прихо-
дится продавать свои хозяйства тем, у кого и без того очень много
земли. В 133 году н.э. Тиберий Гракх, трибун плебеев, предложил
провести аграрную реформу, чтобы изменить эту скверную ситуа-
цию. Обращаясь к своим избирателям, он сказал: «И дикие звери
в Италии имеют логова и норы, куда они могут прятаться, а люди,
которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ни-
чем, кроме воздуха и света, и, лишенные крова, как кочевники,
бродят повсюду с женами и детьми».
Задолго до этого, в 367 году до н.э., аграрный закон устано-
вил, что никто не должен иметь в собственности более 330 акров
государственных земель. Со временем, однако, это ограничение
перестало действовать. Богатые обходили закон, записывая землю
на родственников и подставных лиц. Тиберий Гракх предложил
восстановить старый закон, но при этом удвоить разрешенный
предел владений. Высвободившиеся земли следовало разделить
между безземельными гражданами. Словом, это был один из пер-
Глава 5. Римляне и сельские жители
99
вых вариантов земельной реформы. Предстояло перераспределить
значительные площади уже приватизированной собственности.
Чем ближе был день голосования на форуме, тем больше воп-
росов вставало перед Гракхом: разве не правильно будет разде-
лить между людьми общую собственность, не следует ли учиты-
вать прежде всего интересы граждан, а не рабов, не следует ли
в большей степени учитывать интересы тех, кто отслужил в армии,
дает ли доля в распределяемых землях долю влияния на государ-
ственные дела. Большую часть своих территорий римляне полу-
чили в результате завоеваний, доказывал он, и надеются занять
остальные части обитаемого мира; но сегодня речь идет о наци-
ональной безопасности. Вопрос в том, хватит ли людей для этих
будущих войн. Богатые, со своей стороны, были возмущены: они
уже заплатили соседям за их земли, которыми владели теперь;
приданое их жен было истрачено на улучшение земель; земля уш-
ла в приданое их дочерям, и это могут подтвердить ростовщики,
давшие кредиты под залог недвижимости. Бедные, со своей сто-
роны, обвиняли богатых в том, что в их хозяйствах заняты рабы,
а не граждане или вольноотпущенники.
Предложенный закон должны были уже вынести на голосо-
вание, когда другой трибун, Октавий, представлявший интересы
крупных землевладельцев, воспользовался своим правом вето,
и голосование перенесли. Через несколько дней его самого про-
валили на выборах за противодействие воле народа. Тут же был
принят аграрный закон. Для контроля за ходом реформы была
назначена комиссия из трех человек. В нее вошли сам Гракх, его
брат Гай и его тесть Аппий Клавдий.
Принятие закона сделало Гракха популярным. За ним пов-
сюду ходили толпы народа, как если бы именно он основал Ита-
лию. Тем временем крупные землевладельцы собирали силы для
отпора. Когда настал срок переизбрания трибунов, они решили
сместить Гракха, который уже выдвинул новые предвыборные
обещания — к примеру, о сокращении срока службы в армии и о
праве апелляции на судебные решения. Началось голосование,
и первые две трибы уже проголосовали за Гракха. Но тут богатые
римляне возмутились: закон не дает права два срока подряд за-
нимать выборную должность. (Либо Гракх забыл об этом, либо
богатые только что это придумали.)
На следующий день должно было состояться голосование
на Капитолийском холме. Богатые и их многочисленные клиенты
снова устроили Гракху обструкцию. Гракх подал заранее услов-
ленный сигнал, и началась свалка. Он сам и многие из его сторон-
ников были убиты, а тела их сброшены в Тибр. Говорят, что это
был первый кровавый конфликт в истории Римской республики;
он положил начало цепи событий, позднее названных римской
100
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
революцией. Гай Гракх в свой черед попытался довести рефор-
мы до конца — о призыве на воинскую службу с 17 лет, о разде-
ле государственных земель между бедняками, о предоставлении
италикам тех же избирательных прав, что и у римских граждан.
Но и он был убит — через 12 лет после Тиберия.
Описание этих событий наводит на мысль об анахронизме. Все
выглядит так, будто журналист XXвека истолковал события древ-
ней истории. Все звучит настолько знакомо, будто это происхо-
дило вчера где-нибудь в Латинской Америке: аграрная реформа,
алчные землевладельцы, латифундии, популярные реформаторы,
пытающиеся бороться с злоупотреблениями и погибающие жерт-
вой богатых лендлордов. Но каждая деталь вышеизложенных со-
бытий взята из двух античных источников, сообщающих нам боль-
шую часть того, что мы знаем о Гракхах, — из работ историков
Плутарха и Аппиана. Плутарх написал свои «Жизнеописания»
в начале II века н.э., а история Аппиана была написана десятью
или двадцатью годами позже41.
Оба они, несомненно, симпатизируют Гракхам (в отличие от Ли-
вия и Цицерона). Но и Плутарх, и Аппиан дают понять, что в рас-
ширяющейся республике назревала серьезнейшая проблема. В ко-
нечном счете она проистекала из самого устройства римской респуб -
лики. У богатых действительно было решающее преимущество над
бедными соседями, и дело не только в деньгах. Проблема была в том,
что они могли вести свое хозяйство с помощью рабского труда.
Мелкие фермеры не могли конкурировать с ними, потому что
землевладельцы имели право — иными словами, были обязаны —
служить в римских легионах. Это отрывало их от хозяйства, иногда
на несколько лет подряд. С другой стороны, рабам не было позво-
лено служить в армии, потому что вооружать их считалось делом
опасным. Как раз когда разворачивались эти события, на Сици-
лии уже несколько лет бушевало восстание, в котором участво-
вало около ста тысяч рабов. В общем случае свободная рабочая
сила производительнее, чем труд раба, но в римской республике
эта самая свободная рабочая сила часто отсутствовала, занятая
в военных кампаниях, а рабы усердно трудились на латифундиях.
Экономический эффект был сравним с тяжелым налогом на сред-
ний класс, который никак не затрагивал состоятельные слои.
Пытаясь восстановить справедливость с помощью перерас-
пределения земли, Гракх, пожалуй, не понял реальную проблему,
заключавшуюся в рабстве, соединенном с воинской повинностью,
что было равносильно временному рабству. Но рабство и обяза-
тельная военная служба были столь важны для жизни Рима, что
41 J. М. Riddle, ed., Tiberius Gracchus: Destroyer or Reformer of the Republic?
(Lexington, Mass.: D. C. Heath, 1970), 1 — 13.
Глава 5. Римляне и сельские жители
101
их нельзя было не то что отменить, а даже и обсуждать. Стоит от-
метить те неблагоприятные для собственности последствия, к ко-
торым привел в конечном итоге имущественный ценз. По словам
современного историка, он побудил мелких землевладельцев, не
желавших служить по десять и более лет в римских легионах, из-
бавиться от земли и, «вычеркнув себя из реестра assidui, раство-
риться в трущобах Вечного города»42. (Assidui — «оседлое насе-
ление», которое в соответствии с имущественным цензом имеет
право на ношение оружия.)
Потребность в призывниках к тому же объясняет, почему зем-
ли, распределенные в ходе реформы Гракхов, не подлежали про-
даже. Не имея возможности избавиться от земли, новые земле-
владельцы стали бы вечным источником новых легионеров. В этом
был не экономический смысл, а военный. Вполне возможно, од-
нако, что реальной целью Гракха было не восстановление сословия
свободных землепашцев, а пополнение римских легионов. Конеч-
ным результатом предложенных им мер было устойчивое увели-
чение призывных контингентов. «В нагрузку» к хозяйству новые
землевладельцы получили тяжелую и опасную службу в армии.
В своем «Экономическом обзоре Древнего Рима» профессор
Тенни Франк говорит, что начиная с реформы Тиберия Грак-
ха и до 118 года до н.э. «небольшие участки земли получили от
50 до 75 тыс. бедняков, преимущественно из среды городского
пролетариата»43 Поскольку в течение нескольких лет эти наде-
лы не подлежали отчуждению, «многие бывшие горожане, ве-
роятно, научились фермерствовать и остались на земле, но наши
источники настаивают, что, когда разрешили продавать наделы,
число мелких землевладельцев начало быстро уменьшаться». Ес-
ли ценой землевладения была служба в армии, мелкие фермеры
отказывались ее платить. Необходимость пополнять легионы ос-
тавалась прежней, и через немного лет римский генерал и консул
Гай Марий ликвидировал имущественный ценз для призывников.
Позднее Юлий Цезарь удвоил плату легионерам, а ветераны при
выходе в отставку начали получать денежное пособие44. Август
наделял отставных солдат участками земли, а император Тиберий
и вовсе ликвидировал призыв в армию.
Какой бы ни была действительная цель Гракхов, мотивом их
действий стало перераспределение собственности. Мы еще не раз
встретимся с этим явлением — с аграрной реформой, нацеленной
на перераспределение собственности, но при этом игнорирующей
более серьезную глубинную проблему. Можно даже считать об-
42 Ibid., 61.
43 Frank, Economic Survey, 221.
Anderson, Passages, 71.
102
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
щим правилом, что всякий раз, когда предлагается перераспреде-
лить землю, на самом деле существуют проблемы, почти заведомо
имеющие более фундаментальный характер, чем распределение
собственности. В том обстоятельстве, что у некоторых больше де-
нег (а значит и земли), нет ничего плохого, и можно не опасаться,
что так будет всегда, если за этим не стоит различие в правовой
дееспособности. Но если различия в правовой дееспособности су-
ществуют, именно они должны быть целью реформ. А если этого
не сделать, то даже после попытки аграрной реформы в распре-
делении земельной собственности опять возникнет устойчивая
диспропорция.
Цицерон полагал, что предоставление такой власти народным
трибунам вроде Гракха может привести только к раздорам и не-
счастьям — «водружению копья на форуме» и бросанию иму-
щества граждан «под ноги глашатаю, чтобы он объявлял о его
продаже»45 Он призывал к восстановлению аристократического
строя, который постепенно терял силу со времен начатого Грак-
хом «полного переворота государства». Что же касается имущест-
венного уравнивания, это совершенно гибельная политика. «Ведь
государству и городу свойственно, чтобы каждый свободно и без
тревог охранял свое имущество». Люди искали защиты городов
прежде всего для защиты своих владений. Даже те, кто затевает
перераспределение собственности в поисках популярности, обна-
руживают, что просчитались. «Ибо тот, у кого имущество отняли,
им не друг; тот, кому оно было дано, даже скрывает, что хотел его
получить»46.
Цицерон доказывал, что правление привилегированного клас-
са — это благо для всех. В его комментариях легко прочитывает-
ся забота прежде всего о собственных интересах, потому что он
и сам был влиятельным членом правящей элиты. Однако в трак-
тате «Об обязанностях» он дал формулу надлежащих отношений
между гражданином и государством и, пожалуй, сделал это пер-
вым. Государственный служащий, пишет он, «прежде всего дол-
жен следить за тем, чтобы каждый гражданин владел своим иму-
ществом и чтобы имущество частных лиц не подвергалось умень-
шению в пользу государства»47
Для Рима, однако, этой рекомендации было недостаточ-
но. «Граждане» были привилегированной частью населения.
Во II веке до н.э. в Италии только каждый четвертый имел пра-
ва римского гражданина. Любая система, в которой одни могут
45 Цицерон М. Т. Об обязанностях / / Цицерон М. Т. О государстве. О законах.
О старости. О дружбе. Об обязанностях. Речи. Письма. М.: Мысль, 1999.
С. 379.
Там же. С. 377
Там же. С. 375.
Глава 5. Римляне и сельские жители
103
контролировать жизнь других, занимающих юридически невы-
годное положение, по определению не может быть справедли-
вой, и маловероятно, что она окажется продуктивной. Римляне
очень уважали право, но их право не обладало идеальным качес-
твом. Это требование равного применения к каждому. Физичес-
кие законы — скажем, закон тяготения — носят эгалитарный ха-
рактер, и людские законы должны стремиться к тому же. Но Рим
был прежде всего обществом сословным: оно состояло из граж-
дан, свободнорожденных, вольноотпущенников, «иноземцев»,
рабов. По мере возвышения Рима число рабов увеличивалось,
и неблагоприятные последствия закона, шедшего против «зако-
на природы» (как отмечено в «Институциях» Юстиниана), не
могли не сказаться.
Хотя Цицерон отождествлял себя со старым порядком и за-
щищал, невзирая на все недостатки последнего, к его чести нуж-
но отметить, что он понимал, каким в идеале должен быть за-
кон. Насколько нам известно, никто никогда не дал сопоставимой
по глубине характеристики естественного права. Она была опуб-
ликована в диалоге «О государстве» в 54 году до н.э. Он написал,
что это закон всеобщий, неизменный и вечный. Его невозможно
изменить, отменить или сделать недействительным: «Отменить
его полностью невозможно, и мы ни постановлением сената, ни
постановлением народа освободиться от этого закона не можем,
и нечего нам искать Секста Элия, чтобы он разъяснил и истол-
ковал нам этот закон, и не будет одного закона в Риме, другого
в Афинах, одного ныне, другого в будущем; нет, на все народы
в любое время будет распространяться один извечный и неизмен-
ный закон, причем будет один общий как бы наставник и повели-
тель всех людей — бог, создатель, судья, автор закона...»48
В своих «Законах», написанных спустя два года, Цицерон го-
ворит, что «ни одна вещь в такой степени не подобна другой, так
не равна ей, в какой все мы подобны и равны друг другу». Об-
щие свойства человеческой природы каждому из нас дают пра-
во на равное уважение со стороны закона. «Поэтому, каково бы
ни было определение, даваемое человеку, оно одно действитель-
но по отношению ко всем людям. Это достаточное доказательст-
во того, что между людьм'и никакого различия нет. Если бы оно
было, то одно-единственное определение не охватывало бы всех
людей. И в самом деле, разум, который один возвышает нас над
зверями, разум, благодаря которому мы сильны своей догадли-
востью, приводим доказательства, опровергаем, рассуждаем, де-
лаем выводы, несомненно, есть общее достояние всех людей; он
48 Цицерон М. Т. О государстве. Кн. 3. §ХХ11.
104
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
различен в зависимости от полученного ими образования, но оди-
наков у всех в отношении способности учиться»49
И все же радикальная трансформация стала возможной только
тогда, когда верх одержала идея, что «все люди созданы равны-
ми» . Для этого понадобилось много времени, и страна, в которой
эта идея оказала наибольшее влияние на правовые установления,
представляла собой отдаленный форпост Римской империи, ко-
торый не мог бы серьезно заинтересовать Цицерона. Но и этот
отдаленный остров приобрел империю, которая со временем пре-
взошла Римскую.
49
Цицерон М. Т. О законах. Кн. I. §Х.
Глава 6
АНГЛИЯ ВПЕРЕДИ
«Великолепнейшее явление»
Знаток истории конституции Генри Хэллам в 1818 году восхи-
щался «великолепнейшим явлением в истории человечества» —
«длительным и постоянно растущим процветанием Англии»1 Чем
объяснить это явление? Вовсе не превосходством климата, почв
или географии. И все же нигде больше «выгоды, которые способ-
ны дать политические институты, не распространялись на насе-
ление» столь широко. Хэллам пришел к выводу, что дело в «духе
законов, из которого разными путями произошли присущие на-
шему народу независимость и усердие». Поэтому государственное
устройство Британии должно быть «предметом особого интереса
для пытливых людей всех стран и тем более нашей».
Почти то же самое сказал в своей книге «Старый порядок
и революция» (1856) Алексис де Токвиль. Говоря об Англии, он
спрашивает: «Есть ли в Европе другая страна, в которой народ-
ное богатство было бы больше, частная собственность была более
всесторонней, более защищенной и разнообразной по характеру,
общество было бы более сплоченным и более богатым?» Он то-
же видел объяснение в правовой системе. Особенное впечатление
произвело на него то, что была «совершенно разрушена» «касто-
вая система» или правовые различия между сословиями2
И уже совсем недавно Алан Макфарлейн в начале своей книги
«Об истоках английского индивидуализма» (1978) задается тем
же вопросом, что и Хэлллам. «Если бы мы смогли понять, почему
промышленная революция вначале произошла в Англии и что ее
породило, — пишет он, — мы смогли бы стимулировать экономи-
ческий рост где угодно»5 Поскольку за последние шесть столетий
ход событий здесь задокументирован лучше, пожалуй, чем где бы
то ни было, Англия больше любой другой страны могла бы помочь
нам в понимании того, как сельскохозяйственное общество пре-
вращается в промышленное. Поэтому он спрашивает: «Почему
промышленная революция впервые началась в Англии? Когда
1 Henry Hallam, View of the State of Europe during the Middle Ages, vol. 2 (1818;
reprint, New York: W J. Widdleton, 1874), 267
Alexis de Tocqueville, De Tocqueville’ s L ’ancien regime (Oxford: Basil Blackwell,
1956), 184-185.
Alan Macfarlane, The Origins of English Individualism (Oxford: Basil Blackwell,
1978), 7, 8.
Англия начала становиться иной, чем другие части Европы? В чем
заключается принципиальное отличие? »
К концу книги Макфарлейн так и не определил истоков того,
что вынесено в ее название. Но он изучал проблему сквозь при-
зму собственности и увидел, что интересующие его вопросы сво-
дятся к вопросам права. В одном месте он высказывает важную
мысль: «Совершенно очевидно, что историки не в состоянии объ-
яснить начало индустриализации чисто экономическими факто-
рами»4. На последней странице он присоединяется к предполо-
жению Монтескье о том, что преимуществом Англии является ее
политическая система, в которой земельное право и наследствен-
ное право создали частную собственность: земля не принадлежала
никакой «группе» или коллективу.
Дэвид Ландее, заслуженный профессор истории и экономи-
ки в отставке из Гарварда, задает тот же вопрос в книге «Богат-
ство и бедность народов»: «Почему это сделала именно Брита-
ния, а не другая нация». Он перечисляет политические инсти-
туты, теоретически необходимые обществу, «чтобы следовать
путем материального прогресса и общего обогащения», упоми-
ная, в том числе, и «защищенные права частной собственности».
Но он упускает историю права. Впрочем, в книге «Раскованный
Прометей» (1969) профессор Ландее выказал больше интере-
са к подобным вопросам. В ней он отметил, что огражденные
и ограниченные права собственности развились в полноценную
собственность — «полноценную в том смысле, что разные ком-
поненты собственности соединились в лице одного или несколь-
ких владельцев». Собственность стала более защищенной, и ев-
ропейцы научились вести между собой дела «на основе согласия,
а не насилия»5 * * В. Договор между номинально равными вытеснил
личные связи между выше- и нижестоящими. Пришла пора об-
ратиться к праву.
Фредерик Мейтленд, выдающийся историк английского пра-
ва, в инаугурационной лекции, прочитанной в колледже Даунинг
4 Ibid., 199-200, 206, 170.
David S. Landes, The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and
Some So Poor (New York: W W Norton, 1998), 200, 217; David S. Landes,
The Unbound Prometheus (London: Cambridge Univ. Press, 1969), 12, 16—17
В рецензии на «Богатство и бедность народов» Фрам замечает, что Ландее «так
и не исполняет обещанного: не объясняет того, почему Запад богат, а большая
часть остального мира нет. ...Похоже, его не интересуют правовые установле-
ния и социальные традиции, которые в XVIII веке давали прядильщикам хлопка
уверенность в том, что заключенные ими договоры будут выполнены, их доходы
не будут конфискованы, а деньги, в которых они хранили свои накопления, не
обесценятся. Ландее, сам к тому не стремясь, рассказывает историю того, как
Запад стал богатым, а не почему» (David Frum, “As the World Turns,” Weekly
Standard, April 27, 1998).
108
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
Кембриджского университета в 1888 году в связи с назначением
профессором, полушутя-полусерьезно заявил, что «феодальная
система» была не столько средневековой реальностью, сколько
первым очерком сравнительного правоведения6, с которым Анг-
лию познакомил «ученый и прилежный антиквар сэр Генри Спел-
ман»7 Читая труды европейских юристов, Спелман, умерший
в 1641 году, обнаружил родовое сходство между европейским
и английским правом, и его, как и других англичан, немедленно
привлекла идея, согласно которой существовала система, общая
для всех западных стран. Потому Мейтленд рассуждает о том, что
«своего высшего развития» феодальная система достигла в сере-
дине XVIII века — в трудах правоведа Уильяма Блэкстона. Его
«прекрасно написанные» книги по английскому праву сделали
идею Спелмана «популярной и общепринятой». Для объяснения
«массы законов» средневековой Англии использовалось несколь-
ко простых принципов.
Но со времен Блэкстона мы многое узнали и от многого от-
казались, продолжал Мейтленд. У права европейского и права
английского мы обнаружили массу различий и массу подобий.
Можно сказать, что Англия была либо наиболее, либо наименее
феодализированной страной Запада; с равным основанием мож-
но сказать и что Вильгельм Завоеватель ввел феодализм, и что по-
давил его. Мейтленд с изумлением отметил, что сэр Эдвард Кок
в своих объемных трудах по английскому праву периода поздне-
го Средневековья «ни словом не упоминает о феодальной сис-
теме». У него не было представления о системе, общей для всех
народов Европы. Фактически, пишет Мейтленд, мы не слышим
о феодальной системе в Англии до тех пор, пока она не перестает
существовать8.
Всегда утверждали, что основой системы собственности было
феодальное земельное право: арендатор нанимал землю своего
господина, тот, в свою очередь, у владыки более высокого ранга,
и так до самого верха феодальной иерархии, до короля — вла-
дельца всех земель. Но в законе ничего подобного в явном виде
не было. Великие знатоки английского права, Гланвилл в XII ве-
ке и Брактон в XIII, не сказали об этом ни слова. «Они нигде не
констатируют того примечательного факта, что вся земля при-
надлежит королю». Отдавая дань ортодоксальной точке зрения,
Мейтленд добавляет, что в этом не было нужды: все и так об этом
знали. Однако именно это упущение и есть «самое примечатель-
6 Vincent Т. Delaney, ed., Frederic William Maitland Reader (New York: Oceana
Publications, 1957), 48—62.
Frederic W Maitland, The Constitutional History of England (1908; reprint;
Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1955), 142.
Ibid., 142.
Глава 6. Англия впереди
109
ное в великом трактате Брактона. Он получил знание о собствен-
ности из римских книг и рассуждает языком римского права. Вла-
дельцем земли является последний арендатор земли, последний
свободный землевладелец в феодальной иерархии, ему принадле-
жит dominium rei, proprietatem*, и именно он выступает в роли
proprietarius**...»9 10
В конце Мейтленд приходит к согласию с общепринятой точкой
зрения, но надо признать: предположение о том, что феодальная
система в Англии была другой и что ее, вероятно, задним числом
причесали под Европу для простоты понимания, очень соблаз-
нительно и интересно для любого, кто ищет глубинные различия
между институтами в Англии и на континенте.
Согласно общепринятой точке зрения, во всей Европе, вклю-
чая Британию, до XVI века существовала однородная феодаль-
ная система хозяйства. Целью производства было потребление,
а не обмен. Права собственности зачастую принадлежали общи-
нам и всегда были основаны на договоре. Арендатор-землепашец
зависел от своего лендлорда, тот — от вышестоящего господина,
и так вплоть до короля. Общины были небольшими, изолирован-
ными и стабильными. «Нынешним людям, вечно спешащим и ут-
ратившим взаимные связи, было бы трудно вообразить инерт-
ность и неизменность деревни прежних веков, когда поколение
за поколением рождались и старились под крышами одних и тех
же домов», — такими словами Айлин Пауэр выражает принятое
представление о людях Средневековья'0
Средневековье обычно изображается как статичный мир, ко-
торым правят семейные узы, местные обычаи, неравенство стату-
са, сословные различия, власть сеньоров и зависимость вассалов,
верность присяге и чувство долга. Защита предлагалась в обмен
на службу или уплату оброка. Феодальное хозяйство мыслится как
шахматная доска, на которой ходы (то есть акты экономическо-
го обмена) делаются лишь изредка: собственность контролируют
короли, королевы, епископы и рыцари. Большинство игроков —
низшее сословие, то есть пешки. Они знают свое место и всегда го-
товы при необходимости пожертвовать собой за короля. Правила
игры определяются статусом.
В соответствии с таким пониманием землю редко покупали
или продавали. Для понимания феодальной собственности Роберт
Хейлбронер и Лестер Туроу предложили полезную аналогию. Фе-
одальный властитель «был способен задуматься о продаже соседу
части унаследованных им земель не в большей степени, чем губер-
* Королевская земля, собственность {лат.}. — Прим. реЪ.
## Собственник {лат.}. — Прим. ред.
Ibid., 156.
10 Eileen Power, Medieval People, 10th ed. (London: Methuen, 1964), 160.
110
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контра«1у
натор штата Коннектикут о продаже нескольких приграничных
районов губернатору штата Род-Айленд. ...Мысль о том, что зе-
мельная собственность представляет собой актив, имеющий опре-
деленную цену и приносящий определенный доход, дорыночному
обществу была чужда в такой же степени, как сегодня чужда идея
о том, что акции корпорации — это семейная собственность, ко-
торую следует передавать из поколения в поколение»'1
На наше понимание следующего этапа этой истории — воз-
никновения самого капитализма — сильно повлияли Карл Маркс
и Макс Вебер. Подняли свои уродливые головы деньги и их близ-
нец — капитал. Место феодального служения заняла денежная
рента, возникли наемный труд и рыночная экономика, торгов-
ля установила связи между изолированными общинами. Проле-
тариат, уверяет нас Маркс, «был брошен», «подвергся экспро-
приации», «был внезапно и насильственно вырван»; изобилие
пассивных залогов отражает идею Маркса, что главными дви-
гателями истории являются абстрактные силы, в том числе и са-
мо «историческое развитие»'2 По миру распространилась новая
«этика» — протестантская, сделавшая законным невиданное пре-
жде накопление.
Похоже, что проделанные Марксом обрывочные исторические
изыскания по имеющимся безбрежным архивам были нужны ему
только для подтверждения уже сложившейся теории. Идею Мей-
тленда поддержал Алан Макфарлейн, заявивший, что, согласно
приходским и манориальным записям, «в 1250 году Англия была
столь же “капиталистической” как в 1550-м или 1750 году»15
Уже в середине XIII века существовали развитые рынки, геогра-
фическая и социальная мобильность. Закон позволил отделить
личную собственность от семейной и групповой, и эти изменения
произошли намного раньше, чем полагает большинство исследо-
вателей, — возможно, уже в XII столетии. Ферма была отделена
от семьи, земля покупалась и продавалась, существовала «полно-
ценная частная собственность». Получили широкое распростра-
нение рациональный учет и ориентация на прибыль. Выбрав Анг-
лию в качестве типичного примера перехода от докапиталистиче-
ского общества к капиталистическому, Маркс и Вебер фактически
выбрали «пример очень необычный и своеобразный».
Во всяком случае, ключ нужно искать в праве. Если мы нахо-
дим в Англии необычные особенности права, не встречающиеся
больше нигде, это можно рассматривать как указание или даже
достаточное объяснение позднейших экономических отличий Ан - 11 12 *
11 Robert L. Heilbroner and Lester G. Thurow, The Economic Problem, 4th ed.
(Englewood Cliffs, N. J.: Prentice-Hall, 1975), 17
12 Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. Гл. 26, 27
Macfarlane, Individualism, 195—196.
Глава 6. Англия впереди
111
глии от других стран. Намного труднее ответить на вопрос, поче-
му в правовых системах других стран не возникло необходимых
изменений. В любом случае, мы сразу натыкаемся на самое важ-
ное отличие. В 1612 году сэр Джон Дейвис, главный прокурор
Ирландии, написал, что английское обычное право [customary
law] — «самое совершенное и превосходное и несравненно на-
илучшее для создания и сохранения государства. Потому что пи-
саные законы, принимаемые указами государей или парламента-
ми, навязываются подданным безо всякой пробы или испытания
того, подходят ли они и соответствуют ли природе и склонностям
народа, породят ли они какие-либо стеснения или нет. ...[В от-
личие от этого, англичане] создают свои законы из собственной
мудрости и опыта (подобно тутовому шелкопряду, который всю
сеть выделяет из самого себя), а не живут подаянием, заимствуя
форму государства у римлян или греков, как это делают все дру-
гие народы Европы»14
Более того, основополагающий принцип права — то, что оно
превыше всего и все должны ему повиноваться, — в Англии вос-
принимался гораздо серьезнее, чем в любой другой стране Евро-
пы. Генри Брактон, судья времен Генриха III, автор самого важ-
ного в Средние века трактата о праве, утверждал, что «король не
должен быть подвластен никакому человеку, но только Богу и за-
кону, ибо закон делает его королем. Поэтому пусть король дает
закону то, что дает ему закон, господство и силу; ибо нет короля
там, где правит произвол, а не закон». Над королем, говорит он,
не только Бог и закон, но и его совет графов и баронов. Потому
что «если бы на короле не было узды, то есть закона, они должны
были бы надеть на него узду»15.
Общее право
Отличительной чертой английского права в период его форми-
рования в XII и XIII веках было то, что его создавали судьи, а не
законодатели, философы или короли. Английское общее право
[common law] — выражение указывает на общенациональный за-
кон, единый для всей страны, — создавалось, в отличие от статут-
ного права, снизу. Оно было итогом массы судебных решений, оп-
ределявших права людей, которые представили свои частные дела
вниманию судов. Если не считать уголовного права, то важнейшей
областью, как и в Риме, было разрешение имущественных споров.
14 John A. Pocock, The Ancient Constitution and the Feudal Law (Cambridge:
Cambridge Univ. Press, 1957), 33 — 34.
Hallam, Middle Ages, 2: 316.
112
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
У судей была возможность опознать новые особенности каждого
случая, благодаря чему закон приноравливался к всевозможным
обстоятельствам, но обычно предполагалось, что решения судей
подчинены прецеденту — они следовали той же норме, которая
применялась в аналогичных случаях в прошлом.
Медленность пополнения совокупности норм закона позволяет
накапливать мудрость и знание. Издержки и просчеты, допущен-
ные прошлыми поколениями, со временем забываются. Это глав-
ный аргумент в пользу сохранения того, что существует издавна:
оглядываясь в прошлое, не понять, чего ради затеяны перемены.
Признание того, что прецеденты сложились на достойных основа-
ниях, даже если эти основания уже не понятны нам досконально,
наполняет закон духом праведного смирения (порой толкуемого
как слепое преклонение). Закон постепенно открывали, а не изоб-
ретали во внезапном порыве.
Задачей судьи было выяснить, что является законом, и сделать
это независимо от воли короля. При этом, к нашему изумлению,
не существовало «независимого правосудия». Предполагалось,
что судьи вне политики, но в XIII веке, да и позже они занимали
свои места с соизволения короля. Похоже, что существовала некая
конкуренция между судебными органами. Возбуждая дело, истец
мог обратиться в королевский Суд общих тяжб. Поскольку судьи
жили за счет судебных пошлин, они были заинтересованы в том,
чтобы истцы шли к ним, а не в традиционные манориальные суды.
Вероятно, это побуждало их судить более справедливо16.
Иногда говорят, что субстанция правосудия возникла из «над-
лежащих» правовых процедур. Под влиянием христианства место
судебного поединка занял суд присяжных. Истцы получили воз-
можность отстаивать свое право на фригольды, не подвергая се-
бя опасностям вооруженного поединка. Поскольку в глазах Бога
все были равны, постепенно распространилось признание того,
что все должны быть равны и перед законом. Должным образом
оценить эту простую истину помогли суды, к которым обращались
истцы и перед которыми они лично излагали свою тяжбу.
Права были защищены на практике, а не провозглашены на бу-
маге. Теории прав были подчинены реальным средствам защиты
прав. Судьи в судах общего права «сосредоточивались большей
частью на средствах... предотвращения определенных форм не-
справедливости, а не на каких-либо декларациях прав челове-
ка», — заметил А. В. Дайси17 Было установлено, что длительное
пользование землей по праву давности дает право собственности
16 Maitland, Constitutional History, 134—135.
А. V Dicey, Introduction to the Study of the Law of the Constitution (1885;
reprint; London: Macmillan, 1960), 199.
Глава 6. Англия впереди
113
на нее. (Тот же принцип признавало и римское право.) КXVве-
ку судьи судов общего права защищали права вилланов, если их
право на землю оказывалось зафиксированным в протоколах ма-
нориального суда, содержавших список (сору) арендаторов зем-
ли, принадлежащей данному поместью. Эта «протокольная за-
пись» служила эквивалентом документа на право собственности,
а потому всех внесенных в эти протоколы называли «копигольде-
рами». К началу XVII века примерно треть всей земли в Англии
принадлежала копигольдерам. Постепенно это владение стало
наследственным, и копигольд превратился во фригольд*
Возникающие судебные нормы позднее могли быть закреплены
в писаном праве или остаться неписаными. Считалось, что общее
[general] законодательство просто формально фиксирует уже от-
крытый и действующий на практике закон. Еще в XVII веке в Анг-
лии ставилось под сомнение право парламента принимать законы,
несовместимые с общим правом.
«Из наших книг следует, что во многих случаях общее право
должно контролировать решения парламента и порой объявлять
их совершенно недействительными, — написал в XVII веке сэр Эд-
вард Кок. — Потому что когда решение парламента противоречит
общему праву и здравому смыслу, когда оно отвратительно или не
может быть реализовано, общее право должно осуществлять кон-
троль и объявлять такое решение недействительным»18
Для современной рыночной системы особенно важен прин-
цип равенства перед законом. Он подразумевался в высказыва-
нии Брактона об отношении между королем и законом: король
обязан подчиняться закону. В идеале мы все должны быть под-
чинены требованиям закона, подобно тому как мы все одинаково
ограничены действием законов природы. Это требование прида-
ет праву ограниченный характер, потому что если законодатели
должны подчиняться тому, что они налагают на других, зако-
ну нелегко придать тиранический характер. Когда равенство пе-
ред законом становится реальностью, то уже недалеко и до защи-
щенной собственности. Она возникнет в складках этого «золотого
правила». Потому что если то, что один человек может причинить
другому, ограничено тем, что может этот другой причинить ему
самому, безопасность и частная жизнь каждого будут уважаться,
а все сделки будут строго добровольными. Но если некто сможет
подчинять другого в силу своего более высокого общественного
или должностного положения, то вероятен отказ от поисков ком-
промисса и согласия в пользу применения силы.
# Безусловное право собственности на недвижимость. — Прим, перев.
” Соке, 8 Rep. 118а (1610).
114
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контрмину
Исторически самым значительным препятствием для установ -
ления принципа верховенства права была сословная организация
общества. Но в Англии с самых давних времен принцип сослов-
ности был выражен меньше, чем в любом другом месте. К XIII ве -
ку свободный человек уже стал нормой, а привилегии и ущемление
в правах — исключением. Наследственное подневольное состоя-
ние действительно ограничивало свободу. Уголовное право защи -
щало право крепостных на жизнь и личную неприкосновенность,
но не обеспечивало защиту их владений. Подневольное состоя-
ние, однако, не тождественно рабству. Оно проявляется только
в отношениях между крепостным и его господином, а в отноше-
ниях со всеми другими серв пользовался теми же правами свобо-
ды [rights of liberty]. «В сравнении с современным ему законом
Франции или, уж во всяком случае, Германии, — писали Мей-
тленд и Поллок в «Истории английского права», — наше сослов-
ное право выглядит бледно; иными словами, мало что говорит
о сословиях или рангах»19 Все свободные люди, включая высшую
знать, в основном были равны перед законом. Поллок и Мейтленд
пишут об этом следующее: «Вряд ли в завоеванной стране можно
надеяться на равенство, которое, в сравнении с другими землями,
следует признать исключительным. Но именно таков был резуль-
тат завоевания, хотя обнаружился этот результат далеко не сразу.
Составитель Leges Henrici (ранняя книга по английскому праву)
охотно дал бы нам полный закон о рангах или сословиях; но ма-
териал, которыми он располагал, был уж слишком разнороден:
графы, бароны, эрлы, таны, норманнские латники, английские
йомены, видамы, ваввасоры, соукмены, вилланы... никакому ав-
тору не совладать с этим хаотичным многообразием.
Но сильный король может все, что пожелает; мерой знатности
он может сделать свою благосклонность: знатен тот, с кем он об-
ходится соответственно. И он не хочет, чтобы знатных было мно-
го. Постепенно формируется небольшое сословие знати, сословие
светских лордов, графов и баронов. Их связывает между собой не
благородство происхождения, а, скорее, землевладение и воля ко-
роля. У его членов есть политические привилегии, которым соот-
ветствуют политические обязательства; король советуется с ними,
и они обязаны являться на суд и служить его советниками. Вряд
ли у них были другие привилегии. Пока барон был жив, у его де-
тей не было никаких привилегий; когда он умирал, лишь один из
детей становился дворянином»20
19 Frederick Pollock and Frederic W Maitland, The History of English Law Before the
Time of Edward I, 2nd ed., 2 vols. (1895; reprint; Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1968), I: 407
20 Ibid., 408-409.
Глава 6. Англия впереди
ш
Отмечая ту же особенность, Хэллам называет ее «заметным
характерным отличием устройства Англии от устройства любой
другой европейской страны». Какую страну ни возьми — Испа-
нию, Францию, Германию — дворянство везде образует наследс-
твенное сословие, отличающееся от остальных свободных людей
наличием юридических привилегий. Французы делили свой народ
натри сословия: дворяне, свободные и крепостные; у британцев
не было «сословия как такового, были свободные и крепостные».
Любой свободный мог взять во владение землю на условиях во-
енной службы. Между всеми нетитулованными англичанами су-
ществовало фактическое равенство прав. Хэллам добавляет сле-
дующий примечательный комментарий: «Самое восхитительное
в нашей конституции — равенство гражданских прав; эта изоно-
мия, которую философы Древней Греции надеялись обрести при
демократическом правлении. Наш закон с самого начала не при-
знает личных привилегий. Он не защищает джентльмена с древ-
ней родословной ни от обычного суда присяжных, ни от постыд-
ного наказания. Он не наделяет, и никогда не наделял, неспра-
ведливыми привилегиями и освобождением от общественных
повинностей, которые нагло присваивали себе высшие сословия
на континенте. ...Я твердо убежден, что именно в этом необычно
демократичном характере английской монархии причина ее дол-
говременной устойчивости, силы и способности к совершенство-
ванию. Было нечто исключительное и провиденциальное в том,
что в эпоху, когда неуклонное шествие цивилизации и торговли
было заметно столь мало, наши предки, отойдя от обыкновения,
господствовавшего в соседних странах, как бы обдуманно защи-
тились от этой необузданной силы, которая, сметая все недально-
видно устроенные препятствия, ввергла Европу в смуту»21.
Мейтленд и Хэллам выделили здесь тот самый элемент права,
который обеспечил торговое первенство Англии и ее экономи-
ческое превосходство, при том что никто и не мыслил в понятиях
экономики, когда этот принцип набирал силу. Равенство перед
законом оказалось необходимым условием развития торговли.
Итог многовековой эволюции права состоял в великой перемене
после падения Римской империи, заключавшейся не в изменении
имущественного права, а в огромном изменении права лиц.
Триумф общего права, а с ним и государственного устройства,
при котором признавались и уважались права каждого англича-
нина, некоторые комментаторы считают заслугой централизации.
Именно так понимал дело Мейтленд. Король «объединил страну»,
«стал источником справедливости» в отличие от непрерывной враж-
ды правителей Франции и Германии, где децентрализация привела
21 Hallam, Middle Ages, 2: 328.
116
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
к хаосу22. В Англии король имел достаточно власти, чтобы его судьи
определяли закон, и никто не смел навязывать им свою волю.
Теория, может, и хороша, но вызывает определенные сом-
нения. Она строится на парадоксе: для децентрализации власти
нужно сначала обеспечить ее централизацию. Но дело в том, что
квинтэссенция децентрализации заключается в позволении лю-
дям самостоятельно принимать решения о собственности и доб-
ровольно вести обмен. Концентрация власти в одном месте обыч-
но не бывает прелюдией к столь просвещенной политике.
Следует помнить, что Мейтленд (1850—1906) и после-
дующие поколения ученых, опиравшихся на его труды, труди-
лись в те времена, когда все были в восторге от централизма.
Дж. Е. А. Джоллифф, автор опубликованной в 1928 году исто-
рии английского государственного устройства, полагал, что нор-
маннские короли попали в крайне неблагоприятную ситуацию:
«Первобытная концепция общества, подчиненного нормам на-
следственного права, не давала королю возможности быть за-
конодателем». Ему ничего не оставалось, как «признать обычаи
и участвовать в согласовании прав и порядка ведения дел в хо-
де судебных разбирательств»23 Великое достоинство английско-
го права он истолковал как его слабость. Мейтленд понимал эту
опасность: судьи, зависящие от милости короля, легко могли стать
«орудием тирании»24. Но общее право спасла его крайняя слож-
ность, нашелся он. «Самый сильный король, самый способный
министр, самый грубый лорд-протектор мало что могли сделать
с этим “богопротивным беспорядком”»25
По-видимому, централизация власти не была столь велика,
как принято думать. Норманны были захватчиками и чужаками,
которые одно время даже не говорили на местном языке и разум -
но решили, что для спокойствия страны лучше не трогать ее обы-
чаи. Нам известно, что в царствование Иоанна Безземельного
(1199—1216), то есть в период, очень важный для развития ан-
глийского права, теряющий власть король под давлением баронов
подписал Великую хартию вольностей, которая ввела ограниче-
ния королевской власти. Хартия была ориентирована на прошлое
и требовала восстановления былых свобод. Генриху III пришлось
несколько раз подтверждать хартию*
22 Maitland, Constitutional History, 125.
23 John Е. A. Jolliffe, Constitutional History of Medieval England, 2nded. (London:
A&C. Black, 1947), 334.
24 Frederic W Maitland, Selected Historical Essays (Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1957), 127
25 Ibid., 137
* Генрих III (1207—1272) — сын Иоанна Безземельного, король Англии
в 1216—1272 гг. — Прим. науч. реЪ.
Глава 6. Англия впереди
117
Хэллам объясняет «склонность англичан к гражданскому ра-
венству» следующим обстоятельством. На континенте, пишет он,
«отношения между вассалом и господином были подчинены це-
лям частных вооруженных конфликтов, а не задачам националь-
ных войн». Поскольку французские бароны могли воевать друг
с другом, у них установились военные отношения со своими арен-
даторами, из которых они могли мгновенно собрать свою частную
армию для ведения оборонительной или наступательной войны.
«Но редко можно прочесть о частных войнах в Англии»26
Когда случалось нечто, подобное войне между графами Глос-
тером и Херефордом в правление короля Эдуарда I, виновных на-
казывали. Вскоре после этого в Англии перешли от армии, в ко-
торой служили в обмен за землю, к армии, в которой служили за
деньги. В результате британские армии стали комплектоваться
наемниками. Они служили за жалованье, и поэтому армия быс-
тро утратила «феодальный характер». Словом, освобождение от
военной службы можно было купить, и в итоге королю пришлось
платить тем, кто соглашался ему служить.
Возможным объяснением отличительных особенностей Англии
может быть ее островное положение, которое защищало страну от
сотрясавших Европу разрушительных войн и научило англичан
видеть друг в друге союзников, стоящих против общей внешней
опасности. По той же причине они считали друг друга равноправ -
ными людьми. Централизацию власти можно было ослабить без
риска того, что страна расколется на враждующие княжества.
Религия и собственность
К XVII веку самой богатой страной мира по показателю дохо-
да надушу населения была Голландия. Грегори Кинг, которо-
го иногда называют отцом исследований национального дохода,
в 1696 году взялся оценить сравнительную силу французской, ан-
глийской и голландской экономики и обнаружил, что в Голландии
душевой доход на 15% выше, чем в Англии, и почти вдвое больше,
чем во Франции27 Голландия к тому же обладала наиболее высо -
ким уровнем религиозной терпимости, и между этой особеннос-
тью Голландии и уровнем ее экономического процветания сущес-
твовала важная связь.
Благодатное положение равенства перед законом зачастую
подтачивается союзом государственной власти и религиозной ве-
26 Hallam, Middle Ages, 2: 329.
Charles H. Wilson, Economic History and the Historian (New York: Praeger,
1969), 120.
118
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
ры. При этом перед властью открываются непреодолимые иску-
шения. Крайне вероятным становится применение силы для до-
стижения моральных целей, хотя уместнее было бы использовать
убеждение. В ситуации, когда частная деятельность и договорен-
ности оказываются объектом государственного контроля и нака-
зания, собственность гибнет.
После обращения в христианство императора Константина
христиане часто применяли для распространения своей веры не
убеждение, а насилие. Союз с государственной властью стал ог-
ромным искушением для руководства церкви. Сегодня это ве-
личайший порок исламского мира. Использование силы во имя
добродетели порождало не только экономическую разруху, но
разложение духовной жизни. Ответом были сильнейшие вспыш-
ки антиклерикализма. Священники стали сборщиками налогов
и «за неуступчивость» отлучали людей от церкви. Церковное
право регулировало экономическую жизнь. Вводились запре-
ты на «несправедливые» цены и выдачу кредитов под процент.
В условиях, когда завещания составлялись под наблюдением свя-
щенников, церковная собственность составила треть всех земель
в Германии и пятую часть в Англии. Купить такие земли было
почти невозможно, и большая их часть полностью выпала из ком-
мерческого оборота. Доходы папского престола превосходили со-
вокупный доход всех светских государств Европы.
Карл Маркс одним из первых выдвинул гипотезу о ключевой
роли Реформации в становлении капитализма. Рассуждая о «духе
протестантизма», он писал: «Процесс насильственной экспро-
приации народа получил в XVI веке новый ужасающий импульс
от Реформации и от последовавшего колоссального разграбления
церковной собственности». Маркс с пристрастием вглядывался
в период феодализма. Ну а Макс Вебер в работе «Протестантская
этика и дух капитализма» доказывал, что ключевую роль сыграл
кальвинизм28. Этот тезис много критиковали, и он, несомненно,
ошибочен. Однако протестантство вызвало переосмысление от-
ношений между церковью и государством.
Религиозная терпимость утвердилась в Голландии раньше,
чем где бы то ни было: здесь в 80-х годах XVII века жил в из-
гнании Джон Локк, здесь он написал «Послание о веротерпимо-
сти» . В деле защиты собственности оно сыграло не менее важную
роль, чем знаменитая вторая глава «Второго трактата о прав-
28 Современные данные показывают, что там, где различные конфессии равны
перед законом и ни одна из них не обладает привилегиями и не ущемляется
в правах, как в Соединенных Штатах, не удается выявить существенных раз-
личий в доходе между католиками и христианами других конфессий. Отсюда
следует, что ключевую роль играет все-таки право. Gallup Opinion Index, April
1971, No. 70.
Глава 6. Англия впереди
119
ч
лении» (который, вероятно, тоже был написан в Голландии).
В «Послании» Локк здраво отмечает, что принуждение к вере
«не только не помогает спасению души, но, наоборот, приносит
вред». То, что человек вынужден лгать о своей вере ради сохране-
ния своего имущества, едва ли идет на пользу душе.
Напрасно, пишет Локк, правители силой загоняют людей
в свою веру под предлогом спасения души, потому что «если
кто-нибудь ради спасения души хочет принять какую-то догму
или обряд, то необходимо, чтобы он до глубины души верил, что
эта догма истинна или что этот обряд угоден богу и будет при-
нят им; но никакая кара не способна внушить душе такого рода
убеждение: чтобы изменилось убеждение, сложившееся в душе,
нужен свет, а он никогда не может возникнуть из телесных му-
чений». Церковь должна быть лишена права «силой насаждать
веру». И точно так же должна быть ограничена власть граждан -
ских правителей: «государственная власть не должна государ-
ственным законом предписывать символы веры, т.е. догматы,
или то, как именно следует чтить Бога», потому что государст-
во — это «общество людей, установленное единственно для со-
хранения и приумножения гражданских благ». Короче, отделе-
ние церкви от государства и «установление справедливых границ
между ними» прямо ведет к доктрине ограниченного правления.
В «Послании» Локк следующим образом определяет наши граж-
данские интересы: «жизнь, свобода, телесное здоровье и отсут-
ствие физических страданий, владение внешними вещами, таки-
ми как земли, деньги, утварь и т.д. »29
Возникновение свободных рынков во многих отношениях си-
нонимично дерегулированию всего средневекового мира и, в част -
ности, формированию таких институтов, как договор, в котором
государство принуждает к выполнению соглашений об обмене
собственностью на условиях, о которых договорились обе сторо-
ны. Самые благоприятные условия для этого сложились в стра-
нах, в которых светская власть не считала себя ответственной за
спасение души. Точно так же вероятно, что в Риме «священно-
сти» собственности способствовала многочисленность божеств,
а в Европе возвышению индивидуализма и дерегулированию жиз-
ни способствовал раскол веры и церкви. В христианском учении
содержалось нечто важное для становления рыночного поряд-
ка — вера в фундаментальную одинаковость человеческой натуры.
Но, позволяя людям самостоятельно судить о собственной выгоде
в мирских делах, было необходимо также предоставить им свободу
самим принимать решения о спасении их душ.
29 Локк Дж. Послание о веротерпимости // Локк Дж. Соч. ВЗ-хт. Т. 3. М.:
Мысль, 1988. С. 92-93.
120
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
При Стюартах собственность в Англии стала объектом фило-
софских нападок. Сэр Роберт Филмер (1590—1653) доказывал
в «Патриархе», что все английские законы, включая общее право,
имеют своим источником королевскую волю, а сам король правит
в силу божественного права. Именно поэтому подданные обя-
заны подчиняться его воле. Королевские прерогативы перешли
к Стюартам от Адама, а собственность пришла вместе с террито-
рией. Короли обладают исключительным господством надо всем
и могут наделить собственностью кого заблагорассудится. По этой
причине не может существовать всеобщего права собственности.
Опустив в этом аргументе Бога, сторонники абсолютной власти
в XX веке полностью согласились бы с его выводами.
Один ответ Филмеру написал Джеймс Тиррелл в 1681 году,
а другой — старый друг Тиррелла по университету, Джон Локк.
При этом Локк издал «Два трактата о правлении» только спустя
десять лет после выхода «Патриарха». Из них пять лет он провел
в Голландии в качестве политического беженца. Его покровитель
граф Шафтсбери, один из организаторов партии вигов и оппози-
ции Карлу II, уехал в Голландию еще раньше и там скончался. Локк
вернулся в Англию вскоре после Славной революции 1688 года,
и в 1689 году опубликовал все свои основные работы.
В первом трактате Локк доказывает, что поскольку от Адама
произошли все люди, на основании такого происхождения никто
не может претендовать на право властвовать над другим. Во вто-
ром трактате он доказывает, что источником гражданского обще-
ства является не божественное право, а общественный договор.
Единственной основой государственной власти является согла-
сие людей. В конце трактата он в эвфемистических выражениях
оправдывает восстание против власти. Если правители пытаются
«отнять и уничтожить собственность народа или повергнуть его
в рабство деспотической власти», народ, в свою очередь, «свобо-
ден от обязанности какого-либо дальнейшего повиновения и сво-
боден обратиться к общему прибежищу, которое бог предусмотрел
для всех людей против силы и насилия»30
Но наибольшую известность приобрело его обоснование собст-
венности. Филмер выявил слабое место в теории общественного
договора: если Господь отдал блага этого мира всем людям вместе,
то движение от первоначального коммунизма к частной собствен-
ности требует, чтобы в прошлом каждый человек давал согласие
на каждый акт приватизации, что абсурдно. Теория божественно-
го права с подобной трудностью не сталкивается. Решение Локка
состояло в том, что он индивидуализировал первоначальное пра-
30 ЛоккДж. Два трактата© правлении. Кн. 2 // Локк Дж. Соч. В 3-хт. Т. 3. М.:
Мысль, 1988. §222.
Глава 6. Англия впереди
121
во на собственность, связав его с трудом. Для каждого человека,
рассуждает он, «труд его тела и работа его рук по самому строгому
счету принадлежат ему. Что бы тогда человек ни извлекал из того
состояния, в котором природа этот предмет создала и сохрани-
ла, он сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто
принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собствен-
ностью». Он добавляет, что «ведь именно труд создает различия
в стоимости всех вещей»31 Очень похожий аргумент выдвинул
Джеймс Тиррелл.
Работа Локка была опубликована анонимно, и автор заявлял
всем, что не имеет к ней никакого отношения. «Он уничтожил
все черновики и изъял из своих бумаг всякое внятное упоминание
о ее существовании, структуре, публикации, печати и перепечат-
ках» , — написал Питер Ласлетт32. В библиотеке Локка книга была
занесена в каталог как работа анонимного автора, «так что даже
случайный посетитель не смог бы проникнуть в его тайну». Даже
когда на трон взошла королева Анна и королевская власть была
ограничена Биллем о правах, Локк держал своих родных в неведе-
нии. «Я нигде не встречал более ясного объяснения собственности,
чем в книге под названием “Два трактата о правлении” », — писал
он кузине.
Говорят, что «при Стюартах состоятельные люди дрожали за
свою собственность»33 Но в XVIII веке работа Локка уже мало что
могла добавить к режиму защиты собственности, который к тому
времени сложился в Англии, хотя в предреволюционной Америке
этот труд пользовался огромным влиянием. В то время собствен-
ность, надежно защищенная английским законом, меньше нуж-
далась в философской поддержке, чем сегодня, о чем свидетель-
ствуют современные нападки на Локка. Но в свое время этот труд
был рискованным предприятием. Локк был одним из немногих
философов Нового времени, которым пришлось какое-то вре-
мя писать невидимыми чернилами. Habeas Corpus был введен
в действие в 1679 году, но за беседами Локка в оксфордской гос-
тиной продолжали следить из Лондона.
Промышленная революция
В книге «Богатство народов» Адам Смит отмечает произошедшие
в XVIII веке грандиозные изменения: «При современном состоя-
31 Там же. §27, 40.
John Locke, Two Treatises of Government, ed. Peter Laslett (Cambridge: Cambridge
Univ. Press, 1960), Laslett introduction.
P S. Atiyah, The Rise and Fall of Freedom of Contract (Oxford: Clarendon Press,
1979), 14.
122
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
нии Европы собственник одного какого - нибудь акра земли так же
прочно владеет им, как собственник сотни тысяч акров». Сегодня
мы настолько привыкли к тому, что наши права не зависят от на-
шего богатства, что необходимо некоторое усилие, чтобы осознать
масштаб этого достижения. Но Англия в этом отношении опере-
жала другие части Европы: «Прочность владения арендатора та-
кова же, каки собственника». В других странах у фермера-арен-
датора могли «по закону отобрать арендуемый ими участок до
истечения срока аренды»54. В Англии закон защищал арендатора.
Последний мог возбудить судебный иск, добиться возмещения
ущерба и вернуть собственность, а не получив удовлетворения,
подать апелляцию на «неокончательное решение низшей судеб-
ной инстанции». Если стоимость аренды составляла не менее 40
шиллингов в год, она приравнивалась к безусловной собственно-
сти и давала арендатору право голоса. Это относилось даже к тем,
у кого не было письменного договора об аренде. Смит добавляет:
«Мне кажется, что нигде в Европе, кроме Англии, нельзя найти
примера того, чтобы арендатор строил здание на непринадлежа-
щей ему Земле, полагаясь на то, что чувство чести помещика не
позволит ему воспользоваться таким значительным повышением
стоимости его земли. Эти законы и обычаи, столь благоприятные
для свободного крестьянства, вероятно, больше содействовали
современному величию Англии, чем все ее хваленое торговое за-
конодательство» .
Итак, Англия процветала и опережала своих европейских со-
перников. Голландия, «зона свободного предпринимательства»
в зарегулированной Европе XVII века, в XVIII веке утратила свое
преимущество. Ее экономическое процветание поскользнулось
на высоких налогах. Правящие круги Голландии считали, что не
могут уменьшить налоговое бремя, потому что требовалось со-
держать империю; они не сумели понять долговременных по-
следствий конкуренции со стороны более свободных портов. Эту
ситуацию обсуждали английские путешественники. Джон Рэй,
ботаник-изыскатель, писал, что в Голландии «все виды пищи —
и мясо, и питье — очень дороги не из-за редкости этих товаров,
а отчасти из-за больших налогов и акцизов, которыми они здесь
обложены». По оценке Грегори Кинга, средний голландец платил
налогов почти втрое больше, чем средний англичанин55
Повышению эффективности британского сельского хозяйства
и экономики в целом способствовало и большое число огоражива-
ний, проведенных во второй половине XVIII века, — только с 1760
54 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С. 386, 392, 393.
Wilson, Economic History, chap. 7
Глава 6. Англия впереди , 123
по 1815 год парламент утвердил около 3000 законов об огоражи -
вании. Огораживания представляли собой систематическую по-
литику приватизации общинных земель, в ходе которой общинные
пастбища и поля обносились изгородью и делились между теми,
кто имел на них право — лично или как член общины. Это су-
щественно ослабило остроту «проблемы безбилетника» и отри-
цательных «экстерналий». На общих выгонах животные, напри-
мер, заражали друг друга болезнями. « Все оценили преимущества
огороженных компактных ферм под управлением одного человека
перед разбросанными и фрагментированными участками на об-
щих полях», — пишет историк экономики Дж. Мингей. Иногда
целью было «избавление от последних следов общинной пашни
и выгонов, или узаконение огораживания, уже проведенного вла-
дельцами земли, или ввод в сельскохозяйственный оборот облаго-
роженных пустошей и беспорядочно прирезанных огороженных
участков... [Результатом был] быстрый переход к условиям, не-
обходимым для более эффективного хозяйствования»36.
Согласно более распространенному толкованию, огоражива-
ние было чистым грабежом — «указами, посредством которых
лендлорды жаловали себя народной землей как частной собст-
венностью», по словам Маркса37 Мы снова сталкиваемся с его
огромным влиянием. Его истолкование власти, которая цинично
прячется под маской закона, было подхвачено Дж. Л. и Барба-
рой Хаммондами в работе «Сельский труженик, 1760—1832»
(^Village Labourer, 1760 — 1832, 1911). Они утверждали, что вся
политика огораживания была направлена против мелких ферме-
ров. Позднейшие исследования этого не подтвердили. В частно-
сти, Мингей показал, что, вопреки распространенным предполо-
жениям, не существует свидетельств о сокращении числа мелких
фермеров в XVIII—XIX веках. Их правами не пренебрегали. Сам
факт того, что в каждом отдельном случае для огораживания тре-
бовалось отдельное постановление парламента, показывает, с ка-
ким уважением общее право того времени относилось к правам
мелких фермеров.
В книге «Возвышение и крах свободы договоров» {Rise and
Fall of Freedom of Contract) Патрик Атия из Оксфорда добавляет:
«В законах об огораживании существенна была не та готовность,
с которой их принимал парламент, состоявший из собственни-
ков, а та скрупулезность, с какой он заботился о справедливой
компенсации и соблюдении законных процедур. Законы об ого-
раживании не сводились к простой конфискации прав на исполь-
36 G. Е. Mingay, Studies in Economic History: Enclosure and the Small Farmer in
the Age of the Industrial Revolution (London: Macmillan, 1968), 18—19.
Маркс К. Капитал. T. I // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 00.
124
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
зование общественных земель, чего бедные в общем случае были
лишены. Каким бы ни было отношение имущих классов к правам
бедных, проявлявшееся в законах об огораживании, в нем ни-
коим образом не было ни малейшего пренебрежения правами
собственности»38.
Это тот самый момент английской истории, когда закон был
изменен во имя эффективности. Общинные права определены
нечетко. Огораживание, таким образом, повышает «экономич-
ность» сельского хозяйства. Огораживание к тому же увеличи-
вает привлекательность инвестиций в развитие новых методов
ведения сельского хозяйства, потому что доход здесь достается
инвесторам. Расходы на дренаж и эксперименты с улучшением
семян и пород скота резко выросли. Они способствовали успеху
сельскохозяйственной революции, которая, в известном смыс-
ле, была частью более широко понимаемой промышленной ре-
волюции.
А. В. Дайси отмечает, что, когда Вольтер прибыл в Англию,
у него было чувство, будто «он попал из мира тирании в стра-
ну, где закон пусть и суров, но люди подчиняются законам, а не
прихотям»39 Существует множество неопровержимых свиде-
тельств в пользу того, что Англия стала первой страной, в ко-
торую пришла промышленная революция, именно потому, что
здесь впервые был реализован принцип верховенства права,
и законы Англии, «демократизировав» защиту собственности,
стимулировали процесс создания богатства. Эти законы гаран-
тировали предпринимателям и инвесторам, что их долгосроч-
ным планам дадут осуществиться и что они смогут насладиться
плодами своих трудов. Законы, позволявшие патентовать ин-
теллектуальную собственность, были ценны, но менее важны,
чем стимулы, создаваемые режимом защиты движимого и не-
движимого имущества.
В трактате «Богатство народов» Адам Смит критиковал бес-
плодные ограничения производства и торговли — законы о цехах
и корпорациях затрудняли мобильность «промышленников и ре-
месленников» , а законы о бедных оказывали аналогичное влияние
на рабочих, — но при этом Смит прекрасно понимал, в чем за-
ключается главное преимущество Британии. В знаменитом рас-
суждении о меркантилизме он указывал, что «богатство и про-
цветание Великобритании, столь часто приписывавшиеся этим
[меркантилистским] законам, могут быть легко объяснены други-
ми причинами». Прежде всего, полагал он, «та уверенность, ко-
торую законы Великобритании дают каждому человеку в том, что
38 Atiyah, Freedom of Contract, 15.
Dicey, Constitution, 189.
Глава 6. Англия впереди
125
он сможет пользоваться плодами своего труда, сама по себе уже
является достаточной для процветания любой страны, несмотря
на те или другие нелепые правила о торговле; и эта уверенность
была упрочена революцией [1688 г.] как раз около того времени,
когда была установлена премия [ за экспорт ]. ... В Великобритании
труд беспрепятственно проявляет себя, и хотя он далек от того,
чтобы быть совершенно свободным, он, во всяком случае, не ме-
нее и даже более свободен, чем в любой стране Европы»40
Речь здесь шла об Испании и Португалии. Они не только участ-
вовали в «меркантилистской системе», которая уродовала евро-
пейскую торговую политику в XVII—XVIII веках, но испанский
меркантилизм, кроме всего прочего, не «уравновешивается общей
свободой и безопасностью населения. Труд там не свободен и не
обеспечен, а гражданское и церковное управление как в Испании,
так и в Португалии таковы, что их одних достаточно для увекове-
чения их нынешней бедности»41
Большинство неэффективных ограничений торговли и про-
мышленности либо отменили, либо позволили им зачахнуть са-
мим: парламент скромно оценивал собственную роль. Уильям
Питт-старший рассуждал в палате общин в 1766 году, что «пар-
ламент многих вещей делать не может. Он не может взять на себя
роль исполнительной власти, не может назначать на должности,
которые закреплены за короной. Он не может отнять ничью соб-
ственность без предварительного рассмотрения дела по существу,
даже если речь идет о самом убогом крестьянине, как это бывает
в случае огораживаний». Считается, что Питт-старший не провел
через парламент ни одной законодательной меры. Дэвид Ландее
восхищался тем, что Британия «сумела осуществить промышлен-
ную революцию, не прибегая к акционерным компаниям»42 Для
создания таких компаний с правом продавать акции требовалось
решение парламента, которое промышленным и торговым ком-
паниям получить было очень нелегко.
Справедливости ради следует сказать, что идея laissez faire
пришла на смену философии, требовавшей, чтобы государство
осуществляло всесторонний контроль поведения граждан. Пра-
вительство продолжало защищать от насилия и мошенничества,
но именно в эту эпоху было обнаружено, что рыночная конку-
ренция сама порождает мощные дисциплинирующие силы. Им
подчинялись даже государственные финансы. Оказалось, что
стоимость обслуживания государственного долга намного мень-
ше, если по нему вовремя и надежно выплачиваются проценты.
40 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С.517
Там же. С. 518.
David S. Landes, ed., The Rise of Capitalism (New York: Macmillan, 1966), 99.
126
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
Процент по государственным займам упал с 14% в 1690 году до
менее 4 — в 1750-х. В 1880 году Арнольд Тойнби, дядя знаме-
нитого историка, прочитал серию лекций о Промышленной рево-
люции и стал первым историком, который оценил ее как целостное
великое историческое событие. (Маркс использовал выражение
«промышленная революция», но не связывал его с конкретными
событиями английской истории.) Сущность ее, писал Тойнби,
заключалась «в замене средневековой системы регламентации,
которой подчинены были до того времени производство и распре-
деление богатства, конкуренцией»43
Этот взгляд вышел из моды. Но он бесспорно был точнее, чем
мнение, распространившееся в XX веке, когда из-за веры в цен-
трализацию стало трудно вообразить, что простое невмешатель-
ство может сыграть какую-либо роль. В 1965 году Филлис Дин
писала, что стало «принято» считать Промышленную революцию
«стихийным событием». Ни одно правительство не в состоянии
«обдуманно спланировать» развернувшийся в то время слож-
ный процесс индустриализации. Она, по крайней мере отчасти,
соглашается с Тойнби: «Нет ни малейших сомнений в том, что
между 1760-м и 1850 годами масса правительственных правил
и ограничений хозяйственной деятельности, многие из которых
были приняты еще в Средневековье, были исключены из состава
действующих законов»44
Тем временем экономисты, не замечая, что их аргументы об-
разовали порочный круг, пытались объяснить экономическое
развитие Англии с помощью данных экономической статистики
о заработной плате, ценах, добыче угля, сбережениях и капитале.
Но ничего определенного они из этого извлечь не сумели. Один
набор цифр не может служить удовлетворительным объяснением
другого. Математика не может возместить пренебрежение воз-
действием права.
Историк экономики Макс Хартуэлл сумел привлечь внимание
к роли законодательства как важнейшего фактора Промышленной
революции. Отметив, что современные авторитеты «скептически
относятся к утверждению о важнейшей роли закона в развитии
Промышленной революции XVIII века», он добавляет: «В обшир-
нейшей литературе об английской Промышленной революции вы
не найдете всестороннего исследования взаимосвязи между эко-
номикой и правом, не найдете адекватного признания важности
правовой системы для экономических перемен». Хартуэлл сумел
превосходно сформулировать проблему изучения экономической
43 Тойнби А. Промышленный переворот в Англии. М.: Мир, 1924. С. 74.
Phyllis Deane, The First Industrial Revolution (Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 2nded. 1979), 219, 220.
Глава 6. Англия впереди
127
истории: «Никто из историков, например, не дал детального опи-
сания этапов перехода к рыночной экономике в увязке с измене-
ниями законов или правительственными мероприятиями; никто
из историков... не проследил хронологию изменений в законода-
тельстве и экономике. Не вызывает сомнений, что именно из-за
этого пренебрежения остался незамеченным главный элемент,
без которого невозможно понимание Промышленной револю-
ции. Мой тезис состоит в том, что в XVIII веке, в том веке, ког-
да Англия была лидером индустриализации, самым уникальным
и характерным отличием Англии от стран континента было анг-
лийское право»45
Когда началось развертывание промышленной революции,
на первых порах мало кто понимал, что происходит. Сам Адам
Смит очень в малой степени осознавал происходящие изменения,
и это при том, что в университете Глазго изготовлением инстру-
ментов занимался Джеймс Уатт, изобретатель парового двигате-
ля. Адам Смит преподавал там моральную философию, но вскоре
заинтересовался «законами» политической экономии.
45
R. М. Hartwell, The Industrial Revolution and Economic Growth (London:
Methuen, 1971), 245, 247, 250.
Часть IV
ОТ СВЯЩЕННОГО
ДО НЕЧЕСТИВОГО
Введение
То, что самый влиятельный трактат по экономической теории был
написан в то время, когда принцип частной собственности достиг
наивысшего авторитета, возможно, было чистой случайностью.
В любом случае, Адам Смит не счел нужным много говорить об
этом предмете. Впрочем, он, как и его современники, упомянул
о «священном праве частной собственности». В политических де-
батах принцип частной собственности находился вне критики.
Поэтому и в экономических трактатах не было необходимости
настаивать на том, что институт, защищаемый общим правом, яв-
ляется необходимым основанием экономического анализа. Ведь
все были с этим согласны. Если и были сомневающиеся в досто-
инствах частной собственности, они предпочитали держать свои
мысли при себе — по крайней мере, до появления на сцене Уиль-
яма Годвина.
К середине XIX столетия ситуация кардинально изменилась.
Над частной собственностью нависло тяжкое подозрение. Комму-
нистические теории утверждали, что ее следует полностью иско-
ренить. Но созданная Адамом Смитом традиция оказалась очень
влиятельна, и ко времени начала открытых нападок на собствен-
ность экономисты мало что сказали в ее защиту. Что касается ан-
глоязычных экономистов, то без преувеличения можно сказать,
что собственность подверглась нападкам прежде, чем ее успели
по - настоящему защитить. Она перешла из разряда вещей священ -
ных в нечестивые так быстро, что промежуточной стадии практи-
чески не было.
К концу XIX века между экономистами, по-видимому, сло-
жилось молчаливое соглашение не касаться этого предмета. Счи-
талось, что природа человека меняется и, когда изменения ста-
нут достаточно значительными, институт собственности сделается
ненужным. Полагали, что он отжил свой век и в новом мире ему
места нет. «Мы усвоили идею эволюции и считали непрекраща-
ющиеся изменения непременным условием жизни», — написал
Ричард Или, первый президент и один из основателей Американ-
ской экономической ассоциации.
Введение
131
Глава 7
НЕДОСМОТР ЭКОНОМИСТОВ
В Британии времен Адама Смита критика частной собственности,
как правило, просто не попадала в печать. Томас Спенс, школь-
ный учитель из Ньюкасла, был редким исключением. В лекции,
прочитанной в философском обществе, он утверждал, что земля
общины «равным образом» принадлежит каждому, кто в нем жи-
вет. Когда Спенс опубликовал свою лекцию в виде брошюры, его
исключили из общества. В XIX веке социалисты разрекламиро-
вали это незначительное событие, тем самым засвидетельствовав
крайнюю редкость такой критики в те времена. Другим критиком
был получивший впоследствии признание Уильям Огилви, учив-
шийся в университете Глазго, когда там преподавал Адам Смит.
В «Опыте о праве собственности на землю» (Essay on the Right
of property in Land, 1782) он рассуждает, что все граждане, а не
только немногочисленные собственники имеют право на полез-
ность необработанной земли. Но он издал брошюру анонимно,
так что его авторство долгое время оставалось тайной. В те време-
на «священное право собственности» было не пустым звуком1.
Д-р Джонсон полагал, что опасность ошибочных мнений
по некоторым вопросам — в частности, о собственности —
так велика, что следует запретить передачу этих мнений даже
собственным детям. В защиту общности имуществ выдвигается
«столько же правдоподобных аргументов, как в поддержку са-
мых ложных доктрин», — заявлял он. «Вы учите их, что сначала
все было общим, и что ни у одного человека нет прав ни на что,
к чему он не приложил собственных рук, и что человечество
и сейчас следует или должно следовать этому правилу. Вот так,
сэр, вы подкапываетесь под великий принцип общества — под
собственность. А вы не думаете, что у судьи должно быть право
остановить вас? »1 2
Критика собственности публиковалась и до Адама Смита, но
крайне редко и производила куда меньшее впечатление, чем мо-
жет показаться по современным переизданиям. «Утопия» сэ-
ра Томаса Мора, предтечи коммунистической мысли, описывает
идеальное общество, в котором государство регулирует все сто-
роны жизни, хозяйство основывается на принудительном труде,
1 John М. Davidson, Concerning Four Precursors of Henry George and the Single
Tax (1899; reprint; Port Washington, N.Y.: Kennikat Press, 1971).
James Boswell, Life of Samuel Johnson (New York: Doubleday, 1946), 270.
Глава 7 Недосмотр экономистов
133
а «частной собственности у них нет»3. Но это сочинение относили
скорее к области побасенок, а не политической теории. В XVII ве-
ке трактаты против собственности распространяли диггеры, ком-
мунистическая группа, вождем которой был Джерард Уинстэнли,
но во времена Смита о них уже мало кто помнил. Их значение
преувеличили позднейшие социалисты.
Некоторые полагают, что первым современные нападки на собст -
венность начал Ж.-Ж. Руссо, сочинение которого «Рассуждение
о происхождении и основаниях неравенства между людьми» со-
держит следующий знаменитый пассаж: «Первый, кто, огородив
участок земли, придумал заявить “Это мое! ”и нашел людей доста-
точно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным осно-
вателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн,
убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто,
выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы себе подобным: “Осте-
регитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что
плоды земли — для всех, а сама она — ничья”»4.
Этим «в течение столетия питался пыл революционеров и со-
циалистов», написал Питер Гэй5 Но политическое влияние Руссо
на современников, возможно, преувеличено. Оно определенно ус-
тупало его влиянию на академический мир XX века. Можно даже
усомниться в том, что его идеи так сильно, как это предполагалось,
повлияли на французскую революцию. В 1760-х годах Руссо боль-
ше года прожил в модном изгнании в Англии, но там его знали боль-
ше как автора рискованных романов, сочинений о музыке и теории
воспитания. Его, одетого в американский кафтан и дикарскую мехо-
вую шапку, принимали в Лондоне как знаменитость, а не philosophe,
пожалуй даже как ранний образец радикального шика6
Адам Смит прочитал «Второе рассуждение» Руссо и опубли-
ковал его разбор в Edinburgh Review. Взгляды Руссо не произвели
впечатления на Смита, который вежливо отверг ученые притяза-
ния женевского мудреца. «С помощью своего стиля и философ-
ских хитросплетений он сделал так, что рядом с ним проповед-
ник расточительности Мандевиль кажется воплощением чистоты
и нравственности в духе Платона» * Смит согласился с Давидом
3 Мор Т. Утопия. М.: Наука, 1978. С. 48.
4 Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969. С. 72.
Rousseau, Discourse on the Origin of Inequality, in Jean-Jacques Rousseau, Basic
Political Writings, trans, and ed. Donald A. Cress, Introduction by Peter Gay
(Indianapolis: Hackett Publishing, 1987), 25.
Joan McDonald, Rousseau and the French Revolution, 1762-1791 (London:
Univ, of London Press, 1965).
Бернард Мандевиль доказывает в «Басне о пчелах» (1723), что такие «част-
ные пороки», как стяжательство, являются общественными добродетелями:
134
Часть IV От священного до нечестивого
Юмом в том, что «Руссо — жулик, как совершенно справедливо
считаете вы и каждый человек здесь [в Париже] »7
Игнорируя собственность, классические экономисты тем не
менее не были к ней безразличны. В общих и более философс-
ких работах Смит, Мальтус, Рикардо и другие заявили себя сто-
ронниками этого установления. В «Лекциях по юриспруденции»,
читавшихся им в Глазго в 1760-е годы, Смит начинает с собс-
твенности. Первую из лекций (не публиковавшихся до 1978 го-
да) он начал так: «Первое и главное намерение каждой системы
правления — это поддержание справедливости: удержать членов
общества от посягательства на чужую собственность или от за-
хвата того, что им не принадлежит. Замысел заключается в том,
чтобы дать каждому безопасно и мирно владеть своей собствен-
ностью»8.
В трактате «Богатство народов» лучшее место — три первые
главы — Смит посвятил разделению труда. Вероятно, его вооду-
шевило посещение фабрики по изготовлению булавок9. Десять че-
ловек изготовляли за день 48000 булавок, при том что один вряд
ли сумел бы изготовить даже одну. Однако для трактата по эко-
номической теории такое начало было неудачным, потому что при
производстве различных вещей решаются разные задачи. Единс-
твенная альтернатива — трудиться в полной изоляции, как Ро-
бинзон Крузо. Сотрудничество же может принимать самые раз-
ные институциональные формы: сотрудничество в рамках надо-
много производства в семье; работа компаний-субподрядчиков
в рамках одного заказа; внутри компании сотрудничают разные
подразделения’; сотрудничают рабочие социалистического пред-
приятия. В качестве организационного принципа «разделение
труда» не помогает нам сделать выбор между ними. В 1976 году
экономист Джордж Стиглер писал, что эта идея Смита была од-
ной из его «прискорбных» ошибок. По его мнению, «эта идея не
спрос на предметы роскоши подстегивает производство и тем самым способс-
твует процветанию. Он чернил бережливость. Если распространится бережли-
вость, занятость сократится. Джон Мейнард Кейнс видел в доктрине Мандевиля
разновидность «парадокса бережливости» и восхищался его «безнравственнос-
тью». Адам Смит, со своей стороны, писал, что экономность, представляю-
щаяся «благоразумной в образе действий любой частной семьи, вряд ли может
оказаться неразумной для всего королевства». Мандевиль Б. Басня о пчелах.
М.: Мысль, 1974; Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег.
Избранное. М.: Эксмо, 2007; СмитА. Исследование о природе и причинах
богатства народов. М.: Эксмо, 2007 С. 444.
John Rae, Life of Adam Smith (London: Macmillan, 1895), 123 — 24, 208.
Adam Smith, Lectures on Jurisprudence (Oxford: Clarendon Press, 1978), 5.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С. 70.
Глава 7 Недосмотр экономистов
135
нашла систематического или регулярного применения в эконо-
мическом анализе»10 *.
Поскольку экономическая наука изучает выбор и принятие ре-
шений, логично было бы начать с наблюдений о создании ценно-
стей и методах облегчения обмена, в котором реализуется выбор.
Это напрямую подвело бы к вопросу о защищенности и передава-
емости собственности, что является предпосылкой любого выбора.
Но в «Богатстве народов» Смит очень мало говорит о собствен-
ности. Несколько абзацев, посвященных этому предмету, никак
не связаны с главным аргументом книги.
Во Франции друг и предшественник Смита, физиократ
А. Р Ж. Тюрго, радея о пользе двух посетивших Париж китайских
ученых, написал «анализ работы общества и распределения богат-
ства». Опубликованная под названием «Размышления о созда-
нии и распределении богатств» (1766) книга начинается с разде-
ла, объясняющего, почему «невозможна коммерция» в условиях
«равного распределения земли». Ведь каждый будет иметь толь-
ко то, что необходимо ему самому, и «никто не захочет работать
на других». Тюрго представлял себе экономическую деятельность
как поток, который, чтобы двигаться, нуждается в разнице «энер-
гетических потенциалов», — этот образ неоднократно всплывает
в истории экономической мысли. В любом случае, добавляет он,
совершенно равномерного распределения земель никогда не бы-
ло, а если бы и было, его не удалось бы сохранить надолго. Этим,
собственно, более или менее исчерпываются все разговоры о собс-
твенности11
Однако Жан-Батист Сэй, один из первых французских эко-
номистов, осознал ключевую роль собственности. Его «Трактат
по политической экономии», вышедший в свет в 1803 году, вклю-
чал короткую главу о «праве собственности». Он напоминал чи-
тателям, что правительство, призванное быть главным защит-
ником собственности, бывает, однако, и главным ее грабителем.
Он также ввел разграничение, позднее встречающееся у Мальту-
са, между политической экономией — как в те времена называли
экономическую науку — и собственно политикой.
Жан-Батист Сэй отмечал, что изобретение методов защиты
собственности — дело политической теории, а поиск источников
права собственности — задача «спекулятивной философии». Эко-
номическая наука, или политическая экономия, просто «признает
право собственности как самый могущественный из инструментов
10 George Stigler, “The Successes and Failures of Professor Smith,” Journal of
Political Economy 84 (1976): 1209.
Тюрго A. P Размышление о создании и распределении богатств / / Тюрго А. Р
Избранные экономические произведения. М.: Изд-во социально-экономиче-
ской литературы, 1961. С. 94—158.
136
Часть IV От священного до нечестивого
поощрения к созданию богатства и удовлетворяется его фактиче-
ской стабильностью, не задаваясь вопросами о его происхождении
или мерах его защиты». Он, пожалуй, первым разграничил эти
области исследования, сделав это очень изящно.
Сэй отмечает важный момент: теоретическая неприкосновен-
ность собственности превращается в насмешку, когда «суверенная
сила» или правительство «либо само занимается грабежом, либо
не в силах остановить других, либо когда собственность оказыва-
ется ненадежной из-за запутанности законодательства». Короче
говоря, собственность должна быть защищена на деле, а не в по-
литической теории. «Тогда и только тогда, — говорит он, — могут
источники производства, а именно земля, капитал и прилежание
[труд], достичь высшей степени плодотворности». Он считал не-
обходимость гарантировать права собственности истиной «на-
столько самоочевидной, что доказательства здесь излишни»12.
У английских и шотландских авторов мы не находим сопоста-
вимых предостережений о частной собственности как о необходи-
мом предварительном условии. Сэр Джеймс Стюарт в сочинении
«Исследование принципов политической экономии» (1767) об-
суждает собственность только в связи с оплатой долгов. Он вер-
но отмечает, что в последние столетия значительные перемены
в «делах Европы» изменили, как он выражается, «способ прав-
ления» . «Из феодального и военного оно стало свободным и ком-
мерческим» . По этой причине он рассматривал правительство как
в целом благотворный институт. В порыве оптимизма он замечает
в первой главе, что «принимает как должное основное правило,
что каждое действие правительства должно иметь целью благо
народа»13.
Нет сомнений в том, что особенности подхода Сэя объясняют-
ся опытом Французской революции. Намного большая защищен-
ность собственности располагала британских экономистов при-
нимать это благо как данность. И все же примечательно то, что
первые экономисты не выделяли те политические и правовые ин-
ституты, которые обеспечивают работоспособность их принципов
в практической жизни. Они исходили из политических и правовых
структур, существовавших в Британии в XVIII веке, но не настаи-
вали на этом и даже не проговаривали в деталях.
Введенное Сэем разграничение между сферами политической
экономии и собственно политики было повторено Томасом Ро-
бертом Мальтусом в 1820 году. В начале книги 2 своих «Принци-
пов политической экономии» он оговаривает, что собственность
12 Jean-Baptist Say, A Treatise on Political Economy (1803; reprint; New York:
Augustus Kelley, 1971), 127—132.
James Steuart, An Inquiry into the Principles of Political Oeconomy, ed. Andrew
S. Skinner (Chicago: Univ, of Chicago Press, 1966), 24, 20.
Глава 7 Недосмотр экономистов
137
принадлежит к сфере «политики». Защищенность собственности,
говорит он, — это одна из «важнейших причин, определяющих
богатство народов». Но богатство зависит от «политического ус-
тройства страны, от совершенства ее законов и от того, как они
выполняются». У него не было намерения «погружаться в эти
причины». Он предпочел сосредоточиться на «более насущных
и непосредственных причинах возрастания богатства»14.
С тех пор экономисты, по примеру Мальтуса, рассматривают
вопрос о формах и защищенности собственности как чисто «по-
литический» и менее существенный для них, чем «более насущные
и непосредственные причины»: труд, капитал, земля. Мальтуса
иногда называют первым профессиональным экономистом в ис-
тории. В 1805 году он получил должность профессора современ-
ной истории и политической экономии в колледже Британской
Ост-Индской компании. Прецедент, установленный Смитом
и Мальтусом, оказал огромное влияние, так что с тех пор эконо-
мисты предпочитают принимать институциональные рамки свое-
го предмета как данность.
В книге V Смит рассматривает вопрос о защите собственности,
используя его скорее как аргумент в пользу сильного правитель-
ства, чем как предостережение против оного. Только под защитой
властей владелец ценной собственности «спит спокойно», пишет
он. Он — владелец, окружен врагами, и только «мощная рука
гражданских властей» в состоянии защитить его самого и его соб-
ственность. Смит неизменно рассматривал слабое правительство
как огромную опасность для общества15
Конечно, во времена Адама Смита роль правительства была
скромной по сравнению с нашим нынешним раздувшимся гиган-
том. Важный урок, который мы усвоили за прошедшие 200 лет,
состоит в том, что политическая ситуация, существовавшая в ан-
глоязычном мире в конце XVIII века, была скорее исключением,
чем правилом, которое можно спокойно принимать как данность.
Воспроизвести ее оказалось намного труднее, чем полагали мыс-
лители прошлого и современности.
Давид Рикардо, умерший в 1823 году, не отмечал в своих ра-
ботах роли собственности. В «Принципах политической эконо-
мии и налогообложения» (1817) он упоминает о «защищенности
собственности» как о принципе, «который должен навсегда
остаться священным». Он настаивал на необходимости того,
чтобы «обмен и переход всех видов собственности из рук в руки»
был как можно проще, чтобы она могла «найти путь в руки тех,
14 Thomas R. Malthus, The Works of Thomas Robert Malthus, ed. E. A. Wrigley and
David Souden (London: Pickering, 1986), 6: 249 — 250.
Смит А. .Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С. 666.
138
Часть IV От священного до нечестивого
кто сможет использовать ее наилучшим образом для повышения
производительности всей страны». Изредка упоминая о собствен-
ности, Рикардо ни разу не счел нужным добавить определение
«частная»16.
Величайшее торжество
До XIX века выражение «частная собственность» почти не ис-
пользовалось. Друг Смита Адам Фергюсон в своем «Опыте ис-
тории гражданского общества» (1767) трактует вопросы о соб-
ственности довольно сумбурно, но при этом не использует опре-
деление «частная». (Он полагал, что по мере развития общество
переходит от общинной собственности к частной. Поэтому «соб-
ственность — явление прогрессивное». Если люди будут прилагать
правильные моральные усилия, они преуспеют в «расширении
сферы» собственности. Он имел ввиду приватизацию17.) Уиль-
ям Годвин в разное время говорит о «господствующей системе»,
об «утвердившейся системе», о «существующей системе», или о
системе «накопленнойсобственности». Выражение «частнаясоб-
ственность» один или два раза встречается в «Богатстве народов»
и один раз в первом издании «Принципов политической эконо-
мии» Мальтуса. В целом более точное определение института,
которому не видели каких-либо практических альтернатив, счи-
талось излишним.
Можно смело утверждать, что, когда Смит писал свой трактат,
собственность ценили выше, чем когда-либо до или после. Сто-
ит отметить случай Иеремии Бентама (1748—1832). Склон-
ный к огульной критике существовавших политических и юриди-
ческих реалий, он исполнялся нехарактерным для него почтени-
ем, когда речь заходила о собственности. С юристом Уильямом
Блэкстоном, который в 1760-х годах опубликовал «Истолкова-
ние английских законов», он спорил буквально по всем пунктам.
Но по вопросу о собственности разногласий между ними не было.
Блэкстон не мог представить ничего, что «так сильно затрагива-
ло бы чувства человечества, как право собственности», и Бен-
там соглашался с ним. Закон, обеспечивающий надежную защиту
собственности, — «величайшее торжество человечества над самим
собой», писал он18
16 David Ricardo, Works and Correspondence of David Ricardo, ed. Piero Sraffa
(Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1962), I: 204, 154—55.
Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. М.: РОССПЭН, 2000.
С. 139.
18 William Blackstone, Ehrlich’s Blackstone, ed. J.W Ehrlich (San Carlos, Calif.:
Nourse Pub. Co., 1959), ИЗ; Бентам И. Основные начала гражданского ко -
Глава 7 Недосмотр экономистов
139
Бентам был странным субъектом: он питал отвращение к ре-
лигии, проповедовал детоубийство, ненавидел идею естественных
прав («собственность и закон вместе родятся, вместе и умира-
ют») и был очень современен в своей вере в направляющую и це-
лительную силу законодательства. Судя по его характеру, если бы
Бентам родился пятьюдесятью годами позже, он стал бы ожесто-
ченным критиком, а может и врагом собственности. Его знаме-
нитая максима утилитаризма настолько бессодержательна, что
он мог бы, не боясь опровержений, сделать вывод, что можно
достичь наибольшего счастья для наибольшего числа людей, если
отнять собственность у немногих и разделить ее между остальны-
ми. Именно это проповедовали позднейшие утилитаристы.
Но в годы интеллектуального расцвета Бентама пиетет в отно-
шении собственности был еще очень силен, и он не пытался идти
против течения. Когда один из его интеллектуальных кумиров,
реформатор уголовного права Чезаре Беккариа («О мой госпо-
дин, первый евангелист разума»19) подверг критике права собст-
венности, Бентам грудью встал против него. В знаменитом трак-
тате Беккариа «О преступлениях и наказаниях» есть упоминание
о праве собственности как об «ужасном и, может быть, не необхо-
димом праве»20 Бентам возразил, что при всех злоупотреблениях
это именно то право, которое «осилило в человеке естественное
отвращение к труду, доставило человеку господство над землею,
побудило отказаться от кочевья, породило любовь к отечеству,
любовь к потомству»21
Прошло менее ста лет, и Альфред Маршалл в «Основах эконо-
мической науки» выразил сожаление о том, что каким бы «сме-
лым аналитиком» ни был Бентам, он «воспитывал в своих уче-
никах почти суеверное благоговение перед существующими инс-
титутами частной собственности»22. Но в начале столетия ее еще
декса / / Бентам И. Избранные сочинения. Т. 1. СПб.: Русская книжная тор-
говля, 1867 С.340.
Marcello Т. Maestro, Cesare Beccaria and the Origins of the Penal Reform
(Philadelphia: Temple Univ. Press, 1973), 131.
20 [Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М.: БИМПА, 1995. С. 146.]
В первом издании (1764) Беккариа назвал собственность «ужасным, но, мо-
жет быть, необходимым правом». Влозднейших изданиях, в том числе в анг-
лийском переводе, оно уже характеризовалось как «излишнее». Беккариа осо-
бенно ужасало, что право собственности дает землевладельцам право срубать
деревья на своей земле. По-видимому, именно это и изменило его отноше-
ние. (Marcello Т. Maestro, Cesare Beccaria and the Origins of the Penal Reform
(Philadelphia: Temple Univ. Press, 1973), 91).
Бентам И. Основные начала гражданского кодекса / / Бентам И. Избранные
сочинения. Т. 1. СПб.: Русская книжная торговля, 1867 С. 340.
Маршалл А. Основы экономической науки. М.: Эксмо, 2007 С. 712 сн.
140
Часть IV От священного до нечестивого
считали священной все, и даже Бентам. Благоговение очень быс-
тро переросло в неуважение.
Опыт Уильяма Пейли, архидиакона Карлайлского и автора
«Доказательства истинности христианства», позволяет понять
уважение к собственности во времена Адама Смита. Его сочи-
нение «Принципы нравственной и политической философии»
(1785), которое позднее использовалось в Кембридже в качест-
ве учебника, включает четыре короткие главы о собственности23.
Особый интерес представляет первая. Она предлагает читателю
представить стаю голубей на пшеничном поле, причем 99 голу-
бей собрали все зерна и отдали их в полное распоряжение одно-
го — «самого слабого и, возможно, худшего голубя в стае». Этот
привилегированный голубь обжирается бесцельно, а остальные
перебиваются мякиной. Если один из 99, «более отчаянный и го-
лодный, чем остальные», возьмет себе хоть зерно из собранной
кучи, все остальные разорвут его на куски.
Пейли добавляет, что это аллегория на то, что происходит в че-
ловеческом обществе. 99 рабочих накапливают «кучу излишеств
для одного, и этот один зачастую является самым ничтожным
и худшим из всех». 99 видят, сколь расточительно потребляются
плоды их труда, но если один из них возьмет себе хоть крупин-
ку из имущества богача, другие набросятся на него и «повесят за
воровство».
В этом месте начинался шепот о подрыве основ. Но Пейли
с большой ловкостью выводил отсюда мораль, поддерживавшую
статус-кво. Насколько же велики выгоды института, если ему не
вредят эти «парадоксальные и неестественные» черты! И он при-
нимался за перечисление. В отсутствие собственности ничему не
дадут созреть: хлеб скосят недозрелым, а ягненку не дадут стать
взрослой овцой, потому что «первый же встречный рассудит, что
лучше он потребит их в том виде, как есть, чем оставит другому».
Собственность предотвращает распри, потому что там, где бла-
га редки, но «нет правил, как их делить», неизбежны раздоры
и беспорядки. И она делает жизнь удобнее, облегчая обмен того,
что мы производим, на то, что нам нужно от других. Потому что
«обмен предполагает собственность».
Пейли делает вывод, что «в странах, где торжествуют собствен-
ность и то, что она приносит, даже самые бедные и малообеспе-
ченные» лучше снабжены едой, одеждой, жильем и всем необхо-
димым, «чем живущие в местах, где большинство вещей остаются
общими». Тем не менее в начале 1785 года епископ Эльфинский
23 William Paley, The Principles of Moral and Political Philosophy (London: R.
Faulder, 1785), book 3, chaps. 1—4.
Глава 7 Недосмотр экономистов
141
предупредил его: «Пейли, эту историю с голубями вам не простят.
Она может помешать вам стать епископом».
«Что ж, — сказал Пейли (по сообщению его сына), — епископ
или не епископ, но она останется». И она осталась. Ее автор полу-
чил известность как «голубь» Пейли, так и не став епископом24.
Пожалуй, самым важным из связанных с собственностью воп-
росов был майорат, запрет на отчуждение унаследованных поме-
стий. Наследники не имели права продать поместье или его часть.
Обычно они, в свой черед, включали в свое завещание такой же
запрет. Майорат нужно отличать от права первородства, пред-
ставляющего собой феодальный обычай (не закрепленный в за-
коне) передавать поместье целиком старшему сыну. Ограничения
майората превратились в помеху, потому что они препятствовали
экономическому развитию. Майорат давал его первоначальному
собственнику гарантию того, что наследник не сможет проиграть
поместье или обменять его на ничего не стоящие акции «Компа-
нии Южных морей». Но неблагоприятные последствия запрета
на отчуждения поместья обычно сказывались спустя долгое время
после смерти первоначального владельца. Наследники зачастую
превращались в своего рода смотрителей имения, и все большие
площади земли оказывались «изъятыми из делового оборота»,
как сформулировал в своем трактате о собственности лорд Кеймс.
«Земельная собственность, одно из величайших благ жизни, пре-
вращалась, таким образом, в проклятие»25
В трактате, впервые опубликованном в 1758 году, который
иногда не совсем правильно именуют «историей» (его объем
67 страниц), Кеймс пишет преимущественно о вопросах на-
следования. Он объясняет происхождение майората желани-
ем владельца навечно сохранить в семье свое поместье и память
о себе: «Увы! Его ждет смерть, а все радости жизни достанутся
другим. Чтобы приукрасить мрачную перспективу, он состав-
ляет завещание и лишает движения летучую собственность, за-
крепляя свое поместье за бесчисленными поколениями тех, кто
будет носить его имя; его имение и его наследники вечно будут
носителями его имени; все нацелено на увековечение его имени
и его богатства».
В Англии майорат был закреплен законодательным актом,
и майораты тут же начали «плодиться как грибы, — отмечает
Кеймс, — но, когда они стали мешать, их ликвидировали властью
судей, не прибегая к законодательному акту». Во времена Кеймса
это средство оставалось недоступным только в Шотландии. Поэ-
24 Edmund Paley, An Account of the Life and Writings of Willi m Paley (1825;
reprint; Farnborough: Gregg, 1970), 153.
Henry Homes, Lord Kames, Historical Law Tracts, 3rd ed. (Edinburgh: J. Bell
andW Creech, 1776), 153.
142
Часть IV От священного до нечестивого
тому там «мертвый запас» майоратной собственности с каждым
днем продолжал расти, «и если британские законодатели не вме-
шаются, — писал Кеймс, — недалек день, когда все здешние земли
окажутся под замком ».
В Англии времен Адама Смита, как свидетельствует озабочен -
ность вопросом майората, проблемой являлась чрезмерная защи-
щенность собственности: использование майоратной собствен-
ности было ограничено во имя ее сохранности. Критику Кеймса
изучал Томас Джефферсон, внесший в законодательное собрание
Виргинии билль об упразднении майората. В своей «Автобиогра-
фии» Джефферсон пишет, что майорат возвысил ряд семей, кото-
рые, «пользуясь узаконенными привилегиями в сохранении свое-
го богатства, образовали некий патрицианский орден»26 Майорат
критиковал Адам Смит, а позднее и Карл Маркс — редкий случай
согласия между ними*
Годвин против Мальтуса
Первый выстрел в войне против собственности мы слышим лишь
когда добираемся до любопытной фигуры Уильяма Годвина, тес-
тя поэта Шелли. Его главная работа, «Исследование о полити-
ческой справедливости» (^Enquiry Concerning Political Justice,
1793), в свое время была популярна и привлекла внимание Коль-
риджа и Вордсворта. В краткий период своей славы он «блистал,
как солнце на небосводе репутаций», согласно писателю Уильяму
Хэзлитту. «Ни одна работа в наши дни не нанесла такого удара
по философскому сознанию страны». Было время, когда в срав-
нении с ним Тома Пейна считали «шутом гороховым, Пейли —
старой бабой, Эдмунда Бёрка — вульгарным софистом»27
Главной идеей его работы была безграничность способности
человека к совершенствованию. Он имел в виду «прогрессивную
26 Джефферсон Т. Автобиография // Джефферсон Т. Автобиография. Заметки
о штате Виргиния. Л.: Наука, 1990. С. 46.
В 1841 году Маркс писал: «Нет, это наложение оков на земельную собственность
непосредственно работает на революцию. Когда лучшие земли закреплены за от-
дельными семьями и оказываются недоступными для всех других граждан, разве
это не прямой вызов народу? Разве право первородства не опирается на пред-
ставление о собственности, которое давно уже перестало соответствовать нашим
идеям? Как если бы одно поколение имело абсолютное право распорядиться
собственностью всех будущих поколений... как если бы свобода собственности не
оказывалась разрушенной тем, что все потомки оказываются лишены этой самой
свободы». Маркса мало интересовала свобода собственности, но его обвинения
против майората попали в цель» (Karl Marx, Frederick Engels, Collected Works
(London: Lawrence & Wishart, 1975) 2: 147).
Peter H. Marshall, William Godwin (New Haven: Yale Univ. Press, 1984), 1.
Глава 7 Недосмотр экономистов
143
природу человека» в его «тяготении к добродетели» и к совер-
шенствованию социальных институтов. В XIX веке эта идея была
неразрывно связана с представлениями о собственности. В ко-
нечном счете, размышлял Годвин, человеческий прогресс сможет
одержать победу даже над смертью. Немалая часть «Политиче-
ской справедливости» наполнена яростной критикой «существу-
ющих институтов собственности»28
Его работа побудила Мальтуса написать знаменитый ответ —
«Опыт о законе народонаселения». В следующие четверть века
Годвин и Мальтус спорили о том, приведет ли рост населения к ос-
тановке человеческого прогресса. Историкам экономики этот спор
хорошо известен, но разногласия Годвина и Мальтуса по вопросу
о собственности по большей части остались в тени. Ирония в том,
что Годвин был ближе к истине в вопросе о росте населения, кото-
рый ассоциируют с именем Мальтуса, а Мальтус был прав в воп-
росе о собственности, с которым его имя вообще не связывают.
Годвин восхищался Руссо, в особенности его нападками
на собственность, и разделял его веру в могущество образования.
При этом именно Годвин оказался настоящим предтечей будущих
революционных идей. Руссо был зачарован мечтой об Эдеме пер-
вобытной невинности, а Годвин грезил об Утопии человеческого
совершенства. По словам историка Лесли Стивена, он, упрямо
игнорируя «все неудобные факты», завороженно ждал «скорого
открытия Нового Иерусалима — честного и во всем совершенно-
го». Впрочем, в ходе написания книги Годвин стал атеистом29
«Политическая справедливость» была опубликована в период
растущей озабоченности распространением революционных идей.
За несколько дней до ее выхода в свет в Париже был обезглавлен
Людовик XVI, а через десять дней Франция объявила войну Анг-
лии. В ноябре 1792 года был основан Союз за сохранение свободы
и собственности от республиканцев и левеллеров, что, по мнению
Годвина, было началом «владычества деспотизма» в Англии. То-
маса Пейна обвинили в предательстве и подрывной пропаганде,
и он сбежал во Францию. В Лондоне распространялись листовки,
в которых реформаторов, подобных Годвину, обвиняли в преда-
тельстве.
Именно в это время Уильям Пейли опубликовал эссе «Причи-
ны быть довольным» (Reasons for Contentment). В нем он уго-
варивал «трудящуюся часть публики» быть довольной своей уча-
стью. Как в театре люди смотрят на сцену, а не на зрителей, так
и в жизни нужно остерегаться «волнений, вызываемых завистью
28 William Godwin, Enquiry Concerning Political Justice, 3rd ed. (1798), ed. F. E.
L. Priestley (Toronto: Univ, of Toronto Press, 1946), 1:11.
Leslie Stephen, History of English Thought in the Eighteen Century, 3rded. (New
York: P. Smith, 1949), 2: 264.
144
Часть IV От священного до нечестивого
и недовольством». А это непременно случается с теми, кто дела-
ет ошибку и начинает сравнивать себя с людьми «другого ранга
и положения в обществе». «Голубь» Пейли воспользовался воз-
можностью подчеркнуть свои здравые идеи о собственности. За-
коны, которые отдают во владение одному человеку огромные
имения, напоминал он, — это те же самые законы, что защищают
бедняков. «Неизменные правила собственности установлены как
для одного, так и для другого, и неизвестно заранее, кого и как они
затронут». Его могли бы обвинить в том, что он заботится только
о собственных интересах, но он отмечает то важное и обычно иг-
норируемое обстоятельство, что беспристрастная защита собст-
венности особенно полезна тем, кто небогат.
«Не бедному человеку брюзжать о последствиях законов и пра-
вил, которые доставляют ему пользу каждый час его существова-
ния, которые защищают его жилище, его хлеб, его жизнь; без ко-
торых он, подобно любому богачу, не мог бы ни спокойно есть,
ни в безопасности отходить ко сну. Из них двоих скорее бедному
следовало бы стоять за законы, чем богатому, потому что законы
защищают слабого от сильного, смиренного от могущественного,
малого от великого; а слабые и сильные, смиренные и могущест-
венные, малые и великие будут даже там, где нет никаких зако-
нов»30
Особенно там, где нет никаких законов.
Для Годвина это был не аргумент, а обвинения в подстре-
кательстве к мятежу, по-видимому, лишь воспламенили его.
Он переписал предисловие и вставил туда заявление, что монар-
хия — «неизбежно коррумпированная форма правления». Он,
однако, избежал кары за это. Говорят, Уильям Питт-младший
заметил на заседании Тайного совета, что «книга за три гинеи не
вызовет беспорядков среди тех, у кого нет лишних трех шиллин-
гов». Нов 1790-е годы она выдержала два издания, а в 1842-м
еще одно. В год смерти Годвина (1836) журнал Gentleman’s
Magazine сообщил, что «Политическая справедливость» стала
настолько популярна, что «самые бедные мастеровые собирают
деньги по подписке на ее покупку», благодаря чему она «букваль-
но уничтожает в народе дух довольства»31
Часто говорят, что Годвин был либертарианцем или анархи-
стом, потому что его идеалом было минимальное правительство
либо отсутствие правительства. Впрочем, его книга относится
к жанру утопий. Он яростно поносил брак как «систему обмана»
и «самую гнусную из всех монополий» и, разумеется, религию.
30 William Paley, Reasons for Contentment (Dublin: J. Milliken, 1793), 5 — 6.
H. S. Salt, Introduction to Godwin fs "Political Justice ” A Reprint of the Essays
on Property (1 890; reprint; Michigan Scholarly Press).
Глава 7 Недосмотр экономистов
145
Когда мир станет более совершенным, мечтал он, «не будет войн,
преступлений, так называемого отправления правосудия и ни-
какого правительства. ...Каждый будет с невыразимым пылом
стремиться к благу для всех»32. Его ненависть к собственности не
знала границ. Она создает «чувство зависимости», несет с собой
«дух лакейства и раболепства» и «зрелище несправедливости».
Она толкает богатых к «показной роскоши» и «возбуждает в зри-
телях жажду обогащения». Она душит гениев, иссушает мысль,
замыкает кругозор человечества «погоней за корыстью», умножа-
ет подавление, холуйство, зависть, мошенничество, злобу, мсти-
тельность, честолюбие и «войну в ее самых страшных формах».
Кому и что должно принадлежать по справедливости? «То-
му, кому это больше нужно». Каравай хлеба, например, должен
принадлежать голодному. А поскольку всем нам нужно не только
пропитание, все мы легко можем поделиться предметами рос-
коши. Равенство — лучшая форма распределения. Преступность
исчезнет, потому что только «острое жало нужды» толкает че-
ловека на грабеж; зависть и эгоизм отомрут. Поскольку каждый
сможет рассчитывать на равную долю общего богатства, ему боль-
ше не придется охранять свою личную кладовку. Люди переста-
нут конкурировать, потому что не за что будет расталкивать друг
друга локтями. Тщеславие, хвастовство и амбиции — «порожде-
ние господствующей системы собственности» — уйдут навсегда.
Каждый из нас «в мыслях об общем благе забудет о своем личном
существовании».
Годвин отвергал тот довод, что уверенность в получении рав-
ной доли убьет мотивацию к труду. Разумеется, необходимой
предпосылкой является умственный и моральный прогресс. «Че-
ловечество добилось больших успехов в просвещении, — полагал’
он, — но еще недостаточно просвещено». План Годвина предус-
матривал резкое сокращение трудовых затрат: пожалуй, хватит
получаса работы в день для каждого. Не будет богачей, «жирею-
щих за счет труда остальных», никому не придется собирать нало-
ги, не останется «ни флота, ни армий, ни придворных, ни лакеев».
Никто не будет управлять «сложным правительственным меха-
низмом». Перед нами истоки веры Маркса в то, что при комму-
низме государство отомрет.
В «обществе равенства», мечтал Годвин, любовь к отличиям
переродится ветрах «быть обвиненным в праздности», — аргу-
мент, который позднее использует Милль. Стоит достичь равен-
ства, и исчезнет опасность нового впадения в ересь. Если кому-
нибудь доведется «бесполезно потребить» нечто, что полезнее
для другого, он испытает то же «состояние отвращения», какое
32 Godwin, Political justice, 2: 528.
146
Часть IV. От священного до нечестивого
вызывает в нас убийство. Мы будем стремиться только к «знанию
истины». Люди забудут о насилии, замки и запоры выйдут из упо-
требления, брак будет упразднен, а место «любви к отдельным
людям» займет «любовь к человеку»33
Двумя годами позже появилась аналогичная работа под назва-
нием «Эскиз исторической картины прогресса человеческого ра-
зума» маркиза де Кондорсе — большого оптимиста, судя по тому,
что эту работу он написал в ожидании казни за несогласие с Ро-
беспьером. Кондорсе верил, что разворачиваются естественные
стадии прогресса человечества и что десятая и последняя стадия,
в которую ему посчастливилось жить, станет переходом ко все-
общему миру и изобилию: скоро уже исчезнут все различия по-
лов и неравных богатств. Но он умер в тюрьме в 1794 году вскоре
после написания этой работы.
Среди тех, кто прочитал Годвина и заинтересовался его опти-
мистическими идеями, был отец Мальтуса, Дэниел. В 1766 году,
когда его сыну Роберту было три года, в их доме гостили два зна-
менитых человека — не кто иные, как Давид Юм и Руссо. «Можно
предположить, что с поцелуем они передали ребенку всевозмож-
ные интеллектуальные дарования», — писал Мейнард Кейнс34.
Томас Роберт Мальтус изучал математику в Кембридже и стал
викарием. Но он не унаследовал прогрессивных взглядов своего
отца. Первое издание его самой знаменитой книги было опуб-
ликовано в 1798 году: «Опыт закона о народонаселении в связи
с будущим совершенствованием общества».
Годвин сам раньше доказывал, что неравенство в собственности
держит население на уровне простого выживания. «Территори-
альная монополия» ограничивает производство, полагал Годвин.
«Можно считать, что утвердившаяся система собственности уби-
вает часть наших детей прямо в колыбели». В конце концов, отде-
льная семья нуждается только в определенном количестве средств
к существованию. Если позволено монополизировать тысячи акров
и возможно завести на них непроизводительные лес или луга, их не
удастся использовать для производства продовольствия. Это огра-
ничит производство продовольствия, а с ним и численность населе-
ния. Это, в свою очередь, уменьшает общее число живущих людей
и, соответственно, общую сумму человеческого счастья.
Мальтус ответил, что отвращение Годвина к собственности
подрывает его же мечту о совершенствовании. Потому что если
не будет «установленного управления собственностью, каждому
придется охранять свои скромные запасы». Восторжествует эго-
Зо Н. S. Salt, Godwin’s “PoliticalJustice”
34 John Maynard Keynes, Essays and Sketches in Biography (New York: Meridian
Books, 1956), 12-14.
Глава 7 Недосмотр экономистов
147
изм, «разногласиям не будет конца». Каждый будет заботиться
только о собственном выживании. В этом Мальтус был прав, и его
довода достаточно, чтобы сокрушить предложенный Годвином
план улучшения человечества. Но тут Мальтус перешел к свое-
му знаменитому утверждению, что численность населения растет
в геометрической прогрессии, а производство продовольствия —
только в арифметической, так что первая величина неизбежно
станет больше второй. Только после этого он объявил о победе над
Годвином: при любой форме собственности, заявил Мальтус, род
человеческий лишен всякой возможности стать более совершен-
ным, потому что проблема нехватки продовольствия математи-
чески обрекает его на вечные невзгоды и пороки35
Весьма любопытно, что в своей «Политической справедливо-
сти» Годвин уже объявил аргумент о возможной нехватке про-
довольствия, который выдвигался и до Мальтуса, необоснованно
пессимистическим. Мы не знаем, что нам сулит будущее, сказал
Годвин. Предвидеть, что рост населения обгонит рост производ-
ства продовольствия, это значит «заглядывать слишком далеко
в будущее». Три четверти земной суши еще не вовлечены в обра-
ботку, а обрабатываемые земли могут быть улучшены — мы даже
не знаем еще, каким образом. «Возможно, пройдут неисчислимые
столетия, и население будет расти, а земли все же будет достаточ-
но для жизни ее обитателей. ...Кто может сказать, какие средства
найдутся для преодоления столь отдаленных неприятностей? »
Если опустить гиперболу о «неисчислимых столетиях», все,
сказанное Годвином, звучит вполне разумно и спустя двести лет.
Но Мальтус использовал для ответа впечатляющий язык матема-
тики, внушавший благоговейный трепет его современникам (да
и многим из наших). Годвина это поставило в тупик, а Мальтус,
казалось, знал, о чем говорит, когда предсказал, что «закон народо-
населения» разрушит систему Годвина «всего лишь за 30 лет»36 *
35 Malthus, Works, 1: 65.
Malthus, Works, 6: 249—250.
Лучшую критику мальтузианства дал экономист Эдвин Кэннан, который от-
метил, что данные переписи посрамили выкладки Мальтуса еще при его жиз-
ни. В тот период численность населения Англии увеличивалась быстрее, чем
в геометрической прогрессии. К 1830 году должно было быть около 1 млн (из
всего лишь 14 млн) «совершенно необеспеченных», если использовать лекси-
ку и логику Мальтуса. Но продовольствия хватало на всех. Мальтус ошибочно
отождествил геометрический рост с удвоением каждые 25 лет. Коэффициент
геометрической прогрессии может быть меньше двух, а время удвоения может
быть больше 25 лет. Через тридцать лет оказался посрамлен именно Мальтус,
а не Годвин. Но будь принято его предложение об отмене собственности, идеи
Годвина привели бы к катастрофе быстрее, чем за 30 лет. См.: Edwin Cannan,
A History of the Theories of Population and Distribution, 3rd ed. (London:
P S. King, 1917), 140-143.
148
Часть IV От священного до нечестивого
Позицию Годвина пошатнули его нападки наличности оп-
понентов, а также утопичность и резкость его идей. Сначала от
них леденела кровь в жилах, а потом они стали казаться просто
скучными, эти, по словам Питера Маршалла, заклинания об «аб-
сурдности всех законов, о владычестве разума, безнравственности
сыновних обязанностей и бесчестии патриотизма». Что касается
его взглядов на собственность, они были не только экстремист-
скими, но к тому же их основательно опроверг Мальтус. Годвин,
опутанный долгами, умер в 1836 году. Мальтус умер двумя го-
дами ранее.
Неслучайная фантазия
После наполеоновских войн англичанам стало ясно, что собст-
венность больше не находится вне критики. В опубликованной
в 1825 году книге Д. Р Мак-Куллоха было 12 страниц в ее за-
щиту. Право собственности, писал он, — это то самое «основа-
ние, на котором покоятся все другие институты общества». Если
бы она не имела общественных гарантий, люди видели бы друг
в друге врагов, а не друзей. Непредусмотрительные всегда хотят
захватить богатство усердных, и если бы их не сдерживал закон,
они бы, «создав чувство незащищенности, положили конец про-
изводству и накоплению и довели бы все классы до своего уровня
безнадежной нищеты»37
Мальтус сумел углубиться в предмет чуть дальше современных
ему экономистов, потому, скорее всего, что его побудил заду-
маться об этом спор с Годвином. Он вернулся к предмету в эссе
о народонаселении, написанном для Британской энциклопедии,
которое включает лучший, пожалуй, для своего времени аргу-
мент в пользу собственности. К тому времени он уже прочитал
памфлет Роберта Оуэна «Новый взгляд на общество, или Опыты
о формировании характера» (1813), призывавший к уничтоже-
нию частной собственности. Оуэн верил, что это приведет к об-
ществу, более нравственному и более производительному, чем
существующее. Очевидно, что враждебность к собственности не
была преходящей случайной фантазией или плодом личной экс-
центричности Годвина. Ключевой пассаж Мальтуса был написан
в прямой полемике с Годвином и Оуэном.
Чистое «визионерство», рассуждал Мальтус, предполагать,
что какой-либо стимул, более слабый, чем желание обеспечить
себя и свою семью, способен воздействовать на общество в це-
37 John R.M. McCulloch, Principles of Political Economy, 4th ed. (Edinburgh: Adam
and Charles Black, 1849), 79 — 90.
Глава 7 Недосмотр экономистов
149
лом «с силой и постоянством, достаточными, чтобы преодолеть
природную леность человечества». Все известные истории по-
пытки «положиться на принцип общественной собственности»
либо были незначительными, либо окончились полным крахом.
Все достижения современного образования пока еще несущест-
венно изменили человека. Следовательно, можно уверенно за-
ключить, что «пока физическая и нравственная конституция че-
ловека остается такой же, какой мы ее наблюдаем в настоящем,
ничто другое, кроме системы частной собственности, не имеет ни
малейшего шанса обеспечить средствами к существованию столь
большое и растущее население, какое в настоящее время имеется
во многих странах»38.
Мальтус оговорил условие: пока у человека сохраняется та же
моральная конституция. Он поманил лучом надежды, что ее мож-
но изменить. Именно в это начинало верить все больше и больше
мыслителей.
зв
Malthus, Works, 4: 199.
Глава 8
МИЛЛЬ, МАРКС И МАРШАЛЛ
Джон Стюарт Милль интересен тем, что стал первым видным эко-
номистом, включившим в свой трактат под названием «Прин-
ципы политической экономии» (1848) подробный разбор воп-
роса о собственности. К сожалению, две эти главы он разместил
не совсем верно — в начале книги II, тогда как логичнее было бы
их разместить в книге I. Делая это, Милль руководствовался не-
которыми экономическими концепциями, от которых с тех пор
отказались. Тогда больше, чем сегодня, верили в то, что полит-
экономия подчинена «законам». При этом имелись в виду науч-
ные законы, а не те, которые принимают суды и законодательные
собрания. В XIX веке экономисты пытались подражать Ньютону,
а не Юстиниану или Блэкстону.
Их чрезвычайно интриговало следующее обстоятельство: об-
щество состоит из людей трех классов — землевладельцев, капита-
листов и рабочих — которые вкладывают в дело соответствующие
«факторы производства»: землю, капитал и труд. Возникает ин-
тересная возможность. Нельзя ли предположить, что экономика
«возвращает», или распределяет определенную фиксированную
долю дохода каждому из этих трех классов, соответственно в виде
ренты, процента и заработной платы?
«Определить законы, которые управляют этим распределени-
ем, — писал в 1817 году Давид Рикардо, — главная задача политиче-
ской экономии »1 Смит, Сэй и Тюрго внесли свой полезный вклад, но
(добавил Рикардо) мало что сказали о «естественном течении» этих
потоков дохода. Интерес к этому проявлял и Маркс. В предисловии
к первому изданию «Капитала» он объявил своей целью «открытие
экономического закона движения современного общества»2
Так начался длительный и (более или менее) бесплодный по-
иск экономических законов. Те законы, что один за другим объ-
являлись таковыми, скорее вводили в заблуждение, чем были по-
лезны. Теорию «естественной» отдачи факторов производства
подтвердить не удалось. «Железный закон заработной платы»,
который в силу конкуренции держит рабочих на уровне полуго-
лодного существования, оказался ошибкой. Связанный с ним за-
кон народонаселения, которое всегда умножается быстрее, чем
производство продовольствия, был выводом из эмпирически не
1 Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. М.: Экс -
мо, 2007 С. 79.
Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 10.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл 151
подтвержденных фактов. Предложенный Рикардо закон рен-
ты, бесконечно растущей в условиях фиксированного количества
земли и постоянно растущего населения, формально верен, если
предположить, что остальные переменные остаются постоянны-
ми. Но так никогда не бывает, и «закон» не обернулся бесконеч-
но растущим доходом землевладельцев, чего опасался Рикардо.
В XX веке, несмотря на быстрый рост населения, доля природных
ресурсов (то, чтов экономическом дискурсе называется «земля»)
в стоимости производимых благ понизилась.
Трудовая теория ценности (представление, что ценность любой
продукции пропорциональна средней продолжительного рабоче-
го времени, необходимого для ее производства) тоже оказалась
ошибочной. Более адекватное понимание ценности как соотно-
шения между спросом и предложением появилось только к концу
XIX века. Интересно, что Джордж Бернард Шоу обнаружил клю-
чевую ошибку марксовой теории стоимости еще до публикации
третьего тома «Капитала» — в 1880-е годы. Если некий капи-
талист имеет возможность экспроприировать прибавочную цен-
ность, по справедливости принадлежащую рабочим, писал Шоу,
то его конкурент, «действующий в соответствии с теми же прин-
ципами», «для привлечения клиентов удовлетворится {меньшей}
прибылью». Конкуренция сведет к нулю неправедную прибыль
первого капиталиста. Капиталисты подчинены конкуренции в той
же степени, что и рабочие. «Ответа на критику не последова-
ло», — замечает Джордж Стиглер3
Дело в том, что Милль был убежден, будто истинность эконо-
мических законов в принципе уже доказана (пусть даже некоторые
детали еще нуждаются в уточнении). « Законы и условия производ-
ства богатства имеют характер истин, свойственных естественным
наукам, — писал он в «Основах». — В них нет ничего, зависящего
от воли, ничего такого, что можно было бы изменить». В качестве
иллюстрации (весьма бледной) он указывает, что «удвоенное ко-
личество труда не взрастит на данной площади урожай в удвоенном
количестве»4. (Это был закон убывающей отдачи.) Милль утверж-
дал, что человеческая воля не в силах изменить эти законы.
«Принципы» Милля были влиятельной книгой, которую во
второй половине XIX века читала вся образованная публика.
Милль включил собственность в категорию распределения, а не
производства, полагая, что производство уже «упорядочено»
упомянутыми выше законами. Таким образом обеспечивалось
предложение благ, или так казалось Миллю. Менее позитивные
J George Stigler, The Essence of Stigler (Stanford: Hoover Institution Press, 1986),
290.
Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями
к социальной философии. М.: Эксмо, 2007 С. 269.
152
Часть IV От священного до нечестивого
законы, принимаемые mere законодателями, не имеют значения
для предсказуемого действия научных законов. В отличие от это-
го распределение не подчиняется «железным» закономерностям
или необходимости. Сюда человеческий разум может свободно
вмешиваться и принимать правильные законы. В частности, он
может умерить суровость законов производства. «Как только ве-
щи появляются, — писал Милль, — люди, порознь или коллек-
тивно, могут поступать с ними, как им заблагорассудится. Они
могут отдать их в распоряжение кого угодно и на каких угодно
условиях». Распределение богатства, таким образом, «зависит от
законов и обычаев общества. Правила, которые определяют рас-
пределение богатства, таковы, какими их делают мнения и жела-
ния правящей части сообщества, и весьма различны в разные века
в разных странах»5 Короче говоря, Милль противопоставлял два
вида законов. Одни, научные, направляли производство. Другие,
человеческие, обеспечивали перераспределение.
Возможно, это была одна из самых влиятельных ошибок в ис-
тории экономической мысли. Законодательство в самом деле мо-
жет привести к перераспределению богатства. Ошибка Милля за-
ключалась в посылке, что производство подчиняется законам ино-
го рода. Это привело его к предположению, что производственный
механизм будет крутиться и после того, как законодатели отберут
продукцию для перераспределения, и что когда «вещи уже здесь»,
они и останутся здесь даже после того, как «общество» превратит-
ся в благотворительную корпорацию. Так же, как Кейнс спустя
сто лет, Милль верил, что экономический «механизм» действует
достаточно автономно и механически (при поддержании сово-
купного спроса, по мысли Кейнса).
В своей «Автобиографии» Милль заявил (и это было правдой),
что его новаторство, то есть разграничение между производством
и распределением, отличает «Принципы» от «всех предыдущих
изложений политической экономии, имевших хоть малейшую
претензию на научность». Он пошел на это «главным образом»
под влиянием своей жены и помощницы Харриет Тейлор. Она,
по его словам, «установила определенное разграничение между
законами производства богатства, которые в действительности
суть законы природы и зависят от существенных свойств предме-
тов, и средствами распределения богатства, при известных усло-
виях зависящими от человеческой воли. Обыкновенно экономи-
сты смешивают эти два вида законов под одним названием эко-
номических законов, которые никакое человеческое усилие, по их
мнению, не в состоянии уничтожить или изменить»6
5 Там же. С. 199, 200.
Милль Дж. С. Автобиография. М.: Книжное дело, 1896. С. 220.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
НЗ
Принято считать, что Милль был переходной фигурой. Его
учителя, в числе которых были его отец Джеймс Милль и Иеремия
Бентам, выросли в то время, когда частная собственность не под-
вергалась сомнению. Молодой Милль предвидел, хоть и не пол-
ностью, грядущие идеологические изменения. Он писал об «очень
ограниченной и временной ценности старой политической эконо-
мии, которая принимала частную собственность и законы о на-
следовании за неоспоримые факты»7 Старая гвардия, и в том
числе его учителя, совершила ошибку, попытавшись построить
«вечное сооружение из эфемерных материалов»; они приняли за
данность «неизменность царящих в обществе соглашений, мно-
гие из которых по природе своей изменчивы или развиваются».
Они ошибочно приняли существующие условия общества, в ко-
тором довелось жить автору, за «универсальную и абсолютную
истину»8
Все представления Милля о собственности проникнуты иде-
ей прогресса, великой господствующей идеей того времени.
Он был убежден, что является свидетелем нарастающих изме-
нений в «характере рода человеческого», а также в условиях
жизни. Общество менялось, а следом должны были прийти из-
менения в структуре морали и мышления9 В его мировоззре-
нии настоящее всегда нелицеприятно противостояло будущему.
С одной стороны, имелось «нынешнее несовершенное состоя-
ние нравственного и умственного развития», «нынешнее со-
стояние человеческого развития»10 с его «эгоистическим типом
характера», формирующимся существующими нормами мо-
рали и поощряемым «существующими общественными учреж-
дениями». С другой стороны, существовали яркие перспекти-
вы прогресса. В людских умах шло «стихийное воспитание»*,
так что невозможно было «относиться к будущему человечест-
ва иначе, чем с позиций оптимизма»## Людей в целом можно
было научить «считать общественный интерес своим личным
интересом »###
7 John Stuart Mill, Principles of Political Economy (1848); Mill, Collected Works,
ed. John Robson (Toronto: University of Toronto Press, 1963 — 1991), 2: 175.
Mill, “Essays on Economics and Society,” Collected Works, 4. 225.
Милль Дж. С. Система логики силлогистической и индуктивной. М., 1914. Кн.
VI. Гл. 10. §3.
10 Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями
к социальной философии. М.: Эксмо, 2007 С. 284, 285, 280.
У Милля: « But there is a spontaneous education goin on in the minds of multitude...
В русском переводе: «Однако воспитание многих людей происходит само со-
бой...» (Там же. С. 774.)
## Там же. С. 804
###Там же. С. 275.
154
Часть IV. От Священного до яНеетадого
Милль не был уверен в жизнеспособности коммунизма.
Он признавал неразрешимость вопроса, станет ли грядущее сви-
детелем «самых энергичных усилий» («к зависти других» эпох),
или энергия труда при коммунизме понизится. В общем, однако,
его оптимизм в отношении будущего соответствовал разочаро-
ванности в отношении к настоящему — «имеющемуся плохому
состоянию общества», «текущему состоянию общества со всеми
его страданиями и несправедливостями».
Размышляя об обществе без частной собственности, Милль
склонялся к общинной версии социализма во французском стиле,
то есть был последователем Шарля Фурье и Анри де Сен - Симона.
Он полагал, что о предложенных ими коммунах «нельзя сказать,
чтобы они были практически неосуществимы»11 Он признавал,
что знакомое возражение — «каждый постоянно будет стараться
увильнуть от положенной ему по справедливости доли труда» —
указывает на реальную проблему11 12. Но при этом он полагал, что то
же самое возражение применимо и к существующей системе. В лю -
бом случае, большинство трудящихся не получает всех плодов свое-
го труда, так каким же образом частная собственность мотивирует
их? Они работают не на себя, а за поденную или за фиксированную
плату. Рабочий частной фабрики заинтересован меньше, чем член
коммунистической ассоциации, полагал Милль, поскольку в по-
следней этот рабочий является партнером. В существующей сис-
теме даже функцию надзора за трудом осуществляют не собствен-
ники , а « получающие жалованье должностные лица »13 Зато на со -
циалистической ферме или «фабрике» люди будут работать «под
наблюдением не одного хозяина, а всего сообщества».
Он признавал, что «исходный принцип» коммунизма (равное
распределение) «приемлем при гораздо более высоком уровне
развития нравственного состояния человеческой природы», чем
то, что нам знакомо. Поэтому в отношении будущего нам следу-
ет оставаться агностиками14 15. Позднее в «Главах о социализме»,
написанных в 1869 году, он снова скажет, что в некоем будущем
«коммунистическое производство» может оказаться формой
собственности, наиболее отвечающей потребностям человечест-
ва. Вопрос оставался «открытым». Пока ясно было лишь то, что
для успеха коммунизма потребуется более высокий моральный
и интеллектуальный уровень «всех членов общества»13
Милль был осторожен и относительно последствий для граж-
данских свобод. «Остается выяснить», приведет ли коммунизм
11 Там же. С. 273.
Там же. С. 273—274.
13 Тамже. С. 274.
14 Тамже. С. 280.
15 Mill, “Chapters on Socialism,” Collected Works, 5: 746.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл ОДЗ
к ограничению личных свобод или, наоборот, допустит большую
степень индивидуализма16 Нет сомнений в том, на что он воз-
лагал надежды. Ограничения коммунизма будут свободой, со-
поставимой с нынешним состоянием большей части человечест-
ва. Любые ограничения свободы будут, несомненно, перекры-
ты «досугом, который, вероятно, будет продолжительным»17
Но идея принудительной экспроприации собственности была
Миллю отвратительна. Он последовательно придерживался той
позиции, что если существующую систему предстоит изменить,
то делать это следует на основе доброй воли. К концу его жиз-
ни о насильственном изменении строя заговорили вслух, а са-
мые напористые требовали немедленно завладеть всеми земля-
ми и капиталами страны, чтобы «сразу начать управлять ими
в интересах народа». По мнению Милля, подобные идеи были
и аморальны, и неосуществимы18
«Сама идея управлять всей промышленностью страны из еди-
ного центра столь очевидно химерична, что никто не отваживает-
ся предложить способ, как все это следует делать», — заявил он19
Если бы «революционным социалистам удалось достичь своей
ближайшей цели и действительно заполучить в свое распоряжение
всю собственность страны», у них остался бы только один прак-
тический выход — снова «поделить все на части». Здесь он вер-
но предвидел одну из главных трудностей, вставших перед руко-
водителями централизованно управляемых экономик в XX веке.
Экономическая жизнь слишком сложна и многогранна, чтобы,
руководя ею из одного центра, можно было добиться хотя бы ми-
нимальной эффективности.
В общем, он полагал, что жизнь делается более текучей и пе-
ременчивой, чем это казалось старшему поколению. Разумеется,
с учетом «достигнутого человечеством несовершенного уровня
нравственного развития» можно было рассчитывать, что «прин-
цип личной собственности» сохранится еще надолго20 Но когда
люди проявляют непоколебимое упрямство, общественные инс-
титуты поддаются и деформируются. Можно предположить, что
их реформирование станет стимулом для благоприятных измене-
ний человеческой природы. Социализм надвигался, его трудно-
сти были преувеличены, и казалось возможным, что он добьется
успеха.
16 Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями
к социальной философии. М.: Эксмо, 2007 С. 279.
Там же.
18 Mill, “Chapters on Socialism,” Collected Works, 5: 748.
Ibid.
20 Ibid., 5: 739, 750.
156
Часть IV От священного до нечестивого
Стратегия неизбежности
В многочисленных работах Милля нигде не упоминается имя
Карла Маркса. В 1850—1860-х годах они оба жили в Лондоне,
но Маркс, будучи на 12 лет моложе, был мало известен за пре-
делами кружка революционеров. Милль, человек с именем, воз-
можно, никогда и не слышал о нем. В конце жизни ему прислали
почтой марксистскую брошюру, но нет уверенности, что он с ней
ознакомился21 Однако очень похоже, что под влиянием своей
жены Харриет Милль находился под влиянием Маркса, сам того
не осознавая.
Разумеется, при Марксе атака на частную собственность стала
прямой и открытой: «Коммунисты могут выразить свою теорию
одним предложением: уничтожение частной собственности»22.
Приглушенные надежды и сомнения Милля меркнут на фоне этой
новой яростной атаки. Возникает интерес к аргументам Маркса.
Предвидел ли он те грандиозные трудности, которые неизбежно
возникнут после отмены частной собственности, сказал ли об этом
хоть слово? Нет. Его обсуждение собственности содержит очень
мало аргументов. Маркс не говорит, а вещает о неизбежности ее
ликвидации — такова его риторическая стратегия. Везде, за ис-
ключением туманных «Экономических и философских рукописей
1844 года», которые он написал в Париже в возрасте чуть больше
двадцати лет (на английском языке они не были опубликованы до
1960 года), его высказывания о собственности редки, отрывочны
и в целом разочаровывают. Он всегда понимал важность этого
предмета, понимал, что ликвидация частной собственности будет
сопровождаться конвульсиями и революцией, — но и только.
Маркс разочаровался в Пьере-Жозефе Прудоне, которо-
го можно было бы счесть его естественным союзником. Прудон
разделял враждебное отношение Маркса к собственности («соб-
ственность — это кража!»), но не доверял коммунизму (кото-
рый «приняв однообразие за закон и уравнение за равенство, ста-
новится несправедливым и тираническим»23). Уязвленный от-
казом Прудона, оказавшимся пророческим, Маркс пригвоздил
его внутренние противоречия: «...ввиду того, что “кража”, как
насильственное нарушение собственности, сама предполагает
собственность, Прудон запутался во всевозможных... умство-
ваниях...»24
21 Mill, “Additional Letters of John Stuart Mill,” Collected Works, 32: 220.
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Эн-
гельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 26.
Прудон П.-Ж. Что такое собственность? М.: Республика, 1998. С. 196.
24 Маркс К. О Прудоне (Письмо И.Б. Швейцеру от 24 января 1865 г.) // Маркс
К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 26.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
157
В отличие от своих предшественников, Маркс почти всег-
да к существительному «собственность» добавлял какое-нибудь
определение, обычно пренебрежительное: буржуазная, индиви-
дуальная, личная, частная, общая. Он видел в частной собствен-
ности отчуждающую силу, которая разъединяет людей, тогда как
им следовало объединяться. И, конечно же, он понимал собст-
венность скорее как следствие (этапа «исторического» развития),
чем как причину (экономического развития). Собственность была
для него всего лишь «юридической» фикцией, а не незаменимым
правовым отношением. В разные эпохи преобладали разные от-
ношения собственности: сначала античная, потом феодальная, и,
наконец, буржуазная собственность, но и она отойдет в прошлое.
Заблуждается тот, кто полагает, будто за этими мимолетными
тенями стоит какая-либо вещественная-реальность. «Сказанное
Марксом чаще всего сводилось к тому, что собственность исто-
рически обречена, — отмечает Джереми Уолдрон в книге «Пра-
во на частную собственность», — что она вот-вот отживет свое,
в конце концов не выдержит натиска и уступит место обществен-
ному контролю»25. В опубликованном посмертно третьем томе
«Капитала» Маркс пишет: «С точки зрения более высокой эко-
номической общественной формации частная собственность отде-
льных индивидуумов на землю покажется столь же абсурдной, как
частная собственность одного человека на другого человека»26
Он знал, что какая-то форма собственности необходима («то,
что не может быть ни производства, ни, соответственно, общества,
в котором собственность не существует ни в какой форме, — это
тавтология»27), но очень мало говорил о том, какая форма будет
преобладать в бесклассовом будущем. Маркс, несомненно, верил,
что непосредственной преемницей частной собственности станет
централизованно управляемая государственная собственность.
А это потребует «деспотического вмешательства в право собст-
венности и на условия буржуазного производства»28 В отличие от
Милля и «утопических» социалистов, марксисты были ориенти-
рованы именно на централизацию. К фурьеристам и их коммунам
Маркс относился с открытым презрением: «Они все еще мечтают
об осуществлении, путем опытов, своих общественных утопий, об
учреждении отдельных фаланстеров, об основании внутренних
колоний, об устройстве маленькой Икарии — карманного изда-
2о Jeremy Waldron, The Right to Private Property {Oxiord-. Clarendon Press, 1988),
427
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т 25. Ч. II. С. 337
David McLellan ed., Karl Marx: Selected Writings (Oxford: Oxford Univ. Press),
349.
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Эн-
гельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 446.
158
Часть IV От священного до нечестивого
ния нового Иерусалима, — и для сооружения всех этих воздуш-
ных замков вынуждены обращаться к филантропии буржуазных
сердец и кошельков»29 Он высмеивал этот «сентиментальный,
утопический, тупоголовый социализм»30 В «Манифесте Комму-
нистической партии» Маркс и Энгельс предвидят централизацию
кредита, средств связи и транспорта и всех «орудий производства
в руках государства»31
Маркс характерным для него образом не забивал голову забо-
тами о трудноразрешимых проблемах, которые возникнут в ре-
зультате ликвидации частной собственности. В «Манифесте Ком-
мунистической партии» он предостерегал о том, что «с уничто-
жением частной собственности прекратится всякая деятельность
и воцарится всеобщая леность» лишь для того, чтобы опроверг-
нуть самого себя аргументом, поразительно схожим с доводом из
«Принципов» Джона Стюарта Милля. Будь это правдой, писали
Маркс и Энгельс, «буржуазное общество должно было бы давно
погибнуть от лености, ибо здесь тот, кто трудится, ничего не при-
обретает, а тот, кто приобретает, не трудится». Они добавили:
«В вашем нынешнем обществе частная собственность уничтожена
для девяти десятых его членов»32.
Милль писал: «Те, кто настойчиво повторяют подобное возра-
жение [о лености], забывают о том, до какой огромной степени это
же затруднение существует при системе, на основе которой ныне
ведется девять десятых всего совершаемого в обществе труда».
Так он оценивал долю общества, которая не имела возможности
«пользоваться плодами собственных усилий», потому что их труд
«вознаграждается поденной платой или жалованьем определен-
ного размера»33.
Поразительно, что для иллюстрации своей критики част-
ной собственности они привели один и тот же аргумент и одно
ито же численное соотношение. Было ли это случайным сов-
падением? Обе работы опубликованы с разрывом в три меся-
ца: «Манифест» в январе, а «Принципы» в апреле 1848 года.
Но «Комментарии» Милля появились только в третьем издании
книги в 1852 году. К тому времени «Манифест» уже был опуб-
ликован на французском языке (1848) и на английском (1850).
Комментарии Милля вошли в главу «О собственности», которая
29 Там же. Гл. 3.
30 Karl Marx, The Poverty of Phylosophy (New York: International Publishers,
1963), 192.
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Эн-
гельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 446.
32 Там же.
Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями
к социальной философии. М.: Эксмо, 2007 С. 274.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
159
ч
для третьего издания была почти полностью переписана по на-
стоянию Харриет Тейлор.
«В первом издании вопрос о трудностях социализма был из-
ложен столь жестко, что сам тон указывал на его полное отрица-
ние, — объяснял позднее Милль в «Автобиографии» . — В следу-
ющие год или два мы посвятили много времени изучению лучших
социалистических авторов с континента». После того как «Прин-
ципы» вышли в свет, Милль и Тейлор провели некоторое время во
Франции, и в июле 1848 года она написала ему о заметке о Пру-
доне «в Daily News из Парижа». В том же письме она обругала
Давида Юма «негодяем» за его слова, что «попытка обобщест-
вления собственности — это прямое нарушение фундаментальных
законов общества»34.
Что касается влияния Тейлор на Милля, стоит лишь про-
честь его письмо, отправленное ей в феврале 1849 г., когда он
перерабатывал главу о собственности: «Вчера я отправил мо-
ей любезной результат переработки спорного отрывка. Пораз-
мыслив, я увидел, что возражение против коммунизма на том
основании, что он делает жизнь застойной, стоит, пожалуй,
ослабить...» И он переписал этот отрывок. Милль все еще по-
лагал, что коммунизм заслуживает определенной критики, но
добавил: «Но если ты так не думаешь, я, конечно же, не напе-
чатаю этого хотя бы по той причине, что уверен, что не должен
спорить с тобой по вопросу, который ты продумала до конца»35.
В любом случае, очень может быть, что как раз когда шел пере-
смотр главы о собственности, Тейлор во Франции познакоми-
лась с «Манифестом Коммунистической партии» и почерпнула
аргументы оттуда.
И последнее замечание об этом любопытном эпизоде: теперь
нам известно, что в первоначальном виде глава Милля о собст-
венности была куда более взвешенной. Но это было трудно об-
наружить до тех пор, пока Торонтский университет не издал
собрание сочинений Милля в 33 томах, причем интересующий
нас том, в котором в качестве приложения опубликована первая
версия этой главы, появился только в 1965 году. Тираж первого
(редкого) издания составил всего 1000 экземпляров. По-ви-
димому, многочисленные переиздания Милля, появлявшиеся
после 1852 года, содержали текст, обновленный по настоянию
Тейлор.
Таким образом, в работах Смита, Рикардо и других вопрос
о собственности выносился за пределы экономической науки.
34 Friedrich Hayek, ed., John Stuart Mill and Harriet Taylor: Their Correspondence
and Subsequent Marriage (London: Routledge & Kegan Paul, 1951), 126.
Ibid., 137
160
Часть IV От священного до нечестивого
В своем трактате Милль ввел собственность в научный оборот,
но отвел ей неверное место, поместив в раздел распределения.
Его замечания, противоречившие этому решению, были вычерк-
нуты из текста по требованию его жены и заменены аргументами,
близкими к «Манифесту Коммунистической партии», опублико-
ванному незадолго до выхода в свет его труда. Переработанный
текст публиковался после этого не менее 50 лет и оказал влияние
по меньшей мере на следующее поколение экономистов, тогда как
первоначальный текст был забыт.
Тем временем марксисты, начиная с «Манифеста», отбро-
сили как не заслуживающие обсуждения все проблемы, которые
неизбежны при разрушении одного из самых фундаменталь-
ных общественных институтов. Основатели коммунизма того
времени не предвидели никаких трудностей и не рассматривали
их, на что позднее обратил внимание кембриджский экономист
Альфред Маршалл, отмечавший, что социалисты «не изучают
доктрины, подвергающиеся их нападкам». Они удовлетворялись
широковещательными заявлениями об исторической необходи-
мости и едко высмеивали всякого, кому хватало смелости не со-
гласиться с ними.
Представляется, что идея прогресса низвела всю критику
и анализ до обычного педантизма. У Маркса эта идея обнару-
живается в теории исторического детерминизма. «Вся исто-
рия, — заявил он, разнося Прудона за неспособность вникнуть
в суть дела, — это не что иное, как постоянное преобразование
человеческой природы»36. Воздействие марксовой философии
истории в долгосрочной перспективе оказалось даже большим,
чем воздействие его взглядов на собственность. История раз-
вивается сама по себе, переходит из одной эпохи в другую, не
нуждаясь для этого ни в идеях, ни в общественных институтах,
а подчиняясь лишь логике экономических отношений. Капита-
листический класс, или буржуазия, покончил с феодализмом.
Настал их черед сразиться с пролетариатом. Результат был ис-
торически неизбежен.
Маркс не столько призывал к уничтожению частной собст-
венности или к победе пролетариата, сколько предсказывал
эти события. Проповедь была замаскирована под пророчест-
во. Но тогда нет смысла обсуждать трудности, которые могут
встретиться на пути к более совершенному будущему; это столь
же бессмысленно, как христианам или мусульманам спорить
о подробностях жизни в раю. Маркс провозглашал себя атеис-
том, но в своей готовности верить в прогресс как универсальную
36 Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4.
С. 147
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
161
закономерность, написал Бертран Рассел, он «придерживался
космического оптимизма, который может быть оправдан толь-
ко теистически»37
«Великий исход из теологии»
Наследником Джона Стюарта Милля в неофициальной дина-
стии экономистов стал Альфред Маршалл, профессор экономики
в Кембридже и учитель Кейнса. Его работа «Принципы эконо-
мической науки» была опубликована в 1890 году. В ней он при-
вел к современному виду название предмета. Вместо старомодной
«политической экономии» появилось нечто более техническое и,
когда возникла потребность, математическое: economics, эконо-
мическая теория или наука. Поиск непреложных научных зако-
нов, по общему признанию, оказался занятием неплодотворным.
Под влиянием Маршалла и его «маржиналистских» предшест-
венников экономическая наука превратилась в самодостаточ-
ную дедуктивную систему, став также более академичной. После
Маршалла экономические трактаты перестали быть чтением для
дилетантов, как это было с работами Милля. Появились кривые
спроса и предложения, а это чтение только для профессионалов.
Маршалл получил математическое образование, но проповедо-
вать любил почти как Маркс. Он был, как сказал Роберт Скидель-
ски, «продуктом тех имевших хорошие связи клерикальных семей,
потомки которых колонизировали интеллектуальную жизнь Анг-
лии». Он был «частью великого исхода из теологии»38
Собственность была отброшена, ее избегали, как если бы она
больше не имела отношения к делу. Это весьма неожиданно, по-
тому что частная собственность уже не принималась безогово-
рочно и ее нужно было защищать. Маршалл делает поразительное
заявление, что необходимость в частной собственности «без сом-
нения, идет не более глубоко, чем качества человеческой приро-
ды»39 Прежде экономисты совершали серьезную ошибку, когда
рассуждали так, будто «характер человека» следует рассматривать
как «фиксированную величину». Но это больше не принимается
в качестве истины: «Отчасти причина такого изменения точки
зрения экономистов состояла в том, что перемены в человече-
ской природе в течение последних пятидесяти лет происходили на-
столько быстро, что привлекали к себе внимание; частично причи-
37 Bertrand Russel, A History of Western Philosophy (New York: Simon & Schuster,
1945), 788-789.
38 Скидельски P Джон Мейнард Кейнс. 1883—1946. Экономист, философ, го-
сударственный деятель. М.: Московская школа политических исследований,
2005. С. 78.
Маршалл А. Основы экономической науки. М.: Эксмо, 2007 С. 664.
162
Часть IV От священного до нечестивого
на состояла в непосредственном воздействии отдельных авторов,
социалистов ит.д., а частично — в косвенном действии схожих
изменений в некоторых областях естественных наук»40
Маршалл имел в виду дарвинизм. После абзаца о физико-ма-
тематических науках он отмечает растущее восхищение теориями
и открытиями биологических наук, а также заметное изменение
тона моральных и исторических наук. Экономическая наука, до-
бавил он, не осталась в стороне и «с каждым годом все больше
внимания уделяла изменчивости человеческой природы и тому,
каким образом характер человека воздействует на преобладающие
методы производства, распределения богатства и сам подвергает-
ся их воздействию».
Частная собственность, некогда столь бесспорная, что не было
нужды упоминать о ней, становилась лишней: исчезла необходи-
мость сохранять ее. В любом случае, ею можно было пренебречь.
Под влиянием эволюции менялась природа человека. В своей
«Истории западной философии» Бертран Рассел подметил ин-
теллектуальное настроение того времени: «Все рассматривалось
как развивающееся»41 Сам Дарвин был очень осмотрителен и не
распространял биологическую эволюцию на развитие интеллек-
туальных и моральных особенностей человека. Но он споткнулся
в самом конце «Происхождения человека» (1871), когда напи-
сал об извинительной гордости человека, оказавшегося на самом
верху лестницы органического развития. «И то, что он на нее под-
нялся, вместо того чтобы быть поставленным здесь с самого на-
чала, может внушать надежду на еще более высокую участь в от-
даленном будущем»42.
Кейнсу принадлежит знаменитое высказывание, что в долго-
срочном периоде мы все мертвы, а позднее он приписал Маршал-
лу честь разграничения в экономическом анализе между кратко-
и долгосрочным периодом. Похоже, что у Маршалла сложилось
впечатление, будто время ускоряется. Более высокая участь че-
ловека, которую Дарвин провидел в отдаленном будущем, начи-
нала осуществляться на глазах: последние 50 лет принесли огром-
ные изменения. Благотворная сила толкала человечество вперед.
Вывод был ясен. Если прогресс продолжится, то необходимость
в частной собственности исчезнет совсем.
Идея прогресса, писал Д. В. Бьюри в книге с этим названием,
в 1870—1880-х годах превращалась во всеобщий символ веры.
С 1880 по 1920 год появилось множество книг по общественным
наукам, в которых некий неопределенный прогресс «принимал-
40 Там же. С. 716.
Рассел Б. История западной философии. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С. 891.
Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор / / Дарвин Ч. Сочинения.
Т 5. М.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 656.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
(
163
ся как аксиома». Эта идея принесла с собой веру в то, что буду-
щие поколения «будут наслаждаться счастьем, недоступным для
нас, которое станет возможным благодаря нашему труду и нашим
страданиям»43
Идея прогресса ненароком внедрилась в «Принципы» Мар-
шалла, но историки идей не заметили иронии ситуации. Обыч-
но предполагается, что перенесение логики дарвинизма на об-
ласть общественной жизни — социал-дарвинизм — не только
научно необоснованно, но и стало причиной таких пагубных яв-
лений, как laissez faire. Герберт Спенсер, выражение которого
«выживание наиболее приспособленных» Дарвин использовал
в «Происхождении видов» как «удобное» обозначение принци-
па естественного отбора, действительно использовал биологиче-
ские аргументы в надежде предотвратить вмешательство госу-
дарства в экономическую жизнь. Его попытка не удалась. Между
тем Маршалл и другие истолковали дарвинизм как провозвестие
не либертарианского, а коллективистского будущего. «Борьба за
существование приводит в конечном итоге к выживанию народов,
у которых индивидуум обладает наибольшей готовностью к са-
мопожертвованию ради пользы тех, кто его окружает», — писал
Маршалл44. Это те группы, которые лучше приспособлены к кол-
лективному использованию среды своего обитания. Когда на сце-
ну выходит «сознательное» и, следовательно, «нравственное» са-
мопожертвование, оно получает развитие под «дальновидным
руководством» «пророков, священнослужителей и законодате-
лей» и насаждается «притчами и легендами». Группы, у кото-
рых эти качества развиты больше, при прочих равных услови-
ях могут «оказаться сильнее других в войнах, в борьбе с голодом
и болезнями». Таким образом, они одержат победу в борьбе за
существование. (В 1960-е годы теоретики использовали истории
о групповом отборе для обоснования аргумента в пользу разви-
тия альтруизма.)
В будущем «коллективистские инстинкты людей, их чувство
долга и общественное сознание» будут развиты сильнее. Заметим,
что Маршалл предусматривает участие законодателей, которые
будут «дальновидно руководить» этим развитием. Когда он пи-
сал этот труд, новые законодательные инициативы, наделявшие
профсоюзы привилегиями, начинали подрывать собственность
и договоры. Примерно в то самое время при поддержке Герберта
Спенсера была основана Лига защиты свободы и собственности,
43 J. В. Bury, The Idea of Progress (1932 ; reprint; New York: Dover Publications,
1955), 346—348.
44 Маршалл А. Основы экономической науки. M.: Эксмо, 2007 С. 268.
164
Часть IV От священного до нечестивого
чтобы противостоять этим тенденциям. Но остановить наступле-
ние социализма не удалось.
Джон Оффер полагает, что учение о прогрессивных изменени-
ях было «мирским компенсаторным симулякром того, чем было
Провидение для викторианцев, утративших веру в Бога»45 По-
терявшие веру в загробную жизнь утешились надеждой на свет-
лое будущее в этой. Подобно многим другим Беатриса Поттер
страдала от сомнений и разуверилась в христианстве. На какое-
то время место веры в ее сознании заняли «Главные принципы»
Спенсера. В соответствии с его философией почти все, что только
можно вообразить, пребывало в состоянии прогрессивных изме-
нений. Нет ничего удивительного в том, что для тех, кто потерял
одну веру и пребывал в поиске другой, коллективистская догма
оказалась притягательнее индивидуалистической. Обещание са-
мопожертвования гораздо привлекательнее духовно, чем расчет
собственной выгоды. Беатриса Поттер стала социалисткой и вы-
шла замуж за Сиднея Вебба. Мистический Маркс собирал ново-
обращенных по всему миру, а репутация Спенсера едва ли пере-
жила его самого46
В такого рода атмосфере и был опубликован трактат Маршал-
ла. Вплетая свой голос в то, что Кейнс назвал общим хвалебным
хором, рецензент Pall Mall Gazette приветствовал «профессора
одного из наших старейших университетов, посвятившего труд
своей жизни превращению науки политической экономии в на-
уку о совершенствовании общества»47 Маршалл никогда не те-
рял надежды. Позднее он сказал, что если бы ему довелось про-
жить жизнь заново, он посвятил бы ее психологии. «Экономи-
ческая наука слишком мало связана с идеалами». Его оптимизм
нетронутым пережил Первую мировую войну. В возрасте 77 лет
он опубликовал книгу «Промышленность и торговля» {Industry
and Trade), где в предисловии отметил, что «в последние 50 лет
средний уровень человеческого развития быстро повышался».
В конце жизни он пытался завершить труд «Экономические ус-
ловия прогресса» {Progress: Its Economic Conditions'), но работа
так и осталась незаконченной и не была опубликована48
В 1890 году Беатриса Вебб записала в дневнике, что смут-
но видит «движение к социалистическому сообществу, в кото-
ром место классового рабства и частной собственности на средства
к существованию займут личная свобода и общественная собст-
4о John Offer, ed., Herbert Spencer: Political Writings (Cambridge: Cambridge
Univ. Press, 1994), xvii.
Ibid.
47 Keynes, Essays in Biography, 71.
48 Ibid., 77
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
165
венность»49 В следующем месяце она удовлетворенно отметила,
что изданные под редакцией Джорджа Бернарда Шоу «Фабиан-
ские очерки» {Fabian Essays) пользуются успехом. Мир «совер-
шенно определенно шел по их пути». В сборнике было эссе Грэма
Уоллеса «Собственность при социализме». На нескольких стра-
ницах он рассуждает о людях, которые живут в переходный пери-
од в ожидании прекрасного будущего. «В настоящее время» люди
все еще стремятся иметь собственную мебель и посуду; каждая се-
мья «сегодня желает иметь свой дом», чтобы иметь возможность
готовить «отдельную еду в отдельной кухне». Английские семьи
«в настоящее время предпочитают» расточительность и неудобс-
тва тому «изобилию, которое можно получить только ценой орга-
низации и публичности». (Под «публичностью» он подразумевал
«открытость», противопоставленную «частнойжизни»). Семьи,
«в настоящее время» взаимно изолированные, «живут в условиях
более или менее деспотической дисциплины».
Но, «когда образование и мораль общества улучшатся», про-
должает он, все переменится. Промышленность будет «так осно-
вательно обобществлена, что альтернатива в виде частного пред-
принимательства покажется менее пригодной». Человек скоро
увидит, «насколько неудобно готовить пищу на собственной плите
в сравнении с общественной кухней; и он, пожалуй, не только ре-
шится наконец надеть одежду, взятую на общественном складе, но
и откроет свои глаза для роскоши общественных галерей и театров,
а уши — для общественной оперы и, возможно, когда мы пре-
одолеем нынешнюю анархию мнений, рискнет подкрепить свой
ум наставлениями выбранного обществом учителя». Но ничто из
этого невозможно «при нынешнем состоянии нашего морально-
го развития»50
Похожие идеи доминировали и в США. Когда в 1885 году Ри-
чард Или участвовал в создании Американской экономической ас-
социации, он верил, что «рождается новый мир». Предполагалось,
что это будет лучший мир: «Мы знали, что для него нам нужна
новая экономическая наука», вспоминал он. Государство больше
не может довольствоваться ролью третейского судьи; ему придется
стать организацией, «действенная помощь которой является одним
из непременных условий человеческого прогресса»51
В Гарвардском университете Фрэнк Тауссиг придерживал-
ся того же мнения, что и Маршалл. В выборе между «частной
49 Beatrice Webb, The Diary of Beatrice Webb (Cambridge, Mass.: Harvard, 1982),
1: 315.
50 G. B. Shaw, ed., Fabian Essays in Socialism (London: W Scott, 1889), 168,
178, 184-85.
Richard T. Ely, Ground Under Our Feet: An Autobiography (New York: Macmillan,
1938), 154, 140.
166
Часть IV От священного до нечестивого
собственностью и социализмом», писал он в «Принципах эко-
номической науки» {Principles of Economics, 1911), предметом
спора является «природа человека». Он видел проблему в том,
что экономическая наука отстала от времени. Она старомодно
ориентирована на «гедонизм в его простейшей форме». Сущес-
твование «неэгоистических мотивов» допускалось, но лишь вне
сферы хозяйственной деятельности — в семье, например. Но в бу-
дущем «более высокое нравственное сознание» сделает людей бо-
лее общественно сознательными. Дальнейшие изменения в уровне
человеческого развития могут сделать возможными общественные
преобразования, которые в настоящее время кажутся утопичны-
ми. В любом случае, «как люди» мы уже «гораздо лучше, чем
наши дикие предки»52.
Если прочесть у Тауссига и фабианцев о «текущем момен-
те», а у Маршалла — о быстром развитии человечества, то мож-
но представить, как сильно изменился интеллектуальный климат
в XX столетии. Сегодня такого рода высказываний уже не услы-
шишь. Вера в прогресс не только осталась в прошлом, но для мно-
гих сменилась противоположным, пессимистическим взглядом
на человека как на разрушителя планетарного масштаба.
И все же, прежде чем расстаться с наивным оптимизмом вик-
торианцев, нужно отметить, что в одном важном вопросе Милль,
Маркс и Маршалл были людьми здравомыслящими. Они пони-
мали, что для того, чтобы покончить с частной собственностью,
нужно изменить природу человека. Маркс верил, что она изменя-
ется. Верил в это и Маршалл. Так что их взгляды на собственность
были, по крайней мере, логически последовательными. Сегодня
очень немногие верят в то, что природа человека меняется. И нам
понятно, что Маршалл, заявлявший, что она уже изменилась, глу-
боко заблуждался.
В XX веке податливость человеческой природы прошла суро-
вое испытание в СССР Идея оказалась несостоятельной. Задним
числом можно смотреть на советский опыт как на широкомас-
штабный эксперимент, щедро оплаченный кровью, свободой
и благосостоянием людей, поставленный для подтверждения те-
орий, занимавших западных интеллектуалов со времен Французс-
кой революции. Михаил Геллер написал в книге «Машина и вин-
тики. История формирования советского человека»: «Все, что
делала Коммунистическая партия со времен революции, несмотря
на поверхностные и кажущиеся отступления от первоначальных
52 F W Taussig, Principles of Economics (1911; reprint; New York: Macmillan,
1939), 2: 523.
Глава 8. Милль, Маркс и Маршалл
167
идей и смену вождей, было направлено на глубинное преобразо-
вание человека»53
В сентябре 1991 года, когда Борис Ельцин уже был президен-
том России, но еще продолжал яростно спорить с Горбачевым,
которому оставалось совсем недолго оставаться первым и послед-
ним президентом СССР, Ельцин очень красноречиво высказался
на эту тему. Горбачев и Ельцин отвечали на вопросы слушателей-
американцев в рамках программы, организованной ABC News.
Слушатель из Лос-Анджелеса спросил, «должна ли какая-либо
страна в мире держаться за коммунизм», учитывая его «печаль-
ную историю».
Ельцин ответил: «Я думаю, что этот эксперимент, проведен-
ный на нашей земле, был трагедией для нашего народа, и это чу-
довищно, что все это произошло на нашей территории. Было бы
лучше, если бы этот эксперимент провели пусть в какой-нибудь
маленькой стране, чтобы люди убедились, что это утопическая
идея, пусть и красивая. Я думаю, постепенно все это поймут и в
других странах, где еще есть сторонники коммунизма»54.
Надо сказать, что этот эксперимент проводился в самых разных
вариантах, и в том числе в куда более скромном масштабе. Одну
из первых попыток предпринял Роберт Оуэн в коммуне Новая
Гармония, шт. Индиана. Грэм Уоллес объяснил в «Фабианских
очерках», что эксперимент Оуэна потерпел неудачу, потому что
«пришелся не по вкусу большинству людей, таких, каковы они
есть». Но, судя по хроникам Новой Гармонии, происходившее
там скорее нравилось участникам — прежде всего потому, что
Оуэн столь великодушно оплачивал все счета. Он понес изрядные
убытки, но в качестве утешительного приза он получил упомина-
ние в «Манифесте Коммунистической партии», опубликованном,
когда ему было 75 лет, но он был еще здоров и крепок.
53 Mikhail Heller, Cogs in the Wheel: The Formation of Soviet Man (New York:
Knopf, 1988), 125.
“Gorbachev and Yeltsin Answer Questions from Americans on TV,” Reuters
dispatch, Washington Post, September 7, 1991.
Часть V
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Введение
В 1826 г. Роберт Оуэн провозгласил в «Декларации умственной
независимости», что самое негативное влияние на характер че-
ловека оказывают частная собственность, религия и брак, а по-
тому их следует ликвидировать. В частности, разделение собст-
венности «привело к расцвету всех пороков нищеты и богатства,
одновременно существующих у людей; прилежные терпят лише-
ния, а праздные изнемогают под гнетом роскоши»1 Он до конца
жизни сохранил веру в то, что если внедрят его «рациональную
систему», а детей будут учить «усваивать новые чувства и новые
привычки», на свете не останется «бесполезной частной собст-
венности»1 2 Он стремился «слить все индивидуальное в единое
общественное»3 Именно в то время было придумано слово «со-
циалист» , впервые появившееся в печати в Лондоне в Cooperative
Magazine в 1827 году.
Если все, кроме личного имущества, будет принадлежать об-
ществу, писал он, «то получит должную оценку неисчислимое пре-
восходство общественной собственности над тем злом, что возни-
кает из частной собственности». Когда будут обеспечены «равен-
ство образования и жизненных условий», хорошо организованная
«научная система общественной собственности» даст неисчис-
лимое сбережение труда и капитала. В одной только Британской
империи оно дойдет, возможно, до нескольких тысяч миллионов
фунтов стерлингов ежегодно, писал он4.
Его система общественной собственности, не включавшей разве
что личные вещи, в 1917 году была воплощена в жизнь в СССР,
и этот эксперимент растянулся на средний срок человеческой
жизни. Подобно Оуэну, советский режим столь же искренне ве-
рил в то, что человеческая природа пластична и ее можно менять
с помощью питания, образования и идеологической обработки3
Но общественная собственность принесла с собой не сбережение
труда и капитала, а тиранию, несправедливость, разруху и застой.
Предсказание Троцкого, что в условиях коллективизма средний
человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, не сбылось.
1 Gregory Clayes, ed., Selected Works of Robert Owen, 4 vols. (London: William
Pickering, 1993), 2: 51.
Ibid., 2: 208.
Ibid. 1: lii.
Ibid., 3: 328.
Ibid. 1: xlvii.
Введение
171
[лава 9
ТРИЕДИНОЕ ЗЛО
ПО РОБЕРТУ ОУЭНУ
Роберт Оуэн разбогател в обществе частной собственности и ра-
зорился на попытках создать общество без собственности1 Но до
конца дней своих он сохранил веру в то, что на земле вскоре воца-
рится его «новый нравственный мир». «Манифест Коммунисти-
ческий партии» воздает ему хвалу за выявление «разрушительных
элементов» внутри общества. Фридрих Энгельс считал его «од-
ним из наиболее выдающихся мыслителей всех времен». Оуэн
был истинным предтечей экспериментов XX века по ликвидации
собственности. Один из первых социалистов, он был к тому же
одним из тех немногих, кто тратил собственные деньги надело,
в которое твердо верил. При всех его недостатках в щедрости ему
отказать нельзя.
Оуэн, дитя Промышленной революции, родился в 1771 году.
Он водил компанию с герцогом Кентским и имел общие дела
с Иеремией Бентамом. Оуэн утверждал, что четыре дня провел
с Томасом Джефферсоном, обсуждая «две системы общества»,
но сам Джефферсон об этом не пишет. Гарриет Мартино, автор
популярных работ по политической экономии, сообщает, что Оу-
эн был способен поверить во все, «что ему взбредало в голову»,
а Томас Маколей «сбежал, как только тот начал вещать».
Подобно Бентаму, Оуэн полагал, что целью общества долж-
но быть счастье многих, но этого можно достичь только в рамках
«системы общего сотрудничества и объединения собственности»* 2.
В одном из своих многочисленных памфлетов «Революция в со-
знании и практике человечества», опубликованном, когда ему
было 78 лет, Оуэн назвал частную собственность «неисчислимо
огромным злом и постоянной причиной разобщения между всеми
классами во всех странах»3
После нескольких лет учебы он перебрался в Манчестер и, за-
няв деньги, создал товарищество по производству хлопкопрядиль-
ных машин. Это были золотые деньки «манчестерского либера-
См. G. D. Н. Cole, The Life of Robert Owen (London: Macmillan, 1930); Sidney
Pollard and John Salt, eds., Robert Owen: Prophet of the Poor (Lewisburg, Pa.:
Bucknell Univ. Press, 1971).
J. F. C. Harrison, The Quest for the New Moral World (New York: Scribner’s,
1969), 49.
Robert Owen, Life of Robert Owen (London: Effingham Wilson, 1857), 30.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну
173
лизма», когда новая, а потому не стесненная регламентами хлоп-
ковая индустрия быстро теснила на рынке старую и скованную
регулированием шерстяную промышленность. К концу XVIII века
экономические и технические изменения превратили хлопчатобу-
мажную промышленность в одну из главных отраслей, а центром
ее был Манчестер. С 1750 по 1830 год количество импортируе-
мого в Британию хлопка увеличилось в сто раз4.
1 января 1800 года Оуэн с несколькими партнерами купил за
60 000 фунтов стерлингов прядильную фабрику в Нью-Ланарке
(Шотландия) и взял управление на себя. При прежнем владельце,
на дочери которого женился Оуэн, на фабрике работали несколько
сот сирот, набиравшихся в богадельнях разных округов5. В Шотлан-
дии вспомоществование на бедность предоставляли только тем, кто
надолго оказывался нетрудоспособным; здесь не было ничего похо-
жего на пособия по безработице и налог на бедных был меньше, чем
в Англии6 Фабрика в Нью - Ланарке, расположенная на реке Клайд,
считалась крупнейшим хлопкопрядильным предприятием Великоб-
ритании. Первоначально одним из членов товарищества был Ричард
Аркрайт, запатентовавший механическую прялку.
Под руководством Оуэна число работников выросло пример-
но до 1500 человек. «На работу брали детей с возраста 10 лет,
хотя Оуэн предпочел бы брать не моложе 12 лет», — сообщает
Ф. К. Харрисон в книге «Поиск нового нравственного мира».
До 1816 года продолжительность рабочего дня составляла 13 ча-
сов, а позднее сократилась до 12, так что действительная про-
должительность труда составляла 10,5 часа. Согласно подсчетам
самого Оуэна, за те 30 лет, что он был связан с фабрикой в Нью-
Ланарке, участники товарищества сверх 5%, ежегодно выплачи-
вавшихся за предоставленный капитал и расходы на различные
социальные эксперименты, разделили между собой более 300 тыс.
фунтов стерлингов прибыли7
Оуэн предоставлял своим рабочим дешевое жилье, бесплатное
медицинское обслуживание, создал пенсионный фонд и деревен-
скую школу, за обучение в которой взимал ничтожную плату. Все
предприятие велось на строго актуарных принципах, и его нельзя
было принять «ни за что иное, кроме того, чем оно было: при-
быльным хлопкопрядильным производством», добавляет Харри-
сон. Столь же крупная фабрика Джедидии Стратта в Дербишире
во всем напоминала Нью-Ланарк: точно такое же жилье, шко-
лы, медицинская помощь и пенсионные пособия. Но посетители
4 Cole, Robert Owen, 56.
Robert Dale Owen, Threading My Way (New York: G. W Carleton, 1874),
27-37
Harrison, New Moral World, 15.
Ibid., 154-55.
174
Часть V. Новый человек
валом валили не туда, а в Нью-Ланарк, поскольку «Стратты не
считали свои патерналистские расходы зародышем новой орга-
низации общества».
Оуэн сделал грандиозную рекламу своим реформам. Пос-
тепенно он начал все больше времени проводить в Лондоне, где
общался с лордами и епископами. Приехавший с севера богатый
фабрикант, агитировавший за улучшение условий труда, всех по-
разил. К нему с уважением отнесся архиепископ Кентерберий-
ский, а премьер-министр, лорд Ливерпуль, нашел время для
встречи с ним. Герцог Кентский (отец королевы Виктории) стал
едва ли не его союзником и активно участвовал в популяризации
«новых взглядов» Оуэна. Оуэну нравилось чувствовать себя лор-
дом, ито, как он козыряет именами в своей «Автобиографии»,
оставляет чувство неловкости.
Он дискутировал с Мальтусом, Рикардо и Джеймсом Миллем,
но нашел, что эти «напористые, беспокойные, вечно деятельные
политэкономы» всего лишь «большие любители поговорить о лож-
ном принципе» индивидуализма. Он скупил 30 000 экземпляров
газет с сообщениями об этих встречах и без устали рассылал их
должностным лицам, банкирам и епископам. Великий князь Ни-
колай, позднее ставший императором России, посетил Нью-Ла-
нарк и, услышав о теории Мальтуса, предложил решить проблему
перенаселенности, отправив два миллиона англичан в его страну.
Великий князь надеялся, что Оуэн захочет организовать свое про-
изводство в России. Оуэн поблагодарил его императорское высо-
чество, но, «ценя независимость в финансовых делах», отклонил
это «в высшей степени щедрое предложение»8
В 1816 году Оуэн открыл свой Институт формирования харак-
тера, в определенной мере предвосхитив развернувшиеся спустя
100 лет советские эксперименты. Его вера в пластичность и по-
датливость человека была безграничной. «Дети, все без исключе-
ния, — послушные и восхитительно устроенные конструкции, —
писал он во “Втором эссе о формировании характера” — Воспи-
тывая в коллективе, у них можно сформировать любой характер.
И, хотя эти конструкции, подобно всем другим созданиям при-
роды, отличаются бесконечным разнообразием, все они обладают
той пластичностью, которая... позволяет придавать им любую це-
лесообразную форму». Он неоднократно повторял, что характер
человека формируется Ъля него, а не им.
Богатея, он делался все более независимым и безразличным
к общественному мнению. Он осуждал «все религии», ошибки
которых превратили человека в «слабое, тупое животное»9 Ма-
8 Owen, Life, 146.
Cole, Robert Owen, 193.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну
шины он считал величайшим проклятием человечества. Он к тому
же полагал, что людей следует вернуть назад, чтобы они работали
на земле, но не так, как прежде. Люди должны жить совместно,
в коллективе. Его сын, Роберт Дейл Оуэн, вернувшийся тогда из
заграничной поездки, нашел, что в делах у отца все еще в порядке,
но он теряет опору в «общественном мнении». В Роберте Дейле
не было ни следа отцовского утопизма. «Его сбил с пути филан-
тропический энтузиазм», писал Роберт Дейл об отце, и его вне-
запное богатство. Начав с 10 долларами в кармане, к 45 годам
Оуэн имел четверть миллиона долларов. Оуэн занимался воспи-
танием своих сыновей и мог рассчитывать, что уж их-то характер
будет сформирован не ими, а для них. Но традиционные взгляды
Роберта Дейла, изложенные в его прекрасно написанной авто-
биографии «Путь моей жизни» (1874), показывают, что вера
Оуэна во всемогущество педагогики не оправдала себя даже в его
семье.
В 1815 году несколько шхун с лютеранскими раскольниками из
Вюртемберга вошли в устье реки Уобэш в штате Индиана. «Жи-
вописная толпа из восьмисот одетых в старомодные национальные
костюмы переселенцев высадилась на берег рядом с тем местом,
где сегодня расположена деревня Новая Гармония, — записал
Джордж Локвуд в “Движении Новой Гармонии” {New Harmony
Movement). — На берегу они преклонили колена вокруг свое-
го патриарха и, распевая гимны и молитвы, нарекли это место
“Гармонией” и посвятили его христианскому братству. Это были
ученики Георга Раппа, раппиты — немецкие крестьяне, истовые
христиане, имевшие общую собственность. Не желая смириться
с тем, во что превратилась религия в Германии, они за десять лет
до этого покинули берега отчизны»10
Георг Рапп верил, что Иисус заповедал своим последовате-
лям иметь общую собственность, и интересно то, насколько да-
леко пошли за ним по трудному пути его ученики. Когда рап-
питы решили объединить всю собственность, они записали, кто,
сколько и чего внес. Каждый, кто покидал общину, получал свой
взнос обратно. Но через три года раппиты это решение отменили,
а все записи сожгли, что ознаменовало страстное желание перей-
ти к полнейшему коммунизму. Вначале они сохраняли обычай
брака, но потом отказались и от этого. Те, кто к этому времени
имел семью, перебрались в дома, где мужчины и женщины жили
в строгой изоляции друг от друга. Их послушание Раппу было на-
столько полным, что все эти новшества были приняты безо всяких
10 George В. Lockwood, The New Harmony Movement (New York: D. Appleton and
Co., 1905), 7
176
Часть V Новый человек
споров. Раппиты гнали и продавали виски, но сами не пили. Та-
бак также был запрещен. В своих грехах каждый исповедовался
лично Георгу Раппу.
«С финансовой точки зрения, — пишет Роберт Дейл Оуэн, —
коммунистический эксперимент раппитов нужно считать заме-
чательным успехом». Он приводит следующие данные: «По при-
бытии в Соединенные Штаты у них было имущества не более чем
на 25 долларов на человека». Но через 21 год оно составило, «по
скромным оценкам», 2000 долларов на человека, включая де-
тей. Это было, «по-видимому, в десять раз больше, чем в сред-
нем в Соединенных Штатах; ведь в то время в среднем на жи-
теля Индианы приходилось имущества на 150 долларов, и даже
в Массачусетсе в среднем было менее 300 долларов». При этом,
по мнению Роберта Дейла, «в интеллектуальном и социальном
плане» эксперимент окончился неудачей, потому что это было
«духовное самодержавие», в котором Рапп обладал абсолютной
властью. Утверждают, что Рапп продал Гармонию, потому что
жизнь в ней стала слишком легкой. Некоторые считали, что имен-
но изнурительный труд на новом месте обеспечивал полную по-
корность учеников Раппа.
Как бы то ни было, представитель Раппа прибыл в Шотландию
и предложил хозяйство Оуэну. «Есть благоустроенная деревня,
территория, на которой могут жить десятки тысяч, и страна, где
человек может говорить свободно, а народ простодушен», — объ-
яснил сын Оуэну. «Ну, Роберт, — сказал Оуэн-старший, — что
скажешь — Нью-Ланарк или Гармония? » Роберт Дейл не коле-
бался: «Гармония».
«Ваш отец действительно думает отказаться от своего поло-
жения, от всей роскоши и комфорта, и перебраться с семьей в эти
глухие места?» — спросил агент Раппа. «Он не знал, — пишет
Роберт Дейл, — что главным желанием моего отца было получить
достаточный простор для воплощения своих планов социальных
реформ»11
В конце 1824 года Оуэн пересек Атлантику со своим вторым
сыном, Уильямом, а Роберта Дейла оставил управлять фабри-
кой в Шотландии. Оуэн заплатил за Гармонию 150 тыс. дол-
ларов — половину того, что она стоила по оценке Локвуда. Там
было 30 000 акров земли, 10% которой находились под пашней,
19 хуторских хозяйств, 600 акров мелиорированной земли сда-
валось в аренду, еще были фруктовые сады и 18 акров под ви-
ноградниками. В деревне Гармония были церковь, кирпичные
дома, лесопилка и фабрики, причем почти все механизмы были
исправны. *
Jl R. D. Owen, Threading Му Way, 240.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну |<77
Еретический инстинкт
Оуэн верил, что общество следует переделать по плану, регуляр-
но возникающему в умах реформаторов: частную собственность
следует ликвидировать, семью заменить более крупными струк-
турами, а религию либо исправить, либо отменить вовсе. Игорь
Шафаревич в книге «Социализм как явление мировой истории»
обратил внимание на то, как эти идеи вновь и вновь возникают
в разных странах и в разные эпохи. Для Оуэна частная собст-
венность, брак и религия представляли собой «триединое зло».
Он был не из тех людей, которые много времени проводят за кни -
гами. Нет сомнений, что идеи Оуэна возникли независимо от ка-
кого-либо чтения. Если следовать предположению Шафаревича,
они отражают глубоко укорененный еретический инстинкт, в це-
лом общий для всего человечества12.
В своей «Книге о новом нравственном мире», содержащей
«рациональную систему общества», Оуэн пишет, что частная
собственность «вносит отчуждение в умы людей» и порождает
в них «гордость, тщеславие, несправедливость и подавление».
Но стремительно близится время, когда «прогресс науки и зна-
ния о средствах формирования высшего характера у всех членов
рода человеческого» сделает частную собственность «не только
ненужной, но и самой вредоносной для всех». Место семьи зай-
мет более «научный» союз, включающий от 500 до 2000 членов13
Утопистам-реформаторам свойственно очень точно обозначать
идеальную величину своих общин. Фаланги Шарля Фурье, на-
пример, должны были включать ровно 1620 человек. Последо-
ватели, несомненно, верили, что ему удалось открыть некую эзо-
терическую тайну устройства общества*
Оуэн полагал, что его общины должны жить в квадратных
или хотя бы прямоугольных в сечении домах. Важную роль долж-
но было играть образование. Когда общины укрепятся и заживут
собственной жизнью, они будут размножаться «роением». Ста-
рый способ организации жизни не придется запрещать или по-
12 Шафаревич И. Социализм как явление мировой истории. Париж: YMCA-
PRESS, 1977 С. 257-269.
Gregory Clayes, ed., Selected Works of Robert Owen, 4 vols. (London: William
Pickering, 1993), 3: 326-327
Первая попытка устроить фурьеристскую фалангу была предпринята
в 1833 году. «Фурье почти с самого начала был охвачен сомнениями. Он бра-
нил учеников за то, что они вольничают с его учением, а когда архитектор вы-
строил свинарник с каменной стеной толщиной в 18 дюймов и без входа, Фурье
совершенно уверился, что тот подкуплен сенсимонистами» (Jonathan Beecher
and Richard Bienvenu, The Utopian Vision of Charles Fourier (Boston: Beacon
Press, 1971), 20).
178
Часть V Новый человек
давлять — он просто не выдержит конкуренции. «Не будет жела-
ния или мотива для личного обогащения», — писал Оуэн, потому
что в его системе каждый будет иметь достаточно. Отпадет нужда
в тюрьмах и наказаниях.
Лондонские радикалы насмешничали14. Уильям Хоун писал
в своем Reformist’s Register'. «Роберт Оуэн, эсквайр, хлопкопро-
мышленник, благотворитель и один из мировых судей суда Его
величества в графстве Ланарк, обозревая этот мир, бросил взгляд
на хорошо налаженное производство в вышеупомянутом граф-
стве и, вообразив, что обрел Новый взгляд на общество, теперь
полагает, что люди — это такие растения, которые исчезли с земли
много тысяч лет назад, и теперь их нужно пересадить заново. Со-
ответственно, он намерен сажать их под кол в квадратном порядке
на новый манер. .. .Я не знаю в Англии джентльмена более доволь-
ного собой, чем м-р Оуэн. Я прошу его оставить нас в покое,
чтобы он не причинил нам большого вреда». Ведущий принцип
Оуэна, что «все должно быть общим, превращает целую страну
в работный дом».
Уильям Коббетт высмеивалоуэновский «параллелограмм ни-
щих» и назвал его «разновидностью монашества». Джентльмен
выступает за «создание бесчисленных общин неимущих. Каждый
должен быть обитателем камеры, своего рода казармы, только об-
ширнее. ...Мне представляется, что там везде будет монашеская
дисциплина, а результатом будет поразительный мир, счастье
и всеобщая выгода!»15
В Соединенные Штаты Оуэн прибыл в ореоле славы.
В 1825 году он выступил перед Конгрессом, Верховным судом
и кабинетом министров. Предложенные им меры были «значи-
тельнее всех изменений, которые когда-либо претерпевало чело-
вечество». Поразительно то, что все это воспринималось всерь-
ез. Несомненно, тут сыграло свою роль его богатство: человек,
добившийся такого успеха в делах, должно быть, знал, о чем го-
ворит.
Первоначально Оуэн полагал, что нескольких лет обучения
хватит, чтобы отучить новичков от старых «ошибок и предрассуд-
ков». Успех должна была обеспечить вывезенная из Швейцарии
система Песталоцци. «Последовательное симметричное развитие
всех сил и способностей человека» должно было заменить механи-
ческую зубрежку. Вскоре к Оуэну присоединилась группа ученых
и учителей школы Песталоцци, прибывших в Гармонию на шхуне,
известной позднее как «Груз знаний».
14 Cole, Robert Owen, 229.
Ibid., 230.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну 1Ф9
Больше всего Оуэну вредили неумеренный оптимизм и пора-
зительная самоуверенность. Он просто опубликовал приглаше-
ние «усердным и благонамеренным людям всех стран» присоеди-
ниться к нему в Новой Гармонии, и за год туда съехалась тыся-
ча искателей приключений. Они были согласны вселиться в дома
раппитов, ходить на собрания и вообще делать все, что пожелает
Оуэн. Его самого чаще всего на месте не было. Несмотря на ре-
путацию практичного дельца, он куда больше интересовался тео-
рией, даже когда на кону стояло его собственное состояние. Едва
покончив с хлопотами по основанию Новой Гармонии, он уехал
в лекционный тур, а в конце того же лета вернулся в Англию.
На следующий год он приехал оттуда с Робертом Дейлом Оу-
эном, который вспоминает, что некоторое время жизнь в Но-
вой Гармонии была очень приятна и наполнена «общением с ин-
теллигентными и радушными людьми, которые присоединились
к Брук-Фарм или к другим уважаемым общинам». Ему очень
понравилась дружеская атмосфера и свобода от условностей.
Особенно приятны были «полная свобода от помех» в одежде
или мнениях; вечерние сборища, еженедельные дискуссии, кон-
церты и балы, где собирались «толпы молодых людей, ярких и об-
щительных, пусть и без особых манер».
Условия жизни и еда были очень простыми, но молодому Оу-
эну это было в радость, как лето в палатке. Он участвовал в сносе
старых лачуг, а однажды поработал в пекарне. Он даже поработал
в поле на посеве пшеницы, но это оказалось утомительным заня-
тием. Потом наступило разочарование, чего никогда не случалось
с его отцом16 Позднее Роберт Дейл писал о коммунарах, что это
было «разнородное сборище радикалов, восторженных сторон-
ников принципов, среди которых попадались как честно свободо-
мыслящие, так и ленивые теоретики, плюс некоторое количество
беспринципных мошенников»17
«Никакой коммунистический эксперимент не начинался при
столь благоприятных предзнаменованиях, — написал Моррис
Хиллкуит в книге «История социализма в Соединенных Шта-
тах». — Проблемы освоения земель, с которыми сталкивались
все общины в первые годы, были успешно преодолены предшест-
венниками, а собственность не была отягощена долгами»18 Воз-
можно, часть проблемы состояла в том, что их не пришпоривала
необходимость выжить. Но исходной идеей Новой Гармонии бы-
ло именно то, что общая собственность высвободит в людях дух
сотрудничества, а последний изольется веселым и щедрым тру-
16 R. D. Owen, Threading Му Way, 275 — 276.
Ibid., 286.
18 Morris Hillquit, History of Socialism in the United States, 5th ed. (New York:
Funk and Wagnails, 1910), 58.
180
Часть V Новый человек
дом. Однако получилось совсем не так. Вот что пишет об этом
Чарльз Эразм в книге «В поиске общего блага»: «Хотя у Оуэна
в Новой Гармонии было больше тысячи человек, что даже боль-
ше, чем у раппитов, они так и не возобновили производство и да-
же не наладили сельского хозяйства. При отсутствии отбора при
приеме в члены общины квалифицированных ремесленников там
не оказалось вовсе, а фермеров было только 35 человек. Там были
люди из каждого штата и почти из каждого государства Север-
ной Европы. Между ними не было почти ничего общего в смысле
религии, происхождения, привычек, мнений или интересов. Как
сказал современник, мир еще не видывал подобной общины, ко-
торая бы состояла из тысячи чужаков, не обращающих внимания
на чувства друг друга. <... >
Иждивенцев было куда больше, чем работников, так что сде-
лать им удалось немногое. Когда оказалось, что община не в со-
стоянии даже обеспечить себя продовольствием, Оуэн посовето-
вал им возделывать частные участки около домов. Оуэн не был
одарен харизмой, необходимой для руководства такого рода об-
щинами, и не проводил там достаточно времени, чтобы исполь-
зовать все свои возможности. Все повседневное руководство он
возложил на своего сына, а когда кончились средства, закончил-
ся и эксперимент. Живя за счет Оуэна, члены общины не выра-
ботали ни социальных стимулов к общему труду, ни внутренней
сплоченности. Большинство в конце концов решило, что им бу-
дет выгоднее работать где-нибудь на стороне. Не имевшие опыта
коллективной работы, они сошлись со всех сторон света и потом
точно так же рассеялись в никуда»19
Главную ошибку Оуэн совершил через три недели после прибы-
тия «Груза знаний». Он предложил членам Новой Гармонии
немедленно объединиться в Коммуну равных, так, чтобы собст-
венность — его собственность! — принадлежала всем. Это встре-
вожило его сына, который напомнил, что первоначальный план
предполагал подготовительный период в два-три года. Весь этот
период общиной планировалось управлять как деловым предпри -
ятием. Специальный комитет оценивал дневной труд каждого
и выдавал специально отпечатанные квитанции, которые можно
было обменивать на товары на общинном складе. Иными слова-
ми, коммунары работали за плату, примерно соответствовавшую
производительности их труда.
Но Оуэну, как и его предшественнику Раппу, не терпелось
ввести полный коммунизм. Он не мог дождаться следующего
1; Charles J. Erasmus, In Search of the Common Good: Utopian Experiments Past
a nd Fu tu re (New York: Free Press, 1977), 144.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну
181
этапа, на котором все станут получать не по труду, а поровну, —
получать по возможности одинаковую пищу, одежду и образо-
вание, и «как можно быстрее начать жить в одинаковых домах,
и чтобы все у них было как можно более одинаковым». Собрание
коммунаров должным образом проголосовало за то, чтобы «соб-
ственность вечно была в доверительной собственности для ис-
пользования ее общиной». Все, подписавшие документ в течение
трех дней, тем самым делались членами Коммуны равных. Боль-
шинство подписавших становились партнерами предприятия, ко-
торое полностью профинансировал Роберт Оуэн.
«Свобода, равенство и братство, и ведь на полном серьезе!» —
в отчаянии писал Роберт Дейл. Он рассчитывал унаследовать бо-
гатство своего отца, а не проесть его в компании тысячи чужа-
ков в затянувшемся на два года кутеже в диком захолустье штата
Индиана. «Я и не пытался бороться со всем этим, — писал он. —
Я слишком похож на моего отца верой в свою способность пред-
видеть результаты, которые мог бы предсказать любой опытный
холодный делец. И как быстро все это свалилось на нас! »20
Через две недели после голосования собрание большинством
голосов попросило Оуэна помочь им «в течение года содержать
общину». Оуэн не только купил собственность, но должен был те-
перь платить по счетам. Взамен он мог указывать своим гостям,
что нужно делать. Согласие Оуэна было встречено общим вздохом
облегчения. Листок New Harmony Gazette сообщил: «Под личным
руководством м-ра Оуэна можно безо всякого риска предаться
самым радужным мечтам о будущем»21 Была одна небольшая
проблема: он мог им сказать, что нужно делать, но как добиться
того, чтобы они это делали? Коммунары были совладельцами!
Корреспондент местного листка вскоре посетовал, что «усердным
членам пришлось испытать неприятное чувство, что они работают
на других, которые либо не хотят, либо не умеют выполнить свою
часть работы», — точное воспроизведение ситуации, сложившейся
в Плимутском поселении. Была предпринята попытка фиксиро-
вать количество отработанных часов, но большинство постанови-
ло, что «это будет несправедливо, потому что один может за час
сделать столько же, сколько другой за четыре»22
«Вы там разленились у себя в Новой Гармонии, полюбили лег-
кую жизнь, — писал «Дружественный обозреватель». — Сомни-
тельно, чтобы можно было довести человеческую природу до та-
кого совершенства, чтобы система могла быть чисто социальной.
Чтобы побудить человека к физическим усилиям, нужен руково-
20 R. D. Owen, Threading Mij Way, 286.
Ibid., 287
22 Lockwood, New Harmony Movement, 120.
182
Часть V Новый человек
дящий мотив. Сейчас он имеет во владении только то, что может
ему дать его труд. В общественной системе {в противоположность
частной} нужно сделать его отношение настолько добродетель-
ным, чтобы он чувствовал свою ответственность. Способны ля
вы на это? »23
Интересные воспоминания, в том числе об Оуэне, оста-
вил герцог Саксен-Веймарский, посетивший Новую Гармонию
в 1826 году. В таверне он разговорился с чисто одетым челове-
ком лет пятидесяти, который «заметил, что я все найду в крайнем
беспорядке». Когда герцог спросил, где найти м-ра Оуэна, чело-
век ответил, что он и есть м-р Оуэн. Он показал герцогу деревню
и указал на старую церковь раппитов, в которой теперь разме-
стились плотницкая и сапожная мастерские, а также дом, в ко-
тором некогда жил Георг Рапп. Подобно Ленину в Кремле, Оуэн
устроился в аскетически скромном помещении. Вечером он взял
с собой герцога послушать оркестр и чтение стихов, где и объяс-
нил ему свой план. « Он намерен ни много ни мало как переделать
весь мир: искоренить преступность, ликвидировать наказания,
создать сходные взгляды и желания и, таким образом, ликвидиро-
вать все распри и войны», — сообщает герцог. Он высказал Оуэну
свои сомнения, но тщетно. «Он слишком твердо верит в резуль-
тат, чтобы оставить малейшее место для сомнений. Меня очень
огорчило зрелище того, что м-р Оуэн настолько обезумел от своей
страсти к всеобщему совершенствованию, что верит и утвержда-
ет, будто скоро перестроит весь мир, а между тем почти все члены
его общества, с которыми я говорил, признали, что он обманулся
в своих ожиданиях и выразили свое мнение, что м-р Оуэн начал
с чрезмерным размахом и принял очень многих без должного от-
бора»24.
Деньги Оуэна быстро таяли, и через год эксперимент подошел
к концу, а прощальную речь он произнес в мае 1827 года. Лично
он намеревался принимать только квалифицированных, сказал
он коммунарам, но собрание большинством голосов решило при-
нять всех «предварительных» членов. Его оптимизм, однако, не
уменьшился. Возвращаясь в Англию, он делал остановки для чте-
ния лекций о новом нравственном мире. В своей автобиографии
он умудрился ни слова не сказать об истории Новой Гармонии.
Оуэн щедро предложил землю тем, кто захотел создать более
мелкие общины. Возникло несколько таких общин, но все они по -
терпели крах. Несколько участков были взяты в аренду «спеку-
лянтами, которых интересовали не принципы кооперации, а толь-
ко личная прибыль, — пишет его сын. — Из-за спекулянтов он
23 Ibid., 118.
24 Ibid., 123-127
1ЛЗ
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну
потерял большое количество недвижимости, которую они путем
мошенничества взяли под свой контроль »25 Очевидно, некоторые
сказали, что хотят жить общинным хозяйством, но за несколько
месяцев приватизировали и продали свою собственность. У Оуэна
не было законных оснований вмешаться.
Позднее Роберт Дейл Оуэн стал конгрессменом от штата Ин-
диана и принял участие в создании Смитсоновского института.
Он писал свою автобиографию почти через пятьдесят лет после
этих событий и к тому времени решил, что план его отца был обре -
чен на неудачу: «Я не верю в успех промышленного эксперимен-
та, который предлагает равное вознаграждение всем — усердным
и нерасторопным, искусным мастерам и чернорабочим, талан-
тливым и бездарным. Я говорю о нашем времени; мы не можем
предвидеть, что случится в отдаленном будущем, и говорить об
этом не стоит. Можно суверенностью предсказать, что при ны-
нешнем состоянии общества план, при котором все получают оди-
наковое вознаграждение, приведет к тому, что из объединения
уйдут все квалифицированные, эффективные и работящие члены,
а останутся неэффективные и бездеятельные, в руках которых эк-
сперимент потерпит как финансовый, так и социальный крах»26
Оуэн истратил на Новую Гармонию, «а также потерял из-за
мошенников более 200 000 долларов, — сообщает его сын. — При
том что его собственность не достигала тогда и четверти миллиона,
он добровольно отдал на этот великий эксперимент более четырех
пятых того, что имел». Он добавляет следующее трогательное за-
мечание: «Оставшегося, не более 40 000 долларов, хватило бы для
обеспеченной жизни, если бы он согласился спокойно жить на эти
деньги. Но они очень скоро разошлись на оплату экспериментов,
публикаций и т.п., всего, что было связано с социальной и про-
мышленной реформой. Для него, видимо, было делом чести, пока
еще оставались какие-то средства, избежать упрека в нежелании
платить по признанным им долгам, оставшимся по закрытии не-
удачного эксперимента»27
СуЪъба раппитов
Джордж Локвуд считал, что самыми заметными характеристика-
ми общины раппитов были «невежество и предрассудки». Но ког-
да в 1905 г. его книга была опубликована — через 80 лет после
того, Оуэн приобрел Новую Гармонию — раппиты все еще су-
2о R. D. Owen, Threading Му Way, 290.
Ibid., 290.
Ibid., 293.
184
Часть V. Новый человек
ществовали. Коммуна Оуэна просуществовала всего два года. Все
коммуны, основанные Оуэном в Англии и Соединенных Шта-
тах, развалились за пару лет. Большинство из них не протянуло
и двух лет.
Проследим судьбу раппитов. Покинув Индиану, они купили
землю на реке Огайо. Здесь была построена новая деревня, ко-
торую назвали Экономия. В 1832 году к общине присоединился
«интриган» из Германии, называвший себя графом Максими-
лианом. Как пишет Чарльз Нордхофф в книге «Коммунистиче-
ские общества в Соединенных Штатах», он проповедовал «бо-
лее оживленную жизнь» и разные другие «мирские искушения»
и уговорил треть общины уйти с ним. Оставшиеся две трети ока-
зались достаточно состоятельны и щедры, чтобы выделить уходя-
щим 105 000 долларов. Выделившиеся основали в десяти милях
от первой общины другую, «на коммунистических принципах».
Они восстановили брак и быстро потратили деньги раппитов.
«После отчаянных и совершенно безосновательных попыток вы-
тянуть из оставшихся в Экономии еще денег, которые ни к чему
не привели, [граф] с еще несколькими людьми сбежал на лодке
в Александрию, что на Ред-Ривер, где и умер в 1833 году от хо-
леры», — пишет Нордхофф28.
Сам Георг Рапп умер в 1847 году в возрасте 90 лет и под ко-
нец жизни общался с паствой через открытое окно. Преемники
остались верны его правилам. К 1875 году богатство общины до-
стигало 30 млн долларов. Потом пришло время неудачных ин-
вестиций и упадка. Тающая община тихо приватизировалась, и в
1903 году питсбургская компания Liberty Land Company купила
2500 акров принадлежавшей Экономии земли за 4 млн долла-
ров. Когда в 1905 году вышла из печати книга Локвуда, в живых
оставались еще шесть членов общины. «Довольно скоро, — пи-
шет он, — на земле, некогда возделанной раппитами, поднимутся
дома и заводы, и последние из тех, кто трудился и жил надеждой
на возрождение коммунизма в духе раннего христианства, найдут
последний покой на зеленом лугу кладбища раппитов, а послед-
ние доллары из миллионов, собранных терпеливым трудом невоз -
мутимых коммунаров Гармонии, осядут на частных банковских
счетах»29
Есть некая ирония в том, что Георг Рапп показал, что жизнь
без частной собственности возможна, но только если члены общи-
ны объединены всепоглощающей целью. Возможно, этой целью
может стать одна лишь религия, и вполне вероятно, что подоб-
28 Charles Nordhoff, The Communistic Societies of the United States (1875; reprint;
New York: Dover Publications, 1966), 79—80.
Lockwood, New Harmony Movement, 35.
Глава 9. Триединое зло по Роберту Оуэну
185
ной общине придется придерживаться безбрачия. Если существу-
ют отдельные семьи, родительскому самопожертвованию трудно
смириться со знанием того, что их усилия тратятся не на своих де-
тей, а на чужих. Вероятно, религиозная община не только может
жить по-коммунистически, но и должна так жить: может — по-
тому, что не связанные заботой о детях члены смогут отодвинуть
материальные вопросы на задний план; а должна — потому, что
личная жажда собственности (сверх жизненно необходимого)
способна извратить религиозные цели общины.
Нет нужды говорить, что Оуэн был категорически не согласен
с такими идеями. Он знал об устойчивости общин раппитов и ше-
керов и рассматривал их как «пожалуй, самые нравственные об-
щества, приобретшие известность отказом от частной собственно-
сти» . Но они вели «очень неестественную и безрадостную» жизнь,
отказавшись от «естественных радостей, которые одни только мо-
гут сделать человека довольным и счастливым». Они еще не от-
крыли, как «исключить частную собственность и сохранить естес-
твенный союз полов». Это было за пределами их возможностей30.
Все так. Но это оказалось за пределами и его возможностей.
«В целом преуспели общины, основанные на религиозных
взглядах, — писал Чарльз Дана в New York Sun в 1869 году. — На-
глядной иллюстрацией этого являются общины шейкеров и Оней -
да, тогда как неудачи всевозможных попыток, предпринятых уче-
никами Оуэна, Фурье и других, не опиравшихся на религиозный
фанатизм, доказывают, что без этой могучей силы от самых блес-
тящих социальных теорий пользы мало»31
В определенном смысле Оуэн и сам пытался создать религи-
озную общину. Публично осудив все религии, он через несколько
дней сделал такую запись: «В этот день навечно основана самая
великолепная из всех известных миру религия милосердия, никак
не связанная с верой»32 Во многих отношениях он был человеком
религиозным и временами говорил о себе чуть ли не как о мес-
сии. Выступая в Нью-Ланарке, он заявил, что «души всех людей
должны родиться заново... Все должно остаться в прошлом, и все
30 Owen, Life, 363-364.
Lockwood, New Harmony Movement, 40; см. также у Нордхоффа, который
посвятил большие главы общинцм шекеров и Онейда. К 1874 году шекеры
жили в 58 отдельных общинах, большей частью в Новой Англии. Онейдские
перфекционисты (община, созданная в 1848 году) полагали, что «исключи-
тельность в отношении женщин» также недопустима, как «исключительность
в отношении денег». В их религиозных принципах было много путаницы, а их
социальный эксперимент, включавший «комплексный брак» или свобод-
ную любовь, растянулся на целое поколение. (См.: Nordhoff, Communistic
Societies, 117 — 301.)
32 Pollard and Salt, Robert Owen, 177
186
Часть V. Новый человек
должно стать новым». Дальнейший путь был ясен: « Пришло вре-
мя, когда я многих призову на помощь, и этот призыв не останется
неуслышанным».
Будучи на восьмом десятке, Оуэн издавал «Газету тысячеле-
тия» {Millennial Gazette) и занимался спиритизмом. По сообще-
нию Г Д. X. Коула, «он свел знакомство с Шекспиром, Шелли,
Наполеоном, герцогом Веллингтоном и пророком Даниилом».
В самом конце жизни, в ноябре 1858 года, он вернулся на место
своего рождения в Уэльсе, побывал в том доме, где родился, по-
пытался увидеться с другом, который умер за двадцать лет до того,
провел несколько публичных митингов, составил план реоргани-
зации образования в городе и через пару дней скончался33.
33 Cole, Robert Owen, 311.
Глава 10
СОВЕТСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
К концу XIX века многим социалистам было известно о про-
блеме, которая губила коммуны. Поэтому они начали размыш-
лять о жизни, организованной совсем иначе — контролируемой
из центра. Производство, а точнее говоря — повседневный труд
каждого члена общества должен определяться общим планом.
Иждивенчество станет невозможным, потому что будет запреще-
но. Моральные слабости, разрушавшие коммуны, будут излечены
с помощью силы. Каждый будет обязан подчиняться плану, а го-
сударство станет всемогущим. Такая концентрация власти могла
показаться опасной, но для тревоги не было оснований, потому
что государством должны управлять мудрые и добродетельные.
А народ, освобожденный от своих угнетателей, в конце концов
переродится. Идея, что после отмены собственности природа че-
ловека станет иной, пережила решающий переход от добровольной
к принудительной организации общества.
В октябре 1917 года большевистская революция, заявил Троц-
кий, опрокинула не Временное правительство Керенского, «а це-
лый социальный режим, построенный на частной собственности»1.
Затем были предприняты следующие шаги: 26 октября 1917 года
декрет о земле отменил частную собственность на землю и конфис-
ковал помещичьи земли и имения. Торговые операции с городской
недвижимостью были запрещены в декабре, а в августе 1918 года
она была конфискована в пользу государства. В январе того же года
были аннулированы все государственные долги. В апреле была за-
прещена покупка, продажа и аренда всех торговых и промышлен-
ных предприятий. «Самым решительным шагом на пути уничто-
жения частной собственности был декрет от 1 мая 1918 года, отме-
нявший права наследования», — отметил Ричард Пайпс в истории
русской революции1 2 Он добавляет, что «в истории человечества
не было другой столь дерзкой и целенаправленной попытки изме-
нить природу человека и перестроить человеческое общество. Пре-
жде уже предпринимались попытки такого рода, но в несравненно
меньшем масштабе и намного менее продолжительные. И они не
включали применения насилия. Коммунизм часто называют уто-
пическим экспериментом, но истинный утопизм находит выра-
жение в добровольных общинах, куда люди сходятся по своей воле
1 Троцкий Л. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. С. 30.
Пайпс Р Русская революция. М.: Захаров, 1995. С. 439.
Глава 10. Советский эксперимент ДО9
и откуда они могут в любой момент уйти. Общество, созданное ма-
лой группой утопистов в результате государственного переворота,
которое поддерживалось с помощью террора и наглухо перекрытых
границ, не может считаться утопическим. Исторически это было
чем-то совершенно новым и по замыслу, и по исполнению — по-
пыткой с помощью принуждения направить человечество по пу-
тям, по которым до этого оно идти отнюдь не намеревалось»3
Людвиг фон Мизес одним из первых экономистов понял суть
новой системы и уже в 1920 году предсказал ее крах. «Действует
только оЪна воля», — пишет он. Этого человека можно назвать
королем или диктатором, но главное в том, что вся экономика на-
правляется по его воле. С помощью центрального планового органа
самодержец «выбирает, решает, направляет, действует, приказы-
вает». Все остальные повинуются. Таким образом, место эконо-
мической модели заняла военная. Теория сводилась к тому, что
место «анархии» частного производства и конкурирующих ини-
циатив миллионов людей займет организованный плановый по-
рядок4.
Точно установлено, что у большевиков, предпринявших этот
шаг, не было ни малейшего представления о том, какие трудности
и проблемы возникнут после отмены частной собственности. Они
их не предвидели и к ним не готовились. Замечательной чертой
социализма в XX веке было отвращение тех, кто столь пламенно
верил в планирование, к планированию мер по введению социа-
лизма. Большевики были настолько преисполнены верой в истин-
ность своей идеологии, в разумность и справедливость того, что
они делали, что приступили к широкомасштабной национализа-
ции безо всякой подготовки*
3 Richard Pipes, Communism: Vanished Specter (New York: Oxford Univ. Press,
1994), 53.
Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории.
Челябинск: Социум, 2005. С. 648 — 649.
Став в 1945 году премьер-министром, Клемент Эттли взялся, во исполне-
ние предвыборного обещания, за национализацию угольной промышленно-
сти. Эмануэл Шинуел, министр топлива и энергетики в его кабинете, позднее
писал: «Во мне было достаточно оптимизма, чтобы верить, что после 25 лет
разговоров о национализации в штаб-квартире лейбористской партии найдутся
хотя бы наметки плана». Но нашлись только несколько брошюр для партработ-
ников и копии резолюций партконференций. Во второй книге воспоминаний,
«По пути елевыми: Мои первые 96 лет», он пишет: «Выступая в 1947 году
на собрании Кооперативного союза в Эдинбурге, я заявил о необходимости бо-
лее основательно изучать проблемы государственной собственности. К моему
изумлению я получил письмо с упреками от Джима Кэллахана [лейбористский
премьер - министр в 1970-е годы ], который дошел до обвинения, что своим за -
явлением я нанес ущерб партии». Emanuel Shinwell, I’ve Lived Through It All
(London: Gollancz, 1973), 192; Shinwell, Lead With the Left: My First Ninety -
six Years (London: Cassell, 1981), 131 — 132.
190
Часть V Новый человек
Политика первых лет большевизма, впоследствии названная
политикой военного коммунизма, мгновенно вызвала эконо-
мическую катастрофу. Впоследствии были попытки доказать,
что она была навязана большевикам условиями гражданской
войны. «Политика военного коммунизма была навязана войной
и разрухой», — написал сам Ленин в апреле 1921 года5 Но это
была импровизированная попытка оправдать провал. Впрочем,
похоже, что у Ленина были свои оговорки. В статье «О “левом”
ребячестве и о мелкобуржуазности», написанной в мае 1918 го-
да, он выражает острое недовольство революционерами, которые
думают, что, обвиняя во всем саботажников и призывая к более
решительному насилию, можно решить все проблемы. ...мы
больше национализировали, наконфисковали, набили и нало-
мали, чем успели подсчитать», — восклицает Ленин. Но этого
недостаточно: «Не хватает нам совсем, совсем иного: подсчета
того, куда и каких саботажников поставить должно, организа-
ции своих сил для надзора»6 Нолевые коммунисты, вождем
которых был Николай Бухарин, верили, что полный социализм
может быть введен немедленно, а потому сопротивлялись пред-
ложению Ленина сохранить в переходный период отдельные эле-
менты капитализма.
Не только частная собственность была объявлена вне зако-
на, но и шли приготовления к отмене денег как средства обраще-
ния. Идея состояла в том, чтобы окончательно покончить с част-
ной торговлей, а для этого было решено запретить всю оптовую
и розничную торговлю и заменить их государственным распреде-
лением. Предполагалось ввести всеобщую трудовую повинность
для всех трудоспособных мужчин и для части женщин и детей.
Подобные потрясения соответствовали идеологии коммунизма.
Частная собственность предполагает меновое хозяйство. Десятки
тысяч или даже миллионы производителей конкурируют между
собой в производстве товаров, которыми потом обмениваются
при посредстве денег. Чтобы делать автомобили, производитель
должен приобрести продукцию множества частных поставщиков
узлов и деталей, а потом заплатить тем, кто работает на конвейе-
ре, чтобы они выпустили конечную продукцию. Обмен — это ес-
тественное дополнение частной собственности.
Государственная централизованно планируемая экономика
предполагает ликвидацию всякой торговли. В результате пол-
ной национализации все оказывается под контролем единого
органа, располагающего силой для принуждения. Обмен това-
Ленин В. И. О продовольственном налоге // Ленин В. И. Поли. собр. соч.
Т. 43. С. 219.
Ленин В. И. О «левом» ребячестве и о мелко-буржуазности / / Ленин. В. И.
Поли. собр. соч. Т. 36. С. 294.
Глава 10. Советский эксперимент
191
ч
рами, а также деньги становятся ненужными, а точнее невоз-
можными. Плановый орган просто приказывает предприятию
произвести определенные товары — скажем, автомобили — для
всей страны. В соответствии с планом различные (государ-
ственные) производители узлов и деталей должны будут пере-
дать их автосборочному заводу в количестве, достаточном для
выполнения плана.
В то же время для работы на завод направляется необходи-
мое количество рабочих. Машины съезжают с конвейера и тоже
поступают в собственность государства. В соответствии с планом
они принадлежат народу, включая (будем надеяться) и самих ра-
бочих. Последние получают справки о трудовом вкладе, дающие
право получать в государственных центрах снабжения товары,
необходимые для удовлетворения их потребностей, но на этом
сходство с системой, использующей деньги, заканчивается. Со-
циалистическая система стоит на использовании принудитель-
ного труда, государственной собственности и планового распре-
деления. В попытке включить все эти элементы большевики не
расходились с требованиями своих теорий. Фактически, они так
и не запретили использование денег, хотя говорили об этом и даже
извинялись за то, что еще не сделали этого. «В социалистическом
обществе не должно быть финансов, — сообщил советский ко-
миссар финансов, — и потому я должен извиниться, что говорю
на эту тему»7
Деньги, однако, перестали быть средством сбережения. Пос-
лереволюционная инфляция делала сбережения невозможными.
К 1920 году производство на крупных предприятиях составило
18% уровня 1913 года, добыча угля — 27, выплавка чугуна —
2,4%. Это озадачило Ленина. «Что это за пролетариат? Где его
промышленность? Почему он бездельничает? »8
В статье, опубликованной в «Правде», проскальзывает оза-
даченность Ленина. Он уже произнес свой знаменитый лозунг,
что «коммунизм это есть советская власть плюс электрификация
всей страны», и сам поверил, что ГОЭЛРО, план электрификации
Советского Союза, равнозначен единому плану развития эконо-
мики. Этот план, опубликованный в 1920 году, был составлен
«лучшими учеными нашей республики». К 1921 году, однако,
мало что изменилось, и Ленин пришел к выводу, что виноваты
«коммунистические журналисты» и «чванство партийных бонз».
Они противятся привлечению «буржуазных специалистов» к пла-
7 Пайпс Р Русская революция. М.: Захаров, 1995. С. 457
Там же.
192
Часть V. Новый человек
нированию и не понимают, что специалисты, пусть и буржуазные,
зато ученые, а потому заслуживают уважения9
Представляют интерес замечания Ленина о провалившемся
плане. План содержал «детальную программу работ» и перечис-
лял «ответственных лиц, ученых, инженеров, агрономов и ста-
тистиков» . Их задачи были точно определены. Перечисление этих
задач заняло «десять печатных страниц первого номера Бюлле-
теня»; в составлении участвовали более 180 «экспертов». Были
изучены две сотни книг. Был разработан топливный бюджет все-
го СССР на следующее десятилетие; было учтено будущее разви-
тие «сельского хозяйства», «транспорта» и «промышленности».
Была детально рассчитана потребность в рабочих на следующее
десятилетие. «У нас имеются точные расчеты экспертов по всем
принципиальным вопросам», — заверил Ленин своих читателей.
Каждому потребуется по две пары обуви, например, что при пе-
ремножении означает, что скоро нам понадобятся 300 млн пар
обуви. Значит, потребуется соответствующее количество кожи.
(Ленин ничего не говорит о размерах или фасонах, и можно толь-
ко гадать, входил ли его план в подобные детали; почти наверня-
ка — нет.)
Однако, похоже, никто ничего не делал. План так и остался
планом. «Конечно, по самой своей природе планы — это такая
вещь, о которой можно говорить и спорить бесконечно», — го-
ворил Ленин. Пришло время воплощать их в жизнь: ...начать
строить то и это, собирать и перевозить такие-то и такие-то ма-
териалы, и так далее». Для коммунистов настало время помень-
ше зазнаваться, «вернее, совсем не зазнаваться, а выдерживать
предельно тактичное и предупредительное отношение к научным
и техническим специалистам».
Одна из главных проблем планирования заключается в том,
что всякий план строится на устаревшей информации. Ленинские
планировщики начали осознавать это и, соответственно, обнов-
лять план. Ленин верно сообразил, что так может продолжать-
ся до бесконечности. Он к тому же понимал, что теперь правит
вовсе не школой для революционеров-подпольщиков. Старый
порядок был сокрушен, а новое общество еще только предстояло
«построить». Для электрификации всей страны следовало стро-
ить настоящие электростанции. «В конечном итоге, — пишут ав-
торы книги «Утопия у власти», — план электрификации остался
на бумаге»10
9 Ленин В. И. О едином хозяйственном плане // Ленин В. И. Поли. собр. соч.
Т. 42. С. 339-347
10 Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти. М.: МИК, 1996. С. 235.
Глава 10. Советский эксперимент
193
Возражения австрийской экономической школы
Из многих трудностей планирования Ленин столкнулся только
с одной — с трудностью сведения воедино всей информации, не-
обходимой для составления плана. Чтобы руководить жизнью
всего населения страны, плановикам нужно знать очень многое.
Было чистой фантазией полагать, что удастся с легкостью собрать
все нужные сведения и использовать их для управления столь ог-
ромной страной. Настоятель Кентерберийского собора его высо-
копреподобие Хьюлетт Джонсон («красный настоятель») посе-
тил СССР в 1930-е годы и убедился, что планирование работает
так, как было задумано. Чрезвычайно любопытно его описание
Госплана (где он, вероятно, побывал), ненароком привлекающее
внимание к главной трудности: «В Москве в нескольких зданиях
размещается организация, размах и значение деятельности кото-
рой не имеют аналогов в мире. Ее разветвления проникают в каж-
дый уголок шестой части мира. От ее наблюдения не ускользает
ни один завод, ни одна ферма, театр, госпиталь, суд или воинское
подразделение. По закону каждое государственное учреждение во
всех областях деятельности всего Союза, охватывающего двенад-
цатую часть всего человечества, обязано представлять в москов-
ский центр этой организации полные данные о текущих и будущих
потребностях и деятельности.
Масса информации, которая ежедневно и ежечасно поступает
в ее центральное управление, обрабатывается, сортируется, про-
сеивается и используется самым большим в мире штатом квали-
фицированных статистиков и специалистов, которым помогают
тысячи служащих и помощников. (О компетентности этих ста-
тистиков всего несколько лет назад американский специалист г-
н Фридмен сказал, что “в целом русские статистики действуют
правильно; они сопоставляют и сверяют связанные между собой
данные за разные годы”.)
Этот орган отнюдь не мертвое, холодное, научное и бездушное
учреждение, опутанное канцелярщиной и бюрократизмом, — нет,
оно занимается судьбой мужчин и женщин, юношей и девушек.
У каждого гражданина огромного Советского Союза есть свое
место среди цифр, стекающихся сюда. Если человек трудоспо-
собен, его имя попадает в один разряд данных, если он болен,
стар или еще слишком молод,’чтобы работать, ...его имя попадает
в другой разряд. Таким образом, специалисты узнают общее число
трудоспособных работников, которым страна может поручить из-
готовление вещей и оказание услуг. Другой набор жизненно важ-
ных данных — оценка потребностей всего этого множества людей
в пище, одежде, жилье, образовании, врачебной помощи или в
досуге, а народа в целом — в обороне и производстве средств про-
194
Часть V Новый человек
изводства в виде шахт, железных дорог и машин. Сюда постоянно
поступают эти и многие другие данные»11
Его высокопреподобию и в голову не пришло спросить:
а «точны» ли данные, поступающие в эту организацию. Такая
информация, если она вообще доступна, всегда устаревает к мо-
менту сведения в таблицу. Для ее обработки нужен труд милли-
онов людей. Задача по доставке в центр таких огромных объемов
информации не проще, чем известное упражнение с игольным
ушком и верблюдом. Почти всем этим данным придется выстоять
очередь. В стране с многомиллионным населением технически не-
возможно собрать в едином центре данные о положении, деятель-
ности, намерениях и возможностях каждого члена общества.
Первым это возражение против планирования выдвинул,
по-видимому, Фридрих Хайек в 1935 году в работе «Коллекти-
вистское экономическое планирование» {Collectivist economic
planning). Центральный орган не в состоянии давать разумные
распоряжения руководителям производств, если он не знает, что
там происходит. Источник этого ограничения не только в тех-
нической трудности сбора надежных данных в центральном ве-
домстве. В условиях диктатуры люди предоставляют информацию
о себе только по принуждению, потому что понимают: их спа-
сение в безымянности. Проблему усугубляет то, что тоталитар-
ные правительства всегда монополизируют печать. Вожди обос-
нованно боятся, что люди станут говорить друг с другом о своем
недовольстве и, возможно, поднимут восстание. Но это лишь еще
больше затрудняет задачу выяснения того, что происходит на са-
мом деле.
Чтобы оценить ситуацию, представьте, что вам нужно донести
какую-то информацию в Овальный кабинет. Экспертам, обслу-
живающим Белый дом, сделать это не так-то просто. Свои блес-
тящие идеи они должны вручить руководителю аппарата, кото-
рый может решить, что в них нет ничего интересного. Он завален
идеями и предложениями, а президент всегда занят. Большинство
сообщений приходится отсеивать. Для принятия решений о том,
что не терпит отлагательства, а что может и подождать, в Белом
доме создан мощный бюрократический аппарат.
Но в плановой экономике от центра ждут управления мель-
чайшими деталями всего, что происходит бог знает где. Если ко-
миссару в Омске нужно разрешение Москвы на то, чтобы напра-
вить партию хлебоуборочных комбайнов не в одно хозяйство,
а в другое, он может дожидаться сигнала — и погубить урожай.
Не забывайте, что Москва далеко. Он может нарушить закон (не
11 Hewlett Johnson, The Soviet Power: The Socialist Sixth of the 'World (New York:
International Publishers, 1941), 87—89.
Глава 10. Советский эксперимент
195
дожидаться мнения Москвы) и спасти урожай. Но, решившись
на нарушение закона, он сообразит, что ему выгодно действовать
заодно с директором совхоза, которому нужны комбайны и кото-
рый готов вознаградить комиссара за нужное решение. Если пос-
ледний примет взятку, принятие экономических решений снова
децентрализуется, а Москва остается в стороне. Экономика сно-
ва функционирует, а частная собственность готова возродиться.
В СССР, разумеется, любое восстановление эффективности трак-
товалось как коррупция.
Как отмечает Томас Сауелл, обращение к методам террора не
способствует «принятию общеэкономического подхода» произ-
водителями12. Напротив, когда отступление от плана стало нака-
зываться тюрьмой, хозяйственники, «пренебрегая любыми эко-
номическими соображениями», стали еще крепче цепляться за
букву закона. В одном случае шахтное оборудование так и не по-
пало туда, где оно было крайне необходимо, потому что по плану
его следовало выкрасить красной краской, а у производителя была
только зеленая. Машины так и остались ржаветь на складе, пото-
му что директор сказал: «Не хочу получить восемь лет».
Здесь план оказался излишне детальным — у производителя не
осталось ни малейшей свободы маневра. Но при меньшей детали-
зированности планов возникали другие проблемы. Дэвид Шиплер
из New York Times описал случай, когда в плане на производство
гвоздей был указан только вес. В результате были произведены
только самые большие и тяжелые гвозди, которые по большей час-
ти остались пылиться на складе, тогда как страна «мучилась без
мелких гвоздей »13
В обоих примерах хозяйственники заботятся прежде все-
го о соблюдении буквы закона. Думать о выгоде в любом случае
противозаконно. Стремление соблюдать план во всех деталях ве-
дет к его невыполнению. Плановые органы неспособны отдавать
приказы, учитывающие местные обстоятельства (вроде отсут-
ствия красной краски), потому что эти обстоятельства им просто
неизвестны. Может быть, стоит позвонить в Москву? («Можно
использовать зеленую краску?») Это так же трудно, как дирек-
тору завода в Пеории позвонить с подобной проблемой министру
торговли (не говоря уже о президенте США). Можно позвонить
мелким чиновникам, но их телефон постоянно занят. Впрочем, у
них нет полномочий вносить изменения в плановые задания. Они
побоятся сделать что-либо без разрешения свыше.
Проблему можно решить, децентрализовав принятие решений
во всей экономике, но это означает отказ от централизованно-
12 Thomas Sowell, Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980), 215.
Ibid., 215, 393.
196
Часть V Новый человек
го планирования. Это ведет нас назад, к частной собственности.
А нельзя ли как-нибудь разрешить производителям комбайнов,
гвоздей и шахтного оборудования думать и действовать самосто-
ятельно, не делая их собственниками? Проблема в том, что «ду-
мать и действовать самостоятельно» — это значительная часть
того, что мы понимаем под собственностью. Если у руководителей
таких предприятий нет стимулов собственника, в том числе заин-
тересованности в прибыли, они будут принимать решения, совер-
шенно отличные от решений настоящих собственников.
До 1930-х годов социалисты вообще не рассматривали ог-
ромные трудности, которые поставила перед плановыми органа-
ми проблема знания. Они были настолько убеждены в том, что
современная рациональная система планирования лучше уста-
ревшей системы рыночной конкуренции, что отмахивались от
любой критики, принимая ее за выражение классовых интере-
сов. «Выдающимся фактом истории социализма между 1848-м
и 1920 годами было то, что важнейшая проблема, касающаяся
его функционирования, даже не рассматривалась, — пишет Мизес
в «Человеческой деятельности». — Марксистское табу клеймило
все попытки исследовать экономические проблемы социалисти-
ческого общества как “ненаучные”»14.
В коммунизме примечательно то, что люди, не верившие в Бо-
га, поверили в возможность сконцентрировать в едином центре
богоподобное знание. Они поверили, что правительство может
быть всеведущим и всемогущим. А чтобы оправдать идею о том,
что все должны жить по единому плану, все коммунистические
режимы занимались обожествлением своих вождей — Ленина,
Сталина, Мао или Ким Ир Сена.
Мизес еще ранее проделал детальный критический анализ
планирования, но по сути он сводится к проблеме информации.
Вместе с частной собственностью приверженцы планирования
ликвидировали рынки, а с ними и рыночные цены. Но в капи-
талистической системе и производители, и потребители в своих
решениях руководствуются ценами: что производить, как это де-
лать, что и когда покупать. Есть тысячи разных способов сделать,
например, автомобиль и знание цен на комплектующие позволяет
производителю выбирать, какие материалы использовать и в ка-
ком количестве. Кузова автомобилей можно сделать, скажем, из
серебра: это красиво, и они не будут ржаветь. Но при этом они
будут очень дороги.
В рыночной экономике производители приблизительно знают,
по какой цене можно сбыть их продукцию. Поэтому они в состо-
14 Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории.
Челябинск: Социум, 2005. С. 652.
Глава 10. Советский эксперимент
197
янии оценить, будет ли готовое изделие стоить больше, чем уш-
ло на его изготовление. Если они не добьются этого результата
и не смогут получить прибыль, то очень скоро вылетят из бизнеса.
Но в советской системе из-за уничтожения рынков и рыночных
цен подобные расчеты оказались невозможны, а производство —
крайне проблематичным. Осуществлялось примитивное плани-
рование, не опирающееся на настоящие рыночные цены, но зача-
стую выпускалась никому не нужная продукция. Самое смешное
состоит в том, что остроту проблемы смягчало сохранение рынков
в других странах. Советские плановые органы имели возможность
сверяться с сырьевыми ценами, публикуемыми в капиталистиче-
ских изданиях вроде Wall Street Journal.
Но самой проблемы это не снимало. Рыночные цены колеб-
лются изо дня в день, от одного региона к другому в зависимости
от местных условий спроса и предложения. Если бы осуществилась
мечта Ленина о мировом коммунизме, исчезли бы все источники
информации о рыночных ценах и революция быстро окончилась
бы катастрофой. Сталин и не догадывался, насколько мудра была
его политика «социализма в одной стране».
В 1930-е годы экономисты Оскар Ланге и Фред Тейлор в ответ
Мизесу выдвинули идею, согласно которой государственные пла-
новые органы могут управлять производством с помощью умо-
зрительных «учетных» (bookkeeping) цен. Они смогут приходить
к правильным ценам методом проб и ошибок. Если запасы на скла-
дах растут, значит, цены завышены, а если возник дефицит, значит,
они занижены. Но капитализм работает, потому что руководители
предлагают цены за ресурсы с деньгами в руках, и потеря денег со-
провождается весьма реальными последствиями. Руководители го-
сударственных предприятий были заинтересованы только в выборе
своей плановой квоты, и имея дело с умозрительными ценами, стали
бы торговаться, предлагая более высокие цены безо всяких ограни-
чений. Это напоминало бы игру в покер на деньги из игры «Моно-
полия» . В такой ситуации игроки ничем не рискуют. Они могут по-
вышать ставки как угодно, потому что к вечеру потеряют разве что
фишки. В игру «экономика» нужно играть настоящими деньгами.
Тем не менее аргумент Ланге десятилетиями цитировался
в экономических учебниках, как будто он победил в споре. Но пос-
ле краха Берлинской стены Роберт Хейлбронер подвел правиль-
ный итог. «Пятьдесят лет назад, — написал он в New Yorker, —
многим казалось, что Ланге победил в споре о социалистическом
планировании. ...Теперь ясно, что прав был, конечно, Мизес»15
Oskar Lange and Fred M. Taylor, On the Economic Theory of Socialism, ed.
B. Lippincott (1938); reprint; New York: McGraw Hill, 1964); Robert Heilbroner,
“Reflections: After Communism”, New Yorker, September 10, 1990.
198
Часть V Новый человек
Рабская экономика
Все эти аргументы о знании и ценовых расчетах вполне истинны,
так что их одних достаточно для того, чтобы развеять в дым все
мечты приверженцев планирования, но была и более фундамен-
тальная проблема. Рабочие оказались низведенными до подне-
вольного состояния и не были заинтересованы работать напря-
женно. Вынужденные выполнять чужие планы, они не могли осу-
ществлять своих собственных.
Аргументы о трудностях сбора и передачи информации в от-
сутствие рыночных цен создают искаженную картину совет-
ской жизни: загнанные в тупик хозяйственники сидят у телефона
в ожидании звонка и разрешения изменить план, но телефон мол-
чит. Рабочие стоят у станков и ждут сигнала браться за работу, но
ничего не происходит, потому что из-за неправильных цен сырье
прибыло не туда, куда нужно. Все выглядит так, будто их закрыли
на кодовый замок (образ Роберта Гессена). Они пробуют всевоз-
можные комбинации, но все бесполезно. При правильной ком-
бинации цифр замок откроется; при правильной комбинации цен
рабочие займутся делом. На более реалистичной картинке рабо-
чий либо прогуливает свою работу, либо он пьян; то, что привозят
на склад, расхищают хозяйственники и т.д.
Представление о реальной производственной жизни дает со-
ветский диссидент Владимир Буковский в книге «И возвращается
ветер... В 1950-е годы коммунистическая партия решила, что
школьникам полезно перед институтом получить опыт работы
на производстве. И это «действительно расширило наши горизон-
ты» , сообщает Буковский, хотя и не так, как было задумано: «Мои
одноклассники и я впервые увидели, что такое советское предпри-
ятие — со всем его жульничеством, показухой и насилием. На ав-
тобусном заводе никто не рвался работать; рабочие предпочитали
отсиживаться в курилке до появления мастера, и только тогда все
тащились на свои места. “Чего ради надрываться за гроши, кото-
рые нам здесь платят? — говорили работяги. — Работа не волк,
в лес не убежит!” Утром на работу почти все приходили пьяные
или с похмелья, и в течение дня люди регулярно отряжали кого-
нибудь проскользнуть через забор за водкой. Только один мужик
пахал всю смену. Остальные его ненавидели и, показывая на него,
крутили пальцем у виска. Они искали любую возможность сделать
ему пакость, тайком выводили из строя станок или воровали инс-
трументы. “Решил стать передовиком и поднять нормы? ” — ядо-
вито говорили они. Оказалось, что если один рабочий перевыпол-
нял месячную норму, на следующий месяц нормы выработки уве-
Глава 10. Советский эксперимент
199
личивали для всех, и тогда им приходилось работать вдвое больше
ровно за те же деньги»16.
В 1937 году насильственную и тираническую природу плани-
рования — на основе надежной информации или без таковой —
убедительно описал Уолтер Липпман. Его аргументы, опублико-
ванные в книге «Хорошее общество» (Good Society), не были ни-
кем опровергнуты, а позднее их заново сформулировал Фридрих
Хайек. «План производства — это план потребления, — пишет
Липпман. — Если власть решает, что следует произвести, она уже
решила, что будет потреблено». Отсюда следует, что всесторон-
нее планирование производства несовместимо с принципом доб-
ровольности труда и со свободой рабочих выбирать место работы
и профессию. К тому же план непременно должен предписывать,
сколько и где люди должны работать, и что при этом делать. По-
тому что в условиях, когда потребление стандартизировано и ра-
ционировано, никто не стал бы заниматься малоприятными ви-
дами труда. Следовательно, трудовая повинность сопровожда-
ется рационированием потребления. Такая трудовая повинность
обеспечивается законом, насилием или (как предлагал Троцкий)
альтернативой голодной смерти. Все это означает, что государст-
во всестороннего планирования тождественно милитаризованно-
му государству. Принудительный труд и карточное снабжение —
не случайные черты плановой экономики, а ее глубинная суть.
Липпман показал, что система, в которой план является законом,
предполагает ликвидацию демократии: «Кто в гражданском об-
ществе должен решать вопрос о конкретном содержании изобиль -
ной жизни? Это не может быть народ, принимающий решения
на референдуме или голосами большинства своих представителей.
Потому что если суверенное право выбирать план принадлежит
народу, то и право улучшать этот план должно принадлежать ему
же. А план, который можно менять от месяца к месяцу или от года
к году, — это не план. Если было решено произвести 10 млн ав-
томобилей по 500 долларов и 1 млн пригородных домов по 3000
долларов, народ не имеет права через год передумать... и решить,
что хочет вместо этого строить небоскребы для жилья и подзем -
ные железные дороги.
Короче говоря, цели плановой экономики никоим образом не
могут зависеть от народных решений. Они должны приниматься
своего рода олигархией, а чтобы план можно было осуществить до
конца, эта олигархия должна быть свободна от политической от-
ветственности .... Народ не только не может контролировать план,
но, более того, планировщики обязаны контролировать народ.
16 Vladimir Bukovsky, То Build a Castle: Му Life as a Dissenter (New York: Viking
Penguin, 1978), 123.
200
Часть V Новый человек
Они обязаны быть деспотами, не терпящими никакого вызова
своей власти. Таким образом, идея гражданского планирования
строится на предположении, что деспоты, добравшиеся до власти,
будут великодушны»17
Хайек развил аргумент Липпмана в книге «Дорога к рабству»
(1944). Он был принципиальным защитником частной собст-
венности и видел, что без нее свобода невозможна. Но в то время
выражение «частная собственность» имело уничижительный от-
тенок, и в «Конституции свободы» (1960) он заявил, что предпо-
читает более неопределенное выражение «индивидуализирован-
ная собственность» (several property), которое иногда использо-
валось в XIX веке18. Говоря об отказе приверженцев планирования
считаться с «автономной сферой, в которой господствуют цели
самих индивидов», он, конечно же, имел в виду частную собст-
венность.
В связи с тезисом «Дороги к рабству» Джон Мейнард Кейнс
написал Хайеку: «В обществе, в котором люди думают и чув-
ствуют справедливо, можно без риска идти на опасные действия,
которые привели бы прямой дорогой в ад там, где за них возь-
мутся люди, в мыслях и чувствах которых нет справедливости»19
Впрочем, все сказанное Липпманом и Хайеком оказалось вер-
ным. Централизованное планирование на практике ведет к тира-
нии. И это подрывает готовность трудиться. Рабочие понимают,
что стали пешками тиранов, а потому прилагают минимальные
усилия. Если бы удалось проранжировать пороки этой гибельной
системы, возможно, именно это оказалось бы главной причиной
крушения Советов и всех других централизованно планируемых
экономик.
Советам удавалось производить кое-какие товары, но они
всегда были дрянного качества, да и тех всегда не хватало. Госу-
дарство, например, так и не смогло обеспечить население квар-
тирами. В квартире, предназначенной для одной семьи, жило че-
тыре-пять. Почему бы не строить больше? Цена строительных
материалов была невысока. Строительную документацию можно
было использовать не для одного дома, а для многих. Плановым
органам не мешали ни экологические требования, ни строитель-
ные нормы и правила, ни законы о зонировании. Проблема была
в том, что советская экономика была похожа на автомобиль, у
которого кончился бензин: сам он не движется, и его приходится
17 Walter Lippmann, An Inquiry into the Principles of the Good Society (Boston:
Little Brown, 1937), chap.6.
18 Friedrich F. Hayek, The Constitution of Liberty (Chicago: Univ, of Chicago Press,
1960), 450; Хайек Ф. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005. Гл. 5.
Roy F. Harrod, The Life of John Maynard Keynes (London: Macmillan, 1951),
436.
Глава 10. Советский эксперимент
201
толкать. Самой серьезной проблемой был дефицит человеческой
энергии.
Система поставила пролетариат в положение крепостных,
и пролетарии знали это. Все видели, что, вопреки пропаганде,
процветает только партийная элита с ее закрытыми распредели-
телями и особыми привилегиями. Рабочие понимали, что напря-
женный труд идет на пользу только особым людям, а отнюдь не
«каждому». Скудные потоки снабжения в первую очередь на-
правлялись военным, а для гражданских оставалось не так уж
много. За несколько месяцев до падения Берлинской стены Гор-
бачев практически выбросил белый флаг, заявив, что советские
рабочие «разучились работать, привыкли получать зарплату часто
только за появление на работе»20 Пожалуй, лучше всего эту про-
блему командной экономики выражает присказка, распростра-
нившаяся незадолго до распада Советского Союза: «Мы делаем
вид, что работаем, а они делают вид, что платят».
Новый советский человек
В работах Ленина трудно найти подтверждение его веры в ново-
го человека. Но нет уверенности и в том, что он был свободен от
этой иллюзии. В работе «Государство и революция» (1917) он
говорит, что коммунизм предполагает «не теперешнего обыва-
теля»21 На английском языке не было работ, прослеживающих
развитие этой идеи в СССР Ленин, конечно, был готов исполь-
зовать силу, когда это требовалось. В отличие от этого, Троцкий
был истинно верующим. В книге «Литература и революция» он
рассуждал о том, что в условиях коллективизма «человек станет
несравненно сильнее, мудрее, тоньше. Его тело — гармоничнее,
движения — ритмичнее, голос — музыкальнее, формы быта при-
обретут динамическую театральность. Средний человеческий тип
поднимется до уровня Аристотеля, Гёте или Маркса. И над этим
кряжем будут подниматься новые вершины»22.
Годом позже, выступая с речью «Несколько слов о воспита-
нии человека», Троцкий ставит вопрос о возможности «улучшить
человека». Он отвечает: да, это можно сделать. Но сначала нам
предстоит решить более приземленную задачу (действительность
начала брать свое). Требуется повысить производительность труда.
20 “Shortages Spark Gorbachev Fury at Lazy Workers, AP dispatch, April 26, 1989;
см. также: David Remnick, “Soviet Party Chief’s Speeches Show Anxieties,”
Washington Post, April 29, 1989.
Ленин В. И. Государство и революция // Ленин В. И. Поли. £обр. соч. Т. 33.
С. 97
22 Троцкий Л. Д. Литература и революция. С. 196.
202
Чвстж V. Новый4 человек
Полная и несокрушимая победа социализма придет только когда
«единица человеческой силы даст нам больше продуктов, чем при
господстве частной собственности». Но вместо того чтобы доби-
ваться этого, Троцкому пришлось искать убежища в Мехико.
Идея нового человека, западная по происхождению, гораз-
до ярче заявляет о себе в трудах тех, кто жил на безопасном рас-
стоянии от Советского Союза и лишь при случае наносил туда
тщательно подготовленные визиты, скажем, в работах Линколь-
на Стеффенса и Сиднея и Беатрисы Веббов. В книге «Советский
коммунизм: новая цивилизация» (1944) Веббы даже посвятили
целый раздел тому, «Как сделан Новый человек». Поучитель-
но сравнить их фантастические рассуждения о Сталинградском
тракторном заводе с тем, что рассказал Буковский об автобус-
ном заводе: «Для советского государственного деятеля на заводе,
в шахте, в колхозе или на нефтепромысле производится не просто
богатство, нет, там создаются новые люди, там они выковыва-
ются в процессе труда. 40 000 мужчин и женщин, работающих
на Сталинградском тракторном, — это люди, которых сам завод
создал из построивших его необученных крестьян, ставших такой
же частью его продукции, как и стальные тракторы. Эта переделка
человека заводом, на котором он работает, не находит отражения
в балансовых ведомостях прибылей и убытков, на ведении кото-
рых настаивают западные экономисты»23
В ходе визита в СССР в 1931 году Джулиан Хаксли обнару-
жил, что здесь люди мыслят и чувствуют иначе, чем он, отчасти
в силу другого «национального темперамента», но главным об-
разом потому, что новые условия жизни «изменяют человека»24.
В том же году Джордж Бернард Шоу сообщил, что советское пра-
вительство показало, что природа человека податлива, как замаз-
ка. Размышляя о России, Линкольн Стеффенс писал в 1935 году,
что «здесь все в развитии», все, «что вы видите, уже в следую-
щем году изменится к лучшему». Он спрашивал (имея в виду час-
тную собственность): «Что будет с институтами, созданными пе-
щерными людьми». Через пару лет он заявил, что «Россия дока-
зала, что всего за одно поколение можно значительно изменить
природу человека»25
В 1936 году А. П. Шэттер с группой американских учителей
посетил Институт дефектологии и обнаружил здесь, что Советы
23 Sidney Webb and Beatrice Webb, Soviet Communism: A New Civilization, 3rd
ed. (London: Longmans Green, 1944), 759
24 Julian Huxley, A Scientist Among Soviets (New York: Harper Bros, 1932), 55.
25 Lincoln Steffens, Letters of Lincoln Steffens (New York: Harcourt, Brace, 1938),
930, 1003; см. также Genevieve Taggard, рецензия на The Letters of Lincoln
Steffens, “I Have Seen the Future—And It Works,” Soviet Russia Todaij 7
(December 1938): 26-27
Глава 10. Советский эксперимент
203
«переделывают людей». Окружение «тщательно контролирует-
ся», и к трудновоспитуемым детям применяют методы «убеж-
дения и принуждения». Они «принадлежат коллективу, и их
всячески ведут к тому, чтобы они стали его частью. Я и мое
уступают место мы и наше»26. Другим учителем, захотевшим уви -
деть все своими глазами, был Томас Вуди. В книге «Новые взгля-
ды, новые люди», опубликованной в 1932 году, он рассуждает
о «психических чертах нового человека, для формирования ко-
торого прилагаются все усилия и который уже существует в зна-
чительном числе»27 Как бы в подтверждение этого в 1935 году
сообщили, что шахтер Алексей Григорьевич Стаханов установил
рекорд, добыл за смену 102 тонны угля — в 14 раз больше нормы.
Через три недели он установил новый рекорд и добыл 227 тонн
угля за смену — в 30 раз больше нормы. Вскоре он стал членом
коммунистической партии, основателем стахановского движения
и Героем социалистического труда. Позднее выяснилось, что вся
эта история была сфабрикована.
По-настоящему миф о новом советском человеке расцвел при
Хрущеве. Принятая в 1961 году Программа коммунистической
партии («Коммунизм — светлое будущее всего человечества»)
пророчила время, когда «труд и дисциплина больше не будут
в тягость» и предсказывала, что «материально-техническая база
коммунизма будет построена к концу второй десятилетки (1971 —
1980 гг.)». Предполагалось, что «новый человек» будет сформи-
рован в ходе «активного участия в коммунистическом строитель-
стве» и «воспитания людей в духе коллективизма»28
Но в 1980-х зазвучали совсем другие речи. Горбачев был воз -
мущался «всякого рода недостатками, их конкретными носи-
телями — людьми, пренебрегающими своими обязанностями,
равнодушными к общественным интересам: бракоделом и без-
дельником, рвачом и анонимщиком, чинушей и взяточником»29
Спустя три года, когда советские войска выходили из Афганис-
тана, заместитель министра иностранных дел Анатолий Адами-
шин сказал: «Изменить мир трудно. Изменить людей почти не-
возможно»30
26 А. Р Shatter, “Remaking Human Befngs,” Soviet Russia Today 6 (August 1937):
23-24.
Thomas Woody, New Minds, New Men (New York: Macmillan, 1932), 467
28 Программа Коммунистической партии Советского Союза, 1961.
Горбачев М. Политический доклад Центрального комитета КПСС XXVII съез-
ду Коммунистической партии Советсткого Союза / / Материалы XXVII съезда
КПСС. М.: Политиздат, 1986. С. 78.
30 Karen Elliott House, “ Communist Giants Are Too Burdened at Home о Lead Much
Abroad” Wall Street Journal, February 6, 1989.
204
Часть V Новый человек
Иллюзии об изумительной пластичности человеческой при-
роды долгое время поддерживались фальшивой статистикой эко-
номического роста. Запуск спутника укрепил доверие ко лжи.
Еще лет десять вера Запада в советские достижения была сильна.
«Когда я в унынии, то думаю, что через пять лет Советы обгонят
нас во всем, — заявил в 1957 году Джером Виснер из Массачу-
сетского технологического института. — Но когда я настроен оп-
тимистично, то чувствую, что им на это понадобится лет десять»31.
В 1961 году Норман Казинз из Saturday Review обнаружил, что
железный занавес превратился в «красный магнит». Он разгля-
дел за ним «несметные богатства». Наряду со спутником восхва-
ляли «новые жилые дома и хромированные ручки автомобилей,
телевизоры и наручные часы, кинокамеры, сберегательные кассы,
курорты и современные университеты, и все это служило доказа-
тельством того, что русские наконец-то стали бесспорно великой
нацией»32.
На западных людей производило сильное впечатление то, что
Советы могли решать проблемы с помощью силы. В пороках цен-
трализованного планирования видели его силу, что порождало
рассуждения о конфликте между свободой и процветанием. По-
сетив в 1955 году СССР, сенатор-республиканец Уильям Бентон
написал книгу «Это вызов», в которой отметил, что «диктатура
может отдать приказ о строительстве сталелитейных или машино-
строительных заводов. А в свободном мире импульс к росту про-
изводства дает преимущественно потребитель и его потребности».
В результате мы попали в затруднительное положение: наша сис-
тема, возможно, более нравственна (поскольку основана на со-
гласии) , но их — более эффективна (как показывает статистика).
Они могут отдать приказ о строительстве заводов. Бентон де-
лает вывод, что в Советском Союзе война, революция, тирания
и бедствия стали путем «через катастрофы к прогрессу»33
Но и экономисты не медлили с ответом. «Когдалюди не знают,
что делать, — писал Хейлбронер в «Будущее как история», — сле-
дует сказать им, что делать. ...Крестьянам, ростовщикам, мелким
бюрократам можно сказать — приказать — что следует делать».
Возникающим в «третьем мире» новым нациям также придется
централизовать свои экономики, и они это, несомненно, сделают,
наученные «печальным опытом экономической свободы»34.
В 1961 году Хрущев пообещал, что коммунизм будет «постро-
ен» к 1980 году. К тому времени «богатство общества» «вырас-
31 Jerome Wiesner (1957), 77-78.
32 Norman Cousins, “Psychology as a Key,” Saturday Review, July 8, 1961.
33 William Benton, This is the Challenge (New York: Associated College Presses,
1958), 106, 110.
34 Robert Heilbroner, The Future as a History (New York: Harper, 1960), 82.
Глава 10. Советский эксперимент
205
тет неизмеримо». ВНП увеличится впятеро, объем производства
станет вдвое больше, чем в США. У каждой советской семьи будет
бесплатная отдельная квартира и вся необходимая бытовая тех-
ника. Общественный транспорт и питание на производстве станут
бесплатными. Для желающих отдохнуть за городом будут дома
отдыха и гостиницы — «со скидкой или бесплатно». Что касается
США, то монополизация капитала «обрекла буржуазное обще-
ство на низкие темпы роста производства и производительнос-
ти»35 Его оптимизм был основан на хороших источниках. Руко-
водитель ЦРУ Аллен Даллес заявил в 1958 году, что советская
экономика растет и будет расти «вдвое быстрее, чем экономика
США»36
Все это повторяли повсюду, и во все это верили. Учебник эко-
номики Пола Самуэльсона разошелся в трех миллионах экземп-
ляров и был самым популярным учебником по экономике в пери -
од после Второй мировой войны. Во всех переизданиях приводил-
ся график с кривыми роста ВНП в СССР и в США, на котором
советское производство начинало с более низкого уровня, но уве-
личивалось быстрее. Было видно, что лет через двадцать их эконо-
мика обгонит нашу. В очередных переизданиях графики остава-
лись прежними, только отодвигалась дата их пересечения. Но и в
1980 году эта дата не стала ближе, а в издании 19 85 - го этот гра -
фик наконец исчез. Однако в издании 1989 года было сказано,
что «измеренный рост ВНП в СССР длительное время был выше,
чем в большинстве стран с рыночной экономикой»37
Потом пришла пора гласности, затем — перестройки. Ав сен-
тябре 1989 года советский парламент взялся за обсуждение воп-
роса, который Билл Келлер, репортер New York Times, назвал
«решающим»: вопрос о собственности. Он затрагивает «самые
чувствительные точки коммунистического режима», писал он,
и уже породил «поток новых эвфемизмов». Рыночные рефор-
маторы в Кремле пытались зайти как можно дальше, избегая при
этом слов «частная собственность». Два дня спустя репортер
Washington Post сообщил, что эти дебаты обещают потревожить
«самые священные глубины традиционной идеологии марксиз-
35 Seymour Topping, “Moscow Issues Party Program: Calls Coexistence a ‘Necessity’:
Foresees Vast Economic Gains,” New York Times, July 30, 1961, p. 1; “Condensed
Version of Krushchev’s Speech to Soviet Communist Party Congress, ” (transmitted
byTass), New York Times, October 8, 1961.
W H. Lawrence, “Allen Dulles Sees U. S. Peril in Soviet Economic Rise: CIA Chief
Tells Chamber of Commerce Russian Growth is Greatest Peacetime Threat,” New
York Times, April 29, 1958, p. 1.
Paul Samuelson, Economics, llthed. (New York: McGraw-Hill, 1980), 825.
206
Часть V Новый человек
ма-ленинизма». Частная собственность была «величайшим табу
советской коммунистической ортодоксии»38
«Это слово все еще пугает некоторых», — объяснил Алексей
Бойко, профессор экономики и член парламентского комитета
по экономической реформе. Сам он был сторонником хотя бы
частичного ее восстановления. Он изобретал самые тактичные
способы сформулировать это. Среди его эвфемизмов такие, как
«семейные средства производства», «индивидуальная собствен-
ность» и «собственность, используемая гражданами для трудо-
вой деятельности». Спустя два года Борис Ельцин обронил за-
мечательное высказывание об историческом невезении России,
ставшей жертвой «эксперимента». К началу 1990-х годов воз-
никло общее убеждение, что необходимо восстанавливать част-
ную собственность. Оставалось множество препятствий как по-
литического, так и практического характера. Но это были мелочи
в сравнении с признанием того, что попытка жить без частной
собственности осталась позади. Прошло двести лет с тех пор, как
Уильям Годвин начал яростные нападки на «существующий ин-
ститут» собственности, и сто лет с тех пор, как Альфред Маршалл
заметил, что частная собственность нужна только в силу несовер-
шенства человеческой природы.
Крах эксперимента рождает следующий вопрос: какой из ас-
пектов человеческой природы оказался столь неподатливым, что
его не согнул даже Гулаг? Роберт Оуэн говорил о создании нового
«рационального мира», и некоторые говорят, что крах комму-
низма показал невозможность создания «рационального обще-
ства» или «рационализации» всех сторон жизни. Но это подмена
понятий. Главной чертой коммунистического проекта была его
предельная иррациональность, а самым неподатливым свойством
человеческой природы оказалась его способность мыслить.
В таких странах, как США, общество обычно работает хорошо,
потому что люди, глядящие на мир каждый под своим углом, каж-
дый со своими разными и неравными талантами и интересами,
могут использовать свой разум — самый важный аспект того, что
называют «природой человека». Они могут решить, что именно
хотят сделать, а затем попытаться это исполнить. Свобода и права
собственности позволяют реализовывать некоторые цели.
У людей есть мозги, и в наш компьютерный век можно было
бы сказать, что у каждого на плечах свой «компьютер». Общество
лучше всего функционирует, когда большинство этих «компью-
38 Bill Keller, “Soviets Seek a Definition of Property,” New York Times, October 1,
1989’ David Remnick, “Soviets Seek Strike Ban to Prevent Anarchy: Draft of New
Property Law Also Presented,” Washington Post, October 3, 1989; Bill Keller,
“Gorbachev Says It’s Not Time for Soviet Private Property,” New York Times,
November 17, 1989.
Глава 10. Советский эксперимент
207
теров» работают в сети и взаимодействуют между собой. Частная
собственность создает вокруг каждого человека некое автоном-
ное пространство, в котором он может действовать исключитель-
но по собственной инициативе. Поскольку плоды усилий доста-
ются людям, они могут строить долгосрочные планы. На уровне
экономики механизм цен, который не может функционировать
в отсутствие частной собственности, позволяет тысячам или даже
миллионам людей договариваться и приходить к согласию.
Коммунистическое общество попробовало действовать иначе.
Оно попыталось выключить все «компьютеры» за исключением
группы центральных. Все остальные должны были следовать при-
казам и переключать свои компьютеры в режим «ведомого». Что-
бы проделать это, людей тиранически лишили собственности. Так
были разрушены свобода и автономия, а люди, нравилось им это
или нет, оказались в полной зависимости от государства. Но в их
головах тихо и незаметно продолжал работать разум, и они пони-
мали, что от их труда выигрывают их хозяева, а не они сами.
Представляется, что коммунистическая пропаганда некоторое
время была отчасти эффективна. Казалось, будто людей удалось
убедить, что в конечном счете им выгодно быть усердными раба-
ми. Но способность мыслить — иными словами, неспособность
коммунистических деятелей радикально перекоммутировать моз-
ги — довольно быстро подсказала людям, что нет никакого смыс-
ла полностью выкладываться на работе. «Рациональная система
общества», придуманная Робертом Оуэном и другими, оказалась
неработоспособной именно в силу рациональности самого чело-
века.
Часть VI
ПРАВО И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Введение
Учитывая советский опыт, многие согласятся, что система част-
ной собственности необходима из экономических соображений.
Но как насчет справедливости, как насчет наших прав? Разве не-
льзя придумать нечто морально более возвышенное, чем система,
которая эффективна только потому, что побуждает людей блюсти
собственные интересы?
«Проблема собственности, как она стоит в современной по-
литической теории, — это проблема оправдания», — написал
в 1980 году Кеннет Миног* Для философов, которые заинтере-
совались этой темой в последние годы, отношения между собст-
венностью и справедливостью затмили все иные соображения.
В их исследованиях частная собственность неизменно оказывалась
на скамье подсудимых. Ее защитникам следовало быть готовы-
ми к возражению академической науки: в чем ваше оправдание?
Интеллектуальный климат был таков, что сторонники государ-
ственной собственности многие годы свободно проходили сквозь
подобные блокпосты. Поразительно, что только в 1995 году, че-
рез четыре года после развала СССР, британская лейбористская
партия наконец отказалась от «четвертой статьи» своей програм-
мы, призывавшей к национализации средств производства.
Удовлетворяет ли частная собственность требованиям социаль-
ной справедливости? В качестве иллюстрации я исследую великие
перемены, происходящие после того, как в кондоминиуме с общими
счетчиками коммунальных услуг после установки индивидуальных
счетчиков каждый начинает платить за себя — это тождественно
тому, что происходит при переходе от общественной собственности
к частной. Здесь, вдобавок к выигрышу в эффективности, вскрыва-
ется не осознанная ранее связь между системой частной собствен-
ности и справедливостью в ее классическом понимании.
А что сказать о взаимосвязи между правами собственности
и гражданскими правами? В XVIII—XIX веках понимали, что
«первостепенные» права на жизнь и свободу немногого стоят
в отсутствие прав собственности. Сравнительно недавно, прежде
всего благодаря советскому эксперименту, мы пришли к понима-
нию и того, что в отсутствие соблюдения прав собственности не
гарантируются и «второстепенные» права: свобода слова, свобода
совести, право ношения оружия и пр. Таким образом, собствен-
ность — это великий страж иерархии прав. Поскольку мы мате-
риальны, то, чтобы мы могли мирно пользоваться нашими граж-
данскими правами, занимаемое нами физическое пространство
должно быть защищено от вторжения.
* Kenneth R. Minogue, “The Concept of Property and Its Contemporary Significance,”
Nomos XXII, Property (New York: NewYprk University, 1980), 3.
Введение
211
Глава 11
КАЖДОМУ ПО ДЕЛАМ ЕГО
Кондоминиум
Наша жизнь столь полно погружена в частную собственность, что
легко принять даруемые ею блага за данность. Однако некото-
рые повседневные ситуации позволяют нам увидеть, как выглядит
жизнь в ее отсутствие. Они открывают нам великую перемену,
наступающую в результате приватизации коммунальных услуг:
эффективность повышается и, что еще важнее, сама справедли-
вость делается привычной. Для наглядного доказательства возь-
мем многоквартирный жилой дом в столице США Вашингтоне,
в котором жил автор этой книги. В одном важном аспекте жизнь
в таких домах организована примерно так же, как в Плимутском
поселении. В этом большом доме примерно 300 частных квар-
тир, купленных и проданных на свободном рынке. Его население,
пожалуй, раза в два больше, чем было в Плимуте в 1620 году.
Жильцы оплачивают коммунальные услуги, которые начисляются
так: сумма расходов по дому делится на общую жилую площадь,
и каждый владелец квартиры платит пропорционально ее величи-
не. Для простоты будем предполагать, что все квартиры одинако-
вы и все платят, соответственно, одинаково.
Важно то, что в квартирах нет индивидуальных счетчиков. Все
потребляемые коммунальные услуги измеряются на входе в дом.
Затем сумму счета делят между жильцами (поровну, как мы до-
говорились). На оплату коммунальных услуг — газа, воды, отоп-
ления и электричества — идет примерно треть годового бюджета
дома, составляющего 1 млн долларов. И в потреблении электри-
чества появляются прекрасные возможности для «безбилетни-
чества».
Как распределяются права собственности на коммунальные
услуги внутри дома? Все владельцы (или арендаторы, потому
что многие квартиры сдаются) могут использовать столько воды,
электричества и мазута, сколько пожелают, безо всяких ограни-
чений. А потом каждый оплачивает примерно трехсотую часть
счета за услуги. Короче говоря, совпадение потребления и опла-
чиваемого счета было бы чудом. Без индивидуальных счетчиков
достичь такой пропорциональности трудно или даже невозмож-
но. Это приводит к следующим сценариям (гипотетическим, но
правдоподобным).
Глава 11. Каждому по делам его
213
Посмотрим сначала на Мэри, которая добросовестно выклю-
чает за собой свет и термостат. За год она немного уменьшает
счета всего дома за электричество, но сама получает лишь одну
трехсотую от сэкономленного. Она делится со всеми жильцами
дома плодами своей экономности, но на нее полностью ложатся
все издержки такого поведения: свет у нее тусклее, зимой в квар-
тире холоднее, а летом жарче). И ее счета за электричество лишь
чуть меньше, чем были бы, если бы она расходовала его, не жа-
лея. Предположим, что своей экономностью Мэри сберегает за
электричество на 150 долларов в год. Эта сумма, следовательно,
раскладывается на всех обитателей дома поровну. В результате
и ее личный счет, и счета остальных жильцов за год уменьшают -
ся на 50 центов.
А теперь заглянем к ее соседу Тому,- который, по чистому сов-
падению, очень похож на автора. В супермаркете он покупа-
ет многоваттные лампочки, а вечером, уходя из дома, беспечно
забывает погасить свет. Зимой он обогревает квартиру, а летом
включает кондиционер. Но на него ложится только одна трехсо-
тая часть цены всех этих излишеств. Единственный входной счет-
чик и оплата счетов поровну позволяет ему взвалить на остальных
плату за свою расточительность, а самому пользоваться комфор-
том. Он живет с комфортом, а другие платят за это.
Посмотрим, что происходит, когда он в августе решает на не-
делю уехать из дома. В порыве сознательности он сначала решает
перед отъездом выключить кондиционер. Но потом прикидыва-
ет, что тогда он вернется в жаркую квартиру, и потребуются ча-
сы, чтобы ее охладить. Поэтому он оставляет кондиционер рабо-
тать. Дополнительные расходы составят, скажем, 15 долларов.
Осознанно или нет, но он действует исходя из следующего рас-
чета: он лично заплатит только одну трехсотую этой суммы, то
есть 5 центов. Но столько же заплатит каждый жилец. Расходы
Тома на возвращение в прохладную квартиру составят пятачок,
но и все остальные жильцы дома выложат по пять лишних центов
за его комфорт.
Такая организация дела очевидным образом толкает людей
к избыточному потреблению. Исторически доля расходов на оп-
лату коммунальных услуг увеличивалась, несмотря на постепен-
ную замену старого электрооборудования более экономичным.
Когда проезжаешь рядом с домом в темное время суток, он свер-
кает огнями, как рождественская елка. Представитель Потомак-
ской компании электроснабжения говорит, что когда в таких до-
мах устанавливают в каждой квартире электрические счетчики,
потребление энергии обычно падает примерно на 25%.
Корректирующий механизм известен: счетчики в каждую
квартиру. В многоквартирных домах счетчики — это инструмент
214
Часть VI. Право и справедливость
приватизации коммунальных услуг. Благодаря разделяющим
квартиры стенам потребление энергии в таких домах уже при-
ватизировано. Счетчики позволяют сделать оплату пропорцио-
нальной потреблению. Так коммунальные услуги переходят из
общественной собственности в частную.
Но ввести эти новшества не так-то просто. Установка счетчи-
ков стоит денег. При этом, правда, экономится энергия, так что
расходы окупятся, скажем, за десять лет, но советы, управляю-
щие кондоминиумами, обычно выступают против таких проектов,
в основном из-за того, что владельцы квартир (то есть люди, из-
бирающие советы) обычно не рассматривают свои квартиры как
долгосрочное капиталовложение. Будущее всего дома — это не их
будущее. Большинство жильцов планируют в ближайшие год-два
продать квартиру и съехать и не хотят нести расходы, выгода от
которых достанется в основном не им, а следующему владельцу
квартиры.
Известно, что наличие квартирных счетчиков повышает цен-
ность здания, так что продажная цена расположенных в нем квар-
тир соответственно возрастет. Настойчивые руководители кондо-
миниума могли бы уговорить жильцов пойти на такие расходы.
Но дело в том, что в потреблении коммунальных услуг пробле-
ма «безбилетничества» практически невидима. Когда на совете
жильцов однажды эта проблема была поднята, один из членов
совета возразил, что уменьшение расхода энергии одним жиль-
цом будет немедленно съедено возросшим потреблением другого
жильца. Его удалось переубедить, но это показало, что проблема
«безбилетничества» не является интуитивно понятной. Из-за не-
приметности самой проблемы и ощутимых расходов на ее устра-
нение решение вечно откладывается. (В конце концов проблему,
быть может, удастся решить, когда появятся менее дорогие тех-
нологии измерения.)
Сделаем следующий шаг в анализе коммунальных услуг. Пред-
положим, что совет кондоминиума решил: система с единствен-
ным счетчиком на входе в дом недопустима. Но совет возражает
против установки квартирных счетчиков — скажем, не только из-
за связанных с этим расходов, но и потому, что члены совета раз-
деляют философское отвращение к самой идее приватизации. Они
признают, что коммунальные услуги на дармовщину приводят
к тому, что появляются выигравшие и проигравшие, а хорошие
люди субсидируют плохих, и решают, что ситуацию нужно испра-
вить. Итак, они объявляют программу борьбы с энергетическим
эгоизмом в доме и за достижение «энергетической справедливо-
сти», но без приватизации. Что они будут делать?
Начнут они с увещеваний. Развесят в лифтах и коридорах пла-
каты, подсунут под двери жильцов листовки: «Думай о других!»
Глава 11. Каждому по делам его
215
«Выключай свет, когда он не нужен!» На самом верху вывесят
огромную растяжку (как в советской Москве): «Этот дом борет-
ся за энергетическую честность и справедливость!» Но через пару
месяцев станет ясно, что желаемого результата нет. Мэри стала
экономней, чем обычно, а Том игнорирует все призывы.
Тогда совет кондоминиума решает перейти к более суровым
мерам. Нанимают «энергоконтролеров», и они каждый вечер
патрулируют по коридорам и стучат в двери. «Есть кто-нибудь
дома? На дворе стало прохладней. Вы уже выключили свой кон-
диционер?» Но жильцы очень быстро привыкают ко всему это-
му и перестают обращать внимание на патрули. Мэри и так ведет
себя безупречно, а Том не поддается исправлению. Потребление
энергии не снижается.
Тогда будут приняты более радикальные меры. Энергетиче-
ские патрули получают дубликаты квартирных ключей. Жильцам
объясняют, что вторжение в частную жизнь будет минимальным:
патрульные могут войти в квартиру, только не получив ответа
на стук в дверь. Так что они будут входить только туда, где нико-
го нет дома, а «когда людей нет дома, нечего жечь лампочки и го-
нять кондиционер». Однако через некоторое время выясняется,
что люди приспособились: они либо подкупают патрульных, либо
с помощью электроники изображают свое присутствие дома.
По ходу дела совет взвалил на дом немалые новые расходы:
патрульным надо платить. И им платят. Результаты нулевые.
В конце концов патрульных наделяют полномочиями полиции,
и теперь они могут входить в любую квартиру в любое время. Как
совет оправдает эту последнюю, драконовскую меру? Сошлет-
ся на признанный авторитет. Именно Ленин в 1918 году сказал:
«Мы ничто не признаем частным делом».
Это, разумеется, фантастический сценарий, потому что жиль-
цы давно бы переизбрали совет и не допустили такого развития
конфликта либо продали свои квартиры и разъехались кто куда.
Но он показывает, что если заменить законы частной собствен-
ности увещеваниями (т.е. «образованием»), теряется и экономи-
ческая эффективность, и справедливость. А когда вводятся меры
принуждения, о неприкосновенности частной жизни можно за-
быть.
Моральность частной собственности
Согласно закону Грэшема плохие деньги вытесняют из обраще-
ния хорошие. Согласно логике «общинных выпасов» плохие лю-
ди вытесняют хороших. Рассмотрим пример федерального бюд-
жета, который, на первый взгляд, не связан с вопросом опот-
216
Часть VI. Право и справедливость
реблении энергии. Бюджет можно представить как общий котел
с деньгами, в который ежегодно закачивают 1,7 трлн налоговых
долларов, принадлежащих налогоплательщикам. Вокруг котла
собрались 435 конгрессменов и 100 сенаторов. Источником их
власти и влияния является исключительное «право откачивания».
Они действуют в условиях следующего ограничения: откачивание
можно вести только тогда, когда в нем одновременно участвует
большинство. При выполнении этого условия деньги можно отка-
чивать и отправлять назад, в свои избирательные округа. В основе
необходимого большинства лежит принцип «ты — мне, я — тебе»:
конгрессмен голосует за проект, выгодный избирательному округу
коллеги, а тот отвечает взаимностью, и так далее.
Федеральные расходы продолжают расти по той же причи-
не, что и потребление электроэнергии в доме с одним счетчиком
на входе. В самом Конгрессе на входе только один «счетчик», по-
тому что налогоплательщикам, как и жильцам нашего дома, при-
ходится платить по одной ставке независимо от того, будут ли в их
округе финансироваться какие-либо федеральные проекты. Дело
в том, что федеральный налоговый кодекс един для всех штатов.
Поэтому все законодатели ведут себя как транжиры — стараются
поскорее откачать из общего котла все что можно (т.е. голосуют
за большинство законопроектов о расходах).
Предположим, что кандидат ведет кампанию под лозунгом,
что он, в отличие от всех остальных, будет осмотрительно расхо-
довать деньги налогоплательщиков. Если он попадет в Вашингтон,
то будет голосовать против ненужных расходов. Проблема в том,
что такое поведение, сколь бы похвальным оно ни было, вряд ли
побудит его коллег вести себя так же. Напротив, им останется
больше денег для закачивания в свои избирательные округа. Ма-
ловероятно, что такой кандидат будет избран. Но предположим,
что он победил.
Попав в Вашингтон, этот конгрессмен поймет то, чего не по-
нимал входе избирательной кампании: голосуя против расхо-
дов, он во многих случаях лишит своих избирателей возможности
получить назад те деньги, которые они внесли в общий котел (в
виде налогов). Поэтому, вместо того чтобы голосовать против
расходов, он присоединится к всевозможным коалициям, что-
бы выбить побольше денег для своих избирателей. Некоторые
избиратели, вспоминая обещания конгрессмена, придут к вы-
воду, что он «продался». На самом деле за изменением его по-
ведения стоит не личная слабость, а институциональная логика
Конгресса.
Подход к бюджету как к «общественной собственности» помо-
гает понять, почему избиратели голосуют за расточительных зако-
нодателей и прижимистых президентов. В отличие от отдельных
Глава 11. Каждому по делам его
217
законодателей президент, вооруженный правом вето и правом
налоговых инициатив, имеет возможность понижать объем об-
щего «котла». Это дает избирателям возможность, которой у них
нет на выборах в конгресс, подать голос против всех законодате-
лей разом: против тех, кто откачивает налоговые доллары, чтобы
израсходовать их неведомо где.
Эквивалентом квартирных электросчетчиков в бюджетном
процессе было бы такое изменение налогового кодекса, чтобы
в каждом избирательном округе подоходный налог повышался
или понижался в зависимости от того, как соответствующий кон-
грессмен голосовал за расходы в предыдущем году. Тогда тран-
жиры взваливали бы повышенные налоги на своих собственных
избирателей. Можно уверенно предсказать, что эта реформа быс-
тро привела бы к снижению федеральных расходов, а все разго-
воры о бюджетном дефиците остались бы в прошлом. Нет нужды
говорить о том, что подобная налоговая реформа даже не рас-
сматривается.
Едва ли можно отрицать, что в доме с одним счетчиком на вхо-
де сложилась несправедливая ситуация, иначе говоря, что Том
ведет себя эгоистично. Несправедливость возникает из-за того,
что институциональные условия (коллективной оплаты счета)
позволяют ему перекладывать на соседей издержки, которые
по справедливости должен нести он сам, или из-за того, что, извле-
кая выгоды из такого решения, он ведет себя расточительно и эгоис-
тично. Сама система оплаты морально и материально «поощряет»
его неправильное поведение. Ему выгодно быть расточительным
и эгоистичным. Отсюда следует, что эгоизм, который принято счи-
тать моральным пороком капитализма (экономической системы,
основанной на частной собственности), гарантированно проявля-
ется там, где частная собственность либо не существует, либо трудно
определить права собственности и обеспечить их соблюдение.
Предположим, что в этом доме наконец-то приватизировали
потребление электроэнергии. Счетчики уже стоят, Том снова со-
бирается летом на недельку сбежать из города. На этот раз он уж
точно выключит свой кондиционер перед отъездом. Он знает, что
если не сделает этого, то счет в конце месяца будет на 15 долларов
больше. Можно ли сказать, что он поступает эгоистично, выклю-
чая кондиционер перед отъездом? Вряд ли есть смысл обвинять
в эгоизме того, кто ведет себя экономно. Разве мы называем эго-
истом небогатого человека, покупающего дешевый рубленый биф-
штекс, а не дорогой натуральный?
А теперь предположим, что Том решил не выключать конди-
ционер перед отъездом. Счетчик крутится, но он предпочитает
заплатить на 15 долларов больше, чтобы не возвращаться в раска-
218
Часть VI. Право и справедливость
ленную квартиру. Разве он поступает эгоистично? Это обвинение
снова бессмысленно, потому что расходы несет он сам. Наказа-
ние соответствует расточительности. Если у него плохо с деньгами
и он пытается экономить, то можно сказать, что, оставив вклю-
ченный кондиционер, он свалял дурака, но ничего эгоистичного
в этом нет.
Рассмотрим случай человека, который идет в магазин и по-
купает еду на шестерых, приглашает пятерых на обед и льви-
ную долю приготовленного съедает сам. Остальные расходятся
по домам голодными. Он действовал эгоистично? Несомнен-
но. (А точнее, по-хамски.) А теперь представим, что шестеро
пошли в ресторан и договорились, что каждый платит за себя.
Один член компании заказывает самые дорогие блюда — и пла-
тит за них сам. Он действует эгоистично? А что, если они реши-
ли взять общий счет и оплатить его поровну? Пятеро ведут себя
экономно, а один жизнерадостно шикует. Он действует эгоис-
тично? Разумеется. Представьте себе общий котел в некоей ар-
тели. Один возвращается раньше всех и торопится съесть по-
больше. Это эгоизм? Да.
Я говорил выше, что в доме с одним счетчиком на входе Том
под влиянием сознательности сначала решает выключить конди-
ционер перед отъездом из города. Из всех рассмотренных выше
примеров следует, что если в ситуации можно руководствовать-
ся сознательностью, то в ней можно проявить и эгоизм; но ког-
да место общественной собственности занимает частная, разго-
вор о сознательности и эгоистичности лишается всякого смысла.
Эгоистичные поступки возможны только при условии, что пра-
ва собственности определены нечетко или вовсе не определены,
потому что именно в таких ситуациях человек, исходя из лич-
ных интересов, имеет возможность переложить свои расходы
на других.
Эгоист — это тот, кто, пренебрегая честностью, берет себе
чрезмерно большую долю некого общего блага, тем самым ос-
тавляя прочим несправедливо мало. Но подобная ситуация ис-
ключена, если все согласовано, если все доли определены и рас-
пределены. Поэтому можно возразить тем, кто утверждает, что
если частная собственность и «работает», то только потому, что
открывает простор для эгоизма. Мы можем ответить, что эгоизм
может царить только там, где нет частной собственности.
Противник частной собственности может, тем не менее, на-
стаивать, что в идеале люди должны действовать бескорыстно,
не поддаваясь действию всевозможных экономических стиму-
лов, морковок и счетчиков. Самим своим существованием такие
механизмы неизбежно разрушают надежду на чисто моральное
совершенствование, которое в идеале не может быть связано ни
Глава 11. Каждому по делам его
219
с какими морковками. (В конце концов, настоятель монастыря
не пытается укрепить праведников на духовном пути, предлагая
им материальное вознаграждение.) Даже если мы согласимся,
что общественным идеалом является бескорыстие, лучше не де-
лать его основой системы, в которой бескорыстные оказываются
заложниками наихудших. Порядок, при котором вознаграждение
систематически достается наихудшим, не может привести ни
к чему хорошему. Как написал Гарретт Хардин, неуправляемые
общинные выпасы порождают «звериный эгоизм, неравенство
и несправедливость»1
Читатель, конечно же, согласится, что установка в квартирах
индивидуальных счетчиков обеспечит снижение потребления, —
иными словами, это экономически выгодно. Но важнее то, что
тем самым будет обеспечен недостающий элемент справедливо-
сти. Когда Том, уезжая из города, оставляет включенный конди-
ционер, отлично зная, что «дому» это будет стоить доллары, а ему
лично только несколько центов, он поступает не только расточи-
тельно, но и несправедливо. Систематическая несправедливость
наносит куда больший ущерб общественному согласию, чем сис-
тематическое расточительство.
В «Сумме теологии» святой Фома Аквинский утверждает, что
«справедливость — это постоянное и твердое желание давать каж-
дому то, на что он имеет право»* 2, а Томас Гоббс считал это «оп-
ределением справедливости, даваемым схоластами»3 На другой
странице Фома Аквинский сказал, что «справедливость в соб-
ственном смысле слова — это особое достоинство, цель которого
в совершенном воздаянии, которое заключается в том, чтобы дать
нечто в точности равноценное. Но имя справедливости распро-
страняется на все случаи, в которых воздается нечто должное».
Обеспечивая каждому то, на что он имеет право (большие счета
за электричество расточителям и небольшие — людям бережли-
вым), частная собственность способствует установлению спра-
ведливости в сфере экономики. Мы уже видели, что если частная
собственность впервые устанавливается там, где все было общим,
она обращает на каждого из участников экономические послед-
ствия его действий, и кто-то оказывается наказан, а кто-то воз-
награжден.
Таким образом, в кондоминиуме результат приватизации
коммунальных услуг в точности соответствует традиционному
определению справедливости. Великое благо, даруемое частной
1 Garrett Hardin, “The Tragedy of the Commons, Science, December 13, 1968.
Thomas Aquinas, Summa Theologica, I—II, Q. 64, art. 2, in Basic Writings of
St. Thomas Aquinas, ed. Anton C. Pegis (New York: Random House, 1945),
2: 491.
Гоббс T. Левиафан // Гоббс T. Соч. В 2-х т. Т 2. М.: Мысль, 1991. С. 109.
220
Часть VI. Право и справедливость
собственностью, состоит в том, что люди извлекают выгоду из
собственного усердия и при этом отделяют себя от негативных
последствий чужих действий. Это благо можно уподобить сте-
не из невидимых зеркал, окружающей людей, семьи и предпри-
ятия, — зеркал, которые обращают на каждого последствия его
собственных действий. Прилежный получает плоды своего приле-
жания, а экономный — плоды своей экономности; и то же самое
происходит с недальновидным и мотом. Каждому отдается долж-
ное — иными словами, каждый вкушает справедливость в рабочем
порядке. Частная собственность учреждает справедливость.
В этом ее главное достоинство, многократно превышающее все
остальные. Можно согласиться с экономистами, что частная соб-
ственность «интернализирует экстерналии», или с философами,
что она порождает «социальную справедливость».
Справедливость и распределение
Разумеется, между кондоминиумом и обществом есть разни-
ца. Кондоминиум примечателен изначальным равенством своих
обитателей. Каждый владеет одной квартирой и, соответствен-
но, имеет равный со всеми доступ к коммунальным услугам. Во
внешнем мире, где у людей изначально неравное имущественное
положение, все иначе. Ситуация кондоминиума показывает, что
отсутствие учета индивидуального потребления коммунальных
услуг порождает несправедливость, а установление квартирных
счетчиков устраняет ее. Чтобы перенести эту аналогию на вне-
шний мир, придется пренебречь исходным имущественным не-
равенством.
Не приходится отрицать, что любая из известных систем част-
ной собственности начинается с имущественного неравенства;
верно и то, что приблизительное равенство богатства в моральном
плане предпочтительнее большого неравенства. Люди «созданы
равными», и справедливость имеет некое отношение к равен-
ству. Фома Аквинский допускает, что она является «своего рода
равенством». Если отец обращается с двумя детьми по-разно-
му или если судья суров к одному подсудимому и снисходителен
к другому, это может поначалу показаться несправедливостью.
В обоих случаях мы свяжем несправедливость с неравным об-
ращением. При ближайшем рассмотрении, однако, это может
оказаться справедливым. Один из детей может быть инвалидом,
а один из подсудимых — рецидивистом4.
4 John Hospers, Human Conduct: An Introduction to the Problems of Ethics (New
York: Harcourt Brace & World, 1972), 345.
Глава 11. Каждому по делам его
221
Однако во всем обществе нельзя «начать заново» с состояния
имущественного равенства. Нынешнее распределение собствен-
ности достигнуто в результате длинного ряда добровольных сде-
лок и наследований, благодаря чему плоды труда и воздержания
накапливались в ходе одной жизни и в череде многих поколений.
Именно по этой причине критики сумели поставить под сомне-
ние законность собственности: как узнать, было ли первоначаль-
ное приобретение мирным и ненасильственным? Разве можно
суверенностью сказать, что, по словам политического философа
Алана Райана, первые собственники не были «теми, кто завладел
ею, вцепился в нее и в конце концов заставил всех признать закон-
ность первого владения»?5 Если все было именно так, то на всю
последующую модель собственности ложится пятно сомнений.
В XVIII веке Томас Пейн утверждал, что именно это случилось
во времена норманнского завоевания. В Англии, писал он, «ог-
ромные земельные имения, являющиеся теперь наследственной
собственностью, были отняты у мирных обитателей страны. Не
существовало возможности приобрести такие имения честно. Если
спросить, как они могли быть приобретены, ответ будет один —
кражей. Совершенно определенно, что они не были приобретены
торговлей, ремеслом, промышленной или сельскохозяйственной
деятельностью. Как же они были приобретены? Аристократы,
стыдитесь услышать о своем происхождении, ибо вашими пра-
родителями были воры. Они были Робеспьерами и якобинцами
того времени. Награбив, они постарались избавиться от позора,
скрыв свои настоящие имена под выдуманными, которые они на-
звали титулами»6
В «Трактате о человеческой природе», написанном за 50 лет
до разоблачительных откровений Пейна, Давид Юм утверждал,
что «стабильность собственности» настолько важна для жизни
любого общества, что неразумно даже думать о лишении права
собственности тех, кто владеет ею долгое время. «Часто слу-
чается, что с течением времени право первого владения стано-
вится спорным», говорит он, так что бывает невозможно раз-
решить эти разногласия. В этом случае «естественно вступает
в силу право длительного владения, или давности, дающее че-
ловеку в полную собственность все, чем он пользуется. Природа
человеческого общества не допускает очень большой точности
[в подобных решениях], и мы не всегда в состоянии вернуть-
5 Alan Ryan, Property (Minneapolis: Univ, of Michigan Press, 1987), 80.
Thomas Paine, “The First Principles of Government, ” in Life and Works of Thomas
Paine (NewRochelle, N. Y.: 1925), 5: 230.
222
Часть VI. Право и справедливость
ся к первоначальному положению вещей с целью определить их
наличное состояние»7
Поскольку этот выпад был чисто прагматичным, моральные
аспекты дела он не затрагивает. Юм мог бы добавить: когда у нас
нет уверенности, что собственность была приобретена силой,
и можно только предполагать, что так оно и было, несправедли-
вость, связанная с изъятием ее у собственников, будет намного
большей, чем если мы решим пренебречь вероятностью того, что
отдаленные предки нынешних собственников были ворами. Отда-
ленную во времени предположительную несправедливость нельзя
«исправить» той, что заведомо совершается здесь и сейчас. Разго-
воры о вероятно преступном происхождении только вносят в об-
щество дух горечи и раздоров. Они не могут быть основанием для
перераспределения собственности спустя столько поколений. Если
бы организованное политическое движение потребовало удовлет -
ворить столь теоретическое недовольство, это означало бы не что
иное как революцию.
Даже получение наследства может вызвать ощущение не-
справедливости. Наследство нелегко оправдать соображения-
ми заслуги. Здесь, однако, нам следует руководствоваться пра-
вами первоначального собственника, в том числе и его правом
выбрать наследников. Возможно, что выбранный им наслед-
ник будет не самым заслуженным, но у других-то и вовсе нет
прав помешать добровольной передаче честно заработанного
богатства. Стоит помнить и о том, что конкуренция в рыночной
экономике столь неумолима, что хорошие привычки или соот-
ветствующие им пороки за короткое время лишают большого
значения лотерею наследования. Замечание Джорджа Оруэлла
о том, что к пятидесяти годам человек имеет то лицо, которое
он заслужил, наводит на мысль об аналогии в виде свободного
рынка. В рыночной экономике состояние, принадлежащее ди-
настии, может быть заработано тремя или четырьмя предыду-
щими поколениями.
Моральное оправдание рыночной системы должно в итоге
опираться на принцип законности добровольных сделок и неза-
конности насилия. Существующее распределение собственно-
сти есть результат накопления платы, предложенной и принятой,
за добровольный труд. Эти доходы были обменены на движи-
мое и недвижимое имущество по взаимно приемлемым ценам.
С точки зрения справедливости, любое альтернативное решение
наталкивается на ту трудность, что его реализация невозмож-
на без применения насилия. Кто-то должен под принуждением
7 Юм Д. Трактат о человеческой природе. Минск: ООО «Попурри», 1998.
С. 547
Глава 11. Каждому по делам его
223
передать собственность или выполнить работу. Трудно понять,
каким образом насилие может быть морально предпочтительнее,
чем добровольные отношения.
Но слабые аргументы о пятнах на репутации первого при-
обретения и наследования выдвигали вновь и вновь, а в XX веке
«социальная справедливость» все в большей степени истолковы-
валась в понятиях перераспределения доходов и богатства. Роль
морального наставника перешла от теолога к статистику. И это
привело к более радикальному преобразованию, которое стало
важным фактором нашей политической жизни. Если справедли-
вость понимается как уравнительное распределение, тогда нера-
венство, порождаемое индивидуальными различиями в характере
и одаренности, понадобится сглаживать постоянным перераспре-
делением. Заслуга, добродетель, моральные проступки, усердие
и праздность — все это следует убрать из расчетов того, что спра-
ведливо и что нет, а порождаемые ими различия подлежат неус-
танному нивелированию.
Именно это предложил гарвардский профессор Джон Ролз
в своей влиятельной книге «Теория справедливости». Припи-
сывая вину за несправедливость непохожести людей, он пред-
лагает предотвращать «использование случайностей природных
дарований и социальных обстоятельств как факторов в поис-
ке политических и экономических преимуществ»8 Вырастаю-
щее из такого рода случайностей неравенство «незаслуженно»,
пишет он, а потому должно быть «исправлено»9 Фактически
он предлагает считать талант «коллективной собственностью».
Поразительно, что для того чтобы делегитимизировать старое
понимание справедливости, он обращается к вышедшей из мо-
ды идее заслуги.
Живя в сегодняшней реальности, легко упустить из виду, на-
сколько революционной была идея сделать право на социальное
обеспечение функцией дохода и богатства, а не характера. Сис-
тема была умышленно оторвана от морали. Но если материаль-
ное неравенство, вытекающее из различий моральных достоинств,
следует выравнивать с помощью перераспределения, значит, мы
уже снялись с якоря справедливости. Ее место по умолчанию за-
няло стремление к равенству. По сути дела, теории справедливо-
сти, ставящие распределение превыше всех остальных критериев,
позволяют назвать несправедливость справедливой. Ведь явной
несправедливостью будет отнять собственность ради перераспре-
деления, не обращая никакого внимания на методы ее приобре-
8 Ролз Дж. Принципы справедливости. Новосибирск: Изд-bq Новосиб. ун-та,
1995. С. 29.
Там же. С. 131.
224
Часть VI. Права* справедливость
тения или на достоинства и усердие тех, кто ее приобрел, или тех,
кому ее собираются отдать.
Это еще и материалистическая философия. Зачастую люди
имеют меньше, потому что они безразличны к материальным бла-
гам: нашептывания философов не дошли до их слуха или не сумели
возбудить в них недовольства. Сущностью такой системы является
оскорбительно несправедливое сравнение. Предполагается, что
каждый озабочен тем, насколько другие «преуспели в погоне за
выгодами», как заметил М. У Джексон в книге «Вопросы спра-
ведливости»10 * Люди сравнивают свое положение с положением
других и огорчаются, даже если их достаток выше, чем был у 99%
людей на протяжении всей истории человечества. Ролз отмечает,
что зависти «следует опасаться и избегать», и его это волновало.
Но «поскольку в публичной концепции справедливости простота
желательна сама по себе, — говорит он далее, — условий, кото-
рые выявляют извинительную зависть, следует по возможности
избегать»11
В книге «Мираж социальной справедливости» Хайек приводит
еще одно обоснование того, почему «распределение» богатства не
выдерживает критики как мера справедливости. Понятие «ры-
ночное распределение» — это то, что оксфордский философ Гил-
берт Райл назвал выражением, систематически вводящим в за-
блуждение: оно предполагает существование несуществующего
распределителя. Приобретение в ходе добровольного обмена не
имеет ничего общего с распределением. Подлинное распределе-
ние, конечно, может быть несправедливым. Если государствен-
ным чиновникам поручено проследить, чтобы каждый получил
положенный по закону надел земли, а они нарезают землю одним,
но отказывают другим или раздают лучшие участки своим друзь-
ям, то здесь мы имеем дело с несправедливым распределением12.
Это та ситуация, о которой в связи с концепцией распределитель-
ной справедливости говорит Аристотель в «Никомаховой этике»:
«Один вид справедливости связан с распределением почестей,
имущества и всего прочего, что может быть поделено между со-
гражданами определенного государства (именно среди них один
может иметь в сравнении с другим несправедливую или спра-
ведливую долю) »13
Заметьте, что в командных экономиках и в обществах с кол-
лективной собственностью осуществляется реальное распределе-
10 М. W Jackson, Matters of Justice (London: Croom Helm, 1986), 30.
Ролз Дж. Принципы справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та,
1995. С. 473.
Хайек Ф. А. Мираж социальной справедливости // Хайек Ф. А. Право, зако-
нодательство и свобода. М.: ИРИСЭН, 2006. Гл. 9.
Аристотель. Никомахова этика. М.: Эксмо-Пресс, 1997 Кн. 5. 1130b.
Глава 11. Каждому по делам его
225
ние. Несправедливость в этом случае — реальная возможность.
Когда в Плимутском поселении происходила приватизация зем -
ли, ее распределением занимался, несомненно, сам Уильям Бред-
форд. Очевидно, что он мог распределить ее несправедливо, и да-
же почти наверняка так оно и было. Ему было бы очень трудно
учесть все различия в качестве земель. Но из воспоминаний Бред-
форда ясно, что возникшее при этом неравенство считалось ма-
лосущественным в сравнении с пережитым при этом всеми вели-
ким моральным облегчением. Следует помнить и о том, что, как
подметил Энтони Флю, самое большое неравенство существует
между тем, кто приказывает, и тем, кто подчиняется. Но разде-
ление на начальников и подчиненных неизбежно, если мы хотим,
чтобы вещи распределяли с помощью силы. Для большинства лю-
дей подобное неравенство приемлемо куда менее, чем простое
различие доходов.
Предусмотрительность
и социальная справедливость
Так как «Теория справедливости» Ролза сыграла важную роль
в легитимизации нашего нынешнего истолкования «социальной
справедливости», стоит кратко ознакомиться с критикой этой ра-
боты, предложенной оксфордским профессором Дж. Р. Лукасом.
В теории Ролза группа разработчиков конституции решает воп -
рос о наилучшем устройстве общества. Впоследствии им самим
придется жить в этом обществе, но, составляя его правила, они
пребывают под «пеленой неведения». Это означает, что они не
могут знать, каким будет их положение в этом обществе. Среди
них могут быть люди талантливые, ущербные или посредствен-
ные. Каким будет наилучший набор правил, принятый людьми,
оказавшимися в такой ситуации? Вот так представлял себе Ролз
проблему справедливости.
Он пришел к выводу, что разработчики выдвинут два общих
принципа. Во-первых, каждый человек должен обладать на-
ибольшей свободой, которая только совместима с равной свобо-
дой для всех. Во-вторых, существующие в обществе материаль-
ные блага — доход и богатства — должны быть «распределены
поровну, если только не окажется, что неравное распределение
каких-либо или всех благ будет выгодно наименее благополуч-
ным»14. По сути дела, он поддержал (классическую) либеральную
доктрину равного права на свободы, но присоединил к ней требо-
14 Ролз Дж. Принципы справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та,
1995. С. 266.
226
Часть VI. Право и справедливость
вание наибольшей степени равенства, совместимой с устойчивым
длительным функционированием общества.
В 1980 году Лукас поставил любопытный вопрос — в самом
ли деле Ролз говорил о справедливости. «Похоже, что его интере-
совала рациональная модель не справедливости, а предусмотри-
тельности», — пишет он. Если человек оказывается в роли твор-
ца конституции и при этом его окружает пелена неведения о себе
и своем будущем, а он пытается выбрать наилучшие правила для
всех, действительно есть смысл позаботиться о страховочной сетке
на случай, если его будущее окажется незавидным. «Но такое ре-
шение не имеет никакого отношения к справедливости; оно ори-
ентировано на будущее, а не на прошлое; оно основано на неведе-
нии, а не на знании; и за ним стоит озабоченность собственными
выгодами, а не “правами” других».
Лукас добавляет, что справедливость «более точна», чем до-
пускает Ролз. «Она имеет отношение к конкретным людям и к
конкретным проступкам и к тому, как их исправить». Совершить
проступок может любой —даже богатый. Теория справедливо-
сти должна иметь отношение ко всем членам общества, не только
к бедным, и она должна искать ручательства того, чтобы никого
не затаптывали и каждый мог бы жить в ладу с обществом15
Под давлением эгалитаристских настроений справедливость
была очищена от морали и представлена как система социальной
защиты. Но равенство — это не более чем первое приближение
к справедливости — исходная точка. Равенство лежит на поверх-
ности, а неравенство заключено в тонкостях справедливости, ко-
торая требует чего-то сделанного точно по мерке каждого чело-
века.
Ранее высказывалось предположение, что система свободно-
го рынка делает справедливость обыденным явлением. Причина
в том, что в обычной гражданской жизни условия торговли на-
столько лишены произвольности, что несправедливости неотку-
да взяться. Если я иду в продовольственный магазин и набираю
товаров на 50 долларов, я не совершаю ничего «справедливого»,
когда для оплаты вручаю кассиру 50 долларов. В этом нет ни доб -
родетели, ни мудрости. Ав условиях конкуренции вряд ли сто-
ит утверждать, что цены в этом магазине несправедливы (если
они выше, чем в соседнем) или справедливы (если они такие же
или ниже). Владелец магазина, конечно, может проявить неспра-
ведливость, если будет продавать товары с вводящими в заблуж-
дение этикетками. Но если он будет неизменно избегать такого
рода мошенничества, то станет честным торговцем, а не «спра-
ведливым». Собственность и конкуренция уже на институцио-
10 J. R. Lucas, On Justice (New York: Oxford Univ. Press, 1980), 186—189.
Глава 11. Каждому по делам его
221
нальном уровне ввели элемент справедливости в его отношения
с клиентами.
Очень легко упустить из виду достоинство такой системы.
Она позволяет нам при обменах не думать о характере другой
стороны. Иное положение в обществах, где клиент не может быть
уверен в стоимости товаров, а потому всем рекомендуется дейст-
вовать осмотрительно и торговаться. В таком обществе слабые
и менее знающие оказываются в проигрышном положении, а роб-
кие зависят от милосердия находчивых. Западным людям, счи-
тающим свою систему чем-то естественным, было бы полезно
несколько дней посвятить покупкам на базарах «третьего мира».
Огромной выгодой системы частной собственности является то,
что она упрощает жизнь, по большей части освобождая нас от
опасений стать жертвами несправедливости в большинстве пов-
седневных трансакций.
В некоторых ситуациях у нас действительно есть возможность
действовать несправедливо. Это особенно верно для ситуаций,
в которых собственность и договорные обязательства не опреде-
лены. Здесь главным фактором становится сила. Лавочнику не-
легко быть несправедливым к покупателям, но его отношения со
служащими — совсем другое дело. Рабочее место часто становится
ареной несправедливости, потому что отношения между менед-
жерами и подчиненными по неизбежности всегда плохо опреде-
лены. Разработку подробных должностных инструкций можно
рассматривать как попытку, обычно предпринимаемую больши-
ми организациями, сузить зону произвола с помощью квазидо-
говоров.
В частной жизни наибольший простор для несправедливости
открывает семья. Это довольно точный эквивалент общины, в ко-
торой масса возможностей для любителей дармовщины, а догово-
ров нет. Не определено, «кому что принадлежит». Для родителей,
однако, это не так плохо, как для общины, потому что они «боро-
лись» как раз за такой результат — прежде всего ради рождения
детей. Тем не менее в семье неопределенность задач, обязанностей
и собственности, приватность и интимность отношений, а также
физическое превосходство родителей создают обширное поле для
применения силы, а тем самым и для результатов, которые сле-
довало бы характеризовать как несправедливые. Задача «воздать
детям должное» может превратиться в нелегкий труд на полный
рабочий день.
Несправедливость и ее преодоление могут стать важной про-
блемой в тех обществах, где права собственности недостаточно
разграничены и плохо защищены. Здесь слабый отдан на ми-
лость сильного, и всегда возникает множество раздоров, которые
требуют арбитража суверена. Большинство людей здесь зависят
228
Часть VI. Право и справедливость
от милости если не соседей, то судьи. В лучшем случае справед-
ливость редка и случайна. Порой людям может посчастливить-
ся, и тогда они получают «справедливого» правителя или судей,
прилежно старающихся быть честными. Однако в большинстве
случаев в обществе, где частная собственность не служит пре-
пятствием любителям дармовщины, сложность и обременитель-
ность осуществления справедливости таковы, что самые благие
намерения самых благонамеренных властей обречены на пора-
жение.
Словом, система частной собственности — это гарант соци-
альной справедливости, потому что она, устанавливая личную от-
ветственность и подотчетность, служит бастионом против власти.
Алан Райан как-то заметил, что границ частной собственности
недостаточно, чтобы сдержать штурмовые отряды16 Все верно,
но это аргумент против штурмовых отрядов, а не против границ
собственности. Если убрать эти границы, то обуздать власть будет
еще труднее, а о встрече со справедливостью при подобных обсто-
ятельствах люди смогут только мечтать.
1&
Ryan, Property, 87
[лава 12
ПРАВА
И ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ
Британское общее право в неявном виде признавало личные пра-
ва, но лишь совсем недавно, в XVII веке, была сформулирова-
на четкая доктрина прав, установившая надлежащие отношения
между человеком и государством. К XXвеку права, как и сам ли-
берализм, получили новое определение. В западном обществе воз-
вышение прав сопровождалось размыванием сословных различий.
Сословные различия предполагают привилегии или неравенство
перед законом, тогда как права несут с собой важную, но зачастую
неверно понимаемую идею равенства: каждый имеет одни и те же
права. Доктрина прав признает то, что Джон Локк называл «при-
родным равенством людей»’
Права можно определить как «справедливые притязания», но,
связанные с государством, они отсылают к тем аспектам человече-
ской личности, которые принадлежат нам как следствие нашей при -
роды. Если нас лишают прав без надлежащей правовой процедуры,
это является актом несправедливости. Возвышение доктрины прав
есть одна из сторон постепенной демократизации западной жизни,
и его можно приписать влиянию христианства. «Во вратах церкви
мы все равны », — писал Д жордж Герберт1 2 Сословные привилегии
не имеют веса в Судный день — они, скорее, могут оказаться недо-
статком. Эта догадка теологов была постепенно перенесена в мир-
скую жизнь: все люди созданы равными, и, хотя они могут быть
очень разными по « наполнению их личности », по своему таланту
и способностям, следует исходить из того, что права у всех равные
и закон должен ко всем относиться одинаково.
Здесь ключевая мысль состоит в том, что бессмысленно гово-
рить о защите прав личности, если они не включают право собст-
венности. На самом общем уровне выражение «жизнь, свобода
и собственность» составляет перечень самых фундаментальных
прав. Как сказал в XVIII веке один виргинец (Артур Ли): «Право
собственности — страж всякого другого права; отнять его у людей
означает отнять их свободу»3 Эта истина была предана забвению
1 Локк Дж. Два трактата о правлении. Кн. II. §5.
George Herbert, “The Church-Porch, The Poems of George Gerbert, 2nd ed.
(London: Oxford Univ. Press, 1961), stanza 68.
James W Fly, The Guardian of Every Other Right (New York: Oxford Univ. Press,
192), 26.
Глава 12. Права и права собственности
231
в XX веке, особенно в период ложных надежд на коллективизм.
Наш долг возродить ее.
Говоря о правах человека, правах личных или естественных,
мы подразумеваем одну и ту же идею. Вне зависимости от то-
го, существует государство или нет, права естественным обра-
зом принадлежат личности в силу того, что она есть часть чело-
вечества. Когда возникает государство, оно обязано уважать и за-
щищать эти права, которые на этом этапе можно рассматривать
и как гражданские права. Невозможно составить исчерпывающий
перечень прав, потому что их можно формулировать на разных
уровнях обобщения: право на передвижение, например, является
частным случаем права на свободу. Четвертая поправка Консти-
туции СТТТА, защищающая «право народа на охрану личности,
жилища, бумаг и имущества», выделяет лишь один аспект более
общего права собственности. То же самое относится и к третьей
поправке: «В мирное время войска не могут размещаться на пос-
той в доме владельца без его согласия». (Сегодня это пустые сло-
ва, потому что ничто не мешает правительству строить военные
базы с жильем для военнослужащих.)
Развитие доктрины прав личности в XVII—XVIII веках совпало
с подъемом капитализма и может считаться его ближайшей при-
чиной. Правительство, вероятно, впервые в истории ограничили
ролью третейского судьи — беспристрастного защитника и ар-
битра наших прав, тем самым стимулировав рост предпринима-
тельства. Был положен предел присвоению чужой собственности,
которое всегда искушает власть имущих. Вся идея конституци-
онного правления заключалась в том, что государство не имеет
права посягать на наши права, даже если за это проголосовало
демократическое большинство. Роберт Джексон, судья Верхов-
ного суда СТТТА, очень здраво высказался о правах в 1943 году,
как раз когда интеллектуалы начали терять понимание сути дела:
«Цель Билля о правах состояла в защите определенных предметов
от превратностей политических споров, чтобы сделать их недося-
гаемыми для большинства и государственных деятелей и утвер-
дить их в качестве правовых принципов, на основании которых
должны действовать судьи. Право человека на жизнь, свободу
и собственность, на свободу слова и печати, на свободу собраний
и совести и другие фундаментальные права не могут быть предме-
том голосования; они не зависят от исхода выборов»4.
Путь к верному пониманию прав был долгим. Томас Гоббс
(1588—1679) полагал, что права — это то, что подданные (а не
граждане) согласились передать государству для своего собствен-
ного блага. Если это не сделано, то «каждый человек имеет пра-
4 West Virginia State Bd. ofEduc. v. Barnette, 319 U. S. 624 (1943).
232
Часть VI. Право и справедливость
во на все, и, следовательно, никакое действие не может быть не-
справедливым»5 В некоторых отношениях его понимание было
очень современным. Он считал, что все государственные декре-
ты законны. В наших собственных интересах им повиноваться.
Альтернатива еще хуже — война всех против всех. Свобода есть
то, что получается в остатке. Подданным позволено делать то,
что не запретило правительство. Что же касается древних сво-
бод, восхваляемых историками, то они подразумевали «свободу
не частных лиц, а государства, идентичную той, которой пользо-
вался бы каждый человек в том случае, когда совершенно не было
бы ни гражданских законов, ни государства»6
Джон Локк, будучи на 44 года моложе Гоббса (он начал пи-
сать свои «Два трактата» в год смерти Гоббса), разработал до-
ктрину естественных прав и заложил предубеждение против го-
сударственной власти. В философии Локка, из которой исходили
творцы американской конституции, вопрос о суверенитете по-
лучил принципиально новое решение. Люди свободны делать то,
что не посягает на аналогичные права других, а правительства
могут делать только то, на что получили конституционные пол-
номочия. Федеральному правительству были делегированы осо-
бые полномочия, но те, что не были ему делегированы, остались
за народом.
Собственно говоря, у Локка права «направлены» против всего
мира — против частных лиц и государства. Но, поскольку частные
нарушения (обман, воровство и убийство) были уже незаконны,
смыслом его доктрины естественных прав стало ограничение го-
сударственной власти. Тем не менее, писал Локк, мы нуждаемся
в государстве «ради взаимного сохранения своих жизней, сво-
бод и владений, что я называю общим именем “собственность”».
Фактически, «великой и главной целью объединения людей в го-
сударства и передачи ими себя под власть правительства является
сохранение их собственности»7
Спустя сто лет доктрина прав была еще отважнее сформули -
рована в Декларации прав человека, принятой Национальным
собранием Франции в 1789 году. Ее главный автор, маркиз де
Лафайет, был участником американской войны за независимость
и привез с собой во Францию копию Декларации независимо-
сти. В преамбуле к Декларации провозглашается, что «невеже-
ство, забвение прав человека или пренебрежение ими являются
единственной причиной общественных бедствий и испорченнос-
ти правительств». Документ добавляет, что «Люди рождаются
5 Гоббс Т. Левиафан. Гл. 15.
Там же. Гл. 21.
Локк Дж. Два трактата о правлении. Кн. II. §123, 124.
Глава 12. Права и права собственности
233
и остаются свободными и равными в правах» и что целью всякого
политического союза является «обеспечение естественных и не-
отъемлемых прав человека. Таковые — свобода, собственность,
безопасность и сопротивление угнетению»8.
В классической триаде прав Томас Джефферсон заменил «соб-
ственность» на «стремление к счастью». Объяснения этому нет.
Знаменитое выражение не встречается ни во «Втором трактате»
Локка, ни в других его работах. Но во времена Джефферсона оно
было хорошо известно, и в 1774 году Континентальный Конгресс
утвердил Билль о правах, сделавший обязанностью государства
защиту «жизни, свободы и собственности». Однако в уважении
Джефферсона к частной собственности сомневаться не прихо-
дится, и у нас нет оснований подозревать его в симпатиях к кол-
лективизму или к подчинению индивидуализма «общественной
природе человека», как предположил Гэри Уиллс9
В 1816 году в письме к Пьеру Сэмюелю Дюпону Джефферсон
кратко сформулировал наиважнейшую причину, по которой счи-
тал право собственности естественным. Оно основано «на наших
естественных нуждах, на средствах, которыми мы наделены для
удовлетворения этих нужд, и на праве на то, что мы приобретаем
с помощью этих средств». Мы погибли бы от голода или природ-
ных стихий, если бы не заботились о себе, но мы к тому же на-
делены способностью к труду. Потому у нас есть право оставить
себе его плоды. Очевидное ограничение, добавляет Джефферсон,
состоит в том, что мы должны действовать «не нарушая анало-
гичные права других разумных существ»10
В следующем поколении этот аргумент заново сформулиро-
вал французский автор Фредерик Бастиа, которого Иозеф Шум-
петер назвал «самым блестящим экономическим журналистом
всех времен». Его работа «Собственность и закон» была опуб-
ликована в Journal des Economistes в 1848 году, через несколько
недель после появления «Манифеста Коммунистической пар-
тии» . Цель Бастиа была показать, что собственность — это пра-
во, которым мы обладаем, даже если закон с этим не согласен.
Закон обязан защищать ее, но отсюда не следует, что само право
собственности есть всего лишь творение закона. Бастиа с чрез-
вычайной ясностью переформулировал аргумент Джефферсо-
на: «Собственность — необходимое следствие природы челове-
ка. Человек в прямом смысле слова рождается собственником,
поскольку рождается он с потребностями, удовлетворение кото-
8 Jeremy Waldron, ed. “Nonsense upon Suits” (New York: Methuen, 1987),
22-27
Gary Wills, Inventing America (Garden City, N. Y.: Doubleday, 1978), 237
Stanley N. Katz, “Thomas Jefferson and the Right to Property in Revolutionary
America,” Journal of Law and Economics 19 (October 1976), 467—488.
234
Часть VI. Право и справедливость
рых необходимо для жизни, а также с органами и способностями,
применение которых необходимо для удовлетворения этих нужд.
Способности являются лишь продолжением человека; а собствен-
ность — это не что иное как продолжение способностей. Лишить
человека его способностей — значит обречь его на смерть; лишить
человека продукта его способностей — значит также предопреде-
лить его смерть»11
Из того, что собственность нуждается в защите закона, отнюдь
не следует, что она представляет собой просто юридическую вы-
думку, как полагал Бентам. У первобытных народов, не имеющих
писаного права, писал Бастиа, сильный сосед может выгнать чело-
века из построенной им лачуги. Но «не без того, чтобы все племя
было охвачено гневом и тревогой. Именно это злоупотребление
силой ведет к возникновению союзов, к общему соглашению, к за-
кону, именно оно ставит силы порядка на службу собственности».
Следовательно, закон рожден собственностью, а не наоборот»*
К огорчению многих существующих государств, идея прав ле-
гитимизировала низвержение правительства. Именно по этой
причине консерваторы с самого начала были против: старые ре-
жимы оказались под угрозой. В прежние века мало кто обра-
щал внимание на такие мелочи, как права подданных. Эдмунд
Бёрк допускал, что естественные права достаточно реальны и су-
ществуют «в полной независимости» от правительства. Но идея
о ниспровержении правительств и создании новых наполняла его
«ужасом и отвращением». До сих пор реформы руководствова-
лись принципом «обращения к прошлому», а не к «абстрактным
принципам». Признание прав англичан возвысило их: эти осо-
бые права, восходящие к Великой хартии вольностей, достались
11 Frederic Bastiat, “ Property and the Law, ” in Selected Essays on Political Economy
(New York: Foundation for Economic Education, 1964), 99. [Бастиа Ф. Гра-
беж по закону. Челябинск: Социум, 2006. С. 86.] Высказывание Шумпетера
о Бастиа цитируется Ф. Хайеком во Введении к данному изданию, р. ix.
Интерес к работам Бастиа был возрожден инициативой Фонда экономическо-
го образования. По совпадению, в 1964 году, когда были переизданы главные
эссе Бастиа, вышла из печати работа Айн Рэнд «Права человека». Отчасти она
повторяет аргумент Бастиа, и доктрина прав человека никогда еще не была
сформулирована с такой силой: «Источник всех прав — это право на жизнь,
и право на собственность — единственное их осуществление. Без права на собст-
венность невозможны никакие другие права. Поскольку человек должен под-
держивать жизнь собственными усилиями, тот, у кого нет права на продукты
этих усилий, не может поддержать собственную жизнь. Человек, который про-
изводит то, чем распоряжаются другие, называется рабом. Имейте в виду, что
право собственности — это не право на предмет, а право на действие и на по-
следствия того, что мы произвели что-то или заработали. Оно не гарантирует,
что мы заработаем какую-либо собственность; оно гарантирует только то, что
мы будем владеть ею, если заработаем» (РэндА. Права человека // Апология
капитализма. М.: НЛО, 2003. С. 60).
Глава 12. Права и права собственности
235
ч.
нам от предков и будут переданы следующим поколениям. Но эти
«мыслители» с их абстракциями способны только довести до бе-
ды. Они «заложили мину, которая взорвет все древние примеры,
все прецеденты, хартии и постановления парламента». Он писал
до начала революционного террора во Франции, а когда этот тер-
рор разразился, его недоверие к абстрактным правам показалось
пророческим12.
Иеремия Бентам настроен еще более враждебно. Естественные
права — «просто вздор», а неотъемлемые права — «абсолютная
бессмыслица». Прилагательное «правый» «невинно как голубь»,
дышит «миром и покоем», писал он. Но существительное «пра-
во» «поднимает знамя мятежа, анархии и беззакония». Он готов
оспорить утверждение Бастиа, что собственность предшествует
закону. Напротив, утверждал Бентам, «собственность и закон
рождены вместе и умирают вместе. До появления законов не было
собственности; уберите законы, и собственность исчезнет»13
Предложенная Локком концепция прав оказалась одинаково
непривлекательной как для защитников старого порядка, таки для
медленно возникавшего «нового класса» левых. В трудах Маркса
мы видим открытые нападки на личные права — нападки, кото-
рые в наши дни тщательно камуфлируются. Маркс не попытался
присвоить и извратить идею, как это принято в наши дни. Пра-
ва были злом, потому что их предъявлял «эгоист, отъединенный
от других людей и от общества». Право на свободу представляет
человека как «изолированную монаду»14. В отличие от Бентама,
который опасался, что права спровоцируют революции, Маркс
прозревал в будущем мрачную перспективу того, что они могут
привести к буржуазному блаженству. Ну а само «право собствен-
ности», «независимое от общества» и «не учитывающее других
людей», есть не что иное, как освященное «право на эгоизм».
Похоже, что классическая либеральная концепция прав раз-
дражает любой правящий класс независимо от его состава, потому
что бесповоротно лишает власти тех, кто правит или надеется пра-
вить, и распределяет ее среди народа. Именно так действует де-
централизованная частная собственность. Посему неудивитель-
но, что личные права получили наибольшее развитие в СИТА —
в стране, в которой в период ее создания не было укоренившегося
и сплоченного правящего класса.
XIX столетие оказалось золотым веком личных прав. Собст-
венность, в частности, была защищена лучше, чем в любой другой
период истории Англии и СТТТА. Конгресс редко стеснял собствен-
12 Waldron, “Nonsense,” 96-109.
13 Ibid., 68.
14 Ibid., 127-128.
236
Часть VI. Право и справедливость
ность мерами регулирования. Право собственности и договорное
право было отдано судьям — они толковали и формировали закон.
Их задачей была не защита конституции и отражение поползно-
вений законодателей регулировать собственность (было принято
крайне мало подобных законов), а, как написал Мортон Хорвитц,
использование общего права для толкования права собственности
таким образом, чтобы стимулировать конкуренцию и экономи-
ческое развитие15 Судьи исходили из того, что договоры оправда-
ны самим фактом соглашения между сторонами, а не заданными
извне критериями честности. Предполагалось, что договариваю-
щиеся стороны лучше всех знают, что отвечает их интересам. Все
это начало меняться в XX веке.
Права без собственности
Начало складываться впечатление, что собственность способство-
вала не столько упрочению наших свобод, сколько их ослаблению.
Эндрю Карнеги мог сказать, что «от степени уважения к пра-
ву собственности зависит сама цивилизация — право работника
на его сотню долларов в сберегательном банке и, равным образом,
законное право миллионера на его миллионы»16. Другие, особен-
но хорошо образованные, сомневались в этом. Огромные суммы
на одних банковских счетах казались объяснением ничтожности
других. Законодательные собрания штатов пытались регулировать
собственность, но Верховный суд долгое время, не обращая вни-
мания на результаты выборов, отменял соответствующие законы
как покушение на «надлежащую правовую процедуру». Приня-
тый Конгрессом в 1894 году подоходный налог (ставка 2% на го-
довой доход, превышающий 4000 долларов) в том же году был
признан неконституционным17 Предстояло дополнить консти-
туцию, чтобы такие налоги стали законными.
В 1905 г. в судебном процессе по делу «Локнер против штата
Нью-Йорк» был признан неконституционным закон, ограничи-
вавший продолжительность рабочего дня в пекарнях; суд поста-
новил, что закон посягает на «свободу человека заключать дого-
воры об использовании его собственного труда»18 Но отражавшее
мнение большинства решение судьи Руфуса Пекхема менее извес-
1э Morton J. Horwitz, The Transformation of American Law, 1780 — 1860
(Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1977), chaps. 2, 4.
Andrew Carnegie, “The Gospel of Wealth” in A Documentary History of the United
States, ed. R. D. Heffner (New York: Mentor, 1965), 174.
Charles Adams, For Good and Evil: The Impact of Taxes on the Course of
Civilization (New York: Madison Books, 1993), 360—364.
Lochner v. New York, 198 U. S. 45 (1905).
Глава 12. Права и права собственности 337
тно, чем особое мнение судьи Оливера Уэнделла Холмса. Он на-
писал, что решение по делу было принято на основании теории,
«которую не поддерживает значительная часть страны». Это те-
ория laissez faire — «устаревший предрассудок». Холмс добавил,
что «конституция не предназначена для реализации какой-либо
экономической теории, будь то патернализм и естественное отно-
шение граждан к государству либо доктрина laissez faire»19
Защита собственности, некогда воспринимавшаяся как не-
обходимый элемент личной свободы, свелась теперь к статусу
«экономической теории». Судья Пекхем и мнение большинства
ссылались не на экономическую теорию, а на «права личности».
Аргумент судьи Холмса неявно подразумевал, что собственность —
всего лишь источник материальных благ. Если все дело сводилось
к этому, что ж, были и другие теории создания благ и, возмож-
но, более здравые, насколько нам известно. Пожалуй, они ме-
нее почтительны к правам собственности, зато больше учитывают
права человека. Одна такая теория была, разумеется, на подходе
и не имела никакого отношения к частной собственности. Тео-
дор Рузвельт обращался к миллионам, когда заявил в 1910 году:
«Мы стоим перед новыми концепциями отношений собственности
к благосостоянию людей главным образом потому, что некоторые
защитники приоритетности прав собственности над правами лю-
дей слишком далеко зашли в своих притязаниях. Человек, который
ошибочно полагает все права человека вторичными по отношению
к его прибыли, должен уступить дорогу стороннику благосостоя-
ния людей, который справедливо настаивает на том, что каждый
человек должен подчинить свои собственнические интересы праву
общества регулировать использование богатства в соответствии
с требованиями общественного благосостояния»20
Мыслители того времени выражали свои сомнения в класси-
ческом либерализме на языке прагматизма. Герберт Кроули пола-
гал, что личные права оправданы, но лишь если они отвечают кри-
терию «функциональной адекватности». Если появляется нечто
лучшее, эти права должны уступить место более коллективистско-
му подходу. Уолтер Липпман соглашался с этим. Жизнеспособ-
ность джефферсоновских прав зависела только от их эффектив-
ности. «Это вопрос хорошего применения и плохого, разумного
применения и нелепого»21
19 Ibid.
20 Theodore Roosevelt, The New Nationalism (1910; reprint; Englewod Cliffs, N.J.:
Prentice-Hall, 1961), 33.
Herbert David Croly, The Promise of American Life (New York: Macmillan, 1909).
Герберт Кроули верил, что институт частной собственности «культивирует алч -
ность» и подобно своим викторианским предшественникам был убежден, что
«видоизменение института само по себе приведет к социализации природы
238
Часть VI. Право и справедливость
Так установилась новая иерархия прав, причем собственность
стала правом второго ряда. Обсуждая ситуацию с Феликсом
Франкфуртером, Луис Брандейс развил мысль, что четырнадца-
тую поправку следует использовать для защиты «фундаменталь-
ных вещей», в том числе «права на высказывание, права на об-
разование, права на выбор профессии, права на передвижение».
Возможно, «у собственности также есть достаточно фундамен-
тальные аспекты», но не настолько, чтобы освободить ее от за-
конодательных ограничений. В 1921 году он выражал мнение,
бывшее в то время точкой зрения меньшинства Верховного суда,
что «все права выводятся из задач общества, в котором они су-
ществуют, и долг перед обществом стоит выше всех прав»22 Та-
ким образом, личные права оказались подчинены долгу — долгу
перед обществом.
Тем не менее «старый суд» с бульдожьим упорством еще целое
поколение после дела Локнера по большей части объявлял госу-
дарственное регулирование неконституционным. Наконец, Вели-
кая депрессия ускорила то, что Роберт Борк назвал «столкнове-
нием между нарождающимся Zeitgeist, находившим выражение
в позициях законодательной и исполнительной власти, и старыми
идеями, которые были крепки судебными прецедентами»23. Судьи
Верховного суда сменились, судебная власть перешла на позиции
законодателей и президента, и воцарился дух времени. В вердик-
те по делу West Coast Hotel Со. v. Parrish (1937) была признана
конституционность федерального закона о минимальной зара-
ботной плате. Главный судья Верховного суда Чарльз Эванс Хьюз
объявил, что «в конституции ничего не говорится о праве заклю-
чать договоры». Суд отверг «настойчивое требование признать,
что взрослые наемные работники правомочны сами определять
условия договоров»24 *
В следующем году состоялся процесс United States v. Carolene
Produsts, в котором суд провел недвусмысленную грань между
человека» (Herbert D. Croly, Progressive Democracy (New York: Macmillan,
1914), 112).
Phillippa Strum, Louis D. Brandeis: Justice for the People (Cambridge, Mass.:
Harvard Univ. Press, 1984), 322.
Robert H. Bork, The Tempting of America (New York: Free Press, 1990), 53.
West Coast Hotel Co. v. Parrish 300 U. S. 379 (1937).
Сегодняшние феминистки одобрили бы решение суда, но сурово осудили бы его
строго патерналистское обоснование. Сторонами договора были женщины, «в
защите которых государство особенно заинтересовано», — писал Хьюз. «Фи-
зические особенности женщин и выполнение ими функций материнства» ставит
их в уязвимое положение в сравнении с мужчинами. Было решено, что, даже
согласившись с условиями занятости и поставив подпись в нужном месте, они
не могут нести полную ответственность за свои действия. Здесь договор отсту-
пил перед физическими особенностями.
Глава 12. Права и права собственности
239
экономическими правами и всеми остальными. «Регулирующее
законодательство, затрагивающее повседневные коммерческие
операции, не должно объявляться неконституционным», — пи-
сал судья Харлан Фиск Стоун, пока не будет показано, что ре-
шение не опирается «на некую рациональную основу в пределах
знаний и опыта законодателей». В знаменитом запутанно изло-
женном «примечании 4», вокруг которого сложилась обширная
юридическая литература, Стоун отметил, что некоторые законо-
дательные акты могут в будущем потребовать «более тщатель-
ного судебного расследования», — например, законодательст-
во, ограничивающее «политические действия» или приводящее
к «предвзятому отношению к изолированным и замкнутым мень-
шинствам». Законодательные акты по экономическим вопросам
должны будут проходить проверку только на «рациональность
базиса» — нестрогую проверку. (Проголосовавшие за них зако-
нодатели, конечно же, уверены в их рациональности25.)
Таким образом, со времен «эры прогрессизма» до эпохи Но-
вого курса собственность постепенно отделялась от всех прочих
прав. Закон менялся, и нет сомнений, что это происходило в ответ
на изменение «экономических отношений» в обществе. Договор-
ное право было ослаблено, профсоюзы получили защиту от анти-
трестовского законодательства, законопроект о Национальных
трудовых отношениях стал законом. «В целом я сказал бы, что,
особенно после Первой мировой войны, законодательство больше
не отвечало интересам господствующего экономического клас-
са», — заметил, противореча Марксу, философ Сидни Хук26
К власти шел, вытесняя старую предпринимательскую эли-
ту, новый класс, и он приспосабливал закон к своим интересам.
Нет, это был, конечно, не пролетариат. Рабочие служили предло-
гом для изменений, а порой и получали от них выгоду, но наверх
поднималась новая интеллектуальная элита. При новом раскла-
де права собственности были ослаблены, а на первый план вы-
шли другие права, присутствовавшие в перечне Брандейса: «пра-
во на высказывание», «право на образование». (Последнее Локк
вообще не счел бы правом.) Для нового класса важнее всего бы-
ла возможность выполнить свою миссию. А для этого не нужно
было уничтожать частную собственность — достаточно было ее
приручить.
Старые права собственности постепенно сдавали позиции че-
му-то совершенно новому — «экономическим правам». Новизна
последних была в том, что они налагали на государство не огра-
ничения, а требования. При этом было разрушено первоначаль-
25 U. S. v. Carolene Products, 304 US 144 (1938).
Sidney Hook, интервью с автором, май 1989 г.
240
Часть VI. Право и справедливость
ное значение термина «права». В 1936 году Франклин Рузвельт
заметил, что организация, именуемая Лигой свободы, «слишком
выделяет права собственности и недостаточно внимательна к пра-
вам человека». Прежде они прекрасно согласовывались, но теперь
нередко стали рассматриваться как несовместимые. В своей ре-
чи «Четыре свободы» (1941) Рузвельт соединил старые и новые
права. К двум подлинным правам (свобода слова и вероиспове-
дания) он присовокупил два других (свободу от нужды и свободу
от страха), которые открыли дорогу для беспрепятственного рас-
ширения правительственной деятельности.
Рузвельт стремился утвердить свою концепцию не только
в СТТТА, но и «во всем мире». Его заявления привели к появле-
нию в 1948 году Декларации прав человека ООН. В 1944 году
в Послании о положении в стране Рузвельт предложил на обсуж-
дение «второй Билль о правах», некоторые пункты которого вы-
звали бы недоумение у авторов Конституции СТТТА. Он исходил
из того, что «подлинная личная свобода не может существовать
без экономической защищенности». А защищенность включала
«право на полезный и оплачиваемый труд», на «достойное жи-
лище», «крепкое здоровье» и «хорошее образование»27 Новое
понимание прав наделило Вашингтон обширными и недостаточно
определенными полномочиями.
В 1945 году в Сан-Франциско при подписании Устава Орга-
низации Объединенных Наций государственный секретарь Стет -
тиниус упомянул о готовящемся к подписанию «международном
билле о правах» как о «реестре индивидуальных и коллективных
прав человека». В большинстве подписавших его стран послед-
ние имели перевес над первыми. Всеобщая декларация прав че-
ловека включила даже право «на периодический оплачиваемый
отпуск». Замыкало перечень то, что философ Энтони Флю на-
звал «вершиной абсурда», — требование сделать образование не
только бесплатным, «по крайней мере на начальных этапах», но
и «обязательным»28 Здесь Декларация перещеголяла «Манифест
Коммунистической партии». Последний призывал только к бес-
платному образованию, но его обязательности Маркс и Энгельс
не требовали.
Старая идея заключалась в том, что полномочия правительства
есть предмет беспокойства. Новая вера учила, что в целом пра-
вительство благотворно, пока пресса свободна и сообщает о про-
исходящем, а народ, особенно меньшинства, имеет право голоса;
право голоса, конечно, представляет собой коллективное пра-
27 James MacGregor Burns and Srewart Burns, A People’s Charter (New York:
Knopf, 191), 263.
Antony Flew, “The Artificial Inflation of Natural Rights,” The Freeman 39
(December 1989): 483-485.
Глава 12. Права и права собственности
241
во, и человек не может ничего добиться, пока 50% населения не
проголосует так же, как он. В последующие десятилетия борьба
за права превратилась по большей части в борьбу за политиче-
ские права. Большое изменение заключалось в следующем: ста-
рые права налагали на правительство ограничения; право голоса
позволило людям участвовать в управлении. Политизация счи-
талась благом, если в процессе мог участвовать каждый жела-
ющий. Сторонники личных прав скептически относились к идее
благотворности официальной власти. Сторонники политических
прав верили, что пока каждый имеет право участвовать в выбо-
рах, правительство будет добродетельным, потому что оно будет
выражать волю народа.
Первым, кто истолковал «права человека» таким образом,
был, вероятно, Томас Пейн. Его коньком была отмена имущест-
венного ценза на участие в выборах. Расширение круга лиц, име-
ющих право голоса, сделает собственность более защищенной,
потому что «когда собственность делают основанием для нера-
венства или исключительных прав» (то есть условием для участия
в выборах), это только вызывает «негодование и гражданский
протест»29 В ответ на утверждение, что расширение права голоса
сделает собственность менее защищенной, Давид Рикардо объ-
яснял, что малоимущие избиратели вряд ли окажутся настолько
глупыми, чтобы проголосовать за законы против богатых. Они не
хуже любого другого сообразят, что тогда любая собственность
окажется менее защищенной30
Джон Стюарт Милль с этим не соглашался. Будучи великим
прогрессистом и сторонником предоставления женщинам права
голоса, он тем не менее полагал, что «тот, кто пользуется помо-
щью от прихода, должен быть безусловно лишен избирательно-
го права»31 Иными словами, получателям пособий нельзя пре-
доставлять право голоса. Согласившись зависеть от других, они
тем самым отказались от притязаний на равные права в других
отношениях. Сегодня, напротив, наша концепция политических
прав стала настолько безграничной, что в 1993 году закон был из-
менен, чтобы позволить получателям пособий регистрироваться
в списках избирателей при посещении центра социального обес-
печения.
Демонстрируя, как сильно изменилась точка зрения мыслите-
лей через сто лет после этого высказывания Милля (1861), Чарльз
29 Thomas Paine, Life and Works of Thomas Paine, ed. William Van der Wyde, vol.
5 (NewRochelle, N.Y.: 1925), 155-157
30 David Ricardo, Works and Correspondence of David Ricardo, ed. Piero Sraffa,
vol. 5 (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1962), 501.
Милль Дж. С. Рассуждения о представительном правлении. Челябинск: Соци-
ум, 2006. С. 174.
242
Часть VI. Право и справедливость
Рейх выступил с предложением дать получателям социальных по-
собий право собственности на них. Пособия и другие правитель-
ственные «щедроты» не следует отнимать пожеланию, рассудил
он, потому что они есть часть той «собственности», которую че-
тырнадцатая поправка запрещает изымать без надлежащей пра-
вовой процедуры. Говорят, что за всю историю Yale Law Journal
не было более цитируемой статьи, чем эта, озаглавленная «Но-
вая собственность»32. Итак, право собственности в конце концов
вернулось — в виде предложения сделать государственные соци -
альные пособия столь же защищенными, как традиционные виды
собственности*
В других странах тоже приняли на вооружение политику за-
щиты прав человека, но и здесь права собственности оказались
в тени (по крайней мере вначале). В отчете о политике в отно-
шении прав человека в других странах за 1980 год госдепарта-
мент перечислил «международно признанные» категории прав.
Первая категория ограничивает правительственную деятельность
(право на «свободу от нарушения государством неприкосновен-
ности личности», скажем, от пыток); вторая категория требует
вмешательства государства (право на «удовлетворение жизнен-
ных потребностей в пище, жилье, медицинской помощи и обра-
зовании»); а третья включает «право на участие в управлении»33
посредством, например, голосования. Бюро по правам человека
высоко оценило достижения СССР в области прав, относящихся
ко второй категории, поскольку там проявлялась большая забо-
та о соблюдении «социально-экономических прав». В области
жилищной политики происходил «быстрый рост крупных при-
32 Charles Reich, “The New Property,” Yale Law Journal! 3 (April 1964): 733.
Идея Рейха получила статус закона благодаря судье Уильяму Бреннану. В де-
ле Goldberg v. Kelly (1970) Верховный суд постановил, что получатели посо-
бий имеют право на слушание своего дела, прежде чем им прекратят выплаты.
В двадцатую годовщину этого решения суда Рейх заметил, что конституция
была написана в то время, когда человеку было достаточно, чтобы «его не тро-
гали» . Но сегодня «мир стал похож на дорогой отель, в котором любая мелочь
стоит денег». И для многих это источник риска. «Негативные конституционные
гарантии одной эпохи становятся позитивными обязательствами другой не по-
тому, что слова конституции изменились, а потому, что невозможно сохранить
подлинный смысл конституции без позитивных действий». В результате этого
решения Верховного суда к 1990 году только в штате Нью-Йорк проходило
75 000 слушаний в год. Поданным уполномоченного Нью-йоркской службы
социального обеспечения, в 80% случаев получателям удается отстоять свои
пособия, вопреки рекомендации служащих, изучавших их условия жизни. (См.:
Linda Greenhouse, “New Lok at an ‘Obscure Ruling’, 20 Years Later,” New York
Times, May 11, 1990.)
U. S. Department of State, Country Report on Human Rights Practice (Washington,
D. C.: Government Printing Office, 1981), 2, 899.
Глава 12. Права и права собственности
243
городных жилых зон вокруг больших и средних городов». Бюро
доверчиво отметило, что «всеобщее бесплатное здравоохране-
ние» «гарантировано Советской конституцией». Эти замечания
показывают, насколько ослабло понимание прав на Западе из-за
подмены прав собственности «экономическими правами».
Признаки выздоровления
Интеллектуальное течение, однако, постепенно хлынуло на-
зад, к почитанию собственности. Чуть ли не убедительнее всех
в ее пользу говорили беженцы из коммунистических стран. Сто-
ит отметить одного, кто одним из первых ненамеренно и очень
убедительно высказался в пользу собственности: Льва Троцкого.
Он указал на то, чего совершенно не замечали прагматики эпохи
прогрессизма. «В стране, где единственным работодателем яв-
ляется государство, быть в оппозиции означает медленную голо-
дную смерть», — сообщил он. И простодушно пояснил: «Старый
принцип “кто не работает, тот не ест” заменен новым: “кто не
повинуется, тот не ест”»34.
Когда государство монополизирует собственность, оно к тому
же контролирует все рабочие места и возможность зарабатывать
на жизнь. Троцкий видел в государственной собственности инс-
трумент полного подчинения людей государству. Он невольно
привлек внимание к ключевому моменту — осуществление боль-
шинства прав зависит от права собственности. В отсутствие этой
опоры остальные права обречены оставаться теорией, а не прак-
тикой. Возможно, ангелы и силы небесные могут наслаждаться
свободой слова и вероисповедания, не тревожась о правах собст-
венности. Но нашей плоти нужно нечто материальное, на что
можно опереться и с чем можно работать.
Алекс Козински, судья федерального окружного апелляцион-
ного суда Девятого округа, родившийся в Румынии, вспоминает,
что отсутствие частной собственности в его родной стране лиша-
ло человека физической возможности опубликовать свои взгля-
ды несмотря на все конституционные гарантии свободы слова.
«Частные лица не имеют доступа к типографиям и не могут по-
лучить достаточного количества бумаги и типографской краски, —
вспоминал он. — Правительство даже запретило иметь в частной
собственности фотокопировальную технику и требует регистрации
пишущих машинок»35
34 Троцкий Л. Преданная революция. М.: НИИ культуры, 1991. С. 243.
Alex Kozinski, «The Dark Lessons of Utopia,” Univ, of Chicago Law Review 58
(Spring 1991): 581.
244
Часть VI. Право и справедливость
Издатели и журналисты справедливо протестуют, когда нару-
шаются их права, закрепленные в первой поправке. Их слепота
к значению прав собственности показывает только то, что им на-
столько повезло, что они могут принимать их как данность. Фи-
нансируемые частным образом расследования коррупции в пра-
вительстве — сравнительно новое явление в истории — это пока-
затель не столько свободы печати, сколько защищенности прав
собственности. Пусть никто не покушается на права, гарантиру-
емые Первой поправкой, но если издатели не смогут рассчитывать
на редакционные помещения и типографии, они почувствуют себя
незащищенными. Представьте себе, что владельцам Washington
Post сказали бы, что они могут работать, где работали, но здание
теперь им не принадлежит. А продление аренды будет зависеть от
их редакционной политики. Вот вам и права собственности.
«Нет нужды нападать на гражданские права, когда всю их за-
щиту можно свести к нулю, применив подходящие меры регули-
рования к собственности неугодной стороны», — написал Марк
Поллот, бывший юрист управления земельных и природных ре-
сурсов Министерства юстиции. Собственники, обращающиеся
в правительственные агентства по вопросу об осуществлении своих
прав, «прекрасно осознают эти проблемы, — добавляет он. — Они
знают, что агентства имеют возможность нанести ущерб их собст-
венности и экономическому благосостоянию и поэтому не следует
задевать служащих этих организаций»36.
Собственность обозначает «зоны», в которые правительство,
как правило, не вторгается, хотя неизбежны исключения, когда
речь идет о нарушении высших прав на жизнь и свободу. Вряд
ли стоит рассчитывать на правовой иммунитет, если мы на своей
земле будем удерживать людей в рабстве или в заточении. Но все
остальные гражданские права расцениваются ниже, чем собствен-
ность. В случае конфликта в связи с другими правами все реша-
ет воля собственника. Будь это иначе, мы бы погрузились в хаос.
Свобода печати не нарушена, когда редакторы отказываются пуб-
ликовать то, что им не нравится. Ничьи права не нарушены, когда
книготорговцы отказываются продавать книги, которые они не
одобряют. Наемные служащие не могут жаловаться на ограниче-
ние их свободы передвижения тем, что им нужно вовремя прихо-
дить на работу. Они за плату принимают на себя договорные обя -
зательства, то есть добровольно соглашаются на эти ограничения.
Свободу вероисповедания не подрывают правила, запрещающие
проводить богослужения на рабочем месте, а если бы на основа-
нии Первой поправки церкви обязали предоставлять кров другим
36 Mark L. Pollot, Ground Theft and Petty Larceny: Property Rights in America
(San Francisco: Pacific Research Institute, 1993), xxxvii.
Глава 12. Права и права собственности
245
религиям для отправления богослужений, они быстро обрели бы
здоровое (и запоздалое) уважение к правам собственности.
Частные университеты, которые в 1990-е годы решили ради
«политкорректности» ограничить свободу слова, безусловно, бы-
ли «в своем праве». Студенты, полагающие, что подобная цензура
несовместима с идеей университета, разумеется, вольны отправ-
ляться на все четыре стороны, а потому подобные ограничения
будут минимальными или недолговечными. Аналогичным обра-
зом руководство фундаменталистских заведений вроде Универси-
тета Боба Джоунса тоже может накладывать ограничения на сво-
их студентов. Но тогда возникнут сложности с государственным
финансированием, а в наши дни большинство «частных» универ-
ситетов получают большие деньги от правительства.
Айн Рэнд, довольно рано сбежавшая от коммунизма, проливает
свет на этот вопрос в анализе студенческих волнений 1960-х годов.
Администраторы государственных университетов были парализо -
ваны лозунгами «свободы слова», указывает она. «У администра-
ции Университета Беркли не было другого способа ответить взбун-
товавшимся студентам, кроме как сослаться на права собственно-
сти. Ясно, отчего ни современные “либералы”, ни “консерваторы”
не отваживаются на это. То, что выставили напоказ бунтовавшие
студенты и на чем они зарабатывали политический капитал, не яв-
лялось противоречиями свободного общества, — это были проти-
воречия смешанной экономики». Университеты, финансируемые
налогоплательщиками, не в состоянии бороться с распростране-
нием каких-либо идей, и «в этом главная причина того, почему
бунтовщики устраивают свои акции прежде всего в государствен -
ных университетах». По сути дела, конфликт выявил один момент,
о котором студенты вовсе не думали. Мирное осуществление всех
гражданских прав требует в качестве предварительного условия
признания прав собственности. «В любой данной социальной си-
туации сфера и применение личных прав могут быть определены
только на основе прав собственности, — делает вывод Айн Рэнд. —
В отсутствие прав собственности нет никакой возможности разре-
шить конфликт или избежать безнадежного хаоса сталкивающихся
мнений, интересов, требований и причуд»37
Можно, пожалуй, следующим образом представить то, как
развивалось понимание прав собственности. Старые аргументы
Джефферсона и других подчеркивали, что в отсутствие частной
собственности деградируют высшие ценности — жизнь и свобода.
(Применительно к свободе это мнение стало сегодня общеприня -
тым, а сообщения о голоде в Северной Корее в 1996 — 1997 годах
на фоне процветания Южной Кореи указывают на то, что и в от-
37 Rand, Capitalism, 259.
246
Часть VI. Право и справедливость
ношении жизни оно не было преувеличением.) В свете коммуни-
стического опыта стало совершенно ясно, что и подчиненные
права свободы печати, слова, вероисповедания и другие, кото-
рые столь дороги сердцу современных либералов, нельзя защитить
там, где не защищены права собственности.
К концу 1980-х годов, когда СССР уже трещал по швам, вни-
мание вновь привлек вопрос об экономических правах и правах
собственности. Важную роль сыграла публикация в 1985 году кни-
ги Ричарда Эпштейна «Изъятия». Эпштейн, профессор права Чи-
кагского университета, доказывал, что содержащаяся в пятой поп-
равке оговорка об изъятии собственности («частная собственность
не должна изыматься для общественного пользования без спра-
ведливого возмещения») может быть использована как достаточ-
ное основание для объявления о неконституционности всей сово-
купности законов о перераспределении и социальном обеспечении,
в том числе и закона о национальных трудовых отношениях38
Роберт Борк возразил, что выводы Эпштейна «не вытекают
убедительным образом из первоначального понимания оговорки
об изъятии»39 Он был, конечно, прав, но столь же верно и то, что
масштабное перераспределение доходов, проводившееся в пре-
дыдущие пятьдесят лет, не вытекает убедительным образом из ог-
раниченных полномочий, делегированных федеральному прави-
тельству в 1787 году. Вопрос лишь в том, какой грех больше: оп-
ротестовывать неправомерные законы с помощью инструмента,
первоначально не предназначавшегося для этой цели, или сохра-
нять не предусмотренное конституцией законодательство. Мнение
Борка о том, что только конгресс может вносить существенные
изменения в толкование конституции, было, конечно, здравым.
Но и книга Эпштейна оказала свое воздействие.
В 1991 году, когда Кларенс Томас предстал перед юридическим
комитетом в качестве кандидата в члены Верховного суда, слуша-
ния начались с того, что сенатор Джозеф Байден спросил Томаса,
потрясая перед телекамерами книгой Эпштейна «Изъятия», чи-
тал ли он эту книгу: «Здесь новая, горячая область науки, которая
говорит нам: смотрите, мы, современный суд, не нашли време-
ни, чтобы защитить собственность народа, чтобы защитить права
собственности корпораций, частных лиц и предприятий, — напирал
Байден. — А поэтому мы должны делать вот что: необходимо улуч-
шить наш подход к защите собственности, мы должны развить его
так, чтобы правительство не могло так легко вмешиваться...
38 Richard A. Epstein, Takings: Private Property and the Power of the Eminent
Domain (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1985), 19 — 31; также cm.:
Gordon Crovitz, “Is the New Seal Unconstitutional? ” Wall Street Journal, January
31, 1986.
Bork, Tempting, 230.
Глава 12. Права и права собственности
247
Байдена интересовало, что произойдет, «если будут учтены
взгляды м-ра Эпштейна». Если уважать права собственности так,
чтобы «правительство не могло с такой легкостью регулировать
их, не выплачивая компенсации», получится «изменение закона
ценой во много миллионов долларов» (и в этом он прав). Байден
к тому же, возможно, имел в виду, что увеличение защищенности
собственности помешает политикам перераспределять ее, а потом
похваляться своими достижениями в этом40 Кларенс Томас умуд-
рился уйти от ответа, но при этом согласился с Байденом, что ого-
ворка об изъятии все еще является частью конституции41
В 1987 году Верховный суд впервые за пятьдесят лет исполь-
зовал оговорку об изъятии, чтобы отклонить закон, регулирую-
щий использование земли. Калифорнийская Береговая комис-
сия известила владельцев прибрежных домов о том, что их право
на перестройку связано с предоставлением права прохода через
свою территорию. Суд пятью голосами против четырех решил,
что постановление Комиссии является «изъятием собственности»,
потому что требование прохода никак не связано с перестройкой.
Это был исторический поворот в практике Верховного суда. Ранее
суды исходили из того, что право собственности ограничено вла-
дением землей в ее «естественном состоянии»42. В 1972 году Вер-
ховный суд штата Висконсин даже постановил, что запрет строить
на земле не является конфискацией собственности, потому что
все остальные — общество — имеют «права» на то, чтобы земля
оставалась в естественном состоянии. В связи с этим «фундамен-
тальным изменением закона об изъятии» администрация Рейгана
в 1988 году издала президентский указ, потребовавший от феде-
ральных агентств оценить влияние их действий на «защищаемые
конституцией права собственности».
Более значительной была победа, одержанная в 1994 году
в Орегонском процессе. Верховный суд ограничил возможность
местных властей требовать от владельцев выделять землю для эко-
логических или других общественных нужд. Суд принял решение,
что выставление требования о праве прохода в качестве условия
получения разрешения было изъятием, причем неконституцион-
ным, поскольку власть не могла продемонстрировать пропорци-
ональность своего требования и причиняемого владельцам не-
движимости ущерба. Городу Тигарду было запрещено требовать
от владельца сделать 10% участка доступным для проезда велоси-
педистов и мотоциклистов как условие выдачи разрешения на рас-
40 I. Gordon Crovitz, “Property and Liberty: Clarence Thomas and the Coming
Conservative-Libertarian Split on the Supreme Court, Presidential Study
Quarterlij(Ja\\W<)2y. 711-719.
Editorial, “Biden Meets Epstein,” Wall Street Journal, September 12, 1987
Nollanv. California Coastal Comm. 483 U. S. 825, 107 (1987).
248
Часть VI. Право и справедливость
ширение магазина. И снова суд раскололся на два идеологических
лагеря. Вспоминая о суде времен после Нового курса, судья Сти-
венс заявил, что это решение открывает путь для «значительных
и неблагоприятных новых тенденций». До сих пор регулирование
бизнеса опиралось на «твердую презумпцию конституционности
такого регулирования». Но главный судья Ренквист, выступая от
имени большинства, сказал, что не видит «оснований для того,
чтобы переводить в разряд бедных родственников входящую в пя -
тую поправку оговорку об изъятии». Судью Стивенса беспокоило,
что «собственники определенно нашли сегодня новых друзей»43,
а Джон Эчеверия из Национального общества Одюбона# пришел
в смятение из-за того, что это решение «поднимает интересы вла-
дельцев недвижимости над интересами общества в целом».
Стоит отметить еще одно изменение, пусть и не юридическое.
Федеральное правительство расширяло практику конфискации
имущества, что позволяло прокурорам изымать собственность
обвиняемых (не обязательно осужденных) в торговле наркоти-
ками. Конфискованное имущество зачастую поступало в рас-
поряжение местных правоохранительных органов. Это в кон-
це концов привлекло внимание Американского союза защиты
гражданских свобод к вопросу о значении прав собственности.
Прежде эта организация относилась к собственности либо без-
различно, либо враждебно, и в предъявляемых ею судебных ис-
ках сторонилась вопросов экономических прав. Но в 1993 году
президент либертарианского Института Катона в Вашингтоне
представил большой аудитории Надин Строссен в качестве «пер-
вого президента Американского союза защиты гражданских сво-
бод, который понимает значение частной собственности в деле
защиты гражданских свобод»44. На возвышении рядом с ней си-
дел Милтон Фридмен.
Строссен, профессор права Нью-йоркского университета, ска-
зала собравшимся, что считает выражение «права собственности»
неправильным, и сослалась на знаменитое замечание судьи Пот-
тера Стюарта, что права бывают у людей, а не у собственности*
43 Oregon Case, Dolan v. City of Tigard (1994).
Общественная организация, выступающая за охрану окружающей среды,
в первую очередь животного мира. — Прим, перев.
44 Из выступления Эдварда Крейна, Вашингтон, О. К., май 1993 г.
Это его высказывание часто цитируют в том смысле, что Стюарт пренебрежи-
тельно относился к правам собственности. На самом деле он сказал следующее:
«Противопоставление личных свобод и прав собственности ошибочно. У собст-
венности нет прав. Права есть у людей. ...Существует фундаментальная вза-
имосвязь между личным правом на свободу и правом на собственность. Одно
без другого бессмысленно». Lynch и. Household Finance Corp., 405 US 538,
552(1972).
Глава 12. Права и права собственности
249
Но в связи со злоупотреблением правом конфискации имущества
высказывание Стюарта «было прямо по Оруэллу вывернуто на-
изнанку», сказала она. Единственным основанием для изъятия
собственности без надлежащей правовой процедуры было то, что
оказывалась затронутой «всего лишь» собственность. Столь шат-
кое обоснование было использовано для оправдания «вопиющих
нарушений классических личных свобод». В свете недавней де-
спотической экспроприации имущества правоохранительными
органами высказывание Поттера Стюарта должно быть допол-
нено. Строссен заявила: «Если у собственности нет прав, то и у
людей тоже»45 А тем временем в Верховном суде идея объявить
конфискацию имущества неконституционной нашла поддержку
в лагере либералов. Консерваторы, особенно главный судья Рен-
квист, были еще не готовы присоединиться к ним, но по крайней
мере Американский союз защиты гражданских свобод начал по-
нимать, что когда не защищена собственность, под угрозой ока-
зываются и все остальные права46
45 Из выступления Надин Строссен, Вашингтон, О.К., май 1993 г.
Henry J. Hyde, Forfeiting our Property Rights (Washington, D.C.: Cato
Institute, 1995). О более поздних свидетельствах нежелания республикан-
цев в Конгрессе защищать права собственности от конфискации см.: James
Bovard, “The Dangerous Expansion of Forfeiture Laws,” Wall Street Journal
(December 29, 1997).
Часть VII
АМЕРИКАНСКИЙ
ДВОЙНОЙ СТАНДАРТ
Введение
С момента окончания Второй мировой войны по всему миру
разъезжают тысячи западных экспертов, а с ними и сотни милли-
ардов долларов помощи зарубежным странам. «Слаборазвитые»
страны были переименованы в «менее развитые», а потом в стра-
ны «третьего мира». Теории и уравнения экономистов делались
все более невразумительными. При этом бедность сохранялась,
а в некоторых частях Африки положение даже ухудшилось. Раз-
рыв между богатыми и бедными странами все ширился. Оказа-
лось, что западные эмиссары игнорировали главные источники
процветания собственных стран. Стремясь к распространению
планирования, они увековечили колониализм в сфере идей. Поч-
ти не отдавая отчета в том, что именно они делают, они способ-
ствовали разрушению того самого института, который обеспечил
процветание Запада.
Согласно опубликованному организацией Freedom House
«Обзору экономической свободы за 1995/96 г.» только 27 стран
наслаждаются экономической свободой. На них приходится все-
го 17% мирового населения и целых 81% мирового производства
продукции. Сегодня не может быть никаких сомнений, что если
в этом перечне появятся новички, это будут именно те страны,
в которых права собственности имеют широкое распростране-
ние и защищены законом. Огромное различие между развитыми
и неразвитыми экономиками не в том, что в первых есть рынки,
а во вторых — нет. Разница заключается в масштабе и в правовой
защите. «В Британии законодательство создало права собствен-
ности, которые можно продавать и покупать на обширном рынке,
а в Перу этого не произошло, — заметил Эрнандо де Сото. — Бри-
тания — страна собственности, а Перу нет»* Именно этого ог-
ромного различия в охвате и проработанности закона так долго не
замечали экономисты.
Наблюдая диспропорции в распределении собственности и до-
хода в странах «третьего мира», западные эксперты понимали,
что нужно что-то менять. Но обычно они ставили ошибочные
диагнозы. Считалось, что слаборазвитые страны слишком близки
к «феодализму». В сентябре 1950 года, обращаясь к Генераль-
ной ассамблее ООН, госсекретарь США Дин Ачесон рассуждал
о «проблеме владения землей и ее использования» в слабораз-
витых странах. Он понимал дело так, что проблема заключается
в «распределении». Там, где провели перераспределение, незави-
* Hernando de Soto, “The Missing Ingredient,” Economist, September 11 — 17,
1993.
Введение
253
симые фермеры «получали возможность работать на себя и улуч-
шить свое положение»*
После этого в течение тридцати пяти лет американские госу-
дарственные деятели упрямо настаивали на земельной реформе.
Но корней проблемы она не затрагивала. По сути дела, реформа
создала новые проблемы. Дело в том, что чрезвычайно трудно со-
здать законные и признаваемые обществом права собственности
посредством экспроприации собственности части людей на том
основании, что они богаче всех. Чаще всего результатом было не
перераспределение собственности, а всеобщее неуважение к ней.
В ряде стран, включая Чили, Вьетнам, Иран и Сальвадор, попыт-
ки провести земельную реформу подорвали местную экономику
и вызвали политическую нестабильность, которая потом годами
оставалась темой новостей на первых страницах наших газет.
Ч
* Dean Acheson, “The Peace fyr World Wants,” U. S. Department of State Bulletin
23 (October 2, 1950); 523-29.
Глава 13
ПОЧЕМУ РАЗВИТ НЕ ВЕСЬ МИР?
В 1980 году в обращении к Ассоциации историков экономики ее
президент Ричард Истерлин из Пенсильванского университета
спросил: «Почему развит не весь мир? » После успеха плана Мар-
шалла выросло новое поколение. С начала промышленной рево-
люции прошло более двухсот лет. Объемы производства увеличи -
вались невиданными темпами, что и побудило Саймона Кузне-
ца заявить о новой эпохе мировой истории. «Однако, — добавил
профессор Истерлин, — спустя два столетия подавляющее боль-
шинство мирового населения продолжает жить в условиях, мало
чем отличающихся от условий начала этой эпохи». И с необычной
ноткой сомнения он задал еще один вопрос: станет ли когда-ни-
будь развитым весь мир?1
Спустя несколько лет конференция в Уильямс-колледже мало
что оставила от былого оптимизма, царившего со времен окон-
чания Второй мировой войны. Что-то пошло не так. В 1989 году
гарвардский историк Дэвид Ландее повторил вопрос Истерлина,
но теперь он прозвучал как признание полного поражения. В те-
чение полутора столетий после Адама Смита «преобладала уве-
ренность в неизбежности материального прогресса». Собственно
говоря, «на этом держался мир, очарованный чудесами науки»2.
В XIX веке даже социалисты разделяли всеобщий оптимизм. Осо -
бенно социалисты.
Одно время предполагали, что ожидавшийся триумф задержи-
вают пережитки империализма. Нет ничего удивительного в том,
что колонии оставались решительно неразвитыми. После обре-
тения независимости высвободится внутренняя энергия, и везде
начнется экономическое развитие. Эти надежды продержались до
1970-х годов. «С тех пор мы разочаровались», — добавил Лан-
дее. Правда, были отдельные успехи. Но были и провалы — про-
валы, «доводившие до отчаяния».
Вначале считалось, что ключом к богатству являются природ-
ные ресурсы. Этого взгляда кое-где придерживаются и до сих пор,
в той мере, в какой Саудовская Аравия или Объединенные Араб-
1 Richard Easterlin, “Why Isn’tthe Whole World Developed?” Journal of Economic
History 41 (March 1981): 1 —17; Williams College Conference, see Leonard Silk,
“New Thinking on Poor Lands,” New York Times, November 6, 1985.
David S. Landes, “Rich Country, Poor Country,” New Republic, 201 (November
10, 1989): 23-27
Глава 13. Почему развит не весь мир?
255
ские Эмираты считаются сегодня богатыми, хотя на самом деле
им всего лишь посчастливилось наткнуться на временную золотую
жилу. В 1960-е годы экономическое превосходство США иногда
приписывали «изобилию природных ресурсов». Но когда за эко-
номическим подъемом обделенной ресурсами Японии последовал
быстрый рост Тайваня, Южной Кореи и Гонконга, материалисти-
ческий аргумент стал неубедительным.
Со времен Мальтуса некоторые считали, что быстрый рост на-
селения мешает экономическому росту. Если разделить величину
ВНП на численность населения, получим доход на душу населения,
и чем меньше знаменатель, тем больше доход. ООН и другие орга-
низации десятилетиями считали число ртов и пытались ограничить
рост населения. Но люди являются на свет не только с желудками,
но и с мозгами, а беднейшие страны зачастую отличаются наимень-
шей плотностью населения. Со времен Второй мировой войны рост
населения вызывал тревогу в основном потому, что людей рассмат -
ривали как потребителей, а государство как кормильца.
Со времен Второй мировой войны пудрила мозги еще одна лож-
ная и очень модная идея — планирование, якобы оправдавшее ожи-
дания в СССР. От слаборазвитых стран требовали создания пла-
новых органов, наделенных полномочиями инвестировать накоп-
ленный в стране капитал. Если внутренних финансовых ресурсов
не хватало, разницу восполняла зарубежная помощь. Если не было
отечественных специалистов по планированию, вместе с деньгами
из-за границы присылали иностранных советников и экспертов.
Идея планирования возникла в XX веке. В работах Маркса,
фабианцев или у английских социалистов до конца Первой миро-
вой войны о нем нет ни слова. Английский экономист Джон Джукс
пришел к выводу, что, «подобно многим пагубным идеям», пла-
нирование возникло как метод управления военной экономикой
в Германии в 1914—1918 годы. Когда Ленин пытался применить
эту идею на практике, он не смог найти никаких подсказок в со-
циалистической литературе того времени. После Второй мировой
войны оды планированию возносили, главным образом, британ-
ские политики, а правительство Эттли сделало нерешительную по-
пытку реализовать его на практике. Когда стало понятно, что это
путь к тоталитаризму, британцы мудро изменили курс3
Первые энтузиасты плановой экономики, включая Уильяма
Бевериджа и сэра Оливера Фрэнкса, верили, что их проекты сов-
местимы и с социализмом, и с частным предпринимательством.
Однако Генри Саймонс из Чикагского университета полагал это
«лицемерием». Беверидж призывал к чисто коллективистскому
планированию, хотя и не использовал этого названия; он наме-
3 John Jewkes, Ordeal by Planning (New York: Macmillan, 1948), 2.
256
Часть VII. Американский двойной стандарт
ревался терпеть частные предприятия только при условии, что те
«сохранились бы в остаточном количестве, вопреки проводимой
политике», — писал Саймонс. Компания перестает быть част-
ной, если ей можно диктовать, что она должна производить, ко-
го нанимать и какие цены устанавливать4 Основной недостаток
прежних поборников планирования заключался в том, что они не
понимали, что у частных и государственных предприятий совер-
шенно разные структуры стимулов.
Поразительно, как много экономистов с энтузиазмом отнес-
лись к планированию, хотя в период их наивысших восторгов не
было надежных свидетельств того, что оно работает эффективно.
Планирование не сыграло никакой роли «в экономическом раз-
витии ни одной из ныне развитых стран», написал П. Т. Бауэр
в книге Dissent on Development. Планирование вошло в моду,
потому что его считали научным, а наука казалась ответом на все.
Математика была куда рациональнее веры и идеологии и пользо-
валась гораздо большим уважением. Идеологии стали ненужны-
ми. Делом ученых с их логарифмическими линейками было раз-
работать свои «модели» и составить правильные системы урав-
нений. Как сказал журналистам в 1960 году премьер-министр
Индии Джавахарлал Неру, «планирование и экономическое раз -
витие превратились в своего рода математическую проблему, ко-
торую можно решить научными методами. ...Поразительно, но
в этом сходятся даже советские и американские эксперты. Когда
здесь появляется русский специалист, изучает наши проекты и да-
ет свои рекомендации, просто удивительно, как эти рекоменда-
ции согласуются с советами, скажем, американского эксперта.
.. .Когда на сцене появляется ученый или технолог, будь то русский
или американец, выводы оказываются одними и теми же по той
простой причине, что развитие и планирование сегодня стали де-
лом почти чистой математики»5
Гюннар Мюрдаль, один из ведущих проповедников планиро-
вания, получивший в 1974 году Нобелевскую премию по эконо-
мике, почти не преувеличивал, когда в 1956-м заявил, что «пра-
вительства и эксперты развитых стран единодушно поддержива-
ют» «широкомасштабное национальное планирование»6 Неру
нисколько не преувеличивал, сказав, что планирование считается
«делом почти чистой математики». Это доказывало множество
4 Henry С. Simons, Economic Policy for a Free Society (Chicago: Univ. Of Chicago
Press, 1948), 279.
Shyam Kamath, “Foreign Aid and India’s Leviathan State,” in Perpetuating
Poverty, eds. Doug Bandow and Ian Vasquez (Washington, D.C.: Cato Institute,
1994), 214.
P.T. Bauer, Reality and Rhetoric (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press,
1984), 20.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
257
моделей. По мере того как шли годы, а обеспеченность жильем
и потребительскими товарами длительного пользования почти не
менялась, уравнения делались все более сложными. Вместо мо-
дели Харрода—Домара появилась модель Солоу, но потом и ее
пришлось дорабатывать. Шла погоня за смешанными перемен-
ными. К тому времени когда Альберт Хиршман из Принстонско-
го института перспективных исследований засел за обдумывание
цепи неравновесия, обратных и прямых связей, а также эффектов
поляризации, игра в планирование была проиграна7
Вера в экономическое планирование иллюстрировала афоризм
Кейнса, утверждавшего, что идеи экономистов «и когда они правы,
и когда ошибаются, имеют гораздо большее значение, чем принято
думать»8 В «третьем мире» на протяжении 40 лет ничто другое
значения не имело. Считалось, что современному миру больше не
нужны свободные рынки и режим частной собственности. Новые
страны не могли ждать, когда те принесут плоды. Да к тому време-
ни мы все будем мертвы! Чарльз Киндлбергер из Массачусетского
технологического института четко сформулировал ошибочные идеи
поборников планирования: за государственную собственность ух-
ватились потому, что частные предприятия «работают, или пред-
положительно будут работать, плохо»; правительство имеет яв-
ные преимущества перед частными предприятиями там, где речь
идет о риске, инновациях и принятии решений; но в слаборазвитых
странах его «настоящая сила» идет от «его преимущества в при-
влечении людей способных и энергичных, без которых невозможен
рост»9 Сегодня экономисты отвергли все эти идеи.
Специалистов по экономическому развитию окрылял нагляд-
ный успех плана Маршалла. За четыре года после того, как он был
объявлен, США вложили в Западную Европу 13 млрд долларов,
(около 90 млрд в долларах 1997 г.), и Европа ожила. При этом
никто не вспомнил о том, что страны — получатели помощи об-
ладали перед войной политической и правовой инфраструктурой,
необходимой для развития, и они не утратили ее к 1947 году. Как
заметил спустя годы сенатор Уильям Фулбрайт, план Маршал-
ла создал «ложное впечатление, что мы способны решить любую
проблему, бросив на это деньги»10 Фулбрайт и сам участвовал
в выработке этого плана.
7 Albert О Hirschman, The Strategy of Economic Development (New Haven,
Conn.: Yale Univ. Press, 1961).
Кейнс Дж. M. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Гелиос АРВ,
1999. С. 350.
Charles Р Kindleberger, Economic Development, 2nded. (New York: McGraw-
Hill, 1965), 125-126.
Ann Hughey, “The Lessons of the Marshall Plan: It Remains a Model 40 Years
Later, But Repeating Its Success Outside Europe Has Proved Elusive,” New
258
Часть VII. Американский двойной стандарт
Несмотря на самокритичный анализ, причина последующих
неудач не понята и через сорок лет. Некоторые из тех, кто с самого
начала принимал участие в плане Маршалла, сохранили материа-
листический подход. Речь все время шла об «инфраструктуре», но
понималась она самым приземленным образом. Роттердам, на-
пример, удалось восстановить без труда, потому что «уже имелся
план улиц и водопровода», сказал профессор Киндлбергер11
Успех плана Маршалла ввел всех в заблуждение и положил
начало масштабной политике помощи неевропейским странам.
В 1949 году президент Трумэн в инаугурационной речи провоз-
гласил «новую смелую программу, в результате которой выго-
ды наших научных достижений и промышленного развития будут
использованы для улучшения и роста неразвитых регионов. Бо-
лее половины народов мира живут в условиях, близких к нищете.
Им не хватает пищи. Они страдают от болезней. Их хозяйствен-
ная жизнь примитивна и инертна»В * * * 12 К концу холодной войны
так называемому третьему миру было передано не менее 2 трлн
долл, иностранной помощи, с учетом инфляции13 В целом это
замедлило экономическое развитие, потому что, не будь смягча-
ющего влияния, главам государств было бы труднее скрывать не-
благоприятные последствия своей политики и накапливать ошиб-
ки. Экономические трудности принудили бы их двигаться в более
плодотворном направлении. Стоит отметить, что в странах, не-
демократичность которых вызвала неодобрение СТТТА, что при-
водило к сокращению или угрозе сокращения помощи (самыми
яркими примерами таких стран служат Южная Корея, Тайвань
и Чили), были проведены рыночные реформы, и их экономичес-
кое положение начало быстро улучшаться*
York Times, June 7, 1987; Leonard Silk, “Marshall Plan, As Seen Today,” New
York Times, June 5, 1987; Anne Swardson, “Marshall Plan Changed the Face of
Europe,” Washington Post, May 25, 1997
Kindleberger, Economic Development, 25 — 26; “Marshall Plan Changed the Face
of Europe,” Washington Post, May 25, 1997
«Text of the President’s Inaugural Address,” New York Times, January 21,
1949.
Nicholas Eberstadt, Foreign Aid and American Purpose (Washington, D.C.:
American Enterprise Institute, 1988), 6.
В 1963 году M. Розенталь сообщил в New York Times, что США намерены со-
кратить экономическую помощь Южной Корее. Эта перспектива, сообщал он,
привела их руководство в смятение. Американцы считали, что в Корее осущест-
вляется «совершенно неадекватное планирование». К тому же, сообщал Розен -
таль, «никому особо не нравится намерение корейских бизнесменов заняться
экспортом капитала, когда их страна стоит на пороге новой экономической
катастрофы». Иными словами, накоплены слишком большие запасы, а пла-
нирование отстает.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
259
Обычно материальная отсталость была достаточным условием
выделения помощи без оглядки на породившие ее политические об -
стоятельства. «Взяв на себя обязательство участвовать в общеми-
ровой борьбе с бедностью», писал Николас Эберстат, США решили
рассматривать условия жизни людей отдельно от природы и качест -
ва их правительств. Получилось, что мы попытались «купить улуч-
шение материального положения отдельных мужчин и женщин»
без учета «характера и практики политической власти» их стран14.
Поскольку бедные страны отличались от богатых по матери-
альному положению, считалось, что решение проблемы должно
состоять в материальной помощи. Можно развить слаборазвитые
страны с помощью денежных вливаний, которые вежливо имено-
вались «капиталом». Следствия принимали за причины. Бран-
ней литературе по иностранной помощи трудно найти упомина-
ния о собственности, кроме как о скрытом препятствии, кото-
рое следует преодолеть. Шокирующая истина заключается в том,
что к 1949 году ни американская элита, ни большинство специа-
листов по экономическому развитию уже не понимали значения
главных институтов, которые в течение двухсот лет обеспечивали
прогресс и достижения Америки.
Инвестиции в отсутствие институтов
С экономической точки зрения «труд» и «капитал» — это фак-
торы производства. Экономисты верили, что они сохраняют свою
сущность в институциональном вакууме. В черном ящике теории
эти «факторы производства» творили свои обычные чудеса. Среди
тех, кто восхищался этими чудесами, пусть и без особой уверен-
ности, был Альберт Хиршман из Принстонского Института пер-
спективных исследований. «Одним из поразительных достиже-
ний современной экономической науки», писал он, было то, что
на основе анализа экономического роста в развитых странах был
разработан «аппарат» анализа, применимый к «самым прими-
Экономическая помощь Тайваню была прекращена в 1965 году. После это-
го, вспоминают тайваньские министры, были предприняты «серьезные уси-
лия» по «улучшению нашего инвестиционного климата». В 1960-е годы США
также оказывали значительную экономическую помощь Чили и использовали
свое влияние для укрепления коллективистской политики, пока в 1970 году
на выборах не победил марксист Сальвадор Альенде, а когда военные свер-
гли его и к власти пришел генерал Пиночет, помощь прекратили, и у страны
не было иного выхода, кроме как двигаться крынку. (А. М. Rosenthal, “U.
S. Will Cut Aids to South Koreans,” New York Times, April 4, 1963; см. также:
Promoting Democracy and Free Markets in Eastern Europe (Charles Wolf, Jr.
[Santa Monica, Cal.: Rand, 1991], 53.)
14 Eberstadt, Foreign Aid, 9.
260
Часть VII. Американский двойной стандарт
тивным экономикам»15 Возможно ли такое? Смешайте голые
факторы производства в заданной пропорции, а потом посчитайте
продукт, сходящий со сборочной линии!
Экономисты часто представляли себе труд как нечто, что про-
сто-напросто «поставляется» на рынок, — как надежную функ-
цию стремления человека к «максимизации богатства». Но прав-
да в том, что труд всегда готов спрятаться. Капитал еще пугливее
и готов сбежать при первом сигнале опасности. Проблема в том,
что иностранную помощь, удостоенную звания капитала, считали
сопоставимой с частными инвестициями. Правительствам-полу-
чателям следовало только пообещать, что деньги будут «инвестиро-
ваны» . Но когда деньги прибывают в Г ану, Г азу или Г айану и ока-
зываются под контролем местных чиновников, они перестают быть
капиталом. Капитал должен приносить прибыль, но в туземных
правительствах никто не жалеет об упущенной возможности полу-
чить прибыль от подарка, присланного казначейством СТТТА.
Еще меньше там заинтересованы в том, чтобы помешать рас-
ходованию денег на политические цели. Политики, уполномо-
ченные тратить эти деньги, извлекут непосредственную выгоду,
обращаясь с ними как с карманными деньгами на текущие рас-
ходы. В результате жизнь в странах, получающих иностранную
помощь, все больше политизируется. Международные агентства
помощи развивающимся странам до известной степени осозна-
вали эту проблему, но мало что могли сделать, потому что любые
попытки реформ были бы восприняты как покушение на нацио-
нальный суверенитет.
Верить в то, что иностранные деньги могут сделать богаты-
ми страны, не имеющие «приемных резервуаров» в виде частных
предприятий, подчиненных дисциплине прибылей и убытков, все
равно что верить в возможность оросить пустыню, поливая ее во-
дой из танкеров. Если нет резервуаров для хранения, вода, выли-
тая на пересохшую землю, просто пропадет. Она испарится, уйдет
в облака и прольется дождем примерно там, откуда ее привез-
ли. В конце концов она опять окажется в западных резервуарах.
И точно так же все и всегда знали, что помощь странам «третьего
мира» быстро возвращается в резервуары, известные как счета
в швейцарских банках.
Планирование всегда опирается на силу, и это считалось ес-
тественным. Сторонники планирования любили указывать на то,
что правительства всегда использовали силу для защиты частной
собственности. Джон Прайор Льюис, занимавший высокие посты
в Экономическом совете при президенте, в Агентстве междуна-
родного развития и в Агентстве по реконструкции Организации
15 Hirschman, Economic Development, 29.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
261
Объединенных Наций, заметил, что если бы в 1950-е годы эко-
номика коммунистического Китая росла быстрее, чем индийская,
объяснением была бы «безжалостность» китайских плановых ор-
ганов. Он признавал, что система laissez faire достаточно хорошо
работала в Британии и в США с их «уникальными историческими
обстоятельствами». Но мы живем в другом мире. Те, кто отри-
цает законность «запланированного и направляемого развития»,
писал он в «Тихом кризисе в Индии» (1962), рискуют тем, что
их признают «чокнутыми»16 Но, чтобы поддержать очередной
пятилетний план экономического развития Индии, нужно было
резко увеличить иностранную помощь.
На частную собственность редко кто нападал открыто, разве
что левые, которым хватало отваги презирать входивший в мо-
ду математический камуфляж. Джоан Робинсон из Кембрид-
жа допускала, что частная собственность и «большое неравен-
ство в богатстве» могли быть нужны в XVIII веке, когда «идеалы
равенства» удушили бы Промышленную революцию. «Но те-
перь частная собственность стала бесполезна», — добавила она17
В 1962 году Пол Бэрен из Стэнфордского университета сообщил:
.. .доминирующим фактом нашего времени является то, что ин -
ститут частной собственности на средства производства, бывший
некогда мощным двигателем прогресса, вошел в неразрешимое
противоречие с экономическим и социальным развитием народов
слаборазвитых стран». Никакое планирование, заслуживающее
этого имени, невозможно, пока «средства производства остаются
под контролем частных интересов»18.
Джавахарлал Неру полагал, что частная собственность «намно-
го аморальнее пьянства», потому что дает «частным лицам опас-
ную власть над обществом в целом». Он был убежден, что у Индии
нет другого способа покончить с бедностью, безработицей и упад-
ком, «кроме социализма и устранения частной собственности».
Частную прибыль должен заменить «высший идеал сотрудничест-
ва». Чтобы вести «строительство обобществленного государства»,
нельзя оставлять собственности никаких шансов19
Вера в то, что экономический рост стал предметом прикладной
науки, все еще находилась в зените, когда появилась книга Уолта
16 John Prior Lewis, Quiet Crisis in India (Washington, D. C.: Brookings Institution,
1962), 7, 26, 21.
Joan Robinson, in С. H. Feinstein ed., Socialism, Capitalism and Economic
Growth: Essays Presented to Maurice Dobb (London: Cambridge Univ. Press,
1967), 176.
18 Paul A. Baran, The Political Economy of Growth (New York: Monthly Review
Press, 1962), xl.
Jawaharlal Neru, Jawaharlal Neru: An Autobiography (London: Bodley Head,
1945), 543, 589.
262
Часть VII. Американский двойной стандарт
Уитмена Ростоу « Стадии экономического роста»20 Сегодня книга
выглядит совершенно устаревшей, и можно только гадать, не бы-
ли ли все «стадии» подсознательным отражением нового опыта
перелетов на реактивных самолетах. Сначала идет традиционное
общество, которое создает «предварительные условия для взлета».
Потом происходит сам взлет. За ним следует «рывок к зрелости»,
двигатели индустрии работают во всю мощь. Наконец, когда рем-
ни безопасности отстегнуты и появляются подносы с напитками,
возникает «эпоха массового потребления». Книгу объявили «Не-
коммунистическим манифестом».
Крайне важные «предварительные условия для взлета» были
созданы в Западной Европе 250 лет назад, писал Ростоу. «Про-
зрения современной науки начали претворяться в новые произ-
водственные функции и в сельском хозяйстве, и в промышлен-
ности». Но с претворением этих прозрений в функции теряется
вся конкретика. Ростоу отмечает, что Британия первой созда-
ла предварительные условия взлета. Как это произошло? Стра-
на обладала благоприятным географическим положением, при-
родными ресурсами и подходящей «социально-политической
структурой...»21 Уже теплее, но он так и не подошел к вопросу
о «политической структуре». В Британии было «больше нонкон-
формистов» , отмечает он однажды22 Его аргументы по ключевым
вопросам составляют порочный круг: «В десятилетия, предшест-
вовавшие взлету, в экономике и обществе в целом происходили
изменения, существенные для дальнейшего роста»23
В книге «Политика и стадии роста» он сделал еще один подход
к проблеме. На этот раз он задал хороший вопрос: «Что случится,
если центром анализа станет не рост, а политика? » Но его анализ
так и остался преимущественно аполитичным. Потрясения боль-
шевистской революции и коллективизации он рассматривает как
простую лакуну в процессе быстрого экономического роста, нача-
того при царях и позднее продолженного при комиссарах. По его
оценкам, рост промышленного производства составил 9,9% в пе-
риод 1928—1940 годов, и 9,6% в год в 1950-е. Такое развитие
не может остановиться. Позднее обнаружилось, что советский
самолет по-прежнему бежит по взлетной полосе24
20 Walt W Rostow, The Stages of Economic Growth (Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1960).
Ibid., 6.
Ibid., 33.
Walt W Rostow, ed. The Economics of Take-Off into Sustained Growth (New
York, St. Martin’s Press, 1963).
24 Walt W. Rostow, Politics and the Stages of Growth (Cambridge: Cambridge Univ.
Press., 1971), 117-125.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
263
Поразившая многие страны проказа планирования отчасти
была следствием несчастливого стечения обстоятельств. Деколо-
низация произошла как раз в тот период, когда в западных столи -
цах был в моде социализм. Пакуя чемоданы и готовясь к отъезду,
колониальные чиновники не только давали дурные советы новым
правителям, но и сами всерьез верили в них. С учетом сообщений
о советских успехах вера в планирование вряд ли казалась новым
правителям утопичной. К тому же она отвечала их собственным
амбициям, особенно в Африке. Авторитарным вождям легко най-
ти обоснование для централизации власти. Порой это получало
местный колорит, как в случае танзанийского лидера Джулиуса
Ньерере с его уджамаа (согласно Ньерере, переводится как «дух
родственных чувств»2 * 25). Подобно многим другим африканским
лидерам, он был только рад принять философию, сулившую трой-
ную выгоду: она обеспечивала экономическую помощь, давала
надежду на быстрый экономический рост и приводила в уныние
политическую оппозицию.
Разумеется, вопрос, заданный профессором Истерлином, можно
интерпретировать иначе. Во «втором», или коммунистическом,
мире собственность была ликвидирована намеренно. В «третьем
мире» народы жили в условиях тирании. Общим для обоих миров
было презрение к экономическим свободам. Только в «первом»
мире существовали верховенство права, защита права частной
собственности и права заключения договоров. Но даже здесь во
многих странах высокие налоги и национализация собирали свою
дань. Специалисты по экономическому развитию из стран, в ко-
торых сохранились экономические свободы, не понимали своего
счастья. А поддержка ими политики планирования и пренебре-
жения собственностью способствовала росту угнетения, обычного
для всех слаборазвитых стран.
Социалистический энтузиазм подмял под себя Африку как раз
в тот момент, когда ситуация там начинала улучшаться. Боль-
шинство племенных земель южнее Сахары принадлежали общи-
нам, а потому стали сюжетом «трагедии общинных выпасов».
Но земли было так много, что племена могли постоянно отко-
чевывать в новые районы, давая отдых истощенным пастбищам.
Тем не менее с ростом населения делать это становилось все труд-
нее, и нарастало давление в пользу приватизации. Эти измене-
ния, в том числе покупка и продажа земли отдельными членами
племени, начали происходить в конце колониального периода.
2э Как объяснял Ньерере, главный принцип уджамаа заключается в том, что «все
основные продукты» являются «общими». Julius К. Nyerere, Ujamaa — Essays
on Socialism (New York: Oxford University Press, 1968), 107
264
Часть VII. Американский двойной стандарт
Но колониальная администрация мешала всему этому, потому
что подобная торговля не была «в обычае» Африки.
Роутон Симпсон, критик такого поведения колониальных
властей, заметил, что «когда появлялась собственность на землю,
имевшая все характеристики фригольда, центральное правитель-
ство и суды не признавали ее, потому что она не соответствовала
местным обычаям». Она и в самом деле не соответствовала обы-
чаям, потому что когда земля была «бесплатна как воздух и во-
да», она не продавалась, «так же как не было торговли землей у
древних британцев». Здесь, однако, естественному стремлению
племен к переменам, такому же, как в Британии столетиями ра-
нее, воспрепятствовали современные британцы. Разумеется, пос-
ле обретения независимости новые лидеры не захотели ни возврата
к племенным порядкам, ни движения к приватизации, а прями-
ком направились в светлое плановое будущее26
Со временем западным государственным деятелям стало ясно,
что нужны и политические предосторожности: капитала, плани-
рования и экспертных оценок было недостаточно. Было решено,
что недостающим элементом является демократия. Разве в США
и в европейских странах не проходят каждые несколько лет выбо-
ры? Но как впоследствии показал опыт многих стран, голосова-
ние лишь поверхностно и не вполне удовлетворительно описывает
любой конституционный режим. Та мысль, что «недостающим
ингредиентом» экономического развития является собственность,
забрезжила перед западными лидерами, только когда уже шата-
лась Берлинская стена. Президент Рейган несколько раз упомянул
о собственности во время своего второго срока, но ясное понима-
ние возникло только с публикацией в 1989 г. книги Эрнандо де
Сото «Иной путь»27 Подобно своему однофамильцу в XVI веке,
де Сото занялся исследованием Латинской Америки, но его инте-
ресовала не география, а политические институты.
Недостающий ингредиент
Де Сото заинтересовался: почему экономическое развитие проис-
ходило лишь в небольшой группе стран? В 1950-х годах в Меж-
дународной школе (Женева) он заметил, что его соученики из 64
стран демонстрировали непредсказуемые способности. Нацио-
26 S. Rowton Simpson, «Land Tenure: Some Explanations and Definitions,” Journal
of African Administration 6: 51 — 52; см. также: David E. Ault and Gilbert L.
Rutman, “The Development of Individual Rights to Property in Tribal Africa,”
Journal of Law and Economics, 22 (April 1979), 163—182.
Сото Э. де. Иной путь. М.: Catallaxy, 1995; 2-е изд. Челябинск: Социум,
2007
Глава 13. Почему развит не весь мир?
265
нальные стереотипы оказались обманчивы. «Не в том дело, что
латиноамериканцы лучше танцевали, а немцы лучше успевали
в математике», — говорит он. Он рассматривал семейные фото-
графии друзей, и было ясно, что Перу беднее почти всех остальных
стран. Намного беднее. Сначала он думал, что это объясняется
романтическим восприятием. У перуанцев больше солнца, вер-
ховых лошадей и золотых зубов. Это была не столько бедность,
сколько другая культура. Позднее он отверг это объяснение бед-
ности. Он не видел причин, по которым перуанцы должны быть
настолько беднее швейцарцев28
Тем временем в Лиме стали появляться иностранные наблю-
датели и чиновники международных организаций, и они при-
знавали: да, североамериканцы богаче. У них есть эта штука,
капитализм, а вот латиносы... ну, у них другая культура. Она не
ниже, не думайте, никакой второсортности. Просто другая куль-
тура, и очень благородная. Разве не было чего-то волнующего
в этих преданиях о былом величии инков, в одеялах над входом
в ветхие лачуги, за которыми высятся величественные пики Анд?
Де Сото приводило в ярость, когда ему говорили, что перуанцы
не приспособлены крыночной системе. Он отправился в Же-
невский университет и между строками экономических тракта-
тов постоянно находил все тот же аргумент о различии культур.
Но он чувствовал, что должно быть что-то более отчетливое,
прежде всего то, что можно было бы изменить. Что это за недо-
стающий ингредиент?
В конце концов он вернулся в перуанский водоворот, мир
с 23 млн жителей, по большей части очень бедных. Многие воз-
делывали коку, и через несколько лет они уже поставляли две трети
сырья для мирового рынка кокаина. По деревням сновали неуто-
мимые курьеры колумбийских наркокартелей. Этот мир привык
к нестабильности своих правительств, действовавших в качест-
ве частных агентов перуанской элиты, сильно обедневшей из-за
своего презрения к правам человека. Это был мир перебоев в по-
даче электроэнергии, комендантского часа и холеры (вызываемой
отсутствием чистой воды). Судьи были продажны, а жизнь подав-
ляющего большинства населения протекала за гранью закона.
Подобная система издавна.существовала по всей Латинской
Америке. Паутина законов защищала привилегированный класс
от конкуренции чужаков, то есть подавляющего большинства на-
селения. Всем гарантировалось неравенство перед законом. Тем
самым система сохраняла монополию деловых кругов, которые,
в свой черед, контролировали закон и законодателей, Все это по-
28 Эрнандо де Сото, интервью с автором, февраль 1989 г.
266
Часть VII. Американский двойной стандарт
хоже на систему, которую Адам Смит назвал меркантилизмом29.
Для нее тоже были характерны тесные связи между авторитарным
государством и кликой купцов.
Как и в других латиноамериканских странах, в Перу институ-
ты носят обманчиво знакомые имена, за которыми скрываются
латинизированные карикатуры на североамериканские реалии:
политические партии, казначейство и резервные банки, принцип
разделения властей и пр. Такие механизмы, как журналистские
расследования и публичная политика, обеспечивающие прозрач-
ность и подотчетность властей в США, здесь просто отсутству-
ют. Безбрежная коррупция позволяет узким привилегированным
группам расчленять и приватизировать иностранные инвестиции.
Выступая на слушаниях Объединенного экономического коми-
тета Конгресса и Сената США, де Сото сообщил, что «некото-
рые правительства подозреваются в том, что они завышают сто-
имость осуществляемых ими инвестиционных проектов вдвое».
«Бюджетные комитеты», свободные от всякого внешнего конт-
роля, заключают договоры с подрядчиками без каких-либо торгов
или публикаций в правительственных изданиях30
В Перу де Сото сделал то, что редко делают представители Все-
мирного банка, погруженные в бумажную работу и занимающи-
еся на компьютерах бумажной экономикой. Он вышел на улицы
Лимы. На берегах реки Римак он обнаружил два разительно не-
схожих района, каждый площадью около трех акров земли и с на-
селением около пятисот человек. На одном берегу жалкие лачуги
из необожженного кирпича или картона; на другом — кирпичные
дома, аккуратные газоны, тротуары и магазины, над которыми
живут торговцы. Оба района основаны индейцами, пришедшими
в столицу из одного и того же района Перу. Различие не удается
объяснить ни «культурой», ни «эксплуатацией». «Может быть,
империалисты янки эксплуатируют тех, кто живет на левом бере-
гу, но забыли про правый берег? » — спросил он.
Он нашел отставного чиновника из Министерства жилищно-
го строительства, который знал ответ. Начало обоим кварталам
положили сельские мигранты, незаконно осевшие на пустующих
землях. В Перу отсутствует простая процедура получения за-
конных прав на землю. Доступ к законной регистрации правя-
щий класс страны закрепил за собой как «привилегию» в самом
буквальном смысле слова, т.е. как «частный закон». Со време-
нем правящий класс сделал доступ к регистрации недвижимости
настолько дорогим, что большинство людей обходятся без этой
29 Сото Э. де. Иной путь. С. 197 — 213 (2-е изд. Челябинск: Социум, 2007
С. 213-246).
30 Hernando de Soto, testimony to U. S. Joint Economic Committee, April 29,
1992.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
267
процедуры. Различие между двумя кварталами объясняется тем,
что лидер процветающего «бодался» с чиновниками Лимы целых
шесть лет, пока не выбил законные права собственности для всех
своих, а на другой стороне реки этого добиться не сумели. Собст-
венники на одном берегу реки ощущают уверенность в том, что
плоды их труда защищены, а у незаконных поселенцев на другом
берегу такой уверенности нет.
«Все совершенно логично, — объяснял де Сото журналисту Юд-
жину Метвину. — Юридическая защита плодов человеческого тру-
да и изобретательность, то, что мы называем правом собственно-
сти, оказывается главным освободителем предприимчивости»31
В Перу, если человек решил заняться самостоятельным биз-
несом, сделал вывод де Сото, он почти обречен навнелегаль-
ность. То же происходит и в других латиноамериканских странах.
В Мексике книга «Иной путь» стала бестселлером, и писатель Ок-
тавио Пас сказал де Сото: «Измените имена, и это будет история
про Мексику»32 Созданный де Сото Институт за свободу и демо-
кратию провел исследования в Эквадоре и Сальвадоре и получил
приглашение сделать это в Гватемале, Гондурасе и Индонезии.
Де Сото обнаружил, что во всех странах «третьего мира» еще не
решена проблема регистрации недвижимости.
Позднее его институт получил поддержку американского
Агентства международного развития. Главным открытием ока-
залось то, что подавляющее большинство перуанцев — 60% го-
рожан и 90% сельских жителей — не имеют защищенных прав
собственности. Какая-то собственность у них есть, но она не имеет
законного статуса. По всему «третьему миру» подавляющее боль-
шинство населения живут также, как сквоттеры в Лиме: в посто-
янном ожидании изгнания, захвата или наплыва очередной волны
незаконных поселенцев. В таком мире невозможно думать о дол-
госрочных проектах.
Найти цифры было нелегко. Спроси министерского чиновника
о цифрах, рассказывает де Сото, и тебе скажут, что на 80% домов
есть правовой титул. А все ли в порядке с этими документами?
«Никак нет, на 40% объектов недвижимости имеются конфлик-
тующие притязания». А незаконно заселенные районы вы учиты-
ваете? «Нет, конечно, мы их не считаем. Это ведь захватчики».
А давно ли они захватили эти земли? «Двадцать лет назад, пять-
десят лет назад».
Если учесть все исключения, говорит де Сото, получим все те
же 90%. Люди, живущие в лесах, в Андах, в бассейне Амазон -
31 Eugene Н. Methvi “Crusader for Peru’s Have-Nots, Reader’s Digest (January
1989).
Эрнандо де Сото, интервью с автором, февраль 1989 г.
268
Часть VII. Американский двойной стандарт
ки, на окраинах городов, не учтены. С самого начала программ
иностранной помощи никто подобных исследований в странах
«третьего мира» не проводил. Американским чиновникам со-
ответствующих организаций не хватает ни смелости, ни знания
местных условий, необходимых, чтобы усомниться в официальной
статистике и собирать собственную. Люди де Сото смогли сделать
это, потому что они перуанцы и работали в Перу.
«Что касается документов на собственность, то они, по-види-
мому, есть у большинства латиноамериканцев, — поясняет де Со-
то. — Здесь всегда были диктаторы или охотящиеся за голосами
политики, и они охотно помогали с этими бумагами. Но это же
бесполезная бумажка — документ на право собственности, который
невозможно зарегистрировать. У нас нет такого места, куда мож-
но прийти и найти человека с картой, который удостоверит, что вы
здесь единственный хозяин и что не найдется еще четверых с таки-
ми же документами на тот же самый клочок земли»33 Вот почему
так важна система регистрации недвижимости. В Европе она тоже
появилась довольно поздно. «В XV—XVI веках землевладельцы
жаловались, что такая информация не должна быть достоянием
публики», — говорит де Сото. Они, словно швейцарские банкиры,
предпочитали, чтобы эта информация оставалась частной.
В ходе исследований в других странах, особенно в Сальва-
доре (где менее чем за год 40 000 семей сумели законно офор-
мить свою недвижимость), де Сото обнаружил, что чиновники
зачастую и хотели бы наделить неформалов законными правами
собственности. Но это слишком дорого. Как им увериться в том,
что у других нет еще больших прав на землю, чем у сквоттеров?
За гарантиями они обращаются к старой испанской системе ре-
гистрации, которая и является главной причиной неприятностей.
Например, чиновники истратили порядка 12 млн долларов из
средств международных организаций и зарегистрировали 7200
участков земли на северо-востоке Бразилии34.
Но можно найти путь покороче35 В Перу институт де Сото,
заручившись содействием правительства, сумел зарегистрировать
и выдать законные документы 155 000 семей, затратив примерно
по 13 долларов на один земельный участок — малую часть того,
что истратили в Бразилии. Ключом к успеху стало то, что незакон-
ным собственникам разрешили использовать собственные бума-
ги и формы договоров, которые позволяют им доказывать права
собственности внутри своих поселений. По сути дела, де Сото су-
мел убедить перуанское правительство в необходимости принять
33 Эрнандо де Сото, интервью с автором, май 1992 г.
34 Joel Millman, “The Next Path,” Forbes 153 (May 23, 1994), 106—110.
35 Dario - Fernandez - Morera, “ Outlaws and Addresses: An Interview with Hernando
do Soto,” Reason 25 (February 1994): 28 — 32.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
269
и легализовать сложившиеся незакрепленные законом отноше-
ния. «Когда система прав собственности слаба, как это было у
нас, у людей нет таких домов, как у вас, где один газон переходит
в другой, — объясняет де Сото36 — В неформальном секторе лю-
дям приходится обозначать свои права собственности физически.
Во всей Латинской Америке сначала обносят свою землю оградой,
а потом за оградой строят дом».
Чтобы зарегистрировать собственность, команде де Сото бы-
ло достаточно опросить местных лидеров о том, кто где живет;
в большинстве случаев все жители поселения признавали тех, кто
жил на участке, законными претендентами на него. Участки, ос-
париваемые из-за вражды или развода, откладывали в сторону
и разбирались с ними позднее. Де Сото убедил президента Фухи-
мори создать параллельную систему регистрации собственности
и тем самым узаконить все эти владения. Стоимость зарегист-
рированных участков удваивалась за ночь. Через десять лет они
стоили уже в девять раз дороже. К 1995 году из тени в легальный
бизнес вышли 340 000 предприятий, а их экономический вклад
увеличился в такой степени, какую не смогла бы обеспечить самая
щедрая международная помощь.
Изучение неформальных поселений привело де Сото к пони-
манию роли законных прав собственности в упорядочивании эко-
номической деятельности. Когда эти права приобретаются не-
формальным образом, отмечает он, людям приходится все делать
наоборот. Сначала человеку нужно физически обозначить свое
присутствие на участке, чтобы обрести «права сквоттера»; по-
том он должен привезти туда какую-нибудь мебель, потому что
он должен быть готов ночевать там; потом возвести крышу над
головой; затем под крышу подвести стены; разобрать эти стены,
если представится возможность подвести водопровод и канализа-
цию; спустя годы, если ему повезет, а соответствующие бюрокра-
ты окажутся людьми снисходительными и человеколюбивыми, он
получит на все это законное право собственности.
Когда с правами собственности все с самого начала хорошо,
люди все делают так же, как в развитых странах. Сначала владелец
покупает право собственности, потом подводит водопровод и ка-
нализацию, затем строит стены и крышу, завозит мебель и только
тогда поселяется в доме. В нелегальных поселениях собственность
и покупают, и продают, а «роль трансакционных издержек игра-
ют антропологические изыскания». Нужно выяснить все о бу-
дущих соседях и окружении, чтобы познакомиться с обычаями
и знать, чего можно ожидать, — то есть нужно выяснить, каковы
в реальности будут ваши права собственности. Человек, имеющий
36 Millman, “The Next Path,” 106-110.
270
Часть VII. Американский ДВОЙКОЙ стандарт
законные права собственности, «может защитить себя на бумаге»,
говорит он. «В неформальном секторе сквоттер должен быть готов
к тому, что защищаться нужно будет прямо на своей земле»37
Де Сото также воспользовался анализом собственности для
объяснения логики поведения 200 тыс. крестьян, выращивающих
коку. Они не имеют защищенной законом собственности, а пото-
му склонны к «подпольному фермерству». Они тайно высажи-
вают плантации коки, а урожай быстро продают колумбийским
покупателям. Это не очень прибыльное занятие — фермеры зара-
батывают на коке чуть больше 500 долларов в год. Большие деньги
зарабатывают наркоторговцы. Зато кусты коки растут практиче-
ски сами по себе; почву для них можно почти не готовить. Альтер-
нативные продукты — кофе, какао или пальмовое масло — гораз-
до прибыльнее, но они требуют существенно больших вложений
и, самое главное, больше времени. Масличная пальма приносит
в шесть раз больший доход, чем кока, но первого урожая фермер
должен ждать пять лет. Не имея четких прав собственности, труд-
но получить кредит, необходимый для возделывания подобных
культур, тем более что велик риск не дождаться урожая38
Когда армия уничтожает очередную плантацию коки, крестья-
не без особых потерь перемещаются на новое место. Такие опера-
ции по необходимости выливаются во что-то вроде ковровой бом-
бардировки, потому что когда собственность не зарегистрирована,
адреса быть не может, а при отсутствии адреса любая полицейская
операция выливается в армейскую. Такие методы борьбы с выра-
щиванием коки криминализируют десятки тысяч людей и, по сути
дела, представляют собой войну с большим сегментом собствен-
ного населения. Нападение на одного истолковывается как напа-
дение на всех. «Вот так начинаются все Вьетнамы», — полагает де
Сото. Именно по этой причине крестьяне, выращивающие коку,
иногда с радостью отдаются под защиту партизанских банд «Сен-
деро Луминосо»39
В 1991 году власти США подписали с Перу соглашение, по ко-
торому правительство обязалось не относиться к крестьянам, вы-
ращивающим коку, как к преступникам. В ответ на законную ре-
гистрацию их собственности крестьяне согласились переключиться
на альтернативные культуры. Легализация собственности долж-
на была изменить их стимулы40 В 1990 году подпольная газета
37 Из выступления Эрнандо де Сото в Американском институте предпринима-
тельства, 16 ноября 1994 г
38 Hernando de Soto, “Property Rights: The Way Out for Coca Growers, ” Wall Street
Journal, February 13, 1990.
Эрнандо де Сото, интервью с автором, май 1992 г.
40 Hernando de Soto, “Peru’s Ex-Drug Czar on Cocaine: The Supply Side,” Wall
Street Journal, February 14, 1992, а также интервью с автором, май 1992 г.
Глава 13. Почему развит не весь мир?
271
«Сендеро луминосо» жаловалась, что организация де Сото «уво-
дит молодежь от участия в народной войне». Здание Института
за свободу и демократию в Лиме взрывали дважды — в 1991-м
и 1992 годах.
Де Сото разговаривал с уличными торговцами, водителями
микроавтобусов и трудящимися «внеформальной» экономики.
Он обнаружил, что все работают незаконно. Законов так много,
и они настолько запутанны, что для них стать легальным пред-
принимателем было не легче, чем вступить в загородный гольф-
клуб — и по той же причине. Законы выполняют роль своего рода
турникетов, защищающих правящий класс от конкурентов. Инс-
титут де Сото создал небольшую швейную фабрику, чтобы точно
выяснить цену доступа к легальному бизнесу. Уплатив те взятки,
которых нельзя было не уплатить, заполнив мириады форм, они
выяснили, что для того чтобы получить право на законный бизнес,
требуется 289 человеко-дней по шесть рабочих часов в день. Во
Флориде на то же самое уходит менее четырех часов41
Когда закон работает так, как следует, он почти невидим.
Де Сото проштудировал много книг о бедных, но не нашел ни од-
ного упоминания о том, что они работают нелегально. При этом
полностью игнорировался тот факт, что они не имеют доступа
к законным правам собственности. Похоже, никто не оценил вза-
имосвязи между бедностью и законом. «Возможно, закон и яв-
ляется тем недостающим звеном, которое мешает нам разглядеть,
что, собственно, происходит», — говорит он.
«Институты, обеспечивающие успех американской рыночной
системы и эффективность участия американцев в управлении
страной, создавались более 200 лет, — написал позднее де Со-
то42. — Этот процесс прошел совершенно незамеченным, и, при-
нимая его за данность, американцы утратили способность осозна-
вать значение этих институтов и не смогли сделать их частью своей
внешней политики». Фактически, Запад «не сохранил чертежи
своей эволюции»43
Возвращение домой
Тем, кто оказал помощь де Сото, стал Алан Вудс, возглавлявший
в 1987 году Агентство международного развития. Под его недол-
гим руководством Агентство впервые усомнилось в своем подхо-
де к решению проблем развития «третьего мира». В краткий, но
41 Methvin, “Crusader for Peru’s Have-Nots.
42 Hernando de Soto, “Some Lessons in Democracy — For the U.S. ” New York Times,
April 1, 1990.
Эрнандо де Сото, интервью с автором, май 1992 г.
272
Часть VII. АмериканскмАдвойной стандарт
плодотворный срок пребывания Вудса на этом посту, в феврале
1989 года, Агентство опубликовало доклад «Развитие и наци-
ональные интересы: экономическая помощь США в XXI веке»,
где были обозначены некоторые проблемы. За последние 20 лет
ни одна слаборазвитая страна «не приобрела статус» развитой,
сообщил Вудс репортерам44 Пол Крейг Робертс, бывший заме-
ститель министра финансов, заметил, что главным источником
ошибок было то, что страны, предоставлявшие помощь, утратили
веру в американские институты и исходили из того, что «частное
предпринимательство — это эксплуататор, который делает людей
добычей алчности»45
То, что Запад потерял представление о реальной основе эко-
номического развития, означало, что деньги десятилетиями тра-
тились впустую; американцы и до сих пор далеки от понимания
этого. Они не только думают, что правительство тратит на ино-
странную помощь намного больше, чем в действительности, —
всего лишь около одного процента бюджета, а вовсе не 10—15%,
как они полагают, — но еще и уверены, что эти деньги расходу-
ются с толком. В действительности проблема гораздо серьезнее,
чем кажется. Иностранная помощь убивает готовность проводить
крайне необходимые системные реформы законодательства.
Результатом отхода Алана Вудса от дел (когда вышел доклад,
ему оставалось несколько месяцев до смерти и политика его уже
не интересовала) было то, что Агентство международного раз-
вития основало в Мэрилендском университете организацию под
названием Центр институциональных реформ и неформального
сектора. В проекте отчета 1990 года признавалось, что Агентство
долгое время недооценивало значение экономических «институ-
тов и правовой инфраструктуры».
Даже упоминание об этом, добавлял отчет, шло «вразрез с тра-
диционным подходом к экономическому развитию». Традицион-
ный подход заключался в «анализе проблем развивающихся стран
почти без учета институтов и правовой инфраструктуры, обес-
печивших успех развитых стран»46 «Главным исследователем»
новой организации был Манкур Олсон. В 1993 году он отметил,
что во всех богатых странах мира есть защищенная, четко опреде-
ленная собственность и договорное право, а во всех нищих странах
этого нет47. Ранее он написал, что для правильного экономическо-
го развития «нужны институты, которые в экономически развитых
44 Editorial, “Foreign Aid Failure,” Wall Street Journal, March 2, 1989.
Paul Craig Roberts, “Candor in Report from AID,” Washington Times, March 8,
1989.
IRIS draft paper, U. S. Agency for International Development, Washington, D. C.,
May 7, 1990.
Манкур Олсон, интервью с автором, май 1993 г.
Г лава 13. Почему развит не весь мир ? 273
демократиях принимают за данность, но которых нет в развива-
ющихся демократиях Центральной и Восточной Европы, а также
в обществах Африки, Азии и Латинской Америки. Процветающая
рыночная экономика нуждается, помимо всего прочего, в инсти-
тутах, обеспечивающих соблюдение личных прав — прав, которые
гарантируют, что люди и создаваемые ими фирмы лучше всего
служат своим интересам, когда достигают наивысшей произво-
дительности и участвуют во взаимовыгодной торговле. Стимулы
для сбережения, инвестирования и производства особенно сильно
зависят от личных прав на обращающиеся на рынках активы — от
прав собственности»48
Критики предсказывали, что реформы де Сото обречены
на провал, что он недооценивает способность правящего класса
сопротивляться переменам49 Может, и так. Но важно то, что он
поставил верный диагноз. Его предшественники знали, что эли-
ты в Латинской Америке обладают привилегиями, что система
несправедлива. Но все их рекомендации сводились почти исклю-
чительно к перераспределению. Поскольку правящий класс этих
стран выигрывал от законов, целью должно было стать измене-
ние этих законов. Де Сото заново открыл то, чего так долго не за-
мечали: если законы о собственности равны для всех, то от этого
выигрывают прежде всего бедные. Но, поскольку собственность
столь долго рассматривалась как проявление привилегий, трудно
было осознать, что она может быть и противоядием от них, что
она может быть, как сказал Г К. Честертон, «технологией де-
мократии»50
48 “Development Depends on Institutions,” IRIS, unpublished paper, Univ, of
Maryland, 1991).
Tina Rosenberg, “So-So De Soto,” The New Republic (October 7, 1991).
')0 G. K. Chesterton, What’s Wrong With the World (New York: Sheed and Ward,
1942), 58.
Глава 14
ЗЕМЕЛЬНАЯ РЕФОРМА: *ж
ЭКСПОРТ СВОБОД
Успешное начало
В послевоенные годы земельная реформа стала главной целью
ревнителей борьбы за улучшение жизни в слаборазвитых странах.
Зачастую эта реформа оказывалась столь же ограниченной, как их
понимание роли собственности. Иностранная помощь предоста-
вила рычаг, позволивший американским идеалистам перекроить
земельную собственность в ряде стран. Затея началась с большо-
го успеха в Японии в 1945 году, а через сорок лет завершилась
обидным провалом в Сальвадоре. Главное различие между тем,
как видит проблему Эрнандо де Сото, и тем, как к ней подходили
сторонники земельной реформы, заключается в следующем: де
Сото понимал, что в «третьем мире» база собственности слиш-
ком узка и ее необходимо расширить. Приверженцы земельной
реформы подходили к делу как к игре с нулевой суммой и хотели
перераспределить уже существовавшую собственность.
В XX веке земельная реформа была эвфемизмом экспроприа-
ции землевладельцев и практиковалась не раз. Ее сторонники
в целом верили, что те, кому они дадут землю, станут чем-то вроде
ее собственников, но обычно забывали, что экспроприация унич-
тожает ключевое свойство собственности — ее стабильность. Бла-
гонамеренные люди считали, что можно воспользоваться ленин-
скими методами для достижения джефферсоновских целей. Для
них перераспределение собственности было важнее, чем ее защи-
щенность. Что до институциональных дефектов системы собствен-
ности, которые существовали и до сих пор существуют во многих
странах, то реформаторы ими совершенно не интересовались. Оп-
ределения «феодальная» хватало, чтобы обозначить множество
пороков, рассматривать которые подробно не было нужды. Разо-
браться в иностранных законах и обычаях было слишком трудно,
а крестьяне не собирались ждать, когда будут изменены законы
и законодательные собрания. Проще было все местные проблемы
разрубить мечом конфискаций: просто отнять собственность у фе-
одальных владык и перераспределить. Тогда воцарится справед-
ливость, и каждый будет работать намного производительнее.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
275
Литература по земельной реформе зачастую переполнена тех-
ническими деталями и всегда занудна. В сравнении с авторами
трактатов по земельной реформе Карл Маркс был остроумным
писателем. Выходило множество популярных трудов, зачастую
перемежающихся призывами к более решительным действиям.
В таких книгах редко случается наткнуться на критику земель-
ной реформы, но здравые замечания порой доносятся из самых
неожиданных источников. В 1951 году Джон Кеннет Гэлбрейт
писал: «Некоторые наши споры о земельной реформе в слабораз-
витых странах ведутся так, будто о такой реформе правительство
может заявить в любой день, будто оно может отдать землю арен-
даторам так же, как может назначить пенсии отставным солдатам
или реформировать правоохранительные органы. Но земельная
реформа — это по сути дела шаг революционный; она передает
власть, собственность и статус от одной группы общества дру-
гой. Если правительство страны находится под сильным влияни-
ем землевладельцев — то есть тех, кому грозит утрата привиле-
гий, — не следует рассчитывать, что они из человеколюбия дадут
эффективное земельное законодательство. ...В этом мире много
самых разных людей, но те, кто владеют землей, — живут ли они
в Китае, Персии, на Миссисипи или в Квебеке, — не настолько
отличаются от всех, чтобы радостно проголосовать за конфиска-
цию своих владений»1
Вот почему требовалось американское давление. Земельные
реформы, проходившие без такого давления, обычно заканчи-
вались пустыми указами или военными переворотами и сменой
политического режима. Примерами служат Египет в 1952 году
и Перу в 1968-м. Многие восхищаются земельной реформой,
сопровождавшей мексиканскую революцию 1910—1920 годов.
Принято говорить, что в результате этой реформы земля была
«отдана» крестьянам, но наделе были созданы контролируемые
государством коллективные собственники, эхидос, а приватиза-
ция даже к концу 1990-х годов все еще находилась в стадии об-
суждения. С американской точки зрения, однако, поучительными
были аграрные изменения, сопровождавшие в XX веке коммуни-
стические революции.
Поддержку аграрных реформ Соединенными Штатами не-
льзя понять без учета мнимой привлекательности коммунизма для
сельской бедноты. Многие американцы были убеждены, что речь
идет именно об этой притягательности и именно ей объясняется
экспансия коммунизма после Второй мировой войны. Поэто-
му распространилось убеждение, что противостоять коммунизму
1 John Kenneth Galbraith, “Conditions for Economic Change in Underdeveloped
Countries,” Journal of Farm Economics 33 (November, 1951), 689 — 696.
276
Часть VII. Американский двойной стандарт
можно, только предложив крестьянам нечто похожее, но менее
обманчивое, чем коммунизм. Рассуждали следующим образом:
коммунисты обещали крестьянам землю, но, захватив власть,
обещание не исполнили, а землю коллективизировали. Поэтому
демократии должны сами провести демократические реформы
до того, как коммунисты проведут свои. Гэлбрейт говорит, что
земельная реформа — революционное изменение? Значит, нуж-
но провести мягкую революцию. Землевладельцы будут против?
«Если есть доллары, все возможно», — отвечали американцы.
О влиянии коммунистических идей в середине века можно су-
дить по тому, что наилучшим путем к собственности стала счи-
таться экспроприация. Если коммунисты лишь обещали собст-
венность, зачем подражать им? И мы видим Барбару Уорд, до-
казывающую, что коммунисты добились успеха в Китае, потому
что «сыграли» на «извечной мечте крестьян о земле»2 В Рос-
сии в 1917 году «крестьянский инстинкт частной собственно-
сти — частной собственности на землю — привел к власти прави-
тельство, одержимое идеей разрушения частной собственности».
Она могла бы извлечь из этого и тот урок, что рискованно исполь-
зовать экспроприацию для достижения большего равенства. Это
не только могло привести, но и уже привело к наихудшей разно-
видности тирании в России, и, когда она писала эти строки, тем
же путем шел Китай.
С 1945 по примерно 1965 год самым влиятельным сторон-
ником земельной реформы был Вулф Ладежинский, чиновник
министерства сельского хозяйства США, а позднее консультант
Всемирного банка. Родившись в 1899 году на Украине, он сбежал
из СССР после того, как большевики конфисковали собственность
его семьи. Когда Ладежинский закончил учебу в Колумбийском
университете, профессор Рексфорд Тагуэлл предложил ему работу
в министерстве сельского хозяйства. Ладежинский писал научные
статьи о коллективизации в СССР и об «аграрных волнениях»
в Японии. После войны ему предоставилась редкая возможность
претворить теорию в практику. По приглашению Дугласа Ма-
картура он стал архитектором земельной реформы в Японии. Эта
реформа была важна, потому что ее успех (а также успех анало-
гичных преобразований в Южной Корее и на Тайване) вдохновил
множество последующих действий. Но эти действия предприни-
мались в принципиально иных условиях и успеха не имели3
2 Barbara Ward, “Recipe for a Victory in the Far East, ” New York Times Magazine,
March 25, 1951; а также cm. Wolf Ladejinsky, “Too Late to Save Asia?” Saturday
Review 33 (July 22, 1950), 7-9, 36-38.
Louis J. Walinsky, ed., Agrarian Reform as Unfinished Business: The Selected
Papers of Wolf Ladejinsky (New York: Oxford Univ. Press [for the World Bank],
1977), 3-7
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
277
В декабре 1945 года Макартур отдал японскому правитель-
ству распоряжение представить программу земельной реформы.
Реформа преследовала следующие цели: устранить препятствия
на пути «усиления демократических тенденций, утвердить уваже-
ние к достоинству человека и разрушить экономическую зависи-
мость, которая веками держала японского фермера в феодальном
рабстве», а также «покончить с теми пагубными чертами, которые
издавна уродовали сельское хозяйство» страны, в которой половина
населения занята крестьянским трудом. К числу «наиболее пагуб-
ных» были отнесены перенаселенность, слишком высокая арендная
плата и груз задолженностей, налоговая политика, «неблагопри-
ятная для сельского хозяйства», и правительственное регулирова-
ние в виде квотирования посевов. Решение, которое явно не имело
отношения к большинству этих проблем, состояло в «передаче зе-
мельной собственности отсутствующих землевладельцев тем, кто
ее обрабатывает»4.
В результате реформы 3 млн крестьянских семей получили
землю, и к 1950 году примерно 70% японских фермеров вла-
дели собственной землей. Достоинством реформы было то, что
она создала реальные права собственности. В Японии реформа не
нарушила стабильность собственности, как это случилось потом
в других странах. Директива Макартура ограничила возможность
новых собственников перепродавать землю, но впоследствии ог-
раничения были смягчены, а потом и вовсе отменены самими
японцами, когда они вернули себе контроль над страной.
Главной особенностью реформы было то, что она произошла
в исторически редкий момент военного поражения. В последую-
щие годы аналогичные реформы, оказавшиеся успешными по тем
же причинам, проводились в Южной Корее и на Тайване. Обе
страны находились под японской оккупацией, и в обеих она вне-
запно и окончательно завершилась в 1945 году. Решительный раз-
рыв исторической преемственности сделал преобразование собст-
венности на землю приемлемой чертой нового порядка. В Южной
Корее значительную часть земель перераспределяла сама амери-
канская армия и до, и во время Корейской войны' В книге «Зе-
мельная реформа в Японии» Р П. Доре выделил составляющие
успеха: «При всех плакатах, восхвалявших “освобождение” 2 млн
чо [4,8 млн акров], при всех публикациях левых и правых авторов
в газетах и журналах и при всей активности крестьянских союзов
и союзов землевладельцев это был редкий пример того, что земель-
ная реформа проходила в атмосфере открытой классовой вражды.
4 Ibid., 579-580.
John D. Montgomery, ed., International Dimensions of Land Reform (Boulder,
Colo Westview Press, 1984), 118.
278
Часть VII. Американский двойной стандарт
Для большинства людей она так и осталась “реформой, проведен-
ной оккупационной армией”, спущенной, по японскому выраже-
нию , “с небес” На это жаловались левые авторы во время реформы
и после нее. Если бы арендаторы завоевали землю “на баррикадах”,
полагали они, она была бы во много раз более эффективным средс-
твом разрушения традиционных феодальных отношений».
Сам Доре полагал, что реформа прошла мирно именно пото-
му, что была навязана извне: «Арендаторы смогли захватить зем-
лю не с огнем революционной вражды в глазах, а полуизвиняясь,
как если бы их самих это ранило сильнее, чем землевладельцев,
потому что причина была не в них, а в законе, за который они не
несли ни личной, ни коллективной ответственности. Неодолимая
сила и престиж оккупационной армии, символизируемые значи-
тельной и властной фигурой ее командующего, помогли внушить
землевладельцам чувство благоговейного смирения. [В результа-
те] за два года, 1947-й и 1948-й, произошло только ПО случа-
ев физического насилия в отношениях между землевладельцами
и арендаторами»6
Затем в октябре 1949 года Ладежинский в качестве члена Объ-
единенной (США и Китай) комиссии по переустройству деревни
отправился в провинцию Сычуань и попытался провести реформу
и здесь. Он лишь на неделю или две опережал коммунистические
войска, так что даже если бы его идеи были верны, он все равно
опоздал. Потом он сообщил Комиссии, что большинство «жаж-
дущих земли или справедливости» азиатских арендаторов «готовы
продать души своим правительствам, если им дадут клочок земли
в полную собственность или хотя бы в аренду на умеренных ус-
ловиях». Далее следовала рекомендация, ставшая известной как
тезис Ладежинского: «Хотя бы из соображений просвещенно-
го эгоизма СТТТА, соперничая с коммунистами в Азии, не могут
быть дружелюбны к аграрному феодализму, потому что мы про-
тив коммунистического тоталитаризма. Необходимо оказать пря-
мую поддержку аграрной демократии. Мы должны в любой фор-
ме использовать наше влияние и престиж для под держки аграрных
реформ, как уже начатых, так и ожидаемых в будущем. Этим мы
выбьем политическую опору из-под ног коммунистов»7
Такой подход был особенно необходим для Азии, где отсут-
ствуют западные «традиции, институты и навыки мышления».
Эти институты представляют собой «естественные оборонитель-
ные сооружения против коммунизма»; в их отсутствие комму-
низм почти не встретит сопротивления. Землепашец, являющийся
6 Ronald Р Dore, Land Reform in Japan (New York: Oxford Univ. Press, 1959),
172-173.
Walinsky, ed., Agrarian Reform, 129 A
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
279
собственником земли, «защитит общество от экстремизма. Част-
ная собственность должна быть укреплена в основании огромной
социальной пирамиды — там, где она слабее всего. Простой че-
ловек Азии должен стать непреклонным противником коммуни-
стической системы хозяйствования и политики»8.
В этих словах содержалась огромная доля истины. В отличие от
большинства своих современников, Ладежинский понимал значе-
ние правовых институтов. Он, несомненно, был прав, доказывая,
что «одни только технические улучшения» не преобразят бедные
страны. Его ошибка была в том, что он мыслил в понятиях пере-
распределения, а не создания еще большей собственности. Он к
тому же преувеличивал «популистский» характер коммунисти-
ческих революций, которые рассматривал как стихийные бунты.
На деле они были ближе к государственным переворотам.
Можно задать и такой вопрос. Если крестьяне не могут ку-
пить землю обычным способом из-за правовых привилегий ее
нынешних владельцев, или из-за того, что титул собственности
не подлежит передаче, или земля находится под контролем го-
сударственного аппарата, предпочитающего не позволять лю-
дям становиться независимыми, то разве не в этих ограничениях
и заключается суть проблемы? Но земельные реформаторы редко
входили в обсуждение политических барьеров, препятствующих
мирным реформам. Не запрещает ли закон целым классам приоб-
ретать недвижимость? Существуют ли препятствия к регистрации
земельной собственности? Не является ли правительство настоль-
ко тираническим, что не защищает собственность даже крупных
землевладельцев? В любых ли обстоятельствах можно отчуждать
собственность? Земельных реформаторов редко интересовали по-
добные вопросы. Их думами владела экспроприация — сильное
средство для преодоления несправедливости.
Честер Боулз, посол США в Индии и конгрессмен от штата
Коннектикут, был большим энтузиастом земельной реформы.
По его приглашению в 1952 году Ладежинский прибыл в Индию.
Но его привело в отчаяние благодушие крестьян. Их пассивность
внушала уверенность, что земельная реформа никогда не станет
насущной проблемой. Ладежинский был изумлен тем, что бедня-
ки трудились с таким смирением, «даже не пытаясь прибегнуть
к насилию». К концу своей карьеры он так высказался об этом
на семинаре во Всемирном банке: «Если нам придется ждать, по-
ка крестьяне в Индии — да и в ряде других азиатских стран — ре-
шат взять закон в собственные руки и сразиться за радикальную
аграрную революцию, думаю, нам предстоит ждать очень, очень
8 Ladejinsky, “Too Late to Save Asia? ”
280
Часть VII. Американский двойной стандарт
долго»9 Японцы, конечно же, не брали закон в свои руки. Закон
был вложен в их руки.
В Японии Ладежинский достиг большого успеха, но чувствует-
ся, что он так и не понял, почему. Страна была разрушена войной
и готова к радикальному отказу от прошлого; ее народ был готов
принять навязываемые извне реформы. Японцы внесли в реформы
очень разумные поправки, которые обеспечили в Японии создание
прав собственности на землю, и точно таким же образом потом эти
права были созданы в Южной Корее и на Тайване. Но американ-
цы были склонны полагать, что правительству достаточно отобрать
землю у существующих собственников и отдать тем, кто ее больше
заслуживает, и в результате всем будет лучше. В силу этого пред-
принимались все новые и новые попытки проведения земельных
реформ, но с совершенно иными последствиями.
Все не так
Статьи о земельной реформе появлялись в популярных журналах,
в том числе в Saturday Evening Post. Выступая на Генеральной
Ассамблее ООН, представитель США для объяснения исполь-
зовал гомеопатическую метафору. «Чтобы выработать у ферме-
ра иммунитет к посулам коммунистической пропаганды», пи-
сал Изидор Лабин, правительства свободных стран должны ини-
циировать проекты, которые «позволят этому фермеру увидеть,
что его доля улучшается»10 * Когда Фидель Кастро захватил власть
и провел земельную реформу, правительство США заявило, что
«сочувствует целям, к которым, насколько оно понимает, стре-
мится правительство Кубы». Программы «совершенствования
условий сельской жизни» могут внести вклад в «политическую
стабильность и социальный прогресс»11 Правительство Кастро
не имеет связей с коммунистами, заверил недолго пробывший
на своем посту президент Кубы Мануэль Уррутиа и в доказатель-
ство указал на проведенную Фиделем земельную реформу. Эта
земельная реформа «работает против коммунизма»12 По сооб-
щению New York Times, когда Кастро раздал в Сьерра-Маэст-
ра документы на землю, он говорил потом «о радости кубинс-
ких крестьян, получивших эти документы». «На сегодняшнем
9 Walinsky, ed., Agrarian Reform, 12.
10 Isador Lubin, “Two Patterns for Land Reform: The Free World v. Soviet,” U. S.
Department of State Bulletin. December 22, 1952, 990 — 995; а также Isador
Lubin, “Hope of the Hungry Millions,” New York Times Magazine, February 10,
1952.
“Text of the U. S. Statement on Cuba,” New York Times, June 12, 1959.
12 R. Hart Phillips, “Urrutia Criticizes U. S.,” New York Times, July 14, 1959.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
281
>1
празднике были розданы 1912 документов на землю. Премьер
объявил, что кубинский крестьянин больше не будет подвергать-
ся эксплуатации»13
Перед латиноамериканскими лидерами замаячили миллиарды
долларов иностранной помощи — достаточно было подыгрывать
Вашингтону. Но они больше не намерены «продаваться за без-
делушки», предупредил один из них14. На конференции по созда-
нию Союза во имя прогресса министр финансов Дуглас Диллон
заявил, что к концу 1960-х годов поступит около 20 млрд долла-
ров. Че Гевара потребовал, чтобы Диллон написал это на бумаге.
Американская делегация во главе с Ричардом Гудвином и Арту-
ром Шлезингером заверила всех, что в обмен будет проводиться
прогрессивная политика, то есть земельная реформа и повышение
налогов на богачей. Это должны быть «программы всесторон-
них аграрных реформ, ведущих к эффективной трансформации
несправедливых структур и систем аренды и пользования зем-
лей, с перспективой замены латифундий и карликовых владений
справедливой системой земельной собственности». При оконча-
тельном голосовании за этот документ Дуглас Диллон и Че Гевара
одновременно подняли руки «за»15
Полигоном для испытания новой политики стала Чили. США
поклялись, что Чили не станет второй Кубой, и верили, что дол-
лары помогут им в этом. На президентских выборах 1964 го-
да ЦРУ истратило 3 млн долларов на поддержку христианского
демократа Эдуардо Фрея, который победил марксиста Сальва-
дора Альенде16 Новый посол СТТТА в Чили Ральф Дунган сказал
в интервью, что США верят в земельную реформу «как в акт
человечности». Он вызвал переполох, добавив, что «с социаль-
ной точки зрения право частной собственности не абсолютно».
В ходе реформы, начатой в июле 1967 года, в Чили были экс-
проприированы все частные фермы площадью более 192 ак-
ров, а также все «плохо обрабатываемые» или «заброшенные»
сельскохозяйственные земли. Владельцам выплатили 10% сто-
имости конфискованной собственности немедленно, а остальное
пообещали выплатить в течение 25 лет. Архитектором рефор-
мы был Жак Чончоль, в 1960—1961 годах советник кубинского
института аграрной реформы. Он оставался союзником Кастро,
13 R. Hart Phillips, “Castro Calls U. S. Enemies of Latins,” New York Times, July 27,
1960.
14 Jerome Levinson and Juan de Onis, The Alliance that Lost Its Way (Chicago
Quadrangle Books, 1970), 66.
Ibid., 64-69.
James R. Whelan, Out of the Ashes (Washington, D.C.: Regnery Gateway, 1989),
132.
282
Часть VII. Американский двойной стандарт
а позднее стал министром сельского хозяйства в правительстве
Сальвадора Альенде17
Из конституции Чили была выброшена оговорка, защи-
щавшая частную собственность, и Фрей выступил с легко уз-
наваемым предостережением: те, кто сегодня противятся де-
мократическим реформам, «завтра будут страдать от насилия
и беспорядков»18 Кастро очень умно раскритиковал реформы,
признавая обоснованность заявления о том, что удалось предот-
вратить более значительные беспорядки19 Вот он, средний путь
между коммунистической революцией и правой реакцией! На-
логи были повышены, а медная промышленность национализи-
рована. К тому времени СТТТА предоставили Чили «решающую
финансовую помощь», сказал Фрей20 Выступая в 1967 году
в университете Нотр-Дам, посол Чили в СТТТА похвастался, что
Чили вытянула из СТТТА «втрое больше, чем было обещано» при
создании Союза во имя прогресса21 Но, вопреки гомеопатиче-
ской теории, реформы помогли приблизиться к власти Сальва-
дору Альенде.
Политика экспроприации земли спровоцировала забастовки
и захваты частных имений. Писали, что Чончоль «учинил насто-
ящий мятеж в сельской местности»22. За годы правления Фрея го-
сударство экспроприировало 1400 ферм общей площадью 8 млн
акров. За три года президентства Альенде государство отобрало
намного больше. В период 1965—1973 годов была экспроприи-
рована почти половина пахотных земель Чили. События следова-
ли ритуалу, известному любому исследователю истории земельных
реформ. Президент лично прибывает в сельскую местность, где
его встречают восторженные крестьяне — двенадцатитысячная
толпа в окрестностях Сантьяго в июле 1967 г. Фермы станут на-
конец-то более производительными, говорит он, кредит и семена
будут доступны — правительство за этим присмотрит. На этот раз
президент для повышения популярности не раздает липовые доку-
менты о праве собственности на землю. Реют флаги, и провозгла-
шается солидарность. Вскрывается маленькая деталь: крестьяне,
живущие на «реформированной» земле, не получат частных на-
17 Juan de Onis, “Chile at Crucial Point of ‘Revolution, New York Times, November
7, 1966; Barbard L. Collier, “Land-Reform Law is Signed in Chile,” New York
Times, July 17, 1967
18 Juan de Onis, Chilean Reform Pressed by Frei,” New York Times, May 22,
1966.
Juan de Onis, “Attack by Castro Proves Helpful to Frei in Chile, ” New York Times,
March 18, 1966.
20 De Onis, “Reforms Pressed by Frei”
Whelan, Out of the Ashes, 270 — 271.
22 Ibid., 152.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод ЭДА
делов, по крайней мере не в ближайшие несколько лет. А пока что
им нужно создать коллективные хозяйства. Такова была цена ко-
алиции с Чончолем и его коммунистическими союзниками. Ког-
да первый акт драмы заканчивается и занавес падает, газета New
York Times торжественно заявляет, что «амбициозный и крайне
необходимый закон об аграрной реформе, подписанный только
что президентом, пришлось два с половиной года проталкивать
через сопротивляющийся конгресс. Президент Фрей настоящий
христианин и настоящий демократ». Его правительство «часто
рассматривают как ответ Латинской Америки на кубинский марк-
сизм - ленинизм »23
В течение года разворачивается хорошо знакомый второй акт:
инфляция «галопирует»24, и землевладельцы оказываются фак-
тически ограбленными, потому что облигации, полученные ими
в обмен за землю, не защищены от инфляции. Производство сель-
скохозяйственной продукции снижается, а потребность в импорте
продовольствия растет. Стимулы для собственников разрушены.
«Поскольку эта экономическая катастрофа создана Соединен-
ными Штатами с их политикой поддержки христианских демо-
кратов, они морально обязаны оплатить наши счета за продо-
вольствие», — заявил чилийский сенатор25 К 1968 году за счет
американской программы продовольственной помощи кормилась
четверть населения Чили26
Мы читаем о росте напряженности в отношениях между «обоз-
лившимися крупными землевладельцами» и «все более воинст-
венными» реформаторами. Сообщалось о перестрелках, о том,
что реформаторы из Института развития сельского хозяйства опа-
саются «правых экстремистов». В дело вмешивается погода: «За-
суха в Чили обостряет ситуацию вокруг реформ»27 Политические
наблюдатели предсказывают, что на выборах 1970 года правые
и левые усилятся за счет центра. Единственное решение — «ус-
корить аграрную реформу», заявил Жак Чончоль, чтобы предот-
вратить «рост ожесточенности»28 Так и поступили, но положение
лишь ухудшилось. Мнение наблюдателей, сначала столь благо-
приятное, сделалось резко критическим: в 1969 году U. S. News
23 Collier, “Law is Signed”
24 Editorial, «А Shocker from Chile,” New York Times, July 18, 1967
25 Malcolm W Brown, “U. S. Prestige Gets Setback in Chile,” New York Times.
February 6, 1968.
Levinson and de Onis, Alliance, 239
Juan de Onis, “Chile’s Drought Worsens Strife Over Reforms,” New York Times,
September 18, 1968; а также см. Malcolm W Browne, “Frei Facing Political
Struggle in Chile,” New York Times, November 14, 1968.
284
Часть VII. Американский двойной стандарт
& World Report сообщает, что Чили — «“Витрина” Латинской
Америки: Реформы провалились»29
В 1970 году Сальвадор Альенде с незначительным преиму-
ществом был избран президентом; число голосов, поданных за
христианских демократов, с 56% на выборах 1964 года умень-
шилось вдвое. Иезуитский Центр Белармино, источник теологии
освобождения, увидел наконец грядущего на горизонте «нового
человека», а рядом правительство Народного единства во главе
с Альенде30 По свидетельству французской писательницы Сюзан-
ны Лабен, участились захваты ферм: «Банды, вооруженные ду-
бинками и карабинами, врывались на фермы, приказывали хозя-
евам паковать чемоданы и выкидывали их на дорогу. После этого
они собирали всех работников, объявляли им, что теперь это их
собственность, и вывешивали транспарант со словами: “Эта соб-
ственность захвачена народом ” »31 Когда эти вооруженные банды
сталкивались с вооруженным сопротивлением, закон наказывал
не грабителей, а тех, кто защищал свое имущество. Так продол-
жалось еще два или три года, пока в октябре 1973 года Аугусто
Пиночет не взял власть в свои руки.
Отбросив иллюзии, Джон Пауэлсон и Ричард Сток в книге
«Преданные крестьяне» писали: «Страны, в которых крестьянам
“дали землю и оставили в покое”, — такая редкость, что аналитик
должен бережно изучать каждую»32. Это показала чрезвычайно
радикальная земельная реформа, навязанная Южному Вьетна-
му в критический период 1970—1972 годов. Есть свидетельства,
что она разрушила остатки поддержки, которая еще сохранялась у
президента Тхиеу, и может служить объяснением внезапного кра-
ха режима. Здесь ключевой фигурой был Рой Простерман, ныне
профессор права Школы права Вашингтонского университета.
Простерман, как и Ладежинский, писал статьи о земельной
реформе и оказался втянут в реальную политику (как мы уви-
дим, позднее он побывал и в Сальвадоре). В 1967 году в возрас-
те чуть более тридцати лет он попал в Южный Вьетнам и сделал
замечательную карьеру — сочинял законы и, минуя официаль-
ные каналы, передавал их непосредственно президенту Тхиеу33.
К тому времени госдепартамент стал с подозрением относиться
29 “A Latin American ‘Showcase’ Where Reforms Went Sour, U. S. News & World
Report, March 17, 1968, 68 — 69.
30 Whelan, Out of the Ashes, 289.
Ibid., 308.
John P Powelson and Richard Stock, The Peasants Betrayed (Boston, Mass.:
Oelgeschager, in association with the Lincoln Institute of Land Policy, 1987), 97
33 Roy L. Prosterman and Jeffrey M. Riedinger, Land Reform and Democratic
Development (Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 1987), 133 — 134.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
285
к проектам радикальной земельной реформы, оценив их разру-
шительный потенциал.
В 1969 году законопроект был передан на рассмотрение На-
циональной Ассамблеи, которая его одобрила «практически в из-
начальном виде», писал Простерман, «после восьми месяцев
борьбы с кругами крупных землевладельцев»34 *. (Однако New York
Times сообщала: «...поразительно, но, вопреки предсказаниям,
мощная оппозиция богатых землевладельцев так и не материали -
зовалась»33.) Теперь Сайгон получил «прививку» от коммуниз-
ма. Ивер Петерсон писал в Times, что «удалось украсть главный
пункт коммунистической платформы, а это не хуже любого дру-
гого способа победить их»36 Землевладельцам выдали 20% сто-
имости земли наличными, а остальное облигациями. Но и здесь
инфляция была намного выше процента по облигациям, и, полу-
чив наличные, землевладельцы начали паковать чемоданы. По-
литический аналитик Джуд Ванниски писал: «Землевладельцы
упаковали обесцененные облигации и ценный капитал и перебра-
лись в Сайгон или Париж. Страна потеряла человеческий капитал
уехавшего землевладельца, его политические и организационные
навыки. Производительность упала, а счета накапливались, не-
видимая ткань сельской и городской жизни оказалась разорвана
и превратилась в легкую добычу Вьетконга. Правительство ус-
корило проведение земельной реформы и не оставляло усилий до
самого конца войны в 1974 году; последними под ударами Вьет-
конга пали территории, не принявшие земельной реформы»37
Благодаря реформе три пятых возделываемых земель Южного
Вьетнама лишились владельцев. В результате политики «вьетна-
мизации» землевладельцы, составлявшие опору государственной
власти, были вытеснены из страны. Простерман писал, что целью
реформы было «бесплатное распределение буквально всей част-
ной земли, которая не обрабатывалась самим владельцем». Пред-
полагалось передать ее землепашцам. Но землепашцы собствен-
никами так и не стали; они попали в безнадежную ситуацию.
Газета The New York Times обоснованно назвала реформу «ве-
роятно, самой амбициозной и прогрессивной из некоммунисти-
ческих земельных реформ» XX века. «Новый закон о передаче
34 “Roy L. Prosterman, ‘Vietnam’s Land Reform Begins to Pay, ’” Wall Street Journal,
February 5, 1971.
James P Sterba, “Land Reform Comes to Vietnam — or Does It? ” New York Times,
April 5, 1970; Elizabeth Pond, “How Thieu embraced plan: Viet Land Reform
Gathers Speed,” Christian Science Monitor, June 18, 1969.
Iver Peterson, «Vietnam’s Land: A Plank From the Communists,” New York Times,
July 6, 1969.
Jude Wanniski, “The Political Economy in Perspective: El Salvador’s Threat to U.S.
Revival,” Polyconomics, Inc., March 27, 1981, 2 — 3.
286
Часть VII. Американский двойной стандарт
земли трудящимся крестьянам, который передает миллиону арен-
даторов в собственность практически всю арендуемую ими зем-
лю, обещает не только социальную справедливость. Этот закон
стал важным элементом усилий Сайгонского правительства зару-
читься политической поддержкой. Уменьшив привлекательность
вьетконговских лозунгов в деревне, он может подтолкнуть Ханой
к мирным переговорам»38
В 1967 году Линдон Джонсон пообещал, что в качестве доку-
ментов на право собственности на землю крестьяне получат аэ-
рофотоснимки39 Однако в 1970 году мы узнали, что «гигантские
компьютеры IBM 360», размещенные в здании Агентства меж-
дународного развития в Сайгоне, скоро «начнут печатать доку-
менты на право собственности на 2,5 млн акров земли»40 Пре-
зидент Тхиеу лично раздал первую партию изготовленных до-
кументов нескольким сотням арендаторов. Позднее закон был
«упрощен» ради достижения истинной цели — ликвидации арен-
ды как таковой. Все арендные платежи были отменены41 Чтобы
стать собственником земли, объяснил Простерман, достаточно
было взяться за ее обработку, причем «без всяких предваритель-
ных формальностей вроде западных документов о праве собствен -
ности». Кроме того, новым «собственникам» запретили в течение
15 лет продавать свою землю. Это разрушило рынок земли. Если
новый «собственник» решал бросить землю и перебраться на дру-
гой участок, его бывшая собственность в свою очередь подлежала
экспроприации42
В 1972 году нью-йоркский репортер сделал то, что столь ред-
ко делают реформаторы: он поговорил с землевладельцем. «Пя-
тидесятидвухлетний крестьянин, владеющий 20 акрами земли,
сказал, что “никогда не был богачом, хотя мы не бедствовали, но
теперь правительство отняло у меня большую часть моей земли
и ничего не дало взамен” »43. Другой крестьянин сказал репортеру:
«Я не знаю ни одного землевладельца, который бы получил день-
ги за отнятую у него землю». К тому времени примерно 30 000
бывших землевладельцев, которым принадлежала десятая часть
38 Editorial, “Vietnam Land Reform,” New York Times, April 9, 1970.
Max Frankel, “Johnson Plans to Repeat Vietnam Strategy Parley,” New York Times,
March 26, 1967
40 James P Sterba, “Land Reform Bill Passed in Saigon,” New York Times, March
11, 1970.
Thomas C. Fox, «Thieu Delivers First Titles In a Big Land-Reform Plan,” New York
Times, August 29, 1970.
Из показаний Роя Простермана на слушаниях сенатского комитета по бюдже-
ту. 28 августа 1970 г. С. 167
Thomas С. Fox, «Vietnam Land Reform Advances, But Slowly,” New York Times,
January 4, 1972.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
287
перераспределенной земли, получили выкупные деньги. В целом
экспроприации подверглись около 200 000 землевладельцев Юж-
ного Вьетнама44.
Фокс обнаружил, что если фермера призывали в армию, то он
терял право на землю. В соответствии с требованием закона его
участок передавался тем, кто был способен в данный момент его
обрабатывать, — «избежавшим призыва в армию, а также не год-
ным к военной службе по возрасту или болезни». Словом, ферме-
ры ни на секунду не стали землевладельцами. У них не было воз-
можности продать свою землю. Их привязали к рисовым полям,
как при наихудшем варианте феодализма. Что касается первона-
чальных землевладельцев, то считается, что многие из них суме-
ли на выкупные деньги купить авиабилеты, и теперь некоторые
из них владеют ресторанами и круглосуточными магазинчиками
в США.
Книга Простермана «Земельная реформа и демократическое
развитие» посвящена теме «безземелья». У арендаторов нет «ус-
тойчивой, вознаграждающей связи» с землей. Идеал Простер-
мана — мир самостоятельных мелких фермеров, в котором нет
арендаторов. Особенно странное впечатление производит его ве-
ра в то, что колхозники имеют «права собственности на землю».
В опубликованном им в 198 7 году экстравагантном Индексе про -
изводительности земли45 производительность сельского хозяйства
Восточной Германии выше, чем в США, в Болгарии — выше, чем
в Норвегии, а про колхозы сказано, что они являются «двигате-
лем развития» СССР46 Его глава о Вьетнаме читается как отчет
об успешной операции, по завершении которой пациент внезап-
но скончался. (Операцию провели слишком поздно.) Он цити-
рует утверждение министерства сельского хозяйства США, в со-
ответствии с которым урожайность риса после реформы выросла
на 30%47 48 Но это противоречит всем имеющимся фактам.
В 1973 году цена на рис подскочила на 40%, и «США пла-
нируют в 1974-м завезти в страну 400 000 т собственного ри-
са», сообщал Роберт Шаплен из New Yorker46 В марте 1974 года
президент Тхиеу «приказал» увеличить производство сельскохо-
зяйственной продукции и поклялся, что «заставит беженцев уйти
из городов в сельскую местность». В апреле, по сообщению Far
Eastern Economic Review, в Южном Вьетнаме была зарегистри-
44 Ibid.
Prosterman and Reidinger, Land Reform, table 4.
Ibid. 98.
Ibid., 140.
48 Robert Shaplen, “Letter from Indo-Chi The New Yorker, January 28, 1974.
288
Часть VII. Американский двойной стандарт
рована «острая нехватка риса»49 В 1974 году Уильям Шоукросс
сообщил, что «в 1971-мв Сайгоне рис стоил 150 долларов за тон-
ну. Сейчас цена поднялась до 500 долларов» и «для миллионов
людей рис стал недоступен»50
На побережье рядом с Хуэ «люди едят корни деревьев и кус-
тарников», а в Куанг-Нгае, писал Шоукросс, «целые семьи пы-
таются выжить, имея надень для пропитания три сладкие кар-
тофелины и несколько сухопутных крабов. Правительственные
чиновники признают, что ввиду нехватки продовольствия единст-
венным выходом является сокращение потребления». В апреле
1975 года сообщили об отгрузке еще 100 000 т риса из США.
В октябре этого же года, когда у власти уже находились комму-
нисты, а Сайгон был накануне переименования в Хошимин, было
объявлено, что 1,5 млн человек высланы из города, чтобы «вер-
нуться к сельскому хозяйству»51
В июле 1975 года Рой Простерман заявил на слушаниях в кон -
грессе, что вьетнамская земельная реформа «очень хорошо сра-
ботала в плане производительности»52. В 1976-м он был уверен,
что реформа была «очень эффективна»53 Трудно оценить по-
следствия этой земельной реформы, проведенной в ситуации во-
енного хаоса, но весьма вероятно, что она немало способствовала
дестабилизации Южного Вьетнама. Историки вьетнамской войны
почти не касались этого вопроса и должны рассмотреть его под-
робнее.
Большой сатана
Иран, вероятно, нагляднее всего продемонстрировал благонаме-
ренным американцам, насколько опасно использовать доллары
для изменения жизни к лучшему, не разобравшись предваритель-
но в правовых и культурных особенностях страны, о которой идет
49 Frances Starner, “S. Vietnam: A Question of Priorities,” Fae Fasten Economic
Review 84 (April 15, 1974); а также “Report from South Vietnam: One Place
Where a Truce Brings No End to Woes,” U. S. News & World Report, November
5, 1973.
>0 William Shawcross, “Report from Saigon: An Economy Near Collapse,” Ramparts,
July 1974; Fox Butterfield, “Farming is Set Back in Vietnam,” New York Times,
February 10, 1975; “Governments Act on War Refugee Aid,” New York Times,
April 3, 1975.
Agence France-Presse, “Saigon is Pressing Exodus to Farms,” New York Times,
October 5, 1975.
Roy L. Prosterman testimony, Senate Committee on Foreign Relations, July 29,
1975,517
Roy L. Prosterman, “IRI — A Simplified Predictive Index of Rural Instability,”
Comparative Politics 5 (April, 1976): 349—352.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
289
речь. Основное убеждение состояло в том, что если не убедить
шаха Ирана в необходимости реформ, и прежде всего — земель-
ной, то иранцы могут соблазниться роковой привлекательностью
коммунизма. Таким образом, каки обычно, была проведена «ре-
форма», землю «раздали» крестьянам, потом забрали назади от-
дали международным корпорациям «агробизнеса». Иранские
чиновники превратили их оптимистичные инвестиции в програм-
мы создания рабочих мест, а в итоге в многомиллионные убытки.
Дневники Дэвида Лилиенталя неосторожно приоткрывают нам
картину этих операций. Бывший председатель Управления ре-
сурсами бассейна реки Теннеси и Комиссии по атомной энергии
Лилиенталь еще в 1950-х годах занялся международным эконо-
мическим развитием, а правительство Ирана стало его главным
клиентом. Ослепленный репутацией Лилиенталя, шах Ирана поч-
ти беспрекословно следовал его рекомендациям54.
К концу 1950-х годов в Иране действовали толпы чиновни-
ков Администрации экономического сотрудничества (предшест-
венницы американского Агентства международного развития).
Их роль состояла в том, чтобы говорить иранцам, что делать, со-
храняя при этом вид, что сами они здесь ни при чем. Эти чи-
новники обосновались во всех крупных городах и вместе с фон-
дом Форда составляли детальные политические рекомендации.
По территории Иран втрое превосходит Францию, а его населе-
ние — всего 22 млн человек, но, несмотря на это, они решили, что
землю следует перераспределить, население переместить, а страну
«пропустить через каток индустриализации», как выразился че-
ловек из фонда Форда55
В 1960 году был принят закон о подготовке земельной ре-
формы, составленный американскими чиновниками56. Газеты
писали, что иранские реформы, известные как Белая революция,
имеют местное происхождение. Но даже премьер-министра шах
назначил по рекомендации президента Кеннеди. Позднее шах
написал, что США хотели «иметь своего человека на посту пре-
мьер-министра». «Этим человеком былАлиАмини, и со време-
нем я не выдержал давления»57 Вскоре шах распустил меджлис
(парламент) и издал указ о земельной реформе. Американцы —
большие поклонники демократии, но порой США предпочитают
использовать диктаторские полномочия, чтобы обойтись без об-
°4 David Е. Lilienthal, The Journals of David E. Lilienthal (New York: Harper &
Row, 1964-1983).
Afsaneh Najmabadi, Land Reform and Social Change in Iran (Salt Lake City:
Univ, of Utah Press, 1987), 68 — 72, 216.
Azar Tabari [Afsaneh Najmabadi], Merip Reports, March-April, 1983.
Mohammed Reza Pahlavi, Answer to History (New York: Stein and Day, 1982),
22-23.
290
Часть VII. Американский двойной стандарт
суждения навязываемой ими политики. План земельной рефор-
мы Амини почти полностью написали американские консуль-
танты. Проведя детальное исследование, Афсанех Наджмабади
так и не смогла доказать этого, но она отмечает: «Например, из
архивных материалов в библиотеке Джона Кеннеди тщательно
удалено все, что характеризует отношения между Амини и пра-
вительством США. Но из оставшихся документов можно сделать
вывод, что США поддерживали программу Амини так, как если
бы он был “их человеком” Документ Совета национальной бе-
зопасности от 15 мая 1961 года, то есть датированный девятым
днем пребывания Амини в должности, говорит о том, что аме-
риканская политика “скорее направлена на поддержку иранско-
го правительства, а не лично шаха. ...Поставленные нами цели,
которые, по нашему убеждению, отвечают долгосрочным инте-
ресам Ирана и иранского народа, целиком согласуются и почти
совпадают с целями программы, обнародованной новым пре-
мьер - министром ” »58
Дневники Лилиенталя подтверждают, что за иранской поли-
тикой, даже на уровне министерств, стояли американцы. В одном
месте он отмечает, что «политика интеграции работы по пункту
четыре [иностранная помощь] была ошибкой»59 Американских
специалистов внедрили в иранские министерства, где «они долж-
ны были делать вид, что всего лишь советники, а всю работу дела-
ют сами иранцы. Иранцев этим не обманешь, а в сухом остатке не
только лицемерие, но и меньшая эффективность, чем если бы мы
делали всю работу напрямую». Посол США был согласен с этим.
Когда приезжали высокопоставленные американцы, чтобы выяс-
нить, как идут дела, «иранец в министерстве начинал объяснять,
но поскольку было ясно, что он не разбирается в деле, на вопросы
начинал отвечать американец, начинавший с заявления, что во-
обще-то он здесь только консультант...
Указ о земельной реформе вступил в силу в январе 1962 го-
да. В 1940-е аграрная программа иранских коммунистов «была
очень похожа на ту, которую объявил шах в 1962 году, — пи-
шет Наджмабади60 Во всяком случае, она была «намного ра-
дикальнее, чем все, что предлагалось Национальным фронтом,
и была реализована в краткий период правительства Мосадды-
ка». Коммунисты приветствовали реформу. В январе 1963 года
правительство объявило, что реформа затронет и земли, контро-
лируемые мечетями и муллами. Это вызвало взрыв негодования
и «массовые демонстрации мусульманских священнослужите-
°8 Naj mabadi, La nd Reform ,19.
Lilienthal, Journals, 4: 132.
60 Najmabadi, Land Reform, 4.
Глава 14. Земельная реформа: эксперт свобод 291
лей, среди которых был и Рухолла Хомейни», писал Барри Рубин
в книге «Вымощена благими намерениями». В июне 1963-го «в
Тегеране три дня продолжались антиправительственные выступ-
ления, при подавлении которых было убито до 3000 демонстран-
тов»61 В 1964 году Хомейни был депортирован из страны.
Иран не знал межевания и регистрации земельных владений.
Было установлено новое правило, по которому ни один «соб-
ственник» не мог владеть более чем одной деревней. Энн Лэмб-
тон пишет, что в стране было примерно 200 семей, «владевших»
более 100 деревень каждая. Среди 290 крупнейших собственни-
ков, задетых новым законом, были торговцы, государственные
чиновники, врачи, инженеры и юристы. Из них, пишет она, «206
жили вдали от своих земель — в Тебризе, Тегеране и других мес-
тах» . Многие из них немедленно продали «все свои владения пра-
вительству»62. В своей книге «Землевладелец и крестьянин в Пер-
сии» она отмечает ту чрезвычайно важную и обычно опускаемую
деталь, что сами иранские землевладельцы были таковыми только
номинально, поскольку не были «защищены от капризов прави-
тельства»63
Будет ошибкой думать, что такие «собственники» имели что-
то общее с западными землевладельцами. Они не получили права
на землю путем ее покупки. В Иране не было рынка купли-про-
дажи земли. Если быть точным, «собственники» получали право
собирать арендные платежи с жителей деревни в обмен на под-
держку режима. По сути дела, они были уполномоченными оби-
рателями крестьян. Результатом реформы было усиление цен-
трализации и без того централизованной системы и увеличение
власти шаха64. «Вместо того чтобы платить землевладельцу после
сбора урожая, — пишет Джордж Болдуин в книге «Планирование
и развитие в Иране», — крестьяне будут платить правительству
в соответствии с 15-летней программой выкупа земли»65 * * Эрик
Хуглунд отметил в своей книге «Земля и революция в Иране», что
власть шаха выросла. Выкупив землю у землевладельцев, «цен-
тральное правительство получило возможность распространить
61 Barry М. Rubin, With Good Intentions: Iran and the American Experience (New
York: Oxford Univ. Press, 1980), 109.
AnnS. Lambton, The Persian Land Reform, 7962-66 (Oxford: Clarendon Press,
1969), 91.
Ann S. Lambton, Landlord and Peasant in Persia (London: Oxford Univ. Press,
1953), 393.
64 F. Bostock and G. Jones, Planning and Power in Iran (London: Frank Cass,
1989), 174.
George В. Baldwin, Planning and Development in Iran (Baltomore: Johns Hopkins
Press, 1967), 95.
292
Часть VII. Американский двойной стандарт
свою власть на деревни»66. Крестьяне попали в еще ббльшую, чем
когда-либо, зависимость от государства.
Американская пресса изображала шаха прогрессивным пра-
вителем. Вот он отдал свое каспийское поместье «4300 крестьян-
ским семьям»; в другой раз он раздавал документы на землю
подданным, которые целовали его ноги67 Были созданы госхозы,
и высокопоставленных иранцев отправили в Москву изучать но-
вейшие методы ведения сельского хозяйства68 * Национализировав
леса, дав женщинам право голоса и приняв закон об участии рабо-
чих в прибыли, шах к октябрю 1967 года из плейбоя превратился
в «реформатора и благожелательного диктатора», сообщила New
York Times()() Грамотность изменила деревню, и теперь больше
нет «феодальных владений». Нефтяные прибыли творят чудеса,
когда их «закачивают в плотины и промышленные проекты»70.
Одна из этих плотин — на реке Дез в Хузистане — была построе-
на компанией Лилиенталя, Development & Resources Corporation
(D&R).
До этого момента, писал Лилиенталь, крестьяне были никем —
считалось, что они «безвозвратно раздавлены веками полужи-
вотного существования». Но теперь появилась большая плотина,
и крестьяне «забирают землю у землевладельцев». Поднявшиеся
с колен крестьяне «перестроят сельскохозяйственную основу ре-
гиона, бывшего зеленым и плодородным в древности, когда здесь
был центр великой Персидской империи. Когда я впервые увидел
эти края, всего семь лет назад, он выглядел безжизненной пус-
тыней»71
Но вот плотина построена, крестьяне получили землю, —
и компании Лилиенталя больше нечего здесь делать. Тогда появи -
лась идея: агрокорпорации в американском стиле могут увеличить
производство продовольствия. В ноябре 1966 года Лилиенталь
завтракал с «Джеком» Хайнцем, президентом Н. J. Heinz Со.,
Ge Eric J. Hooglund, Land and Revolution in Iran: 1960 — 1980 (Austin: Univ, of
Texas Press, 1982), 50, 53—54.
Reuters, “Shah Gives Away Caspian Estates,” New York Times, October 8, 1961;
Harrison E. Salisbury, “Shah Bids U.S. Help Make Iran a Showplace in Fight on
Reds,” New York Times, November 5, 1961; Harrison E. Salisbury, “Premier
of Iran Warns Wealthy to Change Ways: Dr. Amini Asks Sacrifices to Avert a
Revolution,” New York Times, November 9, 1961.
Merip Reports. December 1975.
Eric Pace, “Iran’s Shah Crowns Himself and Queen,” and “Mohammed Reza
Pahlavi: A Reform-Minded Ruler, New York Times, October 27, 1967; а также
Editorial, “On the Peacock Throne,” New York Times, October 28, 1967
70 Eric Pace, “Oil Boom I Aiding Reform Plans of Shah of Iran,” New York Times,
September 25, 1967
David E. Lilienthal, Change, Hope and the Bomb (Princeton, N.J.: Princeton Univ.
Press, 1963), 6.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
293
в клубе «Пятая авеню» в Нью-Йорке. В дневнике он записал, что
искал «способ» использовать агробизнес для решения «трудной
проблемы увеличения производства продовольствия в слабораз-
витых странах»72. Через пару дней новый план был готов: D&R
сколотит консорциум, который сможет «взять» кусок Хузистана
и «сделать его действительно производительным, на коммерче-
ской основе». Это «улучшит наши позиции в отношениях с руко-
водством Ирана» и «обеспечит новую замечательную программу
для Хузистана»73.
Была только одна проблема. Как «взять» землю? Шаху не-
медленно отправили письмо, восхвалявшее «огромный сельскохо-
зяйственный потенциал» Хузистана. Прогресс показал нам, чего
могут добиться мелкие фермеры. Но насколько производитель-
нее будет крупномасштабное сельскохозяйственное производство!
Лилиенталь заботливо добавил, что «нуждается в обсуждении»
вопрос об «условиях, на которых земля в Хузистане может быть
сделана доступной для частных предприятий...»74 Через три неде -
ли он получил от министра письмо «с выражением энтузиазма»,
вызванного новой идеей. Что ж, теперь они возьмут у крестьян
землю назад.
Как раз в то время антрополог Грейс Гуделл проводила по-
левые исследования в этом районе. Всякий раз, когда Лилиен-
таль заезжал повидаться с шахом, он звал ее поболтать. Об этом
она рассказала в книге «Базовая стратегия политической жизни».
Позднее Грейс Гуделл возглавила программу исследования раз-
вития в Центре перспективных и международных исследований
Джонса Хопкинса. «Корпорация Лилиенталя убедила Его Им-
ператорское Величество, что иностранный агробизнес наилучшим
образом реализует потенциал ирригационного проекта, — пишет
она. — После коротких колебаний (а Ладежинский оплакивал
судьбу мелких фермеров, причем некоторые из них помнят о его
приезде, хотя о цели этого визита они не знали) Всемирный банк
согласился финансировать стремление империи вновь возродить
Хузистан на основе централизованного плана»75
Крестьяне получили землю не в собственность, как было обе-
щано, а в 30-летнюю аренду, но даже это «создавало невообра-
зимую стабильность», сообщает Гуделл. Вначале казалось, что
реформа сработала — у крестьян возросло поголовье скота и бо-
лее чем вдвое увеличились урожаи. Но тут объявился агробиз-
72 Lilienthal, Journals, 6: 312.
Ibid., 314.
74 Ibid., 325.
Grace E. Goodell, The Elementary Structures of Political Li fe: Rural Developments
in Pahlavi Iran (New York: Oxford Univ. Press, 1986), 24—26; и интервью ав-
тора с Гуделл.
294
Часть VII. Американский двойной стандарт
нес. «Крестьяне... еще налаживали свое хозяйство и решали новые
задачи, но вопрос об их уходе со сцены уже был решен, — пишет
она. — Их недавно приобретенную землю отберут (“выкупят”)
и сдадут в аренду иностранным сельскохозяйственным компани-
ям, которые наймут некоторых из них на поденную работу».
Некоторые крестьяне явно подозревали что-то в этом роде.
Поскольку они ничего не предпринимали ради получения этой
земли, то рассматривали заявление государства о том, что теперь
они стали ее собственниками, как какой-то хитрый трюк шаха.
Гуделл рассказывает: «Если шах настолько могуществен, что от-
нял землю у богатых и отдал нам, — разумно рассуждал Аббас, —
то насколько же проще ему будет отнять ее у нас, когда это взбре-
дет ему в голову»76 В этом замечании больше мудрости, чем во
всех трактатах по земельной реформе.
Среди иностранных дельцов был Хашем Нарагхи, иранец,
в 1944 году уехавший в Калифорнию. Там он стал крупнейшим
в мире производителем миндаля и мультимиллионером. В 1960-х
годах он вернулся вХузистан, чтобы вложить 10 млн долларов
в 45 000 акров, которые он получил у шаха. «Труд здесь стоит в де-
сять раз меньше, чем в Калифорнии, и здесь почти все лучше», —
сообщил он репортеру журнала Fortune. Спаржа растет быстрее,
вода для полива чище, в люцерне больше протеина. Он планировал
спаржу отправлять в Европу самолетами, люцерну перерабатывать
и вывозить в Японию, а 5000 акров отдать под выращивание ли-
монов и апельсинов. «Тому, кто не сможет работать вХузистане,
нечего делать в сельском хозяйстве», — опрометчиво добавил он77
Еще в этой компании был Джордж Уилсон, бывший глава Кали-
форнийской федерации фермерских бюро. В 1949 году он видел
Хузистан с борта самолета. Земля ему понравилась. Тогда он по-
думал, что «хорошо бы было как-нибудь получить кусок этой зем-
ли» . Теперь у него было 25 000 акров, и он тоже собирался вложить
в них 10 млн долларов.
По случайному совпадению обоих предпринимателей еще раз
проинтервьюировали через пять лет. Нарагхи, в 1975 году бе-
жавший из Ирана, клял «ползучий национализм». Уилсон еще
держался, но «тегеранские бюрократы по непонятным ему при-
чинам начали тормозить его проект»78 Нарагхи рассказал аме-
риканскому репортеру, что в Хузистанском управлении водо-
и электроснабжения («наше творение», хвастал Лилиенталь
в 1960 году79) только в ирригации занято 500 дождевальных ус-
76 Goodell, Elementary Structures, 146.
Lee Criggs, “Oil and Water Rebuild an Ancient Land, Fortune 82 (November,
1970): 88-97, 128.
78 Merip Reports, December 1975.
Lilienthal, Journals, 5: 137
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
тановок. Для сравнения: в Калифорнии в долине Империэл всего
60 человек с помощью 15 дождевальных установок орошают на-
много большие площади.
Инвесторы сильно просчитались. Они не сумели понять ги-
гантской разницы между тем, что называется правительством
в Иране, и его западным партнером. Иранские чиновники вос-
принимали их «инвестиции» как источник занятости для иранцев.
Инвесторы ошибочно полагали, что закон, защищающий их права
в СТТТА, защитит их и за границей, тем более что это им посулили
высокие правительственные чины.
Однажды помощник шаха и «хранитель фондов развития»
заговорил с Лилиенталем о своей «озабоченности» агробизне-
сом. «Он несет семена большой беды для нашей страны, — сказал
он. — Здесь есть такие районы, где будут серьезные волнения, если
согнать крестьянина с его земли и отправить работать на сельско-
хозяйственную корпорацию, которой управляют комплексно».
На Лилиенталя это не произвело впечатления: «Мы предлагаем
организовать в Персии консолидированное или крупномасштаб-
ное сельское хозяйство вместо мелких и недостаточных клочков
земли, которые появились из-за ошибочных (по моему мнению)
и чрезмерно пылких лозунгов законодательства о “земельной ре-
форме”, принятого всего несколько лет назад».
В 1974 году он еще был уверен, что «шах — самый могущест-
венный человек в мире» и что «в Иране происходят беспрецедент-
ные по масштабу преобразования — физические, интеллектуаль-
ные и экономические»80 Но из других источников веет стихий-
ным хаосом командной экономики, жадно проедающей нефтяные
деньги: в Тегеране возводятся роскошные отели, но в городе нет
канализационной системы; за проезд по немощеным дорогам спо -
рят ослы и кадиллаки; у роскошной двери в бутик Диора привязан
верблюд; построены дорогие ирригационные каналы, а женщины
черпают из них воду глиняными кувшинами; на государственных
фермах из-за украденных агрегатов простаивают новехонькие
трактора, из Херефордшира вертолетами доставили стадо коров,
потому что шаху сказали, что в стране дефицит молока.
К 1976 году все иностранные сельскохозяйственные корпора-
ции в Иране объявили о своем банкротстве. Они потеряли сотни
миллионов долларов. Ав 1978-м — еще до революции — прави -
тельство обратилось к крестьянам с просьбой опять купить зем-
лю, которую им однажды уже дали, а потом отняли. «С начала
работы над проектом (на реке Дез) еще не прошло и двадцати
лет, — пишет Гуделл. — Накопился долг в сотни миллионов дол-
ларов. Проектный срок службы плотины 80 лет, но его сократили
80 Ibid., 7:448,451.
296
Часть VII. Американский двойной стандарт
до 30 лет»81 В октябре 1976 года Лилиенталь принес шаху дур-
ные вести. «Из программы сельскохозяйственного производства
ничего не вышло, — сказал он. — Страна импортирует все больше
продовольствия и все менее способна сама себя прокормить»82.
Шах признал, что были беспорядки. «Общее процветание», ко-
торое, по его мнению, создали нефтяные доходы, еще не затронуло
жизнь крестьян. В 1979 году произошла революция, и к власти
пришел Хомейни.
Почти катастрофа и восстановление
Поначалу иранская катастрофа не навела политиков на мысль, что
нужен другой подход к экономическому развитию и что в «третьем
мире» нужно заботиться об укреплении прав собственности. Под-
держиваемые американцами программы земельных реформ про -
должали осуществляться в ряде стран, в том числе в Сальвадоре.
Эта страна стала очередным испытательным полигоном, и снова
коммунисты дышали в затылок. В марте 1980 года у 469 веду-
щих фермеров страны бесцеремонно и без предупреждения от-
няли собственность и, угрожая оружием, велели убираться и не
возвращаться назад. В качестве «компенсации» им выдали все те
же самые не защищенные от инфляции облигации со сроком по-
гашения в 2000 году. И опять на месте их хозяйств были созданы
не мелкие частные фермы, а крупные коллективные хозяйства.
По словам Роя Простермана, который и в Сальвадоре участ-
вовал в разработке плана «землю — крестьянам», «группа, со-
стоявшая из агрономов и техников, в сопровождении грузови-
ка с автоматчиками прибывала на каждую из конфискованных
ферм и объявляла владельцам, что государство изымает их соб-
ственность, чтобы отдать работающим здесь крестьянам и дру-
гим безземельным семьям». Судя по его словам, Простерман
(подобно другим энтузиастам земельных реформ) видит во вла-
дельцах земли не людей, обстоятельства которых следовало бы
изучить и учесть, а безликого классового врага83 Среди ограб-
ленных фермеров был Роберто Агвилар, который в 1930-х годах
учился в Стэнфордском университете. В 1988 году, в возрасте 75
лет, он рассказал следующее: «10 марта 1980 года к нам в хо-
зяйство приехали два грузовика, набитых солдатами, и велели нам
всем немедленно убираться. У нас была большая ферма — 1300
голов скота, хлопок, кукуруза, сахарный тростник. Человек, опы-
81 Goodell, Elementary Structures, 31.
82 Lilienthal, Journals, 7: 627
83 Prosterman and Riedinger, Land Reform ,151.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод 2М
лявший хлопковые поля, переодевался в особой комнате. Так они
даже не дали ему зайти туда и сменить комбинезон. Они хотели
забрать и его самолет. Просто явились и всех нас выгнали. Нам не
сказали: «Сегодня мы придем взять вашу землю», нет. Они вот
так являлись в каждую гасиенду и без предупреждения выгоняли
всех вон.
В общем, они отняли ферму и создали там кооператив с 60 чле-
нами. Им дали денег, чтобы они выращивали зерно. Но у них был
очень плохой урожай, потому что никто не работал. Они считали
себя владельцами и думали, что “владельцы сами не работают”
Поэтому они все бездельничали. Но им все равно платили. Пра-
вительство. Ни один из этих кооперативов так и не начал работать.
Тот кооператив, который раньше был моей фермой, теперь должен
правительству 4,5 млн долларов. В последние два года там вооб-
ще никто не работает, потому что им больше не дают денег — они
оказались очень плохими работниками. Я думаю, что те 60 чело-
век все еще на ферме, но от правительства они больше ничего не
получают. У меня было семь тракторов, большая мастерская. Они
растащили весь инструмент. И трактора куда-то делись.
Сначала правительство позволило им тратить столько, сколь-
ко нужно. Они их просто заваливали деньгами. В день платежа
на одну ферму приезжали четыре кассира. Все члены кооператива
говорили, что намерены получать такую плату два года, и этого
им хватит до конца жизни. А всем этим бедламом управлял посол
США Роберт Уайт. Примерно через неделю после того, как нача-
лась аграрная реформа, его спросили, как она идет. И он ответил
телевизионщикам: “Divinamente! ” Он сказал это по - испански, он
сказал: “Превосходно” А нас всех согнали с земли»84.
Кооперативам давали деньги, потому что они поступали из
американского Агентства международного развития. На послед-
ний эксперимент в области коллективизации было истрачено бо-
лее 200 млн долларов85. Но это была лишь малая часть общих рас-
ходов. В 1980-х годах правительство СТТТА истратило на Саль-
вадор примерно 6 млрд долларов. Политику земельной рефор-
мы, начатую при Картере, продолжил президент Рейган. «Что
касается реформ, которые пытается провести правительство Ду-
арте, — сказал Рейган 6 марта 1981 года, — земельная реформа,
создание хозяйств для бывших арендаторов и все такое — мы все
это поддерживаем»86
Члены кооперативов никакой земли не получили. Им про-
сто сказали, что теперь они коллективные собственники. Не бы-
84 Роберто Агвилар, интервью с автором, март 1988 г.
8j U. S. Agency for International Development, Inspector Generails audit, Jan. 18,
1984.
Prosterman and Riedinger, Land Reform, 159.
298
Часть VII. Американский двойной стандарт
ли выделены индивидуальные доли каждого, никто не получил
документов о праве собственности. Это было сделано для уве-
ренности, что кооператоры не продадут землю бывшим владель-
цам. В результате новые «собственники» оказались на положении
крепостных: они владели землей по праву захватчиков, а пособия
им выплачивало правительство. Все это породило хорошо знако-
мую проблему. Система «отделила денежное вознаграждение от
выполненной работы, — написал Уильям Тизенхузен из Цент-
ра землепользования в Мэдисоне, штат Висконсин, — и уничто-
жила стимулы к труду. У них возникло искушение “прокатиться
бесплатно” Чего ради напрягаться, когда можно получать те же
деньги ни за что? »87
Еще хуже то, что они не могли (даже коллективно) продать
эту землю кому-либо, так что у них не было никакой заинтере-
сованности поддерживать ее в порядке — тем более что им и без
того выдавали деньги. Вообще говоря, проведенная в Сальвадо-
ре при поддержке СТТТА коллективизация была куда жестче, чем
проходившая одновременно Сандинистская революция в Ника-
рагуа. В Сальвадоре были национализированы банки и кофейная
промышленность, что привело к катастрофическим результатам:
за 1979—1983 годы ВВП страны упал на 23%.
На вопрос, почему все это продолжалось при Рейгане, быв-
ший помощник госсекретаря Элиот Абрамс ответил: «Потому
что Дуарте верил в это. В политике он был превосходным демо-
кратом, но в экономике — чистым социалистом». Абрамс до-
бавил, что «мы поддерживали идею сломать хребет старой хо-
зяйственной олигархии. Страной десятилетиями правили воен-
ные и олигархи»88
В 469 хозяйствах, в том числе у Роберто Агвилара, собствен-
ность конфисковали без надлежащей правовой процедуры, кото-
рая потребовалась бы в США. Они не были осуждены за совер-
шение преступления, да их в этом и не обвиняли. По-видимому,
действуя за рубежом, американские чиновники исходят из того,
что благородные цели служат достаточным оправданием исполь-
зования революционных методов. Среди подвергшихся конфис-
кации нашлись несколько человек, которые решили взять закон
в свои руки и отомстить за несправедливость. В январе 1981 года
глава сальвадорского Центра по проведению земельной реформы
и два американских консультанта, в том числе студент, изучавший
право у Роя Простермана, были застрелены солдатами в кафе оте-
ля Шератон89
87 William Thiesenhusen, “Agrarian Reforms in El Salvador, paper, Land Tenure
Center, Madison, Wisconsin, September 1, 1993.
88 Элиот Абрамс, интервью с автором, март 1989 г.
89 Prosterman and Riedinger, Land Reform, 158.
Глава 14. Земельная реформа: экспорт свобод
299
В 1990-х годах от идеи земельной реформы отказались, и по-
литический климат существенно улучшился. Было отменено пра-
вило, запрещавшее получившим землю крестьянам перепродавать
ее в течение 30 лет, а кооперативам, вроде того, что обосновался
на бывшей ферме Авилара, правительство Альфредо Христиани
разрешило ставить на голосование вопрос о приватизации собст-
венности. Был усвоен и более общий урок. По утверждению Джо-
на Брюса из Центра землепользования в Висконсине, с начала
1990-х годов американское Агентство международного развития
нигде в мире не участвует в программах земельных реформ, пред-
полагающих «принудительное изъятие» собственности90
США также добились реализации одной реформы, которая
в конце концов принесла пользу Сальвадору: проведение выбо-
ров. Под руководством Христиани страна начала проводить бо-
лее здравую политику и быстро оправилась. Об этом не принято
говорить, но при Пиночете ситуация в Чили намного улучшилась.
Здесь отменили значительную часть мер, уже проведенных в рам-
ках земельной реформы, и в 19 7 6 году страна перестала получать
американскую помощь. К 1987-му, по сообщению газеты New
York Times, в Чили развилась культура «владения акциями»91
Чилийцы приватизировали даже свою систему социального стра-
хования, тогда как в США об этом пока только говорят. В конце
концов американское Агентство международного развития ушло
из Чили. Вьетнам формально все еще строит социализм, но на де-
ле стремительно движется крынку. Со временем там полностью
откажутся от этой идеи. Только в Иране собственность еще не
восстановлена. Но как мы увидим ниже, в исламском мире соб-
ственность издавна была беззащитна.
90 Джон Брюс, интервью с автором, ноябрь 1993 г.
Shirley Christian, “Chile Develops ‘Stockholders Culture,” New York Times, July
20, 1987; Shirley Christian, “An Unlikely Lab for Free Markets, ” New York Times,
June 21, 1987
Часть VIII
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАГАДКИ
Введение
Мощные стимулы, создаваемые частной собственностью, при-
годны для исследования многих социальных и исторических зага-
док. Существуют красноречивые признаки, которые появляются,
когда эти стимулы ослаблены или вовсе отсутствуют. Мы столь
долго пытались объяснять историю ссылками на военные победы,
природные ресурсы, демографические проблемы либо на необъ-
яснимые экономические слабости или преимущества, что отвы-
кли обращать внимание на институциональные структуры права
и власти. После длительного периода забвения наполовину скры-
тая роль собственности становится особенно мощным объясняю-
щим инструментом. Анализ структуры прав собственности дает
ключ к пониманию разного рода таинственных аномалий.
К числу нерешенных исторических загадок относится вопрос
о причинах того, почему в конце XVII века мусульманский мир
начал резко отставать от Запада. В последующие три столетия,
несмотря на открытие богатых нефтяных месторождений и эко-
номическую помощь Запада, этот разрыв только увеличивался.
До XVII века считалось, что исламская цивилизация не отстает от
Запада в экономическом плане и, пожалуй, даже опережает его
в других отношениях. Что - то переменилось, но историки так и не
пришли к согласию о том, что именно.
Предлагаемое здесь объяснение сводится к тому, что на Сред-
нем Востоке не произошло того, что изменило некоторые страны
Западной Европы, — не была введена институциональная инф-
раструктура системы свободного рынка.
В арабском мире длительное время собственность невозмож-
но было защитить от посягательств власть имущих, и эта ситуа-
ция в общих чертах сохраняется и сейчас. Нефть ничего не изме-
нила. Она скорее усугубила проблему, передав в распоряжение
властной верхушки огромные средства. Она к тому же поддержала
представление, что богатство больше похоже на манну небесную,
чем на плод тяжкого труда. А в XX веке проблема еще более усу-
губилась, после того как несколько стран выбрали «арабский со-
циализм».
Нечто похожее мы находим в истории зеленой и плодород-
ной Ирландии. У нас до сих пор нет удовлетворительного ответа
на вопрос, почему в середине XIX века эту страну поразил ката-
строфический голод, от которого умер один миллион ирландцев.
Тогда страна была столь же плодородной, как сегодня, и она нико -
им образом не страдала от перенаселения в сравнении с другими
частями Европы. За десять лет до голода Томас Мальтус заметил,
Введение
303
что Ирландия страдает не от «закона народонаселения», а совсем
по другой причине: от незащищенности собственности. Он не раз-
вил эту идею, и вопрос не привлек должного внимания.
Уяснению истины помешало нежелание историков посмот-
реть на вопрос с точки зрения англо - ирландских землевладельцев,
которых в связи с этой историей все признали негодяями. Цент-
ральная идея подхода с позиций прав собственности заключается
в том, что собственники не заинтересованы в саморазрушитель-
ном поведении. Если собственность защищена, мы можем быть
уверены, что собственники не будут делать того, что противоречит
их интересам: не будут, например, доводить до обнищания своих
арендаторов. Но складывается впечатление, что в Ирландии они
действовали именно таким образом. Это наводит на мысль, что
земельная собственность была защищена меньше, чем принято
думать.
Глава 15
СОБСТВЕННОСТЬ
В АРАБСКОМ МИРЕ
Арабские права *
Когда разбогатевшие на нефти арабы покупали имущество на За-
паде, они получали надежные документы направо собственно-
сти. Во всем арабском мире, напротив, собственность защищена
плохо. Если судить по жестоким наказаниям за воровство, может
создаться впечатление, что собственность здесь высоко ценится
и хорошо защищена. Проблема в том, что не существует защиты от
ограбления самим государством. Нормой повсюду является поли-
цейское государство, и прав в западном понимании просто не су-
ществует. Безжалостные деспоты, охраняемые собственным вой-
ском, десятилетиями сохраняли власть над обнищавшими масса-
ми. Экономический упадок был лишь одним из последствий. Если
исключить Объединенные Арабские Эмираты, стагнация царит
повсюду — от Алжира до Каира и Багдада*
«Никто не оспаривает того факта, что подавляющее боль-
шинство мусульман живет в условиях полицейского государства,
которое не признает за своими подданными основных прав чело-
века, — написал Исмаил аль-Фаруки, палестинец, преподававший
в международном университете Макгилл (Торонто). — В Ираке,
Сирии, Иордании, Египте, Судане, Ливии, Алжире, Марокко и в
странах Аравийского полуострова никто не может критиковать
правительство и его политику»1 Эдвард Саид, профессор англий -
скогов Колумбийском университете, заметил в 1991 году: «Араб-
ские правители обрели такую власть, что даже самые гротескные
* В этой главе рассматриваются преимущественно страны арабского мира, т.е.
страны с преобладанием арабского языка. Также встречаются упоминания
о мусульманском мире, т.е. гораздо более обширном сообществе, включаю-
щем и страны, говорящие на арабском, и мусульманскую Персию (нынешний
Иран), которая является главным исключением. Не будучи страной арабской
культуры, она приняла ислам и соответствующие законы. Есть упоминания
о «турках» и Османской империи. Когда-то «турками» называли жителей как
арабских стран, так и обитателей современной Турции: Османская империя
в зените своего могущества была центром мусульманского мира, и от нее за-
висел весь арабский мир. В современных Судане и Мавритании арабский яв-
ляется официальным языком, хотя говорящие на нем составляют меньшинство
населения.
В. F Stowasse, ed., The Islamic Impulse (London: Croom Helm, 1987), 235.
Глава 15. Собственность в арабском мире
305
ч
ситуации редко вызывают улыбку. Сегодня национальные газеты
сообщают о прибытиях и отъездах правителя так, как будто это
главные события в жизни человечества. Ни один арабский пре-
зидент или король не несет никакой ответственности перед своим
народом. ...Власть бюрократии и тайной полиции не встречает
практически никакого сопротивления»2.
Профессор Бернард Льюис из Принстонского университета
писал, что арабские халифы и турецкие султаны прошлого вряд
ли имели «ту деспотическую и всепроникающую власть, которой
сегодня обладает даже ничтожнейший из современных диктато-
ров»3 В некоторых частях арабского или мусульманского мира до
сих пор сохраняется рабство, особенно в Судане и Мавритании.
По имеющимся оценкам, число людей, удерживаемых в рабстве
в Северной Африке, составляет от 90 000 до 300 0004.
Нефтяные доходы десятилетиями помогали скрывать эко-
номические последствия тирании. Несколько стран смогли да-
же профинансировать государства благосостояния. Но нефтяные
богатства тают, и они будут уменьшаться и далее. Население реги-
она (быстро растущее) составляет 260 млн человек, но его экспорт
(помимо нефти) меньше, чем у Финляндии (население 5 млн)5.
В Саудовской Аравии доход на душу населения упал с 17 000 дол-
ларов в 1981 году до 7000 долларов в 1993-м6 По-видимому,
арабские лидеры не в полной мере понимают корни этой пробле-
мы, но и западные элиты пока не вполне ее понимают.
Проблема лишь обострилась после того, как в 1950-е годы ряд
арабских стран — Ирак, Сирия, Алжир, Ливия и Египет — пошли
по пути «арабского социализма». Западный термин придал леги-
тимность экспроприации собственности и усилению централизо-
ванного государственного контроля. Все скромные шаги по пути
к конституционному правлению, сделанные в XIX—XXвеках, бы-
ли погублены. После изгнания французов из Алжира Бен Белла
уничтожил созданную ими систему регистрации недвижимости,
а землю национализировал. В нескольких странах договоры были
аннулированы, собственность «реформирована», а производство
национализировано. Прогрессивные элиты Запада подталкивали
арабских властителей туда, куда их влекла многовековая тради-
ция — к централизации власти.
2 Edward Said, “A Tragic Convergence,” New York Times, January 11, 1991.
Bernard Lewis, “Islam and Liberal Democracy,” Atlantic Monthly 271 (February
1993): 89-98.
Ken Ringle, “Activists Call for Action on North African Slavery, ” Washington Post,
March 14, 1994; а также cm.: Steven A. Holmes, “Slavery is an Issue Agai ,” New
York Times, March 24, 1996.
Claiming the Future (Washington, D.C.: The World Bank, 1995), 4.
Ibid.
306
Часть VIII. Исторические загадки
Одно время даже казалось, что это оправдывает себя. В Египте
Арнольд Тойнби превозносил режим Насера. Тойнби утверждал,
что предоставление жилья «простым беднякам» и было тем, что
могло быть достигнуто «лишь государственной инициативой, ис-
пользующей налоговые средства». Когда Насер спросил знаме-
нитого историка, что изменилось в стране со времени его первого
визита в 1961 году, Тойнби отметил «массовое жилищное строи-
тельство» . Он даже поставил каирское жилье выше лондонского7
А государство продолжало конфискации земель и недвижимости;
уже в 1980-е годы потребовалась помощь американцев для капи-
тального ремонта каирской инфраструктуры и для оплаты личной
охраны Хосни Мубарака. Что касается жилья для бедных, то Ми-
лад Ханна позднее писал: «Огромный район на северо-востоке
Каира, который веками был отведен под кладбище, известное как
«город мертвых», теперь стал приютом и для живых»8
Арабские правители живут в постоянном страхе перед соб-
ственными подданными. Абсолютное уважение к частной собст-
венности создает зоны независимости, откуда может прозвучать
вызов властям. В результате, по словам Дэвида Прайс-Джонса,
«нигде в арабском мире закон не дает гарантированной защиты
личности и собственности»9. Единственный способ сменить власть
состоит в том, чтобы свергнуть существующую. «Моя семья до-
была эту страну мечом», — напоминает саудовским подданным
брат короля Фахда10 Египетский дипломат назвал современные
арабские страны «племенами под флагами», а богатство этих на-
родов рассматривается как законная добыча того, кто захватил
власть. Признание со стороны Запада, место в ООН и межгосу-
дарственная помощь укрепляют их легитимность и устойчивость.
Но главная забота правителей — постоянная опасность тайных
заговоров.
Такая ситуация потенциально опасна для остального мира.
Огромные толпы молодежи, не имеющей никаких материальных
перспектив, в прошлом оказывались серьезной угрозой для циви-
лизации. Вот что написал Дэниел Дорон из Израильского Цент-
ра борьбы за социальный и экономический прогресс: «Арабская
политика чрезмерно зависит от переменчивых толп, потому что
арабские общества кишат безрассудной, непригодной к труду мо-
7 Arnold J. Toynbee, Between Niger and Nile (London: Oxford Univ. Press, 1965),
82-84.
Ann E. Mayer, ed., Property, Social Structure, and Law in the Modern Middle
East (Albany, N.Y.: State Univ, of New York Press, 1985), 206.
David Pryce-Jones, “Self-Determination, Arab Style,” Commentary 87 (January
1989): 39-46.
10 David Pryce-Jones, The Closed Circle: An Interpretation of the Arabs (New York:
Harper & Row, 1989).
Глава 15. Собственность в арабском мире
307
лодежью, у которой нет ничего, кроме свободного времени. Не-
большой средний класс слишком хрупок, чтобы отстоять права
человека от деспотических традиций. Это особенно верно в отно-
шении Сектора Газа и Западного Берега [реки Иордан], а также
ливанских лагерей беженцев. В этих районах десятилетия зави-
симости от гуманитарной помощи ООН создали распадающееся
общество, сходное с тем, что существует в трущобах больших евро-
пейских и американских городов, только в условиях еще большего
беззакония и насилия»11
Эта проблема остро стоит перед формирующимся народом
Палестины. С тех пор как Рабин и Арафат обменялись рукопо-
жатием в Белом доме, все хорошо понимают, что без экономиче-
ского процветания мира в Палестине не будет. Но ни палестинцы,
ни помогающее им «международное сообщество» не знают, как
этого достичь. Когда в 1993 году была создана Палестинская ад-
министрация, возникло и министерство планирования, а благо-
даря иностранной помощи плановики начали получать жалованье
до появления какого-либо богатства. Бюрократия Ясира Арафата
установила жесткий экономический контроль над сектором Газа.
40% земли было конфисковано. За два года после заключения
соглашения в Белом доме были закрыты более 2000 малых пред-
приятий и более 40 000 человек остались без работы11 12. Нет сом-
нений, в умах западной элиты старая модель планирования еще
жива. При этом богатеющий Израиль является лакомым куском
для окружающих его арабских государств, которые не умеют со-
здавать богатство и не получают полезных советов по этому пово-
ду от западных лидеров.
В проведенном недавно Всемирным банком исследовании
экономики Ближнего Востока отмечается, что в 1960 году доход
надушу населения в семи ведущих арабских странах был выше,
чем у семи восточноазиатских «тигров» (включающих Гонконг,
Тайвань, Сингапур и Южную Корею), а сегодня арабский мир
остался далеко позади, и доход здесь не превышает трети от уров-
ня стран Юго-Восточной Азии. «С 1986 года реальный душевой
доход падал на 2% в год — самый значительный спад для стран
“третьего мира” », — сообщает отчет. Всемирный банк никогда не
озвучивал точную формулировку главной проблемы, но то тут, то
там можно обнаружить упоминания об «отложенной реформе»,
о сопротивлении приватизаций и «огромных инвестициях в госу-
дарственные предприятия»13
11 Daniel Doron, «Without Prosperity, Peace Has Little Chance, ” Wall Street Journal,
September 26, 1995.
Joel Bainerman, «Why Palestine Can’t Grow: Under Arafat’s Rule, There’s No
Business as Usual,” Washington Post, January 28, 1996.
13 World Bank, Claiming the Future, 3.
308
Часть VIII. Исторические загаддИ
При этом народ балансирует на уровне простого выживания,
а движимое имущество, которое можно продать и купить на ба-
зарах, на практике вполне защищено — и даже не подвергается
государственному регулированию. Терпимость государства к се-
мейному бизнесу сохранила регион от полного обнищания. Удов-
летворяются основные потребности в еде и одежде; кустарные
ювелирные изделия, используемые как украшения и как средство
сбережения, представляют собой даже небольшой элемент рос-
коши. Но даже это не всегда защищено. Попав в постхомейнист-
ский Иран, американский репортер рассказывает о бухгалтере,
который предпочитает свое византийское ремесло и избегает бо-
лее открытого бизнеса, «всегда зависящего от колебаний государ-
ственной политики в отношении к прибыли и частной собственно-
сти. “Если вы держите ваш капитал в кармане, они могут отнять
его, — сказал м-р Амиркхас. — А как они его заберут, если он у
вас в голове?”»14
В отсутствие правовой защиты бизнес не может выйти за пре-
делы семейного круга. Глава семьи может довериться своей семье
и своей родне, работающей на него. Но вести операции за преде-
лами этой группы слишком рискованно. На практике более масш-
табный бизнес в арабском мире возможен только с благословения
чиновников и под их контролем. Но при этом он будет вестись
как государственное предприятие, даже если формально остается
частным.
Политическая власть держится на военной силе, подкрепляе-
мой призывами к благочестию и покорности. Покладистые свя-
щеннослужители всегда готовы напомнить обществу, что служе-
ние целям государства — это путь к спасению. Как сформулировал
один суннитский религиозный лидер, «Коран называет лицеме-
ром того, кто умышленно уклоняется от принесения своей жизни
и собственности в жертву для отражения опасности, угрожающей
государству»15
Арабский мир в целом глух к классическому либерализму. Бер-
нард Льюис отмечает, что в исламских странах свобода как поли-
тическая идея (в противоположность идеалу сословного обще-
ства) появляется только в конце XVIII века, и то лишь «под явным
влиянием европейцев»16 Ученые не знали, как перевести это слово
на арабский. Хорошее правление считалось долгом правителя, «а
не правом подданных, единственным спасением которых от пло-
хого правления были терпение, тайные мысли и молитва». Пра-
14 Tony Horwitz and Geraldine Rooks, “Market-Mosque Contradictions Stifle Iran,”
Wall Street Journal, August 11, 1989.
A. A. Mawdudi, The Islamic Law and Constitution (Lahore: Islamic Publications,
1980), 252.
Bernard Lewis, Islam in History (New York: Library Press, 1973), 267
Глава 15. Собственность в арабском мире
ЗМ
%
витель был источником всей власти, а частные юридические лица
никогда не были защищены законом на практике.
Говоря обобщенно, здесь никогда не возникала сама идея
о правах личности, на которые опирается наше понимание прав
собственности. Западные феминистки, привлекшие внимание
к бесправию женщин в мусульманском мире, правы, но они не
заметили более общей проблемы: гражданских прав не имеют оба
пола. Мужчины действительно вольны притеснять женщин, но
и сами могут стать жертвами более сильных мужчин. В полити-
ческой системе, основанной на силе, женщины естественным об-
разом вынуждены полагаться на милость мужчин.
В недавнем исследовании ислама в свете прав человека Энн
Элизабет Майер из Уортоновской школы бизнеса наглядно по-
казала, что мусульманские лидеры отвергли западную идею прав
человека в целом, а не только идею прав женщин. В законе «от-
сутствуют институциональные механизмы выправления реальных
ситуаций, в которых правительства, пренебрегая исламским пра-
вом, угнетают и эксплуатируют подданных», — пишет она17 В со-
чинениях А. К. Брохи, произнесшего в 1980 году программную
речь на международной конференции по проблеме прав человека
в исламе, которая была организована Союзом арабских юристов,
«пренебрежительно отброшена идея неотчуждаемых прав челове-
ка» . Западная концепция прав человека предполагает индивидуа-
лизм, который «не характерен для исламских обществ или ислам-
ской культуры, и в истории не было исламской школы мысли, кото-
рая бы рассматривала индивидуализм как добродетель».
Абдул Ала Мау дуди, автор книги «Права человека в исламе»,
солидаризируется со множеством других исламских интеллек-
туальных авторитетов в замене концепции прав на концепцию
долга. В работе «Исламское право и конституция» он объявил
«обязанностью граждан исламского государства искренне сотруд-
ничать с государством, не останавливаясь перед тем, чтобы по-
жертвовать ради этого своей жизнью и собственностью». Майер
нашла указания на исключения в области прав собственности, «в
которых шариат предусматривает возмещение для человека, ко-
торый был незаконно лишен собственности в результате действий
властей»18 Но к принципам исламского права или шариата сле-
дует подходить с достаточным скептицизмом. Здесь, как и в со-
ветской конституции, разрыв между теорией и практикой бывает
очень значительным. И так же, как в СССР, приговор суда зача-
17 АппЕ. Mayer, Islam and Human Rights (Boulder, Colo.: Westview Press, 1991),
49-50.
18 Ibid., 62-65.
310
Часть УШ. Исторические загадки
стую меньше зависит от закона, чем от требования вышестоящей
власти.
Джозеф Шахт, знаток шариата, откровенно признал, что ис-
ламское право «до известной степени удовлетворяется теорети-
ческими формулами» и «никогда не имело поддержки органи-
зованной власти». Решения суда могут отражать мнение улемов
(правоведов), но могут и расходиться с ними. «Достаточно при-
знавать священный закон в качестве религиозного идеала, но не
обязательно следовать ему на практике», — пишет он19 В том же
духе в своей книге «Реформа права в мусульманском мире» бри-
танский ученый Норман Андерсон «предостерегает» читателя
о том, что существует «зияющая пропасть между законом, ко-
торый учат и толкуют юристы, и тем, как этот закон применяет-
ся — или не применяется — в реальной жизни». Не может быть
«никакихсомнений», признает он, что обсуждаемые им мусуль-
манские реформы, о ряде из которых разговор идет уже не первое
столетие, имеют «не более чем академическое — и, кроме того,
будем надеяться, образовательное — значение»20
Что же касается средств правовой защиты в случае посяга-
тельств на собственность со стороны властей, Бернард Льюис по-
пал точно в цель, когда написал: «Исламское право безоговорочно
признает святость частной собственности, но история ислама от-
крывает несколько иную картину, поскольку даже богатый чело-
век никогда не мог защитить свою собственность от конфискации
или секвестра»21 Он замечает, что незащищенность собственно-
сти в арабском мире «символизирует архитектура традиционных
мусульманских городов, в которых кварталы и даже дома бога-
тых людей смотрят внутрь двора, обнесенного высокой глухой
стеной».
Клиффорд Халлам, профессор литературы, преподававший
в начале 1980-х годов в Эр-Рияде, делает аналогичное замеча-
ние о местной архитектуре, хотя, скорее всего, неверно ее толку-
ет. «Страх перед насилием, буквальным или метафорическим,
безошибочно сквозит в уникальных чертах саудовской архитек-
туры, — пишет он. — Здесь не найдешь общественного здания
или частной виллы без неприступной стены, утыканной поверху
осколками стекла, не найдешь окна без решетки; на каждом шагу
обрывки из страшного сна узника — замки, засовы, цепи, колючая
проволока и острые пики оград. По сути дела, нынешний Эр-Ри-
19 Joseph Schacht, An Introduction in Islamic Law (Oxford: Clarendon Press,
1964), 2, 205.
20 Norman Anderson, Laws Reform in the Muslim World (London: Athlone Press,
1976), 161.
Lewis, «Islam and Liberal Democracy”
Глава 15. Собственность в арабском мире
311
яд начал строиться не более 20 лет назад, но при этом он больше
всего напоминает скопление крепостей»22.
То же самое было и столетия назад. Француз, посетивший Ка-
ир в конце XVIII века, описывает дома, «похожие на тюрьмы, по-
тому что они обращены к улицам глухими стенами; в такой стране
крайне опасно иметь много окон; из предосторожности они даже
входные двери делают очень низкими»23 Последнее делалось для
того, чтобы наглые чиновники не могли ворваться в дом верхом
на коне.
Исторические свидетельства целиком подтверждают заявле-
ние Бернарда Льюиса о том, что в арабских странах собствен-
ность издавна не имела надежной защиты. Те же свидетельства
подсказывают ответ на важный вопрос, который историки не су-
мели должным образом сформулировать. Почему мусульманский
мир вдруг начал так сильно отставать от Запада? Историки не
ответили на этот вопрос, потому что в недостаточной мере при-
нимали во внимание институты, ставшие источниками западного
процветания.
Собственность в истории
Высшей точки подъема Османская империя достигла в 1683 году,
когда армия султана осадила Вену. Осажденный гарнизон пред-
принял неожиданную контратаку, и войска султана в беспорядке
бежали. На следующий год были освобождены Афины, а в 1685-
м от турок освободили столицу Венгрии. В зените своего могущес-
тва Оттоманская империя простиралась от Австрии до Персии,
от Аравийской пустыни на юге до Марокко на побережье Атлан-
тики. Но в XVIII веке в исламском мире начался заметный и не-
объяснимый упадок. Под властью Османской империи находи-
лись обширные совершенно неразвитые территории, которые мало
затронули происходившие на Западе перемены, особенно те, что
начались в результате Промышленной революции. Изменение
в соотношении сил продолжилось в XIX—XX веках.
Сегодня историки предпочитают не использовать такие оце-
ночные понятия, как «подъем» и «упадок». «Вместо разговоров
об упадке, — пишет Альберт Хоурани в исследовании «История
арабских народов», — правильнее, пожалуй, было бы сказать,
что произошедшее было адаптацией оттоманских приемов прав-
ления и баланса сил внутри империи к изменившимся обстоя-
22 Clifford Hallam, “Execution Day in Riyadh,” Commentary (February, 1986).
23 C. F. Volney, Travels Through Syria and Egypt in the Years 1783, 1784 and
1785, 3rded. (London: G. Robinson, 1805), vol. 1,5-8,92-93, 175-179.
312
Часть VIII. Исторические загадки
тельствам»24 *. Он затрудняется объяснить грандиозное измене-
ние в соотношении сил. В Европе выросло «техническое мас-
терство»; «карантинные мероприятия» обуздали смертоносные
эпидемические болезни. Маршалл Ходжсон посвятил «великому
преображению Запада» обширную главу своего главного сочи-
нения «Исламский проект». Он считал, что на Западе в период
с конца XVI до конца XVIII века произошло «общее преобразо-
вание культуры», кульминацией которого стала Французская
революция. И он принадлежит к тем немногим, кто понял, что
Промышленная революция была не причиной, а следствием это-
го изменения. Но объяснить эту трансформацию он не сумел.
Имел место «значительный рост производительности». Такие
неологизмы, как «технический прогресс» или «технологизация»,
помогают пониманию произошедшего не больше, чем разговоры
У У Ростоу о «начале развития». В одном месте он признает:
«Пока еще не установлено, что обусловило время и место этого
преображения »23
Говорили, что Османская империя стала слишком обширной,
и эффективно управлять ею стало невозможно. Финансы были
«в беспорядке». Коррупция умножилась. «Всю энергию, необ-
ходимую для подготовки армии [султан] расходовал в гареме»26.
Согласно Тойнби, турки не смогли «ответить на мощный вызов
Запада в силу несостоятельности их собственных институтов».
При этом он писал об османской тирании как об «изумитель-
ной системе человеческой цивилизации». Она вознесла империю
на «головокружительную высоту военного и политического ве-
личия»27 Централизация власти приводила его в такой восторг,
что он не смог найти причин ее краха. Сами турки объясняли из-
менение в соотношении сил превосходством западного оружия.
Действительно, к тому времени корабли и пушки Запада были
лучше, но почему же технический прогресс так и остался запад-
ным достижением?
Можно вспомнить значительные институциональные изме-
нения, произошедшие на Западе. Права человека не только были
определены в политической теории, но и оформились в законе и на
практике. Возникла система конституционного правления. За-
падные правительства все в большей степени смирялись с тем, что
24 Albert Hourani, A History of the Ara b Peoples (Cambridge, Mass.: Harvard Univ.
Press, 191), 250.
Marshall G. S. Hodgson, The Venture of Islam, vol. 3 (Chicago: Univ, of Chicago
Press, 1974), book 6, chap. 1.
Will Durant and Ariel Durant, The Story of Civilization, vol. 8, The Age of Louis
XIV (New York: Simon and Schuster, 1963), 425.
Arnold Toynbee, A Study of History, 2nd ed., vol. 3 (London: Oxford Univ. Press,
1935),42,44, 47
Глава 15. Собственность в арабском мире
313
не имеют права вмешиваться в законопослушную деятельность
своих граждан. Собственность стала более защищенной, а госу-
дарство заботилось о соблюдении договоров. Именно в период
значительного изменения в балансе сил в западном мире возникла
идея прав вообще и в особенности права собственности. Резуль-
татом стал значительный подъем благосостояния.
Весьма примечательно, что в былые дни люди, бывавшие
на Востоке, считали вопрос о защищенности и незащищенности
собственности достойным внимания и даже важным. Экономи-
сты классической школы иногда читали записки путешественников
и сумели понять природу проблемы, существенной уже в то время.
Адам Смит, веривший, как и Маркс, в «стадиальную» теорию ис-
тории, видел, что арабский мир еще пребывает на примитивной,
«скотоводческой» стадии развития. «Примитивные народы», та-
кие как татары и арабы, отметил он, часто живут «без вмешатель-
ства каких бы то ни было предписаний закона». У них «подобные
предписания невозможны в силу того, что их имущество состоит
из предметов потребления»28 *.
Во втором издании своего эссе «Опыт о законе народонаселе-
ния» Томас Мальтус приписал «жалкое состояние населения Тур-
ции», под которой он имел в виду Османскую империю, «при-
роде правления», в частности, его деспотизму, дурным законам
и «вытекающей отсюда незащищенности собственности»20 Его
главным источником был французский автор Константин-Фран-
суа Волни, замечания которого об особенностях каирской архи-
тектуры мы процитировали выше. Рассказ Волни о жизни под
тиранической властью мамлюков еще раз подтверждает то, что
в мусульманском мире деспотизм правителей столетиями не знал
никаких ограничений.
Волни был поражен царившей в Александрии разрухой, зрели-
щем развалин зданий и занесенной песком гавани (в которую до-
пускались только «мусульманские» суда). По пути в Каир он раз-
мышлял о том, что «арабы были умелыми завоевателями, но ни-
кудышными правителями, а потому уродливая система их власти
быстро обращалась в руины». Отступая от темы, он отмечает, что
«политическая обстановка в этой стране очень отличается от ев-
ропейской». Все, что видит или слышит путешественник в Египте,
«напоминает ему, что он пребывает в стране рабства и тирании».
Он делает вывод, что «здесь нельзя быть уверенным в защищен-
ности жизни или собственности. Таково положение в Египте.
Большая часть земли находится в руках беев, мамлюков и про-
28 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С. 412.
Thomas R. Malthus, The Works of Thomas Robert Malthus, ed. E.A. Wrigley and
David Souden (London: Pickering, 1986), 2: 110.
314
Часть VIII. Исторические загадки
фессоров права; число других владельцев крайне незначительно,
а их собственность обложена тысячью сборов. В любой миг нужно
выплачивать какой-нибудь налог или возмещать ущерб; здесь нет
права наследования недвижимости; все отходит к государству, у
которого потом все приходится выкупать»30.
В начале XIX века Мухаммед Али сумел сбросить власть мам-
люков и стал пашой Египта. Но тирания лишь усилилась. Он «стал
буквально собственником Египта», пишет Эли Кедури. «Истребив
мамлюков, он заодно присвоил их земли». Под разными предло-
гами он конфисковал земли, выделенные на содержание мечетей
и на разные благотворительные цели. «Все права собственности
повисли в воздухе». Владельцев обязали представить документы
о наследовании или приобретении собственности, но чиновники
паши признавали подлинность этих бумаг только после получе-
ния взятки. При обмерах земли использовали укороченную из-
мерительную рейку, отчего площадь участков и земельный налог
соответственно увеличивались31
В «Повести о путешествии в Хорасан», опубликованной
в 1825 году, Джеймс Фрейзер живо описал увиденную им нищету
и тиранию. Услышав названия Багдад, Буссораи Исфаган, пишет
он, наивный европеец торопится вообразить «колонны, минареты
и купола». Он не ожидает обнаружить «массу нищеты, отбросов
и развалин, которые открывают его ищущему взгляду лучшие из
этих городов». Фрейзер делает вывод, что «главным непосред-
ственным препятствием к улучшению и процветанию Персии яв-
ляется незащищенность жизни и собственности, вырастающая из
природы правления. ...Это неизбежно подавляет всякое усердие,
потому что никто не станет трудиться над тем, что у него могут
тотчас же отобрать». Даже «самый знатный из персов», пишет он,
«не чувствует уверенности в своей жизни и собственности»32.
В том же году был опубликован трактат Д. Р Мак-Кулло-
ха «Принципы политической экономии». Автор указывает, что
лучшие мозги не смогут создать богатство, если правительство
«не признает и не поддерживает право собственности». И в этом
«главная причина нынешнего жалкого состояния оттоманских
владений». Собственники низведены до положения временных
пользователей, а потому «сравнительно беззаботны к будущему».
Подданные турок строят недолговечные жилища, потому что «для
них было бы счастьем заверение, что те рухнут в тот момент, ког-
да они испустят свой последний вздох. При этом никудышном
правлении дворцы превратились в хижины, а города в деревни.
30 С. F. Volney, Travels.
Elie Kedourie, The World of Islam (London: Thames & Hudson, 1976), 325.
James B. Fraser, Narrative of a Journey into Khorashan in the Years 1821 and
1822 (1825, reprint; Delhi: Oxford Univ. Press, 1984), 166, 190.
Глава 15. Собственность в арабском мире
315
Ставшее издавна привычным отсутствие безопасности уничтожи -
до самый дух предприимчивости».
Мак-Куллох провел важное различие между официальными
утверждениями и повседневной практикой. «Декларированные
налоги в Турции меньше, чем приходится платить англичанину,
голландцу или французу, — написал он. — Но последние знают,
что когда они заплатили правительству все положенные налоги,
им позволено мирно наслаждаться остатками своего богатства
или накапливать его; в отличие от этого подданные восточного де-
спотизма, вообще говоря, не могут быть уверены в том, что стоит
им заплатить установленные подати, не явится паша или один из
его приспешников, чтобы отнять у них оставшийся фартинг! »33
Нассау Уильям Сениор, профессор политической экономии
в Оксфорде, в середине XIX века побывал в Каире и Константи-
нополе и оставил яркое описание нищеты и бесправия, царящих
в Оттоманской империи. Он обнаружил, что Турция — общество,
не знающее книг, дорог и правопорядка, что здесь нет средне-
го класса, общественного мнения, газет и почтового сообщения.
В этом обществе были приняты полигамия, необоснованные раз-
воды и изоляция женщин; казалось, что здесь больше собак, чем
людей, и при этом большие участки незанятой земли, а во всех
отношениях с властями участвовали взятки. Собственность неиз-
менно была в опасности, а все, что не удавалось утаить от властей,
оказывалось конфискованным. «Даже самый богатый знает, что
через одно или два поколения его внуки или правнуки будут но-
сильщиками или сборщиками хвороста». Вся власть была сосре-
доточена в руках султана, который украл «из казны больше тре-
ти налоговых сборов» и строил на берегах Босфора бесконечные
бутафорские дворцы. Но он не мог ничего исправить, потому что
ничего ни о чем не знал. Описывая султана, армянский друг Се-
ниора обозначил главный порок деспотизма: «Он не знает ничего
ни о чем, если его министры не захотят рассказать ему. Он не чи-
тает, а если бы и читал, здесь нет прессы; он никого не видит, он
никогда никого не видел, за исключением своих зятьев и свояков,
своих женщин и слуг, а время от времени министра или посла,
которые приходят, чтобы запугать его или обмануть»34. Это могло
бы сойти за описание иранского шаха в 1970-е годы.
За несколько лет до путешествия Сениора в Константинополь
Маркс и Энгельс обменялись письмами о восточном деспотизме.
На Маркса большое впечатление произвело сочинение «Путе-
33 John R. McCulloch, Principles of Political Economy, 4th ed. (Edinburgh: A. And
C. Black, 1849), 84-86.
Nassau Senior, A Journal Kept in Turkey and Greece in the Autumn of 1857 and
the Beginning of 1858 (1859: reprint; New York: Arno Press, 1977), 152 —
153.
316
Часть VIII. Исторические загадки
шествия в империю Моголов, 1656—1668», написанное фран-
цузским врачом Франсуа Бернье. В книгу было включено пись-
мо автора Жан-Батисту Кольберу, министру финансов Людови-
ка XIV. В нем Бернье описывает обнищание, которое он увидел
на Востоке: «О влиянии неукоснительно проводимой деспоти-
ческой власти мы можем судить по нынешнему состоянию Месо-
потамии, Анатолии и Палестины, некогда великолепных равнин
Антиохии и столь многих других регионов, в древности любов-
но возделанных, плодородных и многолюдных, а теперь забро-
шенных, во многих частях заболоченных, кишащих зловредными
насекомыми и непригодных для жизни человека. Египет также
представляет собой печальную картину порабощенной страны.
Более десятой части этой бесподобной территории было утеря-
но за последние восемьдесят лет, потому что никто не тратился
на восстановление оросительных каналов и удержание Нила в его
берегах. Низины здесь безжалостно затоплены водой и покрыты
песком, на удаление которого нужны немалый труд и расходы».
Через несколько страниц после этих строк Бернье отмечает, что
«Турция, Персия и Индостан не имеют представления о принципе
теит и tuum по отношению к земле или другой недвижимости и,
утратив уважение к праву собственности, которое является осно-
вой всего, что есть в мире ценного и прекрасного, поневоле очень
похожи друг на друга в главном: они впали в одни и те же заблуж-
дения и рано или поздно должны будут испытать естественные по -
следствия этих заблуждений — тиранию, разорение и нищету»35.
В 1853 году в письме Энгельсу Маркс с восторгом цитирует
Бернье и добавляет: «Бернье верно подметил, что все проявления
Востока — Турции, Персии и Индостана — имеют общую основу,
а именно отсутствие частной собственности на землю. Вот
настоящий ключ даже к восточным небесам». Он не совсем верно
истолковал Бернье, который указывает, что права собственности
на землю и «другую недвижимость» были утрачены на Востоке.
Но любопытно, что Маркс выделил именно этот пассаж и назвал
его «настоящим ключом»36 Он всегда неверно судил о собствен-
ности, но неизменно признавал ее значимость.
«Отсутствие земельной собственности — это действительно
ключ ко всему Востоку, — ответил Энгельс. — В этом вся его поли-
тическая и религиозная история. Но как объяснить тот факт, что
жители Востока так и не дошли до стадии земельной собственно-
сти, даже в ее феодальном виде? » Он полагал, что причиной был
30 Франсуа Бернье. История последних политических переворотов в государстве
Великого Могола. М. 1936.
Karl Marx, Friedrich Engels, Collected Works (New York, International Publishers,
1983), 39: 333-334.
Глава 15. Собственность в арабском мире
317
главным образом «климат в сочетании с особенностями земли,
прежде всего с чрезвычайной протяженностью пустыни, прости-
рающейся от Сахары через весь Аравийский полуостров».
В этих условиях орошение становится главным условием жиз -
ни, а потому и главной заботой населения или центрального пра-
вительства. В этом-то и была проблема: на Востоке у правитель-
ства было три главных занятия: финансы (ограбление своего
населения), война (ограбление своего и чужого населения) и ор-
ганизация общественных работ. Британцы якобы пренебрегли
третьим из этих занятий, позволили ирригационным каналам
прийти в негодность, и это объясняет «загадочное в ином случае
обстоятельство», что обширные пространства Востока, «некогда
заботливо возделываемые, теперь превратились в безводные пус-
тоши». (Он ссылается на знаменитые развалины Пальмиры (в
Сирии), а также на руины в Йемене, Египте и Персии37.)
С этой переписки Маркса и Энгельса началось изучение «вос-
точного деспотизма», с особым вниманием к тому, что спустя
столетие Карл Виттфогель назвал «гидравлическими общества-
ми». В книге «Восточный деспотизм» Виттфогель выдвигает те-
зис о том, что в таких «гидравлических» обществах государство
оказывается «необычно сильным», что, соответственно, делает
частную собственность «необычно слабой». Предположение, что
именно необходимость в проведении широкомасштабных ороси-
тельных работ наделяет государство огромной властью и, соот-
ветственно, ведет к ослаблению прав собственности, не лишено
интереса, но не слишком убедительно. Крупномасштабные про-
екты можно финансировать частным образом, и не во всех обще-
ствах с развитой системой орошения царит тирания38.
В 1830-е годы наезжавшие в Европу чиновники Османской
империи начали замечать огромную разницу между застоем в сво -
ей стране и динамизмом Запада. Когда поживший в Париже егип-
тянин опубликовал (на арабском языке) описание европейских
конституционных процедур, он написал о том, что у подданного
есть право на справедливое обращение, как о совершенной новинке,
чуждой мусульманскому миру39. Примерно в то же время турецкий
посол в Вене, рассуждая о главных различиях между Турцией и Ев-
ропой, пришел к выводу, что европейский прогресс и процветание
зависят от «полной защищенности жизни, собственности, чести
и доброго имени каждой нации и народа, иными словами, от над-
лежащего применения необходимых прав свободы»40. А британский
37 Ibid., 339-340.
38 Karl Wittfogel, Oriental Despotism (New Haven, Conn.: Yale Univ. Press, 1957),
228-229.
Lewis, Islam in History, 270.
40 Ibid., 271.
318
УШ. Исторические загадки
генеральный консул в Турции, напротив, написал в 1876 году, что
«турки смеются над европейцами, которые говорят о своих “пра-
вах” , потому что, по их пониманию, любой, кто не использует свою
силу к выгоде для себя, тот просто глупец»41.
Ислам и собственность
Эти долгие столетия угнетения было бы легко объяснить, если бы
в основополагающих документах ислама — Коране и высказыва-
ниях пророка и его спутников — удалось найти изречения, враж-
дебные к частной собственности и свободе рынка. Но их нет. Ко-
ран учит, что все вещи в конечном счете принадлежат Богу, а лю-
ди — их «вице-регенты». Но исламские ученые не истолковали
это в ущерб частной собственности. О том, что сам Пророк при-
знавал частную собственность, можно судить по тому, что Коран
устанавливает детальные правила наследования. Этих правил, ко-
торые, будучи изложены вкратце, гласят, что собственность сле-
дует делить между членами семьи, недостаточно, чтобы помешать
развитию свободного рынка.
Более того, Коран не озабочен неравенством богатства и не со-
держит призывов к перераспределению. Он даже особо предпи-
сывает не «домогаться того, чем Аллах в щедрости своей наделил
одного больше, чем другого». Коран также подчеркивает конеч-
ное равенство всех в глазах Бога. Те, кто ждут появления капита-
листического ислама, могут истолковывать это как благоприятный
знак, потому что равенство перед законом — это, пожалуй, глав-
ное условие возникновения рыночной свободы. Максим Родин-
сон, безусловно, прав, когда в своей книге «Ислам и капитализм»
доказывает, что вину за отсутствие капитализма в исламском ми-
ре трудно возложить на Коран: «Есть религии, священные тексты
которых отвращают от экономической деятельности в целом, со-
ветуя последователям полагаться на Бога, который позаботится об
их пропитании, или, в более частном случае, неодобрительно от-
носятся к любой погоне за прибылью. Определенно иная ситуация
с Кораном, который с одобрением относится к торговле и ограни-
чивается тем, что осуждает мошенничество и требует воздержания
от торговли в дни определенных религиозных праздников. Коран,
как честно признает современный мусульманин, не просто гово-
рит, что не следует забывать о своей доле в этом мире, но также
учит, что следует сочетать жизнь религиозную и материальную,
занимаясь торговлей даже во время паломничества, и доходит
41 John Barker, Syria and Egypt Under the Last Five Sultans of Turkey (1876;
reprint; New York: Arno Press, 1973), 1:305,318.
Глава 15. Собственность в арабском мире
319
даже до того, что упоминает о торговой прибыли как о “божьих
щедротах”»42 * *.
Ислам столетиями был благожелателен к накоплению богат-
ства. Большая часть международных торговых путей либо начи-
налась в исламском мире, либо проходила через него. Те части
Ближнего Востока, которые первыми попали под власть ислама,
восприняли это событие как освобождение, возможно, потому,
что при этом были аннулированы старые долги. Тирания стала
суровой только в последние столетия. В XIX веке некоторые отто-
манские правители подумывали о заимствовании у Запада мно-
гого, в том числе и принципа защищенности прав собственности.
Реформа не удалась, но в Турции и Египте сумели кое в чем про-
двинуться вперед. Дэниел Пайпс, автор книги «На пути Алла-
ха», считает, что «трудности носят временный характер, а вовсе
не коренятся в исламе». Будь это иначе, рассуждает он, ислам не
был бы мировой силой в течение нескольких столетий после своего
возникновения45
Однако в Коране есть места, вызывающие тревогу. Во-первых,
он одобряет многоженство и развод. Если, как представляется
вероятным, для успеха капитализма важна прочная моногамная
семья, то такой подход создает трудности. В наши дни, однако,
многоженство распространено только в элите, и не исключено, что
сегодня в мусульманском мире семья стабильнее, чем на Западе.
Часто проблемой считают запрет процента, но здесь источником
трудностей является не сам Коран, а последующее истолкование
слова «рыба», которое большинство комментаторов понима-
ют как лихву или ростовщичество. Это наводит на неожиданную
мысль, что более «фундаменталистский» подход, при котором
правоведы могли бы обращаться непосредственно к Корану, был
бы настоящим экономическим освобождением.
Однако фундаментализм, понимаемый как «истовость», раз-
рушителен. Полиция благочестия, устремленная к спасению душ,
не уважает частной собственности. В Саудовской Аравии назна-
ченный Рейганом торговый советник отметил: «Дом человека
больше не его крепость». Неформальная полиция, Mutawa, без
колебаний вламывается в частные дома и отправляет обитателей
в тюрьму, если обнаруживает там нарушение шариата — алкоголь,
незамужних женщин, прелюбодеяние. От этого не защищены ни
служащие посольства, ни богатые саудовцы. Богатый саудовский
делец, влиятельный настолько, что в его доме побывал король,
стал жертвой полиции благочестия всего через пару месяцев пос-
42 Maxime Rodinson, Islam and Capitalism, trans. B. Pearce (Austin: Univ, of Texas
Press, 1978), 14.
Дэниел Пайпс, интервью с автором, февраль 1993 г.
320
Часть VIII. Исторические загадки
ле этого визита. Из-за вечеринки с выпивкой и стюардессами он
провел восемнадцать месяцев за решеткой44.
Пайпс полагает, что упадок ислама начался в XV веке, а другие
говорят, что еще раньше. В Средние века случилось нечто пора-
зительное. Мало-помалу исламское право было «заморожено»,
так что толкователи права больше не могли подвергать его не-
зависимому обсуждению. Их обязали опираться на толкования,
полученные к моменту «замораживания». Знатокам шариата это
событие известно как «закрытие ворот иджтихада», где идж-
тихаЪ означает «борьбу за понимание»45 или, попросту говоря,
использование разума. Теперь воцарился таклиЪ — смиренное
принятие прежних толкований. Было сказано: процесс толкова-
ния необходимо прекратить, потому что в этом проявляется не-
уважение к правоведам прошлого.
Так возникла серьезная проблема. Если вообразить аналогич-
ную ситуацию в СТТТА, сопоставимым событием был бы запрет
всех дальнейших интерпретаций конституции в 1900 году. В этом
случае до сих пор действовала бы позиция Верховного суда «раз-
делены, но равны»*, потому что ее изменение означало бы неува-
жение к Верховному суду 1896 года. Заметим: «закрытие ворот»
не было «фундаменталистской» доктриной. Ученым было стро-
го запрещено исследовать проблемы с позиций Корана. От них
потребовали придерживаться мировоззрения XV столетия (или
более раннего). Возможно, именно это закрытие закона в отве-
те за странную черту арабского мира, отмечаемую многими по-
сетителями Каира, Дамаска и арабских кварталов Иерусалима:
там возникает ощущение, что эти города словно застыли в про-
шлом — возможно, в том самом прошлом, когда был «заморо-
жен» сам закон.
Сегодня некоторые исламские правоведы в СТТТА заговорили
о восстановлении иЪжтихада. Например, в международном ин-
ституте исламских исследований существует убеждение, что имен-
но закрытие ворот стало главной причиной упадка ислама. Таха
аль-Альвани, председатель Совета правоведов Северной Америки,
убежден, что «умма [сообщество] правоверных оказалась в кри-
зисе только после того, как отказалась от использования иЪж-
44 Джон Томсон, интервью с автором, ноябрь 1993 г.
Anderson, Law Reform, 7
В 1896 году Верховный суд США в деле «Гомер Плесси против штата Луизи-
ана», в котором Плесси (’/8 негритянской крови) настаивал на своем праве
ехать в вагоне для белых, ссылаясь на 13-ю и 14-ю поправки к Конституции
(запрет рабства и требование всеобщего равенства перед законом), большинс-
твом в 7 голосов постановил, что концепция «равны перед законом, но живут
раздельно» не противоречит Конституции. — Прим, перев.
Глава 15. Собственность в арабском мире
321
тихада». Когда независимое мышление стало нежелательным,
закон в мусульманском мире попал под влияние людей, стремив-
шихся услужить власти. Аль-Альвани указывает, что уже ученый
XII века аль-Газзали отмечал, что знатоки Корана «из ведущих
стали ведомыми и, прежде с презрением отвергавшие посулы пра-
вителей, стали презираемы за приспособленчество»46
Таха аль-Альвани клеймит ущербность мусульманского мира
в выражениях, которые сегодня редко кто из немусульман ре-
шится повторить. «И мусульман, и немусульман поражает, что
одна из самых передовых цивилизаций могла впасть в такое со-
стояние ничтожества, невежества, отсталости и упадка, — напи-
сал он в 1991 году. — Цивилизация, которая так высоко ценила
образование и знание, стала по большей части невежественной
[и] погрязла в заблуждениях. ...Почему умма, награжденная все-
ми богатствами и возможностями для экономического процвета-
ния, продолжает страдать от мерзкой нищеты?» Он уверен, что
отчасти это объясняется въевшимся в душу преклонением перед
властью и упадком разума, вызванными “закрытием врат”»47
«По существу, мы добиваемся того, чтобы мусульмане снова ста-
ли использовать свои мозги», — говорит его помощник Юсиф де
Лоренцо48
Хотя уплату процентов запрещает не сам Коран, а его позд-
нейшие толкования, Книга осуждает накопление («Накоплен-
ное ими будет их ярмом в день воскрешения»), и это положение
было использовано в оправдание беспредельной власти правите-
лей. Толкователи закона равным образом подтверждали, что это
предписание против накопления относится и к земле, что, в свою
очередь, привело к весьма разрушительному толкованию земель-
ной аренды («используй или потеряешь»).
В обзоре «Права собственности в современной исламской
мысли» Сохраб Бехдад сообщает о практически единодушном
согласии ученых относительно того, что «целинная или необра-
ботанная земля не может находиться в частной собственности
человека. Но тот, кто улучшил ее своим трудом или капиталом,
может претендовать на преимущество в использовании такой зем-
ли» . Однако сохранение «преимущества» зависит от продолжения
использования. Владельца неиспользуемого участка земли мож-
но обвинить в том, что он её накапливает. Араз необработан-
ная земля не может быть собственностью, ее нельзя ни сдать, ни
взять в аренду. В этом отношении предписание Пророка недвус-
46 Taha al Alwani, American Journal of Islamic Social Sciences 8 (1991), 130,
319, 514.
Ibid.
48 Юсиф де Лоренцо, интервью с автором, февраль 1993 г.
322
Часть VIII. Историуйские зарядки
мысленно: «У кого есть земля, должен возделывать ее. Если он
не будет или не сможет, пусть отдаст ее бесплатно брату по вере,
а не сдает ее в аренду»49 Однако сдача в аренду обрабатываемой
земли допустима.
Это создало серьезную помеху для улучшения земли в араб-
ском мире. Если вы не можете владеть землей, пока не устроили
дренаж, орошение, не засадили или не застроили, все эти доро-
гостоящие работы придется проводить в условиях незащищенно-
сти. Только глупец станет вкладывать свой труд и капитал в кусок
пустыни, зная, что этот участок ему не принадлежит, и только при
везении он сможет стать его собственником. Столь трудные пред-
приятия должны иметь за собой все гарантии закона. А в условиях
всеобъемлющей коррупции их никогда не будет. Вместо того что-
бы усердствовать к выгоде своих угнетателей, арабские феллахи*
разумно остаются бездеятельными.
В 1780-х годах в Сирии Волни обнаружил, что частная соб-
ственность была уничтожена, но не в силу предписаний Корана,
а из-за деспотизма правления. «Поскольку султаны, по праву за-
воевателя, присвоили себе собственность на все земли Сирии, ее
обитатели больше не могут претендовать ни на какую недвижи-
мость; у них не осталось ничего, кроме права временного пользо-
вания. ...Это вызвало равнодушие к земельной собственности, что
стало губительным для сельского хозяйства. В городах владение
домами в некотором отношении оказалось менее сомнительным
и менее разорительным; но повсюду предпочтение отдается день-
гам, которые легче прятать от алчности деспота»50
Можно сделать вывод, что причиной материальных затрудне-
ний в мусульманском мире стало не первоначальное намерение
законодателя, а последующие толкования. К тому же эти толко-
вания способствовали возникновению серьезных экологических
проблем.
В окружении пустыни
В одиннадцатом издании Encyclopedia Britannica (1911) отме-
чено, что «истинный араб презирает сельское хозяйство». Поз-
днее в книге «Арабский ум» Рафаэль Патай пишет об арабском
«презрении к физическому труду» и его «нежелании упорствовать
ради отдаленных целей». А больше всего, говорит Патай, араб не
любит «возделывать почву, сражаться с колючками и сорняками,
49 Sohrab Behdad, «Property Rights in Contemporary Islamic Thought,” Review of
Social Economy, 47 (Summer 1989).
# Крестьяне. — Прим. реЪ.
50 Volney, Travels, 2: 402.
Глава 15. Собственность в арабском мире
323
гнуть спину и потеть, чтобы она принесла урожай»51 Понимание
того, насколько трудно в арабском мире приобрести собствен-
ность на землю, помогает избавиться от этого распространенно-
го стереотипа. Из него исходил К. С. Джарвис, офицер британ-
ской армии, в 1930-е годы бывший губернатором Синая. «Араба
иногда называют сыном пустыни, но это неправильное имя, пото-
му что в большинстве случаев он сам ее создает и является отцом
пустыни», — пишет он в «Трех пустынях». — Безводная пусты-
ня, в которой он живет и в которой практически ничего не растет,
есть прямой результат его ужасающей праздности. ...В этой войне
на уничтожение верными помощниками араба являются его жи-
вотные — коза и верблюд»52.
Не зная о правовых особенностях ситуации, Джарвис ошибоч-
но истолковал поведение, являющееся разумной реакцией на де-
спотизм, как природную праздность. Возникает интригующий
вопрос: является ли то, что пустыни возникают там, где веками
сохраняются подобные отрицательные стимулы, всего лишь чис-
тым совпадением? Энгельс отмечает то «любопытное обстоятель-
ство» , что некогда возделанные земли превратились в «безводные
пустоши». Представляется вероятным, что безразличие к соб-
ственности, порождаемое то ли деспотизмом, то ли истолковани-
ем писания, то ли совместным действием того и другого, способс-
твовало опустыниванию исламского мира. За достаточно долгое
время подобные отрицательные стимулы приведут к полной ут -
рате плодородия земли и к ее постоянной эрозии.
Историк Ибн Хальдун, живший в Тунисе в XIV веке, в своем
«Введении к истории» писал, что «цивилизация всегда терпела
крах там, где в результате завоевания у власти оказывались ара-
бы» . Примечательно, добавляет он, что «население в таких местах
исчезало, а сама земля превращалась в то, что уже не было землей.
Йемен, где живут арабы, разрушен, если не считать нескольких
городов. Персидская цивилизация в арабском Ираке также пол-
ностью уничтожена. Тоже самое относится к современной Си-
рии» . Прежде, пишет Ибн Хальдун, «вся область между Суданом
и Средиземноморьем была заселена». На предыдущей странице
он пишет об арабах: «Они не знают пределов в захвате собствен-
ности других людей. Когда им на глаза попадается чья-то собст-
венность, домашняя или кухонная утварь, они забирают ее. Ког-
да они достигают владычества и королевской власти, начинается
безудержный грабеж. Никакая политическая власть тогда больше
не защищает собственность, и цивилизация гибнет»53.
51 Raphael Patai, The Arab Mind (New York: Scribner’s, 1973), 307, 322, 115.
52 Claud S. Jarvis, Three Deserts (London: J. Murray, 1936), 143.
53 Ibn Khaldun, An Introduction to History, vol. I, trans. Franz Rosenthal (New York:
Pantheon Books, 1958), 303, 304—305.
324
Часть VIII. Исторические загадки
Часть региона, о котором писал Ибн Хальдун, ныне входит
в состав Ливии, более 90% территории которой сегодня занимает
пустыня. В период римского господства в западной Ливии — Три-
политании — было достаточно лесов и превосходных пастбищ.
«Под римским владычеством обрабатываемые земли Триполита-
нии достигли процветания, невиданного ни до, ни после этого», —
пишет Джон Райт в своей книге о Ливии54. Британский экономист
Джон Бартон отметил, что в римскую эпоху площадь обрабатыва-
емой земли была намного больше, чем впоследствии, и огромные
территории, превратившиеся позднее в пустыню, были зелеными
и плодородными. В Восточной Ливии во времена Рима пусты-
ню сдерживали куда лучше, чем позднее при вандалах, берберах
и арабах. Исторические исследования утверждают, что не проис-
ходило значительных изменений климата, которые могли бы слу-
жить объяснением опустынивания. Бартон продолжает: «Сегодня
на большинстве земель Ливии имеет место общинное землеполь-
зование, и такой порядок существует уже более 1500 лет, с тех
пор как вандалы изгнали римлян из Ливии примерно в 455 году
н.э. Но в период римского владычества землю возделывали в ус-
ловиях частной собственности. В начале имперского периода ее
возделывали по большей части берберийские крестьяне и другие
мелкие собственники, такие как отставные легионеры, которым
в награду за службу давали в частную собственность надел зем-
ли. ...В условиях частной собственности на землю существовала
заинтересованность в том, чтобы сохранять плодородие, а не об-
ращаться с землей как с ничейной собственностью. ...С падением
Рима система частной собственности на землю была заменена
племенной собственностью, [и последствия этого] сегодня напи-
саны на наступающих песках ливийской пустыни»55
Кочевое скотоводство само по себе является признаком ти-
рании и незащищенной собственности. Обычно люди переходят
от этого неэффективного и трудного образа жизни к оседлому
земледелию, как только им удается обеспечить неприкосновен-
ность частной собственности. Уильям Полк в книге «Арабский
мир» пишет, что в XIXвеке Османская империя приложила не-
мало сил для того, чтобы посадить кочевников на землю: «По-
купка земли стала делом крайне простым, причем правитель-
ство выдавало соответствующие ссуды бедуинам и крестьянам».
Но с «возобновлением эксплуатации со стороны правительства»
крестьяне опять «бросали недавно купленную землю». Полк по-
ясняет: «Был только один способ контролировать бедуинов — по-
d4 John L. Wright, Libya (London: E. Benn, 1969), 54.
05 J. Burton, epilogue to Steven Cheung, The Myth of Social Cost (London: Institute
for Economic Affairs, 1978).
Глава 15. Собственность в арабском мире
325
будить их осесть на земле и вложиться в недвижимость»56 Слово
«контролировать» нужно читать как «облагать налогом», иными
словами — осуществлять постепенную экспроприацию.
Кочевников иногда превозносят как «людей независимых».
Сегодня мы сказали бы, что они предпочитали увертываться от
своего правительства и оставаться в рамках «теневой экономи-
ки», иными словами в пустыне, где их трудно найти. Здесь они
устанавливают собственные правила, договариваются о том, кто
имеет право пасти скот, где и когда. Здесь они и их животные шаг
за шагом способствуют расширению пустыни, азатем своевре-
менно уходят в другие места, где еще не все пастбища преврати-
лись в пыль.
К. С. Джарвис был прав в отношении коз, что сравнительно
недавно было продемонстрировано в Израиле. Уже к 1967 году
граница между территорией Израиля и палестинскими терри-
ториями была отчетливо видна с воздуха как «зеленая линия»:
зеленые поля на одной стороне и бесплодная равнина на другой.
Эту границу в Израиле так и называют — Зеленой линией. В биб-
лейские времена на холмах Иудеи и Самарии выращивали разные
культуры, а чтобы защитить плодородный слой почвы от вымыва-
ния, там были устроены террасы. Но с приходом арабов они были
разрушены, и все пришло в упадок. Арабские козы уничтожали
молодые деревца и кусты, которые задерживали воду. В резуль-
тате дождевые потоки довольно быстро смыли всю плодородную
почву и размыли камни, служившие опорой террас. Весь затра-
ченный труд пошел насмарку. После создания в 1948 году госу-
дарства Израиль старые террасы были восстановлены, и к Шес-
тидневной войне стала заметна Зеленая линия.
У арабов всегда было много коз именно в результате незащи-
щенности собственности. Коза очень удобна в кочевой жизни, по-
скольку способна находить себе пропитание в самых каменистых
и бесплодных местах. Она прибегает на зов хозяина, а на ночь ее
можно брать в дом, чтобы уберечь от воров как своих, так и при-
шлых. Коза дает ее хозяину возможность «приватизировать»
скудные пищевые ресурсы, которые можно найти в самой него-
степриимной местности. И она же способствует окончательному
опустыниванию любой местности. Но никто не возражает, когда
все равно ни у кого нет своей земли. С другой стороны, когда ого-
раживание обходится недорого, а защита собственности становит-
ся важной функцией государства, вместо коз обычно держат овец
и коров, потому что они дают шерсть, мясо и молоко. Но когда
порядка нет, иметь в частной собственности более требовательных
56 William R. Polk, The Arab World (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press,
1980), 82.
326
Часть VIII. Исторические загадки
к еде овец и коров оказывается либо слишком накладно, либо поп-
росту невозможно. Поэтому в арабском мире перешли на коз57
Для завершения истории о собственности в арабском мире
подойдет рассказ про пятиугольник в пустыне. В 1970-е годы
на фотографии, сделанной американским спутником, на севере
Африки, в Сахеле, неожиданно обнаружился зеленый пятиуголь-
ник площадью 400 кв. миль. По какой-то причине у этого зеле-
ного пятиугольника есть частный владелец, который разделил его
на пять секторов, каждый из которых представляет собой огоро-
женный треугольник, вершины которых сходятся в центре этой
фигуры. Животные постоянно пасутся только в одном треуголь-
нике, а в четырех других подрастает трава. В этих краях, распо-
ложенных чуть южнее Сахары, изредка выпадают дожди, но не
много. Все пространство вокруг этого пятиугольника системой
общинного (племенного) землевладения превращено в пусты-
ню58. Эта земля принадлежит всем, а потому — никому. В соче-
тании со всем остальным, что мы узнали, спутниковые фотогра-
фии создают впечатление, что арабский мир далеко не случайно
живет в пустынях.
57 Даниэль Дорон, интервью с автором, февраль 1990 г.
58 Mission to Earth: LANDSAT Views of the World (Washington, D.C.: Scientific
and Technical Office, National Aeronautics and Space Administration, 1976), 8.
Глава 16
ПОЧЕМУ ГОЛОДАЛА ИРЛАНДИЯ?
В середине XIXвека в Ирландии за несколько лет умерло от голо-
да около миллиона человек, и это была последняя крупномасш-
табная демографическая катастрофа в Европе. В результате мас-
совой эмиграции население Ирландии сократилось с примерно
8 млн человек в 1840 году до 4,5 млн в 1900-м, и это было са-
мым значительным снижением численности населения в Новое
время. Численность населения так и не вернулась к исходному
уровню. Недавно голод и его причины вновь попали в заголовки
новостей. В 1997 году, вскоре после своего избрания, премьер-
министр Британии Тони Блэр принес извинения ирландцам за
случившееся. Те, кто правил тогда в Лондоне, сказал он, допус-
тили, чтобы неурожай «обернулся массовой трагедией»1. В Аме-
рике законодательное собрание штата Нью - Йорк приняло закон,
требующий ввести в школьную программу изучение этого голода,
а несколько других штатов распорядились, чтобы голод изучался
как история «геноцида»2
Зеленая сельская Ирландия менее всего похожа на обож-
женные солнцем пески Аравийского полуострова. Специалисты
по истории экономики так и не смогли найти удовлетворительного
объяснения того, почему столь плодородная страна стала сценой
столь ужасающей трагедии. В кни^е «Почему Ирландия голода-
ла» историк Джоул Мокир предлагает поставить вопрос шире:
«Почему Ирландия была бедна». Непосредственной причиной
голода был грибок Phylophtora in fe stans, начавший распростра-
няться в стране с 1845 года. Из-за него урожай картофеля, ос-
новной пищи большей части населения, уменьшился в несколько
раз. Но голод нельзя объяснить болезнью растений, потому что
та же самая болезнь поразила Бельгию, Голландию и Шотлан-
дию, почти никак не отразившись на демографии. Действитель-
ная причина, какой бы она ни была, к тому времени уже довела
Ирландию до крайней бедности, и в этих условиях грибкового за-
болевания картофеля стало достаточно, чтобы разразился массо-
вый голод. Поэтому вопрос звучит следующим образом: почему
1 Nicholas Watt, «Blair Blames Britain for Irish Famine Deaths,” The Times
(London) June 2, 1997
Clyde Haberman, “NYC: The Irish Finally Stop to Remember,” New York Times,
March 18, 1997
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
329
Ирландия была так бедна. Историки так и не смогли достичь со-
гласия по этому вопросу3
Сам Мокир не дает ответа на вопрос, вынесенный в название
его книги, но по ходу рассказа он развенчивает ряд наиболее по-
пулярных объяснений: например, что Ирландия была перенасе-
лена, или что ей недоставало природных ресурсов (угля и желе-
за), необходимых для начала промышленной революции, которая
к середине XIX века еще не затронула Ирландию, или что ирланд-
ский национальный характер неблагоприятен для экономическо-
го роста, или что эмиграция, начавшаяся еще до голода, ослабила
население Ирландии, или что система аренды земли подрывала
заинтересованность фермеров. (Однако от последнего пункта от-
махнуться не так-то просто.)
Часто выдвигается еще один аргумент, оправдывающий совре-
менные обвинения в «геноциде», состоящий в том, что во время
голода из Ирландии в Англию вывозилось много продовольствия.
Но «объем экспорта был мал», сообщает Тимоти Гиннейн, «и
к 1847 году Ирландия была нетто -импортером продовольст-
вия». Адъюнкт-профессор Йельского университета Гиннейн яв-
ляется автором недавно вышедшей книги об экономике сельского
хозяйства Ирландии после окончания голода4.
Нищета Ирландии имеет отношение к вопросам, затрагивае-
мым в этой книге, потому что, как пишет на последней страни-
це Мокир, «именно Ирландия была главной причиной того, что
молодая экономическая наука отвергла твердую приверженность
священным принципам частной собственности и свободы пред-
принимательства, признав, что при некоторых обстоятельствах
невидимая рука Адама Смита превращается в клешню, способ-
ную зажать экономику мертвой хваткой нищеты»5 Возможно,
ирландская бедность действительно была «главной причиной»
этого вывода. Но я-то утверждаю, что, сделав этот вывод, мо-
лодая наука сбилась с верного пути. Потому что действительной
проблемой было не то, что в Ирландии собственность считалась
священной, а то, что она была недостаточно защищена. Мокир
и сам подводит к этой мысли, когда в следующей фразе отмечает,
что опыт Ирландии характеризовался конфликтами и «нечетко
определенными правами собственности». Несправедливо возла-
гать на собственность вину за то, что ее отрицали.
3 Joel Mokyr, Why Ireland Starved (London: Allen & Unwin, 1983), 1 — 3,
275-276.
T. W Guinnane, “Irelands Famine Wasn’t Genocide, ” Washington Post, September
17, 1997; cm.: Letters: “The Irish Famine: Complicity in Murder,” Washington
Post, September 27, 1997
Mokyr, Why Ireland Starved, 294.
330
Част^УШ. Исторические загадки
Еще до голода в Англии широко обсуждался «ирландский воп-
рос». Выступая в 1844 году в палате общин, Дизраэли привлек
внимание к следующей путанице: «Я бы хотел, чтобы кто-нибудь
объяснил нам, что такое ирландский вопрос. Один говорит, что
это физический вопрос, другой — что он духовный. Сегодня это
отсутствие аристократии, завтра — отсутствие железных дорог.
Один день это Папа, другой — картофель». Сам он полагал, что
все дело в «плодовитом населении» страны, где «отсутствуют ис-
точники богатства, развивающиеся вместе с цивилизацией». Это
население «обитает на острове, где существует государственная
церковь, которая им чужда, и местная аристократия, самые бо-
гатые члены которой живут в отдаленных столицах. Таким обра-
зом, у нас имеется голодающее население, аристократия в отлучке
и чужая церковь. ...В этом и состоит ирландский вопрос»6 В сле-
дующем году началась картофельная гниль.
Теккерей побывал в Ирландии до голода и написал, что путе-
шественника здесь «преследует зрелище всеобщего голода. Это не
исключение, а условие жизни людей. В этой прекраснейшей и бо-
гатейшей стране миллионы людей страдают от голода»7 Друг де
Токвиля Густав де Бомон, побывавший в Ирландии незадолго до
голода, был в ужасе от увиденного. «Я видел индейцев в их лесах
и негра, закованного в железо, — написал он, — и думал, состра-
дая их судьбе, что видел человека в самом жалком его состоянии,
но тогда я еще не представлял себе, какую нищету я найду в Ир-
ландии»8 Поразительно, что он во всем обвинил погоду — дожди
и влажный воздух Атлантики.
Частый упрек, распространенный в Англии, состоял в том, что
Ирландия страдает от праздности населения. Это обвинение вы-
двинул Энтони Троллоп, бывавший в Ирландии до и после голода
и пораженный многочисленностью праздных ирландцев. Газета
Times считала, что все дело в наследственности. «В силу непо-
стижимых, но неизменных законов природы, — сообщала редак-
ционная статья в 1847 году, — кельты менее энергичны, менее
независимы и менее усердны, чем саксы»9 Экономист Нассау
Сениор пришел к выводу, что ирландцам нужны надсмотрщики.
Ирландец «усердно работает в Великобритании или в Соединен-
ных Штатах Америки, — писал он, — но в своей родной стране он
бездеятелен». Это бросается в глаза «даже случайному наблю-
6 Paul Johnson, Ireland: Land of Troubles (London: Eyre Methuen, 1980), 84.
Thackeray, quoted in ibid., 83.
Nicholas Mansergh, The Irish Question: 1840 — 1921 (London: Allen & Unwin,
1975), 43.
Thomas M. Gallagher, Paddy's Lament: Ireland, 1846 —1847, Prelude to
Hatred (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1982), 68 — 71.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
331
дателю»10 *. Странным образом это не пробудило в нем никаких
подозрений. Почему ирландцы дома ведут себя иначе, чем за ру-
бежом? Куда более логичным было бы предположение, что в Ир-
ландии присутствует некий институциональный дефект.
Маркс и Энгельс с интересом наблюдали за происходящим из
Англии. Побывав в Ирландиив 1856 году, Энгельс написал Марк-
су, что видел великолепные поместья, окруженные громадными
парками, «но вокруг только пустыри, и невозможно понять, отку-
да берутся деньги. ...Если задать вопрос, у них нет ни гроша, куча
долгов, и живут в страхе перед судом по заложенным имениям»11.
Энгельс, сам того не сознавая, задал главный вопрос: землевла-
дельцы жили в огромных имениях, но зачастую были разорены.
Почему?
Ирландский вопрос исследовал Томас Мальтус. Вернувшись из
поездки по стране, он в 1817 году написал Рикардо, что «главная
беда Ирландии» — население, «намного превосходящее спрос
на труд». Здешние села «намного многолюднее», чем в Англии;
чтобы полностью использовать природные ресурсы страны, зна-
чительную часть населения «следует согнать с земли и переместить
в большие торговые и промышленные города»12. В тот момент он
был уверен, что Ирландия иллюстрирует его закон народонаселе-
ния. Он не сказал, кто должен был переселить людей в города.
Ко времени второго издания своих «Принципов политической
экономии» (1836) Мальтус изменил точку зрения. Он понял,
что нехватка капитала в Ирландии и неразвитость промышленно-
сти — это следствие, а не причина. К тому же он обнаружил нечто
более важное: «Здесь роковым образом не хватает одного из ве-
личайших источников процветания, совершенной неприкосновен-
ности собственности; и пока этот изъян не будет исправлен, труд-
но судить о том, с какой силой избыточный английский капитал
хлынет в Ирландию на благо этой страны»13 Мальтус не развил
идею о недостаточной защищенности собственности в Ирландии,
но эту тему мы встречаем повсюду.
Проблема была не в избыточности населения. В середине
XIX века в Ирландии на душу населения приходилось больше воз-
деланной земли, чем в Голландии, Бельгии, Англии, Шотландии
и Швеции14. В Англии и Уэльсе на квадратную милю приходилось
10 James O’Connor, His tory of Ireland, 1798 — 1924 (New York: G. H. Doran Co.
1926), 279.
Mansergh, Irish Question, 109, 119.
David Ricardo, Works and Correspondence of David Ricardo, ed. Piero Sraffa
(Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1962), 7: 174—175.
Thomas R. Malthus, Principles of Political Economy, 2nd ed. (1836; reprint; New
York: A.M. Kelley, 1951), 349-50.
Mokyr, Why Ireland Starved, 42.
332
Часть VIII. Исторические загадки
больше людей (272), чем в Ирландии (251)15. В XVIII веке на-
селение Ирландии было вдвое меньше, чем в 1840 году, но и тог-
да страна страдала от голода и нищеты. Все это описал Оливер
Голдсмит в «Покинутой деревне», расположенной в его родной
Ирландии. Словом, как сказал Джоул Мокир, «гипотеза о пере-
населенности не подтверждается фактами»16
Широко обсуждалось альтернативное объяснение. Говорили,
что настоящая проблема коренится в системе аренды земли. Идея
интересная, но в ней следует видеть ключ к решению, а не само
решение. В 1844 году была создана парламентская комиссия, из-
вестная как комиссия Девона, которая собрала массу соответству-
ющих материалов. «Арендаторы всех классов неизменно указы-
вают на неопределенность условий аренды как на тягостную по-
меху, — заключила комиссия. — Говорят, что это парализует все
усилия и создает роковые препятствия на пути улучшений. У нас
нет сомнений, что во многих случаях все именно так и есть»17
Джон Стюарт Милль, например, считал, что источником
проблем является аренда земли. Он писал об Ирландии в редак-
ционных статьях для Morning Chronicle, обсуждал вопрос как
член парламента, опубликовал брошюру «Англия и Ирландия»
и посвятил этому вопросу две главы в своих «Основах политиче-
ской экономии» . Избыточное предложение труда позволяло соб-
ственникам повышать арендную плату, и, как результат, «прин-
цип народонаселения оказывал непосредственное воздействие
на землю». Количество земли неизменно, а население «наделено
неограниченной способностью к увеличению», поэтому аренда-
торы, соперничая между собой, существовали на грани выжива-
ния. Все это он вывел из экономических «законов» народонасе-
ления и аренды. Землевладельцы набили карманы, а фермеры-
арендаторы обнищали18
Милль любил цитировать то, что сказал о достоинствах собст-
венности Артур Янг. «Дайте человеку в неприкосновенную соб-
ственность бесплодный утес, и он превратит его в сад; дайте ему
сад в аренду на девять лет, и он превратит его в пустыню. Ма-
гия собственности обращает песок в золото»19 Удивительно, что
Милль цитировал именно этот отрывок, потому что он опроверга-
ет всю его логику. Почему в Ирландии иные собственники? Ответ
15 O’Connor, History of Ireland, 1:278.
Mokyr, Why Ireland Starved, 278.
House of Commons, Devon Commission, Parliamentary Papers, 1845, vol. 19,
15-16.
18 Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями
к социальной философии. М. : Эксмо, 2007 С. 378.
John Stuart Mill, John Stuart Mill on Ireland, ed. R. N. Lubow (Philadelphia:
1979), 7
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
333
Милля был совершенно неудовлетворителен, но в свое время задал
тон дебатам: в Англии собственники просвещенные, а в Ирландии
недальновидные. Ясно, что нельзя приписать недальновидность
целому классу людей. Дело в чем-то ином. Возможно, у ирланд-
ских землевладельцев были основания вести себя непредусмот-
рительно.
Если проблема заключалась в аренде, тогда решением была
бы долгосрочная аренда. Она дала бы фермерам возможность
вводить улучшения и получать от них выгоду. Нельзя рассчиты-
вать, что люди будут трудиться над улучшением земли, если они
предполагают, что плоды их усилий достанутся другим. Действи-
тельно, в провинции Ольстер (сегодняшняя Северная Ирландия)
существовал «обычай», по которому новый арендатор переда-
вал своему предшественнику деньги, возмещавшие тому расхо-
ды на улучшение хозяйства. Многие наблюдатели отмечали, что
в Ольстере условия жизни были лучше. И голод здесь не так сви-
репствовал.
Вопрос о том, сколько земли в Ирландии находилось в долго-
срочной аренде, а сколько в краткосрочной, очень сложен, и для
ответа на него необходимы выборки и разрешение непростых ста-
тистических проблем, которые так по душе современным эко-
номистам. Мокир присмотрелся к проблеме и сделал вывод, что
в преддверии голода сроки аренды определенно сокращались20
Некоторые специалисты говорят, что в краткосрочной аренде на-
ходилось более половины земли. Разумеется, нельзя с ходу отбра-
сывать гипотезу о хищническом поведении землевладельцев. Но,
прежде чем принять широко распространенное предположение,
что ирландские землевладельцы отличались чрезмерной алчно-
стью, нужно рассмотреть само собой напрашивающееся возра-
жение. Землевладельцы заинтересованы в благосостоянии своих
арендаторов. Если, поднимая арендную плату, изымать все плоды
усилий арендаторов по улучшению земли, то они перестанут о ней
заботиться. Чего ради собственникам действовать разрушитель-
ным для себя образом? Приведем слова Мокира: «“Неокласси-
ческий” землевладелец повышает арендную плату постепенно,
по мере того как арендаторы накапливают капитал. Алчный зем-
левладелец сразу изымает весь прирост производительности, но
ценой будущего увеличения доходности. ...Среди большого числа
расчетливых землевладельцев вряд ли возможна подобная алч-
ность, потому что с их стороны это было бы формой доброволь-
ного отказа от будущего дохода»21
20 Mokyr, Why Ireland Starved, 83.
Ibid., 86.
334
УШ.Исторйческие загадки
Однако в алчном поведении есть смысл, если у собственни-
ка короткий временной горизонт. Когда перспективы год от года
ухудшаются, возможна попытка сегодня взять все, что можно.
Мы видели, что многие ирландские землевладельцы обеднели;
Энгельс говорил правду. Представляется вероятным, что в Ир-
ландии условия, сужающие горизонт, подталкивали землевла-
дельцев к неэкономическому поведению, которое, в конце концов,
привело к обнищанию и арендаторов, и их самих. Что же это были
за условия? Такой подход к поиску ответа на ирландский вопрос
до сих пор не получал должного внимания.
А тем временем эта чудовищная ситуация все длилась и вы-
звала недоверие к системе частной собственности. Маркс ожидал,
что вот-вот разразится долгожданная революция. В 1870 году
он заявил друзьям в США, что решающий удар по правящему
классу Британии будет нанесен в Ирландии22. В связи с ирланд-
скими проблемами широко использовались выражения «пос-
редники» и «землевладелец, не проживающий в своем имении».
Палата лордов, в которой десятилетиями преобладали англо-
ирландские землевладельцы, раз за разом отклоняла реформу,
ссылаясь на угрозу «священному принципу частной собственно-
сти». Ситуация в Ирландии побудила Милля отказаться от веры
в «неограниченную свободу земельной собственности». Генри
Джордж, автор книги «Прогресс и бедность», был уверен: Ир-
ландия служит доказательством его теории о том, что корнем бед-
ности является частная собственность на землю. Он встретил-
ся с Чарльзом Стюартом Парнеллом, президентом Ирландской
земельной лиги#, а позднее написал книгу «Земельный вопрос
в Ирландии»23 Но Джордж, подобно Миллю, не смог определить
главную проблему. Чтобы разобраться в ситуации, необходимо
поглубже заглянуть в прошлое.
Право на конфискованную собственность
Другие страны тоже подвергались иностранным завоеваниям
и переживали конфискации своих земель. Но случай Ирландии
аномален. Британцы оставили большинство ирландцев там, где
они жили, и вместо того чтобы поселиться среди них и пытаться
править ими, захватили большую часть собственности и предпоч-
22 Mansergh, Irish Question, 119.
# Ирландская земельная лига боролась за ликвидацию лендлордизма, возвра-
щение земель ирландскому крестьянству и самоуправление Ирландии. Была
создана в Ирландии в 1879 г.; в 1881-м запрещена. — Прим, перев.
Anna George de Mille, Henry George: Citizen of the World (Chapel Hill: Univ, of
North Carolina Press, 1950), 98.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
335
ли жить в Англии, за пределами своих владений. Джонатан Свифт
утверждал, что по крайней мере треть арендных платежей, соби-
равшихся в Ирландии, расходовалась в Англии.
До Реформации попытки британцев завоевать Ирландию были
единичными и безрезультатными. Британцы сумели закрепиться
только в Пейле, примерно в 20 милях от Дублина" Однако пос-
ле Реформации британцы с крайней свирепостью отреагирова-
ли на возрождение католицизма. Ирландия была завоевана, но
не поглощена и не подчинена. В 1800 году лорд Клэр говорил,
что такой результат хуже поражения: «Если бы войны, которые
Англия вела здесь [в Ирландии] со времен королевы Елизаветы,
велись против иностранного государства, ее обитатели сохранили
бы свою собственность в соответствии с законом, утвердившимся
у цивилизованных народов, а их страна была бы включена в состав
Британской империи. Но неизменное упорное сопротивление,
оказываемое Ирландией на протяжении всего последнего сто-
летия, было просто восстанием и, по английским законам, пре-
ступлением»24.
Преданность Ирландии католицизму угрожала, говоря совре-
менным языком, «национальной безопасности» Британии. Это
служило оправданием безграничной жестокости. Со своей сторо-
ны, многие ирландцы чувствовали, что сохранение католицизма
зависит от низвержения Англии, а потому поддерживали вра-
гов своих угнетателей. «С поражением Армады рухнула надежда
ирландцев на независимость, — писал Сесил Вудхэм-Смит. —
Ирландскому католику имя Вильгельма III, Славная революция
1688 года и само утверждение британских свобод лишь напоми-
нают об окончательном подчинении его страны. ...[Ирландия]
столетиями предоставляла укрытие вражеским агентам, создавала
условия для вражеских заговоров; ее девизом было “английские
трудности — это возможности для Ирландии”, и во все кризисные
моменты английской истории она не упускала возможности на-
нести удар в спину. Это если не извиняет, то объясняет свирепость,
проявленную англичанами в обращении с ирландцами»25
# Пейл, Пэль {англ. Pale, буквально — палисад, частокол, граница) — название
английской средневековой колонии в Юго-Восточной Ирландии. Основана
англо-норманнскими завоевателями в 70-х годах XII века. Название вошло
в употребление во второй половине XIV века. Границы Пейла менялись в хо-
де борьбы завоевателей с населением независимой части острова — Айриш-
ри; на пограничной полосе сооружались замки и укрепления. К концу XV века
территория Пейла охватывала часть современных графств Лаут, Мит, Дублин
и Килдэр. Пейл послужил плацдармом для полного покорения Ирландии анг-
личанами в XVI—XVII веках. — Прим, перев.
24 J. A. Fox, A Key to the Irish Question (London: Kegan Paul, 1890), 149.
25 Cecil Woodham-Smith, The Great Hunger (London: Hamish Hamilton,
1962), 19
336
Часть VIII. Исторические загадки
В 1796 году лишь плохая погода помешала французам вы-
садиться на юго-западе Ирландии. В тот момент, писал Милль,
«на карту был поставлен вопрос, сможет ли Ирландия присоеди-
ниться к Франции или, по крайней мере, стать независимым го-
сударством под французским протекторатом». Если бы высадка
состоялась, крупные землевладельцы сбежали бы в Англию, по-
лагал Милль, и «все фермы в их поместьях стали бы собственно-
стью оккупантов. ...Тогда в Ирландии установились бы условия,
при которых мелкие независимые фермеры и арендаторы могли
хозяйствовать рачительно и успешно. Мелкие фермеры смогли бы
работать на самих себя»26
Опасаясь союза ирландцев со своими врагами, британцы при-
няли законы, сурово наказывавшие за акты насилия, за нарушение
общественного порядка, за организацию общественных беспоряд-
ков, а также законы о лояльности, закрывшие доступ на государс-
твенную службу католикам и нонконформистам. Действие закона
о неприкосновенности личности было приостановлено. И первым
делом была конфискована собственность. Англичане приобрели
в собственность огромное количество земель, конфискованных
в Ирландии. Католикам было запрещено покупать землю, насле-
довать ее или получать в дар от протестантов. Если католик тайно
приобретал землю у протестанта, ее владельцем становился первый,
кто доносил об этом. Уильям Леки писал: «Вся страна вскоре на-
полнилась шпионами, стремившимися завладеть собственностью
католиков, а главным занятием судов стало пресечение папистских
происков. Немногие избегнувшие конфискации католики-земле-
владельцы были лишены права распределять свое имущество по за-
вещанию, которым обладали все другие подданные. После смерти
их недвижимость поровну делилась между сыновьями, если толь-
ко старший не переходил в протестантизм; в последнем случае все
доставалось ему. Почти вся их земля перешла в руки протестан-
тов. ...[Уголовный кодекс] был пронизан не столько фанатизмом,
сколько ненасытной алчностью и был направлен не столько против
католической религии, сколько против собственности тех, кто ее ис-
поведовал. Намеревались сделать их бедными и навечно оставить
в этом состоянии, сокрушить в них малейшие начала предприим-
чивости, превратить их в касту холопов»27
Католиков обязали платить десятину в пользу англиканской
церкви; их лишили права голоса, закрыли доступ к судейским
должностям и адвокатуре; они не могли быть шерифами или кон-
стеблями и не имели права владеть оружием. В своей собственной
26 John Stuart Mill, England and Ireland (London: Longmans Green, 1881), 21.
William F H. Lecky, A History of Ireland in Eighteenth Century (1892; reprint;
Chicago: Univ, of Chicago Press, 1972), 43—46.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
337
стране, писал Леки, закон признавал католиков только для подав-
ления и наказания. Лорд-канцлер и главный судья заявили, что
«закон не предполагает существования таких лиц, как ирландец,
исповедующий католицизм». Система, понуждавшая католиков
отказаться от своей веры, и армия шпионов, охотившихся за их
собственностью, оказали крайне деморализующий эффект. Народ
«постепенно приобрел пороки рабов».
В 1800 году Англия и Ирландия были объединены под Британ -
ским правлением, а ирландский парламент был упразднен. Хотя
в Ольстере действовал тот же закон, что и в других провинциях,
положение арендаторов в Ольстере было лучше благодаря праву,
основанному на обычае. Комиссия (парламентская) Девона сде-
лала вывод, что «нынешние права арендаторов в Ольстере — это
зародыш копигольда»28, имея в виду важный этап развития об-
щего права в Англии. Копигольд представлял собой защищенную
законом систему аренды земли, при которой имя арендатора «ко-
пировалось» в учетную книгу, которую вел местный суд. В случае
конфликта это гарантировало арендатору защиту закона. Беспо-
рядки в Типперэри и сельскохозяйственные объединения по всей
Ирландии — это не что иное, как методичная война ольстерских
арендаторов за получение прав», — добавила Комиссия.
Большое различие между Ольстером и остальной страной за-
ключалось в том, что в прежние века здешние ирландцы были по-
головно истреблены в боях. После этого землю заселили преиму-
щественно английские и шотландские арендаторы. В XVII веке
сэр Джон Дэвис, генеральный прокурор короля Иакова I*, сде-
лал попытку позаботиться о том, чтобы земля в Северной Ирлан-
дии «была разделена между многими», а не была отдана «цели-
28 Godfrey Locker- Lampson, A Consideration of the State of Ireland in the Nineteenth
Century (London: Constable, 1907), 596.
В депеше Роберту Сесилу Дэвис отметил, что незащищенная законом аренда
способствовала разгулу междоусобиц в Англии. Во времена баронских войн
она позволяла лордам собирать собственные армии. Но если бы уже в XVII ве-
ке кто-нибудь из могущественных лордов попытался создать свою армию, ему
пришлось бы «поставить под свои знамена домашних слуг или несколько лег-
комысленных отщепенцев из дворян». Но арендаторы, которые уже привыкли
к хорошим условиям аренды, не бросили бы свои плуги, чтобы взять в руки ору-
жие. Некоторые из них — копигольдеры — могли даже «возбудить в суде дело
о возмещении ущерба против своих лордов, если те выселяли их без достаточных
оснований». Такие люди ни при каких условиях не стали бы жертвовать своим
источником существования «ради лучшего землевладельца в Англии». Короче
говоря, аренда, признаваемая судами (копигольд), постепенно делала аренда-
торов независимыми от своих лордов; по сути дела, они превращались в факти-
ческих собственников своей земли. Поэтому стало намного труднее вытащить
их из дома на военную службу. R. В. O’Brien, The Parliamentary History of the
Irish Land Question (London: Sampson Low, 1880), 134.
338
Часть VIII. Исторические загадки
ком или целыми графствами одному-единственному человеку»29
К XVIII веку ольстерские землевладельцы и арендаторы уже не
считали друг друга традиционными врагами и, как отметила дру-
гая парламентская комиссия, «ольстерский арендатор чувствовал
(и чувствует), что у него есть собственность в виде фермы — есть
на земле нечто, что он может назвать своим; и плоды его труда
позволят ему со временем скопить небольшой капитал»30
Тогда в Ольстере и возник обычай, по которому новый арен-
датор оплачивал своему предшественнику стоимость сделанных
тем улучшений. Агент лорда Ларгана сообщил комиссии Дево-
на: «По моему мнению, права арендатора состоят в притязании
арендатора и его наследников оставаться в бесспорном владении
фермой до тех пор, пока вносится арендная плата; а ...в случае
смены пользователя по желанию либо землевладельца, либо арен-
датора это денежная сумма, которую новый временный владелец
выплачивает старому за мирное пользование его владением». Ес-
ли бы землевладельцы в Ольстере попытались «посягнуть на пра-
во арендатора, не думаю, что у конной гвардии хватило бы сил
сохранить в провинции мир»31
В остальной части Ирландии, преимущественно католической,
подобного обычая не существовало. «Взаимная неприязнь арен-
датора и землевладельца мешала им прийти к взаимовыгодному
соглашению, — написал в своей «Истории Ирландии» Джеймс
О’Коннор32 — В Ольстере шотландец пресвитерианского толка
мог проявить несгибаемость, потому что не находился под гне-
том классового, религиозного или этнического давления. Его и его
землевладельца связывало то, что оба они были здесь незваными
гостями и знали, что на них смотрят именно так».
Тот же момент отмечает Исаак Батт, профессор политэконо-
мии Дублинского университета, блестящий памфлетист и ведущий
специалист по земельному вопросу в Ирландии. Он был одним из
немногих, кто видел проблему в ее политических, правовых и эко-
номических аспектах. В своей книге «Земельная аренда в Ирлан-
дии : в пользу кельтской расы » (18 66 ) он сказал о правах Ольстер -
ских арендаторов: «Землевладельцам в Ольстере было навязано
выполнение этих обязательств, потому что им пришлось иметь
дело с арендаторами, принадлежащими к господствующему клас-
су. В других частях Ирландии этими обязательствами пренебрега-
29 R. В. O’Brien, The Parliamentary History of the Irish Land Question (London:
Sampson Low, 1880), 161 — 165.
30 Isaac Burt, The Irish People and the Irish Land: Letter to Lord Lifford (Dubli
J. Falconer, 1867), 103.
Isaac Butt, Land Tenure in Ireland: A Plea for the Celtic Race (Dublin: J. Falconer,
1866), 50.
O’Connor, History of Ireland, 2: 27
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
ДО
ли, потому что прежнее население было раздавлено гражданской
войной и суровыми законами. Даже в Ольстере главенство прав
арендаторов и протестантизм в нескольких округах почти совпа-
дают»33
Для иллюстрации проблемы можно взять печально известный
случай установления грабительской арендной платы в графстве
Клэр. Маркиз Койнингхем повысил арендную плату настолько,
что она поглощала всю выгоду от улучшений, сделанных аренда-
тором, и прогнал с земли всех, кто не смог заплатить. Это затро-
нуло половину населения, так что, по словам Милля, люди разбре-
лись по «Ирландии, Англии и Америке и пополнили ряды злейших
врагов Великобритании»34. Подобное происходило неоднократно.
Ирландцы пытались противостоять этому, создавая «тайные об-
щества» — своего рода «профсоюзы» арендаторов. Фении, со-
юз зеленой ленты {Ribbonmen) и белорубашечники ( Whiteboys)
использовали террористические методы, чтобы не допустить по-
явления новых арендаторов. Против непослушных применялись
ужасающие кары. Новые арендаторы зачастую и сами баланси-
ровали на грани голода, а потому соглашались на любую аренд-
ную плату, чтобы хоть на короткое время получить доступ к зем-
ле. В стране царило беззаконие. Ирландия пребывала в состоянии
упадка, писал Исаак Батт, потому что «к подавляющему боль-
шинству людей относились как к завоеванному населению. Все
законодательные и административные меры были направлены
на то, чтобы укрепить положение землевладельцев, защитить их
от народа и дать им возможность выжимать как можно больше из
крепостных, проживающих на их земле. ...В стране, где господс-
твующая каста состоит из тех, кто получил собственность по праву
конфискации, вероятно, неудивительно, что права собственности
поддерживались с религиозным или, вернее сказать, с безбожным
пылом; права, которые создаются трудом и усердием, игнориро-
вались, а первое и самое священное из всех прав — право ирланд-
ского народа жить на своей родной земле и вовсе не принималось
во внимание»35
Законы были смягчены в 1780 — 1790-х годах, но закон в Ир -
ландии совсем не был таким же, как в Англии. Милль и другие
полагали, что закон был везде одинаков, и это заблуждение зна-
менательно. Оно привело Мйлля к предположению, что закон
не имеет отношения к разительному экономическому различию
между Англией и Ирландией36 Как можно было додуматься до та -
33 Butt, Letter to Lord Lifford, 40.
34 Mill, England and Ireland, 18—19.
35 Butt, Letter to Lord Lifford, 91.
Mill, England and Ireland, 20.
340
Часть VIII. Исторические загадим
кого? Ему казалось, что один и тот же закон порождает два столь
разных результата: ведущую экономику мира, с одной стороны, и,
с другой, совсем рядом, самую нищую провинцию Европы. Милль
полагал, что и в Англии землевладельцы вольны устанавливать
грабительскую арендную плату, но не делают этого в силу при-
родной доброты и «влиятельного общественного мнения», — под
влиянием СМИ, сказали бы мы сегодня.
Исаак Батт стал советником королевы в Лондоне; он был све-
дущ в вопросах права. Фактически, отметил он, английское пра-
во применяется в Ирландии не в полном объеме. Общее право
в Англии препятствует изгнанию арендаторов даже за несвоевре-
менное внесение арендной платы, и землевладелец, пытавший-
ся возбудить судебный процесс против арендатора, «должен был
строго считаться со всеми требованиями закона. В английских
судах не любили истцов, добивающихся лишения имущественных
прав». Но в Ирландии действовало специальное законодатель-
ство, извратившее дух общего права. Закон о выселении по суду,
принятый в период активного преследования католиков, облегчил
изгнание ирландских арендаторов. «Для этих целей принимался
один закон за другим, — писал Батт. — Если в старом уголовном
законе открывался пробел, принимали новый закон. Если обнару-
живалось, что еще не разрушен некий латентный принцип защиты
в общем праве, его подсекали под корень новым, более строгим
законом — пока, как я уже сказал, не извратили весь смысл об-
щего права»37
В Ирландии основной проблемой была непрекращающаяся
партизанская война между арендаторами и землевладельцами и,
в целом, между ирландскими подданными и британским влады-
чеством. Британцы делали все, чтобы привести ирландцев к по-
корности, но когда они ослабляли усилия, ирландцы демонстри-
ровали, что не намерены мирно сосуществовать со своими угне-
тателями. Именно эту тлеющую войну имел в виду Мальтус, когда
говорил о незащищенности собственности в Ирландии. И конф-
ликт только обострялся из-за того, что в его основе лежала рели-
гиозная вражда.
В условиях верховенства права и защищенности прав собствен-
ности землевладельцы не стали бы вести себя столь разорительным
образом. Все это означает, что долгое время был забыт землевладе-
лец, главный участник событий на ирландской сцене. Он так давно
считается главным злодеем, что мы решили, будто знаем о нем все,
что нужно. Милль утверждал, что землевладелец недальновиден.
Томас Карлейль добавил, что он просто глупец. Никто не обратил
внимания на его стимулы. Стоит пристальнее присмотреться к по-
37 Butt, Letter to Lord Lifford, 188—189.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
341
ложению землевладельца, чтобы понять, что оно зачастую было еще
более шатким, чем подразумевает «война за землю».
Номинальные собственники, гарнизонные поместья
Собственность в Ирландии зачастую была политическим трофе-
ем, а не результатом свободной сделки. Когда в прошлом менял-
ся политический режим, права собственности подвергались кон-
фискации. Во времена Акта об унии между Англией и Ирландией
лорд Клэр заявил, что менее чем за сто лет вся Ирландия трижды
была подвергнута экспроприации. Иными словами, по меньшей
мере дважды экспроприации были подвергнуты экспроприато-
ры. Получается, что в течение длительного времени землевла-
дельцы не могли быть уверены в надежности своей собственности
не только из-за партизанской войны, но и стараниями англий-
ских политиков. В 1840 году парламентская комиссия припом-
нила историю: «[До Кромвеля] на юге Ирландии вопрос о правах
собственности оставался нерешенным. Более ста лет конфиска-
ции следовали одна за другой, пока Акт об урегулировании и Акт
разъясняющий {Acts of Settlement and Explanation) [в 1660 г.]
не закрепили за последователями Кромвеля их землю». Когда
Иакову II пришлось покинуть Англию, он направился сначала во
Францию, а потом в Ирландию. До его поражения в битве на ре-
ке Бойн (1690 г.) протестантские землевладельцы были изгнаны
из Ирландии, а земли, конфискованные после 1641 г., были воз-
вращены прежним владельцам. «Отмена парламентом короля
Иакова II ирландского Акта об урегулировании нагнала на про-
тестантских землевладельцев такой страх, что они и по сей день от
него полностью не избавились, — добавляет отчет. — С тех пор они
убеждены, что любое изменение политики или локальные беспо-
рядки угрожают их собственности. Они считают, что несут в своих
поместьях гарнизонную службу, а потому на природных обитате-
лей (я не могу называть их арендаторами) смотрят как на людей,
готовых изгнать их при любой удобной возможности. Поэтому
манстерский землевладелец опасался давать лицам, занимающим
его землю, постоянное право аренды или бенефициарную выго-
ду от временного владения ею-. В силу естественного хода вещей
прежняя борьба за право собственности породила борьбу за ус-
ловия аренды»38
После 1690 года Вильгельм III получил в свое распоряжение бо-
лее миллиона акров земли, конфискованной в Ирландии. Он раздал
ее большими участками своим английским и голландским друзьям:
38 Ibid., 103-104.
342
Часть VIII. Исторические загадки
Уильяму Бентинку, старшему сыну герцога Портленда, — 135 000
акров, бывшей любовнице, графине Оркни, — 95 000 акров, графу
Альбермарлю — 108 000 акров и т.д. Но потом эти имения опять
были отняты, на этот раз парламентом: «Эти огромные пожало-
вания в течение восьми лет были отняты английским парламентом
против воли короля, — сообщает Дж. А. Фокс в «Ключе к ирланд-
скому вопросу», — и все было выставлено на аукцион, чтобы земля
досталась тому, кто даст больше, независимо от права или справед-
ливости»39 Теперь парламент вошел в силу, и с этих пор он раздавал
выгоды в Ирландии, а не монарх.
Еще раз землевладельцам напомнили о шаткости их прав
собственности, когда в 1800 году обсуждался Акт об Унии меж-
ду двумя странами. Лорд Клэр, лорд-канцлер и коллега лорда
Каслрея, посоветовал землевладельцам, недовольным Актом об
унии, в любом случае голосовать за него, потому что сохранение
их ирландских владений целиком зависело от продолжения во-
енного присутствия Англии: «Вся власть и собственность в этой
стране была дарована сменявшими друг друга монархами Анг-
лии английским поселенцам, состоявшим из трех групп англий-
ских авантюристов, которые пришли в эту страну по окончании
трех следовавших друг за другом восстаний. Конфискация — это
их общий источник прав собственности; начиная с первого посе-
ления, они были со всех сторон окружены прежними обитателя-
ми острова, в угрюмом негодовании лелеявшими свое недоволь-
ство... Что же обеспечивало защиту и физическое существова-
ние английских поселенцев во время революции [ 1688 г. ], и что
обеспечивает защиту их потомков в наши дни? Могущественная
и действенная защита со стороны Великобритании. В случае лю-
бой роковой неудачи вы все окажетесь в полной власти прежних
обитателей этого острова»40
Своевременное напоминание землевладельцам о шаткости их
положения побудило многих из них проголосовать в палате лордов
за Акт об унии, хотя было хорошо известно, что среди ирландцев
он очень непопулярен. В Ирландии право собственности выгля-
дело столь же ненадежным, как и все прочее. Об этом свидетельс-
твует описание страны в «Путешествии по Ирландии в 1780 году»
Артура Янга. Он прекрасно передает настроение землевладель-
цев, чувствовавших себя в Ирландии временщиками: «В разговоре
с джентльменами я обнаружил, что они возлагают вину за исчез-
новение лесов на простых людей, которые, по их словам, питают
отвращение к дереву. Сначала они похищают его, чтобы сделать
посох для ходьбы, потом — черенок для лопаты, потом — оглоблю
39 Fox, Key to the Irish Question, 154.
40 Ibid., 149.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
343
ч
для телеги, а потом еще и стропило для хижины. Нет сомнений, что
бедные воруют, но я уверен, что джентльмены этой страны должны
благодарить самих себя. Разве из-за посохов и оглобель опустоше-
ны миллионы акров? Чепуха! Распутный, расточительный, ник-
чемный землевладелец вырубает свои акры и оставляет их откры -
тыми для скота, а потом имеет наглость заявить, что леса исчезли
из-за посохов бедняков, отправляется в палату общин и голосует за
Акт, облагающий штрафом в 40 шиллингов любого бедняка, кото-
рый не может объяснить, откуда у него взялась хворостина»41
Артур Янг блестяще описал ситуацию, но не объяснил, поче-
му землевладельцы «распутны» и «расточительны». Они боялись,
и вполне обоснованно, что земли, которыми они владеют сегодня,
завтра им уже не будут принадлежать. Поэтому они использовали
любую возможность для превращения ненадежной недвижимости
в надежные банковские счета. Легко сообразить, что собственнику
ненадежных активов нет резона терпеливо ждать медленного вызре-
вания замыслов или растений. Нам известно, что во времена Виль-
гельма и Мэри конфискованные поместья немедленно разграбля -
лись теми, кто их получил. Уполномоченные по делам конфиско-
ванных имений сообщали, что новые владельцы, не проявляя ни
малейшей благодарности, «оказались настолько алчными, что вы-
рубают большие деревья и продают по полшиллинга за штуку»42.
С окончанием наполеоновских войн право на собственность
в Ирландии стало более надежным. Но к 1840-м годам мно-
гие собственники настолько обеднели, что не могли рассчитаться
с кредиторами. Как пишет Исаак Батт, они набрали большие кре-
диты под залог своих поместий, но были не в состоянии собрать
«раздутую арендную плату», которую должны были платить их
обнищавшие арендаторы43 За время голода землевладельцы ис-
пытали немало превратностей. По меньшей мере треть из них бы-
ли разорены, а многие остальные оказались в очень сложном фи-
нансовом положении. В 1849 году «арендаторы выглядели так,
будто они только что вышли из могил, а землевладельцы — будто
сходят в могилы». Экономист К. П. Скроуп отметил, что «земля
находится в руках номинальных и оставшихся без средств собст-
венников, которые либо не в состоянии, либо не хотят заботиться
об улучшении своих имений»44.
В 1849 году парламент создал Суд по заложенным имениям,
который по требованию любого кредитора принуждал ирландских
землевладельцев продавать свою собственность. Энгельс отметил,
41 Ibid., 298.
42 Ibid.
43 Butt, Letter to Lord Lifford, 90.
44 John E. Pomfret, The Struggle for Land in Ireland, 1800 — 1923 (1930; reprint;
New York: Russell & Russell, 1969), 43.
344
Часть VIII. Исторические загадки
что землевладельцы жили «в страхе перед Судом по заложенным
имениям». В 1850-х годах принудительные продажи вылились
в общую распродажу собственности с молотка. Были проданы
сотни тысяч акров — зачастую за половину или треть первона-
чальной цены — и обычно этого не хватало для погашения долгов.
Показательную для 1850-х годов ситуацию описал французский
путешественник Леон де Лаверне. Поместье Мартина, пишет он,
«настолько огромно, что домик привратника стоит в 25 милях
от господского дома. Наследник этого обширного имения умер
в бедности, отправившись за океан от земли, которая больше ему
не принадлежала»45 К 1857 году было продано более 3000 име-
ний, разделенных между 8000 новых владельцев, которые явля-
лись по большей части ирландцами.
Была еще одна причина, почему собственники так просчита-
лись. В 1797 году Банк Англии приостановил размен бумажных
денег на золото, что создало условия для инфляции. За следующие
три года цены выросли на 44%. С появлением в 1817 году совере-
на (золотой монеты достоинством один фунт) размен бумажных
денег на золото был возобновлен по довоенному паритету. Чтобы
предотвратить утечку золота из страны, Банк Англии повысил про-
центную ставку настолько, что цены опустились до предвоенного
уровня. Английский индекс цен понизился с 182,5 в 1813 году до
90 в 1845-м, т.е. наполовину. «Эта дефляция цен была самой су-
ровой из всех испытанных Англией как по глубине, так и по про-
должительности» , — написал Рой Джастрем в книге «Золотая кон-
станта»46 Вряд ли кто-нибудь толком понимал, что происходит,
и многие относили трудности на счет политики laissez faire, а не
денежной дефляции. «Тяжелые времена» переживала, конечно,
и Англия, о чем красноречиво писал Чарльз Диккенс, и некоторые
сцены его книг следует понимать в свете этой дефляции.
Землевладельцы, купившие землю в Ирландии в период инф-
ляционных цен, после восстановления золотого стандарта обнару-
жили, что их имения стоят меньше, чем за них уплачено. К неза-
щищенности собственности, таким образом, добавилась непред-
сказуемость денег. Обычно экономисты не учитывают влияние
этого обстоятельства на ирландские дела, как, впрочем, и на ан-
глийские. Сами землевладельцы, естественно, не понимали, что
происходит — в то время о дефляции никто не слыхал. Впрочем,
они пытались любыми средствами возместить свои потери, в том
числе безбожно вздувая арендную плату, чем доводили аренда-
торов до нищеты; при этом они практически не чувствовали ни-
45 Leonce de Lavergne, The Rural Economy of England, Scotland and Ireland
(Edinburgh: Blackwood and Sons, 1855), 386.
Roy W. Jastram, The Golden Constant (New York: John Wiley, 1977), 41—48,
113-114.
Глава 16. Почему голодала Ирландия?
345
каких законных ограничений и даже опирались на поддержку об-
щественного мнения, которое считало ирландцев бездельниками
или бунтарями либо теми и другими вместе.
После принудительной распродажи земли ситуация в Ирландии
начала постепенно улучшаться. Раздробление имений помогло по-
явлению того, чего так долго недоставало, — среднего класса. Со-
гласно французскому наблюдателю, новые собственники получали
документ совершенно «законный и бесспорный, дающий безуслов-
ное или неоспоримое право собственности»47, — признание того,
что прежде права собственности были сомнительны. Большинст-
во новых владельцев являлись ирландцами. «Была надежда, что
удастся склонить английских или шотландских покупателей купить
земли в Ирландии и возделывать их, но те не откликнулись, — до-
бавляет Лаверне. — Здесь существует давнишнее недоверие к Ир-
ландии, которое не скоро исчезнет. Они опасаются возобновления
жакерии и питают отвращение к папизму и папистам. Предложите
англичанину вложить его капитал в Ирландию и пообещайте при
этом доход в 8 или 10%: все будет примерно так же, как если бы вы
предложили французу отправиться в Африку к арабам»48.
С принятием в 1870 году Закона об ирландской земле бы-
ло признано право арендаторов на компенсацию за вложения
в улучшение хозяйства, а землевладельцы получили стимулы для
предоставления долгосрочных прав аренды49 С возвращением ир -
ландцам полноты гражданских прав экономические условия стали
наконец-то терпимыми, а ирландский вопрос утратил свою ост-
роту. Архивные материалы о земельной собственности еще только
предстоит исследовать, и ученые продолжают эти занятия. Иссле-
дователям следует обратить особое внимание на условия, в ко-
торых действовали землевладельцы, и на их стимулы. Если зем-
левладельцы в Ирландии действительно считали, что они лишь
«несут в своих поместьях гарнизонную службу», то они отнюдь не
были настоящими собственниками. Их недальновидное поведение
указывает на то, что данное К. П. Скроупом определение — «но-
минальные собственники» — было ближе к истине.
Если так, то все становится на свои места. Ненадежность ир-
ландской недвижимости объясняет разграбление имений, недо-
статок капитала, непосильные арендные ставки и «конкурс арен-
даторов». Это помогает понять, почему в 1845 году зеленая, пло-
дородная и никоим образом не перенаселенная страна уже была
бедна и находилась на грани голода и почему для того, чтобы раз-
разилась катастрофа, хватило болезни картофеля.
47 Lavergne, Rural Economy, 383.
48 Ibid., 387
49 Pomfret, Struggle for Land, 81—96.
Часть IX
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Введение
В разные периоды истории важными представлялись разные грани
собственности. В наши дни вновь и вновь возникают два вопроса.
Один — интеллектуальная собственность — привлекает значитель-
ное внимание. Другой — отношение между собственностью и ок-
ружающей средой — настойчиво ставит небольшая, но растущая
группа защитников природы. Две эти проблемы являются полны-
ми противоположностями. Окружающая нас среда материальна:
сама земля и природные ресурсы. Интеллектуальные блага нема-
териальны, невещественны и созданы человеком. В современных
категориях все они относятся к информационным продуктам.
Самая важная, пожалуй, причина, по которой нам в матери-
альном мире необходимы права собственности, состоит в том, что
при бесплатной раздаче материальных благ на всех не хватит. Воз-
дух — исключение, но правилом является редкость благ. В отсут-
ствие прав собственности все материальные блага будут истощены,
истреблены, износятся и развеются в прах. С информационными
продуктами все иначе. Они подчиняются совсем иным законам.
К ним неприменимо обычное истолкование редкости. Дополни-
тельную копию можно сделать, не нанося ущерба тем, у кого уже
есть такие копии. В области информации общее достояние прояв-
ляет себя совсем не так, как в области материальных благ.
По сути дела, в области информации режим общего достояния
может быть столь же полезен, сколь разрушительно отсутствие ог-
рад в области материальных благ. Поэтому не сразу очевидно то,
что интеллектуальные блага нуждаются в правах собственности.
Впрочем, возможно, они и здесь нужны. Информация тоже бы-
вает редкой. Она определенно является «редкой», когда еще не
существует. В любом случае, интеллектуальная собственность как
важная категория права неожиданно возникла лишь 15 лет на-
зад. Почему этот столь таинственный аспект собственности вдруг
явился из небытия? Ответ поможет пролить свет на более общие
свойства собственности.
Каким должно быть соотношение между правом собственно-
сти и очень широкой областью явлений, именуемых «окружающей
средой»? Интеллектуалы одобряют аргумент в пользу интеллек-
туальной собственности, потому что знают, какого труда стоят
творческие достижения. Этот труд должен вознаграждаться, и они
видят в правах собственности систему вознаграждения их усилий.
Они видят и то, что эта логика неприменима к физическому ок-
ружению. В конце концов, люди не создавали природу. Поэтому
вряд ли они заслуживают вознаграждения за то, что владеют ею.
Введение
349
С точки зрения обладателей патентов и авторских прав, лег-
кость копирования информационных продуктов придает исклю-
чительную важность системе прав на интеллектуальную собст-
венность. Но многие считают, что уникальность природного ми-
ра обессмысливает права собственности на окружающую среду.
Именно в силу уникальности природной среды частным собствен-
никам не следует предоставлять свободу действий в ее расхище-
нии. Тем не менее нужно признать, что природа намного лучше
защищена, когда находится в частной собственности, чем когда
она контролируется государством. Собственность — это система
не только вознаграждений, но и наказаний. Разоренная приро-
да менее ценна, чем надлежащим образом оберегаемая. Что же
касается государственной собственности в качестве стандартной
альтернативы частной собственности, то у правительственных чи-
новников свои стимулы, которые порой противоречат здравому
смыслу.
<4
Глава 17
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ
СОБСТВЕННОСТЬ
Золотой век
В 1850-х годах либертарианец Лисандер Спунер использовал вы -
ражение «интеллектуальная собственность» и, вероятно, при-
менил его первым1 Однако в широкое употребление это выра-
жение вошло недавно. Впервые оно появилось в заголовке ста-
тьи, опубликованной в журнале «Путеводитель по периодике»
{Reader’s Guide to Periodical Literature) в 1985 году, и только
в 1993 году соответствующий подкомитет Конгресса сменил свое
название на «Интеллектуальная собственность и правопримене-
ние». В наши дни это еще и самая активная область собственно-
сти. В 1994 году журнал Industry Week с изумлением отметил,
что мы живем в «золотой век» интеллектуальной собственности.
«Никогда прежде владельцы патентов, авторских прав, торговых
марок, промышленных секретов и других продуктов ума не име-
ли столь мощной государственной защиты и финансового возна-
граждения»2. В 1988 году о «мании интеллектуальной собствен-
ности» высказалась New York Times3 Возникает вопрос: почему
эта столь таинственная сторона нашего предмета, бывшая прежде
отдаленным аванпостом в империи прав собственности, приоб-
рела такое значение. Возможно, ответ поможет прояснить более
общие аспекты права собственности.
Физическая собственность дает определенным людям моно-
полию на использование определенных предметов. Собственник
может физически не допустить к ним всех остальных. Патенты
и авторские права тоже образуют монополии. Есть нечто пара-
доксальное в том, что первый английский патентный закон был
частью парламентского решения, объявившего вне закона все
монополии и предоставившего особое исключение на срок 14 лет
«первому подлинному изобретателю новых изделий». Авторское
1 Lysander Spooner, Collected Works of Lysander Sponer, vol. 3, C. Shively (1884;
reprint; Weston, Mass.: M&S Press, 1971).
D. J. McConville, “Intellectual Property Gains Respect: Patent Holders Have Never
Had It So Good,” Industry Week, March 7, 1994.
Andrew Pollock, “The New High-Tech Battleground: Patent Litigation Can Be a
Better of Making Money Than Selling Products. But Will It Squelch Innovation?”
New York Times, July 3, 1988.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
351
право тоже возникло из неожиданного источника — из соображе -
ний цензуры, а не заботы о правах авторов. Когда в 1550-х годах
была выдана привилегия на учреждение издательской компании
Stationers Company, на выпуск каждой книги требовалось разре-
шение и дозволялось использовать только особые печатные прес-
сы. Члены компании немедленно ощутили выгоду нового регули-
рования. И как бывает всегда и везде, они энергично противились
попыткам дерегулирования4
До изобретения печатной машины писательское ремесло было
не в таком почете, как сегодня. Считалось, что копиисты дела-
ют полезную работу. «Настоящей задачей ученого считалось не
праздное измышление новшеств, а поиск великих древних книг, их
размножение и размещение копий там, где они были бы доступны
будущим поколениям», — объясняет Эрнст Голдшмидт5 «Пара-
доксальным образом, — отмечает Элизабет Эйзенштейн в книге
«Печатный пресс как агент изменений», — нам пришлось ждать,
когда безличный шрифт заменит почерк переписчика, ...чтобы
единичный опыт смог сохраниться для последующих поколений,
а выдающихся личностей навсегда отделить от группы или коллек-
тивного образа»6 Схожую мысль высказал технофутурист Джон
Перри Барлоу: «От неолита до Гутенберга информация переда-
валась из уст в уста, изменяясь при каждом пересказе (перепеве).
Истории, которые сформировали наше представление о мире, не
имеют авторитетных версий. Они приспосабливались к каждой
культуре, в контексте которой рассказывались. Поскольку эти
рассказы никогда не застывали в печатном виде, так называемое
моральное право сказителей считать эти истории своими не только
не защищалось, но не признавалось»7
Имена авторов стали появляться не столько в подтверждение
их авторских прав, сколько для выявления источника подстрека-
тельств к мятежу. Обращаясь с речью к парламенту ( «Ареопаги -
тика», 1644 г.), Мильтон требовал не защиты интересов авторов,
а свободы от цензуры. Его соглашение с печатником Сэмюелем
Симмонсом — один из первых известных договоров, в котором
установлена плата в пропорции к числу проданных экземпляров.
Речь в нем идет о книге «Утраченный рай», первоначальный ти-
раж — 1300 экземпляров, «аванс» — 5 фунтов. Со времен Шек-
4 Philip Wittenberg, The Protection of Literary Property (Boston: The Writer, Inc.
1968), 12-20.
Ernst P Goldschmidt, Medieval Texts and Their First Appearance in Print
(London: Bibliographical Society, 1943), 112.
Elisabeth L. Eisenstein, The Printing Press as an Agent of Change (Cambridge:
Cambridge Univ. Press, 1979), 235.
John Perry Barlow, “A Framework for Rethinking Patents and Copyrights, ” Wires,
March 1994.
352
Часть IX. Современные проблемы
спира до Сэмюеля Джонсона авторы, в духе «благородство обя-
зывает», зачастую отказывались от своих прав. Принадлежность
к знати и дворянству побуждала их отгораживаться от борзопис-
цев с Г раб - Стрит, а потому рукописи дарились друзьям и одна из
копий могла найти дорогу к типографу. Именно так циркулирова-
ли шекспировские «Сонеты», напечатанные без санкции автора.
Томас Грэй отказался от платы за свои «Элегии», и издатель был
рад угодить ему.
Статут королевы Анны 1710 года впервые упоминает о необ-
ходимости защищать автора. В преамбуле к закону сказано, что
печатники «в последние годы взяли волю печатать, перепечаты-
вать и публиковать книги» без согласия авторов и «к большому
убытку для них». Закон установил четырнадцатилетний срок ох-
раны авторских прав. Позднее это положение было закреплено
решением суда по важному делу «Доналдсон против Бекетта»
(1774)8 Доналдсон одним из первых начал выпускать деше-
вые переиздания и вступил в конфликт с крупными лондонскими
издателями, один из которых заявил о бессрочности своих прав
на изданные им книги и обратился в суд с иском. Но лорд Кам-
ден подтвердил установленный законом срок действия авторских
прав. «В противном случае, — заявил он, — все наше знание ока-
жется в руках Тонсонов и Линтонов [старинные издатели] наше-
го времени, которые будут устанавливать такую цену, какую им
подскажет их алчность».
С тех пор принято, что на объекты интеллектуальной собст-
венности срок авторских прав ограничен — различие, углубляю-
щее раскол между правами собственности на материальные и ин-
теллектуальные объекты. В последнее время имеется тенденция
к увеличению срока защиты авторских прав. Сегодня действует
закон, принятый в 1976 году, который продлил срок действия
авторских прав до 50 лет после смерти автора (75 лет для кор-
порации). Для патентов был установлен срок защиты в 17 лет,
но в области международной торговли Генеральное соглашение
по тарифам и торговле (ГАТТ) увеличило его до 20 лет от момен -
та подачи заявки на патент.
В целом авторское право носит более ограниченный характер.
Предметом авторского права не могут быть ни факты, ни идеи,
а только их выражение. Для патентов разница между идеей и ее
воплощением проведена не столь четко, и некоторые патенты фак-
тически предоставляют их владельцам монополию на саму идею.
Чтобы быть запатентованным, изобретение должно быть ори-
гинальным и «неочевидным», а также полезным, то есть иметь
экономическую ценность. Пороком системы патентов является
8 Wittenberg, Protection.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
353
то, что изобретатели используют законы природы, которые ни-
кем не были «изобретены», но могут быть использованы. Поэто-
му иногда открытия делаются независимо друг от друга, а моно-
полию получает тот, кто первым добежит до Патентной палаты.
Иногда победитель всего лишь добавляет последний штрих к пре-
жним открытиям. В отличие от этого, литературные произведе-
ния являются уникальными творениями ума, и почти невозможно
представить, чтобы два одинаковых произведения были созданы
независимо.
Торговые марки и коммерческие тайны считаются интеллекту-
альной собственностью, и критики интеллектуальной собственно-
сти, в общем, не имеют к ним претензий. Торговые марки полезны
тем, что дифференцируют товары, а их возможное разнообразие
бесконечно. Изобретение одной торговой марки не мешает кон-
курентам придумать собственную. Что до коммерческих тайн, то
в качестве средства защиты секретность явно лучше, чем узако-
ненная монополия, потому что ее можно поддерживать без помо -
щи правоохранительных органов. Для сохранения коммерческой
тайны достаточно обычных законов, защищающих права собст-
венности на материальные объекты. Здесь можно обойтись без
используемого Патентным бюро сочетания открытого искушения
и узаконенного запрета («Вот то, что мы изобрели. Если вы вос-
произведете это без разрешения, мы возбудим иск».)
Формула кока-колы не запатентована, и компания отказы-
вается выполнять решения судов о ее раскрытии. В 1977 году
она предпочла уйти из Индии, чтобы не передавать формулу ее
правительству. Продукт, защищенный производственным секре-
том, можно сделать общедоступным, не ограничивая право дру-
гих на попытки его воспроизвести. Но самой сильной защитой
кока-колы является ее торговая марка. Собирая материалы для
своей книги «За Бога, страну и кока-колу», Марк Пендерграст
наткнулся на исходную формулу в архивах компании. Он спросил
представителя компании, что будет, если он ее опубликует. Оче-
видно, что другая компания сможет производить тот же напиток.
«Они не смогут назвать его кока-колой, потому что вы возбудите
против них иск», — сказал Пендерграст. — Но, скажем, они его
могут назвать “Ням-Ням”». «Отлично, — сказал представитель
«Кока-Колы», — и что дальше? Сколько они будут брать за не-
го? Как они собираются его сбывать? Как они будут его рекла-
мировать? Поняли, куда я клоню? Мы потратили более сотни лет
и кучу денег на укрепление торговой марки. Без нашего массового
производства и потрясающей системы маркетинга любая попыт-
ка скопировать наш продукт никуда не приведет, так что им при-
дется назначить слишком высокую цену. Зачем менять привычку
и покупать “Ням-Ням”, которая в точности как кока-кола, но
354
Часть IX. Современные проблемы
стоит дороже, когда в любой точке мира можно купить настоя-
щую кока-колу? »9
Пендерграст «не смог придумать, что возразить», хотя он мог
бы сказать, что имя и цена не менее важны, чем вкус, так что
коммерческая тайна не так уж и ценна. Но в возникающем циф-
ровом мире секретность (кодовое слово) стала самым важным
и действенным методом контроля доступа к интеллектуальным
объектам, тем самым позволяя использовать для их передачи ры-
ночные механизмы.
Принудительная редкость
Самый важный довод в пользу того, чтобы относиться к интел-
лектуальным объектам как к собственности, сводится к тому, что
без этого художники и изобретатели потеряют интерес к работе.
«В отношении огромного числа изобретений в ремеслах, — напи-
сал Иеремия Бентам в 1785 году, — исключительная привилегия
абсолютно необходима, чтобы можно было пожать плоды посе-
янного» . Такая монополия «ведет к неисчислимым последствиям
и ничего не стоит»10 *. Этот аргумент громко прозвучал в период
Французской революции и может быть истолкован как деклара-
ция независимости от покровительства со стороны аристократии.
Представляя законодательному собранию Франции законопроект
о патентах, Станислав де Буффле заявил, что изобретение, ис-
точник всех умений, является также источником собственности.
И это «исходная собственность», тогда как все остальные «просто
определены договором». В 1791 году Законодательное собрание
провозгласило, что право собственности изобретателя является
одним из «прав человека».
Критик системы патентов экономист Фриц Махлуп утверж-
дал, что Буффле использовал обманчивые выражения: подме-
нив собственность (благо) монополией (зло), он убедил публику
рассматривать патенты «не как целенаправленное государствен-
ное вмешательство, а как неотделимую часть института частной
собственности; не как проведение в жизнь предоставляемой го-
сударством монополии, а как предотвращение воровства»11 Од-
нако та же идея нашла отражение в Конституции США, но без
упоминания о собственности. Статья 1 раздела 8, определяю-
9 Mark Pendergrast, For God, Country and Coca-Cola (New York, Scribner’s,
1993), 421-425.
10 Бентам, цит. no: Arnold Plant, Selected Economic Essays and Addresses (London:
Routledge and Kegan Paul, 1974), 44.
Senate Committee on Judiciary, Subcommittee on Patents, report prepared by Fritz
Machlup, An Economic Review of the Patent System, 1958, Committee print 15.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
355
щего полномочия Конгресса, гласит, что Конгресс правомочен
«содействовать развитию науки и полезных ремесел, закрепляя
на определенный срок за авторами и изобретателями исключи-
тельные права на их сочинения и открытия»12.
Марк Твен, подобно многим другим, яростно бранил ограни-
ченность срока действия авторских прав. В 1906 году, когда он
писал свою автобиографию, этот срок составлял 42 года. По его
мнению, за предыдущее столетие Англия и Америка породили
не более двадцати авторов, книги которых пережили этот срок.
Из 220 000 опубликованных томов «лишь малая часть» «все еще
живут и продаются». Поэтому все было бы точно так же, «будь
срок действия авторских прав тысяча лет»13
Некоторые утверждают, что интеллектуальная собственность
не только стимул для интеллектуалов, но и благословение для
общества. При надлежащем денежном вознаграждении число
изобретений растет, и все от этого выигрывают. Но нет решаю-
щих доказательств того, что изобретение действительно зависит
от возможности его запатентовать. У печатного станка, напри-
мер, не было юридической защиты. Одни важнейшие изобрете-
ния эпохи Промышленной революции были защищены патен-
тами, а другие — нет. Джеймс Уатт был уверен, что «не стоит
быть инженером, если нельзя запатентовать придуманное»14.
Но «мюль-машина» Сэмюэля Кромптона и многоверетенная
механическая прялка «Дженни» Джеймса Харгревса не были
запатентованы15 Кромптон получил вознаграждение от пар-
ламента. Статистическое исследование связи между патентной
защитой и созданием фармацевтических препаратов в период
с 1950 по 1989 год выяснило, что патенты не были «необхо-
димым условием изобретений»16. Тем не менее была зафикси-
рована значимая корреляция между экономическим развитием
и изобретением. Но, согласно данным другого исследования, при
отсутствии патентной защиты 65% новых лекарственных препа-
ратов не появились бы на рынке17
Некоторые патенты на десятилетия преграждали дорогу даль-
нейшим улучшениям, дольше, чем требовалось для поощрения
начального изобретения. Первый патент на паровой двигатель
на несколько лет притормозил Джеймса Уатта, а патент Алексан-
12 Конституция США. Статья 1. Раздел 8. П. 8.
Mark Twain, The Autobiography of Mark Twain, ed. Charles Neider (New York:
Harper, 1959), 281.
14 Joel Mokyr, The Lever of Riches (New York: Oxford Univ. Press, 1990), 248.
John Jewkes et al., The Sources of Invention (London: Macmillan, 1958), 45;
Mokyr, Lever of Riches, 248.
P Challuetal., World Competition, 15 (1991).
E. Mansfeld, Management Science, 32 (1986).
356
Часть IX. Современные проблемы
дра Грэхема Белла на телефон встал на пути Томаса Эдисона18.
С другой стороны, считается, что деловой партнер Уатта, Мэтью
Боултон, согласился вложить деньги в его паровой двигатель толь-
ко после того, как была обеспечена его патентная защита19
В 1850-х годах в Европе возникло сильное движение против
патентов, свидетельствовавшее о том, что недостатки системы
временами перевешивали ее достоинства. Движение просущест-
вовало 25 лет, а потом постепенно сошло на нет. В Британии па-
лата лордов приняла законопроект, уменьшивший срок патентной
защиты до 7 лет, а в Голландии они были вовсе отменены. Швей-
цария не признавала патентов до 1880-х годов20 Движение за
патенты, усилившееся в конце XIX века, было связано сростом
протекционизма. В период наступившего затем экономического
спада поддержка патентов окрепла.
Самым влиятельным критиком интеллектуальной собствен-
ности был Томас Джефферсон. Еще до ратификации конституции
он в письме Джеймсу Мэдисону предложил убрать из ее текста
упоминание о патентах и авторских правах. Он полагал, что ар-
гумент, объявивший монополии «стимулом для изобретательно-
сти», «слишком сомнителен, чтобы противопоставить его требо-
ванию о их подавлении в целом»21 В 1789 году он предложил до-
пустить «монополии» в литературе и ремеслах, но «ни для каких
других целей». Позднее, будучи государственным секретарем, он
надзирал за Патентным бюро и был «сверх меры угнетен» задачей
изучения заявок. Среди прочих он в 1793 году выдал патент Эли
Уитни, изобретателю первой эффективной хлопкоочистительной
машины22. Ко времени выхода в отставку он основательно про-
думал вопрос и в письме Исааку Макферсону указал на недоста-
ющий для случая интеллектуальной собственности компонент: ее
редкость.
«Если природа и создала вещь, менее всех других совместимую
с исключительной собственностью, то это сила мысли, рождающая
идею, которая может находиться в исключительной собственно-
сти человека до тех пор, пока он держит ее при себе; но в тот мо-
мент, когда он ее разглашает, она делается достоянием каждого,
и получатель уже не в силах избавиться от нее. Ее особенность
еще и в том, что ее не может стать меньше у кого-то оттого, что
другие владеют ею целиком. У того, кто получает от меня идею,
18 Mokyr, Level of Riches, 247
Ibid., 248.
20 Friz Machlup, “Patents, ” International Encyclopedia of the Social Sciences (New
York: Macmillan, 1968), 11:463 —65.
The Writings of Thomas Jefferson, A. Lipscomb, ed. (Washington, D.C.: Thomas
Jefferson Memorial Association of the United States, 1904), 7: 93 — 99.
Ibid., 7: 444-453.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
357
знание возрастает, но мое при этом не уменьшается; так же как
тот, кто зажжет свою свечу от моей, получит свет, но мне не ста-
нет темнее.
Идеи должны свободно переходить от одного человека к друго -
му и распространяться по всему Земному шару ради морального
и общего наставления... потому что природа специально и вели-
кодушно сделала их подобными огню, который распространяется
повсюду, ни в одной точке не теряя своей плотности, и подобны-
ми воздуху, которым мы дышим, в котором движемся и живем,
не будучи в состоянии присвоить его исключительно себе. Таким
образом, по своей природе изобретения не могут быть предметом
собственности »23
Нам необходимы права собственности на материальные объ-
екты, потому что их по естественным причинам не хватает для
всех. Два человека не могут занимать один и тот же участок земли.
Система собственности действует, позволяя каждому контроли-
ровать свой участок. Творения интеллекта, с другой стороны, не
могут быть редкими. Они не занимают какого-либо определен-
ного места; фактически, они могут одновременно находиться во
множестве мест. Многие могут одновременно знать сюжет и под-
робности романа, и знание одного не уменьшает удовольствия
других, а, пожалуй, даже увеличивает его. В этой сфере обще-
ственная собственность не порождает «трагедии общинных выпа-
сов». Поэтому можно сделать вывод, что материальные и нема-
териальные блага подчиняются разным законам. Нематериаль-
ное не изнашивается. Оно не требует расходов на поддержание.
Оно может «быть» сразу в нескольких местах. «Информация,
составляющая ядро интеллектуальной собственности, может быть
“использована”, но от этого ее не станет меньше, — как заметило
Бюро оценки технологий. — В отличие от рынков жилья или ан-
тиквариата, потребители могут использовать информацию, не
мешая друг другу»24.
Частная собственность защищает ценность редких благ. Ин-
теллектуальная собственность создает редкость продуктов, ко-
торые подлежат присвоению. Она защищает ценность, делая ве-
щи редкими. Интеллектуальное «содержание» по своей приро-
де допускает бесконечное копирование. Это важнейшая причина
того, почему к проприетарному статусу интеллектуальных благ
относятся с оправданной подозрительностью. Для огоражива-
ния земли существуют разумные основания, но трудно придумать
таковые для закрытия доступа к идеям и изобретениям. В 1930-х
23 Ibid. 13:326-438.
Computer Software, Intellectual Property and the Challenge of Technological
Change (Washington, D. C.: Office of Technology Assessment, GPO, 1992),
185.
358
Часть IX. Современные проблемы
годах Арнольд Плант из Лондонской школы экономики, учитель
Рональда Коуза, отметил, что рынки прекрасно функционируют
и без защиты интеллектуальной собственности. Книги поступают
в продажу, даже не будучи защищенными авторскими правами25.
Фридрих Хайек тоже считал «неочевидным» то, что «принуди-
тельная редкость — самый эффективный способ стимулирования
человеческого творчества»26.
Художники и изобретатели могли бы просто получать плату
за работу, которая становится собственностью издателя (как это
было с Бетховеном), или служить при дворе и получать плату за,
скажем, сочинение музыки (как это было с Бахом), или полу-
чать плату за изобретения от корпорации (на что живут сегодня
многие изобретатели). Но все это не решает основную проблему.
Она просто переносится с автора или изобретателя на издателя
или компанию. Для того чтобы издатели могли платить авторам
или композиторам достаточные суммы, им нужна уверенность,
что никто другой не сможет, купив одну копию, заняться парал-
лельным тиражированием тех же продуктов.
Лучший ответ на возражение Джефферсона сводится к тому,
что информация действительно характеризуется редкостью — во
времени. Она «редка», пока ее вообще не существует, пока она
не возникла в чьем-то уме. Вопрос в том, как обращаться с эти-
ми ценными благами, когда они уже возникли. Закон о защите
интеллектуальной собственности дает собственнику контроль над
копированием того, что он создал. Исторически, однако, той же
цели служили другие формы защиты.
Информационное содержание, будь то литературный текст
или замысел изобретения, обретает ценность только после того,
как оно находит соответствующее воплощение в материале. Пока
изобретение или произведение остается в голове его автора, ук-
расть его нельзя. Перенесенное на бумагу, оно защищено обыч-
ными законами об охране собственности — законами, наказы-
вающими за нарушение владения и воровство. Рукописи хранят
под замком. Служащие подписывают обязательство о неразгла-
шении ценной информации. После публикации работа может
быть защищена авторским правом либо неюридической под-
держкой. Преимущество приоритета в соединении с расходами
на «воплощение» идеи в материале в прошлом нередко служило
достаточным препятствием, сдерживавшим попытки незакон-
ного копирования.
Все зависит от расходов на изготовление дополнительных ко-
пий. Если они достаточно велики, помех для стимулов ктвор-
25 Plant, Essays and Addresses, chaps. 3—5.
26 Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. М.: Новости, 1992. С. 6.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
359
честву не возникнет, а доводы в пользу охраны интеллектуальной
собственности ослабнут. Такой экономический подход к предме-
ту — через анализ стоимости изготовления дополнительной ко-
пии — дает ключ к пониманию недавней вспышки интереса к это-
му вопросу. В результате новейших технологических изменений,
прежде всего компьютерной и цифровой революции, стоимость
копирования интеллектуального «содержания» резко упала.
Стоимость копирования
До изобретения печатного станка на переписку книги уходило
столько времени — порой целый год, — что новый манускрипт
оказывался заведомо более ценным, чем старый, в точности как
новый костюм всегда ценнее ношеного. Стоимость книги опре-
делялась преимущественно трудом, уходившим на ее переписку.
Книга оставалась собственностью монастыря или переписчика,
где ее изготовили, и никому в голову не приходило оценивать ее
информационное содержание отдельно от самого манускрипта.
В постгутенберговскую эпоху расходы на изготовление допол-
нительных копий постоянно снижались. Но представляется, что
вплоть до 1990-х годов расходы в целом оставались достаточно
существенными, чтобы защитить интересы авторов и их деловых
партнеров. Иллюстрацией может служить ситуация в США, где
закон об авторском праве на протяжении большей части XIX ве-
ка не распространялся на иностранных авторов. Книжный рынок
произведений, находящихся в публичной собственности, выживал
и в отсутствие правовой защиты. У известных авторов, таких как
Теккерей и Диккенс, не было интеллектуальной собственности
в США вплоть до 1891 года. Но даже при этом американские
издатели платили английским авторам за своевременную при-
сылку версток. В 1870-х годах Томас Хаксли засвидетельство-
вал перед королевской комиссией, что его американский издатель
«пересылает мне определенный процент от продажной цены книг,
и это даже при отсутствии защищающего его авторского права»27
(В случае Диккенса этот метод был неприменим из-за того, что
книги выходили глава за главой, как журналы.)
Обеспечив себе доступ к верстке, американский издатель по-
лучал приоритет, которого в большинстве случаев было доста-
точно, чтобы отпугнуть конкурентов. Все-таки набор книги ос-
тавался весьма дорогим удовольствием. Если конкурент все-таки
выпускал параллельное издание, «все крупные издатели Амери-
27 Tom Palmer, “Intellectual Property: A Non-Posnerian Law and Economic
Approach,” Hamline Law Review, 12 (Spring 1989): 261.
360
Часть IX. Современные проблемы
ки, — сообщил Хаксли, — во что бы то ни стало выпускали более
дешевое издание». Читающая публика очень выигрывала от этой
ценовой конкуренции. В XIX веке книги в США были намного
дешевле, чем в Англии. Как видим, в большинстве случаев да-
же при незащищенном авторском праве преимущество, даваемое
первенством, равнялось расходам на получение этого преиму-
щества или даже стоило дороже. Малоприбыльные книги едва ли
стали бы объектом пиратских переизданий, даже когда закон не
наказывал за это.
То, что рынок функционирует в отсутствие интеллектуальной
собственности, демонстрируют переиздания классики, срок ох-
раны которых авторским правом давно истек. В отсутствие за-
кона об авторском праве книгоиздательство сохранилось бы, но
тогда эта отрасль была бы делом гангстеров, а не джентльменов.
Тот прискорбный факт, что авторам обычно платят всего 10% от
розничной цены издания, показывает, что стоимость содержа-
ния книги весьма мала в сравнении с расходами на изготовление
тиража и сбыт, хотя даже при этом издатели часто оказываются
в убытке!
Ксерокопировальные аппараты ничего не изменили в этих
расчетах, хотя помешать незаконному копированию текста стало
практически невозможно. Кто станет контролировать работу ко-
пировального аппарата, способного украсть три гроша за день?
Но копировать по две странички за один рабочий цикл не стоит
труда, проще купить книгу. Копирование требует времени, и не-
уклюжую стопку скопированных страниц не сравнить с компакт-
ной и удобной книгой. При цене пятачок за страницу ни о какой
конкуренции речи быть не может.
А вот цифровая революция может изменить решительно все.
Как только информация оцифрована, от нее отделяется ее физи-
ческое воплощение, а защищать эту информацию и, следователь-
но, владеть ею становится все труднее. Информация стремится
быть бесплатной, о чем, как говорят, первым догадался Стюарт
Бранд, и в киберпространстве она наконец становится бесплат-
ной. Она распространяется здесь с такой же легкостью, как пламя
джефферсоновой свечи. То, на что переписчик тратил год, а ксе-
рокс — час, теперь можно скопировать за секунды. А когда копи-
ровать так просто, стоимость стремится к нулю. Теперь информа-
цию можно скопировать почти бесплатно и мгновенно переслать
на любое число отдаленных терминалов. Более того, теперь она
копируется абсолютно точно, и с каждым последующим копиро-
ванием ошибки больше не накапливаются.
«Цифровая технология выводит информацию за пределы ма-
териального мира, где всегда действовали всевозможные законы
о праве собственности», — пишет Джон Перри Барлоу. Теперь
Глава 17 Интеллектуальная собственность
361
можно получить вино (содержание) безо всякой бутылки (отпе-
чатанной книги). Когда информация выходит в киберпространст-
во, становится возможным «заменить все хранилища информа-
ции одной метабутылкой»28
Для экономистов почти бесплатное воспроизведение высоко-
ценных вещей звучит как логическое противоречие. На протя-
жении почти всей истории большинство вещей было так трудно
«скопировать», что одно это поддерживало их ценность. Запатен-
тован «кадиллак» или нет, скопировать его трудно. Один можно
собрать из деталей, подобранных на автосвалке. Для сотни уже
нужны оборудование и высокооплачиваемые рабочие. Дешев-
ле купить аутентичную «копию» в ближайшем магазине! Да она
и ездить будет лучше. Сборочные конвейеры были изобретены,
чтобы понизить стоимость «копирования» вещей, но они сами
по себе очень дороги. Материальная плоть большинства продаю-
щихся на рынке товаров предотвращает характерную для Интер-
нета дефляцию цен.
Когда воспроизведение высокоценных вещей обходится недо-
рого, они становятся дешевы, если только удешевлению что-ни-
будь не помешает. В этом заключается великий парадокс инфор-
мационной эпохи. Информационная экономика отличается тем,
что в ней прибыль напрямую определяется добавленной стои-
мостью от вложений в интеллектуальные блага, такие как пес-
ни, фильмы и компьютерные программы. Но когда воспроизвод-
ство почти ничего не стоит, этой «добавленной стоимости» грозит
крах. Такие блага похожи на башню из песка — лучше сказать,
пожалуй, из кремния. Если эту структуру ничем не подпереть, она
рухнет. Если взятый напрокат автомобиль можно было бы «ско-
пировать» с такой же легкостью, как взятую напрокат программу,
автомобильная промышленность немедленно бы рухнула. Все это
может затруднить существование корпорации Microsoft, творе-
ние интеллектуальной собственности и человеческого капитала* *
28 John Perry Barlow, “A Framework”
* С началом информационной эпохи эфемерное понятие «капитал» было рас-
ширено и включило «человеческий капитал». Своей бестелесностью он по-
добен интеллектуальной собственности: все в голове и ничего материального.
Образование и хорошие привычки образуют человеческий капитал, который
в будущем может приносить доход. Человеческий капитал — это накопления,
которые мы держим в своих головах, а не на счетах в банке. Такое расширение
понятия вполне уместно, потому что латинское слово «capitalis» означает «ка-
сающийся головы». Получается, что прежнее представление о капитале было
неполным и только теперь стало адекватным. Прежде капитал ассоциировался
с определенным классом — с капиталистами. Но с появлением понятия о чело-
веческом капитале мы все превращаемся в капиталистов, даже при отсутствии
счета в банке. Концепция человеческого капитала демократизирует капитал,
как и подобает демократической эпохе.
362
Часть IX. Современные проблемы
Бесплатное или очень недорогое копирование ее продукции может
стать причиной того, что ее капитализированная стоимость рухнет
столь же быстро, как и возникла.
Билл Гейтс уподобил материальные носители информации си-
ле трения. В информационных магистралях, сообщил он, «трение
будет почти нулевым», а это позволит быстро и дешево распро-
странять любую информацию29 Трение часто мешает, и в цифро-
вом мире оно почти не будет нас беспокоить. А вот другая метафо-
ра: страж, полезный защитник. В былые времена материальный
носитель служил защитой информационному содержанию, за-
трудняя его копирование. А это значит, что долгое время можно
было не беспокоиться о хищении информации из-за ее неразрыв-
ной связи с материальным носителем — железом и сталью, бума-
гой и чернилами.
Перейдя в информационную эпоху, мы обнаружили, что
в правовом отношении этот переход выражается в неожиданном
взлете интеллектуальной собственности. Теперешняя «мания»
интеллектуальной собственности отражает тот факт, что инфор-
мационное содержание потеряло своего стража и нуждается в но-
вом защитнике, особенно в лишенном трения киберпространстве.
Для иллюстрации этих изменений хорошо подходит программное
обеспечение — «голая конструкция и никакого производства»30.
Конструкция требует огромного труда, а скопировать ее — дет-
ская забава. Поиск дарового программного обеспечения требует
времени и энергии, но одно время программы стоили так дорого,
что пользователи старались поискать среди своих друзей того, кто
может одолжить их на время. Со своей стороны, производители
встраивают в свои программы защиту от копирования и выводят
на экран предостережения о незаконности таких действий.
Но тут информационное содержание неожиданно нашло за-
щитника. Чтобы узнать, как оно работает, были нужны печатные
инструкции. Спасением стал апгрейд для тех, кто мог продемон-
стрировать, что купил легальную копию программы. Кроме того,
компьютеры все чаще стали продаваться с уже установленными
программами, что избавило их производителей от необходимо-
сти беспокоиться о защите от копирования при розничных прода-
жах. Поэтому рынки процветали, несмотря на легкость копирова-
ния софта. Тем временем цена программного обеспечения упала
раз в десять. С ценой программного обеспечения получилось как
с «бесплатными» телевизионными программами, которые по-
ставляются вместе с рекламой.
29 Bill Gates, The Road Ah ead (New York: Viking, 1995), 120.
30 National Research Council (U.S.), Intellectual Property Issues in Software
(Washington, D. C.: National Academy Press, 1991), 44.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
363
Нечто похожее произошло в сфере производства в целом. Ро-
боты производят не только компьютерное «железо», но и вообще
все массовые товары, причем очень дешево. Стоимость материа-
лов, из которых изготовлен компьютерный чип, составляет нич-
тожную долю вложенного в них умственного труда. Но и здесь ко-
пирование стало очень недорогим. Когда роботизированное про-
изводство начало отсекать прежнего стража — материалоемкость,
значительная часть экономической ценности повисла в воздухе.
Для ее поддержки срочно потребовался закон. Появился большой
спрос на специалистов по интеллектуальной собственности.
Юристы-стражи
В первые годы развития Кремниевой долины высокотехноло-
гичные компании зачастую рвались вперед, не особо заботясь
об интеллектуальной собственности. Юристов нанимали, чтобы
решать проблемы вне суда, а не для того, чтобы тащить их туда.
Большинство патентов обходилось без судебной защиты, и мно-
гие компании даже не оформляли патентные заявки. Некоторые
из компаний, ставших сегодня заядлыми сутяжниками, были со-
зданы предпринимателями, которые, уходя с последней работы
по найму, унесли в голове не только свой человеческий капитал,
но и массу интеллектуальной собственности. Технология изме-
нялась настолько быстро, что было трудно догнать то, что уже
вышло на рынок.
В конце концов в Кремниевой долине, да и повсюду вышли
на сцену стражи-юристы. Но этого бы не произошло без измене-
ния правового климата31. Здесь мы подходим к судебному процес-
су, в котором закон был изменен под давлением экономической
логики. Правила «игры» изменились под натиском новой техноло-
гии, которая действовала как сила, вызвавшая структурный сдвиг
в относительной экономической ценности. На программное обес-
печение распространили действие закона о защите авторских прав,
а в 1984 году была дополнительно усилена защита полупровод-
никовых технологий. Генеральный прокурор времен президент-
ства Джимми Картера заявил, что США отстают от всего мира,
потому что слабая патентная защита отбивает охоту творить у на-
ших изобретателей. В 1982 году для рассмотрения патентных спо-
ров был создан Федеральный округ апелляционного суда США;
судьи для него подбирались по признаку поддержки системы па-
тентов. В начале 1990-х годов Патентное бюро выдавало патенты
примерно по половине представленных заявок (в 1994 году было
31 Nancy Rutter, “The Great Patent Plague,” Forbes ASAP, March 19,1993.
364
Часть IX. Современные проблемы
выдано около 100 000 патентов), в том числе по явно несостоя-
тельным заявкам. Эти изменения, в свою очередь, скорее угрожали
новым изобретениям, чем поощряли их. Высокая стоимость судеб-
ных разбирательств, а также предвзятое отношение судов и жюри
присяжных, исходивших из того, что патенты почти всегда действи-
тельны, могли «стать смертным приговором для мелких отраслевых
игроков и сдать всю компьютерную промышленность на милость
таких гигантов, как Microsoft, Novell и Lotus», — полагал Симеон
Гарфинкель32.
Тем временем выяснилось, что СТТТА не только не отстают, но
опережают весь мир в области инноваций. Комиссия по между-
народной торговле заявила, что из-за незаконного использования
интеллектуальной собственности иностранцами СТТТА теряют от
40 до 60 млрд долларов в год33 (Но эти цифры рассчитаны исходя
из «статической» гипотезы, что лицензионные сборы не окажут
воздействие на число копий.) Генеральное соглашение по тари-
фам и торговле разрешает применение санкций, если пираты не
несут наказания в своих странах, а не имеющих законных пол-
номочий производителей время от времени закрывают. В дол-
госрочной перспективе, однако, представляется вероятным, что
народы всего мира бесплатно получат массу полезной интеллекту-
альной собственности благодаря любезности американских изоб-
ретателей и американской промышленности. Хорошо это или пло-
хо, но оцифровка оказалась инструментом культурного импери-
ализма: наши культурные артефакты распространяются по всему
миру с бесподобной легкостью.
Внутри страны легкость копирования информации в компью-
терных сетях создает давление в пользу дальнейшего изменения
закона. Опубликованная в 1995 году помощником министра
торговли Брюсом Леманом «Белая книга» по интеллектуальной
собственности в «информационных сетях» призывает сделать на-
рушением авторского права простое чтение документа на экра-
не без предварительного разрешения. «Когда работа попадает
в компьютер в виде носителя памяти (такого как диск, дискета,
ROM) или в RAM, пусть на самое малое время, изготовляется
копия», — заявил Леман34. Владельцы прав собственности хотят
изменить закон таким образом, чтобы изготовление такой вре-
менной копии считалось бы нарушением закона. Тогда на сетевых
32 Simson Garfinkel, “Patently Absurd,” Wired, July 1994.
James Boyle, Shamans, Software and Spleen: Law and the Construction of the
Information Society (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1996).
34 U.S. Information Infrastructure Task Force, Intellectual Property and the National
Information Infrastructure (Washington, D. C.: Commerce Department, 1995),
n. 204; а также см. ответ Брюса Лемана на Открытое письмо профессоров пра-
ва, 28 февраля 1996 г.
Глава 17 Интеллектуальная собственность
365
провайдеров легла бы ответственность за нарушение прав собст-
венности их клиентами.
У владельцев авторских прав есть основания для беспокойства.
Когда информация почти безо всякого трения скользит по Интер-
нету, достаточно «утечки» единственной копии, чтобы она пре-
вратилась в тысячи копий, установленных на множестве компью-
теров с незначительными дополнительными издержками. Можно
было бы защитить программное обеспечение с помощью аппарат-
ных решений, но последние также быстро теряют действенность.
Проблема в том, что каждый пользователь может стать издателем.
Первый издатель оказывается в положении гравера, который кор-
пит над изготовлением металлической формы, которая попадает
в руки того, кто волен бесконтрольно продавать оттиски.
Тем не менее предложенные Брюсом Леманом изменения за-
кона весьма проблематичны. Они представляют интересы нынеш-
них лидеров рынка. Предполагается, что целью закона об интел-
лектуальной собственности является стимулирование творческой
активности, и, как написала Джессика Литман, эксперт по ин-
теллектуальной собственности, в прошлом лакуны в авторском
праве были сильнейшими стимулами для быстрого роста и ин-
вестирования в новые носители: «Механические пианино изряд-
но потеснили рынки обычных пианино и нотных альбомов после
того, как суды постановили, что изготовление и продажа перфо-
рированных лент для пианол не являются нарушением авторских
прав; грампластинки вытеснили и пианолы, и нотные альбомы
с помощью системы принудительного лицензирования звукоза-
писи; производство музыкальных автоматов было налажено для
эксплуатации лакуны в законе об авторском праве. Музыкальные
радиопрограммы заполнили все дома Америки, прежде чем уда-
лось разобраться, является ли неавторизованная радиомузыка на-
рушением авторских прав; телевидение завладело нашей жизнью,
хотя и до сих пор сомнительно, что большинство телепрограмм
можно защитить с помощью закона об авторском праве. Аренда
видеозаписей стала процветающим бизнесом, будучи защищена от
закона об авторском праве доктриной о первой продаже. Развитие
кабельного телевидения стало возможным благодаря освобожде-
нию от положений закона об авторском праве»35
В деле « Universal против Sony» было признано, что, продавая
видеозаписывающую аппаратуру, корпорация Sony не совершает
нарушения закона об авторском праве. Киноиндустрия «проиг-
рала». Но при этом Голливуд не представлял, сколь велик будет
новый рынок видеозаписей. Для корпорации Sony исход был еще Зэ *
Зэ Jessica Litman, “Revising Copyright Law for the Information Age,” Oregon Law
Reuiew, 75 (Spring 1996): 27 — 28.
366
Часть IX. Современные проблемы
более неожиданным. К 1984 году, когда Верховный суд принял
это решение, ее систему Betamax вытеснил предложенный корпо-
рацией Matsushita формат VHS. Ошибка Sony заключалась в том,
что компания слишком сильно держалась за свою интеллектуаль-
ную собственность и не продавала конкурентам лицензии на ис-
пользование формата Betamax. A Matsushita свободно продавала
лицензии на свою технологию, так что в результате несколько дру-
гих компаний начали работать в формате VHS. Он получил такое
распространение, что, когда пришла пора делать выбор между
двумя форматами, перевес оказался на стороне VHS36
Компания Apple Computer также держала свою интеллекту-
альную собственность на слишком коротком поводке. Она по-
лучила свою «монопольную прибыль» от продажи компьютеров
Macintosh, но при этом потеряла долю рынка. Пока Apple охра-
няла свой приоритет, IBM позволяла всем подряд производить
IBM-совместимые компьютеры. И к тому времени, когда Apple
тоже начала лицензирование своих товаров, девять из десяти ком-
пьютеров были уже IBM-совместимыми. Похоже, что в сфере
интеллектуальной собственности нужно следовать совету Еккле-
зиаста: «Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии
многих дней опять найдешь его».
Киберпространство создает весьма туманную перспективу для
предположительно незаменимой интеллектуальной собственно-
сти. Если мы действительно идем к тому, что экономическая зна-
чимость материальной сферы снизится, и все больше транзакций
будет осуществляться в виртуальной реальности киберпростран -
ства, мы войдем в мир, в котором логика общего достояния боль-
ше не будет логикой «общинных выпасов», а старые права собст-
венности окажутся неприменимы. В XIX веке Карл Маркс вооб-
ражал, что мы получим доступ в этот мир ценой преображения
природы человека. В конце XX века все больше людей верят, что
того же можно достичь с помощью новых технологий. Шекспир,
Данте и печатный станок свидетельствуют о том, что творчество
и изобретения могут процветать без защиты интеллектуальной
собственности. И все же нам придется изобрести способ защиты
творческих начинаний, чтобы разжечь первую свечу, от которой
зажгутся все остальные.
36
Sony Corp. v. Universal City Studios, 464 US 417 (1984); а также Peter Passell,
“Why the Best Doesn’t Always Wi , ” New York Times Magazine, May 5, 1996.
Глава 18
СОБСТВЕННОСТЬ
И ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА
В 1992 году на саммите «Планета Земля» в Рио-де-Жанейро
один журналист выразил «просвещенное мнение» о соответству-
ющих достоинствах общественной и частной собственности по от-
ношению к окружающей среде, заявив, что природа не является
собственностью человека и место такого рода «феодальных поня-
тий» должны занять «общие экологические или даже эстетические
ценности»1 Успешное внедрение такого понимания, добавил он,
было «одним из тех достижений XX века, которым по справедли-
вости может гордиться движение за охрану окружающей среды».
Возможно, это действительно «просвещенное» мнение. Но ок-
ружающей среде оно сильно навредило. Свидетельством являют-
ся (ничейные) дождевые леса Бразилии. Другим свидетельством
является (находящийся в государственной собственности) хаос,
созданный в СССР.
Истина в том, что частная собственность заставляет распо-
ряжаться ею более разумно, чем государственная. Утверждение
может показаться неправдоподобным, и некоторые восстают про-
тив него. Частные собственники, в конце концов, вольны разорять
свою собственность, а система частной собственности поощряет
«эксплуатацию» ресурсов. Государственной же собственностью
можно управлять в интересах всего общества. Можно поставить
на ключевые посты защитников природы. Принято считать, что
когда власть в руках хороших людей, те не допустят ничего пло-
хого. Кроме того, государственным служащим не позволено по-
лучать прибыль. Если платить им достойное жалованье и пенсии
и обеспечить надежные гарантии занятости, то они будут защи-
щены от подобных искушений и забот. Над ними не висит необ-
ходимость заботиться о прибыли.
Просвещенную точку зрения убедительно опровергает состо-
яние окружающей среды в бывшем СССР Там не было никакой
частной собственности, и каков результат? «Никакая другая ве-
ликая промышленная цивилизация не занималась столь система-
тическим отравлением воздуха, земли, воды и людей», — написа-
ли Мюррей Фешбах и Альфред Френдли - младший в книге «Эко-
1 Stephen Budansky, “Giving Green a Bad Name, ” U.S. News & World Report, June
22, 1992.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
369
цид в СССР»2. Те же проблемы возникли в странах Восточной
Европы. Государственные менеджеры не заинтересованы в эко-
номичном использовании ничейных ресурсов. При этом нуж-
ды оборонной и гражданской промышленности всегда считались
более приоритетными, чем забота о качестве окружающей среды.
Поскольку в условиях госсобственности создание богатства ока-
залось на редкость трудным делом, защита окружающей среды
(если чиновники вообще о ней задумывались) была непозволи-
тельной роскошью.
Временами сторонники защиты окружающей среды склонны
полагать, что коммунистический опыт не имеет отношения к де-
мократическим странам. Защищенные от выборов советские пар-
тийные боссы своим равнодушием к таким пустякам, как качество
воздуха, напоминали старомодных профсоюзных лидеров. В от-
личие от этого избиратели в демократических странах имеют воз-
можность настоять на том, чтобы люди на ключевых правитель-
ственных постах «поддерживали» окружающую среду. Проблема
в том, что результат всегда определяют не намерения, а стимулы.
И стимулы одинаково влияют на людей хороших, плохих и всех
остальных. Когда в Белом доме демократов сменяют республи-
канцы и наоборот, стимулы остаются прежними.
Ричард Строуп из Центра политэкономических исследований
в Бозмане, штат Монтана, выяснил это на собственном опыте.
С 1982 по 1984 год он возглавлял Управление анализа эконо-
мической политики в Министерстве внутренних дел. Считалось,
что министр Джеймс Уатт был «противником» защиты окружа-
ющей среды; до него этот пост занимал Сесил Эндрюс, считав-
шийся «сторонником» защиты окружающей среды. Разумеется,
национальные СМИ заранее ненавидели Уатта. Строупа изуми-
ла полная невозмутимость опытных бюрократов, с которыми он
общался ежедневно. Они предполагали, что при Уатте сущест-
венных изменений в политике не будет, и оказались правы. Ми-
нистры внутренних дел сменяли один другого, и, «хотя у каждого
было свое представление о том, куда он хотел бы двигаться», от-
мечает Строуп, их решения по большей части были одними и те-
ми же, потому что они подвергались одинаковому политическому
давлению3 И это давление не всегда идет на пользу окружающей
среде.
Серьезным пороком государственной собственности является
то, что она склонна унифицировать подход ко всем имеющим-
ся задачам, в данном случае — к управлению окружающей сре-
2 Murray Feshbach and Alfred Friendly, Jr., Ecocide in the USSR: Health and Nature
under Siege (New York: Basic Books, 1992); также cm. : Douglas Stanglin, “Toxic
Wasteland,” U. S. News & World Report, April 13, 1992, 40—52.
Ричард Строуп, интервью с автором, март 1994 г.
370
Часть IX. Современные проблемы
дой. В итоге может оказаться, например, что подход неверен, но
централизованное руководство внедрит его повсеместно. Здесь
как в моде, и каждую причуду (пока она в моде) правительство
внедрит в общенациональном масштабе. Частная собственность,
напротив, гарантирует разнообразие подходов, потому что она
децентрализует принятие решений. Эколог Олстон Чейз пишет
о переменчивости модных тенденций: «В начале столетия всех
волновала судьба крупных животных. Государственные деятели
организовывали подкормку лосей, разведение бизонов и уничто-
жение волков. Сегодня они делают все наоборот — ограничива-
ют численность бизонов, разводят волков и подстрекают охотни-
ков вести отстрел лосей. Поколение назад старые леса именовали
“биологической пустыней” Сегодня их хвалят за “биологическое
разнообразие” С годами область, известная как “реставрацион-
ная экология”, становилась популярной, потом теряла популяр-
ность, но ни разу не была опробована на практике. Когда-то счи-
тали, что степные, лесные и прочие пожары полезны, потом — что
вредны, а теперь к ним опять относятся плохо. То же самое с зага-
дочной доктриной, именуемой “устойчивое развитие”»4.
Разумнее предоставить множеству независимых владельцев
принимать собственные решения. Исход разнообразных экспе-
риментов укажет самый надежный путь.
Но самый опасный порок государственной собственности со-
стоит в том, что она отдает землю и природные ресурсы на ми-
лость политики. На ключевых постах, несомненно, будут сидеть
не монархи-философы, взвешивающие абстрактные обществен-
ные интересы, а политики, озабоченные ближайшими выборами.
Их задача — подольститься к избирателям, и для этого они идут
на всевозможные ухищрения. Обычно они действуют не слишком
дальновидно. То же можно сказать и о назначаемых ими менед-
жерах. Следующие выборы, перспектива потери должности и по-
следствия сокращений бюджета министерства для них куда важнее
судьбы лесов или потерь от эрозии почв. Дело не в том, что об этих
вещах забывают или относятся к ним цинично. Просто экологи-
ческие заботы тревожат их не так сильно, как собственное поли-
тическое выживание.
Зато защищенная частная собственность порождает совсем
другие стимулы. С точки зрения защиты ресурсов одно из главных
преимуществ собственности в том, что она не знает временных
ограничений. Она предоставляет собственникам долгосрочный
контроль. Их решения не зависят от следующих выборов или по-
4 Alston Chase, «А Scribe’s Guide to Scientific Correctness,” Washington Times,
November 29, 1994; Alston Chase, “Behind the Environmental News Curve,”
Washington Times, December 16, 1993.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
371
литического давления. Экологическая организация, владеющая
ценной местностью, может хоть до скончания веков управлять
своей собственностью. Окружающей среде нужна именно та дол-
говременная перспектива, которую обеспечивает частная собст-
венность. Кстати говоря, экологи первыми соглашаются с тем, что
решения относительно природных ресурсов — частных или госу-
дарственных — должны приниматься с прицелом на отдаленное
будущее. В конце концов, на созревание деревьев ценных пород
и реликтовых лесов не хватит одной человеческой жизни.
И здесь мы снова наталкиваемся на парадокс. Если важна как
можно более длительная перспектива, то как раз правительствен-
ные ведомства практически бессмертны. Частные предприятия
уходят на дно каждый день. Но именно возможность продать
частные активы мотивирует собственников и менеджеров на то,
чтобы тщательно выверять все решения, влияющие на будущую
стоимость этих активов. Государственная собственность, напро-
тив, обычно не предназначена для продажи, и даже когда ее про-
дают, ее менеджеры могут не заботиться о том, чтобы продать ее
с прибылью, потому что поступления от продажи все равно пой-
дут в бюджет. Более того, менеджеры ничего не выигрывают от
предпринимаемых ими продаж или пожертвований. У них нет
никакой возможности «капитализировать» поток будущих дохо-
дов, порождаемых разумным использованием государственной
собственности, в текущую ценность.
В СТТТА экологические проблемы чаще встречаются на западе
страны, чем на востоке, и причина в том, что существенно боль-
ший процент земель к западу от Миссисипи принадлежит фе-
деральному правительству. (Если не считать Аляски и Гавайс-
ких островов, федеральному правительству принадлежит 25,6%
всех земель к западу от Миссисипи, а к востоку от нее — толь-
ко 3,8%5.) Кстати говоря, экологи начинают открывать для се-
бя преимущества частной собственности. Американский милли-
онер за 12 млн долларов купил в Чили 670 000 акров девствен-
ного лесаи, по имеющимся оценкам, владеет 78% сохранившихся
в этой стране реликтовых лесов. Его идея заключалась в том, что-
бы на практике реализовать «глубинную экологию», для которой
жизнь дерева столь же ценна, как жизнь человека6 Чили — одна
из немногих латиноамериканских стран, где собственность защи-
щена чуть ли не конституционно, что и позволило ему взяться за
осуществление этого проекта.
5 Bureau of Land Management, Public Land Statistics, Table 1-3 “Comparison of
Federally Owned Land with Total Acreage of States, Fiscal Year 1995” Штаты
Луизиана и Миннесота учтены в составе земель к западу от Миссисипи.
Jon Bowmaster, “Take This Park and Love It,” New York Times Magazine,
Septembers, 1995, 24—27
372
Часть IX. Современные проблемы
В СТТТА Национальное общество Одюбона обнаружило, что
разработка минеральных ресурсов на частной земле совместима
с заботой о природе. Обществу принадлежат 26 000 акров за-
поведника Рейни Уайлдлайф в Луизиане, где было открыто мес-
торождение природного газа. Общество разрешило бурение и за
период с начала 1980-х годов заработало на плате за право раз-
работки недр более 25 млн долларов. В этом же заповеднике пасут
скот и отчисляют плату за каждую голову. Общество отмечает, что
«в Рейни есть нефтяные скважины, являющиеся потенциальным
источником загрязнения, но наш опыт за последние несколько
десятилетий показывает, что можно добывать нефть, не нанося
заметного урона болотам»7 В Поскольку общество Одюбона вла-
деет этой землей, у него есть возможность следить, чтобы нефтя-
ная компания строго соблюдала все оговоренные договором ус-
ловия*
Собственность означает, что, запретив нефтяникам бурение,
общество Одюбона возложило бы на себя ущерб от неисполь-
зованных возможностей или «альтернативные издержки». На
государственной земле этого ущерба никто бы не заметил, и в
первую очередь «государство». Ему неинтересно знать, что про-
исходит. Общество Одюбона выступает против добычи нефти
на государственной земле, но в этом нет никакого ханжества.
«Решения о работах на государственных землях всегда пере-
плетены с бесконечным политическим процессом, — отмечают
Джейн Шоу и Памела Снайдер. — Контроль никем не ведет-
ся, потому что “победитель получает все” Когда энергетиче-
ская компания получает право на добычу [на государственной
земле], у экологических групп мало возможностей контроли-
ровать разведку или добычу. Когда земля достается экологиче-
7 John Baden and Richard L. Stroup, “Saving the Wilderness: A Radical Proposal,”
Reason 13 (July 1981), 28 — 36.
В этом отношении США уникальны. На сегодня это, возможно, единственная
страна в мире, в которой частные собственники могут распоряжаться под-
земными месторождениями природных ресурсов. Во всех остальных странах,
даже признающих частную собственность, «землевладельцы» владеют имен-
но и только поверхностью земли. Права на подземные запасы почти повсе-
местно принадлежат государству. Это мешает владельцам земной поверхности
контролировать договоры с нефтяными компаниями. Как только возникает
предположение о наличии нефти, появляется государство с кучей бурильного
оборудования, и оно может увечить землю, не заботясь об экологии. Поэтому
в Латинской Америке и в странах «третьего мира» мысль об открытии нефти
на их земле приводит землевладельцев в ужас. Система «расщепления собст-
венности» помогает объяснить, почему примерно 90% всех нефтяных скважин,
пробуренных в некоммунистических странах, находится на территории США.
(Robert Bradley, из выступления в Институте энергетических исследований,
Хьюстон, апрель 1994 года, а также на основании личного общения.)
Глава 18. Собственность и окружающая среда
373
ским группам, они останавливают нефтяной проект»8. Частные
организации, подобные обществу Одюбона, на своей земле мо-
гут действовать намного свободнее, потому что они подотчетны
только своим преданным сторонникам, которые более склонны
учитывать конкретные факты.
Анализ экологических проблем сквозь призму прав собствен-
ности легко спутать со старым и совсем иным подходом, а имен-
но с убеждением в том, что частная инициатива должна получать
выгоду от использования государственных земель. Десятилетия-
ми главной идеей тех, кто управлял государственными землями,
была эксплуатация их животных, минеральных и растительных
ресурсов. Если добывающим, железнодорожным и лесозагото-
вительным компаниям не хватало собственных ресурсов, им час-
то помогало государство: у компаний есть технологии, и к тому
же считалось, что в долгосрочной перспективе потребители вы-
игрывают. Зачем, спрашивается, этим ресурсам пропадать без
пользы, особенно если у нас «энергетический кризис» или обще-
национальная критическая ситуация? Джеймс Уатт был, пожа-
луй, последним открытым сторонником этой философии. Он не
только был далек от поддержки подхода с позиций прав собст-
венности, но и разрушил в 1980 году перспективное движение
за приватизацию государственных земель. Поддерживая субси-
дии для горнодобывающих и энергетических компаний, он стал
в глазах общественности союзником большого бизнеса в борьбе
с той самой окружающей средой, которую, казалось бы, должен
был защищать.
Эпохальный разворот общества к защите окружающей среды
начался в 1960-е годы. Оказалось, что природа существует для
того, чтобы ее ценить и благодарить, а не эксплуатировать. Каза-
лось, наше здоровье и воздух, которым мы дышим, требуют при-
нятия совсем иной философии. За несколько лет экологи и защит-
ники природы приобрели большое влияние, которое сохраняется
до сих пор. Но им было трудно смириться с тем, что государствен-
ная собственность, которую они столь часто поддерживали, мо-
жет привести к непреднамеренным последствиям. Они снискали
такой политический успех, что легко поверили в свою способность
добиться в этой сфере всего чего угодно, не идя на компромиссы.
Политика казалась им совсем неопасной.
Новое движение было дитем процветания. Удовлетворив на-
сущные потребности, американцы потребовали роскоши — дев-
ственной природы и диких животных. С ростом экономики и по-
явлением новых технологий природные ресурсы становились все 8
8 Pamela Snyder and Jane S. Shaw, “PC Oil Drilling in a Wilderness Refuge,” Wall
Street Journal, September 7, 1995.
374
Часть IX. Современные проблемы
менее существенным фактором национального богатства: ры-
тье земли в поисках сырья больше не окупало цены «Катерпилле-
ра». Стало невыгодным истреблять то, мимо чего прежде нельзя
было пройти. В период 1850—1920 годов, сообщает специалист
по экономике лесного хозяйства Рэндал О’Тул, леса Соединенных
Штатов ежедневно сокращались на 13 кв. миль — преимущест-
венно в пользу сельского хозяйства9 В начале XX века 10 из 12
крупных компаний СТТТА разрабатывали природные ресурсы10 *.
Но фермеры научились выращивать больше продукции на мень-
ших площадях. Автомобили устранили необходимость в лошадях
и в пастбищах для них. Нефть и природный газ уменьшили спрос
на дрова. В результате многие миллионы акров опять заросли ле-
сом. А раз нам больше не нужно выкачивать эти ресурсы из земли,
может, стоит отступить и насладиться ими?
«Запад движется от экономики, основанной на добывающих
отраслях, к экономике, основанной на “привлекающих” отрас-
лях», — провозгласил Тим Уэрт, бывший сенатор от штата Ко-
лорадо11 Он считал, что если бы каждый американец мог прове-
сти несколько дней в таких местах, как Реггид Уилдернес в штате
Колорадо, никто бы не спорил с необходимостью охранять их.
Большинство из нас, по-видимому, согласилось бы, что эту ди-
кую природу нужно защитить. Но как? Ее превращение в част-
ную собственность может показаться особенно неуместным вот
по какой причине: чтобы любоваться землей, нет нужды ею вла-
деть. Восхищение — чувство скоропреходящее и проходит за не-
сколько часов или дней. Поэтому кажется естественной мысль,
что долгосрочная частная собственность не имеет отношения
к решению данной проблемы. Но при всей мимолетности чув-
ства единения с природой ее защита — проект долговременный.
Уэрт и многие другие полагали, что лучший путь состоит в вы-
делении земли в государственный резерв: передать ее правитель-
ству, а потом бдительно следить за тем, чтобы с нею обращались
как следует. И, как заметил мимоходом Тим Уэрт, «каждый год
буквально каждый заповедник в Скалистых горах и в западном
междугорье выкидывает деньги на валку леса и на строительство
дорог по его вывозке. В итоге мы теряем драгоценную естест-
венную среду обитания животных; гибнут реки и рыба, разру-
шаются места отдыха людей». Как такое возможно? За ответом
заглянем в Службу охраны лесов, подразделение министерства
сельского хозяйства.
9 Randal O’Toole, Free Perspectives (Bozeman, Montana), Autumn 1993.
10 Lester C. Thurow, Washington Post, April 7, 1996.
Tim Wirth, “The Importance of Wild Lands,” San Francisco Examiner, June 24,
1992.
Глава 18. Собственность и окружающая среда 375
Крупнейшая в мире компания дорожного строительства
Служба охраны лесов была основана в 1905 году, а ее первым ру-
ководителем был Джиффорд Пинчот. Он верил, что «беспример-
ное богатство» страны является прямым результатом ее «велико-
лепных природных ресурсов»12. Соответственно, задачей Службы
охраны лесов были «защита и улучшение лесов». Сегодня опека-
емые ею леса занимают 191 млн акров, или почти 10% площади
«нижних сорока восьми» штатов* Однако к 1980-м годам слу-
чилось нечто поразительное. По словам Джона Бадена из Фонда
экономических и экологических исследований, Службу охраны
лесов к этому моменту «уместнее всего было рассматривать как
крупнейшую мировую компанию дорожного строительства»13
К 1991 году Служба построила 360 000 миль дорог, что в во-
семь раз превышает длину Федеральной системы скоростных ав-
тострад.
До Второй мировой войны главным источником лесомате-
риалов были частные земли, но послевоенный строительный бум
создал спрос на государственные леса. Чтобы добраться до них,
Служба охраны лесов начала широкомасштабное дорожное стро-
ительство. Закон о бюджете позволял ей увеличивать расходы
на это по мере необходимости. Расходы на строительство опла-
чивались из казны, а вдобавок к этому службе было позволено пе-
речислять в свой бюджет часть поступлений от продажи лесома-
териалов14. Поэтому Служба охраны лесов могла не тревожиться
о том, что она теряла деньги на каждой продаже. Согласно од-
ному исследованию, только в 1980-х годах из-за продажи лесо-
материалов по заниженным ценам налогоплательщики потеряли
5,6 млрд долларов15. По сути дела, министерство финансов давало
Службе охраны лесов субсидии на рубку леса, а Конгресс разре-
шил ей оставлять себе часть дохода от его продажи.
В 1930 году закон разрешил Службе проводить лесонасажде-
ния за счет доходов от продажи леса. Ав 1976-м неприметная
поправка к этому закону разрешила «по усмотрению» исполь-
12 Gifford Pinchot, The Fight for Conservation (1910; reprint; Seattle Univ, of
Washington Press, 1967), 3.
# Континентальные штаты, за исключением Аляски. — Прим, перев.
13 John Baden, “Destroying the Environment: Government Mismanagement of our
Natural Resources,” National Center for Policy Analysis (Dallas, Tex.), Policy
Report 124, October, 1986, 9.
14 Randal O’Toole, Reforming the Forest Service (Washington, D. C.: Island Press,
1988), 20-21.
Perri Knize, «The Mismanagement of the National Forests,” Atlantic Monthly
(October 1991), 98-112.
376 Часть IX. Современные проблемы
зовать доход от продаж для покрытия «накладных расходов»16.
Эти средства распределялись между всеми окружными конторами
и поддерживали заинтересованность в продолжении лесозагото-
вок. Имея служащих в сорока шести штатах, Служба предостав-
ляет фронт работ для многих частных лесозаготовителей. Все эти
люди рады надавить на Конгресс при первых признаках каких-
либо изменений в законе. С 1976 года Служба охраны лесов вы-
рубила огромное количество леса, и вскоре ущерб стал заметен.
Но обычно его списывали на «алчность» лесопильных предпри-
ятий. Основную проблему замечали немногие, хотя О’Тул неод-
нократно писал о ней, а Перри Найз опубликовал разоблачитель-
ную статью в Atlantic Monthly.
Найз пришел в Службу охраны лесов в 1983 году в качестве
добровольца. Подобно большинству американцев, он считал ее
природоохранной организацией. У него было смутное представ-
ление, что эта контора продает древесину, но его потрясло то, что
он обнаружил в заказниках Монтаны на реках Биверхед и Битер-
рут. «Лес на горных склонах вырублен начисто; террасами про-
ложены дороги, и с весенним таянием снегов верхний слой почвы
смывается в реки». Те же и даже худшие картины он находил пов-
сюду в США. В горах площадь вырубленных участков составляет
от 40 до 100 акров. Окутанные дымом от сжигаемых сучьев леса
выглядят как поля сражений. «Служба охраны лесов уничтожает
наши леса в масштабах, сопоставимых с бразильскими»17, — за-
ключил он.
Поставленные с ног на голову стимулы подтолкнули менед-
жеров одного лесного заказника использовать необычные методы
добывания денег. Чтобы защитить естественную среду обитания
гризли в одном месте, они понастроили дорог в другом месте оби -
тания гризли, вырубили лес и продали его. Лесовосстановитель-
ные работы на этой вырубке менеджеры другого лесного заказни -
ка оплатили средствами от продажи древесины, полученными от
сплошной вырубки другого участка. По сообщению Washington
Post, в 1989 году в четырех лесных заказниках Северной Кароли-
ны Служба охраны лесов потратила 4,8 млн долларов на то, чтобы
срубить и продать лес на сумму 2,9 млн долларов18
Частная компания вынуждена считать свои расходы на ле-
созаготовительные работы. Вот почему прибыль — превышение
16 Randal O’Toole, Reforming the Forest Service, 2 — 4, см. также: Stephen
Budiansky, “Sawdust and Mirrors: The Forest Service’s Unusual Book-keeping is
Costing the Environment and the Public Plenty, ” U. S. News & World Report, July
1, 1991.
Knize, Atlantic Monthly.
18 John Lancaster, “Tallying Cost of Logging National Forests,” Washington Post,
October 20, 1990.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
377
доходов над расходами — оказывается неожиданной защитни-
цей природы. Большинство дорог, построенных Службой охраны
лесов, для частной компании были бы убыточны. Лесозаготовки
на горных склонах, где лес разрежен и растет медленно, были бы
разорительны. Но когда за все платит налогоплательщик, а до-
ход можно истратить на покупку офисной мебели и наем допол-
нительных работников, правительственное агентство ничего не
пожалеет, чтобы добраться до самых труднодоступных лесных
участков. Избавленный от заботы о прибыли государственный
управляющий волен действовать с беззаботностью богатого мо-
та. Экономическая ценность древесины, добываемой Службой
охраны лесов, бывает ничтожна — обычно ее продают по де-
шевке, но ее экологическое значение очень велико, и для окру-
жающей среды было бы лучше, если бы деревья не вырубали.
На частной земле их никто бы не тронул, потому что это эконо-
мически невыгодно.
Ко времени саммита «Планета Земля» в 1992 году спутнико-
вые фотографии показали, что леса на северо - востоке СТТТА в опас -
ности19. На пике своей деятельности Служба охраны лесов вырубала
для продажи почти 12 млрд досковых футов древесины в год. Не-
согласные внутри Службы охраны лесов подняли шум, но общество
не поняло, что происходит20. Естественной реакцией было обвинить
во всем плохих руководителей. Президент Буш - старший хотел быть
«экологическим президентом», но ему никто не объяснил бюджет -
ный механизм, стимулирующий Службу охраны лесов. Раздавались
требования отправить в отставку Дейла Робертсона, возглавляв-
шего Службу с 1987 года. «Мы намерены стать экологически бо-
лее ответственными», — заверил он21 Но в его благих намерениях
никто и не сомневался.
Частная собственность — это система наказаний, дополняющих
награды. Высокие издержки тормозят деятельность. Но именно
таковы издержки в отдаленных местах, которые защитники при-
роды хотят сохранить для будущего. Это именно те места, в ко-
торых вести дело без субсидий невозможно. Девственные леса не
вырубить, пока не построены дороги, а добывающие компании не
в состоянии без субсидий разворачивать работы на шельфе.
В 1990-е годы удалось снизить масштабы вырубки леса Служ-
бой охраны лесов, противопоставив политике политику. Закон об
исчезающих видах был составлен таким образом, что пятнистая не-
19 Timothy Egan, “Citing Space Photos, Scientists Say Forests in the Northwest Are
in Danger,” New York Times, June 11, 1992.
20 John Lancaster, “Under Attack, Forest Service Chief Is Silent,” Washington Post,
September 21, 1990.
Timothy Egan, “Dissidents Say Forest Service Shifts Its Role,” New York Times,
March 4, 1990.
378
Часть IX. Современные проблемы
ясыть получила своего рода «права собственности». Благодаря это-
му удалось уменьшить объем лесозаготовок вдвое. Но и политика не
дремала. В 1995 году республиканцы в течение нескольких недель
после победы на выборах провели через Конгресс «план спасения»,
разрешающий увеличить лесосеку, который, в конце концов, полу-
чил статус закона22. Союзники лесозаготовителей доказывали, что
тысячи акров федеральных лесов, пострадавших от насекомых и по-
жаров, пропадут понапрасну, если их не срубить. В таких ситуациях
экологам следовало бы подумать дважды, прежде чем доверить свои
сокровища политикам. Они верят, конечно, что политиков можно
держать в узде. Но, когда потерявшие работу лесорубы звонят свое-
му конгрессмену, защитники природы обычно обнаруживают, что
их позиции не столь сильны, как им казалось. Приходится заново
отвоевывать завоеванные некогда высоты.
Метод расширения финансирования Службы охраны лесов
кажется ненормальным — стоит лишь представить министер-
ство обороны, расширяющее финансирование за счет развязыва-
ния войн по собственной инициативе. Но все правительственные
агентства опасаются проиграть в битве за бюджетные ассигнова-
ния, и эта их вечная озабоченность и есть ахиллесова пята поли-
тики защиты окружающей среды. Чтобы не допустить сокращения
финансирования, агентства изобретают новые методы увеличения
спроса на свои услуги. Это вызывает немалое разочарование тех
защитников природы, которые мечтают передать земли государ-
ству, чтобы вывести их из эксплуатации.
Рассмотрим Службу национальных парков, созданную
в 1916 году для «сохранения ландшафтов, а также расположенных
на них природных и исторических объектов, животных и раститель-
ности и обеспечения возможностей использовать их для удоволь-
ствия, просвещения и вдохновения нынешнего и будущих поколе-
ний»23 В 1990-е годы появилось много сообщений о чрезмерном
количестве посетителей в парках, об утоптанном грунте, о погибших
и больных деревьях и о сокращении видового разнообразия. Давая
Конгрессу понять то, насколько велик спрос на ее услуги, Служба
национальных парков хвастает данными о большом числе посети -
телей. Она утверждает, что в 1995 году в парках побывало 270 млн
американцев — больше, чем все население Соединенных Штатов.
(В эту цифру входят и автомобилисты, проезжающие по дорогам,
подчиненным Службе национальных парков24.)
22 Tom Kenworthy and Dan Morgan, “Panel Would Allow Massive Logging on Federal
Land,” Washington Post, March 3, 1995.
Alston Chase, Playing God in Yellowstone: The Destruction of America’s First
National Park (Boston: Atlantic Monthly Press, 1986), 6.
24 Jane S. Shaw and Richard L. Stroup, “How to Improve Our Parks,” Forum for
Applied Research and Public Policy, n.d.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
379
Когда парки находятся в частных руках, число посетителей
можно регулировать с помощью платы за вход. Это и уменьша-
ет спрос, и дает владельцам средства на уход за парком. Но вви-
ду того что национальные парки принадлежат государству, все
немного сложнее. По закону Служба национальных парков не
может оставлять себе плату (небольшую) за вход. За исключе-
нием 15% входных сборов, доходы перечисляют в «общий ко-
тел» бюджета СТТТА. Точно так же поступают и другие агентства,
такие как Служба охраны рыболовства и диких животных, Бюро
по управлению землями и Служба охраны лесов. Они не могут
использовать «рыночные» механизмы, а потому остаются в веч-
ной зависимости от политики и бюджета, оплачивающего их рас-
ходы. В высоких показателях посещаемости заключается их шанс
на успех в борьбе за бюджетные ассигнования. При этом царя-
щая в столице страны этика эгалитаризма отбрасывает идею по-
вышения входной платы. Утверждают, что высокая плата за вход
«больше всего ударит по бедным», и т.д. *
После острой политической борьбы в 1994 году Конгресс боль-
шинством в один голос утвердил закон о защите пустынь, в соответс-
твии с которым пустыня Мохаве должна была перейти под защиту
Службы национальных парков. Но новый закон «почти немедлен-
но увяз в топях бюджетной политики», как выразилась Washington
Post23 Конгрессмен, представлявший округ Мохаве, бывший про-
тивником принятия закона, «убедил новое республиканское боль-
шинство в Конгрессе не давать Службе национальных парков средств
на управление новым заповедником, так что он фактически остался
в управлении не столь строгого Бюро по управлению землями». За-
щитники природы были в ярости, но урок был очень нагляден: если
живешь политикой, то и умираешь от политики.
* Весной 1996 года комитет Конгресса по ресурсам одобрил поправку, разреша-
ющую Службе национальных парков и другим агентствам повышать плату за
вход и оставлять деньги в агентстве. В перспективе самые популярные парки,
такие как Йосемитский национальный парк и мемориал Джорджа Вашингто-
на, пришли бы к самоокупаемости и, соответственно, обрели бы независимость
от бюджета. По этой причине законопроект так и не стал законом. В случае
его принятия соответствующие агентства лишились бы самого мощного бю-
рократического оружия, иногда именуемого «стратегия мемориала Джорджа
Вашингтона». Если в период формирования бюджета возникает опасение, что
ассигнования окажутся недостаточными, агентство сразу объявляет, что «со-
кращение ассигнований» вынудит их сократить часы посещения или вовсе за-
крыть для посещения самые популярные объекты. Это именно те парки, кото-
рые обрели бы независимость, если бы им позволили повысить входную плату
и оставлять деньги себе.
William Claiborne, “Mohave Caught in Dispute Over Man’s Relationship with the
Desert,” Washington Post, May 28, 1996.
380
Часть IX. Современные проблемы
Вода в Калифорнии
Проблемы государственной собственности хорошо иллюстрирует
дефицит воды, возникший в последние годы в Калифорнии. Слу-
чайный читатель может решить, что все дело просто в недостатке
дождей. Но проблема совсем в другом. Воду транжирят. Около
85% всей наличной воды использует сельское хозяйство, на кото-
рое приходится всего 2,5% экономики штата. Все остальные — го-
рода, промышленность, добывающие предприятия, кухни, души,
бассейны — потребляют не более 15% воды. В этом примере ар-
гумент, основанный на логике прав собственности, нашел под-
держку в Фонде защиты окружающей среды и у Билла Брэдли,
бывшего сенатора от Нью-Джерси.
Главная трудность заключается в том, что собственником вод-
ных ресурсов является штат (определенную часть также конт-
ролирует федеральное правительство): в Калифорнии и в других
западных штатах водные ресурсы принадлежат правительству.
Но штат не берет деньги за воду. «В Калифорнии вода бесплатная,
что само по себе бессмысленно», — заявил Том Графф, главный
юрист Фонда защиты окружающей среды26 Газеты часто сообща-
ют, что фермеры платят от 7 до 15 долларов за акро-фут#, но это
лишь плата за строительство водозаборных сооружений. «Фер-
меры, получающие воду из проекта Большой Калифорнийской
долины, оплачивают только расходы на амортизацию гидротех-
нических сооружений, рассчитанную на 50 лет при нулевой про-
центной ставке», — выяснил Питер Пасселл в 1991 году, в самый
разгар засухи27 Получатели оплачивали примерно 2% стоимости
воды, подаваемой из новых источников.
В западных штатах действует правило «права на воду перво-
го водопользователя»: кто первым подал заявку на забор воды из
канала, тот и получает право на это. «Эти законы дают потреби-
телям право (и стимул) отводить воду для производственных це-
лей, — пишут Марк Рейснер и Сара Бейтс, — а сама вода остается
достоянием общественности (т.е. государства). Каждый пользо-
ватель владеет только правом на использование воды, а не самой
водой»28 Когда в начале XX века создавалась система водоснаб-
жения (плотины и акведуки), фермеры были самыми важными
клиентами. Они подавали заявление в Управление штата по кон-
26 Том Графф, интервью с автором, апрель 1992 г.
# Норма орошения 1233 м3/га. — Прим. реЪ.
Peter Passell, “Economic Scene: Greening California,” New York Times, February
27, 1991.
28 Marc Reisner and Sarah Bates, “Overlapped Oasis (Washington, D.C.: Island
Press, 1990), 60, 61.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
381
тролю водных ресурсов и получали права на отвод воды. Действо-
вало правило: первым подал заявку — первым получил право.
Сохранение права фермеров на отбор воды зависит от непре-
рывности ее потребления. Если он перестает откачивать воду, то
сразу отправляется в конец очереди на возобновление этого пра-
ва — так устроена система «используй или потеряешь». Возника-
ет мощный стимул не отрываться от крана. Если фермер получил
разрешение, то он ни в коем случае не позволит штату узнать, что
на следующий год ему вода не нужна. Поэтому фермеры крайне
заинтересованы в том, чтобы не прекращать отбор воды, кото-
рая достается им почти даром. В результате воду в Калифорнии
используют для того, чтобы на засушливых землях выращивать
рис. (Получается субсидия на выращивание риса. Можно еще
затопить поле, ничего на нем не выращивая, и получить от ми-
нистерства сельского хозяйства 260 долларов за акр неиспользу-
емой земли.) В разгар засухи калифорнийские рисоводы потреб-
ляли больше воды, чем все домохозяйства Лос-Анджелеса и Сан-
Франциско вместе взятые29
К 1991 году серьезный кризис стал неминуем. Журналисты
наконец-то разглядели заинтересованность фермеров в том, что-
бы не экономить воду30: прежде всего, им не приходится за нее
платить; если бы в порыве сознательности они решились воздер-
жаться от ее использования, то потеряли бы право на забор воды;
но важнее всего то, что они не могли продать ее тем, кто готов был
хорошо заплатить, — городу Лос-Анджелес, например, — потому
что это была не их вода. Им принадлежали только права на ис-
пользование, но не права собственности31
Попав в критическое положение, губернатор Уилсон сфор-
мировал «водный банк» штата и уполномочил его скупать воду у
фермеров и перепродавать городским пользователям32. Цены, ко-
торые фермеры заломили за воду, говорят сами за себя. В одном
случае цену в 125 долларов за акро-фут сочли «слишком низкой
для возмещения возможного влияния» на фермеров. Некоторые
отвечали отказом даже при цене 200 долларов за акро-фут. На-
29 Jane Gross, “Castas Villains in Drought, Rice Farmers Defend Water Rights,” New
York Times, April 7, 1991.
30 Elliot Diringer and Lori Olszewski, “Running Dry,” parts 1—5 (“Why Water Crisis
Wouldn’t End”; “Workplaces Starting to Share the Pain of Shortages”- “Thirsty
Cities Covet Water Used by Farms”; “Nature Gaining Clout in Battle Over Water”
“How to Solve Crisis Over Scarce Water”).
Marc Reisner, “Kept from Selling Water, Farmers Naturally Waste It,” Los Angeles
Times, February 28, 1991.
Elliot Diringer, “Rival Groups Seek End to State’s Water Wars,” San Francisco
Chronicle, February 13, 1991; Lori Olszewski, “California Drought Bank Ends
Search for Water,” San Francisco Chronicle, April 5, 1991.
382
Часть IX. Современные проблемы
сколько ценна вода, показал город Санта-Барбара. В разгар за-
сухи жители оплатили установку по опреснению воды, хотя да-
ваемая ею чистая вода обходится в 1900 долларов за акро-фут.
Городу было из-за чего переполошиться. В прежние годы энту-
зиасты «нулевого роста» заблокировали сооружение новых ре-
зервуаров для воды и даже не позволили протянуть водопровод
до ирригационных сооружений штата. Пришлось строить завод
по опреснению воды33
Почему правительственные агентства не берут за воду дороже?
Да потому что они заложники своих клиентов. «Без фермеров
правительственные агентства не смогли бы заручиться политиче-
ской поддержкой, необходимой для строительства плотин», — по-
лагает экономист Гордон Таллок34. Вместе с Джеймсом Бьюке-
неном он был пионером в развитии области, известной как «те-
ория общественного выбора», которая строится на применении
экономического анализа к исследованию политических проблем.
(В 1986 году Бьюкенен получил Нобелевскую премию за вклад
в развитие этой теории.) Соответствующие агентства, занимав-
шиеся строительством плотин, сумели развернуться, потому что
активно занимались поиском клиентов, «нуждавшихся» в их ус-
лугах. Эти агентства — Бюро мелиорации и инженерные войска —
сумели заручиться политической поддержкой фермеров и опе-
реться на них в лоббировании роста бюджетных ассигнований.
В государственном секторе обычные экономические стиму-
лы вывернуты наизнанку. «Если агентство поднимет цену за во-
ду, — рассуждает Таллок, — бюрократы с безразличием отнесутся
к дополнительным доходам». Им платят не из прибыли. И дохо-
ды, и расходы не имеют к ним никакого отношения». Поэтому
они не заинтересованы в экономии. «В то же время, — добав-
ляет Таллок, — при открытом обсуждении вопроса о повышении
цен фермеры забьют тревогу и окажут серьезное сопротивление».
Его ощутят политики, размышляющие об изменениях. В резуль-
тате реформы, скорее всего, будут заблокированы. А если агент-
ство поднимет цену на воду, то не только спрос на нее упадет, но
и агентство может вдруг стать «прибыльным». Тогда его требо-
вания об увеличении бюджетных ассигнований будут произво-
дить не столь сильное впечатление, и его доля в бюджете может
сократиться. По этой причине блага, поставляемые государством,
обычно достаются потребителям по заниженной цене.
В обычное время бюрократы мало думают об избирателях. Ве-
ра в то, что они руководствуются абстрактной заботой об «обще-
33 Michal McCabe, “Santa Barbara’s Drought Fight Over, ” San Francisco Chronicle,
April 2, 1992.
34 Гордон Таллок, интервью с автором, апрель 1991 г.
Г лава 18. Собственность и окружающая среда МИ
ственных интересах» была одним из непроверенных допущений во
всех экономических исследованиях до 1970-х годов. В действи-
тельности у чиновников есть свой, более узкий интерес, который
они обсуждают с теми, кто получает выгоду от их деятельности.
«В обычное время», заметьте. Обычно общественность не имеет
никакого представления о том, что происходит в закрытых каби-
нетах. В Калифорнии Управление штата по контролю водных ре-
сурсов, как правило, просто не упоминается в газетах. Но в годы
засухи пресса вцепилась в таинственную историю о ценах на воду.
В этой ситуации и фермеры, и бюрократы попали в осаду: были
пойманы на, так сказать, сотрудничестве.
До того как стать экономистом, Гордон Таллок был служащим
государственного департамента в Китае, где обратил внимание
на то же самое явление. Странным образом стали несомненны
порочные стимулы, руководящие бюрократией. У курьеров была
униформа не только зимняя и летняя, но еще и весенняя и осен-
няя. В кабинетах консульства пылилось сорок пишущих машинок.
«Заказать новую не составляло труда, но избавиться от старой
было очень трудно», — вспоминает Таллок35 Возможно, из этого
наблюдения и возникла теория общественного выбора.
Поскольку население Калифорнии быстро росло, а фермеры
потребляли воду не считая, агентства предвидели дефицит воды.
Однако их это не встревожило. Ведь можно, как и прежде, постро-
ить еще больше плотин и каналов. Еще имелись неиспользованные
ресурсы воды. Нужно только перехватить ее до того, как она утечет
в Тихий океан. Все будет в порядке. Фермеры по-прежнему будут
получать дешевую воду, города смогут расширяться, а новые строи-
тельные проекты наполнят бюджеты агентств. Однако в 1970-е го-
ды в политическом уравнении появилась новая переменная — за-
щитники природы. Они полагали, что всяческих плотин и без того
уже слишком много, и не хотели нового строительства. Поэтому
они занялись поиском исчезающих видов и устраивали судебные
тяжбы. Поворотным моментом стал 1982 год, когда экологи за-
блокировали очередной проект, известный как Периферийный ка-
нал. С тех пор они являются главной силой, определяющей поли-
тическое распределение ресурсов в Калифорнии36
Из-за недостатка новых плотин и каналов система вышла
на предел своих возможностей. Затем несколько лет подряд ко-
личество выпадавших осадков было ниже среднего уровня, и воз-
никла критическая ситуация. В начале 1990-х годов стало ясно,
что необходимы изменения, причем немедленные. Фонд защи-
Там же.
Marc Reisner, Cadillac Desert (Harmondsworth, Eng.: Penguin Books, 1986),
379.
384
Часть IX. Современные проблемы
ты окружающей среды заинтересовался ситуацией и сразу обна-
ружил проблему: фермеры держат в «заложниках» бюрократов,
которые, по идее, должны их контролировать. Они выдвинули
остроумное решение: отдайте воду фермерам! Отдайте им в пол-
ную собственность то, чем при нынешней системе они могут толь-
ко пользоваться. Дайте им права собственности на воду. Тогда
у фермеров появится возможность прибыльно торговать водой,
и они не захотят попусту ее транжирить; города получат воду в до-
статочно количестве, и при этом все будут ее экономить. Тогда
останется больше для защиты окружающей среды, в том числе
дельты реки Сакраменто.
Некоторым защитникам природы идея не понравилась, по-
тому что они верили, что и без компромиссов смогут добиться
желаемого — например, остановить рост городов и пригородов.
Но другие понимали, что экологам грозит провал на политиче-
ской сцене, если в один прекрасный день в кранах иссякнет вода.
Это заметит каждый, причем сразу. Лучше изобрести гармонич-
ное решение, при котором все окажутся в выигрыше, чем ввязы-
ваться в политические распри37 Ключом к решению проблемы
было установление права собственности на воду. Решение крайне
парадоксальное, потому что расточаемый ресурс собирались от-
дать в собственность расточителям. Впрочем, понимали и то, что
расточительны они лишь потому, что это им не принадлежит, по-
скольку закон разрешает им либо использовать этот ресурс расто-
чительно, либо утратить право на его использование. Как только
они станут собственниками, они сумеют «оценить» воду. На фер-
меров ляжет груз того, что экономисты называют «альтернатив-
ными издержками», возникающими из-за неспособности найти
воде эффективное применение.
И все же без трудностей не обошлось. Многие фермеры были
против торговли водой. Им были не по душе изменение выгодного
им порядка и перспектива ослабления политических привилегий.
Они предпочитали субсидии превратностям перемен и неопре-
деленности рынка. К тому же, продавая воду, они, по сути дела,
переставали быть фермерами и превращались в торговцев водой.
Отдельным фермерам это было выгодно, но сообщество фермеров
в целом непременно пострадало бы. Поставщики семян и сель-
скохозяйственного оборудования могли лишиться заказчиков, как
это случилось после реализации аналогичного проекта в Колора-
до. По этой причине Фермерское бюро Калифорнии выступило
против изменений.
37 Том Графф, интервью с автором, а также см.: Robert Reinhold, “U. S. Says
Scarce Water Supplies Won’t go to California Farmers,” New York Times, February
15, 1992.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
385
Тем не менее были разрешены один-два эксперимента по пе-
репродаже воды — один из них в долине Пало - Верде на границе
с Аризоной38 И тут снова вмешался Закон об охране исчезающих
видов. Объем воды, выделяемой фермерам, был урезан, чтобы по-
высить полноводность реки Сакраменто и спасти рыбу. В 1994 году
появилось сообщение, что цена сельскохозяйственных земель в до-
лине реки Сан-Хоакин упала и составляет только треть от уровня
1988 года39 К тому времени уже стало ясно, что фермерам было
разумнее принять первое предложение о продаже воды.
Необходимость распределять некоторые блага посредством
рынков не столь уж очевидна. Сначала вода была бесплатной, по-
тому что спрос был относительно невелик, а строящиеся плотины
и резервуары обещали изобилие воды. Казалось, что в расточи-
тельном использовании воды нет ничего плохого. «Но когда усло-
вия хозяйствования изменились, и вода стала дефицитом, сомне-
ния в преимуществе рынка исчезли», — говорит Ричард Хауитт из
Калифорнийского университета. Когда-то сельское хозяйство бы -
ло для штата гораздо важнее, чем сегодня, а воды было так много,
что фермы казались лучшим местом для ее использования. «Те-
перь, — говорит он, — лучше мы, пожалуй, употребим ее в произ-
водстве микросхем». Земля на западе страны когда-то тоже была
общей, а об эффективности ее использования никто не думал, по -
тому что ее было очень много, а людей — мало. «Но пришел день,
и кто-то сказал: “А почему мы не покупаем и не продаем ее, как
это делают везде? ” » Сегодня то же самое происходит с водой40
Слоны и дождевые леса
Эти идеи еще важнее для стран «третьего мира», где рынки и пра-
ва собственности защищены куда хуже. Вот мнение Всемирного
банка (1992г.): « Когда у людей есть бесплатный доступ к лесам,
пастбищам или к местам скопления рыбы, они склонны злоупот-
реблять имеющимися возможностями. Наделение таиландских
фермеров правами собственности на землю помогло обезопа-
сить леса. Наделение правами собственности обитателей трущоб
в Бандунге, Индонезия, вызвало утроение расходов на водопро-
вод и канализацию. Предоставление стабильных условий аренды
фермерам помогло уменьшить эрозию почв в Кении. Закрепление
38 Robert Reinhold,” Farmers in the West May Sell Something More Valuable than
Any Crop: Water,” New York Times, April 6, 1992.
Jonathan Marshall, “State’s Water Shortage Threatens Farm’s Future,” San
Francisco Chronicle, October 24, 1994; а также David Margolick, ‘As Drought
Looms, Farmers in California Blame Politics,” New York Times, June 24, 1994.
40 Ричард Хауитт, интервью с автором, апрель 1991 г.
386
Часть IX. Современные проблемы
общинных прав на землю в Буркина-Фасо резко улучшило земле-
устройство. А распределение прав на вылов рыбы, допускающих
их переуступку, остановило тенденцию к истощению рыбных ре-
сурсов в Новой Зеландии»41
В последние десятилетия возникла угроза исчезновения круп-
ных животных — слонов, тигров, носорогов, обитающих в странах
с незащищенной частной собственностью. Они обитают на зем-
лях, находящихся под контролем племен или государства. При
этом за их шкуры и бивни дают хорошие деньги. Браконьеры во-
оружены мощными карабинами, а численность населения растет.
Пока плотность населения была невелика, а люди плохо вооруже-
ны, не было нужды охранять животных посредством установления
прав собственности. Сегодня, когда во всем мире на воле осталось
пять или шесть тысяч тигров, они смогут выжить, только если их
либо приватизировать, либо предоставить им действенную госу-
дарственную защиту от браконьеров42. Просвещенное неодобре-
ние использования звериных шкур в качестве модного украшения
делу не поможет. Его невозможно внушить всему миру.
Что касается слонов, мы склонны забывать, что это отнюдь не
ручные животные. «Стадо слонов проходит как медленный тор-
надо, ломая ветви и вырывая деревья с корнем, оставляя за со-
бой разрушения», — напоминает журналист Раймонд Бонне43.
Защитники природы, направляющие политику из Нью-Йорка,
забывают о том, что значит жить рядом с такими животными.
В некоторых районах Африки деревенским жителям постоянно
приходится отражать атаки голодных львов, слонов или бегемо-
тов. Известен случай, когда львы за ночь убили двадцать пять коз.
Слоны, занятые добычей корма по восемнадцать часов в день,
способны сорвать крышу с деревенского амбара и за ночь съесть
сезонный урожай зерна.
Слоны нравятся кинозрителям и богатым участникам сафари.
Но зачем местным жителям заботиться об их сохранении? Здесь
все дело в стоимости слоновой кости. Цена одного бивня доходит
до 5000 долларов, и это в странах, где доход надушу населения
составлял примерно одну двадцатую часть этой суммы. Если сло-
ны станут не врагами, а собственностью сельских жителей, воз-
никнет совсем другая ситуация. Вместо того чтобы жить в осаде
и огораживаться от прожорливых тварей, люди смогут поместить
41 World Development Report (Washington, D.C.: World Bank, 1992), 12.
42 John Ward Anderson, “Poachers Felling World’s Tigers Rhinos,” Washington
Post, November 29, 1994; Michael‘T Sas-Rolfe, “Howto Save the Tiger. ” Wall
Street Journal, February 17, 1998.
43 Raymond Bonner, “Crying Wolf Over Elephants,” New York Times Magazine,
February 7, 1993; Raymond Bonner, At the Hand of Man (New York: Knopf,
1993).
Глава 18. Собственность и окружающая среда
387
слонов за ограду и торговать слоновой костью. Эту стратегию при-
няли на вооружение на юге Африки, в том числе в Зимбабве, Юж-
но-Африканской республике и Ботсване. Правительство передало
деревням «права» на диких животных, обитающих на их землях.
Люди обнаружили, что если у слонов есть владельцы (они сами),
те превращаются в ценное имущество. Численность слонов в Зим-
бабве подскочила с 32 000 в 1960 году до 77 000 в 1992-м.
Другой подход избрали в Восточной Африке. Там слоны воль-
но гуляют по общественной земле, и правительство попыталось
бороться с браконьерством, запрещая любое коммерческое ис-
пользование слонов, кроме туризма. Была запрещена торговля
слоновой костью и шкурами. Президент Кении перед телекаме-
рами сжег на костре слоновых бивней на 3 млн долларов. Но за
1979—1989 годы численность слонов в Восточной Африке со-
кратилась с 866 000 до 404 000. В ответ была предпринята нера-
зумная интернационализация запрета. В 1989 году была принята
Лозаннская конвенция о международной торговле исчезающими
видами, и СТТТА вместе с большинством стран присоединились
к запрету на торговлю слоновой костью.
Слоны оказались в опасности. Если действует запрет, то жи-
вотное лишается почти всякой хозяйственной ценности. Исполь-
зовать такие методы для сохранения диких животных почти то же
самое, что запретить говяжьи бифштексы ради сохранения коров.
В США миллионы голов рогатого скота, потому что разводить его
прибыльно. Если держать слонов на благо туристов в охраняемых
заповедниках, мы сможем сохранить сотни, а в лучшем случае ты-
сячи этих животных, тогда как в случае приватизации мы будем
иметь миллионы слонов. По сути дела, высокая стоимость слоно-
вой кости служит для слонов страховым полисом. Если позволить
африканцам зарабатывать деньги на слонах, они получат мощный
стимул для их защиты от браконьеров44.
Все больше журналистов и групп защитников природы понима-
ет этот довод, а Всемирный фонд дикой природы одобрил удаление
слонов из группы «вымирающие виды». В 1997 году Конвенция
о международной торговле исчезающими видами животных осла-
била запрет на торговлю слоновой костью, чтобы Ботсвана, Нами-
бия и Зимбабве могли распродать накопившиеся запасы45 Доход
(примерно 30 млн долларов), будет использован на сооружение
оград. Носороги носят на голове настоящее сокровище, потому что
некоторые считают, что порошок из их рога является мощным аф-
родизиаком; в 1990 году в Гонконге один рог был продан за 24 000
44 Richard С. Morais, “Save the Elephants!” Forbes, September 14, 1992, 338—345.
Suzanne Daley, “Ban on Sale of Ivory is Eased to Help 3 African Nations,” New
York Times, June 20, 1997
388
Часть IX. Современные проблемы
долларов46. Приватизация спасает носорогов, потому что рог по-
могает оплатить устройство оград (очень дорогих), необходи-
мых, чтобы защитить животных от браконьеров. Идея прижилась.
В Зимбабве земли, отведенные для защиты животных, составили
более 17% территории страны, и большинство этих земель частные;
в Южной Африке, где десять лет назад было только три охотничьих
заказника, теперь их двадцать пять (и сотни мелких)47
Упорядоченная охота также приносит доход. Хорошо защи-
щенные животные размножаются, и в итоге для сохранения среды
их обитания требуется выбраковка. Охотники готовы платить до
40 000 долларов за разрешение добыть единственный охотничий
трофей48. В Африке первый охотничий заповедник, продающий
лицензии на охоту на белых носорогов, был создан в 1982 году.
«Пять-шесть раз в год, — сообщил Билл Келлер в New York
Times, — американский или немецкий охотник выкладывает за
разрешение 25 000 долларов». Когда носорога нужно обездви-
жить, «охотники платят тысячи долларов за право выстрелить
в него шприцем и сфотографироваться рядом с наркотизирован-
ным зверем»49 Популяция тех видов, которым грозило исчезно-
вение, начала расти.
Исчезновение дождевых лесов напрямую связано с отсутстви-
ем прав собственности. В конце 1980-хгодов, когда возникла
озабоченность будущим этих лесов, один репортер написал, что
в Боливии лес можно купить «менее чем по 25 центов за акр»50
Он допустил неточность. В отличие от Чили, в Боливии покупа-
тель приобретает не полное право собственности, а краткосроч-
ное право на использование земли. Если бы действительно можно
было приобрести надежное право собственности на дождевой лес
по цене 25 центов за акр, его вырубка была бы немедленно оста-
новлена. Десять ведущих экологических групп США, совокупный
бюджет которых в 1990 году составлял 500 млн долларов, смогли
бы за наличные скупить все дождевые леса Южной Америки и вы -
вести их из эксплуатации.
46 Jane Perlez, “Rare White Rhino Avoids Extinction in Preserve in Zaire, ” New York
Times, June 5, 1990; см. также: Jane Perlez, “Rhino Near Last Stand, Animal
Experts Warn,” New York Times, July 7, 1992.
Ken Wells, “Animal Farm: The Hot New Slogan in African Game Circles Is ‘Use It
or Lose It’; Private Ranches Proliferate, Villages ‘Sell’ Elephants and Favor Ivory
Sales,” Wall Street Journal, January 7, 1997
48 Ibid., а также Wendy Marston, “The Misguided Ivory Ban and the Reality Living
with Elephants,” Washington Post, June 8, 1997
Bill Keller, “Africa Thinks About Making Wildlife Pay for Its Survival,” New York
Times, December 27, 1992.
50 Nathaniel C. Nash, “Bolivia’s Rain Forest Falls to Relentless Exploiters, ” New York
Times,]\me 21, 1993.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
389
Дождевые леса подверглись настоящему опустошению, а при-
чиной была трудность получения защищенных прав собственности.
Роджер Седжо из фонда «Ресурсы для будущего» привлек вни-
мание к «практическому отсутствию защищенных прав собствен-
ности»51 С этим согласен Фрэнсис Кэрнкросс, редактор журнала
Economist. Проблема в том, что у «дождевых лесов нет четких вла-
дельцев »52 Теодор Панайоту из Гарвардского института междуна -
родного развития отметил, что «незащищенность земельной собст-
венности — самая серьезная политическая проблема развивающих-
ся стран»53. Если в тропических странах провести инвентаризацию,
добавил Роджер Седжо, мы выясним, что «большинство тропичес-
ких лесов принадлежат государству», а ответственность за их за-
щиту лежит на правительстве. «Тщательное исследование показало
бы, что во многих случаях эти правительства либо не хотят, либо не
способны организовать адекватную защиту и управление лесными
ресурсами». Рассмотрим пример Непала: «В конце 1950-хгодов
правительство “национализировало” леса страны. До этого леса
были в общественной собственности, и деревни имели право на то,
что дает лес, а также несли ответственность за его защиту. Нацио-
нализация привела к тому, что сельские жители стали лесу чужими,
а в итоге возникли проблемы браконьерства и незаконной вырубки
деревьев. Правительство не в состоянии справиться с задачей охра-
ны обширных лесных угодий, которую оно взвалило на себя. [Это
привело к чрезмерной эксплуатации] и типичной для стран “треть-
его мира” “трагедии общинных выпасов”»54.
Проблема актуальна для многих стран. В Индонезии лесоза-
готовительные компании, работающие в государственных лесах,
получают концессии на двадцать лет, что недостаточно для над-
лежащего управления лесными ресурсами. В Либерии, по свиде-
тельству Роберта Репетто из Института мировых ресурсов, «не
признается право частной собственности налес». В Гане изме-
нение прав собственности привело к ускоренному сведению лесов.
Прежде здесь существовали права собственности, возникшие из
племенных обычаев, нов 1970-х годах «центральное правитель-
ство присвоило все права себе. Теперь лесам в Гане “трагедия об-
щинных выпасов” угрожает больше, чем в то время, когда права
51 Roger Sedjo, “Tropical Forests, Property Rights,” неопубликованная статья,
Recourses for the Future, Washington, D. C., April 15, 1991; а также Roger
Sedjo, “The World’s Forests: Conflicting Signals,” Washington, D. C.: Competitive
Enterprise Institute, February 1995.
52 Frances Cairncross, Costing the Earth (Boston: Harvard Business School Press,
1992), 142.
53 Theodore Panayotou, Green Markets: The Economics of Sustainable Development
(San Francisco: ICS Press, 1993), 77
54 Sedjo, “Tropical Forests”
390
Часть IX. Современные проблемы
собственности принадлежали племенным группам. ...Передача
всех прав на лес национальному правительству означала, что леса
стали практически беззащитны»55
Бразилия одно время привлекала взгляды всего мира, а пото-
му заслуживает особого внимания. Разорение ее лесов было «од-
ной из крупнейших трагедий всей человеческой истории», заявил
в 1989 году Эл Гор56 Профессиональный политик, Гор побывал
в Бразилии, но не проявил ни малейшего интереса к политическим
корням этой «трагедии». В своей книге «Земля в равновесии»
он писал, что виной всему желание «крупных землевладельцев
получить быструю прибыль», и пренебрежение «долговремен-
ной экологической трагедией»57 Но действительная причина не
в алчности землевладельцев, а в неразумных законах, правящих
земельной собственностью.
По конституции 1891 года собственность на все невостребо-
ванные земли и политический контроль над ними принадлежала
отдельным штатам Бразилии. Но в XX веке здесь, как и во мно-
гих других странах, управление страной было консолидировано
и централизовано. В 1960-х годах военное правительство усили-
ло контроль над земельными ресурсами. В 1971 году правитель-
ство Бразилии взяло под свой контроль стокилометровый коридор
с каждой стороны федеральных автотрасс в бассейне Амазонки.
(В США аналогичная мера привела бы к национализации боль-
шей части материковых земель58.)
Затем последовал безумный проект по строительству дорог,
который не был бы предпринят без финансовой поддержки Все-
мирного банка. В своей книге «Десятилетие разрушения» Адриан
Кауэлл показал, что банк предоставил 400 млн долларов на проект
Полонороесте, включавший строительство дороги с юга Бразилии
в расположенные в бассейне Амазонки штаты Мату-Гросу и Рон-
дония, несмотря на возражения собственного штатного эколога.
«Инерция банковского финансового механизма, необходимость
выдать кредит наращивавшей долг Бразилии пересилила предо-
55 Robert С. Repetto, The Forest for the Trees ? Government Policies and the Misuse
of Forest Resources (Washington, D. C.: Worlds Recources Institute, 1988), 87
44,82.
Eugene Linden, “Playing with Fire: Destruction of the Amazon is ‘One of the Great
Tragedies in History’,” Time 134 (September 18, 1989): 76-85.
Al Gore, Earth in the Balance: Ecology and the Human Spirit (New York: Plume.
1993), 287
58 Gary Libecap, paper, “Property Rights, Rent Dissipation and Environmental
Degradation in the Brazilian Amazon,” Karl Eller Center, Univ, of Arizona.
November 1991.
Глава 18. Собственность и окружающая среда
391
стережения собственных специалистов», — написал Кауэлл59 60. До-
рога открыла доступ к окрестностям Амазонки, и началось сопер-
ничество за (принадлежащие государству) земли. Сквоттеры по-
лучали права собственности на 100 гектаров, если могли доказать,
что в течение года «эффективно использовали» землю.
Проблема заключалась в том, что вырубка леса считалась его
эффективным использованием. Не засчитывалось только тради-
ционное «устойчивое использование» урожая каучука и орехов.
Для тех, кто успел подать заявку, наилучшим способом защиты от
конкуренции новичков было как можно быстрее свести лес. Это
к тому же позволяло быстро выявить и устранить сквоттеров и ли-
шить последних возможности тем же методом продемонстриро-
вать, что они тоже «эффективно используют» землю. В сущности,
если не сам закон, то «процесс подтверждения заявок требовал
уничтожения лесов», писал экономист Гэри Лайбкэп00
Словом, дождевые леса Бразилии подверглись массовому на-
шествию чужаков; те, кто уже освоился в этих краях, понимали,
что законных прав на землю у них нет, и если они не вырубят лес
в подтверждение своих заявок, это за них сделают другие. Имен-
но эта формула — отсутствие нормального способа получения
прав собственности — породила бедствие, от которого содрог-
нулся мир. В конце концов Всемирный банк понял, что что-то
пошло не так, и для исправления ситуации нанял ораву защитни-
ков природы. В рабочих докладах банка, таких как «Бразильская
политика, приведшая к обезлесению бассейна Амазонки» Ганса
Бинсвангера и «Бразилия: экономический анализ экологичес-
ких проблем бассейна реки Амазонки» Роберта Шнейдера, бы-
ло отмечено, что бразильцы сами установили пагубные стимулы,
а когда в 1992 году Всемирный банк выпустил «Доклад о эконо-
мическом развитии мира», он весь был посвящен природоохран-
ным вопросам61. Как отмечено выше, доклад включает несколько
разумных высказываний о правах собственности, из чего видно,
что мы уже близки к пониманию истинной природы проблемы.
59 Adrian Cowell, The Decade of Destruction: The Crusade to Save the Amazon Rain
Forest (New York: H. Holt, 1990), 132.
60 Libecap, “Property Rights.”
Hans Binswanger, « Brazilian Policies that Encourage Deforestation in the Amazon, ”
World Bank Environmental Dept., paper no. 16, 1989; Robert Schneider, “Brazil:
An Economic Analysis of Environmental Problems in the Amazon,” World Bank,
1990; World Bank, World Development Report, 1992; William Magrath, “The
Challenge of the Commons: The Allocation of Nonexclusive Resources, ” World Bank
Environmental Department, working paper no. 14, February 1989.
Часть X
ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ
Введение
Хотя в ученой среде стало не только допустимым, но и модным
при обсуждении вопросов экономической политики расшарки-
ваться перед частной собственностью, сама политическая система
продолжает урезать прерогативы частных собственников, и порой
дело доходит почти до полной конфискации их прав. Национали-
зация больше не в почете, но ее сменила более коварная филосо-
фия. Собственник остается собственником, но на него взвалива-
ются налоги, сборы и ограничения, которые в некоторых случаях
показались бы чрезмерными даже феодальным арендаторам. До-
говорное право тут и там делает принципиальные уступки статусу.
Личным правам угрожают привилегии, привязанные к групповой
принадлежности. Явно развивается возродившееся феодальное
понимание собственности.
Демократия мало ограничивает власть и полномочия госу-
дарства. Законодателям ничто не мешает организоваться в хищ-
ное большинство, и тогда у доверчивого большинства изымают
медяки, чтобы отправить доллары проворным группам особых
интересов. В области экономики чиновники почти не скованы
конституционными ограничениями. Верховный суд по инерции
способствует централизации власти. Он редко опротестовыва-
ет федеральные законы, хотя часто проделывает это с закона-
ми штатов. Недавно он запоздало проявил некоторый интерес
к «конфискационным» последствиям муниципальных указов.
В 1980-е годы в США и во многих других странах была резко
снижена верхняя ставка налогов. Но сегодня федеральные нало-
ги изымают большую долю ВВП, чем в разгар Второй мировой
войны. Нижние пределы не облагаемых налогом доходов, назна-
ченные без учета инфляции, удержанные налоги, амбиции бю-
рократии и, прежде всего, крайняя сложность правительственного
механизма мешают среднему избирателю оценить, сколько и как
изымает государство из его кармана. И трудно оценить влияние
на экономическую деятельность норм и положений, нацеленных
на идеал нулевого роста. Мы далеки от понимания того, насколь-
ко хрупка правовая инфраструктура, способствующая развитию
производства. Те, кто отщипывают от нее во имя реформ, могут
невзначай отщипнуть слишком много.
В ходе этих изменений экономические факультеты нескольких
университетов занялись исследованием экономических послед-
ствий прав собственности. Представляется, что толчком послужил
интерес к условиям занятости самой профессуры. Армен Алчиан
заподозрил, что условия найма профессоров имеют какое-то от-
Введение
395
ношение к структуре прав собственности некоммерческих орга-
низаций. Часто цитируемая статья Рональда Коуза о социальных
издержках на первый взгляд не затрагивала права собственности.
Но она рассматривала то, что происходит на границах собствен-
ности: как поведение владельца влияет на собственность его со-
седей.
В конце концов, из этой работы была выведена одна из важ-
нейших теорем экономической науки: если права можно поку-
пать и продавать, их приобретут те, для кого они имеют самую
высокую ценность. Следовательно, до тех пор пока этими права-
ми можно беспрепятственно торговать, ресурсы будут использо-
ваться эффективно. Концепция экономической эффективности
спорна, но в итоге она описывает то, какие результаты избираются
защищенными от принуждения частными собственниками. Сле-
довательно, она является суррогатом концепции собственности.
Выступая в Стокгольме с нобелевской речью, Коуз заметил, что,
с точки зрения экономиста, нет смысла обсуждать процесс обме-
на, пока не определены его правовые и институциональные усло-
вия, — именно в этом заключается отправная точка этой книги.
Глава 19
СОБЛАЗН ФЕОДАЛИЗМА
От договора к статусу
В 1930 -х годах профессор права по имени Фрэнсис Филбрик вы-
разил недовольство идеей, что частная собственность «считает уп -
лату налогов полной ценой» государственной защиты. И когда на-
логи выплачены, она заявляет свои требования на освобождение
от «всех социальных обязательств». Филбрик требовал принять
«обновленную философию права», которая бы восходила к более
ранним временам. Бремя лежащих на собственниках обязательств
нужно вернуть к феодальному уровню1 Спустя поколение идеи
Филбрика подхватил профессор Джон Криббет из Иллинойско-
го университета. Он тоже выразил сожаление о том, что не была
сохранена старая форма собственности, в которой «вся собствен-
ность была подчинена выполнению обязательств — в том числе
многих государственных». Со временем права собственников по-
чему-то разрослись, а их обязанностям позволили превратиться
в ничто. «Может, мы вместе с водой выплеснули ребенка и оста-
лись у разбитого корыта», — полагал Криббет2.
Но уже в те времена, когда профессора права писали все это,
закон менялся в желаемом ими направлении. В США медленная
эрозия прав частной собственности, начавшаяся в первые десяти-
летия XX века, продолжалась более или менее беспрепятственно,
несмотря на распад СССР, крах коммунизма и масштабную при-
ватизацию во многих других частях мира .В 1980-х годах Верхов -
ный суд США после 50-летнего перерыва снова проявил интерес
к вопросу об изъятии собственности, но в прочих отношениях по-
литики сохранили былую враждебность к неограниченному праву
частной собственности.
Несколько комментаторов отметили, что слово «феодаль-
ный» точно обозначает направление, в котором изменялись пра-
ва собственности в Соединенных Штатах3 Разумеется, в иерар-
хии власти место короля теперь занимает государство. Но те, кто
приветствовал эту замену монархии бюрократией, упустили одно
1 Francis Philbrick, «Changing Conceptions of Property in Law,” Univ, of
Pennsylvania Law Review 86 (1938): 691.
John Cribbet, “Changing Concepts in the Law of Land Use,” Iowa Law Review 50
(1965): 245.
Dennis J. Coyle, Property Rights and the Constitution (Albany: State Univ, of New
York Press, 1993), chap. 7
Глава 19. Соблазн феодализма
397
маленькое отличие. В силу наследственной передачи власти мо-
нархи интересовались перспективой своих государств и поэтому
обладали длинным временным горизонтом. В наши дни времен-
ной горизонт озабоченных бюджетным процессом бюрократов
и добивающихся переизбрания политиков всегда очень короток.
Землевладельцы постепенно превращались в управляющих,
владеющих своей собственностью по милости государства. Бо-
лее ста лет назад правовед сэр Генри Мэн полагал, что в XVIII—
XIX веках право на Западе развивалось «от статуса к договору».
В конце XX века происходит движение в обратном направлении.
Восстановлены правовые привилегии, связанные с принадлеж-
ностью к группе, которые угрожают свести на нет величайший
триумф западного права: возникновение единого класса граждан,
объединенных равенством перед законом. Это равенство и унич-
тожило все привилегии. Но сегодня те, кто способен оказывать
влияние на американскую политику, стремятся их восстановить.
Новый статус, обычно даруемый генами, полом и этническим
происхождением, создает существенные правовые последствия.
Не существовавшая ранее черта нового статуса такова: пра-
вовыми привилегиями наделяются группы, предки которых яко-
бы были жертвами несправедливости. Ничего подобного не было
в прошлом, когда привилегии подтверждали предполагаемое пре-
восходство. Новая классификация задумана как восстановитель-
ная — она направлена на уменьшение различий и восстановление
воображаемого былого статуса, существовавшего в эгалитарном
Эдеме до того, как в мире появилась несправедливость. Но все-
общая справедливость — это дело будущего, а в настоящем возни-
кают раскол, конфликт и обиды, не говоря уж об экономическом
упадке. Если движение в этом направлении не остановить, то дол-
госрочные экономические последствия будут крайне тяжелыми.
Они дают о себе знать уже сегодня. Компании расходуют огром-
ные средства на то, чтобы обеспечить «сбалансированный» подход
и избежать обвинений в «дифференцированном воздействии», то
есть в судебно наказуемой дискриминации по этническому, поло-
вому, возрастному и т.п. признаку. В 1989 году журнал Fortune
обнаружил, что только 14% компаний из списка Fortune - 500 на-
нимают служащих исключительно по критерию достоинств. Поч-
ти три четверти из них следуют-политике «целевых квот»4
Одновременно с подрывом договорного права шел отказ от
принципа равенства перед законом. Предварительным условием
законности и исковой силы договора является примерное равен-
ство статуса и рыночная позиция обеих сторон. Договоры, под-
4 Alan Farnham, “Holding Firm on Affirmative Action,” Fortune 119 (March 13,
1989): 87-88.
398
Часть X. Внутренние проблемы
писанные несовершеннолетними или умственно неполноценны-
ми, недействительны. Если граждане разделены на классы с раз-
ным правовым статусом, вся идея договора почти по определе-
нию оказывается невозможной. Стоит повторить, что необхо-
димым правовым условием экономики свободного рынка были
торжество принципов равенства перед законом и свободы дого-
воров. Но на Западе сегодня многие отреклись от этого прошлого
или перестали понимать его значимость.
Учитывая то, что главным предметом экономической науки
является обмен благами, а договор является, вероятно, важней-
шим средством содействия обмену, ослабление договорного права
неминуемо повлечет за собой экономический упадок. Тем не ме-
нее в 1974 году Грант Гилмор, профессор юридического факуль-
тета Йельского университета, жизнерадостно объявил о смерти
договора в книге именно с таким названием. «Нам говорят, что,
подобно Богу, договор мертв, — начинает он. — И это действи-
тельно так»5 Экономика laissez faire и свобода заключения дого -
воров ушли в прошлое одновременно. Еще пространнее развивает
ту же идею профессор Патрик Атия из Оксфорда в своей книге
«Подъем и упадок свободы заключения договоров».
По традиции суды обеспечивали соблюдение обязательств, за-
писанных в договоре. Сравнительно недавно на смену этой ра-
зумной практике пришло стремление «вскрыть противоречия»
договоров. Судьи отважились отрицать, что письменные договоры
действительно представляют собой соглашение между сторонами.
Поворотным пунктом на этом неразумном пути стало решение
по делу Pacific Gas & Electric Со. v. G.W. Dray age & Rigging Co.,
принятое в 1968 году Верховным судом Калифорнии. Суд поста-
новил, что для дополнения и изменения письменного договора,
даже если он составлен в точных и недвусмысленных выражениях,
может быть использовано устное свидетельство. «Если бы слова
обладали безусловным и постоянным значением, — постановил
суд, — имелась бы возможность открыть намерения договари-
вающихся сторон в самих словах и в том, как они расставлены.
Однако слова не имеют безусловного и постоянного значения».
Таким образом, исключение устных пояснений отражало «веру
судей» в возможность «совершенного словесного выражения».
Она, в свою очередь, была рождена «первобытной верой в внут-
ренне присущие могущество и значение слов»6
Этот полет юридической фантазии позволил гадать о намере-
ниях сторон на основании «стершихся от времени и окрашенных
5 Grant Gilmore, The Death of Contract (Columbus: Ohio State Univ. Press,
1974), 3.
Pacific Gas & Electric Co. v. G.W Drayage & Rigging Co., 69 Cal. Reptr. 651
(1968).
Глава 19. Соблазн феодализма
399
противоположными интересами показаний участников», — как
написал в 1988 году Алекс Козински, судья федерального апелля -
ционного суда. Общим итогом решения по этому делу была «тень
недостоверности, упавшая на все сделки, заключенные и исполня-
емые в юрисдикции калифорнийского правосудия»7 Под угро-
зой оказалось и основание нашей правовой системы, добавил он,
потому что был подорван базовый принцип, согласно которому
язык создает поддающееся истолкованию принуждение частно-
го поведения. Если мы не желаем признавать, что стороны могут
положиться на связывающий их текст договора, то как можно от-
править человека в тюрьму за нарушение писаных законов? Зако-
ны ведь тоже состоят всего лишь из слов, лишенных «безусловного
и постоянного значения».
В более позднем решении (1989 г.) Козински заметил, что
готовность судов истолковывать добровольно заключенные дого-
воры в соответствии с собственным пониманием государственной
политики и делового оборота лишает людей важного измерения
свободы. «Право заключать договоры, то есть по взаимному со-
гласию устанавливать определенные правовые отношения с дру-
гими лицами, не было известно на протяжении большей части ис-
тории и даже сегодня неизвестно во многих частях мира. Подобно
другим аспектам личной независимости, оно легко оказывает-
ся жертвой правительственных чиновников, жаждущих указать
нам, в чем для нас истинное благо. Именно к такого рода уловкам
относится недавно проявившаяся склонность судей усматривать
преступные намерения там, где отношения традиционно регули-
руются договорами»8
К концу XX века воцарился неписаный, но действенный
принцип, согласно которому не только несовершеннолетних, но
и взрослых следует защищать от самих себя в их обычной коммер-
ческой деятельности. В 1966 году судья Верховного суда Джон
Харлан не согласился с решением большинства суда под председа-
тельством Эрла Уоррена на том основании, что законодательные
акты, «не принуждающие, а просто разрешающие частные реше-
ния» , объявляются неконституционными, несмотря на то что че-
тырнадцатая поправка имела целью запретить правительственное
насилие, а не действия частных лиц и организаций»9
В 1971 году в статье «Гибель права собственности» профессор
Е. Ф. Робертс из Корнеллского университета с восторгом про-
рочил, что скоро собственники доходных домов будут связаны
7 Trident Center v. Connecticut General Life, 847 F.2nd 654 (9th Cir. 1988).
8 Oki America Inc. v. Microtech Intarnational, 872 F.2nd 312 (9th Cir. 1989) ;
см. также: D. B. RivkinandL. A. Casey, “How Binding Are Contracts?” Am encan
Enterprise, November/December 1993.
387U. S. 391.
400
ЧастгХ^Вяутрениие проблемы
нормами закона, которых они не смогут обойти даже с помощью
«недвусмысленной договоренности об обратном» с нанимателя-
ми или потенциальными нанимателями жилья. И действительно,
чуть больше чем через десять лет в некоторых городах, особенно
в Санта-Монике и Беркли, владельцам доходных домов остави-
ли лишь право считаться собственниками да обязанность вовремя
ремонтировать свои дома и платить налоги. «Если феникс, пред-
ставленный системой территориального планирования, намерен
восстать из пепла, — писал Робертс, — нам следует обратиться за
вдохновением к средневековым идеям»10 Вот вам еще один про-
фессор, взалкавший возвращения феодализма.
Политизация собственности
Порой создавалось впечатление, что все профессора права сказали
собственности последнее «прощай». В своих «Размышлениях об
упадке частной собственности» профессор Джозеф Сакс из Ка-
лифорнийского университета в Беркли явно не преувеличивал,
когда заметил, что «мы захвачены масштабной трансформаци-
ей, в ходе которой, к невыгоде собственников, права собственно-
сти получают фундаментально иной смысл». Сакс, позднее по-
лучивший видную должность в министерстве внутренних дел при
президенте Клинтоне, выбрал для рассмотрения процесс Репп
Central (1978), в котором Верховный суд поддержал решение
города Нью-Йорк отказать железной дороге в разрешении над-
строить вокзал Grand Central.
Собственнику не только отказали в праве сделать то, что разре-
шено делать всем его соседям, но его остановили именно потому,
что ранее он сделал нечто замечательное: он построил велико-
лепное в архитектурном отношении здание вокзала. Самое точ-
ное изложение этого случая, написал Сакс, состоит в том, что от
«собственника потребовали, чтобы он и впредь приносил пользу
своим соседям». Он сделал вывод, что «мы приходим к тому, что
в будущем главным двигателем производства социальных благ
обещает стать не собственность, а планирование (слово, которое
не очень по душе американцам) »“
Судьи и законодательные собрания, разрушившие права собст-
венности в СТТТА, вряд ли могли предвидеть последствия своих
действий. Манипуляции справами собственности оказались де-
лом накладным — особенно для бедных, во имя которых было пред-
10 Е. F Roberts, “The Demise of Property Law,” Cornell Law Rev lew 57 (November
1971): 1.
Joseph L. Sax, “Some Thoughts on the Decline of Private Property,” Washington
Law Review 58 (1983): 481.
Глава 19. Соблазн феодализма
401
принято столь много изменений. Старомодный урок состоит в том,
что благие намерения, воплощенные в законах, урезавших права
собственности, не дали обществу ничего, кроме обострения опас-
ностей. В XIX веке Верховный суд был бастионом, отражавшим та-
кие благонамеренные манипуляции законом .В 1920-х годах зако -
нодательным собраниям дали зеленый свет. Иллюстрацией служат
законы о зонировании и реконструкции городских зданий.
Одной из первых и важнейших побед в войне с собственностью
был процесс Village of Euclid v. Ambler Realty Co. (1926). В этом
процессе Верховный суд поддержал постановление о зонировании,
принятое муниципалитетом города Евклид, штат Огайо, располо-
женного в пригородах Кливленда, и тем самым поставил закреп-
ленное в конституции право собственности ниже власти законода-
телей — власти действовать от имени общественной безопасности,
здоровья и нравственности. Пустующие участки в преимуществен-
но промышленной зоне Евклида по плану зонирования были от-
несены к жилой зоне, так что земля потеряла три четверти своей
стоимости. Окружной суд признал постановление муниципалитета
недействительным, поскольку когда притязания на охрану госу-
дарственного правопорядка заходят так далеко, «вся частная соб-
ственность становится заложником порывов общественного мне-
ния, увлекающих за собой законодательные или муниципальные
собрания». Судья добавил, что «истинной целью» постановления
было «надеть смирительную рубашку на все незастроенные учас-
тки на территории 16 кв. миль. ...Результатом станет разделение
и сегрегация населения в соответствии с уровнем материального
положения». В итоге экономическая ценность, изъятая у истца
и других, оказавшихся в аналогичной ситуации, по всей вероятнос-
ти, пропадет безвозвратно, «а в лучшем случае будет перемещена
в неохваченные запретами районы промышленной зоны Кливлен-
да или, в худшем случае, в отдаленные промышленные зоны. Что
касается истца, то для него это чистый убыток».
Благоразумный судья подкрепил свое мнение цитатой из Оли-
вера Уэнделла Холмса: когда охрана правопорядка урезает «ка-
жущуюся безусловной защиту» собственности (закрепленную
Пятой поправкой), она «естественным образом стремится рас-
ширять ограничения далее и далее, до тех пор, пока частная соб-
ственность не исчезнет окончательно. Но в рамках конституции
СТТТА этого достичь невозможно». Однако город подал апелля-
цию, и Верховный суд отменил решение окружного судьи, оценив
постановление о районировании как расширение закона о причи-
нении помех и неудобств владельцу недвижимости.
«Помехой может быть правильная вещь в неправильном ме-
сте, как, например, свинья в гостиной, а не на скотном дворе», —
402
Часть X. Внутренние проблемы
так судья Сазерленд сформулировал мнение большинства12 Нуж -
но признать, что свинья может и не быть помехой в гостиной, если
это нравится хозяину свиньи и гостиной. Но в дальнейшем, пос-
ле того как суд узаконил постановления о зонировании, сужде-
ния муниципальных советов стали важнее мнений собственников.
«Теперь можно рассчитывать, что свиньи, фабрики и жилые дома
будут находиться там, где им следует быть», — заметил Деннис
Койл, профессор политических наук в Католическом университе-
те13 В следующем, 1927-м году Верховный суд постановил, что
больше не будет рассматривать аналогичные иски к законодатель-
ным собраниям, и прошло 47 лет, прежде чем он принял к рас-
смотрению следующее дело о зонировании14.
В судебном решении о районировании нет ни слова о нищете
и богатстве, но последствия районирования связаны с ними на-
прямую. Законы о зонировании неуклонно защищали недвижи-
мость богатых и затрудняли строительство, которое принесло бы
пользу бедным. Законы о зонировании политизировали собствен-
ность, а богатые, естественно, имеют куда большее политическое
влияние, чем бедные. Но это лишь малая часть проблемы. Зони-
рование нацелено на защиту сложившегося характера застройки.
Как только этот подход принимается за основу для расширения
государственного правопорядка и урезывания прав собственно-
сти, под его защиту просятся прежде всего богатые районы. Эко-
номическая причина проста: у бедных есть все основания мечтать
о жилье в богатом благоустроенном районе, но обратное неверно.
Те, кто может себе позволить жизнь в приятном районе, не соб-
лазнятся переездом в бедный район.
Застройщики, специализирующиеся на недорогом жилье с вы-
сокой плотностью заселения, были бы рады строить в хороших
районах, если бы их «праву входа» не мешали районирование
или частные договоренности собственников жилья. Таким обра-
зом рыночные силы обеспечили бы «усреднение» всех районов,
по мере того как в лучших районах постепенно появлялось бы все
больше дешевых домов. Логика зонирования — запретительная
логика, и неудивительно, что политики следуют ей: зонирование
становится запретом. То, что в этом и состоит цель районирова-
ния, стало понятно к 1940 году, когда проектировщик Хью Поум-
рой написал: «Районы с низкой плотностью заселения, в которых
живут семьи с высокими доходами, не должны подвергаться опас-
12 Village of Euclid v. Ambler Realty, 272 U. S. 365 (1926), а также Bernard
H. Siegan, Land Use Without Zoning (Lexington, Mass.: Lexington Books,
1972), 203-205.
Coyle, Property Rights, 41—42.
Zahn v. Board of Public Works, 274 U. S. 325 (1927).
Глава 19. Соблазн феодализма
403
ности вторжения застройщиков, специализирующихся на мелких
участках»15
Роберт Нельсон из Мэрилендского университета предполо-
жил, что консервативный Верховный суд на самом деле вовсе не
случайно одобрил политику зонирования именно в 1920-х го-
дах16. Массовая автомобилизация сделала возможным переселе-
ние в комфортабельные, малонаселенные пригороды, а зониро-
вание гарантировало, что они именно такими и останутся. В по-
становлении по делу города Евклида суд даже отметил, что, по его
мнению, многоквартирный дом в хорошем районе — это «просто
приживальщик, выстроенный для того, чтобы воспользоваться
простором и красотой, созданными добропорядочным населе-
нием района»17
Если не считать налогов, широко понимаемое зонирование се-
годня является, вероятно, самым серьезным ограничением прав
собственности в СТТТА. (Регулирование арендной платы, не пре-
рываемое даже сменой нанимателя, является, конечно, наиболее
обременительным ограничением, но оно действует только в не-
скольких городах, и прежде всего в Нью-Йорке, Беркли и Санта-
Монике18.) Зонирование противопоставляет настоящее будущему,
вручает контроль над еще непостроенной недвижимостью градо-
строителям и правительственным агентствам; уже существующая
недвижимость также связана многочисленными ограничениями.
Хотя контроль был передан осознанно, долговременные послед-
ствия зонирования для городской и политической жизни никто
не предвидел. Некоторые из последствий зафиксировал Бернард
Сиган, профессор права в университете Сан-Диего19
Зонирование прежде всего ударяет по бедным, которые не мо-
гут селиться там, где регулирование устанавливает минималь-
ную величину земельного участка или площади жилых помеще-
ний. По оценкам, содержащимся в докладе, опубликованном
в 1991 году Министерством жилищного строительства и город-
ского развития, отмена местных ограничений на наем комнат
в частных домах могла бы увеличить национальный жилой фонд
15 Robert Н. Nelson, Zoning and Property Rights (Cambridge, Mass.: MIT Press,
1977), 13.
Ibid. 14.
Ibid.
18 Весной 1997 года городское законодательное собрание провалило попыт-
ку на 55-м году покончить с регулированием арендной платы в Нью-Йорке.
В Калифорнии законодатели штата в 1993 году пришли на выручку владельцам
недвижимости в Санта-Монике и Беркли, введя поправки, благодаря которым
арендная плата приблизилась к рыночному уровню.
Bernard Н. Siegan, Other People’s Property (Lexington, Mass.: Lexington Books,
1976), chaps. 1 and 3.
404
Часть X. Внутренние проблемы
на 3,8 млн жилых единиц. Журналист Джеймс Бовард отметил,
что это в двадцать раз больше числа квартир, построенных в стра-
не в 1992 году20
Зонирование способствует разрастанию городов, препятству-
ет прибыльному использованию самых ценных земель, вздувает
арендную плату и цену жилых домов и квартир, заставляет раз-
мещать магазины в отдалении от жилья, что ущемляет интере-
сы тех, кто не имеет автомобилей, и дает большим строительным
фирмам, содержащим собственные юридические отделы, пре-
имущество перед малыми, которые не в силах разобраться в ла-
биринте ограничений и регламентов. Оно к тому же способствует
политической коррупции. «Для коррумпированных политиков
зонирование крайне выгодный источник взяток», — отмечает Си-
ган. В Вашингтоне, округ Колумбия, сообщает Бовард, городской
совет по районированию «продает с аукциона освобождение от
правил зонирования подобно тому, как средневековая церковь
продавала индульгенции нарушителям всех десяти заповедей»21
Городская схема зонирования настолько негибка, что строитель-
ство чуть ли не каждого нового здания требует ее изменения.
Что касается старого довода, что без зонирования в жилых райо-
нах разместились бы мыловаренные фабрики, он был опровергнут
опытом таких городов, как Хьюстон, которые десятилетиями об-
ходились без зонирования. Карты застройки пяти не прибегающих
к зонированию городов штата Техас, включая Хьюстон, показыва-
ют, что «промышленность по большей части выделилась из жилых
районов», — сообщает Сиган22 Подавляющее большинство дело-
вых организаций расположены не в жилых кварталах, а на шумных
улицах с большим движением транспорта. В период, когда уста-
новленные в Хьюстоне ограничения на использование земли были
минимальны, это был один из самых динамичных и быстрорас-
тущих городов в США. Изобилие жилья не давало подниматься
арендной плате, а совместно действующие силы частной собствен-
ности и конкуренции наделе добились того, что, как мы увидим,
другие градостроители сочли невозможным.
Трагедия реконструкции городов
В США один из сильнейших ударов по частной собственности был
нанесен в 1950—1960-х годах в рамках федеральных программ
реконструкции городов. Местные правительственные агентства
20 James Bovard, Lost Rights: The Destruction of American Liberty (New York: St.
Martin’s Press, 1994), 26.
Ibid.
Siegan, Other People’s Property, 43.
Глава 19. Соблазн феодализма
405
получили возможность на деньги федерального правительства
снести трущобы в сотнях городов по всей стране, а затем продать
освободившуюся землю застройщикам по договорным ценам. Жи -
телей этих «прокаженных» районов, которые на две трети состо-
яли из афроамериканцев, предстояло переселить в «приличные,
чистые и безопасные жилища». Цель программы заключалась
в «приличных домах и достойной жизненной среде для каждой
американской семьи».
Помимо переселения обитателей «трущоб», отмечает Герберт
Ганс, целью программы было «стимулировать широкомасштаб-
ную реконструкцию частных домов и привлечь новые налоговые
поступления в скудеющие бюджеты городов, вернуть жизнь в го-
родские центры и остановить исход в пригороды представителей
белого среднего класса»23 В итоге программа разрушила в пять
раз больше дешевых жилищ, чем создала, и выселила более 1 млн
человек. Ко времени прекращения программы на нее было ис-
трачено более 12 млрд долларов — примерно 40 млрд в долларах
1998 года24.
Во многих американских городах результаты бросаются в гла-
за и до сих пор. Сотни бедных районов в городских центрах были
разрушены. Созданные трущобы оказались намного хуже тех, от
которых избавились. В 1987 году журнал Time признал, что про-
грамма реконструкции городов «была преисполненной благих
намерений, но плохо продуманной федеральной миссией», ко-
торая кончилась сносом «причудливых малоэтажных городских
районов, застроенных в XIX — начале XX века, вместо которых
появились скопления дорогих, высоких и некрасивых домов. Или,
еще хуже, просто пустыри»25 Снести дома в рамках политической
кампании оказалось проще, чем построить новые. Города Чарль-
стон, штат Южная Каролина, и Саванна, штат Джорджия, сумели
воспротивиться этой программе, благодаря чему сохранили свои
прославленные исторические районы.
В то время практически не заходило речи о политической по-
доплеке программы. Федеральные деньги поступали в распоря-
жение местных политиков, которые раздавали немалые субсидии
застройщикам. Потом часть этих денег возвращалась политикам
в форме пожертвований на политические кампании от строителей
и застройщиков. Но в то время.в публикациях, посвященных этой
программе, читатель не наталкивался на описание подобных схем.
23 Herbert J. Hans, “The Failure of Urban Renewal, Commentary 39 (April 1965):
29-37
24 John C. Weicher, Urban Renewal: National Program for Local Problems
(Washington, D.C.:AEI, 1972).
Kurt Anderson, “Spiffing Up the Urban Heritage,” Time 134 (November 23,
1987), 72-83.
406
Часть X. Внутренние проблемы
Рассуждения реформаторов о «трущобах» и «упадке городов»
принимались за чистую монету.
По сути дела, главным препятствием для сноса обнищавших
городских центров был сам рынок. Ни собственники, ни аренда-
торы не хотели сдаваться. «В действительности это означало, что
бедные, несмотря на всю свою бедность, все же имели достаточно
денег, чтобы воспротивиться выселению», — писал Уильям Такер
в книге «Вычеркнутые американцы» (которая связывает бездом-
ность с жилищной политикой правительства)26 Прежде всего, по-
давляющую часть этих зданий никак нельзя было назвать трущо-
бами. Если бы им дали простоять еще лет десять, большая часть
этой собственности была бы «облагорожена» и сегодня вызывала
бы такое же восхищение, как другие районы городских центров,
избежавшие федерального бульдозера.
Конгресс распорядился использовать для расчистки «трущоб-
ных районов» суверенное право государства отчуждать частную
собственность. Но в этой схеме возникла конституционная ло-
вушка: хотя пятая поправка позволяет отчуждать частную собст-
венность для общественных нужд (за компенсацию), програм-
ма реконструкции городов предполагала изъять собственность
и перепродать ее частным застройщикам. В начале 1950-х годов
в Вашингтоне нашелся человек, который не захотел отдавать свою
собственность даже за компенсацию и подал судебный иск. Как и в
случае с зонированием в 1920-е годы, сначала федеральный суд
принял сторону истца. Судья окружного суда признал незакон-
ным план сноса домов в округе Колумбия, заметив при этом, что
«не существует более коварного подхода к видоизменению основ-
ных понятий нашей системы правления или переходу от преобла-
дания личных прав к преобладанию желаний правительства, чем
переопределение концепции “общего благосостояния”, когда этот
термин используют для обоснования полномочий правительства
на изъятие [собственности]. ...[Программа] представляет собой
притязания властей на неоспоримое право завладевать целыми
районами города и перепродавать их»27
Это постановление было отменено единогласным решением
Верховного суда в принципиально важном процессе Berman v.
Parker (1954). Судья Уильям Дуглас «воспользовался случа-
ем, чтобы сочинить целую диссертацию», как едко заметил про-
фессор Робертс из Корнеллского университета28 Слова Дугласа,
написанные в то время, которое теперь представляется золотым
26 William Tucker, The Excluded Americans: Homelessness and Housing Policies
(Washington, D.C.: Regnery Gateway, 1990), 179.
Martin Anderson, The Federal Bulldozer (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1964),
190.
28 Roberts, “Demise of Property Law,” 16.
Глава 19. Соблазн феодализма
4W
веком американских городов, сегодня звучат иронически: «Убо-
гие и презренные условия жизни не только способствуют распро-
странению болезней, преступности и безнравственности. Они по-
давляют дух человека, низводя живущих здесь людей до скотского
состояния. Они способны превратить жизнь в почти невыносимое
бремя. Они являются также отвратительной язвой, лишающей
общество всякой привлекательности. ...Идея общественного бла-
госостояния достаточно широка и всеобъемлюща. Она охватыва-
ет ценности духовные и материальные, эстетические и денежные.
Законодательное собрание имеет полномочия постановить, что
общество должно быть красивым и здоровым, просторным и чис-
тым, уравновешенным и тщательно охраняемым. ...Если те, кто
управляют округом Колумбия, решили, что столица страны долж-
на быть красивой и чистой, Пятая поправка не содержит ничего
такого, что может помешать этому»29
Мартин Андерсон, чья книга «Федеральный бульдозер» писа-
лась в то время, когда разворачивалась программа «Реконструк-
ция городов», рассуждает о том, что это решение суда, сущест-
венно ограничившее защищенность собственности в США, «воз-
можно, привело к более серьезным последствиям, чем считали
многие американцы»30 Именно это и произошло. В свое время
книгу Андерсона критиковали за чрезмерную критичность. Пред-
ставляется, во всяком случае, что в ней недооценены негативные
последствия программы реконструкции городов. Программа «от-
крыла шлюзы для конфискаций во имя обновления», как написал
Джеймс Бовард в книге «Утраченные права»31
Во все времена именно права частной собственности служи-
ли защитой для бедных районов; с программой реконструкции
городов права собственности были заменены политическим ре-
гулированием. Если мы хотим сохранить живую ткань город-
ской жизни, множество частных собственников справятся с де-
лом намного лучше, чем управление городского планирования.
У них совсем другие стимулы. Градостроители не задумывают-
ся о том, что самые лучшие планы не выдержат давления поли-
тиков, одержимых сиюминутными интересами. Зато частные
собственники — как в богатых районах, так и в бедных, — кровно
заинтересованы в том, чтобы их недвижимость была в хорошем
состоянии и сохраняла привлекательность для потенциальных
покупателей.
Программа реконструкции городов была остановлена
в 1973 году. Наибольший вред она причинила в 1950—1960-х
29 Berman v. Parker, 349 U. S. 32 — 33.
Anderson, Federal Bulldozer, 13.
Bovard, Lost Rights, 42.
408
ЧастьХ. Внутренниепроблелш
годах — именно в тот период, когда США навязывали странам
«третьего мира» земельную реформу. Можно не без оснований
полагать, что реконструкция городов была неким эквивален-
том земельной реформы, которую американцы решили испытать
на собственной шкуре. Собственность пострадала в такой степени,
что бедные теперь нуждаются в помощи. Разница между двумя
программами в том, что на снос центров американских городов
было истрачено намного больше денег, чем на перераспределе-
ние земли в других странах. Не исключено, что страны «третьего
мира» сумеют возместить понесенный от реформ ущерб быстрее,
чем сама Америка, где политики так просто не отдадут присвоен-
ные ими полномочия.
Сегодня распространено мнение, чтожилье для бедных должны
обеспечивать политики, потому что без их помощи рынок с этим
не справится. При этом забывают о том, что в прошлом именно
рынок обеспечивал жильем людей с низкими доходами. Когда
строился новый дом, сначала в него вселялись люди с высокими
и средними доходами. Освобождаемые ими квартиры и дома де-
лались доступными для менее обеспеченных людей. В жилищном
бизнесе этот процесс известен как «фильтрация». Уильям Та-
кер отмечает, что в 1900—1930 годах «застройщики ежегодно
выставляли на рынок в Нью-Йорке 80 000 единиц жилья», что
является, пожалуй, непревзойденным темпом жилищного стро-
ительства в американской, а может быть и в мировой истории32.
И это грандиозное строительство шло безо всякого участия прави-
тельства, которое занималось поддержанием закона и порядка.
Сегодня благодаря законам о нулевом росте и низком росте,
благодаря активному регулированию, в том числе арендной пла-
ты за жилье, и общему недоверию к способности рынка обеспе-
чить горожан жильем ситуация изменилась. В Сан-Франциско,
например, в 1995 году было построено только 532 новые еди-
ницы жилья, и значительная их часть предназначена для людей
с низкими доходами. (На практике это означает «для имеющих
политические связи», потому что нуждающихся в подобном жи-
лье намного больше, чем его строится.) Цены на жилье в Сан-
Франциско вдвое выше, чем в среднем по стране, а число жильцов
на единицу площади достигло рекордного уровня.
Нечто похожее происходит и с автомобилями, и опять в про-
игрыше бедные. Автомобилестроители никогда не производили
автомобилей специально для бедных, но благодаря рынку подер-
жанных машин они у них были. Даже мексиканец, только что при-
ехавший в страну, мог позволить себе ржавый «датсун» или ста-
рый «бьюик». Но благодаря принятым в 1990 году поправкам
32 Tucker, Excluded Americans, 254.
Г лава 19. Соблазн феодализма
409
к закону о чистоте воздуха такие автомобили сегодня называют
«вонючими керосинками» и другими обидными кличками, ко-
торые в случае автомобилей могут быть предвестниками такой же
перспективы, какую в 1950-х годах создали прозвища «трущобы»
или «проказа городов» для городского жилья. Сегодня от было-
го автомобильного выхлопа осталось всего 10%, но более строгие
стандарты слишком дороги, чтобы их выполнили бедняки, и тогда
их машины исчезнут с дорог. У богатых проблем не будет, а вот
бедным придется пересесть на общественный транспорт.
Изъятия во имя спасения природы
Интеллектуалы от политики довольно быстро сообразили, что
районирование и расчистка трущоб не достигают намеченных ре-
зультатов. Но желание контролировать строительство, использо-
вание недвижимости и торговлю ею — желание феодализировать
ее — слабее не стало. В ответ на растущую критику городского
планирования, пишет Бернард Сиган, «явился спаситель в виде
природоохранного движения». Возникло новое обоснование то-
го, почему нам все это нужно. Раз наш воздух отравлен, ресурсы
иссякают, а биологические виды вымирают, необходимо ввести
еще более жесткое регулирование. «Если раньше споры шли о том,
какого рода проекты следует запретить, то сейчас зачастую речь
идет только о том, нужно ли вообще какое бы то ни было разви-
тие», — добавляет Сиган33.
Крупнейшим успехом экологического движения в борьбе про-
тив частной собственности было принятие в 1973 году закона
об исчезающих видах, единогласно принятого Конгрессом. Бла-
гие намерения и общее непонимание того, о чем идет речь, спо-
собствовали передаче значительных полномочий от частных соб-
ственников федеральному правительству. В воображении публики
поселился образ красивых благоденствующих животных, которые
из-за людской неосмотрительности оказались на грани выжива-
ния: спортсмены палили по стаям странствующих голубей, пока
последний из них не оказался в клетке зоопарка. Такое не должно
повториться. «Люди думали, что защищают белоголовых орланов,
медведей гризли и американских журавлей, — комментирует Айк
Садж из Института конкурентного предпринимательства. — Ни-
кому в голову не приходило, что они защищают отдельные попу-
ляции тараканов и мух»34.
3> Siegan, Other People’s Property, 38.
Айк Садж, интервью с автором, июнь 1995 г.
410
Часть X. Вяутреннне проблемы
В законе об исчезающих видах не проводится различий между
видами, подвидами и «отдельными популяциями»Зэ * 35 В «Полевом
справочнике млекопитающих» Петерсон отмечает, что некото-
рые авторы различают 74 вида гризли, а другие распознают всего
один. Примкнув к сторонникам выделения как можно большего
числа подвидов, экологи сумели умножить число вымирающих
видов. Если немного покопаться в земле или траве, всегда можно
найти местную разновидность почти любой букашки и на этом
основании потребовать прекращения всей хозяйственной деятель-
ности в этом месте, поскольку она может помешать спариванию
и выведению потомства. К августу 1994 года они насчитали 1452
вымирающих или находящихся под угрозой исчезновения вида.
Представителей этих видов можно найти в каждом штате, и по
большей части место их распространения приходится на частные
земли. Самая известная история приключилась в Теннеси с дар-
тером-моллюскоедом#, из-за которой было задержано строитель-
ство плотины в Теллико. Потом выяснилось, что эта рыбешка во-
дится во множестве мест и ей никогда не грозило вымирание.
Биологи полагают, что в истории развития жизни на Земле
вымерли 99,9% всех видов, причем их подавляющее большинство
исчезло до того, как на сцене появился Homo sapiens. О причи-
нах их исчезновения нам ничего не известно. Модные утвержде-
ния о том, что человеческая деятельность стала причиной уско-
ренного вымирания видов, не подтверждены доказательствами.
Гарвардский биолог Эдвард О. Уилсон заявил, что большое число
видов «явно исчезают раньше, чем их удается открыть», и, ссы-
лаясь на «независимыеисследования» и «отдельныесообщения»,
прогнозирует, что к середине XXI века число видов, обитающих
в дождевых лесах, сократится на 50%36 Он и Пол Эрлих из Стэн -
фордского университета использовали такого рода прогнозы, что-
бы убедить все правительства «остановить “освоение” пока еще
сравнительно непотревоженных земель»37 (В своих расчетах они
исходили из того, что к 2050 году мировое население удвоится,
что сейчас уже не считается правдоподобным38.)
Зэ “Endangered Species Act Information on Species Protection on Non-Federal
Lands,” (Washington, D.C.: U.S. General Accounting Office, 1994).
Рыба семейства окуневых. — Прим, перев.
Edward О. Wilson, «Is Humanity Suicidal? If Homo Sapiens Goes the Way of the
Dinosaur, We Have Only Ourselves to Blame,” New York Ti les Magazine, May
30, 193, 27, 29.
PaulR. Ehrlich and Edward О. Wilson, “Biodiversity Studies: Science and Policy,”
Science 253 (August 16, 1991): 758 — 762.
38 Nicholas Eberstadt, “World Population Imposition?” The Public Interest 129 (Fall
1997): 3-22.
Глава 19. Соблазн феодализма
411
Исходя из законов, восходящих к кодексу Юстиниана, прави-
тельства издавна претендовали на владычество над дикими (ни-
чейными) животными. В СТТТА эта «опека» сначала находилась
в ведении штатов, а потом, как и многое другое, шаг за шагом
была передана федеральному правительству. Вначале закон ус-
тановил, что «ловля и убийство» животных, включенных в пере-
чень, является преступлением. Потом к «ловле и убийству» бы-
ло добавлено «причинение вреда», а в судебных постановлениях
«причинение вреда» истолковывалось все более и более вольно.
В 1984 году федеральный судья принял решение, что «измене-
ние среды обитания» может являться действием, «причиняющим
вред», и, соответственно, убийством животного, а потому может
быть истолковано как преступление, даже если в результате чис-
ленность означенных животных не уменьшилась.
С этого момента слова «естественная среда обитания» стали
наводить ужас на землевладельцев. Если особь из списка вымира-
ющих видов обитала на вашей земле или рядом с ней, получалось
так, будто она получала право собственности на эту землю, как,
собственно, и рекомендовал ранее Гарретт Хардин. В деле U.S.v.
Anderson Logging Со. федеральное правительство запретило част-
ному землевладельцу спиливать деревья на 72 акрах своей земли,
потому что в полутора милях за границами этого участка, на го-
сударственной земле, свила гнездо пара пятнистых неясытей39
Замените сычей людьми, и такое решение сочтут недопустимым.
«Если бездомный проникнет на чью-то землю», поясняет Джо-
натан Адлер из Института конкурентного предпринимательства,
владелец не обязан воздерживаться от использования своей земли
и разрешать бездомному остаться на ней40
Ричард Строуп из Центра политэкономических исследований
добавил: «Конституция открыто запрещает армии США, даже во
имя национальной обороны, требовать, чтобы гражданин пустил
солдата на постой (т.е. предоставил солдату кров и пищу). Однако
правительство может потребовать от того же гражданина, чтобы
он за собственный счет создал условия для жизни медведю гризли,
пятнистой неясыти или любому другому представителю выми-
рающих или стоящих на грани исчезновения видов». Он отметил
еще следующий существенный момент: если бы армия имела туже
власть на расквартирование своих солдат, с какой Служба охраны
рыб и диких животных может требовать «постоя» для своих по-
допечных, «можно было бы ожидать, что наши солдаты стали бы
39 Из письменных показаний Айка Саджа перед Специальным комитетом по изу-
чению вымирающих видов палаты представителей конгресса США. 18 мая
1995 г., 8.
40 Jonathan Adler, “Property Rights, Regulatory Takings, and Environmental
Protection,” Washington, D. C.: Competitive Enterprise Institute) April 1996), 4.
412
Часть X. Внутренние проблемы
такими же запуганными, презираемыми и даже преследуемыми,
как, по сообщениям, чувствуют себя сегодня виды, включенные
в Красную книгу»41
В самом деле, закон об исчезающих видах поставил в опасное
положение тех самых животных, которых вознамерился защитить.
Закон (толкуемый расширительно) изменил стимулы собствен-
ников, но об этом, конечно, не догадываются животные, которые
могут основаться на выделенной для них земле. «Стимулы непра-
вильные, — признал бывший руководитель Службы охраны ры-
боловства и диких животных по шт. Техас. — Если на моей земле
обнаружится редкий металл, ее цена вырастет. А если там посе-
лится редкая птица, земля обесценится»42
Попавшие в Красную книгу виды принесли с собой угрозу су-
ровых наказаний, а собственники видели в них опасность своему
благосостоянию. Была сформулирована необъявленная доктрина
самозащиты: «Застрели, закопай и помалкивай». Доброе отно-
шение к братьям нашим меньшим стало разновидностью небла-
горазумия. В округе Риверсайд, штат Калифорния, семья каж-
дые четыре года оставляла поля под паром, и на ней разраста-
лись сорняки и кустарники, образовывавшие среду обитания для
жаворонков и воробьев. Но однажды там объявилась кенгуровая
крыса, а этот вид занесен в Красную книгу. Теперь семья потеряла
право использовать свою землю. Ее вспашка означала бы проти-
воправное «причинение вреда» кенгуровой крысе, наказывае-
мое штрафом в 53 000 долларов и/или тюремным заключением
на срок один год. За три года семья потеряла 400 000 долларов
из-за неполученных доходов и из-за расходов на борьбу с пред-
писаниями о кенгуровой крысе»43
Через два года чиновники отклонили просьбу о разрешении
на вспашку противопожарных полос, и в октябре 1993 года по-
жар уничтожил 29 домов и 25 000 акров посевов, причем выго-
рел практически весь ареал обитания кенгуровой крысы. Регули-
рование «поставило нас самих, животных и среду их обитания во
враждебные отношения, — заявил землевладелец. — Мы больше
не радуемся, увидев на нашей земле орла, ястреба или редкий цве-
ток. Все это вызывает теперь опасение, что у нас отберут источник
существования и нашу наследственную собственность»44.
41 Richard I. Stroup, “The Endangered Species Act Making Innocent Species the
Enemy,” PERCPolicy Series PS-3 (April 1995), 9.
Betsy Carpenter, “The Best Land Plans,” U. S. News & World Report, October 4,
1993,89.
Из показаний Синди Доменгигони перед Специальным комитетом по изуче-
нию вымирающих видов, Риверсайд, Калифорния, апрель 26, 1995 г.
44 Ibid.; см. также С. Sugg, “California Fires — Losing Houses, Saving Rats,” Wall
Street Journal, November 10, 1993.
Глава 19. Соблазн феодализма
413
Владелец 8000 акров в Гринсборо, штат Северная Кароли-
на, попал в похожую затруднительную ситуацию, но нашел вы-
ход. Он многие годы управлял своей землей так, чтобы не вредить
зверям и птицам. В 1991 году на его земле насчитали 29 редких
дятлов, занесенных в Красную книгу. Его разумное хозяйство-
вание — контролируемое выжигание, сохранение старых дере-
вьев — создало для них идеальные условия. Но правила Службы
охраны рыб и диких животных требуют создания вокруг каждой
птичьей колонии кольца радиусом полмили (позднее уменьшено
до четверти мили). Таким образом, четвертая часть всей зем-
ли отошла в собственность дятлов — и все это в награду за рачи-
тельное и добросовестное хозяйствование собственника. (Мож-
но вспомнить о собственнике, который утратил власть над своей
архитектурной достопримечательностью из-за законов об охране
исторических памятников.) Чтобы предвосхитить полный запрет
на использование своей собственности, он теперь вырубает лес
подчистую, чтобы ничего не досталось дятлам. Начисто спилен-
ный лес выглядит как «эпицентр ядерного взрыва», — коммен-
тирует человек, видевший это зрелище45
Имеет смысл сравнить результаты природоохранного регули -
рования собственности и ее конфискации для общественных нужд.
В последнем случае недвижимость отнимают открыто, и соб-
ственник получает компенсацию (пусть даже недостаточную и в
ситуации, которую не предвидели создатели Конституции США).
В первом же случае собственник формально остается собствен-
ником, но его права резко ограничиваются. Тысячам и тысячам
американцев не позволяется строить дома, вспахивать поля, засы-
пать канавы, выкорчевывать кустарник и чинить ограды, и все это
на их собственной земле. Таким образом, частную землю изыма-
ют для общественных нужд, но без компенсации. Вместо откры-
того обобществления собственности сторонниками планирования
возникла более подрывная практика «феодализации» собствен-
ности защитниками природы. Людям оставляют чисто номиналь-
ные права собственности, отягощенные множеством обязаннос-
тей, в основном запретительного характера, и все это для блага не
высокородного повелителя, а животных, растений и минералов.
Если судить по тому, что произошло с центрами наших городов,
то в первом случае издержки выше. Но только на первый взгляд.
Основные издержки природоохранного регулирования собствен-
ности преимущественно незримы, потому что представляют собой
упущенную выгоду — дома, которые не были построены, остав-
шиеся невспаханными поля и т.п.
4> Adler, “Property Rights,” 20.
414
Часть X. Внутренние проблемы
Множество иных природоохранных ограничений существенно
расширило власть федерального правительства и ограничило пра-
ва частных собственников. Поразительным примером являются
требования, защищающие заболоченные территории. В 1900 году
Верховный суд охарактеризовал болота как «источник малярии
и зловредных лихорадок» и высказал предположение, что «исполь-
зование полицейской власти особенно уместно в деле устранения
подобных помех»46 Сегодня, однако, именно забота о сохранении
болот используется для ограничения прав частной собственности.
Поразительно, но Конгресс не принял ни одного закона о защите
болот. Вместо этого все шире и шире применяется Закон о контроле
за загрязнением воды от 1972 года в расширенном истолковании
Управления по охране окружающей среды и инженерных войск ар-
мии СТТТА, хотя в законе нет ни слова о болотах. Первоначально
закон охватывал только судоходные (внутренние) водные пути, но
постепенно под него подвели заливаемое приливом морское по-
бережье, песчаные равнины, старицы, степные котловины, мок-
рые луга и большие лужи. Законопослушных американцев сажали
в тюрьму за то, что они выравнивали котловины на собственной
земле. Участок земли могли отнести к категории «заболоченных»,
даже если он оставался сухим 350 дней в году и размером не пре-
вышал приличную лужу. Представитель инженерных войск, участ-
вовавший в написании «Федерального пособия по идентификации
и установлению границ земель, по закону признаваемых заболо-
ченными», заявил, что «для целей регулирования заболоченной
является та территория, которую мы признаем таковой»47 Таким
языком изъясняется феодализм, о котором так страстно мечтали
профессора права предыдущего поколения.
В обоснование федеральной юрисдикции выдвигались аргу-
менты, заслуживающие места в сатирическом телешоу «Суббот-
ним вечером в прямом эфире». Утверждалось, что степные водо-
емы могут повредить торговле между штатами, потому что гуси,
летящие из одного штата в другой, смотрят вниз и замечают во-
ду, — так называемый тест «летящие гуси». Федеральный судья
седьмого округа Даниэл Мэнион доказывал, что «суды могут тол-
ковать право торговли расширительно, но не настолько же, чтобы
узаконивать контроль за лужами только потому, что перелетная
птица может здесь остановиться, чтобы промочить горло»48 Вер-
ховный суд единогласно отменил его решение. Частная собствен-
46 Hoffman Homes v. Administrator, US. E.P.A., 999 F.2d 256 (7th Circuit 1993),
262.
Bovard, Lost Rights, 34; а также см.: Robert J. Pierce, National Wetlands,
Newsletter, November/December, 1991.
Hoffman Homes Inc. v. Administrator, US. E.P.A., 999 F.2d 256 (7th Circuit
1993), 263.
Глава 19. Соблазн феодализма
415
ность, к которой все с большим уважением относятся в Китае и в
бывшем СССР, в СТТТА, на основании совершенно смехотворных
уловок, подвергалась все более ожесточенным нападкам.
В США самым важным и непредвиденным следствием всего
этого стал подъем движения в защиту прав собственности. Гово-
рят, что к 1995 году было уже более тысячи групп, среди кото-
рых многие объединяли лишь несколько семей, но были и такие,
как Комитет за справедливость в отношении землевладельцев,
с 15 000 членов во всех 50 штатах. Эти группы сыграли важную
роль в привлечении внимания законодателей и оказании юриди-
ческой помощи землевладельцам, подвергаемым травле49
В 1922 году Верховный суд в постановлении по делу
Pennsylvania Coal v. Mahon заявил, что «если регулирование
заходит слишком далеко, его следует приравнять к закону о кон-
фискации», но спустя 70 лет, когда рассматривалось дело Lucas
v. South Carolina Coastal, уважение к частной собственности упа-
ло настолько, что Верховный суд оставил открытой возможность
того, что землевладельцам не полагаются компенсации, если ре-
гулирование оставляет за ними некоторые экономически значи-
мые права собственности. Но к 1994 году движение в защиту прав
собственности окрепло уже настолько, что республиканская пар-
тия сделала своим предвыборным лозунгом пересмотр соответс-
твующего законодательства. В палате представителей Закон о за-
щите частной собственности от 1995 года прошел 277 голосами
против 148. Согласно этому закону землевладелец получал право
на компенсацию, если в результате действий агентства его земля
теряла более 20% стоимости (но только если действия агентства
были связаны с защитой вымирающих видов, болот и водных уго -
дий). Позднее этот законопроект был провален в Сенате. (В мае
1998 года из списка вымирающих видов были исключены 29 жи-
вотных и растений, в том числе белоголовый орлан, серый волк
и сокол-сапсан. Это было сделано «отчасти с целью заглушить
в Конгрессе голоса критиков, утверждающих, что законы о защите
вымирающих видов не работают»50.)
Общая проблема
Ограничению подверглись не только права частной собственности
на землю и недвижимость. Налоги на жалованье и заработную
плату теоретически безграничны. Поскольку некий уровень на-
49 Пегги Ригл, интервью с автором, июнь 1994 г.
>0 Joby Warrick, “Babbitt Sets Plan to Pare Endangered Species List,” Washington
Post, May 6, 1998.
416
Часть X. Внутренние проблемы
логообложения признается неизбежным, атака на этот важней-
ший «поток» собственности — на доход — не привлекла внимания
защитников прав собственности. Мы почти не заметили того по-
разительного факта, что сегодня продавцы обязаны фиксировать
каждый акт продажи товаров и услуг, чтобы иметь возможность
отчитаться перед Вашингтоном и под страхом тюремного заклю-
чения отдать государству назначенную им долю. В XX веке были
периоды, когда ставка федерального подоходного налога доходила
до 90%. При этом политики более чем терпимо относились к то-
му, что инфляция обесценивает сбережения. Налог на проценты
от тающих накоплений мешает среднему классу сохранить неза-
висимость от государства.
Вскоре после падения Берлинской стены Милтон Фридмен
подсчитал, что расходы правительств всех уровней составляют
около 45% национального дохода, из чего следует, что «прави-
тельству принадлежат 45% средств производства, создающих на-
циональный доход. Сегодня США на 45% являются социали-
стическим государством», — заключил он. Но в своих подсчетах
он не учел влияние регулирования, о котором мы говорили вы-
ше, и, «возможно, существенно недооценил степень социализма
в США»51
Исторически главным врагом свободы и источником центра-
лизованного контроля над экономической жизнью была война.
Беспрецедентность ситуации, сложившейся в США и Западной
Европе, состоит в том, что правительство продолжает расширять-
ся в период длительного и почти непрерывного мира. В 1997 году
федеральные налоговые сборы (21,5% ВВП) в США были вы-
ше, чем в разгар Второй мировой войны (тогда они составляли
20,1%) и чем в любой другой период истории США52. (Валовые
поступления, собранные федеральным правительством, прави-
тельствами штатов и местными органами, достигли исторически
максимального уровня в 1995 году.) Что касается Западной Ев-
ропы, то средняя доля государственных расходов в странах Ев-
ропейского Союза составляла в 1995 году 51% ВВП — сравните
с 34% в 1961-м. В Швеции величина этого показателя сегодня
составляет ровно две трети ВВП53
51 Milton Friedman, “We Have Socialism, Q.E.D. New York Times, December 31,
1989.
По данным Брюса Бартлетта, использовавшего при расчете ВНП и федераль-
ных налоговых сборов данные из Survey of Current Business (January/February,
1996) и из Economic Indicators, публикуемых Объединенным экономическим
комитетом Конгресса США.
Terence Roth, “The Outlook Europeans Are Moving to Overhaul Welfare, Wall
Street Journal, June 3, 1996.
Глава 19. Соблазн феодализма
417
Тем не менее США сохранили роль мирового экономического
лидера. Это лишь показывает, что в других местах ситуация была
еще хуже. Но если эти показатели не уменьшатся, если работаю-
щие по найму и собственники не получат больше свободы, можно
смело предсказать, что в следующем столетии* Запад отстанет от
более динамичных экономик. Хорошим знаком является хотя бы
то, что со времени распада СССР стало допустимым обсуждать
проблему экономического роста с позиций частной собственно-
сти. Но пока еще ничто не говорит о том, что западные интел-
лектуалы прекращают битву за усиление политического контроля
над обществом.
Трудно увидеть в этой динамике что-либо иное, чем контр-
революционный натиск интеллектуальных групп, которые видят
угрозу своему политическому влиянию в укреплении договорно-
го права, защищенности собственности и добровольного обмена.
Несколько революций — Славная, Промышленная, Американская
и Французская — обеспечили более равномерное распределение
власти и собственности, чем когда-либо прежде, тем самым рас-
чистив сцену для капитализма. До этого монархи, знать и церковь
имели огромную власть над простым народом. Нет сомнений, что
в наши дни современные интеллектуалы стремятся сами обрести
такого рода власть. Самым большим препятствием для них была
собственность. В конце XIX века их целью стало уничтожение это -
го препятствия. Но, когда в некоторых странах это уничтожение
состоялось, все они без исключения обнищали. Сегодня борьба
идет не за уничтожение собственности, а за стеснение ее множест-
вом ограничений: штрафами и сборами, налогами, конфискаци-
ями, регулированием и нормативными ограничениями.
По прежнему плану социалисты по крайней мере брали на себя
ответственность за производство. Конечно, производство они на-
ладить не смогли, но в пользу прежних социалистов говорит хотя
бы то, что они пытались это сделать. Они верили, что обобщест-
вление собственности преобразит производство. При коммуниз-
ме, заявил Никита Хрущев, будет «изобилие» потребительских
товаров. Но они не изучали того, что разрушили, а потому не по-
нимали, что создают взамен нечто неработоспособное.
В то же время феодализация собственности — проект и бо-
лее реалистичный, и более откровенно паразитический. Пред-
полагается, что частные собственники продолжат производство
благ, даже несмотря на то, что их права превращены в юриди-
ческие обязательства. Их повелители, принадлежащие к перерас-
пределяющим классам и к госаппарату, отказавшись от всякой
В наступившемXXI веке. — Прим, перев.
418
Часть X. Внутревиие’йроблемы
ответственности за производство, изымают в виде налогов все,
что удается; часть они оставляют себе, а остальное переправляют
привилегированным получателям пособий, чьи голоса помогают
им удерживаться на своих постах. И мы должны поверить, что
это приведет нас в более достойный, более справедливый, более
равный и защищенный мир. На самом деле их цель состоит в под-
держании упорядоченного контроля над людьми, которых они
считают неспособными понять, что отвечает их настоящим инте-
ресам, и которые, если предоставить их самим себе, не способны
породить ничего, кроме анархии, грубости и несправедливости.
Но в разгар усиления политической войны с собственностью
в научном мире начали медленно происходить долгожданные из-
менения. В 1960-е годы вопрос о собственности и ее взаимосвязи
с экономической деятельностью начал привлекать внимание эко-
номистов. И один или двое из них были даже увенчаны Нобелев-
ской премией.
Глава 20
НОВОЕ ОТКРЫТИЕ
СОБСТВЕННОСТИ
Экономическая теория медленно, окольным путем соверша-
ла разворот к своим неотъемлемым основам — к собственности.
Многие приписывают начало этого возвратного движения эко-
номисту Армену Алчиану, соавтору высоко оцененного учебника
«Экономическая теория для университетов»1 Он многие годы
преподавал в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе
(UCLA) и написал статью «Частная собственность» для эконо-
мического словаря New Palgrave и для экономической энцик-
лопедии Fortune. Обсуждая в 1981 году с рядом видных эконо-
мистов последние тенденции в этой области, он среди прочего за-
метил: «Я чувствую себя мартышкой, которая уселась за машинку
и напечатала Е=шс2 или что-то в этом роде, а чуть позднее поя-
вился Эйнштейн и объяснил, что это значит. Меня очень забав-
ляет идея, что каким-то образом именно я, а это всегда приятно
слышать, сыграл роль в становлении новой области, именуемой
“право собственности”»2.
Примечательно, что еще в 1981 году «права собственности»
считались новой «областью» экономической науки. По сути, соб-
ственность не столько область, сколько основание всех областей
экономической науки. Первое обращение Алчиана к этой теме
произошло раньше, в статье 1958 года о бессрочном контракте
университетских профессоров3 Алчиан вместе с другим эконо-
мистом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Уи-
льямом Меклином, рассматривали проблему срока пребывания
в должности университетских профессоров. Меклин полагал, что
система «совершенно идиотская». Но Алчиан возразил, что «она
работает», и ее выживание свидетельствует о том, что она игра-
ет полезную роль, даже если это не бросается в глаза4. Покрутив
проблему с разных сторон, Алчиан пришел к выводу, что «это ре-
1 Armen A. Alchian and William R. Allen, University Economics (Belmont, Cal.L
Wadsworth Pub. Co., 1964).
Edmund W Kitch, ed., “The Fire of Truth: A Remembrance of Law and Economics
at Chicago, 1932—1970,” Journalof Law and Economics 26 (April, 1983): 163,
228.
Armen A. Alchian, “Private Property and the Relative Cost of Tenure,” in Economic
Forces at Work (Indianapolis: Liberty Press, 1977), 177 — 202.
Kitch, “The Fire of Truth,” 228-229.
Глава 20. Новое открытие собственности
421
зультат структуры прав собственности в университете, так как он
непохож на частное предприятие, работающее ради прибыли».
Университеты, разумеется, учреждения некоммерческие.
В ходе споров «к нам однажды заглянул известный нобелев-
ский лауреат и сказал, что “права собственности не влияют на по-
ведение людей” ». Алчиана это «ошеломило», хотя он уверен, что
позднее этот экономист изменил свое мнение. «Но по крайней
мере он тогда подал мне идею, что, возможно, вся эта область куда
обширнее, чем я думал», — добавил Алчиан5
Контракт на должность профессора университета гарантиру-
ет человеку занятость до выхода на пенсию; уволить его можно
только в том случае, если он потеряет профессиональную квали-
фикацию или совершит крайне постыдный поступок. Обычно эту
систему оправдывают необходимостью защищать «поиск исти-
ны». Однако Алчиана такое объяснение не устроило, потому что
для победы истины над ложью достаточно конкуренции — между
университетами и самими профессорами. Проблему куда луч-
ше объясняет то, что бессрочный профессорский контракт связан
с «отсутствием обычных прав собственности, которые существуют
в организациях, ориентированных на получение прибыли»6
Существует много образовательных учреждений, ориентиро-
ванных на получение прибыли, — заведения, обучающие бухгал-
терскому учету, искусству, музыке, иностранным языкам ит.д.
Но университеты почти всегда являются некоммерческими орга-
низациями, у которых нет четко очерченной фигуры собственни-
ка в обычном смысле этого слова. Здесь есть только попечители,
распоряжающиеся доходными активами, менеджеры и админи-
страторы, которые не в состоянии присвоить в качестве прибыли
никакой прирост богатства. Деньги, которые трудно изъять в ка-
честве прибыли, могут быть потреблены внутри организации спо-
собами, удовлетворяющими служащих и администраторов. И у
администраторов есть соответствующие стимулы. Непроизводи-
тельного работника, который был бы немедленно уволен в орга-
низации, ориентированной на прибыль, в некоммерческой «будут
терпеть», заключил Алчиан.
Университетским администраторам удобна модель занятости,
гарантирующая более спокойную жизнь. Одной из таких моде-
лей является гарантированн'ая занятость университетских про-
фессоров. Склонность некоммерческих организаций транжи-
рить деньги на комфортабельные условия труда в университетах,
добавляет Алчиан, усиливается пожертвованиями организаций
5 Ibid., 229; как мне сообщили, речь шла о Кеннете Эрроу, который стал нобе-
левским лауреатом в 1972 году.
Alchian, “Tenure,” 186—187
422
Часть X. Внутренние проблем^
и «источниками незаработанного дохода»7 В эту категорию по-
падают пожертвования бывших выпускников.
« Все это изложено у Адама Смита в знаменитом разделе об уни -
верситете», — заявил Алчиан. В книге V «Богатстванародов» Смит
отметил, что пожертвования университетам «неизбежно умень-
шили» усердие преподавателей. В некоторых заведениях учителю
даже запрещено брать плату с учеников. В таких случаях, написал
Смит, было достигнуто то, что «интересы преподавателя постав-
лены в самую непосредственную и прямую противоположность его
обязанностям». Поскольку каждый заинтересован в том, чтобы
«жить так спокойно, как это только возможно», учитель, жалова-
нье которого не зависит от достоинств преподавания, будет склонен
пренебрегать своими обязанностями. Смит, которого разочарова-
ли его собственные учителя в Оксфорде, написал, что профессора
«скорее всего будут действовать согласно, будут все очень снисхо-
дительны друг к другу, причем каждый согласится, чтобы его сосед
пренебрегал своими обязанностями при условии, чтобы ему самому
также позволяли пренебрегать ими. В Оксфордском университете
большинство профессоров в течение уже многих лет совсем отка-
залось даже от видимости преподавания»8
В анализе Смита, однако, отсутствует определенное указание
на связь проблемы справами собственности администраторов.
Анализ Армена Алчиана слишком абстрактен, но мы узнаем нечто
важное о природе дискурса в современном академическом мире
из того факта, что экономисты мало интересовались столь важ-
ным вопросом, как экономические последствия прав собственно-
сти, пока не задумались об условиях собственной занятости. Как
бы то ни было, важная черта статьи Алчиана состояла в том, что
в ней впервые предлагалось объяснение экономической аномалии
(гарантированные рабочие места) посредством отсылки к базовой
структуре собственности.
После написания этой статьи у Алчиана возник общий инте-
рес к вопросам собственности, и он взялся за штудирование юри-
дических трактатов. Что они говорят о различии между правами
собственности в частном, государственном и муниципальном сек-
торах? Он не нашел ничего, что освещало бы эти различия. Он за-
лез в работу Поллока и Мейтленда «История английского права
до эпохи Эдуарда I», которая вроде бы показывала, что в условиях
конкуренции общественные институты «со временем» развива-
ются, и права собственности получают более четкое определение.
Позднее Дуглас Норт раскритиковал эту теорию. И сам Алчиан
7 Ibid., 201.
8 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо,
2007 С. 706.
Глава 20. Новое открытие собственности
423
не смог далеко с ней продвинуться. Почему давление, толкаю-
щее к более четкому определению прав собственности, отсутствует
в других странах мира?
Статья Алчиана «Некоторые аспекты экономической теории
прав собственности» несколько лет ходила в рукописи, не вызывая
интереса у издателей. Наконец в 1965 году ее принял итальянс-
кий издатель9 В этой статье Алчиан вновь указывает на вопиющее
пренебрежение собственностью. Возьмите рубрикатор областей
экономической науки, составленный Американской экономиче-
ской ассоциацией, писал он, и вы не найдете «ни одного упоми-
нания слова “собственность”»10 * Алчиан тактично предположил,
что этот пропуск может объясняться тем, что экономисты уже
были знакомы со «всепроникающим характером последствий раз-
ных форм собственности». Но это представлялось маловероят-
ным. Скорее всего, предположил он, экономисты «забыли о воз-
можности» предпринять систематический анализ этого предмета.
Не мог он исключить и того, что они полностью проглядели весь
предмет собственности.
Алчиан также проанализировал взаимосвязь между собствен-
ностью и конкуренцией, стремясь уточнить то высказывание, что
собственники могут делать со своей собственностью все что угод-
но, если это не наносит вреда другим. Конкуренция, несомненно,
наносит «вред». Если я открою ресторан и выживу ваш бизнес,
заметил он, вы пострадаете так же, как если бы я сжег часть вашего
здания. К тому же, «если я открою ресторан и дым и запахи рас-
пространятся по вашему участку, то тем самым я изменю физи-
ческие особенности вашей недвижимости; получается, что я нару-
шил ваши права частной собственности »11. Первое позволительно,
второе, вероятно, нет. Таким образом, права собственности не
дают защиты от конкуренции. Следовательно, система свободного
рынка принципиально зависит не просто от «частной собственно-
сти», а от конкретного истолкования этого выражения.
Ключевое различие между частной и государственной собствен -
ностью, отметил Алчиан, не просто в том, что в первой допустима
прибыль. Здесь дело в том, что в частной собственности мы можем
владеть долями, покупать их и продавать, а в случае государствен-
ной собственности это недопустимо. Возьмем в качестве примера
городской конференц-зал12. Его «собственниками» являются жи-
тели города, но они не могут продать свою долю и получить часть
капитализированной стоимости. При этом конференц-зал может
9 Armen A. Alchian, “Some Economics of Property Rights,” in Economic Forces,
127-149.
10 Ibid. 128.
Ibid. 132.
Ibid. 137
424
Часть X/ Внутренние проблемы
приносить прибыль, если его администратор сможет получать до-
ход, превышающий расходы, от его сдачи в аренду*
Алчиан отмечает и ряд других моментов. Он хотел подчерк-
нуть, что право собственности не всегда обеспечивается органами
правопорядка. Намного чаще мы полагаемся на господствующие
этические и социальные нормы, на обычай, этикет и страх остра-
кизма13 Обычно люди «не остаются безучастными, когда кого-
нибудь обворовывают», отмечает он. Его слова никоим образом
не были новейшим открытием в области собственности, — и он
признавал это, — но они были тем первым шагом, обойтись без
которого нельзя, причем шагом весьма запоздалым. Алчиан «сыг-
рал ведущую роль в развитии экономической теории прав собст-
венности», — писал экономист Рональд Коуз14
За продолжением истории теперь необходимо обратиться к Ро-
нальду Коузу. Он и был тем «Эйнштейном», который «появил-
ся позднее». Современник Алчиана (Коуз родился в 1910 году,
Алчиан — четырьмя годами позднее), он участвовал в создании
новой области науки — теории экономики и права. Не напря-
мую и едва ли не случайно эта область помогла вновь объединить
экономический анализ и структуру собственности. Коуз работал
в Чикагском университете, а ирония ситуации заключается в том,
что экономисты чикагской школы, занимавшиеся теорией эконо-
мики и права, редко писали о собственности. Фрэнк Найт, чикаг-
* Но вряд ли они так поступят, потому что в этом не заинтересованы ни менед-
жеры, ни жители города. Чтобы задобрить избирателей, выборным менедже-
рам выгодно устанавливать минимальную плату. Пользователи предпочтут
получать зал за бесценок. Единственными горожанами, которые предпочли бы
«расчетливое» управление, оказываются те, кто не имеют отношения к поли-
тике и к использованию этого зала, т.е. не принадлежащие к группе, которая
меньше всего заинтересована в таком результате. Вряд ли они будут тратить
время на размышление об этой проблеме или добиваться «рачительного» ис-
пользования зала. Примером проблемы служит историческое здание арсена-
ла Седьмого полка в Нью-Йорке. В нем размещена коллекция произведений
искусства, стоящих многие миллионы долларов, но при этом здание находится
в плохом состоянии: потолок в трещинах, стены в протечках. Репортеры New
York Times отметили тот парадокс, что «хотя текущий и капитальный ремон-
ты откладываются из-за недостатка средств, управляющее зданием загадоч-
ное агентство штата сдало небольшой группе организаторов выставки весьма
обширное помещение, в котором прежде проводилась строевая подготовка,
по цене подвального этажа универмага, предназначенного для дешевых рас-
продаж. Многие эксперты утверждают, что выставка способна приносить мил-
лион долларов прибыли за неделю или десять дней работы. Но штат, не проводя
конкурентных торгов, сдает помещение в аренду менее чем за 7000 долла-
ров в день». Selwyn Raab and Carol Vogel, “Neglected Urban Armory Battles for
Survival, New York Times, March 6, 1998.
Alchian, “Property Rights,” 129.
Alchian, intoduction to Economic Forces, 9.
Глава 20. Новое открытие собственности
425
ский экономист предыдущего поколения, опубликовал в 1924 году
важную статью «Заблуждения в истолковании социальных из-
держек», освещающую социальную функцию собственности15
Но видные члены чикагской школы, Джордж Стиглер и Милтон
Фридмен, проявили полное равнодушие к предмету. Что касает-
ся самой знаменитой статьи Коуза, то, на первый взгляд, она не
имела отношения к правам собственности.
Теорема Коуза
Ранее в этой книге делалась попытка провести различие между
влиянием права на экономику и обратным влиянием экономиче-
ских результатов на корпус права. Чаще всего право и экономи-
ческая наука больше интересовались последним, причем настоль-
ко, что Мортон Хорвитц из Гарвардской школы права заявил, что
эта теория, подобно «вульгарному марксизму», воспринимает
право как «надстройку», отражающую «то, что является “реаль-
ным” в “базисе” экономической рациональности»16. Кроме то-
го, она, по словам экономиста Дэвида Фридмена, намечает пути
влияния права на поведение и предсказывает, как «разумный че-
ловек отреагирует на правовые нормы»17 Закон, утверждаемый
законодателями или судами, рассматривается как «система сти-
мулов, предназначенных для влияния на поведение».
Примеры общеизвестны, но иногда экономические последствия
законодательного творчества оказываются неожиданными. Законы
о минимальной заработной плате увеличивают уровень безрабо-
тицы. Законы о регулировании арендной платы за жилье прини-
маются для блага арендаторов, но их последствия неоднозначны:
те, кто снимал квартиру в момент принятия закона, выигрывают,
а будущие арендаторы, которые просто не смогут найти сдающую-
ся квартиру, окажутся в невыгодном положении. Если закон про-
существует достаточно долго, строить жилье станет невыгодно, и в
городе наступит разруха. Подобного рода анализ восходит по мень-
шей мере к Адаму Смиту, который изучил экономические послед-
ствия меркантилистского законодательства. В свою книгу «Капи-
тализм и свобода» (1962) Милтон Фридмен включил немалую
толику «теории экономики и права»18 Указывая на непреднаме-
1' Frank Н. Knight, “Fallacies in the Interpretation of Social Cost, in The Ethics of
Competition (New York: Harper & Bros, 1935), 217 — 236.
Morton Horwitz, “Law and Economics: Science r Politics?” Hofstra Law Review
8 (1980): 905.
David R. Henderson, ed., Fortune Encyclopedia of Economics (New York: Warner
Books, 1993), 694—95.
Фридмен Ф. Капитализм и свобода. М.: Новое издательство, 2006. С. 205—218.
426
Часть X. Внутренние проблемы
ренные последствия политики поддержания сельскохозяйственных
цен, обязательного социального страхования и законов о мини-
мальной заработной плате, он просто применяет экономический
анализ к изменениям в праве. Подобных примеров можно при-
вести сотни.
В 1959 году Рональд Коуз написал статью о Федеральной ко-
миссии по связи, в которой доказывал, что правительству не нуж-
но заниматься распределением лицензий на использование опре-
деленных частот для теле- и радиовещания, потому что все сделает
сам рынок, если установить права собственности на эти частоты
и продавать их тому, кто предложит больше. В ответ на крити-
ку тех, кто, подобно судье Феликсу Франкфуртеру, заявлял, что
без регулирования не обойтись, потому что «в силу естественных
причин число станций, способных вести вещание, не создавая по-
мех друг другу, ограничено», Коуз ответил, что в этом отноше-
нии радиочастоты ничем не отличаются от других экономических
благ. И заблуждаются те, кто говорят, что конкуренция приве-
дет к хаосу. Реальная проблема состоит в том, что «не созданы
права собственности на редкие радиочастоты». Далее он сказал:
«Если бы один человек использовал участок земли для выращи-
вания овощей, а потом пришел бы другой и на месте грядок вы-
строил дом, а потом появился и третий, чтобы снести дом и уст-
роить на его месте парковку, то нет сомнений, что для точности
описания эту ситуацию следовало бы назвать хаосом. Но было бы
заблуждением винить в этом систему частного предприниматель-
ства и конкуренции. Система частного предпринимательства не
может функционировать надлежащим образом, пока не установ-
лены права собственности на ресурсы, а когда это сделано, жела-
ющий использовать ресурсы должен заплатить за это их владельцу.
Хаос исчезает, а с ним исчезает и роль правительства, если не счи-
тать того, что, конечно же, необходима система, определяющая
права собственности и разрешающая спорные ситуации»19
Что до взаимных помех при вещании, то Коуз пришел к вы-
воду, что рынок позаботится об этом точно так же, как и в случае
с недвижимостью. Нет необходимости строить дома на таком рас-
стоянии друг от друга, чтобы не доносился никакой шум. Дорогие
дома могут быть разделены, недорогие — могут стоять вплотную.
В то время Коуза все больше интересовал вопрос о воздействии
одной собственности на другую, и это стало основой его следую-
щей и самой важной статьи «Проблема социальных издержек»20
19 Ronald Coase, “The Federal Communications Commission,” in The Economics of
Property Rights, eds. Eirik Furubotn and Svetozar Pejovich (Cambridge, Mass.:
Ballinger Publishing Co. 1974), 81—82.
20 Коуз P. Проблема социальных издержек // Коуз Р Фирма, рынок и право.
М.: Дело, 1991. С. 87-141.
Глава 20. Новое открытие собственности
427
Когда в 1991 году Коузу присудили Нобелевскую премию, швед-
ская академия сослалась именно на эту статью. Стив Чен, уче-
ник Армена Алчиана, предположил, что это «возможно, самая
цитируемая экономическая работа нашего времени» — почти
700 ссылок за 1966—1980 годы21
Статья Коуза была опубликована в The Journal of Economics
and Law, который Чикагский университет выпускает c 1958 года;
его первым редактором был Аарон Директор, другой основатель
области «теория экономики и права». Журнал был задуман как
противовес ярко выраженной этатистской позиции, которой при-
держивался в то время экономический факультет. В то время ка-
залось, что никакой результат не сможет удовлетворить прин-
ципиальных критиков рынка. Ходила шутка, что экономисты
приписывают рост цен монополии, падение цен — хищнической
конкуренции, а стабильность цен — сговору производителей. Ди-
ректор также вел курс экономической теории в Чикагской школе
права. Некоторые из тех, кто был его студентом, прошли «через
настоящее религиозное обращение, — вспоминает Роберт Борк. —
Это изменило наше представление о мире»22
Статья Коуза полемизировала с утверждением А. Пигу, за-
явившего в «Экономической теории благосостояния», что «по-
следователи классических экономистов» проявили чрезмерный
оптимизм, предполагая, что «свободная игра корыстного интере-
са», освобожденная от правительственного вмешательства, спо-
собна сама по себе обеспечить максимизацию результатов эко-
номической деятельности23 Даже Адам Смит, полагал Пигу, не
осознавал насколько система естественной свободы «нуждается в
охране с помощью специальных законов» с тем, чтобы она могла
обеспечивать наиболее производительное использование ресурсов
страны. Пигу взял для иллюстрации своего аргумента знакомые
примеры экстерналий. Дым в городах, например. Смысл в том,
что за издержки, создаваемые ее дымом, расплачивается не фаб-
рика, а город: издержки «обобществляются».
Коуз возразил, что в подобных случаях «отрицательных эк-
стерналий» в государственном вмешательстве зачастую нет не-
обходимости. Его анализ стал известен как теорема Коуза, а ис-
пользованный для иллюстрации пример с тех пор украшает почти
каждое изложение теории экономики и права. Железная дорога
идет мимо фермы, а искры из паровозной топки грозят сжечь весь
урожай. Не имеет значения, у кого есть законное право (дымить
21 Steven N. S. Cheung, “The Contractual Nature of the Firm,” Journal of and Law
Economics 26 (April 1983), 20.
22 Bork, “Fire of Truth,” 183.
23 Пигу А. Экономическая теория благосостояния. M.: Прогресс, 1985. С. 127,
128, 184.
428
Часть X. Внутренние проблемы
или быть защищенным от угрозы пожара), отмечает Коуз, но ре-
сурсы будут использованы точно таким же образом, потому что
тот, кто выше ценит соответствующее право, купит его у другого.
Если, например, железная дорога ценит это право выше, чем фер-
мер, а у фермера есть право быть защищенным от искр из трубы
паровоза, то железная дорога купит это право у фермера.
«За кем бы ни были законные права, — написал Ричард Поз-
нер в книге «Экономический анализ права», — результат, то есть
использование ресурсов, остается одним и тем же: железная до-
рога разбрасывает искры, а фермер копается в земле»24. Разница
только в том, что в одном случае железная дорога платит ферме-
ру, а в другом случае не платит. Но использование ресурсов оста-
ется тем же самым, вне зависимости от того, кому принадлежат
права собственности. Такой результат казался парадоксальным,
и в него поначалу не поверили. «Мне намекали на то, что я за-
блуждаюсь» , — вспоминал потом Коуз. В то время он преподавал
в Виргинском университете, и его пригласили в Чикаго — отсто-
ять свою позицию. Группа ученых собралась в доме Аарона Ди-
ректора, и эту дискуссию Джордж Стиглер потом назвал «одним
из самых волнующих интеллектуальных событий моей жизни».
Милтон Фридмен был среди скептиков. Но Коуз «не принял ни
одного из наших ошибочных аргументов», — вспоминает Стиглер.
«Милтон нападал на него то с одной стороны, то с другой. Затем,
к нашему ужасу, он промахнулся и попал в нас». К концу вечера
все согласились, что Коуз был прав25.
Первоначально его целью было показать, что для разрешения
проблем, возникающих между соседними владельцами собствен-
ности, не нужно вмешательства государства; стороны в состоянии
сами договориться о решении. Потом он понял, что, независимо от
того, какой из сторон принадлежит право, использование ресурсов
останется таким же. Идею можно изложить следующим образом:
когда собственники имеют возможность с помощью переговоров
разрешить «пограничный» конфликт, изначальное распределение
«прав собственности» не окажет влияния на использование ресур-
сов. Именно Джордж Стиглер назвал эту идею теоремой Коуза.
Теорема Коуза косвенным образом привлекла внимание к од-
ному из ключевых утверждений этой книги: передаваемые (об-
мениваемые) права собственности — это ключ к экономиче-
ской эффективности, к добрым отношениям между соседями и к
мирным отношениям в обществе в целом. На основе идеи Коуза
был сформулирован один из самых фундаментальных принципов
24 Richard A. Posner, Economic Analysis of the Law, 2nd ed. (Boston: Little Brown,
1977), 35.
Kitch, “FireofTruth,” 220-221.
Глава 20. Новое открытие собственности
42ft
экономической теории: когда права собственности хорошо оп-
ределены и могут быть куплены и проданы, все блага окажутся
в распоряжении тех, для кого они представляют наибольшую цен-
ность. Ресурсы будут отданы наиболее высокооцениваемой цели.
К этому выводу, разумеется, можно было прийти и напрямую, без
болтовни об экстерналиях. Но Пигу поставил вопрос, и главным
достижением Коуза было то, что он вернул экономическому ана-
лизу «оптимизм» экономистов классической школы. Проблемы,
возникающие на «границах» собственности, могут быть разре-
шены в ходе переговоров сторон и никоим образом не угрожают
стабильности рыночной экономики.
Когда бывшие социалистические страны столкнулись с зада-
чей приватизации, теорема Коуза дала предварительный ответ
на вопрос, кому должна быть продана государственная собствен-
ность. В экономическом плане, в соответствии с логикой Коуза,
это не имеет большого значения, при условии что кто-нибудь
станет собственником. «Неважно, кто чем владеет», — как сказал
Коуз в одном из интервью26. Если некто ценит некую вещь больше,
чем ее нынешний владелец, он может купить ее.
Этот вывод резко расходится с прежними концепциями собст-
венности, указывая на то, что по своему существу собственность
эпохи свободного рынка отличается от феодальной. В прошлые
века считалось, что собственность «присуща» давнему владель-
цу и его потомкам. Феодальная собственность была так статич-
на, что передаваемость даже не считали ее свойством. Владельца
средневекового замка знали все. Но кому известно имя владель-
ца современного небоскреба? Идея Коуза заключается в том, что
неважно, кто именно (а потому нам можно и не знать) владе-
ет собственностью, но очень важно то, чтобы правовой режим
позволял кому-либо (или какой угодно корпорации) владеть ею,
продавать тому, кто больше предложит.
Отвлечемся на трансакционные издержки
Здесь следует рассмотреть обстоятельство, сыгравшее немалую
роль в развитии теории экономики и права. Оно могло также стать
источником путаницы. Коуз добавлял, что его аргумент истинен
только при условии, что отсутствуют «издержки на осуществление
трансакции». Всем знаком если не сам термин «трансакцион-
ные издержки», то его смысл. Речь идет об издержках сверх цены
самого товара. Поход в булочную требует времени и сил, а если
26 Thomas W Hazlett, “Looking for Results: An Interview with Ronald Coase,”
Reason 28 (January, 1997): 40—48.
430
Часть X. Внутренние проблемы
надворе пурга, издержки могут быть высокими. Если вам неиз-
вестно, где ближайшая булочная, издержки возрастут еще боль-
ше. С учетом постоянных очередей такие издержки в коммуни-
стических странах всегда были очень высоки. А когда они высоки,
обмен или передача прав собственности оказывается делом весь-
ма накладным.
Например, в случае дымящей фабричной трубы издержки
на проведение переговоров со всеми пострадавшими от нее могут
оказаться очень значительными, потому что таких людей, вероят-
но, окажется много. Владельцы фабрики не могут пойти на такие
переговоры со всеми домовладельцами, потому что их стоимость
будет выше, чем возможная величина компенсации. В таких слу-
чаях принято говорить, что ситуация экономически «неэффек-
тивна» , а потому частное решение невозможно. Простейшим вы -
ходом может быть налог на загрязнение среды или что-нибудь
в этом роде.
Коуз, однако, взял на себя смелость предположить, что подоб-
ные случаи «неэффективности» можно устранить, передав права
(загрязнять среду, разбрасывать искры) той стороне, которая це-
нит их выше. Он полагал, что «желательно было бы, чтобы суды
понимали экономические последствия своих решений и учитывали
эти последствия в своих решениях в той степени, в какой это воз-
можно без создания чрезмерной правовой неопределенности»27
Здесь он пришел к чему-то совершенно отличному от «чистого»
экономического анализа права. Он предложил критерий разре-
шения правовых споров в определенных случаях. Саму справед-
ливость следовало бы подчинить эффективности, т.е. экономиче-
ской науке. Экономисты большей частью были в восторге от этой
дерзкой вылазки. Проникнув в смежную с экономикой область
права, Коуз начал ее колонизировать, внедряя предположитель-
но свободную от ценностных суждений экономическую методо-
логию — анализ издержек и выгод.
Больше всех для продвижения идеи Коуза сделал Ричард Поз -
нер, профессор Чикагской школы права, а позднее судья седьмо-
го округа Апелляционного суда США. В своей высокооцененной
книге «Экономический анализ права» он доказывает, что не толь-
ко можно использовать критерий эффективности при формирова-
нии закона, но что в прошлом именно так зачастую и поступали.
Судьи общего суда явно были кабинетными экономистами и, вы-
нося приговор, нередко использовали эффективность как суррогат
справедливости. И если современные судьи немного познакомят-
ся с экономической наукой (как это сделал сам Познер), удастся
27 Коуз Р Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993. С. 108.
Глава 20. Новое открытие собственности
4М
найти «эффективное» решение социальных проблем и разрешить
вековые проблемы правосудия.
Тем, кто говорил, что он попирает справедливость в ее тра-
диционном понимании, Познер отвечал, что, «возможно, самое
обычное» значение справедливости — это и есть эффективность28
Когда говорят, например, что «несправедливо» осуждать лю-
дей без судебного разбирательства или изымать собственность без
компенсации, «это может быть истолковано как уверенность, что
такое поведение представляет собой расточительство в отношении
ресурсов». Позднее Познер сгладил это уравнивание справед-
ливости и эффективности более бесцветным утверждением, что
между ними нет «фундаментальной несовместимости»29 Потом
он смягчил и его, заявив (на этот раз несомненно корректно), что
такие принципы морали, как честность, надежность, милосердие,
воздержание от небрежности и насилия, «в общем случае служат
достижению эффективности».
Итог этих событий крайне любопытен. Во-первых, описы-
валось, что воображаемый паровоз (или фабрика) обдает иск-
рами (дымом) такое число фермеров (или семей), что трудно
достичь с ними договоренности о компенсации. Это может стать
причиной увековечения неэффективного состояния дел (нужно
понимать дело таким образом, что железная дорога или фабри-
ка с радостью выплатили бы компенсацию, если бы не издержки
этой сделки). Позже, в 1973 году, Познер в печати рассуждал,
что судьи должны выносить решения, руководствуясь соображе-
ниями эффективности, поскольку она действительно то же самое,
что справедливость. И в течение нескольких лет в курсах эконо-
мики и права в ведущей школе права Америки преподавали эту
странную доктрину.
Некоторых правоведов заинтриговала бодрящая перспектива
подхода к праву, освобожденного от ценностных суждений. Что
если принимать решения в пользу стороны, которая больше ценит
право или, в случае вопроса об обязательствах, в пользу сторо-
ны, которая сможет все сделать безупречно с наименьшими из-
держками? Что если в самом деле удастся распутать клубок пра-
вовых проблем с помощью явно нейтрального расчета издержек
и выгод? Другие правоведы, однако, не испытывали восторга.
Они заподозрили, что Коуз и Познер изобрели какой-то трюк.
Но что это за трюк?
Познер написал, что «может представиться возможным вы-
вести из экономической теории базовые формальные характе-
28 Posner, Economic Analysis of Law, 22.
Ibid. 184.
432
Часть X. Внутренние проблемы
ристики права»30 На что Артур Лефф из Йельского универси-
тета заметил: «И все это уложится в двухстраничную главу. Что
за благодать»31 Обескураженный, Мортон Хорвитц из Гарвард-
ской школы права писал, что «наука», которую он поставил в ка-
вычки так же, как Познер ставил в кавычки «справедливость»,
дала «школе Познера» «видимость легитимности»32. Стоит от-
метить, что два этих скептика из Лиги плюща* сами были отча-
сти обезоружены позитивизмом Познера, то есть его отрицанием
общепринятых моральных норм. Казалось, что он нашел способ
обосновывать результаты деятельности рынка, ничего по сущес-
тву не поддерживая. В этом и был трюк. Артур Лефф гонялся за
«протащенной контрабандой нормативностью». Франк Микел-
ман из Гарварда полагал (правильно), что во всем этом деле есть
нечто «тавтологическое, далекое от эмпирики и нефальсифици-
руемое»33 Рональд Дворкин из Оксфорда, пожалуй, ближе всех
подошел к пониманию того, что происходит. Само понятие эф-
фективности является не «причиной», а «следствием» личных
прав человека, написал он34.
Собственность и эффективность
По определению Вильфредо Парето, эффективность — экономи-
ческое состояние, возникающее в результате добровольного об-
мена. Это означает (если оставить в стороне трансакционные из-
держки), что по определению эффективно все, что собственники
по доброй воле делают со своею собственностью. Следующий при -
мер (из реальной жизни) иллюстрирует эту мысль. В 1994 году
американский фермер (японец по происхождению) выращивал
клубнику на 58 акрах земли через дорогу от Диснейленда. Ягоды
он продавал с придорожного лотка по доллару за пакетик. Ему
приходилось начинать рабочий день в пять утра, включать теп-
ловые вентиляторы, когда угрожали заморозки, и т.д. Газета Los
Angeles Times сообщила, что как-то Майкл Эйснер пригласил его
на ланч в Диснейленд и предложил ему по 2 млн долларов за акр.
«Мне это не подходит, — сказал фермер репортеру. — Я не тот,
30 Posner, Economic Analysis of Law, 393.
Artur Allen Leff, “Economic Analysis of Law: Some Realism about Nominalism,”
Virginia Law Review, 60 (1974): 459.
32 Horwitz, “Science or Politics?” 905.
Ассоциация восьми старейших американских университетов. — Прим. реЪ.
Frank Michelman, “A Comment on ‘Some Abuses and Abuses of Economics and
Law, Univ, of Chicago Law Review, 46 (1979): 310.
Ronald Dworkin, Taking Rights Seriously (Cambridge, Mass.: Harvard Univ.
Press, 1977), 98.
Глава 20. Новое открытие собственности
433
кого вы называете деловыми людьми»35 Тем не менее экономи-
сты с готовностью согласятся с тем, что эта земля используется
эффективно. В анализе издержек и выгодна стороне «выгод» сле-
дует учесть неденежное удовлетворение, так что экономистам ос-
тается только заявить, что Дисней не предложил фермеру доста-
точной цены, чтобы побудить его продать землю. Таким образом,
на практике эффективность подчинена собственности. Это и есть
«протащенная контрабандой нормативность», которую искал
профессор Лефф. В экономическом дискурсе, таким образом, эф-
фективность означает просто «соотнесенность с собственностью».
Поэтому критерий эффективности содержит уклон в пользу рынка
и существующего распределения собственности. Следовательно,
профессор Дворкин был прав, когда сказал, что эффективность
есть «последствие» прав (собственности). Такое понимание не-
избежно в силу общепринятого определения эффективности.
Другой большой проблемой является то, что никто и никогда
толком не измерял уровень неэффективности, порождаемый по-
граничными трениями между соседями. Но он заведомо невысок.
От того, что происходит внутри границ собственности, зави-
сит, создается ли богатство вообще, а если создается, то в боль-
шом объеме или в малом. Поскольку считается, что и фермер,
и Диснейленд действуют «эффективно», при том что первый со-
здает ничтожно малое денежное богатство в сравнении со вто-
рым, представляется, что любая дисциплина, уделяющая столько
внимания трансграничным экстерналиям, — которые могут быть
как положительными, так и отрицательными, — это упражнение
в тривиальности. Оно подчиняет обычное исключительному и от-
влекает нас от общего правила.
Утверждение, что из-за высоких трансакционных издержек
в системе частной собственности порой возникают «неэффек-
тивные» ситуации (в исходной формулировке Коуза), легити-
мизирует вмешательство экспертов по эффективности с целью
перегруппировки всех прав собственности, и эта идея приводит
в ужас большинство сторонников свободного рынка. Это привело
бы к нестабильности всей собственности и к разрушению самой
основы свободного рынка — добровольного обмена. Так, Коуз,
начав с того, что смягчил предложенное Пигу обоснование прави-
тельственного вмешательства, создал перспективу намного более
серьезного вмешательства.
Утверждение Познера и Коуза, будто в прошлом судьи при вы -
несении решений опирались на экономические критерии, может
быть истинным лишь для ничтожного числа дел. Коуз ссылается
35 William F. Powers, “ Strawberry Fields Forever? One Man Digs in Against Disney, ”
Washington Post, March 9, 1994.
434
Часть X. Внутренние проблемы
на пример из истории английского права, на дело «Стуржес про-
тив Бриджмена» (1879), в котором шум от дробилки, исполь-
зовавшейся кондитером, досаждал жившему по соседству врачу.
Его решение, писал Коуз, зависело от того, «добавляет ли даль-
нейшая эксплуатация оборудования больше к доходу кондитера,
чем она же сокращает доходы доктора»56. А. У Брайан Симпсон,
профессор права из Мичиганского университета, недавно иссле-
довал этот процесс, посетив Государственный архив в Лондоне
и даже дом врача на Уимпол-Стрит. Он обнаружил, что важная
правовая проблема заключалась не в том, кто больше ценит право
производить шум, а в том, имеет ли кондитер право и дальше про-
изводить шум, «поскольку с годами приобрел право на это в силу
надуманной доктрины утраченного дара»57
Иными словами, если вы создаете своим соседям некие не-
удобства, а они обращаются с жалобой на это только через не-
сколько лет, вы по умолчанию приобретаете «право» действовать
так же и дальше. Обратившись с жалобой слишком поздно, соседи
утратили «дар» (предоставленное законом право иска через суд).
Но в деле «Стуржес против Бриджмена» судья постановил, что
врач, лишь недавно построивший себе приемный кабинет в задней
части сада (рядом с шумными дробилками), такого права не ут-
ратил. То, что кабинет был построен недавно, объясняет, почему
раньше шум не причинял помех и не был основанием для судеб-
ного разбирательства. В результате судья принял решение в пользу
врача, и шумные машины были остановлены.
Профессор Симпсон нашел предложенное Коузом истолкова-
ние смысла процесса неубедительным: «В ходе судебного разби-
рательства по этому делу не было сделано ни малейшей попытки
исследовать экономическую или общественную ценность деятель-
ности врача или кондитера; с правовой точки зрения подобные
детали не имели отношения к делу, как это и должно быть в капи-
талистической системе с ее уважением к праву частной собствен-
ности. Не дело судов своей властью подменять права тяжущихся.
Будучи собственниками недвижимости, стороны заслуживают то-
го, чтобы к ним относились одинаково и уважали их право делать у
себя то, что им нравится, пока, разумеется, это не нарушает некие
правовые запреты. ...Даже сегодня суды не берут на себя общее
рассмотрение эффективности использования смежных участков
земли и соответственное перераспределение прав, и уж опреде-
ленно они не шли на это в XIX веке. Если бы они решились на это,
это был бы конец права частной собственности»58
56 Коуз Р Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993. С. 95 —97
A.W В. Simpson, “ Coase v. Pigou Reexamined,” Journal of Legal Studies, 25
(January, 1996), 53 — 97
58 Ibid. 90,91.
Глава 20. Новое открытие собственности
435
В общем, утверждение Познера об «экономической ориен-
тированности общего права» страдает серьезным изъяном, по-
скольку экономические издержки и выгоды включают субъектив -
ные и не поддающиеся измерению элементы «удовлетворенности»
(что и продемонстрировал фермер, отвергший выгодное предло-
жение Диснейленда). Это означает, что задним числом в любом
судебном решении можно найти свидетельства того, что «выго-
ды» оказались весомее, чем «издержки». Иллюстрацией может
служить обсуждаемое Познером знаменитое дело о причинении
вреда в процессе «Плуф против Путнэма» (1908). Попавший
в шторм истец попытался причалить к ближайшей пристани. Слу-
жащий оттолкнул его лодку, и она была разбита волнами. Владе-
лец лодки подал иск о возмещении убытков, и владелец пристани
был признан виновным. Вот как Познер продолжил эту историю:
«Для истца возможность во время шторма незаконно проникнуть
на территорию ответчика была очень ценной, а для ответчика из-
держки, которые позволили бы предотвратить крушение лодки,
были очень незначительны. Переговоры о праве воспользовать-
ся пристанью в сложившихся обстоятельствах вряд ли были воз -
можны. Суд верно решил, что обвиняемый виновен в крушении
лодки»39
Проблема в том, что Познер распределил издержки и выгоды
таким образом, чтобы создалось впечатление, будто суд следовал
в этом деле его логике. Если бы судья принял другое решение и оп -
равдал владельца пристани, все равно можно было бы доказывать,
что выгоды перекрыли издержки. Судья мог бы рассуждать, на-
пример, так, что для общества важнее укрепить принцип защиты
собственности, чем сохранить лодку истца, а потому следует его
«примерно наказать», а владельца пристани — оправдать. (Нет
сомнений, что в более суровые времена судьи принимали именно
такие решения.)
Общее право давно исходит из того, что в чрезвычайных об-
стоятельствах людям позволено нарушать чужие права собствен-
ности. И нет сомнений, что судья принял в этом случае верное
решение. Когда время не ждет, права собственности должны от-
ходить на второй план. Но нет никакой уверенности в том, что
в этом случае судья руководствовался экономическими сообра-
жениями. Он мог руководствоваться правилом: «В чрезвычайных
обстоятельствах собственники должны проявлять милосердие».
Для экономистов позднейшей формации или для судей, изучав-
ших экономическую теорию, это правило морали можно замаски-
ровать под свободный от ценностных суждений анализ издержек
и выгод. Это помогает нам понять, почему подход Познера воз-
39 Posner, Economic Analysis of Law, 128—129
436
Часть X. Внутренние проблемы
мутил многих юристов. Метод Познера консервативен, потому
что его почти всегда можно использовать для доказательства того,
что прошлые решения судов правильны, и для создания «эконо-
мического» обоснования этих решений. Единственной альтерна-
тивой стало бы утверждение, что прежние решения судов были
неправильны, и это вынудило бы Познера подобрать для сторон
иной набор издержек и выгод. Произвольный характер такого ро-
да упражнений очевиден.
Проблема субъективного характера издержек и выгод была за-
тронута в 1930-е годы в знаменитом споре между Пигу и Лайоне -
лом Роббинсом из Лондонской школы экономики. Пигу утверж-
дал, что с ростом дохода каждый следующий доллар представляет
для человека меньшую ценность, чем предыдущий. Будь это вер-
ным для всех, ценность еще одного доллара для миллионера ока-
залась бы меньшей, чем его ценность для нищего. Следовательно,
государство смогло бы повысить всеобщее благосостояние, отняв
доллары у богатых и отдав их бедным. Для бедных полученные
деньги означали бы неизмеримо больше, чем для богатых отнятые.
Этот аргумент использовался для оправдания прогрессивного по-
доходного налога и перераспределения доходов вообще.
Роббинс возражал, что аргумент необоснован, потому что у нас
нет информации для «межличностного сопоставления» полезно-
сти. Лишний доллар может не представлять для меня интереса, но
быть очень ценным для вас, даже если мы равны по материаль-
ному положению. Интересно, что в этом споре о перераспреде-
лении доходов Познер принял позицию Роббинса, хотя аргумент
последнего мог быть использован против его собственного подхо-
да к анализу правовых норм. «Нам неизвестны и, возможно, ни-
когда не будут известны форма и высота индивидуальных кривых
предельной полезности», — поддержал Познер позицию Роббин-
са40 Фактически, добавил Познер, будет приемлемым предпо-
ложить, что «люди, упорно и успешно зарабатывающие деньги,
в среднем ценят деньги больше всех». Но, когда речь заходила об
экономическом анализе права, он находил возможным отвергать
аргумент о недопустимости сопоставления ценностных оценок
разных людей как «совершенно бесплодный»41
Трансакционные издержки не поддаются измерению, и пороч-
ность подхода, используемого теорией экономики и права, состо-
ит в том, что она пытается обойти этот момент, вводя «предпо-
ложение» о заданном уровне издержек и выгод. Ошибочно само
предположение. Говоря по существу, есть ситуации, относительно
которых мы можем утверждать, что трансакционные издержки
40 Ibid., 345-346.
Ibid., 11.
Глава 20. Новое открытие собственности
437
высоки (даже если мы не в состоянии их измерить). Пол Хейне из
Вашингтонского университета привлек наше внимание к трудно-
сти перемещения товаров с места на место в стране, где, помимо
всех других издержек, не вполне ясно, что кому принадлежит (та-
кой, как, например, СССР).
Когда СССР распался, отмечает он, журналисты сообщили,
что в сельских районах на полях гниет несобранный урожай, тогда
как в городах продовольственные магазины совершенно опустели.
Почему никто не взялся за перевозку продуктов питания в горо-
да? Организовать транспортировку было не так-то просто: «Кому
принадлежали пропадавшие продукты питания? У кого было пра-
во собрать урожай? Кому принадлежали уборочные комбайны?
Кто мог распорядиться об их использовании? Кому принадлежа-
ли грузовики, нужные для доставки собранного урожая в города?
Того простого факта, что урожай пропадает на полях, в то время
как горожане голодают, мало для того, чтобы наладить переме-
щение продовольствия с полей в города. Вначале нужные люди
должны получить соответствующую информацию и стимулы»42.
Сравните это с США, где поля, продовольствие, склады и про-
довольственные магазины находятся в частных руках. «В системе
с четко определенными правами собственности, — продолжает
Хейне, — у людей, располагающих информацией о ситуации, бу-
дут мощные стимулы для приобретения всего того, что нужно для
перемещения продовольствия туда, где оно необходимо. А в сис-
теме, разрешающей свободный обмен между собственниками, не-
обходимые ресурсы быстро и задешево окажутся в распоряжении
тех, кто может найти им ценное применение». Таким образом,
в экономике с частной собственностью и налаженной системой
обмена правами собственности трансакционные издержки ми-
нимизируются .
Раз мы выяснили, что «эффективный» следует читать как
«уважающий собственность», то напрашивается иное истолко-
вание утверждения Познера, будто в прошлом судьи принимали
решения, сообразуясь с эффективностью. Если, принимая реше-
ния, они заботились о том, чтобы собственность была надежно за-
щищена, чтобы ничто не мешало обмену, чтобы безбилетничество
было более накладным, а конкуренция более напряженной (все
это из уважения к содержащимся в общем праве законам о соб-
ственности и о договорах), они также (случайным образом) спо-
собствовали повышению экономической эффективности. Поде-
лали они это не потому, что в глубине души были экономистами,
а потому, что их решения согласовывались с требованиями спра-
42 Paul Heyne, The Economic Waij of Thinking, 7th ed. (New York: Macmillan
College Publishing Co. 1994), 75.
438
Часть X. Внутренние проблемы
ведливости. Возможно, именно по этой причине Познер не заме-
тил настоящего объяснения «экономической ориентированности
общего права».
Однако к тому времени, когда Рональд Коуз в 1991 году при-
был в Стокгольм, из его многолетних размышлений о взаимосвя-
занности экономики и права возникло нечто ценное. В итоге он
пришел к выводу, возможно, слишком самоочевидному, чтобы
о нем говорить, если бы только экономисты не умудрились столь
долго его не замечать. Закон определяют, написал он, права и обя-
занности, которыми обладают люди, а потому «правовая система
оказывает глубочайшее влияние на экономику, и можно сказать,
что в определенном смысле даже руководит ею». А еще чуть ниже
он сделал следующее замечание, выражающее смысл почти всей
моей книги: «До сравнительно недавнего времени большинство
экономистов как будто не осознавали этой взаимосвязанности
между системами экономики и права, разве что в самом общем
виде. ...Экономистам нет смысла обсуждать процесс обмена, не
определив предварительно институциональный контекст, в кото-
ром происходит торговля, поскольку он влияет на стимулы про-
изводителей и на трансакционные издержки»43
Маркс поместил телегу экономической науки перед лошадью
правоведения. Для некоторых правоведов это, на первый взгляд,
выглядело так, будто дисциплина, именуемая теорией экономи-
ки и права, пытается найти новые обоснования для того, чтобы
сделать то же самое. Попытки двигаться в этом направлении, не-
сомненно, были. Но в конечном счете самым важным результа-
том этой теории было то, что она привлекла внимание к фунда-
ментальному обстоятельству: когда вещи находятся в собственно-
сти, их можно эффективно использовать, а когда они ничьи, то
их используют расточительно, а издержки на передачу их тем, кто
их ценит выше, оказываются чрезмерно высоки. Коуз под конец
вернул лошадь на надлежащее место. «Теперь начинают призна-
вать, — добавил он, — необходимость определить институцио-
нальный контекст, и кристально ясной сделало ситуацию то, что
происходит сегодня в Восточной Европе»44.
43 Ronald Н. Coase, “The Institutional Structure of Production,” The American
Economic Review, September 1993, 717 — 718.
44 Ibid.
Глава 21
КИТАЙ, СОБСТВЕННОСТЬ
И ДЕМОКРАТИЯ
Недавние перемены в Китае не имеют прецедентов в XX столетии.
Все выглядит так, будто правящий класс и весь китайский народ
вместе решили стать ведущей державой мира. Для этого стране
нужно будет разбогатеть, допустить свободу рынков и преодолеть
сковывающие последствия государственной собственности и кол-
лективизации. Придется если не на словах, то наделе разрешить
частную собственность. Ни западные элиты, ни политическая те-
ория не предсказывали того поразительного факта, что страна на-
чнет двигаться в этом направлении под руководством номинально
коммунистического правительства. Партия поняла, что для такой
трансформации демократия — не самое главное, и она может да-
же оказаться помехой. И путь в этом направлении уже разведан
китайцами Гонконга, Тайваня и Сингапура.
По названию и по официальной идеологии страна остает-
ся коммунистической, но практика радикально изменилась.
Глубокая децентрализация власти — прямая противополож-
ность социализму — была названа «социализмом с китайской
спецификой». Позднее придумали выражение «социалисти-
ческая рыночная экономика». Таких слов, как «приватиза-
ция» и «частная собственность», по возможности избегали.
Но в сентябре 1997 года, на XV съезде партии, звучали суж-
дения, близкие к социал-дарвинизму. Государственная про-
мышленность получила предупреждение, что к ней может быть
применен принцип Герберта Спенсера — «выживание наиболее
приспособленных». Это был капитализм «в самом грубом ви-
де», сообщила Washington Post' Присутствовавших на съезде
французских коммунистов возмутило предположение, что они
могут хотя бы помыслить о возможности последовать китай-
скому примеру1 2
Сохранение власти в руках коммунистических функционеров,
которые умудряются одновременно участвовать в бизнесе, по-
лучать от этого финансовую выгоду и направлять ход развития
экономики, в целом располагает к известному риску отката на-
1 Редакционная статья, “China’s Reach for Greatness,” 'Washington Post,
September 21, 1997
Roger Cohen, “To Deplore Capitalism Isn’t Always to Fight It,” New York Times,
September 21, 1997
Глава 21. Китай, собственность и демократия
443
зад. Но когда двадцать лет назад начались великие преобразо-
вания, роль правительства ограничилась молчаливым призна-
нием изменений, начатых по инициативе низов. И это было не-
малым достижением для коммунистического правительства. Все
произошло, как если бы китайское руководство вдруг прониклось
мудростью Сэмюеля Джонсона: «Немного есть возможностей ис-
пользовать человека более невинным образом, чем для зарабаты-
вания денег»3 Получив возможность покупать потребительские
товары, — возможно, даже автомобиль или небольшой трактор, —
люди приобретут вкус к процветанию. Поэтому в большинстве
они согласятся жить без политики. А партия сможет сохранить
власть.
Интеллектуалы, разумеется, будут страшно разочарованы.
Демократия, как было сказано, состоит в правлении посред-
ством гласности, а в органах гласности интеллектуалы научи-
лись доминировать. Поэтому они будут громко протестовать.
Но народ не обратит на это особого внимания. Людям уже да-
ли важнейшие права — право работать, зарабатывать и владеть
плодами своего труда. Те, кто презирают «торговлю» и ценят
политические права выше экономических, просто не поняли си-
туации.
Изменения начались в деревне. Главными активистами бы-
ли крестьяне, не состоявшие в партии. Все началось с того, что
в 1978 году в сельской местности была восстановлена частная
собственность или ее эквивалент. В последующие 20 лет стра-
на с невиданной скоростью продвигалась крыночной экономи-
ке. Как утверждает Алвин Рабушка из Гуверовского института,
в этот же период в Китае произошло самое значительное в исто-
рии сокращение налогов4. Экономика Китая росла впятеро быс-
трее, чем экономика США в XIX веке. Если и в следующем деся-
тилетии темп изменений будет столь же быстрым — а это весьма
сомнительно — последствия почувствуют во всем мире. Как же
это произошло?
После коммунистической революции 1949 года земля была
передана фермерам в знак признания их революционных заслуг.
Но права собственности или права распоряжаться ею они так
и не получили. Потом, уже во имя революции, правительство
начало отбирать землю. Частная торговля землей была запре-
щена. В сущности, государство предъявило притязания на весь
урожай. Сокращавшийся урожай государство изъяло для обеспе-
чения городского населения. Затем последовала сплошная кол-
3 The Oxford Dictionary of Quotations, 3rd ed. (New York: Oxford Univ. Press,
1979), 276.
Alvin Rabushka, “The Great Tax Cut of China,” Wall Street Journal, August 7,
1997.
444
Часть XI. Новое начало
лективизация. Коммунистические выдвиженцы заняли место
фермеров, которых с тех пор стали называть «крестьянами»*
Независимые хозяева превратились в сельских пролетариев, за-
рабатывавших «трудодни» под руководством местных функци-
онеров, большинство из которых ничего не понимало в сельском
хозяйстве. Желание усердно трудиться исчезло.
Через десять лет после революции вся земля и все орудия про-
изводства были экспроприированы государством безо всякой
компенсации. В то же время удостоверения личности и суровые
наказания препятствовали переезду «крестьян» из сел в города.
Их и прикрепили к земле, и лишили права принимать решения
об ее использовании. Целью революционного правительства бы-
ло уничтожение «феодальных элементов» на селе. «Такое част-
ное хозяйствование является экономической базой феодального
режима, который разоряет фермеров, — написал Мао Цзэдун
в 1943 году. — Единственный способ преодоления этой пробле-
мы — постепенная коллективизация»5
Последовал голод 1959—1962 годов, вызванный катастрофи-
ческой программой ускоренной индустриализации, прозванной
«Большим скачком». Около 40 млн человек умерли от голода,
и почти все в сельской местности. Горожане получали еду по про-
довольственным талонам, но их не давали крестьянам, понявшим,
что на них идеология равенства не распространяется. Когда они
решились пойти собственным путем, государство пригрозило ли-
шить их всякой помощи, но это никого не испугало, потому что
крестьяне и без того не получали от государства никаких благ.
Когда голод окончился, центральное правительство ослабило
контроль над деревней. Крестьянам вновь позволили самостоя-
тельно возделывать маленькие участки земли. Но последовала еще
одна подготовленная властью рукотворная катастрофа — куль-
турная революция. Отряды хунвейбинов, фанатично преданных
председателю Мао, были натравлены на интеллектуалов и пар-
тийных функционеров, многих из которых сослали в деревню «на
перевоспитание». Дэн Сяопин был сослан на трактороремонтный
завод в провинции Цзянси. Его сына, ученого-физика, сбросили
* «Превратив «фермеров» в «крестьян», «традицию» в «феодализм»,
а «обычаи» и «религию» в «предрассудки», новая власть изобрела не только
«старый порядок», который предстояло вытеснить из жизни, но и основные
отрицательные критерии, указывавшие на новую сословную группу, по опре-
делению не способную творчески и самостоятельно участвовать в перестрой-
ке Китая». См.: Myron L. Cohen, “Cultural and Political Inventions in Modern
China: The Case of the Chinese ‘Peasant’,” Daedalus 122 (Spring, 1993): 154
(“China in Transformation”)
Kate Xiao Zhou, How the Farmers Changed China: Power of the People (Boulder,
Colo Westview Press, 1996), 37
Глава 21. Китай, собственность и демократия
445
с четвертого этажа, после чего он оказался полностью парализо-
ван. Вероятно, в последовавшие затем годы так называемой пер-
манентной революции был убит 1 млн человек. Но эта революция
породила такие хаос и анархию, что крестьяне в конечном счете
сумели от этого выиграть. Вертикаль партийной власти оказалась
разрушена.
Коллективным хозяйствам назначали нормы по поставке про-
довольствия, и некоторым производственным коллективам раз-
решили все, произведенное сверх нормы, оставлять себе. Колхо-
зы разделились на меньшие производственные единицы, брига-
ды. Во многих случаях бригада объединяла членов одной семьи.
Неотчуждение превышающего норму остатка урожая в западных
понятиях эквивалентно чрезвычайно регрессивному налогу, и это
решение стимулировало людей работать на пределе сил. В неко-
торых префектурах для укрепления трудовой самоотверженности
партийные секретари давали обещание, что в ближайшем буду-
щем политика не изменится6 Так возникла система семейного
подряда и начался быстрый рост производства. Гарвардский со-
циолог Эндрю Уолдер увидел в этом «перераспределение прав
собственности»: «Одним из важнейших латентных принципов
экономической реформы в Китае было широкое перераспределе-
ние прав пользования в рамках государственной иерархии, про-
шедшее сверху до самого низа, от правительственных ведомств
до семей и индивидов. Самым значимым был демонтаж коллек-
тивного сельского хозяйства. Колхозная земля, которую обраба-
тывали члены производственных бригад, была передана домохо-
зяйствам по долгосрочным договорам. При общем сохранении
обязательных нормированных поставок крестьянские семьи полу-
чили право самостоятельно принимать решения об использовании
земли и продаже излишков продукции»7
Фермеры получили право долгосрочной аренды, а не безуслов-
ное право собственности на землю. Формально земля осталась
неотчуждаемой собственностью государства. В экономическом
плане, однако, это было эквивалентом восстановления частной
собственности. Теперь у фермеров появилась уверенность в дол-
госрочных перспективах; семьи получили возможность заботиться
о своей выгоде. При выполнении нормы по поставкам сельхоз-
продукции остальная ее часть не облагалась налогом. Все излишки
можно было отправить на рынок.
В конце 1977 года «фермерские семьи начали «откупаться»
от коллективных повинностей, заключая сделки с местными фун-
6 Ibid., 49.
Andrew G. Walder, China's Quiet Revolution (New York: St. Martin’s Press,
1994), 7
446
Часть XI. Новое начало
кционерами, — писала Кейт Сяо Жу в книге «Как фермеры из-
менили Китай». — Глава семьи давал обязательство выполнять
все обязательные поставки и давал начальнику немного сверху»8
Эта система частных договоренностей об условиях подряда пос-
тепенно охватила все сельское хозяйство и перекинулась на дру-
гие сферы.
Ко времени смерти Мао Цзэдуна в 1976 году фракционная
борьба расшатала партийное руководство. Сначала, по словам
китайского министра сельского хозяйства, «руководители отвер-
гли систему семейного подряда». Ее сочли «отходом от системы
социализма»9 Принято считать, что реформу китайского сель-
ского хозяйства одобрил XI съезд партии в декабре 1978 года.
Одновременно для усиления стимулов партийное руководство
подняло цены на сельскохозяйственную продукцию. Кроме того,
крестьянам было официально разрешено подрабатывать на сторо-
не. Но все эти меры, пишет Кейт Жу, «были латанием дыр старой
коллективной системы».
Дэн Сяопин еще ранее поддержал прагматичный подход
к сельским реформам, бросив знаменитую фразу о том, что не-
важно, какого цвета кошка, если «она ловит мышей»10 * Тем не
менее принятая в 1978 году резолюция, в подготовке которой
он принимал участие, осудила систему коллективного подряда
как незаконную11 Через три месяца, в марте 1979 года, письмо
в People"s Daily объявило деколлективизацию угрозой социализ-
му. Однако в итоге победил прагматический подход. Советник
правительства по имени Чен Иицзи, вернувшийся в политику пос-
ле многолетней ссылки в деревню, написал восхвалявший реформу
доклад, который получил хождение в кругу высшего партийного
руководства. Когда крестьяне переходят на систему семейного
подряда, написал он, производство увеличивается намного быс-
трее, чем при любой другой системе12. Неизвестно, какого цвета
была эта кошка, но она поймала мышь. В конце концов партия
узаконила первоначально отвергнутую систему.
Книга Кейт Сяо Жу принадлежит к числу самых интересных из
всего, что написано о поразительном преобразовании Китая. Ро-
дившаяся в промышленном городе Бутане в 1956 году, она и сама
пострадала от культурной революции. В 1966 году ее отца, про-
фессора английского языка, уволили с работы и посадили в тюрь-
му как буржуазного интеллектуала. Ее саму выслали в деревню
и прикрепили к бедной крестьянской семье. Условия жизни были
8 Shou, Farmers Changed China, xxi.
Ibid., xii.
10 Ibid., 51.
Ibid., 63.
Ibid., 64.
Глава 21. Китай, собственность и демократия
447
самые примитивные: без электричества, водопровода и туалета.
Но у нее появилось много друзей, а в 1972 году ей удалось вер-
нуться в город. Здесь она нашла работу на фабрике и научилась
покорно выстаивать часы в продовольственных очередях. После
того как колхозная система рухнула и частная собственность была
фактически восстановлена, крестьяне начали привозить излишки
продукции в города, и очереди за продуктами исчезли. «Когда
в 1982 году я опять побывала в этой деревне, меня поразило, что
все изменилось до неузнаваемости, — пишет она. — Почти все
строили себе новый дом. В рыночном обмене участвовала каждая
семья. Застольные разговоры вертелись вокруг того, как зарабо-
тать. С новыми заработками появился достаток. В каждой семье
теперь был хотя бы один велосипед. Крестьяне были поглощены
мыслями о покупке телевизора или небольшого трактора»13
Кейт Сяо Жу утверждает, что произошедшее в Китае было
«движением стихийным, неорганизованным, не имевшим вождей
и идеологии, аполитичным»14. Нет уверенности, что она знакома
с идеей Фридриха Хайека о «стихийном порядке» рынка15 Но он
и сам не смог бы сформулировать это лучше. Хайек, умерший
в 1992 году, вероятно, не знал о том, что его стихийный порядок
смог восторжествовать в самой многочисленной и формально все
еще коммунистической стране мира. Если бы крестьяне проявили
хоть малейшую организованность или политическую враждеб-
ность коммунизму, государство расправилось бы с ними с той же
свирепостью, какую проявило позднее на площади Тяньаньмэнь.
Крестьяне лишь казались организованными, так как все они иска-
ли аналогичных возможностей и рыночных ниш. У них был общий
враг — государство и его чиновники, многих из которых можно
было привлечь в союзники, потому что они и сами страдали от пут
социалистического режима.
Новая политика распространилась за пределы сельского хо-
зяйства. Хотя из 1,2 млрд китайцев две трети все еще живут в де-
ревнях, доля занятых в сельском хозяйстве быстро уменьшает-
ся16 За период 1978—1996 годов этот показатель сократился с
75 до 50%. Японии на аналогичное изменение потребовалось
13 Ibid., preface.
14 Ibid., chap. 1.
Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. M.: Новости, 1992. С. 16 и сл. В фев-
рале 1998 года в Китае была опубликована и мгновенно распродана кни-
га Хайека «Конституция свободы». «Мы на себе испытали то, о чем пишет
Хайек», — сказал переводчик книги Ден Женьлай. Экономист Мао Юши ор-
ганизовал форум, посвященный этой книге, в котором участвовали «буквально
все сливки китайских прогрессистов» (“China’s Road from Serfdom,” Wall Sreet
Journal, May 12, 1998). *
Доклад Всемирного банка о Китае, сентябрь 1997 г.
448
Часть XI. Новое начало
60 лет. К тому же из-за строительства жилья и деловых зданий
уменьшилась площадь сельскохозяйственных земель. Благодаря
надолго отложенной индустриализации страна смогла воспользо-
ваться преимуществами новых технологий, делающих возможным
создание дешевых производств на дому. Под покровительством
местных властей начали возникать новые производства, преиму-
щественно потребительских товаров. Многие из них развились из
колхозных ремонтных мастерских коммунистического периода.
Сегодня в Китае около 2,5 млн таких предприятий, на которых
работает более 125 млн человек. Последние 15 лет они наращи-
вали объем производства на 20% в год, вдвое быстрее, чем в сред-
нем по стране.
В Китае граница между государственным и частным не столь
отчетлива, как на Западе. Высокопоставленный чиновник, по-
могающий компании пробраться через лабиринт коммуни-
стических запретов и рогаток в обмен на долю в собственнос-
ти, «коррумпирован», но лишь сточки зрения людей Запада.
Что прикажете думать о «члене коммунистической партии», чье
имя названо в статье Wall Street Journal, у которого в Шан-
хае компания по оформлению интерьеров «за три года расши-
рилась с 9 работников до 1200», а сам он в 1997 году заявил:
«Если попасть “точно в десятку”, рынок откроет все ворота»17?
Многие фирмы, принадлежащие Народно-освободительной ар-
мии, — некоторые из них настолько эффективны, что продают
изготовляемые ими потребительские товары через торговые се-
ти Nordstrom, К-Mart и Wal-Mart, в том числе игрушки, спор-
тивные товары и рыбу для ресторанов быстрого питания, — это
гибриды, неизвестные на Западе18
Система позволила правительственным функционерам одно-
временно и использовать свое политическое влияние, и преследо-
вать собственные финансовые интересы. Сначала это подстегнуло
правительство и послужило ему хорошим стимулом для преодо-
ления оцепенения, созданного коммунистическим регулирова-
нием и запретами. Но проблема заключается в том, что комплот
из бизнесменов и чиновников способен употребить свое влияние
для удушения конкуренции. Это как если бы руководитель Управ-
ления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов
и медикаментов смог заняться производством сигарет, а затем
напустил бы свое ведомство на конкурентов, предоставив имму-
нитет собственной компании. Трудно представить, как подобная
система может избежать самой пагубной монополизации.
17 Kathy Chen, «Opening Doors: China Us Encouraging Private Home Buying. And
It Is Rising Fast,” Wall Street Journal, July 16, 1997
18 Lena H. Sun, U.S. is Big Market for Firms Owned by Chinese Military, Huge
Amounts of Goods Linked to PLA,” Washington Post, June 24, 1997
Глава 21. Китай, собственность и демократия
449
Новый опыт Китая заставляет нас также пересмотреть свое
понимание роли местных властей. Говорят, что в Китае пред-
приятия, принадлежащие местным администрациям, ближе всех
к идеалу рыночной экономики. В отличие от традиционных го-
сударственных предприятий, они не в состоянии выжить, если их
расходы окажутся выше доходов. Зачастую они имеют деловых
партнеров в Гонконге и на Тайване, а их продукции приходит-
ся выдерживать мировую конкуренцию. Что до отсутствия эко-
логического контроля, то Стив Мафсон написал в Washington
Post'. «Местные администрации, будучи главными совладельца-
ми и надзорной инстанцией, сталкиваются с конфликтом интере-
сов»19 Проще говоря, надзор и регулирование обходятся дорого,
а прибыль этих предприятий нужна для финансирования дорог,
больниц и начальных школ. Для крестьян, которые только-только
вышли из состояния крайней нищеты, эти удовольствия дороже
одобрения агентства по охране окружающей среды.
На национальном уровне сохранились традиционные госу-
дарственные предприятия, использующие труд от 75 до 100 млн
рабочих. Однако к 1997 году их доля в совокупном производстве
страны быстро снижалась, а предоставленные им субсидии со-
ставляли миллиарды долларов. В качестве центров занятости они
составляют значительную часть сохраняющегося влияния ком-
мунистической партии. Их приватизация — политически риско-
ванный шаг, оставляющий без работы миллионы людей. Тем не
менее на съезде партии в 1997 году председатель Цзян Цзэминь
объявил, что число подобных предприятий будет резко сокращено.
Слово «приватизация» не было произнесено. Предприятия будут
акционированы, а компании станут “публичными”»20
Нет сомнений, что впереди страну ждут большие трудности.
New York Times отметила: когда старый завод, руководство ко-
торого назначено местной администрацией, превращают в ак-
ционерную корпорацию, «новые хозяева могут захотеть уволить
рабочих и переоборудовать предприятие для выпуска конкурен-
тоспособной продукции». Если так, «будет ли местный руково-
дитель коммунистической партии сидеть сложив руки и глядеть,
как сотни рабочих вышвыривают за ворота? » Или он заявит, что
безработица и без того уже слишком высока и что «увольнения
угрожают “стабильности”, поскольку в Китае нет системы соци-
ального обеспечения? »21
19 Steven Mufson, “China’s Fields Yield to Factories, Washington Post, July 22,
1996.
Steven Mufson, “China to Cut Most State-Owned Firms: Planners Declare They
Will Practice ‘Survival of the Fittest,” Washington Post, September 15, 1997
Seth Faison, “A Great Tiptoe Toward Beijing Talks of More Private Enterpriser But
Seems Unlikely to Stay Out of Its Way,” New York Times, September 17, 1997
450
Часть XI. Новое начало
Но страна уже сделала многое из того, что прежде считалось
невозможным, и представляется, что она намерена продолжать
движение к процветанию. Если распродажа государственных ак-
тивов пройдет по плану, это будет крупнейший акт приватизации
в мировой истории, рядом с которым то, что было сделано, на-
пример, в Англии в 1980-х годах, покажется пустяками. Порази-
телен контраст с тем, что одновременно происходит в Европе. За
несколько дней до объявления о приватизации почти 130 000 го-
сударственных фирм в Китае французское правительство призна-
ло, что не в состоянии добиться приватизации части единственной
компании, Air France, при всей насущной необходимости подчи-
нить бюджетные параметры критериям принятия страны в евро-
пейский экономический и валютный союз.
Собственность и демократия
Вей Цзиншен, один из ведущих китайских диссидентов, годами
писал из-за решетки, что экономическая модернизация невоз-
можна без демократии. В ответ власти ненадолго выпустили его
из тюрьмы в 1993 году. Ему организовали тур в Пекин, где он
не бывал с 1979 года. «Изменения огромны, — признал Вей. —
Из-за них я чувствовал себя в Пекине как турист, я стал чужаком
в своем родном городе»22.
Произошедшие в Китае за последние 20 лет грандиозные изме-
нения убедительно продемонстрировали, что экономический рост
не нуждается в демократии, по крайней мере такой, какую мы
знали в XX веке. Надо сказать, что с 1988 года в Китае существует
некое подобие демократии на уровне деревень. Когда в двух про-
винциях прошли выборы без формального утверждения кандида-
тов коммунистической партией, издание China Strategic Review
назвало их «принципиальным прорывом»* Но важный момент
заключается в том, что радикальная экономическая реформа, и в
22 Fred Hiat, “The Skyscraper and the Bookstore, Washington Post, June 1,
1997
«Деревенские выборы не являются свидетельством настоящей демократии, —
сообщил Сет Фейсон. — Они всегда проводятся под контролем местной органи-
зации коммунистической партии». Но Томас Фридмен полагает, что они «сви-
детельствуют о переходе Китая от грубого авторитаризма» к «менее грубому».
Он процитировал Ларри Дайамонда, бывшего в марте 1998 года наблюдателем
на местных выборах: они свидетельствуют о том, что «Китай переходит на но-
вый этап развития, когда отдельные лица, группы, деревни и предприятия»
имеют больше возможностей для «выражения своих интересов и опасений».
Seth Faison, New York Times, March 29, 1998; Thomas L. Friedman, New York
Times, March 14, 1998; X. Drew Liu, “A Harbinger of Democracy,” The China
Strategic Review (May/June 1997): 50.
Глава 21. Китай, собственность и демократия
451
том числе фактическое восстановление частной собственности,
стала в Китае реальностью без участия демократических институ-
тов: всеобщего избирательного права, свободы собраний, свободы
слова, политической конкуренции и организованных групп изби-
рателей, использующих свои голоса как инструмент давления.
По сути дела, успех китайских реформ опровергает западную
сентенцию, что от режима, лишенного таких институтов, не мо-
жет исходить ничего хорошего. Нет сомнений, что Вей Цзиншен
получил свои представления о политической теории из западных
текстов. Посткоммунистическая Россия более тщательно следо-
вала западным рекомендациям. В ней были политические партии,
выборы и сверхактивный парламент, получивший право перерас-
пределять намного раньше, чем появился экономический пирог,
который можно было бы поделить. Отсюда следует, что установ-
ление демократии одновременно с экономическими свободами
или даже раньше их является лишь рецептом порождения конф-
ликта. Мы этого не понимали, потому что основательно подзабы-
ли собственную экономическую и политическую историю.
Китай следовал курсом, уже успешно пройденным другими тер -
риториями, населенными китайцами, — Тайванем, Сингапуром
и Гонконгом. Они тоже достигли процветания и самых высоких
в мире темпов экономического роста в отсутствие демократичес-
ких институтов. Когда в 1997 году Гонконг был передан из бри-
танской юрисдикции в китайскую, его исторический опыт в целом
интерпретировался неверно. Оплакивая конец демократии, забы-
вали упомянуть, что она началась только в 1995 году. До этого,
как отметил бывший помощник министра обороны США Чарльз
Фримен, британцы на протяжении более чем 140 лет «не выка-
зывали желания смягчить свою благожелательную диктатуру, на-
делив гонконгских китайцев политическими правами. Губернатор
колонии назначал членов гонконгского законодательного совета,
отстаивал свое право разрешать или запрещать политические соб-
рания, отслеживал признаки антигосударственных настроений
в печати, а порой и отправлял за решетку редакторов, недоволь-
ных британским правлением»23
Ученые давно отметили тесную взаимосвязь между демокра-
тией и процветанием, но не всегда правильно толковали связь
между причиной и следствием. Обычно процветание влечет за
собой демократию, как это недавно продемонстрировали Чили,
Тайвань и Южная Корея. Но отсюда не следует, что режим об-
речен на процветание, если дать людям право голоса, особенно
если это право голоса навязано международными организациями
23 ChasE. Freeman, Jr., “Hong Kong and False Alarms,” New York Times, June 22,
1997
452
Часть XI. Новое начало
или предоставляющей помощь внешней силой. В таких случаях
демократия бывает показной и почти заведомо недолговечной.
«Демократии, возникающие в бедных странах и порой насажда-
емые извне, обычно длятся недолго», — написал Роберт Барро из
Гарварда24
Более взвешенное понимание взаимосвязи между демократи-
ей и богатством продемонстрировал в 1959 году социолог Сей-
мур Мартин Липсет. «От Аристотеля до наших дней, — отметил
он, — люди доказывали, что только в богатом обществе, в котором
сравнительно немногие живут в настоящей бедности, может воз-
никнуть такая ситуация, когда масса населения будет принимать
разумное участие в политике и при этом выработает самооблада-
ние, необходимое, чтобы не поддаться призывам безответствен-
ных демагогов»25 Иными словами, демократия — это следствие
процветания, а не наоборот.
Используя математические методы, профессор Барро недав-
но показал, что экономический рост ускоряется, когда уровень
демократии «низок», и замедляется при достижении умеренного
объема политической свободы. Причина, полагает он, в том, что
зарождающаяся демократия способна умерить деспотизм власти,
но при расширении демократии «дальнейшее увеличение поли-
тических свобод мешает росту и инвестициям из-за обострения
борьбы за перераспределение дохода». Он утверждает, что в та-
ких местах, как Чили, Тайвань и Южная Корея, политическая
либерализация «уже достигла уровня выше точки максимизации
роста»26
Путаница в вопросе о соотношении между экономическим
ростом и демократией возникает из-за того, что недемократи-
ческие режимы могут двигаться в любом направлении. С одной
стороны, они могут уважать права собственности и поощрять эко-
номический рост. Отсутствие организованных деловых групп де-
лает движение по такому пути более легким, чем в полноценных
демократиях. Более того, экономический рост повышает уровень
довольства в обществе и хотя бы на время оставляет без полити-
ческой поддержки тех, кому перекрыт доступ к власти. С дру-
гой стороны, недемократические режимы порой просто плюют
на все заботы об экономике. Правители, не тревожась о следу-
24 Robert J. Barro, “Democracy: A Recipe for Growth,” Wall Street Journal,
December 1, 1994; а также cm.: Robert J. Barro, “Pushing Democracy Is No Key
for Prosperity,” Wall Street Journal, December 14, 1993.
Seymour Martin Lipset, “Some Social Requisites of Democracy: Economic
Development and Political Legitimacy,” American Political Science Review 53
(1959): 69-105.
Robert J. Barro, Determinants of Economic Growth: A Cross-Country Empirical
Study (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1997), 59.
Глава 21. Китай, собственность и демократия
453
ч
ющих выборах, могут обогащаться, разграбляя богатство и от-
правляя добычу на счета швейцарских банков. Этот путь избрали
многие страны «третьего мира». Разве можно предсказать, какой
путь выберет недемократический режим? «Похоже, что у нас нет
теории, позволяющей предсказать характер диктатуры», — заме-
чает Барро27
Сегодня в кругах, близких к международной политике, сущест-
вует тенденция представлять демократию как волшебный шатер,
который можно развернуть на бесплодной земле тирании и сде-
лать жизнь там лучше. Точка зрения США напоминает взгляды
освобожденного китайского диссидента: западные демократии
процветают, а значит, только демократия может принести про-
цветание. Как заметил в 1996 году репортер New York Times, для
четырех поколений американцев политика поощрения демокра-
тии в других странах была «эквивалентом яблочного пирога»28
Государственный департамент использует демократию как зна-
чимый критерий соблюдения прав человека. В обзоре положе-
ния с правами человека за 1995 год госдепартамент объявил Ки-
тай «авторитарным государством», в котором коммунистическая
партия «монополизировала право принимать решения». Это не
точно, потому что право принимать значительную часть решений,
которые люди принимают в хозяйственной сфере, — что, как и где
сеять, выращивать, собирать и продавать — было делегировано
народу. Точка зрения госдепартамента верна только в том случае,
если считать, что жизнь состоит из одной лишь политики.
Время от времени мы слышим голоса несогласных. Прожив
три года в Африке в качестве корреспондента Washington Post,
Кейт Ричбург написал книгу «За пределами Америки: Черный че-
ловек в столкновении с Африкой» (1997). Он отметил, что демо-
кратия — «расхваленное» решение, навязываемое профессора-
ми и специалистами по Африке, которые натаскивали его перед
отъездом за рубеж. Но, освещая одни африканские выборы за
другими, он увидел, что от них больше вреда, чем пользы, пото-
му что они позволяют «диктаторам обеспечить себе новую ауру
легитимности». Прежде чем проводить выборы, заключает он,
нужно изменить конституции, ограничить властные полномочия
президентов, поставить полицию и службы безопасности под не-
политический контроль, усилить роль парламентов и судов»29
27 Ibid., 50.
28 Judith Miller, “At Hour of Triumph, Democracy Recedes As the Global Ideal, New
York Times, February 18, 1996.
Keith B. Richburg, Out of America: A Black Man Confronts Africa (New York:
Basic Books, 197), 238; а также см.: Robert D. Kaplan, “Democracy’s Trap,”
New York Times, December 24, 1995.
454
Часть XI. Новое начало
Слово «демократия» часто используется как краткое обоз-
начение западной формы правления. Но творцы американской
конституции знали, что голосование — далеко не достаточная га-
рантия хорошего правительства. Оно не способно предотвратить
диктатуру. От Азербайджана до Бенина, от Сербии до Судана все
диктаторы научились обеспечивать свое переизбрание. Арафат
провел безальтернативные выборы и легитимизировал себя в ка-
честве правителя Палестины, за что и был вознагражден между-
народным сообществом. В пользу демократии нужно сказать, что
собрание народных представителей — это лучший способ контроля
и ограничения власти. Но демократию следует рассматривать как
средство, а не как цель, а голосование — как государственный акт,
а не как всеобщее право. Утверждение о том, что цели демократии
достижимы только в условиях всеобщего избирательного права,
совсем недавнего происхождения и весьма сомнительно. Парла-
ментские реформаторы XIX века ничего подобного не говорили.
В Британии до 1832 года право голоса имел только один из
двенадцати взрослых мужчин. К 1867 году это право было уже
у одного из семи. Следовательно, в период наивысшего величия
Британии демократия была ограниченной. Участие в выборах
считалось не правом, а привилегией. Избиратель временно ста-
новился государственным деятелем. Консервативные противники
парламентской реформы понимали, что всеобщее избиратель-
ное право ставит под угрозу права собственности. Их обоснован-
но тревожило то, что в словах «демократия» и «демагогия» об-
щий корень. Это отмечал Давид Рикардо, недолгое время бывший
членом парламента. Будучи сторонником расширения избира-
тельного права, он тем не менее написал в 1818 году, что права
собственности настолько важны для хорошего правления, что он
согласился бы «лишить права голоса тех, кому обоснованно при-
писывают намерение захватить [права собственности]»30.
Хотя всеобщее избирательное право можно считать полезным
во многих отношениях, оно едва ли помогает защите собственно-
сти или материальному процветанию. Противники парламент-
ской реформы видели, что логика реформы ведет к свертыва-
нию экономических свобод. В XX веке Британия быстро ска-
тилась в этот уклон. В США откат совершился в 1960-х годах.
Формулировка принятого в 1965 году закона об избирательных
правах привела бы в ужас не только консерваторов, но и либе-
ралов XIX века. Закон объявил незаконными требования к из-
30 David Ricardo, Works and Correspondence of David Ricardo, ed. Piero Sraffa
(Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1962), 5: 501. Относительно опас-
ности парламентской реформы см.: Walter Bagehot, The Collected Works of
Walter Bag ehot, ed. Norman St. John Stevas (London: The Economist, 1974), 6:
181-379.
Глава 21. Китай, собственность и демократия
455
бирателям «продемонстрировать способность читать, писать,
понимать или истолковывать любой вопрос» или продемонстри-
ровать «знание чего бы то ни было». Из-за того что ценз гра-
мотности неправомерно использовался для целей расовой диск-
риминации, отмену этого ценза сочли лучшим методом борьбы
с дискриминацией.
Вряд ли нам следует навязывать другим странам систему —
право голоса для всех взрослых, которой у нас в самом начале
не было. В странах, где экономические свободы и материальный
достаток еще в новинку, всеобщее избирательное право может
привести скорее к конфликту, чем к миру и процветанию. По-
литика навязывания подтверждает правильность упрека синга-
пурского политика Ли Кван Ю, который сказал, что западные
люди «навязывают свою систему без разбора всем обществам,
в которых она не будет работать»31 Эрнандо де Сото отметил,
что в странах «третьего мира» в отсутствие правильных законов
люди не могут получить право собственности на землю и поэтому
строят дома в обратном порядке: сначала мебель, потом крыша
и только потом стены. И точно так же законы конституцион-
ной архитектуры требуют, чтобы политические преобразования
осуществлялись в правильной последовательности. Начиная со
всеобщего избирательного права мы почти заведомо обрекаем
на хаос экономическую жизнь. Обнадеживает то, что недавно
редактор журнала Foreign Affairs поддержал эти аргументы, из
чего можно сделать вывод, что общая точка зрения на эту про-
блему меняется32
Не всегда признают, что Китай во многом повторил порядок
политических событий, разворачивавшихся в истории Западной
Европы: сначала авторитарный режим терпимо относится к тем
экономическим отношениям, которые способствуют процвета-
нию, и использует власть, чтобы охранять накапливаемые богат-
ства от организованного разграбления. С ростом богатства демо-
кратия расширяется. Ограничение демократических свобод может
идти на пользу экономическим свободам и правам собственности.
Демократия не беременность: страна может быть немного де-
мократичной. В нашем случае «немного» — это куда лучше, чем
«полностью». В любом случае людям мало пользы от права голо-
са, если они лишены права владеть собственностью. А когда права
собственности надежно защищены, право голоса увеличит сумму
человеческого счастья, но совсем не намного.
31 Fareed Zakaria, “Culture Is Destiny: A Conversation with Lee Kuan Yew,” Foreign
Affairs (March/April 1994), 108.
Fareed Zakaria, “The Rise of Illiberal Democracy,” Foreign Affairs (November/
December 1997), 22—43.
456
Часть XI. Новое начало
Собственность и (некоторый) прогресс
Всемирный банк в своих отчетах начал обсуждать права собствен-
ности, особенно в связи с экологическими проблемами. Так что со
времен моего выступления на собрании за ланчем имеется некий
прогресс. Сегодня все больше людей признают фундаментальную
роль прав собственности в развитии. Окрепло понимание того, что
экономическая эффективность зависит не от абстрактных «фак-
торов производства», а от политических структур, обеспечиваю-
щих защиту экономических свобод.
Не ранее чем в последнее десятилетие впервые была предпри-
нята попытка создать индекс экономической свободы, чтобы из-
мерять ее наличие или отсутствие во всех странах мира. Самый
значительный из подобных проектов был предпринят институтом
Фрейзера в Ванкувере, Британская Колумбия, а его результаты
были опубликованы в 1996 году под заголовком «Экономичес-
кая свобода в мире, 1975 — 1995». На реализацию проекта уш-
ло десять лет, а участие в нем принимали десятки экономистов,
в том числе три нобелевских лауреата (Милтон Фридмен, Гэри
Беккер и Дуглас Норт). К 1997 году, когда было опубликовано
приложение, в проекте участвовали уже 47 институтов со всего
мира. Индекс измерил экономическую свободу в 115 странах. Во
введении авторы написали: «В экономически свободном обще-
стве основная функция правительства состоит в защите частной
собственности и в обеспечении стабильной инфраструктуры для
системы добровольного обмена. Когда государству не удается за-
щитить частную собственность, когда оно изымает ее без полной
компенсации или устанавливает ограничения и проводит полити-
ку ограничения добровольного обмена, оно нарушает экономи-
ческую свободу своих граждан»33
Фонд «Наследие» и нью-йоркский «Фридом-Хаус» тоже
опубликовали индексы экономической свободы, используя не-
много другие критерии. Но наиболее подробное и исчерпываю-
щее исследование проведено институтом Фрейзера. Оно выявило
поразительную корреляцию между уровнем экономической сво-
боды в разных странах, с одной стороны, и темпами экономиче-
ского роста и доходом на душу населения — с другой. По уровню
экономической свободы на первое место вышел Гонконг, а на вто-
рое Сингапур, и обе страны оказались почти в самом верху списка
стран по размеру ВВП на душу населения. Внизу списка оказа-
33 J. Gwartney, R. Lawson, and W Block, Economic Freedom of the World,
1975 — 1995 (Vancouver Fraser Institute, 1996); а также см. опубликованный
в 1997 году Annual Report, by Gwartney and Lawson, а также В. T. Johnson
and T. P Sheehy, The Index of Economic Freedom (Washington, D. C.: Heritage
Foundation, 1995, 1996).
Глава 21. Китай, собственность и демократия
457
лись самые деспотические страны мира (Алжир, Хорватия, Си-
рия, Бурунди, Гаити), и они же оказались в числе самых бедных
стран. (Куба, Лаос и Северная Корея, занимающие нижние мес-
та в списке Фонда «Наследие», а также Сомали и Судан не были
охвачены исследованием института Фрейзера.)
Сегодня в умах экономистов и политиков достаточно прочно
утвердилось убеждение, что институциональная структура «ока-
зывает существенное влияние на эффективность и темпы эконо-
мического роста», как писал экономист Джералд Скалли54. Обще-
принятая точка зрения на эти проблемы изменилась так быстро,
что кажется поразительным, что исследование, стоящее за этим
утверждением, было опубликовано в журнале Journal of Political
Economy всего десять лет назад. Общества, написал Скалли, кото-
рые «опираются на частную собственность и доверяют распреде-
ление ресурсов рынкам, растут втрое быстрее» обществ, в которых
«эти свободы урезаны». «Насколько мне известно, это было пер-
вое эмпирическое подтверждение этой зависимости». Спустя год
рухнула Берлинская стена. Просто поразительно, что столь фун-
даментальная взаимосвязь между экономикой и политикой была
установлена только в последний год президентства Рейгана.
Внимательный читатель, возможно, заметил, что если сформу-
лированный ранее ключевой принцип верен, то приходится при-
знать: Китай совершил невозможное. Речь идет об утверждении,
что право предшествует экономике и что в отсутствие правильных
законов производительная хозяйственная деятельность маловеро-
ятна. Однако в Китае при начале реформ принцип верховенства
права определенно не действовал. До некоторой степени закон
приспосабливали к фактическому состоянию дел, в ответ на бла-
готворные последствия стихийно зародившегося экономического
развития. Если использовать нашу аналогию с бейсболом, перед
нами случай, когда правила игры были приспособлены к игре.
Именно на такое развитие событий давно рассчитывали такие
экономисты, как Фридрих Хайек и Армен Алчиан, а такие, как
Дуглас Норт, в конце концов отчаялись дождаться этого.
Однако представляется совершенно ясным, что случившееся
в Китае было исключением. Причины найти нетрудно. Одна из
них в том, что культурная революция породила анархию, позво-
лив фермерам принимать собственные решения без чрезмерного
34 Gerald W Scully, “The Institutional Framework and Economic Development,”
Journ al of Political Economy 96 (1988): 652, а также см. его следующую книгу:
Constitutional Environments and Economic Growth (Princeton, N. J.: Princeton
Univ. Press, 1992). См. также: Stephen Knack and Philip Keefer, “Institutions
and Economic Performance: Cross-Country Tests Using Alternative Institutional
Measures,” Economics and Politics 7 (November 1995), 207—227
458
Часть XI. Новое начало
вмешательства извне. Стремление приватизировать землю и об-
рабатывать ее силами своей семьи и ради своей семьи, стремление
брать обязательства и выполнять их, а не ронять престиж было на-
столько сильным, что вековые институты собственности и догово-
ра смогли утвердиться без поддержки со стороны государственной
власти и закона.
Но и с этим объяснением не все просто. Получается, что анар-
хия порождает эффективность, а в большинстве случаев это яв-
но не так. Миру известно множество примеров непродуктивной
анархии. Достаточно вспомнить об опыте Судана, Гаити и Со-
мали. В этих странах из институционального вакуума ничего хо-
рошего не возникло.
Очевидно, активного насаждения коммунизма хватило, что-
бы на 30 лет задавить в Китае почти всю хозяйственную деятель-
ность — достаточно вспомнить о миллионах убитых в ходе этого
эксперимента. Но когда система рухнула и большинство народа
перестало в нее верить, отсутствие верховенства права не стало
препятствием для невиданно быстрого экономического развития.
Не возникло потребности в понимании общего права или римско-
го права — и любой конкретной системы права.
Строго говоря, возник некий эквивалент частной собствен-
ности, и властям пришлось к этому приспособиться. Достаточно
взглянуть на фотографии строительных площадок Шанхая, где
в 1997 году работало 17% всех строительных кранов мира, чтобы
понять: этот грандиозный выброс энергии не произошел бы при
существовании угрозы того, что доходы будут экспроприирова-
ны государством и сложены в сундуки пекинского казначейства35
Несколько раз государство, пожалуй, могло бы себе позволить по-
добную шалость, но если это войдет в привычку, экономическая
деятельность остановится. Как ни называй систему, утвердившу-
юся в Китае, она не мешает людям создавать богатство.
В других странах, и в особенности в посткоммунистической
России, ничего подобного не было. Политикам этой страны тем
не менее было совершенно ясно, что для восстановления эконо-
мики необходимо вновь учредить частную собственность, даже
если не удастся провести изменения желательным образом. Стоит
только прочесть замечания Егора Гайдара, который во времена
35 Robert G. Kaiser, “China Rising. Is America Paying Attention?” Washington Post,
October26, 1997 Орвил Скелл написал в TheNation, что путь от аэропорта до
Шанхая « погружает тебя в один из американских школьных учебников 1930-х
годов, в которых хвастливо изображались футуристические пейзажи, запол-
ненные дымящими трубами, поездами, мчащимися к далеким горизонтам, над
которыми проносятся самолеты, и автомагистралями, проложенными в чаще
небоскребов». Orville Schell, “Twilight of the Titan China — The End of an Era, ”
The Nation, July 17/24, 1995, 84.
Глава 21. Китай, собственность и демократия
459
Горбачева был экономическим редактором журнала «Комму-
нист» и обозревателем газеты «Правда», а позднее министром
экономики у президента Бориса Ельцина: «Несмотря на все про-
исходившие в Европе войны и катастрофы, современная циви-
лизация стала возможной здесь потому, что европейские наро-
ды более десяти веков жили оседлой жизнью — здесь не знали
ни больших миграций, ни нашествий кочевых племен, зато была
длительная традиция передачи по наследству общественного по-
ложения, имущества и земельной собственности. Возникло и за
многие столетия окрепло наследственное право на землю. Евро-
па, обитаемая оседлыми народами, стала источником бессчетного
множества новшеств, заложивших основу ее цивилизации, давших
рост гигантскому подъему материального и духовного богатства
во второй половине этого тысячелетия. Воздействие этой куль-
туры ощущаешь физически, когда бродишь по университетским
городам Германии или Британии, где культурная почва никогда
не подвергалась полному уничтожению, а, напротив, усердно воз-
делывалась сменявшими друг друга поколениями»36
За последние десять лет российские официальные лица, ученые
и писатели произнесли немало подобных слов во славу частной
собственности. Собственно говоря, мало кто высказался об этом
с такой же проницательностью, как Гайдар, на самом Западе, где
если когда-то и понимали все это, то давно забыли. И тот факт,
что они были произнесены журналистом «Правды» и внуком ге-
роя Гражданской войны, является знаком поразительных пере-
мен, свидетелями которых мы были недавно. «Читая Адама Смита
и других западных экономистов, — пишет Дэвид Ремник, — Гай-
дар понял, что единственный путь к созданию сильного правового
порядка и процветающей экономики состоит в том, чтобы сделать
частную собственность, преданную анафеме при большевиках,
драгоценным сокровищем русского народа»37
Гайдар пробыл на посту министра экономики всего два го-
да. Магазины наполнились товарами, очереди исчезли, но гало-
пирующая инфляция и политические раздоры сделали его уход
неизбежным. Трудности, с которыми столкнулась Россия после
1991 года, показали, сколь велик бывает разрыв между умствен-
ным пониманием того, что нужно сделать, и реализацией этого
на практике. Русский опыт еще раз напоминает нам, что в поли-
тике важно не только делать правильные ходы, но еще и делать их
в верной последовательности.
36 David Remnick, Resurrection: The Struggle for a New Russia (New York: Random
House, 1997), 44-45.
Ibid., 45.
460
Часть XI. Новое начало
Можно тем не менее рассчитывать, что в скором времени Рос-
сия найдет «нормальный пуп», к которому стремился Гайдар.
В других частях мира огромные перемены происходили менее
бурно. Возможно, мы действи'ельно были свидетелями «фунда-
ментальной смены идей», описанной Дэниелом Ергиным и Джо -
зефом Станиславом в «Командных высотах», в результате ко-
торой идеи, «несомненно бывпие на периферии, быстро заняли
центральное место и теперь р ководят восстановлением эконо-
мических систем в разных час ях земного шара»38 От Британии
до Новой Зеландии, от Чехии до Перу и Чили приватизация стала
фактом во всем мире, и обрапть это развитие вспять не так-то
просто.
Мексика еще не оправилас от затянувшегося романа с соци-
ализмом, и в ней еще не утвердился принцип верховенства права.
К 1997 году реформа коллективистского сельского хозяйства еще
не вышла из стадии разговорот. «В Мексике, — написал Альваро
Варгас Ллоса, руководитель лондонского бюро газеты, — права
собственности, ключевого института для любого общества, вряд
ли могут быть осуществлены, юка не изменена статья 27 конс-
титуции, устанавливающая, что «народ» является собственником
всей земли. Объявленная рефсрма коллективных хозяйств, ejido,
не наделила крестьян правамисобственности»39
Американцы, сетующие на нелегальную иммиграцию в СТТТА
миллионов мексиканцев, вместо укрепления пограничной охраны
и строительства забора между \вумя странами могли бы заняться
ущербными институтами Мексики, которые порождают и бед-
ность, и массовую эмиграцию Подавляющее большинство этих
людей предпочли бы остаться у себя дома, но там невозможно
найти работу. Самая важная причина в том, что у них нет на-
дежных прав собственности н<г землю. Это концентрирует власть
в руках элиты, а страна остается в нищете. На выборах в законо-
дательное собрание в 1997 голу Мексика продвинулась к насто-
ящей демократии, и будет интересно посмотреть, удастся ли на-
конец преобразить страну. Нсболее всего мы должны надеяться
на то, чтобы правящие классыпришли к пониманию институци-
ональных корней собственныхгрудностей.
Происходящие в мире изменения позволяют надеяться, что
ждать осталось недолго. Стол?тний социалистический экспери-
мент завершен. В то же время лир начинает ценить преимущест-
ва, даваемые политическими иправовыми институтами, которые
США, к своей выгоде, унаследовали и хранили — правда, далеко
38 Daniel Yergin and Joseph Stanislaw, ~he Commanding Heights (New York: Simon
& Schuster, 1998).
Alvaro Vargas Llosa, “To Give Latiis Real Reform, Start with Property Rights,”
Wall Street Journal, January 3, 19S7
Глава 21. Китай, собственность и демократия
461
не в лучшем виде — на протяжении двухсот лет. Можно только
дивиться тому, что в XX веке, когда Америка достигла наиболь-
шего влияния на мир, ее правящие классы зачастую имели лишь
смутное представление о том, как действуют эти институты, так
что они не смогли ничего объяснить другим или передать их дру-
гим странам. Впрочем, мир и сам начал их заимствовать. Больше
всего обнадеживает то, что за восемь лет, прошедших со дня мое-
го выступления во Всемирном банке, интеллектуалы повсеместно
приблизились к пониманию того, что широко распространенное
и защищенное владение частной собственностью — непременное
условие процветания.
Предметно-именной
указатель
А
Абрамс Элиот 299
Август 102
Авторское право и законодатель-
ство о нем 12, 351, 353, 360—
361, 364-366
Агвилар Роберто 297, 299
Аграрная революция 125
Аграрная реформа 99—102. См.
тж главу 14
Адамишин А. Л. 204
Адлер Джонатан 412
Акерман Брюс 26,36
Алжир 306, 458
Али Мухаммед 315
Алчиан Армен 18, 395, 421 —
425,428,458
Аль-Альвани Таха 321 — 322
Аль-Газзали 322
Альенде Сальвадор 260 сн., 282 —
283, 285
Аль-Фаруки Исмаил 305
Американский институт права
34-35
Американский союз защиты
гражданских свобод 248—250
Амини Али 290—291
Анализ прав собственности 304,
342-343
Аналогия с бейсболом 43—46,
458
Аналогия с компьютером 207 —
208
Англия 107-128, 142-143,
148 сн.
Андерсон Мартин 408
Андерсон Норман 311
Андерсон Перри 87, 93 сн.
Анна, королева 122
Аппиан 101
Арабский мир 12, 305—327
Арабский социализм 303, 306
Арабский язык 305 сн.
Арафат Ясир 308, 455
Аристотель 30, 60, 88—91, 94,
171, 225
Аркрайт Ричард 174
Архитектура, отражение ею неза-
щищенности собственности 311
Атия Патрик 124, 399
Африка 32, 264-265, 386-391,
454
Ачесон Дин 253
Б
Баден Джон 376
Байден Джозеф 247—248
Барлоу Джон Перри 352, 361,
362 сн.
Барро Роберт Дж. 19, 453, 454
Бартлетт Брюс 417 сн.
Бартон Джон 325
Бастиа Фредерик 234—235, 236
Батт Исаак 339—340, 341, 344
Бауэр П. Т. 257
Бах И. С. 359
Беверидж Уильям 256
Беккария Чезаре 140
Беккер Гэри С. 44, 457
Белл Александр Грэхем 356 —357
Бельгия 329
Бентам Иеремия 139, 140, 154,
173, 235, 236, 355
Бентон Уильям 205
Бёрк Эдмунд 235
Бернье Франсуа 316 — 317
Бетховен 359
Бехдад Сохраб 322
Билль о правах 232, 234
Бинсвангер Ганс 392
Ближний Восток 320. См. тж:
отдельные страны; Арабский
мир; Ислам
Блэкстон Уильям 31, 33, 109,
139,151
Блэр Тони 329
Предметнно-именной указатель
463
Боба Джоунса Университет 246
Бовард Джеймс 405, 408, 250 сн.
Богатство 303
Боден Жан 60, 65
Бойко А. Н. 207
Бойл Джеймс 20
Болгария 288
Болдуин Джордж 292
Боливия 389
Большевики и большевистская ре-
волюция 189—192, 263
Бомон Г устав де 3 31
Бонне Раймонд 387
Борк Роберт 239, 247, 428
Ботсвана 388
Боулз Честер 280
Боултон Мэтью 357
Бразилия 269, 377, 391 —392
Брак 145, 171, 176, 178, 186
Брактон Генри 109—110, 112,
114
Брандейс Луис 239, 240
Брант П. А. 93
Бреннан Уильям 243 сн.
Британская империя 85
Бродель Фернан 17
Брохи А. К. 310
Брэдли Билл 381
Брэдфорд Дороти Мэй 61
Брэдфорд Уильям 58, 61, 62, 63,
64-65, 68, 226
Брюс Джон 300
Брюс Филипп 55
Бубер Мартин 75
Будущее, выигрыш в сравнении с
настоящим 27—28, 155, 164—
165, 202-204
Буковский В. К. 199, 200 сн.
203
Буффле Станислав де 355
Бухарин Н. И. 191
Буш Джордж ст. 378
Бьюкенен Джеймс 383
Бьюри Д. В. 163
Бэкон Фрэнсис 40
Бэрен Пол 262
В
Валовый внутренний продукт
(ВВП) 24,395,417
Ванниски Джуд 286
Вебб Сидней 165, 203
Вебер Макс 111, 119
Вей Цзиншен 451—452
Варгас Альваро 461
Великая хартия вольностей 235
Великобритания 12, 25, 133,
137, 262. См. тж: Англия;
Ирландия
Вергилий 27
Вероисповедания свобода 118 —
122,245
Верховный суд (США) 18, 34,
395, 397, 400, 402, 407, 415,
416
Видеомагнитофоны 366
Вильгельм III 342
Вильгельм Завоеватель 109
Виргинская компания 54
Виснер Джером 205
Виттфогель Карл 318
Власть 21, 22, 118
Военный коммунизм 191
Волни Константин-Франсуа 314,
315 сн., 323
Вольтер 125
Вордсворт Уильям 143
Восточная Германия 24, 288
Восточный деспотизм 318 — 319
Временные горизонты защищен-
ной частной собственности 69,
334-335, 343-344, 371 —
372
Всемирный банк 11, 17, 44, 267,
277, 280, 308, 386, 392, 457,
464
Всеобщая декларация прав чело-
века 241
Вуди Томас 204
Вудс Алан 272 — 273
Вудхэм-Смит Сесил 336
Вьетнам 254, 288—289, 300
464
Предметнно-именной указатель
г
Гаити 458, 459
Гай 86,94
Гайдар Е. Т. 459—461
Гана 390
Ганс Герберт Дж. 406
Гарфинкель Симеон 365
Гвартни Джеймс 76, 77 сн., 457
сн.
Гевара Че 282
Гейтс Билл 363
Геллер М. 167, 168 сн.
Гельвеций Клод 29, 30
Генеральное соглашение по та-
рифам и торговле (ГАТТ) 353,
365
Германия 119, 256
Гессен Роберт 199
Гиббон Эдвард 27,87
Гилмор Грант 399
Гиннейн Тимоти У 330
Глайден Джозеф 77
Гланвилл 109
Гоббс Томас 220, 232-233
Годвин Уильям 30, 131, 139,
143-149, 207
Голдсмит Оливер 333
Голдшмидт Эрнст 352
Голландия 25, 59, 61, 118, 119,
121 123
Гонконг 256, 308, 388, 450, 457
Гор Эл 32, 391
Горбачев М. С. 168, 202, 204
Горовиц Дэвид 80
Государственная собственность,
определение 41
Граждане Рима 103 — 104
Гражданские права. См. Права
Гражданские свободы 155
Гражданское общество 121
Гракх Гай 99—102
Гракх Тиберий 99 — 103
Графф Том 381
Грей Томас 36
Грэй Томас 353
Грехопадение (первородный
грех) 27, 30
Греция Древняя 88, 91, 91
Гудвин Ричард 282
Гуделл Грейс 294
Гуттериты 74—75
Гэй Питер 134
Гэлбрейт Джон Кеннет 276, 277
д
ДайсиА. В. 47, 113, 125
Даллес Аллен 206
Дана Чарльз 186
Данте 367
Дарвин Чарльз 163 — 164
Дарвинизм 164. См. тж: Соци-
ал-дарвинизм
Двенадцати таблиц закон 91 — 92
Дворкин Рональд 433, 434
Де ла Уорр, лорд 54
Де Сото Эрнандо 24, 43, 253,
265-272,274, 275,456
Дейвис Джон 112
Дейл Томас 54—57
Декларация независимости США
25, 234
Декларация прав человека 233
Деколонизация 264
Демократия 24, 277, 290, 300,
370, 395,444, 452, 451 сн.,
453,453-456
— определяющие ее институты
24, 452-453
Демсец Гарольд 70, 78
Деньги 191 — 192
— план большевиков по их отме-
не 191-192
Дефицит воды в Калифорнии
381-386
Джарвис К. С. 324, 326
Джастрем Рой У 345
Джевонс Стэнли 47
Джейкоб Джайлз 33
Джеймс Уильям 18
Джеймстаун (штат Виргиния)
53-57, 59
Джексон М. У 225
Джексон Роберт 232
Дженнингс Айвор 47
Джефферсон Томас 143, 173,
234, 246, 357, 359
Джолифф Дж. Е. А. 117
Джонсон Линдон Б. 287
Предметнно-именной указатель
465
Джонсон Сэмюель, доктор 133,
353, 444
Джонсон Хьюлетт 194
Джордж Генри 335
Джордж Герберт 231
Джукс Джон 256
Диггеры 134
Дизраэли Бенджамин 331
Диккенс Чарльз 345, 360
Диллон Дуглас 282
Дин Филлис 127
Директор Аарон 428
«Дисней Уорлд» 79
Диснейленд 79, 433—434
Дождевые леса 389—392
ДореР П. 278-279
Дуарте Хосе Наполеон 298 — 299
Дуглас Уильям 407—408
Дунган Ральф 282
Дункан-Джоунз Р П. 95
Дэвис Джон 338
Дэн Сяопин 445, 447
Дэниел Дорон 307, 308 сн.
Дюпон Пьер Сэмюель 234
Дюркгейм Эмиль 94
Е
Египет 87, 97, 276, 306, 307,
314-315, 318, 320
— до-римского периода 87—88
Ельцин Б. Н. 31, 168,207,460
Ергин Дэниел 22, 23 сн., 461
Ж
Жилищного строительства обще-
ственная полезность, как анало-
гия213 —216, 218-220
Жу Кейт Сяо 446—448
3
Заболоченные территории 415
Заир (бывший) 44
Загрязнение воздуха 77—79
Загрязнение окружающей среды
78 — 79. См.тж: Загрязнение
воздуха
Закон о защите авторских прав
364
Закон о защите интеллектуальной
собственности 359
Закон о защите пустынь (1994)
380
Закон о контроле за загрязнением
воды (1972) 415
Закон о чистоте воздуха 410
Закон об ирландской земле
(1870) 346
Закон об исчезающих видах 72,
378, 386,410-413
Законы о зонировании 402—405
Законы об огораживании 124—
125
Западная Германия 24
Западный берег 308, 326
Земельная реформа 254, 275—
300
Зимбабве 388, 389
и
Израиль 75, 307, 326
Или Ричард Т. 131, 166
Иммигранты 21
Империи 12
Имущественное право 35, 39
Индия 26, 262, 280
Индонезия 386, 390
Иностранная помощь 258—260,
261, 273, 281-283, 284, 290,
298, 300, 308
Институт Катона (США) 249
Институт Фрейзера (Канада) 457
Интеллектуальная собствен-
ность 12, 43, 125, 349-350,
351-367
Интернет 48, 366
Информационная эпоха 361 —
364
Информационный путь 363 — 364
Инфраструктура 12 — 13, 43,
258-259
Ирак 305, 306
Иран 254, 289-297, 305 сн.
Ирландия 12, 26, 303—304,
329-346
Ислам 119, 303, 319-323
Исламское право 310—311,
320-321
466
Предметнно-именной указатель
Испания 126
Истерлин Ричард 255, 264
Исчезающие животные 12, 77,
387 См. тж: Закон об исчеза-
ющих видах; Слоны
К
Казинз Норман 205
Камден, лорд 353
Капитал 12, 25, 260-261,
362 сн.
Капитализм 24, 111, 119, 152,
198,232,418
Капиталистическая экономика
38. См. тж: Экономика сво-
бодного рынка
Карвер Джон 58, 59
Карл II 121
Карлейль Томас 341
Карнеги Эндрю 237
Картер Джимми 298, 364
Картофельная гниль 329
Кастро Фидель 281 — 282
Католическая Церковь 21
Кауэлл Адриан 391 — 392
Кашмен Роберт 59—61
Кедури Эли 315
Кеймс, лорд 142
Кейнс Джон Мейнард 47, 135
сн., 147, 153, 162, 165, 201,
258
Келлепр Билл 206, 389
Кения 386,388
Кеннеди Джон Ф. 290, 291
Кеннеди Пол 17
Киберпространство 367
Кибуцы 75
Ким Ир Сен 197
Кинг Грегори 118, 123
Киндлбергер Чарльз 258
Китай 277, 27е), 384, 416, 443-
446
Клэр, лорд 386, 342, 343
Коббетт Уильям 179
Козински Алекс 244, 400
Козы и собственность 326—327
Койл Деннис Дж. 18, 403
Кок Эдвард 114
Коллективизация 444—446
Коллективизма определение 51
Колония в Плимуте 51, 57—65,
68,89, 182, 226
Кольбер Жан - Батист 317
КоммонсДжонР 19,20сн.
Коммунизм 20, 22, 23, 64, 91,
131, 155-157, 195, 277, 290,
300. См. тж: Китай; Куба;
СССР
Коммунистическая революция
444
Коммуны и жизнь в них 12, 27—
28, 68-81, 89, 178, 181 —
187, 189
Конгресс США 217-218, 236,
237
Кондорсе, маркиз де 147
Константин 119
Конституционное право 18
Конституция США 21, 234, 249,
355, 402. См. тж: отдельные
поправки
Контракта (договора) юридичес-
кая сила; институт 12—13, 38,
39, 86, 96, 120, 239, 264, 313,
395, 398-400,445
Конфискация имущества 248—
250, 250 сн.
Копигольд 113—114, 338
Коран 319—322
Коуз Рональд 359, 396, 425—
432,434-435,439
Коул Г. Д. X. 187
Кремниевая долина 364
Крепостные и крепостничество
32, 200-201
Криббет Джон 397
Кромптон Сэмюэль 356
Кроули Герберт 238, 238—239 сн.
Крук Джон 96, 98
Ксерокопирование 360 — 361
Куба 281-282, 284,458
Кузнец Саймон 255
Культурная революция 445, 446,
458
Кэллаган Джим 190 сн.
Кэннан Эдвин 148 сн.
Кэрнкросс Фрэнсис 390
Кэрью, лорд 56
Предметнно-именной указатель
467
л
Лабен Сюзанна 285
Лабин Изидор 281
Лаверне Леон де 345, 346
Ладежинский Вулф И. 277—281
Ладежинского тезис 279
Лайбкэп Гэри 392
Лангдон Джордж Д. 62, 64
Ланге Оскар 198
Ландее Дэвид С. 108, 126, 255
Ласлетт Питер 122
Латинская Америка 267, 268,
270, 274, 372. См. тжотде-
лъные страны
Лафайет, маркиз де 233
Лев XIII, Папа Римский 21
Леки Уильям 337, 338
Леман Брюс 365, 366
Ленин В. И. 30, 191-193, 202,
216,256
Лефф Артур 433, 434
Ли Артур 231
Ли Кван Ю 456
Либерия 390
Ливия 305,306,325
Лилиенталь Дэвид Е. 290—294,
297
Липпман Уолтер 200—201, 238
Липсет Сеймур Мартин 453
Литман Джессика 366
Ллойд Уильям Фостер 69
Локвуд Джордж 176, 184, 185
Локк Джон 17—18, 28 — 31,
119-120, 121-122, 231,
233, 234, 236
Лоренцо Юсиф де 322
Лоусон Ф. Г 40
Лукас Дж. Р 226
Льюис Бернард 306, 309, 311,
312
Лэмбтон Энн 292
м
Мавритания 305 сн.
Майер Энн Элизабет 310
Майорат 142—143
Макартур Дуглас 277—278
Мак-Куллох Д. Р 149, 315
Мак-Нил Уильям 17
Маколей Томас 173
Макфарлейн Алан 107, 111
Макферсон Исаак 357
Мальтузианство 148, 148 сн.
Мальтус Дэниел 147
Мальтус Томас Роберт 135, 137—
138, 139, 143-150, 175, 256,
303, 314, 332, 341
Мандевиль Бернард 134—135 сн.
Манифест Коммунистической
партии 17, 159, 160, 161, 168,
173, 234, 241
Мао Цзедун 197, 445, 447
Марий Гай 102
Маркби Уильям 37
Маркс Карл 13, 30, 42, 88, 111,
119, 124, 127, 143, 146, 152-
153, 157-162, 165, 167, 236,
240, 241, 256, 276, 316-318,
332, 335, 367,439
Мартино Гарриет 173
Маршалл Альфред 19, 140, 160—
165,167,207
Материализм 30
Мафсон Стивен 450
Махлуп Фриц 355
Международный валютный фонд
(МВФ) 11, 44
Мейтленд Фредерик У 108 —
110, 111, 115, 116, 117,423
Меклин Уильям 421
Мексика 57, 461
Меркантилистская система 126
— меркантилизм 125—126,
266-267
Метвин Юджин 268
Мизес Людвиг фон 190, 197, 198
Микелман Франк 433
Милль Джеймс 154, 175
Милль Джон Стюарт 146, 151 —
162, 167, 242, 333, 335, 337,
340, 341
Мильтон Джон 352
Мингей Г Е. 124
Миног Кеннет Р 211
Мокир Джоул 329, 330, 332 сн.,
333,334
Монастыри 74
468
Предметнно-именной указатель
Монтаньяры 70
Монтескье 88
Мор Томас 133
Моральная философия 12
Моральное стремление 27, SO-
81, 89, 219
Морисон Сэмюель Элиот 59, 62,
64
Мубарак Хосни 307
Мэдисон Джеймс 357
«Мейфлауэр» 59 —62 сл.
Мэн Генри 398
Мэнион Даниел 415
Мюрдаль Гюннар 257
н
Наджмабади Афсанех 291
Надстройка 13
Найз Перри 377
Найт Фрэнк 425—426
Намибия 388
Нарагхи Хашем 295
Население 31-32, 77, 147-148,
150, 264, 303, 306, 314, 331 —
333,384
Насерт Гамаль Абдель 307
Наследство 223
Национальная оборона 75—76
Национальное общество Одюбона
(США) 373-374
Некоммерческие организации,
стимулы 421—423, 425
Нельсон Роберт 404
Неоклассическая теория 45, 46
Непал 390
Неприкосновенность частной
жизни 21
Неру Джавахарлал 257, 262
Нефть 305, 306
Нидерланды 329
Никарагуа 299
Новая Зеландия 387
Новый человек, новый советский
человек 28, 202—206, 285
Норвегия 288
Нордхофф Чарльз 185
Норт Дуглас С. 44, 45—46, 423,
457, 458
Ньерере Джулиус 264
Ньютон Исаак 151
Нэнтон Роберт 58
О
О’Коннор Джеймс 339
О’Тул Рэндал 375, 377
Обмен 22, 135, 141, 191-192,
396, 399,431,439
Общее право Англии 85, 86,
112-118, 231, 341. См. тж:
Право
Общественная собственность, оп-
ределение 41
Общественные блага, определе-
ние 74
Общественный договор 121
Общность владения имуществом
133
Объединенные Арабские Эмираты
(ОАЭ) 255
Огилви Уильям 133
Окружающая среда 32, 323—
327, 349-350, 369-392,
410-416
Олсон Манкур 42, 273
Онейда, община 186
Организация Объединенных На-
ций (ООН) И, 44, 241, 253,
256
Оруэлл Джордж 223
Османская империя 312—319,
326
Остром Элинор 72
Оуэн Роберт 30, 74, 149, 168,
171-187, 207, 208
Оуэн Роберт Дейл 176 — 177,
180-182, 184
Оффер Джон 165
п
Пайпс Дэниел 320
Пайпс Ричард 18, 28, 189
Палестина 308
Панайоту Теодор 390
Парето Вильфредо 433
Парнелл Чарльз Стюарт 335
Пас Октавио 268
Пасселл Питер 381
Предметнно - именной указатель
469
Патай Рафаэль 323, 324 сн.
Патенты и патентное право 12,
125, 351, 353-354, 356-
357, 364-365
Паунд Роско 34, 35
Пауэлл Ричард Р Б. 35
Пауэлсон Джон 285
Пауэр Айлин 110
Пейли Уильям 141, 143, 144—
145
Пейн Томас 143, 144, 222, 242
Пекхем Руфус 237—238
Пендерграст Марк 354—355
Первая поправка 245, 246
Перси Джордж 53
Персия 305 сн.
Перу 43, 265-272, 276, 461
Петерсон Ивер 286
Пигу Артур С. 78, 428, 430, 437
Пилигримы. См.\ Колония в
Плимуте
Пиночет Аугусто 260 сн., 285,
300
Пинчот Джиффорд 376
Питт Уильям 145
Питт Уильям ст. 126
План Маршалла 255, 258—259
Планирование 22, 23, 190 сн.
191-198, 200-201, 256—
257, 261-264, 308
Плант Арнольд 359
Платон 65, 88—90
Племенной строй 57, 68—69,
264
Плеханов Г В. 30
Плутарх 96, 101
Познер Ричард 26, 429, 431 —
433,436-439
Покахонтас 55—56
Политика защиты прав человека
242-244
Политическая философия 12
Политическая экономия 13, 18,
19 сн., 136
— ее «законы» 128, 151 —152
— разграничение ее и политики
от Мальтуса до Сэя 136—138
Полк Уильям Р 325—326
Поллок Фредерик 115, 423
Поллот Марк 245
Португалия 126
Поттер (Вебб) Беатриса 165, 203
Поумрой Хью 403
Прав собственности разделение
36-37
Права21, 91, 113, 114, 116,
120, 211, 231-250, 305—
306, 309-310, 313, 318-319
— иерархия 211, 245—247
Права на рыбную ловлю 77—78
Права собственности как «об-
ласть» экономической науки
421
Право (закон):
— верховенство 13, 24, 112—
115, 125-126, 264, 323
— влияние экономической цен-
ности на 42—46, 125—126,
240, 364-365,458-459
— забытая роль 13, 24, 42—43,
44-45, 46, 128-129, 272,
273-274
— «замороженный» характер в
исламском мире 321 — 322
— интерес экономистов к 39 —
40, 43-44, 44
— интерес юристов к 39
— недооценка 47—48
— общее право в Англии 85, 86,
112-118, 231, 341,
436—437
— публичное и частное 40—41
— разграничение научного и по-
зитивного 152—153
— равенство перед 25, 37—39,
86, 103-105, 107, 112,
114-117, 118, 231,
398-399
— римское 85—86, 91 — 98,
110,113
— и экономическая теория 25—
26, 70-71, 425-439
Право государства принудительно
отчуждать частную собствен-
ность 12
Прайс-Джонс Дэвид 307
Природа человека 28, 28—30,
31, 51, 74, 89, 104, 120, 131,
470
Предметнно-именной указатель
153, 161, 162-164, 167,
175-176, 189, 207-208
Проблема безбилетника 51,
64-65, 67, 69, 73-74, 75,
76, 79-80, 189, 215, 228,
363,438
Прогресс, идея и доктрина 27 —
32, 143-144, 147, 154, 162,
163-164, 166-167
Промышленная революция 107 —
108, 122-128, 173, 255, 263,
312-313, 330, 356-357, 418
Просвещение 29, 32
Простерман Рой Л. 285—289,
297, 299
Процветание 22—23
Психология 12, 45
Прудон Пьер-Жозеф 18, 157,
160
Пустыни 12, 323—327
«Пучка прав» метафора 33, 36, 38
Пятая поправка 402. См. тж:
Принятие оговорки к Пятой
поправке
р
Рабин Ицхак 308
Рабушка Алвин 444
Рабы и рабство 86, 91, 92—93,
101, 104, 306, 314
Равенство перед законом. См.:
Право
Разделение собственности 171
Разделение труда 64—65, 135—
136
Райан Алан 222, 229
Райл Гилберт 225
Райт Джон Л. 325
Рапп Георг 74, 176-177, 183,
185
Раппиты 176-177, 179, 184-
185
Распределение благ 27, 65
Распределение богатства 153
Рассел Бертран 161, 163
«Расщепление собственности»
373
Редкость и интеллектуальные то-
вары 358—360
Рейган Рональд 248, 265, 298,
299
Рейснер Марк 381
Рейх Чарльз 243
Реконструкция городов 405—410
Ремник Дэвид 460
Ренквист Уильям 34, 249, 250
Репетто Роберт 390
Ригл Пегги 416 сн.
Ридли Мэтт 72
Рикардо Давид 135, 138, 151,
152, 160, 175, 242, 332 сн.
455
Рим, регулирование собственно-
сти в нем 97—98
Римляне 25, 41; глава 5
Римская империя 85
Римская революция 100—101
Римское право. См.: Право
Ричбург Кейт 454
Роббинс Лайонел 437
Робертс Е. Ф. 400, 401 сн., 407
Робертс Поль Крейг 273
Робертсон Ф. Дейл 378
Робинсон Джоан 262
Родинсон Максим 319
Розенталь А. М. 259 сн.
Ролз Джон 224, 225, 226-227
Рольф Джон 55—56, 57
Росон Элизабет 95—96
Россия 277, 459—460. См. тж:
СССР
РостоуУ У 262-263, 313
Рот Гэбриел 1
Роу Томас 56
Рубин Барри 292
Рузвельт Теодор 238
Рузвельт Франклин Д. 241
Русский марксизм 30
Руссо Жан-Жак 27, 134-135,
144
Рыночная экономика 197—198
Рэй Джон 123
Рэнд Айн 235 сн., 246
С
Садж Айк 410
Сазерленд, судья 403
Саид Эдвард 305, 306 сн.
Предметнно-именной указатель
471
Саймонс Генри 256—257
Сакс Джозеф Л. 401
Сальвадор 254, 268, 297—300
Саммит «Планета Земля»
(1992)369,378
Самуэльсон Пол 45, 78, 206
Саудовская Аравия 255, 306,
307,320
Сауелл Томас 196
Свифт Джонатан 336
Свобода (freedom, liberty) 20, 309
Свободные рынки, их возникно-
вение 120
Северная Корея 246, 458
Седжо Роджер 390
Семья 68, 166, 167, 228, 320,
446-447
Сенека 27
Сениор Нассау У 316,331
Сен-Симон Анри де 155
Сесил Роберт 338 сн.
Сиган Бернард 403 сн., 404, 410
Симмондс Уильям 56
Симмонс Сэмюель 352
Симпсон А. У Брайан 435
Симпсон С. Роутон 265
Сингапур 308
Синявский А. Д. 67
Сирия 305, 306, 323,458
Скалли Джералд 458
Скидельски Роберт 162
Скроуп К. П. 344, 346
Слоны 386—389
Служба национальных парков
379-380
Служба охраны лесов 375, 376—
379
Смит Адам 19, 42, 122, 123 сн.,
128, 131, 133-136, 139, 143,
151, 160, 255, 314, 330,423,
426,428,460
Снайдер Памела 373, 374 сн.
Собственность:
— и децентрализация 116—117
— определение 33 — 37
— государственное владение ею
41, 189-192, 369-374,
381-386
— три формы 41—42, 51
Солон 88
Солоу Роберт 19
Сомали 32,458, 459
Социал-дарвинизм 164, 443
Социализм и социалисты 23, 30—
31, 134, 155, 156, 189, 190,
191-192, 197-198, 203,
263,417
Союз во имя прогресса 283
Справедливость 25, 226—227
Справедливость и собственность
21-22, 51, 211-229, 431-
432
Спелман Генри 109
Спенсер Герберт 164, 443
Спунер Лисандер 351
Спутник 205
СССР (Советский Союз) 23, 31,
48, 67, 167-168, 171, 189-
208, 247, 263, 288, 369-370,
418,438
Сталин И. В. 197
Станислав Джозеф 22, 23 сн., 461
Стаханов А. Г 204
Стеффенс Линкольн 203
Стивен Лесли 144
Стивенс, судья 249
Стивенсон Гленн 72
Стиглер Джордж 152, 426, 429
Сток Ричард 285
Стоун Харлан Фиск 240
С тратт Джедидия 174
Строссен Надин 249—250
Строуп Ричард Л. 76, 370,412
Стюарт Джеймс 137
Стюарт Поттер 249—250
Судан 32, 306,458,459
Сэй Жан-Батист 136—137, 151
Сэндис Эдвин 56, 59
т
Тагуэлл Рексфорд 277
Тайвань 259, 277, 278, 281,
308, 450
Такер Уильям 407, 409
Таллок Гордон 383, 384
Тауссиг Фрэнк 166 — 167
Тацит 97
Твен Марк 356
472
Предметнно-именной указатель
Тейлор Фред М. 198
Тейлор Харриет 153, 157, 160
Теккерей Уильям М. 331, 360
Теорема Коуза 426—430
Технология, как решение пробле-
мы безбилетника 74—76
Тиберий 102
Тизенхузен Уильям 299
Тиррелл Джеймс 121, 122
Титулование и регистрация 267—
270, 280-281, 286-287,
291-292, 306
Тойнби Арнольд 17, 127, 307,
313
Токвиль Алексис де 107
Томас Кларенс 247—248
Торговля квотами на загрязнение
воздуха 7 7
Торговые марки и коммерческие
тайны 354—355
Трагедия общинных выгонов 51,
71-73, 264
Транзакционные издержки 430—
432,437-438
Третий мир 259, 264, 268, 297,
386, 454. См. тж. отдельные
страны
Третья поправка 232
Троллоп Энтони 331
Троцкий Л. Д. 20, 171, 189, 200,
202,244
Труд:
— как фактор производства 151,
260-261
— как обоснование частной
собственности 17—18, 121 —
122
— особые условия, необходимые
для наличия труда без частной
собственности 74—75, 176—
177, 185-186
— разделение 64—65, 135—136
— редкость (недостаток), в
отсутствие частной собствен-
ности 28, 55—56, 62—63,
65, 68, 89-90, 146-147,
149, 149-150, 181-183,
199-202, 205, 323
Трудовая теория ценности 152
Трумэн Гарри С. 259
Туроу Лестер 110—111
Турция 316, 320
Тхиеу Нгуен Ван 285, 288
Тюрго А. Р 136, 151
Тяньаньмэнь площадь 448
У
Уатт Джеймс (изобретатель) 128,
356
Уатт Джеймс (министр) 370
Уилсон Джеймс К. 22
Уилсон Джордж 295
Уилсон Пит 382
Уилсон Эдвард 0.411
Уинстэнли Джерард 134
Уитни Эли 357
Ульпиан 97
Университеты, частные 246
Уолдер Эндрю Г 446
Уолдрон Джереми 158
Уоллес Грэхем 166, 168
Уорд Барбара 277
Уррутиа Мануэль 281
Уэйд Джон 69
Уэрт Тим 375
Уэстон Томас 59—60
ф
Фабианцы 167, 256
Факторы производства 260
Фахд, король 307
Федеральный бюджет
— сравнение с «общинными вы-
гонами» 216—218
Феодализм 108 — 111, 120
«Феодальный» 275, 397 сл.
Фергюсон Адам 139
Фешбах Мюррей 369, 370 сн.
Филбрик Фрэнсис 397
Филмер Роберт 121
Финли Мозес 94—95
Флю Энтони 226, 241
Фогель Роберт У 45
Фокс Дж. 343
Фокс Томас 288
Фома Аквинский 27, 220, 221
Фонд «Наследие» (США) 457
Предметнно-именной указатель
473
Фонд защиты окружающей среды
384-385
Франк Тенни 102
Франкфуртер Феликс 239, 427
Французская революция 27—28,
30, 134, 137, 313, 355
Фрей Эдуардо 282—284
Фрейзер Джеймс Б. 315
Френдли Альфред мл. 369, 370 сн.
Фридмен Дэвид 426
Фридмен Милтон 19, 44, 249,
417,426,429,457
Фримен Чарльз У мл. 452
Фрэнкс Оливер 256
Фулбрайт Дж. Уильям 258
Фурье Шарль 155, 158, 178, 186
Фухимори Альберто 270
Фюстель де Куланж Нюма 93—95
X
Хайек Фридрих 194, 200, 201,
225, 359,448,459
Хайнц Джек 293
Хаксли Джулиан 203
Хаксли Т. 360—361
Халлам Клиффорд 311
Хальдун Ибн 324—325
Хаммонд Барбара 124
Хаммонд Дж. Л. 124
Ханна Милад 307
Харгревс Джеймс 356
Хардин Гарлетт 32, 51, 70—72,
220,412
Харлан Джон 400
Харрисон Джон Ф. К. 174
Хартуэлл Макс 127
Хауитт Ричард 386
Хейлбронер Роберт ПО, 111 сн.,
198,205
Хеймор Ральф 55
Хейне Пол 438
Хиллкуит Моррис 180
Хиршман Альберт О. 258, 260,
261 сн.
Ходжсон Маршалл 313
Холмс Оливер Уэнделл 237 — 238,
402
Хомейни Рухолла 292, 297
Хонэр Тони 33, 38
Хорвитц Мортон 237, 426, 433
Хоун Уильям 179
Хоурани Альберт 312
Хохфелд Уэсли Ньюкомб 35—36
Христиани Альфредо 300
ХрущевН. С. 204, 205, 418
Хуглунд Эрик 292
Хук Сидни 240
Хьюз Чарльз Эванс 239
Хьюлетт и Паккард 7 9
Хэзлит Уильям 143
Хэллам Генри 107, 115-116, 118
ц
Цезарь Гай Юлий 87, 102
Централизованное планирование.
См. Планирование
Цзян Цзэминь 450
Цифровая революция 361 — 363
Цицерон 30, 94, 95, 96, ЮЗ-
105
ч
Частная собственность:
-имир 21-22, 57, 141
— выгодна бедным 21, 145, 274
«Частная собственность», ис-
пользование выражения 139,
158, 206-207
Чейз Олстон 371
Человеческий капитал 286, 362
сн.
Чен Йицзи 447
Чен Стивен 19, 428
Честертон Г К. 274
Четвертая поправка 232
Четырнадцатая поправка 239,
243, 400
Чили 254, 259, 282-285, 300,
372,452-453
Чончоль Жак 282 — 284
ш
Шаплен Роберт 288
Шариат. См.\ Исламское право
Шафаревич И. Р. 178
Шафтсбери, граф 121
Шах Ирана 290-297
474
Предметнно-именной указатель
Шахт Джозеф 311
Швейцария 357
Шекеры 186
Шекспир Уильям 352, 367
Шинуел Эмануэл 190
Шиплер Дэвид 196
Шлезингер Артур 282
Шнейдер Роберт 392
Шотландия 177, 329
Шоу Джейн 373
Шоу Джордж Бернард 31, 152,
166, 203
Шоукросс Уильям 289
Шпенглер Освальд 17
Шумпетер Иозеф 234
ШэттерА. П. 203, 204 сн.
э
Эберстат Николас 259 сн., 260
Эдисон Томас 357
Эйзенштейн Элизабет 352
Эйснер Майкл 433
Экономика как гидравлическая
машина 47—48
Экономика свободного рынка 38,
223, 228, 303, 424. См. тж.
Капиталистическая экономика
Экономисты 39, 41—46, 127,
131, 257-261, 345, 362
Экономическая теория, опреде-
ление 42
Экономические права 18 — 19,
240-241
— не заслуживают конституци-
онной защиты 18—19, 240—
241, 243-244
Экономический анализ 12—13,
38, 89-90
Экстерналии 78 — 79
Элликсон Роберт 38, 73
Элон Амос 75
Энгельс Фридрих 13, 159, 173,
241, 316-318, 324, 332, 335
Эндрюс Мэтью Пейдж 56
Эндрюс Сесил 370
Эпштейн Ричард 38,41, 247—248
Эразм Чарльз 181
Эрлих Пол Р 411
Эрроу Кеннет 422 сн.
Этнические различия 26
Эттли Клемент 190 сн.
Эфиопия 32
Эффективность 26, 46, 125, 396,
438-439
— определение 433—434
Эчеверия Джон 249
ю
Южная Африка 389
Южная Корея 246, 256, 259,
277, 278, 281, 308,452
Южный Вьетнам 285—289
Юм Давид 31, 134-135, 147,
160, 222-223
Юристы 364
Юстиниан, римский император
34, 39, 85, 92, 93, 98, 151,
412
Яков I 53, 58
Яков II 342
Янг Артур 333, 343 — 344
Япония 24, 256, 275, 277, 278-
279
А
Apple Computers 367
F
Freedom House 253
I
IBM 367
L
laissez faire 126—127, 262, 345,
399
M
Microsoft 362, 365
Том БЕТЕЛА
СОБСТВЕННОСТЬ И ПРОЦВЕТАНИЕ
Редактор Т Данилова
Корректор М. Чуланова
Дизайнер Е. Тулупова
Верстка Д. Зотов
Подписано в печать 01.11.2007 Формат 60x90 */16.
Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Объем 30,0 печ. л. Тираж 2500 экз. Заказ № 2201.
АНО «Институт распространения информации
по социальным и экономическим наукам»
Москва, Бизнес-парк «Румянцеве»
тел./факс (495) 739-71-75, 739-71-74
www.irisen.ru ; info@irisen.ru
Отпеуртано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
ВЫШЛИ В СВЕТ
Котликофф Л., Бёрнс С.
Пенсионная система перед бурей
Серия «Экономика»
В этой книге исследуются глубокие структурные пороки современных
систем пенсионного обеспечения, действующих в развитых странах. Тща-
тельно анализируя эту проблему на примере США, авторы показыва-
ют, что в одаой лишь этой стране фискальный разрыв — разница между
планируемыми расходами и доходами государства — превышает 51 трлн
долл. Это грозит вызвать не только трудности в обеспечении престарелым
достойного существования, но и тяжелейший кризис всей международ-
ной финансовой системы, который затронет все страны без исключения.
Авторы предлагают набор политических мер, позволяющих если не пре-
дотвратить грядущую бурю, то, по крайней мере, смягчить ее удар.
Доминик Арментано
Антитраст против конкуренции
Серия «Экономика»
Автор книги — принципиальный противник антимонопольного регулиро-
вания. Он убедительно показывает несостоятельность основных постулатов
неоклассической теории монополии и конкуренции и на основании этого
анализа делает вывод об ошибочности базовых предпосылок антимоно-
польного регулирования в целом. Основная мысль, которую отстаивает
автор, революционна по своей сути: антимонопольное регулирование — это
проявление интервенционистской власти государства, используемой час-
тными компаниями в собственных интересах и во вред обществу, а моно-
полистические злоупотребления неразрывно связаны с государственным
вмешательством в производство и товарный обмен. Государство — единс-
твенный источник монопольной власти и связанных с нею проблем, ут-
верждают профессор Арментано и его единомышленники.
Олаф Герземанн
Ковбойский капитализм
Серия «Экономика»
В книге немецкого исследователя проводится сопоставление американской
модели «ковбойского» капитализма и европейской модели «уютного капи-
тализма» . Первая модель в большей степени полагается на использование
рыночных сил; вторая — на государственную регламентацию различных
сторон экономической и социальной жизни в целях достижения большей
«социальной справедливости». Сравнение оказывается не в пользу евро-
пейской модели, причем не только по показателям, характеризующим эко-
номический рост и эффективность, но и по степени социальной защищен-
ности граждан. Основной вывод состоит в том, что европейская модель,
основанная на жесткой регламентации экономической жизни, оказывается
гораздо менее конкурентоспособной в современном мире.