Москва 2007
 ТЕИЧШТВША
 КНИЖНЫЙ КЛУБ

Москва 2007
 ТЕРМЕЗ TERRA
 КНИЖНЫЙ КЛУБ

УДК 82/89
ББК 84(0)
Т93
 Иллюстрации художника
Н. У шина
 Оформление художника
О. Скочко
 Тексты печатаются по изданию: М.; Л.: Academia, 1929—1939
 Тысяча и одна ночь: Собрание сказок: В 8 т. Т. 7 /
Т93 Перевод и комментарии М. Салье, под редакцией
акад. И. Крачковского. — М: ТЕРРА—Книжный
клуб, 2007. — 624 с.: ил.
 ISBN 978-5-275-01585-0 (т. 7)
 ISBN 978-5-275-01587-4
 Обреченная на казнь дочь визиря Шахразада рассказывает в
течение 1001 ночи правителю Шахрияру увлекательные сказки.
Великие царедворцы и бедные носильщики, уродливые горбуньи
и юные прелестницы, фантастические духи и гурии населяют их
удивительный и прекрасный мир, мир «Тысячи и одной ночи».
 В седьмой том Собрания сказок вошли ночи 719—870.
 УДК 82/89
ББК 84(0)
 ISBN 978-5-275-01585-0 (т. 7)
ISBN 978-5-275-01587-4
 © ТЕРРА—Книжный клуб, 2007

■" .'Fa
 Mi
 /I
 r J / й
 .4< I
 ,1
 АССКАЗЫВАЮТ также, о счастливый царь, что был в городе
Ширазе великий царь по имени
ас-Сейф-аль-Азам-Шах, и велики стали годы его, и не был он
наделен сыном. И собрал он врачей и лекарей и сказал им: —
мои годы стали велики, и вы знаете, каково мое состояние и состояние царства и его
устроение. Я боюсь за участь подданных после меня, и
до сих пор не досталось мне сына. — Мы изготовим
тебе что-нибудь из зельев, в чем будет польза, если захочет Аллах великий, — сказали лекари, и они изготовили для него нечто, и царь употребил это, а затем он
пал на свою жену, и она понесла по изволению Аллаха
великого, который говорит вещи: — будь! — и она возникает. И когда исполнились ее месяцы, она родила дитя
мужеского пола, подобное луне, и царь назвал его Ар-
деширом, и мальчик рос и развивался и изучал богословие и светские науки, пока не стало ему пятнад-
 7

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТАЯ НОЧЬ
 цать лет жизни. А был в Ираке царь по имени царь Абд-
аль-Кадир, и была у него дочь, подобная восходящей
луне, и звали ее Хайят-ан-Нуфус. И она ненавидела мужчин, и никто не отваживался упоминать о мужчинах в ее
присутствии, и сватались к ней у ее отца владыки-Хос-
рои, и говорил с нею ее отец, но девушка отвечала: — я
не сделаю этого никогда, а если ты меня к этому принудишь, я убью себя. — И услышал царевич Ардешир
молву о ней и осведомил об этом своего отца, и посмотрел царь на его состояние и пожалел его и стал каждый
день обещать ему, что он на ней женится. А затем он послал своего везиря к отцу девушки, чтобы к ней посвататься, но тот отказал, и когда везирь вернулся от царя
Абд-аль-Кадира и рассказал, что у него с ним случилось,
и осведомил царя Шираза о неисполнении его нужды,
царю стало из-за этого тяжело, и он разгневался великим
гневом и воскликнул: — разве подобный мне посылает к
кому-нибудь из царей с нуждой, и тот ее не исполняет! — И он велел глашатаю кричать в войсках, чтобы выставили палатки и делали многие приготовления, хотя
бы пришлось занять денег на расходы, и воскликнул: —
я не вернусь, пока не разрушу земель Абд-аль-Кадира, не
перебью его людей, не сотру его следов и не захвачу его
имущества!
 И когда дошла весть об этом до сына его Ардешира, он
поднялся с постели и вошел к своему отцу — царю и, поцеловав перед ним землю, сказал ему: — о царь величайший, не затрудняй себя ничем из этого... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ ДВАДЦАТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда до царевича дошла весть об этом, он вошел к свое¬
 8

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 му отцу — царю и, поцеловав перед ним землю, сказал
ему: — о царь величайший, не затрудняй себя ничем из
этого, не собирай этих богатырей и воинов и не расходуй
твоих денег. Ты сильнее его, и когда ты соберешь против
него это войско, которое с тобою, ты разрушишь его землю и страну, убьешь его мужей и богатырей и захватишь
его достояние, и он тоже будет убит, и дойдет до его дочери весть об этом и о том, что досталось из-за тебя ее
отцу и другим, и она убьет себя, а я умру из-за нее и никогда не буду жить после нее. — Каков же будет твой замысел, о дитя мое? — спросил тогда царь, и Ардешир ответил: — я отправлюсь за тем, что мне нужно, сам и оденусь в одежду купцов и ухитрюсь добраться до девушки,
и посмотрю как удовлетворить мою нужду в ней. — Ты
избрал этот замысел? — спросил его отец, и царевич ответил: — да, о батюшка, — и тогда царь позвал везиря и
сказал ему: — поезжай с моим сыном, плодом моего сердца, и помогай ему в его намерениях и береги его и направляй твоим верным мнением. Ты будешь с ним вместо меня. — И везирь отвечал: — слушаю и повинуюсь! — а потом царь дал своему сыну триста тысяч
динаров золотом и дал ему яхонтов, драгоценных камней, золотых изделий, товаров и сокровищ и того, что
с этим сходно, и после того юноша вошел к своей матери и поцеловал ей руки и попросил ее помолиться, и
она помолилась за него и тотчас поднялась и, открыв
свою казну, вынула для сына сокровища, ожерелья,
изделия из золота, одежды, редкости и все то, что сохранялось со времени прежних царей и чего не уравновесить деньгами. И царевич взял с собой из невольников, слуг и животных все, что бывает нужно в пути,
со всем прочим, и принял обличье купца, вместе с ве-
зирем и теми, кто был с ними, и простился с родителями, родными и близкими, и они поехали, пересекая
пустыни и степи в часы ночи и дня. И когда продлилась
для юноши дорога, он произнес такие стихи:
 9

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТАЯ НОЧЬ
 Влюблен и тоскую я, и боль моя все сильней,
 И нет против злой судьбы мне ныне помощника.
 Плеяды я стерегу, взойдут лишь, и ас-Симак,
 Как будто от крайней страсти стал богомольцем я.
 За утренней я звездой слежу, а как явится,
 Бросаюсь блуждать в тоске, и страсть лишь сильней моя.
 Я — вами клянусь! — любовь на ненависть не сменил,
 И вечно не спит мой глаз, и страстью охвачен я.
 Мне трудно желанного достигнуть, я изнурен,
 И мало терпения без вас и помощников.
 Я все же терплю, пока Аллах не сведет с тобой,
 И ввергнет тем в горести врагов и завистников.
 А когда он окончил свои стихи, его не надолго покрыло беспамятство, и везирь побрызгал на него розовой водой, и когда Ардешир очнулся, сказал ему: — о
царевич, укрепи свою душу — за стойкостью следует
облегчение — и вот ты идешь к тому, чего хочешь! —
И везирь до тех пор уговаривал царевича и утешал его,
пока не успокоил его волнения, и они ускорили ход, и
когда показался путь царевичу долгим, он вспомнил
любимую и произнес такие стихи:
 Продлен отдаленья срок, тоска и любовь сильна,
 И сердце мое горит в огне пламенеющем.
 Седа голова моя — так сильно испытан я
Любовью, и слезы глаз струею текут теперь.
 Тебе, о мечта моя, желаний моих предел,
 Клянусь я творцом вещей — среди них и листок
 и ветвь, —
 Я страстью обременен к тебе, о мечта моя, —
 Которую вынести не могут влюбленные.
 Вы ночь обо мне спросите — ночь вам поведает,
Смежались ли веки глаз дремотой в часы ночей.
 А окончив говорить стихи, он заплакал сильным
плачем и стал жаловаться на великую страсть, кото-
 10

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 рую он испытывает, и начал везирь его уговаривать и
утешать и обещал ему достижение желаемого. И они
проехали немного дней и приблизились к Белому городу после восхода солнца, и тогда везирь сказал царевичу: — радуйся, о царевич, полному благу и посмотри на этот Белый город, к которому ты направляешься, — и царевич обрадовался сильной радостью и
произнес такие стихи:
 О други мои, влюблен я сердцем, безумен я,
 Любовь продолжается, и вечно со мною страсть.
 Как друга утративший, не спящий, рыдаю я,
 Когда опустилась ночь, нет милостивых в любви.
 А если подуют ветры, с вашей земли несясь,
 Прохладу я чувствую, на душу сходящую.
 И веки мои текут, как тучи, дождь льющие,
 И в море излитых слез душа моя плавает.
 А достигнув Белого города, они вошли и спросили,
где хан купцов и квартал денежных людей, и когда их
провели к хану, они поселились там и взяли для себя
три амбара и, получив ключи, открыли амбары и внесли туда свои товары и вещи. И они оставались в хане,
пока не отдохнули, а потом везирь стал придумывать,
как ухитриться в деле царевича... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ двадцать ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
везирь и царевич, поселившись в хане, внесли свои товары в амбары и посадили там своих слуг и жили в
хане, пока не отдохнули, и потом везирь стал придумывать, как ухитриться в деле царевича, и сказал ему: —
мне кое-что пришло на ум, и я думаю, что в этом будет
 И

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 для тебя благо, если захочет Аллах великий. — О ве-
зирь благого разумения, делай то, что пришло тебе на
ум, да направит Аллах твое мнение! — ответил царевич, и везирь сказал: — я хочу нанять для тебя лавку на
рынке торговцев материей, и ты будешь там сидеть.
Всякому — и знатному и простому — нужен рынок, и
я думаю, что когда ты сядешь в лавке и люди взглянут
на тебя глазами, сердца склонятся к тебе, и ты станешь
сильней для достижения желаемого. Ибо образ твой
красив, и умы склонятся к тебе, и возвеселятся из-за
тебя глаза. — Делай то, что ты избираешь и хочешь, —
сказал царевич, и везирь тотчас же поднялся и надел
свое самое роскошное платье, и царевич тоже, и взял за
пазуху кошель, где была тысяча динаров, и затем они
вышли в поле и пошли по городу. И люди смотрели на
них и были ошеломлены красотой царевича и говорили: — слава тому, кто сотворил этого юношу из ничтожной воды! Благословен Аллах, лучший из творцов. — И умножались разговоры о юноше, и люди говорили: — это не человек, это не кто иной, как вышний
ангел, — а некоторые люди говорили: — разве отвлекся Ридван, хранитель рая, от райских ворот, и вышел из них этот юноша? — И люди следовали за ними
на рынок материй, пока они не дошли туда и не остановились, и тогда подошел к ним старец, внушавший
почтение и полный достоинства, и приветствовал их, и
когда они ответили на приветствие, он спросил: — о
господа, есть ли у вас какая-нибудь нужда, которую
мы будем иметь честь исполнить? — А кто ты будешь, о
старец, — спросил везирь, и старец ответил: — я надзиратель рынка, — и тогда везирь сказал: — знай, о
старец, что этот юноша — мой сын, и я желаю взять
для него лавку на этом рынке, чтобы он сидел там и
учился продавать и покупать, и брать, и отдавать, и усвоил бы свойства купцов. — И надзиратель отвечал: —
 12

слушаю и повинуюсь! — А потом в тот же час и минуту он принес им ключи от одной из лавок и приказал
посредникам ее вымести, и те вымели лавку и почистили ее, а везирь послал принести для лавки высокое
 13

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 кресло, набитое перьями страусов, на котором лежал
маленький молитвенный коврик, обшитый вокруг червонным золотом, и принес также подушку, и принес
столько товаров и материй из тех, которые прибыли с
ним, что они наполнили лавку. И когда настал следующий день, юноша пришел и отпер лавку и сел на кресло и поставил перед собой двух невольников, одетых в
лучшие одежды, а в глубине лавки он поставил двух
рабов из прекраснейших абиссинцев. А везирь наказал юноше скрывать свою тайну от людей, чтобы найти этим помощь для исполнения своих нужд, и затем
он оставил его и отправился в амбары, наказав юноше,
чтобы он осведомлял его обо всем, что будет происходить в лавке, день за днем. И юноша стал сидеть в лавке, подобный луне в ее полноте, и люди прослышали о
нем и об его красоте, и заходили к нему без нужды, и
приходили на рынок, чтобы посмотреть на его красоту
и прелесть и стройность его стана, и прославляли Аллаха великого, который сотворил его и соразмерил, и
никто не мог пройти по этому рынку из-за чрезмерного скопления людей перед юношей. А царевич осматривался направо и налево, не зная, что ему делать из-
за людей, которые были им ошеломлены, и надеялся,
что завяжет дружбу с кем-нибудь из приближенных к
правлению, и, может быть, это приведет к упоминанию о царской дочери, но не находил к этому пути, и
его грудь стеснилась, а везирь каждый день обнадеживал его, что он добьется желаемого.
 И царевич провел таким образом очень долгий
срок, и когда в один из дней он сидел в лавке, вдруг подошла женщина-старуха, чинная, почтенная и достойная, одетая в одежды праведности, и за нею шли две
невольницы, подобные паре лун. И она остановилась
возле лавки и некоторое время смотрела на юношу, а
затем воскликнула: — слава тому, кто сотворил это яв¬
 14

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 ление и завершил это творение! — И она пожелала
юноше мира, и тот возвратил ей приветствие и посадил ее рядом с собою, и старуха спросила: — из какой
ты страны, о прекрасный лицом? — и царевич ответил: — я из краев индийских, о матушка, и пришел в
этот город, чтобы развлечься. — Да будешь ты почтен
среди приходящих! — воскликнула старуха, и затем
она спросила: — какие есть у тебя товары, вещи и материи? Покажи мне что-нибудь красивое, подходящее
для царей. — И, услышав ее слова, юноша спросил
ее: — ты хочешь красивого? Я покажу его тебе. У меня
есть все вещи, подходящие для их обладателей. —
О дитя мое, — сказала старуха, — я хочу что-нибудь
дорогое ценой и красивое видом — самое высокое,
что у тебя есть, — и юноша воскликнул: — ты непременно должна меня осведомить, для кого ты требуешь
товар, чтобы я тебе показал вещь по сану покупателя! —
Твоя правда, о дитя мое, — сказала старуха. — Я хочу
чего-нибудь для моей госпожи Хайят-ан-Нуфус, дочери царя Абд-аль-Кадира, владыки этой земли и царя
этой страны, — и когда царевич услышал слова старухи, его ум взлетел от радости, и сердце его затрепетало. Он протянул руку назад, не приказывая ни рабам,
ни невольникам, и, достав кошелок с сотнею динаров,
дал его старухе и сказал: — этот кошелек тебе на стирку одежды, — а затем он протянул руку к узлу, вынул
из него платье, стоящее десять тысяч динаров или
больше, и сказал: — это часть того, что я привез в
вашу землю. — И когда старуха увидела платье, оно ей
понравилось, и она спросила: — за сколько это платье,
о совершенный качествами? — и царевич ответил: —
бесплатно, — и старуха поблагодарила его и повторила вопрос, и царевич воскликнул: — клянусь Аллахом,
я не возьму за него платы! Это — подарок тебе от
меня, если царевна его не примет, и оно будет тебе от
 15

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 меня в знак гостеприимства. Слава Аллаху, который
свел меня с тобою! Если мне когда-нибудь что-нибудь
понадобится, я найду в тебе помощницу, чтобы это исполнить. — И старуха удивилась этим прекрасным
словам и великой щедрости царевича и большому его
вежеству и спросила его: — как твое имя, о господин? —
и царевич ответил: — Ардешир, — и старуха воскликнула: — клянусь Аллахом, это имя диковинное, которым называют детей царских, а ты в обличьи сыновей
купцов! — Из любви ко мне назвал меня мой родитель
этим именем, и имя ни на что не указывает, — ответил
царевич, и старуха удивилась ему и сказала: — о сынок, возьми плату за твой товар, — но царевич поклялся, что ничего не возьмет, и тогда старуха сказала: — о
мой любимый, знай, что правда — самая великая
вещь, и эти милости, которые ты мне оказываешь, —
не иначе как из-за дела. Дай же мне узнать твое дело и
тайные твои мысли — может быть, у тебя есть нужда,
и я помогу тебе ее исполнить. — И тогда царевич положил свою руку в руку старухи, и взял с нее обет
скрывать тайну, и поведал ей всю свою историю, и
рассказал о своей любви к царевне и о том, что с ним
из-за нее происходит, и старуха покачала головой и
сказала: — вот она — правда! Но только, о дитя мое,
сказали разумные в ходячей пословице: — если хочешь, чтобы тебя не слушались, проси того, что невозможно. — Твое имя, о дитя мое, — купец, и будь у
тебя ключи от волшебных кладов, тебя бы не называли
иначе, как купцом. Если ты хочешь достичь ступени
выше, чем твоя ступень, проси дочери кади или дочери
эмира; почему, о дитя мое, ты просишь только дочери
царя времени и века? Она девушка невинная, девственная, которая ничего не знает о мирских делах и в
жизни не видела ничего, кроме дворца, где она находится, но, при малых своих годах, она умная, разум¬
 16

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 ная, острая, понятливая, с превосходным разумом,
благими поступками и проницательным мнением. Ее
отцу досталась только она, и она для него дороже
души. Он каждый день приходит к ней и желает ей
доброго утра, и все, кто есть во дворце, ее боятся. Не
думай же, о дитя мое, что кто-нибудь может заговорить с ней о чем-нибудь из этого, и нет для меня к этому пути. Клянусь Аллахом, о дитя мое, мое сердце и
мои члены любят тебя, и я бы хотела, чтобы ты с ней
остался. Я научу тебя кое-чему, и, может быть, Аллах
сделает это исцелением твоего сердца; я подвергну с
тобою опасности мою душу и мое достояние, чтобы исполнить тебе твою нужду. — А что это такое, о матушка? — спросил царевич, и старуха ответила: — проси
у меня дочь везиря или дочь эмира. Если ты у меня этого попросишь, я соглашусь на твою просьбу, — ведь
никто не может подняться с земли на небо одним
прыжком. — И юноша ответил старухе, разумно и
вежливо: — о матушка, ты женщина умная и знаешь,
как происходят дела. Разве человек, когда у него болит
голова, перевязывает себе руку? — Нет, клянусь Аллахом, о дитя мое, — отвечала старуха, и Ардешир сказал: — также и мое сердце не просит никого, кроме
нее, и меня убивает одна лишь любовь к ней. Клянусь
Аллахом, я буду в числе погибающих, если не найду
себе наставления и помощи! Ради Аллаха, о матушка,
пожалей меня, чужеземца, и моих льющихся слез... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Ардешир, сын царя, сказал старухе: — ради Аллаха, о
матушка, пожалей меня, чужеземца, и моих льющихся
 17

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 слез, — и старуха ответила: — клянусь Аллахом, о
дитя мое, мое сердце разрывается из-за таких твоих
слов, и нет у меня в руках хитрости, чтобы ее устроить. — Я хочу от твоей милости, чтобы ты снесла от
меня этот листок и доставила его царевне и поцеловала
ей за меня руки, — сказал Ардешир, и старуха сжалилась над ним и молвила: — пиши на нем, что хочешь, а
я доставлю его царевне, — и когда юноша услышал
это, он едва не взлетел от радости и, потребовав чернильницу и бумагу, написал девушке такие стихи:
 Будь ты щедрой, о жизнь души, на сближенье
Со влюбленным, растаявшим от разлуки.
 В наслажденьи я раньше жил, жил прекрасно.
 Но сегодня взволнован я и растерян.
 Не покинут бессонницей во всю ночь я,
 Развлекает всю ночь меня только горе.
 Пожалей же влюбленного, что горюет,
 И тоскою разъедены его веки.
 А наступит рассвет когда в самом деле
Опьяненным найдет его влагой страсти.
 А окончив писать письмо, Ардешир свернул его и
поцеловал и отдал старухе, и затем он протянул руку к
сундуку и, вынув другой кошелек с сотней динаров,
подал его женщине и сказал: — раздай это невольницам, — но старуха отказалась и воскликнула: — клянусь Аллахом, о дитя мое, я с тобою не из-за чего-нибудь такого! — И юноша поблагодарил ее и сказал: —
это обязательно! — и старуха взяла у него кошелек и
поцеловала ему руки и ушла.

ОНА вошла к царевне и сказала: — о
госпожа, я принесла тебе что-то,
чего нет у жителей нашего города, и
оно от красивого юноши, лучше которого нет на лице земли. — О няня,
а откуда этот юноша? — спросила
царевна, и старуха сказала: — он из краев индийских, и он дал мне эту одежду, шитую золотом, украшенную жемчугом и драгоценностями, которая стоит царства Кисры и Кесаря, — и когда она развернула эту одежду, дворец осветился из-за нее, так она
была хорошо сделана и так много было на ней камней и яхонтов, и стали дивиться на нее все, кто был
во дворце, и царевна посмотрела на нее и не нашла
за нее цены или платы, кроме подати с земли царства ее отца за целый год. — О нянюшка, — спросила она старуху, — это платье — от него или не от
него? —Оно от него, —ответила старуха и девушка
молвила: — о няня, этот купец — из нашего города,
или иноземец? — Он иноземец, о госпожа, и посе-
 19

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 лился в нашем городе только недавно, — ответила
старуха. — Клянусь Аллахом, у него есть слуги и челядь, и он прекрасен лицои, строен станом и благороден по качествам, с широкою грудью, и я не видела никого лучше, кроме тебя. — Поистине, это вещь
удивительная! — сказала царевна. — Как может
быть такая одежда, цены которой не покрыть деньгами, у купца из купцов? А каков размер платы за нее,
о которой он тебе говорил, о нянюшка? — О госпожа, — ответила старуха, — он не говорил мне о размере платы, а только сказал: — я не возьму за нее
платы, и эта одежда — подарок от меня царевне: она
никому не подходит, кроме нее. — И он отдал назад
золото, которое ты со мной послала, и поклялся, что
не возьмет его, и сказал: — оно твое, если царевна
его не примет. — Клянусь Аллахом, это большое великодушие и великая щедрость, и я боюсь, что исход
этого дела приведет к беде, — сказала царевна. —
Почему ты не спросила его, о нянюшка, нет ли у него
нужды, которую мы ему исполним? — О госпожа, — ответила старуха, — я спрашивала его и говорила: — есть у тебя нужда? — и он сказал: — у
меня есть нужда, — но не осведомил меня о ней и
только дал мне этот листок и сказал: — передай его
царевне. — И девушка взяла у старухи листок и развернула его и прочитала до конца, и изменился ее
вид, и исчезло ее разумение, и пожелтел цвет ее
лица, и она сказала старухе: — горе тебе, о няня, как
зовут этого пса, который говорит такие слова царской дочери, и какая связь между мною и этим псом,
что он мне пишет. Клянусь великим Аллахом, владыкой Земзема и аль-Хатыма, если бы я не боялась Аллаха, — велик он! — я бы послала к этому псу, чтобы связать ему руки, вырвать ноздри и отрезать нос
и уши, и изуродовала бы его, а потом распяла бы на
 20

воротах рынка, в котором находится его лавка. —
И когда старуха услышала эти слова, цвет ее лица
пожелтел, и у нее задрожали поджилки, и оцепенел
язык, но потом она укрепила свое сердце и сказала: —
 21

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 добро, о госпожа! А что же такое в этом листке, что
он тебя так взволновал? Разве там не прошение, которое купец подал тебе, жалуясь на свое положение
из-за бедности или несправедливости и надеясь на
милость от тебя или раскрытие обиды? — Нет, клянусь Аллахом, о нянюшка, — ответила царевна, —
наоборот, это стихи и бесчестные слова. Но этот пес,
о нянюшка, не может не быть в одном из трех положений. Либо это бесноватый, у которого нет разума,
либо он стремится к убиению своей души или имеет
в том, чего хочет от меня, помощь человека с большой силою и великой властью, либо он услышал, что
я — одна из блудниц этого города, которые ночуют у
того, кто их позовет, одну ночь или две, — он ведь,
посылает мне бесчестные стихи, чтобы смутить этим
мой разум. — Клянусь Аллахом, о госпожа, ты права! — сказала старуха, — но не занимай себя этим
глупым псом. Ты живешь в твоем дворце, высоком,
возвышенном и неприступном, до которого не подымаются птицы и не пролетает над ним воздух, смущенный его высотой, — но напиши ему письмо и
выбрани его, не оставляя ни одного из способов брани, угрожай ему крайними угрозами и предложи
ему смерть. Скажи ему: — откуда ты меня знаешь,
что пишешь мне, о пес из купцов, о тот, кто весь век
мечется в степях и пустынях для наживы дирхема
или динара? Клянусь Аллахом, если ты не проснешься от сна и не очнешься от опьянения, я распну тебя
на воротах рынка, где находится твоя лавка! —
Я боюсь, что если я напишу ему, он на меня позарится, — сказала царевна, и старуха воскликнула: —
а каков его сан и какова его степень, чтобы он на нас
позарился? Мы напишем ему только для того, чтобы
пресеклось его желание и усилился его страх. —
И она до тех пор хитрила с царевной, пока та не при¬
 22

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 казала принести чернильницу и бумагу и не написала юноше такие стихи:
 О ты, притязающий на страсть и тоску, без сна
Ночами страдающий в мечтах и волнений,
 Ты требуешь от луны, обманутый, близости,
 Но разве получит кто желанное от луны?
 Тебя я наставила словами, так слушай же:
 Брось это! Поистине, меж смертью ты и бедой!
 И если вернешься вновь ты к просьбам, поистине
Постигнет тебя мученье очень жестокое.
 Разумным будь, вежливым, догадливым, сведущим!
Тебе я совет дала в стихах и речах моих.
 Клянусь я сотворившим все вещи из ничего,
 Лик неба украсившим блестящими звездами, —
 Коль вновь возвратишься ты к словам, тобой
 сказанным,
 Тебя на стволе распну я крепкого дерева!
 И потом она свернула письмо и отдала его старухе, и
та взяла его и пошла и, придя к лавке юноши, отдала
ему письмо... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха взяла письмо у Хайят-ан-Нуфус и шла, пока не
отдала его юноше, который был у себя в лавке. — Читай ответ, — сказала она ему, — и знай, что когда царевна прочитала письмо, она разгневалась великим
гневом, и я смягчала ее разговорами, пока она не дала
тебе ответа. — И юноша с радостью взял письмо, и
прочитал его, и понял его смысл, а окончив чтение, он
заплакал сильным плачем, и сердце старухи заболело, и
она воскликнула: — о дитя мое, да не заставит Аллах
 23

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 плакать твои глаза и да не опечалит твое сердце! Что
может быть мягче, чем ответить на твое письмо, раз ты
совершил такие поступки? — О матушка, а какую мне
сделать хитрость, тоньше этой, раз она присылает мне
угрозы убить меня и распять и запрещает мне ей писать? — сказал юноша. — Клянусь Аллахом, я считаю,
что смерть лучше, чем жизнь. Но я хочу от твоей милости, чтобы ты взяла этот листок и доставила его царевне. — Пиши, а на мне лежит ответ, — сказала старуха. — Клянусь Аллахом, я подвергну с тобою опасности свою душу, чтобы достигнуть желаемого, если
даже погибну, чтобы тебя удовлетворить. — И юноша поблагодарил старуху и поцеловал ей руки и написал царевне такие стихи:
 Вы мне угрожаете убийством за страсть мою, —
Убитым я отдохну, а смерть суждена мне.
 Влюбленному смерть приятней, если продлилась
 жизнь,
 И гонят всегда его и вечно ругают.
 Придите к влюбленному, защиты лишенному —
Стремленья людей к добру всегда прославляют,
 А если решитесь вы на дело, так делайте —
 Я раб ваш, а все рабы в плену пребывают.
 Как быть мне, коль без тебя терпенья не нахожу?
 Как сердцу влюбленного при этом быть целым?
 Владыки, помилуйте в любви к вам болящего,
 Ведь всякий, кто полюбил свободных, — оправдан.
 И затем он свернул письмо и отдал его старухе и
дал ей два кошелька, в которых было двести динаров, но она отказалась их взять, и юноша стал заклинать ее, и она взяла деньги и сказала: — я обязательно приведу тебя к желаемому, наперекор носу твоих
врагов!
 24

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 И старуха пошла и вошла к Хайят-ан-Нуфус и отдала ей письмо, и царевна спросила: — что это такое, о
нянюшка? Мы оказались в обмене посланиями, а ты
ходишь туда и назад! Я боюсь, что наше дело раскроется, и мы будем опозорены. — А как так, о госпожа, и
кто может говорить такие слова? — сказала старуха, и
девушка взяла у нее письмо, прочитала его и поняла его
смысл, и тогда она ударила рукой об руку и воскликнула: — поразило нас это бедствие! Мы не знаем, откуда
пришел к нам этот юноша. — О госпожа, — сказала
старуха, — ради Аллаха, напиши ему письмо, но только
будь с ним груба в словах и скажи ему: — если ты пришлешь письмо после этого, я отрублю тебе голову! —
О нянюшка, — ответила царевна, — я знаю, что это таким образом не кончится, и самое подходящее — не
писать. И если этот пес не отступится из-за прежних
угроз, я отрублю ему голову. — Напиши ему письмо и
осведоми его об этих обстоятельствах, — сказала старуха, и царевна потребовала чернильницу и бумагу и
написала, угрожая ему, такими стихами:
 О ты, забывающий превратности злой судьбы,
 Чье сердце влюбленное желает сближения —
 Взгляни, о обманутый, — достигнешь ли неба ты,
 И можешь ли ты достать до месяца светлого.
 Я сжарю тебя в огне, где пламя всегда горит,
 И будешь мечами ты разящими умерщвлен.
 До месяца расстоянье, друг мой, предельнее,
 И станет седой глава от дел, здесь таящихся.
 Прими же ты мой совет и страсть позабудь свою,
 От дел откажись таких, — они не подходят нам.
 И она свернула письмо и подала его старухе, а сама
была в диковинном состоянии из-за этих слов, и старуха взяла письмо и шла, пока не принесла его юноше.
 25

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 И она отдала ему письмо, и Ардешир взял его и прочитал и опустил голову к земле, чертя на полу пальцем и ничего не говоря, и старуха спросила: — о
дитя мое, — почему это ты, я вижу, не обращаешься с
речью и не даешь ответа: — О матушка, — отвечал
Ардешир, — что я скажу, когда она угрожает и становится лишь более жестокой и неприязненной? —
Напиши ей в письме, что хочешь, а я буду тебя защищать, и станет твоему сердцу вполне хорошо, и я непременно сведу вас, — сказала старуха, и Ардешир
поблагодарил ее за ее милость и поцеловал ей руки и
написал царевне такие стихи:
 Аллах, защити сердца, к влюбленным не мягкие,
 И любящего, сближения с милым ждущего!
 И веки очей, от слез покрытые язвами,
 Когда покрывает их спустившейся ночи мрак.
 Так сжальтесь и смилуйтесь и будьте щедры к тому,
Кого изнурила страсть в разлуке с любимою!
 Лежит он всю ночь, не зная сна или отдыха.
 Сгорел он, хоть в море слез давно погрузился он.
 Желаний не пресекай ты сердца! Поистине,
 Тоскует в плену оно, трепещет в руках любви!
 И затем он свернул письмо и отдал его старухе и
дал ей триста динаров, говоря: — это тебе на мытье
рук, — и старуха поблагодарила его и поцеловала
ему руки и отправилась, и вошла к царевне и отдала
ей письмо. И девушка взяла его и прочитала до конца
и бросила его из рук и поднялась на ноги и пошла в
башмачках из золота, украшенных жемчугами и драгоценными камнями. И она пришла ко дворцу своего отца (а жила гнева поднялась у нее меж глаз, и
никто не отваживался спросить ее, что с ней) и, придя ко дворцу, спросила, где царь, ее родитель, и не¬
 26

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 вольницы и наложницы сказали ей: — о госпожа, он
выехал на охоту и ловлю. — И она возвратилась,
точно кровожадный лев, и ни с кем не заговорила
раньше чем через три часа, когда ее лицо прояснилось и утих ее гнев, и когда старуха увидела, что прошло охватившее ее огорчение и гнев, она подошла к
ней и поцеловала землю между ее руками и спросила: — о госпожа, куда были эти благородные шаги? —
Во дворец моего отца, — ответила царевна, и старуха молвила: — о госпожа, а разве никто не мог исполнить твою нужду? — Я выходила только для того,
чтобы осведомить его о том, что случилось у меня с
этим псом из купцов, и отдать его во власть моему
отцу, чтобы он его схватил и схватил всех, кто есть
на его рынке, и распял бы их на их лавках и не позволил бы никому из купцов и чужеземцев оставаться в
нашем городе, — отвечала девушка. — Ты ходила к
твоему отцу, о госпожа, только по этой причине? —
спросила старуха, и девушка ответила: — да, но я
не нашла его здесь, а увидела, что он отсутствует и
выехал на охоту и ловлю, и ожидаю его возвращения. — Прибегаю к Аллаху, слышащему, знающему! — воскликнула старуха. — О госпожа, слава
Аллаху, ты самая умная из людей, и как ты осведомишь царя об этих вздорных словах, которых никому не подобает разглашать? — А почему нет? —
спросила царевна, и старуха сказала: — допусти,
что ты бы нашла царя в его дворце и осведомила бы
его об этих речах; тогда он послал бы за купцами и
велел бы их повесить на их лавках, и люди увидели
бы их, и все стали бы спрашивать об этом и говорить: — почему их повесили? — и мы им сказали
бы в ответ: — они хотели испортить царскую
дочь... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 27

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха сказала царевне: — допустим, что ты осведомишь об этом царя и он прикажет повесить купцов.
Разве люди их не увидят и не спросят: — почему их
повесили? — и им не скажут в ответ: — они хотели
испортить дочь царя, — и люди станут передавать о
тебе разные рассказы, и некоторые скажут: — она сидела у них десять дней, исчезнув из дворца, пока они
ею не насытились, — а другие скажут иное, а честь, о
госпожа, как молоко, — малейшая пыль ее грязнит, —
и как стекло: когда оно треснет, его не скрепить. Берегись же рассказывать твоему отцу или кому другому
об этом деле, чтобы не разорвать твою честь, о госпожа, и осведомление людей о чем-нибудь не даст тебе
никогда пользы. Разберись в этих словах своим совершенным разумом и, если не найдешь их правильными,
делай что пожелаешь. — И когда царевна услышала от
старухи эти слова, она обдумала их и нашла их до
крайности верными и молвила: — то, что ты сказала, о
нянюшка, правильно, и гнев ослепил мне сердце. —
Твое намерение прекрасно для Аллаха великого, раз
ты никому не расскажешь, — сказала старуха, — но
осталась еще одна вещь. Мы не станем молчать о бесстыдстве этого пса, нижайшего из купцов. Напиши
ему письмо и скажи ему: — о нижайший из купцов,
если бы не оказалось, что царь отсутствует, я бы тотчас
же приказала распять тебя и всех твоих соседей. Но
ничто из этого тебя не минует, и я клянусь великим Аллахом, что если ты вернешься к подобным речам, я
срежу твой след с лица земли. — И будь с ним грубой в
речах, чтобы отвратить его от такого дела, и пробуди
его от его беспечности. — А разве он отступится от
того, что делает, из-за таких слов? — сказала царевна,
 28

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 и старуха ответила: — а как ему не отступиться, когда
я поговорю с ним и осведомлю его о том, что случилось? — И царевна потребовала чернильницу и бумагу и написала юноше такие стихи:
 Надеждою привязался к близости с нами ты
И хочешь от нас теперь желанное получить.
 Убит человек бывает лишь слепотой своей,
 И то, чего жаждет он, его приведет к беде.
 Султаном ведь не был ты и не был наместником.
 Ни сил нет у тебя, ни мощных сторонников,
 И если бы сделал так один из подобных нам,
 От ужасов и боев он стал бы совсем седым.
 Но все же прощу теперь я то, что содеял ты, —
 Быть может, от сей поры во всем ты раскаешься.
 И она подала письмо старухе и сказала ей: — о нянюшка, удержи этого пса, чтобы я не отрубила ему голову и мы бы не впали из-за него в грех, — и старуха
воскликнула: — клянусь Аллахом, о госпожа, я не оставлю ему бока, чтобы перевернуться. — И она взяла
письмо и пошла с ним и, придя к юноше, приветствовала его, и Ардешир возвратил ей приветствие, и тогда
она подала ему письмо. И юноша взял его и прочитал и
покачал головой и воскликнул: — поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! — а потом
сказал: — о матушка, что мне теперь делать, когда малым стало мое терпение и ослабла моя стойкость! —
О дитя мое, — сказала старуха, — внуши себе терпение: может быть, Аллах свершит после этого дело. Напиши ей то, что у тебя в душе, а я принесу тебе ответ.
Успокой свою душу и прохлади глаза, — я непременно
сведу тебя к ней, если захочет Аллах великий. — И Ардешир пожелал старухе блага и написал девушке письмо, в котором заключались такие стихи:
 29

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Когда не найду в любви и страсти я лекаря, —
 А страсть убиение и смерть мне приносит, —
 Мне пламя огня в груди придется тогда терпеть
Порою дневной, а в ночь не лягу на ложе,
 Почто не боюсь тебя, желаний моих предел,
 И то, что в любви терплю, терпеть соглашаюсь?
 Просил я у господа престола прощения —
 Ведь страстью к красавицам повергнут я в гибель —
 Чтоб скоро сближение послал он на радость мне,
 Ведь ужасами любви теперь поражен я.
 И затем он свернул письмо и отдал его старухе и
выложил ей кошелек с четырьмястами динарами, и
она взяла все это и ушла. И она пришла к царской дочери и отдала ей письмо, но девушка не взяла его от
нее и спросила: — что это за листок? — и старуха
ответила: — это ответ на письмо, которое ты послала
этому псу-купцу. — Ты запрещала ему, как я тебя учила? — спросила царевна, и старуха молвила: — да, и
вот его ответ. — И царевна взяла от нее письмо и прочитала его до конца, а потом она обернулась к старухе
и сказала: — где же польза от твоих слов? — О госпожа, — в том, что он говорит в ответе, что отступился и
раскаялся и извиняется за прежнее, — ответила старуха, и царевна воскликнула: — нет, клянусь Аллахом!
Наоборот, он еще прибавил! — О госпожа, — сказала
старуха, — напиши ему письмо, и ты скоро узнаешь,
что я с ним сделаю. — Мне нет нужды ни в письме, ни в
ответе, — молвила девушка, и старуха воскликнула: —
необходимо ответить, чтобы я его выбранила и пресекла
его надежду. — Пресеки его надежду, не беря с собою
письма, — сказала царевна, и старуха молвила: — необходимо, чтобы выбранить его и пресечь его надежду, захватить письмо. — И царевна потребовала чернильницу и
бумагу и написала Ардеширу такие стихи:
 30

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 Продлились укоры, но упрек не сдержал тебя,
 А сколько писала я стихов, запрещая!
 Скрывай же свою любовь, ее не высказывай,
 А будешь ослушником, — тебя не покрою.
 И если вернешься ты к речам, тобой сказанным,
Глашатай о гибели твоей возвестят нам.
 И ветры ты над собой увидишь летящие,
 И птицы в песках пустынь к тебе соберутся.
 Вернись же к делам благим, — наступит спасение,
 А хочешь ты мерзости, — тебя погублю я.
 А окончив писать, она бросила листок, гневная, и
старуха взяла его и пошла. И она пришла к юноше, и
тот взял у нее письмо и, прочитав его до конца, понял,
что царевна не смягчилась к нему и стала лишь еще более гневной и что он ее не достигнет, и пришла ему в
сердце мысль написать ей ответ и призвать на нее зло,
и он написал ей такие стихи:
 Господь, пятью старцами молю я — спаси меня
От той, кто поверг меня любовью в несчастья!
 Ты знаешь ведь, что во мне любовный огонь горит,
 И болен я из-за той, в ком нет ко мне жалости.
 Она не смягчается ко мне в моих бедствиях —
Продлятся ль над слабостью моей притеснения?
 Блуждаю в пучинах я любви и влеченья к ней,
Помощника не найду, о люди, чтоб мне помочь.
 И часто на ложе сна, как спустится мрак ночной,
 Лежу и рыдаю я и тайно, и явно.
 В любви к вам не вижу я ни в чем утешения,
 И как мне утешиться, коль стойкости нет в любви?
 О птица разлуки, расскажи мне — свободна ли
Она от превратностей судьбы и несчастия!
 И затем он свернул письмо и отдал его старухе и
дал ей кошелек с пятью сотнями динаров, и она взя¬
 31

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 ла листок и ушла. И она вошла к царевне и отдала ей
листок, и когда девушка прочитала его и поняла, она
бросила его и сказала: — осведоми меня, о злая старуха, о причине всего того, что случилось со мною
из-за тебя и твоих козней и похвал ему! Я пишу для
тебя листок за листком, и ты все время носишь от
нас послания, так что устроила ему с нами переписку и всякие истории. Ты все время говоришь: — я
избавлю тебя от его зла и прерву его речи к тебе, —
но говоришь это только для того, чтобы я написала
ему письмо, и ты ходишь между нами туда и сюда,
так что опорочила мою честь. Горе вам, эй, слуги,
схватите ее! — И она велела слугам бить старуху, и
те били ее до тех пор, пока кровь не потекла из всего
ее тела и ее не покрыло беспамятство, и тогда царевна велела невольницам ее вытащить, и старуху вытащили за ноги в конец дворца. И царевна приказала
одной из невольниц стоять возле старухи и, когда
она очнется от забытья, сказать ей: — царевна дала
клятву, что ты не вернешься в этот дворец и не войдешь в него, а если ты вернешься, она велит тебя
убить, разрубив на куски. — И когда старуха очнулась от забытья, невольница передала ей, что сказала царевна, и старуха ответила: — внимание и повиновение! — А потом невольницы принесли корзину
и велели носильщику снести старуху к ней домой, и
носильщик поднял старуху и доставил ее домой, царевна послала к ней лекаря и велела ему заботливо
лечить старуху, пока она не поправится. И лекарь
послушался ее приказания, и когда старуха оправилась, она села и поехала к юноше, а тот сильно опечалился из-за того, что она его покинула, и тосковал
по вестям о ней. И, увидев старуху он поднялся и
встал для нее и встретил ее и пожелал ей мира, и
увидел, что она ослабела. И он спросил ее, что с ней,
 32

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 и старуха рассказала ему обо всем, что случилось у
нее с царевной, и юноше стало из-за этого тяжело, и
он ударил рукою об руку и воскликнул: — клянусь
Аллахом, тяжко мне то, что с тобой случилось! Но
какова причина того, о матушка, что царевна ненавидит мужчин?

ДИТЯ мое, — сказала старуха, —
знай, что у нее прекрасный сад, лучше
которого нет на лице земли, и случилось, что она спала в нем в одну ночь
из ночей, и когда она была в сладком
сне, она вдруг увидела в сновидении,
что спустилась в сад и увидала охотника, который расставил сети и рассыпал вокруг них пшено и сел поодаль, смотря, какая попадет в сети дичь. И прошло не
более часа, и собрались птицы, подбирая пшено, и попала в сети птица-самец и стала в них биться. И птицы
разлетелись от него, и в числе их была его самка, но
она удалилась от него на недолгое время и вернулась к
нему и, подлетев к сети, стала трудиться над той петелькой, в которую попала нога птицы, и до тех пор
старалась над ней клювом, пока не разорвала ее и не
освободила своего самца. А охотник при всем этом
сидел и дремал. И он очнулся и посмотрел на сеть и,
увидев, что она испорчена, поправил ее и снова рассыпал пшено и сел вдалеке от сети, и через некоторое
 34

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 время птицы собрались возле нее, и в числе их была та
самка с самцом. И птицы подошли клевать зернышки,
и вдруг самка попала в сеть и стала в ней биться, и все
голуби улетели от нее, и среди них был ее самец, которого она спасла, и он к ней не вернулся. А охотника
одолел сон, и он проснулся только через долгое время,
и, проснувшись от сна, он увидел птицу, которая была
в сети, и поднялся и, подойдя к ней, высвободил ее
ноги из сети и убил ее. И царевна проснулась, испуганная, и сказала: — так-то поступают мужчины с женщинами! Женщина жалеет мужчину и бросается к
нему, когда он в беде, а потом, когда определит ей владыка и она попадает в беду, мужчина проходит мимо
нее, не освобождая ее, и пропадает благо, которое она
ему сделала. Прокляни же Аллах того, кто доверяется
мужчинам! Они не помнят блага, которое оказывают
им женщины. — И с того дня она стала ненавидеть
мужчин. — О матушка, — спросил царевич старуху, — разве она никогда не выходит на дорогу? —
Нет, о дитя мое, — отвечала старуха, — но у нее есть
сад (а это лучшее место для прогулок в наше время), и
каждый год, когда дойдут в нем плоды, она сходит
туда и гуляет там один день. А ночует она только в
своем дворце и входит в сад только через потайную
дверь, которая ведет в сад. Я хочу кое-чему научить
тебя, и, если захочет Аллах, для тебя будет в этом
благо. Знай, что до времени плодов остался один месяц, и тогда царевна спустится погулять в сад, и я наказываю тебе: сегодня же пойди к садовнику этого
сада и завяжи с ним дружбу и любовь. Он не дает никому из созданий Аллаха великого войти в этот сад,
так как он примыкает ко дворцу царевны, а когда царевна сойдет в сад, я осведомлю тебя об этом за два
дня, и ты пойдешь туда, по твоему обычаю, и войдешь
 35

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 в сад и ухитришься там переночевать. И когда царевна
сойдет, ты спрячешься в каком-нибудь месте... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха научила царевича и сказала ему: — царевна
спустится в сад, и за два дня до ее выхода я уведомлю
тебя, и когда она спустится, ты будешь там и спрячешься в каком-нибудь месте. Когда ты увидишь ее — выходи к ней; увидев тебя, она тебя полюбит, а любовь покрывает все. И знай, о дитя мое, что если бы она тебя
увидела, она бы наверное пленилась любовью к тебе,
так как ты красив видом. Прохлади же глаза и успокой
свою душу, о дитя мое, — я непременно сведу тебя с
нею. — И царевич поцеловал старухе руку и поблагодарил ее и дал ей три отреза александрийского шелка и
три отреза атласа разных цветов, и с каждым отрезом
был скроенный кусок на рубашки и другой кусок на
шальвары и платок на повязку и баальбекская материя
на подкладку, так что у старухи оказались три полных
перемены платья, одна лучше другой. И царевич дал ей
кошелек с шестьюстами динаров и сказал: — это на
шитье, — и старуха взяла все это и спросила: — о дитя
мое, хочешь ли ты знать дорогу к моему дому, и чтобы я
тоже знала, где ты живешь? — И царевич отвечал: —
да, — и послал с ней невольника, чтобы тот узнал, где
ее жилище, и показал ей его дом, и когда старуха отправилась, царевич вышел и велел своим слугам запирать лавку и пошел к везирю и осведомил его о том,
что случилось у него со старухой от начала до конца,
и, услышав слова царевича, везирь сказал: — о дитя
мое, а если Хайят-ан-Нуфус выйдет и не будет тебе от
 36

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 нее благоприятной встречи, — что ты тогда сделаешь? — У меня не будет в руках иной хитрости, как
перейти от слова к делу, — ответил царевич. — Я подвергну себя с нею опасности и похищу ее среди ее слуг
и посажу ее сзади на моего коня и направлюсь с ней в
ширь пустынной степи, и, если я спасусь, — желаемое
достигнуто, а если погибну, то отдохну от этой жалкой
жизни. — О дитя мое, — сказал везирь, — разве с таким умом ты проживешь? Как мы поедем, когда между
нами и нашей страной далекое расстояние, и как ты
сделаешь такие дела с царем из царей времени, под
властью которого сто тысяч поводьев? Нам, может
быть, грозит, что он прикажет каким-нибудь из своих
войск, и они пресекут нам дороги. Это не полезное дело,
и его не совершит разумный. — Как же поступить, о везирь благого разумения? Я несомненно умру, — молвил царевич, и везирь сказал: — потерпи до завтра,
пока мы не увидим этого сада и не узнаем, каковы там
обстоятельства и что произойдет у нас с садовником, который есть там. — И когда наступило утро, везирь поднялся с царевичем и положил за пазуху тысячу динаров, и
они шли, пока не дошли до сада, и они увидели, что
стены его высоки и крепко построены, и деревья в нем
многочисленны, и каналы полноводны, и плоды прекрасны, и цветы в нем благоухали, и птицы в нем распевали, и был он подобен саду из райских садов. А за
воротами его был человек — престарелый старец, который сидел на скамье, и когда он увидел их и заметил
их почтенный вид, он поднялся на ноги после того, как
они пожелали ему мира, и вернул им пожелание и сказал: — о господа мои, может быть у вас есть нужда, которую я почту за честь исполнить? — и везирь ответил: — знай, о старец, что мы люди чужеземные, и
зной опалил нас, и жилище наше далеко и в конце города. Мы желаем от твоей милости, чтобы ты взял эти
 37

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 два динара и купил нам чего-нибудь поесть и открыл
бы нам ворота этого сада и мы бы могли посидеть в тенистом месте, где есть холодная вода, и прохладиться,
пока ты принесешь нам еду. Мы поедим с тобою и тем
временем отдохнем и уйдем своей дорогой. — И потом везирь сунул руку за пазуху и, вынув два динара,
положил их в руку садовника, а этому садовнику было
семьдесят лет жизни, и он не видывал у себя в руке ничего такого. И когда он увидал динары на своей руке,
его разум улетел, и он сейчас же поднялся и отпер ворота и ввел везиря с юношей и посадил их под деревом, покрытым плодами и дававшим большую тень, и
сказал: — сидите в этом месте и ни за что не входите в
сад. Там есть потайная дверь, которая ведет в дворец
царевны Хайят-ан-Нуфус. — Мы не сойдем с места, — сказали они ему, и старик садовник пошел купить им то, что они велели, и отсутствовал некоторое
время, а потом он пришел к ним с носильщиком, у которого на голове был жареный барашек и хлеб, и они
поели вместе и выпили и поговорили немного, а потом
везирь осмотрелся и стал оборачиваться направо и налево, смотря во все стороны сада, и увидел в глубине
его дворец, который был высоко построен, но обветшал, и со стен его облупилась известка, и углы его обвалились. — О старец, — спросил тогда везирь, —
этот сад — твоя собственность, или ты его нанимаешь? — О владыка, — ответил садовник, — он не моя
собственность, и я его не нанимаю. Я в нем только сторожем. — А какое у тебя жалованье? — спросил везирь, и садовник сказал: — о господин, каждый месяц — динар. — Тебя обидели, особенно, если ты семейный, — сказал везирь, и старец воскликнул: —
клянусь Аллахом, о господин, у меня семья — восьмеро детей да я сам. — Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! — воскликнул везирь. —
 38

Клянусь Аллахом, ты обременил меня своей заботой, о
бедняга! Но что ты скажешь о том, кто сделает с тобой
благое ради твоей семьи, которая с тобою? — О владыка, — отвечал старец, — что бы ты ни сделал благо¬
 39

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 го, это будет для тебя сокровищем у Аллаха великого. — Знай, о старец, — сказал везирь, — что этот сад —
красивое место, и в нем стоит этот дворец, но только
он ветхий, развалившийся. Я хочу его поправить и выбелить и выкрасить хорошим маслом, чтобы это место
стало самым прекрасным во всем саду. И когда придет
хозяин сада и увидит, что дворец отстроен и стал красивым, он непременно спросит тебя, кто его отстроил,
и если он тебя спросит, скажи ему: — это я, о владыка,
его отстроил. Я видел, что он развалился и никто им не
пользуется и не может в нем жить, так как он разрушен и заброшен, и вот я отстроил его и потратился. —
А если он тебе скажет: — откуда у тебя деньги, которые ты на него истратил? — скажи: — из моих собственных денег. Я хотел обелить перед тобою лицо и
надеялся на твою милость. — И он непременно наградит тебя за то, что ты потратил на дворец. А завтра я
позову строителей, штукатуров и маляров, чтобы они
привели это место в порядок, и дам тебе то, что я тебе
обещал. — И он вынул из-за пазухи мешок, в котором
было пятьсот динаров, и сказал садовнику: — возьми
эти динары и трать их на твою семью, и пусть они призовут благо на меня и на моего сына. — И царевич
спросил его: — какая этому причина? — и везирь сказал: — тебе скоро станет ясна польза от этого... и Шахразаду застигло утро и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
везирь дал старику садовнику, который был в саду,
пятьсот динаров и сказал ему; — возьми эти динары и
трать их на твою семью, и пусть они призовут благо на
меня и на моего сына, — и старик посмотрел на золо¬
 40

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 то, и его ум вышел, и он бросился к ногам везиря и стал
их целовать, желая блага везирю и его сыну, а когда
они уходили, он сказал им: — завтра я буду вас ожидать, и пусть не разлучит меня с вами Аллах великий
ни ночью, ни днем! — И наступил следующий день, и
везирь пошел на то место и велел позвать начальника
строителей, и когда тот явился, везирь взял его и отправился в сад, и, увидев его, садовник обрадовался.
А везирь дал начальнику денег на содержание рабочих
и на то, что им было нужно для починки дворца, и они
его отстроили, побелили и покрасили, и тогда везирь
сказал малярам: — о мастера, прислушайтесь к моим
словам и поймите мою цель и намерения. Знайте, что у
меня есть сад, такой же, как это место, и я спал в нем
однажды ночью в увидел во сне, что охотник расставил
сети и рассыпал вокруг них пшено, и собрались птицы,
чтобы клевать пшено, и попал один самец в сеть, и все
птицы разлетелись от него, и между ними была самка
этого самца. И самка исчезла на некоторое время, а потом вернулась одна и разорвала петлю, в которой была
нога самца, и освободила его, и он улетел. А охотник в
это время спал, и, проснувшись от сна, он увидел, что
сеть не в порядке, и поправил ее, и снова, во второй
раз, насыпал пшено и сел поодаль, ожидая, пока в его
сеть попадет дичь. И птицы прилетели клевать зерно и
подошли к сети, и самка была среди них, и она запуталась в сети, и улетели от нее все птицы, среди которых
был и ее самец, и он не вернулся к ней, и охотник подошел и взял птичку и зарезал ее. А что касается самца,
то, когда он улетел с птицами, его схватил хищник из
хищников и убил его и выпил его кровь и съел его
мясо. И я желаю от вас, чтобы вы нарисовали мне весь
этот сон в том виде, как я вам говорил, хорошим маслом. Изобразите эту картину в саду, с его стенами, деревьями и птицами, и нарисуйте изображение охотни¬
 41

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 ка и его сети и все, что случилось у самца с хищником,
когда тот его схватил, и когда вы сделаете то, что я вам
объяснил, и я увижу картину и она мне понравится,
я награжу вас сверх платы тем, что обрадует вам сердце. — И когда маляры услышали слова везиря, они
стали трудиться над раскраской и сделали ее совершенной до предела, и когда это было кончено и завершено, они показали картину везирю, и она ему
понравилась, и он увидел, что сон, который он описал малярам, нарисован словно это на самом деле, и
поблагодарил их и наградил обильными наградами.
 А потом пришел царевич, по своему обычаю, и подошел к этому дворцу (а он не знал о том, что сделал ве-
зирь) и посмотрел на него, увидел изображение сада и
охотника, и сети, и птиц, и самца, который был в когтях
хищника, и тот убил его и выпил его кровь и съел его
мясо. И смутился ум царевича, и он вернулся к везирю
и сказал ему: — о везирь благого разумения, я увидел
сегодня такое чудо, что, будь оно написано иглами в
уголках глаза, оно было бы назиданием для поучающихся. — А каково оно, о господин? — спросил везирь, и юноша ответил: — рассказывал ли я тебе о сне,
который видела царевна, и о том, что он был причиной
ее ненависти к мужчинам? — Да, рассказывал, — отвечал везирь, и юноша воскликнул: — клянусь Аллахом, о везирь, я увидел его изображенным среди того,
что нарисовано здесь маслом, как будто вижу его воочию, и увидал я нечто другое, что осталось скрытым от
царевны и чего она не видела, и на это следует опираться, чтобы достичь желаемого! — А что же это, о
дитя мое? — спросил везирь, и юноша сказал: — я
увидел, что самца, который улетел от самки, когда она
попала в сеть, и не вернулся к ней, схватил хищник и
убил его и выпил его кровь и съел его мясо. О, если бы
царевна увидела весь сон целиком и всю историю до
 42

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 конца и увидала бы, что самца схватил хищник, и в
этом причина того, что он не вернулся к самке и не освободил ее из сети! — О счастливый царь, — воскликнул везирь, — клянусь Аллахом, это поистине дивное
дело, и принадлежит оно к диковинам! — а царевич
дивился этому рисунку маслом и жалел, что царевна
не увидела сна до конца, и говорил про себя: — о, если
бы она увидала этот сон до конца или увидала бы его
целиком второй раз, хотя бы в пучках сновидений! —
А везирь сказал ему: — ты спрашивал меня: — почему ты строишь в этом месте? — и я ответил: — тебе
станет ясна польза от этого, — и теперь тебе стало
ясно, в чем тут польза. Это я сделал такое дело, и я велел малярам изобразить тот сон и нарисовать самца в
когтях хищника, который убил его и выпил его кровь и
съел его мясо, и когда царевна спустится и посмотрит
на этот рисунок, она увидит изображение сна и увидит самца, которого убил хищник, и простит его и перестанет ненавидеть мужчин. — И царевич, услышав
эти слова, поцеловал везирю руки и поблагодарил
его за его дело и воскликнул: — подобный тебе да
будет везирем царя величайшего! Клянусь Аллахом,
если я достигну желаемого и вернусь радостный к
царю, я осведомлю его об этом, чтобы он оказал тебе еще
большее уважение и возвысил твой сан и слушал бы твои
слова. — И везирь поцеловал у него руку, и потом они
пошли к старику садовнику и сказали ему: — посмотри
на это место — как оно прекрасно! — И старик воскликнул: — все это по вашему счастью! — О старец, — сказали они потом, — если спросят тебя хозяева этого места, кто отстроил этот дворец, скажи им: — я отстроил его
на мои деньги, — чтобы досталось тебе благо и награда, — и старик отвечал: — слушаю и повинуюсь. —
И царевич не оставлял этого старика, и вот что случилось с везирем и царевичем.
 43

ТО ЖЕ касается Хайят-ан-Нуфусг то
когда прекратились письма к ней и послания и исчезла старуха, она обрадовалась сильной радостью и подумала, что
юноша уехал в свою страну. И когда наступил какой-то день, принесли ей покрытое блюдо от ее отца, и, открыв его, она нашла на нем
прекрасные плоды. И она спросила и сказала: — разве
пришло время для этих плодов? — и ей ответили: — да, —
и тогда она воскликнула: — что если бы мне приготовиться к прогулке в саду!., и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царевна, когда ее отец послал к ней плоды, спросила и
сказала: — разве пришло время этих плодов? — и ей
ответили: — да, — и тогда она воскликнула: — что
если бы нам приготовиться к прогулке в саду! — И ее
 44

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 невольницы сказали ей: — прекрасная мысль, о госпожа! Клянемся Аллахом, мы стосковались по этому
саду. — И царевна спросила: — как же поступить?
Ведь каждый год нас водит по саду и показывает нам в
нем разные деревья только няня, а я прибила ее и запретила ей ходить ко мне. Я раскаиваюсь в том, что из-
за меня с нею было, так как она при всех обстоятельствах моя няня, и я обязана ей воспитанием. Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! — И когда невольницы услышали от царевны такие слова, они все поднялись и поцеловали землю меж
ее руками и сказали: — ради Аллаха, о госпожа, прости ее в прикажи ее привести! — и царевна ответила: — клянусь Аллахом, я решилась на это дело! Кто
же из вас пойдет к ней? Я приготовила ей роскошную
одежду. — И подошли к царевне две невольницы, одну
из которых звали Бульбуль, а другую звали Савад-аль-
Айн (а это были старшие невольницы царевны и приближенные к ней, и они обладали красотою и прелестью), и сказали: — мы пойдем к ней, о царевна, — и
девушка молвила: — делайте что вам вздумается! —
И они пошли к дому няньки и постучали в ворота и
вошли к ней, и, узнав их, старуха встретила их объятьями и приветствовала их, и когда невольницы уселись,
они сказали: — о нянюшка, царевна произнесла прощение и смиловалась над тобой, — старуха воскликнула: — не будет этого никогда, хотя бы меня напоили
из чаш смерти! Разве я забыла, как меня пытали перед
любящими и ненавистниками, когда окрасилась моя
одежда кровью и я чуть не умерла от жестоких побоев,
а затем меня потащили за ноги, точно дохлую собаку,
и выбросили за ворота! Клянусь Аллахом, я не вернусь
к ней никогда и не наполню моих глаз ее видом! —
И невольницы сказали ей: — не делай нашего стара¬
 45

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 ния напрасным! Где же твое уважение к нам? Посмотри, кто к тебе явился и вошел к тебе — разве ты хочешь кого-нибудь, кто выше нас по положению у царевны? — и старуха воскликнула: — прибегаю к Аллаху! Я знаю, что мой сан меньше вашего, но только
царевна возвысила мой сан в глазах своих невольниц и
слуг, и когда я сердилась на самую старшую из них,
она умирала живьем. — Дело осталось как было и ни в
чем не изменялось — напротив, оно еще лучше, чем
ты думаешь, — сказали невольницы. — Царевна унизилась перед тобой и ищет мира без посредников. —
Клянусь Аллахом, — воскликнула старуха, — если бы
не ваш приход ко мне, я бы к ней не вернулась, хотя бы
она приказала меня убить! — и невольницы поблагодарили ее за это, и старуха тотчас же поднялась и надела свою одежду и вышла с ними. И они шли вместе,
пока старуха не вошла к царевне, и когда она вошла к
ней, царевна поднялась на ноги, а нянька воскликнула: — Аллах, Аллах, о царевна, — ошибка от меня или
от тебя? — Ошибка от меня, а прощение и милость —
от тебя, — сказала царевна. Клянусь Аллахом, о нянюшка, твой сан у меня высок, и я обязана тебе воспитанием. Но ты знаешь, что Аллах — велик он и славен! — определил тварям четыре вещи: сотворение,
жизнь, надел и срок, и не во власти человека отвратить
приговор. Я не совладала со своей душой и не могла
удержать ее, и я раскаялась в том, что сделала, о нянюшка! — И тогда прошел гнев, охвативший старуху,
и она поднялась и поцеловала землю меж руками царевны, и та приказала подать роскошную одежду и облачила в нее старуху, и старуха до крайности обрадовалась этой одежде, — ведь евнухи и невольницы стояли перед ней. И когда собрание закончилось, царевна
спросила: — о нянюшка, как обстоит дело с плодами и
нашими плодовыми рощами? — и старуха ответи¬
 46

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 ла: — клянусь Аллахом, о госпожа, я видела большинство плодов в городе и сегодня я разузнаю об этом деле
и дам тебе ответ. — И она вышла от царевны, удостоившись величайшего почета, и отправилась и пришла
к царевичу, и тот радостно встретил старуху и обнял ее
и возвеселился из-за ее прихода, и сердце его расправилось, так как он долго ожидал, когда ее увидит. И старуха рассказала ему о том, что случилось у нее с царевной, и о том, что царевна хочет спуститься в сад в такой-то день... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха пришла к царевичу и рассказала ему о том, что
у нее случилось с царевной Хайят-ан-Нуфус, и о том,
что та спустится в сад в такой-то день, и спросила: —
сделал ли ты то, что я тебе велела, с привратником сада,
и достигло ли его что-нибудь из твоей милости? —
Да, — отвечал царевич. — Он стал моим другом, и его
путь — мой путь, и у него на уме, чтобы случилось у
меня какое-нибудь до него дело. — И потом он рассказал ей, что произошло у него с везирем и как тот велел
нарисовать сон, виденный царевной, и дело с охотником, сетью и хищником, и когда старуха услышала его
речи, она обрадовалась сильной радостью и сказала царевичу: — заклинаю тебя Аллахом, пусть будет твой
везирь посредине твоего сердца — его поступки указывают на полноту его ума, и он помог тебе в достижении желаемого. Поднимайся сейчас же, о дитя мое,
сходи в баню и надень самую роскошную твою
одежду — у нас не осталось хитрости больше этой —
и ступай к привратнику и сделай с ним хитрость, чтобы он дал тебе переночевать в саду — если бы ему на¬
 47

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 полнили всю землю золотом, он бы не дал никому войти в сад. А когда войдешь, спрячься, чтобы не видели
тебя глаза, и сиди спрятавшись, пока не услышишь,
как я скажу: — о тайно-милостивый, спаси нас от того,
что нас страшит! — и тогда выйди из-под прикрытия и
покажи свою красоту и прелесть и спрячься между деревьями, ведь твоя красота смущает луны, и когда царевна Хайят-ан-Нуфус увидит тебя, ее сердце и члены
наполнятся любовью к тебе, и ты достигнешь того, чего
хочешь и желаешь, и забота твоя пройдет. — И юноша
сказал: — слушаю и повинуюсь! — и вынул кошелек, в
котором была тысяча динаров, и старуха взяла его и
ушла. А царевич в тот же час и минуту вышел и пошел
в баню и вымылся и надел лучшую одежду из одежд
царей-Хосроев и подпоясался поясом, в который он
набрал всяких драгоценных камней, и надел тюрбан,
вышитый нитками червонного золота и окаймленный
жемчугом и яхонтами. И щеки его горели, и уста его
алели, и глаза его пленяли газелей, и он покачивался
словно захмелевший, и покрыла его красота и прелесть, и позорил ветви его гибкий стан.
 И царевич положил за пазуху мешок, в котором
была тысяча динаров, и пришел к саду. Он постучал в
ворота, и привратник откликнулся и отпер ворота и,
увидав царевича сильно обрадовался и приветствовал его самым пышным приветом. И он увидел, что
лицо юноши нахмурено, и спросил его, что с ним, и
царевич сказал: — знай, о старец, что я у моего отца
в почете, и он никогда не касался меня рукой до сегодняшнего дня. У нас с ним случился разговор, и он
выбранил меня и ударил меня по лицу и побил палкой и выгнал, и я не знал ни одного друга и испугался
обмана времени, а ты знаешь, что гнев родителей —
дело не маленькое. И я пришел к тебе, о дядюшка, —
мой отец о тебе осведомлен — и хочу от твоей мило¬
 48

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 сти, чтобы я мог остаться в саду до конца дня или переночевать в нем, пока не исправит Аллах дело между мной и моим отцом. — И когда садовник услышал
слова юноши, он огорчился из-за того, что случилось
у него с отцом, и сказал: — о господин, позволишь
ли ты мне сходить к твоему отцу и войти к нему и
быть причиной примирения между вами? — и юноша
сказал: — о дядюшка, знай, что у моего отца нрав
непосильный, и если ты заговоришь с ним о мире,
когда он будет в пылу гнева, он к тебе не повернется. — Слушаю и повинуюсь! — сказал садовник. —
Но пойдем, о господин, со мною ко мне домой — я положу тебя на ночь между детьми и женой, и никто нас не
осудит. — О дядюшка, я всегда остаюсь один, когда я в
гневе, — отвечал царевич, и садовник сказал: — мне
тяжело, что ты будешь спать один в саду, когда у меня
есть дом. — О батюшка, я делаю это с целью, — чтобы
прошел у меня приступ гнева, и я знаю, что мой отец
простит меня из-за этого и его сердце ко мне смягчится, — сказал царевич. — Если уже это неизбежно, —
молвил садовник, — я принесу тебе постель, чтобы на
ней спать, и одеяло, чтобы покрыться. — О дядюшка, в
этом нет дурного, — ответил царевич, и старик поднялся и отпор ворота сада и принес ему постель и одеяло (а старик не знал, что царевна хочет выйти в сад).
 Вот что было с царевичем. Что же касается до няньки, то она отправилась к царевне и рассказала ей, что
плоды стали хороши на деревьях, и девушка сказала: — о
няня, сойдем со мной в сад и погуляем завтра, если захочет Аллах великий. Пошли к сторожу и осведоми
его, что мы будем завтра у него в саду. — И старуха послала сказать садовнику, что царевна будет завтра у
него в саду и чтобы он не оставлял в саду поливальщиков или рабочих и не давал никому из всех созданий
Аллаха войти в сад, и когда пришло к старику известие
 49

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 от царевны, он привел протоки в порядок и встретился
с царевичем и сказал ему: — царевна — владелица
этого сада, а ты, о господин мой, простишь, и это место — твое место, а я живу только твоими милостями,
но мой язык у меня под ногами. И я уведомляю тебя,
что царевна Хайят-ан-Нуфус хочет спуститься в сад
завтра в начале дня и приказала мне не давать никому
в саду ее увидеть. И я хочу от твоей милости, чтобы ты
вышел сегодня из сада; царевна останется здесь только
сегодняшний день до послеполуденного времени, а потом сад будет твой на месяцы, века и годы. — О старец, —
сказал царевич, — может быть тебе досталось из-за нас
дурное? — и садовник воскликнул: — нет, клянусь Аллахом, о мой владыка, мне достался из-за тебя один почет! — и тогда юноша молвил: — если так, то тебе достанется от нас только всяческое благо. Я спрячусь в этом
саду, и никто меня не увидит, пока царевна не уйдет к
себе во дворец. — О господин, — сказал садовник, —
если она увидит тень человека из созданий Аллаха великого, она отрубит мне голову... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старик сказал юноше: — когда царевна увидит тень человека, она отрубит мне голову, — и юноша молвил: —
я не дам никому увидеть себя вообще и совершенно.
Нет сомнения, что тебе сегодня не хватает на расходы
для твоей семьи. — И он протянул руку к мешку и вынул оттуда пятьсот динаров и сказал старику: —
возьми это золото и трать на твоих родных, и пусть твое
сердце за них успокоится, — и когда старик взглянул
на золото, его душа стала для него ничтожной, и он
подтвердил царевичу, чтобы тот не появлялся в саду, и
 50

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 оставил его сидеть там, и вот что было с садовником и
сыном царя. Что же касается царевны, то, когда наступило утро следующего дня, к ней вошли ее слуги, и она
приказала открыть потайную дверь, которая вела в
сад, где стоял дворец, и надела царственную одежду,
украшенную жемчугом, яхонтами и драгоценностями,
и под одежду она надела тонкую рубашку, украшенную яхонтами, а под всем этим было то, что бессилен
описать язык, от чего смущается душа, и от любви к
чему становится храбрым трус. А на голове у нее был
венец из червонного золота, украшенный жемчугом и
драгоценными камнями, и она ходила в башмачках со
свежим жемчугом, сделанных из червонного золота и
украшенных драгоценными камнями и металлами.
И она положила руку на плечо старухи и велела выходить через потайную дверь, и вдруг старуха посмотрела в сад и увидела, что он наполнился слугами и невольницами, которые ели плоды и мутили каналы, желая насладиться в этот день игрой и прогулкой, и
сказала царевне: — ты обладаешь обильным умом и
полной сообразительностью и знаешь, что тебе не
нужны в саду эти слуги. Если бы ты выходила из дворца твоего отца, их выход с тобою был бы, конечно, для
тебя почетен, но ведь ты, о госпожа, выходишь через
потайную дверь в сад, так что не видит тебя никто из
тварей Аллаха великого. — Ты права, о нянюшка. Как
же нам поступить? — спросила царевна, и старуха
сказала ей: — прикажи слугам, чтобы они вернулись —
я говорю тебе об этом только из уважения к царю. —
И царевна велела слугам вернуться, и нянька сказала
ей: — остались еще некоторые слуги, которые хотят
порчи на земле; отпусти их и оставь при себе только
двух невольниц, чтобы мы повеселились с ними. —
И когда нянька увидела, что сердце царевны прояснилось и время стало для нее безоблачным, она сказала: —
 51

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 вот теперь мы сделаем хорошую прогулку. Пойдем
сейчас в сад, — и царевна поднялась и положила руку
няньке на плечо и вышла через потайную дверь, и ее
невольницы шли перед нею, и царевна смеялась над
ними, покачиваясь в своих одеждах. А нянька шла впереди нее и показывала царевне деревья и кормила ее
плодами. И она ходила с места на место и шла до тех
пор, пока не дошла до дворца, и когда царевна посмотрела на него, она увидела, что он обновлен, и воскликнула: — о нянюшка, разве ты не видишь, что колонны
дворца отстроены и стены выбелены? — Клянусь Аллахом, о госпожа, — сказала нянька, — я слышала
разговоры, будто садовник взял у некоторых торговцев материю и продал ее и купил на вырученные деньги кирпича, известки, гипса и камней и прочего и я
спросила его, что он с этим сделал, и он сказал мне: —
я отстроил дворец, который был заброшен, — а потом
старик говорил: — купцы потребовали с меня то, что я
им должен, и я сказал им: — вот царевна спустится в
сад и увидит постройку, и она ей понравится. И когда
царевна придет, я возьму то, что она мне пожалует, и
отдам купцам долг и все, что им следует. — Ия спросила его: — что побудило тебя к этому? — и он сказал
мне: — я увидел, что дворец развалился и колонны его
разрушены и штукатурка на нем облупилась, и ни в
ком не видел я щедрости, чтобы отстроить его. И тогда
я занял денег на свой страх и отстроил его и надеюсь,
что царевна сделает то, что ее достойно. — Ия сказала
ему: царевна вся — благо и возмещение, — и он сделал все это, только желая от тебя милости. — Клянусь
Аллахом, — воскликнула царевна, — он отстроил дворец из благородства и сделал дело великодушных! Позови ко мне казначейшу! — И нянька позвала казначейшу, и та тотчас же явилась к царевне, и царевна
приказала ей дать садовнику две тысячи динаров, и
 52

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 старуха послала к садовнику человека, и посланный,
придя к нему, сказал: — тебе надлежит исполнить
приказание царевны, — и когда садовник услышал
от посланного эти слова, суставы его задрожали, и
сила его ослабла, и он сказал про себя: — нет сомнения, что царевна увидала юношу, и будет этот день
для меня днем самым злосчастным. — И он вышел и
пошел домой и осведомил обо всем свою жену и детей и сделал завещание и простился с ними, и они
стали его оплакивать, а он пошел и остановился перед царевной, и лицо его было как шафран, и он едва не
падал во всю длину. И старуха заметила это и помогла
ему словами и сказала: — о старец, целуй землю,
благодари Аллаха великого и вознеси молитвы за царевну. Я осведомила ее о том, что ты сделал, отстроив заброшенный дворец, и она обрадовалась и пожаловала тебе за это две тысячи динаров. Возьми их у
казначейши и молись за царевну и поцелуй перед
ней землю, а потом возвращайся своей дорогой. —
И садовник, услышав от няньки эти слова, взял две
тысячи динаров и поцеловал землю меж рук царской
дочери и пожелал ей блага, а потом он вернулся в
свое жилище, и его родные обрадовались и пожелали блага тому, кто был причиною всего этого дела...
и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ ТРИДЦАТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старик-сторож взял две тысячи динаров у царевны и
вернулся в свое жилище, и его родные обрадовались и
пожелали блага тому, кто был причиной всего этого, и
вот что было с ними.
 53

ТО ЖЕ касается старухи, то она сказала: — о госпожа, это место стало
красивым, и я никогда не видела известки чище этой и масла лучше этого. Посмотреть бы, поправил ли он
дворец снаружи и внутри, или покрыл его снаружи штукатуркой, а внутри — сажей.
Войдем, посмотрим на него внутри. — И нянька
вошла, а сзади нее царевна, и они увидели, что дворец разрисован и украшен внутри самыми лучшими
рисунками. И царевна посмотрела направо и налево
и дошла до середины портика, и тогда она взглянула
на него и долго на него смотрела, и нянька поняла,
что ее глаза заметили изображение сна. И она подозвала обеих невольниц к себе, чтобы они не отвлекали царевны, и когда царевна увидела изображение
сна, она обратилась к старухе, удивленная, ударяя
рукой об руку, и сказала: — о няня, пойди, посмотри на вещь столь удивительную, что будь она написана иглами в уголках глаза, она была бы назидани-
 54

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 ем для поучающихся. — А что это такое, о госпожа? —
спросила старуха, и царевна сказала: — войди в середину портика и посмотри, и о том, что увидишь, осведоми меня. — И старуха вошла и всмотрелась в
изображение сна и вышла, удивленная, и воскликнула: — клянусь Аллахом, о госпожа, это изображение
сада, охотника и сетей и всего, что ты видела во сне;
и удержало самца, когда он улетел, от возвращения
к самке и освобождения ее из сетей охотника только великое препятствие. Я увидела, что он в когтях
хищника и тот его убил, выпил его кровь, разорвал
его мясо и съел его, и в этом, о госпожа, причина
того, что он задержался и не вернулся к самке и не
освободил ее из сети. Но диво, о госпожа моя, в том,
что этот сон нарисован красками, и если бы ты захотела это сделать, ты была бы не в силах его изобразить. Клянусь Аллахом, это вещь диковинная, которую должно записать в жития! Но может быть, о госпожа, ангелы, приставленные к сынам Адайа,
узнали, что птица-самец обижена, так как мы ее обидели, упрекая ее за то, что она не вернулась, и выставили доказательство за самца и показали, в чем его
оправдание. Вот я его сию минуту увидела убитого в
когтях хищника. — О нянюшка, — сказала царевна, —
это птица, над которой исполнился суд и приговор, а мы
ее обидели. — О госпожа, меж руками Аллаха великого
встретятся тяжущиеся, — ответила старуха. — Но нам
стала видна истина, о госпожа, и выяснилось, в чем оправдание птицы-самца.
 Если бы в него не вцепились когти хищника, который убил его и выпил его кровь, и съел его мясо, он
бы не задержался и вернулся к своей самке. Наоборот, он возвращался к ней, чтобы освободить ее из
сети, но против смерти нет хитрости. А сын Адама —
тем более: он будет морить себя голодом и накормит
 55

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТАЯ НОЧЬ
 жену, и разденет себя, а жену оденет; он прогневит
своих родных, а ее умилостивит, и ослушается и откажет родителям, а жене даст. Она знает его тайные
и скрытые помыслы и не может вытерпеть без него
одну минуту, и если бы он отлучился на одну ночь, ее
глаза бы не заснули. У нее нет никого дороже его, и
она дорожит им больше, чем родителями, и, ложась
спать, они обнимаются, и муж кладет руку под голову жене, и она кладет руку под голову мужу, как сказал поэт:
 Подушкой ей подложил я руку и спал я с ней,
 И ночи сказал: — продлись, сияет теперь луна.
 О ночь! Никогда Аллах не создал подобной ей —
 Со сладости началась и горечью кончилась.
 А после этого муж целует жену, а жена целует мужа.
 Среди того, что случилось у одного царя с его женой, было то, что она заболела и умерла, и он похоронил себя с нею, будучи жив, и согласился для себя на
смерть из любви к жене и крайней привязанности,
бывшей между ними. То же случилось, когда один
царь заболел и умер и его захотели похоронить, и его
жена сказала родным: — дайте мне похоронить себя с
ним заживо, а иначе я убью себя и буду на вашей совести. — И когда поняли, что она не отступится от этого,
ее оставили, и она бросилась в могилу к мужу от крайней любви к нему и сожаления о нем.
 И старуха до тех пор рассказывала царевне истории, повествующие о мужчинах и женщинах, пока
не прошла бывшая у нее в сердце ненависть к мужчинам, и когда старуха поняла, что у царевны вновь
возникла любовь к мужчинам, она сказала: — теперь настало нам время погулять в саду. — И они
вышли из дворца и стали ходить между деревьями, и
 56

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 царевич бросил взгляд, и его взор упал на царевну, и
он увидал ее облик и стройный ее стан, и ее розовые
щеки, черные глаза, великое изящество, блестящую
красоту и полное совершенство, и его ум был ошеломлен, и взор его устремился к ней, и исчезло в
любви его здравое разумение. И страсть перешла в
нем предел, и члены его занялись служением царевне, и все внутри его запылало огнем страсти, и его
покрыло беспамятство, и он упал на землю в забытьи, а очнувшись, он увидел, что царевна исчезла с
его глаз и скрылась от него за деревьями... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царевич Ардешир прятался в саду, и спустилась туда
царевна со старухой, и они стали ходить среди деревьев, и когда царевич увидел девушку, его покрыло беспамятство от охватившей его сильной любви. А очнувшись, он увидел, что царевна исчезла с глаз и скрылась
среди деревьев, и тогда он вздохнул из глубины сердца
и произнес такие стихи:
 Когда увидал мой взгляд красу ее редкую,
 Растерзано было сердце страстью великою.
 И брошен, повергнут был на землю тотчас же я,
 Не ведала дочь царя, что было со мной тогда.
 Нагнувшись, она чарует сердце влюбленного —
Аллахом молю, — смягчись и сжалься ты надо мной!
 Владыка, молю, ускорь сближенье и счастье дай
Душе ты моей, пока в могилу я не сошел!
 И пусть поцелуй мой десять, десять и десять раз
Уста истомленного к щеке принесут ее.
 57

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 А старуха до тех пор водила царевну по саду, пока
не дошла до того места, где был царевич, и тогда старуха вдруг сказала: — о тайно-милостивый, избавь нас
от того, что нас страшит! — и когда царевич услышал
знак, он вышел из-под прикрытия и принял самодовольный и высокомерный вид и стал ходить среди деревьев, смущая своим станом ветви, и лоб его был окаймлен капельками пота, а щеки его стали как заря — слава
Аллаху великому за то, что он создал! И царевна бросила взгляд и увидела юношу и, увидев его, она надолго
устремила на него взор и увидела его красоту и прелесть, и его стройный стан, и глаза, которые пленяли
газелей, и стан, позоривший ветви ив. И царевич ошеломил ее ум и похитил ее разум и поразил ее стрелами
глаз в сердце, и царевна спросила старуху: — о няня,
откуда у нас этот юноша, прекрасный видом? — Где
он, о госпожа? — спросила старуха, и царевна ответила: — вот он, близко, среди деревьев. — И старуха стала оглядываться направо и налево, словно она ничего о
нем не ведала, и спросила: — а кто показал этому юноше дорогу в этот сад? — и Хайят-ан-Нуфус воскликнула: — о кто расскажет нам об этом юноше — слава
тому, кто создал мужчин! А ты, о няня, знаешь его? —
О госпожа, это тот юноша, который посылал тебе со
мной послания, — ответила старуха, и царевна (а она
потонула в море любви и в огне страсти и увлечения)
воскликнула: — о нянюшка, как этот юноша прекрасен! Поистине, он красив видом, и я думаю, что на лице
земли нет никого лучше. — И когда старуха поняла,
что любовь к юноше овладела царевной, она молвила: — разве я не говорила тебе, о госпожа, что это красивый юноша со светлым ликом? — И царевна сказала ей: — о нянюшка, царские дети не знают обстоятельств земной жизни и не знают качеств тех, кто есть
на земле, и они ни с кем не общаются, не берут и не
 58

дают. О нянюшка, как до него добраться и какой хитростью обратить мне к нему лицо, и что я скажу ему, и
он мне скажет? — А какая есть теперь у меня в руках
хитрость? — ответила старуха. — Мы не знаем, как
 59

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 поступить в этом деле из-за тебя. — О нянюшка, —
воскликнула царевна, — знай, что никто не умер от
страсти, кроме меня! Я уверена, что умру сейчас же, и
все это из-за огня любви. — И когда старуха услышала
слова девушки и увидела ее страсть в любви к юноше,
она сказала: — о госпожа, что касается до его прихода
к тебе, то к этому нет пути, а тебе простительно, что ты
не пошла к нему, потому что ты молоденькая. Но идем
со мной, и я буду идти впереди, пока ты не дойдешь до
него, и я стану с ним разговаривать, так что тебе не будет стыдно, и в один миг у вас с ним возникнет дружба. — Иди впереди меня — приговора Аллаха не отвратить, — сказала царевна, и нянька с царевной
пошли и подошли к царевичу, который сидел, подобный луне в ее полноте, и когда они подошли к нему,
старуха сказала: — посмотри, о юноша, кто пришел
к тебе — это дочь царя времени, Хайят-ан-Нуфус.
Узнай же ей цену и значение того, что она пошла и
пришла к тебе. Встань из уважения к ней и стой перед нею на ногах. — И царевич и тот же час и минуту поднялся на ноги, и его взор встретился с ее взором, и оба они стали как пьяные без вина, и еще увеличилась любовь царевича и его страсть к ней. И царевна
раскинула руки, и юноша также, и они обнялись, охваченные крайним томлением, и одолела их любовь
и страсть, и покрыло их беспамятство, и они упали на
землю, и оставались без чувств долгое время. И старуха испугалась позора и внесла их во дворец и села у
дверей его, а невольницам она сказала: пользуйтесь и
гуляйте — царевна спит, — и невольницы снова пошли гулять. А влюбленные очнулись от забытья и увидели себя внутри дворца, и юноша сказал царевне: —
заклинаю тебя Аллахом, о владычица красавиц, — сон
ли это или пучки сновидений? — и затем они обня¬
 60

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 лись и опьянели без вина и стали жаловаться на волнение страсти, и юноша произнес такие стихи:
 Восходит с лица ее сияющий солнца лик,
 И так же со щек ее румянец зари блестит.
 Когда появляется смотрящим лицо ее,
 Смущенно скрывается звезда в небесах пред ним.
 Когда же появятся улыбки ее лучи,
 Свет утра блеснет и мрака тучи рассеет он.
 А если свой гибкий стан склонить она вздумает,
Ревнует ее тогда ветвь ивы в листве своей.
 Достаточно видеть мне ее, и доволен я,
 Спаси, сохрани ее, людей и зари господь!
 Луне она в долг дала частицу красот своих,
 Хотело с ней сходным солнце быть — не могло оно.
 Откуда взять солнцу мягкость нежных боков ее.
Откуда взять месяцу и внешность и нрав ее?
 Кто может меня корить за то, что я весь в любви
И то разделяюсь в ней, то вновь безразделен я?
 Моим овладела сердцем, раз лишь взглянув, оно,
 И что уберечь могло бы сердце влюбленное?
 ... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что,
когда царевич окончил свои стихи, царевна прижала
его к груди и поцеловала в уста и между глаз, и душа
вернулась к юноше, и он принялся сетовать ей на силу
страсти, которую испытывал, и жестокость любви и
великую тоску и волнение, и на то, что случилось с ним
из-за суровости ее сердца, и царевна, услышав его слова, стала целовать ему руки и ноги и обнажила голову,
 61

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 и потемнело на земле, и засияла над ней луна. — О любимый, о предел моих желаний, — да не будет дня разлуки, и да не заставит его Аллах к нам вернуться! —
сказала царевна, я они обнялись и стали плакать, и царевна произнесла такие стихи:
 О солнце дня смутивший и лик луны,
 Велел убить чертам меня дивным ты.
 Сразил мечом он глаз меня режущим.
 Куда бежать от глаз меча острого?
 С бровей, как лук, мне в сердце разящая
Стрела огня и страсти вонзилася,
 А щек плоды мне рай сулят розовых —
 Стерпеть могу и их не рвать разве я?
 Твой гибкий стан — расцветшая ивы ветвь,
 Плоды ее срывать должно любящим.
 Влечешь меня насильно ты, сна лишив,
 Забыла стыд в любви к тебе всякий я.
 Аллах тебе поможет пусть светом дня,
 Приблизив даль и миг когда свидимся!
 Так сжалься же над сердцем страдающим
И помощи высот твоих ищущим!
 А когда она окончила свои стихи, любовь залила
ее, и она обезумела и стала плакать слезами обильными, струящимися, и сожгла сердце юноши. И он сделался пленником любви к ней и обезумел и подошел
к царевне и стал целовать ей руки и плакать сильным
плачем, и они, не переставая, обменивались укорами, беседовали и говорили стихи, пока не раздался
призыв к предвечерней молитве, и не было между
ними ничего, кроме этого. И они собрались уходить,
и царевна сказала юноше: — о свет моего глаза а
последний вздох моего сердца, теперь время разлуки, но когда же будет встреча? — а юноша, которого
 62

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 пронзили стрелы ее слов, воскликнул: — клянусь
Аллахом, я не люблю упоминания о разлуке! —
И затем царевна вышла из дворца, и Ардешир посмотрел на нее и увидел, что она издает стоны, от которых расплавится камень, и плачет слезами, подобными дождю, и он потонул от любви в море бедствий
и произнес такие стихи:
 Желанная сердца, все больше я занят
Любовью к тебе, как теперь ухитриться?
 Твой лик, точно утро, когда оно встанет,
 А кудри напомнили цветом мрак ночи.
 Твой стан — точно ветвь, когда гнется она,
 Коль северный ветер ее закачает.
 А глаз твоих взоры — газелям подобны,
 Когда на них взглянут достойные люди.
 Твой стан изнурен отягчающим задом —
 Ведь тяжек он так, а твой стан легковесен.
 Вино влаги уст твоих — лучший напиток.
 Как мускус пахучий, он чист и прохладен.
 Газель из степей, перестань же грустить,
 Будь щедрой ко мне и пришли мне хоть призрак.
 И когда царевна услышала эти слова, сказанные для
восхваления ее, она вернулась к юноше в обняла его с
горящим сердцем, где разлука разжигала огонь, который гасили лишь поцелуи и объятия, и молвила: —
сказал сложивший ходячую поговорку — терпеть без
любимого, но не утратить его, — и я непременно придумаю хитрость, чтобы нам встретиться. — И потом
она простилась с юношей и ушла, не зная от сильной
любви, куда она ставит ноги, и шла до тех пор, пока не
увидела себя в своей комнате.
 Что же касается юноши, то тоска и безумие его
усилились, и он лишился сладости сна. А царевна не
 63

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 вкушала пищи, и истощилось ее терпение, и стойкость ее ослабела, и когда наступило утро, она позвала няньку, и та явилась и увидела, что состояние
царевны изменилось. — Не спрашивай, что со мной:
все, что со мной — дело твоих рук, — сказала царевна, и потом она спросила: — где любимый моего
сердца? — О госпожа, — сказала старуха, — а когда он с тобой расстался? Разве он был вдали от тебя
дольше, чем одну ночь? — А разве мне возможно
вытерпеть без него и одну минуту! — воскликнула
царевна. — Поднимайся, придумай хитрость и сведи меня с ним поскорее, — душа моя почти из меня выходит. — Продли терпение, о госпожа, пока я не
придумаю для вас тонкого дела, о котором никто не
узнает, — сказала нянька, и царевна воскликнула: —
клянусь великим Аллахом, если ты не приведешь его
сегодня, я обязательно скажу царю и расскажу ему,
что ты меня испортила, и он сбросит тебе голову! —
Прошу тебя ради Аллаха, потерпи со мной, ибо это
дело опасное, — сказала старуха, и она до тех пор
унижалась перед царевной, пока не уговорила ее потерпеть три дня, и потом царевна сказала ей: — о
няня, эти три дня стоят для меня трех лет. Если
пройдет четвертый день, и ты его ко мне не приведешь, я постараюсь тебя убить. — И нянька вышла
от царевны и отправилась в свое жилище, а когда наступило утро четвертого дня, она позвала всех горничных города и потребовала от них хороших красок, чтобы раскрасить невинную девушку, разрисовать и расписать ее, и они принесли ей требуемое,
лучшего, какой только есть, сорта. А затем она позвала юношу, и когда тот явился, открыла сундук и
вынула из него узел, в котором было платье из женских одежд, стоящее пять тысяч динаров, и повязку,
обшитую всевозможными драгоценными камнями,
 64

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 и сказала: — о дитя мое, хочешь ли ты встретиться с
Хайят-ан-Нуфус? — И царевич ответил: — да! — И
тогда старуха взяла щипчики и выщипала на лице у
царевича волосы и насурмила его, и потом она обнажила его и наложила узоры ему на руки, от ногтей
до плеча, и на ноги, от плюсны до бедер, и расписала
ему все тело, и узоры стали подобны красной розе на
плитках мрамора. А после этого через небольшое
время она вымыла юношу и почистила его и вынесла
ему рубаху и исподнее и потом одела его в ту царственную одежду с повязкой и покрывалом и научила его, как ходить, и сказала: — выставляй левую
ногу и отставляй правую, — и юноша сделал так,
как она ему велела, и пошел перед ней, и стал он подобен гурии, вышедшей из рая. И старуха сказала
ему: — укрепи свое сердце — ты идешь к царскому
дворцу, и обязательно будут у ворот солдаты и слуги,
и если ты их испугаешься или охватит тебя страх,
они начнут в тебя всматриваться и узнают тебя, и
постигнет нас вред, и пропадут наши души. И если
нет у тебя силы на это, осведоми меня. — Это дело
меня не страшит, будь же спокойна душою и прохлади глаза, — ответил царевич, и старуха вышла, идя
впереди него, и они дошли до ворот дворца, перед
которыми было полно евнухов, и старуха обернулась
к юноше, чтобы посмотреть, охватил его страх или
нет, и увидела, что он все такой же и не изменился.
И когда старуха подошла, главный евнух посмотрел
на нее и узнал ее, а позади нее он увидел девушку,
описание которой смущает умы, и сказал про себя, —
что до старухи, то это нянька, а что до той, которая
сзади, то нет в нашей земле девушки, похожей на
нее внешностью и близкой к ней по красоте и изяществу, если только это не царевна Хайят-ан-Нуфус,
но она взаперти и никогда не выходит. Если бы уз¬
 65

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 нать, как она вышла на дорогу! Посмотреть бы, вышла ли она с позволения царя или без его позволения! —
И он поднялся на ноги, чтобы выяснить это дело, и за
ним последовали около тридцати евнухов, и когда
старуха увидела их, ее ум улетел, и она воскликнула: — поистине мы принадлежим Аллаху и к нему
возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда старуха увидела главного евнуха, который
приближался со своими слугами, ее охватил величайший страх и она воскликнула: — нет мощи и силы,
кроме как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души
сейчас, нет сомнения! — И когда главный евнух услышал слова старухи, его охватил страх, так как он
знал ярость царевны и знал, что ее отец под ее властью. — Может быть, царь велел няньке взять свою
дочь с собой, чтобы исполнить какое-нибудь дело, и
не хочет, чтобы кто-нибудь о ней знал, — сказал он
про себя. Если я стану ей противодействовать, у нее в
душе будет из-за меня нечто великое, и она скажет: —
этот евнух встал передо мною, чтобы раскрыть мои
обстоятельства, — и постарается меня убить. Нет
мне нужды до этого дела. — И он повернул назад, и
тридцать евнухов вернулись с ним к воротам дворца,
и отогнали людей от дворцовых ворот, и тогда старуха вошла и поздоровалась с ними головой, и тридцать евнухов встали из уважения к ней и возвратили
ей приветствие. И старуха вошла, и царевич вошел
сзади, и они входили в разные двери, и прошли че¬
 66

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 рез все помещения, и покрывал их покрывающий,
пока они не дошли до седьмой двери, — а это была
дверь самого большого дворца, в котором находился
царский престол, и через нее можно было пройти в
комнаты наложниц, помещение харима и дворец
царской дочери. И старуха остановилась там и сказала: — о дитя мое, вот мы пришли сюда, да будет
же хвала тому, кто привел нас к этому месту! О дитя
мое, встреча придет к нам не раньше чем ночью, так
как ночь — покров для боящегося. — Ты права; как
же ухитриться? — спросил царевич, и старуха сказала: — спрячься в этом темном месте. — И царевич
сел в колодец, а старуха отправилась в другое место
и оставила юношу в колодце до тех пор, пока день не
повернул на закат, и тогда она пришла к нему и вытащила его из колодца, и они вошли в ворота дворца
и входили в двери, пока не подошли к комнате Хай-
ят-ан-Нуфус. И нянька постучала в дверь, и вышла
маленькая невольница и спросила: — кто у дверей? —
и нянька ответила: — я, — и тогда невольница вернулась и спросила у своей госпожи позволения
няньке войти, и царевна сказала: — открой ей и дай
ей войти и тому, кто с нею, — и оба вошли. — И когда они явились, нянька обернулась к Хайят-ан-Ну-
фус и увидела, что та уже приготовила помещение и
расставила светильники и покрыла скамеечки и портики коврами и положила подушки и зажгла свечи в
золотых и серебряных подсвечниках. И она поставила трапезу и плоды и сладости и зажгла мускус, алоэ
и амбру и села среди свечей и светильников, и свет
ее лица был сильнее всего их света. И, увидев няньку, она спросила: — о няня, где возлюбленный моего сердца? — и старуха ответила: — о госпожа, я
его не встречала, и мой глаз не падал на него, но я
привела к тебе его сестру по отцу и по матери. —
 67

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Что ты — бесноватая? Нет мне нужды в его сестре!
Разве, когда болит у человека голова, он перевязывает себе руку! — воскликнула царевна, и нянька ответила: — нет, клянусь Аллахом, о госпожа, но
взгляни на нее, и если она тебе понравится, оставь ее
у себя. — И она открыла лицо юноши, и когда царевна узнала его, она поднялась на ноги и прижала
его к груди, и Ардешир тоже прижал ее к груди, и
они упали на землю, покрытые беспамятством на
долгое время. И нянька брызнула на них розовой
водой, и они очнулись, и царевна поцеловала его в
уста более чем тысячей поцелуев и произнесла такие стихи:
 Посетил любимый сердца в темноте,
 Я стояла в уваженье, пока сел.
 Я сказала: — о желанный, о мой друг,
 Не боялся стражи, ночью ты пришел!
 Он ответил: — я боялся, но любовь
Вздох последний мой и душу отберет,
 Обнялись мы и лежали так с часок,
 Безопасно тут и стража не страшна,
 Встали мы, дурного не свершив совсем.
Отряхнули платье — грязи нет на нем.
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что,
когда к Хайят-ан-Нуфус пришел во дворец ее возлюбленный, они обнялись, и она произнесла стихи, подходящие для этого, а окончив говорить, воскликнула: —
разве правда, что я вижу тебя в моем жилище, и ты
 68

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 мой собеседник и друг? — И затем усилилась ее любовь, и измучило ее волнение, так что ум ее едва не
улетел от радости, и она произнесла такие стихи:
 Дороже души моей пришедший во тьме ночной,
 И в срок, им назначенный, его ожидала я,
 И вдруг испугал меня рыдания его звук,
 И молвила я: — семья, приют и уют тебе!
 И тысячу раз в лицо его целовала я,
 И тысячу обняла, а он был закрыт плащом,
 И молвила я: — теперь достигла желанного —
 Аллаха восхвалим же — он к должному нас привел!
 И спали мы, как хотели, в ночь наилучшую,
 Пока не прогнало утро сумрачной ночи тьму.
 А когда наступило утро, она ввела царевича в одну
из своих комнат, и он не входил к ней, пока не пришла ночь, и тогда царевна привела его к себе, и они
сели и стали беседовать. — Я хочу, — сказал царевич, — вернуться в мои земли и осведомить отца о
твоих обстоятельствах, чтобы он послал к твоему
отцу своего везиря, и тот бы посватался к тебе у
него. — О любимый, — сказала царевна, — я боюсь,
что ты уйдешь в свою страну к власти и отвлечешься
и забудешь любовь ко мне, или твой отец не будет согласен с твоими словами, и тогда я умру, и конец.
Правильное решение, — чтобы ты остался со мной, в
моих руках и смотрел бы на мое лицо, и я смотрела
бы на твое лицо, пока я не придумаю для тебя хитрости и мы не выйдем, и я и ты, в одну ночь и не отправимся в твою страну. Я уже отчаялась и не надеюсь
больше на моих родных. — И Ардешир отвечал: —
слушаю и повинуюсь! — и они продолжали, как
раньше, пить вино. И в какую-то ночь вино было им
приятно, и они не задремали и не заснули, пока не
 69

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 заблистала заря. И вдруг случилось, что один из царей прислал отцу царевны подарки, среди которых
было ожерелье из бесподобных драгоценных камней, состоявшее из двадцати девяти зерен, цену которых не покрыли бы сокровищницы царя, я царь
сказал: — это ожерелье подходит только для моей
дочери Хайят-ан-Нуфус! — И он обратился к одному евнуху, у которого царевна вырвала зубы из-за
обстоятельств, требовавших этого, и позвал его и
сказал: — возьми это ожерелье и доставь его к Хай-
ят-ан-Нуфус, и скажи ей — один царь прислал его в
подарок твоему отцу, и не найдется денег, которые
бы покрыли его стоимость. Надень же его себе на
шею. — И слуга взял ожерелье, говоря: — пусть
сделает его Аллах великий последним, что она наденет в жизни — она лишила меня пользы от моих зубов! — и пошел и пришел к дверям комнаты царевны. И он увидал, что двери заперты и старуха спит у
дверей, и разбудил ее, и она проснулась, испуганная,
и спросила: — что тебе нужно? — Царь послал меня с
делом к своей дочери, — ответил евнух, и старуха
сказала: — ключа нет; уходи, а я принесу ключ. —
Я не могу пойти к царю, — сказал евнух, и старуха
ушла, чтобы принести ключ, и ее охватил страх, и
она убежала, ища спасения своей души. И когда евнух заждался ее, он побоялся заставить ждать царя и
толкнул дверь и потряс ее, и защелка сломалась, и
дверь распахнулась. И евнух вошел и входил в двери,
пока не дошел до седьмых дверей, и, войдя в комнату
царевны, он увидал, что она устлана великолепными
коврами, и там стоят свечи и кувшины. И евнух удивился этому делу и шел, пока не дошел до ложа, перед которым была парчевая занавеска и сетка из
драгоценных камней, и, подняв занавеску, евнух
увидел царевну, которая лежала, держа в объятиях
 70

юношу, прекраснее ее. И евнух прославил Аллаха
великого, который создал его из ничтожной воды, и
воскликнул: — вот прекрасные дела для той, кто ненавидит мужчин! Как она добралась до этого? Я ду¬
 71

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 маю, что она вырвала мне зубы только из-за него! —
И он опустил занавес на место и вышел, направляясь к
дверям, и царевна проснулась испуганная и увидела
евнуха Кафура и кликнула его, но он не отозвался, и
тогда она спустилась с ложа к догнала его и, схватив
край его одежды, положила его себе на голову и поцеловала евнуху ноги, говоря: — покрой то, что покрыл
Аллах! — Аллах да не покроет тебя и того, кто покрывает тебя! — воскликнул евнух. Ты вырвала мне
зубы и говорила: — пусть никто не упоминает мне ни
о каких качествах мужчин. — И он вырвался от нее и
вышел бегом и запер дверь и поставил у двери евнуха
сторожить ее, и вошел к царю, и царь спросил его: —
отдал ты ожерелье Хайят-ан-Нуфус? — Клянусь Аллахом, ты достоин большего, чем все это! — сказал евнух, и царь воскликнул: — а что со мной случилось?
Скажи мне и говори скорее! — Я скажу тебе не иначе
как в уединении между мной и тобой, — ответил евнух, но царь вскричал: — говори без уединения! —
Дай мне пощаду, — сказал тогда евнух, и царь бросил
ему платок пощады, и евнух сказал: — о царь, я вошел
к царевне Хайят-ан-Нуфус и нашел ее в комнате, устланной коврами, и она спала, держа в объятиях юношу. И я запер их за дверями и явился к тебе. И когда
царь услышал его слова, он поднялся на ноги и взял в
руку меч и кликнул главного евнуха и сказал ему: —
возьми твоих молодцов, войди к Хайят-ан-Нуфус и
принеси и ее и того, кто есть с ней, лежащими на ложе,
и закройте их обоих одеялами... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда царь приказал евнуху взять своих молод¬
 72

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 цов и отправиться к Хайят-ан-Нуфус и принести к
нему ее и того, кто был с ней, евнух со своими людьми вышел, и они вошли к ней и увидали, что Хайят-
ан-Нуфус стоит на ногах и совсем растаяла от плача
и стенаний и царевич тоже. И главный евнух сказал
юноше: — ложись на ложе, как раньше, и царевна
тоже, — и царевна испугалась за юношу и сказала
ему: — сейчас не время прекословить, — и оба легли, и их понесли и принесли к царю. И когда царь открыл их, царевна поднялась на ноги, и царь посмотрел на нее и хотел отрубить ей голову, но юноша поспешил и бросился царю на грудь и воскликнул: — о
царь, на ней нет греха — грех на мне. Убей же меня
прежде нее. — И царь направил на него меч, чтобы
убить его, и тогда Хайят-ан-Нуфус бросилась к отцу
и воскликнула: — убей меня, но не убивай его. Он
сын величайшего царя, который владеет всей землей
и вдоль и вширь. — И, услышав слова своей дочери,
царь обратился к великому везирю (а он был скопищем зла) и спросил его: — что ты скажешь, о везирь,
об этом деле? — и везирь ответил: — вот, что я скажу: — всякому, кто попал в это дело, нужно лгать, и
нет для них ничего, кроме отсечения головы, после
того, как ты их помучаешь разными мучениями. — И тогда царь позвал меченосца своей мести, и тот пришел
со своими молодцами, и царь сказал ему: — возьмите этого негодяя и отрубите ему голову, а после него —
этой распутнице и сожгите их и не спрашивайте
меня о них второй раз. — И палач положил руку на
спину девушки, чтобы схватить ее, и царь закричал
на него и бросил в него чем-то, что было у него в
руке, так что чуть не убил его, и сказал: — о пес, как
ты можешь быть кротким, когда я в гневе? Возьми ее
рукой за волосы и тащи ее за них, чтобы она упала
на лицо. — И евнух сделал так, как приказал царь, и
 73

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 потащил царевну на лице, и юношу тоже, и притащил их к месту крови. И он отрезал кусок от края
своей одежды и завязал юноше глаза и вынул меч (а
он был острый), отложив казнь царевны в надежде,
что для нее последует смягчение. И он занялся царевичем и трижды поиграл мечом (а вся свита плакала
и молилась Аллаху, чтобы для обоих вышло смягчение) и поднял руку, и вдруг взвилась пыль, которая
застлала края неба.

ПРИЧИНОЮ этого было то, что когда
царь, отец юноши, заждался вестей о
своем сыне, он собрал большое войско
и отправился с ним сам, чтобы разыскать своего сына, и вот что было с ним.
Что же касается до царя Абд-аль-Ка-
дира, то, когда появилась эта пыль, он сказал: — о
люди, в чем дело и что это за пыль, которая затмила
взоры? — и великий везирь поднялся и вышел от
царя, направляясь к этой пыли, чтобы узнать о ней истину, и увидел людей, точно саранчу, число которых
не исчислялось и подкрепление которым не истощалось, и наполнили они горы, долины и холмы. И везирь
вернулся к царю и рассказал ему об этом деле, и царь
сказал везирю: — пойди и узнай, в чем дело с этим
войском и какова причина их прихода в нашу страну,
и спроси, кто предводитель войска, и передай ему от
меня привет. Спроси его о причине его прихода, и
если ему надо исполнить какое-нибудь дело, мы ему
поможем, а если он должен отомстить кому-нибудь из
 75

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 царей, мы выедем вместе с ним. Если же он хочет подарка, мы одарим его, ибо это великая численность и
большое войско и мы боимся его ярости для нашей
земли. — И везирь вышел и пошел среди палаток, солдат и воинов, и шел от начала дня до приближения заката, и тогда он подошел к обладателям золоченых мечей и расшитых звездами шатров, а после этого он дошел до эмиров, везирей, царедворцев и наместников,
и шел до тех пор, пока не дошел до султана. И он увидел, что это великий царь, и когда увидели везиря
вельможи правления, они закричали ему: — целуй
землю! целуй землю! — и он поцеловал землю и поднялся, и закричали на него во второй раз и в третий, и
наконец он поднял голову и хотел встать, но упал во
всю длину от сильного страха и почтения, а встав наконец меж руками царя, он сказал ему: — да продлит Аллах твои дни, да возвеличит твою власть и да возвысит
твой сан, о счастливый царь! А после того: царь Абд-
аль-Кадир приветствует тебя и целует перед тобою
землю и спрашивает тебя, с какой заботой ты пришел?
Если ты хочешь отомстить царям, он выедет, чтобы
служить тебе, а если ты стремишься к цели, которую
ему возможно осуществить, он станет служить тебе в
этом деле. — И царь сказал ему: — о посланник, пойди к твоему господину и скажи ему: — у царя величайшего есть сын, который отсутствует долгое время, и
вести о нем заставляют себя ждать, и исчезли следы
его. Если он находится в этом городе, царь возьмет его
и уедет от вас; если же случилось с ним какое-нибудь
зло или поразило его у вас что-нибудь запретное, его
отец разрушит ваша земли, ограбит ваше имущество,
убьет ваших мужчин и уведет в плен ваших женщин.
Возвращайся же скорее к твоему господину и осведоми его об этом, прежде чем постигнет его бедствие. —
И везирь отвечал: — слушаю и повинуюсь! — и хотел
 76

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 уходить, но царедворцы закричали ему: — целуй землю! целуй землю! — и он поцеловал землю двадцать
раз и встал лишь тогда, когда душа была у него в
носу. И затем он вышел из царской залы и шел, размышляя о деле этого царя и о многочисленности его
войск, пока не дошел до царя Абд-аль-Кадира, и краска сошла с его лица, и был он в величайшем страхе, и
поджилки у него тряслись. И он осведомил царя о том,
что с ним случилось... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда везирь вернулся от царя величайшего и рассказал царю Абд-аль-Кадиру, что с ним случилось (а краска сошла с его лица, и у него тряслись поджилки от
сильного страха), царь Абд-аль-Кадир сказал ему, охваченный беспокойством и страхом за себя и за своих
людей: — о везирь, а кто же будет сын этого царя? —
Его сын — тот, кого ты велел убить, и слава Аллаху, который не ускорил его убиения — его отец разрушил бы
тогда наши земли и ограбил бы наше имущество, —
сказал везирь, и царь воскликнул: — посмотри, как
порочно было твое мнение, когда ты посоветовал нам
его убить! Где же юноша, сын этого доблестного царя? —
О доблестный царь, ты приказал его убить, — сказал
везирь, и когда царь услышал эти слова, они ошеломили его разум, и он закричал из глубины сердца и головы: — горе вам, поспешите к палачу, чтобы он не подверг его казни! — и палача тотчас же привели, и, явившись, он сказал царю: — о царь времени, я отрубил
ему голову, как ты приказал мне. — О пес, — воскликнул царь, — если это правда, я непременно отправлю
тебя за ним следом. — О царь, — сказал палач, — ты
 77

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 велел мне убить его, не спрашивая тебя о нем второй
раз. — Я был в гневе! Говори правду, прежде чем погибнет твоя душа! — воскликнул царь, и палач сказал: — о царь, он в оковах жизни. — И царь обрадовался, и успокоилось его сердце, и он велел привести
юношу, и когда тот явился, царь встал на ноги и поцеловал его в уста и сказал: — о дитя мое, я прошу у великого Аллаха прощения за то, что случилось из-за
меня с тобою. Не говори же о том, что унизит твой сан
в глазах твоего отца, царя величайшего. — О царь времени, а где царь величайший? — спросил юноша, и
царь сказал: — о дитя мое, он пришел из-за тебя. —
Клянусь моим уважением к тебе, я не двинусь, пока не
очищу мою честь и честь твоей дочери от того, что ты
нам приписал! — воскликнул царевич. — Она девушка невинная! Позови нянек-повитух, чтобы они ее осмотрели перед тобой, и если ты увидишь, что невинность ее пропала, я сделаю мою кровь тебе дозволенной, а если она невинна, объяви, что моя честь и ее
честь свободны от позора. — И царь позвал повитух,
и, осмотрев девушку, они нашли ее невинной и рассказали об этом царю и потребовали от него награды, и
царь наградил их и надел на них то, что было на нем надето, и наградил также всех, кто был в хариме, и вынесли подносы с благовониями и надушили вельмож
правления и обрадовались до крайней степени. А потом царь обнял юношу и обошелся с ним почтительно
и с уважением и велел свести его в баню вместе с ближайшими его слугами, а когда он вышел, царь облачил
его в роскошную одежду и надел ему на голову венец
из драгоценных камней и обвязал ему стан парчевым
поясом, вышитым червонным золотом и украшенным
жемчугом и драгоценностями. И он посадил его на
коня из лучших коней, под золотым седлом, украшенным жемчугами и драгоценностями, и приказал вель¬
 78

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 можам правления и главарям своего царства ехать,
служа царевичу, пока он не приедет к своему отцу, а
юноше он поручил сказать своему отцу, царю величайшему: — царь Абд-аль-Кадир под твоей властью,
послушен и покорен тебе во всем, что ты ему прикажешь или запретишь, — и юноша молвил: — это непременно будет сделано! — И затем он простился с царем и поехал, направляясь к своему отцу, и когда его
отец его увидел, ум его взлетел от радости, он поднялся
на ноги и прошел несколько шагов и обнял сына, и распространилось веселье и радость в войске царя величайшего. И явились все везири и царедворцы и все воины и предводители и поцеловали землю перед юношей и порадовались его приходу, и был это для них, в
радости, великий день. И царевич позволил тем, кто
был с ним, и прочим жителям города царя Абд-аль-Ка-
дира смотреть, каковы войска царя величайшего, и
приказал, чтобы никто им не препятствовал и они могли бы видеть многочисленность его войска и силу его
власти, и все, кто ходил на рынок торговцев материей
и видел юношу раньше, когда он сидел там в своем помещении, удивлялись, как он мог согласиться на это
при своем благородстве и высоком положении, но
принудила его к этому его любовь и склонность к царевне. И распространились вести о многочисленности
его войска, и дошло это до Хайят-ан-Нуфус, и она поднялась на вышку дворца и посмотрела на горы, и увидела, что они наполнились солдатами и воинами. А она
была во дворце своего отца, заточенная, под присмотром, до тех пор, пока не узнают, что прикажет о ней
царь — либо простить ее и выпустить, либо убить и
сжечь. И когда Хайят-ан-Нуфус увидела этих воинов и
поняла, что это воины отца Ардешира, она испугалась,
что царевич ее забудет и отвлечется от нее со своим отцом, с которым уедет от нее, и ее отец ее убьет, и по¬
 79

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 слала к нему свою невольницу, которая была с нею в ее
комнате, чтобы ей прислуживать, и сказала ей: — сходи к Ардеширу, сыну царя, и не бойся, а когда придешь
к нему, поцелуй перед ним землю и осведоми его о
себе и скажи ему: — моя госпожа приветствует тебя,
и она теперь заперта в замке своего отца, под присмотром, и он либо захочет ее простить, либо захочет ее
убить. И она просит тебя не забывать ее и не оставлять — ведь ты теперь обладаешь властью и, что бы ты
ни посоветовал, никто не может ослушаться твоего
приказания. И если ты сочтешь хорошим освободить
ее от власти ее отца и взять к себе, это будет от тебя
милостью. Она ведь перенесла эти тяготы из-за тебя.
А если ты не сочтешь этого хорошим, так как желание
до нее у тебя прошло, скажи твоему отцу, царю величайшему — может быть, он заступится за нее перед ее
отцом и не уедет раньше, чем освободит ее от отца, и
возьмет от него обещание и заверение, что он не сделает ей дурного и не вознамерится ее убить. — И вот
конец речи, и да не заставит тебя Аллах тосковать.
Мир с тобою... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
невольница, когда Хайят-ан-Нуфус послала ее к Ардеширу, сыну царя величайшего, пришла к нему и передала ему слова своей госпожи, и царевич, услышав от
нее эти слова, горько заплакал и сказал невольнице: —
знай, что Хайят-ан-Нуфус — моя госпожа и я ее раб и
пленник любви к ней, и я не забыл того, что было между нами, и горечи дня разлуки. Скажи же ей, после
того как поцелуешь ей ноги, что я поговорю с моим отцом об ее деле, и он пошлет своего везиря, который
 80

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 раньше сватался к тебе у твоего отца, чтобы он опять к
тебе посватался, и твой отец не сможет перечить. И если
он пришлет к тебе, чтобы посоветоваться об этом, не
прекословь ему, — я уеду в мою страну не иначе, как с
тобою. — И невольница вернулась к госпоже и поцеловала ей руки и передала ей послание царевича, и
Хайят-ан-Нуфус, услышав его, заплакала от сильной
радости и прославила Аллаха великого. Вот что было с
нею. Что же касается юноши, то он остался ночью наедине с отцом, и тот спросил его, как он поживает и
что с ним случилось, и царевич рассказал ему обо
всем, что с ним случилось, с начала до конца, и тогда
отец его спросил: — что ты хочешь, чтобы я для тебя
сделал, о дитя мое? Если ты хочешь его погубить, я разрушу его земли и ограблю его имущество и опозорю
его жен. — Я не хочу ничего такого, о батюшка, так
как он ничего со мной не сделал, что бы этого требовало, — ответил царевич. — Напротив, я хочу сближения с царевной. И я желаю от твоей милости, чтобы ты
собрал подарок и поднес его ее отцу, но пусть это будет подарок ценный, и пошли его с твоим везирем, обладателем правильного мнения. — И отец его отвечал: —
слушаю и повинуюсь! — а потом он направился к
тому, что он припрятал с давнего времени, и вынул из
этого все дорогое и показал сокровища сыну, и они
ему понравились, а потом он позвал везиря и послал
все это с ним и велел отнести эти вещи к царю Абд-аль-
Кадиру и посвататься у него к его дочери и сказать
ему: — прими этот подарок и дай царю ответ. — И ве-
зирь пошел и направился к царю Абд-аль-Кадиру, а
царь Абд-аль-Кадир был печален с той минуты, как
расстался с царевичем, и его ум был все время занят, и
он ожидал разрушения своей страны и захвата своих
деревень. И вдруг везирь пришел к нему и приветствовал его и поцеловал перед ним землю, и царь поднялся
 81

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 для него на ноги и встретил его с почетом, и везирь поспешно припал к его ногам и стал их целовать и сказал: — прощение, о царь времени! Подобный тебе не
встает для подобного мне, и я ничтожнейший из рабов
твоих слуг. Знай, о царь, что царевич говорил со своим
отцом и осведомил его о части твоих милостей к нему
и благодеяний, и царь благодарит тебя за это. Он отправил с твоим слугой, который меж твоих рук, подарок, и он желает тебе мира и выделяет тебя особым
приветом и почетом. — И когда царь услышал от вези-
ря эти слова, он не поверил ему от сильного страха,
пока ему не принесли подарка, и когда ему показали
его, он увидал, что это подарок, цены которого не покрыть деньгами, и ни один царь из царей земли не в силах собрать подобного, и душа его показалась ему ничтожной. И он поднялся на ноги и прославил Аллаха великого и восхвалил его и поблагодарил юношу, и
везирь сказал ему: — о благородный царь, прислушайся к моим словам и знай, что царь величайший
пришел к тебе и избрал близость к тебе, а я явился к
тебе послом, желая твоей дочери, госпожи охраняемой и жемчужины скрываемой, Хайят-ан-Нуфус, и
брака ее с его сыном Ардеширом. И если ты согласен
на это дело, и оно угодно тебе, сговорись со мной о
приданом. — И, услышав от везиря эти слова, царь ответил: — слушаю и повинуюсь! С моей стороны нет
прекословия, и он — самый любезный мне человек.
Что же касается дочки, то она достигла зрелости и благоразумия, и власть над нею — в ее собственных руках. Знай, что это дело относится к дочери — она сама
для себя избирает. — И он обратился к главному евнуху и сказал ему: сходи к моей дочери и осведоми ее об
этих обстоятельствах, — и главный евнух отвечал: —
слушаю и повинуюсь! — И он прошел до помещения
харима и, войдя к царевне, поцеловал ей руки и рас¬
 82

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 сказал ей, о чем говорил царь, и спросил: — что ты
скажешь в ответ на эти слова? —и царевна ответила: —
слушаю и повинуюсь... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда главный евнух харима рассказал царевне, что ее
сватают за сына царя величайшего, она отвечала: —
слушаю и повинуюсь! — и, услышав эти слова, главный евнух харима вернулся к царю и осведомил его об
ответе. И царь обрадовался сильной радостью в велел
подать роскошную одежду и облачил в нее везиря, приказав дать ему десять тысяч динаров, и сказал: — доставь ответ царю и спроси у него для меня позволения
прийти к нему. —И везирь отвечал: —слушаю и повинуюсь! — и затем он вышел от царя Абд-аль-Кадира и
шел, пока не дошел до царя величайшего. И он доставил
ему ответ и передал ему слова, которые имел передать,
и царь обрадовался этому, а что касается царевича, то
ум его взлетел от радости, и грудь его расширилась и
расправилась. А потом царь величайший позволил
царю Абд-аль-Кадиру прийти к нему и встретиться с
ним, и когда наступил следующий день, царь Абд-аль-
Кадир сел на коня и явился к царю величайшему. И тот
встретил его и возвысил его место и приветствовал его
и сел с ним, а царевич стоял перед ними, а затем поднялся оратор из приближенных царя Абд-аль-Кадира
и произнес речь красноречивую, поздравляя царевича
с доставшимся ему осуществлением желаемого и женитьбой на царевне, госпоже царевен. А потом царь
величайший, после того как оратор сел, приказал принести сундук, наполненный жемчугом и драгоценностями, и пятьдесят тысяч динаров и сказал царю Абд-
 83

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 аль-Кадиру: — я поверенный моего сына во всем, на
чем утвердилось дело, — и царь Абд-аль-Кадир признал, что получил приданое, в числе которого было
пятьдесят тысяч динаров на свадьбу его дочери, госпожи царских дочерей Хайят-ан-Нуфус. И после этих речей призвали судей и свидетелей и написали запись
дочери царя Абд-аль-Кадира с сыном царя величайшего, Ардеширом, и был это день торжественный, когда
радовались все любящие и гневались все ненавидящие
и завистники. И затем устроили пиршество и званые
трапезы, а потом царевич вошел к девушке и нашел ее
жемчужиной не сверленной кобылицей, другим не ез-
женной, единственной, охраняемой, драгоценностью
сокрываемой, и стало это ясно для ее отца. И затем
царь величайший спросил своего сына, осталось ли у
него в душе желание перед отъездом, и царевич ответил: — да, о царь. Знай, я хочу отомстить везирю, который причинил нам зло, и евнуху, который выдумал о
нас ложь. — И царь величайший сейчас же послал к
царю Абд-аль-Кадиру, требуя от него этого везиря и
евнуха, и тот послал их к нему, и когда они явились,
царь велел их повесить на воротах города. А после того
они оставались небольшое время и попросили царя
Абд-аль-Кадира позволить своей дочери собираться в
путь, и отец снарядил ее, и царевну посадили на ложе
из червонного золота, украшенное жемчугом и драгоценностями, которое влекли чистокровные кони, и она
взяла с собой всех своих невольниц и евнухов, а нянька вернулась на свое место после бегства и стала жить
как обычно. И сели на коней царь величайший с сыном, и сели также царь Абд-аль-Кадир и все жители
его царства, чтобы проститься с его зятем и дочерью, и
был это день, считавшийся одним из лучших дней. И когда они отдалились от города, царь величайший стал
заклинать свояка, чтобы тот вернулся в свою страну, и
 84

ПОВЕСТЬ ОБ АРДЕШИРЕ И ХАЙЯТ-АН-НУФУС
 царь Абд-аль-Кадир простился с царевичем и возвратился, прижав его сначала к груди и поцеловав его
меж глаз, поблагодарив его за милости и благодеяния
и поручив ему свою дочь, а после прощания с царем
величайшим и его сыном, он обратился к своей дочери
и обнял ее, а она поцеловала ему руки, и они оба заплакали на месте прощания. И царь Абд-аль-Кадир вернулся в свое царство, а сын царя величайшего ехал со
своей женой и отцом, пока они не прибыли в свою
землю, и тогда они снова справили свадьбу. И они
жили самой усладительной, приятной, радостной и сладостной жизнью, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, разрушающая дворцы и населяющая могилы, и вот конец этой
повести.

АССКАЗЫВАЮТ также, о счастливый
царь, что был в древние времена и в
минувшие века и годы в земле персов
царь, которого звали Шахраман, и
было местопребывание его в Хорасане. И было у него сто наложниц, но не
досталось ему от них в течение всей его жизни ни
мальчика, ни девочки, и вспомнил он об этом в один из
дней и начал печалиться, так как прошла большая
часть его жизни и не досталось ему ребенка мужеского пола, который бы унаследовал после него царство,
как он унаследовал его сам от своих отцов и дедов, и
охватило царя из-за этого крайнее огорчение и забота
и великая грусть. И когда он сидел в один день из дней,
вдруг вошел к нему кто-то из его невольников и сказал: — о господин, у ворот купец с невольницей, лучше которой не видано. — Ко мне купца и невольницу! — воскликнул царь, и купец с невольницей явились к нему, и когда царь взглянул на девушку, он
увидел, что она походит на рудейнийское копье и за-
 86

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 кутана в шелковый изар, вышитый золотом. И купец
открыл лицо девушки, и осветилось помещение от ее
красоты, и с головы ее спускались семь кос, которые
достигали ее ножных браслетов, подобные хвостам коней. И у нее были насурмленные глаза, тяжелые бедра
и тонкий стан, и она исцеляла недуги больного и гасила огонь в жаждущем, как сказал поэт в стихах в этом
смысле:
 Люблю ее! Краса ее совершенна,
 Вдобавок к ней — спокойствие и кротость.
 Не коротка и не длинна, но только
Изар ее для бедер слишком тесен.
 А стан ее — и узок, и широк он,
 Ни длинный, ни короткий — безупречен.
 Браслеты ног коса опережает,
 Но лик ее всегда, как день, сияет.
 И подивился царь виду девушки и ее прелести, и
красоте, и стройности ее стана, и спросил купца: —
о шейх, за сколько эта невольница? — и купец ответил: — о господин, я купил ее за две тысячи динаров
у купца, который владел ею прежде меня, и вот уже
три года с нею путешествую и истратил, пока не достиг этого места, три тысячи динаров. Она будет подарком тебе от меня. — И царь пожаловал ему роскошную одежду и велел ему дать десять тысяч динаров, и купец взял их и поцеловал руки царя и
поблагодарил его за его милость и благодеяние и
ушел. А царь отдал невольницу горничным и сказал
им: — приведите эту девушку в порядок и украсьте
ее. Уберите для нее комнату и отведите ее туда, — и
велел своим придворным принести ей все, что ей
было нужно. А царство, в котором он жил, находилось на берегу моря, и назывался его город Белым
 87

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 городом. И девушку отвели в ее комнату, и были в
этой комнате окна, выходившие на море... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царь взял невольницу, он отдал ее горничным и
сказал им: — приведите ее в порядок и отведите ее в
комнату, — и велел своим придворным запереть в комнате все двери после того, как девушке принесут все,
что ей нужно. И девушку отвели в комнату (а в этой
комнате были окна, выходившие на море), а потом царь
вошел к девушке, но она не заговорила с ним и не подумала о нем, и царь сказал: — похоже, что она была у
людей, которые не научили ее хорошему обхождению. —
И потом царь посмотрел на эту невольницу и увидел,
что она на редкость красива, прелестна, стройна и соразмерна, а лицо ее подобно кругу луны в день ее полноты или незакрытому солнцу на чистом небе, и подивился ее красоте и прелести, стройности и соразмерности, и прославил Аллаха-создателя — велико
могущество его! — А потом царь подошел к невольнице сел с нею рядом и прижал ее к своей груди. Он посадил ее себе на ногу и начал сосать влагу ее уст и нашел
ее слаще меда, а потом он велел подать столы с роскошнейшими яствами, состоявшими из всевозможных блюд, и стал царь есть и клал куски в рот невольнице, пока она не насытилась, и девушка не произнесла ни одного слова. И начал царь с ней разговаривать и
спрашивать ее, как ее зовут, но девушка молчала, не
произнося ни одного слова и не давая ему ответа, и все
время сидела, опустив голову к земле, и охраняла ее от
гнева царя ее избыточная красота и прелесть и изне-
 88

женность, присущая ей. И царь воскликнул в душе: —
хвала Аллаху, создателю этой девушки! Как она прекрасна! Правда, она ничего не говорит, но совершенство присуще Аллаху великому. — И потом царь спро¬
 89

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 сил невольниц, говорила ли что-нибудь девушка, и они
сказали: — с минуты ее прибытия и до сего времени
она не произнесла ни одного слова, и мы не слышали
от нее речей. — И царь позвал некоторых невольниц и
наложниц и велел им петь девушке и веселиться с
нею — быть может, она заговорит, — и невольницы и
наложницы играли перед ней на всяких инструментах
и в разные игры, и по-иному, и пели, так что взволновались все, кто был в помещении, но девушка смотрела
на них молча, не смеялась и не говорила. И стеснилась
грудь у царя, и он отпустил невольниц и остался наедине с той девушкой и снял с себя одежду и обнажил девушку от одежды своей рукой и, посмотрев на ее тело,
увидел, что оно подобно слитку серебра, и полюбил ее
великой любовью. И потом царь встал и уничтожил ее
девственность и увидел, что она невинная девушка, и
обрадовался сильной радостью и воскликнул про
себя: — о диво Аллаха! Как это девушку, прекрасную
стройностью и видом, оставили купцы невинной, как
она была! — И он склонился к ней совсем и не смотрел
на других; и оставил всех своих наложниц и любимиц,
и провел с девушкой целый год точно один день, а она
все не говорила. И сказал ей царь в один день из дней
(а увеличилась его страсть и любовь к ней): — о желание души, моя любовь к тебе велика, и я покинул из-за
тебя всех моих невольниц, наложниц, жен и любимиц
и сделал тебя моей долей в жизни. Я был терпелив с тобою целый год, и я прошу от милости Аллаха великого,
чтобы он смягчил ко мне твое сердце и ты бы заговорила со мной, а если ты немая — осведоми меня знаком,
чтобы я пресек надежду, что ты заговоришь. Я прошу
Аллаха — хвала ему! — чтобы он наделил меня от тебя
ребенком мужеского пола, который бы наследовал
мое царство после меня — я один и одинок, и нет у
меня никого, кто бы мне наследовал, и года мои стали
 90

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 велики. Заклинаю тебя Аллахом, — если ты меня любишь, дай мне ответ. — И девушка опустила голову к
земле, размышляя, а потом подняла голову и улыбнулась в лицо царю (и показалось царю, что молния наполнила комнату) и сказала: — о доблестный царь и
неустрашимый лев, внял Аллах твоей молитве, и я
ношу от тебя, и наступило время разрешения, но я не
знаю, мужской ли плод или женский. И если бы я не
понесла от тебя, я бы не сказала тебе ни единого слова. — И когда услышал царь слова девушки, его лицо
просияло от радости и счастья, и он стал целовать ей
голову и руки от сильной радости и воскликнул: —
слава Аллаху, который послал мне то, чего я желал: во-
первых, ты заговорила, а во-вторых, сказала, что носишь от меня! — И затем царь поднялся и вышел от девушки и сел на престол своего царства, охваченный великим весельем, и велел везирю выдать беднякам,
нищим, вдовам и другим сто тысяч динаров в благодарность Аллаху великому и как милостыню от него, и ве-
зирь сделал то, что приказал ему царь, а потом, после
этого, царь вошел к девушке и сидел у нее, держа ее в
объятиях и прижимая ее к груди, и говорил ей: — о
госпожа моя и владычица моего рабства, почему это
молчание? Ты у меня уже целый год ночью и днем и
лежишь и ходишь, а заговорила со мною за этот год
только в сегодняшний день. Какова же причина твоего
молчания?
 И сказала невольница: — слушай, о царь времени,
и узнай, что я — бедная чужеземка с разбитым сердцем и покинула мать и родных и брата, — и когда услышал царь ее слова, он понял, что она хотела сказать,
и молвил: — что до твоего слова: — бедная — то нет
таким речам места, ибо вся моя власть и достояние и
то, что я имею, — служит тебе, и я тоже сделался твоим невольником; что же касается твоих слов: — я по¬
 91

СЕМЬСОТ СОРОКОВАЯ НОЧЬ
 кинула мою мать, родных и брата, — то осведоми
меня, в каком они месте, и я пошлю за ними и приведу
их к тебе. — Знай, о счастливый царь, — сказала девушка, — что меня зовут Джулланар-морская, и мой
отец был из царей моря, и он умер и оставил нам царство, и когда мы жили в нем, вдруг двинулся на нас
царь из царей и отнял у нас царство. А у меня есть
брат по имени Салих, и мать моя из женщин моря, и
мы поспорили с братом, и я дала клятву, что выброшусь к человеку из людей суши. И я вышла из моря и
села на краю острова, при свете луны, и проходил
мимо меня человек, и он взял меня и увел в свое жилище и стал меня соблазнять. И я ударила его по голове,
так что он едва не умер, и он вышел со мною и продал
меня человеку, у которого ты меня взял, а это человек
отличный и праведный, верующий, честный и благородный. И если бы твое сердце не полюбило меня, и ты
бы не поставил меня впереди всех твоих наложниц, я
бы не пробыла у тебя и одного часа и бросилась бы в
море из этого окна и пошла бы к моей матери и родным. Но мне было стыдно пойти к ним, когда я ношу от
тебя, и они подумали бы про меня дурное и не поверили бы мне, хотя бы я поклялась, если бы я рассказала
им, что меня купил царь на деньги и сделал своим уделом в жизни и избрал меня вместо своих жен и всего
того, чем владеет его десница. И вот моя повесть, и конец... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ СОРОКА,
 она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Джулланар-морская, когда царь Шахраман стал ее расспрашивать, рассказала ему свою историю с начала
 92

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 до конца, и царь, услышав ее слова, поблагодарил ее и
поцеловал между глаз и сказал ей: — клянусь Аллахом, о госпожа моя и свет моего глаза, я не могу расстаться с тобой ни на один час, а если ты со мной расстанешься, я сейчас же умру. Как же быть? — О господин, — отвечала невольница, — приблизилось мне
время родить, и мои близкие обязательно должны
явиться, чтобы ходить за мной, так как женщины суши
не знают, как происходят роды у женщин моря, а женщины моря не знают, как происходят роды у женщин
суши. И когда мои родные явятся, я помирюсь с ними,
и они помирятся со мной. — А как они ходят в море и
не мокнут? — спросил царь, и Джулланар сказала: —
мы ходим в море, как вы ходите по земле, по благодати
имен, написанных на перстне Сулеймана, сына Дауда —
мир с ними обоими! Но только, о царь, когда придут
мои родные и братья, я скажу им, что ты меня купил
деньгами и оказал мне милость и благодеяние, и тебе
надлежит подтвердить им мои слова, чтобы они своими глазами увидели, каковы твои обстоятельства, и узнали, что ты царь, сын царя. — О госпожа, — воскликнул тут царь, — делай что тебе вздумается и будет любезно — я послушен тебе во всем, что ты делаешь. —
Знай, о царь времени, — сказала невольница, — что
мы ходим в море с открытыми глазами и видим то, что
там есть, и видим солнце, месяц, звезды и небо, как
будто все это на лице земли, и это нам не вредит. И узнай также, что в море много племен и разнообразные
виды всяких тварей, которые есть на суше, а также узнай, что все, что есть на земле, в сравнении с тем, что
есть в море, — очень мало.
 И удивился царь ее словам, а затем невольница вынула у себя из плеча два куска Канарского алоэ и, взяв
часть его, зажгла жаровню с огнем и бросила на нее эту
частицу в засвистела великим свистом и начала гово¬
 93

СЕМЬСОТ СОРОКОВАЯ НОЧЬ
 рить слова, которых не понимает никто, и поднялся из
рукава ее великий дым, а царь смотрел. И потом она
сказала царю: — о владыка, встань, спрячься в каком-
нибудь месте, и я покажу тебе моего брата и мать и
близких, так что они тебя не увидят. Я хочу их вызвать,
и ты сейчас увидишь на этом месте диво и подивишься,
какие создал Аллах великий разнообразные обличил и
необычайные образы. — И царь поднялся в тот же час
и минуту и вошел в одно помещение и стал смотреть,
что Джулланар будет делать, а она зажигала куренья и
колдовала, пока море вспенилось и взволновалось, и
вышел оттуда юноша прекрасной внешности, красивый видом, подобный луне в ее полноте с блестящим
лбом, румяными щеками и устами, как жемчуг и яхонты, и он был больше всех тварей похож на свою сестру, и
язык обстоятельств говорил о нем такие стихи:
 Луна бывает полной каждый месяц раз,
 А краса твоя — та бывает полной во всякий день.
 Луна нисходит в сердце лишь одной звезды,
 А себе жилище в сердцах найдешь ты у всех людей.
 А затем вышла из моря поседевшая старуха, с которой было пять девушек, подобных лунам, которые
имели сходство с девушкой по имени Джулланар, и
царь увидел, что юноша, старуха и девушки идут по
водной поверхности и дошли до Джулланар, и когда
они приблизились к окошку и Джулланар увидела их,
она поднялась и встретила их, радостная и счастливая,
и, увидав ее, они ее узнали и вошли к ней и обняли ее и
заплакали сильным плачем, а потом спросили ее: — о
Джулланар, как ты могла нас оставить на четыре года,
и мы не знали, в каком ты месте? Клянемся Аллахом,
мир стеснился над нами от горести разлуки с тобой, и
мы ни одного дня не наслаждались ни едой, ни питьем
 94

и плакали ночью и днем от великой тоски по тебе. —
И потом Джулланар стала целовать руку юноши, своего брата, а также руки своей матери и двоюродных сестер, и они посидели с ней немного, расспрашивая ее,
 95

СЕМЬСОТ СОРОКОВАЯ НОЧЬ
 как она поживает, что с ней случилось и каково ей теперь, и Джулланар сказала им: — знайте, что, когда я
оставила вас и вышла из моря, я села на краю острова
и взял меня один человек и продал купцу, и купец привел меня в этот город и продал царю за десять тысяч
динаров. И царь стал заботиться обо мне и оставил из-
за меня всех своих наложниц, жен и любимиц и, занявшись мной, забыл обо всем, что у него было и что
было в его городе. — И, услышав слова Джулланар, ее
брат воскликнул: — слава Аллаху, который свел нас с
тобою, но я хочу, о сестрица, чтобы ты поднялась и пошла с нами в нашу страну, к нашим близким, — и когда царь услышал слова брата девушки, его ум улетел от
страха, что Джулланар согласится со словами своего
брата, и он не сможет ей помешать, хотя он охвачен
любовью к ней, и он был растерян и очень боялся, что
расстанется с девушкой. А девушка Джулланар, услышав слова своего брата, отвечала: — клянусь Аллахом,
о брат мой, человек, который меня купил — царь этого города, и это великий царь и человек разумный, великодушный и превосходный и до крайности щедрый.
Он оказал мне уважение и обладает благородством и
большими деньгами, и нет у него ребенка — ни мальчика, ни девочки. Он был ко мне добр и оказал мне
всякое благо, и со дня, когда я к нему пришла, до сего
времени я не слышала от него дурного слова, которое
бы огорчило мое сердце. И он всегда ко мне ласков и
ничего не делает, не посоветовавшись со мной, и я у
него в прекраснейшем положении и в полнейшем довольстве, и к тому же, если я его покину, он погибнет, —
он ведь совсем не может со мной расстаться, ни на
одну минуту. А я, если расстанусь с ним, тоже умру от
сильной любви к нему, так как он был со мной до крайности милостив во время моей жизни у него, и если бы
был жив мой отец, моя жизнь у него не была бы подоб¬
 96

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 на жизни у этого великого царя, значительного саном.
Вы видите, что я ношу от него, и слава Аллаху, который
сделал меня дочерью царя моря, а моим мужем — величайшего царя земли. Не воспрепятствовал мне Аллах великий и воздал мне взамен благом... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
СЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Джулланар-морская рассказала брату всю свою историю и сказала: — Аллах великий не воспрепятствовал
мне и воздал мне взамен благом. У царя нет ребенка, ни
мальчика, ни девочки, и я прошу Аллаха великого, чтобы он наделил меня сыном, который бы унаследовал от
этого великого царя то, чем наделил его Аллах великий
из строений, владений и дворцов. — И когда услышали
слова Джулланар ее брат и двоюродные сестры, их глаза прохладились от таких речей, и они сказали: — о
Джулланар, тебе известно твое место у нас, ты знаешь
нашу любовь к тебе и уверена, что ты нам дороже всех
людей, и убеждена, что мы хотим для тебя счастья без
затруднений и тягот. Если ты несчастлива, пойдем с
нами в нашу страну к близким, а если ты здесь счастлива и живешь в величии и радости, то именно этого
мы жаждем и желаем, и мы хотим только твоего счастья при всех обстоятельствах. — Клянусь Аллахом, —
отвечала Джулланар, — я живу в полном счастье, наслаждении, величии и довольстве, — и когда царь услышал от нее эти слова, он обрадовался, и сердце его
успокоилось, и он поблагодарил Джулланар за это и
полюбил ее еще сильнее, и любовь к ней вошла в глубину его сердца, и он понял, что она так же его любит,
как он любит ее, и хочет у него жить, чтобы увидеть
его ребенка.
 97

СЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ
 А затем девушка по имени Джулланар-морская
приказала своим невольницам подать столы и яства из
всевозможных блюд (а Джулланар сама готовила кушанья на кухне), и невольницы принесли кушанья,
сладости и плоды, и она поела со своими родными, а
потом они сказали: — о Джулланар, твой господин —
человек нам чужой, и мы вошли к нему в дом без его
позволения, и он не знает нас, а ты восхваляешь нам
его милости и к тому же принесла нам его пищи, и мы
поели и не встретились с ним и не видали его, и он нас
не видел и не пришел к нам и не поел с нами, чтобы
были между нами хлеб и соль. — И они все перестали
есть и рассердились на Джулланар, и огонь стал выходить из их ртов, точно факел, и когда царь увидал это,
ум его улетел от сильного страха перед ними. А Джулланар подошла к ним и успокоила их сердца, и затем
она вошла в то помещение, где был царь, ее господин,
и сказала ему: — о господин, видел ли ты и слышал ли,
как я тебя благодарила и прославляла моим родным, и
слышал ли ты, как они мне сказали, что хотят взять
меня с собой к нашим близким в нашу страну? — Я слышал и видел, — да воздаст тебе Аллах за нас благом! — и
клянусь Аллахом, я узнал, какова твоя любовь ко мне,
лишь в эту благословенную минуту и не сомневаюсь,
что ты меня любишь, — ответил царь, и Джулланар
сказала: — о господин, разве воздают за благо чем-нибудь, кроме блага? Ты был ко мне милостив и оказал
мне великие благодеяния, и я вижу, что ты любишь
меня величайшей любовью и сделал мне всякое добро,
избрав меня среди всех, кого ты любишь и желаешь.
Как же может быть приятно моему сердцу расстаться
с тобой и уйти от тебя, и как это случится, когда ты ко
мне добр и милостив? Я хочу от твоей милости, чтобы
ты пришел и поздоровался с моими родными и увидел
бы их, и они бы тебя увидели, и возникли бы между
 98

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 вами приязнь и дружба. И знай, о царь времени, что
мой брат и мать и двоюродные сестры полюбили тебя
великой любовью, когда я тебя перед ними восхваляла, и сказали: — мы не уйдем от тебя в нашу страну,
пока не встретимся с царем и не пожелаем ему мира, —
и они хотят тебя увидеть и подружиться с тобой. —
И царь отвечал: — слушаю и повинуюсь! Таково и мое
желание, — и потом он поднялся с места и подошел к
ним и приветствовал их наилучшим приветом. И родные Джулланар поспешили встать перед ним и встретили его наилучшим образом, и царь посидел с ними
во дворце и поел с ними на столе. И они оставались с
ним в течение тридцати дней, а после этого захотели
отправиться в свою страну и в свои жилища и попрощались с царем и с царицею Джулланар-морскою и
ушли от них, после того как царь оказал им крайний
почет.

ЗАТЕМ Джулланар завершила дни ношения, и пришло время родов, и она
родила мальчика, подобного луне в ее
полноте, и царя охватила из-за этого
великая радость, так как ему в жизни
не досталось ни сына, ни дочери, и устраивали торжества и украшали город в течение семи
дней, будучи в величайшей радости и восторге, а на
седьмой день явилась мать царицы Джулланар и ее
брат и все ее двоюродные сестры, когда узнали, что
Джулланар родила... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
СЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Джулланар родила и ее родные пришли к ней,
царь встретил их и обрадовался их приходу и сказал
им: — я говорил: — не назову своего сына, пока вы не
придете и не назовете его, как знаете, — и назвали ре¬
 100

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 бенка Бедр-Басим, и все сошлись на этом имени. А потом они показали мальчика его дяде Салиху, и тот взял
его на руки и поднялся и стал ходить с ним по дворцу
направо и налево, а потом вышел из дворца и спустился с ребенком к соленому морю и шел, пока не скрылся из глаз царя, и когда увидел царь, что Салих взял его
ребенка и исчез в пучине моря, он потерял надежду
его увидеть и начал плакать и рыдать. И, увидев его в
таком состоянии, Джулланар сказала ему: — о царь
времени, не бойся и не печалься о твоем сыне. Я люблю моего ребенка больше, чем ты, и мое дитя с моим
братом; не думай же о море, и не бойся, что он утонет.
Если бы мой брат знал, что маленькому будет вред, он
бы не сделал того, что сделал. И он сейчас принесет
тебе твоего сына невредимым, если захочет Аллах. —
И прошло не более часа, и вдруг море забилось и
взволновалось и вышел оттуда дядя младенца и с ним
сын царя, невредимый, и полетел от моря и достиг их,
а маленький был у него на руках, и он молчал, и походило его лицо на луну в день ее полноты. И дядя младенца посмотрел на царя и сказал ему: — может быть,
ты испугался вреда для твоего сына, когда я сошел в
море, и он был со мной? — и царь ответил: — да, о господин, я испугался за него и совсем не думал, что он
спасется. — О царь земли, — ответил Салих, — мы
насурьмили его сурьмой, которую знаем, и прочитали
над ним имена, написанные на перстне Сулеймана,
сына Дауда — мир с ними обоими! — когда у нас рождается новорожденный, мы делаем с ним так, как я
тебе сказал. Не бойся же, что он утонет или задохнется, и не опасайся для него никаких морей, когда он в
них опустится, — как вы ходите по суше, так мы ходим по морю. — И затем он вынул из-за пазухи ларчик, исписанный и запечатанный, и сломал печать и
рассыпал то, что было в ларце, и посыпались оттуда
 101

СЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ НОЧЬ
 ожерелья, нанизанные из всевозможных яхонтов и
жемчужин, и триста изумрудных прутьев и триста
ниток крупных жемчужин, величиной с яйцо страуса, сияние которых ярче сияния солнца и луны, и
сказал: — о царь времени, эти жемчужины и яхонты — подарок тебе от меня, так как мы не принесли
еще тебе никакого подарка — мы ведь не знали, в
каком месте Джулланар, не видали ее следов и не
имели о ней вестей. А когда мы увидели, что ты сблизился с ней, и мы стали одной семьей, мы принесли
тебе этот подарок. Через каждые несколько дней мы
будем приносить тебе такой же, если захочет великий Аллах, так как этих жемчужин и яхонтов у нас
больше, чем на земле камешков, и мы различаем хорошие камни и скверные и знаем все их дороги и места, и нам нетрудно добывать их. — И когда царь посмотрел на эти камни и яхонты, его ум был ошеломлен, и смутился его разум, и он воскликнул: —
клянусь Аллахом, один камешек из этих камешков
равняется по цене моему царству! — И потом царь
поблагодарил Салиха-морского за его милость и посмотрел на царицу Джулланар и сказал ей: — мне
стыдно перед твоим братом, — он оказал мне милость и одарил меня этим роскошным подарком, который не в силах собрать жители земли. — И Джулланар поблагодарила своего брата за то, что он сделал, и ее брат сказал: — о царь времени, мы уже
были обязаны тебе, и должно нам благодарить тебя,
так как ты был милостив к моей сестре, и мы вошли в
твое жилище и поели твоей пищи, а поэт сказал:
 И если б заплакать мог я раньше ее в любви,
 Душа исцелилась бы моя до раскаянья.
 Но раньше заплакала она, и поднялся плач
От плача, и я сказал: — заслуга у первого!
 102

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 — И если бы, — говорил Салих, — мы тысячу лет
простояли на наших лицах, служа тебе, о царь времени, мы не могли бы воздать тебе равным, и этого
было бы по отношению к тебе мало. — И царь поблагодарил его красноречивой благодарностью, и
Салих со своей матерью и двоюродными сестрами
оставался у царя сорок дней, а потом Салих, брат
Джулланар, поднялся и поцеловал землю меж руками царя, мужа своей сестры, и когда тот спросил
его: — чего ты хочешь, о Салих? — Салих сказал: — о
царь времени, ты оказал нам благодеяния, и я хочу
от твоей благости, чтобы ты подал нам милостыню и
дал нам разрешение уйти — мы стосковались по нашим родным, нашей стране и близким и родине, и
мы не перестанем служить тебе и нашей сестре и
сыну нашей сестры. Клянусь Аллахом, о царь времени, не любо моему сердцу с вами расстаться, но что
же нам делать, когда мы воспитаны в море и не хороша для нас земля? — И когда услышал царь его слова, он поднялся на ноги и попрощался с Салихом-
морским и его матерью и двоюродными его сестрами, и все заплакали из-за разлуки и затем сказали
царю: — скоро мы будем у вас и никогда не порвем с
вами, и через каждые несколько дней мы будем вас
навещать. — И потом они полетели и направились к
морю и погрузились в него, скрывшись с глаз... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же, настала
СЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда близкие Джулланар-морской попрощались с царем и Джулланар, они заплакали из-за разлуки с ними,
а потом полетели и опустились в море и скрылись из
 103

СЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 глаз, а царь оказал Джулланар милости и величайшее
уважение. И мальчик рос прекрасно, и его дядя, и бабка, и тетка, и двоюродные сестры его матери через
каждые несколько дней приходили в жилище царя и
оставались у него месяц или два месяца, а потом возвращались к себе, и увеличивалась с увеличением лет
красота и прелесть юноши, пока не стало ему пятнадцать лет жизни, и был он единственным по совершенству, стройности и соразмерности. И он научился письму и чтению, преданиям и грамматике, и лексике, и
метанию стрел, и научился играть копьем и научился
верховой езде и всему, что нужно царским детям, и не
осталось никого из жителей города, мужчин или женщин, кто бы не говорил о прелестях этого ребенка, так
как он был на редкость красив и прелестен, и заключалось его описание в словах поэта:
 Написал пушок темной амброю на жемчужине
Пару тонких строк, как на яблоке агатом:
 — Убивают нас зрачки темные, лишь взглянут на нас
Опьяняют нас щеки нежные, не вина.
 А вот еще слова другого:
 Вот пушок явился на коже нежной щеки его.
 Точно вышивка, на ней осталось смущение.
 И казалось мне, что светильник он, подвешенный
Под тьмой волос на двух цепях из амбры.
 И любил его царь великой любовью, и вызвал он
везиря, эмиров, вельмож правления и знатных людей царства и заставил их дать верные клятвы, что
они поставят Бедр-Басима царем над собой после его
отца, и все поклялись ему верными клятвами и обрадовались этому. А царь был милостив к народу и мя¬
 104

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 гок в речах, и был он средоточием добра и говорил
лишь о том, в чем для людей благо. И на следующий
день царь сел на коня с вельможами правления и
всеми эмирами и все воины пошли по городу и вернулись, и когда они приблизились ко дворцу, царь
спешился, чтобы служить своему сыну, и вместе со
всеми эмирами и вельможами правления понес перед
ним чепрак, так что каждый из эмиров и вельмож
правления нес чепрак некоторое время. И они шли до
тех пор, пока не дошли до входа во дворец, и царевич
ехал на коне, а затем он спешился, и его отец и эмиры обняли его и посадили на престол царства, и отец
его, как и все эмиры, стоял перед ним. И Бедр-Басим
стал творить суд между людьми и отставлял обидчика
и назначал справедливого и продолжал творить суд,
пока не приблизился полдень, а потом он поднялся с
престола царства и вошел к своей матери Джулла-
нар-морской, и был у него на голове венец, и походил
он на луну. И когда мать его увидала своего сына, перед которым шел царь, она поднялась и поцеловала
его и поздравила со званием султана и пожелала ему
и его отцу долгой жизни и победы над врагами, и
Бедр-Басим посидел у своей матери и отдохнул. А когда наступило время предвечерней молитвы, эмиры
поехали перед мальчиком, и он приехал на ристалище и играл оружием до времени вечерней молитвы
со своим отцом и вельможами правления, а потом он
вернулся во дворец, и все люди шли перед ним. И он
стал каждый день выезжать на ристалище, а по возвращении садился судить людей и оказывал справедливость и эмиру и бедняку. И он делал так в течение целого года, а после этого стал выезжать на охоту и ловлю и кружил по странам и климатам, которые
были ему подвластны, возвещая о безопасности и спокойствии, и поступал так, как поступают цари. И был
 105

СЕМЬСОТ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 он единственным среди людей своего времени по величию, доблести и справедливости в делах людей.
 И случилось, что царь, родитель Бедр-Басима, заболел в один из дней, и затрепетало его сердце, и почувствовал он, что перейдет в обитель вечности, и усилилась его болезнь, так что он стал близок к смерти. И тогда
призвал он своего сына и наказал ему заботиться о
подданных и поручил ему его мать и всех вельмож
правления и приближенных и взял с них второй раз
обеты и клятвы, что они будут слушаться его сына, и заручился от них клятвами, и после этого он прожил немного дней и преставился к милости Аллаха великого.
И стали горевать о нем его сын Бедр-Басим, и жена его
Джулланар, и эмиры, и везири, и вельможи правления,
и сделали ему могилу и похоронили его в ней, а потом
она просидела, принимая соболезнования, целый месяц, и пришел Салих, брат Джулланар, и ее мать и двоюродные ее сестры, и стали они ее утешать в утрате
царя и сказали: — о Джулланар, если царь умер, то он
оставил этого доблестного юношу, а кто оставил подобного ему, тот не умер. Вот он, этот бесподобный, равный сокрушающему льву... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
брат Джулланар Салих, ее мать и двоюродные ее сестры говорили ей: — если царь умер, то он оставил этого
бесподобного юношу, равного сокрушающему льву и
блестящему месяцу. — А потом вельможи правления
и знатные люди вошли к царю Бедр-Басиму и сказали
ему: — о царь, не беда погоревать о царе, но горевать
подобает только женщинам. Не занимай же своего
сердца и наших сердец печалью о твоем родителе —
 106

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 он умер и оставил тебя, а кто оставил подобного тебе,
тот не умер.
 И они стали его уговаривать и утешать, а потом
сводили его в баню, и когда Бедр-Басим вышел из
бани, он надел роскошную одежду, вышитую золотом и украшенную драгоценностями и яхонтами, и
возложил на голову царский венец и сел на престол
власти и исполнил дела людей и воздал справедливость слабому против сильного и взял должное для
бедняка от эмира, и полюбили его люди сильной любовью, и продолжал он так поступать в течение целого года. И через всякий небольшой срок его посещали морские его родственники, и приятна стала его
жизнь, и глаз его прохладился.
 И так он провел долгое время, и случилось, что его
дядя вошел в одну ночь из ночей к Джулланар и поздоровался с нею, и Джулланар поднялась и обняла его и
посадила рядом с собой и спросила: — о брат мой, как
ты поживаешь, и как поживает моя матушка и дочери
моего дяди? — и Салих ответил: — о сестрица, они
здоровы и живут во благе и великом счастии, и недостает им только взгляда на твое лицо. — И потом
Джулланар подала Салиху кое-какой еды, и он поел, и
завязалась между ними беседа, и они заговорили о
царе Бедр-Басиме и его красоте, и прелести, и стройности, и соразмерности, и доблести, и уме, и образованности. А царь Бедр-Басим лежал, и когда он услышал, что
его мать и дядя упоминают о нем и разговаривают про
него, он сделал вид, что спит, и стал слушать их разговор. И сказал Салих своей сестре Джулланар: — твой
сын прожил семнадцать лет и не женился. Мы боимся,
что случится с ним что-нибудь и не будет у него сына, и
я хочу женить его на какой-нибудь из морских царевен, такой же, как он, красивой и прелестной. — Назови мне их — я их знаю, — сказала Джулланар, и Салих
 107

СЕМЬСОТ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 принялся пересчитывать ей царевен одну за другой, а
она говорила: — не хочу этой для моего сына, и я
женю его только на той, что будет ему равна по красоте и прелести, уму и вере, образованности и благородству, и власти, и роду, и племени. — И сказал Салих: —
я не знаю больше ни одной морской царевны. Я перечислил тебе больше ста девушек, и ни одна из них тебе
не понравилась. Но посмотри, о сестрица, спит твой сын
или нет. — И Джулланар потрогала Бедр-Басима и увидела на нем признаки сна и сказала: — он спит. Но что
ты хочешь сказать, и зачем тебе нужно, чтобы он
спал? — О сестрица, — ответил Салих, — знай, что я
вспомнил одну девушку из дочерей моря, которая годится для твоего сына, и боюсь, что, если я заговорю о
ней, когда он не будет спать, любовь к ней привяжется
к его сердцу, а нам, может быть, нельзя будет ее достигнуть, и утомимся и он, и мы, и вельможи правления, и будет в этом для нас забота. А поэт сказал:
 Любовь вначале, когда возникнет, — поток слюны,
 А как власть возьмет, превращается в море бурное.
 И, услышав слова Салиха, его сестра молвила: — скажи мне, что это за девушка, и как ее имя, — я знаю дочерей моря от царей и других и если я увижу, что она для
него годится, я посватаюсь к ней, даже если истрачу на
нее все, чем владеют мои руки. Расскажи же мне о ней и
ничего не бойся — мой сын спит. — Я боюсь, что он бодрствует, — ответил Салих. — Ведь сказал же поэт:
 Его полюбил, узнав о качествах я его, —
 Ведь ухо влюбляется порой раньше ока.
 — Говори и будь краток и не бойся, о брат мой, —
сказала Джулланар, и Салих молвил: — клянусь Алла¬
 108

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 хом, о сестрица, не подходит для твоего сына никто,
кроме царевны Джаухары, дочери царя ас-Самандаля.
Она подобна ему по красоте, прелести, блеску и совершенству, и не найти ни в море, ни на суше никого мягче ее и нежнее чертами. Она красива, прелестна,
стройна и соразмерна, и у нее румяные щеки, блестящий лоб, и уста, подобные жемчугам, и темные очи, и
тяжелые бедра, и тонкий стан, и прекрасное лицо.
Если она взглянет, то смутит серн и газелей, и когда
она идет, ревнует к ней ветвь ивы, а открывая лицо,
она позорит солнце и луну и берет в плен всякого смотрящего, и уста ее нежны, и члены ее гибки.
 И Джулланар, услышав слова своего брата, сказала: — ты прав, о брат мой! Я видела ее много раз, и
она была моей подругой, когда мы были маленькие, а
сегодня мы не знаем одна другую по причине отдаления, и вот уже восемнадцать лет, как я ее не видела.
Клянусь Аллахом, никто не годится для моего сына,
кроме нее!
 И когда Бедр-Басим услышал их слова и понял с начала до конца то, что они говорили, описывая девушку,
о которой упомянул Салих, то есть Джаухару, дочь
царя ас-Самандаля, он полюбил ее со слов и прикинулся спящим, и возникло из-за нее в его сердце пламя
огня, и он погрузился в море, где не достигнуть ни берега, ни дна... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
СЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда царь Бедр-Басим услышал слова своего
дяди Салиха и своей матери Джулланар, сказанные
при описании дочери царя ас-Самандаля, в его сердце возникло из-за нее пламя огня, и он погрузился в
 109

СЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ НОЧЬ
 море, где не достигнуть ни берега, ни дна. А Салих
посмотрел на свою сестру Джулланар и сказал: —
клянусь Аллахом, сестрица, нет среди царей моря
никого глупее и яростнее, чем ее отец! Не осведомляй же своего сына об этой девушке, пока мы не посватаемся к ней у ее отца, и если он пожалует нам
согласие, мы восхвалим Аллаха великого, а если он
вас отвергнет и не выдаст ее замуж за твоего сына,
мы избавимся от его зла и посватаемся к другой. —
И, услышав слова своего брата, Джулланар сказала: —
прекрасно мнение, которое ты принял, — и потом
они замолчали и проспали эту ночь, а у царя Бедр-
Басима было в сердце огненное пламя из-за любви к
царевне Джаухаре, но он скрыл свое дело и не сказал матери и дяде ничего о царевне, хотя был из-за
любви к ней точно на сковородках с углем. А утром
царь и его дядя пошли в баню и вымылись, а выйдя,
напились питья, и перед ними поставили кушанья.
И царь Бедр-Басим с матерью и дядей ели, пока не
насытились, а потом они вымыли руки, и после этого
Салих поднялся на ноги и сказал царю Бедр-Басиму
и его матери Джулланар: — с вашего разрешения, я
намерен отправиться к родительнице. Я у вас уже
несколько дней, и сердце родных беспокоится обо
мне, и они меня ожидают. — Посиди у нас сегодня, —
сказал царь Бедр-Басим своему дяде Салиху, и тот
послушался его слов, а затем Бедр-Басим сказал: —
пойдем, о дядюшка, выйдем в сад. — И они пошли в
сад и стали там ходить и гулять, и царь Бедр-Басим
сел под тенистое дерево и хотел отдохнуть и поспать,
и вспомнил он о том, что говорил его дядя Салих,
описывая девушку и ее красоту и прелесть, и заплакал обильными слезами и произнес такие два стиха:
 Когда бы сказали мне (а пламя огня бы жгло
И в сердце и теле всем огонь бы и жар пылал):
 110

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 — Что хочешь и жаждешь ты: увидать возлюбленных
Иль выпить глоток воды? — В ответ я сказал бы: — их!
 А потом он принялся жаловаться, стонать и плакать
произнес такие два стиха:
 Кто заступник от страсти к девушке-лани,
 Чей лик солнце — о нет, скажу — она лучше!
 Мое сердце не знало к ней прежде страсти,
 И любовью к царевне вод загорелось.

КОГДА дядя его Салих услышал слова юноши, он ударил рукою об руку
и воскликнул: — нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед — посол Аллаха, и
нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! — и потом
он спросил: — разве ты слышал, о дитя мое, что мы
говорили с твоей матерью о царевне Джаухаре и какие мы приписывали ей качества? — Да, о дядюшка,
и я полюбил ее со слов, когда услышал то, что вы говорили, и мое сердце к ней привязалось, и не могу я
вытерпеть без нее, — ответил Бедр-Басим, и Салих
сказал: — о царь, давай вернемся к твоей матери и
осведомим ее о том, что случилось, и я попрошу у
нее разрешения взять тебя с собой и посвататься для
тебя к царевне Джаухаре, а потом мы простимся с
ней и вернемся. Я боюсь, что если я возьму тебя и
пойду без ее позволения, твоя мать на меня рассердится и будет иметь право, так как я окажусь виновником вашей разлуки, как был виновником ее ухода
 112

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 от нас. И город останется без царя, и не будет у подданных никого, чтобы ими управлять и рассматривать их обстоятельства, и расстроются дела в царстве и выйдет власть из твоих рук. — И Бедр-Басим,
услышав слова своего дяди Салиха, сказал ему: —
знай, о дядюшка, что если я вернусь к моей матери и
посоветуюсь с ней об этом, она мне этого не позволит. Я не вернусь к ней и не посоветуюсь с нею никогда! — И он заплакал перед своим дядей и сказал: — я пойду с тобой, не уведомляя ее, а потом
вернусь. — И Салих, услышав слова своего племянника, растерялся и воскликнул: — прошу помощи у
великого Аллаха при всех обстоятельствах! — И когда
дядя Бедр-Басима, Салих, увидел своего племянника
в таком состоянии и понял, что он не хочет вернуться к своей матери и уведомить ее, а пойдет с ним, он
снял с пальца перстень, на котором были вырезаны
имена из имен великого Аллаха, и подал его царю
Бедр-Басиму и сказал: — надень его себе на палец:
ты будешь в безопасности от потопления и прочих
бед и от зла морских животных и рыб, — и царь Бедр-
Басим взял перстень у своего дяди Салиха и надел
его на палец. И потом они нырнули в море... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
СЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царь Бедр-Басим и его дядя Салих нырнули в море,
они пошли, и шли до тех нор, пока не пришли ко дворцу
Салиха. И они вошли туда, и увидала Бедр-Басима его
бабка, мать его матери, которая сидела со своими близкими, и, войдя, царевич с Салихом поцеловали им руки,
и бабка Бедр-Басима, увидав их, встала и обняла юношу
 113

СЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ
 и поцеловала его между глаз и сказала: — благословенный приход, о дитя мое! Как ты оставил твою мать Джул-
ланар? — Здоровой, во благе и благополучии, и она желает мира тебе и своим двоюродным сестрам, — сказал
Бедр-Басим, и после этого Салих рассказал своей матери, что произошло можду ним и его сестрой Джулланар
и как царь Бедр-Басим полюбил со слов царевну Джауха-
ру, дочь царя ас-Самандаля, и сообщил ей всю историю с
начала до конца. — Он пришел лишь для того, чтобы посвататься к ней у ее отца и жениться на ней, — сказал
Салих, и когда бабка царя Бедр-Басима услышала слова
Салиха, она разгневалась на него сильным гневом и
встревожилась и огорчилась и воскликнула: — о дитя
мое, ты ошибся, упомянув о царевне Джаухаре, дочери
царя ас-Самандаля перед твоим племянником. Ты ведь
знаешь, что царь ас-Самандаль — глупец и притеснитель, малоумный и сильно яростный, и он скупится на
свою дочь Джаухару перед ее женихами. Все цари моря
сватались у него к ней, но он отказался и не согласился
ни на кого из них, напротив, он их отверг и сказал им: —
не ровня вы ей ни по красоте, ни по прелести, ни по чему
другому. — И мы боимся, что если посватаемся к ней у
ее отца, он нас отвергнет, как отверг других, а мы обладаем благородством и вернемся с разбитыми сердцами. —
И, услышав слова своей матери, Салих спросил ее: — о
матушка, как же поступить? Ведь царь Бедр-Басим полюбил эту девушку, когда я говорил о ней с моей сестрой
Джулланар, и он сказал: — мы обязательно посватаемся
к ней у ее отца, хотя бы я отдал все мое царство, — и утверждает, что если он на ней не женится, то умрет от
страсти и любви к ней. — И потом Салих сказал своей
матери: — знай, что мой племянник — красивей и прекрасней ее и что его отец был царем всей Персии, а теперь он сам царь, и не годится Джаухара никому, кроме
него. Я решил взять драгоценных камней — яхонтов и
 114

других — и снести царю подарок, подобающий ему, и
посвататься у него к царевне, и если он укажет, что он
царь, то Бедр-Басим — тоже царь, сын царя; если же он
нам укажет на красоту своей дочери, то Бедр-Басим кра¬
 115

СЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ
 сивей ее, а если он нам укажет на обширность царства,
то у Бедр-Басима царство обширней, чем у нее и у ее
отца, и у него больше войск и телохранителей. Его царство больше царства ее отца, и я непременно постараюсь
исполнить нужду моего племянника, хотя бы моя душа
пропала. Я ведь был причиной этого дела, и так же, как я
бросил его в моря любви к ней, я постараюсь его женить
на ней, и Аллах великий поможет мне в этом. — Делай,
что хочешь, —сказала ему мать, —и берегись быть с царем грубым в словах, когда будешь с ним говорить. Ты
же знаешь его глупость и ярость, и я боюсь, что он бросится на тебя, так как он не признает ничьего сана. —
И Салих отвечал: — внимание и повиновение! — а затем он поднялся и, взяв с собой два мешка, наполненные
драгоценностями, яхонтами, изумрудными прутьями,
дорогими металлами и всякими камнями, дал их нести
своим слугам и пошел с ними и со своим племянником
во дворец царя ас-Самандаля. Он попросил позволения войти, и царь позволил ему, и Салих, войдя, поцеловал землю меж его руками и приветствовал его наилучшим приветом, и, увидав Салиха, царь ас-Саман-
даль поднялся и оказал ему величайшее уважение и
велел ему сесть, и Салих сел, и когда он уселся, царь
сказал ему: — благословенный приход! Ты заставил
нас тосковать, о Салих! Какая у тебя нужда, что ты
пришел к нам? Расскажи мне о твоей нужде, чтобы я
тебе ее исполнил. — И Салих поднялся и поцеловал
землю второй раз и сказал: — о царь времени, нужда
моя — в Аллахе и в доблестном царе, льве неустрашимом, о ком прекрасную молву развозят едущие, и распространилась в климатах и странах весть о его щедрости, милости, прощении, извинении и благосклонности. — И потом он развязал мешки и, вынув из них
камни и прочее, рассыпал их перед царем ас-Саманда-
лем и сказал ему: — о царь времени, быть может, ты
 116

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 примешь мой подарок и окажешь мне милость и залечишь мое сердце, приняв это от меня... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СОРОК СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Салих предложил подарок царю ас-Самандалю и сказал ему: — я желаю от царя, чтобы он оказал мне милость и залечил мое сердце, приняв это от меня, — и
царь ас-Самандаль спросил его: — почему ты даришь
мне этот подарок? Расскажи мне твою историю и поведай о своей нужде, и если я властен ее исполнить, я исполню ее сию же минуту и не заставлю тебя трудиться,
а если я бессилен исполнить ее, то Аллах возлагает на
душу только то, что ей вмочь. — И Салих поднялся и
поцеловал землю трижды и сказал: — о царь времени,
нужду мою ты исполнить можешь, она под твоей властью, и ты ею владеешь. Я не возложу на царя трудности, и я не бесноватый, чтобы говорить с царем о том,
чего он не может. Ведь сказал кто-то из мудрецов: —
если хочешь, чтобы тебя слушали, проси о том, что
возможно. Что же касается моей нужды, о которой я
пришел просить, то царь, да хранит его Аллах, на нее
властен. — Проси о твоей нужде, изложи твое дело и
требуй то, чего хочешь, — сказал царь, — и Салих
молвил: — о царь времени, знай, что я пришел к тебе
как сват и желаю единственной жемчужины и драгоценности скрываемой — царевны Джаухары, дочери
нашего владыки. Не обмани же, о царь, надежды того,
кто к тебе направился. — И когда услышал царь слова
Салиха, он так засмеялся, что упал навзничь, издеваясь над ним, и воскликнул: — о Салих, я считал тебя
человеком разумным и юношей достойным, который
старается только со смыслом и говорит лишь здравое.
 117

СЕМЬСОТ СОРОК СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 Что же поразило твой разум и призвало тебя на это великое дело и значительную опасность, и ты сватаешься к дочерям царей, властителей стран и климатов?
Разве дошел твой сан до того, что ты достиг этой высокой ступени, и разве уменьшился твой ум до такого
предела, что ты говоришь мне в лицо подобные слова?
 — Да направит Аллах царя! — воскликнул Салих. —
Я сватаюсь к ней не для себя, а если бы я сватал ее для
себя, я был бы ей ровнею — нет, больше ее, так как ты
знаешь, что мой отец — царь из царей моря, хотя ты
сегодня и наш царь. Но я сватаюсь к ней лишь для царя
Бедр-Басима, властителя климатов Персии, и его отец —
царь Шахраман, ярость которого ты знаешь. И если ты
утверждаешь, что ты великий царь, то царь Бедр-Ба-
сим — еще больший царь, а если ты заявляешь, что
твоя дочь красива, то царь Бедр-Басим красивей ее и
прекрасней лицом и достойней по роду и племени, ибо
он витязь людей своих времен. И если ты согласишься
на то, о чем я тебя просил, о царь времени, ты положишь вещь на ее место, а если ты станешь над нами величаться, то будешь к нам несправедлив и не пойдешь
с нами по пути правому. Ты ведь знаешь, о царь, что
этой царевне Джаухаре, дочери нашего владыки, царя,
не избежать брака, и говорит мудрец: — не избежать
девушке брака или могилы, — и если ты намерен выдать ее замуж, то сын моей сестры более достоин ее,
чем все люди. — И когда услышал царь слова царя Салиха, он разгневался сильным гневом, и его ум едва не
пропал, и душа его чуть не вышла у него из тела, и он
воскликнул: — о пес среди мужчин, разве подобный
тебе обращается ко мне с такими словами! Ты упоминаешь о моей дочери в собраниях и говоришь, что сын
твоей сестры Джулланар ей ровня, а кто ты сам такой,
и кто твоя сестра, кто ее сын в кто его отец, что ты говоришь мне такие слова и обращаешься ко мне с таки¬
 118

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 ми речами? Разве вы, в сравнении с нею, не псы? —
И затем он закричал своим слугам и сказал им: — эй,
слуги, возьмите голову этого бродяги! — и слуги схватили мечи и обнажили их и направились к Салиху, а
тот повернулся, убегая, и направился к воротам дворца.
А дойдя до ворот дворца, он увидел своих родичей и
близких, и дружинников, и слуг, которых было больше
тысячи витязей, утопавших в железе и нанизанных
кольчугах, и были у них в руках копья и белые клинки,
и когда они увидели Салиха в таком состоянии, они
спросили его: — что случилось? — и он рассказал им
свою историю. А его мать послала этих людей ему на
помощь, и, услышав слова Салиха, они поняли, что
царь глуп и сильно яростен, и сошли с коней и, обнажив мечи, вошли к царю ас-Самандалю.
 И они увидели, что он сидит на престоле своего царства, не замечая входящих, и сильно разгневан на Салиха, и увидали, что его слуги, прислужники и телохранители не вооружены, и когда царь увидел людей
Салиха с обнаженными мечами в руках, он закричал
своим людям и сказал им: — горе вам! Возьмите головы этих псов! — И не прошло минуты, как побежали
люди царя ас-Самандаля и положились на бегство, а
Салих и его близкие схватили царя ас-Самандаля и
скрутили его... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СОРОК ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Салих и его близкие скрутили царя ас-Самандаля.
 А Джаухара, когда проснулась, узнала, что ее отец
взят в плен и телохранители его убиты, и вышла из дворца и убежала на какой-то остров и направилась к высокому дереву и спряталась на нем, а когда оба отряда на¬
 119

СЕМЬСОТ СОРОК ВОСЬМАЯ ночь
 чали сражаться, некоторые телохранители царя ас-Са-
мандаля убежали, и их увидал Бедр-Басим и спросил, в
чем с ними дело, и они сказали ему, что случилось, и, услышав, что царь ас-Самандаль схвачен, Бедр-Басим пустился бежать и испугался за себя, говоря в сердце: — эта
смута случилась из-за меня, и преследуют лишь меня одного. — И обратился он в бегство, ища спасения, и не
знал, куда направиться, и пригнали его извечные судьбы
на тот остров, где была Джаухара, дочь царя ас-Саманда-
ля. И он подошел к ее дереву и упал на землю, как убитый, чтобы отдохнуть, прилегши, и не знал он, что всякий, кого преследуют, не отдохнет, и не ведает никто, что
скрыто для него в тайно предопределенном. И когда
Бедр-Басим лег, он поднял взоры к дереву, и его глаз
упал на глаз Джаухары, и царь посмотрел на нее и увидел, что она подобна месяцу, когда он сияет, и воскликнул: — хвала создателю этого дивного лица, и он создатель всякой вещи и во всякой вещи властен! Хвала Аллаху великому, создателю, творцу, изобразителю! Клянусь
Аллахом, если верно мое опасение, это Джаухара, дочь
царя ас-Самандаля! Я думаю, она услышала, что начался
между ними бой, и убежала и пришла на этот остров и
спряталась на этом дереве. А если эта девушка не сама
царевна Джаухара, то она прекраснее ее. — И Бедр-
Басим стал размышлять о деле этой девушки и сказал
про себя: — встану, схвачу ее и спрошу ее, что с ней, и
если это она, я посватаюсь к ней у нее самой, а это и есть
мое желание. — И он поднялся и встал на ноги и сказал
Джаухаре: — о предел желаний, кто ты, и кто привел
тебя в это место? — и Джаухара взглянула на Бедр-Баси-
ма и увидела, что он подобен луне, когда она показывается из-за черных туч, и строен станом, и прекрасна его
улыбка, и ответила: — о прекрасный чертами, я царевна
Джаухара, дочь царя ас-Самандаля, и я убежала в это место, потому что Салих и его войска сразились с моим отцом и убили его воинов и взяли в плен его самого и часть
 120

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 войска. А я убежала из страха за себя. — И затем царевна Джаухара сказала царю Бедр-Басиму: — я пришла в
это место лишь из страха быть убитой и не знаю, что сделало время с моим отцом, — и когда Бедр-Басим услышал ее слова, он до крайности удивился этому дивному
совпадению и воскликнул: — нет сомнения, что я добился желаемого, раз ее отец взят в плен! — И он посмотрел
на девушку и сказал ей: — спустись, о госпожа, — я убитый любовью к тебе, и глаза твои взяли меня в плен. Из-
за меня и из-за тебя была эта смута и эти сражения.
Знай, что я — царь Бедр-Басим, царь персов, и что Салих — мой дядя по матери, и что он пришел к твоему
отцу и посватался к тебе у него. А я покинул из-за тебя
мое царство, и наша встреча сейчас — чудесное совпадение. Вставай же и спустись ко мне. Мы пойдем с тобой во
дворец твоего отца, и я попрошу моего дядю Салиха отпустить его и женюсь на тебе дозволенным образом. —
И, услышав слова Бедр-Басима, Джаухара подумала: —
из-за этого-то скверного негодяя произошли такие
дела, и мой отец попал в плен, и перебиты его царедворцы и слуги, а я удалилась от моего дворца и убежала, как пленница, на это дерево! Если я не сделаю с ним
хитрости, чтобы ею защититься, он овладеет мной и
достигнет желаемого, так как он влюбленный, а влюбленного, что бы он ни делал, не порицают. — И она
стала обманывать Бедр-Басима разговором и мягкими
речами (а тот не знал, какие козни она задумала) и сказала: — о господин мой и свет моего глаза, ты ли —
царь Бедр-Басим, сын царицы Джулланар? — Да, о госпожа моя, — отвечал Бедр-Басим... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
СЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Джаухара, дочь царя ас-Самандаля, спросила царя
 121

СЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 Бедр-Басима: — ты ли, о господин мой, царь Бедр-Ба-
сим, сын царицы Джулланар? — Да, о госпожа моя,
ответил Бедр-Басим, и царевна воскликнула: — пусть
замучит Аллах моего отца и отнимет от него его царство и пусть не залечит его сердца и не вернет его с
чужбины, если он хочет более прекрасного, чем ты, и
что-нибудь прекраснее этих нежных черт! Клянусь Аллахом, мало у него ума и рассудительности! О царь
времени, — сказала она потом, — не взыщи с моего
отца за то, что он сделал, и если ты полюбил меня на
пядь, то я полюбила тебя на локоть. Я попала в сети
любви к тебе и оказалась в числе убитых тобою, и переместилась любовь, которая была в тебе, и оказалась
во мне, и осталась в тебе лишь десятая доля того, что во
мне. — И она спустилась с дерева и приблизилась к
юноше и, подойдя к нему, обняла его и прижала к груди и стала его целовать, и когда царь Бедр-Басим увидел, как она с ним поступает, его любовь к ней еще увеличилась, и страсть его стала еще сильней, и он подумал, что царевна его любит, и доверился ей и стал ее
обнимать и целовать. — О царевна, — сказал он ей, —
клянусь Аллахом, мой дядя Салих не описал мне и четверти десятой доли твоей красоты, и ни четверти кира-
та из двадцати четырех киратов. — А потом Джаухара
прижала его к груди и произнесла слова непонятные и
плюнула ему в лицо и воскликнула: — перейди из образа человеческого в образ птицы, прекраснее всех
птиц, с белыми перьями и красным клювом и ногами! —
и не окончились еще ее слова, как царь Бедр-Басим
превратился в птицу — прекраснейшую из птиц, какие бывают, и встряхнулся, и поднялся на ноги и стал
смотреть на Джаухару. А у нее была невольница из
числа ее невольниц по имени Марсина, и царевна посмотрела на нее и сказала: — клянусь Аллахом, если
бы меня не страшило то, что мой отец в плену у его
 122

дяди, я бы его убила. Да не воздаст ему Аллах благом!
Как злосчастен его приход к нам. Вся эта смута — из-
под его головы! Но возьми его, о невольница, и пойди с
ним на безводный остров и оставь его там, чтобы он
 123

СЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 умер от жажды. — И невольница взяла Бедр-Басима
и привела его на остров и хотела уйти от него обратно, но затем она сказала про себя: — клянусь
Аллахом, обладатель такой красоты и прелести не
заслуживает того, чтобы умереть от жажды! — И она
увела его с безводного острова и пришла с ним на
остров, где было много деревьев, плодов и каналов,
и, оставив его там, вернулась к своей госпоже и
сказала: — я оставила его на безводном острове.

ОТ что было с Бедр-Басимом. Что же
касается Салиха, дяди царя Бедр-Ба-
сима, то когда он овладел царем ас-Са-
мандалем и убил его слуг и телохранителей и царь стал его пленником, Салих принялся искать Джаухару, дочь
царя, но не нашел ее. И он вернулся во дворец, к своей
матери, и спросил: — о матушка, где мой племянник,
царь Бедр-Басим? — и она ответила: — о дитя мое,
клянусь Аллахом, я ничего о нем не знаю и не ведаю,
куда он исчез. Когда до него дошло, что ты подрался с
царем ас-Самандалем и случились между вами сражения и бои, он испугался и убежал. — И Салих, услышав слова своей матери, опечалился о своем племяннике и сказал: — клянусь Аллахом, мы были небрежны с царем Бедр-Басимом, и я боюсь, что он погибнет
или нападет на него кто-нибудь из воинов царя ас-Са-
мандаля, или же встретит его царевна Джаухара, и будем мы смущены перед его матерью, и не достанется
нам от нее блага, так как я взял мальчика без ее позво-
 125

СЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 ления. — И затем он послал за Бедр-Басимом телохранителей и лазутчиков к морю и в другую сторону, но
они не напали на весть о нем и вернулись и осведомили об этом царя Салиха, и увеличились его забота и
огорчение, и стеснилась его грудь тоской о царе Бедр-
Басиме.
 Вот что было с царем Бедр-Басимом и его дядей Салихом. Что же касается его матери, Джулланар-морс-
кой, то когда ее сын Бедр-Басим ушел со своим дядей
Салихом, она ждала его, но он к ней не вернулся, и вести о нем не приходили к ней. И она провела много дней,
ожидая его, а потом вышла и спустилась в море и пришла к своей матери, и, увидев ее, ее мать поднялась и
поцеловала ее и обняла, и то же сделали ее двоюродные
сестры. А потом Джулланар спросила свою мать про
царя Бедр-Басима, и та сказала ей: — о дочка, он приходил со своим дядей, и его дядя взял яхонтов и дорогих камней и пошел с ними к царю ас-Самандалю и посватался к его дочери, но ас-Самандаль не согласился
и был суров с твоим братом в речах. И я послала к твоему брату около тысячи витязей, и возникла война
между ними и царем ас-Самандалем, и помог Аллах
против него твоему брату, и он убил его телохранителей и воинов и взял царя ас-Самандаля в плен. И дошла
весть об этом до твоего сына, и похоже, что он испугался за себя, и он бежал от нас без нашего согласия, и не
возвращался к нам после этого, и мы не слыхали о нем
вестей. — Потом Джулланар стала расспрашивать
мать про своего брата Салиха, и та рассказала, что он
сидит на престоле царства во дворце царя ас-Саманда-
ля и послал во все стороны искать ее сына и царевну
Джаухару, и, услышав слова своей матери, Джулланар
сильно опечалилась о своем сыне, и увеличился гнев ее
на ее брата Салиха, так как он взял ее сына и спустился с ним в море без ее позволения. — О матушка, —
 126

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 сказала она, — я боюсь за царство, которое принадлежит нам, так как я пришла к вам, не уведомив никого
из жителей царства. Боюсь, что если я замешкаюсь,
испортятся дела в нашем царстве и выйдет власть у нас
из рук, и правильно будет, если я вернусь управлять
царством, пока Аллах не устроит для нас дела моего
сына. Не забывайте же о моем сыне и не будьте небрежны в его деле — если с ним случится дурное, я несомненно погибну, так как я вижу жизнь лишь в нем
одном и наслаждаюсь только его жизнью. — И мать
Джулланар молвила: — с любовью и уважением, о
дочка! Не спрашивай, что с нами из-за разлуки с ним и
его отсутствия, — и потом она послала искать юношу,
а его мать вернулась с печальным сердцем и плачущими глазами в свое царство, и тесен стал для нее мир... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ ПЯТИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царица Джулланар вернулась от матери в свое
царство, ее грудь стеснилась и усилилось ее горе, и вот
то, что было с ней.
 Что же касается царя Бедр-Басима, то когда царевна Джаухара его заколдовала и послала его со
своей невольницей на безводный остров, сказав ей: —
оставь его там умирать от жажды, — невольница оставила его на острове зеленом и плодоносном, где
были деревья и каналы, и Бедр-Басим стал есть плоды и пить из каналов, и провел так несколько дней и
ночей в образе птицы, не зная, куда направиться и
как полететь. И вот, когда в один день из дней он был
на этом острове, вдруг пришел туда охотник из охот¬
 127

СЕМЬСОТ ПЯТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 ников, чтобы поймать что-нибудь, чем прокормиться, и увидел царя Бедр-Басима, который был в образе птицы с белыми перьями и красным клювом и ногами и пленял взоры и ошеломлял ум. И охотник посмотрел на птицу, и она ему понравилась, и он
воскликнул про себя: — поистине, эта птица прекрасна, и я не видал птицы, подобной ей по красоте
и виду. — И он накинул на птицу сеть и поймал ее и
привел в город, думая про себя: — я продам ее и
возьму ее цену, — и встретил его кто-то из жителей
города и спросил: — сколько за эту птицу, охотник? —
и охотник сказал ему: — когда ты ее купишь, что ты
станешь с ней делать? — Я зарежу ее и съем, — ответил горожанин, и охотник воскликнул: — чье сердце согласится зарезать эту птицу и съесть ее? Я хочу
подарить ее царю — он даст мне больше того количества денег, которое дашь мне ты за нее в уплату, и
не зарежет ее, а будет смотреть на нее и на ее красоту и прелесть. Ведь за всю мою жизнь, пока я охотник, я не видел подобной ей среди дичи моря и дичи
земли. А ты, если соблазнишься ею, дашь мне за нее
самое большое дирхем, и клянусь Аллахом великим,
я ее не продам. — И охотник пошел с птицей ко
дворцу царя, и когда царь увидел птицу, ему понравилась ее красота и прелесть, и ее красный клюв и
ноги. И он послал к охотнику евнуха, чтобы купить
птицу, и евнух подошел к нему и спросил его: — ты
продаешь эту птицу? — Нет, но она будет царю от
меня подарком, — ответил охотник, и евнух взял
птицу и отправился с ней к царю и рассказал ему о
том, что говорил охотник, и царь взял птицу и дал
охотнику десять динаров, и охотник взял их и поцеловал землю и ушел. А евнух пришел с птицей в царский дворец и посадил ее в красивую клетку и повесил ее и поставил возле птицы корм и питье, и когда
 128

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 царь пришел, он спросил евнуха: — где птица? Принеси ее, чтобы я на нее посмотрел. Клянусь Аллахом,
она красива! — И евнух принес птицу и поставил
перед царем, и тот увидел, что птица ничего не съела
из корма, бывшего возле нее. — Клянусь Аллахом, —
воскликнул царь, — я не знаю, что она ест, чтобы ее
накормить! — И он велел принести кушанье, и ему
принесли столы, и царь стал есть кушанья, и когда
птица увидела мясо, кушанья и сладости и плоды,
она поела всего, что было на скатерти, лежавшей перед царем, и царь оторопел и удивился, что она ест, и
присутствующие также удивились. И царь сказал
бывшим вокруг него слугам и невольникам: — я в
жизни не видал, чтобы птица ела так, как эта птица! —
и потом он велел привести свою жену, чтобы она на
нее посмотрела. И евнух пошел, чтобы привести царицу, и, увидев ее, сказал: — о госпожа, царь требует тебя, чтобы ты посмотрела на птицу, которую он
купил. Когда мы принесли кушанья, она вылетела из
клетки и села на стол и поела всего, что там было.
Поднимись же, госпожа, и посмотри на нее, — она
красива видом и чудо из чудес времени. — И царица, услышав слова евнуха, поспешно пришла, но когда она посмотрела на птицу и как следует разглядела
ее, она закрыла лицо и повернула обратно. И царь
вышел за нею и спросил ее: — почему ты закрыла
лицо, когда возле тебя нет никого, кроме невольниц
и евнухов, которые служат тебе, и твоего мужа? — и
царица отвечала: — о царь, эта птица — не птица, —
это такой же человек, как ты. — Лжешь! — сказал
царь, услышав слова жены. — Как ты много шутишь! Как это может быть не птица? — Клянусь Аллахом, я не шутила с тобой и сказала тебе только
правду, — отвечала царица. — Эта птица — царь
Бедр-Басим, сын царя Шахрамана, властителя стра¬
 129

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 ны персов, а его мать — Джулланар-морская... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда жена царя сказала царю: — это не птица, а человек, как ты, и это царь Бедр-Басим, сын царя Шахрама-
на, а его мать — Джулланар-морская, — царь спросил
ее: — а как же он оказался в таком виде? — и жена его
ответила: — его заколдовала царевна Джаухара, дочь
царя ас-Самандаля. — И затем она рассказала ему о
том, что случилось с Бедр-Басимом от начала до конца,
и о том, как он посватался к Джаухаре у ее отца, но тот
не согласился, и как его дядя Салих вступил в бой с царем ас-Самандалем и победил его и взял в плен, и, услышав слова своей жены, царь до крайности удивился.
А эта царица, его жена, была самой искусной колдуньей своего времени, и царь сказал ей: — ради моей
жизни, освободи его от чар и не оставляй его в мучениях. Отруби Аллах великий руку Джаухаре! Какая она
скверная, как мала ее вера и как велики ее обманы и
козни! — Скажи ему: — о Бедр-Басим войди в эту
комнату! — сказала жена царя, и царь приказал юноше войти в комнату, и Бедр-Басим, услышав слова царя,
вошел в нее. И жена царя поднялась и закрыла себе
лицо и, взяв в руки чашку с водой, вошла в комнату и
произнесла над водой слова непонятные, а затем она
сказала Бедр-Басиму: — заклинаю тебя этими великими именами и благородными чудесами, заклинаю тебя
Аллахом великим, творцом небес и земли, оживляющим мертвых и определяющим наделы и сроки, —
выйди из того образа, в котором ты пребываешь, и
вернись к образу, в котором сотворил тебя Аллах! — и
 130

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 не закончились еще ее слова, как Бедр-Басим встряхнулся и снова принял человеческий образ, и царь увидел, что это красивый юноша, прекрасней которого
нет на лице земли. И когда царь Бедр-Басим увидел
себя в таком виде, он воскликнул: — нет бога, кроме
Аллаха, Мухаммед — посол Аллаха! Слава творцу тварей, определяющему их надел и конец! — и затем он
поцеловал царю руку и пожелал ему долгой жизни, а
царь поцеловал Бедр-Басима в голову и сказал ему: —
о Бедр-Басим, расскажи мне твою историю с начала до конца. — И царь Бедр-Басим рассказал ему
свою историю и ничего от него не утаил, и царь удивился всему этому и сказал: — о Бедр-Басим, теперь
Аллах освободил тебя от чар! Чего же требует твое
мнение, и что ты хочешь делать? — О царь времени, —
ответил Бедр-Басим, — я хочу от твоей милости, чтобы ты снарядил для меня корабль и нескольких твоих
слуг и дал мне все, что мне нужно. Я уже долгое время
в отсутствии и боюсь, как бы не ушло от меня царство,
и не думаю я, что моя мать жива, так как она в разлуке
со мною. Сильнее всего во мне предположение, что
она умерла от горя обо мне, так как ей неизвестно, что
со мной случилось, и не знает она, жив я или умер. И я
прошу тебя, о царь, завершить твою милость ко мне,
дав мне то, о чем я тебя прошу. — И царь, увидев красоту, прелесть и красноречие Бедр-Басима, согласился
и сказал: — слушаю и повинуюсь! — а затем он снарядил ему корабль и перенес туда то, что было ему
нужно, и отправил с ним нескольких своих слуг, и
Бедр-Басим сошел на корабль после того, как простился с царем, и они поехали по морю, и ветер помогал
им. И они ехали десять дней подряд, и когда наступил
одиннадцатый день, море взволновалось сильным волнением, и корабль начал подниматься и опускаться, и
матросы не могли удержать его.
 131

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 И они оставались в таком положении, и волны играли ими, пока они не приблизились к скале из морских
скал, и упала эта скала на корабль, и он разбился, и
утонуло все, что на нем было, кроме царя Бедр-Басима —
он сел на одну из досок после того, как был близок к
гибели. И доска бежала с ним по морю, и он не знал,
куда плывет, и не было у него хитрости, чтобы удержать доску, а напротив, доска шла с ним, увлекаемая
водой и ветром. И он плыл таким образом в течение
трех дней, а на четвертый день доска подплыла с ним к
морскому берегу, и он увидел там белый город, подобный голубю яркой белизны, и был он построен на острове, который лежал в море, и были в нем высокие колонны и прекрасные постройки, и стены домов уходили ввысь, и море билось о стены города. И когда царь
Бедр-Басим увидал остров, на котором стоял этот город, он обрадовался сильной радостью, так как был
близок к гибели от голода и жажды. Он сошел с доски
и хотел подняться в город, и пришли к нему мулы, ослы
и лошади бесчисленные, как песчинки, и стали его
бить и мешать ему выйти из моря в город, и тогда Бедр-
Басим выплыл за город и вышел на сушу, но никого не
нашел там и удивился и воскликнул: — посмотреть бы,
чей это город, в котором нет царя и нет в нем никого, и
откуда эти мулы, ослы и лошади, которые помешали
мне выйти!
 — И он стал размышлять о своем деле, идя и не зная,
куда направиться, и потом увидел старика — торговца
овощами, и, увидав этого старика, царь Бедр-Басим
приветствовал его, и он возвратил ему приветствие.
И старик посмотрел на Бедр-Басима и увидел, что он
красив, и спросил его: — о юноша, откуда ты пришел,
и что привело тебя в этот город? — и Бедр-Басим рассказал ему свою историю с начала до конца, и старик
удивился ей и спросил: — о дитя мое, разве ты никого
 132

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 не видел на своем пути? — О родитель, — отвечал
юноша, — я дивлюсь на этот город, потому что он
пуст от людей. — О дитя мое, войди в лавку, чтобы не
погибнуть, — сказал старик, и Бедр-Басим вошел и
сел в лавке, а старик принес ему кое-какой пищи и
сказал: — о дитя мое, войди внутрь лавки. Слава тому,
кто спас тебя от этой шайтанши! — И царь Бедр-Басим испугался великим испугом и поел кушанья старика досыта и вымыл руки, а потом он посмотрел на старика и сказал ему: — о господин мой, какова причина
этих слов? Ты внушил мне страх перед этим городом и
его жителями.
 — О дитя мое, — ответил старец, — знай, что этот
город — город колдунов, и в нем есть царица-колдунья,
подобная шайтану, и она кудесница и чародейка и злокозненная обманщица. Виденные тобой лошади, мулы
и ослы — все, как ты и я, из сынов Адама, но они чужеземцы. Всякого, кто входит в город, если он юноша, как
ты, эта нечестивая колдунья берет к себе и живет с ним
сорок дней, а после сорока дней она его заколдовывает, и он превращается в мула, коня или осла из тех животных, которых ты видел на берегу моря... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старый торговец овощами рассказал царю Бедр-Баси-
му и поведал о делах царицы-колдуньи и сказал: —
всех жителей города она заколдовала, и когда ты хотел
выйти на сушу, они испугались, что она тебя заколдует, как их, и говорили тебе знаками: — не выходи, чтобы не увидала тебя колдунья, — так как они жалели
тебя — ведь, может быть, она сделает с тобою то же,
 133

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 что сделала с ними. Она отняла у города его жителей
колдовством, — говорил старик Бедр-Басиму, — и ее
имя — царица Лаб, а объяснение этого по-арабски —
«солнечный календарь». — И когда царь Бедр-Басим
услышал такие речи от старика, он испугался сильным
испугом и стал дрожать, как тростинка на ветру, и сказал старцу: — едва я поверил, что спасся от беды, которая постигла меня из-за колдовства, как судьба бросила меня в место еще более скверное! — И он стал
размышлять о своем положении и о том, что с ним случилось, и старик посмотрел на него и увидел, что его
страх усилился, и сказал ему: — о дитя мое, выйди,
сядь на пороге лавки и посмотри на этих тварей, на их
одежду и вид и на то, что они заколдованы, и не бойся.
Царица и все, кто есть в городе, любят меня и почитают, и они не взволнуют мне сердце и не утомят моего
ума. — И, услышав слова старика, царь Бедр-Басим
вышел и сел у дверей лавки и стал смотреть, и ходил
мимо него народ, и видел он людей, числа которых не
счесть, и, увидев его, люди подходили к старику и
спрашивали его: — о старец, это твой пленник и твоя
дичь в эти дни? — и старик отвечал им: — это сын моего брата. Я услышал, что его отец умер, и послал за
ним и призвал его, чтобы потушить огонь моей тоски. —
И люди сказали: — это юноша, прекрасный юностью,
но мы боимся для него зла от царицы Лаб. Как бы она
не обратила на тебя обмана и не отняла его у тебя —
она ведь любит красивых юношей. — И старик отвечал им: — царица не ослушается моего приказа. Она
почитает меня и любит, и когда она узнает, что это мой
сын, она не станет ему вредить и не огорчит меня и не
взволнует моего сердца.

ЦАРЬ Бедр-Басим провел у старика
много месяцев за едой и питьем, и старик полюбил его великой любовью.
И вот в некий день Бедр-Басим сидел,
по обычаю, у лавки старика, и вдруг
появилась тысяча евнухов, с обнаженными мечами в руках, и были они одеты в разные
одежды, и стан их охватывали пояса, украшенные драгоценными камнями. Они ехали на арабских конях и
были опоясаны индийскими мечами и, подъехав к лавке старика, они приветствовали его и удалились.
А после них появилась тысяча девушек, подобных лунам и одетых в разные одежды из гладкого шелка, вышитые золотым шитьем и украшенные разными камнями, и у всех девушек были подвязаны копья, и посреди них ехала девушка на арабском коне под
золотым седлом, украшенным всевозможными камнями и яхонтами. И они ехали до тех пор, пока не подъехали к лавке старика, и приветствовали его и отправились дальше, и вдруг появилась царица Лаб в велико-
 135

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 лепном шествии, и она приближалась до тех пор, пока
не подъехала к лавке старика. И она увидела царя
Бедр-Басима, который сидел возле лавки, подобный
луне в ее полноте, и, увидав его, царица Лаб растерялась из-за его красоты и прелести, и оторопела и
взволновалась любовью к нему. И она подъехала к лавке и, сойдя с коня, села подле царя Бедр-Басима и
спросила старика: — откуда у тебя этот красавец? —
Это сын моего брата, недавно ко мне приехавший, —
отвечал старик, и царица Лаб сказала: — пусть он будет у меня сегодня вечером, и мы с ним поговорим. —
Ты возьмешь его от меня и не заколдуешь? — спросил
старик, и царица ответила: — да. — Поклянись
мне, — молвил старик, и царица поклялась ему, что не
обидит юношу и не заколдует его, и потом она велела
привести ему красивого коня, оседланного и взнузданного золотой уздечкой (а все, что было на коне, было
золотое, украшенное драгоценными камнями), и подарила старику тысячу динаров, говоря: — помогай себе
этим! — А затем царица Лаб взяла царя Бедр-Басима и
поехала с ним (а был он подобен луне в четырнадцатую
ночь), и он отправился с нею, и все люди, смотря на
него и на его красоту и прелесть, печалились о нем и говорили: — клянемся Аллахом, этот юноша не заслуживает того, чтобы его заколдовала эта проклятая, — и
царь Бедр-Басим слышал слова людей, но молчал, вручив свое дело Аллаху великому. И они ехали ко дворцу... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царь Бедр-Басим ехал с царицей Лаб и ее приближенными, пока они не подъехали к воротам дворца, и тог-
 136

да эмиры, евнухи и вельможи правления спешились, и
царица велела царедворцам приказать всем вельможам правления удалиться, и они поцеловали землю и
удалились, а царица с евнухами и невольницами, вош¬
 137

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 ла во дворец. И, посмотрев на этот дворец, царь Бедр-
Басим увидел дворец, подобного которому он не видал
совершенно, и стены его были построены из золота, а
посредине его был большой полноводный пруд в большом саду. И царь Бедр-Басим посмотрел в сад и увидел
стаи птиц, которые щебетали на всех языках и пели голосами, веселящими и печальными, и были эти птицы
всех видов и цветов, и увидал царь Бедр-Басим царство
великое и воскликнул: — хвала Аллаху! По щедрости
своей и кротости наделяет он тех, кто не ему поклоняется. — А царица села у окна, выходящего в сад (а сидела она на ложе из слоновой кости, на котором была
высокая постель), в царь Бедр-Басим сел с нею рядом,
и она стала его целовать и прижимать к груди, а затем
приказала невольницам принести столик, и они принесли столик из червонного золота, украшенный жемчугом и дорогими камнями, на котором были всевозможные кушанья. И царица с Бедр-Басимом поели досыта и вымыли руки, а потом невольницы принесли
сосуды золотые, серебряные и хрустальные и принесли также всякого рода цветы и подносы с закусками.
И царица велела позвать певиц, и явились десять невольниц, подобных лунам (а были у них в руках всякие
музыкальные инструменты), а потом царица наполнила кубок и выпила его и, наполнив другой, подала его
царю Бедр-Басиму, и тот взял его и выпил, и они пили
так, пока не напились вдоволь. И царица велела девушкам петь, и они запели на разные голоса, и представилось царю Бедр-Басиму, что дворец пляшет от восторга, и его разум пришел в смятение, и грудь у него расширилась, и он забыл, что находится на чужбине, и
сказал себе: — эта царица — молодая, красивая, и я
уже никогда от нее не уйду, так как ее царство обширнее моего царства, и она лучше царевны Джаухары. —
И Бедр-Басим пил с царицей, пока не наступил вечер,
 138

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 и зажгли светильники и свечи и пустили куренья, и
оба пили, пока не опьянели, а певицы продолжали
петь. И когда царица Лаб опьянела, она поднялась со
своего места и легла на ложе и приказала невольницам
удалиться, а потом она велела царю Бедр-Басиму лечь
с ней рядом, и он спал с нею в приятнейшей жизни,
пока не наступило утро... и Шахразаду застигло утро,
и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царица поднялась от сна, она пошла в баню, бывшую во дворце, и царь Бедр-Басим пошел с нею, и они
вымылись, а выйдя из бани, царица одела Бедр-Басима
в самые лучшие материи и велела подать прибор для
питья, и невольницы принесли его, и они выпили. А потом царица взяла царя Бедр-Басима за руку, и они
сели на скамеечки, и царица велела принести кушанье, и оба поели и вымыли руки, а затем невольницы
принесли им сосуды с вином, и плодами, и цветами, и
закусками. И они, не переставая, ели и пили, а невольницы пели на разные голоса до вечера, и царица с юношей провели за едой, пеньем и музыкой сорок дней. А потом царица спросила: — о Бедр-Басим, это место лучше, или лавка твоего дяди, торговца овощами? — и
Бедр-Басим ответил: — клянусь Аллахом, о царица,
тут лучше, потому что мой дядя — человек бедный и
продает овощи. — И царица засмеялась словам Бедр-
Басима, и потом они проспали в наилучшем положении до утра, и царь Бедр-Басим пробудился от сна и не
нашел царицы Лаб с собою рядом и воскликнул: — посмотреть бы, куда она ушла! — И он расстроился из-за
ее отсутствия и не знал что делать, и царицы не было
долгое время, и она не возвращалась, а Бедр-Басим го¬
 139

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 ворил себе: — куда она девалась? — И он надел свои
одежды и стал искать царицу, но не нашел ее и подумал: — может быть, она ушла в сад, — и отправился в
сад и увидел там струившийся канал, а подле него белую птицу. А на берегу канала стояло дерево, и на нем
были птицы разных цветов, и Бедр-Басим стал смотреть на птиц, а птицы его не видели. И вдруг одна черная птица опустилась на ту белую птицу и стала ее клевать, как клюются голуби, а потом черная птица прыгнула на белую три раза и через минуту белая птица
приняла образ человека, и Бедр-Басим всмотрелся в
нее и вдруг видит — это царица Лаб! И понял он, что
черная птица — заколдованный человек, и царица его
любит и обращается в птицу, чтобы он покрывал ее, и
взяла его ревность, и он рассердился на царицу Лаб из-
за черной птицы. И он вернулся на свое место в постель, и через минуту царица воротилась к нему, и стала царица Лаб целовать Бедр-Басима и шутить с ним,
но он был сильно на нее разгневан и не говорил ей ни
одного слова. И царица поняла, что с ним, и уверилась,
что он видел ее, когда она была птицей и та птица покрывала ее, но она не показала Бедр-Басиму ничего и
скрыла то, что думала. И когда Бедр-Басим удовлетворил ее нужду, он сказал ей: — о царица, я хочу, чтобы
ты позволила мне пойти в лавку моего дяди. Я стосковался по нему и уже сорок дней его не видал. — И царица ответила: — сходи к нему, но не задерживайся, — я не могу с тобой расстаться и вытерпеть без
тебя даже один час. — И Бедр-Басим отвечал: — слушаю и повинуюсь! — И сел на коня и отправился к
старику, торговцу овощами, и тот приветствовал его и
встал для него и обнял его и спросил: — каково тебе с
этой нечестивой? — и Бедр-Басим ответил: — мне
было хорошо, и я был во здравии и благополучии. Но
только сегодня ночью она спала рядом со мной, и я
 140

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 проснулся и не увидел ее, и тогда я встал и надел одежду и ходил, разыскивая ее, пока не пришел в сад... И он
рассказал ему о том, что видел канал и птиц, которые
были на дереве, и старик, услышав его слова, сказал: —
берегись ее! Знай, птицы, что были на дереве, — это
все юноши-чужеземцы, которых царица полюбила и
заколдовала и обратила в птиц. А черная птица, которую ты видел, это один из ее невольников. Она любила
его великой любовью, и он обратил взоры на одну из
невольниц, и царица заколдовала его в образе черной
птицы... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Бедр-Басим рассказал старому торговцу овощами всю свою историю с царицей Лаб и поведал ему о
том, что он видел, старик сообщил ему, что птицы, которые были на дереве, — все юноши-чужеземцы, заколдованные царицей, и черная птица тоже. Это был
один из ее невольников, и она его заколдовала в образе
черной птицы, и всякий раз, как царица его желает, она
обращается в птицу, чтобы он ее покрыл, так как она
любит его сильной любовью. И когда она поняла, что
ты узнал об ее обстоятельствах, она затаила на тебя
зло и больше тебе не друг. Но тебе не будет от нее вреда, пока я о тебе забочусь, не бойся же. Я мусульманин, и зовут меня Абд-Аллах, и нет в мое время лучше
колдуна, чем я, но я пользуюсь колдовством, только
когда вынужден к этому. Я часто уничтожал колдовство этой проклятой и освобождал от нее людей. Не
думай же о ней, так как ей нет против меня пути. Наоборот, она меня боится сильным страхом, и все колдуны, что есть в городе, подобные ей и такого же рода,
 141

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 тоже боятся меня. Все они одной с ней веры и поклоняются огню вместо всевластного владыки. Когда наступит завтрашний день, приходи ко мне и расскажи
мне, что она с тобой сделает, — сегодня ночью она будет стараться тебя погубить, и я скажу тебе, что тебе
надо с ней сделать, чтобы освободиться от ее ухищрений. — И потом царь Бедр-Басим простился со стариком и вернулся к царице, и увидел, что она сидит и
ждет его, и, увидав юношу, она поднялась и посадила
его и приветствовала и принесла ему еды и питья, и
они ели, пока не насытились, и вымыли руки, а потом
царица велела принести вино, и когда оно появилось,
оба стали пить и пили до полуночи. И царица наклонилась к Бедр-Басиму с кубком и давала ему пить, пока
он не опьянел и лишился чувств и разума, и, увидав,
что, в таком состоянии, царица сказала: — заклинаю
тебя Аллахом и достоинством того, кому ты поклоняешься, — если я спрошу тебя об одной вещи, скажешь ли
ты мне о ней правду и согласишься ли на то, что скажу? — И Бедр-Басим, будучи пьян, ответил ей: — да, о
госпожа моя, — и тогда царица сказала: — о господин
мой и свет моего глаза, когда ты проснулся от сна и не
увидел меня и пошел меня искать, ты пришел ко мне в
сад и увидел меня в образе белой птицы и увидел черную птицу, которая прыгнула на меня. Я расскажу
тебе истину об этой птице. Это был один из моих невольников, и я полюбила его великой любовью, и однажды он обратил взоры на одну из моих невольниц, и
охватила меня ревность, и я заколдовала его в образе
черной птицы, а невольницу я убила. И теперь я не
могу вытерпеть без него и одной минуты, и всякий раз,
как я по нем стоскуюсь, я обращаюсь в птицу и иду к
нему, чтобы он прыгнул на меня и овладел мной, как
ты видел. Не из-за этого ли ты на меня разгневан, хотя
я — клянусь огнем, и светом, и тенью, и жаром! —
 142

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 еще больше полюбила тебя и сделала тебя своей долей
в жизни. — И Бедр-Басим ответил ей, пьяный: — то,
что ты поняла о причине моего гнева, — правильно, и
нет моему гневу причины, кроме этой, — и царица
стала его обнимать и целовать и проявила к нему любовь и легла, и он тоже лег рядом с нею. А когда наступила полночь, царица поднялась с постели, и царь
Бедр-Басим проснулся, но сделал вид, что спит, и стал
украдкой поглядывать и смотреть, что она делает, и
увидел, что она вынула из красного мешка что-то красное и рассыпала это посреди дворца, и вдруг это превратилось в реку, которая бежала, как море. И царица
взяла в руку горсть ячменя и рассыпала его по земле и
полила той водой, и семена превратились в колосящиеся злаки, и тогда царица взяла зерно и смолола его в
муку и положила муку в одно место и вернулась и проспала возле Бедр-Басима до утра. А когда наступило
утро, царь Бедр-Басим поднялся и вымыл лицо и потом
попросил у царицы позволения отправиться к старику, и она ему позволила. И Бедр-Басим пошел к старику и рассказал ему, что у нее происходило и что он видел, и старик, услышав его слова, засмеялся и сказал: —
клянусь Аллахом, эта нечестивая колдунья замыслила
против тебя козни, но не думай о ней нисколько. —
И потом он вынес ему с ритль савика и сказал: —
возьми это с собой и знай, что когда она увидит савик,
она спросит: — что это такое, и что ты будешь с этим
делать? — а ты скажи: — увеличение блага — благо, —
и поешь его. А когда она вынесет тебе свой савик и
скажет: — поешь этого савика, — сделай вид, что ты
ешь его, а сам ешь свой савик и берегись съесть сколько-нибудь ее савика, хотя бы одно зернышко. Если ты
съешь его хоть одно зернышко, ее колдовство получит
над тобой власть, и она тебя заколдует и скажет тебе: —
выйди из человеческого образа! — и ты перейдешь из
 143

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 твоего образа в какой образ она желает. А если ты не
поешь ее савика, ее колдовство уничтожится, и оно
ничем тебе не повредит, и будет она смущена до пределов смущения. Она станет тебе говорить: — я только с
тобой пошутила и признаваться тебе в любви и дружбе, но все это с ее стороны лицемерие и коварство, а
ты тоже прояви к ней любовь и скажи ей: — о госпожа
моя и свет моего глаза, поешь этого савика и посмотри, какой он сладкий, — и если она съест его хоть одно
зернышко, возьми в руку воды, брось ее ей в лицо и
скажи: — выйди из человеческого образа! — и она
примет образ, какой ты хочешь. А потом отпусти ее и
приходи ко мне, и я тебе что-нибудь придумаю. —
И Бедр-Басим простился со стариком и пошел и, придя
во дворец, вошел к царице и та, увидев его, воскликнула: — семья, приют и простор! — а затем она поднялась и поцеловала Бедр-Басима и сказала: — ты заставил меня ждать, о господин. — Я был у моего дяди, — отвечал Бедр-Басим, — и мой дядя накормил меня таким
савиком. — А у нас есть савик лучше этого, — сказала
царица, и потом она положила его савик на блюдо, а
свой савик на другое блюдо и сказала: — поешь вот
этого, он лучше, чем твой савик. — И Бедр-Басим сделал вид, что ест ее савик, и когда царица решила, что
он поел его, она взяла в руку воды и обрызгала ею
юношу и сказала: — выйди из твоего образа, о негодяй, о скверный, и будь в образе мула, одноглазого и
скверного видом! — Но Бедр-Басим не изменился.
И когда царица увидела, что он все такой же и не изменился, она поднялась и поцеловала его между глаз и
сказала: — о мой любимый, я только пошутила с тобой. Не сердись на меня за это. — Клянусь Аллахом, о
госпожа, — ответил Бедр-Басим, — я не рассердился
на тебя нисколько и уверен, что ты меня любишь. Поешь же моего савика. — И царица взяла кусочек и
 144

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 съела его, и когда савик утвердился у нее в животе, она
задрожала, а царь Бедр-Басим взял в руку воды и
брызнул ею в лицо женщины и сказал: — выйди из
твоего человеческого образа в образ пегого мула! —
И не успела царица на себя оглянуться, как уже оказалась в таком виде, и слезы заструились у нее по лицу, и
она стала тереться щеками о ноги Бедр-Басима. И юноша встал, чтобы взнуздать ее, но она не принимала
узды, и он оставил ее и пошел к старику и осведомил
его о том, что случилось. — И старик встал и вынес
ему уздечку и сказал: — возьми эту уздечку и взнуздай ею мула, — и Бедр-Басим взял ее и пришел к царице, и, увидав его, она подошла к нему, и он вложил
узду ей в рот и сел на нее и выехал из дворца и отправился к старику Абд-Аллаху. И, увидев царицу, Абд-
Аллах поднялся и сказал ей: — да посрамит тебя Аллах
великий, о проклятая! — а затем старик сказал Бедр-
Басиму: — о дитя мое, не осталось тебе в этом городе
пребывания. Садись на этого мула и поезжай на нем в
какое хочешь место, но берегись отдать кому-нибудь
уздечку. — И царь Бедр-Басим поблагодарил его и поехал и ехал, не переставая, три дня и подъехал к одному городу. И его встретил старик, прекрасный сединами, и спросил его: — о дитя мое, откуда ты прибыл? —
Из города этой колдуньи, — отвечал Бедр-Басим, и
старик сказал: — сегодня вечером ты мой гость, — и
Бедр-Басим согласился и поехал с ним по дороге. И вдруг
появилась одна женщина — старуха, и, увидав мула,
она заплакала и сказала: — нет бога, кроме Аллаха!
Этот мул похож на околевшего мула моего сына. Он
умер, и мое сердце из-за него расстроено; заклинаю
тебя Аллахом, о господин, продай мне твоего мула. —
Клянусь Аллахом, о матушка, я не могу его продать, —
ответил Бедр-Басим, и старуха воскликнула: — заклинаю тебя Аллахом, не отвергай моей просьбы. Мой
 145

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 сын, если я не куплю ему этого мула, умрет несомненно. — И затем она распространилась в просьбах, и
Бедр-Басим сказал ей: — я не продам его иначе, как за
тысячу динаров, — а про себя Бедр-Басим думал: —
откуда этой старухе достать тысячу динаров? — И старуха вынула из-за пояса тысячу динаров, и, увидев это,
царь Бедр-Басим сказал: — о матушка, я только пошутил с тобой, и я не могу продать тебе этого мула, — и
старуха посмотрела на него и сказала: — о дитя мое, в
этом городе никто не лжет, и всякого, кто солжет в
этом городе, убивают. — И царь Бедр-Басим сошел с
мула... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царь Бедр-Басим сошел с мула и отдал его старой женщине, а та вынула уздечку изо рта мула и, взяв в руку
воды, обрызгала его и сказала: — о дочь моя, перейди
из этого образа в тот образ, в котором ты была прежде. — И мул тотчас же превратился и вернулся к своему прежнему образу, и обе женщины бросились друг к
другу и обнялись, и царь Бедр-Басим понял, что эта
старуха — мать царицы, и хотел бежать, и вдруг старуха издала великий свист, и предстал перед ней иф-
рит, подобный огромной горе. И царь Бедр-Басим испугался и остался стоять, и старуха села ифриту на
спину и посадила свою дочь сзади, и царя Бедр-Басима
впереди, и ифрит полетел с ними, и прошло не более
часа, и они достигли дворца царицы Лаб. И когда царица села на престол царства, она обратилась к царю
Бедр-Басиму и сказала ему: — о негодный, я достигла
этого места и получила то, что желала, и я покажу
тебе, что я сделаю с тобой и этим старым торговцем
 146

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 овощами! Сколько я делала ему добра, а он делал зло, и
ты достиг желаемого только при его посредстве. —
И потом она взяла воды и обрызгала ею Бедр-Басима и
сказала: — перейди из того образа, в котором ты пребываешь, в образ птицы гадкого вида, самой гадкой,
какая есть из птиц, — и Бедр-Басим сейчас же превратился и сделался птицей гадкого вида. И царица посадила его в клетку и лишила его пищи и питья, и увидала его одна невольница и пожалела его и стала его кормить и поить без ведома царицы. И в один из дней
невольница увидела, что ее госпожа не замечает, и
вышла и отправилась к старику-торговцу и осведомила
его об этом деле и сказала ему: — царица Лаб намерена
погубить твоего племянника, — и старик поблагодарил ее и сказал: — я непременно отниму у нее город и
сделаю тебя его царицей вместо нее. — И затем он
свистнул великим свистом, и вышел к нему ифрит с четырьмя крыльями, и старик сказал ему: — возьми эту
девушку и отправляйся с нею в город Джулланар-мор-
ской и ее матери Фараши — они колдуют лучше всех,
кого можно найти на лице земли, — а невольнице он
сказал: — когда ты прибудешь туда, расскажи им, что
царь Бедр-Басим в плену у царицы Лаб. — И ифрит
поднял девушку и полетел с нею, и прошло не более
часа, и он опустил ее на дворец царицы Джулланар-
морской. И невольница спустилась с крыши дворца и
вошла к царице Джулланар и, поцеловав землю, осведомила ее о том, что случилось с ее сыном, от начала до
конца, и Джулланар поднялась перед ней и оказала ей
уважение и поблагодарила ее, и в городе стали бить в
литавры, и она осведомила его жителей и вельмож
своего царства о том, что царь Бедр-Басим нашелся.
А затем Джулланар-морская и ее мать Фараша и брат
ее Салих призвали все племена джиннов и войска
моря, так как цари джиннов стали ей покорны после
 147

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 пленения царя ас-Самандаля( и они полетели по воздуху и опустились на город колдуньи, разграбили дворец
и убили всех, кто там был из нечестивых, во мгновение
ока. И Джулланар спросила невольницу: — где мой
сын? — и невольница взяла клетку и принесла ее
Джулланар и указала ей на птицу, которая была в ней,
и сказала: вот твой сын. — И царица Джулланар вынула птицу из клетки и, взяв в руку воды, обрызгала ею
птицу и сказала: — перейди из этого образа в образ, в
котором ты был, — и не закончились еще ее слова, как
Бедр-Басим встряхнулся и стал человеком, как был.
И когда его мать увидела его в его первоначальном образе, она поднялась и обняла его, и Бедр-Басим заплакал сильным плачем, так же, как его дядя Салих и бабка его Фараша и его двоюродные сестры, и они стали
целовать ему руки и ноги. А потом Джулланар послала
за шейхом Абд-Аллахом и поблагодарила его за его
благой поступок с ее сыном и женила его на невольнице, которую он послал к ней с вестями о ее сыне, и
шейх вошел к ней, а затем Джулланар сделала его царем этого города. И она призвала оставшихся жителей
города из мусульман и заставила их присягнуть шейху
Абд-Аллаху и взяла с них обеты и клятвы, что они будут ему повиноваться и служить ему, и они сказали: —
слушаем и повинуемся! — А после того Джулланар и
ее родные попрощались с шейхом Абд-Аллахом и отправились в свой город, и когда они вошли во дворец,
жители города встретили их боем в литавры, радостные, и украшали город три дня, так сильно они радовались своему царю Бедр-Басиму, — а они обрадовались
ему сильной радостью. И потом царь Бедр-Басим сказал своей матери: — о матушка, мне осталось только
жениться, и мы все будем вместе, — и его мать ответила: — о дитя мое, прекрасен замысел, который ты замыслил, но потерпи, пока мы расспросим, кто годится
 148

для тебя из царских дочерей, — а бабка его Фараша и
его двоюродные сестры и дядя сказали: — о Бедр-Ба-
сим, мы все сейчас же станем помогать тебе в том, что
ты хочешь. — И потом каждая из женщин поднялась и
 149

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 пошла искать в странах, и Джулланар-морская тоже
послала своих невольниц на шеях ифритов и сказала
им: — не оставляйте города или дворца из царских
дворцов, не осмотрев всех, какие есть там, красивых
девушек. — И когда Бедр-Басим увидел их усердие в
этом деле, он сказал своей матери Джулланар: — о матушка, оставь это дело — никто меня не удовлетворит,
кроме Джаухары, дочери царя ас-Самандаля, ибо
она — драгоценность, как и ее имя. — Я поняла, к
чему ты стремишься, — сказала его мать, и затем она
тотчас же послала людей, чтобы привести царя ас-Самандаля, и его в ту же минуту привели к ней. И затем
она послала за Бедр-Басимом, и когда Бедр-Басим пришел, осведомила его о приходе царя ас-Самандаля, и
Бедр-Басим вошел к нему, и, увидев, что он подходит,
царь ас-Самандаль поднялся и пожелал ему мира и
приветствовал его, а потом царь Бедр-Басим посватался у него к его дочери Джаухаре, и царь молвил: — она
к твоим услугам и твоя невольница, и стоит перед тобой. — И затем царь ас-Самандаль послал некоторых
приближенных в свою страну и велел им привести
свою дочь Джаухару и осведомить ее о том, что ее отец
находится у царя Бедр-Басима, сына Джулланар-мор-
ской, и посланные полетели по воздуху и скрылись на
некоторое время, а потом вернулись, и с ними была царевна Джаухара. И, увидав своего отца, она подошла к
нему и обняла его, и царь посмотрел на нее и сказал: — о
дочь моя, знай, что я выдал тебя замуж за этого доблестного царя и неустрашимого льва — царя Бедр-Басима, сына царицы Джулланар. Он — прекраснейший из
людей своего времени и самый красивый из них и
выше их всех саном и благороднее родом, и годится он
только тебе, а ты годишься только ему. — О батюшка, —
ответила царевна, — я не могу прекословить тебе, делай же что хочешь. Прекратились заботы и страдания,
 150

СКАЗКА О БЕДР-БАСИМЕ И ДЖАУХАРЕ
 и я для него — одна из служанок. И тогда призвали судей и свидетелей и написали запись царя Бедр-Басима,
сына царицы Джулланар-морской, с царевной Джау-
харой, и жители города украсили его и стали бить в литавры и выпустили всех, кто был в тюрьмах, и царь
одел вдов и сирот и наградил вельмож правления, эмиров и знатных. А затем устроили великое торжество и
сделали пиры и провели в торжествах вечером и утром
время десяти дней и невесту открывали перед царем
Бедр-Басимом в десяти одеяниях. И потом царь Бедр-
Басим наградил царя ас-Самандаля и воротил его в его
страну к семье и родным, и жили они все самой сладостной жизнью, проводя приятнейшие дни в еде, питье и
наслаждениях, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, и вот
конец их истории, да будет милость Аллаха над ними
всеми!

АССКАЗЫВАЮТ также, о счастливый царь, что был в древние времена
и минувшие века и годы царь из царей персов по имени Мухаммед-ибн-
Сабаик, и властвовал он над землей
Хорасанской. И каждый год совершал он набеги на страны нечестивых в Индии, Синде
и Китае и на страны, которые за рекой, и на другие
страны, не арабские и прочие, и был он царем справедливым и доблестным, великодушным и щедрым.
И любил этот царь застольные беседы, и предания, и
стихи, и рассказы, и повести, и ночные сказки, и жития древних, и всякого, кто помнил диковинную
сказку и рассказывал ее царю, царь награждал, и говорят, что когда приходил к нему иноземец с диковинным рассказом и говорил перед ним, и царь находил рассказ хорошим, и слова рассказчика ему нравились, он награждал его роскошной одеждой и
давал ему тысячу динаров и сажал его на коня, оседланного и взнузданного, и одевал его сверху донизу
 152

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 и одарял его великими подарками, и тот человек
брал их и уходил своей дорогой.
 И случилось, что пришел к нему старый человек с
диковинным рассказом и рассказал его перед царем, и
тот нашел рассказ прекрасным, и слова рассказчика
понравились ему, и он велел дать ему роскошный подарок и, между прочим, тысячу хорасанских динаров и
коня с полной сбруей. И после этого разнеслись такие
вести об этом царе во всех странах, и услышал о нем
человек, которого звали купец Хасан, а был он человек
великодушный, щедрый, знающий, поэт и достойный.
А у этого царя был везирь — великий завистник, средоточие зла, который не любил никого из людей, ни
богатого, ни бедного, и всякий раз, как к царю кто-нибудь приходил и царь давал ему что-нибудь, везирь
ему завидовал и говорил: — такие дела изведут деньги и разорят земли, а у царя в обычае это делать. —
И были эти слова лишь от зависти и ненависти вези-
ря. И услышал царь весть о купце Хасане и послал к
нему и призвал его, и когда он явился, сказал ему: — о
купец Хасан, везирь прекословит мне и враждует со
мной из-за денег, которые я даю стихотворцам, сотрапезникам и людям, знающим рассказы и стихи. Я хочу
от тебя, чтобы ты рассказал мне хороший рассказ и диковинную повесть, подобную которой я никогда не
слышал, и если твой рассказ мне понравится, я дам
тебе много земель с их крепостями и сделаю их добавкой к твоим наделам и поставлю перед тобой все мое
царство и назначу тебя старшим из моих везирей, и
будешь ты сидеть от меня справа и управлять моими
подданными. А если ты не доставишь мне того, о чем я
тебе сказал, я возьму все, что есть в твоих руках, и выгоню тебя из моей страны. — Слушаю и повинуюсь владыке нашему царю, — сказал купец Хасан, — но невольник просит тебя, чтобы ты подождал год, и тогда я
 153

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 расскажу тебе историю, подобную которой ты не слышал в жизни, и не слышал никто другой никогда рассказа, подобного ей или лучше ее. — Я даю тебе отсрочку на целый год, — сказал царь, а затем он велел подать роскошную одежду и надел ее на купца Хасана и
сказал: — оставайся дома, не садись на коня, не уходи
и не приходи в течение целого года, пока не явишься с
тем, что я от тебя потребовал. И если ты принесешь
это, тебе будет особенная милость, и радуйся тому, что
я тебе обещал, а если не принесешь этого, то ты не от
нас, и мы не от тебя!., и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда царь Мухаммед-ибн-Сабаик сказал купцу
Хасану: — если ты принесешь мне то, что я от тебя
потребовал, тебе будет особенная милость, и радуйся
тому, что я тебе обещал, а если не принесешь этого,
то ты не от нас, и мы не от тебя, — купец Хасан поцеловал землю меж рук царя и вышел. И затем он выбрал из своих невольников пять человек, которые все
писали и читали, — а это были люди достойные, разумные и образованные из приближенных его невольников — и дал каждому пять тысяч динаров и
сказал: — я воспитал вас только для дня, подобного
этому. Помогите же мне исполнить желание царя и
спасите меня из его рук. — А что ты хочешь сделать? Наши души — выкуп за тебя, — спросили невольники, и купец Хасан ответил: — я хочу, чтобы
каждый из вас отправился в какой-нибудь климат и
обошел всех людей ученых, образованных, достойных и знающих диковинные рассказы и удивительные повести; разыщите мне повесть о Сейф-аль-Му-
 154

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 луке и принесите мне ее, и если вы ее найдете у кого-
нибудь, соблазните его платой за нее и, сколько бы
он ни потребовал золота или серебра, дайте ему,
хотя бы он потребовал от вас тысячу динаров. Дайте
ему, сколько будет возможно, и обещайте остальное
и принесите мне сказку, и тому из вас, кто нападет
на эту сказку и принесет мне ее, я дам роскошные
одежды и обильные награды, и не будет у меня никого
дороже. — И потом купец Хасан сказал одному из невольников: — ты отправляйся в страны Индии и Синда с их округами и областями, — и другому сказал: —
а ты отправляйся в страны персов и Китай с его климатами, — и третьему сказал: — а ты отправляйся в
страны Хорасана с их округами и климатами, — а
четвертому сказал: — а ты отправляйся в страны
Магриба и его области и климаты и округа и во все
его концы, — а последнему, то есть пятому, он сказал: — а ты отправляйся в страны Сирии и Египет с
их округами и климатами. — И потом купец выбрал
им счастливый день и сказал им: — поезжайте в
этот день и постарайтесь раздобыть то, что мне нужно, не будучи небрежными, хотя бы пришлось вам
отдать за это душу, — и невольники простились с
купцом и поехали. И каждый отправился в ту сторону, в какую купец им приказал,- и четверо из них отсутствовали четыре месяца и искали, но ничего не
нашли, и вернулись, и стеснилась грудь у купца Хасана, когда вернулись к нему эти четыре невольника
и рассказали, что они искали в городах, странах и
климатах то, что было нужно их господину, и не нашли ничего из этого.
 Что же касается пятого невольника, то он ехал,
пока не вступил в страны Сирии, и он достиг города
Дамаска и увидел, что это город хороший, безопасный,
с деревьями, каналами, плодами и птицами, которые
 155

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 прославляют Аллаха, единого, покоряющего, создателя ночи и дня. И невольник провел там несколько дней,
спрашивая о том, что было нужно его господину, но
никто не давал ему ответа, и он хотел уехать из этого
города и направиться в другой город, и вдруг он увидел
юношу, который бежал, путаясь в полах своего платья. —
Почему ты бежишь огорченный, и куда ты направляешься? — спросил невольник, и юноша ответил: —
здесь есть один достойный шейх, который каждый
день садится на скамеечку в такое, как сейчас, время и
рассказывает прекрасные повести, рассказы и сказки,
подобных которым никто не слыхал. Я бегу, чтобы найти себе место близко от него, и боюсь, что не достану
места из-за множества народа. — Возьми меня с собой, — сказал невольник, и юноша молвил: — иди
скорее, — и невольник запер ворота и поспешно пошел с юношей и достиг того места, где шейх рассказывал среди людей. И он увидел, что это шейх со светлым
ликом, который сидит на скамеечке и рассказывает
людям, и сел близко от него и стал прислушиваться,
чтобы услышать его рассказ, и когда пришло время заката солнца, шейх кончил рассказывать, и люди выслушали то, что он рассказал, и разошлись от него. И тогда невольник подошел к шейху и приветствовал его, и
тот ответил на его приветствие, умножив пожелания и
знаки почтения, и невольник сказал ему: — ты, господин мой шейх, человек прекрасный, почтенный, и рассказы твои прекрасны, и я хочу тебя кое о чем спросить. — Спрашивай, о чем хочешь, — сказал шейх, и
невольник спросил его: — знаешь ли ты повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке и Бади-аль-Джемаль? — А от
кого ты слышал такие слова, и кто рассказал тебе об
этом? — спросил шейх, и невольник сказал: — я не
слышал об этом ни от кого, но я из далеких стран и
пришел, стремясь найти эту повесть, и что бы ты ни по¬
 156

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 требовал в уплату за нее, я дам тебе, если она у тебя
есть, и ты окажешь мне благодеяние и милость, рассказав мне ее, и сделаешь это по благородным твоим
качествам, как милостыню от тебя. Если бы была моя
душа в моих руках, и я отдал бы ее тебе за эту повесть,
мое сердце на это бы согласилось. — Успокой свою
душу и прохлади глаза — повесть придет к тебе, — ответил шейх. — Но это рассказ, который не рассказывают на перекрестке, и я не отдам такой повести всякому. — Ради Аллаха, о господин, — воскликнул невольник, — не скупись на нее для меня и требуй от
меня чего хочешь, — воскликнул невольник, и шейх
сказал: — если ты хочешь знать эту повесть, дай мне
сто динаров, и я отдам ее тебе, но с пятью условиями. —
И, узнав, что у шейха есть эта повесть и он соглашается ее рассказать, невольник обрадовался сильной радостью и сказал: — я дам тебе сто динаров в уплату за
нее и еще десять в придачу и возьму повесть с условиями, о которых ты говоришь. — И шейх молвил: — ступай, принеси золото и бери то, что тебе нужно. —
И невольник поднялся и поцеловал шейху руки и пошел в свое жилище радостный и довольный, и взял сто
динаров и десять и положил их в бывший у него мешок, а когда наступило утро, он поднялся и надел свою
одежду и, взяв динары, принес их шейху. И он увидел
его сидящим у ворот своего дома и приветствовал его,
и шейх возвратил ему приветствие, и потом невольник
дал ему сто динаров и еще десять, и шейх взял их у
него. И он поднялся и вошел в свой дом, введя с собой
невольника, и посадил его в одном месте, а затем он
дал ему чернильницу, калам и бумаги и подал ему книгу и сказал: — пиши из книги то, что ты ищешь, — повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке, — и невольник
сидел и списывал эту повесть, пока не кончил ее списывать. И он прочитал ее шейху, и тот исправил ее, а
 157

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 потом сказал: — знай, о дитя мое, что первое условие — чтобы ты не рассказывал эту повесть на перекрестках дороги или в присутствии женщин и невольниц, рабов, глупцов и детей. Читай ее только эмирам,
царям, везирям и людям знания, из толкователей Корана и других. — И невольник принял условия и, поцеловав шейху руки, простился с ним и вышел от
него... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда невольник купца Хасана переписал повесть из
книги шейха, который был в Сирии, и тот рассказал
ему об условиях, он простился с ним и вышел от него и
уехал в тот же день, радостный и довольный. И он все
время ускорял ход от сильной радости, охватившей его
из-за того, что он раздобыл повесть и рассказ о Сейф-
аль-Мулуке, и наконец прибыл в свою страну, и тогда
он послал своего сопровождающего передать купцу радостную весть и сказать: — твой невольник прибыл
благополучно и достиг того, чего хотел и желал, — а
когда невольник прибыл в город своего господина и
послал к нему вестника, до срока, о котором царь условился с купцом Хасаном, оставалось только десять
дней. И затем невольник вошел к купцу, своему господину, и рассказал ему о том, что ему досталось, и купец
обрадовался великой радостью, а невольник отдохнул
в месте, где он уединился, и отдал своему господину
книгу, в которой был рассказ о Сейф-аль-Мулуке и
Бади-аль-Джемаль. И когда его господин увидел ее, он
надел на невольника все бывшие на нем одежды и дал
ему десять чистокровных коней, десять верблюдов и
десять мулов, трех черных рабов и двух белых неволь-
 158

ников, а затем купец взял повесть и написал ее своей
рукой, с толкованиями, и вошел к царю и сказал ему: —
о счастливый царь, я принес сказки и рассказы, редкие и прекрасные, подобных которым никто никогда
 159

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 не слыхивал, — и, услышав слова купца Хасана, царь в
тот же час и минуту велел призвать всех разумных
эмиров и всех достойных ученых, и всех образованных
людей, и поэтов, и людей умных, и купец Хасан сел и
прочитал эту историю у царя. И когда услышали ее
царь и все присутствующие, они все удивились и нашли повесть прекрасной и также одобрили ее те, кто
присутствовал, и купца осыпали золотом, серебром и
драгоценными камнями. И потом царь велел дать купцу Хасану роскошную одежду из лучших своих платьев и подарил ему большой город с его крепостями и деревнями и сделал его одним из величайших своих ве-
зирей и посадил его от себя справа. И он велел писцам
написать эту повесть золотом и положить ее в свою
личную казну, и всякий раз, как у царя стеснялась
грудь, он призывал купца Хасана, и тот читал ему эту
повесть. А содержание ее было таково:

ЫЛ в древние времена и минувшие
века и годы в Египте царь по имени
Асим-ибн-Сафван, и был это царь
щедрый, великодушный, почтенный
и достойный. И было у него много земель и крепостей, и укреплений, и
солдат, и воинов, и был у него везирь по имени Фа-
рис-ибн-Салих, и все они поклонялись солнцу и
огню, вместо всевластного владыки, великого, покоряющего. И стал этот царь старым стариком, и ослаб
от старости, недугов и дряхлости, так как он прожил
сто восемьдесят лет, и не было у него ребенка — ни
мальчика, ни девочки, и был он по причине этого и
ночью и днем озабочен и огорчен. И случилось, что в
один из дней он сидел на престоле своего царства, и
эмиры, везири, предводители и вельможи правления
служили ему, как обычно, сидя по мере своих степеней, и всякому из эмиров, который входил к нему и с
которым был сын или двое сыновей, царь завидовал
и говорил в душе: — всякий веселится и радуется на
 161

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 своих детей, а у меня нет ребенка, и завтра я умру и
оставлю мое царство, и престол, и деревни, и казну,
и богатства, и возьмут их чужие люди, и не вспомнит
меня совсем никто, и не останется обо мне памяти в
мире. — И царь Асим погрузился в море размышлений, и от обилия приходивших к его сердцу дум и печалей он заплакал и, сойдя с престола, сел на землю,
плача и унижаясь, и когда его везирь и присутствовавшее собрание вельмож царства увидели, что царь
сделал с собой такое дело, они закричали на людей и
сказали им: — расходитесь по домам и отдыхайте,
пока царь не очнется от того, что с ним. — И все
ушли, и остались только царь с везирем, и когда царь
очнулся, везирь поцеловал землю меж его руками и
спросил его: — о царь времени, в чем причина такого плача? Расскажи мне, кто враждует с тобой из царей и владетелей крепостей или эмиров и вельмож
правления, и осведоми меня, кто тебе прекословит, о
царь, чтобы мы все пошли против него и вынули бы
ему душу из боков. — Но царь не заговорил и не
поднял головы, и тогда везирь поцеловал перед ним
землю второй раз и сказал: — о царь времени, я
тебе и сын и раб, и ты меня воспитал, а я не знаю
причины твоего огорчения, заботы и печали и не
знаю, что с тобой. Кто же знает это, кроме меня, и
кто встанет перед тобой на мое место? Расскажи мне
о причине такого плача и огорчения. — Но царь не
заговорил, не раскрыл рта я не поднял головы и не
переставал плакать и кричать громким голосом и
рыдать великими рыданиями и охать, а везирь терпеливо ждал, и потом он сказал ему: — если ты мне
не скажешь, в чем причина этого, я сейчас же убью
себя перед тобою, у тебя на виду, и не буду видеть
тебя озабоченным. — И царь Асим поднял голову и
вытер слезы и сказал: — о везирь и добрый совет-
 162

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 чикг оставь меня с моей заботой и огорчением —
довольно с меня той печали, что у меня в сердце. — И ве-
зирь молвил: — скажи мне, о царь, в чем причина
этого плача. Быть может, Аллах пошлет тебе облегчение через мои руки... и Шахразаду застигло утро,
и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: дошло до меня, о счастливый царь, что
когда везирь сказал царю Асиму: — скажи мне, в
чем причина этого плача. Быть может Аллах пошлет
тебе облегчение через мои руки, — царь сказал ему: —
о везирь, мой плач не о деньгах, не о конях и не о
чем-нибудь подобном, но сделался я старым человеком, и стало мне под сто восемьдесят лет жизни, и не
досталось мне ребенка — ни мальчика, ни девочки.
И когда я умру, меня похоронят, и сотрется мой
след, и исчезнет мое имя, и возьмут чужие люди мой
престол и царство, и не вспомнит меня никто никогда. — И везирь отвечал: — о царь времени, я старше
тебя на сто лет, и мне никогда не досталось ребенка,
и непрестанно, ночью и днем, я в заботе и огорчении, я что же нам с тобой делать. Но я слышал историю Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! —
и слышал, что у него есть великий владыка, который
властен во всякой вещи, и надлежит мне пойти к Сулейману с подарком и направиться к нему, чтобы он
попросил своего владыку — быть может, он наделит
каждого из нас ребенком.
 И везирь собрался в путешествие и, взяв роскошный подарок, отправился с ним к Сулейману, сыну Дауда, — мир с ними обоими! — и вот то, что было с вези-
рем. Что же касается Сулеймана, сына Дауда, — мир с
ними обоими! —то Аллах —велик он и славен! —по¬
 163

СЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 слал ему откровение и сказал: — о Сулейман, царь
Египта послал к тебе своего великого везиря с подарками и редкостями, такими-то и такими-то. Пошли же
к нему твоего везиря, Асафа-ибн-Барахию, чтобы он
встретил его с почетом и приготовил ему пищу в местах стоянок, а когда он явится к тебе, скажи ему: —
царь прислал тебя, чтобы просить о том-то и о том-то,
и нужда твоя такая-то и такая-то, и предложи ему принять веру. — И тогда Сулейман приказал своему вези-
рю Асафу взять с собой множество своих приближенных и встретить с почетом и роскошной пищей на местах стоянок, и Асаф выехал, собрав все необходимое,
им навстречу, и ехал, пока не доехал до Фариса, везиря царя Египта. И он встретил везиря и приветствовал
его и оказал ему и всем, кто был с ним, великий почет в
предлагал им на местах стоянок пищу и корм и говорил: — семья, приют и простор гостям прибывающим!
Радуйтесь удовлетворению вашей нужды, успокойте
вашу душу и прохладите глаза, и пусть ваша грудь расправится, — и везирь говорил в душе: — кто им рассказал об этом? — И он спросил Асафа-ибн-Барахию: —
кто рассказал вам о нас и о наших желаниях, о господин мой? — и Асаф ответил ему: — Сулейман, сын
Дауда, —мир с ними обоими! —рассказал нам об этом, —
и везирь Фарис спросил: — а кто рассказал господину
нашему Сулейману? — и Асаф ответил: — рассказал
ему господь небес и земли, бог всех тварей. — Поистине, это бог великий! — воскликнул везирь Фарис, и
Асаф-ибн-Барахия спросил его: — а разве вы ему не
поклоняетесь? — и ответил Фарис, везирь царя Египта: — мы поклоняемся солнцу и падаем перед ним ниц, —
и Асаф сказал ему: — о везирь Фарис, солнце — звезда среди прочих звезд, сотворенных Аллахом — велик
он и славен! — и далеко до того, чтобы оно было богом. Солнце временами появляется и временами исче¬
 164

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 зает, а наш господь присутствует всегда и не исчезает,
и он властен во всякой вещи. — И потом они проехали
немного и достигли земли Саба, и близок стал престол
власти Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! —
и Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! —
приказал своим войскам, из людей, джиннов и других,
выстроиться на пути их рядами, и встали звери моря и
слоны, пантеры и барсы, все вместе, и построились на
дороге двумя рядами, и каждый род зверей собрался
во всех видах отдельно. И джинны тоже все явились
глазам без прикрытия, в ужасающем образе разных
видов, и встали вместе, двумя рядами, и птицы развернули крылья над созданиями, чтобы дать им тень, и
стали птицы перекликаться на всяких языках и на всякие напевы. И когда приблизились к ним люди Египта,
они убоялись их и не отваживались идти дальше, и
Асаф сказал им: — войдите в их среду и идите, не боясь их. Они — подданные Сулеймана, сына Дауда, и
никто из них не сделает вам вреда. — И потом Асаф
вошел в середину войск, и вошли за ним все люди вместе, и были в числе их люди везиря царя Египта, которые боялись. И они шли до тех пор, пока не достигли
города, и их поместили в Доме Гостеприимства и оказывали им величайший почет и приносили им роскошные угощения три дня, а потом их привели к Сулейману, пророку Аллаха — мир с ним! — и, войдя к нему,
они хотели поцеловать перед ним землю, но Сулейман-
ибн-Дауд не дал им это сделать и сказал: — не должно
человеку падать ниц на землю ни перед кем, кроме Аллаха — велик он и славен! — творца небес и земли и
всего другого. Кто из вас хочет стоять, пусть стоит, но
никто из вас пусть не стоит, прислуживая мне. —
И они повиновались, и везирь Фарис с некоторыми
слугами сел, и стояли, прислуживая ему, некоторые из
малых, и когда они уселись, для них разложили ска¬
 165

СЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 терти, и люди и весь народ ели кушанья, пока не насытились. А потом Сулейман велел везирю Египта сказать о своей нужде, чтобы была она исполнена, и молвил: — говори и не скрывай ничего из того, зачем ты
пришел, ибо ты пришел только ради исполнения нужды, и я расскажу тебе о ней. Она такая-то и такая-то, и
царя Египта, который послал тебя, зовут Асим, и стал
он стариком, старым, дряхлым и слабым, и не наделил
его Аллах великий ребенком — ни мальчиком, ни девочкой, и пребывал он в горе, заботе и размышлениях
ночью и днем. И случилось, что он сидел в один день из
дней на престоле своего царства, и вошли к нему эмиры и везири и вельможи правления, и увидел он с некоторыми сына, с некоторыми — двоих, а с некоторыми — троих, и они входили со своими детьми, и те стояли, прислуживая. И царь подумал про себя и воскликнул
от чрезмерной печали: — посмотреть бы, кто возьмет
царство после моей смерти, и возьмет ли его кто-
нибудь, кроме чужого, и будет так, словно меня не
было! — И он погрузился по причине этого в море дум
и до тех пор размышлял, печальный, пока глаза его не
пролили слез, и тогда он закрыл лицо платком и заплакал сильным плачем. И он поднялся с престола и сел на
землю, плача и рыдая, и не знал, что у него в сердце,
никто, кроме Аллаха великого, и сидел он на земле... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ ШЕСТИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
пророк Аллаха Сулейман, сын Дауда, — мир с ними
обоими! — рассказал везирю Фарису о том, что постигла царя печаль, и стал он плакать, и о том, что слу¬
 166

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 чилось у царя с его везирем Фарисом от начала до конца, и после этого спросил везиря Фариса: — то, что я
сказал тебе, о везирь, правильно? — и везирь Фарис
молвил: — о пророк Аллаха, то, что ты мне говорил, —
истина и правда, но только, о пророк Аллаха, когда я
разговаривал с царем об этом деле, с нами не было никого совершенно, и не знал о нас никто из людей. Кто
же рассказал тебе обо всех этих делах? — Рассказал
мне господь мой, который знает о взглядах украдкой и
о том, что таится в груди, — ответил Сулейман, и тогда
везирь Фарис воскликнул: — о пророк Аллаха, поистине это господь благой, великий, властный во всякой
вещи! — И затем везирь Фарис и те, кто был с ним,
приняли ислам, и пророк Аллаха Сулейман сказал ве-
зирю: — с тобой такие-то и такие-то редкости и подарки, — и везирь ответил: — да, — и Сулейман молвил: — я принимаю от тебя их все, но дарю их тебе.
Отдохни же со своими людьми в том месте, где вы расположились, чтобы прошло ваше утомление от дороги,
а завтра, если захочет Аллах великий, твоя нужда будет исполнена наисовершеннейшим образом, по воле
Аллаха великого, господа земли и неба, творца всех
тварей. — И везирь Фарис ушел в свое место, и отправился к господину нашему Сулейману на другой день,
и пророк Аллаха Сулейман сказал ему: — когда ты
прибудешь к царю Асиму-ибн-Сафвану и встретишься
с ним, поднимитесь на такое-то дерево и сидите молча,
а когда придет время между двух молитв и охладится
полдневный зной, спуститесь под дерево и посмотрите: вы увидите там двух выползающих змей, и голова
одной будет как у обезьяны, а голова другой — как у
ифрита. И когда вы их увидите, пустите в них стрелы и
убейте их, а потом выбросьте с пядь мяса со стороны
их голов и с пядь мяса со стороны их хвостов, а остальное мясо сварите как следует и накормите ваших жен
 167

СЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 и проспите с ними ночь — они понесут по изволению
Аллаха великого детей — мальчиков. — И потом Сулейман — мир с ним! — принес перстень, и меч и
узел, в котором были два кафтана, обшитые драгоценными камнями, и сказал: — о везирь Фарис, когда вырастут ваши сыновья и достигнут зрелости мужчин,
дайте каждому кафтан из этих кафтанов, — а затем он
сказал везирю: — во имя Аллаха! Исполнил Аллах великий твою нужду, и остается тебе только уезжать с
благословения Аллаха великого. Царь ночью и днем
ожидает твоего прибытия, и глаз его постоянно смотрит на дорогу. — И везирь Фарис подошел к пророку
Аллаха Сулейману, сыну Дауда, — мир с ними обоими! — и простился с ним и вышел от него после того,
как поцеловал ему руки, и ехал весь остальной день,
радуясь исполнению своей нужды. И он ускорял ход
ночью и днем и ехал до тех пор, пока не подъехал близко к Египту, и тогда он послал одного из своих слуг уведомить царя Асима об этом, и царь Асим,. услышав об
его прибытии и исполнении своей нужды, обрадовался великой радостью, так же как его приближенные и
вельможи его царства, и все его войска, особенно радуясь благополучию везиря Фариса. И когда царь
встретился с везирем, везирь спешился и поцеловал
землю меж его рук и обрадовал царя вестью о том, что
его нужда исполнена наисовершеннейшим образом, и
предложил ему принять веру и ислам, и царь Асим
предал себя Аллаху и сказал везирю Фарису: — ступай домой и отдохни эту ночь и еще отдыхай неделю
времени и сходи в баню, а потом приходи ко мне, и я
расскажу тебе об одной вещи, о которой мы оба подумаем. — И везирь поцеловал землю и ушел со своими
приближенными, слугами и челядинцами к себе домой
и отдыхал восемь дней, а потом он отправился к царю
и рассказал ему обо всем, что произошло у него с Су¬
 168

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 лейманом, сыном Дауда, — мир с ними обоими! —
И затем он сказал царю: — выходи один и пойдем со
мной. — И царь с везирем поднялись и взяли два лука
и две стрелы и влезли на дерево и сидели молча, пока
не прошло время полудня. И они сидели, пока не приблизилась предвечерняя молитва, а потом спустились
и посмотрели, и увидели двух змей, которые выползали из-под дерева, и, посмотрев на них, царь полюбил
их, и они ему понравились, так как он увидел на них
золотые ожерелья. — О везирь, — сказал он, — эти
змеи в золотых ожерельях, и, клянусь Аллахом, это
вещь удивительная! Давай, схватим их и посадим в
клетку и будем на них смотреть! — Аллах сотворил их
ради их полезности, — ответил везирь. — Пусти ты
стрелу в одну, и я пущу стрелу в другую. — И оба пустили в змей стрелы и убили их и, отрезав пядь со стороны головы и пядь со стороны хвоста, бросили это
мясо, а остальное они унесли в дом царя и, призвав повара, отдали ему мясо и сказали: — свари из этого
мяса хорошее кушанье с поджаренным луком и пряностями и положи его в две миски и принеси их. Приходи сюда в такое-то время и в таком-то часу, и не опаздывай... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царь и везирь отдали повару змеиное мясо и сказали ему: — свари его и положи в две миски и принеси
их сюда, и не опаздывай, — повар взял мясо и пошел
на кухню и стал его варить и сварил как следует, с великолепным поджаренным луком, а потом он положил
его в две миски и принес их царю и везирю. И царь
взял миску и везирь — миску, и они накормили тем,
 169

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 что было в них, своих жен и проспали с ними ночь, и
по воле Аллаха — слава ему и величие! — по желанию
его и могуществу обе женщины понесли в ту же ночь.
И царь провел после этого три месяца с расстроенным
умом, говоря про себя: — узнать бы, верное это дело
или не верное. — А потом, в один из дней, его жена сидела, и дитя шевельнулось у нее в животе, и поняла
она, что она носит. И ей стало больно, и изменился
цвет ее лица, и она позвала одного из евнухов, бывших
при ней (а это был старший из них), и сказала: — ступай к царю, в каком бы он ни был месте, и скажи ему: —
о царь времени, я тебя обрадую — беременность нашей госпожи стала явной, и дитя пошевелилось у нее в
животе. — И евнух вышел поспешно, радостный, и
увидел, что царь сидит один, приложив руку к щеке, и
размышляет, и тогда евнух подошел к нему и поцеловал землю меж его руками и рассказал ему, что его
жена понесла, и, услышав слова евнуха, царь поднялся
на ноги и от сильной радости поцеловал евнуху руку и
голову и, сняв то, что было на нем надето, отдал это евнуху и сказал тем, кто был в его приемной зале: — тот,
кто любит меня, пусть окажет ему милости! — и евнуху подарили денег, драгоценных камней, яхонтов, коней, мулов и садов столько, что не счесть и не перечислить. И в это время вошел к царю везирь и сказал ему: —
о царь времени, я сейчас сидел у себя дома один, и был
мой ум занят размышлениями о беременности, и я говорил про себя: — посмотреть бы, правда ли это, и забеременеет Хатун или нет, — и вдруг вошел ко мне евнух и обрадовал меня вестью о том, что моя жена Хатун понесла, и что дитя шевельнулось у нее в животе, и
цвет ее лица изменился. И от радости я снял всю бывшую на мне одежду и отдал ее евнуху и дал ему тысячу
динаров и назначил его главным евнухом. — И царь
Асим сказал: — о везирь, Аллах — благословен он и
 170

возвеличен! — пожаловал нам свою милость и благодеяние, и был к нам щедр и великодушен и ниспослал
нам свою правую веру. Он почтил нас своей милостью
и благодеянием и вывел нас из тьмы к свету, и я хочу
 171

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 облегчить людям их участь и обрадовать их. — Делай
что хочешь, — сказал везирь, и царь молвил: — о ве-
зирь, пойди сейчас же и выведи всех, кто есть в тюрьме из свершивших проступки, и тех, на ком есть долги,
а всякому, кто совершит грех после этого, мы воздадим, как он заслуживает. Мы снимем с людей подать
на три года, и поставь вокруг города кухню, вдоль его
стен, и прикажи поварам повесить там всевозможные
кастрюли и стряпать всякие кушанья, продолжая
стряпню и ночью и днем, и все, кто есть в этом городе и
в окружающих его селениях, далеких и близких, пусть
едят и пьют и уносят домой. И прикажи людям радоваться и украшать город семь дней и не запирать лавок ни ночью, ни днем. — И везирь вышел в тот же
час и минуту и сделал так, как приказал ему царь
Асим, и украсили город, крепость и башни наилучшими украшениями, и надели самые красивые одежды, и
стали люди есть и пить, играть и веселиться. И наконец
пришли в одну ночь из ночей потуги к жене царя, после того как дни ее беременности кончились, и царь
Асим велел привести всех, кто был в городе из ученых,
астрономов, образованных людей, главарей, звездочетов, достойных людей и обладателей перьев, и они
явились и сели и стали ждать, пока бросят шарик на
блюдо — а это был знак от звездочетов и домочадцев.
И все они сидели и ждали, и наконец царица родила
мальчика, подобного обрезку месяца в ночь полнолуния, и звездочеты принялись высчитывать и определять его звезду и гороскоп, и установили числа, и все
стали опрашивать, и тогда звездочеты поцеловали землю и обрадовали царя вестью, что это дитя благословенное и счастливое в начинаниях, — но, только, в начале жизни случится с ним что-то, о чем мы боимся
сказать царю. — Говорите, и пусть не будет у вас никакого страха, — молвил царь, и звездочеты сказали: —
 172

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 о счастливый царь, твое дитя выйдет из этой земли и
будет странствовать на чужбине и тонуть в море и испытает беду, плен и стеснение, и пойдут перед ним бедствия многие, но потом, после этого, он освободится и
достигнет желаемого и проживет остальной свой век
приятнейшей жизнью и будет он управлять рабами и
странами и распоряжаться на земле наперекор врагам и завистникам. — И молвил царь, услышав слова
звездочетов: — дело будущего сокрыто, и все, что
предначертал Аллах великий рабу из благого и злого,
получит он полностью, и неизбежно придет к нему от
сего дня до того времени тысячу раз помощь. — И он
не посмотрел на слова звездочетов и наградил почетными одеждами их и всех людей, что присутствовали,
и все они ушли. И вдруг вошел к царю везирь Фарис,
радостный, и поцеловал землю меж его рук и сказал
ему: — о царь — радостная весть! Моя жена сейчас родила дитя, подобное обрезку месяца. — О везирь, —
иди, принеси его сюда, чтобы они оба воспитывались
вместе, в моем дворце, — сказал царь. — Помести
твою жену подле моей жены, чтобы они вместе воспитывали своих детей, и того и другого. — И везирь доставил свою жену и ребенка, и обоих детей отдали
нянькам и кормилицам, а когда прошло семь дней, их
принесли к царю Асиму и спросили его: — как ты их
назовешь? — Назовите их вы сами, — сказал царь, и
ему сказали: — никто не дает имени сыну, кроме его
отца, — и тогда царь сказал: — назовите моего сына:
Сейф-аль-Мулук, по имени моего деда, а сына везиря
назовите Сайд. — И царь наградил нянек и кормилиц
и сказал им: — заботьтесь о мальчиках и воспитывайте их наилучшим образом, — и кормилицы старательно воспитывали их, пока не стало каждому пять лет
жизни. И тогда царь отдал детей факиху в школе, и тот
учил их Корану и письму пока им не исполнилось де¬
 173

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 сять лет, и царь отдал их учителям, чтобы они научили
их езде на коне, метанию стрел, игре с копьем и игре в
шар и науке воинской доблести, и их учили, пока им
не исполнилось пятнадцати лет жизни. И стали они искусны во всех науках, так что никто не мог с ними
сравняться в воинской доблести и каждый из них бился с тысячей противников и справлялся с ними один.
 И они достигли зрелости, и когда царь Асим смотрел на них, он радовался сильной радостью.

ОГДА же исполнилось им двадцать лет
жизни, царь Асим позвал своего вези-
ря Фариса в место уединенное и сказал ему: — о везирь, мне пришло на
ум одно дело, которое я хочу совершить, но я посоветуюсь о нем с тобою. —
Что бы ни пришло тебе на ум, делай это, ибо мнение
твое благословенно, — сказал везирь, и царь Асим молвил: — о везирь, я стал старым человеком и дряхлым
старцем, так как далеко зашел в года, и я хочу сидеть в
келье и поклоняться Аллаху великому и отдать мою
власть и звание султана моему сыну Сейф-аль-Мулу-
ку — он ведь стал юношей прекрасным, совершенным
по доблести и разуму, вежеству и пристойности и умению управлять. Что же ты скажешь, о везирь, об этом
замысле? — Прекрасен замысел, который ты замыслил, и этот замысел — благословенный и счастливый, — сказал везирь. — Если ты это сделаешь, я
тоже сделаю, как ты, и мой сын Сайд будет ему вези-
рем, так как это прекрасный юноша, обладатель зна-
 175

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 ний и верного мнения, и будут они управлять вместе, а
мы станем направлять их дела и не будем небрежны, а
напротив укажем им прямой путь. — И сказал царь
Асим своему везирю: — напиши письма и отправь их
со скороходами во все климаты, страны, крепости и
укрепления, которые нам подвластны, и прикажи их
начальникам, чтобы они в таком-то месяце явились на
площадь Слона, — и везирь Фарис вышел в тот же час
и минуту и написал всем наместникам и начальникам
крепостей и тем, кто был подвластен царю Асиму, чтобы они все явились в таком-то месяце, и приказал, чтобы явились всяк, кто есть в городе, и ближний, и дальний. И когда прошла большая часть оставшегося срока, царь Асим приказал постельничим разбить шатры
посреди площади и украсить их роскошными украшениями и поставить большой престол, на который царь
садился только в дни празднеств, и они тотчас же сделали все, что он им приказал, и поставили престол, и
вышли наместники, царедворцы и эмиры, и вышел
царь и велел кричать среди народа: — во имя Аллаха!
Выходите на площадь! — И тогда вышли на эту площадь
эмиры, везири и правители климатов и селений, и
вошли туда, служа царю по течению их обычая, и все
встали по местам, и некоторые из них сидели, а другие
стояли, и когда собрались все люди, царь велел раскладывать скатерть, и ее разложили и стали есть и пить и
пожелали царю блага. И потом царь приказал царедворцам кричать среди людей, чтобы они не уходили,
и стали кричать и сказали возвещая: — пусть никто из
вас не уходит, пока не услышит слов царя! — а потом
подняли занавесы, и царь сказал: — кто меня любит,
тот пусть остается, чтобы услышать мои слова. —
И все люди сели со спокойной душой, после того как
были испуганы, а царь поднялся на ноги и взял с них
клятву, что никто не встанет с места, и сказал: — о
 176

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 эмиры, везири и вельможи правления, большие и малые, и все люди, что присутствуют здесь! Знаете ли вы,
что это царство у меня наследственное, от отцов и дедов? — Да, о царь, мы все это знаем, — ответили
люди, и царь сказал: — мы с вами все поклонялись
солнцу и месяцу, и наделил нас Аллах великий верой и
спас нас из мрака, выведя к свету, и привел нас Аллах, —
слава ему и величие! — к вере ислама. Знайте, что я
стал теперь старым человеком, дряхлым, бессильным
старцем, и хочу сидеть в келье, поклоняясь в ней великому Аллаху и прося у него прощения в прошлых грехах. Вот мой сын, Сейф-аль-Мулук-правитель, и вы
знаете, что это юноша прекрасный, красноречивый,
опытный в делах, разумный, достойный и справедливый. Я желаю, в этот час, отдать ему мое царство и сделать его над вами царем, вместо меня, и посадить его
на мое место султаном, и сам я уединюсь для поклонения Аллаху великому в келье, а мой сын Сейф-аль-Му-
лук примет власть и будет творить суд между вами. Что
же скажете вы все вместе? — И все поднялись и поцеловали землю меж рук царя и ответили вниманием и
повиновением и сказали: — о царь наш и защитник,
если бы ты поставил над нами раба из твоих рабов, мы
бы были ему покорны и послушались бы твоего слова и
исполнили бы твое приказание, — как же не быть этому с твоим сыном Сейф-аль-Мулуком? Мы его принимаем и согласны на него — на голове и на глазах! —
И царь Асим-ибн-Сафван поднялся и сошел с седалища и посадил своего сына на большой престол, и он
снял со своей головы венец и возложил его на голову
сына и перевязал ему стан поясом власти, и потом
царь Асим сел на престол царства рядом со своим сыном, и поднялись эмиры и визири, и вельможи правления, и все люди и поцеловали перед ним землю и остались стоять, говоря один другому: — он достоин цар¬
 177

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 ской власти, и она к нему ближе, чем к другому. —
И провозгласили пощаду, и люди пожелали царю победы и преуспеяния, и Сейф-алъ-Мулук стал сыпать
золото и серебро всем людям на головы... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царь Асим посадил своего сына Сейф-аль-Мулу-
ка на престол, и все люди пожелали ему победы и преуспеяния, он стал сыпать всем на головы золото и серебро и награждать одеждами и дарить и оделять, а через мгновение поднялся везирь Фарис и поцеловал
землю в сказал: — о эмиры, о вельможи правления,
знаете ли вы, что я везирь, и что везирство мое древнее, пришедшее ко мне раньше, чем взял власть царь
Асим-ибн-Сафван? А теперь он снял с себя власть и
назначил своего сына вместо себя. — И люди ответили: — да, мы знаем, что твое везирство переходило
к отцам от дедов, — и везирь молвил: — а теперь я
низлагаю себя и назначаю вот этого моего сына, Сайда, ибо он разумен, сметлив и опытен. Что же скажете
об этом вы все? — Не годится в везири царю Сейф-
аль-Мулуку никто, кроме твоего сына Сайда — они
подходят один к другому, — ответили люди, и тогда
везирь Фарис поднялся и, сняв тюрбан везирства, возложил его на голову своего сына Сайда, а также поставил перед ним везирскую чернильницу, и царедворцы
с эмирами сказали: — поистине, он достоин быть ве-
зирем! — И поднялись тогда царь Асим с везирем Фа-
рисом и открыли казнохранилища и наградили роскошными одеждами властителей, эмиров, везирей и
вельмож правления и всех людей и выдали жалованье
и награды и написали новые указы и постановления с
 178

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 подписью Сейф-аль-Мулука и подписью везиря Сайда, сына везиря Фариса. И люди оставались в городе
неделю, а потом каждый отправился в свое селение и
местность, и тогда царь Асим взял своего сына Сейф-
аль-Мулука и Сайда, сына везиря, и они вошли в город
и поднялись во дворец и, призвав казначея, велели ему
принести меч, перстень, узел и печать, и царь Асим
сказал: — о дети мои, подойдите, и пусть каждый из
вас выберет что-нибудь из этих подарков, и возьмите
себе. — И первым протянул руку Сейф-аль-Мулук и
взял узел и перстень, а Сайд протянул руку и взял меч
и печать, и они поцеловали царю руки и отправились
в свои жилища. А когда Сейф-аль-Мулук взял узел,
он не развернул его и не посмотрел, что есть там, а
бросил его на ложе, на котором он спал ночью с Сайдой, своим везирем (а у них было в обычае спать
вместе), и им постлали постель для сна, и оба легли на
постель вместе, — а свечи освещали их. И оба проспали до полуночи, а потом Сейф-аль-Мулук пробудился
от сна и заметил у себя в головах узел и сказал про
себя: — посмотреть бы, что такое в этом узле, который
царь подарил нам из своих редкостей. — И он взял
узел и, захватив свечу, сошел с ложа, оставив Сайда
спящим, и вошел в кладовую и развернул узел, и увидел в нем кафтан, сработанный джиннами. И он развернул кафтан и разложил его и увидел на подкладке,
внутри, ближе к спине кафтана, изображение девушки, нарисованное золотом (а красота ее была удивительна), и когда Сейф-аль-Мулук увидел это изображение, ум улетел у него из головы, и он стал бесноватым от любви к этому образу и упал на землю,
покрытый беспамятством. И он начал плакать и рыдать и бить себя по лицу и груди и целовать изображение, а потом произнес такие два стиха:
 179

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 Любовь вначале слюны струей нам кажется —
Несут ее и гонят ее судьбы.
 Но когда войдет молодец глубоко в моря любви,
Великим станет дело, непосильным.
 И еще он произнес такое двустишие:
 Коль знал бы я, что страсть людей такова всегда
И уносит души, то был бы я опаслив.
 Но бросился нарочно я, умышленно,
 Не зная про любовь — какою будет.
 И Сейф-аль-Мулук до тех пор рыдал и плакал и бил
себя по лицу и по груди, пока не проснулся везирь
Сайд, и он посмотрел на постель и не нашел Сейф-аль-
Мулука и увидал только одну свечу и сказал про себя: —
куда девался Сейф-аль-Мулук? — И он взял свечу и
поднялся и обошел весь дворец и, дойдя до кладовой,
где был Сейф-аль-Мулук, увидел, что он горько плачет
и рыдает. — О брат мой, — спросил он, — из-за чего
этот плач? Что с тобой случилось? Расскажи мне и поведай о причине этого, — но Сейф-аль-Мулук не заговорил с ним и не поднял головы, а только плакал и рыдал и ударял себя в грудь рукою, и, увидав, что он в таком состоянии, Сайд сказал ему: — я твой везирь и
брат, и мы воспитывались с тобою вместе, и если ты
мне не объяснишь своих дел и не сообщишь мне своей
тайны, кому же ты ее выскажешь и сообщишь? — И Сайд
унижался и целовал землю долгое время, но Сейф-аль-
Мулук не обращал на него внимания и не говорил ему
ни одного слова, а только плакал, и когда Сайда испугало его состояние и обессилило это дело, он вышел и,
взяв меч, вернулся в кладовую, где был Сейф-аль-Му-
лук, и, приложив кончик меча к груди, сказал Сейф-
аль-Мулуку: — очнись, о брат мой. Если ты мне не ска¬
 180

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 жешь, что с тобой случилось, я убью себя и не буду
тебя видеть в таком состоянии. — И тогда Сейф-аль-
Мулук поднял голову к своему везирю Сайду и сказал
ему: — о брат мой, мне стыдно тебе сказать и рассказать тебе, что со мной случилось, — и Сайд воскликнул: — прошу тебя ради Аллаха, владыки владык, освободителя рабов, первопричины причин, единого,
прощающего, великодушного, одаряющего — скажи
мне, что с тобой случилось, и не стыдись меня — я
ведь твой раб, везирь и советчик во всех делах! —
Пойди сюда, посмотри на этот образ, — сказал Сейф-
аль-Мулук, и, увидав изображение, Сайд всматривался в него долгое время и увидел, что на голове его выведено нанизанным жемчугом: этот образ — образ
Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха-ибн-Шаруха,
царя из царей правоверных джиннов которые обитают в городе Бабиле и живут в саду Ирема, сына Ада
старшего... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, и везирь Сайд, сын
везиря Фариса, прочитали надпись на кафтане и увидели изображение Бади-аль-Джемаль, дочери Шамма-
ха-ибн-Шаруха, царя Бабиля из царей правоверных
джиннов, что обитают в городе Бабиле и живут в саду
Ирема, сына Ада старшего, и везирь Сайд спросил
царя Сейф-аль-Мулука: — о брат мой, знаешь ли ты,
кто обладательница этого образа среди женщин, чтобы мы могли ее искать? — и Сейф-аль-Мулук ответил: — нет, клянусь Аллахом, о брат мой, я не знаю,
кто обладательница этого образа. — Подойди, прочитай эту надпись, — сказал Саид, и Сейф-аль-Мулук
 181

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 подошел и прочитал надпись, которая была на венце, и
понял ее содержание, и тогда он закричал из глубины
сердца и воскликнул: — ах, ах, ах! — и Саид сказал
ему: — о брат мой, если обладательница этого образа
существует, и ее имя — Бади-аль-Джемаль, и она на
этом свете, я поспешу отыскать ее не откладывая, чтобы ты достиг желаемого. Ради Аллаха, о брат мой, оставь плач, чтобы могли войти люди правления, и служить тебе, а когда наступит рассвет дня, я призову
купцов, нищих, странников и бедняков и спрошу их о
приметах этого города — может быть, кто-нибудь по
благодати Аллаха — слава и величие ему! — и с его
помощью, укажет нам его и сад Ирема. — И когда наступило утро, Сейф-аль-Мулук вышел и поднялся на
престол, обнимая руками кафтан, так как он не вставал и не садился и не приходил к нему сон без этого
кафтана, и вошли к нему эмиры, везири, воины и вельможи правления, и когда диван наполнился и собравшиеся расположились в порядке, царь Сейф-аль-Му-
лук сказал своему везирю Сайду: — выйди к ним и
скажи: — с царем случилось нездоровье, и, клянусь
Аллахом, он провел вчера ночь совсем больной, — и
везирь Сайд вышел и передал людям то, что сказал ему
царь. И когда услышал это царь Асим, ему не показалось ничтожным дело его сына, и он призвал врачей и
звездочетов и вошел с ними к своему сыну Сейф-аль-
Мулуку, и они посмотрели на него и прописали ему
питье. И болезнь его продлилась три месяца, и царь
Асим сказал присутствующим врачам, разгневанный
на них: — горе вам, о собаки, разве вы все бессильны
вылечить моего сына? Если вы его сейчас не вылечите,
я вас всех убью! — И старший начальник врачей молвил: — о царь времени, мы знаем, что это твой сын, а
ты знаешь, что мы не бываем небрежны при лечении
чужого, так как же быть этому при лечении твоего
 182

сына. Но у твоего сына тяжелая болезнь, и если ты хочешь знать о ней, мы тебе о ней скажем и расскажем
про нее. — Что стало вам ясно о болезни моего сына? —
спросил царь Асим, и старый врач сказал ему: — о
 183

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 царь времени, твой сын теперь влюблен, и он любит ту,
к сближению с кем нет пути. — И царь Асим рассердился на врачей и сказал им: — откуда вы узнали, что
мой сын влюблен, и откуда пришла любовь к моему
сыну? — и врачи ответили: — спроси его брата и вези-
ря Сайда, он — тот, кто знает о его состоянии. — И царь
Асим поднялся и вошел один в кладовую и, призвав
Сайда, сказал ему: — скажи мне правду об истинной
болезни твоего брата, — и Сайд ответил: — я не знаю
его истинной болезни, — и тогда царь сказал меченосцу: — возьми Сайда, завяжи ему глаза и отруби ему
голову. — И Сайд испугался за себя и воскликнул: —
о царь времени, дай мне пощаду! — и царь молвил: —
говори, и тебе будет пощада, — и тогда Сайд сказал: —
твой сын влюблен! — А кто его возлюбленная? —
спросил царь, и Сайд ответил: — дочь одного царя из
царей джиннов. Он увидел ее изображение на кафтане, что был в том узле, который подарил вам Сулейман, пророк Аллаха. — И тогда царь Асим поднялся и,
войдя к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, спросил его: — о
дитя мое, что тебя поразило и что это за изображение,
которое ты полюбил? Отчего ты не рассказал мне? —
О батюшка, — ответил Сейф-аль-Мулук, — мне было
тебя стыдно, и я не мог заговорить с тобой об этом, и я
никому не могу ничего открыть из этого. Теперь ты
знаешь о моем состоянии, посмотри же, что ты сделаешь, чтобы меня вылечить. — Какова же будет хитрость? — молвил царь. — Будь это девушка из девушек людей, мы бы придумали хитрость, чтобы до нее
добраться, но она из дочерей царей джиннов, и кто может ее найти, если не будет это Сулейман-ибн-Дауд —
он тот, кто может это сделать. А ты, о дитя мое, поднимайся сейчас же и укрепи свою душу. Садись на коня
и выезжай на охоту и ловлю и на ристалище для игр,
займись едой и питьем и прогони из сердца заботу и
огорчение. Я приведу тебе сто девушек из царских до¬
 184

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУ КЕ
 черей, и нет тебе нужды в дочерях джиннов, над которыми у нас нет власти, и они не нашей породы. — Я не
оставлю ее и не буду искать другую! — воскликнул
Сейф-аль-Мулук, и его отец спросил: — как же поступить, о дитя мое? — и юноша молвил: — приведи всех
купцов, путешественников и странствующих по городам, и мы спросим их об этом — может быть, Аллах
приведет нас к саду Ирема и к городу Бабилю. — И царь
Асим приказал, чтобы явились все купцы в городе и
все чужеземцы и все начальники моря, и когда они
явились, спросил их про город Бабиль, про его остров
и про сад Ирема, но никто не знал их примет и ничего
о них не поведал. А когда собрание расходилось, один из
спрошенных сказал: — о царь времени, если ты хочешь
узнать об этом, отправляйся в страну Син — там есть
большой город, и, может быть, кто-нибудь из его жителей укажет тебе то, что ты хочешь, — и Сейф-аль-Мулук
сказал: — о батюшка, снаряди мне корабль, чтобы поехать в страну Син, — и его отец, царь Асим, сказал
ему: — о дитя мое, сиди на престоле твоего царства и управляй подданными, а я поеду в страну Син и отправлюсь для этого дела сам. — О батюшка, — ответил
Сейф-аль-Мулук, — это дело касается меня, и никто не
может искать его так, как я. Да и что случится, если ты
дашь мне позволение уехать, и я поеду и отправлюсь на
некоторое время на чужбину? Если я найду вести об этой
девушке, — желаемое достигнуто, а если не найду о ней
вестей, путешествие расправит мне грудь и оживит мой
разум, и станет мне дело легче по этой причине. Если я
буду жив, то вернусь к тебе невредимым... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь что
Сейф-аль-Мулук сказал своему отцу, царю Асиму: —
 185

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 снаряди мне корабль, чтобы я поехал на нем в страну
Син и разыскал то, что мне нужно. Если я буду жив, то
вернусь к тебе невредимым, — и царь посмотрел на
своего сына и не увидел иной хитрости, как сделать то,
что его удовлетворит. И он дал ему позволение ехать и
снарядил для него сорок кораблей и двадцать тысяч
невольников, кроме приближенных, и дал ему денег,
сокровищ и все, что было ему нужно из военного снаряжения, и сказал ему: — поезжай, о дитя мое, во благе, здравии и благополучии; я поручаю тебя тому, у
кого не пропадают залоги. И простились с Сейф-аль-
Мулуком его отец и мать, и корабли снабдили водой,
припасами и оружием и посадили на них воинов, и
путники поехали и ехали до тех пор, пока не прибыли
в город Син.

КОГДА услышали жители Сина, что
к ним прибыло сорок кораблей, наполненных людьми, снаряжением и
оружием и сокровищами, они подумали, что это враги, которые приплыли, чтобы их убить и подвергнуть
осаде, и заперли городские ворота и приготовили
метательные машины, и, услышав об этом, царь
Сейф-аль-Мулук послал к ним двух невольников из
невольников, особо к нему приближенных, и сказал: — пойдите к царю Сина и скажите ему: — это
Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, приехал к тебе в
город гостем, чтобы погулять в твоей стране некоторое время, и он не станет ни биться, ни ссориться.
Если ты его примешь, он расположится у тебя, а если
не примешь, вернется обратно, не беспокоя ни тебя,
ни жителей твоего города. — И когда невольники
достигли города, они сказали его обитателям: — мы
послы царя Сейф-аль-Мулука, — и им отперли ворота и пошли с ними и привели их к царю. А звали
 187

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 его Фагфур-Шахг и было между ним и царем Асимом
прежде сего знакомство, и, услышав, что царь, который прибыл к нему, — Сейф-аль-Мулук, сын царя
Асима, он наградил послов и приказал отпереть ворота и собрал угощение и вышел лично с избранными вельможами правления и пришел к Сейф-аль-
Мулуку. И они обнялись, и царь Сина сказал Сейф-
аль-Мулуку: — семья, приют и простор тому, кто к
нам прибыл, и я твой невольник и невольник твоего
отца! Мой город — перед тобою, и все, что ты потребуешь, явится к тебе. — И он предложил ему угощение и припасы в местах стоянок, и царь Сейф-аль-
Мулук сел на коня со своим везирем Сайдом, избранными вельможами правления и остальными
воинами, и они поехали от берега моря и вступили в
город. И забили в литавры и ударили в барабаны в
знак радости, и прибывшие провели в городе сорок
дней за прекрасными угощениями, и после этого
царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: — о сын моего
брата, как тебе живется? Нравится ли тебе мой город? — Да почтит его Аллах великий тобою на веки,
о царь! — ответил Сейф-аль-Мулук, и царь Фагфур-
Шах молвил: — тебя привела не иначе, как нужда, у
тебя возникшая, и чего бы ты ни хотел в моем городе, я это для тебя исполню. — О царь, моя история
удивительна, и заключается она в том, что я влюбился в изображение Бадн-аль-Джемаль, — ответил
Сейф-аль-Мулук, и царь Сина заплакал из жалости
и сочувствия к нему и спросил: — а что ты хочешь
делать теперь, о Сейф-аль-Мулук? — Я хочу, — ответил юноша, — чтобы ты призвал ко мне всех
странников и путешественников и тех, у кого в обычае путешествовать, и я спрошу их про обладательницу этого образа — быть может, кто-нибудь из них
мне о ней расскажет. — И царь Фагфур-Шах послал
 188

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 наместников, царедворцев и приближенных и велел
им привести всех, кто есть в городе из странников и
путешественников, и их привели (а было их великое
множество), и они собрались у царя Фагфур-Шаха. И царь
Сейф-аль-Мулук стал их спрашивать про город Ба-
биль и про сад Ирема, но никто не дал ему ответа, и
царь Сейф-аль-Мулук смутился и не знал, что делать. Но потом один из морских начальников сказал: — о царь, если ты хочешь узнать, где этот город
и этот сад, отправляйся на острова, которые в стране
Хинд, — и тогда Сейф-аль-Мулук велел привести корабли, и это сделали и перенесли на них воду, припасы и все, что было нужно, и Сейф-аль-Мулук сел на
корабль, со своим везирем Сайдом, после того как
они попрощались с царем Фагфур-Шахом. И они
ехали по морю четыре месяца при хорошем ветре,
благополучно и спокойно, и случилось, что в один
день из дней поднялся противный ветер, и пришли к
ним волны со всех сторон, и полились на них дожди,
и море пришло в расстройство из-за сильного ветра.
А потом корабли стало бить друг об друга сильным
ветром, и они все разбились, так же как и лодки, и
все утонули, и Сейф-аль-Мулук остался с несколькими невольниками на одной из лодок. А потом ветер
стих и успокоился по могуществу великого Аллаха, и
взошло солнце, и Сейф-аль-Мулук открыл глаза и не
увидел ни одного корабля и ничего не увидел, кроме
воды, неба, себя самого и тех, кто был с ним в лодке. —
Где корабли и маленькие лодки и где мой брат
Сайд? — спросил он невольников, которые были с
ним, и они ответили: — о царь времени, — не осталось ни кораблей, ни лодок, ни тех, кто был в них, —
они все утонули и стали пищей для рыб, — и Сейф-
аль-Мулук вскрикнул и произнес слова, говорящий
которые не смутится: — нет мощи и силы, кроме как
 189

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 у Аллаха высокого, великого! — И он принялся бить
себя по лицу и хотел броситься в море, но невольники удержали его и сказали: — о царь, какая будет
тебе от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие дела. Если бы ты послушался слов твоего отца, с
тобой бы ничего такого не случилось. Но все это
предначертано издревле, по воле создателя людей...
и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Сейф-аль-Мулук хотел броситься в море, невольники удержали его и сказали: — какая будет тебе
от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие
дела. Но все это предначертано издревле, волею создателя людей, чтобы получил раб сполна то, что предначертал ему Аллах, и звездочеты сказали твоему отцу,
когда ты родился: — с твоим сыном случатся всякие бедствия, и нет у нас поэтому иной хитрости, как терпеть,
пока Аллах не облегчит горесть, в которую мы впали. —
Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого! Нет ни убежища, ни приюта от приговора великого Аллаха! — воскликнул Сейф-аль-Мулук, и потом
он вздохнул и произнес такие стихи: — Всемилостивым клянусь, смущен я, сомненья нет. Тревога, не
знаю как, меня охватила вдруг!
 Я буду терпеть, чтоб люди знали и видели,
 Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.
 Как хитрость найти мне в этом деле? — Я лишь могу
Тому поручить себя, кто властен во всех делах.
 И он погрузился в море размышлений, и слезы
потекли по его щекам, как ливень, и он проспал днем
 190

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 с часок, а очнувшись, потребовал чего-нибудь поесть
и ел, пока не насытился, и потом еду, стоявшую перед ним убрали, а челнок все плыл, и не знали они, в
какую сторону он с ними направляется. И он плыл с
ними по волнам и по ветру, ночью и днем в течение
долгого времени, пока не окончилась у них пища, и
забыли они о прямом пути и испытывали величайший голод, жажду и тревогу. И вдруг блеснул им издали остров, и ветры подгоняли их, пока они к нему
не подплыли, и, пристав к острову, они вышли из
лодки, оставив в ней одного человека, и направились
в глубь острова. И они увидели там много плодов
всякого рода и поели их досыта и вдруг увидели человека, сидевшего среди деревьев, и был он длиннолицый, диковинного вида, с белой бородой и телом.
И он позвал одного из невольников по имени и сказал ему: не ешь тех плодов, — они не поспели, и подойди ко мне — я накормлю тебя этими спелыми
плодами, — и невольник взглянул на него и подумал,
что это один из утопавших, который тонул и вышел
на этот остров. Он до крайности обрадовался его
виду и пошел, и подошел к нему близко, — и не знал
этот невольник, что предопределено ему в неведомом и что начертано у него на лбу. И когда он подошел к человеку близко, тот вскочил на него, так как
это был марид, и сел ему на плечи, обвив ему одной
ногой шею, а другую опустив вдоль его спины, и сказал: — ходи! Нет тебе больше от меня спасения, и ты
стал моим ослом. — И невольник закричал своим товарищам и стал плакать, говоря: — увы, мой господин! Уходите, спасайтесь из этой заросли и убегайте, так как один из ее жителей сел мне на плечи, а
остальные вас ищут и хотят на вас сесть, как на меня, —
и, услышав слова, сказанные этим невольником, все
путники убежали и сошли в лодку, а жители острова
 191

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 преследовали их в море и говорили: — куда вы уходите? Идите жить у нас, — мы сядем вам на спину и
будем вас кормить и поить, и вы станете нашими ослами. — И, услышав от них эти слова, путники ускорили ход по морю и отдалились от жителей острова
и поехали, уповая на великого Аллаха. И они ехали
так в течение месяца, пока не показался перед ними
другой остров, и они вышли на этот остров и увидели
там плоды разного рода и занялись поеданием этих
плодов. И вдруг они заметили что-то, блестевшее издали на дороге, и, приблизившись, они посмотрели и
увидели, что это нечто отвратительное видом и лежит, точно серебряный столб. И один из невольников пихнул это ногой, и вдруг оказалось, что это человек с продольными глазами и расщепленной головой, и он спрятался под одним из своих ушей, так
как, ложась спать, он подкладывал одно ухо себе под
голову, а другим ухом прикрывался. И он схватил
того невольника, который пихнул его, и пошел с ним
на середину острова, и вдруг оказалось, что все там —
гули, которые едят сынов Адама. И невольник закричал своим товарищам: — спасайте ваши души! Этот
остров — остров гулей, которые едят сынов Адама,
и они хотят меня разорвать и съесть, — и, услышав
его слова, путники повернули, удаляясь, и сошли с
земли в лодку и ничего не набрали из плодов. И они
ехали в течение нескольких дней, и случилось, что
однажды перед ними появился еще один остров, и,
достигнув его, они увидели на нем высокую гору. И они
поднялись на эту гору и увидели там рощу со множеством деревьев, а они были голодны, и занялись поеданием плодов, и не успели они очнуться, как к ним
вышли из-за деревьев существа ужасающего вида и
высокие — высота каждого из них была пятьдесят
локтей, — и у них изо рта торчали клыки, похожие на
клыки слона. И вдруг путники увидели человека, ко¬
 192

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 торый сидел на куске черного войлока, положенного
на каменную скалу, и вокруг него стояли зинджи,
прислуживая ему (а их была большая толпа). И эти
зинджи подошли и взяли Сейф-аль-Мулука и его невольников и поставили их перед своим царем и сказали: — мы нашли этих птиц среди деревьев, — а
царь был голоден, и он взял из невольников двоих и
зарезал их и съел... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда зинджи взяли царя Сейф-аль-Мулука и его невольников, они поставили их перед своим царем и
сказали: — о царь, мы нашли этих птиц среди деревьев, — и царь взял двоих невольников и зарезал их
и съел. И когда Сейф-аль-Мулук увидел такое дело,
он испугался за себя и заплакал, а потом он произнес такие два стиха:
 Подружились белы с душой моей, с ними дружен я,
Хоть был врагом их: щедрый — друг для многих.
 Единым не был род забот в душе моей —
 Они, хвала Аллаху, разнородны.
 И затем он вздохнул и произнес, такие два стиха:
 Судьба в меня все мечет униженья,
 Чехлом из стрел душа моя покрыта.
 И ныне, если стрелы поражают,
 Ломаются концы их об другие.
 И когда царь услышал его плач и причитания, он
сказал: — поистине, это птицы с красивыми голоса¬
 193

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 ми и напевами, и их голоса мне нравятся. Поместите
каждую из них в клетку. — И каждого из путников
посадили в клетку и повесили над головой царя, чтобы он мог слушать их голоса, и Сейф-аль-Мулук и его
невольники оказались в клетках, и зинджи кормили
их и поили, а они иногда плакали, иногда смеялись,
иногда говорили, а иногда молчали, и при всем этом
царь зинджей наслаждался их голосами, и они провели таким образом некоторое время. А у царя была
замужняя дочь на другом острове, и она услышала,
что у ее отца есть птицы с красивыми голосами и послала к нему людей, прося у него сколько-нибудь
этих птиц. И ее отец отправил ей с посланным, который пришел, прося о птицах, Сейф-аль-Мулука и
трех его невольников в четырех клетках, и когда они
прибыли к царевне и та увидала их, они ей понравились, и она приказала повесить их в одном месте, у
себя над головой. И Сейф-аль-Мулук дивился тому,
что с ним случилось, и думал о величии, в котором он
был прежде, и плакал над собой, а его невольники
оплакивали самих себя, и при всем этом царевна думала, что они поют. А у царевны было в обычае, если
к ней попадал кто-нибудь из стран Египта или других и нравился ей, давать ему у себя высокое место,
и случилось по определению Аллаха великого и приговору его, что когда она увидела Сейф-аль-Мулука,
ей понравилась его красота и прелесть, и стройность
и соразмерность, и она приказала почитать их всех.
И в один из дней случилось так, что она осталась наедине с Сейф-аль-Мулуком и потребовала, чтобы он
совокупился с ней, но Сейф-аль-Мулук отказался от
этого и сказал ей: — о госпожа, я чужеземец, в любви к той, кого люблю, скорбящий, и не согласен ни
на что, кроме сближения с ней. — И царевна стала
его уговаривать и соблазнять, но Сейф-аль-Мулук
 194

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 отказывался от нее, и она не могла к нему приблизиться и сойтись с ним каким бы то ни было образом, и когда это дело ее обессилило, она разгневалась на Сейф-аль-Мулука и его невольников и велела им ей прислуживать и носить ей воду и дрова. И они
провели таким образом четыре года, и обессилило
Сейф-аль-Мулука это дело, и он послал попросить
дочь царя — может быть, она их отпустит, и они уйдут
своей дорогой и отдохнут от того, что с ними. И она послала за Сейф-аль-Мулуком и сказала ему: — если ты
поступишь согласно моему желанию, я освобожу тебя
от того, что с тобой, и ты отправишься в твою землю,
благополучный и с добычей, — и все время его умоляла и уговаривала, но Сейф-аль-Мулук не соглашался
на то, что она хотела. И царевна отвернулась от него,
гневная, и Сейф-аль-Мулук со своими невольниками
остался у нее на острове в том же положении. И обитатели острова знали, что это птицы царевны, и никто из
городских жителей не осмеливался им ничем вредить,
и сердце царевны было за них спокойно — она была
уверена, что им уже нет освобождения с этого острова, — они скрывались от нее и на два дня и на три и ходили по равнине, собирая дрова со всех сторон острова, и приносили их в кухню царевны.
 И они провели таким образом пять лет, и случилось, что Сейф-аль-Мулук сидел в один день из дней
со своими невольниками на берегу моря, беседуя о
том, что с ними произошло, и Сейф-аль-Мулук посмотрел на себя и увидел себя в этом месте, со своими невольниками. И он вспомнил свою мать и отца и
брата своего Сайда, и вспомнил величие, в котором
жил раньше, и заплакал, и усилились его плач и рыдания, и невольники тоже заплакали. И потом невольники сказали ему: — о царь времени, доколе будем мы плакать, когда плач бесполезен, и это дело
 195

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 написано у вас на лбах по определению Аллаха великого, славного. Пробежал калам с тем, что судил Аллах, и не будет нам пользы ни от чего, кроме терпения — быть может, Аллах — велик он и славен! — который испытал нас этой бедой, ее с нас снимет. —
О братья, — сказал им Сейф-аль-Мулук, — как нам
сделать, чтобы вырваться от этой проклятой? Я не
вижу для нас спасения, если не спасет нас от нее Аллах своей милостью. Но пришло мне на ум, что мы
должны убежать и избавиться от этой тяготы. —
О царь времени, — сказали невольники, — куда мы
уйдем с этого острова, когда он весь полон гулей, которые едят сынов Адама? Во всяком месте, куда мы
пойдем, они найдут нас, и либо они нас съедят, либо
возьмут в плен и воротят нас на место, и царевна на
нас разгневается. — Я что-то для вас сделаю, и, может быть, Аллах великий поможет нам этим освободиться, и мы спасемся с этого острова, — сказал
Сейф-аль-Мулук. — А как ты сделаешь? — спросили его, и он молвил: — мы нарубим этих длинных палок, навьем из их лыка веревок, свяжем их друг с
другом и сделаем из них корабль. Мы сбросим его в
море и наполним плодами, сделаем весла и сядем на
корабль — быть может, Аллах великий сделает его
для нас помощью, он ведь властен во всякой вещи.
И может быть, Аллах пошлет нам хороший ветер, который приведет нас в страны Индии, и мы освободимся от этой проклятой. — И невольники воскликнули: — Это хороший замысел! — и обрадовались
сильной радостью. И они поднялись в тот же час и
минуту и стали рубить палки, чтобы сделать корабль,
а потом они принялись вить веревки, чтобы связать
палки одну с другой, и провели за этой работой месяц,
и ежедневно к концу дня они набирали немного дров и
 196

носили их на кухню царевны, а остальной день они отдавали работе по постройке корабля, пока не кончили
его... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 197

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Сейф-аль-Мулук и его невольники нарубили палок на
острове и, свив веревки, связали корабль, который
они сделали, а окончив его делать, они сбросили его в
море и нагрузили плодами с деревьев, которые росли
на острове, и они снарядились в конце дня и никого не
осведомили о том, что сделали.

ОНИ сели на этот корабль и плыли по
морю в течение четырех месяцев, не
зная, куда он везет их, и кончилась у
них пища, и испытывали они величайший, какой только бывает, голод и
жажду. И вдруг море заревело и вспенилось, и поднялись на нем высокие волны, и приблизился к путникам страшный крокодил и, протянув
лапу, схватил одного из невольников и проглотил его,
и когда Сейф-аль-Мулук увидел, что крокодил сделал с
невольником такое дело, он горько заплакал. И остались они на корабле одни с уцелевшим невольником и
удалились от места, где был крокодил, испуганные, и
плыли таким образом, пока не показалась перед ними
в один из дней гора — огромная, ужасная, высокая,
возвышающаяся в воздухе. И они обрадовались, а после этого перед ними показался остров, и они стали ускорять к нему ход, ожидая блага от того, что вступят на
этот остров. И когда они были в таком положении,
море вдруг взволновалось, и поднялись на нем волны,
 199

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 и изменилось его состояние, и высунул голову крокодил и, протянув лапу, схватил оставшегося невольника
из невольников Сейф-аль-Мулука и проглотил его, и
оказался Сейф-аль-Мулук один. И он приблизился к
острову и до тех пор трудился, пока не влез на гору, и
тогда он посмотрел и увидел рощу. И он вошел в эту
рощу и пошел среди деревьев и стал есть плоды, и увидел он, что на деревья забралось свыше двадцати огромных обезьян — каждая обезьяна больше мула.
И при виде этих обезьян охватил Сейф-аль-Мулука
сильный страх, а обезьяны спустились на землю и окружили его со всех сторон, и потом они пошли впереди него и сделали ему знак следовать за ними и отправились, и Сейф-аль-Мулук пошел за ними. И они шли,
а Сейф-аль-Мулук за ними, пока не дошли до крепости, высоко построенной, с колоннами, уходящими
ввысь, и тогда они вошли в эту крепость, и Сейф-аль-
Мулук вошел за ними, и он увидел там всякие редкости, драгоценности и металлы, описать которые бессилен язык. И увидел он в этой крепости юношу, у которого не было растительности на щеках, но был он
высокий, великой высоты, и, увидав этого юношу,
Сейф-аль-Мулук почувствовал к нему расположение
(а в крепости не было никого из людей, кроме этого
юноши). А когда юноша увидал Сейф-аль-Мулука, тот
ему до крайности понравился, и он спросил его: — как
твое имя, из какой ты страны и как ты сюда добрался?
Расскажи мне твою историю и не скрывай из нее ничего. — Клянусь Аллахом, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я пришел сюда не по своему желанию, и не к
этому месту я стремился, и не могу я больше ходить с
места на место, чтобы достигнуть того, что я ищу. — А что
ты ищешь? — спросил юноша, и Сейф-аль-Мулук сказал: — я из земель Египта, и имя мое — Сейф-аль-Му-
лук, а имя моего отца — царь Асим-ибн-Сафван. —
 200

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 И потом он рассказал юноше, что с ним случилось от
начала дела до конца его, и юноша поднялся, прислуживая Сейф-аль-Мулуку, и сказал ему: — о царь времени, я был в Египте и слышал, что ты отправился в
страну Сип (а как далеко эта страна от страны Син!), —
и поистине это вещь дивная и дело диковинное. —
Твои слова правильны, — ответил Сейф-аль-Мулук, —
но после этого я отправился из страны Син в страну
Хинд, и подул на нас ветер, и море заволновалось, и
разбились все корабли, что были со мною. — И он рассказал юноше обо всем, что с ним случилось, и сказал: —
и вот я пришел к тебе в это место, — и юноша молвил: — о царевич, довольно того, что случилось с тобою из бедствий во время пребывания на чужбине, и
слава Аллаху, который привел тебя в это место. Живи
же со мной, а я буду тебе другом, пока не умру, и тогда
ты станешь царем этого климата. В нем этот остров, о
котором никто не ведает, и эти обезьяны знают ремесла, и все, что ты потребуешь, ты здесь найдешь. —
О брат мой, — сказал Сейф-аль-Мулук, — я не могу
сидеть в каком-нибудь месте, пока не исполнится моя
нужда, хотя бы пришлось мне обойти весь свет, расспрашивая о том, что мне нужно, — быть может, Аллах приведет меня к желаемому, или я буду стремиться к тому месту, где исполнится мой срок, и умру. —
И юноша обернулся к одной из обезьян и сделал ей
знак, и обезьяна скрылась на некоторое время, а потом пришла, и были с ней обезьяны, подпоясанные
шелковыми салфетками, которые принесли скатерть и
поставили на нее около сотни золотых и серебряных
блюд со всякими кушаньями, и эти обезьяны стояли,
как обычно стоят приближенные, меж руками царей.
И юноша сделал царедворцам знак сесть, и они сели, а
те, кто обычно служит, остались стоять, и все поели досыта, а потом скатерть убрали и принесли золотые
 201

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 тазы с кувшинами и вымыли руки. А после этого принесли сосуды с вином — около сорока сосудов, в каждом из которых был какой-нибудь сорт вина, и все стали пить и наслаждались и ликовали, и прекрасно было
для них время, и обезьяны плясали и играли, пока евшие были заняты едой. И когда увидел это Сейф-аль-
Мулук, он удивился и забыл о случившихся с ним бедствиях... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Сейф-аль-Мулук увидал, что делают обезьяны и
как они пляшут, он удивился и забыл о постигшем его
отдалении от родины и бедствиях. А когда наступила
ночь, зажгли свечи и поставили их в золотые и серебряные подсвечники и принесли блюда с сухими и свежими плодами и поели; когда же пришло время сна,
им постлали постели, и они легли. А с наступлением
утра, юноша поднялся по своему обычаю и разбудил
Сейф-аль-Мулука и сказал ему: — высунь голову из
этого окна и посмотри, кто это стоит под окном, — и
Сейф-аль-Мулук посмотрел и увидел обезьян, которые наполнили широкую равнину и всю пустыню, и не
знает числа этих обезьян никто, кроме Аллаха великого. — Это множество обезьян, которые наполнили
равнину. Почему они собрались в это время? — спросил Сейф-аль-Мулук, и юноша сказал ему: — таков их
обычай, и все обезьяны, какие есть на острове, пришли сюда, а иные из них явились после двух или трех
дней путешествия. Они приходят каждую субботу и
стоят здесь, пока я не проснусь от сна, и не высуну голову из этого окошка, и когда обезьяны меня видят,
они целуют передо мной землю и уходят к своим де¬
 202

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 лам. — И он выставил голову из окна, чтобы обезьяны
его увидали, и, заметив его, они поцеловали перед ним
землю и ушли.
 И Сейф-аль-Мулук прожил у юноши целый месяц,
а после этого он простился с ним и выступил в путь, и
юноша приказал отряду обезьян, около сотни, отправиться с ним, и они шли, служа Сейф-аль-Мулуку, в течение семи дней, пока не проводили его до конца своих
островов. После этого они простились с ним и вернулись на свои места, и Сейф-аль-Мулук шел один по горам, холмам, степям и пустыням в течение четырех месяцев, день — голодный, день — сытый, и один день он
ел траву, а другой день ел плоды с деревьев. И стал он
раскаиваться в том, что сделал с собою, уйдя от этого
юноши, и хотел вернуться к нему по своим следам, и
вдруг он увидел что-то черное, видневшееся вдали. —
Это черный город, или что это такое? — сказал себе
Сейф-аль-Мулук. — Я не вернусь, пока не увижу, что
это за черный предмет. — И он приблизился и увидел,
что это дворец, высоко построенный, и был строителем его Яфис, сын Нуха, — мир с ним! — и это тот дворец, о котором упомянул Аллах великий в своей славной книге словами: — и колодезь заброшенный, и дворец высокий.
 И Сейф-аль-Мулук сел у ворот дворца и сказал про
себя: — посмотреть бы, какова внутренность этого
дворца и кто там есть из царей! Кто мне расскажет истину об этом деле, и принадлежат ли обитатели дворца
к людям или к джиннам? — И он просидел некоторое
время, размышляя, и не видел, чтобы кто-нибудь входил во дворец или выходил из него, а потом он встал и
пошел, уповая на Аллаха великого, и вошел во дворец,
насчитав по дороге семь проходов, но не увидел никого. И справа от себя он увидел три двери, а перед ним
была дверь за опущенной занавеской. И Сейф-аль-Му-
 203

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 лук подошел к этой двери и, подняв занавеску рукой,
прошел в дверь, и вдруг он увидел большой портик, устланный шелковыми коврами, и в глубине портика
был золотой престол, на котором сидела девушка с лицом, подобным луне, одетая в царственные одежды, и
она была точно невеста в ночь, когда ее ведут к
мужу. А возле престола было сорок скатертей, уставленных золотыми и серебряными блюдами, каждое из
которых было наполнено роскошными кушаньями.
И, увидев эту девушку, Сейф-аль-Мулук подошел к
ней и пожелал мира, и девушка возвратила ему пожелание и спросила его: — ты из людей или из джиннов? — Я из лучших людей — я царь, сын царя, — ответил Сейф-аль-Мулук, и девушка спросила: — чего
ты хочешь? Вот перед тобой эти кушанья, а после того,
как поешь, расскажи мне твою историю с начала до
конца и расскажи, как ты достиг этого места.
 И Сейф-аль-Мулук присел у скатерти и, сняв
крышку с подноса (а он был голоден), ел с блюд, пока
не насытился, а потом он вымыл руки и, взойдя на престол, сел рядом с девушкой. — Кто ты, как твое имя,
откуда ты пришел и кто привел тебя сюда? — спросила она, и Сейф-аль-Мулук ответил: — что до меня, то
рассказ мой долог. — Скажи мне откуда ты, почему ты
сюда пришел, и чего ты хочешь? — молвила девушка,
и Сейф-аль-Мулук сказал: — ты сама расскажи мне,
каково твое дело, как тебя зовут, кто тебя сюда привел
и почему ты сидишь одна в этом месте? — Мое имя
Девлет-Хатун, дочь царя Индии, и мой отец живет в городе Серон-Дибе, — ответила девушка. — У моего
отца красивый большой сад, лучше которого нет в
странах и областях Индии, и там есть большой водоем.
В один из дней я пришла в этот сад с моими невольницами, и мы с ними разделись и вошли в этот водоем и
стали там играть и веселиться, и не успела я опомнить-
 204

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 с я, как что-то, подобное облаку, спустилось на меня и
унесло меня среди моих невольниц и полетело со мной
между небом и землей, говоря: — о Девлет-Хатун, не
бойся и будь спокойна сердцем! — И оно пролетело со
мной недолгое время, а потом опустило меня в этом
дворце и вдруг, в тот же час и минуту, превратилось и
оказалось красивым юношей, прекрасным юностью,
одетым в чистые одежды. И он спросил меня: — ты меня
знаешь? — и я ответила: — нет, о господин мой, — и
тогда юноша сказал: — я сын Синего царя, царя джиннов, и мой отец живет в крепости Кульзум, и подвластны ему шестьсот тысяч джиннов, летающих и ныряющих. Мне случилось проходить по дороге, направляясь
по своему пути, и я увидел тебя и полюбил тебя и опустился к тебе и похитил тебя среди невольниц и принес
тебя в этот высокий дворец — а здесь мое место и обиталище. Никто совершенно не достигнет его, ни
джинн, ни человек, и от Индии досюда расстояние в
сто двадцать лет пути. Будь же уверена, что ты никогда
не увидишь страны твоего отца и матери, и живи у
меня в этом месте, спокойная сердцем и умом, и я принесу тебе все, что ты потребуешь. — И после этого он
стал меня обнимать и целовать... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
девушка говорила Сейф-аль-Мулуку: — и после того,
как царь джиннов все рассказал мне, он начал меня обнимать и целовать и сказал мне: — живи здесь и не
бойся ничего, — а потом он оставил меня и скрылся на
некоторое время и, вернувшись, принес эту скатерть,
подстилки и ковры, и он приходит ко мне каждый
вторник и живет у меня три дня, а в четвертый день он
 205

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 остается до послеполуденного времени и уходит и отсутствует до вторника, а потом приходит, будучи в том
же облике. И, придя, он ест и пьет со мной и обнимает
меня и целует, и я невинная девушка, такая, какой создал меня великий Аллах, и юноша ничего со мной не
сделал. А моего отца зовут Тадж-аль-Мулук, и не знает
он обо мне вестей и не напал на мой след. Вот моя история, расскажи же мне и ты свою историю. — Моя
история — длинная, и я боюсь, что если я стану тебе
рассказывать, время над нами затянется и придет иф-
рит, — сказал Сейф-аль-Мулук, и девушка молвила: —
он ушел от меня лишь за час до твоего прихода и придет только во вторник. Сиди же здесь, будь спокоен и
успокой свой ум и расскажи мне, что с тобой случилось, от начала до конца. — И Сейф-аль-Мулук отвечал: — слушаю и повинуюсь. — И он начал свой рассказ и завершил его полностью, с начала до конца, и
когда он дошел до рассказа о Бади-аль-Джемаль, глаза
девушки пролили обильные слезы, и она воскликнула: — не то я о тебе думала, о Бади-аль-Джемаль! Ах,
какова наша судьба, о Бади-аль-Джемаль! Разве ты
меня не вспоминаешь и не говоришь: — сестра моя,
Девлет-Хатун, — куда она пропала? — И потом она
стала еще сильнее плакать и печалиться о том, что
Бади-аль-Джемаль ее не вспоминает, и Сейф-аль-Мулук сказал ей: — о Девлет-Хатун, ты из людей, а она из
джиннов; откуда же она может быть тебе сестрой? —
Она моя молочная сестра, — ответила Девлет-Хатун, —
и причина этого в том, что моя мать вышла погулять в
сад, и пришли к ней потуги, и она родила меня в саду.
А мать Бади-аль-Джемаль была в этом саду со своими
приближенными, и пришли к ней потуги, и она отошла
в конец сада и родила Бади-аль-Джемаль. И она послала одну из невольниц к моей матери, прося у нее еды и
вещей, нужных при родах, и матушка послала ей то,
 206

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 что она просила, и пригласила ее. И джинния поднялась и взяла Бади-аль-Джемаль с собой, и пришла к
моей матери, и та выкормила Бади-аль-Джемаль, и ее
мать, а с нею и девочка, провели у нас в саду два месяца, а после того джинния ушла в свою страну, и она
дала моей матери одну вещь и сказала: — если я тебе
понадоблюсь, я приду к тебе в этот сад — И Бади-аль-Джемаль приходила со своей матерью каждый год, и они
оставались у нас некоторое время, а потом возвращались в свою страну, и если бы я была у моей матери, о
Сейф-аль-Мулук, и увидела бы тебя у нас в нашей
стране, когда мы все были, как всегда, вместе, я бы
придумала против нее хитрость, чтобы привести тебя
к желаемому. Но я нахожусь в этом месте, и они не
знают обо мне вестей, и если бы они узнали обо мне
вести и знали бы, что я здесь, они могли бы освободить
меня отсюда, но власть принадлежит Аллаху, — слава
и величие ему! — и что же мне делать? — Поднимайся и пойдем со мной, — сказал Сейф-аль-Мулук. —
Мы убежим и уйдем, куда хочет Аллах великий. — Мы
не можем этого сделать, — ответила девушка. — Клянусь Аллахом, если бы мы убежали на расстояние года
пути, этот проклятый принес бы нас в одну минуту и
погубил бы нас. — Я где-нибудь спрячусь, и когда он
будет проходить мимо, ударю его мечом и убью, —
сказал Сейф-аль-Мулук, — и девушка молвила: — ты
не можешь его убить иначе, как убив его душу. —
А душа его в каком месте? — спросил Сейф-аль-Му-
лук, и девушка сказала: — я спрашивала его об этом
много раз, но он не признавался мне, где она. И случилось в один день из дней, что я к нему пристала, и он
рассердился на меня и воскликнул: — сколько ты еще
будешь меня спрашивать про мою душу, и какова причина твоих расспросов о моей душе? — О Хатим, —
ответила я ему, — у меня остался кроме тебя лишь Ал¬
 207

СЕМЬСОТ СЕМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 лах, и пока я жива, я всегда буду привязана к твоей
душе, и если я не буду ее беречь, храня ее в моих очах,
то какова будет моя жизнь после тебя? А если я бы
знала, где твоя душа, я бы ее берегла, как мое правое
око. — И тут царь джиннов сказал мне: — когда я родился, звездочеты сказали, что гибель моей души будет от руки одного из сыновей царей человеческих, и я
взял мою душу и положил ее в зоб воробья, а воробья я
запер в коробочку и положил эту коробочку в шкатулку, а шкатулку я положил в семь ларцов, которые я положил в глубь семи ящиков, а ящики я положил в мраморный сундук и утопил его в этой стороне моря-океана, так
как эта сторона его далека от стран человеческих и никто
из людей не может до нее добраться. Вот я тебе сказал;
не говори же об этом никому, — это тайна между мной и
тобой... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ СЕМИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Девлет-Хатун рассказала Сейф-аль-Мулуку о душе
джинна, который ее похитил, и изложила ему то, что
джинн ей сказал, вплоть до его слов: — Это тайна
между нами, — и продолжала: — и я сказала ему: — а
кому я расскажу? Никто, кроме тебя, ко мне не приходит, чтобы я ему сказала. Клянусь Аллахом, — сказала
я потом, — ты положил свою душу в крепость крепкую и великую, до которой никому не добраться, так
как же доберется до нее кто-нибудь из людей? А если
допустить невозможное — и Аллах определил подобное тому, о чем говорили звездочеты, — то как может
кто-нибудь из людей до этого добраться? — И царь
джиннов молвил: — может быть, у кого-нибудь из них
 208

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 будет на пальце перстень Сулеймана, сына Дауда, —
мир с ними обоими! — и он придет сюда и положит
руку с этим перстнем на поверхность воды и скажет: — властью этих имен, пусть душа такого-то
всплывет, — и всплывет тот сундук, и человек его
взломает, так же как ящики и ларцы, и выйдет воробей
из коробочки, и человек его задушит, и я умру. — Это
я — тот царевич, а вот перстень Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! —у меня на пальце! —воскликнул Сейф-аль-Мулук. — Пойдем на берег моря и
посмотрим, ложь ли его слова или правда. — И оба
поднялись и пошли и пришли к морю, и Девлет-Хатун
осталась стоять на берегу моря, а Сейф-аль-Мулук вошел в воду по пояс и сказал: — властью имен и талисманов, которые на этом перстне, и властью Сулеймана —
мир с ним! — пусть выплывет душа такого-то джинна,
сына Синего царя, — и тут море взволновалось, и сундук всплыл, и Сейф-аль-Мулук взял его и ударил им о
камень и сломал сундук и сломал также ящики и ларцы,
и вынул воробья из коробочки. И потом они отправились во дворец и взошли на престол, и вдруг показалась
устрашающая пыль и что-то большое, летящее, и оно говорило: — пощади меня, о царевич, и не убивай меня!
Сделай меня твоим отпущенником, и я приведу тебя к
тому, что ты хочешь! — Джинн пришел, — сказала Девлет-Хатун. — Убей же воробья, чтобы этот проклятый не
вошел во дворец и не отнял у тебя птицы, — он тебя убьет и убьет меня после тебя. — И Сейф-аль-Мулук задушил воробья, и тот умер, а джинн упал у ворот дворца и
стал кучей черного пепла, и тогда Девлет-Хатун сказала: — мы вырвались из рук этого проклятого. Что же
нам теперь делать? — Помощи следует просить у Аллаха
великого, который нас испытал, — он нас наставит и поможет нам освободиться от того, во что мы впали, — сказал Сейф-аль-Мулук.
 209

ОН поднялся и снял около десяти дверей из дверей дворца, а эти двери
были из сандала и алоэ, и гвозди в них
были золотые и серебряные, а потом
он взял бывшие там веревки из шелка
и парчи и связал ими двери одна с другою, и они с Девлет-Хатун помогали друг другу, пока
не донесли дверей до моря и не сбросили их туда, когда двери превратились в корабль. И они привязали корабль к берегу, а потом вернулись во дворец и стали
носить золотые и серебряные блюда, драгоценности и
яхонты и дорогие металлы, и перенесли из дворца все,
что было легко весом и дорого по цене, и снесли все
это на корабль и сели на него, уповая на Аллаха великого, который удовлетворяет уповающего и не обманывает. И они сделали себе две палки в виде весел, а затем
отвязали веревки и дали кораблю бежать по морю.
И они ехали таким образом четыре месяца, и кончилась у них пища, и усилилась их горесть, и стеснилась
у них грудь, и стали они тогда просить Аллаха, чтобы
 210

он послал им спасение от того, что их постигло. А пока
они плыли, Сейф-аль-Мулук, ложась спать, клал Дев-
лет-Хатун у себя за спиной, а когда он поворачивался,
между ними лежал меч. И когда они ехали таким обра¬
 211

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 зом в одну ночь из ночей, случилось, что Сейф-аль-
Мулук спал, а Девлет-Хатун бодрствовала, и вдруг корабль отклонился и сторону берега и подплыл к одной
гавани, а в этой гавани стояли корабли. И Девлет-Хатун увидела корабли и услышала, как кто-то разговаривает с матросами, а тот, кто разговаривал, был начальником капитанов и старшим над ними. И, услышав голос этого капитана, Девлет-Хатун поняла, что на
берегу — гавань какого-нибудь города и что они достигли населенных мест. И она обрадовалась сильной
радостью и разбудила Сейф-аль-Мулука от сна и сказала ему: — встань и спроси этого капитана, как называется этот город и что это за гавань, — и Сейф-аль-
Мулук поднялся, радостный, и спросил, — о брат мой,
как называется этот город и что это за гавань и как зовут ее царя? — И капитан сказал ему: — о хладноликий, о холоднобородый, если ты не знаешь этой гавани
и этого города, как же ты сюда приплыл? — и Сейф-
аль-Мулук ответил: — я чужеземец, и я плыл на корабле из купеческих кораблей, и он разбился и потонул со
всем, что на нем было, а я выплыл на доске и добрался
сюда, и я спросил тебя, а спросить — не позор. — Это
город Аммария, — а гавань называется Гавань Камин-
аль-Бахрейн, — ответил капитан, — и когда Девлет-Хатун услышала эти слова, она сильно обрадовалась и воскликнула: — хвала Аллаху! — Что такое? — спросил
Сейф-аль-Мулук, и девушка сказала: — о Сейф-аль-Му-
лук, радуйся близкой помощи! Царь этого города —
мой дядя, брат моего отца... и Шахразаду застигло утро,
и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что Девлет-Хатун сказала Сейф-аль-Мулуку: — ра¬
 212

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 дуйся близкой помощи! Царь этого города — мой
дядя, брат моего отца, и зовут его Али-ль-Мулук, —
и потом она молвила: — спроси капитана: — султан
этого города, Али-ль-Мулук, здоров? — И Сейф-аль-
Мулук спросил об этом, и капитан ответил, рассерженный: — ты говоришь: — я в жизни сюда не приезжал, и я чужеземец, — но кто же сказал тебе имя
правителя города? — И Девлет-Хатун обрадовалась
и узнала капитана, а его имя было Муин-ад-Дин, и
это был один из вельмож у ее отца, и выехал он лишь
для того, чтобы ее искать, когда она пропала, но не
нашел ее и ходил до тех пор, пока не прибыл в город
ее дяди. И Девлет-Хатун сказала Сейф-аль-Мулуку: —
скажи ему: — о капитан Муин-ад-Дин, пойди сюда,
поговори с твоей госпожей, — и Сейф-аль-Мулук
крикнул капитану то, что она ему сказала, и когда
капитан услышал слова Сейф-аль-Мулука, он разгневался сильным гневом и воскликнул: — о пес, кто
ты, и как ты меня узнал? — и потом он приказал одному из матросов: — дайте мне ясеневую палку — я
пойду к этому злосчастному и разобью ему голову. —
И он взял палку и направился в сторону Сейф-аль-
Мулука и увидел корабль, а в нем увидел что-то диковинное и прекрасное, и ум его был поражен, и потом он посмотрел и вгляделся, как следует, и увидел
Девлет-Хатун, которая сидела, подобная обрезку месяца. И капитан спросил Сейф-аль-Мулука: — что
это у тебя? — и царевич ответил: — у меня девушка
по имени Девлет-Хатун, — и, услышав эти слова, капитан упал без чувств, так как он услышал ее имя и
узнал, что это его госпожа и дочь его царя. А придя в
себя, он оставил корабль и то, что в нем было, и отправился в город и пришел ко дворцу царя и попросил позволения войти, и привратник вошел к царю и
 213

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 сказал ему: — капитан Муин-ад-Дин пришел к тебе,
чтобы тебя порадовать благой вестью. — И царь позволил ему войти, и он вошел и поцеловал землю
меж его руками и сказал: — о царь, — с тебя подарок! Дочь твоего брата, Девлет-Хатун, прибыла в
наш город, здоровая и благополучная, и она на корабле, а с ней юноша, подобный луне в ночь ее полноты. — И царь, услышав весть о дочери своего брата,
возрадовался и наградил везиря роскошной одеждой и тотчас же приказал украсить город по случаю
спасения дочери своего брата и послал к ней и призвал ее к себе вместе с Сейф-аль-Мулуком, и приветствовал их и поздравил со спасением, а потом он
послал уведомить своего брата, что его дочь нашлась
и пребывает у него. И когда посол прибыл к царю,
тот снарядился, и собрались войска, в Тадж-аль-Му-
лук, отец Девлет-Хатун, ехал до тех пор, пока не прибыл к своему брату, Али-ль-Мулуку. И он встретился
со своей дочерью Девлет-Хатун, и они сильно обрадовались, и Тадж-аль-Мулук прожил у своего брата
неделю времени, а потом он взял свою дочь и Сейф-
аль-Мулука, и они ехали, пока не прибыли в Серен-
диб, в страну отца девушки. И Девлет-Хатун встретилась со своей матерью, и все обрадовались ее
спасению и устроили торжества, и был это день великий, подобного которому не видано, а что касается до царя, то он оказал Сейф-аль-Мулуку почет и
сказал ему: — о Сейф-аль-Мулук, ты сделал мне и
моей дочери все это благо, и я не могу воздать тебе
за него тем же, и воздаст тебе один лишь господь миров. Но я хочу, чтобы ты сел вместо меня на престол
и правил в странах Индии — я дарю тебе мою власть
и престол, и казну, и слуг, и все это будет тебе от
меня подарком. — И Сейф-аль-Мулук поднялся и
 214

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 поцеловал землю меж рук царя и поблагодарил его и
сказал: — о царь времени, я принимаю все, что ты
мне подарил, и все это возвращается к тебе от меня,
тоже как подарок. А я, о царь времени, не хочу ни
царства, ни власти, и хочу только, чтобы Аллах великий привел меня к желаемому. — Вот моя казна перед тобою, о Сейф-аль-Мулук, — сказал царь. —
Бери из нее все, что пожелаешь, и не спрашивай
меня об этом, да воздаст тебе за меня Аллах великим
благом! — Да возвеличит Аллах царя! Нет мне радости ни во власти, ни в деньгах, пока я не достигну
желаемого, — ответил Сейф-аль-Мулук. — А теперь я хочу погулять по городу и посмотреть на его
площади и рынки. — И Тадж-аль-Мулук велел привести ему коня из хороших коней, и Сейф-аль-Му-
луку привели коня, оседланного и взнузданного, из
коней превосходных, и царевич сел на коня и выехал
на рынок и поехал по улицам города. И он смотрел
направо и налево, и вдруг увидал юношу, у которого
был кафтан, и он предлагал его за пятнадцать динаров, и, всмотревшись в этого юношу, Сейф-аль-Му-
лук увидел, что он похож на его брата Сайда. А на самом деле это именно он и был, но только цвет его
лица и его состояние изменились от долгого пребывания на чужбине и тягот путешествия, и Сейф-аль-
Мулук не узнал его. И он сказал тем, кто был вокруг
него: — приведите этого юношу, чтобы я его расспросил, — и когда юношу привели к нему, Сейф-
аль-Мулук молвил: — возьмите его и отведите во
дворец, где я живу, и оставьте его у себя, пока я не
вернусь с прогулки, — а люди подумали, что он им
сказал: — возьмите его и отведите в тюрьму, — и
сказали: — может быть это невольник из его невольников, который убежал от него. — И они взяли это¬
 215

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 го юношу и отвели его в тюрьму, заковав его в цепи,
и оставили сидеть там, а Сейф-аль-Мулук вернулся с
прогулки и вошел во дворец и забыл о своем брате
Сайде, и никто ему о нем не напомнил. И оказался
Сайд в тюрьме, и когда пленников вывели на работы
по постройкам, Сайда взяли с ними, и он стал работать с пленниками, и скопилось на нем много грязи.
И Сайд провел таким образом месяц, раздумывая о
своих обстоятельствах и говоря про себя: — в чем
причина моего заточения? — а Сейф-аль-Мулук
был отвлечен радостной жизнью и прочим. И случилось, что в один из дней Сейф-аль-Мулук сидел, и он
вспомнил о своем брате Сайде и спросил невольников, бывших с ним: — где невольник, который был с
вами в такой-то день? — и невольники ответили: —
а разве ты не сказал нам: — отведите его в тюрьму? —
Я не говорил вам таких слов, я сказал вам только: —
отведите его во дворец, где я живу, — сказал Сейф-
аль-Мулук, — и затем он послал царедворцев за
Сайдом, и его привели закованного и расковали от
цепей и поставили перед Сейф-аль-Мулуком. И тот
спросил его: — о юноша, из какой ты страны? —
Я из Египта, и мое имя — Сайд, сын везиря Фариса, —
ответил юноша, и, услышав его слова, Сейф-аль-Му-
лук сошел с ложа и бросился к Сайду и повис у него
на шее и от радости заплакал сильным плачем и воскликнул: — о брат мой Сайд! Хвала Аллаху, что я жив
и вижу тебя — я твой брат Сейф-аль-Мулук, сын царя
Асима! — И когда Сайд услышал слова своего брата
и узнал его, они обняли друг друга и стали вместе
плакать, и присутствующие дивились на них, а потом Сейф-аль-Мулук приказал взять Сайда и отвести его в баню, и его отвели в баню, а по выходе из
бани, его одели в роскошные одежды и привели в покои Сейф-аль-Мулука, и тот посадил Сайда к себе на
 216

ложе. И когда узнал обо всем Тадж-аль-Мулук, он
сильно обрадовался встрече Сейф-аль-Мулука с его
братом Сайдом и пришел, и все трое сидели и разговаривали о том, что случилось с ними от начала до конца.
 217

ПОТОМ Сайд сказал: — о брат мой, о
Сейф-аль-Мулук, когда утонули корабли и утонули невольники, я влез с
несколькими невольниками на деревянную доску, и она плыла с нами по
морю в течение целого месяца, а затем, после этого, ветер закинул нас властью Аллаха великого на остров. И мы вышли на этот остров, голодные, и оказались среди деревьев и стали есть плоды и
занялись едой и не успели мы опомниться, как вышли
к нам люди, подобные ифритам, и вскочили на нас и
сели нам на плечи, говоря: — везите нас — вы стали
нашими ослами.
 И я спросил того, кто сел на меня: что ты такое, и
почему ты на меня сел? — и, услышав от меня эти слова, он обвил мне одной ногой шею так, что я чуть не
умер, а другой ногой ударил меня по спине, и я подумал, что он сломал мне спину. И я упал на землю, лицом вниз, а у меня не осталось больше сил от голода и
жажды, и когда я упал, человек понял, что я голоден, и
 218

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 взял меня за руку, привел к дереву со множеством плодов — а это была груша — и сказал: — ешь с этого дерева, пока не насытишься. — И я ел с этого дерева,
пока не насытился, и потом встал и пошел, не желая
этого, и едва я прошел немного, тот человек вернулся
ко мне и вскочил мне на плечи. И я то шел, то бежал, то
трусил рысцой, а человек сидел на мне и смеялся, говоря: — я в жизни не видел такого осла, как ты!
 И случилось, что в какой-то день мы набрали несколько кистей винограда и положили ягоды в яму
после того, как потоптали их ногами, и превратилась
эта яма в большой пруд. И мы подождали несколько
дней и пришли к этой яме и увидели, что солнце сварило эту воду, и она превратилась в вино, и тогда мы стали пить и опьянели, и покраснели наши лица, и мы начали петь и плясать, одурев от опьянения. И наши седоки спросили нас: — отчего у вас покраснели лица, и
что заставляет вас плясать и петь? — и мы сказали им: —
не спрашивайте об этом: чего вы хотите, спрашивая об
этом? — Расскажите нам, чтобы мы узнали истину об
этом деле, — сказали они, и тогда мы сказали им: —
выжимки винограда. — И они пошли с нами в долину,
где мы не могли отличить длины от ширины, и в этой
долине были виноградные лозы, которым мы не видели ни начала, ни конца, — а каждая кисть на них была
весом ритлей в двадцать, и их все было легко сорвать, —
и сказали нам: — наберите этого, — и мы собрали
много винограда. И я увидел там большую яму, шире
большого водоема, и мы наполнили ее виноградом и
потоптали его ногами и сделали то же, что и в первый
раз, и сок превратился в вино, и тогда мы сказали: —
оно дошло до предела зрелости. Из чего вы будете
его пить? — У нас были ослы, как вы, и мы их съели, и
от них остались головы. Напоите нас из их черепов, —
сказали они, и мы напоили их, и они опьянели и легли,
 219

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 а их было около двухсот, и мы сказали друг другу: —
разве недостаточно им на нас ездить, к тому они же
нас съедят? Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Но мы усилим их опьянение, а потом убьем их, и избавимся от них и освободимся из их
рук. — И мы разбудили их и стали наполнять эти черепа и поить их, и они кричали: — это горько! — а
мы говорили им: — зачем вы говорите: — это горько! Всякий, кто так говорит, умрет в тот же день,
если не выпьет этого десять раз.
 И они испугались смерти и сказали нам: — напоите
нас все десять раз! — и когда они выпили то, что осталось до десяти раз, они опьянели, и их опьянение усилилось, и силы их потухли, и мы потащили их за руки.
А потом мы набрали множество палок от лоз в положили их вокруг гулей и на них и разожгли в палках огонь
и остановились поодаль, смотря, что с ними будет... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Сайд говорил: — когда я и бывшие со иной невольники разожгли в палках огонь, и гули оказались посреди
пламени, мы остановились поодаль, смотря, что с ними
будет, а потом мы подошли к ним, когда огонь потух, и
увидели, что они превратились в кучу пепла. И мы восхвалили Аллаха великого, который освободил нас от
них и вывел нас с этого острова, и направились на берег моря, а потом мы расстались друг с другом, и что до
меня и двух невольников, то мы шли, пока не дошли до
большой рощи со множеством деревьев. И мы занялись едой, и вдруг появился человек высокого роста, с
длинной бородой, длинными ушами и глазами, точно
 220

два факела, и было перед ним много баранов, которых
он пас, и с ним была еще толпа людей, таких же, как
он. И, увидя нас, он обрадовался и развеселился и приветствовал нас и воскликнул: — добро пожаловать!
 221

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 Идите ко мне, я вам зарежу овцу из этого стада и изжарю и накормлю вас. — И мы спросили его: — а где
твое жилище? — и он сказал: — близко от этой горы.
Идите в ту сторону, пока не увидите пещеру, и войдите
в нее. Там много гостей, таких же, как вы; ступайте,
посидите с ними, пока мы не приготовим вам угощенья. — И мы подумали, что его слова правда, и пошли
в ту сторону и вошли в пещеру, и увидели, что гости,
которые там сидят, все слепые. И когда мы вошли,
один из них сказал: — я болен, — а другой сказал: —
я слаб, — и мы спросили их: — что это за слова вы говорите? Какова причина вашей слабости и болезни? —
Кто вы? — спросили слепые, и мы сказали: — мы гости, — и тогда слепые спросили: — что ввергло вас в
руки этого проклятого? Нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого! Это гуль, который ест сынов Адама, и он ослепил нас и хочет нас съесть. — Как
ослепил вас этот гуль? — спросили мы их, и они сказали: — он сейчас ослепит и вас, как нас. — А как он нас
ослепит? — спросили мы, и слепые ответили: — он
принесет вам чашки с молоком и скажет: — вы устали
от путешествия — возьмите это молоко и попейте его, —
и когда вы его попьете, вы станете такими же, как мы. —
И я сказал про себя: — не остается нам спасения иначе,
как хитростью, — и выкопал в земле яму и сел подле
нее, а через минуту вошел к нам этот проклятый гуль,
который нес чашки с молоком, и он подал чашку мне и
чашку каждому из тех, кто был со мной, и сказал: —
вы пришли с берега и хотите пить; возьмите же это молоко и попейте его, пока я буду вам жарить мясо. —
И что до меня, то я взял чашку и, приблизив ее ко рту,
вылил ее в яму и закричал: — ах, пропал мой глаз, и я
ослеп! — и схватился рукой за глаз и стал плакать и
кричать, а гуль смеялся и говорил: — не бойся! — а
что касается двух моих товарищей, то они выпили моло-
 222

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 ко и ослепли. И проклятый в тот же час и минуту поднялся и запер вход в пещеру и, приблизившись ко мне,
пощупал мне ребра и увидал, что я тощий и на мне совсем нет мяса, и потом он пощупал другого и увидел,
что он толстый, и обрадовался. И он зарезал трех баранов и ободрал их и, принеся железные вертела, насадил на них мясо баранов и положил его на огонь и изжарил, а потом он подал его моим товарищам, и они
поели, и гуль поел вместе с ними. А затем он принес
бурдюк, полный вина, и выпил вино и лег лицом вниз и
захрапел, и я сказал себе: — он погрузился в сон, но
как мне его убить? — Ия вспомнил о вертелах и, взяв
два из них, положил их на огонь и подождал, пока они
не стали, как уголья, а потом я затянул пояс и, поднявшись на ноги, взял в руки железные вертелы и, приблизившись к проклятому, приложил их ему к глазам
и налег на них со всей силы. И ради сладости жизни,
гуль поднялся на ноги, и хотел меня схватить, когда ослеп, и я побежал от него внутрь пещеры, а он бежал за
мной. И я сказал слепым, что были у гуля: — что делать с этим проклятым? — и один из них сказал: — о
Сайд, поднимись и взберись к этому углублению — ты
найдешь там блестящий меч. Возьми его и подойди ко
мне, и я скажу тебе, что делать. — Ия поднялся к углублению и взял меч и подошел к тому человеку, и он
сказал мне: — возьми меч и ударь им гуля посредине, —
он тотчас же умрет, — и я побежал за гулем, который
устал бегать и подошел к слепым, чтобы их убить, и приблизился к нему и ударил его мечом по середине тела,
так что он превратился в две половины. И гуль закричал
мне: — о человек, если ты захотел меня убить, ударь
меня второй раз, — и я собирался ударить его вторым
ударом, но человек, который указал мне на меч, молвил: — не ударяй его второй раз, — он тогда не умрет, а
будет жить и погубит нас... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 223

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что Сайд говорил: — когда я ударил гуля мечом, он
крикнул: — о человек, если ты меня ударил и хотел
меня убить, ударь меня еще раз! — и я собирался
его ударить, но человек, который указал мне, где меч,
молвил: — не ударяй его второй раз, — он тогда не
умрет, а будет жить и погубит нас. — Ия исполнил
приказание этого человека и не ударил гуля, и проклятый умер, и тогда тот человек сказал мне: — открой пещеру, и давай выйдем из нее — может быть,
Аллах нам поможет, и мы избавимся от пребывания
в этом месте. — Для нас не будет больше вреда, —
сказал я. — Мы лучше отдохнем и зарежем часть
этих овец и попьем вина — берег ведь длинен. — И мы
провели в этом месте два месяца и ели овец и плоды,
и случилось, что в один день из дней мы сидели на
берегу моря и увидели большой корабль, который
виднелся на море издали. И мы стали делать знаки
тем, кто на нем ехал, и кричать им, но они побоялись
гуля (а они знали, что на этом острове живет гуль,
который ест людей) и хотели убежать. И мы стали
махать им концами наших тюрбанов и подошли ближе и начали им кричать, и тогда один из путников, у
которого было острое зрение, сказал: — о собрание
путников, я вижу, что эти существа — люди, как мы,
и нет у них облика гулей. — И путники поплыли в
нашу сторону, мало-помалу, пока не приблизилось к
нам, и, убедившись, что мы люди, они приветствовали нас, и мы возвратили им приветствие и обрадовали их вестью об убиении этого проклятого гуля, и
они поблагодарили нас. А потом мы запаслись на острове некоторыми плодами, которые там были, и сошли на корабль, и он плыл с нами при хорошем ветре
 224

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 в течение трех дней. А после этого поднялся против
нас ветер, и стало очень темно, и не прошло и одного
часа, как ветер повлек корабль к горе, и он разбился,
и доски его разлетелись. И предопределил мне Аллах
великий уцепиться за одну из этих досок, и я сел на
нее, и она плыла со мной два дня, и прилетел хороший ветер, и я сидел на этой доске, гребя ногами в
течение некоторого времени, пока не привел меня
Аллах великий благополучно к берегу. И я вошел в
этот город, и был чужеземцем одиноким, покинутым, и не знал, что делать, и голод мучил меня, и постигли меня величайшие тяготы. И я пришел на городской рынок и спрятался и снял с себя этот кафтан, говоря в душе: — продам его и буду есть на его
цену, пока не исполнит Аллах то, что он исполнит! —
И потом, о брат мой, я взял кафтан в руки, и люди
смотрели на него и набавляли цену, пока не пришел
ты и не увидал меня и не приказал отвести меня во
дворец, и слуги взяли меня и заточили. А потом ты
вспомнил обо мне после этого долгого срока и призвал меня к себе, и я рассказал тебе о том, что со
мной случилось, и слава Аллаху за нашу встречу!
 И когда Сейф-аль-Мулук и Тадж-аль-Мулук, отец
Девлет-Хатун, услышали рассказ везиря Сайда, они удивились сильным удивлением, и Тадж-аль-Мулук, отец
Девлет-Хатун, приготовил прекрасное место для Сейф-
аль-Мулука и его брата Сайда, и Девлет-Хатун стала приходить к Сейф-аль-Мулуку и благодарить его и разговаривала с ним о его благодеяниях, и везирь Сайд сказал
ей: — о царевна, от тебя желательна помощь в достижении его цели, — и Девлет-Хатун ответила: — хорошо, я
постараюсь для того, что он хочет, чтобы он достиг желаемого, если захочет того Аллах великий, — а потом она
обратилась к Сейф-аль-Мулуку и сказала ему: — успокой свою душу и прохлади глаза!
 225

ОТ что было с Сейф-аль-Мулуком и
ею везирем Сайдом. Что же касается
до царевны Бади-аль-Джемаль, то до
нее дошли вести о возвращении ее сестры Девлет-Хатун к отцу, в ее царство, и она сказала: — непременно
следует ее посетить и приветствовать ее в роскошном
уборе, драгоценностях и одеждах. — И она отправилась к ней, и когда она приблизилась к ее местопребыванию, царевна Девлет-Хатун встретила ее и пожелала
ей мира и обняла ее и поцеловала между глаз, а царевна Бади-аль-Джемаль поздравила Девлет-Хатун с благополучием. А потом они сели и стали разговаривать, и
Бади-аль-Джемаль спросила Девлет-Хатун: — что случилось с тобой на чужбине? — и Девлет-Хатун ответила: — о сестрица, не спрашивай, какие случились со
мной дела! О, какие терпят люди бедствия! — А как
так? — спросила Бади-аль-Джемаль, и Девлет-Хатун
молвила: — о сестрица, я была в Высоком дворце, и
владел мною там сын Синего царя. — И она рассказа-
 226

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 ла ей остальную свою историю с начала до конца, а
также историю Сейф-аль-Мулука, и поведала о том,
что случилось с ним во дворце и какие он терпел бедствия и ужасы, пока не дошел до Высокого дворца, и
как он убил сына Синего царя и сорвал двери и построил из них корабль и сделал к нему весла и как он
прибыл сюда, и Бади-аль-Джемаль удивилась и воскликнула: — клянусь Аллахом, о сестрица, это одно из
самых диковинных чудес! — Я хочу рассказать тебе о
корне всей его истории, но меня удерживает от этого
стыд, — сказала потом Девлет-Хатун, и Бади-аль-Джемаль молвила: — чего же стыдиться? Ты ведь моя сестра и подруга, и между мной и тобой было многое, и я
знаю, что ты ищешь для меня лишь добра. Почему же
ты меня стыдишься? Расскажи мне то, что у тебя есть,
не стыдясь меня, и не скрывай от меня ничего. —
И тогда Девлет-Хатун сказала: — он увидел твое изображение на кафтане, который твой отец послал Сулейману, сыну Дауда — мир с ними обоими! — и Сулейман не развертывал его и не смотрел, что на нем есть, —
он прямо послал его царю Асиму-ибн Сафвану, царю
Египта, в числе подарков и редкостей, которые он
ему послал. А царь Асим отдал кафтан своему сыну
Сейф-аль-Мулуку, прежде чем его развернуть, и когда
Сейф-аль-Мулук взял его и развернул и хотел надеть,
он увидел на нем твое изображение и влюбился в него
и пошел тебя искать и испытал все эти беды из-за
тебя... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Девлет-Хатун рассказала Бади-аль-Джемаль о начале
любви к ней Сейф-аль-Мулука и его страсти к ней и
 227

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 сказала, что причина этого в кафтане, на котором
было ее изображение, и что когда Сейф-аль-Мулук
увидел это изображение, он ушел из своего царства,
обезумев от любви, и скрылся от своих родных из-за
нее. — Он испытал те бедствия, которые испытал — из-
за тебя, — сказала она, и Бади-аль-Джемаль воскликнула (а ее лицо раскраснелось, и ей стало стыдно перед
Девлет-Хатун): — это вещь, которой никогда не будет!
Люди не подходят к джиннам. — И тут Девлет-Хатун
принялась описывать ей Сейф-аль-Мулука и красоту
его лица и поведение и доблесть, и не переставая расхваливала его и перечисляла его достоинства, и наконец сказала: — о сестрица, ради Аллаха великого и
ради меня, пойди поговори с ним и скажи ему хотя бы
одно слово, — но Бади-аль-Джемаль воскликнула: —
этих слов, которые ты говоришь, я не стану слушать и
не послушаюсь тебя! — и было так, словно она ничего
о нем не слышала, и в ее сердце не запало ничего из
любви к Сейф-аль-Мулуку и красоты его лица, его поведения и доблести. А Девлет-Хатун стала ее умолять и
целовать ей ноги, говоря: — о Бади-аль-Джемаль, во
имя молока, которым мы с тобой вскормлены, и во имя
надписи, которая на перстне Сулеймана, — мир с
ним! — выслушай от меня такие слова: — я обязалась
перед ним в Высоком дворце показать ему твое лицо;
заклинаю тебя Аллахом, покажи ему себя один раз
ради меня, и ты тоже на него посмотришь. — И она
плакала и умоляла Бади-аль-Джемаль, целуя ей руки и
ноги, пока царевна не согласилась и не сказала: —
ради тебя я покажу ему мое лицо один раз, — и тогда
сердце Девлет-Хатун успокоилось, и она поцеловала
ей руки и ноги и, выйдя, пошла в самый большой дворец, который стоял в саду. И она велела невольницам
устлать его коврами и поставить в нем золотое ложе и
расставить рядами сосуды с вином, а потом Девлет-Ха-
 228

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 тун вошла к Сейф-аль-Мулуку и его везирю Сайду, которые сидели у себя, и обрадовала Сейф-аль-Мулука
вестью о достижении его цели и осуществлении желаемого. — Отправляйся в сад с твоим братом, и войдите
во дворец и спрячьтесь от людских глаз, чтобы не увидел вас никто из находящихся во дворце, а я приду
туда с Бади-аль-Джемаль, — сказала она, и Сейф-аль-
Мулук с Сайдом поднялись и пошли в то место, которое указала им Девлет-Хатун, и, войдя туда, они увидели, что там поставлено золотое ложе и на нем лежат подушки и есть там кушанья и вино. И они просидели
некоторое время, а потом Сейф-аль-Мулук вспомнил
свою возлюбленную, и его грудь стеснилась, и взволновалась в нем тоска и страсть. И он поднялся и пошел
и вышел из дворцового прохода, и брат его Сайд последовал за ним, и Сейф-аль-Мулук сказал ему: — о
брат мой, сиди на месте и не следуй за мной, пока я к
тебе не приду! — И Сайд сел, а Сейф-аль-Мулук
спустился и вошел в сад, пьяный от вина страсти и
смятенный крайней любовью и увлечением, и потрясла его любовь, и одолела его страсть, и он произнес такие стихи:
 О прекрасная дивно — ты лишь нужна мне!
Пожалей же — пленен к тебе я любовью!
 Ты желанье, мечта моя, моя радость,
 И не хочет любить других мое сердце!
 Если б знал я, ты знаешь ли, как я плачу
Ночью длинной, не зная сна, и рыдаю?
 Прикажи же, чтоб сон слетел к моим векам, —
Может статься, во сне тебя я увижу.
 О смягчись же к безумному, что так любит,
 Из пучины жестокости его вырви!
 Пусть прибавит Аллах тебе блеска, счастья,
 И все люди пусть выкупом тебе будут!
 229

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Соберет пусть влюбленных всех мое знамя,
 А твое соберет к себе всех красавиц.
 И потом он заплакал и произнес еще такие два стиха:
 Прекрасная дивно стала целью моей навек,
 В глубинах души она теперь — моя тайна.
 Когда говорю я — речь моя о красе ее,
 А если молчу, лишь к ней привязано сердце.
 И потом он горько заплакал и произнес еще такие
стихи:
 И в сердце моем огонь сильней разгорается,
 Желаю я вас одних, и страсть моя длится.
 Склоняюсь я к вам и не склоняюсь к другим совсем,
Прощенья я жду от вас, — влюбленный вынослив —
 Чтоб сжалились вы над тем, чью плоть изнурила страсть,
Кто слабым от страсти стал, чье сердце недужно.
 Так сжальтесь, помилуйте и смилуйтесь щедро вы, —
 От вас я не отойду, измены не зная.
 И потом он заплакал и произнес еще такие два
стиха:
 Стал я близок с тоской моей, как со страстью,
 И бежит от очей покой, как бежишь ты.
Рассказал, что ты сердишься, твой посланник,
 Да избавят Аллах от зла такой речи!
 А потом Сайд, заждавшись царевича, вышел из
дворца, чтобы поискать его в саду, и увидел, что он ходит по саду в смятении и говорит такие стихи:
 Аллах, Аллах великий, поклянусь я тем,
 Произносит кто из Корана суру Создателя, —
 230

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 Коль бродил мой взор по красотам тех, кого видел я.
 Вечно образ твой, о прекрасная, говорил со мной.
 И потом Сейф-аль-Мулук и его брат Сайд встретились и стали гулять в саду и есть плоды, и вот что было
с Сайдом и Сейф-аль-Мулуком. Что же касается Дев-
лет-Хатун, то когда она пришла с Бади-аль-Джемаль во
дворец, они вошли туда после того, как евнухи разубрали его всевозможными украшениями и сделали все,
что приказала им Девлет-Хатун, и приготовили для
Бади-аль-Джемаль золотое ложе, чтобы ей сидеть на
нем, и, увидев это ложе, Бади-аль-Джемаль села на
него. А рядом с нею было окно, выходившее в сад, и евнухи принесли всякие роскошные кушанья, и Бади-
аль-Джемаль с Девлет-Хатун начали есть, и ели, пока
та не насытилась. А затем она велела подать всякие
сладости, и евнухи принесли их, и обе девушки поели
их досыта и вымыли руки, а после этого Девлет-Хатун
приготовила напитки и сосуды для вина и расставила
кувшины и чаши, и стала Девлет-Хатун наполнять кубок и поить Бади-аль-Джемаль, а потом она наполняла
чашу и пила сама. И Бади-аль-Джемаль посмотрела в
окно, которое было рядом с нею и выходило в сад, и увидела, какие там плоды и деревья, и она бросила взгляд в
сторону Сейф-аль-Мулука и увидела его, когда он ходил
по саду, а сзади него шел везирь Сайд. И услыхала она,
как Сейф-аль-Мулук говорит стихи, рассыпая обильные
слезы, и когда она взглянула на него, этот взгляд оставил
в ней тысячу вздохов... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда Бади-аль-Джемаль увидела Сейф-аль-Му-
 231

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 лука, который ходил по саду, она посмотрела на него
взором, оставившим в ней тысячу вздохов, и обернулась к Девлет-Хатун (а вино заиграло в ее членах) и
сказала: — о сестрица, что это за юноша, которого я
вижу в саду, и он в смятении, взволнован, грустен и
печален? — Не позволишь ли ты ему прийти к нам,
чтобы мы на него посмотрели? — спросила Девлет-
Хатун, и Бади-аль-Джемаль молвила: — если тебе
возможно его привести, приведи его. — И Девлет-
Хатун позвала Сейф-аль-Мулука и сказала ему: — о
царевич, поднимайся к нам и приходи с твоей красотой и прелестью, — и Сейф-аль-Мулук узнал голос
Девлет-Хатун и поднялся во дворец, и когда его взор
упал на Бади-аль-Джемаль, он распростерся, покрытый беспамятством. И Девлет-Хатун брызнула на
него немного розовой воды, и он очнулся от беспамятства, и встал и поцеловал землю перед Бади-аль-
Джемаль, и та оторопела при виде его красоты и прелести, а Девлет-Хатун сказала: — знай, о царевна,
что это Сейф-аль-Мулук, через чьи руки по приговору Аллаха великого пришло мое спасение. Он тот, с
кем случились из-за тебя все сполна бедствия, и я
хочу, чтобы ты окинула его всего взором. — И Бади-
аль-Джемаль сказала, рассмеявшись: — а кто верен
обетам, чтобы был им верен этот юноша? У людей
ведь нет любви, — и Сейф-аль-Мулук воскликнул: —
о царевна, отсутствия верности не будет у меня никогда, и не все твари одинаковы. — И потом он заплакал перед нею и произнес такие стихи:
 О дивно прекрасная, над грустным ты смилуйся,
Печален он, изнурен, и взор его бодрствует,
 Во имя тех прелестей, что лик твой собрал в себе —
 И бел и румян ведь он, как цвет анемона —
 232

Не мсти наказанием разлуки больному ты, —
От долгой разлуки плоть моя погибает.
 Желание вот мое, и в этом предел надежд,
 И сблизиться я хочу насколько возможно.
 233

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 И потом он заплакал горьким плачем, и любовь и
страсть овладели им, и он приветствовал Бади-аль-
Джемаль такими стихами:
 Привет от влюбленного, что страстью порабощен, —
Ведь все благородные добры к благородным.
 Привет вам! Да не лишусь я вашего призрака
И пусть не лишатся вас дома и покой!
 Ревнуя, не называю вашего имени —
 Влюбленный к любимому всегда ведь стремится.
 Не надо же прерывать к влюбленному милостей,
 Ведь губит его печаль, и тяжко он болен.
 Блестящие звезды я пасу и боюсь я их,
 А ночь моя от любви продлилась чрезмерной.
 Терпения уже нет, и нет уже хитрости —
 Какие слова скажу в ответ на вопросы?
 Привет от Аллаха вам в минуту суровости,
 Привет от влюбленного — влюбленный вынослив!
 А потом, от великого волненья и страсти, он произнес еще такие стихи:
 Когда б к другим стремился, о владыки, я,
 Желанного от вас я не добился бы.
 О кто красоты все присвоил, кроме вас,
 Так что в них стоит воскресенья день предо мной
 теперь?
 Не бывать тому, чтоб утешился я в любви моей,
 Ведь за вас я отдал и сердца кровь и последний вздох.
 А окончив свои стихи, он горько заплакал, и Бади-
аль-Джемаль сказала ему: — о царевич, я боюсь, что
если я обращусь к тебе полностью, я не найду у тебя
любви и дружбы. В людях нередко бывает добра мало,
а вероломства много, и знай, что господин наш Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! — взял Биль-
 234

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 кис по любви, а когда увидел другую женщину, лучше
нее, отвернулся от нее к той другой. — О мое око, о
моя душа, — воскликнул Сейф-аль-Мулук, — не создал Аллах всех людей одинаковыми, и я, если захочет
Аллах, буду верен обету и умру под твоими ногами! Ты
скоро увидишь, что я сделаю в согласии с тем, что я говорю, и Аллах за то, что я говорю, поручитель. — И Бади-
аль-Джемаль сказала ему: — садись и успокойся и поклянись мне достоинством твоей веры, и дадим обет,
что мы не будем друг друга обманывать, — кто обманет
своего друга, тому отомстит великий Аллах! — И, услышав от нее эти слова, Сейф-аль-Мулук сел и каждый из
них вложил руку в руку другого, и оба поклялись, что не
изберут, кроме любимого, никого из людей или джиннов. — И они просидели некоторое время, обнявшись и
плача от сильной радости, и одолело Сейф-аль-Мулука
волнение, и он произнес такие стихи:
 Заплакал я от любви, тоски и волнения
О той, кого полюбил душою и сердцем я.
 Давно я покинул вас, и сильно страдаю я.
 Но все же бессилен я к любимой приблизиться.
 И горесть моя о той, кого не могу забыть.
 Хулителям знать дает о части беды моей.
 Стеснилось, поистине, когда-то просторное
Терпенья ристалище — нет силы и мочи нет!
 Узнать бы, соединит ли снова Аллах с тобой,
 Минуют ли горести и боль и страдания!
 А после того, как Бади-аль-Джемаль и Сейф-аль-
Мулук поклялись друг другу, Сейф-аль-Мулук поднялся и пошел, и Бади-аль-Джемаль тоже пошла, и с нею
была невольница, которая несла кое-какую еду и кувшины, наполненные вином. И Бади-аль-Джемаль села,
и невольница поставила перед ней кушанье и вино, и
 235

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 они просидели не более минуты, и вдруг подошел
Сейф-аль-Мулук. И Бади-аль-Джемаль встретила его
приветствием, и они обнялись и сели... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Бади-аль-Джемаль принесла кушанье и вино и
пришел Сейф-аль-Мулук, она встретила его приветствием, и они просидели некоторое время за едой и
питьем, а потом Бади-аль-Джемаль сказала: — о царевич, когда ты пойдешь в сад Ирема, ты увидишь, что
там поставлен большой шатер из красного атласа с зеленой шелковой подкладкой; войди в этот шатер и укрепи свое сердце — ты увидишь старуху, которая сидит на ложе из червонного золота, украшенном жемчугом и драгоценностями. А когда войдешь, пожелай
ей мира чинно и пристойно и посмотри в сторону
ложа — ты увидишь под ним сандалии, затканные золотыми нитками и украшенные дорогими металлами;
возьми эти сандалии, поцелуй их и приложи к голове,
а потом положи их под мышку правой руки и стой перед старухой молча, опустив голову. А когда она тебя
спросит и скажет тебе: — откуда ты пришел, как ты
сюда добрался, кто указал тебе это место и для чего ты
взял эти сандалии? — молчи, пока не придет вот эта
невольница; она поговорит со старухой и смягчит ее к
тебе и умилостивит ее словами, и, может быть, Аллах
великий умягчит к тебе ее сердце, и она согласится на
то, что ты хочешь. — И потом Бади-аль-Джемаль позвала эту невольницу (а имя ее было Марджана) и сказала ей: — во имя любви ко мне, исполни это дело сегодня, и не будь небрежна при исполнении его. Если
ты исполнишь его в сегодняшний день, — ты свобод¬
 236

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 на, ради лика Аллаха великого, и будет тебе уважение,
и не найдется у меня никого тебя дороже, и я никому
не открою своих тайн, кроме тебя. — О госпожа моя и
свет моего глаза, скажи мне, какова твоя нужда, чтобы
я ее тебе исполнила на голове и на глазах! — сказала
Марджана, и Бади-аль-Джемаль молвила: — снеси
этого человека на плечах и доставь его в сад Ирема к
моей бабке, матери моего отца. Доставь его к ее шатру
и оберегай его, и когда вы войдете с ним в шатер, ты
увидишь, что он возьмет сандалии и поклонится моей
бабке, и та скажет ему: — откуда ты, какой дорогой ты
пришел, кто привел тебя к этому месту, для чего ты
взял эти сандалии, и что у тебя за нужда, — я тебе ее
исполню. — И тогда войди поскорее и пожелай моей
бабке мира и скажи ей: — о госпожа, это я его сюда
привела. Он сын царя Египта, и это он отправился в
Высокий дворец и убил сына Синего царя и освободил
царевну Девлет-Хатун и доставил ее к отцу невредимой. Его послали со мной, и я доставила его к тебе, чтобы он все тебе рассказал и обрадовал тебя вестью об ее
спасении, и ты бы его наградила. — А потом спроси
ее: — заклинаю тебя Аллахом, разве этот юноша не
красив, о госпожа? — и она тебе скажет: — да красив, — и тогда скажи ей: — о госпожа, он совершенен
по чести, благородству и доблести, он правитель Египта и его царь, и собрал в себе все похвальные качества, —
и когда она тебя спросит: — какова же его нужда? —
скажи ей: — моя госпожа тебя приветствует и спрашивает тебя — доколе будет она сидеть в доме незамужняя, без замужества? Время затянулось над нею, и
чего вы хотите, не выдавая ее замуж? Почему бы тебе
не выдать ее, пока жива ты и жива ее мать, как делают с
другими девушками? — И когда она тебе скажет: —
как же нам сделать, чтобы выдать ее замуж? Если бы
она кого-нибудь знала, или кто-нибудь запал бы ей в
 237

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 сердце, она бы рассказала нам, и мы бы трудились для
нее в том, что она хочет, до пределов возможного, —
скажи ей: — о госпожа, твоя дочь говорит тебе: — вы
хотели выдать меня замуж за Сулеймана, — мир с
ним! — и нарисовали ему мой образ на кафтане, но не
было ему во мне доли, и он послал кафтан царю Египта, а тот отдал его своему сыну, и царевич увидал мой
образ, на нем нарисованный, и полюбил меня и оставил царство своего отца и своей матери и отвернулся
от земной жизни с тем, что в ней есть, и пошел наобум
блуждать по свету и испытал из-за меня величайшие
беды и ужасы.

НЕВОЛЬНИЦА понесла Сейф-аль-
Мулука и сказала ему: — зажмурь глаза! — и когда он сделал это, она полетела с ним по воздуху, а через некоторое время сказала: — о царевич,
открой глаза! — И Сейф-аль-Мулук
открыл глаза и увидел сад (а это был сад Ирема), а
невольница Марджана сказала ему: — войди, о
Сейф-аль-Мулук в этот шатер, — и помянул Сейф-
аль-Мулук Аллаха и вошел и напряг зрение, всматриваясь в сад, и увидел он, что старуха сидит на
ложе и ей прислуживают невольницы. И он подошел
к старухе чинно и пристойно и, взяв сандалии, поцеловал их и сделал то, что говорила ему Бади-аль-
Джемаль, и старуха спросила его: — кто ты, откуда
ты пришел, из какой ты страны, кто привел тебя в
это место и почему ты взял эти сандалии и поцеловал
их? Когда ты мне говорил о какой-нибудь нужде, и я
ее тебе не исполнила? — И тут вошла невольница
Марджана и приветствовала старуху чинно и при-
 239

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 стойно, и произнесла слова Бади-аль-Джемаль, которые та ей сказала, и, услышав эти слова, старуха закричала на нее и рассердилась и воскликнула: — откуда будет между людьми и джиннами согласие?.. —
и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что старуха, услышав от невольницы такие слова,
разгневалась сильным гневом и воскликнула: — откуда между людьми и джиннами согласие? — И Сейф-
аль-Мулук сказал: — я буду жить с тобою в согласии
и стану твоим слугой и умру в любви к тебе и буду
соблюдать обет и не стану смотреть на другую, и ты
увидишь мою правдивость и отсутствие лжи и мое
прекрасное благородство, если захочет великий Аллах. — И старуха подумала некоторое время, опустив голову, а затем она подняла голову и сказала: —
о прекрасный юноша, будешь ли ты соблюдать обет
и клятву? — и Сейф-аль-Мулук ответил: — да, клянусь тем, кто вознес небеса и простер землю над водою, я буду соблюдать обет, — и тогда старуха молвила: — я исполню тебе твою нужду, если захочет
Аллах великий. Но ступай сейчас в сад, погуляй там
и поешь плодов, которым нет равных и не существует на свете им подобных, а я пошлю за моим сыном
Шахьялем, и когда он придет, поговорю с ним, и не
будет ничего кроме блага, если захочет великий Аллах, так как он не станет мне прекословить и не выйдет из-под моей власти, и я женю тебя на его дочери
Бади-аль-Джемаль. Успокой же твою душу — царевна будет тебе женой, о Сейф-аль-Мулук. — И, услышав от нее эти слова, Сейф-аль-Мулук поблагодарил
 240

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 ее и поцеловал ей руки и ноги и вышел от нее, направляясь в сад, а что касается старухи, то она обратилась к той невольнице и сказала ей: — выйди, поищи моего сына Шахьяля и посмотри, в каком он
краю и месте, и приведи его ко мне, — и невольница
пошла и стала искать царя Шахьяля и встретилась с
ним и привела его к его матери.
 Вот что было с нею. Что же касается Сейф-аль-Му-
лука, то он стал гулять по саду, и вдруг пять джиннов (а
они были из приближенных Синего царя) увидели его
и сказали: — откуда этот, и кто привел его в это место?
Может быть, это он убил сына Синего царя. — И потом они сказали друг другу: — мы устроим с ним хитрость и спросим его и все у него выспросим. — И они
стали подходить понемногу-понемногу и подошли к
Сейф-аль-Мулуку на краю сада и сели подле него и
сказали: — о прекрасный юноша, ты не оплошал, убивая сына Синего царя и освободив Девлет-Хатун —
это был вероломный пес, и он схитрил с нею, и если бы
Аллах не послал тебя к ней, она бы никогда не освободилась. Но как ты его убил? — И Сейф-аль-Мулук посмотрел на них и сказал: — я убил его этим перстнем,
который у меня на пальце, — и джинны уверились,
что это он убил его, и тогда двое схватили Сейф-аль-
Мулука за руки и двое за ноги, а последний зажал ему
рот, чтобы он не закричал и его бы не услышали люди
царя Шахьяля и не спасли бы его из их рук, и потом
они понесли его и полетели с ним и летели не переставая, пока не спустились подле их царя. И они поставили Сейф-аль-Мулука перед царем и сказали: — о царь
времени, мы принесли к тебе убийцу твоего сына. —
А где он? — спросил царь, и джинны ответили: —
вот! — и Синий царь сказал: — ты ли убил моего
сына, последний вздох моего сердца и свет моего взора, без права на это и без греха, который он с тобой со¬
 241

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 вершил? — Да, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я убил
его, но сделал это из-за его притеснений и враждебности, так как он хватал царских детей и уносил их к Заброшенному колодцу, в Высокий дворец и разлучал их с
родными и развратничал с ними. Я убил его этим перстнем, который у меня на пальце, и поспешил Аллах
отправить его дух в огонь (а скверное это обиталище!). —
И уверился Синий царь, что это и есть убийца его
сына, без сомнения, и тогда он позвал своего везиря и
сказал ему: — вот убийца моего сына, наверное и без
сомнения; что же ты мне посоветуешь с ним сделать?
Убить ли мне его самым скверным убиением или пытать его тягчайшим мучением, или что мне еще сделать? — И великий везирь сказал: — отрежь ему какой-нибудь член, — а другой сказал: — бей его каждый день сильным боем, — а другой сказал: —
разрежьте его посредине, — а другой сказал: — отрежьте ему все пальцы и сожгите их огнем, — а другой сказал: — распните его, — и каждый стал говорить соответственно своему мнению. А у Синего царя
был старый эмир, обладавший опытностью в делах и
знанием обстоятельств тогдашних времен, и он молвил: — о царь времени, я скажу тебе слово, а ты решишь, слушать ли то, что я тебе посоветую. — А этот
везирь был советником его царства и главарем его
правления, и царь слушал его слова и поступал согласно его мнению и не прекословил ему ни в чем, и везирь
поднялся на ноги и поцеловал землю меж его рук и
сказал: — о царь времени, если я дам тебе совет в этом
деле, последуешь ли ты ему и дашь ли ты мне пощаду? —
Высказывай твой совет, и тебе будет пощада, — ответил царь, и везирь сказал: — о царь времени, если ты
убьешь этого человека и не примешь моего совета и не
уразумеешь моих слов, убиение его в это время будет
неправильно. Он в твоих руках, под твоей охраной и
 242

твой пленник, и когда ты его потребуешь, ты найдешь
его и сделаешь с ним что хочешь. Потерпи же, о царь
времени, этот человек вошел в сад Ирема и женился на
Бади-аль-Джемаль, дочери царя Шахьяля, и стал од¬
 243

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 ним из них, и твои приближенные схватили его и привели к тебе, и он не скрывал своих обстоятельств ни от
них, ни от тебя. И если ты его убьешь, царь Шахьяль
будет искать за него мести и станет враждовать с тобой и придет к тебе с войском из-за своей дочери, а у
тебя нет силы против его войска, и тебе с ним не справиться. — И царь послушался в этом везиря и велел заточить царевича, и вот что случилось с Сейф-аль-Му-
луком, что же касается госпожи, бабки Бади-аль-Дже-
маль, то, встретившись со своим сыном Шахьялем, она
послала невольницу искать Сейф-аль-Мулука, и та не
нашла его и вернулась к своей госпоже и сказала: — я
не нашла его в саду и послала за рабочими в сад и
спросила их про Сейф-аль-Мулука, и они сказали: —
мы видели, как он сидел под деревом, и вдруг пять человек из людей Синею царя сели подле него и стали с
ним разговаривать, а потом они подняли его и заткнули ему рот и полетели с ним и исчезли. — И когда госпожа, бабка Бади-аль-Джемаль, услышала от невольницы эти слова, они не показались ей ничтожными, и
она разгневалась великим гневом и поднялась на ноги
и сказала своему сыну, царю Шахьялю: — как это —
ты царь, а люди Синего царя приходят к нам в сад, хватают нашего гостя и уносят его невредимые, а ты жив. —
И мать Шахьяля стала подстрекать его, говоря: — не
подобает, чтобы кто-нибудь преступал против нас
меру, когда ты жив, — и Шахьяль молвил: — о матушка, этот человек убил сына Синего царя (а он джинн), и
Аллах бросил его в руки его отца. Как же я пойду к
нему и стану с ним враждовать из-за этого человека? —
Пойди к нему и потребуй от него нашего гостя, и если
он в живых и Синий царь отдаст его тебе, — бери его и
приходи, — сказала госпожа, — а если он его убил,
захвати Синего царя живым вместе с его детьми и ха-
римом и всеми, кто ищет у него убежища из его при¬
 244

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 ближенных, и приведи их ко мне живыми, чтобы я их
зарезала своей рукой и разорила бы его земли. А если
ты этого не сделаешь, я не сочту, что ты отплатил мне
за мое молоко, и воспитание, которым я воспитала
тебя, будет запретно... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
бабка Бади-аль-Джемаль сказала своему сыну Шахья-
лю: — пойди к Синему царю и посмотри, что с Сейф-
аль-Мулуком, и если он остался в живых, возьми его и
приходи, а если Синий царь его убил, схвати его вместе с его детьми и харимом и всеми, кто ищет у него
убежища, и приведи их ко мне живыми, чтобы я зарезала их своей рукой и разорила бы его царство. А если
ты к нему не пойдешь и не сделаешь того, что я тебе
приказала, я не сочту, что ты отплатил мне за мое молоко, и твое воспитание будет запретно. — И царь Ша-
хьяль поднялся и приказал своим войскам выступать и
отправился к Синему царю из уважения к своей матери, чтобы сделать угодное ее душе, и ради ее любимых
и из-за того, что было предопределено в безначальнос-
ти. И Шахьяль пошел со своим войском, и они шли не
останавливаясь, пока не пришли к Синему царю, и оба
войска встретились и начали сражаться, и был разбит
Синий царь со своим войском, и схватили его детей, и
больших и малых, и вельмож его правления и знатных
людей, и связали их и привели к царю Шахьялю. И тот
сказал: — о Синий, где Сейф-аль-Мулук, — человек,
который мой гость? — и Синий царь ответил: — о
Шахьяль, ты джинн и я джинн, и неужели ради человека, который убил моего сына, ты делаешь такие дела?
Он убил моего сына, последний вздох моего сердца и
 245

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 отдых моей души, и как ты совершил все эти поступки
и пролил кровь стольких-то и стольких-то тысяч джиннов? — Оставь эти речи, — сказал ему царь Шахьяль. —
Если он жив, приведи его, и я отпущу тебя и отпущу
всех, кого я захватил из твоих детей, а если ты его
убил, я тебя зарежу вместе с твоими детьми. — О
царь, разве он тебе дороже моего сына? — спросил
Синий царь, и царь Шахьяль воскликнул: — твой сын
был притеснитель, так как он похищал детей людей и
царских дочерей и сажал их в Высокий дворец у Заброшенного колодца и развратничал с ними. — Он у
меня, но помири нас с ним, — сказал Синий царь, и
царь Шахьяль помирил их и наградил и написал между
Синим царем и Сейф-аль-Мулуком свидетельство относительно убиения его сына, и царь Шахьяль принял
юношу. И он угостил людей Синего царя хорошим угощением, и Синий царь провел у него со своими воинами три дня, а потом Шахьяль взял Сейф-аль-Мулука и
привел его к своей матери, и та сильно ему обрадовалась, а Шахьяль удивился красоте Сейф-аль-Мулука и
его прелести и совершенству. И Сейф-аль-Мулук рассказал ему свою историю, с начала до конца, и рассказал о том, что у него произошло с Бади-аль-Джемаль, и
потом царь Шахьяль сказал: — о матушка, раз ты на
это согласна — вниманье и повиновенье во всяком
деле, которое угодно тебе! Возьми его, отправляйся с
ним в Серендиб и устрой там торжество великое, —
это красивый юноша, и он испытал ужасы из-за нее. —
И бабка Бади-аль-Джемаль выехала со своими невольницами, и они достигли Серендиба и вошли в сад, принадлежавший матери Девлет-Хатун, и Бади-аль-Дже-
маль увидела Сейф-аль-Мулука после того, как они отправились в шатер и встретились, и старуха
рассказала им о том, что у него случилось с Синим царем и как он приблизился к смерти в тюрьме Синего
царя, — а в повторении нет пользы.
 246

СКАЗКА О СЕЙФ-АЛЬ-МУЛУКЕ
 И потом царь Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун,
собрал вельмож своего царства и заключил договор
Бади-аль-Джемаль с Сейф-аль-Мулуком и стал награждать роскошными одеждами и поставил людям
кушанья. И тут Сейф-аль-Мулук поднялся и поцеловал
землю перед Тадж-аль-Мулуком и сказал: — о царь,
прощенье! Я попрошу тебя об одном деле и боюсь, что
ты воротишь меня обманувшимся. — Клянусь Аллахом, —
ответил Тадж-аль-Мулук, — если бы ты потребовал
моей души, я не отказал бы тебе ради того добра, которое ты сделал. — Я хочу, — сказал Сейф-аль-Мулук,
чтобы ты выдал царевну Девлет-Хатун за моего брата
Сайда, и мы все стали бы твоими слугами. — И Тадж-
аль-Мулук отвечал: — слушаю и повинуюсь! — а затем он вторично собрал вельмож царства и заключил
договор своей дочери Девлет-Хатун с Сайдом, и кадии
написали запись. А когда кончили писать запись, рассыпали золото и серебро, и царь велел украшать город,
а потом устроили торжество, и Сейф-аль-Мулук вошел к Бади-аль-Джемаль, и Сайд вошел к Девлет-Хатун в одну и ту же ночь. И Сейф-аль-Мулук оставался
наедине с Бади-аль-Джемаль сорок дней, и в какой-то
день она сказала ему: — о царевич, осталась ли у тебя
в сердце печаль о чем-нибудь? — Аллах спаси! — воскликнул Сейф-аль-Мулук. — Я исполнил мою нужду,
и не осталось у меня в сердце никакой печали, но я
хочу встретиться с моим отцом и с моей матерью в
земле Египта и посмотреть, остались ля они здоровыми или нет. — И Бади-аль-Джемаль приказала нескольким своим слугам доставить его с Сайдом в землю Египта, и Сейф-аль-Мулук встретился со своим отцом и с матерью, и Сайд тоже, и они провели с ними
неделю. А потом каждый из них простился с отцом и с
матерью, и они отправились в город Серендиб, и всякий раз, как их охватывала тоска по родным, они езди¬
 247

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 ли к ним и возвращались. И Сейф-аль-Мулук жил с
Бади-аль-Джемаль наилучшей и приятнейшей жизнью
и Сайд с Девлет-Хатун так же, пока не пришла к ним
Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава живому, который не умирает, он сотворил тварей и определял им смерть, он первый без начала и последний без конца! Вот конец того,
что дошло до нас из рассказа о Сейф-аль-Мулуке и Бади-
аль-Джемаль, а Аллах лучше знает правду и истину.

АССКАЗЫВАЮТ также, что был в
древние времена и минувшие века и
столетия один купец среди купцов,
пребывавший в земле Басры, и было у
этого купца двое детей мужеского
пола, и обладал он большими деньгами. И определил Аллах всеслышащий и премудрый,
чтобы преставился этот купец к милости великого Аллаха и оставил свои богатства, и принялись сыновья
обряжать его и похоронили, а после того они разделили деньги между собою поровну, и каждый из них взял
свою долю, и они открыли себе две лавки — один стал
медником, а другой — ювелиром. И ювелир в один из
дней сидел у себя в лавке, и вдруг видит — идет на
рынке среди людей человек-персиянин, и он прошел
мимо лавки юноши-ювелира и взглянул на его изделия
и осмотрел их с пониманием, и они ему понравились.
А имя юноши-ювелира было Хасан. И персиянин покачал головой и сказал: — клянусь Аллахом, ты хороший ювелир! — и стал смотреть, как юноша работает,
 249

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 а тот смотрел в старую книгу, которая была у него в
руке, когда люди отвлекались его красотой, прелестью, стройностью и соразмерностью. А когда настало
время послеполуденной молитвы, лавка очистилась от
людей, и персиянин обратился к Хасану и сказал
ему: — о дитя мое, ты красивый юноша! Что это за
книга? У тебя нет отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
персиянин обратился к Хасану-ювелиру и сказал
ему: — о дитя мое, ты красивый юноша, и у тебя нет
отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете. Много народу из людей просило
меня научить их, но я не соглашался научить этому ремеслу никого из них, а теперь моя душа согласна, чтобы я научил тебя этому ремеслу и сделал тебя моим сыном, и я поставлю между тобою и бедностью преграду,
и ты отдохнешь от этой работы и утомления с молотком, углем и огнем. — О господин мой, а когда ты меня
научишь? — спросил Хасан, и персиянин ответил: —
завтра я к тебе приду и сделаю тебе из меди чистое золото в твоем присутствии. — И Хасан обрадовался и
простился с персиянином и пошел к своей матери. Он
вошел и поздоровался и поел с нею и рассказал ей историю с персиянином, ошеломленный, потеряв ум и
разумение, и мать его сказала: — что с тобой, о дитя
мое? Берегись слушать слова людей, особенно персиян, и не будь им ни в чем послушен. Это великие обманщики, которые знают искусство алхимии и устраивают с людьми штуки и берут их деньги и съедают их
всякой ложью. — О матушка, — ответил Хасан, —
 250

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 мы люди бедные, и нет у нас ничего, на что бы он позарился и устроил с нами штуку. Этот персиянин — старец праведный, и на нем следы праведности, и Аллах
лишь внушил ему склонность ко мне. — И мать Хасана
умолкла, затаив гнев, а сердце ее сына было занято, и
сон не брал его в эту ночь, так сильно он радовался
тому, что сказал ему персиянин. А когда наступило
утро, он взял ключи и отпер лавку, и вдруг подошел к
нему тот персиянин, и Хасан поднялся для него и хотел
поцеловать ему руки, но старик не дал ему и не согласился на это и сказал: — о Хасан, приготовь плавильник и поставь мехи, — и Хасан сделал то, что велел
ему персиянин, и зажег угли, и тогда персиянин спросил его: — о дитя мое, есть у тебя медь? — У меня есть
сломанное блюдо, — ответил Хасан, и персиянин велел ему сжать блюдо ножницами и разрезать его на
мелкие куски, и Хасан сделал так, как сказал ему старик, и изрезал блюдо на мелкие куски и, бросив их в
плавильник, дул на них мехами, пока они не превратились в жидкость. И тогда персиянин протянул руку к
своему тюрбану и вынул из него свернутый листок и,
развернув его, высыпал из него в плавильник с полдрахмы чего-то, и это было что-то похожее на желтую
сурьму. И он велел Хасану дуть на жидкость мехами, и
Хасан делал так, как он ему велел, пока жидкость не
превратилась в слиток золота, и когда Хасан увидел
это, он оторопел, и его ум смутился от охватившей его
радости. И он взял слиток и перевернул его и, взяв напильник, обточил слиток, и увидел, что это чистое золото высшей ценности. И его ум улетел, и он был ошеломлен от сильной радости и склонился к руке персиянина, чтобы ее поцеловать, но тот не дал ему и сказал: —
возьми этот слиток, пойди на рынок, продай его и получи его цену поскорее, и не разговаривай, — и Хасан
пошел на рынок и отдал слиток посреднику, и тот взял
 251

СЕМЬСОТ ВОСЬМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 его и потер и увидел, что это чистое золото. И ворота
цены открыли десятью тысячами дирхемов, и купцы
стали набавлять, и посредник продал слиток за пятнадцать тысяч дирхемов, и Хасан получил его цену. И он
пошел домой и рассказал матери обо всем, что сделал,
и сказал: — о матушка, я научился этому искусству, — и
мать стала над ним смеяться и воскликнула: — нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!.. и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМЬСОТ ВОСЬМИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан-ювелир рассказал своей матери о том, что
сделал персиянин, и сказал: — я научился этому искусству, — его мать воскликнула: — нет мощи и силы,
кроме как у Аллаха, высокого, великого! — и умолкла,
затаив досаду. А Хасан взял по своей глупости ступку
и пошел с нею к персиянину, который сидел в лавке, и
поставил ее перед ним, и персиянин спросил его: — о
дитя мое, что ты хочешь делать с этой ступкой? — Мы
положим ее в огонь и сделаем из нее золотые слитки, —
сказал Хасан, и персиянин засмеялся и воскликнул: —
о сын мой, бесноватый ты что ли, чтобы выносить на
рынок два слитка в один и тот же день! Разве ты не знаешь, что люди нас заподозрят, и пропадут наши души?
О дитя мое, когда я научу тебя этому искусству, не
применяй его чаще, чем один раз в год — этого хватит
тебе от года до года. — Ты прав, о господин мой, —
сказал Хасан и сел в лавке и поставил плавильник и
бросил уголь в огонь, и персиянин спросил его: — о
дитя мое, что ты хочешь? — Научи меня этому искусству, — сказал Хасан, и персиянин засмеялся и вос¬
 252

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 кликнул: — нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и совсем не
годишься для этого искусства. Разве кто-нибудь в жизни учится этому искусству на перекрестке дороги или
на рынках? Если мы займемся им в этом месте, люди
скажут на нас: — они делают алхимию, — и услышат
про нас судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь,
о дитя мое, научиться этому искусству, пойдем со
мной ко мне в дом. — И Хасан поднялся и запер лавку
и отправился с персиянином, и когда он шел по дороге,
он вдруг вспомнил слова своей матери и стал строить в
душе тысячу расчетов. И он остановился и склонил голову к земле на некоторое время, и персиянин обернулся и, увидев, что Хасан стоит, засмеялся и воскликнул: — бесноватый ты, что ли? Как это, я затаил для
тебя в сердце, благо, а ты считаешь, что я буду тебе
вредить! — а потом он сказал ему: — если ты боишься
пойти со мной в мой дом, я пойду с тобою к тебе домой
и научу тебя там. — Хорошо, о дядюшка, — ответил
Хасан, и персиянин сказал: — иди впереди меня! — и
Хасан пошел впереди него к своему жилищу, а персиянин шел сзади него, пока он не дошел до своего жилища. И Хасан вошел в дом и нашел свою мать, и рассказал о приходе персиянина (а персиянин стоял у ворот),
и она убрала для них дом и привела его в порядок и, покончив с этим делом, ушла. И тогда Хасан позволил
персиянину войти, и тот вошел, а Хасан взял в руку
блюдо и пошел с ним на рынок, чтобы принести в нем
чего-нибудь поесть. И он вышел и принес еду и, поставив ее перед персиянином, сказал: — ешь, о господин
мой, чтобы были между нами хлеб и соль, — Аллах великий отомстит тому, кто обманывает хлеб и соль, — и
персиянин ответил: — ты прав, о сын мой! — а затем
он улыбнулся и сказал: — о дитя мое, кто знает цену
хлеба и соли? — И потом персиянин подошел, и они с
 253

СЕМЬСОТ ВОСЬМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 Хасаном ели, пока не насытились, а затем персиянин
сказал: — о сын мой Хасан, принеси нам чего-нибудь
сладкого. — И Хасан пошел на рынок и принес десять
чашек сладкого, и он был рад тому, что сказал персиянин. И когда он подал ему сладкое, персиянин поел
его, и Хасан поел с ним, и потом персиянин сказал Хасану: — да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое!
С подобным тебе водят люди дружбу, открывают ему
свои тайны и учат его тому, что ему полезно! О Хасан,
принеси инструменты, — сказал он потом, и Хасан не
верил этим словам, и он выбежал, точно жеребенок,
несущийся на весенний луг, и пришел в лавку и взял
инструменты и вернулся и положил их перед персиянином. И персиянин вынул бумажный сверток и сказал: — о Хасан, клянусь хлебом и солью, если бы ты не
был мне дороже сына, я бы не показал тебе этого искусства, и у меня не осталось нисколько эликсира,
кроме того, что в этом свертке. Но смотри внимательно, когда я буду составлять зелья и класть их перед тобой, и знай, о дитя мое, о Хасан, что ты будешь класть
на каждые десять ритлей меди пол-драхмы того, что в
этой бумажке, и тогда станут эти десять ритлей золотом, чистым и беспримесным. О дитя мое, о Хасан, —
сказал он потом, — в этой бумажке три унции, на египетский вес, а когда кончится то, что в этой бумажке, я
сделаю тебе еще. — И Хасан взял бумажку, и увидел в
ней что-то желтое, более мелкое, чем первый порошок, и сказал: — о господин, как это называется, где
его находят, и для чего оно употребляется? — и персиянин засмеялся и захотел захватить Хасана и сказал: —
о чем ты спрашиваешь? Работай и молчи! — И он взял
чашку из вещей дома и разломал ее и бросил в плавильник и насыпал туда немного того, что было в бумажке, и медь превратилась в слиток чистого золота, и
когда Хасан увидел это, он сильно обрадовался и сму-
 254

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 тился в уме и стал занят мыслью об этом слитке. И персиянин быстро вынул из тюрбана на голове мешочек, в
котором был такой бандж, что если бы его понюхал
слон, он бы наверное проспал от ночи до ночи, и разломал этот бандж в положил его в кусок сладкого и сказал; — о Хасан, ты стал моим сыном и сделался мне дороже душа и денег, и у меня есть дочь, на которой я
тебя женю. — Я твой слуга, и все, что ты со мной сделаешь, будет сохранено у Аллаха великого, — ответил
Хасан, и персиянин сказал: — о дитя мое, продли терпение и внуши твоей душе стойкость, и достанется
тебе благо! — И затем он подал ему тот кусок сладкого, и Хасан взял его и поцеловал персиянину руку и
положил сладкое в рот, не зная, что таится для него в
неведомом, и проглотил кусок сладкого, и голова его
опередила ноги, и мир исчез для него. И когда персиянин увидел, что на Хасана опустилась беда, он обрадовался великой радостью и поднялся на ноги и воскликнул: — попался, о негодяй, о пес арабов, в мои сети!
Я много лет искал тебя, пока не завладел тобой, о Хасан!.. и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан-ювелир съел кусок сладкого, который дал
ему персиянин, и упал из-за него на землю, покрытый
беспамятством, персиянин обрадовался и воскликнул: — я много лет искал тебя, пока не завладел тобою! — а потом персиянин затянул пояс и скрутил Хасана, связав ему ноги с руками, и, взяв сундук, вынул
вещи, которые в нем были, положил в него Хасана и
запер его. И он опорожнил другой сундук и положил в
него все деньги, бывшие у Хасана, и золотые слитки,
 255

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 которые он сделал в первый и во второй раз, и запер
сундук, а потом он вышел и побежал на рынок и привел носильщика, и тот взял оба сундука и вынес их за
город и поставил на берегу моря. И персиянин направился к кораблю, который стоял на якоре (а этот корабль был назначен и приготовлен для персиянина, и
капитан корабля ожидал его), и когда матросы увидели его, они подошли к нему и понесли сундуки и поставили их на корабль. И персиянин закричал капитану и
всем матросам: — поднимайтесь, дело кончено, и мы
достигли желаемого! — и капитан крикнул матросам: —
выдергивайте якоря и распускайте паруса! — и корабль поплыл при хорошем ветре, и вот что было с персиянином и Хасаном.
 Что же касается до матери Хасана, то она ждала его
до времени ужина, но не услышала его голоса и не узнала о нем вестей вообще и совершенно. И она пришла
к дому и увидела, что он отперт, и, войдя, не увидала в
нем никого и не нашла ни сундуков, ни денег. И поняла
она, что ее сын пропал и что исполнился над ним приговор, и стала бить себя по щекам и разодрала свои
одежды и начала кричать и вопить, восклицая: — увы,
мой сын! Увы, плод моей души! — а потом она произнесла такие стихи:
 Терпенье уменьшилось, волненье усилилось;
 Сильнее рыдания о вас и привязанность.
 Аллахом клянусь, в разлуке с вами нет стойкости,
 И как мне быть стойкою, расставшись с надеждами?
 И после любимого могу ль насладиться сном,
 И кто наслаждается, живя в унижении?
 Уехал ты, и тоскует дом, и живущий в нем,
 И чистую замутил в колодце ты воду мне.
 Ты был мне помощником во всех моих бедствиях,
 Ты славой мне в мире был и сыном, и помощью
 256

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 О, пусть не настал бы день, когда в отдаленьи ты
 От глаз, если вновь тебе вернуться не суждено!
 И она плакала и рыдала до утра, и вошли к ней соседи и спросили ее про ее сына, и она рассказала им о
том, что случилось у него с персиянином, и решила,
что она никогда не увидит его после этого. И она стала
ходить по дому и плакать, и когда она ходила по дому,
она вдруг увидела две строки, написанные на стенке.
И она позвала факиха, и тот прочитал их, и оказалось,
что в этих строках написано:
 Летела тень Лейлы к нам, когда одолел нас сон,
 Под утро, и все друзья в равнине заснули.
 Но вот пробудились мы, когда прилетела тень,
 И вижу я — дом пустой и цель отдаленна.
 И, услышав эти стихи, мать Хасана закричала: —
да, о дитя мое, дом пустой и цель отдаленна! — И соседи оставили ее, пожелав ей быть стойкой и вскоре соединиться с сыном, и ушли, а мать Хасана не переставая плакала в часы ночи и части дня. И она построила
посреди дома гробницу и написала на ней имя Хасана
и число его исчезновения и не покидала этой гробницы, и это было всегда для нее обычным с тех пор, как
ее сын оставил ее.

ОТ что было с нею. Что же касается до
ее сына Хасана и персиянина, то персиянин был магом и очень ненавидел
мусульман, и всякий раз, как он овладевал кем-нибудь из мусульман, он губил его. Это был человек, скверный,
мерзкий, кладоискатель, алхимик и нечестивец, как
сказал о нем поэт:
 Он пес, и рожден был псом, и дед его тоже пес,
 А блага не жди от пса, что псом был рожден на свет.
 И еще такой стих:
 Злодеев сын, собачий сын, ослушник он,
Разврата сын, обмана сын, отступник он!
 И было имя этого проклятого — Бахрам-маг, и каждый год у него был один мусульманин, которого он
захватывал и убивал над кладом. И когда удалась его
 258

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 хитрость с Хасаном-ювелиром и он проплыл с ним от
начала дня до ночи, корабль простоял у берега до утра,
а когда взошло солнце и корабль поплыл, персиянин
приказал своим рабам и слугам принести сундук, в котором был Хасан, и ему принесли его, и персиянин открыл сундук и вынул оттуда Хасана. Он дал ему понюхать уксусу и вдунул ему в нос порошок, и Хасан чихнул и изверг бандж и раскрыл глаза и посмотрел
направо и налево и увидел себя посреди моря, и корабль плыл, и персиянин сидел подле него.
 И понял он, что это хитрость с ним устроенная, и
устроил ее проклятый Бахрам-маг, и что он попал в то
дело, от которого предостерегала его мать, и тогда Хасан произнес слова, говорящий которые не устыдится: — нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого,
великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему
возвращаемся! Боже мой, будь милостив ко мне в твоем приговоре и дай мне терпение в испытании твоем, о
господь миров! — А потом он обратился к персиянину
и заговорил с ним мягкими словами и сказал ему: — о
мой родитель, что это за поступки, и где хлеб и соль и
клятва, которой ты мне поклялся? — и персиянин посмотрел на него и сказал: — о пес, разве подобный
мне признает хлеб и соль? Я убил тысячу юношей, таких, как ты, без одного, и ты завершишь тысячу.
 И он закричал на Хасана, и тот умолк и понял, что
стрела судьбы пронзила его... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан увидел, что он попал в руки проклятого
персиянина, он заговорил с ним мягкими словами, но
это не помогло, и персиянин закричал на него, и Хасан
 259

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 умолк, и понял он, что стрела судьбы его пронзила.
И тогда проклятый велел развязать его узы, и ему дали
выпить немного воды, а маг смеялся и говорил: — клянусь огнем, светом и тенью и жаром, не думал я, что ты
попадешься в мои сети! Но огонь дал мне против тебя
силу и помог мне тебя захватить, чтобы я исполнил
свою нужду. Я вернусь и сделаю тебя жертвою огня,
чтобы он надо мной умилостивился! — Ты обманул
хлеб и соль, — сказал ему Хасан, и маг поднял руку и
ударил его один раз, и Хасан упал и укусил землю зубами и обмер, и слезы потекли по его щеке. А потом
маг приказал своим слугам зажечь огонь, и Хасан
спросил его: — что ты будешь с ним делать? — и маг
ответил: — этот огонь — владыка света и искр; ему-то
я и поклоняюсь. Если ты поклонишься ему, как я, я отдам тебе половину моего богатства и женю тебя на
моей дочери. — И Хасан закричал на мага и сказал
ему: — горе тебе! Ты маг и нечестивец и поклоняешься огню вместо всевластного владыки, творца ночи и
дня, и эта религия — бедствие среди религий. —
И маг разгневался и воскликнул: — разве ты не уступишь мне, о пес арабов, и не войдешь в мою веру? — и
Хасан не уступил ему в этом, и тогда проклятый маг
встал и пал перед огнем ниц и велел своим слугам разложить Хасана вниз лицом, и Хасана разложили лицом вниз, и маг принялся бить его бичем, сплетенным
из кожи, и разодрал ему бока, и Хасан звал на помощь,
но не получил ее, и взывал о защите, но никто его не
защитил. И он поднял взоры к владыке покоряющему,
и искал близости к нему через избранного пророка, и
лишился он стойкости, и слезы текли по его щекам,
как дождь, и он произнес такие стихи:
 Терпенье в том, что ты судил мне, о мой бог —
 Я все стерплю, когда тебе угодно так!
 260

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Жестоко, злобны в враждебны были к нам —
 Быть может, кроткий, все простишь, что было, ты.
 И маг приказал рабам посадить Хасана и велел им
принести ему кое-какой еды и питья, и ему принесли,
но Хасан не согласился есть и пить. И маг пытал его ночью и днем на протяжении пути, а он был стоек и умолял Аллаха великого, славного, и сердце мага было к
нему жестоко. И они плыли по морю три месяца, и Хасан плыл с магом, подвергаясь мучениям, и когда три
месяца исполнились, Аллах великий послал на корабль
ветер, и море почернело и взволновалось под кораблем из-за сильного ветра. И капитан и матросы сказали: — клянемся Аллахом, всему виной этот юноша, который уже три месяца терпит мучения от этого мага!
Это не дозволено Аллахом великим! — И они напали
на мага и убили его слуг и тех, кто был с ним, и когда
маг увидел, что они убили слуг, он убедился в своей гибели и испугался за себя. Он освободил Хасана от уз и,
сняв бывшую на нем поношенную одежду, одел его в
другую и помирился с ним и обещал ему, что научит
его искусству и возвратит его в его страну, и сказал: —
о дитя мое, не взыщи с меня за то, что я с тобой сделал. —
Как я могу на тебя полагаться, — сказал Хасан, и маг
воскликнул: — о дитя мое, не будь греха, не было бы и
прощения, и я сделал с тобой эти дела, только чтобы
видеть твою стойкость! Ты ведь знаешь, что все дела в
руках Аллаха! — И матросы с капитаном обрадовались освобождению Хасана, и он пожелал им блага и
прославил Аллаха великого и поблагодарил его, и ветры успокоились, и рассеялся мрак, и хорошим стал ветер и путешествие. И потом Хасан сказал магу: — о
персиянин, куда ты направляешься? — и тот ответил: — о дитя мое, я направляюсь к Горе Облаков, где
находится эликсир, с которым мы делаем алхимию. —
 261

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 И маг поклялся Хасану огнем и светом, что у него не
осталось для Хасана ничего страшного, и сердце Хасана успокоилось, и он обрадовался словам мага и стал с
ним есть и пить и спать, и маг одевал его в платья из
своих платьев. И они непрерывно плыли в течение еще
трех месяцев, а после этого их корабль пристал к длинной полосе суши, которая была вся покрыта камешками: белыми, желтыми, синими, черными и всевозможных других цветов, и когда корабль пристал, маг поднялся на ноги и сказал: — о Хасан, поднимайся,
выходи — мы прибыли к тому, что ищем и желаем.
 И Хасан поднялся и вышел вместе с персиянином, и
маг поручил капитану свои вещи, а потом Хасан пошел
с магом, и они отдалились от корабля и скрылись с
глаз. И маг сел и вынул из-за пазухи медный барабан и
шелковый жгут, разрисованный золотом, на котором
были написаны талисманы, и стал бить в барабан, и
когда он кончил, поднялась над пустыней пыль. И Хасан
удивился поступкам мага и испугался его и раскаялся,
что пошел с ним, и цвет его лица изменился, и маг посмотрел на него и сказал: — что с тобой, о дитя мое?
Клянусь огнем и светом, тебе нечего больше меня бояться! Если бы моя нужда не была исполнима только с
помощью твоего имени, я бы не увел тебя с корабля.
Радуйся же полному благу. А эта пыль — от того, на
чем мы поедем и что поможет нам пересечь пустыню и
облегчит ее тяготы... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
персиянин сказал Хасану: — эта пыль — пыль от того,
на чем мы поедем и что нам поможет пересечь пустыню и облегчит ее тяготы. — И прошло лишь неболь¬
 262

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 шое время, и пыль рассеялась, открыв трех верховых
верблюдов, и персиянин сел на одного, и Хасан сел на
другого, а припасы они положили на третьего. И они
проехали семь дней и доехали до обширной земли, и,
остановившись на этой земле, они увидели постройку
в виде купола, утвержденную на четырех столбах из
червонного золота, и сошли с верблюдов и вошли под
купол и поели, попили и отдохнули. И Хасан бросил
взгляд и увидел что-то высокое и спросил персиянина: — что это такое, о дядюшка? — и маг ответил: —
это дворец. — Не встанешь ли ты, чтобы нам войти
туда и отдохнуть там и посмотреть на дворец? — спросил Хасан, и маг рассердился и сказал: — не говори
мне об этом дворце! В нем мой враг, и у меня с ним случилась история, которую сейчас не время тебе рассказывать. — И потом он ударил в барабан, и подошли
верблюды, и путники сели и проехали еще семь дней, а
когда наступил восьмой день, маг сказал: — о Хасан,
что ты видишь? — и Хасан ответил: — я вижу облака
и тучи между востоком и западом. — Это не облака и
не тучи, — ответил маг, — это гора, большая и высокая, на которой разделяются облака. Здесь нет облаков выше нее, так велика ее высота и так значительно
она поднимается. Эта гора и есть цель моих стремлений, и на вершине ее — то, что нам нужно, и я из-за
этого привел тебя с собою, и моя нужда исполнится
твоей рукою. — И Хасан отчаялся, что будет жив, и
сказал магу: — ради того, кому ты поклоняешься, и
ради той веры, которую ты исповедуешь, — скажи
мне, что это за нужда, из-за которой ты меня привел? —
и маг ответил: — искусство алхимии удается только с
травой, которая растет в таком месте, где проходят облака и разрываются. Такое место — эта гора, и трава на ее вершине, и когда мы добудем траву, я покажу
тебе, что это за искусство. — И Хасан сказал ему со
 263

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 страху: — хорошо, о господин! — и потерял надежду,
что будет жив, и заплакал из-за разлуки со своей матерью, близкими и родиной. И он раскаялся, что не послушался матери, и произнес такие стихи:
 Взгляни на дело господа — приносят
Любезную тебе он быстро помощь.
 Храни надежду, не достигнув дела, —
 Ведь сколько милости в делах предивной!
 И они ехали до тех пор, пока не приехали к этой
горе, и остановились под нею, и Хасан увидал на этой
горе дворец и спросил мага: — что это за дворец? —
Это обиталище джиннов, гулей и шайтанов, — ответил маг, а потом он сошел со своего верблюда и велел
сойти Хасану и, подойдя к нему, поцеловал его в голову и сказал: — не взыщи с меня за то, что я с тобой
сделал — я буду тебя охранять, когда ты войдешь во
дворец, и возьму с тебя клятву, что ты не обманешь
меня ни в чем из того, что принесешь оттуда, и мы будем с тобою в этом равны. — И Хасан сказал: — внимание и повиновение! — А персиянин открыл мешок
и вынул оттуда жернов, и еще он вынул немного пшеницы и смолол ее на этом жернове и замесил из нее
три лепешки. И он зажег огонь и спек лепешки, а затем он вынул медный барабан и разрисованный жгут и
начал бить в барабан, и появились верблюды, и тогда
персиянин выбрал из них одного и зарезал его и содрал с него шкуру и, обратившись к Хасану, сказал
ему: — слушай, о дитя мое, о Хасан, что я тебе укажу. —
Хорошо, — ответил Хасан, и персиянин молвил: —
войди в эту шкуру, и я зашью тебя и брошу на землю, и
прилетят птицы ястреба и понесут тебя, и взлетят с тобою на вершину горы. Возьми с собой этот нож, и когда птица перестанет лететь, и ты почувствуешь, что
 264

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 она положила тебя на гору, проткни ножом шкуру и
выйди — птица тебя испугается и улетит, а ты нагнись
ко мне с вершины горы и крикни мне, и я скажу тебе,
что делать. — И он приготовил ему те три лепешки и
бурдючок с водой и положил это вместе с ним в шкуру
и зашил ее, а потом персиянин удалился, и прилетела
птица ястреб и понесла Хасана, и взлетела с ним на
вершину горы. И она положила Хасана, и когда Хасан
понял, что ястреб положил его на гору, он проткнул
шкуру и вышел из нее и крикнул магу, и, услышав его
слова, маг обрадовался и заплясал от сильной радости
и крикнул: — иди назад и обо всем, что увидишь, осведоми меня. — И Хасан пошел и увидел много истлевших костей, возле которых было множество дров, и
рассказал персиянину обо всем, что увидел, и персиянин крикнул: — к этому-то мы и стремимся и этого
ищем! Набери дров шесть вязанок и сбрось их ко мне, —
с ними-то мы и делаем алхимию. — И Хасан сбросил
ему шесть вязанок, и, увидев, что эти вязанки достигли
его, маг крикнул Хасану: — о негодяй, исполнена нужда,
которой я хотел от тебя! Если хочешь, оставайся на горе
или кинься вниз на землю, чтобы погибнуть. — И после
этого маг ушел, а Хасан воскликнул: — нет мощи и силы,
кроме как у Аллаха высокого, великого! Этот пес схитрил со мной! — И он сел и принялся оплакивать себя и
произнес такие стихи:
 Когда Аллах захочет сделать что-нибудь
 С разумным мужем, видящим и слышащим,
 Он оглушит его и сердце ослепит
И разум вырвет у него, как волосок!
 Когда же суд над ним исполнит свой господь,
Вернет он ум ему, чтоб поучался он.
 Не спрашивай о том, что было, — почему?
 Все будет, как судьба твоя и рок велит...
 265

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда маг поднял Хасана на гору, и Хасан сбросил ему
сверху то, что было ему нужно, — персиянин выругал
его, а потом он оставил его и ушел, и Хасан воскликнул: — нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого! Этот проклятый пес схитрил со мной. —
И он поднялся на ноги и посмотрел направо и налево и
пошел по вершине горы, уверенный в душе, что умрет.
И он ходил, пока не дошел до другого конца горы, и он
увидел возле горы синее море, где бились волны, и
море пенилось, и каждая волна в нем была, как большая гора. И Хасан сел и прочитал, сколько пришлось,
из Корана и попросил Аллаха великого облегчить его
участь либо смертью, либо освобождением от этих
бедствий, а потом он прочитал над собой похоронную
молитву и бросился в море. И волны несли его, хранимого Аллахом великим, пока он не вышел из моря невредимый по могуществу Аллаха великого и он обрадовался и прославил великого Аллаха и поблагодарил
его. И потом Хасан встал и пошел, ища чего-нибудь поесть, и когда это было так, он вдруг оказался в том месте, в котором стоял с Бахрамом-магом. И он прошел
немного и вдруг увидел большой дворец, высящийся в
воздухе, и он вошел туда, и оказалось, что это тот дворец, о котором он спрашивал мага, и Бахрам сказал
ему: — в этом дворце мой враг. — И Хасан воскликнул: — клянусь Аллахом, я непременно должен войти
в этот дворец — быть может, облегчение достанется
мне там! — и подошел ко дворцу и увидел, что ворота
его открыты, и, войдя в ворота, он увидел в проходе ка¬
 266

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 менную скамью, а на скамье — двух девушек, подобных паре лун, перед которыми стояла шахматная доска, и они играли. И одна из девушек подняла голову к
Хасану и закричала от радости и сказала: — клянусь
Аллахом, это сын Адама, и я думаю, это тот, которого
привел в этом году Бахрам-маг, — и когда Хасан услышал ее слова, он бросился перед девушками на землю
и заплакал сильным плачем и воскликнул: — о госпожи мои, клянусь Аллахом, я и есть этот бедняк! — и
младшая девушка сказала своей старшей сестре: —
засвидетельствуй, о сестрица, что этот человек — мой
брат по обету Аллаха и клятве ему, и я умру его смертью, буду жить его жизнью, радоваться его радостью и
печалиться его печалью. — И она поднялась и обняла
Хасана и поцеловала его и, взяв его за руку, вошла с
ним во дворец, и ее сестра вошла с нею. И девушка
сняла с Хасана его поношенные одежды, принесла
одеяние из платьев царей и надела его на юношу, а потом она приготовила еду из всевозможных кушаний и
подала их Хасану и села вместе со своей сестрой, и они
поели с Хасаном и сказали ему: — расскажи нам твою
историю с этим псом и нечестивым колдуном с тех
пор, как ты попался ему в руки, и до тех пор, как ты от
него освободился, а мы расскажем тебе, что у нас с
ним случилось от начала до конца, чтобы ты был от
него настороже, когда его увидишь. — И когда Хасан
услышал их слова и увидел, что они с ним приветливы,
его душа успокоилась, и ум вернулся к нему, и он рассказал девушкам о том, что у него случилось с магом от
начала до конца. — Ты спрашивал его об этом дворце? — спросили девушки, и Хасан ответил: — да, я его
спрашивал, и он сказал мне: — я не люблю упоминания о нем, так как этот дворец принадлежит шайтанам
и дьяволам. — И девушки разгневались сильным гневом и сказали: — разве этот нечестивец считает нас
 267

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 шайтанами и дьяволами? — Да, — ответил Хасан, и
младшая девушка, сестра Хасана, воскликнула: —
клянусь Аллахом, я убью его наихудшим убиением и
лишу его земного ветерка. — А как ты до него доберешься и убьешь его, — он, ведь, колдун и обманщик? — спросил Хасан, и девушка ответила: — он в
саду, который называется аль-Машид, и я непременно
вскоре его убью. — Хасан сказал правду, и все, что он
говорил про этого пса, — правильно, — сказала ее сестра, — но расскажи ему всю нашу историю, чтобы
она осталась у него в уме.

МОЛОДЕНЬКАЯ девушка сказала: —
знай, о брат мой, что мы — царевны, и
отец наш — царь из царей джиннов,
великих саном, и у него есть войска,
приближенные и слуги из маридов. И наделил его Аллах великий семью дочерьми от одной жены, и охватила его скупость, ревность и гордость, больше которой не бывает, так что он
не отдавал нас замуж ни за кого из людей. И он позвал
своих везирей и приближенных и спросил их: — знаете ли вы для меня место, куда не заходит прохожий ни
из джиннов, ни из людей и где много деревьев, плодов
и каналов? — и спрошенные сказали ему: — что ты
будешь там делать, царь времени? — и царь ответил: — я хочу поместить туда семь моих дочерей. —
О царь, — сказали тогда везири, — для них подойдет
дворец Горы Облаков, построенный одним ифритом
из маридов-джиннов, которые взбунтовались во времена господина нашего Сулеймана, — мир с ним! — и
когда этот ифрит погиб, никто не жил после него во
 269

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 дворце, ни джинн, ни человек, так как он отовсюду отрезан, и не может добраться до него никто. И окружают его деревья, плоды и каналы, и вокруг него текучая
вода, слаще меда и холоднее снега, и не пил ее никто
из больных проказой, слоновой болезнью или чем-нибудь другим без того, чтобы не поправиться в тот же час
и минуту. — И когда наш отец услышал это, он послал
нас в этот дворец и послал с нами солдат и воинов и собрал для нас все, что нам во дворце нужно, и когда наш
отец хочет выезжать, он бьет в барабан, и являются к
нему все войска, и он выбирает из них тех, кого посадит на коней, а остальные уходят. А когда наш отец хочет, чтобы мы явились к нему, он приказывает своим
приближенным из колдунов привести нас, и они приходят к нам и берут нас и доставляют к нему, чтобы он
развлекался с нами и мы бы сказали о том, что мы от
него хотим, а потом они снова приводят нас на место.
И у нас есть еще пять сестер, которые ушли поохотиться в этой пустыне, — там столько зверей, что их не
счесть и не перечислить, — и две из нас по очереди остаются дома, чтобы готовить кушанье, и пришла очередь оставаться нам — мне и этой моей сестре, и мы
остались готовить им кушанье. И мы просили Аллаха, —
слава ему и величие! — чтобы он послал к нам человека, который бы нас развлек; да будет же слава Аллаху,
который привел тебя к нам! Успокой свою душу и прохлади глаза — с тобою не будет дурного.
 И Хасан обрадовался и воскликнул: — хвала Аллаху, который привел нас на путь освобождения и расположил к нам сердца! — и его сестра поднялась, взяла
его за руку и привела в комнату и вынесла из нее материи и подстилки, которых не может иметь никто из сотворенных, а потом, через некоторое время, пришли
ее сестры с охоты и ловли, и им рассказали историю
Хасана, и девушки обрадовались ему и вошли к нему в
 270

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 комнату и поздоровались с ним и поздравили его со
спасением. И Хасан жил у них наилучшей жизнью, в
приятнейшей радости и выходил с ними на охоту и
ловлю и резал дичь и подружился с девушками. И он
оставался у них таким образом, пока тело его не выздоровело и он не исцелился от того, что с ним было, и
его тело стало сильным, и потолстело и разжирело, так
как он жил в уважении и пребывал с девушками в этом
месте. И он ходил и гулял с ними в этом разукрашенном дворце и во всех садах среди цветов, и девушки
обращались с ним ласково и дружески с ним разговаривали, и прошла его тоска от одиночества, и увеличилась радость и счастье девушек из-за Хасана, и он тоже
радовался им — еще больше, чем они ему радовались.
И его маленькая сестра рассказала своим сестрам историю о Бахраме-маге и рассказала им, как он счел их
шайтанами, дьяволами и гулями, и они поклялись ей,
что непременно его убьют.
 А когда наступил следующий год, явился этот проклятый, и с ним был красивый юноша-мусульманин,
подобный луне, и он был закован в оковы и подвергался величайшим пыткам. И маг спустился с ним ко
дворцу, в который пришел Хасан к девушкам, а Хасан
сидел у канала, под деревьями, и когда он увидал мага,
его сердце затрепетало, и цвет его лица изменился, и
он всплеснул руками... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан-ювелир увидел мага, его сердце затрепетало, и цвет его лица изменился, и он всплеснул руками и сказал девушкам: — ради Аллаха, сестрицы, помогите мне убить этого проклятого! Вот он пришел и
 271

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 оказался в ваших руках, и с ним пленный юноша-мусульманин из сыновей знатных людей, и маг его пытает всякими болезненными пытками. Я хочу его убить и
исцелить от него мое сердце и избавить этого юношу
от пытки и получить небесную награду, а юноша-мусульманин вернется на родину и встретится со своими
братьями, родными и любимыми, и будет это ему милостыней от вас, и вы получите награду от Аллаха великого. — И девушки ответили: — внимание и повиновение Аллаху и тебе, о Хасан! — а затем они опустили на лица покрывала, надели боевые доспехи и
подвязали мечи и привели Хасану коня из лучших коней и снарядили его, дав ему полное облачение, и вооружили его прекрасным оружием. А затем они все отправились и увидели, что маг уже зарезал верблюда и
ободрал его и мучает юношу и говорит ему: — влезь в
эту шкуру! — И Хасан подошел к магу сзади, а маг не
знал этого, и закричал на него и ошеломил его и помрачил ему рассудок, а потом он подошел к нему и
крикнул: — убери руку, о проклятый, о враг Аллаха и
враг мусульман, о пес, о вероломный, о поклоняющийся огню, о шествующий по дороге нечестия. Будешь ты
поклоняться огню и свету и клясться тенью и жаром? —
и маг обернулся и увидел Хасана и сказал ему: — о
дитя мое, как ты освободился, и кто свел тебя на землю? — Меня освободил Аллах великий, который вложил уловление твоей души в руки твоих врагов, — ответил Хасан. — Как ты мучил меня всю дорогу, о нечестивый, о зиндик, так и сам попал в беду и уклонился
от пути! Ни мать не поможет тебе, ни брат, ни друг, ни
крепкий обет! Ты говорил: — кто обманет хлеб и соль,
тому отомстит Аллах, — и ты обманул хлеб и соль, и
вверг тебя великий Аллах в мои руки, и стало освобождение твое далеким. — Клянусь Аллахом, о дитя мое,
ты мне дороже души и света моего глаза! — восклик-
 272

нуд маг, и Хасан подошел к нему и поспешил ударить
его в плечо, и меч вышел, блистая, из его шейных связок, и поспешил Аллах направить его дух в огонь
(скверное это обиталище!). А потом Хасан взял мешок,
 273

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 который был у персиянина, и развязал его и вынул из
него барабан и жгут и ударил жгутом по барабану, и
прибежали к Хасану верблюды, как молния, и Хасан
освободил юношу от уз и посадил его на одного верблюда, а другого он нагрузил пищей и водой, и потом он
сказал юноше: — отправляйся к своей цели, — и юноша уехал после того, как Аллах великий освободил его
из беды руками Хасана. А девушки, увидев, что Хасан
отрубил магу голову, обрадовались сильной радостью
и окружили его, дивясь его доблести и силе его ярости,
и поблагодарили его за то, что он сделал, поздравили
его со спасением и сказали: — о Хасан, ты сделал дело,
которым излечил больного и ублаготворил великого
владыку!
 И Хасан пошел с девушками во дворец и жил с ними
за едой, питьем, играми и смехом, и приятно было ему
пребывание у них, и забыл он свою мать. И когда он жил
с ними самой сладостной жизнью, вдруг поднялась из
глубины пустыни великая пыль, от которой померк воздух, и девушки сказали ему: — поднимайся, о Хасан, иди
в твою комнату и спрячься, а если хочешь, пойди в сад и
спрячься среди деревьев и лоз — с тобой не будет дурного. — И Хасан поднялся и вошел в свою комнату и
спрятался там и заперся в комнате внутри дворца, и через минуту пыль рассеялась, и показалось из-под нее
влачащееся войско, подобное ревущему морю, которое
шло от отца девушек. И когда воины пришли, девушки
поселили их у себя наилучшим образом и угощали их
три дня, а после этого они спросили их об их обстоятельствах и в чем с ними дело, и воины сказали: — мы пришли от царя за вами! — А что царь от нас хочет? —
спросили девушки, и воины сказали: — кто-то из царей
устраивает свадьбу, и ваш отец хочет, чтобы вы присутствовали на этой свадьбе и позабавились. — А сколько
времени мы будем отсутствовать? — спросили девушки,
 274

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 и воины сказали: — время пути туда и назад и пребывания у вашего отца в течение двух месяцев. — И девушки
поднялись и вошли во дворец к Хасану и осведомили его о
том, как обстоит дело, и сказали ему: — это место — твое
место, и наш дом — твой дом; будь же спокоен душою и
прохлади глаза. Не бойся и не печалься — никто не может прийти к нам в это место. Будь же спокоен сердцем и
весел умом, пока мы не придем к тебе, и вот у тебя будут
ключи от наших комнат. Но только, о брат мой, мы просим тебя во имя братства, не открывай вот этой двери, —
открывать ее тебе нет нужды. — И затем они простились
с Хасаном и ушли вместе с воинами, а Хасан остался сидеть во дворце один. И грудь его стеснилась, и стойкость
истощилась, и увеличилась его грусть, и он почувствовал
себя одиноким и опечалился о том, что расстался с девушками, великой печалью, и стал для него тесен дворец при
его обширности. И, увидев себя одиноким и тоскующим,
Хасан вспомнил девушек, и произнес такие стихи:
 Тесна равнина стала вся в глазах моих,
 И смутилось сердце теперь совсем из-за этого.
 У шли друзья, и после них все ясное
 Снова стадо смутным, и слез струя из глаз течет.
 Покинул сон глаза мои, как ушли они,
 И все опять так смутно стало в душе моей.
 Увидим ли, что время снова нас сведет
 И вернется с ними любимый друг, собеседник
 мой...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан после ухода девушек, сидел во дворце один, и
 275

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 стеснилась его грудь из-за разлуки с ними, и он стал
ходить один на охоту в равнинах и приносил дичь и
убивал ее и ел один, и усилилась его тоска и тревога
из-за одиночества. И однажды он поднялся и обошел
дворец кругом и осмотрел его со всех сторон, и открыл
комнаты девушек и увидел там богатства, которые отнимают разум у смотрящих, но ничто из этого его не
услаждало по причине отсутствия девушек. И запылал
у него в душе огонь из-за той двери, которую его сестра наказывала ему не открывать и велела ему к ней не
приближаться и никогда не открывать ее, и он сказал
про себя: — моя сестра наказала мне не открывать
этой двери лишь потому, что там есть нечто, чего она
не хочет никому дать узнать. Клянусь Аллахом, я встану и открою ее, и посмотрю, что там есть, даже если бы
за этой дверью была гибель. — И он взял ключ и отпер
дверь и не нашел в комнате никаких богатств, но увидел в глубине комнаты каменную винтовую лестницу
из йеменского оникса. И он стал взбираться по этой
лестнице и поднимался до тех пор, пока не достиг крыши дворца, и тогда он сказал себе: — вот отчего они
меня удерживали. — И он обошел по крыше кругом и
оказался над местностью под дворцом, которая была
полна полей, садов, деревьев, цветов, зверей и птиц,
щебетавших и прославлявших Аллаха великого, единого, покоряющего, и Хасан начал всматриваться в эту
местность и увидел ревущее море, где бились волны.
И он ходил вокруг этого дворца направо и налево, пока
не дошел до помещения на четырех столбах, и в нем он
увидел залу, украшенную всевозможными камнями:
яхонтами, изумрудами, бадахшанскими рубинами и
всякими драгоценностями, и она была построена так,
что один кирпич был из золота, другой — из серебра,
третий — из яхонта, и четвертый из зеленого изумруда. А посредине этого помещения был пруд, полный
 276

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 воды, и над ним тянулась ограда из сандалового дерева
и алоэ, сплетенная из прутьев червонного золота и зеленого изумруда и украшенная всевозможными драгоценностями и жемчугом, каждое зерно которого было
величиной с голубиное яйцо. А возле пруда стояло
ложе из алоэ, украшенное жемчугом и драгоценностями и сплетенное из червонного золота, и в него были
вделаны всевозможные цветные камни и дорогие металлы, которые в украшениях были расположены друг
против друга. И вокруг ложа щебетали птицы на разных языках, прославляя Аллаха великого красотой
своих голосов и разнообразием наречий, и не владел
дворцом, подобным этому, ни Хосрой, ни кесарь. И Хасан был ошеломлен, увидя это, и сел и стал смотреть на
то, что было вокруг него, и он сидел в этом дворце, дивясь на красоту его убранства и блеск окружавшего
его жемчуга и яхонтов и на бывшие во дворце всевозможные изделия и дивясь также на эти поля и птиц,
которые прославляли Аллаха, единого, покоряющего.
И он смотрел на памятник тех, кому великий Аллах дал
власть построить такой дворец, — поистине, он велик
саном! — и вдруг появилось десять птиц, которые летели со стороны пустыни, направляясь в этот дворец к
пруду, и Хасан понял, что они направляются к пруду,
чтобы напиться воды. И он спрятался от птиц, боясь,
что они увидят его и улетят, а птицы опустились на
большое, прекрасное дерево и окружили его, и Хасан
заметил среди них большую прекрасную птицу, самую
красивую из всех, и остальные птицы окружали ее и
прислуживали ей. И Хасан удивился этому, а та птица
начала клевать девять других птиц клювом и обижать
их, и они от нее убегали, и Хасан стоял и смотрел на
них издали. И потом птицы сели на ложе, и каждая из
них разодрала себе когтями кожу и вышла из нее, и
вдруг оказалось, что это одежды из перьев. И из одежд
 277

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 вышли десять невинных девушек, которые позорили
своей красотой блеск лун, и, обнажившись от одежд,
они все вошли в пруд и помылись и стали играть и
шутить друг с другом, а птица, которая превосходила их, начала бросать их в воду и погружать, и они
убегали от нее и не могли протянуть к ней руки. И, увидав ее, Хасан лишился здравого рассудка, и его ум
был похищен, и понял он, что девушки запретили
ему открывать дверь только по этой причине. И Хасана охватила любовь к этой девушке, так как он
увидел ее красоту, прелесть, стройность и соразмерность, и она играла и шутила и брызгалась водой, а
Хасан стоял и смотрел на девушек и вздыхал от того,
что был не с ними, и его ум был смущен красотой
старшей девушки. Его сердце запуталось в сетях
любви к ней, и он попал в сети страсти, и глаза его
смотрели, а в сердце был сжигающий огонь — душа
ведь повелевает злое. И Хасан заплакал от влечения
к ее красоте и прелести, и вспыхнули у него в сердце
огни из-за девушки, и усилилось в нем пламя, искры
которого не потухали, и страсть, след которой не исчезал. А потом, после этого, девушки вышли из пруда, и Хасан стоял и смотрел на них, а они его не видели, и он дивился их красоте и прелести, и нежности
их свойств, и изяществу их черт. И он бросил взгляд
и посмотрел на старшую девушку, а она была нагая,
и стало ему видно то, что было у нее между бедер, и
был это большой круглый купол с четырьмя столбами, подобный чашке, серебряной или хрустальной, и
Хасан вспомнил слова поэта:
 И поднял рубаху я, и каф ее обнажил,
 И вижу, что тесен он, как нрав мой и мой надел.
 И дал половину я, она же — вздохнула лишь.
 Спросил я: — о чем? — она, в ответ: — об оставшемся.
 278

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 А когда девушки вышли из воды, каждая надела
свои одежды и украшения, а что касается старшей девушки, то она надела зеленую одежду и превзошла красотой красавиц всех стран, и сияла блеском своего
лица ярче лун на восходах. И она превосходила ветви
красотою изгибов и ошеломляла умы мыслью об упреках, и была она такова, как сказал поэт:
 Вот девушка весело, живо прошла
У щек ее солнце лучи занимает.
 Явилась в зеленой рубашке она,
 Подобная ветке зеленой в гранатах.
 Спросил я: — одежду как эту назвать? —
 Она мне в ответ: — о прекрасный словами,
 Любимым пронзали мы желчный пузырь,
 И дул ветерок, пузыри им пронзая...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда Хасан увидал, как девушки вышли из пруда, и старшая из них захватила его ум своей красотой и прелестью, он произнес эти стихи. А девушки,
надев свои платья, сели и стали беседовать и пересмеиваться, а Хасан стоял и смотрел на них, погруженный в море страсти, и блуждал в долине размышлений и говорил про себя: — клянусь Аллахом, моя
сестра сказала мне: — не открывай этой двери, —
только из-за этих девушек, боясь, что я привяжусь к
одной из них. — И он принялся смотреть на прелести старшей девушки, а она была прекраснее всего,
что создал Аллах в ее время, и превзошла красотой
всех людей. Ее рот был подобен печати Сулеймана, а
 279

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 волосы были чернее, чем ночь разлуки для огорченного и влюбленного, а лоб был подобен новой луне в
праздник Рамадана, и глаза напоминали глаза газели, а нос у нее был с горбинкой, яркой белизны, и
щеки напоминали цветы анемона, и уста были подобны кораллам, а зубы — жемчугу, нанизанному в
ожерельях самородного золота. Ее шея, подобная
слитку серебра, возвышалась над станом, похожим
на ветвь ивы, и животом со складками и уголками,
при виде которого дуреет влюбленный, взволнованный, и пупком, вмещающим унцию мускуса наилучшего качества, и бедрами — толстыми и жирными,
подобными мраморным столбам или двум подушкам,
набитым перьями страусов, а между ними была
вещь, точно самый большой холм или заяц с обрубленными ушами, и были у нее крыши и углы. И эта
девушка превосходила красотой и стройностью
ветвь ивы и трость камыша и была такова, как сказал
о ней поэт, любовью взволнованный:
 Вот девушка, чья слюна походит на сладкий мед,
 А взоры ее острей, чем Индии острый меч.
 Движенья ее смущают ивы ветвь гибкую,
 Улыбка, как молния, блистает из уст ее.
 Я с розой расцветшею ланиты ее сравнил,
 И молвила, отвернувшись: — с розой равняет кто?
 С гранатами грудь мою сравнил, не смущаясь, он —
Откуда же у гранатов ветви, как грудь моя?
 Клянусь моей прелестью, очами и сердцем я,
 И раем сближенья, и разлуки со мной огнем —
 Когда он к сравнениям вернется, лишу его
Услады я близости и гнева огнем сожгу.
 Они говорят: — в саду есть розы, но нет средь них
Ланиты моей, и ветвь на стан не похожа мой.
 280

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Коль есть у него в саду подобная мне во всем,
 Чего же приходит он искать у меня тогда?
 И девушки продолжали смеяться и играть, а Хасан
стоял на ногах и смотрел на них, позабыв об еде и питье, пока не приблизилось время предвечерней молитвы, и тогда старшая девушка сказала своим подругам: —
о дочери царей, уже вечереет, а страны наши далеки, и
нам уже наскучило оставаться здесь. Поднимайтесь
же и отправимся в наши места. — И все девушки встали и надели одежды из перьев, и когда они завернулись в свои одежды, они стали птицами, как раньше, и
все они полетели вместе, и старшая девушка летела посреди них, и Хасан потерял надежду, что они вернутся,
хотел встать и уйти, но не мог встать, и слезы потекли
по его щекам. И усилилась его страсть, и он произнес такие стихи:
 Лишусь я пусть верности в обетах, коль после вас
Узнаю, как сладок сон и что он такое.
 И глаз не сомкну я пусть, когда вас со мною нет.
 И после отъезда пусть не мил будет отдых.
 Мне грезится, когда сплю, что вижу опять я вас,
 О, если бы грезы сна для нас были явью!
 Поистине я люблю, когда и не нужно, спать —
 Быть может, во сне я вас, любимые, встречу.
 И потом Хасан прошел немного, не находя дороги,
и спустился вниз во дворец. И он полз до тех пор, пока
не достиг дверей комнаты, и вошел туда и запер ее и
лег, больной, и не ел и не пил, погруженный в море
размышлений, и плакал и рыдал над собой до утра, а
когда наступило утро, он произнес такие стихи:
 И вот улетели птицы вечером, снявшись,
 А умер кто от любви, в том нет прегрешенья.
 281

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 Я буду скрывать любовь, пока я смогу скрывать.
 Но коль одолеет страсть, ее открывают.
 Пришел ко мне призрак той, кто видом всем схож
 с зарей,
 У ночи моей любви не будет рассвета.
 Я плачу о них, и спят свободные от любви,
 И ветер любви теперь со мною играет.
 Я отдал слезу мою и деньги, и душу всю,
 И разум, и весь мой дух, — а в щедрости прибыль.
 Ужаснейшей из всех бед и горестей нахожу
Я милой красавицы враждебность и злобу.
 Он говорит: — любовь к прекрасным запрещена,
 А кровь тех, кто любит их, пролить не запретно.
 Что делать, как не отдать души изнуренному —
 Отдаст он ее в любви, — любовь — только шутка.
 Кричу от волнения и страсти к любимой я —
 Ведь истинно любящий на плач лишь способен.
 А когда взошло солнце, он отпер дверь комнаты и
пошел в то место, где был раньше, и сидел напротив
той залы, пока не пришла ночь, но ни одна птица не
прилетела, и Хасан сидел и ждал их. И он плакал сильным плачем, пока его не покрыло беспамятство, и тогда он упал на землю, растянувшись, а придя в себя после обморока, он пополз и спустился вниз, и пришла
ночь, и сделался весь мир для него тесен.
 И Хасан плакал и рыдал над собою всю ночь, пока
не наступило утро и не взошло солнце над холмами и
долинами, и он не ел, не пил и не спал и не находил покоя. И днем он был в смятении, а ночь проводил в бде-
ньи, ошеломленный, пьяный от размышлений и от
сильной страсти, охватившей его, и произносил такие
слова поэта, любовью взволнованного:
 О ты, что смущаешь солнце светлое на заре
 И ветви позор несешь, хоть ей то неведомо, —
 282

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Узнать бы, позволит ли, чтоб ты возвратилась, рок,
Погаснет ли тот огонь, что пышет в моей груди?
 И сблизят ли нас при встрече страсти объятия,
 Прильну ли щекой к щеке и грудью к груди твоей?
 Кто это сказал: в любви усладу находим мы?
 В любви ведь бывают дни, что горше, чем мирры сок...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан-ювелир, когда его страсть усилилась, произнес
эти стихи, будучи один во дворце, и не находил никого,
кто бы его развлек. И когда он был в муках волнения,
вдруг поднялась из пустыни пыль, и Хасан побежал
вниз и спрятался, и понял он, что хозяева дворца вернулись. И прошло не более часа, и воины спешились и
окружили дворец, и семь девушек тоже спешились и
вошли во дворец и сняли оружие и бывшие на них боевые доспехи, а что касается до младшей девушки, сестры Хасана, то она не сняла с себя боевых доспехов, а
вошла в комнату Хасана и не нашла его. И она стала
его искать и нашла его в одной из комнат, больного и
исхудавшего, и тело его утомилось, и кости его стали
тонки, и цвет его лица пожелтел, и глаза его провалились на лице, от скудости пищи и питья и от обилия
слез из-за его привязанности к той девушке и его любви к ней. И когда его сестра-джинния увидела, что он в
таком состоянии, она была ошеломлена, и ее рассудок
исчез. Она спросила Хасана, каково ему, что с ним и
что его поразило, и сказала ему: — расскажи мне, о
брат мой, чтобы я ухитрилась снять с тебя твои страдания, и была за тебя выкупом, — Хасан горько заплакал и произнес:
 283

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 Влюбленному, коль его оставит любимая,
 Останутся только скорбь и муки ужасные.
 Снаружи его — тоска, внутри его — злой недуг,
Вначале он говорит о ней, в конце — думает.
 И когда услышала это сестра Хасана, она удивилась
ясности его речи и красноречью его слов и тому, как он
хорошо сказал и ответил ей стихами, и спросила его: —
о брат мой, когда ты впал в это дело, в которое ты впал, и
когда это с тобой случилось? Я вижу, что ты говоришь
стихами и льешь обильные слезы. Заклинаю тебя Аллахом, о брат мой, и святостью любви, которая между
нами, — расскажи мне о твоем положении и сообщи
мне твою тайну, и не скрывай от меня ничего, что с тобою случилось в наше отсутствие. Моя грудь стеснилась,
и жизнь моя замутилась из-за тебя. — И Хасан вздохнул
и пролил слезы, подобные дождю, и воскликнул: — я боюсь, о сестрица, что если я тебе расскажу, ты мне не поможешь в том, к чему я стремлюсь, и оставишь меня умирать в тоске с моей горестью. — Нет, клянусь Аллахом, о
брат мой, я не отступлюсь от тебя, даже если пропадет
моя душа, — ответила девушка, и Хасан рассказал ей,
что с ним случилось и что он увидел, когда отпер дверь, и
поведал ей, что причина несчастья и беды — его страсть
к девушке, которую он увидел, и любовь к ней и что он
десять дней не пробовал ни пищи, ни питья. И потом он
горько заплакал и произнес такие два стиха:
 Верните сердце, как было прежде, телу вы,
 И дремоту глазу, потом меня оставьте вы.
 Или скажете, изменила ночь мой обет в любви?
 Пусть не будет тех, кто меняется! — я отвечу вам.
 И сестра Хасана заплакала из-за его плача и пожалела его из-за его страсти, и сжалилась над изгнанни¬
 284

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ком, и сказала: — о брат мой, успокой свою душу и
прохлади глаза. Я подвергну себя опасности вместе с
тобою, и отдам душу, чтобы тебя удовлетворить. Я придумаю для тебя хитрость, даже если будет в ней гибель
моих драгоценностей и моей души, и исполню твое
желание, если захочет Аллах великий. Но я наказываю
тебе, о брат мой, скрывать тайну от моих сестер. Не
показывай твоего состояния ни одной из них, чтобы не
пропала моя и твоя души, и если они тебя спросят, открывал ли ты дверь, скажи им: — я не открывал ее никогда, но мое сердце занято из-за вашего отсутствия и
моей тоски по вас и оттого, что я сидел во дворце один. —
Хорошо, так и будет правильно! — воскликнул Хасан,
и он поцеловал девушку в голову, и успокоилось его
сердце, и расправилась у него грудь, так как он боялся
своей сестры, потому что открыл дверь, а теперь душа
к нему вернулась после того, как он был близок к гибели от сильного страха. И он попросил у сестры чего-
нибудь поесть, и она поднялась и вышла от него и вошла к своим сестрам печальная, плача о Хасане. И сестры спросили ее, что с ней, и она сказала им, что ее ум
занят мыслью о ее брате и что он болен и вот уже десять дней, как к нему в живот не опускалось никакой
пищи. И сестры спросили ее о причине его болезни, и
она ответила: — причина ее — наше отсутствие и то,
что мы заставили его тосковать. Эти дни, когда мы отсутствовали, тянулись для него дольше, чем тысяча лет,
и ему простительно, так как он на чужбине и одинок, а
мы оставили его одного, и не было у него никого, кто
бы его развлек и успокоил бы его душу. Он при всех
обстоятельствах — юноша и еще мал, и может быть, он
вспомнил родных и мать — а она женщина старая — и
подумал, что она плачет о нем в часы ночи и части дня
и постоянно о нем печалится, а мы его утешали своей
дружбой. — И, услышав слова девушки, ее сестры
 285

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 заплакали от сильной печали о Хасане и сказали: —
клянемся Аллахом, ему простительно! — И они вышли
к воинам в отпустили их, и вошли к Хасану, и пожелали ему мира, и увидели, что его прелести изменились и
цвет его лица пожелтел и исхудало его тело. И они заплакали от жалости к нему и сели подле него и стали его
развлекать и успокаивать его сердце разговором и
рассказали ему обо всем, что видели из чудес и диковинок, и о том, что произошло у жениха с невестой, и
оставались с ним в течение целого месяца, развлекая
его и уговаривая, но его болезнь каждый день усиливалась, и всякий раз, как девушки его видели в таком состоянии, они плакали о нем сильным плачем, и больше
всех плакала младшая девушка.

ЧЕРЕЗ месяц девушкам захотелось поехать на охоту и ловлю, и они решили
это сделать и попросили свою младшую сестру поехать с ними, но она
сказала им: — клянусь Аллахом, о сестрицы, я не могу с вами поехать, когда
мой брат в таком состоянии, и пока он не поправится и
не пройдут его страдания, я лучше буду сидеть подле
него и развлекать его. — И, услышав слова девушки,
ее сестры поблагодарили ее за ее благородство и сказали ей: — за все, что ты сделала с этим чужеземцем, ты
получишь небесную награду. — И они оставили девушку подле Хасана во дворце и выехали, взяв с собой
пищи на двадцать дней... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда девушки выехали и отправились на охоту и
 287

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 ловлю, они оставили свою младшую сестру сидеть
подле Хасана во дворце. И когда они отдалились от
дворца и их сестра поняла, что они проехали далекое
расстояние, она обратилась к своему брату и сказала
ему: — о брат мой, поднимайся, покажи мне место,
где ты видел этих девушек. — И Хасан воскликнул: —
во имя Аллаха! На голове! — и обрадовался ее словам и убедился, что достигнет цели своих стремлений. И он хотел подняться и показать девушке это
место, но не мог ходить, и тогда она понесла его в
объятиях и принесла туда и открыла дверь к лестнице, и поднялась с ним в верхнюю часть дворца. И оказавшись наверху, Хасан показал своей сестре то место, где он видел девушек, и показал ей комнату и
пруд с водой, и сестра его сказала: — опиши мне, о
брат мой, их вид, и как они прилетели. — И Хасан
описал ей все, что видел, и в особенности ту девушку, в которую он влюбился, и когда его сестра услышала описание этой девушки, она узнала ее, и ее
лицо пожелтело, и состояние ее изменилось. — О сестрица, твое лицо пожелтело, и состояние твое изменилось, — сказал Хасан, и его сестра воскликнула: — о
брат мой, знай, что эта девушка — дочь царя из царей джиннов, высоких саном, и ее отец властвует
над людьми и джиннами, и колдунами, и кудесниками, и племенами, и помощниками, и климатами, и
странами, и многими островами и великими богатствами. Наш отец — наместник из числа его наместников, и никто не может одолеть его из-за многочисленности его войск, обширности его царства и обилия его богатств. И он отвел своим дочерям —
девушкам, которых ты видел, — пространство в целый год пути в длину и в ширину, и окружает эту область река, охватывающая ее со всех сторон, и не
может добраться до этого места никто, ни люди, ни
 288

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 джинны. И у этого царя есть войско из девушек, которые бьют мечами и разят копьями — их двадцать
пять тысяч, — и каждая из них, когда сядет на коня
и наденет боевые доспехи, устоит против тысячи
всадников из числа доблестных, и есть у него семь
дочерей, у которых храбрости и доблести столько
же, как у их сверстниц, и даже больше. Он вручил
власть над областью, о которой я тебя осведомила,
своей старшей дочери, а она старше всех своих сестер, и ее храбрость, доблесть, коварство, злокозненность и колдовство таковы, что она одолевает всех
обитателей своего царства. Что же касается девушек, которые были с ней, то это вельможи ее правления и ее помощницы, приближенные в царстве, и
шкуры с перьями, в которых они летают, — изделие
колдунов из джиннов. И если ты хочешь овладеть
этой девушкой и жениться на ней, сядь здесь и жди
ее: они прилетают сюда в начале каждого месяца. А когда увидишь, что они прилетели, — спрячься и берегись показаться — тогда мы все пропадем. Узнай
же, что я тебе скажу, и сохрани это в уме. Сядь в месте, которое будет к ним близко, чтобы ты их видел,
а они тебя не видели, и когда они снимут с себя
одежду, брось взгляд на одежду из перьев, принадлежащую старшей, которую ты желаешь, и возьми ее,
но не бери ничего другого, — эта одежда и доставляет девушку в ее страну, и когда ты ею овладеешь, ты
овладеешь и девушкой. Но берегись, чтобы она тебя
не обманула, и если она тебе скажет: — о тот, кто
украл мою одежду, верни мне ее — вот я подле тебя,
перед тобою и в твоей власти, — и ты отдашь ей
одежду, — она убьет тебя и обрушит на нас дворцы
и убьет нашего отца. Знай же, каково будет твое положение! И когда ее сестры увидят, что ее одежда
украдена, они улетят и оставят ее сидеть одну, и тог¬
 289

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 да подойди к ней, схвати ее за волосы и потяни, и
когда ты ее потянешь, ты завладеешь ею, и она окажется в твоей власти. И после этого береги одежду
из перьев, — пока она будет у тебя, девушка останется в твоей власти и у тебя в плену, так как она может улететь в свою страну только в этой одежде. А когда
ты захватишь девушку, понеси ее и пойди с ней в
твою комнату и не показывай ей, что ты взял ее
одежду.
 И когда Хасан услышал слова своей сестры, его сердце успокоилось, и его страх утих и прошли его страдания. И он поднялся на ноги и поцеловал свою сестру
в голову и потом вышел и спустился из верхней части
дворца вместе со своей сестрой, и они проспали ночь,
и Хасан боролся со своей душой, пока не наступило
утро. А когда взошло солнце, он поднялся и открыл ту
дверь, вышел наверх и сел, и сидел до времени ужина,
и сестра принесла ему наверх поесть и попить и переменила на нем одежду, и он лег спать.
 И его сестра поступала с ним так каждый день, пока
не начался новый месяц, и, увидав молодую луну, Хасан принялся поджидать девушек, и когда это было
так, они вдруг подлетели к нему, как молния, и, заметив их, Хасан спрятался в таком месте, что он их видел,
а они его не видели. И птицы опустились, и каждая из
них села, и они сняли с себя одежду, так же, как и та
девушка, которую любил Хасан (а это было в месте
близком от него), и потом она вошла в пруд вместе со
своими сестрами. И тут Хасан поднялся и пошел, понемногу-понемногу, прячась, и Аллах покрыл его, и он
взял одежду, так что ни одна из девушек его не видела,
и все они играли друг с другом и смеялись. А окончив
играть, они вышли, и каждая из них надела свою одежду из перьев, и пришла возлюбленная Хасана, чтобы
надеть свою одежду, и не нашла ее. И она стала кри-
 290

чать и бить себя по лицу и разорвала на себе нижнюю
одежду, и ее сестры подошли к ней и спросили, что с
ней, и она рассказала им, что ее одежда из перьев пропала, и они стали плакать и кричать и бить себя по
 291

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТАЯ НОЧЬ
 лицу. А когда наступила над ними ночь, они не могли
оставаться с нею и оставили ее в верхней части дворца... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО СЕМИСОТ ДЕВЯНОСТА,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан взял одежду девушки, она стала ее искать
и не нашла, и ее сестры улетели и оставили ее одну.
И когда Хасан увидел, что они улетели и скрылись от
нее и исчезли из глаз, он прислушался и услышал, что
девушка говорит: — о тот, кто взял мою одежду и оставил меня нагою, — прошу тебя, верни ее мне и прикрой мою срамоту. Да не даст тебе Аллах вкусить мою
печаль! — И когда Хасан услышал от нее такие слова,
ум его был похищен страстью к девушке, и усилилась
его любовь к ней, и он не мог терпеть без нее. Он поднялся с места и побежал и бросился на девушку и схватил ее и потащил и спустился с ней вниз, и принес ее к
себе в комнату и набросил на нее свой плащ, а девушка
плакала и кусала себе руки. И Хасан запер ее за дверью и пошел к своей сестре и осведомил ее о том, что
получил девушку, завладел ею и снес ее вниз, в свою
комнату, и сказал: — она теперь сидит и плачет и кусает себе руки; — и, услышав слова Хасана, его сестра
поднялась и пошла в комнату и, войдя к девушке, увидела, что она плачет и опечалена. И сестра Хасана поцеловала перед ней землю и приветствовала ее, и девушка сказала: — о царевна, разве делают люди, подобные вам, такие скверные дела с дочерьми царей? Ты
ведь знаешь, что мой отец — великий царь и что все
цари джиннов его боятся и страшатся его ярости, у
него столько колдунов, мудрецов, кудесников, шайта¬
 292

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 нов и маридов, что не справиться с ними никому, и
подвластны ему твари, числа которых не знает никто,
кроме Аллаха. Как это подобает вам, о царские дочери,
давать у себя приют мужчинам из людей и осведомлять их о наших обстоятельствах и о ваших обстоятельствах. А иначе, откуда добрался бы до нас этот человек? — О царевна, — ответила сестра Хасана, —
этот человек совершенен в благородстве и не стремится он к делу дурному. Он только любит тебя, и женщины сотворены лишь для мужчин. Если бы он не любил
тебя, он бы из-за тебя не заболел, и его душа едва не
вышла из-за любви к тебе. — И она передала ей обо
всем, что рассказал ей Хасан о своей страсти, и о том,
что делали девушки, летая и умываясь, и из них всех
ему никто не понравился, кроме нее, так как все они —
ее невольницы, и она погружала их в пруд, и ни одна
из девушек не могла протянуть к ней руку, и, услышав
ее слова, царевна потеряла надежду освободиться.
И сестра Хасана поднялась и вышла от нее и, принеся
роскошную одежду, одела девушку, а потом она принесла ей кое-чего поесть и попить, и поела вместе с
нею и стала успокаивать ее душу и умерять ее страх.
И она уговаривала ее мягко и ласково и говорила ей: —
пожалей того, кто взглянул на тебя одним взглядом и
стал убитым любовью к тебе, — и успокаивала ее и
умилостивляла, употребляя прекрасные слова и выражения, и девушка плакала, пока не взошла заря, и
душа ее успокоилась, и она перестала плакать, когда
поняла, что попалась и освобождение невозможно.
И она сказала сестре Хасана: — о царевна, так судил
Аллах моей голове, что буду я на чужбине и оторвусь
от моей страны и родных и сестер. Но прекрасно терпение в том, что судил мой господь. — И потом сестра
Хасана отвела ей комнату во дворце, лучше которой
там не было, и оставалась у нее, утешая ее и успокаи¬
 293

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТАЯ НОЧЬ
 вая, пока она не сделалась довольна, и ее грудь расправилась, и она засмеялась, и прошло ее огорчение и
стеснение в груди из-за разлуки с ее близкими и родиной и разлуки с сестрами, родителями и царством.
И сестра Хасана вышла к нему и сказала: — поднимайся, войди к ней в ее комнату и поцелуй ей руки и
ноги, — и Хасан вошел и сделал это, а потом он поцеловал девушку между глаз и сказал ей: — о владычица
красавиц, жизнь души и услада взирающих, будь спокойна сердцем. Я взял тебя лишь для того, чтобы быть
твоим рабом до дня воскресенья, а эта моя сестра —
твоя служанка, и я, о госпожа, хочу только взять тебя в
жены, по обычаю Аллаха и посланника его, и отправиться в мою страну, и будем мы с тобою жить в городе
Багдаде, и я куплю тебе невольниц и рабов, и есть у
меня мать из лучших женщин, которая будет служить
тебе, и нет нигде страны прекраснее, чем наша страна,
и все, что есть в ней, лучше, чем во всех других странах
и у других людей. И ее жители и обитатели — хорошие люди со светлыми лицами. — И когда он развлекал девушку и разговаривал с нею, а она не обращалась к нему ни с одним звуком, вдруг кто-то постучал в
ворота дворца. И Хасан вышел посмотреть, кто у ворот, и вдруг оказалось, что это девушки вернулись с
охоты и ловли. И Хасан обрадовался и встретил и приветствовал их, и девушки пожелали ему благополучия
и здоровья, и Хасан тоже пожелал им этого, а потом
они сошли с коней и вошли во дворец, и каждая из них
пошла к себе в комнату и, сняв бывшие на ней поношенные одежды, облачилась в красивые материи.
А они выезжали на охоту и ловлю и поймали много газелей, диких коров, зайцев, львов, гиен и других животных, и некоторых из них они привели на убой, а
прочих оставили у себя во дворце. И Хасан стоял между ними и, затянув пояс, убивал для них, а девушки иг-
 294

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ради и веселились и радовались сильной радостью.
А когда покончили с убоем животных, девушки сели,
чтобы приготовить что-нибудь на обед, и Хасан подошел
к старшей девушке и поцеловал ее в голову и стал целовать в голову одну девушку за другой, и они сказали
ему: — ты слишком к нам снисходителен, о брат наш, и
мы дивимся на твою крайнюю любовь к нам. Да не будет
этого, о брат наш. Это мы должны так с тобой поступать, — ты ведь сын Адама, и они достойнее нас, а мы
джинны. — И глаза Хасана прослезились, и он заплакал
сильным плачем, и девушки спросили его: — что с тобой, о чем ты плачешь? Ты смутил нашу жизнь, заплакав
в сегодняшний день, и похоже, что ты стосковался по
твоей матери и твоей стране? Если дело обстоит так, мы
тебя снарядим и отправимся с тобой на твою родину к
любимым. — Клянусь Аллахом, я желаю не разлуки с
вами, — воскликнул Хасан, и девушки спросили: — кто
же из нас тогда тебя расстроил, что ты огорчился? —
И Хасану было стыдно сказать: — ничто меня не расстроило, кроме любви к девушке! — и он боялся, что сестры станут его порицать, и промолчал и не осведомил
их ни о чем из своих обстоятельств, и его сестра поднялась и сказала им: — он поймал птицу в воздухе и хочет,
чтобы вы помогли ему ее приручить. — И все девушки
обратились к Хасану и сказали ему: — мы все перед тобою, и чего бы ты ни потребовал, мы это сделаем. Но расскажи нам твою историю и не скрывай от нас ничего из
твоих обстоятельств. — И Хасан сказал своей сестре: —
расскажи им мою историю, — мне стыдно, и я не могу
обратиться к ним с такими словами... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан сказал своей сестре: — расскажи им мою исто-
 295

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ НОЧЬ
 риюг — мне стыдно, и я не могу обратиться к ним с такими словами, — и сестра Хасана сказала им: — о сестры, когда мы уехали и оставили этого беднягу одного, ему стало тесно во дворце, и он испугался, что кто-
нибудь к нему войдет. Вы знаете, что ум у сыновей
Адама легковесный, и он открыл дверь, ведущую на
крышу дворца, когда стеснилась у него грудь и он остался один в одиночестве, и поднялся наверх и сидел
там. И он оказался над долиной и стал смотреть в сторону ворот, боясь, что кто-нибудь направится ко дворцу, и в один из дней, когда он сидел, вдруг подлетели к
нему десять птиц, направляясь ко дворцу. И они летели до тех пор, пока не сели у пруда, который над залой,
и Хасан увидел птицу, которая была красивей всех, и
она клевала других птиц, и ни одна из них не могла
протянуть к ней руки, а затем птицы схватились когтями за воротники и, разодрав свои одежды из перьев,
вышли из них, и каждая птица превратилась в девушку, подобную луне в ночь ее полноты. И они сняли
бывшие на них одежды — а Хасан стоял и смотрел на
них — и вошли в воду и принялись играть, и старшая
девушка погружала их в воду, и ни одна из птиц не
могла протянуть к ней руки, и эта девушка была прекраснее всех лицом и стройнее станом и на ней были
самые чистые одежды. И девушки продолжали так играть, а Хасан стоял и смотрел на них, пока не приблизилась предвечерняя молитва, и потом они вышли из
пруда и, надев нижнюю одежду, оделись в свои одежды из перьев и завернулись в них и улетели. И душа
Хасана увлеклась ими и загорелось его сердце огнем
из-за старшей птицы, и он раскаивался, что не украл
ее одежды из перьев, и заболел и остался наверху,
ожидая ее, и отказался от пищи, питья и сна и оставался там, пока не блеснул новый месяц. И когда он так
сидел, птицы вдруг прилетели, по своему обычаю, и
 296

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 сняли одежду и вошли в пруд, и Хасан украл одежду
старшей девушки, и, поняв, что она может летать только в ней, взял ее и спрятал, боясь, что девушки его заметят и убьют. И потом он подождал, пока птицы улетели, и поднялся и схватил девушку и спустился из
верхней части дворца. — А где она? — спросили ее
сестры, и она сказала: — она у него, в такой-то комнате. — Опиши ее нам, сестрица, — сказали девушки,
и сестра Хасана молвила: — она прекраснее, чем луна
в ночь полнолуния, и лицо ее сияет ярче солнца; ее
слюна слаще меда, ее стан стройнее ветви, у нее черные глаза и светлый лик, и блестящий лоб, и грудь, подобная драгоценному камню, и соски, подобные двум
гранатам, и щеки, точно два яблока, и живот со свернутыми складками, и пупок, точно шкатулка из слоновой кости, мускусом наполненная, и пара ног, словно
мраморные столбы. Она захватывает сердце насурьмленным оком и тонкостью худощавого стана, и тяжелым задом, и речью, исцеляющей больного, она красива стройностью, прекрасна ее улыбка, и подобна она
полной луне.
 И когда девушки услышали это описание, они обратились к Хасану и сказали ему: — покажи ее нам, — и
Хасан поднялся, взволнованный любовью, и шел, пока
не привел их к комнате, где находилась царевна. И он
отпер ее и вошел впереди девушек, и они вошли сзади
него, и, увидев царевну и узрев ее красоту, они поцеловали перед ней землю и удивились красоте ее образа и ее прекрасным свойствам. И они приветствовали
ее и сказали: — клянемся Аллахом, о дочь царя величайшего, это, поистине, вещь великая. Если бы ты слышала, какова слава этого юноши у женщин, ты бы дивилась на него весь твой век. Он привязан к тебе крайней привязанностью, но только, о царевна, он не ищет
мерзости и добивается тебя лишь дозволенным обра¬
 297

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ НОЧЬ
 зом. Если бы мы знали, что девушки могут обойтись
без мужчин, мы удержали бы его от того, к чему он
стремится, хотя он не посылал к тебе посланца, а пришел сам; и он нам рассказал, что сжег одежду из перьев, а не то мы бы ее у него взяли. — И затем одна из
девушек сговорилась с царевной и приняла полномочие на заключение брака, и заключила брак царевны с
Хасаном, и тот взял ее за руку и вложил ее руку в
свою, и девушка выдала ее за Хасана с ее дозволения,
и устроили торжество, подобающее для царевен, и
ввели Хасана к его жене. И Хасан поднялся и открыл
дверь и откинул преграду, и сломал печать, и увеличилась его любовь к ней, и усилилось его влечение и
страсть, и, достигнув желаемого, Хасан поздравил
себя и произнес такие стихи:
 Чарует твой стройный стан, и черен твой томный взгляд,
И влагою прелести покрыто лицо твое.
 Ты взорам моим предстала в виде прекраснейшем,
 Ты яхонт наполовину, треть тебя — изумруд.
 А пятая часть — то мускус; амбра — шестая часть,
 И жемчугу ты подобна — нет, ты светлей его.
 И Ева не родила подобных тебе людей,
 И в вечных садах найти другую, как ты, нельзя.
 Коль хочешь меня пытать, — обычай таков любви,
 А хочешь меня простить, так выбор ведь дан тебе.
 Земли украшение, желаний моих предел,
 Кто против красы твоей, прекрасная, устоит?
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан вошел к царевне и уничтожил ее девствен¬
 298

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ность, он насладился с нею великим наслаждением, и
увеличилась его любовь и влеченье к ней. И он произнес о ней стихи, упомянутые выше, а девушки стояли у
двери, и, услышав эти стихи, они сказали: — о царевна, ты слышала слова этого человека? Как ты упрекаешь нас, когда он произнес эти стихи из любви к
тебе? — и, услышав это, царевна повеселела, развеселилась и обрадовалась. И Хасан провел с нею сорок дней, счастливый и радостный, наслаждаясь и
блаженствуя, и девушки каждый день доставляли
ему новую радость и счастье, подарки и редкости, и
он жил среди них в радости и веселье, и понравилось
царевне жить с ними, и она забыла свою семью. А потом, через сорок дней, Хасан спал и увидел свою
мать, которая печалилась о нем, и кости ее стали
тонки, и тело ее исхудало, и цвет ее лица пожелтел, и
состояние ее изменилось, а он был в хорошем состоянии. И когда его мать увидела его в таком состоянии,
она сказала ему: — о дитя мое, о Хасан, как ты живешь на свете, благоденствуя, и забыл меня? Посмотри, каково мне после тебя — я тебя не забываю,
и язык мой не перестанет поминать тебя, пока я не
умру. Я сделала тебе у себя в доме могилу, чтобы никогда не забыть тебя. Посмотреть бы, доживу ли я, о
дитя мое, до того, что увижу тебя со мною, и мы снова будем вместе, как были. — И Хасан пробудился
от сна, плача и рыдая, и слезы текли по его щекам,
как дождь, и стал он грустным и печальным, и слезы
его не высыхали, и сон не шел к нему, и он не находил покоя, и не осталось у него терпения. А когда наступило утро, вошли к нему девушки и пожелали ему
доброго утра, и стали с ним забавляться по своему
обычаю, но Хасан не обращал на них внимания. И они
спросили его жену, что с ним, и она ответила: — не
знаю, — и тогда девушки сказали ей: — спроси его,
 299

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ НОЧЬ
 что с ним? — и царевна подошла к нему и спросила: —
что случилось, о господин мой? — и Хасан вздохнул и
затосковал и рассказал ей, что он видел во сне, а потом он произнес такие два стиха:
 Смущены мы, что делать нам, мы не знаем,
 И к сближенью желанному нет дороги.
 Умножает над нами жизнь беды страсти,
 Что легко в ней, то кажется нам тяжелым.
 И жена Хасана рассказала девушкам, что он ей говорил, и, услышав эти стихи, они пожалели Хасана в
его положении и сказали: — сделай милость! Во имя
Аллаха! Мы не властны запретить тебе ее посетить, а
напротив поможем тебе в посещении ее всем, чем можем. Но тебе следует не отрываться от нас и посещать
нас хотя бы один раз в год, — и Хасан ответил: — слушаю и повинуюсь! — и девушки тотчас же поднялись
и приготовили ему пищу и снабдили новобрачную
одеждами, украшениями и всякими дорогими вещами,
перед которыми бессильны описания, и приготовили
Хасану редкости, которые не могут перечислить перья. И потом они ударили в барабан, и пришли к ним
отовсюду верблюды, и они выбрали из них нескольких, чтобы везти все то, что они собрали, и посадили
девушку с Хасаном и погрузили с ними двадцать пять
престолов золотых и пятьдесят серебряных. И они ехали с ними три дня, покрыв расстояние в три месяца, а
затем простились с уезжавшими и хотели возвратиться, и маленькая сестра Хасана обняла его и плакала,
пока ее не покрыло беспамятство, а очнувшись, она
произнесла такие два стиха:
 Пусть вовсе не будет дня разлуки —
 Для глаз не оставил он дремоты!
 300

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Расстаться заставил нас с тобою,
 И силы разрушили нам, и тело.
 А окончив свои стихи, сестра Хасана простилась с
ним и подтвердила, что когда он достигнет своей страны и встретится с матерью и его сердце успокоится, он
не должен лишать свою сестру посещения один раз в
шесть месяцев, и сказала ему: — когда что-нибудь
тебя озаботит или ты испугаешься дурного, ударь в барабан мага, — к тебе явятся верблюды и садись и возвращайся к нам и не оставайся вдали от нас. — И Хасан
поклялся ей в этом и стал заклинать девушек, чтобы они
воротились, и девушки воротились, попрощавшись с Хасаном, и были опечалены разлукой с ним, и больше всех
печалилась его маленькая сестра — она не находила
покоя, и терпение ей не повиновалось, и она плакала
ночью и днем.

ОТ что было с ними. Что же касается
Хасана, то он ехал все ночи и дни, пересекая со своей женой степи и пустыни, долины и кручи, в полдневный
зной и на заре, и предначертал им
Аллах благополучие, и они уцелели и
достигли города Басры и ехали до тех пор, пока не
поставили своих верблюдов на колени у ворот дома
Хасана. И потом Хасан отпустил верблюдов и подошел к воротам, чтобы отпереть их, и услышал, что
его мать плачет тоненьким голосом, исходящим из
истомленного сердца, вкусившего пытку огнем, и
произносит такие стихи:
 О кто может сон вкусить, когда и дремоты нет,
 И ночью он бодрствует, а люди заснули.
 И деньги, и славу он имел, и велик он был,
 И стал одиноким он в стране чужеземцев.
 Меж ребер его горящий уголь, и тихий стон
И горесть великая — сильней не бывает.
 302

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Волненье владеет им, волненье ведь властелин,
 И плачет, страдая он, но стоек в страданьях.
 Его состояние в любви повествует нам,
 Что грустен, печален он, а слезы — свидетель.
 И Хасан заплакал, услышав, что его мать плачет и
рыдает, а затем он постучал в ворота устрашающим
стуком, и его мать спросила: — кто у ворот? — и Хасан ответил ей: — открывай! — и она открыла ворота
и посмотрела на Хасана и, узнав его, упала, покрытая
беспамятством. И Хасан до тех пор ухаживал за ней,
пока она не очнулась, и тогда он обнял ее, и она обняла
его и стала целовать. И потом он принялся переносить
свои вещи и пожитки внутрь дома, а молодая женщина смотрела на Хасана и его мать, и мать Хасана, когда
ее сердце успокоилось и Аллах свел ее с сыном, произнесла такие стихи:
 Пожалело время меня теперь,
 И скорбит о том, что в огне горю.
 Привело оно, что хотела я,
 Прекратило то, что страшит меня,
 Я прощу ему прегрешения,
 Совершенные в годы прошлые,
 И прощу ему также тот я грех,
 Что седа теперь голова моя.
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
мать Хасана села с ним и они принялись разговаривать, и мать стала его спрашивать: — каковы были
твои дела с персиянином, о дитя мое? — и Хасан отве¬
 303

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 чал ей: — о матушка, он был не персиянин, нет, он был
маг и поклонялся огню вместо всевластного владыки. —
И он рассказал ей, что персиянин с ним сделал, и как
он уехал с ним и положил его в шкуру верблюда и зашил его в нее, и понесли его птицы и положили на
гору, и рассказал ей, что он видел на горе мертвых людей, с которыми маг устраивал хитрости и оставлял их
на горе после того, как они исполняли его нужду, и поведал, как он кинулся в море с вершины горы, и сохранил его Аллах великий и привел во дворец девушек, и
как одна из девушек побраталась с ним, и он жил с девушками, и как Аллах привел мага в то место, где он
находился, и как он убил его, и рассказал ей о своей
любви к девушке и о том, как он поймал ее, и сообщил
матери всю ее историю до того, как Аллах свел их друг
с другом. И, услышав эту историю, его мать удивилась
и прославила великого Аллаха за здоровье и благополучие Хасана, а затем она подошла ко вьюкам и посмотрела на них и спросила про них Хасана, и Хасан
рассказал ей, что в них находится, и она обрадовалась
великой радостью. И она подошла к молодой женщине
и стала приветливо с ней разговаривать, и когда ее
взоры упали на эту женщину, ум ее был ошеломлен ее
красотой, и она радовалась и дивилась красоте женщины и ее прелести, и стройности, и соразмерности. —
О дитя мое, — сказала она потом, — хвала Аллаху за
благополучие и за то, что ты вернулся невредимый! —
и затем мать Хасана села рядом с женщиной и стала ее
развлекать и успокаивать ее душу, а утром следующего дня она пошла на рынок и купила десять перемен самого лучшего, какое было в городе, платья, и принесла
девушке великолепные ковры и одела ее и убрала всякими красивыми вещами. А затем она обратилась к
своему сыну и сказала: — о дитя мое, мы с такими
деньгами не можем жить в этом городе. Ты знаешь, что
 304

мы бедняки, и люди заподозрят нас в том, что мы делаем алхимию. Встанем же и отправимся в город Багдад,
Обитель Мира, — чтобы жить в святыне халифа, и ты
будешь сидеть в лавке и продавать и покупать, опаса¬
 305

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 ясь Аллаха великого, славного, и откроет тебе Аллах
удачу этим богатством. — И, услышав слова своей матери, Хасан нашел их правильными, и тотчас же поднялся и вышел от нее и продал дом и, вызвав верблюдов, нагрузил на них все свои богатства и мать и жену,
и поехал. И он ехал до тех пор, пока не доехал до Тигра, и тогда он нанял корабль в Багдад и перенес на него
все свои богатства и вещи, и мать, и жену, и все, что у
него было, и затем он сел на корабль, и корабль плыл с
ними при хорошем ветре в течение десяти дней, пока
они не приблизились к Багдаду. И, приблизившись к
Багдаду, они обрадовались, и корабль подошел с ними
к городу, и Хасан в тот же час и минуту отправился в
город и нанял склад в одном из ханов, а потом он перенес туда свои вещи с корабля и пришел и провел одну
ночь в хане. А наутро он переменил бывшую на нем
одежду, и посредник, увидав его, спросил, что ему нужно и что он хочет, и Хасан сказал: — я хочу дом, который был бы прекрасен, просторен, — и посредник показал ему дома, о которых он знал, и Хасану понравился один дом, принадлежавший кому-то из везирей, и
он купил его за сто тысяч золотых динаров и отдал посреднику его цену. А затем он вернулся в дом, в котором остановился, и перенес все свои богатства и вещи
в тот дом и пошел на рынок и взял то, что было нужно
для дома из посуды, ковров и другого, и купил слуг, в
числе которых был маленький негр для дома. И он спокойно прожил со своей женой самой сладостной жизнью, в радости три года, и ему досталось от нее два мальчика, и одного из них он назвал Насиром, а другого —
Мансуром, а после этого времени он вспомнил своих сес-
тер-девушек и вспомнил о их благодеяниях, и как они помогали ему в том, к чему он стремился, и его потянуло к
ним. И он вышел на рынки города и купил там дорогих
украшений и материй и сухих плодов, подобных кото¬
 306

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 рым они никогда не видали и не знали, и когда его мать
спросила его о причине покупки этих редкостей, он сказал ей: — я намерен поехать к моим сестрам, которые
сделали мне всякое добро, и достаток, в котором я
живу, — от их благодеяний и милостей. Я хочу к ним поехать и посмотреть на них и скоро вернусь, если захочет
Аллах великий. — О дитя мое, — сказала ему мать, —
не пропадай, — и Хасан сказал: — знай, о матушка, как
тебе поступать с моей женой. Ее одежда из перьев — в
сундуке, зарытом в землю; береги же ее, чтобы моя жена
ее не нашла, — она возьмет ее и улетит вместе с детьми,
и они исчезнут, и я не смогу напасть на весть о них и умру
из-за них в тоске. Знай, о матушка, — я предостерегаю
тебя, чтобы ты ей об этом не говорила, и знай, что она
дочь царя джиннов, и нет среди царей джиннов никого
больше ее отца и богаче его войсками и деньгами. Знай
также, что она — госпожа своего племени и дороже всех
для отца, так что она очень горда душою. Служи же ей ты
сама и не позволяй ей выходить за ворота и выглядывать
из окна или из-за стены, — я боюсь для нее даже воздуха, когда он веет, и если с ней случится дело из дел земной жизни, я убью себя из-за нее. — Храни Аллах от ослушания тебя, о дитя мое! — сказала мать Хасана. —
Бесноватая я разве, чтобы ты дал мне такое наставление,
и я бы тебя ослушалась? Поезжай, о дитя мое, и будь спокоен душой, — ты вернешься во благе и увидишь ее,
если захочет Аллах великий, и она расскажет тебе, что у
нее со мной было. Но только, о дитя мое, не сиди там
больше времени, чем нужно на дорогу... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан захотел поехать к девушкам, он наказал
 307

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 своей матери беречь его жену, как мы упоминали, и
его жена по предопределенному велению слышала,
что он говорил матери, а они этого не знали. И потом
Хасан поднялся и вышел за город и постучал в барабан, и явились к нему верблюды, и он погрузил двадцать тюков редкостей из Ирака и простился со своей
матерью и женой и детьми, и одному из его детей было
жизни год, а другому — два года. И Хасан снова обратился к своей матери и еще раз дал ей наставление, а
потом он сел и поехал к своим сестрам и непрестанно,
ночью и днем, ехал по долинам, горам, гладям и кручам в течение десяти дней. А на одиннадцатый день он
приехал ко дворцу и вошел к своим сестрам, неся с собою то, что он им привез, и, увидав его, девушки обрадовались и поздравили его со спасением, а что касается его маленькой сестры, то она украсила дворец и
снаружи и внутри. И затем они взяли подарки и сложили их в комнате, как обычно, и спросили Хасана
про его мать и жену, и он рассказал им, что жена родила от него двоих сыновей. И когда его маленькая сестра увидала, что Хасан здоров и благополучен, она
сильно обрадовалась и произнесла такой стих:
 И спрашиваю я ветер про вас, как проходит он,
 И в сердце моем другой, чем вы, не является.
 И Хасан провел у них в гостях, пользуясь почетом,
три месяца, и он радовался, веселился, блаженствовал
и наслаждался, занимаясь охотой и ловлей, и вот какова была его история.

ТО же касается истории его матери и
жены, то когда Хасан уехал, жена его
провела с его матерью один день и
другой, а на третий день она сказала
ей: — слава Аллаху! Неужели я живу с
ним три года, не ходя в баню, — и заплакала, и мать Хасана пожалела ее и сказала: — о дочка, мы здесь чужеземцы, и твоего мужа нет в городе.
Будь он здесь, он бы позаботился услужить тебе, а что
до меня, то я никого не знаю. Но я погрею тебе воды, о
дочка, и вымою тебе голову в домашней бане. — О госпожа! — воскликнула жена Хасана, — если бы ты сказала эти слова какой-нибудь из невольниц, она бы потребовала, чтобы ты продала ее на рынке, и не стала
бы жить у вас. Но мужчинам, о госпожа, простительно, так как они ревнивы и их ум говорит им, что, если
женщина выйдет из дома, она, может быть, сделает
мерзость. А женщины, о госпожа, не все одинаковы, и
ты знаешь, что если у женщины есть какое-нибудь желание, ее никто не осилит и не убережет и не охранит
 309

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 и не удержит ее ни от бани, ни от чего другого, и она
сделает все, что изберет. — И потом она стала плакать
и проклинать себя и причитать о себе и о своем изгнании, и мать ее мужа сжалилась над ее положением, и
поняла, что все, что она говорила, неизбежно случится. И она поднялась и приготовила вещи для бани, которые были им нужны, и, взяв с собою жену Хасана,
пошла в баню, и когда они пришли в баню и сняли
одежду, все женщины стали смотреть на жену Хасана
и прославлять Аллаха — велик он и славен! — и рассматривать созданный им прекрасный образ. И каждая женщина, которая проходила мимо бани, стала заходить в нее и смотреть на жену Хасана, и распространилась по городу молва о ней, и столпились вокруг нее
женщины, так что в бане нельзя было пройти из-за
множества бывших там женщин. И случилось по дивному делу, что пришла в этот день в баню невольница
из невольниц повелителя правоверных Харуна ар-Ра-
шида по имени Тухфа-лютнистка, и увидела она, что
женщины столпились и что в бане не пройдешь из-за
множества женщин и девушек, и спросила, в чем дело,
и ей рассказали про ту женщину. И невольница подошла к ней и взглянула на нее и всмотрелась в нее, и ее
ум смутился от ее красоты и прелести, и она прославила Аллаха — да возвысится величие его! — за созданные им прекрасные образы. И она не вошла в парильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела, ошеломленная, на ту женщину, пока она не кончила
мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она
прибавила красоты к своей красоте. И выйдя из парильни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и
женщины стали смотреть на нее, и она взглянула на
них и вышла. И Тухфа-лютнистка, невольница халифа,
поднялась и шла за нею, пока не узнала, где ее дом, и
тогда она простилась с нею и пошла обратно во дворец
 310

халифа. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-
Зубейде, и тогда она поцеловала перед нею землю, и
Ситт-Зубейда спросила: — о Тухфа, почему ты замешкалась в бане? — О госпожа, — ответила девушка, —
 311

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ НОЧЬ
 я видела чудо, подобного которому не видала ни среди
мужчин, ни среди женщин, и это оно отвлекло меня и
ошеломило мне разум и так смутило меня, что я не вымыла себе головы. — А что это, о Тухфа? — спросила
Ситт-Зубейда, и невольница ответила: — о госпожа, я
видела в бане женщину, с которой было два маленьких
мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной ни до нее, ни после нее, и нет подобного ее образу
во всем мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа,
если бы ты осведомила о ней повелителя правоверных,
он бы убил ее мужа и отнял бы ее у него, так как не
найдется среди женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто ее муж, и мне сказали, что ее муж — купец по имени Хасан-басрийский, и я провожала эту
женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не
вошла в свой дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот — ворота со стороны моря и ворота
со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит о
ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет
ее мужа и женится на ней... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
невольница повелителя правоверных, увидав жену Ха-
сана-басрийского, описала ее красоту Ситт-Зубейде и
сказала: — о госпожа, я боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее
мужа и женится на ней, — и Ситт-Зубейда воскликнула: — горе тебе, о Тухфа! Разве дошли красоты и прелести этой девушки до того, что повелитель правоверных продаст свою веру за земные блага и нарушит из-
за нее закон? Клянусь Аллахом, я непременно должна
посмотреть на эту женщину, и если она не такова, как
 312

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ты говорила, я велю отрубить тебе голову. О распутница, во дворце повелителя правоверных триста шестьдесят невольниц, по числу дней в году, и нет ни у одной
из них тех качеств, о которых ты упоминаешь! — О госпожа, — ответила Тухфа, — клянусь Аллахом, нет, и
нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше — нет
такой женщины среди неарабов и среди арабов, и не
создал Аллах — велик он и славен! — такой, как она! —
И тогда Ситт-Зубейда позвала Масрура, и тот явился и
поцеловал землю меж ее руками, и Зубейда сказала
ему: — о Масрур, ступай в дом везиря — тот, что с
двумя воротами — ворота со стороны моря и ворота
со стороны суши, — и приведи мне поскорее женщину, которая там живет — ее, и ее детей, и старуху, которая с нею, и не мешкай, — и Масрур отвечал: —
внимание и повиновение! — и вышел от Зубейды.
И он шел, пока не дошел до ворот того дома, и постучал
в ворота, и вышла к нему старуха, мать Хасана, и спросила: — кто у ворот? — и Масрур ответил: — Масрур,
евнух повелителя правоверных. — И старуха открыла
ворота, и Масрур вошел и пожелал ей мира, и мать Хасана возвратила ему пожелание и спросила его, что
ему нужно, и Масрур сказал ей: — Ситт-Зубейда, дочь
аль-Касима, жена повелителя правоверных Харуна ар-
Рашида, шестого из сыновей аль-Аббаса, дяди пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует! —
зовет тебя к себе вместе с женой твоего сына и ее детьми, и женщины рассказали ей про нее и про ее красоту. — О Масрур, — сказала ему мать Хасана, — мы
люди иноземные, и муж этой женщины — мой сын.
Его нет в городе, и он не велел ни мне, ни ей выходить
ни к кому из созданий Аллаха великого, и я боюсь, что
случится какое-нибудь дело, и явится мой сын и убьет
себя. Будь же милостив, о Масрур, и не возлагай на нас
того, что нам невмочь. — О госпожа моя, если бы я
 313

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ НОЧЬ
 знал, что в этом есть для вас страшное, я бы не заставлял вас идти, но Ситт-Зубейда хочет только посмотреть на нее, и она вернется. Не прекословь же, — раскаешься, и как я вас возьму, так и возвращу вас сюда
невредимыми, если захочет Аллах великий. — И мать
Хасана не могла ему перечить и вошла и приготовила
женщину, и вывела ее вместе с ее детьми, и они пошли
сзади Масрура — а он шел впереди них — во дворец
халифа. И Масрур вошел с ними и поставил их перед
Ситт-Зубейдой, и они поцеловали землю меж ее руками и пожелали ей блага, и молодая женщина была с
закрытым лицом. И Ситт-Зубейда спросила ее: — не
откроешь ли ты своего лица, чтобы я на него посмотрела, — и женщина поцеловала перед нею землю и открыла лицо, которое смущает луну на краю неба, и
когда Ситт-Зубейда увидела эту женщину, она пристально посмотрела на нее и прогулялась по ней взором, и дворец осветился ее светом и сиянием ее лица,
и Зубейда оторопела при виде ее красоты, как и все,
кто был во дворце, и все, кто увидел ее, стали одержимыми и не могли ни с кем говорить. И Ситт-Зубейда
встала и поставила женщину на ноги и прижала ее к
груди и посадила с собою на ложе и велела украсить
дворец, а затем она приказала принести платье из роскошнейших одежд и ожерелье из самых дорогих камней и надела это на женщину и сказала ей: — о владычица красавиц, ты понравилась мне и наполнила мне
глаза. Какие ты знаешь искусства? — О госпожа, —
отвечала женщина, — у меня есть одежда из перьев, и
если бы я ее перед тобою надела, ты бы увидела наилучшее искусство и удивилась бы ему, и говорили бы о
ее красоте все, кто ее видит, из поколения в поколение. —
А где твоя одежда? — спросила Ситт-Зубейда, и женщина ответила: — она у матери моего мужа. Попроси
ее у нее для меня. — О матушка, — сказала тогда
 314

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Ситт-Зубейда, — заклинаю тебя моей жизнью, сходи
и принеси ей ее одежду из перьев, чтобы она показала
нам, что она сделает, а потом возьми ее снова. —
О госпожа, — ответила старуха, — она лгунья! Разве
ты видела, чтобы у какой-нибудь женщины была одежда из перьев? Это бывает только у птиц. — И женщина
сказала Ситт-Зубейде: — клянусь твоей жизнью, о
госпожа, у нее есть моя одежда из перьев, и она в сундуке, что зарыт в кладовой нашего дома, — и Зубейда
сняла с шеи ожерелье из драгоценных камней, стоящее сокровищниц Кисры и Кесаря, и сказала: — о
матушка, возьми это ожерелье. — И она подала ожерелье старухе и сказала: — заклинаю тебя жизнью,
сходи и принеси эту одежду, чтобы мы посмотрели на
нее, а потом возьми ее, — и мать Хасана стала клясться, что она не видела этой одежды и не знает к ней дороги, и тогда Ситт-Зубейда закричала на старуху и
взяла у нее ключ и позвала Масрура и, когда тот явился, сказала ему: — возьми этот ключ, ступай в их дом,
отопри его и войди в кладовую, у которой такая-то и
такая-то дверь, и посредине нее стоит сундук. Вынеси
его и взломай, и возьми одежду из перьев, которая лежит в нем и принеси ее ко мне... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Ситт-Зубейда взяла у матери Хасана ключ и отдала его
Масруру и сказала: — возьми этот ключ, отопри такую-то кладовую, вынеси оттуда сундук, взломай его,
вынь одежду из перьев, которая в нем лежит, и принеси ее мне. — И Масрур отвечал: — внимание и повиновение! — и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился, и старуха тоже вышла с плачущими глазами, и
 315

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ НОЧЬ
 раскаивалась, что послушалась женщины и пошла с
ней в баню, а женщина и потребовала бани только из
хитрости. И старуха вошла с Масруром и открыла
дверь в кладовую, и Масрур вошел и вынес сундук и
вынул оттуда рубашку из перьев и, завернув ее в платок, принес ее к Ситт-Зубейде. И она взяла одежду и
стала ее поворачивать, дивясь, как она хорошо сделана, а потом подала ее жене Хасана и спросила: — это
ли твоя одежда из перьев? — Да, о госпожа, — ответила женщина и протянула руку и взяла одежду, радуясь, и потом она осмотрела ее и увидела, что она в целости, такая же, какою была на ней, и из нее не пропало ни одного перышка. И она обрадовалась и
поднялась, оставив Ситт-Зубейду, и взяла рубашку и
развернула ее и взяла своих детей в объятия и завернулась в одежду, и стала птицей по могуществу Аллаха, великого славного, и Ситт-Зубейда удивилась этому, как и все, кто присутствовал, о все дивились тому,
что делает жена Хасана. А молодая женщина стала
раскачиваться и прошлась и поплясала и поиграла, и
присутствующие уставились на нее, удивленные ее поступками, а потом она сказала им на ясном языке: — о
господа, это прекрасно? — Да, о владычица красавиц, все, что ты сделала, — прекрасно, — ответили
присутствующие, и она сказала: — а то, что я сделаю, —
еще лучше, о господа! — И она распахнула крылья и полетела со своими детьми и оказалась под куполом
дворца и встала на крышу комнаты, и присутствующие смотрели на нее во все глаза и говорили: — клянемся Аллахом, поистине это искусство дивное и прекрасное, которого мы никогда не видели! — А женщина, когда ей захотелось улететь в свою страну,
вспомнила Хасана и сказала: — слушайте, о господа
мои, — и произнесла такие стихи:
 316

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 О кто оставил край наш и уехал
К любимым, и спешил он, убегая,
 Ужель ты думал, что с вами мне прекрасно,
 И жизнь у вас от горестей свободна?
 Как попала в плен и запуталась я в сетях любви,
Мне любовь — тюрьма, и место мое — далеко.
 Как одежду спрятал, уверился и подумал он,
 Что не кляну его перед единым.
 И беречь ее он наказывал своей матери
 В кладовой своей, и жесток он был и злобен.
 И услышала разговор я их и запомнила,
 И ждала я благ и великих и обильных.
 И пошла я в баню, и было это способом,
 И все умы красой моей смутились.
 И жена Рашида дивилась тоже красе моей,
 И справа осмотрев меня и слева.
 Я крикнула: — жена халифа, у меня
Одежда есть роскошная из перьев.
 Будь на мне она, ты увидела бы диковины,
 Что стирают горе и гонят прочь печали.
 И жена халифа меня спросила: — где она?
 И ответила я: — в доме моем прежнем.
 И Масрур пошел и принес одежду пернатую,
 И вдруг она сиянья все затмила.
 И взяла ее я из рук его и увидела,
 Что и пуговки и сама она в порядке.
 И закуталась я в одежду, взяв сыновей с собой,
Развернула крылья и быстро полетела.
 О мужа мать, когда придет, скажи ему:
 Если нас он любит, расстанется пусть с домом.
 А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда сказала ей: — не опустишься ли ты к нам, чтобы мы насладились твоей красотой, о владычица красавиц. Хвала
тому, кто дал тебе красоту и красноречие. — Но жена
Хасана воскликнула: — не бывать тому, чтобы верну¬
 317

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ НОЧЬ
 лось минувшее, — и потом она сказала матери Хасана,
бедного и печального: — клянусь Аллахом, о госпожа, о
Умм-Хасан, ты заставишь меня тосковать. Когда придет
Хасан и продлятся над ним дни разлуки и захочет он близости и встречи и потрясут его ветры любви и томления,
пусть он придет ко мне на острова Вак! — И потом она
улетела со своими детьми и направилась в свою страну, и
когда мать Хасана увидела это, она заплакала и стала
бить себя по лицу и так рыдала, что упала без памяти.
А когда она очнулась, Ситг-Зубейда сказала ей: — о госпожа моя паломница, я не знала, что это случится, и если
бы ты мне о ней рассказала, я бы тебе не противилась.
Я узнала, что она из летающих джиннов, только сейчас, и
знай я, что она такого рода, я бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять детей. Но освободи меня от
ответственности, о госпожа! — И старуха сказала (а она
не нашла в руках хитрости): — ты не ответственна, — и
вышла из халифского дворца и шла до тех пор, пока не
вошла в свой дом. И она стала так бить себя по лицу, что
ее покрыло беспамятство, а очнувшись от забытья, она
начала тосковать по женщине и ее детям, и ей захотелось
увидеть своего сына, и она произнесла такие стихи:
 В разлуки день уход ваш вызвал слезы
От горя, что из мест родных ушли вы.
 И крикнула от мук любви я с горестью
(А слезы плача разъели мне ланиты):
 Вот расстались мы, но будет ли возвращение?
Разлука уничтожила всю скрытность!
 О, если бы вернулись они к верности!
 Коль они вернутся, вернется время счастья.
 И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы
и сидела над ними, плача, в часы ночи и части дня, а
когда продлилось отсутствие ее сына и увеличилась ее
тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:
 318

Твой призрак меж закрытых век я вижу,
 В движеньи и в покое тебя помню.
 Любовь к тебе в костях моих так льется,
Как льется сок в плодах и гибких ветках.
 319

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает,
 И скорбь мою прощает мне хулитель.
 О ты, любовь к кому владеет мною,
 И от любви сильней мое безумье —
 Побойся милостивого, будь кроток —
 В любви к тебе погибель я вкусила...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
мать Хасана стала плакать в часы ночи и части дня из-
за разлуки со своим сыном и его женой и детьми, и вот
то, что было с нею.

ТО же касается до ее сына Хасана, то
когда он приехал к девушкам, те стали
его заклинать, чтобы он провел у них
три месяца, а после этого они собрали
для него денег и приготовили ему десять тюков — пять с золотом и пять с
серебром, — и приготовили один тюк припасов и отправили его и выехали с ним. И Хасан стал заклинать
их воротиться, и они начали обниматься на прощанье,
и младшая девушка подошла к Хасану и обняла его и
плакала, пока ее не покрыло беспамятство, а потом
она произнесла такие два стиха:
 Угаснет когда огонь разлуки вблизи от вас,
 И страсть успокою я, и будем мы вместе вновь?
 Страшит меня день разлуки с вами и мучает,
 Прощанье же лишь сильней, владыки, ослабило.
 И подошла к нему вторая девушка и обняла его и
сказала такие два стиха:
 321

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 Прощаться с тобою, — как с жизнью прощаться,
 Тебя потерять — потерять всех друзей!
 Отъезд твой мне душу огнем прожигает,
 А близость твоя — в ней скрывается рай!
 И подошла к нему третья девушка и обняла его и
произнесла такие два стиха:
 Мы прощанье оставили в день разлуки
Не по лени, и нет дурной здесь причины.
 Ты — мой дух ведь, поистине, несомненно,
 Как мне с духом хотеть моим распрощаться?
 И подошла четвертая девушка и обняла его в произнесла такие два стиха:
 Заставляет плакать рассказ меня о разлуке с ним,
Рассказал его потихоньку мне при прощаньи он.
 Он — жемчуг тот, что доверила я ушам моим,
 И я выпила в виде слез его из очей моих.
 И потом подошла пятая девушка и обняла Хасана и
произнесла такие два стиха:
 Не трогайся, — ведь без вас не будет мне стойкости
Проститься чтоб я могла теперь с отъезжающим,
 Терпения больше нет, чтоб встретить разлуку нам,
 И слез уже нет, чтобы их пролить на кочевья след.
 И потом подошла к нему шестая девушка и обняла
его и сказала такие два стиха:
 Сказала я, как уехал караван их
 (А страсть из тела мне вырывала душу):
 Когда бы был властелин со мною могучий,
 Все корабли я б силой захватила.
 322

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 И потом подошла седьмая девушка и обняла Хасана
и сказала такие два стиха:
 Увидишь прощанье ты — будь стоек,
 И пусть не страшит тебя разлука!
 И жди возвращения ты вскоре —
 Прощанье прочти назад: вернулись.
 И еще такие стихи:
 Я печалился, что расстался с вами и вы вдали,
 Нет силы в сердце, чтоб проститься с вами мне,
 Аллах лишь знает, что прощаться я не стал,
 Боясь, что сердце мне растопит боль.
 И Хасан простился с девушками и плакал, пока не
лишился чувств по причине разлуки с ними, и потом он
произнес такие стихи:
 В день разлуки струи из глаз моих потекли чредой.
 Как жемчужины, — ожерелья их я из слез низал.
 Ушел погонщик и их увел, и не мог найти
Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.
 Я простился с ними, затем ушел с моей горестью,
 И оставил я прежних встреч места, и свой стан
 забыл.
 И вернулся я, позабыв дорогу, и буду я
 Лишь тогда спокоен, когда, вернувшись, увижу вас.
 О друг, к рассказам о любви прислушайся —
 Не годится сердцу не внять тому, что скажу тебе.
 О душа моя — коль рассталась с ними, расстанься же
С наслажденьем жизнью и вечности не желай себе.
 И затем он ускорял ход ночью и днем, пока не прибыл в Багдад, Обитель мира и Святыню халифата Аб-
басидов, и не знал о том, что случилось после его
 323

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 отъезда. И он вошел в дом и пришел к своей матери,
чтобы ее приветствовать, и увидел, что ее тело похудело и кости ее стали тонкими от великих рыданий, бессонницы, плача и стонов, так что она сделалась подобна зубочистке и не могла отвечать на слова. И Хасан
отпустил верблюдов и подошел к своей матери и спросил ее про жену и детей, и старуха так заплакала, что
ее покрыло беспамятство, и, увидав, что она в таком
состоянии, Хасан стал ходить по дому и искать свою
жену и детей, но не нашел и следа их. И потом он посмотрел в кладовую и увидел, что она открыта и сундук открыт, и не нашел в нем одежды, и тогда он понял,
что его жена завладела одеждой из перьев и взяла ее и
улетела, взяв с собой своих детей. И он вернулся к своей матери и, увидев, что она очнулась от обморока,
спросил ее, где его жена и дети, и старуха заплакала и
воскликнула: — о дитя мое, да увеличит Аллах за них
твою награду! Вот три их могилы! — И, услышав слова
своей матери, Хасан вскрикнул великим криком и
упал, покрытый беспамятством, и оставался в обмороке с начала дня до полудня, и прибавилось горя к горю
его матери, и она потеряла надежду, что Хасан будет
жить. А очнувшись, Хасан принялся плакать и бить
себя по лицу и разорвал свою одежду и начал в смятении кружить по дому и произнес такие два стиха:
 Таю я к ним любовь, покуда можно,
 Но пламя страсти все не потухает.
 Кому разбавлен был огонь любовный?
 Я пил любовь без примеси без всякой.
 И еще:
 И до меня разлуки горесть знали,
 Ее боялся и живой и мертвый,
 324

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Но то, что затаили мои ребра, —
 Я этого не видел и не слышал.
 А окончив свои стихи, он взял меч и обнажил его и,
придя к своей матери, сказал ей: — если ты не осведомишь меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и убью себя, — и его мать воскликнула: — о дитя
мое, не делай этого — я расскажу тебе. Вложи меч в
ножны и садись, и я расскажу тебе, что случилось, —
сказала она потом, и когда Хасан вложил меч в ножны
и сел с нею рядом, она повторила ему эту историю с
начала до конца и сказала: — о дитя мое, если бы я не
увидела, что она плачет и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она тебе пожалуется и ты на
меня рассердишься, я бы не пошла с ней в баню, и если
бы Ситт-Зубейда не рассердилась на меня и не взяла
от меня ключ силой, я бы не вынула одежду, даже если
бы умерла. Но ты знаешь, о дитя мое, что нет руки,
длинней руки халифа. И когда принесли одежду, твоя
жена взяла ее и осмотрела, и она думала, что на ней
чего-нибудь нехватает, но увидала, что с одеждой ничего не случилось, и тогда она обрадовалась и, взяв детей, привязала их себе к поясу и надела одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для нее с себя
все, что на ней было в уваженье к ней и к ее красоте.
А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхнулась и
превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и все
на нее смотрели и дивились на ее красоту и прелесть, а
потом она полетела и оказалась на верху дворца и посмотрела на меня и сказала: — когда твой сын вернется и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет
он близости ко мне и встречи, и закачают его ветры
любви и томления, — пусть оставит родину и отправится на острова Вак. — Вот что было с нею в твое отсутствие... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 325

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что,
услышав слова своей матери, которая рассказала ему
обо всем, что сделала его жена, когда она полетела, Хасан вскрикнул великим криком и упал без чувств. И он
остался лежать так до конца дня, а очнувшись, стал
бить себя по лицу и извиваться на земле, точно змея, и
мать его просидела подле него, плача, до полуночи.
А Хасан, очнувшись после обморока, заплакал великим плачем, и произнес такие стихи:
 Постойте, взгляните на того, кого бросили —
 Быть может, и сжалитесь вы после суровости.
 Его не узнаете, увидев, вы, — так он хвор —
 Как будто, клянусь Аллахом, он не знаком был вам!
 Поистине он мертв от страсти великой к вам,
 Считался бы мертвым он, когда б не стонал порой.
 Разлуку ничтожною считать вам не следует:
 Влюбленным она горька, и легче им будет смерть.
 А окончив свои стихи, он поднялся и стал кружить
по дому, стеная, плача и рыдая, и делал так пять дней,
не вкушая в это время ни пищи, ни питья. И его мать
подошла к нему и стала брать с него клятвы и заклинать его, чтобы он умолк в перестал плакать, но Хасан
не принимал ее слов и, не переставая, рыдал и плакал.
И его мать утешала его, а он ничего не слушал, и потом
он произнес такие стихи:
 О так ли воздают за страсть к любимым,
 Таков ли нрав газелей чернооких?
 Пчелиный сот меж уст ее найдешь ты
Иль лавочку, где вина продаются?
 Расскажите иве вы историю тех, кто в любви убит, —
Печального утешит подражание.
 326

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 И главы своей не клоня, стыдясь, пред упреком ты, —
 Не первый ты средь умных очарован.
 И Хасан все время плакал таким образом до утра, а
потом его глаза заснули, и он увидел свою жену, печальную и плачущую. И он поднялся от сна с криком, и
произнес такие два стиха:
 Твой призрак передо мной, на миг не уходит он,
 И в сердце ему назначил лучшее место я,
 Когда бы не надежда встречи, часа б не прожил я,
Когда б не видение во сне, не заснул бы я.
 А когда наступило утро, его рыдания и плач усилились, и он все время был с плачущим оком и печальным сердцем, и не спал ночей и мало ел. И он
провел таким образом целый месяц, и когда этот месяц миновал, ему пришло на ум поехать к своим сестрам, чтобы они помогли ему в его намерении разыскать жену, и он призвал верблюдов и нагрузил пятьдесят верблюдиц иракскими редкостями, и сел на
одного из них, поручив своей матери заботиться о
доме, а все свои вещи он отдал на хранение, кроме
немногих, которые он оставил в доме.
 И затем он поехал и направился к своим сестрам,
надеясь, что, может быть, найдет у них помощь, чтобы
соединиться со своей женой, и ехал до тех пор, пока не
достиг дворца девушек на Горе Облаков. И он вошел к
ним и предложил им подарки, и девушки обрадовались им и поздравили Хасана с благополучием в спросили его: — о брат наш, почему ты поспешил приехать? Ведь ты отсутствовал не больше двух месяцев. — И Хасан заплакал и произнес такие стихи:
 Я вижу, душа скорбит, утратив любимого,
 И жизнь с ее благами ей больше не радостна.
 327

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 Недуги мои — болезнь, лекарства которой нет,
 А может ли исцелить больного не врач его?
 О сладость, отнявшая дремоту, оставив нас —
Расспрашивал ветер я о вас, когда веял он.
 Недавно ведь с милою он был, а краса ее
 Так дивна, что из очей не слезы бегут, а кровь.
 О путник, в земле ее на время прервавший путь, —
Быть может, нам оживит сердца ветерок ее.
 А окончив свои стихи, он вскрикнул великим криком и упал без памяти, и девушки сидели вокруг него,
плача, пока он не очнулся от обморока, а очнувшись,
он произнес такие два стиха:
 Надеюсь, что, может быть, судьба повернет узду
И милого приведет, — изменчиво время.
 Придет мне на помощь рок и нужды свершит мои,
 И после минувших дел случатся другие.
 А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие
два стиха:
 Аллахом клянусь, предел недугов и горестей,
Довольна ли ты? В любви, клянусь, я доволен!
 Покинешь ли без вины меня и проступка ты?
 Приди же и пожалей былой ты разлуки.
 А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие
стихи:
 Покинул нас сон, и сблизилось с нами бденье,
 И щедро глаз хранимые льет слезы.
 И от страсти плачет слезами, точно кораллы, он,
 Чем дальше, тем все больше и обильней,
 328

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Привела тоска, о влюбленные, огонь ко мне —
 Меж ребрами моими он пылает.
 Как тебя я вспомню, так с каждою слезинкою
Из глаз струятся молнии и громы.
 А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись от обморока, произнес такие стихи:
 В любви и страданиях вы верны, как верны мы?
 И разве так любите вы нас, как мы любим вас?
 О, если б убил Аллах любовь — как горька она!
 Узнать бы мне, что любовь желает от нас теперь.
 Прекрасный ваш лик, хоть вы далеко от нас теперь,
Стоит перед взорами, где б ни были вы, всегда,
 Душа моя занята лишь мыслью о страсти к вам,
 И радует голубя нас крик, когда стонет он.
 О голубь, что милую все время к себе зовет,
 Тоски ты прибавил мне и вместе со мной грустишь.
 Заставил глаза мои ты плакать без устали
 О тех, кто ушел от нас, кого уже не видим мы.
 Влечет меня всякий миг и час к удалившимся.
 А ночью тоскую и по ним, как придет она.
 И когда сестра Хасана услышала его слова, она
вышла к нему и увидела, что он лежит, покрытый беспамятством, и стала кричать и бить себя по лицу, и услышали это ее сестры и вышли, и увидели, что Хасан
лежит покрытый беспамятством, и окружили его и
заплакали о нем, и не скрылось от них, когда они его
увидели, какая его охватила любовь, влюбленность, тоска и страсть. И они спросили Хасана, что с ним, и Хасан
заплакал и рассказал им, что случилось в его отсутствие, когда его жена улетела и взяла с собой своих детей, и девушки опечалились и спросили, что она говорила, улетая, и Хасан ответил: — о сестрицы, она ска¬
 329

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 зала моей матушке: — скажи твоему сыну, когда он
придет и покажутся ему долгими ночи разлуки и захочет он близости к нему и встречи, и закачают его ветры любви и томления, — пусть придет ко мне на остров Вак. — И, услышав слова Хасана, девушки стали
перемигиваться и задумались, и каждая из них взглядывала на своих сестер, а Хасан глядел на них, затем
они склонили на некоторое время головы к земле и,
подняв их, воскликнули: — нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха, высокого, великого! — и сказали Хасану: — протяни руку к небу — если достанешь до неба,
то достанешь свою жену... и Шахразаду застигло утро
и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда девушки сказали Хасану: — протяни руку к
небу — если достанешь до него, то достанешь и свою
жену и детей, — слезы потекли по его щекам, как
дождь, так что замочили ему одежду, а он произнес такие стихи:
 Волнуют меня ланиты алые и глаза,
 И стойкость уходит, как приходит бессонница.
 О нежные, белые! Суровостью губите
 Вы тело, и духа в нем уж больше не увидать.
 Газелям подобные по гибкости, гурии,
 Красу их коль видели б святые — влюбились бы,
 Гуляют, как ветерок, они, в саду утренний,
 В любви к ним я поражен тревогой и горестью
 С одной из красавиц тех мечты я свои связал, —
 И сердце мое огнем пылает из-за нее.
 О юная, нежная и гибкая членами!
 Лицо ее утро нам несет, ее кудри — мрак.
 330

Волнует она меня, и сколько богатырей
Щеками взволновано красавиц и взорами.
 А окончив свои стихи, он заплакал, и девушки
заплакали из-за его плача, и охватила их жалость к
 331

СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 нему и ревность, и начали они его уговаривать и внушать ему терпение, обещая ему близость к любимым, и сестра его подошла к нему и сказала: — о
брат мой, успокой свою душу и прохлади глаза! Потерпи, и достигнешь желаемого, ибо кто терпит и не
спешит, получает то, что хочет, и терпение — ключ к
облегчению. Поэт сказал:
 Оставь же бежать судьбу, в поводьях ослабленных
И ночь проводи всегда с душою свободной.
 Пока ты глаза смежишь и снова откроешь их,
 Изменит уже Аллах твое положенье.
 И потом она сказала ему: — ободри твое сердце и
укрепи волю, — сын десяти лет не умрет девяти лет, а
плач, горе и печаль делают больным и недужным. Поживи у нас пока не отдохнешь, а я придумаю тебе хитрость, чтобы добраться до твоей жены и детей, если захочет Аллах великий. — И Хасан заплакал сильным
плачем и произнес такие стихи:
 Поправлюсь от болезни я телесной, —
 От боли в сердце нету исцеленья.
 Одно лекарство от любви болезней, —
 То близость любящего и любимой.
 И потом он сел рядом со своей сестрой, и она стала
с ним разговаривать и утешать его и спрашивать, что
было причиной ухода его жены, и Хасан рассказал ей
о причине этого, и она воскликнула: — клянусь Аллахом, о брат мой, я хотела сказать тебе: — сожги одежду из перьев! — но сатана заставил меня забыть об
этом. — И она стала беседовать с Хасаном и уговаривать его, и когда все это продлилось и увеличилась его
тревога, он произнес такие стихи:
 332

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 Владеет моей душой возлюбленная моя,
 И все, что судил Аллах, ничей отвратить нельзя.
 Арабов всю красоту она собрала в себе,
 Газель, и в моей душе резвится она теперь.
 Мне тяжко терпеть любовь, и хитрости больше нет,
 И плачу я, хотя плач мне пользы и не дает.
 Красавица! Ей семь лет да семь: как луна она.
 Которой четыре дня и пять, и еще пять дней.
 И когда сестра Хасана увидела, какова его любовь и
страсть и как он мучается от волнения и увлечения, она
пошла к сестрам, с плачущими глазами и опечаленным
сердцем, и заплакала перед ними и бросилась к ним и
стала целовать им ноги и просить их, чтобы они помогли
ее брату исполнить свою нужду и соединиться с детьми и
женой и дали обещание придумать для него способ достигнуть островов Вак. И она до тех пор плакала перед сестрами, пока не заставила их заплакать, и они сказали
ей: — успокой твое сердце! Мы постараемся свести его
с его семьей, если захочет Аллах великий.
 И Хасан провел у девушек целый год, и глаз его не
переставал лить слезы.

У ДЕВУШЕК был дядя, брат их отца по
отцу и матери, и звали его Абд-аль-
Каддус. Он любил старшую девушку
сильной любовью и каждый год посещал ее один раз и исполнял ее нужды,
и девушки рассказали ему историю
Хасана и что случилось у него с магом и как он сумел
его убить, и их дядя обрадовался этому и дал старшей
девушке мешочек с куреньями и сказал: — о дочь моего брата, когда что-нибудь тебя озаботит и постигнет
тебя нехорошее или случится у тебя нужда, брось эти
куренья в огонь и назови меня — я быстро к тебе явлюсь и исполню твое дело. — А этот разговор был в
первый день года. И девушка сказала одной из своих
сестер: — год прошел полностью, а дядя не явился.
Пойди ударь по кремню и принеси мне коробочку с
куреньями. — И девушка пошла, радуясь, и принесла
коробочку с куреньями и, открыв ее, взяла из нее немножко и протянула сестре, а та взяла куренья и бросила их в огонь и назвала своего дядю, и куренья еще
 334

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 не кончились, как уже поднялась пыль в глубине долины, и стал из-за нее виден старец, ехавший на слоне,
который ревел под ним. И когда девушки увидели
старца, тот принялся им делать знаки ногами и руками, а через минуту он подъехал и сошел со слона и подошел к девушкам. И девушки обняли его и поцеловали ему руки и приветствовали его, и старец сел, и девушки начали с ним беседовать и расспрашивать его о
причине его отсутствия, и Абд-аль-Каддус молвил: — я
сейчас сидел с женой вашего дяди и почуял запах курений и явился к вам на этом слоне; что ты хочешь, о
дочь моего брата? — О дядюшка, мы стосковались по
тебе, и год уже прошел, а у тебя не в обычае отсутствовать больше года, — ответила девушка, и старик сказал: — я был занят и собирался приехать к вам завтра. — И девушки поблагодарили его и пожелали ему
блага и сидели с ним, разговаривая... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ ДО ВОСЬМИСОТ;
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что девушки сидели и разговаривали со своим дядей,
и старшая девушка сказала: — о дядюшка, мы рассказывали тебе историю Хасана-басрийского, которого привел Бахрам-маг, и как он его убил, и рассказывали о женщине, дочери царя величайшего, которую он захватил, и говорили тебе, какие он перенес
тяжкие дела и ужасы и как он поймал птицу — дочь
царя — и женился на ней и как он уехал с нею в
свою страну. — Да. Что же случилось с ним после этого? — спросил старец, и девушка молвила: — она
обманула его, а ему досталось от нее двое сыновей, и
она взяла их и улетела с ними в свою страну, когда
Хасан отсутствовал, и сказала его матери: — когда
 335

ВОСЬМИСОТАЯ ночь
 твой сын явится и продлятся над ним ночи разлуки и
захочет он близости со мной и встречи, и закачают
его ветры любви и томления, — пусть приходит ко
мне на острова Вак. — И старец покачал головой и
закусил палец, а потом он склонил голову к земле и
принялся чертить на земле пальцем и оглянулся направо и налево и покачал головой, а Хасан смотрел
на старца, спрятавшись от него. И девушки сказали
своему дяде: — дай нам ответ, — наши сердца разрываются, — и Абд-аль-Кадл,ус покачал головой и
молвил: — о дочки, этот человек себя утомил и бросился в великие ужасы и страшные опасности — он
не может приблизиться к островам Вак. — И тогда
девушки позвали Хасана, и он вышел и подошел к
шейху Абд-аль-Кадаусу и поцеловал ему руку и приветствовал его, и старец обрадовался Хасану и посадил его рядом с собой, а девушки сказали своему
дяде: — о дядюшка, объясни нашему брату сущность того, что ты сказал, — и старец молвил: — о
дитя мое, оставь эти великие мучения, — ты не сможешь достигнуть островов Вак, хотя бы были с тобой
джинны летучие и звезды бегучие, так как между тобой и этими островами семь долин и семь морей и
семь великих гор, и как ты можешь достигнуть этого
места, и кто тебя туда приведет? Ради Аллаха, возвращайся поскорее и не утомляй себя. — И Хасан,
услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, так заплакал, что его покрыло беспамятство, и девушки сидели вокруг него и плакали из-за его плача, а что касается младшей девушки, то она разорвала на себе
одежды и стала бить себя по лицу, и ее покрыло беспамятство. И когда шейх Абд-аль-Камус увидел, что
они в таком состоянии, — взволнованы, огорчены и
озабочены, он пожалел их, и его охватило сочувствие, и он крикнул им: — замолчите! — а потом он
 336

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 сказал Хасану: — успокой свое сердце и радуйся исполнению своей нужды, если захочет Аллах великий! О дитя мое, — сказал он потом, — поднимайся,
соберись с силами и следуй за мной. — И Хасан
выпрямился и поднялся, простившись с девушками,
и последовал за шейхом, радуясь исполнению своей
нужды, а потом шейх Абд-аль-Каддус вызвал слона,
и тот явился, и старец сел на него и посадил Хасана
сзади и ехал три дня с их ночами, точно разящая
молния, пока не подъехал к большой синей горе, в
которой все камни были синие, а посредине этой
горы была пещера с дверью из китайского железа.
И шейх взял Хасана за руку и ссадил его, а потом он
сошел сам и, отпустив слона, подошел к двери пещеры и постучался, и дверь распахнулась, и к нему вышел черный голый раб, подобный ифриту, и в правой руке у него был меч, а в другой — щит из стали.
И, увидев шейха Абд-аль-Каддуса, он бросил меч и
щит из рук и подошел к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку, а потом шейх взял Хасана за руку,
о они с ним вошли, а раб запер за ними дверь, и Хасан увидал, что пещера большая и очень широкая, и
в ней есть сводчатый проход. И они прошли расстояние с милю, и их шаги привели их в большую пустыню, и они направились к столбу, в котором было две
больших двери, вылитые из желтой меди, и шейх
Абд-аль-Каддус открыл одну из этих дверей и вошел
и закрыл дверь, сказав Хасану: — посиди у этой двери и берегись открыть ее и войти, а я войду и скоро
вернусь к тебе. — И шейх вошел и отсутствовал в течение одного часа по звездам, а потом он вышел, и с
ним был конь, оседланный и взнузданный, который,
если бежал, — летел, а если летел, — его не настигала пыль. И шейх подвел коня к Хасану и сказал ему: —
садись! — и потом он открыл вторую дверь, и через
 337

ВОСЕМЬСОТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 нее стала видна широкая пустыня. И Хасан сел на
коня, и оба выехали через дверь, и оказались в этой
пустыне, и шейх сказал Хасану: — о дитя мое,
возьми это письмо и поезжай на этом коне в то место, куда он тебя приведет, и когда ты увидишь, что
конь остановился у двери такой же пещеры, как эта,
сойди с его спины, положи поводья на луку седла и
отпусти его. Конь войдет в пещеру, а ты не входи с
ним и стой у ворот пещеры в течение пяти дней, и не
будь нетерпелив, — на шестой день выйдет к тебе
черный старец в черной одежде, а борода него — белая, длинная и спускается до пупка, когда ты его увидишь, поцелуй ему руки, схватись за полу его платья,
положи ее себе на голову и плачь перед ним, пока он
тебя не пожалеет и не спросит, какая у тебя нужда, и
когда он тебе скажет: — что у тебя за нужда? — дай
ему это письмо. Он возьмет его и ничего тебе не скажет и войдет и оставит тебя, а ты стой на месте еще
пять дней и не будь нетерпелив, а на шестой день
жди старика — он к тебе выйдет. И если он выйдет к
тебе сам, знай, что твоя нужда будет исполнена, а
если выйдет к тебе кто-нибудь из его слуг, знай, что
тот, кто вышел, хочет тебя убить, и конец. И знай, о
дитя мое, что всякий, кто подвергает себя опасности,
губит себя... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда шейх Абд-аль-Каддус отдал Хасану письмо, он
осведомил его о том, что с ним произойдет, и сказал: —
всякий, кто подвергает себя опасности, губит себя, и
если ты боишься за свою душу, не ввергай ее в погибель; а если ты не боишься, — перед тобою то, что ты
 338

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 хочешь, и я изложил тебе дело. Если же ты хочешь поехать к твоим подругам, то этот слон здесь, и он отвезет тебя к дочерям моего дяди, а они доставят тебя в
твою страну и воротят тебя на родину, и Аллах наделит
тебя женою лучше, чем та женщина, в которую ты
влюбился. — А как может мне быть приятна жизнь
без того, чтобы я достиг желаемого, — сказал Хасан
шейху. — Клянусь Аллахом, я ни за что не вернусь,
пока не достигну моей любимой, или поразит меня гибель. — И потом он заплакал и произнес такие стихи:
 Утратив любимую — а страсть моя все сильней, —
Стою и кричу о ней, разбитый, униженный.
 Я землю кочевья их целую в тоске по ним,
 Но лишь усиление тоски мне дает она.
 Аллах, сохрани ушедших — память о них в душе! —
 Я сблизился с муками, усладу оставил я.
 Они говорят: — терпи! — но с нею уехали,
 И вздохи в отъезда день они разожгли во мне.
 Прощанье пугает лишь меня и слова ее:
 Уеду, так вспоминай и дружбу не позабудь.
 К кому обращусь, и чьей защиты просить теперь,
 Как нет их? — на них в беде и в счастье надеюсь я.
 О горе! Вернулся я проститься опять с тобой,
 И рады враги твои, что снова вернулся я.
 О жалость! Вот этого всегда опасался я!
 О страсть, разгорись сильней, пылая в душе моей.
 Когда нет возлюбленных, и жизни мне нет без них.
 А если вернутся вновь, о радость, о счастье мне!
 Аллахом клянусь я, слезы не разбегаются,
 Коль плачу, утратив их, слеза за слезой текут.
 И когда шейх Абд-аль-Каддус услышал слова Хасана и его стихи, он понял, что Хасан не отступится от
желаемого и что слова на него не действуют, и убедил¬
 339

ВОСЕМЬСОТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 ся, что он непременно подвергнет себя опасности,
хотя бы его душа погибла. — О дитя мое, — сказал он
ему, — знай, что острова Вак — это семь островов, где
есть большое войско, и все это войско состоит из невинных девушек. А обитатели внутренних островов —
шайтаны, иариды и колдуны, и там живут разные племена, и всякий, кто вступит на их землю, не возвращается, и не было никогда, чтобы кто-нибудь дошел до
них и вернулся. Заклинаю тебя Аллахом, возвращайся
же поскорее к твоим родным, и знай, что женщина, к
которой ты направляешься, — дочь царя всех этих островов. Как же ты можешь добраться до нее? Послушайся меня, о дитя мое, и, может быть, Аллах заменит
ее тебе кем-нибудь лучше. — Клянусь Аллахом, о господин, — сказал Хасан, — если бы меня разрезали из-
за нее на кусочки, только увеличилась бы моя любовь
и волнение. Я непременно должен увидеть жену и детей и вступить на острова Вак и, если захочет Аллах великий, я вернусь только с нею и с моими детьми. —
Значит, ты неизбежно поедешь? — спросил шейх Абд-
аль-Каддус, и Хасан ответил: — да, и я хочу от тебя
только молитвы о поддержке и помощи — быть может, Аллах скоро соединит меня с женой и с детьми. — И он заплакал от великой тоски и произнес такие стихи:
 Желание вы мое и лучшие из людей,
 На место я зрения и слуха поставлю вас.
 Владеете сердцем вы моим и живете в нем,
 И после вас, господа, я впал в огорчение.
 Не думайте, что от страсти к вам я уйти могу,
 Любовь к вам повергла беднягу в несчастие.
 Вас нет, и исчезла радость, только исчезли вы,
 И стало все светлое печальным до крайности,
 Оставили вы меня, чтоб в муках я звезды пас
 И плакал слезами, точно дождь, вечно льющийся.
 340

О ночь, ты длинна для тех, кто мучим тревогою
И в сильном волнении взирает на лик луны.
 О ветер, промчишься коль над станом, где милые —
Привет мой снеси ты им — ведь жизнь недолга моя.
 341

ВОСЕМЬСОТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 Скажите о муках тех, которые я стерпел —
Возлюбленные вестей не знают о нас теперь.
 А окончив свои стихи, Хасан заплакал сильным
плачем, так что его покрыло беспамятство, и когда он
очнулся, шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: — о дитя
мое, у тебя есть мать, — не заставляй же ее вкусить утрату, — и Хасан сказал шейху: — клянусь Аллахом, о
господин, я не вернусь иначе, как с моей женой, или
меня поразит гибель. — И потом он заплакал и зарыдал и произнес такие стихи:
 Любовью клянусь, что даль завет не меняет мой
И я не из тех, кто, дав обеты, обманет.
 Когда б о тоске своей попробовал рассказать
Я людям, сказали бы: — он стал бесноватым!
 Тоска и страдания, рыданья и горести,
 Кто этим охвачен всем — каким же он будет?
 И когда он окончил свои стихи, шейх понял, что
он не отступится от того, что решил, хотя бы его
душа пропала, и подал ему письмо и пожелал ему
блага и научил его, что ему делать, и сказал: — я
крепко поручаю тебя в письме Абу-р-Рувейшу, сыну
Билькис, дочери Муина. Он мой наставник и учитель, и все люди и джинны смиряются перед ним и
его боятся. Отправляйся с благословения Аллаха, —
сказал он потом, и Хасан поехал и отпустил поводья
коня, и конь полетел с ним быстрее молнии. И Хасан
спешил на коне в течение десяти дней, пока не увидел перед собой что-то огромное, чернее ночи, заполняющее пространство между востоком и западом, и когда Хасан приблизился к этой громаде, конь
заржал под ним, и слетелись кони, как дождь, и не
счесть было им числа, и не видно было им конца. И они
 342

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 стали тереться об коня Хасана, и Хасан испугался их
и устрашился, и он летел, окруженный конями, пока
не прилетел к той пещере, которую ему описал шейх
Абд-аль-Каддус. И конь остановился у двери пещеры, и Хасан сошел с него и привязал поводья к луке
седла, и конь вошел в пещеру, а Хасан остался у двери, как велел ему шейх Абд-аль-Каддус, и начал размышлять об исходе своего дела — каков он будет. И был
он смущен и взволнован я не знал, что с ним случится... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан сошел со спины коня, он остался стоять у
двери, размышляя об исходе своего дела, — каков он будет, и не знал, что с ним случится. И он простоял у двери
пещеры пять дней с их ночами, без сна, печальный, смятенный и задумчивый, так как он оставил близких, родину, друзей и приятелей, и глаз его плакал и сердце было
печально. И он вспомнил свою мать и задумался о том,
что с ним происходит, и о разлуке с женой и детьми, и о
том, что он вытерпел, и произнес такие стихи:
 Лекарство души у вас, и тонет душа моя,
 И слезы мои струей из век изливаются.
 Разлука, печаль, тоска, изгнание — мой удел.
 Далек я от родины, тоскою я побежден.
 Ведь только влюбленный я, любовью охваченный,
Разлукой с возлюбленной его поражает рок.
 И если в любви моей я был поражен бедой,
 То кто из достойных не был жертвой превратностей?
 И не окончил еще Хасан своих стихов, как шейх
Абу-р-Рувейш уже вышел к нему, и был он черный в
 343

ВОСЕМЬСОТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 черной одежде. И, увидев шейха, Хасан узнал его по
признакам, о которых говорил ему шейх Абд-аль-Кад-
дус, и бросился к нему и стал тереться щеками об его
ноги и, схватив ногу Абу-р-Рувейша, поставил ее себе
на голову и заплакал перед ним. И шейх Абу-р-Рувейш
спросил его: — какая у тебя нужда, о дитя мое? — и
Хасан протянул руку с письмом и подал его шейху
Абу-р-Рувейшу, и тот взял его и вошел в пещеру, не дав
Хасану ответа. И Хасан остался сидеть на том же месте, у двери, как говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и
плакал, и он просидел на месте пять дней, и увеличилась его тревога, и усилился его страх, и не покидала
его бессонница. И он стал плакать и горевать от мук отдаления и долгой бессонницы и произнес такие стихи:
 Хвала властителю небес!
 Влюбленный — истинно мученик.
 Кто вкуса не вкусил любви,
 Не знает тяжести беды.
 Когда б я слезы свои собрал,
 Нашел бы реки крови я.
 Нередко был жестокий друг
И горя для меня желал,
 И, смягчившись, он порицал меня,
 И говорил я: — то не плач,
 Но я пошел, чтоб кончить жизнь,
 И камнем был я поражен.
 Даже звери плачут, так горько мне,
 И те, кто в воздухе живет.
 И Хасан плакал до тех пор, пока не заблистала
заря, и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел к Хасану, и
был он одет в белую одежду. Он сделал Хасану рукой
знак подойти, и Хасан подошел, и шейх взял его за
руку и вошел с ним в пещеру, и тогда Хасан обрадо¬
 344

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 вался и убедился, что его нужда исполнена. И шейх
шел, и Хасан шел с ним с полдня, и они пришли к
сводчатому входу со стальной дверью. И Абу-р-Ру-
вейш открыл дверь и вошел с Хасаном в проход, построенный из камня оникса, разрисованного золотом, и они шли до тех пор, пока не дошли до большой
просторной залы, выложенной мрамором, посредине которой был сад со всевозможными деревьями,
цветами и плодами, и птицы на деревьях щебетали и
прославляли Аллаха, владыку покоряющего. И было
в зале четыре портика, которые стояли друг против
друга, и под каждым портиком была комната с фонтаном, и на каждом из углов каждого фонтана было
изображение льва из золота. И в каждой комнате
стояло кресло, на котором сидел человек, и было перед ним очень много книг, и стояли перед этими
людьми золотые жаровни с огнем и курениями. И
перед каждым из этих шейхов сидели ученики и читали с ними книги. И когда Абу-р-Рувейш с Хасаном
вошли к ним, шейхи встали и оказали им почтение, и
Абу-р-Рувейш подошел к ним и сделал им знак, чтобы они отпустили присутствующих, и они отпустили
их. И четыре шейха поднялись и сели перед шейхом
Абу-р-Рувейшем и спросили его, что с Хасаном, и
тогда шейх Абу-р-Рувейш сделал Хасану знак и сказал ему: — расскажи собравшимся твою историю и
все, что с тобою случилось, с начала до конца. —
И Хасан заплакал сильным плачем и рассказал им
свою историю до конца, и когда Хасан кончил рассказывать, все шейхи закричали: — он ли тот, кого
маг поднял на Гору Облаков на ястребах зашитого в
верблюжью шкуру? — Да, — сказал им Хасан, и
они подошли к шейху Абу-р-Рувейшу и сказали: — о
шейх наш, Бахрам ухитрился поднять его на гору.
Как же он спустился и какие он видел на горе чуде¬
 345

ВОСЕМЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 са? — О Хасан, — сказал шейх Абу-р-Рувейш, —
расскажи им, как ты спустился, и осведоми их о том,
что ты видел из чудес. — И Хасан повторил им, что с
ним случилось, от начала до конца — как он захватил персиянина и убил его и освободил того человека и поймал девушку, и как его жена обманула его и
взяла его детей и улетела, и рассказал им обо всех
ужасах и бедствиях, которые он вытерпел. И присутствующие удивились тому, что случилось с Хасаном,
и, обратившись к шейху Абу-р-Рувейшу, сказали
ему: — о шейх шейхов, клянемся Аллахом, этот
юноша — несчастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить свою жену и детей... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан рассказал шейхам свою историю, они сказали шейху Абу-р-Рувейшу: — этот юноша — несчастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить
свою жену и детей, — и шейх Абу-р-Рувейш сказал
им: — о братья, это дело великое, опасное, и я не видел
никого, кто бы питал отвращение к жизни, кроме этого юноши. Вы ведь знаете, что до островов Вак трудно
добраться, и не достигал их никто, не подвергая себя
опасности, и знаете их силу и их помощников, и я клянусь Аллахом, что не вступлю на их землю и не стану
ни в чем им противиться. Как доберется этот человек к
дочери царя величайшего, и кто может привести его к
ней и помочь ему в этом деле? — О шейх шейхов, —
сказали старцы, — этого человека погубила страсть, и
он подверг себя опасности и явился к тебе с письмом
твоего брата, шейха Абд-аль-Каддуса, и тебе поэтому
 346

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 следует ему помочь. — И Хасан поднялся и стал целовать ногу Абу-р-Рувейша и, приподняв полу его платья, положил ее себе на голову и заплакал и сказал
ему: — прошу тебя, ради Аллаха, свести меня с моими
детьми и женой, хотя бы была в этом гибель моей души
и сердца, — и присутствующие заплакали из-за его
плача и сказали шейху Абу-р-Рувейшу: — воспользуйся наградой за этого беднягу и сделай с ним доброе
дело ради твоего брата, шейха Абд-аль-Каддуса. —
Этот юноша — несчастный, и он знает, на что идет, но
мы ему поможем по мере возможности, — сказал Абу-
р-Рувейш, и, услышав его слова, Хасан обрадовался, и
поцеловал ему руки, и стал целовать руки присутствующим одному за одним, и попросил их о помощи.
И тогда Абу-р-Рувейш взял кусок бумаги и чернильницу и написал письмо, и запечатал его, и отдал Хасану, а
потом он дал ему кожаный футляр, в котором были куренья и принадлежности для огня — кремень и прочее, и сказал: — береги этот футляр, и когда ты попадешь в беду, зажги немножко этих курений и позови
меня — я явлюсь к тебе и выручу тебя из беды. —
И затем он велел кому-то из присутствующих тотчас
же вызвать к нему ифрита из джиннов летающих, и
когда ифрит явился, шейх спросил его: — как твое
имя? — Твой раб Дахнаш-ибн-Факташ, — ответил
ифрит, и Абу-р-Ру-вейш сказал ему: — подойди ближе, — и Дахнаш приблизился, и тогда шейх Абу-р-Ру-
вейш приложил рот к уху ифрита и сказал ему несколько слов. И ифрит покачал головой, а шейх сказал
Хасану: — о дитя мое, вставай и садись на плечи этому
ифриту Дахнашу-летучему, и когда он поднимет тебя к
небу и ты услышишь славословие ангелов в воздухе, не
славословь, — ты погибнешь и он тоже. — Я совсем не
буду говорить! — воскликнул Хасан, и шейх сказал
ему: — о Хасан, когда он полетит с тобой, он опустит
 347

ВОСЕМЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 тебя на второй день, на заре, на белую землю, чистую,
как камфара, и когда он опустит тебя туда, иди десять
дней один, пока не дойдешь до ворот города, и когда ты
дойдешь до него, войди и спроси, где его царь, а когда
ты с ним встретишься, пожелай ему мира и поцелуй
ему руку и отдай ему это письмо, и что бы он тебе ни
посоветовал — пойми. — И Хасан отвечал: — слушаю и повинуюсь! — и вышел с ифритом, и шейхи
поднялись и пожелали ему блага и поручили ифриту о
нем заботиться.

ФРИТ понес Хасана на плече и поднялся с ним до облаков небесных и
шел с ним тот день и ночь, и Хасан
слышал славословие ангелов на небе, а
когда наступило утро, ифрит поставил
Хасана на землю, белую, точно камфара, и оставил его и ушел. И когда Хасан почувствовал,
что он на земле и около него никого нет, он пошел и
шел днем и ночью, в течение десяти дней, пока не дошел до ворот города.
 И он вошел в город и спросил про его царя, и ему
указали к нему дорогу и сказали: — его имя — царь
Хассун, царь Камфарной земли, и у него солдаты и воины, которые наполняют землю и в длину и в ширину. — И Хасан попросил позволенья, и царь ему позволил, и, войдя к нему, Хасан увидел, что этот царь великий, и поцеловал землю меж его рук. — Что у тебя за
нужда? — спросил его царь, и Хасан поцеловал письмо и подал его царю, и тот взял его и прочитал и некоторое время качал головой, а потом он сказал кому-то
 349

ВОСЕМЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 из своих приближенных: — возьми этого юношу и помести его в Доме Гостеприимства. — И царедворец
взял Хасана и пошел и поместил его там, и Хасан провел в Доме Гостеприимства три дня за едой и питьем, и
не было подле него никого, кроме слуги, который был
с ним. И стал этот слуга с ним разговаривать, и развлекать его, и расспрашивать, в чем его дело и как он добрался до этих земель, и Хасан рассказал ему полностью о том, что с ним случилось, и обо всем, что он испытывает. А на четвертый день слуга взял его и привел
к царю, и царь сказал ему: о Хасан, ты пришел ко мне,
желая вступить на острова Бак, как говорит нам шейх
шейхов. О дитя мое, я пошлю тебя на этих днях, но
только на твоей дороге будет много гибельных мест и
безводных пустынь, где много устрашающего. Но потерпи, и не будет ничего, кроме блага, и я непременно
придумаю хитрость и доставлю тебя к тому, что ты хочешь, если пожелает великий Аллах. Знай, о дитя мое,
что там войско из дейлемитов, которые хотят войти на
острова Вак, и они снабжены оружием, конями и снаряжением, но не могут войти туда. Но ради шейха
шейхов Абу-р-Рувейша, сына Билькис, дочери Муина,
о дитя мое, я не могу вернуть тебя к нему иначе, как с
исполненной нуждой. Скоро придут к нам корабли с
островов Вак, и до них осталось уже немного. Когда
один из них придет, я посажу тебя на него и поручу
тебя матросам, чтобы они тебя уберегли и доставили
на острова Вак. И всякому, кто тебя спросит, что с тобой и в чем твое дело, говори: — я зять царя Хассуна,
царя Камфарной земли. — А когда корабль пристанет
к островам Вак и капитан тебе скажет: — выходи на
берег! — выйди и увидишь много скамей во всех направлениях на берегу. Выбери себе скамью, сядь под
нее и не шевелись, и когда наступит ночь, ты увидишь
войско из женщин, которые окружат товары; протяни
 350

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 тогда руку и схвати ту женщину, что сядет на скамью,
под которой ты спрятался, и попроси у нее защиты и
знай, о дитя мое, что если она возьмет тебя под свою
защиту, — твоя нужда исполнена и ты доберешься до
жены и детей, а если она тебя не защитит, — горюй о
себе, оставь надежду на жизнь и будь уверен, что твоя
душа погибнет. Знай, о дитя мое, что ты подвергаешь
себя опасности, и я ничего не могу для тебя, кроме этого, и конец... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царь Хассун сказал Хасану эти слова в дал ему наставления, которые мы упомянули, и сказал: — я ничего
не могу для тебя, кроме этого, — и потом он сказал: —
знай, что если бы не было о тебе заботы владыки неба,
ты бы не добрался сюда. — И, услышав слова царя
Хассуна, Хасан так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие два стиха:
 Я буду жить судьбою срок назначенный,
 А кончатся все дни его — умру.
 Если б львы в берлоге со мной бороться вздумали,
 Я б побеждал, пока не выйдет срок.
 А окончив свои стихи, Хасан поцеловал перед царем землю и сказал ему: — о великий царь, а сколько
осталось дней до прихода кораблей? — и царь ответил: — месяц, и они останутся здесь, чтобы продать то,
что есть на них, два месяца, а потом вернутся в свою
страну. Не надейся же уехать на кораблях раньше, чем
через три полных месяца. И потом царь велел Хасану
идти в Дом Гостеприимства и приказал снести ему все,
 351

ВОСЕМЬСОТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 что ему нужно из пищи, питья и одежды, подходящее
для царей, и Хасан оставался в Доме Гостеприимства
месяц, а через месяц пришли корабли. И царь вышел с
купцами и взял Хасана с собой на корабли, и Хасан
увидел корабль, где были люди многочисленные, как
камешки, — не знает их числа никто, кроме того, кто
их создал, — и этот корабль стоял посреди моря и при
нем были маленькие челноки, которые перевозили с
него товары на берег. И Хасан оставался на корабле,
пока путники не перенесли товары с него на сушу, и
они начали продавать и покупать, и до отъезда осталось только три дня. И царь велел привести Хасана к
себе, и собрал для него все, что было нужно, и наградил его великой наградой, а потом он позвал капитана
того корабля и сказал ему: — возьми этого юношу к
себе на корабль и не осведомляй о нем никого. Отвези
его на острова Вак, оставь его там и не привози его. —
И капитан отвечал: — слушаю и повинуюсь! — и царь
стал наставлять Хасана и сказал ему: — не осведомляй
о себе никого на свете из тех, что будут с тобой на корабле, и не сообщай никому твоей истории — иначе
ты погибнешь. — Слушаю и повинуюсь! — отвечал
Хасан, и потом он простился с ним, после того как пожелал ему долгой жизни и века и победы над всеми завистниками и врагами, и царь поблагодарил его за это
и пожелал ему благополучия и исполнения его нужды.
А потом он передал его капитану, и тот взял его и положил в сундук и поставил сундук на барку, и поднял его
на корабль только тогда, когда люди были заняты переноской товаров. И после этого корабли поплыли и плыли, не переставая, в течение десяти дней, а когда наступил одиннадцатый день, они приплыли к берегу.
И капитан вывел Хасана с корабля, и, сойдя с корабля
на сушу, Хасан увидел скамьи, число которых знает
только Аллах, и он шел, пока не дошел до скамьи, рав-
 352

ной которой не было, и спрятался под нею. И когда
приблизилась ночь, пришло множество женщин, подобно распространившейся саранче, к они шли на ногах, и мечи у них в руках были обнажены, и женщины
 353

ВОСЕМЬСОТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 были залиты в кольчуги. И, увидя товары, женщины занялись ими, а после этого они сели отдохнуть, и одна
из женщин села на ту скамью, под которой был Хасан. И Хасан схватился за край ее подола и положил
его себе на голову и бросился к женщине и стал целовать ей руки и ноги, плача, и женщина сказала: —
эй, ты, встань прямо, пока никто тебя не увидел и не
убил. — И тогда Хасан вышел из-под скамьи и встал
на ноги и поцеловал женщине руки и сказал ей: — о
госпожа моя, я под твоей защитой! — и потом он
заплакал и сказал: — пожалей того, кто расстался с
родными, женой и детьми и поспешил, чтобы соединиться с ними, и подверг опасности свою душу и
сердце. Пожалей меня и будь уверена, что получишь
за это рай. А если ты не примешь меня, прошу тебя
ради Аллаха, великого, укрывающего, укрой меня. —
И купцы стали смотреть на Хасана, когда он говорил
с женщиной, и, услышав его слова и увидев, как он
ее умоляет, она пожалела его, и сердце ее к нему
смягчилось, и она поняла, что Хасан подверг себя
опасности и пришел в это место только ради великого дела. И она сказала Хасану: — о дитя мое, успокойся душою и прохлади глаза, и пусть твое сердце и
ум будут спокойны! Возвращайся на твое место и
спрячься под скамьей, как раньше, до следующей
ночи, и пусть Аллах сделает то, что желает. — И потом она простилась с ним, и Хасан залез под скамью,
как и раньше, а воительницы жгли свечи, смешанные с алоэ и сырой амброй, до утра. И когда взошел
день, корабли возвратились к берегу, и купцы были
заняты переноской вещей и товаров, пока не подошла ночь, а Хасан прятался под скамьей с плачущими глазами и печальным сердцем, и не знал он, что
определено ему в неведомом. И когда он сидел так,
вдруг подошла к нему женщина из торгующих, у ко¬
 354

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 торой он просил защиты, и подала ему кольчугу, меч,
вызолоченный пояс и копье и потом ушла от него, опасаясь воительниц. И, увидев это, Хасан понял, что женщина из торгующих принесла ему эти доспехи лишь
для того, чтобы он их надел, и тогда он поднялся и надел кольчугу и затянул пояс вокруг стана и привязал
меч под мышку я взял в руки копье и сел на скамью, и
язык его не забывал поминать великого Аллаха, просил у него защиты... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан взял оружие, данное ему женщиной из торгующих, у которой он попросил защиты, и она сказала
ему: — сиди под скамьей и не давай никому узнать о твоем положении. — И Хасан надел его, а потом сел на скамью, и язык его не забывал поминать Аллаха, и стал он
просить у Аллаха защиты. И когда он сидел, вдруг появились факелы, фонари и свечи, и пришли женщины-воины, и Хасан встал и смешался с толпой воительниц, и
стал как бы одной из них. А когда приблизился восход
зари, воительницы, и Хасан с ними, пошли и пришли к
своим шатрам, и Хасан вошел в один из них, и вдруг оказалось, что это шатер его подруги, которую он просил о
защите. И когда эта женщина вошла в свой шатер, она
сбросила оружие и сняла кольчугу и покрывало, и Хасан
сбросил оружие и посмотрел на свою подругу и увидел,
что это полуседая старуха с голубыми глазами и большим носом, и было это бедствие из бедствий и самое безобразное создание с рябым лицом, вылезшими бровями, сломанными зубами, морщинистыми щеками и седыми волосами, и из носу у нее текло, а изо рта лилась
слюна, и была она такова, как сказал о подобной ей поэт:
 355

ВОСЕМЬСОТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 И в складках лица ее запрятаны девять бед,
 Являет нам каждая геенну ужасную.
 С лицом отвратительным и мерзкою сущностью,
Похожа на кабана, губами жующего.
 И была эта плешивая уродина, подобная пятнистой змее. И когда старуха увидела Хасана, она удивилась и воскликнула: — как добрался этот человек
до этих земель, на каком корабле он приехал и как
остался цел? — Она стала расспрашивать Хасана о
его положении, дивясь его прибытию, и Хасан упал
к ее ногам и стал тереться об них лицом и плакал,
пока его не покрыло беспамятство, а очнувшись, он
произнес такие стихи:
 Когда же дни даруют снова встречу,
 И вслед разлуке будем жить мы вместе?
 И снова буду с тою, с кем хочу я, —
 Упреки кончатся, а дружба вечна.
 Когда бы Нил, как слезы мои, струился,
 Земель бы не было не орошенных.
 Он залил бы Хаджаз и весь Египет,
 И Сирию, и земли все Ирака.
 Все потому, что нет тебя, любимой!
 Так сжалься же и обещай мне встречу!
 А окончив свои стихи, Хасан схватил полу платья
старухи и положил ее себе на голову и стал плакать и
просить у нее защиты, и когда старуха увидела, как он
горит, волнуется, страдает и горюет, ее сердце потянулось к нему, и она взяла его под свою защиту и молвила: — не бойся совершенно! — а потом она спросила
Хасана о его положении, и он рассказал ей о том, что с
ним случилось, с начала до конца. И старуха удивилась
его рассказу и сказала ему: — успокой свою душу и
 356

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 успокой свое сердце! Не осталось для тебя страха, и ты
достиг того, чего ищешь и исполнения твоей нужды,
если хочет этого Аллах великий. — И Хасан обрадовался сильной радостью, а потом старуха послала за
предводителями войска, чтобы они явились (а было
это в последний день месяца), и когда они предстали
перед ней, она сказала: — выходите и кликните клич
во всем войске, чтобы выступали завтрашний день утром и никто из воинов не оставался сзади, а если кто-
нибудь останется, его душа пропала. — И предводители сказали: — слушаем и повинуемся! — и затем они
вышли и кликнули клич во всем войске, чтобы выступать завтрашний день утром, и вернулись и осведомили об этом старуху, и понял тогда Хасан, что она и есть
предводительница войска и что ей принадлежит решение и она поставлена над ними начальником. И потом
Хасан не скидывал с тела оружия весь этот день.
 А имя старухи, у которой находился Хасан, было
Шавахи, и прозвали ее Умм-ад-Давахи. И эта старуха
не кончила приказывать и запрещать, пока не взошла
заря, и все войско тронулось с места, — а старуха не
выступила с ним. И когда воины ушли и их места стали
пустыми, Шавахи сказала Хасану: — подойди ко мне
ближе, о дитя мое! — и Хасан приблизился к ней и
стал перед нею, и она обратилась к нему и сказала: —
по какой причине ты подверг себя опасности и вступил в эту страну? Как согласилась твоя душа погибнуть? Расскажи мне правду обо всех твоих делах, не
скрывай от меня ничего из них и не бойся, — ты теперь под моим покровительством, и я защитила тебя и
пожалела и сжалилась над твоим положением. Если ты
расскажешь мне правду, я помогу тебе исполнить
твою нужду, хотя бы пропали из-за этого души и погибли тела, и раз ты ко мне прибыл, нет во мне на тебя
гнева, и я не дам проникнуть к тебе со злом никому из
 357

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 тех, кто есть на островах Вак. — И Хасан рассказал
старухе свою историю от начала до конца и осведомил
ее о деле своей жены и о птицах, и как он ее поймал
среди остальных десяти и женился на ней и жил с нею,
пока не досталось ему от нее двоих сыновей, и как она
взяла своих детей и улетела, когда узнала дорогу к
одежде из перьев. И он не скрыл в своем рассказе ничего, с начала и до того дня, который был сейчас, и
старуха, услышав его слова, покачала головой и сказала: — хвала Аллаху, который сохранил тебя и привел
сюда и бросил ко мне, — если бы ты попал к другому,
твоя душа пропала бы, и твоя нужда не была бы исполнена. Но искренность твоих намерений и любовь и
крайнее влечение твое к жене и детям — вот, что привело тебя к достижению желаемого. Если бы ты не любил ее и не был взволнован любовью к ней, ты бы не
подверг себя такой опасности. Хвала Аллаху за твое
спасение, и теперь нам надлежит исполнить твою нужду и помочь тебе в том, чего ты добиваешься, чтобы
ты вскоре достиг желаемого, если захочет великий
Аллах. Но только знай, о дитя мое, что твоя жена на
седьмом острове из островов Вак, и расстояние между нами и ею — семь месяцев пути ночью и днем.
Мы поедем отсюда и доедем до земли, которая называется Земля Птиц, и от громкого птичьего крика и
хлопанья крыльев одна птица не слышит там голоса
другой... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха сказала Хасану: — твоя жена на седьмом острове, а это большой остров среди островов Вак, и расстояние от нас до него семь месяцев пути. Мы поедем
 358

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 отсюда до Земли Птиц, где от шума и хлопанья крыльев одна птица не слышит голоса другой, и поедем по
этой земле одиннадцать дней, днем и ночью, а потом
мы выедем оттуда в землю, которая называется Землей Зверей, и от рева животных, гиен и зверей, воя
волков и рычания львов мы не будем ничего слышать.
Мы проедем по этой земле двадцать дней и потом выедем в землю, которая называется Землей Джиннов, и
великие крики джиннов и взлет их огней и полет искр
и дыма из их ртов и их глубокие вздохи и дерзость их
закроет перед нами дорогу, оглушит нам уши и ослепит нам глаза, так что мы не будем ни слышать, ни видеть. И не сможет ни один из нас обернуться назад, —
он погибнет, и всадник кладет в этом месте голову на
луку седла не поднимает ее три дня. А после этого нам
встретится большая гора и текучая река, которые доходят до островов Вак. И знай, о дитя мое, что все эти
воины — невинные девы, и царь, правящий нами,
женщина с семи островов Вак. А протяжение этих
семи островов — целый год пути для всадника, спешащего в беге. И на берегу этой реки и другая гора, называемая горой Вак, а это слово — название дерева, ветви которого похожи на головы сынов Адама. Когда над
ними восходит солнце, эти головы разом начинают
кричать и говорят в своем крике: — Вак! Вак! Слава
царю-создателю! — и, услышав их крики, мы узнаем,
что солнце взошло. И также, когда солнце заходит, эти
головы начинают кричать и тоже говорят в своем крике: — Вак! Вак! Слава царю-создателю! — и мы узнаем, что солнце закатилось. Ни один мужчина не может
жить у нас и проникнуть к нам и вступить на нашу землю, и между нами и царицей, которая правит этой землей, расстояние месяца пути по этому берегу. Все подданные, которые живут на этом берегу, подвластны
этой царице, и ей подвластны также племена непокор¬
 359

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 ных джиннов и шайтанов. Под ее властью столько колдунов, что число их знает лишь тот, кто их создал, и
если ты боишься, я пошлю с тобою того, кто отведет
тебя на берег, и приведу того, кто свезет тебя на своем
корабле и доставит тебя в твою страну. А если приятно
твоему сердцу остаться с нами, я не буду тебе прекословить, и ты будешь у меня, под моим оком, пока не исполнится твоя нужда, если захочет Аллах великий. —
О госпожа, я больше не расстанусь с тобой, пока не соединюсь с моей женой, или моя душа пропадет, —
воскликнул Хасан, и старуха сказала ему: — это дело
легкое! Успокой твое сердце, и ты скоро придешь к
желаемому, если захочет Аллах великий. Я непременно осведомлю о тебе царицу, чтобы она была тебе помощницей в исполнении твоего намерения. — И Хасан пожелал старухе блага и поцеловал ей руки и голову и поблагодарил ее за ее поступок и крайнее
великодушие, и пошел с нею, размышляя об исходе
своего дела и ужасах пребывания на чужбине. И он начал плакать и рыдать и произнес такие стихи:
 Дует ветер с тех мест, где стан моей милой,
 И ты видишь, что от любви я безумен.
 Ночь сближенья нам кажется светлым утром,
 День разлуки нам кажется черной ночью.
 И прощанье с возлюбленной — труд мне тяжкий,
 И расстаться с любимыми нелегко мне.
 На суровость я жалуюсь лишь любимой,
 Нет мне в мире приятеля или друга.
 И забыть мне нельзя о вас — не утешит
Мое сердце хулящих речь, недостойных.
 Бесподобная страсть моя бесподобна.
 Лишена ты подобия, я же — сердца.
 Кто желает слыть любящим и боится
Укоризны — достоин тот лишь упрека.
 360

ПОТОМ старуха велела бить в барабан отъезда, и войско двинулось, и Хасан пошел со старухой, погруженный
в море размышлений и произнося эти
стихи, а старуха побуждала его к терпению и утешала его, но Хасан не
приходил в себя и не разумел того, что она ему говорила. И они шли до тех пор, пока не достигли первого
острова из семи островов, то есть Острова Птиц, и когда они вступили туда, Хасан подумал, что мир перевернулся — так сильны были там крики, — и у него заболела голова, и его разум смутился, и ослепли его глаза,
и ему забило уши. И он испугался сильным испугом и
убедился в своей смерти и сказал про себя: — если это
Земля Птиц, то какова же будет Земля Зверей? —
И когда старуха, называемая Шавахи, увидела, что он
в таком состоянии, она стала над ним смеяться и сказала: — о дитя мое, если таково твое состояние на первом острове, то что же с тобой будет, когда ты достигнешь остальных островов? — И Хасан стал молить Ал-
 361

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 лаха и умолять его, прося у него помощи в том, чем
он его испытал, и исполнения его желания, и они
ехали до тех пор, пока не пересекли Землю Птиц и
не вышли из нее. И они вошли в Землю Зверей и
вышли из нее и вступили в Землю Джиннов, и когда
Хасан увидел ее, он испугался и раскаялся, что вступил с ними в эту землю. И затем он попросил помощи у великого Аллаха и пошел с ними дальше, и они
вырвались из Земли Джиннов и дошли до реки и остановились под большой вздымающейся горой и
разбили свои шатры на берегу реки. И старуха поставила Хасану возле реки скамью из мрамора, украшенную жемчугом, драгоценными камнями и
слитками червонного золота, и Хасан сел на нее, и
подошли воины, и старуха провела их перед Хасаном, а потом они расставили вокруг Хасана шатры и
немного отдохнули и поели и попили и заснули спокойно, так как они достигли своей страны. А Хасан
закрывал себе лицо покрывалом, так что из-под него
видны были только его глаза. И вдруг толпа девушек
подошла близко к шатру Хасана, и они сняли с себя
одежду и вошли в реку, и Хасан стал смотреть, как
они моются. И девушки принялись играть и веселиться, не зная, что Хасан смотрит на них, так как
они считали его за царевну, и у Хасана натянулась
его струна, так как он смотрел на девушек, обнаженных от одежд, и видел у них между бедрами всякие
разновидности — мягкое, пухлое, жирное, полное,
толстогубое, совершенное, широкое и обильное. И лица
их были, как луны, а волосы, точно ночь над днем,
так как они были дочерьми царей. И потом старуха
поставила Хасану седалище и посадила его, и когда
девушки кончили мыться, они вышли из реки, обнаженные и подобные месяцу в ночь полнолуния, и все
войско собралось перед Хасаном, так как старуха ве-
 362

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 дела кликнуть клич среди воительниц, чтобы они собрались перед его шатром, сняли с себя одежды,
вошли в реку и мылись там — может быть, жена Хасана окажется среди них, и он ее узнает. И старуха
стала спрашивать его о девушках, проходивших отряд за отрядом, а Хасан говорил: — нет ее среди
этих, о госпожа моя... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что старуха спрашивала Хасана о девушках, проходивших отряд за отрядом — может быть, он узнает
среди них свою жену, — но всякий раз, как она
спрашивала его о каком-нибудь отряде, Хасан говорил: — ее нет среди этих, о госпожа моя! — И потом, после этого, подошла к ним женщина в конце
людей, которой прислуживали десять невольниц и
тридцать служанок — все высокогрудые девы, — и
они сняли с себя одежды и вошли с их госпожей в
реку, и та стала их дразнить в бросать и погружать в
реку и играла с ними таким образом некоторое время, а затем они вышли из реки и сели, и их госпоже
подали шелковые полотенца, вышитые золотом, и
она взяла их и вытерлась. И затем ей принесли одежды, платья и украшения, сделанные джиннами, и она
взяла их и надела и гордо прошла, среди воительниц
со своими служанками, и когда Хасан увидел ее, его
сердце взлетело, и он воскликнул: — вот женщина,
самая похожая на птицу, которую я видел в пруде во
дворце моих сестер-девушек, и она так же поддразнивала своих приближенных, как эта! — О Хасан,
это ли твоя жена? — спросила старуха. И Хасан
воскликнул: — нет, клянусь твоей жизнью, о госпо¬
 363

ВОСЕМЬСОТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 жа, это не моя жена, и я в жизни не видал ее, и среди
всех девушек, которых я видел на этих островах, нет
подобной моей жене и нет ей равной по стройности,
соразмерности, красоте и прелести. — Опиши мне
ее и скажи мне все ее признаки, чтобы они были у
меня в уме, — молвила старуха. — Я знаю всякую
девушку на островах Вак, так как я надсмотрщица
женского войска и управляю им, и если ты мне ее
опишешь, я узнаю ее и придумаю тебе хитрость, чтобы ее захватить. — И тогда Хасан сказал старухе: —
у моей жены прекрасное лицо и стройный стан, ее
щеки овальны и грудь высока; глаза у нее черные и
большие, ноги — плотные, зубы — белые; язык ее
сладостен, и она прекрасна чертами и подобна гибкой ветви. Ее качества невиданы, и уста румяны, у
нее насурмленные глаза и нежные губы, в на правой
щеке у нее родинка, а на животе под пупком — метка. Ее лицо светит, как округленная луна, ее стан тонок, а бедра тяжелы, и слюна ее исцеляет больного,
как будто она Каусар или Сельсебиль. — Прибавь,
описывая ее, пояснения, да прибавит тебе Аллах увлечения, — сказала старуха, и Хасан молвил: — У моей
жены лицо прекрасное и щеки овальные и длинная
шея; у нее насурмленные глаза, и щеки, как коралл,
и рот, точно сердоликова печать, и уста, ярко-сверкающие, при которых не нужно ни чаши, ни кувшина. Она сложена в форме нежности, и меж бедер ее
престол халифата, и нет подобной святыни в священных местах, как сказал об этом поэт:
 Название, нас смутившее,
 Из букв известных состоит:
 Четыре ты на пять умножь,
 И шесть умножь на десять ты.
 364

И потом Хасан заплакал и пропел такую песенку:
 О сердце, когда тебя любимый оставит.
 Уйти и сказать, что ты забыло, не вздумай!
 365

ВОСЕМЬСОТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 Терпенье употреби — врагов похоронишь,
 Клянусь, не обманется вовек терпеливый!
 И еще:
 Коль хочешь спастись, — весь век не двигайся с места,
Тоски и отчаянья не знай и гордыни.
 Терпи и не радуйся совсем, не печалься,
 А если отчаешься, прочти: не разверзли ль.
 И старуха склонила на некоторое время голову к
земле, а потом она подняла голову к Хасану и воскликнула: — хвала Аллаху, великому саном! Поистине, я испытана тобою, о Хасан! О если бы я тебя не
знала! Ведь женщина, которую ты описал, — это
именно твоя жена, и я узнала ее по приметам. Она
старшая дочь царя величайшего, которая правит над
всеми островами Вак. Открой же глаза и обдумай
свое дело, и если ты спишь — проснись! Тебе никогда нельзя будет ее достигнуть, а если ты ее достигнешь, ты не сможешь получить ее, так как между
нею и тобой то же, что между небом и землей. Возвращайся же дитя мое, поскорее и не бросай себя в
погибель, — ты бросишь меня вместе с тобой. Я думаю, что нет для тебя в ней доли — возвращайся же
туда, откуда пришел, чтобы не пропали наши души. —
И старуха испугалась за себя и за Хасана, и, услышав слова старухи, он так сильно заплакал, что его
покрыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока,
и он заплакал и залил слезами свою одежду, от великой тоски и огорчения из-за слов старухи, и отчаялся в жизни и сказал старухе: — о госпожа моя, а как
я вернусь, когда я дошел досюда, и не думал я в душе,
что ты не в силах достигнуть моей цели, особенно
раз ты надсмотрщица войска женщин и управляешь
 366

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ими. — Заклинаю тебя Аллахом, о дитя мое, — сказала старуха, — выбери себе девушку из этих девушек, и я дам ее тебе вместо твоей жены, чтобы ты не
попал в руки царям, — тогда у меня не останется
хитрости, чтобы тебя выручить. Заклинаю тебя Аллахом, послушайся меня и выбери себе одну из этих
девушек, но не ту, и возвращайся поскорее невредимым и не заставляй меня глотать твою горесть. Клянусь Аллахом, ты бросил себя в великое бедствие и
большую опасность, из которой никто не может тебя
выручить! — И Хасан опустил голову и горько заплакал и произнес такие стихи:
 Хулителям сказал я: — не хулите!
 Ведь лишь для слез глаза мои существуют.
 Их слезы переполнили и льются
Вдоль щек моих, а милая сурова.
 Оставьте — от любви худеет тело,
 Ведь я в любви люблю мое безумье.
 Любимые — все больше к вам стремленье,
 Так почему меня не пожалеть вам?
 Суровы вы, хоть клятвы и обеты
Я дал, и дружбу обманув, ушли вы.
 В день расставанья, как вы удалились,
 Я выпил чашу низости в разлуке.
 О сердце, ты в тоске по ним расплавься,
 Будь щедрым ты на слезы, мое око!
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда старуха сказала Хасану: — ради Аллаха, о дитя
мое, послушайся моих слов и выбери себе одну из этих
девушек вместо твоей жены и возвращайся скорее в
 367

ВОСЕМЬСОТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 твою страну, — Хасан понурил голову и заплакал
сильным плачем и произнес упомянутые стихи, а
окончив стихотворение, он так заплакал, что его покрыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала
ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока, а
затем она обратилась к нему и сказала: — о господин
мой, возвращайся в твою страну! Когда я поеду с тобой в город, пропадет твоя душа и моя душа, так как
царица, когда она об этом узнает, будет упрекать меня
за то, что я вступила с тобою в ее страну и на ее острова, которых не достигал никто из детей сынов Адама.
Она убьет меня за то, что я взяла тебя с собой и показала тебе этих дев, которых ты видел в реке, хотя не
касался их самец и не приближался к ним муж. — И Хасан поклялся, что он совершенно не смотрел на них
дурным взглядом, и старуха сказала ему: — о дитя
мое, возвращайся в твою страну, и я дам тебе денег,
сокровищ и редкостей столько, что тебе не будут
нужны никакие женщины. Послушайся же моих
слов и возвращайся скорее, не подвергая себя опасности, и вот я дала тебе совет. — И Хасан, услышав
слова старухи, заплакал и стал тереться щеками об
ее ноги и воскликнул: — о моя госпожа и владычица
и прохлада моего глаза, как я вернусь после того, как
дошел до этого места, и не посмотрю на тех, кого желаю?! Я приблизился к жилищу любимой и надеялся
на близкую встречу, и, может быть, будет мне доля в
сближении! — И потом он произнес такие стихи:
 О цари всех прекрасных, сжальтесь над пленным
Тех очей, что могли б царить в царстве Кисры.
 Превзошли вы дух мускуса ароматом
И затмили красоты роз своим блеском.
 Где живете, там веет ветер блаженства,
 И дыханьем красавицы он пропитан.
 368

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 О хулитель, довольно слов и советов —
 Ты явился с советами лишь по злобе.
 Ни корить, ни хулить меня не годится
 За любовь, коль не знаешь ты, в чем тут дело.
 Я пленен был красавицы темным оком,
 И любовью повергнут был я насильно.
 Рассыпая слезу мою, стих нижу я,
 Вот рассказ мой — рассыпан он и нанизан,
 Щек румянец расплавил мне мое сердце,
 И пылают огнем теперь мои члены.
 Расскажите — оставлю коль эти речи,
 Так какими расплавлю грудь я речами?
 Я красавиц всю жизнь любил, но свершит ведь
Вслед за этим еще Аллах дел немало.
 А когда Хасан окончил свои стихи, старуха сжалилась над ним и пожалела его и, подойдя к нему, стала
успокаивать его сердце и сказала: — успокой душу и
прохлади глаза и освободи твои мысли от заботы, клянусь Аллахом, я подвергну с тобою опасности мою
душу, чтобы ты достиг того, чего хочешь, или поразит
меня гибель. — И сердце Хасана успокоилось, и расправилась у него грудь, и он просидел, беседуя со старухой, до конца дня, и, когда пришла ночь, все девушки разошлись, и некоторые пошли в свои дворцы в городе, а некоторые остались на ночь в шатрах. И старуха
взяла Хасана с собой и пошла с ним в город и отвела
ему помещение для него одного, чтобы никто не вошел
к нему и не осведомил о нем царицу, и она не убила бы
его и не убила бы того, кто его привел. И старуха стала
прислуживать Хасану сама и пугала его яростью величайшего царя, отца его жены, и Хасан плакал перед
нею и говорил: — о госпожа, я избрал для себя смерть,
и свет мне противен, если я не соединюсь с женой и
детьми! Я подвергну себя опасности и либо достигну
 369

ВОСЕМЬСОТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 желаемого, либо умру. — И старуха стала раздумывать о том, как бы Хасану сблизиться и сойтись со своей женой, и какова будет хитрость в деле с этим беднягой, который вверг свою душу в погибель, и не удерживает его от его намерения ни страх, ни что-нибудь
другое, и он забыл о самом себе, а сказавший поговорку говорит: — влюбленный не слушает слов свободного от любви.

ТА женщина была царицей острова,
на котором они расположились, и
было имя ее Нур-аль-Худа. И было у
этой царицы семь сестер — невинных
девушек и они жили у ее отца, царя величайшего, который правил семью островами и областями Вак, и престол этого царя был в
городе, самом большом из городов той земли, а его
старшая дочь, то есть Нур-аль-Худа, была правительницей того города, в котором находился Хасан, и всех
его областей. И старуха, видя, что Хасан горит желаньем встретиться со своей женой и детьми, поднялась и
отправилась во дворец царицы Нур-аль-Худа и, войдя
к ней, поцеловала землю меж ее руками, а у этой старухи была перед нею заслуга, так как она воспитала
всех царских дочерей и имела над всеми ими власть и
пользовалась у них почетом и была дорога царю. И когда
старуха вошла к царице Нур-аль-Худа, та поднялась и
обняла ее и посадила с собою рядом и спросила, какова была ее поездка, и старуха отвечала ей: — клянусь
 371

ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 Аллахом, о госпожа, это была поездка благословенная,
и я захватила для тебя подарок, который доставлю
тебе. О дочь моя, о царица века и времени, — сказала
она потом, — я привела с собой нечто удивительное и
хочу тебе это показать, чтобы ты помогла мне исполнить его нужду. — А что это такое? — спросила царица, и старуха рассказала ей историю Хасана с начала
до конца, и она дрожала как тростинка в день сильного
ветра и наконец упала перед царевной и сказала ей: —
о госпожа, попросил у меня защиты один человек на
берегу, который прятался под скамьей, и я взяла его
под защиту и привела его с собой в войске девушек, и
он надел оружие, чтобы никто его не узнал, и я привела его в город. — И потом старуха сказала царевне: —
я пугала его твоей яростью и осведомила его о твоей
силе и мощи, и всякий раз, как я его пугаю, он плачет и
произносит стихи и говорит мне: — неизбежно мне
увидеть мою жену и детей, или я умру, и я не вернусь в
мою страну без них! — И он подверг себя опасности и
пришел на острова Вак, и я в жизни не видела человека, крепче его сердцем и с большей мощью, но только
любовь овладела им до крайней степени... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха рассказала царице Нур-аль-Худа историю Хасана и сказала ей: — я не видела человека крепче его
сердцем, но только любовь овладела им до крайней
степени, и, услышав ее слова и поняв историю Хасана,
царица разгневалась сильным гневом и склонила на
некоторое время голову к земле, а потом она подняла
голову и посмотрела на старуху и сказала ей: — о злосчастная старуха, разве дошла твоя мерзость до того,
 372

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 что ты приводишь мужчин и приходишь с ними на острова вак и вводишь их ко мне, не боясь моей ярости?
Клянусь головой царя, если бы не воспитание и уважение, которым я тебе обязана, я бы убила тебя с ним
сейчас же самым скверным убиением, чтобы путешествующие поучались на тебе, о проклятая, и никто бы
не делал того ужасного дела, которое сделала ты и на
которое никто не властен. Но ступай, приведи его сейчас же ко мне, чтобы я на него посмотрела. — И старуха вышла от царевны ошеломленная, не зная, куда идти,
и говорила: — все это несчастье от царицы пригнал ко
мне Аллах через руки Хасана! — И она шла, пока не
вошла к Хасану, и сказала ему: — вставай, поговори с
царицей, о тот, конец чьей жизни приблизился! — и
Хасан вышел с нею, и язык его неослабно поминал великого Аллаха и говорил: — о боже, будь ко мне милостив в твоем приговоре и освободи меня из беды! — И старуха шла с ним, пока не поставила его перед царицей
Нур-аль-Худа (а старуха учила Хасана по дороге, как
он должен с ней говорить), и, представ перед Нур-аль-
Худа, Хасан увидел, что она закрыла лицо покрывалом. И он поцеловал землю меж ее руками и пожелал
ей мира и произнес такие два стиха:
 Продли Аллах величье твое и радость,
 И одари господь тебя дарами!
 Умножь Аллах величье твое и славу
И укрепи тебя в борьбе с врагами!
 А когда он окончил свои стихи, царица сделала старухе знак поговорить с ним перед нею, чтобы она послушала его ответы, и старуха сказала ему: — царица
возвращает тебе приветствие и спрашивает тебя: как
твое имя, из какой ты страны, как зовут твою жену и
детей, из-за которых ты пришел, и как называется
 373

ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 твоя страна? — и Хасан ответил (а он укрепил свою
душу, и судьбы помогли ему): — о царица годов и времен, единственная в века и столетия, что до меня, то
мое имя — Хасан-многопечальный, и город мой —
Басра, а жена моя — имени ей я не знаю; что же до
моих детей, то одного зовут Насир, а другого — Мансур. — И, услышав слова Хасана, царица сказала ему: —
и откуда она увезла своих детей? — и Хасан ответил: — о царица, из города Багдада, из дворца халифа. — А говорила она вам что-нибудь, когда улетала? — спросила царица, и Хасан ответил: — она сказала моей матушке: — когда твой сын придет и
продлятся над ним дни разлуки и захочет он близости
и встречи и потрясут его ветры томления, — пусть
приходит ко мне на острова Бак. — И царица Нур-аль-
Худа покачала головой и сказала: — не желай она
тебя, она не сказала бы твоей матери этих слов, и если
бы она тебя не хотела и не желала бы близости с тобой,
она бы не осведомила тебя, где ее место, и не позвала
бы тебя в свою страну. — О госпожа царей и правительница над всеми царями и нищими, — ответил Хасан, — о том, что случилось, я тебе рассказал, ничего
от тебя не скрывая. Я прошу защиты у Аллаха и у тебя,
чтобы ты меня не обижала. Пожалей же меня и воспользуйся наградой за меня и воздаянием. Помоги мне
встретиться с женой и детьми, верни мне предмет
моих желаний и прохлаждение глаза детьми и помоги
мне их увидеть.
 И он начал плакать, стонать и жаловаться и произнес такие два стиха:
 Тебя буду славить я, пока голубок кричит,
 Усиленно, хоть бы не исполнил я должного.
 Всегда ведь, когда я жил в былом благоденствии,
 Я видел в тебе его причины и корни все.
 374

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 И царица Нур-аль-Худа склонила голову к земле и
покачивала ею долгое время, а потом она подняла голову и сказала Хасану: — я пожалела тебя и сжалилась над тобой и намерена показать тебе всех девушек
в этом городе и в землях моего острова. Если ты узнаешь твою жену, я отдам ее тебе, а если ты ее не узнаешь, я тебя убью и распну на дверях дома старухи. —
И Хасан молвил: — я принимаю это от тебя, о царица
времени, — и произнес такие стихи:
 Вы подняли страсть во мне, а сами сидите вы.
 Вы отняли сон у век горящих, и спите вы,
 Вы мне обещали, что не будете вы тянуть,
 Но, повод мой захватив, меня обманули вы.
 Любил вас ребенком я, не зная еще любви. —
 Не надо же убивать меня — я вам жалуюсь.
 Ужель, не боясь Аллаха, можете вы убить
 Влюбленного, что пасет звезду, когда люди спят?
 О родичи, если я умру, напишите вы
 На досках моей могилы: — это влюбленный был.
 И может быть, юноша, что страстью, как я, сражен.
Увидя мою могилу, скажет мне: — мир тебе!
 А окончив свои стихи, Хасан сказал: — я согласен
на условие, которое ты мне поставила, и нет мощи и
силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! — И тогда царица Нур-аль-Худа приказала, чтобы не осталось
в городе девушки, которая не поднялась бы во дворец
и не прошла бы перед Хасаном, и царица велела старухе Шавахи самой спуститься в город и привести всех
бывших в городе девушек к царице во дворец. И царица принялась вводить к Хасану девушек сотню за сотней, так что в городе не осталось девушки, которую
она бы не показала Хасану, но Хасан не увидел среди
них своей жены. И царица спросила его: — видел ли
 375

ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 ты свою жену среди этих? — и Хасан отвечал: — клянусь Аллахом, о царица, ее среди них нет, — и тогда
царицу охватил сильный гнев, и она сказала старухе: — пойди и выведи всех, кто есть во дворце, и покажи их ему.
 И когда Хасану показали всех, кто был во дворце,
он не увидел среди них своей жены и сказал царице: — клянусь жизнью твоей головы, о царица, ее среди них нет, — и царица рассердилась и закричала на
тех, кто был вокруг нее, и сказала: — возьмите его и
утащите по земле лицом вниз и отрубите ему голову,
чтобы никто после него не подвергал себя опасности,
не узнал о нашем положении, не прошел по нашей
стране и не вступал на нашу землю и наши острова! —
И Хасана вытащили лицом вниз и накинули на него
подол его платья и закрыли ему глаза и остановились
подле него с мечами, ожидая разрешения, и тогда Ша-
вахи подошла к царице и поцеловала землю меж ее
рук и, схватившись за полу ее платья, положила ее
себе на голову и сказала: — о царица, во имя воспитания, не торопись с ним, особенно раз ты знаешь, что
этот бедняк чужеземец, который подверг свою душу
опасности и испытал дела, которых никто до него не испытывал, и Аллах — слава ему и величие! — спас его
от смерти из-за его долгой жизни, и он услышал о твоей справедливости и вошел в твою страну и охраняемое убежище. И если ты его убьешь, разойдутся о тебе
с путешественниками вести, что ты ненавидишь чужеземцев и убиваешь их. А он при всех обстоятельствах
под твоей властью и будет убит твоим мечом, если не
окажется его жены в твоем городе. В какое время ты
ни захочешь, чтобы он явился, я могу возвратить его к
тебе. И к тому же я взяла его под защиту, только надеясь на твое великодушие, так как ты обязана мне воспитанием, и я поручилась ему, что ты приведешь его к
 376

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 желаемому, ибо я знаю твою справедливость и милосердие, и если бы я не знала в тебе этого, я бы не привела его в твой город. И я говорила про себя: — царица на него посмотрит и послушает стихи, которые
он говорит, и прекрасные, ясные слова, подобные нанизанному жемчугу. — Этот человек вошел в наши
земли и поел нашей пищи, и соблюдать его право обязательно для нас... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
ВОСЕМЬСОТ ДЕСЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царица Нур-аль-Худа приказала своим слугам
схватить Хасана и отрубить ему голову, старуха стала
ее уговаривать и говорила ей: — этот человек вошел в
наши земли и поел нашей пищи, и соблюдать его право для нас обязательно, особенно раз я обещала ему
встречу с тобою. Ты, ведь, знаешь, что разлука тяжела,
и знаешь, что разлука убийственна, в особенности —
разлука с детьми. У нас не осталось ни одной женщины, кроме тебя; покажи же ему твое лицо. — И царица
улыбнулась и сказала: — откуда ему быть моим мужем и иметь от меня детей, чтобы я показывала ему
лицо? — и затем она велела привести Хасана и его
ввели к ней и поставили перед нею, и тогда она открыла лицо, и, увидев его, Хасан испустил великий крик и
упал, покрытый беспамятством. И старуха до тех пор
ухаживала за ним, пока он не очнулся, а очнувшись от
беспамятства, он произнес такие стихи:
 Ветерочек из Ирака, что подул
 В земли тех, кто восклицает громко: — Вак!
 Передай моим возлюбленным, что я
 Горький вкус любви моей вкусил давно.
 377

ВОСЕМЬСОТ ОДИННАДЦАТАЯ НОЧЬ
 О, смягчитесь, люди страсти, сжальтесь вы.
 Тает сердце от разлуки мук мое!
 А окончив свои стихи, он поднялся и посмотрел на
царицу в вскрикнул великим криком, от которого дворец чуть не свалился на тех, кто в нем был, и затем
упал, покрытый беспамятством.
 И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он не
очнулся, и спросила его, что с ним, и Хасан воскликнул: — эта царица — либо моя жена, либо самый похожий на мою жену человек... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ОДИННАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда старуха спросила Хасана, что с ним, он воскликнул: — эта царица — либо моя жена, либо самый похожий на мою жену человек. — И царица сказала: —
горе тебе, о нянюшка, этот чужеземец бесноватый или
помешанный, потому что он смотрит мне в лицо и таращит глаза. — О царица, — сказала старуха, — ему
простительно, не взыщи с него — ведь пословица говорит: для больного от любви нет лекарства — что он,
что бесноватый — все равно. — А Хасан заплакал
сильным плачем и произнес такие два стиха:
 Увидя следы любимых, с тоски я таю
И слезы лью на месте их стоянки,
 Прося того, кто нас испытал разлукой,
 Чтоб мне послал любимых возвращенье.
 И потом Хасан сказал царице: — клянусь Аллахом,
ты не моя жена, но ты самый похожий на нее человек! —
И царица Нур-аль-Худа так засмеялась, что упала навзничь и склонилась на бок, и сказала: — о любимый,
 378

дай себе отсрочку и рассмотри меня и ответь мне на
то, о чем я тебя спрошу. Оставь безумие, смущение и
смятение, — приблизилось к тебе облегчение. —
О госпожа царей и прибежище всех богатых и нищих,
 379

ВОСЕМЬСОТ ОДИННАДЦАТАЯ НОЧЬ
 увидав тебя, я стал бесноватым, потому что ты либо
моя жена, либо самый похожий на нее человек. А теперь спрашивай меня, о чем хочешь, — сказал Хасан,
и царица спросила его: — что в твоей жене на меня похоже? — О госпожа моя, — ответил Хасан, — все, что
есть в тебе красивого, прекрасного, изящного и изнеженного — стройность твоего стана и нежность твоих
речей, румянец твоих щек, и выпуклость грудей и все
прочее — на нее похожи. — И царица обратилась к
Шавахи, Умм-ад-Давахи, и сказала ей: — о матушка,
отведи его обратно на то место, где он у тебя был, и
прислуживай ему сама, а я обдумаю его дело, и если он
человек благородный, и хранит дружбу, приязнь и любовь, нам надлежит помочь ему в исполнении его нужды, особенно потому, что он пришел в нашу землю и ел
нашу пищу и перенес тяготы путешествия и борьбу с
ужасами опасностей. Но когда ты доставишь его в
свой дом, поручи его твоим слугам и возвращайся ко
мне поскорее, и если захочет великий Аллах, будет одно
только благо. — И старуха вышла и взяла Хасана и пошла с ним в свое жилище и велела своим невольницам,
слугам и прислужникам ему служить и приказала принести ему все, что ему нужно, не упуская ничего из
должного, а потом она поспешно вернулась к царице,
и та велела ей надеть оружие и взять с собой тысячу
всадников из доблестных. И старуха Шавахи послушалась ее приказаний и надела свои доспехи и призвала
тысячу всадников, и когда она встала меж руками царицы и сообщила ей о прибытии тысячи всадников,
царица велела ей отправиться в город царя величайшего, ее отца, и остановиться у его дочери Манар-ас-
Сана, ее младшей сестры, и сказать ей: — одень твоих
детей в рубахи, которые я для них сделала, и пошли их
к ее тетке, — она стосковалась по ним. — И царица
сказала старухе: — я наказываю тебе, о матушка,
 380

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 скрывать дело Хасана, и когда ты возьмешь у нее детей, скажи ей: — твоя сестра приглашает тебя ее посетить. — И она отдаст тебе детей и выедет с ними, желая меня посетить, и приходи с ними поскорее, а она
пусть едет, не торопясь, и иди не по той дороге, по которой пойдет она. Пусть твой путь продолжается ночью и днем, и остерегайся, чтобы хоть кто-нибудь один
не узнал об этом деле. И затем — я клянусь всеми
клятвами, что если моя сестра окажется его женой и
станет ясно, что ее дети — его дети, я не помешаю ему
взять ее и ее отъезду с ним и с детьми... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царица сказала старухе: — я клянусь Аллахом и подтверждаю всеми клятвами, что если она окажется его
женой, я не помешаю ему ее взять и помогу ему взять
ее и уехать с нею в его страну. — И старуха поверила
ее словам и не знала она, что задумала в душе царица,
а эта распутница задумала в душе, что если жена Хасана и ее дети на него не похожи, она убьет его.
 И потом царица сказала старухе: — о матушка,
если правду говорит мое опасение, его женой окажется моя сестра Манар-ас-Сана, а Аллах знает лучше!
Эти качества — ее качества, и все достоинства, которые он упомянул: превосходная красота и дивная прелесть не найдутся ни у кого, кроме моих сестер — в
особенности, у младшей.
 И старуха поцеловала ей руки и вернулась к Хасану
и осведомила его о том, что сказала царица, и у Хасана
улетел от радости ум, и он подошел к старухе и поцеловал ее в голову, и она сказала ему: — о дитя мое, не целуй меня в голову, а поцелуй в рот и считай это награ¬
 381

ВОСЕМЬСОТ ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 дой за благополучие. Успокой душу и прохлади глаза,
и пусть твоя грудь будет всегда расправлена, и не брезгай поцеловать меня в рот — я виновница твоей встречи с нею. Успокой же твое сердце и ум, и пусть будет
твоя грудь всегда расправлена и глаз прохлажден и
душа спокойна. — И затем она простилась с ним и
ушла, а Хасан произнес такие два стиха:
 Любви моей четыре есть свидетеля:
 А во всяком деле свидетелей лишь двое.
 Трепетанье сердца о членов дрожь постоянная,
Похуданье тела и языка косненье.
 И потом он произнес еще такие два стиха:
 Две вещи есть — коль глаза слезами кровавыми
О них бы заплакали, грозя, что исчезнут —
 Десятую часть того, что должно, не дали бы,
 Те вещи — цвет юности и с милыми разлука.

СТАРУХА надела оружие и взяла с
собою тысячу всадников, надевших
оружие, и отправилась на тот остров,
где находилась сестра царицы, и ехала до тех пор, пока не приехала к сестре царицы, а между городом Нур-
аль-Худа и городом ее сестры было три дня пути. И когда
Шавахи достигла города, она вошла к сестре царицы
Манар-ас-Сана и приветствовала ее и передала ей
приветствие ее сестры Нур-аль-Худа и рассказала
ей, что царица стосковалась по ней и по ее детям, и
сообщила ей, что царица Нур-аль-Худа на нее гневается за то, что она ее не посещает. И царица Манар-
ас-Сана ответила: — право против меня и за мою сестру, и я сделала упущение, не посетив ее, но я посещу ее теперь. — И она велела вынести свои палатки
за город и захватила для сестры подходящие подарки и редкости. А царь, ее отец, посмотрел из окна
дворца и увидел, что выставлены палатки, и спросил
об этом, и ему сказали: — царевна Манар-ас-Сана
 383

ВОСЕМЬСОТ ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 поставила свои палатки на этой дороге, потому что
она хочет посетить свою сестру Нур-аль-Худа, — и,
услышав об этом, царь снарядил для нее войско, чтобы доставить ее к ее сестре, и вынул из своей казны
богатства, кушанья, напитки, редкости и драгоценности, для которых бессильны описания. А семь дочерей царя были родные сестры — от одного отца и
одной матери, кроме младшей, и старшую звали
Нур-аль-Худа, вторую — Наджи-ас-Сабах, третью —
Шаме-ад-Духа, четвертую — Шаджарат-ад-Дурр,
пятую — Кут-аль-Кулуб, шестую — Шараф-аль-Ба-
нат, и седьмую — Манар-ас-Сана, и это была младшая из сестер и жена Хасана, и была она им сестрой
только по отцу.
 И потом старуха подошла и поцеловала землю
меж рук Манар-ас-Сана, и Манар-ас-Сана спросила
ее: — у тебя есть нужда, о матушка? — и старуха
сказала: — царица Нур-аль-Худа, твоя сестра, приказывает тебе переодеть твоих детей и одеть их в те
рубашки, которые я им сшила, и послать их к ней со
мною, — я возьму их и поеду с ними вперед, и буду
вестницей твоего прихода к ней. — И когда Манар-
ас-Сана услышала слова старухи, она склонила голову к земле, и цвет ее лица изменился, и она просидела понурившись долгое время, а потом покачала головой и подняла ее к старухе и сказала: — о матушка,
моя душа встревожилась и затрепетало мое сердце,
когда ты упомянула о моих детях, — со времени их
рождения никто не видел их лица из джиннов и людей — ни женщины, ни мужчины, и я ревную их к ветерку, когда он пролетает. — И старуха воскликнула: — что это за слова, о госпожа! Или ты боишься
для них зла от твоей сестры... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 384

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что старуха сказала госпоже Манар-ас-Сана: — что
это за слова, о госпожа! Разве ты боишься для них
зла от твоей сестры? Да сохранит Аллах твой разум!
Если ты хочешь ослушаться царицы в этом деле, то
ослушание для тебя невозможно — она будет на
тебя гневаться. Но твои дети маленькие, о госпожа,
и тебе простительно за них бояться, и любящий
склонен к подозрениям. Но ты знаешь, о дочка, мою
заботливость и любовь к тебе и к твоим детям, и я
воспитала вас раньше их. Я приму их от тебя и
возьму их и постелю для них свои щеки и открою
сердце и положу их внутрь его, и мне не нужно наставлений о них в подобном этому деле. Будь же
спокойна душою и прохлади глаза и отошли их к ней.
Я опережу тебя самое большее на день или на два. —
И старуха до тех пор приставала к Манар-ас-Сана,
пока ее бок не умягчился, и она побоялась гнева своей сестры и не знала, что скрыто для нее в неведомом. И она согласилась послать детей со старухой и
позвала их и выкупала и приготовила и, переодев их,
надела на них те рубашки, и отдала их старухе, а та
взяла их и помчалась с ними, как птица, не по той дороге, по какой шла их мать, как наказывала ей Нур-
аль-Худа. И старуха непрестанно ускоряла ход, боясь за детей, пока не приехала с ними в город царицы Нур-аль-Худа, и она переправилась с ними через
реку и вошла в город и пошла с детьми к царице Нур-
аль-Худа, их тетке. И, увидев детей, царица обрадовалась и обняла их и прижала к груди и посадила одного мальчика на правую ногу, а другого — на левую
ногу, а потом она обратилась к старухе и сказала ей: —
приведи теперь Хасана — я дала ему покровитель¬
 385

ВОСЕМЬСОТ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 ство и защитила его от моего меча; он укрепился в
моем доме и поселился со мною в соседстве после
того, как перенес страхи и бедствия и прошел путями смерти, ужасы которых все возрастали, но при
этом он до сих пор не спасен от испития смертной
чаши и прекращения своих дыханий... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что царица Нур-аль-Худа велела старухе привести
Хасана и сказала: — он испытал страхи и бедствия и
прошел путями смерти, ужасы которых все возрастали, но при этом он до сих пор не спасен от испития
смертной чаши и прекращения своих дыханий. —
Когда я приведу его к тебе, сведешь ли ты его с ними
и, если выяснится, что это не его дети, простишь ли
ты его и возвратишь ли в его страну? — спросила
старуха, и, услышав ее слова, царица разгневалась
великим гневом и воскликнула: — горе тебе, о злосчастная старуха! До каких пор продлятся твои уловки из-за этого чужеземца, который посягнул на нас
и поднял нашу завесу и узнал о наших обстоятельствах? Разве он думает, что пришел в нашу землю,
увидел наши лица и замарал нашу честь и вернется в
свои земли невредимым? Он разгласит о наших обстоятельствах в своих землях и среди своих родных,
и дойдут о нас вести до всех царей в областях земли,
и разъедутся купцы с рассказами о нас во все стороны и станут говорить: — человек вошел на острова
Вак и прошел страны колдунов и кудесников, и вступил в Землю Джиннов и в Землю Зверей и Птиц и
вернулся невредимым. — Этого не будет никогда!
Клянусь тем, кто сотворил небеса и их построил и
 386

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 простер землю и протянул ее, и создал тварей и исчислил их — если это будут не его дети, я непременно убью его, и сама отрублю ему голову своей рукой! —
И она закричала на старуху так, что та со страху упала, и натравила на нее привратника и двадцать рабов
и сказала им: — пойдите с этой старухой и приведите ко мне скорее того юношу, который находится у
нее в доме. — И старуха вышла, влекомая привратником и рабами, и цвет ее лица пожелтел, и у нее
дрожали поджилки, и пошла к себе домой и вошла к
Хасану, и когда она вошла, Хасан поднялся и поцеловал ей руки и поздоровался с нею, но старуха не
поздоровалась с ним и сказала: — иди, поговори с
царицей! Не говорила ли я тебе: — возвращайся в
твою страну, — и не удерживала ли тебя от всего
этого, но ты не послушался моих слов? Я говорила: —
я дам тебе то, чего никто не может иметь, и возвращайся в твою страну поскорее, — но ты мне не повиновался и не послушался меня, а, напротив, сделал
мне наперекор и избрал для себя и для меня гибель.
Вот перед тобою то, что ты выбрал, и смерть близка.
Иди, поговори с этой развратной распутницей, своевольной обидчицей. — И Хасан поднялся с разбитым сердцем, печальной душой и испуганный, говоря: — о хранитель, сохрани! О боже, будь милостив
ко мне в том, что ты определил мне из испытаний, и
покрой меня, о милостивейший из милостивых. —
И он отчаялся в жизни и пошел с теми двадцатью рабами, привратником и старухой. И они ввели Хасана
к царице, и он увидел своих детей, Насира и Мансура, которые сидели у царицы на коленях, и она играла с ними и забавляла их, и когда взор Хасана упал
на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством, так
 387

ВОСЕМЬСОТ ПЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 сильно он обрадовался своим детям... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и
вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством. А очнувшись, он узнал своих детей, и они узнали его, в взволновала их врожденная
любовь, и они высвободились из объятий царицы и
встали возле Хасана, и Аллах, — велик он и славен! —
внушил им слова: — о батюшка наш! — И заплакала
старуха и присутствующие из жалости и сочувствия к
ним и сказали: — хвала Аллаху, который соединил вас
с вашим отцом! — а Хасан, очнувшись от обморока,
обнял своих детей и так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:
 Я вами клянусь, — душа не может уже терпеть
Разлуку, хотя бы близость гибель сулила мне.
 Мне призрак ваш говорит: — ведь завтра ты
 встретишь их.
 Но разве назло врагам до завтра я доживу?
 Я вами клянусь, владыки, — как удалились вы,
 Мне жизнь не была сладка совсем уже после вас.
 И если Аллах пошлет мне смерть от любви моей,
 Я мучеником умру великим от страсти к вам.
 Газелью клянусь, что в сердце пастбище обрела,
 Но образ ее, как сон, бежит от очей моих, —
 Коли вздумает отрицать, что кровь мою пролила,
 Она на щеках ее свидетелем выступит.
 И когда царица убедилась, что малютки — дети Хасана, и что ее сестра, госпожа Манар-ас-Сана, — его
 388

жена, в поисках которой он пришел, она разгневалась
на сестру великим гневом, больше которого не бывает...
и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 389

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царица Нур-аль-Худа убедилась, что малютки —
дети Хасана, и что ее сестра Манар-ас-Сана — его
жена, в поисках которой он пришел, она разгневалась
на сестру великим гневом, больше которого не бывает,
и закричала в лицо Хасану, и тот упал без чувств, а очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:
 Ушли вы, но ближе всех людей вы душе моей,
 Вы скрылись, но в сердце вы всегда остаетесь.
 Аллахом клянусь, к другим от вас я не отойду
И против превратностей судьбы буду стоек.
 Проходит в любви к вам ряд ночей и кончается,
 А в сердце моем больном стенанья и пламя.
 Ведь прежде я не хотел разлуки на час один,
 Теперь же ряд месяцев прошел надо мною.
 Ревную я к ветерку, когда пролетает он —
Поистине, юных дев ко всем я ревную.
 А окончив свои стихи, Хасан упал, покрытый беспамятством, и, очнувшись, он увидел, что его вытащили,
волоча лицом вниз, и поднялся и пошел, путаясь в полах
платья, и не верил он в спасение от того, что перенес от
царицы. И это показалось тяжким старухе Шавахи, но
она не могла заговорить с царицей о Хасане из-за ее
сильного гнева. И когда Хасан вышел из дворца, он был
растерян и не знал, куда деваться, куда пойти и куда направиться, и стала для него тесна земля при ее просторе,
и не находил он никого, кто бы с ним поговорил и развлек бы его и утешил, и не у кого было ему спросить совета и не к кому направиться и не у кого приютиться.
И он убедился, что погибнет, так как не мог уехать и не
знал, с кем поехать, и не знал дороги и не мог пройти че¬
 390

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 рез Долину Джиннов и Землю Зверей и Острова Птиц, и
потерял он надежду жить. И он заплакал о самом себе, и
покрыло его беспамятство, а очнувшись, он стал думать о
своих детях и жене и о прибытии ее к сестре и размышлять о том, что случится у нее с ее сестрой, а потом он начал раскаиваться, что пришел в эти земли и что не слушал ничьих слов, и произнес такие стихи:
 Пусть плачут глаза о том, что милых утратил я:
Утешиться трудно мне и горесть моя сильна.
 И чашу превратностей без примеси выпил я,
 А кто может сильным быть, утратив возлюбленных?
 Постлали ковер упреков меж мной и вами вы;
 Скажите — ковер упреков снова когда свернуть?
 Не спал я, когда вы спали, и утверждали вы.
 Что я вас забыл, когда забыл я забвение.
 О, сердце, поистине, стремится к сближению,
 А вы — мои лекари, от хвори храните вы.
 Не видите разве, что разлука со мной творит?
 Покорен и низким я, и тем, кто не низок был.
 Скрывал я любовь мою, но страсть выдает ее,
 И сердце огнем любви на веки охвачено.
 Так сжальтесь же надо мной и смилуйтесь — был всегда
Обетам и клятвам верен в скрытом и тайном я.
 Увижу ли я, что дни нас с вами сведут опять?
 Вы — сердце мое, и вас лишь любит душа моя.
 Болит мое сердце от разлуки! О если бы
 Вы весть сообщили мне о вашей любви теперь!
 А окончив свои стихи, Хасан продолжал идти, пока
не вышел за город, и он увидел реку и пошел по берегу,
не зная, куда направиться, и вот то, что было с Хасаном.

ТО ЖЕ касается его жены, Манар-ас-
Сана, то она пожелала выехать на следующий день после того дня, когда выехала старуха, и когда она собиралась
выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю
меж ее руками... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Манар-ас-Сана собиралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее руками и сказал: — о царевна, твой отец,
царь величайший, приветствует тебя и зовет тебя к
себе, — и царевна поднялась и пошла с придворным к
отцу, чтобы посмотреть, что ему нужно. И когда отец
царевны увидал ее, он посадил ее с собой рядом на
престол и сказал: — о дочка, знай, что я видел сегодня
 392

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ночью сон, и я боюсь из-за него за тебя и боюсь, что
постигнет тебя из-за этой поездки долгая забота. —
Почему, о батюшка, и что ты видел во сне? — спросила царевна, и ее отец ответил: — я видел, будто я вошел в сокровищницу и увидел там большие богатства и
много драгоценностей и яхонтов, и будто понравились
мне во всей сокровищнице среди всех этих драгоценностей только семь зерен, и были они лучшими в сокровищнице. И я выбрал из этих семи камней один —
самый маленький из них, но самый красивый и сильнее всех сиявший, и как будто я взял его в руку, когда
мне понравилась его красот, и вышел с ним из сокровищницы. И выйдя из ее дверей, я разжал руку, радуясь, и
стал поворачивать камень, и вдруг прилетела диковинная птица из далеких стран, которая не из птиц нашей
страны, и низринулась на меня с неба и, выхватив камешек у меня из руки, положила его обратно на то место, откуда я его принес. И охватила меня забота,
грусть и тоска, и я испугался великим испугом, который пробудил меня от сна, и проснулся, печальный, горюя об этом камне. И, пробудившись от сна, я позвал
толкователей и разъяснителей и рассказал им мой сон,
и они мне сказали: — у тебя семь дочерей, и ты потеряешь младшую и ее отнимут у тебя силой, без твоего
согласия. — А ты, о дочка, младшая из моих дочерей и
самая мне дорогая и драгоценная, и вот ты уезжаешь к
твоей сестре, и я не знаю, что у тебя с ней случится. Не
уезжай и вернись к себе во дворец.
 И когда Манар-ас-Сана услышала слова своего
отца, ее сердце затрепетало, и она испугалась за своих
детей и склонила на некоторое время голову к земле, а
потом она подняла голову к отцу и сказала: — о царь,
царица Нур-аль-Худа приготовила для меня угощение,
и она ждет моего прибытия с часу на час. Она уже четыре года меня не видала, и если я отложу мое посеще¬
 393

ВОСЕМЬСОТ ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 нье, она на меня рассердится. Самое большее, я пробуду у нее месяц времени и вернусь к тебе. Да и кто ступит на нашу землю и достигнет островов Вак, и кто может добраться до Белой Земли и до Черной Горы и достигнуть Камфарной Горы и Крепости Птиц? Как он
пересечет Долину Птиц, а за ней Долину Зверей, а за
ней Долину Джиннов, вступит на наши острова?
Если бы вступил на них иноземец, он наверное бы
погиб в морях гибели. Успокойся же душою и прохлади глаза о моем путешествии — никто не имеет
власти вступить на нашу землю. — И она до тех пор
старалась смягчить своего отца, пока тот не пожаловал ей разрешения ехать... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Манар-ас-Сана, до тех пор старалась смягчить своего
отца, пока он не пожаловал ей разрешения ехать, и потом он приказал тысяче всадников отправиться с нею
и довести ее до реки, а затем оставаться на месте, пока
она не достигнет города своей сестры и не войдет в ее
дворец. И он велел им оставаться с нею и взять ее и
привести к ее отцу и наказал Манар-ас-Сана побыть у
сестры два дня и быстро возвратиться. И царевна ответила: — слушаю и повинуюсь! — и поднялась и вышла, и отец ее вышел и простился с нею. А слова отца оставили след в ее сердце, и она испугалась за своих детей, но нет пользы укрепляться осторожностью
против нападения судьбы. И Манар-ас-Сана ускоряла
ход в течение трех дней с их ночами и доехала до реки
и поставила свои шатры на берегу, а потом она переправилась через реку, вместе с несколькими слугами,
приближенными и везирями и, достигнув города ца¬
 394

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 рицы Нур-аль-Худа, поднялась во дворец и вошла к
ней и увидела, что ее дети плачут около нее и кричат: —
отец наш! — И слезы потекли у нее из глаз, я она заплакала и прижала своих детей к груди и сказала: —
разве вы видели вашего отца? Пусть бы не было той
минуты, когда я его покинула, и если бы я знала, что он
в обители жизни, я бы вас к нему привела. — И потом
она стала плакать о себе и о своем муже, и о том, что ее
дети плачут, и произнесла такие стихи:
 Любимые! Несмотря на даль и суровость, я
Стремлюсь к вам, где б ни были, и к вам
 направляюсь лишь.
 И взоры обращены мои к вашей родине,
 И сердце мое скорбит о с вами прошедших днях.
 Как много мы провели ночей без сомнения,
Влюбленные, радуясь и ласке и верности!
 И когда царица увидела, что ее сестра обняла своих
детей и сказала: — я сама сделала это с собою и с детьми и разрушила мой дом, — Нур-аль-Худа не пожелала ей мира, но сказала ей: — о распутница, откуда у
тебя эти дети? Разве ты вышла замуж без ведома твоего отца или совершила блуд? Если ты совершила блуд,
тебя следует наказать, а если ты вышла замуж без нашего ведома, то почему ты покинула твоего мужа и
взяла твоих детей и разлучила их с их отцом и пришла
в наши страны?., и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ девятнадцатая НОЧЬ,
 она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
царица Нур-аль-Худа сказала своей сестре Манар-ас-
Сана: — а если ты вышла замуж без нашего ведома, то
почему ты покинула твоего мужа и взяла твоих детей и
 395

ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ
 разлучила их с их отцом и пришла в наши страны и
спрятала от нас твоих детей? Разве ты думаешь, что мы
этого не знаем? Великий Аллах, знающий сокровенное, обнаружил нам твое дело, открыл твое состояние
и показал твои слабые места! — И потом, после этого,
она велела своим приближенным взять Манар-ас-
Сана, и ее схватили, и Нур-аль-Худа связала ей руки и
заковала ее в железные цепи и побила ее болезненным
боем, так что растерзала ей тело, и привязала ее за волосы к крестовине и посадила ее в тюрьму. И она написала письмо своему отцу, царю величайшему, чтобы
осведомить его о ее деле, и говорила ему: — в нашей
стране появился мужчина из людей, и моя сестра Ма-
нар-ас-Сана утверждает, что она вышла за него замуж
по закону, и она принесла от него двух детей, но скрыла их от нас и от тебя, и не объявляла о себе ничего,
пока не пришел к нам этот мужчина, который из людей, а зовут его Хасан. И он рассказал нам, что женился на ней, и что она прожила с ним долгий срок времени, а потом взяла своих детей и ушла без его ведома.
И она осведомила, уходя, его мать и сказала ей: — скажи твоему сыну — если охватит его тоска, пусть приходит ко мне на острова Вак. — И мы задержали этого
человека у нас, и я послала к ней старуху Шавахи, чтобы она привела ее к нам вместе с ее детьми, и она собралась и приехала. А я приказала старухе Шавахи
принести мне ее детей раньше и прийти ко мне с ними
впереди нее, прежде чем она явится, и старуха принесла детей раньше, чем пришла их мать. И я послала за
человеком, который утверждал, что она его жена, и,
войдя ко мне и увидев детей, он узнал их, и они его узнали, и я удостоверилась, что эти дети — его дети, и что
она — его жена, и узнала, что слова этого человека
правильны и что на нем нет позора и дурного, и увидела, что мерзость и позор — на моей сестре. И я
 396

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 испугалась, что наша честь будет посрамлена перед
жителями наших островов, и когда эта распутная обманщица вошла ко мне, я на нее разгневалась и побила ее болезненным боем и привязала ее к кресту
за волосы.
 Вот я осведомила тебя об ее истории и приказ — твой
приказ — что ты нам прикажешь, мы сделаем. Ты знаешь, что в этом деле для нас срам, и позор нам и тебе, и,
может быть, услышат об этом жители островов, и станем
мы между ними притчей, и надлежит тебе дать нам быстрый ответ. — И потом она отдала письмо посланцу, и тот
пошел с ним к царю, и когда царь величайший прочитал
его, он разгневался великим гневом на свою дочь Манар-
ас-Сана и написал своей дочери Нур-аль-Худа письмо, в
котором говорил: — я вручаю ее дело тебе и назначаю
тебя судьей над ее кровью. Если дело таково, как ты говоришь, — убей ее и не советуйся о ней со мною. И когда
письмо ее отца дошло до царицы, она прочитала его и послала за Манар-ас-Сана и призвала ее к себе, а Манар-
ас-Сана утопала в крови, была связана своими волосами
и закована в тяжелые железные цепи, и была на ней волосяная одежда. И ее поставили перед царицей, и она
стояла, униженная и презренная, и, увидев себя в столь
большом позоре и великом унижении, она вспомнила о
своем бывшем величии и заплакала сильным плачем и
произнесла такие два стиха:
 Владыка, мои враги хотят погубить меня,
 Они говорят, что мне не будет спасенья.
 Надеюсь, что все дела врагов уничтожишь ты,
Господь мой, защита тех, кто просит в испуге.
 И затем она заплакала сильным плачем и упала, покрытая беспамятством, а очнувшись, она произнесла
такие два стиха:
 397

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТАЯ НОЧЬ
 Подружились беды с душой моей; с ними дружен я
Хоть был врагом их; щедрый — друг для многих.
 Единым не был род забот в душе моей,
 И их, хвала Аллаху, много тысяч.
 И еще она произнесла такие два стиха:
 Как много бед нелегкими покажутся
Для юноши — спасенье у Аллаха!
 Тяжелы они, но порой охватят кольца их
 И раскроются, а не думал я, что раскроются.
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ ДВАДЦАТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда царица Нур-аль-Худа велела привести свою сестру, царевну Манар-ас-Сана, ее поставили перед нею
связанную, и она произнесла предыдущие стихи. И ее
сестра принесла деревянную лестницу и положила на
нее Манар-ас-Сана и велела слугам привязать ее спиной к лестнице и вытянула ей руки и привязала их веревками, а затем она обнажила ей голову и обвила ее
волосы вокруг деревянной лестницы, и жалость к сестре исчезла из ее сердца. И когда Манар-ас-Сана увидела себя в таком позорном и унизительном положении,
она начала кричать и плакать, но никто не пришел ей
на помощь, и она сказала: — о сестрица, как ожесточилось ко мне твое сердце и ты не жалеешь меня и не
жалеешь этих маленьких детей? — И, услышав эти
слова, Нур-аль-Худа стала еще более жестокой и начала ее ругать и воскликнула: — о любовница, о распутница, пусть не помилует Аллах того, кто тебя помилу¬
 398

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ет! Как я тебя пожалею, о обманщица? — И Манар-ас-
Сана сказала ей (а она лежала вытянутая): — я ищу от
тебя защиты у господа неба в том, за что ты меня ругаешь, и в чем я невиновна! Клянусь Аллахом, я не совершала блуда, а вышла за него замуж по закону, и мой
господь знает, правда мои слова или нет. Мое сердце
разгневалось на тебя из-за жестокости твоего сердца
ко мне — как ты упрекаешь меня в блуде, ничего не
зная! Но мой господь освободит меня от тебя, и если
твои упреки за блуд правильны, Аллах накажет меня
за это. — И ее сестра подумала, услышав ее слова, и
сказала ей: — как ты можешь обращаться ко мне с такими словами! — а потом она поднялась и стала бить
Манар-ас-Сана, и ее покрыло беспамятство. И ей
брызгали в лицо водой, пока она не очнулась, и изменились прелести ее от жестоких побоев и крепких уз и
от постигшего ее великого унижения, и она произнесла такие два стиха:
 И если грех совершила я,
 И дурное дело я сделала, —
 Я раскаялась в том, что минуло,
 И просить прощенья пришла я к вам.
 И, услышав ее стихи, Нур-аль-Худа разгневалась
сильным гневом и воскликнула: — ты говоришь передо мной стихами, о распутница, и ищешь прощения
великих грехов, которые ты совершила! У меня было
желание воротить тебя к твоему мужу и посмотреть на
твое распутство и силу твоего глаза, так как ты похваляешься совершенными тобой распутствами, мерзостями и великими грехами. — И затем она велела слугам принести пальмовый прут, и когда его принесли,
засучила рукава и стала осыпать Манар-ас-Сана ударами с головы до ног. А потом она приказала подать
 399

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТАЯ НОЧЬ
 витой бич — такой, что если бы ударили им слона, он
бы, наверное, быстро убежал, и стала опускать этот
бич ей на спину и на живот и на все ее члены, и Манар-
ас-Сана покрыло беспамятство. И когда старуха Шава-
хи увидела такие поступки царицы, она бегом выбежала от нее, плача и проклиная ее. И царица крикнула
слугам: — приведите ее ко мне! — и слуги вперегонку
побежали за ней и схватили ее и привели к царице, и
та велела бросить Шавахи на землю и сказала невольницам: — утащите ее лицом вниз и вытащите ее! — и
старуху потащили и вытащили, и вот то, что было со
всеми ими.

ТО же касается до Хасана, то он поднялся, стараясь быть стойким, и пошел
по берегу реки, направляясь к пустыне, смятенный, озабоченный и потерявший надежду жить, и был он ошеломлен, и не отличал дня от ночи из-за
того, что его поразило. И он шел до тех пор, пока не
приблизился к дереву, и он увидел на нем повешенную
бумажку и взял ее в руку и посмотрел на неё, и вдруг
оказалось, что на ней написаны такие стихи:
 Обдумал я дела твои
 Когда был в утробе ты матери,
 И смягчил к тебе я ее тогда,
 И к груди прижала тебя она.
 Поможем мы тебе во всем,
 Что горе и беду несет.
 Так встань, склонись пред нами ты —
Тебя за руку мы возьмем в беде.
 401

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 И когда Хасан кончил читать эту бумажку, он уверился, что будет спасен от беды и добьется сближения с любимыми, а затем он прошел два шага и увидел себя одиноким в месте пустынном, полном опасности, где не найти никого, кто бы его развлек, и сердце его умерло от
одиночества и страха, и у него задрожали поджилки в
этом страшном месте, и он произнес такие стихи:
 О ветер, коль пролетишь в земле ты возлюбленных,
Тогда передай ты им привет мой великий.
 Скажи им, что я заложник страсти к возлюбленным,
Любовь моя всякую любовь превышает.
 Быть может, повеет вдруг от них ветром милости
И тотчас он оживит истлевшие кости...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан, прочитав бумажку, убедился в том, что будет спасен от беды, и уверился, что добьется сближения с любимыми, а потом он прошел два шага и увидел себя
одиноким, в месте, полном опасностей, и не было с
ним никого, кто бы его развлек. И он заплакал сильным плачем и произнес стихи, которые мы упомянули
и затем прошел по берегу реки еще два шага и увидел
двух маленьких детей, из детей колдунов и кудесников, перед которыми лежала медная палочка, покрытая талисманами, а рядом с палочкой — кожаный колпак, сшитый из трех клиньев, на котором были выведены сталью имена и надписи. И палочка и колпак
валялись на земле, а дети спорили из-за них и дрались,
так что между ними лилась кровь, и один говорил: —
не возьмет палочки никто, кроме меня! — а другой го¬
 402

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 ворил: — не возьмет палочки никто, кроме меня! — И Хасан встал между ними и оторвал их друг от друга и
спросил: — в чем причина вашего спора? — и дети
сказали ему: — дяденька, рассуди нас — Аллах великий привел тебя к нам, чтобы ты разрешил наш спор по
справедливости. — Расскажите мне вашу историю, и я
рассужу вас, — сказал Хасан, и дети сказали ему: —
мы оба родные братья, и наш отец был один из больших колдунов, и он жил в пещере на этой горе. Он
умер и оставил нам этот колпак и эту палочку, и мой
брат говорит: — никто не возьмет палочки, кроме
меня! — а я говорю: — никто не возьмет ее кроме
меня! —Рассуди же нас и освободи нас друг от друга! —
И, услышав их слова, Хасан спросил их: — какая разница между палочкой и колпаком, и в чем их ценность.
Палочка, судя по внешнему виду, стоит шесть джеди-
дов, а колпак стоит три джедида. — Ты не знаешь их
достоинства, — ответили братья. — А в чем их достоинство? — спросил Хасан, и дети сказали: — в каждой из этих вещей — дивная тайна, и дело в том, что
палочка стоит подати с островов Вак и всех их земель,
и колпак — то же. — О дети, ради Аллаха, откройте
мне их тайну, — сказал Хасан, и дети ответили: — о
дяденька, тайна их велика, и наш отец прожил сто
тридцать пять лет, стараясь их придумать, пока не сделал их как нельзя лучше, и он вложил в них скрытую
тайну, получая от них дивные услуги, и расписал их
наподобие вращающегося небосвода, и разрешил
ими все чары, а когда он кончил их изготовление, его
застигла смерть, которой не избежать никому. И что
касается колпака, то его тайна в том, что всякий, кто
наденет его на голову, скроется с глаз всех людей, и
никто не будет его видеть, пока колпак останется у
него на голове, а что касается палочки, то ее тайна в
том, что всякий, кто ею владеет, правит семью племе¬
 403

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 нами джиннов, и все они служат этой палочке, и все
подвластны его велению и приговору. И если кто-нибудь, кто ею владеет и у кого она в руках, ударит ею по
земле, перед ним смирятся земные цари, и все джинны
будут ему служить. — И, услышав эти слова, Хасан
склонил на некоторое время голову к земле и сказал про
себя: — клянусь Аллахом, я буду побеждать этой палочкой и этим колпаком, если захочет Аллах великий,
и я более достоин их, чем эти дети! Сейчас же ухитрюсь отнять их у них, чтобы помочь себе в моем освобождении и освобождении моей жены и детей от этой
жестокой царицы, и мы уедем из этого мрачного места, откуда никому из людей не спастись и не убежать.
Может быть, Аллах привел меня к этим мальчикам
только для того, чтобы я вырвал у них эту палочку и
колпак. — И потом он поднял голову к мальчикам и
сказал им: — если вы хотите разрешить дело, то я вас
испытаю, и тот, кто одолеет своего соперника, возьмет
палочку, а кто окажется слабее, возьмет колпак. И если я
вас испытаю и распознаю вас, я буду знать, чего каждый из вас достоин. — О дядюшка, мы поручаем тебе
испытать нас, решай между нами, как ты изберешь, —
сказали дети, и Хасан спросил их: — будете ли вы
меня слушаться и примете ли мои слова? — Да, — ответили дети, и Хасан сказал им: — я возьму камень и
брошу его, и кто из вас прибежит к нему первый и
возьмет его раньше другого, тот возьмет палочку, а кто
отстанет и не догонит другого, тот возьмет колпак. —
Мы принимаем от тебя эти слова и согласны на них, —
сказали дети, и Хасан взял камень и с силой бросил
его, так что он скрылся из глаз, и дети вперегонку побежали за ним, и когда они удалились, Хасан надел
колпак, взял палочку в руки и отошел от своего места,
чтобы увидеть правдивость слов мальчиков о тайне их
отца. И младший мальчик прибежал к камню первый и
 404

взял его и вернулся к тому месту, где был Хасан, но не
увидел и следа его, и тогда он крикнул своему брату: —
где тот человек, что был судьей между нами? — и его
брат сказал: — я его не вижу и не знаю, поднялся ли
 405

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 он на вышнее небо или спустился к нижней земле! —
И потом они поискали Хасана, но не увидели его, — а
Хасан стоял на своем месте, — и стали ругать один
другого и сказали: — пропали и палочка и колпак —
ни мне, ни тебе, и наш отец говорил нам эти самые слова, но мы забыли, что он нам рассказывал. — И они
вернулись обратно, а Хасан вошел в город, надев колпак и неся в руках палочку, и не увидел его ни один человек. И он поднялся во дворец и проник в то помещение, где была Шавахи Зат-ад-Давахи, и вошел к ней в
колпаке, и она его не увидела. И он шел, пока не приблизился к полке, тянувшейся над ее головой и уставленной стеклом и фарфором, и потряс ее рукой, и то,
что было на полке, упало на пол. И Шавахи Зат-ад-Да-
вахи закричала и стала бить себя по лицу, а затем она
подошла и поставила на место то, что упало, и сказала
про себя: — клянусь Аллахом, я думаю, что царица
Нур-аль-Худа не иначе как послала ко мне шайтана, и
он сделал со мной это дело! Я прошу Аллаха великого,
чтобы он освободил меня от нее и сохранил меня от ее
гнева. О господи! Если она сделала такое скверное
дело и побила и распяла свою сестру, которая дорога
ее отцу, то каков будет ее поступок с кем-нибудь чужим, как я, когда она на него рассердится?., и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
старуха Зат-ад-Давахи думала: — если царица Нур-
аль-Худа делает такие дела со своей сестрой, то каково
будет положение чужого, когда она на него рассердится? — И затем она воскликнула: — заклинаю тебя, о
шайтан многомилостивый, благодетелем, великим по
 406

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 сану, сильным властью, создателем людей и джиннов,
и надписью, которая на перстне Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — заговори со мной и ответь
мне! — и Хасан ответил ей и сказал: — я не шайтан, я
Хасан, любовью взволнованный, безумный, смятенный. — И затем он снял колпак с головы и явился старухе, и та узнала его и взяла и уединилась с ним и сказала: — что случилось с твоим умом, что ты пробрался
сюда? Иди, спрячься! Эта развратница причинила твоей жене те пытки, которые причинила, а она — ее сестра; что же будет, если она нападет на тебя? — И потом она рассказала ему обо всем, что выпало его жене,
и какие она вынесла тяготы, пытки и мученья, и рассказала ему также, какие достались мученья ей самой,
и сказала: — царица жалела, что отпустила тебя, и послала за тобой человека, чтобы тебя воротить, обещая
дать ему кинтар золота и поставить его при себе на мое
место, и поклялась, что если тебя воротят, она убьет
тебя и убьет твою жену и детей. — И потом старуха
заплакала и показала Хасану, что царица сделала с
нею, и Хасан заплакал и воскликнул: — о госпожа
моя, как освободиться из этой земли и от этой жестокой царицы, и какая хитрость приведет меня к освобождению моей жены и детей и возвращению с ними в
мою страну невредимым? — Горе тебе, — воскликнула
старуха, — спасайся сам! — но Хасан вскричал: — я
непременно должен освободить ее и освободить моих
детей против воли царицы! — А как ты их освободишь против ее воли? — молвила старуха. — Иди и
скрывайся, о дитя мое, пока не позволит Аллах великий. — И потом Хасан показал ей медную палочку и
колпак, и, увидав их, старуха обрадовалась сильной
радостью и воскликнула: — слава тому, кто оживляет
кости, когда они истлели! Клянусь Аллахом, о дитя
мое, ты и твоя жена были в числе погибающих, а те¬
 407

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 перь, о дитя мое, ты спасся вместе с твоей женой и
детьми! Я ведь знаю эту палочку и того, кто ее сделал — это был мой наставник, который научил меня
колдовству, и он был великий колдун и провел сто
тридцать пять лет, тщательно делая эту палочку и колпак, а когда он кончил их совершенствовать, его настигла смерть, которой не избежать, и я слышала, как
он говорил своим детям: — о, дети мои, эти вещи — не
ваша доля, но придет человек чужеземный и возьмет
их у вас силой, и вы не будете знать, как он их у вас
возьмет. — И они говорили: — о батюшка, скажи нам,
как ему удастся их у нас отнять, — и он отвечал: — я
не знаю этого. — Как же тебе удалось отнять их, о
дитя мое? — И Хасан рассказал ей, как он отнял у детей эти вещи, и когда он рассказал ей об этом, старуха
обрадовалась и воскликнула: — о дитя мое, раз ты можешь овладеть своей женой и детьми, послушай, что я
тебе скажу. Мне не осталось пребывания у этой развратницы, после того как она посягнула на меня и подвергла меня пытке, и я уезжаю от нее в пещеру колдунов, чтобы остаться у них и жить с ними, пока я не
умру. А ты, о дитя мое, надень колпак, возьми в руку
палочку и войди к своей жене и детям в помещение,
где они находятся, и ударь палочкой по земле и скажи: — о слуги этих имен! — и поднимутся к тебе слуги палочки, и если к тебе поднимется один из главарей
племен, прикажи ему что захочешь и изберешь.
 И затем Хасан простился со старухой и вышел и надел колпак и, взяв с собой палочку, вошел в помещение, где находилась его жена. И он увидел, что она в
состоянии небытия и распята на лестнице и привязана
к ней за волосы, и глаза ее плачут, и она печальна сердцем и находится в самом плохом положении, не зная
дороги к спасению, а ее дети играют под лестницей, и
она смотрит на них и плачет над ними и над собою по
 408

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 причине того, что с ней случилось из-за того, что с ней
произошло, и испытывала от пыток и болезненных побоев самые сильные мучения. И Хасан увидал ее в наихудшем положении и услышал, что она говорит такие
стихи:
 Осталось лишь дыханье летучее
 И глаз зрачок — в смущеньи, недвижен он.
 Влюбленный вот — внутри его пышет все,
 Огнем горя, но молча все терпит он.
 Злорадные и те над ним сжалились,
 О горе тем, кто и врагам жалок стал!
 И когда Хасан увидел, какое его жена терпит мученье, позор и униженье, он так заплакал, что его
покрыло беспамятство, а очнувшись, он увидал, что
его дети играют, а их мать обмерла от сильной боли.
И он снял с головы колпак, и дети закричали: — батюшка наш! — и тогда он снова накрыл себе голову,
а мать мальчиков очнулась из-за их крика и не увидела своего мужа, а увидела только детей, которые
плакали и кричали: — батюшка наш! — И их мать
заплакала, услышав, что дети упоминают о своем
отце, но ее сердце разбилось, и все внутри ее разорвалось, и она закричала из глубины расколовшейся
печени и наболевшего сердца: — где вы, и где ваш
отец? — А затем она вспомнила время близости с
мужем и вспомнила о том, что с ней случилось после
разлуки с ним, и заплакала сильным плачем, так что
слезы поранили ей щеки и замочили землю, и щеки
ее были залиты слезами от долгого плача, и у нее не
было свободной руки, чтобы отереть со щек слезы, и
мухи насытились ее кожей, и не находила она себе
помощника, кроме плача и утешения стихами, и
произнесла такие стихи:
 409

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 И мне вспомнился расставанья день,
 как простились мы
 И покрыли слезы потоками мой обратный путь.
 Как увел верблюдов погонщик их, не могла найти
Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.
 И вернулась я, где идти не зная, и не могла
От тоски очнуться и горести и страдания.
 Тяжелей всего на пути обратном злорадный был,
 Что пришел ко мне, и имел он облик смиренного.
 О душа моя, коль вдали любимый, покинь тогда
Жизнь приятную, и на долгий век не надейся ты.
 О владыка мой, прислушайся к речам любви,
 Пусть не будет так, чтоб не вняло сердце
 речам моим.
 О любви преданья связал я цепью с диковинным
И чудесным, так что кажется, что я Асмаи...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан вошел к жене, он увидел своих детей и услышал, как она говорит стихи, которые мы упомянули,
и смотрит направо и налево, чтобы увидеть, почему ее
дети кричат и зовут отца, но не видит никого. И, не
увидав никого, она удивилась тому, что ее дети вспоминают сейчас отца, и вот то, что с ней было. Что же
касается Хасана, то, услышав ее стихи, он заплакал, и
его покрыло беспамятство, и слезы потекли по его щекам, как дождь. И он приблизился к своим детям и
снял с головы колпак, и, увидав его, дети его узнали и
закричали: — батюшка! — и их мать заплакала, услышав, что они вспоминают своего отца, и воскликнула: — нет хитрости против приговора Аллаха! — а
 410

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 про себя она подумала: — о диво Аллаха! Почему они
сейчас вспоминают отца и зовут его? — И она заплакала и произнесла такие стихи:
 Опустели земли, светила нет восходящего!
 О глаз, будь щедр и слез пролей потоки ты.
 Они тронулись, и как терпеть мне, после них?
Клянусь — ни стойкости, ни сердца нет во мне.
 О путники — а место их в душе моей! —
 Наступит ли, владыки, возвращение?
 В чем будет вред, коль они вернутся и дружбы их
Я вновь добьюсь и им жалко станет тоски и слез.
 Тучи глаз они течь заставили в день отъезда их
Дивным образом, и огонь не гаснет внутри меня.
 Я надеялась, что останутся, но противится
Пребыванье их, и разлукою унесло мечты.
 Любимые, вернитесь к нам, молю я вас —
Достаточно пролила я слез по вас уже.
 И Хасан не мог вытерпеть и снял с головы колпак, и
его жена увидела его и, узнав его, испустила вопль, который испугал всех, кто был во дворце, и спросила Хасана: — как ты добрался сюда? С неба ты что ли спустился
или из-под земли поднялся? — И ее глаза пролили слезы, и Хасан заплакал, и она сказала ему: — о человек,
сейчас не время плакать и не время упрекать — исполнился приговор, и ослеп взор, и пробежал калам с тем,
что судил Аллах в предвечном. Заклинаю тебя Аллахом, — откуда ты пришел? Иди, спрячься, чтобы никто
тебя не увидел, и не узнала бы об этом моя сестра, — она
зарежет меня и зарежет тебя. — О моя госпожа и госпожа всех царевен, — сказал Хасан, — я подверг себя
опасности и пришел сюда и либо умру, либо освобожу
тебя от того, что ты терпишь, и мы с тобой и с детьми поедем в мою страну наперекор носу этой развратницы,
 411

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 твоей сестры. — И, услышав его слова, Манар-ас-Сана
улыбнулась и засмеялась и долгое время качала головой
и сказала: — не бывать, душа моя, не бывать, чтобы освободил меня от того, что я терплю, кто-нибудь, кроме
великого Аллаха! Спасай же свою душу и уезжай и не
ввергай себя в погибель — у нее влачащееся войско, которому никто не в силах противостоять. Но допусти, что
ты взял меня и вышел — как ты доберешься до твоей
страны и как вырвешься с этих островов и из этих тяжелых, опасных мест? Ты, ведь, видел на дороге, которую
видел, чудеса, диковины, ужасы и бедствия, из которых
не вырвется никто из непокорных джиннов; уходи же
скорее, не прибавляй горя к моему горю и заботы к моей
заботе и не утверждай, что ты освободишь меня отсюда.
Кто приведет меня в твою землю через эти долины и
безводные земли и гибельные места? — Клянусь твоей
жизнью, о свет моего глаза, я не выйду отсюда и не уеду
иначе, как с тобой! — воскликнул Хасан, и его жена сказала ему: — о человек, как ты можешь быть властен на
такое дело? Какова твоя порода? Ты не знаешь, что говоришь! Даже если бы ты правил джиннами, ифритами,
колдунами и племенами и духами, никто не может освободиться из этих мест. Спасайся же сам, пока цел, и оставь меня — быть может, Аллах свершит после одних
дел другие. — О госпожа красавиц, — отвечал Хасан, —
я пришел только для того, чтобы освободить тебя этой
палочкой и этим колпаком. — И затем он начал ей рассказывать свою историю с теми двумя детьми, и когда
он говорил, вдруг вошла к ним царица и услышала их
разговор, и, увидав царицу, Хасан надел колпак, а царица спросила свою сестру: — о развратница, с кем ты
говорила? — А кто может со мной говорить, кроме
этих детей? — ответила жена Хасана, и царица взяла
бич и начала бить ее (а Хасан стоял и смотрел) и била
ее до тех пор, пока она не лишилась чувств. И затем ца-
 412

рица приказала перенести ее из этого помещения в другое место, и ее развязали и вынесли в другое место, и Хасан вышел с ними туда, куда ее принесли. И потом ее
бросили, покрытую беспамятством, и стояли, и смотрели
 413

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 на нее и Манар-ас-Сана, очнувшись от обморока, произнесла такие стихи:
 Я не мало плакал, когда случилось расстаться нам,
 И пролили веки потоки слез от горя.
 И поклялся я, что когда бы время свело нас вновь,
 О разлуке вновь поминать не стал бы устами.
 Я завистникам говорю: — умрите от горя вы —
Клянусь Аллахом, мечты осуществились!
 Был я полон счастья, и полон так, что оно меня,
Обрадовав, заставило заплакать.
 О глаз, стал плач теперь твоей привычкою,
 От радости ты плачешь и от горя.
 А когда она кончала свои стихи, невольницы вышли
от нее, и Хасан снял колпак, и его жена сказала ему: —
смотри, о человек, что меня постигло! Все это потому,
что я тебя не послушалась, не исполнила твоего приказания и вышла без твоего позволения. Заклинаю тебя
Аллахом, о человек, не взыщи с меня за мой грех, и
знай, что женщина не ведает, какова цена мужчине,
пока не расстанется с ним, и я согрешила и ошиблась,
но прошу у великого Аллаха прощения за то, что из-за
меня случилось. И если Аллах соединит нас, я никогда
не ослушаюсь твоего приказа после этого... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ четвертая ночь,
 она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
жена Хасана извинилась перед ним и сказала ему: —
не взыщи с меня за мой грех, и я прошу у великого
Аллаха прощения. — И Хасан отвечал ей (а сердце
его из-за нее болело): — ты не ошиблась, ошибся
только я, так как я уехал и оставил тебя с теми, кто
 414

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 не знал твоей цены и достоинства, и знай, о любимая
сердца, плод моей души и свет моего глаза, что Аллах —
хвала ему! — дал мне власть тебя освободить. Любо
ли тебе, чтобы я доставил тебя в страну твоего отца,
и тогда ты получишь подле него сполна то, что определил тебе Аллах, или ты скоро поедешь в нашу страну, раз досталось тебе облегчение? — А кто может
меня освободить, кроме господа небес? — отвечала
его жена. — Уезжай в свою страну и оставь надежду, ты не знаешь опасностей этих земель, и если ты
меня не послушаешься, то увидишь. — И потом она
произнесла такие стихи:
 Ко мне — у меня все то, что хочешь ты, ты найдешь,
Чего же ты сердишься, зачем отвернулся ты?
 А то, что случилось... Пусть не будет минувшая
Забыта любовь, и дружба пусть не окончится.
 Доносчик все время подле нас был, и, увидав,
 Что ты отвернулся, он ко мне подошел тотчас,
 Но я в твоих добрых мыслях твердо уверена.
 Хотя и не знал доносчик гнусный и подстрекал.
 Так будем хранить мы тайну нашу, беречь ее,
 Хотя бы упреков меч и был обнажен на нас.
 Теперь провожу я день в тоске и волнении —
 Быть может, придет гонец с прощеньем от тебя.
 И потом они с детьми заплакали, и невольницы услышали их плач и вошли, и увидели плачущую царевну Манар-ас-Сана и ее детей, но не увидели с ними Хасана, и заплакали из жалости к ним и стали проклинать царицу Нур-аль-Худа.

ХАСАН подождал, пока пришла ночь,
и сторожа, приставленные к ним,
ушли к месту сна, и поднялся и, затянув пояс, подошел к своей жене и развязал ее и поцеловал в голову и прижал к своей груди и поцеловал между
глаз и воскликнул: — как долго мы тоскуем по нашей
родине и по сближению там! А это наше сближение —
во сне или наяву? — И затем он понес своего старшего
сына, а жена его понесла младшего сына, и они вышли
из дворца — Аллах опустил на них свой покров, — и
пошли. И они достигли выхода из дворца и остановились у ворот, которые запирались перед дворцом царицы, и, оказавшись там, увидели, что ворота заперты.
И Хасан воскликнул: — нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! — и они потеряли надежду спастись. И Хасан воскликнул: — о облегчающий горести! — и ударил рукою об руку и сказал: —
я все рассчитал и обдумал последствия всего, кроме
 416

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 этого. Когда взойдет над нами день — нас схватят! Какова же будет хитрость в этом деле? — И потом Хасан
произнес такие два стиха:
 Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,
 И зла не боялся ты, судьбой приносимого.
 Храним ты ночами был и дал обмануть себя,
 Но часто, коль ночь ясна, приходит смущенье,
 Потом Хасан заплакал, и его жена заплакала из-за
его плача и унижения и тягот судьбы, ею переносимых, и Хасан обернулся к своей жене и произнес такие два стиха:
 Противится мне судьба, как будто я враг ее,
 И горестью каждый день встречает меня она.
 Задумаю я добро, — противное рок несет,
 И если один день чист, то смутен всегда другой.
 И еще он произнес такие два стиха:
 Враждебна ко мне судьба: не знает она, что я
Превыше напастей всех, а беды — ничтожны.
 Показывает судьба беду и вражду ее,
 Я ж — стойкость ей показал какою бывает.
 И жена его сказала ему: — клянусь Аллахом, нет
нам освобождения, если мы не убьем себя, и тогда мы
отдохнем от этой великой тяготы, а иначе нам придется испытать болезненные мучения, — и когда они разговаривали, вдруг сказал из-за ворот говорящий: —
клянусь Аллахом, я не открою тебе, о госпожа моя Ма-
нар-ас-Сана, и твоему мужу Хасану, если вы меня не
послушаетесь в том, что я вам скажу! — И, услышав
эти слова, оба умолкли и хотели вернуться в то место,
где были, и вдруг сказал говорящий: — что это вы
 417

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 замолчали и не даете мне ответа? — и тогда они узнали, кто говорит, а это была старуха Шавахи Зат-
ад-Давахи. И они сказали ей: — что ты нам ни прикажешь, мы сделаем, но открой сначала ворота, —
теперешнее время — не время для разговоров, — и
старуха воскликнула: — клянусь Аллахом, я не открою вам, пока вы мне не поклянетесь, что возьмете
меня с собою и не оставите меня у этой распутницы.
Что постигнет вас, постигнет и меня, и если вы уцелеете, и я уцелею, а если вы погибнете, я погибну —
эта трущаяся развратница унижает меня и ежечасно
меня мучает из-за вас, а ты, о дочка, знаешь мой сан. —
И, узнав старуху, они доверились ей и поклялись ей
клятвами, которым она верила, и когда они поклялись ей тем, чему она доверяла, Шавахи открыла им
ворота, и они вышли. И, выйдя, они увидели, что она
сидит на румийском кувшине из красной глины, а
вокруг горлышка кувшина обвита веревка из пальмового лыка, и кувшин вертится под нею и бежит бегом, более сильным, чем бег недждийского жеребца.
И старуха пошла впереди них и сказала: — следуйте
за мной и не бойтесь ничего: я помню сорок способов колдовства, и самым маленьким из этих способов я сделаю этот город ревущим морем, где бьются
волны, и заколдую в нем всякую девушку, так что
она превратится в рыбу, и все это я сделаю раньше
утра. Но я ничего не могла сделать из этого зла, так
как боялась царя, ее отца, и уважала ее сестер, которые получают помощь от множества джиннов, племен и слуг. Но я покажу чудеса моего колдовства;
идите же с благословения Аллаха великого и с его
помощью. — И тут Хасан с женой обрадовались и
убедились в спасении... и Шахразаду застигло утро,
и она прекратила дозволенные речи,
 418

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан с женой и старухой Шавахи вышли из
дворца, они убедились в спасении. И они вышли за город, и Хасан взял в руку палочку и ударил ею об землю
и, укрепив свою душу, сказал: — о слуги этих имен,
явитесь ко мне и осведомьте меня о ваших обстоятельствах! — И вдруг земля раздалась, и вышли оттуда десять ифритов, и у каждого из них ноги были в нижних
пределах земли, а голова — в облаках. И они поцеловали землю меж рук Хасана три раза, и сказали все одним языком: — мы здесь, о господин наш и правитель
над нами, — что ты нам прикажешь? Мы велению твоему послушны и покорны. Если хочешь, мы высушим
для тебя моря и перенесем горы с их места. — И Хасан
обрадовался их словам и быстроте их ответа и, ободрив свое сердце в укрепив свою душу и решимость,
сказал им: — кто вы, как ваше имя, к какому племени
вы относитесь, из какого вы рода, какого племени и
какой семьи? — И ифриты вторично поцеловали землю и сказали одним языком: — мы — семь царей, и
каждый царь из нас правит семью племенами джиннов, шайтанов и маридов, и мы, семеро царей, правим
сорока девятью племенами из всевозможных племен
джиннов, шайтанов, маридов, отрядов и духов, летающих и ныряющих, в горах, пустынях и степях обитающих и моря населяющих. Приказывай же нам, что хочешь, — мы тебе слуги и рабы, и всякий, кто владеет
этой палочкой, владеет шеями нас всех, и мы становимся ему покорны. — И, услышав их слова, Хасан обрадовался великой радостью, и его жена и старуха также, и потом Хасан сказал джиннам: — я хочу, чтобы
вы показали мне ваше племя, войско и помощников. —
О господин наш, — отвечали джинны, — если мы тебе
 419

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 покажем наше племя, то будем бояться за тебя и за
тех, кто с тобою, ибо это войска многочисленные, и
разнообразен их облик, вид, цвет, и лица, и тела. Среди нас есть головы без тел и тела без голов, и иные из
нас имеют вид зверей, а другие — вид львов. Но если
ты этого желаешь, мы непременно должны показать
тебе сначала тех, у кого облик зверей. Чего же, о господин, хочешь ты от нас теперь? — Я хочу, чтобы вы
снесли меня и мою жену, и эту праведную женщину
сию же минуту в город Багдад, — сказал Хасан, и, услышав его слова, ифриты опустили головы. — Отчего
вы не отвечаете? — спросил их Хасан, и они сказали
единым языком: — о господин наш, правящий над
нами, мы существуем со времен господина нашего Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — и он
взял с нас клятву, что мы не будем носить никого из
сыновей Адама на наших спинах, и с тех пор мы не носили никого из сыновей Адама — ни на спинах, ни на
плечах. Но мы сейчас оседлаем тебе коней джиннов,
которые доставят в твой город тебя и тех, кто с тобой. —
А какое расстояние между нами и Багдадом? — спросил Хасан, и ифриты сказали: — расстояние в семь лет
для спешащего всадника, — и Хасан удивился и спросил джиннов: — как же я пришел сюда меньше, чем в
год? — и ифриты ответили: — Аллах вложил сочувствие к тебе в сердца своих праведных рабов, и если
бы не это, ты не достиг бы этих стран и городов и никогда не увидел бы их глазом, так как шейх Абд-аль-
Каддус, который посадил тебя на слона и посадил тебя
на счастливого коня, прошел с тобою в три дня расстояние в три года пути для спешащего в беге всадника, а
что до шейха Абу-р-Рувейша, который дал тебя Дахна-
шу, то он прошел с тобой за день и за ночь расстояние
в три года, и было это по благословению Аллаха великого, так как шейх Абу-р-Рувейш — из потомков Аса-
 420

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 фа-ибн-Барахииг и он держит в памяти величайшее
имя Аллаха. А от Багдада до дворца девушек один год;
вот и все семь лет. — И, услышав их слова, Хасан удивился великим удивлением и воскликнул: — хвала Аллаху, который облегчает трудное и скрепляет сломанное, приближает к себе рабов и унижает всякого непокорного притеснителя! Он облегчил нам все трудные
дела и привел меня в эти земли и подчинил мне эти существа и соединил меня с женой и детьми. Не знаю я,
сплю я или бодрствую, трезв я или пьян! — И затем он
обернулся к джиннам и сказал: — когда вы посадите
меня на ваших коней, во сколько дней они доставят
нас в Багдад? — и джинны ответили: — они доставят
тебя туда меньше, чем в год, после того как ты вынесешь тяжкие дела, беды и ужасы и пересечешь безводные долины и безлюдные пустыни, и степи, и множество гибельных мест, и мы не уверены, о господин, что
ты спасешься от жителей этих островов... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
джинны говорили Хасану: — и мы не уверены, о господин, что ты спасешься от жителей этих островов, от
зла величайшего царя и от этих колдунов и кудесников. — Может быть, они покорят нас и отнимут вас у
нас, и мы будем испытаны ими, и всякий, до кого дойдет потом весть об этом, скажет нам: — это вы —
обидчики! Как вы пошли против величайшего царя и
унесли из его страны людей и унесли с собою также
его дочь. — Будь ты с нами один, дело было бы для нас
ничтожным, но тот, кто привел тебя на эти острова,
может привести тебя в твою страну и соединить тебя с
матерью в час близкий, недалекий. Решай же, поло¬
 421

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 жись на Аллаха и не бойся, — мы перед тобою, чтобы
доставить тебя в твою страну. — И Хасан поблагодарил за это ифритов и сказал им: — да воздаст вам Аллах благом! — а затем он молвил: — поторопитесь с
конями! — и джинны ответили: — слушаем и повинуемся! — И они ударили об землю ногами, и земля раздалась, и джинны скрылись под нею на минуту, а потом они появились и вдруг поднялись, и было с ними
три коня оседланных, взнузданных, и спереди каждого
седла был мешок, в одном из отделений которого лежал бурдюк с водой, а другое отделение было наполнено припасами. И ифриты подвели лошадей, и Хасан
сел на одного коня и посадил перед собой ребенка, и
его жена села на другого коня и посадила перед собой
другого ребенка, а затем старуха слезла с кувшина и
села на третьего коня, и они поехали и ехали, не переставая, всю ночь. А когда наступило утро, они свернули с дороги и направились к горе (а языки их неослабно поминали Аллаха) и ехали под горой весь день. И когда они ехали, Хасан вдруг увидел перед собою гору,
подобную столбу, и она была высока, как дым, поднимающийся к небу. И он прочитал кое-что из Корана и
свитков и воззвал к Аллаху о спасении от сатаны, битого камнями (а эта черная громада становилась все
виднее, чем больше к ней приближались), и когда к
ней подъехали близко, оказалось, что это ифрит, голова которого была, как большой купол, клыки — как
крючья, а подбородок — как переулок. Ноздри у него
были точно кувшины, а уши — как кожаные щиты, и
его рот был точно пещера, а зубы — точно каменные
столбы; руки у него были, как вилы, и ноги — как мачты, и голова его была в облаках, а ноги — в нижних пределах земли, под прахом. И, увидя этого ифрита, Хасан
склонился и поцеловал землю меж его рук, и ифрит
сказал ему: — о Хасан, не бойся меня! — Я глава оби-
 422

тателей этой земли. Это первый остров из островов
Вакг ия — мусульманин, исповедующий единственность Аллаха. Я о вас слышал и знал о вашем прибытии, и когда узнал о вашем положении, мне захотелось
 423

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 уехать из страны колдунов в другую землю, которая
была бы свободна от жителей и далеко от людей и
джиннов, чтобы жить там одиноким, в уединении, и
поклоняться Аллаху, пока не настигнет меня мой срок,
и захотел я стать вашим товарищем и быть вам проводником, пока вы не выйдете с этих островов. Я не появляюсь иначе, как ночью: успокойте же относительно
меня ваши сердца — я мусульманин, как и вы мусульмане. — И Хасан, услышав слова ифрита, обрадовался
великой радостью, и убедился в спасении, а затем он
обратился к ифриту и сказал ему: — да воздаст тебе
Аллах благом! Иди с нами, с благословения Аллаха! —
И ифрит пошел перед ними, и они стали разговаривать
и шутить, и их сердца успокоились, и грудь их расправилась. И Хасан принялся рассказывать своей жене
обо всем, что с ним случилось и что он испытал, и они
шли, не переставая, всю ночь... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
они шли, не переставая, всю ночь до утра, в кони мчались с ними, как поражающая молния. А когда взошел
день, каждый из путников опустил руку в свой мешок,
и, вынув оттуда кое-что, поел и достал воды и выпил, а
затем они ускорили ход и ехали, не переставая, и ифрит шел перед ними (а он сошел с дороги на другую дорогу, непроезжую, по берегу реки). И они проходили
через долины и степи в течение целого месяца, а на
тридцать первый день поднялась над ними пыль, которая застлала все края неба, и потемнел от нее день, и,
увидев ее, Хасан впал в смятение, и поразило его пожелтение, и послышались устрашающие крики. И старуха обратилась к Хасану и сказала ему: — о дитя мое,
 424

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 это войска с островов Вак догнали нас, и сейчас они
нас возьмут и схватят руками. — Что мне делать, о матушка? — спросил Хасан, и старуха сказала: — ударь
об землю палочкой! — И Хасан сделал это, и поднялись к нему те семь царей и приветствовали его и поцеловали перед ним землю и сказали: — не бойся и не
печалься! — И Хасан обрадовался их словам и сказал
им: — хорошо, о владыки джиннов и ифритов, — вот
когда ваше время! — И ифриты сказали ему: — поднимись ты с твоей женой и теми, кто есть с тобой, на
гору и оставьте нас с ними. Мы, ведь, знаем, что вы
стоите на истинном, а они — на ложном, и поддержит
нас против них Аллах. — И Хасан с женой и детьми и
старухой сошел со спин коней, и они отпустили их и
поднялись на верхушку горы... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан с женой, детьми и старухой поднялись на верхушку горы, отпустив сначала коней, а потом пришла
царица Нур-аль-Худа с войсками справа и слева, и
обошли воинов их предводители и расставили их отряд за отрядом. И встретились оба войска, и сшиблись
оба скопища, и запылали огни, и выступили вперед
храбрецы, и побежал трус, и джинны метали изо рта
пламя искр, пока не приблизилась темная ночь. И разошлись скопища, и разделились войска, и, сойдя с коней, они расположились на земле и зажгли огни, и
поднялись семь царей к Хасану и поцеловали землю
меж его руками, и Хасан подошел к ним и поблагодарил их и пожелал им победы и спросил их, каковы их
обстоятельства с войсками царицы Нур-аль-Худа. И ифриты ответили: — они не выстоят против нас больше
 425

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 трех дней, и мы были сегодня победителями и захватили их тысячи с две, и убили из них много народу, число
которого не счесть. Успокойся же душою, и пусть твоя
грудь расправится! — И потом они попрощались с
ним и спустились к своему войску, чтобы охранять его,
и жгли огни, пока не наступило утро. И когда оно засияло светом и заблистало, витязи сели на чистокровных
коней и стали биться острыми клинками и сражаться
серыми копьями. И они провели ночь на спинах коней,
сшибаясь, как сшибаются моря, и пылало между ними
в бою пламя огня, и искали они одоления и победы,
пока не побежали войска Вак, и сломилась их мощь, и
упала их решимость, и поскользнулись их ноги. И куда
они ни бежали, поражение предшествовало им, и повернули они спину и положились на бегство, и большую часть их убили, и попала в плен царица Нур-аль-
Худа и вельможи ее царства и приближенные.

КОГДА наступило утро, семь царей
появились перед Хасаном и поставили
ему мраморной престол, украшенный
жемчугом и драгоценностями, и Хасан
сел на него, и подле него поставили
другой престол для госпожи Манар-
ас-Сана, его жены (а был это престол из слоновой кости, выложенный червонным золотом), и она села на
него, а рядом с ними поставили еще один престол для
старухи Шавахи Зат-ад-Давахи, и она села на него.
И затем привели к Хасану пленных, в числе которых
была царица Нур-аль-Худа, и были у нее связаны
руки и скованы ноги, и, увидав ее, старуха воскликнула: — одно тебе воздаяние, о развратница, о на-
сильница, — чтобы не давали есть двум собакам и не
давали пить двум коням и привязали тебя к их хвостам
и погнали их к реке, а собак пустили вслед за тобою,
чтобы разорвалась у тебя кожа, а потом бы отрезали у
тебя мясо и кормили тебя им! Как это ты сделала с твоей сестрой такие дела, о развратница, хотя она вышла
 427

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 замуж, как дозволено, по обычаю Аллаха и посланника его, ибо нет монашества в исламе и брак — установление посланных — мир с ними! — и созданы
женщины только для мужчин.
 И Хасан велел убить всех пленных, и старуха закричала: — убейте их и не оставляйте из них ни одного! —
и когда царица Манар-ас-Сана увидела свою сестру в
таком положении — закованной и плененной — она
заплакала о ней и сказала: — о сестрица, кто же это
взял нас в плен в нашей стране и одолел нас? — и царица ответила: — это дело великое! Этот человек, которого зовут Хасан, покорил нас, и Аллах дал ему
власть нам нами и над всем нашим царством, и он одолел нас и царей джиннов. — Аллах поддержал его, и
он покорил вас и взял вас в плен только с помощью
этого колпака и палочки, — сказала ее сестра, и сестра ее убедилась в этом и поняла, что он освободил
свою жену таким способом. И она умоляла свою сестру, пока ее сердце к ней не смягчилось, и тогда Манар-
ас-Сана спросила своего мужа Хасана: — что ты хочешь сделать с моей сестрой? Вот она перед тобою, и
она не сделала с тобой дурного, чтобы тебе с нее взыскивать. — Достаточно дурно, что она тебя мучила, —
ответил Хасан, и Манар-ас-Сана молвила: — все дурное, что она со мной сделала, ей простительно, а что до
тебя, то ты сжег сердце моего отца моим отсутствием,
и каково же будет его состояние после гибели моей сестры? — Решение принадлежит тебе — как желаешь,
так и делай, — сказал Хасан, и тогда царица Манар-ас-
Сана приказала развязать всех пленных, и их развязали ради ее сестры и сестру ее тоже развязали, и потом
Манар-ас-Сана подошла к своей сестре и обняла ее, и
они с ней заплакали и провели таким образом долгое
время. И царица Нур-аль-Худа сказала своей сестре: —
о сестрица, не взыщи с меня за то, что я с тобой сдела-
 428

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 лаг — и госпожа Манар-ас-Сана воскликнула: — о сестрица, все это было мне предопределено! — и потом
она с сестрой сели на престол и стали беседовать, и
Манар-ас-Сана помирила сестру со старухой самым
лучшим образом, и успокоились их сердца.
 А потом Хасан отпустил войска, которые служили
палочке, и поблагодарил их за то, что они сделали, поддержав его против его врагов, и госпожа Манар-ас-
Сана рассказала своей сестре обо всем, что случилось у
нее с ее мужем Хасаном, и о том, что с ним произошло
и что он вытерпел ради нее, и сказала: — о сестрица,
если кто свершил такие дела и обладает подобной силой, и Аллах укрепил его великою мощью, так что он
захватил тебя и взял тебя в плен и разбил твое войско
и покорил твоего отца, царя величайшего, который
властвует над царями джиннов, его правом не следует
пренебрегать. — Клянусь Аллахом, о сестрица, — сказала ее сестра, — ты была правдива в том, что мне рассказала о диковинных бедствиях, которые пришлось
вытерпеть этому человеку. Разве все это из-за тебя, о
сестрица?., и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда госпожа Манар-ас-Сана рассказала своей сестре
о достоинствах Хасана, та сказала ей: — клянусь Аллахом, этим человеком не следует пренебрегать, особенно из-за его благородства. Но разве все это случилось
из-за тебя? — и Манар-ас-Сана отвечала: — да! — и
затем они провели ночь до утра за беседой, а когда
взошло солнце, Хасан захотел трогаться, и они простились друг с другом, и Манар-ас-Сана простилась со
старухой, после того как помирила ее со своей сестрой
 429

ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 Нур-аль-Худа. И Хасан ударил по земле палочкой, и
поднялись к нему ее служители и приветствовали его и
сказали: — хвала Аллаху за успокоение твоей души!
Приказывай нам, что хочешь, и мы это для тебя сделаем
скорее, чем в мгновение ока! — И Хасан поблагодарил
их за их слова и сказал: — да воздаст вам Аллах благом! — а потом он сказал: — оседлайте нам двух коней из наилучших! — и они тотчас же сделали то, что
он им приказал, и подвели ему двух оседланных коней,
и Хасан сел на одного из них и посадил перед собой
своего старшего сына, а его жена села на другого коня
и посадила перед собой своего младшего сына. И царица Нур-аль-Худа со старухой тоже сели, и каждый из
них отправился в свою страну, и Хасан со своей женой
поехали направо, а царица Нур-аль-Худа со старухой
поехали налево. И Хасан ехал с женой и детьми целый
месяц, а через месяц они подъехали к какому-то городу, вокруг которого они увидели деревья и каналы.
И, приблизившись к этим деревьям, они сошли со
спин коней, желая отдохнуть, и сидели, разговаривая,
и вдруг увидели множество коней, которые приближались к ним, и, увидев их, Хасан поднялся на ноги и пошел им навстречу, и оказалось, что это царь Хассун,
владыка Камфарной Земли и Крепости Птиц. И Хасан
подошел к царю и поцеловал ему руки и приветствовал его, и, увидев его, царь сошел со спины своего
коня, и они с Хасаном сели на коврах под деревьями
после того, как царь поздоровался с Хасаном и поздравил его с благополучием. Он обрадовался ему сильной
радостью и сказал: — о Хасан, расскажи мне, что с тобой случилось, с начала до конца, — и Хасан рассказал ему обо всем этом, и царь Хассун удивился и сказал: — о дитя мое, никто никогда не достигал островов
Вак и не возвращался оттуда, кроме тебя, и дело твое
диковинно. Но хвала Аллаху за спасение! — И потом
 430

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 царь поднялся и сел на коня и приказал Хасану садиться и ехать с ним, и Хасан сделал это, и они ехали до тех
пор, пока не подъехали к городу. И они вошли в дом
царя, и царь Хассун расположился там, а Хасан с женой и детьми поместились в Доме Гостеприимства, и,
поселившись там, провели у царя три дня за едой и питьем, играми и увеселениями, а потом Хасан попросил
у царя Хассуна разрешения уехать в свою страну, и
царь разрешил ему. И Хасан с женой и детьми сели на
коней, и царь тоже выехал с ними, и они ехали десять
дней, а когда царь захотел вернуться, он попрощался с
Хасаном, и Хасан с женой и детьми поехал, и ехали
целый месяц. А когда месяц прошел, они подъехали к
большой пещере, пол которой был из желтой меди, и
Хасан сказал своей жене: — взгляни на эту пещеру,
знаешь ли ты ее? — Нет, — сказала его жена, и Хасан
молвил: — в ней живет шейх по имени Абу-р-Рувейш,
и у него передо мной большая заслуга, так как это он
был причиной моего знакомства с царем Хассуном. —
И он начал рассказывать своей жене историю Абу-р-
Рувейша, и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел из дверей
пещеры, и, увидев его, Хасан сошел с коня и поцеловал
ему руки. И шейх Абу-р-Рувейш поздоровался с ним и
поздравил его с благополучием и обрадовался ему и
взял его и ввел в пещеру, и они сели там, и Хасан стал
рассказывать шейху Абу-р-Рувейшу о том, что случилось с ним на островах Вак. И шейх Абу-р-Рувейш удивился до крайней степени и спросил: — о Хасан, как
ты освободил твою жену и детей? — и Хасан рассказал ему историю с палочкой и колпаком, и, услышав
эту историю, шейх Абу-р-Рувейш удивился и сказал: —
о Хасан, о дитя мое, если бы не эта палочка и не этот
колпак, ты бы не освободил твою жену и детей, — и
Хасан отвечал ему: — да, о господин мой. — И когда
они разговаривали, вдруг кто-то постучался в дверь
 431

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТАЯ НОЧЬ
 пещеры, и шейх Абу-р-Рувейш вышел и открыл дверь,
и увидел, что приехал шейх Абд-аль-Каддус, который
сидел на слоне. И шейх Абу-р-Рувейш подошел и приветствовал Абд-аль-Каддуса и обнял его, радуясь ему
великою радостью, и поздравил его с благополучием, а
потом шейх Абу-р-Рувейш сказал Хасану: — расскажи шейху Абд-аль-Каддусу обо всем, что с тобой
случилось, о Хасан. — И Хасан принялся рассказывать шейху Абд-аль-Каддусу обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и дошел до рассказа про палочку и колпак... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи;
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ ТРИДЦАТИ
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Хасан начал рассказывать шейху Абд-аль-Каддусу и
шейху Абу-р-Рувейшу (а они сидели в пещере и разговаривали) обо всем, что с ним случилось, от начала до
конца, и дошел до рассказа про палочку и колпак, и
шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: — о дитя мое, что до
тебя, то ты освободил твою жену и детей, и тебе больше нет нужды в этих вещах. Что же касается нас, то мы
были причиной твоего прихода на острова Вак, и я сделал тебе благое ради дочерей моего брата. Я прошу у
тебя милости и благодеяния — дай мне палочку и дай
шейху Абу-р-Рувейшу колпак. — И, услышав слова
шейха Абд-аль-Каддуса, Хасан склонил голову к земле,
и ему было стыдно сказать: — я не дам их вам, — и затем он подумал: — эти два старца сделали мне великое
благо, и это они были причиной моего прихода на острова Вак. Если бы не они, я бы не достиг этих мест и не
освободил бы жены и детей и не получил бы палочки и
колпака. — И он поднял голову и сказал: — хорошо, я
 432

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 вам их дам, но только, о господа мои, я боюсь, что величайший царь, родитель моей жены, придет в наши
страны с войсками, и они начнут со мной сражаться, а
я не могу отразить их ничем, кроме палочки и колпака. —
И шейх Абд-аль-Каддус сказал Хасану: — о дитя мое,
не бойся! Мы будем здесь для тебя соглядатаями и разведчиками, и всякого, кто придет к тебе от отца твоей
жены, мы отразим! Не бойся же совсем ничего вообще
и совершенно, успокой душу, прохлади глаза и расправь грудь, — с тобой не будет дурного. — И когда
Хасан услышал слова шейха, его охватил стыд, и он отдал колпак шейху Абу-р-Рувейшу и сказал шейху Абд-
аль-Каддусу: — проводи меня в мою страну, и я отдам
тебе палочку. — И оба шейха обрадовались сильной
радостью и собрали Хасану деньги и сокровища, перед
которыми бессильны описания, и Хасан провел у них
три дня и потом захотел уезжать. И шейх Абд-аль-Каддус собрался ехать с ним, когда Хасан сел на коня и посадил на коня свою жену, шейх Абд-аль-Каддус свистнул, и вдруг явился из глубины пустыни большой слон,
торопливо переставлявший передние и задние ноги.
И шейх Абд-аль-Каддус схватил его и сел на него и поехал с Хасаном, его женой и детьми, а что касается
шейха Абу-р-Рувейша, то он вошел в пещеру. И Хасан
с женой, детьми и шейхом Абд-аль-Каддусом ехали,
пересекая землю вдоль и вширь, и шейх Абд-аль-Каддус указывал им легкую дорогу и ближние проходы, и
они приблизились к родной земле.

ХАСАН обрадовался приближению к
земле его матери и возвращению к
нему его жены и детей, и, достигнув
своей земли после этих тяжких ужасов, он прославил за это великого Аллаха и возблагодарил его за благодеяние и милость и произнес такие стихи:
 Быть может, нас сведет Аллах уж скоро,
 И будем обниматься мы с тобою.
 О самом дивном вам расскажу, что было
И что я вынес, мучаясь разлукою.
 Я исцелю глаза, на вас взирая —
 Поистине, душа моя тоскует,
 В душе моей для вас рассказ я спрятал,
 Чтоб рассказать его в день встречи с вами.
 Я буду вас корить за то, что было, —
 Укоры кончатся, любовь продлится.
 И когда Хасан окончил свои стихи, он посмотрел, и
вдруг блеснул перед ним зеленый купол и бассейн и
 434

зеленый дворец, и показалась вдали Гора Облаков, и
тогда шейх Абд-аль-Каддус сказал им: — о Хасан, радуйся благу — ты сегодня ночью будешь гостем дочерей моего брата. — И Хасан обрадовался великой ра¬
 435

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТАЯ НОЧЬ
 достью, и его жена тоже, и они остановились возле купола и отдохнули, попили и поели и потом сели и ехали, пока не приблизились ко дворцу. И когда они
подъехали, к ним вышли дочери царя, брата шейха
Абд-аль-Каддуса, и встретили их и поздоровались с
ними и со своим дядей, и дядя их поздоровался с ними
и сказал: — о дочери моего брата, вот я исполнил нужду вашего брата Хасана и помог ему освободить его
жену и детей! — И девушки подошли к Хасану и обняли его, радуясь ему, и поздравили его со здоровьем и
благополучием и соединением с женой и детьми, и был
у них день праздничный. А потом подошла младшая сестра Хасана и обняла его и заплакала сильным плачем,
и Хасан тоже заплакал с нею из-за долгой тоски, и девушка пожаловалась ему, какую она испытывает боль
из-за разлуки и утомления души и что она испытала в
разлуке с ним, и произнесла такие два стиха:
 Когда удалился ты, смотрел на других мой глаз,
 Но образ твой перед ним покачивался всегда.
 Когда же смежался он, являлся ты мне во сне
 Как будто меж веками и глазом живешь ты, друг.
 А окончив свои стихи, она обрадовалась сильной
радостью, и Хасан сказал ей: — о сестрица, я никого
не благодарю в этом деле, кроме тебя, прежде всех сестер! Аллах великий да будет близок к тебе с его помощью и промыслом. — И потом он рассказал ей обо
всем, что с ним случилось во время путешествия, с начала до конца, и что он вытерпел, и что произошло у
него с сестрою его жены, и как он освободил жену и
детей и рассказал ей также, какие он видел чудеса и
тяжкие ужасы, вплоть до того, что сестра его жены хотела зарезать его и зарезать ее и зарезать ее детей, и
не спас их никто, кроме Аллаха великого. А затем он
 436

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 рассказал ей историю с палочкой и колпаком и рассказал о том, что шейх Абу-р-Рувейш и шейх Абд-аль-
Каддус попросили их у него, и он отдал их им только
ради нее, и сестра Хасана поблагодарила его за это и
пожелала ему долгого века, а он сказал: — клянусь Аллахом, я не забуду всего того добра, которое ты мне
сделала с начала дела и до конца... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Хасан встретился с девушками, он рассказал
своей сестре обо всем, что он вытерпел, и сказал: — я
не забуду того, что ты со мной сделала от начала времени и до конца, — и его сестра обернулась к его жене
Манар-ас-Сана и обняла ее и прижала ее детей к груди
и сказала ей: — о дочь царя величайшего, разве нет в
твоем сердце жалости, что ты разлучила его с детьми и
сожгла из-за них его сердце? Разве ты хотела, делая
это, чтоб он умер? — И Манар-ас-Сана засмеялась и
сказала: — так судил Аллах, — хвала ему и величие! —
и кто обманывает людей, того обманет Аллах! — и затем принесли кое-какой еды и питья, и все вместе поели, попили и повеселились.
 И Хасан провел у девушек десять дней за едой и питьем в радости и счастии, а после десяти дней Хасан
стал собираться в путь, и его сестра собрала ему деньги и редкости, для которых бессильны описания. И она
прижала его к груди на прощанье и обняла его, и Хасан, указывая на нее, произнес такие стихи:
 Влюбленного забвение отдаленно,
 Разлука же с возлюбленным так ужасна.
 Суровость, отдаленье — для нас мука.
 Тот мученик, убит кто был своей страстью.
 437

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 Сколь долгой ночь влюбленному кажется,
 Оставил что любимого и один он!
 Так слезы его вдоль щек его катятся,
 И молвит он: — о слезы, можно ль прибавить?
 А потом Хасан дал шейху Абд-аль-Каддусу палочку,
и тот обрадовался ей сильной радостью и поблагодарил за это Хасана, и, взяв от него палочку, он поехал и
вернулся в свое жилище. А Хасан с женой и детьми
выехал из дворца девушек, и те вышли, чтобы проститься с ним, и потом вернулись, а Хасан отправился
в свою страну. И он ехал пустыннейшей степью два месяца и десять дней и достиг города Багдада, Обители
Мира, и пришел к своему дому через потайную дверь,
которая открывалась в сторону пустыни и равнины, и
постучал в ворота. А его мать от долгого его отсутствия
рассталась со сном и не оставляла грусти, плача и воплей, так что заболела и перестала есть пищу, и она не
наслаждалась сном, а плакала ночью и днем, неустанно поминая своего сына, и потеряла она надежду на
возвращение его. И когда Хасан остановился у ворот,
он услышал, что его мать плачет и говорит такие стихи:
 Аллахом молю, владыки, хворого исцелить,
 Чье тело худеет так, а сердце разбито.
 Коль близость дадите вы по щедрости вашей к нам,
Влюбленного милостью любимых зальете.
 Но я не отчаялась в сближеньи, — могуч Аллах,
 И часто за трудностью идет облегченье.
 А окончив свои стихи, она услыхала, что сын ее Хасан
кричит у ворот: — о матушка, дни даровали единение! — И, услышав его слова, она узнала его, и подошла
к воротам, и веря, и не веря. И она открыла ворога, и увидела, что ее сын стоит, и с ним его жена и дети, и вскрик¬
 438

СКАЗКА О ХАСАНЕ-БАСРИЙСКОМ
 нула от сильной радости и упала на землю, покрытая беспамятством, и Хасан до тех пор ласкал ее, пока она не очнулась, и тогда она обняла его и заплакала, а потом она
позвала слуг и рабов Хасана и приказала им внести в дом
все, что с ним было, и они внесли тюки в дом. И вошла
жена Хасана и его дети, и мать его поднялась и обняла ее
и поцеловала ее в голову и поцеловала ей ноги и сказала: — о дочь царя величайшего, если я ошиблась по отношению к тебе, то вот я прошу прощенья у великого Аллаха! — а потом она обратилась к своему сыну и спросила его: — о дитя мое, в чем причина этой долгой
отлучки? — И когда мать спросила его об этом, Хасан
рассказал ей обо всем, что с ним случилось, с начала до
конца, и, услышав его слова, она закричала великим
криком и упала на землю без памяти из-за упоминания о том, что случилось с ее сыном. И Хасан до тех
пор ласкал ее, пока она не очнулась, и тогда она сказала ему: — о дитя мое, клянусь Аллахом, ты напрасно
пренебрег палочкой и колпаком — о, если бы ты их сохранил и оставил себе, ты право овладел бы землей и
вдоль и вширь, но хвала Аллаху, о дитя мое, за спасение твое и твоей жены и детей! — И они провели наилучшую и приятнейшую ночь, а когда наступило утро,
Хасан переменил бывшие на нем одежды и надел платье из наилучшей материи, и вышел на рынок, и стал
покупать рабов, невольниц, материи и дорогие
вещи, — платья, украшенья и ковры, а также дорогую
посуду, какой не найти у царей. И еще он купил дома и
сады, и имения, и прочее, и жил с детьми, женой и матерью за едой, питьем и наслаждениями, и они жили
прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучи-
тельница собраний. Хвала же да будет властителю видимого и невидимого царства, живому, вечному, который не умирает.
 439

АССКАЗЫВАЮТ также, что был в
древние времена и минувшие века и
годы в городе Багдаде человек-рыбак,
по имени Халифа, и был это человек
бедный по состоянию, который никогда еще в жизни не женился. И случилось в один день из дней, что он взял сеть и отправился
с нею, по обычаю, к реке, чтобы половить раньше рыбаков, и, придя к реке, он подпоясался, подоткнул платье и подошел к реке и, развернув свою сеть, закинул
ее первый раз и второй раз, но в ней ничего не поднялось, и он закидывал ее до тех пор, пока не закинул ее
десять раз, и не поднялось в ней совсем ничего. И стеснилась грудь рыбака, и смутились мысли его о его деле,
и он воскликнул: — прошу прощенья у Аллаха великого, кроме которого нет бога, живого, самосущего, и
возвращаюсь к нему! Нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого! Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Надел — от Аллаха, — велик он и славен! — и когда дает Аллах рабу,
 440

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 не отказывает ему никто, а когда отказывает Аллах
рабу, не дает ему никто! — И потом, от охватившего
его великого огорчения, он произнес такие два стиха:
 Когда поражает рок своею превратностью,
 Терпение ты готовь в грудь для него расправь.
 Поистине, ведь господь миров, в своей щедрости
И милости, после горя даст облегчение.
 И он посидел немного, размышляя о своем деле, и
склонил голову к земле, а потом произнес такие стихи:
 Терпи и сладость дней, терпи и горечь их,
 И знай, — Аллах всегда достигнет дел своих.
 Ведь похожа ночь огорчения на нарыв, порой,
 И вожусь я с ним, пока удастся проткнуть его.
 Проходят часто превратности над юношей
И кончаются, и ему на ум не приходят вновь.
 И потом он сказал про себя: — брошу еще этот раз
и положусь на Аллаха, — может быть, он не обманет
моей надежды, — и подошел и бросил сеть в реку, размахнувшись на длину руки, и свернул веревки и подождал некоторое время, а потом он потянул сеть и нашел ее тяжелой... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи;
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Халифа-рыбак закинул сеть в реку несколько
раз и в ней ничего не поднялось, он стал размышлять о
своем деле и произнес предыдущие стихи, а потом сказал про себя: — брошу еще этот раз и положусь на Аллаха — может быть, он не обманет моей надежды. —
И он поднялся и закинул сеть и подождал некоторое
 441

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ
 время, а затем он потянул сеть и нашел ее тяжелой.
И, почувствовав, что сеть тяжелая, рыбак стал действовать с нею осторожно и тянул ее до тех пор, пока она
не вышла на сушу, и вдруг в ней оказалась обезьяна,
одноглазая и хромая! И, увидав ее, Халифа воскликнул: — нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!
Что это за скверное счастье и зловещее предзнаменование! Что случилось со мной в этот благословенный
день! Но все это — по предопределению великого Аллаха! — И потом он взял обезьяну и привязал ее на веревку и, подойдя к дереву, высившемуся на берегу
реки, привязал к нему обезьяну. А с рыбаком был бич,
и он взял его в руку и поднял в воздухе и хотел опустить его на обезьяну, но Аллах заставил эту обезьяну
говорить ясным языком, и она сказала: — о Халифа,
удержи твою руку и не бей меня. Оставь меня привязанной к этому дереву, ступай к реке и закинь твою
сеть, полагаясь на Аллаха — он принесет тебе твой надел. — И, услышав слова обезьяны, Халифа взял сеть,
подошел к реке и закинул ее, отпустив веревки, а потом он потянул сеть и нашел, что она тяжелей, чем в
первый раз. И он до тех пор бился над сетью, пока она
не вышла на берег, и вдруг в ней оказалась другая обезьяна с расставленными зубами, насурмленными глазами и накрашенными руками, и эта обезьяна смеялась, а вокруг пояса у нее была рваная тряпка. И Халифа воскликнул: — хвала Аллаху, который заменил
рыб в реке обезьянами! — а затем он подошел к той
обезьяне, что была привязана к дереву, и сказал ей: —
посмотри, о злосчастная, как скверно то, что ты мне
посоветовала! Никто не натолкнул меня на вторую
обезьяну, кроме тебя, и когда ты пожелала мне доброго утра, с твоей хромотой и одноглазостью, я стал побежден и утомлен и не владел ни дирхемом, ни дина¬
 442

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 ром! — И он взял в руки дубинку и, покрутив ею в воздухе три раза, хотел опустить ее на обезьяну, и та воззвала к Аллаху о помощи и сказала рыбаку: — прошу
тебя ради Аллаха, прости меня ради этого моего товарища, и проси у него то, что тебе нужно, — он приведет тебя к тому, что ты желаешь. — И Халифа бросил
дубинку и простил обезьяну, а потом он подошел ко
второй обезьяне и остановился подле нее, и обезьяна
сказала: — о Халифа, тебе не будет от этих слов никакого проку, если ты не выслушаешь того, что я тебе
скажу, а если ты меня выслушаешь и послушаешься
меня и не станешь мне перечить, я буду причиной твоего богатства. — Что ты мне скажешь, чтобы мне тебя
послушаться? — спросил Халифа, и обезьяна сказала: — оставь меня здесь привязанной, пойди к реке и
закинь твою сеть, а я тебе скажу, что тебе после этого делать. — И Халифа взял сеть и пошел к реке и закинул
сеть и подождал над нею немножко, а потом он потянул сеть и нашел ее тяжелой. И он бился над сетью,
пока не поднял ее на сушу, и вдруг в ней оказалась еще
одна обезьяна, но только эта обезьяна была красная и
вокруг пояса у нее была синяя тряпка, и у нее были накрашены руки и ноги и насурмлены глаза. И, увидав
ее, Халифа воскликнул: — слава Аллаху великому,
слава властителю власти! Поистине, сегодняшний день
благословен с начала до конца, ибо звезда его принесла счастье в лице первой обезьяны, а содержание страницы видно по заглавию. Сегодняшний день — день
обезьян, и не осталось в реке ни одной рыбы, и мы
вышли сегодня лишь для того, чтобы ловить обезьян.
Хвала Аллаху, который заменил рыб обезьянами!
 И потом он обратился к третьей обезьяне и спросил
ее: — а ты что еще такое, о злосчастная? — и обезьяна сказала ему: — разве ты не знаешь меня, о Халифа? — Нет, — отвечал Халифа, и обезьяна сказала: — я
 443

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 обезьяна Абу-с-Саадатаг еврея-менялы. — А что ты делаешь? — спросил Халифа, и обезьяна ответила: — я
желаю ему доброго утра в начале дня, и он наживает
пять динаров, и желаю ему доброго вечера в конце
дня, и он наживает пять динаров. — И Халифа обратился к первой обезьяне и сказала ей: — посмотри, о
злосчастная, какие у людей хорошие обезьяны! А ты —
ты желаешь мне доброго утра своей хромотой в одно-
глазостью и зловещим видом, и я стану бедным, разоренным и голодным. — И он взял дубинку и покрутил
ею в воздухе три раза и хотел опустить ее на обезьяну,
но обезьяна Абу-с-Саадата сказала ему: — оставь ее,
о Халифа, убери твою руку и подойди ко мне, а я
тебе скажу, что тебе делать. — И Халифа кинул из
руки дубинку и, подойдя к обезьяне, спросил ее: —
что ты мне скажешь, о госпожа всех обезьян? — и
обезьяна сказала: — возьми сеть и закинь ее в реку
и оставь меня с этими обезьянами сидеть с тобой, и
что бы для тебя в ней ни поднялось, подай это и подойди ко мне, и я расскажу тебе что-то, что тебя обрадует... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи;
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что когда обезьяна Абу-с-Саадата сказала Халифе: —
возьми твою сеть и закинь ее в реку, и все, что поднимется в ней для тебя, подай и подойди ко мне, а я
расскажу тебе что-то, что тебя обрадует, — Халифа
ответил: — слушаю и повинуюсь! — а потом он взял
сеть, свернул ее и положил на плечо и произнес такие стихи:
 Сжимается когда грудь, взываю к создателю —
 Ведь властен он облегчить все трудное людям.
 444

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 Еще не вернулся взор, а милостью господа
Разбитое цело вновь, и пленник свободен.
 Вручи же Аллаху ты дела свои полностью,
 Ведь милости господа всяк видящий знает.
 И еще он произнес такие два стиха:
 Ты тот, кто людей всех вверг в великие тяготы,
Сотри же заботы ты и бедствий причины,
 Мне жадности не внушай к тому, чего не добыть,
Сколь многих желающих желанья не сбылись!
 А окончив свои стихи, Халифа подошел к реке и закинул в нее сеть и подождал над нею немного, а затем
он потянул ее, и вдруг оказалось, что в ней рыба
окунь, большеголовая и с хвостом, точно поварешка, а
глаза у нее были как два динара. И, увидев эту рыбу,
Халифа обрадовался, так как он ни разу в жизни не
поймал ей подобной, и взял ее, дивясь на нее, и принес
ее к обезьяне Абу-с-Саадата-еврея, и был таков, как
будто он овладел целым светом. И обезьяна еврея
спросила его: — что ты будешь с ней делать, о Халифа,
и как ты поступишь с твоей обезьяной? — и Халифа
молвил: — я расскажу тебе, о госпожа всех обезьян,
что я сделаю. Знай, что прежде всего я придумаю, как
погубить эту проклятую, мою обезьяну, и возьму тебя
вместо нее и буду тебя каждый день кормить, чем пожелаешь. — Раз ты избрал меня, — сказала обезьяна, —
я скажу тебе, как сделать, и будет в этом благо твоего
состояния, если захочет великий Аллах. Пойми же то,
что я тебе скажу: — приготовь и для меня тоже веревку и привяжи меня к дереву и оставь меня и выйди на
середину отмели и закинь твою сеть в реку Тигр, а когда закинешь ее, подожди немного и вытяни ее — ты
найдешь в ней рыбу, прекраснее которой ты не видал
за всю твою жизнь. Принеси ее и подойди ко мне, а я
 445

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 скажу тебе, что делать потом. — И Халифа поднялся в
тот же час и минуту и закинул сеть в реку Тигр и вытянул ее и увидел в ней рыбу белугу величиной с барашка, подобной которой он не видал за всю жизнь, и она
была больше первой рыбы. И Халифа взял ее и пошел
к обезьяне, и обезьяна сказала ему: — принеси немного зеленой травы и положи половину ее в корзину, и
положи рыбу на траву и прикрой ее другой половиной. Оставь нас привязанными, поставь корзину на
плечо и пойди с нею в город Багдад и никому, кто с тобой заговорит или тебя спросит, не давай ответа, пока
не придешь на рынок менял. Ты найдешь в глубине
рынка лавку хозяина Абу-с-Саадата-еврея, шейха менял, и увидишь, что он сидит на кресле с подушкой за
спиной, и перед ним стоят два сундука, один для золота, другой для серебра, и возле него — невольники,
рабы и слуги. Подойди к нему и поставь перед ним
корзинку и скажи ему: — о Абу-с-Саадат, я сегодня
вышел на ловлю и закинул сеть на твое имя, и послал
Аллах великий эту рыбу. — И он тебе скажет: — показывал ли ты ее другому? — а ты скажи: — нет, клянусь Аллахом! — и он возьмет у тебя рыбу и даст тебе
динар, а ты верни его ему, и он даст тебе два динара, и
всякий раз, как он тебе что-нибудь даст, возвращай
это, и даже если бы он дал тебе вес рыбы золотом, не
бери у него ничего. И он скажет тебе: — скажи мне,
что ты хочешь? — и ты скажи: — клянусь Аллахом, я
продам ее только за два слова, — и когда он тебя спросит: — а что это за два слова? — скажи ему: — встань
на ноги и скажи: — засвидетельствуйте, о те, кто есть
на рынке, что я променял обезьяну Халифы-рыбака на
мою обезьяну и обменял его долю на мою долю и его
счастье на мое счастье, — и вот плата за рыбу, и не
нужно мне золота; — И когда он это сделает, я стану
каждый день желать тебе доброго утра и доброго вече-
 446

ра, и ты будешь каждый день наживать десять динаров
золотом, а Абу-с-Саадату-еврею будет желать доброго
утра его обезьяна, эта кривая, хромая, и Аллах каждый
день будет испытывать его штрафом, который он ста¬
 447

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 нет платить, и это будет так, пока он не обеднеет и не
окажется совсем без ничего. Послушайся же того, что
я тебе говорю, — будешь счастлив и пойдешь прямым
путем! — И когда Халифа-рыбак услышал слова обезьяны, он сказал: — я принимаю то, что ты мне посоветовала, о царь всех обезьян, а что касается этого злосчастного, — да не благословит его Аллах! — я не знаю,
что мне с ним делать. — Отпусти его в воду и отпусти
меня тоже, — сказала обезьяна, и Халифа отвечал: —
слушаю и повинуюсь! — и подошел к обезьянам и развязал их и оставил, и они спустились в море, а Халифа
подошел к рыбе, взял ее и вымыл и положил под нее в
корзину зеленой травы и прикрыл ее тоже травою, и
понес ее на плече, напевая такую песенку:
 Вручи дела господу небес и спасешься ты,
 И доброе совершай всю жизнь, не горюя, ты
 Людей обвиненных избегай — обвинят тебя,
 Язык придержи и не бранись — побранят тебя...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Халифа-рыбак кончил петь, он понес корзину на
плече и пошел и шел до тех пор, пока не вошел в город
Багдад. И когда он вошел, люди узнали его и стали ему
кричать, говоря: — что с тобой, о Халифа? — но Халифа не обращал ни на кого внимания, пока не пришел
на рынок менял. И он прошел мимо лавок, как наказывала ему обезьяна, и заметил того еврея и увидел, что
он сидит в лавке, а слуги прислуживают ему, и он —
точно царь из царей Хорасана. И, увидав еврея, Халифа узнал его и подошел и остановился перед ним, и ев¬
 448

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 рей поднял к нему голову и узнал его и сказал: — привет тебе, о Халифа, какая у тебя нужда, и чего ты хочешь? Если кто-нибудь с тобой заговорил или поспорил, скажи мне — я пойду с тобой к вали, и он возьмет
для тебя с него должное! — Нет, клянусь жизнью твоей головы, о начальник евреев, — ответил Халифа. —
Со мной никто не заговаривал, но я вышел сегодня из
дому на твое счастье, и пошел к реке и закинул сеть в
Тигр, и поймалась вот эта рыба. — И он открыл корзину и бросил рыбу перед евреем, и когда еврей увидал
ее, он нашел ее прекрасной и воскликнул: — клянусь
Торой и десятью заповедями, я вчера спал и видел во
сне, что я стою перед Девой, и она говорит мне: —
знай, о Абу-с-Саадат, что я послала тебе хороший подарок. — Наверное, подарок — эта рыба, без сомнения! — И затем он обернулся к Халифе и спросил его: —
заклинаю тебя твоей верой — видел ли ее кто-нибудь,
кроме меня? — и Халифа ответил: — нет, клянусь Аллахом! Клянусь Абу-Бекром-правдивым, о начальник
евреев, ее не видел никто, кроме тебя. — И еврей
обернулся к одному из своих слуг и сказал ему: —
пойди сюда, возьми эту рыбу и ступай с нею домой, и
пусть Суада ее приготовит, сжарит и поджарит к тому
времени, как я кончу работу и приду, — и Халифа
тоже сказал ему: — ступай, мальчик, и пусть жена хозяина изжарит часть рыбы и поджарит часть ее. —
И слуга отвечал: — слушаю и повинуюсь, о господин! —
и затем он взял рыбу и пошел с ней домой, а что касается еврея, то он протянул руку с динаром и дал его Ха-
лифе-рыбаку, говоря: — возьми это себе, о Халифа, и
трать на твою семью. — И когда Халифа увидал динар
у себя в руке, он воскликнул: — слава властителю власти! — точно он никогда в жизни не видал ни кусочка
золота, и взял динар и прошел немного, но потом он
вспомнил наставление обезьяны и вернулся и бросил
 449

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 еврею динар, и воскликнул: — возьми твое золото и отдай людям их рыбу! Разве люди для тебя посмешище? —
И еврей, услышав его слова, подумал, что он с ним шутит и дал ему два динара сверх первого динара, но Халифа сказал: — подавай рыбу, без шуток! Разве ты
знаешь, что я продаю рыбу за такую цену? — И еврей
протянул руку еще к двум и сказал Халифе: — возьми
эти пять динаров в уплату за рыбу и брось жадничать! —
и Халифа взял деньги в руку и ушел с ними, радуясь, и
он смотрел на золото, дивясь на него и говоря: — слава
Аллаху! Нет у халифа Багдада того, что есть у меня в
сегодняшний день! — И он шел до тех пор, пока не
пришел к началу рынка, и тогда он вспомнил слова
обезьяны и наставление, которое она ему дала, и вернулся к еврею и бросил ему золото. — Что с тобой, о
Халифа, что тебе нужно? Ты хочешь взять свои динары дирхемами? — спросил его еврей, и Халифа сказал: — я не хочу ни дирхемов, ни динаров, я хочу только, чтобы ты отдал мне чужую рыбу. — И еврей рассердился и закричал на Халифу и сказал: — о рыбак,
ты приносишь мне рыбу, не стоящую и динара, а я тебе
даю за нее пять динаров, а ты недоволен! Бесноватый
ты, что ли? Скажи мне, за сколько ты ее продаешь? —
Я не продам ее ни за серебро, ни за золото, я продам ее
только за два слова, которые ты мне скажешь, — ответил Халифа, и когда еврей услышал его слова: — два
слова, — его глаза поднялись к темени, у него захватило дыхание, и он заскрежетал зубами и крикнул: — о
обрезок мусульман, разве ты хочешь, чтобы я расстался с моей верой ради твоей рыбы и желаешь испортить
мою религию и исповедание, в котором я нашел,
прежде меня, моих отцов? — И он кликнул своих слуг,
и когда те появились перед ним, сказал им: — горе
вам, вот перед вами этот злосчастный — разбейте ему
затылок затрещинами и умножьте его муки побоя¬
 450

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 ми! — И слуги набросились на Халифу с побоями и
били его до тех пор, пока он не упал возле лавки, и тогда еврей сказал им: — отпустите его, чтобы он встал, —
и Халифа вскочил на ноги, словно с ним ничего не
было, и еврей сказал ему: — говори, что ты хочешь в
уплату за эту рыбу, и я тебе дам, — ты не получил от
нас сейчас ничего хорошего. — Не бойся за меня, из-
за побоев, хозяин, — я съедаю столько ударов, как десять ослов, — сказал Халифа, и еврей рассмеялся его
словам и воскликнул: — заклинаю тебя Аллахом, скажи мне, что ты хочешь, и клянусь моей верой — я дам
это тебе. — Не удовлетворит меня, как плата от тебя за
эту рыбу, ничто, кроме двух слов, — ответил Халифа,
и еврей сказал: — я полагаю, ты хочешь, чтобы я принял ислам? — Клянусь Аллахом, о еврей, — ответил
Халифа, — если ты станешь мусульманином, — твой
ислам не поможет мусульманам и не повредит евреям,
а если ты останешься нечестивым, твое нечестие не
повредит мусульманам и не поможет евреям. Но вот
чего я от тебя требую: — встань на ноги и скажи: —
засвидетельствуйте, о люди на рынке, что я променял
обезьяну Халифы-рыбака на мою обезьяну и мою
долю в жизни на его долю и мое счастье на его счастье. — Если это и есть твое желание, то оно для меня
легко, — сказал еврей... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
еврей сказал Халифе-рыбаку: — если это есть твое
желание, то оно для меня легко. — И еврей поднялся в
тот же час и минуту и встал на ноги и сказал так, как
сказал Халифа-рыбак, а потом он обернулся к нему и
спросил: — осталось ли тебе с меня еще что-нибудь? —
 451

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 Нет, — отвечал Халифа, и еврей сказал: — с миром! —
И Халифа в тот же час и минуту поднялся, взял свою
корзину и сеть и пошел к реке Тигру. И он закинул
сеть и потянул ее и нашел ее тяжелой и вытянул ее
только после стараний, и, вытянув сеть, он увидел, что
она наполнена рыбой всех сортов. И подошла к нему
женщина с блюдом и дала ему динар, а Халифа дал ей
на него рыбы, и подошел к нему другой слуга и взял у
него на динар, и так продолжалось, пока он не продал
рыбы на десять динаров, и каждый день он продавал на
десять динаров, до конца десяти дней, так что набрал
сто динаров золотом.

У ЭТОГО рыбака был дом, внутри прохода купцов, и в одну ночь из ночей он
лежал у себя в доме и сказал себе: — о
Халифа, все люди знают, что ты бедный человек, рыбак, а теперь у тебя
оказалось сто золотых динаров. Непременно услышит твою историю повелитель правоверных Харун ар-Рашид от кого-нибудь из людей, и,
может быть, ему понадобятся деньги, и он пошлет за
тобой и скажет: — мне нужно некоторое количество
денег, и дошло до меня, что у тебя есть сто динаров.
Одолжи их мне. — Ия скажу ему: — о повелитель
правоверных, я человек бедный, и тот, кто тебе рассказал, что у меня есть сто динаров, налгал на меня. Ни со
мной, ни у меня ничего такого нет, — и халиф передаст меня вали и скажет ему: — обнажи его от одежды
и мучай его побоями, и заставь его сознаться — может
быть, он признается, что у него есть золото в сундуке. —
Вот правильное решение, которое освободит меня из
этой ловушки, — я сейчас встану и буду пытать себя
 453

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ
 бичом, чтобы закалиться против побоев. — И Гашиш
сказал ему: — встань, обнажись от одежды, — и он
тотчас же и в ту же минуту встал, обнажился от одежды и взял в руку бывший у него бич. А у него была кожаная подушка, и он стал бить раз по этой подушке и
раз по своей коже, и кричал: — ах, ах, клянусь Аллахом, это пустые слова, о господин мой, и они лгут на
меня. Я бедный человек, рыбак, и нет у меня ничего из
благ мира! — И люди услышали, как Халифа-рыбак
сам себя пытает и ударяет бичом по подушке (а от звука ударов по его телу и по подушке ночью стоял гул) и
в числе тех, кто его слышал, были купцы, и они сказали: — посмотри-ка! Чего этот бедняга кричит, и мы
слышим, как на него опускаются удары. Похоже, что
на него напали воры, и это они его пытают. — И они
все пошли на звук ударов и криков и вышли из своих
жилищ и пришли к дому Халифы и увидели, что он заперт, и сказали друг другу: — может быть, воры напали на него, зайдя за комнату; нам следует поэтому войти через крышу. — И они поднялись на крышу и спустились через отверстие в ней и увидели, что Халифа
голый и пытает самого себя. И они сказали ему: — что
с тобой, о Халифа, в чем твое дело? — и Халифа ответил: — знайте, о люди, что у меня оказалось несколько
динаров, и я боюсь, что о моем деле донесут повелителю правоверных Харуну ар-Рашиду, и он призовет
меня к себе и потребует от меня эти динары, и я начну
отрицать, и если я буду отрицать, я боюсь, что он станет меня мучить, и вот я сам себя мучаю и делаю это,
чтобы закалиться против того, что будет. — И купцы
стали над ним смеяться и сказали: — брось такие дела,
да не благословит Аллах тебя и динары, которые пришли к тебе. Ты встревожил нас сегодня ночью и устрашил наши сердца.
 454

И Халифа перестал бить себя и проспал до утра, а
поднявшись от сна, он хотел идти на работу и подумал
о сотне динаров, которая оказалась у него, и сказал
про себя: — если я оставлю их дома, их украдут воры,
 455

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 а если я положу их в карман на поясе, их, может быть,
кто-нибудь увидит и выследит меня, когда я буду один
в месте, где нет людей, и убьет меня и возьмет их. Но я
сделаю некую хитрость, прекрасную и очень полезную. — И он в тот же час и минуту поднялся и пришил
себе карман к воротнику халата и, завязав сотню динаров в мешочек, положил его в карман, который он сделал, а затем он поднялся и взял свою сеть, корзину и
палку и шел, пока не дошел до реки Тигра... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Халифа-рыбак положил сотню динаров в карман, взял
корзину, палку и сеть и пошел к реке Тигру. Он закинул в нее сеть и потянул ее, но для него ничего не поднялось, и тогда он перешел с этого места на другое место и закинул там сеть, но для него ничего не поднялось.
И он переходил с места на место, пока не отдалился от
города на расстояние половины дня пути, и все закидывал сеть, но ничего для него не поднималось, и тогда
он сказал в душе: — клянусь Аллахом, я брошу сеть в
воду еще только этот раз — либо будет, либо нет! — и
бросил сеть с великой решимостью от сильного гнева,
и мешок, в котором была сотня динаров, вылетел из
его воротника, упал посреди реки и исчез, увлекаемый
силой течения. И Халифа бросил из рук сеть, обнажился от одежды и, оставив ее на берегу, нырнул за
мешком, и он нырял и выплывал около сотни раз, пока
его силы не ослабели, и он одурел и не нашел этого мешка. И когда Халифа отчаялся найти его, он вышел на
берег, и увидел только палку, сеть и корзину. И он начал искать свою одежду, но не нашел и следа ее, и тог¬
 456

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 да он сказал себе: — правильно говорится в поговорке: — паломничество не завершено без сношения с верблюдом. — И он развернул сеть и завернулся в нее и,
взяв в руки палку, поставил корзину на плечо, и пошел, несясь, как распаленный верблюд, и бегая направо и налево, взад и вперед, взлохмаченный, покрытый
пылью, точно взбунтовавшийся ифрит, когда он вырвется из Сулеймановой тюрьмы. Вот что было с Хали-
фой-рыбаком.

ТО же касается халифа Харуна ар-Ра-
шида, то у него был приятель-ювелир,
которого звали Ибн-аль-Кирнас, и все
люди, купцы, посредники и маклеры
знали, что Ибн-аль-Кирнас — купец
халифа, и все, что продавали в городе
Багдаде и других местах из драгоценных вещей, не
продавали раньше, чем покажут ему, и в том числе невольников и невольниц. И когда этот купец, то есть
Ибн-аль-Кирнас, сидел в один день из дней в своей лавке, вдруг подошел к нему староста посредников, и с
ним была невольница, подобной которой не видели видящие, и была она до пределов красива, прекрасна,
стройна и соразмерна, и в числе ее достоинств было
то, что она была осведомлена во всех науках и искусствах, нанизывала стихи и играла на всех музыкальных
инструментах. И купил ее Ибн-аль-Кирнас, ювелир, за
пять тысяч динаров золотом и одел ее на тысячу динаров и привел ее к повелителю правоверных, и эта невольница провела подле него ночь, и халиф испытывал
 458

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 ее во всех науках и во всех искусствах и увидел, что
она сведуща во всех науках и ремеслах, и нет ей, в ее
век, равной. А было ей имя Кут-аль-Кулуб, и была она
такова, как сказал поэт:
 Я взгляд возвращаю к ней, откроет когда лицо,
 Она ж уклоняется от взора повторно.
 Газель нам напомнит шеей, коль обернется к нам.
Газели, как сказано, назад смотрят часто.
 Но где этому до слов другого:
 На помощь от смертного, чью гибкость покажут нам
Высокие, стройные самарские копья,
 Печальны его глаза, пушок его шелковист,
 И в сердце больного от любви его место.
 А когда наступило утро, халиф Харун ар-Рашид послал за Ибн-аль-Кирнасом, ювелиром, и когда тот
явился, назначил ему десять тысяч динаров в уплату за
эту невольницу. И сердце халифа стало занято этой невольницей, названной Кут-аль-Кулуб, и он оставил
Ситт-Зубейду, дочь аль-Касима (а она была дочерью
его дяди) и оставил всех любимиц и просидел целый
месяц, выходя от этой невольницы только на пятничную молитву, а затем он тотчас же возвращался к ней.
И это стало великим для вельмож правления, и они пожаловались на это дело везирю Джафару-Бармакиду,
и везирь выждал, пока не наступил день пятницы, и вошел в соборную мечеть и встретился с повелителем
правоверных, и стал ему рассказывать все, какие ему
встречались, диковинные истории, связанные с любовью, чтобы выведать, что с ним такое, и халиф сказал
ему: — о Джафар, клянусь Аллахом, это дело случилось со мной не по доброй моей воле, но мое сердце завязло в сети любви, и я не знаю что делать. — Знай, о
 459

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 повелитель правоверных, — ответил Джафар, — что
эта твоя любимица, Кут-аль-Кулуб, стала тебе подвластна и сделалась одной из твоих служанок, а чем владеет рука, того не хочет душа. Я скажу тебе еще и другую
вещь — самое лучшее, чем похваляются цари и царевичи, это охота и облава и уменье пользоваться случаем и веселиться, и если ты так сделаешь, ты, может
быть, отвлечешься от нее, а может быть, ты ее забудешь. — Прекрасно то, что ты сказал, о Джафар, —
воскликнул халиф. — Поедем сейчас же, сию же минуту на охоту. — И когда кончилась пятничная молитва, они вышли из мечети и в тот же час и минуту сели и
поехали на охоту и ловлю... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
халиф Харун ар-Рашид отправился с Джафаром на
охоту и ловлю, и они поехали и достигли пустыни. И повелитель правоверных и везирь Джафар ехали верхом
на мулах, и они занялись беседой, и войско опередило
их. А их палил зной; и ар-Рашид сказал: — о Джафар,
мной овладела сильная жажда. — А потом ар-Рашид
напряг зрение и увидел какую-то фигуру на высокой
куче, и спросил везиря: — видишь ли ты то, что я
вижу? — Да, о повелитель правоверных, — ответил
везирь, — я вижу какую-то фигуру на высокой куче, и
это либо сторож сада, либо сторож огорода, и при всех
обстоятельствах в той стороне не может не быть воды.
Я поеду к нему и принесу тебе от него воды, — сказал
потом везирь, но ар-Рашид молвил: — мой мул быстрее твоего мула. Постой здесь, из-за войска, а я поеду
сам, напьюсь у этого человека и вернусь. — И ар-Ра-
шид погнал своего мула, и мул помчался, как ветер в
 460

полете или вода в потоке, и несся до тех пор, пока не
достиг этой фигуры во мгновение ока, и оказалось, что
фигура — не кто иной, как Халифа-рыбак. И ар-Ра-
шид увидал, что он голый, и завернулся в сеть и глаза
 461

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 его так покраснели, что стали как огненные факелы, и
облик его был ужасен, и стан изгибался, и он был
взлохмаченный, запыленный точно ифрит или лев. И ар-
Рашид пожелал ему мира, и Халифа возвратил ему пожелание, разъяренный, и его дыхание пылало огнем, и ар-Рашид спросил его: — о человек, есть у тебя
немного воды? — Эй, ты, — отвечал Халифа, — слепой ты что ли или бесноватый? Вот тебе река Тигр —
она за этой кучей. — И ар-Рашид зашел за кучу и спустился к реке Тигру, и напился и напоил мула, а затем
он тотчас же и в ту же минуту поднялся и, вернувшись
к Халифе-рыбаку, спросил его: — чего это ты, о человек, стоишь здесь, и каково твое ремесло? — Этот вопрос удивительней и диковинней, чем твой вопрос про
воду, — ответил Халифа. — Разве ты не видишь принадлежности моего ремесла у меня на плече? — Ты,
как будто, рыбак, — сказал ар-Рашид, — Да, — молвил Халифа, и ар-Рашид спросил: — а где же твой халат, где твоя повязка, где твой пояс и где твоя одежда? —
А вещи, что пропали у Халифы, были подобны тем, которые назвал ему халиф, одна к одной, и, услышав от
халифа эти слова, Халифа подумал, что это он взял его
вещи на берегу реки, и в тот же час и минуту спустился с кучи, быстрее разящей молнии, и, схватив мула
халифа за узду, сказал ему: — о человек, подай мне
мои вещи и брось играть и шутить! — И халиф воскликнул: — клянусь Аллахом, я не видал твоих вещей
и не знаю их! — А у ар-Рашида были большие щеки и
маленький рот, и Халифа сказал ему: — может быть,
ты по ремеслу певец или флейтист? Но подай мне
мою одежду по-хорошему, а не то я буду бить тебя
этой палкой, пока ты не обольешься и не замараешь
себе одежду. — И халиф, увидав палку Халифа-рыба-
ка и его превосходство над ним, сказал себе: — клянусь Аллахом, я не вынесу от этого безумного нищего
 462

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 и пол-удара такой палкой! — А на ар-Рашиде был атласный кафтан, и он снял его и сказал Халифе: — о человек, возьми этот кафтан вместо твоей одежды, — и
Халифа взял его и поворочал в руках и сказал: — моя
одежда стоит десяти таких, как этот пестрый халат. —
Надень его пока, а я принесу тебе твою одежду, — сказал ар-Рашид, и Халифа взял кафтан и надел его и увидел, что он ему длинен. А у Халифы был нож, привязанный к ушку корзины, и он взял его и обрезал полы
кафтана примерно на треть, так что он стал доходить
ему ниже колен, и обернулся к ар-Рашиду и сказал
ему: — ради достоинства Аллаха, о флейтист, расскажи мне, сколько тебе полагается каждый месяц жалованья от твоего господина за искусство играть на
флейте? — Мое жалованье каждый месяц — десять
динаров золотом, — сказал халиф, и Халифа воскликнул: — клянусь Аллахом, о бедняга, ты обременил
меня твоей заботой! Клянусь Аллахом, эти десять динаров я зарабатываю каждый день! Хочешь быть со
мной, у меня в услужении? Я научу тебя искусству ловить и стану делиться с тобой заработком, так что ты
каждый день будешь работать на пять динаров и сделаешься моим слугой, и я буду защищать тебя от твоего
господина этой палкой. — Я согласен на это, — молвил ар-Рашид, и Халифа сказал: — сойди теперь со
спины ослицы и привяжи ее, чтоб она помогала нам
возить рыбу, и пойди сюда — я научу тебя ловить сейчас же. — И ар-Рашид сошел со своего мула и, привязав его, заткнул полы платья вокруг пояса, и Халифа
сказал ему: — о флейтист, возьми сеть вот так, положи ее на руку вот так и закинь ее в реку Тигр вот так. —
И ар-Рашид укрепил свое сердце и сделал так, как показал ему Халифа, и закинул сеть в реку Тигр и потянул ее, но не мог вытянуть, и Халифа подошел к нему и
стал ее тянуть, но оба не смогли ее вытянуть. — О зло¬
 463

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 счастный флейтист, — сказал тогда Халифа, — если я
в первый раз взял твой кафтан вместо моей одежды, то
на этот раз я возьму у тебя ослицу за мою сеть, если
увижу, что она разорвалась, и буду бить тебя палкой,
пока ты не обольется и не обделаешься. — Потянем с
тобой вместе, — сказал ар-Рашид, и оба потянули и
смогли вытянуть эту сеть только с трудом, и, вытянув
ее, они посмотрели и вдруг видят, — она полна рыбы
всех сортов и всевозможных цветов... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Халифа-рыбак вытянул сеть вместе с халифом,
они увидели, что она полна рыбы всех сортов, и Халифа сказал: — клянусь Аллахом, о флейтист, ты скверный, но если ты будешь усердно заниматься рыбной
ловлей, то станешь великим рыбаком. Правильно будет, чтобы ты сел на твою ослицу, поехал на рынок и
привез пару корзин; а я посторожу рыбу, пока ты не
приедешь, и мы с тобой нагрузим ее на спину твоей ослицы. У меня есть весы и гири и все, что нам нужно, и
мы возьмем все это с собой, и ты должен будешь только держать весы и получать деньги. У нас рыбы на
двадцать динаров. Поторопись же принести корзины и
не мешкай. — И халиф отвечал: — слушаю и повинуюсь! — и оставил рыбака, поставил рыбу и погнал своего мула в крайней радости, и он до тех пор смеялся
из-за того, что случилось у него с рыбаком, пока не
приехал к Джафару. И, увидав его, Джафар сказал: —
о повелитель правоверных, наверное, когда ты поехал
пить, ты нашел хороший сад и вошел туда и погулял
там один, — и, услышав слова Джафара, ар-Рашид
засмеялся. И все Бармакиды поднялись и поцеловали
 464

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 землю меж его рук и сказали: — о повелитель правоверных, да увековечит Аллах над тобой радости и да
уничтожит над тобой огорчения! Какова причина
того, что ты задержался, когда поехал пить, и что с тобой
случилось? — Со мной случилась диковинная история
и веселое, удивительное дело, — ответил халиф, — и
затем он рассказал им историю с Халифой-рыбаком и
рассказал о том, что у него с ним случилось, как Халифа ему сказал: — ты украл мою одежду, — и как он
отдал ему свой кафтан и рыбак обрезал кафтан, увидав, что он длинный. — Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, — сказал Джафар, — у меня было
на уме попросить у тебя этот кафтан! Но я сейчас поеду к этому рыбаку и куплю у него кафтан! — Клянусь
Аллахом, он отрезал треть кафтана со стороны подола
и погубил его! — воскликнул халиф. — Но я устал, о
Джафар, от ловли в реке, так как я наловил много
рыбы, и она на берегу реки, у моего хозяина Халифы,
который стоит там и ждет, пока я вернусь, захватив
для него две корзины и с ними резак, а потом я пойду с
ним на рынок, и мы продадим рыбу и поделим плату за
нее. — О повелитель правоверных, — сказал Джафар, — а я приведу вам того, кто будет у вас покупать. —
О Джафар, — воскликнул халиф, — клянусь моими
пречистыми отцами, всякому, кто принесет мне рыбину из рыбы что лежат перед Халифой, который научил
меня ловить, я дам за нее золотой динар! — И глашатай кликнул клич среди свиты: — идите покупать
рыбу повелителя правоверных! — и невольники пошли и направились к берегу реки. И когда Халифа
ждал, что повелитель правоверных принесет ему корзины, невольники вдруг ринулись на него, точно орлы,
и схватили рыбу и стали класть ее в платки, шитые золотом, и начали из-за нее драться. И Халифа воскликнул: — нет сомнения, что эта рыба — райская
 465

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 рыба! — и взял две рыбины в правую руку и две рыбины в левую руку и вошел в воду по горло и стал кричать: — Аллах! Ради этой рыбы, пусть твой раб-флейтист, мой товарищ, сейчас же придет! — и вдруг подошел к нему один негр. А этот негр был начальником
всех негров, что были у халифа, и он отстал от невольников, потому что его конь остановился на дороге помочиться. И когда этот негр подъехал к Халифе, он
увидел, что рыбы не осталось нисколько — ни мало
ни много. Он посмотрел направо и налево и увидал,
что Халифа-рыбак стоит в воде с рыбой, и сказал: —
эй, рыбак, пойди сюда. — Уходи без лишних слов, —
ответил рыбак, и евнух подошел к нему и сказал: —
подай сюда эту рыбу, а я дам тебе деньги. — Разве у
тебя мало ума? — сказал Халифа-рыбак евнуху. — Я ее
не продаю. — И евнух вытащил дубинку, и Халифа закричал: — не бей, несчастный! Награда лучше дубинки! — а потом он бросил ему рыбу, и евнух взял ее и
положил в платок и сунул руку в карман, но не нашел
там ни одного дирхема. — О рыбак, — сказал тогда
негр, — твоя доля злосчастная: клянусь Аллахом, со
мной нет нисколько денег. Но завтра приходи в халифский дворец и скажи: — проведите меня к евнуху
Сандалю, — и слуги приведут тебя ко мне, и когда ты
придешь ко мне туда, тебе достанется то, в чем будет
тебе счастье, и ты возьмешь это и уйдешь своей дорогой! — И Халифа воскликнул: — сегодня благословенный день, и благодать его была видна с самого начала, — а потом он положил сеть на плечо и шел, пока не
вошел в Багдад и прошел по рынкам, и люди увидели
на нем одежду халифа и стали смотреть на него. И он
вошел в свою улицу, а лавка портного повелителя правоверных была у ворот этой улицы, и портной увидал
Халифу-рыбака в халате, который стоил тысячу динаров и принадлежал к одеждам халифа, и сказал: — о
 466

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 Халифа, откуда у тебя эта фарджия? — А ты чего болтаешь? — ответил Халифа. — Я взял ее у того, кого я
научил ловить рыбу, и он стал моим слугой, и я простил его и не отрубил ему руки, так как он украл у
меня одежду и дал мне этот кафтан вместо нее. —
И портной понял, что халиф проходил мимо рыбака,
когда тот ловил рыбу, и пошутил с ним и дал ему эту
фарджию... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
портной понял, что халиф проходил мимо Халифы-ры-
бака, когда тот ловил рыбу, и пошутил с ним и дал ему
эту фарджию, и рыбак отправился домой, и вот то, что
с ним было.

ТО же касается халифа Харуна ар-Ра-
шида, то он поехал на охоту и ловлю,
только чтобы отвлечься от невольницы Кут-аль-Кулуб. А когда Зубейда услышала об этой невольнице и о том,
что халиф ею увлекся, ее охватила
ревность, которая охватывает женщин, и она отказалась от пищи и питья и рассталась со сладостью сна и
стала выжидать отсутствия халифа или его отъезда,
чтобы расставить Кут-аль-Кулуб сети козней. И, узнав,
что халиф выехал на охоту и ловлю, она приказала невольницам устлать дворец коврами и умножила украшения и роскошь и поставила кушанья и сладости и
приготовила в числе всего этого фарфоровое блюдо с
самой лучшей, какая бывает, халвой и положила в нее
банджа, примешав его к ней. И потом она приказала
кому-то из евнухов сходить за невольницей Кут-аль-
Кулуб и позвать ее к трапезе Ситт-Зубейды, дочери
аль-Касима, жены повелителя правоверных, и сказать: — жена повелителя правоверных пила сегодня
 468

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 лекарство, а она слышала, что ты хорошо поешь, и
хочет видеть что-нибудь из твоего искусства. — И невольница отвечала: — слушаю и повинуюсь Аллаху
и Ситт-Зубейде! — ив тот же час и минуту поднялась, не зная, что скрыто для нее в неведомом, и,
взяв нужные ей инструменты, пошла с евнухом и
шла до тех пор, пока не вошла к Ситт-Зубейде. И, войдя к ней, она поцеловала землю меж ее руками множество раз и поднялась на ноги и сказала: — привет
высокой завесе и неприступному величию, отпрыску Аббасилов и члену семьи пророка — да приведет
тебя Аллах к преуспеянию и миру на дни и на годы! —
и стала между других невольниц и евнухов, и тогда
Ситт-Зубейда подняла к ней голову и взглянула на ее
красоту и прелесть, и увидала она девушку с овальными щеками и грудями, подобными гранатам, с лицом, как месяц, с блестящим лбом и черным оком, и
веки ее покоились в истоме, а лицо ее блистало светом, и словно бы солнце всходило от ее лба, и мрак
ночи нисходил от ее кудрей, и мускусом веяло от ее
дыханья; цветы сверкали в ее красоте, и луну являло
ее чело, и ветвью стан ее изгибался, и была она подобна полной луне, что засияла во мраке ночи. И глаза ее ласкали любовью, а брови изгибались, как лук,
и уста ее были выточены из коралла, и она ошеломляла красотой смотрящего и очаровывала взором
видящего — возвышен тот, кто ее сотворил, придал
ей совершенство и ее соразмерил! — и была такова,
как сказал поэт о сходной с нею:
 Разгневается, и видишь, — все убиты,
 Простит, и снова души к ним вернутся.
 Глазами мечет взоры колдовские,
 Шлет смерть и жизнь тому, кому желает,
 Зрачками в плен берет она народы,
 Как будто стали люди ей рабами.
 469

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 И потом Ситт-Зубейда сказала девушке: — приют,
уют и простор тебе, о Кут-аль-Кулуб! Садись и покажи
нам твою работу и прекрасное твое искусство! — И Кут-
аль-Кулуб отвечала: — хорошо! — и, протянув руку,
взяла бубен, о котором сказал кто-то из описывавших
его такие стихи:
 О тар, взлетает сердце от желанья
 И громко кричит, коль бьют по тебе рукою.
 Пленил ведь ты израненное сердце,
 И ударять тебя мужам приятно.
 Скажи же слово ты, легко иль тяжко —
 Звучи, как хочешь, — ты увеселяешь.
 Будь радостен и стыд отбрось, влюбленный,
Пляши, склонись, диви и удивляйся.
 И затем она ударила многими ударами и запела, так
что остановила птиц, и все вокруг взволновалось, а потом она положила бубен и взяла свирель, о которой
сказан такой стих:
 Глаза у нее, и их зрачки людям пальцами
 Указывают напев ,шшь верный, сомненья нет.
 И также сказал поэт еще такой стих:
 Когда дойдет она до цели песен,
 Приятно время радостью сближенья.
 А потом она положила свирель, после того как пришли из-за нее в восторг все присутствующие, и взяла
лютню, о которой поэт сказал:
 О свежая ветвь, что стала лютней певицы той,
 Влечет благородных и достойных к себе она,
 И щиплет певица струны, чтоб испытать ее,
 И пальцы ее — как цепь, прекрасно сплетенная.
 470

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 И Кут-алъ-Кулуб натянула струны лютни, подвинтила колки и положила ее на колени и наклонилась над
ней, как мать наклоняется над своим ребенком, и казалось, что о ней и о ее лютне сказал поэт такие стихи:
 Персидскою глаголет струной она.
 И все поймут, кто прежде понять не мог.
 — Любовь — убийца, — нам говорит она. —
 И разум губит всех мусульман она.
 О девушка! Создатель рукой ее
Заставил расписное заговорить.
 И лютнею сдержала любви поток,
 Как ловкий врач сдержать бы мог крови ток.
 И она ударила на четырнадцать ладов и спела под
лютню полный крут, так что ошеломила смотрящих и
привела в восторг слушающих, и потом произнесла такие два стиха:
 Мой приход к тебе благодатен был,
 В нем радость вечно новая,
 Успехи в нем сменяются,
 И счастье не кончается...
 и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ СОРОКА,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
девушка Кут-аль-Кулуб пропела стихи и ударила по
струнам перед Ситт-Зубейдой, а потом она встала и начала показывать фокусы и проворство рук и всякие
прекрасные штуки, так что Ситт-Зубейда чуть не влюбилась в нее и подумала: — нельзя упрекать ар-Раши-
 471

ВОСЕМЬСОТ СОРОКОВАЯ НОЧЬ
 да, сына моего дяди, за любовь к ней. — А потом девушка поцеловала перед Зубейдой землю и села, и ей
подали кушанье и затем подали халву и блюдо, в котором был бандж, и Кут-аль-Кулуб поела с него, и не утвердилась еще халва у нее во внутренностях, как ее голова запрокинулась, и она упала на землю, спящая.
И Ситт-Зубейда сказала невольницам: — унесите ее в
одну из комнат, пока я ее не потребую, — и они сказали ей: — слушаем и повинуемся! — а затем она сказала одному из евнухов: — сделай нам сундук и принеси
его мне. — И она приказала сделать изображение могилы и распространить весть, что невольница подавилась и умерла, и предупредила своих приближенных,
что всякому, кто скажет, что Кут-аль-Кулуб жива, она
отрубит голову.
 И вдруг халиф в этот час приехал с охоты и ловли и,
как только начал спрашивать, спросил о девушке. И к
нему подошел один из его слуг (а Ситт-Зубейда научила его, чтобы, когда халиф спросит про Кут-аль-Кулуб,
он сказал, что она умерла) и поцеловал перед ним землю и сказал ему: — о господин, да живет твоя голова!
Узнай, что Кут-аль-Кулуб подавилась кушаньем и
умерла. — И халиф воскликнул: — да не обрадует
тебя Аллах вестью о благе, о злой раб! — и вошел во
дворец и услышал о смерти девушки от всех, кто был
во дворце, и спросил: — где ее могила? — и его привели к гробнице и показали ему могилу, которая была
сделана для обмана, и сказали: — вот ее могила! —
И, увидев ее, халиф закричал и обнял могилу и заплакал и произнес такие два стиха:
 Могила — творцом молю! исчезла ль краса ее?
 Ужель изменилась эта внешность прекрасная?
 Могила, не свод ведь ты небес и не сад ведь ты.
 Так как же слились в тебе и месяц и ветвь в одно?
 472

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 И потом халиф заплакал над нею сильным плачем и
провел в том месте долгое время, а затем он ушел от
могилы, будучи в крайней печали. И Ситт-Зубейда узнала, что ее хитрость удалась, и сказала евнуху: — подай сундук! — и евнух принес его к ней, и она велела
принести невольницу и положила ее в сундук, а потом
сказала евнуху: — постарайся продать сундук и поставь тому, кто его купит, условие, чтобы он купил его
запертым, а потом раздай плату за него как милостыню. — И евнух взял сундук и вышел от нее и исполнил
ее приказание, и вот то, что было с этими.

ТО же касается до Халифы-рыбака, то
когда наступило утро и засияло светом
и заблистало, он сказал себе: — нет у
меня сегодня лучшего дела, чем пойти
к тому евнуху, что купил у меня рыбу, — он со мной условился, чтобы я
пришел к нему в халифский дворец. — И Халифа вышел из своего дома и направился во дворец халифата
и, придя туда, он увидел там невольников, рабов и
слуг, которые стояли и сидели. И он всмотрелся в них и
вдруг видит — тот евнух, что взял у него рыбу, сидит, и
невольники прислуживают ему. И один слуга из невольников закричал на него, и евнух обернулся, чтобы
посмотреть, что такое, и вдруг видит — это рыбак!
И когда Халифа понял, что он увидал его и узнал, кто он
такой, он крикнул ему: — ты не оплошал, о Рыженький! Таковы бывают люди верные! — и, услышав его
слова, евнух засмеялся и сказал: — клянусь Аллахом, ты
прав, о рыбак! — И потом евнух Сандаль хотел дать
ему что-нибудь и сунул руку в карман, и вдруг разда-
 474

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 лись великие крики, и евнух поднял голову, чтобы посмотреть, в чем дело, и видит — везирь Джафар-Бар-
макид выходит от халифа. И, увидав его, евнух поднялся на ноги и пошел к нему навстречу, и они стали разговаривать и ходили, и время продлилось, и Халифа
простоял немного, но евнух не обращал на него внимания. А когда рыбак простоял долго, он встал против евнуха, будучи в отдалении, и сделал ему знак рукой и
крикнул: — о господин мой Рыжий, дай мне уйти, — и
евнух услышал его, но постыдился ему ответить из-за
присутствия везиря Джафара и стал разговаривать с
везирем, притворяясь, что ему не до рыбака, и тогда
Халифа воскликнул: — о затягивающий плату, да обезобразит Аллах всех неприветливых и всех тех, кто берет у людей их вещи и потом неприветлив с ними!
Я вхожу под твою защиту, о господин мой Отрубяное
Брюхо, дай мне то, что мне следует, чтобы я мог уйти! —
И евнух услышал его, и ему стало стыдно перед Джа-
фаром, и Джафар тоже увидел, что Халифа делает руками знаки и разговаривает с евнухом, но только не
знал, что он говорит. И везирь, сказав евнуху, не одобряя его: — о евнух, чего просит у тебя этот бедный нищий? — и Сандаль-евнух сказал ему: — разве ты не
знаешь этого человека, о владыка везирь? — Клянусь
Аллахом, я его не знаю, и откуда мне его знать, когда я
его только сейчас увидел? — ответил везирь Джафар,
и евнух сказал ему: — о владыка, это мой рыбак, у которого мы расхватали рыбу на берегу Тигра. А я уже
ничего не застал, и мне было стыдно вернуться к повелителю правоверных ни с чем, когда все невольники
что-нибудь захватили, и я подъехал к рыбаку и увидел,
что он стоит посреди реки и призывает Аллаха, и у него
четыре рыбы, и сказал ему: — давай то, что у тебя есть
и возьми то, что это стоит, — и когда он отдал мне
рыбу, я сунул руку в карман и хотел дать ему что-ни¬
 475

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ
 будь, но ничего не нашел, и сказал рыбаку: — приходи
ко мне во дворец и я дам тебе что-нибудь, чем ты поможешь себе в бедности. И он пришел ко мне сегодня, и я
протянул руку и хотел что-нибудь ему дать, но пришел
ты, и я поднялся, чтобы служить тебе, и отвлекся с тобою
от него. И дело показалось ему долгим, и вот его история
и причина того, что он стоит... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Сандаль-евнух рассказал Джафару-Бармакиду рассказ о Халифе-рыбаке и потом сказал: — и вот его история и причина того, что он стоит, — и, услышав слова евнуха, везирь улыбнулся и сказал: — о евнух, этот
рыбак пришел в минуту нужды, и ты ее не исполняешь? Разве ты не знаешь его, о начальник евнухов? —
Нет, — отвечал евнух, и везирь сказал: — это учитель
повелителя правоверных и его товарищ. А сегодня у
нашего владыки-халифа стеснена грудь, и опечалено
сердце, и ум его занят, и ничто не расправит ему груди,
кроме этого рыбака. Не давай же ему уйти, пока я не
поговорю о нем с халифом и не приведу его к нему —
может быть, Аллах облегчит его состояние и заставит
его забыть об утрате Кут-аль-Кулуб по причине прихода этого рыбака, и халиф даст ему что-нибудь, чем он
себе поможет, и ты будешь причиной этого. — О владыка, делай что хочешь, Аллах великий да оставит тебя
столпом правления повелителя правоверных! — продли Аллах его тень и сохрани его ветвь и корень! —
сказал евнух, и везирь Джафар пошел, направляясь к
халифу, а евнух велел невольникам не оставлять рыбака, и тогда Халифа-рыбак воскликнул: — как прекрасна твоя милость, о Рыженький, — с требующего стали
 476

требовать. Я пришел требовать мои деньги, и меня задержали за недоимки. — А Джафар, войдя к халифу, увидел, что он сидит, склонив голову к земле, со стесненной
грудью, в глубоком раздумьи, и напевает стихи поэта:
 477

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ
 Хулители принуждают милую позабыть,
 Но с сердцем что делать мне — не слушается оно.
 И как я забыть могу любовь этой девочки —
 В разлуке нет пользы от забвенья любви ее.
 Того не забуду я, как кубок ходил меж нас
И хмель от вина очей ее преклонял меня.
 И Джафар, оказавшись меж рук халифа, сказал
ему: — мир над тобой, о повелитель правоверных и защитник святыни веры, сын дяди господина посланных,
да благословит Аллах и да приветствует его и весь его
род! — и халиф поднял голову и сказал: — и над тобой
мир и милость Аллаха и благословение его! — и тогда
Дхафар молвил: — с позволения повелителя правоверных заговорит его слуга, и не будет в этом прегрешения. — А когда было прегрешение в том, что ты заговаривал, когда ты — господин везирей? Говори, что
хочешь, — сказал халиф, и везирь Джафар молвил: —
я вышел от тебя, о владыка, — направляясь домой, и
увидел, что твой наставник, учитель и товарищ Хали-
фа-рыбак стоит у ворот и сердится на тебя и жалуется,
и говорит: — клянусь Аллахом, я научил его ловить
рыбу, и он ушел, чтобы принести мне корзины, и не
вернулся ко мне. Так не делают в товариществе и так
не поступают с учителями! — И если у тебя есть желание быть с ним в товариществе, тогда — не беда, а
если нет, — осведоми его, чтобы он взял в товарищи другого. — И когда халиф услышал слова Джафара, он
улыбнулся и прошло стесненье его груди, и он сказал
Джафару: — заклинаю тебя жизнью — правду ли ты
говоришь, что рыбак стоит у ворот? — Клянусь твоей
жизнью, повелитель правоверных, он стоит у ворот, —
сказал Джафар, и тогда халиф воскликнул: — О Джафар, клянусь Аллахом, я постараюсь сделать ему должное, и если желает ему Аллах через мои руки несчас-
 478

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 тия, он получит его, а если он желает ему через мои
руки счастия, он получит его! — И потом халиф взял
бумажку и разорвал ее на куски и сказал: — о Джа-
фар, напиши твоей рукой двадцать количеств — от динара до тысячи динаров, и столько же степеней власти и
эмирства — от ничтожнейшего наместничества до халифата, и двадцать способов всяких пыток — от ничтожнейшего наказания до убиения, — и Джафар отвечал: — слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных! — и написал на бумажках своей рукой то, что
приказал ему халиф. И халиф молвил: — о Джафар,
клянусь моими пречистыми отцами и моим родством с
Хамзой и Акилем, что я хочу привести Халифу-рыбака
и прикажу ему взять бумажку из этих бумажек, надпись на которых известна только мне и тебе, и что там
окажется, то я и дам ему, и если бы оказался это халифат, я бы сложил его с себя и отдал бы его Халифе, и
не пожалел бы, а если окажется там повешение или
рассечение, или гибель, я сделаю это с ним. Ступай же,
и приведи его ко мне! — И Джафар, услышав эти слова, воскликнул про себя: — нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха, высокого, великого! — Может быть,
выйдет этому бедняге что-нибудь, несущее гибель, и я
буду причиной этого! Но халиф поклялся, и рыбаку остается только войти, и будет лишь то, чего желает Аллах. — И он отправился к Халифе-рыбаку и схватил
его за руку, чтобы увести его, и разум Халифы улетел у
него из головы, и он подумал: — что я за дурень, что
пришел к этому скверному рабу, Рыженькому, и он
свел меня с Отрубяным Брюхом! — А Джафар все вел
его, и невольники шли сзади и спереди, и Халифа говорил: — не достаточно того, что меня задержали, тут
еще эти идут сзади и спереди и не дают мне убежать. —
И Джафар шел с ним, пока не прошел через семь проходов, и потом он сказал Халифе: — горе тебе, о ры¬
 479

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ ночь
 бак! Ты будешь стоять меж руками повелителя правоверных и защитника святыни веры. — И он поднял самую большую завесу, и взор Халифы-рыбака упал на
халифа, который сидел на своем престоле, а вельможи
правления стояли, прислуживая ему. И, узнав халифа,
рыбак подошел к нему и сказал: — приют и уют, о
флейтист! Нехорошо, что ты стал рыбаком, а потом оставил меня сидеть и сторожить рыбу, а сам ушел и не
пришел. А я не успел опомниться как подъехали невольники на разноцветных животных и похватали
мою рыбу, когда я стоял один, и все это из-под твоей
головы, — и если бы ты быстро принес корзины, мы
бы продали рыбы на сто динаров. Но я пришел требовать то, что мне следует, и меня задержали. А ты — кто
задержал тебя в этом месте? — И халиф улыбнулся и,
приподняв край занавески, высунул из-за нее голову и
сказал: — подойди и возьми бумажку из этих бумажек, — и Халифа-рыбак сказал повелителю правоверных: — ты был рыбаком, а теперь ты, я вижу, стал
звездочетом. Но у кого много ремесел, у того велика
бедность. — Бери скорей бумажку, без разговоров, и
исполняй то, что тебе приказал повелитель правоверных, — сказал Джафар, и Халифа-рыбак подошел и
протянул руку, говоря: — не бывать, чтобы этот флейтист снова стал моим слугой и ловил со мной рыбу! —
И затем он взял бумажку и протянул ее халифу и сказал: — о флейтист, что мне в ней вышло? Не скрывай
ничего!., и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Халифа-рыбак взял одну из бумажек, он подал
ее халифу и сказал: — о флейтист, что мне в ней выш-
 480

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 до? Не скрывай ничего, — и халиф взял бумажку в
руку, подал ее везирю Джафару и сказал: — читай,
что в ней написано! — И Джафар посмотрел на бумажку и воскликнул: — нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого! — Добрые вести, о Джафар? Что ты в ней увидел? — спросил халиф, в Джафар ответил: — о повелитель правоверных, в бумажке
оказалось: — побить рыбака сотней палок! — И халиф приказал побить его сотней палок, и его приказание исполнили и побили Халифу сотнею палок, и потом он поднялся, говоря: — прокляни Аллах эту игру,
о Отрубяное Брюхо! Разве заточение и побои тоже
часть игры? — И Джафар сказал: — о повелитель правоверных, этот бедняга пришел к реке, и как ему вернуться жаждущим? Мы просим от милости повелителя правоверных, чтобы этот рыбак взял еще одну бумажку — может быть, в ней что-нибудь для него
выйдет, и он уйдет с этим обратно и будет помогать
себе им против бедности. — Клянусь Аллахом, о Джафар, — сказал халиф, — если он возьмет бумажку и
выйдет ему в ней убиение, я непременно убью его, и
ты будешь этому причиной. — Если он умрет, то отдохнет, — сказал Джафар, и Халифа-рыбак воскликнул: — да не обрадует тебя Аллах вестью о благе! Тесно вам стало что ли из-за меня в Багдаде, что вы хотите
меня убить? — Возьми бумажку и проси решения у
великого Аллаха, — сказал ему Джафар, и рыбак протянул руку и, взяв бумажку, подал ее Джафару, и Джафар взял ее и, прочитав, молчал. — Что же ты молчишь, о сын Яхьи? — спросил халиф, и Джафар ответил: — о повелитель правоверных, в бумажке вышло: —
не давать рыбаку ничего. — Нет ему у нас надела, —
сказал халиф, — скажи ему, чтобы он уходил от моего
лица. — Заклинаю тебя твоими пречистыми отцами, —
сказал Джафар, — дай ему взять третью, — может
 481

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ ночь
 быть, выйдет ему в ней достаток. — Пусть возьмет еще
одну бумажку — и больше ничего, — сказал халиф, и
рыбак протянул руку и взял третью бумажку, и вдруг в
ней оказалось: — дать рыбаку динар! — И Джафар сказал Халифе-рыбаку: — я искал для тебя счастья, но не
захотел для тебя Аллах ничего, кроме этого динара, —
и Халифа воскликнул: — каждая сотня палок за динар — великое благо, да не сделает Аллах здоровым
твоего тела! — и халиф засмеялся, а Джафар взял Халифу за руку и вышел. И когда рыбак подошел к воротам, его увидел евнух Сандаль и сказал ему: — пойди
сюда, о рыбак, пожалуй нам что-нибудь из того, что
дал тебе повелитель правоверных, когда он шутил с тобой. — Клянусь Аллахом, твоя правда, о Рыженький, —
отвечал Халифа. — Разве ты хочешь, чтобы я с тобой
поделился, о чернокожий? Я съел сотню палок и взял
один динар, и ты свободен от ответственности за
него! — И он бросил евнуху динар и вышел, и слезы
текли по поверхности его щек, и, увидав его в таком
состоянии, евнух понял, что он говорит правду, и вернулся к нему и крикнул слугам, чтобы они привели его
обратно. И когда рыбака привели обратно, евнух сунул
руку в карман и, вынув оттуда красный кошель, развязал его и вытряхнул, и вдруг в нем оказалось сто золотых
динаров. — О рыбак, возьми это золото за твою рыбу и
ступай своей дорогой, — сказал евнух, и тут Халифа-
рыбак обрадовался и, взяв сотню динаров и динар халифа, вышел, уже забыв о побоях.

ТАК как Аллах великий желал осуществления того, что было им решено,
Халифа-рыбак проходил по рынку невольниц и увидел большой кружок, в
котором стояло много народа, и сказал про себя: — что это за люди? — и
подошел и прошел среди людей — купцов и других.
И купцы сказали: — дайте место капитану Зулейту! — и
ему дали место, и Халифа посмотрел и видит — стоит
старик и перед ним — сундук, а на сундуке сидит евнух, а старик кричит и говорит: — о купцы, о владельцы денег, кто отважится и поспешит что-нибудь дать
за этот неведомый сундук из дома Ситт-Зубейды, дочери аль-Касима, жены повелителя правоверных ар-Ра-
шида? По сколько с вас, благослови вас Аллах? —
И один из купцов сказал: — клянусь Аллахом, это дело
опасное! Я скажу слово, и нет на мне за него упрека —
сундук за мной за двадцать динаров! — и другой сказал: — за пятьдесят динаров! — и купцы набавляли,
пока цена не дошла до ста динаров, и зазыватель ска-
 483

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ ночь
 зал: — будет ли от вас добавка, о купцы? — и Халифа-
рыбак крикнул: — за мной за сто динаров и динар! —
и когда купцы услышали слова Халифы, они подумали,
что он шутит, и засмеялись и сказали: — о евнух, продай Халифе за сто динаров и динар! — Клянусь Аллахом, я продам его только ему! — воскликнул евнух. —
Бери, о рыбак, да благословит тебя в нем Аллах, и давай золото! — И Халифа вынул золото и отдал его евнуху, и сделка состоялась, а потом евнух роздал это золото, стоя на месте, и вернулся во дворец и осведомил
Ситт-Зубейду о том, что он сделал, и она обрадовалась.
 А Халифа-рыбак понес сундук на плече, но не мог
его нести из-за его великого веса, и тогда он понес его
на голове. И он пришел в свою улицу и снял сундук с
головы (а он устал) и сел, размышляя о том, что с ним
случилось, и стал говорить в душе: — о если бы знать,
что такое в этом сундуке! — И он открыл дверь своего
дома и возился с сундуком, пока не внес его в дом, а потом постарался его открыть, но не смог. И тогда он сказал про себя: — что случалось с моим умом, что я купил этот сундук? Его непременно надо взломать, и я
посмотрю, что есть в нем. — И он стал возиться с замком, но не мог его сломать и сказал про себя: — оставлю его до завтра, — и хотел лечь спать, но не нашел
места, где бы лечь, так как сундук пришелся как раз по
мерке комнаты. И Халифа влез на сундук и лег на нем
и пролежал некоторое время, и вдруг слышит, — что-
то шевелится. И Халифа испугался, и сон убежал от
него, и ум его улетел... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Халифа-рыбак лег на сундук и пролежал некоторое
 484

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 время и вдруг слышит — что-то шевелится. И Халифа
испугался, и его ум улетел, и он встал после сна и сказал: — похоже, что в нем джинны! Хвала Аллаху, который не дал мне его открыть — если бы я его открыл,
они напали бы на меня в темноте и погубили бы меня,
и мне не досталось бы от них добра. — И потом он вернулся и лег и вдруг почувствовал, что сундук зашевелился второй раз сильнее, чем первый! И Халифа поднялся на ноги и сказал: — вот и второй раз, но только
это страшно! — И он побежал за светильником, но не
нашел его, а ему не на что было купить светильник, и
тогда он вышел из дома и закричал: — о жители улицы! — А большинство жителей улицы спало, и они
проснулись от его крика и спросили: — что с тобой, о
Халифа? — и Халифа сказал: — приходите ко мне со
светильником — на меня напали джинны. — И над
ним посмеялись и дали ему светильник, и он взял его и
вошел в свой дом и, ударив камнем по замку сундука,
сломал его и открыл сундук, и вдруг оказалось, что в
ней девушка, подобная гурии, и она лежит в сундуке. А ее одурманили банджем, и она в эту минуту извергла бандж и очнулась и открыла глаза и, почувствовав, что ей тесно, пошевелилась. И, увидав ее, Халифа
подошел к ней и сказал: — ради Аллаха, о госпожа, откуда ты? — и девушка открыла глаза и сказала: — подай мне Ясмин и Нарджис! — Здесь есть только тамар-
хенна, — ответил рыбак, и девушка пришла в себя и
увидела Халифу и спросила: — что ты такое? А где я? —
спросила она потом, и Халифа ответил: — ты у меня в
доме. — А разве я не во дворце халифа Харуна ар-Ра-
шида? — спросила девушка, и рыбак воскликнул: —
какой там ар-Рашид, о бесноватая! Ты всего лишь моя
невольница, и сегодня я купил тебя за сто динаров и
динар и принес тебя ко мне домой, и ты лежала в этом
сундуке. — И, услышав его слова, девушка спросила: —
 485

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ ночь
 как твое имя? — и Халифа ответил: — мое имя Халифа. С чего это моя звезда стала счастливой, когда я
знаю, что моя звезда не такова? — И девушка засмеялась и сказала: — оставь эти разговоры! Найдется у
тебя что-нибудь поесть? — Нет, клянусь Аллахом, и
пить тоже нечего! — ответил Халифа. — Клянусь Аллахом, я уже два дня ничего не ел, и теперь нуждаюсь в
куске. — Разве у тебя нет денег? — спросила девушка, и Халифа ответил: — Аллах, сохрани этот сундук,
который сделал меня бедным! Я выложил за него все,
что имел, и разорился. — И девушка засмеялась и сказала: — пойди попроси для меня у соседей что-нибудь
поесть — я голодна, — и Халифа вышел из дому и закричал: — о жители улицы! — А они спали и проснулись и спросили: — что с тобой, о Халифа. — О соседи, — ответил Халифа, — я голоден, и мне нечего
есть, — и один сосед принес ему лепешку, другой —
ломоть, третий — кусок сыру, четвертый — огурец, и
пола его платья наполнилась. И он вошел в дом и положил все это перед девушкой и сказал: — ешь! — И она
засмеялась и сказала: — а как я буду это есть, когда у
меня нет кувшина воды, чтобы напиться. Я боюсь подавиться куском и умереть. — Я наполню для тебя
этот кувшин, — сказал Халифа и взял кувшин и вышел
на середину улицы и закричал: — эй, жители улицы! —
И его спросили: — что у тебя за беда сегодня ночью, о
Халифа? — и он сказал: — вы дали мне кушанья и я
поел, но мне захотелось пить — напоите же меня. —
И один сосед принес ему кружку, другой — кувшин, а
третий — бутылку, и Халифа наполнил свой кувшин и
вошел в дом и сказал девушке: — о госпожа, не осталось у тебя никакой нужды. — Правильно, у меня не
осталось сейчас никакой нужды, — ответила дедушка,
и Халифа сказал: — поговори со мной и расскажи мне
твою историю. — Горе тебе, — воскликнула девуш-
 486

каг — если ты меня не знаешь, то я осведомлю тебя о
себе. Я — Кут-аль-Кулуб, невольница халифа Харуна
ар-Рашида, и Ситт-Зубейда приревновала ко мне и
одурманила меня банджем и положила в этот сундук.
 487

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ ночь
 Хвала Аллаху, — сказала потом девушка, — что случилось это легкое дело и не было другого! Но это произошло со мной только из-за твоего счастья, и ты непременно должен взять у халифа ар-Рашида много денег, которые будут причиной твоего богатства. —
А это не тот ар-Рашид, во дворце которого меня задержали? — спросил Халифа, и девушка ответила: — да, —
и тогда Халифа воскликнул: — клянусь Аллахом, я не
видел никого скупее! Вот флейтист с малым благом и
умом. Он побил меня вчера сотнею палок и дал мне
один динар, хотя я научил его ловить рыбу и вступил с
ним в товарищество, но он обманул меня. — Брось эти
скверные речи и открой глаза, — сказала девушка. —
Держи себя пристойно, когда увидишь его следующий
раз, и ты достигнешь желаемого, — и когда Халифа
услышал ее слова, он как будто пробудился, а был спящим, и Аллах снял завесу с его зоркости ради его счастья. И он ответил девушке: — На голове и на глазах! — и
потом сказал: — во имя Аллаха, ложись спать! —
И она поднялась и легла, и Халифа проспал вдали от
нее до утра. А утром Кут-аль-Кулуб потребовала у него
чернильницу и листок бумаги, и Халифа принес их, и
она написала тому купцу, что был приятелем халифа, и
рассказала ему о своих обстоятельствах и обо всем,
случившемся с нею, а также о том, что она у Халифы-
рыбака, который ее купил. А потом она отдала бумажку Халифе и сказала: — возьми эту бумажку и пойди
на рынок драгоценных камней. Спроси, где лавка Ибн-
аль-Кирнаса, ювелира, и отдай ему эту бумажку и ничего не говори. — И Халифа сказал: — слушаю и повинуюсь! — и взял бумажку у нее из рук и пошел на
рынок драгоценностей. Он спросил, где лавка Ибн-
аль-Кирнаса, и его провели к ней, и Халифа подошел и
приветствовал купца, и тот ответил на его приветствие, но рыбак был презренным в его глазах. — Что
 488

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 тебе нужно? — спросил он, и Халифа протянул ему
бумажку, и купец взял ее — и не стал читать, так как
он думал, что Халифа — нищий и просит милостыню,
и сказал одному из своих слуг: — дай ему полдирхема. — Мне не нужно милостыни, но прочитай бумажку, — сказал тогда Халифа, и Ибн-аль-Кирнас взял бумажку и прочитал ее и понял, что на ней написано, и,
узнав, что написано на бумажке, он поцеловал ее и положил себе на голову... и Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Ибн-аль-Кирнас прочитал бумажку и понял, что
в ней написано, он поцеловал ее и положил себе на голову и, поднявшись на ноги, сказал: — о брат мой, где
твой дом? — А на что тебе мой дом? Разве ты хочешь
пойти туда и украсть мою невольницу? — спросил Халифа. — Нет, напротив, я куплю тебе с ней чего-нибудь поесть, — ответил Ибн-аль-Кирнас, и Халифа сказал: — мой дом — в такой-то улице. — Прекрасно,
пусть не даст тебе Аллах здоровья, о несчастный! —
сказал Ибн-аль-Кирнас, и потом он кликнул двух рабов из своих рабов и сказал им: — пойдите с этим человеком в лавку Мухсина, менялы, и скажите ему: — о
Мухсин, дай этому тысячу золотых динаров! — и возвращайтесь с ним ко мне поскорее.

РАБЫ пошли с Халифой в лавку менялы и сказали ему: — о Мухсин, дай
этому человеку тысячу золотых динаров! — и Мухсин дал их ему, и Халифа взял деньги и вернулся с рабами к
лавке их господина. И они нашли его
сидящим на пегом муле, ценою в тысячу динаров, и невольники и слуги окружали его, а рядом с его мулом
был такой же мул, оседланный и взнузданный. И Ибн-
аль-Кирнас сказал Халифе: — во имя Аллаха! Садись
на этого мула! — и Халифа воскликнул: — я не сяду!
Клянусь Аллахом, я боюсь, что он меня сбросит! —
Клянусь Аллахом, ты непременно должен сесть на
него, — сказал ему купец Ибн-аль-Кирнас, и Халифа
подошел, чтобы сесть на мула, и сел на него задом наперед и схватил мула за хвост и закричал, и мул сбросил его на землю. И над Халифой стали смеяться, и он
поднялся и сказал: — не говорил ли я тебе: — я не сяду
на этого большого осла! — И тогда Ибн-аль-Кирнас оставил Халифу на рынке и отправился к повелителю
 490

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 правоверных и осведомил его о невольнице, а потом
он вернулся и перевез ее в свой дом. А Халифа пошел
домой, чтобы посмотреть на невольницу, и увидел, что
жители его улицы собрались и говорят: — сегодня Халифа совсем перепуган. Посмотреть бы, откуда у него
эта невольница, — и кто-то сказал: — это сумасшедший сводник! Может быть, он нашел ее на дороге, пьяную, и понес ее и принес в свой дом, и он скрылся
только потому, что знает свой грех. — И когда они
разговаривали, вдруг подошел к ним Халифа, и ему
сказали: — каково тебе, о бедняга? Разве ты не знаешь, что с тобой случилось? — Нет, клянусь Аллахом, —
ответил Халифа, и ему сказали: — сейчас пришли невольники и взяли твою невольницу, которую ты украл,
и они искали тебя, но не нашли. — Как — взяли мою
невольницу? — спросил Халифа, и кто-то сказал: —
если бы он попался, его бы убили. — Но Халифа не обратил на этих людей внимания, а вернулся бегом в лавку Ибн-аль-Кирнаса и увидел, что он выезжает, и воскликнул: — клянусь Аллахом, это нехорошо! Ты отвлек меня и послал твоих невольников, и они взяли мою
невольницу. — О бесноватый, пойди сюда и молчи! —
ответил Ибн-аль-Кирнас, и потом он взял его с собой и
привел к красиво построенному дому и вошел с ним
туда, и Халифа увидал, что девушка сидит там на золотом ложе, и вокруг нее десять невольниц, подобных лунам. И когда Ибн-аль-Кирнас увидел эту девушку, он
поцеловал землю между ее руками и Кут-аль-Кулуб
спросила его: — что ты сделал с моим новым господином, который купил меня за все, что имел? — и Ибн-
аль-Кирнас ответил: — о госпожа, я дал ему тысячу золотых динаров. — И он рассказал ей историю Халифы
с начала до конца, и девушка засмеялась и сказала: —
не взыскивай с него — он человек простой, — и потом
она сказала: — вот еще тысяча динаров в подарок ему
 491

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 от меня, и, если захочет Аллах великий, он возьмет от
халифа то, что его обогатит. — И когда они разговаривали, — вдруг пришел евнух от халифа, требуя Кут-
аль-Кулуб, так как халиф узнал, что она в доме Ибн-
аль-Кирнаса, и, узнав это, не мог ждать ее и приказал
ее привести. И когда Кут-аль-Кулуб пошла к нему, она
взяла с собой Халифу и шла до тех пор, пока не пришла к халифу, а придя к нему, девушка поцеловала
землю меж его руками, и халиф поднялся для нее и пожелал ей мира и приветствовал ее и спросил, каковы
были ее обстоятельства с тем, кто ее купил, и девушка
сказала: — это человек, которого зовут Халифа-ры-
бак, и вон он стоит у двери. Он мне рассказывал, что у
него есть с владыкой нашим, повелителем правоверных, счеты из-за товарищества для рыбной ловли, в которое они вступили. — Он стоит здесь? — спросил халиф, и девушка отвечала: — да! — И тогда халиф приказал привести его, и рыбак явился и поцеловал землю
меж рук халифа и пожелал ему вечной славы и благоденствия. И халиф удивился рыбаку и посмеялся над
ним и сказал: — о рыбак, разве ты, правда, был вчера
моим товарищем? — И Халифа понял слова повелителя правоверных и ободрил свое сердце и укрепил душу
и сказал: — клянусь тем, кто пожаловал тебе халифат
после сына твоего дяди, я не знаю, в чем состояло это
товарищество. Мне пришлось только смотреть и говорить. — И затем он повторил ему все, что с ним случилось, от начала до конца, и халиф начал смеяться, а потом Халифа рассказал ему историю с евнухом и то, что
у него с ним случилось — как евнух дал ему сто динаров, сверх динара, который он получил от халифа, и
рассказал ему также, как он пошел на рынок и купил
сундук за сто динаров и динар, не зная, что в нем находится, и рассказал ему всю историю с начала до конца,
и халиф посмеялся над рыбаком, и расправилась у
 492

СКАЗКА О РЫБАКЕ ХАЛИФЕ
 него грудь, и он воскликнул: — мы сделаем так, как ты
хочешь, о приводящий достояние к его обладателю! —
И Халифа умолк, а после этого халиф велел выдать ему
пятьдесят тысяч динаров золотом и роскошную одежду из одеяний великих халифов, и мула и подарил ему
рабов из числа черных, которые прислуживали ему, и
стал Халифа как бы одним из царей, существовавших
в это время. И халиф обрадовался прибытию своей невольницы и понял, что все это — дела Ситт-Зубейды,
дочери его дяди... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
халиф обрадовался возвращению Кут-аль-Кулуб и понял, что все это — дела Ситт-Зубейды, дочери его
дяди, и велик стал его гнев на нее, и он оставил ее на
некоторое время и не входил к ней и не имел к ней
склонности. И когда Ситт-Зубейда убедилась в этом,
ее охватила из-за гнева халифа большая забота, и цвет
ее лица пожелтел после румянца, и когда ей стало невмоготу терпеть, она послала к сыну своего дяди, повелителю правоверных, извиняясь перед ним и признавая свою вину, и произнесла, в письме, такие стихи:
 Я склонна к тому, чтобы, как прежде, простили вы,
 Чтоб горести и печаль во мне погасить мою.
 Владыки, о сжальтесь же над крайнею страстью вы, —
Того, что уж вынесла от вас я — достаточно.
 Терпение кончилось, как нет вас, любимые,
 Смутили вы в жизни то, что было безоблачно.
 Мне жизнь, если верны вы обетам останетесь,
 Мне смерть, если верности мне дать не согласны вы.
 Допустим, что я в грехе виновна — простите же,
 Аллахом клянусь, сколь мил любимый, когда простит!
 493

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ ночь
 И когда дошло послание Ситт-Зубейды до повелителя правоверных, тот прочитал его и понял, что Ситт-
Зубейда призналась в своей вине и прислала письмо и
извинялась перед ним в том, что сделала, и сказал про
себя: — поистине, Аллах прощает грехи полностью,
он есть всепрощающий, милосердый, — и послал ей
ответ на ее послание, содержавший прощение и извинение и отпущение того, что прошло, и охватила Зу-
бейду из-за этого великая радость. А потом халиф назначил Халифе-рыбаку на каждый месяц пятьдесят динаров жалованья, и оказался он у халифа на великом
положении и высоком месте, в уважении и почете.

ХАЛИФА поцеловал землю меж рук
повелителя правоверных, собираясь
выходить, и вышел, горделиво выступая, и когда он подошел к воротам, его
увидел евнух, который дал ему сто динаров, и узнал его и спросил: — о рыбак, откуда у тебя все это? — И Халифа рассказал ему,
что с ним случилось, с начала до конца, и евнух обрадовался, так как это он был причиной его обогащения,
и сказал: — не дашь ли ты мне награды из тех денег,
что оказались у тебя? — И Халифа положил руку в
карман и, вынув из него кошель с тысячей золотых динаров, протянул его евнуху, и евнух сказал ему: —
возьми твои деньги, да благословит тебя в них Аллах! —
и удивился великодушию Халифы и щедрости его
души, несмотря на его бедность. И Халифа ушел от евнуха и поехал на муле, за круп которого держались его
слуги, и ехал до тех пор, пока не приехал в хан, а народ
смотрел на него и дивился доставшемуся Халифе величию. И люди подошли к нему, когда он сошел с мула, и
 495

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ ночь
 спросили его о причине такого счастья, и Халифа рассказал им о том, что с ним случилось, с начала до конца. И он купил дом с красивыми колоннами и потратил
на него много денег, так что он стал совершенен по качествам, и зажил в этом доме, произнося такие два
стиха:
 Взгляни на дом, — похож на дом счастия он.
 Он гонит грусть, и хворого лечит он.
 Построен был для высших лишь этот дом,
 И благо в нем присутствует всякий час.
 И когда Халифа расположился в своем доме, он
посватался к девушке из дочерей знатных жителей
города — одной из прекрасных девушек — и вошел
к ней, и досталось ему крайнее наслаждение и великое счастье и удовольствие, и жил он в великом благоденствии и полном счастии. И когда он увидал
себя в таком благоденствии, он возблагодарил Аллаха — слава ему и величие!.. — за дарованное ему
изобильное благо и сменяющие друг друга благодеяния и стал восхвалять своего владыку хвалой благодарного, напевая слова поэта:
 Хвала тебе, о господь, чья милость сменяется
Другою, и щедрость чья на всех разливается.
 Хвала от меня тебе — прими от меня хвалу,
 Я помню твои щедроты, благо и милости.
 Ты был ко мне щедр и добр и кроток и милостив,
 И благо ты сделал мне, и вот вспоминаю я.
 Все люди, мы знаем, пьют из моря щедрот твоих,
 И ты помогаешь им в минуту несчастия.
 Господь наш, ты даровал нам вечное счастие,
 И милостью залил нас, о грех мне прощающий.
 Во славу пришедшего к нам, людям, по милости
Пророка преславного, правдивого, чистого,
 496

Его да благословит Аллах, да хранит его,
 С помощниками, с семьей, паломник пока идет.
 А также сподвижников преславных, достойнейших,
Разумных, пока поют на дереве птицы все.
 497

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ПЯТАЯ ночь
 И потом Халифа стал посещать халифа Харуна ар-
Рашида и находил у него приязнь, и ар-Рашид осыпал
его своими милостями и щедротами, и Халифа жил в
полнейшем счастии, радости, величии и наслаждении,
пользуясь великим благоденствием и возраставшим
возвышением, хорошей, приятной жизнью и чистым
наслаждением, угодным Аллаху, пока не пришла Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава тому, кому присуще величие и
вечность, кто всегда жив и никогда не умирает!

АССКАЗЫВАЮТ также, что был в
древние времена и минувшие века и
годы один человек, купец по имени
Масрур, и был этот человек из прекраснейших людей своего времени, с
большими деньгами и живший в холе,
но только любил он гулять в цветниках и садах и развлекался любовью к прекрасным женщинам.
 И случилось так, что он спал в одну ночь из ночей и
увидел во сне, будто он в саду из прекраснейших садов, и
в нем четыре птицы, и в числе их — голубка, белая, как
начищенное серебро. И купцу понравилась эта голубка,
и возникло из-за нее в его сердце великое волнение, а потом он увидел, что к нему спустилась большая птица и
вырвала голубку у него из рук, и показалось это ему тяжким. А затем, после этого, он пробудился от сна и не увидел голубки, и боролся со своими желаньями до утра.
 И он сказал себе: — непременно пойду сегодня к
кому-нибудь, кто растолкует мне этот сон... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 499

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Масрур-купец, пробудившись от сна, боролся со своими желаньями до утра, а когда настало утро, он сказал
себе: — непременно пойду сегодня к кому-нибудь, кто
растолкует мне этот сон! — И он поднялся и ходил направо и налево, пока не удалился от своего жилища, но
не нашел никого, кто бы ему растолковал этот сон, а
затем, после этого, он захотел вернуться к своему жилищу, и когда он шел по дороге, вдруг пришло ему на
ум свернуть к одному дому из домов купцов. А этот дом
принадлежал кому-то из богатых, и когда Масрур подошел к нему, он вдруг услышал звуки стенаний, исходивших из печального сердца, и голос, произносивший такие стихи:
 Подул благовонный ветер с места, где след ее, —
Вдыхая его, больной найдет исцеление.
 Стоял у развалин я истертых и спрашивал —
 Давали ответ слезам лишь кости истлевшие.
 Я молвил: — о ветерок, Аллахом молю, скажи,
Вернутся ли к этому жилищу дни счастья,
 И буду ли счастлив я с газелью, склонившей стан
Ко мне — ее сонных век недуг изнурил меня?
 И, услышав этот голос, Масрур заглянул за ворота и
увидел сад из прекраснейших садов, в глубине которого была занавеска из красной парчи, окаймленная
жемчугом и драгоценными каменьями, а за занавеской были четыре невольницы, и между ними — девушка ниже пяти пядей и выше четырех пядей, подобная светящей луне и округлому месяцу, с парой насурьмленных глаз и сходящихся бровей и ртом,
подобным печати Сулеймана, а губы и зубы ее были
 500

точно жемчуг и коралл. И она похищала разум своей
красотой, прелестью, стройностью и соразмерностью.
И когда Масрур увидел эту девушку, он вошел в дом и
старался войти все дальше, пока не дошел до занавес¬
 501

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ
 ки, и тут девушка подняла голову и посмотрела на
него. И Масрур приветствовал ее, и она возвратила
ему приветствие нежной речью, и когда Масрур взглянул на девушку и всмотрелся в нее, его ум улетел и сердце его пропало. И он посмотрел в сад, — а сад был полон жасмина, левкоев, фиалок, роз, апельсинов и всяких, какие бывают в саду, цветов, и все деревья
опоясались плодами, и вода лилась вниз из четырех
портиков, которые стояли один напротив другого — и
Масрур всмотрелся в первый портик и увидел, что вокруг него написаны красным суриком такие два стиха:
 О дом, да не войдут в тебя печали,
 И время пусть владельца не обманет!
 Прекрасен дом, приют дающий гостю,
 Когда для гостя станет место тесным!
 А потом он всмотрелся во второй портик и увидел,
что вокруг него написаны червонным золотом такие
стихи:
 Блистают пусть на тебе одежды довольства
Покуда чирикают на дереве птицы.
 Пребудут пускай в тебе всегда благовония,
 Желания любящих в тебе да свершатся.
 И пусть обитатели твои будут радостны,
 Покуда блистает рой звезд быстрых в высотах.
 А затем он всмотрелся в третий портик и увидел,
что вокруг него написаны синей лазурью такие два
стиха:
 Пребудь в благоденствии, о дом, и довольстве
Покуда темнеет ночь и блещут светила.
 В воротах твоих входящим счастье дает приют,
 И благо пришедшему твое изобильно.
 502

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 А затем он всмотрелся в четвертый портик и увидел, что вокруг него написан желтой тушью такой
стих:
 Сад прекрасный, а вот и пруд полноводный —
Место дивно и наш господь всепрощающ.
 А в этом саду были птицы: горлинки, голуби, соловьи и вяхири, и всякая птица пела на свой напев, а девушка покачивалась, красивая, прелестная, стройная
и соразмерная, и пленялся ею всяк, кто ее видел. —
О человек, — сказала она потом, — что дало тебе смелость войти в дом, тебе не принадлежащий, и к девушкам, не принадлежащим тебе, без разрешения их обладателей? — и Масрур ответил: — о госпожа, я увидел этот сад, и мне понравилась красота его зелени,
благоуханье его цветов и пение его птиц, и я вошел в
него, чтобы в нем погулять с часок времени, а потом я
уйду своей дорогой. — С любовью и охотой! — молвила девушка, и когда Масрур-купец услышал ее слова
и увидел заигрыванье ее глаз и стройность ее стана, он
смутился из-за красоты и прелести девушки и приятности сада и птиц, и его разум улетел. И он растерялся,
не зная, что делать, и произнес такие стихи:
 Появился месяц, красою дивной украшенный,
Среди холмов, цветов и дуновений;
 Фиалок, мирт и розы благовония
Дышали ароматом под ветвями.
 О сад — он совершенен в дивных качествах,
 И все сорта цветов в себе собрал он.
 Луна сияет сквозь тень густую ветвей его,
 И птицы лучшие поют напевы,
 И горлинки, и соловей, и голуби,
 А также дрозд тоску мою волнует.
 503

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ
 И страсть стоит в душе моей, смущенная
 Ее прелестью, как смущен хмельной бывает.
 И когда Зейн-аль-Мавасиф услышала стихи Масру-
ра, она посмотрела на него взором, оставившим в нем
тысячу вздохов, и похитила его разуй и сердце. И она
ответила на его стихи такими стихами:
 Надежду брось на близость с той, в кого влюблен!
Пресеки желанья, которые питаешь ты!
 Брось думать ты, что невмочь тебе оставить ту,
 В кого среди красавиц ты влюблен теперь.
 Взор глаз моих влюбленным всем беду несет,
 И не тяжко мне. Вот слова мои — сказала я.
 И когда Масрур услышал ее слова, он решил быть
твердым и стойким, и затаил свое дело в душе, и, подумав, сказал про себя: — нет для беды ничего, кроме терпения. — И они проводили так время, пока не налетела
ночь, и тогда девушка велела принести столик, и он появился перед ними, уставленный всевозможными кушаньями — перепелками, птенцами голубей и мясом баранов. И они ели, пока не насытилась, и Зейн-аль-Мавасиф
велела убрать столы, и их убрали и принесли прибор для
омовенья, и они вымыли руки, и затем девушка велела
поставить подсвечники, и их поставили, и вставили в них
камфарные свечи. А после этого Зейн-аль-Мавасиф сказала: — клянусь Аллахом, моя грудь стеснилась сегодня
вечером, так как у меня жар! — И Масрур воскликнул: — да расправит Аллах твою грудь и да рассеет твою
заботу! — О Масрур, — сказала девушка, — я привыкла играть в шахматы. Смыслишь ли ты в них что-нибудь? — Да, я в них сведущ, — ответил Масрур, — и
Зейн-аль-Мавасиф поставила перед ним шахматы, и
вдруг оказалось, что доска из черного дерева и украшена
 504

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 слоновой костью, и у нее поле, меченное ярким золотом,
а фигуры из жемчуга и яхонта... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
девушка велела принести шахматы, и их принесли, и когда Масрур увидел шахматы, его мысли смутились.
И Зейн-аль-Мавасиф обернулась к нему и сказала: — ты
хочешь красные или белые? — и Масрур ответил: — о
владычица красавиц и украшенье утра, возьми ты красные, так как они красивы и подходят для подобной тебе
лучше, и оставь мне белые фигуры. — Я согласна, —
сказала Зейн-аль-Мавасиф, и, взяв красные, расставила
их напротив белых, и протянула руку к фигурам, передвигаемым в начале поля, и Масрур посмотрел на ее
пальцы и увидел, что они как будто из теста. И он смутился из-за красоты ее пальцев и приятности ее черт, и девушка сказала: — о Масрур, не смущайся, терпи и держись стойко, — и Масрур молвил: — о владычица красоты, позорящей луны, когда посмотрит на тебя
влюбленный, — как будет он терпелив? — И все это
было так, и вдруг она говорит: — шах умер! — и тут она
обыграла его, и поняла Зейн-аль-Мавасиф, что от любви
к ней он одержимый. — О Масрур, — сказала она, — я
буду играть с тобой только на определенный заклад и известное количество. — Слушаю и повинуюсь, — ответил Масрур, и девушка молвила: — поклянись мне, и я
поклянусь тебе, что каждый из нас не будет обманывать
другого, — и когда оба вместе поклялись в этом, она сказала: — о Масрур, если я тебя одолею, я возьму у тебя
десять динаров, а если ты меня одолеешь, я не дам тебе
ничего. — И Масрур подумал, что он ее одолеет, и сказал ей: — о госпожа, не нарушай своей клятвы, — я
 505

ВОСЕМЬСОТ СОРОК СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 вижу, ты сильнее меня в игре. —Я согласна на это, —ответила девушка, и они стали играть и обгоняли друг друга пешками, и девушка настигала их ферзями в выстраивала их и связывала с ладьями, и душа ее согласилась выставить вперед коней. А на голове у Зейн-аль-Мавасиф
была синяя парчовая перевязь, и она сняла ее с головы и
обнажила запястье, подобное столбу света, и, пройдясь
рукой по красным фигурам, сказала Масруру: — будь
осторожен! — И Масрур оторопел, и улетел его разум, и
его сердце пропало, и он посмотрел на стройность девушки и нежность ее свойств и смутился, и его охватила
растерянность, и он протянул руку к белым, но она потянулась к красным. — О Масрур, где твой разум? Красные — мои, а белые — твои, — сказала девушка, и Масрур воскликнул: — поистине, тот, кто на тебя смотрит,
не владеет своим умом! — И когда Зейн-аль-Мавасиф
увидела, в каком Масрур состоянии, она взяла у него белые и дала ему красные, и он сыграл с нею, и она его
обыграла. И Масрур продолжал играть с нею, и она его
обыгрывала, и каждый раз он давал ей десять динаров, и
Зейн-аль-Мавасиф поняла, что его отвлекает любовь к
ней, и сказала: — о Масрур, ты получишь то, что хочешь,
только когда обыграешь меня, как ты условился, и я буду
с тобой играть только на сто динаров за каждый раз. —
С любовью и охотой, — сказал Масрур, и девушка стала
с ним играть и обыгрывала его, и повторяла это, и он всякий раз давал ей сотню динаров, и это продолжалось до
утра, и Масрур не обыграл ее ни разу. И он поднялся и
встал на ноги, и Зейн-аль-Мавасиф спросила: — что
ты хочешь, о Масрур? — Я пойду домой и принесу денег, — может быть, я достигну осуществления надежд, — ответил Масрур, и девушка молвила: — делай,
что хочешь из того, что тебе вздумалось. — И Масрур
пошел в свое жилище и принес девушке все деньги и,
придя к ней, он произнес такие два стиха:
 506

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Привиделась в виденьи сна птица мне
 В саду приятном, где цветы радостны.
 Я птицу ту, явилась лишь, изловил.
 Верна мне будь — вот сна того явный смысл.
 И когда Масрур пришел к девушке со всеми своими
деньгами, он стал с ней играть, и она обыгрывала его, и
он не смог уже выиграть ни одной игры. И так продолжалось три дня, пока она не взяла у него всех его денег, и
когда его деньги вышли, она спросила его: — о, Масрур,
что ты хочешь? — Я сыграю с тобой на москательную
лавку, — сказал Масрур. — А сколько стоит эта лавка? — спросила девушка. — Пятьсот динаров, — ответил Масрур. И он сыграл с нею пять раз, и она его обыграла, а потом он стал с ней играть на невольниц, поместья, сады и постройки, и она забрала у него все это, и все,
чем он обладал. А после этого она обратилась к нему и
спросила: — осталось ли у тебя сколько-нибудь денег,
чтобы на них играть? — и Масрур ответил: — клянусь
тем, кто ввергнул нас с тобою в сети любви, моя рука не
владеет больше ничем из денег или другого — ни малым,
ни многим. — О Масрур, все что началось с согласия, не
должно кончаться раскаянием, — сказала девушка. —
Если ты раскаиваешься, возьми твои деньги и уходи от
нас своей дорогой, и я сочту тебя свободным передо
мною. — Клянусь тем, кто предопределил нам все эти
дела, если бы ты захотела взять мою душу, ее было бы
мало за твою милость! — воскликнул Масрур. — Я не
полюблю никого, кроме тебя. — О Масрур, — сказала
Зейн-аль-Мавасиф, — тогда пойди и приведи судью и
свидетелей и запиши на меня все твои владенья и поместья. — И Масрур отвечал: — с любовью и охотой! — ив
тот же час и минуту поднялся и, приведя судью и свидетелей, ввел их к девушке, и когда судья увидел ее, его ум
улетел и сердце его пропало и его разум взволновался из-
 507

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВОСЬМАЯ ночь
 за красоты ее пальцев. — О госпожа, — воскликнул
он, — я напишу свидетельство только с условием, что ты
купишь эти поместья, и невольниц, и владенья, и они все
окажутся в твоем распоряжении и обладании. — Мы согласились в этом, напиши мне свидетельство, что собственность Масрура, его невольницы и то, чем владеет
его рука, переходят в собственность Зейн-аль-Мавасиф
за плату размером в столько-то и столько-то, — сказала
Зейн-аль-Мавасиф, и судья написал, и свидетели приложили к этому подписи, и Зейн-аль-Мавасиф взяла свидетельство... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Зейн-аль-Мавасиф взяла у судьи свидетельство,
в котором содержалось, что все, что было собственностью Масрура, стало ее собственностью, она сказала: —
о Маерур, уходи своей дорогой. — И к нему обратилась ее невольница Хубуб и сказала ему: — скажи нам
какое-нибудь стихотворение, — и он сказал об игре в
шахматы такие стихи:
 Пожалуюсь на судьбу, на все, что случилось, я,
 На шахматы, проигрыш и время я сетую
 В любви к нежной девушке с прекрасной шеею —
 Ведь равной ей в людях нет средь жен и среди мужчин
 Стрелу наложила глаз на лук свой прекрасная
И двинула ряды войск, людей побеждающих.
 И белых, и красных, и коней поражающих,
 И против меня пошла и молвила: — берегись!
 Презрела она меня, персты свои вытянув
В ночной темноте, такой же, как ее волосы.
 Чтоб белых моих спасти, не мог я подвинуть их,
 И страсть моих слез струю излиться заставила
 508

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 И пешки и ферзь ее, и башни тяжелые
 Напали, и вспять бежит рать белых разбитая,
 Метнула в меня стрелу глаз томных красавица,
 И сердце разбито той стрелою мое теперь.
 Дала она выбрать мне одно из обоих войск,
 И выбрал я белых рать в расчете на счастие,
 И молвил: — вот белых войско — мне подойдет оно,
Его для себя хочу, а ты возьми красные.
 Играли мы на заклад, и так согласился я,
 Ее же согласия достигнуть я не сумел.
 О горесть сердечная, о грусть, о тоска моя!
 О близости с девушкой, на месяц похожею!
 Душа не горит моя, о нет, не печалится
 О землях, и только взгляда жаждет ее она!
 И стал я растерянным, смущенным, взволнованным,
 И рок упрекал за то, что сталось со мною, я.
 Спросила она: — чем ты смущен? — и ответил я:
 — О, могут ли пьющие, напившись, стать трезвыми?
 О женщина! Ум она похитила стройностью,
 Смягчится ль ее душа, на камень похожая?
 Я молвил, позарившись: — сегодня возьму ее
За проигрыш — не боялся, не опасался я
 И сердцем все время жаждал с нею сближения,
 Покуда и так, и так не стал разоренным я.
 Влюбленный откажется ль от страсти терзающей,
 Хотя бы в море тоски совсем погрузился он?
 И денег не стало у раба, чтобы тратить их,
 Он, пленник любви своей, желанного не достиг.

ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ( услышав эти
стихи, подивилась красноречию его
языка и сказала: — о Масрур, оставь
это безумие, вернись к разуму и уходи
своей дорогой — ты загубил свои
деньги и поместья игрой в шахматы, и
не получил того, что хочешь, и тебе ни с какой стороны
не подойти к этому. — И Масрур обернулся к Зейн-
аль-Мавасиф и сказал ей: — о госпожа, требуй, чего хочешь, — тебе будет все, что ты потребуешь. Я принесу
тебе это и положу меж твоих рук. — О Масрур, у тебя
не осталось никаких денег, — сказала девушка, — и
Масрур молвил: — о предел надежд, если у меня нет
нисколько денег, мне помогут люди. — Разве станет
дарящий просящим дара? — сказала Зейн-аль-Мава-
сиф, и Масрур ответил: — у меня есть близкие и друзья, и чего бы я ни потребовал, они мне дадут. — Я хочу
от тебя, — сказала тогда Зейн-аль-Мавасиф, — четыре мешочка благовонного мускуса, четыре чашки га-
лии, четыре ритля амбры, четыре тысячи динаров и че-
 510

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 тыреста одежд из вышитой царской парчи, и если ты
принесешь мне, о Масрур, эти вещи, я разрешу тебе
сближенье. — Это для меня легко, о смущающая
луны, — ответил Масрур, и затем Масрур вышел от
нее, чтобы принести ей то, что она потребовала, а
Зейн-аль-Мавасиф послала за ним следом невольницу
Хубуб, чтобы та посмотрела, какова ему цена у людей, о
которых он ей говорил. И когда Масрур шел по улицам
города, он вдруг бросил взгляд и увидел вдали Хубуб.
Он постоял, пока она не нагнала его, и спросил: — о
Хубуб, куда идешь? — и девушка ответила: — моя
госпожа послала меня за тобой следом для того-то и
того-то. — И она рассказала ему обо всем, что говорила ей Зейн-аль-Мавасиф, с начала до конца, и тогда
Масрур воскликнул: — клянусь Аллахом, о Хубуб, моя
рука не владеет ничем из денег. — Зачем же ты ей обещал? — спросила Хубуб, и Масрур ответил: сколько
обещаний не исполняет давший их, и затягивание дела
в любви неизбежно. — И, услышав от него это, Хубуб
воскликнула: — о Масрур, успокой свою душу и прохлади глаза! Клянусь Аллахом, я буду причиной твоего
сближения с ней!
 И затем она оставила его и пошла, и шла до тех пор,
пока не пришла к своей госпоже, и тогда она заплакала
сильным плачем и сказала: — о госпожа моя, клянусь
Аллахом, это человек большого сана, уважаемый
людьми, — и ее госпожа молвила: — нет хитрости
против приговора Аллаха великого! Этот человек не
нашел у нас милостивого сердца, так как мы взяли его
деньги, и не нашел у нас любви и жалости в сближении. А если я склонюсь к тому, что он хочет, я боюсь,
что дело станет известно. — О госпожа, — сказала
Хубуб, — нам нелегко видеть его состояние и отнятие
его денег. Но ведь подле тебя только я и твоя невольница Сукуб. Кто же из нас может заговорить о тебе, раз
 511

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВОСЬМАЯ ночь
 мы твои невольницы? — И тут Зейн-аль-Мавасиф
склонила на некоторое время голову к земле, и невольницы сказали ей: — о, госпожа, наше мнение, что ты
должна послать за ним и оказать ему милость. Не позволяй ему просить ни у кого из дурных, — о как горьки просьбы! — И Зейн-аль-Мавасиф вняла словам невольниц и, потребовав чернильницу и бумагу, написала Масруру такие стихи:
 Сближенье пришло, Масрур, возрадуйся же тотчас,
Когда почернеет ночь, для дела ты приходи.
 И низких ты не проси дать денег, о юноша:
 Была я тогда пьяна, теперь возвратился ум.
 Все деньги твои тебе вновь будут возвращены,
 И сверх того, о Масрур, я близость со мною дам.
 Ты истинно терпелив, и нежностью встретил ты
Суровость возлюбленной, жестокой неправедно.
 Спеши же насытиться любовью и радуйся,
 Небрежен не будь, — не то узнает семья о нас.
 Пожалуй же к нам скорей, не мешкая приходи,
 Вкуси от плода сближенья, мужа покуда нет.
 А потом она свернула письмо и отдала его своей невольнице Хубуб, а та взяла его и пошла с ним к Масруру и увидела, что Масрур плачет произносит такие
стихи поэта:
 Пахнуло на сердце мне любви дуновением,
 И сердце истерзано чрезмерной заботою.
 Сильнее тоска моя с уходом возлюбленных,
 Глаза мои залиты потоком бегущих слез.
 Мои подозренья таковы, что открой я их
Камням или скалам твердым, быстро
 смягчились бы.
 О если бы знать, увижу ль то, что мне радостно,
Достанется ль счастье мне достигнуть желанного?
 512

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Совьются ль разлуки ночи после возлюбленной,
Избавлюсь ли от того, что сердце пронзило мне?
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Масрур, когда усилилось в нем любовное безумие,
стал произносить стихи, охваченный сильной страстью, и когда он напевал эти стихи и повторял их, вдруг
услышала его Хубуб. И она постучала в ворота, и Масрур поднялся и открыл ей, и она вошла и подала ему
письмо, и Масрур взял его и прочитал и спросил: — о
Хубуб, какие за тобой вести о твоей госпоже? — И невольница ответила: — в этом письме заключается то,
что избавляет от ответа, так как ты из людей разумных, — и Масрур обрадовался великой радостью и
произнес такие два стиха:
 Вот пришло письмо и обрадован содержаньем я,
 И хотелось бы в глубине души сохранить его.
 Лишь сильней любил я, целуя строки письма ее,
 И казалось мне, что жемчужина скрыта страсти в нем.
 И потом он написал письмо ей в ответ, и отдал его
Хубуб, и та взяла его и отнесла Зейн-аль-Мавасиф.
И, придя к ней, Хубуб начала ей описывать достоинства Масрура и рассказывать ей об его качествах и
великодушии, и стала ему помощницей в сближении
с Зейн-аль-Мавасиф, и Зейн-аль-Мавасиф сказала
ей: — о Хубуб, он мешкает с приходом к нам. — Поистине, он скоро придет, — ответила Хубуб, и не закончила она еще своих слов, как вдруг Масрур пришел и постучался в ворота. И Хубуб открыла ему, и
 513

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 взяла его и привела к своей госпоже Зейн-аль-Мавасиф, и та пожелала ему мира и приветствовала его и
посадила с собой рядом. А затем она сказала своей
невольнице Хубуб: — подай ему одежду из лучших,
какие бывают, и Хубуб пошла и принесла одежду,
шитую золотом, и Зейн-аль-Мавасиф взяла ее и облачила в нее Масрура. И сама она тоже облачилась в
платье из роскошнейших одежд, и надела на голову
сетку из свежего жемчуга, а поверх сетки она повязала парчовую повязку, обшитую жемчугом, драгоценными камнями и яхонтами. И она выпустила из-
под повязки два локона, и к каждому локону привязала красный яхонт с меткой яркого золота, и
распустила волосы, подобные темной ночи, и окури-
лась алоэ и надушилась мускусом и амброй. И ее невольница Хубуб сказала ей: — да сохранит тебя Аллах от глаза! — и Зейн-аль-Мавасиф стала ходить,
горделиво покачиваясь при каждом шаге, и невольница произнесла такие стихи из дивных своих стихотворений:
 И смутилась ивы ветвь гибкая от шагов ее,
 И напала взором на любящих, посмотрев, она.
 Луна явилась во мраке ночи волос ее,
 Точно солнце, вдруг осиявшее тень кудрей ее.
 О, как счастлив тот, с кем ночует рядом краса ее,
 Кто умрет, клянясь ее жизнью, за нее умрет!
 И Зейн-аль-Мавасиф поблагодарила ее, а потом она
подошла к Масруру, подобная незакрытой луне, и,
увидав ее, Масрур поднялся на ноги и воскликнул: —
если мое предположение говорит правду, она не человек, а одна из невест рая. — И потом Зейн-аль-Мавасиф велела подать стол, и он появился, и вдруг оказалось, что на краю стола написаны такие стихи:
 514

Сверни с твоей ложкою ты к табору мисок
И всякими насладись жаркими с дичью
 На них перепелки будут — я их всегда люблю —
И нежные курочки с цыплятами вместе.
 515

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 Аллахом нам дан кебаб, румянцем гордящийся,
 И зелень макаем мы в разбавленный уксус.
 Прекрасен молочный рис, куда погружаются
Запястья до самого предела браслетов.
 О горесть души моей о двух рыбных кушаньях
На свежих лепешечках из плотного теста!
 И потом они стали есть и пить, наслаждаться и веселиться, и убрали скатерть кушаний, и подали скатерть
вина, и заходили между ними кубки и чаши, и приятно
стало им дыханье, и наполнил чашу Масрур и воскликнул: — о та, чей я раб, и кто моя госпожа! — и затем
стал напевать, произнося такие стихи:
 Глазам я дивлюсь моим — наполнять сумеют ли
Себя красотою той, что блещет красой своей?
 И ей в ее времени не встретишь подобных ты,
 По тонкости ее свойств и качеств приятности.
 Завидует ивы ветвь всегда ее гибкости
В одежде, когда идет она, соразмерная.
 Лик светлый ее луну смущает во тьме ночной
И яркий ее пробор, как месяц, сияет нам.
 Когда по земле пройдет, летит аромат ее,
 Как ветер, что средь долин и гор овевает нас.
 А когда Масрур окончил свои стихи, Зейн-аль-Ма-
васиф воскликнула: — о Масрур, всякому, кто крепко
держится своей веры и поел нашего хлеба и соли, мы
обязаны воздать должное! Брось же думать об этих делах, и я верну тебе все твои владения и все, что мы у
тебя взяли. — О госпожа, — ответил Масрур, — ты
свободна от ответа за то, о чем ты говоришь, хотя ты
была вероломна в клятве, которая между нами. А я
пойду и сделаюсь мусульманином. — И невольница
Зейн-аль-Мавасиф Хубуб сказала ей: — о госпожа
моя, ты молода годами, и много знаешь, и я ходатай¬
 516

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 ствую перед тобой именем великого Аллаха. Если ты
не послушаешь моего ходатайства и не залечишь моего сердца, я не просплю этой ночи у тебя в доме. —
О Хубуб, — ответила девушка, — будет лишь то, чего
ты хочешь. Пойди, убери нам заново другую комнату.
 И невольница Хубуб поднялась и заново убрала
другую комнату, и украсила ее, и надушила лучшими
благовониями, как хотела и желала, и приготовила кушанья, и принесла вино, и заходили между ними кубки и чаши, и приятно стало им дыхание... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ ПЯТИДЕСЯТИ
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Зейн-аль-Мавасиф приказала своей невольнице
Хубуб заново убрать комнату развлечения, Хубуб поднялась и обновила кушанье и вино, и заходили между
ними кубки и чаши, и приятно стало им дыхание.
И Зейн-аль-Мавасиф сказала: — о Масрур, пришло
время встречи и сближения, и если ты заботишься о
нашей любви, скажи нам стихи с диковинным смыслом, — и Масрур произнес такую касыду:
 Я связан (а в сердце пламя ярким огнем горит)
Веревкой сближения, в разлуке разорванной,
 И страстью к девушке, что сердце разбила мне
И ум мой похитила щекой своей нежною.
 Изогнута бровь у ней, и черны глаза ее,
 Уста ее молнию напомнят улыбкою.
 Всего прожила она четыре и десять лет,
 А слезы мои о ней напомнят дракона кровь.
 Увидел ее в саду у быстрых потоков я,
 С лицом лучше месяца, что в выси плывет небес,
 517

ВОСЕМЬСОТ ПЯТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 И встал я, плененному подобный, почтительно,
 И молвил: — привет Аллаха, о недоступная!
 И мне на привет она охотно ответила
 Словами, прекрасными, как жемчуг нанизанный.
 И речи мои, услышав вмиг, поняла она
Желанья мои, и сердце стало глухим ее.
 И молвила дева: — речи эти не глупость ли?
 И молвил я: — перестань бранить ты влюбленного!
 И если меня ты примешь — дело не трудно мне.
 — Возлюбленные — как ты, а любящие — как я.
 Увидев, чего хочу, она улыбнулась мне
 И молвила: — я творцом небес и земли клянусь, —
 Еврейка я, а еврейство — вера суровая,
 А ты к христианам, без сомнения, относишься.
 Как хочешь ты близости — ты веры иной, чем я?
 Коль хочешь ты это сделать, — будешь жалеть потом.
 Играешь ты верою — дозволено ль то в любви!
 И будет упреками изранен подобный мне.
 И вера его носить начнет во все стороны,
 И будешь преступен ты пред верой обоих нас.
 И если нас любишь, стань евреем ты по любви
И сделай сближение с другой недозволенным.
 И дай на Евангельи ты клятву правдивую,
 Что будешь хранить в любви ты тайну, скрывать ее.
 И я поклянусь на Торе верными клятвами,
 Что выполню я обет, который дала тебе.
 Поклялся я верою, законом и толком ей,
 И сам ее клятву дать заставил великую.
 И молвил я: — как зовут тебя, о предел надежд?
 И молвила: — я краса всех свойств недоступная.
 И вскрикнул я: — о краса всех свойств, я, поистине,
Любовью к тебе охвачен, в страсти безумен я.
 Увидел под покрывалом я красоту ее,
 И сердцем печален стал, и сделался я влюблен.
 И долго пред занавеской я умолял ее,
 И сердцем великая моим овладела страсть.
 518

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Увидевши, что со мной, и как велика любовь,
 Она показала мне сияющий смехом лик.
 И ветром сближенья пахнуло от нас тогда
И веяло мускусом от тела и рук ее.
 И запах рассеялся повсюду ее духов,
 И я вино уст впитал, лобзая прекрасный рот.
 Нагнулась, как ивы ветвь, в одеждах своих она,
 И близость запретная мне стала дозволенной,
 И спали мы в близости, и сблизились с нею мы
Объятьем, лобзаньем, и влаги смешеньем уст.
 Ничто ведь не красит землю, кроме возлюбленной,
 С которой ты близок стал, и ею ты властвуешь.
 Когда ж засияло утро, встала любимая
 Проститься со мной, и лик ее затмевал луну.
 Прощаясь, она стихи сказала, и по щекам
Нанизаны были капли слез и рассыпаны.
 Обет не забуду я Аллаху, покуда жив,
 Прекрасную ночь и клятвы ей не забуду я.
 И Зейн-аль-Мавасиф пришла в восторг и воскликнула: — о Масрур, как прекрасны твои качества! — Пусть
не живет тот, кто с тобой враждует! — И она вошла в
комнату и позвала Масрура, и тот вошел к ней и прижал
ее к груди, и обнял и поцеловал и достиг с ней того, что
считал невозможным, и радовался он, получив прекрасную близость. И Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: — о
Масрур, твои деньги для нас запретны и для тебя дозволены, так как мы стали любящими! — и затем она возвратила ему богатства, которые у него взяла, и спросила: — о Масрур, есть ли у тебя сад, куда мы бы могли
придти погулять? — Да, госпожа, — ответил Масрур, — у меня есть сад, которому нет равных.

ОН пошел в свое жилище и приказал
невольницам сделать роскошные кушанья и приготовить красивую комнату и великий пир, а потом он позвал
Зейн-аль-Мавасиф в свое жилище, и
она пришла со своими невольницами.
И они начали есть, пить, наслаждаться и веселиться, и
заходила между ними чаша, и приятно стало им дыхание, и уединился всяк любящий с любящим, и Зейн-
аль-Мавасиф сказала: — о Масрур, пришло мне на ум
тонкое стихотворение, и я хочу сказать его под лютню. — Скажи его, — молвил Масрур, — и девушка
взяла в руки лютню и настроила ее, и, пошевелив струны, запела на прекрасный напев и произнесла такие
стихи:
 Склонил меня восторг от звуков нежных,
И сладок был напиток наш с зарею.
 Любовь безумных душу открывает,
 И страсть, явившись, рвет стыда завесы.
 520

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 И чистых вин тогда прекрасны свойства,
 Как солнце, что в руке луны открылось,
 В ту ночь, что наслажденье нам приносит.
 И радостью стирает пятна горя.
 А окончив свои стихи, она сказала: — о Масрур,
скажи нам что-нибудь из твоих стихотворений, и дай
нам насладиться плодами твоих произведений. —
И Масрур произнес такое двустишие:
 Мы радовались луне, вино разносившей нам,
 И лютни напевам, и в садах находились мы,
 Где горлинки пели, и качалась ветвь гибкая
 Под утро, и в тех садах — желаний моих предел.
 А когда он окончил свои стихи, Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: — скажи нам стихотворение о том, что с нами
случилось, если ты занят любовью к нам... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Зейн-аль-Мавасиф сказала Масруру: если ты занят
любовью к нам, скажи нам стихотворение о том, что с
нами случилось. — С любовью и охотой, — ответил
Масрур, и произнес такую касыду:
 Постой, послушай, что в страсти
К газели сталось со мною:
 Я лани стрелой повержен
И взоров выдержал натиск.
 Пленен я страстью, клянусь вам,
 В любви стеснились уловки.
 В кокетливую влюблен я,
 Что скрыта стрелами взоров.
 521

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 Ее в саду я увидел,
 И стан ее был так строен!
 — Мир вам! — я сказал, она же
Ответила: —мир! —услышав,
 Спросил я: — как имя? — слышу
В ответ: — я — красот корона.
 Мне имя — Краса всех качеств.
 И молвил я: — сжалься, сжалься!
 Горит во мне страсть, клянусь я.
 И любящих нет, мне равных!
 Она мне: — когда ты любишь
И хочешь со мной сближенья,
 Я много желаю денег,
 Превыше подарков всяких.
 Одежд от тебя хочу я
 Из шелка, ценой высоких,
 И мускуса за ночь страсти
Хочу я четверть кинтара.
 Коралл мне нужен и жемчуг,
 И редкий, и драгоценный.
 Хочу серебра и злата
 В уборах, ценой высоких. —
 Явил я благую стойкость,
 Хоть сильно горел я страстью,
 И близость она дала мне
В ночь месяца молодого.
 Хулить меня если станут
Другие мужи, — скажу я:
 — Прекрасны той девы кудри,
 А цвет их — цвет темной ночи.
 И розы в ее ланитах
 Горят, как огонь, пылая.
 В глазах ее меч таится,
 А взоры разят стрелою,
 Вино в ее рту таится,
 А взор ее — ключ студеный,
 522

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 И жемчуг в устах блистает,
 Как дивное ожерелье.
 Прекрасной своей шеей
Газель она нам напомнит,
 Бела ее грудь, как мрамор,
 Соски ее — гор вершины.
 Живот у нее весь в складках,
 И галией он пропитан.
 А ниже одна вещь скрыта,
 В которой предел надежды.
 Жирна она и мясиста
И так толста, о владыки!
 Подобна царей престолу —
 К нему я с просьбой явился.
 А меж столбов ты увидишь
Возвышенных ряд скамеек.
 У этой вещи есть свойства,
 Что ум людей изумляют —
 Она две губы имеет.
 Как мул, она боязлива.
 Порою ее глаз красен,
 А губы —как у верблюда.
 И если придешь к той вещи
Готовым к делу, найдешь ты
 Наощупь ее горячей
 И силу ты в ней получишь.
 Она храбреца прогонит,
 Придет коль на бой он слабым,
 А часто на ней увидишь
Изрядную ты бородку.
 Все скажет о ней красавец,
Который красив так дивно,
 Подобный Красе всех качеств,
Что так во всем совершенна.
 Пришел я к ней как-то ночью
И дивную вкусил сладость,
 523

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 И ночь, что с нею провел я,
 Затмит все другие ночи.
 Пришла заря и поднялась
Красавица с лунным ликом
 И стан свой она склонила,
 Подобно копью прямому.
 И, расставаясь, спросила:
 — Когда вернутся те ночи?
 И молвил я: — о свет глаза,
 Являйся, когда захочешь.
 И Зейн-аль-Мавасиф пришла от этой касыды в великий восторг, и охватило ее крайнее веселье. — О Мас-
рур, — сказала она потом, — приблизилось утро, и остается только уходить, из опасения позора. — С любовью
и охотой! — сказал Масрур и, поднявшись на ноги, пошел с нею и привел ее к ее жилищу, а потом он пошел к
себе домой и провел ночь, думая о красоте девушки, когда же наступило утро и засияло светом и заблистало,
Масрур приготовил роскошный подарок и принес его
девушке и сел подле нее. И они провели так несколько
дней, пребывая в счастливейшей жизни, а потом, в какой-то день, пришло к Зейн-аль-Мавасиф от ее мужа
письмо, в котором говорилось, что он скоро к ней приедет, и Зейн-аль-Мавасиф сказала про себя: — да не сохранит его Аллах и да не продлит его жизнь! Когда он к
нам приедет, наша жизнь замутится. О, если бы я лишилась надежды его видеть. — И когда пришел к ней Масрур и начал с ней разговаривать, как обычно, она сказала
ему: — о Масрур, пришло к нам письмо от моего мужа, и
говорится в нем, что он скоро вернется из путешествия.
Что же нам делать, когда ни один из нас не может терпеть без другого? — Я не знаю, что будет, — ответил
Масрур, — и ты осведомленнее и лучше знаешь нрав
твоего мужа, тем более, что ты одна из самых умных
 524

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 женщин и знаешь хитрости, и ухитришься так, как не
могут ухитриться мужчины. — Это человек тяжелый, —
сказала Зейн-аль-Мавасиф, — и он ревнует женщин
своего дома. Но когда он приедет после путешествия, и
ты услышишь о его приезде, приходи к нему, поздоровайся с ним, сядь с ним рядом и скажи ему: — о брат
мой, я москательщик, — и купи у него каких-нибудь
москательных товаров. Приди к нему несколько раз и
затягивай с ним разговоры, и что бы он тебе ни приказал — не перечь ему, и, может быть, то, что я придумаю,
будет подходящим. — И Масрур отвечал: — слушаю и
повинуюсь! — И потом он вышел от нее, и запылал в его
сердце огонь любви.
 А когда муж Зейн-аль-Мавасиф приехал домой, она
обрадовалась его приезду и сказала ему: — добро пожаловать! — и приветствовала его, и ее муж посмотрел ей в
лицо и увидел на нем желтизну. (А Зейн-аль-Мавасиф
вымыла лицо шафраном и проделала над ним какие-то
женские хитрости.) И он спросил ее, что с ней, и Зейн-
аль-Мавасиф ответила, что она с невольницами больна
со времени его отъезда, и сказала: — наши сердца были
заняты мыслью о тебе из-за твоего долгого отсутствия. — И она стала ему жаловаться на тяжесть разлуки и плакать проливными слезами, и говорила: — если
бы с тобой был товарищ, мое сердце не несло бы всей
этой заботы. Заклинаю тебя Аллахом, о господин мой, не
езди больше без товарища и не прерывай о себе сведений, чтобы я была за тебя спокойна сердцем и душой... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Зейн-аль-Мавасиф сказала своему мужу: — не
 525

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 езди больше без товарища и не прерывай сведений о
себе, чтобы я была спокойна за тебя и сердцем и душой, — он ответил ей: — с любовью и охотой! Поистине твое приказание правильно, и твое мнение верно.
Твоя жизнь дорога моему сердцу, и будет лишь то, что
ты хочешь. — И затем он пошел кое с чем из своих товаров к себе в лавку, и отпер ее, и сел продавать на
рынке, и когда он был у себя в лавке, вдруг подошел
Масрур и пожелал ему мира, и, сев с ним рядом, начал
ему говорить: — да продлит Аллах твою жизнь! —
И он посидел, беседуя с ним, некоторое время, а затем
вытащил мешок, развязал его и, вынув оттуда золото,
дал его мужу Зейн-аль-Мавасиф, и сказал: — дай мне
на эти динары разных москательных товаров, чтобы я
продал их в своей лавке. — И муж ее отвечал: — слушаю и повинуюсь! — и дал ему то, что он потребовал,
и Масрур заходил к нему несколько дней подряд.
И муж Зейн-аль-Мавасиф обратился к нему и сказал: —
мне нужен человек, чтобы вступить с ним в компанию
для торговли, — и Масрур ответил: — и мне тоже нужен человек, чтобы вступить с ним в компанию для
торговли, так как мой отец был купцом в стране Йеменской и оставил мне большие богатства, и я боюсь,
что они пропадут. — И тогда муж Зейн-аль-Мавасиф
обратился к нему и сказал: — не желаешь ли ты стать
моим товарищем, и я тоже стану твоим товарищем и
приятелем, и другом в путешествии и на месте, и буду
учить тебя продавать и покупать, и брать, и отдавать. —
И Масрур отвечал: — с любовью и охотой! — и еврей
взял его и привел в свое жилище, и посадил в проходе,
а сам вошел к своей жене Зейн-аль-Мавасиф и сказал
ей: — я взял одного человека в товарищи и позвал его
на угощенье. Приготовь же нам хорошее угощенье. —
И Зейн-аль-Мавасиф обрадовалась и поняла, что это
Масрур, и приготовила роскошный пир, и сделала пре¬
 526

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 красные кушанья от радости, что пришел Масрур и
что ее хитрый замысел удался. И когда Масрур вошел
в дом мужа Зейн-аль-Мавасиф, тот сказал своей жене: —
выйди со мной к нему, и приветствуй его, и скажи
ему: — ты нас обрадовал! — Но Зейн-аль-Мавасиф
рассердилась и воскликнула: — ты ведешь меня к чужому, постороннему человеку! Прибегаю к Аллаху!
Хотя бы ты разрезал меня на кусочки, я не появлюсь
перед ним. — Почему ты стыдишься? — спросил ее
муж. — Он христианин, а мы — евреи, и мы будем
товарищами. — Я не желаю идти к постороннему человеку, которого никогда не видел мой глаз, и я его не
знаю, — ответила Зейн-аль-Мавасиф, и ее муж подумал, что она правдива в своих словах. И он до тех пор
обхаживал ее, пока она не поднялась, и тогда она завернулась в покрывало, взяла кушанье вышла к Мас-
руру, и приветствовала его. И он склонил голову к земле, словно стесняясь, и купец увидел, что он понурился, и подумал: — это, несомненно, постник. И они
поели досыта, а потом кушанья убрали, и принесли
вино, и Зейн-аль-Мавасиф села напротив Масрура
стала смотреть на него, и он смотрел на нее, пока день
не прошел. И Масрур ушел домой, и в сердце его пылал огонь, а что касается мужа Зейн-аль-Мавасиф, то
он все думал о тонком поведении своего товарища и об
его красоте. Когда же наступил вечер, его жена подала
ему кушанье, чтобы он поужинал, как обычно. А у него
в доме была птица соловей, и когда он садился есть, эта
птица подлетала к нему, и ела вместе с ним, и порхала
у него над головой, и эта птица привыкла к Масруру, и
порхала над ним всякий раз, как он садился за еду, и
когда Масрур ушел и пришел ее хозяин, птица не узнала его и не приблизилась к нему. И купец стал думать
об этой птице и ее отдалении от него. Что же касается
Зейн-аль-Мавасиф, то она не засыпала, и ее сердце
 527

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 было занято Масруром, и продолжалось это на второй
вечер и на третий вечер. И еврей понял, в чем дело с
его женой, и стал наблюдать за ней, когда ее ум был занят, и заподозрил ее, а на четвертую ночь он пробудился в полночь от сна, и услышал, что его жена бормочет во сне, и говорит о Масруре, хотя спит в объятиях мужа, и это показалось купцу подозрительным, но
он скрыл свое дело. А когда наступило утро, он пошел
к себе в лавку и сел в ней, и когда он сидел, вдруг подошел Масрур и приветствовал его. И купец возвратил
ему приветствие и молвил: — добро пожаловать, брат
мой! — и потом он сказал: — я стосковался по тебе.
И он просидел, беседуя с Масруром, некоторое время
и затем сказал ему: — пойдем, о брат мой, в мое жилище и заключим договор о братстве, — и Масрур отвечал: — с любовью и охотой! — И когда они пошли к
дому, еврей пошел вперед и рассказал своей жене о
приходе Масрура и о том, что он хочет с ним торговать
и побрататься, и сказал: — приготовь нам хорошую
комнату и обязательно приходи к нам и посмотри на
братанье. — Заклинаю тебя Аллахом, — сказала ему
жена, — не приводи меня к этому постороннему человеку! Нет у меня желания приходить к нему. — И ее
муж промолчал и велел невольницам подавать кушанья и напитки, и затем он позвал птицу соловья, и птица опустилась на колени к Масруру, и не узнала своего хозяина. И тогда купец спросил: — о господин, как
твое имя? — и Масрур ответил: — мое имя Масрур, — а дело в том, что жена купца всю ночь произносила во сне это имя. И купец поднял голову и увидел,
что его жена смотрит на Масрура и делает ему знаки и
указания бровью, и понял он тогда, что хитрость против него удалась. — О господин, сказал он, — дай мне отсрочку — я приведу сыновей моего брата, чтобы они
присутствовали на братаньи. — Делай что тебе вздума-
 528

ется, — ответил Масрур, и муж Зейн-аль-Мавасиф
поднялся и вышел из дома и подошел к той комнате
сзади... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 529

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
муж Зейн-аль-Мавасиф сказал Масруру: — дай мне
отсрочку — я приведу сыновей моего брата, чтобы
они присутствовали при договоре о братаньи между
мной и тобой, — и потом он пошел и подошел к той
комнате сзади и остановился. А в том месте было окно,
возвышавшееся над обоими влюбленными, и купец
подошел к нему, и стал на них смотреть, а они его не видели. И вдруг Зейн-аль-Мавасиф спросила свою невольницу Сукуб: — куда ушел твой господин? — и когда девушка ответила: — он вышел из дома, Зейн-аль-Мава-
сиф сказала ей: — запри ворота и заложи их железом.
Не отпирай их, пока он не постучится, и сначала уведоми меня. — И невольница ответила: — так и будет, —
а муж Зейн-аль-Мавасиф при всем этом видел их обстоятельства. А потом Зейн-аль-Мавасиф взяла чашу и
надушила ее розовой водой и тертым мускусом и подошла к Масруру, и тот поднялся, и пошел ей навстречу,
и воскликнул: — клянусь Аллахом, твоя слюна слаще
этого напитка! — И Зейн-аль-Мавасиф стала его поить, в он поил ее, а потом она обрызгала его розовой
водой, от темени до ступни, и благоуханье ее распространилось по всей комнате. И при всем этом, ее муж
смотрел на них и дивился силе их любви, и его сердце
наполнилось гневом из-за того, что он увидел, и его
взяла ярость, и он взревновал великою ревностью.
 И он подошел к воротам и увидел, что они заперты,
и постучал в них сильным стуком от великого гнева, и
невольница сказала: — о госпожа, мой господин пришел. — Отопри ему ворота, пусть бы не воротил его
Аллах благополучно! — молвила Зейн-аль-Мавасиф, и
Сукуб подошла к воротам и отперла их. — Чего ты запираешь ворота? — спросил ее господин, и она сказа¬
 530

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 ла: — в твое отсутствие они так и были заперты и не
отпирались ни ночью, ни днем. — Ты хорошо сделала,
это мне нравится, — молвил ее хозяин и вошел к Мас-
руру, смеясь, и скрыл свое дело и сказал: — о Масрур,
уволь нас от братанья на сегодняшний день — мы побратаемся в другой день, не сегодня. — Слушаю и повинуюсь, делай что тебе вздумается, — ответил Масрур. И потом он ушел в свое жилище, а муж Зейн-аль-
Мавасиф стал раздумывать о своем деле, не зная, как
ему поступить, и его ум был до крайности смутен, и он
говорил про себя: — даже соловей, и тот меня не узнал, а невольницы заперли передо мной ворота и склонились к другому. — И от великого огорчения он принялся повторять такие стихи:
 Срок долгий провел Масрур, живя в наслаждении
И сладость узнал он дней и жизни, что кончилась.
 Противится мне судьба и та, кого я люблю,
 А сердце мое огнем сильней и сильней горит.
 Безоблачна была жизнь с прекрасной и кончалась,
 Но все же по-прежнему ты в прелесть ее влюблен.
 Глаза мои видели всю прелесть красот ее,
 И сердце мое теперь охвачено страстью к ней.
 И долго она меня поила с охотою
 Из нежных прекрасных уст вином, когда жаждал я.
 Зачем же, о соловей, меня покидаешь ты
 И ныне приветствуешь другого влюбленного?
 Увидел глазами я дела весьма дивные,
 Проснулись мои глаза, а раньше смыкал их сон.
 Я видел, что милая сгубила мою любовь,
 И птица моя теперь летает не надо мной.
 Я богом миров клянусь: — захочет когда свой суд
Над тварями он свершить, — немедля вершит его.
 Я сделаю то, чего достоин обидчик мой, —
 По глупости он моей сближенья достиг с женой.
 531

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 И когда Зейн-алъ-Мавасиф услышала эти стихи, у
нее затряслись поджилки, и желтым стал цвет ее лица,
и она спросила свою невольницу: — слыхала ли ты это
стихотворение? — Я никогда в жизни не слыхала, чтобы он говорил такие стихи, но пусть себе говорит то,
что говорит, — отвечала невольница.

КОГДА муж Зейн-аль-Мавасиф убедился, что это дело истинное, он начал
продавать все, чем владела его рука, и
сказал в душе: — если я не удалю их
от родины, они никогда не отступятся
от того, что делают. — И он продал все
свои владения и написал поддельное письмо, а потом
он прочитал его своей жене и сказал, что оно пришло
от сыновей его дяди и содержит просьбу, чтобы они с
женой их посетили. — А сколько времени мы у них пробудем? — спросила Зейн-аль-Мавасиф, — и ее муж
сказал: — двенадцать дней, — и она согласилась поехать и спросила: — брать ли мне с собой кого-нибудь
из невольниц? — Возьми Хубуб и Сукуб и оставь здесь
Хутуб, — ответил ее муж, а потом он приготовил для
женщин красивые носилки и собрался уезжать.
И Зейн-аль-Мавасиф послала сказать Масруру: —
если пройдет срок, о котором мы условились, и мы не
вернемся, знай, что муж сделал с нами хитрость, и
придумал для нас ловушку, и отдалил нас друг от друга.
 533

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Не забывай же уверений и клятв, которые между
нами — я боюсь его хитрости и коварства. — И ее
муж приготовился для путешествия, а Зейн-аль-Мава-
сиф стала плакать и рыдать, и не было ей покоя ни ночью, ни днем, и когда ее муж увидел это, он не стал ее
порицать. И, увидев, что ее муж обязательно поедет,
Зейн-аль-Мавасиф собрала свои материи и вещи, и
сложила все это у своей сестры, и рассказала ей обо
всем, что случилось, а потом она попрощалась с нею и
вышла от нее плача. И она вернулась к себе домой и
увидела, что ее муж привел верблюдов и начал накладывать на них тюки, и он приготовил для Зейн-аль-Мавасиф самого лучшего верблюда, и когда Зейн-аль-Ма-
васиф увидела, что разлука с Масруром неизбежна, она
не знала, как поступить. И случилось, что ее муж вышел
по какому-то делу, и тогда она подошла к первой двери
и написала на ней такие стихи... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Зейн-аль-Мавасиф увидела, что ее муж привел
верблюдов, и поняла, что он уезжает, она не знала, как
поступить. И случилось, что ее муж вышел по какому-
то делу, и тогда она подошла к первой двери и написала на ней такие стихи:
 О голубь домашний мой, от нас передай привет
Ты любящего любимым в час расставания.
 Скажи ему, что всегда останусь печальной я
 И буду жалеть о прежней жизни, столь милой нам.
 Любимый мой также ведь все время безумствует
И также по радости минувшей тоскует он.
 Мы в радости провели и счастье немалый срок,
 И близостью наслаждались ночью и днем мы с ним.
 534

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Но только очнулись мы, раздался над нами крик
Разлучника-ворона — вещал о разлуке он.
 Уехали мы, оставив дом наш пустынею.
 О если бы мы жилищ своих не оставили!
 И потом она подошла ко второй двери и написала
на ней такие стихи:
 Аллахом молю, к дверям пришедший, взгляни теперь
На прелесть любимого во тьме и скажи другим,
 Что плачу я, вспомнив близость с ним, и скорблю о ней,
И нету конца слезам, во плаче струящимся.
 И если не стерпишь ты того, чем убита я,
 Покрой эти строки пылью, прахом засыпь их ты.
 Потом поезжай в края востока и запада
 И будь терпелив — Аллах такие судил дела.
 И потом она подошла к третьей двери и написала на
ней такие стихи:
 Потише, Масрур! Когда ты дом посетишь ее,
 Ты к двери, пройди и строки ты прочитай на ней.
 Обет не забудь любви, правдивым ты если был —
 Ведь сколько вкусило женщин горечь и сладость
 дней.
 Аллахом молю, Масрур, ты близость к ней не забудь —
Оставила для тебя ведь радости все она.
 О, плачь о днях близости и дивной усладе их,
 С приходом твоим завесы были отброшены.
 Так странствуй же ты за нами в дальних краях, Масрур,
В моря погружайся их и земли их исходи.
 Далеко ушли теперь сближения вечера,
 Глубокая тьма разлуки свет погасила их.
 Аллах, сохрани былые дни — дивна радость их.
 В прекрасном саду надежд, где рвали мы их цветы!
 Зачем не продлились эти дни, как хотела я!
 Аллах пожелал, чтоб дни, придя, уходили вновь.
 535

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Вернутся ли снова дни, и будем ли вместе мы?
 Я буду верна, и дни исполнят тогда обет.
 И знай, что дела мирские держит в деснице тот,
 Кто чертит в предвечном сроки их на скрижали
 лба.
 А потом она заплакала сильным плачем и вернулась
в дом, плача и рыдая, и стала она вспоминать то, что
прошло, и воскликнула: — слава Аллаху, который судил нам это! — И затем усилилось ее горе из-за разлуки с любимым и оставления родных мест, и она произнесла такие стихи:
 Привет над тобой Аллаха, о опустевший дом!
 Окончили дни в тебе теперь свои радости.
 О голубь домашний мой, ты плача не прекращай
О той, кто луну свою и месяц покинул вновь.
 Потише, Масрур, рыдай, утративши нас теперь;
Лишившись тебя, лишились света глаза мои.
 О, если бы видели глаза твои наш отъезд
И пламя в душе моей все ярче пылавшее!
 То время ты не забудь под тенью густой садов,
 Что вместе нас видели и скрыли завесою.
 И потом Зейн-аль-Мавасиф пошла к своему мужу,
и тот поднял ее на носилки, которые сделал для нее, и
когда Зейн-аль-Мавасиф оказалась на спине верблюда, она произнесла такие стихи:
 Привет над тобой Аллаха, о опустевший дом!
 Как долго сносить в тебе пришлось нам несчастия!
 О если б средь стен твоих порвались дни времена.
 И в пылкой любви моей была бы убита я!
 Скорблю я вдали и изнываю по родине,
 Любимый, не знаю я, что ныне случилося.
 О если бы знать мне, будет ли возвращение
Такое же ясное, как было нам ясно встарь?
 536

И ее муж сказал ей: — о Зейн-аль-Мавасиф, не печалься о разлуке с твоим жилищем — ты вернешься в
него в скором времени, — и принялся успокаивать ее
сердце и уговаривать ее, и потом они двинулись и вые¬
 537

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 хали за город, и поехали по дороге, и поняла Зейн-аль-
Мавасиф, что разлука действительно совершилась, и
показалось ей это тяжким.
 А Масрур при всем этом сидел у себя в доме и размышлял о своем деле и деле своей возлюбленной. И почуяло его сердце разлуку, и он поднялся на ноги в тот же
час и минуту и шел, пока не пришел к ее жилищу, и увидел он, что двери закрыты, и заметил стихи, которые написала Зейн-аль-Мавасиф. И он начал читать надпись на
первой двери и, прочитав ее, упал на землю без чувств, а
очнувшись от обморока, он открыл первую дверь и подошел ко второй двери, и увидел, что написала Зейн-аль-
Мавасиф, и на третьей двери также, и когда он прочитал
все эти надписи, его страсть, тоска и любовь успокоились, и он пошел по ее следам, ускоряя шаги, и нагнал
караван. И он увидел Зейн-аль-Мавасиф в конце каравана, — а ее муж был в начале каравана из-за своих вещей, и, увидев ее, Масрур уцепился за носилки, плача и
горюя от мучения разлуки, и произнес такие стихи:
 Если б знать, за какой нас грех поразили
Стрелы дали и долголетней разлуки!
 Счастье сердца, пришел однажды я к дому —
 А от страсти сильна была моя горесть —
 И увидел, что дом твой пуст и разрушен,
 И в любви горевал своей и стонал я.
 И спросил о желанной я стены дома —
 Куда скрылась, залогом взяв мое сердце?
 И сказали: — оставила она дом свой
И в душе она страсть свою затаила.
 Написала ряд строк она на воротах —
 Поступают так верные среди тварей.
 И когда Зейн-аль-Мавасиф услышала эти стихи,
она поняла, что это Масрур... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 538

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Зейн-аль-Мавасиф, услышав стихи, поняла, что это
Масрур, и заплакала вместе со своими невольницами,
а потом она сказала: — о Масрур, прошу тебя, ради
Аллаха, возвратись назад, чтобы не увидел тебя вместе
со мной мой муж. — И, услышав это, Масрур лишился
чувств. А когда он очнулся, они простились друг с другом, и Масрур произнес такие стихи:
 Кричит об отъезде на заре их погонщик,
 Пред утром, и ветерок несет его голос.
 И вот, оседлав животных, быстро снялись они.
Вперед караван спешит под пенье вожатых.
 И землю благоуханьем со всех сторон обдав,
 Они ускоряют ход по ровной долине.
 Душой овладев моей в любви, они двинулись,
Следами обманут их я был в это утро.
 Соседи! Хотел бы я совсем их не покидать,
 И землю я омочил текущей слезою.
 О сердце! Что сделала, когда далеко они,
 Разлуки рука с душой — того не желал я!
 И Масрур продолжал оставаться вблизи каравана,
плача и рыдая, и Зейн-аль-Мавасиф уговаривала его вернуться раньше утра из опасения позора. И Масрур подошел к носилкам и попрощался с ней еще раз взглядом, и
его покрыло беспамятство на долгое время, а очнувшись,
он увидел, что путники уходят. И он обернулся в их сторону и, вдохнув ветер приязни, произнес нараспев такие
стихи:
 Коль ветер близости ее подует.
 Влюбленный сетует на муки страсти.
 Вот веет на него дыханием утра,
 И он очнулся будто бы на небе.
 539

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 Лежит больной на ложе он недуга
 И плачет кровью слез своих обильных.
 Соседи двинулись, и сердце с ними,
 Меж путников, погонщиком ведомых.
 Клянусь Аллахом, ветер лишь подует,
 Как на глазах к нему я устремляюсь.
 И потом Масрур вернулся к дому в крайней тоске
и увидел, что он лишен кольев, и он покинут любимыми. И Масрур так заплакал, что замочил свою
одежду, и его покрыло беспамятство, и душа его чуть
не вышла из тела, а очнувшись, он произнес такие
два стиха:
 О сжалься, стан, — унижен я, в позоре,
 Худеет тело, и слезы льют струею.
 Подуй на нас их ветра благовонием,
 Чтобы душа больная исцелилась.
 И когда Масрур вернулся домой, он смутился духом
из-за всего этого, и глаза его заплакали, и он пробыл в
таком состоянии десять дней.
 Вот что было с Масруром. Что же касается Зейн-
аль-Мавасиф, то она поняла, что удалась против нее
хитрость, и ее муж ехал с ней в течение десяти дней, а
потом он поселил ее в одном из городов. И Зейн-аль-
Мавасиф написала Масруру письмо и отдала его своей
невольнице Хубуб и сказала ей: — отошли это письмо
Масруру, чтобы он узнал, как удалась против нас хитрость, и как еврей нас обманул. — И невольница взяла
у нее письмо и послала его Масруру, и когда письмо
пришло к нему, дело показалось ему тяжким. И он так
плакал, что замочил землю, и написал письмо и послал
его Зейн-аль-Мавасиф, заключив его такими двумя
стихами:
 540

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Как путь мне найти, скажи, к вратам утешенья.
 Утешиться как тому, кто в огненном жаре?
 Прекрасны как времена, теперь миновавшие!
 О, если б из них могли вернуться мгновенья!
 И когда это письмо дошло до Зейн-аль-Мавасиф,
она взяла его и прочитала и, отдав его своей невольнице Хубуб, сказала ей: — скрывай это дело. — И муж
ее понял, что они обмениваются посланиями, и взял
Зейн-аль-Мавасиф и ее невольницу и проехал с ними
расстояние в двадцать дней пути, а потом он поселился
с ними в одном из городов.

ОТ что было с Зейн-аль-Мавасиф. Что
же касается Масрура, то ему перестал
быть приятен сон, и не поселялся в
нем покой, и не было у него терпения,
и когда он был в таком состоянии, в
какую-то ночь его глаза задремали, и
он увидел во сне, что Зейн-аль-Мавасиф подошла к
нему в саду и начала его обнимать. И он пробудился от
сна, и не увидел ее, и его ум улетел, и смутилось его сердце, и глаза его наполнились слезами, и сердце его охватило крайнее волненье, и он произнес такие стихи:
 Привет той, чей призрак ночью нас посетил во сне,
Тоску взволновав мою и страсть лишь усилив.
 И вот пробудился я от сна, весь взволнованный
Видением призрака, пришедшего в грезах.
 Но будет ли правдой сон о той, кого я люблю
И вылечится ль болезнь любви и недуги?
 То руку она мне даст, то крепко прижмет к груди,
 То речью приятною подаст утешенье.
 542

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Когда же окончились во сне порицания
И слезы мои глаза навеки покрыли,
 Напился я влагой уст ее, и казалась мне
 Прекрасным вином она, как мускус пахучим.
 Дивлюсь я тому, что было в грезах пронесшихся —
Достиг от нее тогда желанной я цели.
 Но вот пробудился я от сна и увидел я,
 Что призрака нет, а есть лишь страсть и волненье.
 И стал как безумный я, когда увидал ее,
 И пьяным я сделался, вина не вкусивши.
 О ветра дыхание, Аллаха молю, доставь
Привет от тоски моей и мира желанье!
 И им ты скажи: — тому, кого вы все знаете,
 Превратность судьбы дала испить чашу смерти.
 И потом он отправился к ее жилищу и не переставал плакать, пока не дошел до него, и он посмотрел на
это место и нашел его опустевшим, и увидел он перед
собой ее блистающий призрак, и показалось ему, что
ее образ стоит перед ним. И загорелись в нем огни и
усилились его печали, и он упал, покрытый беспамятством... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Масрур увидал во сне Зейн-аль-Мавасиф, которая его обнимала, он обрадовался до крайней степени,
а потом он пробудился от сна в пошел к ее дому и увидел, что дом опустел. И усилились его печали, и он
упал, покрытый беспамятством, а очнувшись, он произнес такие стихи:
 Почуял я бана запах и благовонья их
 И с сердцем взволнованным тоскою направился,
 543

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 Со страстью своей борясь, безумный и горестный,
 Ко стану, где прелести любимых уж больше нет:
 Он хворь мне послал разлуки, страсти и горестей,
 И прежнюю дружбу мне напомнил с любимыми.
 А окончив свои стихи, он услышал ворона, который
каркал возле дома, и заплакал и воскликнул: — слава
Аллаху! Каркает ворон лишь над жилищем покинутым! — И затем он начал горевать и вздыхать и произнес такие стихи:
 Над домом любви зачем рыдает так ворон,
 А шар мою внутренность клеймит и сжигает?
 Грустя о том времени, что быстро прошло в любви,
Пропало напрасно сердце в страсти пучинах.
 Я гибну в тоске, и пламя страсти в душе моей,
 И письма пишу, но их никто не доставит.
 О горе! Как изнурен я телом, а милая
 Уехала! Если б знать, вернутся ль те ночи!
 О ветер, когда ее под утро ты посетишь,
 Приветствуй ее и встань у дома с приветом.
 А у Зейн-аль-Мавасиф была сестра по имени На-
сим, и она смотрела на Масрура с высокого места.
И, увидев, что он в таком состоянии, она заплакала и
опечалилась и произнесла такие стихи:
 Доколь приходить ты будешь в стан, чтобы плакать,
 А дом уже с горестью о строившем плачет?
 Ведь были в нем радости, пока не уехали
Жильцы, и сияли в нем блестящие солнца.
 Где луны, которые тогда восходили в нем?
 Превратности свойства их прекрасные стерли.
 Забудь о красавицах, которых любил ты встарь, —
Смотри, не вернутся ль дни опять с ними вместе?
 544

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Не будь тебя, из дому жильцы б не уехали,
 И ворона ты над ним тогда бы не видел.
 И Масрур заплакал сильным плачем, услышав эти
слова и поняв нанизанные стихи. А сестра Зейн-аль-
Мавасиф знала, какова их любовь, страсть, тоска и безумие, и она сказала Масруру: — заклинаю тебя Аллахом, о Масрур, держись вдали от этого жилища, чтобы
не узнал о тебе кто-нибудь и не подумал, что ты приходишь ради меня. Ты заставил уехать мою сестру и хочешь, чтобы я тоже уехала! Ты ведь знаешь, что не
будь тебя, дом бы не лишился обитателей; утешься же
и оставь: что прошло — прошло. — И Масрур, услышав это от ее сестры, заплакал сильным плачем и сказал ей: — о Насим, если бы мог летать, я бы, право, полетел с тоски по ней. Как же мне утешиться? — Нет
для тебя хитрости, кроме терпения, — ответила Насим, и Масрур сказал: — прошу тебя, ради Аллаха, напиши ей от себя и принеси нам ответ, чтобы мое сердце успокоилось и потух бы огонь, который внутри
меня. — С любовью и удовольствием, — ответила Насим, и потом она взяла чернильницу и бумагу, и Масрур начал ей описывать, как сильна его тоска, и как он
борется с муками разлуки, и он говорил:
 — Это письмо со слов безумного, огорченного, бедного, разлученного, к кому не приходит покой ни ночью, ни в час дневной, а напротив, он плачет обильной
слезой. Веки от слез у него разболелись, и горести в
сердце его разгорелись, печаль его продлилась, и волненье его участилось, как у птицы, что дружка лишилась, и быстро гибель к нему устремилась. О как в разлуке с тобой я страдаю, о как о дружбе твоей я вздыхаю! Измучило тело мое похуданье и ливнем лью
слезы я от страданья. И в горах и в равнинах теперь
мне тесно, и скажу я от крайней тоски по прелестной:
 545

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 Тоска моя по их домам осталась,
 И страсть к их обитателям все больше.
 И послал я вам повесть долгую о любви моей,
 И чашу страсти дал мне выпить кравчий.
 По отъезде вашем, когда вдали живете вы,
 Проливают веки потоки слез обильных.
 Вожак верблюдов, к становищу ты сверни —
 Ведь все сильней пылает мое сердце.
 Привет ты мой передай любимой, и ей скажи:
 — Одни уста твои его излечат.
 Погубил его, разлучив с любимой, жестокий рок
И в сердце он метнул стрелу разлуки.
 Передай ты им, что сильна любовь и тоска моя
И разлука с ней, и нет мне утешенья.
 И клянусь я вам, — моей страстию поклянусь я вам.
 Что верен буду клятвам и обетам.
 Ни к кому не склонен, и страсти к вам не забыл ведь я.
 И как утешится влюбленный страстно?
 От меня привет и желанье мира я шлю теперь,
 И с мускусом он смешан на бумаге.
 И удивилась сестра ее Насим красноречью языка
Масрура, его прекрасным свойствам и нежности его
стихов и сжалилась над ним. Она запечатала письмо
благоуханным мускусом, окурила его неддом и амброй
и доставила его одному из купцов и сказала ему: — не
отдавай этого никому, кроме моей сестры или ее невольницы Хубуб, — и купец сказал: — с любовью и
охотой! — И когда письмо дошло до аль-Мавасиф, она
поняла, что оно продиктовано Масруром, и узнала в
нем его душу по тонкости его свойств. И она поцеловала письмо и приложила его к глазам и пролила из-под
век слезы и плакала до тех пор, пока ее не покрыло
беспамятство, а очнувшись, она потребовала чернильницу и бумагу и написала Масруру ответ на письмо, и,
 546

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 описав свою тоску, страсть и волненье и то, как ее влечет к любимым, она пожаловалась ему на свое состояние и на поразившую ее любовь к нему... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Зейн-аль-Мавасиф написала Масруру ответ на письмо
и говорила в нем: — это письмо моему господину и
владыке моего рабства, и моему повелителю, тайн
моих и признаний властителю. А затем: взволновало
меня бденье и усилилось размышленье; вдали от тебя
для стойкости места нет, о ты, чья краса затмит солнца
и луны свет! Тоска меня истомила и страсть меня погубила, да и как мне не быть такою, когда я — в числе
погибающих. О краса здешнего мира и украшение
жизни, могут ли тому, чьи прервались дыхания, быть
приятны возлияния? Ведь не с живыми он, и не с мертвыми. — И затем она произнесла такие стихи:
 Письмо твое, о Масрур, желанья усилило.
 Аллахом клянусь, забыть, утешиться не могу.
 Лишь почерк твой увидала, — члены в тоске мои,
 И влагой обильных слез я жажду лишь утолю.
 Будь птицей я, я б взлетела тотчас во тьме ночной.
 Ни манна, ни перепел теперь не приятны мне.
 Запретна мне жизнь теперь, когда удалились вы,
 И пламя разлуки я не в силах переносить.
 И затем она посыпала письмо тертым мускусом и
амброй и запечатала его, и отослала с одним из купцов, и сказала ему: — не отдавай его никому, кроме
моей сестры Насим. — И когда письмо дошло до ее сестры Насим, она доставила его Масруру, и Масрур по¬
 547

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 целовал письмо и приложил его к глазам и так заплакал, что его покрыло беспамятство.
 Вот что было с этими. Что же касается до мужа
Зейн-аль-Мавасиф, то, когда он догадался об их переписке, он стал ездить со своей женой и ее невольницей
с места на место, и Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: —
слава Аллаху! Куда ты с нами едешь и удаляешь нас от
родины? — Я не остановлюсь, пока не проеду с вами
год пути, чтобы не достигали вас послания от
Масрура, — ответил ее муж. — Я посмотрю, как вы
будете брать мои деньги и отдавать их Масруру, и все,
что у меня пропало, я возьму от вас, и я посмотрю, поможет ли вам Масрур и сможет ли он освободить вас
из моих рук! — И потом он пошел к кузнецу и сделал
для женщин три железные цепи. Он принес цепи к
ним и снял с них их шелковые одежды и одел их в
одежды из волоса и стал окуривать их серой, а потом
он привел к женщинам кузнеца и сказал ему: — наложи цепи на ноги этих невольниц. — И первою он подвел Зейн-аль-Мавасиф, и когда кузнец увидел ее, его
рассудительность исчезла, и он укусил себе пальцы, и
ум улетел у него из головы, и усилилась его страсть. —
Каков грех этих невольниц? — спросил он еврея, и тот
сказал: — это мои рабыни, они украли у меня деньги и
убежали от меня. — Да обманет Аллах твое предположение! — воскликнул кузнец. — Клянусь Аллахом,
если бы эта девушка была у кадия кадиев и совершала
бы каждый день тысячу проступков, он бы не взыскивал с нее! Да к тому же на ней невидно признаков воровства, и ты не можешь надеть ей на ноги железо. —
И он стал просить еврея не надевать на нее цепей и
принялся его упрашивать, чтобы он ее не заковывал, и
когда Зейн-аль-Мавасиф увидела кузнеца, который
просил за нее еврея, она сказала: — прошу тебя, ради
Аллаха, не выводи меня к этому чужому мужчине. —
 548

А как же ты выходила к Масруру? — спросил ее еврей, и она не дала ему ответа. И еврей принял ходатайство кузнеца и наложил ей на ноги маленькую цепь, а
невольниц заковал в тяжелые цепи. А тело Зейн-аль-
 549

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 Мавасиф было мягкое и не выносило жесткого, и она
со своими невольницами была все время одета во власяницу, ночью и днем, так что у них похудело тело и
изменился цвет лица. Что же касается кузнеца, то в его
сердце запала великая любовь к Зейн-аль-Мавасиф, и
он отправился в свое жилище в величайшей горести и
начал говорить такие стихи:
 Отсохни твоя рука, кузнец! Заковала ведь
И жилы она и ноги цепью тяжелою.
 Сковал ты цепями ноги нежной владычицы,
 Что в людях сотворена, как чудо чудесное.
 Коль был бы ты справедлив, браслетов бы не было
Железных на ней — ведь прежде были из золота.
 Когда б увидал ее красу кадий кадиев,
 Он сжалился бы и место дал бы на кресле ей.
 А кадий кадиев проходил мимо дома кузнеца, когда
тот говорил нараспев эти стихи, и он послал за ним, и
когда кузнец явился, спросил его: — о кузнец, кто та,
чье имя ты произносишь и к кому твое сердце охвачено любовью? — и кузнец встал и поднялся на ноги перед кади и поцеловал ему руки и воскликнул: — да
продлит Аллах дни нашего владыки кади и да расширит его жизнь! Это девушка, и ее качества — такие-то
и такие-то. — И он принялся описывать кади девушку
и ее красоту, прелесть, стройность и соразмерность,
изящество и совершенства — ее прекрасное лицо,
тонкий стан и тяжелый зад, а потом он рассказал ему,
что она в унижении и в заключении — закована в
цепи и получает мало пищи. И кади сказал: — о кузнец, укажи ей к нам дорогу и приведи ее к нам, чтобы
мы взяли за нее должное. Эта невольница привязана к
твоей шее, и если ты не укажешь ей путь к нам, Аллах
воздаст тебе в день воскресенья. — И кузнец сказал: —
 550

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 слушаю и повинуюсь! — ив тот же час и минуту направился к дому Зейн-аль-Мавасиф, и нашел ворота запертыми и услышал нежную речь, исходившую из печального сердца, — это Зейн-аль-Мавасиф говорила в ту
пору такие стихи:
 Была я на родине и вместе с любимыми,
 И милый мне наполнял любовию кубки.
 Ходили они меж нами с радостью, милой нам, —
 В тот миг не смущали нас ни утро, ни вечер.
 Тогда проводили дни, что нас оживляли, мы —
 И чаша, и лютня, и канун веселили.
 Но рок и превратности судьбы разлучили нас —
Любимый ушел, и время дружбы исчезло,
 О, если бы ворона разлуки прогнать от нас,
 О, если б заря любви, сближения блеснула!
 И когда кузнец услышал эти нанизанные стихи, он
заплакал слезами, точно слезы облаков, и постучал в
ворота. — Кто у ворот? — спросили женщины, и он
ответил: — я, кузнец, — и рассказал им о том, что говорил кади, и передал, что он хочет, чтобы они явились
к нему и подняли перед ним дело и желает получить
для них должное... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
кузнец передал Зейн-аль-Мавасиф слова кади и рассказал, что он хочет, чтобы они явились к нему и подняли перед ним дело, и он отомстит за них их обидчику
и возьмет для них должное, и Зейн-аль-Мавасиф сказала кузнецу: — как же мы пойдем к нему, когда ворота заперты, и у нас на ногах цепи, а ключи — у еврея. —
 551

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 Я сделаю к замкам ключи и отомкну ими ворота и
цепи, — ответил кузнец, и Зейн-аль-Мавасиф сказала: — а кто покажет нам дом кади? — Я опишу его
вам, — сказал кузнец. — А как же мы пойдем к кади,
когда мы одеты в одежды из волоса, обкуренные серой? — сказала Зейн-аль-Мавасиф, и кузнец ответил: —
кади не осудит вас за то, что вы в таком виде. — И потом кузнец, в тот же час и минуту, подошел и сделал
ключи для замков, а затем он отомкнул ворота и отомкнул цепи и, сняв их с ног женщин, вывел их и показал
им дорогу к дому кади. А потом невольница Хубуб сняла со своей госпожи бывшие на ней волосяные одежды, пошла с нею в баню и вымыла ее и одела в шелковые одежды, и вернулся к ней прежний цвет лица, и, в
довершение счастья, ее муж был на пиру у кого-то из купцов. И Зейн-аль-Мавасиф украсилась лучшими украшениями и пошла к дому кади, и когда кади увидел ее,
он поднялся на ноги, и девушка приветствовала его нежной речью и сладостными словами, пуская в него в то
же время стрелы взоров. — Да продлит Аллах жизнь
владыки нашего кади и да укрепит им тяжущегося! —
сказала она, а потом она рассказала кади о делах кузнеца, который совершил с ней поступки благородных,
и о том, какие еврей причинил ей мучения, ошеломляющие ум. И она рассказала кади, что усилилась над
ними опасность гибели, и не находят они себе освобождения, и кади спросил: — о девушка, как твое
имя? — Мое имя Зейн-аль-Мавасиф, а имя этой моей
невольницы — Хубуб, — ответила девушка, и кади
воскликнул: — твое имя подходит к именуемому, и его
звук соответствует его смыслу! — И Зейн-аль-Мавасиф улыбнулась и закутала лицо, и кади сказал ей: — о
Зейн-аль-Мавасиф, есть у тебя муж или нет? — Нет у
меня мужа, — ответила девушка, и кади спросил: — а
какой ты веры? — Моя вера — вера ислама и религия
 552

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 лучшего из людей, — ответила девушка. — Поклянись божественным законом, содержащим знаменья и
назидания, что ты исповедуешь веру лучшего из людей, — сказал кади. И девушка поклялась ему и произнесла исповедание. И тогда кади спросил: — как прошла твоя юность с этим евреем? — Знай, о кади, — да
продлит Аллах твои дни в удовлетворении, да приведет
тебя к желанному и да завершит твои дела благими деяниями! — сказала Зейн-аль-Мавасиф, — что мой
отец оставил мне после своей кончины пятнадцать тысяч динаров и вложил их в руки этого еврея, чтобы он
на них торговал, и прибыль должна была делиться
между ним и нами, а капитал — быть неприкосновенным по установлению божественного закона. И когда
мой отец умер, еврей пожелал меня и потребовал меня
у моей матери, чтобы на мне жениться, но моя мать
сказала ему: — как я ее выведу из ее веры и сделаю ее
еврейкой! Клянусь Аллахом, я сообщу о тебе власти! —
И еврей испугался ее слов и взял деньги и убежал в город Аден, и когда мы услышали, что он в городе Адене,
мы приехали туда его искать, и когда мы встретились с
ним в этом городе, он сказал нам, что он торгует разными товарами и покупает товар за товаром, и мы поверили. И он до тех пор нас обманывал, пока не заточил нас и не заковал в цепи, и он нас пытал сильнейшими пытками, а мы — чужестранки и нет нам
помощника, кроме великого Аллаха и владыки нашего,
кади. — И когда кади услышал эту историю, он спросил невольницу Хубуб: — это твоя госпожа, и вы чужестранки, и у нее нет мужа? — Хубуб ответила: —
да, — и тогда кади воскликнул: — жени меня на ней, и
для меня обязательно освобождение раба, пост, паломничество и подаяние, если я не получу для вас должного от этого пса после того, как воздам ему за то,
что он сделал! — И Хубуб ответила: — внимание тебе
 553

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 и повиновение! —и кади сказал: —иди, успокой свое
сердце и сердце твоей госпожи, а завтра, если захочет
великий Аллах, я пошлю за этим нечестивцем и возьму
с него для вас должное, и ты увидишь чудеса при его
пытке. — И девушка пожелала ему блага и ушла от
него, оставив его в горе, безумии, тоске и страсти, и
когда Хубуб со своей госпожой ушли от него, они
спросили, где дом второго кади, и им показали его. И, придя ко второму кади, они сообщили ему то же самое, и
третьему, и четвертому тоже, так что Зейн-аль-Мава-
сиф доложила о своем деле всем четырем судьям, и
каждый из них просил ее выйти за него замуж, и она
говорила: — хорошо! — и ни один из них не знал про
другого. И каждый кади желал ее, а еврей не знал ни о
чем из этого, так как он был в доме, где шел пир.
 А когда наступило утро, невольница Зейн-аль-Ма-
васиф поднялась и одела ее в платье из прекраснейших одежд и вошла с нею к четырем кадиям в помещение суда, и, увидев, что судьи находятся там, Зейн-аль-
Мавасиф обнажила лицо, подняла покрывало и
приветствовала их, и судьи возвратили ей приветствие, и каждый из них узнал ее. А кто-то из судей писал, и калам выпал у него из руки, и кто-то разговаривал, и язык его стал заплетаться, а кто-то из них считал, и ошибся в счете. И судьи сказали девушке: — о
прекрасная качествами и редкая по красоте, пусть будет твое сердце вполне спокойно! Мы непременно получим для тебя должное и приведем тебя к тому, что ты
хочешь, — и она пожелала им блага, а потом попрощалась с ними и ушла... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
судьи сказали Зейн-аль-Мавасиф: — о прекрасная ка¬
 554

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 чествами и редкая по красоте, пусть будет твое сердце
вполне спокойным об исполнении твоей нужды и достижении желаемого, — и она пожелала им блага, а потом попрощалась с ними и ушла. А еврей при всем
этом был у своих друзей на пиру и ничего не знал. И Зейн-
аль-Мавасиф стала взывать к вершителям законов и
обладателям перьев о защите против этого подозрительного нечестивца и освобождения от болезненных
пыток и заплакала и произнесла такие стихи:
 О глаз мой, слезы, как потоп, пролей ты —
 От слез, быть может, печаль моя погаснет.
 Я носила раньше прекрасный шелк, весь вышитый,
Теперь ношу одежду я монахов.
 Благовоньем серы окурены моя платья все —
 Оно несходно с недл,ой и рейханой.
 И если бы, Масрур, узнал, что с нами, ты,
 То срам наш и позор не допустил бы.
 Хубуб в цепях железных ныне пленница
Того, что в бога-судию не верит.
 А я отвергла и жизнь евреев, и веру их,
 И ныне верю высшею я верой.
 Мусульманкою пред прощающим я простерлась ниц
И следую Мухаммеда закону.
 Масрур, любовь ты нашу не забудь вовек,
 Храни ты клятвы верно и обеты.
 Я сменила веру, любя тебя, и, поистине,
 От крайней страсти любовь мою скрываю.
 Спеши же к нам, коль дружбу к нам ты сохранил.
 Как благородный, и в пути не медли!
 И затем она написала письмо, в котором заключалось все то, что сделал с нею еврей, от начала до конца,
и начертала в письме эти стихи, а потом она свернула
письмо и подала его своей невольнице Хубуб и сказа¬
 555

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 ла: — храни это письмо у себя за пазухой, пока мы не
отошлем его Масруру. — И когда это было так, вдруг
вошел к ним еврей и увидал, что они радуются. — Что
это вы, я вижу, радуетесь? Разве пришло к вам письмо
от вашего друга Масрура? — спросил он, и Зейн-аль-
Мавасиф сказала ему: — у нас нет помощника против
тебя, кроме Аллаха, великого, славного, и это он избавит нас от твоего притесненья. Если ты не воротишь
нас в наши страны и на родину, мы завтра будем судиться с тобой у правителя этого города и его судьи. —
А кто снял цепи с ваших ног? — спросил еврей. —
Я обязательно сделаю для каждой из вас цепь в десять
ритлей и обойду с вами вокруг города. — Ты сам попадешь во все, что ты для нас задумал, если захочет Аллах великий, — сказала Хубуб, — а также пострадаешь и за то, что ты удалил нас от родины. Завтра мы с
тобой будем стоять перед правителем этого города. —
И так продолжалось до утра, а потом еврей поднялся и
пошел к кузнецу, чтобы сделать для женщин цепи, и
тогда Зейн-аль-Мавасиф поднялась со своими невольницами и пошла к дому суда и вошла в него. Она увидела кадиев и приветствовала их, и все кадии возвратили
ей приветствие, и потом кадий кадиев сказал тем, что
были вокруг него: — это женщина блестяще-прекрасная, и всякий, кто ее видит, в нее влюбляется и смиряется перед ее красотой и прелестью. — И потом кади
послал с нею четырех посланцев — а они были из шерифов — и сказал им: — приведите ее обидчика в
наихудшем состоянии.

ОТ что было с нею. Что же касается
еврея, то он сделал для женщин цепи и
отправился в свое жилище, но не нашел их там и растерялся. И когда это
было так, посланные вдруг вцепились
в него и начали его бить жестоким
боем и тащили его, волоча на лице, пока не пришли с
ним к кади. И, увидав его, кади закричал ему в лицо и
сказал: — горе тебе, о враг Аллаха! Разве дошло твое
дело до того, что ты сделал то, что сделал, и удалил этих
женщин от их родины и украл их деньги и хочешь сделать их еврейками. Как это ты хочешь превратить мусульман в неверных? — О владыка, это моя жена, —
сказал еврей, и когда кадии услышали от него эти слова, они все закричали и сказали: — киньте этого пса
на землю и колотите его по лицу сандалиями! Бейте
его болезненным боем, ибо его грех не прощается. —
И с еврея сняли его шелковую одежду и надели на него
волосяную одежду Зейн-аль-Мавасиф, и его кинули на
землю, выщипали ему бороду и больно побили его по
 557

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 лицу сандалиями, а потом его посадили на осла, лицом
к заду, и вложили хвост осла ему в руки, и его возили
вокруг города, пока не обошли с ним весь город. А потом с ним вернулись к кади, и он был в великом унижении, и четверо кадиев присудили его к отсечению рук
и ног и распятию. И проклятый оторопел от таких
слов, и его разум исчез, и он воскликнул: — о господа
судьи, чего вы от меня хотите? — и судьи отвечали: —
скажи: эта женщина — не моя жена, и деньги — ее
деньги, и я совершил над ней преступленье и разлучил ее
с родиной. — И еврей признал это, и об его признанье
написали свидетельство, и, отобрав от него деньги, отдали их Зейн-аль-Мавасиф и дали ей свидетельство, и
она ушла, и всякий, кто видел ее красоту и прелесть,
смущался умом, и каждый из кадиев думал, что ее дело
приведет ее к нему.
 И когда Зейн-аль-Мавасиф пришла к своему жилищу, она собрала для себя все, что ей было нужно, и подождала, пока пришла ночь, и тогда она взяла то, что
легко нести и дорого ценою, и пошла со своими невольницами во мраке ночи. И она шла не переставая в
течение трех дней пути с их ночами, и вот то, что было
с Зейн-аль-Мавасиф.
 Что же касается кадиев, то после ухода Зейн-аль-
Мавасиф, они приказали заточить ее мужа, еврея... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ ШЕСТИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
кадии приказали заточить еврея, мужа Зейн-аль-Ма-
васиф, а когда наступило утро, кадии и свидетели стали ждать, что Зейн-аль-Мавасиф к ним придет, но она
 558

не пришла ни к одному из них. И тогда кади, к которому она пришла сначала, сказал: — я хочу сегодня прогуляться за городом — у меня есть там дело. — И он
сел на своего мула, взял с собой слугу и начал объез¬
 559

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 жать переулки города вдоль и поперек и искать Зейн-
аль-Мавасиф, но не напал на слух о ней, и когда он так
ездил, он вдруг увидел, что и остальные кадии разъезжают по городу, и каждый из них думал, что Зейн-аль-
Мавасиф ни с кем, кроме него, не условилась. И первый кади спросил, почему они выехали и разъезжают
по переулкам города, и они рассказали ему о своем
деле, и увидел он, что их состояние подобно его состоянию и их вопросы подобны его вопросам. И они все
стали искать Зейн-аль-Мавасиф, но не напали на слух
о ней, и каждый из них уехал домой больной, и они
легли на ложе изнеможения. А потом кадий кадиев
вспомнил о кузнеце и послал за ним, и когда кузнец
предстал меж его руками, спросил его: — о кузнец,
знаешь ли ты что-нибудь о делах девушки, которой ты
указал на нас? Клянусь Аллахом, если ты не осведомишь меня о ней, я побью тебя бичами! — И кузнец,
услышав слова кади, произнес такие стихи:
 Поистине, та, что мной владеет теперь в любви,
Красой овладела всей, другим не оставив!
 Глядит, как газель, и пахнет амброй, и солнце нам
Являет; течет, как пруд, и гнется, как ветка.
 А потом кузнец воскликнул: — клянусь Аллахом, о
владыка мой, с тех пор как она удалилась от благородного присутствия, мой глаз ни разу ее не видел. А она овладела моим сердцем и разумом, и о ней мой разговор и
моя забота, и я пошел в ее жилище, и не нашел ее, и не
увидел никого, кто бы мне рассказал о ней, как будто она
погрузилась в пучину вод или ее унесло на небо.
 И когда кади услышал его слова, он вскрикнул криком, от которого чуть не вышла его душа, и воскликнул: — клянусь Аллахом, не было нам надобности видеть ее! — И кузнец ушел, а кади свалился на постель
 560

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 и впал из-за девушки в изнеможение, и свидетели, и
остальные кадии тоже, и стали ходить к ним врачи, но
не было у них болезни, для которой нужен лекарь.
А потом именитые люди пришли к первому кади и
приветствовали его и стали его расспрашивать, что с
ним, и кади вздохнул и открыл то, что было у него в
душе, и произнес такие стихи:
 Довольно упреков, хватит боли с меня моей:
 Просите за кадия, людьми управлявшего!
 Кто раньше меня корил за страсть, пусть простит меня,
И пусть не бранит, — убитым страстью упрека нет.
 Был кадием я, и рок мне счастие приносил
 На всех должностях, и подпись ставил каламом я.
 Но вот я сражен стрелой — и нет для нее врача —
 Из глаз дивной девушки, пришедшей, чтобы кровь
 пролить.
 Ей равной средь мусульманок нет, что приходят к нам
С обидой, в устах ее сверкает жемчужин ряд.
 Взглянул я в лицо прекрасной, и показала мне
 Она круг луны, взошедшей средь темноты ночной,
 И лик светлый свой, и уст улыбку чудесную
Покрыла краса ее от ног до темени.
 Аллахом клянусь, мой глаз не видел подобной ей
Средь всех, что арабом создан и неарабом был.
 Прекрасное обещала мне эта девушка
 И молвила: — обещав, исполню, о кади, я!
 Вот сан мой, и вот чем был испытан, узнайте, я.
 Не спрашивайте ж, в чем горе, люди разумные!
 А произнеся эти стихи, кади заплакал сильным плачем, и потом он издал единый вопль, и дух его расстался с телом. И когда пришедшие увидели это, они вымыли его, завернули в саван, помолились над ним и похоронили его, и написали на его могиле такие стихи:
 561

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 Собрались свойства влюбленных всех в душе того,
 Кто в могилу слег, умерщвленный злобой любимого.
 Был прежде он судьею среди тварей всех,
 Перо его тюрьмою было мечу в ножнах.
 И свершила суд свой над ним любовь — мы не видели,
Чтоб владыка прежде унизился пред рабом своим.
 И потом они сказали: — да помилует его Аллах! —
и ушли ко второму кади вместе с врачом, но не нашли
у него повреждения или боли, для которой был бы нужен врач. И они спросили, что с ним и чем занят его
ум, и кади осведомил их о своем деле, и они стали бранить и порицать его за такое состояние, и он ответил
им, произнеся нараспев такие стихи:
 Беда моя в ней: хулить меня не надо —
 Из рук стрелка я поражен стрелою.
 Ко мне невольница Хубуб явилась,
 Что дни судьбы считает год за годом,
 И с нею девочка, черты которой
Прекраснее луны во мраке ночи.
 Красу свою нам, жалуясь, явила
Она, и слезы глаз лились струею.
 Слова ее услышал, и взглянул я,
 И заболел от уст ее улыбки.
 Ушла с душой моей она — куда же?
 А я остался, как любви заложник.
 Вот моя повесть — сжальтесь надо мною
И моего слугу судьей назначьте.
 И потом он издал вопль, и душа его рассталась с телом, и его обрядили и похоронили и сказали: — да помилует его Аллах! — и отправились к третьему кади и
увидели, что он болен, и с ним случилось то же, что
случилось со вторым. И с четвертым было то же самое,
 562

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 и они увидели, что все судьи больны от любви к Зейн-
аль-Мавасиф, и свидетелей они тоже нашли больными
от любви к ней, ибо всякий, кто ее видел, умирал от
любви, а если не умирал, то жил, борясь с волненьями
страсти... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
именитые жители города нашли всех судей и свидетелей больными от любви к Зейн-аль-Мавасиф, ибо всякий, кто ее видел, умирал от увлеченья ею, а если не
умирал, то жил, борясь с волненьем страсти из-за
сильной любви к ней, да помилует их всех Аллах!
 Вот что было с ними. Что же касается Зейн-аль-Мавасиф, то она ехала, ускоряя ход, в течение нескольких
дней, пока не проехала далекого расстояния. И случилось, что она выехала со своими невольницами и проезжала по дороге мимо монастыря, а в этом монастыре
был великий монах по имени Данис, у которого было
сорок патрициев. И, увидев красоту Зейн-аль-Мавасиф, он вышел к ней и пригласил ее и сказал: — отдохните у нас десять дней, а потом поезжайте, — и девушка остановилась со своими невольницами в этом монастыре. И когда она там остановилась и Данис увидел ее
красоту и прелесть, его вера испортилась, и он пленился ею и стал посылать к ней с просьбами патрициев
одного за другим, чтобы подружиться с нею, и каждый, кого он посылал, впадал в любовь к ней и соблазнял ее, а она извинялась и отказывалась. И Данис все
посылал к ней одного за другим, пока не послал к ней
сорок патрициев, и каждый из них, увидав ее, привязывался к ней любовью и усиленно ее уговаривал и соблазнял, не называя ей имени Даниса, а она отказыва¬
 563

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ
 лась и отвечала им самыми грубыми словами. И когда
истощилось терпение Даниса и усилилась его страсть,
он сказал про себя: — говорит сказавший поговорку: —
почешет мне тело только мой ноготь и не побегут для
дел моих ничьи, кроме моих, ноги, — а затем он поднялся на ноги и приготовил роскошное кушанье и понес его и поставил перед Зейн-аль-Мавасиф (а было
это в девятый день из тех десяти, которые Зейн-аль-
Мавасиф уговорилась провести у Даниса для отдыха).
И, поставив перед ней кушанье, монах сказал: — пожалуй во имя бога — лучшая пища — та, что нам досталась, — и девушка протянула руку со словами: — во
имя Аллаха, милостивого, милосердого! — и стала
есть со своими невольницами. А когда она кончила
есть, монах сказал ей: — о госпожа, я хочу сказать тебе
стихи. — Говори, — молвила девушка, и Данис произнес такие стихи:
 Пленила ты сердце мне ланитой и взором,
 О страсти к тебе гласит и стих мой и проза.
 Ты бросишь ли страстию к тебе изнуренного?
 С любовью борюсь своей и в сонных я грезах.
 Меня ты не оставляй безумный, поверженным,
Забыл я и монастырь и жизни услады.
 О нежная ветвь! В любви дозволила кровь пролить
Мою! Пожалей меня и жалобам внемли.
 И, услышав эти стихи, Зейн-аль-Мавасиф ответила
на его стихотворение таким двустишием:
 О жаждущий близости, не льстись ты надеждою,
Вопросы, о человек, ко мне прекрати свои!
 И душу не распаляй на то, чем владеть вовек
 Не будешь, — ведь к жадности близки опасения.
 564

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 И Данис, услышав ее стихи, вернулся в свою келью, задумчивый, не зная, как поступить в деле этой
девушки, и он провел эту ночь в наихудшем состоянии. А когда опустилась ночь, Зейн-аль-Мавасиф
встала и сказала своим невольницам: — пойдемте,
нам не справиться с сорока человеками из монахов,
когда каждый из них соблазняет меня. — И невольницы ответили: — с любовью и охотой! — И затем
они сели на своих коней и выехали из ворот монастыря... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь,
что Зейн-аль-Мавасиф со своими невольницами выехала из монастыря ночью, и они ехали не переставая и вдруг увидели шедший караван. И они вмешались в караван, и вдруг оказалось, что это караван из
города Адена, где была Зейн-аль-Мавасиф, и она услышала, что люди в караване разговаривают о происшествии с Зейн-аль-Мавасиф и говорят, что кадии
и свидетели умерли от любви к ней, и жители города
назначили других кадиев и свидетелей и выпустили
мужа Зейн-аль-Мавасиф из тюрьмы. И Зейн-аль-Ма-
васиф, услышав эти речи, обратилась к своим невольницам и спросила свою рабыню Хубуб: — разве
ты не слышишь эти речи? — и Хубуб ответила: —
если монахи, которые веруют, что опасаться женщин — благочестиво, пленились любовью к тебе, то
каково же положение кадиев, которые веруют, что
нет монашества в исламе! Но будем идти на родину,
пока наше дело остается скрытым. — И они пошли,
силясь идти скорее, и вот то, что было с Зейн-аль-
Мавасиф и ее невольницами.
 565

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 Что же касается монахов, то, когда наступило утро,
они пришли к Зейн-аль-Мавасиф для приветствия, но
увидели, что ее место пусто, и схватила их болезнь во
внутренностях их. И первый монах разодрал свою
одежду и начал говорить такие стихи:
 О други, ко мне скорей придите! Поистине
 Расстаться я с вами должен скоро, покинуть вас!
 Душа моя вся полна страданьями от любви,
 А в сердце таятся вздохи страсти смертельные
 По девушке, что пришла и наш посетила край —
 С ней месяц, на небеса всходящий, сравняется.
 Ушла она и меня убитым оставила.
 Стрелою поверженным, что смерть принесла, разя.
 А потом второй монах произнес такие стихи:
 Ушедшие с душой моей, смягчитесь же
 Над бедным вы и, сжалившись, вернитесь вновь.
 Ушли они, и ушел мой отдых с уходом их.
 Далеко они, но речей их сладость в ушах моих.
 Вдали они, и вдали их стан. О если бы
 Они сжалились и во сне хотя бы вернулись к нам!
 Они сердце взяли, уйдя, мое, и всего меня
В слезах, потоком льющихся, оставили.
 А потом третий монах произнес такие стихи:
 Рисует ваш образ и глаза, и душа, и слух,
 И сердце мое — приют для вас, как и все во мне.
 И слово о вас приятней меда в устах моих —
 Течет оно, как течет мой дух в глубине груди.
 И тонким, как зубочистка, вы меня сделали
От мук, и в пучине слез от страсти потоплен я.
 О дайте увидеть вас во сне! Ведь, быть может, вы
Ланитам моим дадите отдых от боли слез.
 566

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 А потом четвертый монах произнес такие два стиха:
 Онемел язык — о тебе скажу немного:
 Любовь — причина хвори и страданий:
 О полная луна, чье место в небе,
 Сильна к тебе любовь моя, безумна!
 А потом пятый монах произнес такие стихи:
 Люблю я луну, что нежна и стройна, и стан ее
 тонок — в беде он скорбит.
Слюна ее схожа со влагой вина, и зад ее тяжкий
 людей веселит.
 Любовью душа моя к ней сожжена, влюбленный
 средь мрака ночного убит.
Слеза на щеке, точно яхонт, красна, и льется она
точно дождь вдоль ланит.
 А потом шестой монах произнес такие стихи:
 Губящая в любви к себе разлукою,
 О бана ветвь, светило счастья взошло твое!
 На грусть мою и страсть тебе я жалуюсь,
 О жгущая огнями роз щеки своей!
 В тебя влюбленный набожность обманет ли
И забудет ли поясной поклон и паденья ниц?
 А потом седьмой монах произнес такие стихи:
 Заточил он душу, а слезы глаз он выпустил.
 Обновил он страсть, а терпение разорвал мое.
 О чертами сладкий! Как горько мне расстаться с ним.
При встрече он разит стрелою душу мне.
 Хулитель, прекрати, забудь минувшее —
 В делах любви тебе, ты знаешь, веры нет.
 567

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ
 И остальные патриции и монахи тоже все плакали и
произносили стихи, а что касается их старшего, Даниса, то усилился его плач и завыванья, но не находил он
пути к сближению с ней. А потом он произнес нараспев такие стихи:
 Терпенья лишился я, ушли когда милые,
 Покинула меня ты, надежда, мечта моя,
 Погонщик верблюдов, будь помягче с их серыми —
Быть может, пожалуют они возвращение.
 Суров к моим векам сон в разлуки день сделался,
 И горе я обновил, а радость покинул я.
 Аллаху я жалуюсь на то, что в любви терплю, —
 Она изнурила тело, силу похитила.
 И когда монахи потеряли надежду увидеть Зейн-
аль-Мавасиф, их мнение сошлось на том, чтобы изобразить у себя ее образ, и они согласились в этом и
жили, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений.

ОТ что было с этими монахами, обитателями монастыря; что же касается Зейн-аль-Мавасиф, то она ехала,
направляясь к своему возлюбленному, Масруру, и продолжала ехать,
пока не достигла своего жилища. И она
отперла ворота и вошла в дом, а затем она послала к
своей сестре Насим, и когда ее сестра услышала о ее
прибытии, она обрадовалась сильной радостью и
принесла ей ковры и дорогие материи. И потом она
убрала ей дом и одела ее и опустила занавески на
дверях, и разожгла алоэ, недд, амбру и благовонный
мускус, так что дом пропитался их запахами и стал
великолепнее всего, что бывает, а затем Зейн-аль-
Мавасиф надела свои роскошнейшие материи и украсилась лучшими украшениями, и все это происходило, и Масрур не знал о ее приезде, а напротив, был
в сильной заботе и печали, больше которой нет... и
Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 569

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Зейн-аль-Мавасиф вошла в свой дом, ее сестра
принесла ей ковры и материи и постлала для нее и одела ее в роскошнейшие одежды, и все это происходило,
и Масрур не знал о ее прибытии, а напротив, был в
сильной заботе и печали, больше которой нет. И Зейн-
аль-Мавасиф села и начала разговаривать с невольницами, которые остались и не поехали с ней, и рассказала им обо всем, что с ней случилось, от начала до
конца, а потом она обратилась к Хубуб и, дав ей денег,
приказала ей сходить и принести чего-нибудь поесть
ей и ее невольницам. И Хубуб пошла и принесла то,
что Зейн-аль-Мавасиф потребовала из еды и питья, и
когда они кончили есть и пить, Зейн-аль-Мавасиф
приказала Хубуб пойти к Масруру и посмотреть, где
он, и взглянуть, каковы его обстоятельства. А Масрур — он не успокаивался в покое, и не была для
него возможна стойкость, и когда увеличилось над
ним волненье и страсть, и любовь, и увлеченье, он
стал утешать себя произнесением стихов и ходил к
ее дому и целовал стену. И случилось, что он пошел
на место прощанья и произнес такое дивное стихотворение:
 Хоть таил я то, что пришлось снести мне, но явно все,
 И сменило око усладу сна на бессонницу.
 И когда пленили мне сердце мысли, воскликнул я:
 — О судьба моя, ты не милуешь, не щадишь меня,
 И душа моя меж мучением и опасностью!
 Если б был владыка любви моей справедлив ко мне.
 Сон не был бы от глаз моих так прогнан им.
 Господа мои, пожалейте же изнуренного,
 Благородного пожалейте вы, что унизился
На путях любви, и богатого, обедневшего!
 570

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 Приставал хулитель, браня за вас, но не слушал я,
 И заткнул я все, чем я слышать мог, и смутил его
 И обет хранил нерушимо я, что любимым дан.
 Они молвили: ты ушедших любишь! — ответил я: —
Падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор.
 И затем он вернулся в свое жилище и сидел, плача,
и одолел его сон, и увидел он в сновидении, будто
Зейн-аль-Мавасиф приехала домой. И он пробудился
от сна, плача, и направился к жилищу Зейн-аль-Мава-
сиф, произнося такие стихи:
 Могу ли забыть я ту, что мной овладела всем,
 И сердце мое в огне, угля горячей, горит?
 Влюбился я в ту, чья даль — причина мольбы моей
К Аллаху, и смена дней и рока изменчивость.
 Когда же мы встретимся, о цель и мечта души,
 И близость когда вкусить смогу я, о лик луны?
 И, произнося конец стихотворения, он шел в переулке Зейн-аль-Мавасиф. И он почувствовал там благовонные запахи, и разум его взволновался, и сердце его
покинуло грудь, и загорелась в нем страсть, и усилилось его безумие. И вдруг он видит — идет Хубуб, чтобы исполнить какое-то дело, и Масрур заметил ее, когда она подходила из глубины переулка, и, увидав ее,
обрадовался сильной радостью. И, увидев Масрура,
Хубуб подошла к нему и приветствовала его и обрадовала вестью о прибытии своей госпожи Зейн-аль-Мавасиф и сказала: — она послала меня, чтобы потребовать тебя к ней, — и Масрур обрадовался сильной радостью, больше которой нет. И Хубуб взяла его и
вернулась с ним к Зейн-аль-Мавасиф, и, когда Зейн-
аль-Мавасиф увидала Масрура, она сошла с ложа и поцеловала его, и он поцеловал ее, и девушка обняла его,
 571

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 и он обнял ее, и они не переставали целовать друг друга и обниматься, пока их не покрыло беспамятство на
долгое время из-за сильной любви и разлуки. А когда
они очнулись от беспамятства, Зейн-аль-Мавасиф велела своей невольнице Хубуб принести кувшин, наполненный сахарным питьем, и кувшин, наполненный
лимонным питьем, и невольница принесла ей все, что
она потребовала, и они стали есть и пить.
 И так продолжалось, пока не пришла ночь, и тогда
они начали вспоминать о том, что с ними случилось, от
начала до конца, а Зейн-аль-Мавасиф рассказала Мас-
руру, что она стала мусульманкой, и он обрадовался и
тоже принял ислам, и ее невольницы также, и все они
возвратились к великому Аллаху. А когда наступило
утро, Зейн-аль-Мавасиф велела привести судью и свидетелей и осведомила их о том, что она незамужняя, и
выждала полностью срок очищения, и хочет выйти замуж за Масрура. И ее запись с ним записали, и они зажили самой сладостной жизнью.
 Вот что было с Зейн-аль-Мавасиф. Что же касается ее
мужа, еврея, то когда жители города выпустили его из
тюрьмы, он уехал и направился в свою страну, и ехал до
тех пор, пока между ним и тем городом, где была Зейн-
аль-Мавасиф, не осталось три дня пути. И Зейн-аль-Мавасиф осведомили об этом, и она призвала свою невольницу Хубуб и сказала ей: — пойди на кладбище евреев, вырой могилу, положи на нее цветы и попрыскай вокруг
них водой, и если еврей приедет и спросит тебя обо мне,
скажи ему: — моя госпожа умерла от обиды на тебя, и с
ее смерти прошло двадцать дней. — И если он тебе скажет: — покажи мне ее могилу, — приведи его к той могиле и ухитрись зарыть его в ней живым. — И Хубуб ответила: — слушаю и повинуюсь!
 И затем они убрали ковры и отнесли их в чулан, и
Зейн-аль-Мавасиф пошла в дом Масрура, и они с ним
 572

сели за еду и питье. И так продолжалось, пока не прошло три дня, и вот то, что было с ними. Что же касается
до ее мужа, то, приехав после путешествия, он постучал в ворота, и Хубуб спросила: — кто у ворот? —
 573

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ
 Твой господин, — ответил еврей, и она отперла ему
ворота, и еврей увидел, что слезы льются по ее щекам. —
О чем ты плачешь, и где твоя госпожа? — спросил он,
и Хубуб сказала: — моя госпожа умерла от обиды на
тебя, — и когда еврей услышал от нее эти слова, он растерялся и заплакал сильным плачем, а потом он спросил: — о Хубуб, где ее могила? — И Хубуб взяла его и
пошла с ним на кладбище и показала ему могилу, которую она выкопала, и тогда еврей заплакал сильным
плачем и произнес такие два стиха:
 Две вещи есть — если б плакали глаза о них
Кровью алою и грозила бы им гибель,
 И десятой доли не сделали б они должного:
 То цвет юности и с любимыми разлука!
 И потом он заплакал сильным плачем и произнес
такие стихи:
 Увы, о печаль моя, обманут я стойкостью!
 В разлуке с любимою умру от печали я.
 Какою бедой сражен с уходом любимых я,
 Как тем, что рука свершила, сердце терзается!
 О если бы сохранил я тайну в те времена,
 И страсть не открыл свою, в душе бушевавшую!
 Ведь жизнью я жил угодной богу и радостной,
 А после нее живу в позоре и тяготах.
 Хубуб, взволновала ты тоску в моем сердце вновь,
Сказав мне о смерти той, кто был мне опорою.
 О Зейн-аль-Мавасиф, пусть разлуки бы не было,
 И не было бы того, с чем тело оставил дух!
 Раскаивался я в том, что клятвы нарушил я,
 И горько себя корил за крайности в гневе я.
 А окончив свои стихи, он начал плакать, стонать и
сетовать и упал, покрытый беспамятством, и когда он
 574

РАССКАЗ О МАСРУРЕ И ЗЕЙН-АЛЬ-МАВАСИФ
 потерял сознание, Хубуб поспешно потащила его и положила в могилу, а он был еще жив, но оглушен. И затем она засыпала могилу и, вернувшись к своей госпоже, осведомила ее об этом деле, и Зейн-аль-Мавасиф
сильно обрадовалась и произнесла такие два стиха:
 Поклялся рок, что вечно будет мой дух смущать,
 Не сдержало клятву, о время, ты, искупи ее!
 Мой хулитель мертв, а возлюбленный вблизи меня,
Так вставай же ты на зов радости, подбери подол.
 И они жили вместе за едой, питьем, забавами, играми и увеселениями, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний,
Губительница сынов и дочерей.

АССКАЗЫВАЮТ также, что был в
древние времена и минувшие века и
годы один человек — купец, в земле
египетской, по имени Тадж-ад-дин, и
был он из числа великих купцов и
людей верных и благородных, но
только он увлекался путешествиями во все страны и
любил ездить по степям, пустыням, равнинам и кручам и морским островам, ища дирхема и динара. И были
у него рабы, невольники, слуги и рабыни и долго
подвергал он себя опасностям, и терпел он в путешествиях то, от чего седыми станут малые дети, и был
он среди купцов того времени богаче всех деньгами
и прекраснее всех речами. Он обладал конями и мулами и верблюдами, двугорбыми и одногорбыми, и
были у него кули, мешки и товары, и деньги, и материи бесподобные — свертки тканей из Химса, ба-
альбекские одежды, куски шелкового полотна, одеяния из Мерва, отрезы индийской материи, багдадские воротники, магрибинские бурнусы, турецкие
 576

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 невольники, абиссинские слуги, румские рабыни и
египетские прислужники, и были мешки для его поклажи — шелковые, так как у него было много денег. И был он редкостно красив, с гибкими движениями, и, изгибаясь, вызывал желание, как сказал о
нем кто-то из описывающих его:
 О вот купец! Я видел — влюбленные
Сражались все из-за него в битве.
 И молвил он: — чего народ тут шумит? —
 И молвил я: — из-за тебя, купчик!
 А другой сказал, описывая его, и отличился, и выразил о нем желаемое:
 О вот купец! Для близости он пришел,
 И взорами смутил он мне сердце.
 И молвил он: — чего ты смущаешься?
 И молвил я: — из-за тебя, купчик!
 И был у этого купца ребенок мужского пола по
имени Али Нур-ад-дин, и был он подобен луне, когда
она становится полной в четырнадцатую ночь месяца, редкостно красивый и прекрасный, изящный в
стройности и соразмерности. И в один из дней этот
мальчик сел, по обычаю, в лавке своего отца, чтобы
продавать и покупать, брать и отдавать, и окружили
его сыновья купцов, и стал он между ними подобен
луне средь звезд, с блистающим лбом, румяными
щеками, молодым пушком и телом, точно мрамор,
как сказал о нем поэт:
 — Опиши нас! — рек красавец.
 Молвил я: — ты лучше всех!
 И сказал я слово кратко:
 — Все прекрасно, знай, в тебе!
 577

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 А также сказал о нем один из описывающих его:
 Вот родинка на поле его ланиты,
 Как точка амбры на мраморной тарелке.
 А взоров его меч тому вещает: —
 Аллах велик! — кто страсти не послушен.
 И сыновья купцов пригласили его и сказали: — о
Сиди Нур-ад-дин, мы хотим сегодня погулять с тобой в
таком-то саду, — и юноша ответил: — я только спрошусь у отца — я могу пойти лишь с его позволения. —
И когда они разговаривали, вдруг пришел его отец,
Тадж-ад-дин, и его сын посмотрел на него и сказал: — о
батюшка, дети купцов приглашают меня погулять с
ними в таком-то саду. Позволишь ли ты мне это? —
Да, о дитя мое, — ответил Тадж-ад-дин, и затем он дал
сыну немного денег и сказал: — отправляйся с
ними. — И дети купцов сели на ослов и мулов, и Нур-
ад-дин тоже сел на мула и отправился с ними в сад, где
было все, что желательно душе и услаждает очи. Там
были высокие колонны и строения, уходящие ввысь, и
были у сада сводчатые ворота, подобные портику во
дворце, и лазоревые ворота, подобные вратам райских
садов, привратника которых звали Ридван, а над ними
было сто палок с виноградными лозами всевозможных
цветов, — красных, подобных кораллам, черных, точно носы негров, и белых, как голубиные яйца. И были
там сливы, гранаты, и груши, абрикосы и яблоки, —
все это разных родов и разнообразных цветов, купами
и отдельно... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,
 она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
дети купцов, войдя в сад, увидели в нем полностью все,
 578

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 чего желают уста и язык, и нашли там и разноцветный
виноград, купами и отдельно, как сказал о нем поэт:
 Виноград вот, а вкус его — вкус напитка,
 Цветом мрачен и ворону он подобен.
 Средь листвы своей вырос он, и ты видишь —
Пальцам женщин подобен он в темной краске.
 И сказал о нем также другой поэт:
 Вот лозы — с палочек своих свисая,
 Они меня напомнят худобою.
 Напомнят они мед и воду в кружке
И, бывши суслом, обратятся в вина.
 И потом юноши пришли к беседке в саду и увидели
Ридвана, привратника сада, который сидел в этой беседке, точно он — Ридван, страж райских садов. И они
увидели, что на этой беседке написаны такие стихи:
 Аллах, напои тот сад, где кисти свисают вниз,
 И ветки, упившись сильно, с ними склоняются.
 Когда ж заплясать заставит ветки рука ветров.
Украсит их дождь с небес жемчужными точками.
 А внутри беседки они увидели такие написанные
стихи:
 Войдем с тобой, приятель, в прекрасный сад —
Заботы ржу снять сможет он с сердца нам.
 Там ветерок, идя, запинается,
 И все цветы в рукав улыбаются.
 И были в этом саду плоды разнообразные и птицы
всех родов и цветов: вяхири, соловьи, певчие куропатки, горлинки и голуби, что воркуют на ветвях, а в кана¬
 579

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 лах его была вода текучая, и блистали эти потоки цветами и плодами услаждающими, подобно тому, как
сказал поэт:
 Ветерок в ветвях пролетел его, и сходство есть
 В них с красавицей, что в одежде пышной качается.
 А ручьи его нам мечи напомнят, коль вынут их
Руки витязей из теснины ножен, хранящих их.
 И также сказал о нем поэт:
 Под ветвями струй протянулся тек, и вечно он
Отражает образ прекрасный их в глубине своей.
 Но, смекнувши, ветер из ревности полетел к ветвям
И сейчас же их от сближения отклонил он с ним.
 А на деревьях в этом саду было каждого плода по
паре, и были в нем гранаты, похожие на кайраванские
шарики, как сказал поэт и отличился:
 Вот гранаты с тончайшей кожей; сходны
С грудями девы, выступят коль округло.
 Когда очистишь их, они покажут
Нам яхонты, смущающие рассудок.
 А также сказал о них поэт:
 О круглая! Всякому, кто к ней в глубину проник
Покажет она рубины в складках из Абкара.
 Гранат! Я его сравнил, когда увидал его
 С грудями невинных дев иль с мраморным куполом
 Больного в нем исцеленье, здравие для него
О нем изречение пророка пречистого.
 О нем говорит Аллах — высоко возвышен он! —
Слова столь глубокие в писаньи начертанном.
 580

И были в этом саду яблоки сахарные, мускусные
и даманийские, ошеломляющие взор, как сказал о
них поэт:
 581

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
 Вот яблоко двух цветов — напомнит смотрящему
Любимого с любящим ланиты, что встретились.
 На ветке они блестят, в чудесном несходные.
 Один из них темен, а другой — в нем сияние.
 Обнялись они, и вдруг доносчик их испугал:
 Один покраснел, смутясь, другой побледнел в тоске.
 И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфарные,
из Гиляна и Айн-Таба, и сказал о них поэт:
 Вот абрикос миндальный — как влюбленный он,
 Когда пришел любимый и смутил его.
 А влюбленного в нем довольно качеств, поистине:
Лицом он желт, и разбито сердце всегда его.
 И сказал о них другой и отличился:
 Взгляни на абрикос ты: цветы его —
 Сады, чей блеск глаза людей радует.
 Как яркие светила, блестят они,
 Гордятся ветки блеском их средь листвы.
 И были в этом саду сливы, вишни и виноград, исцеляющий больного от недугов и отводящий от головы
желчь и головокружение, а смоквы на ветвях — красные и зеленые — смущали разум и взоры, как сказал о
них поэт:
 И мнится, что смоквы, когда видно в них белое
И вместе зеленое среди листвы дерева, —
 То румов сыны на вышках грозных дворцов стоят,
Когда опустилась ночь, и настороже они.
 А другой сказал и отличился:
 Привет наш смоквам, что пришли
На блюде в ровных кучках к нам,
 Подобны скатерти они,
 Что свернута, хоть нет колец.
 582

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 А другой сказал и отличился:
 Насладись же смоквой, прекрасной вкусом, одетою
Дивной прелестью и сближающей внешность
 с сущностью.
 Вкушая их, когда ты их попробуешь,
 Ты ромашки запах, вкус сахара почувствуешь.
 Когда же на подносы высыпают их,
 Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.
 А как прекрасны стихи кого-то из поэтов:
 Сказали они (а любит сердце мое вкушать
Другие плоды, не те, что им так приятны):
 — Скажи, почему ты любишь смокву? — и молвил я:
— Один любит смоквы, а другой — сикоморы.
 Но еще лучше слова другого:
 Мне нравится смоква лучше всяких других плодов,
Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.
 Она — как молящийся, а тучи над ним дождят,
 И льют своих слез струи, страшася Аллаха.
 И были в этом саду груши — тирские, алеппские и
румские разнообразных цветов, росшие купами и отдельно... и Шахразаду застигло утро, и она прекратила
дозволенные речи.
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
сыновья купцов, когда пришли в сад, увидали там плоды, которые мы упомянули, и нашли груши тирские,
алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие
 583

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 купами и отдельно, желтые и зеленые, ошеломляющие
взор. И поэт сказал о них:
 Порадуйся же груше ты! Цвет ее
 Подобен цвету любящих — бледен он.
 Сочтешь ее за деву в плаще ее,
 Лицо свое завесой закрывшую.
 И были в этом саду султанийские персики разнообразных цветов, желтые и красные, как сказал о них
поэт:
 И кажется, что персики в их саду,
 Когда румянцем ярким покроются,
 Подобны ядрам золота желтого,
 Которых кровью алой покрасили.
 И был в этом саду зеленый миндаль, очень сладкий,
похожий на сердцевину пальмы, а косточка его — под
тремя одеждами, творением владыки одаряющего, как
сказал поэт:
 Одежды есть три на теле нежном и сладостном,
Различен их вид — они владыкой так созданы.
 Грозят они смертью телу ночью и каждый день,
 Хотя заключенный в них и не совершил греха.
 А другой сказал и отличился:
 Миндаль ты не видишь разве, коль средь ветвей
Покажет его рука закутавшейся?
 Очистив его, мы видим сердце его —
 С жемчужиной оно схоже в раковине.
 Но еще лучше сказал другой:
 584

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 Зеленый как красив миндаль!
Ведь самый меньший руку нам
 Наполнит! Волоски на ней —
 Как безбородого пушок.
 А сердце миндаля найдешь
И парным и единым ты.
 И как жемчужина оно,
 Что в изумруд заключена.
 А другой сказал и отличился:
 Подобного глаза мои не видели
 Миндалю красой, как распустятся цветы на нем.
 Голова его сединой сверкает блестящею,
 Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.
 И был в этом саду боярышник разнообразной окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из
описывавших такие стихи:
 Взгляни на боярышник, на ветках нанизанный,
Чванливо, как абрикос, гордится он на сучках.
 И кажется желтизна его смотрящим подобною
Бубенчикам, вылитым из яркого золота.
 А другой сказал и отличился:
 Вот сидра дерево блещет
Красой иной каждодневно,
 И ягоды между листьев,
 Когда предстанут пред взором —
 Бубенчики золотые,
 Повешенные на ветках.
 И были в этом саду померанцы, подобные калгану,
и сказал о них поэт, от любви обезумевший:
 585

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ
 Он красен, в ладонь размером, горд в красоте своей.
Снаружи его огонь, а внутренность — чистый снег.
 Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня.
 И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.
 А кто-то сказал и отличился:
 Вот дерево померанца. Мнится, плоды его,
 Предстанут когда они глазам проницательных, —
 Ланиты прекрасных жен, убравшихся для красы
В дни праздника и одетых в платья парчовые.
 А другой сказал и отличился:
 Скажу — померанцев рощи, веет коль ветерок,
 И ветви под тяжестью плодов изогнулись,
 Подобны щекам, красой блестящим, когда в часы
Привета приблизились к ним щеки другие.
 А другой сказал и отличился:
 Оленя попросили мы — опиши
 Ты этот сад и в нем померанцы нам.
 И молвил он: — ваш сад — мой лик, а сорвал
Кто померанец, тот сорвал жар огня.
 И были в этом саду лимоны, цветом подобные золоту, и спустились они с высочайшего места и свешиваются на ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о
них поэт, безумно влюбленный:
 Не видишь ли рощи ты лимонной, что вся в плодах?
Склонились, когда страшна им гибель грозящая.
 И кажется нам, когда пронесся в них ветерок,
 Что ветви нагружены тростями из золота.
 586

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускавшиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных газелям, и был в них предел желания, как сказал о
них и отличился поэт:
 Прекрасный я увидал лимон средь садов сейчас.
 На ветках зеленых, — с девы станом сравню я их.
 Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,
 Как мячик из золота на палке смарагдовой.
 И были в этом саду сладкие лимоны с прекрасным
запахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их —
украшение плодов, а запах их несется к срывающему,
как сказал кто-то из описывающих:
 Не видишь ли лимон — когда явится
Влечет к себе все очи сияньем.
 И кажется куриным яйцом он нам,
Испачканным рукою в шафране.
 И были в этом саду всякие плоды, цветы и зелень
и благовонные растения — жасмин, бирючина, перец, лаванда и роза во всевозможных видах своих и
баранья трава, и мирта, и все цветы полностью всяких сортов. И это был сад несравненный, и казался
он смотрящему уголком райских садов, — когда
входил в него больной, он выходил оттуда, как ярый
лев, — и не в силах описать его язык, таковы его чудеса и диковинки, которые найдутся только в райских садах; да и как же нет, если имя его привратника — Ридван? но все же, между этими двумя садами —
различие.
 И когда дети купцов погуляли по саду, они сели, погуляв и походив, под одним из портиков в саду и посадили Нур-ад-дина посредине портика... и Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 587

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
сыновья купцов, когда сели под портиком, посадили
Нур-ад-дина посредине портика на ковре из вышитой
кожи, и он облокотился на подушку, набитую перьями
страусов, верх которой был из беличьего меха, и ему
подали веер из перьев страуса, на котором были написаны такие стихи:
 Вот веер навевает ароматы,
 Подобные духам, в минуту счастья.
 Всегда ведет тот благовонный запах
К лицу того, кто славен, благороден.

ПОТОМ юноши сняли бывшие на них
тюрбаны и одежды и сели, и начали
разговаривать и беседовать, соединяя
друг с другом концы слов, и каждый из
них вглядывался в Нур-ад-дина и смотрел на красоту его облика. И когда они
спокойно просидели некоторое время, приблизился к
ним черный раб, на голове которого была кожаная
скатерть для кушанья, уставленная сосудами из хрусталя, так как один из сыновей купцов наказал перед
уходом в сад своим домашним, чтобы они прислали ее,
и было на этой скатерти то, что бегает, и летает, и плавает в морях — ката, перепелки, птенцы голубей и ягнята, и наилучшая рыба. И когда эту скатерть положили перед юношами, они подошли к ней и поели вдоволь, и, окончив есть, они поднялись от трапезы и
вымыли руки чистой водой и мылом, надушенным мускусом, а потом обсушили руки платками, шитыми
шелком и золотыми нитками. И они подали Нур-ад-
дину платок, обшитый каймой червонного золота, и он
 589

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 вытер руки, а потом принесли кофе, и юноши выпили
сколько кому требовалось и сели за беседу. И вдруг садовник того сада ушел и вернулся с корзинкой, полной
роз, и спросил: — что вы скажете, господа наши, о
цветах? — и кто-то из сыновей купцов сказал: — в
них нет дурного, особенно в розах, от них не отказываются. — Да, — ответил садовник, — но у нас в обычае
давать розы только за стихи под вино, и тот, кто хочет их
взять, пусть скажет какие-нибудь стихи, подходящие к
месту. — А сыновей купцов было десять человек, и один
из них сказал: — хорошо! Дай мне, и я скажу тебе стихи,
подходящие к месту, — и садовник дал ему пучок роз, и
юноша взял его и произнес такие стихи:
 Для роз у меня есть место.
 Они не наскучат вечно.
 Все прочие цветы — войско,
 Они же — эмир преславный.
 Как нет его, так гордятся,
 Но явится — и смирятся.
 Потом садовник подал пучок роз второму, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Вот тебе роза, о мой господин,
 Мускус напомнит дыханье ее.
 То дева — влюбленный ее увидал,
 И быстро закрылась она рукавом.
 И потом садовник подал пучок роз третьему, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Прекрасные розы! Сердце счастливо, вида их,
 А запах напомнят нам о недд,е хорошем.
 И обняли ветки их с восторгом своей листвой,
 И словно целуют их уста неразлучно.
 590

Потом садовник подал пучок роз четвертому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Не видишь ли роз куста, в котором явились нам
Столь дивные чудеса, на ветках висящие?
 591

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 Они — как бы яхонты, везде окруженные
 Кольцом изумрудов, с ярким золотом смешанных.
 Потом садовник подал пучок роз пятому, и тот взял
его и произнес такое двустишие:
 Изумруда ветви плоды несут, и видимы
Плоды на них, как слитки золотые.
 И как будто капли, что падают с листвы ветвей, —
 То слезы томных глаз, когда заплачут.
 Потом садовник подал пучок роз шестому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 О роза — все дивные красоты в ней собраны,
 И в ней заключил Аллах тончайшие тайны.
 Подобна она щекам возлюбленного, когда
Отметил их любящий при встрече динаром.
 Потом садовник подал пучок роз седьмому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Вопросил я: — чего ты колешься, роза?
 Кто коснется шипов твоих, тут же ранен. —
 Отвечала: — цветов ряды — мое войско,
 Я султан их и бьюсь шипом, как оружьем.
 Потом садовник подал пучок роз восьмому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Аллах, храни розу, что стала желта,
 Прекрасна, цветиста и злато напомнит,
 И ветви храни, что родили ее,
 И нам принесли ее желтые солнца.
 Потом садовник подал пучок роз девятому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 592

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 Желтых роз кусты — влечет всегда прелесть их
 К сердцу любящих ликованье и радости.
 Диво дивное этот малый кустик — напоен он
 Серебром текучим, и золото принес он нам.
 Потом садовник подал пучок роз десятому, и тот
взял его и произнес такое двустишие:
 Ты видишь ли, как войско роз гордится
И желтыми и красными цветами?
 Для розы и шипов найду сравненье:
 То щит златой, и в нем смарагда стрелы.
 И когда розы оказались в руках юношей, садовник
принес скатерть для вина и поставил между ними фарфоровую миску, расписанную ярким золотом, и произнес такие два стиха:
 Возвещает заря нам свет, напои же
 Вином старым, что делает неразумным.
 Я не знаю — прозрачна так эта влага, —
 В чаше ль вижу ее, иль чашу в ней вижу.
 Потом садовник этого сада наполнил и выпил, и черед сменялся, пока не дошел до Нур-ад-дина, сына купца Тадж-ад-дина. И садовник наполнил чашу и подал ее
Нур-ад-дину, и тот сказал: — ты знаешь, что это вещь,
которой я не знаю, и я никогда не пил этого, так как в
нем великое прегрешенье и запретил его в своей книге
всевластный владыка. — О господин мой Нур-ар-
дин, — сказал садовник сада, — если ты не стал пить
вино только из-за прегрешения, то ведь Аллах (слава
ему и величие!) великодушен, кроток, всепрощающ и
милостив и прощает великий грех.
 Его милость вмещает все, и да помилует Аллах кого-
то из поэтов, который сказал:
 593

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 Каким хочешь будь — Аллах поистине милостив,
 И коль согрешишь, с тобой не будет дурного.
 Лишь два есть греха, и к ним вовек ты не подходи:
Преданье товарищей и к людям жестокость.
 А потом один из сыновей купцов сказал: — Заклинаю тебя жизнью, о господин мой Нур-ад-дин, выпей
этот кубок! — и подошел другой юноша и стал заклинать его разводом, и другой встал перед ним на ноги, и
Нур-ад-дин застыдился и взял у садовника кубок и отпил из него глоток, но выплюнул его и воскликнул: —
оно горькое! — И юноша садовник сказал ему: — о
господин мой Нур-ад-дин, не будь оно горьким, в нем
не было бы этих полезных свойств. Разве ты не знаешь, что все сладкое, что едят для лечения, кажется
вкушающему горьким, а в этом вине — многие полезные свойства, и в числе их то, что оно переваривает
пищу, прогоняет огорчение и заботу, прекращает ветры, просветляет кровь, очищает цвет лица и оживляет
тело. Оно делает труса храбрым и усиливает решимость человека к совокуплению, и если бы мы упомянули все его полезные свойства, изложение право бы
затянулось. А кто-то из поэтов сказал:
 Я пил и прощением Аллаха был окружен,
 Недуги свои лечил я, чашу держа у губ.
 Смутили меня — я знал греховность вина давно —
Аллаха слова, что в нем полезное для людей.
 Потом садовник, в тот же час и минуту, поднялся на
ноги и, открыв одну из кладовых под этим портиком,
вынул оттуда голову очищенного сахару и, отломив от
нее большой кусок, положил его в кубок Нур-ад-дина
и сказал: — о господин мой, если ты боишься пить
вино из-за горечи, выпей его сейчас, — оно стало
 594

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 сладким. — И Нур-ар-дин взял кубок и выпил его, а
потом чашу наполнил один из детей купцов и сказал: —
о господин мой Нур-ад-дин, я твой раб! — и другой
тоже сказал: — я один из твоих слуг, — и поднялся
третий и сказал: — ради моего сердца! — и поднялся
еще один и сказал: — ради Аллаха, о господин мой
Нур-ад-дин, залечи мое сердце, — и все десять сыновей купцов не отставали от Нур-ад-дина, пока не заставили его выпить десять кубков — каждый по кубку. А нутро у Нур-ад-дина было девственное — он никогда не пил вина раньше этого часа — и вино
закружилось у него в мозгу, и опьяненье его усилилось. И он поднялся на ноги (а язык его отяжелел, и
речь его стала невнятной) и воскликнул: — о люди,
клянусь Аллахом, вы прекрасны и ваши слова прекрасны, и это место прекрасно, но только в нем недостает
хорошей музыки — ведь пить без вина — пусть лучше
оно не будет, чем будет, и сказал об этом поэт такие
два стиха:
 Пусти его вкруг в большой и малой чаше,
 Бери его из рук луны лучистой.
 Не пей же ты без музыки — я видел,
 Что даже конь не может пить без свиста.
 И тогда поднялся юноша, хозяин сада, и, сев на мула
из мулов детей купцов, скрылся куда-то и вернулся; и с
ним была каирская девушка, подобная свежему курдюку
или чистому серебру, или динару в фарфоровой миске,
или газели в пустыне, и лицо ее смущало сияющее солнце; с чарующими глазами, бровями, как изогнутый лук,
розовыми щеками, жемчужными зубами, сахарными устами и томными очами; с грудью, как слоновая кость,
втянутым животом со свитыми складками, ягодицами,
как набитые подушки, и бедрами, как сирийские табли¬
 595

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ
 цы, а между ними была вещь, подобная кошельку, завер
нутому в кусок полотна. И поэт сказал о ней такие стихи
 И если б она явилась вдруг многобожникам,
 Сочли бы ее лицо владыкой, не идолом.
 А если монаху на востоке явилась бы,
 Оставил бы он восток, пошел бы на запад он.
 А если бы в море вдруг соленое плюнула,
 То стала б вода морская от слюны сладкою.
 А другой сказал такие стихи:
 Прекраснее месяца, глаза насурьмив, она.
 Как лань, что поймала львят, расставивши сети,
 Ее осенила ночь в прекрасных кудрях ее
Палаткою из волос, без кольев стоящей.
 На розах щеки ее огонь разжигается
 Душою расплавленной влюбленных и сердцем,
 Когда бы красавицы времен ее видели,
 То встали б и крикнули: — пришедшая лучше!
 А как прекрасны слова кого-то из поэтов:
 Три вещи мешают посетить нас красавице —
Страшны соглядатаи и злые завистники: —
 Сияние лба ее, ее украшений звон
 И амбры прекрасной запах в складках одежд ее.
 Допустим, что лоб закрыть она б рукавом могла
И снять украшения, но как же ей с потом быть?
 И эта девушка была подобна луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, и было на ней синее платье и зеленое покрывало над блистающим лбом,
и ошеломляла она умы и смущала обладателей разума...
и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 596

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
садовник того сада привел юношам девушку, о которой мы говорили, что она до предела красива, прелестна, стройна станом и соразмерна, и как будто о ней хотел сказать поэт:
 Вот явилась в плаще она голубом к нам,
 Он лазурным, как неба цвет, мне казался.
 И, всмотревшись, увидел я в той одежде
Месяц летний, сияющий зимней ночью.
 А как прекрасны и превосходны слова другого:
 Плащом закрывшись, пришла она. Я сказал: — открой
Нам лицо твое, светоносный месяц, блестящее.
 Она молвила: — я боюсь позора! — сказал я: — брось!
Переменами дней изменчивых не смущайся ты!
 Красоты покров подняла она с ланит своих,
 И хрусталь закапал на яхонты горящие.
 И решил коснуться устами я щеки ее,
 Чтоб тягаться с ней в день собрания мне не выпало
 И чтоб первыми среди любящих оказались мы,
 Кто на суд пришел в воскресенья день к богу
 вышнему.
 И тогда скажу я: — продли расчет и заставь стоять
Ты подольше нас, чтоб продлился взгляд на любимую!
 И юноша-садовник сказал девушке: — знай, о владычица красавиц и всех блистающих звезд, что мы пожелали твоего прихода в это место только для того, чтобы ты
развлекала этого юношу, прекрасного чертами, господина моего Нур-ад-дина, — он не приходил к нам в это место раньше сегодняшнего дня. — О если бы ты мне сказал
об этом раньше, чтобы я принесла то, что у меня есть! —
 597

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ
 воскликнула девушка. — О госпожа, я схожу и принесу
тебе это, — сказал садовник, и девушка молвила: — делай, как тебе вздумалось! — Дай мне что-нибудь, как
знак, — сказал садовник, и девушка дала ему платок, и
тогда садовник быстро ушел и отсутствовал некоторое
время, а потом вернулся, неся зеленый мешок из гладкого шелка, с двумя золотыми подвесками. И девушка взяла мешок у садовника, и развязала его, и вытряхнула, и
из него выпало тридцать два кусочка дерева, и девушка
стала вкладывать кусочки один в другой, мужские в женские и женские в мужские, и, обнажив кисти рук, поставила дерево прямо, и превратилось оно в лютню, полированную, натертую, изделие индийцев. И девушка склонилась над ней, как мать склоняется над ребенком, и
пощекотала ее пальцами руки, и лютня застонала, и зазвенела, и затосковала по прежним местам, и вспомнила
она воды, что напоили ее, и землю, на которой она выросла и воспиталась. И вспомнила она плотников, которые ее вырубили, и лакировщиков, что покрыли ее лаком, и купцов, которые ее доставили, и корабли, что везли ее, и возвысила голос, и закричала, и стала рыдать, и
запричитала, и казалось, что девушка спросила ее об
этом, и она ответила языком обстоятельств, произнося
такие стихи:
 Была прежде деревом, пристанищем соловьев,
 И ветви я с ними наклоняла свои в тоске.
 Они на мне плакали, я плач их переняла,
 И тайну мою тот плач теперь сделал явною.
 Безвинно меня свалил на землю рубящий лес,
 И сделал меня он лютней стройной, как видите.
 Но только удар о струны пальцев вещает всем,
 Что страстию я убита, ею пытаема.
 И знай, из-за этого все гости застольные,
 Услышав мой плач, пьянеют, в страсти безумствуют.
 598

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 И вышний владыка их сердца умягчил ко мне,
 И стали на высшие места возвышать меня,
 Мой стан обнимает та, кто выше других красой,
Газель черноглазая с истомными взорами.
 И пусть Аллах бдительный нас с нею не разлучит,
 И пусть не живет влюбленный, милых бросающий.
 И потом девушка немного помолчала, и положила
лютню на колени, и склонилась над ней, как мать склоняется над ребенком. Она ударила по струнам на много ладов, а потом вернулась к первому ладу и произнесла такие стихи:
 О, если б влюбленного, свернув, посетили,
 То тяжесть с него любви они бы сложили.
 И вот соловей в кустах с ним перекликается.
 Как будто влюбленный он, а милый далеко.
 Проснись же и встань — ведь ночь сближения лунная
И мнится, в миг близости сияют нам зори.
 Сегодня завистники небрежны, забыв о нас,
 И струны к усладам нас с тобой призывают.
 Не видишь ты, для любви здесь четверо собраны:
 То роза и мирты цвет, гвоздика и ландыш.
 Сегодня для радости собрались здесь четверо:
 Влюбленный, прекрасный друг, динар и напиток.
 Бери же ты счастье в жизни — радости ведь ее
Исчезнут; останутся лишь слухи и вести.
 И Нур-ад-дин, услышав от девушки эти стихи, посмотрел на нее оком любви и едва мог владеть своей
душой от великой к ней склонности, и она тоже, так
как она посмотрела на всех собравшихся сыновей купцов и на Нур-ад-дина и увидела, что он среди них —
как луна среди звезд, ибо он был мягок в словах, и изнежен, и совершенен по стройности, соразмерности,
 599

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 блеску и красоте — нежнее ветерка и мягче Таснима,
и о нем сказаны такие стихи:
 Поклянусь щекою и уст улыбкой прекрасных я,
 И стрелами глаз, колдовством его оперенными,
 Нежной гибкостью и стрелою взоров клянусь его,
Белизной чела, чернотой волос поклянуся я,
 И бровями, что прогоняют сон от очей моих,
 И со мной жестоки в запретах и в повелениях;
 Скорпионами, что с виска ползут, поклянусь его,
 И спешат убить они любящих, разлучая с ним;
 Розой щек его и пушка я миртой клянуся вам,
 И кораллом уст и жемчугом зубов его,
 Стройной ветвью стана, плоды принесшей прекрасные.
То гранат, взрастивший плоды свои на груди его.
 Поклянусь я задом, дрожащим так, коль он движется,
Иль покоен он, и тонкостью боков его;
 И одежды шелком, и легким нравом клянусь его,
 И всей красой, которой обладает он. —
 Веет мускусом от его дыханья прекраснейшим,
Благовонье ветра напоено ароматом тем,
 И также солнце светящее не сравнится с ним,
 И луна обрезком ногтей его нам кажется.
 ...и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
когда Нур-ад-дин услышал слова этой девушки и ее
стихи, ему понравилась их стройность (а он уже склонился от опьянения), и он начал восхвалять ее, говоря:
 Лютнистка наклонилась к нам —
 Охмелела вдруг от вина она, —
 600

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 И струны молвили ее:
 — Нам речь внушил Аллах, и он...
 И когда Нур-ад-дин проговорил эти слова и сказал
свои нанизанные стихи, девушка посмотрела на него
оком любви, и увеличилась ее любовь и страсть к нему.
Она удивилась его красоте, прелести, тонкости его стана и соразмерности и, не владея собой, еще раз обняла
лютню и произнесла такие стихи:
 Бранит он меня, когда на него смотрю я,
 Бежит от меня, а дух мой в руках он держит.
 Он гонпт меня, но что со мной — он знает,
 Как будто Аллах поведал ему об этом.
 Я лик его в ладони начертала
 И взору: — утешайся им! — сказала.
 Мой глаз ему замены не увидит,
 И сердце мне не даст пред ним терпенья.
 О сердце — из груди тебя я вырву! —
 Ведь ты завидуешь, как и другие!
 И как скажу я сердцу: — о утешься!
 К нему лишь одному стремится сердце.
 А когда девушка произнесла эти стихи, Нур-ад-дин
удивился красоте ее стихотворения, красноречию ее
слов, нежности ее выговора и ясности ее языка, и ум его
улетел от сильной страсти, тоски и любовного безумия.
Он не мог терпеть без нее ни минуты и, наклонившись к
ней, прижал ее к груди, и она тоже бросилась к нему и
вся оказалась близ него. Она поцеловала его между глаз,
а он поцеловал ее в уста, сжав сначала ее стан, и начал играть с нею, целуясь, как клюются голубки. И девушка повернулась к нему и стала делать с ним то же, что он делал
с нею, и присутствующие обезумели и поднялись на
ноги, и Нур-ад-дин застыдился и снял с нее руку. А потом
 601

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 девушка взяла лютню и, ударив по струнам на много ладов, вернулась к первому ладу и произнесла такие стихи:
 Вот луна, что меч обнажает век, когда сердится,
 А смотря, она над газелями вздевается.
 Вот владыка мой, чьи прелести — войска его,
 И в сражении нам копье напомнит стан его.
 Коль была бы нежность боков его в душе его,
 Не обидел бы он влюбленного, не грешил бы он.
 О жестокость сердца и бока нежность! Не можете ль
Поменяться местом — туда оттуда сдвинуться?
 О хулитель мой, за любовь к нему будь прощающим!
Ведь тебе остаться с красой его, и погибнуть — мне!
 И Нур-ад-дин, услышав слова девушки и ее дивно
нанизанные стихи, наклонился к ней в восторге, и он
не владел своим умом от сильного удивления. А потом
он произнес такие стихи:
 За солнце ее я счел — она мне привиделась,
 Пожар ее пламени пылает в душе моей.
 Что стоит ей знак подать нам, иль нас приветствовать
Концами прекрасных пальцев и головой кивнуть?
 Увидел он лик ее блестящий и молвил он,
 Смущенный красой ее, что выше красы самой:
 — Не это ли та, в кого влюблен так безумно ты?
Поистине, ты прощен! И молвил я: — это та,
 Что бросила стрелы глаз в меня и не сжалилась
Над тем, как унижен я, и сломлен, и одинок.
 И сделался я души лишенным, и я влюблен,
 Рыдаю и плачу я весь день и всю ночь теперь.
 И когда Нур-ад-дин окончил свои стихи, девушка
удивилась его красноречию и тонкости и, взяв лютню,
ударила по ней самыми лучшими движениями и снова
 602

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 перебрала все напевы, а потом она произнесла такие
стихи:
 Твоего лица поклянусь я жизнью, о жизнь души, —
 Я тебя не брошу, лишусь надежды или не лишусь!
 Коль суров ты будешь, то призрак твой со мной
 сблизится,
 А уйдешь когда, развлечет меня о тебе мечта.
 О очей моих избегающий! Ведь знаешь ты,
 Что не кто иной, лишь любовь к тебе, теперь мне друг
 Твои щеки — розы, слюна твоя — вина струя.
 Не захочешь ли подарить мне их здесь в собрании?
 Нур-ад-дин пришел от декламации девушки в величайший восторг и удивился ей величайшим удивлением, а потом он ответил на ее стихи такими стихами:
 Едва показала лик мне солнца она в ночи,
 Как скрылся сейчас же полный месяц на небесах,
 Едва лишь явилось утра оку чело ее,
 Сейчас же ее пробор зарей стала заклинать.
 Заимствуй у токов слез моих непрерывность их,
Предание о любви ближайшим путем веди.
 Нередко говаривал я той, что разит стрелой:
 Потише со стрелами — ведь в страхе душа моя.
 И если потоки слез моих я произведу
 От Нила, то страсть твоя исходит из Малака.
 Сказала: —все деньги дай! —ответил я ей: —бери!
Сказала: — и сон твой также! — Я ей: возьми из глаз!
 И когда девушка услышала слова Нур-ад-дина и
его прекрасное изъяснение, ее сердце улетело, и ум
ее был ошеломлен, и юноша завладел всем ее сердцем. И она прижала его к груди и начала целовать
его поцелуями, подобными клеванью голубков, и
 603

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ
 юноша тоже отвечал ей непрерывными поцелуями
но преимущество принадлежит начавшему прежде
А кончив целовать Нур-ад-дина, девушка взяла лют
ню и произнесла такие стихи:
 Горе, горе мне от упреков вечных хулителя!
 На него ль другим, иль ему на горе мне сетовать?
 О покинувший! Я не думала, что придется мне
Унижения выносить в любви, коль ты стал моим.
 Ты жестоким был с одержимым страстью в любви его,
И открыла я всем хулителям, как унизилась.
 Ведь вчера еще порицала я за любовь к тебе,
 А сегодня всех, кто испытан страстью, прощаю я.
 И постигнет если беда меня, от тебя вдали,
 То, зовя Аллаха, тебя я кликну, о Али!
 А окончив свое стихотворение, девушка произнесла еще такие два стиха:
 Влюбленные сказали: — коль не даст он нам
Своей слюны напиться влагой сладостной, —
 Мы миров владыке помолимся, — ответит он,
 И все о нем мы скажем вместе: — о Али!
 И Нур-ад-дин, услышав от этой девушки такие
слова и нанизанные стихи, удивился красноречию
ее языка и поблагодарил ее за изящество и разнообразие ее речей, а девушка, когда услышала похвалы
Нур-ад-дина, поднялась в тот же час и минуту на
ноги и сняла с себя бывшие на ней одежды и украшения и, обнажившись от всего этого, села Нур-ад-
дину на колени и стала целовать его между глаз и целовать родинки на его щеках. Она подарила ему все,
что было на ней... и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи,
 604

когда же настала
 ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
девушка подарила Нур-ад-дину все, что на ней было, и
 605

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 сказала: — знай, о возлюбленный моего сердца, что
подарок — по сану дарящего. — И Нур-ад-дин принял
от нее это и затем возвратил ей подарок обратно и стал
ее целовать в рот, щеки и в глаза, а когда это окончилось (вечен только живой, самосущий, наделяющий и
павлина и сову!), Нур-ад-дин поднялся от своего места
и встал на ноги, и девушка спросила его: — куда, о мой
господин? — В дом моего отца, — ответил Нур-ад-
дин, и сыновья купцов стали заклинать его, чтобы он
спал у них, но Нур-ад-дин отказался и, сев на своего
мула, поехал и ехал до тех пор, пока не достиг дома
своего отца.

ЕГО мать поднялась для него и сказала: — о дитя мое, какова причина твоего отсутствия до этого времени? Клянусь Аллахом, ты расстроил меня и
твоего отца своим отсутствием, и наше
сердце было занято тобою! — И затем
его мать подошла к нему, чтобы поцеловать его в рот, и
почувствовала запах вина и воскликнула: — о дитя
мое, как это, после молитвы и набожности, ты стал
пить вино и ослушался того, в чьих руках творение и
повеленье! — И когда они разговаривали, вдруг пришел его отец, и Нур-ад-дин бросился на постель и лег. —
Что это такое с Нур-ад-дином? — спросил его отец, и
мать его сказала: — у него, как будто, заболела голова
от воздуха в саду, — и тогда отец Нур-ад-дина подошел к нему, чтобы спросить, что у него болит и поздороваться с ним, и почувствовал от него запах вина.
А этот купец по имени Тадж-ад-дин не любил тех, кто
пьет вино, и он сказал своему сыну: — горе тебе, о
дитя мое, разве твоя глупость дошла до того, что ты
 607

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ
 пьешь вино! — И, услышав слова своего отца, Нур-ад-
днн поднял руку, будучи пьян, и ударил его, и, по предопределенному велению, удар пришелся в правый
глаз его отца, и он вытек ему на щеку, и отец Нур-ад-
дина упал на землю, покрытый беспамятством, и пролежал без чувств некоторое время. И на него побрызгали розовой водой, и он очнулся от обморока и хотел
побить Нур-ад-дина, но его мать удержала его, и Тадж-
ад-дин поклялся разводом с его матерью, что, когда настанет утро, Нур-ад-дину обязательно отрубят правую
руку. И когда мать Нур-ад-дина услышала слова его
отца, ее грудь стеснилась, и она испугалась за сына.
Она до тех пор уговаривала его отца и успокаивала его
сердце, пока Тадж-ад-дина не одолел сон, и, подождав,
пока взошла луна, она пошла к своему сыну (а его опьянение уже прошло) и сказала ему: о Нур-ад-дин, что
это за скверное дело ты сделал с твоим отцом? — А что
я сделал с моим отцом? — спросил Нур-ад-дин, и его
мать сказала: — ты ударил его рукой по правому глазу, и он вытек ему на щеку, и твой отец поклялся разводом, что, когда настанет утро, он обязательно отрубит тебе правую руку. — И Нур-ад-дин стал раскаиваться в том, что из-за него произошло, когда не было
ему от раскаянья пользы, и его мать сказала: — о дитя
мое, это раскаянье тебе не поможет, и тебе следует
сейчас же встать и бежать, ища спасения твоей души.
Скрывайся, когда будешь выходить, пока не дойдешь
до кого-нибудь из твоих друзей, а там подожди и посмотри, что сделает Аллах. Он ведь изменяет одни обстоятельства за другими. — И потом мать Нур-ад-дина
отперла сундук с деньгами и, вынув оттуда мешок, в
котором было сто динаров, сказала сыну: — о дитя
мое, возьми эти динары и помогай себе ими в том, что
для тебя полезно, а когда они у тебя выйдут, о дитя
мое, пришли письмо и уведоми меня, чтобы я прислала
 608

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 тебе другие. И когда будешь присылать мне письма,
присылай сведения о себе тайно: может быть, Аллах
определит тебе облегчение, и ты вернешься в свой
дом. — И потом она простилась с Нур-ад-дином и заплакала сильным плачем, больше которого нет, а Нур-
ад-дин взял у матери мешок с динарами и хотел уходить. И он увидел большой мешок, который его мать
забыла возле сундука (а в нем была тысяча динаров) и
взял его и, привязав оба мешка к поясу, вышел из своего переулка. Он направился в сторону Булака, раньше
чем взошла заря, и когда наступило утро и люди поднялись, объявляя единым Аллаха, владыку открывающего, и все вышли туда, куда направлялись, чтобы раздобыть то, что уделил им Аллах, Нур-ад-дин уже достиг
Булака. И он стал ходить по берегу реки и увидел корабль, с которого были спущены мостки, и люди спускались и поднимались по ним, а якорей у корабля было
четыре, и они были вбиты в землю. И Нур-ад-дин увидел стоявших матросов и спросил их: — куда вы едете? — В город Искандарию, — ответили матросы. —
Возьмите меня с собой, — сказал Нур-ад-дин, и матросы ответили: — приют, уют и простор тебе, о юноша, о
красавец! — и тогда Нур-ад-дин в тот же час и минуту
поднялся и пошел на рынок и купил то, что ему было
нужно из припасов, ковров и покрывал, и вернулся на
корабль, а корабль был уже снаряжен к отплытию. И когда Нур-ад-дин сошел на корабль, корабль простоял с
ним лишь недолго и в тот же час и минуту поплыл, и
этот корабль плыл до тех пор, пока не достиг города
Рушейда. И когда туда прибыли, Нур-ад-дин увидел маленькую лодку, которая шла в Искандарию, и сел в нее и,
пересекши пролив, ехал до тех пор, пока не достиг моста,
называемого мост Джами. И Нур-ад-дин вышел из лодки
и вошел через ворота, называемые Ворота Лотоса, и Аллах оказал ему покровительство, и не увидел его никто
 609

ВОСЕМЬСОТ СЕМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 из стоявших у ворот. И Нур-ад-дин шел до тех пор, пока
не вошел в город Искандарию... и Шахразаду застигло
утро, и она прекратила дозволенные речи,
 когда же настала
НОЧЬ, ДОПОЛНЯЮЩАЯ
ДО ВОСЬМИСОТ СЕМИДЕСЯТИ,
она сказала: — дошло до меня, о счастливый царь, что
Нур-ад-дин вошел в город Искандарию и увидел, что
это город с крепкими стенами и прекрасными местами
для прогулок. Он услаждает обитателей и внушает желание в нем поселиться, и ушло от него время зимы с
ее холодом, и пришло время весны с ее розами; цветы
в нем расцвели, деревья покрылись листьями, плоды в
нем дозрели и каналы стали полноводны, и это город,
прекрасно построенный и расположенный, и жители
его — солдаты из лучших людей. Когда запираются
его ворота, обитатели его в безопасности, и о нем сказаны такие стихи:
 Сказал однажды я другу,
 Чьи речи красноречивы: —
 Искандарию опишешь?
 Он молвил: — дивная крепость!
 Спросил я: — прожить в ней можно ль?
 Он молвил: — коль дует ветер.
 И сказал кто-то из поэтов:
 Искандария — вот крепость,
 Где воды так нежны вкусом.
 Прекрасна в ней близость милых,
 Коль вороны не напали.
 И Нур-ад-дин пошел по этому городу и шел до тех
пор, пока не пришел на рынок столяров, а потом по¬
 610

СКАЗКА О НУР-АД-ДИНЕ И МАРИАМ-КУШАЧНИЦЕ
 шел на рынок менял, потом — на рынок торговцев
сухими плодами, потом — на рынок фруктовщиков,
потом — на рынок москательщиков, и он все дивился этому городу, ибо качества его соответствовали
его имени. И когда он шел по рынку москательщиков, вдруг один человек, старый годами, вышел из
своей лавки и, пожелав Нур-ад-дину мира, взял его
за руку и пошел с ним в свое жилище. И Нур-ад-дин
увидал красивый переулок, подметенный и политый,
и веял в нем ветер, и был приятен, и осеняли его листья деревьев. В этом переулке было три дома, и в начале его стоял дом, устои которого утвердились в
воде, а стены возвысились до облаков небесных, и
подмели двор перед этим домом, и полили его, и вдыхали запах цветов те, кто подходил к нему, и встречал их ветерок, точно из садов блаженства, и начало
этого переулка было выметено и полито, а конец —
выложен мрамором. И старец вошел с Нур-ад-дином
в этот дом и предложил ему кое-чего съестного, и
они стали есть, и когда Нур-ад-дин покончил с едой,
старец спросил его: — когда было прибытие из города Каира в этот город? — О батюшка, сегодня ночью, — ответил Нур-ад-дин. — Как твое имя? —
спросил старец, и Нур-ад-дин ответил: — Али Нур-
ад-дин, — и тогда старец воскликнул: — о дитя мое,
о Нур-ад-дин, тройной развод для меня обязателен!
Пока ты будешь находиться в этом городе, не расставайся со мной, и я отведу тебе помещение, в котором
ты будешь жить. — О господин мой шейх, увеличь
мое знакомство с тобой, — сказал Нур-ад-дин, и старец молвил: — о дитя мое, знай, что я в каком-то
году пришел в Каир с товарами и продал их там и купил других товаров. И мне понадобилась тысяча динаров и их отвесил за меня твой отец Тадж-ад-дин,
не зная меня, и он не написал о них свидетельства, и
 611

ВОСЕМЬСОТ СЕМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ
 ждал этих денег, пока я не вернулся в этот город и не
отослал их ему с одним из моих слуг, и с ними подарок. Я видел тебя, когда ты был маленький, и, если
захочет великий Аллах, я отчасти воздам тебе за то,
что твой отец для меня сделал.

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 7. «...что был в городе Ширазе великий
царь по имени ас-Сейф-аль-Азам-Шах».
 Шираз — главный город персидской провинции
Фарс, расположенный в долине к югу от Испахана.
Шираз издревле знаменит своим вином и медом. Этот
город — родина двух знаменитых персидских поэтов —
Хафиза и Саади и религиозного реформатора Али-
Мухаммеда, прозванного Баб, основоположника ба-
бизма. Уроженцем Шираза считается также легендарный основатель манихейства — Мани.
 Стр. 8. «А был в Ираке царь».
 Ирак — нижняя Месопотамия (древняя Вавилония).
 Стр. 10. «Плеяды я стерегу, взойдут лишь, и
ас-Симак».
 Ас-Симак — «выдающийся» — название самой яркой звезды созвездия Девы, а также звезды Арктура в
созвездии Боотес. Первую из этих звезд называют «ас-
Симак аль-Азаль» (Симак безоружный), вторую —
«ас-Симак ар-Рамих» (Симак-копьеносец).
 Стр. 12х. «Благословен Аллах, лучший из
творцов».
 Цитата из Корана (глава XXIII, стих 14).
 613

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 122. «...это не кто иной, как вышний ангел».
 Часто цитировавшиеся уже слова Корана из рассказа об Иосифе Прекрасном, истории которого посвящена XII сура. Приводимые слова составляют часть
31-го стиха этой суры.
 Стр. 16. «...и царевич ответил: — Ардешир».
 Ардешир (в арабском оригинале, которым мы
пользуемся систематически «Аздешир») — имя нескольких персидских царей. Трое из них, наиболее известные арабским историкам, принадлежали к династии Сасанидов. Ардешир I правил с 241 по 262 г. нашей
эры; Ардешир II — 379—383 гг. и Ардешир III — 628—
629 гг. Европейские исторические источники приводят это имя в его греческой форме: Артаксеркс.
 Стр. 18. «Будь ты щедрой, о жизнь души».
 «Жизнь души» (буквально — жизнь душ) — русский перевод имени Хайят-ан-Нуфус.
 Стр. 20. «Клянусь великим Аллахом, владыкой Земзема и аль-Хатыма».
 Земзем — священный колодец в Мекке, вода которого, по мнению правоверных мусульман, является целебной.
 Аль-Хатым — стена, расположенная к северо-западу от Кабы. Пространство между этой стеной и воротами Кабы некогда входило в пределы этой последней и
потому считается священным.
 Стр. 45. «...одну из которых звали Бульбуль,
а другую звали Савад-аль-Айн».
 «Бульбуль» — «соловей»; «савад-аль-айн» — «чернота глаза».
 Стр. 62. «...и обнажила голову, и потемнело
на земле, и засияла над ней луна».
 Намек на черные, как ночь, волосы и подобное луне
лицо красавицы.
 614

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 86. «...увидел, что она походит на рудей-
нийское копье».
 Согласно народной этимологии, название «ру-
дейнийский» происходит от имени Рудейны —
жены легендарного Самхара, которая, как и ее
муж, умела делать отличные копья. В другом месте
(т. IV) уже приходилось указывать, что Самхара не
имя мастера, а название местности в Африке, откуда доставлялись в Аравию лучшие копья.
 Стр. 94. «Луна нисходит в сердце лишь одной
звезды».
 Имеется в виду одно из так называемых «стояний»
луны, то есть тех звезд, около которых Луна, по учению арабских астрономов, последовательно останавливается в каждый из двадцати восьми дней лунного
месяца. 18-я из этих звезд Антарес, в созвездии Скорпиона, называется по-арабски «аль-Кальб» — «сердце», отсюда намек в приведенном стихе.
 Стр. 101. «...и назвали ребенка Бедр-Басим».
 Бедр-Басим означает — «улыбающаяся луна».
 Стр. 117. «Аллах возлагает на душу только то,
что ей вмочь».
 Часто повторяемые слова Корана (глава II, стих
186).
 Стр. 122. «...и ни четверти кирата из двадцати четырех киратов».
 Кират — мера веса, приблизительно равная 0,19 грамма. Кират составляет одну двадцать четвертую часть
мискаля; в образной речи выражение «в двадцать четыре кирата» употребляется для характеристики совершенства и полноты чего-нибудь, аналогично тому,
как мы теперь говорим: «На сто процентов». «Человек
в двадцать четыре кирата» — безупречный, достойный
во всех отношениях человек.
 615

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 134. «...а объяснение этого по-арабски —
"солнечный календарь"».
 Следовало сказать просто «солнце». Почему вздумалось сказочнику перевести имя царицы так, как он
это сделал, — непонятно.
 Стр. 143. «И потом он вынес ему с ритль са-
вика».
 Савик — ячменная мука. Так же называется ряд кушаний, приготовленных с примесью этой муки (суп,
тесто и т. п.). В данном случае, вероятно, имеется в
виду нечто вроде запеканки, которую употребляют в
пищу во время путешествия.
 Стр. 147. «...и ее матери Фараши».
 «Фараша» означает — «бабочка».
 Стр. 150. «...ибо она — драгоценность».
 Намек на нарицательное значение имени царевны — Джаухара.
 Стр. 152. «...и на страны, которые за рекой».
 «Заречными странами» (Мавераннахр — буквально: «то, что за рекой») средневековые мусульманские
географы называли подчиненные исламу страны, лежащие к северу от Амударьи. Основную часть этих
территорий составляют бывшие мусульманские области Средней Азии.
 Стр. 154. «...то ты не от нас, и мы не от тебя!».
 Формула, обычно употребляющаяся, чтобы указать
на отсутствие всякой близости между говорящим и
тем, к кому он обращался.
 Стр. 158. «...в присутствии женщин и невольниц, рабов, глупцов и детей».
 Чрезвычайно характерное для психологии зажиточного мусульманина сочетание! Излишне говорить о
том, что в среде бедняков, принужденных жить своим
трудом, женщина, в силу своей роли в хозяйстве, пользовалась сравнительно большей свободой в домашнем
 616

ПРИМЕЧАНИЯ
 быту нежели в семье богача, где она была принуждена
почти не выходить из харима. О том, что для разных
категорий слушателей предназначались различные
сказки «1001 ночи», существуют совершенно определенные указания.
 Стр. 167К «...который знает о взглядах украдкой и о том, что таится в груди».
 Цитата из Корана (глава XI, стих 20).
 Стр. 1672. «...а когда придет время между
двух молитв».
 Как уже приходилось указывать (т. III), мусульмане молятся пять раз в сутки. «Время между двух молитв» — промежуток от полуденной до предзакатной
молитвы.
 Стр. 172. «...пока бросят шарик на блюдо».
 Звон шарика, по-видимому, — сигнал, указывающий на счастливое окончание родов. В другом издании
«1001 ночи» сказано: «Пока бросят шарик из окна».
 Стр. 173. «...назовите моего сына: Сейф-аль-
Мулук».
 «Сейф-аль-Мулук» означает — «меч царей».
 Стр. 179. «...велели ему принести меч, перстень, узел и печать».
 При перечислении подарков Соломона царю о печати не упоминалось. В другом издании «1001 ночи»
говорится вместо печати о луке, который, однако,
тоже не фигурировал среди подарков Соломона.
 Стр. 181{. «...дочери Шаммаха-ибн-Шаруха».
 В дальнейшем отец Бади-аль-Джемаль назван не
Шаммахом, а Шахьялем — характерная для рассказчика «1001 ночи» небрежность.
 Эта мелочь, как и многие другие подробности, указывает, что писаный текст сказок Шахразады едва ли
был проредактирован одним лицом. По отдельным
сказкам можно даже, наоборот, обнаружить, что они
были записаны под диктовку или по конспектам не¬
 617

ПРИМЕЧАНИЯ
 скольких рассказчиков, не всегда согласовывавших
свой текст с содержанием всей сказки в целом.
 Стр. 1812. «...которые обитают в городе Баби-
ле и живут в саду Ирема, сына Ада старшего».
 Бабиль — арабская форма названия Вавилона. Об
Иреме, как названии племени и географическом обозначении, упоминающемся в LXXXII главе Корана,
уже приходилось говорить (т. IV). Превращение Ирема в «сына Ада старшего» есть плод той путаницы, которую произвели в голове рассказчика противоречивые толкования неясных мест Корана. Объясняется
оно смешением названия мифического города с именем его основателя Шеддада, который, согласно легенде, был сыном Ада старшего. С одним из вариантов
этой легенды читатель уже ознакомился (см. т. IV).
 Стр. 193. «...и вокруг него стояли зинджи».
 Может быть, не лишне напомнить, что зинджи —
первоначально название чернокожих обитателей острова Занзибара. Впоследствии так стали называть всех
негров вообще.
 Стр. 196. «...пробежал калам с тем, что судил
Аллах».
 Здесь, как и во многих других аналогичных выражениях, имеется в виду тот предвечный калам (перо), которым, по арабскому поверью, заранее написаны в
книге судеб все деяния людей.
 Стр. 203. «...и колодезь заброшенный, и дворец высокий».
 Эти слова являются частью 4-го стиха XXII главы
Корана, который в целом звучит так: «Сколько есть селений, нами погубленных, когда были они преступны,
и разрушены, они теперь на столбах своих, и колодцев
заброшенных, и дворцов высоких». Приводимая в тексте сказки фраза кажется настолько неуместной, что
наводит на мысль о сознательном цитировании Кора¬
 618

ПРИМЕЧАНИЯ
 на невпопад, в виде насмешки над любителями поминутно щеголять своей богословской начитанностью.
Примеры иронического отношения к религии в арабской литературе не столь уж редки — достаточно
вспомнить классические «послания» знаменитого поэта и мыслителя X—XI веков Абу-ль-Ала, одно из которых опубликовано и переведено на русский язык редактором настоящего издания*, но в данном случае
наивный рассказчик и в мыслях не имел преступить
против благочестия. Страсть расшифровывать каждый намек в Коране и сообщать всевозможные подробности о любом лице или местности, в нем упоминаемой, заставили арабских писателей еще задолго до
создания «1001 ночи» в ее современном виде точно определить местонахождение «заброшенного колодца» и
«высокого дворца», поместив их в области Хадрамаут
в Аравии.
 Стр. 205. «...и мой отец живет в крепости
Кульзум».
 Кульзум (греческое: Клизма) — старое название города Суэца. Развалины крепости, лежащие к северу от
нового города, существовали еще в середине прошлого века.
 Стр. 212. «...а гавань называется Гавань Камин-аль-Бахрейн».
 Название гавани («Скрытая двумя морями») — совершенно фантастично и, вероятно, стоит в связи с
наименованием области Бахрейн в Аравии.
 Стр. 230. «Произносит кто из Корана суру
Создателя».
 «Создатель» или «Ангелы» — название XXXV главы Корана.
 * Абу-ль-Ала аль Маарри, Рисалат-аль-Малаика (Послание об ангелах). Издание текста, перевод и комментарий И. Ю. Крачковского, Ленинград, 1932.
 619

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 322. «Все корабли я б силой захватила».
 Намек на Коран (глава XVIII, стих 78).
 Стр. 323. «Прощанье прочти назад: вернулись».
 Имеется в виду одна из фигур арабской риторики — игра слов, основанная на чтении «задом наперед», то есть для арабов — слева направо.
 Стр. 337. «...и отсутствовал в течение одного
часа по звездам».
 То есть астрономического часа, продолжительность которого может быть точно определена и остается неизменной круглый год. В гражданской жизни
мусульмане, как уже говорилось (т. III), разделяют
сутки на двадцать четыре часа, двенадцать из которых падают на светлое время и двенадцать на темное.
Очевидно, что, в зависимости от времени года, продолжительность каждого из этих двух периодов, а
следовательно, и составляющих его отдельных часов,
подвергается значительным колебаниям.
 Стр. 380. «...его дочери Манар-ас-Сана».
 «Манар-ас-Сана» значит — «маяк великолепия».
 Стр. 383. «...и старшую звали Нур-аль-Худа».
 «Нур-аль-Худа» значит — «свет правого пути»;
«Наджм-ас-Сабах» — «утренняя звезда»; «Шамс-ад-
Духа» — Солнце зари; «Шеджерет-ад-Дурр» — «ветка
жемчуга»; «Кут-аль-Кулуб» — «пища сердец»; «Ша-
раф-аль-Банат» — «благородство девушек».
 Стр. 403. «...стоит шесть джедидов».
 Джедид — мелкая медная монета, около двух копеек по довоенному курсу.
 Стр. 479. «...клянусь моими пречистыми отцами и моим родством с Хамзой и Акилем».
 Хамза, дядя пророка Мухаммеда, был братом, а
Акиль — племянником аль-Аббаса, от которого вели
свой род халифы Аббасиды.
 620

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 483. «...дайте место капитану Зулейту!».
 Зулейт (ироническая кличка) — уменьшительное
от «Зульт» — голый.
 Стр. 485. «...подай мне Ясмин и Нарджис!»
 Ясмин — жасмин, и Нарджис — нарцисс, в данном
случае имена невольниц. Тамар-хенна, или хенна
(Lawsonia inermis) — неоднократно упоминавшееся в
«1001 ночи» растение с чрезвычайно приятным запахом. Сок хенны служит для окраски концов пальцев
арабских красавиц.
 Стр. 494. «...поистине, Аллах прощает грехи
полностью, он есть всепрощающий, милосердый».
 Часть 54-го стиха XXXIX главы Корана.
 Стр. 505. «...и вдруг она говорит: — шах
умер».
 По-арабски: аш-шах мат. От этого сочетания слов
принято производить название игры в шахматы. Подлинная этимология слова «шахматы» указана в одном
из предыдущих примечаний.
 Стр. 516'. «...о та, чей я раб, и кто моя госпожа!»
 То есть: за здоровье той, чей я раб и т. д.
 Стр. 5162. «А я пойду и сделаюсь мусульманином».
 Из бреславльского издания текста настоящей сказки, где он гораздо подробнее, видно, что Масрур был
христианин. В дальнейшем мы узнаем, что Зейн-аль-
Мавасиф — мусульманка, выданная за еврея, но не отступившая от ислама.
 Стр. 536. «Кто чертит в предвечном сроки их
на скрижали лба».
 По мусульманскому поверью, судьба каждого человека начертана на швах его черепа, но никто не может
ее прочесть.
 621

ПРИМЕЧАНИЯ
 Стр. 540. «...и увидел, что он лишен кольев».
 Обычное сравнение опустевшего дома с палаткой,
не имеющей кольев.
 Стр. 556. «...это женщина блестяще-прекрасная».
 По-арабски: За Захрания намек на прозвание дочери пророка Мухаммета Фатимы, — аз-Захра («блестящая»). Предание приписывает Фатиме замечательную
красоту.
 Стр. 580. «...похожие на кайраванские шарики».
 Таков буквальный смысл арабского выражения.
Какие «шарики» имеются здесь в виду, в точности неизвестно.
 Стр. 598. «...мужские в женские и женские в
мужские».
 Сохраняет буквальный смысл обратного арабского
выражения. Эпитет «мужский», в применении к винту
употребляется и в некоторых европейских языках (например, в английском, ср. male Scraw).

СОДЕРЖАНИЕ
 Повесть об Ардешире и Хайят-ан-Нуфус
 (ночи 719—738) 7
 Сказка о Бедр-Басиме и Джаухаре
 (ночи 738—756) 86
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке
 (ночи 756—778) 152
 Сказка о Хасане-басрийском
 (ночи 778—831) 249
 Сказка о рыбаке Халифе
 (ночи 831—845) 440
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф
 (ночи 845—863) 449
 Сказка о Нур-ад-Дине и Мариам-кушачнице
 (ночи 863 —870) 576
 Примечания 613