РОСТОВСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. М. А. СУСЛОВА
В. П. МАКАРЕНКО
АНАЛИЗ БЮРОКРАТИИ
КЛАССОВО-АНТАГОНИСТИЧЕСКОГО
ОБЩЕСТВА
В РАННИХ РАБОТАХ
КАРЛА МАРКСА
(Очерк проблематики
и методологии исследования)
Ответственный редактор
кандидат философских наук
Ю. Р. Тищенко
ИЗДАТЕЛЬСТВО РОСТОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, 1985

М 15
Печатается по решению редакционной комиссии по
философским наукам редакционно-издательского совета при Ростовском
государственном университете им. М. А. Суслова
Рецензенты:
доктора философских наук В. А. Вазюлин, Ю. А. Замошкин,
доктор юридических наук Р. А. Сафаров,
кандидат философских наук В. А. Подорога
Макаренко В. П.
Анализ бюрократии классово-антагонистического общества
в ранних работах Карла Маркса (Очерк проблематики и
методологии исследования). Издательство Ростовского
университета, 1985.
160 с.
В книге исследуется процесс формирования взглядов Маркса на бюрократию в период
становления философской и политической теории марксизма. Избранный автором метод
анализа — соединение историзма с постановкой методологических вопросов — позволяет решать
как марксоведческие, так и теоретические задачи. Марксовы взгляды на бюрократию
рассматриваются как предпосылка теории пролетарской революции и программы революционного
слома государственной машины буржуазного общества.
Книга рассчитана на специалистов в области истории марксистской философской,
социальной и политической мысли, на научных работников, преподавателей и студентов философских и
юридических факультетов вузов.
м 0102010000-065 , _.
ММ175(03)-85 1_85
Издательство Ростовского университета, 1985

Софье Степановне Козыревой —
маме моей — посвящаю
эту книгу
Введение
Изучение процесса формирования марксизма в единстве его составных
частей — философии, политической экономии и научного социализма —
важный раздел марксистско-ленинской теории. Марксизм-ленинизм как
направление философской, экономической и политической мысли и практики
постепенно становится достоянием всего человечества и приобретает, в
отличие от предшествующих ему направлений мысли и практики, поистине
всемирно-исторический смысл.
Ленин — важнейшая фигура в истории России и человечества —
постоянно напоминал о необходимости изучения марксизма, о том, что
марксизм возник не в стороне от столбовой дороги развития цивилизации,
что учение Маркса впитало в себя все наиболее ценное и прогрессивное
из многовекового опыта развития человеческой мысли и практики. «Учение
Маркса,—отмечал Ю. В. Андропов, —представленное в органической
целостности диалектического и исторического материализма, политической
экономии, теории научного коммунизма, явило собой подлинную революцию в
мировоззрении и одновременно осветило дорогу глубочайшим революциям
социальным» [11, 4]*.
Коперниканскии переворот в философской и социальной мысли, о
котором мечтали лучшие умы человечества, был осуществлен молодым
человеком из обычной бюргерской семьи. Маркс поднялся над деловой рутиной и
прагматическими теориями дюжинных буржуа. Маркс сумел подняться над
обществом, которое буржуа взлелеяли в своей мысли и практически
воплощали в жизнь в течение нескольких веков. Маркс распознал в пролетариате
источник и принцип дальнейшего развития материальной, политической и
духовной культуры человечества, противостоящей тысячелетиям
порабощения.
Маркс, Энгельс, Ленин создали теорию, беспощадную по отношению к
миру материального, политического и духовного рабства человека. Эта теория
воспитывала миллионы «проклятьем заклейменных» людей, воплощавших
в действительность марксизм-ленинизм. Социально-политическая практика
и теория марксизма-ленинизма определяют жизнь и мысль потомков этих
людей в той степени, в которой они продолжают дело своих предков.
«Марксизм, —писал Ю. В. Андропов, —не догма, а живое руководство к
действию, к самостоятельной работе над теми сложными задачами, которые
ставит перед нами каждый новый поворот истории. И чтобы не отстать от
жизни, коммунисты должны во всех направлениях двигать и обогащать
* Здесь и далее указанные в скобках цифры обозначают: первая — порядковый
номер произведения в списке литературы, вторая (и последующие)—номер страницы.
3

учение Маркса, творчески применять на практике разработанный им метод
материалистической диалектики, по праву называемой живой душой
марксизма. Только такое отношение к нашему бесценному идейному
наследию, образец которого дал Ленин, только такое непрерывное
самообновление революционной теории под воздействием революционой практики и
делает марксизм подлинной наукой и искусством революционного творчества.
В этом — секрет силы марксизма-ленинизма, его неувядающей свежести»
[11, 29]. Поэтому методологическое значение исследования процесса
становления революционной теории марксизма переоценить невозможно.
Естественно, что проследить процесс формирования марксизма, не
упуская из виду весь комплекс теоретических и практических проблем,
взаимосвязей и опосредовании, —задача не одного поколения исследователей.
В частности, отмечая наличие серьезных успехов в исследовании взглядов
К. Маркса на государство, Л. С. Мамут пишет: «Однако столь же несомненно,
что пока не все из них проанализированы в одинаковой степени» [29, 19].
Это замечание имеет прямое отношение к исследованию взглядов Маркса
на бюрократию классово-антагонистического общества. В работе Л. С. Мамута
«Карл Маркс как теоретик государства» и других исследованиях
показано, что понимание государства как объективной реальности (формы бытия)
классового общества и в то же время как деятельности лиц, осуществляющих
государственную власть, позволяет избежать трактовки государственности
как абстракции, существующей изолированно и независимо от
эмпирической жизнедеятельности людей. Тем самым открывается перспектива
«...развернутого анализа механизмов социального взаимодействия субъектов,
реальной политической активностью, энергией которых объективно
создается, функционирует, преобразуется, развивается политическая организация
общества» [29, 25]. Ясно, что «механизмы социального взаимодействия»,
о которых пишет Л. С. Мамут, не могут быть раскрыты без анализа
бюрократии как группы людей, непосредственно осуществляющих власть в классово-
антагонистическом обществе.
Поэтому для формулировки проблематики настоящей книги оказались
плодотворными те исследования и публикации последних лет, в которых
подчеркивается необходимость разработки методологических и
теоретических проблем марксистско-ленинской политической науки. «В центре
внимания политической науки, —пишут Г. X. Шахназаров и Ф. М.
Бурлацкий,—должна быть не просто власть во всех ее проявлениях и взаимосвязях,
а прежде всего способ ее организации и деятельности... Если экономические
отношения и социальная структура лежат в основе понимания классового
типа государства и всей политической системы общества, то для суждения
об их формах надо изучать весь механизм власти и управления, роли и
функции различных политических институтов, их взаимодействия,
политическую динамику в целом, методы осуществления классового руководства
обществом» [38, 17 — 18; 37]. Эти исследовательские задачи соответствуют
установкам партии. На XXVI съезде КПСС указывалось: «Глубже и смелее
надо анализировать явления политической жизни общества» [10, 78]. На
4

июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС, посвященном актуальным вопросам
идеологической, массово-политической работы партии, также подчеркивалась
необходимость глубокого анализа социально-политических процессов,
происходящих в современном мире [12].
Изучение функционирования политической власти в
классово-антагонистическом обществе не может не сопровождаться выделением бюрократии
в особый объект социологического и политологического исследования.
В работах Ф. М. Бурлацкого, А. А. Галкина, А. А. Федосеева, Г. X.
Шахназарова и других социологов и политологов-марксистов показано, что изучение
бюрократии является составной частью политической теории марксизма-
ленинизма. Так, Ф. М. Бурлацкий пишет: «Специфический интерес теория
политики проявляет к изучению политократии — высшей политической
бюрократии, находящейся в буржуазном обществе на стыке с технократией.
Это политическая элита, непосредственно приобщенная к управлению
государством, к выработке и формулированию политики. Анализ этой группы
деятелей (хотя в силу понятных причин он весьма затруднен) приоткрывает
многие скрытые пружины политических решений буржуазной власти» [16,
107]. Сходную точку зрения высказывают Г. К. Ашин, Ю. А. Замошкин,
М. Нарта и другие ученые [13; 23; 24; 31; 37]. Иными словами, исследование
всего круга проблем, связанных с генезисом, сущностью, структурой и
функционированием бюрократии, с ее воздействием на различные сферы
социальных и политических отношений классового общества — одно из
актуальных направлений марксистско-ленинской социологии и политологии.
Развитие данного направления социологического и политологического
анализа непосредственно связано с исследованием взглядов К. Маркса на
бюрократию классово-антагонистического общества, образующих
методологию исследования данного феномена социальной и политической жизни.
К сожалению, специальных работ, посвященных изучению процесса развития
взглядов Маркса на бюрократию и формированию на этой основе
методологии исследования бюрократии, ни в марксоведении, ни в марксистской
социологии политики пока еще нет. Поэтому для формулировки проблематики
настоящего исследования оказались также весьма продуктивными труды
Г. А. Багатурия, В. А. Вазюлина, В. В. Кешелава, Н. И. Лапина, Т. И. Ойзер-
мана [14; 18; 19; 25; 26; 27; 34], в которых развитие взглядов Маркса на
бюрократию рассматривается в контексте исследования процесса
формирования материалистического понимания истории, философии диалектического и
исторического материализма, метода научного исследования в ранних работах
Маркса, показана значимость Марксова анализа и критики прусской
бюрократии для формирования политической позиции Маркса по отношению
к социально-политическим порядкам Германии, Франции и Англии первой
половины XIX в. и выработки программы революционного преобразования
классово-антагонистического общества.
При выявлении взглядов Маркса на бюрократию в период
формирования философии и политической теории марксизма мы исходили из общего
положения, хорошо сформулированного Г. А. Багатурия: «Марксизм есть
5

научная теория, теоретическая система и... действительное понимание
марксизма, его содержания, его истории и современных тенденций
развития возможно только с позиций самого марксизма, самой марксистской
теории (в данном случае предмет и метод совпадают)» [14, 50]. Проследить
процесс совпадения предмета и метода исследования при анализе Марксом
бюрократии — частная, но важная цель настоящей работы.
Проблематика книги обусловлена также исследованиями, в которых
взгляды Маркса на бюрократию используются при характеристике процессов
и результатов отчуждения труда и человека в условиях буржуазного
общества [30; 35; 36], при анализе процесса формирования политико-
правовой теории Маркса и его отношения к философии права Гегеля [28;
29; 32; 33], а также при описании теоретических ориентации и подходов к
исследованию бюрократии и изучении влияния бюрократических стандартов
действия и мысли на политическое сознание личности и социальных слоев
в условиях государственно-монополистического капитализма [13; 22; 23; 24].
В частности, в работе Ю. А. Замошкина «Идейно-теоретические дискуссии
вокруг проблемы бюрократии» показано, что «...административные
структуры, имеющие единую классовую основу, могут существенно различаться по
функциональному содержанию, по способам и практической
результативности действия. Провозглашаемые общеидеологические социальные цели могут
воплощаться в различных, иногда совершенно неадекватных им
институционных формах» [23, 140]. Исследование причин и способов проявления
данных различий предполагает углубленную разработку теории бюрократии
классово-антагонистического общества. Такая разработка может оказаться
полезной при изучении процесса формирования политической теории
марксизма, оказать помощь в современных марксистских исследованиях
государственного аппарата и проблем политического управления, в критике
буржуазных концепций бюрократии и процессов бюрократизации
социальных и политических отношений в современном буржуазном обществе.
Работы марксоведческого, социологического и политологического
плана, таким образом, дают определенное представление о Марксовых
взглядах на бюрократию и непосредственно подводят к постановке основной
цели нашего исследования: систематизации строго очерченных и
развивающихся взглядов молодого Маркса на проблематику и методологию
исследования бюрократии как феномена классово-антагонистического общества.
Сообразно поставленной цели, предмет исследования связан с
постановкой и анализом следующих основных вопросов: какие объекты (факты,
явления, события, отношения) социальной действительности анализировал
Маркс при изучении бюрократии? какие познавательные процедуры,
понятия, категории и методы исследования он при этом применял? какие
особенности генезиса и функционирования бюрократии
классово-антагонистического общества он открыл уже на первых фазах становления его
философского и социологического метода и какие направления дальнейшего
анализа проблемы он указал? какова была содержательная и понятийная
структура его взглядов на феномен бюрократии в период формирования
6

философской, социологической и политико-правовой теории марксизма?
Иными словами, речь идет о вычленении системы понятий, в которых
отражена специфика Марксова анализа бюрократии на основе формирования общей
методологии социально-экономического анализа К. Маркса.
Прежде чем переходить к непосредственному анализу данных вопросов,
сделаем несколько предварительных замечаний.
Политическую реальность, которую анализировал Маркс в период
становления материалистического понимания истории и перехода от идеализма
через революционный демократизм к материализму и коммунизму,
составляло, преимущественно, прусское монархическое государство. Поэтому взгляды
Маркса на бюрократию формировались прежде всего в процессе анализа,
критики и борьбы с данной политической реальностью как особой формой
политического строя классово-антагонистического общества. Обстоятельный
анализ политической реальности, которую изучает Маркс, а также
непосредственной политической деятельности самого Маркса, дан в трудах
Г. А. Багатурия, В. А. Вазюлина, В. В. Кешелава, Н. И. Лапина, Т. И. Ойзер-
мана, основные результаты которых были использованы автором при
обдумывании структуры и проблематики данной книги. Поскольку нас будет
интересовать в основном процесс становления методологии исследования
бюрократии, историческую характеристику прусского общества и государства
мы опускаем. Этот аспект исследования хорошо изложен в работах
указанных авторов.
Анализ прусской бюрократии и всей системы социальных и
политических отношений Пруссии привел Маркса к необходимости всесторонней
критики философии права Гегеля, в которой обосновывалась правомочность
и разумность налично существующей социальной и политической системы с
ее законодательными и исполнительными органами. Марксовы взгляды на
бюрократию формируются как сложное единство практически-политических
и теоретико-методологических аспектов анализа и критики данного феномена
социальной и политической действительности. «Генезис
марксизма,—отмечает Н. И. Лапин, —есть комплексный процесс» [27, 31], в котором
необходимо различать отдельные его линии — философию, политическую экономию
и научный коммунизм — и их органическую связь друг с другом. Изучение
процесса формирования Марксовой концепции бюрократии показывает, что
она образует своеобразный сплав философских, экономических,
социологических и политическцх методов и процедур исследования и в этом смысле
не отличается от общей закономерности генезиса марксизма, отмеченной
В. А. Вазюлиным: «Если принцип тождества мышления и бытия освободить
от идеализма, то он превращается в утверждение, что в мышлении имеются
моменты совпадения его с бытием, с материальной действительностью»
[18, 123]. Задача, таким образом, заключается в обнаружении данных
моментов совпадения с действительностью в процессе формирования взглядов
Маркса на бюрократию с учетом того, что взаимосвязь понятий и категорий в
теории есть сущность мышления.
Поэтому результаты марксоведческих исследований имеют самое
7

непосредственное отношение к принципам оперирования оригинальными
работами Маркса, к содержательной систематизации материала исследования
сообразно поставленным вопросам и к структуре книги. Расположение
материала по главам соответствует относительно самостоятельным этапам
формирования метода научного исследования Маркса. Особую значимость
в этом смысле для нас имела работа В. А. Вазюлина «Становление метода
научного исследования К. Маркса (логический аспект)», в которой
показано, что «...лишь подход к предмету с позиции его действительного коренного
преобразования ...создает объективную возможность последовательно
раскрыть, понять, изучить его сущность. Если теория рассматривается
только как средство лишь частичного улучшения существующего предмета и
перед ней не ставится задача объяснения коренного преобразования
существующего предмета, то предмет не может быть понят в своих основных
сторонах исторически, не может быть до конца и в чистом виде выделена его
сущность» [19, 18].
В докладе К. У. Черненко на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС
отмечалась необходимость более глубокого анализа новейших особенностей
государственно-монополистического империализма [12]. Автор надеется, что
осуществленное исследование может оказаться полезным не только с
исторической и марксоведческой точки зрения, но и при разработке методологии
исследования бюрократии классово-антагонистического общества в рамках
марксистско-ленинской теории политики, при критике современных
буржуазных теорий социального управления и процессов бюрократизации
социальных и политических отношений в современном буржуазном обществе.
Совершенно ясно, что анализ ранних работ Маркса не может исчерпать
интересующую нас исследовательскую проблематику, содержащуюся в его
зрелых произведениях. Данная книга — первая часть более обширного
исследования, которое автор надеется завершить в ближайшие годы. Вопросы,
рассматриваемые в данной книге, далеко не исчерпывают всей совокупности
исторических, социальных, политических и идеологических проблем анализа
бюрократии современного государственно-монополистического капитализма.
Вместе с тем марксистское исследование ранних работ К. Маркса,
как отмечает Т. И. Ойзерман [34, 29], призвано противопоставить
буржуазной и ревизионистской интерпретации исторического процесса формирования
философии марксизма позитивное решение проблем, поставленных в этих
произведениях, в том числе — проблем анализа бюрократии. Марксова
концепция бюрократии, предпосылки которой мы попытаемся показать в этой
книге, направлена на выявление всего множества конкретных аспектов и
явлений бюрократизации классово-антагонистического общества.
Автор благодарит своих учителей и коллег — В. Н. Дубровина,
Г. В. Старк и Ю. Р. Тищенко за ту атмосферу требовательности и творческой
поддержки, которая способствовала работе над данной книгой. Особую
признательность он выражает проф. В. А. Вазюлину, проф. Ю. А. Замошкину,
проф. Н. В. Мотрошиловой, проф. В. С. Нерсесянцу, проф. Р. А. Сафарову
и к.ф.н. В. А. Подороге за деловые советы и продуктивную критику.
8

Глава I
Анализ бюрократии
в статьях из «Рейнской газеты»
В работе «Карл Маркс» В. И. Ленин писал, что в статьях
К. Маркса из «Рейнской газеты» намечается переход от идеализма
к материализму и от революционного демократизма к коммунизму.
В предисловии «К критике политической экономии» Маркс отмечал:
«Обсуждение в рейнском ландтаге вопросов о краже леса и
дроблении земельной собственности, официальная полемика, в которую
г-н фон Шапер, тогдашний обер-президент Рейнской провинции,
вступил с «Rheinisehe Zeitung» относительно положения мозельских
крестьян, наконец, дебаты о свободе торговли и покровительственных
пошлинах дали первые толчки моим занятиям экономическими
вопросами» [9, 6].
Как проявилась эта общая установка Маркса в исследовании
бюрократии? И как исследование бюрократии связано с началом перехода
Маркса от идеализма и революционного демократизма к
материализму и коммунизму? Исследованию этих вопросов посвящается
данная глава.
Статья К. Маркса «Заметки о новейшей прусской цензурной
инструкции» по времени ее написания и тематически примыкает
к статьям из «Рейнской газеты». Поэтому мы сочли возможным не
выделять эту статью в особый предмет исследования.
1.1. Выбор объектов исследования
В соответствии с исследовательской практикой Маркса анализ
бюрократии классово-антагонистического общества следует начинать
с фиксирования и изучения фактов, явлений и событий социальной
действительности.
При анализе бюрократии Маркс привлекает и использует богатый
и разнообразный эмпирический материал: законы, распоряжения
и инструкции правительства, переписку между Обществом
поощрения виноделия и органами управления Примозельского края, между
органами управления данного края и высшей государственной
администрацией, статистические данные о динамике цен на вино и землю,
петиции и ходатайства виноделов местному и центральному
начальству, данные о размерах налога, взимаемого с граждан в
государственную казну, материалы о способе деятельности администрации
отдельного региона и страны в целом, о дискуссиях в высшем
представительном органе региона по разнообразным вопросам, о состоянии и
роли прессы в стране и т. д.
Указанные факты и наблюдения над ними относятся к эмпириче-
9

скому уровню исследования бюрократии. Этот уровень предполагает
выявление, изучение и систематизацию всех фактов, явлений,
событий и связей между индивидами и органами государственного
управления.
Хотя сфера анализа чрезвычайно широка, уже на этом уровне
исследование бюрократии должно удовлетворять определенным
требованиям: 1. Базироваться «на одних фактах». 2. Факты должны
быть выражены «в обобщенной форме» [3, 199]. Источником
фактического материала являются разнообразные конфликты между
органами и объектами государственного управления. Отбор, обобщение
и оценка фактов определяются позицией публициста и теоретика по
отношению к данным конфликтам.
Такая ситуация характерна для начала Марксова анализа
бюрократии. Как отмечает Н. И. Лапин, в начале 1843 г. Маркс
«...по сути дела, провел социологическое исследование положения
мозельских виноделов» [27, 34]. На эмпирическом уровне при этом
Марксом был зафиксирован определенный социальный факт —
бедственное положение виноделов Примозельского края. Чтобы заметить
его, совсем не обязательно быть исследователем и теоретиком, тем
более — философом. Бедственное положение людей — самая
неприглядная эмпирия. Она доступна любому, а не только
«теоретически вооруженному» взгляду.
Но Маркса этот факт не интересовал сам по себе, изолированно от
отношения к нему отдельных личностей и групп людей. Индивиды,
погруженные в грубую эмпирию материальной жизни, неизбежно
поставлены в такие условия, что их интересы и точки зрения
относительно конкретных социальных явлений и проблем существуют
неразрывно. Маркс подчеркивал, что при исследовании социальной
реальности нельзя упускать из виду материальное положение людей.
В этом смысле любой индивид является носителем определенных
социальных отношений. Специфика позиции исследователя
бюрократии, да и любого социального теоретика, заключается в том, что он
должен увидеть связь между интересами и точками зрения,
«разгадать» за отношениями индивидов действие всеобщих, невидимых и
принудительных сил [3, 212].
На данном этапе своего интеллектуального и политического
развития Маркс считал, что эти силы проявляются в двух типах
отношения к одному и тому же социальному факту: бедственному
положению людей. Данные типы отношения, вслед за Гегелем, Маркс
обозначал как «государственную сторону» и «частную сторону».
Раздельный анализ каждой из них, затем — анализ взаимодействия
между ними обеспечивают возможность описать действительную
суть дела, т. е. суть реально существующих конфликтов между
индивидами и органами государственного управления.
10

1.2. Базисные категории анализа
«Государственная сторона»—одна из основных категорий, с
помощью которой Маркс фиксирует определенный тип отношения
к бедственному положению людей. Данная категория, как уже было
сказано, взята Марксом в «Философии права» Гегеля. Но содержание
данной категории или (что то же самое) типа отношения к
социальным явлениям Маркс описывает с помощью понятий «интерес
правительства», «взгляды правительства», «правительственная точка
зрения», «официальная точка зрения». Отметим, что понятия,
вводимые Марксом для анализа «государственной стороны», направлены
на выявление конкретных объектов исследования.
Как выявить «интерес правительства» и «взгляды
правительства»? Согласно Марксу, интерес и взгляды правительства могут
быть установлены путем анализа законодательной, нормативно-
распорядительной и административной деятельности государства.
Так, если в какой-либо правительственной инструкции или
распоряжении допускается обсуждение изданных законов, то в процессе
данного обсуждения могут быть высказаны такие точки зрения, которые
соответствуют, не соответствуют или частично соответствуют
интересам и взглядам правительства. Установить же факт такого
соответствия (несоответствия) и, стало быть, выявить взгляды правительства
можно только в процессе публичного обсуждения и теоретического
исследования существующих и вновь изданных законов, инструкций
и распоряжений как продуктов деятельности правительства.
Исследовательская программа, которую набрасывает при этом
Маркс, достаточно обширна. Она включает обсуждение изданных
ранее законов и вновь изданных инструкций, сопоставление вновь
изданных инструкций с изданными ранее законами, сравнение
законов и инструкций с реальной действительностью. Лишь после
осуществления таких процедур, допускающих расчленение по
объектам государственной деятельности и по времени действия
конкретных законодательных и нормативно-распорядительных акций,
возможно получить более или менее адекватную картину взглядов
правительства.
Однако установление данных взглядов облегчается тем, что во
всякой новой инструкции может содержаться призыв к
соблюдению уже существующих законов. Этот призыв означает, что
существующие в государстве законы в той или иной степени не
соблюдаются. Поэтому всякая новая акция правительства, направленная
на соблюдение уже существующих законов, есть косвенное признание
правительства в том, что нет соответствия между сферой законов и
социальной действительностью и что от такого несоответствия
страдают «интересы правительства».
С этой точки зрения законодательная, нормативно-распорядитель-
11

ная и административная деятельность государства есть множество
следующих друг за другом актов признания правительства в том,
что существующие законы и принципы управления не соответствуют
или частично соответствуют реальному положению дел в обществе
и государстве. Анализ этой сферы государственной деятельности,
согласно исследовательской практике Маркса, является одним из
условий выявления и теоретического отражения интересов и взглядов
правительства при характеристике «государственной стороны».
Необходимо, далее, выявить и проанализировать бытующие в
сферах государственного управления формы сознания и оценки
законодательной, нормативно-распорядительной и административной
деятельности правительства и аппарата управления. Исследователь
не должен быть политическим или административным моралистом,
который винит в несоблюдении законов и инструкций частных
лиц — высших правительственных чиновников или служащих
органов управления вообще. Такой способ анализа и оценки
административной практики государства Маркс называл мнимым либерализмом.
Содержание мнимого либерализма как особой формы сознания
и оценки административной деятельности государства определяется
следующими, молчаливо принятыми, допущениями. Предполагается,
что лишь деятельность отдельных лиц в государственном аппарате
управления есть «последовательное беззаконие» и «бессовестное
поведение». Выбор лиц на отдельные должности в государственном
аппарате управления несовершенен, отдельные лица неспособны
выполнять возложенные на них должностные обязанности. Предполагается
также, что люди, охватываемые сферой законодательной, нормативно-
распорядительной и административной деятельности государства,
невежественны и глупы, что они не могут требовать соблюдения
и применения существующих законов и принципов управления из-
за трусости, подчиненного положения и т. п.
Эта система молчаливо принятых, институционализированных,
а при необходимости декларируемых идеализации благоприятствует
распространению такого способа анализа и оценки административной
практики государства, при котором несовершенство налично данной
системы государственного управления выводится исключительно из
личных качеств людей, занятых в аппарате управления и
подчиненных данному аппарату. Предполагается, что в целом аппарат
государственного управления совершенен, а его отдельные недостатки
обусловлены несовершенством человеческой природы, но не органов
государственного управления.
Данная практическая и теоретическая платформа мнимого
либерализма, по мысли Маркса, есть оборонный, защитный маневр
«государственной стороны» против каких бы то ни было изменений
принципов управления и административной практики государства.
«Объективные недостатки самого института, —пишет Маркс, —ставят-
12

ся в вину отдельным лицам для того, чтобы, не улучшая дела по
существу, создавать видимость улучшения» [1, 4]. Речь идет о том,
что мнимый либерализм может вдохновляться идеей улучшения
принципов управления и административной практики, быть, так
сказать, присяжным реформатором, поскольку эта форма анализа и
оценки административной деятельности государства
сосредоточивается в правительстве.
Однако при любых действиях, направленных на «улучшение»
деятельности органов государственного управления, основной удар
наносится по отдельным людям, а не но институтам и их
объективным недостаткам. За счет акций в отношении отдельных людей
правительство распространяет иллюзию реагирования на
объективные недостатки органов государственного управления и иллюзию
улучшения их деятельности. Люди, занятые в сфере управления,
тем самым становятся жертвой, принесенной не для действительного
улучшения принципов и процессов государственного управления,
а для создания и поддержки иллюзий действий улучшения.
Функцию отвлечения внимания индивидов («поверхностной
публики» по характеристике Маркса) от объективных недостатков
институтов и всей системы управления выполняет
правительственная пресса. «Ничтожные писаки предписанного свыше прогресса»
[1, 5] создают вокруг отдельных лиц или органов административного
аппарата нетерпимую морально-политическую атмосферу и
одновременно «...расточают похвалы правительству»» [1, 5]. Пресса, таким
образом, также входит в содержание мнимого либерализма, поскольку
она распространяет и укрепляет еще одно допущение: о том, что
прогресс в сфере принципов и процессов государственного
управления может быть предписан свыше правительством.
Маркс детально показывает, что данная система идеализации
соответствует интересам «государственной стороны». С помощью
прессы и других институтов формирования общественного мнения
мнимый либерализм как форма анализа и оценки административной
практики государства систематически внедряется в сознание членов
гражданского общества и граждан государства для придания данной
форме статуса всеобщности.
«Государственная сторона» далее выявляет себя в
правительственной или официальной точке зрения на факты и события
социальной действительности. Правительственная (официальная) точка
зрения определяется Марксом как «...некоторая сумма всех его
прежних взглядов и всего его (правительства.— В. П.) опыта» [3, 198].
Взгляды правительства, как было показано, выражаются в
законодательной, нормативно-распорядительной и административной
деятельности государства, а также в особой форме мышления и действия —
мнимом либерализме. Опыт правительства — это совокупность
практических навыков по реализации этих взглядов. В чем же
13

состоят сами «навыки» и какова их связь с взглядами правительства?
Интерес, взгляды и опыт правительства проявляются в его особом
отношении к любым социальным бедствиям. Данное отношение,
по Марксу, включает следующие устойчивые моменты: правительство
может признавать бедственное положение какой-либо части
населения, местности или сферы общественного хозяйства; в то же время
правительство с недоверием относится к заявлениям о бедственном
положении, если такие положения высказываются людьми, не
входящими в состав правительства или административного аппарата;
правительство рассматривает самое себя и государственный аппарат
управления как средство познания социальных проблем и социальных
бедствий; правительство не доверяет также заявлениям о том, что
бедствия носят массовый характер.
Указанные элементы отношения правительства к социальным
бедствиям выражаются полностью или частично в
правительственной (официальной) точке зрения. Официальная точка зрения,
таким образом, выражает стремление правительства как
политически господствующей группы к монопольному суждению о положении
дел в обществе и государстве, к монопольному суждению о размерах
социальных бедствий.
Научная и политическая проблема, поставленная Марксом, в
данном случае заключается в поисках ответа на вопрос: каковы
причины того, что, если органы государственного управления
используются как средство познания социальных проблем и социальных
бедствий, действительная социальная значимость этих проблем будет
представлена в искаженном виде, а размеры социальных бедствий
будут неизбежно преуменьшены?
Маркс показывает, что ни в момент возникновения социальных
проблем и бедствий, ни в период их развертывания правительство
не обладает какой-либо позитивной программой их решения и
преодоления. У правительства, кроме того, отсутствует желание, не
говоря уже о цели, что-то существенно изменить в процессе нарастания
социальных бедствий.
Но если размеры социальных бедствий неизбежно
преуменьшаются, то реакция правительства на положение дел в обществе и
государстве неизбежно запаздывает, что и находит выражение в
официальной точке зрения. Если в официальной точке зрения
размеры социальных бедствий преуменьшаются, то она косвенно
способствует дальнейшему их росту.
Таким образом, в официальной точке зрения на факты, явления
и события социальной действительности выражается опыт
пренебрежения правительства к реальному положению дел в обществе и
государстве и опыт выживания господствующей политической группы
в условиях перманентной социальной дезорганизации и социальных
бедствий. Выработка в правительстве и в органах государственного
14

управления особого представления о допустимых размерах
социальных бедствий — квинтэссенция данного опыта.
Под «допустимыми размерами» понимаются такие, которые не
переходят в прямую политическую угрозу правительству и органам
государственного управления в целом. Ясно, что лишь правительство
и члены государственного аппарата обладают монополией на такой
опыт. Поэтому всякая иная точка зрения на факты и события
социальной действительности, за исключением официальной, воспринимается
с недоверием агентами государственной власти.
«Частная сторона»—следующая категория, используемая
Марксом для выявления, анализа и оценки второго типа отношения к
событиям и фактам социальной действительности. Объективные
характеристики «частной стороны» заключаются в том, что частные лица
вынуждены вести тяжелую борьбу с природой и с господствующими
социальными отношениями [3, 201]. Данные направления борьбы
характеризуют частных лиц как экономически, социально и
политически значимых деятелей. Процессы и результаты данной борьбы
воплощаются во множестве продуктов, в том числе — в собственных
суждениях о собственном положении в системе социальных
отношений.
Положение частных лиц в данной системе выражается во
множестве частных интересов. Причем, согласно Марксу, суждения
частных лиц могут сознательно или бессознательно затемняться
частными интересами. «Незаинтересованных» суждений о процессах
и результатах борьбы людей с природой и существующими
социальными отношениями попросту нет. Поэтому исследователь должен
отыскать и теоретически отразить стоящие за каждым суждением
частные интересы.
Если они выявлены, —то нельзя «...безусловно предполагать
правильность этого суждения» [3, 205], т. е. суждения, основанного
на интересе. Частный интерес и адекватное отражение социальной
действительности — это стороны постоянно воспроизводящегося
противоречия, которое можно сформулировать в виде импликации:
если суждение опирается на интерес, а интерес является базисом
какого-либо суждения о процессах и результатах борьбы индивидов
с природой и существующими социальными отношениями, то
теоретическая ценность данного суждения в лучшем случае
проблематична.
Но отсюда не следует, что нужно пренебрегать анализом
различных форм выявления и артикуляции суждений, основанных на
частном интересе. Наоборот, исследователь должен чрезвычайно
внимательно относиться к любому столкновению суждений, за
которыми стоят частные интересы. Полемика, по Марксу, есть
столкновение интересов. Поэтому полемика между представителями
различных точек зрения на одни и те же факты социальной действи-
15

тельности — объект исследования и необходимый этап на пути
теоретического отражения реальных противоречий социальной
действительности.
Так, полемика между органами управления и виноделами При-
мозельского края отражает тот действительный факт, что в
определенном регионе страны имеется множество пострадавших
частных интересов, т. е. индивидов, которые находятся в
бедственном положении. Поэтому анализ действительного положения
индивидов в системе социальных отношений — необходимая
предпосылка анализа содержания и сути полемики между «государственной»
и «частной» сторонами.
«Частная сторона», между прочим, находит свое воплощение
в неофициальной точке зрения на социальные проблемы и социальные
бедствия. Содержание неофициальной точки зрения, по Марксу,
заключается в следующем.
Представители «частной стороны», выражающие неофициальную
точку зрения, осознают, что «...защищаемый или частный интерес
в такой же мере является и государственным интересом...» [3, 200].
Поэтому частный интерес отстаивается с точки зрения общественных
интересов, если, конечно, государство является представителем всех
частных интересов. В этом смысле частный интерес объективен.
В неофициальной точке зрения осознается также тот факт, что под
влиянием «государственной стороны» происходит извращение фактов
социальной действительности. Осознание возможности и
неизбежности такого извращения — существенное свойство неофициальной
точки зрения.
Неофициальная точка зрения, далее, оперирует фактами и
аргументами, почерпнутыми из самой практической жизни индивидов.
В неофициальной точке зрения первоначально фиксируется и
осознается противоречие между действительными фактами социального
бытия и «картиной» этих фактов, складывающейся в государственном
аппарате и правительстве.
Практика и неофициальная точка зрения на события
социальной действительности, таким образом, есть целостность, первый
элемент которой означает действительность социального
противоречия, а второй — отражение (правда, еще не теоретическое) данного
противоречия. Поэтому неофициальная точка зрения на социальные
проблемы и социальные бедствия — предпосылка научного анализа
отношения между «государственной» и «частной» сторонами, между
органами и объектами государственного управления.
В то же время Маркс отмечает ряд трудностей, связанных
с выявлением и познанием неофициальной точки зрения на факты
социального бытия. Среди них он особо отмечает роль общего
состояния прессы в обществе и роль цензуры. «...Внешние преграды
духовной жизни, —пишет Маркс, —не принадлежат к внутреннему
16

характеру этой жизни ... они отрицают эту жизнь, а не утверждают
ее» [2, 59]. Неофициальная точка зрения коренится в материальном
бытии и интересах индивидов и потому является необходимой
составной частью духовной жизни индивидов. Но на пути неофициальной
точки зрения стоит мощная «внешняя преграда»—цензура.
Марксов анализ цензуры связан с выявлением определенных
состояний сознания, неотделимых от процесса выработки и
артикулирования неофициальной точки зрения.
Маркс указывает, что «...ни одно государство не имеет мужества
высказать в виде определенных законоположений то, что оно
фактически может проводить при помощи цензора как своего органа» [2,
67 — 68], что «цензура есть критика в качестве монополии
правительства» [2, 59]. От подцензурной печати неотделимо лицемерие и
маскировка действительных фактов и отношений социального бытия
индивидов.
Подцензурная печать выполняет функцию политического
развращения и деморализации людей, поскольку она способствует
распространению такого социального порока, который Маркс считал самым
отвратительным: пассивность граждан государства. «Правительство
слышит только свой собственный голос, оно знает, что слышит только
свой собственный голос, и тем не менее оно поддерживает в себе
самообман, будто слышит голос народа, и требует также и от народа,
чтобы он поддерживал этот самообан. Народ же, со своей стороны,
либо впадает отчасти в политическое суеверие, отчасти в политическое
неверие, либо, совершенно отвернувшись от государственной жизни,
превращается в толпу людей, живущих только частной жизнью»
[2, 69].
При выявлении неофициальной точки зрения на факты и события
социально-политической действительности необходимо учитывать
особые состояния сознания, определяющие политическое поведение
индивидов. Эти состояния тесно связаны с характером подцензурной
печати. Как видно из приведенного отрывка, Маркс выделяет и
описывает три таких состояния:
1. Состояние политического суеверия. Это состояние
характеризуется обожествлением всех институтов налично существующего
государства, правительства и органов управления как полномочных
представителей обожествленного государства. Если такое состояние
сознания и поведения распространяется в обществе, то
неофициальная точка зрения на факты и события социальной действительности
вообще не может возникнуть. Официальная точка зрения в различных
модификациях и соответствующие ей структуры политического
мышления и сознания становятся господствующими и «абсолютно
правильными», т. е. идеалами, к которым должен стремиться каждый
индивид. Никаких противоречий между гражданским обществом и
государством зафиксировать невозможно, так как особенности «го-
£. В. П. Макаренко
17

сударственной стороны»—интерес и взгляды правительства, мнимый
либерализм и официальная точка зрения — становятся всеобщими
стереотипами деятельности, поведения и мышления. Граждане
государства только пассивно усваивают и повторяют то, что
высказывается официальными лицами, органами и прессой.
2. Состояние политического неверия. Данное состояние
характеризуется повсеместно распространенным сомнением в эффективности
любых действий и истинности любых суждений лиц, занятых в
правительстве и государственном аппарате управления. Важно, что при
распространении такого состояния сознания и поведения
правительство и государственный аппарат перестают быть объектами
политически-религиозного культа, лишаются ореола святости.
Распространение политического скептицизма и политической иронии по
отношению к государству, правительству и органам управления — следствие
осознания и закрепления в общественной психологии того факта, что
официальные лица и органы не могут ни решить какую-либо
социальную проблему, ни предотвратить социальные бедствия. Политический
скептицизм и ирония образуют содержание неофициальной точки
зрения на факты и события социально-политической
действительности.
3. Состояние полного отстранения граждан от участия в
политической деятельности. Для этого состояния сознания и поведения
характерно абсолютное безразличие граждан к политическим и
государственным делам и вопросам. Люди как политически значимые
субъекты перестают существовать. Они концентрируют свое внима
ние и усилия исключительно на вопросах частной жизни.
Материальные и духовные аспекты этой жизни при такой ориентации индивидов
осознаются ими как совершенно независимые от политики.
Материальные аспекты частной жизни отождествляются с
удовлетворением частных материальных интересов и погоней за личным
благосостоянием. Духовные аспекты частной жизни, несмотря на их
многообразие, характеризуются отсутствием какого бы то ни было
интереса к социальной и политической злобе дня, к реальностям
существующего государства. «Бегство от политики», специфическая де-
политизация всех сфер частной жизни, отношение к политике как
к частному делу частных людей отражаются в неофициальной точке
зрения на факты и события социально-политической
действительности. Для данной точки зрения характерен политический вакуум,
состояние политической психологии, взятое в его отрицательном
значении.
Но как раз благодаря полному отстранению граждан от
анализа и оценки каких бы то ни было политических вопросов, событий
и действий материальные интересы осознаются как совершенно
независимые от политики и в этом смысле объективные. Парадокс
неожиданных последствий отстранения граждан от политической
18

и государственной жизни заключается в том, что материальные
интересы и стремления заявляют о себе, пренебрегая каким бы. то ни
было пиететом перед государством, правительством и органами
государственного управления. Тем самым отстранение от политики
косвенно способствует выработке и консолидации неофициальной точки
зрения, а последняя заявляет о себе как политически значимая сила.
Необходимо учитывать, что данные состояния сознания и
поведения существуют в общественном мнении неразрывно. Они
переплетены между собой и порождают такие комбинации политического
мышления и действия, которые предугадать невозможно. Важно,
однако, отметить, что все эти состояния — модусы политической
пассивности, так что по степени их распространения можно в
принципе судить о действительной или мнимой силе государства.
Проблема, поставленная Марксом уже на этом этапе исследования
классово-антагонистического общества, заключается в описании возможных
и действительных способов взаимосвязи определенных состояний
сознания и поведения с социальной и политической дифференциацией
классово-антагонистического общества.
Таким образом, согласно публицистической и исследовательской
практике Маркса, предпосылками анализа бюрократии являются
выявление, анализ и оценка различных и эмпирически фиксируемых
типов и форм отношения к одному и тому же социальному факту:
бедственному положению части населения страны.
1.3. Формулировка основного
теоретического положения
После того, как на эмпирическом уровне выявлены,
проанализированы и оценены различные типы («государственная сторона» и
«частная сторона») и формы (интерес правительства, взгляды
правительства, официальная точка зрения, неофициальная точка зрения,
состояния сознания и поведения) отношения к одному и тому же
социальному явлению и намечен ряд дополнительных проблем
(взаимосвязь интереса и познания, взаимосвязь состояний сознания и
поведения и социальной и политической дифференциации
общества), становится возможной формулировка ключевого
методологического и теоретического положения, которое затем будет развернуто
Марксом в целостную концепцию социального феномена бюрократии.
Маркс формулирует это положение в работе «Оправдание
мозельского корреспондента»: «При исследовании явлений государственной
жизни слишком легко поддаются искушению упускать из виду
объективную природу отношений и все объяснять волей действующих
лиц. Существуют, однако, отношения, которые определяют действия
как частных лиц, так и отдельных представителей власти и которые
столь же независимы от них, как способ дыхания» [3, 192].
2*
19

Данное положение Маркса, однако, не означает, что следует
пренебрегать анализом явлений, лежащих на «поверхности»
государственной жизни. Наоборот, как было показано, выявление,
анализ и оценка всего множества фактов и событий социальной и
политической действительности есть необходимый этап в процессе
исследования бюрократии. Маркс отвергает только такой способ
объяснения, при котором явления государственной жизни выводятся
из воли действующих лиц — членов гражданского общества,
государственного аппарата управления и правительства.
Специфика и новизна Марксова подхода к исследованию
бюрократии определяются тем, что взаимодействующие
агенты—«государственная сторона» и «частная сторона»—объединяются в одной
категории «отношение».
Содержание данной категории заключается в следующем:
— отношения между государственной и частной стороной
независимы ни от интересов, взглядов, сознания и воли правительства
и государственного аппарата, ни от интересов, сознания и воли
частных лиц. Причем под последними могут пониматься как члены
гражданского общества, так и члены государственного аппарата и
правительства;
— если отношения независимы от интересов, сознания и воли
взаимодействующих агентов, то они (отношения) определяют все
множество действий как частных лиц, так и представителей власти.
Деятельность каждого отдельного индивида производна от
существующих отношений;
— в этом смысле данные отношения объективны и потому
образуют предмет исследования теории бюрократии.
Можно сказать, что предикатами категории «отношение»,
вводимой Марксом для анализа бюрократии (совершенно ясно, что не
только бюрократии, но и всего многообразия социальных отношений
и процессов классово-антагонистического общества, но сейчас речь
не о них), являются: независимость, определяющее основание по
отношению к любой деятельности, объективность.
Методологическая значимость приведенного положения Маркса
определяется тем, что в нем уже четко сформулирована цель и в
свернутом виде содержится программа исследования бюрократии.
Цель Марксова анализа — поиск независимых от сознания и воли
объективных причин и условий существования бюрократии в
обществе. Вместе с тем данное положение позволяет «удержать» в
поле исследователя бюрократии множество эмпирических явлений и
фактов. Тем самым обеспечивается связь исходного эмпирического
факта (явления)—бедственного положения людей —с теорией,
которая будет развернута для его объяснения.
«Бедственное положение Примозельского края, — пишет Маркс,
суммируя свой анализ, —является одновременно и бедственным
20

положением управления. Постоянное бедственное положение какой-
нибудь части государства... вскрывает перед нами противоречие
между действительностью и принципами управления; с другой
стороны, не только народ, но и правительство видит в благополучии
какого-нибудь края фактическое подтверждение методов управления.
Однако, административные власти по своей бюрократической
сущности, усматривают причины бедственного положения не в сфере
управления, а в лежащей вне ее природной и частно-гражданской
сфере. Административные власти, при самых благих намерениях,
при самом большом усердии по части гуманности и при самом
сильном интеллекте, не могут найти разрешения для коллизии, не
являющейся чем-то мгновенным и преходящим,—для той
постоянной коллизии, которая существует между действительностью и
принципами управления. Да это и не входит в задачу административной
власти; к тому же, даже при самых благих ее намерениях, для нее
невозможно сломить силу этих существенных отношений или, если
хотите, этого рока. Этими существенными отношениями являются
отношения бюрократические как внутри самого организма
управления, так и между ним и управляемым организмом» [3, 205].
Приведенное место из работы «Оправдание мозельского
корреспондента» чрезвычайно важно для понимания процесса
кристаллизации сути Марксовой методологии исследования бюрократии. Маркс
устанавливает связь эмпирических фактов, явлений и событий
социально-политического бытия с отражением данных феноменов
в теории. Эта связь видна из ряда моментов:
— устанавливается связь бедственного положения определенной
местности и части населения страны с деятельностью органов
государственного управления;
— наряду с бедственным положением части населения
фиксируется бедственное положение аппарата управления в целом;
— фиксируется постоянство, устойчивость и объективность обеих
видов эмпирических явлений (бедственного положения части
населения страны и бедственного положения всего аппарата
государственного управления);
— устанавливается, что по части можно судить о целом, в данном
случае —о принципах государственного управления;
— показывается, что объективность обеих видов эмпирических
фактов есть проявление и отражение противоречия между
действительностью и принципами управления;
— отмечаются обыденные, массовые, мнимые формы осознания
и блокирования этого противоречия (и народ, и органы управления,
и правительство в социальном «благополучии» видят
«подтверждение» эффективности наличных органов и методов управления);
— устанавливаются типичные формы реакции органов управле-
21

ния на бедственное положение какой-либо местности, части
населения страны или сферы общественного хозяйства;
— фиксируется система идеализирующих утверждений —
мотивов административной деятельности («самые благие намерения»,
«самое большое усердие», «самый сильный интеллект» во имя
«гуманности), которыми могут обладать и руководствоваться в своих
действиях представители власти для преодоления бедственного
положения и разрешения противоречия между действительностью
и принципами, методами и процессами государственного управления;
— показывается, что даже при принятии таких идеализации
и конструирования на их основе идеального администратора или
идеального правительства нельзя упускать из виду тот факт, что
органы государственного управления не в силах преодолеть данное
противоречие;
— устанавливается, что осознание и разрешение данного
противоречия не входит в задачу административной власти.
Отсюда следует, что исследователь бюрократии должен
находиться «вне» гражданского общества и государственного аппарата
управления. Все эти констатации, за каждой из которых скрывается
множество фактов и событий социальной действительности и множество
представлений, циркулирующих в ней, служат Марксу для описания
существа отношений между действительностью и принципами,
органами и процессами государственного управления. Существо данных
отношений Маркс видит в их бюрократичности и вводит для их
описания категорию «бюрократические отношения».
Методологический и теоретический статус данной категории
определяется двумя основными положениями: 1. В этой категории
сохраняются все характеристики категории «отношение»
(независимость, определяющее основание любой деятельности,
объективность). 2. В ней резюмируются все ранее установленные связи между
действительностью — с одной стороны, и принципами, органами
и процессами управления — с другой.
Общие характеристики категории «отношение» обретают, таким
образом, предметную и сущностную спецификацию. Предметную —
потому что выделяется особая сфера исследования, сущностную —
потому что общие характеристики «отношения» могут использоваться
при анализе этой сферы и воспроизводить специфическую логику
специфического предмета — бюрократии.
Важно отметить еще и то, что сущностная и предметная
характеристики категории «бюрократическое отношение» вводятся Марксом
для анализа отношений между «государственной» и «частной»
стороной. Стало быть, категория опирается на прочный эмпирический
базис и выведена из анализа эмпирии. В то же время она вводится
для создания теории исследуемого предмета. Категория
«бюрократическое отношение» связывает множество фактов и явлений действи-
22

тельности с теорией, которая будет развернута для их объяснения.
Поэтому можно резюмировать, что категория «бюрократическое
отношение» обладает онтологическими характеристиками (1), но
не сводится к ним, а находится «на стыке» между эмпирией и
теорией (2), выполняя систематизирующую и эвристическую функцию (3)
для последовательного расчленения предмета исследования на
сферы проявления бюрократических отношений; стало быть, категория
содержит также гносеологические характеристики (4).
Маркс указывает две сферы проявления бюрократических
отношений: отношения между «организмом управления» и
«управляемым организмом» и отношения «внутри организма управления».
Описание данных сфер образует предмет и определяет структуру
Марксова анализа бюрократии на данном этапе его политического
и идейного развития. Обозначим эти направления исследования так:
1. Отношения между обществом и бюрократией и 2. Отношения
внутри бюрократии. Последовательно опишем их основные элементы,
опираясь на работы Маркса, написанные в 1842— начале 1843 г.
1.4. Отношения между обществом и бюрократией
Маркс исходит из того, что бюрократическое отношение
складывается и существует между действительностью — с одной стороны,
и принципами, органами и процессами государственного
управления — с другой. Поэтому для дальнейшего анализа бюрократического
отношения необходимо придать строгий смысл категории
«действительность» и показать, как осознается реальная действительность
органами государственного управления.
1.4.1. Бюрократическая онтология
Несмотря на простоту и, так сказать, самоочевидность
действительности, Маркс показывает, что последняя, сообразно природе
бюрократического отношения, «распадается» на три особых уровня
существования и, соответственно, отражения.
1. Существует «ясная как день» [3, 200] действительность.
Отражение этой действительности не составляет каких-либо особых
трудностей для обладающего чувствами и разумом человека. Его
отношение к действительности определяется признанием реальности и
независимости последней от его чувств и разума, сознания в целом.
Осознание независимости действительности объединяет практическое
и познавательное отношение человека к ней. Только при условии
такого единства человек может отнестись к своим собственным
действиям сознательно и, сообразуясь с целями конкретной
деятельности, делать упор либо на «исключение» самого себя из
действительности, либо на признании себя ее элементом.
23

Марксова формула «ясной как день» действительности фиксирует
прозрачность и непредвзятость отношения человека к ней. Однако эта
действительность отнюдь не кажется органам управления «ясной как
день» и реальной. Наоборот, она представляется им иллюзорной,
мнимой, нереальной, «недействительной» действительностью. Если
такое представление о действительности становится типичным,
а именно на это обращает внимание Маркс, то нарушается исходное
единство практического и познавательного отношения человека к
действительности.
2. Существует действительность, засвидетельствованная в
законах, актах, инструкциях и других государственных установлениях.
Эту действительность Маркс называет «официальным,
государственным порядком» [3, 200] и показывает, что именно она образует
предмет отражения и объективную основу деятельности органов
государственного управления. «Ясная как день» действительность
не является предметом отражения и основанием деятельности
управления. Она отождествляется с беспорядком, что и
обусловливает ее, так сказать, «мнимость».
3. Существует действительность особого образа действия и мысли.
Это такая деятельность и образ мысли, которые опираются на
«официальную действительность», порождаются ею и отражают ее.
Для органов управления, таким образом, действительность
первого типа представляется либо несуществующей, либо мнимой. Под
действительностью понимается существующее государство с
присущим ему типом и формой государственного строя и государственным
порядком. Органы государственного управления отражают указанные
характеристики государства и поддерживают данный порядок.
В этих органах занята группа людей, которые, несмотря на свою
«человеческую природу», являются принадлежностью и носителями
государственного порядка. Органы государственного управления и
люди, занятые в них,—основной элемент действительности второго
типа. Образ действия и мысли лиц, занятых в государственном
аппарате, соответствует действительности третьего типа.
1.4.2. Чиновник как социальный тип
Поэтому для анализа отношения между обществом и бюрократией
необходимо выделить в особый объект исследования группу людей,
которые входят в состав органов государственного управления. Маркс
подчеркивает, что учреждения более могущественны, чем люди, что
учреждения — необходимый элемент отношений между обществом и
бюрократией. Принадлежность к государственным учреждениям —
основной критерий выделения данной группы людей в особый объект
исследования.
24

Органы государственной власти и управления — это совокупность
учреждений, «...которые существуют как некоторый класс
индивидов» [1, 18]. Описание типичных свойств данного класса индивидов
и уяснение причин обусловленности данных свойств и составляет
задачу данного аспекта исследования бюрократии.
Маркс описывает прежде всего систему идеализации, которые
устанавливаются государством по отношению к собственным
учреждениям и занятым в них людям. Эти идеализации систематически
внедряются в сознание членов общества с целью превращения данных
идеализации в социальные стандарты отношения граждан
государства к государственным учреждениям и государственным
чиновникам.
Что же это за идеализация? Так, если обязанностью чиновника
является наблюдение за состоянием «общественного духа», то
чиновнику приписываются свойства проницательности, всеведения,
всезнания. Чиновник, согласно такой идеализации, есть универсал,
синтезирующий в себе обособившиеся сферы духовной
деятельности. Он является одновременно политиком, философом,
моралистом, художником и т. д.
Предполагается также, что чиновник совершенно лишен злобы,
страсти, ограниченности, предвзятости и вообще любой человеческой
слабости. Согласно этой идеализации, чиновник, обладая
«человеческой природой», одновременно лишен ее недостатков и является
средоточием всех человеческих знаний и ценностей.
Учреждения, существующие как некоторый класс индивидов,
есть такое образование в обществе, которое существует как некоторый
класс «сверхчеловеческих существ». Социальная функция
государственных учреждений с этой точки зрения заключается в выработке
и распространении представлений о чиновнике как идеальном
человеке.
Но, несмотря на «сверхчеловеческие достоинства» этой группы,
она подчинена господствующим в классово-антагонистическом
обществе социально-политическим стандартам отношений и
сознания. Одним из таких стандартов является иерархия. Социальная
фигура чиновника и повсеместно распространенное представление
о чиновнике как идеальном человеке подвержены влиянию данного
стандарта и являются его носителями.
«Сверхчеловеческие свойства» чиновников тоже иерархичны.
«Чем выше мы поднимаемся по лестнице этой бюрократии ума,
тем все более удивительные головы нам встречаются» [1, 21], в
лапидарной форме фиксирует Маркс явление иерархизации
сверхчеловеческих свойств чиновников. С одной стороны, чиновник
рассматривается как средоточие всех человеческих знаний и достоинств.
С другой стороны, фигура чиновника распадается на множество
копий, находящихся между собой в отношении субординации. Кри-
25

терием субординации является степень выраженности
«сверхчеловеческих свойств».
Если смотреть снизу иерархической лестницы — «лестницы
бюрократии ума»—то чиновник есть Воплощенное Стремление к
Совершенству, которое может быть достигнуто только в
правительстве, т. е. на вершине иерархии. Согласно этой посылке,
правительство рассматривается и осознается как тождество стремления к
совершенству и самого совершенства. Если же смотреть сверху
иерархической лестницы, т. е. с точки зрения правительственного
совершенства или совершенного правительства, то «сверхчеловеческие
свойства» чиновника постепенно уменьшаются, бледнеют и, наконец,
растворяются в тумане, окутывающем «толпу людей, живущих только
частной жизнью» [2, 69].
«Сподобиться», так сказать, Совершенства и стать на путь,
ведущий к Совершенству, — значит стать членом государственного
аппарата. На этой идеализации базируется особое отношение
государства к сословию чиновников. Государство требует от народа
неограниченного доверия к сословию чиновников. И наоборот, оно исходит
из неограниченного недоверия к сословию нечиновников.
Законодательная, нормативно-распорядительная и административная
деятельность государства с этой точки зрения есть множество актов,
придающих доверию чиновникам и недоверию нечиновникам силу
социально-психологического и социально-политического стереотипа.
Если чиновник как социальный тип идеализируется, то он не
отвечает за свои действия перед людьми и обществом, он ответствен
только перед государством как «высшей силой» [2, 58]. Служение
государству — этому граду божьему в земной юдоли — понимается
чиновником как мандат на произвол в отношении людей, которые не
могут «понять» сокровенную, религиозно-мистическую суть этой
высшей силы. Чиновник — это рупор велений свыше, орудие судьбы,
которой должен беспрекословно подчиняться любой гражданин
государства.
Сфера произвола, указывает Маркс, увеличивается по мере
продвижения к вершине иерархии: «...на третьей или девяносто
девятой ступени открывается простор для беззакония. Но
бюрократическое государство, которое все же смутно сознает это отношение,
старается, по крайней мере, так высоко поставить сферу беззакония,
чтобы оно скрылось из виду, и думает тогда, что беззаконие
исчезло» [1,27].
Таким образом, отношения доверия и недоверия, ответственности
и безответственности, закона и беззакония входят в структуру
отношений между обществом и бюрократией.
Чиновники, далее, по определению Маркса, это «высокомудрые
практики» [2, 83]. Предполагается, что только они одни обладают
практическим опытом ведения административных и государственных
26

дел. Маркс различает «служебную деятельность» и «служебное
разумение» [3, 199] чиновников и показывает, как служебная
деятельность детерминирует служебное разумение.
1.4.3. Бюрократический принцип
типологии граждан и его последствия
При описании служебной деятельности чиновника как
проявления «всеобщих, невидимых и принудительных сил» важно учитывать
вырабатываемый бюрократией принцип типологии граждан.
Согласно этому принципу, все общество членится на два класса:
класс людей, занятых в аппарате государственного управления,
и класс людей, не занятых в нем. Принадлежность к
государственному аппарату для чиновника является основным критерием членения
социальной структуры.
В деятельности чиновника эта типология проявляется таким
образом, что все граждане государства разделяются на два основных
класса: класс благонамеренных и класс неблагонамеренных граждан.
Причем каждый отдельный чиновник как носитель «государственного
разума» или «рассудка правительства» самостоятельно устанавливает
факт наличия в каждом отдельном гражданине «благих намерений».
«Нравственное государство, — пишет Маркс, —предполагает в своих
членах государственный образ мыслей, если даже они вступают в
оппозицию против органа государства, против правительства. Но в
таком обществе, в котором какой-либо один орган мнит себя
единственным, исключительным обладателем государственного разума и
государственной нравственности, в таком правительстве, которое
принципиально противопоставляет себя народу и поэтому считает свой
антигосударственный образ мыслей всеобщим, нормальным образом
мыслей, —там нечистая совесть политиканствующей клики
измышляет законы о тенденции, законы мести, карающие за тот образ
мыслей, которого на самом деле придерживаются одни только члены
правительства» [1, 15].
Отметим, что в приведенном отрывке Маркс указывает следующие
предпосылки разделения граждан на благонамеренных и
неблагонамеренных:
— убеждение в том, что только правительство является
монопольным, исключительным обладателем государственного разума;
— убеждение в том, что в правительстве соединяются
государственный разум и государственная нравственность, что
правительство есть синтез разума и морали;
— распространение этих убеждений с помощью
«политиканствующей клики»—чиновничества, выполняющего множество функций
в государственном аппарате управления;
— противопоставление правительства народу.
27

Если все эти предпосылки налицо (причем речь идет о взглядах
и стандартах мышления, неизбежно вырабатываемых в
деятельности чиновника), то создается питательная почва для
культивирования типологии, разделяющей граждан на благонамеренных и
неблагонамеренных. От граждан государства в целом требуется не
только поведение, но и образ мыслей, соответствующий
политическому духу правительства и бюрократии.
Чиновничеству принадлежит привилегия участия в
государственной и политической жизни. Поэтому оно является носителем
не только предпосылок указанной типологии граждан, но и
определенного «политического духа». С этой точки зрения, по
ироническому определению Маркса, чиновники —это «наследственные
арендаторы политического разума» [2, 83].
Если такая типология становится всеобщей как социальное
отношение и как стандарт мышления, а члены государственного
аппарата управления стремятся сделать ее всеобщей, то в обществе
создается питательная почва для культивирования атмосферы
всеобщей подозрительности по отношению к гражданам. Критерии
благонамеренности и неблагонамеренности, поскольку они
подчинены произволу каждого отдельного чиновника, становятся текучими и
неуловимыми, входят в «плоть и кровь» организма управления и
определяют его отношение к обществу. Синтез разума и морали
в правительстве (о его влиянии на мышление бюрократии речь
еще впереди) и монополия правительства на «благие намерения»
тем самым выполняют функцию деморализации общества. Система
внутреннего шпионажа — закономерное следствие разделения
граждан на благонамеренных и неблагонамеренных.
«Рассудок правительства», тиражированный в головах множества
чиновников, обусловливает особое отношение чиновничества к
индивидам. Все люди с их точками зрения и образом мыслей разделяются
на два основных класса: класс людей, которые доросли до понимания
«мудрых взглядов бюрократии» [3, 200], и класс людей, которые не
доросли до понимания этих взглядов.
Ясно, что указанный критерий дифференциации социальной
структуры является субъективным, поскольку «рассудок
правительства» в сознании каждого отдельного чиновника не интересуется
действительными различиями людей в обществе. Каждый чиновник
отождествляет свой ограниченный разум с «государственным
разумом». На основе данного отождествления он строит свое
отношение к людям. Понимание и усвоение «мудрых взглядов
бюрократии»—в этом и состоит субъективность бюрократического критерия
типологии граждан.
С другой стороны, бюрократическое отношение порождается
«всеобщими, невидимыми и принудительными силами» и потому
является объективным. Стало быть, указанный критерий становится
28

также объективным. Дело в том, что, по характеристике Маркса,
чиновничество в целом отождествляет себя с государством, а каждый
отдельный чиновник считает государством только сферу своей
собственной деятельности. Все, что лежит вне этой сферы, осознается
и полагается чиновничеством как «объект государства» [3, 20].
По убеждению чиновничества, объект государства или
действительность первого типа («ясная как день») отличаются следующими
особенностями:
— отсутствием государственного образа мыслей;
— отсутствием государственного разумения.
Ясно, что под государственным образом мыслей чиновник
понимает рассудок правительства и свои собственные «мудрые взгляды».
Государственное разумение, по убеждению чиновника, есть предикат
его служебной деятельности и соответствующего ей образа мыслей.
Но как раз служебной деятельностью в государственном аппарате
управления чиновник отличается от всех остальных граждан,
именно поэтому он и является «субъектом государства».
Объект государства не обладает ни тем, ни другим качеством.
Он противостоит чиновнику как грубая, неодушевленная природа,
закономерности которой должны быть выявлены, исследованы и
запротоколированы чиновником как носителем государственного
разума. В этом смысле бюрократическая типология граждан объективна.
Итак, при анализе свойств чиновничества как особой социальной
группы Маркс выделяет в особые предметы исследования как
реальные черты данного социального типа, так и приписываемые ему
идеальные качества. Реальные и идеальные качества чиновников
в условиях функционирования государственного аппарата
переплетаются между собой и входят в структуру отношений между
обществом и бюрократией. Данные аспекты анализа служат Марксу
предпосылкой последовательного воспроизведения типа мышления
чиновничества.
1.4.4. Особенности чиновничьего мышления.
Категория «государственный разум»
При описании чиновничьего мышления Маркс пользуется
понятиями «служебное разумение», «государственное разумение»,
«мудрые взгляды бюрократии», «рассудок правительства». Данные
понятия резюмируются в категории «государственный разум». Эту
категорию на данном этапе своей теоретической и политической
деятельности Маркс заимствовал у Гегеля, но постепенно наполнял ее таким
содержанием, которое стало противоположным гегелевскому понятию
категории «государственный разум».
Эвристическая ценность гегелевской категории «государственный
разум» (это можно видеть из процесса ее переосмысления Марксом)
29

объясняется тем, что в этой категории отражается объективность
государства, его правительства и государственного аппарата в целом.
Раскрыть природу этой объективности — значит описать содержание
«государственного разума» как объективно существующего типа
(формы) мышления. Категория «государственный разум» обладает
методологическими достоинствами еще и потому, что она отражает
определенную сторону отношения между обществом и бюрократией,
а это отношение, как уже было сказано, входит в состав
бюрократических отношений—объективных, независимых от сознания и воли
людей.
Объективен ли «государственный разум»? Ставя вопрос таким
образом, Маркс прежде всего показывает, почему подлинная
объективность любого представителя государственной власти,
правительства в том числе, становится невозможной.
Она — объективность — невозможна потому, что любой чиновник
постоянно отождествляет вопрос о правдивом изложении событий
с вопросом о своем собственном служебном положении. Эта
закономерность относится также и к «объективности» правительства,
которое предпринимает ряд действий в целях маскировки своего
частного интереса, отождествления последнего с государством и
придания частному интересу статуса объективно необходимого
общественного интереса.
Уже шла речь о том, что для правительства аппарат
государственной власти и управления является единственным средством
опознания социальных проблем и социальных бедствий. Никакими
другими средствами познания социальной действительности
правительство не обладает. Поэтому его интерес, независимо от мнений
высших эшелонов государственной власти и официальной точки
зрения, выражается в следующих конкретных действиях,
осуществляемых для опознания и решения социальной проблемы и устранения
социального бедствия:
— отдельному чиновнику как представителю государственной
власти дается поручение ознакомиться с документами, в которых
до сведения правительства доводится информация о бедственном
положении в какой-либо местности страны, части населения, сфере
общественного хозяйства, с данными, подтверждающими (или
отрицающими) это положение;
— «Правительство выбирает, конечно, такого чиновника, который
возможно лучше знаком с вопросом» [3, 199]. Согласно этому
принципу, выполнять поручение «познать действительность» должен
либо специалист в данной сфере общественного хозяйства (скажем,
в области виноделия), либо чиновник, находящийся на нижнем
уровне иерархии и ближе других стоящий к реальной действительности;
— после ознакомления с документами и с действительностью,
привлечения дополнительных данных, чиновник обязан представить
30

правительству свое заключение о сути дела. Изложение конкретной
социальной проблемы, бедственного положения, социального
бедствия и заключение о ее сути, таким образом, есть право и
обязанность представителя государственной власти.
Благодаря таким действиям, знания, которые желает получить
правительство, приобретают видимость объективности, а сами
действия — видимость объективного подхода «государственного разума»
к действительности.
Почему же объективность этих знаний и подхода является
мнимой? Маркс показывает, что чиновник, которому дается поручение
«познать действительность», всегда исходит из предположения, что
он основательно знаком с сутью дела, с которым ему поручено
ознакомиться и дать свое заключение. Эта субъективная убежденность
дополняется неким объективным материалом: официальными
данными, на которые опирается знание вопроса и его деталей чиновником.
Но официальные данные о социальной действительности —это
коррелят официального государственного порядка и официальной
точки зрения, т. е. такая система сбора и обработки социальной
информации, в которой отражен частный интерес государственной
стороны. Уже по этой причине официальные данные не могут
содержать полной истины о действительном положении дел в определенной
местности или сфере общественного хозяйства. Но на этих данных
строит свое заключение чиновник. Тем самым официальные данные
о социальной действительности становятся объективной
предпосылкой деформированного восприятия действительности, обусловленного
интересом государственной стороны.
Чиновник, стало быть, познает действительность второго типа —
официальный государственный порядок или же с помощью данного
порядка пытается познать «ясную как день» действительность. Он
при познании действительности «...проникнут сознанием
добросовестно исполненного им долга...» [3, 199].
В понятии «долг» фиксируется связь чиновника с
административной и политической структурой государства, т. е. с частным
интересом господствующего класса и властвующей группы этого класса.
Понятие «совесть» фиксирует самосознание этой связи чиновником.
Долг и сознание долга становятся регулятивами деятельности,
поведения и мышления чиновника, идеалом, к которому он стремится.
Но чиновник — член государственного аппарата. Поэтому понятия
«долга» и «совести» приобретают для него вполне однозначный
политико-идеологический смысл. Из регулятивов морали они
преобразуются в регулятивы административного и политического поведения.
Если чиновник вдохновляется этими ценностями как идеалами и
«нагружает» их моральным смыслом, то они становятся особыми
средствами оправдания наличной формы социально-политического
устройства и маскировки политического содержания деятельности
31

чиновника моральными соображениями и мотивациями. Оправдание
статус-кво с помощью высших моральных ценностей—следующая
особенность «государственного разума» при познании
действительности, еще одна предпосылка ее деформированного восприятия.
Чиновник базирует свой способ восприятия действительности
на официальных данных о ней и моральных ценностях даже тогда,
когда он не осознает своих действий. Согласно убеждению чиновника,
в официальных данных содержится вся истина о действительности.
А с этой истиной связаны главные моральные ценности и регулятивы
его поведения: Долг и Совесть. Синтез истины и морали —следующее
свойство отношения чиновника к действительности, свойство
государственного разума.
Поэтому любое столкновение с противоположной точкой зрения
на факты социальной действительности не является и не может
являться для чиновника необходимым условием более тщательного
изучения действительности в целях выяснения существа каждого
конкретного социального факта, явления и события. Наличие
множества точек зрения на один и то же социальный объект, одну и ту
же социальную проблему — необходимое условие и этап на пути
научного отражения действительности, научного осознания и
решения социальной проблемы.
Но для чиновника всякое разнообразие и многообразие точек
зрения на действительность недопустимо, поскольку оно
противоречит сути его деятельности и разрушает структуру его мышления.
Чиновник знает и воспроизводит в своих действиях только одну—
официальную точку зрения. Эта точка зрения к тому же
«материализована» не только в понятиях и суждениях, но и в административных
и политических структурах и процессах государства, в системе сбора
социальной информации и социальных знаний. «Весомая, грубая,
зримая» материализация точки зрения для чиновника является
наиболее важным аргументом ее истинности. Если точка зрения
материализована, —то это значит, что она обладает Силой. Именно
потому она и является истиной, средством постижения истины и,
к тому же, морального ее постижения.
Следовательно, всякая иная точка зрения представляется
чиновнику излишней и враждебной. Ведь в официальной точке зрения
достигнуто и реализовано тождество Официальной Истины, Официальной
Морали и не менее Официальной Силы. В сознании и в самосознании
чиновника это тождество проявляется в единстве силы, истины,
долга и совести как мотиваций его поведения. За всякой иной точкой
зрения чиновник видит нарушение тождества силы, истины и морали.
Все остальные точки зрения, за исключением официальной, чиновник
классифицирует следующим образом:
— если точка зрения не обладает силой, то тем самым она не
является ни истинной, ни моральной;
32

— если точка зрения не является истинной, то она бессильна и
аморальна;
— если точка зрения не является моральной, то она бессильна
и неистинна.
На основе такой классификации, которую, конечно, отдельный
чиновник может и не осознавать в силу неизбежного ее порождения
исходным тождеством Силы, Истины и Морали, все иные, кроме
официальной, точки зрения осознаются и квалифицируются как
бессильные, неистинные и аморальные. Отсюда вытекает
враждебное отношение чиновника к другим точкам зрения.
Таким образом, возвращаясь к вопросу: объективен ли
государственный разум? —можно сказать, что Маркс фиксирует главную
особенность государственного разума: частный интерес правительства
и бюрократии, обладающих силой, познание действительности и
моральные ценности в нем неразрывно сплетены. В то же время
государственный разум не в состоянии осознавать частичность своей точки
зрения, поскольку она базируется на мнимом тождестве Силы,
Истины и Морали.
Реальная действительность и реальные процессы познания
поэтому находятся под подозрением со стороны государственного разума,
так как в них может происходить и происходит нарушение исходного
тождества. Любая иная точка зрения на события социальной
действительности не сопоставляется с самой действительностью, не
классифицируется на адекватные и неадекватные действительности
моменты, а отвергается «целиком и полностью». Люди, точки зрения,
концепции и теории разделяются на два основных типа:
— тип, в котором содержится тождество Абсолютной Истины,
Абсолютной Морали и Абсолютной Силы;
— тип, в котором содержится Абсолютная Ложь, Абсолютное
Зло и Абсолютное Бессилие.
Эту особенность чиновничьего мышления, воплощенного в
государственном разуме, можно назвать редукцией реальной сложности
мира и процессов познания этого мира.
1.4.5. Бюрократическая концепция
истины и ее поиск
Формой проявления данной редукции является бюрократическая
концепция истины и поиска истины.
По Марксу, основной смысл бюрократической концепции поиска
истины состоит в установлении и культивировании норм
исследования социальной действительности и достижения социальной истины.
Данные нормы конструируются на основе отвлечения от
действительных процессов познания и потому внешни и абстрактны по
отношению к ним. Соответственно данным нормам, процесс исследования
3. В. П. Макаренко
33

и поиска истины должен удовлетворять следующим требованиям:
— он должен быть серьезным и скромным. Норма «скромности»
по отношению к процессу исследования и соответствующей ему
мотивации исследователя есть признак боязни истины. «Скромность,—
пишет Маркс, комментируя эту норму,—это средство, сковывающее
каждый мой шаг вперед. Она есть предписанный свыше исследованию
страх перед выводами, она — предохранительное средство против
истины» [1, 6]. Соблюдение данной нормы означает, что истина
должна быть скромна «по отношению ко лжи» [1, 6]. Стало быть,
норма «скромности» исследования есть способ маскировки и
устранения противоположности между истиной и ложью. Истина и ложь,
согласно бюрократической концепции поиска истины, —понятия
равнозначные, между ними нет существенного отличия, и каждая
рефлексия по поводу такого отличия излишня;
— процесс поиска истины должен быть обезличен. «Каждая капля
росы, —пишет Маркс об этой норме, —озаряемая солнцем, отливает
неисчерпаемой игрой цветов, но духовное солнце, в скольких бы
индивидуальностях, в каких бы предметах лучи его ни преломлялись,
смеет порождать только один, только официальный цвет» [1, 6].
Соблюдение этой нормы означает фактическое устранение
познающего субъекта из процессов познания. Субъектом познания, согласно
этой норме, могут быть лишь сверхиндивидуальные и
надындивидуальные силы;
— на процесс поиска истины не должны оказывать влияния
характер и специфика исследуемого объекта. Вследствие соблюдения
этой нормы нарушается «право объекта»: объект и истина о нем
понимаются абстрактно, уподобляются судебному следователю,
«...который сухо ее протоколирует» [1, 8]. Соблюдение этой нормы
означает, что из процесса исследования устраняется неповторимый в своей
особенности объект, т. е. такой элемент, который конституирует
познавательное отношение, процесс исследования.
Итак, согласно бюрократической концепции поиска истины, этот
«поиск» должен быть скромен, серьезен, обезличен и протоколируем.
Истина как основная цель процессов познания, основной мотив
познавательной деятельности устраняется из сферы целей и мотивов
познания. Единичный индивид как субъект познания заменяется
сверхиндивидуальными силами. Действительность как объект
познания унифицируется.
Нетрудно понять, что эти нормы вообще устраняют необходимость
поиска истины. Каждая из них направлена соответственно против
объекта, против субъекта и против процессов действительного
познания. Функциональное значение этих норм согласуется с
бюрократической концепцией истины, которая базируется на следующих
основоположениях:
— истинно лишь то, что приказывает правительство. Истина и
34

приказ, истина и воля, истина и сила, воплощенные в законах
государства, инструкциях и распоряжениях правительств, становятся
тождественными феноменами и понятиями;
— носителем такого тождества является «рассудок
правительства — единственный государственный разум» [1, 8] и каждый
конкретный чиновник, поскольку в нем отражено это тождество;
— любое исследование любых расхождений между мыслью и
предметом мысли противоречит так понимаемой истине, ибо
предполагается, что предмет мысли, субъект познания и его результаты
изначально даны «государственным разумом» и объединены в нем.
1.4.6. Типы и закономерность
бюрократического познания
Процесс поиска истины «государственным разумом», наложенный
на действия правительства и бюрократии по познанию сути
социальных проблем и социальных бедствий, по характеристике Маркса,
воспринимается частными лицами следующим образом: «Они делают
...также и тот вывод, что сведущий чиновник, сталкивающийся
в силу своей деятельности с условиями их жизни, не даст
беспристрастной характеристики этих условий именно потому, что эти
условия отчасти и были созданы им; с другой стороны, свободный от
предвзятого мнения чиновник, который мог бы дать достаточно
беспристрастную оценку положения, не обладает необходимым знанием
дела» [3, 200]. Как видно из приведенного отрывка, Маркс выделяет
два типа чиновников, которые используются правительством для
познания, оценки и решения конкретной социальной проблемы:
— чиновник, который управляет данной местностью или сферой
общественного хозяйства. Он создает условия жизни подвластных
ему людей в соответствии со своей привилегией «творить
государственную жизнь» [3, 201]. Этот тип чиновников может обладать
знанием действительного положения вещей. Но он не может быть
объективным и беспристрастным при описании и оценке этого положения,
поскольку оно «отчасти» создано им самим. Кроме того, быть
объективным и беспристрастным при изучении действительности,—значит
занимать иную познавательную позицию, чем того требует
Бюрократическая Гносеология, т. е. нарушать исходное тождество
«государственного разума» и тем самым подрывать свой собственный
социальный и политический статус. Поэтому чиновник судит о
действительности предвзято;
— чиновник, который может быть свободен от предвзятого
мнения об определенном аспекте социальной действительности. Но
условием такой непредвзятости или бюрократической объективности
является то, что данный фрагмент действительности не должен
являться объектом непосредственной деятельности чиновника.
Деятельность и познание действительности тем самым отрываются друг
3*
35

от друга. По этой причине данный тип чиновника не может обладать
знанием действительного положения дел.
Зафиксированные Марксом два типа чиновников, которые
используются «государственным разумом» в процессах познания
действительности, дают основание сформулировать закономерность
бюрократического познания: если чиновник знает дело или действительное
положение дел в обществе, то он всегда судит о действительности
предвзято, а если он не судит о ней предвзято, то он не знает ни дела,
ни реального положения дел в обществе. Характерно, что первый
тип чиновников находится на низших уровнях иерархии, тогда как
второй есть представитель высших уровней, включая правительство.
Отсюда следует, что если представитель государственной власти
получает указание «познать действительность», обладает правом
знакомства с фактами и проверки фактов социальной
действительности, если он базирует свое восприятие фактов социальной
действительности на официальных данных и документах о «размерах»
социальных бедствий и бюрократической «сути» социальных
проблем, и если для выполнения поручения «познать действительность»
чиновник выбирается по принципу лучшего знакомства с вопросом,
то все эти действия и процедуры выражают интерес государственной
стороны, а сам этот интерес приобретает видимость объективности.
В любом случае, т. е. при использовании различных типов чиновников
в качестве агентов государственного познания, познание
действительности государственным разумом не может быть объективным.
Государственный разум, по указанным выше причинам, не может
давать объективного и достоверного знания о социальной
действительности. Бытию государственного разума в виде аппарата
государственного управления не присуща какая бы то ни было
неопределенность, связанная с реальной сложностью процессов познания. Все
истины государственного разума базируются на тождестве силы,
истины и морали. Поэтому данные истины принимают форму
распоряжений, не допускающих двусмысленных толкований. Всякое
исследование в строгом смысле слова может быть допущено в
государственную жизнь, по характеристике Маркса, «...только как лишний,
назойливый элемент» [1, 8].
Таким образом, формами проявления бюрократических
отношений между обществом и органами государственного управления, как
показывает Маркс, являются: иерархизация действительности на три
различных уровня и восприятие действительности органами
управления в виде официального государственного порядка, совокупность
реальных и идеальных свойств, приписываемых чиновнику как
социальному типу и обеспечивающих изолированность
чиновничества в обществе, особые принципы типологии граждан, которыми
(принципами) руководствуются органы государственного
управления, и особенности чиновничьего мышления.
36

Данные формы проявления бюрократических отношений между
обществом и органами государственного управления на данном этапе
Марксова исследования бюрократии образуют совокупность
конкретных объектов и определяют структуру исследования. Наличие
данных форм в обществе позволяет конкретно судить о
существовании бюрократических отношений как объективных отношений.
1.5. Отношения внутри бюрократии
Уже на этом этапе развития Маркс тщательно и социологически
конкретно исследовал воздействие бюрократических отношений
между обществом и органами государственного управления на
отношения «внутри самого организма управления». Он показывает, что
администрация противопоставляет себя объекту управления.
Предпосылками такого противопоставления являются описанные ранее
реальные и идеальные свойства чиновничества и специфика
чиновничьего мышления — «государственного разума». Эти предпосылки
находят выражение в иерархии как типе отношений внутри
бюрократии и как способе бюрократического познания и знания.
1.5.1. Иерархия как тип отношений
и способ познания
Процесс вызревания и обострения социальных проблем,
противоречий и бедствий, по убеждению чиновничества, не может быть
следствием деятельности органов государственного управления.
Внутри бюрократии каждому отдельному чиновнику, если даже по
своему служебному положению он стоит максимально близко к
реальной действительности, «...положение вещей представляется
лучшим или иным, чем оно есть в действительности, —и это происходит
не преднамеренно, а с неизбежностью» [3, 201]. С одной стороны,
чиновник не в состоянии воспринимать действительность такой,
какая она есть, т. е. его познание действительности ограничивается
познанием официальной природы вещей. С другой стороны,
действительность кажется ему лучше, чем она есть на самом деле. Эти
особенности восприятия закономерны для бюрократического познания.
Причины неизбежности такого восприятия, кроме описанных выше,
состоят в следующем.
Внутри бюрократии господствует убеждение, что вопрос об
объективном анализе действительности тождествен вопросу об
эффективности существующей системы государственного управления.
Указанное тождество — основание недоверия чиновника ко всякому
социальному исследованию, поскольку оно осуществляется вне
аппарата управления и не удовлетворяет критериям бюрократического
поиска истины и стандартам этой истины. Размеры такого недоверия
37

возрастают пропорционально правам и ответственности чиновника,
пропорционально его месту в административной иерархии. Сам
чиновник, сообразно описанным выше особенностям его мышления, не
может адекватно воспринимать реальную действительность.
Одновременно он не может адекватно воспринимать как свою
собственную деятельность, так и деятельность различных уровней
иерархии и аппарата управления в целом. Внутри бюрократии
господствует убеждение в том, что «...начальство все лучше знает» [3, 201].
Это убеждение порождается иерархией как отношением,
связывающим высшие и низшие уровни в целостность. Иерархия как
отношение способствует иерархизации процессов и результатов познания.
Низшие уровни не могут и не хотят быть аналитиками
существующих принципов, процессов и системы государственного управления,
ибо это не входит в их компетенцию. Иерархия как отношение
способствует тому, что анализ как универсальное свойство человеческой
деятельности фрагментируется сообразно структуре
бюрократического разделения труда: он выталкивается на вершину иерархии.
Высшие сферы, сообразно данному убеждению, порожденному
иерархическими отношениями, обладают «...более всесторонними
и более глубокими знаниями об официальной природе вещей» [3,
201]. Таким образом, на вершину иерархии делегируются не только
права и обязанности, но и способность анализа действительности,
принципов и процессов государственного управления.
Однако ссылка на «официальную природу вещей»
свидетельствует о том, что объект познания остается Официальным Объектом —
частью официального государственного порядка. Эта ссылка
свидетельствует о глубокой связи между низшими и высшими уровнями
иерархии.
Что же такое «официальная природа вещей»? Кроме того, что
она представляет собой некое объективное состояние— «официальный
государственный порядок»у она является также особой формой
познания и знания действительности. По мысли Маркса, официальная
природа вещей — это знание о связи всех социальных явлений,
процессов и отношений с государством в целом. Органы, принципы
и процессы государственного управления — это часть,
конституирующая целое.
Но ни один из уровней иерархии, ни одна из частей
государственного порядка, за исключением правительства, не является ни
аналитиком действительности как таковой, ни аналитиком органов,
принципов и процессов государственного управления, т. е. конкретных форм
связи гражданского общества с государством. На чем же тогда может
базироваться знание об этой связи как компетенция и право высшего
уровня иерархии?
Каждый отдельный чиновник убежден, что он хорошо управляет.
Поэтому он всегда будет находить даже самое бедственное положе-
38

ние людей или отрасли общественного хозяйства — конкретные
формы связи общественных явлений и отношений с государством —
далеко не таким бедственным, каким является на самом деле. Если
все же чиновник признает наличность бедственного положения людей,
то причины этого положения он всегда ищет вне своей собственной
деятельности, вне органов государственного управления.
Если социальные проблемы и бедствия признаются
существующими, то «объективность» чиновника как агента знания о связи
общественных явлений, процессов и отношений с государством в
целом, состоит в конструировании следующих причин социальных
противоречий и бедствий:
— причиной могут быть явления природы, которые не зависят
от человеческого сознания и воли;
— причиной могут быть условия частной жизни граждан,
которые не зависят от сознания и воли государственной администрации;
— причиной могут быть случайности, вообще ни от кого не
зависящие, от действия которых не застрахован никто.
Стандарт восприятия социальной проблемы, противоречия и
бедствия на «входе» административной машины государства, таким
образом, заключается в том, что эти проблемы и бедствия осознаются
как следствие природы, человеческой природы и случайностей.
Характерно, что данный стандарт восприятия, как показывает Маркс,
возникает и культивируется на самых низших уровнях
административной машины, которые «располагаются» наиболее близко к
реальной действительности. Уже на этом уровне административная
машина, являясь необходимым элементом связи между обществом и
государством, стремится исключить самое себя из числа возможных
виновников всякого социального неблагополучия.
По мере движения к вершине иерархии расширяется сфера охвата
действительности указанным стандартом восприятия: в состав
«действительности» попадают также низшие уровни иерархии, поскольку
они могут зависеть от природы и, преимущественно, от человеческой
природы. Одновременно по мере движения к вершине иерархии
происходит последовательное устранение действительности как
таковой, т. е. как объекта деятельности и анализа органов управления.
В результате этих процессов сфера государственного управления
как необходимый элемент связи между обществом и государством
вообще «выносится за скобки» научного анализа и практической
критики, если не считать таковыми «мнимый либерализм». Ни один из
нижних уровней иерархии не занят анализом связи между обществом
и государством, так как это не входит в его задачу, а действительные
связи подменяются мнимыми — конструированием причин, по
которым один из элементов связи между обществом и государством
неизбежно исключается из сферы анализа.
Движение к вершине иерархии есть процесс постоянного расши-
39

рения и укрепления стандартов бюрократического восприятия за счет
«мнимого либерализма». Поэтому знание «официальной природы
вещей» как знание о связи социальных явлений, процессов и отношений
с государством в целом вообще не может возникнуть в рамках органов
управления классово-антагонистического общества. Это—миф,
вырабатываемый, культивируемый и распространяемый
административным аппаратом.
1.5.2. «Теория», разделяющая граждан
на два класса
Для того, чтобы исследовать природу и причины этого мифа,
Маркс детально анализирует влияние иерархии как отношения на
формы «теоретического познания», специфичные для низших и
высших уровней иерархии.
На вершине административной иерархии, т. е. в правительстве,
согласно Марксу, господствуют особые стереотипы восприятия и
поведения и так называемые «административные традиции».
Высшие административные уровни в большей степени доверяют
чиновникам, нежели управляемым ими людям. Большая степень
доверия к чиновнику со стороны высших административных уровней
объясняется описанным уже убеждением в том, что управляемые
чиновниками люди не обладают равным ему «официальным
разумением». Это убеждение характерно для всей системы
государственного управления, в которой чиновник рассматривается как носитель
и воплощение «государственного разума» и «официального
разумения».
Проявлением исходной иерархизации действительности является
теория, согласно которой все граждане разделяются на две основные
категории: активных и сознательных граждан, которые управляют,
и пассивных и несознательных граждан, которыми управляют.
Нетрудно заметить, что теория, возводящая это разделение в принцип
отношений как между государством и обществом, так и внутри
бюрократии, базируется на отождествлении следующих явлений и фактов.
Предполагается, что активность и сознательность граждан —
с одной стороны, и сам факт занятости граждан в органах
государственного управления — с другой, есть тождественные явления и
понятия. Поэтому органы государственного управления
рассматриваются как наиболее удобное поприще для проявления человеческой
активности.
Предполагается также, что в органах управления происходит
концентрация гражданской и политической сознательности. Если
активность и сознательность граждан отождествляются с их
занятостью в органах государственного управления, то возникает и
расширяется социально-психологическая почва для идеализации данной
сферы деятельности. Всякая другая деятельность, протекающая вне
40

органов государственного управления, квалифицируется как такая
«сфера выявления» человеческой активности и гражданской
сознательности, которая заведомо «ниже» управленческой деятельности
или причастности к ней в органах государственного и всякого иного
управления. Отсюда следует, что люди, занятые вне сферы
управления, «менее активны» и «менее сознательны» по сравнению с
чиновником.
Отметим также, что эта «теория» есть иллюзия, вырабатываемая
управленческим аппаратом. Чиновник, по ранее рассмотренным
причинам, не может быть синтезом активности и сознательности. Чем
большую степень активности он проявляет, тем менее сознательно он
действует, а чем менее сознательно он действует, тем более он
активен.
Теория, далее, базируется на принципе, согласно которому
активное и сознательное бытие государства воплощено в органах
управления. Ясно, что этот принцип есть одновременно и критерий
разделения всей массы людей и граждан на активных и пассивных. Но
бюрократически и политически «сознательными» могут быть только
чиновники и правительство. Теория построена таким образом, чтобы
обосновать незыблемость сложившихся отношений, правомочность
существующих учреждений и господствующих в них убеждений, а
не для того, чтобы объяснить действительность независимо от частных
и государственных интересов. В этом смысле она инструментальна.
Связь данной теории с практикой функционирования
бюрократической организации, —еще одна, отмеченная Марксом, особенность
деятельности и сознания бюрократии.
1.5.3. Административная традиция
как объект исследования
Как было сказано, высшие административные уровни обладают
особыми административными традициями. В состав
административных традиций, согласно Марксу, входят:
— раз навсегда установленные положения (государственные
законы, установления, принципы управления);
— официальные данные о доходах и расходах какой-либо части
населения и всего населения страны;
— официальная картина какого-либо региона, какой-либо части
общественного хозяйства и страны в целом.
Маркс определяет административную традицию как
«...бюрократическую действительность, которая сохраняет свой авторитет, как
бы ни менялись времена» [3, 202].
Отметим, что административная традиция в целом соответствует
бюрократической категоризации действительности на три уровня и
что в этой традиции сохраняются описанные ранее объекты исследо-
41

вания, намеченные Марксом при анализе бюрократического
отношения. В данном случае Маркс описывает основание, дает строгое
определение и отмечает составные части административной традиции,
не делая каких-либо различий между административной традицией
и бюрократической действительностью.
Но этим не исчерпывается Марксов анализ административных
традиций. Для обозначения и анализа механизмов воспроизводства
административных традиций и, стало быть, бюрократической
действительности Маркс вводит критерий времени. Данный критерий
позволяет вычленить сферу раз навсегда установленных положений, сферу
официальных данных о благосостоянии населения и официальную
картину региона, отрасли общественного хозяйства и страны в целом
и рассматривать эти сферы в динамике.
Чем более длительное время воспроизводится устойчивость
каждого из указанных элементов, тем более «эффективен» механизм
воспроизводства административных традиций и, стало быть, тем большая
степень бюрократизации органов управления
классово-антагонистического общества, тем меньше различий между государственным
управлением и бюрократическим управлением.
Вычлененные Марксом параметры административной традиции
обеспечивают ее воспроизводство. Поэтому они являются объектами
исторического и социологического исследования при изучении
бюрократии и входят в область анализа истории и социологии
административных органов и мероприятий конкретного региона, отрасли
общественного хозяйства и страны в целом. Отметим также, что данный
объект исследования Маркс вычленяет при описании высших
административных уровней.
Маркс, далее, требует при анализе истории и социологии
административных органов и мероприятий различать их явную и тайную
стороны. Явная сторона административной деятельности государства
классово-антагонистического общества реализована в общедоступных
законах, установлениях, принципах и процессах государственного
управления, которые входят в состав писаной официальной истории
страны. Под тайной стороной административных мероприятий Маркс
понимает такие действия и последствия действий государственной
администрации, которые по каким-либо причинам не получили
официальной огласки.
Существование тайной стороны административных мероприятий
означает, что государственная администрация, в особенности ее
высшие уровни, стремятся скрыть свои действия или последствия
данных действий не только от общественного мнения и общественного
сознания актуально живущего поколения людей, но и от будущих
поколений. В этом смысле высшие административные уровни
осуществляют контроль не только настоящего, но также прошлого
и будущего.
42

Формы и механизмы обеспечения такого контроля, их
соотношение с неписаной, неофициальной историей страны, анализ механизмов
передачи «административного опыта» бюрократии
эксплуатируемыми людьми, связь этих механизмов с трансляцией неофициальной
точки зрения на историю различных отношений между обществом
и государством —все это конкретные аспекты исследования
бюрократии, которые непосредственно вытекают из Марксова анализа
административных традиций.
1.5.4. Некоторые особенности процесса
бюрократической деятельности
Внутри бюрократии господствует убеждение, что администрация
должна проводить в жизнь государственные законы и соблюдать
принципы государственного управления. Задача администрации —
не создание законов и принципов управления, а только их
применение. Поэтому собственно сфера законодательной и
нормативно-регламентирующей деятельности государства для низших уровней
иерархии выносится за скобки какого бы то ни было обсуждения и анализа.
Она составляет задачу и объект деятельности высших эшелонов
государственной власти. По отношению к ним вся иерархия находится
в подчинненом положении. Сфера законов, государственных
нормативов и установлений для чиновников становится сферой безличного,
абстрактного государственного порядка и государственного разума,
исполнителями которого являются они сами.
Процесс применения государственных законов и принципов
управления с учетом стандартов бюрократического отношения есть
бесчисленные действия множества чиновников, связанных между
собой иерархией и субординацией. Всякий вновь назначенный на пост
представитель государственной власти рассматривает актуальное
положение дел во вверенной ему сфере не только как результат
воплощения государственного разума и соблюдения государственного
порядка, но и как непосредственный результат деятельности
предшественника.
Последний, если он не выслужил пенсион, не ушел в отставку или
не находится в немилости, согласно правилам продвижения по службе
занимает более высокий пост в иерархии и даже может стать прямым
начальником чиновника. Для каждого чиновника факт продвижения
по службе коллеги свидетельствует о его должностном усердии по
проведению в жизнь государственных законов и принципов
управления, по соблюдению государственного порядка. Поэтому вновь
назначенному на пост чиновнику не приходится сомневаться в служебном
разумении и государственном разуме своего предшественника.
Если вновь назначенный на пост чиновник пытается выявить
корни или причины создавшегося неблагоприятного или бедственного
43

положения дел в подведомственной ему сфере, то он прямо или
косвенно ставит под сомнение деятельность и разум предшественника,
который в настоящее время занимает более высокий ноет. Если
чиновник пытается воспроизвести реальное положение дел в
подчиненной ему сфере, абстрагируясь от выяснения корней и причин
этого положения, то он не в состоянии воспроизвести реальную
сложность и динамику действительности. Кроме того, в этом случае он
ставит под прямую угрозу свое собственное положение, поскольку
всю ответственность за создавшееся положение дел вынужден будет
взять на себя. Это значит — отвечать и за то, в чем он как
эмпирический индивид может быть не повинен. Действие принципа иерархии
проявляется в том, что он подрывает и исключает саму возможность
анализа и оценки деятельности высших административных уровней.
Низшие административные уровни доверяют «бюрократическому
разумению вышестоящих» [3, 203]. Последние считают
существующие законы и принципы управления совершенными. Нижестоящие
отвечают за добросовестное применение данных законов и принципов.
Вышестоящие доверяют также умению нижестоящих применять на
практике эти законы и принципы или, по выражению Маркса,
полагают, что нижестоящие административные уровни имеют правильное,
«вытекающее из их служебного опыта суждение» [3, 203] о
частностях управленческого процесса. Об этом опыте свидетельствуют их
официальные донесения.
Принцип иерархии включает в свой состав не только порядок
руководства, подчинения и продвижения по службе, но и определенную
систему отношений между различными уровнями. Как показывает
Маркс, эта система состоит из следующих элементов:
— доверие со стороны высших уровней к государственному и
бюрократическому разуму нижестоящих. В этом случае доверие
перестает быть частным отношением между частными лицами. Оно
превращается в институциональное, политическое отношение между
множеством «государственных разумов», связывая их в целостность;
— признание совершенства наличных законов и принципов
государственного управления. Совершенство как идеал и мотив
отношений между людьми сводится к конкретно-исторической и конкретно-
политической форме и потому выступает как реализованный абсолют.
Высшие уровни считают законы и принципы управления
совершенными, аналогично этому и низшие уровни считают каждый более
высокий уровень более совершенным. Взаимное доверие порождает
такую форму отношений, когда они становятся совершенными
отношениями совершенных людей — чиновников разного ранга;
— ответственность и совесть чиновника. Доверие в отношении
члена административной машины и общение между ними как
модусами одно о и того же совершенства побуждает видеть в
ответственности и совести чиновника реализованные абсолюты. Согласно этой
44

установке, не существует более ответственных и добросовестных
людей, кроме чиновников;
— служебный опыт чиновника с этой точки зрения есть
«накопление» доверия, совершества, ответственности и совести в процессе
деятельности на государственных постах. С другой стороны,
служебный опыт регулируется доверием, совершенством, ответственностью
и совестью как особыми ценностями, сплетенными с деятельностью
административного аппарата и выступающими в общечеловеческом
одеянии.
Действие принципа иерархии как системы связей и отношений
между различными частями административного аппарата, таким
образом, состоит в «блокировании» любых попыток адекватного
отражения действительности, любых попыток улучшить создавшееся
положение дел посредством улучшения работы органов управления.
По сути бюрократического дела улучшать нечего и незачем. Каждый
конкретный чиновник вынужден извращать действительность и не
считаться с нею.
Эту закономерность функционирования административной
машины можно сформулировать в следующем виде. Если существует сфера
общеобязательных государственных законов и принципов
государственного управления, которые признаются совершенными, если
задача администрации состоит в применении этих совершенных
законов и принципов к действительности, если верхние уровни доверяют
разуму и служебному опыту низших уровней, а низшие доверяют
высшим в знании всеобщего—«официальной природы вещей», если
регулятивами отношений внутри административной машины
являются доверие, совершенство, ответственность и совесть и если
администрация пытается адекватно отразить действительность, сообразуясь
с иерархией как системой связей и отношений, упорно и усердно
стремится улучшить положение какой-либо местности, части
населения, сферы общественного хозяйства в пределах установленных
норм управления [3, 203], то результаты административного
познания и действия противоположны его целям: действительность
извращается, а положение дел в управляемой сфере последовательно
ухудшается.
Обосновывая эту весьма важную закономерность, Маркс
показывает, что улучшить положение какой-либо местности, части населения
или сферы общественного хозяйства для чиновника означает
улучшить самих управляемых, объекты управления. Но администрация не
может улучшить человеческую природу, ибо в этом случае рушится
один из стандартов бюрократического действия и мышления:
убеждение в том, что именно человеческая природа — одна из основных
причин и непосредственный виновник социальных проблем и
бедствий. Бюрократия не может улучшить человеческую природу еще и
потому, что в случае такого «улучшения» ей некому станет себя
45

противопоставлять и некого обвинять в неэффективности принципов
и органов управления, кроме самой себя. Пойти на это она не может.
Парадокс в том, что в благополучии какой-либо отрасли
общественной жизни администрация видит, по словам Маркса, «фактическое
подтверждение методов управления» [3, 205], и в то же время не в
состоянии постичь тот факт, что между действительностью и органами
управления на «входе» и на «выходе» бюрократической машины
существует и постоянно воспроизводится противоречие.
1.5.5. Чиновник как «творец»
государственной жизни
«Выход» бюрократической машины — множество результатов
«бюрократического творчества» [3, 201]. К продуктам этого
творчества Маркс относит законы, принципы и процессы государственного
управления, всю систему бюрократических отношений. Продукты
бюрократического творчества отличаются от всех остальных
продуктов человеческой деятельности следующими особенностями:
— предполагается, что всякий такой продукт совершенен;
— сомневаться в совершенстве этого продукта недопустимо.
Государственная жизнь в целом есть основной продукт
бюрократического творчества, поскольку чиновник обладает реальной властью
«творить государственную жизнь» [3, 201].
Одновременно бюрократия бессильна улучшить или
реформировать управление. Она может стремиться только к улучшению
объектов управления. На «выходе» административной машины
господствует убеждение: люди, т. е. основные объекты государственного
управления, должны строить свою жизнь так, «...чтобы она была
совершенно прилажена к нынешним формам управления» [3, 204].
Аргументация от благополучия действительности свидетельствует не
столько о действительном благополучии, сколько о стремлении
бюрократии «подогнать» действительность под существующие формы и
принципы управления. В этом смысле она есть иллюзорная
аргументация.
Маркс далее показывает, что «выход» административной машины
есть множество поучений граждан в том, как им строить свою жизнь
и свои отношения, чтобы достичь соответствия между своей
деятельностью и отношениями людей и деятельностью и отношениями
чиновников. Эта система поучений, по сути дела, есть ограничение
естественных прав граждан: «...Перед страной ставится требование
изменить свои обычаи, свое право, формы своего труда и своей
собственности, чтобы подогнать их под существующее управление» [3,
204]. Поучения охватывают практически все сферы деятельности,
отношений и сознания людей. Поэтому бюрократическое творчество
относится к числу универсальных социальных явлений.
46

Процесс внедрения продуктов бюрократического творчества
сложен и противоречив. Маркс показывает, что результатом деятельности
административной машины являются «мертворожденные проекты»
[3, 204], которые разбиваются при столкновении с
действительностью. Под «действительностью» на «выходе» бюрократической
машины Маркс понимает действительные условия жизни людей и
действительное сознание граждан государства [3, 204].
Отсюда можно сделать вывод, что ни действительные условия
жизни и отношения людей, ни их действительное сознание не
тождественны бюрократическим отношениям и сознанию. Но
столкновение продуктов бюрократического творчества с действительными
условиями жизни, отношениями и сознанием людей еще не означает,
что формы и методы бюрократического воздействия на них
совершенно неэффективны. Маркс детально описывает процессы и результаты
этого воздействия, намечая при этом еще ряд объектов исследования
при анализе бюрократии.
1.6. Воздействие бюрократии на общество:
бюрократизация общественной и политической жизни
Ранее было показано, что множество пострадавших частных
интересов выявляют себя во множестве суждений относительно
конкретных фактов социальной действительности. Отношения между людьми
влияют на материальное положение человека и на способ
высказывания суждений об этом положении.
По мысли Маркса, исследователь бюрократии должен учитывать
не только нетождественность действительных и бюрократических
отношений и сознания, но и тот факт, что силы, участвующие в
социально-политической полемике между «государственной
стороной» и «частной стороной», не равны. Государство не может ради
удовлетворения частных интересов изменить свои законы и принципы
управления. Поэтому необходимо учитывать формы реакции
государства и органов управления на множество частных интересов и формы
воздействия государства на способы и процессы возникновения
суждений, основанных на частном интересе.
1.6.1. Бюрократизация социально-политической полемики
«Государственная сторона» сталкивается со множеством
суждений, в которых выражен частный интерес. Само государство и
существующие в нем органы управления, как представители и
выразители всеобщего интереса, противостоят частному интересу.
Предполагается, что масштабы этих интересов несопоставимы. Поэтому, как
правило, государство не будет менять принципы, органы и процессы
государственного управления в ответ на притязания частного инте-
47

реса. Оно находит особые формы нейтрализации и борьбы с
суждениями, основанными на частном интересе.
Частное лицо, например, может утверждать, что бедствие, которое
затрагивает отдельного человека, имеет всеобщий характер, является
социальным и государственным. Но едва такое суждение
высказывается, со стороны государства как всеобщего интереса выдвигается
контрпретензия. Она состоит в том, что сам акт придания частному
интересу и основанному на нем суждению статуса всеобщности
квалифицируется как поступок, недостойный («непристойный»,
в терминологии Маркса) гражданина государства.
Указанная реакция государства означает, что придание статуса
всеобщности единичным суждениям уже есть политический поступок,
который оценивается в категориях «политической пристойности» и
«политической непристойности». Стало быть, бюрократию интересует
не столько познание реальных явлений, стоящих за каждым частным
суждением, и уже на основе такого познания — оценка суждения
как частного или общего, сколько политическая квалификация
всякого суждения.
Данная позиция по отношению к «миру мнений» и суждений о
мире обусловлена ранее описанной связью между познавательными,
политическими и моральными ценностями, их отождествлением во
всей системе бюрократических отношений и в образе мысли каждого
отдельного чиновника. Чиновник исходит из того, что политические
обязанности гражданина государства налагают также определенные
моральные обязанности и определенную познавательную ориентацию,
которая мыслится как общеобязательная. Она выражается в особом
требовании по отношению к любому мнению и суждению,
претендующему на всеобщность и потому затрагивающему государство и
государственную жизнь как тождество Силы, Воли, Добра и Истины:
всякое суждение о социальной действительности, прежде чем быть
высказано, должно ясно и недвусмысленно заявить о частичности
интереса, факта и явления, стоящего за ним.
Какие аргументы используются государственной стороной при
доказательстве недостойности поступка, в котором частному
суждению приписывается всеобщность? Маркс отмечает, что основным
аргументом являются ссылка на то, что правители лучше знают,
какая и в какой степени опасность грозит обществу и государству и
какое бедствие следует признать всеобщим, они более глубоко
понимают взаимоотношение целого — государства как всеобщего интереса
и его частей — частных интересов.
Согласно этому аргументу, знание и понимание делегируются на
высший уровень административной и политической иерархии и
образуют монополию правительства и государственных чиновников.
Поэтому всякая претензия частного интереса и частного суждения на
всеобщность всегда вызывает у чиновника упреки в незнании и непо-
48

нимании всеобщего, хотя, по сути дела, под защиту берется один из
принципов бюрократии: принцип иерархии.
Чиновники и правительство всегда убеждены в частичности
всякого суждения, основанного на частном интересе. Частичность
суждения для чиновника есть доказательство неистинности суждения.
Предикат «истинности» приписывается особому социальному
институту: органам государственного управления и суждениям занятых
в них людей. Поэтому ни отдельное лицо, ни группа лиц как
представителей частных интересов не могут выдавать свой голос за голос
народа. Это убеждение базируется на допущении о том, что есть
действительный и единственный полномочный представитель истины,
которому и принадлежит право говорить от имени народа: высшие
административные уровни, т. е. правительство.
Политическая квалификация любого частного суждения,
отрицание за ним права на познавательный статус, аргументация, согласно
которой знание и понимание всеобщего есть право государственной
администрации и такое толкование «голоса народа», при котором
этот голос есть голос чиновников и правительства, —предпосылки
неравенства частной и государственной стороны и конкретные
проявления бюрократизации социально-политической полемики.
1.6.2. Жалоба как объект исследования
Голос отдельного лица, группы лиц и всего народа должен всегда
сохранять характер частной жалобы. Но жалоба как социальное
явление есть всецело порождение бюрократических отношений.
Всякое социальное бедствие, которое вызывает ущемление
частных интересов, также как и всякое нарушение «нормальной
деятельности» административной машины, может вызывать протест у
граждан, а также у чиновников. Предполагается, что этот протест может
быть выражен в форме жалобы всем уровням административной
иерархии и на все уровни этой иерархии правительству. Возможность
подачи жалобы создает у граждан чувство, что администрация всегда
готова реагировать на бедствия своих подопечных — народа. Эта
возможность создает также у них чувство относительной свободы по
отношению к чиновникам низших уровней иерархии.
Одновременно сам факт подачи жалобы, так сказать, «диалектика
жалобы», означает, что гражданин или чиновник, подающий жалобу
на свое собственное бедственное положение, на социальное бедствие
или на деятельность низших уровней иерархии заявляет о своей
солидарности с высшими уровнями и о признании эффективности
существующей системы государственного управления в целом.
Обжаловаться могут только частности управленческого процесса. Поэтому
жалоба есть одна из форм проявления «мнимого либерализма» как
в действии и мышлении гражданина, так и в действии и мышлении
чиновника.
4. В. П. Макаренко 49

Если эта форма действия и мышления становится повсеместной,—
а именно к этому стремится государство как «всеобщий интерес»,—
то это свидетельствует о том, что наличная форма, органы и процессы
государственного управления признаются вполне пригодными в
целом для общества и задача состоит только в улучшении частностей.
Но такого же мнения придерживаются чиновники и правительство.
Поэтому по числу и частоте подачи жалоб в высшие уровни
административной иерархии можно судить не только о достоинствах
и недостатках бюрократического управления, но также о том,
насколько данный способ управления и соответствующие ему формы действия
и мышления приобрели силу привычки, социально-психологического
и социально-политического стереотипа.
Социальная и политическая роль жалобы, по логике Марксова
анализа прусской бюрократии, заключается в том, что жалоба —
социальное свидетельство о том, что данный способ социального и
политического господства пользуется повсеместной поддержкой, а его
верховный орган — правительство — неограниченным доверием со
стороны подавляющей части членов общества.
Согласно принципу иерархии, доверие концентрируется на
высшем уровне. Жалоба данному уровню означает, что он осознается как
эпицентр социального, управленческого и политического порядка,
истины, блага и справедливости. Поэтому действия, связанные с
подачей жалобы, свидетельствуют о глубоком проникновении
принципа иерархии в сознание граждан государства: чем выше стоит лицо
или орган в социальной, управленческой и политической иерархии,
тем в большей степени они осознаются как средоточие
познавательных, моральных и политических ценностей. Самое высшее лицо или
орган в государстве — император, вождь, правительство —
осознается одновременно как концентрация ценностей, так и критериев
данных ценностей.
Между моментом подачи жалобы, моментом принятия ее к
рассмотрению, моментом принятия решения по жалобе и
осуществления «гипотетических» изменений, ради которых она создается, всегда
проходят более или менее длительные промежутки времени. Жалоба
не останавливает действия бюрократической машины.
Перегруппировка личностей или органов внутри управленческого аппарата,
которая может быть вызвана жалобой, вполне вписывается в
концепцию «мнимого либерализма» и потому не меняет сущности этого
аппарата и не угрожает его существованию.
Следовательно, низведение частного интереса и суждения,
основанного на частном интересе, в предписанные всеобщим интересом
формы означает бюрократизацию самого частного интереса и
неравноправие агентов социально-политической полемики.
50

1.6.3. Марксово понятие «предварительной цензуры»
Маркс описывает еще ряд явлений, возникающих в результате
воздействия бюрократии на общественную и политическую жизнь.
Сюда относятся:
— позиция органов управления по отношению к местности,
охваченной социальным бедствием;
— общее состояние ежедневной прессы;
— состояние общественного мнения;
— господствующий политический дух и его система [3, 212].
При анализе процессов бюрократизации общественной и
политической жизни указанные феномены могут быть особыми объектами
исследования, поскольку их объединяет одна общая черта: они
играют роль предварительной цензуры, которые терроризировали
«мысль даже в ее самой безобидной форме» [3, 213].
Понятие «предварительной цензуры», которым пользуется Маркс,
выполняет важную методологическую функцию по отношению к
изучению бюрократических отношений в целом и процесса
бюрократизации общественной и политической жизни. Эта функция вытекает
из того содержания, которое вкладывает Маркс в это понятие.
Во-первых, кроме официальной государственной цензуры
указывается на существование другой разновидности цензуры, которая
выполняет функцию «терроризации мысли». Смысл этой цензуры
заключается в сдерживании высказывания мнений о положении в
обществе и мнений об органах государственного управления. Сами
органы управления — основное, звено предварительной цензуры.
Поэтому и высказывание мнений граждан об их действительном
социальном положении, о явлениях государственной жизни, и
процесс исследования бюрократических отношений в обществе
наталкиваются на ограничения, вызванные взаимодействием указанных
Марксом составных элементов предварительной цензуры.
Во-вторых, данные элементы играют роль «всеобщих, невидимых
и принудительных сил», способствуют существованию
бюрократических отношений и укрепляют эти отношения. Предварительная
цензура, таким образом, является и предпосылкой, и функцией
бюрократических отношений.
Маркс исследует явления, образовавшиеся в результате воздей-
стия бюрократии на состояние прессы, состояние общественного
мнения и политический дух, как проявление единства предпосылок
и функций бюрократических отношений:
— судебные приговоры «за оскорбление чиновника при
исполнении им своих служебных обязанностей» [3, 213]. Такие приговоры, по
характеристике Маркса, отрицательно влияют на «политический дух»
граждан государства, способствуют его «унынию и упадку» [3, 213];
— отношение между местной администрацией и местной печатью.
4*
51

Если функции местной власти и цензуры сосредоточены в одном лице
(или органе), то это «есть достаточное основание для того, чтобы
не существовало свободной местной печати» [3, 213];
— «болезненно-преувеличенное представление» о
неприкосновенности престижа власти, а также «принцип неприкосновенности
действующих в стране законов» [3, 214]. Если это представление и
принцип распространяются с помощью системы
уголовно-административных санкций, то в итоге прогрессирует бюрократизация
общественной жизни;
— «монархическое чувство»—социально-психологический и
социально-политический стереотип поведения и мышления граждан
государства. Суть монархического чувства, согласно Марксу,
заключается в том, что «за одним-единственным королевским словом»
[3, 211] признается значительный политический вес и влияние.
Политическая функция монархического чувства заключается в
распространении убеждения: слово коронованной особы или решение
верховного органа государства обладают магической силой в
разрешении всех социальных проблем и устранении социальных бедствий.
Монарх или верховный орган государства при этом рассматриваются
изолированно от системы управления страной, которая, при условии
ее бюрократической неизменности, может блокировать любое, даже
самое мудрое, повеление и решение.
Нетрудно заметить также, что питательной почвой
монархического чувства является принцип иерархии: по мере продвижения к
вершине социальной, административной и политической лестницы
происходит «накопление» мудрости, добра и справедливости. Степень
выраженности и конкретные формы проявления монархического
чувства, по Марксу, могут изучаться в трех различных, но
взаимосвязанных сферах: в среде законодательных органов; в среде
исполнительных органов; в народе.
Указанные феномены общественной жизни — следствие
воздействия бюрократических отношений на общественную и политическую
жизнь и конкретные формы бюрократизации общественных
отношений в целом.
1.7. Маркс о бюрократическом отношении в целом
Завершая исследование работ К. Маркса, написанных в 1842 —
начале 1843 года и опубликованных (за исключением статьи
«Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции») в «Рейнской
газете», можно сделать ряд выводов, значимых для понимания
специфики Марксова анализа бюрократии на этом этапе его
публицистической и теоретической деятельности.
Известно, что в рассматриваемый период начался переход Маркса
от идеализма и революционного демократизма к материализму и ком-
52

мунизму. Как сказалось начало этого этапа в Марксовых взглядах
на прусскую бюрократию?
Для ответа на этот вопрос прежде всего суммируем Марксовы
взгляды на бюрократическое отношение в целом. Маркс считает, что
оно в целом охватывает отношения между обществом и бюрократией,
отношения внутри бюрократии и процессы бюрократизации
общественной и политической жизни и конституируется тремя моментами:
1. Закон иерархии. Он заключается в отождествлении функций
исполнительной власти и контроля. Контроль административной
деятельности государства осуществляется лицами, которые сами
являются членами государственного аппарата. Эти лица отбираются на
административные посты на основе добросовестного выполнения
служебных обязанностей. На предшествующих этапах
административной карьеры контролирующее лицо выполняло обязанности,
аналогичные обязанностям лица или уровня, подвергаемого контролю.
В период контроля оно занимает высший пост по отношению к
контролируемому лицу или уровню и в то же время несет ответственность
за предпосылки создавшегося неблагоприятного социального
положения. Тем самым возникают условия, способствующие взаимному
введению в заблуждение исполнительного и контролируемого
уровня.
Действие закона иерархии проявляется также в монополии на
знание социальных фактов и явлений. Внешние по отношению к
иерархии лица не обладают правом на получение знаний,
необходимых для синтетического восприятия положения в обществе в целом.
Такими знаниями могут обладать только члены аппарата управления,
да и то высшие его эшелоны. Чиновники различного ранга,
обладающие правом на знания о социальных фактах и явлениях и «навыками
управления», не могут адекватно отражать действительность,
поскольку они прямо заинтересованы в ее извращении.
Правила продвижения по службе не благоприятствуют развитию
способностей администрации учиться на собственных ошибках.
Низшие административные уровни скрывают отрицательные
последствия своих действий даже в том случае, если эти последствия не
являются результатом их личной воли или халатности, а только
следствием применения принципов управления, неадекватных
действительности. Правдивое изложение социальных фактов и событий мешает
продвижению по службе. Высшие административные уровни
доверяют низшим и оценивают их действия прежде всего с точки зрения
соответствия установленным принципам управления и
распоряжениям начальства. Поэтому низшие административные уровни не
хотят, а высшие не могут воспроизвести действительное положение дел
и последствия своей деятельности. Изменение принципов
управления — право высших уровней. Тем самым замыкается круг взаимного
введения в заблуждение.
53

Сообразно закону иерархии существует строгий порядок
руководства и подчинения, базирующийся на разделе прав, обязанностей,
компетентности каждого лица и уровня. Чиновники низших
административных уровней, сталкивающиеся с реалиями социальной
действительности и управленческого процесса, как эмпирические
индивиды могут фиксировать противоречие между
действительностью и принципами управления. Но они не обязаны оценивать
пригодность данных принципов. Высшие уровни доверяют
служебному разумению нижестоящих и не входят в частности
управленческого процесса. Поэтому причины бедственного положения в
отдельной части страны, бедственного положения части населения страны
или страны в целом полагаются вне сферы государственного
управления.
Принцип иерархии способствует вертикальной изоляции
различных уровней и горизонтальной изоляции идентичных уровней,
поскольку они составляют особые звенья управленческого аппарата.
Следствие изоляции первого типа — извращение действительности,
следствие изоляции второго типа — затруднение общения между
различными звеньями административной машины. В итоге
блокируется возможность исправления ошибочных действий, мнений и
извращающих восприятие стандартов мышления. Закон иерархии
образует основной элемент бюрократического отношения.
2. Государственный разум и служебное разумение. Каждый
чиновник ориентирован на государственный разум, которому
соответствует служебное разумение. Государственный разум — это
осознание государства, принципов государственного управления,
административных норм и предписаний как ценностей и целей
административной деятельности даже тогда, когда они лишены социальных
и инструментальных достоинств.
Такая ориентация способствует пренебрежению всех звеньев
государственного аппарата к фактам, явлениям и событиям
социальной действительности. Предполагается, что принципы
государственного управления не зависят от конкретных задач и условий их
применения, а имеют абсолютное значение и ценность. Если факты
реальной действительности и опыт применения на практике
принципов государственного управления к разнообразным ситуациям не
учитываются в деятельности государственной машины, то
возможность контроля над государственным аппаратом со стороны общества
приближается к нулю. Государственный разум и служебное
разумение чиновников — следствие глубокого противоречия между
обществом и государством, форма проявления бюрократизации государства.
Государственный разум и служебное разумение относятся ко всем
сферам проявления бюрократических отношений.
3. Отношение органов управления государства к гражданам
определяется «теорией», согласно которой все граждане разделяются
54

на активных и сознательных, которые управляют, и пассивных и
несознательных, которыми управляют.
Маркс считал, что если все эти элементы действительности
и сознания налицо, то в результате складывается и существует
постоянное противоречие между действительностью, принципами
и процессами государственного управления. Подчеркнем, что уже
на этом этапе своего духовного и политического развития Маркс
считал, что государственная администрация (в данном случае
прусская) не только не может разрешить это объективное противоречие, но
и осознать его. Осознанию и разрешению противоречия мешают
указанные выше особенности бюрократической деятельности и
сознания.
Этот момент — фиксирование противоречия между социальной
действительностью и государственным управлением — важен для
понимания специфики Марксовой методологии анализа бюрократии
на данном этапе его деятельности. Как объясняет Маркс
зафиксированное противоречие?
Данное противоречие объясняется с помощью категорий
гегелевской философско-правовой концепции. Но сама концепция
используется в целях критики прусского государства и аппарата
государственного управления. Критическая установка Маркса по
отношению к социальной и политической действительности прусской
монархии в значительной мере обусловила процесс и конкретные
формы переосмысления категорий, взятых у Гегеля. Исходные категории
«государственной стороны» и «частной стороны» переосмысливаются
Марксом таким образом, что с их помощью выявляются факты
(бедственное положение людей) и отношения (бюрократические),
вообще не фиксируемые в гегелевской философии права.
Гегелевский объективно-идеалистический тезис о разумности
прусского государства у Маркса становится средством выявления и
систематизации фактов и отношений, которые не являются и не
могут, вопреки Гегелю, считаться разумными: «Маркс, —пишет
М. А. Демихов, —утверждает, вопреки Гегелю, что действительность
сама по себе (т. е. как абстракция.—В. М.) не есть нечто разумное,
лишь человек, человеческий разум, самосознание преобразуют
существующее в нечто разумное, соответствующее человеческим
потребностям» [21, 33]. Разве может быть «разумным» бедственное
положение людей? Разве может быть разумным государство и его
система управления, возводящая социальные бедствия в закон
государственной жизни? Разве могут быть разумными составные части
бюрократического отношения?
Проведенный анализ убеждает, что на все эти вопросы Маркс
отвечает отрицательно. Отсюда начинается его расхождение с
философией Гегеля. Начало этого расхождения определяет специфику
Марксовой методологии анализа бюрократии в период работы в
«Рейнской газете».
55

Всякое начало трудно. Поэтому Маркс пристально ищет (и
находит) такие факты и явления социальной и государственной жизни,
формулирует такую систему понятий для анализа бюрократических
отношений, которая исподволь приведет к принципиальному
отличию Марксовой точки зрения на гражданское общество и государство
с присущим ему аппаратом управления от гегелевской. Вместе
с тем поиск ведется в контексте двух фундаментальных проблем,
поставленных буржуазной философской и социально-политической
мыслью и своеобразно интерпретированных Гегелем: проблемы
воплощения разума в действительность и проблемы взаимосвязи
всеобщих, особых и единичных интересов.
Маркс разделяет гегелевский тезис о том, что разум и свобода-
существенные характеристики индивидов, социальных и
политических образований. Но при этом должны приниматься в расчет все
индивиды и отношения между ними, все социальные и политические
образования, а не только особое сословие государственных
чиновников и отдельно взятое — прусское — государство, как считал Гегель.
Тезис Гегеля Маркс последовательно отвергает.
Анализ системы государственного управления прусского
государства убеждает Маркса в том, что данная система не является ни
воплощением разума, ни выразителем всеобщих интересов.
Структура бюрократического отношения (закон иерархии, государственный
разум, теория, разделяющая граждан на два класса) и множество
конкретных явлений социальной и политической жизни,
исследованных Марксом, подтверждают общую закономерность. Поэтому
проблема носителя действительного политического разума и
действительной взаимосвязи всеобщих, особых и единичных интересов остается
открытой. Как Маркс решает эту проблему с учетом специфики
исследования бюрократии? Рассмотрение будет проводиться в следующих
главах.
Глава 2
Развитие методологии исследования бюрократии
классово-антагонистического общества
в рукописи К. Маркса «К критике
гегелевской философии права»
В работах Маркса, написанных в 1842 —начале 1843 г., вычленен
ряд объектов исследования бюрократии классово-антагонистического
общества в том виде, в каком она существовала в прусском
государстве, сформулировано исходное положение теории бюрократии,
определена совокупность понятий и категорий для анализа этого феномена и
поставлены вопросы, нуждающиеся в дальнейшем исследовании.
Лишь после того, как были осуществлены эти важнейшие
теоретические и методологические процедуры, Маркс переходит к анализу
56

и критике гегелевской философии права, в которой обосновывалась
идея о разумности прусского государства с присущей ему системой
государственного управления.
В. С. Нерсесянц отмечает, что при критике гегелевской философии
права Маркс вкладывал в гегелевское понятие «разумного
государства» качественно иное, революционно-демократическое содержание
[32, 50—55]. И. С. Нарский показал, что «...взаимообусловленное
становление научного материализма и диалектики происходило в
рамках социальной проблематики» [30, 13]. Т. И. Ойзерман, Н. И.
Лапин, В. В. Кешелава и другие исследователи показали, что в рукописи
Маркса «К критике гегелевской философии права» запечатлен
сознательный переход Маркса на позиции материализма и коммунизма
[25; 26; 34].
Цель настоящей главы — конкретизация указанных общих
положений применительно к Марксову анализу бюрократии. Как
отразились общие тенденции развития Маркса от идеализма и
революционного демократизма к материализму и коммунизму в его взглядах на
бюрократию в период написания рукописи «К критике гегелевской
философии права»? Какая проблематика исследования бюрократии
изучалась Марксом в данной рукописи? Какие связи с
предшествующими работами сохранились и какие содержательные и
методологические изменения произошли в период работы Маркса над
рукописью?
Постановка данных вопросов соответствует как внутренним целям
настоящего исследования, так и утвердившейся в истории
марксистско-ленинской философии общей характеристике рукописи К. Маркса
«К критике гегелевской философии права» как фундаментального
исследования [34, 193].
Естественно, проблематика рассматриваемой рукописи настолько
обширна, что невозможно изложить все аспекты развития взглядов
Маркса на бюрократию в рамках одной главы. Поэтому мы избрали
такие темы и сюжеты, в которых наиболее полно проявилось именно
развитие Марксовой мысли и его отход от положений гегелевской
философии права, обусловленный опытом применения данной
политико-правовой концепции к анализу социальных и политических
отношений прусского государства. Этот опыт может быть
проиллюстрирован путем тщательного сопоставления взглядов Гегеля и Маркса на
природу государства и бюрократии, понятий и категорий,
используемых при этом.
Вопросы о природе гражданского общества, государства и
бюрократии рассматриваются Марксом при анализе проблем, на первый
взгляд не имеющих прямого отношения к бюрократии. Речь идет об
изучении отношения между разумом и действительностью,
взаимосвязей между всеобщими, особыми и единичными интересами,
сущности человека и т. д. Но это только на первый взгляд. При более глу-
57

боком изучении рукописи в русле анализируемой проблематики
оказывается, что философские вопросы теснейшим образом связаны
с социологическими и политическими, и потому изложить развитие
взглядов Маркса на природу бюрократии без их анализа попросту
невозможно.
Проблема заключается не в том, чтобы отыскать в Марксовой
рукописи то или иное значение термина «бюрократия» и на этом
основании составить представление о Марксовой точке зрения на
бюрократию в период работы над рукописью. Она в том, чтобы
воспроизвести систему понятий, используемых Марксом при
характеристике различных аспектов бюрократических отношений как
отношений объективных, имеющих, так сказать, свою внутреннюю логику.
И Гегель, и Маркс занимались воспроизведением в теории этой
«логики», но пришли к взаимоисключающим результатам. В
значительной степени это обусловлено тем, что Маркс в период работы
в «Рейнской газете» описал неприглядную и грубую эмпирию
бюрократических отношений и в период работы над рукописью «К критике
гегелевской философии права» последовательно развивал и
обосновывал положения, сформулированные в работах «Заметки о новейшей
прусской цензурной инструкции», «Дебаты шестого Рейнского
ландтага (статья первая) » и «Оправдание мозельского корреспондента» —
этой по существу предварительной, но чрезвычайно важной стадии
исследований бюрократии.
Вопросы, относящиеся к исследованию бюрократии,
рассматриваются Марксом на протяжении всей рукописи, каждый раз
приобретая конкретный смысловой оттенок в зависимости от того, какой
параграф и какая мысль гегелевской философии права
анализируется Марксом. Сгруппировать эти аспекты исследования вокруг
основных тем — отношение между обществом и бюрократией,
отношения внутри бюрократии и процессы бюрократизации общественной и
политической жизни, определяющих развитие Марксовой логики
исследования бюрократии сообразно проблемам, поставленным на
предшествующей стадии,—непосредственная задача настоящей главы.
2.1. Гегелевская концепция абсолютной власти:
теоретическое обоснование тотальной бюрократизации
социальной и политической сфер
В «Философии права» Гегель обосновал мысль: семья и
гражданское общество образуют эмпирическую основу государства. Для
анализа отношения между семьей, гражданским обществом и
государством Гегель, однако, пользовался понятием «внешней необходимости».
В этом понятии выражается связь между семьей, гражданским
обществом и государством и природа данной связи: наличие
государственной власти.
58

Государственная власть, таким образом, становится у Гегеля
естественным способом связи между семьей, гражданским обществом
и государством. Причины данной естественности в том, что
государственная власть связана со сферой частных интересов индивидов,
а частные интересы — основное содержание отношений между
индивидами в семье и гражданском обществе. Задача государства —
учитывать множество частных интересов и, сообразно последним,
устанавливать законы.
Трудно что-либо возразить против буржуазного реализма этой
мысли Гегеля. Но специфика гегелевского понимания отношения
между сферой частных интересов и сферой законов состояла в том,
что «внешняя необходимость» связи между семьей, гражданским
обществом и государством рассматривалась как зависимая от
государства и государственной власти. Тем самым отношения между
частными интересами и государством переворачивались: государственные
законы не столько зависят от частного права и частного блага, сколько
от самого государства.
Отсюда вытекают, в духе Гегеля, вполне конкретные задачи
индивидов, образующих государство: они, оказывается, должны
постичь природу Диалектики, благодаря которой переворачиваются
действительные отношения! От степени этого постижения зависит
сознательное отношение индивидов к государству. Оно — сознание
каждым индивидом зависимости своего частного права и частного
блага от государства.
Таким образом, Гегель стремился ввести сознание в отношение
между семьей, гражданским обществом и государством. Предмет
такого сознания — постижение необходимости государства и
государственной власти во всех ее проявлениях. Высшая цель так понятого
политического сознания — умение осуществлять процедуры в духе
бюрократической онтологии и гносеологии, обоснованные гегелевской
диалектикой. Эта своеобразная школа философско-политической
мысли — пропедевтика и высшая истина бюрократического
государственного разума.
Для реализации этой задачи Гегель стремился найти сословие,
отношения собственности в котором образуют предпосылку и причину
определенной формы сознания — политического умонастроения или
патриотизма — и вывести эту форму сознания из отношений
собственности и владения. Семья, по Гегелю, есть собственник земли и
носитель природной нравственности. В сословии землевладельцев
отношения собственности и нравственности совпадают.
Сословие земельных собственников, далее, обладает «покоящейся
на себе волей» [4, 328]. Данная воля как принцип права связывает
сословие земельных собственников с волей монарха, правительства
и чиновников и образует содержание политического умонастроения.
Связь отношений собственности, природной нравственности и воли
59

составляет, по Гегелю, предпосылку определенных политических
качеств. Основным из них является неподкупность — качество, в
котором совпадают материальные, моральные и политические отношения
и характеристики индивидов.
Гегель рассматривал социальные установления как «власть
разумного в необходимости», т. е. как еще одну связь государства с
гражданским обществом. Социальные установления переплетаются с
государственными и образуют субстанцию гражданского и
политического бытия. В социальных отношениях воплощено взаимодействие
и самосознание индивидов как единства единичного и всеобщего.
Для постижения своей всеобщности индивиды должны осознать
природу социальных и государственных установлений. Установления,
регулирующие деятельность индивидов в корпорациях —
корпоративный дух,— относятся к частной стороне деятельности индивидов
и одновременно обеспечивают связь частных интересов со всеобщей
целью государства.
Сущность гегелевского анализа природы социальных
установлений — обоснование приоритета всеобщего над особенным.
Установления образуют государственный строй — развитую и осуществленную
разумность в сфере особых интересов индивидов. Особые интересы
удовлетворяются не столько на основе непосредственной
деятельности, сколько благодаря тем рамкам, в которых она протекает.
Социальные установления — предпосылка, основание и движущая сила —
«всеобщий дух»—деятельности индивидов.
Множество установлений образуют социальный и
государственный порядок. Благодаря ему процесс реализации частных интересов
приобретает политический смысл. Государство — воплощенный
порядок, страж и гарант порядка. Только в порядке и по порядку
индивиды могут достигать своих частных целей. Поэтому интерес,
реализуемый в рамках социального порядка, —есть основание доверия
и преданности индивидов государству и правительству.
Социальный и политический порядок — это, по Гегелю, «столп
публичной свободы» [4, 227]. Лишь благодаря порядку свобода
достигает истинного бытия и становится разумной. Множество
социальных установлений — это единство свободы и необходимости.
Диалектика прав и обязанностей индивидов — ключ для понимания
этого единства.
Одновременно Гегель считал, что действительность не обладает
разумом в форме семьи и гражданского общества. Индивиды как
члены семьи и гражданского общества неразумны. Разум воплощается
в государстве. Разум — предикат государства, «государственный
разум». Его смысл и значение может постичь только член
государственного аппарата управления и философ, развивающий идею
государства.
Высшее лицо или орган государства — это синтез воли и разума.
60

Этот синтез воплощается на всех ступенях административной
иерархии государства, тогда как гражданское общество, по Гегелю, есть
поле битвы частных интересов. В какой форме сознания выражается
борьба интересов?
Концепция корпоративного духа, разработанная Гегелем для
ответа на этот вопрос, базируется на следующих основоположениях.
Генезис корпоративного духа связан с множеством частных
интересов или, в терминологии Гегеля, с «правомерностью особых сфер»
[4, 266]. Корпоративный дух — это непосредственное укоренение
особого во всеобщем, предпосылка и процесс превращения частных
и особых интересов в государственный дух. Государственный дух —
средство поддержания корпоративного духа. Благодаря
преобразованию корпоративного духа в государственный дух возникает новая
взаимосвязь между индивидами и государством: индивиды «знают
государство как свою субстанцию» (курсив мой.— В. М.) [4, 266].
Государство поддерживает правомерность, авторитет и
благосостояние особых сфер. Благодаря корпоративному духу политическое
умонастроение обретает глубину и силу. Отношение между частными,
особыми и всеобщими интересами трактуется Гегелем как процесс
развития сущности воли. Всеобщее в виде воли монарха и
государственных чиновников обладает независимостью и отождествляется с
единичным эмпирическим существованием.
Человек семьи, гражданского общества и государства — все это,
по Гегелю, определения сущности государственной воли как
«выражения идеи». На этом определении базируется иерархия семейного,
гражданского и государственного качества индивида.
Государственное качество индивида может существовать только в форме
преданности правительству.
Особые интересы, далее, лежат вне сферы государства и в этом
смысле независимы. Они ведаются начальством корпораций.
Содержание деятельности данного начальства обусловлено частной
собственностью, интересами особых сфер и подчинением «высшим
интересам государства» [4, 265]. Частный интерес индивида, по Гегелю,
основа доверия к руководству. Авторитет начальства базируется на
этом доверии. Начальство корпораций назначается путем
комбинации выборов с утверждением государственной властью.
Государственные чиновники — это носители «сущего в себе и для
себя всеобщего» [4, 265], т. е. государственной воли и
государственного разума, уполномоченные правительства. Их задачи заключаются
в поддержании всеобщего государственного интереса, законности
притязаний особых сфер и сведении особых прав к всеобщему
государственному интересу. Над каждой корпорацией существуют
государственные органы в форме коллегий, а коллегии непосредственно
соприкасаются с монархом.
При определении правительственной власти Гегель исходит из
61

различия между решением и выполнением решений. Выполнение
решений — функция правительственной власти, «продолжение и
поддержание уже решенного» [4, 265]. Кроме органов управления
в состав правительственной власти входят суд и полиция, имеющие
«более непосредственное отношение к особому в гражданском
обществе» и осуществляющие «в особых целях всеобщий интерес»
[4, 265].
В правительственных делах, по Гегелю, имеет место разделение
труда. Формальная, но трудная задача при организации
государственных ведомств состоит в необходимости согласования конкретного
с абстрактным. «Снизу», где гражданская жизнь конкретна,
необходимо ею управлять конкретно. «Сверху», где гражданская жизнь
абстрактна, необходимо разделять правительственные дела на
абстрактные отрасли. Отрасли государственной жизни находятся
в ведении отдельных центров — государственных ведомств.
Деятельность центров направлена на периферию — низшие сферы. На
вершине иерархии, в высшей правительственной власти, эта деятельность
сходится и принимает «конкретно обозримый вид» [4, 267].
Правительственные дела, по Гегелю, объективны как единство
сущего (решение) и должного (выполнение решений). Между
конкретным правительственным делом и исполняющим его чиновником
нет природной связи, в отличие от монарха. Связь зависит от знания
и доказательства своей пригодности. Знание и доказательство
пригодности индивидов к исполнению государственных дел отражают
потребность государства в бюрократии как всеобщем сословии и
возможность для каждого индивида войти в это сословие.
Для выполнения государственных дел не требуется гениальность.
На каждое место в аппарате управления претендует неопределенное
множество индивидов. Кто в этой массе претендентов на
государственные должности превосходит остальных? —неясно. Поэтому выбор и
назначение индивида на должность (субъективный момент) -право
вершины иерархии. Верховное лицо или орган государства
устанавливают по своей воле случайную связь между индивидом и
государственной должностью.
Особые государственные функции, передаваемые
государственным учреждениям, это, по Гегелю, часть объективной стороны
присущего высшему лицу в государстве суверенитета. Различия
государственных функций даны «природой вещей». Деятельность
государственных учреждений — это исполнение долга, а функция,
выполняемая отдельным государственным учреждением, —это «изъятое
из-под власти случайностей право» [4, 267].
Чиновник, по определению Гегеля, это соединение индивида
с должностью. Условием такого соединения является жалованье
чиновника. Выполнение обязанностей — источник жалованья и
субстанция чиновника. Жалованье обеспечивает материальную незави-
62

симость чиновников, а государственная служба требует отказа от
своих субъективных целей и потому есть перманентное
самопожертвование. Государственная служба дает право наслаждаться
выполнением обязанностей, устанавливает связь между всеобщим и особым
интересом, устраняет внешнюю нужду и защищает чиновников
от «частных страстей управляемых» [4, 268].
Гегель включал в число гарантий от злоупотребления властью
чиновниками смешанный порядок избрания руководства корпораций
и правомочность корпораций, иерархию, ответственность ведомств
и чиновников, нравственную и умственную культуру чиновников и
размеры государства. Данные гарантии толковались Гегелем как
непосредственное проявление тождества между государством и
гражданским обществом. Они обеспечивают эффективность аппарата
управления и вырабатывают у чиновников привычку к «всеобщим
интересам, взглядам и делам» [4, 268].
Члены правительства и государственные чиновники — главная
часть среднего сословия. Гегель считает, что в этом сословии
сосредоточены наиболее выдающаяся образованность, ум и правовое
сознание всего народа. Оно не занимает привилегированного положения
аристократии. Поэтому образованность, ум и правовое сознание
данного сословия не превращаются в средство произвола и
господства. Бюрократия, таким образом, есть главная опора государства
«в отношении законности и интеллигентности» [4, 268].
Правительственная власть — бюрократия — это отношение тела
государства к его акциденциям, действующий, активный и
сознательный субъект государства, отношение духа государства к материи
гражданского общества. Данное отношение можно представить в виде
схемы: государство — государственный дух — бюрократия —
корпоративный дух — гражданское общество — политическое
умонастроение — семья.
Гегелевская концепция абсолютной власти, таким образом,
базируется на допущении: чиновничий мир —главная опора
государства. Чиновники — аналитики и знатоки гражданского общества,
базис и носители государственного разума, тогда как публичное
сознание квалифицируется Гегелем как конгломерат обыденных
политических представлений: народ и его представители лучше знают
и понимают подлинные потребности и интересы индивидов и обладают
«не подлежащей сомнению волей» [4, 290], все в отдельности должны
участвовать в обсуждении и решении общих государственных дел;
конкуренция сословий в законодательной власти — необходимая
предпосылка защиты интересов каждого отдельного сословия.
Ни одно из данных представлений, согласно Гегелю, не является
истинным. Задача государства поэтому заключается просто в том,
чтобы «включить» публичное сознание в иерархическую структуру
управления государством. С помощью сословных собраний государ-
63

ство входит в субъективное сознание народа и опосредует связь между
народом и правительством. Поэтому положение представительных
учреждений в государстве аналогично положению бюрократии.
Депутаты народа — носители связи между государством и
гражданским обществом, правительством и народом. Главным элементом
данной связи является государство и правительство, а субстанцией
опять-таки доверие. Статус начальника и чиновника — необходимое
условие выработки начальственного и государственного разумения и,
стало быть, доверия. Наличие многих инстанций, сведение к
минимуму недоверия между народом и правительством, переход в
отдельных случаях депутатов на позиции гражданского общества являются,
по Гегелю, гарантиями зрелости государственных решений.
Различные власти государства — власть монарха,
правительственная и законодательная власть — это «дух... прошедший сквозь форму
образования» [4, 233]. Каждая государственная власть знает цель и
предмет своего хотения. Цели, познанные основоположения и законы
государства являются духовно-всеобщим в деятельности различных
властей. Кроме того, различные виды государственных властей
обязаны учитывать обстоятельства и поступать сообразно знанию
последних.
Для связи отношения «внешней необходимости» (о чем шла речь
в начале раздела) с «имманентной целью» семьи и гражданского
общества Гегель своеобразно толкует права и обязанности индивида.
Обязанность — это отношение индивида к субстанциальному, в себе
и для себя всеобщему, т. е. к государству. Обязанность объединяет
особый интерес с благом государства. Право — наличное бытие
государства и сторона особой свободы индивида. Поэтому
нравственность — предикат государства. Долг индивида по отношению к
другим индивидам и его обязанности перед государством совпадают в
одном и том же отношении: свобода — высшая ценность разума,
нравственности и государства.
Итак, Гегель обосновывает идею единства прав и обязанностей
ссылкой на разум и свободу как всеобщность. Правда, он был
достаточно проницательным для того, чтобы заметить: права и обязанности
на стадиях формального развития распределены между различными
сторонами и лицами. Но если учесть, что обстоятельства и произвол-
внешние моменты, а выбор индивидом своего призвания —
внутренний момент его самоопределения, то оказывается, что разум и свобода
индивида проявляются лишь в той степени, в которой он способен
преодолеть «хаос» обстоятельств и произвола (семья и гражданское
общество) и выбрать «космос» обязанностей — государство.
Приводными ремнями такого выбора являются политическое
умонастроение и корпоративный дух как результаты существующих в
государстве установлений и доверия индивида к государству.
Индивид свободен и разумен по мере осознания того, что социальный и
64

политический порядок не является внешним по отношению к
индивиду. Политическое умонастроение, корпоративный дух и
государственный разум — это только иерархия ступеней единства разума, свободы
и нравственности. В результате сфера политических отношений и
сознания ограничивается тем государством, к которому принадлежит
индивид, теми чувствами, которые питает индивид по отношению к
данному государству и правительству и теми формами мышления,
которые укрепляют и теоретически обосновывают данное отношение.
Идеальным гражданином так понятого государства является
чиновник как носитель политической всеобщности (уважение к
социальному и политическому порядку, доверие и преданность
правительству). Каждая государственная функция рассматривается Гегелем
как объективация данной всеобщности. Идея тождества государства,
правительства и бюрократии обосновывается при этом указанием на
то, что государственные функции связаны с отдельной личностью
лишь со стороны всеобщих и необходимых государственных качеств.
Суверенитет государства, по Гегелю, заключается в единстве
правительства и государственного аппарата, в зависимости и
несамостоятельности (по целям и по способу действия) каждой конкретной
государственной функции, в единстве своекорыстия множества
индивидов и верховной политической воли, в единстве народа и
правительства, в отождествлении верховной политической власти с
независимостью в побуждениях от произвола, в способности власти
фиксировать определенное содержание и подводить его под всеобщее, в
отождествлении критериев политической организации общества с
критериями конституирования и существования нации и в совести
индивида. Все эти моменты обеспечивают органичность и самосохранение
государства. Государственный аппарат — способ воспроизведения
органичности, разумности и всеобщности государства на любом
уровне иерархии. Государство органично и разумно, если каждый его
момент может быть «растворен» в моментах саморазвития
политической идеи и если самосознание народа воплощено в государстве.
Таковы основные моменты гегелевской концепции государства
и бюрократии, которые Маркс делает предметом анализа в рукописи
«К критике гегелевской философии права».
Гегелевскую концепцию государства и бюрократии можно
рассматривать как эмпирическое описание места и роли чиновничества в
государстве. Государственный аппарат управления, с одной стороны,
выполняет функции, необходимые для достижения всего объема
целей государства, с другой — чиновничество рассматривается
Гегелем как воплощение идеи государства и идеал государственной
власти.
На любом уровне гегелевского анализа государства
обнаруживается общая предпосылка: постулирование связи между целями
государства как всеобщего и различными видами государственной вла-
О. И. М. Макаренко
65

сти как особого, между организационной структурой и функциями
аппарата государственной власти. Ведь цель государства, по Гегелю,
дана природой идеи воплощения разума и свободы в государстве, а
цель аппарата государственного управления дана природой вещей.
Установить причины возникновения и распространения
бюрократических отношений можно только посредством анализа «идеи» и
«природы вещей»—этих извечных объектов философской рефлексии.
Этим объясняется абстрактность гегелевской концепции
государства. Философское, правовое и политическое мышление попадает
в ловушку, предзаданную концепцией тождества мышления и бытия,
т. е. идеей соответствия между целями государства — с одной
стороны, и структурой и функциями аппарата государственной власти —
с другой. При таком подходе к анализу государства и
государственного аппарата организационные структуры государственной власти
с присущими им отношениями неизбежно будут рассматриваться как
наиболее надежное средство реализации целей государства — и
наоборот.
Государство как целое и государственный аппарат как часть
при этом оказываются иерархией целей и средств. Каждый уровень
иерархии — при взгляде «сверху»—осознается и рассматривается
как средство достижения общих целей (органичности) государства.
Каждый уровень иерархии — при взгляде «снизу»—есть реализация
данных целей. Сам факт существования всякого более высокого
уровня иерархии является доказательством достижения и реализации
целей и органичности государства. Стало быть, представление об
иерархии как наиболее эффективном способе связи между целями
государства, структурой и функциями государственного аппарата
оказывается перенесенным в содержание правового и политического
мышления.
Но такое представление, как было показано в первой главе,
характерно для бюрократической онтологии и гносеологии. Моменты
совпадения гегелевской точки зрения на иерархию с бюрократической
онтологией и гносеологией легко обнаружить в его толковании
взаимосвязей между сферой частных интересов гражданского
общества и сферой всеобщих интересов государства. Объясняя эту
взаимосвязь, Гегель конструирует два иерархических ряда: 1. Со стороны
гражданского общества: а) множество частных интересов; б)
единичный частный интерес; в) организация особых интересов в
корпорациях; г) выборы руководства корпораций и их утверждение
государственной властью; д) руководство корпораций как особый слой
лиц; е) государственные чиновники правительственной власти —
попечители над особыми интересами; ж) высшие совещательные
органы — коллегии; з) монарх. 2. Со стороны государства: а)
монарх как носитель государственной воли; б) коллегии,
обладающие знанием и ответственностью; в) государственные чиновники как
66

передатчики государственной воли и носители государственного
разума; г) начальство корпораций.
Нетрудно заметить асимметричность данных рядов. С вершины
государства нельзя «добраться» до действительных интересов, воли
и разума индивидов. Гражданское общество как основа политического
государства полагается неизменным. Попечение государства над
гражданским обществом останавливается и «заканчивается» на
начальстве корпораций.
С другой стороны, чтобы частный интерес, воля и разум
отдельного индивида могли проявиться как всеобщие, —ему необходимо
преодолеть в два раза большее число уровней, нежели
государственному интересу, чтобы стать особым. Стало быть, государственный
интерес довлеет над особыми и единичными интересами гражданского
общества.
Одновременно государственный интерес изолирован (по причине
иерархии) от действительной жизни гражданского общества. В этом
и состоит одно из направлений процесса преобразования
государственных интересов в особые и единичные, а также познавательная
и практическая проблема, которую стремится решить Маркс.
В гегелевской философии права Маркс обнаруживает как
теоретические положения все те феномены бюрократической деятельности
и сознания — закон иерархии, государственный разум,теория
разделения граждан на два класса, которые в период работы в «Рейнской
газете» были зафиксированы им на практике. Совокупность объектов
исследования, намеченных Марксом, заставляют усомниться в том,
что закон иерархии, государственный разум и теория разделения
граждан на два класса являются разумными — и как практические
отношения, и как теоретические положения. Противоположная точка
зрения попросту означает, что в философии права Гегеля содержится
теоретическое обоснование тотальной бюрократизации социальной и
политической сферы.
Этот вывод, конечно, может быть доказан только в процессе
анализа взглядов Маркса на гегелевскую философию права в целом. Но
предварительно можно отметить, что мистификация
действительности, за которую Маркс упрекает Гегеля на протяжении всей рукописи,
состоит в анализе существующего государства и государственного
аппарата управления с позиций уже сконструированной философской
системы. Тем самым своеобразная стабилизация мышления
оказывается характерной не только для чиновников правительственной
власти, но и для философа, создающего философско-правовую
концепцию. Такой способ анализа, по характеристике Маркса, может
дать только неполное эмпирическое описание процессов и результатов
функционирования государственного аппарата.
Однако это не тот эмпиризм, который позволяет выявить
множество фактов и явлений, подтверждающих наличие в обществе и государ-
5*
67

стве бюрократических отношений. Специфика гегелевского
эмпиризма состоит в том, что за пределами анализа и теории остается данное
множество фактов и явлений, на основе которых можно конкретно
судить о действительном бытии и мышлении бюрократии. Факты и
отношения (бедственное положение людей и бюрократические
отношения), противоречащие исходной посылке о соответствии между
целями государства и структурой и функциями государственного
аппарата управления, просто пренебрегаются теоретиком государства
и права.
Диалектика — прокламированный метод исследования —
становится средством регистрации повседневной рутинной деятельности и
не менее рутинных феноменов сознания бюрократии. Диалектика,
так сказать, превращается в «ползучий эмпиризм».
Вместе с тем в философии права Гегеля содержалась в своем
роде гениальная догадка: политические формы и формы
политического мышления (политическое умонастроение, корпоративный дух,
государственный разум) обусловлены отношениями собственности.
Гегель сформулировал ориентир, значимость которого Маркс отметил
в знаменитом предисловии к работе «К критике политической
экономии»: «Первая работа, которую я предпринял для разрешения
обуревавших меня сомнений, был критический разбор гегелевской
философии права» [9, 6]. «Сомнения», о которых Маркс написал спустя
16 лет после разбора гегелевской философии права, в значительной
степени были обусловлены тем, что в период работы над рукописью
продуктивность идеи об отношениях собственности как основной
причине политических форм и форм сознания для Маркса не означала,
что он разделяет точку зрения Гегеля: прусское государство с
присущим ему государственным аппаратом и формами политического
мышления является воплощением разума и свободы.
Наоборот, предпосылки такого понимания можно обнаружить
в более ранних работах Маркса —отношения собственности
порождают множество частных интересов. Частные интересы противостоят
всеобщим. Государственные интересы в том виде, в каком они
полагаются целями прусского государства и государственным аппаратом как
средством реализации, обосновываются в философии права Гегеля, не
являются всеобщими. Следовательно, поиск решения проблемы
отношения между разумом и действительностью с учетом взаимосвязей
между единичными, особыми и всеобщими интересами продолжается.
Главные направления этого поиска имеют своей целью показать
недостатки гегелевского метода исследования при изучении
взаимосвязей между семьей, гражданским обществом и государством. С
другой стороны, Марксова критика философии права Гегеля направлена
на выработку такой системы понятий, основное содержание которых
сводится к борьбе с обыденными и рафинированными
представлениями бюрократии о своей деятельности и сознании.
68

2.2. Отношения собственности
как социальная предпосылка
бюрократических отношений
Анализируя гегелевскую философию права, Маркс использует
гегелевские понятия семьи, гражданского общества и государства
для критики всей системы социальных и политических отношений
Германии. Маркс стремится обнаружить социальные предпосылки
бюрократических отношений в сфере отношений собственности и
показать абстрактность обоих видов отношений.
Подобно Гегелю, Маркс признает, что между сферой частного
права и государственного права существует взаимосвязь и что семья
и гражданское общество «существенно определяются государством»
[4, 222]. Семья, по Марксу, это естественный, а гражданское
общество — исторический базис государства. Но задача состоит не в том,
чтобы конструировать взаимосвязи между семьей, гражданским
обществом и государством. Проблема заключается в исследовании причин
отношения господства государства над семьей и гражданским
обществом.
Ведь Гегель полагал, что предпосылки политических качеств
граждан коренятся в отношениях собственности, а отношения
собственности порождают определенную форму сознания —
политическое умонастроение. Данная форма сознания, по Гегелю,
функционирует на всех уровнях государственного аппарата управления.
Коренятся ли политические качества граждан в самом бытии их как
собственников, —или же эти качества спущены сверху государством,
а идеолог стремится обосновать их правомерность?
Разбирая этот вопрос, Маркс показывает, что если неподкупность
конструируется как политическое качество, то это является
доказательством его отсутствия в социальной действительности. Если какое-
либо качество реально существует — отпадает необходимость его
конструирования в составе теории. С этой точки зрения
«неподкупность» как политическое качество индивида и как понятие
гегелевской философии права есть материально-морально-политическая
абстракция, сконструированная в противовес всеобщей продажности.
Факт конструирования политических качеств отражает
противоречия между политической реальностью и политической теорией.
Если политическая свобода выводится из абстракции независимого
частного лица [4, 340], показывает Маркс, сама эта свобода является
абстрактной. Из независимого материального бытия какого-либо
сословия не следует, что это сословие, как считал Гегель, независимо
в побуждениях от произвола [4, 258, 336 — 337]. Иными словами,
в социальном бытии складываются предпосылки всеобщей
продажности, несвободы и неразумия. Это и есть содержание политических
качеств индивидов-собственников. Острие Марксовой критики на-
69

правлено на подрыв гегелевской мысли о сословии земельных
собственников как опоре государства.
Майорат как отношение собственности, согласно Марксу, не может
рассматриваться как основа политических отношений и
«политического умонастроения» как формы сознания. Если все же идеолог
государства (типа Гегеля) осуществляет такую процедуру, то это
свидетельствует об абстрактности политической теории:
— отдельное сословие, которое полагается как основа государства,
рассматривается абстрактно, а не исторически;
— из социальных различий без каких-либо уточнений выводятся
политические различия;
— политическая сфера — государство — рассматривается как
форма сословных различий;
— снимается вопрос о совпадении (несовпадении)
действительных социальных различий с их сущностью [4, 314].
На этом этапе своего развития Маркс считал, что отношения
собственности должны рассматриваться как противоположность
между частной собственностью и имуществом. Эта
противоположность образует базис противоречия между материальными,
моральными и политическими отношениями. Всякое совпадение отношений
собственности с моральными и политическими отношениями
свидетельствует только о том, что между членами общества увеличивается
разобщенность.
Частная собственность изолирует индивида от других людей.
Эта изоляция (атомистичность) индивидов переносится на
политическую сферу. Если отношения собственности отражаются в
политике, то политика становится властью абстрактных определений
гражданского общества над политическими отношениями и формами
сознания [4, 310]. Данная власть, по Марксу, заключается в
обособлении с помощью государства частной собственности от семьи и
гражданского общества и доведении ее до абстрактной самостоятельности.
Политическое государство — носитель обособления различных
сфер социального бытия. В таком виде оно входит в конфликт с
существующими формами общности — семьей и гражданским
обществом — и ломает их разум и волю, поскольку абстрактные отношения
приобретают статус морально-политических ценностей.
Анализируя процессы и результаты данной «ломки», Маркс
указывает, что «социальные нервы»— это связь конкретной формы
отношений собственности с социальным целым. Если государство
перерезает социальные нервы, то оно способствует преобразованию
частной собственности в абстрактный субъект воли. Воля человека
становится только предикатом частной собственности и в этом
смысле — предпосылкой бюрократического произвола.
Маркс проводит различие между собственностью как источником
и волей как средством существования. Сообразно этому различию,
70

существует два вида воли: воля, базирующаяся на собственности,
и политическая воля. Второй тип существует изолированно от
социальных связей и потому образует предпосылку бюрократической
воли.
То же самое, с определенной коррекцией, относится к семье.
Маркс не принимает положение Гегеля о том, что семейная жизнь
и нравственность могут быть одним из оснований политических
отношений в государстве. Какие бы то ни было формы и способы
переноса патриархальных отношений на политическую сферу
(скажем, представление о верховном лице государства как отце народа
или представление о народе как единой семье) должны быть
отвергнуты. Если такой перенос все же осуществляется, то это
свидетельствует только о том, что абстрактные характеристики природного
бытия индивидов — кровнородственные связи — выступают в
политике в единстве с абстрактными характеристиками социального
бытия — отношениями частной собственности.
Конкретно-исторические формы взаимосвязи частной
собственности с политическим строем подтверждают это общее правило. Маркс
показывает, что отношение частной собственности может
существовать в форме связи между верховным лицом в государстве и его
подданными. В этом случае частная собственность приобретает
политическую характеристику всеобщей государственной связи
[4, 346]. Совпадение отношения собственности с политическими
отношениями и связями зависит от права наследования
государственных чинов. Если такое право существует и применяется, то
государственные функции являются просто акциденцией частной
собственности. Право частной собственности становится политическим
правом, так как оно укрепляет политическую связь между монархом и
подданными.
Но частная собственность может существовать также в виде права
распоряжения по собственной воле. В этом случае между
государственной функцией и частной собственностью существует только
волевое отношение, так как частная собственность расшатывает
государственную власть или безразлична по отношению к ней.
Таким образом, проблема, поставленная Марксом, заключается
не столько в исследовании отношений между частной собственностью
и государством как абстракциями, сколько в конкретном изучении
отношения частной собственности к выполнению государственных
функций.
Как Маркс исследует эту проблему? Он прежде всего показывает,
что определенная форма отношений собственности в гражданском
обществе (землевладение) рассматривается Гегелем как проявление
отношений собственности в целом. Поэтому политическая
самостоятельность и независимость толкуются как знак, как абстракция
частной собственности. Вследствие этого в государстве становятся значи-
71

мы только абстрактные качества человека. Абстрактный человек
тождествен политической личности. На этом основании происходит
отождествление государства и личности в философии права Гегеля и
бюрократизация политических качеств личности.
Реальными предпосылками такого отождествления является то,
что высший уровень иерархии — монарх — представляет государство
как абстракцию единичной воли, а все индивиды рассматриваются
как носители этой абстракции. Вследствие этого всеобщность
индивидов существует как эмпирическая единичность — природность,
телесность. Тем самым отношения между конкретным человеком и
властным началом государства, между личностью и идеей
государства, между идеей государства и действительной деятельностью
государственного аппарата, между политической, формальной,
мнимо-всеобщей личностью — с одной стороны, и реальной,
материальной и социальной личностью — с другой стороны, а также
иерархизация властного начала государства оказываются значимыми
при суждении о политическом значении индивидов. Чем более
высокий пост в бюрократической иерархии государства занимает личность,
чем большую политическую значимость она приобретает, тем в
большей степени она становится абстракцией отношений
собственности и властных отношений.
Разрушая гегелевскую идею о тождестве государства и
чиновника, идеи государства и аппарата государственного управления,
Маркс исследует процесс преобразования отношений собственности
во властные отношения. Он показывает, что существует
противоречие между всеобщими качествами индивида и связью индивида с
выполнением государственных функций.
Государственные функции официально не являются частной
собственностью. Но их выполнение становится задачей отдельных
индивидов. Тем самым государственная функция — только средство
удовлетворения интересов, возникающих в гражданском обществе.
Гегель называл связь индивида с государственной должностью
«внешней и случайной». На деле это существенная связь. Маркс
показывает, что политическое умонастроение как форма сознания
есть осознание индивидом «свободы от государства» [4, 339]. По
отношению к частному лицу государство есть внешняя сила. Но
частные лица стремятся использовать эту силу для достижения
своих интересов за счет исполнения государственных должностей.
Поэтому анализ мотивов, которыми руководствуется индивид при
поступлении на государственную службу, далеко не случайный предмет
исследования в рамках теории бюрократии.
Множество государственных должностей — частная
собственность государства. Отношения частной собственности сохраняются
в государственном аппарате управления. По мере продвижения на
высшие посты происходит, так сказать, увеличение размеров частной
72

собственности чиновника. Частный интерес порождает иерархичность
отношений в государственном аппарате. Связь отношений частной
собственности, характерных для гражданского общества, с
отношениями частной собственности внутри государственного аппарата
выражается в иерархии — составном элементе бюрократического
отношения. Погоня за чинами — политическая форма погони за
прибылью.
Таким образом, в политическом качестве фиксируется
внутренняя и необходимая связь отношений частной собственности с
политическим государством. Частный интерес — существенное
качество индивидов. В политическом качестве проявляется естественное
стремление индивидов к наживе, а не неподкупность, как считал
Гегель. Множество государственных должностей — способ
удовлетворения данных стремлений. Поэтому, заключает Маркс,
политическое качество есть концентрация действительного неразумия
гражданского общества, а распределение должностей и фуцкций в
государственном аппарате управления также не может быть разумным.
Неразумие гражданского общества укрепляется государством,
поскольку иерархия открывает простор для погони за наживой.
Мотив погони за наживой проявляется в деятельности чиновника
«естественным и необходимым» образом. Государственные
должности — это идеал политических качеств множества индивидов-
собственников. Своекорыстие — универсальная мотивация
деятельности каждого члена государственного аппарата снизу доверху.
Государственный аппарат — это только политическая форма
гражданского состояния «войны всех против всех».
С этой точки зрения иерархичность отношений в государственном
аппарате и принуждение сверху есть только проявление верховного
своекорыстия. Какие бы веские доводы при этом ни выдвигались
(суверенитет и единство государства, соблюдение конституции и
других установлений, общественная необходимость и т. д.),
принуждение сверху как составной элемент иерархических отношений
есть множество действий по удовлетворению своекорыстия высшего
уровня иерархии. Иерархия — это средство ограничения
своекорыстия низших уровней для обеспечения полной свободы действий
высшего уровня по удовлетворению своих частных интересов.
Таков один из выводов, сделанных Марксом при изучении
отношения частной собственности к выполнению государственных
функций. В государстве разум, по характеристике Маркса, может
проявиться только как «слепой, бессознательный результат
своекорыстия» [4, 243]. Государственная необходимость в деятельности
государственного аппарата непостижима разумом. Это — следствие
игры иррациональных сил, обозначенных Гегелем как «благо
государства», философски и политически респектабельная
формулировка естественного закона «войны всех против всех».
73

Следующим аспектом этой проблемы является изучение Марксом
взаимосвязей между частной собственностью, правом и моралью.
Маркс разделяет взгляд Гегеля на частное право как на право
абстрактной личности. Но для Маркса намного важнее установить,
что право и мораль как абстрактные формы человеческих отношений
есть «...социальная жизнь... этих иллюзий» [4, 345]. Политическое
государство может выступать только гарантией права и морали как
абстрактных отношений.
Отсюда следует, что частное право и частная мораль —
универсальные регулятивы отношений и поведения людей, занятых в
государственном аппарате управления. Государственное право и
государственная мораль не имеют никакого отношения к данным регу-
лятивам. Отделение права и морали от государства — следующий
принцип исследования социальных предпосылок бюрократических
отношений как особой формы связи между моралью и политикой.
Изучая эту предпосылку, Маркс показывает, что дух множества
социальных установлений есть в-себе дух государства, т. е.
государственный разум, налагающий свою печать на семью и гражданское
общество. Благодаря множеству государственных дел, охватывающих
различные сферы общественной жизни, государственный разум
переносится в семью и гражданское общество и становится их
«внутренним содержанием». Каждое из социальных установлений и вся их
совокупность должны быть исследованы с точки зрения наличия в
них государственного разума — составного элемента
бюрократического отношения. Генезис, структура и функции социального
порядка, таким образом, должны изучаться в тесной взаимосвязи с
генезисом, структурой и функциями политической организации общества.
Отсюда не следует, как полагал Гегель, что данная взаимосвязь
является тождеством социального и политического порядка.
Наоборот, по мнению Маркса, при анализе их взаимосвязи необходимо
исходить из разделения семьи, гражданского общества и государства,
изучать формы и способы функционирования такого разделения.
Если семья, гражданское общество и государство полагаются как
«внешне необходимые» и «внутренне зависимые» параметры
социального бытия, как это было у Гегеля, то это только значит, что
совокупность отношений между ними содержит бюрократические
отношения как элемент отношений господства государства над семьей
и гражданским обществом.
Этот элемент, как показывает процесс вызревания Марксовых
взглядов на бюрократию, может быть открыт эмпирическим путем,
т. е. на основе анализа реалий государственной и общественной
жизни, а также путем критики господствующей политической теории,
в которой выявляются типично бюрократические стандарты
мышления: допущение об иерархичности существующих отношений,
допущение о существовании государственного разума и допущение о
74

разделении индивидов на два класса. Второй способ обнаружения
бюрократических отношений, как показывает исследовательская
практика Маркса, связан с использованием ряда понятий гегелевской
философии права в целях критики как политической ральности,
так и политической теории, отражающей данную реальность.
Уже из гегелевской схемы отношения между семьей, гражданским
обществом и государством следует, что между ними нет прямой
взаимосвязи. Эта связь опосредована социальным порядком (форма
социальной организации), политическим умонастроением (форма
сознания), корпорациями (форма профессиональной организации),
корпоративным духом (форма сознания), бюрократией (особая
социальная группа) и государственным духом (форма сознания).
Стало быть, бюрократия является одновременно материальным и
духовным феноменом. Положение о материальной обусловленности
политического государства находит выражение в отношениях
собственности и в конкретных носителях этих отношений — группе
людей, образующих «тело» государственной власти.
В то же время бюрократия есть «знающий дух» гражданского
общества. Поэтому господствующие в гражданском обществе
отношения и мотивы деятельности и поведения людей оказываются
«сняты», т. е. сохранены и воспроизведены на более высоком уровне
в сознании и знании бюрократии, внутри политической сферы.
Гегелевская схема отношения между семьей, гражданским
обществом и государством, таким образом, подводит к постановке
вполне конкретных вопросов: как в бюрократии отражаются
господствующие материальные интересы и отношения? как она
воздействует на сферу материальных интересов и отношений? как
бюрократия воздействует на государство в целом, в том числе как она
формирует его.
На основании анализа данных вопросов можно конкретно судить
о верности или неверности гегелевского тезиса о том, что государство
есть воплощенный разум, а государственный аппарат управления —
носитель государственного разума.
2.3. Проблема взаимосвязи разума и интереса.
Понятие всеобщего
Гражданское общество как множество особых интересов образует
корпорации и сословия, т. е. конкретно-исторические формы
социального и профессионального разделения труда. Тем самым анализ
бюрократии становится необходимым разделом анализа общества в
целом. На этом уровне анализа изучается социальная и
профессиональная структура общества с точки зрения реальной диалектики
социальных интересов. При изучении этой диалектики Маркс
пользуется понятиями «социальной организации», «бюрократической орга-
75

низации», «корпоративного духа», единичного, особого и всеобщего
интереса.
2.3.1. Анализ корпоративного духа
В целях противопоставления своей точки зрения на государство
и гражданское общество гегелевской философии права Маркс исходит
из разделения социальной организации и бюрократической
организации [4, 307]. Под социальной организацией Маркс понимает такой
способ организации гражданского общества, при котором граждане
и индивиды как частные лица противостоят государству, а
государство является только формой или сознанием данного противостояния.
Под бюрократической организацией Маркс понимает организацию
государства и государственной власти, при которой гражданин
является материей — и в то же время противоположностью
государства. В какой форме сознания достигается единство социальной
и бюрократической организаций?
Маркс исходит из того, что любая форма социального и
профессионального разделения труда вырабатывает особые формы
сознания для защиты своих интересов. Для обозначения единства
социальной и бюрократической организации Маркс пользуется
гегелевским понятием корпоративного духа. В корпоративном духе как
форме сознания отражены процессы и результаты преобразования
множества социальных интересов в относительно самостоятельные
сферы, выражающие и отстаивающие реальные и мнимые
потребности конкретной сферы социального и профессионального разделения
труда. В корпоративном духе осознается отличие интересов одной
от интересов другой сферы и связанные с данными отличиями
монополии и привилегии. Поэтому проблема взаимосвязи разума и
интереса рассматривается Марксом в тесном единстве с анализом
корпоративного духа.
Марксово понимание корпоративного духа существенно
отличается от гегелевского. По Гегелю, корпоративный дух связывает
гражданское общество с политическим государством. Для Маркса всякое
превращение корпоративного духа в государственный дух есть
непосредственное проявление разъединения, а не единства частных
и всеобщих интересов. Корпоративный дух — это форма интеграции
бюрократического отношения во взаимосвязях между гражданским
обществом и государством, форма единства социальной и
бюрократической организации.
Отличие Марксовой точки зрения от гегелевской вытекает из того,
что Маркс определяет корпорацию и бюрократию в соотношении.
Корпорация — это государство и бюрократия гражданского общества
и одновременно — материализм, объективно-субъективная основа
государства. Бюрократия — это гражданское общество и корпорация
76

государства, спиритуализм корпораций. Диалектика понятий
отражает диалектику явлений.
Диалектика явлений состоит в том, что корпорации опосредуют
связь гражданского общества с государством. В корпорациях
значимы все свойства гражданского общества. Следовательно, уже в
корпорациях существует противоречие между действительными
субъектами деятельности и отношений — с одной стороны, и общими
интересами — с другой, между разумом и действительностью. Общность
гражданского общества и государства заключается в
корпоративном способе организации деятельности.
Борьба гражданского общества с государством проявляется как
борьба множества корпораций с корпорацией государства.
Корпоративная организация государства — это просто политическая форма
отношений, господствующих в гражданском обществе. Специфика
этой формы заключается в обособлении всеобщих интересов и
появлении бюрократии как всеобщего сословия, как носителя такого
обособления.
Обособившийся интерес государства в деятельности бюрократии
становится действительным, т. е. активным и действующим
интересом. По мере воплощения единичных интересов индивидов в
определенные формы социальной (социальные установления,
корпорации) и бюрократической (государство) организации развивается
борьба данных форм с интересами и субъектами, способствовавшими
возникновению организационных форм. Принципы организации и
организационные формы, таким образом, не существуют
изолированно от материальных интересов особых групп людей. О
корпоративности и бюрократичности конкретной организационной формы можно
судить на основании стабилизации взаимосвязи материальных
интересов особых групп людей с данной формой, вследствие чего
принципы организации также стабилизируются.
Подмеченная Марксом особенность взаимосвязи интересов с
формами и принципами организации при одновременном, так сказать,
«выталкивании» разума за пределы данной взаимосвязи,
подтверждается его наблюдением над отношениями между бюрократией и
корпорацией: если гражданское общество «по побуждению своего
собственного разума» [4, 270] стремится освободиться от власти
корпораций, а государство «пробуждается к действительной жизни» [4,
270], то бюрократия борется за сохранение прежнего способа
социальной и политической организации, а также за сохранение
корпоративного духа как социально-политически необходимой формы
сознания.
Направления борьбы определяются двумя основными типами
стремлений и мотивов:
— стремлением сохранить связь материальных интересов с
особыми формами социальной (корпорация) и политической (государство)
77

организации и особой формой сознания (корпоративный дух);
— стремлением восстановить такой способ социальной,
профессиональной и политической организации, при котором сохраняются
основные элементы бюрократического отношения и сознания.
Маркс считает, что аналогично политическим качествам и
политическому умонастроению основное содержание корпоративного духа
как формы сознания — своекорыстие и погоня за удовлетворением
материальных интересов. В этом смысле корпоративный дух —
действительная взаимосвязь корпораций с государственной
бюрократией. Борьба бюрократии против корпораций мнимая. Она ведется
не для преодоления корпоративности гражданского общества, а для
утверждения материальных интересов бюрократии в качестве
ведущих и обеспечения себе места «для своего собственного
существования» [4, 270].
Взаимосвязь материальных интересов с особой формой
организации и сознания Маркс описывает в понятиях «всеобщность особого
интереса» и «особенность всеобщего интереса» [4, 270]. Основной
смысл этих понятий сводится к фиксации несоразмерности
стремлений корпорации и бюрократии. На одной стороне существует только
возможность реализации особого интереса в качестве всеобщего, на
другой — действительность этой возможности. Парадокс социальной
и политической организации заключается в том, что чем больше
корпорации стремятся представить свой интерес в качестве всеобщего,
тем больше они создают условия и укрепляют господство
бюрократии над гражданским обществом.
2.3.2. Концепция индивида
Что же противопоставляет Маркс гегелевскому тезису о
разумности государства и государственного аппарата управления?
Маркс считает, что гегелевское понимание государственной
действительности й государственного разума не дает возможности
аналитически проследить «обыкновенную эмпирию» [4, 224]
действительности, т. е. множество отношений и связей между людьми в
семье, гражданском обществе и государстве, и обыкновенную
эмпирию разума, т. е. процессы и результаты существования и развития
разума в данных отношениях и связях.
Индивиды как члены семьи и гражданского общества обладают
разумом в своем эмпирическом бытии. Разум — предикат
эмпирического бытия индивидов, он действителен в этом бытии. Семья и
гражданское общество — эмпирическая действительность разума.
Отличие Маркса от Гегеля в понимании отношения между разумом
и действительностью заключается в том, что для Маркса носителями
и агентами взаимосвязи между разумом и действительностью
являются индивиды как члены семьи и гражданского общества, а не как
78

члены государственного аппарата управления. Для научного
понимания социальной и политической действительности необходим
постоянный и трезвый учет всех особенностей действительного
отношения государства к гражданскому обществу. Обстоятельства, произвол
и подобные случайности — необходимый момент этого отношения.
Вывод Гегеля о том, что государство — носитель и действительность
разума, преждевременный.
Преждевременный потому, что действительность распадается на
абстрактные и конкретные определения. Абстрактные моменты
действительности — это обстоятельства, произвол, личные свойства
индивидов. Конкретные моменты действительности — это
«вкрапления» разума как внутри семьи и гражданского общества, так и в
отношениях семьи и гражданского общества к государству.
Для обозначения неразрывной связи процессов деятельности
индивидов с результатами этой деятельности и с разумом Маркс
определяет всеобщее как «действительную сущность действительного
конечного, т. е. существующего, определенного» [4, 245]. Конечным,
существующим и определенным является индивид. Поэтому понятие
всеобщего не может и не должно отрываться от реального,
эмпирического субъекта, поскольку действительное существо, т. е. человек в
его связях с другими людьми есть, по определению Маркса,
подлинный субъект бесконечного. Стало быть, анализ существования
человека — необходимая составная часть определения всеобщего.
Но этот анализ не должен быть, как у Гегеля, «жизнеописанием
абстрактной субстанции» [4, 263]. Действительные индивиды не
должны рассматриваться как результат действия чего-то другого:
идеи, государства, государственных чиновников, государственного и
социального порядка и т. д., как результат действия сущности
человека самой по себе.
В действительности сущность человека не является действующей.
Действует человек в «его действительном человеческом
существовании» [4, 263]. Сущность человека проявляется в формах его
существования. По специфике данных форм можно судить о сущности
человека и дать определение этой сущности. Причем действительное
бытие человека не тождественно абстрактным характеристикам этого
бытия. Взаимосвязь сущности и существования проявляется в
последовательности эмпирического существования, форм существования
и сущности человека.
Сущность человека поэтому не тождественна ни эмпирическому
существованию единичных индивидов, ни тем социальным и
политическим формам, в которых она протекает. Формы существования —
это только критерий отличия сущности человека от его
эмпирического существования.
На основе введенных Марксом при критике гегелевской филосо-
79

фии права различений становятся возможными постановка и анализ
следуншщх конкретных вопросов:
— соотношение сущности человека и форм его существования;
— соотношение сущности и эмпирического существования
человека;
— соотношение форм существования и эмпирического
существования человека.
Для анализа форм существования индивида Маркс использует
такие принципы классификации, которые непосредственно связаны
с принятым «углом зрения» на отношения между индивидом и
обществом:
— семья, гражданское общество и государство могут
рассматриваться как социальные формы существования и объективирования
индивида. Но для анализа данных форм необходимо предварительно
уточнить понятия «человек», «сущность человека»,
«объективирование человека». Лишь после уточнения исходных понятий возможен
анализ социальных форм существования человека, поскольку
сохраняется и воспроизводится в теории «зазор» между исходными
понятиями и формами воплощения человека;
— семья, гражданское общество и государство могут изучаться
как «качества, внутренне присущие субъекту» [4, 264]. В этом случае
необходимо конкретно исследовать процессы субъективирования и
распредмечивания социальных форм бытия человека в его
деятельности, изучать степень совпадения процессов и результатов
объективирования человека с процессами и результатами его
субъективирования.
В зависимости от принятого угла зрения и цели исследования
формулируются конкретные вопросы, которые теоретик «ставит»
действительности, вычленяя конкретные сферы анализа. И в первом,
и во нтором случае перспектива исследования остается открытой.
Но она сразу «закрывается», едва только семья, гражданское
общество и государство рассматриваются как определения идеи или
субстанции, что характерно для Гегеля. При такой посылке данным
формам неизбежно приписывается самодостаточность эмпирической
действительности. Если такое допущение все же делается, сразу
наступает типично бюрократическая категоризация
действительности: выделяется множество людей, в которых развиваются «идеи»
семьи (главы семей), гражданского общества (начальство
корпораций) и государства (чиновники правительственной власти).
Понятия семьи, гражданского общества и государства тем самым
абстрагируются от действительных членов семей, гражданского
общества и государства. Предполагается, что в конечном числе
индивидов — глав семей, начальстве корпораций, чиновниках
правительственной власти, правительстве — находит выражение определенная
идея. С другой стороны, указанные группы людей рассматриваются
80

как носители понятия, идеи, всеобщности. В результате различия
проводятся не между действительными людьми, а между
абстрактными характеристиками человека.
Человек, по определению Маркса, есть сущность «всех этих
социальных образований» [4, 264]—семьи, гражданского общества,
государства. Но отсюда не следует, что данные формы существования
и объектирования человека соответствуют его сущности. Данные
формы — только предикаты, акциденции, способы существования
человека. Исчерпывают ли социальные формы всеобщности человека
множество особенностей множества индивидов? В какой степени
действительная всеобщность есть результат возможной всеобщности?
Совпадает ли в индивиде сфера всеобщего со сферой особенного и
единичного?
На эти вопросы можно ответить только в процессе анализа
конкретных форм отношений индивидов. Маркс, в частности, показывает,
что индивиды в своем существовании вплетены в противоречия
неразумной действительности. Ни эмпирическое существование, ни
формы существования индивидов не свободны от этих противоречий.
Особо опасная процедура, реализованная в философии права Гегеля,
заключается в сведении какого-либо уровня социальной и
политической иерархии к моменту воплощения идеи или разума. Если даже
предположить, что семья и гражданское общество более разумны по
сравнению с государством, отсюда не следует, что эмпирическое бытие
и формы бытия индивидов исчерпываются характеристикой разума.
Эмпирическое бытие, формы бытия индивидов и сущность человека
должны исследоваться с точки зрения противоречий неразумной
действительности, —в этом и заключается условие и предпосылка
анализа взаимосвязи между сущностью и существованием, разумом
и действительностью индивидов.
При исследовании этих вопросов Маркс исходит из того, что
сущность личности — ее особое социальное качество. Социальное
качество — это процесс и результат связи индивида с конкретной
формой отношений и деятельности. Поэтому количество социальных
качеств личности зависит от количества сфер отношений и
деятельности людей. Особенно важной связью между индивидом и обществом
является связь индивида с государством, поскольку последнее
закрепляет абстрактные отношения, господствующие в семье и
гражданском обществе.
С этой точки зрения политическое качество личности
универсально, поскольку универсально отношение господства государства над
семьей и гражданским обществом, тогда как политическое качество
государства зависит от степени доступности всем индивидам постов
в государственном аппарате управления и в законодательных органах,
от степени преобладания в государственном аппарате носителей
определенных социальных качеств, от универсальности «момента
6. В. П. Макаренко
81

постановления» как социально-политической значимости
особенности взаимосвязи воли и разума во множестве эмпирических
индивидов. В любом случае государство распространяет и усиливает в
обществе отношения непосредственного господства и подчинения.
Поэтому любое из социальных качеств личности есть
определенное соотношение разума и неразумия. Это соотношение обусловливает
выход социального бытия из-под контроля разума. Социальное
качество определяет сущность и функцию отдельного индивида в этом
бытии. Все социальные функции — естественные способы проявления
социальных качеств человека. В каждой из социальных функций
индивидов есть элементы разума и неразумия. Поэтому поиск
закономерностей соотношения разума и неразумия в каждой отдельной
социальной функции, в том числе и в аппарате государственного
управления, —необходимый момент анализа бюрократических
отношений.
Маркс показывает, что всякие претензии правительства и
чиновников на то, что только они являются носителями разума, должны
быть отвергнуты. Бытие разума тождественно бытию всех индивидов.
Факт существования таких претензий подтверждает наличие
идеализма в управленческой и социально-политической практике, а также
в теории типа философии права Гегеля.
Регулятивы, которыми руководствуются чиновники, (законы,
постановления, инструкции, принцип иерархии, государственный
разум, теория разделения граждан на активных и пассивных),
бюрократическое отношение в целом — следствие и причина данного
идеализма. Истинная, разумная всеобщность недостижима в
социальной действительности, управленческих и политических формах
классово-антагонистического общества. В этом смысле всеобщее может
существовать только в форме теории, отвергающей в принципе какой
бы то ни было идеализм.
Почему всеобщее не может быть действительным в том обществе,
которое Маркс анализировал в 1842 — 1843 гг.? При ответе на этот
вопрос Маркс использует следующие положения философии права
Гегеля: гражданское общество есть состояние войны всех против
всех; универсальный эгоизм — основа и тайна политического
умонастроения и корпоративного духа; гражданин как человек частного
интереса противостоит гражданину как человеку всеобщего интереса;
существует два типа граждан: гражданин как субъективирование
гражданского общества и гражданин как субъективирование
политического государства; государство противостоит гражданам как
«законченным индивидам» [4, 266], но не противостоит им как
абстрактным индивидам, т. е. носителям отношений, воплощенных в
политическом умонастроении и корпоративном духе; семья и
гражданское общество — определения индивида как элемента государства.
Но, в отличие от Гегеля, исключавшего государственный разум
82

и сословие чиновников из числа причин, способствующих
недостижимости действительной всеобщности индивидов, Маркс
рассматривает индивида (в качестве члена государства) как развитие нового
определения своей социальной сущности [4, 266]. Ранее было
показано, что все социальные функции индивида есть определенное
сочетание разума и неразумия. Человек семьи, гражданского общества и
государства, —все это законченные и потому исключенные «из всех
других качеств» [4, 266] разновидности реального эмпирического
индивида. То, что данные качества различны — тождественно
односторонности и абстрактности индивида. Принципы типологии качеств
индивида не должны быть абстрактными, но выступать как
целостность в себе самом [4, 331].
Только при выполнении этого требования отношение между
различными социальными функциями и социальными качествами
индивида может выступать как разумное отношение. То же самое
относится и к принципам взаимосвязи единичных, особых и всеобщих
интересов. При анализе данной взаимосвязи, согласно Марксу, необходимо
учитывать также особые исторические формы соединения всеобщего,
особого и единичного интересов. Каждая из данных форм образует
исторически-конкретное господство определенного вида интересов.
Таким образом, принципы типологии качеств индивида и
принципы взаимосвязи единичных, особых и всеобщих интересов совпадают.
Это совпадение дает возможность Марксу сформулировать конкретно-
социологические признаки частности и всеобщности индивидов,
сословий и социальных групп:
— признак цели устанавливается по отношению к целям
непосредственной деятельности индивида;
— признак сущности устанавливается по отношению к специфике
конкретной деятельности;
— признак отношения устанавливается по отношению к
исторически-конкретной политической форме;
— признак существования устанавливается по отношению к
действительной политической роли индивида, сословия, социальной
группы.
Таким образом, вопрос о тождестве, единстве, различиях и
противоположности социальных функций, социальных качеств и интересов
индивидов непосредственно зависит от всеобщности перечисленных
признаков в деятельности, отношениях и сознании индивидов.
Данные признаки оказываются значимы при характеристике всей
совокупности отношений между индивидами, в том числе при анализе
отношений бюрократических. Проблема всеобщего, следовательно,
должна рассматриваться в непосредственном единстве с изучением
социальных функций, качеств и интересов индивидов в их
деятельности, отношениях и сознании.
6*
83

2.3.3. Что такое «эмпирическая всеобщность»!
Но наиболее значимой в методологическом смысле категорией,
которой пользуется Маркс при анализе общего вопроса об отношении
между разумом и действительностью, а также вопросов о типологии
качеств индивидов и принципах взаимосвязи единичных, особых и
всеобщих интересов, является категория «эмпирической
всеобщности». В данном случае Маркс пользуется выражением Гегеля,
который определял публичное сознание как эмпирическую всеобщность
воззрений и мыслей многих и отрицал за данной всеобщностью
право на разум вообще, государственный разум в частности [4, 288].
Марксово содержание данной категории принципиально
противостоит гегелевскому. Эмпирическая всеобщность прежде всего
противопоставляется Марксом понятию «расчлененной массы».
Расчлененная масса — это случайные скопления людей. Под случайными
скоплениями людей Маркс понимает города, поселки и т. д. [4, 306].
Такие скопления — основная характеристика эмпирического
существования людей в общностях, из которых исключен разум.
Расчлененная масса — содержание и сущность эмпирического
существования людей в данных общностях. Если в политических действиях и
политических формах масса участвует в виде случайных скоплений,
то в политике оказываются значимы случайные атрибуты
человеческого существования.
Эмпирическая всеобщность также противопоставляется Марксом
«внешнему множеству». Внешнее множество людей — это множество
абстрактных едииичностей как абстрактных определенностей
физических и природных свойств [4, 257] и абстрактных всеобщностей,
обладающих конечной определенностью физических и природных
свойств [4, 342]. В отличие от Гегеля Маркс считает, что предикаты
«один», «многие», «все» означают не возможность и абстрактность,
а действительность противоречий между всеобщностью и
действительностью индивидов. Таким образом, категория эмпирической
всеобщности сохраняет сущностные характеристики индивида —
разум и действительность.
Суть дела, однако, в том, что действительное гражданское
существование [4, 307] индивидов в общностях, признаками которых
являются случайность и частность, становится для Маркса основным
объектом анализа. В этом объекте должны быть вычленены
абстрактные и конкретные характеристики. Процедуры типа гегелевской,
направленные на разделение людей и форм общности по признакам
сущности и явления, всеобщего и частного, разума и
действительности, Маркс отвергает.
Так, «всеобщее дело», как и все остальные дела людей, не должно
превращаться в особый субъект деятельности и отрываться от разума
и воли действительных индивидов. Всеобщее дело, по мысли Маркса,
84

должно быть выведено из нужды и потребности индивидов в нем и
быть их объективированием. Только тогда оно может приобрести
статус всеобщности.
Если понятие или орган «всеобщего дела» превращается в особый
субъект деятельности, противостоящий другим субъектам, а
действительные индивиды не нуждаются и не чувствуют потребности во
всеобщем деле как своем настоящем деле, если существует различие
между разумом и действительностью, между единичными, особыми и
всеобщими интересами индивидов, отсутствует их объективирование
во всеобщем деле, а последнее сохраняет свою самостоятельность, то
возникают предпосылки формализации и бюрократизации всеобщего
дела, т. е. управленческих и политических отношений и процессов.
Действительные субъекты при этом рассматриваются как объекты
деятельности и условия существования всеобщего дела.
Всеобщее дело в этом случае существует в виде государства,
правительства и бюрократии. Данные предикаты всеобщего дела, по
Марксу, не являются действительно-всеобщими: существует разрыв
между единичными, особыми и всеобщими качествами, функциями
и интересами индивидов, между гражданским обществом и
государством, между публичным сознанием и государственным разумом.
В условиях такого разрыва всеобщее дело обретает особую форму
существования, отличающуюся законченностью и стабильностью в
отличие от вечно незавершенных и нестабильных процессов
объективирования разума действительных индивидов. Во всех видах
государственной власти место эмпирической всеобщности занимает
бюрократическая всеобщность.
2.3.4. Государственный формализм
как бюрократическая всеобщность
В известном смысле завершая исследование проблемы
взаимосвязи разума и интереса, Маркс вводит категорию «государственный
формализм» для обозначения универсальности процессов реализации
единичных и особых интересов в качестве всеобщих. Одновременно
эта категория является исходной при описании сущности бюрократии
в ее отношениях к гражданскому обществу.
Государственный формализм — это действительная сила и
материальное содержание государства в виде бюрократии.
Бюрократический дух как формальный дух государства — категорический
императив деятельности государственной власти. Его содержание
заключается в исполнении служебного долга каждым чиновником.
Служебный долг чиновника — это «действительное бездушие
государства» [4, 271].
Задачи государства превращаются в канцелярские — и наоборот.
Совокупность государственных учреждений создается для реализации
85

целей государства. Внутри каждого учреждения есть множество
индивидов, материальный интерес которых сращен не столько с целями
государства, сколько с существованием государственных учреждений
и формами регламентации деятельности государственного аппарата.
Устойчивость учреждений и форм регламентации деятельности
становится главной целью людей, занятых в аппарате
государственного управления. Достижение этой цели связано с удовлетворением
материальных интересов. Тем самым цели государства становятся
средством поддержания устойчивости учреждений, форм
деятельности и материальных интересов.
По отношению к каждому отдельному чиновнику цели государства
выступают как «потусторонняя сущность», постигнуть которую ему
вовсе не обязательно и не вменяется в обязанность. Таким образом,
меняется не только способ постановки, но и способ решения
конкретных задач государственной деятельности и, следовательно, способ
достижения основных и второстепенных целей государства.
В этом и состоят основные моменты содержания Марксовой
категории «государственный формализм».
2.4. Проблемы анализа
бюрократической деятельности
Диалектика социальных интересов, согласно Марксу, должна
быть положена в основу принципов отбора конкретных проблем
при анализе бюрократии. Эти принципы опираются на положение,
в котором резюмирован процесс анализа преобразования единичных
и особых интересов во всеобщие: существует множество ограничений
и барьеров на пути воплощения разума в действительность. Понятие
разума используется Марксом для анализа конкретных форм
неразумной действительности.
Это неразумие нарастает по мере движения от семьи через
гражданское общество к государству. Государство — высшая форма
проявления этого неразумия. Для доказательства этой мысли Маркс
«открывает» за каждым положением гегелевской философии права
особые объекты исследования, переосмысливает гегелевские или
вводит свои категории, отражающие неразумие существующих
отношений и являющиеся средством анализа данных отношений. В
каждой категории отражена связь теории общества, теории
государства и теории личности. Фиксирование такой связи —
методологически значимое средство вычленения конкретных проблем в
процессе критики гегелевской философии права и дальнейшей
конкретизации категории «государственный формализм».
86

2.4.1. Критика гегелевской системы гарантий
от бюрократических злоупотреблений властью
Последовательно разрушая гегелевскую идею о соответствии
между целями государства, структурой и функциями
государственного аппарата управления, Маркс подвергает критике гегелевскую
систему гарантий от бюрократических злоупотреблений властью.
Напомним, что данная система в философии права Гегеля является
одновременно перечислением форм тождества между гражданским
обществом и государством.
Анализируя смешанный порядок избрания руководства
корпораций, Маркс показывает, что организация и управление какой-либо
сферой социального и профессионального разделения труда есть не
столько отношение данной сферы к государству, сколько к
правительству [4, 298]. Правительство — необходимый элемент анализа
социальной организации и управления. Отношение между конкретной
сферой разделения труда и правительством может выражаться в
непосредственных выборах руководства корпораций и утверждении
результатов выборов правительством.
Уже сама эта двойственность, по мысли Маркса, отражает не
тождество, а глубокую противоположность между гражданским
обществом и государством. При смешанном порядке избрания данная
противоположность перемещается внутрь корпоративных
организаций и определяет характер их управления. При смешанном порядке
избрания руководства корпораций единичные интересы не могут
проявляться в полной мере, так как бюрократическое отношение
существует внутри каждой конкретной сферы социального и
профессионального разделения труда и определяет особенности управления
данной сферой.
Государственные чиновники как попечители над интересами
особых сфер по сути дела являются представителями государства
против гражданского общества. С помощью государственных чиновников
государство пребывает вне гражданского общества (способ бытия),
соприкасается с гражданским обществом через определенные самим
государством каналы (способ связи) и защищает свои интересы
внутри каждой конкретной сферы (функции). Способ бытия, связи
и функция государства по отношению к гражданскому обществу
характеризуют социально-политическую роль чиновничества.
Ссылка Гегеля на правомочность корпораций также не является
гарантией от бюрократических злоупотреблений властью, ибо
контроль снизу вполне вписывается в бюрократическую структуру
управления. Расчленение контроля на контроль снизу и контроль
сверху — следствие посылки о существовании «верхов» и «низов» —
ядра бюрократического отношения. Контроль снизу не угрожает
иерархии, поскольку степень и размеры этого контроля регламенти-
87

рованы сверху. Поэтому контроль снизу укрепляет бюрократическое
отношение и является разновидностью жалобы, особенности которой
были описаны в первой главе.
Контроль снизу не может быть гарантией против злоупотреблений
властью еще и потому, что правомочность корпораций означает
только возможность борьбы между корпорацией и бюрократией.
Превращение этой возможности в действительность блокируется
корпоративным духом, связывающим гражданское общество с
государством.
Распределение государственных функций как проявление
попечительства государства над особыми интересами, по характеристике
Маркса, есть распределение государства между бюрократами [4, 277].
Множество государственных учреждений и занятых в них чиновников
образуют бюрократическую структуру государства. Данная
структура, по Марксу, может сравниваться также с организацией церкви,
поскольку распределение государственных функций аналогично
распределению благодати [4, 277] в церкви.
Возможность для каждого индивида стать чиновником отражает
различие прав гражданина и чиновника и социально-политическую
укорененность данного различия. Переход индивида в состав
государственного аппарата управления и сословие чиновников есть только
отражение корыстных интересов и целей индивидов. В процессе
данного перехода индивид отрекается от остальных членов
гражданского общества и укрепляет противоположность между гражданским
обществом и государством.
С другой стороны, тождество гражданского и политического
положения есть признак бюрократии как действительного сословия.
Это значит, что все характеристики гражданского общества —
всеобщая корысть и борьба интересов — сохраняются в бюрократии.
На каждом уровне иерархии воспроизводится отношение человека
к государству как частного лица. Поэтому политические отношения
и система государственного управления отражают абстрактную
форму отношений собственности. Историческая роль бюрократии
как раз и состояла в преобразовании политических сословий в
гражданские [4, 310]. Процессы преобразования политических
сословий в гражданские — с одной стороны, и процессы выработки
соответствия между гражданским и политическим положением индивидов и
сословий — с другой, взаимосвязаны. Если индивид (или сословие)
с помощью занимаемого положения в государственном аппарате
управления удовлетворяет свои материальные интересы, то
политическая власть отражает эгоистические и корыстные интересы
гражданского общества и одновременно способствует бюрократизации
управления.
Маркс показывает, что в гражданском обществе отсутствует
тождество между гражданским и политическим положением индиви-
88

да, сословия, группы. Потребности и труд — основные признаки
корпоративной организации. Деньги и образование — принципы
организации гражданского общества. Потребности и политика — принципы
организации политического государства. Так как бюрократия
«абсолютной правительственной власти» [4, 310J вырабатывала способы
достижения единства и централизации государства, социальные
различия сохранялись внутри бюрократии как политические различия.
Совпадение гражданского и политического положения индивида,
сословия, группы субъективирует потребности, деньги и образование.
Политика тем самым оказывается зависимой от данных мотивов
деятельности, поведения и отношений индивидов, осуществляющих
государственную власть.
Разъясняя процессы данной субъективации, Маркс показывает,
что жалованье (деньги) и экзамен (образование) чиновников не могут
быть, вопреки Гегелю, гарантиями от злоупотреблений властью.
С помощью жалованья и экзаменов в политическую сферу
переносятся характеристики гражданского общества. Если ремесло чиновника
предполагает знание государства, то это знание способствует
профессионализации управленческих и политических функций. Данная
профессионализация отражает разрыв между гражданским
обществом и расщепление индивида на члена гражданского общества и члена
государства. Экзамен на знание государства — признание и институ-
ционализация привилегий на управленческое и политическое знание.
Взаимосвязь управленческого и политического знания с
привилегиями государственной службы порождает корпоративные отношения
внутри государственного аппарата управления, поскольку ремесло
чиновника становится особым ремеслом, особой сферой деятельности,
противостоящей другим сферам.
Экзамен на знание государства — это «бюрократическое крещение
знания» [2, 277]. В период подготовки к сдаче такого экзамена
происходит бюрократизация знания: кандидат в чиновники должен
подтвердить знание и правильность бюрократического взгляда на
действительность. Экзамен на знание государства при назначении на
должность в государственном аппарате управления входит в число
процедур, способствующих отрыву государства от гражданского
общества и их обоих от разума. Отрыв в данном случае заключается
в том, что экзамен становится бюрократическим исповеданием веры
[4, 277] в государство и правительство, в разумность государства.
То же самое можно сказать о жалованье чиновника. Если
государственные дела превращаются в должности, то укрепляется
противоположность между гражданским обществом и государством. Если
между гражданским обществом и государством существует
противоположность, то государственные дела превращаются в должности,—
так формулирует Маркс зависимость между противоположностью
гражданского общества и государства и жалованьем чиновника.
89

Жалованье чиновника изнутри, т. е. с точки зрения субъективной
мотивации, поддерживает эту противоположность. Для конкретного
анализа этой зависимости необходимо сравнительное изучение
обеспеченности членов государственного аппарата по отношению к
членам гражданского общества сообразно особенностям политических
форм (монархия, республика, демократия)
классово-антагонистического общества.
При анализе иерархии как гарантии от злоупотреблений властью
Маркс показывает, что сама иерархия — главное злоупотребление
государства в отношении гражданского общества. Иерархические
структуры, как было показано, укоренены в отношениях
собственности, но выступают либо в политической, либо в религиозной формах,
либо в той и другой одновременно. Критикуя эту гарантию, Маркс
формулирует принципы типологии злоупотреблений властью;
— злоупотребления, неизбежно порождаемые иерархией, и
злоупотребления, вытекающие из личных качеств чиновника. Первый
тип существен, второй — несуществен при изучении бюрократии;
— бюрократические нарушения состоят из поступков против
иерархии и поступков, ненужных иерархии. Первый тип имеет
существенное, второй — несущественное значение;
— защитные действия иерархии от ошибок отдельного чиновника
включает ошибки, неизбежно порождаемые иерархией. Эти ошибки
берутся под защиту, что усиливает безответственность чиновника.
Установить наличие, степень и размеры вины конкретных
чиновников в иерархии чрезвычайно трудно. Анонимность ошибок и
блокирование наказаний — разновидность защитных действий иерархии,
ибо устранение недостатков порождает еще большие недостатки.
Нравственная и умственная культура чиновника и размеры
государства, вопреки Гегелю, также не могут быть гарантиями от
произвола бюрократии. Гегель, правда, отмечал «элемент механического»
в деятельности правительственной власти, но для Маркса этот элемент
означает сущность действительного духа бюрократа и его
действительной работы [4, 279]. В деятельности чиновника фиксируется
только устойчивое, репродуктивное и, поскольку гениальности не
требуется, бездарное. Чиновничья нравственность и разум,
нравственная и умственная культура — акциденция «механического».
Должность — субстанция отношения чиновника к действительности
и к людям. Эта субстанция до последнего предела материальна —
суть «кормление» с помощью должности. Противопоставление
акциденций чиновника (нравственной и умственной культуры) его
субстанции лишено всякого смысла. Размеры государства —
несущественная характеристика бюрократического отношения, а пример
царской России показывает, что размеры государства не могут
быть гарантией от произвола чиновников.
Таким образом, Маркс последовательно отбрасывает те элементы
90

гегелевской концепции правительственной власти, в которых
аргументируется мысль о тождестве государства и гражданского
общества, а из тождества выводятся гарантии против злоупотреблений
властью. Все перечисленные моменты, согласно Марксу, только
усиливают отрыв государства от гражданского общества и
способствуют бюрократизации государства. Тем самым изучение различных
способов и форм злоупотребления властью становится значимым
моментом конкретизации категории «государственный формализм».
2.4.2. Анализ бюрократической процедуры
подведения особого под общее
По Гегелю, бюрократия подводит конкретные факты, явления
и отношения действительности под всеобщность интереса и разума
государства. Но это подведение, по Марксу, не может быть
определяющим признаком бюрократии.
Процедура подведения единичного и особого под общее
характеризует познание в целом и относится ко всем актам познания. Стало
быть, при гегелевском подходе к анализу бюрократии исчезают
особенности бюрократической процедуры подведения особого под
общее, ускользает, так сказать, предмет исследования. В результате
такого подхода происходит политизация логики: из наличной
действительности берутся только факты и отношения, подтверждающие
предметность логического способа анализа в его бюрократических
формах.
Но если даже аппарат государственного управления и занимается
подведением частного под общее, то отсюда не следует, что его
деятельность есть прикладная математика. Функции бюрократии
разнообразны и должны учитываться при ее определении. Задача
заключается в том, чтобы подвергнуть анализу бюрократическую процедуру
подведения частного и особого под общее. Если данная форма
удовлетворяет требованиям связи разума с действительностью, то
можно, конечно, ограничиться политизацией логики. Но если
бюрократическая деятельность как необходимая часть «политического
тела» не дает оснований для такого заключения, то аналитик,
фиксируя определенный предмет исследования и его специфическую
логику, одновременно устанавливает несоответствие данного
предмета и логики требованиям действительности и разума.
Анализ отношения между бюрократией и корпорацией
показывает, что бюрократия переносит в организацию государства принципы
отношений, господствующих в гражданском обществе.
Обусловленность политических форм материальными отношениями и
интересами в определяющей степени вызвана тем, что в бюрократии
концентрируются материальные интересы и мотивы поведения индивидов.
Если корпорация является господствующей формой
профессионального и социального разделения труда и для защиты своих особых
91

интересов стремится сохранить бюрократию как средство борьбы с
другими особыми интересами, если бюрократия низводит всякий
частный и особый интерес к видимости и в то же время поддерживает
иллюзию его самостоятельного существования, то государство
«материализуется».
Содержанием этой «материализации» является, прежде всего,
опосредование социального интереса и цели деятельности формой
деятельности. Бюрократическая форма деятельности состоит в
преобразовании общих интересов в особые цели и, следовательно, в
деформации социальных интересов и целей деятельности. Едва
всеобщий интерес становится особой целью, как он сразу же начинает
противостоять другим целям как частный и особый интерес.
Исследование социальных и политических форм деятельности —
предпосылка для ответа на вопрос: насколько адекватно отражается конкретный
социальный интерес в конкретной цели?
Существенный момент такого анализа — изучение способов
преобразования государственных целей в личные в деятельности
множества чиновников государственной власти. Для обозначения этого
способа Маркс пользуется понятием «грубый материализм» [4, 272].
Погоня за чинами, делание карьеры, материализация
действительных отношений людей, слепое подчинение, твердо установленные
формальные действия, неизменность принципов, воззрений и
традиций, изоляция индивидуальной деятельности от всех других видов
отношений и деятельности образуют содержание данного понятия.
Таким образом, бюрократическая процедура подведения особого
под общее означает материализацию государства: разделение
государства на отдельные направления бюрократической деятельности
и связь между ними на основе субординации и слепого подчинения.
Степень материализации гражданских и политических отношений
и деятельности тождественна степени бюрократизации социально-
политического бытия в целом. Предикаты понятия «грубый
материализм» могут использоваться также в качестве критериев при анализе
подвижности (динамики) различных сфер государственной и
гражданской жизни.
Маркс показывает, что сосредоточение в руках бюрократии
государственной власти и управления приводит к тому, что данная
власть и управление становятся противообщественными и
противогосударственными. В среде чиновничества господствует
представление о себе как о конечной цели всякого государства. Это
представление санкционирует превращение действительных целей государства
в формальные цели. «Формальный дух государства» [4,
271]—определенное состояние деятельности и сознания, содержанием которого
является действительное бездушие, т. е. материализм,
бездуховность, механицизм.
Это состояние относится к сфере сущего и должного и образует
92

категорический императив чиновничества. Речь идет об отсутствии
разума во всех направлениях государственной деятельности.
Государство становится естественным объектом и механизмом наряду
с другими объектами и механизмами. Функция бюрократии —
преобразование присущего ей «формального духа» в должное, в идеал
государственной деятельности, политических отношений и сознания.
В целях достижения такого идеала бюрократия предпринимает
сознательные действия по устранению и ликвидации у всех членов
гражданского общества и граждан государства разума и
распространяет представление о том, что разум концентрируется на вершине
государства. Выработка и распространение особых представлений
о принципах, нормах и идеале гражданской и политической жизни —
функция бюрократии.
По мере преобразования государства в бюрократическую
гармонию единства в многообразии и многообразия в единстве,
базирующейся на совпадении материальных, моральных и политических
отношений, связей и мотивов деятельности, государство становится
единой в различиях бюрократической машиной, воздействующей на
социальную и политическую жизнь и мысль индивидов.
2.4.3. Природа бюрократического познания
Анализируя проявления данного воздействия, Маркс детально
описывает природу бюрократического познания. В отличие от статей,
написанных в период работы в «Рейнской газете», в рукописи «К
критике гегелевской философии права» бюрократическое познание
изучается Марксом на основе введения различия между реальным
и мнимым государством.
Предикаты реального государства — действительность, свобода
и разум. При определении противоположности так понятого
государства по отношению к реально существующей прусской монархии
с бюрократическим аппаратом управления Маркс требует не
пользоваться понятиями, взятыми из собственно политической сферы.
Наоборот, политические определения, к числу которых относятся
правительственная и другие виды государственной власти, не
относятся к определениям действительного, свободного и разумного
государства.
Мнимое государство — это политическая характеристика
бюрократии. Оно существует наряду с действительным, свободным и
разумным государством. И в данном случае диалектика понятий
отражает диалектику явлений: бюрократия — субъект мнимого
государства, но существующее государство — предикат реальной
бюрократии.
На основе данных различий Маркс показывает, что разделение
государства на реальное и мнимое в деятельности бюрократии прояв-
93

ляется как разделение всех предметов действия и познания на
реальные и мнимые.
Процесс бюрократического познания включает следующие
элементы:
— существуют реальные предметы, факты, явления и отношения,
образующие реальную сущность мира;
— но воспринимаются они через призму бюрократической
сущности;
— сущность бюрократии — государство как формализм;
— сущность совпадает с целью — формализацией всех предметов,
явлений и отношений реального мира по мере вмешательства
бюрократии во все сферы социальных отношений, деятельности и
сознания;
— любое направление государственной деятельности порождает
формальные отношения, деятельность и сознание в сфере, на
которую направлена государственная деятельность.
Цикл бюрократических преобразований мира включает
следующие процессы: государство становится формализмом; формализм
образует сущность бюрократии; происходит категоризация
действительности на исключительно материальные и исключительно
духовные силы; гражданское общество рассматривается как продукт
«одухотворяющих действий» со стороны бюрократии, а государство
как «спиритуалистическая сущность» гражданского общества;
происходит совпадение сущности (всеобщей материализации и
формализации) с целью (всеобщее одухотворение мира)
бюрократии; данное совпадение выражается в формализме; происходит
борьба между действительными и формальными интересами и целями
гражданского общества и государства; формальные цели
преобразуются в норму, идеал и конечную цель государства; конечная цель
совпадает с сущностью бюрократии.
Иерархия обеспечивает изоляцию каждого уровня от нижних
уровней. Корпоративный дух — изоляцию государственного аппарата
управления в целом. Оба направления изоляции способствуют
освящению процессов выработки знания вообще, управленческого
и политического знания •— в особенности.
Маркс использует понятие «круг» для описания способа
производства, использования и перемещения управленческого и
политического знания. Низший уровень обладает знанием бюрократической
конкретности из-за извращенного восприятия действительности.
Верхний уровень обладает знанием бюрократической всеобщности,
т. е. извращением, умноженным на число низших уровней. Каждый
из промежуточных уровней иерархии обладает определенной
пропорцией между бюрократической конкретностью и бюрократической
всеобщностью. Существование данной пропорции — значимое
свойство бюрократического знания.
94

Отношение доверия к нижним уровням, следовательно, базируется
на убеждении в том, что каждый чиновник и каждый уровень
являются носителями пропорции между бюрократической конкретностью
и бюрократической всеобщностью. Но отношение доверия не
распространяется на комбинации действительной конкретности с
действительной всеобщностью.
2.4.4. Маркс о совладении бюрократической
и религиозной форм познания
Формой проявления этого недоверия является отношение
бюрократии к действительной науке. Благодаря государственному
формализму бюрократия становится действующей и действительной
силой общества. Эта сила обретает материальное содержание во
множестве чиновников — служащих государственного аппарата
управления. По мысли Маркса, процесс образования практических
иллюзий непосредственно зависит от процессов обособления какой-
либо сферы общественной и государственной деятельности.
На основе такого обособления определенная сфера деятельности
обретает действительную силу в обществе. Форма деятельности
отрывается от содержания. Деятельность в соответствии с формой
становится основной характеристикой деятельности множества
индивидов в конкретной сфере.
Государство — агент данного преобразования. Оно использует
также религию как форму сознания для освящения деятельности в
соответствии с государственным формализмом. Взаимосвязь
государства с материальными отношениями и интересами — с одной стороны,
и религиозной формой сознания — с другой, выражается в
приписывании бюрократии сознания, воли и могущества как предикатов
государства. Одухотворение и обожествление государства —
следствие данных взаимосвязей, в результате чего на государственную
власть переносятся предикаты бога.
Парадоксальность ситуации состоит в том, что государство может
осознавать интересы, господствующие в гражданском обществе, свои
собственные интересы и проявлять волю и силу по мере того, как
знание, сила и воля становятся предикатами «тела» государства-
бюрократии.
Рассматривая процедуру подведения частного под общее, которую
Гегель считал определяющим основанием для суждения о специфике
бюрократического знания и воли, Маркс видит в этой процедуре
предпосылку магического умозаключения, действия и воли:
поставленная цель превращается в наличное бытие непосредственно,
магически.
Субъектом непосредственного превращения цели деятельности
в наличное бытие, по Гегелю, может быть понятие монарх и чи-
95

новник как чистые самоопределения воли [4, 257]. Мистификация
субъекта происходит вслед за приписыванием ему сущности воли.
Предполагается, что абстракция воли может воплотиться в единичном
индивиде — монархе или чиновнике, тогда как, по характеристике
Маркса, существуют только действительные, индивидуальные и
сознательные «хотения» [4, 258]. Из сферы анализа при таком подходе
исключаются цели и средства, необходимые для воплощения данных
«хотений».
Указанная процедура связывает воедино бога, монарха и
чиновника, конструирующих мир и людей сообразно своим «хотениям».
В этом заключается «грубый спиритуализм» [4, 273]—оборотная
сторона грубого материализма. В состав грубого спиритуализма
входят:
— желание «все сотворить»;
— воля как первопричина мира, деятельности и сознания;
— отрыв от конкретного мира, деятельности и сознания;
— представление о мире исключительно как об объекте воли
и действия, а не познания;
— формирование мира по своему образу и подобию, т. е.
ограничение действительного содержания мира.
Грубый спиритуализм связывает воедино божественную и
бюрократическую волю и действие. На основе такой связи происходит
совершенствование форм и методов бюрократической деятельности.
Частным, но неизбежным следствием такого совершенствования
является преобразование бессознательного иезуитства бюрократии в
сознательное и намеренное. Это значит, что в бюрократии
воспроизводится отношение церкви и религии к действительной науке.
Таким образом, Маркс показывает, что основные свойства
бюрократического познания и знания состоят в удвоении мира и знаний
о мире на бюрократический и реальный мир и знание, анализ
действительности через призму бюрократической сущности,
постулирование, открытие и постоянный поиск скрытой бюрократической
сущности вещей, явлений и отношений, внутренняя и внешняя
изоляция и таинственность процессов познания, государство как
познавательная и религиозная универсалия, авторитет и
обоготворение авторитета. Следовательно, бюрократия как тело государства есть
носитель «закрытого духа» государства и аполитического мышления.
Развитие государства было связано с развитием его отличий от
действительной народной жизни [4, 252 — 254], развитием его
всеобщности независимо от конкретно-политических форм и его
особенностей, претендующих на всеобщность. По мере обособления
государства социальная сфера существования человека превращается в
абстрактные политические определения. В этом смысле политика
становится религией особого рода [4, 344], со своими специфическими
догмами, культом и эмоциональной сферой. Стремление человеческо-
96

го разума к всеобщности порождает мнимые, отчужденные формы
данной всеобщности. Действительная народная жизнь в политике
преобразуется в политическую абстракцию «народа».
Каждый политический представитель выступает от имени народа,
но народ берется со стороны своих абстрактных определений. Если
в политических дискуссиях, документах и программах народ
рассматривается как абстракция, существующая наряду с другими
абстракциями, то политические дискуссии превращаются в
разновидность богословских споров. Если эти споры приобретают для их
участников ценность саму по себе, независимо от действительной
народной жизни и борьбы людей с природой и существующими
общественными отношениями, то всеобщность политической сферы
становится разновидностью бюрократической всеобщности, основные
характеристики которой уже были описаны.
Бюрократизация политических качеств индивида приводит к тому,
что они входят в институты политического представительства и
принимают участие в политической деятельности как особый, а не
всеобщий элемент, как часть государственного формализма, подвергаясь
при этом специфической политической дрессировке.
2.4.5 Что такое «политическая символика»?
Данную «дрессировку» Маркс описывает с помощью понятий
«политический акт», «политическая связь» и «политическое
общество» [4, 297, 307, 310, 350, 357, 358]. Эти понятия вводятся для
анализа институтов политического представительства. Политический
акт означает единичность и временность участия граждан в
политической жизни. Политическая связь — это связь между всеми
индивидами для осуществления всех политических функций: утверждения
налогов, законодательной и правительственной деятельности.
Политическое общество — это форма проявления политической связи
между индивидами, политическое содержание гражданского
общества.
Но ни одно из данных определений не имеет предметного бытия
в реальном государстве. Политический акт, политическая связь
и политическое общество в виде представителей народа — депутатов
законодательной власти — есть «осуществление абстрактного
политического бытия этого общества» [4, 350]. Представительные
учреждения — это театр особого рода, со своими актерами и публикой.
Театр политического представительства маскирует коллизии и
противоречия социальных интересов.
Эта маскировка относится прежде всего к функционированию
в государстве публичного сознания. Маркс считает, что можно
принять гегелевское определение публичного сознания как
эмпирической всеобщности воззрений и мыслей многих, но следует отверг-
7. В. П. Макаренко
97

нуть отрицательное отношение Гегеля к публичному сознанию.
Суть дела состоит в том, что у публичного сознания есть
определенный предмет отражения: общие дела. Но в зависимости от
специфики институтов политического представительства этот предмет
может возникать или пропадать, быть постоянным или временным,
а публичное сознание — целиком или частично разумным. Частичный
разум публичного сознания в громадной степени обусловливается
тем, что бюрократия входит в предмет отражения и воздействует
на публичное сознание. Поэтому исследование отношения между
публичным сознанием и бюрократией входит в состав Марксова
анализа.
Маркс исходит из того, что народ как эмпирическая всеобщность
есть носитель развитого ума, правового и государственного сознания,
образованности и интеллигентности. Все виды властей должны
быть предикатом народа, а не наоборот. Тождество между народом
и правительством возможно только при условии подвижности,
изменчивости и текучести всех видов властей, ликвидации каких бы то
ни было барьеров между ними, постоянного перехода индивидов из
народа в правительство, и наоборот.
Динамизм и диффузность власти, с другой стороны,
благоприятствуют развитию ума, сознания, образованности и интеллигентности
всех индивидов. Административное и политическое действие, знание
и мышление перестают быть особой привилегией, что способствует
разрушению стандартов бюрократического действия и мышления.
Если эти условия невыполнимы или недостижимы, если
организация институтов политического представительства не дает
возможности достичь равновесия привилегий каждого сословия [4, 358 —
362], то всякие разговоры и теории о тождестве между народом и
правительством в институтах политического представительства
беспредметны. Утверждение Гегеля о том, что в бюрократии сосредоточен
ум, правовое и государственное сознание, выдающаяся
образованность и т. д., лишено смысла.
Поэтому в сознание народа с помощью институтов политического
представительства входит не идея и не организм государства, а
устремления, субъективные мнения и умонастроение бюрократии.
Представление и институционализация единства народа, государства,
правительства и бюрократии, сделка между гражданским обществом
и государством в представительных учреждениях образуют основу
политической символики.
Сословные собрания как политическое представительство
народа — это, по Марксу, бюрократия особого рода. Сам факт организации
отношений между народом и правительством в институтах
политического представительства свидетельствует о том, что мнения и желания
народа рассматриваются как нечто неорганическое, как
противоположность между массой и разумом. Правительство стремится
98

разделить интересы народа и блокировать его консолидацию.
Выполнению этих задач благоприятствует определенная форма социальной
организации (корпорации) и форма сознания (корпоративный дух),
культивируемые в политических формах (институты политического
представительства).
Политическая функция представительства, таким образом,
заключается в препятствии, блокировании и дезорганизации свободного
выражения интересов, мнений, воли и разума народа. Эта функция
отражает вполне реальные факты и отношения: государство
существует как механизм, а народ включается в данный механизм для того,
чтобы его интересы, воля и разум не были направлены против
правительства и бюрократии.
Представительные учреждения, далее, способствуют двойному
отчуждению интересов от их реальных носителей: интересы
отчуждаются с помощью мнимо-всеобщих форм; осуществляется сделка
отчужденных интересов с бюрократией и правительством. В итоге
представительные учреждения образуют тождество оппозиционного
отношения к правительству (народ в миниатюре) и консервативного
отношения к народу (правительство и бюрократия в расширенном
издании).
Таким образом, закономерности, открытые Марксом при анализе
процессов преобразования всеобщих интересов в особые;
бюрократической деятельности, отношений и сознания, могут быть целиком
отнесены и к институтам политического представительства
классово-антагонистического общества.
Если нарушено единство гражданской и политической сферы как
конкретных сфер бытия индивидов (а Маркс постоянно фиксирует
отсутствие такого единства), то в одно и то же понятие (человек,
общность, сословие, корпорация, народ, право, обязанность и т. д.)
вкладывается различный смысл в зависимости от того, идет ли речь
о гражданской или политической сфере. Одни и те же понятия
означают различные вещи, а институты политического представительства
и политическая сфера в целом становятся носителями политической
софистики, которую Маркс называет (по отношению к философии
права Гегеля) благопристойностью ума или дипломатичностью
мышления [4, 316, 334].
2.4.6. Что такое «дипломатичность мышления»)
Причины данной процедуры мышления коренятся в отрыве
политической сферы от гражданской, в различиях между конкретным
и политическим расчленением гражданского общества, в различиях
между конкретным бытием индивидов — с одной стороны, и
познавательным и политическим отношением к этому бытию — с другой,
вследствие чего мышление воспроизводит такие определения и раз-
7*
99

личия гражданского общества, привнесенные в него политической
сферой, телом и сознанием которой является бюрократия. Мышление
о гражданском обществе и государстве, т. е. социальное и
политическое мышления становятся разновидностью «практических
иллюзий», типичных для бюрократии.
Примером политической софистики или дипломатичности
мышления является гегелевская концепция единства прав и обязанностей
индивидов по отношению к государству. Маркс показывает, что
понятие «внешней необходимости», используемое Гегелем для описания
отношения семьи и гражданского общества к государству, своей
оценочной, так сказать, нейтральностью, маскирует отношение
господства государства над гражданским обществом.
Для демистификации этого отношения Маркс использует понятия
«подчинения» и «зависимости». В данных понятиях фиксируется
сущность отношения государства к семье и гражданскому обществу.
Причем, определение этого отношения не является чисто логической
процедурой.
Наличие государства с исторически-конкретными политическими
формами и государственным аппаратом управления — фундамент
всякого социального и политического мышления, стремящегося
описать отношение государства к обществу* Задача теоретика —
найти государственный интерес, скрывающийся за терминами «общее
право» и «общее благо» в разнообразных контекстах их применения
и показать, что подчинение и господство неразрывно связаны с
эмпирическими отношениями, ситуациями и событиями, в которых
интересы отдельных людей, социальных групп, общества в целом
вынуждены подчиниться интересам и воле государства.
С другой стороны, всякое отношение господства, по Марксу,
сужает сущность конкретных индивидов и противоречит ей. Поэтому
понятия подчинения и зависимости не должны использоваться при
описании внутренней зависимости государства от эмпирической
всеобщности индивидов. Суть дела в том, что государство может быть
не укоренено в конкретной семье и гражданском обществе. Но,
несмотря на неукорененность, обладает самостоятельностью и властью
по отношению к своим предпосылкам. Понятия подчинения и
зависимости методологически и теоретически плодотворны, поскольку
позволяют описать внешнее, вынужденное, кажущееся, мнимое
тождество между сферами общего права и общего блага — и
государственного права и блага.
Теоретически несостоятелен и политически реакционен аргумент,
по которому совпадение «всеобщей конечной цели государства» и
особых интересов индивидов можно обосновать ссылкой на единство
прав и обязанностей индивидов по отношению к государству.
Теоретически бесплодна и практически реакционна концепция,
базирующаяся на отождествлении будущего (цель государства) с настоящим
100

(интерес) для обоснования возможности приведения в единство
прав и обязанностей индивидов.
Единство прав и обязанностей, разъясняет Маркс не что иное как
субъективация отношения господства. Поэтому ^онягия подчинения
и зависимости не теряют эвристической силы при очализе отношения
между правами и обязанностями.
Нетождественность прав и обязанностей обусловлена
неравнозначностью объективированных обязанностей (суть абстракций)
гражданина государства — с одной стороны, и права индивида на свободный
выбор, построение и артикуляцию своей собственной, рационально
обоснованной иерархии ценностей и обязанностей — с другой.
Распределение прав и обязанностей, далее, не имеет никакого
отношения к «распределению материала государства между семьей
и гражданским обществом» [4, 223]. На вершине и на различных
уровнях иерархии господствует не разум, а произвол. Поэтому
обязанности индивида по отношению к государству возникают
бессознательным и произвольным образом. Разум индивидов не имеет
никакого отношения к распределению прав и обязанностей. Сфера
обязанностей определяется обстоятельствами, произволом и свободным
выбором государственной властью своего способа действий в отношении
семьи, гражданского общества и индивида, а деятельным началом
государства выступают не конкретные индивиды, а государственные
дела в абстрактной форме.
Не спасает положения и аргумент Гегеля, согласно которому
единство прав и обязанностей обосновывается единством в
государстве познавательных и моральных ценностей. Но связь истины,
добра (блага) и порядка в практическую и теоретическую
целостности — типично бюрократическая процедура мышления и действия,
описанная Марксом уже в статьях из «Рейнской газеты». Она
укрепляет и обосновывает сложившуюся структуру бюрократических
отношений.
Наконец, если даже единство прав и обязанностей воплотилось
в устремлении воли и вошло в привычку социального и политического
поведения и мышления, определяемую доверием к наличному
государству и правительству, то это еще не является доказательством
истинности и разумности этой привычки. Ведь установки и понятия
«доверия» и «недоверия», как было показано, входят в структуру
бюрократического действия, мышления и знания, являются
следствием закона иерархии.
Итак, Маркс отвергает гегелевскую концепцию единства прав
и обязанностей индивидов по отношению к государству, показывает,
что эта концепция порождена господством государства над
гражданским обществом и является разновидностью практических иллюзий,
обусловленных бюрократическими отношениями. Критикуя
гегелевскую философию права, Маркс рассматривает ее как продукт особой
101

позиции теоретика в отношении действительности. Сущность этой
позиции заключается в следующем.
Анализ происхождения, сущности, структуры и функций
государства зависит от использования абстракций, в которых фиксируется
наличное положение вещей и отношений. Данное положение
признается теоретиком (типа Гегеля) необходимым и вполне допустимым.
Абстракции, являющиеся результатом материального (частная
собственность) и политического (государство) бытия, входят в структуру
теоретического мышления, поскольку он делает их предметом анализа
общества и государства.
Теоретик (типа Гегеля) не ставит вопрос: являются ли эти
абстракции разумными? Он просто ими оперирует. Абстракции
используются при построении социальной или политической теории.
При этом происходит весьма своеобразная конкретизация
используемых абстракций. Теоретик делает предметом политического анализа
«государство как таковое». Но под «государством как таковым»
понимается конкретно-историческая форма государства с присущей
ей системой политических и управленческих структур и отношений.
Материальная сфера как основа государства и связи между
материальной сферой и государством либо не исследуется вовсе, либо
исследуется таким образом, чтобы обосновать правомерность
господства над сферой материальных отношений.
В результате из поля зрения теоретика неизбежно выпадает вся
совокупность бюрократических отношений, обусловленных
отношениями собственности и господством государства над гражданским
обществом. Действительные предметы теоретического анализа, к
числу которых Маркс относит действительную народную жизнь,
частную собственность как основу государства, политизацию частной
собственности и отрыв политического государства от гражданского
общества [4, 310 — 312, 354 — 358, 363], выпадают из сферы анализа.
Тем самым исследователь попадает «в плен» наличной
действительности, а социальная и политическая теория становится продуктом
материального и политического отчуждения.
2.4.7. Анализ политического отчуждения
Абстрактность политических представлений, взглядов и теорий
(типа философии права Гегеля) обусловлена абстрактностью и
автомистичностью гражданского общества и таким отношением между
гражданским обществом и политической сферой, в котором
воспроизводятся предикаты бюрократии: своекорыстие, иррациональность,
механицизм.
Политическое государство становится особой, абстрактной сферой
деятельности, отношений и сознания. В государстве используются
религиозные формы придания всеобщности политической сфере.
102

Политические субъекты (индивид, народ) становятся политическими
объектами и абстракциями. Описанные процессы ведут к
политическому отчуждению.
Марксовы принципы анализа политического отчуждения,
сформулированные в рукописи «К критике гегелевской философии права»,
включают изучение зависимости политического отчуждения от
различных форм собственности (землевладение и торговля),
способствующих появлению различных классов, анализ конкретных форм
отрыва политического государства (монархия, республика) от
«действительной народной жизни», анализ соотношения между
несвободной и свободной демократией (под «несвободной демократией» Маркс
понимает такую форму политического строя, которая базируется на
частной собственности и отношениях, порожденных частной
собственностью, на корпоративной организации деятельности людей и на
тождестве государственной и частной жизни), исследование
конкретно-исторических форм взаимосвязи материального и
политического государства, содержания и формы народной жизни, а также
формулировка критериев сравнения одних политических форм с
другими [4, 251-255].
На данном этапе своего развития Маркс полагал, что для того
чтобы вернуть политическое государство в реальный мир (он называл
этот процесс «исторической задачей») [4, 254], необходимо
возвратить политическому государству непосредственность,
действительность, предметность и подлинную всеобщность, преодолеть
отчуждение политического государства от материального государства и
отчуждение внутри собственной сферы политического государства
[4, 303, 309, 313, 328].
Преодоление бюрократических отношений, таким образом,
становится необходимой составной частью преодоления политического
отчуждения. Но чтобы реализовать эту задачу, необходимо
проанализировать уровень и степень сознания каждой частной сферой
того, что с упразднением политического государства упраздняется
и их частная сущность (причем, бюрократия принадлежит к числу
частных сфер), изучить религиозные аспекты политики, поскольку
частная сущность каждой отдельной сферы связана с «потусторонней
сущностью государства» [4, 254]. До тех пор пока существует
государство, сохраняется частная сущность каждой отдельной сферы,
в том числе и бюрократии.
При аргументации этого положения Маркс переосмысливает
гегелевские понятия суверенитета, государственной воли, цели
государства и государственной власти.
Каждый индивид, по Марксу, есть носитель суверенитета,
конкретности и государственного сознания. Всякое иное толкование
суверенитета обусловлено бюрократическими отношениями, пронизы-
103

вающими структуру государства способ политического и
философского мышления.
Но определение индивида как носителя суверенитета не имеет
ничего общего с гегелевским принципом «я хочу». Маркс утверждает,
что принцип «я хочу» —это момент произвола в воле, а воля и
государственная воля не должны сводиться к произволу.
Действительная идея государства, по Марксу, существует в виде
множества эмпирических индивидов, составляющих государство, в
виде различных форм правления и различных государств. Идея
государства, вопреки Гегелю, не сводится к одному индивиду, одной
форме правления и одному государству. Если одному индивиду,
форме правления и государству приписываются вочеловечившаяся
суверенность, уверенность государства в самом себе и
государственное сознание [4, 247 — 248], то все остальные индивиды, формы
правления и государства исключаются из определения суверенитета и
рассматриваются как политически бессознательные силы.
Необходимо подчеркнуть также, что отождествление одного
индивида, формы правления и государства с идеей государства
осуществлялось Гегелем для того, чтобы исключить из сферы анализа лиц,
исполняющих власть в данном государстве, разрушить почву для
сравнения данной формы правления с другими и обосновать
положение об абсолютности (самодостаточности) прусской монархии.
Полемизируя с этим положением, Маркс указывает, что
суверенитет народа по отношению к другим народам есть результат отношения
между суверенитетом народа (всего множества индивидов) и
суверенитетом государства в отдельно взятом государстве. Всякая
концентрация суверенитета и единства народа во властных элементах
государства способствует символизации и иллюзорности суверенитета
народа.
Для изучения механизмов образования данной иллюзии
необходимо проанализировать процессы перенесения суверенитета народа
на властные элементы государства, процессы воплощения и
символизации суверенитета народа в государстве, а также процессы
выработки обыденных политических представлений и политических теорий,
в которых обосновывается правомерность преобразования одного вида
суверенитета в другой. Индивиды и учреждения, культивирующие
данную иллюзию, тем самым становятся предметом анализа.
Марксова концепция суверенитета базируется на антиномии:
есть либо суверенитет народа, либо суверенитет верховного лица или
органа в государстве. Народ как множество индивидов есть, по
определению Маркса, «действительное государство» [4, 250]. Понятия
«абстрактного» и «конкретного» применимы к анализу суверенитета
и предполагают постановку вопросов: какие виды суверенитета
действительны? каково содержание понятий и теорий, обосновывающих
104

различные виды суверенитета? какой из видов суверенитета является
конкретным, а какой — абстрактным?
Для ответа на эти вопросы необходимо проанализировать всю
совокупность отношений между «эмпирической всеобщностью»
индивидов и политическими формами всеобщности. Лишь после
проведения такого исследования можно установить, какой из видов
суверенитета является истинным, а какой принадлежит к «существующей
неправде» [4, 251]. Выражение «существующая неправда» Маркс
использует при анализе реально существующей системы политических
отношений и учреждений прусской монархии, обеспечивающих
конкретный вид суверенитета, и политической теории (философия
права Гегеля), обосновывающей истинность и правомочность
абстрактного суверенитета.
Развивая концепцию суверенитета, Маркс указывает, что
национальность не является конкретным признаком суверенитета народа,
а критерий политической организации не является конкретным
предикатом конституирования, существования и определения народа.
Нация — это абстрактная характеристика бытия индивидов и
внешняя характеристика суверенитета народа. Суверенитет и единство
народа базируются на суверенитете всего множества индивидов по
отношению к властным элементам политической организации данного
народа и властным элементам других народов.
Такое определение суверенитета разрушает все способы
использования понятия «народ» как политической абстракции и
конституирует народ как «эмпирическую всеобщность» со стороны
политических характеристик, в которых отвергаются любые определения
и воплощения суверенитета, существующие отдельно от множества
эмпирических индивидов.
Основным аргументом при доказательстве научной достоверности
и политической значимости такого определения суверенитета для
Маркса является фиксирование двух видов существования всеобщего
интереса:
— всеобщий интерес может существовать сам по себе;
— всеобщий интерес может существовать как способ сохранения
особых интересов.
В обоих случаях исследователь имеет дело с абстрактными
определениями государства, из которых исключен индивид. Государство
рассматривается и существует как надындивидуальная сила.
Формулировка цели государства и определение всеобщего интереса есть
право лиц, осуществляющих власть, предмет воли бюрократии. Это
право и предмет также абстрактны, поскольку «стихия
существования» государства определяется абстрактным правом и абстрактной
волей, воплощенными в бюрократических отношениях. Стало быть,
«стихия», т. е. природа государства заключается в способности и
праве лиц, осуществляющих власть, стихийно, т. е. неразумно, но
105

самостоятельно толковать общие и частные цели государства в
зависимости от представлений о всеобщих и особых интересах и их
сочетаниях в деятельности каждого уровня политической иерархии сверху
донизу.
2.4.8. Определения бюрократии
Итак, конкретизируя категорию государственного формализма,
Маркс указывает ряд объектов исследования, непосредственно
(система гарантий от бюрократических злоупотреблений властью,
бюрократическая процедура подведения особого под общее, природа
бюрократического познания и воли, связь бюрократической и
религиозной форм познания) и опосредованно (институты политического
представительства, субъективированные формы политического
господства, политическое отчуждение) обусловленных
бюрократическими отношениями.
Многообразие исследовательской проблематики находит
выражение в системе Марксовых определений бюрократии как особой формы
отношений, деятельности и сознания. Перечислим основные из них:
бюрократия — это новый принцип организации гражданского
общества и государства; продукт действия «всеобщего духа» —
материального интереса; государство, которое сделало себя
гражданским обществом; грубый материализм; спиритуализация
конкретно-исторической формы социального и профессионального
разделения труда — корпоративный дух; особая и завершенная корпорация;
особое, замкнутое общество в государстве; мнимая особенность
всеобщего интереса; обособленность и действительность
государственного интереса как всеобщего; процесс борьбы государственного
интереса за и против своих предпосылок — корпораций; государственный
формализм гражданского общества; действительная сила
государственного формализма; мнимое тождество всеобщего и особого интереса;
форма, не соответствующая государственному разуму; эмпирическое
государственное сознание; сплетение практических иллюзий; мнимое
государство; иерархия знания, круг, из которого никто не может
выскочить; действительное бездушие (бездуховность) государства;
спиритуализм государства; государство-священнослужитель;
видимость государственного сознания; особое сознание, возведенное в
ранг публичного.
Резюмируя все эти определения, Маркс называет бюрократию
совокупностью государственных слуг [4, 280]. Аппарат
государственной власти и управления, таким образом, становится совокупностью
государственных слуг, если каждый из чиновников материально и
духовно связан с государством как формализмом, обладает
монополией на управленческое и политическое знание и связанные с ним
привилегии, осуществляет действия, направленные на освящение
106

государства и чиновничества как «тела» государства. Лица, занятые
профессионально в сфере государственной власти, вопреки Гегелю,
не обладают действительным разумом, а являются носителями и
выразителями «деловой рутины» и «горизонта ограниченной сферы».
Для уяснения политического значения бюрократии необходимо
учитывать, что политика государства в значительной степени
определяется бюрократией, поскольку это частное сословие выступает
в роли всеобщего. Бюрократия, согласно Марксу, не может
вырабатывать и проводить разумную политику из-за того, что она движима
материальными интересами и своекорыстием, обладает особым
разумом, противостоящим действительному разуму, а служба
правительству не является критерием действительной всеобщности и
политической значимости данного сословия.
В то же время деятельность по управлению государством
существует в единстве с политической мотивировкой этой деятельности —
действительным сознанием бюрократии [4, 359]. Бюрократия
непосредственно сращена с государством как особой формой отношений,
деятельности и сознания. Политический фактор входит в состав
бюрократических отношений и охватывает различные виды
государственных властей. Марксовы определения бюрократии дают
возможность описать гносеологические, социологические и
политические характеристики бюрократии посредством применения категории
«государственный формализм» в качестве исходной.
Но в рукописи «К критике гегелевской философии права» можно
обнаружить и иной, более глубокий, смысл категории
«государственный формализм». Этот смысл устанавливается Марксом в процессе
критики гегелевской концепции организма государства. Рассмотрим
основные моменты этой критики.
2.5. Критика гегелевской концепции
организма государства
Всю мощь своего колоссального интеллекта Гегель использовал
для того, чтобы затушевать противоречия между социальным и
политическим значением индивида и различных властей государства.
Государство, по Гегелю, органично, если оно определяет гражданское
общество и как всеобщее господствует над единичным. Приоритет
отношения господства государства над гражданским обществом у
Гегеля оказался связан с потерей в философии права ряда социально-
политических противоречий: между политическим государством и
гражданским обществом, между абстрактными и конкретными
моментами политического государства, между политическим
консерватизмом и политической оппозицией как различными моментами
законодательной власти. При таком подходе государственный форма-
107

лизм во всем своем богатстве и разнообразии оказался попросту
«вынесен за скобки» теоретического анализа.
Маркс, наоборот, строит свою систему взглядов на государство
путем тщательного, филигранного анализа различных моментов
государственного формализма, имеющего глубокие корни в бытии и
сознании гражданского общества. Задача заключается в
формулировке таких принципов анализа государства, которые позволяли бы
учитывать неорганичность актуального государства, практическую
иллюзорность существующих политических отношений и их
отражение в структуре теории.
Маркс принимает общий взгляд Гегеля на государство как
организм. Природа и разум, живое и разумное — основные признаки
государства как организма. Поэтому все элементы и отношения
гражданского общества и государства должны удовлетворять
критериям естественности и разумности. Если же, подобно Гегелю, считать,
что органичность государства имеет особых носителей типа идеи
государства, монарха или чиновника, то сразу возникает «зазор»
между реальным государством и абстракцией «государственного
организма».
Всякий философский и любой другой анализ государства, по
Марксу, должен развить мысль из предмета [4, 232], т. е. из реально
существующего государства. Но на этом пути стоит ряд социально-
политических, теоретических и методологических затруднений,
которые Маркс иллюстрирует на примере философии права Гегеля:
— опасность тавтологичности основывается на перенесении
определений реального государства на концепцию государственного
организма;
— опасность предзаданных определений основывается на поиске
в реальном государстве признаков организма;
— опасность отождествления реального государства и организма
базируется на приписывании разума различным властям" и
индивидам, осуществляющим государственную власть.
Государство и его различные власти неотделимы от деятельности
субъектов, занятых в различных звеньях государственного аппарата.
Эти субъекты охвачены разнообразными проявлениями
бюрократического отношения, сами являются его носителями и гарантами.
Они теряют один из признаков организма: разум. Поэтому вопрос
о том, как соотносится в деятельности различных государственных
властей органичность и разумность с универсальной
механистичностью и иррациональностью, требует конкретного анализа.
Ранее было показано, что собственная природа различных властей
заключается в их бюрократической сущности. Поэтому политический
строй как организм не может быть выведен ни из идеи организма, ни
из деятельности различных государственных властей — носителей
государственного формализма. Из чего же может быть выведена
органичность государства?

Конкретизируя свое понимание органичности государства, Маркс
вводит фигуры «политического материалиста» и «государственного
идеалиста» [4, 308] для обозначения неразрывной связи государства
с абстрактным и конкретным в индивиде.
В действиях и мыслях политического материалиста
воспроизводятся детерминация и все составные части бюрократического
отношения. Государственный идеалист как существо, противоположное
действительности [4, 308], есть множество конкретных и
политически значимых индивидов, действие и сознание которых не
деформировано стандартами бюрократического действия и мышления. Фигура
государственного идеалиста связана с Марксовым пониманием
организма как действительных различий и означает:
— государственное, политическое сознание всех индивидов,
благодаря чему обеспечивается связь сознания с политической
деятельностью вне ее абстрактных характеристик;
— государственное, политическое самосознание всех индивидов,
благодаря чему обеспечивается связь между множеством
«политических сознаний».
Марксова концепция организма государства базируется на
фиксировании противоречий между политическим материалистом и
государственным идеалистом. Множество субъективных, но конкретных
мнений индивидов—основа государства и взаимного доверия между
государством и индивидами. И в действии индивидов, и в теории,
согласно Марксу, должно постоянно удерживаться различие между
государством, бюрократией и правительством. Всеобщие интересы
не должны иметь каких-либо особых носителей кроме «воззрений и
мыслей многих». Если такие носители все же появляются и
существуют (предположение «злой воли» [4, 366] у правительства), то
нормальным становится состояние отрыва сознания граждан в условиях
политического государства от гражданского общества. Множество
индивидов — государственных идеалистов — должно постоянно
требовать политических гарантий того, что умонастроение
бюрократии не является «политическим умонастроением» и что отсутствует
тождество бюрократических и политических отношений в
деятельности государственной власти.
Для обозначения тождества бюрократических и политических
отношений, образовавшихся в результате совпадения сословных и
политических различий, Маркс пользуется понятиями «рефлективное
отношение» к государству, «частичный» политический разум и
«призрачная форма» участия в политике.
Рефлективное отношение к государству означает, что существует
противоречие между гражданской и политической значимостью
сословий и индивидов, отсутствует взаимосвязь между политическим
представительством народа и правительственной властью, что
политическая возможность не преобразуется в политическую
действительность.

Если какое-либо из сословий (типа бюрократии) или индивидов
(типа чиновника) специально посвящает себя служению
правительству, а разум этого сословия или индивида признается как всеобщий,
то данное сословие, по сути дела, является частным, а его разум —
частичным политическим разумом. Закономерность заключается в
том, что лица и сословия, профессионально занятые в политической
и управленческой сфере, являются носителями преобразования
частных интересов, воли и разума во всеобщие интересы, волю и разум.
Маркс многократно подчеркивает, что такое преобразование
неизбежно.
Обусловленность рефлективного отношения к государству
государственным формализмом порождает такие политические формы,
которые Маркс называет призрачными. Призрачная политическая
форма — следствие отождествления «всеобщего дела» с конкретно-
историческим и конкретно-политическим его существованием,
преобразования формальных политических действий во всеобщие,
деятельности политических институтов, непосредственно занятых
таким преобразованием, ликвидации возможностей для практической
и теоретической постановки вопроса о природе политической
всеобщности, квалификации наличных властей государства как
сущности власти вообще и противоречий между разумом, свободой и
действительностью. Призрачная политическая форма создает и
обеспечивает видимость участия граждан в политике.
Для аргументации этой мысли Маркс уточняет свое понимание
политических и социальных функций индивидов и институтов
политического представительства.
Политическая функция — это разновидность политической
деятельности, которая существует и анализируется не как функция
общества, а как отдельный политический акт (типа избрания
депутатов). Предполагается, что при помощи ряда изолированных
политических актов множество индивидов может приобщиться к
процессам выработки и проведения государственной политики.
Но Маркс показывает, что из данных политических актов «изъят»
разум, поскольку политическая функция существует в рамках
предписанной государством формы. Форма обусловливает значимость
и действенность политических абстракций (типа «член
государства»). Вслед за этим наступает бюрократизация политической
функции, поскольку социальное бытие существует в предписанных
политикой формах.
Маркс детально разъясняет, почему по мере вхождения индивида
в политическую сферу и участия в политике происходит сгущение
абстрактных характеристик человека. Для того, чтобы достигнуть
политического значения и политической действенности, индивид
вынужден «выйти из рамок» своей гражданской действительности,
абстрагироваться от конкретных моментов ее содержания и обрести
НО

политическую индивидуальность как обнаженную
индивидуальность [4, 307], т. е. стать носителем абстрактной единичности
интереса, произвола и мнения. Существование государства как
правительства и бюрократии складывается помимо разума и воли
индивидов. В результате политического отчуждения индивид может стать
политиком или государственным чиновником лишь при условии, что
он в состоянии противостоять всем существующим видам общности —
семье, гражданскому обществу и государству с точки зрения наличия
в них конкретных моментов.
По мере вхождения в политическую и управленческую сферу
все закономерности деформации всеобщих интересов
мнимо-всеобщими формами охватывают действие, волю и разум индивида.
Поэтому политическая и управленческая деятельность есть множество
случайных актов и событий, в которых удовлетворяются то интересы
семьи, то гражданского общества, то государства. Но интересы данных
типов общности удовлетворяются лишь в той степени, в которой они
сплетены с абстрактными характеристиками семьи, гражданского
общества и государства и частными интересами политически
значимого индивида.
Уже по этой причине государство не может быть организмом:
политическое бытие противостоит гражданскому бытию, но — и в
этом парадокс — абстрактные характеристики гражданского бытия
(частная собственность и универсальное своекорыстие) индивидов,
домогающихся политической значимости, переносятся в
политическую сферу.
Поэтому Маркс исходит из различий между участием индивидов
в государственных делах по отдельности и участием индивидов в
политике как носителей всеобщего (разума). Государство как
действительное дело [4, 356] — это отношение государства к индивидам,
а «член государства» — это отношение индивида к государству.
Данные типы отношений должны отражаться в социальном бытии
индивидов и означать причастность государства к индивиду и
индивида к государству, органичность этой причастности как
равнозначность обоих типов отношений.
Органичность в данном случае означает устранение различий
и противоречий между общими делами и государством. Предикат
«участия», по Марксу, уже содержится в определении индивида
как члена государства, как его органической части, а государства —
как органичной и конкретной части индивида. Поэтому употребление
предиката «участие» в повседневной политической практике
государства, в политической терминологии, а также в структуре
политической теории (философии права Гегеля) означает, что существует и
развивается противоречие между абстрактными и конкретными,
единичными и всеобщими элементами отношения между индивидом и
государством^ Сам факт призыва индивидов к участию в государствен-
111

ных делах — следствие отрыва политического государства от
гражданского общества и одна из политических иллюзий, которую
необходимо преодолеть для достижения органичности государства.
То же самое относится и к понятию «долженствования»,
используемого в политической и научной терминологии. Отдельный человек
не может быть действительным обществом в своих функциях. Но в
обществе не возникают коллизии между единичным и всеобщим,
поскольку один индивид работает для удовлетворения потребностей
другого индивида. Государственные дела по самой своей природе не
могут быть частными, поскольку частный характер государственных
дел неизбежно приводит к их бюрократизации. Политическая
деятельность как социальная потребность и социальная функция, по Марксу,
является родовой и выражает сущность человека как конкретного
индивида. Но для того, чтобы политическая деятельность могла стать
родовой деятельностью человека, должна быть ликвидирована какая
бы то ни было особая роль политической сферы, снято различие
между реальным и формальным значением индивидов,
ликвидированы процессы и последствия формализации политической сферы.
Политическая функция должна стать непосредственно общественной,
подобно профессиям врача и сапожника [4, 276 — 277].
Что же противопоставляет Маркс гегелевской концепции
организма государства? Каков основной критерий органичности
государства? Как можно судить о действительности разума в государстве?
Судить об этом можно только на основании политической эмпирии.
Всякий иной метод анализа приводит либо к исчезновению объекта
анализа, либо к отождествлению разума с действительностью.
Способность фиксировать противоречия действительности и теоретически
отражать все противоречия социально-политической
действительности, в том числе противоречия между разумом и государственным
разумом, — гарантия критичности и научности разума. В рукописи «К
критике гегелевской философии права» Маркс стремится выявить
множество противоречий социально-политической действительности
и тем самым приблизить разум к действительности, одновременно
оторвав его от мнимых, мистифицированных политических форм и не
менее мнимых форм отражения действительности, т. е. от разума
на службе абстрактных интересов и абстрактной воли.
Противоположность Марксова понимания разума гегелевскому
вытекает из всего содержания Марксовой критики гегелевской
философии нрава.
Смысл философской критики, т. е. научного анализа государства,
Маркс определяет в сопоставлении с вульгарной критикой: она
впадает в критику различных сторон государственного строя, выдавая
несущественные различия за сущностные противоречия, принимает
налично существующие факты, явления и отношения как данность,
переведенную на язык понятий догму, и сводит противоречия дей-
112

ствительности к спору о понятиях. Вульгарная критика — это
частичный политический разум в форме системы взглядов или теории
(типа философии права Гегеля).
Философская научная критика государства, согласно Марксу,
должна быть тотальной: политические и религиозные догмы
рассматриваются как феномены сознания, исследуется генезис данных
феноменов, вскрываются противоречия реального государства,
противоречия действительности объясняются с точки зрения причин и
необходимости, отдельное противоречие не изолируется от других
противоречий, описываются специфика каждого из них и
устанавливается значение каждого из противоречий для всех остальных в
структуре действительности и теории.
На этом этапе своего интеллектуального и политического развития
Маркс не проводил различий между критериями разумного
государства и критериями научного анализа государства: государственные
определения, т. е. различные виды государственных властей
рассматриваются теоретически, на основе принципов разума, а не принципов
сложившейся бюрократической и политической практики,
рассматриваются как самостоятельные и конкретные силы на основе существа
конкретной социальной проблемы, а не на основе соглашения между
государством и гражданским обществом как носителями абстракций
«государственного разума» и «частного лица».
Состав социально-политической теории определяется целокуп-
ностью противоречий социально-политической действительности,
рассмотренных с точки зрения ведущего противоречия между
абстрактным и конкретным в политических формах. Только на такой
основе можно обнаружить и сформулировать разумные принципы
существования гражданского общества и государства. Политические
формы буржуазного общества прогрессивны лишь в той степени, в
которой они откровенно, неподдельно и последовательно выражают весь
спектр социально-политических противоречий этого общества и сами
собой представляют «неприкрытое противоречие» [4, 305, 324].
Для анализа разумности государственного строя, в котором
преодолены бюрократические отношения, Маркс пользуется
понятиями «действительное государство», «подлинное государство»,
«истинное государство», «разумное государство», «органическое
государство», «сознательный разум», «самоопределяющийся разум»,
как «решающая инстанция на высочайшей вершине государства»,
«сознательная разумная система», «разумная воля», «родовая воля»,
«рационалистическая воля», «действительная цель государства»,
«принцип государственного строя», «носитель государственного
строя», «совокупное целое существования народа», «разумная
форма». Рассмотрим некоторые из них.
Сознательный разум, по Марксу, не тождествен ни реальному
государству во всех его властных различиях, ни существующему
8. В. П Макаренко
ИЗ

способу распределения государственных властей и функций, ни
философии права Гегеля. Наличное государство, его власти и способ
распределения и функционирования властей — препятствие на пути
воплощения разума в действительность. Здесь господствует
бессознательный разум в виде политического умонастроения, корпоративного
духа и государственного разума.
Сознательная разумная система — это государство, подчиненное
критериям разума, но не изворотливого разума на службе
абстрактных интересов. Частная собственность и своекорыстие в таком
государстве не могут быть господствующей силой и универсальным
мотивом деятельности, отношений и сознания всех индивидов. В таком
государстве нет также принуждения сверху как проявления
верховного своекорыстия и бюрократического государственного разума. В
сознательной разумной системе государства общественная и
политическая жизнь становятся модусами разума, доступными его познанию
и контролю.
На вершине такого государства должен находиться
самоопределяющийся разум. По отношению к политическим формам
самоопределяющийся разум означает подчинение данных форм двум критериям:
— аналитическому, в соответствии с которым все элементы,
отношения и функции государства изучаются с точки зрения того,
насколько каждая из них является организацией разумной воли;
— критерию подчинения воли разуму, поскольку от такого
подчинения зависит разумность воли.
Сообразно такому пониманию организма государства власть как
определение государства распределяется среди граждан государства в
соответствии с «внутренним строем» следующих моментов в каждом
индивиде: физической природы человека, самостоятельности
(рационалистичности) воли, независимости в побуждениях от
произвола — абстрактной составляющей абстрактных отношений
собственности, совещания с другими индивидами; знания содержания и формы
государственных решений, принятие решений, ответственность,
совесть (самосознание) гражданина.
Каждый из данных моментов власти предполагает другой, а все
они — предикаты власти, взятой не только по отношению к
государству, но и по отношению к гражданину. Существенный признак
такого понимания власти — текучесть, распределяемость,
подвижность и изменчивость. Этот признак используется Марксом для
критики структуры бюрократического отношения, существенным
признаком которого является неподвижность и закрепление
государственного разума за особым сословием носителей. Вопрос о существовании
разума в государстве и об органичности государства Маркс ставит
в зависимость от степени, в которой существенные признаки власти
стали характеристиками деятельности, отношений и сознания всех
индивидов и политических форм.
114

Государство органично и разумно, если каждый индивид является
носителем указанных определений власти, а не монарх,
правительство, чиновники. В этом и состоит одна из гарантий органичности
государства.
Для доказательства правомерности такой гарантии Маркс
сравнивает устройство государства с процессами научного познания,
формулируя условия, при которых нет отрыва политической и любой иной
всеобщности от отдельного индивида. Наука отличается от всех
других форм деятельности, в том числе — от государственной —
тем, что здесь отдельный индивид осуществляет всеобщее дело —
познание. В научном познании нет разрыва между единичным,
особым и всеобщим, содержанием и формой всеобщего дела.
Отдельный индивид является здесь носителем действительной всеобщности.
На этом основании Марксом формулируются критерии
действительной веобщности, органичности государственных форм:
— все индивиды включаются в процессы выработки и проведения
внешней и внутренней политики государства, поскольку всеобщее
может стать действитетьным только при условии контакта всеобщего
дела с непосредственной деятельностью индивидов;
— научное познание и политическая деятельность становятся
основным содержанием общественной жизни;
— устраняется всякий разрыв между научным и политическим
познанием и знанием, наукой и политикой;
— формой социальной и политической организации становится
такая организация, которая стимулирует процессы научного
познания;
— познание политических реальностей становится универсальной
сферой познания и действия индивидов. Практическое политическое
действие — результат знания и воли, или, в терминологии Маркса,
«рационалистической воли» всех индивидов;
— народ как носитель «эмпирической всеобщности»
осуществляет познавательные и политические процессы в государстве.
Государственный разум и воля, реализованные в законодательной и
правительственной власти, получают наличное бытие в «обладающей
самосознанием воле народа» [4, 292]. В этом, согласно Марксу, и состоит
идея и основной критерий органичности государства.
Аналогичную аргументацию Маркс развивает при формулировке
принципов исследования политических форм:
— о разумности политической формы можно судить на основании
сопоставления ее с процессами научного познания и другими
политическими формами;
— о рациональной постижимости политической формы можно
судить на основе анализа социальных и политических отношений;
— о взаимовлиянии политических форм можно судить на основе
их сопоставления;
8*
115

— о действительности любой власти государства можно судить
на основе ее сопоставления с действительной жизнью народа;
— о всеобщности конкретной политической формы можно судить
на основе ее сопоставления с другими политическими формами;
— содержание политической формы есть самоопределение народа
и продукт деятельности свободного человека;
— о предпосылках политической формы можно судить на
основании изучения ее прошлого;
— отношение между законом и человеком в конкретной
политической форме устанавливается соотношением прав и обязанностей в
деятельности всех индивидов;
— единство всеобщего, особого и единичного в политической
форме устанавливается отношением государства к непосредственно
общественным видам деятельности;
— о завершенности политической формы можно судить на основе
анализа степени, в которой данная политическая форма включает
в себя процессы научного познания и перестает быть абстракцией.
Указанные принципы анализа совпадают с критериями
органичности государства. Единство принципов анализа и критериев
органичности политических форм позволяет Марксу указать два типа
изменений политического строя: 1. Сознательные изменения, т. е. такие,
которые удовлетворяют данному единству. 2. Бессознательные
изменения, т. е. такие, которые не имеют ничего общего с
самоопределяющимся разумом, а обусловлены самостоятельностью
политического государства и политического действия в целом, поскольку
оно явлется не самореализацией разума, а отражением абстрактных
общественных отношений.
Если политические изменения навязываются государством и его
различными властями, являются иллюзорно-сознательными,
поскольку они вступают в конфликт с разумом эмпирических индивидов
и с научным познанием, и если в общественной жизни господствует
необходимость, а не свобода, то прогресс не является принципом
государственного строя, народ как эмпирическая всеобщность не
является носителем этого принципа и между прогрессом и
государственным строем существует и развивается противоречие.
В конечном счете органичность государства, по Марксу,
определяется органичностью гражданского общества. В реальной
действительности гражданское общество есть неразумие политического
государства, а политическое государство есть неразумие
гражданского общества. Поскольку неразумие охватывает гражданскую и
политическую сферу, оно приобретает тотальный характер. Для
устранения такого неразумия необходимо устранение социальных
различий в гражданской сфере, различий между государством и
гражданским обществом и политических различий. Но это возможно лишь
в том случае, если устранена противоположность между гражданским
116

обществом и государством, между частным (бюрократия) и
эмпирически всеобщим (народ) сословием, разорваны все связи неразумия
гражданского общества с неразумием политического государства и
формы проявления данных связей.
Гражданин государства должен быть оторван от абстрактной
сферы отношений гражданского общества — и не должен находиться
в двойной организации: социальной и бюрократически-политической,
поскольку каждая из них закрепляет абстрактность гражданских и
политических отношений. Организация государства должна стать
определением эмпирической жизни индивидов как конкретных и
всеобщих существ. Конкретные моменты гражданской и
политической организации должны для этого слиться. Это значит, что в
гражданском бытии индивид не должен находиться вне организма
государства, а конкретные определения гражданского бытия — разум и
свобода — должны пронизывать содержание государства. Гражданин не
должен быть материей государственной организации, а государство
не должно выступать формальной противоположностью индивида.
Гражданское бытие индивида не должно быть материальной
противоположностью его органического политического бытия.
Конкретность политического бытия индивида означает его связь
с конкретными моментами семьи и гражданского общества и
абстрагирование индивида от своей «обнаженной индивидуальности». В
этом смысле коллективность — единственная форма, адекватная
конкретным характеристикам политического бытия. Поэтому
правительство и государственный аппарат не должны складываться вне и
помимо связей индивида с конкретными моментами различных форм
общности людей.
Семья и гражданское общество, в свою очередь, не должны
складываться вне и помимо конкретных связей индивида с
конкретными моментами государства. В гражданском обществе и семье
для этого должны быть ликвидированы предпосылки
бюрократических отношений — политическое умонастроение, корпоративная
организация и корпоративный дух. Между индивидом и государством
не должен стоять государственный разум в виде государственного
формализма — мнимо-всеобщей формы выражения интересов
индивидов. В этом, по мысли Маркса, условия органического
политического бытия индивидов, понимаемого как идеал социальной и
политической организации.
2.6. Теоретические и методологические итоги
исследования бюрократии
Гносеологические, социологические и политические
характеристики бюрократии, содержащиеся в рукописи «К критике гегелевской
философии права», позволяют ответить на вопросы, сформулирован-
117

ные в начале главы: какие связи с предшествующими работами
сохранились в рукописи и какие содержательные и методологические
изменения произошли? какая проблематика исследования
бюрократии разрабатывалась Марксом в данной рукописи? как отразилась
общая тенденция перехода от идеализма и революционного
демократизма к материализму и коммунизму в рукописи Маркса?
В рукописи фундаментально разработаны две основные
методологические проблемы: проблемы отношения разума к действительности
и проблема взаимосвязи всеобщих, особых и единичных интересов
в гражданском обществе и политическом государстве. Обе эти
проблемы разрабатывались Марксом в единстве, обусловленном
предшествующим этапом его теоретической и политической деятельности,
а также целями рукописи «К критике гегелевской философии права».
На первый взгляд, они содержатся в гегелевской философии
права. Действительно, проблематика и понятийный аппарат рукописи
в значительной степени находятся под влиянием проблематики и
понятийного аппарата «Философии права» Гегеля. Однако подход
Маркса к их исследованию обусловлен его несогласием с теми
решениями, которые предлагал Гегель.
Это несогласие, как было показано в первой главе, в значительной
степени созрело в период работы Маркса в «Рейнской газете», когда
он занимался критикой повседневной социальной и политической
эмпирии прусской монархии. Статьи Маркса, опубликованные в
«Рейнской газете» —начало процесса развития разногласий Маркса с
Гегелем относительно природы гражданского общества и государства,
в том числе природы бюрократии.
Конкретизация данных разногласий обусловила расширение
проблематики исследования и критики бюрократии в рукописи «К
критике гегелевской философии права». В период работы в «Рейнской
газете» Маркс считал, что бюрократическое отношение конституируется
тремя элементами: законом иерархии, государственным разумом и
теорией разделения граждан на два класса. В процессе критики
философии права Гегеля обнаружилось, что указанные элементы
содержатся в философско-правовой концепции Гегеля на правах
теоретических положений. Следовательно, философия права Гегеля может
рассматриваться как теоретическая платформа необходимости и
правомерности бюрократических отношений в обществе, тотальной
бюрократизации общественной и политической жизни.
Эта теоретическая платформа должна быть разрушена!—так
можно определить пафос Марксовой критики гегелевской
философско-правовой концепции. В целях такого разрушения Маркс
последовательно анализирует социальные предпосылки бюрократических
отношений, проблему взаимосвязи разума и интереса, понятие
всеобщего, гегелевскую концепцию индивида, намечает ряд проблем
анализа бюрократической деятельности и на этой основе крити-
118

кует гегелевскую концепцию организма государства в целом.
Нетрудно убедиться, что эта установка Маркса способствовала
появлению новых моментов в его взглядах на бюрократию по
сравнению с предыдущим этапом исследования.
К числу нового следует, прежде всего, отнести попытку
обнаружить в отношениях собственности социальные предпосылки
бюрократических отношений. Маркс показывает, что иерархия как составной
элемент бюрократических отношений определяется отношениями
собственности. Фиксирование отношений собственности как
предпосылки бюрократических отношений свидетельствует о начале
окончательного перехода Маркса на позиции материализма в истолковании
общественных явлений.
Данным переходом объясняется и значительное расширение
проблематики исследования бюрократии. Проблема взаимосвязи разума
и интереса анализируется Марксом в контексте критики
государственного разума и теории разделения граждан на два класса как
составных элементов бюрократического отношения. Гегель считал,
что носителями государственного разума являются только члены
государственного аппарата управления. На этом основании
выделялась бюрократия как всеобщее сословие, управляющее отношениями
людей в гражданском обществе. Маркс исходит из того, что
носителями разума являются индивиды в качестве членов семьи и
гражданского общества.
В этом смысле Маркс более последовательно развивает посылку
о разуме и свободе как основных характеристиках социального бытия
индивидов, чем Гегель. Но «рационализм» Маркса, как показал
Э. В. Безчеревных [15], является следствием радикального
эмпиризма, обусловившего постепенный переход Маркса на позиции
материализма.
По Гегелю, носителями разума являются надындивидуальные
силы (идея, государство, государственный аппарат и т. д.). Маркс
считает, что ни одна из надындивидуальных сил не может быть
носителем разума. Поэтому категория всеобщего должна включать в
свой состав определения сущности, существования, отношений и
целей деятельности индивидов. Проблема заключается в поиске таких
феноменов социального бытия, которые способствуют преобразованию
всеобщих характеристик человека в иррациональные силы,
недоступные сознательному контролю.
Изучая эту проблему, Маркс в рукописи «К критике гегелевской
философии права» вводит методологически и теоретически емкую
категорию государственного формализма для формулировки ряда
проблем анализа бюрократической всеобщности. Введение этой
категории — новый момент в развитии взглядов Маркса на бюрократию.
Данная категория позволяет более подробно анализировать явления,
отмеченные Марксом на предыдущей стадии исследования бюро-
119

кратии (бюрократическая процедура подведения особого под общее,
природа бюрократического познания), и указать ряд новых объектов
исследования (система гарантий от бюрократических
злоупотреблений властью, связь бюрократической и религиозной форм сознания,
институты политического представительства, политико-правовая
софистика, политическое отчуждение). Множество указанных
объектов исследования позволяют Марксу дать систему
гносеологических, социологических и политических характеристик бюрократии,
расширяющих прежние представления о специфике этого феномена
социальной и политической действительности.
Критика гегелевской концепции организма государства —
следующий момент новизны в Марксовых взглядах на бюрократию —
ведется им на основе противопоставления организма государства
государственному формализму. Данное противопоставление
способствует формулировке ряда критериев органичности и принципов
исследования политических форм, единство которых задает — пока
еще в абстрактной форме — идеал социальной и политической
организации, в которой преодолены причины и следствия
бюрократических отношений.
Таким образом, если в период работы в «Рейнской газете» Маркс
считал, что бюрократическое отношение конституируется законом
иерархии, государственным разумом и теорией разделения граждан
на два класса, то в рукописи «К критике гегелевской философии
права» бюрократическое отношение предстает как более сложная
практически-духовная целостность, обусловленная отношениями
собственности, существованием надындивидуальных сил,
преобразованием всеобщих интересов в особые, определенными формами
сознания (политическое умонастроение, корпоративный дух,
государственный разум) и формами социальной организации (корпорация),
государственным формализмом, включающим существующие
системы гарантий от бюрократических злоупотреблений властью,
бюрократическую процедуру подведения особого под общее, природу
бюрократического познания и действия, связь бюрократической и
религиозной форм сознания, институты политического представительства,
политико-правовую софистику, политическое отчуждение и теорию,
оправдывающую необходимость и правомерность тотальной
бюрократизации социальных и политических отношений.
Учет всего многообразия проблематики, исследованной Марксом
в рукописи «К критике гегелевской философии права», позволяет
сделать выводы о специфике Марксовой методологии анализа
бюрократии в период начала окончательного перехода Маркса к
материализму и коммунизму.
Анализ бюрократии не может быть сведен к эмпирическому
описанию процессов и результатов деятельности различных видов
государственной власти, государства в целом. Если принять подход
120

Гегеля к анализу проблемы, то структура теории бюрократии будет
состоять из двух частей: 1. Описание ряда фактов социальной и
политической действительности. 2. Описание ряда феноменов сознания.
Первый раздел теории отражает эмпирическое бытие, второй —
эмпирическое сознание людей, осуществляющих власть в рамках
определенного аппарата государственного управления. Тем самым
вся «теория» сводится к наличной эмпирии социальной и
политической жизни, которую оправдывает теоретик (типа Гегеля) с
помощью диалектического метода.
Содержание Марксовой критики философии права Гегеля
показывает, что Маркс не сводит анализ бюрократии к эмпирическому
описанию деятельности и сознания членов государственного аппарата
управления. Наоборот, за каждым эмпирическим фактом бытия и
сознания бюрократии и за каждым положением теории (философии
права Гегеля), оправдывающей данное бытие и сознание, открывается
ряд предметов исследования. Учет социальных предпосылок и
диалектика социальных интересов — основа принципов отбора
эмпирических фактов и отношений при анализе бюрократии. Отношения
собственности, специфически преломленные в диалектике
социальных интересов, позволяют ввести в сферу анализа носителей
взаимосвязи единичных, особых и всеобщих интересов и изучать различные
аспекты отношений, деятельности и сознания данного носителя.
Изучение бюрократии тем самым становится частью анализа общества
в целом.
С другой стороны, разрушение концепций и методов,
обосновывающих идею о соответствии между гражданским обществом и
политическим государством, целями государства и государственным
аппаратом, структурой и функциями государственной власти,
осуществляется Марксом для доказательства не менее
методологически значимой мысли: анализ бюрократии не является разделом
государственного права как в практическом, так и в теоретическом
отношении.
Анализ бюрократии должен отличаться от различных форм
кодификации материальных и правовых отношений и регламентации
деятельности государственного аппарата управления. Это отличие
определено главной целью Марксова анализа: поиск причин
бюрократических отношений и анализ сущности государства во
взаимосвязи с деятельностью государственной власти.
Для реализации этой цели требуется выработка таких понятий,
категорий и методов исследования, которые удовлетворяли бы (в
известной степени — взаимоисключающим) требованиям: связь
философского, социологического, политического и любого иного анализа
бюрократии с реальной практикой функционирования государства
и государственного аппарата управления. Но эта связь не означает
некритическое воспроизведение множества фактов бытия и сознания
121

людей, непосредственно осуществляющих государственную власть,
даже если они заинтересованы в улучшении деятельности аппарата
государственного управления.
Данные понятия, категории и методы являются средствами
борьбы с обыденными и рафинированными (типа философии права
Гегеля) формами проявления практических иллюзий во всех
направлениях государственной деятельности, средствами преодоления
иллюзорных представлений, концепций и теорий бюрократии. Анализ
бюрократии должен осуществляться с помощью понятий и методов, не
содержащих ни грана апологетики существующих систем
государственного управления, а также связей данных систем с социальными
отношениями буржуазного общества.
Выполнение этих требований означает связь анализа бюрократии
с теорией, обосновывающей необходимость революционного
преобразования классово-антагонистического общества. Этим определяется
перспектива Марксова исследования бюрократии в статьях из
«Немецко-французского ежегодника».
Глава 3
Анализ практических и теоретических
предпосылок преодоления бюрократических отношений
классово-антагонистического общества
в статьях К. Маркса
из «Немецко-французского ежегодника»
В рукописи Маркса «К критике гегелевской философии права»
проанализирована совокупность проблем, существенных для
понимания социальных предпосылок и политической сущности
бюрократических отношений. В результате анализа гегелевской философии
права Маркс пришел к выводу: бюрократия не может быть ни
носителем разума, ни носителем всеобщих интересов. Отношения
собственности ведут к преобразованию всеобщих интересов в частные, а разум
существует в виде «частичного» политического разума.
Совокупность критериев научности анализа бюрократических
отношений, сформулированных Марксом в процессе критики
философии права Гегеля, связывает анализ бюрократии с теорией
революционного преобразования буржуазного общества — теорией
пролетарской революции.
Эти связи отразились в статьях Маркса («Письма из «Немецко-
французского ежегодника», «К еврейскому вопросу», «К критике
гегелевской философии права. Введение»), опубликованных в
«Немецко-французском ежегоднике», а также в статье «Критические
заметки к статье «Пруссака» «Король прусский и социальная
реформа», опубликованной в газете «Вперед». Характеризуя значимость
122

данных статей в идейной эволюции Маркса, Т. И. Ойзерман пишет:
«Идея пролетарской революции и исторической миссии пролетариата,
отрицание буржуазно-демократических иллюзий и выявление
исторически ограниченного содержания буржуазных революций — все это,
несомненно, говорит о переходе Маркса от революционного
демократизма к научному коммунизму» [34, 250]. 1844 год — период
опубликования данных статей — знаменует окончательный переход Маркса
на позиции диалектико-материалистического и коммунистического
мировоззрения.
Маркс начинает разрабатывать теорию пролетарской революции.
В процессе разработки данной теории он подвергает тотальной
критике всю систему социальных и политических отношений
буржуазного общества. Результаты, полученные Марксом при исследовании
бюрократии на предшествующих этапах его деятельности, вплетаются
в эту критику как необходимая составная часть процесса разработки
теории революционного преобразования классово-антагонистического
общества.
Проследить основные направления развития взглядов Маркса на
бюрократию в период окончательного перехода на позиции
диалектического материализма и коммунизма — основная задача настоящей
главы.
3.1. Критика отношений собственности
как социальной предпосылки
бюрократических отношений
Из изучения работ Маркса, написанных в 1842 — 1843 гг., следует,
что у Маркса вырабатывалась определенная система взглядов на
бюрократию как объективное отношение социальной и политической
реальности. Первоначально (в период работы в «Рейнской газете»)
Маркс считал, что бюрократическое отношение порождается законом
иерархии, государственным разумом и теорией разделения граждан
на два класса — управляющих и управляемых. В процессе критики
философии права Гегеля вопрос об объективной природе
бюрократических отношений стал смещаться к изучению отношений
собственности. Уже в 1843 г. Марксу удалось выявить, что иерархия,
государственный разум и теория разделения граждан на два класса
являются отражением отношений собственности, характерных для
гражданского общества.
Поэтому развитие взглядов Маркса на бюрократию в статьях из
«Немецко-французского ежегодника» неразрывно связано с
формулировкой ключевого методологического положения: «Отношение
промышленности, вообще мира богатства, к политическому миру
есть одна из главных проблем нового времени» [7, 418]. Отношения
собственности способствуют преобразованию частных интересов во
123

всеобщие. В результате такого преобразования возникает извращение
социальных и политических отношений, отражающееся в
бюрократической онтологии и гносеологии, а также в теориях (философия права
Гегеля), обосновывающих правомерность данных извращений.
Характерно, однако, что если в работах Маркса 1842 — 1843 гг.
вопрос о природе бюрократических извращений рассматривался
преимущественно с гносеологической точки зрения и основная
проблематика анализа бюрократии концентрировалась вокруг вопроса о
природе бюрократического познания, то в работах конца 1843 —
1844 гг. вопрос о причинах и природе бюрократических отношений
приобретает совершенно однозначный социально-экономический
смысл.
Социально-экономическое содержание вопроса о природе
бюрократических отношений в статьях Маркса из «Немецко-французского
ежегодника» сводится к анализу причин универсального
своекорыстия. Ранее было показано, что своекорыстие — существенный мотив
деятельности членов государственного аппарата управления, что
аппарат управления в целом есть только выражение отношений
частной собственности к выполнению государственных функций.
Анализируя их, Маркс показывает, что отношения в
гражданском обществе, гражданская жизнь в целом по своей природе
антисоциальны. Носителей антисоциальной природы гражданского
общества Маркс называет антисоциальным элементом [6, 408].
Конкретно речь идет о «еврействе» как носителе отношений частной
собственности. Гражданское общество базируется на частной
собственности, торговле, промышленности и взаимном ограблении.
Поэтому эгоизм и своекорыстие — универсальные мотивы отношений
между людьми.
Данные характеристики гражданского общества содержатся уже
в «Философии права» Гегеля. В гражданском обществе,
констатировал Гегель, «каждый для себя цель, все другие суть для него
ничто» [20, 211]. Но если Гегель считал, что «кишмя кишащий
произвол» [20, 218] гражданского общества порождает всеобщие —
суть необходимые и разумные определения, то для Маркса
определения гражданского общества — частная собственность, торговля,
промышленность, деньги, эгоизм и своекорыстие — не могут быть
признаны ни всеобщими, ни разумными. Всеобщими и разумными
определениями человека и человеческого общества могут быть, по его
мнению, только такие, в которых содержится указание на физическую
и духовную природу человека, деятельность, нравственность,
наслаждение, сущность и бесконечность человека. Маркс, таким образом,
вводит разграничение между гражданским обществом и человеческим
обществом.
Следует учитывать, что неприятие им частной собственности как
основного определения гражданского общества в значительной мере
124

обусловлено тем, что на предшествующих этапах своего идейного
развития Маркс выяснил, к чему приводит толкование частных интересов
в качестве всеобщих. Было выяснено также, что своекорыстие —
существенный мотив деятельности чиновников аппарата управления.
Частно-собственническое отношение к выполнению государственных
функций и своекорыстие неизбежно порождают бюрократические
стандарты действия и мысли.
Если гражданское общество обусловливает такие стандарты
действия и мысли, то гражданская жизнь в целом не может быть
признана ни истинной, ни разумной. Противоположное утверждение
вынуждает согласиться с Гегелем, теоретически обосновавшим
тотальную бюрократизацию социальных и политических отношений. Такой
ход мысли для Маркса принципиально неприемлем.
Он показывает, что отношения частной собственности порождают
комплекс политических прав, и эти права в буржуазном обществе
квалифицируются как права человека. Равенство, свобода,
безопасность, собственность возникают как продукт отношения частной
собственности к политическому государству. Но ведь само-то это
отношение и является проблематичным! Если частные интересы
претендуют на ранг всеобщих, то их абстрактная формулировка в виде
политических лозунгов Равенства, Свободы, Безопасности и
Собственности только скрывает животную, своекорыстную, эгоистическую,
иррациональную форму существования человека и общества. Подобно
тому, как концепция единства прав и обязанностей Гегеля скрывала
отношение господства обязанностей над правами граждан, так
концепция прав человека скрывает отношение господства частной
собственности над политическим государством. Обе концепции — суть
разновидности политической софистики.
Так понятые права человека на деле являются правами
«эгоистического человека, отделенного от человеческой сущности и общности»
[6, 400]. Основной, единственной, по определению Маркса, связью
между людьми в обществе, выдвигающем эти права как
универсальные политические лозунги, является «естественная необходимость,
потребность и частный интерес, сохранение своей собственности
и своей эгоистической личности» [6, 402]. Если «естественная
необходимость» — основная связь между людьми и базис политических
прав, то ни мотивы деятельности, ни отношения между людьми в
гражданском обществе не могут считаться разумными. На этом
основании в статье «К еврейскому вопросу» Маркс называет частную
собственность, интерес, произвол, образование, профессию и другие
определения индивида в гражданском обществе не определениями
действительного человека, а определениями «человеческого мусора» [6, 396].
Если гражданское общество способствует преобразованию данных
определений в политические права человека, то это значит, что в
политике отражаются права «человеческого мусора»!
125

Понятия человека, человеческой сущности и общности, таким
образом, противопоставляются Марксом определениям индивидов,
образующим гражданское общество. И хотя, как отмечает Т. И. Ойзер-
ман, это противопоставление еще не свободно от элементов фейерба-
ховского антропологизма, «главное, что отличает Маркса от
Фейербаха, состоит в том, что он противопоставляет человеческую
эмансипацию политической эмансипации. А это — решающее
обстоятельство в определении классово-политической и теоретической позиции
Маркса» [34, 244].
Классово-политическая и теоретическая позиция Маркса в
объяснении частной собственности как основы гражданского общества
и всей системы социальных отношений, типичных для данного
общества, связана также с выявлением и анализом
духовно-практических формообразований сознания, обусловленных отношениями
частной собственности. Если интерес, практическая потребность,
торговля, деньги, своекорыстие — господствующие мотивы
деятельности и отношений людей, то исследователь гражданского общества
имеет дело с крайним практическим выражением «человеческого
самоотчуждения» [6, 406]. Отчужденная форма материальных
отношений порождает «рассудок практической потребности» и
«мировоззрение практической потребности» [6, 411].
Данные формообразования сознания противостоят критериям
«эмпирической всеобщности», сформулированным Марксом в
процессе критики философии права Гегеля, противостоят основным
определениям человека как всеобщего существа, сути и смыслу чо
ловеческой общности. Определяющим моментом рассудка и
мировоззрения практической потребности является презрение к теории,
искусству и истории, презрение к человеку вообще [6, 411]. Эти
особенности рассудка и мировоззрения практической потребности
делают его разновидностью практических иллюзий и способствуют
совпадению с бюрократическими формами мышления и действия,
поскольку презрение к людям и своекорыстие — составной элемент
бюрократического отношения к действительности.
Таким образом, в недрах гражданского общества складываются
отношения, способствующие универсализации своекорыстия в виде
человеческих прав и определенных форм сознания и не
препятствующие совпадению отношений частной собственности с
бюрократическими отношениями. В какой социальной форме проявляется это
совпадение?
3.2. Буржуазное государство как универсальная форма
бюрократических отношений
Категория государственного формализма, введенная Марксом для
анализа всей совокупности проявлений бюрократических отношений,
126

позволяет сгруппировать проблематику Марксовых исследований
в интересующем нас аспекте вокруг следующих основных тем:
сущность политической эмансипации; отношение буржуазного
государства к социальным бедствиям; критика официальной науки;
отношение идеологов к социальным бедствиям; категория
политического рассудка. Рассмотрим эти вопросы подробнее.
3.2.1. Сущность политической эмансипации
Политическое государство, по Марксу, закрепляет равную,
свободную и безопасную погоню индивидов за достижением частных
интересов и обретением частной собственности. Политическое
государство — отражение отношений, господствующих в гражданском
обществе.
Маркс, правда, еще использует гегелевский тезис о государстве
как воплощении разума: «...политическое государство даже там, где
оно еще не прониклось сознательным образом социалистическими
требованиями, содержит во всех своих современных формах
требования разума (...) Оно всюду подразумевает разум
осуществленным» [5, 380]. Но уже из критики системы государственного
управления Пруссии, а затем — критики гегелевской философии права
следует, что разум отнюдь не воплотился в существующих политических
формах. В этом смысле государство есть отражение неразумия
гражданского общества.
Данное неразумие может быть показано путем выявления
противоречий между тезисом о государстве как носителе разума — с одной
стороны, и отношениями частной собственности гражданского
общества — с другой. Это противоречие оказалось затушеванным в
философии права Гегеля: «Сущность нового государства, —писал Гегель,—
состоит в том, что всеобщее связано с полной свободой особенности
и с благоденствием индивидуумов, что, следовательно, интерес семьи
и гражданского общества должен концентрировать себя и
возвратиться к государству, но вместе с тем всеобщность цели не может
двигаться вперед без собственного знания и воления особенности,
которая должна сохранить свое право. Всеобщее, следовательно,
должно деятельно осуществляться, но вместе с тем субъективность,
с другой стороны, должна развиваться цельно и живо. Лишь
благодаря тому, что оба момента существуют во всей своей силе, мы имеем
право рассматривать государство как расчлененное и подлинно
организованное целое» (курсив мой. —В. М.) [20, 271]. Но социальная
истина о гражданском обществе и политическом государстве и
связях между ними, по Марксу, может быть открыта только в процессе
анализа указанного противоречия.
В значительной мере этот анализ был осуществлен в рукописи
«К критике гегелевской философии права». Развивая идею о совпа
127

дении отношений частной собственности с выполнением
государственных функций, Маркс отмечает, что политическое государство есть
оглавление практических битв человечества. Но это не те битвы,
которые связаны с воплощением идей разума и свободы в
действительность. Это битвы, в итоге которых разум и свобода были
поставлены «на службу» отношениям частной собственности и
универсальному своекорыстию. Практика, характерная для периода
экономического вызревания и политического закрепления буржуазных
общественных отношений, является антисоциальной, античеловеческой
практикой. Если эта практика воплощается в политических формах, то
буржуазное государство есть система всеобщего порабощения,
всеобщее иго.
Бюрократическая всеобщность как политический институт
воплощается не только в деятельности аппарата государственного
управления. Всеобщность политического ига буржуазного государства
заключается также в том, что лозунги равенства, свободы,
безопасности и собственности, гарантирующие права человека как
собственника, и формы сознания, основанные на отношениях частной
собственности, приобретают статус всеобщих прав и всеобщих форм сознания.
Модификация данных прав и форм в незначительной степени
зависит от специфики форм политических — монархии, республики,
демократии. Маркс показывает, что государства, возникшие в
результате «политической эмансипации» в Англии, Северной Америке и
Франции, были завершением материализма и освобождением эгоизма
гражданского общества. Политическая эмансипация освобождает не
разум, а эгоизм человека, упраздняя различия происхождения,
образования и профессии и объявляя их неполитическими.
Одновременно политическая эмансипация сохраняет данные
различия как частную собственность частного человека, сохраняет
рассудок и мировоззрение практической потребности, религию и другие
формы мистифицированного отражения действительности. С этой
точки зрения нет существенных различий между монархией,
республикой и демократией. Если грубый материализм, своекорыстие и
эгоизм являются всеобщими характеристиками гражданского
общества, социальным базисом существующих политических форм, то
данные формы неизбежно порождают бюрократические отношения.
Первоначально эта мысль была высказана Марксом в процессе
анализа политического умонастроения, корпоративной организации
и корпоративного духа как предпосылок бюрократических
отношений. В статьях из «Немецко-французского ежегодника», которые во
времени незначительно отстоят от рукописи «К критике гегелевской
философии права», Маркс детально обосновывает истинность этого
положения не только для монархии, но и всех других политических
форм буржуазного общества. Если отношения частной собственности
неизбежно порождают противоречия между всеобщими, особыми и
128

единичными интересами, то неизбежно отражение данных
противоречий в политических формах. Отсюда следует, что политическая
всеобщность буржуазного общества является мнимой. В гражданском
обществе человек лишен истинности из-за того, что отчужденная
форма материальных отношений — частная собственность — не
является родовой жизнью человека. В политическом государстве
человек лишен «действительной индивидуальной жизни и
преисполнен недействительной всеобщности» [6,391]. Политическая власть, по
идее, должна возвышаться над денежной властью, но на деле
государство и политическая власть становятся рабами частных интересов
и денежной власти.
Таким образом, сущность политической эмансипации заключается
в закреплении отчужденной формы материальных отношений в
политических формах. Если политика отражает частные интересы
гражданского общества, а индивид в политике становится слугой индивида
как носителя частных интересов, то политика, по характеристике
Маркса, «ставится ниже той сферы, в которой он выступает как
частное существо» [6, 402]. Политическое государство, отражая
частные интересы гражданского общества, усиливает и доводит до
крайних пределов неразумие и рабство гражданского общества.
В гражданском обществе складываются условия, препятствующие
воплощению разума и свободы в действительность. Политическое
государство возводит эти предпосылки в принципы своего
существования. Оно становится посредником между человеком как
конкретной всеобщностью физических и духовных сил и возможностью
реализации данных сил. Ни в гражданском обществе, ни в
политическом государстве, независимо от специфики политических форм,
индивиды не могут быть ни разумными, ни свободными.
Почему политическая эмансипация есть только разновидность
государственного формализма?
3.2.2. Отношение буржуазного государства
к социальным бедствиям
В работах из «Немецко-французского ежегодника» Маркс
анализирует деятельность правительств трех стран — Германии, Франции
и Англии — по преодолению бедственного положения пролетариата
данных стран. Бюрократия при этом определяется Марксом как
следствие корпоративной организации общества, сознание, воля и
деятельность государственного единства, особая функция
отделенного от народа повелителя и его слуг [6, 404] и как организующая
деятельность государства [8, 440]. Подчеркнем, что данные
определения воспроизводят определения бюрократии, содержавшиеся уже в
рукописи «К критике гегелевской философии права». Но сфера их
применения расширяется весьма существенно.
9. В. П. Макаренко
129

Описывая отношение правительства Германии к бедственному
положению пролетариата, в результате чего вспыхнуло восстание си-
лезских рабочих, Маркс фиксирует моменты, существенные для
понимания этого отношения: социально-политическая значимость
бедственного положения пролетариата зависит от формы
политического строя и от субъективной установки граждан (в данном случае
рабочих) по отношению к правительству. Между формой
политического строя (монархия) и субъективной установкой рабочих по
отношению к правительству («пассивное послушание», по определению
Маркса) существует взаимосвязь. В чем природа этой взаимосвязи?
Маркс показывает, что отношение правительства Германии к си-
лезскому восстанию пролетариата определяется следующими
факторами:
— принадлежностью верховного лица (монарха) или органа
(правительства) государства к определенному сословию и к наличной
форме политической власти;
— противоречиями между оппозиционными (буржуазными) и
революционными (пролетарскими) тенденциями в
социально-политическом движении; чем больше эти противоречия, тем больше
уверенность правительства в своей собственной силе;
— непосредственной политической противоположностью между
сословием, классом, социально-политическим движением — с одной
стороны, и правительством — с другой стороны. Непосредственная
политическая противоположность определяется силой данного
сословия, класса, социально-политического движения;
— потребностью правительства проявить свою политическую
волю и силу независимо от социально-политического содержания
социального бедствия, социально-политического движения или
события.
В монархии как политической форме, кроме того, существует
взаимосвязь между религиозным чувством и искусством управления
государством. Правительство рассматривает религиозное чувство
как необходимое средство управления государством, форму
интеграции правительства с подданными, поскольку хорошее
умонастроение граждан рассматривается как гарантия против оппозиционных
и революционных движений. Речь идет о распространении
«монархического чувства» в народе, в том числе среди пролетариата.
Но использование религиозных чувств в целях управления
государством еще не означает, что отдельный политик монархического
государства, монарх, правительство в целом должны разделять
«монархическое чувство», существующее в народе и способствующее
пассивному послушанию народа правительству. Религиозное чувство,
по характеристике Маркса, может выступать в трезвой политической
форме, в форме государственного разума. Эта форма характерна для
лиц, непосредственно осуществляющих политическую власть. Инди-
130

виды, находящиеся на вершине политической иерархии, отличаются
трезвым религиозным чувством.
Нетрудно убедиться, что в отношении правительства к силезскому
восстанию пролетариата воспроизводятся основные элементы
государственного формализма. Но эти элементы были зафиксированы
Марксом при изучении политической реальности одной страны —
Германии — и политической теории Гегеля, обосновывающей
необходимость и правомерность политического порядка данной страны.
Вопрос в том, является ли бюрократическое отношение правительства к
социальным бедствиям всеобщим?
Такая постановка вопроса необходима для понимания развития
Марксовых взглядов на бюрократию в период окончательного
перехода на позиции диалектического материализма и коммунизма. Маркс
в статьях из «Немецко-французского ежегодника», а также в статье
«Критические заметки к статье «Пруссака» «Король прусский и
социальная реформа» считает, что особенности отношения
правительства одной страны (Германии) к социальным бедствиям не являются
достаточными для понимания универсальных, всеобщих
закономерностей отношения буржуазного государства к социальным бедствиям,
поскольку мышление оперирует данными, характеризующими только
одну страну и особую политическую форму. Мышление должно
фиксировать всеобщие закономерности исследуемого объекта.
Понимать природу и причины социальных бедствий и
социально-политических движений может, по Марксу, только логичная,
рациональная голова.
Для научного, теоретического понимания природы и причин
социальных бедствий вообще, бедственного положения пролетариата
в том числе, необходимо:
— учитывать реальную дифференциацию гражданского общества
и политического государства. Реальная дифференциация означает,
что правительство, буржуазия, пресса и рабочие образуют различные
массы населения;
— сопоставить бедственное положение части населения страны
(силезских рабочих) с «отношением политической страны к
пауперизму» [8, 433], т. е. с такой страной (Англия), где нужда стала
всеобщим, а не частным явлением;
— в стране, избранной в качестве объекта исследования и
соотнесения, необходимо изучить отношение правительства, буржуазии
и печати к пауперизму.
Реализуя данные требования научного понимания природы и
причин социальных бедствий и социально-политического движения
пролетариата, Маркс отмечает, что соперничающие политические партии
Англии (тори и виги) считают причиной нищеты политику. Каждая
из данных партий видит причину социальных бедствий в политике
другой партии, стоящей у кормила правления. Но обе партии не
9*
131

хотят и не могут видеть связей политики с абстрактными
отношениями гражданского общества, не хотят и не могут преобразовать
гражданское общество, и тем более государство, которое
квалифицируется как извечный институт человеческого общества. Поэтому
политические противоположности между различными буржуазными
политическими партиями являются мнимыми.
Мнимость политических действий правительства по устранению
причин социальных бедствий Маркс также иллюстрирует на примере
Англии — наиболее политической страны. В течение двух столетий
в Англии осуществлялась правительственная деятельность по
устранению нищеты. Цикл административно-политических действий по
борьбе с нищетой значительной части населения страны, по
характеристике Маркса, состоит из следующих элементов:
— возникает социальное бедствие — нищета части населения
страны;
— издается законодательство по борьбе с социальным бедствием.
В законодательстве предусматриваются главные методы борьбы:
административные мероприятия и благотворительность;
— развитие социальных бедствий — нищеты населения страны —
рассматривается правительством не как следствие развития
промышленности, а как следствие неточности и несовершенства
законодательства, в котором предусмотрена фискальная мера — налог в
пользу бедных;
— всеобщая нужда тем самым превращается в частный вопрос
законодательства, частный политический вопрос;
— спустя определенный период времени социальные бедствия
рассматриваются правительством уже не как следствие
несовершенства законодательства, нераспорядительности администрации и
недостатка благотворительности, а как следствие избытка данных
направлений государственной деятельности;
— социальное бедствие квалифицируется как вина самих людей,
находящихся в бедственном положении;
— изобретаются методы репрессий, принимается уголовное
законодательство по отношению к людям, охваченным социальным
бедствием.
В результате данных действий социальное бедствие становится
политическим институтом страны, одним из направлений
деятельности государственной администрации. Задача администрации
формулируется предельно просто: навести порядок и дисциплинировать
людей, находящихся в бедственном положении. Затем ликвидируются
всякие официальные источники о нищете, обсуждение этого вопроса
в прессе и парламенте. Социально-политическая проблема
преобразуется в бесконечный ряд административных действий и уголовных
санкций. Тем самым отрицается причина политических
мероприятий, но сохраняются следствия данной причины: государственные
132

органы. После двух столетий деятельности правительства в этом
направлении парламент опять приходит к выводу, что рост нищеты
объясняется «нераспорядительностью администрации».
На основе исследования бюрократических отношений в статьях
из «Рейнской газеты», а также анализа гегелевской философии
права, соотнесенных с исследованием социальных реальностей
Англии, Маркс приходит к выводу: закономерности бюрократического
восприятия действительности относятся к деятельности правительств
различных стран независимо от специфики политических форм
(монархия, республика, демократия) и существует непосредственная
взаимосвязь между бюрократической и политической деятельностью
и мышлением. Если после двух столетий борьбы с нищетой парламент
Англии приходит к выводу, что социальные бедствия объясняются
нераспорядительностью администрации и недостатком
благотворительности, то такая политическая оценка явления приводит к реформе
администрации, что значит увеличению количества чиновников,
«приставленных к делу» нищеты! Социальные бедствия, нищета
объявляются природными явлениями, которые не зависят от
деятельности администрации.
Нетрудно заметить совпадение данных действий и процедур мысли
с бюрократической онтологией и гносеологией, описанных в первой
главе. Одновременно Маркс отмечает такие явления, как
ликвидация официальных источников о нищете, преобразование социальных
проблем в административные действия и уголовные санкции,
разрастание бюрократического аппарата государства по мере развития
социально-экономических и социально-политических противоречий.
Фиксирование данных моментов в деятельности буржуазного
государства — новое в развитии взглядов Маркса на бюрократию в
период окончательного перехода на позиции диалектического
материализма и коммунизма.
Маркс, далее, показывает, что деятельность даже самых
выдающихся буржуазных политиков (Робеспьер, Наполеон) и
революционных учреждений (Конвент в период французской революции)
подтверждает общую закономерность взаимосвязи бюрократического
и политического действия и мышления. И прогрессивные, и
реакционные политические деятели буржуазии не обладают оригинальностью
действия и мышления в сравнении с обычной деятельностью и
мышлением обычного чиновника как в мирные, так и в революционные
периоды.
Чем же объясняется данная закономерность? По характеристике
Маркса, даже самый радикальный и революционный буржуазный
политический деятель всегда воспринимает социальные бедствия с
точки зрения существующего или будущего государства. Для
буржуазных политических деятелей, независимо от их реакционной
или прогрессивной, консервативной или либеральной ориентации,
133

вопрос о причинах абстрактности отношений в гражданском обществе
и о сущности социальных бедствий преобразуется в вопрос
использования государства и наличного аппарата власти для утверждения
своей политической программы.
Поэтому восприятие социальных бедствий буржуазными
политическими деятелями неизбежно деформировано бюрократическими
стандартами действия и мышления. Существует тождество между
бюрократическим и политическим способом восприятия социальных
бедствий: «С политической точки зрения государство и устройство
общества не две разные вещи. Государство есть устройство общества.
В той мере, в какой государство признает существование социальных
недугов, оно видит их причину или в законах природы, которых
никакая человеческая власть не может устранить, или в частной жизни,
которая от государства не зависит, или в нецелесообразных
действиях зависящей от него администрации» [8, 439].
Таким образом, анализ социальных и политических реальностей
Англии, в которой буржуазное общество существует «в чистом виде»,
привел Маркса к выводу об универсальной взаимосвязи между
бюрократическим и политическим действием и мышлением. Маркс
переносит на политическую сферу характеристики бюрократического
действия и мышления, открытые им на предшествующих этапах
исследования бюрократии. То, что раньше относилось к
характеристике прусской администрации, теперь относится к администрации
всех стран и деятельности всех правительств, независимо от
специфики политической формы страны, от мирного или революционного
течения событий. Взаимосвязь между бюрократическими и
политическими отношениями, деятельностью и сознанием — объективная
закономерность, охватывающая все времена и пространства, в которых
существуют различные политические формы
классово-антагонистического общества. Эта закономерность определяет отношение
буржуазного государства к социальным бедствиям вообще и социально-
политическому движению пролетариата в частности.
Формулировка данной закономерности — принципиально новый,
методологически и теоретически значимый момент в развитии
взглядов Маркса на бюрократию классово-антагонистического
общества. Если речь идет об объективной закономерности, то теория
бюрократии приобретает статус всеобщности и ее задачи заключаются
в классификации объектов, в которых проявляется данная
закономерность.
3.2.3. Критика буржуазной
официальной науки
Анализируя официальную науку, Маркс указывает, что
закономерность взаимосвязи бюрократического и политического действия
134

и мышления не ограничивается рамками политики. Взгляды
английской буржуазии и правительства на бедственное положение
пролетариата выражаются также в английской политической экономии —
отражении «в науке английских экономических условий» [8, 434].
Ссылаясь на работу Мак-Куллоха «Рассуждение о
происхождении, успехах, отдельных вопросах и значении политической
экономии», на брошюру Кея «Новейшие мероприятия по улучшению дела
воспитания в Англии», Маркс показывает фальшивость и
иллюзорность использования бэконовского идеала науки для характеристики
содержания буржуазной политической экономии. По характеристике
Бэкона, к свойствам «вершины науки» относятся «чистый воздух»,
«созерцание красот природы» и «мельчайших деталей практики».
Эти характеристики используются буржуазными экономистами
для определения содержания и цели буржуазной политической
экономии. Но Маркс показывает, что данный идеал науки находится
в глубоком противоречии с социальными реальностями буржуазного
общества. Преобладающая часть этого общества — класс
пролетариата — находится в нищете.
Что же рекомендует буржуазная наука для преодоления
бедственного положения пролетариата? «Человеколюбивая теория»
Мальтуса провозглашает нищету естественным и вечным законом
природы и рекомедует государству предоставить бедноту ее
собственной участи и, самое большее, облегчить беднякам смерть. Менее
«людоедски» настроенные ученые предлагают правительству
воспитывать у пролетариата умереность и воздержание в потреблении
материальных благ и т. д., т. е. относятся к пролетариату как
незрелому и невоспитанному множеству лиц, подверженных порокам
«человеческой природы».
Отсюда становится ясно, что в буржуазной политической
экономии, претендующей на статус науки, воспроизводятся стандарты
мышления, типичные для бюрократии. Квалификация социальных
бедствий как вечного закона природы или как следствия непонимания
рабочими естественных законов торговли и пренебрежения вопросами
воспитания [8, 434—435] соответствует бюрократическому взгляду
на «человеческую природу»: люди по своей природе незрелы и
нуждаются в чиновном наставничестве!
Ученое наставничество — разновидность чиновного
наставничества. Отношение буржуазной официальной науки к социальным
бедствиям, нищете пролетариата не отличается от отношения
правительства и бюрократии буржуазных государств к пролетариату.
Стало быть, официальная социальная наука — в даном случае
политическая экономия — только разновидность «официальной точки
зрения» и «мнимого либерализма» на социальную действительность,
описанных Марксом при анализе бедственного положения виноделов
Примозельского края. Следовательно, буржуазная социальная
135

наука — разновидность универсальной взаимосвязи между
бюрократической и политической деятельностью и мышлением, несмотря на
ее претензии быть «бесстрастной и объективной».
3.2.4. Критика отношения буржуазных идеологов
к социальным бедствиям
Объективная закономерность взаимосвязи бюрократического и
политического мышления фиксируется также Марксом при анализе
и критике философских концепций и политических программ
младогегельянцев.
Разбирая статью А. Руге «Король прусский и социальная
реформа», Маркс показывает, что по отношению к бедственному положению
пролетариата, результатом которого было Силезское восстание
рабочих, можно занять две позиции: 1. Позицию теоретика. 2. Позицию
идеолога или «школьного наставника» [8, 445].
Позиция теоретика предполагает изучение действительных
причин бедственного положения пролетариата, специфики любого
социально-политического события (в данном случае — Силезского
восстания) и социально-политического движения пролетариата в
целом, любовь к угнетенным людям в единстве с любовью к истине,
мысль и научную проницательность. Возникающая социальная наука
пролетариата должна быть свободна от бюрократического взгляда на
действительность, от «официальной точки зрения» и «мнимого
либерализма». Социальная наука пролетариата должна принципиально
отличаться от официальной буржуазной науки в целом.
Вторая позиция заключается в формальном, т. е.
бюрократическом, подходе к анализу социально-политических событий и
движению пролетариата в целом, презрении к людям (рабочим), пустом
себялюбии и ловкой фразеологии. Если данные особенности поведения,
мышления и действия сохраняются в деятельности людей,
претендующих на роль идеологов пролетариата, то тем самым сохраняется
возможность культивирования стандартов бюрократического
мышления и действия, обусловленная существованием политических
форм буржуазного общества, буржуазной социальной наукой и
взаимосвязью между бюрократическим и политическим действием и
мышлением.
3.2.5. Что такое «политический рассудок»?
Резюмируя свой анализ прусской бюрократии, философии права
Гегеля, гражданского общества, политической эмансипации,
отношения буржуазного государства к социальным бедствиям, официальной
буржуазной науки и отношения буржуазных идеологов к
бедственному положению пролетариата, Маркс вводит теоретически и методоло-
136

гически емкую категорию политического рассудка для отражения в
теории бюрократии взаимосвязи между частной и политической
сферой, бюрократическими и политическими отношениями,
деятельностью и сознанием. В данной категории фиксируется открытая
Марксом объективная закономерность указанной взаимосвязи.
Маркс в работах из «Немецко-французского ежегодника»
детально описывает специфические свойства политического рассудка, в
которых проявляется данная закономерность.
Прежде всего он обращает внимание на универсальность,
всеобщность рассудочной формы политического действия и мысли.
Анализ степени материального могущества, развитости буржуазных
отношений и политических учреждений Англии позволяет заключить:
чем больше материальное могущество страны, чем более в ней развиты
буржуазные общественные отношения и чем в большей степени
политические формы буржуазного общества приближаются к демократии,
тем больше степень бюрократизации политического мышления и
действия. Классическая форма политического рассудка характерна
для наиболее развитых в материальном и политическом отношении
буржуазных стран.
Форма политического рассудка, по Марксу, состоит в том, что
государство рассматривается политическими деятелями и идеологами
буржуазии как деятельное, сознательное и официальное выражение
гражданского общества. Демократия как политическая форма
наиболее адекватно отражает природу отношений частной собственности,
господствующих в буржуазном обществе. Поэтому фетишизация
политических учреждений и политической деятельности в целом —
закономерное явление демократических политических форм
буржуазного общества.
«Политический рассудок, —пишет Маркс, —является
политическим рассудком потому именно, что мыслит внутри рамок политики.
Чем он острее и живее, тем неспособнее он к пониманию социальных
недугов» [8, 441]. Как было показано в предшествующих главах,
неспособность понимать причины и сущность бедственного
положения людей — стандарт мышления бюрократии. Этот стандарт
становится универсальным свойством мышления, выступающего в форме
буржуазной политической теории, политической экономии и
отношения буржуазных идеологов к социально-политическим движениям и
событиям.
В работах из «Немецко-французского ежегодника» Маркс
разъясняет это положение на примере французской буржуазной революции.
Он показывает, что государственный формализм есть следствие
политического материализма гражданского общества. Признание
отношений частной собственности вечным и незыблемым законом
человеческого общества характеризует мышление и деятельность
буржуазных революционных вождей и учреждений. Тем самым категория
137

государственного формализма сохраняет свою методологическую
значимость при анализе революционных процессов различных стран
по политическому «оформлению» буржуазных отношений.
Но политический рассудок характерен не только для периодов
буржуазных революций. Общественное благополучие и материальная
обеспеченность класса буржуазии также порождают политический
рассудок: «Политический рассудок — спиритуалист, и дается он
тому, кто уже имеет кое-что, кому уже недурно живется на свете»
[8, 445]. Политический рассудок, таким образом, связан с
материальным положением индивидов и классов и соответствующим данному
положению эгоизмом и своекорыстием. Материальное положение
индивидов, социальных групп и классов должно учитываться при
анализе материальных предпосылок бюрократизации политического
мышления и действия.
Следующая особенность политического рассудка — процедура
выведения из социальных бедствий политических устройств. Маркс
показывает, что такой взгляд на взаимосвязь общества и политики
был характерен для вождей французской буржуазной революции^
пренебрегавших анализом государства и принципов его
существования. Если источники политических неурядиц, неустройств и событий
ищут в отдельных, т. е. абстрактных явлениях и отношениях,
а отдельные явления используют в качестве «одной мерки для всех»
и пренебрегают анализом существа общественных отношений в их
целостности, то это также свидетельствует о рассудочности
политического мышления.
Последнее свойство политического рассудка Маркс описывает
так: «Принцип политики — воля. Чем одностороннее и, стало быть,
чем совершеннее политический рассудок, тем сильнее его вера во
всемогущество воли, тем большую слепоту проявляет он по
отношению к природным и духовным границам воли, тем менее,
следовательно, способен он открыть источник социальных недугов» [8, 441].
Марксова критика воли как элемента политического рассудка
вытекает из критики одного из центральных положений гегелевской
философии права: принцип воли — основной принцип политической
власти, в том числе ее монархической формы. Маркс подверг критике это
положение в рукописи «К критике гегелевской философии права».
Новый аспект Марксовой критики заключается в том, что он
связывает гегелевское понимание основного принципа власти — воли —
с повседневными реальностями политического процесса буржуазных
государств.
Но, в отличие от Гегеля, считавшего волю конкретным
определением политической власти, Маркс определяет ее как наиболее
абстрактное — суть рассудочное — определение политической
власти. Совершенство политического рассудка заключается в его
односторонности, абстрактности, носителем данной абстрактности
является воля.
138

Политический рассудок — это такое формообразование
политической деятельности и мышления, которое отражает взаимосвязь
политики и бюрократии. Универсальность политического рассудка
обусловлена универсальностью бюрократических отношений,
коренящихся в отношениях собственности, пронизывающих социальные
и политические структуры буржуазных государств. Свойства
политического рассудка определяются материальным положением и
материальным могуществом индивида, сословия, класса, страны,
квалификацией государства как деятельного выражения гражданского
общества, процедурой выведения из социальных бедствий
политических неустройств, фетишизацией политической сферы и волей.
На уровне политического действия совокупность данных свойств
выражается в бюрократизации всей системы политических
отношений и учреждений. На уровне политического мышления совокупность
этих свойств приводит к тождеству бюрократической и политической
мысли.
Учитывая всю проблематику Марксовых исследований
бюрократии в процессе перехода от революционного демократизма к
диалектическому материализму и коммунизму, а также содержание категории
политический рассудок, в известной степени итоговой для Марксова
анализа взаимосвязей между отношениями частной собственности и
буржуазным государством, можно заключить, что буржуазные
революции воплощали в действительность не разум, а политический
рассудок в виде государственного формализма. Весомым аргументом
в этом отношении является тот факт, что Маркс в работах из
«Немецко-французского ежегодника» понятия «политической
революции» и «политической души революции» выводит из анализа
взаимосвязей между отношениями частной собственности,
порождающими множество частных интересов, и политическими формами
и учреждениями буржуазных государств; между бюрократическим и
политическим действием и мышлением. Данная взаимосвязь приводит
к ряду последствий, существенных для понимания природы
буржуазных политических революций.
Он показывает, что политическое восстание, даже самое
универсальное, не свободно от эгоизма и своекорыстия как абстрактных
характеристик общества и индивида. Класс буржуазии, являющийся
носителем определенной системы общественных отношений, и
индивиды — политические вожди буржуазии, осуществляющие
политические революции, стремятся использовать государство в целях
завоевания и укрепления своего господства.
Но отношения господства — составная часть и неотъемлемый
элемент бюрократических отношений. Поэтому индивиды и классы,
осуществляющие буржуазные политические революции, стоят на
точке зрения «механизма государства» и не свободны от
бюрократического отношения к действительности. «Механизм государства», воз-
139

никающий в результате буржуазных революций, есть
организованная противоположность «между всеобщей идеей человека и его
индивидуальным существованием» [8, 447]. Политическая революция
есть начало организации нового господствующего слоя за счет всего
общества. Политическая точка зрения на вещи и отношения является,
по характеристике Маркса, ограниченной.
Буржуазные революции — конкретно-исторический пример
данной ограниченности. С одной стороны, буржуазные политические
революции конституируют политическое государство как всеобщее
дело, разрушают способы отрыва народа от политической общности,
разбивают гражданское общество на атомизированных индивидов —
материальных и духовных элементов общества, освобождают
политический дух и конституируют его как сферу общности, превращают
политическую функцию во всеобщую.
Но одновременно буржуазные политические революции
высвобождают материальный, эгоистический и своекорыстный дух
гражданского общества, эмансипируют гражданское общество от
политики, а также от разума и свободы, поскольку в гражданском обществе
нет даже видимости всеобщего содержания.
Поэтому буржуазная политическая революция, по определению
Маркса, есть «частичная революция», которая «...разлагает
гражданскую жизнь на ее составные части, не революционизируя самих этих
составных частей и не подвергая их критике» [6, 405]. Политическая
эмансипация, осуществленная буржуазными революциями, сводит
человека к эгоисту (дух всеобщего своекорыстия и полезности) и к
гражданину государства (абстракция частного собственника). В
политическом рассудке как форме политического мышления
отражаются абстрактные определения человека и отношений между
индивидами в гражданском обществе и политическом государстве.
Таким образом, концепция «частичной» политической революции,
специфичная для статей Маркса из «Немецко-французского
ежегодника», непосредственно связана с категорией политического рассудка,
а последняя является развитием понятий «призрачная форма» и
«частичный» политический разум, используемых Марксом в процессе
критики гегелевской концепции организма государства. С учетом
проблематики и понятий Марксовых исследований взаимосвязей
между бюрократическим и политическим действием и мышлением
закономерен вывод о буржуазном государстве как универсальной
форме бюрократических отношений.
Что же противопоставляет Маркс политическому рассудку и
«частичной» (суть буржуазной) политической революции? Как
это противопоставление связано с проблематикой анализа
бюрократических отношений в период формирования метода Маркса, с одной
стороны, и окончательным переходом на позиции диалектического
материализма и коммунизма — с другой стороны?
140

3.3. Политический разум и социальная революция
Категория политического разума используется Марксом, с одной
стороны, для решения проблемы поиска носителя разума и
совпадения всеобщих, особых и единичных интересов, с другой — для
противопоставления этого решения политическому рассудку,
воплотившемуся в буржуазных политических революциях. Категория
политического разума вводится им на основе исследования взаимосвязей
между гражданским обществом и политическим государством,
отрицательной оценки этих связей, поскольку буржуазное государство не
в силах преодолеть бедственное положение пролетариата.
Характеристики разума, свободы, эмпирической всеобщности
Маркс переносит на класс пролетариата. Поэтому политический
разум противостоит рассудку практической потребности,
мировоззрению практической потребности и политическому рассудку буржуазии.
Основным критерием отличия политического разума пролетариата
от рассудочных форм социальной и политической мысли буржуазии
является связь политического разума с революционной практикой.
Концепция революционной практики, разработанная Марксом в
статьях из «Немецко-французского ежегодника»—методологически и
социально-политически важнейший принцип в развитии взглядов
Маркса на буржуазное общество и политическое государство.
Уже в статье «К еврейскому вопросу» Маркс оперирует
категорией революционной практики для формулировки и решения двух
познавательных и практических проблем: 1. Является ли
политическая сфера средством сохранения прав человека как собственника?
2. Сохраняется ли противоречие между политикой буржуазного
государства и революцией?
Если политическая сфера охраняет права человека как
собственника, то сохраняется противоречие между политикой буржуазного
государства и революцией. Если это противоречие сохраняется, то
политическое действие и политическое мышление буржуазных классов,
политических учреждений и политических вождей выступает в
рассудочной — суть бюрократически-политической — форме.
Для преодоления рассудочности политического мышления и
действия и выработки политического разума необходимо наличие такого
класса, объективные условия жизни и деятельности которого
противоположны рассудку практической потребности, мировоззрению
практической потребности и политическому рассудку. В «Тезисах о
Фейербахе» Маркс назовет эти формы социально-политической мысли
«грязно-торгашескими» (буквально— «грязно-еврейскими»)
формами практики. В статьях из «Немецко-французского ежегодника»
Маркс определяет революционную практику как «практику на высоте
принципов» [7, 422], а не на основе тотального своекорыстия,
эгоизма, властолюбия и веры: «Теория осуществляется в каждом народе
141

всегда лишь постольку, поскольку она является осуществлением его
потребностей (...) Недостаточно, чтобы мысль стремилась к
воплощению в действительность, сама действительность должна стремиться к
мысли» [7, 423].
Маркс использует понятие «политического идеалиста»,
первоначально разработанное в рукописи «К критике гегелевской философии
права», для того, чтобы подчеркнуть принципиальное отличие
носителя революционной практики от политического материализма
буржуазного общества, который находит своего носителя в классе
буржуазии и в существовании рассудочных форм социальной и
политической мысли. Политический идеалист — это класс, который на деле
объективно является и в то же время чувствует себя «не особым
классом, а представителем социальных потребностей вообще» [7,
427], который стремится организовать условия человеческого
существования «исходя из социальной свободы как необходимой
предпосылки» [7, 427].
Пролетариат является носителем действительности, стремящейся
к мысли, и одновременно — носителем процесса воплощения разума
в действительность, ибо ни один из агентов социально-политической
практики по причинам, рассмотренным выше, не в состоянии
выполнить эту задачу. «Философия не может быть воплощена в
действительность без упразднения пролетариата, пролетариат не может
упразднить себя, не воплотив философию в действительность» [7,
429]. Принципы революционной практики — всеобщий интерес,
разум, свобода, человек — совпадают с предикатом пролетариата.
Сообразно такому решению проблемы носителя процесса
воплощения разума в действительность и совпадения всеобщих, особых и
единичных интересов Маркс формулирует конкретные задачи,
возникающие в процессе генерирования и кумуляции политического
разума пролетариата.
Для устранения рассудочности политической мысли и действия
необходимо прежде всего разрушить те формы сознания, которые
Гегель считал надежным средством воплощения разума в
действительность и приведения в единство всеобщих, особых и единичных
интересов — политическое умонастроение, корпоративный дух и
государственный разум, и которые Маркс подверг уничтожающей
критике в ходе анализа бюрократических отношений. Для перехода
политического мышления в форму политического разума необходимо
осознание противоположности между общественной и частной
жизнью, общими и частными интересами, назначением и «доброй
волей» государственной администрации и средствами реализации
этой «доброй воли» в рамках буржуазного социального и
политического порядка.
Данные противоречия образуют базис политического государства.
Гражданская жизнь в буржуазном обществе, как было показано, по
142

своей природе антисоциальна. Политическое государство с помощью
аппарата государственного управления и других политических
институтов только отражает и усиливает антисоциальные отношения
гражданского общества. Поэтому деятельность администрации
буржуазных государств может быть, по характеристике Маркса, только
бессильной, формальной и отрицательной. Государство — раб
гражданского общества, а гражданское общество — раб государства. В
этом смысле материальное рабство — погоня за удовлетворением
своих частных интересов, и политическое рабство — погоня за
властью во имя удовлетворения частных интересов в качестве всеобщих,
взаимно дополняют и укрепляют друг друга. Аппарат буржуазного
государства — только особая форма взаимосвязи между рабством
интереса и рабством власти. Устранение и преодоление
бюрократических отношений непосредственно связано с преодолением
противоречий, на которых базируется буржуазное государство.
Маркс отмечает, что распространенность политического рассудка
в каком-либо народе (в данном случае речь идет о Германии и
Франции) приводит к безрассудным, бесполезным и кровавым
столкновениям пролетариата с буржуазией и другими защитниками статус-кво.
На первых фазах революционного действия пролетариат также не
свободен от влияния политического рассудка. Если пролетариат
выступает за соблюдение своих имущественных и политических прав
в рамках существующего социального и политического порядка,
если пролетариат видит причину своего бедственного положения
в политической воле и считает насилие основным средством борьбы
с существующими социальными отношениями, то такие процедуры
политической мысли и методы политического действия, по
характеристике Маркса, свидетельствуют о рассудочности политического
мышления и действия и создают объективную основу для сохранения
бюрократических отношений в социально-политическом движении
пролетариата.
На этом основании Маркс считал, что подавление в крови первых
пролетарских выступлений было необходимо, поскольку оно
способствовало преодолению политического рассудка, обеспечивало
«рассудку надлежащий приток воздуха» [8, 446] и благоприятствовало
переходу политического мышления пролетариата в форму
политического разума.
Для трансформации политического рассудка в политический
разум пролетариат должен преодолеть все практические иллюзии и
иллюзорные формы сознания, которые порождаются материальными
отношениями буржуазного общества и закрепляются в политике и
религии, отказаться от «такого положения, которое нуждается в
иллюзиях» [7, 415]. Необходимо устранить какую бы то ни было связь
религии с политикой, осознать тот факт, что религия есть частная
прихоть частного человека, а государственная религия — частная
143

прихоть частного государства, способствующая укреплению
политического фетишизма. Взаимосвязь религии с политикой — одно из
свидетельств отсутствия разума в гражданском обществе, в отношении
человека к действительности, в политическом государстве.
Необходимым условием трансформации политического рассудка
в политический разум является выработка нового представления
о предмете социальной науки. На каких же основаниях должна
возникнуть новая наука об обществе?
Ранее было показано, что отношение буржуазного государства
к бедственному положению пролетариата, отношение буржуазных
идеологов к социально-политическому движению пролетариата и
официальная буржуазная наука не могут считаться разумными,
так как они принадлежат к рассудочным формам социальной и
политической мысли. Открыть действительные, объективные причины
бедственного положения пролетариата и на этой основе увидеть
объективные тенденции социально-политического движения пролетариата
и социального развития в целом, по Марксу, может только логичная —
суть рациональная голова. Речь идет о выработке такой теории и
методологии познания, которая давала бы максимально объективную и
достоверную картину социальной действительности — и в то же время
в принципе отвергала какую бы то ни было связь разума с
совокупностью отношений, порождающих иллюзорные формы сознания.
При вычленении объекта социальной науки в статьях из
«Немецко-французского ежегодника» Маркс исходит из двух основных
положений:
— различия между буржуазией и правительствами различных
стран несущественны;
— необходимо осознать «универсальность нужды» пролетариата.
В этих положениях в сжатом виде содержится процесс
формирования Маркса как теоретика пролетариата, начавшего с
исследования причин бедственного положения виноделов Примозельского края,
причин кражи леса и других аналогичных явлений социальной
действительности Германии, убедившегося в том, что политическая
теория Гегеля только оправдывает наличный социальный и
политический порядок, что ни одно из правительств буржуазных государств
не заинтересовано в устранении причин бедственного положения
пролетариата, и пришедшего к закономерному выводу о том, что
бедственное положение пролетариата — объективная реальность
буржуазного общества. Но эта объективная реальность должна быть
преобразована!
Данная установка Маркса существенна для понимания специфики
марксистской теории и методологии познания социальных объектов.
Если нужда пролетариата всеобща, распространена в пространстве и
повторяема во времени классово-антагонистического общества, а
попытки правительств буржуазных государств с опорой на бюрократи-
144

ческий аппарат управления устранить нужду безрезультатны, то
объект социальной теории подобен естественным объектам, которые
независимы от сознания и воли человека. Критика существующих
теорий — философии права Гегеля, английской политической
экономии, политических теорий французских буржуа — становится
поэтому необходимой составной частью процесса вычленения объекта
исследования.
Каждая из этих теорий анализируется не столько с точки зрения
внутренней непротиворечивости, последовательности, логической
простоты и тому подобных чисто академических достоинств, сколько
с точки зрения выявления тех противоречий социального бытия,
которые оказались ложно истолкованными в данных теориях.
Критика теорий становится тем самым критикой социальной
действительности различных стран — Германии, Франции, Англии, буржуазного
общества в целом.
Осуществление такого типа критики одновременно означает
решение классической познавательной и практической проблемы
отношения между разумом и действительностью. По мысли Маркса,
нельзя отменить философию (разум), не осуществив ее (его) в
действительности. С другой стороны, нельзя изменить действительность,
не изменив саму философию, следовательно, и другие формы
отражения действительности, как мнимые формы мнимой действительности.
Эти положения Маркса, высказанные в статье «К критике
гегелевской философии права. Введение», могут быть отнесены к
социальным наукам в целом, изучающим причины бедственного положения
пролетариата и формулирующим на этой основе программу
преобразования объективной реальности классово-антагонистического
общества. Рост нищеты пролетариата — следствие объективных
условий развития буржуазного общества. Рост сознания пролетариата —
следствие данных объективных условий. Между универсальностью
нужды и ростом сознания пролетариата, таким образом, существует
причинно-следственная связь.
Эта связь имеет самое непосредственное отношение к
преобразованию объекта социальной науки в процессе воплощения разума в
действительность. Философия и социальная теория не могут быть
всеобщими до тех пор, пока разум в своем эмпирическом бытии
не оторван от мистифицированных форм отражения действительности
и не подчинен критериям научной, а не материальной (эгоистически-
своекорыстной), политической (рассудочно-бюрократической) и
религиозной (идеологической) всеобщности. Философия и социальная
теория, с другой стороны, разумны только в той степени, в которой
разумна действительность. Носителем эмпирической всеобщности
разума является пролетариат. Следовательно, только теории, созданные
в интересах и с позиций пролетариата, удовлетворяют критериям
научности. Все остальное относится к рассудочным формам
действительности и теории.
10. В. П. Макаренко

Процесс образования всеобщности политического движения и
разума пролетариата зависит от степени, в которой пролетариат
противостоит гражданскому обществу как миру абстрактных отношений
частной собственности, юридическому оформлению прав частной
собственности и скрытому врагу — банкирам как олицетворению
связи денежной власти с политической, политического материализма с
политическим рассудком.
Для анализа процесса образования всеобщности политического
разума пролетариата необходимо сопоставление отрядов и первых
форм рабочего движения различных стран. Изучение уровня
экономического, политического и теоретического развития пролетариата
конкретной страны в сопоставлении с экономическим, политическим
и теоретическим развитием буржуазии различных стран позволяет
судить о предпосылках политического разума пролетариата. Чем
более развита буржуазия конкретной страны и буржуазия всех
стран в целом, тем большее влияние оказывает ее экономический,
политический и теоретический рассудок на политический разум
пролетариата. Только конкретное изучение процессов этого влияния
позволяет поставить вопрос о национальных модификациях
соотношения между абстрактным и конкретным в интересах власти и
сознании пролетариата.
Анализируя Силезское восстание рабочих, Маркс видит его
отличительный признак в том, что оно является наиболее теоретическим
и сознательным, что в этом восстании сделана попытка осознать
сущность пролетариата. И хотя, как отмечает Т. И. Ойзерман, в этих
высказываниях Маркса содержится некоторая переоценка классовой
сознательности немецких пролетариев, «...все же Маркс по существу
прав, так как главное в его оценке силезского восстания —
подчеркивание антикапиталистической сущности освободительной борьбы
пролетариата» [34, 254]. Признак сущности пролетарского
движения — его антикапиталистическая направленность — тождествен
всеобщности данного движения.
Данный признак совпадает с просвещением и способностью
пролетариата к просвещению как носителя всеобщих интересов и
взаимосвязи между разумом и действительностью. С этой точки зрения
различные отряды пролетариата — части целостного организма,
осуществляющего экономическую, политическую и теоретическую
функцию. Политический разум пролетариата, таким образом,
существует в единстве с экономическим и теоретическим разумом, так
как связь мысли с социальными (но не антисоциальными)
принципами — исходный пункт движения пролетариата.
Именно поэтому пролетариат обладает, по определению Маркса,
«классическим призванием» к социальной революции: он осознает
целостность своего движения и стимулирует разработку
экономических, политических и философских теорий как органических частей
146

системы взглядов, беспощадных по отношению к существующему
миру интересов, власти и веры. Причем, воплощение разума в
действительность тесно связано с материальным положением и
политической ролью того или иного пролетария в гражданском обществе и
политическом государстве буржуазной действительности. Чем
сильнее эта связь, тем меньше гарантий того, что данный пролетарий
является носителем всеобщих интересов и действительности,
стремящейся к мысли.
Для культивирования и конституирования политического разума
пролетариата необходим отрыв всех индивидов, образующих
эмпирическую всеобщность пролетариата, от абстрактных отношений
собственности, а также от усиливающих данную абстрактность
политических и религиозных общностей и учреждений. Разум
приобретает конкретность и всеобщность по мере того, как он находит
всеобщую и конкретную — суть революционную практику. Всеобщность
и конкретность революционной практики — предпосылка и продукт
пролетарского движения, поскольку оно противостоит национальным
модификациям и универсальности политического рассудка —
продукта и предпосылки абстрактных отношений, в которых извечно
разъединены всеобщие, особые и единичные интересы, разум и
действительность.
Таким образом, категория политического разума в работах Маркса
из «Немецко-французского ежегодника» выполняет комплекс
методологических и теоретических функций в процессе решения ряда
познавательных и практически-политических проблем: поиска
носителя разума, носителя совпадения всеобщих, особых и единичных
интересов, носителя революционной практики и формулировки на
этой основе принципов фундаментального отличия политического
разума от политического рассудка.
Политический разум — это такая форма политической мысли
и действия, которая предполагает преодоление рассудочности
социальной и политической мысли на основе революционной практики
класса (пролетариата), который объективно является
представителем всех социальных потребностей, способствует разрушению
мнимых форм совпадения всеобщих, особых и единичных интересов,
осознает противоположность частных и всеобщих интересов в
условиях буржуазного общества, бюрократический характер буржуазного
государства независимо от специфики политических форм, стремится
освободиться от влияния политического рассудка буржуазии и всех
остальных практических иллюзий и иллюзорных форм сознания,
способствует выработке новой методологии социального познания и
социальной теории в процессе критики буржуазной действительности
и теорий, отражающих эту действительность, является носителем
просвещения и способности к просвещению, соединяет в единое целое
экономическую, политическую и философскую мысль, осознает це-
ю*
147

лостность своего движения в процессе развития всеобщей и
конкретной революционной практики, преобразующей буржуазное общество в
целом.
Завершая анализ политического разума пролетариата, Маркс
указывает, что содержанием этого разума может быть только
социальная революция, поскольку она способствует выработке и
обогащению политического разума пролетариата в единстве с
экономическим и теоретическим разумом и выполнению всех тех задач,
которые ставит Маркс перед пролетарским движением. Социальная
революция исходит из «точки зрения отдельного действительного
индивидуума» [8, 447], выражающего протест «против обесчелове-
ченной жизни» [8, 447] и в эмпирической действительности
преодолевающего разрыв между всеобщими, особыми и единичными
интересами в сфере социальных и политических отношений и институтов,
между разумом и действительностью. Пролетарская революция
разрушает буржуазное общество (социальное содержание) и низвергает
буржуазное государство (политическая форма) и потому является
разумной: «Политическая революция с социальной душой имеет
разумный смысл» [8, 448].
Единство социального содержания и политической формы
пролетарской революции — предпосылка «организующей деятельности»
пролетариата, преодолевающего причины и следствия
бюрократических отношений в социальной практике и социальной теории.
3.4. Итоги и перспективы исследования бюрократии
классово-антагонистического общества
Какие же практические и теоретические предпосылки
преодоления бюрократических отношений указывает Маркс в статьях из
«Немецко-французского ежегодника»? Ответ на этот вопрос связан
с главными направлениями развития взглядов Маркса на природу
бюрократии в рамках данного периода.
Окончательный переход Маркса на позиции диалектического
материализма и коммунизма в 1844 г. оказал решающее влияние на
проблематику и содержание его взглядов на бюрократию. Отсюда,
однако, не следует, что в работах Маркса из «Немецко-французского
ежегодника» не сохранилось никаких связей с предыдущими
этапами исследования бюрократии.
Проблемы взаимосвязи всеобщих, особых и единичных интересов
и носителя разума также рассматриваются им в статьях из «Немецко-
французского ежегодника», но их решение уже принципиально
отличается от разработки в рукописи «К критике гегелевской философии
права» и в более ранних работах.
Принципиальное отличие связано прежде всего с анализом отно-
148

шений частной собственности как социальной предпосылки
бюрократических отношений. Если в рукописи эта тема только намечена, то
в работах из «Немецко-французского ежегодника» она приобретает
самостоятельное значение. Маркс занят уже не столько критикой
гегелевской концепции единства отношений собственности и
природной нравственности, сколько выведением из отношений частной
собственности юридических прав и определенных форм сознания
(рассудок и мировоззрение практической потребности),
располагающихся «на стыке» между гражданским обществом и политическим
государством.
Причины универсального своекорыстия индивидов коренятся в
отношениях частной собственности. Политическое государство является
только отражением данных отношений. Следовательно, и
бюрократические отношения, специфичные для государства и его аппарата
управления, также обусловлены отношениями частной собственности.
Эти положения Маркса являются уже строго
материалистическими, хотя и выражаются иногда с помощью понятийного аппарата, не
всегда адекватного установке Маркса. Он в это время еще находился
под определенным влиянием Гегеля и Фейербаха. Но это влияние
становится все менее и менее значимым.
Доказательством тому является модификация проблематики
исследования бюрократии. В рукописи «К критике гегелевской
философии права» бюрократическое отношение рассматривалось Марксом
как сложная практически-духовная целостность, обусловленная
отношениями собственности, существованием надындивидуальных сил,
преобразованием всеобщих интересов в особые в определенных
формах сознания (политическое умонастроение, корпоративный дух,
государственный разум) и формах социальной организации,
находящих воплощение в государственном формализме.
Но в рукописи еще ничего не говорится о пролетариате и
революционной практике как основной практической предпосылке
преодоления буржуазного общества и государства с присущими ему
бюрократическими отношениями. В статьях из «Немецко-французского
ежегодника» эта тема становится центральной. С одной стороны,
Маркс сохраняет намеченную ранее проблематику исследования
бюрократии как множество объектов беспощадной и тотальной критики.
Причем проблематика эта уже не ограничивается рамками одной
страны, так как бюрократия рассматривается как универсальное
явление, имеющее место во всех странах, где существует буржуазное
государство, независимо от специфики политических форм.
С другой стороны, разработка идеи о пролетариате как носителе
революционной практики, противостоящей буржуазному государству,
позволяет Марксу конкретизировать представление о
государственном формализме. В статьях из «Немецко-французского ежегодника»
государственный формализм рассматривается как следствие универ-
149

сальной взаимосвязи между бюрократией и политикой, элементами
которой являются политическая эмансипация, особое отношение
буржуазного государства к бедственному положению пролетариата,
официальная буржуазная наука и отношение буржуазных идеологов
к бедственному положению пролетариата. Не все эти темы
разработаны в статьях из «Немецко-французского ежегодника» с
исчерпывающей полнотой. Например, тема идеологии только намечена.
Но суть дела не в этом. Фиксирование универсальности,
всеобщности бюрократических отношений позволяет ему установить всеобщую
форму политического мышления и действия, в которой отражена
универсальная взаимосвязь между бюрократией и политикой. Такой
формой является политический рассудок. Разработка концепции
политического рассудка — новый момент в развитии взглядов Маркса
на бюрократию классово-антагонистического общества.
Категория «политического рассудка» выведена при изучении
универсальной зависимости форм государства и форм политической
мысли от отношений частной собственности. Политический
рассудок — объективная форма мысли и действия, поскольку отражает
объективные социальные (частная собственность) и политические
(государственный формализм) отношения буржуазного общества.
Можно сказать также, что категория «политического рассудка»
является развитием категории «государственный формализм», так
как в его определении политического рассудка есть все определения
государственного формализма. С другой стороны, учитывая
окончательный переход Маркса на позиции диалектического материализма
и коммунизма, можно считать данную категорию конституирующей
для материалистической теории бюрократии
классово-антагонистического общества наряду с категорией государственного формализма.
Главным аргументом, доказывающим справедливость этого
положения, является то, что политический рассудок — объективная,
всеобщая и необходимая форма политической мысли, порожденная
отношениями частной собственности и буржуазным государством
как отражением данных отношений. Объективность, всеобщность
и необходимость этой формы политической мысли и действия (и
Маркс особо подчеркивает этот момент) не зависит от мирного или
революционного течения событий. Политические движения,
учреждения и вожди буржуазии в мирные и революционные периоды
являются носителями политического рассудка.
Категория «политического рассудка», аналогично категории
«государственного формализма», выполняет критическую функцию в
рамках материалистической теории бюрократии, поскольку
удовлетворяет одному из основных требований данной теории: связь
философского, политического, социологического и любого иного анализа
бюрократии с реальной практикой функционирования аппарата
государственного управления, а также политических движений буржуа-
150

зии. В то же время категории материалистической теории
бюрократии — средства борьбы с обыденными и рафинированными формами
проявления практических иллюзий во всех направлениях
государственной деятельности, на всех уровнях административной и
политической иерархии снизу доверху, а также в содержании буржуазных
политических теорий. Категории «государственного формализма» и
«политического рассудка», как показывает процесс развития
взглядов Маркса на бюрократию, не содержат ни грана апологетики
существующих систем государственного управления, буржуазных
политических революций и социально-политических теорий буржуазии.
Этим объясняется методологическая и теоретическая значимость
категорий «государственного формализма» и «политического
рассудка» для разработки материалистической теории бюрократии.
Концепция политического разума, основы которой содержатся
в статьях Маркса из «Немецко-французского ежегодника», является
в известной степени итоговой для его анализа проблем взаимосвязи
всеобщих, особых и единичных интересов и поиска носителя разума.
Принципиальная новизна Марксова решения этой проблемы,
знаменующего окончательный переход на позиции диалектического
материализма и научного коммунизма, заключается в том, что данное
решение оказалось связанным с разработкой концепции
революционной практики и исторической миссии пролетариата.
Революционная практика пролетариата — важнейшая
практическая предпосылка генерирования политического разума. Никто,
кроме пролетариата не может быть носителем революционной
практики, соединяющей воедино всеобщие, особые и единичные интересы
и разум, противостоящий политическому рассудку буржуазии.
Политический разум пролетариата в единстве с экономическим и
философским — важнейшая теоретическая предпосылка преодоления
бюрократических отношений классово-антагонистического общества.
Единство данных предпосылок определяет множество конкретных
практических и теоретических задач, стоящих перед пролетариатом
в процессе революционного преобразования общества. Конкретизация
этих задач содержится в классических произведениях Маркса,
Энгельса, Ленина и определяет перспективу дальнейшего анализа,
критики и выработки программ революционного преобразования
буржуазного общества и государства с присущими ему
бюрократическими отношениями.
Таким образом, главные направления развития взглядов Маркса
на природу бюрократии классово-антагонистического общества в
период окончательного перехода на позиции диалектического
материализма и коммунизма заключаются в обосновании следующих
положений: отношения частной собственности — социальная причина
бюрократических отношений; бюрократические отношения
универсальны по своей природе, поскольку буржуазное государство отра-
151

жает отношения частной собственности; взаимосвязь
бюрократической и политической деятельности, отношений и сознания —
универсальная закономерность возникновения, существования и
развития буржуазного общества и государства; отношения частной
собственности и взаимосвязи бюрократии и политики образуют основу
государственного формализма и политического рассудка как
универсальных форм буржуазной политической мысли и действия; эта
форма противостоит пролетариату как носителю революционной
практики и политического разума; формы буржуазной политической
мысли и действия могут быть разрушены только в результате
пролетарской революции.
Эти положения составили основу Марксовой теории бюрократии,
были развиты в классических произведениях марксизма и законо
мерно привели к положению о необходимости слома государственной
машины классово-антагонистического общества.

Заключение
Изучение работ Маркса, написанных в 1842 — 1844 гг., убеждает в том,
что с самого начала публицистической и научной деятельности у Маркса
складывалась определенная система взглядов на социальный феномен
бюрократии. Динамика данных взглядов отражала последовательный переход
Маркса от революционного демократизма к
диалектико-материалистическому и коммунистическому мировоззрению. По мере перехода от
революционного демократизма к диалектическому материализму и коммунизму
постепенно уточнялась проблематика, складывалась структура и понятийный аппарат
Марксова анализа бюрократии. Стержнем, объединяющим проблематику,
структуру и понятийный аппарат его анализа с содержательной и временной
точки зрения была проблема взаимосвязи всеобщих, особых и единичных
интересов в единстве с поиском носителя процесса воплощения разума в
действительность.
Наиболее существенные в содержательном и методологическом
отношении моменты анализа данной проблемы непосредственно связаны с этапами
перехода Маркса от революционного демократизма к диалектическому
материализму и коммунизму.
В период начала перехода от идеализма и революционного демократизма
к диалектическому материализму и коммунизму (статьи Маркса в
«Рейнской газете») основная проблематика его концепции бюрократии
концентрируется вокруг вопроса: чем объясняется бедственное положение людей-
виноделов Примозельского края, крестьян, ворующих хворост и т. д.?
При ответе на этот вопрос Маркс оперирует гегелевскими категориями
«государственная сторона» и «частная сторона» для определения сферы
исследования бюрократии. Конкретизация данных категорий приводит к
социологически конкретным понятиям (интерес правительства, взгляды
правительства, официальная точка зрения, мнимый либерализм, частный
интерес, неофициальная точка зрения) для описания определенного типа
отношений к одному и тому же социальному факту: бедственному
положению людей. Категория «отношение» позволяет Марксу связать эмпирический
уровень исследования бюрократии с системой взглядов, объясняющих
природу независимости и объективности и бюрократических отношений между
обществом и аппаратом государственого управления и отношений внутри
аппарата управления. На этом этапе исследования Маркс анализировал
аппарат государственного управления прусской монархии.
Объясняя природу данных отношений, Маркс указывает следующие
объекты исследования: бюрократическая онтология, чиновник как
социальный тип, бюрократический принцип типологии граждан и его последствия,
особенности бюрократического мышления, бюрократическую концепцию
истины и поиска истины, типы бюрократического познания
действительности, иерархия как тип отношений и способ познания, теория разделения
граждан на активных и пассивных, административные традиции конкретной
страны, система отношений между высшими и низшими уровнями адми-
153

нистративной иерархии, процессы и результаты бюрократического
творчества, процессы бюрократизации социально-политической полемики, жалоба
как социальный феномен, формы проявления предварительной цензуры.
На данном этапе идейной эволюции Маркс считал, что
бюрократическое отношение в целом конституируется иерархией, государственным
разумом и теорией, разделяющей граждан на управляемых и управляющих.
Хотя при такой постановке вопроса еще нет речи о действительных
причинах бюрократических отношений, революционно-демократическая
установка позволила Марксу связать множество объектов исследования в
целостность, обусловленную поиском причин бедственного положения людей.
Целостность знания о бюрократии — существенная характеристика Марксо-
вых взглядов на природу данного феномена. Маркса интересует
многообразная сеть связей и опосредовании между бюрократией и другими элементами
социальной и политической жизни.
Представление о бюрократии как феномене, пронизывающем все сферы
социального и политического бытия, сыграло важную роль в процессе его
перехода от критики прусской бюрократии к критике философии права Гегеля.
Если сферы проявления бюрократических отношений многообразны, то какая
теория связывает данное многообразие в целостность и обосновывает
необходимость такой целостности? Марксова критика философии права Гегеля
может рассматриваться как первоначальная попытка ответить на этот вопрос,
соответствующая периоду начала окончательного перехода Маркса на
позиции диалектического материализма и коммунизма.
В рукописи «К критике гегелевской философии права» его интерес
начинает смещаться к анализу социальных причин бюрократических
отношений. Обнаруженное совпадение структуры бюрократического отношения
(закон иерархии, государственный разум и теория разделения граждан на
два класса) с гегелевской процедурой выведения форм сознания из идеи
государства и объективно-идеалистически постулированной взаимосвязи
между всеобщими, особыми и единичными интересами, между разумом
и действительностью, побуждает его отнестись к гегелевской философии
права как теоретическому обоснованию тотальной бюрократизации
социальной и политической сферы.
Отрицающий эту бюрократизацию пафос Маркса обусловливает его
вывод о том, что социальные предпосылки бюрократических отношений
коренятся во взаимосвязи отношений частной собственности с выполнением
государственных функций и реализацией частных интересов в качестве
всеобщих. Для обоснования этого положения Маркс исследует проблему
взаимосвязи разума и интереса, намечает материалистическое решение
вопроса о природе всеобщего интереса и показывает природу
бюрократической всеобщности, вводя при этом категорию «государственного формализма».
Конкретизируя ее, он показывает практическую и теоретическую
мнимость существующей системы гарантий от бюрократических злоупотреблений
властью, углубляет разработку проблем бюрократической гносеологии и
намечает ряд новых аспектов исследования: взаимосвязь бюрократической и ре-
154

лигиозной форм сознания, институты политического представительства,
политико-правовая софистика и политическое отчуждение.
Категория «государственного формализма» в рукописи «К критике
гегелевской философии права» выполняет двоякую функцию: а) она
позволяет описать гносеологические, социологические и политические
характеристики бюрократии как особой формы отношений, деятельности и сознания;
б) на основе такого анализа подвергнуть критике гегелевскую концепцию
организма государства. То, что Гегель считал организмом государства, Маркс
называет государственным формализмом.
Такой подход к анализу бюрократии позволяет ему уже на этом этапе
идейной эволюции сформулировать ряд требований — критериев научного
материалистического анализа бюрократии. Анализ бюрократии не сводится
к эмпирическому описанию процессов и результатов деятельности
государственной власти. Он не является также разделом государственного права как
в практическом, так и в теоретическом отношении. Диалектика социальных
интересов позволяет ввести в сферу анализа теории бюрократии носителей
взаимосвязи частных интересов с всеобщими и анализировать государство в
непосредственной взаимосвязи с деятельностью государственной власти.
Понятия, категории и методы исследования теории бюрократии базируются на
взаимосчязи философского, социологического, политического и любого
другого анаг 1за бюрократии с реальной практикой функционирования
государственно- f власти.
Но данная практика не может воспроизводиться как множество
эмпирических фактов и отношений бытия и сознания лиц, непосредственно
осуществляющих государственную власть. Понятия, категории и методы
исследования бюрократии являются средствами борьбы на практике и в теории с
обыденными и рафинированными формами проявления практических
иллюзий. Выполнение данных требований придает анализу бюрократии классово-
антагонистического общества статус формирующейся материалистической
теории.
Реализация данных требований непосредственно связана с периодом
окончательного перехода Маркса на позиции диалектического материализма
и коммунизма. В статьях из «Немецко-французского ежегодника» он
показывает, что отношения частной собственности — основная причина
бюрократических отношений. В процессе тотальной критики буржуазного общества
и государства Маркс расширяет содержание категории «государственный
формализм» и включает в ее состав политическую эмансипацию, отношение
буржуазного государства к бедственному положению пролетариата,
официальную буржуазную науку и отношение буржуазных идеологов к
положению пролетариата.
Всю совокупность данных явлений он резюмирует в категории
«политический рассудок», означающей такую форму политической мысли и
действия, которая обусловлена отношениями частной собственности,
отраженными в диалектике социальных интересов и в универсальной взаимосвязи
между бюрократической и политической деятельностью, отношениями и
сознанием.
155

Таким образом, процесс проникновения в сущность исследуемого
явления — бюрократии классово-антагонистического общества, соответствующий
периоду формирования диалектико-материалистического и
коммунистического мировоззрения Маркса, включает следующие основные этапы:
1. Эмпирическое описание множества явлений социального и
политического бытия, в которых отражаются противоречия между социальным бытием
и существующей системой государственного управления. На этом этапе
вводятся понятия, в которых отражаются различные стороны
зафиксированных противоречий. Как показывает процесс формирования Марксовой
концепции бюрократии, на этом этапе может использоваться господствующая
политико-правовая теория (философия права Гегеля), поскольку в ней
отражено отношение между обществом и государством. Данное отношение
позволяет выделить сферу исследования и показать взаимосвязь различных
элементов бюрократических отношений.
2. После того, как зафиксирован ряд противоречий между социальным
бытием и конкретной формой политического строя с присущим ему аппаратом
государственного управления, установлена взаимосвязь различных элементов
бюрократического отношения, наступает период всеохватывающей критики
господствующей политической теории. Совокупность выявленных на первом
этапе исследования противоречий между социальным бытием и
существующей системой государственного управления, отраженных в категории
«бюрократическое отношение», используется как систематизирующий принцип
выявления и классификации противоречий в структуре и содержании
господствующей политико-правовой теории. На этом этапе формулируется
категория («государственный формализм»), определяющая специфику предмета
исследования теории бюрократии и используемая как в отношении
действительности, так и в отношении господствующей политико-правовой теории.
Одновременно осуществляются познавательные процедуры по
выявлению взаимосвязей между существующими отношениями собственности и
процессами выполнения государственных функций.
Первое направление анализа ведет к формулировке центральной
категории, определяющей предмет и специфику методов исследования. Второе
связывает сформулированную категорию с определяющей сферой
социального бытия, отраженной в диалектике социальных интересов.
3. На третьем этапе идет углубленная разработка проблемы
детерминации политических форм и форм политической мысли существующими
отношениями собственности, формулируется закономерность взаимосвязи
бюрократической и политической деятельности и на этой основе вводится
категория («политический рассудок»), в которой отражены все
предшествующие этапы исследования, сохранено множество объектов исследования
и взаимосвязей между ними, резюмированных в понятийном аппарате и
категориях «бюрократическое отношение» и «государственный формализм»,
выполняющих познавательные и критические функции в отношении
исследуемого объекта.
Восхождение от эмпирического уровня исследования (категория
156

«бюрократическое отношение») через критику господствующей политико-
правовой теории (категория «государственный формализм») к
теоретическому завершается формулировкой закономерностей, в которых отражены связи
бюрократии с материальными отношениями, политическими структурами
и формами сознания. Данные закономерности и связи резюмируются в
категории «политический рассудок».
На этом основании формулируется ряд положений, имеющих
принципиальное значение для материалистической теории бюрократии. Ее
дальнейшая разработка связывается с выработкой политических программ,
ставящих своей целью преобразование буржуазного общества и государства
и преодоление закономерностей взаимосвязи бюрократии с материальными
отношениями, политическими структурами и формами сознания классово-
антагонистического общества. Преодоление данных закономерностей
становится тождественным упразднению бюрократии как особой формы
отношений, деятельности и сознания.
Выполнение этой задачи непосредственно связано с существованием и
развитием такого класса (пролетариата), объективные условия жизни
которого способствуют формулировке таких целей социально-политического
движения, которые сводятся к революционному преобразованию
существующих систем отношений и форм сознания в социальной практике и в
социальной теории. Материалистическая теория бюрократии приобретает статус
прикладной теории по отношению к данным целям, поскольку она
конкретизирует зафиксированные закономерности путем постановки новых
познавательных, критических и практических задач, возникающих в процессе
революционного преобразования классово-антагонистического общества.
Социальная революция — теоретическое и политическое следствие Марксова
анализа бюрократии в период перехода от революционного демократизма к
диалектическому материализму и коммунизму.
Анализ процесса развития проблематики и методологии исследования
бюрократии на всем протяжении теоретической и политической деятельности
Маркса, и прежде всего на опыте революций XIX в., представляет
несомненный интерес. Но реализация этой задачи выходит за рамки настоящего
исследования. Отметим, однако, что квалификация бюрократии в произведениях
зрелого Маркса как «организма-паразита» в значительной степени является
следствием анализа и критики бюрократии уже в период формирования
марксизма, основные этапы которых мы стремились проследить. Если после
прочтения этой книги читатель согласится с нами — свою скромную задачу
мы можем считать выполненной.

Литература
1. Маркс К. Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции.— Маркс /Г.,
Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1.
2. Маркс К. Дебаты шестого Рейнского ландтага (статья первая).— Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 1.
3. Маркс К. Оправдание Мозельского корреспондента.—Маркс К., Энгельс Ф.
Соч., т. 1.
4. Маркс И. К критике гегелевской философии права.— Маркс А*., Энгельс Ф.
Соч., т. 1.
5. Маркс К. Письма из «Deutsch-Franzosisehe Jahrbucher».—Маркс /Т., Энгельс Ф.
Соч., т. 1.
6. Маркс К. К еврейскому вопросу.—Маркс А*., Энгельс Ф. Соч., т. 1.
7. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение.— Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 1.
8. Маркс К. Критические заметки к статье «Пруссака» «Король прусский и
социальная реформа».—Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1.
9. Маркс К. К критике политической экономии.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13.
10. Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981.
11. Андропов Ю. В. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического
строительства в СССР. М., 1983.
12. Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии.—
Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 14 — 15 июня 1983 г. М., 1983.
13. Ашин Г. К. Критика современных буржуазных концепций лидерства. М., 1978.
14. Багатурия Г. А. О некоторых особенностях развития марксизма как теоретической
системы.— Вопросы философии, 1983, № 1.
15. Безчеревных Э. В. Проблема практики в процессе формирования философии
марксизма. М., 1972.
16. Бурлацкий Ф. М. Ленин. Государство. Политика. М., 1970.
17. Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А. Социология. Политика. Международные
отношения. М., 1974.
18. Вазюлин В. А. Марксов анализ «механизма» социальной обусловленности логики
Гегеля.—Философские науки, 1971, № 2.
19. Вазюлин В. А. Становление метода научного исследования К. Маркса (логический
аспект). М., 1975.
20. Гегель. Философия права. —Соч., т. 7. М.—Л., 1934.
21. Демихов М. А. Гегель — ранний Маркс, методы мышления (до 1842 г.)—Вестник
МГУ. Философия, 1971, № 3.
22. Замошкин Ю. А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М., 1966.
23. Замошкин Ю. А. Идейно-теоретические дискуссии вокруг проблемы бюрократии.—
Вопросы философии, 1970, № 11.
24. Замошкин Ю. А. Личность в современной Америке. М., 1980.
25. Кешелава В. В. Миф о двух Марксах. М., 1963.
26. Лапин Н. И. Молодой Маркс. 2-е изд. М., 1978.
27. Лапин Н. И. Начало марксизма.— Вопросы философии, 1983, № 1.
28. Мамут Л. С. Карл Маркс как теоретик государства. М., 1979.
29. Мамут Л. С. Социльно-философские аспекты учения К. Маркса о государстве.—
Вопросы философии, 1983, № 2.
30. Нарский И. С. О проблеме «человеческой природы» в ранних трудах К. Маркса.—
Вестник МГУ. Философия, 1967, № 6.
158

31. Нарта М. Теория элит и политика. М., 1978.
32. Нерсесянц В. С. Марксова критика гегелевской философии права (в период
перехода К. Маркса к материализму и коммунизму). —Вестник МГУ. Право, 1965, № 1.
33. Нерсесянц В. С. Гегелевская философия права. М., 1974.
34. Ойзерман Т. И. Формирование философии марксизма. М., 1974.
35. Проблема человека в современной философии/Отв. ред. И. Ф. Балакина М., 1969.
36. Проблема человека в «Экономических рукописях 1857—1859 годов» К. Маркса/
Отв. ред. Режабек Е. Я. Ростов н/Д, 1977.
37. Федосеев П. Н. Политические науки и современность,—Вопросы философии,
1979, № 9.
38. Шахназаров Г. Х.у Бурлацкий Ф. М. О развитии марксистско-ленинской
политической науки.—Вопросы философии, 1980, № 12.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Иведение 3
Глава 1. Анализ бюрократии в статьях из «Рейнской газеты» 9
1.1. Выбор объектов исследования 9 1.2. Базисные категории анализа 11 1.3.
Формулировка основного теоретического положения 19 1.4. Отношения между обществом и
бюрократией 23 1.5. Отношения внутри бюрократии 37 1.6. Воздействие бюрократии
на общество: бюрократизация общественной и политической жизни 47 1.7. Маркс о
бюрократическом отношении в целом 52
Глава 2. Развитие методологии исследования бюрократии
классово-антагонистического общества в рукописи К. Маркса «К критике гегелевской философии права» 56
2.1. Гегелевская концепция абсолютной власти: теоретическое обоснование тотальной
бюрократизации социальной и политической сфер 58 2.2. Отношения собственности
как социальная предпосылка бюрократических отношений 69 2.3. Проблема
взаимосвязи разума и интереса. Понятие всеобщего 75 2.4. Проблемы анализа
бюрократической деятельности 86 2.5. Критика гегелевской концепции организма
государства 107 2.6. Теоретические и методологические итоги исследования бюрократии 117
Глава 3. Анализ практических и теоретических предпосылок преодоления
бюрократических отношений классово-антагонистического общества в статьях К. Маркса
из «Немецко-французского ежегодника» 122
3.1. Критика отношений собственности как социальной предпосылки бюрократических
отношений 123 3.2. Буржуазное государство как универсальная форма
бюрократических отношений 126 3.3. Политический разум и социальная революция 141 3.4.
Итоги и перспективы исследования бюрократии классово-антагонистического общества 148
Заключение 153
Литература 158
Виктор Павлович Макаренко
АНАЛИЗ БЮРОКРАТИИ КЛАССОВО-АНТАГОНИСТИЧЕСКОГО
ОБЩЕСТВА В РАННИХ РАБОТАХ КАРЛА МАРКСА
(Очерк проблематики в методологии исследования)
Редактор Н. Н. Арутюнянц, Технический редактор Н. П. Соловьева, Корректор С. С. Назарова
И Б № 673
Изд. № 65/1626. Сдано в набор 18.10.84. Подписано к печати 22.05.85. ПК 14115. Формат 60x84'/ie-
Бумага книжно-журнальная. Гарнитура обыкновенная новая. Фотонабор. Физ. п. л. 10,0. Усл.
п. л. 9,30. Уч.-изд. л. 11,5. Тираж 1000 экз. Заказ 211. Цена 1р. 70 к.
Издательство Ростовского университета. 344006. Ростов-на-Дону, 6, ул. Пушкинская, 160.
Типография им. Калинина Ростовского областного управления по делам издательств, полиграфии и книжной
торговли. 344010, Ростов-на-Дону, 19, 1-я Советская, 57.