Автор: Волков С.В.
Теги: история российского государства история россии белое движение в россии rражданская война русские военные моряки воспоминания участников белой борьбы
ISBN: 5-9524-1010-3
Год: 2004
Текст
РОССИЯ _
h& ЗАБЫТАЯ И НЕИЗВЕСТНАЯ и**
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
ОТ ОРЛА
ДО НОВОРОССИЙСКА
ББК 63.3(2)-8
080
Серия основана в 2000 году
Под общей редакцией авторов проекта
Валентины Алексеевны БЛАГОВО
и Сергея Алексеевича САПОЖНИКОВА,
членов Российского Дворянского Собрания
Оформление художника НА. Озерова
О80 От Орла до Новороссийска / Составление,
научная редакция, предисловие и комментарии доктора
исторических наук СВ. Волкова. — М.: ЗАО Центрполи-
граф, 2004. — 622 с.
ISBN 5-9524-1010-3
20-й том серии «Белое движение в России» посвящен боевым действиям
Вооруженных Сил Юга России с начала октября 1919 года до марта 1920 года, то есть от начала
их отхода осенью 1919-го до эвакуации из Одессы и Новороссийска
Вооруженные силы белых оказались расчлененными, они стали нести значительные
потери и быстро таяли. В ходе отступления потери белых убитыми, умершими и
попавшими в плен составили более 200 тыс. человек.
Большинство публикуемых воспоминаний в России никогда не публиковались.
Книга входит в выпускаемую издательством «Центрполиграф» серию под общим
названием «Россия забытая и неизвестная». Как и вся серия, она рассчитана на широкий
круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных
и общественно-политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых
духовных ценностей возрождающейся России.
ББК 63.3 (2)-8
© СВ. Волков, 2004
© Художественное оформление серии,
KRM «? оол mm 2 ЗАО «Центрполиграф», 2004
IbbN 3-У524-1010-3 © ЗАО «Центрполиграф», 2004
^» ^iJU^; и**
ПРЕДИСЛОВИЕ
Двадцатый том серии «Белое движение в России» посвящен
действиям Вооруженных сил на Юге России с начала ноября 1919 года по март
1920 года — от начала их отхода осенью 1919 года до эвакуации из
Одессы и Новороссийска и сосредоточения оставшихся сил в Крыму.
Отступление проходило в чрезвычайно тяжелых условиях рано
начавшихся холодов при недостатке (часто полном отсутствии) зимнего
обмундирования и разразившейся эпидемии тифа, принесшей войскам
огромные потери. Осенью 1919 года ВСЮР впервые стали нести
значительные потери пленными, а также за счет дезертирства. Вооруженные
силы на Юге России оказались расчлененными. Основная их часть —
войска Добровольческой и Донской армий — отходила на Дон, к
Ростову; в тот же район стягивались отходившие от Волги части Кавказской
армии. Войска Киевской и Новороссийской областей отходили на Одессу
и в Крым.
В ходе тяжелого отступления части быстро таяли, полки часто
насчитывали по наскольку десятков человек, и в декабре 1919 года
Добровольческая армия была сведена в Добровольческий корпус (вся
регулярная кавалерия — в дивизию), в котором в момент отхода за Дон
26—27 декабря 1919 года было 3383 штыка и 1348 сабель. В
Сводном Кубано-Терском корпусе насчитывалось 1580 сабель и в четырех
Донских корпусах 7266 штыков и 11 098 сабель; на 1 января 1920
года Добровольческий и Кубано-Терский корпуса имели всего 10 988
бойцов, а Донская армия — 36 470. 31 декабря 1919 года из
Кубанских корпусов была образована Кубанская армия, в которую 29 января
1920 года были влиты все войсковые части расформированной
Кавказской армии. На 5 января 1920 года во ВСЮР оставалось 81 506
человек, в том числе в составе Добровольческого корпуса 10 тысяч, а всего
в добровольческих частях 30 802 человека.
!•
3
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
с^> - ^»
Потери ВСЮР убитыми и умершими в ходе отступления
исчисляются несколькими десятками тысяч человек, а в плен при крушении
ВСЮР попало 182 895 человек (в том числе на Украине с 13 января
по 12 февраля — 19 318 и на Дону, Кубани и Северном Кавказе с
14 февраля по 2 мая — 163 577). Из Новороссийска в Крым было
эвакуировано 35—40 тысяч человек, и в конце марта 1920 года на
довольствии в армии состояло более 150 тысяч ртов, но из этого числа лишь
около одной шестой могли считаться боевым элементом, остальную
часть составляли раненые, больные, инвалиды разных категорий,
воспитанники кадетских корпусов, громадное число чинов резерва (в
большинстве случаев престарелых) и многочисленных тыловых
учреждений. В конце апреля 1920 года новым главнокомандующим бароном
П.Н. Врангелем ВСЮР были преобразованы в Русскую Армию.
В настоящем издании собраны воспоминания о борьбе в рядах
ВСЮР осенью 1919-го — весной 1920 года. В разное время они были
опубликованы в русской эмигрантской печати. Эти воспоминания (за
небольшими исключениями) никогда в России не публиковались.
В большинстве случаев все публикации приводятся полностью (за
исключением хорошо известных воспоминаний А.И. Деникина).
Авторские примечания помещены (в скобках) в основной текст. Везде
сохранялся стиль оригиналов, исправлялись только очевидные ошибки и
опечатки. Поскольку во ВСЮР и Русской Армии принят был старый стиль,
все даты, кроме особо оговоренных, приводятся по старому стилю.
Возможны разночтения в фамилиях участников событий и географических
названиях; их правильное написание — в'комментариях.
.***A*Jfc.
ОТ ОРЛА ДО
НОВОРОССИЙСКА
<^ $&J&AT$ «^
А. Деникин1
ОТСТУПЛЕНИЕ АРМИЙ ЮГА РОССИИ2
К концу ноября обстановка на противобольшевистском театре
Вооруженных сил Юга была такова. На западе, в Киевской области,
войска наши удерживались на Ирпени и у Фастова; левое крыло 12-й
советской армии, прервав связь между Киевскими войсками и
Добровольческой армией, продвигалось с боями по левому берегу Днепра к
самому Киеву, одновременно угрожая Черкасам и Кременчугу.
В центре, отдав Полтаву и Харьков, Добровольческая армия вела
бои на линии от Днепра на Константиноград—Змиев—Купянск;
далее шел фронт Донской армии, отброшенный от Павловска и от
Хопра к Богучарам и за Дон, главным образом благодаря конному
корпусу Думенко, вышедшему в разрез между 1-ми 2-м Донскими
корпусами. Между Добровольческой и Донской армиями
образовался глубокий клин к Старобельску, в который прорывалась конница
Буденного (к концу периода, усиленная конницей и пехотой, эта
советская группа образовала 1-ю конную армию Буденного).
На востоке в начале ноября 10-я советская армия перешла вновь
в наступление на Царицын, но была отброшена Кавказской армией
с большими потерями. В середине ноября ввиду начавшегося
ледохода наши заволжские части были переведены на правый берег и вся
армия стянута к Царицынской укрепленной позиции. С тех пор
многострадальный город подвергался почти ежедневно артиллерийскому
обстрелу с левого берега, а части 10-й и 11-й советских армий вели
на него демонстративное наступление с севера и юга, успешно
отбиваемое Кавказской армией.
Общая идея дальнейшей операции ВСЮР заключалась в том,
чтобы, обеспечив фланги (Киев, Царицын), прикрываясь Днепром и До-
7
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ном и перейдя на всем фронте к обороне, правым крылом
Добровольческой и левым Донской армий нанести удар группе красных,
прорывающихся в направлении Воронеж—Ростов (директивы 29 ноября и
5 декабря).
Надежды на нашу конную группу не оправдались. Перед отъездом
в армию в Таганроге генерал Врангель3 заявил мне, что он не
потерпит присутствия в ней генералов Шкуро4 и Мамонтова5 как главных
виновников расстройства конных корпусов. Генерал Шкуро
находился тогда на Кубани в отпуске по болезни. Что касается Мамонтова, я
предостерегал от резких мер по отношению к лицу, как бы то ни было
пользующемуся на Дону большой популярностью.
По прибытии в армию генерал Врангель назначил начальником
конной группы достойнейшего и доблестного кубанского генерала
Улагая6. И хотя отряд этот был временный и назначение начальника
его, всецело зависевшее от командующего армией, не могло
считаться с местничеством, оно вызвало крупный инцидент: Мамонтов
обиделся и телеграфировал по всем инстанциям: «...учитывая боевой
состав конной группы, я нахожу не соответствующим достоинству
Донской армии и обидным м& себя заменение, как командующего
конной группой, без видимых причин лицом, не принадлежащим к
составу Донской армии и младшим меня по службе. На основании
изложенного считаю далее невозможным оставаться на должности
командира 4-го Донского корпуса». Копии этой телеграммы
Мамонтов разослал всем своим полкам, а на другой день, самовольно
покидая корпус, не без злорадства сообщал, как полки под давлением
противника панически бежали.
Этот неслыханный поступок не встретил, однако, осуждения на
Дону. Я отдал приказ об отрешении Мамонтова от командования и
встретил неожиданную оппозицию со стороны Донского атамана и
генерала Сидорина7. Они указывали, что помимо крайне
неблагоприятного впечатления, произведенного удалением Мамонтова на
Донскую армию, 4-й корпус8 весь разбегается и собрать его может только
один Мамонтов. Действительно, когда корпус был передан обратно в
Донскую армию, Мамонтов вступил вновь в командование им, собрал
значительное число сабель, и впоследствии за Доном корпус этот
нанес несколько сильных ударов коннице Буденного. Успехи эти не могли
изменить общего положения и не компенсировали тяжкого урона,
нанесенного дисциплине.
Не лучше было и в других частях конной группы. Внутренние
недуги и боевые неудачи угасили дух и внесли разложение. И генерал
Улагай 11 декабря доносил о полной небоеспособности своего отряда:
8
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^
«Донские части хотя и большого состава, но совсем не желают и не
могут выдерживать самого легкого нажима противника... Кубанских и
Терских частей совершенно нет... Артиллерии почти нет, пулеметов
тоже» (потеряны были в боях).
Помимо всех прочих условий, большое влияние на неуспех конной
группы имело то обстоятельство, что донская конница за все время
отступательной операции, охотно атакуя неприятельскую пехоту,
решительно избегала вступать в бой с конницей. По свидетельству
полковника Добрынина (начальника оперативного отделения Донского
штаба), «донское командование пыталось понудить (ее) к
активности, но ничего сделать не могло, так как она не исполняла приказов об
атаке конницы противника».
С распадением конной группы положение Добровольческой армии
становилось еще более тяжелым, и ей в дальнейшем приходилось
совершать труднейший фланговый марш под ударами справа всей 1-й
советской конной армии.
Между тем к 11 декабря под непрекращавшимся напором
противника фронт центральных армий между Доном и Днепром
отодвинулся еще далее на юг, до линии станица Вешенская—Славяносербск—
Изюм; центр Добровольческой армии удерживался на среднем Донце,
тогда как левый фланг, испытывавший меньшее давление, оставался у
Константинограда. В тот же день командующий Добровольческой
армией признал дальнейшее сопротивление в Донецком бассейне
невозможным и вошел с рапортом об отводе центральной группы за Дон и
Сал, оставив за нами лишь плацдарм по линии
Новочеркасск—Таганрог. Вместе с тем генерал Врангель считал необходимым «подготовить
все, дабы в случае неудачи... сохранить кадры армии и часть
технических средств, а^я чего ныне же войти в соглашение с союзниками о
перевозке в случае надобности Армии в иностранные пределы».
От командования Добровольческой армией барон Врангель
отказывался, предлагая свернуть ее, ввиду малочисленности, в корпус. Мы
условились, что после оттяжки фронта армия будет свернута и
генерал Врангель уедет на Кубань. Командующим Добровольческим
корпусом, получившим позже наименование Отдельного
Добровольческого корпуса, был назначен старший доброволец, генерал Кутепов9,
который со своими славными войсками вынес главную тяжесть
отступления.
К началу января 1920 года Вооруженные силы Юга насчитывали в
своих рядах 81 тысячу штыков и сабель при 522 орудиях (боевой
состав ВСЮР, по данным к 5 января 1920 года, соответственно штыков,
сабель, орудий: Донского войска — 18 622, 19 140, 154; Доброволь-
9
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^L. ^
ческие части на Дону, в Новороссии, Крыму, в Кавказской армии, на
Северном Кавказе и на Побережье — 25 297, 5505, 312; Кубанского
войска — 5849, 2468, 36; Терского войска — 1185, 1930, 7; Горские
части — 490, 552, 8; Астраханские войска — 0, 468, 5. Всего 51 443,
30 063, 522). Из них на главном театре по Дону и Салу было
сосредоточено 54 тысячи (Донская армия — 37 тысяч, Добровольческий
корпус — 10 тысяч и Кавказская армия — 7 тысяч) и 289 орудий.
Настроение этой массы было неодинаково. В Добровольческом
корпусе, невзирая на все пережитое, сохранились дисциплина и
боеспособность, активность и готовность продолжать борьбу. Численно слабые
(особенно пострадали 2-я пехотная10 и Марковская дивизии11;
последняя в предыдущих боях потеряла артиллерию и обозы, в тылу имелось
еще 10 тысяч пополнений), они были сильны духом.
Я видел войска под Батайском и Азовом и беседовал с офицерами.
Этот вечер в полутемном здании, в Азове, оставил во мне
неизгладимое впечатление, напомнив живо другой такой же вечер и беседу —
18 октября 1918 года в станице Рождественской в дни тяжелого
кризиса цод Ставрополем. Так же как и тогда, я не увидел ни уныния, ни
разочарования. Так же, как тогда, измотанные, истомленные,
оглушенные событиями люди «жадно ловили всякий намек на улучшение
общего положения и интересовались только тем, что облегчало нам
дальнейшую борьбу».
В Донской армии последние два месяца было неблагополучно. Не
только рядовым казачеством, но и частью командного состава был
потерян дух... Гораздо хуже обстояло дело на Кубани. С
возвращением к власти в конце декабря самостийной группы процесс
разложения области и кубанских войск пошел более быстрым темпом. И
без того на фронте находилось ничтожное количество кубанских
казаков — все остальные «формировались» или дезертировали. Но и
оставшиеся выказывали признаки большого душевного разлада, вот-вот
готового вылиться в полный развал.
Перед нашей Задонской группой находился противник,
ослабленный выделением 13-й и 14-й армий, которые ушли к западу против
Украины и Крыма. 8, 9, 10, 11-я и 1-я конная армии располагались
от Ростова до Астрахани. Войска эти образовали новый «Кавказский
фронт». Численность войск на главном театре составляла 50—55
тысяч, то есть столько же, сколько имели мы (не включая, с одной
стороны, 11-й советской армии, которая из Астрахани вела наступление
на Кизляр и Св. Крест, с другой — войск Северного Кавказа)...
Принимая во внимание известные тогда данные, я считал, что, если
поднимется кубанское казачество, успех наш будет скорый и оконча-
10
r^L
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
1^>
* * *
В начале января фронт главной группы Вооруженных сил Юга шел
по реке Дон до станицы Верхне-Курмояровской и оттуда, пересекая
железнодорожную линию Царицын—Тихорецкая, по реке Сал уходил
в калмыцкие степи. На Ростовском направлении стоял Добровольческий
корпус генерала Кутепова, за Салом сосредоточивалась отступавшая
Кавказская армия генерала Покровского12, а в центре располагалась
Донская армия генерала Сидорина. Против нас по Дону, от устья до
Донца, развернулась 8-я советская армия Ворошилова, далее на восток
9-я Степина, а от Царицына вдоль железной дороги наступала 10-я
армия Клюева. 1-я конная армия Буденного располагалась в резерве
между Ростовом и Новочеркасском. Численность войск была
приблизительно одинакова у обоих противников, колеблясь между 40—50 тысячами
у нас и 50—60 тысячами у большевиков. Далее на восток, между
трактом Царицын—Ставрополь и Каспийским морем, фронт имел
прерывчатый характер. Кроме нескольких локальных очагов зеленоармейского
восстания, в этом районе обозначилось наступление частей 11-й
советской армии в трех направлениях — на Дивное, Св. Крест и Кизляр,
сдерживаемое северокавказскими войсками генерала Эрдели13.
После нескольких дней затишья советские войска Ростовского фронта
перешли в наступление, нанося главный удар со стороны Нахичевани в
разрез между Донской армией и Добровольческим корпусом.
Очевидно, по соображениям стратегическим и политическим преследовалась
еще все та же идея «разъединения», которая положена была в основу
всей зимней кампании большевиков.
5 января началось наступление 8-й и 1-й конной советских армий,
и в этот день большевики, овладев Ольгинской, атаковали Батайск. Но
на другой день конница генерала Топоркова14 (Кубанские и Терские
дивизии и Добровольческая бригада15 генерала Барбовича16, сведенная
из 5-го кавалерийского корпуса17) нанесла сильное поражение
дивизиям Буденного под Батайском, после чего совместным ударом с 3-м
и 4-м Донскими корпусами неприятельские войска были отброшены
за Дон, понеся большие потери. В то же время в низовьях Дона
добровольцы (корниловцы, дроздовцы, юнкера), отбив все атаки
большевиков, преследовали их к нахичеванской переправе и переходили за
11
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
е^&_ !^=»
Дон — к станице Елизаветинской. На правом крыле обстановка
складывалась хуже. Под давлением 9-й и 10-й советских армий 1-й и 2-й
Донские корпуса и Кавказская армия, оказывая слабое сопротивление,
отходили к западу и к 13 января, перейдя Маныч, развернулись по
левому берегу его.
К этому времени советское командование произвело
перегруппировку, сосредоточив конную массу Буденного и Думенки, усиленных
несколькими пехотными дивизиями, на нижнем Маныче, между
станицами Богаевской и Платовской. С 14 января на всем Северном
фронте возобновилось наступление большевиков, и в то же время
конница их, перейдя через Маныч, отбросила донцов, захватила часть
их пехоты и артиллерии и угрожала выходом в тыл нашей северной
группе. Но сосредоточенные генералом Сидориным в
северо-восточном направлении шесть конных дивизий в боях, происшедших 16—
20 января на Маныче, разбили ударную группу большевиков, взяли
много пленных и почти всю артиллерию 1-й советской конной
армии. 4-й Донской корпус генерала Павлова18 (сменил генерала
Мамонтова, который заболел сыпным тифом и вскоре умер в Екатери-
нодаре), сыгравший в этом славном деле главную роль, захватил 40
орудий... Противник в панике бежал за Дон и Маныч, и, если бы
донская конница не приостановила преследования, мог бы
произойти перелом во всей операции.
Так же неудачно окончилось аая большевиков наступление на
Ростовском фронте, где части Добровольческого корпуса отразили вновь все
атаки противника, нанеся ему немалый урон, атакуя и беря пленных и
орудия. Держалась еще на среднем Маныче Кавказская армия —
слабая числом и духом, и только правое крыло ее отходило довольно
поспешно, подвергая опасности Ставрополь — тем большей, что часть
Ставропольской губернии была охвачена уже восстанием.
Успехи на главном направлении окрылили наши войска
надеждами. Казалось, далеко еще не все потеряно, когда «разбитая армия» в
состоянии наносить такие удары лучшим войскам Северо-Кавказского
большевистского фронта... 26 января я отдал директиву о переходе
в общее наступление северной группы армий с нанесением главного
удара в Новочеркасском направлении и захватом с двух сторон Рос-
тово-Новочеркасского плацдарма. Наступление должно было
начаться в ближайшие дни, и к этому времени ожидался выход на усиление
Кубанской армии (бывшей Кавказской) пополнений и новых
дивизий (к 26 января подошел к армии 2-й Кубанский корпус19).
В эти предположения вторгнулись два обстоятельства... Первое —
30 января получено было сведение, что 1-я конная советская армия
12
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^& _ ISt»
перебрасывается вверх по Манычу на Тихорецкое направление;
второе — неустойчивость Кубанской армии: центр ее был прорван и
неприятельская конница 10-й армии прошла вверх по реке Б. Егорлык
в тыл Торговой, угрожая сообщениям с Тихорецкой. Советское
командование, изверившись в возможности опрокинуть наш фронт с
северо-востока, изменило план операции, перенеся главный удар по
линии наименьшего сопротивления — от Великокняжеской на
Тихорецкую силами 10-й и 1-й конной армий.
Приходилось разрубать узел, завязавшийся между Великокняжеской
и Торговой, — разбить там главные силы противника. Генерал Сидо-
рин выделил наиболее сильную и стойкую конную группу генерала
Павлова (10—12 тысяч), которому была дана задача, следуя вверх по
Манычу, совместно с 1-м корпусом ударить во фланг и тыл коннице
Буденного. 3 февраля генерал Павлов, опрокинув на нижнем Маныче
корпус Думенки и отбросив его за реку, двинулся дальше на
Торговую, оставленную уже кубанцами.
Этот форсированный марш был одной из важнейших причин,
погубивших конную группу. Стояли жестокие морозы и метели;
донские степи по левому берегу Маныча, которыми решил идти Павлов,
были безлюдны; редкие хутора и зимовники не могли дать крова и
обогреть такую массу людей. Страшно изнуренная, потерявшая без
боя почти половину своего состава замерзшими, обмороженными,
больными и отставшими, угнетенная морально, конница Павлова к
5 февраля подошла в район Торговой. Попытка захватить этот пункт
не удалась, и генерал Павлов отвел свой отряд в район станицы Егор-
лыкской — селения Лежанки. 6 февраля главные силы Буденного
сосредоточились в селении Лопанке. Противники стояли друг против
друга, разделенные расстоянием в 12 верст, — оба не доверяя
своим силам, оба в колебании, опасаясь испытывать судьбу завязкой
решительного боя... Все эти дни по Дону и нижнему Манычу на всем
фронте противник вел энергичное наступление, успешно отражаемое
донцами и добровольцами.
Между тем аля отвлечения сил и внимания противника началось
наступление наших войск на Северном фронте. 7 февраля
Добровольческий корпус, нанеся поражение 8-й советской армии, стремительной
атакой овладел городами Ростовом и Нахичеванью. Успех, вызвавший
большое впечатление и взрыв преувеличенных надежд в Екатеринодаре
и Новороссийске (добровольцы в этих боях захватили 22 орудия, 163
пулемета, 6 бронепоездов, 4 тысяч пленных и проч.)... Так же удачно
было наступление Донского корпуса20 генерала Гусельщикова21, который
на путях к Новочеркасску захватил станицу Аксайскую, прервав желез-
13
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«~£^.— ——___— ... i WSrz%
нодорожное сообщение между Ростовом и Новочеркасском и взяв
также богатые трофеи (в руки корпуса попали: 15 орудий, 20 пулеметов, 2
тысячи пленных, два начальника дивизий, штаб 13-й дивизии, полевой
штаб 8-й армии и проч.)- Еще восточнее, в низовьях Маныча, дралась
успешно против конницы Жлобы и Думенки конная группа генерала
Старикова22, доходившая до станицы Богаевской. Это были последние
светлые проблески на фоне батальной картины.
Движение на север не могло получить развития, потому что
неприятель выходил уже в глубокий наш тыл — к Тихорецкой. 1-я
советская конная армия и части 10-й, выставив заслон против генерала
Павлова, наступали безостановочно вдоль железнодорожной линии
Царицын—Тихорецкая. Кубанская армия распылялась, и подвиги
отдельных лиц и частей ее тонули бесследно и безнадежно в общем
потоке разлагающейся, расходящейся, иногда предающей массы. К 10
февраля разрозненные остатки Кубанской армии сосредоточились в трех
группах: 1) в районе Тихорецкой — 600 бойцов, 2) в районе
Кавказской — 700 и 3) небольшой отряд генерала Бабиева23 прикрывал еще
подступы к Ставрополю.
Конная группа генерала Павлова, усиленная корпусом с севера,
12 февраля атаковала конницу Буденного у Горькой Балки и после
тяжелого боя, потеряв большую часть своей артиллерии, отошла на
север. К 16 февраля Добровольческий корпус, оставив по приказу Ростов
и отойдя за Дон, отбивал еще веденные с необычайным упорством
атаки 8-й советской армии. Но ослабленный соседний Донской корпус
отходил рке к Кагальницкой, осадил поэтому и правый фланг
добровольцев у Ольгинской, понеся тяжелые потери. В то же время
наступавшие с северо-востока советские войска вели бои в полупереходе от
Тихорецкой и на улицах Кавказской, а от Св. Креста подвигались уже
к Владикавказской желелезной дороге, поддержанные восстаниями
местных большевиков во всем Минераловодском районе. 17 февраля
генерал Сидорин отвел войска Северного фронта за реку Кагальник,
но части не остановились на этой линии и под давлением противника
отошли дальше. Дух был потерян вновь.
Наша конная масса, временами раза в два превосходящая
противника (на главном Тихорецком направлении), висела на фланге его и
до некоторой степени стесняла его продвижение. Но пораженная
тяжким душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои
силы — она избегала уже серьезного боя и слилась в конце концов с
общей человеческой волной в образе вооруженных отрядов,
безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на
запад. Куда?
14
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«T«L ^
Стратегия давала ответ определенный: армии должны
задерживаться на естественных водных рубежах — сначала Дона, потом Кубани.
Если не поднимется дух казачий и не удержатся армии, тогда
дальнейший отход войск, не желающих драться, по мятущемуся Кубанскому
краю, имея впереди Кавказский хребет и враждебное Закавказье, вел
к гибели. Необходимо было оторваться от врага, поставить между ним
и собою непреодолимую преграду и «отсидеться» в более или менее
обеспеченном районе. Первое время, по крайней мере, пока не
сойдут маразм и уныние с людей, потрясенных роковыми событиями.
Таким пристанищем был последний клочок русской земли,
остающийся в наших руках, — Крым.
О таком предположении на случай неудачи знали добровольцы, и
такая перспектива не только не пугала их, но, наоборот, казалась
естественным и желательным выходом. Об этом знало и донское
командование, но страшилось ставить определенно этот вопрос перед массой.
Пойдут ли? И не вызовут ли отрыв от родной почвы и потеря
надежды на скорое возвращение к своим пепелищам полного упадка
настроения и немедленного катастрофического падения фронта?
И десятки тысяч вооруженных людей шли вслепую, шли покорно,
куда их вели, не отказывая в повиновении в обычном распорядке
службы. Отказывались только идти в бой. А вперемежку между войсками
шел народ — бездомный, бесприютный, огромными толпами, пешком,
верхом и на повозках, с детьми, худобой и спасенным скарбом. Шел
неведомо куда и зачем, обреченный на разор и тяжкие скитания...
С середины февраля армии наши отступали в общих
направлениях железнодорожных линий от Кущевки (Добровольческий корпус),
Тихорецкой (Донская армия), Кавказской и Ставрополя (Кубанская
армия) — на Новороссийск, Екатеринодар, Туапсе. Непролазные от
грязи кубанские дороги надежнее, чем оружие, сдерживали инерцию
наступательного движения большевиков.
К 27 февраля Северный фронт отошел на линию реки Бейсуг;
Тихорецкая и Кавказская были уже оставлены нами (10 февраля Ставка
из Тихорецкой переведена в Екатеринодар), и связь с Северным
Кавказом утрачена. С целью выиграть время для организации переправ
через Кубань и эвакуации правого берега в этот день я указывал еще
раз войскам — удерживая линию Бейсуга и прикрывая Екатеринодар-
ское и Туапсинское направления, перейти в наступление правым
крылом Донской армии. Собранные в районе Кореновской и
руководимые лично генералом Сидориным Донские корпуса все же не пошли...
И к 3 марта Добровольческий корпус, Донская армия и часть
Кубанской сосредоточились на ближайших подступах к Екатеринодару, в двух
15
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
с^Ы ^
переходах от города (штаб Донской армии перешел в Екатеринодар,
Ставка — в Новороссийск). В этот день я телеграфировал
командующим: «Политическая и стратегическая обстановка требуют выигрыша
времени и отстаивания поэтому занимаемых рубежей. В случае
вынужденного отхода за Кубань линия рек Кубань—Лаба, в крайности
Белая, является последним оплотом, за которым легко, возможно и
необходимо оказать упорнейшее сопротивление, могущее совершенно
изменить в нашу пользу ход операции» (телеграмма № 001588).
Смута в умах донцов не ограничилась рядовым казачеством. Она
охватила и офицерский состав — подавленный, недоверчиво и
опасливо относившийся к массе и давно рке потерявший власть над нею.
Судьба день за днем наносила тяжкие удары; причины обрушившихся
бедствий, как это бывает всегда, искали не в общих явлениях, не в
общих ошибках, а в людях. Донские командиры, собрав совет,
низвергли командующего конной группой генерала Павлова — не
казака и поставили на его место донца — генерала Секретева24. От этого
положение не улучшилось, но самый факт самоуправства являлся
грозным симптомом развала на верхах военной иерархии. Генерал
Сидорин вынужден был признать этот самоуправный акт, потому что
и у него не было уже в то время ни силы, ни власти и он попал в
полную зависимость от подчиненных ему генералов.
В Добровольческом корпусе положение было иное. Хотя отдельные
эпизоды неустойчивости, дезертирства мобилизованных и сдачи их
большевикам имели место в рядах корпуса в последние недели, но
основное ядро его являло большую сплоченность и силу. Части
находились в руках своих командиров и дрались доблестно. Затерянные
среди враждебной им стихии, добровольцы в поддержании
дисциплины, быть может более суровой, чем прежде, видели единственную
возможность благополучного выхода из создавшегося положения.
В то же время, как отголосок екатеринодарского политиканства и
развала казачьего фронта, нарастало стихийно чувство отчужденности
и розни между добровольцами и казачеством. Бывая часто в эти дни в
штабах генералов Сидорина и Кутепова, я чувствовал, как между ними
с каждым днем вырастает все выше глухая стена недоверия и
подозрительности. Когда предположено было вывести добровольцев в
резерв главнокомандующего, это обстоятельство вызвало величайшее
волнение в Донском штабе, считавшем, что Добровольческий корпус
оставляет фронт и уходит на Новороссийск. Под влиянием донских
начальников генерал Сидорин предложил план — бросить Кубань, тылы,
сообщения и базу и двинуться на север. Это была бы чистейшая
авантюра — превращение планомерной борьбы в партизанщину, обречен-
16
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
^JL — 1&*
ную на неминуемую и скорую гибель. План этот я категорически
отклонил. Но переговоры между донскими начальниками и генералом
Сидориным о самостоятельном движении на север, по-видимому,
продолжались, так как в одну из затянувшихся поездок генерала Сидори-
на на фронт, когда порвалась связь с ним, начальник Донского штаба,
генерал Кельчевский25, выражал свое опасение: «Как бы генералы не
увлекли командующего на север>. Когда сведения о плане,
предложенном Донским командованием, дошли до Добровольческого штаба, они
вызвали там целую бурю: в намерении донцов идти на север
добровольцы усматривали желание их пробиться на Дон и распылиться там,
предоставив добровольцев их собственной участи, если... не что-либо
худшее.
В ночь на 2 марта правый фланг Донской армии, после
неудачного боя под Кореновской, откатился к Пластуновской, эшелонируясь
между ней и Екатеринодаром. Добровольческий корпус сдерживал
противника в районе Тимашевской — в 90 верстах от переправы
через Кубань (ст. Троицкая), имея уже в своем тылу
неприятельскую конницу. Это обстоятельство, в связи с общей неустойчивостью
фронта и полной неудачей на Тихорецком направлении, побудило
генерала Кутепова отдать приказ об отводе корпуса на переход назад.
Генерал Сидорин отменил это распоряжение, приказав
Добровольческому корпусу 2 марта перейти в контратаку и восстановить свое
положение у Тимашевской... В этом распоряжении Добровольческий
штаб увидел перспективу окружения и гибели (в этот день правый
фланг донцов в беспорядке отошел к ст. Динской, в переходе от Ека-
теринодара). Столкновение грозило принять крайне острые формы,
и в целях умиротворения я счел необходимым изъять корпус
генерала Кутепова из оперативного подчинения командующему Донской
армией, подчинив его непосредственно мне.
Отступление продолжалось. Всякие расчеты, планы, комбинации
разбивались о стихию. Стратегия давно уже перестала играть роль
самодовлеющего двигателя операций. Психология массы довлела
всецело над людьми и событиями.
4 марта я отдал директиву об отводе войск за Кубань и Лабу и об
уничтожении всех переправ. Фактически переправа кубанских и
донских частей началась еще 3-го и закончилась 4-го. 5-го перешел на
левый берег Кубани и Добровольческий корпус после упорных боев с
сильной советской конницей, пополненной восставшими кубанцами.
Донесения отмечали доблесть славных добровольцев и рисовали такие
эпические картины, что, казалось, оживало наше прошлое. Движение,
например, в арьергарде полковника Туркула26 с Дроздовским полком
2 «Белое движение», т. 20
17
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
сквозь конные массы противника, стремившегося окружить и
раздавить его... При этом Туркул, «неоднократно сворачивая полк в каре, с
музыкой переходя в контратаки, отбивал противника, нанося ему
большие потери».
Представители союзных держав, обеспокоенные стратегическим
положением Юга, просили меня высказаться откровенно
относительно предстоящих перспектив. Мне нечего было скрывать:
оборонительный рубеж — река Кубань. Поднимется казачество —
наступление на север. Нет — эвакуация в Крым.
Вопрос об эвакуации за границу в случае преждевременного падения
Крыма представлялся чрезвычайно деликатным: поставленный прямо
союзникам, он мог бы повлиять на готовность их продолжать
материальное снабжение армии; брошенный в массу — он мог бы подорвать
импульс к продолжению борьбы. Но доверительные беседы с
принимавшим горячее участие в судьбах Юга генералом Хольманом и с другими
представителями союзников приводили меня к убеждению, что и в этом,
крайнем случае мы не остались бы без помощи (первый раз вопрос этот
был поднят официально 29 февраля).
Задача, данная генералу Шиллингу27, оказалась непосильной аля его
войск (большая часть войск Новороссии перешла в Крым, в
непосредственном распоряжении Шиллинга были войска Киевской области и
небольшая часть боеспособных галичан) ни по их численности, ни,
главным образом, по моральному состоянию их. Неудачи на главном —
Кубанском театре и неуверенность в возможности морской эвакуации
вносили еще большее смущение в их ряды.
Усилия Одесского штаба пополнить войска не увенчались успехом.
Многочисленное одесское офицерство не спешило на фронт. Новая
мобилизация не прошла: «По получении обмундирования и
вооружения большая часть разбегалась, унося с собой все полученное»;
почти поголовно дезертировали немцы колонисты; угольный кризис
затруднял до крайности войсковые перевозки. При таких условиях
тыла протекали операции.
В начале января генерал Шиллинг, оставив на Жмеринском
направлении небольшую часть галичан, стал стягивать группу генерала
Бредова28 в район Ольвиополь—Вознесенск, чтобы отсюда нанести
фланговый удар противнику, наступавшему правым берегом Днепра от
Кривого Рога к Николаеву. Но наступлением с этой стороны
советских войск ранее окончания нашего сосредоточения корпус генерала
Промтова, действовавший в низовьях Днепра, был опрокинут и стал
уходить поспешно к Бугу. 18 января корпус этот, почти не оказывая
сопротивления, оставил Николаев и Херсон; дальнейшее наступление
18
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ V&*
большевиков с этих направлений на запад выводило их в глубокий тыл
наших войск, отрезывая их от сообщений и базы.
С этого дня фронт неудержимо покатился к Одессе. Между тем
положение Одессы становилось катастрофическим. Все обращения
Ставки и Одесского штаба к союзникам о помощи транспортами не
привели ни к чему: британский штаб в Константинополе на
предупреждения генерала Шиллинга и Одесской английской миссии
телеграфировал: «Британские власти охотно помогут по мере своих сил,
но сомневаются в возможности падения Одессы. Это совершенно
невероятный случай» (письмо нач. Одесской английской миссии
генералу Шиллингу от 8 января, № 41). Наше морское командование в
Севастополе, которому приказано было послать все свободные суда
в Одессу, как оказалось впоследствии, саботировало и одесскую, и
новороссийскую эвакуацию, под разными предлогами задерживая суда...
на случай эвакуации Крыма. Угольный кризис не давал уверенности
в возможности использования всех средств Одесского порта.
Небывалые морозы сковали льдом широкую полосу моря, еще более
затрудняя эвакуацию.
А фронт все катился к морю. 23 января генерал Шиллинг отдал
директиву, в силу которой войскам под общим начальством генерала
Бредова надлежало, минуя Одессу, отходить на Бессарабию (переправы- у
Маяков и Тирасполя). Отряд генерала Стесселя29 в составе офицерских
организаций и государственной стражи должен был прикрывать
непосредственно эвакуацию Одессы; английское морское командование дало
гарантию, что части эти будут вывезены в последний момент на их
военных судах, под прикрытием судовой артиллерии.
Началась вновь тяжелая драма Одессы, в третий раз испытывавшей
бедствие эвакуации. 25 января в город ворвались большевики, и
отступавшие к карантинному молу отряды подверглись пулеметному огню.
Английский флот был пассивен. Только часть людей, собравшихся на
молу, попала на английские суда, другая, перейдя в наступление,
прорвалась через город, направляясь к Днестру, третья погибла. На пристанях
происходили душу раздирающие сцены.
Вывезены были морем свыше 3 тысяч раненых и больных,
технические части, немало семейств офицеров и гражданских служащих,
штаб и управление области. Много еще людей, имевших моральное
право на эвакуацию, не нашли места на судах. Разлучались семьи,
гибло последнее добро их, и нарастало чувство жестокого, иногда слепого
озлобления. Только 25-го на выручку застрявших в Одессе судов
прибыли из Севастополя вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий»
и миноносец «Жаркий».
2*
19
<^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
* * *
К концу декабря корпус генерала Слащева30 отошел за перешейки,
где в течение ближайших месяцев с большим успехом отражал
наступление большевиков, охраняя Крым — последнее убежище белых
армий Юга. Приняв участие в нашей борьбе еще со времен второго
Кубанского похода, генерал Слащев выдвинулся впервые в качестве
начальника дивизии, пройдя с удачными боями от Акманайской
позиции (Крым) до нижнего Днепра и от Днепра до Вапнярки.
Вероятно, по натуре своей он был лучше, чем его сделали безвременье, успех
и грубая лесть крымских животолюбцев. Это был еще совсем молодой
генерал, человек позы, неглубокий, с большим честолюбием и густым
налетом авантюризма. Но за всем тем он обладал несомненными
военными способностями, порывом, инициативой и решимостью. И
корпус повиновался ему и дрался хорошо.
В Крымских перешейках было очень мало жилья, мороз стоял
жестокий (до 22 градусов), наши части, так же как и советские, были
малоспособны к позиционной войне. Поэтому Слащев отвел свой
корпус за перешейки, занимая их только сторожевым охранением, и,
сосредоточив крупные резервы, оборонял Крым, атакуя промерзшего, не
имевшего возможности развернуть свои силы, дебуширующего из
перешейков противника. В целом ряде боев (особенно 12, 17, 23
января и 11, 26, 29 февраля), разбивая советские части и преследуя их,
Слащев трижды захватывал Перекоп и Чонгар, неизменно
возвращаясь в исходное положение. Начавшиеся в феврале между
большевиками и махновцами, вклинившимися в 14-ю советскую армию, военные
20
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
«^S - i&*
действия еще более укрепили положение Крымского фронта. В
результате все усилия советских войск проникнуть в Крым успеха не имели.
Эта тактика, соответствовавшая духу и психологии армий
Гражданской войны, вызывала возмущение и большие опасения в правоверных
военных и даже в политических кругах Крыма и Новороссийска.
Чувства эти нашли отражение и в беседе со мной делегации бывшего
Особого совещания, о которой я говорил <...>. Вместе с тем генералом
Лукомский31, опасаясь за Перекоп, неоднократно телеграфировал мне о
необходимости замены Слащева «лицом, которое могло бы
пользоваться доверием как войск, так и населения».
Цену Слащеву я знал. Но он твердо отстаивал перешейки,
увольнение его могло вызвать осложнения в его корпусе и было слишком
опасным. Такого же мнения придерживался, очевидно, и барон
Врангель после вступления своего на пост главнокомандующего. По
крайней мере, в первый же день он телеграфировал Слащеву: «Для
выполнения возложенной на меня задачи мне необходимо, чтобы
фронт был непоколебим. Он — в Ваших руках, и я спокоен».
31 января в Севастополь прибыл генерал Шиллинг, вокруг имени
которого накопилось много злобы и клеветы. Общественное мнение
до крайности преувеличивало его вольные и невольные ошибки,
возлагая на его голову всю ответственность за злосчастную одесскую
эвакуацию. Одни делали это по неведению, другие — как морское
начальство Севастополя — сознательно, для самооправдания. Через
день после Шиллинга в Севастополь прибыл генерал Врангель. Эти
два эпизода взбаламутили окончательно жизнь Крыма, и без того
насыщенную всеобщим недовольством, интригой и страхом.
Еще ранее в Симферополе произошло событие, свидетельствовавшее
ярко о том развале, который охватил армейский тыл, флот,
администрацию, одним словом, всю жизнь Крыма: выступление капитана
Орлова32. В конце декабря, по поручению Слащева, в Симферополь прибыл
его приближенный, герцог С. Лейхтенбергский33 для «заведывания
корпусным тылом и формированиями». Герцог вошел в сношения с
капитаном Орловым и бывшим немецким лейтенантом Гомейером, которые
и приступили к формированию добровольческих частей; первый — из
элементов русских, второй — из немцев колонистов и татар.
20 января генерал Слащев потребовал выхода отряда Орлова на
фронт. Орлов, при поддержке герцога Лейхтенбергского, уклонился
от исполнения приказа под предлогом неготовности отряда.
Требование было повторено в категорической форме, герцог уехал
объясняться в штаб Слащева, а Орлов в ночь на 22 января произвел
выступление, арестовав таврического губернатора Татищева34, случай-
21
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
но находившихся в городе начальника штаба Новороссийской
области генерала Чернавина35, коменданта Севастопольской крепости
Субботина36 и других лиц.
Выступление Орлова нашло отклик в Севастополе, где «назревал
арест морскими офицерами Ненюкова37 и Бубнова38, против которых
(создалось) большое возбуждение на почве безвластия и отсутствия
должного управления» (из донесения генерала Лукомского от 4
февраля 1920 года).
5 февраля генерал Лукомский в беседе с Шиллингом
настоятельно советует ему передать власть Врангелю, но непременно с
согласия главнокомандующего (записка генерала Шиллинга и письмо
Лукомского 6 марта 1921 года). В тот же день — беседа генерала
Лукомского с бароном Врангелем, который, по словам Лукомского,
заявил, что «никогда не пойдет на такой шаг, как смещение
Шиллинга», и «для спасения положения в Крыму готов принять
должность главнокомандующего, если пожелает главнокомандующий» (то
же письмо Лукомского).
6 февраля генерал Шиллинг едет в Джанкой. Капитан Орлов,
спустившись с гор и пользуясь отсутствием в этом районе войск,
последовательно занимает Алушту и Ялту. Оказавшийся в Ялте генерал
Покровский, мобилизовав и вооружив жителей Ялты, пытался
защищать город, но его импровизированный отряд, не оказав
сопротивления, разбежался. Генералы Покровский и Боровский39 были арестованы
Орловым, но затем при содействии англичан отпущены. В Алуште и в
Ялте Орлов ограбил казначейства. Генерал Шиллинг посылает против
него войсковые части и военное судно («Колхиду») с десантом.
7 февраля (11 часов). Шиллинг, на основании телеграммы
генерала Лукомского подчинив Врангелю Севастопольскую крепость, флот и
все тыловые отряды, возлагает на него «мерами, какие он признает
целесообразными, успокоить офицерство, солдат и население и
прекратить бунтарство капитана Орлова» (телеграмма № 0231483).
Экипаж и десант «Колхиды» отказались действовать против
Орлова и вернулись в Севастополь, привезя с собой его воззвания.
Морское начальство не приняло никаких мер против мятежников и не
сочло нужным уведомить об этом факте генерала Шиллинга.
Лукомский в этот день в двух телеграммах на мое имя описывал
тревожное положение Крыма: в связи с событиями в Ялте и полученными
оттуда воззваниями — глухое брожение среди офицерства... Все, что
будет формироваться в тылу и направляться против Орлова, будет
переходить на его сторону... Если произойдет столкновение, то это
поведет к развалу тыла и фронта. «Только немедленное назначение
22
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
Врангеля вместо Шиллинга спасет положение... Завтра, быть может,
будет поздно».
«Государственные и общественные деятели», проживающие в
плененной Ялте, отправили мне телеграмму в Тихорецкую о том, что
«события неминуемо поведут к гибели дела обороны Крыма, если во главе
власти в Крыму не будет безотлагательно поставлен барон Врангель».
(Телеграмма получена была мною через день или два. Подписали ее:
Ненарокомов, Решетовский, Неверов, Глинка, Иванов, Н. Савич, граф
Апраксин, князь Гагарин, В. Келлер, Тесленко, Дерюжинский и
другие. Эти лица, входившие в «Совещание обществ, деятелей Ялты», еще
дважды потом обращались — ко мне и Шиллингу — с тем же
ходатайством.)
Между тем Врангель от «временного назначения»,
предложенного ему Шиллингом, отказался. «Всякое новое разделение власти в
Крыму при существующем уже здесь многовластии, —
телеграфировал он Шиллингу, — усложнит положение и увеличит развал тыла».
Вечером генерал Лукомский вновь убеждал Шиллинга по аппарату
(генерал Шиллинг находился в Джанкое) безотлагательно просить
главнокомандующего о замене его — Шиллинга — Врангелем или «в
случае невозможности переговорить с главкомом... передать всю
полноту власти (барону Врангелю) с донесением главкому».
В ночь на 8-е (23 часа 30 минут) генерал Шиллинг, передавая мне
сущность предложений генерала Лукомского, со своей стороны
добавлял, что ввиду «разрухи тыла и разыгравшихся страстей среди
офицерства до крупных чинов включительно» он также полагает, что передача
им власти «будет более отвечать всей совокупности обстановки».
8 февраля (1 час 15 минут) я ответил: «Совершенно не допускаю
участия генерала Врангеля. Уверен, что Вы положите предел разрухе.
№ 630».
Ввиду такого результата переговоров генерал Шиллинг в 3 часа
30 минут, передавая текст своего доклада и моей резолюции генералу
Лукомскому, сообщал, что считает поэтому необходимым: 1) принять
решительные меры против Орлова, 2) отрешить тотчас же от
должности Ненюкова и Бубнова и 3) просить генерала Лукомского
предложить барону Врангелю покинуть немедленно пределы Крыма. От
последнего поручения генерал Лукомский отказался, согласившись все
же передать генералу Врангелю, что «дальнейшее пребывание его в
Крыму Шиллинг находит нежелательным, ибо это может помешать
ему».
В 7 часов того же дня генерал Врангель отправил в Ялту Орлову
телеграмму, «горячо призывая (его) во имя блага Родины подчинить-
23
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА _
«^3l - £fc
ся требованиям начальников» (копия этой телеграммы была послана
мне генералом Лукомским 10 февраля). В этот день вышли приказ,
подписанный мною еще 6-го, об исключении со службы Ненюкова и
Бубнова и приказы об увольнении в отставку генералов Лукомского,
Врангеля и Шатилова на основании ходатайств, возбужденных ими
24 и 28 января.
8 февраля я отдал приказ о ликвидации крымской смуты:
«Приказываю: 1. Всем, принявшим участие в выступлении Орлова, освободить
ими арестованных и немедленно явиться в штаб 3-го корпуса аая
направления на фронт, где они в бою с врагами докажут свое желание
помочь армии и загладят свою вину. 2. Назначить сенаторскую
ревизию для всестороннего исследования управления, командования, быта
и причин, вызвавших в Крыму смуту, и для установления виновников
ее. 3. Предать всех, вызвавших своими действиями смуту и
руководивших ею, военно-окружному суду, невзирая на чин и положение».
Между тем Орлов, запутавшийся окончательно, предпринимал уже
в Ставке при посредничестве известного эсера Баткина некоторые
шаги, с целью подготовить себе путь отступления. 10 февраля он
подчинился приказу и вышел с отрядом на фронт. Слащев, вопреки
приказанию Шиллинга — расформировать отряд, распределив его по
частям корпуса, — сохранил его в виде отдельной части, проявляя и
к ней, и к Орлову исключительное внимание. Содружество их
продолжалось недолго: 3 марта Орлов самовольно снял отряд с фронта
и повел его в Симферополь. Посланные вслед Слащевым части огнем
рассеяли отряд. Орлов с несколькими человеками бежал в горы —
на этот раз окончательно.
Крымские События порождали множество самых нелепых слухов,
волнуя общественность, и отражались неблагоприятно на фронте.
Непонимание происходящего было настолько велико, что первое время
орловское выступление было взято под покровительство кубанской
самостийной печатью и «Утром Юга», которые видели в нем
«движение чисто политическое — восстание революционного офицерства
против правых генералов...». Потом они были весьма смущены.
Я не соглашался сменить Шиллинга не только потому, чтобы не дать
удовлетворения офицерской фронде, но и по другой причине:
Кавказский фронт катился к морю, назревала эвакуация. Управление и штаб
генерала Шиллинга само собой упразднялись с переездом в Крым
главнокомандующего. (Сенаторская ревизия генерала Макаренко40
закончила свои действия в управление генерала Врангеля. Результаты ее не
были опубликованы и мне неизвестны. В день прибытия моего в
Феодосию генерал Макаренко сделал мне краткий личный доклад о пер-
24
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ ^
вой части своей работы — одесской эвакуации. По его словам, ничего
предосудительного в действиях генерала Шиллинга обнаружено не
было.) Во всяком случае, как показало ближайшее время, положение
в Крыму не было так безнадежно, как оно представлялось участникам
описанных выше событий. Крым был сохранен, хотя и не улеглось
поднятое там волнение.
Обстановка, в которой мне приходилось работать последние
месяцы, была, таким образом, необычайно сложна и тягостна. Главной
своей опорой я считал добровольцев. С ними я начал борьбу и шел вместе
по бранному пути, а^ая невзгоды, печали и радости первых походов.
С ними кровно и неразрывно связывал я судьбу всего движения и свое
дальнейшее участие в нем. Я верил, что тяжкие испытания,
ниспосланные нам судьбою, потрясут мысль и совесть людей, послужат к
духовному обновлению армии, к очищению белой идеи от насевшей
на нее грязи. Я верил в добровольцев и с ними мог идти дальше по
тернистой дороге к цели заветной, далекой, но не безнадежной.
28 февраля я получил телеграмму от командира Добровольческого
корпуса, генерала Кутепова: «События последних дней на фронте с
достаточной ясностью указывают, что на длительность сопротивления
казачьих частей рассчитывать нельзя. Но если в настоящее время
борьбу временно придется прекратить, то необходимо сохранить кадры
Добровольческого корпуса до того времени, когда Родине снова
понадобятся надежные люди. Изложенная обстановка повелительно требует
принятия немедленных и решительных мер для сохранения и
спасения офицерских кадров Добровольческого корпуса и Добровольцев.
Для того чтобы в случае неудачи спасти корпус и всех бойцов за идею
Добровольческой армии, пожелавших пойти с ним, от окончательного
истребления и распыления, необходимо немедленное принятие
следующих мер, с полной гарантией за то, что меры эти будут неуклонно
проведены в жизнь в кратчайшее время. Меры эти следующие:
1. Немедленно приступить к самому интенсивному вывозу раненых
и действительно больных офицеров и Добровольцев за границу.
2. Немедленный вывоз желающих семейств офицеров и
Добровольцев, служивших в Добровольческой армии, в определенный срок за
границу, с тем чтобы с подходом Добровольческого корпуса к
Новороссийску возможно полнее разгрузить его от беженцев.
3. Сейчас же, и во всяком случае не позже того времени, когда
Добровольческий корпус отойдет в район станции Крымской,
подготовить три или четыре транспорта, сосредоточенных в
Новороссийске, конвоируемых наличными четырьмя миноносцами и подводными
лодками, которые должны прикрыть посадку всего Добровольческого
25
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,л
корпуса и офицеров других армий, пожелавших присоединиться к
нему. Вместимость транспортов не менее десяти тысяч человек с
возможно большим запасом продовольствия и огнеприпасов.
4. Немедленная постановка в строй всех офицеров, хотя бы и ка-
тегористов, которые должны быть влиты в полки Добровольческого
корпуса и принять участие в обороне подступов к Новороссийску. Все
офицеры, зачисленные в эти полки и не ставшие в строй, хотя бы и
категористы, не подлежат эвакуации, за исключением совершенно
больных и раненых, причем право на эвакуацию должно быть
определено комиссией из представителей от частей Добровольческого
корпуса.
5. Все учреждения Ставки и правительственные учреждения
должны быть посажены на транспорты одновременно с последней
грузящейся на транспорт частью Добровольческого корпуса и отнюдь не
ранее.
6. Теперь же должна быть передана в исключительное ведение
Добровольческого корпуса железная дорога
Тимашевская—Новороссийск с узловой станцией Крымская включительно. Никто другой на
этой линии распоряжаться не должен.
7. С подходом корпуса в район станции Крымская вся власть в тылу
и на фронте, порядок посадки, все плавучие средства и весь флот
должны быть объединены в руках командира корпуса, от которого
исключительно должен зависеть порядок посадки на транспорты и которому
должны быть предоставлены диктаторские полномочия в отношении
всех лиц и всякого рода военного казенного и частного имущества и
всех средств, находящихся в районе Крымская—Новороссийск.
8. Дальнейшее направление посаженного на транспорты
Добровольческого корпуса должно будет определиться политической обстановкой,
создавшейся к тому времени, и, в случае падения Крыма или отказа
от борьбы на его территории, Добровольческий корпус в том или ином
виде высаживается в одном из портов или мест, предоставленных
союзниками, о чем теперь же необходимо войти с ними в соглашение,
выработав соответствующие и наивыгоднейшие условия
интернирования или же поступления корпуса на службу целою частью.
9. Докладывая о вышеизложенном Вашему Превосходительству, я
в полном сознании своей ответственности за жизнь и судьбу чинов
вверенного мне корпуса и в полном согласии со строевыми
начальниками, опирающимися на голос всего офицерства, прошу срочного
ответа м^ внесения в войска успокоения и аля принятия тех мер,
которые обеспечат сохранение от распада оставшихся борцов за
Родину.
26
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^3L- ^
10. Все изложенное выше отнюдь не указывает на упадок духа в
корпусе, и если удалось бы задержаться на одной из оборонительных
линий, то определенность принятого Вами на случай неудачи решения
внесет в войска необходимое успокоение и придаст им еще большую
стойкость. Кутепов».
Вот и конец. Те настроения, которые сделали психологически
возможным такое обращение добровольцев к своему
главнокомандующему, предопределили ход событий; в этот день я решил
бесповоротно оставить свой пост. Я не мог этого сделать тотчас же, чтобы
не вызвать осложнений на фронте, и без того переживавшем
критические дни. Предполагал уйти, испив до дна горькую чашу
новороссийской эвакуации, устроив армию в Крыму и закрепив Крымский
фронт.
Командиру корпуса я ответил: «Генералу Кутепову. Вполне
понимая Вашу тревогу и беспокойство за участь офицеров и
Добровольцев, прошу помнить, что мне судьба их не менее дорога, чем Вам, и
что, охотно принимая советы своих соратников, я требую при этом
соблюдения правильных взаимоотношений подчиненного к
начальнику. В основание текущей операции я принимаю возможную
активность правого крыла Донской армии. Если придется отойти за
Кубань, то в случае сохранения боеспособности казачьими частями
будем удерживать фронт по Кубани, что легко, возможно и весьма
важно. Если же казачий фронт рассыплется, Добровольческий
корпус пойдет на Новороссийск. Во всех случаях нужен выигрыш
времени. Отвечаю по пунктам: 1. Вывоз раненых и больных идет в
зависимости от средств наших и даваемых союзниками. Ускоряю,
сколько возможно. 2. Семейства вывозятся, задержка только от их
нежелания и колебаний. 3. Транспорты подготовляются. 4. Как Вам
известно — таково назначение Марковской дивизии. 5.
Правительственные учреждения и Ставка поедут тогда, когда я сочту это нрк-
ным. Ставку никто не имеет оснований упрекать в этом отношении.
Добровольцы должны бы верить, что главнокомандующий уйдет
последним, если не погибнет ранее. 6. Железная дорога Тимашевка—
Новороссийск Вам передана быть не может, так как она
обслуживает и Донскую армию. Это возможно лишь при тех исключительных
условиях, о которых говорил во вступлении. 7. Вся власть
принадлежит главнокомандующему, который даст такие права командиру
Добровольческого корпуса, которые сочтет нужными».
День 28 февраля был одним из наиболее тяжких в моей жизни.
Генерал Кутепов, прибыв в один из ближайших дней в Ставку,
выражал сожаление о своем шаге и объяснял его крайне нервной атмосфе-
27
<^JL
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
л^>
* * *
Ко времени отхода фронта за Кубань вопрос о дальнейших
перспективах армии приобретал чрезвычайно серьезное значение. В
соответствии с решением моим — в случае неудачи на линии реки Кубани
отводить войска в Крым, принят был ряд мер: усиленно снабжалась
новая главная база в Феодосии; с января было приступлено к
организации продовольственных баз на Черноморском побережье, в том числе
плавучих — а^я портов, к которым могли бы отходить войска;
спешно заканчивалась разгрузка Новороссийска от беженского элемента,
больных и раненых путем эвакуации их за границу.
По условиям тоннажа и морального состояния войск
одновременная, планомерная эвакуация их при посредстве Новороссийского
порта была немыслима: не было надежд на возможность погрузки
всех людей, не говоря уже об артиллерии, обозе, лошадях и запасах,
которые предстояло бросить. Поэтому аая сохранения
боеспособности войск, их организации и материальной части я наметил и
другой путь — через Тамань.
Еще в директиве от 4 марта при отходе за реку Кубань на
Добровольческий корпус возложено было, помимо обороны низовьев ее,
прикрытие частью сил Таманского полуострова у Темрюка.
Рекогносцировка пути между Анапой и станцией Таманская дала вполне
благоприятные результаты: полуостров, замкнутый водными
преградами, представлял большие удобства аая обороны; весь путь туда
находился под прикрытием судовой артиллерии, ширина Керченского
пролива очень незначительна, а транспортная флотилия Керченского порта
достаточно мощна и могла быть легко усилена. Я приказал стягивать
спешно транспортные средства в Керчь. Вместе с тем велено было
подготовить верховых лошадей аая оперативной части Ставки, с
которой я предполагал перейти в Анапу и следовать затем с войсками
береговой дорогой на Тамань.
5 марта я посвятил в свои предположения прибывшего в Ставку
генерала Сидорина, который отнесся к ним с сомнением. По его
докладу, донские части утратили боеспособность и послушание и вряд ли
согласятся идти в Крым. Но в Георгие-Афипской, где расположился
Донской штаб, состоялся ряд совещаний, и донская фракция Верхов-
28
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
<^JL- — ^*
ного круга, как я уже упоминал, признала недействительным
постановление о разрыве с главнокомандующим; а совещание донских
командиров в конце концов присоединилось к решению вести войска на
Тамань. Хотя переход на Тамань предполагался лишь в будущем, а
директива Ставки требовала пока удержания линии реки Кубани, 4-й
Донской корпус, стоявший за рекой выше Екатеринодара, тотчас же
спешно снялся и стал уходить на запад.
7 марта я отдал последнюю свою директиву на Кавказском театре:
Кубанской армии, бросившей уже рубеж по реке Белой, —
удерживаться на реке Курге; Донской армии и Добровольческому корпусу —
оборонять линию реки Кубани от устья Курги до Ахтанизовского лимана;
Добровольческому корпусу теперь же частью сил, обойдя кружным
путем, — занять Таманский полуостров и прикрыть от красных северную
дорогу от Темрюка (при отступлении за Кубань корпус не прикрыл ее).
Ни одна из армий директивы не выполнила. Кубанские войска,
совершенно дезорганизованные, находились в полном отступлении,
пробиваясь горными дорогами на Туапсе. С ними терялась связь не
только оперативная, но и политическая: Кубанская рада и атаман на
основании последнего постановления Верховного круга, помимо
старших военных начальников, которые оставались лояльными в
отношении главнокомандующего, побуждали войска к разрыву со Ставкой.
Большевики ничтожными силами легко форсировали Кубань и, почти
не встречая сопротивления, вышли на левый берег ее у
Екатеринодара, разрезав фронт Донской армии. Оторвавшийся от нее к востоку
корпус генерала Старикова пошел на соединение с кубанцами. Два
других донских корпуса, почти не задерживаясь, нестройными
толпами двинулись по направлению Новороссийска. Многие казаки
бросали оружие или целыми полками переходили к зеленым; все
перепуталось, смешалось, потеряна была всякая связь штабов с войсками, и
поезд командующего Донской армией, бессильного уже управлять
войсками, ежедневно подвергаясь опасности захвата в плен, медленно
пробивался на запад через море людей, коней и повозок. То
недоверие и то враждебное чувство, которые в силу предшествовавших
событий легли между добровольцами и казаками, теперь вспыхнули с
особенной силой. Двигающаяся казачья лавина, грозящая затопить весь
тыл Добровольческого корпуса и отрезать его от Новороссийска,
вызывала в его рядах большое волнение. Иногда оно прорывалось в
формах весьма резких. Помню, как начальник штаба Добровольческого
корпуса, генерал Доставалов41, во время одного из совещаний в поезде
Ставки заявил: «Единственные войска, желающие и способные
продолжать борьбу, — это Добровольческий корпус. Поэтому ему необходи-
29
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
мо предоставить все потребные транспортные средства, не считаясь ни
с чьими претензиями и не останавливаясь в случае надобности перед
применением оружия». Я резко остановил говорившего.
Движение на Тамань с перспективой новых боев на тесном
пространстве полуострова совместно с колеблющейся казачьей массой
смущало добровольцев. Новороссийский порт влек к себе
неудержимо, и побороть это стремление оказалось невозможным. Корпус
ослабил сильно свой левый фланг, обратив главное внимание на
Крымскую—Тоннельную, в направлении железнодорожной линии на
Новороссийск.
10 марта зеленые подняли восстание в Анапе и Гостогаевской
станице и захватили эти пункты. Действия нашей конницы против
зеленых были нерешительны и безрезультатны. В тот же день
большевики, отбросив слабую часть, прикрывавшую Варениковскую переправу,
перешли через Кубань. Днем конные части их появились у
Гостогаевской, а с вечера от переправы в направлении на Анапу двигались уже
колонны неприятельской пехоты. Повторенное 11-го числа
наступление конницы генералов Барбовича, Чеснокова42 и Дьякова43 на Госто-
гаевскую и Анапу было еще менее энергично и успеха не имело. Пути
на Тамань были отрезаны. И 11 марта Добровольческий корпус, два
Донских и присоединившаяся к ним Кубанская дивизия без
директивы под легким напором противника сосредоточились в районе
станции Крымская, направляясь всей своей сплошной массой на
Новороссийск. Катастрофа становилась неизбежной и неотвратимой.
Новороссийск тех дней, в значительной мере уже разгруженный от
беженского элемента, представлял из себя военный лагерь и тыловой
вертеп. Улицы его буквально запружены были молодыми и
здоровыми воинами — дезертирами. Они бесчинствовали, устраивали
митинги, напоминавшие первые месяцы революции — с таким же
элементарным пониманием событий, с такой же демагогией и истерией.
Только состав митингующих был иной: вместо товарищей солдат были
офицеры. Прикрываясь высокими побуждениями, они приступили к
организации «военных обществ», скрытой целью которых был захват
в случае надобности судов... И в то же время официальный
«Эвакуационный бюллетень» с удовлетворением констатировал:
«Привлеченные к погрузке артиллерийских грузов офицеры, с правом потом по
погрузке самим ехать на пароходах, проявляют полное напряжение и,
вместо установленной погрузочной нормы 100 пудов, грузят в
двойном и более размерах, сознавая важность своей работы».
Первое время, ввиду отсутствия в Новороссийске надежного
гарнизона, было трудно. Я вызвал в город добровольческие офицерские
30
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^а _ и&*
части и отдал приказ о закрытии всех, возникших на почве разлада,
военных «обществ», об установлении полевых судов мя
руководителей их и дезертиров и о регистрации военнообязанных. «Те, кто
избегнет учета, пусть помнят, что в случае эвакуации Новороссийска
будут брошены на произвол судьбы...» Эти меры, в связи с
ограниченным числом судов на Новороссийском рейде, разрядили несколько
атмосферу.
А в городе царил тиф, косила смерть. 10-го я проводил в могилу
начальника Марковской дивизии, храбрейшего офицера, полковника
Блейша44. Второй «старый» марковец уходил за последние недели...
Недавно в Батайске, среди вереницы отступающих обозов, я встретил
затертую в их массе повозку, везущую гроб с телом умершего от
сыпного тифа генерала Тимановского45. Железный Степаныч, сподвижник
и друг генерала Маркова46, человек необыкновенного, холодного
мужества, столько раз водивший полки к победе, презиравший смерть и
фаженный ею так не вовремя... Или вовремя? Убогая повозка с
дорогою кладью, покрытая рваным брезентом, — точно безмолвный и
бесстрастный символ.
Оглушенная поражением и плохо разбиравшаяся в сложных
причинах его офицерская среда волновалась и громко называла виновника. Он
был уже назван давно — человек долга и безупречной моральной
честности, на которого армейские и некоторые общественные круги — одни
по неведению, другие по тактическим соображениям — свалили
главную тяжесть общих прегрешений. Начальник штаба
главнокомандующего, генерал И.П. Романовский47. В начале марта ко мне пришел
протопресвитер отец Георгий Шавельский и убеждал меня освободить
Ивана Павловича от должности, уверяя, что в силу создавшихся
настроений в офицерстве возможно убийство его.
' Армии катились от Кубани к Новороссийску слишком быстро, а на
рейде стояло слишком мало судов... Пароходы, занятые эвакуацией
беженцев и раненых, подолгу простаивали в иностранных портах по
карантинным правилам и сильно запаздывали. Ставка и комиссия
генерала Вязьмитинова48, непосредственно ведавшая эвакуацией,
напрягали все усилия к сбору судов, встречая в этом большие препятствия.
И Константинополь, и Севастополь проявляли необычайную
медлительность под предлогом недостатка угля, неисправности механизмов и
других непреодолимых обстоятельств.
Узнав о прибытии главнокомандующего на Востоке генерала Миль-
на и английской эскадры адмирала Сеймура в Новороссийск, я
11 марта заехал в поезд генерала Хольмана, где встретил и обоих
английских начальников. Очертив им общую обстановку и указав возмож-
31
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ность катастрофического падения обороны Новороссийска, я просил
о содействии эвакуации английским флотом. Встретил сочувствие и
готовность. Адмирал Сеймур заявил, что по техническим условиям он
может принять на борты своих кораблей не более 5—6 тысяч
человек. Тогда генерал Хольман сказал по-русски и перевел свою фразу по-
английски:
— Будьте спокойны. Адмирал — добрый и великодушный человек.
Он сумеет справиться с техническими трудностями и возьмет много
больше.
— Сделаю все, что возможно, — сказал Сеймур.
Адмирал своим сердечным отношением к участи белого воинства
оправдывал вполне данную ему Хольманом характеристику. Его
обещанию можно было верить, и эта помощь значительно облегчала наше
тяжелое положение. Суда между тем прибывали. Появилась надежда,
что в ближайшие 4—8 дней нам удастся поднять все войска,
желающие продолжать борьбу на территории Крыма. Комиссия Вязьмити-
нова назначила первые четыре транспорта частям Добровольческого
корпуса, один пароход аая кубанцев, остальные предназначались аая
Донской армии.
12 марта утром ко мне прибыл генерал Сидорин. Он был
подавлен и смотрел на положение своей армии совершенно безнадежно.
Все развалилось, все текло куда глаза глядят, никто бороться больше
не хотел, в Крым, очевидно, не пойдут. Донской командующий был
озабочен главным образом участью донских офицеров, затерявшихся
в волнующейся казачьей массе. Им грозила смертельная опасность в
случае сдачи большевикам. Число их Сидорин определял в 5 тысяч.
Я уверил его, что все офицеры, которые смогут добраться до
Новороссийска, будут посажены на суда.
Но по мере того, как подкатывала к Новороссийску волна донцов,
положение выяснялось все более, и притом в неожиданном для Сидо-
рина смысле: колебания понемногу рассеялись, и все донское воинство
бросилось к судам. Аля чего — вряд ли они тогда отдавали себе
ясный отчет. Под напором обращенных к нему со всех сторон
требований генерал Сидорин изменил своей тактике и, в свою очередь,
обратился к Ставке с требованием судов для всех частей — в размерах явно
невыполнимых, как невыполнима вообще планомерная эвакуация
войск, не желающих драться, ведомых начальниками, переставшими
повиноваться.
Между тем Новороссийск, переполненный свыше всякой меры,
ставший буквально непроезжим, залитый человеческими волнами,
гудел, как разоренный улей. Шла борьба за «место на пароходе» —
32
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ _ i£z*
борьба за спасение... Много человеческих драм разыгралось на
стогнах города в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось
наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные
страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым врагом.
13 марта явился ко мне генерал Кутепов, назначенный
начальником обороны Новороссийска, и доложил, что моральное состояние
войск, их крайне нервное настроение не дают возможности
оставаться долее в городе, что ночью необходимо его оставить... Суда
продолжали прибывать, но их все еще было недостаточно, чтобы поднять всех.
Генерал Сидорин вновь обратился с резким требованием
транспортов. Я предложил ему три решения:
1. Занять сохранившимися донскими войсками ближайшие
подступы к Новороссийску, чтобы выиграть дня два, в которые несомненно
прибудут недостающие транспорты.
Сидорин не хотел или не мог этого сделать. Точно так же он
отказался выставить на позиции хотя бы сохранившую боеспособность
учебную бригаду.
2. Повести лично свои части береговой дорогой на Геленджик—
Туапсе (путь преграждали около 4 тысяч дезертиров), куда могли быть
свернуты подходившие пароходы и направлены новые после
разгрузки их в крымских портах.
Сидорин не пожелал этого сделать.
3. Наконец, можно было отдаться на волю судьбы в расчете на те
транспорты, которые прибудут в этот день и в ночь на 14-е, а также
на обещанную адмиралом Сеймуром помощь английских судов.
Генерал Сидорин остановился на этом решении, а подчиненным
ему начальникам, потом прессе поведал об учиненном главным
командованием «предательстве Донского войска». Эта версия,
сопровождаемая вымышленными подробностями, была очень удобна, перекладывая
весь одиум, все личные грехи и последствия развала казачьей армии на
чркую голову.
Вечером 13-го штаб главнокомандующего, штабы Донской армии
и Донского атамана посажены были на пароход «Цесаревич
Георгий». После этого я с генералом Романовским и несколькими
чинами штаба перешел на русский миноносец «Капитан Сакен». Посадка
войск продолжалась всю ночь. Часть добровольцев и несколько
полков донцов, не попавших на суда, пошли береговой дорогой на
Геленджик.
Прошла бессонная ночь. Начало светать. Жуткая картина. Я
взошел на мостик миноносца, стоявшего у пристани. Бухта опустела. На
внешнем рейде стояло несколько английских судов, еще дальше вид-
3 «Белое движение», т 20
33
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
нелись неясные уже силуэты транспортов, уносящих русское воинство
к последнему клочку родной земли, в неизвестное будущее. В бухте
мирно стояло два французских миноносца, по-видимому не знавшие
обстановки. Мы подошли к ним. В рупор была передана моя просьба:
«Новороссийск эвакуирован. Главнокомандующий просит вас взять на
борт сколько возможно из числа остающихся на берегу людей».
Миноносцы быстро снялись и ушли на внешний рейд (позднее они
приняли участие в спасении людей, шедших береговой дорогой, южнее
Новороссийска).
В бухте — один только «Капитан Сакен». На берегу у пристаней
толпился народ. Люди сидели на своих пожитках, разбивали банки с
консервами, разогревали их, грелись сами у разведенных тут же
костров. Это бросившие оружие — те, которые не искали уже выхода.
У большинства спокойное, тупое равнодушие — от всего
пережитого, от утомления, от духовной прострации. Временами слышались из
толпы крики отдельных людей, просивших взять их на борт. Кто они,
как их выручить из сжимающей их толпы?.. Какой-то офицер с
северного мола громко звал на помощь, потом бросился в воду и
поплыл к миноносцу. Спустили шлюпку и благополучно подняли его.
Вдруг замечаем — на пристани выстроилась подчеркнуто стройно
какая-то воинская часть. Глаза людей с надеждой и мольбой
устремлены на наш миноносец. Приказываю подойти к берегу. Хлынула
толпа...
— Миноносец берет только вооруженные команды...
Погрузили сколько возможно было людей и вышли из бухты. По
дороге, недалеко от берега, в открытом море покачивалась на свежей
волне огромная баржа, выведенная и оставленная там каким-то
пароходом. Сплошь, до давки, до умопомрачения забитая людьми. Взяли
ее на буксир и подвели к английскому броненосцу. Адмирал Сеймур
выполнил свое обещание: английские суда взяли значительно больше,
чем было обещано.
Очертания Новороссийска выделялись еще резко и отчетливо. Что
творилось там?.. Какой-то миноносец повернул вдруг обратно и полным
ходом полетел к пристаням. Бухнули орудия, затрещали пулеметы:
миноносец вступил в бой с передовыми частями большевиков, занявшими
уже город. Это был «Пылкий», на котором генерал Кутепов, получив
сведение, что не погружен еще 3-й Дроздовский полк49, прикрывавший
посадку, пошел на выручку.
Потом все стихло. Контуры города, берега и гор обволакивались
туманом, уходя в даль... в прошлое. Такое тяжелое, такое
мучительное.
34
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^,
* * *
Грозные недавно Вооруженные силы Юга распались. Части,
двинувшиеся берегом моря на Геленджик, при первом же столкновении с
отрядом дезертиров, занимавших Кабардинскую, не выдержали, зами-
тинговали и рассеялись. Небольшая часть их была подобрана судами,
остальные ушли в горы или передались большевикам.
Части Кубанской армии и 4-го Донского корпуса, вышедшие
горами к берегу Черного моря, расположились между Туапсе и Сочи,
в районе, лишенном продовольствия и фуража, в обстановке
чрезвычайно тяжелой. Надежды кубанцев на зеленых и на помощь грузин
не оправдались. Кубанская рада, правительство и атаман Букретов50,
добивавшийся командования войсками (командование было
объединено в руках командира Кубанского корпуса генерала Писарева51,
которому подчинялся и 4-й Донской корпус), требовали полного
разрыва с «Крымом» и склонялись к заключению мира с большевиками;
военные начальники категорически противились этому. Эта распря и
полная дезорганизация верхов вносили еще большую смуту в
казачью массу, окончательно запутавшуюся в поисках выхода и путей к
спасению.
Сведения о разложении, колебаниях и столкновениях в частях,
собравшихся на Черноморском побережье, приходили в Феодосию и
вызывали мучительные сомнения: как быть с ними дальше? Эти сомнения
волновали Ставку и разделялись казачьими кругами. Ставка указывала
перевозить только воорркенных и желающих драться. Донские
правители смотрели более пессимистично: на бурном заседании их в
Феодосии решено было воздержаться пока вовсе от перевозки донцов в Крым.
Мотивами этого решения были — с одной стороны, развал частей, с
другой — опасение за прочность Крыма («ловушка» ). Такое
неопределенное положение доно-кубанских корпусов на побережье длилось после
моего ухода еще около месяца, завершившись трагически: Кубанский
атаман Букретов через генерала Морозова52 заключил договор с
советским командованием о сдаче армии большевикам и сам скрылся в
Грузию. Большая часть войск сдалась действительно, меньшая успела
переправиться в Крым (по данным ставки генерала Врангеля, из 27
тысяч перевезено было около 12 тысяч).
В начале марта начался исход с Северного Кавказа. Войска и
беженцы (войск около 7 тысяч, беженцев — 3—5 тысяч) потянулись
на Владикавказ, откуда в десятых числах марта по Военно-Грузинской
дороге перешли в Грузию. Обезоруженные грузинами войска и
беженцы были интернированы потом в Потийском лагере.
з*
35
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^ _ Ш^>
Еще восточнее, берегом Каспийского моря, отходил на Петровск
астраханский отряд генерала Драценко53. Отряд этот сел 16 марта в
Петровске на суда и совместно с Каспийской военной флотилией54
пошел в Баку. Генерал Драценко и командующий флотилией, адмирал
Сергеев55, заключили условие с азербайджанским правительством, в
силу которого, ценою передачи Азербайджану оружия и материальной
части, войскам разрешен был проход в Поти. Военная флотилия, не
поднимая азербайджанского флага и сохраняя свое внутреннее
управление, принимала на себя береговую оборону. Но, когда суда начали
входить в гавань, обнаружился обман: азербайджанское правительство
заявило, что лицо, подписавшее договор, не имело на то полномочий,
и потребовало безусловной сдачи. На этой почве во флоте началось
волнение; адмирал Сергеев, отправившийся в Батум, чтобы оттуда
войти в связь со Ставкой, был объявлен офицерами низложенным, и суда
под командой капитана 2-го ранга Бушена56 ушли в Энзели с целью
отдаться там под покровительство англичан. Английское командование,
не желая столкновения с большевиками, предложило командам судов
считаться интернированными и распорядилось снять части орудий и
машин. И когда большевики вслед за тем сделали внезапную высадку,
сильный английский отряд, занимавший Энзели, обратился в
поспешное отступление; к англичанам вынуждены были присоединиться и
наши флотские команды. Один из участников этого отступления,
русский офицер писал впоследствии о чувстве некоторого морального
удовлетворения, которое испытывали «мы — жалкие и беспомощные
среди англичан» при виде того, как «перед кучкой большевиков,
высадившихся и перерезавших дорогу в Решт, войска сильной,
могущественной британской армии драпали вместе с нами».
Рухнуло государственное образование Юга, и осколки его,
разбросанные далеко, катились от Каспия до Черного моря, увлекая людские
волны. Рухнул оплот, прикрывавший с севера эфемерные «государства»,
неустанно подтачивавшие силы Юга, и разительно ясно обнаружилась
вся немощность и нежизнеспособность их. В несколько дней пала
«Черноморская республика» зеленых, не более недели просуществовал
«Союз горских народов», вскоре сметен был и Азербайджан.
Наступал черед Грузинской республики, бытие которой по соображениям
общей политики допускалось советской властью еще некоторое время.
Нав маленьком Крымском полуострове сосредоточилось все, что
осталось от Воорркенных сил Юга. Армия, ставшая под
непосредственное мое командование, сведена была в три корпуса (Крымский,
Добровольческий, Донской), сводную кавалерийскую дивизию и Сводную
Кубанскую бригаду. Все остальные части, команды, штабы и учреж-
36
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ _ !££,
дения, собравшиеся в Крым со всей бывшей территории Юга,
подлежали расформированию, причем весь боеспособный личный состав
их пошел на укомплектование действующих войск. Крымский
корпус силою около 5 тысяч по-прежнему прикрывал перешейки.
Керченский район обеспечивался от высадки со стороны Тамани
сводным отрядом в 1/2 тысяч (Сводная Кубанская бригада, Сводная
Алексеевская бригада, Корниловская юнкерская школа57). Все
прочие части расположены были в резерве на отдых: Добровольческий
корпус в районе Севастополя—Симферополя, донцы — в
окрестностях Евпатории. Ставку я расположил временно в тихой Феодосии,
вдали от кипящего страстями Севастополя.
Ближайшая задача, возложенная на армию, заключалась в обороне
Крыма. Армия насчитывала в своих рядах 35—40 тысяч бойцов,
имела на вооружении 100 орудий и до 500 пулеметов. Но была
потрясена морально, и войска, прибывшие из Новороссийска, лишены были
материальной части, лошадей, обозов и артиллерии. Добровольцы
пришли поголовно вооруженными, привезли с собой все пулеметы и даже
несколько орудий. Донцы прибыли безоружными.
С первого же дня началась спешная работа по реорганизации,
укомплектованию и снабжению частей. Некоторый отдых
успокаивал возбркденные до крайности нервы. До тех пор, в течение 1/2
года, части были разбросаны по фронту на огромные расстояния,
почти не выходя из боя. Теперь сосредоточенное расположение
крупных войсковых соединений открывало возможность
непосредственного и близкого воздействия старших начальников на войска.
Противник занимал северные выходы из Крымских перешейков по
линии Геническ—Чонгарский мост—Сиваш—Перекоп. Силы его были
невелики (5—6 тысяч), а присутствие в тылу отрядов Махно и других
повстанческих банд сдерживало его наступательный порыв. Со
стороны Таманского полуострова большевики никакой активности не
проявляли.
Движение главных сил Юга к берегам Черного моря советским
командованием расценивалось как последний акт борьбы. Сведения
о состоянии наших войск, о мятежах, поднимаемых войсками и
начальниками — весьма преувеличенные, — укрепляли большевиков в
убеждении, что Белую армию, припертую к морю, ждет неминуемая
и конечная гибель. Поэтому операция переброски значительных сил
в Крым, готовность и возможность продолжать там борьбу явились
АЛЯ советского командования полнейшей неожиданностью. На Крым
не было обращено достаточно внимания, и за эту оплошность
советская власть поплатилась впоследствии дорогой ценой.
37
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
^ _ ^
Необходимо было упорядочить и реорганизовать гражданское
управление, слишком громоздкое аая Крыма. Южнорусское
правительство Мельникова58, прибыв в Севастополь, попало сразу в атмосферу
глубокой и органической враждебности, парализовавшей всякую его
деятельность. Правительство — по своему генезису, как созданное в
результате соглашения с Верховным кругом — рке по этой причине
было одиозно и вызывало большое раздражение, готовое вылиться в
дикие формы. Поэтому с целью предотвращения нежелательных
эксцессов я решил упразднить Южное правительство еще до своего
ухода. 16 марта я отдал приказ об упразднении совета министров. Взамен
его поручалось М.В. Бернацкому59 организовать «сокращенное
численно, деловое учреждение, ведающее делами общегосударственными и
руководством местных органов». Приказ подтверждал, что «общее
направление внешней и внутренней политики останется незыблемым
на началах, провозглашенных мною 16 января в г. Екатеринодаре».
На членов правительства этот неожиданный аая них приказ
произвел весьма тягостное впечатление... Форму не оправдываю, но
сущность реорганизации диктовалась явной необходимостью и личной
безопасностью министров. В тот же день, 16-го, члены правительства
на предоставленном им пароходе выехали из Севастополя и перед
отъездом в Константинополь заехали в Феодосию проститься со мной.
После краткого слова Н.М. Мельникова ко мне обратился Н.В.
Чайковский60: «Позвольте вас, генерал, спросить: что вас побудило
совершить государственный переворот?» Меня удивила такая постановка
вопроса — после разрыва с Верховным кругом и, главное, после того
катастрофического «переворота», который разразился над всем белым
Югом.
— Какой там переворот! Я вас назначил и я вас освободил от
обязанностей — вот и все.
После этого Ф.С. Сушков61 указал на «ошибочность моего шага»:
за несколько дней своего пребывания в Крыму правительство, по его
словам, заслужило признание не только общественных кругов, но и
военной среды. Так что все предвещало возможность плодотворной
работы его.
— К сожалению, у меня совершенно противоположные сведения.
Вы, по-видимому, не знаете, что творится кругом. Во всяком случае,
через несколько дней все случившееся станет вам ясным...
Покидал свой пост генерал Хольман — неизменный доброжелатель
армии. В своем прощальном слове он говорил: «...с глубочайшим
сожалением я уезжаю из России. Я надеялся оставаться с вами до конца
борьбы, но получил приказание ехать в Лондон аая доклада своему
38
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
,^L ^
правительству о положении... Не думайте, что я покидаю друга в беде.
Я надеюсь, что смогу принести вам большую пользу в Англии.,. Я
уезжаю с чувством глубочайшего уважения и сердечной дружбы к
вашему главнокомандующему и с усилившимся решением остаться верным
той кучке храбрых и честных людей, которые вели тяжелую борьбу за
свою родину в продолжение двух лет». При новой политике Лондона
генерал Хольман был бы действительно не на месте.
Расставался я и со своим верным другом И.П. Романовским.
Освобождая его от должности начальника штаба, я писал в приказе:
«Беспристрастная история оценит беззаветный труд этого
храбрейшего воина, рыцаря долга и чести и беспредельно любящего Родину
солдата и гражданина. История заклеймит презрением тех, кто по
своекорыстным побуждениям ткал паутину гнусной клеветы вокруг
честного и чистого имени его. Дай Бог Вам сил, дорогой Иван
Павлович, чтобы при более здоровой обстановке продолжать тяжкий труд
государственного строительства». На место генерала Романовского
начальником штаба я назначил состоявшего в должности генерал-
квартирмейстера генерала Махрова62. Хольман, предполагавший
выехать в ближайший день в Константинополь, предложил Ивану
Павловичу ехать с ним вместе. Рвались нити, связывавшие с прошлым,
становилось пусто вокруг...
Поздно вечером 19-го в Феодосию приехал генерал Кутепов по
важному делу. Он доложил: «Когда я прибыл в Севастополь, то на
пристани офицер, присланный от генерала Слащева, доложил мне, что за
мной прислан вагон с паровозом и что генерал Слащев просит меня
прибыть к нему немедленно. В этом вагоне около 8 часов вечера я
прибыл в Джанкой, где на платформе меня встретил генерал Слащев
и просил пройти к нему в вагон. После легкого ужина по просьбе
Слащева я прошел к нему в купе, и там он мне очень длинно стал
рассказывать о том недовольстве в войсках его корпуса
главнокомандующим и о том, что такое настроение царит среди всего населения,
в частности, среди заявивших ему об этом армян и татар, в
духовенстве, а также во флоте и якобы среди чинов моего корпуса; и что
23 марта предположено собрать совещание из представителей
духовенства, армии, флота и населения АЛ^ обсуждения создавшегося
положения и что, вероятно, это совещание решит обратиться к генералу
Деникину с просьбой о сдаче им командования. Затем он прибавил,
что ввиду моего прибытия теперь на территорию Крыма он полагает
необходимым и мое участие в этом совещании. На это я ему ответил,
что относительно настроения моего корпуса он ошибается.
Участвовать в каком-либо совещании без разрешения главнокомандующего я
39
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
•^ 1^»
не буду и, придавая огромное значение всему тому, что он мне
сказал, считаю необходимым обо всем этом немедленно доложить
генералу Деникину. После этих моих слов я встал и ушел. Выйдя на
платформу, я сел в поезд и приказал везти себя в Феодосию».
То, что я услышал, меня не удивило. Генерал Слащев вел эту
работу не первый день и не в одном направлении, а сразу в четырех.
Он посылал гонцов к барону Врангелю, убеждая его «соединить наши
имена» (то есть Врангеля и Слащева) и при посредстве герцога
С. Лейхтенбергского входил в связь по этому вопросу с
офицерскими флотскими кругами. В сношениях своих с правой, главным
образом, общественностью он старался направить ее выбор в свою
личную пользу. Вместе с тем через генерала Боровского он входил в
связь с генералами Сидориным, Покровским, Юзефовичем63 и
уславливался с ними о дне и месте совещания для устранения
главнокомандующего. В чью пользу — умалчивалось, так как первые двое
были антагонистами Врангеля и не имели также желания возглавить
себя Слащевым. Наконец, одновременно, чуть ли не ежедневно
Слащев телеграфировал в Ставку с просьбой разрешить ему прибыть ко
мне для доклада и высказывал «глубокое огорчение», что его не
пускают к «своему главнокомандующему».
Генерал Сидорин усиленно проводил взгляд «о предательстве Дона»
и телеграфировал Донскому атаману, что этот взгляд разделяют «все
старшие начальники и все казаки». Он решил «вывести Донскую
армию из пределов Крыма и того подчинения, в котором она сейчас
находится», и требовал немедленного прибытия атамана и
правительства в Евпаторию «аля принятия окончательного решения»
(телеграмма 18 марта от Сидорина генералу Богаевскому64).
Я знал уже и о той роли, которую играл в поднявшейся смуте
епископ Вениамин, возглавивший оппозицию крайних правых; но до
каких пределов доходило его рвение, мне стало известным только
несколько лет спустя... На другой день после прибытия Южного
правительства в Севастополь преосвященный явился к председателю его.
Об этом посещении Н.М. Мельников рассказывает: «Епископ
Вениамин сразу начал говорить о том, что «во имя спасения России» надо
заставить ген. Деникина сложить власть и передать ее ген. Врангелю,
ибо только он — по мнению епископа и его друзей — может спасти
в данных условиях Родину. Епископ добавил, что у них, в сущности,
все уже готово к тому, чтобы осуществить намеченную перемену, и что
он считает своим долгом обратиться по этому делу ко мне лишь мя
того, чтобы по возможности не вносить лишнего соблазна в массу и
подвести легальные подпорки под «их» предприятие, ибо, если Юж-
40
=^x
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i££>
норусское правительство санкционирует задуманную перемену, все
пройдет гладко, «законно»... Епископ Вениамин добавил, что,
согласится Южнорусское правительство или не согласится, дело все равно
сделано будет... Это приглашение принять участие в перевороте, сделанное
притом епископом, было так неожиданно АА^ меня, тогда еще
впервые видевшего заговорщика в рясе, и так меня возмутило, что я,
поднявшись, прекратил дальнейшие излияния епископа».
Епископ Вениамин посетил затем министра внутренних дел В.Ф. Зе-
елера65, которому также в течение полутора часов внушал мысль о
необходимости переворота: «Все равно с властью Деникина
покончено, его сгубил тот курс политики, который отвратен русскому народу.
Последний давно уже жаждет «хозяина земли русской», и мешать
этому, теперь уже вполне созревшему порыву не следует. Нркно
всячески этому содействовать — это будет и Богу угодное дело. Все
готово: готов к этому и ген. Врангель, и вся та партия патриотически
настроенных действительных сынов своей Родины, которая находится
в связи с ген. Врангелем. Причем ген. Врангель — тот Божией
милостью диктатор, из рук которого и получит власть и царство
помазанник... Епископ был так увлечен поддержкой разговора, что перестал
сохранять сдержанность и простую осторожность и дошел до того, что
готов был тут же ждать от правительства решений немедленных» (из
записки В.Ф. Зеелера).
Сидорин, Слащев, Вениамин... все это, в сущности, меня уже мало
интересовало. Я спросил генерала Кутепова о настроении
Добровольческих частей. Он ответил, что одна дивизия вполне прочная, в другой
настроение удовлетворительное, в двух — неблагополучное. Критикуя
наши неудачи, войска, главным образом, обвиняют в них генерала
Романовского. Кутепов высказал свое мнение, что необходимо принять
спешные меры против собирающегося совещания и лучше всего
вызвать ко мне старших начальников, с тем чтобы они сами доложили
мне о настроении войск.
Я взглянул на дело иначе: настало время выполнить мое решение.
Довольно. В ту же ночь, совместно с начальником штаба, генералом
Махровым, я составил секретную телеграмму — приказание о сборе
начальников на 21 марта в Севастополь на Военный Совет, под
председательством генерал Драгомирова66, «аая избрания преемника
главнокомандующему Вооруженными силами Юга России». В число
участников я включил и находившихся не у дел, известных мне
претендентов на власть, и наиболее активных представителей оппозиции.
В состав Совета должны были войти: «Командиры Добровольческого
(Кутепов) и Крымского (Слащев) корпусов и их начальники дивизий.
41
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Из числа командиров бригад и полков — половина (от Крымского
корпуса в силу боевой обстановки норма может быть меньше).
Должны прибыть также: коменданты крепостей, командующий флотом,
его начальник штаба, начальники морских управлений, четыре старших
строевых начальника флота. От Донского корпуса — генералы Сидо-
рин, Кельчевский и шесть лиц в составе генералов и командиров
полков. От штаба главнокомандующего — начальник штаба, дежурный
генерал, начальник военного управления и персонально генералы:
Врангель, Богаевский, Улагай, Шиллинг, Покровский, Боровский, Ефимов67,
Юзефович и Топорков».
К председателю Военного Совета я обратился с письмом (20
марта, № 145/м): «Многоуважаемый Абрам Михайлович! Три года
российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть,
как тяжкий крест, ниспосланный судьбою. Бог не благословил успехом
войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и
в ее историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь
между вождем и Армией порвана. И я не в силах более нести ее.
Предлагаю Военному совету избрать достойного, которому я передам
преемственно власть и командование. Уважающий Вас А. Денишн».
Следующие два, три дня прошли в беседах с преданными мне
людьми, приходившими с целью предотвратить мой уход. Они терзали мне
душу, но изменить моего решения не могли.
Военный Совет собрался, и утром 22-го я получил телеграмму
генерала Драгомирова: «Военный Совет признал невозможным решать
вопрос о преемнике Главкома, считая это прецедентом выборного
начальства, и постановил просить Вас единолично указать такового.
При обсуждении Добровольческий корпус и Кубанцы заявили, что
только Вас желают иметь своим начальником и от указания
преемника отказываются. Донцы отказались давать какие-либо указания о
преемнике, считая свое представительство слишком малочисленным,
не соответствующим боевому составу, который они определяют в 4
дивизии. Генерал Слащев отказался давать мнение за весь свой
корпус, от которого могли прибыть только три представителя, и
вечером просил разрешения отбыть на позиции, что ему и было
разрешено. Только представители флота указали преемником генерала
Врангеля. Несмотря на мои совершенно категорические заявления,
что Ваш уход решен бесповоротно, вся сухопутная армия
ходатайствует о сохранении Вами главного командования, ибо только на Вас
полагаются и без Вас опасаются за распад Армии; все желали бы
Вашего немедленного прибытия сюда для личного председательство-
вания в Совете, но меньшего состава. В воскресенье в полдень на-
42
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
1^=,
* * *
...Вечер 22 марта.
Тягостное прощание с ближайшими моими сотрудниками в Ставке
и офицерами конвоя. Потом сошел вниз — в помещение охранной
офицерской роты, состоявшей из старых добровольцев, в большинстве
израненных в боях; со многими из них меня связывала память о страдных
днях первых походов. Они взволнованы, слышатся глухие рыдания...
Глубокое волнение охватило и меня; тяжелый ком, подступивший к
горлу, мешал говорить. Спрашивают:
— Почему?
— Теперь трудно говорить об этом. Когда-нибудь узнаете и
поймете...
Поехали с генералом Романовским в английскую миссию, откуда
вместе с Хольманом на пристань. Почетные караулы и представители
43
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
иностранных миссий. Краткое прощание. Перешли на английский
миноносец. Офицеры, сопровождавшие нас, в том числе бывшие
адъютанты генерала Романовского, пошли на другом миноносце —
французском, который пришел в Константинополь на 6 часов позже нас.
Роковая случайность...
Когда мы вышли в море, была уже ночь. Только яркие огни,
усеявшие густо тьму, обозначили еще берег покидаемой русской земли.
Тускнеют и гаснут.
Россия, Родина моя...
В Константинополе на пристани нас встретили военный агент наш,
генерал Агапеев68, и английский офицер. Англичанин что-то с
тревожным видом докладывает Хольману. Последний говорит мне:
— Ваше превосходительство, поедем прямо на английский корабль...
Англичане подозревали. Знали ли наши? Я обратился к Агапееву:
— Вас не стеснит наше пребывание в посольстве... в отношении
помещения?
— Нисколько.
— А в... политическом отношении?
— Нет, помилуйте...
Простились с Хольманом и поехали в русский Посольский дом,
обращенный частично в беженское общежитие. Там моя семья.
Появился дипломатический представитель. Выхожу к нему в
коридор. Он извиняется, что по тесноте не может нам предоставить
помещения. Я оборвал разговор: нам не нужно его гостеприимства...
Вернувшись в комнату, хотел переговорить с Иваном Павловичем
о том, чтобы сейчас же оставить этот негостеприимный кров. Но
генерала Романовского не было. Адъютанты не приехали еще, и он сам
прошел через анфиладу посольских зал в вестибюль распорядиться
относительно автомобиля. Раскрылась дверь, и в ней появился бледный,
как смерть, полковник Энгельгардт69:
— Ваше превосходительство, генерал Романовский убит.
Этот удар доконал меня. Сознание помутнело, и силы оставили
меня — первый раз в жизни.
Моральных убийц Романовского я знаю хорошо. Физический
убийца, носивший форму русского офицера, скрылся. Не знаю — жив ли
он, или правду говорит молва, будто аля сокрытия следов
преступления его утопили в Босфоре.
Генерал Хольман, потрясенный событием, не могший простить себе,
что не сберег Романовского, не настояв на нашем переезде прямо на
английский корабль, ввел в посольство английский отряд, чтобы
охранить бывшего русского главнокомандующего.
44
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jfcfc
Барон П. Врангель70
ЗАПИСКИ71
Крамола на Кубани
Я прибыл в Ростов вечером. Главнокомандующий мог меня
принять в Таганроге лишь на следующий день утром, и я решил,
воспользовавшись свободным вечером, проехать в театр. Приняв и
отпустив встречавших меня должностных лиц, я вдвоем, с приехавшим
со мной графом Гендриковым72, отправился пешком в город. Не
желая привлекать на себя внимания, я взял ложу во втором ярусе и,
поместившись в глубине ее, стал слушать пение. Шли «Птички
певчие». Исполнители и постановка были весьма посредственны,
однако я, давно не быв в театре, рад был послушать музыку. В антракте
я разглядывал толпу, наполнявшую зал. Нарядные туалеты дам,
дорогие меха и драгоценные камни вперемешку с блестящими
погонами и аксельбантами военных придавали толпе праздничный,
нарядный вид, заставляя забывать тяжелую обстановку смуты...
Антракт кончился, в зале потушили огни, но занавес не
поднимался. На авансцену вышел какой-то господин и обратился к публике: «В
то время как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там
на фронте геройские наши войска борются за честь Единой, Великой
и Неделимой России. Стальной грудью прикрывают они нас от врага,
обеспечивая мир и благоденствие населению... Мы обязаны им всем,
этим героям и их славным вождям. Я предлагаю вам всем
приветствовать одного из них, находящегося здесь, — героя Царицына,
командующего Кавказской армией, генерала Врангеля...»
Яркий луч рефлектора осветил нашу ложу, взвился занавес, оркестр
заиграл туш, собранная на сцене труппа и публика, повернувшись к
моей ложе, аплодировали. Не дождавшись конца действия, мы выш-
45
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ли, решив пройти в гостиницу «Палас» поркинать. Однако сделать это
не удалось. Как только показался я в зале, переполненном народом,
раздались крики «Ура!», вся ужинающая публика встала из-за своих
столиков, оркестр заиграл туш. Едва я присел к первому свободному
столику, как со всех сторон потянулись бокалы с вином. Один за
другим стали подходить знакомые и незнакомые, поздравляя с
последними победами, расспрашивая о положении на фронте... Среди прочих
задавались вопросы: «Ну, как отношения ваши с генералом
Деникиным?», «Правда ли, что вы окончательно разошлись с
главнокомандующим?». Чья-то невидимая рука продолжала неустанно вести
закулисную интригу, сея смуту и сомнение в умах.
Отказавшись от ужина, я поспешил вернуться к себе в поезд. В
10 часов утра я принят был в Таганроге главнокомандующим, в
присутствии начальника штаба. Генерал Деникин встретил меня весьма
любезно, однако под внешним доброжелательством чувствовалась холодная
сдержанность. Прежней сердечности уже не было. Доложив подробно
обстановку, я просил у главнокомандующего дальнейших указаний.
Генерал Романовский настаивал на новом наступлении моей армии в
прежнем направлении. Я мог лишь повторить высказанное ранее
соображение о невозможности успешно выполнить эту задачу. В конце
концов главнокомандующий согласился со мной и тут же отдал
приказание начальнику штаба: «Кавказской армии вести активную оборону
Царицына». Генерал Деникин пригласил меня обедать.
Время до обеда я использовал, чтобы повидать некоторых нужных
мне лиц, в том числе генерал-квартирмейстера генерала Плющевско-
го-Плющика73. В оперативном отделении видел я нескольких молодых
офицеров Генерального штаба, старых моих знакомых, и убедился, что
непрочность нашего стратегического положения им в полной мере
ясна. Некоторые из них обращались ко мне с просьбой «обратить
внимание главнокомандующего», «повлиять на
главнокомандующего...». Видно было, что вера в высшее командование среди ближайших
сотрудников в значительной мере поколеблена.
После обеда генерал Деникин пригласил меня в свой рабочий
кабинет, где мы пробеседовали более двух часов. Общее наше
стратегическое положение, по словам генерала Деникина, было блестяще.
Главнокомандующий, видимо, не допускал мысли о возможности
поворота боевого счастья и считал «занятие Москвы» лишь вопросом
месяцев. По его словам, противник, разбитый и деморализованный,
серьезного сопротивления нигде оказать не может. Указывая на карте
на левый фланг нашего бесконечно растянувшегося фронта, где
действовал сборный отряд генерала Розеншильд-Паулина74, генерал Дени-
46
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
*^ ^»
кин, улыбаясь, заметил: «Даже Розеншильд-Паулин и тот
безостановочно двигается вперед. Чем только он бьет врага — Господь ведает.
Наскреб какие-то части и воюет...»
Восстанию разбойника Махно в тылу генерал Деникин также
серьезного значения не придавал, считая, что «все это мы быстро
ликвидируем». С тревогой и недоумением слушал я слова
главнокомандующего. В отношении нашей внешней и внутренней политики генерал
Деникин не был столь оптимистичен. Он горько жаловался на
англичан, «ведущих все время двойную игру», и негодовал на наших
соседей — грузин и поляков: «С этими господами я решил прекратить
всякие переговоры, определенно заявив им, что ни клочка русской
земли они не получат».
Что же касается внутреннего нашего положения, то
главнокомандующий, отдавая себе отчет в неудовлетворительности его,
раздраженно говорил об «интригах» в Ростове, виновниками которых в
значительной мере считал отдельных деятелей консервативной группы —
Совета государственного объединения, председателем которого
являлся статс-секретарь А.В. Кривошеий75. Часть этой группы, стоя в
оппозиции к главному командованию, будто бы настаивала на
приглашении находящегося за границей Великого Князя Николая Николаевича,
единственного человека, по мнению лиц этой группы, могущего
объединить вокруг себя разнообразные элементы национальной борьбы:
«Конечно, все это несерьезно, сам Великий Князь отказывается
приехать в Россию, я приглашал его вернуться в Крым, но получил ответ,
что Великий Князь считает, что его приезд мог бы повредить нашему
делу, так как был бы встречен недоброжелательно Западной Европой,
которая все же нас сейчас снабжает...»
С величайшим раздражением говорил генерал Деникин о
«самостийности казаков», особенно обвиняя кубанцев. Действительно, за
последнее время демагогические группы Кубанской законодательной
рады все более и более брали верх и недопустимые выпады против
главного командования все чаще повторялись. Со своей стороны я
продолжал считать, что самостийные течения, не имея глубоких
корней в казачестве и не встречая сочувствия в большей части казачьих
частей, не имеют под собой серьезной почвы, что грозный окрик
главнокомандующего может еще бтрезвить кубанцев, а твердо
проводимая в дальнейшем определенная общеказачья политика даст
возможность установить взаимное доверие и содружество в работе.
За несколько дней до моего отъезда из Царицына я имел
продолжительный разговор по аппарату с находившимся в Екатеринодаре
генералом Покровским, который с своей стороны, на основании ряда разго-
47
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
воров с войсковым и походным атаманами и некоторыми членами Рады,
вынес то же убеждение. Напомнив главнокомандующему о тех тяжелых
днях, которые еще недавно пришлось пережить моим войскам
вследствие разрухи на Кубани и борьбы между Ставкой и Екатеринодаром, я
высказал главнокомандующему мое глубокое убеждение, что если
казачий вопрос не будет в ближайшее время коренным образом разрешен,
то борьба между главным командованием и казаками неминуемо
отразится на общем положении нашего фронта. Этот вопрос, по моему
мнению, должен был быть поставлен ребром собирающейся в ближайшее
время верховной власти края — Кубанской краевой раде.
«Хорошо, а как же, по вашему мнению, можно разрешить этот
вопрос?»
Я доложил, что, не посягая на казачьи вольности и сохраняя
автономию края, необходимо сосредоточить в руках атамана всю полноту
власти, оставив его ответственным единственно перед краевой Радой,
высшей законодательной властью в крае, и главным командованием, в
силу существующих договорных отношений. Ныне действующая
законодательная Рада должна быть упразднена, а вся исполнительная власть
сосредоточена в руках ответственного перед атаманом правительства.
Соответствующий законопроект мог быть внесен в краевую Раду
какой-либо группой ее членов. Допуская возможность выступления
левых оппозиционных групп, я предлагал, воспользовавшись затишьем на
фронте, отправить в Екатеринодар, под предлогом укомплектования и
отдыха, некоторое число моих частей.
Генерал Деникин ответил не сразу; подумав, он протянул мне руку.
«Итак, carte blanche», — сказал он. В заключение главнокомандующий
приказал мне прибыть на следующий день к 11 часам к помощнику
главнокомандующего генералу Лукомскому в Ростов, где будет и он,
генерал Деникин.
В 3 часа дня я выехал в Ростов. На вокзале уже ждал ряд лиц,
желавших меня видеть. До позднего вечера поток посетителей не
прекращался. Среди прочих лиц навестили меня несколько
общественных деятелей, пожелавших со мной познакомиться. Среди них
член Особого совещания, бывший член Государственной думы Н.В. Са-
вич, помощник начальника управления внутренних дел В.Б. Похвис-
нев и др. Заехал ко мне и председатель совета Государственного
объединения статс-секретарь А.В. Кривошеий. Разговоры со всеми
этими лицами произвели на меня самое тягостное впечатление.
Картина развала в тылу стала передо мною во всей полноте. Слухи об
этом развале, конечно, и ранее доходили ко мне на фронт, но в этот
день впервые развал этот обрисовался передо мною полностью.
48
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
^ — £^»
На следующий день в 11 часов утра я был у генерала Лукомского.
Главнокомандующий был уже там. Тут же находился и начальник
отдела пропаганды и отдела законов Особого совещания профессор
К.Н. Соколов. Последний, как государствовед, привлечен был
генералом Деникиным в связи с необходимостью выработать изменения
существующего временного положения об управлении Кубанским краем,
долженствующие быть внесенными на утверждение краевой Рады.
Мы условились о дальнейшем образе действий. Я должен был
вечером выехать в Екатеринодар и ознакомиться с обстановкой на
месте. Из Екатеринодара я предполагал проехать в Царицын, чтобы
выбрать и отправить в Екатеринодар воинские части, после чего
проехать в Пятигорск навестить главноначальствующего Северного
Кавказа генерала Эрдели и обсудить с ним ряд мер по укомплектованию
и снабжению терских казачьих и горских частей моей армии. Ко
времени приезда моего в Пятигорск профессор К.Н. Соколов должен
был приехать в Кисловодск, где мы могли бы, не возбуждая лишних
толков, с ним встретиться и окончательно наметить подлежащие
внесению в Кубанскую краевую Раду изменения положения об
управлении краем.
Я вернулся к себе в поезд, где до вечера беседовал с целым
рядом посетителей. Некоторые из лиц, с коими пришлось мне говорить
в этот день, опять задавали мне вопросы об «отношениях моих с
генералом Деникиным», «о разногласиях между главнокомандующим
и мною». Слухи об этом исходили из самой Ставки, об этом громко
говорил и начальник штаба генерал Романовский, и ближайшие к
генералу Деникину лица. Меня обвиняли в «оппозиции главному
командованию», мне ставилась в вину близость моя к «оппозиционным
консервативным группам». Как первое, так и второе было явной
нелепостью; поглощенный всецело военными операциями, я был далек
от всякой политической борьбы, почти не имея связей среди
общественных и политических деятелей. В настоящий приезд мой в
Ростов я впервые имел случай познакомиться с некоторыми из них.
А.В. Кривошеий также говорил мне о недовольстве мною Ставки,
он вообще не сочувствовал политике главнокомандующего, ставил
генералу Деникину в вину отсутствие определенной реальной
программы и неудачный выбор сотрудников. Люди государственного опыта и
знания к работе не привлекались. Ставка боялась обвинения в
контрреволюционности и реакционности, подчеркивая либеральный
демократизм.
Ревнивый к своей власти, подозрительный даже в отношении
своих ближайших помощников, генерал Деникин боялся сильных, само-
4 «Белое движение», т 20
49
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
стоятельных людей. Эта черта характера главнокомандующего
отлично учитывалась ближайшими к нему лицами, и на струнке этой
охотно играли как те, кто боялся за себя самого, так и те, кто искал развала
нашего дела. «Секретные информации вверх» все время пугали
генерала Деникина.
В Екатеринодаре, приняв встречавших меня должностных лиц и
почетный караул Кубанского гвардейского казачьего дивизиона, я
проехал к атаману во дворец. Генерал Филимонов76 по убеждениям
своим был, конечно, совершенно чужд самостийным течениям.
Прослужив долгое время атаманом Лабинского отдела, он был очень
популярен среди казаков-лабинцев, составлявших правое, разумное
крыло Рады. К сожалению, недостаточно твердый, нерешительный, он
потерял почву под ногами и выпустил власть из своих рук.
Самостийники, видя в нем враждебного их убеждениям человека, жестоко его
травили; Ставка, не нашедшая в его лице исполнителя своих
велений, его не только не поддерживала, но явно дискредитировала
атаманский авторитет. Лишенный должной поддержки, чувствуя, как
власть ускользает из его рук, атаман тщетно искал точку опоры,
метался из стороны в сторону, и буря политической борьбы
неминуемо должна была унести его.
С генералом Филимоновым разговаривать было бесполезно, и я
решил посвятить в дело ближайшего помощника его, исполнявшего
должность походного атамана и начальника военного управления,
генерала Науменко77. Последний, весьма разумный человек, отлично
отдавал себе отчет в необходимости изменить существующий
порядок вещей. После обеда у атамана я с генералами Покровским и
Науменко беседовали весь вечер. За последние дни самостийники
окончательно закусили удила. Выступления в Раде их главы И. Макаренко
и других открыто призывали кубанцев «отмежеваться от главного
командования и добровольцев». Местная пресса пестрела целым рядом
демагогических статей, среди чинов гарнизона велась самая
преступная агитация, имелся ряд сведений о связи самостийников с
«зелеными», оперирующими к северу от Новороссийска в районе
станции Тоннельная.
Генерал Покровский был настроен крайне решительно, предлагая
попросту «разогнать Раду» и «посадить атамана», облеченного всей
полнотой власти. Генерал Науменко, более осторожный, конечно,
против этого возражал. Я изложил намеченный мною план действий,
который и был, в конце концов, всеми принят.
Предполагалось, что немедленно по открытии заседания краевой
Рады, созыв коей был намечен на 24 октября, группой лабинцев бу-
50
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«ГЭД 1&*
дет внесен проект нового положения об управлении краем.
Основные положения проекта были следующие: носительницей высшей
власти в крае является краевая Рада, законодательная Рада
упраздняется, и вся полнота власти осуществляется войсковым атаманом и
назначаемым им правительством; краевая Рада собирается атаманом
не менее как раз в год; созыв по заявлению определенного числа
членов самой Рады отменяется; проект отвергает необходимость
создания отдельной кубанской армии.
Со своей стороны, генерал Науменко считал, что и со стороны
главного командования должны быть сделаны некоторые уступки.
Таковыми, по его мнению, должны были быть: скорейшее завершение
денежных расчетов с главным командованием, передача на
довольствие Кубани казачьих частей, прекращение действий в пределах
Кубани реквизиционных и ремонтных комиссий, предоставление войску
права призывать на службу иногородних и т. д. Ко времени
открытия заседания краевой Рады решено было перебросить в Екатерино-
дар один казачий полк и батарею.
Тотчас по приезде в Царицын я решил проехать в конную группу,
чтобы лично выбрать те части, которые предполагалось отправить в
Екатеринодар. Генерал Покровский просил меня о назначении 2-го
Уманского полка78, входившего в состав его корпуса. Мне было в то
же время необходимо переговорить по целому ряду вопросов с только
что вступившим в командование конной группой командиром 2-го
Кубанского корпуса генералом Топорковым.
Генерал Улагай за последнее время под влиянием непрерывных
тяжелых боев окончательно изнервничался, переходил мгновенно от
большого подъема к полной апатии, обижался и раздражался от
всякой мелочи. Обидевшись по какому-то поводу на генерала
Шатилова79, генерал Улагай просил освободить его от командования
корпусом. Я пытался было его отговаривать, однако ввиду его дальнейших
настояний и сознавая, что в настоящем его душевном состоянии он
уже к работе мало пригоден, в конце концов согласился. На
должность командира 2-го корпуса, взамен генерала Улагая, я
ходатайствовал о назначении генерала Науменко.
Я нашел полки значительно пополненными и в прекрасном виде;
однако из разговоров со старшими начальниками вынес убеждение,
что, увеличившись численно, части изменились в худшую сторону.
Присланные за последнее время Кубанью пополнения в
значительной мере состояли из тех казаков, которые в тяжелые июльские дни,
пользуясь безвластием в крае, укрылись в тылу. Ныне эти шкурники
вернулись, значительно развращенные усилиями самостийников.
4*
51
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Переговорив с генералом Топорковым и ближайшими его
помощниками, я наметил аля переброски в Екатеринодар бригаду
полковника Буряка, не успевшую еще получить пополнений, малочисленную, но
крепкую духом. Отправляя эти полки в Екатеринодар, я, учитывая
настроение генерала Покровского, счел нужным указать ему на
необходимость с его стороны всеми мерами избегать вооруженных
выступлений. Я надеялся, что мне удастся одним призраком военного
переворота образумить зарвавшихся самостийников.
Между тем ошибочная стратегия генерала Деникина начинала рке
приносить свои плоды. Противник, сосредоточив крупные силы на
стыке Донской и Добровольческой армий, повел решительное наступление
на фронте Воронеж—Лиски и одновременно в направлении на Севск,
стремясь охватить фланги Добровольческой армии и срезать острый угол
вытянувшегося безобразным клином к северу нашего фронта.
18 октября я получил телеграмму генерала Романовского:
«Обстановка на левом фланге Донской и на фронте Добровольческой армии
складывается очень неблагоприятно. Противник, отчаявшись прорваться на
фронте вашей армии и правом фланге Донской, в настоящее время
повел операцию на фронт Воронеж—Лиски, с одной стороны, и Кромы—
Севск — с другой, по овладении указанными участками фронтов он
развивает операцию в обход флангов Доброармии, сосредоточив к
флангам ее и продолжая сосредотачивать крупные силы, главным образом
конницу. Все это требует принятия спешных мер, почему прошу
спешно сообщить АЛЯ доклада Главкому, что вы могли бы выделить из
имеющихся у вас казачьих дивизий при условии пассивной задачи, на каковой
остановились при совещании, или же вы могли бы немедленно начать
активную операцию дабы общим движением сократить фронт Донской
армии и дать ей возможность вести операцию на северо-запад. 17
октября 1919 года. Нр 014170 Романовский».
Я счел намеченное решение половинчатым и со своей стороны
полагал возможным изменить неблагоприятно сложившуюся ^ая нас
обстановку лишь крупным решением. В тот же день я телеграфировал
генералу Романовскому: «014170 Развитие операции моей армией на
север не может быть выполнено при отсутствии железных дорог и
необеспеченности водной коммуникации. При малочисленности
конных дивизий переброска одной-двух на то или иное направление не
изменит общей обстановки и неразбитый хотя бы и
приостановленный противник, оттеснив донцов за Дон, будет иметь возможность
обрушиться на ослабленную выделением частей Кавармию.
Неблагоприятно слагающуюся обстановку полагаю возможным изменить лишь
крупным решением — выделив из состава Кавармии ваше распоря-
52
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^|L — ^»
жение три с половиной кубанских дивизий, не считая бригады,
посылаемой в Екатеринодар, оставить в Царицынском районе части 1
корпуса и инородческую конницу, сведя их в отдельный корпус с
подчинением его непосредственно Главкому. Буде таковое решение было бы
принято полагал бы желательным оставление комкором генерала
Покровского. Царицын 18 октября. Нр 03533. Врангель».
На следующий день я получил ответ: «Главком приказал срочно
перебросить его резерв район Купянска один конный кубанский
корпус, желательно второй. Дальнейшее будет видно по обстановке.
Таганрог 19 октября 1919 года. Нр 014252. Романовский».
Входившая в состав 2-го корпуса 3-я Кубанская дивизия80,
действующая на Черноярском направлении и скованная на фронте все время
наседавшим противником, отправлена быть не могла, и взамен ее я
наметил включить в состав 2-го корпуса 4-ю Кубанскую дивизию81, о
чем и телеграфировал генералу Романовскому: «014252. 3 кубанская
дивизия, скованная боями на Черноярском направлении, будет
заменена в составе второго корпуса 4 кубанской. Во исполнение
приказания Главкома направляется в Купянский район второй корпус в составе
второй82 и четвертой кубанских и Кабардинской83 дивизий. Царицын
21 октября 1919 года. Нр 03594 Врангель».
Таким образом, в состав корпуса должны были войти 2-я и 4-я
Кубанские и Кабардинская дивизии. Однако от переброски последней,
в силу неизвестных мне причин, главнокомандующий отказался.
Генерал Романовский по аппарату через дежурного офицера прислал
записку: «Наштаглав приказал сообщить, что Кабардинская дивизия
перевозке не подлежит, поэтому если началась ее погрузка или перевозка,
то их следует прекратить и принять меры к быстрой переброске 2 и
4 кубанских дивизий, которые предназначены к перевозке в Купянск.
Об исполнении прошу сообщить а^ доклада наштаглаву».
Из состава Кавказской армии были переброшены лишь две
дивизии. В связи с ослаблением и без того малочисленной армии и
полным истощением фуражных и продовольственных средств в районе
станции Котлу бань — станицы Качалинской, я решил занять более
сосредоточенное расположение, отведя конницу свою к югу от
станции Карповка — хутора Рассошинского. Вместе с тем для прикрытия
Царицына с востока я решил занять небольшой плацдарм на левом
берегу Волги, перебросив туда небольшой отряд в составе вновь
сформированного стрелкового полка 3-й Кубанской казачьей дивизии,
батареи и дивизиона конницы.
Совершенно аля меня неожиданно в день намеченного мною
выезда в Екатеринодар я получил адресованную всем командующим ар-
53
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
миями и атаманам Дона, Кубани и Терека телеграмму генерала
Деникина: «В июле текущего года между правительством Кубани и Меджи-
лисом горских народов заключен договор, в основу которого
положена измена России и передача кубанских казачьих войск Северного
Кавказа в распоряжение Меджилиса, чем обрекается на гибель
Терское войско. Договор подписан Бычем, Савицким, Калабуховым, Нами-
токовым, с одной стороны, и Чермоевым, Гайдаровым, Хадзараговым,
Бамматовым — с другой. Приказываю при появлении этих лиц на
территории Вооруженных Сил Юга России немедленно передать их
военно-полевому суду за измену. Таганрог 25 октября 1919 года. Нр
016729. Деникин».
Телеграмма эта коренным образом изменяла обстановку. Из
поименованных в телеграмме лиц член Рады Калабухов находился в Екате-
ринодаре, что не могло не быть известно главнокомандующему.
Приказ об аресте его в Екатеринодаре мог быть выполнен лишь
распоряжением местной краевой власти, согласия каковой на это у
генерала Деникина быть не могло. Было совершенно ясно, что конфликт
между главным командованием и Кубанской краевой Радой на этой
почве неизбежен. Конечно, впредь до разрешения этого конфликта не
могло быть и речи о возможности пересмотра и изменения краевой
Радой самого положения о крае. Предоставив мне полную свободу
действий, «carte blanche», как он выразился, генерал Деникин, ни
слова мне не сказав, посылкой своей телеграммы ставил меня перед
совершившимся фактом, совершенно спутывая все мои карты...
Профессор К.Н. Соколов, предупрежденный мною телеграммой,
должен был ждать меня на станции Тихорецкая. В Екатеринодаре
также были предупреждены о моем приезде. Я решил отъезд не
откладывать, проехать в Екатеринодар и в зависимости от обстановки на
месте действовать в дальнейшем.
Я прибыл в Екатеринодар поздно вечером. Отпустив встретивших
меня лиц, я пригласил к себе в вагон генералов Науменко и
Покровского. Телеграмма главнокомандующего лишь подлила масла в огонь.
И атаман, и правительство, и Рада усмотрели в ней нарушение
основных прав Кубани. Рада готовила решительный протест. Председателем
краевой Рады был избран глава самостийников И. Макаренко. Для
охраны Рады самостийники формировали отряд из казаков
Таманского отдела, наиболее распропагандированного. Генерал Покровский
вновь настаивал на самых решительных действиях, предлагая
попросту оцепить Раду войсками, схватить и на месте расстрелять целый ряд
лиц. После этого, по его словам, «Рада выберет атаманом того, кого
ей прикажут».
54
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^S - — ^»
Я самым решительным образом воспретил ему какие бы то ни было
выступления, аресты и т. п. без моего на то разрешения. Сам я
решил, не останавливаясь в Екатеринодаре, проехать в Кисловодск, где
выждать в зависимости от дальнейшего хода событий возможность
действовать. Генерала Науменко я просил ежедневно по прямому
проводу осведомлять меня об обстановке. Тут же на вокзале я написал
письмо генералу Лукомскому, которое и отправил с состоящим в моем
распоряжении полковником Лебедевым. Учитывая возможность
дальнейших осложнений, я желал иметь точные указания
главнокомандующего.
В Пятигорске, где я решил на несколько часов остановиться, меня
встретил главноначальствующий Северного Кавказа генерал Эрдели.
После обеда, переговорив с генералом Эрдели и Терским атаманом
генералом Вдовенко84, я выехал в Кисловодск.
Поездка моя в Екатеринодар на несколько дней, видимо,
откладывалась. Профессор К.Н. Соколов, имея срочные дела в Ставке, дальше
ждать не мог и решил ехать в Таганрог. Он был вполне в курсе дела.
Представлялось ясным, что выполнение требования
главнокомандующего касательно ареста члена Рады Калабухова потребует
вооруженного вмешательства, последствия которого трудно было учесть. Однако
отступать было уже поздно. Ясно было и то, что теперь добиться
упразднения законодательной Рады и изменения положения об
управлении краем в смысле нам желательном возможно было бы лишь
насильственным путем.
Я просил профессора К.Н. Соколова доложить
главнокомандующему известную ему обстановку и предложить три решения.
Первое из этих решений было предложенное генералом Покровским:
разгон Рады, беспощадная расправа с самостийниками и
возглавлена края насильственно посаженным атаманом. Участвовать в этом
я не считал p^si себя возможным. В этом случае я предполагал
предоставить генералу Покровскому свободу действий, предоставляя ему
в дальнейшем получать приказания непосредственно из Ставки.
Второе решение предусматривало маловероятный случай, если бы
генерал Деникин, отказавшись от своего первоначального решения,
попытался бы вступить на компромиссный путь мирных переговоров.
Решению этому я, конечно, также сочувствовать не мог и предполагал
в этом случае, отдав генералу Покровскому приказание о
невмешательстве, немедленно вернуться в Царицын.
Наконец, третье решение намечало арест Калабухова и других
сочувствующих ему лиц, предание их военно-полевому суду, а затем
переговоры с Радой с целью добиться от нее изменения положения об
55
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
управлении краем. Это решение, наиболее трудное по исполнению,
требовало большой твердости, осторожности и ловкости. Однако, по
моему глубокому убеждению, оно в настоящих условиях было
единственно правильным.
Я учитывал возможность и того, что генерал Деникин попытается
вообще от всякого определенного ответа уклониться, я же считал
необходимым обусловить свои действия точными указаниями
главнокомандующего. Быстро развивающиеся события при отсутствии
определенных указаний свыше войскам могли ежечасно вызвать вооруженное
столкновение. Имея это в виду, я писал главнокомандующему, что, не
получив до указанного срока никакого ответа, предоставляю генералу
Покровскому возможность расправиться с Радой по его усмотрению.
Мое участие в этом случае было бы ограничено лишь последующими
переговорами с Радой. Возможность подобного исхода должна была
побудить генерала Деникина дать определенный ответ. Вместе с тем я
просил главнокомандующего о включении Кубани в армейский район
Кавказской армии.
В Кисловодске я нашел много старых знакомых. Здесь же
проживала Великая Княгиня Мария Павловна с сыном, Великим
Князем Андреем Владимировичем. Я завтракал у нее. Я нашел Великую
Княгиню сильно постаревшей и осунувшейся. Она почти не вставала
с кушетки. Она и Великий Князь горько жаловались мне на
генерала Деникина, который отказывал Великому Князю в возможности
служить в армии. Великому Князю было чрезвычайно тягостно
сидеть без дела, он считал, что его долг, как всякого честного русского
человека, принять участие в борьбе за честь и свободу Родины, и
просил меня ему в этом помочь. Я посоветовал ему написать
непосредственно главнокомандующему. Вечером он зашел ко мне показать
составленное им письмо, которое и отправил в Екатеринодар с
состоящим в его распоряжении полковником Кубе.
Пришедшие в Кисловодск газеты принесли текст речей членов
Кубанской краевой рады. Большинство речей было открыто враждебно
генералу Деникину и «добровольцам». Упрекая главнокомандующего
в несправедливости в отношении казаков, в желании использовать их
лишь как пушечное мясо, поставив во главе большинства кубанских
частей начальников не кубанцев, Макаренко позволил себе
возмутительную фразу: «У нас во главе кубанских войск нет ни одного
порядочного генерала...» Фраза эта вызвала крики протеста.
31 октября я получил телеграмму главнокомандующего:
«Приказываю Вам немедленно привести в исполнение приказание мое Нр
016729 и принять по Вашему усмотрению все меры к прекращению
56
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
^ - ^
преступной агитации в Екатеринодаре, входящем в Ваш армейский
район. 1 ч. 50 мин. 31/10. 19. Нр 014598. Деникин».
Руки у меня были развязаны. В этот же день прибыл ко мне
генерал Науменко. Мы подробно обсудили дело. Генерал Покровский
должен был произвести аресты Калабухова и ряда других лиц и
немедленно предать их военно-полевому суду, каковой должен был быть
сформирован при имеющейся у него бригаде полковника Буряка. Дабы
не ставить атамана в тяжелое положение и тем еще более не
осложнить вопрос, я просил генерала Науменко переговорить от моего
имени с генералом Филимоновым и постараться убедить его сложить с
себя атаманское звание.
Я тут же написал соответствующее предписание генералу
Покровскому, которое и передал генералу Науменко а^ вручения его
генералу Покровскому лишь после того, как атаман примет решение:
«Генералу Покровскому. Мною получена следующая телеграмма
главнокомандующего: «Приказываю Вам немедленно привести в
исполнение приказание мое Нр 016729 и принять по Вашему усмотрению
меры к прекращению преступной агитации в Екатеринодаре,
входящем в Ваш армейский район. 1 ч. 50 мин. 31 октября. Нр 014598.
Деникин». Во исполнение изложенного приказываю Вам с
получением сего арестовать члена Парижской конференции Калабухова, а
равно всех тех лиц, из числа намеченных Вами, деятельность коих имеет
определенные признаки преступной агитации, в связи с текущим
политическим моментом. Арестованных лиц немедленно предайте
военно-полевому суду, каковой сформируйте при бригаде полковника
Буряка, и приговор суда приведите в исполнение безотлагательно.
Кисловодск, 31 октября, № 162. Врангель».
Сообщая об этом главнокомандующему, я доносил: «Приказание
будет вручено генералу Покровскому по подаче войсковым атаманом
в отставку, что ему одновременно с сим дан совет сделать. Кисловодск,
31 октября, № 163. Врангель».
Одновременно я телеграфировал войсковому атаману:
«Оскорбительные выражения, допущенные нынешним председателем Краевой
Рады по отношению старших войсковых начальников и безнаказанное
присутствие среди членов Краевой Рады лиц, объявленных приказом
главнокомандующего изменниками и преданных им военно-полевому
суду, лишают меня возможности воспользоваться Вашим
приглашением — посетить Краевую Раду. При настоящих условиях посещение
мною Краевой Рады несовместимо с достоинством ни моим лично, ни
армии, во главе которой я стою. Кисловодск, 30 октября. Нр 559.
Врангель».
57
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,л
1 ноября я получил посланное через полковника Лебедева
приказание главнокомандующего: «Предлагаю Вам по обсркдении
вопроса с кубанским войсковым атаманом привести в исполнение мое
приказание по телеграмме № 016729 в отношении Калабухова. Если
представится необходимым, Калабухов может быть для осуждения
препровожден в Таганрог. Генерал-лейтенант Деникин».
К пакету была приложена записка генерала Лукомского: «29
октября 1919 года. Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Главнокомандующий с изложенным в Вашем письме согласен. В добрый час! Глубоко
Вас уважающий А. Аукомскии».
Все распоряжения были отданы, мне оставалось лишь ждать.
2 ноября я получил телеграмму председателя Краевой Рады
Макаренко, в ответ на приветственную телеграмму, посланную мною
краевой Раде из Царицына. «2-го ноября 1919 года. Кубанская Краевая
Рада в Вашем лице приносит глубокую благодарность за приветствие
доблестной, предводимой Вами армии. Безмерно ценя мужество и
неувядаемую стойкость сынов Кубани, Рада с своей стороны приложит
все усилия к облегчению их настоящего ратного подвига и
дальнейшего славного пути. Заместитель председателя Краевой Рады
Макаренко». Телеграмма эта разошлась с моей.
3 ноября я получил рапорт генерала Покровского, извещавший о
вручении ему посланного через генерала Науменко предписания.
Наконец, 6-го утром генерал Покровский вызвал меня к аппарату и
сообщил мне следующее: «Ультиматум был мною предъявлен вчера,
срок истекал к 12 часам дня. Сущность ультиматума вам известна.
От 9 V2 До 12 велась торговля. На совещании у атамана
присутствовали: Сушков, Скобцов, Горбушин, оба Успенские и еще какой-то
член, не помню. Все уговаривали меня во избежание кровопролития
отказаться от своих требований и убеждали дать согласие на
посылку делегации Главкому. Ввиду полной неприемлемости и явно
намеренной оттяжки я к 12 часам отказался продолжать переговоры и
направился к войскам. В этот момент совещание признало
необходимым выдать мне Калабухова, которого я арестовал и отправил к
себе на квартиру. Тут же совещание по вопросу о выполнении
второго моего требования — выдачи мне лидеров самостийников —
постановило ехать в Раду и потребовать от них сдачи мне. Прибыв
к войскам, состоящим из Екатеринодарского гарнизона, я был
встречен ими криками «Ура!», мною был послан в Раду офицер,
передавший президиуму мое требование — немедленно выдать мне лидеров
и собрать Таманский дивизион охраны Рады, j^ak сдачи оружия. В
виду затяжки с ответом и истечения срока, мною была введена в
58
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^ы—_ : 1^»
Раду сотня АЛ^ занятия караулов и разоружения таманцев. Против
Рады была выстроена также сотня. В период процесса
безболезненного разоружения ко мне стали являться самостийники, которые тут
же арестовывались и отправлялись во дворец. Рада реагировала на все
требования сочувственно. В данный момент у меня на квартире
сидят: Петр Макаренко, Омельченко, Воропинов, Манжула, Роговец,
феськов, Подтопельный, Жук, Балабас и сын Бескровного; брат Ря-
бовола, Иван Макаренко и Бескровный скрылись и разыскиваются.
Дальнейшие аресты производятся. Таманцы обезоружены и взяты
под стражу. Рада выбрала делегацию аая посылки Главкому, с
изъявлением покорности и с декларативным заявлением об ориентации за
Единую Россию, делегация сидит у меня. Обратный мой проезд во
дворец сопровождался криками «Ура!» всего населения. Убедившись
в безболезненном окончании операции, атаман решил, что он может
оставаться у власти, сочувствия к этому со стороны политических
деятелей нет, в данное время общая ситуация совершенно не в его
пользу. После окончания разговора с вами я соединяюсь со
Ставкой, дабы мой последующий совместный с Филимоновым разговор
со Ставкой, который я вынужден был ему обещать, не дал бы
смягчающих решений в Ставке».
Я немедленно отдал приказ войскам моей армии:
«ПРИКАЗ
Кавказской армии
№ 557
6-го ноября 1919 г., г. Кисловодск
Прикрываясь именем кубанцев, горсть предателей, засев в тылу,
отреклась от Матери-России. Преступными действиями своими они
грозили свести на нет все то, что сделано сынами Кубани аая
возрождения Великой России, все то, за что десятки тысяч кубанцев пролили
свою кровь. Некоторые из них дошли до того, что заключили
преступный договор с враждебными нам горскими народами, договор
предания в руки врага младшего брата Кубани — Терека. Пытаясь развалить
фронт, сея рознь в тылу и затрудняя работу атамана и правительства
в деле снабжений и пополнения армии, преступники оказывали
содействие врагам России, той красной нечисти, которая год тому назад
залила Кубань кровью. Как командующий Кавказской армией, я
обязан спасти армию и не допустить смуты в ее тылу.
Во исполнение отданного мною приказания, командующим
войсками тыла армии генералом Покровским взяты под стражу и преда-
59
ef^H.
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Х££г>
В тот же вечер я выехал в Екатеринодар. На вокзале я встречен был
войсковым атаманом, чинами войскового штаба, походным атаманом,
генералом Покровским, и многочисленными депутациями. Почетный
караул был выставлен от Гвардейского казачьего дивизиона. Верхом, в
сопровождении генерала Покровского и чинов моего штаба, я проехал
на квартиру генерала Покровского по улицам, где шпалерами
выставлены были войска — полки бригады полковника Буряка, юнкерское
училище, части местного гарнизона. Отданный мною вчера приказ рке
был отпечатан и расклеен на стенах домов в большом количестве
экземпляров. Я рассчитывал, что торжественная встреча должна
произвести на членов Рады, особенно на серую часть их, должное
впечатление.
Военно-полевой суд над Калабуховым уже состоялся, был
утвержден генералом Покровским и на рассвете смертный приговор
приведен в исполнение. Над остальными арестованными суда еще не
было, о смягчении их участи Рада возбудила ходатайство, послав
депутацию к главнокомандующему. Я телеграфировал генералу
Деникину: «Приказание Ваше Нр 016722 исполнено — член Парижской
конференции Калабухов арестован и по приговору военно-полевого
суда сего числа повешен. Екатеринодар, 7 ноября 1919 года. Нр 181.
Врангель».
От генерала Покровского я проехал и Раду, где к приезду моему
собрались все ее члены. Я решил в обращении своем к Раде возможно
менее касаться политической стороны вопроса, не считая возможным
стать в этом всецело на сторону главного командования, политике
которого в отношении Кубани я во многом сочувствовать не мог. Я имел в
виду настаивать исключительно на том тяжелом положении, в котором,
благодаря борьбе Кубанской краевой рады с главнокомандующим,
оказалась моя армия; указать, что, борясь с генералом Деникиным,
законодательная Рада не остановилась перед предательством тех сынов Кубани,
которые кровью своею обеспечили существование края. Я мог
вернуться к армии, лишь обеспечив ей в дальнейшем всемерную поддержку
Кубанского войска. Последнее будет возможно, лишь если глава войска —
атаман — получит полную мощь.
60
«^1—
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jg^>
Встреченный в вестибюле атаманом и председателем
правительства, я прошел в зал. При входе моем вся Рада встала и члены ее и
многочисленная публика, заполнившая трибуны, встретили меня
аплодисментами. Атаман, поднявшись на трибуну, приветствовал меня
речью. По окончании речи атамана я взошел на трибуну. После слов
члена Рады сотника Д. Филимонова, обратившегося ко мне также с
просьбой о передаче арестованных в распоряжение кубанской
краевой власти, был объявлен перерыв, и я с генералом Покровским
вернулся к себе в поезд. Туда прибыла ко мне депутация краевой Рады
с новым ходатайством за арестованных. Я принял их возможно
любезнее. Вновь указав на то тягостное положение, в котором
оказались мои войска, вследствие той политической борьбы, которая велась
в тылу армии, на то, что в дальнейшем борьба эта должна
отразиться на духе войск, я заявил, что кровавый урок необходим, что он
один может заставить опамятовать тех, кто, принося в жертву
политике родную армию, губит саму Кубань, а с нею и Россию, что мне
не нужны чьи-либо жизни, но необходима гарантия в том, что
былое не повторится и армия не окажется вновь в отчаянном
положении. В заключение я как бы вскользь заметил, что, конечно, и этот
кровавый урок был бы лишним, если бы самой краевой Радой была
бы предоставлена главе войска — атаману — полная мощь и в
действиях своих он был бы ответствен лишь перед верховным хозяином
края — Краевой Радой.
— Как со стороны атамана, так и со стороны правительства я
неизменно встречал полную поддержку и не сомневаюсь, что, не будь
атаман и правительство связаны по рукам законодательной Радой, все
происшедшее не имело бы место.
Слова мои произвели должное впечатление, за поданную мною
мысль мои собеседники охотно ухватились. Тут же был набросан
проект изменения положения об управлении краем, который на
следующий день и предложено было внести на обсуждение Рады группой
ее членов.
8 ноября Кубанская краевая рада приняла закон об изменении
временного положения об управлении Кубанским краем. Кубанская
чрезвычайная рада постановила:
Ввести в временное положение об управлении Кубанским краем
изменения, на основании следующих положений:
1. Функции законодательной Рады передаются Кубанской Краевой
Раде, избираемой на основании особого закона.
2. Для избрания войскового атамана учреждается атаманская Рада,
избираемая на основании особого закона.
61
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
3. Временно, до избрания атаманской и краевой Рады, полномочия
той и другой сохраняются за Кубанской краевой радой настоящего ее
состава.
4. Краевое правительство ответственно перед Кубанской краевой
радой.
5. Войсковому атаману в случае его несогласия с вотумом
недоверия правительству принадлежит право роспуска краевой Рады, с
указанием в самом указе о роспуске, времени созыва краевой Рады нового
состава. Краевая Рада нового состава должна быть созвана не позднее
двух месяцев со дня роспуска, причем недоверие правительству,
выраженное вновь созванной Радой, влечет за собой его отставку.
6. Положение об управлении Кубанским краем не может быть
изменяемо советом правительства в порядке 57 статьи означенного
положения.
Я немедленно телеграфировал главнокомандующему: «Идя
навстречу высказанным мною пожеланиям, Краевая Рада приняла закон об
изменении временного положения об управлении Кубанским краем,
пойдя в этом направлении даже далее моих предположений. С своей
стороны, удовлетворяя ходатайство Рады, обещал сохранение жизни
преданным суду лицам. Екатеринодар 8 ноября 1919 года. Нр 168.
Врангель»,
Генерал Филимонов, доказавший, что при настоящих условиях он
не в силах крепко держать атаманскую булаву, должен был уступить
место свое другому. Это ясно сознавалось всеми. Однако сам атаман
этого не хотел понять. Попытки генералов Науменко и
Покровского убедить его в этом успеха не имели. 9 ноября днем атаман заехал
ко мне. Зная, что я уезжаю вечером в Таганрог, он просил меня
вновь ходатайствовать перед генералом Деникиным о смягчении
участи арестованных членов Рады. В заключение он обратился ко мне с
просьбой повлиять на генерала Деникина в смысле смягчения
враждебного отношения последнего к Кубани и, в частности, к нему,
генералу Филимонову. Я с полной откровенностью ответил, что сделать
этого не могу, что после всего происшедшего трудно требовать от
главнокомандующего благожелательного отношения к нему,
генералу Филимонову, что дальнейшее пребывание его во главе края,
несомненно, отразится неблагоприятно на отношении
главнокомандующего к кубанской краевой власти и что при настоящих условиях
единственным выходом /^ая генерала Филимонова представляется, по
моему мнению, отказ от атаманской булавы. Генерал Филимонов
возражений не делал, однако определенного ответа не дал. Вечером
я выехал в Таганрог.
62
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
*?&а _ £fe
Со времени последнего приезда моего в Ставку наше
стратегическое положение значительно ухудшилось. Конница противника на
стыке Добровольческой и Донской армий, оттеснив наши части, глубоко
врезалась в наш фронт, угрожая тылу Добровольческой армии. 1-й
корпус поспешно отходил. Орел, Курск были оставлены, и наш фронт
быстро приближался к Харькову. В тылу, в Екатеринославской
губернии, кипели восстания. В связи с неудачами на фронте росло
неудовольствие в тылу. Предпринятое генералом Юденичем наступление
на Петроград закончилось неудачей, остатки его армии отошли в
Эстонию. Разбитые армии адмирала Колчака поспешно отходили на
восток. Гроза надвигалась...
Я прибыл в Таганрог 10-го утром и прямо с вокзала
отправился к главнокомандующему, где застал генерала Романовского.
Доложив обстановку, я упомянул о вчерашнем разговоре моем с
атаманом.
— Конечно, — сказал генерал Деникин, — генерал Филимонов
атаманом быть не может, он главный виновник всего происшедшего
(10-го генерал Филимонов сложил свои полномочия).
Затем я спросил, кого главнокомандующий считал бы желательным
видеть во главе края; генерал Покровский, весьма, видимо, желавший
быть выбранным атаманом, имел на это мало шансов. Другим
кандидатом был генерал Науменко. Со своей стороны я полагал, что
наилучшим атаманом был бы последний. Главнокомандующий ответил, что
в это дело не считает возможным вмешиваться. Присутствующий
генерал Романовский заметил, что генерал Покровский, прекрасно
выполнивший возложенное на него поручение, видимо, рассчитывает на
поддержку его Ставкой в его домоганиях.
— Во всяком случае, если будете говорить с ним, скажите, что
главнокомандующий о нем позаботится, — добавил, обращаясь ко мне,
генерал Романовский.
Закончив доклад о событиях на Кубани, я просил
главнокомандующего разрешения высказать несколько соображений по оперативным
вопросам. Я вновь доложил, что выход из настоящего тяжелого
положения я вижу лишь в принятии крупного решения — срочной
переброске из состава Кавказской армии части конницы в район Купянска
для усиления действовавшей там нашей конной группы.
Остававшиеся в этом случае части Кавказской армии я предлагал
свести в отдельный корпус, поставив во главе его генерала
Покровского. Об этом я доносил телеграфно еще 18 октября. Генерал Деникин
молча выслушал меня.
— Хорошо, я подумаю, — сказал он, — когда вы думаете ехать?
63
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Я ответил, что думаю ехать сегодня в Ростов, где мне надо было
повидать генерала Лукомского и других лиц по ряду служебных
вопросов. Генерал Деникин приказал мне ожидать его в Ростове, где он
должен был быть во вторник.
В 5 часов я выехал в Ростов. О приезде моем уже знали,
несколько человек, желавших меня видеть, ждали меня на вокзале. Весь
вечер и весь следующий день приток посетителей не прекращался. Все
задавали один вопрос: «Уволен ли Май-Маевский85 ?», «Состоялось ли
ваше назначение?». Получив отрицательный ответ, негодовали,
обвиняли генерала Деникина, ругали Май-Маевского.
Еще недавно глухое недовольство главнокомандующим прорвалось
наружу. По мере приближения фронта неудовольствие в тылу росло.
Безобразная пьяная жизнь командующего Добровольческой армией,
распущенность войск, разврат и самоуправство в тылу не были уже
секретом ни аая кого. Все ясно сознавали, что так дальше
продолжаться не может, что мы быстрыми шагами идем к гибели. Многие из
ближайших помощников главнокомандующего и ряд общественных
деятелей указывали генералу Деникину на необходимость замены
генерала Май-Маевского другим лицом, с должным авторитетом в
глазах армии и общества. Каждый хотел верить, что дело в твердых и
умелых руках еще поправимо. В поисках преемника генерала Май-
Маевского остановились на мне.
Меня всячески выдвигали. В эти тревожные дни это было злобой дня.
Стоило мне приехать в какое-либо учреждение, как сбегались все
служащие, толпа собиралась вокруг моего автомобиля. На почтово-теле-
графной станции, куда я приехал аая переговоров по аппарату с
Царицыном, чиновники и телеграфисты сделали мне целую овацию —
кричали «Ура.1» и аплодировали. Всем этим охотно пользовались
враждебные главнокомандующему круги, стремясь противопоставить имя
мое генералу Деникину. События на Кубани встречены были обществом
весьма сочувственно. В атмосфере безвластия и готовящегося развала
всякое проявление твердости власти приветствовалось.
Утром 11-го я получил донесение генерала Шатилова о переходе
противника в наступление против наших частей на левом берегу
Волги. Донесение было спокойное, генерал Шатилов считал наше
положение вполне прочным. Тем не менее я решил поспешить вернуться
в армию и лишь дождаться в Ростове главнокомандующего.
Все слышанное здесь, замеченное мною некоторое колебание
генерала Деникина, в связи с высказанными мною оперативными
соображениями, приказание главнокомандующего ожидать его здесь в
Ростове аая получения окончательного решения его по этому вопро-
64
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^L - £2^
су, наконец, сказанная в присутствии главнокомандующего генералом
Романовским фраза, что генерал Покровский может рассчитывать на
какое-то новое назначение, — все это, вместе взятое, заставляло меня
думать, что генерал Деникин склоняется к передаче мне
командования Добровольческой армией. Еще месяц тому назад я с радостью
бы принял это назначение. Тогда еще наше положение на этом
главном участке фронта можно было исправить, а соответствующей
работой в тылу его закрепить. Теперь могло быть уже поздно. Армия
находилась в полном отступлении. Расстройство тыла увеличивалось
с каждым днем. Трудно было рассчитывать, что мне, почти чуждому
войскам Добровольческой армии человеку, едва знакомому с
местными условиями, удастся успешно справиться с почти безнадежной
задачей. Мучительные мысли лезли в голову. Однако долг подсказывал,
что я не вправе отказываться.
Поздно вечером генерал Покровский вызвал меня к аппарату и
сообщил, что «сегодня были выборы атамана, объединились на
нейтрализующем кандидате и 350 голосами провели Успенского86». На мой
вопрос: «Чем объясняете Вы это?» — генерал Покровский ответил, что
его «боятся и слишком еще свежа рана. Науменко неприемлем
благодаря своей, с одной стороны, честной работе в качестве походного
атамана, с другой же, что главное, по причине близости к
Филимонову, других же кандидатов не было совершенно. Случайно кто-то
указал, что на белом свете тихо-мирно живет Николай Митрофанович,
находящийся в дружбе со Ставкой. Все решили, что это выход, и
провели его подавляющим большинством».
Вернувшись в поезд, я нашел письмо главнокомандующего: «11
ноября 1919 года. Многоуважаемый Барон Петр Николаевич. После
длительного обсуждения предложенного Вами организационного плана я
пришел к твердому убеждению, что совершенно невозможно — при
нашей бедности во всем и при ничтожном количестве войск в новых
группах — расстраивать существующую организацию и создавать новый
огромный штаб. Быть может, при полной перемене обстановки на
Царицынском фронте вопрос будет пересмотрен. Что касается
атаманского вопроса, то, ценя достоинства обоих кандидатов и не зная местной
обстановки, я воздерживаюсь от вмешательства в это дело. Уважающий
Вас A. JbjeuuKUH».
Таким образом, от предложенной мною перегруппировки генерал
Деникин отказывался, все оставалось по-прежнему и вопрос о моем
перемещении отпадал. Тяжелая чаша, казалось, меня миновала.
12-го утром приехали генерал Покровский и, почти одновременно,
главнокомандующий. Сведения от генерала Шатилова становились тре-
5 «Белое движение», т 20 £<
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
вожны. Противник настойчиво теснил наши части на левом берегу
Волги. К тому же по реке шло сало, сообщение с правым берегом было
чрезвычайно затруднительно, и положение частей на левом берегу
становилось серьезно.
Генерал Деникин беспокоился и приказал мне спешить
возвращением в армию. В тот же день я с генералом Покровским выехал в
Екатеринодар, куда и прибыл утром 13-го. Сведения от генерала
Шатилова становились все более тревожными. Наши части, не выдержав
натиска противника, начали отход. Генерал Шатилов приказал
левобережному отряду начать переправу. Последняя происходила, благодаря
ледоходу, в весьма тяжелых условиях.
С вокзала я проехал к вновь избранному атаману генералу
Успенскому. Последний произвел на меня самое отрадное впечатление —
спокойного, разумного и стойкого человека. Атаманская булава была,
видимо, в верных руках. Дальнейшее зависело от генерала
Деникина. Все происшедшее лишний раз подтвердило верность моего взгляда
на казачий вопрос. Не сомневаюсь, что, не прими
главнокомандующий неожиданно мя меня решения о предании суду обвиняемых им
в измене членов Рады, переворот произошел бы без человеческих
жертв.
В тот же день я дал предписание генералу Покровскому: «Ввиду
того что ныне положение в тылу армии, в связи с политическими
событиями последних дней, надо признать вполне благополучным, что
изменение конституции края и нахождение во главе края генерала
Успенского гарантируют твердую власть, благожелательную великому
делу воссоздания Единой России, и дают основание без уверенным в
принятии срочных мер по обеспечению нужд армии, — я, согласно
Вашего ходатайства, признаю возможным освободить Вас от
возложенных обязанностей командующего войсками тыла армии.
Генерал-лейтенант Барон Врангель».
Возвращаясь пешком от атамана, я встретил генерала Улагая. Он
имел вид помолодевший, жизнерадостный. От прежней
подавленности не осталось и следа. Мы расцеловались. Он стал расспрашивать
меня, верны ли слухи о том, что я назначаюсь командующим
Добровольческой армией. Я рассказал ему о моем предложении
генералу Деникину и его ответе.
— Все равно, рано или поздно, это должно случиться, — сказал
генерал Улагай.
— Едва ли, да если и так, то боюсь, что будет уже поздно; однако,
ежели бы это случилось, согласились ли бы вы вновь работать со мной?
Сейчас во главе конной группы стоит генерал Мамонтов. Моим пер-
66
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ — 1&»
вым шагом была бы замена его другим начальником, В настоящих
условиях наша конница одна может решить дело...
Генерал Улагай ответил, что всегда будет рад работать со мной.
После обеда ко мне заехал с ответным визитом атаман. Наш
разговор еще более подтвердил мое первое благоприятное впечатление.
Перед самым моим отъездом зашел возвращающийся из Таганрога в
Кисловодск с ответом от главнокомандующего на письмо Великого
Князя полковник Кубе. Он ознакомил меня с содержанием письма.
Генерал Деникин, отдавая должное чувствам Великого Князя, не
находил возможным при настоящих условиях удовлетворить его желание
служить в армии.
Мы прибыли в Царицын утром. В течение ночи переправа наших
частей была благополучно завершена, несмотря на тяжелые условия.
Части отошли, вывезя всех раненых, орудия и пулеметы. В руках
противника осталось лишь несколько повозок. На следующий день
противник атаковал наши части на правом берегу реки, наступая по всему
фронту. К вечеру наши передовые части отошли на укрепленную
позицию.
15-го на рассвете, после сильной артиллерийской подготовки,
противник атаковал наши позиции, направляя главный удар вдоль берега
реки. Ударная группа поддерживалась жестоким огнем тяжелых
батарей судовой артиллерии. Около десяти часов утра противнику удалось
захватить небольшой участок укрепленной позиции. Неприятельские
части стали распространяться внутри укрепленного плацдарма.
Однако брошенными резервами противник был смят и в беспорядке
отброшен. К полудню мы полностью восстановили положение, захватив
пленных и пулеметы.
16-го и 17-го неприятель продолжал свои атаки, но безуспешно.
18-го мы сами перешли в наступление, нанося главный удар
конницей в охват правого фланга и в тыл противника в общем направлении
на Дубовку. Под угрозой охвата противник стал поспешно отходить,
преследуемый по всему фронту нашими частями. К 20-му числу наши
передовые части достигли Дубовки. С очищением нами левого берега
реки неприятель получил возможность безнаказанно обстреливать
своей артиллерией Царицын. Я приказал мой поезд перевести в Сарепту.
Еще в Кисловодске я чувствовал себя нездоровым. Однако
перемогался. Через несколько дней нездоровье прошло, но за последние дни
я вновь занемог, трясла лихорадка, разлилась желчь. Врач определил
возвратный тиф. Несмотря на отвратительное самочувствие, я
продолжал оставаться на ногах, руководя операциями. 22-го я неожиданно
получил телеграмму генерала Романовского, вызывающего меня в Та-
5*
67
«^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1£^
От Харькова до Ростова
Я прибыл в Таганрог 23 ноября совсем больной. Приступ лихорадки
кончился, но слабость была чрезвычайная, и разлилась желчь. С вокзала
я проехал к генералу Деникину, который принял меня в присутствии
начальника штаба. Главнокомандующий сразу приступил к делу:
— Ну-с, прошу вас принять Добровольческую армию.
Я заметил, что в настоящих условиях едва ли смогу оправдать
оказываемое мне доверие, что предлагавшиеся мною ранее меры
являются уже запоздалыми, что необходимые перегруппировки мы уже
сделать не успеем и стратегического узла Харькова нам не удержать.
Генерал Деникин перебил меня:
— Да, Харьков, конечно, придется оставить; это все отлично
понимают, и оставление Харькова нисколько не может повредить вашей
репутации.
Я довольно резко ответил, что забочусь не о своей репутации, а о
том, чтобы выполнить то, что от меня требуется, и что не считаю себя
вправе взяться за дело, которое невыполнимо.
68
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ _ U&±
— Ну, в таком случае все останется по-прежнему, — с видимым
неудовольствием прервал меня главнокомандующий.
В разговор вмешался генерал Романовский:
— Вашим отказом, Петр Николаевич, вы ставите
главнокомандующего и армию в самое тяжелое положение. Только что закончено
сосредоточение нашей конницы в Купянском районе. Вы отлично
понимаете, что руководить такой крупной конной массой, кроме вас,
никто не может. При этих условиях вы не имеете права отказываться
от этого назначения.
Слова генерала Романовского несколько поколебали меня.
— Я прошу разрешения подумать. Во всяком случае, я считаю
совершенно необходимым дать мне возможность выбрать своих
ближайших помощников, в частности, во главе конницы должен быть
поставлен хороший кавалерийский начальник. Пока конной группой
руководит генерал Мамонтов, от конницы ничего требовать нельзя.
Генерал Деникин заметил, что замена генерала Мамонтова другим
лицом может обидеть донцов. Однако после возражения моего, что
после намеченной главнокомандующим переброски из Кавказской армии
еще одной конной дивизии в конной группе будет более половины
кубанцев, генерал Деникин согласился в случае принятия мною армии на
замену генерала Мамонтова генералом Улагаем.
Я вернулся к себе в вагон, где застал генерала Шатилова,
успевшего побывать в управлении генерал-квартирмейстера и подробно
ознакомиться с общей обстановкой.
Общий фронт наших армий проходил от Царицына на Дубовку и
далее к устью реки Иловли, откуда по правому берегу Дона от
Нижней Калитвы на город Волчанск, уже нами оставленный; пересекая
железнодорожную линию Купянск—Валуйки у станции Соловей, далее на
Богодухов, также нами уже очищенный; оттуда линия нашего фронта
проходила к югу от городов Зеньков и Гадяч на станцию Гребенка и
далее южнее городов Остер и Козенец на Бердичев, оставляя
Киевский узел в наших руках; еще далее линия фронта шла на
Старо-Константинов и Проскуров и, не доходя последнего пункта, спускалась к
югу, проходя восточнее городов Гусятин и Каменец-Подольск на
города Могилев-Подольский и Тирасполь, и упиралась в Черное море
между городами Одессой и Аккерманом. (Одесса занималась еще
нами.) Общее протяжение нашего фронта было около 2000 верст. В
боевом составе Вооруженных сил Юга России на 2000-верстном
фронте числилось около ста тысяч человек; кроме того, в распоряжении
главнокомандующего имелось еще около тридцати тысяч человек
пополнений. Силы красных на всем фронте против Вооруженных сил
69
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Юга России составляли около 170—180 тысяч штыков и сабель при
700—800 орудиях.
Теснимая XIII и XIV советскими армиями с фронта и
охватываемая конной группой товарища Буденного с правого фланга,
Добровольческая армия, под угрозой глубокого охвата конной массой
противника, от самого Орла, на протяжении 800 верст,
беспрерывно катилась назад. В настоящее время закончившие сосредоточение
4-й Донской и 2-й и 3-й Кубанские корпуса располагались в
треугольнике между железнодорожными линиями Валуйки—Купянск и
Купянск—Волчанск.
Добровольческий корпус генерала Кутепова, ведя упорные бои,
прикрывал Харьков. Фронт проходил у самого города. Западнее, к югу от
Богодухова, заняв широкий, пятидесятиверстный фронт, растянулись
части 5-го кавалерийского корпуса генерала Юзефовича и терские
казаки генерала Агоева87, имея против себя слабые части противника.
Полтава занималась сборным отрядом из запасных кавалерийских и
пехотных частей генерала Кальницкого88.
Общая численность действовавшего против армии противника
составляла около 51 000 штыков, 7000 сабель и 205 орудий. После
тяжелого 300-верстного отступления и ряда кровопролитных боев наши
части жестоко пострадали. Весь 1-й Добровольческий корпус
состоял всего из 2600 штыков. Некоторые полки были сведены в
батальоны; два Марковских полка, Алексеевская дивизия89 и Особая
бригада, почти полностью уничтоженные, отведены были в глубокий тыл
на формирование. 5-й кавалерийский корпус состоял всего из
тысячи с небольшим сабель. Отряд генерала Кальницкого имел всего
около 100 штыков и 200 сабель.
В штабе главнокомандующего все надежды возлагались на конную
группу. Правда, кубанские и терские части, ведшие в течение
многих месяцев беспрерывные бои и получавшие лишь ничтожные
пополнения, сильно пострадали; зато донские полки были совершенно
свежими, большой численности и имели прекрасный конский состав.
В штабе, видимо, еще надеялись, что удачными действиями нашей
конницы дело можно исправить, нанеся противнику один
сокрушительный удар, вырвать у него из рук инициативу.
Последней директивой главнокомандующего (№ 0105192 от
14 ноября) всем армиям были поставлены задачи наступательного
характера. Несмотря на то что не только наше наступление не получало
должного развития, но противник беспрерывно теснил наши войска
на всем фронте Вооруженных сил Юга, упомянутая директива
главнокомандующего все еще оставалась в силе.
70
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
«^s *&*
Наше тяжелое положение осложнялось еще тем, что в районе
Екатеринослава, Полтавской и Харьковской губерний, в тылу армии
повсеместно вспыхивали крестьянские восстания. Особенно крупные
шайки действовали в районе Екатеринослава под начальством
известного разбойника Махно. Против этих шаек было направлено
значительное число наших частей, объединенных под начальством
генерала Слащева.
Так же как и я, генерал Шатилов считал наше положение
чрезвычайно тяжелым. В 2 часа ко мне в поезд прибыл начальник штаба
главнокомандующего генерал Романовский в сопровождении
генерал-квартирмейстера генерала Плющевского-Плющика.
Генерал Романовский ехал в Ростов на совещание южнорусской
конференции, много уже месяцев обсуждавшей вопрос об
организации южнорусской власти. Конференция эта, в которую входили
представители Дона, Кубани и Терека, с одной стороны, и уполномоченные
главнокомандующего — члены Особого совещания Челищев, Федоров,
Носович, Савич, Щетинин и Соколов, генералы Вязьмитинов и
Романовский, с другой, работая с июня месяца, все еще не могла ни до чего
договориться.
Генерал Романовский стал убеждать меня дать согласие на
принятие предложенного мне назначения.
— Я сейчас уезжаю в Ростов. Позвольте мне, Петр Николаевич,
перед отъездом успокоить главнокомандующего. Ваш отказ ставит нас
в почти безвыходное положение. Генерал Май-Маевский с делом
окончательно справиться не может...
— О чем же вы раньше думали? Что генерал Май-Маевский
негоден, об этом давно знают все. Вы знаете, что я сам не раз предлагал
помочь, пока еще не было поздно. Правда, тогда положение казалось
еще не безнадежным и воспользоваться моей помощью
главнокомандующий не пожелал. Вы помните, как весною я указывал на
необходимость бить противника на Царицынском направлении,
предупреждал о том, что, если мы этого не сделаем, противник сам обрушится
на нас. Тогда меня также слушать не хотели, а когда мои
предсказания сбылись, меня же призвали спасать положение...
— Стоит ли говорить о прошлом. Будем думать о настоящем.
Сейчас положение таково, что главнокомандующий вправе требовать от вас
жертвы; конечно, эту жертву вы приносите не ему, а России.
Я решился.
— Хорошо, я согласен. Однако я ставлю условием, чтобы мне была
дана возможность выбрать главных моих помощников. Я уже
докладывал главнокомандующему, что, доколе во главе конницы будет сто-
71
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,л
ять генерал Мамонтов, конница будет уклоняться от боя и заниматься
только грабежом. Я прошу немедленно вызвать для принятия конной
группы генерала Улагая.
Развал в тылу и на фронте может быть остановлен, лишь только
если гражданское и военное управление будут находиться в руках
людей, к этому подготовленных. Помощником генерала Май-Маев-
ского «по гражданской части» состоит генерал Бутчик90, а
начальником его канцелярии полковник Шатилов. Ни того ни другого я не
знаю, но, видимо, они с делом справиться не могут. Мне должно
быть дано право заменить их лицами по моему усмотрению.
Начальником штаба, начальником снабжения и начальником санитарной
части я также хочу иметь лиц, которым мог бы всецело доверять. Я
прошу дать мне возможность взять с собой всех этих лиц из состава
Кавказской армии. В настоящее время в Кавказской армии дело это
поставлено настолько прочно, что их с успехом заменят их
помощники. Здесь же все это придется налаживать снова.
Видимо крайне довольный исторгнутым от меня согласием,
генерал Романовский заранее на все согласился, заверив меня, что
главнокомандующий препятствовать моим пожеланиям не будет, и просил
моего разрешения немедленно известить генерала Деникина запиской
о моем согласии. Я провел вечер в вагоне с генералом Шатиловым.
Разговоры не клеились, было тяжело на душе.
Наутро я вторично был у главнокомандующего. Генерал Романовский
успел, видимо, уже с ним переговорить, и затронутые мною накануне
вопросы были все утвердительно разрешены. Генерал Шатилов и
начальник санитарной части доктор Лукашевич91 находились со мной в
Таганроге. Начальник снабжения генерал Вильчевский вызывался
телеграммой. Генералу Улагаю была послана телеграмма в Екатеринодар.
Относительно начальника гражданской части главнокомандующий
предложил мне переговорить с начальником управления внутренних дел
В.П. Носовичем92, своего кандидата у меня не было.
Прежде чем откланяться, я спросил у генерала Деникина, кого он
намечает моим преемником на должность командующего Кавказской
армией.
— Этот вопрос уже решен. Командующим Кавказской армией
назначается генерал Покровский, — ответил генерал Деникин.
Я заметил, что едва ли генерал Покровский как командующий
армией окажется на высоте — ни опыта, ни достаточных знаний аая
этого у него нет.
— Ну, какая там армия, там и войск-то едва на корпус хватит. Да
и у противника теперь там силы ничтожны. — Генерал Деникин по-
72
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«SO — 1^»
молчал. — Вот начальника штаба ему надо дать соответствующего. Как
вы думаете, генерал Зигель93 подойдет?
- Я ответил, что считаю генерала Зигеля прекрасным офицером,
вполне к должности начальника штаба подготовленным.
— А что, он человек честный?
— Насколько я его знаю, ваше превосходительство, это в высокой
степени порядочный офицер.
— Ну, прекрасно, по крайней мере, он не даст Покровскому
обобрать армию как липку...
Жутким недоумением отозвались в душе моей слова
главнокомандующего.
Вечер 24-го и весь день 25 ноября я провел в Ростове. Необходимо
было повидать ряд лиц и разрешить в различных управлениях насущные
дела. Вопрос о помощнике моем по гражданской части был разрешен
весьма быстро. Начальник управления внутренних дел В.П. Носович
горячо рекомендовал мне на эту должность воронежского губернатора
С.Д. Тверского94. Я и раньше слышал о нем неоднократно самые
лестные отзывы. С.Д. Тверской как раз только что прибыл в Ростов и
находился в управлении. Я с ним тут же познакомился, и было решено, что
он выедет в армию вместе со мной. Вечером я через Новочеркасск—
Лихую выехал в Харьков.
От самой границы Донской области к северу железнодорожные
станции и разъезды были забиты поездами. Всюду сказывалась
поспешная, беспорядочная эвакуация. Многочисленные поездные
составы были заполнены войсковыми и частными грузами, беженцами,
вперемешку со стремившимися в тыл, под разными предлогами,
воинскими чинами. Среди них большинство было здоровых.
Огромное число составов оказались занятыми войсковым
имуществом отдельных частей. На одной из станций я встретил поезд:
большое число пульмановских классных и товарных вагонов охранялись
часовыми Корниловского ударного полка. Из окон своего вагона я мог
наблюдать, как в большом салон-вагоне первого класса, уставленном
мягкой мебелью и с пианино у одной из стен, оживленно беседовали
несколько офицеров-корниловцев. Я послал своего адъютанта выяснить,
что это за состав, и с удивлением узнал, что это поезд Корниловского
ударного полка. Такие поезда оказались у большинства воинских
частей. Штаб армии, сложив с себя всякие заботы о довольствии войск,
предоставил им довольствоваться исключительно местными
средствами. Войска наперерыв спешили захватить побольше; что не могло быть
использовано для непосредственных нужд частей, отправлялось в тыл
для товарообмена и продажи. Огромное число воинских чинов нахо-
73
~&L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
UZ*
«ПРИКАЗ
Войскам Добровольческой Армии
№ 709
27 ноября 1919 г., г. Змиев
Славные войска Добровольческой армии. Враг напрягает все силы,
стремясь вырвать победу из Ваших рук. Волна красной нечисти
готовится вновь залить освобожденные Вами города и села. Смерть,
разорение и позор грозят населению. В этот грозный час, волею
главнокомандующего, я призван стать во главе Вас. Я выполню свой долг в
глубоком сознании ответственности перед Родиной. Непоколебимо
верю в нашу победу и близкую гибель врага. Мы сражаемся за правое
дело — а правым владеет Бог. Наша армия борется за родную веру и
74
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
}££*
Поздно вечером были получены сведения об оставлении отрядом
генерала Кальницкого Полтавы. Отряд отходил в направлении на Кон-
стантиноград. Главнокомандующим был отдан приказ:
«ПРИКАЗ
Войскам Вооруженных Сил Юга России
№ 2688
27 ноября 1919 г., г. Таганрог.
Семь месяцев тому назад тяжелая обстановка, создавшаяся в
районе Задонья, заставила меня большую часть конницы перебросить на
Царицынское направление и сформировать там Кавказскую армию.
Высоко ценя кавалерийское сердце, знание конницы и опыт в
руководительстве ею, я назначил генерал-лейтенанта барона Врангеля
командующим этой армией. Ныне в силу той же неумолимой обстановки
конница главной массой собирается на фронте Добровольческой
армии, и, дабы она была в умелых и опытных руках, я вынужден
отозвать генерал-лейтенанта барона Врангеля от командования созданной
им Кавказской армии и назначить командующим Добровольческой
армией и главноначальствующим Екатеринославской, Харьковской и
Курской губерний.
Приношу свою горячую благодарность Вам, глубокоуважаемый
Петр Николаевич, за ту трудную и блестящую работу, которую
выполнила Кавказская армия под Вашим командованием за первые семь
месяцев своего существования, и желаю Вам таких же успехов на
новой должности командующего Добровольческой армией.
Генерал-лейтенант вникая».
С оставлением штабом армии Харьковского узла телеграфная связь
с войсками чрезвычайно затруднялась; я решил ночью перейти в
Славянок, откуда представлялось наиболее удобным связаться с войсками
75
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
генерала Мамонтова, Кутепова, Юзефовича и Кальницкого. В Харьков
к генералу Кутепову был послан мною оставшийся в моем
распоряжении полковник Артифексов с приказанием удерживать возможно
дольше город, дабы успеть закончить эвакуацию всех раненых и
больных и главнейших воинских грузов. В Славянск прибыл я на рассвете
и застал станцию совершенно забитой всевозможными эшелонами.
Вокзал и ближайшие постройки были заняты огромным
количеством беженцев в самом плачевном положении. Санитарные поезда
стояли более недели неразгруженными. В ближайшем к вокзалу
здании фабрики оказался какой-то всеми забытый, оставленный
врачебным персоналом лазарет; несколько десятков тяжелобольных и
раненых оказались в самом ужасном положении. Те, кто мог еще
двигаться, разошлись в поисках крова и пищи: остальным грозила
буквально голодная смерть. Под влиянием всего пережитого один из раненых
офицеров за несколько часов до моего приезда покончил жизнь
самоубийством, повесившись. Узнав как-то о моем прибытии, двое
страдальцев нашли в себе силы кое-как добраться до вокзала, надеясь хоть
у меня добиться помощи.
С помощью врачей и сестер, стоявших на станции санитарных
поездов, и взятого из последних материала был оборудован в одном
из ближайших зданий лазарет; в городе закуплено продовольствие.
Через несколько часов все несчастные были устроены.
К вечеру удалось наладить связь с большинством начальников, не
удавалось лишь связаться с генералом Мамонтовым. Генерал Кутепов
вел жестокий бой к северу от города Харькова. Эвакуация шла
полным ходом, чему в значительной мере способствовал широко
развитый Харьковский узел и энергия заведующего эвакуацией инженера
Филоненко. Штаб 5-го кавалерийского корпуса, как оказалось,
помещался в поезде. Части корпуса, как я упоминал, были растянуты на
огромном пятидесятиверстном фронте жидкой завесой. Я потребовал,
чтобы штаб корпуса немедленно сел на коней, а части корпуса заняли
сосредоточенное, удобное аая действий маневром расположение.
Части генерала Кальницкого отходили под слабым давлением
противника. К вечеру 28 ноября части 5-го кавалерийского корпуса и
Терская Волжская бригада сосредоточились уступом впереди левого
фланга добровольцев. Штаб корпуса оставил поезд. Командир корпуса
генерал Юзефович был отозван еще генералом Май-Маевским и
выехал накануне в тыл. Во главе корпуса, сведенного в дивизию,
временно стал генерал Чекотовский. Он был совсем болен и доносил,
что если в ближайшие дни не оправится, то вынужден будет сдать
командование командиру одной из бригад, генералу Барбовичу.
76
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ 1£ь>
Добровольцы все еще держались против наседавшего противника,
бой шел в предместьях Харькова, и ночью генерал Кутепов
предполагал город оставить; раненые и большая часть наиболее ценных
грузов были вывезены, однако иное ценное имущество, как в городе, так
и в составах, оставлялось противнику. От генерала Мамонтова все
еще сведений не было.
29-го красные вступили в Харьков. Прибывший из Харькова
полковник Артифексов восторженно отзывался о доблести добровольческих
частей и чрезвычайно хвалил стойкость и распорядительность
командира корпуса. Вместе с тем он докладывал о возмутительном поведении
«шкуринцев» — чинов частей генерала Шкуро, значительное число
которых, офицеров и казаков, оказались в Харькове. Вместо того чтобы в
эти трудные дни сражаться со своими частями, они пьянствовали и
безобразничали в Харькове, бросая на кутежи бешеные деньги. Сам
генерал Шкуро находился на Кубани в отпуску и ожидался в армии со дня
на день. Зная хорошо генерала Шкуро, я считал присутствие его в
армии вредным и телеграфировал главнокомандующему: «Армия
разваливается от пьянства и грабежей. Взыскивать с младших не могу, когда
старшие начальники подают пример, оставаясь безнаказанными.
Прошу отчисления от командования корпусом генерала Шкуро, вконец
развратившего свои войска. Генерал Врангель».
На телеграмму эту ответа не последовало, хотя я тщетно в
последующие дни запрашивал Ставку. Наконец, после долгих настояний,
генерал Плющик-Плющевский в разговоре по аппарату с начальником
моего штаба сообщил, что «мы дали совет генералу Шкуро к вам не
возвращаться». Генерал Деникин не мог решиться покарать
недостойного начальника. Через несколько недель генерал Шкуро был
назначен командующим Кубанской армией.
Я принял ряд мер аля наведения порядка в тылу. На узловых
станциях Кременное, Лиман, Лозовая были учреждены особые
комендатуры во главе с генералами или штаб-офицерами, при коих
состояли особые военно-полевые суды. Все следующие на юг
эшелоны осматривались. Имущество разбиралось и бралось на учет, из
боеспособных воинских чинов формировались маршевые команды аая
отправки на фронт. Уличенных в грабежах, ослушников и
дезертиров приказано было немедленно предавать суду и, по утверждении
приговора комендантом, таковой приводить в исполнение.
Несколько офицеров Генерального штаба были посланы аая производства
рекогносцировки позиций — узлов сопротивления, долженствующих
прикрыть узлы железных и грунтовых дорог станции Лиман—Боро-
венково—Лозовая.
77
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
•^ _ 1^=»
Распределялись санитарные, интендантские и артиллерийские
учреждения.
29-го главнокомандующий отдал новую директиву (№ 015724).
Генералу Покровскому приказывалось продолжать активную
оборону Царицына, генералу Сидорину оборонять линию Дона от
станицы Качалинской до станицы Казанской, сосредоточив все возможные
силы, дабы остановить и разбить противника, наступающего от
Воронежа. Мне приказывалось, обеспечивая Каменноугольный район,
продолжать сосредоточение и перегруппировку войск, имея в виду
при первой возможности переход в наступление аая обратного
овладения Харьковским районом. Генералу Драгомирову ставилась
задача, активно обороняясь на левом берегу Днепра, стремиться
разбить правобережную группу красных. Наконец, генералу
Шиллингу, объединявшему войска Новороссийской области, приказывалось
продолжать наступление на фронте Коростень—Новоград
Волынский—Шепетовка и принять меры к скорейшему завершению
операции генерала Слащева против повстанцев Махно. Разграничительная
линия между моей и Донской армиями была установлена: Аксай-
ская—Славяносербск—Старобельск—Бирюч—Касторное.
Мне наконец удалось связаться с генералом Мамонтовым. Я
приказал ему, обеспечивая частью сил правый фланг добровольцев, собрать
кулак на своем правом фланге и, разбив находящуюся против него
пехоту противника, ударить во фланг обходящей его коннице красных.
1 декабря генерал Мамонтов стянул свои части в район Понасовка—
Товалжанка, завязав бой с противником в этом районе.
Прибыл с нетерпением ожидавшийся мною генерал Улагай. Дав
ему все необходимые указания, я просил его возможно скорее
выехать в Купянск аля принятия командования конницей, однако на
станции Рубежная генерал Улагай временно задержался, ожидая
прибытия вызванных им некоторых лиц своего нового штаба. Я решил
передвинуться из Славянска в Юзовку, откуда по условиям
телеграфной связи управление войсками было удобнее и где представлялась
возможность разместить главнейшие отделы штаба и гражданской
канцелярии. Помощник мой по гражданской части С.Д. Тверской
был мне очень полезен. Я был поглощен военными операциями, и
все заботы по гражданским вопросам он взял всецело на себя. Мы
оба, так же как и наши ближайшие помощники, работали
буквально целые сутки. Мне было особенно тяжело, так как меня вновь
одолел приступ лихорадки, и я сильно ослабел.
2 декабря штаб генерала Драгомирова оставил Киев. Войска его еще
удерживали восточные головы мостов через Днепр. 4 декабря войска
78
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
«^J &2^
Киевской и Новороссийской областей были объединены в руках
генерала Шиллинга. В этот день я получил сведения, что в районе станций
Куземовка и Сватово, в 30 верстах южнее Купянска, обнаружено до
3000 пехоты и конницы красных, из них около 1000 сабель двигается
от станции Кривошеевка на юго-запад. Связь моя с Купянском и
конной группой генерала Мамонтова оказалась прерванной. Однако я не
придавал этому особого значения, ожидая с часа на час донесения от
генерала Мамонтова об ударе его частей во фланг и тыл
прорвавшимся красным.
Между тем ни в этот день, ни в следующий донесений от генерала
Мамонтова не поступило. По сведениям железнодорожной
администрации, в районе станции Кабанье (20 верст южнее Сватова) стекалось
много отдельных всадников и повозок войсковых обозов частей
генерала Мамонтова. По тем же сведениям, селение Волхов Яр, в 35 верстах
западнее Купянска, было занято двумя полками красных, а в районе
станции Балаклея, в 30 верстах юго-восточнее Змиева, какие-то шайки
грабили проходившие обозы. Таким образом, благодаря преступному
бездействию генерала Мамонтова, противник успел глубоко охватить
правый фланг Добровольческого корпуса, продолжавшего удерживать
линию рек Можь и Гнелица.
Генерал Кутепов, сняв с фронта 1-й Марковский полк95, направил
его со станции Грахово на Волхов Яр. Не успевшие еще закончить
укомплектование 2-й96 и 3-й97 Марковские полки приступили к
погрузке на станции Шебелинка, откуда должны были быть переброшены на
Изюм аля прикрытия этого пункта.
Я предоставил в распоряжение генерала Улагая бронепоезд, дабы
он мог попытаться проехать к своей коннице, и послал ему
предписание генералу Мамонтову, коего за «преступное бездействие» отрешал
от командования.
5 декабря генерал Улагай выехал на бронепоезде со станции
Рубежная на Купянск, но дальше станции Кабанье продвинуться не мог; в
районе станции Сватово слышна была сильная артиллерийская
стрельба. Конница «товарища» Буденного продолжала продвигаться в разрез
между моей и Донской армиями, заняв Старобельск и село Евсук.
2-й и 3-й Марковские полки, прибыв в Изюм, выдвинулись на
фронт Вербняговка (направление на Сватово) — Верхний Бахтин.
1-му Марковскому полку, по выполнении задачи у Волхова Яра,
приказано было прибыть на станцию Закомельская (20 верст к северу
от Изюма). Корниловская дивизия98 была отведена сперва на фронт
Яковенково—станция Шебелинка—Нижний Бишкин и далее
отводилась на фронт Савинцы—Асеевка. Дроздовцы — сперва на фронт
79
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Сухая Гомольта—Линивка и далее на фронт Сумцовое—Алексеев-
ское—Димитриевка. 5-й конный корпус отошел в район Медведов-
ка — Власовка; Константиноградский отряд — в район Россоховатой.
В Константинограде оставлены были терцы для прикрытия
направления на Лозовую. Получены были сведения об оставлении нами
3 декабря Киева.
В связи с создавшейся обстановкой главнокомандующим была дана
новая директива (за № 015926), в коей указывалось, что противник
прилагает все усилия для овладения Каменноугольным районом,
продвигаясь в разрез между Донской и Добровольческой армиями. Войскам
ставились задачи: генералу Покровскому — продолжать оборонять
Царицын, выделив в резерв главнокомандующего, в район Новочеркасск—
Аксайская, 1-ю конную дивизию. Генералу Сидорину — удерживать
линию Славяносербск—Калединск и, прикрывая железную дорогу
Лихая—Царицын, обеспечивать по Дону левый фланг Кавказской армии;
все усилия направить к тому, чтобы левым своим крылом, совместно с
Добровольческой армией, разбить противника, наступающего на
фронте Луганск—Миллерово. Генералу Врангелю — активно оборонять
линию реки Донец (от стыка с Донской армией) и далее через Славянск—
Лозовую надежно обеспечивать Каменноугольный район; к своему
правому флангу сосредоточить ударную группу с целью совместно с
донцами разбить противника, наступающего в общем направлении на
Луганск. Генералу Шиллингу прикрывать Новороссийскую область и Крым,
удерживая железнодорожные узлы: Синельниково, Кременчуг,
Черкассы, Бобринская, Цветково, Христиновка, Винница, Жмеринка; главные
же силы спешно направить в район Екатеринослава для быстрой
ликвидации банд Махно и дальнейших действий во фланг и тыл противника,
наступающего против Добровольческой армии. Генералу Эрдели
приказывалось срочно направить в резерв главнокомандующего в район
Новочеркасск—Аксайская одну конную и одну пластунскую бригады.
6 декабря, наконец, удалось установить связь с конницей генерала
Мамонтова. Последний 4 декабря занял было Сватово, но 5 декабря
был вытеснен из этого пункта и отошел в район Миловатка—Каба-,
нье—Юрьевка—Николаевка—Александровка—Алексеевское. Генерал
Улагай выехал для принятия командования.
Со станции Рубежная вернулся офицер, возивший генералу Улагаю
пакеты, и привез от последнего донесение. Генерал Улагай доносил, что
выезжает для принятия командования конной группой. От
проезжавших через Рубежную отдельных офицеров и солдат частей генерала
Мамонтова он имел самые неутешительные сведения о состоянии
нашей конницы. Кубанские и терские части окончательно вымотались,
80
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
было много безлошадных казаков. Донские части, вконец
развращенные еще во время рейда генерала Мамонтова в тыл красных, совсем
не желали сражаться. Сам генерал Мамонтов, обиженный заменой его
генералом Улагаем, сказался больным и выехал в штаб Донской армии,
не дождавшись прибытия своего заместителя.
Последним надеждам, возлагавшимся главнокомандующим на
нашу конную группу, видимо, не суждено было осуществиться. За два
дня — 4 декабря — я получил рапорт заболевшего и
эвакуированного в тыл временно командовавшего 5-м кавалерийским корпусом
генерала Чекотовского: «Отъезжая сего числа в разрешенный мне
отпуск по болезни, считаю своим долгом доложить Вашему
Превосходительству истинное состояние тех полков, с которыми я
непрерывно провел долгий боевой период. Постараюсь быть кратким и прошу
верить, что в этом докладе не будет ни единого слова
преувеличения. Конный состав дивизии" дошел до полного изнурения. Выйдя
в поход в июне месяце, до сих пор дивизия имела 5—6 дней,
которые она стояла на месте, но все же готовая каждую минуту к
выступлению. Если за эти полгода были случаи ковки, то это были
случаи единичные. О зимней ковке не было речи. В настоящее время
лошадь является обузой аая всадника, которая на каждом шагу
скользит и падает, так как все дороги в настоящее время сплошной лед,
а замерзшие, вспаханные поля аая движения невозможны. Скорость
движения полков — три версты в час. Конные батареи впрягли в
орудия все, что было возможно, до офицерских лошадей
включительно, а офицеры ходят пешком. Чтобы взять какой-нибудь, даже
незначительный подъем, аая этого первое орудие вывозится на руках,
а остальные путем припряжки уносов из других орудий. Имея
впереди 20—30-верстный переход, командиры батарей не ручаются, что
они дотянут до ночлега, а если этот переход приходится делать с
боями, то батареи, несмотря на всю свою доблесть, отличный
офицерский и командный состав, являются предметом бесконечных
забот ближайшего кавалерийского начальника. Если существует мнение,
что в тылу есть большие пополнения, неиспользованные частями на
фронте, то это несправедливо. Все, что возможно взять из тыла,
сколачивается и приводится в полки. Но эти пополнения прибывают
частями до 20—50 чел. и за несколько дней незаметно тают.
Примером может служить 1-я бригада, которая 28-го числа имела 146
шашек, 29-го ноября, получив пополнение, имела 206 шашек, а
сегодня, 2-го декабря, после боя у Ракитной, имеет 141 шашку. При
столь ограниченном пополнении и числе рядов кадры офицерского
состава гибнут; незаметно исчезают. Примером этому может служить
6 «Белое движение», т 20
81
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Стародубский дивизион сводного полка 12-й кавалерийской
дивизии100, где из 24 кадровых офицеров осталось 12 (4 офицера ранено
и 8 убито). Единственный полк, из шести полков 1-й дивизии, вполне
сохранившийся, достигший сравнительно огромного состава, полк
9-й кавалерийской дивизии101, который еще в начале октября был
отправлен на внутренний фронт и там в сравнительно легкой
обстановке, без больших потерь, достиг девятиэскадронного состава по 70
шашек при 50 пулеметах. Зная честное отношение г. г. офицеров к
делу, я уверен, что если бы была возможность все части 1-й
кавалерийской дивизии сменить полком 9-й кавалерийской дивизии и
дать этой дивизии хотя один месяц сроку аля пополнения, то она
бы вновь представила ту солидную силу, каковой была в начале
своего похода. Не желая вводить в заблуждение высшее командование
громкими названиями «бригада», «дивизия», так как с этими
наименованиями даются и задачи, я считаю своим долгом доложить, что
1-я кавалерийская дивизия представляет собой не боевую единицу,
способную аля выполнения каких-нибудь боевых задач, а лишь
небольшую вымученную часть, которая своею численностью едва ли
достигает численности полка слабого состава. Зная, насколько близка
регулярная возрождающаяся конница Вашему Превосходительству,
ходатайствую о смене, если это позволит обстановка, частей 1-й
кавалерийской дивизии сводным полком 9-й кавалерийской дивизии
или же об отводе в тыл на пополнение хотя бы побригадно. Даже
последняя мера даст возможность дивизии прийти в нормальное
состояние и стать против конницы красных, которые, сознав
необходимость создания конницы, по-видимому, уделили этому роду
оружия много забот и внимания. В заключение своего рапорта позволю
себе донести Вашему Превосходительству, что оставление 1-й
кавалерийской дивизии в том положении, в котором она находится в
данный момент, влечет неминуемо за собой ее полное выбытие из
строя и гибель всех тех колоссальных трудов и жертв, которые были
принесены аая ее возрождения. Станция Борки, 2 декабря. Нр 0185.
Чекотовскии».
Ежели бы сведения генерала Улагая подтвердились, то следовало
бы признать, что боеспособных конных частей в армии нет и только
что отданная главнокомандующим директива, предусматривающая
возможность совместного удара Донской и Добровольческой армий
по красным, явилась бы неосуществимой.
К 6 декабря 1-й корпус находился: 2-й и 3-й Марковские
полки — Бахтин—Федоровка, 1-й Марковский полк в селе Кунье, 1-й102 и
2-й103 Корниловские полки на фронте Ново-Серпухов—Вербовка, 3-й104
82
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ &2=»
Корниловский полк, прикрывая отход дивизии, вместе с 6-й батареей
погиб в лесах северо-восточнее Змиева. Дроздовцы на фронте Сумце-
во—Алексеевское—Димитриевка. Несмотря на подавляющую
численность противника и тяжелые условия отхода, добровольческие полки
дрались геройски. 5-й конный корпус после боя отошел в район села
Водолага.
7-го числа генерал Улагай был на всем фронте атакован
значительными силами красных. Со стороны Ново-Астрахани наступало в общем
направлении на Кременное до 7000 сабель противника. Потерявшая
сердце наша конница, теснимая с фронта и обходимая с фланга, в
беспорядке стала отходить. Донцы бежали, бросая артиллерию, пулеметы
и обозы. Часть конницы отошла в район Лимана и Ямполя, остальные
части бежали за правый берег Донца, переправившись у Рубежной.
8-го числа я получил телеграмму от генерала Улагая:
«Конница конной группы становится совершенно небоеспособной.
Малочисленная по сравнению с кавалерийской армией противника, она
совершенно потеряла сердце, разлагается с каждым днем все больше
и больше. Для наглядности разложения в донских частях посылаю
копию донесения генерала Науменко, который за отъездом генерала
Мамонтова временно командует Донским корпусом. Разбогатевшая
награбленным имуществом, особенно богатой добычей после
кавалерийского рейда, потрясенная беспрерывными неудачами, конница
совершенно не желает сражаться, и часто несколько эскадронов гонят целую
дивизию. Нанести какой-либо удар или отразить наступление
противника на фланге становится совершенно невозможным делом.
Страшное преобладание в количестве делает невозможным даже
сосредоточение всей конницы в одно место. Рассчитывать на какой-либо успех
нельзя, так как новые обходные колонны действуют панически, и,
чтобы избежать окончательной потери всей артиллерии, приходится опять
оттягивать назад. При создавшемся положении вещей, вообще
рассчитывать на эту конницу невозможно, ее надо лечить другими мерами,
может быть, даже с тяжелыми жертвами.
Мне кажется, что немедленно нужно, быстро оттянув оставшиеся
кадры дивизий и корпусов, формировать совершенно новые полки,
иначе пополнения, которые прибывают и вливаются в больные части,
немедленно заражаются общим настроением и также становятся
небоеспособными. Я уже доносил и теперь повторяю, что в общем
конницы у нас нет. Рассчитывать на что-либо серьезное от конной
группы совершенно нельзя. Желательно было бы шифром получить от Вас
совершенно истинное положение вещей, а главное, предполагаемую
группировку, дальнейшие мероприятия в связи с создавшимся поло-
6*
83
<^1
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
$&*
Вечером генерал Улагай вновь телеграфировал: «Я рке докладывал
неоднократно, что конная группа небоеспособна. Донские части, хотя
и большого состава, но совсем не желают и не могут выдержать
самого легкого нажима противника, меньшего числом вчетверо, не говоря
уже о массовом наступлении противника. Кубанских и терских
частей совершенно нет. Жалкие обрывки, сведенные в один полк,
совершенно никуда не годны. Артиллерии почти нет, пулеметов тоже. Вчера
донские дивизии бежали, гонимые несколькими эскадронами, за
которыми в колоннах двигалась конница противника. Под натиском
противника и обходимые со стороны Ново-Астрахани части группы с
большим трудом и потерями перешли р. Донец. Донские дивизии, под
напором наседавших частей конницы противника, большей частью
отошли в район Лимана и Ямполя; остальные части переправились у
Рубежного. Вся группа, переправившаяся через Донец, совершенно
небоеспособна ни к каким активным действиям и, кроме того,
принуждена была уничтожить переправы. Подавляющие массы конницы
противника в данный момент все равно не дадут никакой
возможности рассчитывать на успех на этом фронте. Разложение частей
настолько сильно, что даже лечить ее путем присылки пополнений и вливания
в остатки едва ли возможно. Все мои сообщения относительно
состояния конницы есть горькая правда, которой не имею нравственного
права скрывать от Вас. 8-12-19. Генерал Улагай».
Между тем 1-й корпус105 продолжал отход. Марковцы перешли в
Голую Долину, корниловцы и дроздовцы отошли на фронт Царебо-
рисов—Изим Веревкино—Войненкино—Лозовенка—Новоивановка.
84
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — t£z*
Для прикрытия Лиманского узла со станции Славянск выдвинут был
1-й Кубанский стрелковый полк 2-й пехотной дивизии, недавно
прибывшей из Новороссийска. 5-й кавалерийский корпус встал перед
левым флангом нашей пехоты, в село Димитриевка. Терцы
(Волжская бригада) оставили Константиноград, отойдя к Натальину. На
левом фланге Донской армии красные ворвались в Беловодск.
9 декабря противник продолжал энергично наступать на всем
фронте моей армии и на левом фланге донцов. Донская группа,
действовавшая в районе Беловодска, принуждена была осадить к Деркульскому
государственному конному заводу. Конница генерала Улагая отошла в
район Рубежная—Переездная—Белая Гора—Каменка—Черногорский.
Противник начал переправу через Северный Донец. Части 1-го
корпуса принуждены были оставить Изюм и отойти на фронт: Марковская
дивизия — Маяки—Христище; Корниловская — Богородичное—Спева-
ковка, заняв переправы по Северному Донцу; Дроздовская, сведенная в
три роты, — Спеваковка—Петровское—Красногорка. 1-й Кубанский
стрелковый полк106 был вытеснен из района Лиманского узла, и на
поддержку ему были направлены из Славянска остальные части 2-й
пехотной дивизии.
Обстановка слагалась все более грозно, повелительно диктуя срочное
принятие главным командованием общих крупных решений. Последняя
директива главнокомандующего являлась явно запоздалой. В Ставке все
еще, видимо, не отдавали себе ясного отчета в положении. Я
телеграфировал главнокомандующему, прося разрешения прибыть с докладом.
В подробном рапорте на имя генерала Деникина я, не щадя
красок, с полной правдивостью высказывался о нашем стратегическом
положении, указывал на ошибки, послужившие причиной к
настоящему развалу, и намечал некоторые меры, которые, по моему мнению, в
предвидении новых грозных событий надлежало принять.
Зная, что главнокомандующий все еще не учитывает всей
тяжести нашего положения и упорно не допускает мысли о возможности
дальнейших крупных успехов противника, я боялся, что многие из
намеченных мною мер — эвакуация Ростова и Таганрога, спешное
оборудование в тылу укрепленных узлов сопротивления и прочее —
запоздают.
Для воздействия на генерала Деникина со стороны ближайших его
помощников я направил копии своего рапорта одновременно обоим
помощникам главнокомандующего генералам Романовскому и Луком-
скому. Доверительно ознакомил я с содержанием рапорта и Н.В. Са-
вича, прося его повлиять на главнокомандующего, дабы необходимые
меры по обеспечению тыла были бы своевременно приняты.
85
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Будущее как нельзя более подтвердило мои опасения.
Предложение, сделанное председателем Особого совещания генералом Луком-
ским, о необходимости немедленно начать эвакуацию
правительственных учреждений встретило возражения со стороны членов Особого
совещания. Было указано, что эвакуация расстроит правительственный
механизм, что «гражданский долг членов совещания оставаться с
армией до конца» и пр. В результате эвакуацию Ростова и Таганрога
начали лишь тогда, когда наши войска подошли вплотную.
Огромное число учреждений не успело выехать. Много больных,
раненых и ценнейшее имущество попало в руки противника. Ничего
не было сделано и в отношении узлов сопротивления; намеченная
укрепленная позиция к востоку от Таганрога к подходу армии
существовала лишь на бумаге.
Я взял с собой в Таганрог начальника штаба. Генерал Деникин
принял нас в присутствии генерала Романовского. Войдя, я передал
главнокомандующему и начальнику его штаба упомянутый выше рапорт
и просил генерала Деникина внимательно прочесть его, прежде чем
выслушать мой доклад.
Главнокомандующий, придвинувшись к лампе, стал читать. Я
наблюдал за ним. Его лицо поразило меня. Оно казалось каким-то
потухшим, безнадежно подавленным. Окончив чтение, он медленно
положил рапорт на стол и тихим упавшим голосом сказал:
— Что же делать, а все-таки надо продолжать...
— Конечно, ваше превосходительство, надо продолжать и надо
сделать все возможное, чтобы вырвать победу из рук врага, но прежде
всего необходимо принять определенное решение. Противник, действуя
вразрез между моей армией и донцами, стремится отбросить мою
армию и прижать ее к морю. Конница генерала Улагая совершенно
небоеспособна. Если вы прикажете армии отходить на Дон, на
соединение с донцами, войскам придется совершить труднейший фланговый
марш все время под ударами врага... Другое решение прикрыть
армией Крым и отводить мои войска на соединение с войсками Ново-
россии...
Генерал Деникин оживился.
— Этот вопрос я рке решил в своем сердце, — твердо сказал
главнокомандующий, — я не могу оставить казаков. Меня обвинят за это
в предательстве. Ваша армия должна отходить с донцами.
Задав несколько второстепенных вопросов, главнокомандующий,
видимо тяготясь разговором, отпустил меня. Мы вышли с генералом
Шатиловым.
— Какое впечатление вынес ты из нашего разговора? — спросил я.
86
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
Генерал Шатилов развел руками:
— По-моему, они окончательно растеряны...
Мне стало бесконечно жаль генерала Деникина; что должен был
испытать этот человек, видя крушение того здания, которое с таким
трудом он столько времени возводил и в прочность которого он
несомненно верил. Как одиноко должен был он чувствовать себя в эти
тяжелые дни, когда, по мере того как изменяло ему счастье,
отворачивалось от него большинство тех, кто еще недавно кадил ему. В эти
дни лишь твердость, решимость и спокойствие духа вождя могли
спасти положение. Это спокойствие духа, эту твердость мог иметь лишь
вождь, не потерявший веру в свои войска, убежденный в том, что и
они ему верят. Нравственная поддержка главнокомандующего его
ближайшими сотрудниками должна была быть в эти дни, казалось мне,
особенно ему необходима.
Я написал генералу Деникину письмо: «Глубокоуважаемый Антон
Иванович! В настоящую грозную минуту, когда боевое счастье
изменило нам и обрушивавшаяся на нас волна красной нечисти готовится,
быть может, поглотить тот корабль, который Вы, как кормчий, вели
сквозь бури и невзгоды, я, как один из тех, кто шел за Вами почти с
начала, на этом корабле, нравственно считаю себя обязанным сказать
Вам, что сердцем и мыслями горячо чувствую, насколько сильно
должны Вы переживать настоящее испытание судьбы. Если Вам может
быть хоть малым утешением сознание, что те, кто пошел за Вами, с
Вами вместе переживают и радости и горести, то прошу Вас верить,
что и сердцем и мыслями я ныне с Вами и рад всеми силами Вам
помочь. П. Врангель».
В течение 10 декабря противник продолжал переправу через
Северный Донец. На фронте 1-го корпуса особых изменений не было.
5-й кавалерийский корпус под давлением противника отошел в
район разъезд Булацелевский—Кантерево—Середовский, оставив часть
сил в селе Преображенском аля удара во фланг противнику,
наступающему вдоль реки Орел. На Полтавском направлении мы
потеряли Скотоватое. Терская бригада сосредоточилась к селу Андреевка.
Общая линия фронта к этому дню вырисовывалась следующим
образом: правый фланг, примерно до станицы Мигулинской, оставался
на прежних позициях, от Мигулинской линия фронта шла на Черт-
ково, откуда, повернув круто на юг и проходя параллельно
железной дороге Ауганск—Миллерово верстах в 20 севернее, выходила к
станции Рубежная и в район Лимана, откуда переходила на правый
берег Северного Донца и шла в общем направлении на станцию
Краснопавловка и Вольное, южнее Константинограда и Кобеляк на
87
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Кременчуг—Пальмиру, Канев, Фастов, севернее Сквиры к Казатин-
скому узлу, левее линия фронта оставалась без изменения.
11 декабря конница генерала Улагая вновь отошла под
давлением противника в район станции Шепилово—Липовая. Генерал Ула-
гай доносил, что он вынужден отступать еще далее. Донцы также
продолжали медленно отходить. Между тем наша пехота все еще
продолжала удерживать свои позиции, протянув свой правый фланг
до устья реки Бахмут. Положение становилось все более грозным.
Фронт был разрезан пополам, и в прорыв устремились крупные
массы конницы красных.
От 5-го кавалерийского корпуса было получено донесение о
переходе его в район Елизаветовка — станция Краснопавловка; восточнее
этого района показались сильные разъезды красных, поддержанные тремя
полками пехоты. На Полтавском направлении наши части отошли за
реку Орел. Терцы были вынркдены оставить Андреевку и, отойдя на
восток, вели бой в селе Дар-Надежды.
12 декабря бои на всем фронте армии продолжались. По
непроверенным сведениям, город Луганск был занят красными. Штаб армии
из Юзовки переходил в Харцыск. На станции Ясиноватая я был
предупрежден о подходе поезда генерала Сидорина, выехавшего ко мне
на свидание. Он ехал из Таганрога сговориться со мной о дальнейших
совместных действиях.
В этот день главнокомандующим была отдана новая короткая
директива, № 016210, в коей указывалось: «Генералам Покровскому и
Эрдели выполнять прежние задачи. Генералу Сидорину и Врангелю,
выполняя задачи, указанные в директиве № 015926, сосредоточить
возможно большие силы к своим смежным флангам, за счет других
участков, аая удара по прорывающейся конной группе противника.
Генералу Шиллингу — всемерно ускорить сосредоточение к правому
флангу достаточных сил АА^ удара по флангу и тылу противника,
теснящего Добровольческую армию, и для надежного прикрытия Крыма».
Директива эта явно являлась запоздалой. Генерал Деникин,
видимо, все еще не отдавал себе отчета о размерах нашего поражения. Я
дал генералу Сидорину прочесть оба моих рапорта
главнокомандующему от 9 и 11 декабря, рапорты генералов Улагая, Науменко и Че-
котовского...
— В настоящих условиях об ударе моих частей совместно с
вашими не может быть речи. Армии у меня, в сущности, нет, есть горсть
людей... Я имею приказание главнокомандующего отходить на
соединение с вашей армией, но я не уверен далее, что без помощи ваших
частей буду в состоянии это выполнить.
88
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^=»
Сообщенные мною генералу Сидорину сведения были,
по-видимому, АЛ^ него в значительной степени неожиданными. Донская армия,
по его словам, была в общем вполне боеспособна, в распоряжении
командующего армией имелось достаточное число пополнений,
однако части, скованные на всем фронте боями, быстро перегруппировать
было нельзя. Существенной помощи Донская армия мне оказать не
могла. Генерал Сидорин жестоко сетовал на Ставку, не
ориентировавшую командующих армиями, совершенно выпустившую из рук
управление и, видимо, не желавшую отдать себе отчет в грозном положении:
— Ни я, ни начальник штаба никаких указаний добиться не
можем. Вчера генерал Романовский в разговоре с генералом Келчевским,
на вопрос последнего о том, какие меры намечает
главнокомандующий для исправления нашего положения, ответил: «Вот ваш
командующий армией едет к генералу Врангелю, они что-нибудь там
придумают».
Все яснее становилось, что справиться с грозным положением
Ставка не сумеет. Я высказал мои опасения генералу Сидорину. Последний,
весьма раздраженный на Ставку, сваливал всю вину на ближайших
помощников главнокомандующего, генералов Плющевского-Плющика
и Романовского. Последнему он, по его словам, неоднократно
указывал на ошибочность нашей стратегии, неминуемо долженствовавшей
привести нас к крушению. В ответ на эти указания генерал
Романовский однажды будто бы ответил: «Все то, что вы говорите, верно, но
именно таким образом мы спутываем все карты противника».
В заключение генерал Сидорин просил меня передать ему
обратно в армию донцов генерала Мамонтова, на что со стороны
главнокомандующего, в случае моего согласия, препятствий не встречалось.
Генерал Сидорин рассчитывал, что донскому командованию удастся
привести части в порядок. Я не возражал. Донцы, по донесениям
генерала Улагая, не только не представляли боевой силы, но примером
своим развращали соседние части.
В пределах Таганрогского округа действовала уже донская власть.
С отходом туда армии возникал целый ряд мобилизационных и
других вопросов, разрешить которые без местной власти я не мог. Я
предполагал в ближайшие дни из Харцыска проехать в Ростов и
предложил генералу Сидорину съехаться там, дабы совместно с ним на
месте разрешить эти вопросы. Разрешение их путем сношений
через Ставку и атамана, как приходилось не раз убеждаться из опыта,
затянулось бы бесконечно.
В Ростов хотел я просить приехать и генерала Покровского для
разрешения совместно с ним целого ряда вопросов, связанных с пере-
89
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
дачей из Кавказской армии в Добровольческую тыловых запасов и
учреждений тех войск, которые были переданы из состава Кавказской
армии. Мы условились с генералом Сидориным, что о времени моего
приезда в Ростов я извещу его заблаговременно телеграммой.
13, 14 и 15 декабря Донская и Добровольческая армии продолжали
по всему фронту отход. Конница генерала Улагая перешла в район
станция Алмазная—станция Алчевская—Селезневка—Ящиково. Пехота
1-го корпуса без давления противника и пользуясь местами
железнодорожными перевозками, согласно приказу командира корпуса, отходила:
Марковская дивизия — в район Баронское—станция
Чернухино—станция Дебальцево, Корниловская — к станции Горловка, 2-я дивизия —
на фронт Луганское—Курдюмовка. От Дроздовской дивизии,
отошедшей на фронт Райское—Веселое (30 верст западнее Бахмута), сведений
15-го не поступало. Не закончившая формирование Особая бригада
выдвинута была в район Воздвиженская (северо-западнее станции Оче-
ретино). Остаткам Алексеевской дивизии, не успевшей
укомплектоваться и, в сущности, небоеспособной, приказано было стягиваться к
станции Никитовка, аля переброски в район станции Неклиновка (20 верст
севернее Таганрога), где дивизия должна была принять подходящие
пополнения. Группа генерала Кальницкого отошла в район Казенно-Тор-
ское—Иваньковка, имея Полтавский отряд в районе Добренькая—
Александрополь.
Добровольческие полки отходили в чрезвычайно тяжелых условиях,
по колено в снегу и грязи. Лошади артиллерии и обозов выбивались
из сил и падали. Многочисленные, орудовавшие в тылу шайки
восставших крестьян нападали на отсталых и одиночных людей.
На фронте войск генерала Шиллинга нами взорваны были мосты
у Кременчуга и Черкасс. На всем фронте от Кременчуга до Трипо-
лья противник подошел к Днепру, переправившись через него у Пе-
реяслава.
15 декабря главнокомандующий отдал новую директиву № 016336:
«Противник продолжает наступление, нанося главный удар в разрез
между Донской и Добровольческой армиями. Имея в виду
сокращение фронта армии и надежное прикрытие наиболее важных районов,
впредь до сосредоточения сил и перехода в наступление, приказываю:
1. генералу Покровскому, начав теперь же планомерную эвакуацию
Царицына, отходить за линию реки Сала (Торговое—Цымлянская),
АЛЯ прикрытия Ставропольского и Тихорецкого направлений. Одну
Кубанскую конную дивизию выделить в мой резерв, направив ее в
район станиц Хомутовской, Ольгинской, Манычской; 2. Донской и
Добровольческой армиям прикрыть Ростовское и Новочеркасское на-
90
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
«^1 _ U&*
правления; а) генералу Сидорину, поддерживая правым своим крылом
связь с Кавказской армией и задерживаясь на удобных
оборонительных рубежах, постепенно отойти на линию Цымлянская—Усть-Бело-
калитвенская—Каменская—Ровеньки; 6) генералу Врангелю,
продолжая отход на намеченную линию (Ровеньки—Дьяково—Матвеев
Курган—Лиман Миусский), сосредоточить главные силы к своему
правому крылу. Возможно дольше удерживать, хотя бы бронепоездами с
десантами, ж./д. узлы: Чистяково, Криничная, Доля; в) начальнику
инженерных снабжений принять все меры к наискорейшему
укреплению Ростово-Новочеркасского плацдарма, линии рек Тузлов и
Донской Чулек. На этой позиции в случае надобности будет дан
решительный отпор противнику; 3. генералу Шиллингу продолжать выполнение
прежней задачи, поставив главной целью прикрытие и оборону
Крыма и Северной Таврии; 4. генералам Тяжельникову107 и Эрдели
выполнять прежние задачи; 5. разграничительные линии: между Кавказской
и Донской армиями — р. Дон от ст. Трех-Островянская до ст.
Романовской и далее слобода Мартыновка — ст. Батлаевская — Каменный
мост (все пункты ^^я Кавказской армии). Остальные
разграничительные линии прежние; 6. о получении донесите».
Одновременно прибыл из Таганрога ординарец, возивший
генералу Деникину мое письмо от 10-го и рапорт от 11 декабря, и привез
мне письмо генерала Деникина: «Глубокоуважаемый Петр Николаевич,
Ваше письмо меня глубоко тронуло. В таком содружестве и чувства и
работы — источник сил и надежд в тяжкое время перемены боевого
счастья. Но оно вернется. Я в это глубоко верю. А Ваш душевный
порыв, поверьте, нашел самый искренний отклик. От души желаю Вам
счастья и успеха. А. Деникин. Многие Ваши пожелания частью были
проведены, частью проводятся в жизнь. А. Д.».
Казалось, главнокомандующий в полной мере оценивал мое
побуждение. Однако в тот же день, несколькими часами позже, я получил
телеграмму, адресованную всем командующим армиями, где
указывалось, что некоторые начальники позволяют себе предъявлять
требования в недопустимой форме, грозя уходом, что подобные обращения
недопустимы и главнокомандующий требует от подчиненных
беспрекословного повиновения. Это был ответ на поданные мною рапорты.
Полтора месяца позже в Новороссийске генерал Лукомский
говорил мне, что, получив от меня копию рапорта моего
главнокомандующему от 9-го числа, он во время очередного доклада генералу
Деникину заговорил о необходимости, ввиду приближения к Таганрогу
и Ростову фронта, начать эвакуацию этих городов. Генерал Деникин
насторожился: «Видно, вы также получили от генерала барона Вран-
91
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
геля копию того рапорта, который он подал мне; стоит только
посмотреть на мой экземпляр, как убедишься, что с него снято
несколько копий».
Генерал Деникин впоследствии не мог мне простить того, что
рапорт мой, указывавший на ошибки главного командования, стал
известен от меня хотя бы его ближайшим помощникам. Он готов был
подозревать меня в намеренном размножении этого рапорта с целью
дискредитирования его стратегии и политики. Об этом впоследствии
писал мне сам генерал Деникин...
По передаче в Донскую армию 4-го Донского корпуса конная
группа генерала Улагая была сведена в бригаду. Во главе последней
оставался полковник Фостиков108. Генералы Улагай и Науменко выезжали
в Екатеринодар. На фронте положение оставалось очень тревожным.
Конница красных настойчиво продолжала продвигаться вперед. Часть
этой конницы, численностью до дивизии большого состава,
обрушилась на 4-й Донской корпус генерала Мамонтова в районе Илимия—
Юрьевка и жестоко потрепала его. Остатки корпуса сосредоточились
в районе станции Ровеньки.
Одновременно Буденный с шестью полками обрушился на части
полковника Фостикова у станции Мануйловка и оттеснил их к станции
Депрерадовка, откуда полковник Фостиков перешел 16 декабря к
станции Чернухина. Оставив шесть конных полков действовать на фронте
Городище—Чернухина, Буденный четырьмя полками двинулся в район
Депрерадовка—Дебальцево, вытеснил отсюда Марковскую дивизию и
продолжал движение с этими четырьмя полками на Ольховатку. Наши
части отходили на юг. Одновременно еще одна бригада конницы
Буденного была обнарркена в районе Троицкое—Луганское (в 12 верстах к
северу от станции Хацепетовка).
Чтобы прикрыть направление на станции Криничная и Ясиновая в
район станции Еникеево (10 верст южнее Хацепетовки), спешно была
направлена 2-я дивизия с фронта Государев Буерак—Зайцево—Курдю-
мовка. Дроздовская дивизия перешла в район станции Скотоватое.
Корниловцы (без 3-го полка, направленного в Амвросиевку) из
района станции Горловка по железной дороге сосредоточивались в район
станции Безчинская. Я переходил с моим поездом на станцию
Матвеев Курган.
Рассчитывая оттуда проехать в Ростов, я, согласно уговору с
генералом Сидориным, телеграфировал ему и генералу Покровскому,
прося их прибыть ^ая выяснения совместно ряда вопросов. Ввиду того что
генерал Покровский не мог оставить свою армию без разрешения
главнокомандующего, я копию с посланной ему телеграммы послал гене-
92
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^L _ f&*
ралу Романовскому. Неожиданно в ответ я получил телеграмму
последнего, адресованную всем командующим армиями, где от имени
главнокомандующего указывалось на «недопустимость» моего обращения
к командующим Донской и Кавказской армиями и передавалось
требование главнокомандующего командующим армиями без его
разрешения «пределов своих армий не оставлять». По-видимому, генерал
Деникин в моей телеграмме усмотрел подготовку какого-то
«заговора» его ближайших помощников.
По мере приближения фронта к Таганрогу и Ростову тревога и
неудовольствие в тылу росли. Все громче раздавались голоса,
обвинявшие главнокомандующего в катастрофе. Враждебными элементами
неудовольствие это усиленно муссировалось, распространялись слухи
о «готовящемся перевороте». Информации «вверх» Освага спешили
об этом донести. Я сознавал, что дальше так продолжаться не
может, что, при отсутствии должного доверия между
главнокомандующим и его ближайшими сотрудниками, работа невозможна... Я
решил со станции Матвеев Курган проехать в Таганрог и там честно и
прямо объясниться с генералом Деникиным.
16 декабря мне была сообщена в копии телеграмма начальника
штаба главнокомандующего № 016412 на имя генерала Топоркова.
Генерал Романовскиий телеграфировал: «Главком назначает вас
начальником своего резерва, сосредотачиваемого в районе Новочеркасск —
Ростов — ст. Аксайская. Состав резерва: 1-я конная казачья дивизия,
1-я терская пластунская бригада109, конная бригада 2-й Терской
дивизии110, Ейская и Ставропольская школы для подготовки офицеров.
Главком возлагает на Вас следующие задачи: 1. Скорейшее пополнение и
приведение в порядок всех прибывающих в состав резерва Главкома
частей; 2. Общее наблюдение за постройкой
Новочеркасске-Ростовской позиции; 3. Принятие мер, дабы в случае необходимости войска
резерва Главкома могли принять на этой позиции отходящие войска
Дойармии и Доброармии. Ориентировка дана генерал-лейтенанту Сто-
гову111, командированному в ваше распоряжение».
По данным разведывательного отделения, к этому времени
Добровольческая армия имела перед собой части трех советских армий.
Против конной группы и 1-го корпуса действовали части XIII армии
(пять пехотных и стрелковых дивизий, три кавалерийские дивизии
Буденного, три конные бригады, три конных полка и два отдельных
пехотных полка). На Харьковском направлении действовала XIV
армия в составе двух стрелковых дивизий (около 8000 штыков, 40
орудий и 500 сабель). На фронте Константиноград—Кобеляки
действовали части Особой армии — одна дивизия, два особых революционных
93
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
партизанских отряда и один кавалерийский полк, примерно 4000
штыков и 800 сабель. Общая численность: 23—32 тысячи штыков, 9—
10 тысяч сабель и 122—153 орудия. Против этих сил держалась горсть
людей, выбившихся из сил многосотверстным отступлением,
жестокими беспрерывными боями и всевозможными лишениями.
Параллельно, преследуемые красной конницей, отходили
добровольческие полки, увозя с собою своих раненых. Артиллерия и обозы
вязли в непролазной грязи, их с трудом приходилось вытаскивать войскам.
Люди сутками не спали и не ели, однако, несмотря на все лишения,
руководимые железной рукой генерала Кутепова, доблестные полки
сохраняли свой высокий дух.
Главнокомандующий, видимо обеспокоенный общей обстановкой,
опасался, что я, вопреки полученному приказанию, буду все же
отходить на Крым. Генерал Романовский последние дни несколько раз
вызывал меня и начальника штаба к аппарату, передавая требование
генерала Деникина, невзирая на все препятствия, во что бы то ни
стало Добровольческую армию отводить на соединение с донцами.
17 декабря полковник Фостиков, оставив Чернухина, продолжал
отходить на юго-восток вдоль линии железной дороги. Марковская
дивизия, отходя с боями из района Депрерадовка—Дебальцево, к
17 декабря заняла 1-м полком район Чистяково, где с утра начался
бой. Красные наступали с востока, запада и юга. 2-й и 3-й полки этой
дивизии и стрелковый полк 1-й Кавказской дивизии были в районе
Иваново—Орловка, южнее Дебальцева, откуда 3-му полку приказано
было двинуться на Рассыпную. 2-я дивизия вела бой с тремя
пехотными и двумя конными полками красных у Давид-Орловки (15 верст
северо-западнее станции Сердитая) и к вечеру отошла в район Алек-
сево—Орлово, откуда ей было приказано сосредоточиться в районе
станции Сердитая. Дроздовская дивизия получила приказание
сосредоточиться в районе станции Харцыск.
В эти дни приехал навестить меня начальник английской миссии
генерал Хольман. Я был с ним в приятельских отношениях. Очень
доброжелательный и весьма порядочный человек, он был
чрезвычайно смущен крупной переменой политики главы английского
правительства. В газетах только что появилась речь Ллойд Джорджа, нам
явно враждебная. Я указал генералу Хольману на то тяжелое
впечатление, которое речь эта произвела в армии: ее толковали как измену
нам в настоящие тяжелые дни.
— Позвольте говорить мне с вами как с другом. Все то, что ваше
правительство сделало аая нас, всю ту большую материальную и
моральную помощь, которую Англия оказывала нам последние месяцы,
94
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — S^»
наша армия знала, и симпатии к Англии все более росли. Теперь
неизбежно должны наступить разочарование и естественное озлобление.
Едва ли, независимо от внутренней политики Великобритании, это в
ваших интересах. Наше положение весьма тяжело, однако не
безнадежно. Готовясь к продолжению борьбы, мы в то же время должны
принять меры, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Я недавно
писал генералу Деникину, что нам необходимо войти в соглашение с
союзниками об эвакуации семей офицеров. Офицер не может хорошо
выполнять свой долг, когда он поглощен заботами об участи своей
жены и детей. Помощь семьям армии со стороны англичан была бы
высоко оценена войсками и в значительной мере сгладила бы тяжелое
впечатление от тех речей английского премьера, которые известны
армии из газет...
Генерал Хольман чрезвычайно сочувственно отнесся к моим словам.
Он обещал ходатайствовать в этом направлении перед своим
правительством и переговорить по этому поводу с командированным мл
переговоров с генералом Деникиным членом английского парламента
Мак-Киндером, приезд которого ожидался со дня на день. Генерал
Хольман впоследствии полностью выполнил свои обещания.
Получив согласие главнокомандующего, я выехал в Таганрог.
Генерал Деникин на этот раз принял меня один, генерала Романовского
не было. Выслушав мой доклад о положении на фронте, генерал
Деникин заговорил о том, что он наметил по соединении моей армии с
Донской Добровольческую армию свести в корпус.
— В дальнейшем придется объединить командование Донской
армией и Добровольческого корпуса. Большинство частей будет донских.
Новочеркасск — столица Дона, и донцы будут, конечно, настаивать,
чтобы общее командование было их, донское. Придется объединить
командование в руках генерала Сидорина.
Генерал Деникин как будто искал доказательств необходимости
такого решения. Я считал решение это совершенно правильным, о
чем и сказал главнокомандующему. Вместе с тем я просил его
верить, что в настоящие тяжелые дни я готов принять на себя любую
задачу, которую ему угодно было бы на меня возложить.
— Если почему-либо мне в армии дела не найдется, то я, быть
может, могу быть полезным в тылу; наконец, ежели бы вы признали
нужным отправить кого-либо в Англию, то и там....
— Ну нет, — сказал генерал Деникин, — конечно, вам дело здесь
найдется. Мы вас не выпустим, — улыбаясь, добавил он.
— Ваше превосходительство, разрешите мне с полной
искренностью коснуться одного личного вопроса. Я ясно чувствую с вашей сто-
95
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
роны недоверие и недоброжелательство... Я бы хотел знать, чем оно
вызвано.
— С моей стороны? Помилуйте! Если оно есть, то, конечно,
только с вашей. Я со своей стороны, особенно вначале, шел к вам всей
душой. Вы меня всячески старались оттолкнуть. Ваши донесения
облекались в такую форму, что я вынужден был скрывать их от своих
подчиненных. С моей же стороны вы не можете указать ничего
подобного.
— Это не совсем так, ваше превосходительство; возьмите хотя бы
вашу последнюю телеграмму о запрещении командующим армиями
съехаться в Ростов. Чем иным, кроме недоверия к вашим
помощникам, могу я ее объяснить; что же касается моих донесений, то если
они и были подчас резкими, то это только оттого, что я болезненно
переживал все горести моих войск.
Генерал Деникин встал.
— Оставим все это, — сказал он, протягивая мне руку.
Мы расцеловались. Однако я ясно почувствовал, что наше
объяснение ничего не разъяснило. Генерал Деникин просто хотел скорее
кончить тягостный мя него разговор.
18 декабря конница противника продолжала наступать. Части
полковника Фостикова в районе станции Ровеньки соединились с 4-м
Донским корпусом; последний занимал фронт Ровеньки—Картуши-
но. Атаки красной конницы 4-м Донским корпусом были отбиты.
Корниловцы в районе станции Бесчинская были атакованы конницей
противника и стали отходить на юг, но затем направлены были на
село Степановка, куда отступали от Чистякова после тяжелого боя
марковцы. При отходе три полка конницы противника отрезали и
захватили обоз корниловцев. 2-я дивизия отходила от Сердитой на
Степановку, дроздовцы, оставив полк аая прикрытия эвакуации
станции Иловайская, отступали на станцию Кутейниково. Отход
Марковской и 2-й дивизии совершался в весьма тяжелых условиях.
Марковцы, отступая от станции Чистяково через села Алексеево—Леоново,
были в этом селении атакованы со всех сторон конницей красных,
потеряли все обозы, артиллерию и часть пулеметов и едва пробились
к селу Степановка, где расположились совместно с корниловцами.
2-я дивизия, отступая от Сердитой на Степановку и Мариновку,
проходя мимо Алексеево—Леоново, также была атакована конницей
красных и, отбивая ее атаки, отошла к деревне Мариновке,
преследуемая частями 4-й и 6-й дивизий Буденного.
19 декабря из района Степановки корниловцы были направлены в
район Новоселье Тузловское—Лысогорская. 2-я дивизия выступила в
96
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
район Равнополье—Писаревка, что в 20 верстах северо-восточнее
станции Матвеев Курган. Дроздовская дивизия сосредоточилась в районе
станции Амвросиевка. Алексеевская дивизия, не принимавшая участия
в этих боях, начала подходить к станции Неклиновка, куда она была
направлена еще 14 декабря.
Части группы генерала Кальницкого к этому времени отошли в
район станции Рутченково (Терская бригада) — станции Кураховка
(Полтавский отряд) и селения Питайловка—Голицыновка (части
5-го кавалерийского корпуса). По сведениям из других армий,
Кавказская армия закончила эвакуацию Царицына, Донская —
оставила линию Северного Донца.
На левом фланге 4-й Донской корпус, значительно пополненный
и крутыми мерами командующего Донской армией приведенный в
некоторый порядок (из одних только расформированных огромных
обозов корпуса было отправлено в строй 4000 казаков), одержал
победу, выбив противника из ряда хуторов, лежавших в балках Дол-
жин и Медвеженка, отбросив его на север и заняв хутора
Ивановский, Медвеженский и деревню Варваровку, причем захвачено было
6 орудий и 12 пулеметов. Части войск Новороссии на левом берегу
Днепра сосредоточились на линии Покровское—Абазино; станции
Чаплино и Мечетная были заняты красными. На правом берегу
Днепра у Кичкаса наш отряд вел бой с шайками Махно. От Кременчуга
наши части отошли на линию Александрия—Користовка. На Фастов-
ском направлении мы отошли в район Городище. На Винницком и
Жмеринском направлениях наши войска сосредоточились к
населенным пунктам Зятковцы и Рахны.
Тяжелый, многосотверстный фланговый марш моих войск был
закончен. Армия выполнила почти невыполнимую задачу и, отразив все
удары подавляющего по численности врага, вышла на соединение с
донцами. Труднейшая операция эта — редкий пример в истории
военного искусства. Выполнить ее могли лишь войска исключительной
доблести.
19-го вечером я выехал в Ростов. Я прибыл в Таганрог, когда стало
уже совсем темно. Над городом стояло зарево пожара, горели какие-
то склады; на дебаркадере вокзала стояла растерянная, объятая
паникой толпа. Ставка оставляла город. Огромное число тыловых
учреждений и запасов не успели эвакуировать. Порядок в городе совершенно
отсутствовал. Объятые ужасом обыватели, ежеминутно ожидая прихода
большевиков, бросились на вокзал и, узнав, что поездов не будет, в
отчаянии метались по перрону. Многие пешком и на подводах
направлялись в Ростов.
7 «Белое движение», т. 20
97
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ко мне явился офицер английской миссии. Он жаловался, что
личный состав миссии, имущество и архив забыты штабом
главнокомандующего; несмотря на ряд обещаний предоставить аал миссии состав,
штаб выехал, не исполнив данного обещания. Я предложил миссии
разместиться в моем поезде, однако миссия не считала возможным
выехать, оставив на произвол судьбы архив и служащих, поместить
которых в поезд было нельзя.
Я обещал по приезде в Ростов сделать все мя срочной посылки за
миссией поезда. Впоследствии мне удалось это выполнить и англичане
благополучно выехали. Помощи пришли просить также архимандрит
и несколько монахов Курского Кореневского монастыря,
сопровождавших чудотворную икону Кореневской Божьей Матери, недавно
торжественно перевезенную из Курска. Просьбы их, обращенные к штабу
главнокомандующего, оказались бесплодны. Я поместил их в своем
вагоне.
Поздно ночью я прибыл в Ростов. На утро главнокомандующим
назначено было совещание в его поезде. Ждали приезда из
Новочеркасска генерала Сидорина. Вскоре поезд командующего Донской
армией прибыл и я с генералом Шатиловым зашел к генералу Сидорину,
чтобы вместе идти к главнокомандующему. Я застал у него в вагоне
начальника его штаба генерала Келчевского. Генерал Сидорин
возмущался действиями штаба главнокомандующего, жестоко обвиняя и
генерала Деникина, и генерала Романовского. По его словам, со
стороны Ставки всякое руководство отсутствовало. Подходившие со
стороны Таганрога эшелоны совершенно забили железнодорожный путь,
и эвакуация Новочеркасска приостановилась. Весьма раздраженный, он
выражался очень резко. Возмущался и генерал Келчевский:
— Да что тут говорить. Достаточно посмотреть, до чего нас
довели. Раз они с делом справиться не могут, то остается одно —
потребовать, чтобы они уступили место другим.
— Сейчас ничего требовать нельзя, — возразил я, — если сегодня
что-либо потребуете вы, то завтра всякий другой будет иметь право
предъявить свои требования вам. Для меня, как и аля вас, очевидно,
что генерал Деникин не в силах остановить развал, справиться с
положением; но я считаю, что насильственное устранение главы армии его
подчиненными в те дни, когда на фронте борьба, было бы гибельно.
Спасти положение мог бы только сам генерал Деникин, если бы он
сознал, что с делом справиться не в силах и добровольно бы передал
другому. Но об этом нет речи...
Через три месяца генерал Деникин это сделал. Но спасти дело уже
было нельзя.
98
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ а^
^ _ 1^»
Нам доложили, что главнокомандующий нас ждет. У генерала
Деникина мы застали генералов Романовского, Топоркова и Стогова.
Через несколько минут прибыл начальник военных сообщений
генерал Тихменев. Мы только что сели, как главнокомандующему
доложили, что его желает видеть начальник английской миссии генерал
Хольман. Генерал Деникин приказал доложить, что у него
совещание; однако генерал Хольман настаивал.
Главнокомандующий приказал его принять. Генерал Хольман
только что получил телеграмму от прибывшего в Новороссийск господина
Мак-Киндера. Последний от имени великобританского правительства
уведомил его о готовности Великобритании оказать содействие по
эвакуации и дать приют семьям военнослужащих, больным и раненым.
По уходе генерала Хольмана главнокомандующий ознакомил нас с
общим положением и принятыми им решениями. Войска отводились
на намеченную главнокомандующим позицию (укрепленная позиция
эта существовала лишь на бумаге, значение ее было чисто
«психологическое», как выразился главнокомандующий). Добровольческая армия
сводилась в корпус. Общее командование войсками на Новочеркасской
и Ростовской позиции вручалось генералу Сидорину. На меня
возлагалась задача объявить «сполох» на Кубани и Тереке и спешно
формировать там казачью конницу. Тыловые учреждения Добровольческой
армии подлежали переформированию и передаче корпусу генерала
Кутепова. Последняя задача возлагалась на начальника штаба
Добровольческой армии. Я просил разрешения главнокомандующего взять с
собою генерала Шатилова, оставив заместителем его генерала Вильчев-
ского112. Главнокомандующий согласился.
Отъезд свой в Екатеринодар я наметил на следующий день. До
вечера не прекращался поток посетителей, одни приходили справиться
о положении, узнать причины оставления мною командования
армией, слухи о чем уже проникли в город, другие — с просьбой оказать
им содействие для выезда. Тревога, быстро возрастая, начинала
охватывать город. Росло и общее неудовольствие, уже не стесняясь,
громко обвиняли главнокомандующего. Ползли темные слухи о
назревающем «перевороте».
Слухам этим, ходившим уже давно, готов был верить и сам
генерал Деникин. 6 декабря в отделе пропаганды государственной
стражей был произведен неожиданно обыск и выемка документов,
главным образом «секретной информации». Был арестован ряд лиц,
в том числе корреспондент информационной части при Ставке. Как
оказалось, обыск и аресты произведены были по доносу, что будто
бы против генералов Деникина и Романовского готовится покуше-
7*
99
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ние. Заговор якобы инспирировался крайними «монархическими»
кругами. Негласным руководителем заговора будто бы являлся сам
помощник главнокомандующего генерал Лукомский. Конечно, по
проверке все дело оказалось чушью, однако доносчик продолжал
оставаться при генерале Романовском аая «информации». История эта
как нельзя более рисовала тот развал, который проник во все
отрасли государственного аппарата.
Наряду со шкурными, личными вопросами, поглотившими
охваченного тревогой обывателя, главнокомандующий и ближайшие к нему
общественные круги, как будто не замечая действительности, всецело,
казалось, поглощены были вопросами высшей политики. Только что
генералом Деникиным дан был Особому совещанию наказ от 15
декабря № 175, излагавший основную программу политики
главнокомандующего:
1. Единая Великая и Неделимая Россия. Защита Веры.
Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и
народного хозяйства. Поднятие производительности труда.
2. Борьба с большевизмом до конца.
3. Военная диктатура. Всякое давление политических партий
отметать. Всякое противодействие власти — справа и слева — карать.
Вопрос о форме правления — дело будущего. Русский народ создаст
верховную власть без давления и без навязывания. Единение с народом.
Скорейшее соединение с казачеством путем создания южнорусской
власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной
власти. Привлечение к русской государственности Закавказья.
4. Внешняя политика — только национальная, русская. Невзирая
на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников,
идти с ними, ибо другая комбинация морально недопустима и
реально неосуществима. Славянское единение. «За помощь — ни пяди
русской земли». Далее следовал еще ряд пунктов.
15 декабря был дан наказ Особому совещанию, а 17-го само
совещание было упразднено. Оно заменялось «Правительством при
Главнокомандующем» в составе председателя и семи членов — начальников
управлений: военно-морского, внутренних дел, финансов, торговли и
промышленности, юстиции и главных начальников сообщений и
снабжений. Начальники управления иностранных дел и государственного
контроля, не входя в состав правительства, подчинялись
непосредственно главнокомандующему. Начальники управлений земледелия,
народного просвещения и исповеданий, не входя в состав правительства,
подчинялись последнему. Наконец, при правительстве учреждалось
«Совещание по законодательным предположениям». Из новых людей
100
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
«^|L i&*
в правительство вошел статс-секретарь А.В. Кривошеий, назначенный
начальником управления снабжения; Н.В. Савич пошел к нему в
помощники.
Создание Особого совещания по законодательным
предположениям доказывало, что, невзирая на тяжелое военное положение и утерю
почти всей захваченной территории, готовились расширить
государственное строительство. Особенно злободневным был «земельный
вопрос». Целый ряд земельных проектов разрабатывался в правительстве
и обсуждался в близких к нему политических группах...
Я написал армии прощальный приказ. В нем, дабы рассеять
нелепые толкования оставления мною командования армией, я
упоминал о том, что главнокомандующий возложил на меня задачу собрать
на помощь истекающим кровью войскам старых моих соратников —
казаков. Я говорил о том, что я стал во главе армии в грозные дни
измены нам боевого счастья: «С тех пор, — писал я, — вы шли по
колено в грязи, в холод, вьюгу и непогоду, отбивая удары во много
раз сильнейшего врага». В заключение я благодарил начальников и
войска за проявленную стойкость и мужество.
Я решил до объявления приказа войскам показать его
главнокомандующему и 21 декабря проехал к нему на станцию Нахичевань, где
стоял его поезд. Генерал Деникин приказ одобрил, ему лишь не
понравилась фраза: «С тех пор вы шли...»
— Вот только это неладно, как будто до вас они ничего не сделали,
это может им показаться обидным.
Я тут же вычеркнул из приказа слова: «С тех пор...» Перед
отъездом я зашел в вагон к генералу Романовскому. Он был не совсем
здоров, простужен. Казался усталым и угрюмым. В разговоре я между
прочим спросил его:
— Отдает ли себе главнокомандующий ясный отчет в том,
насколько наше положение грозно?
— Что же вы хотите, не может же главнокомандующий
признаться в том, что дело потеряно, — уклончиво ответил он.
Среди паники, охватившей город, общего неудовольствия,
беспорядка и растерянности я выехал в Екатеринодар.
Последние дни в армии
На вокзале в Екатеринодаре я был встречен генералом Науменко и
чинами войскового штаба. Отпустив последних, я пригласил генерала
Науменко к себе в вагон. О возложенной на меня главнокомандую-
101
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
гцим задаче было в Екатеринодаре уже известно. Военные круги
моему назначению весьма сочувствовали, что же касается кубанских
политиков, то, по словам генерала Науменко, самостийные круги уже
начали враждебную мне агитацию. В связи с общим развалом,
демагоги вновь подняли голову. Борьба между самостийниками и главным
командованием снова разгоралась.
2 января ожидалось открытие в Екатеринодаре Верховного
казачьего круга — казачьей думы, как его называли казаки. В круг входили
около 150 представителей от Дона, Кубани и Терека. Намечалось
выработать конституцию «союзного казачьего государства».
Новый атаман, генерал Успенский, тяжело заболел тифом (через
несколько дней он умер), и отсутствие атамана особенно
способствовало борьбе политических страстей. Вместе с тем чрезвычайно
неприятно поразили меня сведения о работе на Кубани генерала Шкуро.
Последний, прибыв из Ставки, объявил по приказанию
главнокомандующего «сполох», объезжал станицы, собирал станичные сборы. При
генерале Шкуро состояли командированный в его распоряжение
начальником военного управления генералом Вязьмитиновым
Генерального штаба полковник Гонтарев113, несколько адъютантов и
ординарцев. В составе его штаба находились также два кубанских офицера —
братья Карташевы. Последние, как мне было хорошо известно, были
секретными агентами штаба главнокомандующего. Об этом говорил
мне в октябре генерал Романовский, предлагая воспользоваться
услугами Карташевых при выполнении возложенной на меня
главнокомандующим задачи по обузданию самостийной Рады, однако я тогда не
счел нркным этим предложением воспользоваться. Впоследствии один
из Карташевых пытался весьма недвусмысленно уговорить состоящего
при мне генералом для поручений полковника Артифексова быть
через него, Карташева, осведомителем Ставки.
Как я имел уже случай упомянуть, слежка за старшими
командными лицами, включительно до ближайших помощников
главнокомандующего, велась Ставкой систематически. Получив от полковника
Артифексова должный отпор, Карташев попытался объяснить свои
слова недоразумением и попыток своих не возобновлял. Теперь оба
брата Карташевы, объезжая с генералом Шкуро станицы, вели
против меня самую ярую агитацию, распространяя слухи о том, что я
готовлю «переворот» с целью «провозгласить в России монархию» и
«призвать немцев» (генерал Науменко ознакомил меня с рядом
донесений контрразведывательного отделения кубанского войскового
штаба, не оставлявших сомнений в вышеизложенном). В основу этих
бессмысленных инсинуаций ложился явно подлый расчет — произ-
102
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
вести соответствующее впечатление, с одной стороны, на
«демократическую» общественность, а с другой — на англичан. Начальник
штаба английской миссии, ведающий дипломатической частью,
генерал Кийз, находился как раз на Кубани и, надо думать не без
указаний из Лондона, ловил рыбу в мутной воде, усиленно за последнее
время заигрывая с кубанскими самостийниками. О данном
главнокомандующим генералу Шкуро поручении мне ничего известно не
было. Отношение мое к генералу Шкуро было известно генералу
Деникину и не могло не быть известным и самому генералу Шкуро.
При создавшейся политической обстановке выполнение
возложенной на меня главнокомандующим задачи, при отсутствии со
стороны Ставки должной поддержки, становилось, конечно, невозможным.
Вместе с тем, учитывая грозное положение, я не считал возможным
уклониться вовсе от работы. Я решил подробно ознакомиться с
разработанными войсковыми штабами планами мобилизации и
формирования кубанских и терских частей, дать соответствующие указания
и необходимые инструкции командирам корпусов для дальнейшей
работы их на местах, после чего, наладив дело, от него отойти. Я
предупредил генерала Науменко, что на следующий день буду в
войсковом штабе, где прошу начальника штаба сделать доклад по
намеченным штабом мобилизации и формированиям, и что прошу к этому
времени прибыть в штаб его, генерала Науменко, генерала Улагая и
генерала Шкуро. Оказалось, что генерал Улагай также лежит в тифу.
На другой день утром прибыл ко мне генерал Шкуро. Он с
напускным добродушием и нарочитой простоватостью начал жаловаться на
«строгое» мое к нему отношение:
— Сам знаю, что виноват, грешный человек, люблю погулять и
выпить. Каждому из нас палка нужна. Треснули бы меня по голове, я
бы и гулять бросил, а то гляжу, командующий армией, наш Май,
первый гуляет, ну нам, людям маленьким, и сам Бог велел...
Мне стало мерзко, и я поспешил закончить разговор.
В то же утро был у меня генерал Кийз. Он произвел на меня
весьма неприятное впечатление недоброжелательного и неискреннего
человека. В разговоре он весьма осторожно пытался критиковать
действия главного командования, надеясь, вероятно, встретить во мне
поддержку. Он обвинял генерала Деникина в недостаточной
твердости, с одной стороны, и политической гибкости — с другой,
указывая на то, что непримиримостью своей политики
главнокомандующий отталкивает готовых оказать нам всяческое содействие поляков,
что будто бы и балканские славяне готовы были бы, при известных
шагах с нашей стороны, нас поддержать. Вскользь затронул он и
103
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
вопрос о взаимоотношениях главного командования с казачеством,
«справедливо желающим осуществить свои национальные чаяния».
Не встретив с моей стороны поддержки, он искусно перевел
разговор на другую тему и стал сетовать на отсутствие единения между
русской эмиграцией и на неудачный подбор наших дипломатических
представителей, на которых, по его словам, в значительной мере
падала вина за безразличное или враждебное отношение к Белому
движению за границей. Он, видимо, хотел переложить на нас самих
ответственность за новый, открыто враждебный Белому движению
курс английской политики.
Разработанный войсковым штабом мобилизационный план я
полностью одобрил, внеся лишь несущественные поправки. По расчетам
штаба, Кубань могла в течение шести недель выставить до 20 000
конницы, намечалось формирование трех корпусов. Казаками Ейского и
Таманского отделов должны были быть укомплектованы полки
корпуса генерала Топоркова. Генерал Науменко должен был собирать
казаков — линейцев и лабинцев. Генерал Шкуро — казаков Баталпашин-
ского отдела. Мы наметили и обсудили совместно главнейшие вопросы,
дальнейшая работа должна была вестись на местах.
Вечером я выехал в Пятигорск, где, совместно с генералом Эрдели,
войсковым атаманом генералом Вдовенко и начальником Терской
дивизии генералом Агоевым, также разработал меры по
укомплектованию терских частей.
Из разговоров с казачьими правителями Терека и Кубани я вынес
убеждение, что и здесь не верили в возможность восстановления
генералом Деникиным нашего положения. Но если и я, и другие
помощники главнокомандующего в тревоге за участь нашего дела предлагали
те или иные стратегические решения, указывали на желательность тех
или иных мероприятий, на необходимость замены оказавшихся не на
месте лиц, то среди казачьих верхов возможность спасти положение
видели в реорганизации самой власти. С отходом армий в казачьи
пределы выдвигались предположения о создании общеказачьей власти,
самостоятельной в вопросах политики внутренней и внешней. За
главнокомандующим предполагалось оставить лишь оперативное
руководство войсками. Вечером 24 декабря я выехал в Кисловодск с тем, чтобы
на следующий день ехать в Батайск, где в поезде находился
главнокомандующий.
Мы собирались в вагоне встречать сочельник, когда к дебаркадеру
Кисловодского вокзала подошел ярко освещенный поезд. В Кисловодск
прибыл навестить проживающую там свою семью генерал Шкуро.
Гремели трубачи, на площадках и в окнах вагонов мелькали волчьи
104
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
*^s _ i&*
папахи. Генерал Шкуро зашел ко мне, чтобы просить меня с женою
отобедать у него 25-го. Мы пытались отказываться, однако он
настаивал, говоря, что сочтет* себя обиженным в случае нашего отказа.
Пришлось согласиться. Отобедав у генерала Шкуро, я вечером выехал в
Батайск.
На станции Тихорецкая располагался в поезде штаб
командующего Кавказской армией. Армия отходила вдоль железной дороги
Царицын—Великокняжеская, ведя все время тяжелые бои. В одном из
последних боев жестоко пострадали гренадеры, причем убит был
начальник гренадерской дивизии114 полковник Чичинадзе115, бывший
командир стрелкового полка 1-й конной дивизии, в бытность мою ее
командующим. Генерал Покровский ехал к главнокомандующему и
просил меня прицепить его вагон к моему поезду.
На станции Тихорецкая мне вручили телеграмму генерала
Романовского, адресованную старшим начальникам. В ней сообщалось о том,
что «начальник штаба Добровольческой армии генерал Шатилов,
самовольно оставив фронт, выехал в тыл с генералом Врангелем» и что
главнокомандующий приказал «о действиях генерала Шатилова
произвести расследование». Телеграмма эта передавалась мне в поезд на
всех последующих станциях по пути следования.
Разрешение генералу Шатилову выехать со мною на Кавказ было
мною испрошено непосредственно у главнокомандующего, причем
присутствовал и генерал Романовский. Генерал Деникин тогда же на
мою просьбу ответил утвердительно, согласившись на мое
предложение заместителем начальника штаба оставить генерала Вильчевского.
Упомянутая телеграмма могла иметь лишь одну цель — опорочить
генерала Шатилова в глазах армии. Удар был косвенно направлен на
меня.
Я прибыл в Батайск 26-го утром и, в сопровождении генералов
Покровского и Шатилова, прошел к главнокомандующему. В вагоне
последнего мы застали генералов Романовского и Драгомирова. В
районе Ростова с утра шел жестокий бой. Конница «товарища» Ду-
менко, потеснив 10-ю Донскую бригаду116, обнажила фланг наших
частей, занимавших Новочеркасско-Ростовскую позицию. Новочеркасск
был оставлен донцами. Противник продвигался в тыл добровольцам
к Нахичевани и Ростову. Генерал Романовский настаивал на том,
чтобы поезд главнокомандующего перешел в Тихорецкую. Генерал
Деникин не соглашался.
Я сделал доклад главнокомандующему о том, что сделано было
мною во исполнение данного мне поручения в Екатеринодаре и
Пятигорске, и вручил рапорт, в коем описывал общую политическую
105
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
обстановку в казачьих областях, в связи с которой рассчитывать на
продолжение казаками борьбы, по моему мнению, было трудно.
В настоящих условиях мы могли рассчитывать для продолжения
борьбы исключительно на коренные русские силы. Удержание в наших
руках при этих условиях юга Новороссии приобретало, по моему
мнению, ныне особое значение. «В связи с последними нашими
неудачами на фронте и приближением врага к пределам казачьих
земель, среди казачества ярко обозначилось, с одной стороны,
недоверие к Высшему Командованию, с другой — стремление к
обособленности. Вновь выдвинуты предположения о создании общеказачьей
власти, опирающейся на казачью армию. За Главным
Командованием проектом признается право лишь общего руководства военными
операциями, во всех же вопросах как внутренней, так и внешней
политики общеказачья власть должна быть вполне самостоятельной.
Собирающаяся 2 января в Екатеринодаре казачья дума должна
окончательно разрешить этот вопрос, пока рассмотренный лишь особой
комиссией из представителей Дона, Кубани и Терека. Работы
комиссии уже закончены, и соглашение по всем подробностям
достигнуто. Каково будет решение думы, покажет будущее. Терек, в связи с
горским вопросом, надо думать, займет положение обособленное от
прочих войск. Отношение Дона мне неизвестно, но есть основание
думать, что он будет единодушен с Кубанью. Последняя же,
учитывая свое настоящее значение как последнего резерва Вооруженных
Сил Юга России, при условии, что все донские и терские силы на
фронте, а кубанские части полностью в тылу, стала на
непримиримую точку зрения. Желая использовать в партийных и личных
интересах создавшееся выгодное для себя положение, объединились все
партии и большая часть старших начальников, руководимые мелким
честолюбием.
Большевистски настроенные и малодушные поговаривают о
возможности аал новой власти достигнуть соглашения с врагом, прочие
мечтают стать у кормила правления. Есть основания думать, что
англичане сочувствуют созданию общеказачьей власти, видя в этом
возможность разрешения грузинского и азербайджанского вопросов, в
которых мы до сего времени занимали непримиримую позицию.
На почве вопроса о новой власти агитация в тылу наших
вооруженных сил чрезвычайно усилилась.
Необходимо опередить события и учесть создавшееся положение,
дабы принять незамедлительно определенное решение.
Со своей стороны, зная хорошо настроение казаков, считаю, что в
настоящее время продолжение борьбы ^^я нас возможно, лишь опи-
106
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
раясь на коренные русские силы. Рассчитывать на продолжение
казаками борьбы и участие их в продвижении вторично в глубь России
нельзя. Бороться под знаменем «Великая, Единая и Неделимая Россия»
они больше не будут, и единственное знамя, которое, быть может, еще
соберет их вокруг себя, может быть лишь борьба за «Права и
вольности казачества», и эта борьба ограничится, в лучшем случае,
очищением от врага казачьих земель...
При этих условиях главный очаг борьбы должен быть перенесен на
запад, куда должны быть сосредоточены все наши главные силы. По
сведениям, полученным мною от генерала английской службы Кийза,
есть полное основание думать, что соглашение с поляками может быть
достигнуто. Польская армия в настоящее время представляет собой
третью по численности в Европе (большевики, англичане, поляки).
Есть основание рассчитывать на помощь живой силой дружественных
народов (болгары, сербы). Имея на флангах русские армии (Северо-
Западную и Новороссийскую) и в центре поляков, противобольшеви-
сгские силы займут фронт от Балтийского до Черного моря, имея
прочный тыл и обеспеченные снабжением.
В связи с изложенным казалось бы необходимым принять меры к
удержанию юга Новороссии, перенесению главной базы из
Новороссийска в Одессу, постепенной переброске на запад регулярных частей, с
выделением ныне же части офицеров аая укомплектования
Северо-Западной армии (об интернировании Северо-Западной армии еще
известно не было), где в них огромный недостаток. Генерал-Лейтенант Барон
Врангель».
Закончив доклад, я сказал, что «при создавшейся на Кубани
обстановке и ведущейся против меня с разных сторон агитации, я не
считаю возможным объединить командование кубанских частей».
За весь мой доклад генерал Деникин не проронил ни слова.
Прочтя рапорт, он отложил его в сторону и продолжал молча слушать.
— Так что вы, Петр Николаевич, решительно отказываетесь
командовать кубанцами? — спросил генерал Романовский.
— Да, при настоящей обстановке я не в состоянии буду что-либо
сделать.
Затем я вновь подтвердил, что не считаю возможным в
настоящие трудные дни сидеть сложа руки, готов приложить свои силы аля
любой работы; если в армии мне этой работы не найдется, то готов
выполнять любую задачу в тылу, в частности, считаю своим долгом
вновь обратить внимание главнокомандующего на необходимость
немедленного укрепления Новороссийского района, который ныне
является нашей главной базой.
107
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
— Ну нет, — прервал меня главнокомандующий, — начав теперь
укреплять Новороссийск, мы тем самым признаем возможность
поражения; морально это недопустимо.
Я счел излишним возражать.
Генерал Шатилов вынул из кармана телеграмму генерала
Романовского и вслух прочел ее.
— Разрешите узнать, что это значит? — видимо с трудом
сдерживаясь, обратился он к начальнику штаба главнокомандующего.
Генерал Романовский молчал. Меня взорвало:
— Что это значит? По-моему, это значит одно, что интриги,
благодаря которым мы оказались здесь, и ныне продолжаются...
Наступило неловкое молчание. Наконец генерал Романовский что-
то пробормотал о недоразумении.
— Позвольте мне эту телеграмму, я разберусь, — сказал он, кладя
бумагу в карман.
Главнокомандующий стал прощаться.
— Ваше превосходительство, разрешите мне просить генерала
барона Врангеля остаться, — обратился к генералу Деникину генерал
Романовский.
Мы остались втроем.
— Я хотел спросить вас, Петр Николаевич, к кому относите вы
ваши слова об интригах. Если ко мне, то не откажите подтвердить это
в присутствии главнокомандующего, — сказал генерал Романовский.
— Удивляюсь, что, зная меня, вы могли сомневаться, что ежели бы
я хотел назвать вас, то не сделал бы это прямо. Я не знаю и знать не
хочу, кто занимается этими интригами, одно определенно мне
известно: что эти интриги плетутся уже давно. Примеров недалеко искать.
Возьмите хотя бы вашу телеграмму командующим армиями, с
указанием главнокомандующего о недопустимости моей телеграммы Сидо-
рину и Покровскому, когда я просил их прибыть в Ростов.
— Положим, что, послав такую телеграмму, вы тоже были не
правы, — угрюмо заметил генерал Деникин.
Он встал и протянул мне руку. Я откланялся и вышел.
После обеда я зашел к генералу Покровскому, где застал
Донского атамана А.П. Богаевского и председателя Донского круга В.А.
Харламова.
— Я очень рад, что вы зашли, Петр Николаевич, — обратился ко мне
генерал Покровский, — я как раз убеждаю Африкана Петровича нам
помочь. С отходом за Дон мы будем всецело в лапах кубанских
самостийников, в полной зависимости от казаков. Необходимо привлечь к
себе казачью массу, лучшую часть казачества. Должен быть сделан яр-
108
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^1 -- 1^»
кий шаг, указывающий, что главнокомандующий казакам верит и
решительно ставит крест на прошлое. Вы знаете, какой ненавистью
пользуется у казаков Особое совещание, которое считают виновником всех зол.
Хотя сейчас Особое совещание и упразднено, но правительство осталось
прежнее, вышедшее из состава этого совещания. Надо убедить
главнокомандующего, что в настоящих условиях необходимо призвать в состав
правительства таких лиц, которым казаки доверяют. Я считаю, что
единственное лицо, могущее в настоящих условиях быть главою
правительства, как лицо приемлемое для казаков и в то же время близкое
главнокомандующему и всему нашему делу, — это генерал Богаевский.
Соображениям генерала Покровского нельзя было отказать в
известной основательности.
— Что же делать, если я могу быть полезным делу, то я согласен, —
сказал генерал Богаевский.
Наш разговор прервал вошедший генерал Келчевский. С фронта
были получены тревожные сведения. Обойденные с фланга и тыла
добровольцы отходили на левый берег Дона. Дроздовцы и
корниловцы проходили через Ростов и Нахичевань, когда город уже был
занят большевиками. Нашим частям приходилось пробиваться. Поезд
главнокомандующего отходил в Тихорецкую. Несколькими часами
позлее туда же выехали и мы.
27-го утром генерал Покровский зашел за мной. Мы вместе
прошли к главнокомандующему. У него находился уже генерал
Романовский. Генерал Покровский стал говорить то же, что говорил мне вчера.
Не дав ему окончить, генерал Деникин прервал его.
— Этого никогда не будет, — резко заявил он.
Генерал Романовский, обратясь ко мне, сказал, что
главнокомандующий согласился с необходимостью немедленно начать работы по
укреплению Новороссийского района, что организацию и
наблюдение за работами главнокомандующий возлагает на меня, аая чего в
мое распоряжение командируется начальник инженерной части
полковник Баумгартен со своими чинами.
Я просил разрешения взять с собой генерала Шатилова и личный
мой штаб, а также оставить в моем распоряжении известное число
вагонов из состава моего поезда, так как, по имеющимся у меня
сведениям, помещения в Новороссийске найти нельзя.
— Я полагаю, что со стороны главнокомандующего препятствий не
будет, — сказал генерал Романовский.
Генерал Деникин молча кивнул. За все время общего разговора
генерал Деникин не сказал мне ни слова. Это была последняя моя с ним
встреча.
109
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
28-го утром я прибыл в Екатеринодар и узнал от генерала
Покровского, что накануне вечером генерал Деникин предложил генералу Бо-
гаевскому стать во главе правительства, на что последний согласился.
Вместе с тем генерал Деникин пошел еще на одну уступку казакам,
решив из кубанских частей сформировать отдельную Кубанскую армию.
В Екатеринодаре оказался генерал Шкуро, направлявшийся в
Тихорецкую. Он зашел ко мне и сообщил, что получил телеграмму генерала
Деникина, вызывающего его к себе. Вызов свой в Ставку он объяснял тем,
что главнокомандующий намечает должность командующего Кубанской
армией предложить ему. Через день назначение генерала Шкуро
состоялось.
Я прибыл в Новороссийск 29 декабря. Город в эти дни, донельзя
забитый многочисленными эвакуированными учреждениями,
переполненный огромным количеством беженцев, представлял собой жуткую
картину. Беспрерывно дул обьшный в эту пору ледяной норд-ост. В
нетопленых домах ютились среди жалких спасенных пожитков
напуганные, лишившиеся своего имущества, выбитые из колеи беженцы.
Свирепствовал тиф, ежедневно унося сотни жертв. На забитой
эшелонами станции стояло большое число санитарных поездов; больных и
раненых не успевали разгружать. Благодаря спешной эвакуации в
условиях крайне тяжелых, смертность среди больных чрезвычайно
возросла. Приходящие санитарные поезда привозили десятки мертвецов.
Их на вокзал выносили из вагонов, складывали на телеги и, кое-как
прикрыв рогожей или брезентом, везли по городу. Из-под покрышки
торчали окоченевшие руки, ноги, виднелись оскаленные лица
мертвецов. Невольно вспоминался оцепленный нашими войсками зимою
1918 года большевистский Кисловодск.
В Новороссийске собрались все члены бывшего Особого
совещания и многочисленные гражданские и военные управления. Генерал
Деникин, предложив генералу Богаевскому составить новое
правительство, просил телеграммой генерала Лукомского временно
продолжать выполнять обязанности председателя правительства. Власть в
городе осуществлялась военным губернатором генералом Тяжельни-
ковым и комендантом города генералом Корвин-Круковским117.
Многочисленное начальство отдавало каждый свои распоряжения, сплошь
и рядом противоречивые. В связи с общим развалом ощущалось
безвластие.
В день моего приезда я был у генерала Лукомского и губернатора,
обещавших мне всяческое содействие в выполнении возложенного на
меня поручения. Я собрал совещание из представителей губернатора,
комендатуры, Красного Креста, Земского и Городского союзов, имею-
110
ББАОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — U&*
щее целью организовать окопные работы и наладить помещение и
продовольствие аая рабочих команд. Несколько офицеров Генерального
штаба высланы были на рекогносцировку намеченной позиции.
Рекогносцирующим партиям приходилось придавать конвой, так
как кругом города уже действовали «зеленые». Конвой назначался от
разного рода тыловых команд, так как войск в городе не было. С
большим трудом преодолев препятствия всякого рода, все же удалось
через несколько дней наладить работы. Для технического руководства
работами был привлечен бывший начальник военно-инженерного
управления генерал Милеант118. Генерал Лукомский обратился ко мне с
просьбой помочь ему и в вопросе эвакуации. Я выработал, совместно
с генералом Кийзом, общий порядок записи, точно установил
категории лиц, имеющих на эвакуацию право, образовал особое смешанное
англо-русское бюро по регистрации и записи эвакуирующихся,
назначив моим представителем в состав бюро исполняющего обязанности
генерала для поручений при мне полковника Артифексова. Он
отлично справился с делом.
31 декабря посетил меня прибывший из Англии по поручению
великобританского правительства член английского парламента
господин Мак-Киндер. Он прибыл в сопровождении генерала Кийза. После
обмена несколькими общими фразами господин Мак-Киндер просил
моего разрешения обратиться ко мне с одним весьма, по его мне-
ниюг важным вопросом. Щекотливость этого вопроса он в полной
мере учитывал и просил меня, буде я не сочту возможным на него
откровенно ответить, определенно это сказать. Затем он показал мне
полученную им из Лондона телеграмму, в коей сообщалось о
полученных в Варшаве сведениях о происшедшем якобы на Юге России
перевороте, имевшем целью замену генерала Деникина другим
лицом. Этим лицом будто бы являюсь я. Господину Мак-Киндеру
указывалось проверить достоверность этих сведений.
Господин Мак-Киндер спросил меня, насколько эти сведения верны
и на чем они основаны. Я ответил, что глубоко ценю его открытое,
прямое обращение ко мне и что без всякого затруднения с особым
удовольствием готов ответить на его вопрос. Сообщенные ему сведения для
меня не новы. Наши враги, пытаясь сеять смуту в умах, давно эти и
подобные им сведения распространяют. Я во многом не сочувствовал
политике и стратегии главнокомандующего, однако, добровольно
пойдя за ним, никогда и ни при каких обстоятельствах не пойду против
начальника, в добровольное подчинение которому стал. Господин Мак-
Киндер горячо благодарил меня и просил разрешения сослаться на меня
в своем ответе великобританскому правительству. Я вновь подтвердил
111
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
сказанное, повторив, что порукой этому является мое слово и вся
прежняя моя боевая слркба.
В тот же день я рапортом донес главнокомандующему об
имевшемся у меня с господином Мак-Киндером разговоре: «Сего числа меня
посетил представитель Великобританского Правительства г-н Мак-Кин-
дер, пожелавший иметь со мной секретный разговор. Ввиду того что
г-н Мак-Киндер обратился ко мне как представитель иностранного
государства, я считаю своим долгом донести Вам в порядке
подчиненности о сущности затронутого им вопроса.
Господин Мак-Киндер сообщил мне, что им получена депеша его
правительства, требующая объяснений по поводу полученных в
Варшаве сведений о якобы произведенном мною перевороте, причем будто
бы я возглавил Вооруженные Силы Юга России. Господин
Мак-Киндер высказал предположение, что основанием мя этого слуха^могли
послужить те будто бы неприязненные отношения, которые
установились между Вашим Превосходительством и мною, ставшие широким
достоянием; он просил меня с полной откровенностью, буде
признано возможным, высказаться по затронутому вопросу. Я ответил, что
мне известно о распространении подобных слухов и в пределах
Вооруженных Сил Юга России, что цель их, по-видимому, желание
подорвать доверие к начальникам в армии и внести разложение в ее ряды,
почему в распространении их надо подозревать работу
неприятельской разведки. Вместе с тем я сказал, что, пойдя за Вами в начале
борьбы за освобождение родины, я, как честный человек и как солдат, не
могу допустить мысли о каком бы то ни было выступлении против
начальника, в подчинение которого я добровольно стал.
Господин Мак-Киндер спросил меня, может ли он
телеграфировать своему правительству, ссылаясь на мои слова, на что я вновь
подтвердил сказанное раньше, уполномочив его передать своему
правительству, что достаточной порукой сказанного явится данное мною
слово и вся предыдущая моя боевая служба. Об изложенном
доношу. Генерал-Лейтенант Барон Врангель».
Ответа на этот рапорт не последовало. Через несколько дней после
моего приезда в Новороссийск генерал Лукомский получил
телеграмму о назначении его генерал-губернатором Черноморья. От него
отныне зависело разрешение всех местных военных и гражданских
вопросов. В числе прочих, ведению его отныне подлежали и вопросы по
укреплению Новороссийского плацдарма. Возложенная на меня
задача отпадала сама собой.
Между тем положение на фронте продолжало ухудшаться. Наши
части занимали фронт по левому берегу Дона и Маныча. 6—7 января
112
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«г<М 1&*
мы имели временный успех, наша конница под начальством генерала
Топоркова нанесла красным жестокое поражение, причем мы
захватили несколько орудий и много пулеметов.
Борьба между главным командованием и казаками продолжалась.
5 января открылся Верховный круг. Силою вещей доминирующее
значение приобретали кубанцы — они были хозяевами. Кубанская краевая
рада, собравшись под Новый год, спешила разделать все, что сделано
было в ноябрьские дни. Законодательная Рада была восстановлена,
атаманом выбран генерал Букретов, стоявший издавна в оппозиции
главнокомандующему. Верховный круг проводил идеи «широкого
народоправства» и соглашался лишь на оставление в руках генерала Деникина
прав главнокомандующего. Все яснее становилось, что на Северном
Кавказе нам не удержаться.
Тем временем войска генерала Слащева отошли за перешейки в
Крым. В Новороссии наши части удерживались на линии станция До-
линская—станция Чабановка—Елизаветград—Плетеный—Ташлык—
Кривое Озеро (около 40 верст к юго-западу от Ольвиополя). Наши
бронепоезда доходили до станции Жмеринка.
В связи с тяжелой обстановкой на Кавказе, взоры всех невольно
обращались на запад. Крым и Новороссия приобретали особое
значение, как последнее убежище. Между тем оттуда поступали тревожные
сведения. И в Крыму, и в Новороссии войска находились, видимо, в
ненадежных руках. По слухам, генерал Слащев, лично храбрый и
решительный, как самостоятельный начальник был совершенно не на
месте. Его пристрастие к наркотикам и вину было хорошо известно.
Генерал Шиллинг как начальник не пользовался должным авторитетом.
В армии и обществе это отлично учитывали, и все громче раздавались
голоса о необходимости замены этих начальников.
16 января наша конница под начальством генерала Павлова имела
крупный успех, разбив красную конницу товарища Буденного, причем
нами захвачено 40 орудий.
Генерал Деникин выступал на круге, настаивая на сохранении в
руках главнокомандующего полноты власти и предлагая образование
законо-совещательной палаты и образование правительства с
включением казачьих представителей. Он заявил, что никакого «союзного
казачьего государства» он не признает и если таковое будет создано,
то он с добровольцами уйдет. В заключение он указал, что ставит себе
целью лишь воссоздание России, будущая форма правления которой
для него второстепенный вопрос.
Как и можно было предвидеть, предложения главнокомандующего
сочувствия не встретили. Через сутки генерал Деникин уступил и дал
8 «Белое движение», т 20
ИЗ
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
согласие на образование законодательной палаты и ответственного
министерства. Главнокомандующий от диктатуры отказывался. В
последующие дни был сделан ряд новых уступок.
22 января круг принял проект организации новой власти. От
диктатуры не осталось и следа. Генерал Деникин признавался главой
южнорусской власти — в дальнейшем законом должен был быть установлен
порядок преемства власти. Сформирование министерства поручено было
председателю совета управляющих отделами Донского правительства
Н.М. Мельникову. Однако последнему удалось сформировать
правительство лишь к двадцатым числам февраля. Пока продолжало действовать
старое правительство генерала Лукомского.
Из Новороссии продолжали поступать тревожные сведения. Наши
части на всем фронте отходили. Войска располагались в трех группах:
I — южнее Вознесенска, на линии Новая
Одесса—Ресилиново—^Березовка, II — у Ольвиополя и III — в районе Гайворон—Рудница. В
самой Одессе было беспокойно.
Неожиданно я получил телеграмму генерала Шиллинга: «Если Вы
согласны принять должность моего помощника по военной части,
доложите Главкому и по получении разрешения немедленно выезжайте.
14 января. Нр 01025, Шиллинг».
Я немедленно проехал к генералу Лукомскому и просил его
снестись со Ставкой. Будучи совершенно не ориентирован в положении на
месте, я просил дать мне возможность, прежде чем окончательно
согласиться на предложение генерала Шиллинга, лично переговорить с
последним и ознакомиться со всей обстановкой. 15 января генерал
Лукомский телеграфировал главнокомандующему:
«Генерал Врангель просил доложить Вашему Превосходительству,
что прежде, чем дать окончательное согласие на предложение
Шиллинга, ему хотелось бы лично переговорить с ним и ознакомиться со
всей обстановкой Новороссии, почему он просит разрешения теперь
же проехать к генералу Шиллингу. Со своей стороны присоединяюсь
к просьбе генерала Врангеля, считаю полезной его поездку случае
Вашего принципиального согласия на предложение Шиллинга. Если он
с Шиллингом сговорится, то может там и остаться. 15 января 1920
года. Нр 705/об. Лукомский».
Ответ последовал через три дня: «705/об. Главнокомандующий
согласен на назначение генерала Врангеля помощником генерала
Шиллинга, а также согласен на поездку генерала Врангеля аля
ознакомления с обстановкой с тем, что в случае согласия генерала
Врангеля он там остался. Екатеринодар 18 января 1920 года. Нр 001015.
Романовский».
114
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«гал_ ^*
Я хотел ехать немедленно, однако правильного сообщения с
Одессой не было, приходилось ждать до 27 января, когда должен был
отправиться в Крым пароход Русско-Дунайского пароходства «Великий
Князь Александр Михайлович».
С 20-го стали поступать весьма тревожные сведения из Одессы.
Борьба в Новороссии, видимо, подходила к концу. За три дня до
отъезда я заехал к генералу Лукомскому. Последние сведения сообщали об
угрожающем положении в Одессе. Я просил генерала Лукомского
справиться в Ставке о положении и выяснить, стоит ли мне ехать.
Утром 25 января генерал Лукомский прислал мне полученную им
из штаба телеграмму: «1091/об. Генералу Шиллингу даны указания
удерживать одесский плацдарм, и только в крайнем случае войска
могут быть переброшены в Крым. Екатеринодар 25 января 1920 года.
Нр 702. Романовский». На подлинном резолюция генерала
Лукомского: «Копию генералу Врангелю, начальнику штаба».
Между тем последние сведения ясно указывали, что падение
Одессы следует ожидать с часу на час. Одесса эвакуировалась, тыловые
учреждения и войска направлялись в Крым. Генерал Хольман, бывший у
меня в этот день, показал мне полученное им из Одессы радио,
сообщающее о том, что город через несколько часов будет сдан. Генерал
Хольман весьма резко отзывался о действиях генерала Шиллинга,
указывая, что с отходом войск Новороссии в Крым руководство
обороной Перекопа перейдет в руки генерала Шиллинга, а это знаменует
собой неминуемую потерю Крыма.
— Я сообщил генералу Деникину полученные мною сведения, —
сказал генерал Хольман, — и написал ему, что, по моему мнению,
генерал Шиллинг командовать войсками в Крыму не может и что
единственный человек, который может удержать Крым, — это вы.
Генерал Лукомский, с которым я виделся в этот день, также
говорил мне, что после всего того, что происходило в Одессе, поручить
оборону Крыма генералу Шиллингу нельзя и что он, генерал
Лукомский, настаивает перед главнокомандующим на безотлагательной
посылке меня в Крым для принятия командования.
Поздно вечером я получил записку генерала Лукомского: «25/1-20.
Многоуважаемый Петр Николаевич. Сейчас был у меня г. Хольман и
сказал, что он получил телеграмму о том, что главнокомандующий
доволен делами в Крыму и Слащевым и поэтому не считает
необходимым, чтобы Вас направили в Крым, а не в Одессу. Будем надеяться,
что в Одессе дела не так плохи и что Вам удастся их совсем
исправить. Глубоко Вас уважающий и искренно преданный А. Лукомский»,
а через некоторое время и присланную им полученную от главноко-
8*
115
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
мандующего телеграмму: «1153/об. Генерал Слащев исправно бьет
большевиков и со своим делом справляется. В случае отхода из
Одессы в командование войсками в Крыму вступит генерал Шиллинг. Ека-
теринодар 25 января 1920 года. Нр 00688. Аеникин».
27 января я получил телеграмму генерала Романовского: «Ввиду
оставления нашими войсками Новороссии и переезда генерала
Шиллинга в Крым должность его помощника по военной части
замещаться не будет, о чем сообщаю по приказанию Главкома. Тихорецкая
27 января 20 года. Нр 001793. Романовский».
При этих условиях, сознавая, что мною воспользоваться не хотят
и дела аая меня ни в армии, ни в тылу не находится, не желая
оставаться связанным службой и тяготясь той сетью лжи, которая
беспрестанно плелась вокруг меня, я решил оставить армию. 27^го я
подал прошение об отставке; одновременно возбудил ходатайство об
освобождении его от службы и генерал Шатилов. Я решил, отправив
семью в Константинополь, самому переехать в Крым, где у нас была
дача.
При выходе из Новороссийска нас слегка покачало, но при
подходе к Севастополю море было совсем спокойно. Мы едва успели
бросить якорь, как подошел катер начальника штаба флота
адмирала Бубнова. Поднявшись по трапу, адмирал Бубнов прошел прямо ко
мне. Он передал мне просьбу пришедшего накануне на пароходе в
Севастополь генерала Шиллинга прибыть немедленно на квартиру
командующего флотом адмирала Ненюкова, где генерал Шиллинг меня
уже ждал.
От адмирала Бубнова я узнал кошмарные подробности оставления
Одессы. Большое число войск и чинов гражданских управлений не успели
погрузиться. В порту происходили ужасные сцены. Люди пытались
спастись по льду, проваливались и тонули. Другие, стоя на коленях,
протягивали к отходящим кораблям руки, моля о помощи. Несколько человек,
предвидя неминуемую гибель, кончили самоубийством. Часть армии во
главе с генералом Бредовым, не успев погрузиться, по имеющимся
сведениям, решила пробиваться в Румынию.
В связи с вышеизложенным, по словам адмирала Бубнова, в армии
и в тылу было большое озлобление против командующего войсками
Новороссии. Общий развал не миновал и Крыма. Сумбурные, подчас
совершенно бессмысленные, самодурные распоряжения генерала Сла-
щева не могли внести успокоения.
В Крыму скопилось огромное количество разрозненных тыловых
войск, части управлений, громадное число беженцев. Запуганные,
затерянные, потерявшие связь со своими частями и управлениями, не
116
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^L_ Ь&*
знающие, кого слушаться, они вносили собой хаотический беспорядок.
Власти — комендант крепости генерал Субботин и губернатор
Татищев — совсем растерялись. Всем этим искусно воспользовались
темные силы. Какой-то авантюрист, именовавшийся капитаном Орловым,
собрав вокруг себя кучку проходимцев, объявил беспощадную борьбу
под лозунгом «оздоровление тыла рфя плодотворной борьбы с
большевиками».
Присоединив укрывающихся от мобилизации в горах татар, Орлов
беспрепятственно занял Симферополь, арестовав оказавшихся там
коменданта Севастопольской крепости генерала Субботина, начальника
штаба войск Новороссии генерала Чернавина и начальника местного
гарнизона. Растерявшиеся гражданские власти, во главе с
губернатором, беспрекословно подчинились неизвестному проходимцу.
Конечно, такой порядок вещей долго продолжаться не мог.
Генерал Слащев направил в Симферополь с фронта войска, при
приближении коих Орлов с своей шайкой бежал в горы. Однако спустя
несколько дней он появился вновь. Из Ялты поступили сведения о
движении его отряда со стороны Алушты. В Ялте войск не было, и
занять город шайке Орлова не представляло никакого затруднения.
В эти дни общего развала, тревоги и неудовольствия преступное
выступление Орлова вызвало бурю страстей. Исстрадавшиеся от
безвластия, возмущенные преступными действиями администрации на
местах, изверившиеся в выкинутые властью лозунги, потерявшие голову
обыватели увидели в выступлении Орлова возможность изменить
существующий порядок. Среди обывателей и даже части армии Орлов
Ёызывал к себе сочувствие...
На фронте положение было тревожно. Малочисленные, сборные
войска генерала Слащева хотя и продолжали успешно удерживать
Чонгарское и Перекопское дефиле, однако значительные потери,
усталость и недостаток снабжения и снаряжения заставляли
опасаться, что сопротивление это продолжительным быть не может.
Я проехал с адмиралом Бубновым в помещение штаба флота, где
жил и адмирал Ненюков. В кабинете последнего я застал генерала
Шиллинга. Высокий, плотный, с открытым свежим лицом, он
производил довольно приятное впечатление.
— Ваше превосходительство, — обратился он ко мне, — я буду
говорить с вами не как командующий армией, а как старый
гвардейский офицер. Вы, вероятно, знаете, в каких тяжелых условиях была
оставлена Одесса. Мне этого, конечно, не простят. Мне хорошо
известно то неудовольствие, которое существует здесь против меня. Я
прибыл вчера, и мне сразу это стало ясно. При этих условиях я не могу
117
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
оставаться во главе войск. Я готов, если вы будете согласны, сдать вам
командование.
Я ответил, что вопрос о назначении моем в Крым уже поднимался
в Ставке, что главнокомандующий решительно в этом отказал, что,
оставшись не у дел, я перед самым отъездом подал рапорт об
увольнении от слркбы, что хотя Крымский театр и является в настоящее
время стратегически почти независимым от Кавказского, однако я, стоя
во главе крымских войск, буду неизбежно сталкиваться в целом ряде
вопросов с распоряжениями Ставки и при существующем со стороны
генерала Деникина ко мне отношении мое назначение едва ли будет
полезным аля дела.
Генерал Шиллинг продолжал настаивать. Адмирал Ненюков его
поддерживал. В конце концов я согласился. Генерал Шиллинг хотел
в тот же день переговорить со Ставкой.
Утром я сделал визит генералу Субботину. Последний, глубоко
потрясенный историей своего ареста капитаном Орловым и сознававший
бессилие свое справиться с делом, возбудил ходатайство об
освобождении его от должности. Заехал я и к проживавшему в Севастополе в
гостинице «Кист» генералу Май-Маевскому. Он был, видимо, тронут
моим визитом. Говоря о бывшей своей армии и тяжелых условиях, в
которых пришлось ему оставить войска, он упомянул о приказе моем,
отданном армии по вступлении в командование.
— Не скрою от вас, мне было очень больно читать этот приказ.
Я решительно недоумевал, чем упомянутый приказ мог задеть
бывшего командующего армией, и спросил его об этом.
— Да как же, а ваша фраза о том, что вы будете беспощадно
преследовать за пьянство и грабежи, ведь это как-никак, а камешек в мой
огород.
Я продолжал недоумевать.
— Помилуйте, — пояснил генерал Май-Маевский, — на войне
начальник для достижения успеха должен использовать все, не
только одни положительные, но и отрицательные побркдения
подчиненных. Настоящая война особенно тяжела. Если вы будете требовать
от офицеров и солдат, чтобы они были аскетами, то они и воевать
не будут.
Я возмутился:
— Ваше превосходительство, какая же разница при этих условиях
будет между нами и большевиками?
Генерал Май-Маевский сразу нашелся.
— Ну, вот большевики и побеждают, — видимо, в сознании своей
правоты заключил он.
118
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
*?ai te&*
Днем у командующего флотом я встретил генерала Шиллинга.
Последний имел несколько смущенный вид. Он сообщил мне, что за
истекшие сутки получил ряд сведений, в значительной мере рассеявших
первые его тяжелые впечатления, что того общего недоверия и
неудовольствия в войсках, которого он опасался, видимо, нет и он не
теряет надежды справиться с делом. Я со своей стороны просил его
считать наш вчерашний разговор как бы не имевшим места.
Орлов со своей шайкой продолжал приближаться к Ялте.
Начальник Ялтинского гарнизона генерал Зыков119 и уездный начальник граф
Голенищев-Кутузов120 посылали одну за другой телеграммы, прося
помощи. 7 февраля я получил телеграмму генерала Шиллинга (хотя я
никакого официального положения не занимал, но все телеграммы
генерала Шиллинга старшим начальникам отчего-то адресовались и
мне): «Севастополь и его район на осадном положении. Нр 2950
7/2-20 года Джанкой Генлейт. Шиллинг».
Через несколько часов я неожиданно получил вторую телеграмму
генерала Шиллинга. Последний просил меня принять начальство над
всеми сухопутными и морскими силами в крепостном и побережном
районе: «Большевики готовят новую атаку на Крым, между тем в тылу
происходят брожения среди офицерства и других групп, а также
продолжается движение группы капитана Орлова, и все это может
окончательно разрушить тыл и отдать большевикам Крым. Прошу Ваше
Превосходительство принять на себя начальствование над всеми
сухопутными и морскими силами, находящимися в районе Алушта,
Бахчисарай, устье Альмы, все пункты включительно, с подчинением Вам
Комкрепа Севастополь, флота, отряда полковника Ильина,
находящегося в Алуште, и отряда полковника Головченко, находящегося в
Бахчисарае. Ваша задача мерами, какими вы признаете целесообразными,
успокоить офицерство, солдат и население и прекратить бунтарство
капитана Орлова, направив его отряд на фронт р^я пополнения
редеющих частей генерала Слащева. Джанкой 7/П-20 года 11 часов. Нр
0231483. Шиллинг».
Одновременно генерал Шиллинг уведомил о моем назначении всех
старших начальников. Я немедленно телеграфировал генералу
Шиллингу: «0231483. Всякое новое разделение власти в Крыму при
существующем здесь уже многовластии лишь усложнит положение и увеличит
развал тыла. От Вашего предложения вынужден отказаться. Об
изложенном прошу указать всем начальникам, коим Вами послан номер
0231484. Нр 625. 7 февраля 21 час. Врангель».
Копии с телеграмм генерала Шиллинга и моей ответной я
отправил прибывшему накануне в Севастополь на похороны скончавшейся
119
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
матери помощнику главнокомандующего генералу Лукомскому,
приложив полученную мною от одного из офицеров направленного в Ялту
на пароход «Колхида» отряда прокламации капитана Орлова.
Генерал Лукомский, встревоженный положением, учитывая
растущее неудовольствие против генерала Шиллинга, немедленно по
приезде телеграфировал главнокомандующему, вновь настаивая на вручении
мне командования в Крыму. На необходимость сделать это он
указывал и генералу Шиллингу. Однородная телеграмма
главнокомандующему была послана и командующим флотом адмиралом Ненюковым. По
получении от меня пересланных ему телеграмм, генерал Лукомский
вновь телеграфировал главнокомандующему: «В дополнение к
предыдущей телеграмме сообщаю, что положение осложняется тем, что все,
что будет формироваться в тылу и направляться против Орлова, будет
переходить на его сторону. Распоряжение Шиллинга о направлении
отрядов против Орлова, особенно если произойдет столкновение между
офицерскими отрядами, поведет к полному развалу и тыла, и фронта.
Против Шиллинга большое возбуждение. Выход один — это
немедленное назначение Врангеля на место Шиллинга. На себя это взять не
считаю возможным, но повторяю, это единственное решение для
ликвидации дела без кровопролития и для сохранения фронта. Медлить
невозможно. Прошу дать срочное указание. 4 февраля 1920 года.
Генерал Лукомский».
Утром я получил записку генерала Лукомского: «Сейчас генерал
Шиллинг передал мне по аппарату, что он просил Главкома о
назначении Вас на его место или же о назначении Вас помощником к нему —
генералу Шиллингу. Главнокомандующий не согласился ни на то, ни на
другое и приказал Шиллингу самому справиться с тем, что происходит.
Генерал Шиллинг находит, что при создавшейся обстановке Ваше
присутствие в Крыму нежелательно. Очень грустно, что все так
разрешается, боюсь, что это поведет к катастрофе. Сегодня я уезжаю в
Новороссийск. Ваш А. Лукомский, 8/II-20 года».
Настояние генерала Шиллинга на оставлении мною Крыма меня
глубоко возмутило. Я телеграфировал ему: «Генерал Лукомский письменно
уведомил меня, что Вы находите пребывание мое в Крыму
нежелательным. Полагаю, что вся предыдущая моя слркба не дает никому права
делать мне подобные заявления. 8 февраля 6 часов. Нр 626. Врангель».
Одновременно я послал ему копию моей телеграммы капитану
Орлову: «Мне доставлено воззвание за Вашей подписью, в коем Вы
заявляете о желании, минуя всех Ваших начальников, подчиниться мне,
хотя я ныне не у дел. Еще недавно присяга, обязывая воина
подчинению старшим начальникам, делала русскую армию непобедимой. Клят-
120
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«g« ^
вопреступление привело Россию к братоубийственной войне. В
настоящей борьбе мы связали себя вместо присяги добровольным
подчинением, изменить которому без гибели нашего общего дела не можете
ни Вы, ни я. Как старый офицер, отдавший Родине двадцать лет
жизни, я горячо призываю Вас, во имя блага ее, подчиниться
требованиям Ваших начальников. 8 февраля 1920 года. Нр 627. Врангель».
Через несколько часов я получил ответ генерала Шиллинга: «626.
Отнюдь не желал уронить Ваших заслуг перед Родиной, хотел
передать Вам власть в Крыму, о чем дважды просил Главкома, но, получив
отказ и будучи нравственно и юридически ответственным за многие
жизни в Крыму и ввиду создавшейся обстановки, полагал, что Ваш
отъезд Крыма облегчит мне привести тыл к повиновению. Верьте, что
имею лишь в мыслях белого общего дела, а не личные интересы.
Отнюдь не изгоняю Вас из Крыма, делайте так, как совесть и разум Вам
подсказывают, а за призыв, посланный Вами Орлову, приношу Вам
мою сердечную благодарность. 8/2-20, 16 часов. Нр 0231504.
Шиллинг».
По мере приближения Орлова к Ялте тревога и растерянность в
городе росли. К голосам помощника главнокомандующего и
командующего флотом присоединили свой голос ряд общественных деятелей; ими
была послана генералу Деникину, покрытая многочисленными
подписями, телеграмма: «Войска Крымского фронта под командой доблестного
генерала Слащева геройски отражают большевиков, но события,
разыгравшиеся в тылу, грозят внести раскол в среду защитников Крыма и
Добровольческой армии и неминуемо поведут к гибели дела обороны
Крыма, если во главе власти в Крыму не будет Вашим
Высокопревосходительством безотлагательно поставлено лицо, заслужившее личными
качествами своими и боевыми заслугами доверие как армии, так и
населения и вместе с тем знакомое с особенностями крымской жизни и
обстановки. Таковым лицом по единодушному убеждению крымских
гражданских и военных кругов является генерал Врангель, ныне
находящийся в Крыму. Преклоняясь перед Вашим самоотверженным
служением делу спасения Родины, мы, государственные и общественные
деятели, объединившиеся вокруг провозглашенных Вами лозунгов и по-
прежнему незыблемо верящие в возрождение России, почитаем долгом
совести о таковом нашем убеждении довести до Вашего сведения,
уверенные, что серьезность положения оправдает в Ваших глазах наше
настоящее обращение.
Первоприсутствующий сенатор Ненарокомов, городской голова
Ялты Иванову уполномоченный Красного Креста Крыма Гучкову
исполняющий обязанности обер-прокурора Правительствующего Сената
121
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Решетовский, князь Борис Гагарину член Государственной думы Тес-
хенкОу председатель медицинского общества Зевакин, гласный
Ялтинской думы Савич, председатель Ялтинской думы граф Апраксину
гласный Московской думы и Московского земства Сергей Ижболдин,
сенатор Александр Неверову сенатор Григорий Глинкау Таврический
земский гласный Владимир Келлер, член Государственного Совета
Александр Наумов».
Дело разрешилось совершенно неожиданно полученной
комендантом Севастопольской крепости телеграммой, сообщающей выдержку из
приказа главнокомандующего от 8 февраля: «Коменданту
Севастопольской крепости. По Генеральному штабу: увольняются от службы
согласно прошению: помощник Главнокомандующего Вооруженными Силами
на Юге России и начальник военно-морского управления Генерального
штаба генерал-лейтенант Лукомский, состоящие в распоряжении
Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России Генерального
штаба генерал-лейтенанты: барон Врангель и Шатилов. По морскому
ведомству увольняются от службы: командующий Черноморским
флотом вице-адмирал Ненюков и начальник штаба командующего
Черноморским флотом контр-адмирал Бубнов. Главнокомандующий генерал-
лейтенант Деникин. 8 февраля 1920 года. Нр 002531».
Если увольнение меня и генерала Шатилова и являлось
следствием поданных нами прошений об увольнении от службы, то массовое
увольнение всех прочих лиц без прошений одним с нами приказом
могло быть объяснено лишь желанием главнокомандующего пресечь
новый мерещившийся ему «мятеж». Последнее предположение не
замедлило получить подтверждение. В полученном приказе генерала
Деникина, упоминающего о том, что «выступление капитана Орлова
руководится лицами, затеявшими подлую политическую игру»,
генералу Шиллингу приказывалось арестовать виновных «невзирая на их
высокий чин или положение». Упомянутая выписка из приказа об
увольнении от службы ряда лиц и приведенный приказ
главнокомандующего были, с очевидной целью подчеркнуть их взаимную связь,
расклеены рядом во всех витринах крымского отделения Освага.
Удар пришелся по тем, кто собирался его нанести. Мое обращение
к капитану Орлову успело появиться уже в местных газетах, и аая. всех
не могло быть сомнений, кто истинные руководители «подлой
политической игры».
Накануне подхода Орлова к Ялте туда прибыл генерал
Покровский. Последний, по расформировании Кавказской армии,
малочисленные части которой были переданы в Кубанскую армию, остался
не у дел. Не чувствуя над собой сдерживающего начала, в сознании
122
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^3L — $££*
полной безнаказанности, генерал Покровский, находивший в себе
достаточную силу воли сдерживаться, когда это было необходимо, ныне,
как говорится, «соскочил с нареза», пил и самодурствовал. Прибыв в
Ялту, он потребовал от местных властей полного себе подчинения,
объявил мобилизацию всех способных носить оружие, заявив о
решении своем дать бой мятежнику Орлову. Обывателей хватали на
улицах, вооружали чем. попало. Орлов подходил к городу. Генерал
Покровский с несколькими десятками напуганных, не умеющих
стрелять «мобилизованных» вышел его встречать. «Мобилизованные»
разбежались, и Орлов, арестовав генерала Покровского, без единого
выстрела занял город. Прибывший на «Колхиде» отряд, составленный
из каких-то тыловых команд, оставался безучастным зрителем.
Проведя несколько дней в Ялте, произведя шум и ограбив кассу
местного отделения Государственного банка, Орлов ушел в горы.
В эти дни Крым переживал тревогу. Красные, перейдя в
наступление, 13 февраля овладели Тюп-Джанкойским полуостровом, нанесли
нашим частям значительные потери и захватили девять орудий. В
городе росли угрожающие слухи, в витринах Освага появились
истерические, с потугой на «суворовские», приказы генерала Слащева. Через
день все успокоилось, противник отошел обратно на Чонгарский
полуостров.
Генерал Слащев, на несколько часов приезжавший в Севастополь,
посетил меня. Я видел его последний раз под Ставрополем, он
поразил меня тогда своей молодостью и свежестью. Теперь его трудно было
узнать. Бледно-землистый, с беззубым ртом и облезлыми волосами,
громким ненормальным смехом и беспорядочными порывистыми
движениями, он производил впечатление почти потерявшего душевное
равновесие человека. Одет он был в какой-то фантастический костюм —
черные, с серебряными лампасами брюки, обшитый куньим мехом
ментик, низкую папаху-«кубанку» и белую бурку.
Перескакивая с одного предмета на другой и неожиданно
прерывая рассказ громким смехом, он говорил о тех тяжелых боях,
которые довелось ему вести при отходе на Крым, о тех трудностях,
которые пришлось преодолеть, чтобы собрать и сколотить сбившиеся в
Крыму отдельные воинские команды и запасные части разных
полков, о том, как крутыми, беспощадными мерами удалось ему
пресечь в самом корне подготовлявшееся севастопольскими рабочими
восстание.
Через день прибыл из Ялты генерал Покровский. По его словам,
главнокомандующий решил убрать генерала Шиллинга и он,
Покровский, явится его заместителем. Действительно, в течение дня Покров-
123
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
d^ - 1^»
ский несколько раз по прямому проводу говорил со Ставкой и
вечером выехал на фронт. Однако через день, не заезжая в Севастополь,
он вернулся в Ялту. По слухам, генерал Слащев донес
главнокомандующему, что в случае назначения Покровского он просит его от
командования корпусом уволить. Намечавшееся назначение генерала
Покровского не состоялось.
Неожиданно я получил телеграмму генерала Хольмана, принятую
радиостанцией дредноута «Мальборо»: «Сообщите Врангелю, что
миноносец немедленно отвезет его в Новороссийск. Нижеследующее от
Хольмана: Хольман гарантирует его безопасность и попытается
устроить ему свидание с Деникиным, но ему нечего приезжать, если он
не намерен подчиниться окончательному решению Деникина
относительно его будущего направления. Врангель должен понять, что
вопрос идет о всем будущем России. Он должен быть готов открыто
заявить о поддержке им новой демократической политики
Деникина и дать строгий отпор реакционерам, ныне прикрывающимся его
именем. Хольман доверяется его лояльности во время его
пребывания в Новороссийске. Если Врангель пожелает, отправьте его с
миноносцем, прибывающим завтра, в среду. Сообщите мне как можно
скорее о времени прибытия».
Телеграмма эта немало меня изумила. Я не мог допустить мысли,
что она была послана без ведома генерала Деникина. Я решил от
всяких объяснений уклониться и просил генерала Шатилова проехать к
генералу Хольману и передать, что я чрезвычайно ему благодарен за
предложенное посредничество, но, не чувствуя за собой никакой вины,
не нахожу нужным давать кому бы то ни было объяснения. Что же
касается его обещания гарантировать мне неприкосновенность, то в
таковых гарантиях не нуждаюсь, так как преступником ни перед кем
себя не чувствую и не вижу, откуда мне может грозить опасность.
Генерал Шатилов выехал в Новороссийск на миноносец. Через день он
вернулся и сообщил мне о переданном ему командующим английским
флотом адмиралом Сеймуром, от имени генерала Хольмана,
требовании главнокомандующего, чтобы я немедленно выехал из пределов
Вооруженных сил Юга России. Требование это было обусловлено тем,
что будто бы вокруг меня собираются все недовольные генералом
Деникиным. Адмирал Сеймур предупредил генерала Шатилова, что
высадиться в Новороссийске ему запрещено.
Трудно передать то негодование, которое вызвало во мне
сообщение генерала Шатилова. Не говоря о том, что требование генерала
Деникина было по существу незаслуженным и обидным, мне было
бесконечно больно оставить близкую сердцу моему армию и поки-
124
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«^3, _ i£z*
нуть в такое тяжелое время Родину. Я не хотел быть среди тех, кто
ныне, как крысы с тонущего корабля, бежали из Новороссийска,
Севастополя, Ялты и Феодосии. В то же время я не желал дать
возможности бросить мне хотя бы тень упрека в создании затруднений
главнокомандующему в эти грозные дни. С болью в сердце я решил
уехать. Я не хотел воспользоваться /^ля отъезда иностранным судном,
правильных же рейсов русских судов в Константинополь не было. Я
написал командующему флотом адмиралу Саблину121, заменившему
адмирала Ненюкова, прося предоставить в мое распоряжение какое-
либо судно.
Адмирал Саблин любезно предоставил мне возможность
воспользоваться отходившим через несколько дней в Константинополь
пароходом «Александр Михайлович», на котором я продолжал все время
жить. Душа кипела от боли за гибнувшее дело, от негодования за
незаслуженную обиду, от возмущения той сетью несправедливых
подозрений, происков и лжи, которой столько месяцев опутывали меня. Я
написал генералу Деникину.
Написанное под влиянием гнева письмо, точно излагая историю
создавшихся взаимоотношений, грешило резкостью, содержало
местами личные выпады. Копию с этого письма я послал тем, кто
косвенно из-за меня пострадал: генералу Лукомскому, адмиралам Неню-
кову и Бубнову и генералу Хольману, передавшему мне требование
генерала Деникина о выезде. Через несколько дней генерал Хольман
ответил мне: «Ваше Превосходительство! Я глубоко уверен, что Ваш
разрыв с генералом Деникиным явился следствием того, что Вы, как
это часто бывает с искренними патриотами во время смуты,
недостаточно поняли друг друга. При таких отношениях служить вместе
бывает слишком тяжело. Мне причинило глубокую боль просить Вас
оставить Крым, так как, искренно веря в Ваши лучшие намерения и
преданность Родине, я все же счел правильным, и полезным для
настоящего положения, сделать это. Я желаю Вашему
Превосходительству всякого благополучия и надеюсь, что встретимся где-либо в
более благоприятной обстановке, возможно, опять братьями по
оружию. Прошу, Ваше Превосходительство, принять уверение в моем
глубоком и искреннем уважении. А. Холъмая».
Сведения о моей высылке быстро распространились. Известие об
этом было встречено в армии и обществе весьма болезненно. Я
ежедневно получал огромное число сочувственных писем и телеграмм.
Многие приходили лично — соболезновали, просили остаться. Это
было очень тягостно. Отъезд мой все откладывался. «Великому
Князю Александру Михайловичу» негде было принять угля. Все угольщи-
125
езд
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
!££,
В изгнании
Я много слышал и читал про Босфор, но не ожидал увидеть его
таким красивым. Утопающие в зелени красивые виллы, живописные
развалины, стройные силуэты минаретов на фоне ярко-голубого неба,
пароходы, парусные суда и ялики, бороздящие по всем направлениям
ярко-синие, прозрачные воды, узкие, живописные улицы, пестрая
толпа — все было оригинально и ярко красочно.
Мы остановились с генералом Шатиловым в здании русского
посольства, где военный представитель генерал Агапеев любезно предоставил
в наше распоряжение свой кабинет. Громадные залы посольства были
переполнены беспрерывно прибывающими с Юга России
многочисленными беженцами, ожидавшими возможности, по получении
необходимых виз, проехать дальше. Те, которым ехать было некуда, устраивались
на Принцевых островах, пользуясь помощью союзников; американцы,
англичане, французы и итальянцы брали на себя попечение о беженцах,
126
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
$&*
распределив между собой помощь на Принцевых островах. Моя семья
пользовалась гостеприимством англичан на острове Принкипо. Я и жена
тяготились чркеземной помощью и решили при первой возможности
перебраться в Сербию; остановка была за деньгами. Мы выехали из
России совсем без средств. После долгих хлопот мне, с помощью
оказавшегося в Константинополе А.В. Кривошеина, удалось сделать заем в одном
из банков, и на первое по крайней мере время мы могли себя считать
обеспеченными.
Отъезд наш задерживался тяжелой болезнью матери моей жены. Я
сделал визиты союзным верховным комиссарам. Французского и
итальянского не застал, познакомился лишь с американским,
жизнерадостным, добродушным адмиралом Бристолем, и английским, адмиралом де
Робеком. У него я познакомился с командующим оккупационными
великобританскими войсками генералом Мильном- Красивый старик,
совершенный тип английского джентльмена, адмирал де Робек, видимо,
мало интересовался политикой, и негласным руководителем последней
являлся генерал Мильн. Он проявил большой интерес к настоящим
событиям на Юге России, долго и подробно меня расспрашивая.
Коснулся он и вопроса о взаимоотношениях моих с главнокомандующим, и
дошедших до него слухов о подготовлявшемся в Крыму переворотге. Я
мог подтвердить ему лишь то же, что говорил ранее господину Мак-
Киндеру.
Из Новороссийска приходили тревожные вести. 7 марта красные
форсировали реку Кубань. Противник стал распространяться к югу.
Восстания в тылу охватывали новые районы. Неожиданно я получил
от генерала Деникина письмо — ответ на посланное мною ему
перед отъездом из Крыма: «Милостивый Государь, Петр Николаевич!
Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжкий момент,
когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы
предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены...
Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за
власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нем нет ни
слова правды, Вы это знаете. В нем приведены чудовищные
обвинения, в которые Вы не верите. Приведены, очевидно, аая той же цели,
для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-
памфлеты. Для подрыва власти и развала Вы делаете все, что
можете. Когда-то, во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили
Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие... Пусть Он
и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому Делу зло. А.
Деникин».
Генерал Деникин, видимо, перестал владеть собой.
127
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Мы стали готовиться к отъезду. Несмотря на то что в
Константинополе оказалась масса знакомых, я мало кого видел, целые дни
проводя в прогулках по городу и его окрестностям, знакомясь с
многочисленными памятниками старины. Изредка по вечерам
собирались мы в одном из бесчисленных кафе и за чашкой турецкого
кофе беседовали с А. В. Кривошеиным и П. Б. Струве.
Наконец, день нашего отъезда был окончательно установлен. За
несколько дней до него я получил письмо генерала Слащева. Письмо
это было совершенно сумбурное. Слащев убеждал меня не уезжать из
Константинополя и ожидать какой-то телеграммы от него и Сената
(Сенат из Ростова был эвакуирован в Ялту, где продолжало оставаться
большинство сенаторов). Он просил меня верить в бескорыстность
руководивших им чувств, «но, — писал он, — учитывая в арМгИи
популярность Вашего и моего имени, необходимо их связать, назначив
меня Вашим начальником штаба». Письмо было аля меня загадкой.
Через несколько дней она разъяснилась.
Прижатая к морю армия заканчивала борьбу. Из Новороссийска
один за другим прибывали транспорты, переполненные
обезумевшими от ужаса и лишений беженцами. Армия отходила, почти не
оказывая сопротивления. Было очевидно, что транспортных средств не
хватит и большая часть войск останется непогруженной.
Главнокомандующий находился в Новороссийске на цементном
заводе, под охраной англичан. Жена его прибыла в Константинополь
и остановилась в русском посольстве. Передавались слухи, что
генерал Деникин, видя неминуемый развал и гибель армии, заявил, что
«Новороссийска не оставит и пустит себе пулю в лоб». Однако вскоре
стало известно, что 14-го главнокомандующий на миноносце оставил
Новороссийск. Ставка перешла в Феодосию. Успели погрузиться для
переброски в Крым лишь добровольцы, за исключением одного из
Марковских полков, сводная Кубанская бригада, гвардейская
бригада 1-й Донской дивизии122 и некоторые другие части Донской армии.
Оставленные на побережье части Кубанской и Донской армий
отходили на Туапсе. Войска Северного Кавказа сосредоточивались в
Поти.
Эвакуация Новороссийска превосходила своей кошмарностью
оставление Одессы. Стихийно катясь к морю, войска совершенно
забили город. Противник, идя по пятам, настиг не успевшие погрузиться
части, расстреливая артиллерией и пулеметами сбившихся в кучу на
пристани и молу людей. Прижатые к морю наседавшей толпой, люди
падали в воду и тонули. Стон и плач стояли над городом. В темноте
наступавшей ночи вспыхивали в городе пожары.
128
г£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
&&*
Вскоре пришло известие об оставлении генералом Романовским
должности начальника штаба главнокомандующего Уступая
требованию общественного мнения, генерал Деникин решился принести в
жертву ему своего ближайшего сотрудника. (Общественное мнение
было весьма неблагоприятно генералу Романовскому. Его называли
«злым гением Главнокомандующего», считали виновником всех
ошибок последнего. Справедливость требует отметить, что обвинения эти
были в значительной степени голословны ) Генерала Романовского
заменил генерал Махров. 16 марта генерал Деникин решил упразднить
Южно-Русское правительство. М.В. Бернацкому было поручено
составить новое «деловое учреждение». Так именовалось в приказе
главнокомандующего новое правительство.
20 марта, накануне нашего отъезда, адмирал де Робек пригласил
меня завтракать на флагманском корабле «Аякс». Я выходил из
посольства, когда мне вручили принятую английской радиостанцией
телеграмму из Феодосии от генерала Хольмана. Последний сообщал, что генерал
Деникин решил сложить с себя звание главнокомандующего и
назначил военный совет ^ля выбора себе преемника. На этот совет генерал
Деникин просил прибыть меня. Телеграмма показалась мне весьма
странной. На слркбе я уже более не состоял, и приглашение
генералом Деникиным меня, только что оставившего пределы армии по его
требованию, трудно было объяснить Обстоятельства, при которых
генерал Деникин принял это решение, стали мне известны лишь
впоследствии.
18 марта главнокомандующий разослал старшим начальникам
секретную телеграмму такого содержания: «Предлагаю прибыть к вечеру
21-го марта в Севастополь на заседание военного совета, под
председательством генерала-от-кавалерии Дрогомирова, АА^ избрания
преемника главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России Состав
совета: командиры Добровольческого и Крымского корпусов, их
начальники дивизий, из числа командиров бригад и полков — половина (от
Крымского корпуса по боевой обстановке норма может быть меньше),
коменданты крепостей, командующий флотом, его начальник штаба,
начальники морских управлений, четыре старших строевых начальника
флота. От Донского корпуса генералы: Сидорин, Келчевский и шесть лиц
из состава генералов и командиров полков. От штаба
главнокомандующего: начальник штаба, дежурный генерал, начальник военного
управления, а также генералы: Врангель, Богаевский, Улагай, Шиллинг,
Покровский, Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков».
Я завтракал на «Аяксе». С большим трудом я поддерживал
разговор. Мысли все время вертелись вокруг полученной телеграммы. Я не
9 «Белое движение» т 20
129
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^1 _ £&.
сомневался, что борьба проиграна, что гибель остатков армии
неизбежна. Отправляясь в Крым, я оттуда, вероятно, рке не вернусь. В то же
время долг подсказывал, что, идя с армией столько времени ее
крестным путем, а^^я с ней светлые дни побед, я должен испить с ней чашу
унижения и разделить с ней участь ее до конца. В душе моей
происходила тяжелая борьба.
Завтрак кончился, адмирал де Робек просил меня и генерала Мильна
пройти к нему в кабинет.
— Сегодня я отправил вам принятую моей радиостанцией
телеграмму генерала Хольмана. Если вам угодно будет отправиться в Крым,
я готов предоставить в ваше распоряжение судно. Я знаю положение
в Крыму и не сомневаюсь, что тот совет, который решил собрать
генерал Деникин аля указаний ему преемника, остановит свой выбор на
вас. Знаю, как тяжело положение армии, и не знаю, возможно ли ее
еще спасти... Мною только что получена телеграмма моего
правительства. Телеграмма эта делает положение армии еще более тяжким. Хотя
она адресована генералу Деникину, но я не могу скрыть ее от вас. Быть
может, содержание ее повлияет на ваше решение. Я повторяю, не
считаю себя вправе скрыть ее от вас и, зная ее содержание, поставить
вас в положение узнать тяжелую истину тогда, когда будет уже поздно.
Он передал мне адресованную генералу Деникину ноту: «Секрет-
н о. Верховный Комиссар Великобритании в Константинополе получил
от своего Правительства распоряжение сделать следующее заявление
генералу Деникину. Верховный Совет находит, что продолжение
гражданской войны в России представляет собой, в общей сложности,
наиболее озабочивающий фактор в настоящем положении Европы.
Правительство Его Величества желает указать генералу Деникину на
ту пользу, которую представляло бы собой, в настоящем положении,
обращение к советскому правительству, имея в виду добиться
амнистии как аля населения Крыма вообще, так и аля личного состава
Добровольческой армии в частности. Проникнутое убеждением, что
прекращение неравной борьбы было бы наиболее благоприятно аая
России, Британское Правительство взяло бы на себя инициативу
означенного обращения, по получении согласия на это генерала
Деникина, и предоставило бы в его распоряжение и в распоряжение его
ближайших сотрудников гостеприимное убежище в Великобритании.
Британское Правительство, оказавшее генералу Деникину в
прошлом значительную поддержку, которая только и позволила
продолжать борьбу до настоящего времени, полагает, что оно имеет право
надеяться на то, что означенное его предложение будет принято.
Однако если бы генерал Деникин почел бы себя обязанным его откло-
130
e^L
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
J&*
М. Левитов123
ОТСТУПЛЕНИЕ КОРНИЛОВСКОЙ УДАРНОЙ ДИВИЗИИ124
Описание Орловско-Кромского сражения заканчивается 10
ноября 1919 года по новому стилю. Далее пойдет почти беспрерывное
отступление с небольшими остановками мя контратак или аля
необходимого отдыха. В подборе материалов аая истории Корниловского
Ударного полка я руководствовался целью выразить мнение о
происходивших тогда событиях лиц, близко стоявших к ним, и главным
образом самих корниловцев-ударников. Изложение причин,
вызвавших поражение всех Вооруженных сил Юга России, начавшееся на
нашем участке, будет освещаться в рамках наших, корниловских дей-
9*
131
^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^»
* * *
24 октября красными был взят город Воронеж, и только 15
ноября 1-я конная армия Буденного берет станцию Касторная,
создавая тем угрозу возможности отступления Добровольческой армии на
Ростов. Эта угроза с данного момента сознавалась и у нас, а до
10 ноября мы вынуждены были подчиняться только силе
противника нашего фронта и вести упорные ежедневные бои, отбиваясь от
небывалого аая нас превосходства в силах противника, имевшего
отличную конницу, которой у нас совершенно не было. Не нам
судить, почему в боях за Воронеж и Касторную наши не разбили
Буденного, но наши бои за Орел могли быть успешными для нас только
при условии наличия у нашего командования инициативы, которая
132
«^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^
могла бы своевременно использовать силу Корниловской Ударной
дивизии в ее полном составе и разбить обошедшую нас советскую
ударную группу. Этого не произошло, и отход начался. Не легко
давалось нам и наступление, но теперь, во время арьергардных боев,
особенно когда вера в успех была подорвана, только сила нашего огня
и марка «ударных» частей не позволяли красным уничтожить нас.
Отступление ярче обнаружило все наши отрицательные явления
тыла: самостийность, действия анархиста Махно, растерянность
тыловых учреждений, несвоевременная мобилизация, самоснабжение за
счет населения и обычные заторы железнодорожных путей. Все это
ставят теперь в большой минус командованию Вооруженными
силами Юга России; но могло ли оно тогда справиться с этим в условиях
гражданской войны и особенно самостийных течений? Возможно,
что и могло, но только так, как ответил генерал Май-Маевский
генералу Врангелю, который спросил его о причинах, почему мы не
побили красных. Генерал Май-Маевский ответил на вопрос так: «Если
бы мы поступали так, как поступают большевики, то, возможно, и
разбили бы красных». Это было перед смертью генерала Май-Маев-
ского, в те дни, когда Русская Армия генерала Врангеля покидала
Крым. Революция своим предательством во время войны породила
российский хаос, который большевики использовали ААя себя, а
потом силой Чека вздернули всех на дыбу и этим создали
многочисленную Красную армию. Такой метод действий аля Вооруженных сил
Юга России был неприемлем, и потому мы должны были покинуть
Родину. Все же остальное, неизбежное ^Ая гражданской войны, было
у нас на 95 % по нужде. Перед 1-м Кубанским походом мы только
с сожалением оставили в Ростове-на-Дону 17 тысяч офицеров, не
пожелавших записаться к нам, а пришедшие красные тут же
подозрительных расстреляли, а остальные создали им ту Красную армию,
перед которой нам теперь пришлось отступать. Все это приводится
Для того, чтобы еще раз поведать миру, почему национальные силы
во время гражданской войны не победили большевиков.
Вот с такими разбросанными мыслями отступали полки
Корниловской дивизии в морозы и под звуки придорожных телеграфных
проводов, которые хорошо помнятся и до сего времени.
9 ноября п. ст. 1919 года. 3-й Корниловский Ударный полк отходит
на линию ее. Гнилец—Заболотное—Архангельское, занимая последнее
с боем. 2-й Корниловский Ударный полк 3-м батальоном наступает на
село Поныри с целью занятия его южной окраины, 1-й батальон — на
Ольховатку. 1-й Корниловской Ударный полк наступает на с. Теплый
Колодезь. С этого числа 14-я советская армия направляет из своей удар-
133
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ной группы 8-ю кавалерийскую дивизию Червонного казачества на
город Льгов, а Латышскую дивизию в обход города Курска с запада. 13-я
советская армия Эстонской дивизией седлает железную дорогу на Курск
с севера, а 9-й стрелковой дивизией в обход Курска с востока. Поэтому
противник все время обходит правый фланг Корниловской Ударной
дивизии.
10 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк на походе глубокой
ночью, в мороз и вьюгу, несмотря на осмотр эскадроном конных
разведчиков впередилежащей деревни, подвергся удару Эстонской
дивизии во фланг и с трудом, полевыми тропинками, прибыл на участок
2-го Корниловского Ударного полка.
Показание поручика Долгополова Евгения Акимовича125, конного
эскадрона 3-го Корниловского Ударного полка о том, как могли^ части
Эстонской дивизии неожиданно атаковать полк во фланг.
При подходе к оврагу перед окраиной деревни, которую мы
должны были пройти мимо, не заходя в нее, поручик Долгополов был
послан с разъездом осмотреть ее, так как деревня была перпендикулярна
нашему движению и тянулась с юга на север. Он, как опытный
разведчик, переправившись через овраг, не поехал по улице деревни, а
двинулся «задами», через огороды. Проехав так часть деревни, он
свернул на линию домов и стал опрашивать жителей о том, есть ли здесь
какие-нибудь воинские части. Некоторые говорили, что ничего не
знают, другие будто бы видели, что прошли какие-то солдаты, а на
вопрос, белые или красные, отвечали, что теперь тут не разберешь, кто
проходит, так их много здесь. По ответам было видно, что они не
хотят говорить правды. Тогда поручик Долгополов поехал вдоль улицы
по направлению к полку, всюду было тихо, в избах не было света,
чувствовалась тревога. Он снова свернул на огороды и поехал
навстречу полку. Была полная тишина. Когда он проехал деревню, из нее
раздалась четкая команда, и последовали залпы по голове колонны полка.
В это время эскадрон уже прошел деревню, а головная часть полка
выходила из оврага. Остается предположить, что об отсутствии в
деревне красных командиру полка было доложено по данным
дополнительного разъезда, который осмотрел деревню, проехав по ее улице
перед самым вступлением в нее эстонцев. Конечно, полный осмотр
отсутствовал, и я должен сказать, что причиной этого были
непрерывные бои в течение месяца, мороз и ночной переход полка с
центрального участка дивизии на ее левый фланг. Неприятным в этом было то,
что есаул Милеев126 уехал, не сдав полка временно назначенному
командиром полка поручику Левитову, который нагнал полк на походе,
перед этой деревней.
134
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
,^JL. ^»
Мое впечатление от боя (полковник Левитов)
Я только что прибыл в полк, временно заменив отстраненного от
командования его командира полка, есаула Милеева, и тут же
началось выступление ночью, в снежную бурю. Эскадрон конных
разведчиков, я со штабом полка, связные и несколько пулеметов составляли
голову колонны полка. Эскадрон заблаговременно осмотрел деревню,
противника в ней не обнаружив, и полк, пересекая деревню, без
остановки продолжал движение. Перед деревней и вдоль нее был
непроходимый глубокий овраг с единственной гатью на дороге. Когда
я с эскадроном и пулеметами был уже за деревней, в самой деревне
поднимается сильная стрельба. Я со своими останавливаюсь, посылаю
добровольно вызвавшегося казака узнать, что случилось, и через
каких-нибудь 15 минут он возвращается и докладывает, что эстонская
пехота атаковала головной батальон, со стороны которого была
слышна слабая стрельба. В колонне находился помощник командира
полка капитан Франц127. Тогда и теперь, в эмиграции, в Париже, в
1964 году, ныне здравствующий командир эскадрона уверяет, что
деревня при ее осмотре была пуста.
Моя жена, сестра милосердия B.C. Левитова128, так освещает этот
момент: ее санитарная повозка шла за головным батальоном, и при
подходе к деревне красные атаковали нас в левый фланг. Перешедший
батальон и одно орудие покатились в овраг, к гати. Эстонцы взяли
несколько десятков наших в плен, и ее в том числе, но в этот момент
с нашей стороны по эстонцам и нашим пленным прошла одна
пулеметная очередь, от которой все разбежались, в том числе и наши
пленные. Сестра попала в дом священника, была там принята как сестра
его семьи и потом соединилась с нами, когда мы взяли Ростов на один
день. Отрезанная же часть за это время выяснила, что деревня вся
наполнена пехотой Эстонской дивизии. Первоначальная попытка
открыть по деревне огонь из всех наших пулеметов, находившихся с
эскадроном, блестяще провалилась, потому что они отказались
работать — замерзли. Мысль пробиваться через густо наполненный
эстонцами фронт с непроходимым оврагом, с потерей всех пулеметов и
конского состава, была отброшена. В этот момент со стороны, куда мы
Должны были двигаться, в темноте показался разъезд, мы подпустили
его вплотную и взяли в плен. Он, оказывается, шел от кавалерийского
Эстонского полка при их дивизии. Когда я установил, что четыре
наших батальона не рискуют переходить в атаку через единственную гать
на дне оврага, я решил двигаться по маршруту согласно приказу. При
приближении к ближайшей деревне мы встретили конную заставу,
135
«^JL
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^
Не * *
После только что прибывшего после болезни перед городом Фатежем
командира 1-го полка полковника Гордеенко129 возвратился после
ранения и командир 2-го полка полковник Пашкевич130. Командиром 3-го
полка был назначен командир 3-го батальона 2-го полка капитан
Щеглов131, который стал принимать полк с хозяйственной части и с
запасного батальона, оставив за себя капитана Франца. Я же был назначен в
свой 2-й полк на должность помощника командира полка по строевой
части. Несмотря на это, мне, до Курска включительно, пришлось снова
иметь дело с частями 3-го полка, который часто подчинялся командиру
2-го полка полковнику Пашкевичу. Последним моим
соприкосновением с 3-м полком было успешное отражение удара красных на Курск с
востока, накануне оставления его нами. По какой-то счастливой
случайности у меня до сего времени сохранилась полевая книжка с моими
распоряжениями частям 3-го Корниловского Ударного полка,
находившимся в моем подчинении.
10 ноября. 2-му Корниловскому Ударному полку, согласно приказу
№ 87 О: «Продолжение выполнения задачи». Бои за с. Теплый
Колодезь.
11 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк отбивает наступление
противника, 2-й Корниловский Ударный полк отбивает противника
артиллерийским огнем. А по данным книги советского полковника
Агуреева, Ольховатка была занята после жестокого боя. 1-й
Корниловский Ударный полк по приказу отходит на с. Ржава и город Фатеж.
12 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк обороняет свой участок.
2-й полк — противник пассивен. С наступлением темноты полк по
приказу отходит в село Родительское, переход — 20 верст, 1-й полк —
город Фатеж.
13 ноября. 3-й полк — хутор Матвеевка — село Золотухине.
Противник наступает.
136
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ *»•
2-й Корниловский Ударный полк. Приказ — полку перейти в село
Смородинное и занять фронт: Дерлово—Сергеевское—Бычки. 2-й
батальон — через Гнилушки в Дерлово, вести разведку на Скородное—
Степное, 3-й батальон — в Родительское и 1-й — в Сергеевское.
Дополнительно: 2-му батальону перейти в Лукашевку. К селу
Родительскому полк подходил на рассвете и указанный фронт занял
только в 10 часов.
14 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк отбивает наступление
противника и согласно приказу вечером выступил на
Уколово—Воробьевку. В сохранившейся моей полевой книжке того времени моим
приказанием 3-му батальону 3-го полка было переходить в
наступление и вторым — отходить после на Сухую—Солотину.
2-й полк. В Сухую Неполку полк прибыл в 7 часов. На Донское с
16 часов противник перешел в наступление. В 17 часов 40 минут штаб
полка с резервом переходит в Служное (Коренная Пустынь), 2-й
батальон — в Федоровку, 1-й батальон — в Шушскую. В 12 часов 2-й
батальон отбивает атаки противника артиллерийским огнем. Мороз
доходит до 15 градусов, что страшно тяжело аая плохо одетой армии.
1-й Корниловский Ударный полк в селе Глебове, в 5 верстах к
востоку от города Фатежа, а противник к вечеру занимает город.
15 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк согласно приказу с утра
переходит на станцию Коренная Пустынь. Здесь сосредоточивается вся
Корниловская Ударная дивизия. 2-й Корниловский Ударный полк в
5 часов 40 минут 2-м батальоном переходит в Сухую Неполку, 1-й его
батальон занимает Дмитриевское. Штаб полка с остальной частью —
Коренная Пустынь. 3-й полк в с. Воробьеве. 2-му полку приказано
занять Зиберево—Шеховцево—высоту 121,7, включительно. 3-й полк
частью своих сил занимает с. Мащенка—Тазово—Прилепье.
К вечеру этого числа: 2-й полк занимает вые. 121,7, включительно,
2-й батальон Зиберево, офицерский и сводная рота 3-го полка — с.
Телятино.
15 ноября конный корпус Буденного занял село и станцию Кастор-
ная, 150 верст от Курска по воздушной линии.
16 ноября. Отход Корниловской Ударной дивизии на линию
Никольское—Монахово. На фронте спокойно, 3-й полк эшелоном
перебрасывается в город Курск.
17 ноября. Противник, двигаясь восточнее Курска, занимает село
Долгая Клюква, создав угрозу аая фланга дивизии. Утром 3-й
Корниловский Ударный полк получил приказ, согласно которому он должен
наступать на село Долгая Клюква. Малочисленный полк разбивает
противника и преследует его до темноты. Затем полк возвращается в го-
137
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
род Курск и ночью оставляет его, согласно приказу отходить по шоссе
на город Обоянь.
2-й Корниловский Ударный полк. От 2-го батальона караулы на
станцию Поздрачевка и Букреевку. Противник пассивен. Поступило
пополнение из запасного батальона 800 человек, благодаря чему был
создан даже 4-й батальон. Настроение немного приподнялось, но
сдача Курска для всех была очевидна, и никто не верил в его оборону. От
пойманных красных узнали, что им 18-го приказано взять Курск.
1-й Корниловский Ударный полк обороняет Курск с
северо-запада.
18 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк переходит реку Сейм
и останавливается в деревне Ломаково, где задерживается до ночи. Под
прикрытием оставленной в Ломакове офицерской роты полк> отходит
в ночь на указанную линию, но занять ее уже не пришлось; так как
красные, обойдя Курск с востока, заняли означенные хутора. Сводный
же батальон полка, который пошел по железной дороге
Курск—Белгород, был уничтожен противником до одного человека. Потери
полка — более 500 человек. Помимо погибшего батальона, было 180
человек убитыми и ранеными.
2-й Корниловский Ударный полк. 2-й батальон: Семеновка—Виног-
робль, 1-й — в Сапогове. Вновь взятые в плен красные подтвердили о
приказе им 18-го взять Курск. С утра противник большими силами
повел наступление на Курск с северо-востока и с северо-запада.
Последовал приказ оставить город.
1-й Корниловский Ударный полк на левом фланге дивизии
сдерживает наступление латышей и несет большие потери. По приказу полк
отходит.
19 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк на рассвете, подойдя
к хутору Турусовка, был встречен огнем противника. Не первое уже
это было испытание а^я корниловцев, и, развернувшись, остатки
полка в количестве около ста человек пошли пробиваться через хутор
Турусовка, чтобы выйти на шоссе на Обоянь. Отходя затем на юг, к с.
Матвеевка, они ночуют там вместе с полками дивизии. Со стороны
Курска противник не наступал. Стоял сильный мороз.
2-й Корниловский Ударный полк в ночь выступает на Селиховы
Дворы, Медвенский Колодезь. Этой же ночью противник совершал
параллельное нашему движение к востоку от шоссе на Турусовку и
Поярково, где имел бой с 3-м полком.
1-й Корниловский Ударный полк спокойно отходит на Медвенские
Дворы. Сильные морозы и наш огонь, по-видимому, сильно охладили
порыв красных.
138
s^X
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
Оставление Курска Корниловской Ударной дивизией
18 ноября 1919 года. Показания пленных оправдались. С утра
красные большими силами повели наступление на Курск: с северо-запада
Латышская стрелковая дивизия, с северо-востока Эстонская
стрелковая дивизия и с востока, в обход города, с целью перерезать железную
дорогу Курск—Белгород, наступали части 9-й стрелковой дивизии.
На всех направлениях полки Корниловской Ударной дивизии с
большими потерями аая себя, переходя в контратаки, сдерживают
противника. 3-й полк теряет полностью один батальон, шедший по
железной дороге. 2-й Корниловский Ударный полк сдерживает
Эстонскую дивизию. 1-й полк переходит в контратаки на латышей и
несет большие потери. К вечеру получен приказ оставить город.
19 ноября. Последние части Корниловской Ударной дивизии
выходили из города на юг в 5 часов — было еще темно. Противник
небольшими частями занимал город, куда его части вошли днем без боя.
Здесь интересно отметить отношение населения города к
происшедшей перемене. В те времена, как и всегда вообще, оно подчинялось
силе. Центральная электрическая станция сразу заработала, местные
большевики высыпали навстречу, наши сторонники притихли и пали
духом. Однако радостной встречи не произошло даже у большевиков:
в город вступали латышские части, не говорившие по-русски или по-
украински, Чека и «янычары» Ленина, и вместо радостной встречи
появился ужас на лицах. Большинство жителей поняли, в ком
основная сила Ленина, но было поздно. Потери у нас были до того велики,
что заставили задуматься о нашем положении очень многих из числа
самых стойких наших начальников. Было установлено, что 3-му полку
на самом деле шло пополнение в 600 человек, но оно было атаковано
кавалерией красных и уничтожено.
Наши бронепоезда: «Иоанн Калита», «Москва», «Вперед за
Родину» и несколько площадок «Офицера» достались красным. Не хотелось
верить в гибель наших красавцев бронепоездов. Да, не напрасно так
сильно трубили красные о своей курской победе, их трофеи и на
самом деле были велики. Бронепоезда и эшелоны с ранеными были
направлены прорываться на Льгов в то время, когда железная дорога
Курск—Льгов была перерезана кавалерией, а сам Льгов был сдан
одновременно с Курском. Очевидцы из числа раненых, находившихся в
этих эшелонах и спасшихся, рассказывают об этом так: санитарный
поезд и несколько товарных направились в ночь сдачи Курска
согласно приказу под прикрытием трех бронепоездов и двух площадок
«Офицера» прорваться на Льгов. Надежды на благополучный исход задачи
139
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
не было, так как только что произведенная бронепоездом «Москва»
разведка обнаружила большие заносы, но другого выхода тоже не было.
Ветка на Белгород была перерезана еще к вечеру 4 ноября. Верст
около двадцати бронепоезда прошли с большими остановками и
невероятными усилиями. С рассветом были обнаружены непреодолимые
заносы, и к тому же пришлось вступить в бой с появившимся рке
противником. После долгих и безрезультатных попыток с кем-либо
связаться и добыть рабочих из окрестных деревень решено было все
бросить и уходить на юг. Бронепоезда были подорваны, некоторым из
раненых удалось спастись, а большинство тоже было оставлено.
Говорят, что при виде всего брошенного многие не выдерживали и
уходили с рыданиями. Таким образом, погибли два тяжелых бронепоезда —
«Иоанн Калита» и «Генерал Дроздовский» — и два легких -р
«Москва» и «Вперед за Родину». '
20 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк переходит в деревню
Драчево. 2-й Корниловский Ударный полк. Дневка в с. Медвенский
Колодезь. Стычки с передовыми частями красных. 1-й Корниловский
Ударный полк идет в том же направлении.
21 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк утром прибывает в
город Обоянь. Полк сводится в батальон в сто штыков. 1-й
Корниловский Ударный полк отходит параллельно движению 2-го полка.
22 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк занимает позицию к
востоку от Обояни, в деревнях Зорино—Спасское. 2-й
Корниловский Ударный полк. Стоянка в Обояни. Перестрелка с
наступающими разведчиками красных. 1-й Корниловский Ударный полк — на
левом фланге дивизии.
23 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк отзывается в город
Обоянь. 2-й Корниловский Ударный полк — Обоянь, перестрелка с
противником. 1-й Корниловский Ударный полк — на старом месте.
24 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк. Получен приказ об
отходе в 20 часов. В с. Васильевка — остановка. Противник
наступает.
2-й Корниловский Ударный полк. Около 20 часов Латышский полк
повел наступление с северо-запада на город Обоянь. В это же время
был получен приказ об оставлении Обояни и об отходе на юг. 3-й
Корниловский Ударный полк уже начал движение из города. Атаку
латышей принял на себя офицерский батальон 2-го полка. Под
прикрытием вьюги латыши подошли близко, но нарвались параллельно
своему фронту на овраг (то, что произошло при нашем наступлении с
1-м батальоном 2-го полка) страшной глубины и с крутыми
берегами, благодаря чему обороняющиеся подпустили противника на шири-
140
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ш^
*&& — ^»
ну оврага и открыли огонь с дистанции в сто шагов. Впоследствии
выяснилось из показаний пленных латышей, что их потери .были так
велики, что заставили командира этого полка «рвать на себе волосы»
за рискованное нападение на корниловцев. Вооружены и одеты
латыши были отлично. Ручные гранаты имелись почти у всех и в
достаточном количестве. На этот раз их цепи отошли и противник ограничился
обстрелом переправ и станции из 42-линейных орудий. Наш отход
закончился в порядке и спокойно.
1-й Корниловский Ударный полк тоже отходит на юг.
25 ноября. 3-й полк спокойно стоит в с. Васильевка, а в ночь на
26-е отходит в с. Солотино, где и стоит 26-го и 27-го. Сюда прибыло
пополнение из Харькова, и полк развернулся в два батальона. 2-й полк
переходит в Зоринские хутора. 1-й полк — в резерве дивизии.
26 ноября. 3-й полк стоит спокойно на старом месте. 2-й полк —
Зоринские хутора. Небольшие стычки с частями Эстонской бригады.
1-й полк — без перемен.
27 ноября. 3-й полк — спокойно. 2-й полк. С 9 часов наступление
Эстонской бригады. После упорного боя, длившегося чуть ли не весь
день, противник к вечеру отошел. Действия нашей артиллерии отмен-
ны. В ночь на 28-е переход в Верхопенские и Покровские хутора. 1-й
полк отходит без давления со стороны противника.
' 28 ноября. 3-й полк в ночь на 29-е отходит на деревню Верхо-
пенское. 2-й полк. Один батальон в сторожевке на Верхопенских
хуторах, остальной полк со штабом полка в хуторах Покровском и
Ильинском.
29 ноября. 1-й полк на восток от центрального участка 2-го полка
в с. Сухая. Эстонцы с наступлением темноты удачно атаковали полк.
Сестра милосердия этого полка Васса Яковлевна Гайдукова (Ася)132 так
рассказывает об этом: «Разместив раненых, медицинский персонал
направился в отведенную ему избу. Не успели они войти, как под
о&нами раздались стрельба и крики. Хозяйка дома с криком стала их
просто выгонять, но хозяин заступился и стал прятать их «под печку».
Кто знает, что представляет из себя это убежище, тот поймет, с
какими трудностями туда нырнули четыре человека. Тут же врываются
большевики и на ломаном русском языке приказывают всем выходить.
Это были эстонцы. Они стали винтовками шарить и под печкой. Но в
это время снова началась стрельба, и эстонцы убежали. Корниловцы
контратакой отбили их. Часть раненых была перебита. О
переживаниях спасшихся под печкой распространяться не приходится, образ их
спасителя — русского крестьянина — остался у них на всю жизнь».
Отсюда 1-й Корниловский Ударный полк вышел на правый фланг ди-
141
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ 1^>
визии. Вообще дивизия в ожидании налета кавалерии все время
старается быть в огневой связи.
2-й Корниловский Ударный полк. На участке полка спокойно.
3-й Корниловский Ударный полк — на запад от 2-го полка, в селе
Верхопенье.
30 ноября. 1-й Корниловской Ударный полк. Спокойно.
2-й Корниловский Ударный полк. С 15 часов противник повел
наступление по шоссе на Верхопенские Дворы, к вечеру был отбит и
продолжал только обстрел наших позиций из 48-линейных орудий. На
Верхопенских Дворах остались на ночь наши 2-й и 3-й батальоны.
Отошедший противник предпринял свежим Латышским полком
ночной налет. Сначала оба батальона были выбиты, но при поддержке
офицерского батальона перешли в контратаку и разогнали латышей,
нанеся им большие потери. Были взяты пулеметы.
3-й Корниловский Ударный полк. Село Верхопенье. Бои с
эстонцами.
1 декабря 1919 года. 1-й Корниловский Ударный полк. На участке
полка спокойно.
2-й Корниловский Ударный полк. На участке 2-го и 3-го полков
латыши перешли в наступление и сбили наших, 2-й и 3-й батальоны
остановились в версте от Верхопенских Дворов, а 3-й Корниловский
Ударный полк оставил село Верхопенье, бросив своих раненых. После
подхода резервных батальонов полк перешел в наступление, сбил
латышей и захватил оба пункта, отбив раненых 3-го полка (командира
офицерской роты и других).
3-й Корниловский Ударный полк. После бешеных атак полк
отходит в деревню Сырцово, выбивает оттуда зашедшую нам в тыл группу
красных и отходит в деревню Пенки.
2 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк: перестрелка. 2-й
Корниловский Ударный полк: попытки противника наступать отбиты. 3-й
Корниловский Ударный полк: противник наступает.
3 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк. Отход на город
Белгород. 2-й Корниловский Ударный полк. Отход в с. Яковлевка. Часть
артиллерии за недостатком конского состава отправлена на погрузку в
Белгород. 3-й Корниловский Ударный полк. Полк переходит в с. Оль-
ховатка.
4 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк отходит без боя на
Белгород. 2-й Корниловский Ударный полк. На участке полка
противник ведет наступление. Приказание — в бой не втягиваться, почему
полк, отстреливаясь, отходит по шоссе на хутор Терны. 3-й
Корниловский Ударный полк остается в селе Ольховатка.
142
«£Л
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i£^>
* * *
Когда началось отступление от Орла, корниловцы думали, что оно
временное и вызвано перегруппировкой войск или же выравниванием
фронта; никто не предполагал, что это отступление окончательное.
Корниловская дивизия отходила не в результате своего поражения:
если красные начинали усиленно наседать, корниловцы переходили в
наступление, разбивали противника и отбрасывали его. Но и после
таких побед Корниловскую дивизию все-таки поворачивали назад и
оттягивали в тыл. Отступление продолжалось непрерывно. Спокойное
отношение корниловцев к отходу вскоре сменилось горьким
недоумением: иметь в своих руках весь плодородный Юг России с казацким
населением — донским, кубанским, терским, явно враждебным
большевикам; получить возможность создать сильную кавалерию; обладать
Каменноугольным районом, нефтью; получать помощь союзников; быть
в нескольких переходах от Москвы и вдруг начать все терять. До
корниловцев доходили слухи, что донское казачество перестало воевать, у
казаков произошел какой-то душевный надлом и они отступают без
боев. Говорили о крупных неладах среди командного состава, о
полной неурядице тыла. Когда корниловцы ездили в отпуск или попадали
ранеными в тыл, их поражали неприступные на все цены —
офицерского жалованья хватало на несколько обедов, возмущала бешеная
спекуляция, разгул городов и толпы офицеров, пристроившихся в тылу
или же целыми месяцами формировавших ячейки старых полков. Но
и тыл не оставался в долгу перед фронтом: «цветные полки»
Добровольческой армии обвиняли в грабежах, погромах и насилиях.
» Это обвинение корниловцы отвергали с негодованием. В 1-м
корпусе грабежей и погромов не было. Отдельных лиц, виновных в этом,
кто бы они ни были, хотя бы заслуженные офицеры-первопоходники,
командир 1-го корпуса генерал Кутепов беспощадно вешал или
расстреливал.
* — Там, где я командую, погромов быть не может, — всегда
повторял Кутепов.
Единственное, в чем могли винить себя корниловцы, — это в
реквизициях у населения.
В Корниловской дивизии до самого Крыма не было своего
интенданта, не было уполномоченного лица, которое ведало бы
снабжением дивизии всей материальной и хозяйственной частью.
Оружие корниловцы доставали с бою, но солдат надо было одевать,
кормить, и полкам ничего не оставалось делать, как заниматься
«самоснабжением». Захваченных у красных интендантских запасов не
143
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
хватало, или же они оставались на складах в крупных городах;
красноармейцев, поставленных в строй, приходилось одевать за счет их
товарищей, отправляемых в тыл. Приходилось смотреть сквозь
пальцы и на то, как какой-нибудь промерзший до костей ударник
утаскивал у крестьянина полушубок или сапоги. Нужда в теплых вещах, белье
и обуви как у красных, так и у добровольцев была такова, что убитый
в бою через несколько минут лежал голым.
Жестокая необходимость заставляла реквизировать у крестьян скот,
фураж и подводы. Было немыслимо допускать, чтобы продрогшие
солдаты оставались без горячей пищи, голодные кони грызли сухие жерди,
неоперированные раненые погибали. Подводы у крестьян брали не
только аля перевозки раненых, но и а^я переброски войск. Реквизиции и
гужевые повинности вызывали недовольство крестьян, но причины их
озлобления против добровольцев были, конечно, более глубокие. Эти
причины ускользали от фронта. Корниловцы стремительно продвигались
вперед и видели только одно: их встречали как освободителей, когда же
через несколько месяцев они отступали по тем же местам, недавних
освободителей провожали как ненавистных завоевателей.
— Встречали цветами, — говорили корниловцы, — провожают
пулеметами.
— Помещики с черкесами шли за вами, — проговаривались
крестьяне, — да и никакого порядка вы не дали...
У крестьян была прямо тоска по «порядку».
Сильное раздражение в деревне вызвал и приказ о мобилизации.
Этот приказ был подучен полками, когда Добровольческая армия
откатывалась назад. В полковых штабах пожимали плечами:
— Шли вперед, был общий подъем, мобилизовать запрещали,
стали отступать, приказывают производить мобилизацию. Что за
нелепость?
И действительно, мобилизованные крестьяне разбегались. Они
пробирались назад в свои деревни и села или же бежали к «зеленым». Все
леса кишели ими. Дезертирство мобилизованных действовало
развращающе на полки: началась утечка и среди поставленных в строй
бывших красноармейцев.
Непрерывное отступление, враждебность населения, растущая
неуверенность в своих солдатах угнетали офицеров, но у них, как в
первые дни Кубанского похода, не было ни уныния, ни отчаяния. Каждый
день у офицеров все те же заботы о своих солдатах и то же мркество
в боях.
Это мужество вызывало уважение даже у большевиков. Был такой
трагический эпизод: 3-й Корниловский полк при отступлении от Харь-
144
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^Ы1 ^»
кова шел на правом фланге своей дивизии. Командовал полком
капитан Франц, тихий, скромный офицер-хорват. К корниловцам он
присоединился еще в Киеве и привязался к ним всей душой. У Франца
как командира полка был единственный недостаток — во всех боях
считал своим долгом идти впереди своих цепей, и полк быстро
лишался общего руководства; после каждого такого боя на вопрос
начальника дивизии — а что капитан Франц? — был неизменный ответ —
капитан Франц ранен. Его левую руку уже давно заменял протез.
В 3-м полку остался всего один сводный батальон в 120 штыков
и офицерская рота в 70 человек. При полку была пулеметная
команда, легкая батарея и обоз, главным образом с ранеными. 3-й полк
благополучно перешел реку Ула и остановился в селе Старо-Покров-
ском. Правее села протекал Долец, сзади села тянулись леса почти
до самого города Змиева. Полк получил задачу охранять мост через
Улу. Несколько дней корниловцы спокойно простояли в селе, ведя
перестрелку с большевиками, занявшими село Ново-Покровское по
ту сторону реки.
4 декабря из штаба дивизии приехал офицер подрывной роты с
двумя саперами аля взрыва моста. Мост был взорван, офицер уехал.
Прошло еще два дня, как посланный разъезд донес, что Корнилов-
ский дивизион, стоявший в небольшой деревушке верстах в восьми
левее 3-го полка, там больше не стоит, а деревушка занята
Латышским полком. Впоследствии выяснилось, что 3-му полку
своевременно было послано приказание об отходе, но «зеленые» перехватили
разъезд, и полк, ничего не подозревая, 24 часа оставался на фронте
совершенно один.
Надо было спасаться. Единственная дорога оставалась через лес. В
морозную лунную ночь обоз вытянулся из деревни, за ним,
прикрывая его, пошел полк. Обоз подъехал к лесу. Вдруг гулко, как топоры,
застучали винтовки. Нахлестывая своих кляч, подводчики рассыпались
по полю.
Капитан Франц приказал сводному батальону атаковать
противника. Цепь подошла к лесу шагов на двести. Тишина. Продвинулась еще
на несколько шагов, и изо всей опушки стали вылетать огненные
снопы пулеметных и ружейных залпов. Батальон был скошен, в живых
осталось 16 человек. Батарея корниловцев стала бить по невидимому
врагу. После нескольких очередей капитан Франц со своим
помощником капитаном Барбэ повел в атаку офицерскую роту. Со
штыками наперевес пошли офицеры. Подошли к опушке, и вдруг донеслась
громкая команда:
— Товарищи, расступись, офицера идут!
Ю «Белое движение», т 20
145
«^JL.
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Л£^»
* * *
5 декабря Корниловская Ударная дивизия сосредоточивается в
городе Белгороде. Приказано грузиться в эшелоны для переброски в
Харьков. Обозы под прикрытием конных разведчиков походн>1м
порядком идут туда же. С Белгорода начинается, как принято
выражаться в военной среде, настоящий «драп», но только не панический, а
просто тактический. Ходили сначала какие-то слухи, что около
Белгорода остановимся и дадим бой, а тут с места в карьер погрузка и
откат на Харьков. Настроение какое-то притуплённое от морозов и
беспрерывного отступления. Жители Белгорода были связаны с нами
узами дружбы, силу Чека Дзержинского они хорошо знали с момента
нашего вступления в город при нашем наступлении, когда красными
было взято до 60 человек заложниками, которых они и расстреляли
при своем бегстве. Теперь картина изменилась и все жители считали
себя заживо погребенными. Да, под Орлом судьба Вооруженных сил
Юга России была решена, и теперь каждый из нас понимал, что ждет
нас, и потому решал, как дороже продать свою жизнь. Тогда и мы все
считали себя обреченными, вопрос мученического конца ^ая каждого
из нас был вопросом только времени, но, несмотря на это, деловое
отношение к окружающей обстановке не покидает корниловцев, они
часто шутят и все время в работе согреваются от мороза.
Командир 2-го полка уехал в Харьков, чтобы сделать отбор из
своего запасного батальона для пополнения.
6 декабря. Угроза удара противника с запада. Переброска дивизии
произошла в полном порядке: 2-й Корниловский Ударный полк —
эшелонами по железной дороге, а 1-й и 3-й полки с обозами и
артиллерией — походным порядком. К вечеру противник был задержан, и
2-й полк ночью прибыл в Харьков.
3-й Корниловский Ударный полк из села Ольховатка отходит
5 декабря в хутор Яхонтово, куда прибывает офицерская рота в 70
человек. Утром 6-го полк переходит в ее. Марьевка—Андреевка и,
простояв до вечера, отходит на Белгород, который оставляется в ночь
146
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^1 U&*
на 7-е. Через село Таврово полк приходит в деревню Нелидовку, где
и ночует.
7 декабря, 2-й Корниловский Ударный полк рано утром
выгрузился и стал в городе. В Харькове с 7 по 11 декабря шли усиленные
занятия с пополнением и разбивка по ротам. Полк получил достаточно
обмундирования. Вследствие полного отсутствия какого-либо наблюдения
высшего начальства за запасным батальоном и полного игнорирования
требований интендантством запасный батальон превратился во что-то
ужасное. Не так давно командир полка уехал оттуда, оставив там около
800 человек здорового элемента, хотя и раздетого, а теперь к его
приезду почти ничего не осталось. Обмундирования так и не дали ничего,
довольствие было скверное, заразных больных тифом не изолировали
и иногда отказывались принимать их в лазареты, а потому и
смертность была колоссальной. Каждый день в казармах умирало до 20
человек. Командир запасного батальона на все свои требования получал
отовсюду одни лишь отказы. Только такие офицеры, как командир
полка полковник Пашкевич, могли все достать при таком положении.
В Харьков он приехал на три дня раньше полка, получил временное
назначение комендантом Харьковского района и, воспользовавшись
этим, произвел в Харькове мобилизацию, достал несколько сот
комплектов обмундирования и таким образом дал полку 300 человек
пополнения. Вообще же необходимо отметить, что тылы совершенно не
имели должного управления. С грабежами у нас по тылам и при
наступлении не совсем было благополучно, а когда «публика» почуяла
отступление и отсутствие управления, то дело пошло полным ходом.
Доходило до того, что некоторые под разными предлогами спешили
опередить свои части и с целью грабежа набрасывались на
предназначенные для эвакуации города. Некоторые из таких получали в этих
налетах ранения и увечья. Но нередко такие господа заканчивали свою
деятельность очень печально, когда с подходом действующих полков
они попадали в руки их командиров. Были и такие артисты, которые
входили в доверие честных командиров полков, как, например,
командир запасного батальона 2-го Корниловского Ударного полка поручик
Тельнов, до этого перебежавший от красных в экипаже, но и такие
попадались. Поручик Тельнов был предан суду командиром полка и
приговорен к расстрелу. Судебный процесс затянулся до нашего
переезда в Крым, где Тельнов, узнав о приговоре, бежал, артистически
перешел на участке Марковского полка на Перекопе к красным, как
будто посланный разведчиком в их тылы, где получил в командование
батальон, действующий на Польском фронте, с которым он бежал,
перейдя границу Пруссии. Несмотря на это, он все же был выдан
ю*
147
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
большевикам, которые упрятали его в Соловки, где он и был
расстрелян. Свидетелем этого на Соловках был профессор Ширяев, который
в своей книге «Неугасимая лампада» описал конец Тельнова, где
такой же заключенный интеллигент из числа пресмыкающихся спешил
клещами вытащить золотые зубы у еще не застывшего трупа Тельнова.
За время пребывания 2-го полка в Харькове для нас картина
происходящего на фронте Вооруженных сил Юга России стала ясна:
кубанцы почти все вышли из подчинения генералу Деникину, Донской
фронт играл в самостийность, терцев было мало. Добровольческая
армия понесла большие потери, но духом была еще сильна.
8 декабря. 3-й Корниловский Ударный полк отходит по линии сел
Черемошное—Соловьеве. Отношение жителей к нам резко
отрицательное, а в селе Черемошном был убит крестьянами артельщик
офицерской роты, поехавший к старосте с просьбой собрать аая полка $ле6а.
В ночь на 9 декабря полк отошел через село Стрелечье, где имел
небольшой привал, в село Липцы, откуда в ночь на 10-е отошел в
Русские и Черкесские Тишки. В ночь на 1-е продолжал отходить на
Харьков и утром 12-го вошел в город. Заняв восточную часть города, полк
выставил сторожевое охранение в городе, прикрывая проходящие
части дивизии от могущих быть нападений со стороны местных
большевиков, начавших к этому времени открыто свою деятельность. В
15 часов полк оставил город и отошел по Чугуевскому шоссе в хутор
Залкин, где и заночевал. 13-го утром полк двинулся в село Рогань и
далее, на село Старо-Покровское, которое и занял ночью. В Рогани —
встреча с марковцами.
Путь 1-го Корниловского Ударного полка за эти дни в деталях не
сохранился, но он все время действовал в составе своей дивизии.
12 декабря. Отход из Харькова, 2-й Корниловский Ударный полк к
вечеру прибыл в Безлюдовку. Обоз едва дотянулся, так как снег стаял
и сани пришлось менять на колеса, что удавалось с большим трудом.
Опустел когда-то хорошо знакомый нам Харьков, все приуныли и все
еще не верили в наш отход. Отовсюду неслись тяжелые вздохи
взрывов, которые ясно говорили об отступлении как о факте рке
совершившемся.
13 декабря. Переправа по железнодорожному мосту через реку
Уда на станцию Жизловка. После окончания переправы мост был
взорван и провалился. В провал моста бронепоезд пустил несколько
платформ, груженных камнем (в сохранившейся моей полевой
книжке есть донесение командиру 2-го Корниловского Ударного полка из
хутора Старольского за № 249 о переправе через реку Уда).
Латышская дивизия заняла Харьков.
148
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«*&* — ^
14 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк идет в составе
дивизии. 3-й Корниловский Ударный полк, расположившись в селе Старо-
Покровском, занял позицию по реке Уда и охранял мост через реку в
2 верстах западнее села, держа связь влево с частями дивизии в селе
Большая Покровка. Уничтожить мост не удалось ввиду отсутствия
подрывных средств. 2-й Корниловский Ударный полк переходит в
деревню Аксютовку и деревню Боровое. В районе Мерефы слышна
сильная артиллерийская стрельба, там наступали части Латышской дивизии.
15 декабря. 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки на прежних
местах, 3-й Корниловский Ударный полк к вечеру подошел к реке Уда
и под прикрытием нашего артиллерийского огня занял
противоположную деревню Ново-Покровское, выставив сторожевое охранение по
берегу реки и у моста. В тылу полка находился большой лес,
тянувшийся до города Змиева, где расположился штаб дивизии. В лесу,
верстах в семи от села Старо-Покровского, находилась деревня Мохначи
с населением, сплошь настроенным в пользу большевиков, и первый
наш транспорт с ранеными был там ограблен. Связь со штабом
дивизии пришлось поддерживать конными по фронту, через 1-й полк.
16 декабря. В ночь с 15-го на 16-е 1-й и 2-й полки отходят к
городу Змиеву. 2-й полк стал по квартирам в слободе Замостье. Получен
приказ об отходе вечером за город. Разведка противника с
наступлением темноты подошла и завязала с 1-м полком перестрелку в районе
станции. Жители очень доброжелательно настроены к нам, и
некоторые поступили в полк добровольцами. Повсюду слышны взрывы
артиллерийских складов и мостов. Около 17 часов 2-й полк выступил и
через город направился в село Беспаловка. После прохода частей
городом мост через реку Мож был сожжен, и к этому же времени
артиллерия противника стала обстреливать город с северо-востока. В
Беспаловку полк прибыл в 24 часа.
16 декабря. 3-й Корниловский Ударный полк занимает то же
положение. К вечеру в полк приехали подрывники с приказанием
уничтожить мост через реку Уда. На глазах у часовых-большевиков, в ясную
зимнюю ночь мост был насколько возможно подорван, и подрывники
уехали в село Старо-Покровское. В эту ночь был отдан приказ отойти
на станцию Щебалинка. Находившиеся правее полка части марковцев
еще 12 декабря оставили Чугуев и отошли на юго-восток. Полк не
получил приказа об отходе и простоял весь день 14 декабря в селе Старо-
Покровском, ведя артиллерийскую перестрелку с противником через
реку. Только ночью на 15 декабря поехавшие через бывшее
расположение 1-го полка — село Красное — подрывники обнарркили, что левее
полка противник перешел через реку и занял деревню, занятую до это-
149
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,л
го нашими частями. Тогда же обнаружилось по бросаемым ракетам, что
противник обошел полк и справа. Временно командующий полком
капитан Франц отдал тотчас приказ обозу под прикрытием полуроты
двигаться через лес на деревню Мохначи. Полк, состоявший в это время из
одного сводного батальона в 100 штыков, офицерской роты в 70
штыков и 6-й батареи, был поднят по тревоге и приготовился к
выступлению. Когда обоз подошел к лесу на расстоянии полутора верст от села,
то был встречен огнем в упор противника, занявшего опушку леса вдоль
села Старо-Покровского, и принужден был отойти обратно к селу.
Тогда был двинут в атаку батальон, но атака, встреченная с дистанции в 100
шагов ураганным огнем, не имела успеха. Бросаемые справа, слева и
позади села Ново-Покровского ракеты убедили в том, что полк окружен
и кольцо вот-вот сомкнётся. После обстрела батареей опушки леса
офицерская рота с остатком батальона ринулась в атаку, отчаянным
порывом прорвала кольцо противника и вошла в лес в количестве 56
офицеров и 30 ударников. Батарея, пулеметы и обозы остались у противника,
а остатки полка через лес двинулись к Змиеву, обходя могущую быть
окончательной гибелью полка деревню Мохначи. Только около Змиева,
в пригородном хуторе, капитан Франц узнал от жителей, что наши уже
более суток как оставили город, и остатки полка, сделав нечеловеческие
усилия, прошли около 90 верст и на рассвете 19 декабря нового стиля
догнали части дивизии на станции Балаклея, откуда через два часа
вместе с отходящей дивизией двинулись на ст. Савинцы, где и ночевали.
17 декабря. 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки в Ново-Бори-
соглебске.
18 декабря. Ново-Серпухов (ст. Балаклея). К дивизии
присоединился 3-й полк (остатки).
19 декабря. Дивизия на ст. Савинцы.
20 декабря. Дивизия в городе Изюме. К востоку — марковцы.
1-й Корниловский Ударный полк частью занимает село Стратилатов-
ка. 2-й полк стал по квартирам в слободе Замостье. Жители
встретили нас очень хорошо, все сочувствовали нашему положению,
некоторые вступили в полк добровольцами. Вечером было приказано
оставить город. Около 23 часов полк остановился на ночлег в селе
Малая Камышеваха.
3-й Корниловский Ударный полк переходит на ст. Закомельская,
грузится в эшелон и отправляется на ст. Харцызск для пополнения,
куда прибывает только 26-го. На ст. Дебальцево эшелон пришлось
бросить, так как походным порядком через Енакиево на станцию
Харцызск можно было скорее пройти, чем проехать, — настолько
пути были забиты.
150
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
^1_ UZ*
21 декабря. Одному батальону 2-го Корниловского Ударного полка
с командой конных разведчиков было приказано сменить части 1-го
полка в с. Стратилатовка. При входе в это селение части 2-го полка
встретили вместо своих противника и после короткой перестрелки
погнали его за Северный Донец, на восток.
23 декабря. В книге советского полковника Агуреева говорится, что
«21 декабря нового стиля под Камышевахой Эстонская дивизия вела
два дня жестокий бой».
23 декабря (тоже нового стиля). С 13 часов противник повел
наступление на 2-й Корниловский Ударный полк со стороны Изюма на
Стратилатовку и Малую Камышеваху. После упорного боя противник
был сбит и отступил с большими потерями. Были захвачены пулеметы
и пленные. В 24 часа полк сосредоточился в Малой Камышевахе и
выступил затем на хутор Долченсков, куда прибыл утром 24-го.
25 декабря. Эстонская дивизия заняла Барвенково.
26 декабря. Остатки 3-го Корниловского Ударного полка прибыли
на станцию Харцызск, где их ожидал запасный батальон, пришедший
туда же.
,! 26 и 27 декабря. Полки Корниловской Ударной дивизии на ст.
Краматорская, Константиновка и Горловка. Отсюда для
Корниловской Ударной дивизии на нашем пути на Ростов нависла угроза со
стороны других частей Советской армии.
28 декабря. Со станции Горловка 1-й и 2-й Корниловские Ударные
полки с патронами и пулеметами поехали эшелонами на ст. Бесчин-
ская, а обоз был отправлен походным порядком. Артиллерия была
тоже погружена в эшелоны.
29 декабря. Ст. Бесчинская. Все станции по пути следования
эшелона были забиты брошенными составами. Поезда с
обмундированием и продовольствием грабились войсками и жителями, техническое
имущество сжигалось, а артиллерийские склады были приготовлены к
взрыву. Всюду тяжелая и безотрадная картина отступления.
28 декабря, 3-й Корниловский Ударный полк. Под командой
командира полка капитана Щеглова на ст. Харцызск прибыл запасный
батальон и расположился по квартирам.
29 декабря прибыли две его роты под командой полковника Груди-
но, оставленные для охраны железнодорожной станции города
Харькова. В этот день полк развернулся в три батальона нормального состава и
пулеметную роту. 30 декабря полк переходит в село Кутейниково, где
ночует.
Досаднее всего было видеть, что артиллерийских запасов и
обмундирования было достаточно мя армии, а она зачастую отступала за
151
«^л
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
л^>
«ПРИКАЗ
Корниловской Ударной дивизии. С. Степановка
№060
18 декабря ст. ст. 1919 г. 22 ч.
В районе х. Михайловской—Ремовка—Алексееве—Леонове
сосредоточено не менее дивизии конницы, которая, возможно, атакует нас
на походе. Приказываю:
1) Полковнику Биттенбиндеру134 — части Марковской дивизии —
ровно в 3 часа выступить от церкви с. Степановки и через Мариновку
и Голодаевку двигаться на Лысогорскую, где стать на ночлег на
южной окраине. Обозы из Голодаевки не позже 6 часов 19 декабря ст.
ст. отправить в Лысогорскую.
2) Поручику Левитову — 2-й Корниловский Ударный полк — в
3 часа 19 декабря выступить из Степановки и двигаться вслед за
марковцами также на Лысогорскую и стать на ночлег в восточной
части села, выставив сторожевое охранение на восток и по дорогам
на Лютенский и Новоселье Тузловский.
152
^a&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
&2z^
19 декабря ст. ст. 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки — Лы-
согорская, 3-й Корниловский Ударный полк — Матвеев Курган.
20 декабря ст. ст. 1-й и 2-й полки — Б. Крепкая, 3-й —
Каменный Мост.
21 декабря ст. ст. Для Корниловской Ударной дивизии — дневка с
выдвижением 3-го Корниловского Ударного полка в Мокрый Чалтырь.
22 декабря, 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки —
Генеральский Мост, 3-й полк — Армянский Монастырь.
23 декабря, 3-й Корниловский Ударный полк — хутор
Монастырский, где полк пробыл на отдыхе до 25 декабря.
24 декабря. Корниловская Ударная дивизия — город Нахичевань.
Население города в большинстве составляли армяне, обосновавшиеся
Здесь просто богато. Настроение у всех убийственное. После 17
декабря, когда у деревни Ремовки 1-й и 2-й полки огнем отбили атаки
кавалерийской дивизии Буденного, красные оставили нас в покое и,
по-видимому, занимали свои участки для атаки Таганрога—Ростова—
Нахичевани и Новочеркасска. Корниловская Ударная дивизия в это вре-
153
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
f^fr ж»
мя находилась в резерве Добровольческого корпуса генерала Кутепова.
Настроение корниловцев было сосредоточено главным образом на
поддержании своей боеспособности. Наше отступление от Орла до
Нахичевани ясно говорило о безнадежности нашего положения, вдаваться в
детали которого не позволяло исключительное переутомление, и каждый
на своем месте принимал все меры, от него зависящие, для того чтобы
дороже продать свою жизнь. Мы использовали по дороге брошенные
артиллерийские склады и брали снарядов, сколько могли поднять
повозки нашего бедного боевого обоза, сильно пострадавшего у хутора Мануй-
ловского. Несмотря на столь трагическое наше положение, мы имели
пополнение: помимо присоединения к полкам их запасных батальонов,
группами проскакивали через красный фронт наши спасшиеся при
отступлении от Орла, среди которых была и сестра милосердия Васильева,
по мужу Левитова. Остатки 3-го полка были слабы, но его [командир
полка — капитан Щеглов — в Екатеринодаре собрал уже достаточно
корниловцев для того, чтобы довести свой полк до нормального состава.
Запасный полк дивизии в это время в Азове пополнился шахтерами, и
после мы его увидим в составе дивизии в тяжелых боях под Батайском,
где он заменит 3-й наш полк, отведенный в Екатеринодар на
присоединение к своему новому составу.
25 декабря ст. ст. 1919 года — 6 января н. ст. 1920 года — день
праздника Рождества Христова только мысленно вспомнили —
вдали гремели раскаты боя, а всюду массы нашей казачьей конницы
спешили за Дон. В 23 часа было получено сообщение, что столица
Донской области Новочеркасск взята красными. Корниловской Ударной
дивизии приказано выступить на помощь донцам, с целью взять
город обратно. Оценивая обстановку с точки зрения боеспособности
казачьих частей, особенно кубанских, из которых с нами остались
только немногие доблестные части, мы не видели смысла в
контрударе на Новочеркасск, но, оставив свое мнение при себе, готовились
к выступлению.
8 января н. ст. 1920 года. Рано утром Корниловская Ударная
дивизия выступила согласно приказу из Нахичевани на Новочеркасск а^я
содействия донцам при их наступлении на свою столицу,
Новочеркасск.
Привожу взгляд на это из книги «Корниловский ударный полк», по-
видимому, самого начальника дивизии генерала Скоблина136, который во
время издания книги был еще в наших рядах в Париже: «Наспех
собранная Ставкой конная группа из казачьих частей никакого сопротивления
Буденному не оказывала. Начальник оперативного отделения Донского
штаба доносил: «Донские части, хотя и большого состава, совсем не
154
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^л _ : 1^»
желают и не могут выдержать самого легкого нажима противника...
Кубанских и терских частей совершенно нет». Преследуя отступавших
казаков, Буденный все время обходит Добровольческую армию, и она
отступала на Ростов, постоянно находясь под фланговым ударом справа
всей его 1-й конной армии. Под Ростовом генерал Деникин решил дать
отпор противнику. Корниловская Ударная дивизия в этом бою
составляла резерв 1-го Добровольческого корпуса и была поставлена в
предместье Ростова—Нахичевани. Весь сочельник и первый день Рождества
доносился до корниловцев грозный гул боя. Утром 26 декабря по ст. ст.
(8 января 1920 г.) полковник Скоблин получил приказ двигаться всей
дивизией в Новочеркасск и совместно с 4-м Донским корпусом
генерала Мамонтова атаковать противника и выбить его из только что
захваченной им столицы Дона. Недалеко от Новочеркасска, в
Александровской станице, корниловцы встретили казаков. Непрерывная лавина
всадников текла к переправе через Дон. Скоблин всполошился. «Стой! —
закричал он. — Куда едете?» Лавина продолжала двигаться. Наконец от
одного офицера Скоблин добился ответа, что 4-й корпус
переправляется за Дон и идет в станицу Ольгинскую. Скоблин поскакал к генералу
Мамонтову. После того как взволнованный Скоблин передал генералу,
какая боевая задача возложена на них обоих, Мамонтов, разглаживая
свои усы, решительно заявил, что генералу Кутепову он не подчинен. «Да
разве в этом дело? — заговорил Скоблин. — Надо спасать Новочеркасск,
а я всецело перейду в ваше подчинение». — «Половина моего корпуса
уже на том берегу, я не могу вернуть казаков обратно... Брать
Новочеркасск не буду!» — «Прошу вас переговорить по прямому проводу с
генералом Кутеповым», — предлагает Скоблин. «Повторяю вам, я
Кутепову не подчинен...» — «Тогда я соединю вас непосредственно со
Ставкой, переговорите с ней, Ваше Превосходительство». — «Хорошо!»
— нехотя согласился генерал Мамонтов.
Ставка подтвердила приказание генерала Кутепова. «Я уже
рассказал полковнику Скоблину, в чем дело. Добавлю, что, опасаясь
оттепели и порчи переправ, я в случае неудачи погублю весь корпус.
Категорически заявляю — брать Новочеркасска не могу!» — так
закончил разговор со Ставкой генерал Мамонтов.
Полковник Скоблин соединился со штабом корпуса, где к проводу
подошел генерал Кутепов. Скоблин рассказал о создавшемся
положении и запросил, что ему делать теперь. «Николай Владимирович, —
застучал аппарат, — дай дивизии отдых на несколько часов и
возвращайся обратно в Нахичевань. Твоя новая задача — оборонять
подступы к Нахичевани. На твоем левом фланге будет Терская дивизия
генерала Топоркова, с ним войди в связь». — «Александр Павлович, —
155
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
стал докладывать Скоблин, — я вижу по всему, что Ростова нам не
удержать. Чтобы выгадать время для эвакуации города, тебе будет
достаточно местных сил, а мне разреши перейти за Дон здесь, в станице
Александровской. Кроме этой переправы, другой до самого Ростова
нет». Генерал Кутепов повторил свое приказание.
Через несколько часов Скоблин снова соединился со штабом
корпуса и вызвал начальника штаба корпуса генерала Достовалова, чтобы
узнать, не изменилась ли обстановка под Ростовом и остался ли в силе
приказ командира корпуса. Начальник штаба кратко обрисовал
положение на фронте: на левофланговом участке боя, на фронте
Добровольческого корпуса, все атаки отбиты. Дроздовцы и конница генерала
Барбовича сами перешли в наступление и рке гонят противника. В
центре — прорыв Терской дивизии ликвидирован, и только на
правом фланге сильная неувязка: Донской корпус, прикрывавший
Новочеркасск, сдал город и отхлынул за Дон, а корпус Мамонтова
самовольно бросил фронт. Приказание генерала Кутепова остается в силе.
Корниловская дивизия выступила. В арьергарде шел 3-й полк. В
Нахичевань были высланы конные разъезды. Когда корниловцы уже
подходили к Нахичевани, к начальнику дивизии подъехал разъезд.
«Господин полковник, — доложил офицер, — Нахичевань занята
большевиками». — «Как — занята? Да вы пьяны, поручик!» — «Никак
нет, Нахичевань занята...» — «Быть не может! Вам померещилось...
Немедленно поворачивайте и проверьте». — «Слушаюсь!» 1-й и 2-й
полки продолжали двигаться походным порядком. В арьергарде
послышалась стрельба: большевики из Новочеркасска догнали наш 3-й полк...
Как только авангард дивизии стал втягиваться в Нахичевань, он на
первой же улице наткнулся на свой вторично посланный разъезд.
Офицер, ординарцы и кони были перебиты. Только доложили об этом
начальнику дивизии, как на улице загремел броневик, сзади него шли,
пригибаясь, красноармейцы. Завизжали пули. Не оставалось никакого
сомнения в том, что Нахичевань была в руках большевиков.
Очевидно, за те несколько часов, когда Корниловская дивизия двигалась на
Нахичевань, на фронте перед Ростовом разразилась катастрофа. Так
оно и оказалось: связь с Терской дивизией донесла, что терцы вновь
разбиты большевиками. Положение корниловцев создалось отчаянное,
они оказались отрезанными от переправы через Дон, оба моста, один
впереди, в Ростове, другой — позади, в Александровской, были уже
захвачены большевиками.
2-й Корниловский Ударный полк повел уличный бой — более
страшный, чем всякий бой в открытом поле. Из-за всякого угла, из
подворотен, из окон летят пули. Ударяясь об камни, они рикошетом
156
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^IL ^*
наносят страшные рваные раны. Гулкими перекатами среди стен
громыхают выстрелы. Тут только полковник Скоблин вспомнил, что в
самой Нахичевани есть деревянный настил через реку, так называемый
«Таганрогский мост». Во что бы то ни стало надо было перехватить
этот мост ранее большевиков. Скоблин взял с собой роту
корниловцев и бегом бросился к мосту. С противоположного берега по ним
забили выстрелы, стреляли казаки. «Господин полковник, — закричал
кто-то, — смотрите, казаки тащат солому, сейчас подожгут мост!» —
«Вперед, за мной!» — скомандовал Скоблин. Вихрем пронеслись
корниловцы через мост, разметали горящую солому и с отчаянной
руганью набросились на казаков. Заикаясь и весь дрожа, хорунжий пытался
объяснить Скоблину, что он принял корниловцев за большевиков.
Запрыгали по настилу подводы, артиллерия, за ними перешли мост 1-й и
2-й полки, 3-й полк пробиться к переправе уже не мог и был
вынужден переходить Дон по льду. На середине реки был смертельно
сражен пулей временно командующий полком капитан Франц.
На другой день рано утром полковник Скоблин поехал разыскивать
штаб корпуса. По дороге он встретил молодого адъютанта,
причисленного к Генеральному штабу. Капитан передал начальнику дивизии в
конверте приказание командира Добровольческого корпуса. Скоблин
пробежал приказ и весь побледнел. Выпустив трехэтажное ругательство,
он набросился на капитана: «Как, приказ об отходе моей дивизии
через Александровскую переправу вы доставляете мне только сегодня?
Почему вчера не доставили его мне? Из-за вашей трусости у меня
убитых только 600 человек... Расстреливать таких офицеров!» Скоблин
помчался к Батайску. Когда он подскакал к станции, штабной поезд
медленно отходил. «Задержать поезд!» — закричал Скоблин. Поезд
остановили. Вне себя Скоблин вскочил в вагон командира корпуса.
«Николай Владимирович, — это ты? Слава Богу! Твоя дивизия цела?»
Генерал Кутепов обнял Скоблина и поцеловал. Скоблин, возмущаясь,
стал рассказывать ему, что перенесла его дивизия. «Ты потерял
половину дивизии, а я почти весь свой корпус... Катастрофа... Поезжай
обратно, — твоя задача защищать Батайск. Когда успокоишься,
спокойно обо всем переговорим...» Медленно, шагом поехал Скоблин к
своим корниловцам».
8 и 9 января н. ст. 1920 года. По журналу боевых действий 2-го
Корниловского Ударного полка: 8 января 1920 года Корниловская
Ударная дивизия выступила рано утром на Новочеркасск и, дойдя до
хутора Большелогского, узнали, что идет полное отступление казаков
и что надежды на переход в контрнаступление нет. На ночлег полк
в составе дивизии перешел в станицу Александровскую.
157
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
9 января. В 3 часа дивизии приказано выступить и идти на
Нахичевань, на старые квартиры. В авангарде дивизии шел наш 2-й полк.
При подходе к городу в нем была обнаружена кавалерия Буденного
(здесь считаю долгом отметить доблестную службу разъезда конного
дивизиона штаба дивизии). Я в это время по занимаемой мной
должности помощника командира 2-го полка по строевой части был при
авангарде, который, хотя и заметил большое скопление на окраине
Нахичевани чьей-то кавалерии, двигался нормально. Донесение об
этом командиру полка дошло и до начальника дивизии, и недалеко
от авангарда показался в темноте кавалерийский дивизион нашей
дивизии, где, по-видимому, был и начальник дивизии. До меня
донеслось приказание: «Очередные — вперед!» Я видел, как из общей
колонны выехало несколько всадников, к кому-то они подъехали и,
проезжая рысью мимо меня, снимали фуражки и крестились. В
предрассветной мгле было видно, как они подъехали к неизвестной
кавалерии на окраине города, как затем глухо застучали выстрелы и
засверкали шашки. Минут через 15, когда наш авангард навалил
груды кавалерии красных и взял бронеавтомобиль, мы увидели и наших
убитых героев, которые самоотверженно исполнили свой долг при
срочной и запутанной операции.
Приказано пробиваться к переправе. Сначала трудно было
разобраться в обстановке, так как из-за Дона по нам стреляли наши же
казаки, но потом связь восстановили, и мы ворвались в город.
Наступил рассвет, мы заняли нужную нам часть города, в районе переправ
через Дон, и стали переправлять обоз. Все попытки красных наступать
были отбиты. Нами было много набито коней, взят один броневик,
четыре пулемета, пленные кавалерии Буденного и еврейского полка
(здесь интерес представляет, как мы взяли броневик). У красных было
шикарное положение для контратаки: мы поднимались по крутому
берегу реки, а они шли в атаку под прикрытием броневика прямо с
возвышенной окраины Нахичевани. Красная кавалерия нами была уже
отброшена, и улицы сплошь были ею завалены. Она здесь попала в
невыгодные условия: накопив большие силы перед городом, им
пришлось в беспорядке спасаться от нашего огня, взбираясь на
возвышенность по льду — был мороз, скапливаясь в улицах без малейшей
возможности использовать пулеметы. Наши же пулеметчики, как и всюду,
использовали силу своего огня. Однако на выручку красной кавалерии
появился броневик с каким-то еврейским полком. Их порыв по
обледеневшему скату в нашу сторону преподнес им сюрприз: их броневик,
и без того взятый под сильный сосредоточенный наш пулеметный
огонь, закрутился и в таком вертящемся состоянии прямо сполз в наше
158
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
«*ад — 1&*
расположение, отчаянно стреляя куда попало. Еврейскому полку,
подобно его собрату в боях под Орлом, лихо попало, хотя с маленьким
отступлением: здесь их почему-то брали в плен.
Главной целью боя была переправа дивизии через Дон. Обстановка
для таковой сложилась весьма неприятная. На окраине Нахичевани
хотя и отбросили противника, но все же это были его передовые
части, а артиллерия продолжала свой огонь по нашему расположению. В
арьергарде наш 3-й полк едва сдерживал натиск врага. С
противоположной стороны Дона по нам была открыта стрельба, казаки стали
поджигать мост, и только прямое вмешательство начальника дивизии
устранило это препятствие. Переправа началась.
После окончания переправы всех обозов и 1-го полка нам было
приказано отступать. Отступление прошло под сильным
артиллерийским огнем, но в полном порядке, по так называемому понтонному
мосту. От огня красных и здесь мы несли потери. Один из числа
тяжелораненых здесь, поручик Диадюн137, 2-го полка, спустя почти
сорок лет, узнав мой адрес, написал о том, как он встретился со мной
ittpn переправе. Привожу содержание его письма по памяти: после
ранения он лежал на мосту в каком-то потустороннем забытьи,
сознание его стало пробуждаться и уже определяло, что с ним происходит.
В это время я проходил мимо него и, увидев его, остановился и
спросил: «Вы ранены?» По его словам, он в этот момент испытывал такое
блаженное состояние, что решил мне не отвечать и не подавать
признаков жизни. Я будто бы внимательно его осмотрел и пошел дальше.
Ошитарная повозка все же подобрала его, и он в итоге попал на
излечение в Египет, откуда потом переехал во Францию. Он до сего
времени заинтересован определением своего состояния, которое было у
него тогда при нашей встрече. Не раз и со мной были подобного рода
переживания в моменты тяжелых ранений, когда жизнь едва
теплилась и организм боролся за нее не в полном своем составе, где все в
строгом порядке подчиняется одно другому, а порознь, то, что еще не
было лишено жизнеспособности.
У переправы, на левом берегу Дона, нас сменил батальон 1-го Кор-
ниловского Ударного полка, а мы пошли по дороге на Батайск. После
Переправы через Дон нам тут же пришлось развернуться и идти
цепями, так как красные заняли южную окраину города и с высот его вели
по нам сильный пулеметный и артиллерийский огонь. Наш броневик
застрял на переправе и был оставлен арьергардом. Было видно, как из
Ростова все полотно линии железной дороги было забито поездами,
которые едва-едва двигались перекатами по 100 шагов. Настроение у
всех какое-то безразличное. Все видели, что кубанских частей нет, нас
159
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
мало, а Донская армия смотрит на нас косо. Жители по пути
отступления почти все в один голос говорили о расхлябанности нашего тыла
и непригодности такого аппарата к жизни.
2-й Корниловский Ударный полк занял северо-западную часть Ба-
тайска и выставил сторожевое охранение на Ростов: линия железной
дороги, включительно, — село Койсуг, исключительно. Потери полка
за этот бой: 20 убитыми и 60 человек ранеными.
3-му Корниловскому Ударному полку и здесь пришлось понести
большие потери. Будучи в арьергарде, он сдерживал красных,
наступавших на нас с тыла, от Новочеркасска. Один его батальон
переправился через Дон прямо по льду, перешел в станицу Ольгинскую и там
остался на ночлег. В этом бою был убит выдающийся корниловец
капитан Франц, поступивший в полк с самого начала его формирования.
Теперь почти все отступление от города Фатежа он време^о
командовал полком за полковника Щеглова.
Корниловская дивизия, пробившись через Нахичевань, укрепилась
за Доном в районе Батайска. Во всех трех полках дивизии осталось
всего 415 офицеров и 1663 штыка. К ним вскоре присоединился 4-й
Корниловский полк, сформированный в городе Азове поручиком
Дашкевичем из запасного батальона 1-го полка. Состав 4-го полка был
преимущественно из шахтеров Донецкого бассейна.
Несмотря на 1000-верстный отход от Орла в невероятно
тяжелых условиях, физических и моральных, корниловцы не утеряли
своего воинского духа, и воля их к борьбе не ослабела.
28 декабря — 10 января н. ст. Батайск. Ночью со стороны
железнодорожного моста, вдоль полотна, кавалерия Буденного сделала
налет, и наша дивизия чуть было не оставила Батайска. Это не было
удивительно: непроглядная морозная ночь, безостановочное
отступление, малочисленность состава и к тому же нервы износились
почти у всех. При первом сообщении о появлении кавалерии перед
сторожевым охранением 2-го Корниловского Ударного полка я
поехал на заставу около железной дороги. В 20 часов красные повели
атаки, которые были лихо отбиты. Убитые и раненые кавалеристы
были около самых окопов. Около меня свалился вместе с конем
здоровый детина в хорошей шубе, в офицерских сапогах и, несмотря на
то что он был смертельно ранен, с отборной руганью произнес: «Эх,
немного не добрался до своего Батайска». Минут через десять он
скончался. С него я взял как военный трофей шикарную златоустов-
скую шашку с золотой княжеской короной на клинке, с
инициалами «П. X.», выпуска с завода 1893 года — год моего рождения.
Покойный был, по-видимому, настолько пьян, что плохо осознал
160
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^S& 1££*
случившееся с ним. Эта шашка и другая, донская, взятая мной под
городом Фатежем от командира эскадрона Червонного казачества,
доехали со мной до Парижа и теперь, в 1965 году, украшают
комнату моего внука.
С 29 по 31 декабря ст. ст. 1919 года. Стычки с
разведывательными партиями красных и исправление окопов, оставшихся от обороны
большевиками Батайска от немцев в 1918 году. Ближайший к Батай-
ску железнодорожный мост в направлении к Ростову был взорван.
30 декабря остатки 3-го Корниловского Ударного полка перешли в
село Койсуг.
1 января 1920 года ст. ст. 3-й Корниловский Ударный полк был
сменен запасным Корниловским полком (почему-то иногда
называемым 4-м Корниловским Ударным).
1 — 5 января ст. ст. За это время 2-й Корниловский Ударный полк
был сменен юнкерами, отошел в юго-восточную часть Батайска и в
этом направлении нес сторожевое охранение. Батайск красные все
время обстреливали из Ростова, ежедневно выбрасывая тысячи
снарядов. И у нас артиллерия была довольно сильна и отвечала тем же.
3 января ст. ст. 3-й Корниловский Ударный полк погрузился в
эшелон и выехал в станицу Тимошевскую на пополнение. Таким
образом, на фронте Батайск—Койсуг остались 1-й и 2-й Корниловские
Ударные полки со своим запасным полком, составленным почти
исключительно из шахтеров Донецкого бассейна.
6 января ст. ст. Батайск обороняют: юго-восточную часть — 2-й
Корниловский Ударный полк; северную часть, до железной дороги,
исключительно, — 1-й Корниловский Ударный полк; северную и
северо-западную часть от железной дороги, включительно, и до Койсуга,
исключительно, — юнкера; Койсуг — запасный полк дивизии.
Красные сегодня особенно усердно обстреливали Батайск и пытаются
наступать. К вечеру все их попытки к наступлению отбиты.
6 января. 3-й Корниловский Ударный полк прибыл в станицу
Тимошевскую, где и пробыл до 14 февраля. Наступил период
решительного перехода Красной армии в наступление, а потому необходимо
возможно подробней установить соотношение сил обеих сторон и роль
Корниловской Ударной дивизии в этих боях. Для приблизительного
определения соотношения сил необходимо вспомнить организацию
обеих армий аля избежания фантастического и постоянного
преувеличения большевиками наших сил. Красные армии не имели
корпусов, а составлялись из дивизий, число которых в армии было не менее
трех и более, в зависимости от задания армии. Дивизии имели по три
бригады, бригады — по три полка. При дивизии по штату должно быть
Н «Белое движение», т 20
161
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
15 батарей, и, что аля нас было очень важно, дивизии имели каждая
свой кавалерийский полк.
На Донецкий бассейн 1-я конная армия Буденного наступала в
составе: 4-й кавалерийской дивизии трехбригадного состава — 6
кавалерийских полков, 6-й кавалерийской дивизии четырехбригадного
состава — 8 кавалерийских полков, 11-й кавалерийской дивизии
четырехбригадного состава — 8 кавалерийских полков. При переходе
за Дон ей были приданы на усиление: 12-я стрелковая дивизия 8-й
армии и 9-я стрелковая дивизия 13-й армии, автоотряд Свердлова —
15 машин с пулеметами и авиаотряд — 12 самолетов. Кроме того,
четыре бронепоезда: «Красный кавалерист», «Коммунар», «Смерть
директории» и «Рабочий». Полки 1-й конной армии имели по пяти
эскадронов плюс разведывательный эскадрон из лучших бойцов. На
эскадрон — 4 пулемета, в полку отдельная пулеметная колЦнда. На
кавалерийскую бригаду одна четырехорудийная батарея. При
кавалерийской дивизии артиллерийский дивизион из четырех батарей че-
тырехорудийного состава.
1-я конная армия Буденного всегда отличалась силой своего огня,
особенно пулеметного, на тачанках. Если она и несла большие
потери при наступлении, то она хорошо и пополнялась, мобилизуя
поголовно все население, начиная от своих партизан и до наших пленных
включительно, которые умудрялись, до нашего переезда в Крым,
снова перебегать к нам. Но самым главным аая успеха Красной армии
был превосходно поставленный ее звероподобный аппарат Чека или
ГПУ при строевых частях и в тылу, чего у нас совершенно не было,
а к тому же и сознание армейской массы в ее численном
превосходстве над нами. Психология толпы всюду одинакова — она
подчиняется силе.
Что же из себя представляли «Силы Юга России»? Раздираемые
самостийными течениями в тылу, тормозившими действия фронта, они
в боях Воронеж—Орел потеряли веру в успех. Если и дрались
мужественно, то по инерции, наперед зная, что смерть лучше рабства в
лапах красного интернационала.
Не отступая от поставленной мной задачи сбора материалов ^ая
истории Корниловского Ударного полка, я и здесь приведу только
состав Корниловской Ударной дивизии в данный момент. В трех полках
дивизии было 415 офицеров и 1663 солдата. С уходом 3-го
Корниловского Ударного полка на формирование и приходом «запасного полка
дивизии» под командой поручика Дашкевича138 это число повысилось
приблизительно до 2500 человек. К этому нужно прибавить около ста
пулеметов с девятью батареями. Временами к Батайску подходили два
162
^3w
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Ш=*
* * *
Согласно приказу Шорина 1-я конная армия Буденного с
приданными ей стрелковыми дивизиями переходит в наступление. Журнал
боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка за это число
отмечает только усиление артиллерийского огня под Батайском и
попытки красных наступать, которые были отбиты артиллерийским и
пулеметным огнем.
5/18 января. Под Батайском 12-я стрелковая дивизия с 6-й
кавалерийской дивизией (а по нашим данным, и с 9-й стрелковой
дивизией, из станицы Гниловской), несмотря на активную поддержку
бронепоездов, были отбиты корниловцами. Но в этом бою и
корниловцы понесли большие потери: пострадал наш необученный
молодой «запасный полк дивизии» и был дважды ранен командир 1-го
полка полковник Гордеенко. Во временное командование полком
вступил штабс-капитан Челядинов139, который в свою очередь был
ранен, и на его место вступил поручик Дашкевич, а «запасный полк»
принял штабс-капитан Филипский140.
6/19 января (по журналу боевых действий 2-го Корниловского
ударного полка). Еще до рассвета казачьи разъезды обнарркили
большое движение через Нахичеванскую и Аксайскую переправы.
Действительно, красные с рассветом повели наступление кавалерией от
станицы Ольгинской на хутор Злодейский, в обход Батайска. К этому
времени 2-й Корниловский Ударный полк закончил смену 1-го
Корниловского Ударного полка, который был отведен в направлении на
хутор Злодейский для содействия кавалерии. К станице Хомутовской,
как тогда передавали, противник шел беспрепятственно, а от хутора
Злодейского ему навстречу выступил Терский конный корпус генерала
Топоркова, и к этому же времени, часам к 12, стала подтягиваться по
линии железной дороги к южной части Батайска и кавалерийская
бригада генерала Барбовича. Передовые части генерала Топоркова были
сначала отброшены красными, и вся масса кавалерии Буденного
пошла за ними на хутор Злодейский. Но в это время части генерала
Топоркова сами перешли в наступление почти одновременно с
генералом Барбовичем и при поддержке бронепоездов и 1-го Корнилов-
п*
163
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ского Ударного полка нанесли удар кавалерии Буденного от южной
части Батайска в восточном и северо-восточном направлениях. Все поле
боя хорошо наблюдалось с правого фланга 2-го Корниловского
Ударного полка, так как представляло из себя сплошную равнину,
покрытую неглубоким снегом, с камышами до Дона и небольшими
возвышенностями к хутору Злодейскому. К этому времени и пехота красных
перешла в наступление 12-й стрелковой дивизией с севера на Батайск
и на Койсуг, но была отбита запасным полком дивизии и батальоном
2-го полка. Остальные батальоны 2-го Корниловского Ударного полка
согласно приказу перешли сами около 14 часов в наступление прямо
на восток, вдоль Дона, которое отличалось особой красотой. Все
громадное поле от железной дороги у Батайска и до станицы Ольгинской
было покрыто массой кавалерии и только у Батайска — пехотой.
Артиллерии разных калибров и пулеметов с обеих сторон было
(Достаточно, и от их работы все гудело и клокотало. Со стороны красных, как
тогда определяли, было не менее 17 тысяч шашек (4, 6 и 11-я
кавалерийские дивизии) и 12, 9 и 16-я стрелковые дивизии. С нашей же
стороны — конница генерала Топоркова, Сводный Кубанско-Терский
корпус, не более 1500 шашек, кавалерийская бригада генерала Барбо-
вича в 1000 сабель и Корниловская Ударная дивизия в составе 1-го,
2-го и запасного полков численностью в 1600 штыков <...>. Было
немного юнкеров. Со стороны ст. Егорлыцкой действовал 4-й Донской
корпус генерала Мамонтова, который в это время опасно заболел, и
корпусом командовал генерал Павлов. Этот участок Донской армии с
нашего участка не наблюдался, а потому мы о его действиях знаем по
их данным.
Начало нашей атаки было до того энергично, такое громкое «Ура!»
катилось отовсюду, что бой, несмотря на явное превосходство сил
противника и подавленное состояние наших войск, обещал нам успех.
Было видно, как наша конница почти сплошной шеренгой атаковала
красных, сбивала их и стойко шла под губительным огнем пулеметов.
С наступлением сумерек красные были разбиты и отброшены на
нашем участке за Дон, откуда через наши головы их артиллерия из
Ростова осыпала все поле боя снарядами. 2-й Корниловский Ударный полк
ударом вдоль Дона, от Батайска на Нахичевань, добивал в полутьме
бегущие части прославленной 1-й конной армии Буденного. На
плечах бегущих легко можно было бы ворваться в Ростов и Нахичевань,
но это не входило в нашу задачу, и нам было приказано отойти на
старые позиции. Потери нашей пехоты были невелики, но конница,
особенно терцы, понесла большие потери. Был ранен и сам генерал
Топорков.
164
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«^ — ^»
Успех кавалерии генерала Барбовича и конницы генерала Топоркова
пожинал 2-й Корниловский Ударный полк, своим ударом вдоль Дона
отрезая путь бегущим к Ростову красным, забирая брошенные орудия
и пулеметы. Такое количество фактически подобранного орркия —
всего полком было взято 15 орудий и несколько десятков пулеметов —
было возможно взять, помимо доблести нашей кавалерии и казачьей
конницы, еще и потому, что луга были все же плохо проходимы аля
конницы, а тем более аля артиллерии.
7/20 января. В журнале боевых действий 2-го Корниловского
Ударного полка за это число отмечено, что ст. Ольгинская была взята
Донской армией.
8/21 января. На фронте Корниловской Ударной дивизии все атаки
9-й и 12-й стрелковых дивизий были отбиты.
8/21 января. За этот день две бригады 4-й кавалерийской дивизии
и вся 6-я кавалерийская дивизия Буденного совместно с 31-й и 40-й
стрелковыми дивизиями атаковали Ольгинскую, участок Донской
армии, и взяли ее, но контратакой были отброшены за Дон.
9—10/22—23 января. На фронте спокойно. Красное командование
решило, по-видимому, оставить нас в покое и придумывало нанести
удар где-то в другом месте. Итак, приказ командующего
Юго-Западным фронтом Шорина, отданный 3/16 января 1920 года 1-й конной
армии Буденного с приданными ей стрелковыми дивизиями, к 9
января ст. ст. полностью провалился.
Теперь постараемся с нашей, корниловской точки зрения взвесить
и разобрать причины временного успеха Вооруженных сил Юга
России в трагических ^ая нас условиях отхода от Орла на 700 верст и
отката за Дон с оставлением в Ростове и Новочеркасске больших
запасов вооружения и снабжения.
Первым и основным положительным фактором наших успехов
явился моральный подъем в казачьих частях перед лицом совершившейся
трагедии нашего поражения усилиями и руками главным образом
самостийных течений, почти уничтоживших единство командования.
Донские части были настолько потрясены этим, что когда-то славный 4-й
корпус генерала Мамонтова, оставивший свою столицу без боя, теперь
позволил генералу Сидорину почистить его обозы, в результате чего было
поставлено в строй около 4000 человек. Добровольческий корпус
генерала Кутепова был численно слаб, но ему мя бодрости нужен был
отдых, который он и получил, пока красные громили в качестве
победителей Ростов, Нахичевань и Новочеркасск.
Напрасно красные считают, что условия местности им
препятствовали. Они были почти одинаковы аая обеих сторон. С высот Ростова
165
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
и Нахичевани красные своим артиллерийским огнем отлично
прикрывали свои переправы туда и обратно, а равнина от Дона до линии на
нашей стороне станица Ольгинская — хутор Злодейский и Батайск
была одинаково малоприятна и нам, так как в первую очередь не
имела укрытий от огня. Да, высоты у нас на линии ст. Ольгинская —
хутор Злодейский частично скрывали переброску наших резервов, но
их нельзя и сравнивать с высотами правого берега Дона,
представлявшими собой настоящую крепость, тогда как наши были лишь слегка
холмистой местностью. Напрасно и преувеличение нашей
численности и вооружения. Все это было тогда и теперь известно и служит
красным плохим прикрытием их средневековых методов подчинения
народов Российской империи своей интернациональной диктатуре.
Не вдаваясь в тонкости оценки соотношения сил, тогда нам казалось,
что защищать Родину обязывает нас наш долг, а потому мы и дрались
до конца по завету нашего вождя и шефа полка генерала Корнилова,
пока наши руки могли держать оружие. У вас же, товарищи/буденные,
было другое: безумство пропаганды неосуществимого, небывалое,
зверское Чека и неограниченная власть иностранным полкам, которые
создали неограниченные же ресурсы, и, это никогда не надо забывать, что
вы нас всегда давили своей массой. И теперь, несмотря на наш
временный успех, мы сознавали, что вы раздавите нас, но в полном сознании
правоты своего дела несли свои жизни на алтарь нашей Родины. Этим
были заражены даже ваши прославленные пролетарии — шахтеры
Донецкого бассейна, из которых был составлен запасный полк Корнилов-
ской Ударной дивизии и которые доблестно дрались с вами за
национальную Россию под Батайском и до Новороссийска. Вечная и
славная память этим доблестным героям за их хотя и кратковременный,
но патриотический порыв, к тому же проявленный в условиях
безнадежности успеха.
Освещение обстановки дает четкое представление о том, какую
блестящую роль играли корниловцы в этих боях при обороне Батай-
ска и Койсуга. И в уменьшенном составе двух полков, при
поддержке своего запасного полка из шахтеров, бодрые духом, они нанесли
противнику колоссальный урон и были достойны предоставленного
им отдыха в резерве.
11 января ст. ст. 1920 года. Смена Корниловской Ударной
дивизии алексеевцами и переход в резерв 1-го армейского корпуса
Добровольческой армии в Каял. 2-му полку была отведена Задонская слобода
при станции Каял. Здесь части разобрались и приободрились,
приступили к строевым занятиям и тактическим учениям. За это время
известия о победе донцов на реке Маныч породили даже надежды на
166
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^SA У&*
новое наступление. Екатеринодар же со своим правительством
навевал совершенно противоположное настроение.
31 января. Приезд генерала Деникина. Полки радостно встретили
своего старого соратника и главнокомандующего. Его речь встряхнула
многих и заставила смотреть на все происходящее более разумно.
1 февраля. Приготовления к выступлению в поход.
2 февраля. Выступление на Койсуг. До Батайска полки доехали в
эшелонах и с рассветом пошли походным порядком на Койсуг. Стоял
сильный мороз, и все передвижения были скованы им.
3 и 5 февраля. На фронте Корниловской Ударной дивизии Ба-
тайск—станица Елисаветовская все атаки красных отбиты. Отдых
заметно поднял настроение, и бои ведутся дружно.
6 февраля. Добровольческий корпус генерала Кутепова переходит
в наступление. Получен приказ Корниловской Ударной дивизии
наступать на город Ростов через ст. Гниловскую, которую предположено
взять ночной атакой. В авангарде 1-й Корниловский Ударный полк, за
ним — 2-й Корниловский Ударный полк, правее — запасный
Корниловский полк и 1-й Марковский пехотный полк. Уступом за левым
флангом 2-го Корниловского Ударного полка, «ящиками», —
кавалерия генерала Барбовича. В 24 часа движение частей началось. Стоял
сильный мороз, который с трудом переносили только хорошо одетые,
а остальные согревались движением. Движение происходило по
ровной, болотистой местности, местами заросшей камышом. Пехотные
полки шли в колоннах побатальонно, а кавалерия — «ящиками».
Морозный туман окутывал собой все это величественное движение
компактной массы войск.
7 февраля. Перед станицей Гниловской корниловцы перешли Дон
и подошли к высокому, обрывистому берегу. Стали на него
взбираться, лошади скользили, падали, в темноте круча казалась бесконечной.
Капитан Ширковский со своим батальоном взял стоявший
бронепоезд, а остальные батальоны 1-го Корниловского Ударного полка
забрали в плен Бахчисарайский полк имени Ленина со всеми его орудиями
и пулеметами. 2-й полк стал в резерве дивизии в станице, а запасный
Корниловский полк с 1-м Марковским были направлены на Темер-
ник — пригород Ростова. Красные перешли в наступление от
Таганрога. Конница же красных, не предполагавшая, что мы так быстро
заняли станицу, подошла к ней в колоннах и была в упор расстреляна
нашими резервами. Бронепоезда красных в это время шли оттуда же
в сопровождении пехоты с целью выхода нам в тыл. Противник и здесь
был подпущен вплотную и отбит огнем. Продвижение 1-го
Марковского и запасного Корниловского полков встретило упорное сопротив-
167
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ление со стороны Темерника. На участке корниловцев взвод
Марковской батареи прямой наводкой стрелял по батарее красных, которая
и была взята. Но несмотря на это, наша атака дальше вокзала не
продвинулась. Кавалерия генерала Барбовича ушла на север. На
следующий день 1-му и 2-му Корниловским Ударным полкам приказано взять
Ростов и Нахичевань.
8 февраля. К утру наши части удерживали Темерник, а красные
были по ту сторону железной дороги, в улицах Ростова, выставив
всюду пулеметы. С начала наступления наша артиллерия от темерницкой
церкви открыла по позиции противника ураганный огонь и посбивала
почти все пулеметы. Полки перешли в атаку, красные были
отброшены и стали отходить, прикрываясь пулеметами. Правофланговому
2-му Корниловскому Ударному полку был дан участок от Дона,
включительно, до Садовой улицы, исключительно, а в Нахичевани —
Соборная улица, включительно. Левофланговому 1-му Корниловскому
Ударному полку — от Садовой до окраины города, включительно, и
так следовать на Нахичевань, до ее восточной окраины. Местами
противник оказывал упорное сопротивление, но всюду мы его успешно
сбивали. С наступлением темноты полки прошли город Нахичевань, а
к 23 часам были разведены по квартирам, выставив сторожевое
охранение на восток и на север. Движения донских частей со стороны
ст. Аксайской так и не было до окончания операции, 8-я советская
армия была разбита, трофеями одних только корниловцев были 13
орудий, 74 пулемета, 3 бронепоезда и до тысячи пленных. Помимо этого,
кавалерией генерала Барбовича им было сдано до 800 пленных.
Запасный Корниловский полк понес большие потери в первый
день наступления — 200 человек убитыми и ранеными, 2-й
Корниловский Ударный полк потерял 60 человек, 1-й Корниловский
Ударный полк — до 100 человек. Был ранен временно командующий
полком капитан Дашкевич, и в командование полком вступил штабс-
капитан Ширковский141.
9 февраля. 8 февраля, когда 8-я советская армия потерпела полный
разгром, было днем больших надежд на продолжение нашего
наступления, но судьба была к нам безжалостна, она как будто шутила над
нами, скрыв от нас то, что происходило за нашим правым флангом,
где наступала 1-я конная армия Буденного. День 9-го начался
поступлением все еще радостных известий: были подсчитаны большие
трофеи, с рассветом сторожевое охранение 2-го Корниловского Ударного
полка неожиданно обнаружило на своем участке большое количество
брошенных пулеметов, винтовок и патронов, по-видимому, под
действием нашего губительного пулеметного огня в момент рке ночного
168
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
S&*
боя за восточной окраиной Нахичевани. Я, по должности помощника
командира 2-го Корниловского Ударного полка, обследовал свой
участок и попутно был свидетелем сбора брошенного. Лошадей живых не
было, на них, надо полагать, удрали ездовые; много повозок стояло
груженных патронами и пулеметными лентами, было даже несколько
ящиков с новыми винтовками. Совесть не позволяла лишить
ударников возможности отдохнуть после двухдневного боя при таком
морозе, а потому сбором брошенного занимались немногие, и все же к
вечеру было доставлено в полк 11 исправных пулеметов и десятка три
повозок, груженных пулеметами, большим количеством пулеметных
лент, ящиков с новыми винтовками и другим ценным добром. Таким
образом, в узких рамках нашего боевого участка все было настроено
победно, и под впечатлением этого я отправился с вечерним докладом
к командиру полка полковнику Пашкевичу. Здесь-то я одним из
первых узнал о всех превратностях нашей жестокой судьбы. В ответ на
413-й мой радостный доклад я получил приказание: «Завтра рано
утром дивизия оставляет Ростов. Полку кратчайшим путем переходить
на другой берег Дона и двигаться на Батайск». Удивлению моему не
было границ, я не знал еще о действиях 1-й конной армии Буденного
и потому наивно спросил: «Почему же отступаем?» Командир
опустил голову и нервно шагал по комнате. Я не утерпел и вторично задал
ему тот же вопрос. Обычно исключительно тактичный в обращении
со мной, — но на этот раз и успехи дня не спасают меня, —
командир остановился и порывисто выпалил: «Вас не спросили?» Я
поворачиваюсь и с тяжелой думой ухожу.
10 февраля. Из Нахичевани через Ростов, по Садовой и
Таганрогскому проспекту, 2-й Корниловский Ударный полк к 4 часам
переправился через Дон и в составе дивизии берет направление через Батайск
на Койсуг. Жители Ростова были поражены нашим отступлением без
боя, и некоторые из них бежали вместе с нами. В Ростове выяснилось,
что большевики сожгли один наш госпиталь с нашими больными и
ранеными. В Койсуге полки стали по своим квартирам и заняли свои
позиции.
11, 12 и 13 февраля — Койсуг.
14 февраля, 2-му Корниловскому Ударному полку приказано
перейти в Батайск. Не успел полк стать по квартирам, как противник повел
наступление на Койсуг и занял его северную окраину. По приказанию
начальника дивизии полк наносит удар красным во фланг, между Кой-
сугом и Батайском, гонит их и доходит почти до Дона. После боя полк
разместился в Койсуге. В этом бою наш запасный полк снова понес
большие потери.
169
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
15 и 16 февраля. На фронте Корниловской Ударной дивизии Ба-
тайск—Койсуг затишье. Под ст. Ольгинской идут сильные бои, и мар-
ковцы понесли большие потери.
17 февраля. Без давления со стороны противника наша дивизия
отходит на станцию Каял. 2-й полк занимает Батайск.
18 февраля. Переход на хутор Слесаревский.
19 февраля. Станица Кушевка. Перед нами полная картина
отступления армии: идут громадные обозы, гонят стада и косяки, едут со
своими кибитками калмыки и кое-где тянутся отступающие части.
Станичники сильно поднажились за Гражданскую войну и спокойно
ждут большевиков. Погода испортилась, стоит невылазная грязь, и при
виде всей этой картины отступления у всех настроение отвратительное.
20 февраля, 2-й Корниловский Ударный полк и остатки запасного
полка, который в ночном бою был почти уничтожен, — в станице
Шкуринской. Вправо, в Кущевке, — кубанцы, влево, в станице
Староминской, — 1-й Корниловский Ударный полк. К вечеру противник
занял Кушевку.
21 февраля. На участке 2-го Корниловского Ударного полка в ночь
с 20-го подошедшие пехотные части красных повели наступление на
станицу и к 8 часам, обойдя левый фланг полка, подходили к полотну
железной дороги, но резервными батальонами были отброшены за реку
Ею. К вечеру противник снова занял половину станицы, но ночной
атакой полк отбросил его и взял в плен командира красной бригады.
Приказано отходить на станицу Новоминскую.
22 февраля. В час 2-й Корниловский Ударный полк оставил станицу
Шкуринскую и пошел не полевой дорогой — была страшная грязь, —
а по полотну железной дороги через станицу Староминскую, куда
прибыл на рассвете. Противник не преследовал.
23 февраля. Станица Стародеревянковская и ст. Канивская.
24 февраля, 2-му Корниловскому Ударному полку приказано
перейти в ст. Крыловскую, которая занята Кубанским конным полком. При
подходе обнаружилось, что красная пехота рке подходит к станице
Крыловской, а их конница пошла на хутора, что восточнее станицы.
Наступление было остановлено. Полк расположился в станице, а
противник засел по ту сторону реки Челбасы, в продолжении станицы.
Станица вся простреливалась рркейным и пулеметным огнем, а
артиллерия противника затрудняла движение в нашем тылу.
25 февраля. С утра идет бой на реке с пехотой противника, и их
конница обходит наш правый фланг с юго-востока. К вечеру 2-й полк
отошел за реку Средние Челбасы, в хутор Угря, где и соединился с
дивизией.
170
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ . '^*
26 февраля. Станица Брюховецкая. Корниловская Ударная дивизия
в резерве командира Добровольческого корпуса генерала Кутепова. Во
2-м Корниловском Ударном полку его запасный батальон сведен в роту
и влит в офицерский батальон.
1 марта 1920 года. Корниловская Ударная дивизия в станице Ста-
ровеличковской в составе 1-го и 2-го полков со своей артиллерией,
3-й же Корниловский Ударный полк по-старому в Екатеринодаре и его
окрестностях, где хорошо пополнился.
2 и 3 марта. Дивизия в станице Старонижестеблиевской.
4 марта. Корниловцам было приказано занять станицу Полтавскую
и пропустить мимо себя все части и обозы корпуса. Только что
корниловцы расположились на привал в станице, как подверглись атаке
конницы красных 16-й дивизии. Бой был коротким: заполнив собой всю
станицу, они неожиданно аая себя встретили тоже всюду губительный
отпор корниловцев и, не выдержав, отскочили с большим аля себя
уроном. 2-й батальон 1-го полка захватил знамя 96-го Кубанского
советского конного полка. В 18 часов дивизия перешла в ст. Славянскую. Здесь
и в следующих станицах чувствуется доброжелательное к нам
отношение и полное раскаяние за свое поведение в отношении нас. Конечно,
это запоздалое и голое сочувствие не изгладило в наших сердцах горечь
измены казачьих самостийников, оставивших нас и своих патриотов в
самый критический момент боев на фронте Воронеж—Орел. И не
просто оставивших нас, а временами хотелось открыть огонь по этим
изменникам, когда на наших глазах несколько их сотен со своим старым
Штандартом, с трубачами, песнями и в пьяном виде тянулись мимо нас
по своим родным кубанским полям в сторону Красной армии Ленина,
чтобы помочь ей добивать нас во славу диктатуры мирового
пролетариата. Все это было до того тяжело переживать, что, быть может, и
сердечное теперь раскаяние казаков последних станиц не радовало нас. Оно
запоздало...
5 марта. В 18 часов в станице Троицкой корниловцы перевалили
через реку Кубань. С тяжелыми думами смотрели корниловцы на
многоводные и раздольные воды исторической реки Кубани, на берегах
которой мы и ее верные сыны пролили во имя общей нашей Матери
России в недавнем прошлом столько крови, добились славных побед и вот
теперь, по милости ее изменников — самостийников, в последний раз
смотрим на ее могучие воды с глубокой верой в то, что пройдут
времена измен и предательств, сбросит Россия большевизм и вновь
разольется по кубанским просторам привольная и свободная жизнь. Противник
We преследует.
6 марта. С 9 часов дивизия переходит в станицу Крымскую.
171
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
7—10 марта. Станица Крымская. Пришли сообщения об
оставлении Екатеринодара и гибели у Елизаветинской переправы через Кубань
нашего 3-го Корниловского Ударного полка. Прибыл сам его
командир — капитан Щеглов — и подтвердил все ранее сообщенное.
Первый раз этот полк истек кровью в длительных и кровопролитных боях
от Орла до Донецкого бассейна. Из Батайска он был отправлен в
район Екатеринодара на пополнение, избежав таким образом все
тяжелые бои за Ростов и отход до станицы Крымской. Было точно
известно, что полк хорошо пополнился, и вдруг — какая-то непонятная и
бесславная гибель полка?! В связи с общей катастрофой капитан
Щеглов не был предан суду и даже не был отстранен от командования
полком, снова возродив его в Крыму. Календарь боевых действий 3-го
Корниловского Ударного полка так кратко освещает этот трагический
эпизод: по приказанию командования Донской армии полк 3 марта в
20 часов выступил из Екатеринодара аая переправы на другой берег
реки Кубани у станицы Елизаветинской. По дороге полк имел привал
у места смерти генерала Корнилова и потом стал по квартирам в
Елизаветинской. В станице никаких средств для переправы не оказалось.
В 8 часов 4 марта полк двинулся на станицу Марьинскую, в которую
и прибыл в 12 часов. Простояв там два часа и не найдя переправы и
там, полк повернул обратно в станицу Елизаветинскую. Под самой
станицей полк был обстрелян редким рркейным огнем из леса, что
северо-западнее станицы. В самой же станице уже были квартирьеры
красных, взятые нами в плен. Под прикрытием 2-го батальона
должна была начаться у аула Хаштук переправа на левый берег Кубани на
единственной лодке, вмещавшей 7 человек. К утру удалось
переправить 201 человека. С восходом солнца переправившиеся остатки
полка двинулись к аулу Панахес, где имели несколько часов отдыха. В
13 часов 5 марта двинулись на станцию Северская, куда прибыли в
18 часов 5 марта и, погрузившись в эшелон, 8 марта прибыли в
станицу Крымскую, где и соединились со своей дивизией (от
составителя записок: я, как первопоходник и переправлявшийся тогда у
станицы Елизаветинской с левого берега на правый на маленьком пароме,
теперь о переправе здесь 3-го нашего полка, но уже в другой
обстановке, на левый берег держусь иного мнения). Если был приказ
заведующего переправой от Донской армии, касающийся только
переправы полка, а не обороны таковой «жертвуя собой», то это был не боевой
приказ, а потому можно было в исполнении его допустить разного
рода приемы, в первую очередь использовать телефон и конную
разведку аая определения наличия переправы, а потом уже и удержания
таковой до подхода полка. Без этих данных лучше было бы подождать
172
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^L_ ^»
очереди аая переправы через железнодорожный мост, где была
надежда на сохранение личного состава, так как все остальное все равно
нужно было бросить при эвакуации. Бесспорно, что аая выполнения
боевого приказа мы должны жертвовать собой, но аля выполнения
простых перебросок части мы должны сохранять наши силы.
Для полноты картины происшедшего с 3-м Корниловским Ударным
полком привожу показание полковника Румянцева Николая
Кузьмича142, присланное им мне в 1970 году из США. После выздоровления
от тяжелого ранения, полученного им в рядах 1-го Корниловского
Ударного полка при наступлении на Курск, он назначается в 3-й Кор-
ниловский Ударный полк на должность помощника командира полка
по строевой части. «В момент моего прибытия полк стоял верстах в
30 от Екатеринодара, и здесь я впервые познакомился с полковником
Щегловым. Он — кадровый офицер, но почти всю первую Великую
войну провел на нестроевых должностях. До этого в боях с ним мне
не приходилось быть. Полк только что был пополнен. Старых
офицеров, знакомых по 1-му полку, было очень мало, и таким образом весь
состав 3-го полка был мне незнаком. Потом полк был переведен в
Екатеринодар, где ему был сделан смотр генералом Деникиным, и в
конце февраля 1920 года полк выступил в 20 часов в станицу
Елизаветинскую. Дату помню хорошо, так как трагическая переправа была с
3 на 4 марта. Здесь у меня происходит первое расхождение с
командиром полка, как и у части старших офицеров полка, из-за решения о
переправе через Кубань. Мы настаивали, чтобы переправу делать в
Екатеринодаре, он же отдал распоряжение идти по берегу Кубани на
станицу Елизаветинскую. Полковник Щеглов был упрям и мало
считался с мнением своих помощников. Постараюсь быть объективным.
Итак, полк выступил из Екатеринодара на Елизаветинскую в полном
составе, с двумя орудиями. При подходе к Елизаветинской было
обнаружено, что ни переправы, ни средств аая переправы не было.
Командир шел в голове полка, а мне было приказано быть в арьергарде. Не
найдя переправы, полк двинулся дальше. Станичники относились к
нам, не скажу, чтобы враждебно, но очень и очень осторожно, с
опаской. Сведения о дальнейшем нашем движении были разноречивы,
одни говорили о переправе в 10—15 верстах, другие отрицали это. Я
предлагал полковнику Щеглову оставить полк у станицы и выслать
конный разъезд для поисков переправы, самим же, на месте, заняться
подысканием перевозочных средств. Мне было разрешено оставить
несколько конных и полуроту, сам же повел полк дальше. Оставшись,
я выслал конных ^ая освещения окрестностей и станицы. Была
найдена одна лодка в исправном состоянии, на 15 человек, и ялик, на 3 —
173
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
4 человека. Часа через четыре было получено сообщение, что полк
возвращается. К этому времени лодка и ялик были доставлены к нам
на берег. С подходом полка началась переправа. Она шла интенсивно.
Сам полковник Щеглов переправился на одной из первых лодок аая
приема переправляющихся. Сначала были переправлены сестры
милосердия, больные и инвалиды. Все садились в лодку «налегке», забрав
только винтовки, патроны и медикаменты. К сожалению, и мне
пришлось бросить ящик с моими документами и фотографиями со
времени моего детства и Первой мировой войны. Часть конных была
выслана на розыски средств переправы. Время близилось к рассвету,
когда я получил донесение от заставы, что красные приближаются к
станице. Часть людей, видя, что надежды на переправу нет, стала
уходить вдоль реки от станицы, а часть тронулась в станицу. Сейчас мне
это тяжело вспомнить, я пишу и нервничаю. Насколько еще память
не изменяет, в полку было 800—900 человек, переправилось же 300—
400. Переправили и три легких пулемета, так как пулеметчики не
хотели с ними расставаться. Были брошены орудия, пулеметы и все
остальное. Последние лодки уже обстреливались красными. Я лично
переправился с казначеем, поручиком Серебряковым, держась за хвост
коня. Артиллеристы, испортив орудия, переправились тоже, держась
за лошадей. К счастью, утро было туманнре, что избавило нас от
прицельного огня красных. Говорили, что быАи и утонувшие в последнюю
минуту. Выбравшись на берег, мы были встречены полковником
Щегловым, который распределил нас в ауле по домам, где мы обсушились
и были накормлены. Затем мы тронулись на станцию Тонельная. По
дороге к нам присоединились несколько чинов полка, переправившихся
в других местах реки. Боев по пути не было, случались только стычки
с «зелеными». На станции Тонельная полку было приказано остаться
в арьергарде до получения приказания. Командир полка послал в
Новороссийск а^я выяснения обстановки и получения дальнейших
распоряжений. Не помню, сколько мы стояли в Тонельной, но стояли
спокойно, и только наши заставы имели перестрелки с «зелеными».
Получив распоряжение, полк тронулся в Новороссийск, куда и
прибыл благополучно. Мы пришли одними из последних, поэтому
некоторым пришлось грузиться на другие транспорты. Наконец мы
тронулись. Описывать, что творилось в Новороссийске, не приходится.
Некоторые, вместе с другими отставшими корниловцами, под
командой полковника Грудино пошли вдоль берега и потом присоединились
к полку уже в Курман-Кемельчи. Это все, что осталось в моей памяти
об этом периоде моего пребывания в полку. Незадачлив был мя него
этот период...»
174
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^
10 марта. Носятся слухи о приказе нашей дивизии двигаться на
Темрюк, где удерживать Таманский полуостров и потом там же
грузиться а^ переброски в Крым. Но... в то же время полурота
офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка назначается
в распоряжение помощника начальника дивизии полковника
Пешни143 АЛ^ несения комендантской службы в Новороссийске. Во 2-й
Корниловский Ударный полк были влиты остатки Кавказского стрел-
144 " «-'
кового полка1** с конной сотней.
11 марта. К 20 часам 2-й Корниловский Ударный полк прибыл в
ст. Тонельная (дер. Верхне-Баканская).
12 марта. Разъезды и небольшие группы противника с утра
повели наступление, но были легко отбиты. К вечеру была замечена
большая колонна красных, спускавшаяся с гор против правого боевого
участка полка. С наступлением темноты на усиление сторожевого
охранения был послан батальон с конной сотней, с помощником
командира полка поручиком Левитовым аая объединения действий. При
подходе отряда к сторожевому охранению выяснилось, что разведки
не велось. Конной сотне было приказано осветить местность перед
фронтом участка, а двум ротам и всем пулеметам подошедшего
батальона — всего около 20 пулеметов — усилить участок обороны. Едва
успели роты занять свои места, а конная сотня продвинуться шагов
ад 300, как красные стали в упор ее расстреливать и бросились на нее
в атаку. Оказалось, что сотня нарвалась на залегшие и
приготовившиеся к атаке цепи красных, имевших один полк мя удара нам во фланг.
Наша пехота расположилась по самой окраине села, вдоль изгородей
и завалов. Красные наступали бригадой и при подходе к окраине
селения сошлись со своей обходной колонной, а в этот-то момент наша
конная сотня их лихо атаковала, согласно приказу поручика Левитова,
и заставила их обнаружить себя преждевременно. Бросившись в
атаку, красные части еще больше сошлись, имея перед собой только
конную сотню, которая в два счета повернула и скрылась в улицах деревни,
а красные, по инерции, гурьбой ринулись за ней, опьяненные такой
легкой победой. Местность перед селением была ровная, как стол,
подходившая к нашей позиции не очень широкой полосой, имевшей
по краям почти непроходимые обрывы. Красные были подпущены
нами шагов на 250 и встречены убийственным пулеметным,
ружейным и артиллерийским огнем. Конечно, их «Ура!» сразу прекратилось
и они бросились назад. Преследовать их были посланы две роты под
командой капитана Померанцева. На спуске под обрыв они догнали
задержавшийся батальон красных, который и сбросили вниз
штыками. Убитыми и ранеными противник понес большие потери, были
175
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
взяты пленные и перебежчики из числа взятых красными до этого в
плен марковцев и дроздовцев. Наши потери — четыре убитых и
восемь раненых. Благополучный исход этого боя дал возможность
спокойно выбраться из села многочисленной коннице и нашей дивизии
со всеми обозами, которыми были забиты улицы. Трудно даже
представить себе другой исход этого боя, так как выход из села
пересекался многими оврагами и обрывами.
13 марта. С 3 часов 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки
стали стягиваться на сборный пункт, к станции. С рассветом полки уже
шли по крутой горной дороге на Новороссийский перевал.
Противник не преследовал, а конные его части шли почти параллельно
нашему движению: мы шли через хребет к юго-востоку от железной
дороги, а красные — к северо-западу от нее. При спуске обеих
сторон с перевалов в долину реки Цемес, в районе села Мефодиевка,
завязался бой. С начала его все части с обозами ринулись к
Новороссийску, а их была такая лавина, что о правильной эвакуации
нечего было и думать. Нашей дивизии пришлось остаться в арьергарде.
Противник начал спускаться в долину, а его артиллерия с высот вела
по нам довольно сильный огонь. Несколько наших бронепоездов,
наша артиллерия и флот быстро ликвидировали наступление красных,
разогнав одним артиллерийским огнем всю их конницу и батареи.
В этот исторический момент, под гром настоящей канонады, со мной
происходило то, что мне, добровольцу Великой войны и
Добровольческой армии с самого начала ее зарождения, казалось совершенно
лишним: я был произведен сразу в штабс-капитаны, капитаны и
подполковники. Младшим офицером я никогда в Великую войну не был. По
прибытии на фронт, в 178-й пехотный Венденский полк, в конце
1914 года я сразу же, в чине прапорщика, получил роту и потом более
года командовал батальоном «временно» или «за» рке в чине поручика
с конца 1915 года. Многие ранения и революция привели меня
поручиком на положение рядового офицера в офицерский батальон Корнилов-
ского Ударного полка, потом я — фельдфебель офицерской имени
генерала Корнилова роты, имел честь быть от полка в конвое Ее
Императорского Величества Государыни Императрицы Марии
Федоровны; за этим я — командир батальона 2-го Корниловского Ударного
полка, был короткое время временно за командира полка в двух полках и
потом почти все отступление, от города Фатежа до Новороссийска,
провел в должности помощника командира полка по строевой части у
выдающегося командира полка полковника Пашкевича Якова
Антоновича, в полку, где до конца сохранялся офицерский батальон. Я считался
старым поручиком, и это спасало мое положение среди моих многочис-
176
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
««■■ t£*r>
ленных подчиненных, старших меня в чине, и я ни разу не испытывал
от этого ущемления моего самолюбия. И вот теперь, под салют
артиллерийской канонады, до морской 12-дюймовой артиллерии
включительно, ко мне подъехал начальник штаба нашей дивизии Генерального
штаба полковник Капнин и передал мне, с поздравлением, приказ о моих
производствах и погоны подполковника. Я был настолько поражен этим
показавшимся мне неподходящим к данному моменту производством,
хотя давно мной и выслуженным, что был даже скошен. Выручил меня
своим поздравлением ныне здравствующий ротмистр Доюн145, мой
младший офицер по Великой войне, теперь перешедший в кавалерию
генерала Барбовича. Такое исключительно радостное совпадение
встряхнуло меня, и я пришел в себя. Поэтому в дальнейшем повествовании буду
именовать себя на законном основании подполковником Левитовым.
После разгрома таким артиллерийским огнем красных дивизия
благополучно миновала Мефодиевку и подошла к Новороссийску. Здесь нам
сообщили, что рфя нас назначен транспорт Добровольного флота
«Корнилов», который едва удалось погрузить углем и вырвать из рук
спекулянтов, пытавшихся грузить его табаком. Отсюда подполковник Левитов
назначается от 2-го Корниловского Ударного полка с разъездом
обследовать дорогу к своему транспорту.
Был еще день, когда я тронулся в путь, получив все инструкции от
командира полка полковника Пашкевича. До этого бой и другие
события отвлекали внимание от обстановки в Новороссийске, но теперь она
предстала пред нами во всей своей трагической красоте. Бронепоезда,
пущенные под откос, взорванные, изуродованные столкновением, являли
жуткую картину, понятную только полевым войскам. Все пространство,
насколько видел глаз, было заполнено главным образом брошенными
обозами, артиллерией и массой кавалерии, уходящей по берегу моря к
Сочи. Облака дыма от пожаров и мощные взрывы создавали фон
развернувшейся трагедии — поражения Вооруженных сил Юга России. Город
битком набит брошенными обозами и проходящей кавалерией, и режет
глаза, когда проходят сотня за сотней здоровых молодцов, сменивших
здесь все свое потрепанное обмундирование на новое, и с
притороченным добавочным добром, но... без оружия. Мне казалось, что на лицах
всех, не потерявших самообладания при виде этой ужасной картины,
было написано какое-то скорбное выражение, говорящее: «Потерявши
голову, по волосам не плачут! Не послушали генерала Корнилова,
оставили в одиночестве генерала Каледина, не могли поднять на борьбу
русский народ, значит — неси свой крест до конца».
Вопрос: не ошиблись ли они направлением, так как без оружия едут
только сдаваться, а они как будто выбираются на сочинскую дорогу
12 «Белое движение», т. 20
177
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
спасения? Неужели и здесь у этих несчастных копошатся в голове
мысли, что кто-то их спасет?! Да, с этим явлением мы имели
несчастье встретиться по всей России в самые первые дни зарождения
борьбы за Ее честь, и теперь, в конце, мы видим то же самое... И это
неоднократно позорившее нашу Родину падение морали отмечается у
нас под мрачным названием «смутного времени», то есть того
положения, когда управление страной попадает в руки международных
проходимцев, а обезумевший народ, уничтожая друг друга, идет за
лозунгом: «Грабь награбленное!»
Отделявшее полк от пристани расстояние версты в три мне удалось
преодолеть только к вечеру. На пристани я получил подтверждение, что
2-й Корниловский Ударный полк остается в арьергарде, где он в данное
время стоит, батальон 1-го Корниловского Ударного полка — тоже на
окраине города, дивизия грузится, а арьергардам отходить по
приказанию. Здесь начальник дивизии подчеркнул, что при погрузке 1-й полк
станет шпалерами, пропустит всех, а потом погрузится сам. Отправив
донесение, я дождался приказания об отходе 2-го Корниловского
Ударного полка и, получив его около 21 часа, отправился к полку. К этому
времени главная масса отступавших уже покинула город, и я, последний
раз проехав на своем «верном коне боевом», быстро доехал до полка.
Небывалое шествие полка началось: сняв седла и уздечки, мы отпустили
наших верных товарищей-коней на волю. На позиции нашей
артиллерии затрещали взрывы динамита, с винтовками на плечах, с легкими
пулеметами и на лямках — с тяжелыми^ шла живая могучая сила,
закаленная в боях и по-старому верная заветам своего вождя и шефа полка
генерала Корнилова. Вместе с полком идет и приданный ему Кубанский
пластунский батальон. Особенно тяжело было расставаться с орркием,
сознавая, что оно еще пригодилось бы, но обстановка неумолимо
требовала этого. Брали только то, что можно было унести на себе.
При подходе полка к своему транспорту «Корнилов» нам заявили,
что места аая нас нет. Тогда полковник Пашкевич потребовал к себе
начальника штаба дивизии и прямо заявил ему: «Господин полковник,
с нами пулеметы и винтовки, а потому без нас пароход не отойдет».
После доклада начальнику дивизии погрузка началась.
Был полностью погружен и приданный нам пластунский батальон.
Места, действительно, почти не было, как не было и порядка при
погрузке. Набралось много какой-то тыловой публики, а аая фронтовой
части определенного места не оказалось. Из числа посторонних
администрация парохода отказалась погрузить 10 офицеров и 60 казаков,
которые почти без слова упрека уходили в горы, а некоторые, по
выходе с пристани, стрелялись. Транспорт был до того переполнен, что в
178
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^—_ : и&*
нижних трюмах без воздуха невозможно было сидеть, и некоторые
покончили с собой самым примитивным способом. И только на
рассвете транспорт «Корнилов» вышел в море.
В городе слышалась редкая ружейная стрельба, а у Геленджика
довольно оживленная ружейная и пулеметная перестрелка. О
переживаниях фронтовиков в момент отъезда говорить не буду, так как
понять их может только фронтовик. Одно можно сказать, что
отступление открывало нам всю гнусность, дряблость и продажность нашего
тыла. Новороссийск же с его колоссальными складами и с
многочисленным личным составом всевозможных учреждений, взобравшимся
на наш транспорт, отшлифовали ркасную картину и придали ей
законченный вид.
Оставалась одна только, последняя пядь родной земли в нашем
распоряжении — это Крым. Как утопающий хватается за соломинку,
так и у большинства из нас надежда зацепилась за этот маленький
клочок земли, и каждый из нас, качаясь на волнах Черного моря, как
бы подводил итог пройденному нами крестному пути и думал о
возможном еще сопротивлении и о своем и общем исцелении в способах
ведения борьбы. Та же мысль была у высшего командного состава.
Глядя на эту перемешавшуюся массу, наши начальники искали
способа приведения ее в надлежащий вид мя продолжения борьбы. Даже
малоопытный взгляд штатского человека видел, что состав тыловых
учреждений колоссален и требует решительных мер к его сокращению.
Решение было принято, и было приступлено к его выполнению.
Велись разговоры и о причинах поражения Вооруженных сил Юга
России, и все видели их в отсутствии единой власти в руках генерала
Деникина, в то время как у нашего противника было не только
единство власти и цели, но и звероподобная Чека. Полное истощение
физических и моральных сил было таково, что пережитую катастрофу
Новороссийска и свою представляли в обычных жестоких военных
выражениях: «Сегодня ты, а завтра я». Таковы законы войны.
Из книги «Корниловский ударный полк»: 13 марта Корниловская
дивизия подошла к Новороссийску. 3-й батальон 1-го Корниловского
полка получил приказание сдерживать противника на подступах
Новороссийска, пока все части армии не погрузятся на пароходы.
3-й батальон рассыпался по холмам. Завязалась перестрелка, то
вспыхивая, то затихая. Один полк за другим проходил по дороге сзади
корниловцев и скрывался в Новороссийске. На душе у корниловцев
поднималась муть: неужели нас забудут? Томительные часы тянулись до
вечера, когда, наконец, пришло приказание оставить позицию и
спешно идти на погрузку. Батальон свернулся в колонну и двинулся. Незабы-
12*
179
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ш=^
В. Гетц146
6-Я КОРНИЛОВСКАЯ147
Приближается 40-я годовщина, как на берегу Черного моря, у
подножия памятников героической Севастопольской обороны 1854—
1856 годов закончилась борьба русских Белых витязей с красными
180
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^
полчищами. В числе витязей Белого воинства была и 6-я Корниловс-
кая батарея, которой я, ее командир, посвящаю свои воспоминания.
За этот долгий срок из нашей батарейной семьи многие ушли в
другой мир, не дождавшись воскресения Родины, во что они верили,
как в истину. Пусть же вечная память живет о них, принявших
крещение огнем во имя высоких чувств к своей Родине и удостоившихся
славного конца за светлые идеалы. Тем же, кого Господь хранит до
сегодня, я от души желаю продлить свою жизнь на долгие годы,
чтобы увидеть и дождаться неизбежного возрождения России в ее
прежнем величии и славе.
Как будто вчера я вижу дорогие лица тех, о ком имею сведения или
состою в переписке, — стоят передо мною: капитан Петр Васильевич
Белин148 — отличный офицер, отчетливый службист, ныне инженер и
герой испанской войны; мой друг инженер Борис Евгеньевич Юшкин149,
человек исключительной доброты и высокой человеческой морали;
славный начальник 3-го орудия штабс-капитан Тычинин150, один из стаи
константиновцев-юнкеров; такие же доблестные — штабс-капитан Зам-
чалов151, подпоручик Турчанинов152, штабс-капитан Токаревич153,
достигший чина полковника в Арабской армии и в должности командира
полка, и, наконец, георгиевский кавалер, храбрый номер 2-го орудия,
доброволица и первопоходница фейерверкер Софья Павловна
Нестерова154 — всем им я шлю свой дружеский привет. Все вышесказанное
относится к рядовому составу батареи, о котором храню светлую память
и горжусь тем, что при моей строгости и требовательности я обходился
без наказаний, излишних в столь добросовестной службе всего состава.
Первым командиром батареи был полковник Воробьев, а личный
состав был набран из частей Марковской бригады. Формирование
происходило в период победоносного наступления нашей Добрармии по
большой Московской дороге. Разворачивание носило стихийный
характер, и части росли и множились наподобие снежного кома. Невольно
спрашивается, почему контингенты для образования новых Корнилов-
ских батарей занимались у марковцев, имея свои. Причина сему —
нахождение в это время их в составе 2-й дивизии, оперировавшей на
Северном Кавказе, и только 2-й дивизион полковника Гегелашвили155
принял участие в действиях на севере, уклонившись в сторону
правобережной Украины. Таким образом, в движении по большой
Московской дороге к сердцу России — Москве наши коренные батареи не
участвовали, и только последовавшее отступление к Ростову соединило
нас всех.
Во время отступательных боев в районе Харькова 6-я батарея, при
прорыве фронта, погибла. Новый командир принял в районе Кущев-
181
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА „_
ки остатки ее, представлявшие хозяйственную часть в расстроенном
состоянии. Предстояло формирование батареи вновь, и таким местом
стала станица Тимашевская.
В течение всего января, февраля и марта 1920 года происходил
процесс возрождения — человек за человеком, лошадь за лошадью
пополняли наш некомплект. За это время удалось получить два орудия и
добыть необходимое снаряжение и вооружение для личного состава. Вся
эта работа требовала много настойчивости и инициативы при скудных
ресурсах нашей добровольческой казны. На пополнение офицерского
кадра прибыло несколько офицеров из старых Корниловских батарей; в
числе их штабс-капитан Рыбаков, капитан Бородулин, капитан Гоплан.
Это обстоятельство расслоило нас надвое: если коренные корниловцы
считали себя носителями Корниловского духа, то вновь посвященные в
это звание вполне законно считали себя хозяевами. Хотя и не было на
этой почве инцидентов, но скрытое недоверие и обостренная
подозрительность на первых порах сутцествовали. Постепенно эти внутренние
препоны сглаживались, и после Новороссийска они совсем
прекратились, батарея зажила общей братской семьей, монолитной в своих
боевых настроениях.
В самую распутицу, когда весна щедро оживляет уснувшую под
покровом зимы природу частыми и обильными дождями, а дороги на
Кубани превращаются в сплошные корыта с жидкой грязью,
последовало наше выступление.
Движение по таким дорогам, вдобавок изрытым ухабами и
глубокими выбоинами, походило на морской караван, попавший под
прибой больших волн. Сплошь и рядом какое-нибудь орудие или ящик
загружали в такой рытвине по ступицу, и тогда прислуга с офицерами
погружались выше колена в грязь и вытаскивали застрявшую боевую
повозку.
До станции Крымская движение проходило беспрепятственно, но
здесь мы столкнулись с обходной колонной красной конницы. С ней,
в продолжение всего дня, шел безуспешный АА^ красных бой. К
вечеру наступила тишина, использованная нами м^ короткого отдыха. Не
выбив нас из станции днем, враг повторил свои попытки ночью, но
оказался бессильным. Наступивший рассвет прекратил боевую
вакханалию ночи — противник отошел, а мы свободно продолжали
движение на Новороссийск.
Тоскливо и грустно на душе воочию наблюдать последний этап
борьбы. Возникал вопрос уже не о победе, а о благополучном отходе
к конечному пункту, он теперь становится целью последних усилий. В
таком состоянии рождается безнадежность, а она ведет к потере воли,
182
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^—_ : и&*
и слабеет рука, держащая оружие. Страх, как коса смерти, вырастает
перед побежденным, и он готов отдаться панике. Так могло случиться
с ратью, составленной из людей слабо спаянных идейно, но не с нами,
не признавшими и до сих пор своего поражения, ибо нас связала
воедино наша любовь к Родине, наша верность России, и мы, усталые и
измотанные воины, шли туда, куда нас вела воля Вождя, — ни
скопища врага, ни безотчетный страх бессильны были поколебать сердце
добровольца.
Весеннее солнышко быстро осушало дороги. Движение облегчалось,
наступившее дневное тепло позволяло снять шинели, легче шли ноги,
и так мы достигли первого переезда через железную дорогу. Но
только голова колонны вышла на переезд, как с гор, во фланг нам,
красные открыли артиллерийский огонь и их части стали наступать.
Выставив заслон, наша колонна продолжала свое движение. Нельзя
себе представить, что могло быть с нами, если бы командир
стрелявшей по колонне батареи был бы опытный артиллерист. Провидение
нам послало спасение, так как профан не смог справиться с трубкой
и посылал нам либо серию высоких разрывов, либо серию клевков.
Колонна отделалась небольшими потерями. Среди раненых оказался
капитан В. — офицер штаба дивизии. В этом эпизоде нельзя умолчать
о доблестном поведении жены командира, Марии Марковны, которая
по собственной инициативе, рискуя подвергнуться участи своего
пациента и оторваться от своей колонны, осталась около раненного
шрапнельной пулей в бок, сделала под огнем перевязку и вывезла его. Этот
подвиг не был разглашен по ее просьбе и совершен ею по велению
доброго и отзывчивого сердца. Такой бескорыстный пример доблести
и высокой гуманности должен быть запечатлен в истории батареи.
Не форсируя движения, колонна приближалась к пригороду
Новороссийска. На рейде безмолвно стояли два гиганта морской эскадры
союзников — теперь безучастных зрителей российской трагедии.
Больно и оскорбительно было наблюдать это безразличие со стороны тех,
кому мы верили, как своим боевым друзьям, и на чью помощь мы
надеялись в награду за свою верность и обильно пролитую кровь в боевых
испытаниях мировой войны, нищету и ожоги Гражданской, сражаясь не
только со своим внутренним врагом, но и рушителями всего
культурного человечества. Вправе же мы были ждать теперь помощь. И вот в
ответ на эти мысли на палубе одного из этих гигантов задвигались люди, и
вдруг бортовые башни окутались черным дымом, а над нашими
головами пронеслись, содрогая воздух, многопудовые бомбы и легли на
дальних высотах, где предположительно находилась конница красных.
Грибовидные разрывы охватили огромную площадь, и могучее эхо про-
183
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
катилось по бесчисленным ущельям гор. Дух захватило, радость
наполнила сердце, мысль ликовала в ожидании повторных залпов, но тщетно
оказалось наше ожидание: гигант замолчал и прикрыл свои орудия
чехлами. Вместо ожидаемой защиты бортовой залп скорее походил на
салют победителям. К перечню причиненных обид прибавилась еще одна,
а дальше они выросли в целые фолианты...
На окраине города батарея заняла позицию для прикрытия
посадки. Противник активности не проявлял. Так мы дождались сумерек.
Сгущающаяся тьма прикрыла завесой дали, ярче обрисовывались огни
пожаров, и отчетливее доносилась трескотня взрывавшихся ружейных
патронов горевшего склада. Теперь полностью представилась картина
агонизирующего города. Тревожно работала мысль, стараясь разгадать
загадку ближайшего будущего. Страшен был «ад», через который
предстояло пройти к пристани, но за ним находилась возможность
избежать неминуемую гибель и опять продолжать борьбу, и потому так
настойчиво тянулись мы туда. Порой заполняла душу тревога за свою
участь — не забыты ли мы? Не брошены ли на произвол судьбы? Но
эти сомнения вскоре рассеял прискакавший от командира дивизиона
разведчик с приказанием немедленно выступать на погрузку. Ночь нас
приняла в свои объятия и помогла беспрепятственно сняться с
позиции.
Безмолвные улицы свидетельствовали о страхе, обуявшем жителей.
На пристани нас ожидало фатальное приказание — оставить
(бросить) орудия, сняв прицельные приспособления и замки, и
разлучиться с верными друзьями — конским составом, этой живой тягой, без
которой мы становились мертвым арсеналом. Можно себе
представить, какой страшный протест за участь своих орудий вырос в душе
артиллериста, воспитанного в верности своей пушке, которую он
должен был защищать подобно знамени. Теперь предлагалось их
бросить, как негодную ветошь. Если не требования устава, то вековая
традиция обязывала защищать свою эмблему чести не во образе
Священной Хоругви, на что имели право другие рода войск, а во образе
смертоносного жерла, извергающего смертельно губительного огня.
Так рушилась священная заповедь старого поколения, а потому и
надо глубоко осознать бурю против тех, кто ее нарушал. Для 6-й
батареи этот момент был особо сугуб ввиду недавнего возрождения
после гибели. В подавленном настроении и с разбитой душой
подошла батарея к мостикам... Каждый чин имел право взять с собой
только ручной багаж.
Все дальнейшее прошло как летаргический сон: битком набитые
трюмы, сплошной ряд лежащих тел, вперемежку здоровых с больны-
184
<^L.
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jk^»
ми сыпным тифом; непрерывное хождение вниз и вверх по
лестницам; бесконечные ссоры: все это стадное существование оставило в
душе гнетущее воспоминание какого-то прообраза ада, когда человек
человеку становится волком.
ОТХОД МАРКОВСКОЙ ДИВИЗИИ156
Положение Доброльческого корпуса было критическим. Красное
командование поставило задачей разгромить его, захватив в клещи с
запада ударной группой, с востока конным корпусом Буденного.
Наступление последнего шло весьма успешно. Генерал Шкуро отступал
перед подавляющими силами красной конницы. От него была взята
Терская дивизия, отправленная на подавление разрастающегося в тылу
восстания Махно. Буденный подходил к ст. Касторная, находящейся
более чем в 50 верстах к югу от правого фланга марковцев. Эта угроза
заставила генерала Третьякова157 быстро отвести туда 2-й полк.
В ночь на 18 октября 2-й полк, потерявший в боях у Ельца и Чер-
навы до 500 человек, шел двумя колоннами: батальонами вдоль реки
Олым, а артиллерия с обозами несколько западнее. На восточном
берегу реки были красные. Батальон алексеевцев, стоявший в
обеспечении тыла, ушел на присоединение к своему полку.
Скверная погода, тяжелые дороги, многочисленные овраги
тормозили движение. В орудия и подводы приходилось «впрягаться» людям.
И только к концу третьего дня на станцию пришел один батальон и
на четвертый — весь полк. Инженерная рота и орудия при ней уже
обстреливали приближавшиеся с севера разъезды кавалерийских
частей противника.
Красные активны на всем фронте отряда. Приказано: 2-му полку
удерживать район ст. Касторная во что бы то ни стало; 1-му полку
сдерживать противника на фронте от деревни Веселая на реке Олым
до с. Козьмодемьянского, выслав один батальон в село Никольское
на реке Олым, в 20 верстах к северу от Касторной; Алексеевскому
полку — удерживать район Ливен. Полосы отхода: 1-го полка —
между рекой Олым и рекой Кшенева; алексеевцам — между рекой
Кшенева и рекой Тим, по обе стороны железной дороги Мармыжи—
Ливны.
17 октября. 1-й батальон 1-го полка, после крупного успеха к
северу от Ливен, был поражен неожиданным для него приказанием идти
в село Никольское, куда он пришел на четвертый день и через
которое только что прошел 2-й полк; 2-й батальон полка выступил вправо
185
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Аля занятия участка от деревни Веселой до реки Сосна; 3-й батальон с
командами оставался в селе Козьмодемьянском.
2-й батальон, выступив, скоро столкнулся с колонной красной
пехоты, идущей на юг. Он ее разметал и тут же узнал, что другая
колонна уже прошла. Батальон последовал за ней и у деревни Липовчик
разметал и ее. Переночевав, он тронулся к деревне Веселой, которая
оказалась уже занятой противником. Две роты повели наступление и
скоро отбросили красных за Олым. Но в это время в тылу батальона
разворачивалась еще одна колонна красной пехоты, пришедшая с
севера. Завязался настолько серьезный бой, что пришлось вызвать из
Веселой на помощь ведущим бой двум ротам сначала одну роту, затем
и другую. Красные, отошедшие за реку, снова занимают деревню.
Только благодаря исключительной поддержке славной 1-й батареи
красные оттеснены и батальон мог пройти к деревне Липовчик. Но там
уже красные. Не рискуя атаковать ее, когда за ним вплотную следует
противник, батальон поворачивает на юг в с. Круглое, куда приходит
ночью. Но и здесь отдохнуть после 30-верстного перехода не удалось:
красные перешли Олым южнее деревни Веселой и были вблизи от него.
Видя, что теперь задачу, данную батальону, не выполнить, командир
батальона, капитан Марченко158, отводит его к западу в деревню
Парные Колодцы, ближе к 3-му батальону, с которым, как и со штабом
полка, он давно уже потерял связь.
19 октября прошло спокойно, и батальон немного отдохнул.
20 октября красные взяли Ливны. Алексеевцы и 3-й батальон
отошли к югу. Фронт отряда значительно выровнялся и сократился. 2-му
батальону приказано взять Круглое, в котором он был позавчера.
В селе красных не оказалось, но не успели выставить охранение, как
новое приказание: выбить противника из Парных Колодцев, которые
он только что оставил. Едва батальон собрался выступать, как
противник повел энергичное наступление. Пришлось отбивать его в течение
долгих часов и уже экономить снаряды. Тем не менее красные взять
села не смогли. Наступила ночь. Что делать батальону? Выполнять с
многочасовым опозданием приказание? Связь со штабом полка
порвалась. Противник с трех сторон. Капитан Марченко решает отвести
батальон к югу в деревню Трубицыно.
Как будто в ней никого. Батарея, обоз и раненые подходят к
деревне. И вдруг налетает лава. Батарейные пулеметы открыли огонь;
подбежала рота. Красные скрылись в темноте, успев, однако,
зарубить трех человек. Деревня в яме, оставаться в ней нельзя. И как
раз приказание: батальону перейти в село Навесное, где его ждет
транспорт со снарядами. Придя туда, батальон чувствовал себя очень
186
ȣ&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
1&*
тревожно. А с утра, 21 октября, в течение всего дня отбивал
красных с двух сторон.
Наступила ночь. Охранение на три стороны. Уже за полночь. И
вдруг красные атаковали. Сопротивления им почти не было. В полном
беспорядке, рассыпавшись, перемешавшись, марковцы выскакивали из
села. Батарея вылетела через дворы. Переехав ложбину, она дала
несколько выстрелов и явилась центром, куда стали собираться все.
Батальон отошел на 3 версты к западу. Не оказалось целиком 5-й роты.
Она отрезана, ее нужно спасти, и временно командующий батальоном,
капитан Алабовский159, ведет его обратно в Навесное. Красные тоже
застигнуты врасплох. Взято до 100 человек в плен, два пулемета;
отбиты подводы со снарядами, и... нашлась 5-я рота. Общее оживление и
радость. В батальоне пропало без вести всего 25 человек.
22 октября. Не пришлось и часа на сон, как получено приказание —
отойти к югу в село Гатище, а там ждало новое — перейти в деревню
Юрскую. Остаток дня прошел спокойно, но ночь?
Эта ночь была не совсем обычной: в северном направлении
слышалась ружейная стрельба. «Наши в тылу у красных?» Но приехавшая
из штаба полка связь сообщила: это ведут бои крестьяне, не желаю-
1дие оставаться у красных и пробивающиеся к Добрармии, и
приказание из штаба — иметь это в виду и не обстрелять их. Сообщено
было еще, что за минувшие дни 3-й батальон с комендантской ротой
и командой разведчиков в тяжелых боях сдерживали красных; в
одном из них нанесли им огромные потери, но и сами понесли
немалые. Пришлось оказывать помощь и алексеевцам.
Крестьяне пробирались на юг одиночно и группами, иными в
сотни человек. Сколько их? 3-й батальон ими пополнял свои потери. На
1-й батальон, стоявший у реки Олым, за трое суток вышло около 400
человек. Они не просто уходили, а а^^ того, чтобы бороться со
своими врагами. Они просили зачислить их в ряды, дать оружие. Но
включали только по числу имеющихся винтовок. Очень грустно было
отказывать. «Почему не проведена своевременно мобилизация? —
говорили марковцы. — Красные ее проводили в прифронтовой
полосе. А как нам нужно было бы пополнение, тем более такое
верное».
23 октября. Всю ночь в расположении 2-го батальона пробирались
крестьяне. Всю ночь он провел в напряженном состоянии, на холоде,
голодный. А утром красные наступали. Атаку начал полк кавалерии;
за ней последовали атаки пехоты с севера и востока. К вечеру
кавалерия повисла с юга. Снова нет связи со штабом полка. Наступила ночь.
Нервы у всех натянуты до предела — нужно быть в полной готовно-
187
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
сти. Холодно. Не выдержит батальон ночной атаки... и он отводится к
западу, к реке Кшенева, в село Н. Ольшанка, в тыл 3-му батальону.
Всего 10 верст прошел 2-й батальон, но лошади едва тянули
тачанки, орудия. Придя в село, все уснули как убитые. Донесение об
отходе батальона было передано в штаб полка через
офицера-артиллериста, а вернулся он с приказанием батальону взять село Юрское.
Выдержка из истории Марковской артиллерийской бригады:
«Впервые приказание штаба было подвергнуто в батарее (среди офицеров)
беспощадной критике. Действия штаба полка казались непонятными ни
с какой точки зрения. Не говоря о крайней утомленности людей, к тому
же совершенно раздетых, без обуви, не получавших в течение трех дней
горячей пищи, наступление было полной бессмыслицей из-за отсутствия
снарядов и патронов, из-за отсутствия сколько-нибудь целесообразной
идеи. Получив боевой приказ, офицер обратился к адъютанту с просьбой
указать, в чем заключается главная цель данного наступления, вообще —
достижение каких целей возложено на батальон. В ответ на это было
получено заявление: «Одна цель — воевать!»
Когда офицер передал приказание и весь разговор командиру
батальона, тот немедленно поехал в штаб сам и вернулся с транспортом
снарядов и патронов, с частью команды пеших разведчиков и... с тем
же приказанием. В батальоне объявлен подъем.
Свыше 400 крестьян, прошедших через расположение красных,
смотрели на строившийся батальон в 350 штыков. Смотрели на них и
марковцы. «Ведь это целый батальон готовых бойцов!»
24 октября. Батальон двинулся, вяло разворачивался, вяло атаковал
противника на переправе и к полудню пришел в село Юрское.
Красные из него ушли к югу.
25 октября. Ночь прошла крайне тревожно: можно было ожидать
красных со всех сторон. Но только в полдень они начали наступать и
до вечера не могли взять села. Наступила опять ночь. Состояние
жуткое. На взмыленном коне прискакал ординарец (он едва не попал в
руки красной кавалерии) с приказанием отойти в деревню Замарай-
ку, в 15 верстах к югу.
26 октября. Деревня оказалась занятой красными. На рассвете
батальон атаковал ее. Но это не была атака, а какой-то медленный
«наполз» валящихся от усталости и бессонницы людей. Бой был
упорный и тяжелый. Деревня взята, но отдохнуть не пришлось:
батальону приказано идти в восточном направлении в деревню Богдановку,
в 10 верстах. С трудом удалось разбудить уснувших людей. Пройдя
полдороги — новое приказание: идти в село Голицыно, почти в
обратном направлении. Более 10 верст были напрасно пройдены. К
188
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^ - ^»
вечеру доплелись до села, а через два часа уже шли еще на 6—7 верст
к западу за реку Кшенева, в село Урусово. Все уснули мертвецким
сном, не прикоснувшись даже к хлебу. На этот раз батальону
посчастливилось, он проспал часов шесть, чтобы наутро, 27 октября,
снова выступить на восток, перейти реку, выбить противника из ряда
хуторов, по приказанию вернуться обратно и через час снова
выступить на восток, опять выбивать из хуторов, вступить в серьезный бой
у деревни Новые Выселки, взять ее и к ночи остановиться в селе
Платовец. Но в каком состоянии?
«К вечеру конский состав батареи был настолько изнурен, что
некоторые лошади в виде протеста ложились на землю и не было
никаких сил поднять бедных животных и заставить их тянуть по
обледенелой грязи тяжелые пушки. Ночью ударил мороз. Вместе с ним аля
батареи явились новые испытания — лошади скользили, зачастую
падая на спусках и подъемах; некоторые из них настолько поотбивали
колени, что пришлось их выпрягать и заменять верховыми».
Если бы ночью противник напал, он мог бы легко захватить весь
батальон. В штаб послано донесение, в котором решительно и твердо
заявлялось, что батальон не в состоянии передвигаться.
В этот день 3-й батальон отбил наступление на село Кобылье,
преследовал противника 10 верст, был атакован справа кавалерией, едва
не захватившей батарею, отбил ее и вернулся в исходное положение.
28 октября, исключительно спокойный выдался день. Противник не
беспокоил ни 2-й, ни 3-й батальоны. Лишь перед 1-м, простоявшим
спокойно 9 дней на переправе через реку Олым, он плотную подошел
к нему.
29 октября 1-й батальон перешел в село В. Большое. 2-й отбил
красных. Тяжел этот день был аая 3-го батальона с комендантской
ротой. Ему было приказано оставить село Кобылье и отойти к югу. Но
красные уже наступали большими силами. Батальон отходил с боем,
задерживаясь и переходя в контратаки. Вдруг на участке
комендантской роты началось беспорядочное движение, когда красные были
перед ней шагах в 600: часть роты стала отбегать назад, часть оставалась
на месте, а часть побежала с поднятыми руками в сторону красных.
Красные рванулись вперед. Что случилось?
Рота лежала в цепи и вела огонь по наступавшему противнику.
Неожиданно командир взвода, поручик Крицман, с револьвером в
руке забегал перед взводом с криком: «Бросайте винтовки! Мы
сдаемся». Стрельба взвода стала замолкать. «Цепь назад!» — командует
Другой офицер взвода. Поручик Крицман подбегает и в упор
убивает его. «Сдаемся!» — кричит он. Красные в 100—200 шагах. Рота
189
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i£^
Не * *
С 7 октября полк был в непрерывных боях: наступление на Елец
перешло в активную оборону, а с 13 октября отход на фронте в 20,
а затем в 25 верст, продолжавшийся 17 дней. Полк, ввиду тяжелого
положения у алексеевцев, все время подавался влево. Не более 1200
штыков насчитывалось в его рядах; не набралось бы и 900, если бы
не пополнение добровольцами-крестьянами. Две трети своего
численного состава потерял полк с 7 октября — до 2000 человек. Потери,
тяжелое время года, физическая усталость и подавленное душевное
состояние, нарастающая сила противника, отход и... начавшееся
проявлять себя моральное разложение. И среди кого?
Поручик Крицман. В полк попал в Ливнах в комендантскую
команду. Был назначен командиром взвода. Латыш, полный энергии, воли,
отличный офицер. В боях за Ливнами отлично руководил взводом. И
вдруг, спустя несколько дней, изменил, убил офицера, может быть, еще
двух, побудил сдаться своих подчиненных. И только теперь стали
говорить о нем, что он казался «темной личностью». Но как
своевременно определить действительно «темную личность»? Может быть,
таковые есть еще в полку?
Другой случай. В одной из рот служил юноша, тоже недавно
поступивший. Разбитной, толковый, с гимназическим образованием. Он
был назначен в связь к командиру роты. И вот, будучи послан в
заставу, исчез. Так как расчет времени в выполнении каждого приказания
в боевой обстановке строго учитывается, его быстро схватились.
Найти! Поймать! И его нашли впереди линии охранения, почти под
носом у красных. Пойманный оправдывался — заблудился. Его обыскали,
нашли записную книжку, в которой — фамилии начальников, их
характеристика; фамилии горожан Ливен, крестьян, которые
высказывались за Добрармию, и т. п. Он сознался: служил у красных, а свои
записки он должен был оставлять аая передачи красным. На вопрос:
190
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^JL - U&*
«Почему же ты не выполнил в точности приказа своих, а решил
кончить свою работу и перейти к красным?» — ответил, что за то время,
как он в Марковском полку, он настолько устал, что не имел уже сил
продолжать ее. В этом он был совершенно прав. И опять, как и в
случае с Крицманом, об этом юноше стали с запозданием говорить:
он не внушал доверия, держался отчужденно и даже за ним
замечалась какая-то особая нервозность. Вывод — обострить бдительность.
Но как это трудно в создавшихся условиях.
На линии железной дороги Касторная—Курск
Еще до отхода 1-го полка к железной дороге красные перерезали
ее к западу у города Щигры. Отряд генерала Третьякова оказался
отрезанным от Курска, лишенным прямой связи со штабом корпуса,
которому он непосредственно подчинялся. Казалось, что связь будет
восстановлена, так как из Курска выступил к Щиграм 3-й полк,
вместе с Черноморским конным160, составивший отряд полковника
Наумова161, также непосредственно подчинявшийся генералу Кутепову. Таким
образом, все полки марковцев стали на этой железной дороге вместе
с Алексеевским и Черноморским. Их фронт 100 верст. Марковцы
считали, что на этой линии они должны держаться во что бы то ни стало
и что связь с Курском по железной дороге будет восстановлена.
Состав отряда генерала Третьякова: 2-й Марковский полк — до
1400 штыков, 1-й Марковский полк — 1200 штыков, Алексеевский
{сведен в два батальона) — до 800 штыков, Конная сотня 1-го
полка — 150 сабель. И это все его силы. Инженерная рота, смененная
в Касторной 2-м полком, еще 2 октября уехала в Курск. Перед
отрядом стояли 3-я и 42-я стр. дивизии, отдельная стр. бригада и
бригада конницы, не считая резервов — отряда матросов и других
частей.
Во втором полку
22 октября 2-й и 3-й батальоны заняли позиции на северной и
северо-восточной окраинах села Касторного. 23 октября небольшие
кавалерийские части противника приблизились к селу. Ясно, велась
боевая разведка. К востоку слышна приближающаяся орудийная
стрельба. Батальоны объехал временно командующий полком,
капитан Образцов162. Он говорил: «Конный корпус Буденного, силою до
191
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ - 1^»
10 000 сабель и штыков, подходит к Касторной. Задача полка:
удерживать станцию и село, как опорный пункт &ая действий корпуса
Шкуро. Здесь решается судьба Белой борьбы!» Утверждение
ответственное, ставящее на карту не только результат местных боев, но и
всего Дела.
Марковцы восприняли слова командира с сознанием полной
ответственности. Они забыли свое огорчение отходом и свое новое
положение сочли тактическим маневром, вызванным обстановкой. Обстановка
требовала помочь шкуринцам. Одно это вызвало подъем, так как
памятны были дни под Корочей, когда шкуринцы помогли марковцам.
Второй полк приготовился. Была полная уверенность в себе.
Настроение более чем отличное. Ночами и днем, не обращая внимания на
скверную погоду, служба неслась безукоризненно. Все начальники в
полном контакте с подчиненными.
24 октября. В 3—4 верстах к северо-востоку и северу села
Успенское и Архангельское заняты красными. Утром из них пехота с
поддержкой кавалерии перешла в наступление на 2-й и 3-й батальоны и
была отбита. Даже внезапная атака кавалерии на роту поручика Де-
люденко, стоящую у железнодорожного моста в 2 верстах от села,
потерпела полную неудачу. А из села казалось, что с ротой покончено.
В этот же день на ст. Касторная подходили первые части корпуса
генерала Шкуро. Стоявшие в резерве роты 1-го батальона видели их.
Проскакала группа в сотню всадников со значком — изображение
волчьей головы, генерал Шкуро со своим штабом и конвоем. Затем
несколько сотен. Все закутаны в башлыки, платки, с нахлобученными
на головы шапками-кубанками; в бурках, скрывающих фигуры; из
вооружения видны лишь винтовки; все на похудевших, усталых конях.
В сотнях лишь по 30—40 всадников. Не было у кубанцев их
прежнего воинственного вида. При ближайшем знакомстве оказалось, что и
дух у них сильно подорван. Все это вызвало в марковцах чувство
тревоги, но была уверенность, что казаки воспрянут, почувствовав их
поддержку.
2-й полк перешел в распоряжение генерала Шкуро и вошел в
пехотную при нем группу генерала Постовского163, состоящую из: Кавказского
стрелкового полка — 400 штыков, 25-го Смоленского полка164 — 400
штыков, сформированного в Воронеже из добровольцев, главным
образом рабочих, и Волчьего батальона — 150 штыков. Вошел в эту группу
и Землянский отряд — 150 штыков и 400 сабель. Итого в пехотной
группе стало до 2750 штыков и 400 сабель.
Группа охватила село Касторное и прилегающие к нему с востока
пункты. Конный корпус расположился к югу от села. В распоряжении
192
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^ 1&*
генерала Шкуро были еще четыре танка и три бронепоезда. Правее
стоял конный корпус генерала Мамонтова.
Соотношение сил противников, готовых к решающему бою, марков-
цев мало интересовало: какое оно ни было бы, а сразиться неизбежно
придется. Для них цифра, приведенная капитаном Образцовым, всего
лишь цифра, не могущая изменить положения. Но все же, каковы были
силы обеих сторон? Советские источники дают для корпуса Буденного:
7500 сабель, около 200 пулеметов и 26 орудий. По одному из
источников можно судить о силе приданной Буденному пехоты — до 5000
штыков. В них, между прочим, говорится о непрерывном пополнении
кавалерийских частей. Силы белой конницы советские источники считают
превышавшими красную. А между тем белые источники дают 3000
сабель в каждом корпусе, генерала Шкуро и генерала Мамонтова. Всего
6000 сабель. По свидетельству одного марковца, говорившего с
кубанцами о силе их корпуса-дивизии (Буденный говорит о шести полках),
он получил ответ: «Не наберется и 2000 сабель».
25 октября — годовщина Октябрьской революции. Этот день
красное командование хотело ознаменовать взятием Касторной. Густые
цепи пехоты вышли из сел Успенского и Архангельского и ринулись
на 2-й и 3-й батальоны марковцев. Их допустили на 1000 шагов и
огнем заставили залечь. Напрасна была поддержка их двух батарей.
Поднявшись, цепи красных смогли пробежать лишь 200—300 шагов,
чтобы залечь снова. И батальоны не выдержали пассивного стояния:
они рванулись на красных. На плечах бегущей пехоты противника они
ворвались в оба села и, выйдя на противоположную их окраину,
столкнулись с колоннами красной кавалерии, которые пошли было в
атаку, но были рассеяны огнем. Повторная попытка тоже окончилась
неудачей. Пехота и кавалерия красных отходили, покрыв своей
массой поле, представляя отличные цели аая артиллерии. Но два
артиллерийских взвода оставались на своих позициях в Касторном: они не
рассчитывали на контрнаступление. Ночью оба батальона были
отведены в исходное положение. Их потери оказались крайне
ничтожными.
В этот же день было отбито наступление красных и с востока, с
помощью подошедшего из резерва 1-го батальона марковцев. Здесь
произошла встреча с 25-м пехотным Смоленским полком. Смоленцы
жаловались на казаков, которые, по их словам, не желали воевать и
отходили даже перед более слабым противником. Их, смоленцев,
перебрасывали с участка на участок спасать положение; они не знали
отдыха и были измотаны до предела. Что у них в резерве марковцы,
они очень обрадовались. Вечером батальон ушел в резерв.
13 «Белое движение», т. 20
193
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
На следующий день красные повторили наступление с севера,
охватывая село с запада, и опять неудачно. И снова резервный батальон
ходил на помощь смоленцам и с ними разметал и отбросил кавалерию.
Марковцы были в восторге от слабых числом, но сильных духом смо-
ленцев; таким же отзывом им и их артиллерийскому взводу
отплатили и смоленцы. Однако отход конных частей генерала Шкуро принудил
генерала Постовского отвести свои части, стоящие восточнее села Ка-
сторного, к селу и населенным пунктам южнее его.
Батальон марковцев снова ушел в резерв, но не прошло и часа,
как он с артиллерийским взводом был спешно вызван на станцию.
Уставший, прозябший, вымокший, грузился он и, конечно, в
вагонах сразу же развел костры. А температура быстро падала. Не
задерживаясь, эшелон тронулся в сторону Мармыжей. Ясно — где-то
«затыкать дыру».
Группа генерала Пестовского уменьшилась на 350 штыков и 2
орудия, и это в критический момент у Касторной. Она лишилась резерва,
и пришлось снять с участка 3-й батальон марковцев в резерв, а его
участок занять 2-м батальоном и смоленцами, таким образом
удлинившими свой фронт.
27—29 октября на участке группы спокойно, но эти три дня
доносился гул боя к югу, где красная кавалерия теснила шкуринцев и
подошла к ст. Суковкино. Пехотные части генерала Постовского там
удержали свои позиции с поддержкой резервного батальона
марковцев.
30—31 октября всюду было сравнительно спокойно из-за
чрезвычайно скверной погоды, но резервный батальон и слабая конная
бригада группы генерала Постовского провели успешный налет на станцию
Набережная.
Ослабление боевых действий в последние дни было вызвано не
только отчаянной погодой, но и тем, что красное командование не
надеялось занять Касторную силами лишь корпуса Буденного и поджидало
прихода с севера 42-й стрелковой дивизии, задержанной действиями
1-го полка и прорывом крестьян. Оно намечало окружение
Касторской группы. Но положение на фронте Касторная—Курск создалось
трагическое: он прорван у Щигров. Силы отряда генерала Третьякова:
1-й Марковский и Алексеевский полки слабы аля занимаемого ими
фронта в 30 верст. Даже подход из Касторной батальона 2-го полка
не облегчал положения. Принимается решение: выдвинуть на боевой
участок последний резерв Касторской группы — батальон 2-го полка
с командой пеших разведчиков, занять ими участок у ст. Лачиново, а
стоящий там батальон 1-го полка передвинуть ближе к Мармыжам.
194
<^L
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
У&*
1 ноября. 3-й батальон 2-го полка становится у ст. Лачиново и в
близлежащем селе Успенском. Группа генерала Постовского удлиняет
свой фронт к западу на 10 верст и лишается последнего резерва.
Надежды возлагались на поддержку бронепоездов. День проходил
спокойно. Слышна лишь орудийная стрельба к югу. Идет снег. Наступила
ночь. Впереди время от времени раздаются ружейные выстрелы. У
марковцев полное напряжение нервов, духа, воли. Неизбежен
судьбоносный бой.
2 ноября. Приближается утро. Земля покрывается падающим
снегом. Морозит. Легкий туман. Марковны, кто не в нарядах, лежат
вповалку в своих помещениях. И спят и бодрствуют одновременно. Кто-то
быстро поднялся, встряхнулся, посмотрел в окно. Будто рассвет. «При-
готовьсь», — тихо сказал он себе ли, всем ли. Услышали все, никто не
спал. Стали подниматься. Заговорили о чем угодно, но не о том, что
каждый ждал. Вне дома тихо. А пока скорей кипятить чай и съесть
хоть кусок хлеба. Входит взводный. Он видит, что люди уже встали, и,
сказав: «Быть готовым», уходит. Пьют чай, болтают, но каждый
подходит к своей винтовке, ощупывает ее и висящий на ней патронташ.
Пулеметчики хлопочут у лошадей, которые, будто чувствуя, что им
придется поработать, торопятся есть. Светает. Кто-то, вошедший в
помещение, говорит: «Стрельба в охранении». Все ждут команды:
«Выходить».
Бой разгорается. Гремят орудия. Красные ведут наступление
густыми цепями в 2—3 линии на Успенское и Лачиново. На участке 2-го
батальона спокойно.
Красные наступают методично, в порядке. Два орудия при
батальоне не могут взять под огонь всех наступающих на многоверстном
фронте. Когда пулеметы начали пристрелку, красные стали наступать
перебежками. И только с подходом их на 1000 шагов открыли огонь
роты. Красные заметались, залегли. Напрасны были усилия
командиров поднять цепи. Напрасен был огонь их двух батарей. Вправо
красные шли в прорыв между батальонами, но во фланги им били орудия,
и они остановились. Влево они уже перешли железную дорогу, но им
в тыл стреляли орудия со ст. Кшень. А когда марковцы обозначили
контрнаступление, вся масса красных ринулась назад. Только часа три
шел этот бой, а затем наступила тишина. Но гром боя все сильнее
Доносился с юга.
Было около 14 часов, когда красные снова перешли в наступление,
на этот раз и на село Касторное. И опять без успеха. Отбили атаку и
смоленцы, однако на их участке бой скоро возобновился. В 16 часов к
капитану Образцову прискакал офицер с просьбой оказать помощь
13*
195
«^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^»
Последний бой у ст. Касторная
3 ноября. Смерть капитана Образцова и большие потери тяжело
легли на настроение марковцев, но не сломили дух. Их очень
беспокоило положение на участке шкуринцев. Однако надежды еще не
потеряны. Ночь проходила спокойно, но уснуть никто не мог.
Рассветало. Началась артиллерийская стрельба. Бронепоезда стреляли
беглым огнем. Красные наступали со стороны села и на 3-й батальон с
командой пеших разведчиков, но всюду были отбиты.
196
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
В отряде генерала Третьякова
Когда отряд отходил от Ливен, левый его фланг все время охватывался
красными, теснившими Черноморский полк, занимавший интервал в 30
верст между отрядом и корниловцами. Отряд был еще в 30 верстах к
северу от Мармыжей, когда красные 26 октября заняли Щигры, выбив
из них формирующийся 2-й Алексеевский полк165 и прервав связь с
Курском. Восстановить связь и держать фронт на линии Касторная—Курск
должны были: с востока — отряд генерала Третьякова, со стороны
Курска — отряд полковника Наумова.
У генерала Третьякова в то время были два полка: 1-й Марковский
и Алексеевский, всего пять батальонов на фронте до 30 верст. Силы
ничтожные, и в отряд из группы генерала Пестовского у Касторной в
ночь на 27-е направляется батальон 2-го Марковского полка с двумя
орудиями. Ночью же батальон прибывает на Мармыжи. Генерал
Третьяков дает ему задачу: выбить противника из Щигров. В помощь
дается бронепоезд «Генерал Корнилов». «Потушить костры, так как на
каждом шагу можно ожидать нападения противника!» — добавил он.
До Щигров около 30 верст. Составы шли медленно, ощупью.
Мороз. И по-прежнему в вагонах горели костры. Утром показался город,
197
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
встретивший эшелоны артиллерийским огнем. Роты моментально
выгрузились, повели наступление и через час выбили красных из города, а
затем и отбили их контратаку, взяв до 100 пленных и пулемет.
На станции стояли два состава с беженцами из Воронежа. Никогда
до этого не испытывали марковцы такого тяжелого чувства, не
сжимались так больно их сердца, как при виде этих беженцев, переживших
суточный плен у большевиков, ими обобранных, оскорбляемых,
насилуемых, остававшихся в холоде и голоде. Эшелоны с ними были
немедленно отправлены в Курск.
Как только Щигры были взяты, бронепоезд отозвали на Мармыжи.
Но не прошло и часа, сообщение: он потерпел крушение в 5 верстах
от города. Рельсы оказались развинчены; две контрольные и одна
бронированная площадка стояли на шпалах. Немедленно командир
батальона, штабс-капитан Перебейнос166, отправляет туда роту и пленных
для подъема площадок. Когда рота подходила к бронепоезду, тот уже
отстреливался из всех орудий и пулеметов от наступающих красных.
Рота отбросила их, но не настолько, чтобы они не могли мешать
работе. Среди чинов команды бронепоезда и пленных были потери. И
только с приходом всего батальона, смененного батальоном 3-го
полка, подъехавшим из Курска, красные были отброшены.
Напрасны были усилия поставить на рельсы бронеплощадку.
Оставалось ее и две других сбросить с полотна, и только под утро
укороченный «Генерал Корнилов» уехал дальше. Возвращаться в Мармыжи
приказано и батальону, и, чтобы не допустить красных к железной
дороге, батальон стал грузиться в подошедший свой состав здесь же, в
поле, на морозе и на сильном ветру.
Задержка случилась не с погрузкой тачанок и телег, которые
поднимались на платформы на руках, а лошадей. Три шпалы и длинные
веревки служили средством их погрузки. Лошадям набрасывали на головы
мешки, валили с ног и по шпалам втаскивали в вагоны. Люди
поработали так, что от всех валил пар столбом. К счастью, батальон передал свои
два орудия батальону 3-го полка. Красные пытались мешать погрузке, но
неудачно. Эшелон осторожно пошел на Мармыжи с голодными и
промерзшими марковцами, откуда был направлен на ст. Долгая и там
разгрузился. Но алексеевцам уже не нужна была помощь, и, снова
погрузившись, он вернулся в Мармыжи и... снова поехал в направлении на
Щигры. Проехав, однако, всего верст 10, он выгрузился. Сначала у
железной дороги, потом в 12 верстах юго-западнее Мармыжей, в деревне
Мажурово, стоял он дней пять, имея задачу обеспечить левый фланг
отряда. Он был придан командиру Алексеевского полка, и ему дан взвод
орудий. Стоянка тревожная: всюду рыщут разъезды красных.
198
p3Sl
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^,
В первом полку
К вечеру 31 октября 1-й полк отошел на железнодорожную линию,
заняв станции Лачиново, Кшень и Мармыжи. Левее него Алексеев-
ский полк. Фронт в 20 верст — непосильный аая полка, и он
сокращается: Лачиново передается группе генерала Постовского, а стоявший
на ней 1-й батальон переходит на Кшень. Переход он совершил,
нанеся удар по сосредоточивающимся к северу частям красных. Свой
рейд батальон провел успешно. Фронт полка сократился на 8 верст.
Но наступившей ночью полк, без давления противника, оставил
Мармыжи и стал еще более сосредоточенно: 1-й батальон на ст. Кшень, а
остальные в деревнях Березовчик и Липовчик, несколько южнее
железнодорожного пролета между Кшенью и Мармыжами.
Каково было положение отряда генерала Третьякова, и в частности
1*го полка, марковцы не знали, но чувствовали, что оно опасное. Они
не решались спрашивать, но были серьезные показатели:
хозяйственный обоз как-то прижимался к своим частям, чувствуя опасность в
тылу; хозяйственные чины говорили, что часть обоза, которая
снабжала продуктами и хлебом, куда-то ушла, почему все привозимое
достается в ближайших деревнях, в результате жидкая пища и маленькие
Порции хлеба. Затем, что особенно показательно: как никогда, полк
собран «в кулак» и штаб полка тут же с ним; как никогда, часты
вызовы начальников и совершенно изменившийся, ставший строго
официальным тон приказаний даже командиров взводов, и притом
приказаний, насыщенных мельчайшими подробностями; пытливые
вопросы и испытующие взгляды начальников в отношении
подчиненных. Командир полка, полковник Блейш, отдал приказание: «Строго
следить за настроением!»
Что полк «в кулаке», успокаивало, но что он, находясь в опасном
положении, малочислен, беспокоило. Возникало острое желание
увеличить численность рот, тем более что было кем увеличить —
бегущими от большевиков крестьянами. Но это желание в теперешнем
положении отвергалось опытом: малые роты более подвижны,
ударная их сила в маневренной войне значительней. А когда о
возможности влить в роты по десятку-другому штыков сказали полковнику
Блейшу, он твердо заявил: «Теперь не время». Командиры рот все
же приняли в свои роты по нескольку человек. Части полка сжались;
все стали чуткими к каждому слову и жесту начальников; будто
утеряно чувство страха и улетучились слабости; нервы взвинчены, но
каждый держит себя в руках. Дисциплина, субординация, порядок
дошли до высшей степени.
199
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
2 ноября, рано утром, когда уже почти никто не спал,
команда: «Строиться!» В момент все в строю. Роты расходятся,
разворачиваются и как-то спокойно, без суеты, равнодушно к рвущимся
снарядам и наступающим на них густым цепям идут вперед.
Загремели орудия, затрещали пулеметы. Красные шарахались в
стороны, стали залегать. Марковцы ринулись вперед. Они бежали бы
за противником не 2—3 версты, а больше, если бы не приказание
отойти к железной дороге. Произошла какая-то внутренняя
«разрядка» в каждом бойце. Заговорило даже чувство страха. Гром
орудий со стороны Касторной пробуждал это чувство, и нужно было
усилие каждого над собой; нужно было и начальническое:
«Спокойствие!»
Во второй половине дня красные опять перешли в наступление. Оно
велось уверенно в охват левого фланга. Напряженно-тяжелый бой
закончился полной неудачей р^я них. Кажется, никогда не оставалось их
столько лежать на поле. После боя все стали более спокойными.
Ночью полковник Блейш объявил начальникам: завтра генерал Шкуро
переходит в наступление; полку быть готовым к переходу в
решительное контрнаступление.
3 ноября. Полк поднят до рассвета и разведен по участкам.
Светает. Утро ясное. Видимость отличная. У красных не заметно никаких
приготовлений к наступлению. На Касторной уже гремят орудия. С
возвышенных мест бинокли направлены в ту сторону. Расстояние до
20 верст, но видно довольно хорошо. Там до полудня как будто без
перемен; без перемен и здесь.
Наконец (из «Истории Марковской артиллерийской бригады»),
около 2 часов дня начали появляться долгожданные части конного
корпуса в сопровождении трех легких танков. На ст. Касторная
дымились бронепоезда. Ни у кого не было сомнений в исходе боя.
Командиры батальонов отправили распоряжение готовиться к движению
вперед. Вдруг из толпы добровольных наблюдателей послышались
восклицания: «Шкуринцы отходят!» Все высыпали на железнодорожную
насыпь; бинокли вырывались из рук; поднялся невообразимый шум.
Чтобы прекратить его, раздалось: «В ружье!» — и запрещено
разговаривать между собой. Конная масса шкуринцев в беспорядке рысью
отходила. На поле оставались танки и редкие стрелковые цепи,
которые также начали быстрый отход. Спустя некоторое время прибыл
разъезд, высланный утром на ст. Касторная для связи, и сообщил:
«Кубанцы не хотят воевать».
Уже подул ветер, небо покрылось тучами, и стал падать густой
снег. Снижалась температура. Постояв еще немного на местах, час-
200
t^&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Л^»
В третьем полку
21 октября полк из района Кром прибыл в резерв корпуса в Курск,
а 26-го уже грузился для следования в восточном направлении: красные
наступали в 30-верстном разрыве между отрядом генерала Третьякова
и корниловцами. Батальоны грузились каждый в отдельный состав;
отдельно — штаб полка с командами, санитарным, хозяйственным и
боевым обозами. Объяснено это тем, что батальоны могут вступить в бой
прямо из вагонов в разных пунктах.
27 октября батальоны стоят на Мелехино в вагонах. Запрещено
разводить костры и удаляться от эшелонов, так как в любую минуту
составы могут тронуться дальше. К вечеру батальоны переехали на ст.
Охочевка. Штаб полка, команды, обозы остаются на Мелехино.
Наступила ночь. Выставлено охранение к востоку, северу и западу от
станции. Но батальоны в вагонах, и опять нельзя разводить костры, чтобы
согреться хотя бы горячим чаем. Уже более суток не выдавалась
горячая пища; выданный сухой запас подходит к концу.
Помощник командира полка, капитан Урфалов167, объединявший
командование тремя батальонами, говорит: Щигры заняты
противником, который приближается к Охочевке и Мелехину; говорит и о том,
что на Мелехино выгружаются два запасных батальона — Марковский
и Алексеевский — и что полковник Наумов назначен начальником
отряда, в который, кроме полка и запасных батальонов, входят:
Черноморский конный полк, находящийся в соприкосновении с
противником, и конвой штаба корпуса.
28 октября головной батальон с бронепоездом «На Москву»
выехал в направлении на Щигры, которые только что взяты батальоном
2-го полка со стороны Мармыжей, и там сменяет последний.
Короткая первая встреча «младшего брата» — 3-го полка со «средним» —
2-м. Противник у Щигров, у Охочевки и приближается к Мелехину.
Два батальона остаются на Охочевке.
29 октября. Красные наступают на Щигры и обходят их с
востока. 1-й батальон полка отбивает атаки, местами уже на улицах
города. Отчаянное сопротивление оказала рота прапорщика Кавуновского,
потерявшая половину состава, до 30 человек, и в числе убитых сво-
201
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
его командира. Чтобы отстоять город, высылаются остальные
батальоны. На Охочевке остается переехавший туда эшелон со штабом
полка.
Едва последний батальон прибыл в город, как красные повели
наступление в обход города со стороны Курска. Бронепоезд «На
Москву» успел проскочить назад перед цепями красных, уже пересекавших
железнодорожное полотно. Батальон быстро вышел на обрамляющую
город с запада возвышенность, на которую рке поднимались красные,
и контрударом обратил их в бегство. Огнем своих подъехавших
пулеметов он расстреливал их, сбившихся в лощине. И только
наступившая ночь и лава кавалерии на фланге остановили преследование.
Потери красных были жестокие. Между прочим, с убитых было снято три
значка — два серебряных и золотой с красными звездами,
выдававшиеся комиссарам и командирам, состоящим в партии. Общие
потери батальонов за день боя — 82 человека.
В этот день красные заняли Охочевку и штаб полка с командами и
обозами уехали в Мелехино. Три батальона полка оказались
отрезанными от отряда. Их положение: они остались без походных кухонь и
подвоза пищи, но это не столь важно; они не могут надеяться на помощь
полковой пулеметной команды, что также не столь важно, но они не
могут рассчитывать на пополнение патронами, а два орудия,
оставленные здесь батальоном 2-го полка, снарядами; в распоряжении капитана
Урфалова всего лишь 10 ординарцев, а необходимо поддерживать связь
с разбросанными на трех окраинах города батальонами, необходимо
связаться со штабом отряда, необходимо вести разведку. Высланные
кружным путем в штаб отряда два ординарца едва не попали в руки
красных и на взмыленных конях вернулись обратно. Ночью из Щигров
были высланы кружным путем, вдоль южного берега реки Рать,
транспорт с ранеными и два ординарца для связи со штабом отряда.
30 октября. Батальон, стоявший на восточной окраине города,
проводит разведку на подводах и выясняет: красные большими силами
перешли железную дорогу в южном направлении. Высылается разъезд
в три коня на юг по дороге в Тим. Батальоны ведут лишь наблюдение
и отдыхают в теплых домах, утоляя голод скромными дарами
жителей. Но в этот день начальник отряда высылает два запасных
батальона с бронепоездом и двумя орудиями занять Охочевку и установить
связь со Щиграми. Батальоны с боем берут станцию. Бронепоезд идет
к Щиграм, но рельсы разобраны, и вблизи разъезды красных.
Батальон алексеевцев и бронепоезд отзываются на Мелехино.
А в Щиграх в это время противник держится пассивно. Но
командиры батальонов, стоявших на северной и западной окраинах, не зная
202
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — «^
даже результатов разведки в восточном направлении, беспокоятся. Их
план — оставить Щигры и пробиваться на соединение с отрядом.
Наконец, срочный вызов командиров батальонов. Капитан Урфалов
коротко освещает обстановку: связи с отрядом нет; противник ведет
наступление на Щигры с юга, о чем сообщил разъезд, и, не
спрашивая мнения командиров батальонов, приказывает полку с
наступлением ночи собраться на юго-западной окраине, откуда он пойдет по, как
будто свободному, юго-западному направлению, по южному берегу
реки Рать. Предложение пробиться вдоль железной дороги отвергнуто
коротко и твердо: «Приступить к выполнению приказа».
Тихо. Падает снег. Батальоны собрались и тронулись. Красные
заметили, и на недолете до колонны разорвалось несколько снарядов.
Стреляла батарея с южной стороны города. Соскользнуло с дороги в
канаву орудие. Потребовалось чуть ли не час, чтобы его вытащить.
Полк отошел верст 10 и остановился.
31 октября. Скоро утро. Идет снег. От полка выехали в разных
направлениях разъезды на санях. К северу и востоку услышаны
выстрелы. Красные наступали со стороны Щигров. Один батальон их
отбил и взял до 60 человек в плен. Что же дальше? С нетерпением
ожидается восстановление связи со штабом отряда. Ночь, а ее все
нет. В полку не знали и не слышали, что утром, всего лишь в 5—6
Перстах к северу, у Охочевки, шел бой. Посланные туда разъезды на
санях, столкнувшись с красной кавалерией, вернулись назад.
На Охочевке запасный батальон марковцев с двумя орудиями
почти окружен. Командир его, капитан Космачевский168, телефонирует о
положении и высказывает неуверенность в своих людях. Ему
приказано удерживать станцию и обещана помощь бронепоезда.
Светало, шел снег. Красные наступали нерешительно и залегли под
огнем взвода орудий и пулеметов. Но в двух ротах волнение — они
готовы сдаться. Капитан Космачевский подводит резерв — учебную
команду. Красные поднимаются и идут вперед; роты бросают
винтовки; красных встречает учебная команда, беглый огонь орудийного
взвода и подъехавшего бронепоезда; они бегут назад. Капитан
Космачевский собирает ненадежные роты и отводит их на станцию. Из штаба
Приказание: бронепоезду возвратиться в Мелехино, погрузив на него
эти роты, туда же прибыть и взводу орудий; оставшимся частям
батальона, 200 штыков при двух пулеметах, удерживать Охочевку.
«Немедленно сообщать обо всем, что происходит».
Положение явно безнадежное. Рвется связь со штабом. Капитан
Космачевский оставляет станцию и ведет свой батальон на
присоединение к отряду по южной дороге через село Троицкое, где останавли-
203
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^ 4^»
вается на ночь. Но едва роты расположились на отдых, как с тыла по
улицам проскакал разъезд и бросил в дом ручную гранату, убившую
одного и нескольких ранившую. Батальон поставлен в такое
положение, что капитан Космачевский решает отводить батальон не к
отряду, а на юг. Через день батальон приезжает на ст. Солнцево.
Связавшись со штабом корпуса и объяснив, что произошло, батальон получает
приказание отправиться в Белгород. Отряд полковника Наумова таким
образом потерял связь с еще одним своим батальоном и остался в
составе — запасного батальона алексеевцев, Черноморского полка,
команд разведчиков и пулеметной 3-го полка и всех полковых обозов
при восьми орудиях и бронепоезде.
1 ноября. Полк — отошедшие из Щигров три батальона — теперь
в отчаянном положении. Это ясно всем, решительно всем. Уже
началось дезертирство солдат. Высылаемые на санях разъезды доносят о
глубоком обходе с юга. Направляется батальон, который отбивает
противника. Фронт полка 8 верст. В сохранившемся календаре боевых
действий полка изо дня в день отмечены переходы и бои, но без
деталей. Он не говорит даже о том, что уже пять дней нет связи со
штабом отряда. О 2 ноябре сказано только: «Отход полка с боем в с.
Березки (Лузково). Сторожевка. 8-я рота потеряла весь солдатский
состав».
Что же действительно происходило? Бой кончился сравнительно
благополучно, и полк отводился в село Лузково. На походе к
командиру 3-го батальона, капитану Павлову169, подъехали четыре
ординарца и, отрапортовав: «В ваше распоряжение прибыли», передали ему
записку от командующего полком, капитана Урфалова: ввиду его
отъезда вступить в командование полком. К этому капитан Павлов
совершенно не был подготовлен — он не был заместителем; с 30 октября
не встречался с командующим полком и был абсолютно не в курсе не
только задачи полка, но и того, что происходило на его участке. У него
не было карты, а единственная, бывшая в полку, ему передана не была.
В его распоряжение не был передан и офицер, выполнявший роль
адъютанта, — он уехал вместе с капитаном Урфаловым. Так проведена
была передача полка.
Батальоны отошли в Лузково, и один немедленно был отправлен
на северный, возвышенный берег реки Рать, в село Троицкое, с
задачей установить связь с штабом отряда, который, по
предположениям, мог находиться на ст. Мелехино. Другие батальоны выставили
охранение в восточном и южном направлениях. Собрались
командиры батальонов, командир артиллерийского взвода, чтобы обсудить
положение. Общая обстановка совершенно неизвестна. Задача полку
204
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^^1 Ш^
также. Настроение в полку тревожное и ненадежное. Люди уже
неделю не получали ни горячей пищи, ни хлеба. Патроны и снаряды
на исходе. В полку только четыре ординарца, крайне измученных.
Решено немедленно послать ординарца в штаб отряда с подробным
донесением и требованием осветить обстановку и дать задание полку.
Предполагалось, что к утру ординарец вернется. Донесение
написано и отправлено, причем ординарцу приказано ехать кружным
путем на ст. Отрешково, где и узнать о местонахождении штаба.
3 ноября. Довольно светлое утро. О противнике никаких
сообщений, лишь перед селом Троицким маячат его разъезды. Спокойно
вокруг, неспокойно в полку: начальники справляются, не установлена ли
связь с отрядом. «Если к 12 часам не будет связи, выступим прямо в
Курск!» — говорит капитан Павлов. Это несколько успокаивает.
Вдруг радостный крик вбежавшего офицера: «Из штаба ординарец!»
Капитан Павлов хватается за тонкий пакет, как за якорь спасения.
Время и место отправления: «20 часов. 2 ноября. Разъезд Мелехино».
Значит, штаб всего лишь в 10 верстах. Но что дальше? Письмо
короткое и личное — от полковника Наумова капитану Павлову —
начиналось: «Береги полк!» — и дальше сообщалось, что отправлены уже с
ординарцем приказание, освещение обстановки и транспорт снарядов
и патронов. Время отправки не указано, но ясно — они были
отправлены раньше 20 часов.
— Где же ординарец и транспорт? — спрашивает капитан Павлов.
— Не могу знать, — отвечает прибывший. — Прошло более 12
часов, как они были высланы. Нет сомнения: они направлены кратчайшим
путем и попали в руки красных.
— А как ты добрался сюда?
— Ехал обратно той же дорогой, как и туда, дорогой, которую вы
мне указали.
Полк оставался в прежнем положении полной оторванности. Из
охранения донесли: к югу идет бой. Капитан Павлов садится в
крестьянские сани, едет с версту и в бинокль видит, как верстах в восьми
с востока наступает большая цепь и перед ней отходит реденькая,
садившаяся на сани и телеги.
— Где идет бой? — спрашивает капитан Павлов крестьянина.
— На большой дороге из Тима в Курск.
Из ответов выясняется: от места боя до переправы через реку Рать
У деревни Грачевки — 10 верст, сколько и от места стоянки полка.
Вывод: полк должен немедленно выступить к переправе.
В сумерках он пришел в Грачевку, где остался один батальон, а два
с батареей поднялись на высокий противоположный берег и располо-
205
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
жились в двух смежных деревнях. В первый раз за много дней полк
мог себе поставить ясную задачу, применимую, как казалось, к общей
обстановке: оборонять подступы к Курску с юго-востока, считая, что
севернее его на железной дороге стоит отряд полковника Наумова.
Пошел густой снег. Но настроение в полку скверное. Часа три
назад, когда полк оставлял Лузково и Троицкое, около 50 солдат
заявили: «Мы остаемся». Узнали от жителей, что через эти деревни прошли
на Курск какие-то конные части, проехали солдаты на подводах со
стороны Тима и что недалеко к северо-востоку слышна была стрельба.
— Неужели отошли и не предупредили? Немедленно выставить
сильное охранение к северу! Быть в полной готовности!
Не прошло и часа, как явился командир артиллерийского взвода и
сообщил:
— На северной окраине деревни стрельба. Пули ложатся в
расположении батареи.
Прибежавшая из охранения связь доложила:
— Красные наступают! Принимать бой бессмысленно.
— Уводите ваш взвод на Курск, пока есть возможность, —
приказал капитан Павлов командиру артиллерийского взвода.
Под прикрытием одного батальона прошел на Курск другой;
третьему, оставленному за рекой, приказано идти южным ее берегом.
Полк вышел благополучно.
Снег валит, усиливается ветер. Пройдя несколько верст, колонна
подошла к деревне, но вошла в нее, только произведя разведку. Это
было село Долгая Клюква, состоящее из восьми смежных деревень,
разделенных балками и лесом. Оставив в первой деревне села один
батальон, капитан Павлов с другим, перейдя балку, заросшую лесом,
пришел в следующую деревню. На улице стояли распряженные
подводы, а в домах отдыхали черноморцы. Отправив батальон искать
свободные дома, сам он направился к командиру Черноморского полка,
возбужденный и радостью соединения со своими, и в то же время
глубочайшей тревогой.
Капитан Павлов вошел в освещенную комнату, где за столом
сидели и пили чай несколько офицеров.
— Я — временно командующий 3-м Офицерским генерала
Маркова полком! — представился вставшему полковнику.
— Командир Черноморского полка! — отрекомендовался
полковник Главче170.
Среди присутствующих был полковник Левиков171, начальник
артиллерии при отряде полковника Наумова. Все с интересом смотрели на
вошедшего.
206
«£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
!££»
— Полк отошел в это село! — коротко сообщил капитан Павлов и
увидел, как это сразу же вызвало большое волнение.
— Как? Полк уже здесь? — спросил полковник Главче. — Мы
предполагали, что он находится по крайней мере верстах в десяти
отсюда.
Полковник Главче развернул десятиверстку и склонился над ней.
— Да, действительно, сегодня в полдень полк находился не в 10, а
в 20 верстах отсюда. Теперь он здесь, — коротко ответил капитан
Павлов.
Наступило молчание. Все смотрели то на карту, то на офицера,
сообщившего неожиданную, неприятную новость.
— Каким образом мог полк так быстро оказаться здесь? —
последовал вопрос, но вместо ответа на него капитан Павлов ставит
свой:
— У вас есть связь с полковником Наумовым? Где полковник На-
умрв?
t — На станции Отрешково, — холодно сказал полковник Главче.
г- Какова задача вашему полку? — твердо ставится новый вопрос.
Полковник Главче ответил не сразу. Ему, видимо, не нравилась
возбужденная настойчивость офицера, и он небрежно ответил:
,<. — В данный момент, как видите, мы отдыхаем, а к утру ждем
приказаний.
Этот ответ и его тон взорвали капитана Павлова.
, — Господин полковник! Полк часа два назад с боем оставил
деревни Грачевку и Красненькое. Противник наступал с севера...
Его перебил полковник Главче:
— Эти деревни проходили мои эскадроны, и там не было ни вас,
ни противника.
Капитан Павлов чувствует, что его хотят в чем-то упрекнуть.
— А! Так это были ваши эскадроны? Как отлично поставлена у
нас связь. Полк, следовательно, пришел в Грачевку вслед за вашим
эскадроном. Теперь он здесь, а в Грачевке красные. Они наступали
со стороны железной дороги. А есть ли у вас гарантия, что этой же
ночью они не нападут на Клюкву с севера? Вы говорите, что там, на
станции Отрешково, полковник Наумов? Я вполне допускаю, что
красные могут напасть и с севера. На восточной стороне села я
оставил один батальон. Я не знаю ни обстановки, ни этой местности.
Считаю необходимым выставить охранение и выслать разведку в
северном направлении, — категорически закончил капитан Павлов.
Сказанное взволновало всех. Посыпались вопросы: Вы допускаете?
Вы считаете?.. Глаза не отрывались от карты, а пальцы не только об-
207
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
водили фронт, на котором мог появиться противник, но и пути
отхода от села.
— Господин полковник! — обратился к полковнику Главче
капитан Павлов. — Я предлагаю вам принять командование собравшимся
здесь отрядом.
Ответа не последовало. Все смотрели на полковника Главче и
молчали. Он о чем-то думал и, обратившись к одному из офицеров,
приказал ему:
— Передайте в эскадроны седлать коней и быть наготове.
В этот момент в комнату вошел поручик Юренинский172. Чтобы
была понятна описанная напряженная встреча и последующие
события, следует сказать о том, что происходило в штабе отряда с 1
ноября.
Он был на разъезде Мелехино, в 25 верстах от Курска. В
распоряжении полковника Наумова оставались лишь Черноморский конный
полк, команда пеших разведчиков с командой комендантской —
всего до 100 штыков, пулеметная команда, девять орудий, бронепоезд «На
Москву» и еще — все редеющий запасной батальон алексеевцев.
Отряду приказано сдерживать противника, пока отходившие на Курск
корниловцы не остановятся, имея свой правый фланг на разъезде
между ст. Отрешково и Курском. Предполагалось, что это будет 3 ноября.
Противник в непосредственной близости перед отрядом. Его
разведчики действуют смело и дерзко: захватывают алексеевцев, сняли
караул команды разведчиков. R начале ночи на 3 ноября черноморцы
взяли в плен красных разведчиков-эстонцев, которые сообщили, что
этой ночью их полку приказано атаковать разъезд и захватить штаб
отряда. Полковник Наумов отдает приказание: Черноморскому полку
и батареям отойти в с. Долгая Клюква, а остальным частям — на
станцию Отрешково.
Черноморцы совершили переход в 25 верст, имея столкновения с
противником. Были очень измотаны: с средины октября, посильно
сдерживая противника, отходили от линии железной дороги Елец—
Орел, нуждались в отдыхе и надеялись его получить в с. Д. Клюква.
На ст. Отрешково день 3 ноября начался спокойно. Сообщение, что
корниловцы отошли на разъезд ближний к Курску, убеждало штаб
отряда в благополучном завершении его задачи. Что происходило
потом, говорит выписка из записей поручик Юренинского.
«Около 10—11 часов дня (3 ноября) полковник Наумов отдал мне
приказание вести команды, боевой обоз (20 подвод с патронами) и
остальной обоз в село Д. Клюква, а сам с полковой пулеметной
командой и ординарцами через некоторое время также оставит ст. От-
208
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
^ ^
решково и перейдет на ближайший к Курску разъезд, обещав через
короткое время приехать также в село Д. Клюква. При этом
полковник Наумов сообщил, что в селе непосредственной опасности не
предвидится.
Двигались по проселочной дороге. К востоку и юго-востоку
слышалась пулеметная стрельба. В село пришли около 16 часов и
расположились в центральной его деревне. Из разговоров с крестьянами
можно было сделать вывод, что вообще творится что-то неладное и
грозит большая опасность. Я выставил заставы и выслал патрули. Не
имея до 21 часа от полковника Наумова никаких распоряжений, был
весьма обеспокоен. Но в это время от крестьян узнал, что в деревне
Марвино остановились какие-то наши части и кавалерия, и поехал
туда. Проезжая западную деревню, меня окликнули: «Кто идет?»
Оказалось, стояли наши батареи в упряжках и часовые при них. Дул
северный ветер, временами со снегом. Наконец добрался до
освещенного дома — штаба».
Поручик Юренинский отрекомендовался как начальник группы 3-го
полка, стоящей в этом селе. Все удивлены. Никто не знал о нахождении
здесь группы в 100 штыков, не знал и поручик Юренинский, что в село
прибыл Черноморский полк, пока ему не сообщили крестьяне.
— Неужели вас не предупредили, что в селе остановится
Черноморский полк?
— Нет.
— Откуда вы пришли сюда?
— Со станции Отрешково.
— А где полковник Наумов?
— Около полудня отряд должен был оставить станцию
Отрешково, а полковник Наумов — отправиться на полустанок, чтобы, не
задерживаясь там, приехать в это село, — сказал поручик Юренинский.
У всех вытянулись лица.
— Господин полковник! — обратился поручик Юренинский к
полковнику Главче. — Какова задача вашего полка и какие у вас
сведения о противнике?
— Мне известно пока только одно: отряду дается новая задача —
прикрыть железную дорогу от Курска на юг вдоль реки Сейм.
Вероятно, завтра мы туда и тронемся. Оборонять город будут корниловцы.
— А вы, господин капитан, что имеете? — обратился поручик
Юренинский к капитану Павлову.
— Ни задачи, ни связи!
Поручик Юренинский поделился своими сведениями относительно
красных и возможности их наступления на село. Сказанное оконча-
14 «Белое движение», т 20
209
^al
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
3&*
В метели ночью...
Вьюга превратилась в снежную бурю. Проводники окончательно
отказались указывать путь. Отряд превратился в беспомощную толпу
ослепших путников. Голова колонны остановилась. Дальше идти нельзя:
ничего не видно, кроме сплошной пелены перед глазами.
Предложили идти по компасу. Батальонный адъютант вынул планшет, но ничего
нельзя разобрать, темно. Спички гаснут. Предложили зажечь щепотку
пороха. После ряда неудач — ветер моментально сдувал и смешивал
со снегом добытый из ружейных патронов порох — артиллеристы
пожертвовали один снаряд. Из нескольких бурок возле одной из пушек
образовали подобие шалаша. Вспыхнула лента, обжигая ресницы,
брови, папахи склонившихся над картой людей. Направление
установлено прямо на юг. Но светящийся компас испорчен. Берутся за простые.
Но одно и то же: стрелки без движения и прижаты к циферблату.
Наконец появились артиллерийские бусоли — прежнее разочарование.
210
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^Ц ^»
После ряда экспериментов и предположений тщетно
старавшихся обосновать или объяснить общую порчу компасов влиянием
орудийных и винтовочных стволов на магнитную стрелку все пришли к
заключению, что происходит магнитная буря, и никому не пришло
в голову, что отряд является свидетелем одного из явлений так
называемой Тимско-Щигровской магнитной аномалии.
Простояв более часа среди снежного хаоса, уже приближаясь к
отчаянию, было решено двигаться, чтобы не замерзнуть, и в выборе
направления положиться на инстинкт лошадей. В голову колонны
были пущены две отпряженные от обывательских подвод лошади.
Бедные животные прошли несколько шагов, остановились в
недоумении и возвратились к людям.
Наконец, было предложено сорганизовать группы охотников,
которые разойдутся в разные стороны в поисках деревни. Был 4-й час
ночи, когда раздался спасительный залп. Спустя четверть часа
быстрого движения подошли к огромному пылающему стогу соломы. После
11-часового блуждания отряд возвратился туда, откуда вышел.
Батальон отходил с большой колонной артиллерии в 11 орудий. Его
вел крестьянин, только по настойчивому требованию взявшийся быть
проводником в эту отчаянную ночную метель, хотя до намеченной
деревни было всего лишь 8 верст. Перед глазами снежный поток. Не
видно спины идущего впереди, слух не улавливает шума двигающейся
колонны, хотя в ней идут по мерзлой земле дребезжащие тяжелые орудия;
слышен лишь вой ветра и резкий стеклянный звук снежной крупы.
Нельзя открыть глаз: так больно режут их крупинки мерзлого снега.
Пройдя с версту, проводник стал выражать своими движениями
явное беспокойство: он нагибался к земле, ощупывая ее, озирался по
сторонам. «Дороги нет!» — сказал он, продолжая, однако, идти
дальше и все чаще останавливаясь. Колонна сжималась, разжималась. Но
вот они и идущие с ним стали падать: они попали в какую-то канаву,
занесенную снегом. Но колонна остановилась не сразу и лишь тогда,
когда головное орудие застряло в канаве.
— Это окопы красных. Здесь они защищали Курск этим летом, —
заявил проводник.
Начались поиски если не дороги, то хотя бы места, где можно
было бы переехать эти окопы. А в это время артиллеристы и все
бывшие вблизи вытаскивали из окопа застрявшее орудие. Наконец
переезд найден, колонна сворачивает к нему и переходит
неожиданное препятствие.
Вдруг спереди на нее налетает несколько подвод. Кто? Оказалось —
хвост колонны, оторвавшийся и нагонявший ее. Его вел крестьянин-
14*
211
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ь2ь*
* * *
Решительный поворот боевого счастья на участке Добровольческого
корпуса положили не столько местные неудачи, сколько появление
Буденного на его правом фланге. Даже прорыв красных на Тим не мог
сыграть решающей роли. И этот поворот отметила природа отчаянной
силы метелью. Но она сделала и нечто другое — остановила поток
людей, бегущих от советской власти: многие сотни крестьян, вышедших на
фронт марковцев, не тронулись дальше. А дальше начиналась полоса
страны, равнодушная и к белым, и к красным.
Тяжелая доля выпала на Марковские полки, два батальона алексеев-
цев и черноморцев, стоявших на стоверстном фронте, прорванном в
центре и угрожаемом справа. Вся совокупность обстановки привела к
тому, что марковцы отходили разбросанно: 2-й полк — тремя
колоннами, 3-й — четырьмя и только 1-й с алексеевцами вместе; отдельно
отходили черноморцы и колонна артиллерии, бывшая при 3-м полку.
212
^2A_
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
Движение отряда полковника Наумова
В селе Б. Клюква, в которое ворвались красные, частям 3-го
полка было сказано: «За Сейм». Ничего более определенного сказать
было невозможно. Батальоны и группа поручика Юренинского
отходили самостоятельно. Два батальона в разное время перешли Сейм
по переправе западней железной дороги у деревни Лебяжье; один
батальон и группа поручика Юренинского — по льду в разных местах.
Провалились под лед только две походные кухни и подвода с
патронами.
На переправе через Сейм сошлись батальон, Черноморский полк и
колонна батарей. Полковник Главче, полковник Левиков и капитан
Павлов обсудили положение и искали ответа на единственный вопрос:
«Что же дальше?»
Капитан Павлов спросил полковника Главче:
— Вам известна какая-то задача для вашего полка, а может
быть, и аля всего отряда. Не должны ли мы учесть ее для
дальнейшего?
Полковник Главче ответил сразу и твердо:
— Теперь, при создавшейся обстановке, она отпадает, но мы
должны как можно скорее связаться со штабом корпуса и от него
получить указания.
Но где штаб корпуса? На Солнцево, в Ржаве, в Прохоровке? Идти
туда вдоль железной дороги? Все трое пришли к заключению: так как
совершенно очевидно, что красные, давно рке взяв Тим, оттуда
направились на ст. Солнцево, может быть, уже заняли ее, и так как
моральное и физическое состояние людей отчаянное, следует идти обходным
путем через Обоянь, затем выйти к железной дороге. Было написано
донесение в штаб корпуса и отправлено с двумя черноморцами на
ближайшую станцию для передачи.
— Я с полком иду самостоятельно, — заявил полковник Главче. —
Я должен использовать большую скорость кавалерии, чтобы скорее
быть в распоряжении штаба.
И, пожелав «счастливого пути», ушел.
Батальон и артиллерия двинулись вместе, но после первого
перехода полковник Левиков сказал, что ввиду трудности пути он должен
двигаться по большой дороге из Курска в Обоянь. Батальон и батареи
расстались.
На ст. Канкриновка черноморцы с донесением встретились с
поручиком Юренинским. Донесение было передано в штаб корпуса и
в штаб Корниловской дивизии в Курск. Из штаба корпуса приказ
213
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
всем частям направляться на ст. Солнцево. Поручик Юренинский
занялся розыском частей, но ни одной найти не мог: батальон
капитана Давыдова, перешедший по льду, без задержки шел на Солнцево,
учитывая опасность у этой станции; два других, без связи между
собой, шли прямо на Обоянь; и только днем к группе поручика Юре-
нинского присоединилась группа генерала Наумова — пулеметная
команда и 12 ординарцев. Полковник Наумов отвел собравшийся
отряд, однако не на Солнцево, а в с. Ст. Черемошное, в 15 верстах
к северо-западу от станции, откуда и принял меры к розыску всех
частей.
В минувший день полковник Наумов со ст. Отрешково выехал на
разъезд, где остановились корниловцы, сказав поручику Юренинско-
му, что, не задерживаясь там, приедет в село Б. Клюква. Но его
задержала метель, а наутро, когда метель значительно стихла, он тронулся
в село и нарвался там на красных. Потеряв трех человек, он переехал
Сейм и встретился с поручиком Юренинским.
5 ноября красные перешли Сейм у Солнцева и заняли станцию,
принудив к отходу пришедший туда батальон 3-го полка. В
нескольких местах к северу они подорвали железнодорожный путь. Грохот
взрывов слышали в отряде полковника Наумова, но посланные туда
ординарцы не возвращались.
6 ноября отряд все еще остается в селе, тщетно разыскивая части.
Офицеры настаивают на уходе, и только 7-го, когда на село повели
наступление красные, полковник Наумов повел свой отряд в
направлении на Обоянь, в пути едва избежав захвата пехотой и кавалерией
красных. Два батальона 3-го полка и колонна артиллерии, связавшись
в Обояни со штабом корпуса, получили приказание идти к ст. Прохо-
ровка, куда и пришли 7-го. Полковник Наумов, о котором никто не
имел сведений, присоединился к ним лишь 9 ноября и вступил в
командование полком.
Этот день для изголодавшихся марковцев памятен не только тем,
что собрались все, но и тем, что в первый раз со времени
выступления из Курска, 26 октября, они получили, наконец, горячую пищу и
хлеб. Фронт на линии Ржава—Обоянь заняли черноморцы и
оставившие 6 ноября Курск корниловцы.
В минувшие дни у ст. Солнцево разразилась тяжелая драма:
четыре бронепоезда и два вспомогателя, отходившие от Курска,
наткнулись на взорванное полотно и пехоту красных. Починять его под
огнем не было никакой возможности. Они направились было через
Льгов, но и там был взорван, но уже своими, виадук. Поезда
погибли.
214
0&1
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Л£*=>
В ночь на 4 ноября в свирепую метель, в более спокойный день и
следующую ночь части отряда отступали, сбиваясь с дороги, пересекая
пути друг друга. Едва не был оставлен батальон 2-го полка, стоявший
в обеспечение левого фланга. Он не имел связи с алексеевцами: не
прибывали ни их ординарцы, не возвращались ординарцы, высланные
батальоном. Наконец, командир батальона решает еще раз на
попытку связаться и отправляет последних верховых, вызвавшихся
добровольно, пулеметчиков подпоручика Герасимова и рядового Беляева,
бывшего красного курсанта. 18 часов. Было условлено, если они не вернутся
к 24 часам, батальон выступит в южном направлении.
Подпоручик Герасимов и рядовой Беляев, сняв погоны и все
отличия, скрылись в пелене метели. К сроку они не вернулись, но уже
в батальоне более чем час как приехали два ординарца Алексеевско-
го полка с приказанием немедленно отходить в южном направлении.
Батальон, погрузившись на сани, в 24 часа выехал и днем связался
со штабом алексеевцев. Ему сказали: выслано было четыре пары
ординарцев, но одна пара пропала, а три, столкнувшись с красными,
вернулись. Подпоручик Герасимов и рядовой Беляев в штаб не
приезжали.
* i Противник следовал за отрядом. Уже 4-го были столкновения;
5«то он был отброшен. В этот день отряд сосредоточился весь в рай-
toe сел В. Опочка и Рогозцы, 25 верст южнее Мармыжей. К нему
присоединился батальон 2-го полка, пришедший от Касторной. Связь у
него со штабом корпуса круговая — через Корочу, Белгород. Она уже
не раз прерывалась разъездами красных. Ему дан приказ: ударить в тыл
красным, наступающим от Тима на ст. Солнцево, и частью сил выйти
к станции, а другой — на южный берег верховья Сейма и там занять
позицию. И добавочное: один батальон алексеевцев направить в
Корочу.
Положение таково: отряд с трех сторон имеет противника, с
четвертой — его разъезды. До Солнцева 40 верст по прямому
направлению. Части противника уже у верховья Сейма, то есть в 20 верстах
южнее этого направления. Силы неизвестны. Для начала операции
генерал Третьяков решает занять села Погожье и Кузькино.
6 ноября. Подъем в час ночи и выступление. 1-й полк идет справа на
Погожье; два батальона 2-го и батальон алексеевцев — на Кузькино.
Между ними разрыв до 8 верст, но они должны идти, имея все
батальоны в передовой линии и так, чтобы между ними была огневая связь.
От каждого батальона по роте в резерве. Наутро по всему фронту отря-
215
*^&
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
$£^
Рейд группы генерала Третьякова
7 ноября, С рассветом группа выступает из Кузькина,
сопровождаемая с тыла и флангов красной кавалерией. В Верхоселье боевых
частей красных не оказалось.
8 ноября двинулась на юг на с. Свинец, занятое пехотой. Красные
не оказали серьезного сопротивления, а следовавшая за группой
кавалерия была остановлена огнем.
9 ноября наступление на юг продолжается. Село Суволочное с
переправой через Сейм берется решительной атакой, а атаковавшая на
этот раз кавалерия была жестоко отбита. Оставив здесь батальон
алексеевцев, батальоны марковцев преследовали красных вдоль северного
берега Сейма и смяли сопротивление у другой переправы, у деревни
216
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
I^>
Орлянки, находящейся в 10 верстах от переправы, через которую
должен проходить 1-й полк.
Группа выполнила задачу и заняла позицию вдоль южного берега
Сейма. Потери незначительны.
Рейд первого полка
7 ноября. Задолго до рассвета полковник Блейш собрал старших
начальников и объявил задачу: тяжелое положение на фронте требует
нашего выхода на ст. Солнцево. Мы должны разметать красных на
своем пути. Подтвердив все отданные раньше распоряжения, он
сделал упор на точном, быстром и решительном выполнении всех
приказаний. Он сказал: «Предстоят тяжелые переходы, дневные и ночные,
с немногими часами отдыха. Всем побороть усталость!»
Еще не было 9 часов при плохой видимости, когда полк подошел к
городу Тим, сбил охранение и вошел в него. Красные выскакивали из
домов, бежали по улицам. Части полка прошли небольшой район
города и собрались на северо-западной окраине. Довершила дело
конная сотня: она обезоруживала и загоняла во дворы сотни красных.
Здесь был их полк и еще какие-то части.
Полковник Блейш, узнав, что к северу в село Становой Колодезь
остановился полк красных, после 4-часового отдыха повел свой полк
туда. До села 8 верст. Красные приготовились, но стремительной
атакой оно взято. И опять закончила дело конная сотня.
Несмотря на наступивший вечер, полковник Блейш ведет полк
дальше, но взяв почти южное направление, однако скоро снова
сворачивает на северо-западное. Он вводит противника в заблуждение
относительно намерений полка. В 22 часа полк приходит в село
Гнилой Колодезь, в котором противника не оказалось. Дает отдых на
ночь. Но отдых оказался коротким: на окраине раздались выстрелы.
Полк мгновенно построился. К полковнику Блейшу привели двух
кавалеристов. Их разъезд в пять всадников ехал из села
Рождественского от командира стрелковой бригады к командиру конной бригады,
направляющейся в село Рождественское из района к северу от Тима.
Учитывая, что спасшиеся три всадника ускакали к северу и не скоро
могут сообщить в село Рождественское о случившемся, полковник
Блейш немедленно ведет полк на это село, находящееся в 10
верстах и как раз в направлении на Солнцево.
8 ноября. Около 5 часов утра в темноте два батальона стали
охватывать село, а в это время донесение: к селу с востока подходит боль-
217
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
шая колонна противника. «Резервному батальону подпустить ее и
расстрелять!» — распорядился полковник Блейш. Колонна была сметена
огнем этого батальона, и как раз в тот момент, когда два других
ворвались в село. Среди раненых, убитых и лежавших на поле набрали
уцелевших 150 человек. Разбит был полк в 600 штыков. А в селе был
взят почти целиком тоже полк в 600 человек, четырехорудийная
батарея в полной упряжке с полным составом чинов, много пулеметов и
подвод, но штаб бригады успел скрыться.
Выяснив положение, полковник Блейш приказывает: «Отдых два
часа! Когда требуется, марковцы не знают усталости. Когда полк
выступит, оставить половину пленных». Захваченная батарея передается
артиллеристам — новая боевая часть. Удвоился обоз с ранеными,
больными, со снарядами и патронами — до 50 подвод. Колонна полка
увеличилась, невольно отяжелела. После полудня полк пришел в село
Лещинская Плота, где красных не оказалось. Дан отдых на ночь.
9 ноября. Ночью полк поднят и выступил. Известно, что в селе
Субботине стоят части красных. Бой неизбежен, и притом с
приготовившимся противником. «Напречь все силы!» — сказал полковник
Блейш.
До села Субботина 12 верст. В голове колонны идут два
батальона, в арьергарде — третий. Отпускается снова часть пленных.
Увидев приближающуюся колонну, красные открыли по ней орудийный
огонь. Полк разворачивается на ходу; команда разведчиков и
комендантская рота направлены в обход с запада на пересечении дороги к
Солнцеву. Сильнейший пулеметный и ружейный огонь. Цепи полка
вынуждены передвигаться перебежками. Потребовалось 4 часа,
чтобы сломить противника, и еще часа два, чтобы выбить его из села
окончательно. Это был тяжелый бой, выведший из строя свыше 100
человек. Снова разбит полк красных и вспомогательные части
бригады. 200 человек взято в плен. И только в конце боя появилась
кавалерия красных.
До Солнцева теперь оставалось 8 верст; их можно пройти в 2 часа
и засветло, но неизбежен бой на переправе через Сейм, который
может затянуться до темноты. Полковник Блейш остается в селе. Полк
должен отдохнуть, будучи готовым к возможному ночному
нападению.
Не имеют отдыха полковник Блейш и его ближайшие помощники.
Нужно выяснить опросом пленных и жителей села, какие силы
противника могут быть на той стороне реки у ст. Солнцево. Нужно
подробно узнать и о самой переправе. Выяснено, что через переправу
перешли бригада кавалерии и одна-две бригады пехоты. Часть этих сил
218
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«£Л ^»
ушла на Обоянь; часть стоит в Солнцево и Зуевке непосредственно за
переправой; часть к югу от станции. Переправа же представляет
собой дамбу длиной до 2 верст, затем мост и крутой, покрытый лесом
подъем; дорога идет на подъем косым направлением. Река сама по себе
не широкая, но имеет болотистый восточный берег с мелким
кустарником. Главная опасность — болото не всегда замерзает; бывают
провалы, которые теперь могут быть прикрыты снегом. Вывод:
наступление цепями возможно, но опасно и будет медленным.
10 ноября. Ночью полковник Блейш отдал приказ о порядке
наступления и добавил, что предстоящий бой будет последним: полк,
выполнив свою задачу взятием ст. Солнцево, выйдет из окружения с
поддержкой корниловцев и бронепоездов. Конечно, он сказал это аая
ободрения, так как сам ничего не знал — с 7-го числа у него не было
связи даже с генералом Третьяковым.
Часа два до рассвета полк двинулся, оставив в прикрытии конную
сотню и команды. Два батальона шли цепями по обе стороны дамбы,
сгустив свои силы на внешних флангах. Глубокий снег; осторожное
движение. Светает, но легкий туман. Красные заметили. Начинается
стрельба. Роты выходят на лед реки; залегают под сильным огнем у
переправы; карабкаются на берег на флангах. Красные охвачены и
оббегают. Быстро в колонне, по дамбе и мосту, идет резервный
батальон, выходит на гребень, разворачивается и атакует Зуевку. Красные
оставляют ее. Полк берет Солнцево уже с поддержкой батарей. До
этого батареи из-за тумана, не видя целей, молчали. Вслед за
батальонами шли батареи, обоз, колонна пленных в 400—500 человек
(отпущено до 300; взяты были лишь те, кто не пожелал остаться) и
прикрывающие части, уже под обстрелом обложившей село красной
кавалерии.
Телефонная связь от Солнцева к югу прервана, и, чтобы связаться,
посланы крестьяне, которым нужно было пройти расположение
передовых частей красных. Связь установилась быстро, так как красные
поспешно отошли к западу. Вечером на Солнцево прибыл бронепоезд,
на который погрузил раненых, больных и пленных. Полк заночевал на
станции и в Зуевке. А наутро он выступил к востоку аая занятия
боевого участка.
1-й и 2-й полки не только вышли из тяжелого положения, но и
выполнили трудную и опасную задачу. Исключительно операцию
выполнил 1-й полк. Он начал отступление в ночь на 4 ноября и
закончил его 10-го. В течение семи дней и ночей он находился в переходах
и боях в отчаянную погоду. Им пройдено до 100 верст. Разбито и
рассеяно по меньшей мере 6 полков пехоты. Противнику нанесены
219
<^л
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
Итоги первого этапа отступления
Так или иначе, но Марковские полки благополучно отошли со
стоверстного фронта Касторная—Курск и прижались к линии железной
дороги Курск—Белгород. Впервые все три полка оказались в тесной
связи между собой и смогли, наконец, составить Офицерскую
генерала Маркова дивизию как нечто единое. И только теперь мог принять
ее генерал Тимановский. Генерал Третьяков получил назначение
формировать Алексеевскую дивизию. Присоединился к своему полку и
бывший в отрыве 3-й батальон 2-го полка с Офицерской ротой,
отходившие от станицы Касторной к югу. Постепенно подъезжали обозы
полков. Уже одно то, что дивизия собралась, подняло настроение.
Марковцы стали говорить, что наступление на Москву отлагается «до
весны». Они не знали о положении на остальном фронте и никак не
допускали мысли, что «кубанцы не хотят воевать». Кубанцев постигла
неудача, но ведь и марковцев тоже...
Показателем твердого духа бойцов был пример подпоручика
Герасимова и рядового Беляева, высланных для связи в штаб Алексеевско-
го полка 3 ноября и вернувшихся 11-го. Их эпопея такова. В первой
же деревне они нарвались на красных, к счастью, на простачков.
Разговорились с ними и узнали номера красных полков, находящихся в
районе. Взяв более южное направление, они попались серьезным
красноармейцам, которые их привели к начальству. Но в них при опросе
не признали «белых», а чинами той части, которую они назвали. Они
были отпущены с указанием места расположения части. Пришлось
ехать в обратном, северном направлении, чтобы в благоприятный
момент свернуть на юг. Всюду были красные. Проходили дни, когда они
сидели укрывшись; ночи, когда они держали путь на юг. Наконец
добрались. Лошади были загнаны вконец, сами они держались еле на ногах
от усталости, голода и бессонницы.
220
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
I£z*
Отступление продолжается
Красное командование, принудив Добровольческий корпус
оставить линию Касторная—Курск—Льгов, не добилось, однако,
разгрома корпуса и полного уничтожения частей Шкуро и Мамонтова и
решило продолжать наступление всеми силами и немедленно. Была
поставлена задача «дальнего прицела»: используя силы своей
кавалерии и слабость белой, наступать ею на юг и разъединить
Добровольческую и Донскую армию. Прицел взят до Азовского моря. Задачу
красных облегчало то, что Добровольческий корпус вынужден был
сжаться влево и таким образом увеличить разрыв между армиями. В
этот разрыв и пошли корпус Буденного и 13-я красная армия.
10 ноября Добровольческий корпус стал на линии Ржава—Обоянь
и западнее. Марковцы задержались правее и несколько севернее
железной дороги по южному берегу Сейма.
11 ноября 1-й полк оставил Солнцево и перешел к востоку за реку
Сеймица ко 2-му полку. Батальон алексеевцев ушел в резерв. В этот
день красные начали наступление с охватом правого фланга полков.
221
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
12—13—14 ноября полки медленно отходят, отбиваясь
контратаками. Заболел тифом полковник Блейш, которого заместил полковник
Докукин173; заболел и вр. командовавший 2-м полком капитан Пере-
бейнос, смененный капитаном Крыжановским174.
15 ноября красные глубоко обходят справа, перебрасывая свои
части на санях. Полки отводятся к югу и подаются влево. 1-й полк уже
седлает железную дорогу у ст. Прохоровка.
С тяжелым настроением отходит стоявший в резерве 3-й полк
после того, как в нем воскресли было надежды на поворот боевого
счастья на фронте. На фронт прибыла свежая бригада пехоты силою в
1500 штыков из формировавшейся в Харькове сводной дивизии трех-
полкового состава, которой командовал генерал Волховский. Один из
полков ушел на внутренний фронт, а два стали на участке
корниловцев, стоявших левее марковцев. Полки хорошо обмундированы,
вооружены, снаряжены, морально крепки, в боевом отношении надежны,
имеют значительный офицерский кадр — так характеризовал бригаду
посетивший 3-й полк офицер из ее штаба. Конечно, марковцам было
радостно слышать, но заявления офицера им казались чрезвычайно
уверенными; сами они не отозвались бы так о своих частях. Но все-
таки? И вдруг отход.
Дня через два узнали о причине. Бригада в два дня была
совершенно разбита; большинство ее сдалось в плен. Рассказал об этом
офицер-корниловец. Он был послан ^ля связи к этой бригаде, но на
ее позиции он нашел полевые караулы, сзади заставы и т. д., в
точности по уставу. Добравшись до штаба полка, он нашел там полный
покой. Не вытерпел и высказал свое недоумение. В ответ встретил
удивление и полное непонимание. При такой расстановке бригады
поражение ее было обеспечено и оно произошло. Она вошла в бой,
не зная духа, характера, тактики гражданской войны, со слепым
следованием уставу, с пренебрежением к опыту не только текущей,
но и мировой войны, с твердым отбрасыванием «партизанских»
методов.
16 ноября. Тяжелый день. 1-й полк отбивает сильные фронтальные
атаки, а потом высылает один батальон на помощь корниловцам и
выбивает прорвавших фронт красных из с. Богородицкого. 2-й полк
отбивает красных, наступающих с фронта и охватывающих справа у
села Редьковка. В разгар боя получает сообщение, что его батальон,
высланный ночью на 10 верст к югу, в село Сагайдачное, ведет бой.
Полк начинает отход, преследуемый противником. К Сагайдачному он
подошел, когда там его батальон оказался почти окруженным.
Батальон был спасен, но большие силы противника заставили полк отойти
222
««I—
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jfe25»
несколько к западу. Наступали здесь части Эстонской дивизии.
Положение на правом фланге дивизии становилось угрожающим.
Красными занята Короча, и их части выдвинулись на Белгород. На их пути
стоит только батальон алексеевцев с двумя орудиями. Двадцать верст
южнее — линии марковцев.
17 ноября. 2-й полк спешит в село Казачье, имея на фланге
кавалерию красных. Переход в 25 верст. 1-й полк подается вправо,
оставаясь левым флангом на железной дороге. Влево от него становится
батальон 3-го полка. Фронт дивизии 20 верст протяжением.
18—21 ноября тяжелые бои на всем фронте. Ночной атакой
красные выбивают батальон 3-го полка из села Крюкова-Барского, но
последовавшей контратакой положение восстановлено. Они рвут фронт
между 2-м и 1-м полками. Команда разведчиков 2-го полка, с
капитаном Андриевским во главе, повторной ночной атакой берет деревню
Кураковку, но, обойденная, к утру оставляет ее. Направляются два
батальона 3-го полка с двумя орудиями. Они залегают под сильным
огнем, замолкает и их батарея, осыпаемая снарядами. При попытке
снять орудия с позиции убито шесть лошадей. Слева батальон 1-го
полка, отбив атаку красных, отправляет на помощь 3-му полку свою
четырехорудийную батарею, которая после часового беглого огня
(вылущено 300—400 снарядов) расстроила противника, и тот стал отхо-
дить.
* 2-й полк в селе Казачьем держится, но красные теснят батальон
алексеевцев и обходят село с юга. Полк направляет два батальона;
потеснены и они. Батальон, оставшийся в Казачьем, атакуется
кавалерией; он ее отбивает, но ему приказано оставить село. Дорога, по
которой до этого шли два батальона, проходившая через глубокую
лощину, перехвачена красными; другая дорога в 2 верстах севернее у
хутора, который занят противником. Вр. командующий батальоном,
капитан Эмпахер, решает отводить батальон северной дорогой.
Быстрой атакой эстонцы выбиваются из хуторов, и под прикрытием
12 тяжелых и 6 ручных пулеметов батальон переходит лощину.
Кавалерия опоздала: ее сдерживал взвод пулеметов подпоручика
Рузского, а за лощиной удар красных с противоположной стороны был
сдержан командой разведчиков.
Атаки красных на всем фронте дивизии и опять с угрозой охвата
правого фланга. Батальон алексеевцев, а за ним и 2-й полк переходят
в село Шейно; два батальона 1-го полка — в с. Шляхово; 3-й полк
занимает участок по обе стороны железной дороги; в центре —
батальон 1-го полка и команды 1-го и 2-го полков. Дивизия на фронте в
25 верст.
223
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,л
Части переутомлены переходами, боями, усиленной сторожевкой
до крайности. Туманы, снег, холод особенно сказались на конском
составе, который только в небольшой части был перекован на шипы.
Лошади скользили, падали. Чтобы втянуть на подъем орудие, нужно
было впрягать лишнюю пару лошадей; а^я гаубиц требовалась даже
двойная упряжка. В одной батарее на переход в 7 верст ушло 10
часов. У пулеметчиков выход нашелся: они отправили свои двуколки и
тачанки в обоз, а пулеметы поставили на обывательские сани.
Большинство крестьян охотно соглашалось быть подводчиками со
своими лошадьми.
В довершение всех бед в полках шла смена командиров: 1-й полк
принял полковник Слоновский175, сменив вызванного в штаб армии
полковника Докукина; 2-й полк принял мало известный всем полковник
Данилов, командовавший короткое время отрядом, во время
ликвидации Купянского прорыва в августе месяце, сменивший заболевшего
капитана Луцкалова, который только что сменил заболевшего капитана
Крыжановского (четвертый командир в течение 11 дней); 3-й полк
принял капитан Савельев176 вместо полковника Наумова, первопоход-
ник, командовавший до этого особой ротой при Ставке.
22 ноября. Красные продолжают долбить фронт марковцев.
Сильное и упорное наступление вели они на село Шейно, где стоял
батальон алексеевцев и куда ночью пришел 2-й полк; наступление свежими
частями в образцовом порядке. Две атаки отбиты, в третью они
ворвались в село, но были выбиты. Только в полку выбыло из строя до
250 человек.
Срочно батальон алексеевцев был вызван в Белгород. В течение
дня отбиты атаки 1-м полком на село Шляхво, но сейчас же один
батальон пошел на поддержку батальона, бывшего у реки Донец и
попавшего в тяжелое положение. 3-й полк успешно сдержал
противника. Наступила ночь. Красные атаковали в центре дивизии.
Приказ — отходить к Белгороду.
В этот день красные производили новый Купянский прорыв, на этот
раз всей массой своей кавалерии и пехоты, перед которыми не могла
устоять конница генерала Шкуро и генерала Мамонтова. Красная
пехота уже обошла Белгород и заняла Волчанок.
23 ноября. Ночью 3-й полк через Белгород приходит на ст.
Разумная, к которой уже подъезжали разъезды красных. Днем из Белгорода
одной колонной под охраной батальона выступили на юг вдоль
западного берега Донца все обозы дивизии. С наступлением ночи по той
же дороге пошли остальные части со штабом дивизии, оставившим
свой железнодорожный состав и севшим на коней.
224
p&&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^
Дивизия на фланге корпуса шла по полевым дорогам к большим
массивам Муромских и Чугуевских лесов, где укрывались отряды
«зеленых», состоявших из дезертиров, бежавших пленных,
организованные засланными туда коммунистами.
С тупой болью покидали марковцы Белгород, ставший мя них
родным, как раньше были Новочеркасск и Екатеринодар. Пять месяцев
назад Белгород стал для них «станцией» на пути к Москве. Здесь
отдыхали, набирались сил. Молили о помощи Всевышнего у святынь города;
получали благословение на продолжение ратного подвига в женской
обители в селе Борисовка; благословение и четки.
Шли вперед. Пальцы рук мысленно перебирали шарики четок: Ко-
роча, Тим, Щигры, Ливны и задержались на следующем — Елец. Потом
перебирание назад и... отпал первый, Белгород. Дальше — узел четок с
крестом. Да будет воля Божья! Марковцы отступали в полном порядке.
В лесах
В Харькове собралась группа в 20—30 марковцев, возвращавшихся
из отпусков, командировок, госпиталей. Разговоры о положении на
фронте и в тылу. Тревога за фронт, за свои части, тревога и от все
усиливающегося зеленого движения в тылу.
— Меня задерживали, назначали начальником отряда, но тянуло в
полк, — говорил один.
— Ни от кого не добьешься, где наша дивизия. Говорят, будто
отходит на Купянск, и советуют ехать туда.
Поехали. В поезде комендант раздал винтовки: «В Чугуевских
лесах «зеленые». Марковцев это не удивило. Где их теперь нет?
Медленно шел поезд с длительными остановками между станциями. Но
проехали благополучно.
В Купянске встреча с двумя своими. «Что вы тут делаете?» —
«Вербуем добровольцев, но безуспешно. Нужно смываться отсюда».
Удивление. Где фронт? В городском саду марковцы видели два малых танка,
производящих занятие, свободно и легко ломающих деревья. В
первый раз их видели. Они не на фронте, следовательно, не так уж плохи
должны быть там дела. На следующий день на справку — где
дивизия? — комендант отвечает: «Отходит, кажется, на Чугуев, но ехать
туда нркно обождать, так как с Чугуевом нет связи».
Ну и ну! Никто не может точно сказать, где целая дивизия. Но это
судьба наша — бродить по задворкам. А вечером твердый совет —
ехать в Донбасс и оттуда начинать розыски.
15 «Белое движение», т 20
225
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ст. Нырково. Строгий допрос коменданта: «Кто вы? Почему здесь,
а не в своих частях?» — и приказание ехать в Славянск. В Славянске
уже собралось до сорока марковцев. Старший пошел к коменданту:
— Документы!
— Просрочены.
— Арестовать!
Выручила вся группа. Выдали винтовки и привлекли к несению
дозорной службы, сказав, что, когда будет известно о
местонахождении дивизии, сообщат. Благо стали давать продукты.
Из Белгорода дивизия выступила на село Муром (Корниловская —
по шоссе на Харьков). 1-й полк в голове обозов и в арьергарде; 2-й — в
прикрытии с востока; 3-й — с запада. Идти легко, морозно. Сплошной
стеной с востока стоят леса, тянущиеся по реке Сев. Донец.
Второй день похода. Батальон 2-го полка стоит в селе
Архангельском; команда разведчиков впереди за лесом у реки, верстах в двух.
Туман. Команда не заметила, как красная пехота обошла ее. Она
отскочила в сторону, а красные неожиданно обрушились на
отдыхавший батальон. Люди выскакивали из домов в чем были; ни о каком
сопротивлении нельзя было и думать. Лишь одна рота и пулеметная
команда, стоявшие на противоположном конце, вышли в
относительном порядке. На их линии стали останавливаться все бегущие. Едва
красные показались из села, батальон перешел в атаку. Через час село
было взято и красные отброшены за реку. В батальоне оказалось
лишь несколько раненых и никаких других потерь.
Батальон пришел в деревушку в 10—12 дворов, окруженную лесом.
В деревне не оказалось ни одного мркчины старше 15 лет. Стали
спрашивать, где же они? Бабы плакали, а старики отмалчивались.
Откровеннее были дети: «Да все ушли в лес».
— Неспроста! И не приведут ли они по неведомым дорожкам
красных? Тут возможна /^ля нас могила!
В крайнем напряжении и в беспокойстве простоял здесь батальон,
а в сумерках, насторожившись, готовый ко всему, выходил из леса.
Дивизия третий день в походе. Проходит село Муром и
втягивается в с. Терновое. Тяжелая дорога, пересекаемая частыми
оврагами. Уже сзади наседали разъезды красных, и по ним был даже
открыт артиллерийский огонь; уже и 3-й полк ведет перестрелку с
«зелеными».
На четвертый день стала подниматься температура и пошел
дождь, продолжавшийся целую ночь. Таял снег, оттаивали дороги.
Стало тяжело двигаться, а во второй половине дня и совсем трудно.
Еще голове колонны сносно, но середине и хвосту ее приходится
226
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Д^*
идти по густому месиву снега и чернозема. С большой наезженной
дороги, ведущей на Харьков, дивизия свернула влево на проселочную
и входила в лесное дефиле. Колонна стала растягиваться и
одновременно расширяться. На санях еще можно ехать по нерастаявшему
снегу. Лошади выбивались из сил. Стали приставать. Приходилось
бросать телеги, с каким бы грузом они ни были. В подводы с
ранеными и больными впрягали еще по одной-две лошади.
Артиллеристы впрягали в орудия и ящики всех верховых лошадей; пулеметчики
навьючивали пулеметы на лошадей. Метались больные, волновались
раненые. Но с ними были сестры, ангелы-хранители, помощницы,
утешительницы; помогали чем могли и как могли.
«На много верст по дороге валялось брошенное имущество: ящики
со снарядами и патронами; стояли с выдохшимися лошадьми орудия,
пулеметы. Всюду павшие кони. Такую картину нам всем пришлось
увидеть впервые за все время добровольчества. А главное — нам самим это
делать. Это была дорога смерти», — записал один из участников.
А «зеленые» между тем осмелели: всюду стрельба; появился их
конный отряд; его разогнали огнем. Пропали удалившиеся в сторону
фуражиры-артиллеристы. Туда отправлены конная сотня и два орудия.
В деревушке нашли зверски убитым поручика Хренова и ранеными
двух солдат. Выданные населением виновники были расстреляны, а
деревня сожжена.
В колонне объявили: еще 10 верст, и мы выйдем из лесов. Это
подбодрило. К вечеру голова колонны втягивалась в местечко Рогань,
на большой дороге из Харькова в Чугуев, но хвост задержался на ночь
в 10 верстах сзади. В Рогани уже стояли части Корниловской
дивизии. Марковцы от Белгорода шли почти прямой дорогой, в то время
как корниловцы круговой. Прошли до 70 верст, а пришли позже
более чем на сутки. Дорого им стоил этот семидневный отход.
Голодными уснули, кто где пристроился.
30 ноября. Утром подъем. Дивизии нужно идти в Чугуев, в 20
верстах. Первое ощущение — холод. За ночь температура упала и подул
северный холодный ветер, который будто вгонял сырость одежды
вовнутрь тела. Спасение в движении.
Дивизия тронулась двумя колоннами: одна шла по шоссейной
дороге, другая — севернее через село Каменная Яруга. Обе дороги
проходили через леса. И здесь «зеленые» не оставили дивизию в покое:
обстреливали и в одном месте, наскочив на обоз, убили поручика Ев-
лампиева и нескольких солдат. Дорога была сравнительно легкая, и к
вечеру колонны втягивались в город Чугуев. Арьергардный батальон
пришел лишь к полуночи.
15*
227
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Город мертв. Но теплые дома, какой-то уют оживили марковцев.
Кое-что достали аля еды. Неотложные дела: для одних — смена
охранения чуть ли не через час; а^я других — заботы о лошадях, о
технической части; у третьих — приведение всего вывезенного в должный
порядок.
Ровно в 24 часа дежурный по команде доложил мне, что
пулеметы приведены в полную готовность и поставлены на двуколки.
Вышел лично проверить, и отрадно было видеть, что дух в команде еще
не угас. Люди по-прежнему остались такими же, несмотря на
постигшие неудачи. При подсчете оказалось, что отстал один солдат и
потеряно три ящика с патронами.
Хуже было в ротах. Их ряды снова поредели. В 1-м полку по 50—
100 штыков, а во 2-м и 3-м — по 30—50. Немало заболевших — в
полковом околотке их не меньше 100 человек. Но куда отправить?
Глубокой ночью, когда часть людей, едва подкрепившись тем, что
удалось достать, спали мертвым сном, в расположении батальонов
раздались крики: «Выходи за обедом!» С гомоном, с проснувшейся
бодростью, гремя кастрюлями, мисками, подходили к походным кухням.
— Ага! Вот они! Где вы были десять дней? Почему морили нас
голодом? — шутливо спрашивали кашеваров и артельщиков.
— Говорите спасибо, что кухонь не бросили, хлеб привезли да и
сами не пропали, — возражали те.
Кашевары были щедры и разливали густой мясной суп, наполняя
до краев подаваемую посуду, а артельщики, также без счета,
раздавали буханки черствого, подмоченного хлеба.
— Ешьте, что дают и какой остался. Хлебом по дороге лошадей
кормили.
— Ну и добрые вы стали, — говорят кашеварам. — Всегда бы и
каждый день так.
— Получай и не рассуждай!
Обед показался прямо лукулловским, да и ели его в «культурной»
обстановке, сидя за столами, из тарелок, свободными от сдавливающего
тело снаряжения, поясов, сапог. Спокойный свет керосиновых ламп и
свечей создавал уют. За обедом поговорили об обстановке и
положении спокойно, будто не отдавая себе отчета в том, что произошло и
что происходит. «Оставлен Харьков? На войне все возможно».
Сытный и обильный обед сразу валил в сон. Тишина, прерываемая лишь
голосом и толчками наряда. «Вставай в охранение!» Дивизия имела
врага с четырех сторон.
1 декабря. Рано туманным утром на участке 2-го полка раздались
выстрелы. Когда роты выбегали из домов, пули уже неслись вдоль улиц.
228
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
1^,
Ясно, охранение просмотрело, а стояло оно на самой окраине. Без
команд марковцы неслись на выстрелы. Выскочили пулеметы.
Короткая стычка, и противник бежал.
Спокойно пообедали. А потом приказание: батальону 2-го полка
выбить противника из поселка Кочеток, в четырех верстах к северу от
города, и уничтожить там мост через Донец. Вперед поехали четверо
верховых и, не встретив никого, въезжают в поселок. И вдруг из дома
выходят четверо, на одном венгерка, отороченная мехом.
— Вы кто? — спрашивают их.
— Мы ваши, товарищи, мы ваши, — отвечают они на ломаном
русском языке.
В этот момент из домов выбежали вооруженные красные. Уложив
этих четырех, всадники поскакали назад.
Батальон подходил к поселку. Одна из рот отправилась к мосту. Но
батальон оказался охваченным слева и стал отходить. Прижатая к реке
рота стала перебегать на другой берег. Рядовой Селиванов со своим
«льюисом» сдерживал противника, а при переходе через реку он и
пятеро других провалились на льду и утонули.
Когда батальон отходил в исходное положение, у Чугуева уже шел
бой по всей западной окраине города. Красные наступали большими
силами на 1-й и 2-й полки, но были жестоко отбиты. Наступали
части 46-й стрелковой дивизии, 14-й красной армии. На следующий день
они повторили наступление, и опять неудачно. До вечера противник
уже не тревожил, а в 20 часов марковцы покинули Чугуев и
сосредоточились в селе Малиновка.
3 декабря дивизия выступила по большой дороге на Купянск.
Красные и «зеленые» сжимали кольцо вокруг нее. 3-й полк выбил их из
села Коробочка. Арьергард сдерживал противника. Сильный разъезд от
дивизии, обеспечивающий ее с юго-запада, подвергся нападению и
потерял несколько человек. Высланный туда отряд сжег деревню.
С наступлением ночи дивизия собралась в деревне Граково. С нею
большой обоз с ранеными и больными. Предполагали, что она идет к
Купянску на присоединение к генералу Шкуро. Но оказалось, что
Купянск уже сдан, а красные от Купянска наступают в направлении
на Изюм, в тыл Добровольческому корпусу. Марковской дивизии
приказано прикрыть эту дорогу, мя чего 2-й и 3-й полки должны идти
на погрузку на ст. Шаблиевка, чтобы быть переброшенными срочно к
Изюму. 1-й полк, как наиболее сильный, должен идти туда пешим
порядком, взяв прямое направление. Ему придется пройти свыше 50
верст по лесной местности, занятой «зелеными». Ввиду того что аая
погрузки полков давалось ограниченное число вагонов, было приказа-
229
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
<^Л _ la»
но все тяжелые пулеметы, обозы полков и батарей отправить особой
колонной в Изюм через ст. Балаклея. Прикрывать ее назначена
команда в 50 штыков.
4 декабря дивизия расходится. 2-й и 3-й полки со своими
батареями и транспортом раненых благополучно доходят до ст. Шаблиевка.
Немедленная погрузка по 50 и более человек в вагон и по 12
лошадей. Но обозная колонна, растянувшаяся свыше чем на версту,
подверглась нападению «зеленых». Голова ее под прикрытием команды
проскочила, хвост — пулеметные команды — успели свернуть в
сторону и, уже разбившись по группам, самостоятельно пробирались к
железной дороге; третья часть, главным образом обозы, была
захвачена «зелеными».
1-й полк, пройдя 12 верст, узнает, что село Волхов Яр, через
который он должен идти, занят противником, но узнает еще и то, что
деревня в 3 верстах влево от него тоже занята. Полк
останавливается и высылает влево батальон, чтобы выбить из этой деревни
противника, могущего ударить в тыл полку, когда он будет наступать на
село. Бой батальона с оказавшимися перед ним эстонцами закончился
неудачей: эстонцы в порядке отошли на короткое расстояние.
Пришлось подтянуть весь полк, а ночью стало известно, что они ушли к
Волхову Яру.
Утром полк повел наступление на село. Красные имели артиллерию
и оказали упорное сопротивление, но, обойденные с флангов, бежали,
понеся большие потери, несколько пулеметов и в числе пленных
начальника штаба Эстонской бригады, бывшего офицера Генерального
штаба. Полку был дан двухчасовой отдых и выдан обед. Но пообедать
спокойно не пришлось: эстонцы внезапно атаковали и снова жестоко
поплатились. За день они потеряли до 300 пленными, которых
выступивший дальше полк с собой не взял. К вечеру он пришел в село Бри-
гадировка, встреченный лишь небольшой стрельбой.
На третий день полк, имея столкновение у села Крючки, где взял
один пулемет, пришел в село Кунье, где ему приказано было
оставаться впредь до получения приказания. До Изюма было 15 верст, в
10 верстах восточнее которого уже стояли 2-й и 3-й полки.
6—7—8 декабря полки сдерживали наступление Эстонской
дивизии на Изюм, а затем, когда корниловцы отошли к городу, двигаясь к
югу перекатами, остановились перед Славянском.
9 декабря. Охват правого фланга корпуса продолжался, но уже
3-й стрелковой дивизией, которая перешла реку Сев. Донец и
подошла к Славянску на 25 верст, тогда как корниловцы еще находились
в 40 верстах к северу от него. Четыре батальона марковцев сдержи-
230
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^ ^>
вали красных перед городом и три батальона несколько севернее; а
два батальона стояли в тылу, обеспечивая его от махновцев, как здесь
уже называли «зеленых». Кругом леса.
Если «зеленые», с которыми приходилось иметь дело до этих мест,
представляли собой группы или отряды дезертиров и скрывавшихся
большевиков, то махновцы были рке не только группы и отряды, а чуть
ли не все крестьянское и рабочее население района.
Одна из пулеметных команд, выскочившая от «зеленых» в лесах и
избегая леса, шла несколько западнее. В одном селе к ее начальнику
пришла делегация от «Союза обороны» и вежливо предложила сдать
оружие. За этой «вежливостью» крылась серьезная угроза. Начальник
команды вежливо заявил: не будет выдано даже одного патрона.
Делегация настаивала. Команда приготовилась «к бою». Не вступая в
долгие «переговоры», начальник команды заявил: будет хотя бы один
йыстрел, от села останется пепелище. Отдохнув, команда спокойно
Оставила село.
10—11 декабря сильные бои к востоку от Славянска с упорно
наступающим противником. Марковцы подавались назад. В сумерках
11-го они отбили атаки в 5—6 верстах от города, в который
отходили корниловцы.
* Ночью дивизия получила приказание идти в Бахмут. Она
отводилась в резерв. Ее место на правом фланге корпуса заняла свежая
2-я пехотная дивизия, переброшенная с Грузинского фронта,
занявшая участок вдоль южного берега реки С. Донец, повернувшей свое
течение на восток. Теперь уже противник не мог так свободно
обходить Добровольческий корпус справа.
Марковская дивизия выполнила свою тяжелую задачу, от Ельца
находясь бессменно на фланге корпуса, в обстановке и условиях
исключительно тяжелых. Она таяла, не получая пополнения. Лишь в
Славянске, наконец, к ней присоединилось до 150 марковцев —
пехотинцев и артиллеристов, тщетно искавших ее с момента
оставления Белгорода.
В Славянске осталась из-за забитости путей санитарная летучка
дивизии. Часть раненых и больных в ней была перебита красными,
а другая гибла в течение ряда дней от холода, голода и отсутствия
какой бы то ни было помощи. Напрасны были мольбы врачей и
сестер милосердия.
Еще в Изюме стало известно о назначении 27 ноября
командующим Добровольческой армией генерала Врангеля вместо генерала Май-
Маевского. Общая радость и подъем. В генерала Врангеля верили. Хотя
назначение и запоздало, но, во всяком случае, он не допустит развала
231
<^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
&&*
Снова в Донбассе
12 декабря. Ночь и часть дня, проделав 40 верст, части дивизии
собрались в Бахмуте. Однако дивизия не в полном составе.
Инженерная рота177 отделилась еще в Белгороде, отошла на Купянск, а затем к
Ростову аля возведения перед ним укрепленной линии. Три батареи
были отведены в резерв армии, а одна придана корниловцам. Не
подошли еще все пулеметные команды и обозы. Боевой состав дивизии
был приблизительно такой: в 1-м полку 800 штыков; во 2-м и 3-м по
550; в полках по 20 тяжелых пулеметов; в конных сотнях по 60—100
шашек. При ней — 14 орудий и формирующийся конный дивизион в
200 коней, в который генерал Тимановский приказал передать почти
всех лошадей; дивизион частично без седел и, конечно, необученный,
годный лишь мя разведки. В Бахмуте во 2-й и 3-й полки было влито
пополнение до 200 чинов расформированной стражи и 15 юношей-
добровольцев. Дивизия представляла собой солидную силу численно, но
морально...
К своему начальнику приходит отличный боец, к которому было
полное доверие.
— Господин капитан! Вы меня знаете не первый год, и знаете с
хорошей стороны. Я пришел вам честно сказать, что ухожу домой. Мое
село у Купянска. Что с моей женой и ребенком, не знаю. Я не
красный, не служил у них и служить им меня не заставят.
Капитан приказал сдать коня и оружие, за исключением
револьвера, и уйти так, чтобы никто не знал. На прощание они обнялись.
В команде конных разведчиков одного батальона было 11 человек
махновцев. Их навербовал один из них, ст. унтер-офицер, еще когда
полк шел на север. Отличные были бойцы. А когда отходили по
лесам, тот же унтер-офицер сказал своему начальнику: «Армия отходит,
и мы решили разойтись по домам».
— Ну что ж? Коли так, прощайте! — только и мог сказать
начальник; удерживать, отговаривать их он не стал.
Капитан Орлов, георгиевский кавалер, из мобилизованных, как-то
заметил бывшим с ним офицерам: «Теперь я не верю в победу». Ему
232
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „л
^£SL. 1^»
не возражали. Немного спустя он снова сказал: «Бороться дальше
бессмысленно». На это ему горячо возразили, напомнили о Чести и
Долге. Видимо, мучительно поборов себя, он тихо сказал: «Я кончил
воевать». В одну из ночей этот офицер исчез.
Большим моральным ударом было, когда в Бахмуте узнали о
разложении казаков. Справится ли с развалом их генерал Врангель? Тем не
менее, несмотря ни на что, у марковцев было решение сначала
молчаливое, а затем и открыто высказываемое: «А продолжать бороться мы
все же будем!» Как было не прийти к такому решению, когда им
говорили женщины, дети, старики, пусть немногие:
— Неужели вы оставите нас? Если уйдете, то хоть возвращайтесь
скорее. К Рождеству возвращайтесь!
Были среди бойцов разговоры и на боевые темы.
— Ну что ж? Начнем опять с обороны Донбасса.
— Вероятно, нам придется вообще аннулировать весь этот год, уйти
в казачьи области и оттуда начать новый поход.
— А если красные помешают?
— Помешают? Пройдем силой.
У марковцев было лишь одно представление: если суждено
отходить, то только на Дон, хотя и знали, что можно отойти на Крым и,
безусловно, с меньшими усилиями. Дон, Кубань, вообще весь
Северный Кавказ — базы армии, места наиболее настроенного против
большевиков населения. Оттуда только и можно собраться с силами и
снова начать наступление. Там почти все их раненые и больные — верное
пополнение. Даже если бы марковцы и знали, что творилось в это
время на Кубани, если бы и знали, что на верхах командования были
разные мнения: на Дон или на Крым, то их суждения все же
склонялись бы — на Дон. То, что им и всему корпусу придется, может быть,
пробиваться на Дон, имея дело с кавалерией Буденного, их не
смущало.
Ночь. Где-то началась стрельба, но дежурная часть быстро
разогнала осмелевших шахтеров. Приказ: утром дивизия выступает в район
Дебальцева с ночевкой в селе Луганском. Выступать двумя колоннами:
левой, северной — полки, батареи; южной — обозы с прикрытием.
Возможна встреча с конницей Буденного.
13 декабря. Выступление в 5 часов. Еще темно. В боковых улицах
видны группы шахтеров. Что-то зловещее в их виде. Вот из
центра города уходит последний батальон, и за ним слышен грохот,
шум...
— Толпа громит магазины! — докладывают командиру батальона.
— Батальон, стой!
233
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Взвод возвращается на площадь и дает несколько залпов по толпе.
Последняя разбегается. Уже горит дом. Впечатление тяжелое, нервное.
Ночевка в Луганском в полной готовности. Пошел дождь.
15 декабря — выступление под дождем и мокрым снегом.
Доложили о дезертирстве чинов стражи из бахмутского пополнения. «Черт
с ним!» Части расположились: 1-й полк в Чернухине, 2-й — два
батальона на ст. Баронская и в ближайшей к ней деревне, 3-й — на
станции и поселке Дебальцево; в резерве на ст. Чернухино — батальон 2-го
полка и команда разведчиков со штабом дивизии.
Дивизия заняла центральный участок в Донбассе с задачей
прикрыть железную дорогу на Ростов, дать корпусу (остальные части
армии отходили на Крым) пройти Донбасс. Участок дивизии был хорошо
известен по боям марта и апреля этого же года. Тогда он занимался
полком в 1500 штыков при четырех орудиях, теперь — дивизией в
2000 штыков при 14 орудиях и значительно большем числе
пулеметов. Не было лишь бронепоездов. Донской «Казак» со вспомогателем
Марковской железнодорожной роты стоял на ст. Чернухино, но он
имел задачу курсировать по линии на ст. Лихая. Дивизия
подготовилась к обороне.
«Нам выдали ружейное масло, и было приказано вычистить и
смазать винтовки, пополнить носимый запас патронов... Настроение было
приподнятое, и мы с удовольствием ждали встречи с Буденным. Я не
знал, да и не думаю, что кто-нибудь из нашей команды в 120 штыков
знал о положении на фронте. Наша команда (разведчиков 1-го
полка) была хороша. Капитан Шевченко178 был смел и любим солдатами».
В других частях дивизии настроение было несколько сниженное, но
кадры не упускали ни одной минуты, чтобы поднять его. В плохом
положении оказался 3-й полк, стоявший на Дебальцево; там
чувствовалось враждебное настроение среди рабочих. Слабых оно удручало,
сильных озлобляло; но всех подбадривала погода — начало
подмораживать, падал снег, конец грязи. Ночь прошла спокойно.
16 декабря. Утром дивизия на передовом фасе фронта. Кубанцы,
пройдя вправо от нее, подались к востоку; слева на линию
Дебальцево—Никитовка отошла 2-я дивизия. Впереди показались разъезды
противника, постепенно охватывающие ее с флангов.
В полдень неожиданность: посланный во 2-ю дивизию разъезд /^ая
связи едва не был захвачен и прискакал обратно. Что во 2-й
дивизии — неизвестно. Возможно все; и командир 3-го полка отсылает
обоз на юг по единственной дороге, пересекающей лощины через
села Дебальцево и Ольховатка. Через три часа новая неожиданность:
на обоз напала конная часть противника. Красная кавалерия обхо-
234
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«rftt.— ^
дит дивизию. Из штаба приказание: полку обеспечить себя с юга. За
правым флангом дивизии красной кавалерией заняты станция и село
фащевка, 10 верст южнее расположения дивизии. Сообщается,
однако, что на ст. Бесчинская, в 50 верстах к югу, выгрркается Кор-
нпловская дивизия.
Командир 3-го полка, капитан Савельев, выслушивает информацию
командиров батальонов, касающуюся местности и могущих быть
затруднений аля полка в случае отхода. Он не был в полку, когда в
начале года здесь были бои. Говорили о лощине за дивизией, непроходимой
дЛя артиллерии, обозов и даже пулеметных тачанок. Говорили, что в
этой лощине погиб полковник Булаткин. Говорили, что ее можно
обойти только с востока и если полку придется обходить лощину, то
предварительно нужно будет идти верст 15 вдоль фронта к ст. Чернухино.
Туда две дороги: одна вдоль железнодорожной ветки, несколько
круговая, с приближением в сторону противника; другая идет через
глубокую балку. Первую может пересечь противник, вторая может быть
тяжелым препятствием.
Все беспокоятся, но мнение у всех одно — будем биться. Капитан
Савельев молчал, слушал как-то рассеянно и наконец сказал: «Генерал
Тимановский сильно болен. Никому об этом не говорить».
«Меня больше всего беспокоило состояние начальника дивизии. За
последние дни он осунулся, сгорбился и перестал интересоваться
окружающим. Молчал, думал без конца и, в довершение всех бед, начал
пить чистый спирт. Наши неудачи сразили его; что-то у него в голове
было не в порядке. Было ли это предчувствие близкой смерти?
Неожиданно у него появилась высокая температура...» (из записок
начальника штаба полковника Битенбиндера).
В этот день совершенно оголился левый фланг дивизии. 2-я пехотная
дивизия отходила под давлением кавалерии противника. В Енакиеве в
это время стоял запасный батальон 1-го полка, пулеметная команда и
обоз, которые не знали о близости противника и готовились выступить
утром следующего дня. Случайно несколько офицеров встретили
отходящую Кубанскую часть в 50—60 сабель, командир которой и сообщил
им о приближении красных.
Сообщение было неожиданным и ошеломляющим. Ответы на
заданные марковцами вопросы еще более поразили их. Оказалось, что
Кубанская часть, которую офицеры встретили, была не сотня, а полк,
а офицер, с которым они разговаривали, командир полка. Он сказал,
что кубанцы больше воевать не хотят и ушли к себе на Кубань, а это
все, что осталось от полка. Такое же положение и в других кубанских
полках. Марковцы были настолько поражены, что больше не задали ни
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^S _ f^»
одного вопроса. Махнув безнадежно рукой, замолчал и командир
Кубанского полка... «Уходите!» — только и мог выговорить он.
Офицер-артиллерист, служивший в корпусе генерала Шкуро, так
описал развал у кубанцев: «Командир одного полка построил его и
держал речь, призывая казаков к исполнению долга, и в конце речи
объявил, что полк пройдет мимо него и кто из казаков останется
верным долгу, пусть выстраивается за ним, а кто решил ехать домой,
пусть едет прямо. Это была горестная и трагическая картина. Из
каждой сотни сворачивало 5—15 всадников, а остальные ехали
прямо, запев свои кубанские песни. Оставшиеся печально смотрели на
уходивших. У многих были слезы на глазах. Они считали себя
обреченными, но чувство долга у них оказалось сильнее. Среди ушедших
казаков не было офицеров и урядников» (капитан Шкляр179, позднее
переведенный в Марковскую артиллерийскую бригаду).
Новости были потрясающие. Знали, что казаки не хотят воевать,
не принимают атак красных; их сотни отходят перед небольшими
разъездами... но что они уходят домой, узнали только теперь.
Офицеры поспешили к командиру батальона, полковнику Бржезицкому,
но тот не поверил сообщению, хотел остаться до утра и отдал
приказание лишь под твердым их давлением.
Полковник Бржезицкий не так давно принял запасный батальон.
Первое впечатление от него было отличное: стройный, интересный,
бодрый, общительный. В первые же дни он вошел в тесное общение
с офицерами просто и непринужденно и даже рассказывал о себе:
кадровым поручиком за революционное выступление в 1905 году был
разжалован и сослан в Сибирь; в 1917 году получил свободу и аая
уравнения в чинах со сверстниками чин полковника. Об этом он
говорил не без гордости. Как он попал в Добрармию, оставалось
неизвестным, но совершенно ясно мя всех, что он не питает острой
ненависти к большевикам. Офицеры стали внимательно
присматриваться к нему. Он не высказывал никакого интереса к полку, аая
которого готовилось пополнение, к своим обязанностям относился
формально; его распоряжения были легкомысленны; его совершенно
не беспокоили события на фронте. В результате — к нему родилось
недоверие.
15 декабря. Крепкий мороз, вызвавший гололедицу, слегка
прикрываемую падающим снегом. Беспокоятся пулеметчики и
артиллеристы. Светает, и открывается картина: огромные цепи пехоты на
всем фронте дивизии идут в наступление. И неожиданно приказ:
дивизии отходить, так как справа красная кавалерия уже в селе Гра-
бове; слева обходит лощину; ^\я дивизии в 20 верстах к югу остает-
236
r^JL
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i£z*
ся проход верст в 15—20. Корниловцы же находятся южнее села
Грабова в 15 верстах.
При занимаемом дивизией положении все ее части могут
отходить лишь через ст. Чернухино, а аая этого нужна
последовательность: 3-й полк может начинать отходить лишь тогда, когда от ст.
Баронская отойдут два батальона 2-го полка; 1-й полк, когда
пройдут 2-й и 3-й полки. Обеспечивать обход лощины должен резерв.
Дивизия будет отходить вдоль железной дороги всего в 10 верстах
от противника.
9 часов утра. Батальоны 2-го полка начали отходить от Баронской
уже под обстрелом; когда фланговый батальон подходил к дороге на
Чернухино, красные уже были у нее, потеснив правый фланг 3-го
полка. Наступали части 9-й стрелковой дивизии. Совместно с 3-м полком
он отбросил красных и пошел к Чернухину. Настало время отходить
3-му полку. Но он отбивает натиск противника; он в горячем бою.
Задержка.
Постепенно его части уходят со станции и поселка Дебальцево, и
опять задержка: рабочие стреляют по прикрывающим отход взводам,
которые бросились в дома и улицы, откуда раздавались выстрелы.
Пощады не было. Пока ждали выхода всех из поселка, красные опять
потеснили правый фланг и пересекли дорогу на Чернухино; подошли
их части и со стороны Баронской. Для 3-го полка осталось или
прочищать себе путь по большой дороге, имея противника с трех сторон,
или идти прямо по дороге через лощину. Решено идти кратчайшим
путем. В арьергарде батальон и конная сотня медленно отходят,
задерживая и отбрасывая красных. Наконец им приказание —
остановиться и держаться.
Время идет и приближается вечер, а батальон стоит. Но почему
задержка? К командиру батальона подъезжает капитан Савельев.
— Вы перейдете в авангард. Будете идти на станцию Чернухино
со всеми предосторожностями. Узнать, кто на станции. Там должен
быть 1-й полк. С вами батарея, — говорит он с нескрываемым
сильным волнением.
От балки подходит батальон, и на ходу проводится смена.
— Что случилось?
— Увидишь.
Когда батальон подошел к лощине, причина задержки стала ясной:
спуск в лощину был довольно крутой и обледенелый. Как раз в это
время по узкой дороге спускался зарядный ящик на всех тормозах и
кантах, с помощью которых артиллеристы и пехотинцы старались задержать
скольжение вниз, цепляясь за кусты. Лошади сводились отдельно. На дне
237
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
лощины на узком пространстве все разъединенные части собирались
воедино. Батальон без задержки спустился вниз. Подъем оказался более
пологим, и артиллерийский взвод легко взял его.
Уже темно. Где-то слышны редкие выстрелы. Впереди, вероятно на
станции, зарево пожара. Высылаются двое верховых, которые
возвращаются с сообщением: на станции красные. Посылается донесение
командиру полка. Положение ясное: придется полку атаковать
станцию, чтобы выйти на дорогу на юг. До станции около 2 верст.
Высланная влево рота подошла к железной дороге и без выстрела захватила
стоявший у будки караул. Пленные сообщили, что на станции
расположились 105-й и 108-й полки 12-й стрелковой дивизии, а остальные
части в Чернухине. Все данные аая успешной внезапной атаки.
Посылается второе донесение.
Время идет, а полка все еще нет. Не возвращаются и ординарцы;
нет приказаний. Притаившийся батальон замерзает. Становится
очевидным — он с двумя орудиями предоставлен своей участи. И
командир батальона решает уводить его «на авось», взяв направление
несколько южнее станции, и выйти к железной дороге, идущей на юг.
Мерзлая земля облегчала батарее движение по полю, а слой снега
смягчал ее грохот. Ни одного выстрела. Вот и железная дорога... В полночь
батальон пришел в Никитины хутора. Никого. «Ваши уже давно
ушли», — сообщили жители. Но нет рке сил. Объявлен отдых до утра.
А через два часа в хутора пришел и полк. Он не пошел за батальоном,
посланным в авангард, а двинулся по лощине в южном направлении.
Его вел проводник из лощины в лощину. Понадобилось 8 часов, чтобы
пройти 10 верст. В хутора пришли все измученными, нервными.
Через несколько часов полк установил связь со штабом дивизии,
прервавшуюся в полдень минувшего дня.
За это время... 1-й полк в течение дня сдерживал наступление
12-й стрелковой дивизии на село Чернухино. Охватываемый справа, он
отошел к станции, продолжая вести бой. Прошли батальоны 2-го
полка, но нет еще 3-го полка. Уже темнело. Уже и на станции полк
охвачен. Прошли все сроки, и он оставил станцию. Ему было приказано
выделить отряд аля ночного налета на село Фащевка. Подходя к селу,
отряд увидел, что из него выезжала красная кавалерия. Налет не
удался, и отряд пошел на присоединение к полку, остановившемуся на
линии хутор Струков, южнее Никишиных хуторов.
2-й полк быстрым маршем шел к югу. Ему дана задача занять
хутор Рассыпной и село Грабово и один батальон назначить в резерв
дивизии на ст. Рассыпная. Но в пути, ввиду потери связи с 3-м
полком, который должен был стать в селе Н. Орловка, батальон, предназ-
238
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«*Ы — ^>
каченный в резерв, пошел в это село обеспечивать дивизию с запада.
В Рассыпной красных не оказалось, но налет на Грабово удался в
полной мере: противник не ожидал и в беспорядке оставил село, потеряв
оседланных коней и пленными несколько буденновцев 6-й
кавалерийской дивизии.
В штабе дивизии крайнее беспокойство: тяжелое положение
дивизии и пропал 3-й полк. Больной генерал Тимановский вне себя. На
поиски едет начальник штаба, полковник Битенбиндер. Ночь. На него
наскакивают несколько всадников. Свои. Полк ищут на южном краю
лощины, а он вышел впереди расположения 1-го полка на восточный
ее край. Наконец связь установлена и 3-му полку приказано идти в
Н. Орловку.
17 декабря. Так, только с рассветом, дивизия благополучно отошла
на новый участок в 12—15 верстах южнее. Минувшие сутки стоили
больших испытаний, но и наступивший день не дал ей ни покоя, ни
отдыха. Ее фронт имел вид дуги протяжением до 15 верст, на флангах
которой висела кавалерия противника. Занят он был разбросанными
батальонами, что совершенно не соответствовало обстановке. Каждый
час приносил новые осложнения и ухудшал положение. Высланный
сильный разъезд аая связи с корниловцами, находящимися
предположительно в районе ст. Бесчинская, прискакал обратно, едва не попав
в руки красных. Высланный в тыл в село Алексеево-Леоново обоз, с
охраной в 30 человек, был захвачен противником.
Следуют распоряжения: дивизии сосредоточиться у ст. Рассыпная;
команде разведчиков 1-го полка немедленно — на ст. Чистякове. Едва
прибыв туда, она отбрасывает дивизион красных, вышедший из села
Алексеево-Леоново. Когда шло сосредоточение дивизии, лавы красных
уже надвигались с севера и востока и маячили с запада. Батальон 2-го
полка в Рассыпном, чтобы дать отойти 1-му полку, задержался и
отбил атаку. Появились лавы и с юга. Атака на станцию была отбита.
Воспользовавшись некоторой заминкой противника, дивизия стала
отходить тремя колоннами: правая — 2-й полк вдоль западной
стороны железной дороги; средняя — 1-й полк; 3-й — в левой колонне.
Лавы наседают снова. Дивизия отходила медленно перекатами,
отбиваясь огнем. На полдороге ей грозила атака справа и в тыл, но
выступление из Алексеево-Леоново полка красной кавалерии задерживает
команда разведчиков.
Неуязвимость дивизии остановила наступление противника, и к
вечеру 1-й и 2-й полки отошли на ст. Чистякове, а 3-й в хутор Ольховчик,
в 6 верстах западнее. Мороз не меньше 10 градусов. Марковцами
забиты все дома. Усталые лошади, тянувшие по полю пулеметы и орудия,
239
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
покрытые чем попало, стоят нераспряженные на улицах. Голодны они,
голодны и люди. На станции в состав грузятся раненые и больные, и
среди них совершенно больной генерал Тимановский. Связь с узловой
станцией Иловайская есть, но сказано, что полной безопасности в пути
нет. Через некоторое время сообщили — состав прибыл благополучно.
О болезни генерала Тимановского и его эвакуации мало кто знал.
В штабе корпуса, естественно, должны были разгадать намерения
противника. Было два предположения: или он будет стремиться
отрезать путь отступления Добровольческого корпуса к Ростову, то есть
наступать в южном направлении, или, по ряду сведений, готовится
нанести удар прямо на Ростов, чтобы захватив его, не только пересечь
путь, но и окружить корпус.
При быстро сменяющихся событиях аля штаба корпуса отпадала
агентурная разведка; не было времени производить и боевую
разведку; кое-что мог дать опрос пленных буденновцев. Опрос ведет
поручик Критцкий. Он составил сводку и, по принятому правилу, дал свое
заключение: «Марковская дивизия находится под ударом».
Начальник штаба, генерал Достовалов, прочтя сводку, спросил
поручика Критикою:
— Из чего вы вывели, что Марковская дивизия под ударом?
— Таково мое мнение на основании опроса, — ответил тот.
— Ошибка! Конная армия прет прямо на Ростов, — твердо
заявил Достовалов. — Ее главные силы нацелены на Ростов. Они
атакуют корниловцев.
— Ваше Превосходительство. Помимо вывода, разрешите сказать
вам. Буденный не может идти на Ростов, оставив позади себя три
наших дивизии.
Достовалов, уже в нервном и раздраженном тоне, возразил:
— Что конная армия повернула на Ростов, говорят донесения и
сообщения штаба армии. Немедленно повторить опрос!
«А может быть, и на Ростов! Мы не знаем», — отвечали пленные.
В штабе дивизии. К 23 часам созваны все старшие начальники
частей. Не приехал лишь командир 3-го полка, капитан Савельев:
ординарец, посланный за ним, ночью не нашел хутора, где стоял полк.
Открыв совещание, начальник штаба прежде всего сказал:
«Начальник дивизии, генерал Тимановский, эвакуирован в тяжелом
состоянии, и я, на основании устава о полевом управлении войск, вступил
в командование дивизией». Затем он осветил обстановку. Корнилов-
ская, Марковская и 2-я дивизии прикрывают главную артерию
эвакуации — железную дорогу на Ростов; Дроздовская и конные части
отходят вдоль нее. В данный момент 2-я дивизия находится пример-
240
-^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i££>
18 декабря
Ночь. Сильный мороз. 3-й полк на хуторе в лощине. Видимость, по
покрытой снегом земле, до 1000 шагов. У марковцев обычная смена
караулов и сон. Спят как мертвые. Еще бы! Минувшую ночь провели
в лощине в тяжелом движении. Но не до сна лицам ответственным.
— Ты не спишь? — спросил вошедший в дом офицер своего
соратника, при слабом свете лампы что-то записывающего в дневник. —
После запишешь!
16 ♦ Белое движение», т. 20
241
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«3^ 1^»
— Когда потом? Видишь, удобный случай. Да и есть что записать! —
ответил тот.
— Да-а-а, — протянул вошедший и затем сказал: — Зашел к тебе
потому, что вспомнились мне март и апрель этого года. Помнишь?
Тяжело было: вперед, назад, а в общем — ни с места. Как это пели
тогда в шутку? Красные нажмут, а мы врассыпную драпаем на
Рассыпную. А с Рассыпной не было пути иного, драпали на Чистякове.
Но с Чистякове всегда лишь на «Ура!», вперед на Никишины хутора...
Теперь как-то не до шуток... Ну, пойду!
Наконец прибыл ординарец из штаба дивизии, и в 4 часа полк
выступает на Чистякове. Сборы коротки, и полк «длинной и тонкой
змеей» вытянулся по дороге. Колонна шла спокойно, без шума, без
единого слова. Хрустел лишь снег под ногами. Темное звездное небо
не далее как в 1000 шагах сливалось с землею, покрытой снегом;
далее начиналась неизвестность.
Около 5 часов, когда полк пришел на станцию, там выстраивались
части дивизии, а 1-й полк уже ушел.
— Командира 3-го батальона к командиру полка! — передали по
колонне.
— Ваш батальон остается на станции в арьергарде дивизии, —
торопясь и сухо говорил капитан Савельев. — Немедленно смените
охранение 2-го полка на северной и северо-западной окраинах. Задача:
оставаться до тех пор, пока полк не войдет в село Алексеево-Леоново.
Вся дивизия идет через это село. Затем догоняйте полк.
1-й полк должен был начать атаку села еще в темноте, но
задержался и начал ее с рассветом. С потерей 15 человек село было взято.
Левый фланг полка обеспечивала команда разведчиков.
«Мы быстро, чуть стало светать, заняли нашу позицию возле
мельницы. Сначала наша артиллерия сильно била и мы видели, как
конница Буденного была выбита из села и наша дивизия с многочисленным
обозом втягивалась в него».
Алексеево-Леоново — большое село, растянувшееся с севера на юг
по обе стороны лощины. Западная сторона его, на которую велась
атака, низменная, восточная — возвышенная. Обе эти стороны в
южной части села соединялись единственным мостом.
«Было 10 часов. Противник начал обстреливать нашу команду арт.
огнем, и приблизительно в то же время последние части 3-го полка
входили в село. Настроение у нас было прекрасное, и все думали, что
все идет хорошо, так как дивизия заняла село».
Действительно, головной батальон 1-го полка занял возвышенную
часть села и вышел на его северную окраину. Остальные батальоны его
242
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^JL ^
шли через мост и должны выйти — один за головным батальоном,
другой на северо-восточную окраину села. Произошла задержка на
подъеме: обледеневшую дорогу не могли взять пулеметные двуколки;
лошади скользили, падали; им стали помогать проходившие роты.
— Не задерживаться! Вперед!
Головной батальон на северной окраине ждет подхода и
батальонов, и своих пулеметов. Он не может пойти вперед, если не
обеспечен правый фланг. (Левый упирался в лощину, за которой стояла
команда разведчиков.) Впереди какие-то здания, и оттуда стреляют
красные пулеметы. Выдвижение одной из рот стоило 20 человек
потерь из 60. Наконец подъехали пулеметы, но пока разогревали воду
в их кожухах.
К командиру батальона, капитану Папкову180, подскакивает
командир полка, полковник Слоновский.
— Немедленно в атаку! Взять рудники! Вперед! — кричит он.
Капитан Папков, всегда хладнокровный, спокойный, всегда
оценивающий обстановку, а действующий смело и решительно, возражает.
— В атаку! — вне себя кричит полковник Слоновский.
— Батальон. Вперед! — командует капитан Папков.
А между тем на подъеме улицы шла тяжелая, тревожная «осада»
пулеметными двуколками, подводами с патронами, батареей,
приданной 1-му полку. Много времени уходило на то, чтобы двумя уносами
вытянуть одно орудие, затем другое, зарядные ящики... Крики, шум...
1-й батальон быстро идет вперед под пулеметным огнем. Сзади
разворачивается другой батальон. Третий разворачивается на
северовосточной окраине, против которой уже лавы кавалерии.
Атакующему батальону остается 300—400 шагов; вот, вот он ринется в атаку.
Но внезапно из-за рудников вылетают густые лавы. Момент — и цепи
батальона смяты. Лавы не задерживаются, летят к селу и сминают
другой батальон. С первым кончают следующие волны лав. Красные
перешли в атаку всем своим фронтом, обтекая село с востока.
Эту картину видела команда разведчиков на другой стороне
лощины. «Слева показались тучи кавалерии. Я видел, как рубили первый
батальон — высокая фигура капитана Папкова в белой
«маньчжурской» папахе, по которой молотили шашки, останется у меня в
памяти до смерти. Мы хотели броситься на помощь, но грозный оклик:
«Стой! Назад!»
Правее — такое же и с сопротивляющейся группой капитана Цвет-
кова. Передняя лава красных, подскакав к селу, спешивается и ведет
наступление по нему, где в панике скачут подводы. Лавы,
охватывающие село, отбрасываются; но их фланг обтекает село глубже по всей
16*
243
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
восточной окраине. Два орудия, первые поднявшиеся на гору,
вылетают на окраину и успевают дать только два выстрела. Из села
вылетают в атаку сотни штаба дивизии и 1-го полка. Красные отскакивают
перед ними, но атакуют их во фланг. Сотни отлетают к югу и
окончательно выходят из боя.
Бой в селе. 1-й полк совершенно расстроен. Еще держится
батальон на восточной окраине, но за ним в селе красные. 2-й полк еще в
селе, вдоль улицы через мост. Он расстроен всем, что происходит на
подъеме. Руководства им нет. 3-й полк на западной окраине отбил
атаку кавалерии, но уж наступает пехота. На улице, на площади
затор — батареи, пулеметы, подводы. Командир батареи видит
наступающих красных, ставит как-то одно орудие на позицию, и... выстрел.
Произошло что-то невероятное: лошади рванулись в стороны, все
смешалось.
«Начальник команды быстрыми шагами шел к нам; как только
приблизился, приказал немедленно построиться и следовать за ним.
Спустившись в село, мы увидели роту 3-го полка, с колена залпами
отбивающую атаку конницы. Миновав обозы и выйдя на западную
окраину села, мы увидели, что прямо на нас несется с двух сторон
конница. Начальник приказал остановиться, и мы из-за плетней
залпами, на расстоянии ста шагов отбили атаку и двинулись в
направлении ручья» (поручик Майборода181).
Поручик Незнамов182 дает некоторые подробности: «Обозы, в
которые врезалась кавалерия, помчались вперед. Одно орудие
проскочило мостик, но сломало его; второе застряло на нем. Обозы кучей...
Когда на нас налетала кавалерия, мы в упор отбили ее, посбивав
многих».
Капитан Шевченко увидел ясно, что сопротивляться больше
невозможно, и стал выводить свою команду.
Но что с арьергардным батальоном? Он оставлен на станции.
Светает. Показалась колонна кавалерии, идущей вдоль полотна по обе его
стороны. Под пулеметным огнем она быстро спустилась в лощину и
скрылась в ней. Перед батальоном она может появиться в 600—800
шагах. Это не страшно. Но показался бронепоезд. Он вошел в
выемку. Показались и цепи пехоты красных. Батальон уже чувствует свое
полное бессилие: с ним не оставлено ни одного орудия. Бронепоезд
приближается к станции.
Из лощины на левый фланг батальона вышла лава, но под
обстрелом скрылась обратно. Начал огонь бронепоезд, целясь по стреляющим
пулеметам. Безнадежно оставаться здесь батальону, хотя еще виден
хвост колонны дивизии. Батальон начал отходить. Едва он вышел из
244
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i££»
поселка, как кавалерия атаковала его, но неудачно. Отойдя еще
немного, он оказался под обстрелом бронепоезда справа. Батальон
принимает несколько влево, но не может не только обороняться, но и, самое
главное, обеспечить тыл дивизии. Выход один — перейти небольшую
лощину и занять позицию на противоположном высоком ее краю. Там
он видит на западной окраине 3-й полк, до левого фланга которого нет
и полуверсты. Позиция отличная, фланкирующая подступы к селу.
Внезапно слева на него налетает дивизион кавалерии, который
отбит. Однако батальон уже не может оставаться на этой позиции; он
должен был отойти за другую небольшую лощину. В момент
перехода он снова подвергся атаке и снова отбился, потеряв 16 человек. За
следующей лощиной батальон оказался лишь зрителем агонии
дивизии в Алексеево-Леоново, поставив себе задачу не допустить
противника обойти и вторую лощину и отрезать путь отхода выбиравшимся
из села по большой лощине, шедшей из него.
Агония
Красная кавалерия уже охватила село и с юга. Село окружено.
Пулеметы красных на тачанках бьют по всем, кто пытается из него
выйти. Но вот одна из пулеметных команд 2-го полка, пробив себе
дорогу через дворы и выехав на окраину, открыла огонь. Кольцо с
южной стороны разжалось и команда, двигаясь перекатами, дошла до
лощины, и с ней десятки пехотинцев и два орудия. Крутой спуск в
лощину, а в ней обрывистое русло речки. Одно орудие выехало,
другое застряло и было брошено. Спустя некоторое время за ними
понеслись еще два орудия, но были настигнуты красными.
В село, на главную улицу, с востока безнаказанно въехали
красные. Они мечутся среди подвод. И вот командир 8-й роты 1-го
полка, капитан Букин183, бывший со своей ротой на северо-восточной
окраине и видя полное расстройство сопротивления, оттягивает роту
к южной окраине и выходит на главную улицу. Красные очищают
этот район села. Но тут капитан Букин видит красных к югу от села;
рота открывает огонь, и дальнейший путь к югу, к большой лощине,
свободен. Рота, отстреливаясь, доходит до спасительной лощины,
прикрыв отход десяткам человек и нескольким подводам с ранеными.
Последних вывезла сестра милосердия роты, Ольга Елисеева. Она не
только перевязывала и клала на подводы раненых, но с револьвером
в руке останавливала бегущих, приказывала им... Благодаря ей
вывезено было до 30 раненых.
245
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
За 8-й отходила к южной окраине 5-я рота, поручика Бетьков-
ского184, сдерживая красных. Вот и она на главной улице, из
которой выбила снова ворвавшихся красных. Ей оставалось, как и 8-й
роте, пробиться к югу, как в это время туда вышла из села команда
разведчиков 1-го полка.
И вот что записал поручик Майборода: «Не успев пройти от села и
ста шагов, мы увидели тучу конницы, которая направлялась с южной
стороны на нас. Все почувствовали, что дело идет о жизни и смерти.
Командир приказал команде остановиться и выстроиться в две
шеренги. Приказано было без команды не стрелять. Конница с красными
знаменами густыми большими колоннами неслась в нашем
направлении. Вот 600, 500, наконец и 200 шагов. Слышна команда
командира, который с браунингом стоял на правом фланге: «Пли!» Первый
залп был как на учении. Снова команда — «Пли!». Второй залп,
третий, четвертый...
После первого залпа в коннице началось смятение, но атака велась
правильно; после второго — масса коней неслась во все стороны без
всадников; после третьего — почти вся конница повернула назад, но
некоторые всадники подскочили шагов на 50. После пятого залпа
обоймы винтовок были израсходованы, но конница была уже в шагах 500—
600 и отступала во всех направлениях. Картина была неописуемая: по
полю бегали лошади, люди, лежали убитые и раненые. Я как сейчас
помню, какое почувствовал облегчение, точно проснулась жизнь. В это
время из-за нашего левого фланга выскочила сотня красных и повела
атаку, которая была легко отбита, и мы спустились к ручью в лощине,
которая скрывала нас от взоров и огня противника, обстреливавшего
наши конные части, рассеянные по полю в двух верстах от нас. Из
лощины мы стали подыматься на гору. Нас обстреливали частым и
метким огнем орудий. Но противник нас не преследовал».
А поручик Незнамов так закончил свои воспоминания о бое
команды: «Благодаря кап. Шевченко команда удержалась, отбиваясь
ружейным огнем, прикрыв отход других и присоединив к себе
многих, вытащила и вывезла своих раненых. Помню сцены: пор.
Ковалевский дает винтовку полк. Битенбиндеру, командующему дивизией,
шедшему в одиночку. Помню фигуру командира 5-й роты, пор. Вакха
Бетьковского, которого чуть не убили, приняв за буденновца: он вел
свою роту и присоединился к нам».
Команда разведчиков, 5-я и 8-я рота были последними частями,
вышедшими из села. Здесь, на поле к югу от него, раздавались последние
выстрелы. Одним, поручика Лебедева, спасен был полковник Битенбин-
дер: он сразил красного, занесшего шашку над его головой.
246
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
.5S&— — ^
Но красные всадники еще не пробились к тому месту, где,
собственно, и началась трагедия дивизии, к площади села, мосту и
подъему. У церкви все еще оставался хвост 2-го полка. Там была рота
поручика Делюденко. Она оказала сопротивление вошедшей в село
красной пехоте. Пал убитым поручик Делюденко, и кончилось
сопротивление роты. А на подъеме у моста с безумными усилиями
торопились подняться подводы, батареи...
«6-я батарея несколько задержалась. С большим трудом ей
удалось перейти по мосту через речку (мост тяжестью одного
орудия провалился), но на подъеме батарея остановилась: лошади
не могли втянуть орудий в гору. С помощью людей, кое-как,
почти втащили 3 орудия, а над четвертым еще бились, когда на
батарею налетела конница. Орудия были захвачены красными. Спаслось
очень немного чинов батареи. Убито 5 офицеров, юнкер, несколько
солдат».
В селе продолжалась лишь редкая стрельба: отбивались маленькие
группы, не желавшие сдаваться. Раздавались и одиночные глухие
выстрелы: это кончали с собой непримирившиеся.
Дивизия была в яме, окруженной противником. Получилось еще
и так, что единственная лазейка из ямы, лощина с ручьем на дне,
оказалась забитой подводами. Нужно было самообладание, чтобы не
остановиться перед баррикадой, а пробираться сквозь нее. Но и эта
последняя лазейка из ямы не давала полной гарантии уйти: по обе
стороны ее были красные.
— Сдавайтесь, чернопогонники! — кричали вплотную
подскакивавшие красные всадники. По ним стреляли. Те отскакивали, и
тогда стреляли их пулеметы.
Редкая цепочка марковцев уходила по этой лазейке, отстреливаясь
направо и налево. Командующий 3-м полком, капитан Савельев,
пробирался по ней верхом со своим ординарцем.
— Господин капитан! Я сорву флажок, — сказал ему тот,
который на древке имел полковой значок, и... упал, сраженный
пулеметной очередью.
Марковцы, шедшие с ручными пулеметами Льюиса, отстреливались.
Окончательно закрыть последний выход из села красным удалось не
сразу. Так выходили из села под двухсторонней опасностью с версту и
более, пока не добрались до большой лощины, где опасность грозила
только с одной стороны. Увеличились надежды выбраться, уверенней
и спокойнее стали отбиваться. Одни смогли уйти, другие остались;
раненые и убитые устлали лощину и село своими телами. Исход из села
постепенно прекратился.
247
^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
Отступление остатков дивизии
Было около 13 —14 часов. Красные не преследовали. Их эскадроны
строились в колонны у села, а другие в лавах оставались стоять на краю
лощины, ведя редкий ружейный и пулеметный огонь. Из села
стреляла батарея.
Те, которые вышли из села последними, собравшись в группы,
продолжали уходить по лощине, готовые сопротивляться, и в
условиях уже более благоприятных: красным пришлось бы спускаться с
крутого края лощины и переходить обрывистую речку. Это ли или
что другое удерживало красных от того, чтобы довершить разгром?
Может быть, они не решались потому, что им пришлось бы
атаковать в порядке отходившие цепи команды разведчиков, 5-й и 8-й рот
и стоявшую в версте цепь 3-го батальона 3-го полка? Может быть,
их сдерживала колонна пехоты, идущая в 2 верстах южнее лощины,
атаковать которую их, уже сильно потрепанными силами, было
немыслимо? Это проходила 2-я пехотная дивизия.
«По тракту шла дивизия, — записал поручик Незнамов, — мало
обозов, пулеметы на одинаковых повозках, порядок в пехоте. Наше
начальство бросилось просить помощи. Мы, несмотря на смертельную
усталость, уже приготовились броситься на буденновцев, спасать
обозы, артиллерию, раненых... Но командир идущего полка заявил, что
за ним идет огромная колонна красных и все, что он может сделать,
это дать патроны и принять нас к себе. На душе было очень тяжело.
Все пропало — оружие, раненые, сестры...»
В стороне от проходившей 2-й дивизии стоит группа — видимо,
штаб. К нему спешит командир арьергардного батальона.
— Ваше Превосходительство! Марковская дивизия гибнет.
Окажите ей помощь!
— Марковская дивизия свою задачу выполнила! — был ответ.
Батальон пристроился в хвост 2-й дивизии, за ним дивизион
Черноморского конного полка.
Дорога шла на сближение с большой лощиной, разделявшей
противников. Еще дальше она пересекала эту лощину. Казалось,
неизбежно столкновение. Но его не произошло: красные ограничились сильным
пулеметным обстрелом, под которым 2-я дивизия должна была
остановиться. Батальон марковцев не остановился, продолжая идти по
дороге, пересек лощину и так прошел до 8 верст, когда только увидел
группу всадников. Оказалось — штаб Корниловской дивизии.
Батальон был направлен в Степановку, чтобы там связаться с корниловски-
ми частями. Ночью ему приказано идти в Ростов.
248
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^»
В Ростове
С 20 декабря марковны собирались в Ростове. Пришла большая
колонна в 400 человек, потом — в 160, несколько небольших групп;
колонна чуть ли не в сотню лошадей, десятки подвод, одно орудие,
пулеметы на тачанках. Горожане остановились, смотрели на входивших
глазами, полными недоумения, растерянности, ужаса... В самом деле —
входили марковцы, которые были где-то под Орлом, а теперь здесь. Судь-
249
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^1 _ 1^»
ба города и их, жителей, определенна: придут большевики. У некоторых
текли слезы, а большинство, взглянув на входивших, усталых, унылых,
поворачивались и уходили.
Марковцы расположились в центре города. Встречи, объятия... Жив?
Расспросы: «Где А.?», «Что с Б.?», «Убит. Зарублен. Ранен. Оставлен
раненым. Застрелился». Но чаще был ответ: «Неизвестно. В последний
раз видели его...»
— Полковник Наумов застрелился! Мы пробегали мимо него. Он
стоял с револьвером в руке. «Господин полковник! Мы будем
пробиваться, идите с нами». Он не двинулся с места, а едва мы отошли,
услышали глухой выстрел...
Впечатление весьма тяжелое от рассказа о таком печальном конце
этого, далеко не заурядного, весьма известного марковца.
— Генерал Тимановский умер!
Это известие потрясло всех. Марковцы лишились не просто
доблестного любимого начальника, а внутренней силы, которая крепила их
ряды и держала дух на большой высоте.
— Он умер в день нашего разгрома.
— Не пережил свою дивизию.
Была скорбная панихида по нем, по командире 2-го полка,
полковнике Морозове185, умершем тоже от тифа, о чем узнали только теперь,
и по всем погибшим. Ни одного гроба не стояло на панихиде. Все
убитые остались «там», а гроб с генералом Тимановским был
отправлен в Екатеринодар аая погребения в склепе Войскового собора рядом
с генералом Алексеевым186, полковником Гейдеманом187, полковником
Миончинским188, полковником Морозовым.
За вопросами о соратниках следовали вопросы: «Как рота? Полк?
Сколько вышло? Сколько вышло пулеметов, орудий? Что с сестрами?»
Ответы были печальные. Вывод один: дивизия больше не существует,
а наличного состава едва ли хватит на один полк. Когда исчерпались
эти темы, встал вопрос самый больной: «Как это могло произойти?
Невероятно, что противник мог смять дивизию, загнать ее в яму и не
выпустить оттуда».
— Наши отбивались геройски, отбивались исключительно рркей-
ным и пулеметным огнем.
— Мы отбивались, когда рке были зажаты в тиски.
— Нашей вины не было — дрались на совесть, чтобы пробиться.
— От нас можно требовать все, но нельзя ставить нас в
безнадежные условия.
— Мы дрались бы до конца, но мы даже сопротивляться не имели
возможности.
250
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^- У&*
— Собственно говоря, и боя-то настоящего не было: роты не
успели развернуться, пулеметы и батареи — занять позиции.
— Знаете ли вы, что наша артиллерия в 14 орудий весьма
эффектно обстреляла красных, когда они оставляли село, и выпустила всего
три снаряда, когда они атаковали?
— Задержка произошла на мосту.
— А я видел — она произошла на подъеме.
Среди средних начальников говорилось о другом. Виновен ли
командир 1-го полка, полковник Слоновский? Зачем он послал в атаку
батальон капитана Панкова, не приготовив все аая ее обеспечения?
Виноват ли командир 2-го полка, полковник Данилов, который
ничего не предпринял в бою, оставил свой полк в полном бездействии и
сам пропал без вести? Командир 3-го полка, капитан Савельев? На нем
лежала пассивная задача арьергарда дивизии. Никаких распоряжений
во время боя он не получал. А катастрофа началась в авангарде,
помочь устроению которой он никак не мог, но он указал на одну из
главных, даже основную причину: «Я не был на собрании в штабе
дивизии, когда решался вопрос о пути следования дивизии. Я бы
решительно возражал». Капитану Савельеву, как и всему 3-му полку,
памятен отход от Дебальцева по обледенелой дороге через лощину.
Случай, сыгравший роковую роль. Но было бы возражение капитана
Савельева принято?
Слепое выполнение ошибочной директивы повлекло за собой
трагический результат. Полковник Битенбиндер объясняет неудачу тем,
что полковник Слоновский начал наступление на село Алексеево-Лео-
ново с более чем часовым опозданием. Это так. Но... «Аадно вышло
на бумаге. Да забыли про овраги. А по ним шагать...»
Марковцы крайне мучительно переживали свой разгром. Обвиняли
всех, обвиняли и себя: растерялись, потеряли руководство своими
частями и... не решились, видя положение, на самостоятельные действия.
Вышли организованно только дерзнувшие...
В Ростове был подведен подсчет наличного состава и потерь. В 1-м
полку осталось около 300 человек; из этого числа в команде пеших
разведчиков — 60 и в 5-й и 8-й ротах по 30—35 человек. Вышло 5—6
пулеметов. Во 2-м — около 250 и 10 пулеметов. В 3-м — около 300, в том
числе вышедший в порядке батальон в 160 человек, и 4—5 пулеметов.
Почти полностью сохранились конные сотни, покинувшие бой в самом
начале. Итого — до 850 штыков и 20 пулеметов. Потери?
Из Бахмута дивизия вышла в составе свыше 1800 штыков. До
100 человек дезертировало во время перехода. В боях 18 декабря
выбыло, включая больных, до 200 человек. Таким образом, в бой всту-
251
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^1 4fe»
пило до 1500 штыков. До 100 человек раненых было вывезено.
Оставалось 1400 штыков; из них вышло из боя до 850 человек.
Отсюда — потери до 550 человек. Если прибавить убыль пулеметчиков,
артиллеристов, обозных, то общие потери дивизии можно считать до
900 человек. По советским данным, самым скромным, ими взято в
плен 67 офицеров и 1200 солдат, 12 пушек и 50 пулеметов.
«Лучшая дивизия белых, дивизия чернопогонников, изрублена нашей
славной кавалерией», — писали советские газеты.
Но вот свидетельство мл. унтер-офицера Чарочкина, взятого в плен,
но потом бежавшего к своим: «Все здоровые пленные, а также и
легко раненные были собраны на ст. Чистякове. Нас набралось 300—350
человек. Офицеры были выделены в особую группу; их было около 50.
На следующий день на ст. Рассыпная была присоединена еще партия
в 60, 1-го полка». Итого в плен попало около 400 человек. По
свидетельству Чарочкина, отношение к пленным было весьма
снисходительное. Ими даже гордились. «Мы вас повезем показывать в Москву», —
говорили им. Между прочим, Чарочкин уверял, что среди пленных
офицеров он видел полковника Данилова.
На долю кровавых потерь остается около 500 человек. «Раненых и
убитых было очень много», — говорила сестра милосердия, попавшая
вместе с другими в плен и затем пришедшая обратно к своим, Нина
Курбская. Немало раненых и убитых было среди красных. Она видела
после боя вокруг села и ужасалась, сколько на нем лежало одних только
лошадей. И она подтверждает хорошее отношение красных и говорит,
что они не очень-то хвалились своей победой. Преувеличение
советских данных об убитых и пленных огромно, но поразительно
совпадение в числах пленных офицеров, пулеметов и орудий (тут даже
уменьшено на одно).
В течение трех дней, с утра до вечера, приходили и
присоединялись к своим частям отставшие, выздоровевшие и даже
выздоравливающие в госпиталях Ростова; подтягивались обозы, а с ними и те,
которые не могли найти свои части и осели в хозяйственных частях.
Роты, вышедшие из боя в составе 4—5 — 6 человек, усилились до
12—15 и даже до 25. Иные были в 35—40. Число штыков уже
перевалило за 1000. Обозы привезли с собой не только пополнение
людьми, но и пулеметы. Каждый батальон имел команду в четыре
пулемета, а полки в шесть и более. Не хватало для них лишь
двуколок. Но все же, как слаба дивизия! Марковцы беспокоились — не
будет ли она сведена в полк.
И вот неожиданно пришел полковник Блейш, еще слабый, не
поправившийся от болезни. Он сказал: во-первых, он назначен вр. ко-
252
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
^ — i&*
мандующим дивизией, во-вторых, дивизия в полк сведена не будет и,
в-третьих, она будет отведена в тыл на формирование. Всеобщая
радость. «А как положение на фронте?» — спросили его. «Отнюдь не
безнадежное; в крайнем случае фронт будет отведен на Дон».
Передал полковник Блейш слова генерала Кутепова о дивизии и ее
последних испытаниях, которые сводились к следующему: «На
Марковскую дивизию всегда ложились тяжелые и ответственные задачи и
особенно во время отступления. В Донбассе от нее зависело —
пройдет ли армия на Дон. Ей дана была задача, требовавшая полного
самопожертвования, и она ее выполнила, хотя и дорогой ценой. День
ее поражения был днем, когда ударные силы Красной армии
вынуждены были вести жестокий бой и были ею задержаны на день и
ослабили свое наступление на следующий. Более суток задержки, в
создавшемся для армии положении, большой срок».
Переданное мнение генерала Кутепова воскресило в памяти, в
сердцах, в душах марковцев их путь: действительно, всегда на фланге —
в Донбассе, у Корочи, у Ельца, у Касторной, у Белгорода и опять в
Донбассе. Невольно учащенно бились сердца. Выдерживали! А мог же
наступить, наконец, момент, когда сорвутся, не выдержат? И вот,
случилось...
Полковник Блейш сразу же провел назначения. Вр. командующим
1-м полком назначил капитана Марченко, 2-м — капитана Перебей-
носа. В полках, из которых выбыло 5 командиров батальонов, свыше
20 командиров рот и команд, были новые назначения. Кадр дивизии
понес тяжелые потери. Был в дивизии еще запасный батальон в 500
штыков с пулеметной командой, но он не был влит в полки, а
оставлен для несения охранной слркбы в Ростове.
Марковские силы восстанавливались. Но вспомнили о своей
артиллерии и заволновались: погибла! Оказалось, и в этом вопросе особенно
печалиться не приходится: потеряно у Алексеево-Леоново — 13 орудий;
рухнула надежда, что по железной дороге будут вывезены 6 (конский и
людской состав четырехорудийной батареи прибыл в Ростов); но есть
еще, кроме одного вывезенного из боя, две батареи — 8 орудий,
бывшие в резерве и пришедшие в Ростов, а также запасная батарея в 7
орудий, один взвод которой был с пластунской бригадой. Был и еще один
взвод с корниловцами. Итого орудий насчитывалось 18. И это сила. Но
узнали: погиб со всеми чинами взвод поручика Георгиевского, бывший
с пластунами. Отход стоил марковцам 21 орудия, и оставалось у них все
же 16.
Тяжелое физическое и моральное состояние усугубляло и настроение
умирающего большого города. Выйти на улицы, только расстроить себя,
253
«^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
}&±
Переход в станицу Уманскую
23 декабря дивизия получила приказ выступить в резерв
главнокомандующего в Уманскую станицу. Итак — снова на Кубань. Почти
ровно год назад марковцы оставили ее и вышли на «широкую
Московскую дорогу», и вот теперь... назад! «Эх, Кубань, ты наша родина...»
Побежали по госпиталям за своими и кого можно было, кто хотел,
брали с собой. Немало осталось тяжелобольных.
Ростов оставляли не особенно грустя. Да и сам он, казалось,
целиком оставлялся жителями. Колонны полков перемешивались с
вереницами подвод, карет с беженцами. Ночевка в канун Рождества
на станции Батайск и Ново-Батайске. Затем дальше в путь. Жители
выражали и радушие, и холодное отношение к непрошеным гостям.
Умершего бойца отказались похоронить оба священника, и пришлось
похоронить его самим: прочитали молитвы, пропели «вечную память»
и засыпали могилу.
Полил дождь, тяжелее стал путь. И как раз это совпало с
переходом из Донской области в Кубанскую. В первой кубанской станице,
Кущевской, дивизия задержалась два дня. Но погода не изменилась,
совершенно раскисла черноземная земля. Тяжело встретила Кубань.
Переменилось отношение. Стало определенно враждебным. Даже в
дома впускали неохотно.
— В чем дело? Почему не входите в дом?
— Казак говорит — войдете только через мой труп.
— Перейти через его труп!
Тяжелые неприятные разговоры о соломе, о воде, о посуде, об еде...
На обостренные разговоры марковцы не шли, не до этого было, но
припугивали: «Позови-ка своего мужа!» Станица была полна
покинувшими фронт кубанцами.
24
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«d&l ^»
Так начался а^я марковцев, как они говорили, «Третий поход на
Кубань». По колена в грязи шли они дальше. Шли без строя. Было
сказано: добираться до Уманской. Вечером 30-го, весь день 31
декабря и даже 1 января подтягивались они и кое-как располагались
по отведенным районам. Узнали — оставлен Ростов и армия отошла
за Дон.
Для марковцев основные моменты их борьбы за Родину почти
точно совпадают с гранями лет. Конец 1917 года — начало вооруженной
борьбы; конец 1918-го — конец борьбы на Северном Кавказе и
выход на широкую Московскую дорогу; конец 1919-го — снова на
Кубани и подготовка к новой борьбе. С душой, полной скорби и тревог,
память перебирает имена ушедших. Их много. Очень много...
Капитан Образцов Дмитрий Васильевич. Студентом 3-го курса,
минуя военную школу, идет добровольцем на фронт Великой войны
в 14-й пехотный Олонецкий полк. Сразу же выявляет себя отличным
солдатом и быстро награждается Георгиевскими крестами всех
четырех степеней, а в начале 1915 года за боевые отличия производится
в офицеры. Боевая школа, высокий культурный уровень сделали из
него отличного офицера. Он награждается всеми боевыми
наградами до Владимира IV степени включительно, и в 1917 году он уже
командует батальоном. В конце 1917 года штабс-капитан Образцов
в Добровольческой армии — рядовым, затем адъютант Офицерского
полка, командир Офицерской роты, командир батальона, заместитель
командира 2-го Офицерского генерала Маркова полка и, наконец,
командир этого полка. В боях у Касторной капитан Образцов гибнет;
его тело, исколотое штыками, в течение нескольких дней оставалось
лежать на улице. К наградам, полученным в Великую войну,
прибавились: знак отличия 1-го Кубанского похода, посмертное
производство в чин полковника и... вечная о нем память, как о достойном
Сыне Родины и Офицере.
Полковник Морозов Алексей Аполлонович, л.-гв. Павловского
полка. На фронт Великой войны выступил в чине штабс-капитана, а с
января 1917 года командует полком. В конце этого года он в Добрар-
мии. Командует Офицерской ротой, приданной отряду Чернецова. В
1-м походе он при генерале Маркове, но всегда, как рядовой чин, на
первой линии. В 1918 году назначается вместо убитого командира Св.-
Гвардейского полка, полковника Дорошевича189, командиром полка, но
вскоре оставляет этот пост и вместе с генералом Тимановским едет в
Одессу и там назначается командиром 15-го стрелкового полка.
После оставления Одессы вместе с генералом возвращается в ряды
первых добровольцев и командует отрядами. Затем назначается команди-
255
e^l
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^»
Кризис Белой Идеи
В станице Уманской... Первые дни-ночи тяжелого сна и
кошмарных видений. Утро с долгим неподвижным лежанием, с роем мыслей.
Какая-то ко всему апатия. Потребовались дни, чтобы медленно
возвратились физические и моральные силы, чтобы восстановилась память,
пришли в порядок мысли.
Вялые разговоры; собственно — броски мыслей, броски ответов.
Начало всех разговоров о разгроме дивизии. Это больная тема. Армия
стоит по Дону, а марковцы в Уманской. Потому ли, что их дивизия
256
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — Ш^
была разбита? Нет. Отступление ведь началось от Ельца и не по вине
марковцев. Но чья-то вина есть. Есть какие-то причины.
Можно ли обвинить только казаков, которые не захотели больше
воевать? Можно ли обвинить самих себя, марковцев, которые будто
бы «открыли фронт» у Курска? Ведь главное: нас задавили своей
массой красные. Да, бесспорно. Но и тут есть свои причины, почему у
красных были массы, а у белых их не было. Не потому ли, что
русские люди поверили советской власти, боролись за нее и не верили
Белой? Нет. Это отрицалось: марковцы проходили по селам и весям
и этого не видели. Было в народной массе желание, чтобы скорей
кончилась война и можно было жить спокойно, как жили раньше
при Царе.
Но все же, почему массы были там? Их заставили воевать
террором; и не только инертные массы, но и... офицеров. Сколько
последних воевало «не за страх, а за совесть»? Даже стали коммунистами.
Да, террор как метод оказался действителен и сыграл огромную роль
в пользу красных. Не следовало ли и нам применять его? — ставился
вопрос. Но не по душе он был.
«Сходились на том, что мы все же лучше большевиков, и,
отбросив сомнения и затыкая уши и закрывая глаза на все, нас
возмущавшее, надо было скорее взять Москву, а потом «все образуется», все
придет в какой-то порядок, как-то наладится, ибо у нас не было
никакой социальной ненависти ни к какой части населения, в
противоположность коммунистам». Эта запись, сделанная еще в период
наступления, не потеряла значения и в уманских разговорах: она
характеризовала идейное настроение всех марковцев тогда, но теперь
Мя многих вскрылась большая внутренняя пустота таких
рассуждений, вызвавшая столь печальные последствия.
«Да! Мы несем в сердцах и чувствах Правду и Добро. Но было ли
это известно народу? Говорили ли мы об этом народу? А если и
отвечали на его вопросы, то отвечали ли им убежденно, убедительно, и
верил ли он нам?»
Горячо спорящие бросали короткие фразы. Коммунисты в Донбассе —
они враги. Крестьяне Харьковской губернии — они не хотели воевать,
и им почти безразличны и белые, и красные. Крестьяне Курской
губернии — воевать не хотели, но чувствовали зло в большевиках. Крестьяне
Орловской губернии настроены были против большевиков: они испытали
на себе их режим. Делался вывод: только испытав коммунизм, народ
пойдет против него. Но этот вывод не удовлетворял.
Раннее утро. Все еще спят, но вот один вскакивает и громко
говорит:
17 «Белое движение», т 20
257
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^1 - &&*
— Хорошо! Народ убежден, что большевики несут ему зло. Но
почему вы думаете, что он непременно должен пойти за нами?
Все проснулись. Офицер повторил свой вопрос и добавил:
— Народ станет на нашу сторону, если будет знать, что мы ему
дадим.
Молчание. У всех в головах рой мыслей. Тема расширялась и
углублялась. Она уже не касалась, а охватывала то, что аая каждого было
самым ценным — Белую Идею. Да. Действительно так. Мы сами не
знали и не знаем... Да! Что-то доброе мы несли в своих сердцах, но
на глазах у всех были лишь наши штыки. Но наша ли в этом вина?
Разъяснять народу, за что идет Добрармия, не наше дело. Для этого
был Осваг. Знай его разъяснения, мы, конечно, не смущаясь,
передавали бы народу, среди которого мы все время были.
Иным марковцам удалось ближе познакомиться с этим
учреждением, и вот запись: «У меня во взводе 1-й роты во 2-м походе был
хороший солдат ставрополец. Перед Армавиром он был ранен, и
потом из госпиталя его забрали в Осваг /^ая подготовки из него низового
пропагандиста. Летом 1919 года я встретил его в Ростове, и он
поделился со мной тем, чем его напичкали. Оказалось, что все сводилось к
масонскому заговору и «Сионским протоколам», и это он должен был
внушать мужикам и рабочим аая того, чтобы объяснить задачи и цели
Добрармии. Меня поразила бессмысленность этой пропаганды.
Направлять крестьян и рабочих против масонов высоких степеней и
сионских мудрецов, сидящих за границей, в то время, когда перед нами
и против нас непосредственно были такие же крестьяне и такие же
рабочие, казалось форменным абсурдом. Те были вне нашей
досягаемости, а вот эти, которые стояли на распутье — кому помогать, —
вся эта чепуха была безразлична в высшей степени».
Из записей о том времени... «Генерал Тимановский в Орле. Его
встретили и горожане и жел.-дор. рабочие с такой симпатией, что
душа радовалась. Он не ожидал такой встречи. Прибыли 4 вагона
Освага. Осважники ретиво взялись за дело и начали расклеивать
огромные цветные плакаты: жизнь при коммунистах и при белых. Это
было издевательство... сверх глупость осважников. Он приказал их
содрать».
Другая запись: «Пришлось прочесть какую-то брошюрку Освага.
Пустая, не произведшая никакого впечатления. Убедительность
отсутствует» .
В Уманской узнали о расформировании Освага и не пожалели о
нем. Он совершенно не удовлетворял своему назначению. Как ни были
неприятны слова: «пропаганда», «агитация» и т. п., но марковцы при-
258
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
wgL- ^>
ходили к заключению — у большевиков они сыграли роль огромную,
и нечто подобное должно было бы быть и в Добрармии. Об этом
говорил и генерал Деникин, но когда армия уже отходила. «Пропаганда
служит исключительно по прямому направлению — популяризация
идей, проводимых властью, разоблачению сущности большевизма,
поднятию народного самосознания и воля борьбы с анархией». Тогда же
он, в декларации 15 декабря, сказал: «Прессе сопутствующей помогать,
несогласную терпеть, разрушающую уничтожать». Генерал Деникин
напомнил марковцам о прессе. На фронте они ее не видели и только
слышали от приезжающих, что она наполнена какими-то нападками,
дрязгами, даже обвинения Белой власти. И не тут ли тоже причина
неудач?
В Уманской узнали и о тяжелых событиях, протекавших и
протекающих в тылу. Оказывается — мы в «Кубанской республике». На
Кубани сильное самостийное настроение; формируется Кубанская
армия; все казачьи области организуют свой Казачий союз. Некоторые
марковцы, оказывается, принимали участие с генералом Покровским
в разоружении в Екатеринодаре кубанских частей, в аресте членов
Рады, из которых один был повешен.
Говорили о восстании в Крыму какого-то капитана Орлова, будто
бы как протест против тыловых беспорядков. Конечно, беспорядки
огромны, но к чему может привести восстание, как не к полному
разложению. Наступают грузины... Слухи давили. Но признать, что «все
кончено», марковцы не хотели. Они еще будут бороться и не
отступятся от своего Вождя. Да! Белая Идея потерпела поражение, но это
поражение внешнее. Она должна жить. Ее первый пункт — «Единая,
великая, неделимая» — должен остаться в полной силе. Она только
должна выявить себя во всей полноте и глубине, как показали
требования жизни и борьбы.
Но по внутренней слабости брошенное кем-то вместо «Белая Идея»
выражение «Белая Мечта» было подхвачено... Мечтать никому не
возбраняется, да это и легко. И вот, спрятали «Белую Идею», пошли за
«Белой Мечтой». И не задумываясь пошли, далее узнав о разрыве
между генералом Деникиным и генералом Врангелем, как это ни было
тяжело. Говорили о причинах, о каком-то письме генерала Врангеля,
обвинявшего генерала Деникина во многом. Не задумались и тогда,
когда узнали об отступлении армий адмирала Колчака в Сибири и о
его смерти 25 января. Погиб Верховный Правитель. И как погиб! Его
выдал французский генерал Жаннен. Еще раз вспомнили о союзниках...
Верховный Правитель России погиб — да здравствует генерал
Деникин, его заместитель!
17*
259
=^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
1920 год. В станице Уманской
— С Новым годом.
— Ну что же? Начнем опять с Кубани?
— Начнем!
— С новым счастьем!
— Эх, Кубань, ты наша родина. Вековой наш богатырь!
Грустно. Но какая-то внутренняя решимость. Казаки внимательно
присматривались к марковцам суровыми взглядами, но «шли
навстречу». Спасибо! Ведь Новый год. Праздник. Каждый день перемещения
из дома в дом. Терпите, казаки. Нужно. Открыто недовольных
предупреждали. Все вопросы решались на месте.
6 января, в день праздника Крещения — крещенский парад.
Участвовал 1-й полк да небольшая казачья часть. Принимал его
станичный атаман.
Дивизию принял генерал Канцеров. Он не побеспокоил ее смотром,
но его влияние стали все быстро чувствовать. Но кто он?
Генерал-лейтенант Канцеров — старый генерал и по годам, и по службе. В
Великую войну — начальник 71-й пехотной дивизии. Награжден не только
орденом Св. Георгия IV степени, но и III. Отзывы о нем его бывших
подчиненных отличные во всех отношениях. У него помощником по
дивизии полковник Блейш. Можно быть спокойными. Командирами
полков назначены капитан Марченко, полковник Докукин и капитан
Савельев.
Генерал Канцеров детально ознакомился с состоянием частей
дивизии и выяснил их нужды. Его интересовало не только количество
штыков, пулеметов, орудий, кухонь, пулеметных двуколок, повозок и
лошадей, не только наличие снаряжения, состояние обмундирования
и обуви и проч., но и... наличие шомполов к винтовкам, смазочного
масла, даже тряпок мя смазки. Питание частей было у него
серьезной заботой.
Однажды генерал вызвал к себе всех артельщиков. На этой
должности были почти только офицеры, по состоянию здоровья не могущие
служить в строю. Опрос и разговор с ними касался всех подробностей.
Резюмировал свою беседу генерал Канцеров так:
— Котлы должны быть лу...? — ставил он вопрос и, обводя глазами
всех, ждал окончания и, не дождавшись, заканчивал сам: — ...женые.
— Продукты должны быть добро...? — повторяется та же сцена, —
...качественные.
— Кашевары должны быть хо...? ...рошими. Почему? Потому что
если они будут пло... хие, то пища будет га...?
260
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^_ _ 1&^
И только тут все артельщики закончили его мысль непечатным
окончанием.
— ...дость, — твердо поправил генерал.
Получился забавный анекдот, над которым потом от души
смеялись, но без всякой иронии. Все почувствовали в генерале Канцерове
действительно Отца-Командира.
Произошел и другой случай, еще более усиливший симпатии к
генералу Канцерову. Он поражал марковцев чрезмерной скромностью и
нетребовательностью. Прибыв в дивизию в поношенном солдатском
обмундировании и в простых сапогах, он не думал об изменении
своей внешности. Об этом подумали подчиненные и решили подарить ему
кожу на хорошие сапоги. Генерал был очень тронут, смущен,
благодарил и хотел уплатить за нее.
— Ваше Превосходительство. Она нам ничего не стоит, —
заявили офицеры.
Генерал Канцеров вопросительно посмотрел на них и
решительно отказался от подарка. Его поразительная честность смутила
офицеров, и они вышли с еще большим к нему уважением.
Ежедневно прибывало пополнение мобилизованными, из запасного
батальона и находящимися на учете у тыловых комендантов. Из Екате-
ринодара последних для дивизии было назначено около 250 офицеров и
до 300 солдат, но прибыло всего 40—50 офицеров и 150 солдат.
Остальные, видимо, разъехались по своим частям, куда они просились, а
коменданты не вняли их просьбе. В партию, назначенную во 2-ю дивизию,
попали марковцы и, конечно, сбежали в свою дивизию.
В средине января в ротах было уже по 30—35 штыков, а в
некоторых и больше. Официально состав дивизии определялся в 641
офицера и 1367 солдат. Было вполне достаточное число пулеметов, но не
хватало обученных пулеметчиков, двуколок и лошадей. Однако состав
этот, несмотря на продолжавшие прибывать пополнения, не
увеличивался — косил тиф. Тифозными были заполнены не только
госпиталя в Ейске, но и в станице. Даже при каждом батальоне один-два
дома были заняты больными, за которыми ухаживали сестры
милосердия.
Восстанавливала свои силы и артеллирийская бригада. Она имела
16 орудий в шести батареях. Была пополнена из расформированных
батарей других частей, но был недостаток в лошадях, благодаря
развившейся среди них чесотке. В общем, во второй половине января
дивизия стала внушительной силой. Ее обучению мешала
непролазная грязь. Окрепла она и в моральном отношении, чему помогли
успехи на фронте: отбиты были все наступления противника, а дон-
261
<^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^>
Подавление Ейского восстания
Красное командование не дремало и всюду, где только возможно,
подготовляло в тылу у белых восстания. Особенно легко это было
сделать на побережье Азовского моря. 22 января красные обезоружили
стоявший в Ейске гарнизон — запасный батальон, сотню и батарею.
Восстание распространилось к северу по всему побережью.
23 января, в лютый мороз, части дивизии грузились в
железнодорожные составы. 25-го 1-й полк подошел к Ейску и был встречен
огнем орудия блиндированного поезда. На следующий день он с
Кубанским пластунским батальоном и батареей атаковал город и занял
его. Восставшие рассеялись, но многие стали спасаться по льду
залива, пытаясь перейти на северный берег. Обстреливаемые артогнем,
они гибли, проваливаясь под лед и от мороза.
В этот день 2-й полк пришел в Ейское укрепление на восточном
берегу залива, где стояли 2-й Кубанский Запорожский полк190 и
Терская батарея, державшие нейтралитет. На следующий день один
батальон с двумя орудиями, под командой штабс-капитана Стаценко191,
в страшный мороз и ветер, выступил аая занятия порта Катон, в 20
верстах к северу. Отчаянный переход и отчаянный налет на порт.
Красные не ожидали его в такую погоду и уже наступившей ночью.
До 500 человек было взято в плен, много пытавшихся бежать
погибло. Захвачены видные организаторы восстания, 6 пулеметов, штаб и
канцелярия Ейского партизанского полка.
262
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
1^
На главный фронт
Неоднократные попытки красных прорвать фронт на линии
станица Ольгинская—Батайск—Азов большими силами пехоты и конницы
кончились неудачей. Также неудачно было наступление корпуса Думен-
ко к востоку от этой линии. Однако решение красного командования
сломить сопротивление белых в возможно короткий срок было
непреклонно. Оно хотело использовать время, пока кубанцы, оставившие
фронт, в массе еще не опомнились и не взялись опять за оружие. И
армия Буденного стала перебрасываться в район Великокняжеской для
наступления в Тихорецком направлении. Удар готовился по Донской
армии и остававшимся на фронте частям кубанцев. Чтобы ослабить удар,
генерал Деникин решил разбить красных в районе Ростова
наступлением 1-го корпуса и левофланговыми частями донцов.
7 февраля они перешли в наступление. «Впереди — обрамленная
сухим камышом и сугробами снега промерзшая низина, местами
рассеченная ледяными плешинами замерзших озер и маленьких речек, а
за ней виднелась гладь главного русла Дона и возвышающийся над ним
правый берег, вдоль которого на полотне железной дороги дымились
бронепоезда противника».
263
c^i
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
%2z*
В станице Ольгинской
10 февраля. 1-й Марковский полк кратчайшей дорогой из Ростова
пришел в Ольгинскую, и туда же из Батайска — 2-й и 3-й полки.
Стоял мороз свыше 20 градусов при сильном ветре.
Дивизия сменила Донские части, ушедшие к юго-востоку в
Хомутовскую. Оставлен был лишь один пеший полк в 400 штыков,
стоявший в 6 верстах к востоку от станицы, в хуторе Нижне-Подполин-
ском, и вошедший в подчинение начальнику дивизии. 2-й полк занял
восточную половину северной окраины станицы и хутор Старо-Махин-
ский, между нею и хутором Н.-Подполинским; 3-й полк — весь
западный фас; и 1-й — в резерве на юго-восточной части станицы.
Дивизия снова оказалась на правом фланге корпуса. Ее фронт до
10 верст. Она в 12 верстах от Батайска и в 20 верстах от
Хомутовской. Таким образом, она в значительном отрыве от соседей. В
январе здесь проходили сильные бои: не раз донцы оставляли станицу, но
с поддержкой конной бригады 1-го корпуса со стороны Батайска
восстанавливали положение. Оборонять Ольгинскую пехотой не
представляло трудностей, и только то, что она могла быть обойдена с флангов,
усложняло задачу. Примеры предыдущих недель говорили: станицу,
возможно, придется оставлять, отходить к югу на бугры и
восстанавливать положение контрнаступлением.
264
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
<^1 ^
11—12 февраля прошли спокойно. Единственным развлечением
для марковцев было наблюдение за противником. Из станицы
отлично видны Ростов, Нахичевань, Аксайская, Старочеркасская. Видно
движение пехоты и кавалерии, их колонны, идущие из Аксайской в
Старочеркасскую. А в общем — скучно. Конечно, не мерзли, так как
стояли в теплых домах. Наблюдение во все стороны отличное.
Скучно было еще и потому, что приходилось удовлетворяться казенной
пищей. В станице и хуторах ничего съестного достать было нельзя:
все съедено за январь месяц и Донскими частями, и красными,
побывавшими здесь. Иные из марковцев не побрезгали мясом убитой
коровы, неизвестно сколько дней валявшейся за станицей на
сильном морозе. Уверяли, что отличное.
Но была большая пища алл разговоров. Темы — положение на
фронте, положение и обстановка, в которых может оказаться дивизия
и каждый из ее полков. Конечно, все сводилось к гаданиям, так как
никаких официальных сообщений до марковцев не доходило. (В эти
дни конница Буденного перешла в наступление и 12 февраля нанесла
тяжелое поражение коннице донцов.)
Была, однако, одна тема, захватившая внимание всех: ровно два года
назад — 10, 11 и 12 февраля — Добрармия, оставив Ростов, стояла
здесь, в Ольгинской. Здесь был сформирован Офицерский полк и 1-я
батарея192 — родоначальники Марковской дивизии. До ста человек
осталось с того времени. И они рассказывали о генерале Маркове, о
полковнике Тимановском, о Миончинском... о многих.
Тогда Добрармия шла «в неизвестность», тесно сплотившись у
Национального Знамени вокруг генерала Корнилова, при «Светоче»,
зажженном генералом Алексеевым. И спасены были честь Знамени, честь
Армии. А теперь? Теперь еще горит «Светоч». Не дадим его угасить!
Спасем честь Знамени и Армии, какая бы неизвестность ни была
впереди. Потеряли свыше 10 000 человек в первый год войны; свыше 10 000
во второй, но «есть еще порох в пороховницах», есть еще Марковская
сила! Ведь сказал же Шеф, генерал Марков: «И с малыми силами
можно делать великие дела». Нужно все предусмотреть, все продумать. Все
и всем — от рядового до начальника дивизии.
Марковцы-пехотинцы видели, что Ольгинская — не село Алексее-
во-Аеоново. Они здесь могут легко держаться, даже выйдя от станции,
отбиваться на буграх за ней, переходить в наступление. Когда они
говорили так, то считали, как всегда, неотъемлемой своей частью свою
артиллерию. А /^ая нее здесь отличное место аая действия огнем.
Артиллеристы смотрели глубже: им нужны будут снаряды, а
следовательно, должен быть надежный путь, чтобы пополняться ими. Однако база
265
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
снабжения — на ст. Батаиск, а путь туда опасен: он не вдоль фронта,
а по фронту и притом на никем не занятом 10-верстном участке. Об
этом они доносили по своей линии.
13 февраля. С утра спокойно, но часов в 10 от Аксайской красные
повели наступление силами в полк при одной батарее. Наступали как
на учении; под артиллерийским огнем перебежками. Только к 14
часам, когда подошли на 600 шагов, по ним был открыт пулеметный
огонь. И опять в порядке стали отбегать и ушли в Аксайскую.
14 февраля — второй день боя. Легкий туман, быстро
исчезнувший. С утра спокойно, спокойно и в полдень. Но около 14 часов
красные перешли в наступление в том же месте, однако
значительно большими силами, двумя цепями, быстрым маршем, имея полк
кавалерии на своем правом фланге. И особая новость: со стороны
Нахичевани, в интервале между станицей и Батайском, двигались
колонны кавалерии. Цепи опять были подпущены на 600 шагов,
принуждены были залечь и только в одном месте рванулись в атаку,
но, понеся большие потери, отошли. Однако всех удивило, что
наступление массы кавалерии не было нацелено на станицу.
Передовые ее лавы дошли до прямой дороги на Батаиск и затем повернули
назад в Нахичевань; за ними следовала конная сотня Марковской
дивизии, а со стороны Батайска — сотня корниловцев.
Впечатление от боя сложилось неопределенное: то ли красные
хотели взять станицу, то ли проводили боевую разведку, решившись на
большие потери в пехоте, но не в кавалерии. Был, конечно, какой-то
смысл в движении кавалерии; например, выяснить силы конницы как
в станице, так и в Батайске. И выяснено: кавалерийской бригады 1-го
корпуса, раньше бывшей в Батайске, теперь там нет. (Она уже была
отправлена к востоку, где решалась судьба столкновения армии
Буденного с конными силами донцов.)
15 февраля — третий день боя. Ночь прошла спокойно. Стоял
густой туман, рассеявшийся несколько позднее, чем вчера. У противника
никакого движения. «Ну, будем ожидать наступления в полдень», —
решили марковцы. И действительно, едва они пообедали, как
сообщение: красные наступают. Но наступали они теперь не со стороны
Аксайской, а от Старочеркасской на хутора Н. Подполинский и Ст. Ма-
хинский; на первый — кроме того, и с востока. Их огромные цепи и
лава кавалерии были отлично видны на широкой низине Дона. С обеих
сторон сильно била артиллерия.
Две роты 2-го полка, стоявшие в хуторе Ст. Махинском, легко
остановили красных и затем заставили их отходить, но Донской полк не
удержался в хуторе Н. Подполинском; охваченный с двух сторон, по-
266
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ : ш^
теряв половину состава, стал отходить к станице. Стоявший в резерве
1-й полк восстановил положение, и ему было приказано остаться на
хуторе. Командир полка, капитан Марченко, предлагал начальнику
дивизии оставить на хуторе лишь батальон, указывая, что хутор, в
случае его оставления, всегда может быть взят контратакой, и кроме того,
в хуторе 10—12 дворов, в которых в мороз не разместить весь полк,
но начальник дивизии не согласился.
В результате — все полки стояли на фронте в 10 верст, а резерва
не было. (Донцы ушли к своим частям.) Чтобы создать резерв,
генерал Канцеров приказал 2-му полку занять весь северный фас станицы
/^ля обороны как в северном, так и северо-западном направлении, а
3-му полку, оставив один батальон на юго-западной окраине, два
батальона отвести в резерв на юго-восточную. Этим решением
ослаблялась оборона на северном и, в особенности, на западном фасе, где, по
мнению марковцев, грозила наибольшая опасность.
Трехдневные бои вызвали большой расход патронов и снарядов.
3-й полк уже поделился своим запасом со 2-м. Было сказано — ночью
прибудет транспорт с огнеприпасами. Особенно волнуются
артиллеристы: у них осталось снарядов на 4 часа боя. Для них ясно, что
неизбежен бой на три стороны и что исход боя в большой степени зависит
от них. А в пехоте, как никогда, возлагалась надежда на помощь
артиллерии. Все ждали наступления красных, и притом решительного,
большими силами и комбинированного: массой пехоты и кавалерии.
Ночь была крайне тревожной далее аая. резервных батальонов. Они
были соединены телефоном прямо со штабом дивизии, оттуда
непрерывно звонили, напоминая о готовности. Нервы у всех натянуты.
«Завтра будет развязка», — подсказывает инстинкт. Удавалось
уснуть немногим и на короткое время. Иные вскакивали от виденного
во сне кошмара: «Потерял сапоги и шел по Ольгинской по глубокому
снегу босиком. Неприятно!» Штабс-капитан Андриевский, погибший
затем в бою, рассказал свой сон командующему батальоном:
«Громадное поле, засаженное сплошь капустой. Мы ходим по нему с
шашками наголо и охотимся за зайцами, которых уйма. Но странно, никто
из нас, как мы ни ловчились, не мог зарубить ни одного зайца, хотя
они и шмыгали у нас между ногами. Все удары шашками
приходились по кочанам капусты. Сегодня будет жаркое дело».
«Слушая его сон, я чувствовал, что бледнею: он рассказал в самых
точных деталях виденный также и мною сон», — записал капитан
Стаценко. Что это? Неуверенность в себе или неуверенность в
положении дивизии? Себя молено побороть и решиться на все, но есть
зависимость от начальников...
267
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
<^3L _ Ш^
16 февраля — четвертый день боя. Время к рассвету. Мороз
слабел, но густой туман. Все в готовности. Еще ничего не видно и
неизвестно о противнике, но состояние напряженное, а у артиллеристов
крайнее беспокойство: все еще нет транспорта со снарядами. На
запад от станицы, в хуторе Шматова, конная сотня дивизии. Она ждет
из Батайска транспорты с огнеприпасами. И вдруг прискакал всадник
и докладывает: «На дороге красная кавалерия!» Слышны глухие
выстрелы. Сотня развернулась, пулеметы наготове. На восток от станицы
из хутора Подполинского выслан конный взвод с пулеметами. Через
час оттуда слышны короткие очереди. Донесение: «Взвод столкнулся с
кавалерией противника!» На север от станицы — редкая стрельба и
донесение: «Красные наступают!»
Светает. Постепенно рассеивается туман. Обстановка становится
яснее: с востока и запада наступает кавалерия, с севера от Аксайской
и Старочеркасской — пехота. Дивизия охвачена с трех сторон;
кавалерия может обойти и с четвертой. Конная сотня атакует головную
лаву противника, берет два пулемета и отскакивает перед
следующими. Кавалерия лавами обложила всю западную окраину станицы.
Бегом идет туда один из резервных батальонов. Ему сказано:
«Отбросить!»
Пехота красных атакует 1-й и 2-й полки с севера, но
безуспешно. 1-й полк отбивается и от пехоты с востока, но обнаруживает
обход кавалерии с юга. Капитан Марченко просит разрешения
оставить хутор. Отказ. Он уже весь свой резерв выслал аая обеспечения
правого фланга; он переводит туда же роты с левого фланга, где
красные, понеся огромные потери, отошли и залегли. Но обход правого
фланга углубляется: из-за холмов выезжают новые лавы. Снова
посылается донесение о необходимости отвести полк, и снова отказ,
хотя просьбу капитана Марченко поддерживают полковник Блейш и
полковник Битенбиндер, начальник штаба. Генерал Канцеров говорит:
«Сейчас подойдет Донская конная бригада». Но капитан Марченко
отводит полк. За полком рвется вперед пехота красных; справа его
атакует кавалерия, едва не захватив батарею. Неожиданно из-за
хутора на него налетает кавалерия слева. Сминает один батальон.
Порыв красных умерен конной сотней полка и конными разведчиками
батареи с полковником Шперлингом193.
На западной окраине вызванный из резерва батальон 3-го полка
выходит на край станицы. Красная кавалерия в 1000 шагах за
складкой местности. Батальон, оставив роту на правом фланге, быстро идет
вперед и отгоняет противника, за которым вдогонку мчится сотня. И
вдруг красные поворачивают. Сотня летит на батальон, мешая ему
268
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^_ ^
открыть огонь; далее летит на стрелявшую батарею, давя орудийные
запряжки и людей.
Контрудар красных лав на конную сотню был сигналом мя общей
атаки на западную окраину станицы, которую с севера снова
атаковала красная пехота. Лавы влетают в пространство в версту шириной
между сев.-западной частью станицы, занятой батальоном 2-го полка,
и юго-западной. Они охватывают выдвинувшийся батальон, и тот
прекращает сопротивление. Они врываются в южную половину станицы,
долетают до площади. Там с крыльца своего дома стреляет по ним
генерал Канцеров. Но подходит последний резервный батальон и
очищает площадь. Подъезжает батарея и стреляет вдоль улиц.
Тем временем на северной окраине левофланговый батальон 2-го
полка, атакованный красной пехотой и обойденный кавалерией,
очищает свой участок, но распространиться дальше по фронту красным
помешал пулемет ст. унтер-офицер Воронецкого. Ефрейтор Гаврилов
открывает огонь и падает убитым. Воронецкий отбрасывает в сторону убитого,
садится за пулемет, строчит очередями в упор. Перед ним, едва через
дорогу, валятся красные. 2-й полк удерживает половину своего участка.
Конница, ворвавшись в станицу, захватывает взвод орудий,
стоявший за 2-м полком, и уводит его. Она, влетая в станицу, обогнула одно
орудие поручика Лисенко194, прикрываемое огнем пулеметов. Орудие,
стрелявшее в западном направлении, потом в южном и в восточном,
ускакало в южную половину станицы, уже очищенную от красных.
Об обстановке вокруг станицы генералу Канцерову докладывает
офицер с колокольни церкви: «К западу лава красных в версте,
другие подымаются на возвышенность. У Батайска — редкие лавы и
никакого движения. К северу — красные вблизи позиций 2-го полка;
их батарея движется ближе к станице. К востоку — кавалерия
атакует 1-й полк, охватывая его с юга... Кавалерия атакует его на всем
фронте... все смешалось... Полк быстро отходит».
Генералу Канцерову рке давно докладывали о последних снарядах
в батареях. Уже давно батареи экономили снаряды, хотя цели аая них
отличные. Две батареи, расстреляв свои снаряды, стоят как обоз на
южной окраине. Подъехавшего с орудием поручика Лисенко генерал
Канцеров спрашивает: сколько снарядов? Ответ — шесть шрапнелей.
Положение давно трагическое, но только теперь генерал отдает
приказ отходить на бугры.
1-й полк расстроен и отходит. Положение 2-го полка крайне
критическое: ему нужно пройти до 3 верст, чтобы быть на южной окраине.
Охват справа грозит отрезать ему путь отхода. Пулеметной команде
приказано, жертвуя собой, сдерживать противника. Когда роты полка
269
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
cf^ _ М&*
подошли к южной окраине, то все части уже отошли от станицы на
полверсты и полк оказался сжатым с двух сторон кавалерией. Он
отбивался пулеметами и залпами. Неслись крики: «Патронов!»
Но вот в 1200 шагах от него стала на позицию и открыла огонь
красная батарея, первыми же снарядами выведшая из строя десятки
людей. Роты должны принять разреженный строй, и это — при
угрозе атаки кавалерии. Батарея была приведенная к временному
молчанию. Часть рот снова сжала свои ряды, но вылетевшие на тачанках
красные пулеметы скосили две роты. Пошла в атаку кавалерия с двух
сторон. Поручик Белавин бьет по лавам из пулемета и падает,
зарубленный сзади. Все смешалось.
Красная конница могла полностью уничтожить дивизию, ее
пехоту, если бы не сохранившаяся, прикрывавшая левый фланг, команда
пеших разведчиков 3-го полка, к которой присоединились вышедшие
бойцы; и если бы не конные сотни и коннные разведчики 1-й
батареи с капитаном Шперлингом. Едва не был захвачен генерал
Канцеров, если бы не отчаянная атака конной сотни дивизии с поручиком
Зеленским. В этой атаке был зарублен командир 1-й бригады 16
кавалерийской дивизии, тов. Загорин.
Остатки дивизии отходили по дороге на хутор Злодейский. Но
батареи и обоз, вышедшие раньше, отходили на Хомутовскую.
Поднявшись на бугры, они видели трагедию дивизии, и была бы она еще
горшей, задержись еще на полчаса. Красная кавалерия совершала
глубокий обход с юга. Батареи выпустили по двум колоннам последние
снаряды и рысью двинулись дальше. На полдороге до Хомутовской они
встретили давно жданную бригаду донцов. Поздно!
И последний эпизод этого кошмарного дня. Уже стемнело, когда
остатки дивизии остановились у хутора Злодейского, измученные,
потрясенные. Генерал Канцеров собрал начальников и сказал:.
— Мы атакуем Ольгинскую. Красные устали, и наша атака будет
Мя них ночью неожиданной. Нужно реабилитировать дивизию.
Мертвые срама не имут!
Ему не возражали. Атаку проведут лишь конные, и не только
сотни и ординарцы, но решительно все сидящие на конях, а пешим
остаться здесь и отдыхать, выслав квартирьеров в Батайск. Собрался чуть
ли не целый кавалерийский полк. Происходила разбивка на взводы,
сотни, но генерала Канцерова вызвал по телефону генерал Кутепов, а
через короткое время он передал капитану Марченко приказание
командира корпуса: вести дивизию на ст. Каял. Налет на Ольгинскую
отменяется. Ночью дивизия пришла в село Антоновка, в нескольких
верстах от ст. Каял, и ей был дан суточный отдых.
270
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jkfc
Отступление
18 февраля марковцы тронулись на юг и, как бывает на юге, после
морозов вдруг оттепель; снова месили грязь. Мрачно смотрели на них
жители. Не было радушия, но и не было отказа в просимом. Может
271
^a,
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^*
В Новороссийске
Положение Вооруженных сил Юга России на грани полной
катастрофы. Во второй половине января сдана Одесса; части армии с
генералом Бредовым отошли в Польшу и там интернированы; удерживался
еще Крым. Назревала драма на Северном Кавказе, в перспективе
которой — эвакуация в Крым, или уход в горы, или интернирование во
враждебной Грузии, или капитуляция.
Вопрос стоял прежде всего об эвакуации раненых, больных, семей
военных. На призыв командования откликнулась Англия, продолжав-
272
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^_ 1^=»
шая так или иначе помогать, хотя ее политика рке направлена была
на уговоры генерала Деникина прекратить борьбу. Она согласилась
принять неограниченное число раненых, больных, семей, учебные
заведения. Их направляли в Египет, Лемнос, Кипр, Турцию.
Откликнулись Греция, Сербия, Болгария — бедные, но родственные России
страны. Новороссийск был заполнен подлежащими эвакуации. Шла
регистрация, погрузка на пароходы.
В штаб военного губернатора Черноморской области генерала Лу-
комского пришла женщина, скромно одетая, с маленьким сыном. Она
пришла, чтобы записаться на эвакуацию. Ожидающих приема было
много. В это время в штаб прибыл генерал Шиллинг, бывший
начальник Одесской области. Генерал Лукомский принял его, а ожидающим
приема было объявлено, что прием их откладывается на следующий
день. Тем не менее эта женщина обратилась с просьбой к адъютанту,
поручику Котягину196: «Не могу ли я просить генерала принять меня
после генерала Шиллинга? Я готова ждать». И тут же спросила меня
(запись поручика Котягина): какого я полка?
Когда я ей ответил, что Марковского, она сказала:
— Я — вдова вашего Шефа, генерала Маркова, — и, указывая на
своего мальчика, спросила: — Не узнаете?
Я не понял вопроса, несколько смутился и растерялся. Она, взяв
мальчика за плечо и, указывая на его пальтишко, объяснила:
— Разве не узнаете на сыне Сергея Леонидовича его знаменитой
куртки? Я не имела возможности купить материал на пальто сыну, и
пришлось перешить ему куртку мужа.
Говорила она что-то о папахе, но у меня как-то в памяти не
удержалось. Какая судьба постигла «белую папаху», не помню».
Для каждого марковца, и первопоходника в особенности, этот
эпизод с «серой курткой» и «белой папахой» — целая глава о
незабвенном Шефе. Просьба вдовы генерала Маркова была, конечно,
удовлетворена, и семья эвакуировалась за границу.
Настроение в Новороссийске тревожное: кругом в горах крупные
шайки «зеленых», производящие налеты на город, на
железнодорожную станцию, забирающие все им нужное даже у раненых и больных,
не щадя их. Нередки случаи самоубийств не желавших попасть в руки
«зеленых». Обеспечивал город лишь Сибирский батальон197 в 400—500
штыков. В районе цементного завода стоял еще батальон английской
пехоты, но он охранял склады с военным имуществом, привезенным
для армии, и в охрану города не вмешивался.
«Зеленые», непрерывно увеличивавшиеся в числе, учащали свои
налеты, и, чтобы обеспечить порядок в городе, 29 февраля прибыли
18 «Белое движение», т 20
273
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
марковцы. Эшелон с ними, пройдя туннель, стал спускаться к
Новороссийску. Дул сильный норд-ост. Как ни хотелось всем посмотреть
на новые аая них места, пришлось не открывать ни дверей, ни окон
вагонов. Свист, шипение тормозов, рев ветра. Когда выходили из
вагонов, ветер валил с ног.
Полк расположился в казармах в северо-западной части города, и
сразу же от него пошли дозоры, а один батальон в 120 штыков
отправился вдогонку за «зелеными», только что захватившими
радиоприемник технической части Ставки, и отбил его. В течение нескольких дней
стягивались в Новороссийск батареи, обозы и команды. У ст.
Тоннельной одна из колонн подверглась обстрелу «зеленых»; батарее пришлось
открыть огонь.
3 марта в Новороссийск прибыл железнодорожный состав штаба
генерала Деникина и остановился на портовой железнодорожной
ветке в районе расположения марковцев.
5 марта — встреча марковцев с генералом Деникиным. На
площади перед поездом Ставки выстроились свободные от нарядов части
полка и батареи, но без орркия. Марковцы приготовились к встрече
своего Вождя, и их взоры были направлены на вагон, где развивался
Национальный флаг и у ступенек которого стояли часовые. Ожидание
волновало всех: увидят они того, кому остались и останутся верны,
несмотря ни на что. Перед этим марковцы читали с опозданием
дошедшее до них обращение генерала Деникина, в котором говорилось:
«Во имя наших братьев, тела которых приняла в себя Русская Земля,
во имя светлой идеи, призываю вас в этот тяжелый час понять, что
только в суровой дисциплине, в единении и напряжении всех наших
стремлений к единой цели мы почерпнем силы аля успешного
завершения нашего трудного подвига. Как старый русский офицер, я
призываю вас объединиться вокруг меня и сомкнутыми рядами встретить
последний вражеский напор с верой в победу. Да укрепит Господь дух
ваш!»
Раздались команды. От штабного поезда приближалась группа:
впереди генерал Деникин, за ним генерал Романовский и еще
три-четыре офицера. Генерал Деникин прошел, здороваясь перед строем в 400
человек. Громкое «Ура!» раздалось в ответ. Умный, грустный взгляд,
твердый голос, никакого волнения... Усталость? Понятна. А в общем,
генерал все тот же, каким его видели теперь уже немногие старые
бойцы в станице Егорлыцкой, в Горькой Балке, в Екатеринодаре, на
ст. Нагут, в Белгороде.
Обойдя фронт, генерал Деникин благодарил марковцев за службу
Родине. Громкое «Ура!» покрыло его речь. После этого генерал Дени-
274
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
*^ ^
кин приказал всем тесным кольцом окружить его, и тут он сказал
следующее. Много причин привели к неудаче, но на армию ложится
наименьшая их часть. В настоящий момент положение на фронте очень
тяжелое, но не безнадежное. Отдан приказ об отводе армии на
южный берег Кубани, быстрой и глубокой реки, удержаться за которой
легко. И армия удержится, если в ней не падет окончательно
дисциплина. Может быть выиграно некоторое время аая приведения в
порядок и АЛЯ отдыха, чтобы затем перейти в наступление. Противник
утомлен, и у него в тылу положение тяжелое. Если, вопреки
ожиданиям, армия не удержится, она переедет в Крым, где будет продолжать
борьбу. Принимаются все меры, чтобы никто из желающих
продолжать борьбу не был оставлен в руках врага. Нужно удержать город
возможно дольше, чтобы произвести эвакуацию полностью. Выразив
полную веру в марковцев, генерал Деникин под громкое «Ура!» ушел
в поезд.
На всех марковцев встреча с главнокомандующим произвела
успокаивающее впечатление. Они понимали состояние его души, трепет
сердца за судьбу Дела, павшего на него и мужественно им взятого. Им
пришлось уже слышать много обвинений против него и иные даже
разделять, но теперь требуется только одно — продолжать борьбу. Вера
в генерала Деникина не пропала.
Слышали разговоры о ближайшем его помощнике генерале
Романовском: «Злой гений Добрармии»; «Его нужно устранить». Не
время! И раз он нркен — терпеть. И тогда, после встречи с генералом
Деникиным, собрались старые марковцы, бойцы одного из батальонов,
и вынесли аая себя решение: всякое покушение на генерала
Романовского, от кого бы оно ни исходило, моментально пресечь силой. Это
тайное решение, безусловно разделяемое всеми, не было оставлено,
однако, без того, чтобы о нем не знали те, к кому оно относилось.
6 марта батальон в 150 штыков пароходом был перевезен в
Кабардинку, в 15 верстах к югу от Новороссийска. Его задача: обеспечивать
связь с Туапсе, которую прерывали «зеленые». Одновременно другой
батальон в 110 штыков с двумя горными орудиями и полуэскадроном
выступил в местечко Липки, в 8 верстах от города, на дороге к
станице Крымской. Задача: обеспечить движение по этой дороге и не
допускать «зеленых» производить налеты на станцию.
Местечко Липки, 10—12 дворов, за горным хребтом, в котловине,
где скрещивался ряд горных лощин, поросших лесом; лес спускался к
нему вплотную с западной стороны. Ни кавалерии, ни артиллерии
здесь делать было нечего, и они были отосланы обратно. Но
положение батальона опасное. Явным напоминанием об этом — небольшой
18*
275
^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^*
Восстановление дивизии
В Новороссийске каждый день ряды марковцев пополнялись едва
поправившимися от ран и болезней; теми, кто волею комендантов
попали в другие части; наконец, был влит расформированный
запасный батальон. Батальоны сводного полка уже насчитывали 400, 300,
250 штыков при 8—10 пулеметах в каждом; присоединились конные
сотни до 200 шашек; было и 14 орудий. И вот огромная мя всех
радость — приказ о восстановлении дивизии. Это определенно
говорило, что она получит пополнение за счет мелких частей.
Начальником дивизии назначен полковник Блейш, но, ввиду его
болезни (снова тиф), временно принял ее командир Марковской
артиллерийской бригады, полковник Машин198. Ее начальником штаба
остался полковник Битенбиндер. Командирами полков назначались:
1-го — капитан Марченко, 2-го — ввиду болезни полковника
Докукина, полковник Слоновский, 3-го — ввиду отказа от полка капитана
Савельева, капитан Урфалов.
Но в Новороссийске дивизию постиг тяжелый удар — умер
полковник Блейш. Какой-то тяжкий рок преследовал марковцев. Ушел
последний из лучших старых начальников. Высшая боевая награда его
за Великую войну — Св. Владимир IV степени. Но не по ней судить о
полковнике Блейше. Он был командиром Ударного батальона; в мае
1918 года из центра России пробрался в Добрармию. Командир
Офицерской роты, батальона и 1-го полка. Доблестное водительство им.
Исключительная слава — его рейд Тим—Солнцево. Надежда
марковцев после поражения у села Алексеево-Леоново; надежда в
Новороссийске и... смерть.
Был подведен подсчет потерь, понесенных дивизией в боях у
Ейска, Ростова, Ольгинской, — до 1500 человек. Из этого числа
вывезено раненых до 500; какое-то число падает на убитых и попавших
в плен. Потери в офицерском составе превысили его половину — до
275 человек; особенно большие потери среди офицеров были во 2-м
полку — из 125 осталось 50. В Новороссийске на 900 человек со-
276
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^- ^
става полков было до 245 офицеров. Артиллерия и конные сотни
имели небольшие потери.
«Красные перешли Кубань». Это сообщение рке мало тревожило.
После всего происшедшего, с оставлением линии по Дону, это
казалось неизбежным. Уже через местечко Липки тянулись непрерывным
потоком подводы, пешие и верховые люди, вооруженные и
невооруженные, много женщин и детей. Какая масса! Смогут ли пароходы
забрать их?
Каждое утро в Липки приезжал ординарец с коротким
приказанием, повторяющим предыдущие. Важно, что связь поддерживается, но
от него узнавали и о происходившем в Новороссийске: идет погрузка
на пароходы.
12 марта он привез сообщение о выступлении батальона 1-го
полка с орудиями и бронеавтомобилями вдоль побережья на север и о
том, что мя Марковской дивизии дан транспорт «Маргарита», на
который началась погрузка. Батальон 2-го полка в Кабардинке потерял
связь с Новороссийском. Он ждал восстановления связи до вечера и
не дождался. Его положение тяжелое: он отбивался от «зеленых»,
спустившихся с гор. Оставалось идти в Новороссийск, куда тронулся
ночью и с небольшой перестрелкой пришел. Оказалось, ему было послано
приказание с ординарцем быть в расположении полка к 11 часам
13 марта.
13 марта. Батальон в местечке Липки ждал прибытия ординарца,
как всегда утром, но его нет. Пришел уже арьергардный Самурский
полк199 и остановился, так как дорога была заставлена обозами.
Наконец в 11 часов ординарец прибыл, объяснив свое опоздание
забитостью дороги. В переданном им приказании говорилось: батальону в
10 часов быть в расположении дивизии аая погрузки. Уже было
опоздание на час, а сколько времени потребуется, чтобы дойти до места
назначения? Среди офицеров батальона уже был разработан план на
этот случай: идти горной тропой, которую знает проводник, оставив
кухню, тачанки, подводы, а все нужное везти на вьюках.
Через час батальон, оставив свой почти готовый обед
продолжавшим стоять самурцам, двинулся, поднимаясь в гору сначала лесом,
затем по голому подъему, выйдя, наконец, в облака. Сильный
пронизывающий ветер.
— Начинается спуск. Осторожно! — говорит проводник.
— Внимание! Под ноги! — передается по змейке батальона.
Крутой зигзагообразный спуск узкой тропой. Люди идут, прижимаясь к
скалам. Напрасно беспокоились за лошадей — они идут, слегка
пофыркивая, но уверенно. Наконец, облака над головой и спуск более поло-
277
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
гий. Внимание всех привлекла раскрывшаяся картина: город в
широкой горной долине; с западной стороны море; ближе — ряд
пристаней с дымящимися пароходами; на внешнем рейде — военные суда;
внизу — серые здания цементного завода; и от пристаней к городу и
станции какая-то слегка волнующаяся темно-серая масса: люди,
лошади... И только на северной стороне бухты нет этой массы и стоит там
лишь один пароход. Эвакуация.
Батальон спустился с горы и вошел в толпу; спокойно, колонной по
два. Люди расступались, давали ему дорогу без того, чтобы их
окликали. Они смотрели на проходившую часть, не произнося ни слова; их
глаза не выражали ни злобы, ни упрека. Женщины плакали. Батальон
пришел с опозданием на шесть часов. Ему приказано расположиться
по ближайшим кварталам.
Вдруг зазвенели окна, затряслись дома, раскрылись двери. Взрыв!
Выскочили из домов. Глухим страшным эхом, несколько раз
отраженным от окрркающих гор, гул несся куда-то в сторону ст. Тоннельной
и там заканчивался тяжелым ударом. Еще и еще. Стрелял английский
дредноут из своих огромных 12-дюймовых орудий по
приближающимся к городу красным.
Темнело. Погрузка на «Маргариту» почти закончена. Погружено
все, что приказано взять: четыре орудия с запряжками; от каждого
полка по нескольку подвод и кухонь с запряжками; небольшое число
верховых лошадей; тюки с обмундированием, взятые из английских
складов. Погрркен Сибирский батальон и какие-то мелкие части.
Оставались непогруженными части марковцев, которые стояли еще
выдвинутыми в северном и северо-восточном направлениях. Уже
вернулся батальон 1-го полка. Известно: все непогруженные орудия —
их 10, все лошади, все подводы — оставляются. Новая драма
дивизии, стоящая ей очень дорого. Без боя...
По очередям грузятся боевые части, неся с собой пулеметы, седла,
сбрую, прицельные приспособления, затворы орудий, панорамы. Со
слезами на глазах расстаются с верными спутниками — лошадьми.
Орудия? Портят, рубят колеса.
Около 22 часов приказ — снимать охранение. К 23 часам оно
погрузилось, и «Маргарита», гремя поднимаемыми якорями, шипя,
медленно отчаливает, выходит на внешний рейд и берет направление к
берегам Крыма. А в Новороссийске горят склады, освещая жутким
светом горы, корабли, город. У пристаней еще шла погрузка. С
неописуемой тяжестью в сердце оставляли марковцы Кавказ, где Доб-
рармия, преодолев все невзгоды, пролив много крови, поднялась,
окрепла, пошла победно к Москве.
278
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ — i&*
14 марта — последний день Новороссийска. Марковцы были уже
далеко от него, но в бухте до самого утра продолжалась погрузка.
Закончилась она, когда на кораблях уже не было места, хотя не все
боевые части были погружены.
Часть 3-го Дроздовского полка со своим командиром, полковником
Манштейном200, ушла по дороге вдоль берега на юг. Туда же пошел
Черноморский полк. Красные уже вошли в город и приближались к
пристани. Во главе Черноморского полка в то время стоял ротмистр
Христыныч201, который накануне заместил командира, уехавшего
приготовить место аля полка на пароходе. Решение ротмистра — вести
полк на юг. У пристани по-прежнему стояла многочисленная толпа.
— Разрешите присоединиться к вам! — кричали из толпы.
— Присоединяйтесь! Но с оружием и полным подчинением.
Присоединилось до 400 человек конных и пеших, которые
немедленно были разбиты на сотни и взводы, во главе которых стали
черноморцы. Пробивая дорогу, полк дошел до местечка Кабардинка.
Впереди слышная стрельба, и в это время в море показались
корабли, плывущие к берегу. Видны на них французские флаги. К берегу
причалили лодки: французы предложили грузиться.
Ротмистр Христыныч организовал погрузку, прикрыв ее своими
частями. Погрузка шла медленно. Подошли и дроздовцы 3-го полка
с полковником Манштейном, ведшие бой за Кабардинкой.
Погружены все: 300 черноморцев, 400 присоединившихся в Новороссийске,
дроздовцы. Всего до 900 человек. Все были отвезены в Крым.
Ротмистр Христыныч ни на минуту не оставлял полк, даже зная, что в
городе его ждала жена с детьми. Семья осталась невывезенной.
Позднее она вместе с вестовым ротмистра пробралась в Северную
Таврию, где и соединилась с ним, но, увы, чтобы вскоре похоронить
убитого в рядах Черноморского конного дивизиона, приданного
Марковской дивизии, славного ротмистра Христыныча, русского серба.
Эвакуация марковцев не ограничилась одним Новороссийском.
Десятки их вместе с Кубанскими частями отходили к Туапсе и
далее к югу. Вот запись одного добровольца, командированного из
полка в Екатеринодарское казачье училище: «20 марта с боями шли в
Туапсе. С боями отходили на Сочи. Выход из окружения. 12 апреля
дневка в Императорском имении «Дагомыс». Валяемся под тенью
роскошных столетних деревьев. Кругом костры. Сегодня запись на
заграничные паспорта. Неркели конец? Есть мысль ехать в Крым.
Обидно — сколько сил, энергии, крови потрачено на дело
Возрождения Родины. Теперь дни решающие. Кажется, ведутся переговоры
о мире. Но чем они кончатся? 18 апреля в Адлере. 20-го в послед-
279
«£S&
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^»
А. Леонтьев203
МАРКОВЦЫ-АРТИЛЛЕРИСТЫ ПРИ ОТСТУПЛЕНИИ204
После неудачного наступления на город Елец ударная группа
генерала Третьякова занимала: 2-й Г.М.* полк — слободу Чернава;
1-й Г.М. полк — ряд деревень перед городом Ливны и 1-й
Партизанский Г.А.* полк205 — район ст. Верховье. Правый фланг и тыл
обеспечивались 1-м батальоном партизан по реке Олым и
Марковской инженерной ротой, стоявшей на ст. Касторная. Противник
12 октября занял город Воронеж и частями конной армии
Буденного наступал на кубанцев III конного корпуса генерала Шкуро,
отходивших на ст. Касторная.
Корниловцы были в районе ст. Змиевка, где на шоссе ниже города
Кромы обнаружился удар красных. Туда же был двинут
Черноморский конный дивизион, первая задача которого была прикрытие левого
фланга ударной группы. Противник продолжал входить в
образовавшийся прорыв, в 60 верстах. Обстановка для трех полков и
артиллерии создалась критическая. Прежде всего нужно было прикрыть тыл
всего корпуса генерала Кутепова против конных дивизий Буденного.
В ночь на 18-е 2-й Офицерский Г.М. полк выступил на юг вдоль
реки Олым, с 2-м взводом 2-й и 4-й батареями и 24-го прибыли на
* Здесь и далее указанная аббревиатура означает: Г.М. — генерала Маркова, Г.А. —
генерала Алексеева. (Примеч. ред.)
280
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
,^_ _ 1^=>
ст. Лачиново, откуда 26 октября достигли ст. Касторной. 31-го взводы
батарей с 1-м батальоном и Донской конной бригадой сделали налет
на ст. Набережная и к ночи отошли обратно.
1-й Офицерский Г.М. полк был сменен в городе Ливны частями 1-го
Г.А. полка и выступил вслед за 2-м Офицерским Г.М. полком, с Г.М.
5-й и взводом 6-й батарей. Полк отходил в полосе между рекой Олым и
железной дорогой на Мармыжи. Красные, переправившись во многих
местах через Олым, вели наступление, и батальонам с их артиллерией
пришлось отбиваться от наседавшего со всех сторон противника. 1
ноября полк перешел железную дорогу между ст. Мармыжи и ст.
Лачиново и расположился в с. Березовчик и с. Красная Долина.
23 октября 1-й взвод 5-й батареи выступил самостоятельно со ст.
Студеная на ст. Мармыжи, откуда эшелоном прибыл в Курск 25-го и
встал по квартирам. Оборона города Ливны была возложена на 1-й
батальон алексеевцев и 1-й взвод 3-й батареи, которые отходили от ст.
Хомутово и подошли к городу 19 октября. Другие два батальона полка
со взводами 2-й и 6-й батарей отходили западнее города на село Ревя-
кино. Для усиления 1-го батальона в Ливны прибыли небоеспособные
батальоны формировавшихся 2-го и 3-го полков партизан. Стоявший аая
охраны переправ через реку Олым у села Навесного 2-й батальон
партизан со 2-м взводом 7-й батареи отошел тоже в село Ревякино.
Формировавшиеся в городе взвод 7-й и 8-я батарей эшелонами переброшены
на ст. Мармыжи.
20-го с утра красные атаковали город Ливны. Лишь команда
разведчиков 1-го Партизанского Алексеевского полка оказывала упорное
сопротивление. Остатки отряда отошли в село Успенское, где 29
октября собрался весь 1-й Партизанский Алексеевский полк со
взводами 2, 3, 6 и 7-й батарей. 30-го весь полк перешел в село Расховец.
27 октября вечером город Щигры был занят красными, и
находившиеся там взводы 7-й и 8-й батарей отошли на ст. Солнцево, откуда
эшелонами были переброшены в город Курск. Железнодорожное
сообщение между Мармыжами и Курском было прервано.
1 ноября весь полк со своей артиллерией перешел в деревню Рако-
во. Вследствие больших потерь 1-й Партизанский генерала Алексеева
полк был сведен в два батальона. Весь отход ударной группы был
совершен при ужасной погоде. Сначала ударили морозы при сильном
северо-восточном ветре. Дороги покрылись льдом. Временами
начинались снежные метели. Потом вдруг наступила оттепель при сильном
мокром снеге. Не будучи подкованы на зимние шипы, лошади
скользили, выбивались из сил и не могли тащить орудий. Люди не имели
теплой одежды и днями оставались без горячей пищи. Начались бо-
281
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«iSfcjL 1^=»
лезни. Население Тульской и Орловской губерний в огромном
большинстве с тоской смотрело на уходившие наши части. Тысячи
крестьян двинулись на юг за сильно поредевшими батальонами, и только
отсутствие под руками оружия и снаряжения, а также недостаток
энергии и умения привели к тому, что эти люди по пути распылились
и не были вовлечены в ряды частей корпуса генерала Кутепова.
Попытка 3-го Марковского полка, Черноморского конного
дивизиона и взводов 5, 7 и 8-й батарей выбить противника из города Щигры
и восстановить связь с ударной группой генерала Третьякова успехом
не увенчалась. Противник, подтянув резервы, продолжал продвигаться
на город Тим и далее. 6 ноября пал город Курск. 3-й Марковский полк
со своей артиллерией отошел на ст. Прохоровка, через ст. Солнцево и
город Обоянь.
С 1 ноября 1-я конная армия Буденного перешла в наступление на
фронте ст. Кшень — ст. Касторная. Первые два дня атаки были
отбиты частями 1-го и 2-го Марковских полков с их артиллерией. На 3-е
назначалась контратака частей III конного корпуса генерала Шкуро
при поддержке отряда легких танков и бронепоездов. В случае успеха
атаки марковцы должны были начать наступление в северном
направлении. Около 14 часов показались с севера колонны красных, и
Кубанские конные части начали построение мя встречного боя. Но вдруг
эта конная масса рысью и в беспорядке начала уходить назад. На поле
оставались танки и редкие цепи стрелковых батальонов, которые
быстро последовали за конницей.
Через некоторое время прибыл разъезд со ст. Касторная с
известием, что «кубанцы не хотят воевать». Противник так оценивал этот
момент: «Борьба за Орловско-Курский плацдарм продолжалась с 1 октября
и до взятия Курска. Белые проявили большую стойкость и смелость в
маневрах. И к этому же времени конная армия Буденного, достигнув
окончательных успехов у ст. Касторная, начала свое продвижение на юг
в стыке между Добровольческой и Донской армиями». В ночь на 4
ноября, при сильном морозе и снежной буре, часть группы генерала
Третьякова, дабы не быть окруженными, начала отход на запад, в район ст.
Солнцево, где могли находиться корниловцы.
6 ноября группа разделилась на два отряда: 1-й полковника Блей-
ша с 1-м Офицерским Г.М. полком, Г.М. батареей и взводами 4, 5 и
6-й батарей и 2-й — генерала Третьякова со 2-м Офицерским Г.М.
полком и Партизанским Г.А. полком и 2-й батареей и взводами 3, 4,
6 и 7-й батарей.
Отряд полковника Блейша с 7 ноября рядом блестящих маневров
в тылу красных берет город Тим, проходит через с. Рождественское,
282
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ 1^»
где была взята четырехорудийная батарея, которая приняла участие в
последующих боях. 8 ноября отряд перешел в село Лещинская Плота.
9-го — тяжелый бой у села Субботина и 10-го блестящая атака ст.
Солнцево. Отряд выполнил свою задачу.
Отряд генерала Третьякова в течение 7 и 8 ноября отходил в
окружении, а 9-го с боем взял село Суволочное, где была переправа через
реку Сейм. 2-й Марковский полк преследовал отходящих красных и
занял другую переправу у деревни Орлянки. Отряд выполнил свою
задачу и занял позиции по южному берегу реки. Все Марковские
батареи, как всегда, были «на высоте» во время этих боев и тяжелых
переходов, при отчаянной погоде. Г.М. батарея получила приказание
погрузиться на ст. Прохоровка и отбыть в город Харьков.
К 15 ноября 1-й и 2-й Г.М полки со 2, 3, 4, 5, 6, 7 и 8-й
батареями занимали район ст. Прохоровка — с. Б. Сети — с. Вязовое; 3-й
полк находился на ст. Гостище. Слева корниловцы отходили через
город Обоянь. Справа — красные заняли город Короча, и конная
армия Буденного продолжала движение на Купянск.
Беспрерывные бои и походы в очень тяжелых условиях и в плохую
погоду вывели из строя массу людей. Оставшиеся были утомлены
морально и физически. Полки и батареи численно сильно сократились.
Впервые все три полка Марковской дивизии оказались в тесной связи
между собой, а все артиллерийские взводы, находившиеся «в отделе»,
часто по нескольку месяцев, вернулись в свои батареи. Очень остро
стоял вопрос о довольствии людей и лошадей.
С начала октября красные глубоко проходили наши тылы, и
посылаемые за сбором продовольствия и фуража в соседние деревни нередко
попадали к красным или часто возвращались без всякого продовольствия.
Теплое обмундирование отсутствовало. Люди были плохо одеты, плохо
питались и тратили свои силы на вытягивание орудий и повозок на
крутые подъемы. С трудом удалось постепенно перековать лошадей на
зимние подковы.
После приезда генерала Деникина в начале ноября в Харьков
генерал Май-Маевский был смещен и заменен генералом Врангелем.
Ценное время было упущено. Плоды весенних и летних побед и занятие
огромной территории не были использованы в положительном
направлении. Как пишет генерал Деникин в своей книге, в такой момент
исключительного напряжения «в штабе Армии не оказалось даже
карты фронта и за таковой пришлось послать в поезд Главкома».
Лишь только примеры одной исключительной личной храбрости
были не нужны. На фронте таковые показывались ежедневно всеми,
начиная с рядового в пехоте и канонира в артиллерии. Не хватало
283
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
хороших и энергичных организаторов и администраторов. Все шло
самотеком. Что же касается «личных примеров» бывшего
командарма в городе Харькове, то они совершенно дезорганизовали работу
штабов и окончательно уничтожили сдерживающие начала,
вызываемые ответственностью у подчиненных. Интендантство, которое
никогда и ничего не посылало на фронт, кроме английского
обмундирования, оставляя половину в складах на будущее, лишь только в
начале октября объявило в харьковских газетах о «торгах аля
поставок зимнего обмундирования». А через три недели ударили морозы
в 20—25 градусов.
Марковская дивизия со своими батареями, без особого давления со
стороны противника, медленно отходила на город Белгород. Между
казачьими частями в районе города Купянска и Белгородом был
прорыв около 120 верст. На марковцев была возложена непосильная
задача: закрыть этот прорыв и преградить путь на юг красной коннице.
Южнее города Купянска сосредоточивался 11-й конный корпус
генерала Улагая (Кубанские кавалерийские дивизии), чтобы попытаться
задержать конную армию еще на левом берегу Северного Донца.
В ночь с 23 на 24 ноября дивизия оставила город Белгород и
двинулась в направлении на город Чугуев. Батареи были в следующем
составе: 2-я — четыре орудия, 3-я — два орудия, 4-я — четыре орудия,
5-я — четыре орудия, 6-я — четыре орудия, 7-я — четыре орудия и
8-я — два орудия. Итого: 20 легких орудий и четыре гаубицы.
Кроме генерала Маркова батареи, в тыл было отправлено два
орудия 8-й, из-за недостатка конского состава, и на Северный Кавказ
самостоятельно ушла 1-я запасная батарея штабс-капитана
Масленникова. Дивизия шла «в кулаке». Первые дни было морозно; со всех
сторон сплошные леса, подходившие вплотную к населенным пунктам.
Красные особенно не наседали, но леса полны «зелеными». Частые
перестрелки.
Через несколько дней ночью наступила оттепель. Пошел сильный
дождь. Проселочные дороги, по которым шла дивизия, обратились в
сплошную вязкую грязь. Спешно были брошены сани и заменены
взятыми на месте повозками. Там и сям видны павшие лошади. По
дороге валялось брошенное имущество. А желание «выйти напрямик»,
сократив дорогу, привело часть 1-го полка и 5-ю батарею на поле,
покрытое жидкой грязью «по колено». С большим трудом, бросая все
лишнее, батарея едва продвигалась вперед. Дабы подать пример, все
офицеры спешились. Под вечер одно орудие, очевидно, попало в
маленькую лощинку и почти что потонуло в грязи. Одна лошадь
коренного уноса пала. Стало темнеть, и «зеленые» начали стрелять по группе,
284
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^ ^
которая желала спасти орудие. Попытки не увенчались успехом, и
орудие было брошено. Поздней ночью с 29 на 30 ноября части
дивизии вышли на шоссе Харьков—Чугуев в местечке Рогань, а 30-го
вечером дивизия стала по квартирам в городе Чугуеве, за 7 дней пройдя
80 верст. Во 2-й батарее «зелеными» в одной из деревень был убит
поручик Хренов Александр и два разведчика.
На крайнем левом фланге дивизии 2-я запасная батарея с Корни-
ловской дивизией, собравшись у города Малоархангельска, атаковали
занятую в тылу красной конницей ст. и село Поныри. Отбитое
селение все было разграблено, и на улицах валялись зарубленные
беженцы, среди которых были женщины. 1-й Корниловский Ударный полк
с батареей, имеющей восемь орудий, занял самый левый фланг,
примыкавший к Кромскому шоссе, вдоль которого наступали латыши. Где-
то далеко влево были дроздовцы, и весь прорыв охранялся Сводным
Кавалерийским полком 12-й кавалерийской дивизии. Вдоль шоссе
стоял 4-й батальон со 2-м взводом, и везде бои приняли упорный
характер. 29 октября у деревень Верхне-, Средне- и Нижние Любажи к
вечеру в батальоне осталось 30 штыков с двумя орудиями, на помощь
прибыла сотня полка, и снова все атаки латышей были отбиты.
Отход полка корниловцев с батареей совершался в тяжелых
условиях ежедневных боев, с частыми нападениями на ночлегах, через
город Фатеж, деревни Жировку и Медведицу и 4 ноября у города Курска,
оставленного 6-го вечером. Дальнейший отход шел через ст. Рышко-
во, где батарея с дистанции 25 шагов подбила 6 сентября бронепоезд
красных, а затем через ряд сел и деревень (Нижне-Черемощное,
город Обоянь, Пселецкое, Нагольное, ст. Ржава) и потом вдоль
железной дороги на Белгород. В ночном бою у деревни Сухая Солотино одно
орудие, провалившееся на сломавшемся мосту, было оставлено.
23-го убит поручик Бороздин. Оставив город Белгород,
корниловцы с батареей двинулись на город Харьков по шоссе и около 9 часов
28 ноября, пройдя через город, свернули на город Чугуев, где встали
по квартирам.
29-го по тяжелой дороге в деревню Рогань батарея встретила свою
родную Марковскую дивизию, а 30-го получила в селе Красная
Поляна приказание на 1 декабря, после смены пришедшей из города Сочи
1-й генерала Корнилова батареей, отправиться на ст. Шабелинка для
отправки эшелоном в тыл на отдых и пополнение. Скромная боевая
работа батареи в течение четырех месяцев с корниловцами была ими
оценена, и перед сменой предложено было ее сделать Корниловской,
но, поблагодарив за высокую честь, отказались, ибо батарея состояла
из коренных марковцев, вышедших из Юнкерской батареи206.
285
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1 декабря вся дивизия стояла в Чугуеве. 4-я и 5-я батареи
занимали позиции на северной и северо-восточной окраинах города, на
участке 2-го полка и обстреливали изредка появлявшиеся из окрестных
лесов цепи противника.
Попытка конной группы генерала Улагая (2-й конный, остатки
3-го конного и 4-й Донской конный «Мамонтовский» корпус)
задержать армию Буденного не удалась. В бою у ст. Сватово наши конные
части потерпели неудачу, несмотря на доблесть, проявленную
отдельными полками. Наступившая зима, сильный противник, разруха и
бестолковщина в тылу и разгоревшиеся политические страсти на Кубани
заставили казаков-кубанцев оглядываться на оставленные в тылу
станицы и под разными предлогами оставлять строй. После этого боя
Кубанские конные полки, оставшиеся в составе 100—200 шашек,
самостоятельно и по способности начали уходить на Кубань.
Обстановка требовала быстрой переброски Марковской дивизии в
Каменноугольный район /^ая прикрытия Ростовского направления.
2-го марковцы оставили Чугуев и с боями с наседавшими со всех
сторон красными и «зелеными», через деревни Малиновку и Коробочку
3 декабря сосредоточились в деревне Граково. Отсюда 2, 5, 6, 7 и 8-я
батареи со 2-м и 3-м полками 4-го перешли в слободу Ново-Борисо-
глебск и на ст. Шабелинка Сев.-Донецкой железной дороги, где были
погрркены в эшелоны и в течение дня 5-го переброшены на ст. Изюм,
около 70 верст. Условия погрузки были совершенно невероятные. Не
хватало подвижного состава. Были вагоны, в которые грузили до 13
лошадей и 55—60 людей. Обозы батарей, вместе с прикрытием в 50
штыков и обозами полков, двинулись в Изюм походным порядком, но
в пути были атакованы конницей красных с артиллерией, и лишь
отдельные повозки прибыли в город Изюм к моменту ухода наших
частей из города.
После разгрузки батареи перешли на правый берег Северного
Донца и расположились по квартирам в городе Изюме. 3-я и 4-я батареи с
1-м полком утром 4-го двинулись походным порядком из деревни
Граково с задачей прикрыть со стороны города Купянска Сев. Донецкую
железную дорогу, по которой происходила переброска частей корпуса
генерала Кутепова. Отряд двинулся на деревню Волохов Яр, где имел
успешный бой с частями Эстонской дивизии, выбил противника из
деревни и продолжал движение на село Бригадировка, где и ночевал.
5-го с утра противник был выбит из деревни Крючки, которая
находилась на пути дальнейшего движения отряда, и к вечеру батареи и
полк расположились в районе село Кунье — хутор Иванчуков, близ ст.
Закомельская.
286
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
<^_ ^
6-го и 1-го части дивизии оставались в районе города Изюма. К
этому времени заболеваемость сыпным и возвратным тифом в
батареях вновь приняла угрожающие размеры. Ежедневно эвакуировали в
тыл больных, и нередко, не попав ни в какой госпиталь, они либо
умирали на переполненных больными станциях, либо, даже попав в
госпиталь, окончательно куда-то исчезали. В дальнейшем в Славянске
осталась, из-за забитости железнодорожных путей, санитарная
летучка дивизии. По полученным потом сведениям, часть раненых и
больных была перебита красными при занятии ими города, а другие
погибли от голода, холода и отсутствия медицинской помощи.
8 декабря. Дивизия оставила район Изюма и через деревни Страти-
латовка и Голая Долина к вечеру сосредоточилась в деревне Храстище.
9-го 1-й полк с 3-й и 5-й батареями перешли в село Маяки (на
Северном Донце), в районе которого красные начали переправу через реку,
но безуспешно, все попытки ликвидировались ружейным и
артиллерийским огнем. 11-го, в связи с общей обстановкой, части отряда начали
отход к деревне Щемиловке (направление Славянск—Курорт),
задерживая наступление переправившегося через реку противника.
10 декабря. Обе батареи с полком, без давления со стороны
красных, через город Славянск, сделав переход около 50 верст, к ночи
прибыли в город Бахмут. 2, 4, 6, 7 и 8-я батареи со 2-м и 3-м
полками в течение 9-го и 10-го перешли из села Храстище в город Славянск.
4-я и 7-я батареи получили распоряжение самостоятельно перейти на
отдых в село Нижне-Ханженково (около ст. Харцызск), куда и
прибыли 13-го. Батареи вел полковник Михайлов.
В Славянске стягивались части Корниловской Ударной дивизии аая
переброски на правый фланг нашего корпуса, в район ст. Софьино-
Бродская и Бесчинская. Для усиления артиллерии корниловцам
передана наша 8-я батарея (два орудия). Лошади и обоз батареи
выступили походным порядком на ст. Софьино-Бродская, а материальная
часть в течение четырех дней, эшелоном, продвигалась по совершенно
забитой всевозможными составами железнодорожной линии
Славянск—Горловка—Иловайская—Чистяково (около 200 верст) и
выгрузилась 17 декабря на ст. Бесчинская. В район ст. Славянск, для
усиления корпуса, рке была переброшена с Черноморского побережья 2-я
пехотная дивизия.
2-я и 6-я батареи со 2-м и 3-м полками 11-го выступили из Сла-
вянска и 12-го прибыли в город Бахмут. 13-го вся дивизия перешла в
с. Луганское и 14-го, под проливным дождем, в район ст. Дебальцево.
Дивизия получила задачу прикрыть эвакуацию Дебальцевского
железнодорожного узла. Передовые части противника находились в рай-
287
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
оне ст. Алмазная, то есть еще в верстах 25 к северу. Дивизия
расположилась: 1-й полк с 5-й батареей в селе Чернухине; 2-й полк двумя
батальонами с 6-й батареей на ст. Баронская и в деревне Ново-Верги-
ловке и один батальон с 3-й батареей на ст. Чернухино; 3-й полк со
2-й батареей в поселке и на ст. Дебальцево. Штаб дивизии с конвоем
на ст. Чернухино.
Задержавшись в Дебальцевском районе, дивизия прикрывала
железнодорожную линию, по которой спешно перебрасывалась Корни-
ловская Ударная дивизия на исключительно важный участок фронта:
противник угрожал непосредственно городам Новочеркасску и
Ростову и нашим путям сообщения с Кубанью. Главная
железнодорожная линия на Таганрог и Ростов была совершенно забита, и лишь
специальные поезда с большим трудом еще могли следовать этапами
от одной станции до другой. Трудно понять обстановку жутких дней
отхода Добрармии тому, кто сам не видел бесконечных эшелонов,
занесенных снегом, куч тифозных трупов и отдельных воинских чинов
и беженцев на забитых станциях, ожидающих давно потухших и
неисправных паровозов.
15-го день прошел спокойно, все отдыхали. Вновь похолодало, и весь
день шел снег.
16-го с утра красные начали наступление на ст. Дебальцево и
Баронскую. Наши части успешно сдерживали противника своим огнем,
но после занятия ими ст. Хацепетовка начали отходить к ст. и селу
Чернухино. 1-й полк с 5-й батареей в 18 часов выступили из с.
Чернухино на с. Грабово, через хутора Никишины, Греков и Струков.
Квартирьеры были высланы вперед, но перед Грабовом они были
встречены огнем и вернулись к главным силам, которые повернули на хутор
Рассыпной и в 12 часов 17-го пришли на ст. Рассыпная. 3-я батарея с
батальоном 2-го полка выбила конные части противника из хутора
Грабово, но после небольшого привала в деревне отошли на хутор
Рассыпной. 6-я батарея и два батальона 2-го полка через хутор
Никишины перешли в деревню Ново-Орловку, где пробыли до утра 17-го.
2-я батарея с 3-м полком, после тяжелого перехода под фланговым
огнем противника и по исключительно тяжелой дороге, поздней
ночью 17-го присоединились к 6-й батарее и двум батальонам 2-го
полка в с. Ново-Орловка.
В течение дня 17 декабря все батареи и полки дивизии по
нескольким сильно занесенным выпавшим снегом проселочным дорогам
продолжали отход на ст. Чистяково. В арьергарде находились 3-я и 5-я
батареи, которые после небольшого боя под давлением конницы
противника около 16 часов оставили ст. Рассыпную, и 5-я батарея через
288
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^fcjL. — *£**
хутор Ольховчик, а 3-я — вдоль линии железной дороги к 23 часам
прибыли на ст. Чистяково, совершенно забитую обозами и строевыми
частями дивизии. 3-й полк расположился в хуторе Ольховчике, в
6 верстах к северо-западу. Еще в пути были получены сведения, что
обозы и парки дивизии, двигавшиеся на полперехода впереди, под
вечер были атакованы красной кавалерией у села Алексеево-Леоново
и частично попали в плен, а частью вернулись обратно на ст.
Чистяково. Части Корниловской Ударной дивизии с нашей 8-й батареей,
которая ушла утром этого дня, выгрузились на ст. Бесчинская, вели бой
с конницей у деревни Ремовки и вечером 17-го отошли на деревню
Степановку.
В ночь с 17-го на 18-е со ст. Чистяково на ст. Иловайская, связь с
которой еще была, отправили эшелон в несколько товарных вагонов,
куда погрузили тяжелобольного начальника дивизии генерал-майора
Тимановского, раненых и больных. В командование дивизией вступил
начальник штаба ее полковник Битенбиндер. Дивизия имела задачу
идти на юго-восток, на деревню Степановку (около 30 верст), мл
соединения с корниловцами, находящимися в этом районе. Слева, то
есть на западе, в окрестностях ст. Сердитая, находилась 2-я пехотная
дивизия. Связи с соседями не было.
Противник конными частями занимал на юго-востоке от ст.
Чистяково: село Алексеево-Леоново и Ремовку и с севера и востока подходил
к станции. Фактически дивизия была почти что совершенно окружена
и свободными пока еще оставались дороги на запад и юго-запад. После
совещания с некоторыми старшими начальниками начдив принял
решение на рассвете выбить противника из села Алексеево-Леоново, пройти
селение и продолжать движение на юго-восток.
Наступление было назначено на 5 часов 18 декабря. Еще в
темноте 1-й полк и 5-я батарея (три орудия) двинулись на с. Алексеево-
Леоново, и с рассветом, около 8 часов, батальоны начали атаку селения,
поддержанную сильным артиллерийским огнем. Слегка морозило, и
видимость была хорошая. Отдельными эскадронами красные
выскакивали из селения и отходили за бугры, находившиеся к востоку и
северо-востоку. Полк вошел в селение и частично начал выходить на его
восточную окраину, дабы прикрыть движение других полков и обозов
через Алексеево-Леоново.
1-й взвод 5-й батареи (одно орудие) и подошедшая 3-я батарея
(два орудия) продолжали движение за головным батальоном по
деревенской улице, на юго-восточную окраину, откуда шла дорога на село
Степановка. 2-й взвод 5-й батареи (два орудия) получил приказание
поддержать продвижение частей полка на восток и обстрелять бугры,
19 «Белое движение», т 20
289
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ 1^»
где маячили конные красных. В это время многочисленные обозы и
2-й полк с 6-й батареей (четыре орудия) начали входить в селение с
задачей возможно быстрее пройти его. Дальше в арьергарде следовали
2-я батарея и 3-й полк (четыре орудия).
Селение расположено в большой котловине, она шла с севера на
юг, постепенно спускаясь. Восточная и южная стороны котловины
довольно возвышенные, северная и западная — пологие. В
юго-западном направлении котловина переходит в неглубокую лощину, в
которой сливаются две речонки, берущие начало в окрестностях. В
южной части небольшой мост, перекинутый через одну из речонок.
Чтобы попасть на дорогу в село Степановка, нужно было пройти
через этот мост. Дальше был сразу крутой подъем и дорога шла на
восток — еще около версты, дабы обогнуть еще один глубокий
овраг, и потом поворачивала на юг.
За полчаса, во время которого 2-й взвод 5-й батареи вел огонь по
неприятельским разъездам, вся узкая улица селения была забита
многочисленными повозками обоза. Отдельные повозки вклинились
между ротами; полки невероятно растянулись. Движение шло страшно
медленно. Артиллерия не имела возможности вести наблюдение и
стать на позиции. Чувствовалось отсутствие руководства и
энергичного начальника. Около 10 часов артиллерия противника начала обстрел
селения, и с восточной стороны появились лавы красной конницы,
часть ее спешилась и, сбив наше слабое охранение, начала проникать
в селение, а конные — обтекать его с севера и юга.
Начался невероятный беспорядок. Находившиеся с авангардом
3-я батарея и 1-й взвод 5-й вышли из селения, но были атакованы с
юго-восточной стороны и повернули прямо «по целине» на запад, и
лишь одно орудие 3-й батареи перешло оказавшийся на пути овраг
и ушло от преследования. 2-й взвод 5-й батареи и 6-я батарея с
невероятными усилиями открыли себе проход к мосту, перешли его и
с трудом начали подниматься по крутому подъему. 2-я батарея
находилась с арьергардным 3-м полком еще где-то в селении и была
захвачена красными при попытке уйти через огороды. 2-й взвод
5-й батареи и в некотором отдалении за ним 6-я батарея вышли
на дорогу на село Степановка и шли вдоль оврага в восточном
направлении. К командиру взвода 5-й батареи подъехал штаба дивизии
капитан Гнедыш и передал приказание начдива поддержать атаку
Горско-Мусульманского дивизиона. Взвод снялся с передков, и
действительно перед взводом появилась конная группа около 40—
50 человек и пустой экипаж начдива. С юго-востока и востока
подходили лавы красных.
290
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^3L_ У&*
После небольшой задержки эта группа двинулась навстречу красным,
но саженей через 100 в беспорядке повернула по дороге на юг. Красные
начали рубить. Было видно, как срубили голову кучеру начдива. Взвод
открыл огонь. Красная лава продолжала приближаться и начала обтекать
и со стороны селения с намерением прижать взвод к оврагу.
Прикрытия никакого не было: орудия стояли одиноки. Передков подать уже
было нельзя, и пешие чины взвода стали спускаться в овраг, который был
рядом, а конные двинулись вдоль. В это время «на марше» к этому
месту подходила 6-я батарея, она была атакована и захвачена противником.
Батареи понесли значительные потери: из 13 орудий погибло 12; пропали
все обозы; зарублено восемь офицеров и один юнкер, число же
погибших солдат было больше, но его восстановить нельзя.
Нужно отдать должное солдатам всех батарей и особенно батарей
последних формирований. Многие были мобилизованы в уже
оставленных нами губерниях; часть разновременно взята в плен в районе
Курска, но все они, в исключительно тяжелые моменты последних дней
отступления и в последнем бою, честно выполнили свой солдатский
долг до конца. Из полков спаслись отдельные группы и целиком
команда пеших разведчиков 1-го полка, под командой доблестного
капитана Шевченко, георгиевского кавалера Великой войны,
показавшего пример всем, что может сделать храбрый и решительный командир
даже в самом безнадежном положении.
Было около 14 часов. Красные не преследовали, они понесли тоже
большие потери. Западнее шла на юго-восток колонна 2-й пехотной
дивизии. Большая часть марковцев, вышедших из боя, через село Ар-
темовка собралась в селе Успенском. Сюда же подошли 4-я и 7-я
батареи, которые в связи с общим отходом 17-го выступили из села
Н. Ханженково. Остаткам дивизии приказано перейти в город Ростов,
куда прибыли вечером 20-го.
Весь путь от села Успенского и до города Ростова, через села
Милость—Куракино—Кузьминка—Чалтырь, был забит отходящими
группами всевозможных частей, из которых можно было сформировать
несколько дивизий, а о существовании их все узнали только теперь: на
видных местах в деревнях большими буквами, углем и мелом, было
написано, аая отставших, какие здесь прошли части, что и помогло
красным в их разведке. Хозяйки во всех избах беспрерывно, днем и ночью,
выпекали хлеб, и каждая группа, немного закусив и отдохнув, через
несколько часов двигалась дальше, чтобы дать место следующей. 8-я
батарея с частями корниловцев 19-го выступила из села Степановка на
Ростов, через село Лысогорское-Боль, Крепкая, Генеральный Мост и
24-го прибыла в город Нахичевань.
19*
291
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
26-го отряд двинулся на город Новочеркасск, занятый
противником в ночь с 25-е на 26-е. К вечеру подошли к ст. Аксай, но поздней
ночью на 27-е, в связи с общей обстановкой, отряд начал отходить к
городу Нахичевань. Город оказался в руках местных большевиков, и
наши части были встречены ружейным огнем. Батарея открыла огонь
вдоль улиц. Переправа через Дон была забаррикадирована и
обстреливалась с барж, стоящих на реке. К переправе был послан наш
бронеавтомобиль, открывший огонь по баржам, и под его прикрытием
батарея переправилась и немедленно из камышей открыла огонь по
батареям красных, стоящих в городе Ростове.
К ночи 28 декабря Корниловская Ударная дивизия сосредоточилась
на площади города Батайска. Ждали атаки противника. До 31-го
батарея занимала позицию у северо-восточной окраины города. 1
января 1920 года она погрузилась в эшелон и отправилась в ст. Уманскую
Аля присоединения к дивизии, что произошло 4 января.
Находившиеся в городе Ростове 4-я (капитана Тишевского), 7-я и
остатки 2, 3, 5 и 6-й батарей выступили из города 24-го и через город
Батайск 26-го пришли в ст. Кущевскую Кубанской области. Здесь уже
ощущалось враждебное отношение кубанцев. Жители не хотели
пускать в дом и не давали, даже за деньги, продуктов и фуража.
29-го перешли в станицу Кисляковскую, в ужасно тяжелых
условиях, пройдя за весь день 12 верст. Дороги от дождей превратились в
море грязи. 1 января 1920 года прибыли в ст. Уманскую.
Совершенно самостоятельно шла 1-я генерала Маркова батарея,
вдоль полотна железной дороги Харьков на Славянок, стремясь
получить вагоны аля следования в резерв главного командования. В
итоге на четыре вагона и три платформы была погрркена
материальная часть, а личный и конский состав шли походным порядком:
Славянск—Краматорская—Константиновка—Ясиноватая — поселок
Дмитриевск, а 18-го на ст. Иловайская батарея встретила арьергард
корниловцев, не успевший отойти на ст. Софьино-Бродская. 22-го
прибыла в город Ростов, 28-го в Кущевку, где был погребен
умерший от тифа старший офицер батареи поручик Давыдов, и 31-го
стала по квартирам в ст. Уманской. Вся материальная часть батареи
погибла в заторе на ст. Доля, будучи уже свернутая на Крым.
4-я батарея полковника Изенбека207 медленно, но все время
двигалась в эшелоне, имея семь орудий, и 9 декабря в Бахмуте приказано
было ее развернуть в дивизион, командиром которого назначался
полковник Падчин208, а 3-й батареей поручик Щавинский209. 17-го ночью
батарея прибыла на ст. Ростов, где мя защиты Ростовского плацдарма
был выгружен взвод поручика Георгиевского и направлен в село Сул-
292
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^=>
Оборона реки Дон. Стоянка в Уманской и Ейске
По оставлении города Ростова фронт образовался по линии реки Дон,
где предполагалось, переформировавшись, дать отпор врагу. Отдельный
Добровольческий корпус генерала Кутепова состоял из дивизий: Корни-
ловской, Марковской, Дроздовской и Алексеевской, по-прежнему
сильных духом и стремлением к дальнейшей тяжелой борьбе. Наша
бригада211 к 1 января имела 282 офицера и солдата при 11 орудиях: 3-я
батарея — одно орудие образца 1902 года; 4-я капитана Тишевского —
четыре английские легкие пушки; 7-я гаубичная — четыре английские
гаубицы и 8-я гаубичная — два орудия образца 1902 года. 14 января
прибыла 4-я батарея полковника Изенбека в составе пяти орудий
образца 1902 года, с 8 пулеметами, 33 офицерами, 150 солдатами и 120
лошадьми, которая влила в себя самую старшую после генерала Маркова
батареи батарею капитана Тишевского.
293
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Началась лихорадочная работа по воссозданию батарей и
приведению в порядок всего их имущества. Восстановлены: 1-я генерала
Маркова батарея из четырех английских пушек; 2-я из двух образца
1902 года; 3-я — двух орудий 1902 года; 4-я — из четырех образца
1902 года; 5-я и 6-я батареи расформировались; 7-я и 8-я
гаубичные по две английские гаубицы, то есть всего 16 орудий. На
пополнение бригады пошел состав 9-й артиллерийской бригады.
Обстановка в станице Уманской со стороны казаков была нам
враждебная: отказ от борьбы, агитация против нашей армии и
добровольцев. 16 января генерал Деникин предъявил казачьему кругу
требования: единого командования, единой власти, немедленного
выступления Кубанских частей на фронт, напряжения всех сил тыла,
прекращения агитации членов Кубанской рады, в заключение
подчеркнув, что мы служим России и если казачество по этому пути не
пойдет, то наша армия уйдет с Кубани. В итоге соглашение Верховного
круга с главнокомандующим состоялось, но неприязненное
отношение осталось, ко всему Рада была уже не в состоянии влиять на свои
массы, развращенные пропагандой и дезертирством.
Наш корпус окреп, дивизия состояла уже из трех полков,
небольшого состава, но, к сожалению, ее начальник, генерал Тимановский,
умер от тифа, и дивизию принял доблестный генерал Канцеров, герой
Великой войны и кавалер ордена Св. Георгия III и IV степеней, но
совершенно не знакомый с особыми условиями войны гражданской.
Помощником его назначался доблестный и всем известный полковник
Блейш.
Красные, со своей стороны, тоже перегруппировались, по льду
Азовского залива перешли небольшой группой из Таганрога и при
поддержке местного населения захватили город Ейск. Для
подавления восстания и ликвидации красных был двинут отряд полковника
Блейша в составе 1-го генерала Маркова полка с четырьмя орудиями
4-й батареи и другой отряд полковника Докукина 2-го полка с
двумя орудиями 2-й, ^ая занятия Ейского укрепления и порта Катон.
Дивизия сосредоточилась в ст. Староминской, оставив в Уманской
больных и имущество.
26 января город атакой был захвачен и противник опрокинут на
лед, где частью погиб, а частью вернулся и сдался. Еще утром, когда
взвод 4-й проходил рысью мимо тюрьмы, то из нее выбежало до 50
человек офицеров и солдат с криком: «Ура! Марковцы, давайте нам
скорее винтовки». Среди них — генерала Маркова батареи поручик
Фишер212 и несколько наших солдат, командированных в город Ейск
по делам службы и захваченных в момент восстания в плен. Местные
294
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i£z*
Оборона Батайска и наступление на Ростов
Наше командование решило овладеть городами Ростовом и
Новочеркасском и разбить красную группу, находящуюся на этом
направлении. Дивизия со 2 февраля стала двигаться к Батайску, а 6-го все
батареи располагаются там по квартирам. 1-я генерала Маркова
батарея придается корниловцам р^я наступления, 4-я занимает позицию
оборонительную на северной окраине города, остальные части
дивизии составляют корпусный резерв.
8 февраля лихой атакой через лед город Ростов был взят.
Настроение приподнятое, уверенность в своих силах возрастала, но
сложившаяся обстановка на Тихорецком направлении сулила иное. Неудачный
рейд генерала Павлова, обход Буденным правого фланга донцов,
захват железнодорожного узла Тихорецкая и развал кубанцев заставили
спешно отойти от Ростова.
Генерала Маркова батарея с 1-м Корниловским Ударным полком
наступала в особо тяжелых условиях: с рассветом впереди
раскрылась картина плавней, широкая низина с сухим камышом и
сугробами снега, плеши замерзших озер и маленьких речек, а за нею
застывшая гладь главного русла Дона и возвышавшийся над ними
правый берег, вдоль которого на полотне железнодорожного пути
дымились бронепоезда противника. Роты удачно прошли главные
плавни и сосредоточились в камышах. Но батарея в плавнях
попала под сильный огонь бронепоездов: ранены поручик Сломинский и
четыре номера.
Достигнув камышей, взводы справились с бронепоездами,
отогнали к Ростову, перенесли огонь на ст. Гниловскую и по юго-западной
части плавней, где собрались силы красных АА^ наступления на ст.
Кейсуг и город Батайск. Далее поднявшись на правый берег Дона,
1-й взвод двинулся на Ростов, уничтожив своим огнем на станичной
площади красную батарею и захватив ее, а 2-й взвод ликвидировал
противника со стороны Таганрога. Только вечером оба взвода
соединились у Темерника. При поддержке своей артиллерии марковцами
и алексеевцами был взят вокзал, а корниловцы, охватив железнодо-
295
«^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^»
Станица Ольги некая, ее оборона и бой 16 февраля
10 февраля утром, после тяжелого перехода со многими
обмороженными, генерала Маркова, 2, 4, 7 и 8-я батареи прибыли в станицу
Ольгинскую; 3-я батарея (два орудия) осталась в Батайске для
усиления артиллерийской обороны. Станица, занятая Донской пешей
бригадой, носила печать упорных боев, следы разрушений и для нас была
хорошо известна по началу Первого Кубанского похода.
От переправы через реку Дон к станице шла плотина, высокая
дамба, почти 6—7 верст от ст. Аксай, имея слева город Нахичевань, а
вправо на другом берегу Старого Дона находилась ст. Старочеркасская,
причем недалеко от переправы из реки вытекала другая небольшая
речка с хутора Старо-Марьевского и чуть далее хутора Нижне-Под-
польного. Вправо была ст. Манычская, а сзади Хомутовская, в 25 и 18
верстах. Слева соседи-корниловцы в Батайске, где находилась вся наша
база снабжения, по проселочным дорогам, вдоль фронта и под
постоянными ударами противника.
Справа находились донцы, и на более 10 верст фронта дивизия
имела 14 орудий и 1600 штыков, из коих большая часть пленные,
взятые в Ейске. Сама по себе станица была удобна для ее обороны, но
бой следовало принимать за станицей на линии нескольких курганов
296
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^_ 1^»
и держа полки в кулаке, а затем, в зависимости от обстановки,
контратакой опрокидывать противника.
Доблестному генералу Канцерову все это было доложено, как
особенно подчеркнуто: непрочная связь с соседями, кризис в огнеприпасах и
большой процент бывших красноармейцев в полках. К сожалению,
генерал не принял все во внимание и нарезал участки фронта полкам, как
это было в Великую войну.
Красные решили перейти в наступление в широком фронте, от
станиц Мелиховской—Богаевской и до Ростова, а конные части Ду-
менко были брошены на ст. Ольгинскую, при поддержке крупных
сил пехоты.
Полки и батареи заняли указанные им участки, а с колоколен
станицы прекрасно все было видно, и противник попал сразу же под
артиллерийский огонь. 13 февраля их попытка наступать перейдя Дон
у Аксая была отбита.
14-го в 16 часов 16-я кавалерийская дивизия с пехотой повели
наступление на левый фланг дивизии, между Батайском и станицей.
Пехота была отбита сосредоточенным огнем батарей и отошла, но
конница захватила хутора, лежащие на пути в Батайск, но была
выбита Корниловским конным дивизионом. Расход снарядов —
большой, а пополнение почти отсутствовало, о чем было доложено
начальнику дивизии.
15-го около 14 часов густые массы пехоты повели наступление от
ст. Старо-Черкасской к хутору Нижне-Подпольному и выбили из него
донцов. Выдвинутый из резерва 1-й генерала Маркова полк, при
поддержке огнем нескольких батарей, восстанавливает положение и
занимает хутор. Снарядов осталось мало, батареи сгрузили все повозки
и отправили их в Батайск в артиллерийский склад, но ночью
сообщено, что 4-й батареи транспорт захвачен конницей и поручик
Кривошеий зарублен.
16-го с рассвета большие силы конницы перешли Дон у Аксая и
двинулись, принимая влево к Батайску, но вскоре из камышей вышли
густые цепи красных и начался бой в самых неблагоприятных
условиях — кризиса в огнеприпасах. Батареи открыли огонь, противник стал
обходить слабые и далеко стоящие друг от друга батальоны. Обойдя
станицу с востока и запада, конница местами врывалась в станицу, и
на ее улицах происходил бой, причем на площади у штаба сам
начальник дивизии отстреливался из винтовки.
Группа конницы неожиданно аая себя и взвода 4-й батареи
выскочила на орудия, но была встречена картечью и пулеметами, причем
наводчика орудия, бывшего пленного, под угрозой револьвера застави-
297
<^1
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^»
Отход к Новороссийску. Оборона его и эвакуация
Развал Кубанской армии и общая обстановка заставили оставить
линию реки Дона и отойти за реку Ея. Орудия и обозы с трудом
тащились по размытым дорогам. 20 февраля в ст. Старо-Минской мя
усиления артиллерии 1-му Корниловскому Ударному полку
выделяются 2-й взод Г.М. и 2-й взвод 4-й батарей, остальные батареи с частями
дивизии направляются в Новороссийск.
Батареи шли по линии на Тимашевскую и Крымскую. Во главе
дивизии стал полковник Блейш. 26 февраля в Тимашевской личный
состав 3-й батареи вооружен орудиями и перешел в ст. Троицкую к
запасному батальону алексеевцев, \\я защиты переправы через реку
Кубань, и взводу после ряда мытарств удалось прибыть в
Новороссийск в последний момент отхода парохода.
С продуктами становилось все труднее, в районе Тоннельной
«зеленых» пришлось разогнать орудийными выстрелами. 4 марта
батареи прибыли в Новороссийск, а Верховный казачий круг объявил
свой последний враждебный акт: отказ от всех бывших соглашений
и обязательств к главнокомандующему. И даже более, некоторые из
членов Рады возбудили вопрос о соглашении и прекращении войны
с большевиками. Екатеринодар отдается красным.
298
sf^lL
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
М£*
В. Терентьев214
КОЕ-ЧТО ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО215
Мудрая народная пословица говорит: «Здоровая душа в здоровом
теле», а наш Суворов учил: «Солдат дорог. Береги здоровье». Все это
было всем известно, как и понятно, что утомление физическое нераз-
299
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
рывно соединено с утомлением нравственным. Тем не менее во всех
войнах России вопрос медицинского обслркивания стоял не на
высоте, что мы лично и испытали в дни Гражданской войны, в дни
эпидемий разного вида тифа.
Вспомним далекие дни молодости и тяжелые страдания при
перенесенных болезнях. Сделаем это не в суд или осуждение, а
исключительно АА^ пользы дела и необходимости бережно относиться к
прекрасному строевому элементу. В батареях были приняты все
меры, дабы задержать всех заболевших дольше у себя и сдать в
надежные руки, что и было почти невозможно при зимнем
отступлении 1919 года. Все прошли через это испытание, и только единицы
избегли общей участи. Подпоручик Старосельский216 был сдан уже
перед наступлением кризиса в болезни, и поэтому в памяти его был
большой пробел...
Крепкое сердце выдержало все, и в один из дней он стал
приходить в сознание, ощущая состояние замерзания. Попытка слабых рук
подтянуть одеяло не увенчалась успехом, а открывшиеся глаза не
могли вначале пояснить весь ужас окружающей обстановки. По бокам и
кругом все лежали в одном белье и в разных странных позах. И он
понял, после большого напряжения, жестокую действительность: он
лежал среди мертвецов в госпитальном морге...
Собравшись с силами, он закричал... Сразу упал на свое же место.
Случайно бывший санитар, тоже с криком, бросился из мертвецкой,
но через некоторое время прибежали санитары и доктор, немедленно
вынеся его из морга. Таким чудом подпоручик Старосельский сам спас
себе жизнь.
Предстояло теперь дальнейшее лечение и поправка. Опять условия
в госпитале или лазарете были несносные, и начались конфликты с
персоналом, который обратился к коменданту с просьбой
воздействовать на беспокойного и недовольного больного. Полковник-комендант
решил начальнически воздействовать и, что хуже всего, запугать:
«Потрудитесь, — стал он кричать, — или я вас немедленно вышлю по
этапу в Дроздовскую дивизию».
Подпоручик Старосельский попросил забывшегося полковника не
кричать, а затем сказал: «Если для негодяев и дезертиров служба в
доблестной Дроздовской дивизии есть наказание, то АА^
порядочного человека — великая честь. Но я — марковец и поэтому
настаиваю на немедленной выдаче мне всех документов и средств ^ая
отправки больным на фронт, где немедленно подам рапорт как о
порядках в госпитале, так и о полученном от Вас оскорблении
строевого офицера».
300
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jg^>
* * *
Погруженные на платформы орудия 1-й генерала Маркова
батареи прибыли только до ст. Доля, совершенно забитой эшелонами
с потухшими паровозами. Орудия уже были свернуты на Крым, а
конский состав батареи двигался на Ростов. В момент захвата ст.
Доля команде при орудиях, во главе с поручиком Терентьевым,
пришлось отходить походным порядком. Через Керчь утром 10 января
1919 года пароход прибыл в Новороссийск. Надо было добираться
до бригады.
«Пошел в город в комендантское. Там я увидел странную картину.
Поперек большого помещения, как в синема, стояли в затылок ряды
стульев и скамеек, и все они были заняты. Сидело много генералов,
штаб-офицеров и хорошо одетых штатских господ. Перед ними
впереди стоял длинный стол, за которым сидело трое штаб-офицеров, а
перед ними стояли цепочки в десяток человек.
Когда я попробовал обойти эти ряды и приблизиться к столу, на
меня зашикали и загудели на разные голоса. Один генерал очень
назидательно мне сказал, что если я желаю обращаться к коменданту,
то должен занять место в очереди, и посоветовал прийти пораньше
завтра утром. В очереди было человек 80, и я, обескураженный,
увидел, что я здесь дела не сделаю».
Вернувшись на вокзал, В.М. Терентьев узнал, что эта очередь есть
лица, желающие смыться за границу, прося места на пароходах.
«Утром, поднявшись, сразу отправился в комендантское, где
увидел вчерашнюю картину. Обходя ряды сидящих и не обращая
внимания на их возгласы, подошел к столу почти вплотную. Кто-то из
обойденных крикнул на меня, в ответ на что я непристойно
выругался. Поднялся общий крик около стола. Комендант, привстав и
опираясь на руки, закричал: «В чем дело?!»
Я подошел вплотную к столу и сказал: «Вот в чем дело, господин
полковник. Со мной здесь до полусотни голодных людей, которых я
не могу вывезти к своей части из Новороссийска в Уманскую. Я мар-
ковец. Если буду ждать, то у меня послезавтра будет полсотни
покойников. Сделайте им предпочтение перед дезертирами и дайте бумажку
на выезд из города».
301
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Бумажку я получил и указание идти к этапному коменданту.
Выходя, слышал, как кто-то негромко сказал: «Эти цветные схожи с
большевиками». В Ясноватой я с Баяновым217 за такие слова немного
проучили одного капитана, здесь же пришлось не обратить внимания.
Направился к этапному коменданту и получил наряд на два вагона.
Пришлось опять делать большой конец и маршировать на вокзал. Там
меня уверили, что вагоны будут и поезд отойдет в 21 час. Вечером надо
было идти на погрузку, но я сам едва мог двигаться, и меня вел под
руку фейерверкер Васильев. Вагоны были поданы, но оказались без
печей, а на дворе, после вчерашней мокроты, стало морозить. В
вагонах с солдатами остался подпоручик Поддубный. Из Доли он вышел в
великолепном полушубке, но во время движения он где-то его бросил
Аля облегчения. Солдаты, взявшие орудийные панорамы, тоже их
растеряли, а в Новороссийске освободились и от винтовок. С этим
приходилось мириться, так как люди за более чем месячную голодовку
ослабели и едва двигались. Я отправился к дежурному по станции
узнать об отправке и там у стола упал без сознания.
Меня перенесли в вагон и положили на голый пол в углу, где я
пролежал на морозе трое суток. Поезд тронулся и шел очень
медленно, простаивая на каждой станции по много часов. Как он шел: на
Екатеринодар или на Тимашевку, я не знаю, но так или иначе прибыл
в Тихорецкую, где я не надолго приходил в себя. На станциях все
уходили греться, а со мной оставляли караульщика, так как я в бреду
часто порывался выпрыгнуть из вагона. Нескольких больных солдат
оставили на станциях. В их числе шестнадцатилетний кадет Потемкин.
Гловацкий и Поддубный настаивали, чтобы сдать где-либо на станции
и меня. Но, спасибо Улановскому, он воспротивился этому, говоря, что
хоть мертвым, но привезет на батарею.
На какой-то станции, все время страдая от боли в ногах, на
которых замерзли, с Новороссийска мокрые, портянки, я выпрыгнул из
вагона и побежал. На короткий момент ко мне вернулось сознание. Я
увидел себя ночью лежащим на снегу. Вдали светились фонари
станции и падал снег. Мимо проходили кубанцы в бурках, закутанные в
башлыки. Один сказал: «Вот еще одного мертвяка выкинули из
поезда». Я попытался крикнуть, я еще живой, но голоса не было, и я опять
потерял сознание.
Наши солдаты нашли меня и перенесли в вагон. На ст. Уманскую
прибыли утром, но подводы прибыли к станции лишь вечером. К
приходу подвод почти все были больны. Заболели и Гловацкий, и Уланов-
ский. По прибытии в станицу кое-кого прямо сгрузили в лазарет, а
остальных разместили по казачьим хатам. Все были голодными, холод-
302
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«iSl . ^^»
ными, вшивыми и измученными, почти за 6 недель нашего пути. От
Изюма не раздевались ни одного раза и имели вшей все и много, а в
каждом вагоне и на каждой станции разживались новыми, которых
везде была гибель.
Меня сгрузили в убогую хату к иногороднему. Он просил не
оставлять меня, дабы не обвинили его, если я умру. Солдаты сказали, что
он все равно доходит, и с тем оставили. На мое счастье, мой хозяин
оказался евангелистом и хорошим человеком. Сразу же разул меня и
растер ноги снегом, а потом втер гусиного сала. Постелил овсяной
соломы, покрыл рядном и, раздев меня, положил и укрыл всем, чем
только было возможно.
Однажды ночью я пришел в себя и осмотрелся. В хате было 2
маленьких окошка, расписанных морозными узорами. Одно у меня в
головах, другое с левой стороны, и через оба проникал лунный свет.
Справа в углу я разобрал, что это русская печь, занимающая одну
четверть хаты. Мне было жарко, и меня давила тяжесть наваленной на
меня одежды. Непосредственно меня покрывал овчинный тулуп. В хате
было холодно, и когда я откинул с себя покрывало, от меня повалил
пар, как от хорошей тройки лошадей.
С печи я услышал женский голос: «Хома... А, Хома... Глянь...
Солдатик никак шевелится». С печи стал слезать мужчина, и я спросил его,
где я. Он ответил, что в Уманской станице. «А кто здесь... Белые или
красные?» — «Нету тех барбосов. Марковцы — здесь». Дал мне
напиться воды и полез на печь. Я же стал исследовать свое тело. Откинув
покрывало совсем, обнаружил, что мои ноги от колен каждая толщиной в
хорошее бревно. Это меня удивило. Несмотря на боль в ногах, я стал
пытаться встать на колени, а потом на четвереньки. Когда же я
попробовал встать как следует на ноги, то повалился на спину и двинуться уже
не мог. Хозяин опять слез с печи и уложил меня на место, сказав: «Ты,
браток, приморозил себе ноги».
Осознав свое положение, я не удержался и заплакал. Так я
пролежал еще большую часть февраля, до приближения фронта. У меня было
еще два приступа возвратного тифа. Хозяин все время ходил за мной
и по два раза в день растирал мои ноги гусиным салом. Он был
бывшим шахтером из Доли, а здесь в станице работал машинистом на
казачьих молотилках. Был он исключительно бедным. Имел двух
сыновей лет 12—14. Все они ютились на печи, а вся их одежда лежала
на мне. Хозяйка стряпала не каждый день, а когда имела что-либо, то
кормила и меня.
Когда я еще не совсем пришел в себя после первого приступа, ко
мне стали заходить кое-кто из офицеров, сестра Домна Ивановна.
303
«^
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^*
Скажите мне, братья и сестры,
Куда вы хотите идти...
Терновник колючий и острый
И камни, и мрак на пути...
9 февраля наши взяли Ростов. Эту весть принесли старики казаки.
Один говорил: «Хорошо было бы, если бы опять толкнули красных до
Орла». Другой заметил: «Где там, кум! Али не знаешь, что наших
сукиных сынов не заставишь теперь воевать ни за что. Умные люди
позабивали им головы почище, чем в семнадцатом году, будь они трижды
прокляты». — «Да, все расписывали, что при Николае тяжелая была
жизнь. Гляди, какой легкой жизни теперь добились. Вот сломят
добровольцев, жизня нам станет еще легче, да много ли нас жить
останется». — «Это, что и говорить, кум. Ты смотри, как людей в зверей
переделали. Бьются, режутся, от тифа мрут, поди рке половину
России перевели, а все свободу ищут. Уж большей свободы убивать, поди,
и быть не может. Ставь крест на нашу былую жизнь. Теперь и
похожей на нее не будет»... Такого рода беседы велись почти каждый день,
а потом, все чаще и чаще, стали говорить о плохих делах на фронте и
его приближении к Кубанской области.
По ночам я стал пытаться вставать на ноги, но они еще меня не
держали. Но вот одним утром я оделся и попробовал встать и, к
моей великой радости, смог сделать несколько шагов. Хозяйка, гля-
304
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ _ t&^
девшая на меня, подошла ко мне, обняла, стала целовать и
расплакалась от радости.
На следующий день, опираясь на палку, я вышел на двор и
услышал артиллерийскую стрельбу. Фронт приближался. Назавтра
стрельба стала еще ближе. Из батареи приехал офицер с приказом поручику
Жеромскому218, оставленному в Уманской за старшего: «Немедленно
собрать всех здоровых и выздоровевших чинов батареи и по железной
дороге с ними отправиться к батарее». В исполнение приказа,
Жеромский на подводах перевез всех на станцию, оставив тяжелобольных в
станице. Среди них остался юнкер Маншин, в тяжелом состоянии. Его
брат, при отходе, был точно так же оставлен в Ростове.
Жеромский поместил всех здоровых в стоящий под паровозом
состав, который почти сейчас же тронулся. С Жеромским уехали и Гло-
вацкий, и Улановский. Для слабосилки, с которой остался я, дано два
вагона, но в них из-за холода находиться было нельзя. Сутки провели
в станционном здании, среди тифозных, лежащих там, и
помороженных донских казаков. Паровозов не было, и мы дождались бы
прихода красных, если бы утром следующего дня не пришел на станцию
паровоз с вагонами донского генерала Калинина219. Я самостоятельно
не мог идти, и меня под руки солдаты повели к генералу, который
согласился забрать наши вагоны, но мы должны взять обмороженных
казаков. Он довел наши вагоны до Сосыки, где их отцепили.
Светило ярко солнце, и снег быстро таял. Мимо станции,
насколько можно было видеть в обе стороны, в несколько рядов, по
жидкой грязи, шли обозы. Тут были войсковые обозы, между которыми
шли повозки, запряженные верблюдами. Шли табуны лошадей и
гурты скота. Верхами ехали калмыки и калмычки. Проходили конные
донские части.
Здесь опять пришлось стоять долго и ожидать возможности
двинуться дальше. Случайно на станции оказался отец одного из наших
солдат, приехавший из станицы. Он долго беседовал в сторонке с
сыном. После этого сын стал горячо толковать с солдатами.
Наговорившись с ними, подошел ко мне и сказал: «Господин поручик. Мы
решили здесь остаться. Оставайтесь с нами без страха, Вас никто не
выдаст». Я ответил: «Оставайтесь, воля ваша. Я вам верю, что вы
меня не выдадите, но вам самим неизвестно, что вас ждет. Я же не
останусь и при гарантии самого Ленина. Может быть, среди вас
найдется двое, которые помогут мне добраться до Екатеринодара. Один
я не могу».
Через некоторое время этот солдат подошел ко мне и сказал, что
«на подошедшем бронепоезде есть офицер, который Вас знает; я го-
20 «Белое движение», т 20
305
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ворил с ним, и он обещал прицепить наши вагоны». Действительно,
наши вагоны прицепили и довели до Тихорецкой. Здесь нас отцепили
и оставили. Солдаты были все налицо. Здание самого вокзала и
окружающие его были сожжены и разрушены. Говорили, что
большевиками был произведен взрыв склада снарядов. Выбраться на Екатеринодар
надежды было мало.
Перед вечером наши вагоны прицепили к какому-то составу и
притянули на станцию Кавказская, где царила паника. Говорили, что хутор
Лосев, что недалеко от станции, уже занят красными. Комендант
сказал, что на Екатеринодар поездов больше не будет, а будет лишь на
Армавир. На мои слова, что мне в Армавире нечего делать, он ответил:
когда спасают голову, то тут разбирать нечего. На стенах станции стали
расклеивать воззвания красных. Вдруг со стороны Армавира подлетел
пассажирский поезд. Мои солдаты помогли мне залезть в тамбур
одного из вагонов. Поезд сейчас же тронулся. Когда подошли к Усть-Лабин-
ской, узнали, что Кавказская уже взята большевиками.
В Екатеринодаре пришлось провести более двух суток на перроне,
так как внутрь вокзала нельзя было войти, до такой степени он
переполнен беженцами и больными. Была страшная грязь и вонь, а вши
просто трещали под ногами. Увидел на перроне гуляющего поручика
Маслова. Он следовал в штабном поезде со своим зятем генералом
Романовским. Просил его помочь мне и нашим солдатам выбраться из
Екатеринодара, с помощью генерала. Он в этом отказал. К поезду же
охрана никого не подпускала.
Пошел дождь, и задул сильный ветер. Положение стало совсем
невыносимое. Стало темно. Со станции отправился бронепоезд, а за
ним должен был отходить его вспомогатель. Солдаты помогли мне
влезть в вагон 4-го класса, а сами устроились на открытых
платформах. Вагон оказался пустым. На скамейках были солдатские котелки
с остатками какой-то бурды. Я подкрепился, доев из нескольких
котелков остатки, а на следующий день был в Новороссийске, где уже
оказались мои солдаты. На станции нашли вагоны хозяйственной
части батареи, куда меня и перевели. Здесь заправлял подпоручик Под-
дубный. В вагонах был хлеб, подсолнечное масло и соленая хамса. Я
пролежал в вагоне несколько дней, до подхода батареи, до изжоги
наедался хлебом и хамсой. Когда пришла батарея и стала грузиться
на «Маргариту», забрали и меня. Потом оставался на излечении в
Симферополе, откуда 15 мая выехал в батарею на Перекоп.
Каждый из нас болел и перенес весь этот ркас по-разному, но при
отходе по Кубани к Новороссийску условия были очень тяжелые.
Начать с того, что казачье население было в большинстве своем враждеб-
306
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^_ f^^
но, и в бригаде был случай, когда одного из офицеров, даже
тяжелобольного, избили. Казак, это сделавший, расстрелян по приказанию
генерала Кутепова.
Вдоль железнодорожного пути через Тимашевскую и Крымскую
шел бригадный лазарет в вагонах, где возможен был уход посильный
и, главное, усиленное питание аля поправляющихся. Правда, что
последние почти сразу же схватывали тиф возвратный. Кто в эти вагоны
попал, тот смог со временем поправиться и снова стать в строй.
Большинство же оказавшихся в других местах пропали без вести, а
точнее, умерли. Кто и где — неизвестно...
Н. Прюц220
ПРИ ОТХОДЕ221
Осень 1919 года. Добровольческая армия, вышедшая весной этого
года на широкую Московскую дорогу, с успехом продвинулась на
север и вошла в пределы Орловской губернии. Здесь наступление
захлебнулось. Причин тому было очень много. Задачей настоящего очерка
является только описание наблюдений и переживаний автора в
пределах той части, где он служил.
1-й взвод 3-й Марковской батареи шел с алексеевской пехотой.
На участке батальона и взвода артиллерии, которые дошли в
Орловской губернии до сел и деревень значительно севернее города
Верховья, противник, не оказывавший почти уже сопротивления, получил,
как видно, большое подкрепление и остановил наше движение на
север. У белых войск сил а^я дальнейшего движения уже не
хватало, и под давлением противника началось отступление — из-за
осенней непогоды в исключительно тяжелых условиях. В октябре—ноябре
1919 года началось общее отступление наших войск на юг.
Батальон со взводом артиллерии старались оторваться от
соприкосновения с противником, уже организованно, настойчиво
давившего на отступающих. Начались а^я отступающих частей действительно
страдные дни. Алексеевская пехота, понесшая уже при наступлении
значительные потери, теперь при непрерывном отступлении с
боями, в холод и снег, прямо таяла. Ее ряды редели, а пополнения не
было никакого. Наш взвод 3-й Марковской батареи тесно шел с
отступающей пехотой.
В одном селе, куда мы вошли поздно вечером аая ночевки, мы
хотели дать возможность отдохнуть людям и коням. Рассчитывали на
20*
307
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
дневку. На рассвете противник повел наступление на окраину села.
Кони нашего взвода стояли распряженными по различным дворам, где
в хатах разместились солдаты. Солдаты-артиллеристы бросились аму-
ничить и запрягать коней в пушки. Опасаясь, что солдаты
растеряются, я побежал по дворам, дабы помочь им.
В одном дворе рослый солдат-ставрополец, корневой ездовой,
спокойно амуничил своих коней, всем своим уверенным видом
показывая, что у него все будет в порядке. Одну пушку мы вывезли на
корню. Пулемет противника заливал восточную окраину села.
Встали на позицию за южной окраиной села и открыли огонь.
Противник был отбит.
В этом районе было уже много снегу, что затрудняло наше
движение. При дальнейшем отходе снега не было. В одном бою наш взвод,
отходивший рысью, был сильно обстрелян артиллерийским огнем. Я
скакал впереди взвода, разорвавшийся вправо от дороги снаряд
испугал коней. Мой конь рванул на ходу почти на сажень влево боком. Как
я усидел в седле, уже не знаю.
В другом бою, опять при отходе с позиций, подпоручик Кашин-
цев222, скакавший за взводом между мной и поручиком Макаревичем223,
был ранен ружейной пулей в спину. Я отчетливо услышал удар пули,
за которым последовал выкрик поручика Кашинцева: «Я ранен!» Мой
конь был ранен пулей в мякоть зада, слегка захромал, выправился и
пошел дальше, не хромая. Этот мой сивый маштак, сибирский конек,
был подо мной ранен в разное время четыре раза.
Коснусь вопроса снабжения батареи при походе на Москву и при
отступлении. При наступлении наш обоз 2-го разряда снабжал нас
всем необходимым: пищевыми продуктами, обмундированием (в этот
период — английским обмундированием), снарядами. При
отступлении связь с хозяйственной частью почти не существовала и батарея
жила за счет населения. Выработался особый способ получения как
продуктов питания /^я людей, так и овса а^ коней. От батареи
(взвода) шла подвода с несколькими солдатами по деревне. У каждой хаты
останавливались, и крестьянин-хозяин выносил ведро овса. Так шли по
деревне, пока не было собрано необходимое. Староста села назначал
очередное хозяйство, которое должно было дать барана аая кухни
взвода. Платили особыми расписками, которые впоследствии должны были
быть оплачены властями.
Настроение солдат взвода при отступлении было очень тяжелое.
Большей частью я вел взвод, так как командир взвода поручик М.
часто шел с батальоном. Дабы поднять упавшее настроение людей
взвода, я однажды во время спокойного отступления сделал с четырьмя
308
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
<^3L- _ ^*
шестиконными запряжками — два орудия и два зарядных ящика —
что-то вроде состязания.
Местность была слегка холмистая, был снег, и я по очереди пускал
каждую запряжку галопом по дороге вниз холма и вверх по
следующему холму. Задача была — взять холм на разгоне. Солдатские лица
развеселились и засияли. Упадочность настроения пропала.
Разгоряченные солдаты потом хвастались, чья запряжка лучше сделала спуск и
подъем на карьере. Отступая дальше, наша славная, но, увы, ркасно
малочисленная пехота все таяла и таяла. Вместо рот это уже были
малочисленные группы людей.
Мы отходили на Ливны. Приближаясь к городу с севера, нужно
было спуститься по крутому берегу к протекавшей здесь небольшой
речке. Взвод начал медленно, осторожно сходить вниз. Сзади с севера
показалось трое конных. Как потом оказалось, это были командир
нашего взвода поручик М. Симеон с подпоручиком С. Леонидом,
младшим офицером взвода, и с одним разведчиком.
Сказалось ли напряжение дней боев или недостаточная
осведомленность, но настроение людей взвода в эти недели было очень нервное.
Когда взвод уже был на крутом спуске, сзади начали приближаться те
трое конных, то нервы солдат не выдержали и послышались крики:
«Кавалерия!»
Медленно до этого спускавшийся взвод пошел с места полным
галопом с холма к бревенчатому деревянному мосту, за которым был
острый поворот направо, на кручу к высоко стоявшему над рекой
городу, и была большая вероятность, что непрочный мост из
неукрепленных бревен не выдержит и что люди и кони разобьются.
Четыре шестиконные запряжки с двумя пушками и двумя
артиллерийскими снарядными ящиками с патронами неслись вниз
полным ходом, было трудно остановить их в создавшемся положении.
Момент был очень острый, и надо было принять мгновенное
решение.
Поручик Прюц Николай Александрович оглянулся и увидал, что на
бугре, с которого взвод так стремительно спустился, уже стояли эти
трое наших конных, которые, собственно, и явились непрямыми
виновниками паники среди солдат. Взвод шагом перешел мост и
взобрался на кручу. Здесь уже начинался город. Налево, на восток, была
совершенно пустая городская площадь и городской сад, тянувшийся
над рекой. В домах, выходивших на площадь, не было и признаков
жизни. Не было видно ни воинских частей, ни повозок, ни людей.
Была полная тишина и какое-то странное ощущение от этой мертвой
тишины.
309
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ %&*
Вышли на площадь и остановились. К стоявшему взводу откуда-то
из-за домов подошел неизвестный нам подпрапорщик в форме старой
армии. Постояв некоторое время, не сказав ни слова, он повернулся
и опять ушел за дома. Это был единственный человек, который
встретился взводу в этом городе. Не было никакой связи с батальоном, с
которым взвод артиллерии работал.
Постояв немного на площади, перешли с нее через большую
улицу, ведущую от кручи куда-то на юго-восток, и остановились у одного
двухэтажного дома. Вошли в уже брошенную, как видно,
обитателями хорошо обставленную квартиру. В квартире был еще полный
порядок. Расселись в креслах. Из зала, где сидели, вела внутренняя
лестница в верхний этаж квартиры. Было холодно, неуютно.
Прискакал наш разведчик, посланный командиром взвода поручиком Мака-
ревичем, чтобы связаться с батальоном алексеевцев, и донес, что за
взводом уже пехотных частей не было и что фланги обтекаются
конницей.
Основываясь на донесении разведчика, поручик Макаревич повел
взвод крупной рысью в направлении на юго-восток. Выйдя на прямую,
большую улицу, одинокий взвод пошел уже полным карьером по
пустынному, молчаливому городу Ливны. По слухам, батальон был
атакован большевистским конным полком имени Троцкого и Ленина. Полк
был якобы одет на манер белых войск, в погонах.
Отступление по «широкой Московской дороге» в октябре—ноябре
1919 года от города Ливны Курской губернии до огромного села
Вязового, длившееся несколько недель, осталось у меня в памяти каким-
то сумбурным отрывком.
Проскочив полным карьером по пустынному городу Ливны, наш
взвод 3-й Марковской батареи, работавший с алексеевской пехотой,
оставшийся без пехоты на фронте и рке обойденный кавалерией на
флангах, вынесся из города и пошел крупным аллюром по дороге,
тянувшейся на юго-восток.
Слегка подмерзшая дорога была совершенно пуста. Пройдя
крупной рысью несколько верст, кони начали уставать, и, наконец, взвод
остановился. Взмыленные кони, поводя боками, тяжело дышали. Дав
коням несколько отдохнуть, взвод двинулся дальше уже шагом в
направлении на видневшуюся вдали станцию железной дороги.
Противника не было видно. Далеко на восток тянулась линия телеграфных
столбов и виднелись отдельные всадники.
Взводом нашим командовал поручик Макаревич Симеон
Петрович. Младшими офицерами в этот период отступления были:
поручик Прюц Николай Александрович и подпоручик Сорокин Леонид224.
310
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^. *&^
Мы добрались до станции, еще занятой нашими. Затем двинулись
одни дальше. Пехоты с нами не было. Позже остановились р^я
привала где-то в одном перелеске. Здесь взвод, стоявший в походном
порядке, был покрыт артиллерийским огнем противника. Сидя на
земле, я услышал звук пролетавшего снаряда и увидел, как стакан
шрапнели скользнул по спине сивой лошади в корню пушки. Конь
не упал, но весь прогнулся. В следующий момент что-то грохнуло,
блеснуло впереди меня, и... очнулся я, уже лежа на подводе. Рядом
со мной сидел Макар. Установил, что ни Макар, ни я не были
ранены. Но мы оба чувствовали себя как-то странно. Подпоручика
Сорокина Леонида с нами уже не было. Куда он тогда девался — я не
помню. Взвод вели наши солдаты сами и везли нас, офицеров, с
собой. Иногда Макар и я ехали верхом.
По дороге ночью в одной деревне, где мы задержались, в хату, куда
я забрался прилечь и согреться, сбежал один наш солдат и сказал, что
взвод уходит. Я вскочил на коня и поскакал к уходящему через какую-
то железную дорогу в направлении, откуда мы пришли, взводу. Вел его
незнакомый мне офицер. Бешено ругаясь, я повернул взвод обратно в
деревню. Здесь я залез опять в одну хату. Через некоторое время
появился откуда-то Макар, и мы пошли дальше на юг.
При дальнейшем отходе мы шли опять с пехотой. Где-то южнее
станции Касторная, войдя ночью в одно село аая ночлега и оставив
наш взвод, по опыту того времени, на южной окраине села нераспря-
женным и только с отпущенными подпругами и нашильниками, мы,
офицеры взвода, явились к командиру батальона, к которому были
вызваны.
Разговаривал с командиром батальона Макар. Последний вскоре
вышел и приказал двум разведчикам, находившимся при нас, найти
неподалеку квартиру ^я ночлега. Макар сказал мне, что положение
на фронте в районе Касторной значительно осложнилось. Придя в
чистую, убранную хату и поужинав, мы приготовились лечь спать.
Неожиданно вошла молодая баба, лет 25, вероятно хозяйка,
смущенно сказала, что она выходит замуж, и тотчас же скрылась в задней
части большой хаты.
Полное недоумение — что, мол, это значит? Разведчик весело
улыбнулся. Было это наивное заигрывание или она кого-то
скрывала? Оставили все это без внимания. Один разведчик остался с
нами в передней части хаты, а другой ушел ко взводу. Как всегда
при отступлении, мы легли полураздевшись, сняв только сапоги,
шинель, телогрейку и гимнастерку. Солдатскую телогрейку клали под
голову.
311
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Через два-три часа в селе поднялась редкая рркейная стрельба. «Где,
что, откуда?» Очень быстро оделись, а разведчик побежал седлать
коней, оставленных на дворе, в сарае за хатой. Выглянув в окошко, мы
увидали командира батальона без фуражки, с револьвером в руке,
бегущего куда-то по улице. С ним никого не было.
Выскочив из хаты, сели на приведенных разведчиком коней и
поскакали к своему взводу, но последнего на месте не оказалось. По
глубоким колеям пушек в талом снегу нашли взвод в двух-трех верстах
от села, куда его отвели, без офицеров, солдаты по собственной
инициативе, спасая орудия. Потом выяснилось, что конная разведка
противника пыталась проникнуть в село, но была отбита огнем пехоты.
С каждым днем становилось все холоднее, прибавлялось снегу.
Сбежал один солдат, молодой парнишка, но почему-то через пару
дней опять вернулся. Солдаты взвода не захотели взять его обратно
во взвод, как дезертира. Беглец был назначен на кухню. На одном
переходе со мной связался и шел за взводом какой-то лазарет.
Макара со мной не было!
Через день-два мы сошлись со взводом 1-й генерала Маркова
батареи, под командой мне хорошо знакомого поручика Решко225. Оказалось,
что у поручика Р. также не было точных приказаний м^ дальнейшего
движения. Договорились, что он останется со взводом в этой деревне, я
же пойду со своим взводом в следующую. Взял проводника. Долго шли
по заснеженной дороге. Еле передвигаясь, я шел пешком впереди
взвода. Был сильный мороз. Макара со мной не было!
Наш взвод состоял из двух орудий и двух артиллерийских
снарядных ящиков. В общем — четыре шестиконных запряжки. По дороге,
не зная того, потерял в снегу второй снарядный ящик. Солдаты сами
справились с этим и привели этот ящик позже. Дорогой я слегка
отморозил ногу. Уже в деревне верхом мимо нас проехал поручик
Никитин, офицер хозяйственной части нашей батареи. Квартирьеры
нашли аая нас квартиры, и мы довольно удобно разместились по
хатам. Явился откуда-то мой больной Макар.
В хате, где Макар и я обосновались, у нас произошел небольшой
конфликт с хозяином. Отморозив ногу и хромая, я попросил у
старика хозяина его резную палку. Старик очень охотно согласился.
Вмешался Макар, и по его совету я палку вернул владельцу. В этой же хате
у меня с Макаром был продолжительный разговор о целях нашей
войны. Хозяева внимательно прислушивались.
Макар сообщил мне, что у нас в хозяйственной части в обозе
второго разряда не все благополучно, что заведующий обозом поручик
Парышев226 из юнкеров 2-го курса Константиновского артиллерийского
312
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ *&*
училища не может справиться с людьми. Макар, я и несколько
конных разведчиков и солдат взвода поскакали туда. Прибыв в обоз,
который, сколько помню, оказался в одном недалеком селе, мы узнали,
что поручик Парышев пропал. Было произведено расследование.
В обозе я воспользовался возможностью починить свои разбитые
сапоги и просиженные в седле бриджи. С нашим обмундированием
во время этой войны было очень неладно. Построишь сапоги
(армейское выражение) — уже опять бриджи проношены. Сошьешь
бриджи — сапоги разбиты. Впоследствии весь этот наш обоз погиб.
Наш отход продолжался, и так, приблизительно через неделю, мы
добрались до села Вязового. При наступлении Белой армии по
широкой Московской дороге на север мы проходили через это громадное
село Курской губернии. Командир батареи полковник Лепилин
Александр Михайлович227, находившийся здесь, сделал небольшой смотр
нашему взводу и был поражен ужасным состоянием конского
состава. Взвод отступал с севера в тяжелых условиях.
Дабы вывезти пушки, было решено два орудия батареи погрузить
на железную дорогу АА^ отправки на юг. Я был назначен вести взвод
и согласно приказанию отправился на ближайшую железнодорожную
станцию для погрузки пушек. Со мной отправились четверо
прикомандированных к батарее офицеров, из них трое мне тогда еще
незнакомых: поручик Болт, позже умерший от тифа, поручик Бельченко, позже
пропавший без вести в Ростове, поручик Андреев и подпоручик Гене-
розов228. Я не уверен, что именно эти двое, поименованные
последними офицеры нашей батареи были тогда со мной. Солдат из нашего 1-го
взвода было только трое: младший фейерверкер Сомов, позже
заболевший тифом; наводчик первого орудия Платонов; фамилия третьего
солдата не осталась в памяти. Приданы мне были также несколько
казаков команды конных разведчиков батареи.
Прибыв на станцию, я направился в канцелярию и предъявил там
предписание о погрузке. Было обещано, что вагоны и платформа
будут поданы к рампе. Пути были полны эшелонами корниловских
частей, и всюду мелькали алые фуражки корниловских офицеров и солдат.
Долго прождав безрезультатно у рампы в ожидании подачи эшелона
АЛЯ погрузки, я, продрогший и злой, снова направился на станцию.
Здесь со мной произошел неприятный инцидент. Войдя в какую-
то полутемную канцелярию, я увидал наклонившуюся над столом
красную фуражку и, думая, что это станционное начальство, довольно грубо
спросил: «Когда же будет подан состав к рампе?»
— Что-о?! — взревела поднявшаяся красная фуражка, и, к моему
испугу, я узнал известного мне полковника-корниловца Г.
313
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
— Проклятая близорукость, — извинительно пробормотал я и
постарался исчезнуть из канцелярии.
Между тем эшелон уже был подан, и солдаты начали погрузку
пушек. Конский состав не был погружен и отправился под командой
капитана Шемберга, тоже офицера нашей батареи, походным
порядком на юг. В силу все более осложнявшегося положения на фронте
капитан Ш., не погрузившись, дошел с лошадьми до Кубани.
Все офицеры и солдаты поместились в одном товарном вагоне, куда
хозяйственная часть батареи рке ранее погрузила небольшие запасы
сахара и муки. Ночью поезд отправился. Усталые офицеры и солдаты
уснули. Я проснулся, когда эшелон был уже в городе Белгороде. Нас
отвели на запасный путь и объявили, что простоим здесь несколько
дней. Я разрешил всем идти в город, оставив дневального. Главной
моей личной задачей было пойти в баню и постричься. Я не стригся
месяца два.
Вечером пошел в местный небольшой театр на гастролирующего
здесь Павла Троицкого, которого я видел еще в Петрограде в театре
«Зал Троицкого», в очень популярной тогда комедии «Иванов Павел».
Представление Павла Троицкого в Белгороде в 1919 году было
чрезвычайно патриотическим, с призывом к усилению борьбы против
большевиков и к жертвенности. К сожалению, театральный зал был
полупустой и реакция зрителей очень слабая.
На следующий день пребывания в городе поручик Болт пригласил
меня пойти с ним в одну милую семью, где предполагалась вечеринка.
Болт познакомился с этой семьей еще летом, при наступлении на север,
и тогда однажды я дал ему несколько батарейных коней для верховой
прогулки с девушками семьи, с которыми я не был знаком. Я пошел на
эту вечеринку, но она протекала в очень странном духе, показала всю
упадочность нравов того времени, и я постарался поскорее уйти.
В Белгороде находились казармы, кажется, 3-й артиллерийской
бригады мирного времени. По данному мне еще в селе Вязовом поручению
я направился туда. Здесь, совсем неожиданно аая меня, я встретил
моего друга, поручика Сергея Сергиевского229, с другим поручиком,
служившим ранее в нашей 3-й батарее. Его фамилии я не помню. Насколько
мне известно, этот последний служил потом в Крыму в танковых
частях. В Белгороде эти два поручика, кажется, принимали тогда участие в
формировании новой батареи Марковской артиллерийской бригады.
Через несколько дней наш эшелон вышел из Белгорода и был направлен
в город Харьков. Здесь опять простояли несколько дней. На путях в
одном товарном эшелоне я нашел опять моего друга поручика Сергея
Сергиевского, который тоже был переправлен сюда из Белгорода. Он
314
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^_ _ ^
снабдил меня двумя солдатскими полушубками. Это было в последний
раз, что я его видел. Он пропал без вести.
Выйдя в город, я случайно встретил на улице знакомую даму нашей
семьи, Варвару Константиновну Гаврилову. Она меня не заметила. И
когда я хотел подойти к ней, то она уже замешалась в толпе, и мне не
удалось поговорить с ней. Здесь я узнал, что наш «цветной корпус»
отступает в направлении на юго-восток, на Дон. Позже Марковская
дивизия, как правофланговая, попала под фланговый удар конных дивизий
противника и была разбита при Алесеево-Леоново. Марковская
артиллерия понесла большие потери. Еще значительно ранее погибли крайне
правофланговые батальоны алексеевской пехоты.
Из Харькова наш поезд пошел в Бахмут. По прибытии в город я
явился к коменданту, артиллерийскому полковнику, и доложил о прибытии.
Он проявил ко мне участие. Наш вагон с людьми и платформа с
пушками были поставлены у самой станции. Солдаты взвода получили отпуск
в город и в одном трактире были спровоцированы пробольшевистским
элементом. Подвыпившие солдаты дали бой, разнесли трактир, и двое
из них, фейерверкер Сомов и вольноопределяющийся Платонов, были
арестованы комендантской командой за дебош. Мне об этом было
доложено, я явился в комендатуру, поручился за арестованных, и они были
отпущены.
В городе поручик Болт нашел каких-то двух знакомых девиц, и мы
вместе, вчетвером, пошли однажды в кинематограф. До конца сеанса я
не досидел, так как почувствовал себя скверно. Длительная, кажущаяся
бесконечной, езда в товарном вагоне, долгие стояния на станциях без
горячей питьевой воды, отсутствие теплой пищи отразились на моем
здоровье, и я заболел сильной дизентерией. Поместился в одной семье в
городе, и поручик Болт, впоследствии умерший от тифа, заботился обо
мне. Ему удалось добыть бутылку вина и маленькую коробку сладких
легких пышек. Это было тогда мое единственное питание.
Пришло извещение приготовиться к отправке. Полубольной, я
опять перебрался в наш товарный вагон. Выехали из Бахмута, и наш
поезд очень медленно потянулся далее. Иногда настолько медленно,
что я, ослабевший физически от болезни, мог выскакивать на ходу
поезда из вагона, карабкаться на платформу с нашими пушками и
обратно возвращаться в свой вагон тем же способом на ходу поезда.
Дизентерия не оставляла меня.
На одной большой станции мы долго стояли, так как опять был
затор. На путях у станции стоял поезд командующего корпусом
армии. Я узнал, что при нем находился инспектор артиллерии. Фамилию
этого генерала сейчас не могу вспомнить. Не имея никаких указаний
*1*
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
и приказаний и не зная обстановки, я, неся ответственность за мои
пушки, отправился к этому генералу аая получения информации и
инструкций. Был принят. Представился и обрисовал генералу свое
положение. Генерал отнесся очень приветливо и сочувственно. Я
спросил, что мне делать с пушками, ибо коней у меня не было. Он
ответил, что если я найду это нркным, то могу оставить орудия. Я просил
письменного разрешения оставить пушки. Генерал-инспектор
артиллерии отказался выставить мне такое разрешение. Я откозырял.
Тогда я пошел искать сцепщика вагонов и попросил его прицепить
вагон и платформу с орудиями к какому-либо отходящему поезду. Он
ответил, что переговорит с кем-то. Через некоторое время он
вернулся и сообщил, что их положение очень тяжелое, но за
вознаграждение в один куль сахару они постараются исполнить мою просьбу. Не
имея другого выхода из создавшегося положения, я принркден был на
это согласиться. Получив куль сахару, сцепщик вагонов сказал нам идти
к будке стрелочника, где нам всем будет приготовлен горячий чай с
хлебом. Пока он перегонял наши вагоны и платформу, мы у
стрелочника наслаждались горячим чаем, в котором так долго нуждались.
Сцепщик исполнил свое обещание, и в тот же день, прицепленные к
какому-то поезду, мы покатились дальше. На станциях стояли долго.
Вероятно, перед нами шли другие эшелоны, так как движение было
настолько замедленным, что на ходу поезда молено было выскакивать из
нашего товарного вагона, вскакивать на платформу с пушками и снова
возвращаться в вагон тем же путем. Моя болезнь — дизентерия — все
еще не оставляла меня. Заболел тифом младший фейерверкер Сомов.
Проехали мы всего пять-шесть станций, когда на последней из них
нам было объявлено, что поезд дальше не пойдет, ибо путь уже был
отрезан противником. Не имея коней, мы были принркдены оставить
наши две пушки. И так как мы не имели никакого ручного
огнестрельного орркия, я распорядился, чтобы лю^и разошлись и каждый
самостоятельно отправился в тыл.
На станции я добыл небольшие ручные сани. Поручик Бельченко
помог мне вывести больного С. из вагона. Мы положили его на эти
сани. Между тем солдаты и офицеры разошлись, согласно моему
приказанию. Было порядочно снега, и мы вдвоем потащили сани от
станции без дорог, по заснеженному, слегка холмистому полю в
направлении далеко видневшейся проселочной дороги. Хотя фейерверкер С.
и был небольшого роста, тащить сани было очень нелегко. Вскоре я
заметил, что поручик Б., сравнительно пожилой рке человек, был уже
не в силах мне помогать. Опасаясь, что мне придется, может быть,
тащить двоих, я приказал поручику Б. отправиться одному вперед.
316
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^2&- 1^»
Таща сани, я сильно вспотел, сбросил свой полушубок и только в
легкой солдатской шинели продолжал тянуть сани с больным.
Продвигался я очень медленно и все чаще и чаще останавливался, но
решил ни в коем случае не бросать фейерверкера С. на замерзание в
поле. С. был великолепный солдат и всегда хорошо выполнял свои
обязанности. Вместе с ним в строю нашей 3-й Марковской батареи
мы проделали все наступление и отступление Белой армии в 1919
году. Сколько времени я его тащил, уже не помню. Но помню,
мелькнула мысль: если не смогу Сомова спасти, то застрелить его и тогда
и самому застрелиться. Наконец, с последнего бугра я увидел
проселочную дорогу, по которой очень поспешно тянулось изрядное
количество саней и шли конные.
С дороги подъехал ко мне один конный. Оказался неизвестным мне
казаком. Мы вдвоем посадили фейерверкера С. на коня и довезли его
таким образом к дороге. Здесь я остановил одни проезжавшие сани.
Сомова взяли на эти сани. Сам же я, обессиленный, сел прямо на снег
у дороги. Последствия дизентерии, отсутствие за последние сутки
всякого питания, невероятные усилия, сделанные мною аля спасения С.
от замерзания, отразились на моем физическом состоянии, и я сидел
в полубессознательном состоянии на снегу. Кто-то меня подобрал и
положил на сани. Дальнейшего уже не помню, вероятно, я задремал.
В каком-то селе на следующий или последующий день меня взяли
во 2-ю конно-гвардейскую батарею, стоявшую в этом селе.
Командовал этой батареей полковник-кавказец. Фамилии его не помню. С этой
батареей я был двое суток, батарея была в составе 5-го
кавалерийского корпуса генерала Шифнера-Маркевича230. Батарея получила какую-
то боевую задачу и ушла в сторону.
Я нашел поручика Б., двоих солдат нашего взвода, и мы вчетвером
прямым путем направились в Таганрог, взяв крестьянскую подводу.
Дорога представляла собой тяжелый размытый грунт, и, дабы
облегчить коней, мы по очереди шли пешком. Таким образом дотянулись
до Таганрога, который, по словам жителей, был рке в руках
противника. Очень осторожно шли по бокам улицы в направлении на
вокзал. Улицы были пустынны. Стрельбы не было. Я сделал разведку и
узнал, что городской вокзал был захвачен каким-то нашим
бронепоездом. Раньше чем присоединиться к бронепоезду, я, по просьбе
крестьянина, который дал нам эту подводу с кучером-парнишкой,
постарался послать ее обратно. Взяв эту подводу, я завел ее в какую-то
боковую улицу у вокзала, с тем чтобы парнишка со своей подводой
никем не был захвачен и мог бы вернуться домой. Парнишка
искренне благодарил и по задворкам поехал назад.
317
«^1
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
По Кубани
Общее направление отступающих в 1919 году Белых войск Юга
России было — Крым и Кубань. В связи с менявшейся обстановкой на
фронте менялось и направление отступления. Я отходил со своими
двумя пушками 3-й Марковской батареи. Мы были погрркены на
железнодорожные платформы. Конский состав шел походным порядком.
Значительно южнее Бахмута наш эшелон был отрезан противником.
Я был принужден оставить со своими офицерами и солдатами эшелон
и потерял при этом свои пушки. Приблизительно через неделю с
трудностями добрался пешком до Ростова. Был конец декабря. В районе
вокзала нашел командира батареи полковника Лепилина. Оказалось,
что 2-й взвод нашей батареи в одном бою погиб. Два офицера,
отходившие со мной, рке раньше явились полковнику Лепилину.
Получил указание отправиться на Кубань, в станицу Кущевку.
Отправился на вокзал. Никакой поезд на Кубань не шел. Стоял только
318
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^—_ U&*
ня отдельном пути поезд командующего. Кругом поезда стоял караул.
Оказалось, что весь караул состоял из первопоходников. Я заявил, что
я тоже первопоходник. Разрешили взобраться на открытую заднюю
площадку последнего пассажирского вагона. Был сильный мороз.
Около меня собралось на маленькой, тесной площадке человек пятнадцать.
Некоторые висели на поручнях. Вскоре поезд отошел. Шли
исключительно скоро и без остановок. Один висевший на поручне сорвался.
Поезд остановился в Кущевке. Согласно полученному приказанию я
остался в Кущевке. Так через день приехал полковник Л. с офицерами
и разведчиками батареи. Я нашел поручика Макаревича (Макара)
больным и каким-то скрюченным. С ним был поручик А. Валентин.
Я получил приказ взять одного разведчика батареи и немедленно
отправиться верхом на поиски капитана Шемберга, который уже раньше
ушел на Кубань с конским составом батареи. Еще не оправившийся от
дизентерии, полубольной, я надеялся на небольшой отдых, но пришлось
опять двинуться в дорогу. Впечатление от станиц, которые я проходил
верхом с разведчиком, было очень странное. Не было видно жизни!
Хозяева, у которых мы останавливались, относились к нам хорошо, но
чувствовалась какая-то растерянность, какое-то ожидание чего-то и сильная
подавленность. Годы войны сильно отразились на психологии населения.
Проблркдав по разным станицам несколько дней и не найдя
капитана Ш. с лошадьми, я направился на указанный мне ранее
конечный пункт — станицу Уманскую. Шли мы прямо по
железнодорожному пути. В Уманской я вошел на вокзал и увидал здесь большую
группу оживленно беседующих казаков. Настроение у них было
тревожное. В станице уже были наши офицеры с Лепилиным. Капитан
Шемберг был найден по телеграфу в Тихорецкой и через несколько
дней привел оттуда коней батареи.
Поместился я вместе с поручиками Макаревичем и Афанасьевым.
Не зная, кто наши хозяева по религии, мы закурили в доме.
Хозяйка — крупная пожилая казачка — просто выгнала нас на мороз и
начала проветривать большой казачий дом. Хозяева оказались
староверами. Мы клятвенно обещались в комнате больше не курить. Но
что касается самогона, то это как будто не грех! Сам хозяин его нам
доставал, и мы пили его с огурцами под шум телеги. Третий сорт его
был самым ужасным.
Из батарейных офицеров я больше всех интересовался конями
батареи, и когда капитан Ш. вернулся с лошадьми, то при осмотре
коней полковником Лепилиным мы установили ужасное состояние
конского состава. Среди лошадей не оказалось моего сибирского
маштака, который был несколько раз подо мною ранен, его украли.
319
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^^ 1^»
В Уманской станице в это время находились три батареи
Марковской артиллерийской бригады: батарея полковника Изенбека — личный
и конский состав, батарея полковника Лепилина — личный и конский
состав. Пушки этих батарей погибли при отходе. 4-я батарея — личный
и конский состав и четыре пушки. Личный состав 4-й батареи сильно
поредел, и ее орудия были переданы в батареи полковника Изенбека и
полковника Лепилина. В Уманской весь конский состав нашей батареи
был перекован под моим надзором. Полковник Лавров из управления
дивизиона явился в одной из станиц с целью переписать всех коней по
именам. Хотя я был тогда и очень уставшим, все же пришлось мне
полковнику помогать, так как я единственный знал всех коней по именам,
а списков никаких не было.
Батареи полковника Изенбека и полковника Лепилина недолго
задержались в станице Уманской. В городе Ейске произошло
восстание, и батарея полковника Изенбека вместе с батальоном марковской
пехоты были направлены туда аая восстановления порядка. Батарея
полковника Лепилина была направлена к Батайску /^ля поддержки
предполагаемого наступления на Ростов.
Батарея шла в составе двух орудий, под командой капитана Шем-
берга. Во время похода к Ростову мороз был исключительной силы и
за батареей шли сани, чтобы подбирать отстающих и замерзающих
солдат. В одной станице недалеко от Батаиска поручику Прюцу было
приказано присоединиться с одним орудием к пехоте. При осмотре
готового к маршу орудия оказалось, что личный состав вновь
набранных людей был в таком плачевном состоянии, что приказ о движении
был отменен. Необученные мальчики, изображавшие ездовых,
плакали, потому что им было холодно.
Батарея, не имея возможности исполнить своего задания, пошла
обратно, и тогда, три дня спустя, вступил в командование
подполковник Стадницкий-Колендо231, и 3-я батарея опять направилась в
сторону Ростова. Я, поручик Прюц, с двумя конными разведчиками
был выслан вперед, дабы связаться с начальством. Мой разъезд шел
всю ночь. Мы продвинулись верст на 30, не встретив ни одного
солдата Белой армии. Как оказалось потом, под станицей Ольгинской в
это время была рке разгромлена Марковская пехотная дивизия. Здесь
погибла 2-я Марковская батарея. Под станицей Гниловской погиб
взвод марковской артиллерии под командой поручика
Георгиевского. Последний был убит в бою.
Когда начало рассветать, я остановился, и мы начали рассматривать
ровный, гладкий горизонт. Нигде не было никакого движения. Слезли
с коней, закурили, дали отдохнуть коням. Мороз был незначительный.
320
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
«j^jL — i&*
Решил вернуться, и мы пошли обратно рке крупной рысью. Спустя
несколько часов нагнали нашу батарею на походе. Она уходила в глубь
Кубани. Позже командование нашей батареей принял полковник Ле-
пилин. При отходе по Кубани 3-я Марковская батарея в боях не
участвовала. Только около одной станицы была дана задача оборонять
мост, но еще до соприкосновения с противником батарея была снята.
Отступление было непрерывным, почти без дневок. Отношение
населения к проходящим частям было сдержанным.
Приведу один эпизод. В большую станицу Полтавскую пришли
поздно вечером. Я поместился с двумя офицерами батареи в доме довольно
зажиточного казака. Нам отвели большую комнату. Мы пытались
установить дипломатические отношения с хозяевами, но никакого
интереса к нам не проявлялось, и мы сидели голодные. Вероятно, хозяева устали
от квартирования войск. Опыт нам подсказал — скромно выжидать!
Действительно, картина скоро переменилась, случилось чудо. В нашу
комнату вошла интересная девушка лет восемнадцати, внучка хозяев.
Она присела к нам, и началась оживленная беседа. Оказалось, что она
гимназистка, училась в Петрограде, где жила у замужней сестры. По
Петрограду как городу пошли общие воспоминания. Конечно, мы все
растаяли, встретив молодую, интересную, интеллигентную девушку.
Смотря на нас, растаял и старик казак, и мы и не заметили, как
появилось жареное холодное мясо, грибки, конечно — и графинчик.
Затем появилось и горячее блюдо. Подсел к нам и сам хозяин и начал
рассказывать про былое. Вот, у него шесть рабочих коней, а у деда был
целый табун и т. д. Мирное, тихое, временами веселое собеседование
было, к сожалению, прервано сообщением, что нужно идти к
командиру батареи полковнику Лепилину, так как там офицеры собираются
ужинать и будет самогон.
На этот раз нехотя пришлось идти, чтобы принять участие в
маленькой пирушке. Когда туда пришли, то настроение там было уже
несколько повышенное. Присоединились и мы, и настроение все
повышалось. Во время ужина я сболтнул, какая чудная девушка у хозяев
дома, где мы остановились. И — о, ужас! — кто-то проронил: «Мы
все пойдем туда», — а была уже полночь. Ни слова не говоря, я,
сильно уставший, немедленно вышел и пошел к дому наших хозяев. Но
никто и не приходил, и я опять вернулся к пирушке. Наконец,
пирушка окончилась, и мы все пошли по своим квартирам. Трудно было
в темноте найти входную дверь дома, но услужливая рука старика
хозяина втянула в дом и привела к какому-то дивану.
Пробуждение было неприятное; в голове шумело, и мучило
сознание, что сделали что-то нехорошее. Хозяева дома отнеслись к нам так
21 «Белое движение», т 20
321
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^ _ и&*
хорошо, а мы «потеряли лицо», вернувшись с трудом домой. Кто-то
постучал в дверь, и опять — о, чудо! — вошла наша милая девушка,
весело улыбнулась и поставила нам на стол поднос с графинчиком ^ля
опохмеления и кое-что вкусно-съедобное. К сожалению, надо было
опять идти в поход! Расставание с хозяевами было исключительно
сердечное, а девушка-чудо и всплакнула, а на улице, когда батарея
уходила, помахала нам платочком.
Другой раз, в другой станице, был эпизод другого характера. В доме,
который нам отвели при расквартировании, нас, двух офицеров,
положили во что-то вроде передней и всю ночь нас будили. Шмыгали
туда и обратно какие-то люди, и слышались разговоры о самогоне.
Этот дом оказался каким-то самогонным заведением. В одном хуторе,
где мы переночевали, хозяйка-казачка раскраивала и перешивала алый
мундир мужа-конвойца на одежду аая своих детей.
Однажды на походе нас перегнал шедший очень быстро пешком
рослый пехотный офицер. Мы узнали в нем капитана Максимовича,
командира роты одного Алексеевскою батальона, с которым мы
работали при наступлении в 1919 году на север, по широкой
Московской дороге. Как всегда очень спокойный и уравновешенный, он нам
сдержанно отвечал на наши вопросы. На вопрос: «Где ваша рота?» —
он оглянулся назад, где за ним никого не было, скомандовал что-то
вроде: «Рота, шагом марш» — и, махнув нам рукой, пошел дальше,
несколько сгорбясь.
Остановясь на ночлег в одном богатом доме, мы были приглашены
хозяином-армянином на ужин. На ужине присутствовала его дочь,
молоденькая красавица армянка. Хозяин держал ее так строго, что мы
не смогли за ней поухаживать. А тоска по интеллигентным
женщинам была большая! В одной немецкой колонии у пожилого хозяина,
бывшего гвардейского фельдфебеля, был рояль, и поручик Ленцевич232
вечером играл нам на нем веселые мотивы. За несколько лет войны я
впервые увидал в деревне рояль.
Приближаясь к Новороссийску, приблизительно в одном переходе
от него, из-за страшной грязи, в которой застревали пушки, которые
наши измученные кони вытаскивали с большим трудом, мы начали
передвигаться прямо по железнодорожному полотну. В одном месте,
где должен был пройти бронепоезд, нас заставили опять спуститься с
исключительно крутого и высокого откоса полотна вниз на размытую
дорогу, и опять начались мучения мя коней.
Вечером добрались до какой-то станицы и здесь переночевали.
На рассвете двинулись прямо на Новороссийск. Подъемы на горы
были исключительно тяжелы. Я вел пушки и — да простит меня
322
,£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Х^>
В. Ларионов234
ОТСТУПЛЕНИЕ235
Моросил холодный осенний дождь. На полях каркали вороны.
Лошади были мокрые и грязные, напряжение последних дней сказалось
и на них. Телеграфные столбы уходили вдаль... к югу. Всем было
грустно. Никто не знал причины нашею начавшегося отступления: гово-
21*
323
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
рили, что Шкуро слишком оторвался от нас и к востоку, правее,
образовался прорыв, где гуляет конница Буденного. Солдаты нашего
1-го взвода, бывшие махновцы, пели свою старую запорожскую
песню: «Ой, на гори тай жнецы жнуть...»
Где-то далеко впереди слышался грохот пушек. До Ливен мы не
дошли и попали в новые бои. Эти бои в лесистой местности были
трудны. Красная пехота была многочисленна и, чувствуя перевес,
упорно наседала на наши поредевшие цепи.
— Понимаете, — говорил молодой командир одного из
Марковских батальонов, — вот вчера выкупались в Сосне... Мы пошли в
наступление. Красные — навстречу. Мы: «Ура! В штыки!» Раньше они
бы побежали, а теперь не тут-то было. Кричат: «Ура!» — и тоже в
штыки, а их-то в четыре раза больше. Ну и выкупались... Бррр... Вода-
то ледяная. Молодец командир батальона смеется, скалит ровные,
белые зубы, поправляет башлык, — ему все нипочем!
Горячий бой... Я только что попал под разрыв шрапнели и
удивляюсь, как остался жив. Вокруг пули взрыли землю, переранили
лошадей, поломали шанцевый инструмент около орудий. Мое орудие
заклинилось, и приехавший с участка 2-го взвода капитан Михно
приказал отвезти орудие в управление дивизиона и выбить там, в
технической части, заклинившуюся гранату. Дорога лежала на Ливны.
Но когда мы пришли в Ливны, хозяйственная часть дивизиона и
мастерская уже ушли на юг, и я решил вернуться к батарее.
Наступила зима. Дороги замело первым снегом. Метель слепила
глаза. Фронт быстро покатился на юг, а я, не зная этого, продолжал
двигаться на юго-запад, с орудием и семью номерами —
махновцами — между своим и красным фронтами, в «ничьем» пространстве,
ежеминутно рискуя встречей с советским разъездом. Сёла на нашем
пути казались безлюдными. Крестьяне затаились, ожидая прихода
красных. Мы бродили уже три дня, не встречая ни своих, ни чужих.
На третьи сутки, уже в темноте, мы пришли на какой-то
«кулацкий» хутор, занесенный снегом. Крестьянин встретил нас очень
хорошо, велел хозяйке приготовить курицу и долго разговаривал насчет
«политики». Было видно, что курское крестьянство уже сыто
большевиками: «Почему нам не дадите винтовки? Мы бы все пошли против
красных». Но что я мог ему на это ответить? Хозяин вытащил
фотографию своего сына в форме лейб-гвардии Преображенского полка и
начал рассказывать, как и он сам когда-то слркил в Российской
гвардии. Нас было тогда трое: начальник 1-го орудия — я, младший
офицер нашей батареи Сальков236, примкнувший ко мне в Ливнах, и
какая-то неизвестная девушка, попросившая меня в Ливнах отвезти ее
324
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«gai- ^^
в Марковский полк, где у нее якобы брат. Мое, неискушенное тогда,
сердце не выдержало, и я взял ее с собой. У крестьянина в хате было
тепло. В соседней комнате жарилась курица, а соломенное ложе
перед печкой манило к долгожданному отдыху после 20-верстного
зимнего перехода.
Вдруг дверь в хату резко отворилась, и вошел крестьянин, такой,
каким изображают Ивана Сусанина: с большой русой бородой, в
овчинном тулупе и меховой шапке, весь занесенный снегом. «Что вы
здесь делаете? Ведь на другом конце хутора уже буденновцы!» —
пришел предупредить нас, «белых», этот «потомок Сусанина». Но курица
пахла так ароматно, так уютно было в хате, так жутко завывала во
дворе метель, что я решил остаться и при первом свете идти на
соединение с батареей. Подали курицу, но едва мы сели за стол, как
услышали топот коней и голоса: «Где они тут? Попались белобанди-
ты!» Началась суматоха. Девушка кинулась в окошко, ведущее в клеть,
и застряла там. Сальков начал тушить светильню и не мог ее потушить.
Я выхватил свой огромный «смит-и-вессон» полицейского образца,
взвел курок и ринулся в сени. «Пробьюсь или погибну тут же», — было
мое твердое решение. Дверь распахнулась, и сквозь клубы холодного
воздуха показались какие-то люди в тулупах и в серых шинелях. Я
нацелился в живот первому входящему и уже нажимал на спуск, как
вдруг увидел за ним знакомую бороду... Михно... В то же мгновение
раздался довольный хохот Михно и Жилина237... Но мне было не до
смеха: бедный поручик Шигорин238 чуть было не получил в живот
свинцовую пулю крупного калибра. Затеял эту «шутку», конечно, Жилин.
Капитан Михно с Жилиным, Шигориным и несколькими
разведчиками так же, как и я, пробирались к 1-му взводу.
Ели курицу и долго смеялись моему испугу. Настроение было
такое хорошее, что про советскую конницу на другом конце хутора не
вспоминали и решили спокойно спать до рассвета. Легли на пол, на
солому, а Сенька Жилин все время помогал ливенской девушке
стелить постель на скамейке и мешал нам спать. Вдруг в темноте
раздался недовольный голос капитана Михно: «Жилин, Вы мне на бороду
наступили!» Надо сказать, что были у Жилина большие американские
«танки» с гвоздями, и тут уж пришел мой черед посмеяться.
Еще до рассвета мы оседлали коней, двинулись в дорогу и к обеду,
наконец, догнали батальон. Стояли ясные, морозные дни, поля
покрылись снегом, теперь сани заменили колесные подводы. К селу
подступали красные, но марковцы как-то слабо атаковали их, — стали
сказываться потери, батальон «терял сердце», — и вскоре атака перешла
в оборону. Батарея красных вела огонь по нашему взводу газовыми
325
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА _
«^S _ &&»
снарядами. Облачка розоватого дыма, однако, быстро таяли в
морозном воздухе и не причиняли нам вреда. Наш взвод не мог остановить
своим огнем быстро наступающую широким фронтом пехоту красных,
а командир батальона, полковник Агабеков239, бывший все время на
батарее, старался нас успокоить: «Ничего... подождите... вот сейчас
11-я рота пойдет в контратаку»... Но вместо этою за цепями
противника появилась конница, начавшая рысью обтекать фронт с явной
целью атаковать нас с фланга и с тыла. Пехота наша стала отходить от
села. Красные конные лавы, по времени, уже должны были выйти нам
во фланг, хотя за перелесками и оврагами их еще не было видно.
Начали мы отход только тогда, когда красные всадники выскочили к
орудиям. Пехота отходила назад в панике, захватывая даже
санитарные и патронные сани. Между советской конницей и батареей скоро
не осталось ни одного пехотинца. Мы спаслись тем, что применили
старую тактику Первого Кубанского похода: первое орудие отходило
галопом, затем останавливалось, снимаясь с передка, в это время
второе орудие било по коннице гранатами и шрапнелью. Когда первое
открывало огонь, то второе быстро отходило назад... К счастью,
советская конница выдохлась, пройдя в обход несколько километров рысью
и галопом по глубокому снегу, и к моменту решительного удара и
атаки на батарею кони перешли на шаг. Тем временем капитан Михно,
ускакав в тыл, начал хлестать нагайкой отошедших пехотинцев,
ссаживать их с подвод и строить. Старших пехотных офицеров уже не
было видно — они ускакали назад. Капитану Михно удалось
построить несколько десятков пехотинцев в шеренгу и начать залповый огонь
по коннице. Мы тотчас же снялись с передков и начали бить по
коннице в упор гранатами мгновенного действия, вздымавшими
ежесекундно снежно-белые, смешанные с черноземом фонтаны. Всадники
окончательно утратили пыл конной атаки и скоро осадили назад, а мы
спокойно отступили на исходный пункт. На другой же день советская
конница атаковала занятое нами село. Два наших орудия не смогли
ее удержать, и 3-й Марковский батальон, не выдержав атаки, отошел,
потеряв два пулемета. Мы отступали...
На рассвете третьего дня конница атаковала нас оружейным огнем
с другого берега речки, обтекавшей с севера хутор, где мы ночевали.
Спросонья произошла паника и даже бегство, но, выскочив за хутор,
мы снялись с передков и быстро отогнали советскую конницу. В этом
небольшом бою произошла трагикомическая сцена: наш старший
офицер — поручик Андрей Соломон240 — недооценил обстановку,
вскочил в повозку батарейного повара и, укрываясь от пуль за поварской
спиной, погнал повозку в тыл. Пуля все же пробила повару щеку и
326
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^
царапнула голову Андрея. Андрей пришел тогда в такую панику, что
проскакал с повозкой километров двадцать на юг и сообщил там
штабу, что наш отряд «уничтожен».
Наше отступление принимало все более определенный характер.
Все чаще доходили до нас слухи о неудачах нашей конницы,
генералов Шкуро и Мамонтова, под Воронежем и Касторной. Потом
пришла весть об оставлении корниловцами Курска (18 ноября), затем о
гибели нашего бронепоезда «Слава Офицеру» между Курском и Мар-
мыжами, о гибели двух батальонов 2-го Марковского полка,
брошенных на помощь коннице под Касторную.
1-й Марковский полк объединился под командой полковника Блей-
ша, прозванного «Каменный гость» за свое спокойствие. С 1-м
Марковским полком мы действительно отступали «победно». 1-я батарея
была рядом с нами, и мы часто, в тумане и в метели, отбивали
советскую конницу бешеной артиллерийской стрельбой. Полковник Блейш
занял город Тим ударом с севера (20 ноября), пройдя перед этим по
советским тылам. С советской стороны нас никто не ожидал, мы шли,
совершая пехотой «конный рейд». В Тиме захватили советскую четы-
рехорудийную батарею и батальон пехоты. Скоро пленных стало так
много, что полковник Блейш приказал их отпускать по домам. Особо
явных коммунистов при этом раздевали на околицах деревень:
забирали у них штаны, шинели, гимнастерки и сапоги, и они потом,
полуголые, по снегу бежали назад в теплые хаты.
Но к сожалению, победы Марковской дивизии не могли ничего
изменить в общем тяжелом положении на фронте. В то время как
Кутеповский корпус отступал медленно, — огрызаясь ежедневно
контратаками, одерживая успехи, захватывая пленных и снаряжение, —
донская конница и терско-кубанские части почти без сопротивления
бежали перед конной армией Буденного, и восточнее нас разрастался
все более и более широкий разрыв. Уже по взятии нами Тима
восточнее марковцев, километров на пятьдесят, не было белых, и в этом
прорыве была советская конница. Английские пушки 1-й батареи одна
за другой начали выходить из строя, когда вошли в холмистые и овра-
жьи места Курской области. Когда они на скользких спусках или на
переправах опрокидывались, дисковой прицел зачастую плющился или
ломался. Скоро всю 1-ю батарею сняли с фронта и отправили в
глубокий тыл — чинить материальную часть.
Настроение у нас стало невеселое. Казалось, что утонули мы в
занесенных снегом бескрайних равнинах, погребены в балках, что не
выберемся мы из-под ударов советской конницы, наседающей на нас
черным вороньем. Повсюду бухают орудия, клокочет далекая и близ-
327
c^l
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^
С юга двигаются танки,
На носу висят баранки.
А под станциями Овны,
Выгружают сербов толпы.
Орловский242 был более «пессимистичен»: он подхватил где-то
советское «яблочко» и, заламывая свою кавказскую папаху, напевал:
Орел и Курск забрали,
К Москве уже стремились,
Буденновцы нажали,
За Доном очутились...
Пришлось однажды познакомиться с подлинной русской метелью.
После боя под селом Красная Яруга мы двинулись на юг уже в
темноте. За околицей села нас захватила метель. Порядок движения был
таков: две роты марковцев, затем — наш взвод, два орудия и далее
еще две роты. Капитан Михно ехал впереди отряда вместе с
полковником Агабековым, а я шел пешком впереди взвода, так как сильно
замерз во время отхода с позиции. Метель усиливалась, передо мной
еле чернели спины идущей пехоты. Когда мы прошли маленький
мостик, я обернулся и увидел, что взвода за мною нет. Оказалось, что он
застрял на мостике. Я бросился назад, но тотчас же потерял
направление. Тогда я кинулся за шедшими впереди ротами, но и они как бы
утонули в снежном мраке. Мы остались одни: телефонная двуколка с
двумя телефонистами, два разведчика-черкеса и я. Дороги не было и
следа. Черкесы хотели разъехаться и искать наших, но я их не пустил.
Мы двинулись без всякой цели, сами не зная куда, только чтобы не
стоять на месте.
Было уже 11 часов ночи. Мы проваливались в снег по пояс, и
здоровый заводской жеребец выбивался из сил, таща двуколку. Только
около 3 часов ночи, — а снег стал еще более глубоким, и мы уже
проваливались в какие-то ямы, — показались стволы деревьев. Метель
слегка утихла, и впереди мелькнул яркой звездочкой путеводный
огонек. Какое счастье увидеть огонек в ночную метель... Очутились мы на
кладбище. После долгих усилий мы выбрались из сугробов, пошли на
328
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^1 Ш=»
огонек и через час были уже на улице села. Село казалось вымершим.
В одной освещенной хате оказалось несколько отставших марковцев,
они сказали нам, что село это — Красная Яруга, то есть то самое, из
коего мы вышли несколько часов назад. По словам жителей, красные
тоже уже были в селе и ночевали на другой окраине. Марковцев было
четверо, они были с винтовками. Всем стало как-то веселее. Мы
решили переночевать в самой крайней хате на южной окраине села и
еще до рассвета двинуться на юг вдогонку за нашими. Это была
маленькая, совсем бедная хата, освещенная тусклой керосиновой лампой.
На полатях спала куча ребят. Хозяин, сумрачный, нахмуренный,
враждебно смотрел на нас, когда мы объяснили ему свое положение.
«Большевик, — решил я, — надо быть осторожным». Хозяину я не позволил
выходить из хаты без сопровождения черкеса. Я не доверял ему и
назначил дежурство по полчаса.
Ночью я проснулся, словно от толчка, и увидел следующее:
часовой-черкес мирно спал около лампы, а хозяин хаты на четвереньках,
ползком пробирался к двери. Я схватил свой «смит-и-вессон»: «Ты куда
это, сукин сын!» Тот вскочил: «До ветру, господин офицер!» — «Ах
ты, мать твою так!» От крика моего проснулись черкесы и марковцы.
Было уже пять с половиной часов утра, и я решил немедленно
уходить из села. Крестьянину я приказал идти и указывать нам дорогу на
южные хутора. Метель совсем утихла, и при лунном свете было
хорошо все видно. Дорога была занесена, так что без компаса идти было
невозможно, а компаса у меня не было. Крестьянин ворчал, но я
пригрозил ему револьвером, и он пошел впереди. Шли мы по снежной
пустыне, гладкой, как стол, кое-где торчал редкий кустарник.
Наконец, уже часам к восьми утра, показались деревья и дымки
деревенских, рано затопленных печей. В то же время я заметил, что ровный
ветер, дувший слева, теперь так же ровно дует справа. Ветер не мог
перемениться. Проводник оказался предателем: сделав большой крюк,
он привел нас снова в Красную Яругу.
Я вынул револьвер: «Застрелю тебя, как собаку, сволочь!» Тут
негодяй стал клясться, что сам не знает, как потерял направление. Не смог
я застрелить беззащитного человека и только крикнул ему: «Пошел
отсюда, сукин сын!» Затем повел доверившихся мне людей в
обратном направлении. Через час навстречу показались крестьянские сани.
Крестьяне сказали, что хутора, где стоят «белые», недалеко и что если
мы пойдем теперь по их следу, то через час дойдем. Это было верно,
но, когда мы уже подошли к мельницам хуторов и увидели
вытягивавшуюся дальше на юг колонну наших, снег повалил снова, и такими
густыми хлопьями, что мельницы сразу же скрылись из глаз. И опять
329
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
мы оказались в белом тумане. Тут уж я не выдержал и скомандовал:
«Бегом марш!» Мы побежали и удачно наткнулись на крайние дома
хутора. Скоро мы были среди своих...
Оказалось, что отставшее орудие и две роты тоже где-то блуждали
всю ночь. Эта ночная прогулка не прошла для меня бесследно:
отмороженный еще накануне палец правой ноги начал сильно болеть и
образовавшаяся рана загноилась. Когда боль стала невыносимой, мне
разрешили поехать на лечение и заодно поручили отвести в штаб
армии захваченную нами под Тимом советскую батарею. Безо всякой
охраны или конвоя я вел в штаб целую батарею! Офицеры ее,
большей частью прапорщики с фронта, частью еще царского производства,
были довольны, что попали к «белым»; ездовые, в большинстве своем
казанские татары, тоже не выказывали неудовольствия переменой
положения.
После переходов я останавливался на ночлег в одной хате с
пленными красными артиллеристами, и мы много говорили о политике и о
войне. На узловой станции, где стоял штаб корпуса, я сдал штабу
советских военнопленных и сел в санитарный поезд на Ростов. В поезде было
много легкораненых с фронта, но и «командировочных». Раненые
корниловцы говорили об огромном числе красных и о невозможности
дальше держаться против чуть ли не десятикратного их превосходства.
По дороге в Новочеркасск, кроме боли в отмороженной ноге, я
чувствовал общее недомогание, оказавшееся по приезде в город
сыпным тифом. Так я очутился в лазарете Новочеркасска, где пролежал
больше десяти дней без сознания. Новочеркасск был обречен:
Донская армия отступала без сопротивления к Дону, добровольцы
отходили с боями в направлении на Таганрог. Положение многочисленных
раненых в донских лазаретах было безнадежным. Дороги были
забиты беженцами, учреждениями и ранеными, так что эвакуация
многочисленных лазаретов и больниц Дона была немыслимой. Красные части
продвигались на Дон безостановочно.
Андрей Соломон, уже однажды спасший мне жизнь в бою в
Кубанской степи, появился в лазарете Новочеркасска в 2 часа ночи и
потребовал у сестер мое обмундирование. Сестры отказались его выдать,
говоря, что кризис только что миновал. Соломон ругался, кричал,
угрожал, а другие раненые и больные офицеры беспокойно наблюдали
за перебранкой Соломона с больничным персоналом. Наконец он все
же вырвал меня из лазарета, посадил на извозчика и повез на
Новочеркасский вокзал. Как во сне промелькнули мимо стены собора, спуск
по бульвару, скудно освещенный вокзал и набитый до отказа поезд
Донской атаманши Богаевской.
330
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
^ *&*
Какие-то люди не хотели впустить меня в поезд, утверждая, что я
могу всех заразить сыпняком, но Андрей ругался и уверял, что я
ранен в живот и совсем не сыпной. Наконец меня впустили в вагон и
уложили на верхней полке. В вагоне оказалась наша батарейная
сестра Нина, молодая жена генерала Маркова, и семья богачей
Парамоновых; все они окружали меня вниманием.
Лишь через неделю поезд добрался до Екатеринодара, где я был
уложен в лазарете, устроенном в здании театра. Окон здесь не было, где-то
под потолком день и ночь тускло горели лампочки. Больные и раненые
лежали прямо на полу, на грязной соломе, и умирали десятками.
Массы вшей покидали трупы, начавшие остывать, и белыми сплошными
дорожками переходили к живым. Доктор приходил раз в день, не
снимал пальто и не приближался больше чем на несколько шагов к
больному, боялся заразиться. На третий день я бежал из этой покойницкой и
нашел в городе знакомых, где мог прийти в себя.
Снег уже стаял, и на Кубани наступила ранняя весна. В Екатери-
нодаре я узнал о гибели почти всей Марковской дивизии, в том
числе и моей 6-й батареи. Дело было так. Дивизия отходила тогда к
Таганрогу в полном составе, ведя постоянные арьергардные и
фланговые бои с наседавшими конными и пешими частями противника.
Утром 31 декабря Марковская дивизия получила приказ наступать на
село Алексеево-Леоново, находящееся в глубокой балке. Начальник
Марковской дивизии — генерал Тимановский — в это время
умирал от тифа в теплушке товарного вагона, и дивизию вел наштадив
Генерального штаба, полковник Биттенбиндер. Еще накануне, когда
дивизия проходила район Дебальцева, от разведки были получены
сведения, что конные дивизии Буденного сосредоточиваются в
ближайших балках. Артиллерия дивизии, около сорока пушек и гаубиц,
уже в сумерках обстреляла эти балки.
Марковская дивизия сильно запоздала с выступлением, и поэтому
контакт с соседней Корниловской дивизией оказался нарушенным.
Корниловская дивизия, не дождавшись Марковской, продолжала путь
на Ростов. При подходе к селу Алексеево-Леоново выяснилось, что село
занято конницей Буденного. Несколько батарей стали на позицию и
открыли по селу огонь шрапнелью и гранатами. Пехота слезла с саней
и тачанок. Не успела она еще и развернуться в цепи, как конница
красных, не выдержав артиллерийского обстрела, быстро стала
оставлять село, в беспорядке уходя вверх по откосам балок и скрываясь за
гребнями.
Полковник Биттенбиндер приказал вновь свернуться в колонну и
входить в Алексеево-Леоново. Начался спуск в балку, причем, как
331
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
обычно, обозные повозки перегоняли пехоту, стремясь занять лучшие
дома. Когда вся Марковская дивизия втянулась в село, конные лавы
Буденного появились с трех сторон на гребнях возвышенности и
пошли в конную атаку... Повозки всех бывших с полками дивизии
обозов 1-го и 2-го разрядов ринулись в разные стороны, кто вперед, кто
назад, и сбивали пехоту, пытавшуюся собраться группами и
построиться. Полковник Биттенбиндер вместе с командиром
артиллерийской бригады, генералом Машиным, ускакал со своим конвоем назад.
Красные всадники беспрепятственно ворвались в село и рубили
метавшуюся пехоту и орудийную прислугу, не имевшую даже времени
снять орудия с передков.
Капитан Михно скомандовал бой батарее: «Картечь!» Но шрапнели
не было в передках, а в это время буденновцы, махая шашками, были
уже на батарее. Солдаты указывали красным на Михно и кричали: «Вот
офицер! Рубите!» Рядом был овраг, и Михно скатился в него. Поручик
Анкирский243 начал стрелять из нагана и был зарублен. Зарублены были
и юнкера-походники: Владимир Рага244 и Шигорин. Сенька Жилин
прорвался на своей серой кобыле и ушел благополучно. На дне оврага
капитан Михно собрал человек тридцать пехотинцев, крича и махая
плетью, построил их в каре и, давая залпы по группам буденновских
всадников, вывел это каре из села на возвышенность.
Было в тот день много подлинного героизма, много и трусости.
Марковские сестры умоляли спасти их или убить. Начальник
пулеметной команды 1-го полка, отбиваясь пулеметом, на тройке вывез
сестру. Спасся и бывший наш юнкер Фишер, а славный наш
«вечный юнкер» Рождественский, почему-то так и не произведенный в
офицеры, погиб. Погиб и Виктор Канищев245, адъютант командира
бригады. Спасшиеся марковцы видели его коня, скакавшего без
всадника. Из батарей Марковской бригады вышла только 3-я, благодаря
тому что была позади всех, не успела еще втянуться в село,
командир ее, капитан Шемберг, не растерялся и отступал попеременно
орудиями, отбиваясь картечью. Из двухтысячного состава
Марковской дивизии осталось в живых около 500 конных и пеших, а из 40
пушек и гаубиц уцелело только 4 орудия и всего несколько
пулеметов — из 200. Корниловская дивизия, под командой генерала Скоб-
лина, находилась лишь в нескольких километрах от места драмы. И
не решилась повернуть на поддержку.
Уже за Доном Марковская дивизия сформировалась снова и
участвовала в боях под Ростовом и станицей Ольгинской, где вновь
отличилась 1-я Шефская батарея полковника Шперлинга. Наша же 6-я
Марковская батарея так и не получила новых пушек, вместо потерян-
332
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^»
Э. Тиацинтов246
ЗАПИСКИ БЕЛОГО ОФИЦЕРА247
Мы сидели как-то утром, играли в преферанс, и вдруг над нашей
крышей разорвался неприятельский снаряд. Все выскочили по своим
местам и вдруг увидели, как по белоснежному полю движутся цепи
333
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
или, вернее, лава конных частей. Двигались они очень густо. Мы
открыли огонь, и было очень хорошо видно, как падали лошади и люди.
Но в это время пришел приказ от нашего начальника боевого участка,
что мы должны немедленно перейти в наступление и двигаться в
направлении какой-то деревни, название которой не помню. И вот мы
с этой крайней точки приближения к Москве двинулись обратно на
юг. Как потом мы узнали, это были передовые части конной армии
Буденного, который и разгромил, в сущности говоря, Белую армию.
Пройдя около двадцати верст по лютому морозу и совершенно
обледенев, мы пришли в какую-то деревню, где уже расположились
наши отступающие части. Так в конце октября началось наше
отступление на юг, потому что, оказывается, дальше мы бороться со
вновь сформированными частями Красной армии были совершенно
не в состоянии.
Должен опровергнуть распространенное среди некоторых умов
мнение, что были какие-то «оккупанты» (интервенты). Я три года
провел на фронте в Добровольческой армии и не видел ни одного
француза, ни одного англичанина, ни какого-либо другого солдата
чужестранной армии. Все это вздор. Если и были представители
англичан, греков и прочее, то все они околачивались в глубоком тылу, а
на фронте ни одного солдата не было видно.
Мы шли и отступали все время по снегу, по сильному морозу,
давали изредка арьергардные бои, но навалившейся массе
красноармейцев наши поредевшие ряды сопротивляться не могли. Особенно
активна была конница Буденного, которой командовали бывшие
офицеры русской кавалерии.
Нужно отдать должное Англии, — она снабжала нас оружием,
провиантом и одеждой. Мы все были одеты в английскую форму, но
по нашим русским морозам английские высокие ботинки со
шнурками оказались совершенно непригодными, так как нога замерзала
в стремени. И гораздо лучше служили нам наши российские
валенки, которые, правда, в оттепель никуда не годились, потому что
промокали и сейчас же примерзали к ноге.
Таким образом, мы, кажется, на Рождество 1919 года докатились
до Ростова-на-Дону и продолжали дальше отступление за Дон.
Остановилась наша дивизия около города Батайска, это уже в Донской
области. Красные держались тоже довольно пассивно, и боев больших
во время этой стоянки около Батайска не было.
Кажется, в феврале 1920 года началось сильное давление на Юг со
стороны красных. Несметные полчища конницы и пехоты начали
атаковать наши позиции, и ввиду слабости наших сил и очень ограничен-
334
■«JL
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Х^
В. Кравченко248
ДРОЗДОВЦЫ ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА249
Наши части под давлением противника медленно отходили. По
записи в дневнике Соловьева250, офицера 1-й Дроздовской батареи,
мы узнаем, что батарея к вечеру 3 ноября была уже на станции Ло-
кинская. Там уже было получено сообщение о взятии города Льгова
1*м Дроздовским полком251, что взяты пленные, пулеметы и орудия
и что Червонная дивизия при этом понесла большие потери.
Командир Дроздовской артиллерийской бригады, полковник Протасович252,
приказал 1-й Дроздовской батарее погрузиться на площадки
бронепоезда «Дроздовец» и идти на Суджу.
г В это самое время в районе Касторной вела наступление ударная
группа красных, в составе которой были конница Буденного и
пехотные части 8-й советской армии с приданными им техническими
войсками. Неоднократные атаки ударной группы на марковцев, смоленцев
и кавказских стрелков в районе Касторной нашей пехотой были
отбиты, и красные на участке, занятом пехотными частями, не смогли
добиться решающего успеха, но на правом фланге, против частей
корпуса генерала Шкуро, красные имели значительный успех. Оттеснив
конные части генерала Шкуро к западу, красные захватили станцию
Суковкино и перерезали таким образом железную дорогу, отрезав
возможность отхода на юг нашим трем бронепоездам.
3 ноября красные возобновили сильные атаки на всем участке
фронта в районе Касторной. В самый разгар боя, без видимой на то
причины, вдруг конница генерала Шкуро стала отходить, что
вызвало, в свою очередь, и отход наших пехотных частей. Отрезанные
бронепоезда пришлось взорвать. Пехоте и танкам удалось отойти, но
удержать Касторную уже было нельзя, и она была взята красными.
Как потом стало известно, казаки корпуса Шкуро не захотели боль-
335
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,__
ше воевать. Отход от Касторной вызвал, в свою очередь, также и
отступление корниловцев на Обоянь и Курск.
По пути отступления на железнодорожных путях часто встречались
вереницы теплушек. Их заносило снегом. Порой среди них были
эшелоны, не только грркенные имуществом, но с ранеными и больными.
В дневнике дроздовца Рышкова253 есть описание «замерзшего» у
станции Псел эшелона с больными и ранеными.
В теплушке «жарко, когда раскалена докрасна железная печка и
холодно, едва она погаснет. Вот поручик, голый по пояс, свесился с нар.
Он кричит:
— Стреляйте в меня... Стреляйте мне в голову...
Мы все думали, что он или пьян, или сошел с ума.
— Не хочу жить. Стреляйте... Они всех моих перебили, отца... Всю
жизнь опустошили... Стреляйте...
Его с трудом успокоили. Когда же он пришел в себя и очнулся, стал
просить прощения:
— Нервы износились до крайности...
А за стенами теплушки воет пурга. Часовые ныряют в снегу. Вот-
вот занесет снегом и эшелон и часовых...
Вдруг заскрипели колеса... Тряхнуло теплушку... Неужели
тронулись?..».
Орудующие в тылу партизанские банды часто срывали
планомерную эвакуацию и отход частей Добровольческой армии и тем самым
во многом содействовали успеху красных при наступлении. Отходящие
Дроздовские части часто взрывали за собою мосты, водокачки и даже,
как выше было сказано, свои же бронепоезда. За отходящими
частями стоял гул взрывов. За этот период боев сильно пострадали 2-я и
6-я Дроздовские батареи и в конечном <итоге> прерывается связь
отходящего с боями 1-го Дроздовского полка со штабом дивизии.
Вернемся ко 2-му Конному генерала Дроздовского полку254,
которого оставили 10 декабря в селе Царская Слобода. Расположившись
в этом селе, полк до 12 декабря вел бои с местными
большевистскими отрядами. 12 декабря неожиданно красные, переправившись
через Днепр на участке гвардейской пехоты, нападают на село
Царская Слобода.
После тяжелого боя, в котором особенно сильно пострадала 7-я
сотня полка, потеряв много всадников и своего командира, капитана
Галицкого, полк оставляет село, но на другой день, совместно с
пехотой, выбивает красных за Днепр и вновь располагается в селе
Царская Слобода, оставаясь там до 18 декабря. Включенный в состав 9-й
пехотной дивизии, полк 18 декабря стал отходить от Днепра в направ-
336
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ - ■ *^=>
лении города Елизаветграда. 24 декабря полк подошел к городу и
расположился в 6 верстах от него в селе Сазоновка, прикрывая правый
фланг пехоты и город с севера. Ведя непрерывную разведку на север и
северо-восток, полк ежедневно имел стычки с противником, а 27
декабря, когда отряд местных партизан, силою свыше 1000 штыков,
внезапным налетом пытался занять город, тремя эскадронами,
бывшими в городе (3, 5 и 7-м), отбил нападение. То же самое повторилось
и 1 января. Вторичная попытка красных занять город была отбита
полком, и красные вновь понесли сильные потери.
Согласно создавшейся общей обстановке на фронте и по приказу
начальника 9-й пехотной дивизии, в первых числах января полк,
оставив в селе Сазоновка один эскадрон, перешел в село Масленовка.
11 января, после ряда упорных боев, город Елизаветград был оставлен.
Бывший в селе Сазоновка эскадрон полка был вынужден отходить
ночью по страшной метели и, пройдя 60 верст, смог присоединиться
к полку только в селе Вишневые Сады. Отходя на город Бобринец, полк
имел удачный бой с противником у села Компаниевка, заняв его. На
другой день полк оставил село, после упорного боя с подошедшими
крупными силами противника, отойдя в село Ровное, где находился
Белозерский пехотный полк255. Вместе с белозерцами, отступая, с боем
было занято село Анновка. Возле станции Мигея полк перешел
железную дорогу и, переправившись у Ольгиополя через Буг, заночевал в селе
Стенковка, оставаясь в нем 18 декабря. На хвосту за полком
следовали 401, 402, 403 и 404-й советские полки. Полк, ведя с ними бой,
19 декабря выступает, предполагая соединиться в селе Щаслиевка со
Сводным полком Кавказской кавалерийской дивизии256, но, подойдя к
селу, нарывается на большие силы красных, меняет направление и к
вечеру подходит к селу Мариновка, а оттуда двигается на село Ново-
владимировка, где 21 января и произошла встреча со Сводным
полком. После упорного боя было занято село Жидовка конной атакой
2-го и 7-го эскадронов полка. Продолжая отход, полк переходит
железную дорогу Одесса—Бирзула у станции Мигаево и ночует в селе
Константиновка. На станции Мигаево, получив известие о занятии
противником станции Раздельная, отходит к городу Тирасполю,
уничтожив на станции брошенные интендантские склады. Пройдя село
Антоновка-Ковачи, было получено приказание отходить в Польшу, так
как Румыния не пропускала наши части на свою территорию.
Дроздовцы отходили в Каменноугольный район. Некоторые Дроз-
довские части отходили частично, погрузившись в эшелоны. 1-й полк
отходил походным порядком. Оставлены Краматорская, и эшелоны с
частями Дроздовской дивизии отходят на Константиновку и Ясинова-
22 «Белое движение», т 20
337
ОТ ОРАА ДО НОВОРОССИЙСКА
тую. Батареи Дроздовской Артиллерийской бригады 13 декабря
собирались на Прохоровских рудниках, откуда 18 декабря выступили на
Караванную. Еще стояли сильные морозы. В Ларино был
командирован капитан Н.Ф. Соловьев, офицер 1-й батареи, чтобы там на
складах достать обмундирование для батареи. Там он нашел брошенные
склады интендантства, бронемашины, орудия, санитарные летучки и
другие склады со всевозможным имуществом. В районе Донбасса к
этому времени скопилось огромное количество железнодорожных
составов, груженных снарядами, патронами и разным имуществом. Все
это при отступлении только частично было уничтожено. Также очень
много больных и раненых попало в плен.
Эшелонами и походным порядком, подбирая в пути отставших и
одиночек, Дроздовская дивизия отступила и сосредоточилась в районе
Мокрый Чалтырь у Ростова. 22 декабря полковник Манштейн со
своим 3-м Дроздовским полком занял укрепленные, правда довольно
плохо, позиции. Там же в Мокром Чалтыре стоял английский танковый
отряд.
Отход продолжался, части катились лавиной дальше, и не прошло
много дней, как и Ростов оказался в руках красных. В бою 26
декабря бывшие правее дроздовцев пластуны-терцы почти все целиком
сдались, оголив наш правый фланг, вынудив отступить корпус
генерала Мамонтова. Произошло это после того, как во время
контратаки части генерала Мамонтова увлеклись призрачной победой в начале
своей контратаки, стали было преследовать конницу противника и
были неожиданно атакованы, в свою очередь, с флангов. В ночь на
27 декабря в городе Ростове подняли восстание запасная батарея и
пулеметные команды. Правда, восстание было подавлено и им
здорово всыпали юнкера и кавалеристы, но город все же около 10
часов 27 декабря был нашими частями оставлен и занят красными. Из
Ростова не удалось почти ничего эвакуировать. Там попали в руки
красных не только грандиозные запасы всего, но даже лазареты и
санитарные летучки с ранеными и больными.
В ночь на 27 декабря, получив приказ отойти в район Батайска,
дроздовцы выступили из Мокрого Чалтыря в направлении на Ростов.
Вместо дроздовцев предположено было, что позиции займет
Алексеевская дивизия, пришедшая с побережья. Было очень холодно,
сыпалась крупа, перемешанная с дождем. Намокшая до нитки одежда
вскоре стала покрываться ледяной корой. От станции Хопры
дроздовцы отходили вдоль полотна железной дороги на Ростов, а по всей
железнодорожной линии скоро, без всякого промежутка, стояли
бесконечные железнодорожные эшелоны, груженные всяким имуще-
338
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«*»& ■ — ^
ством. Некоторые уже горели. На станции также были слышны
взрывы. Там уничтожались дорогой ценой приобретенные, громадные
запасы всего и всяческого. Не успели еще части дроздовцев далеко
отойти от станции, как там полетели в воздух взорванные вагоны со
снарядами. Скоро за ними стали взрывать и бронепоезда,
застрявшие между эшелонами.
Вдоль всего пути следования отходящих дроздовцев горели
эшелоны с обмундированием, бельем, обувью, табаком и сахаром. Горели и
летели в воздух запасы, стоящие многие миллионы. Отходящие части
раздобыли из горящих вагонов ^ля себя очень многое, что еще удалось
спасти и в чем они особенно сильно нуждались, но долго
задерживаться было нельзя. Отход продолжался, и надо было спешить, чтобы
прийти вовремя к месту переправы.
К станции Гниловская дроздовцы подошли к 10 часам утра, и здесь
стало известно, что в городе Ростове уже красные, а до города всего лишь
верст шесть. Переправиться по мосту из Ростова уже было нельзя, и
оставался единственный возможный переход на другую сторону Дона —
переправа по льду через Дон. Но и тут получилось большое «но». Дело в
том, что дня три тому назад по реке прошел, держа путь в море,
ледокол, и лед был нарушен. Хотя благодаря довольно сильному морозу Дон
вновь замерз, но не настолько достаточно, чтобы можно было через него
переправляться без всякой опаски, а о переправе по льду пришедших с
дроздовцами танков не приходилось даже и думать. Танки пришлось
после переправы Дроздовских частей взорвать. Вначале переправлялась
пехота, потом обозы и последними — артиллерийские части. К счастью,
лед выдержал.
На станции Гниловская остались громадные склады всего. Не
ожидая окончания переправы через Дон, на станции подожгли нефть и
начали взрывать склады со снарядами, патронами, динамитом и
порохом. При взрыве одного вагона с динамитом пострадало до 50 солдат
1-го Дроздовского стрелкового полка. Когда шедший в голове
отходившей дивизии 3-й Дроздовский полк полковника Манштейна подошел
к окраине города Ростова, он подвергся обстрелу. Полковник Манш-
тейн не рискнул занимать город АЛ^ того, чтобы пройти через него на
мост, и он повернул полк на Гниловскую, где и переправился через Дон
по льду.
Переправившись по льду 27 декабря, Дроздовская дивизия с
артиллерией и обозами прибыла в большое село Койсуг возле Батай-
ска. Дивизии было приказано занять фронт по линии от Азова до Ба-
тайска. Фронт намечался по левому берегу реки Доа до станицы
Усть-Манычской и дальше по линии озер. Город Азов должен был за-
22*
339
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
нимать Корниловский запасный полк. 28 декабря полк покинул
город, но, уходя, об этом не донес. 29 декабря в Азов был отправлен
батальон 2-го Дроздовского стрелкового полка257. Уходя из Азова,
корниловцы забрали с собой всех лошадей местной пожарной
команды и много кое-чего из армейского склада Донской армии,
находящегося в городе. Этот склад до прихода в Азов батальона
Дроздовского полка почти двое суток оставался без всякой охраны. Когда же
в город вошли дроздовцы, жители Азова приняли их за красных.
Один из жителей даже снял шапку и приветствовал пришедших со
словами: «Здравствуйте, товарищи». Он был страшно удивлен, когда
в ответ получил по голове нагайкой.
После отхода Добровольческой армии за Дон самой
сохранившейся дивизией, и качественно, и по числу штыков, была Дроздовская
стрелковая дивизия. Вообще же преобладало подавленное настроение
и многие были даже близки к отчаянию. Чтобы привести все части
в порядок и поднять их настроение, нужно было, конечно,
некоторое время. Теперь же создалось такое положение, что даже
небольшие соединения красных и даже их разъезды, после нескольких
выстрелов, могли сбить и гнать целые части, что чуть и не случилось
29 декабря в Батайске. Когда разведка красных подошла к городу Ба-
тайску, расположенный там Корниловский полк без всякого боя
драпанул, и его удалось остановить только на южной окраине города,
завернуть назад и восстановить положение. Красные же и не думали
в тот момент занимать город. Была только их разведка. Люди
потеряли веру в свою силу.
В невеселом настроении пришлось встречать Новый — 1920 — год
дроздовцам у «разбитого корыта». Дроздовцы, как и все другие
добровольцы, предполагали 1920 год встретить уже в Москве, а не в Азо-
ве и Батайске. Погода окончательно испортилась, а бесконечные дожди
превратили дороги и улицы в вязкое болото. На фронте затишье.
Стали подсчитывать оставшиеся силы, и оказалось, что по численности они
не уступали силам к началу 1919 года, но тогда фронт был в
Донбассе, а теперь на Дону; тогда всем грезилась Москва, а теперь по
вечерам вдали мерцали огни Ростова, да и качество войск было иное, и
противник более сильный.
Станица Елизаветинская, что по другую сторону Дона, никем не
занята. Против нее, на левом берегу Дона, расположены дроздовцы.
До станицы Елизаветинской всего лишь верст около трех, и весь
противоположный берег отлично виден в глубину верст до семи.
Передвижение там противника невозможно и могло быть остановлено даже
одним артиллерийским огнем.
340
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^^ 1^>
Во время стоянки дроздовцев в этом районе, вблизи села Койсуг, в
степи был зарублен красными ординарец полковника Туркула, Иван
Андреевич Акатьев, бравый солдат, красавец. Он ушел с дроздовцами
в поход еще из Румынии. 4 января погиб двоюродный брат
полковника Туркула — Павлик, бывший кадет Одесского корпуса, поехавший
в отпуск к матери полковника Туркула. Он и несколько офицеров с
двумя дамами во время остановки в одной деревне подверглись
нападению партизан, которые незаметно переправились по льду у Азова,
захватив их неожиданно, отдыхающих в избе, в то время, когда
возницы их пошли поить коней. Всех захваченных партизаны зверски
мучили, потом еще живыми спустили под лед. Возницы успели
доскакать обратно в полк. Посланные на подводах дроздовцы захватили всех
этих партизан и тут же на месте расстреляли.
На Кубани была объявлена мобилизация и приступлено было к
формированию казачьих корпусов. На фронте некоторое оживление,
и 2 января 1-й Донской корпус слегка тряхнул большевиков,
причем им было взято около 2000 пленных и захвачено 3 орудия и 20
пулеметов.
Только теперь многим стало ясно, что преждевременно и глупо
был оставлен город Ростов со всеми богатствами в нем. В иное
время, пожалуй, было бы по-иному. Ведь могла же Дроздовская
дивизия, вопреки полученному приказу, самовольно, прямо из Гниловской
ударить на красных, занявших Ростов, вместо того чтобы
переправляться через Дон по льду и взрывать свои танки. Теперь также
стало ясно, что тогда дроздовцы могли бы легко вновь занять Ростов,
наделать много неприятностей красным, произвести нужную
эвакуацию, многое спасти и только позже оставить город, если бы общая
обстановка этого потребовала. Главным препятствием к этому
послужило, с одной стороны, отсутствие решимости, упадок настроения
и полная неосведомленность об общем положении на фронте, а с
другой стороны, точное и категорическое приказание об отходе
дивизии в Батайск. Не будь всего этого, может быть, и ход всей
борьбы с красными был бы иной.
К вечеру 2 января 1920 года приморозило, подул порывистый и
сильный ветер и началась сильная метель, но на другой день опять
наступила оттепель и вновь полил дождь. Передвигаться стало еще
хуже, так как ноги теперь проваливались по колено в снег и вязли в
подснежной воде и грязи. На протяжении всего фронта Дроздовской
дивизии было спокойно. Одна рота 2-го полка 5 января переправилась
на правый берег реки Дон и заняла станицу Елизаветинскую. Там
красных не было. В станице перед Новым годом появился конный
341
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
разъезд красных с целью набрать в свою армию добровольцев, но, не
найдя желающих, быстро ретировался.
Наступившее временное затишье на фронте благоприятно
подействовало на настроение войск и дало возможность командованию
привести части в относительный порядок и наладить немного жизнь в
тылу. Это затишье было нарушено красными, которые 5 января
повели крупными силами наступление правее Батайска. В 20 верстах
севернее Батайска красные переправили несколько своих дивизий через
Дон и, поведя наступление, заняли станицу Ольгинскую. Для останов-
ления и ликвидации этих красных сил были двинуты Терская казачья
дивизия генерала Топоркова и Кавалерийская дивизия генерала Бар-
бовича в помощь нашим частям на этом участке фронта. Прорыв
красных на левый берег Дона был быстро ликвидирован после недолгого,
но упорного боя, и конница Буденного понесла большие потери, а из
переправившейся на наш берег пехоты мало кому удалось вернуться
обратно за Дон. Было взято несколько тысяч пленных, захвачено 12
орудий и до 100 пулеметов. Дальнейший разгром Буденный избежал
только благодаря тому, что на правом берегу Дона была
многочисленная артиллерия красных, которая своим огнем прикрыла отход назад
коннице Буденного и не позволила захватить и отрезать места
переправ.
В свою очередь, переправившись через Дон значительно ниже, дроз-
довцы и корниловцы атаковали красных, занимавших Ростов, но
выбить их из города не смогли. Слабость льда не позволила переправить
через Дон артиллерию. После этого наши части вернулись в исходное
положение. Попытки красных наступать на станицу Елизаветинскую
были отбиты дроздовцами.
По численности в дивизии самым многочисленным полком был
1-й полк, которым командовал полковник Туркул, потом шел 3-й полк
полковника Манштейна и за ним — самый малочисленный по своему
составу — 2-й полк, под командой полковника Титова258.
Другая часть войск Юга России, под командой генерала Бредова,
отходившая вначале в сторону Одессы, после падения города отошла в
Польшу, главной своей частью, а меньшая часть попала в Румынию.
Сведения об участи 2-го Конного генерала Дроздовского полка мы
находим в дневнике полковника Кабарова259, последнего командира
этого полка.
Получив приказание отступать к польской границе, 2-й Конный
полк от Тирасполя круто повернул на север и благополучно прошел
Григориополь—Дубоссары, имея на хвосте 401-й и 404-й полки
советской пехоты и вновь прибывшие резервы красных. 1 февраля с этими
342
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^>
частями красных полк целый день вел упорный бой у села Федоровка.
С наступлением темноты полку удалось оторваться от противника и
он прибыл в село Каменка.
2 февраля полк соединился с конницей генерала Склярова260 и вошел
в его подчинение. 3 февраля в селе Мокром 2-й Конный полк сменил
Лабинский полк261 и весь день вел упорный бой с тремя бронепоездами
красных, имея задачу прикрыть переправу всей отступающей колонны
с обозами через железную дорогу у станции Колбасная. Полк блестяще
выполнил возложенную на него задачу и заночевал в селе Красном. Из
села Красного, продолжая движение на север, полк, двигаясь боковым
авангардом, к вечеру 6 февраля прибыл в село Малое Песчаное, имея на
правом фланге в 5 верстах укрепленную позицию красных. 7 февраля
полк под артиллерийским огнем красных двинулся дальше и, пройдя
Поповку и Петровку, заночевал в хуторах левее Петровки. Там он
получил приказание, двигаясь боковым авангардом, занять Жмурин. 8
февраля полковые квартирьеры с 7-м эскадроном полка выбивают из
Жмурина 4-й кавалерийский дивизион красных численностью в 300
шашек при двух орудиях. Полк ночует в Жмурине, отбив одну атаку
красных днем и повторную ночью. Утром 9 февраля, приняв влево и
обойдя село, полк продолжает намеченный путь. Вскоре полк подошел
к железной дороге Жмеринка—Могилев и, несмотря на сильный
артиллерийский обстрел из бронепоездов, взрывает мосты и в 15 местах
железнодорожное полотно. Двигаясь дальше и перейдя железную дорогу,
встретив в Михайловке полк противника при восьми орудиях и
дивизионе конницы, в течение целого дня 11 февраля полк вел с красными бой.
Благодаря этому полк дал возможность главным силам отойти
спокойно к местечку Замехов. Переночевав в селе Кривохижинцы, полк
двинулся по следам колонны и прибыл 12 февраля в местечко Замехов, где
и соединился с поляками.
За последний месяц своего отступления полк прошел много верст
пути, постоянно преследуемый противником, приняв участие в
восьми крупных боях и ведя ежедневно мелкие стычки с красными. Полк
не потерял ни одного орудия, ни одного пулемета, ни одного
всадника пленным, но, наоборот, сам захватил 15 пулеметов и много
пленных.
Соединившись с поляками, полк занял позиции у села Заборознев-
ны, высылая разъезды на село Гули. 14 февраля противник силою до
двух полков пехоты при 12 орудиях повел наступление на Зоборознев-
цы и выбил было вначале полк из села, но энергичной контратакой в
пешем строю полк в свою очередь выбил красных из села Зоборознев-
ЦЫ и заставил их поспешно отступить обратно в село Гули. Оставив в
343
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Заборозневцах один эскадрон, полк перешел в село Филипповцы, где
и находился до первых чисел марта, ведя разведку на Замехов
поочередно с 42-м Донским полком. В первых числах марта полк принял
участие в общем наступлении с поляками: прикрывая их левый фланг,
энергичным ударом выбил красных из села Гули и тем самым
способствовал продвижению всей наступающей группы почти без боя
вперед на 20 верст.
По окончании этой операции, во исполнение договоренности
нашего командования с поляками, полк ушел через Глобовку и Солод-
ковцы в Ермолинцы, где, сдав лошадей, погрузился в эшелоны аая
следования в город Краков. Там он должен был отбыть
двухнедельный карантин, а потом следовать через Румынию в Крым на
соединение с Русской Армией генерала Врангеля.
Карантин полк отбывал не две недели, а свыше четырех месяцев в
двух лагерях. Командир полка, полковник Амброзанцев262, со штабом,
1,2, 3 и 8-м эскадронами отбывал карантин в лагере возле Кракова, а
5, 6 и 7-й эскадроны, пулеметная команда и санитарная часть полка
под командой ротмистра Полторацкого — в лагере Пикулянцы
вблизи города Перемышля и были размещены в бараках, обнесенных
проволочными заграждениями, в которых раньше помещались
военнопленные, подвергаясь самому строгому режиму со стороны польских
властей.
Но ни недостаток питания, ни строжайшие, подчас
бессмысленные требования санитарных властей, ни сидение за проволокой, ни
повальный тиф, ни разлагающее влияние совместного пребывания с
пленными большевиками и патриотствующими украинцами, ни
посулы со стороны польских организаторов всевозможных
формирований не нарушили внутренней сплоченности солдат и офицеров. Чины
полка, помня былую славу полка, вынесли с честью все испытания,
ожидая с нетерпением отправки в Крым.
Наконец наступил долгожданный день. 15 июля 1920 года, оставив
несколько малодушных, обе части полка одновременно покинули
лагеря и, соединившись вместе, 19 июля перешли румынскую границу.
21 июля полк прибыл в Рени, где, погрузившись на баржу, по Дунаю
отплыл в Сулин. В Сулине, погрузившись на пароход «Херсон», полк
отплыл в Крым и прибыл 29 июля в город Феодосию, где и высадился,
горя желанием как можно скорей вновь начать боевую службу.
Отдохнув и получив кое-какое обмундирование из тех скудных запасов,
которые имелись у командования, уже 6 августа полк под командой
полковника Силкина263 покидает Феодосию. По пути на фронт, в
Мелитополе, полк получил пехотные винтовки и патроны и отбыл в село
344
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
«^5 ^=»
Михайловка. Прибывший из Польши с полком его командир,
полковник Амброзанцев, явился с рапортом к генералу Кутепову и тогда же
попросил разрешить ему проехать в Севастополь к жене. Генерал Ку-
тепов разрешил, но был очень недоволен его просьбой. Больше в полк
полковник Амброзанцев командиром не вернулся.
Дальнейшая боевая служба полка описана в следующей части
сборника, а теперь вернемся к основным полкам Добровольческой
армии, в частности к Дроздовским, которых мы оставили в начале
января 1920 года у реки Дон.
До 9 января на Кавказском участке фронта велись лишь небольшие
бои с отрядами красных, ведших усиленную разведку по всему
фронту. 9 января обозначилось наступление красных в районе
Елизаветинской и Усть-Кайсугского. Утром красные выбили нашу заставу из
южной окраины станицы Елизаветинской и после обеда начали
переправляться через реку Дон у Усть-Кайсугского, в районе правее
частей 2-го Дроздовского полка, заняв Усть-Кайсугский. Вечером красные
начали обстреливать город Азов, но этим пока что и ограничились.
Переправившиеся красные, после занятия Усть-Кайсугского, вечером
подошли к хутору Шведову. Уже по темноте, выбив оттуда бывшую
там роту дроздовцев, заняли и его. Утром против красных были
двинуты части генерала Барбовича и 1-й Дроздовский стрелковый полк.
Вскоре разыгрался солидный бой, так как к этому времени красные
уже успели переправить на левую сторону реки Дон до трех пехотных
полков и около 500 человек конных. Кроме того, с их стороны в бою
приняла участие не только легкая, но и тяжелая артиллерия. Оказав
упорное сопротивление, красные были выбиты только из
Усть-Кайсугского, но попытка 1-го Дроздовского стрелкового полка
переправиться на правую сторону Дона была отбита. Во время боя в 1-м Дроздов-
ском полку было убито 5 человек и свыше 60 ранено. Кроме того, был
тяжело ранен командир 1-го артиллерийского дивизиона Дроздовской
бригады полковник Протасович.
В этот день дроздовцы пленных не брали. По улицам
Усть-Кайсугского валялось свыше 200 трупов красных. После этого боя в этом
районе наступило затишье до 15 января, нарушаемое лишь
временами перестрелкой, и велась с обеих сторон разведка.
15 января рано утром красные, несмотря на сильный мороз и
ветер, повели вновь наступление со стороны Елизаветинской.
Разыгрался сильный бой в районе расположения частей 2-го Дроздовского
стрелкового полка у Петрогоровки и у колонии
Ново-Александровской. В помощь 2-му полку спешно были отправлены два батальона
1-го Дроздовского полка и 2-я артиллерийская батарея. Посланная
345
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
помощь подошла в то время, когда 2-й Дроздовский полк уже сам
справился с красными, разгромив наступающую пехоту большевиков.
Потерпев поражение, красные отошли на правую сторону Дона в
станицу Елизаветинскую.
Из опроса пленных удалось установить, что красные, в силу
полученного приказания, в этот день силами до семи полков вели
наступление на участке фронта от города Азова до города Батайска. Везде их
попытка наступления закончилась поражением и отходом в исходное
положение с большими потерями. Во время боя в районе Кулешовки
в тыл красных проникла конница генерала Барбовича и дошла до Усть-
Кайсугского. Было обнаружено, что многие раненые большевики, даже
с легкими ранениями, замерзли в снегу и на льду.
В одно и то же время, когда красные пытались наступать в южной
части Кавказского фронта (в районе Елизаветинской), обозначилось
наступление красных крупными силами и в районе станицы
Великокняжеской. Среди убитых большевиков преобладали лица нерусского
происхождения и больше всего напоминали татар. Из взятых в плен
четырех расстреляли, и в числе их — бывшего поручика.
16 января и ночью на 17-е в самый сильный мороз дроздовцы
ответили большевикам на их визит 15 января. На Обуховку, левее
Елизаветинской, двинулся Манштейн с двумя батальонами своего 3-го
Дроздовского стрелкового полка. На Елизаветинскую наступал 2-й
Дроздовский полк полковника Титова в составе двух батальонов.
Между станицей Елизаветинской и хутором Шмат прошел с частью
своего полка полковник Туркул при одном орудии. Дойдя до
курганов «Пять братьев», полковник Туркул атаковал с севера станицу
Елизаветинскую. Правее 1-го Дроздовского полка должен был наступать
4-й Корниловский полк264, который должен был подойти к Кулешов-
ке. Большевики не ожидали наступления противника и были
застигнуты врасплох. Части 2-го Дроздовского полка, обстреляв станицу
Елизаветинскую с юга и наделав там переполох красным, вернулись
в исходное положение без трофеев. Полковник Туркул со своим
отрядом захватил пулеметную команду красных с 33 пулеметами,
команду связи, 138 пленных и 35 повозок обоза. Полковник
Манштейн взял в плен 150 красноармейцев и захватил четыре легких
орудия, одну 48-линейную гаубицу и два пулемета, причем орудия попали
в руки дроздовцев полностью — с запряжками, ездовыми и
номерами. Станицу Елизаветинскую дроздовцы не занимали. Корниловцы
опоздали и в наступлении участия не принимали. Возвращаясь назад,
1-й Дроздовский полк сбился с дороги и вместо Азова попал в Куле-
шовку. В это время к ней подходил 4-й Корниловский полк и дроз-
346
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ ^
довцы, приняв его за красных, обстреляли. Корниловцы повернули
назад. На этом и закончился ответный визит дроздовцев красным, а
на фронте от Азова до Батайска вновь наступило временное затишье,
нарушаемое иногда артиллерийской стрельбой и мелкими стычками
разведок с обеих сторон.
На рассвете 1 февраля обнаружилось наступление красных. Их цепи
успели, прежде чем их заметили, пройти половину расстояния между
Елизаветинской и Азовом. Уже около 7 часов утра в этом районе
разгорелся довольно сильный бой. В этот день красные предприняли
наступление крупными силами не только против Азова, но по всему
участку фронта, начиная левее Кагальника, далее на Батайск и правее его.
К 9 часам красные подошли почти к самому Азову, заняв хутор
Петровский, но у города, в направлении на Елизаветинскую, их цепи, в
силу сильного нашего артиллерийского огня, были принуждены залечь.
У хутора Петровского полковник Манштейн со своим батальоном
3-го Дроздовского полка перешел в контратаку и выбил красных из
хутора Петровского, захватив два пулемета и взяв 200 пленных.
Красная конница несколько раз бросалась в атаку у Кагальника, но
каждый раз ее отбивали залпами, пулеметным и артиллерийским огнем.
Красные понесли большие потери. Также кончилась атака их
конницы и на другом участке, и после этого красная конница вернулась в
станицу Елизаветинскую. Против Петрогоровки красные залегли в
камышах, а правее сильно нажимали на колонию Ново-Александровку
и на Кушелевку. Последнюю они заняли около 11 часов дня, захватив
там в плен две роты 2-го Дроздовского стрелкового полка. В этот
район была вызвана конница генерала Барбовича, а по железной дороге
из Азова отправлены две роты 2-го Дроздовского стрелкового полка.
Конные части генерала Барбовича, выйдя в тыл Кушелевки, энергично
разделались с красными, захватив орудие, пулеметы и около 500
пленных. Если бы наша конница успела подойти на полчаса раньше, то
генерал Барбович мог бы освободить попавших в плен в Кушелевке
солдат двух рот 2-го Дроздовского полка. Преследуя красных, генерал
Барбович в тот же день занял хутор Шведов.
На льду против станицы Елизаветинской красные лежали до трех с
половиной часов дня. Несколько раз, не выдерживая артиллерийского
обстрела, они поднимались и пытались отбегать в сторону станицы, но
оттуда их каждый раз встречали огнем и заставляли возвращаться на
прежнее место. Под вечер полковник Туркул из-под Петрогоровки
контратаковал красных и выбил их из камышей. С наступлением
темноты бой затих. За этот день красные понесли большие потери, а
достигли очень мало, если не сказать, что просто ничего. Их самое
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
большое достижение было — захват в плен солдат двух рот,
небольших по численности, в Кушелевке. В городе Азове в этот день
пострадало много домов от артиллерийского обстрела.
Ночь прошла спокойно, но на другой день, около 11 часов дня,
красные повели наступление на Кушелевку и, заняв ее, перешли через
железную дорогу Азов—Батайск. Их конница пыталась
распространиться в сторону Копаней, но ее там, несмотря на повторные атаки,
отбили, и красные понесли сильные потери от огня и потеряли два
пулемета. После же подхода самурцев красные были выбиты и из
Кушелевки, и тем самым положение было полностью восстановлено.
В 4 часа утра 7 февраля началось наступление на всем участке
Добровольческого корпуса. Во исполнение полученных директив Корнилов-
ская и Марковская дивизии, при поддержке конницы, повели
наступление на ст. Гниловскую, и стремительной атакой корниловцев она
была взята. После этого 1-й Марковский полк с места повел
наступление на Темерник. На другой день город Ростов был взят силами двух
Корниловских и 1-го Марковского полков. В тыл, через Аксайскую,
вышла Донская казачья конная дивизия. За два дня боя
корниловцами и марковцами было взято в плен около 4000 красных, захвачено
22 орудия, много пулеметов и три бронепоезда. Донцы за это время
взяли в плен 2000 человек, захватили 15 орудий, много пулеметов и
один бронепоезд. Алексеевцы и дроздовцы наступали левее марковцев
и корниловцев. Успех первых двух дней поднял у всех настроение, и
каждый час ожидалось получение приказа о дальнейшем наступлении,
но неожиданно м^ всех был получен приказ прекратить дальнейшее
продвижение, оставить город Ростов и отойти в исходное положение.
Без давления со стороны красных и без боя, на удивление жителей
Ростова, добровольческие части покинули город 10 февраля.
Более подробное описание боев по овладению городом Ростовом и
о действиях дроздовцев — следующее. Общее наступление
Добровольческого корпуса и донцов началось еще до рассвета 7 февраля, когда
на дворе трещал сильный мороз. Красные знали от перебежчиков о
предполагаемом нашем наступлении, но они решили, что белые по
столь сильному морозу не станут наступать, и прозевали нас. В
Елизаветинской и в районе хутора Обуховского они было приготовились
достойно нас встретить и до 2 часов ночи держали свои части на
морозе, рассыпанные в цепях, но потом решили, что белые не станут
наступать при столь сильном морозе, и, успокоившись на этом,
отвели смерзших людей назад в помещения.
Станица Елизаветинская и хутор Обуховский были заняты частями
3-го Дроздовского полка. Полковник Манштейн с полком вышел в тыл
348
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^ ^
и наделал там много шума. Паника у красных была настолько велика,
что многие бежали в одном белье по сильному морозу. Хутор
Рогожкин защищали части партизанского полка, составленные сплошь из
повстанцев Екатериновки, Глафировки и Александровска, которые в
свое время с «зелеными» и красными, во время восстания, занимали
город Ейск. Их из хутора выбили марковцы и, кроме павших в бою,
свыше 200 человек замерзло, а свыше 500 человек оказалось с
отмороженными конечностями в лазаретах. Перед боем партизанский полк
прибыл в хутор и сменил бывший там 81-й советский пехотный полк.
По окончании этой операции наши части отошли назад в Кагальник,
и в 8 часов вечера хутор Рогожкин был опять занят прибывшими туда
пятью регулярными советскими полками.
За этот день на участке Дроздовской дивизии было взято
несколько сот пленных, захвачено 5 орудий и 37 пулеметов. Правее
дроздовцев наступающие части заняли хутора Усть-Кайсугский, Колузаев,
станицу со станцией Гниловскую и окраину города Ростова. Наш
бронепоезд по починенному рке, ранее нами взорванному,
железнодорожному мосту проскочил и ворвался на Ростовский вокзал.
Красные еще ночью двинулись из хутора Рогожкина в
направлении на станицу Елизаветинскую, но перед хутором Дугином их
встретили наступающие на хутор Рогожкин три роты дроздовцев при
одном орудии. С юга, с запада и с востока наступали черноморцы и
иркутцы со взводом 3-й Дроздовской батареи. Утром поднялся
такой сильный туман, что вести артиллерийский огонь было нельзя.
Прекратили. Около 10 часов утра хутор Рогожкин был взят,
несмотря на то что там красных было до 3000 тысяч человек.
Северо-западнее хутора отступавших красных потрепала наша конница,
порубив свыше 100 человек.
Все большевистские части, прибывшие из Таганрога, прилично
одеты во всем новом английском обмундировании. В этот день дальше
хутора Рогожкина, в этом районе, наши части не продвигались. Бои за
Ростов и Нахичевань закончились очищением их от красных, и
большевики понесли большие потери. Среди убитых было обнаружено немало
китайцев.
Корниловцы и марковцы, занявшие с боем Ростов, имели
сравнительно малые потери. Так, например, у марковцев выбыло из строя до
100 человек убитыми, ранеными и обмороженными. Примерно такие
же потери были и у корниловцев. В Дроздовской дивизии самые
крупные потери понес 1-й Дроздовский стрелковый полк, потеряв 25
человек убитыми, в том числе 6 офицеров, 94 стрелка были ранены и
около 100 обмороженных и пропавших без вести. В дни наступления
349
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
сильный мороз во многом мешал развитию операций: в большом
количестве и среди красных, и среди наступающих добровольческих
частей оказались обмороженные.
Вечером 9 февраля наши части, неожиданно для них, получили
приказ командующего армией оставить без боя Ростов и отойти в
исходное положение. Все были удивлены, так как ожидалось,
наоборот, дальнейшее наступление. Вынужденный же отход был вызван тем,
что красная конница Буденного и Думенко прорвала наш фронт,
заняла Торговую и повела наступление в направлении на Тихорецкую.
Наше главное командование знало о предстоящем наступлении
красных, и мя усиления войск в район Торговой был отправлен
Кубанский казачий корпус под командой генерала Науменко. Когда части
этого корпуса прибыли на фронт, была получена телеграмма генерала
Романовского, который сообщил, что корпус прибыл на фронт в
совершенно небоеспособном виде, и аая. парирования и ликвидации
прорыва красной конницы спешно были затребованы части Донской
армии, в частности, 3-й Донской корпус, Корниловская и Марковская
дивизии, бывшие в районе Ростова. На участке же Добровольческого
корпуса должны были остаться Алексеевская и Дроздовская дивизии
и конница генерала Барбовича.
Приказ об оставлении Ростова пришел совершенно неожиданно, и,
отходя из города, наши части не смогли вывезти все, брошенные
красными, 30 эшелонов, так как паровозов в Ростове было мало и к тому
же большинство их замерзло. Последним из города ушел Алексеев-
ский конный полк, без всякого нажима со стороны красных, которые
в этот момент были в 15 верстах от города. Жители были страшно
удивлены и никак не могли понять, почему вдруг добровольцы
покидают город.
Обстановка же на фронте сложилась так, что ни корниловцы, ни
марковцы не пошли аля ликвидации прорыва фронта конницей
Буденного и заняли позиции на правом фланге Добровольческого корпуса в
районе станицы Ольгинской. Без давления со стороны противника,
согласно полученному приказанию, части Дроздовской дивизии 10
февраля ночью отошли назад, и теперь линия фронта Алексеевской и
Дроздовской дивизий была: хутор Государевский — город Азов—Пет-
рогоровка — немецкая колония Ново-Александровская—Кушелевка—
Кайсуг—Батайск, имея на фланге Марковскую дивизию, которая
занимала позицию в районе станицы Ольгинской.
12 февраля погода изменилась и после морозов наступила оттепель.
Наша разведка от 3-го Дроздовского полка вечером около 10 часов
пошла к Елизаветинской. Красные решили, что опять началось с на-
350
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
«^ — ^*»
шей стороны наступление, и по всему участку фронта открыли
сильный рркейный и артиллерийский огонь, который продолжался часа
два. До 14 часов 13 февраля на участке Добровольческого корпуса было
относительно спокойно, но потом обнарркилось наступление красных
на станицу Ольгинскую из станицы Аксайской. Огнем Марковских
частей красных заставили отойти назад в Аксайскую.
Около 7 часов утра 14 февраля красные большими силами повели
наступление на хутора Узяк и Государевский, с целью обойти город
Азов слева. Несмотря на то что против наступающих красных был
послан малочисленный по своему составу 1-й батальон 2-го Дроздов-
ского стрелкового полка, красных быстро оттеснили обратно к хутору
Рогожкину. В то же самое время красные, силою до трех полков
пехоты, двух полков конницы при пяти орудиях, под прикрытием
сильного артиллерийского огня из Елизаветинской и Обуховской (причем
обстреливался сильно и сам город), вели наступление на Азов. Хотя
часам к двум дня положение в районе хутора Рогожкина и было
восстановлено, но под городом оно стало угрожающим, так как к тому
времени красные уже заняли Петрогоровку, а со стороны станицы
Елизаветинской настолько близко подошли их цепи к городу, что рке
были под ружейным обстрелом улицы и центр города. Этим боем
руководил бывший в городе начальник Дроздовской дивизии, генерал
Витковский265. В помощь была вызвана 3-я Дроздовская батарея,
которая стала на позицию на площади города и открыла огонь по
наступающим красным. Атака красных была отбита, и часам к трем дня
красных выбили и из Петрогоровки. В этом бою много помог нашим
частям наш бронепоезд. Только к вечеру удалось полностью
восстановить положение на этом участке фронта.
Ввиду прорыва конницы Буденного глубоко в тыл и обхода
правого фланга, оставаться частям Добровольческого корпуса на прежних
позициях было весьма рискованно, а поэтому последовал приказ об
оставлении Азова и отходе на новые позиции. Части Дроздовской
дивизии в ночь с 17 на 18 февраля начали отход. На рассвете группа
местных большевиков обстреляла отходящие из Азова конные
заставы дроздовцев, а на встречу к большевикам из города отправилась
делегация с красным флагом.
Отход частей происходил при очень тяжелых условиях. Дороги,
лишенные снежного покрова, оттаяли, и чем дальше мы отходили,
тем становилось все хрке и хуже. Сопровождаемые дождем, части
двигались по липкой грязи по малопроходимым дорогам. Ноги
вязли, лошади с трудом тянули орудия и повозки. 18 и 19 февраля
части отходили без боя и нажима противника. На брошенных повоз-
351
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ках, санях, экипажах и линейках, которые мы встречали по дороге,
валялись брошенные снаряды, патроны, даже оружие,
обмундирование и всевозможные продукты питания, до мяса включительно. И
чем дальше шли — картина была еще печальнее. Стали попадаться
выбившиеся из сил люди, брошенные кони, рогатый и мелкий скот.
Орудия и повозки двигались с дополнительными уносами. И
несмотря на медленный темп движения, благодаря тому, что красная
конница вообще не появлялась и противник нас не преследовал, части
добровольцев отошли к границам «родной Кубани» без помех.
Часам к четырем дня 19 февраля вступили на территорию Кубанской
области, встреченные весьма нерадушно казаками, у которых ничего
достать и даже купить было нельзя. Пограничная река между
Донской и Кубанской областями, Ея, довольно мелкая, но с очень
болотистыми берегами, и здесь нашли кое-какие приготовления ^ля
обороны границы. Вначале было приказано занять оборону по реке Ея.
К вечеру 19 февраля в районе станицы Конеловской собрались
довольно поредевшие части всего Добровольческого корпуса, но
оборонительная позиция по фронту реки Ея не была занята Дроздовской
дивизией на другой день, так как последовал приказ дроздовцам
отходить дальше, и 21-го утром дивизия двинулась на Старо-Минскую
и потом на Ново-Минскую станицу.
Из разговоров с жителями выяснилось, что казаки страшно боятся
прихода красных, но на призыв Верховного круга стать в ряды армии
почти не откликнулись. Вояки же стали плохие. Узнали, что в бою под
Белой Глиной красные захватили в плен целиком весь штаб
Кубанского конного корпуса во главе с командиром — Крыжановским266, а
полки корпуса просто-напросто разбежались.
Во главе Кубанской армии вместо генерала Шкуро стал генерал Ула-
гай. Настроение казаков круто менялось только после того, как они
испытывали первые прелести от прихода красных. 20 февраля в станицу
Конеловскую ворвались два полка красной конницы и один пехотный.
Тотчас же красные повесили семь местных казаков, а когда, очень
скоро после этого, большевиков из станицы выбили подошедшие
добровольческие части, старики казаки в конном строю носились по всей
станице, рубя красных. В станице Конеловской отступающие части пытались
взорвать, но неумело это проделали, восемь вагонов, груженных
снарядами и патронами, принадлежащие Алексеевской дивизии, которые
нельзя было вывезти из-за отсутствия паровоза.
Дальнейший отход продолжался по всему фронту. Станица Ново-
Минская оставлена, и утром 23 февраля произошла кошмарная
переправа через реку Челбас у станицы Старо-Деревянковской. В то время
352
*^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^,
грязь была невылазная и на переправе стоял сплошной стон, крик,
понукание и брань. Дороги были забиты до крайности. Лошади
выбивались из последних сил, падали, а повозки застревали, ломались,
переворачивались.
После переправы через реку Челбас части Добровольческого
корпуса отходили на станицу Каневскую. Было замечено, что
настроение у казаков в станицах различное. В станице Старо-Щербиновской
на призыв Верховного круга вступить в армию никто не отозвался.
Казаки станицы добровольцам заявляли, что воевать они не хотят,
против добровольцев ничего не имеют и за большевиков воевать не
пойдут, но встречать их будут с хлебом и солью, боясь репрессий.
Но был и такой случай: 800 казаков, при поддержке бронепоезда,
сделали налет на станицу Ново-Минскую, уже занятую красными,
устроив там большой тарарам. Они захватили 400 красных в плен,
несколько сот порубили, с трофейными пулеметами и пленными
вернулись в свою станицу обратно и стали собираться в поход в Екате-
ринодар, заявив добровольцам, что они уйдут туда, так как там все
собираются.
Дезертирство в некоторых частях стало принимать угрожающие
размеры. Покидали свои части не только солдаты, но даже
офицеры, потерявшие веру в победный исход борьбы. Коснулось это даже
и дроздовцев. Так, например, в 1-м батальоне 2-го Дроздовского
полка к 27 февраля в строю осталось только человек пятьдесят, да и
то в это число вошло человек двадцать из тех, которых подловили по
дороге из числа отставших от других частей.
26 февраля Дроздовские части перешли реку Бейсуг и
расположились в станице Брюховецкой. К этому времени дороги уже успели
быстро подсохнуть и наступили, в полном смысле слова, настоящие
весенние дни. Когда переправились все части через реку Бейсуг,
мосты были взорваны, но довольно плохо, и красные, когда подошли к
Бейсугу, быстро их навели снова. Красные уже утром 28 февраля
подошли к станице Переяславской.
Фронт по реке Бейсуг заняли частично дроздовцы, левее их был
Черноморский конный полк, а еще левее, до самого моря, в районе,
где много болот и маленьких озер, находились части Ейского
гарнизона из стариков казаков. Правее дроздовцев стояли алексеевцы, затем
части конной дивизии генерал Барбовича и донцы. В резерве
находилась Корниловская дивизия. Марковская дивизия в это время уже была
в Новороссийске, где она пополнялась и приводилась в порядок после
понесенных потерь в бою под Ольгинской. Но на этой линии фронт
также не задержался и отход частей продолжался. У станицы Тимо-
23 «Белое движение», т 20
353
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
шевской красные стали 1 марта сильно нажимать на алексеевцев, и на
выручку им были отправлены два батальона 3-го Дроздовского полка
с артиллерией. Только вечером, под покровом начавшейся сильной
метели, алексеевцы смогли переправиться на другой берег.
2 марта Дроздовцы выступили дальше и отошли в станицу Поло-
вическую. В этой станице остался 1-й Дроздовский полк, а остальные
части дивизии в 7 часов утра 3 марта двинулись в направлении
станицы Старо-Нижестеблиевской, куда и прибыли еще засветло. В этот
день разыгрался бой в районе станиц Поповической и Старо-Величков-
ской. 1-й Дроздовский полк вел бой с конницей и пехотой красных
впереди станицы Поповической, а на самурцев, правее этой станицы,
в это время сильно нажимала конница красных, которая
основательно потрепала самурцев и заставила их отступить. После этого красные
вошли и заняли было станицу Поповическую, впереди которой в это
самое время еще вел бой 1-й Дроздовский полк, отбиваясь от
наседавших на него кавалерии и пехоты красных. По всей станице
поднялась сильная стрельба, раздавались бесконечные крики «Ура!», и
красные уже успели человек сорок зарубить. Спас положение полковник
Туркул, командир 1-го Дроздовского полка, который со своими
конными разведчиками, а их в полку было в то время человек 180, в
конном строю бросился в атаку на красных, бывших уже на улицах
станицы, выбил их из нее, часть красных была зарублена, и 27 человек
взято в плен. После этого части полка смогли отойти через станицу и
отступить дальше. Ночью полк подошел к станице
Старо-Нижестеблиевской. Первому полку было приказано оставаться в арьергарде, а
остальные Дроздовские части еще ночью на 4 марта выступили в
направлении на станицу Славянскую. Пройдя верст 15, услышали в
направлении станицы Полтавской бой. Оказалось, что бой вела Корни-
ловская дивизия с прорвавшимися в наш тыл красными силой до 1000
сабель, с целью отрезать отступающие части от переправы у станицы
Славянской. Когда колонна Дроздовской дивизии подошла к станице
Полтавской, корниловцы уже успели почти полностью очистить ее от
красной конницы. 2-й и 3-й Дроздовские полки в бой не вступали, а
только 6-я легкая батарея и одна гаубица открыли огонь по одной
пушке красных, которая выскочила было на полузакрытую позицию
и, обстреляв подходящую к станице колонну дроздовцев, внесла
некоторое замешательство в обозах. Огнем Дроздовских орудий номера
этой пушки красных были разогнаны, а посланная полковником Ман-
штейном пехотная цепь от 3-го полка захватила это орудие, сняв
замок и панораму, испортила его, но увезти орудие не смогла, так как
передок от него успел удрать.
354
«^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
Наши части после этого стали переправляться через Кубань по
понтонному мосту. 1-й Дроздовский полк, придя ночью в станицу Старо-
Нижестеблиевскую, остановился немного передохнуть после тяжелого
перехода, так как дороги вновь превратились в отчаянную трясину.
Других частей уже в станице не было, и благодаря этому получился
разрыв между отступившими частями дивизии и 1-м полком.
В Крымской к этому времени собрались все штабы. Здесь были
штабы Добровольческой, Донской и Кубанской армий, Верховный круг
и многие прочие тыловые учреждения. Вокруг же станицы Крымской
бродили отряды «зеленых» и было очень неспокойно. Когда 11 марта
отходивший в арьергарде 3-й Дроздовский полк подошел к ст. Ада-
гумской, находящейся в 2 верстах от Крымской, на него почти у
самой станицы налетела конница красных, которую полк очень быстро
отбросил назад, причем командир конного дивизиона красных был взят
в плен и на месте расстрелян. Красные кавалеристы были все в
полупьяном состоянии. После боя под Славянской полковник Туркул был
вызван в Новороссийск генералом Кутеповым, чтобы навести там
порядок при погрузке войск, которые эвакуировались в Крым.
Из Крымской на Новороссийск проложено шоссе, но отступление
по шоссе не происходило, так как там бродили весьма внушительные
отряды и группы «зеленых». Все двигались прямо по полотну
железной дороги. Чтобы достаточно ярко представить себе картину, как
происходило отступление на Новороссийск, прочтем ниже то, что
записал в своем дневнике капитан Г.А. Орлов267, офицер 3-й батареи
Дроздовской артиллерийской бригады, отходивший в составе батареи
на Новороссийск.
«12-го марта в 4 часа утра мы выступили на Новороссийск. Все
двигались прямо по шпалам. Пройдя Крымскую, мы вошли в горы.
Дорога проходила по узкому ущелью, и справа и слева были большие
горы, так что свернуть в сторону некуда. В довершение всего, к
нашему несчастью, очень скоро пошел дождь. Кроме боевых частей и
обозов, по этому же пути двигалась также масса беженцев на
всевозможных средствах передвижения, включительно до верблюдов, а калмыки
гнали к тому же и свой скот.
Около 11 часов дня добрались, наконец, до станции Ниже-Балка-
новской. В этом месте мы свернули без всяких дорог прямо в горы,
чтобы потом выйти на шоссе у ст. Неберджаевской. Дорога была
прямо ужасная, так как нужно было с места взбираться на очень
крутую гору. Впереди нас двигалось очень много обозов. Подымались
по очереди повозка за повозкой, так как приходилось припрягать
добавочных лошадей. Когда везли орудия, то все время надо было пе-
23*
355
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
репрягать лошадей и добавлять даже до двух лишних уносов. Только
к 4-м часам дня, наконец, батарея взобралась на первый перевал, но
и дальше предстояла дорога не лучше, то есть с такими же
перевалами. До шоссе хотя и оставалось всего лишь версты четыре, но всем
стало ясно, что сегодня мы на шоссе не попадем. Почва после
дождя размокла. Крутые подъемы и спуски совсем измучили и людей и
лошадей.
В пятом часу дня была замечена колонна, которая переваливала
через горы, держа направление на Ниже-Балкановскую, но двигалась
с севера. Вначале эту колонну приняли за отступающие наши
конные части, но неожиданно аая всех в шестом часу вечера раздались
залпы и весь бугор перед Ниже-Балкановской замелькал от
ружейных вспышек. Бронепоезд моментально открыл по бугру огонь, а
наши батареи снялись с передков. Заговорило сразу 12 орудий, и весь
бугор покрылся нашими разрывами. Не прошло и 15 минут, как все
стихло. Получив такой неожиданный и неприятный душ, сразу же у
красных пропал весь их пыл, и они поспешили исчезнуть с бугров.
Двигались мы в тот день до 12 часов ночи, а отошли от
Ниже-Балкановской всего лишь версты две. И это за 13 часов движения без
привала, голодные, без питья и без корма лошадей. Правда, у нас,
кроме зерна, ничего и не было с собой.
Станица Неберджаевская, через которую лежал наш путь отхода,
была в руках зеленых, и выбить их оттуда отправился Самурский полк.
Скоро стало известно, что самурцам не удалось выбить зеленых из
станицы и положение осталось без перемен, когда, медленно
передвигаясь, наконец, к 6 часам утра 13 марта Дроздовские части подошли
к последнему перевалу перед станицей Неберджаевской. Тут им
предстоял грандиозный, крутой спуск с гор мя того, чтобы выйти на
шоссе. Вот здесь-то и разыгралась наша трагедия.
Станица Неберджаевская была занята двумя полками зеленых при
батарее, и ими командовал кубанский полковник Сухенко, тот самый
Сухенко, который с 800 казаками 25 февраля совершил налет на
станицу Ново-Минскую и разгромил там красных. Теперь он оказался в
стане зеленых, желая загладить свою вину перед красными, он решил
не пропустить отступающие части в Новороссийск и вступил с ними в
бой. Пройти же частям было нужно именно в этом месте на шоссе.
Предстоял спуск, который был весьма труден при спокойной
обстановке, а теперь приходилось его проделать, когда нас разделывали
снизу, можно сказать, в упор ружейным, пулеметным и артиллерийским
огнем. Самурцы, которые должны были прикрывать наш отход, куда-
то исчезли. Пришлось нам самим прокладывать себе дорогу. Перепал-
356
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^->
ка поднялась здоровая. Несколько раз нас покрывали удачно огнем.
Пули так и влипали, уже не свистели в воздух, на уровне пояса, груди
и лица. Все же нам удалось спуститься благополучно и свернуть на
шоссе. Батарея спустилась, но нашему обозу не повезло, так как
зеленые сразу же попали по лошадям и несколько повозок перевернулось.
Получился затор, распутать который под сильным огнем никак было
нельзя. К тому же зеленые слева по лесу стали уже приближаться, а
люди обоза тогда разбежались. Также разбежался и наш скот,
который был закуплен батареей и который мы гнали с собой. Все, кроме
боевой части у батареи, там погибло. Сзади нас шел 3-й Дроздовский
полк. Его артиллерии совсем не повезло. Она отстреливалась до
последнего снаряда с целью задержать подход наседавших красных и дать
возможность отойти нашим частям на шоссе. Были перебиты кони у
многих орудий, так как несколько снарядов попало прямо по
упряжкам. Несколько орудий пришлось сбросить с кручи в пропасть, так как
вывезти их уже не было возможности. С уцелевшими запряжками
пытались спустить несколько орудий с гор, правее, чем съехали
орудия 3-й батареи, бывшей при 2-м Дроздовском полку и в это время
уже с полком находившиеся на шоссе, но грунт был каменист, спуск
очень крутой, и все орудия с запряжками и ездовыми кувырком
полетели вниз. Вся артиллерия и обозы 3-го полка погибли. С
Алексеевской дивизией произошла та же история: они не вывезли ни одного
орудия. Дело в том, что бой завязался с зелеными Сухенко, но очень
скоро в этот район подошли и части красных в значительном
количестве при 10 орудиях, которые повели одновременно наступление,
чтобы отрезать совершенно выход нашим частям на шоссе.
Сойдя на шоссе, вышедшие из этого переплета части, немного
передохнув, двинулись ущельем по дороге на Новороссийск. На этом
отрезке пути все время подъем и подъем. По дороге нас обгоняли
бесконечные вереницы Донской конницы, вид которой был весьма
жалкий. Редко кто из всадников имел винтовку. Когда их
спрашивали, где их оружие — отвечали, что при спешном отступлении не
могли его захватить и что по дороге их несколько раз обезоруживали
зеленые. Их было так много, что приходилось только удивляться, как
могли их зеленые разоружить. Теперь они спешили в Новороссийск,
надеясь там захватить себе транспорт. Из Новороссийска прислал,
находившийся там с офицерской ротой от 1-го Дроздовского полка,
полковник Туркул еще в Крымскую в дивизию пополнение в
количестве 150 офицеров, до того болтавшихся в городе без
определенных занятий, но эти «господа» воевать не особенно пожелали и сразу
же в первую ночь разбежались.
357
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Генералу Барбовичу было приказано со своей дивизией и Донской
конницей отойти на Таманский полуостров. Он было пошел туда, но
пробиться на Таманский полуостров не смог, принужден был
отступить к югу и теперь двигался на погрузку также в Новороссийск. Туда
двигалась такая масса боевых частей, обозов и также беженцев, что
поэтому было ясно для многих, что всем места не будет на
транспортах.
В Новороссийске нас ждала полная катастрофа. Когда оставалось
еще версты три до последнего перевала, послышались со стороны
Новороссийска орудийные выстрелы, что ^ая нас было полной
неожиданностью, так как мы предполагали, что Корниловская дивизия
находится в данный момент у станции Тоннельная, где и задержится там,
пока наши части отойдут к городу Новороссийску, где займут
позиции и будут его оборонять до полной эвакуации, тем более что
природные условия были весьма благоприятны аая этого и защищать
город было весьма нетрудно. Наши предположения не оправдались, и на
самом деле наши дела обстояли совсем неблагополучно. Когда,
наконец, мы взобрались на последний перевал, с которого как на ладони
был виден внизу весь Новороссийск, то, кроме действительно
роскошной панорамы, открывавшейся с громадной высоты, на которой мы
находились, можно было видеть и наблюдать далеко не такие уже
интересные разрывы внизу. Стрелял из города бронепоезд и с моря
английский, кажется, крейсер. Последний гвоздил по бакам с нефтью,
которые наши не успели взорвать. Потом уже мы узнали, что в то
время красные рке занимали и кожевенные заводы. На Тоннельной
корниловцев не оказалось. Они там не удержались. Зеленые все время
в тылу занимали железную дорогу, поджигали мосты и нападали на
обозы. Много эшелонов и даже бронепоездов было брошено в том
районе. Тоннель предполагалось взорвать так, чтобы красные по
крайней мере в течение шести месяцев ничего не могли бы вывезти из
Новороссийска. К сожалению, этого не сделали, хотя там все было
минировано. Говорили, что не успели. Но больше всего мы поразились,
когда узнали, что корниловцы и не думали нас прикрывать и что они
рке погрузились. Перед Новороссийском на фронте оставался только
один генерал Барбович со своей весьма потрепанной конницей. Было
получено приказание дивизии грузиться сегодня же 13 марта, причем
было объявлено, что на погрузку пойдут только люди, а что орудия,
повозки и лошади будут брошены. Часа в четыре мы попали в город.
Там в это время творилось что-то невероятное. Уже на окраинах
города стояли брошенные фургоны целыми рядами. Жители разбирали
все, что было на них оставлено, выпрягали коней и уводили их к себе,
358
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^ ^
а по улицам двигались люди и верхом донцы с тюками
обмундирования, которое растаскивалось из брошенных складов. Еще три часа тому
назад, когда 1-й полк обратился с просьбой выдать ему
обмундирование по числу наличного состава людей, ему в этом отказали, а теперь
из складов брали все кому не лень, не спрашивая. Склады были
брошены, и туда приходили люди, переодевались, брали с собой столько,
сколько могли унести, и уходили.
Мы (3-я Дроздовская батарея) проехали еще немного по улицам,
примерно до района вокзала, и принуждены были остановиться, так
как дальше уже продвигаться было невозможно. Вся улица сплошь
была заставлена повозками, фургонами и орудиями. Примерно через
полчаса после этого подошел к нам полковник Харжевский, командир
2^го Дроздовского стрелкового полка, который и сказал, чтобы мы
здесь же оставили все и шли на пристань, что никакой планомерной
погрузки нет и не будет, что нам надо ловчиться попасть в хвост 1-го
полка, а то мы иначе совсем не попадем на транспорт, что надо
поторопиться, так как город со стороны фронта почти никем не
охраняется. После этого, вынув панорамы, уровни и сняв замки с орудий, мы
двинулись, конные впереди, чтобы пробивать дорогу, а остальные
пешком. Сразу же, на наших глазах, после того как мы оставили орудия,
жители стали выпрягать и разбирать наших лошадей. Бедные лошади,
они были голодны, так как мы не имели возможности их покормить
с ночи 12 марта, стояли понурив головы и, казалось, недоумевали.
С большим трудом, гуськом, мы протиснулись к пристани, бросив
и своих коней прямо тут же на набережной, сняв только седла. Затем
пошли к транспорту «Екатеринодар», который был предназначен аля
погрузки нашей дивизии, но вследствие того, что какой-то транспорт
отдали донцам, сюда должна была грузиться еще и часть
Алексеевской дивизии. Пришлось довольно долго стоять за одной ротой 1-го
полка, совершенно не продвигаясь вперед, а в то же самое время,
откуда-то со стороны, целой толпой на транспорт «Екатеринодар»
лезла публика. Даже здесь отсутствовал необходимый порядок. В это
время мимо нас прошел Самурского полка полковник Житкевич268 и,
обращаясь к нашему командиру батареи, сказал:
— Оставьте и думать, отсюда во всяком случае не погрузитесь.
Тогда наш командир протискался стороной на транспорт и
вскоре провел и нас туда же. Тут новое несчастье: офицеров еще кое-
как пропустили на транспорт, но солдат наших категорически
отказывались брать. Это было уже свыше всяких сил, настолько тяжело
было это и неприятно слышать. Они шли все время с нами, и вдруг
их бросить?.. Никогда!
359
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Мы достали веревку и стали их вытягивать незаметно через борт и
таким способом втащили всех наших. 3-й Дроздовский полк, который
прибыл позже нас в город, уже не имел совсем возможности
погрузиться на транспорт. Полковник Манштейн предпринимал все
возможное, чтобы найти выход из этого положения, чтобы куда-либо
погрузиться с полком, но ничего не мог поделать. Часов около 8 14 марта
погрузка на «Екатеринодар» была прекращена».
Чтобы дополнить картину того хаоса, который царил во время
эвакуации Новороссийска, обратимся к воспоминаниям генерала Турку-
ла и советским источникам, но также нужно указать и на то, что даже
большинство больных и раненых не было своевременно погрркено. Их
забыли и бросили на произвол судьбы. Под видом же строевых чинов
частей пролезали даже и те, кто дезертировал с фронта, а ими был
наводнен Новороссийск, всякого рода ловчилы, тыловые крысы. Под
вечер 13 марта кем-то были подожжены склады с патронами и на
фоне зарева бродили брошенные и голодные лошади, а у набережной
и пристани толпился рке отчаявшийся, но еще что-то ждущий, на что-
то надеющийся военный люд. Взять их с собой на транспорты мы не
могли, так как транспорты были заполнены до отказа.
Все грандиозные запасы всего, что имелось в Новороссийске,
орудия, бронепоезда, танки, бронеавтомобили, снаряды, патроны и
лошади были брошены. Все это было результатом той нераспорядительности
и паники, которые имели место в штабах. Строевые части пришли в
порядке, способные к боевым действиям. При том количестве
артиллерии, бронепоездов, бронеавтомобилей, танков и судовой артиллерии,
а также и при наличии природных условий можно было организовать
отлично оборону Новороссийска и задержаться в нем до полной
планомерной эвакуации всего и всех. Забыли погрузить даже, как
необходимый балласт, и бросили новые орудия и снаряды. Короче говоря,
всего и трудно перечесть, так как там, в Новороссийске, осталось
громаднейшее имущество сильной армии и все те большие запасы всего
и всяческого, что доставлялось нам англичанами и хранилось в
складах. Брошены были и все лошади, которые собирались в течение двух
лет борьбы и пополниться которыми в Крыму уже эвакуированные
туда части не имели возможности.
После наступления темноты можно было наблюдать и отлично
видеть в лучах прожекторов с военных судов, по временам освещавших
горы, вереницы конных, уходящих из Новороссийска в горы,
потерявших всякую надежду попасть на транспорты.
На рассвете 14 марта загруженные до отказа транспорты стали
уходить в море. На пристани творилось что-то ужасное. Описать все-
360
г^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jfcfc
А. Туркул269
ДРОЗДОВЦЫ В ОГНЕ270
Дмитриев — Льгов
Красные наступают. Оставлен Севск. 2-й и 3-й Дроздовские полки
и самурцы под напором отходят. Мне с 1-м полком приказано
отходить от Комаричей на Дмитриев. На марше прискакал ездовой нашей
полковой кухни. Он едва ушел из Дмитриева. Там красные.
Верстах в двух от города, на железнодорожном переезде, в
сторожке мельтешил огонь. Мы вошли обогреться. Старик стрелочник,
помнивший меня по первым Дмитриевским боям, сказал, что рано утром
в городе был 2-й Дроздовский полк и самурцы, оттуда доносился гул
боя, а кто там теперь — неизвестно.
От мороза звенела земля. Впервые никто не садился в седло: шли
пешие, чтобы согреться. На рассвете 29 октября 2-й батальон
подошел к городской окраине. Все было мертво и печально под
сумеречным снегом. Дмитриев раскинут по холмам, между ними глубокий
овраг. Над оврагом курился туман. Никого.
Головной батальон наступал цепями, впереди 7-я и 8-я роты
поручиков Усикова и Моисеева. Первые строения; все пусто. Цепи
тянутся вдоль заборов, маячат тенями в холодном тумане. Площадь, на ней
темнеют походные кухни, у топок возятся кашевары — обычная
тыловая картина. Может быть, наши, может быть, нет.
Но вот у кухни засуетились, глухо застучал пулемет — на площади
красные. Город проснулся от боя. Красные нас прозевали, но отбива-
361
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
^^ 1^»
ются с упорством. Оба командира головных рот, поручик Моисеев и
поручик Усиков, убиты. К вокзалу, где ведет атаку 4-я рота, тронулся
1-й батальон полковника Петерса271. Пушки красных открыто стоят
на большаке к Севску и бьют картечью по нашим цепям.
У меня захватило дыхание, когда я увидел, как цепи 4-й роты по
мокрому снегу и грязи вышли на большак, прямо на пушки. Я видел,
как смело картечью фельдфебеля роты, как капитан Иванов заскакал
впереди цепи, размахивая сабелькой, как рота поднялась во весь рост,
с глухим «Ура!» побежала под картечь. Пушки взяты. Конь под
капитаном Ивановым изодран картечью. К вокзалу подошел весь полк.
Красные отдышались, подтянули резервы и перешли в сильную
контратаку. А наша артиллерия уже расстреливает последние снаряды.
Единственная гаубица 7-й батареи, выпустив последнюю гранату, под
напором красных спустилась в овраг, разделяющий город. Красные
наседают. В овраге столпились обозы. У нас ни одного снаряда.
Обмерзший, дымящийся разведчик подскакал ко мне с
донесением: у вокзала на путях брошена санитарная летучка с ранеными и
вагоны, набитые патронами и снарядами, целый огнесклад. Случай —
слепая судьба боев — спас все. Рота 2-го батальона кинулась к
вагонам, стала там живой цепью, передавая снаряды из рук в руки. Мы
вывезли из огня санитарную летучку. Раненые, голодные и измученные,
с примерзшими бинтами, плакали и целовали руки наших стрелков.
Гаубица загремела снова. Гаубичный огонь великолепен и
поразителен: вихри взрывов, громадные столбы земли, доски, камни,
выбитые куски стен, а главное, адский грохот. Наша артиллерия,
накормленная снарядами, на рысях, под огнем, проскочила овраг и открыла
пальбу. Цепи 1-го и 3-го батальонов перешли в контратаку. Красные
замялись, потом стали откатываться. Мы выбили их из Дмитриева. Уже
в третий раз занимали мы город. На постой размещались по старым
квартирам. Отряхивая с шинели снег, я позвонил у дверей того дома,
где уже не раз стоял штаб 1-го полка. На улицах еще ходил
горьковатый дым боя, смешанный с туманом. За городом стучал пулемет. Мне
долго не отворяли. Наконец позвенел ключ в замке, и я услышал
знакомый и милый женский голос:
— Вот видишь, я говорила... Не может быть, чтобы 1-й Дроздов-
ский полк, если он в городе, прошел мимо, не освободил нас...
Мы связались справа со 2-м Дроздовским полком, но слева, с
частями 5-го кавалерийского корпуса, связи не налаживалось. На третий
день прибыл поезд с командиром Добровольческого корпуса
генералом Кутеповым и начальником Дроздовской дивизии генералом Вит-
ковским.
362
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ ^
А на четвертый, подтянувши свежие силы, красные снова перешли
от Севска в наступление. Это были беспрерывные атаки на 1-й полк,
Занимавший холмы вокруг города. Атаки разрозненные; они кидались на
нас день за днем, на правый, на левый фланг, в лоб. Мы всегда успевали
йодтянуть полковые резервы и отбиться. Красные, наконец догадавшись,
В чем слабость их ударов, поднялись с трех сторон одновременно, а их
обходная колонна успела отрезать у нас в тылу железную дорогу.
Тяжелый бой. Весь день огонь, все более жестокий. Позже мы узнали, что
тогда на нас наступало 14 красных полков.
Подскакал ординарец — железнодорожный мост в тылу занят
красными. У меня в резерве офицерская рота, 7-й гаубичный взвод и две
молодые, необстрелянные роты из нового 4-го батальона. Я повел их
Ш мост. Там кишат густые цепи красных; за мостом дымятся
броневые башни серого бронепоезда. Это наш «Дроздовец». Я приказал
телефонистам включить провода в телеграф, ловить бронепоезд.
— Алло, алло, — услышал я в аппарат. — Здесь бронепоезд
«Дроздовец». Кто говорит?
— Полковник Туркул. Командира бронепоезда к телефону.
— Я у телефона, господин полковник.
— Немедленно пускайте поезд на мост.
— Разрешите доложить: мост занят, красные возятся у рельс. Путь,
наверное, разобран.
— Нет, еще не разобран. Красные только что вышли на полотно.
Ход вперед.
— Господин полковник...
— Полный ход вперед!
— Слушаю, господин полковник.
Как из потустороннего мира доносится спокойный голос капитана
Рипке272. Он такой же холодный храбрец, каким был Туцевич273.
Невысокий, неслышный в походке и движениях, с очень маленькими
руками, светлые волосы острижены бобриком, пенсне, всегда
сдержанный, не выбранится, не прикрикнет, а все замирает при виде его, и
команда, действительно, предана до смерти своему маленькому
капитану.
Железнодорожный мост загремел; «Дроздовец» полным ходом
врезался в толпу большевиков, давя, разбрасывая с рельс, расстреливал в
упор пулеметами. Гаубичная открыла по ним ураганный огонь. Мои
молодые роты поднялись в атаку. Все с моста сметено. «Дроздовец»,
грохоча, выкидывая черный дым, вкатил на вокзал; низ серой брони в
пятнах крови. На броневой площадке в английской шинели стоит
капитан Рипке. Он узнал меня на перроне. Поезд стал замедлять ход.
363
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
— Вперед, без остановки, — крикнул я, махнувши рукой. — Вперед!
Капитан Рипке отдал честь. Бронепоезд прогремел мимо.
От большака на Севск, под давлением красных, тогда отходила
наша 3-я рота. Гаубицы, ставшие у вокзала, беглым огнем
обстреливали красных. Воздухом выстрелов на вокзале вышибало со звоном
целые оконины. 3-я рота отходила все торопливее. Бронепоезд,
Петере и я с резервами тронулись к ним на выручку. Внезапно там что-
то случилось.
3-я рота затопталась на месте. До нас донесло взрывы «Ура!».
Солдаты 3-й роты вдруг круто повернули обратно, бегут в контратаку. Я
приказал идти в атаку конному дивизиону и архангелогородцам.
Конная атака окончательно сбила красных. Порывисто дыша, горячо
переговариваясь, как всегда в первые мгновения после боя, 3-я рота уже
строилась у вокзала. Шел редкий снег.
— В чем дело? — подскакал я к командиру. — Почему вы, не
дождавшись резервов, вдруг повернули в контратаку?
Мимо нас пронесли раненого капитана Извольского, бледного,
закинутого шинелью, уже побелевшей от снега.
— А вот и виновник, — весело сказал командир.
3-я рота была солдатской, ребята крепко любили старшего
офицера роты, штабс-капитана Извольского. Прикрывая отступление,
Извольский был ранен в ногу, упал; солдаты подняли его, понесли. Под
сильным огнем все были переранены. Рота быстро отходила. Один из
солдат, бывший красноармеец, задетый в ногу, опираясь на винтовку,
доскакал до отступающей цепи.
— Братцы, — крикнул он. — Стой, назад! Капитан Извольский
ранен, остановись, братцы!
Тогда по всей роте поднялся крик:
— Стой, капитан Извольский оставлен, назад, назад...
И без команд, и без резервов, под сильным огнем, вся рота круто
повернула назад и пошла во весь рост в контратаку выручать своего
черноволосого капитана. Дрозды вынесли его из огня.
До ночи мы передохнули, но ночью красные стали наступать от
Севска. Полк начал стягиваться к вокзалу. Мы получили приказ
отходить из города. Дмитриев оставлен. Мы взорвали за собой мосты. К
рассвету на 1 ноября наш головной батальон втянулся в глухое сельцо
Рагозное. С другой стороны туда втянулись красные.
И мы, и они шли колоннами. В голове у нас взвод 7-й гаубичной —
у них полевая батарея. Обе колонны вошли в узкую деревенскую улицу.
Командир гаубичного взвода полковник Камлач274 успел раньше красных
сняться с передков. Первым же выстрелом он угодил в красную бата-
364
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^1 1&*
рею. Батальон кинулся в атаку. Нам досталась батарея, пулеметы, сотни
три пленных. У нас только один раненый.
На ночлеге мы получили донесение, что справа отходит 2-й полк.
Я послал сильный разъезд проверить донесение. Разъезд вернулся, один
разведчик ранен. Они привели двух пленных; казаки Червонной
дивизии. Верно, 2-й полк отошел; мы одни. Червонная дивизия с
советским стрелковым полком прорвали днем фронт 2-го и 3-го Дроздовских
полков и теперь идут в наш тыл на Льгов.
Полк поднят. Мы тронулись на Льгов. Ночью закрутила пурга. Мы
шли со сторожевыми охранениями. Метется серая тьма, точно все
чудовища и самый Вий вокруг бедного Хомы. Английские шинеленки
обледенели, в коросте инея. Ни у кого ни башлыков, ни фуфаек. Люди
обматывали головы полотенцами или запасными рубахами. На
подводах под вьюгой коченели раненые и больные.
В 2 часа ночи в голове колонны застучали выстрелы. Смолкли. Во
тьме наши разъезды натолкнулись на разъезды генерала Барбовича.
Хорошо, что вовремя узнали друг друга. Генерал Барбович разведал, что
Дмитриев, где, по его сведениям, должен быть мой 1-й полк, занят
красными, и выслал разведку искать нас.
Нас это тронуло и ободрило. Скоро в едва белеющей степи мы
заметили шевелящийся черный квадрат. Этот дышащий квадрат была
вся кавалерийская дивизия Барбовича, стоявшая на стуже, в
открытом поле. Люди так радовались встрече, точно стало теплее;
обледеневшие полотенца стали разматываться с голов. При фонаре,
прикрытом сбоку шинелью, мы с генералом Барбовичем рассматривали
карту. Мы были верстах в восьми от Льгова. Вся кавалерия
спешилась. Она тронулась за нами в потемки, ведя в поводу
пофыркивающих коней. Иначе, в седлах, могли бы отморозить ноги.
Под самым Льговом, верстах в четырех, в деревушке, я дал отдых
и на рассвете поднял полк. Во Льгове мертвая тишина, пустота, как
недавно в Дмитриеве. Наша цепь потянулась окраинами. На улице
ходит пар. Мы увидели в тумане толпу солдат, ведущих коней на
водопой, и снова не знали, кто там, свои или враги. Именно тогда к
штабу полка вернулся дозор с пленным; это был красный казак. Льгов
занят Червонной дивизией.
1-й батальон пошел выбивать ее из кварталов, где мы уже
проходили; я с остальным полком двинулся к большому мосту через Сейм.
К утру 4 ноября весь Льгов и вокзал были в наших руках. Нам
досталось много верховых, вконец измученных лошадей. Я помню убитых
большевиков на мосту через Сейм: все были в красных чекменях,
кажется, венгерцы. Мост мы взорвали. Полк встал правее вокзала. Кава-
365
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
лерия Барбовича пошла в село за Льговом. Мне удалось восстановить
связь со штабом дивизии, но ни с правым, ни с левым флангом связи
я не добился. Мы разместили раненых и больных в железнодорожной
больнице: у нас уже ходил сыпняк.
Я выставил сторожевое охранение, а полк, отогревшийся в
натопленных залах Льговского вокзала, дружно завалился спать. Вечером я
проверял охранение верхом на моей Гальке. На маленькой речонке под
нами провалился лед, и я ушел было в воду, но Галька, оскорбленная
случившимся, сама порывисто вынеслась из пролома на берег.
По дороге в штаб полка на мне обледенело все, кроме воды в
сапогах. Вестовой все с меня стащил — я остался в чем мать родила, но
в комнатах, где разместился штаб, кажется в железнодорожной
канцелярии, было жарко натоплено. Я накинул летнюю офицерскую
шинельку тонкого серого сукна, верно служившую мне домашним
халатом, такую легкую, что она сквозила на свет, и сел пить чай.
Этажами ниже разместились офицерские роты, команда пеших
разведчиков и пулеметчики. Где-то в самом низу обширного
казенного здания была кухня. Мой Данило понес туда сушить мои
одеяния. Очень мирно и, надо сказать, до седьмого пота напившись чаю,
я лег. Во всех этажах все уже храпело или тихонько высвистывало
во сне. Я засыпаю мгновенно, а сплю очень крепко. И сначала мне
показалось, что это сон; резкая стрельба, крики, взрывы «Ура!». Я
очнулся, сел в темноте на конке — стрельба.
Где электрический фонарик, гимнастерка, шинель? На табурете ни
гимнастерки, ни шинели, ни сапог, ни даже штанов. Перекаты
частой стрельбы, крики, смутный звон, как на пожаре. Нас захватили
сонных, врасплох. Я сунул ноги в кавказские чувяки, стоптанные
домашние туфли, надел на ночную рубаху летнюю шинель — фуражку
и револьвер Данило оставил мне на гвозде — и вышел в соседнюю
комнату к оперативному адъютанту подполковнику Елецкому275. Туда
как раз вбежал какой-то офицер. Электрический фонарик осветил его
бледное лицо.
— Чего вы спите! — крикнул он. — Красные в городе. Больница с
ранеными захвачена...
— Тише, не нагоняйте панику! — крикнул Елецкий.
В это мгновение зазвенели, посыпались под пулями стекла. Мы
побежали вниз. По лестнице, гремя амуницией, сбегали строиться
офицерская рота, разведчики, пулеметчики. Я вышел к строю. По всему Льгову
в темноте залпами перекатывалась беспорядочная стрельба, неслось
«Ура!». Телефонная связь мгновенно и со всеми оборвалась — как
отрезало, когда связь нужна просто до крайности.
366
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^L_ ^
Загремела артиллерия. Мы громим гранатами тьму. Взрывами
сотрясает воздух. Гранаты падают у самого штаба полка. Вдруг я
услышал сильный голос командира 1-го батальона полковника Петерса:
— Сволочи, черти, кто спер мой бинокль?
— На кой черт вам бинокль! — окликнул я Петерса. — Где ваш
батальон?
Из тьмы солдаты подбегали к нам поодиночке, кучками. Ночью
красные незаметно перешли Сейм и кинулись на 1-й батальон,
безмятежно спавший по обывательским домам.
Мы быстро связались со 2-м и 3-м батальонами; я приказал им
стягиваться к вокзалу, а сам с офицерской ротой, разведчиками и
пулеметчиками пошел выбивать оттуда красных.
Полная луна выплыла из-за туч. Мне припоминается дым мороза,
бегущие косые столбы серебряного дыма, и как крепко звенел снег, и
наши огромные тени. Мгновениями мне все снова казалось
невероятным сном: косой дым, луна, грохот пальбы и торопящееся, сильное
дыхание людей за мною.
На ходу моя ночная рубаха под шинелью стала как из тонкого
льда и слегка звенела. Я промерз, и мне приходилось закидывать полы
шинели и растирать грудь и ноги комьями снега. Должен
признаться, что я при полной луне шел перед строем в одной ночной рубахе
и летней шинели.
У вокзала, на залитом луной перроне, шевелилась темная
солдатская толпа. Я приказал приготовиться к атаке, выкатить вперед
пулеметы. Мы стали подходить молча.
— Какого полка? — встретили нас обычными тревожными
окликами с перрона.
Командир офицерской роты полковник Трусов276 ясно и спокойно
сказал в морозной тишине:
— Здесь 1-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк.
Выблеснули выстрелы, нас встретили залпами, бранью. Я приказал:
«Огонь!» Мы бросились с криками «Ура!» на вокзал и смяли красных,
захватили толпу пленных. К вокзалу, крепко хрустя по снегу, подошли
2-й и 3-й батальоны, артиллерия, люди 1-го батальона. Я повел их в
атаку.
Еще до рассвета Льгов был очищен от красных; в глухом городке
снова стало тихо, и низкий пар, как толпы привидений, поволокся по
пустым улицам.
Только на вокзал притащил, наконец, запыхавшись, обомлевший
Данило ворох моих доспехов. В темноте он повсюду кидался под
огнем, отыскивая меня, и теперь дрожащими руками начал меня обла-
367
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
чать. На вокзале я узнал, что бинокль, за каким-то чертом
понадобившийся Петерсу в самую темную ночь, никем не был «сперт», а так и
висел на том гвозде, куда его повесил полковник.
— Полковник Петере.
— Я, господин полковник.
— Теперь вы знаете, где ваш 1-й батальон?
— Так точно, господин полковник.
1-й батальон строился у вокзала. Началась ночная перекличка. Мы
считали потери. И удивительно: в нечаянном ночном бою мы
потеряли только пять—десять человек ранеными и убитыми да пропал один
ездовой с патронной двуколкой. Красным не удалось развернуться во
Льгове вовсю.
В больницу, где было до двух сотен наших, красные ворвались со
стрельбой и криками:
— Даешь золотопогонников!
Они искали офицеров. Несколько десятков их лежало в палатах, все
другие раненые были дроздовскими стрелками из пленных
красноармейцев. Ни один из них в ту отчаянную ночь не выдал офицеров. Они
прикрывали одеялами и шинелями тех из них, у кого было «больно
кадетское» лицо; они заслоняли собой раненых и с дружной бранью
кричали большевикам, что в больнице золотопогонников нет, что там
лежат одни пленные красноармейцы. Туда мы подоспели вовремя. В
больнице не было ни одного замученного, ни одного расстрелянного.
Верные дроздовские стрелки. Многие из них остались в России.
Может быть, дойдет до них наш привет и поклон; мы все помним
Льговскую ночь.
Отход втягивал нас, как в громадную воронку. Утром я получил
приказание взорвать виадуки под Льговом и отходить. Мы снялись под
тягостный гул взрывов. На станции, уже верстах в четырех от Льгова,
ко мне подбежал телеграфист:
— Господин полковник, вас просят к телефону из Льгова.
Странно, Льгов оставлен, кто может просить меня к телефону?
Подхожу к аппарату:
— Кто у телефона?
Голос точно из потустороннего мира:
— Говорит бронепоезд «Генерал Дроздовский».
— Но откуда вы говорите?
— Со Льгова. Со мной еще три бронепоезда. От Льгова есть
железнодорожная ветка на Брянск и на Курск. На Курской ветке
сбились наши бронепоезда. Им не удалось прорваться на Курск —
Харьков и они выскочили на Льгов.
368
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ £££»
Я и теперь не понимаю и никогда не пойму, как наш штаб, не
проверивши, что не все наши бронепоезда проскочили, мог отдать
приказание взрывать льговские виадуки. Без них бронепоездам не
двинуться. Все четыре попадут в руки красным.
С батальоном и со всеми подводами, какие только у нас были, я
спешно двинулся обратно. Командир тяжелого бронепоезда «Генерал
Дроздовский», в английской шинели, почерневшей от машинного
масла, встретил меня на железнодорожных путях. На его бронепоезде мы
подались на ветку к застрявшим бронепоездам. Там была наша
«Москва», там был наш мощный «Иоанн Калита». Ничего нельзя сделать —
не вывезти никак. Не спасти, когда виадуки, развороченные
взрывами, превращены в груду камней и щебня. Бронепоезда приходится
бросить. Мы совещались на рельсах и решили взорвать все четыре.
Погрузили на подводы снаряды, замки орудий, пулеметы, патроны и
на рассвете быстро ушли. <...> Загремели тяжелые взрывы — мы сами
взрывали наших броневых защитников.
На другое утро подкатил шедший за нами бронепоезд «Дроздовец».
Я помню, как капитан Рипке, совершенно бледный и, как мне
показалось, спокойный, молча сидел в углу на вокзале. И мне все казалось,
что ему нестерпимо холодно.
Через день капитан Рипке застрелился, не выдержал потери
бронепоездов. Вспоминаю, как у его желтоватой руки, свесившейся со скамьи,
сидел на корточках пулеметчик его бронепоезда, мальчик, вероятно из
гимназистов или кадет. Он сидел скорчившись, зажавши худыми
руками лицо, и его мальчишеские плечи тряслись от рыданий.
Часа в три ночи я вернулся в штаб. В штабе, разметавшись, спят
вповалку восемь моих генштабистов на сумках, на вещевых мешках,
на полу, на лавках, под шинелями. Из-за шаткого стола поднялся мой
адъютант, капитан Ковалевский, и молча поклонился. Я прошел в
свой угол. Не могу заснуть. Ковалевский при свече что-то пишет. Я
невольно стал наблюдать за ним: меня удивила та же бледность, тот
же ледяной покой, какой я видел у капитана Рипке. Сбросив бурку,
я подошел к столу: наган, пачка писем, одно адресовано мне. Я
убрал наган, взял письмо. Капитан Ковалевский поднялся. Мы стоим и
смотрим над свечой друг на друга.
— Господин полковник, — шепчет Ковалевский. — Вы не имеете
права читать моих писем.
— Что с вами, Адриан Семенович, — шепчу я. — Ваших я не
читаю, а это на мое имя.
Распечатал конверт: «Не могу перенести наших неудач. Кончаю с
собой».
24 «Белое движение», т 20
369
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Шь>
Марш на Славянскую
Отход. Курск, Севск, Дмитриев, Льгов — оставлено все.
Взрываем за собой мосты, водокачки, бронепоезда. За нами гул взрывов.
Связь со штабом дивизии прервана. На железнодорожных путях
часто встречаются вереницы теплушек. Их заносит снегом. Дроздовец
Рышков рассказывает в дневнике о таком замерзшем эшелоне на
станции Псел.
Жарко, когда раскалена докрасна железная печка; холодно, едва она
погасла. Голый по пояс офицер свесился с нар.
— Стреляйте в меня! — кричит он. — Стреляйте мне в голову!
Поручик или пьян, или сошел с ума.
— Не хочу жить. Стреляйте! Они всех моих перебили, отца... Всю
жизнь опустошили... Стреляйте!
Поручика успокаивают, да и сам он очнулся, просит извинения:
— Нервы износились. До крайности.
Воет пурга. Теплушку трясет. Часовые ныряют в снегу; заносит и
часовых, и эшелон. Так в дневнике Рышкова — это отчаяние.
Отход — это отчаяние. Хорошо одеты, тепло обуты советские
Лебединский или Сумской полки, их 1-я или 2-я латышские бригады.
У нас подбитые ветром английские шинеленки, изношенные сапоги,
обледеневшее тряпье вокруг голов.
Отход — отчаяние. Болота, болотные речки. Грязь оттепелей,
проклятые дикие метели. Глубокий снег, сугробы по грудь. Ветер то в
370
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
ЛА «2^
спину, то в лицо. Едва войдешь в деревню на ночлег, уже подъем или
ночной бой, без сна: красные в деревне.
Отходим по мерзлой пахоте без дорог, и лютую стужу, в потемках.
Падают кони. Там, где прошли перед нами войска, холмами чернеет
конская падаль, заносимая снегом. Все стало угрюмым — люди, небо,
земля. Точно из железа. Выедено кругом все, вымерло. Мы идем
голодные, теряем за нами замерзших мертвецов. Шинели смерзаются от
воды, когда надо вброд переходить речки, и один из наших баклажек,
мальчик-стрелок Кондратьев мог бы рассказать о том, как переходили
они вброд речку в льдинах, как вышли на берег, а рук и не разогнуть:
так смерзлись рукава шинелей.
Наш 1-й Дроздовский шел в арьергарде. В Люботине, уже под
Харьковом, мы натолкнулись на большевиков, выбили их, получили приказ
отходить на станцию Мерефу. Под Мерефой застигла оттепель. Все
потекло, стало черным — туманы, небо, земля. Дороги превратились
в вязкую трясину, грязь но брюхо коням. Застревают, захлебываются
грязью патронные двуколки. Полк вымотался. Люди ложились на
дороге. Пулеметы тащили на полковых кухнях, снаряды волокли в
санях. И среди наших колонн, на мужицких розвальнях, покачивался и
в стужу и в оттепель оцинкованный гроб капитана Иванова. 4-я рота
отходила со своим мертвецом командиром.
Под Мерефой я не исполнил боевого приказа: остановил на
марше измученный полк. Мы запечатаны в каком-то дачном поселке,
верстах в пятнадцати от Харькова. Харьков был занят красными. Мои
разведчики где-то разведали кур и гусей, в кооперативе поселка
нашлись галеты, макароны. После пиршественного стола с чудесным
супом из курятины и гусятины — такого вкусного супа мне не
доводилось больше есть — все, кроме охранения, полегло вповалку у
огней. Удивительные люди солдаты. Истинные дети: поели досыта,
выспались крепко и спокойно в тепле и наутро точно переродились.
Все забыто. Громкий говор, смех, дружный пар стоит над полком.
С веселой бодростью вошли в Мерефу удалые дрозды. А в Мерефе
сбились в темноте дивизия Барбовича, 2-й Дроздовский и Самурский
полки. Наконец-то мы с ними встретились. Все к нам до тонкости
предупредительны, рады нам даже чрезмерно. Наперебой
приглашают на обеды, на завтраки, на чарочку. Чарочка всюду. Что-то
неладное: уж больно за нами ухаживают.
В штабе кавалерийской дивизии генерал Барбович поведал mhq о
грустных причинах ухаживания. Собственно говоря, все мы в Мерефе
отрезаны красными. Ими занята единственная переправа, пробиться
по ней не удалось, и теперь у всех одна надежда на славный 1-й Дроз-
24*
371
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
довский полк, что он не подкачает, пробьет дорогу. Тут-то мы и
зачванились. Я шучу, разумеется: мы не зачванились, а только я
попросил, когда так, пусть же мой славный 1-й полк пригреют в самое тепло,
накормят до отвала и дадут на славу отдохнуть. Нас кормили кухни
всех полков, бывших в Мерефе. То-то был обед, то-то был отдых
богатырский. А после отдыха, со 2-м батальоном в голове, я выступил
против советской пехотной и латышской конной бригад,
перехвативших нам мост у села Ракитного.
1-й полк не подкачал. Удалой атакой после упорного боя мы
сбили противника, очистили мост. Уже потянулись через мост пехота и
конница. 1-й полк побатальонно стоял впереди моста, прикрывая
отступление. Я приказал отходить. Тронулось все, подался и я со
своим арьергардом, офицерской ротой, командой разведчиков и
пулеметной командой.
Вдруг красные поднялись в сильную контратаку. На нас понеслась
конница. Если бы мы отходили без остановки, конница — это были
латыши — непременно смяла бы нас. Остановка необходима.
Полковник Петере прыгает с коня, я тоже. Мы отбегаем к офицерской роте,
на которую мчатся всадники, и с колена начинаем бить по ним из
винтовок, мы оба хорошие стрелки. Арьергард остановился за нами,
открыл сильный огонь. Красная конница с моста отхлынула.
Я поднялся, чтобы вернуться в строй. Вдруг меня ударило с такой
силой под грудь, что я опрокинулся на спину. Дыхание захватило; рука
в крови, на гимнастерке кровь, я ранен, я все понимаю, а сказать
ничего не могу.
— Командир ранен, командир убит...
«Не убит, нет», — а сказать не могу: перехватило дыхание.
Я стрелял с колена, пуля пробила правую руку, расщепила приклад
винтовки, разбила бинокль и ударила под ложечку, соскользнувши с
кармана гимнастерки, где у меня был серебряный образок. Он меня
спас — не то прямо в сердце.
Боль отпустила, могу передохнуть, пытаюсь встать:
— Нет, господа, я еще не убит.
Какая прозрачная ясность ощущения всей жизни и смерти в
такие мгновения. Я не могу этого передать, но в такие моменты
между жизнью и смертью нет больше черты.
Кто-то торопливо рвет зубами бинт, с меня сдирают рубаху,
мокрую от крови, перевязывают руку. Образок на груди, благословение
бабки на поход, разбит пулей. Мне вынули пулю из-под кожи. Живот
намазали дочерна йодом. Точно негр, с обинтованной рукой, я снова
сел в седло-
372
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^. _ S££»
Тогда-то, на мгновение, мне показалось, что с нами все кончено;
по мосту бежал обратно к нам без строя весь 1-й Дроздовский полк,
с тяжелым топотом, толпами, с гулким смутным криком. Мост,
стало быть, окружен с обоих сторон, и вот сбиты дроздовцы, загнаны
обратно на мост, бегут. Я дал шпоры навстречу бегущим, а ко мне
уже скачет впереди дроздов командир 3-го батальона полковник Тих-
менев.
— В чем дело? — кричу я. — Остановитесь, почему драп, почему
полк бежит?
— Вовсе не драп, — кричит, смеется Тихменев. — Полк идет вам
на выручку.
С моста, быстро рассказал Тихменев, к полку добежали раненые, и
в цепях закипел тревожный крик:
— Командир оставлен на мосту, командир ранен, убит, ранен...
Тогда все, одним порывом, без команд, без строя, бросилось
обратно на мост, ко мне.
Тихменев смеется, смеюсь и я, но на глазах и у меня и у него
непрошеные слезы.
— Скачите к ним, остановите, скажите, что я жив, жив...
Дети мои. Тогда на мосту я хорошо понял, почему старые
командиры называют солдат братцами, ребятами, детьми. Ну что же,
признаюсь, что я смеялся и плакал на мосту, когда пустил к полку галопом
мою Гальку.
Во всю молодую грудь все радостно орут «Ура!», все держат мне
на караул, без команды, без строя, кто где остановился. Галька
закидывает уши, приседает от вопля трех тысяч ярых молодых глоток, а у
меня живот черный, как у негра, и сбились бинты. Изо всей силы я
сжимаю зубы, чтобы по-мальчишески не разреветься перед всем
полком. Ничто и никто и никогда в жизни не даст мне такого полного
утешения, такой радости духа, как та, которую я испытал на мосту у
Ракитного, когда имел честь командовать доблестным 1-м Дроздов-
ским полком...
А отход был все путанее, все отчаяннее. Исчезли куда-то
интендантские склады. Из тыла до нас доходили слухи, что там все бежит,
спекулирует, пьянствует, что царюет там одна сволочь и шкурники,
человеческая падаль развала. В те тяжелые дни я сжал полк.
Отборных бойцов отправил в Горловку, а других свел в один сводный
батальон. Признаюсь, я думал, что люди сводного батальона, особенно
из красноармейцев, отстанут от нас при отходе. Но капитан Янчев
привел в Горловку весь батальон, да еще с пленными. Я
свидетельствую, что и в дни отхода и тылового развала перебежчиков у нас
373
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
не было. Тогда еще все чувствовали свою честную правду и силу, свою
плотную и широкую дроздовскую грудь.
В Горловке был получен приказ оставить Каменноугольный район.
Эшелонами и походным порядком, подбирая на пути отставших и
одиночек, мы пошли на армянское село Мокрый Чалтырь. Там
сосредоточилась вся Дроздовская дивизия. Это было в самом конце
декабря 1919 года.
В Мокром Чалтыре стоял английский танковый отряд. Ко мне, в
штаб полка, пришли с визитом англичане: лейтенант Портэр и майор
Кокс. Потом я отправился к ним. Все англичане оказались
прекрасными товарищами. Мы их пригласили к нам встречать сочельник. В
здании школы, где были накрыты к рождественскому ркину столы,
пришли довольно парадные и слегка чопорные англичане и наши
офицеры, тоже подтянутые и с холодком.
Так было до первой звезды. А потом и холодок, и все церемонии
улетучились. Мы дружно заговорили друг с другом, хотя среди нас и
не было особенных мастеров английского языка. Зато надо сказать
прямо, что выпито было вдоволь. Англичане удивительно внимательно
отдавали честь всем нашим настойкам и наливкам. Скоро за столами
стали брататься, целовались и клялись в вечной дружбе. Тогда мы
хорошо понимали друг друга, не правда ли, лейтенант Портэр, не прав^
да ли, майор Кокс?
Я только подливал, сам не пил и вскоре незаметно вышел из-за
стола. В эшелоне штаба полка, на Гниловской, меня ждали к
рождественской звезде моя мать и моя жена, приехавшие тогда ко мне. С
капитаном Елецким и ординарцем я поскакал на дорогое свидание.
Темная ночь, звезды в тумане. Вскоре перед нами смутно
засветились огни. Огни Ростова. Мы ошиблись дорогой и поскакали к
Ростовскому вокзалу. Давно я не видел города и теперь не узнал его.
Вокзальные залы, коридоры, багажные отделения были превращены
в огромный лазарет. Люди лежали вповалку. На каждом шагу надо
было обходить кого-нибудь, прикрытого шинелью, переступать через
чьи-то ноги, руки. Вокзал стал мрачным лазаретом. Это был сыпняк.
Мы вышли, сели на коней. Темные улицы забиты вереницами
подвод, около которых стоят понурые люди. Ждут, когда их двинут куда-
то. Тяжелое чувство было у меня в ту рождественскую ночь в Ростове.
Далеко за полночь мы прискакали в Гниловскую, а когда посвета-
ло, от Мокрого Чалтыря загрохотали пушки. Мы поскакали обратно.
Наступал пасмурный день. Полк уже был выстроен на площади, ждал
меня в строю. Тут же суетились англичане, щелкая кодаками.
Красные обстреливали шрапнелью. На самом рассвете они пошли в на-
374
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^ Ь&±
ступление и прорвали фронт 3-го Дроздовского полка; конница
Буденного смяла и тяжело порубила офицерскую роту. Английские
танки с английскими командами пошли на выручку и застряли в
красных цепях.
. Я приказал полку развернуться рфл атаки. Под звуки старого
Егерского марша удалые роты 1-го полка, четко печатая шаг, с оркестром
двинулись в огонь. Англичане рукоплескали. Наша атака выручила 3-й
полк и освободила все английские танки, застрявшие на пашне. С того
дня мы с англичанами стали, можно сказать, неразливанными
друзьями. Тогда мы все одинаково хорошо знали, что деремся за правду, честь
и свободу человека против красного раба, не правда ли, лейтенант
Портэр, не правда ли, майор Кокс?
А отход все катился. Лавиной. Ростов заняли красные. 27 декабря
Дроздовская дивизия с обозами и артиллерией переправилась по льду
Дона и стала в большом селе Койсуг под Батайском. Я помню Койсуг
потому, что потерял там моего боевого товарища, ординарца Ивана
Андреевича Акатьева, рослого красавца солдата, ушедшего с нами в
Дроздовский поход с самой Румынии. Красные зарубили Ивана
Андреевича в степи.
Корниловская дивизия сменила нас в Койсуге, мы стали фронтом
на берегу Дона от Азова до Кулишевки. Только здесь, как я уже
рассказывал, 4-я солдатская рота рассталась с гробом своего командира,
капитана Иванова. Гудела проклятая пурга. Милость Божия и
милосердие человеческое отошли от России. Россия ожесточилась. Взволчи-
лась — как сказал мне один старик крестьянин.
В Азове, в канун дня моего Ангела, мы получили приказ снова
перейти Дон и налететь на станицу Елизаветинскую, где полковник
Петере, о чем я тоже рассказывал, один захватил в метели две красные
пулеметные команды. Потом в станице Гниловской мы сменили Кор-
ниловскую дивизию, а корниловцы повели наступление на Ростов.
Ростов заняли не надолго и опять ушли. Там все было разбито и глухо.
Как будто обмер обреченный город. Последнее мое воспоминание о
Ростове: сыпняк, серая вша, заколоченные пустые магазины, разбитое
кафе «Ампир».
1-й Добровольческий корпус отходил к Новороссийску. Моему
1-му полку приказано было идти в арьергарде. Такой была его
боевая судьба — или авангард, или арьергард. Больше чем. на переход
оторвался полк от отступающей армии. Когда я выходил из станицы
Поповичевской, меня нагнали передовые части конной армии
Буденного. Мы отбили атаку и в 2 часа ночи тронулись скорым маршем
из станицы. Оттепель размыла дороги в отчаянную трясину. Под
375
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
мокрым снегом мы остановились передохнуть в станице Старо-Стеб-
лиевской. Еще до рассвета, в потемках, вернулись разъезды.
— За нами идет вся конная армия Буденного, — доложили они.
— Красные обходят станицу справа, их конница движется на станицу
Славянскую.
Конница Буденного, тысячи всадников, перерезает нам дорогу.
Выхода ^я нас нет. Тогда я принимаю решение: тоже отходить на
станицу Славянскую, вместе с конницей Буденного. В глубоком молчании
полк поднят в ружье. Все бледны, сосредоточены; лишние подводы
оставлены. Посреди полка выстроился полковой оркестр. Плавно
зазвенел Егерский марш; он слышен всему полку; все сняли фуражки,
закрестились.
Полк двинулся на Славянскую по большаку, у самой железной
дороги. Вдалеке справа, чернея и колыхаясь в мокром поле, туда же идет
конница Буденного. Дроздовские солдаты, вспомним и в самой горечи
изгнания наш марш на Славянскую!
Из тумана, с поля, наехал околоток, больные и раненые — подвод
двести. Околоток заблудился. Обрадовались и раненые, и мы: хорошо,
что не наехали на буденновцев. Но эти двести подвод в отчаянной
грязище ужасно отяготили марш. Так мы шли часа три. Собственно
говоря, мы уже были у красных в руках. Конница Буденного как
будто решила, что большаком у железной дороги идет тоже советская
часть. Часа три нас не трогали. Мы следили за черными полчищами
Буденного, видными простым глазом. Часов в девять утра от конных
косяков оторвались разъезды. Галоп к нам. Стали на всем скаку,
машут шапками:
— Товарищи, какого полка, товарищи...
Я приказал молчать. Мы идем в молчании. «Товарищи, товарищи»,
а подскакать ближе страшно. Повертелись, унеслись. Уже настал день,
неожиданно ясный и свежий, с морозцем. Зазвенела под батальоном
окрепшая дорога. Идти стало легче. По краю поля, направо, курясь
столбами пара, смутно блистая, маячат конные полчища Буденного. Вот
оторвался эскадрон, другой. Мы видим, как всадники развертываются
в длинную лаву. Лава несется, слышны крики:
— Какого полка? Что за часть? Почему молчите, товарищи?
Мы идем в молчании. Лавы остановились, открыли огонь. Тогда
мы ответили. Залпами. Лавы ускакали. Загремела красная артиллерия.
Конная армия Буденного громит нас всеми своими пушками, мы
ответили всеми нашими. От грохота как будто закачалась земля.
Конные атаки. Одна за другой. Катятся волнами. Мы отбиваемся, не
останавливая марша; отбиваемся, идем перекатами, уступами; один
376
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
Конец Новороссийска
Фронт рухнул. Мы катимся к Новороссийску. Екатеринодар занят
красными. Особый офицерский отряд ворвался туда только аая того,
чтобы освободить гробы Дроздовского и Туцевича, погребенных в
соборе. Гробы их освобождены, идут с нами к Новороссийску. В
станице Славянской, где полк заночевал после боя с конницей Буденного, я
получил от генерала Кутепова приказание прибыть в Новороссийск,
навести порядок при погрузке войск.
377
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Безветренная прозрачная ночь. Конец марта 1920 года.
Новороссийский мол. Мы грузимся на «Екатеринодар». Офицерская рота для
порядка выкатила пулеметы. Грузятся офицеры и добровольцы. Час
ночи. Почти безмолвно шевелится черная стена людей, стоящих в
затылок. У мола тысячи брошенных коней; они подходят к соленой воде,
вытягивают шеи, губы дрожат: кони хотят пить. Я тоже бросил на
молу мою гнедую Гальку, белые чулочки на ногах. Думал ее
пристрелить, вложил ей в мягкое ухо маузер — и не мог. Я поцеловал ее в
прозвездину на лбу и, признаться ли, перекрестил на прощание. В
темноте едва белелись Галькины чулочки.
На молу люди стоят молча, слышно только скашливанье. Какая
странная, невыносимая тишина; все похоже на огромные похороны.
Издали прозрачно доносится каждый звук. Вот в темноте отбивает
ногу какая-то часть, все ближе. Какой ровный шаг. Слышу команду:
— Батальон, смирно!
Ко мне из темноты подходит унтер-офицер, пожилой солдат нашего
запасного батальона.
— Господин полковник, вверенный вам батальон прибыл на погрузку.
В запасном батальоне у нас были одни солдаты из пленных
красноармейцев. Мы были уверены, что наши красноармейцы останутся в
городе, не придут. А они, крепко печатая шаг, все привалили в ту
прозрачную ночь к нам на мол. Должен сказать, что мне стало
стыдно, как я мог подумать о них, что они не придут. В темноте молча
дышал солдатский батальон.
— Да куда же мне вас девать, братцы мои? — тихо сказал я
унтер-офицеру.
«Екатеринодар» уже осел на бок, заваленный людьми и амуницией
1-го и 2-го полков. Капитан «Екатеринодара» только что кричал с
отчаянием в рупор:
— Я не пойду, я так не пойду...
А я с мола кричал ему в рупор:
— Тогда мы пойдем без вас.
Транспорт забит до отказа. Все равно; надо же погрузить
запасный батальон. Я приказал грузить наших солдат на корабль
лебедкой. Подъемный кран гроздьями поднимал людей на воздух и
опускал в темноту, куда попало, на головы и плечи тех, кто уже тесно
стоял на палубе. Так я грузил запасный батальон: лебедка стучит,
земляки ухают сверху.
Электрическая станция в городе работает, и как-то особенно
светлы далекие огни фонарей. Изредка слышна стрельба: перекатится,
смолкнет. Я все жду, когда же начнут стрелять как следует.
378
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«£&) _ 1^>
В темноте подходит еще часть. У меня сжалось сердце; куда
грузить, места нет. Это офицерская рота 2-го полка, бывшая в
арьергарде, и одиночные люди 3-го полка. 3-го полка не ждали, за него были
спокойны: для его погрузки был отдан транспорт «Святой Николай».
Но команда «Николая», не окончивши погрузки, обрубила канаты, и
транспорт ушел.
Подходят новые группы. Тогда я прыгнул в шлюпку и, можно
сказать, молнией помчался к миноносцу «Пылкий», куда был погружен
штаб Добровольческого корпуса генерала Кутепова. Помню
светящееся небо, ветер в лицо, сильное дыхание гребцов. На «Пылком» ко мне
вышел генерал Кутепов, окатил блеском черных глаз.
— Полковник Туркул?
— «Екатеринодар> загружен, ваше превосходительство. У меня
остались люди. Необходимо погрузить всех, или мы выгрузимся и
уйдем пешим порядком вдоль берега.
Кутепов поскреб щеку у жесткой черной бородки, обернулся к
командиру миноносца, окатил и его горячим взглядом:
— Сколько вы можете еще погрузить?
— Человек двести.
— Полковник Туркул, сколько у вас непогруженных!
— Приблизительно двести, ваше превосходительство.
— Какая часть?
— Офицерская рота.
— Грузите к нам.
— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство.
Гребцы примчали меня обратно. Я вгляделся в темную толпу людей.
— Господа, имейте в виду, — сказал я. — Имейте в виду, что вас
всего двести человек... Понимаете, двести.
И я повел людей к молу, где был отшвартован «Пылкий».
— Здорово, дроздовцы! — раздался из темноты звенящий голос
Кутепова. В его голосе был необыкновенно сильный, горячий блеск,
как и в его татарских глазах. Был в его голосе ободряющий звук,
точно звон светлого меча. Все дружно ответили. Погрузка началась; люди
быстро шли один за другим по сходням; миноносец все глубже
уходил в воду. Кутепов покрякивал, по своей привычке крепко
покашливал, но молчал.
— Полковник Туркул! — резко окликнул меня кто-то из темноты.
Я узнал желчный голос начальника штаба генерала Достовалова,
который позже изменил нам и перекинулся к красным.
— Сколько вы грузите?
— Двести.
379
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
— Какие там двести. Миноносец уже в воде. Разгрузить!
— Я разгрркать не буду.
— Приказываю вам.
— Вы не имеете права приказывать мне. Я гружусь по приказанию
командира корпуса. Извольте сами разгрркаться, если угодно.
— Прекратить спор! — гортанно крикнул нам генерал Кутепов.
На «Пылком» тем временем вовсю работали фонарями
сигнальщики. Сигналы, наконец, принял французский броненосец «Вальдек
Руссо». Французы ответили, что могут взять людей и высылают за ними
катер.
К «Пылкому» подошли еще люди 3-го полка. Катер за катером я
тогда всех их загнал на «Вальдек Руссо». Генерал Кутепов смотрел
молча, только покашливал. Когда на катер прыгнул последний дроз-
довский стрелок, я подошел к Кутепову:
— Разрешите идти, ваше превосходительство...
Кутепов крякнул, быстро расправил короткие черные усы:
— Полковник Туркул!
— Я, ваше превосходительство.
— Хороши же у вас двести человек!
Я молча отдал честь, глядя на моего генерала. Достовалов
проворчал что-то рассерженно. Кутепов круто повернулся к нему, и вдруг
звенящий голос, который знала вся армия, обрушился на Достовалова
медной бурей:
— Потрудитесь не делать никаких замечаний командиру
офицерского полка!
На рассвете я вернулся на «Екатеринодар». Конечно, я не знаю
всего об этом отходе и об этой глухонемой новороссийской эвакуации;
я был занят своим делом и только позже слышал о том, как
некоторые части не догрузились и ушли вдоль берега на Сочи, неведомо куда;
как по веревке пришлось поднимать на транспорт чью-то пулеметную
роту; как оставшиеся люди сбились на молу у цементного завода и
молили взять их, протягивая в темноту руки.
На «Екатеринодар» меня опустили сверху в тесноту, как и наших
красноармейцев. Я приказал трогаться. Транспорт, скрипя и стеная,
стал отваливать. От палубы до трюма все забито людьми, стоят
плечом к плечу. На верхней палубе мне досталась шлюпка. Я привязал
себя канатом к скамье и накрылся с головой шинелью.
«Екатеринодар> идет. Море серое, туманное. Шумит ровный ветер.
Светает. Я свернулся под шинелью, и мне все кажется, что надо что-
то вспомнить. И вот — как странно — мне вспомнилось что-то
классическое, что-то об отступлении «Десяти тысяч» Ксенофонта.
380
*£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i£^>
А. Яковлев277
О БОЕ ПОД ЛЬГОВОМ278
В тот период времени я был заведующим хозяйством 6-й батареи и
лично в боях участия не принимал, но знаю, что 5-я и 6-я батареи были
приданы 3-му Дроздовскому стрелковому полку и капитан Вельский279
был отрешен от командования за потерю орудий, где-то под Льговом.
Как мне говорили, в то время лошади были еще не кованы на шипы,
Скользили и не могли вывезти орудий. Но потери в людском составе
были небольшие, и вскоре батарея, получив другие орудия, вновь стала
боеспособной. В командование 6-й батареей вступил капитан Маслов280.
Мой сослуживец штабс-капитан Томашевский был в конной
разведке 2-го Дроздовского стрелкового полка. После ночного боя в
городе Дмитриеве начался зимний отход. Он отбился от полка и попал
в расположение Самурского пехотного полка, который, потеряв связь,
отступал самостоятельно. Полк был малого состава и, окруженный со
всех сторон, днем вел бой, а ночью отступал напрямик по полям на
юг. Спасением своим полк был обязан энергичному командиру
полковнику Звягину281.
По словам другого моего сослуживца, Дроздовский Мортирный
дивизион потерял только одно негодное орудие. Таким образом, в этот
период красные взяли 9 дроздовских орудий, а не 21, как они пишут.
Н. Плавинский282
«ДРОЗДОВЕЦ»283
В настоящем очерке мне хочется воскресить в памяти один из
эпизодов боевой жизни бронепоезда «Дроздовец». Этот бронепоезд
был отбит дроздовцами у красных и считался одним из лучших
наших бронепоездов.
381
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
U&*
* * *
Отошедший на «базу» (ночная стоянка бронепоезда) со станции
Дмитриев «Дроздовец» утром получил распоряжение от командира
Дроздовского полка немедленно возвращаться обратно. Бронепоезд
под командой штабс-капитана Рипке работал как часы. Очередная
смена заняла свои места, и бронепоезд полным ходом понесся
навстречу глухо доносившемуся орудийному гулу... Командир впереди,
на контрольной площадке, с биноклем в руках, офицеры по своим
местам, сидят, свесив ноги внутрь, в окнах башен. Кто-то
рассказывает анекдот. Смеются. Наводчик головного орудия затянул песню:
«Я украшу тебя, как картинку...» Один из пулеметчиков, высунувшись
в окошко, аппетитно жует сало. Точно на прогулку отправляются.
Подъезжаем к маленькому полустанку перед железнодорожным
мостом. За мостом слева холм, а справа равнина. До ст. Дмитриев
совсем близко — версты две.
И вдруг командир отдает приказ остановиться на полустанке и
начинает пристально всматриваться туда, где дали ясные, но унылые
сливаются с зеленоватым небом. Присматриваемся и мы. Нет сомнения:
крупная колонна красных — пехота, кавалерия и артиллерия —
производит глубокий обход Дроздовского полка.
— Поручик К., — слышится резкий, отчетливый голос
штабс-капитана Рипке, — вы видите?
— Так точно, вижу.
— Обстрелять на предельном прицеле.
— Слушаюсь!
42-линейная пушка шлет одного из своих разведчиков в гости к
колонне. Второй, третий и четвертый снаряды — и колонна начинает
сворачивать в сторону. Артиллерия ее не достает до нас. Опасность
ликвидирована.
382
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
«&I — 1&*
Для охраны моста «отстегивается» площадка с 42-линейной
пушкой, придается к ней небронированный паровоз вспомогательного
поезда, и «Дроздовец» трогается к ст. Дмитриев, ускоряя ход. По
дороге справа встречаем первых дроздовцев — это полк. Трусов ведет
свою знаменную офицерскую роту (человек 25—30)
«ликвидировать» ближайший обход, замеченный генералом Туркулом. Мы не
останавливаемся — знаем, что на подмогу им осталась площадка.
Гул артиллерийской и пулеметной стрельбы становится веселее. Вот,
наконец, видна и станция. Не доезжая до нее, слева около
железнодорожной будки виднеется какая-то группа: это генерал Туркул со
своим штабом. Он направляется к бронепоезду. Картина ясна и без
приказания генерала Туркула. Слева красные, силой этак в дивизию,
приперли дроздовцев к полотну железной дороги. Тонкие, но упругие
и крепкие, как сталь, цепочки дроздовцев стойко держались, время от
времени переходя даже в контратаки, несмотря на то что часть обоза
была отбита, что артиллерия, отступая, чтобы выбрать позицию, пока
не стреляла. Красные, очевидно решив покончить дело одним ударом,
пошли густыми цепями одна за другой, но... пулеметы дроздовцев
косили первую цепь, вторая залегла, наступление останавливалось.
Вот тут-то и понадобилась помощь «Дроздовца». Заговорили восемь
левобортовых пулеметов и четыре орудия. Красные первое время как
* вросли» в землю — перед нами точно мертвое поле, над которым
смерть занесла свою косу. Но наши гранаты и шрапнели заставили
притихшие в смертельной тоске цепи красных всколыхнуться в последних
судорогах: начались беспорядочные перебежки назад... Штабс-капитан
Рипке, неизменно находясь на контрольной площадке, приказывает
перенести огонь в непосредственный тыл красных цепей. Дроздовцы
перешли в атаку. Все шло хорошо, но дула орудий так накалились, что
стрелять было опасно. А тут еще новая беда — красные начали
обстреливать бронепоезд химическими снарядами. Хлор затянул тяжелой
желтой пеленой все пространство около бронепоезда. Невозможно было
смотреть, дышать — слезы катились градом, ежесекундно нужно было
сморкаться... А мы все продолжали стрелять. Штабс-капитан Рипке не
тронулся с места. Наконец, красные смешались окончательно, их
артиллерия замолчала. Только тогда бронепоезд был выведен из полосы
хлора. Дроздовцы быстро выравнивали фронт. Обоз отбит.
Генерал Туркул приказал отходить. Бронепоезд продолжал «дышать
полной грудью» — всеми четырьмя орудиями прикрывая отступление...
Вечерело. «Дроздовец» возвращался на базу, и наводчик головного
орудия опять пел: «Разукрашу тебя, как картинку... все отдам я тебе
за любовь...»
383
<^n
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
J^»
ЗАПИСКИ ДРОЗДОВЦА-АРТИЛЛЕРИСТА285
Ложное донесение
— Назначить двенадцать человек для капитана К-а. Выберите
надежных людей. Назначьте старшего, — приказывал высокому
добровольцу-фельдфебелю боевой части седой, небольшого роста полковник-
командир 7-й батареи.
— Слушаюсь, господин полковник!
— Посылаю капитана К. с десятком подвод ликвидировать нашу
хозяйственную часть на станции Криничная, — добавил полковник.
Было самое тяжелое время отхода армии в конце 19 года. Сейчас
боевая часть батареи находилась около станции Матвеев Курган, а
состав хозяйственной части — базы — застрял, в числе других
эшелонов, на путях узловой станции Криничная. Дезорганизация тыла была
полной. Паровозов не хватало. Поездные бригады разбегались.
Красная кавалерия и всякие партизанские отряды, вроде махновских,
ринулись в пространство даже не прорыва, а просто развалившегося
фронта. Где были свои части, а где наступающие красные, трудно
было выяснить. Батарея походным порядком, усиленными маршами
стремилась достигнуть расположения дивизии, одной из немногих
сохранившихся групп, сосредоточенной сейчас в районе Ростова.
Теперь было получено известие, что хозяйственная часть застряла
сзади, и командир решил послать одного из самых лучших офицеров с
небольшим количеством солдат, так как считал, что если и придется
их потерять, то все же батарея не лишится своей боеспособности.
Самообладание, спокойствие и храбрость в самой тяжелой обстановке
боев капитана К. придавала некоторый шанс на успех этому
предприятию. В только что закончившуюся германскую войну капитан К.
служил в Ширванском полку и в совершенно безнадежный момент сумел
спасти и даже вынести с собой знамя полка.
Идя к хате, где помещалась орудийная прислуга, фельдфебель
перебирал в уме, кого из солдат лучше всего было бы отправить в
экспедицию. Нужно было взять по нескольку человек от орудия, чтобы в случае
необходимости батарея могла бы действовать. Но кого же послать за
старшего? Ну конечно, Митрофана Б. — он спокойный и храбрый
старый доброволец. Еще не доходя до хаты, он почти столкнулся с ним.
— Митрофан, поедешь ликвидировать базу — застряла на Кринич-
ной.
384
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
«ggfc& , . *»»
Митрофан, несмотря на продолжительное пребывание в армии и
старательное выполнение службы, любил, однако, поворчать.
Очевидно, старая гвардия Наполеона отличалась такими же свойствами,
почему он и называл их «старыми ворчунами».
— Куда ты назначаешь? Знаешь же, что, может, никто не
вернется назад? — с упреком спросил он Н., в котором всегда видел
сотоварища, а не начальствующее лицо.
Н. знал, что мог бы настоять на своем, но в данном случае он сам
вполне соглашался со своим старым приятелем.
— Я еду сам, — решил он. — Оставайся на батарее, а особенно
присматривай за конями, Митрофан.
Митрофану стало теперь неловко.
— Слушай, ты сразу обиделся — сам поеду. Согласись, что из-за
этого барахла, что у нас на базе, попадать в лапы красным неохота.
Пошли Леньку Б., у него вкус к таким предприятиям. Да еще и
грабанет что-нибудь для себя при случае.
— Разговор окончен, Митрофан, я еду, беру с собой... — Он
перечислил по фамилиям солдат. — Ты пройдешь сейчас во второе орудие.
Скажи, чтобы все назначенные взяли с собой винтовки и по 60
патронов на человека.
Впереди верхом едут три офицера и два конных разведчика, за ними
обоз из десяти порожних подвод. Навстречу ветер порывами несет
мелкий, колючий снег. На последней подводе, поставив карабин
между коленями, рядом с возницей сиа^т Н. Пожилой крестьянин с
бородой, белой от снега и седины, и молодой доброволец — каждый
заняты своими невеселыми думами.
«Скоро ли отпустят по домам подводы? — думает крестьянин. —
Того и гляди застрелят или зарубают с ними. Наскочут красные: «Для
чого, так тебя и так, борода, белых возил?»
Н. думает о неудачах армии, о том, как близко казалось уже
освобождение России, ведь были под Брянском, Камаричами, а теперь все
рухнуло, и где и когда остановится откатывающаяся армия?
Долго не высидишь — холодно. Соскакивают с подвод возницы,
соскакивают солдаты, пробежав или пройдя некоторое расстояние,
похлопав руками себя по бокам, опять влезают на подводы, пряча
ноги в сено. Да и верховые слезают, чтобы размять замерзающие
ноги, и, пройдя немного, ведя коней в поводу, опять садятся
верхом.
Ночью остановка в какой-то деревне. Жители говорят, что уже два
дня тому, как проходили какие-то отступающие части. О красных
ничего не знают.
25 «Белое движение», т 20
385
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
— Тилько люди казали, що червона кавалерия здесь близенько, та
то може бути совсим и не Буденный, а Махно.
«Не черт, так дьявол, — думают добровольцы. — Нечего сказать,
утешили дядьки».
Наконец, станция Криничная и эшелон батареи без паровоза на
каких-то запасных путях. Быстро идет погрузка на подводы. Капитан
К. приказывает в первую очередь грузить запасные части, панорамы,
пружины накатника. В дверях товарного вагона стоит и отбирает
нужные части поручик Т., он же артиллерийский техник. Потом грузят
сбрую, седла, фураж, обмундирование и, наконец, последними вещи
батарейцев, какие-то мешки, чемоданы.
Когда все погружено — начинается обратный путь. Капитан
решает вести свой маленький отряд другой дорогой, чтобы скорее
догнать батарею, и то оторвались, самое меньшее, на три, четыре дня
пути. Батарея выступила в юго-восточном направлении утром, когда
подводы пошли на север, к Криничной. В отдалении, в стороне,
послышалась какая-то стрельба, но скоро смолкла. «Только бы не
попасть красным со всем этим барахлом», — думает Н.
Довольно симпатичный бородатый инженер с молодой женой и
кучей чемоданов на повозке присоединился к обозу. Командир
галантно принял их под свою опеку. Эти перепуганные обыватели также
стремились к Ростову. Обратно груженые подводы шли медленнее.
Ночью пришли в какое-то село. Ставни везде закрыты наглухо, ни
одного огонька. Только злобно лают псы. После повторного стука
неохотно открываются двери. Испуганные, растрепанные
физиономии крестьян свидетельствуют о слабой радости по случаю незваных
гостей. Капитан К. подъехал к Н. и сказал ему, чтобы тот, взяв коня,
добрался бы с одним из разведчиков до станции, справился у
коменданта, каково общее положение, и сообщил бы, что их отряд
остановился в селе на ночлег.
До станции было недалеко, и, хотя пронзительный ветер
по-прежнему нес в лицо мелкий снег, Н. и разведчик быстро добрались до
железнодорожных путей и вдоль них доехали до станции. Здесь было
пустынно и кругом не было видно людей. Отдав коня разведчику, Н.
вошел в станционное помещение.
Небольшая комната ожидания была совершенно пуста и слабо
освещена лампой, висевшей над стойкой буфета. Из комнаты
дежурного падала полоска света и слышно было, что работает телеграф. На
другой двери была надпись: «Комендант». Подошел — постучал.
Ответа не последовало. Толкнул дверь ногой и вошел. На скамье лежал,
накрывшись с головой шинелью, какой-то солдат. На следующей две-
386
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
jjgtf 1^»
ри опять виднелась надпись: «Комендант». Теперь уже на стук Н.
услышал хриплое:
— Войдите!
За столом сидел офицер в чине капитана. В комнате было очень
тепло от чугунной печки. Офицер был без шинели и фуражки,
воротник френча был расстегнут. Войдя, Н. щелкнул каблуками кованых
английских ботинок и начал:
— Господин капитан, старший фейерверкер 7-й легко-гаубичной
батареи...
Офицер пробовал приподняться, но опять тяжело опустился на стул
и махнул рукой.
— Отставить! Вольнопер — садись, — прервал он рапорт
добровольца и откинулся назад на спинку стула. Затем, приветливо
улыбаясь, произнес заплетающимся языком: — Выпьем! Где еще вы здесь
болтаетесь? Я уже ожидал других гостей и угощение приготовил. —
Он глазами показал на лежавший перед ним на столе револьвер.
Потянулся к трубке полевого телефона и позвонил.
— Сволочи! Не отвечают, — философски и спокойно заметил он и
повесил трубку.
— Командир взвода 7-й гаубичной батареи спрашивает, можно ли
ночевать в селе К. и каково общее положение? — не садясь, одним
духом выпалил Н.
— Положение, брат. — Наступила некоторая пауза. — Г-но! —
выразительно и сочно сказал комендант. — Может, за нами пришлют
дрезину, а может быть, и не пришлют. А ночевать всегда и везде
можно. Почему нельзя, артиллерист? Садись и выпей стакан!
Н. видел, что дальнейший разговор не приведет ни к чему.
— Покорно благодарю, господин капитан, я должен сейчас же
вернуться к взводу. Разрешите идти? — И не ожидая ответа, круто
повернувшись, направился к двери.
— Дурак, — услышал он вслед за собой заключительное слово
капитана.
— Ну как? — спросил разведчик.
— Приказ коменданта, покормив коней, немедленно выступать
дальше, — решительно сфантазировал Н.
Когда он пришел на квартиру, где поместились офицеры, то еще в
полутемных сенях его встретил высокий капитан О. Всегда
выдержанный и подтянутый, он был как-то необычно развязен. От него сильно
несло водкой. В дверях без френча стоял другой молодой офицер, и по
его улыбающемуся, раскрасневшемуся лицу было видно, что за
ужином была серьезная выпивка.
25*
387
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i££*
Рождество 1919 года
Метет поземка. Степь покрыта снегом и выглядит как-то особенно
неприятно. Холодный ветер пронизывает. Кони идут уныло. Они
стали мохнатыми, обросли длинной шерстью. Ездовые, видно, не
чистили их — не до того, нет времени.
Могучая полгода тому назад, армия генерала Деникина
откатывается на юг. Идут понуро кони, а около них так же мрачно шагают
измученные люди. Не слышно разговоров, шуток. Мысль сосредоточена на
том, сколько осталось еще до станицы и будет ли там возможность хоть
несколько часов поспать в тепле. Фронта фактически нет. Попытка
задержать красных казачьей конницей над Донцом закончилась неудачей.
От Матвеева Кургана в направлении на Ростов идем походным
порядком. Даже наша дроздовская пехота где-то в другом месте.
Отдельные отряды красной конницы бродят уже по степи, перегоняя
порой отходящие белые части. Возможность встречи с ними, без
нашей пехоты, не может радовать.
Мысли такие же мрачные, как и обстановка вокруг. Вспоминается
взятие нами Харькова... Светило ярко июньское солнце. Все в белых
388
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^1 1^»
платьях. Цветы. Слезы радости встречающих. Еще слышны выстрелы
на окраинах, а город неудержимо ликует. Какие-то раненые
красноармейцы тоже вылезли из госпиталя с сестрами и толпятся на
тротуаре в своих больничных халатах.
— Товарищи? — спрашивает молодой офицер, идущий впереди
дроздовской роты.
— Так точно — товарищи, — отвечает громко один из
раненых.
— Здорово, товарищи! — кричит поручик, смеется он сам, дроз-
довские солдаты в строю, раненые товарищи и толпа.
Мы запыленные, загоревшие, закопченные в пороховом дыму,
среди этой ликующей, радостной толпы, бросающей нам цветы.
А Харьков нас встретил цветами.
«Аллаверды! Аллаверды!» — врываются в память слова дроздовской
песни.
А потом...
Последний эшелон санитарного поезда с Харьковского главного
вокзала. Почти тащу на себе раненого Васю. Доктор и сестра не
пускают в состав. Но очевидно, отступают перед решимостью.
Вытаскиваю револьвер и говорю, что раненого не оставлю, а застрелю здесь
же, у двери вагона. Сестра открывает дверь. Оставляю его там.
Дальнейшая судьба Васи была мне неизвестна.
Много позже, за границей, узнал, что где-то под Ростовом их
санитарный поезд, с потухшим паровозом, был захвачен красными. Вася
лежал уже в это время без сознания в сыпняке...
С вокзала иду опять в город. Город оставлен уже добровольцами.
Все кругом мрачно и пусто. На Сумской улице — ни души. Гулко
раздаются шаги моих подкованных сапог. За плечами — винтовка.
На крыльце, освещенном лампочкой, встречает Надя.
— Сумасшедший, идите скорее, храни вас Бог!..
Медленно кружась, падают снежинки при свете фонаря.
Опять гулко отдаются шаги в мертвом, темном городе. Где-то на
окраинах слышатся одинокие выстрелы...
Теперь Болотов идет около меня по дороге, наполовину занесенной
снегом. Он прерывает мои воспоминания. Сквозь порывы ветра
долетают его слова:
— Видел оставленные эшелоны на путях? А эти пьяные горланят
песни — сволочи.
Я не отвечаю, знаю, о чем он говорит. Когда мы проходили в
темноте вдоль путей, то там стоял эшелон базы какого-то авиационного
отряда. Потухший паровоз. Классные вагоны в огнях, занавески спу-
389
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
U&*
Щоб наша доля нас не цуралась,
Щоб краше в свити жилося! —
поют наши екатеринославские и харьковские хуторяне.
Входит в хату командир нашего взвода капитан Камлач. Ею
пригласили на пиршество, но он просил не ждать, а садиться за ужин без
него.
— Откуда вы все это раздобыли? — кивает он на заставленный
стол.
— Белоусов промыслил, господин капитан.
390
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
^ — *&*
— Ну, этот действительно может «промыслить», — смеется
Камлач.
Белоусов отличается какими-то необыкновенными способностями
и изобретательностью в смысле доставания всяких продуктов. Он даже
был психологом. Помню, зашли мы еще в Донецком бассейне с ним
к какой-то «титке», хотели напиться молока.
— Нема, ридные, усе забрали!
«Титка», как кремень, на «колокольчики» (деньги Добровольческой
армии) даже не смотрит.
— Кто же забрал — белые или красные? — не угомоняется
Белоусов.
— Да чиж мене ни усе и едно чи билые, чи червоные — солдаты
позабирали!
В это время на улице села оглушительный разрыв большевистского
тяжелого снаряда. Хата вздрагивает. Стекла дрожат.
— Видишь, тетка, все равно убьет, лучше продай нам перед
смертью молока, — каким-то задушевным, сочувственно-проникновенным
голосом говорит Белоусов.
— Бачу, ридные, так и так смерть, уж сидайте, може шось и знай-
деться.
На столе появляется «гарнок» с молоком.
— Как ты можешь так? — спрашиваю Белоусова, выходя из хаты.
— Да я уже сделал разведку — у ней две дойные коровы.
Оживление и песни, нарушенные моей командой: «Встать!
Смирно!» в момент прихода капитана, опять возобновляются.
Украинские песни чередуются с залихватскими:
Скачет, несется седьмая батарея,
Пушки на солнце зловеще блестят.
Гаубицы выкрашены в защитный цвет, на конце дула чехол, и
поэтому блестеть никак не могут, но из песни слова не выкинешь.
Красавица, твоя коса — длиннее шнура боевого,
А черные твои глаза сведут с ума и ездового.
Несмотря на то что ездовой, согласно песне, оказывается кем-то,
кого с ума свести очень трудно, так как, очевидно, не с чего сводить,
но и ездовые с азартом подтягивают.
Празднование затянулось глубоко за полночь.
Спал я на широкой скамье. Просыпаюсь от сильного стука в окно.
Старший разведчик верхом. Кричит:
391
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
— Батарея выходит на позицию!
Что за история? Выскакиваем из хаты, по дороге застегивая
ремни. Уже влезаем на орудия на ходу. Из деревенских домов выбегает
пехота, надевая сумки, и бежит строиться к окраине села.
— Товарищи пожаловали! — говорит разведчик Прокопов,
перегоняя верхом орудие.
На окраине села местность поднимается и далеко видна
занесенная снегом степь. Снег блестит и сверкает огнями под ярким зимним
солнцем. Сильный мороз, но ветра нет.
От горизонта к нам, как черная змея, по дороге движется
колонна красных. Снимаемся с передков и открываем по ней огонь.
После первых же разрывов видно, как их пехота разбегается в цепь
по обе стороны. Видны и артиллерийские запряжки также по
сторонам дороги. Большая, черная, сплошная колонна конницы идет на
фланг. Все происходит на глазах, как на какой-то игрушечной
панораме.
Около орудия пробегает наша пехота. Очевидно, никто не ожидал
такого скорого похода красных. Впереди, сначала редко, потом чаще
и чаще начинают стукать ружейные выстрелы. Стреляем и мы — по
коннице, по батареям, накрываем шрапнелью пехоту. Видимость очень
хорошая.
Большевики стараются флангами охватить селение. К полудню уже
весь 3-й полк принимает участие в бою. Пехотная связь и телефон
командира полка недалеко от нашего орудия. Очевидно, у красных
большой перевес. Подъехав верхом, соскакивает с коня безрукий
командир полка полковник Манштейн. Лицо — бледное,
перекашивается судорогой. У Манштейна всегда так, когда он взволнован. Долетают
до слуха его слова в телефонную трубку:
— Бросил в бой свой последний резерв — офицерскую роту.
Большие потери. Жду подкреплений.
Ружейный обстрел батареи усиливается. На шинели подносят к
орудию нашего младшего офицера — поручика Войцеховского286.
Молодое, красивое лицо бледно. Крови не видно.
— Несем на санитарную подводу, — говорят ездовые.
— Оставьте, я умираю, — последние слова, что я услышал.
Он умер через несколько часов. Чувствую сильный удар, как
камнем, по правой руке. Боли сначала нет, но перчатка быстро намокает.
На снег капает кровь. Совсем как на зимней охоте на зайцев.
Последний раз дергаю за шнур левой рукой. На мое место становится
Болотов. Отхожу к санитарной двуколке — она в нескольких стах шагах
при входе в село. На белый снег все больше падают, сворачиваясь,
392
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
«^1 _ 1^=»
красные сгустки. Фельдшер заливает йодом, ловко забинтовывает руку
и делает повязку через шею.
— Скользящее ранение, кость не задета. Можем отправить вас в
Ростов. Сейчас будут отвозить раненых.
Мысль о госпитале, чужих людях, нежелание оторваться от своих —
от батареи было для меня решающим.
— Я чувствую себя хорошо, останусь при батарее, буду приходить
на перевязки.
Опять иду к орудию. Оно уже снимается с позиции. Вышли все
снаряды, и нажим красных становится все сильнее. Батарея идет вниз
по широкой деревенской улице.
Около середины села навстречу нам поднималась стройно шедшая
большая колонна пехоты. Впереди, немного переваливаясь, шел
полковник Туркул. В это время оркестр его полка грянул дроздовский
марш: «Из Румынии походом шел Дроздовский славный полк, для
спасения народа нес он свой тяжелый долг». Все мы, остановившись,
не ожидая никакой команды, затянули — «Ура!». Туркул шел со
своим полком на выручку Манштейна. Несколько наших танков, с
характерным металлическим тарахтением гусениц, выползали из села
навстречу красным.
Через час бой решился в нашу пользу. Красные были отброшены
на несколько десятков верст. А ночью пришел приказ отходить на
Ростов. Мы недоумевали: «Почему отходим? И еще после такого
удачного боя».
— Начальство лучше знает, — смеясь сказал Болотов.
— Наш участок занимают какие-то другие части, но что-то не
видно этих частей, — говорили между собой добровольцы.
Погода начинала портиться. Пошел мокрый снег. Ветер нес его
навстречу, и на полушубке получалось что-то вроде ледяного панциря.
Рука на перевязи сделалась такой тяжелой, как полено, и ныла.
Впереди батареи на маленьких санях ехал командир, полковник
Соловьев, с одним из офицеров. Пехота шла за батареей. В конце колонны
шел Туркул с первым полком.
Рассветало, когда мы начали приближаться к городу со стороны его
предместья Тимерника. Видны были какие-то фабричные корпуса и
рабочие поселки. Ну наконец, перед нами Ростов. Навстречу
показалась группа всадников, около полусотни. Когда расстояние между нами
было несколько сот шагов, они, не спешиваясь, открыли ружейный
огонь по батарее. Командирские сани оказались около орудия.
Снялись с передков, сделали два выстрела по всадникам, поскакавшим
назад в город.
393
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Подъехал Манштейн. Некоторое время командиры совещались.
Одна из подошедших рот рассыпалась в цепь впереди, прикрывая
колонну. Всезнающий разведчик Прокопов подъехал к орудию:
— Ростова брать не будем. Манштейн не хочет слишком больших
потерь в уличном бою. Отходим прямо на станцию Гниловская.
Повернув под прямым углом в направлении на юго-запад, мы
пошли через балки, тянувшиеся в сторону Тимерника. Пехотная цепь,
отстреливаясь, также отходила вместе с нами.
«Когда же красные успели занять Ростов?» Этот вопрос задавал себе
каждый. И почему дивизия, которая вела успешный бой, прикрывая
Ростов с северо-запада, не была даже поставлена в известность о
положении? Объяснение нужно искать в общем состоянии развала и
дезорганизации, которые охватили тылы в это время.
Перед нами глубокая балка. Тормозим колеса, накладываем лямки.
Пехота помогает. Но орудия скользят по обледеневшему склону.
Скользят и люди. Отпрягаем уноса (две передние пары коней), оставляем
только корней (коренная пара, идущая в дышле). Пустые орудийные
ящики и три орудия удается спустить по крутому склону. Одно из
орудий срывается, опрокидывается, придавливает одного из коренных
коней. Ездовой каким-то чудом выбирается, успев вовремя соскочить.
На конце балки, со стороны Тимерника, появляются красные
разъезды и начинают обстреливать людей, которые возятся около орудия и
запряжки. Стараемся поднять орудие, но это оказывается
невозможным. Подъезжает Прокопов с приказом командира оставить орудие, а
людям догонять батарею. Пехота уже отошла. Стараюсь с Болотовым
снять замок. Рука мешает. Наконец удается. Он оттаскивает его и
бросает в сугроб. Панораму прячу за пазуху.
— Теперь айда, чтобы красные нас здесь не залопали.
Вытаскиваю наган из кобуры и кладу в левый карман. Идем с ним
вдвоем. Обидно за орудие. Дальше местность ровная, это был
последний овраг. Такая неудача. Красные всадники маячат вдалеке и
изредка постреливают.
Около станции Гниловская догоняем батарею. Станция забита
эшелонами. Стоят бронепоезда. Но людей не видно. Подъезжает один из
наших офицеров.
— Идем, — обращается к нам, — снимать замки с орудий и
пулеметов на бронепоездах, команды их оставили, и красные обложат
нас из этих же орудий, как только займут станцию.
Идем к броневым площадкам. Снимаем затворы. В пулеметах даже
вставлены ленты с патронами. Все брошено. Видно, у них была
здоровая паника. От меня помощь небольшая — одной рукой много не
394
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „л
сделаешь. Работаем с Болотовым в три руки. Окончив, проходим между
составами. Цистерны на путях. Подъезжают несколько разведчиков
3-го Дроздовского полка. Стреляют в цистерны, зажигают тонкую
струйку нефти, которая бьет из отверстия. Кричат нам:
— Артиллеристы, драпайте! Тут большой огнесклад и эшелоны со
снарядами. Сейчас начнут рваться! Приказ взорвать!
Идем дальше к станции. По бокам товарные поезда. Дверь одной
из теплушек приоткрывается, высовывается голова. Бледное, землистое
лицо. Спрашивает:
— Скоро ли отойдет эшелон?
Подхожу. На полу в вагоне на соломе лежат люди.
— Что вы тут делаете?
— Да мы тифозные, весь состав.
— Можете ходить?
— Не все. Некоторые без памяти.
— Кто может ходить, вылезайте из вагонов. Идите, ползите в
сторону станицы. Эшелон ваш никуда не пойдет.
— Идем! — торопит Болотов.
— Господи! Да ведь они сгорят тут все.
— Их тут много, эшелонов и санитарных поездов. Очевидно, пути
забиты перед Ростовом. Идем! Все равно не поможешь, только сами
попадем красным в лапы.
Он прав. Вслед за ним спускаюсь к Дону. Догоняем батарею на
льду — на реке. Идем в колонне. На Гниловской не слышно еще,
чтобы рвались снаряды. Наши, оставляя Ростов, взорвали мосты и
пустили по реке ледокол. Хорошо, что мороз опять сковал реку. Но
лед в этом месте тонкий. Пехота переходит легко. Запряжки
переводим одну за другой. Ящики и орудия тянем на лямках.
— Вот еще недоставало, как дурак, с орудием под лед пойдешь! —
ворчит Болотов, а сам тянет за лямку.
Лед ходит, как на пружинах. Переходим благополучно опасное
место. Сзади слышен сильный взрыв. Лед на реке содрогается. За
одним взрывом следует другой, третий. Столбы черного дыма
поднимаются над станицей. Гниловская горит. Слышны разрывы рвущихся
снарядов. Высоко в воздух летят какие-то обломки. Около камышей
несколько саней. Наши командиры полков, с ними полковник
Соловьев287. Нахмурившись, смотрит Туркул на горящую Гниловскую.
Вечереет, и красное зарево далеко бросает свой зловещий отблеск на
замерзшую реку и лица людей.
— Вот тебе и елка на Рождество, — говорит Болотов.
Действительно, ведь это третий день Рождества.
395
c^l
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Х^>
Буденновец Чугунов
Стоял суровый январь 1920 года. Над южным берегом замерзшего
Дона возвышаются земляные валы. Это остатки старой турецкой
крепости Азова. Здесь было знаменитое «Азовское сидение» казаков.
Видели эти валы и войско Великого Петра.
Сейчас старые валы крепости опять служили защитникам. Только
уже на разных берегах Дона стояли теперь, охваченные безумной
враждой, русские люди. Дроздовская дивизия белых занимала Азов,
правее к Батайску стояли корниловцы. На другом берегу широкого
замерзшего Дона, в станицах Обуховской и Елизаветинской,
расположились части первой конной армии Буденного с приданными ей
пехотными полками. Уже несколько раз штурмовал Буденный Азов,
и каждый раз на льду, посреди безбрежного снежного поля,
оставались лежать многочисленными черными пятнами убитые
красноармейцы — участники неудавшихся атак.
К концу января начались метели. В снежную вьюгу готовились к
вылазке защитники старой крепости. С вечера натирали лицо и руки
гусиным салом. Чтобы отличить своих от врагов, на рукава надевали
белые повязки. Да и повязки-то были плохо видны, когда человека
можно было различить только в нескольких шагах.
Ночью, в непроглядную пургу, сняв без выстрелов часовых и дозоры,
ворвались в Обуховскую. Штаб красного полка был захвачен врасплох.
Орудия стояли без запряжек. К солдатам 3-го Дроздовского полка,
возившимся около взятых орудий, подскакал посланный для связи конный
буденновец и кричал им в метели, что «белые уже в станице». Оглушив
прикладом его без выстрела, просто стянули с коня.
К утру метель стихла. Командир батареи, стоявшей в Азове,
условившись с командиром 3-го полка, безруким полковником Манш-
тейном, послал фельдфебеля боевой части батареи — добровольца из
вольноопределяющихся — отобрать несколько пленных красных
артиллеристов для пополнения. Командир написал требование на
десять человек пленных по выбору посланного ^я пополнения батареи
и приложил печать. Фельдфебель направился в штаб 3-го полка, где
требование скрепили печатью полка.
396
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«г^> 1^=»
При выезде из Обуховской артиллерист встретил пехотного
капитана, который, с несколькими солдатами, вел группу пленных в штаб
полка аля опроса и, поскольку они не были ни коммунистами и ни
комиссарами, аая пополнения поредевших рот славного 3-го Дроздов-
ского полка. Капитан оказался очень сговорчивым и предложил сразу
же отобрать людей. Обратившись к пленным, на лицах которых
можно было прочесть и ужас пережитой ночи, и ожидание, по их
понятиям, неизбежного конца, фельдфебель предложил артиллеристам отойти
в сторону. Отбирая людей, каждому смотрел в глаза, переписал
фамилии и спросил, кто откуда.
В числе пленных был один в длиннополой шинели, с буденновкой
на голове. Подошел пехотный поручик и заявил, что буденновца надо
расстрелять, потому что «там в конной армии все они добровольцы».
Артиллеристу стоило большого труда отстоять уже отобранного
человека. На обороте требования он написал расписку в получении десяти
пленных и передал ее капитану. Построив свою маленькую команду,
строем повел их к Азову. По дороге, навстречу им, показалась группа
всадников. Впереди, на некотором расстоянии, ехал командир 3-го
полка полковник Манштейн, гроза красных, которого они прозвали
«безруким чертом». Артиллерист скомандовал своей растерявшейся и
перепуганной братии:
— Смирно! Равнение направо!
Манштейн остановил коня. Он хорошо помнил в лицо этого
высокого артиллериста, еще как наводчика орудия в 7-й батарее.
— Вольноопределяющийся, что это за банду вы ведете?
— Господин полковник, веду пленных аля пополнения 7-й
гаубичной батареи, полученных согласно Вашему распоряжению.
Взгляд Манштейна остановился на коренастой, широкоплечей
фигуре в буденновке.
— А этот, что за сукин сын? — И единственная рука
полковника, бросив повод, потянулась к маузеру, всегда висевшему у него на
боку.
— Я за них всех отвечаю, господин полковник. — И, сделав
несколько шагов к командиру, опять стал навытяжку. — Он мой
земляк — владимирский, господин полковник.
Безрукий командир полка пристально посмотрел в глаза
фельдфебеля. Был ли он в хорошем расположении духа в это морозное утро
из-за одержанного успеха или что-то прочел в глазах подчиненного, но
только нервная судорога передернула его бледное лицо, а рука взяла
брошенный повод.
— Вы смотрите! Отвечаете мне за них всех головой.
397
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА „_
И он круто повернул коня и вместе с подъехавшими офицерами и
разведчиками поскакал к Обуховской, как всегда, слегка боком,
приподнимая плечо здоровой руки.
Первое, что сделал фельдфебель, приведя свою команду в Азов, это,
достав папаху, подошел к буденновцу и со словами: «Выбрось к черту
свою спринцовку, а то тебя, правда, кто-нибудь пристрелит» — надел
на него папаху.
К вечеру на шинелях пленных уже были вшиты дроздовские
погоны. Так буденновец Чугунов сделался солдатом 7-й легкогаубичной
батареи Дроздовской артиллерийской бригады. Он еще долго не
доверял тому, что его оставят в покое. Через несколько дней, подойдя
к фельдфебелю, он выражал свое опасение, что пехота его все же
расстреляет. Но скоро эта боязнь прошла. Батарея жила своей жизнью.
Были потери, убитые, раненые, но еще больше косил сыпняк. Чугу-
нова, как служившего в артиллерии всю германскую войну,
зачислили номером к орудию.
Подтянув резервы, Буденный перешел в наступление. Почти до
самых валов старой крепости докатились красные цепи. Огонь
пулеметов, шрапнель на картечь были ответом защитников. Опять,
заколебавшись, оставляя на льду убитых и раненых, отхлынули атакующие.
Начало теплеть. Новый командующий советскими войсками,
талантливый Тухачевский, сменил незадачливого Клима Ворошилова.
Обозначился прорыв на правом фланге, под станцией Ольгинской. По
Кубани, в сторону Новороссийска, начали отходить белые части. 1-й
Добровольческий корпус генерала Кутепова прикрывал отход. В
арьергарде корпуса шла Дроздовская дивизия. Дивизию прикрывал 3-й
полк с приданной ему артиллерией. Красные шли непосредственно
за отступавшим полком. Временами ввязывались в бой. Часто шли
параллельными дорогами на виду отходивших белых частей.
Добровольцам приходилось вести бой или выбивать из станиц уже заскочившие
туда конные разъезды.
Сперва еще мороз держал. Потом потеплело. Темной полосой,
среди местами покрытых снегом полей тянулась размешанная
отступающими частями и обозами дорога. Глубок кубанский чернозем. По
дороге видны были павшие кони, застрявшие повозки, двуколки и
брошенный фураж.
К вечеру одного из этих унылых, похожих один на другой дней
завязалась перестрелка с наседавшими красными. Справа и слева
лежали непроходимые плавни, и бой шел на узкой косе. Орудия
отходили уступами. Одно стреляло, другое бралось в передки и отходило.
Со стороны красных строчили пулеметы и велся редкий винтовочный
398
■гал
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i&*
Станицы кубанские
Неприветливо провожала Кубань Добровольческую армию,
отходившую в неизвестность в начале 1920 года. Что же так повлияло на
перемену отношения кубанцев к делу, за которое они сами боролись
плечо к плечу с добровольцами почти два года? Была это усталость
от войны, какую-то роль сыграла агитация самостийников, с
которыми так резко расправился генерал Петровский, не последнее
значение имели непорядки добровольческого тыла, но главное, по-моему,
заключалось в боязни, продиктованной чувством самосохранения, бо-
399
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
язни, которая охватила население, остающееся на территории,
занимаемой большевиками. Опасались попасть на заметку местным
большевикам, высказывая симпатии к белым, и подвергнуться жестокой
расправе, победителей. Часть кубанцев, верных своим знаменам и
командирам, отходила вместе с Добровольческой армией.
Откатывающаяся армия и волны беженцев саранчой прошли по
богатому краю, и когда отходившие в порядке части Дроздовской
дивизии, под командой генерала Витковского, входили в станицы,
прикрывая отход армии, то уже нельзя было ни получить, ни купить
провианта. Если что и имелось, то было спрятано, — нужно было
АЛЯ себя или для встречи победителей, приход которых также
никого не радовал.
А людей батареи как-то кормить надо. Надо раздобыть провиант,
«не раздражая местного населения», как определенно и
безапелляционно приказал фельдфебелю боевой части командир батареи. Наши
фуражиры возвращались с пустыми руками, ругая кубанцев на чем свет
стоит.
— Проклятые куркули, вот придет Буденный и покажет им
кузькину мать!
Но от этих словоизлияний котел ничем не наполнялся и оставался
пуст.
Фельдфебель помещался в просторной хате. Сейчас он сидел на
скамье под образами. Рядом на скамье лежала высокая рыжая
папаха. Размышления были невеселые. Ему пришлось слышать разговоры
добровольцев:
— Наверно, интендантство давно уже погрузилось на пароходы, а
мы здесь, защищая «родную Кубань», видно, сдохнем от голода.
— Разговорчики! — оборвал он говорившего, но в душе сам не мог
с ним не согласиться.
В хату вошел дежурный, сухопарый юнкер Ленька Белоусов.
— Что задумался? Где жратву раздобыть? — Небольшие карие
глаза юнкера смеялись, смотря на фельдфебеля.
— Иди к черту, — мрачно сказал тот вошедшему.
Оба были старыми добровольцами и приятелями, вместе воевали
уже два года.
— Грабиловку разводить нельзя, приказ командира слышал, а в
котле варим «шрапнель» (так солдаты называли перловую крупу), а
вас, бугаев, разве ей накормишь?
— Вот я к тебе по этому самому делу и пришел потолковать.
Выйдем из хаты, а то тут это «местное население», которое обижать
нельзя, кругом лазит.
400
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
J&*
— Отстань! — упрямо повторил фельдфебель.
— Выйдем поговорим, имею блестящий проект, — продолжал
настойчиво юнкер.
Зная «гениальность» Белоусова по части раздобывания провианта и
находясь перед неразрешимой задачей, фельдфебель надел молча
шинель, пояс с кобурой револьвера, папаху, которой он сразу достал до
потолка, и, низко нагибаясь у притолоки, вышел вслед за юнкером.
День был солнечный. Снег рке совсем сошел, и посередине улицы
была черная сочная грязь, если не по колена, то, во всяком случае, по
щиколотку. Две громадных свиньи с негромким похрюкиванием
переходили медленно с одной стороны улицы на другую. Дойдя до
большой лужи, они погрузились почти целиком в жидкое месиво, и одна
из них улеглась, получая, очевидно, полное наслаждение.
— Идем в парк (место, где стоят орудия), — предложил Белоусов.
Вдоль плетней были проложены местами бревна, местами доски, а
кое-где настланы мостки. Балансируя по погружавшимся в грязную
воду бревнам, они шли один за другим.
— Видишь, — продолжал юнкер, — перед тобой задача: точно
выполнить приказание начальства и наполнить едой котел. Знаешь,
какой приказ отдан дежурным и дневальным по коновязи и парку?
Стрелять ночью после предупреждения в каждого, кто приблизится
к коням или орудиям. У легкой батареи увели пять коней.
Опасаются саботажа и подосланных большевиками людей. Да и эти «зеленые»
(отряды, пополнявшиеся дезертирами Белой и Красной армий,
нападавшими как на тех, так и на других) пошаливают.
— Знаю это.
— Ты фельдфебель боевой части, хоть и не командир батареи и не
старший офицер, но все же начальство. Прикажи дневальным, если
какой-нибудь кабан приблизится к орудиям или коновязи, чтобы
солдат его три раза окликнул. Свинтус, конечно, и ухом не поведет,
тогда пусть стреляет ему прямо за ухо. Покойника мы мигом отправим в
котел. Приказание начальства будет выполнено точно — охрана
парка и коновязи на высоте, а вопрос с провизией наладится. Если будут
утром жалобы, объясним бестолковостью дневального, а «местному
населению» заплатим сколько они потребуют, ведь так они не хотят
принимать денег.
Фельдфебель несколько колебался. Но потом решил идти на
компромисс:
— Ладно, вали, только смотри, чтобы кабанов больше чем нркно
не накрошили. Одного в котел, другого с собой, и баста. И больше
чтобы кабанов не окликали!
26 «Белое движение», т 20
401
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
— Слушаюсь! — вытянулся с подчеркнутым усердием Белоусов.
На другой день с утра кухня дымила и батарейцы ели обильный
обед. Второй кабан лежал осмоленный, прикрытый соломой на
подводе. Хозяева свиней вообще не появлялись, и никаких жалоб не
поступало. В станичное управление артелыцик отнес деньги, но там
никого не нашел, кроме сторожа. Оставил ему деньги и написал
записку следующего содержания: «За двух кабанов, ворвавшихся
ночью в расположение батареи и убитых дневальными, рублей
столько-то».
Командир нахмурил брови, когда ему принесли пробу, и спросил,
откуда мясо. Дежурный доложил, что ночью дневальный, выполняя
приказ, чтобы никто не приближался к парку, по ошибке застрелил
кабана, а что деньги уже отнесены в станичное управление. Случай с
кабанами, угрожавшими в лунную ночь безопасности дроздовской
батареи, был исчерпан. Но впереди предстоял еще инцидент.
На следующий день было назначено выступление дальше. При
выходе из станицы начальство решило устроить смотр отдохнувшим
частям. Группа начальства расположилась на холмике. Дорога тут, за
станицей, уже просохла. Выделялась на холме фигура полковника Тур-
кула. Был, кажется, и начальник штаба дивизии. Пехота, рота за
ротой, проходила мимо холма, с которого слышались приветствия
начальства. Следовала пауза, и, дружно «печатая», под левую ногу отвечала
проходившая рота.
Командир батареи — полковник Соловьев — отличался всегда
тем, что умел, как говорили, «показать товар лицом». На всякого
рода смотрах он, действительно, был артистом. Не доезжая до
начальства, он остановил батарею так, чтобы получился интервал с
пехотой. Когда пространство, отделявшее нас от пехоты, было
значительно, то, выехав на своем вороном англо-кабардинце вперед, он
обнажил шашку и подал команду:
— Рысью марш!
Не доезжая до кургана, перешел в короткий галоп, грациозным
движением вскинул шашку и отчетливо и резко скомандовал:
— Батарея смирно! Равнение направо! — и опустил клинок.
Люди замерли на передках орудий и ящиков, головы повернулись
в сторону группы начальства.
— Здорово, молодцы-артиллеристы! — поздоровался Туркул
зычным голосом. <
Наступила пауза. Слышен был только топот коней и шум идущей
батареи. Теперь одним выдохом должно было последовать отчетливо
и дружно:
402
e^H
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i&*
Новороссийский разгром
Выступив из станицы Крымской, наша батарея, приданная 3-му
Дроздовскому полку полковника Манштейна, шла в колонне пехоты
по направлению к станице Неберджайской. Шли мы в арьергарде
дивизии, и задачей нашей было прикрывать посадку на суда 1-го
Добровольческого корпуса генерала Кутепова, который с марковцами уже
находился в Новороссийске.
26*
403
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Это были те мрачные дни марта двадцатого года, когда неудачи на
фронте уже отражались сильно на духе армии. Рос антагонизм между
добровольческими частями и казачьими. Ползли слухи, что генерал
Антон Иванович Деникин сложил с себя командование Воорркенны-
ми силами Юга России, что якобы отдан приказ о том, что желающие
могут оставить ряды армии. Случаи дезертирства участились. Я не могу
дать точную картину арьергардных боев, так как обстановка была
неясна а^я меня, но не вполне уверен, что она была ясна и аля нашего
ближайшего командования.
По дороге запомнились мне отходившие конные казачьи части,
которые мы пропускали вперед. Кавказцы в длинных черных бурках.
Калмыки целыми семьями. На кибитках, запряженных верблюдами,
женщины с яркими монистами на шее, с детьми и со скарбом. Все
это поспешно уходило в горы, напоминая переселение кочевых
народов во времена монгольских нашествий на Русь. А вслед за нами
уже наседали разъезды первой конной армии Буденного.
Дорога начинала постепенно подниматься; еще невысокие,
поросшие лесом и густым кустарником горы, повышаясь, тянулись в
направлении высоких голубых вершин, видневшихся на горизонте, на юге.
Неожиданно из леса с соседней горы начался винтовочный обстрел.
Говорили, что это были «зеленые». «Зеленые» или красные —
разобрать тогда было довольно трудно. Снялись с передков. Окатили
несколькими орудийными очередями поросшие кустарниками холмы,
откуда шла стрельба, немного успокоили нападавших и пошли
дальше.
Под Неберджайской началось рке настоящее сражение. Тут бой
шел с регулярными красными войсками, снабженными артиллерией.
Наша пехота перешла в контрнаступление. Мы меняли прицел,
уменьшали трубку шрапнели, в общем, все, как полагается, ничем не
отличалось от обычного боя. Снаряды были на исходе. О пополнении их
тут не могло быть и речи. Справа, где-то впереди, по направлению к
Новороссийску, глухо ухали орудия. Предполагали, что это наши
отходящие бронепоезда ведут бой под станцией Тоннельная.
Вдруг произошло что-то совершенно неожиданное. От командира
батареи прискакал разведчик с приказом немедленно отвести батарею,
сбросить орудия и ящики в пропасть и спасать людей, посадив
номеров на уносных коней, через горный перевал прямо на Новороссийск.
В дальнейшем выяснилось, что корниловцами оставлена Тоннельная и
мы стояли перед неизбежным окружением.
Было похоже на какой-то кошмар. Осколком снаряда красных,
уже отходивших под нашим контрударом, был тяжело ранен млад-
404
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^& - 1^»
ший офицер 2-го взвода штабс-капитан Поздняк. Это был очень
милый, маловоинственный человек, лесничий по образованию, родом из
Глухова. Осколком ему сорвало нижнюю половину лица. Повязка
сейчас же намокла кровью. Было проблематично, что он мог быть
живым довезен до Новороссийска. Раненый рке не мог говорить и
жестами просил его застрелить. Командир приказал это сделать. Из
своих батарейцев ни у кого не хватало духу, все мялись. Мне не к
месту вспомнилась фотография его маленькой дочурки, которую он
мне накануне показал. Подошел пехотный офицер и дострелил его в
голову сзади.
Дальше помню все довольно смутно. Грохот столкнутых в пропасть
орудий и ящиков, невнятное мычание раненого Поздняка — все как-
то слилось в памяти. Сидя на коне и обернувшись к ехавшему рядом
Прокопову, я спросил:
— А что же наша пехота?
— Уйдут в горы — кто сможет, да и нам придется туда же.
Потом скачка по каменистой вьющейся дороге. Наши
артиллеристы вперемежку с какими-то частями горцев в бурках. В некоторых
местах дорога сркивалась до тропы, где трем коням нельзя было
пройти рядом. Справа обрыв. Не слышно даже звука падающих туда из-
под копыт камней. Помню, что попридержал своего Вороного,
протиснулся ближе к отвесной скале, стеной поднимавшейся слева. И
делал это не думая, как-то инстинктивно. А общий поток все время
безостановочно шел дальше.
Ночной двухчасовой привал около костра вместе с какими-то
мрачными горцами, перекидывающимися между собой на своем гортанном
наречии. Снова в горы, все выше и выше, в белесоватой мгле густого
тумана облаков. Потом начался спуск. Белая пелена тумана
разорвалась, и далеко внизу — залитое ярким солнцем, сверкающее синее
море. Маленькие полоски молов и словно игрушечный корабль около
одного из них. Почти отвесно под нами пламя пожара и дым —
горели новороссийские склады в порту. Долгий спуск. Около порта какая-
то конница — очевидно, кубанцы. Идут в сравнительном порядке. Не
направляются в порт, а все дальше на юг вдоль берега. В порту вижу
нашего разведчика. Кричит:
— Наши грузятся!
Через головы с шумом летят тяжелые снаряды. Стреляют с моря.
Направляюсь к молам. Это не так просто. Тысячи расседланных и
оседланных коней толкутся и бродят у пристани во всех
направлениях. Пробиваюсь с конем через всю эту массу. Колючая проволока,
пулемет и пехотный караул — кажется, корниловцы.
405
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ 1^»
С конем дальше нельзя — не пускают. Слезаю, поднимаю седло,
треплю на прощание Вороного. Сзади напирают всадники. Тащу
седло. Опять застава. Какой-то пехотный офицер с повязкой на голове
кричит:
— Дроздовец, бросай седло, клади сюда!
Вижу, лежит уже куча седел. Бросаю на кучу. Теперь потеряно все:
орудие, конь, седло, остался только наган.
Боковой мол. Сплошная толпа. Малиновые фуражки — наши
дрозды. Транспорт кажется теперь громадным. Это — «Екатеринодар»,
Российского Добровольного флота, сверху казался он таким маленьким.
Сажени на две-три возвышается борт над уровнем мола. Транспорт
тихо покачивается, и темная полоса воды между ним и молом то
увеличивается, то уменьшается. На сходни не пропускают. Около них
толпа. Продираюсь по молу дальше и смотрю на палубу.
— Гляди! Наш фейерверкер здесь, — слышу голос почти над головой.
Вижу трех ребят нашей батареи, лежащих на крыше автомобиля,
стоящего над самым бортом на палубе. Когда корабль наклоняется к
молу, они оказываются буквально над моей головой. Привязали себя
к канатам.
— У нас тут есть лямки, мы тебя сейчас втащим, — кричит
Болотов.
Через минуту конец лямки у меня в руках. Пропускаю всю руку в
кожаную петлю лямки.
— Тяни, ребята!
Еще две-три минуты висения и качания между молом и бортом
транспорта, и шесть сильных рук втаскивают меня на брезентовую
крышу автомобиля.
— Ради Бога! Не ворочайтесь там! — слышу женский голос из
грузовика. — Крышу провалите!
— Не беспокойтесь, сестра, — наклонившись, не без галантности
говорит Болотов. — Мы сейчас и его привяжем к канатам и не будем
шевелиться.
— Видишь, там тяжело раненные и с ними сестра — беспокоится,
что мы раздавим крышу.
Прикрепляю себя к канату так, чтобы всем весом не давить на
брезентную крышу.
На молу сцены из Дантова ада. Люди безумеют и рвутся к
сходням. Руки сжимают винтовки. В это время к сходням направляются с
носилками — несут раненых.
На мостике командир 1-го полка полковник Туркул. Что-то
кричит, но не слышно. Сходит с мостика, проталкивается к сходням, с
406
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
««I — i&*
ним несколько офицеров 1-го полка. На палубе, где не было упасть
яблоку, образовывается как-то место мя прохода. Узнаю медное лицо
Петерса, вижу и нашего командира батареи без фуражки. Туркул на
сходнях. Спускается на берег. Отстегивает свой маузер и с маху бьет
деревянной кобурой по голове какого-то совершенно обезумевшего
пехотного офицера, который лезет на сходни. Отдельные
«французские» выражения Туркула достигают нашего слуха.
— Ишь ты, как загибает! — одобрительно замечает лежащий
рядом со мной солдат.
После того как Туркул и группа командиров сошла на мол, там
водворилось спокойствие. Санитары по сходням вносят раненых.
Погрузка продолжается в порядке. Мол понемногу пустеет. Туркул с
офицерами возвращается на транспорт. Транспорт
отшвартовывается. Все также равномерно, через определенные промежутки време-
Hki шумят над головой снаряды английского дредноута «Император
Индии». Доносится звук разрыва где-то в горах, а потом с другой
стороны долетают звуки выстрелов с дредноута.
— В кого он стреляет? — философствует Болотов. — Ведь ни
черта, наверно, не видит!
— Дух нам поддерживает, — объясняет солдат, лежащий около
меня.
— Какой там дух — орудия потеряли, коней потеряли, а где наш
третий полк? — печально говорит другой.
Начинают гудеть машины — транспорт набирает скорость. В это
время, совершенно неожиданно, духовой оркестр 1-го полка грянул на
палубе «Над волнами».
— Видишь, полковник Туркул свое дело понимает! Значит, чтобы
ребята, которые живые, не печаловались, — решил первый солдат.
И невольная улыбка появилась тогда на многих задымленных и
запыленных лицах измученных и близких к отчаянию людей.
Б. Пылии288
С АЛЕКСЕЕВСКИМ ПОЛКОМ289
При добровольцах
В конце лета пошли слухи о приближении добровольцев. В
начале сентября по вечерам можно уже было видеть зарницы беззвучных
орудийных вспышек. Семья коммуниста, живущая рядом, начала
407
«^.
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1^»
* * *
С приходом добровольцев наш город нельзя было узнать, все
выглядело как-то по-праздничному. На базаре было небывалое
оживление, откуда-то появились сахар, мука, масло, яйца. Крестьяне опять
повезли продукты в город.
408
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ 1&*
На дворе нашего дома остановилась полевая кухня одной из рот
Марковского полка. Повар — толстый, флегматичный, всегда
добродушный хохол — стал любимцем нашего дома. С раннего утра
дымила его кухня, разнося раздражающие аппетит запахи борща, кулеша и
других соблазнительных блюд. Варилось всего много, и солдаты всего
не съедали. Остатки повар раздавал обитателям нашего двора.
О существовании большевиков мы как-то даже забыли; поверив в
силу добровольцев, мы поверили и в то, что большевики ушли
навсегда и больше никогда не вернутся. Но через несколько дней опять
стала слышна приближающаяся орудийная стрельба, шел бой за Ливны,
только теперь наступали красные. Рота, расквартированная на нашей
улице, была спешно вызвана на фронт. Красные на этот раз были
отбиты. Но безмятежное настроение первых дней пропало: снова
появился страх, что большевики могут вернуться и что об окончательной
победе говорить еще рано.
В Ливнах, где мы были случайными гостями, нас ничто не
задерживало. Поэтому, чтобы неожиданно опять не оказаться у
большевиков, наша семья решила переехать в глубь занимаемой добровольцами
территории; там, мы предполагали, жизнь будет более налаженная и
спокойная. Отец надеялся устроиться на службу. Как я уже упоминал,
он был учителем гимназии. Его служба, как у большинства нашей
интеллигенции, была единственным источником дохода для
существования семьи.
Чтобы финансировать наш переезд, решено было спешно
распродать оставшиеся у нас вещи. Пришлось вынести все на базар, так как
главными покупателями, конечно, были крестьяне. Как ни странно, вел
торговлю главным образом я; остальные члены нашей семьи не
проявляли к этому ни малейших способностей. Помню, я никак не мог
продать чудом у нас сохранившееся, роскошно изданное на меловой
бумаге полное собрание сочинений Гоголя. Зато дешевые издания на
паршивой бумаге были нарасхват: мужики покупали на ощупь, что
годится на цигарки.
Мы с отцом выехали первыми, как бы квартирьерами. Сестра с
младшим братом и мачехой должны были ехать через несколько дней,
вслед за нами. Сговорились встретиться в Харькове, где мы должны
были оставить записку у начальника станции с указанием нашего
адреса.
В Харькове в конце 19 года внешне жизнь била ключом. Улицы
были переполнены нарядной толпой, магазины и базары, как нам
казалось, ломились от товаров. Правда, все это было для нас не по
карману. Мы должны были очень экономить, чтобы растянуть на более
409
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
«^ _ fd&*
долгий срок наши скудные «капиталы». В это время в Харькове
находилась ставка печальной памяти генерала Май-Маевского,
командующего армией, шедшей на Москву. Оглядываясь назад, можно только
удивляться, как могли назначить именно его на эту ответственную
должность. Неужели не нашлось более достойного человека, чтобы
возглавить этот высокий и ответственный пост? Его кутежи и дебоши
были предметом сплетен и анекдотов, циркулировавших по всему
городу. Последние раздувались и перевирались врагами и слркили
отличной «антипропагандой» добровольчества.
Власть, как мне теперь представляется, настоящим хозяином
положения в городе не была, большим авторитетом не пользовалась, и
особой веры в ее силу у населения не было. Каждый день газеты сообщали
о грабежах и убийствах. Помню, при нас была поймана одна большая
шайка грабителей. Они работали одетыми в форму Дроздовского
полка, причем действовали почти открыто. Приезжали вооруженными на
автомобиле, звонили в богатые квартиры, предъявляли якобы ордер на
обыск, не спеша перерывали всю квартиру, забирали драгоценности и
спокойно уезжали. В организации подобных налетов, возможно, была
рука большевиков. С одной стороны, добывались средства, с другой,
что было еще важнее, подрывалась вера в законность и честность
белых властей и накладывалось позорное пятно на один из лучших
полков Добровольческой армии.
Однако не надо думать, что в городе из-за всего этого преобладали
проболыпевистские настроения. Еще висели на заборах обрывки
снимков многочисленных жертв большевистского террора, изуродованные
трупы которых были найдены в подвале харьковской Чека. Еще не
выветрились воспоминания о хозяйничавшем здесь три месяца назад
чекисте Исаенко, специализировавшемся на снимании так называемых
«перчаток». Руки пытаемого опускали в кипяток, а потом сдирали
кожу с рук, как перчатки. Обыватели с ужасом думали о
возможности возвращения большевиков, и тем не менее, желания бороться и
жертвенности с их стороны заметно не было; все надеялись, что кто-
то другой спасет и защитит их, сами же предпочитали критиковать,
спекулировать или, в лучшем случае, надев военную форму, без дела
фланировать по Харькову.
Помню торжественный благодарственный молебен и парад на
главной площади по случаю взятия Петрограда генералом Юденичем. К
сожалению, позднее выяснилось, что сведения о взятии Петрограда
были ошибочными, генерал Юденич действительно был в это время на
подступах к Петрограду, но взять город ему так и не удалось. На
площади были огромные толпы зрителей, войск же было довольно мало,
410
«*л
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^=>
в то время как Харьков был полон людей в военной форме. На меня
этот парад произвел большое впечатление; отец же от всей этой
картины был далеко не в восторге. Вообще, он остро и болезненно
переживал многое из того, что происходило вокруг. Теперь мне ясно, что
отец видел то, в чем я тогда еще не разбирался.
Прошло больше недели, а наши все не приезжали. Начало
закрадываться беспокойство за них, не случилось ли что-нибудь с ними.
У отца опять открылась его старая язва желудка, появились сильные
боли. Я предложил съездить в Ливны, чтобы выяснить, что с
нашими. Другого выхода не было, и отец, больной и как-то уже
привыкший пускать меня одного, согласился. Перебирая в памяти прошлое,
мне теперь кажется, что у меня с отцом, может быть из-за смерти
матери, создались не совсем обычные, скорее товарищеские
отношения. Он всегда говорил со мной обо всем откровенно, обсуждал свои
ПАаны, решения и приучил меня очень рано к самостоятельности.
Прощаясь с отцом на вокзале, я не думал, что вижу его в последний
раз...
Побывать в Ливнах мне так и не пришлось. Вне зависимости от
моей воли, моя жизнь пошла по совершенно непредвиденному и
невероятному пути. Я был подхвачен волной отступающей
Добровольческой армии, прошел с ней весь Юг России и через год вместе с ней
очутился за границей.
Вспоминая впоследствии это время, я часто обвинял себя в том, что
я, может быть, не приложил тогда достаточно усилий, чтобы
вернуться к ждущему меня отцу. Ведь иногда, когда мне этого хотелось, я умел
быть и находчивым, и энергичным. Но таким я себя на этот раз не
показал, а оказался, как почти все в моем возрасте, и легкомысленным,
и эгоистичным. То, что произошло со мной после моего отъезда из
Харькова, было мне и интересно, и отвечало мечтам
тринадцатилетнего мальчика. А мечтал он, этот мальчишка, о героических подвигах и
о том, как он вернется к отцу героем, с Добровольческой армией, в
победу которой он верил. Кто мог предполагать тогда, что события
разовьются так стремительно, так бесповоротно и совсем не так, как
мечталось.
Итак, отец посадил меня на поезд. В нашем вагоне нашлись
попутчики до Ливен: четыре офицера-алексеевца, возвращающиеся в полк
из отпуска, и пожилой полковник, направляющийся тоже в Ливны,
чтобы занять там должность земского начальника. Кадетик, хоть и в
потрепанной форме, у всех военных вызывал симпатию; поэтому они
сразу взяли меня под свое покровительство, обо мне заботились, надо
мной подсмеивались и меня подкармливали. Я им, конечно, рассказал
411
«^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
J^=»
С Алексеевским полком
Оставление Ливен вышло и не временным и не случайным.
Военное счастье изменило добровольцам. Поход на Москву не сркдено
было довести до желанного конца. Начался отход, который через год
закончился в Крыму посадкой остатков Добровольческой армии на
корабли и уходом за границу...
Во время разговора с командиром полка, когда решалась моя
судьба, из соседней комнаты вышла стройная, на вид еще юная девушка в
412
-^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Д^э
черкеске, в погонах ефрейтора и тоже со знаком «Первого
Кубанского похода». Она оказалась женой командира полка, на попечение
которой я и попал в первое время моего пребывания в полку. Я стал как
бы членом семьи командира полка. Я ездил и ночевал вместе с ними
и все время проводил с Вандой Иосифовной, так звали жену
командира, которая вначале, пока это было ново, уделяла мне много
времени и внимания. Но это ей довольно быстро наскучило, и мое
постоянное присутствие ее даже начало раздражать. Да и понятно — какое
удовольствие в 20 лет заниматься чрким мальчишкой. К тому же еще
он, этот мальчишка, подчас не слушался и не всегда выказывал
достаточно почтения к авторитету двадцатилетней «дамы». Отношение
командира полка ко мне было более постоянным. Он проявил много
отеческой, скорее братской заботы обо мне (по возрасту он никак не
мог быть моим отцом). Такое отношение ко мне с его стороны
сохранилось до конца моего пребывания в полку.
На второй или третий день моей «новой жизни» мы остановились на
ночевку в маленьком женском монастыре, показавшемся таким
уютным. Монашки, несмотря на наши уговоры, решили не уходить и не
покидать свой монастырь. В этот вечер уснул я под заунывное
монастырское пение женского хора, доносившееся из церкви. Это монашки
служили позднюю вечерню. Утром, когда мы уезжали, они плакали,
благословляя и крестя нас на дорогу.
Почему-то запомнился Тим, маленький, тихий, занесенный
снегом городок, не связанный с остальным миром даже железной
дорогой. Мы приехали туда поздно вечером. Была светлая, морозная
ночь, снег упруго скрипел под ногами. В окнах не было огней; город
казался мирно уснувшим, только по дворам истошно лаяли собаки.
Но можно с уверенностью сказать, что в ту ночь в этом городе мало
кто спал и каждый по-своему переживал отход добровольцев. Мы
остановились в каком-то большом и богатом доме, уже оставленном
хозяевами, пустом и холодном. Старая, ворчливая прислуга ААЯ нас
растапливала печи, зажигала керосиновые лампы, а потом угощала
всякими соленьями и маринадами, приговаривая, что «все равно все
пропадет».
События на фронте развивались все более и более
неблагоприятно а^ля белых. Орел был уже сдан, и корниловцы и дрозд овцы под
давлением латышских полков — этой гвардии большевиков —
откатывались назад. Конница Буденного около станции Касторная, на
стыке Добровольческой и Донской армий, прорвала фронт.
Попытки добровольцев перейти в контрнаступление и вырвать инициативу
из рук большевиков оканчивались неудачей. Казачьи полки Шкуро и
413
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Мамонтова, хотя численно и превосходили буденновцев, не
проявляли особенного желания сражаться. Появилась опасность окрркения.
В связи с этим командир полка приказал лазарету и обозам, под
прикрытием офицерской роты, спешно уходить в тыл. Ввиду
исключительно тяжелого стратегического положения и возможности
полного разгрома полка командир решил послать офицерскую роту в
более безопасное место, чтобы сохранить алл будущего кадры полка.
Сам командир остался с отходящим с боями полком.
У командира полка была хорошая тройка лошадей, с настоящим
«старорежимным» кучером. Он умел как-то по-особенному лихо
пускать тройку вскачь, выкрикивая при этом: «Пошел!», «Посторонись!»,
чем приводил меня в восторг. На этой тройке мы, то есть Ванда
Иосифовна и я, и начали свое путешествие.
Нркно сказать, что в нашем полку у многих офицеров были очень
хорошие лошади. Рассказывали, что при наступлении, кажется в
Тульской губернии, наш полк отбил у большевиков табун кровных
лошадей одного из известных конских заводов. Управляющий этого завода,
узнав про это, приехал к нам в полк и, оставив большую часть
лошадей офицерам, взял обратно только наиболее племенных. В полку
говорили, что среди племенных находился внук знаменитого
Крепыша, известного не только в России, но и за границей. У Ванды
Иосифовны тоже была своя верховая лошадь, небольшого роста, ничем не
замечательная, спокойная и довольно ленивая. На этой Кукле, как
звали лошадь командирши, я получил первые уроки верховой езды.
С обозом шло и полковое офицерское собрание, которое на
остановках нас довольно хорошо кормило. Общий тон задавала веселая
молодежь офицерской роты. Настроение, несмотря на отступление, не
было мрачным.
Молодость везде молодость — и слава Богу. Она неспособна долго
мучиться. Молодость не задумывается над тем, что будет завтра. Ей
естественно радоваться жизни, в самых тяжелых условиях не
приходить в уныние и не терять надежды, что скоро будет лучше. И жалка
та молодежь, у которой эти свойства отсутствуют или утрачены. На
остановках во время общих обедов часто бывало весело. Запомнились
особенно трое из тех, кто с нами обедал: молоденький поручик, еще
мальчик, ему, наверное, и двадцати лет не было, но у него уже одна
рука, перебитая пулей, была сухая. Он попал в Первый Кубанский
поход из 5-го класса кадетского корпуса. Другой поручик был
немного постарше, всегда с черной повязкой на глазу. Он потерял один глаз,
пережив тяжелое ранение в голову. Третья была сестра милосердия,
некрасивая, но исключительно милая и веселая.
414
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
Они всегда были вместе и изображали, что они якобы
родственники: два брата и сестра, о которой они очень заботятся. Они
изображали то купеческую семью, то еврейскую, то великосветскую. То они
сестру выдают замуж, то, наоборот, уговаривают идти в монастырь, то
вдруг их лошади увлекаются политикой и по вечерам требуют, чтобы
им читали вслух газеты. Теперь все это, может быть, показалось бы не
так уж остроумно, но тогда мы от души смеялись.
В одной из деревень Курской губернии мы почему-то несколько
задержались. Там наши офицеры открыли крестьянку замечательной
красоты, с каким-то исключительно одухотворенным и нежным лицом,
похожую, как говорили, на Мадонну Рафаэля (между прочим,
сомневаюсь, что тогда я точно представлял себе, какая должна быть
Мадонна, да еще Рафаэля). В ее избе остановились два наших офицера, и вот,
под предлогом их проведать, все ходили смотреть на нее и любоваться
ею. Когда мы с Вандой Иосифовной тоже зашли туда, она кормила
грудью ребенка. Увидев нас, она тотчас ушла. Возможно, застеснялась
иди просто ей надоели частые визитеры. В этой деревне, вообще,
большинство молодых женщин были если не красавицы, то хорошенькие
и как-то подчеркнуто чисто и красиво одетые. Конечно, в то время я
не был большим знатоком женской красоты и теперь повторяю то, что
говорили другие.
В Белгороде мы сделали остановку на три дня. Приятно было
помыться в бане, очиститься от грязи и привести себя более или
менее в порядок. На постой мы попали к каким-то большим любителям
музыки. До одури слушали пластинки Плевицкой, Вяльцевой, Вари
Паниной, Шаляпина, Собинова. Здесь, около Белгорода, я, «кацап»,
впервые попал в украинскую деревню. За последующий год мне
пришлось пройти многие села и селения Украины и познакомиться с
этой замечательной частью России.
В Харьков, как я надеялся, мы не попали, а обошли его стороной.
От полка я не оторвался и не отправился на поиски отца,
оставленного мною приблизительно месяц тому назад в Харькове. Можно найти
Мйого объяснений, АА^ успокоения моей совести, почему я этого не
сделал. Где мне было его искать в малознакомом большом городе,
находящемся в агонии эвакуации? Искать его там, где мы остановились,
когда я уезжал из него в Ливны? Но это было наше временное
случайное прибежище. Кроме того, я совсем не был убежден, что отец
еще в Харькове. У нас с ним были разговоры о поездке в Керчь, где
мы бывали еще до революции. Была возможность, что он, не
дождавшись меня и боясь прихода большевиков, уже туда из Харькова уехал.
Главное же, была твердая уверенность, что неудачи добровольцев вре-
415
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
менны и что мы в Харьков скоро вернемся. Поэтому меня все
уговаривали не рисковать и от полка не отрываться. Но несмотря на все
эти доводы, как будто оправдывающие мое тогдашнее поведение, меня
до сих пор мучает совесть, что я тогда смалодушничал и не пошел на
поиски моего бедного отца...
За Харьковом, соединившись с одной частью полка, мы погрузились
на поезд. Здесь к нам присоединился и командир полка. Другая часть
полка продолжала отступать пешим порядком. Меня поместили в
вагоне командира полка. Это была теплушка, приспособленная а^я жилья,
разделенная перегородкой на две половины. Одну половину занимал
командир с женой, в другой поместились хозяин офицерского собрания,
денщик командира и я.
Поезд наш продвигался довольно медленно, подолгу простаивая на
станциях. Железная дорога была забита отступающими составами.
Стояли холода, и единственным спасением была железная печурка,
которую нужно было все время топить. Ночью мы по очереди,
конечно исключая командира и командиршу, дежурили около печки,
следя, чтобы она не затухла. Угля было вдоволь, Донецкий бассейн
был близко.
В это время свирепствовал тиф — бич того времени. Потерь от него
в полках было больше, чем потерь в боях. На станциях приходилось
видеть сложенные как дрова замерзшие трупы умерших от тифа. Все
были во вшах. Часто ночью, раскалив печку докрасна, я снимал с себя
все и занимался, как это тогда было принято, избиением насекомых.
Ванде Иосифовне я к этому времени уже окончательно наскучил,
и она меня почти не замечала. Я же, наоборот, к ней очень
привязался. Мне, тогда еще наивному и романтически настроенному, она
казалась чем-то особенным, подернутым дымкой таинственности и
героизма. Ведь она была «первопоходницей». Ее перемену
отношения ко мне я остро переживал, считая это незаслуженным и
жестоким. Из гордости делал вид, что мне это не важно, на самом же деле,
скрывая от всех свои чувства, глубоко и по-настоящему страдал.
Здесь, в поезде, был получен приказ, что наш командир, капитан
Бузун, произведен в полковники. Это не было неожиданностью, этого
уже давно ожидали. Офицеры ему преподнесли полковничьи погоны.
Празднества по этому поводу особенного не было. Настроение в
связи с отступлением было мл празднеств малоподходящим.
На станции Мушкетная нас ожидало довольно неприятное
зрелище: на телефонных столбах, превращенных в виселицы, висело
несколько повешенных. Наш вагон остановился как раз против них.
Сильный ветер их раскачивал во все стороны. Висели они, как вид-
416
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
но, уже несколько дней: были оледеневшими и запорошенными
замерзшим снегом. На груди у каждого были прикреплены плакаты с
надписью: «Мародер». Здесь я единственный раз видел повешенных.
На мое счастье, мне в моей жизни больше не пришлось видеть
подобных картин. Как говорили, эта экзекуция над грабителями была
произведена по распоряжению генерала Кутепова, командира
Добровольческого корпуса, куда входила и наша дивизия.
Имя генерала Кутепова занимает большое и почетное место в
истории антибольшевистской борьбы. Храбрый, неподкупно честный,
строгий и справедливый, всегда любимый и уважаемый
подчиненными, он с честью пронес имя «Добровольца» через всю свою жизнь.
Как всем известно, погиб он уже в эмиграции на посту воглавителя
Общевоинского союза. Похищение Кутепова и генерала Миллера и
роль, которую в этом играли «белый генерал» Скоблин и
талантливая исполнительница народных песен Плевицкая, — одна из самых
мрачных, позорных и еще недостаточно выясненных страниц
истории русской эмиграции.
Каждая война, а особенно гражданская, разжигающая низменные
инстинкты человека, несет падение морали и нравственных устоев.
Этого, конечно, не избежала и Добровольческая армия. Ярким
примером этого служит случай со Скоблиным. Правда, это гнусное
предательство, говорящее о нравственном падении, произошло уже за
границей, но корни его и микробы разложения нужно искать в
России, когда Добровольческая армия была еще там. Когда теперь
оглядываешься назад, видишь, что не все было тогда так, как бы того
хотелось, и не всегда белое, как это ни печально, было белым.
Бывали, конечно, и грабежи. Но можно утверждать, что они не были
таким частым явлением в среде добровольцев, как это изображают
советские историки. Белое руководство с явлениями такого порядка
в большинстве случаев боролось самыми решительными мерами,
подобно генералу Кутепову на станции Мушкетная.
На станции Мушкетная мы простояли довольно долго. И не
только там. Почти на каждой станции происходили мучительно
длительные задержки. Образовавшиеся пробки, как следствие частой порчи
подвижного состава, крушений, нехватки топлива, и творившаяся
неразбериха совершенно нарушили железнодорожное движение. Около
Таганрога мы в конце концов покинули наш поезд и погрузились на
подводы. Так было вернее, да и не намного медленнее.
21 и 22 декабря по старому стилю мы очутились около Ростова.
Говорили, что здесь задержимся и что отступление остановлено. Полк
расквартировался в станице Гниловской, расположенной на берегу
27 «Белое движение», т 20
417
л ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА в_
Дона, в 7 верстах от Ростова. Семья, у которой мы поселились,
состояла из матери, простой казачки, и дочери, гимназистки 7-го
класса. Глава семьи был где-то в Донской армии.
Молодого поручика и меня, своих квартирантов, они приняли как
родных. Нас просто закармливали, перестирали и перештопали все
наше белье. В особенности меня, мальчишку, хозяйка, добрая, простая
русская женщина, баловала, уговаривала остаться у них, говоря, что им
Бог сына не дал, предлагала меня усыновить. У них мы встретили
Рождество. В сочельник была кутья из пшеницы с медом и маком, узвар и
другие вкусные кушанья. Для меня это было ново, так как у нас в
Торжке сочельник не праздновался.
В их доме все время проводила подруга дочери, тоже гимназистка,
хохотунья и очень хорошенькая. В доме стоял смех, шутки, пение.
Между поручиком, двадцатилетним мальчиком, и Асей, так звали эту
девушку, начался роман. Я подшучивал над ними, в мои 13 лет не
понимая, что такие чувства могут быть очень серьезными. Помню,
исписал йодом себе грудь и руки именем «Ася». Наши барышни
вначале даже поверили, что это настоящая татуировка; от поручика мне
за это попало. В этом он усмотрел с моей стороны как бы
недостаточное уважение к Асе.
На первый день Рождества в офицерском собрании был устроен
торжественный ужин, на котором присутствовал начальник
Алексеевской дивизии генерал Третьяков. (Судьба его трагична: через год, при
отступлении из Крыма, он, командуя тогда Марковской дивизией, не
перенес краха Белой армии и застрелился.) Мне на этом ужине все
казалось очень интересным и аая меня новым: был тамада и, как в
таких случаях полагается, много тостов. Я в первый раз в жизни пил
вино, причем мне его давали в шутку только с ложки. Много пели -—
пели и добровольческие песни, и студенческие, и кавказское «Мравол
Джамиер», и украинские «Ревуть, стегнуть горы хвыли» и «Як умру».
Впоследствии я, «кацап», часто удивлял «хохлов» своим знанием
украинских песен. Это знание я приобрел в нашем полку, в котором
было много украинцев или, как тогда говорили, малороссов. Ведь
Добровольческая армия, боровшаяся за «Единую и Неделимую Россию»,
состояла в своем большинстве из уроженцев Украины. (По данным так
называемого Украинского Народного института в Праге, Белая армия
на 75 % состояла из украинцев, но... «несознательных».)
Вечер, увы, окончился трагично: пытался покончить жизнь
самоубийством один из наших офицеров, поручик Михайлов. Подкладка была
романическая — любовь без взаимности к одной из наших сестер
милосердия. Он несколько раз делал предложение и получал отказ; уже
418
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
раньше пытался повеситься, но вынули из петли. Теперь его с
простреленной грудью эта сестра выходила. Они поженились. Через неделю
после свадьбы поручик заболел тифом и умер. Так окончилось его корот-
кое счастье. Жизнь всегда одинакова: наряду с трагедией целого народа —
маленькие личные драмы отдельных людей.
Задержка в Гниловской получилась недолговременной.
Неожиданно на второй день Рождества получили приказ об оставлении
станицы. Провожая нас, Ася горько плакала. Опять началось отступление
по всему фронту. Армия уходила за Дон.
Шли всю ночь. Дорога не вмещала всех отступающих. Лавина шла
без дороги, в несколько рядов, довольно медленно, часто
останавливаясь. Сидя на подводе, я продрог; чтобы согреться, решил пройтись
пешком. Было уже под утро, но еще темно. Неожиданно пробка
рассосалась и все пошло рысью. Я вскочил на ближайшую подводу,
думая, что она нашего полка; оказалась не нашей, и об алексеевцах
никто ничего не знал. Соскочил с нее и начал искать своих. В
темноте, в этом месиве людей, лошадей, подвод, саней, мои поиски были
безуспешны: на мои крики никто не отвечал. Шла пеЭсота, шла
кавалерия, шли калмыки, шли обозы различных полков и учреждений,
шли беженцы, нагруженные своим скарбом, и я — один,
затерявшийся в этой чужой и безучастной к моей судьбе толпе. Наконец,
опять устроился на каких-то санях, нагруженных большими
мешками. Возница, старый солдат, успокаивал меня: «Ты, малец, подожди
света, тогда и ищи, а сейчас только силы теряешь». Последовав его
совету, я действительно немного успокоился.
Рассвело. Мы подъезжали к Батайску. Ростов остался верст десять
позади и еще был виден вдалеке. Возница развязал один из мешков.
Оказалось, что сани были гружены хлебом. Мы закусили этим хлебом,
немного подмерзшим, макая его в сахар, который у моего возницы
тоже нашелся. В Батайске, поблагодарив его, я с ним распрощался и
отправился на дальнейшие поиски моего полка. Но кого я ни
спрашивал, никто мне ничего сказать не мог. Говорили, что, может быть,
полк еще до рассвета прошел Батайск.
В конце концов я пристал к какому-то обозу; по дороге выяснил,
что нахожусь в обозе Синих кирасир291. От славных и гордых когда-то
кирасир ничего не осталось. И синими уже не были, и кирас на них
не было. Была на них, как и на всех, потрепанная английская форма.
Они пригрели меня, уговаривали прекратить поиски и остаться с ними.
Нужно сказать, что за мою недолгую жизнь на родной земле, когда я
попадал в тяжелое положение, я всегда находил добрых людей,
готовых помочь и поддержать меня. Бывали, конечно, и плохие, но о них
27*
419
«^,
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^»
И шумит Кубань водам Терека:
Я республика, как Америка! —
пелось в популярном тогда «Яблочке». Америки не получилось,
Кубанскую же армию разложили. Через два месяца Кубань была
занята большевиками, и славное Кубанское войско, давшее в прошлом
столько героев, перестало существовать.
После морозов неожиданно началась оттепель. Дороги превратились
в море жидкого знаменитого кубанского чернозема, который месили
выбивающиеся из сил лошади и люди. Мои валенки, спасавшие меня
от морозов, теперь отказались служить; в них образовались дыры, они
намокли и стали страшно тяжелыми. Но в 13 лет это не трагедия;
имея все время мокрые ноги, я даже насморка не получил. В станице
Кущевской я свои валенки чуть не потерял. Площадь перед церковью
была сплошным озером грязи; пробираясь через нее, я оступился и
погряз выше колен; наверное, там была яма или канава. Ноги-то я мог
вытянуть, да только без валенок. Собравшийся народ со смехом и
шутками помог мне вылезти и спасти мои валенки.
Новый год я встретил в Кущевке. В хату, куда я пришел
проситься на ночь, молодой казак сначала не хотел меня пускать. С
издевкой расспрашивал, кто я, да куда иду, да почему я такой грязный.
Вышедший старик накричал на него и пустил меня в хату. Всю ночь
и весь следующий день казалось, что в станице идет бой: все время
была стрельба и взрывы. Это подвыпившие молодые казаки и
казачата развлекались, встречая Новый год.
Наконец, в станице Кисляковской я нашел обоз нашего полка. Там
я узнал, что штаб полка находится на станции Каял около Батайска.
Вышло, что я зря исколесил несколько десятков километров. Нужно
420
«*aJL
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
$&*
было не спешить, а хорошенько поискать в Батайске. В полку моему
появлению очень обрадовались; думали, что я уже пропал и больше не
вернусь. В тяжелых условиях походной жизни я, наверное, как-то
напоминал этим людям оставленную семью, может быть, младшего
брата; обо мне привыкли заботиться и, возможно, даже полюбили. Итак,
на станции Каял я опять попал к своим.
Трагический и вместе с тем героический период истории нашей
земли связан с именем «Каял». Как утверждают некоторые
историки, именно здесь, недалеко от Дона, семь веков тому назад
произошла битва князя Игоря с половцами. «Быти грому великому. Идти
дождю стрелами с Дону великого. Ту ся копием приламати о
шеломы половецкие, на реце Каяле...» и далее: «На реце на Каяле тьма
свет покрыла: по Русской земли прострошася половци...» — пишет
автор «Слова о полку Игореве». Конечно, в те времена я еще не
читал «Слово о полку Игореве» и потому поселок Каял меня не
заинтересовал и не показался мне чем-либо замечательным. Впрочем,
замечательным тогда он аая меня все-таки был, но только тем, что в
нем я нашел свой полк.
На разведку в Ростов
В один из ближайших дней, во время обеда, из разговора
командира полка с кем-то из его помощников я узнал, что штаб нашего
корпуса вызывает добровольцев аля разведки в занятом
большевиками Ростове. Мысль пойти на разведку меня воодушевила. Помню, не
спал всю ночь, строя об этом планы. На другой день утром, не говоря
никому ни слова, я отправился на вокзал. Поезд генерала Кутепова,
командира нашего корпуса, в это время как раз стоял на ст. Каял.
Часовой, стоявший перед вагоном генерала Кутепова, не хотел меня
пропускать, но случайно подошедший к окну генерал Кутепов
приказал меня впустить. На мою просьбу послать меня на разведку в
Ростов он сначала ответил категорическим отказом, сказавши, что я
слишком молод и что он не имеет права рисковать моей жизнью. Я
начал его горячо упрашивать, даже почти расплакался, говорил, что,
хоть лет мне еще немного, я уже многое видел и пережил. Я
доказывал, что мне безопаснее, чем кому-либо, идти на такую разведку, так
как я пройду там, где взрослый не пройдет и погибнет. Не знаю,
подействовали на него мои доводы или он сам решил, что это не так
опасно аля меня, но он в конце концов сказал: «Ну хорошо, беру этот
грех на себя. Иди, Бог с тобой».
421
лт ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА #л
Мое задание состояло в том, чтобы выяснить, какие части
занимают Ростов и по возможности их численность, где находятся штабы этих
частей, много ли у них артиллерии и где она расположена (как раз в
это время большевики усиленно обстреливали Батайск), сколько там
бронепоездов, их названия, вооружение и т. д.
Начальник разведки Добровольческого корпуса снабдил меня
письмом, в котором отдавалось распоряжение, чтобы наши части,
занимавшие передовые позиции в Батайске, оказали мне содействие при
переходе фронта. Он также снабдил меня в достаточном количестве
советскими деньгами, совершенно новыми, еще не разрезанными, в
больших листах. У него осталась жена в Ростове, и он очень просил
меня зайти к ней и сообщить, что он жив и здоров.
Я решил идти, выдавая себя за крестьянского
мальчишку-подводчика, бросившего своих лошадей и возвращающегося домой. В то
время это было частым явлением. У воюющих сторон не хватало своих
перевозочных средств; в связи с этим появилась новая повинность,
которая тяжелым бременем легла на крестьянство. Обыкновенно
староста села по очереди назначал требуемое белыми или красными
число подвод; часто же, и без старосты, и без очереди, крестьянина
заставляли запрягать лошадей и везти куда прикажут. Считалось, что эти
подводы должны везти только до следующего большого селения, где
их должны сменить другие. Но это не всегда соблюдалось, в
особенности при отступлении, когда все правила нарушались. Иногда
подводчику приходилось уходить со своими лошадьми за сотйи верст от
своего села. Некоторые подводчики этого не выдерживали и, бросая
лошадей, пешком уходили домой. Но бывали и другие. В нашем
полку, например, были подводчики из Орловской губернии, которые с
нами отступали до Новороссийска, и были среди них даже такие,
которые настолько привыкли и сроднились с полком, что в
Новороссийске при посадке на пароход бросили лошадей и вместе с нами
поехали в Крым.
В полку от моей затеи идти в Ростов разведчиком были не в
восторге, особенно возмущался командир полка. Он был вне себя, что я
все это сделал без его ведома, но запретить мне идти не мог, так как
это уже было одобрено генералом Кутеповым.
Итак, я решил идти мальчишкой-подводчиком, якобы родом из села
Салы; это 20—25 верст севернее Ростова. Село Салы я немного знал, так
как при отступлении мы простояли в нем несколько дней. Я считал, что,
если меня начнут о нем расспрашивать, я смогу кое-что ответить.
Чтобы приобрести подобающий вид, пришлось выменять свое
обмундирование на крестьянскую одежду; было особенно жалко расста-
422
«£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
jf^»
ваться с синими бриджами, которые мне казались очень шикарными.
За них я получил старый, разлезающийся по швам нагольный
полушубок.* В общем, получилось не так плохо, и на первый взгляд я мог
сойти за крестьянского подростка. Неприятной неожиданностью для меня
оказалось только то, что все мною вновь приобретенное было полно
насекомых. В таком количестве вшей я еще никогда не видел.
В Батайске ночь перед походом я провел у юнкеров Константи-
новского военного училища292, занимавших позиции на окраине
поселка. Местность между Батайском и Ростовом оказалась весьма
неподходящей для незаметного перехода фронта: покрытая снегом
равнина, почти без всякой растительности, перерезанная довольно
высокой насыпью железной дороги, которая вела в Ростов. Равнина
эта во время половодья часто заливалась водой, для оттока которой
эта насыпь прерывалась большими виадуками. Третий виадук, в
середине равнины, как мне сообщили константиновцы, был уже в
руках красных; там был их передовой пост. Вдалеке» на расстоянии
10 верст, виден был Ростов, расположенный на более высоком
правом берегу Дона.
Пройти незамеченным не было никакой возможности, и я решил
идти ни от кого не прячась, прямо до полотну железной дороги. Было
солнечное морозное утро, и я, распрощавшись с провожавшими меня
константиновцами, бодро зашагал по шпалам. Пройдя версты две, я
заметил впереди себя какую-то фигуру, пытающуюся спрятаться от
меня в кустах под насыпью. Когда я подошел ближе, эта фигура,
видимо разглядевши, что идет мальчишка, вылезла на насыпь. Оказался
пожилой казак, как я из ею рассказов понял — дезертир, убежавший
от белых и возвращающийся домой. Решили идти вместе.
У третьего виадука, как меня константиновцы и предупреждали,
нас остановила красная застава. Мой рассказ, что я подводчик,
идущий домой, как будто ни у кого подозрения не вызвал. Нас провели в
штаб роты, находящийся недалеко в железнодорожной будке. Тйм нас
допросили. Красная сестра милосердия даже накормила меня
горячими оладьями. Но отпустить — не отпустили, а, дав сопровождающего
красноармейца, отправили в штаб полка.
Перед Ростовом несколько стоящих один за другим бронепоездов
веди обстрел Батайска. Название одного было «Товарищ Троцкий».
Имя главковерха, организатора Красной армии, в то время знала вся
Россия, и его имя в коммунистической иерархии стояло тогда
наравне с Лениным. Как всем известно, теперь в Советском Союзе его
заслуги перед советской властью забыты и даже его имя вычеркнуто из
«Истории Гражданской войны».
423
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
В Ливнах за несколько дней до прихода добровольцев мне пришлось
видеть Троцкого. Он говорил речь. Стоя на крыше броневика, он
кричал охрипшим от частых выступлений голосом, призывая на борьбу с
приближающимися добровольцами, Поскольку могу теперь судить,
митинговый оратор он был блестящий. Я протиснулся и стоял в
нескольких шагах от него. Никакой особой охраны у него не было.
Человек, попытавшийся произвести покушение, мне кажется, мог бы
скрыться без особенных трудностей. Но среди присутствующих тогда
не нашлось нового «Бориса Савинкова». Террористических актов
подобного рода почти не знает история Белой борьбы того времени. В
чем дело? Неужели не находилось людей, готовых пожертвовать
собой? Объяснение этому, как мне кажется, нркно искать в несколько
консервативном, вернее, романтическом воспитании и психологии той
части русского народа, которая выступила против большевиков.
Готовы были в открытом бою умирать, но на индивидуальную борьбу
террориста были неспособны и психологически неподготовлены. Да
кроме того, и условия аля такого рода борьбы совершенно изменились.
При «царизме» брат Ленина, Александр Ульянов, за покушение на
Александра III был повешен, в то же самое время Владимир Ленин
спокойно, с золотой медалью, кончал гимназию. В 18 же году за
покушение на Ленина были расстреляны десятки тысяч, а может быть,
и сотни тысяч совершенно ни в чем не повинных заложников.
Проходя мимо советских бронепоездов, я с интересом разглядывал
их, стараясь запомнить все, что мне казалось важным, ведь начиналось
выполнение моего задания. Выскочивший из одного бронепоезда
человек в кожаной куртке и галифе, верно комиссар, заинтересовался,
кого ведут, и стал нас расспрашивать. Мои ответы его удовлетворили,
но сбивчивые речи перепуганного казака ему не понравились. Он
начал кричать, пересыпая свою ругань площадной бранью. Казака
отвели в сторону и начали избивать. Потом красноармейцу сказали, чтобы
он вел меня дальше, а что казак останется с ними.
В штабе полка меня опять допрашивали. Расспрашивали о
количестве войск белых в Батайске и их расположении. Я давал
неопределенные и бестолковые ответы, изображая, что в этом ничего не
смыслю. Однако и здесь меня не отпустили, сказав, что у них есть
приказ всех перебежчиков препровождать в штаб дивизии и что там
меня наверняка отпустят и дадут документ.
Штаб дивизии находился уже в самом городе. Красноармеец,
ведущий меня, не спешил. Он по дороге заходил к знакомым, где-то
пил чай, а я его ждал в подворотне. Я мог бы убежать, но был
уверен, что меня и так отпустят, а главное, хотелось получить документ,
424
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
с которым я бы чувствовал себя более уверенно в Ростове. Но мои
надежды не оправдались: в штабе дивизии меня тоже не отпустили.
Может быть, я показался подозрительным. Мое настроение сильно
упало. Тот же красноармеец повел меня дальше, в комендантское
управление города Ростова. Оно находилось в центре города, на
Садовой улице.
Уже наступил ранний зимний вечер. Среди сутолоки, которая
творилась в комендатуре, мой страж долго не мог найти человека,
которому он мог бы меня передать. Какой-то человек в буденновке,
вероятно комиссар, заявил, что у него сейчас нет времени мною
заниматься и что мое дело разберут завтра. Меня отвели в подвал
этого дома. Большая комната, в которой я очутился, была до отказа
набита. После морозного свежего воздуха одуряюще ударило вонью
переполненного людьми помещения. Тускло горела, почти не
освещая, электрическая лампочка. Мебели не было никакой; все сидели
или лежали на полу. Казалось, что мне места уже нет и что
придется стоять, но как-то потеснились, и я, подложив свой полушубок,
тоже прилег. На душе было невесело. Закрадывался страх, что будет
дальше, к тому же хотелось есть. Наконец, усталость от всех
переживаний и возраст взяли свое и я уснул.
Проснулся рано, в сумраке начинающегося дня. Соседи тоже
стали просыпаться. Группами под конвоем нас начали водить в уборную.
Несмотря на все волнения, я с любопытством разглядывал население
нашей комнаты. Публика была самая разношерстная: державшиеся
вместе бородатые казаки, давно не бритые люди интеллигентного вида,
бывшие офицеры, которых можно было узнать по выправке,
вертлявые и нахальные воришки. Мой сосед меня информировал, что все
ждут вызова к следователю и что некоторые оттуда не возвращаются.
Как он выразился: «Их отправляют дальше — в штаб Духонина». (В
то время ходкое выражение, обозначающее расстрел.) Перспектива не
из веселых.
Принесли хлеб, на человека получилось по небольшому куску, и
протухшую семгу. Это была еда на весь день. Хлеб съел сразу.
Попробовал семгу, но, несмотря на голод, есть не смог. Подвальные окна
нашей комнаты выходили на какую-то улицу. Слышен был шум
города, но посмотреть в окно было невозможно, так как окна находились
под потолком. Началась уборка комнаты; состояла она в том, что все
встали со своих мест и кто-то, поднимая страшную пыль, начал
подметать пол; чтобы проветрить комнату, конвоир принес высокую
табуретку и открыл окно. С улицы доносились женские голоса. Мне
сообщили, что это торговки со съестным. Сосед сказал, что, если кон-
425
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
воир разрешит и у меня есть деньги, я могу купить себе что-нибудь
поесть. Режим в этой тюрьме, как видно, был еще либеральный. Мои
деньги были спрятаны у меня в валенках, при всех я достать их
оттуда не мог. (Кстати, валенки у меня были уже другие, а не те, что я
чуть не потерял в кушевской луже.) На мое счастье, у меня в
кармане нашлось две «керенки» и за них я получил пригоршню рожков.
Вызовы к следователю шли весь день и первую часть ночи, но
меня не вызывали. Не вызвали и на следующий день. Только под
вечер на третий день я услышал свою фамилию; с трепетом в
сопровождении вооруженного красноармейца отправился на верхний этаж.
Следователь, вопреки рассказам, мне показался совсем не страшным,
еще довольно молодым человеком; встретил он меня скорее ласково.
Я ему повторил мою затверженную биографию, что я подводчик,
бросил лошадей и возвращаюсь в село Салы. Нервы мои не
выдержали, и я немного расплакался. Не знаю, поверил ли следователь в
мою, белыми нитками шитую, биографию. Ведь не мог же я сразу
превратиться в стопроцентного деревенского паренька. Конечно, при
желании меня можно было легко вывести на чистую воду. Но
следователь этого желания не проявил. Может быть, на самом деле
поверил, а может, я попал в его добрую минуту и он просто
по-человечески пожалел мальчишку. Ведь сколько таких, как я,
потерявших дом, металось в те времена по всей России в поисках своих
родных. Так или иначе, но он меня отпустил, выдав бумажку, что я
возвращаюсь домой.
Был уже вечер, и мне некуда было деваться, не возвращаться же
было в камеру. Следователь меня опять пожалел и устроил спать на
столе в одной из канцелярий. Ночью меня разбудили пришедшие
уборщики, которые с шумом начали передвигать столы и стулья и
подметать. Потом они откуда-то принесли ящик консервов
фаршированного перца и хлеб и устроили пиршество, на которое пригласили и меня.
После трехдневной голодовки все было необычайно вкусно. Утром я
проснулся с головной болью и ломотой во всем теле. «Начинается
какая-то болезнь. Только этого не хватало», — думал я мрачно. Это
совсем расстраивало мои планы. Решил, пока еще окончательно не
разболелся, отправиться в станицу Гниловскую, к казачкам, у которых
провел Рождество, может, они приютят. К счастью, это было не так
далеко, около семи верст от Ростова. Спросил дорогу и пошел.
В Гниловской меня встретили как родного, уложили в кровать, дали
какой-то настойки, малины с чаем. Перед этим, узнав, что у меня
насекомые, заставили раздеться на веранде, дали мне одежду
отсутствующего хозяина, обещав мою выпарить и вымыть. Казачка ухаживала
426
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
t&*
за мной, как за вернувшимся сыном. Я им сказал, что при
отступлении отбился от полка и все это время скитался. Половина их дома
была занята красноармейцами. Казачка им объяснила, что я их
племянник.
Вечером пришла Ася. Ее нельзя было узнать; от прежней Аси ни-
иего не осталось: грустная, бледная, подозрительно сухо кашляющая.
Во время отступления добровольцев она тоже решила уходить. При
переходе через Дон лед проломился, и она по пояс провалилась в воду,
простудилась, и ей пришлось вернуться домой. Услышав, что я в Гни-
ловской, она встала с кровати, чтобы проведать меня, а вернее, чтобы
узнать от меня, что с ее поручиком. Пролежав три дня с высоким
жаром, я начал выздоравливать; слава Богу, оказался не тиф.
За это время в Гниловскую пришли новые войска; видно, красные
готовились к наступлению. В наш дом вселили еще человек десять.
Хозяйку, ее дочку и меня уплотнили в одну комнату, пришлось нам
троим спать на одной широкой кровати поперек, подставив стулья.
Красноармейцы же валялись по всему дому на соломе, целый день
ничего не делая. Большинство из них было мобилизовано, вид у них и
настроение были совсем не воинственные. От них удалось узнать,
какие полки стоят в Гниловской.
Наконец, набрался сил и отправился на разведку в Ростов.
Бродил там три дня, возвращаясь в Гниловскую спать. Побывал на
вокзале, видел там еще бронепоезда, обошел окраины города в сторону
Батайска. Старался запомнить виденную мной артиллерию и
занимаемую ею позицию. Артиллерии было много. Относительно
количества войск было сложнее: прикинуть на глаз трудно, а
расспрашивать опасно. К жене офицера из штаба Кутепова я так и не попал.
Потом, не желая его огорчать, я ему соврал, что я был у нее, но не
застал дома.
Вечером после моего третьего похода в Ростов хозяйка мне
рассказала, что старший из красноармейцев расспрашивал ее обо мне и что
она боится, что кто-нибудь из соседей разболтал ему что-нибудь про
меня. Решил, что надо на следующее утро уходить обратно в Батайск.
Имей я возможность остаться там дольше, конечно, я мог бы
раздобыть больше сведений, но и то немногое, что я узнал, как мне
кажется, представляло уже кой-какой интерес.
Рано, еще в темноте, казачки меня накормили, поплакали,
благословили, и на рассвете холодного утра хозяйская дочка и Ася пошли
провожать меня на берег Дона. За Доном, в 12—13 верстах, был
заветный Батайск. Большевики не особенно следили за людьми,
переходящими в этом месте Дон. По ту сторону Дона находились заливные
427
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
луга и на них копны накошенного летом сена. Местные казаки часто
ездили туда за своим сеном.
В Гниловской от Дона отделяется большой его рукав Мертвый
Донец, и поэтому Дон здесь довольно широкий. Резкий, сильный ветер,
дувший с Азовского моря, сдул весь снег с зеркальной поверхности
Дона. Ослабевший после болезни и от всех переживаний, я не мог
устоять на ногах и все время падал. Переправлялся почти ползком, на
карачках. Оглядываясь, я еще долго видел ставшие мне родными две
фигурки, стоявшие на высоком берегу Дона. Живы ли они теперь и
что с ними?
Пошел снег. В десяти шагах ничего не было видно, но зато и меня,
идущего по открытому полю в сторону «белогвардейского» Батайска,
тоже никто не мог увидеть. Это было, конечно, хорошо, но было
легко потерять направление, ведь я шел без дороги. Прошло часа три; по
моим расчетам, уже должен был быть Батайск, а его все не было.
Ветер со снегом, что может быть ужаснее? Начало закрадываться
о>чаяние, уходили последние силы. Появилась какая-то апатия,
желание прилечь с заветренной, защищенной от этого
пронизывающего ветра, стороны куста и отдохнуть. Но инстинктивно я еще
боролся, понимая, что если прилягу, то усну и уже больше никогда не
проснусь*
Вдруг сквозь сетку падающего снега появились очертания моста. Это
был тот самый виадук, где находилась красная застава и откуда
начались мои злоключения. Какое счастье, что шел снег и меня никто не
заметил. Мне бы несдобровать, если бы я опять попал к ним в руки.
Я прошел версты две-три лишних, взяв чересчур налево, но теперь я,
по крайней мере, знал, где я нахожусь и что до наших уже недалеко.
Это придало мне сил. Вскоре снег прекратился и стали ясно видны
дома Батайска.
В том месте, куда я вышел, огромные лужи, образовавшиеся во
время рождественской оттепели, превратились в скользкие замерзшие
зеркально гладкие поверхности. На них, вероятно, было бы очень
хорошо кататься на коньках, но мне в тот момент было не до катания:
я шел и опять все время падал. Из ближайших домов меня заметили,
выбежали навстречу, подхватили, потом хорошенько оттерли снегом
и только тогда ввели в избу. Это были наши, изюмские гусары293,
занимающие позиции по окраине Батайска.
Мне принесли поесть, дали отдохнуть, а потом отвели к генералу
Барбовичу, командующему кавалерией Добровольческого корпуса.
Спешенная кавалерия в это время занимала позиции, на которые я
вышел. Выслушав мой рассказ, Барбович отправился в соседнюю комнату,
428
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ 1^5»
где в повышенном тоне кому-то рассказывал обо мне и возмущался,
что «детей посылают туда, куда не нужно». Для нормальных условий,
возможно, он был и прав, но время-то было ненормальное. Услышав
его слова, я немножко оскорбился; ребенком себя не считал и,
действительно, уже не чувствовал себя таковым. Теперь, может быть, все
случившееся со мной покажется многим маловероятным. Но ведь
подобные и еще более невероятные истории происходили не только со
мной. Мы — дети тех «страшных лет России», как эти годы назвал
Блок, становились взрослыми гораздо раньше, чем наши отцы и наши
дети. Судьба украла у нас несколько лет, и мы «перескочили
ускоренным выпуском» из раннего детства сразу в юность.
В свой полк, который в то время занимал позиции тоже в Батай-
ске, я попал, только когда уже было темно. Там, забыв про усталость,
до поздней ночи рассказывал во всех подробностях все мои
похождения и переживания. Проснувшись утром, на столике рядом с
кроватью я нашел новые погоны нашего полка: синие с белым кантом
с тремя лычками. Командир полка произвел меня в старшие унтер-
офицеры. Эти погоны сразу же пришили к моей гимнастерке.
Настроение портила только саднящая боль отмороженной правой щеки.
Пришлось ее перевязывать, так что вид у меня был такой, как будто
ко всему я еще и ранен.
С первым поездом я отправился на станцию Каял, где продолжал
стоять поезд генерала Кутепова. Результатами моего похода, главное,
как мне теперь кажется, тем, что я вернулся невредимым, он остался
очень доволен. Расспрашивал меня о моей семье, что я собираюсь
делать дальше. Потом вышел в соседнее купе и принес оттуда
новенький блестящий серебряный Георгиевский крест, который и прикрепил
к моей гимнастерке. Кто в моем возрасте, да и старше, не мечтал о
«белом крестике», и понятно, что я был бесконечно счастлив и горд.
Думаю, что в жизни ни до этого, ни после этого я никогда не
испытывал такого острого и яркого ощущения радости.
Генерал Кутепов предложил мне остаться при штабе корпуса. У них
уже был кадет Сумского корпуса, приблизительно моих лет. С ним
меня и познакомили. Это был Володя С, подтянутый, в новенькой
кадетской форме. По сравнению с ним я был замухрышкой. Мы с ним
через год опять встретились, уже в кадетском корпусе. Позднее он стал
югославским офицером. Во время последней войны он почему-то не
выдержал марки антикоммуниста, перешел к Тито и, как
рассказывают, командовал у него партизанской бригадой. Но в то время в Каяле
такой его карьеры никто не мог предугадать. Он был любимцем всего
штаба.
429
_ ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Предложением остаться в штабе корпуса я не воспользовался, а
вернулся в наш полк, который уже считал своим. Отношение ко мне
в полку заметно изменилось. Если раньше ко мне относились как к
милому, но все же временному гостю, как к маленькому и слабому,
которого любили, но который иногда бывал и обузой, то теперь меня
признали своим, хотя и малым по возрасту, но полноправным членом
полковой семьи. Командир полка приказал зачислить меня в первую
роту, хотя я по-прежнему остался при штабе полка. Я получил
жалованье за три месяца, с 1 ноября. Получилась довольно порядочная по
моим понятиям сумма.
Положение на фронте в это время стабилизировалось. Армия, в
течение двух месяцев отступавшая, потрепанная от неудач и
поражений, остановилась. Все попытки большевиков продвинуться дальше и
взять Батайск были безрезультатны. Они стянули большое количество
артиллерии и каждый день усиленно обстреливали Батайск. Этот
беспорядочный обстрел большого урона не приносил, да и качество
снарядов было невысокое, многие при попадании не разрывались. Один
офицер нашего штаба, поручик Кальтенберг294, вернувшись как-то
вечером в свою квартиру, нашел стену своей комнаты развороченной, а
под кроватью неразорвавшийся шестидюймовый снаряд. Это
послужило у нас темой р^я безобидных шуток о педантичном, любящем
порядок поручике с немецкой фамилией. Смеялись не зло, а любя.
В Батайске дух Белой армии вновь возродился. Армия показала, что,
несмотря на все перенесенное, она способна не только обороняться,
но и успешно наступать. 7 февраля она перешла в наступление и
после упорного боя взяла обратно Ростов. Было захвачено несколько
тысяч пленных, бронепоезда и много орудий.
Наступление началось рано утром, еще затемно. Меня пожалели
и не разбудили. Проснувшись, я пошел догонять полк, опять по
железнодорожной насыпи, по которой я недавно шел в Ростов. Только
теперь на ней стояли наши бронепоезда (если не ошибаюсь, семь:
«На Москву», «Ермак», «Иоанн Калита», «Дмитрий Донской» и др.),
ведущие обстрел Ростова. Проходя мимо, от грохота выстрелов я
прямо оглох. Посреди равнины видны были несколько недвигающихся
точек. Это были наши танки, тоже принимавшие участие в
наступлении на Ростов, но застрявшие в снегу; механизация тогда была
лишь в зачатке.
Полк я догнал уже только под самым Ростовом. Он вел
наступление в направлении главного вокзала, который и был к вечеру этого дня
нами взят. Штаб полка поместился в наполовину разграбленной
большевиками квартире главного врача станции Ростов. В ней оказалась
430
г£Д
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
J^»
большая детская библиотека. Среди книг мне попалась «Княжна Джа-
ваха» Чарской. Начал читать и так увлекся, что прочитал весь день,
забыв о том, что происходит вокруг. На один день вернулось ко мне
мое украденное кем-то детство.
К большому нашему огорчению, так удачно начатое наступление
было приостановлено и 9 февраля был отдан приказ об отступлении.
В ночь на 10 февраля, без всякого давления со стороны большевиков,
Ростов был оставлен. Дело в том, что большевики, потеряв надежду
прорвать фронт у Батайска, начали наступление крупными силами на
правом фланге фронта, в районе станции Великокняжеская, где
позиции занимала находящаяся в стадии разложения Кубанская армия.
Наше наступление на Ростов, как потом говорили, было отчасти
предпринято именно для того, чтобы оттянуть силы и ослабить давление
большевиков на участок фронта около Великокняжеской. Но это не
помогло. Фронт там был прорван, и в прорыв устремилась конница
Буденного, что создавало опасность ^\я донцов и для
Добровольческого корпуса оказаться отрезанными. И вот мы снова вернулись в Ба-
тайск, заняли прежние позиции и выжидали.
В это время в моей жизни произошло большое для меня событие:
я купил себе у одного из ординарцев лошадь. Она мне очень
понравилась: киргизской породы, шустрая, маленькая, как раз для меня.
Командир полка разрешил мне купить ее под условием, что я буду сам
за ней ухаживать: чистить, убирать ее стойло. Денег из моего
жалованья^ полученного за несколько месяцев, почти хватило, немного
добавил командир. Назвал я моего коня Мишкой, был им страшно
увлечен и все время торчал на конюшне. Единственным его недостатком
было то, что на быстром ходу он не поспевал за нормальными
лошадьми. Когда они шли рысью, он, чтобы не отставать, переходил в галоп,
когда же они переходили в галоп, он, выбиваясь из сил, начинал
отставать. Этот Мишкин недостаток принес мне впоследствии много
неприятностей и послужил причиной обстоятельств, которые чуть не
кончились аая меня весьма плачевно.
В это время события на правом участке нашего фронта развивались
крайне неблагоприятно для добровольцев. Все попытки заткнуть
прорыв и остановить конницу Буденного оканчивались неудачей.
Кубанские полки, распропагандированные «самостийниками», или уходили
к «зеленым», или отступали, почти не оказывая сопротивления. По
существу не сочувствуя коммунистам, они все же оказались
неспособными защищать даже свою «родную Кубань».
Большая конная группа донцов, сильная и морально и численно (в
10 тысяч всадников), под командой генерала Павлова, была брошена
431
«SS&
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
!£*,
Отступление к Новороссийску
13 февраля началось наступление большевиков на соседнем с нами
участке — на станицу Ольгинскую, которую занимали марковцы.
Упорный бой продолжался четыре дня. В конце концов марковцы
отступили. На Батайск красные не наступали, и у нас было довольно
спокойно, но, чтобы не быть отрезанными, 18 февраля (ст. ст.) по
приказу верховного командования мы оставили Батайск без боя.
Теперь большевики изображают немного по-другому события, которые
происходили тогда. В «Истории Гражданской войны в СССР» на стр.
299, том 4-й, мы читаем: «2 марта (новый стиль) 1920 года после
упорного боя советские войска освободили Батайск».
На первом ночлеге после Батайска на спящую 1-ю роту нашего
полка неожиданно напали большевики. Потом говорили, что в роте
оказались красные провокаторы и что это нападение было
приготовлено и произведено при их содействии. Хата, в которой находились
офицеры, была окружена, и им предложено было сдаться. Поручик
Маслов, раскрыв окно, бросил на улицу гранату. Подождав взрыва,
он выскочил в окно и благополучно избежал плена. Другие офицеры
вместе с командиром роты поручиком Лацисом растерялись и были
якобы связаны своими же солдатами, перешедшими на сторону
красных. Это был первый и, насколько мне известно, единственный
случай такого рода в нашем полку. Именно с этим эпизодом,
оставившим у всех горький осадок, ассоциируется у меня начало отступления
по Кубани.
Два года перед этим, также в феврале, приблизительно по тем же
местам шла Корниловская армия в свой 1-й Кубанский поход.
История добровольчества тесно связана с Кубанским краем, земля
которого густо полита добровольческой кровью. Здесь, на Кубани, погибли
432
;$&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Л^=»
За Россию, за Свободу,
Если позовут,
То корниловцы и в воду,
И в огонь пойдут,
были не пустыми словами. Цветами формы нашего полка стали синий
и белый, как олицетворение юности. Юным наш полк был и в мое
время. Командиру нашего полка полковнику П.Г. Бузуну было в то
время меньше тридцати лет. На Первую мировую войну он вышел как
молодой офицер 145-го Черноморского полка.
Об отступлении по Кубани в весну двадцатого года у меня
сохранилось мало каких-либо ярких, интересных воспоминаний. Отходили
Почти без сопротивления. Пытались задержать большевиков и устано-
28 «Белое движение», т 20
433
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
вить фронт на реке Кубани, но из этого ничего не вышло. И опять
неудержимо покатились дальше к морю.
В станице Брюховецкой на ночлег я остановился в хате вместе с
полковником Гребенщиковым298, уже пожилым человеком по сравнению с
окружающей его молодежью, с сединой в волосах, лет сорока. Он
находился при штабе полка, как мне помнится, не занимая никакой
определенной должности. Нужно сказать, что за все время моего пребывания
в полку у меня почти всегда был человек, который в какой-то период
ближе всего стоял ко мне и заботился обо мне как старший брат или
дядька. Таким, когда ему позволяло время, бывал полковник Бузун,
таким был полковник Гребенщиков, такими были поручик Иванов,
поручик Лебедев и другие. Может быть, благодаря этим лю^ям у меня не
развилась психология брошенного и забытого, — чувства такого мучи«
тельного в детстве и юности. ! ' r n\*>
Утром в станице Брюховецкой нас позабыли разбудить и мы
заспались. Когда, оседлав лошадей, мы собрались выехать на улицу, в
начале ее показалась вступающая в станицу красная кавалерия» Мы
повернули коней и задворками, через плетни и канавы, понеслись
карьером. Как я не свалился с лошади, не знаю. Мой Мишка не мог
выдержать такой скачки и начал отставать. Увидев это, полковник
Гребенщиков, чтобы не оставлять меня одного, сбавил ход. Когда мы
догнали своих, он похвалил меня, сказав, что я выдержал экзамен на
звание «кавалериста».
В станице Крымской простояли два дня. Новороссийск был уже
близко. Вместо ровной степи начались холмы и невысокие горы,
покрытые лесом. Мы вступали в предгорья Кавказа. Потеплело, запахло
весной. Опять дороги превратились в жидкое месиво. Когда мы шли
по ровному месту, нас, обдавая грязью, перегоняли автомобили.
Теперь мы их встречали на подъемах, завязшими в грязи. Мы, сидя на
лошадях, были застрахованы от этого. Наш пехотный полк, отступая
и приноравливаясь к создавшейся обстановке, почти весь сел на
добытых правдами и неправдами лошадей. У кого не было седла, устраивал
себе нечто подобное из подушки. Только небольшая часть ехала на
подводах.
Последняя ночевка перед Новороссийском была назначена в
станице Неберджаевской (в точности названия не уверен). Попросив
разрешения у командира полка, я отправился туда вперед с нашими*
квартирьерами, обгоняя медленно продвигающиеся войска и обозьъ^
Станица эта расположена в 2—3 верстах от главной дороги, в котло^
вине, окруженной со всех сторон горами. Приехав туда, мы останов
вились на площади, возле станичного управления. Начали спокойно,1
434
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
^SML ! «»»
вместе с квартирьерами от других полков, делить станицу на районы
по полкам. Вдруг с противоположной от главной дороги стороны, по
довольно пологому спуску, показалась идущая лавой конница. Она шла
по направлению к станице и быстро приближалась к нам. Это были
«зеленые».
В этот момент их никто не ожидал. Нас было мало, и
сопротивляться мы, конечно, не могли. Вскочив на коней, мы понеслись
обратно, в сторону главной дороги. Мой Мишка при максимальном
напряжении сил, как и полагалось, от всех отстал. В панике обо мне забыли,
все ускакали. Среди этих квартирьеров не было близких мне людей, и
меня на этот раз никто не подождал. На мое счастье, «зеленые» не
пошли за нами в погоню, а, заняв станицу, там остановились. Как
потом оказалось, это были два кубанских полка с батареей, с частью
офицеров перешедшие на сторону «зеленых». Решили заслужить
милость красных и ударили в спину своим.
Наконец, на взмыленном Мишке я вылетел на шедшую по хребту
горы главную дорогу. Несколько часов тому назад, когда мы по ней
ехали, по ней шли бесконечной лентой обозы нашей отступающей
армии. Теперь она была пуста. Только на обочине ее лежала цепь дроз-
довцев (я их узнал по погонам) и куда-то стреляла. Оказывается, и
здесь было нападение «зеленых». По инерции я продолжал ехать
вперед, вдоль лежащей цепи. Мой измученный Мишка, не подгоняемый
мною, перешел на шаг. Солдаты на меня с удивлением оглядывались:
«Что за герой объявился?» Геройства же тут с моей стороны никакого
не было, была просто растерянность: что делать дальше, куда
повернуть и куда ехать? Ко всему этому начали еще падать снаряды. У
«зеленых» оказалась и артиллерия.
Один из снарядов разорвался так близко, что силой взрыва меня и
Мишку бросило на землю. Слава Богу, все окончилось ушибом и пе-
.режитым страхом. Еще в состоянии обалдения, я вскочил на ноги и
побежал под гору. Хватаясь за кусты и деревья, вовремя остановился,
так как крутой откос оканчивался обрывом. С перепуга и от
возбуждения я сначала не чувствовал боли, большие синяки и ссадины
обнаружил позднее. Отдышавшись и немного придя в себя, вскарабкался
обратно на гору. Мишку я нашел около одной из брошенных подвод,
где он спокойно ел сено. Видно, он меньше меня потерял присутствие
духа и даже аппетита не потерял. Взобравшись на него, поехал даль-
щъ ц9 наконец, спустился с этой злосчастной горы. Оказалось, что в
обход ее проходила еще другая дорога, проселочная, по которой, как
более безопасной, пошел поток отступающих обозов. Конечно,
нашего^ полка я там не нашел. В этой неразберихе, вызванной неожидан-
28*
435
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ным нападением «зеленых», все смешавшим, никто ничего не знал.
Может быть, наш полк уже прошел, а может быть, и нет. Ничего
другого не оставалось, как присоединиться к общему движению в
направлении Новороссийска, что я и сделал.
Дорога, по которой прошли десятки тысяч, превратилась в густое
месиво глубиной по колено, из которого мой Мишка еле вытягивал
ноги. Он стал останавливаться, не особенно обращая внимания на мои
понукания. Раньше я его никогда не бил и не применял плетки.
Теперь же выломал прут, но он сразу сломался. Начал рке приходить в
отчаяние, как вдруг на краю дороги увидел кем-то потерянную,
хорошую казачью нагайку. Дело пошло лучше. Мишка ожил и даже
пытался идти рысью. Но счастье продолжалось недолго. Версты через две
меня остановил старый калмык (группа их отдыхала на краю
дороги). Ухватившись за мои поводья, он на ломаном русском языке
начал что-то возбужденно кричать, показывая на мою плеть. Я понял,
скорее по его жестикуляции, что эту плеть он потерял и требует,
чтобы я ее ему вернул. Как мне ни хотелось оставить ее у себя, но
пришлось отдать, — на его стороне была сила. А может, она и впрямь
была его.
Без плетки стало еще хуже, чем раньше. Хоть бросай Мишку и иди
пешком. Выручил догнавший меня офицер нашего полка. Он тоже
отстал от полка и был очень обрадован, встретив меня. Он поехал
рядом со мной и, когда было необходимо, подбодрял Мишку своей
плеткой. Да и сама дорога исправилась, стала более каменистой.
Лошади немного повеселели и пошли быстрее. Под вечер мы добрались
до Новороссийска.
Город был как взбудораженный муравейник. Всюду было полно
куда-то спешивших людей, военных и штатских, пеших и конных;
улицы были забиты брошенными повозками, орудиями, передками,
автомобилями. Но что особенно усугубляло мрачную картину, это
брошенные хозяевами расседланные лошади. Худые и изможденные, они
понуро стояли или медленно передвигались в поисках пищи. При
въезде в город мы встретили нескольких, как видно, местных жителей,
нагруженных мешками, которые они еле тащили. Мой спутник,
приняв их за мародеров, выхватил даже саблю. Увидев это, они
разбежались, бросив мешки на дороге. В них оказалось старое обмундирование.
Солдат, наблюдавший эту сцену, подошел к нам и объяснил, что в
городе все склады открыты и их запасы раздаются населению.
Оставив мешки на том же месте, мы поехали дальше.
Как воспоминание, характеризующее Новороссийск этого дня,
осталась в памяти картина «ликвидации» огромных армейских складов,
436
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^JL 1&*
в тот день наполненных шумной толпой военных. С треском
разбивались ящики, чтобы узнать их содержимое; здесь же раздевались и
примеряли одежду; закусывали только что найденными консервами,
пробовали содержание бутылок. К счастью, алкоголя не было.
Наверное, в винные склады толпу не пускали. Это не был грабеж, так как
это было разрешено. Даже ссор, насколько мне помнится, не было.
Всего было много, и всем хватало: всех видов военное
обмундирование, начиная с шерстяных носков и теплого белья до кожаных
теплых курток; разного рода консервы, шоколад, галеты, сгущенное
молоко; медикаменты, медицинское оборудование и т. д. Все это
почему-то раньше экономилось, хотя и под Орлом, и под Батайском, и
на Маныче войска мерзли в тонких, изношенных шинелишках. Не
имея ничего теплого, отмораживали ноги и руки, часто голодали. Для
тифозных не хватало медикаментов, и сыпняк буквально косил
людей. Теперь это все бросалось; не успели даже вовремя вывезти в
Крым. Такое хозяйничание, выражаясь мягко, уважения к себе не
вызывало, не вызывает и теперь.
В каждом человеке сидит жадность. Она просыпается особенно
тогда, когда есть возможность что-то получить даром. Подхваченные
общим психозом, я с моим офицером тоже пошли по складам. В одном
набрали ботинок, так что еле могли тащить. В следующем бросили
часть ботинок и набрали консервов и сгущенного молока. В третьем
опять часть вещей выбросили, соблазнившись кожаными
безрукавками, которые тогда почему-то были в моде, и т. д. Штаб полка нашли
поздно вечером на горе, на окраине города. Там шла подготовка к
погрузке. Ночью выступили и пошли, направляясь к пристани.
Горели склады, бросая причудливые отсветы на окрркающую
местность. Пахло гарью. Около гавани было приказано оставить наших
лошадей. Это был тяжелый момент расставания человека с существом,
с которым он как-то сроднился, с которым многое вместе пережил и
которое было верным товарищем в трудные минуты. Многие
прослезились. Оставленные лошади продолжали идти вслед за своими
хозяевами. Командир не выдержал этого напряжения и застрелил своего
коня. Прощаясь со своим Мишкой, я тоже всплакнул и расцеловался
с ним. Он, по своим силам, старался служить мне верой и правдой. В
эту ночь по Новороссийску, как призраки, бродили табуны бездомных
лошадей, ищущих своих хозяев.
На молу тысячеголовая толпа мучительно медленно продвигалась к
пришвартованным пароходам, где происходила погрузка. Вдоль мола
шел довольно широкий барьер, около метра высотой. Взяв свои вещи,
я взобрался на него и пошел по нему, обгоняя всех. На меня кричали,
437
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
но я не обращал на это внимания. Таким образом я добрался до
парохода, на который должен был грузиться наш полк. Это был
довольно большой транспорт «Св. Николай».
В это время на него происходила погрузка другого полка. Около
трапа стояли два офицера с револьверами в руках и пропускали
только солдат и офицеров своей части. Многие из других полков пытались
проникнуть вне очереди, но их не пускали, несмотря на скандалы,
которые они устраивали. Моя попытка тоже окончилась неудачно. На
все мои уверения, что наш полк тоже грузится на этот транспорт, мне
решительно отвечали: «Когда будет грузиться твой полк, тогда и ты
погрузишься, а пока жди».
Чтобы не стоять и не быть на дороге, я забрался под трап и решил
там ждать подхода нашего полка. Перед этим был день бурных
переживаний, эту ночь мы не спали. Присев, я сразу же заснул.
Проснулся от каких-то криков и стука. Первой мыслью было: неужели каш
полк погрузился и я теперь останусь один?
Пока я спал, ночь кончилась, начинался рассвет. Шла погрузка
нашего полка. Командир полка стоял наверху, около пароходных
перил, и следил за происходящим. Увидев меня, он направился ко мне,
улыбаясь. Вдруг выражение его лица изменилось, улыбка исчезла.
«Что с тобой? Ты весь в крови», — сказал он, подходя ко мне.
Только тут я заметил, что один бок моей шинели густо пропитан
кровью. Видно, под трапом у меня было неподходящее соседство.
Наверное, там лежал раненый или мертвый, рядом с которым я проспал
часть ночи. Жалко было мою новую шинель из русского солдатского
сукна. В Батайске перед самым отступлением ее сшили для меня по
мерке в нашей полковой швальне. Она мне казалась такой красивой
и шикарной, а теперь ничего другого не оставалось, как выбросить
ее в море.
Все трюмы парохода были уже до отказа набиты. Нашему полку
оставалась только палуба. Усталые люди рассаживались где попало. Нас
несколько человек устроилось в подвешенной спасательной шлюпке.
С этого места было хорошо видно все, что происходит вокруг. У
причалов уже не было кораблей, наш «Николай» был последним. А на
берегу еще толпились тысячи людей, жаждущих уехать из
Новороссийска. Оттуда доносился какой-то тревожный гул, там что-то кричали,
махали руками. В городе изредка раздавались выстрелы.
На внешнем рейде был виден английский дредноут «Император
Индии», который, как представитель тогдашней владычицы морей
Великобритании, спокойно и внешне безучастно наблюдал за всем
происходящим вокруг.
438
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
Невольно напрашивается сравнение с другой человеческой
трагедией. В начале этого столетия на острове Сицилия, около города Мессина,
произошло большое землетрясение. Город был разрушен, были сотни
убитых и тысячи раненых. Русская эскадра, находящаяся в плавании в
Средиземном море, недалеко от Мессины, узнав о несчастье, сразу же
направилась туда. Землетрясение еще не прекратилось, еще
продолжались колебания почвы. Грозила возможность повторного землетрясения.
Несмотря на это, русские моряки, не задумываясь, высадились и
начали помогать пострадавшим: откапывали засыпанных из-под развалин,
перевязывали раненых, кормили население, тушили пожары, грузили
раненых, детей, женщин и стариков на сбои корабли и перевозили их
i иуда* где было безопасно. Еще до сих пор в Мессине сохранились
воспоминания об этих русских моряках-героях.
-/</чВ Новороссийске происходило большее несчастье, чем землетря-
хшакие в одном городе. Разыгрывался последний акт трагедии гибели
Национальной России. Тысячи людей на берегу ждали спасения и
помощи, но помощь так и не пришла, в то время как в Черном море
спокойно и равнодушно плавали, зная о происходящем, корабли
гуманных европейцев, наших бывших союзников. Эти союзники не
пришли на помощь, даже несмотря на то, что ее от них ожидали
те, кто до конца им оставался верным.
На дредноуте «Император Индии» началось какое-то оживление; там
как будто проснулись. Грозные орудийные башни пришли в движение,
направляя куда-то жерла своих пушек. Сотрясая воздух, дредноут начал
изредка давать выстрелы из своих двенадцатидюймовых орудий куда-то
в горы. Стрелял он не то по большевикам, не то по «зеленым», не то мя
острастки прямо в воздух. На верхнем его мостике была видна белая, как
бы вырезанная из бумаги, фигурка, беспрерывно проделывавшая какие-
то ритмические движения с флажками. Это отдавался приказ нашему
«Св. Николаю» прекращать погрузку и отходить от пристани, так как
сроки, поставленные для этого, давно уже прошли.
На нашем корабле началась обычная перед отплытием суетня
матросов. Вдруг, расталкивая всех, влетела по лестнице на капитанский
мостик группа возбужденных офицеров-дроздовцев. Бросилось в глаза,
что один из них без руки. Как мне потом кто-то сказал, это был ко-
,мандир 3-го Дроздовского полка, известный генерал Манштейн.
Оказалось, что на наш донельзя переполненный пароход должен был еще
ffpyaHTbc^ 3-й Дроздовский полк, прикрывавший посадку на корабли
^'ролько сейчас подошедший к пристани. А капитан уже отдал при-
лсаз об отходе корабля, и матросы начали поднимать трап и рубить
канаты.
439
<^L
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
i^>
А. Шкура299
ОТ ВОРОНЕЖА ДО ДОНА300
Я мог бы еще долго держаться в Воронеже, но вскоре Лиски, а
затем и Усмань-Собакино были взяты красными. Я мог оказаться
отрезанным и окруженным в Воронеже, с перспективой пробиваться
на сотню верст через подавляющие конные массы противника.
Ввиду этого в ночь с 10 на 11 октября я очистил Воронеж и перешел за
Дон. Получивший несколько хороших «уроков» Буденный не
решался в течение всего дня 11 октября занять город, охраняемый лишь
постами и малочисленными разъездами. Лишь поздно вечером
вступили в город его авангарды. Мои посты отошли в свою очередь за
реку, уничтожив мосты.
Задача моя теперь состояла в том, чтобы не пропустить Буденного
через Дон или, во всяком случае, возможно долее препятствовать его
распространению на правом берегу Дона. Я полагал, что Буденный
поставит себе задачей смести меня, а затем, направляясь на Харьков,
обойти правое крыло Добрармии, стоявшей у Курска. Удар по дон-
440
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
trf5ML— ^»
цам был менее вероятным, ибо Добрармия, вследствие своего
выдвинутого вперед положения, сильнее угрожала большевикам: с другой же
стороны, она была гораздо сильнее морально, чем посредственные и
вялые донские части.
Во время моего пребывания в Воронеже состоялся ряд митингов,
на которых рабочие высказывались за необходимость активно
помогать мне. В последний момент, когда Воронеж уже обстреливался
красной артиллерией, прямо на митинге, на котором выступил мой офицер,
есаул Соколов, явился ко мне отряд рабочих-железнодорожников в
составе около 600 человек. Я вышел и обратился к рабочим с горячей
благодарностью. В это время прилетевший откуда-то снаряд с треском
разорвался в воздухе. Перепуганные и не привыкшие к таким вещам,
рабочие шарахнулись в разные стороны; некоторые со страху
попадали на землю. Стоявший близ меня рабочий был ранен и упал,
обливаясь кровью.
, — Поздравляю вас с боевым крещением! — крикнул я, ободряя
рабочих.
Они оправились и, не заходя даже домой, с песнями двинулись
из города. Эти рабочие были влиты в 1-й стрелковый батальон под
командой полковника Рутсона301, позже по просьбе людей
переименованный в «Волчий ударный батальон». Рабочие сделались
хорошими солдатами и далеко превосходили своей доблестью многих казаков
в боях.
Ударили большие морозы. Казаки и особенно стрелки были
плохо экипированы; не было перчаток; обувь находилась в жалком виде.
Участились случаи отмораживания конечностей и простудные
заболевания. Одновременно усилилась эпидемия тифа. Ряды наши стали
быстро таять.
Под влиянием слухов о политической грозе, разыгравшейся на
Кубани, деморализация Кавказской дивизии все усиливалась. Ежедневно
поступали донесения командиров полков о том, что казаки
дезертируют. Пополнения с Кубани не доходили до меня, разбегаясь по пути,
или же, пользуясь отсутствием администрации в тылу, формировались
в шайки, грабившие население и сеявшие в нем ненависть к войскам.
Появилось и новое зло — отсутствие подков для перековки коней. Во
время гололедицы наши кони могли идти лишь шагом, в то время как
кованные на зимние подковы кони кавалерии Буденного развивали
любой аллюр. Его отряды свободно уходили от нашего преследования;
казаки же, при каждой неудаче, чувствовали у себя на плечах
врубившегося в тыл противника. Это не могло не размагничивать
настроения людей.
441
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Аля воспрепятствования Буденному переправиться через Дон я
наблюдал постами реку верст на 25 вверх и вниз по течению. Посты
были связаны телефонами с резервом, а в наиболее важных пунктах
поставлены стрелковые батальоны. Ежедневно происходили стычки,
сопровождавшиеся уничтожением переправлявшихся то здесь, то там
небольших групп противника.
Около 17 октября, севернее селения Гвоздевки, а также в районе
Речицы Буденный, собрав ударные группы с сильной артиллерией,
сбил мои отряды и перебросил по бригаде конницы, под
прикрытием которой навел мосты; вскоре на каждом из моих флангов
появилось по дивизии конницы, подкрепленной пехотой. Возникала
возможность быть окруженным, ибо против трех конных дивизий
Буденного (4-я, 6-я и Кубанская красная) у меня было лишь 2500
шашек и 2000 штыков. Нужно учесть, что красные конные дивизии
состояли каждая из трех полковых бригад. Полки были сильные, по
700—800 шашек.
Буденный превосходил меня конницей почти вдесятеро. Пехота его
состояла из одной дивизии девятиполкового состава. Полки, правда,
были слабые, не более 600 штыков в каждом. Неважно
экипированные и изрядно потрепанные нами во многих боях, они не
обнаруживали большого порыва.
Донское командование требовало, чтобы я отступал на
соединение с Донской армией, а Май-Маевский — чтобы я шел на Кастор-
ную, прикрыв таким образом правый фланг Добрармии. В случае
несогласия с его планом Сидорин опять грозил отобрать у меня
донские части. С чем же я бы остался? С 600 шашек Кавказской
дивизии.
В конце концов главнокомандующий приказал мне идти на Кас-
торную, с сохранением у меня 4-го Донского корпуса. Тем
временем Курск был уже сдан добровольцами и они отходили на юг. Мне
необходимо было отходить возможно медленнее, дабы не вывести
Буденного во фланг и тыл нашей армии. Тут я побил рекорд
медленности отхода — 80 верст от Воронежа до Касторной, при страшном
неравенстве сил, я прошел в три недели.
В исполнении этой трудной задачи мне очень помогли
присланные два бронепоезда — «Слава Офицеру» и «Генерал Дроздовский»,
выезжавшие вперед и громившие красную конницу, как только ош
смелела. Особенно геройски действовал броневик «Слава Офицеру»,
который ворвался на одну из станций, занятых уже красными,. взял
батарею в полной упряжке. Офицеры его команды сели на коней а
качестве ездовых и привели к нам эту батарею, следуя за поездом/
442
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
^JL — ^*»
Всю свою пехоту я соединил под командой доблестного генерала
Постовского, участника Мамонтовских рейдов. После того как
красная пехота была расстроена в трех боях, она действовала очень
нерешительно и пряталась за свою конницу. В Касторной, к которой я
подошел в конце октября и занял позицию, ко мне прибыл
небольшой — около 600 штыков, — но сильный духом и стойкий
Марковский полк. Подвезли три танка — один большой и два малых, — а
также походные кухни. От танков мне, однако, было мало проку, ибо
они вечно ремонтировались и портились после каждого своего выхода
в поле.
Буденный заботливо берег свой конский состав. После 2—3 дней
действий на фронте он отводил части в резерв, заменяя их свежими
или пехотой. Я же, вследствие ограниченности моих сил, а также из-
гдатого, что инициатива находилась в руках противника, вынужден был
всегда держать свою конницу в первой линии, обнаруживая и
утомляя без того уже измученных казаков и калеча свой конский состав.
Продержавшись с неделю у Касторной, я вынужден был отойти от нее,
ибо, вследствие отступления добровольческих частей,
соприкасавшихся с моей группой своим правым флангом, рисковал быть обойденным
Буденным.
Ушибленная в Коротояке нога, во время взрыва в доме
священника, продолжала у меня болеть. Отсутствие надлежащего лечения и
постоянная подвижность походной жизни не могли способствовать
выздоровлению. Нога разболелась так сильно, что я хромал и не мог
ездить верхом, а ездил в коляске. Позже я уже почти не мог ходить,
причем боли становились мучительными, особенно во время холодов.
Поэтому я послал ряд телеграмм с просьбой заменить меня
временно кем-либо и дать мне возможность отдохнуть и полечиться.
Около 9 ноября приехавший командир 2-го конного корпуса
генерал Науменко сменил меня; я выехал в Харьков. Науменко рассказал
мне о расправе Врангеля и Покровского с Кубанской радой, о казни
Калабухова и высылке членов Рады (самостийников) за границу.
В Харькове я побывал в штабе Май-Маевского, но самого
командующего Добрармией не застал, ибо он выехал в это время куда-то
на фронт. Из Харькова я поехал в Таганрог аая того, чтобы в штабе
главнокомандующего сделать доклад о создавшейся на моем участке
фронта обстановке. В Таганрог приехал 15 ноября и сделал доклад
<генерал-квартирмейстеру Плющевскому-Плющику и начальнику
штаба генералу Романовскому. Старался их убедить в том, что конная
армия Буденного представляет мл нас неотвратимую опасность;
доказывал необходимость не теряя времени напрячь все усилия, чтобы
4 i >
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
покончить с ним, хотя бы м^ этого пришлось отвлечь силы с других
участков фронта и отдать вследствие этого территорию даже до
Ростова.
Генерал Романовский не разделял, однако, моего пессимизма и
полагал, что концентрирующаяся теперь конная ударная группа
генерала Улагая, достигающая 10 000 шашек, разобьет Буденного. В
состав этой группы должен был войти 4-й Донской конный корпус
Мамонтова, 2-й конный Кубанский корпус Науменко и мой 3-й конный
корпус, пополненный обратным возвращением закончившей свою
задачу под Таганрогом 1-й Терской дивизией. Я оспаривал мнение
Романовского, доказывая ему, что эта конная группа не может
справиться с Буденным, даже если бы она и состояла из 10 000 шашек;
что цифра 10 000 сильно преувеличена, ибо донцы и моя
Кавказская дивизия, страшно измученные и ослабленные боями и
дезертирством, далеко не достигают указанных им цифр; что корпус
Науменко отнюдь не состоит из 4000 шашек, как он говорит, а лишь из
1200 человек, притом недостаточно сплоченных и уже потерявших
дух, ибо сборный пункт корпуса, назначенный у Старого Оскола, был
выбран слишком близко к фронту и вновь прибывавшие континген-
ты, едва высадившись из поездов, подверглись ударам красной
конницы; что остальные казачьи пополнения рассеивались, не доезжая
до станции Тихорецкая, под влиянием встречных дезертиров и
самостийников, что пополнения донцов прибывают без винтовок и
седел и разбегаются от одиночных разъездов красных. Я жаловался на
жалкую экипировку и обувь людей и неподкованность конского
состава; указывал также генералу Романовскому на неудобство,
могущее возникнуть вследствие подчинения заслуженного и знаменитого
генерала Мамонтова молодому и сравнительно малоизвестному
генералу Улагаю, — неудобство тем более ощутительное, что главная
масса конной группы должна была составиться из донцов, Улагай же
был кубанец; я доказывал необходимость не теряя времени
приступить к спешному формированию новых конных частей на северной
окраине Кубани, причем брался выполнить эту задачу, но при
условии немедленного примирения главкома с народным
представительством Кубани. Все мои доводы были тщетны. Ставка осталась при
своем оптимизме, будучи уверенной даже в том, что мы отстоим
Харьков. Я был приглашен на обед генералом Деникиным и
убедился, что он разделяет мнение своего штаба.
Во время моего пребывания в Таганроге ко мне заехал начальник
английской военной миссии генерал Хольман и просил меня прибыть в
миссию для вручения мне ордена Бани, пожалованного Его Величеством
444
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
«г^!^ — ^^
английским Королем. Сговорившись и назначив подходящее АА^ этой
церемонии время, я в свою очередь пригласил генерала Хольмана на
ужин ко мне в поезд. Пригласил также генералов Романовского и Плю-
щевского. Во время ужина играл известный скрипач, украшение
петербургского «Аквариума» и любимец публики, Жан Гулеско. По его
просьбе я вывез его, вместе с семьей, из Харькова в своем поезде. Жан
Гулеско играл русские, родные, хватавшие за сердце песни. Мы все как-
то размягчились; беседа наша стала задушевной и простой. Я
разговорился с Романовским, которому сильно взгрустнулось. Разговор наш
коснулся, между прочим, нелюбви к нему, которая ощущалась в армии.
— Главнокомандующий одинок, — сказал мне Иван Павлович. —
Со всех сторон сыплются на него обвинения. Обвиняют его даже те,
которые своим неразумием или недобросовестностью губят наше де-
лФ, — ведь таких много. Все партии стремятся сделать из него орудие
свопх целей. Бесконечно тяжел его жребий. Но я не покину его; пусть
обвиняют меня в чем угодно, я не стану защищаться; буду счастлив,
если мне удастся принять на себя хоть часть ударов, сыплющихся на
него. В этом я вижу свою историческую задачу. Но тяжело, ох как
тяжело быть таким щитом. Чувствую, что паду под тяжестью этого
креста, но утешаю себя мыслью, что сознательно и честно исполнил
до конца свое назначение.
Он не удержался от слез и замолчал. Я знал, что этот умный,
сдержанный и скромный человек говорит правду, ту правду, которую не
высказал бы в другой обстановке. Я знал, что ему не свойственно ни
хвастовство, ни желание порисоваться. Именно такова была роль
этого большого и честного русского патриота, столь несправедливо и
беспощадно затравленного презренными честолюбцами, поперек дороги
коих он стал. Когда он пал впоследствии, сраженный из-за угла пулей
убийц, бессознательно творивших дело высокопоставленных
заговорщиков и реакционеров, я вспоминал не раз тот вечер; изнемогавший
и чувствовавший рке за своей спиной подстерегавших его убийц, он
тогда вспоминал попранную Родину и оплакивал свою мученическую
долю. Покойся же в мире, незабвенный и честный Иван Павлович!
Нелицеприятная история воздаст тебе должное и заклеймит позором
виновников твоей мученической кончины.
На другой день в указанное время я прибыл в английскую
военную миссию и был встречен там британским почетным караулом.
.Генерал Хольман обратился ко мне с речью.
— Этот высокий орден жалуется вам Его Величеством, — сказал
он мне, возлагая на меня орден, — за ваши заслуги в борьбе с
большевизмом, как с мировым злом.
445
^aiL
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
х&*
Ф. Елисеев*02
РЕЙД НА КАСТОРНУЮ303
Командир 4-го Донского корпуса генерал Мамантов после своего
победного рейда по тылам красного фронта выехал в Новочеркасск для
доклада Донскому атаману. Он долго задержался, и генерал Шкуро был
назначен командиром обоих корпусов.
События на фронте принимали угрожающий характер. 1-й корпус
гсксра\а Кутепова после тяжелых боев оставил города Орел и Курск.
Буденный со своим конным корпусом перешел в наступление на
Воронеж. Не имея достаточно сил мя обороны города, Шкуро послал в
Ставку генерала Деникина телеграмму: «По долгу воина и
гражданина, доношу, что противопоставить силы Конному корпусу Буденного я
не могу. Этот корпус сосредоточен в числе 15 000 сабель. В моем
распоряжении находятся около 660 сабель Кубанской дивизии и 1800
сабель корпуса Мамантова. Терская казачья дивизия моего корпуса —
около 1800 сабель — по Вашему приказанию отправлена для
подавления восстания Махно. Завтра, 7 октября, я оставляю Воронеж».
При таких обстоятельствах я прибыл 6 октября в Воронеж,
представился генералу Шкуро и назначен был командиром 2-го
Хоперского полка304. Генерал Шкуро в своем донесении генералу Деникину
преуменьшил силы нашей дивизии, хотя фактически она была слаба,
имея в обозе много безлошадных казаков. Приняв полк, я нашел в
нем около 250 шашек, десять офицеров (три сотника и семь
хорунжих) и четыре пулемета на санях» Так было и в других полках. Да
еще «Волчий дивизион» — две сотни хорошо экипированного
личного конвоя Шкуро, который он иногда бросал в самое пекло боя.
Итого — дивизия имела около 1250 шашек.
Оставив Воронеж без боя, дивизия сосредоточилась на западном
берегу Дона. Ждем начальника дивизии, генерала Губина305. Перед
нами проходит к северу 10-я Донская казачья дивизия. Под казака-*
446
ё^я»
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
&£->
ми крупные кони донской табунной породы, хорошо откормленные.
Казаки в шинелях и в черных папахах. Офицеры в фуражках. Видна
забота Донского атамана и правительства о своих сынах на фронте.
Моросит дождь, но сотни идут стройно.
Шкуро посылал меня с полком на узловую железнодорожную
станцию Касторная в распоряжение генерала Постовского. До Касторной
два перехода. Ночуем в седле. В охранении сотня казаков хорунжего
Борисенко. Утром он обнаружил движущуюся к Касторной конную
красную бригаду.
* * *
В батальоне 200 штыков. Им командует поручик. На мой вопрос,
од^ганерал Постовский, он указал на курганчик, где виднелись две
фшуры «а лошадях. Остановив полк, поскакал к ним. Там увидел двух
солдат в шинелях на обозных конях. Удивленный, коротко
спрашиваю, где находится генерал Постовский. «А вы кто таков будете?» —
отозвалась одна «фигура». «Я командир 2-го Хоперского полка,
направлен генералом Шкуро в распоряжение генерала Постовского», —
отвечаю. «А-а... Здравствуйте, полковник... Я и есть генерал Постовский», —
отвечает «фигура». Я был поражен. На погонах солдатской шинели едва
заметно химическим карандашом наведены несколько «зигзагов»,
обозначающих его высокое звание генерала.
После моего рапорта о прибытии в его распоряжение слышу: «Очень
приятно, полковник! А где же ваш славный полк?» — «Мой славный
полк в ложбине», — в тон ему отвечаю. Он заметил, что я с удивлением
рассматриваю его «генеральский» мундир. «Удивлены, как я одет? Во-
первых, чтобы было тепло. Во-вторых, чтобы красные не узнали, что я
генерал. Маскировка. У вас отличная лошадь, полковник. Не боитесь, что
ее могут убить в бою?» — «Не только кобылицу, — отвечаю, — но и
меня самого могут убить в бою».
Генерал продолжал: «Напрасно вы одеты в серебряные погоны на
черной черкеске. Смотрите на меня, если поймают красные, я
выгляжу, как солдат. Я даже не бреюсь поэтому». Расстался я с
оригинальным генералом без сожаления и больше его не видел.
В дивизию прибыло конское пополнение — 120 необъезженных
кабардинских кобылиц. Наш полк получил 25 голов. В Касторную
прибыло поездом три танка. Командир полка капитан Образцов
решил! атаковать конную бригаду Колесова, занимавшего село
Успенское, в 10 верстах севернее Касторной. В его полку около 1000
штыков* , Назначен в атаку один батальон. Танки шли впереди, за ними
447
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
три линии стрелков. Хоперский полк на фланге. Красная бригада
стояла спешенная и кормила лошадей перед походом на Касторную.
Появление танков было аля них неожиданным. Всадники бросились
в седла и очистили село, оставив на улицах несколько убитых и
раненых лошадей с седлами. Крестьяне жаловались мне, что Колесов
приказал накормить лошадей прямо на улицах, в снегу, так как
пришла «народная армия», которая, разбив белопогонников, даст
крестьянам счастливую жизнь.
Прибытие танков окрылило нас. Генерал Шкуро с тремя полками
своей дивизии и частью 4-го Донского корпуса успешно сдерживал
корпус Буденного, наступавший на Касторную с востока. Мой полк
придан 2-му Дроздовскому полку. Чьим распоряжением, не знаю, но
капитан Образцов, командир полка, дает мне распоряжение: выступить
на северо-запад и занять село Алиса, недавно оставленное его полком.
Село мы заняли. Красных в нем не было. Село расположено за
болотистой речкой с деревянным мостиком. К вечеру третьего дня
поднялась метель. Не видно ни зги. Полк со сторожевым охранением
на флангах идет вперед. Неожиданно сильный ветер разогнал облака.
Три цепи красной пехоты, утопая в глубоком снегу, медленно шли к
нашему селу. До их левого фланга было не более сотни шагов. Казаки
повернули своих коней, выхватили шашки и с гиком бросились в
атаку. Красноармейцы немедленно побросали винтовки в снег и подняли
руки. Несколько саней с пулеметами и до десятка конных
стремительно ускакали назад.
Не прошло и двух часов, как прискакал ординарец из штаба
дивизии с письменным приказанием: «2-му Хоперскому полку немедленно
отступать к Касторной. Буденный сбил наш фронт, который отходил
на юг. Подходя к Касторной, надо быть осторожным, так как
возможно, она уже занята красными». Листок помечен «тремя крестиками»,
что означало — «исключительно спешно». Колонной в 300 с лишним
лошадей, 16 пулеметов на санях и обозом спешно отступаем на юг.
Вот и Касторная. Железнодорожный узел хорошо освещен. С
восточной стороны слышны редкие выстрелы. Широким аллюром
пересекаем железнодорожное полотно, продолжая путь на юг. Пройдя
переменным аллюром свыше 60 верст, полк вошел в село Суковниково, где
сосредоточены были все три полка нашей дивизии.
В штабе генерал Губин, начальник штаба полковник Соколовский306
и адъютант пили за столом чай. Отрапортовав о прибытии, ожидал,
что генерал предложит с дороги поесть и выпить чаю. Не встав и не
подняв руки, генерал Губин, человек крупный, с полным лицом,
лениво говорит мне: «Очень приятно, полковник, что прибыли... Но отче-
448
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^,
С. Мамонтов?07
ОТСТУПЛЕНИЕ308
Большое отступление началось для нашей пехоты от Орла, а /^ля
регулярной кавалерии от Севска и до реки Дон. Затрудняюсь сказать,
в каком составе была тогда регулярная кавалерия. Она достигла двух
корпусов, то есть четырех дивизий, но из-за потерь, болезней и
походов превратилась в дивизию. Может быть, были части, которые шли
отдельно от нас. Поздней под Егорлыцкой был опять корпус кавале-
29 «Белое движение», т 20
449
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«ЗД 4^»
рии. То же явление было и в пехоте. Наши четыре основных полка
развернулись в четыре дивизии, но во время отступления были опять
сведены в четыре полка.
Само отступление можно разбить на две резко разнящиеся части.
От Севска до Лозовой был отход с постоянными боями. Отход был
медленный, причем мы шли прямо на юг, то есть в Крым.
Происходил он в октябре и первой половине ноября 1919 года. Морозы были
редки, часты дожди, снегу совсем не было. А от Лозовой до Дона было
настоящее отступление. Шли большими переходами, боев избегали, да
их и не было. Направление нашего отхода изменилось на
юго-восточное. Очевидно, Украину решили отдать без боев. Это продолжалось с
середины ноября до середины декабря 1919 года. Погода — морозы
с небольшим количеством снега. Должен отметить прекрасное
состояние дорог, позволившее нам делать громадные переходы. Цель наша
была — первыми, до красных, достигнуть реки Дон, не дать красным
отрезать нас от Кавказа.
До Лозовой были ежедневные долгие бои под моросящим дождем,
без решительной атаки и без надежды победить, что нас очень
деморализовало. Вечером с темнотой мы отрывались от противника и
отходили дальше на юг. Ночевали очень скученно, чтобы облегчить сбор
при ночном нападении. Но ночных нападений я не помню. Красные
хоть обладали большими силами, но шли с опаской. Обыкновенно они
появлялись часам к десяти или даже позже, завязывался нудный бой
до вечернего отхода.
Мы научились искусству отступать без суеты, будто меняем
позицию. Дневки были крайне редки. Постоянные походы и бои очень
изнуряли людей, но особенно лошадей. Нужно было следить, чтобы
лошадей поили и кормили. Усталые люди заваливались спать и не
могли встать, чтобы дать лошадям корм. А от их состояния зависела
возможность нашего движения. На водопой назначался офицер,
который следил за тем, чтобы все лошади были достаточно напоены.
Мы остановились под вечер в какой-то деревне. Смеркалось, и шел
легкий снежок. Накануне шел дождь и была гололедица. Меня
назначили к колодцу, проверять, все ли лошади напоены. Я накинул шинель
и вышел. К тому же колодцу пришли драгуны. С ними был поручик
Рупчев. Он раньше служил в конно-горной и затем перевелся в
драгуны. Мы встали вместе немного поодаль от колодца. У Рупчева за
поясом был заткнут обрез.
— Вероятно, он стреляет не точно?
— Должно быть. Но крестьяне его ценят, потому что его легко
спрятать.
450
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ал ^»
Люди вытаскивали из колодца воду и наливали в желоб, где пили
лошади. Подъехали два всадника и стали проталкиваться к корыту с
водой.
— Ишь бездельники, — ругались наши солдаты. — Мы достаем
воду, а они поят своих лошадей. Слезайте, сволочи, вытащите
несколько ведер. А то на готовое. Паразиты.
Поднялась ругань, но вскоре сникла. Все были смертельно усталые
и даже ругаться не хотелось.
— Как называется эта деревня? — спросил один из всадников.
— А кто ее знает, — ответил мой солдат и, обращаясь ко мне: —
Господин поручик, как называется эта деревня?
Всадники задергали поводьями, стараясь выехать из массы
лошадей. Но это им плохо удавалось. Лошади тянулись к воде и
скользили на гололедице. Мы смотрели с недоумением на всадников. Потом
кто-то крикнул: «Красные!» А мы все были без оружия. Красные
выбрались из массы лошадей и нахлестывали своих коней, чтобы
перевести их вскачь, но лошади скользили. Рупчев схватил свой
обрез и выстрелил. Один из всадников упал убитый наповал. Другой
скрылся в сумерках.
— Здорово же вы стреляете, — сказал я Рупчеву.
— Это первый раз, что я стреляю из обреза.
Обращение солдата ко мне «господин поручик» разъяснило
красным, что они попали к белым. Не выкажи они столько торопливости,
мы бы ничего и не заметили.
Вернувшись с водопоя, я поделился этим случаем с другими
офицерами. Обозненко309 рассказал, как где-то под Льговом они взяли
проводника, чтобы он отвел обе батареи в деревню Селезневку. По ошибке ли
или нарочно, но проводник привел их в деревню Утковку, занятую
красными. Наша батарея шла впереди. Она вошла в деревню, дошла до
середины. К счастью, Обозненко, ведший батарею, понял, в чем дело, и не
растерялся. Вечерело и было темновато. Обозненко завернул батарею, и
так же шагом батарея вышла из деревни и отошла еще на некоторое
расстояние, прежде чем уходить рысью. Конно-горная, которая шла за
нашей, не вошла в деревню и повернула раньше. Когда с Обозненко
заговаривал красный, он задирал плечо, чтобы тот не увидал золотого
погона.
— Несмотря на то что было холодно, я был в поту, — закончил
Обозненко. — Очевидно, красные так ничего и не заметили.
Стрельбы не было.
Как сказано, от Лозовой наша дивизия изменила направление и
пошла на юго-восток к Дону. Была, вероятно, вторая половина нояб-
29*
451
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ря 1919 года, погода установилась морозная с небольшим выпадом
снега. Дороги смерзлись, грязи не было, шли как по паркету. Это
позволило делать большие переходы. Боев не было. Красных мы не
видели. Они, конечно, за нами следовали и даже старались нас перегнать,
чтобы отрезать нам отступление, но мы их не видели.
Дневок не было. Все зависело от состояния лошадей. Очень важно
было хорошо их поить и кормить. Но доставать фураж было трудно.
Ездовые моего орудия прекрасно справлялись с этой трудной задачей,
и моя чудная запряжка была в прекрасном состоянии. Другие лошади
выглядели хуже. Дура была утомлена, и я старался делать походы
пешком, ведя ее в поводу.
Усталость была страшная. Если колонна почему-нибудь
останавливалась, то все сейчас же засыпали сидя в седле, засыпали и лошади, и,
чтобы тронуться дальше, нужно было всех будить. Отступление
вызвало, конечно, подавленность, но дезертирства у нас не было, может
быть, один-два случая, да и то это не было дезертирство, а люди
продолжали спать, когда батарея уходила, и потом догоняли. Иногда
спали слишком долго и попадали к красным. Развала никакого не было.
Ни в полках, ни в батареях.
В эту зиму свирепствовали тиф, холера и чума. Вначале мы боялись
домов с больными и шли искать другие, но найти дом без больных
было трудно. Под конец так отупели от грязи и усталости, что
входили в дом и грозно приказывали:
— Больные, выметайтесь отсюда.
Потому что часто при нашем приходе крестьяне ложились в
кровать и охали, надеясь, что их дом не займут. Больные перебирались в
другую, нетопленую половину дома, а мы ложились на их место, не
раздеваясь понятно. Стелили на пол солому и ложились. Приходилось
видеть ркасных больных — на теле висели как бы спелые сливы. Оспа,
что ли?
Обозненко, несколько офицеров и солдат заболели, думаю, тифом.
Батарею принял штабс-капитан Скорняков, а из офицеров остались
только я да Казицкий. У пулеметчиков был капитан Погодин, но он в
батарейных делах участия не принимал. Это трио — Скорняков, я и
Казицкий — составляло долгое время кадры батареи. На Погодина
нельзя было положиться. Он был пехотным офицером, лишен всякой
энергии и робок. В трудных случаях вижу сгорбленную фигуру
Погодина, уходящего назад.
— Куда вы? Пулемет должен охранять этот фланг.
— Пулемет заело, — отвечал Погодин. Или: — Патронов нет.
Вольноопределяющийся Вильбуа горько на него жаловался:
452
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
— И пулемет в порядке, и патроны есть, а вот смелости ни на
грош.
Скорняков был прекрасный офицер. Прапорщик Казицкий,
несмотря на юность, обладал кипучей энергией. Я делал, что мог. А батарея
все шла.
Мы проходили большое местечко. Скорняков сказал мне ехать
сзади и не давать солдатам распыляться р^я грабежа. Ко мне подъехал
Тимошенко, солдат третьего орудия, грабитель и насильник.
— Господин поручик, разрешите воды напиться.
— Нет, не разрешаю. Встань на место.
Батарея прошла местечко. Я проехал вдоль по батарее, чтобы
убедиться, что все солдаты на месте. Тимошенко не было. Как он мимо
меня увильнул, не знаю. Вдруг он появился.
— Где ты был?
— Я, господин поручик, все время тут находился.
Слишком честно смотрит в глаза. Я направился к вещевой
повозке. Брезент откинут, и лежит незнакомый мешок.
— Чей мешок? — спрашиваю у возницы.
Тот отводит глаза и говорит:
— Не знаю. Не видел, кто положил.
— Тимошенко, твой мешок?
— Никак нет, господин поручик.
— Чей мешок?
Все отвечают незнанием.
— Вот здорово, приблудился сам собой ничей мешок. Мы его и
разделим между всеми, кроме Тимошенки, потому что он уехал из
батареи, несмотря на запрет.
На следующей остановке разложили содержимое на несколько
кучек, по числу участников. Один солдат отвернулся, а другой тыкнет
в кучку и спрашивает: кому? Отвернувшийся называет кого-нибудь.
Солдаты потешались над Тимошенко. Мне досталась занавеска, из
которой я сшил рубашку.
За Юзовкой (потом Сталино) мы проходили мимо имения. Я не
утерпел и свернул. Имение, конечно, разграблено. Я проехал по
нудному парку со старыми липами и, не слезая с Дуры, въехал в большой
овальный зал. Разбитое зеркало отразило странную картину всадника
в зале, видевшем прелестных женщин, блестящие балы... Какие
романы разыгрывались под сенью этих лип? А теперь полусодранные
двери пропускают снег в зал, зеркала разбиты, стекла выбиты, все
изломано... Раздалось несколько выстрелов, и я перевел Дуру в галоп в
самом зале и присоединился к батарее.
453
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Начиная от Юзовки наше отступление ускорилось. Мы шли
непрерывно, днем и ночью, без ночевок. Только два раза в сутки
останавливались часа на два, чтобы накормить лошадей. Мы шли наперегонки с
красными, чтобы они нас не отрезали от Дона. Но несмотря на
громадные переходы, это не было беспорядочным бегством. Наша
кавалерия, более легкая в походе, ушла от нас вперед. Обе батареи шли
совершенно одни. Где шли другие батареи, не знаю. Во время
отступления мы их не видели и встретили только при переходе через Дон.
Кроме наших двух, у Дона видел две гвардейские и седьмую батареи.
Восьмая появилась поздней.
Дорога была прекрасная. Сильно морозило, и была полная луна,
которая облегчала ночные походы. Наши лошади слабели не по дням, а по
часам. Лошадь менее вынослива, чем человек. Человеку достаточно
поесть и выспаться — и он снова работоспособен. А лошадь нркдается
изредка в дневке — роздыхе. Роздыхов мы делать не могли, надо было
обогнать красных. Мы старались возместить отсутствие дневок
усиленным питанием. Но в деревнях достать ячмень было трудно. А вот моя
чудная орудийная запряжка держалась, несмотря на громадные
переходы. Чудо заключалось в любви к своим лошадям моих ездовых:
Темерченко, Байбарака и Юдина. Как-то я слышал, как Темерченко отбирал
ячмень у крестьян мя своих лошадей. Как настоящий большевик, с
угрозой, и достал там, где другие не могли. Иногда я останавливался и
пропускал мимо себя батарею, чтобы еще раз полюбоваться моей
запряжкой, особенно корнем Юдина, — почти идеальными лошадьми аая
конной артиллерии, которых трудней всего найти. Лошади должны быть
сильные и резвые. Редко эти два качества совпадают. Другие же лошади
худели, и бока у паха начинали впадать — признак, что лошадь
изнурена. Я замечал это даже у Дуры, хоть старался ее подкармливать и делал
все походы пешком, ведя ее в поводу.
Вообще наша колонна шла в поводу из-за холода, а чтобы
согреться, пускалась бегом в поводу же. Одну ночь так морозило, что
орудийные колеса перестали крутиться и пушка скользила как на полозьях
со скрипом. На моей обязанности был обоз. Надо было смотреть,
чтобы повозки не отставали, чтобы груз был правильно распределен и
чтобы солдаты не ложились на повозки спать. Они могли замерзнуть,
а кроме того, это утяжеляло повозку. Но было так холодно, что
солдаты предпочитали идти пешком, чтобы согреться.
Вероятно, благодаря усталости, отсутствию сна, луне и снегу
часты бывали галлюцинации. Мы видели то, чего на самом деле не было.
Я стал часто видеть боковым зрением вскакивавшего с лежки русака
(зайца), но, когда поворачивал голову, ничего не было.
454
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^> _ &&*
Ночью при полной луне мы, несколько офицеров нашей и конно-
горной, шли впереди колонны. Копыта предыдущих колонн
взрыхлили снег, и вот один офицер стал в этих комках снега видеть розы.
Сначала мы над ним посмеивались, но вскоре мы все увидели ворохи
роз, всех цветов и даже голубые и фиолетовые. Некоторое время это
было забавно. Ворохи роз появлялись шагах в пятидесяти и исчезали
шагах в пяти перед нами. Мы шли по ковру роз. Но вскоре это стало
нас беспокоить и мы старались больше не смотреть на дорогу, чтобы
не увидеть их снова.
Батарея переходила железную дорогу. Скорняков сказал мне
остаться, пропустить батарею и пересчитать все повозки — не отстала
ли какая из них. Я сел на Дуру. Рядом со мной встал
железнодорожный сторож и смотрел на батарею. Я пересчитал повозки, все
были тут. Я еще взглянул на дорогу, освещенную луной, — она была
пуста.
— Сколько верст до следующей деревни? — спросил я сторожа.
Ответа не последовало. Удивленный, я повернулся. Никакого
сторожа не было. Я посмотрел во все стороны — никого. На снегу, где
он стоял, следов нет. Почудилось. А я так ясно видел все детали —
его зипун, стоптанные валенки, остроконечную барашковую шапку, два
свернутых флага (красный и зеленый) под мышкой и в руках
потухший фонарь. Фата-моргана.
Недалеко стояло несколько товарных вагонов. Я поехал
посмотреть, что в них. Не слезая с Дуры, отпихнул дверь. Но полная луна
давала густую тень — я не мог рассмотреть, что там внутри. Прямо
с седла я влез в вагон, но тотчас же поспешил опять сесть в седло и
уехать. Потому что в вагоне были замерзшие люди. Вероятно,
брошенные больные. На этот раз это была не галлюцинация. Я
содрогнулся. Какой ужас. И вероятно, таких покинутых множество
повсюду. Нет никаких лазаретов. Самое верное место в батарее, пусть возят
на повозке. Люди в частях сроднились и тебя не бросят.
Мы приближались к Дону. Батареи все шли, днем и ночью.
Одуревшие от усталости, как автоматы. С одной только мыслью:
прийти и заснуть и спать, спать, спать. Наконец пришли, и пришли
раньше красных, в станицу Синявку у устья Дона. Пришли под вечер.
Погода резко изменилась, пошел дождь. Тут была вся наша дивизия.
Нам объявили, что линию Дона будут держать, что идут части нас
сменять, что по реке прошел ледорез, чтобы красные не перешли на
ту сторону. И что завтра дневка. Впервые расседлали и разамуничи-
ли лошадей. Впервые за много дней мы сняли сапоги и заснули. Была,
должно быть, середина декабря 1919 года.
455
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Бои вдоль по Дону являются одним из любопытнейших этапов
Гражданской войны. Происходили они во второй половине декабря
1919 года, в январе и начале февраля 1920 года. После громадного
и трудного отступления от Севска до Дона наши измученные полки
и батареи заняли позицию к северу от устья Дона. Тут произошел
ряд боев, которые привели нас к беспорядочному отступлению, я бы
даже сказал, бегству через Дон. Казалось, наступил развал. И вдруг
что-то случилось. Трусливые беглецы как-то сразу превратились во
львов и во многих боях жестоко били красных. Период этот я
заканчиваю большим кавалерийским боем под Егорлыцкой. Наш
регулярный кавалерийский корпус вынес удар Буденновской конницы и
отразил ее. Бой под Егорлыцкой 17 февраля 1920 года был,
вероятно, последним большим кавалерийским боем в истории человечества.
После бывали конные бои, но меньших размеров.
Итак, после кошмарного отступления мы наконец пришли в
станицу Синявку у устья Дона. Тут мы присоединились к нашей
дивизии, пришедшей раньше нас. Поставили орудия в парк, распрягли их
и со вздохом облегчения разошлись по квартирам. Вечером потеплело,
пошел дождь.
Из Ростова приехали два наших офицера. Они были очень
оптимистично настроены: Ростов и Новочеркасск будут держать во что бы то
ни стало, новые войсковые соединения идут нас сменять (почему не
пришли рке?), по Дону прошел ледорез, чтобы не допустить
перехода реки красными, мы получим из обоза все нркное. На словах они
были воинственны, на деле меньше. Нас было трое офицеров в
батарее, а нужно по крайней мере пять. Мы надеялись, что эти два нас
пополнят. Но тут они заегозили и тотчас же удрали обратно в Ростов.
Эта осторожность испортила впечатление их воинственности. От них
я получил неутешительные новости о брате. Обоз снарядил орудие аая
действия, командовал им капитан Ковалевский, и офицерами пошли
капитан Кузмин и мой брат. Больше известий об этом орудии не было.
Может быть, оно еще придет с отставшими частями, или оно ушло в
Крым, или же... Кроме того, брат себя плохо чувствовал. Подозревали
тиф. Тут я подумал о вагоне с замерзшими больными и содрогнулся.
Так быстро оставляют раненого или больного в новом отряде, еще не
сплотившемся. Я часто и горячо молился за него. Думаю, что излишне
упоминать, что все хорошие обещания приехавших офицеров остались
в области фантазии, кроме проклятого ледореза, который доставил нам
немало забот, когда нам пришлось спешно переправляться через Дон.
Утром следующего дня я проходил мимо орудийного парка.
Вечером шел дождь, а ночью был мороз — и колеса орудий были схваче-
456
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
j<3Jt ^
ны льдом. В случае быстрого выступления сдвинуть орудия не удастся.
Я сообщил об этом Скорнякову.
— Оставьте людей отдыхать. Сколем лед завтра.
Но мне лед не давал покоя. Я собрал ворчащих солдат, и лед
скололи.
Сколка льда произошла вовремя, так как через 20 минут раздались
выстрелы и батарея стала спешно запрягать. Наша дивизия выкатилась
из Синявки. За станицей был небольшой косогор с гололедицей.
Лошади скользили и падали. Скорняков оставил меня с номерами
вытаскивать наверх наши повозки. Когда мы вытянули последнюю повозку,
все пошли к лошадям. Дуры не было. Я плохо оценил положение и
вместо того, чтобы сесть в последнюю повозку или взобраться на круп
к одному из солдат, сказал, чтобы мне прислали Дуру, и не спеша стал
подниматься наверх. Солдаты ушли рысью. Я остался один. Когда я
поднялся на дорогу, кровь моя похолодела. Влево над Синявкой
вершины холмов были заняты цепью красной пехоты. А внизу, всего в
каких-нибудь 400 шагах от меня, разворачивалась на рысях красная
кавалерийская дивизия. Наших видно не было. Я побежал изо всех сил
по дороге направо. К счастью, меня обогнал отставший солдат нашей
батареи, мне удалось на лету схватить хвост его лошади, и она меня
потащила за собой, как тогда, под Мангушем. Но вскоре я
почувствовал, что слабею и вот-вот упаду.
— Стой! — заорал я солдату. — Дай мне стремя, я сяду на круп.
Но солдат боязливо оглядывался на красных и продолжал
нахлестывать.
Я схватился за револьвер и заревел:
— Я тебя пристрелю, если ты не остановишься!
Это подействовало, и он остановился и дал мне стремя. Не теряя
ни секунды, я вихрем взлетел на круп. Солдат же верещал:
— Вот они, вот они. Пропали мы...
— Пошел вовсю!
И мы пустились карьером.
Я боялся оглянуться, чтобы не потерять равновесия, но слух уловил
топот копыт совсем близко. Постепенно топот стал ослабевать и
совсем смолк.
— Убавь ходу, — сказал я солдату. — Сохрани силы лошади, если
опять понадобится.
Нам навстречу скакал Половинкин с Дурой в поводу. Красные
отстали. А в версте впереди разворачивалась к бою наша дивизия. Я
пересел на Дуру и ничего не сказал Половинкину за то, что он увел
Дуру. Какое блаженство сидеть в седле своей лошади, а не бежать
457
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
от красных по дороге. Я думаю, что это был момент самой жгучей
опасности, пережитой мной за все время Гражданской войны. И
ушел я только благодаря тому, что ситуация была мне уже знакома.
Под Мангушем я ее уже раз испытал, знал, что и как нужно делать,
и сделал все нужное, не теряя ни полсекунды.
Уф! Хоть я их не видел, но чувствовал их совсем рядом за спиной.
Все зависело от секунд. Мы скакали по гололедице, спасая жизни, а
они опасались поскользнуться и попридержали коней, а там увидали
нашу разворачивающуюся дивизию и отстали. Мы рысью
присоединились к батарее.
Наша дивизия развернулась и пошла навстречу красным. Наши
обе батареи открыли огонь. Но дело решили два полученных от
англичан танка, которые страшно тарахтели и не внушали, видимо,
красным опасения. Но когда они открыли огонь из пулеметов,
красная конница пустилась наутек, а пехота побежала. Через час бой стих
за неимением противника. Артиллерии красной видимо не было или
она благоразумно скрылась раньше, потому что разрывов около
танков не было.
Но вечером танки бросили, вероятно, из-за недостатка горючего.
Наша дивизия пошла к Ростову. Танкисты шли пешком. Был сильный
мороз. Я подъехал к нашей вещевой повозке и сменил сапоги на
валенки.
Шли мы всю ночь. Было очень холодно. Ругали мороз: ведь
замерзнет опять полоса воды, пробитая ледорезом. А этот мороз нас спас,
позволив перейти Дон на следующий день. Но мы этого не знали и
ругались. Утром мы увидели дома предместья Ростова. Мы были
уверены, что наша пехота занимает город. Там ведь находился
единственный мост через Дон. Послали даже квартирьеров: Казицкого и трех
солдат. Дивизия остановилась. Вдруг мы услыхали оживленную стрельбу
в городе и узнали, что Ростов занят красными. Это известие нас очень
смутило.
А вскоре мы были атакованы красной кавалерией, которая
следовала за нами. Тут паника охватила большинство наших.
Некоторые части перемешались, и людская лавина ринулась налево к Дону.
Мы находились на высоком берегу с обрывом саженей в двести. Реки
от нас видно не было. Все думали о проклятом ледорезе, который
два дня назад прошел по реке. Успел ли мороз нынешней ночи
скрепить опять лед?
Бой был беспорядочный. Приказания никто не отдавал, или, быть
может, они до нас не доходили. Части действовали по своему
усмотрению. Некоторые защищались, другие бежали. Наша батарея стре-
458
■^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
3£z*
дяла и рассеяла красную лаву перед нами. Мы видели, как красные
захватили две брошенные 7-й батареей пушки. Той батареей, где
служил Леня Александров. К счастью, красные захватили обоз дивизии и
занялись грабежом его, оставив нам время перейти Дон. Главная
трудность была спустить орудия по обледенелому обрыву к реке и там
переправить по тонкому еще льду.
Растерянность была полной, и, не получая приказаний, мы
отошли к гребню обрыва и здесь поставили орудия на позицию. В это
время появился полковник Кузьмин со своим 1-м Офицерским
конным полком310.
— Что вы тут делаете? Утекайте, и живо. Мы последние, за нами
идут красные. А вам еще нужно спуститься с кручи.
Все же он остановил свой полк и рассыпал его в лаву. Справа от
нас на железной дороге в станице Гниловской горел состав со
снарядами. Снаряды разлетались и взрывались. Это служило нам
прикрытием фланга. Едва ли красные сунутся с этой стороны. От нас сверху
не было видно реки, но мы увидали колонну пеших и всадников,
идущих в направлении к Койсугу на том берегу. Слава Богу, лед держит
пешего и всадника. А вот выдержит ли орудия? Я заранее придумал
план спасения, если лед окажется слишком тонким: раздобыть доску,
лечь на нее и с ней ползти через тонкий лед. Но тогда спасусь я, а
батарея и Дура погибнут.
Дорога шла вниз зигзагами, очень крутая и обледенелая. Отпрягли
два передних выноса, поставили тормоз на колеса, Юдин
перекрестился и стал спускать мое орудие на одном своем чудном корне. Мы
повисли на орудии, стараясь его задержать, но оно скользило все быстрей.
Дышло уставилось в небо, кони почти сели на зады. Ход все
увеличивался, и Юдин перевел лошадей на рысь, чтобы орудие их не
раздавило, потом поскакал, уходя от пушки. Мы с волнением за ним следили.
Удастся ли Юдину взять поворот, не будет ли он отнесен в обрыв?
Юдин скакал у поворота, скрылся за ним, появился ниже. Лошади шли
карьером. Опять скрылся за поворотом и появился совсем внизу. Юдин
постепенно сдерживал лошадей и остановился. Мы вздохнули с
облегчением: каков молодец Юдин!
Я забрал все запряжки и побежал с ними вниз переправлять
орудия. А Юдин на своей чудной паре лошадей спустил все четыре
орудия с кручи. Ни другому ездовому, ни другим лошадям доверить эту
опасную операцию было немыслимо. Перед нами спускалась вторая
гвардейская батарея и оставила на обрыве опрокинутый ящик.
Скорняков с номерами остался наверху спускать повозки, а я с ездовыми
был внизу у реки. Лед был белый, покрытый снегом, а посередине
459
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ ^
зловещая прозрачная полоса тонкого льда, там, где прошел ледорез.
Я выбрал место, где было много кусков старого льда. Запряг только
передний вынос, чтобы распределить тяжесть и, если орудие
провалится, спасти лошадей. Под сошник положили доску, чтобы он не
перерезал лед. Сам я встал на один из старых кусков льда, чтобы в
случае чего обрубить постромки.
— Ну, Темерченко, с Богом. Веди.
Темерченко с улыбкой повел свой вороной передний вынос. Лед
заходил ходуном у меня под ногами. Это было до того жуткое чувство,
что я малодушно бросился бежать на другую сторону. Но орудие
перешло благополучно. Стали переводить другие орудия. Вдруг на меня
набросился полковник Дмитриев, командир второй конной
гвардейской батареи:
— Я же приказал запрягать корень, а вы запрягли передний
вынос.
— Господин полковник, это вторая конная, генерала Дроздовско-
го, батарея.
— Ах, простите, я думал, что это моя.
«Хорош командир, — подумал я, — который не знает своих
лошадей, не узнает своих офицеров и солдат».
Мы запрягли орудия, и, не дожидаясь Скорнякова и номеров,
которые копались со спуском повозок, я быстро, рысью отвел батарею на
версту от обрыва и тут остановил, чтобы дождаться остальных. Когда
появились на гребне обрыва красные, мы были уже вне обстрела. А что
красные могли наделать, не займись они грабежом обоза, а поставь
пулемет или орудие на гребне, когда внизу еще кишели люди... Но Бог
милостив, и все обошлось.
В тот же вечер сильно потеплело и пошел дождь. Мы вовремя
перешли Дон, на следующий день это было бы невозможно. Дождь дал
нам несколько дней отдыха от красных атак — между нами был
непроходимый Дон. Мы этими днями хорошо воспользовались, чтобы
упорядочить части. Наша вещевая повозка тоже попала к красным с
моими сапогами, и я шлепал по мокроте в валенках.
Наше бегство с той стороны Дона вызвало беспорядок в частях.
Удирали часто индивидуально, без части. Мы недосчитались
прапорщика Казицкого и трех солдат, посланных квартирьерами. Казицкий
отбился от батареи и не мог ее найти. Он присоединился к драгунскому
полку. Через два дня я случайно в Койсуге с ним встретился и вернул
их всех в батарею. Конно-горную батарею мы нашли тоже случайно,
увидев издали их маленькие орудия. Ночевали мы на хуторе, куда
пришли также изюмские гусары. Не стали спорить и поселились вместе.
460
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ^
jOJI ^Ь,
В первый же день мы случайно наткнулись на заведующего
хозяйством дивизиона полковника Лебедева. Даже странно, что он
оказался так близко к фронту. Очевидно, он брал деньги в казначействе
Ростова. У моста постреливали, Лебедев был явно неравнодушен к
стрельбе и старался от нас отделаться и уехать. Но Скорняков и я
осыпали его упреками и требованиями — батарея после отступления
нуждалась во всем.
— Ничего того, что вы просите, у меня тут нет. Единственно, что
могу вам дать, — это денег.
Он вручил Скорнякову пачку новеньких 500-рублевых билетов.
Пачка была, очевидно, в 100 штук, величиной в кирпич и ни в один
карман не влезала. Кроме того, билеты в 500 рублей были еще
крупной монетой и разменять их было очень трудно. Все же мы могли
платить крестьянам за забранный фураж. В это время стрельба
усилилась и Лебедев, даже не взяв от Скорнякова расписки, укатил.
Деньги нам были ни к чему — купить ничего нельзя было.
Магазины пустовали. Пачка денег никуда не влезала, и Скорняков с ней
мучился. Он клал ее в переметные сумы седла, но тогда не мог отойти
от лошади. На ночлеге он клал пачку под подушку, забывал ее при
выступлении и мчался в хату за пачкой. Наконец от отдал ее мне. Я
отказался:
— Нет, избавьте, ненавижу чужие деньги.
— Возьмите, кроме шуток, я больше не могу с этими треклятыми
деньгами. Ни к чему они нам не слркат, а тревог с ними масса. Я вам
приказываю их взять.
Настала моя очередь мучиться. В хате клал их на подоконник за
занавеску. Как-то выступили. Начался бой, и вдруг я хватился денег.
Нету, оставил в хате. Стремглав я поскакал туда. Ворвался в хату, уже
занятую какой-то частью, прямо к окну и... вздох облегчения. Деньги
лежат себе.
— А мы-то тут уже минут двадцать, — сказали солдаты. —
Прозевали миллионы.
После этого я сказал Скорнякову, что больше не могу нянчить эти
проклятые деньги. А то сбегу и унесу их. Мы решили раздать, в счет
жалованья, всем солдатам и офицерам по билету и сохранить
остаток, который мог уже влезть в карман к Скорнякову, для нужд
батареи. Так и сделали и вздохнули с облегчением. Солдаты же стали
играть в карты и ссориться. В общем, деньги принесли нам одни
неприятности.
А дождь продолжал идти еще несколько дней. Это нам было на
руку. Генерал Барбович воспользовался этими днями, когда красные
461
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ Ь2ь*
не могли переправиться через Дон, и привел части в порядок.
Эскадроны получили пополнение. Из Ростова, при его занятии, к нам
в батарею явились несколько офицеров. Но они почему-то в батарее
не задержались и под всякими предлогами улетучились. Кадры
остались все те же: Скорняков, Казицкий и я, да Погодин у
пулеметчиков.
Когда через несколько дней погода переменилась, опять наступили
морозы и Дон замерз, красные решили наступать. У них было
впечатление, что они легко с нами справятся. После такого отступления и
последних боев, когда они легко заняли Ростов и наша кавалерия
бежала через Дон, чего раньше не случалось, красные, вероятно,
вообразили себе легкую победу.
И действительно, когда они переправились через Дон, то наши
части стали отходить. Но в эти несколько дней что-то произошло в
наших войсках. Это не были больше беглецы, но рвущиеся в бой войска.
Мы отошли, чтобы заманить красную пехоту подальше от прикрытия
их батарей на том высоком берегу. Потом все разом повернулись и
яростно атаковали красных. Красные никак не ожидали такого
фортеля и растерялись. А мы не дали им опомниться и гнали их до
самого Дона. Только темнота прекратила побоище.
У красных было преимущество сил, преимущество позиции —
высокий берег Дона, откуда их батареи могли, ^ая нас невидимые,
прекрасно обстреливать поле сражения, и преимущество мороза, который
сковал Дон и позволял беспрепятственный переход на нашу сторону.
Они не могли примириться с поражением и много раз пытались
переходить через Дон. Но каждый раз терпели неудачу. Они решили
даже переправить артиллерию, чтобы поддержать наступление
пехоты. Результат был тот, что мы забрали их орудия, которые они не
смогли быстро увезти.
В течение двух недель красные пробовали форсировать Дон по
крайней мере четыре раза, а может быть и больше, и каждый раз
были биты. Бои настолько походили один на другой, что не могу их
больше различить. Помню только, что бои были упорные и
поражение красных жестокое. У меня сложилось впечатление, что каждые
три дня был бой.
Наша кавалерия пополнилась. Эскадроны были опять эскадронами.
Регулярную кавалерию свели в корпус, которым командовал генерал
Барбович. В боях под Ростовом особенно отличался полковник
Кузьмин со своим 1-м Офицерским конным полком. Но все полки и
батареи вели себя прекрасно. Мы ходили дозором между Азовом —
Койсугом — Батайском.
462
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
„■<М ^»
На походе солдаты моего орудия подъехали ко мне. Фейерверкер
моего орудия Шакалов сидел на чудном караковом коне, которого я
видел впервые. Он держал в поводу совершенно такого же другого.
— Господин поручик, вот лошадь аля вас. Дуре нужно дать отдых.
Мы давно заметили, что вы в походах ходите пешком, чтобы не
утомлять Дуру. Мы искали а^я вас лошадь. Вот она.
Я был тронут заботой солдат. Правда, что Дуре нужен был отдых.
Караковый жеребец был великолепен. Чуть молод.
— Вот спасибо. Красавец... Где вы его сперли?
— У немцев (колонистов). Не беспокойтесь. Все одно, красные у
них все отымут. Лучше уж вы попользуетесь.
— Ну что же, спасибо вам. Принимаю подарок. Переседлайте
Дуру, я сейчас его попробую.
Караковый оказался хорошим конем, резвым и не особенно
шкодливым. Не очень сильным из-за молодости. Но я не долго на нем ездил.
Вот что с ним произошло. Утро с туманом. Тревога. Одетый, я вышел
из хаты, и поляк-солдат ведет мне оседланного каракового. В это время
красная граната, совершенно случайно сюда залетевшая (они же не
видели из-за тумана, куда стреляют), лопается между мною и лошадью.
От неожиданности поляк выпустил повод, конь взвился и исчез в
тумане. Я послал поляка его искать, сам этим не мог заняться, потому что
начался бой. Поляк его не нашел. Так исчез караковый с седлом,
переметными сумами и моими вещами. Конечно, кавалеристы его поймали
и спрятали. В походах мы его искали, но напрасно. Хорошо еще, что
пачка денег была у меня за пазухой, а не в седле. Пришлось вернуться к
Дуре, которая все же немного отдохнула.
Нежданно-негаданно батарея получила приказание идти в станицу
Брюховецкую, где были наши обозы, аля пополнения и отдыха.
Удивленные и обрадованные, мы решили выступить немедленно же, чтобы
избежать возможности отмены приказа. Спешно собрались и
выступили как тати в нощи, стараясь не привлекать внимания. Отошли с
десяток верст и тут же заночевали в каком-то хуторе.
У Кущевки начинается Кубанская область. Мы вели бои еще в
Донской области. Донские казаки относились к нам, добровольцам,
без враждебности, кубанские же были тогда сепаратистами, хотели
создать свое государство и относились к нам враждебно. Эта
перемена в настроении кубанцев происходила каждый раз, когда наши
дела были плохи. Они легко поддавались большевистской
пропаганде. Брюховецкая лежит примерно в 150 верстах от фронта.
Казаки-хозяева были хмуры, и мне досталась комната в
нетопленой половине хаты. Я бы мог уйти и поселиться с другими офицера-
463
«^..
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ш^
ми, но настроение мое, из-за тревоги за брата, сильно понизилось, и
мне хотелось быть одному. Люди меня раздражали. Я остался в
нетопленой хате. Брал книги в библиотеке школы и читал. Но станица
была богатая, и наши люди и лошади здесь хорошо отдохнули. В Брю-
ховецкой мы справили Рождество. Тут находились генерал Колзаков,
полковник Шапиловский3 п и много других офицеров нашей батареи.
Обозненко поправился от тифа. Батарея пополнилась людьми,
лошадьми и офицерами. В станице стояли обозы всего корпуса.
Перед тем как вернуться на фронт, батарея подверглась
инспекторскому смотру. Смотрел генерал, князь Авалов312, инспектор конной
артиллерии. Было много снега, и батарея встала на краю дороги, возле
обширного плаца со снегом и отдельными деревьями.
При инспекторском смотре команд не подают. Авалов подошел
к моей первой пушке. Мы, конечно, вычистили и смазали орудие,
почистили лошадей, сами приоделись, вычистили сапоги и упряжь. Но
все это пропало зря. Ящиков с батареей не было. Авалов беглым
взглядом окинул номеров (солдат), внимательней посмотрел на
лошадей. Снял чехол и открыл затвор орудия, заглянул внутрь, мазнул
по внутренности пальцем и посмотрел на свет. Потом он нагнулся и
открыл коробку на лафете, предназначенную аля панорамы
(прицельное приспособление). Панорамы в ней не оказалось. Дело в том, что
во время походов железная коробка получает толчки,
деформируется и больше не закрывается. В мороз панорама покрывается инеем
и ее нужно очищать и отогревать до того, как начать стрельбу. Мы
нашли практичнее, чтобы наводчик возил панораму за пазухой, —
там она не индевеет и всегда готова к действию. Но понятно, это
против устава. Мы так свыклись с этой системой, что даже в голову
не пришло положить панораму в коробку ^ая смотра. Обозненко и
я следовали за Аваловым по пятам. Шапиловский остался дома,
сказавшись больным. Итак, коробка оказалась пуста.
— Где находится панорама? — спросил меня Авалов.
— За пазухой у наводчика, Ваше Превосходительство, —
ответил я.
— Что?! — Он повернулся к Обозненко: — Вы в курсе этого?
— Так точно, Ваше Превосходительство.
— А панорамы других орудий находятся тоже за пазухами у
наводчиков?
— Так точно, Ваше Превосходительство. Мы это делаем, потому что
опыт пока...
— Я не хочу смотреть такую батарею!!! — крикнул князь, махнул
рукой, повернулся и скорыми шагами удалился.
464
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „л
<^L ^»
Смущенные, мы с Обозненко смотрели друг на друга. Как это мы
не догадались положить проклятые панорамы в ящик а^я смотра? Все
бы обошлось, а теперь скандал.
— Что же делать? — сказал Обозненко. — Нам не остается
ничего другого, как идти на квартиры... По коням... Садись... Батарея
шагом м-ар-ш.
И батарея пошла, я впереди своего первого орудия. Обозненко
остался сзади. Вдруг я увидал Авалова. В своей ярости он ошибся
тропинкой и теперь утопал в снегу. Как полагается, я скомандовал:
— Ба-та-рея смирно! Равнение налево. Господа офицеры, — и взял
под козырек.
Авалов, который, видимо, одумался, приказал мне остановить
батарею.
Я поднял руку (все надо было делать по уставу).
— Ба-та-рея, стой!
Появился обрадованный Обозненко. Авалов стал командовать и
заставил батарею делать всякие перестроения. Глубокий снег и
деревья сильно эти перестроения затрудняли. Но перед каждым
орудием был офицер-артиллерист, и потому мы исполнили движения
удовлетворительно. Авалов, видимо, остался доволен. Учение
кончилось и нам приказали идти на квартиры. Авалов разговаривал с
Обозненко. Батарея проходила мимо них. Меня подозвали. Авалов
улыбался.
— У вас, поручик, прекрасная упряжка. Особенно коренник.
Могучий и легкий. Очень трудно соединить эти два качества. Потому-то
лошадей для конной артиллерии трудней всего найти. Ваша запряжка
почти идеальна.
Я покраснел от удовольствия. Авалов был знаток лошадей. А после
«панорамы за пазухой» такой комплимент имел большую ценность.
Авалов составил себе очень неблагоприятное обо мне мнение. Вроде
того, что я разлагаю батарею. Но из-за моих хороших лошадей
многое мне прощал. Кроме того, Обозненко, вероятно, замолвил за меня
слово. Странно, что он ни слова не сказал об отсутствии ящиков.
Неужели признал пользу нашего нововведения?
Авалов не любил нашу батарею и этого не скрывал. А так как я
часто бывал перед своим орудием, то есть впереди батареи, то он меня
запомнил и часто распекал. Разносить поручика легче, чем
полковника, и так у него создалась привычка меня разносить.
— В вашей батарее нет дисциплины. Вы более походите на
веселую банду махновцев, чем на конную батарею. У вас какое-то
содружество вместо дисциплины.
30 «Белое движение», т 20
465
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ ^
Но Авалов был прекрасным офицером. Он не мог не знать
нашей хорошей работы на фронте и того, что кавалерийские
начальники нас ценили. Мы были второй по старшинству конной батареей,
после конно-горной, в которой царил такой же беспорядок или,
верней, порядок особого характера. А панорамы так и остались за
пазухами наводчиков.
Нас направили на фронт не просто, как мы всегда ходили, а в
составе дивизиона со вновь сформированной 8-й конной батареей. Восьмую
я впервые видел. Шли мы из Брюховецкой в Батайск. Там мы, конечно,
опять вошли в дивизион с конно-горной. То есть дивизион был
составлен, только чтобы доставить обе батареи на фронт. Командир восьмой,
полковник Сапегин313, оказался старшим. Не желая ему подчиняться,
Шапиловский сказался больным. Нашу батарею повел Обозненко.
Меня послали квартирьером в станицу Уманскую. С несколькими
солдатами мы на рысях опередили батарею Я выбрал, конечно,
лучшие дома АА^ нашей батареи, а другие, на той стороне площади, для
восьмой, послал солдата навстречу дивизиону, а сам заказал самовар,
снял сапоги и надел туфли.
Вскоре прибыли батареи. Из любопытства посмотреть на восьмую
я надел фуражку, шинель внакидку и в туфлях вышел на громадную
площадь. Сапегин и Обозненко выравнивали орудия в парке. Я
остановился поодаль. Вдруг я увидел, что Сапегин и следом за ним
Обозненко направляются ко мне. Сапегин остановил коня передо мной,
приложил руку к козырьку и сказал:
— Рапортуйте.
У нас ничего подобного не бывало. Тем не менее я подтянулся и,
несмотря на туфли и шинель внакидку, взял под козырек и
отрапортовал:
— Господин полковник, квартиры в станице Уманской для
сводного конно-артиллерийского дивизиона выбраны.
После чего я замолк, не зная, что еще прибавить. А Сапегин, видимо,
ждал продолжения, потому что все держал руку у козырька. Из-за его
спины Обозненко ворочал глазами и беззвучно мне что-то подсказывал.
Я молчал. Видя, что он продолжения не дождется, Сапегин спросил:
— Сколько людей в вашей батарее?
Я не знал, но без запинки ответил:
— Шестьдесят два, господин полковник.
— А лошадей?
«Тут ты меня не поймаешь, — подумал я, — есть подручные
лошади в упряжках. Лошадей должно быть больше». Рассчитывать было
некогда, и я уверенно выпалил:
466
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
^_ ^
— Семьдесят три, господин полковник.
Я видел, как Обозненко вздохнул с облегчением, значит, попал.
Сапегин повернулся к нему:
— Это правильно?
— Так точно, господин полковник, — не задумываясь подтвердил
Обозненко.
— Я вижу, что вы не привыкли к рапортам, — сказал спокойно
Сапегин. — Но я этого требую. До свидания.
И он не спеша удалился.
Сдерживая смех, мы вошли в дом и там дружно расхохотались
Наши офицеры, оказывается, издали следили за моим рапортом.
Никто из нас не знал ни количества людей, ни лошадей. Но каждый из
нас мог бы переименовать всех людей и всех лошадей.
— Подите все же пересчитайте лошадей, — сказал мне
Обозненко.
Я вышел на крыльцо, постоял, потом вошел без улыбки, встал во
фронт.
— Господин полковник, счет людей и лошадей окончен. Во второй
конной генерала Дроздовского батарее в данное время находятся 62
солдата и 73 лошади.
Все прыснули от смеха, и Обозненко первый. Но так как он был
человек очень добросовестный, то он сам пошел считать. Другие
полагали это излишним. Числа все время менялись.
— Знаете, — сказал мне Обозненко, — вы ошиблись всего на два
человека и только на одну лошадь.
На следующее утро мы с ркасом увидели, что та батарея
поставила в орудийный парк часового, а мы об этом не подумали. 8-я батарея
делала перекличку. А у нас даже списков не было. Сапегин сделал вид,
что не заметил отсутствия переклички Во время похода он считал
наших лошадей и, видимо, остался доволен. Решил, вероятно, что сам
ошибся в счете на одну лошадь. Конечно, у нас не было зарядных
ящиков. Но и у 8-й их тоже не было. Значит, заимствовали наш опыт
и, видимо, он оказался не так рк плох.
Должен сказать, что полковник Сапегин был прекрасный и
энергичный офицер. В Новороссийске мы только благодаря ему влезли на
пароход. Был январь 1920 года. Был лютый мороз, а снегу мало.
Мы вернулись на фронт в Батайск и присоединились к конно-гор-
ной батарее. В наше отсутствие бои не прекращались, и с нашим
прибытием мы приняли в них живейшее участие. Красным никак не
удавалось перейти через Дон, несмотря на превосходство сил, на
высокий берег и на то, что Дон замерз и не представлял препятствия.
зо*
467
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Героем этих многочисленных боев можно смело назвать полковника
Кузьмина с его 1-м Офицерским конным полком. Чуть что, он
бросался в атаку, прорывал фронт, брал пленных и орудия. Был он
необыкновенно счастлив, имел всегда успех и мало потерь. Люди его
обожали. Но и все остальные полки и батареи были на должной
высоте.
Ночью 8 февраля 1920 года наша корниловская пехота заняла
внезапно станицу Гниловскую, вышла во фланг Ростова и заняла город.
Наш кавалерийский корпус ввели в Ростов и разместили там. Но на
востоке на Манычском фронте донцы не смогли остановить
многочисленную конницу Буденного, которая пыталась охватить широким
обходом с тыла всю Добровольческую армию у Ростова. Укрепления на
Маныче были рассчитаны на лето, а морозы сковали воды и болота и
сделали укрепления недействительными. Да и донцы были не те, что
прежде. Глубокой ночью в лютый мороз — все скрипело кругом —
нашу кавалерию вывели опять из Ростова в Батайск, чтобы идти
навстречу Буденному на Сальск. Мы покинули Ростов без боя и без
нажима со стороны красных.
За два дня похода к Мечетенской значительно потеплело. Снег
сошел, стало почти тепло. Дождя не было, бывали туманы. Сальские
степи, куда мы шли, — холмистая местность без деревьев. Тут
находятся Донские конные заводы и живут калмыки.
Чтобы противодействовать охвату нашего тыла Буденным,
сосредоточили всю нашу кавалерию у станицы Мечетенской. Наши силы
состояли из регулярного корпуса кавалерии под начальством генерала
Барбовича. Корпус насчитывал примерно 5000 шашек с пятью
конными батареями и был в прекрасном состоянии. Но массу нашей
конницы составляли казаки: донцы и кубанцы. Они были в плохом
состоянии. Донцы были деморализованы потерей своей территории и
были небоеспособны. Они потеряли дисциплину, бросали пики и
винтовки, чтобы их не посылали в бой. Во всяком случае, они не были
нам, добровольцам, явно враждебны. Они исполняли приказы нехотя.
Было их по всей армии, вероятно, от 4000 до 5000 шашек.
Совсем иначе вели себя кубанцы. Они были сплочены, собирали
кинутые донцами винтовки. У каждого всадника были две, иногда три
винтовки за плечами. Но они были к нам определенно враждебно
настроены. Драться с красными не желали. При дальнейших походах
нам отсоветовали идти теми же дорогами, которыми идут кубанцы.
Открытых столкновений как будто не было, но где-то на реке Кубани
казаки перегнали все лодки на другой берег и намеренно обрекли 4-й
батальон Корниловского полка на гибель. Недалеко от Екатеринодара
468
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^S& £^»
на совещании кубанцев и донцов было принято решение не следовать
приказам командующего генерала Деникина, не ехать в Крым, не
отходить на Тамань, а идти в Грузию. Потом же казаки плакались, что
будто бы русские части покинули их в Новороссийске.
Конечно, не все донцы и кубанцы поддались красной пропаганде,
были и такие, которые держались за добровольцев. Но большинство
митинговало. Кубанцы поверили, что красные признают их
независимое государство, как только они порвут с нами, добровольцами.
Кубанцев было примерно столько же, сколько донцов, то есть от 4000
до 5000 шашек. Были терские казаки, немного лучше
сохранившиеся, под командой нашего знакомого генерала Агоева. Но их было не
много, от 2000 до 2500 шашек. Были калмыки, вполне нам верные,
но их было всего шашек 500—600. Всего с нашей стороны было
собрано от 15 до 18 тысяч шашек. Грозная сила, если бы казаки были
прежние. Мы же знали, что весь удар придется вынести только
нашему корпусу.
Как всегда у бюрократов, на бумаге все обстояло отлично.
Командование наивно надеялось, что казаки будут драться. Лучше бы они
нам дали полк дроздовцев или корниловцев с двумя батареями, и мы
Буденного бы раскатали.
У Буденного были массы конницы. Говорили про 100 тысяч, но это
преувеличено. Конечно, можно ошибиться, но вот то, что видел
своими глазами: у красных было, по-моему, от 25 до 30 тысяч шашек.
Огромное количество. Но все это были новые формирования без
хороших офицеров, да и сам Буденный был только вахмистром. У нас
лее каждый всадник участвовал рке в большом количестве боев и были
прекрасные начальники. Наша артиллерия хоть уступала красной в
количестве батарей, но по качеству оказалась много выше. У нас было
пять батарей: две гвардейские, две наши и 8-я конная. 7-я
присоединилась поздней.
В станице Мечетенской нас построили в громадное каре. С одной
стороны регулярная кавалерия, с другой донцы, с третьей кубанцы, с
четвертой терцы. Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился
к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил
долго и вскоре это стало утомительно и скучно. Тут нужен был бы
Врангель, в черкеске на чудном коне, осадивший коня и кинувший, как
под Спицевкой, несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не
сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.
Нас, регулярных, пропагандировать было не нркно, мы были в
прекрасном состоянии, а вот казаки были небоеспособны, и речью их
боеспособными не сделаешь. На бумаге было нас от 15 до 18 тысяч, а на
469
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
деле дрались только 5 тысяч. Лучше бы вместо речи дали бы нам Кор-
ниловский полк и все было бы в порядке. А казаков можно было увести
в тыл, от них никакой пользы, а мог быть и подвох. Не знаю, кто
командовал операцией под Егорлыцкой, наверное, сам Деникин, лучше бы
был Врангель. Но Деникин не любил Врангеля. А казаки его любили. К
сожалению, играли роль симпатии и антипатии, которые вредили делу.
После речи наш регулярный корпус пошел к станице Егорлыцкой,
но в станицу не вошел, а встал возле, построившись в резервную
колонну. Не ввели нас в станицу, вероятно, из-за двух причин:
во-первых, чтобы скорей быть готовыми к бою, а во-вторых, из-за недоверия
к кубанцам: напасть на расквартированных легче, чем на стоящих в
строю. Так в резервной колонне мы простояли всю ночь. К счастью,
было не очень холодно и не было дождя. Донцы остались в Мечетен-
ской, а где находились кубанцы, не знаю. Думаю, в Егорлыцкой —
видел небольшие кубанские части, отходящие из станицы. В дозоре
находился полковник Кузьмин со своим 1-м Офицерским полком. Под
вечер он прислал донесение:
«Буденный двигается. Его колонна от горизонта до горизонта.
Авангардная бригада (2 полка) заняла хутор в 7 верстах от Егорлыцкой».
Послали бригаду калмыков, численностью примерно в 600 шашек,
против красной бригады в хуторе. Калмыки пошли. Стрельба должна
бы начаться через 20 минут, но царила тишина, ни выстрела. Мы
недоумевали: что делают калмыки?
Ночь прошла спокойно. Калмыки появились с первыми лучами
солнца. Впереди ехали несколько всадников, орали дикий напев, били в
бубны и размахивали несколькими захваченными красными флагами.
За ними следовал молча, на белой лошади, шаман. За шаманом
всадник вел в поводу лошадь, на которой был прикручен, очевидно,
комиссар. Лицо в крови и качался в седле, но веревки не давали ему
упасть. Вслед за ним группа всадников толкала перед собой дюжину
бледных, перепуганных пленных, раздетых, в одном белье. Толкали их
конями и остриями шашек. Наконец, шли сотни. Все оглушительно
вопили и размахивали обнаженными шашками, с которых струилась
кровь. Некоторые насадили на бамбуковые пики отрубленные головы.
Каждый всадник вел в подводу одну, две, а иногда даже три
захваченные лошади. На седлах было навьючено всякое добро: сапоги,
обмундирование, орркие. Это было необычайное зрелище, скорее
устрашающее. Полковник Лукьянов толкнул меня локтем:
— Сережа, так ведь это татары!
Мы невольно подались назад. Было чувство скорей сочувствия к
этим несчастным пленным. Калмыки подползли потихоньку, сняли
470
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
часовых и перерезали всю красную бригаду без единого выстрела.
Красной бригады больше не существовало. За сотнями не шли ни
захваченные пулеметные тачанки, ни обозы. Думаю, что калмыки их
не хотели показывать, боясь, что отнимут.
Калмыки — чистейшие монголы и по-монгольски называются ой-
раты. Единственные, которые сохранили еще кочевой образ жизни.
Они входят в состав Донского и Астраханского казачьих войск. У ас-
траханцев синие шаровары с желтым лампасом. Воорркены они
бамбуковой пикой (очевидно, английская, наша — металлическая),
винтовкой казенного образца и донской казенной шашкой. Сидят на
малорослых, но выносливых лошадях, седло казачье. Одеты в грязные
нагольные (когда-то белые) полушубки и остроконечные серые
барашковые шапки. Калмыки редко воевали против русских, но часто
держали в повиновении других кочевников: казахов и ногайцев. Они
ненавидели большевиков за то, что те украли у них главного идола Будды,
говорят, из чистого золота.
Вскоре начался бой. Начался он жидкой стрельбой в самой
станице. Очевидно, в нее вошел красный разъезд. Кубанцы уходили из
станицы. Никто их не преследовал, драться они не желали.
Резервную колонну нашего регулярного корпуса повернули, и мы
пошли и заняли высоту холма к юго-западу от Егорлыцкой. Станица
осталась влево. От нашего холма длинный пологий спуск вел к ручью
Ей (границе Донской и Кубанской областей) и на той стороне вновь
поднимался к высоте-холму к юго-востоку от нас. Кругом ни одного
деревца. Из-за этой-то высоты и появились красные. Было часов
десять утра 17 февраля 1920 года. Красные части появились не
развернутыми, но в резервных колоннах, видимых как темные
четырехугольники. Думаю, что это были полки.
Наши батареи стояли рке на позиции, и первые появившиеся
квадраты красных были нами тотчас же разбиты. Дистанция была в 3
версты, и действие шрапнели очень действительно. На смену рассеянным
появились из-за бугра новые квадраты, которые подверглись
приблизительно той же участи. Наконец появились красные конные батареи,
и мы занялись ими исключительно. Это правило боя: сперва
нейтрализовать артиллерию противника, а затем помогать нашей кавалерии.
Мне кажется, что нам удалась первая часть нашей задачи —
привести к молчанию (или почти) красную артиллерию. Нужно было
действовать быстро, чтобы сбить красную батарею раньше, чем она
собьет нашу. Теперь весь склон холма был покрыт темными
квадратами — полками и батареями. Было даже слишком много целей. Мы
стреляли не покладая рук. Многие красные батареи были разбиты,
471
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ %&*
не успели даже сняться с передков; видимо, у них было мало опыта
в ведении полевой войны.
Мне кажется, что нам удалось задавить красную артиллерию,
потому что оживленный огонь красных батарей в начале боя стал
слабеть и обратился в редкий под конец. Когда мы убедились, что с
красной артиллерией почти покончено, внизу у ручья конный бой
кипел вовсю. Было трудно разобрать, где наши, а где красные. Нельзя
было стрелять туда — можно нанести потери своим. Но мы
направили огонь на красные резервы, которые находились на середине
склона и все еще в резервных колоннах, не развернувшись. Красные
должны были нести сильные потери от нашего огня. Думается даже,
что эти резервы так и не вступили в бой из-за больших потерь.
Было полное впечатление, что красное командование растерялось.
У него не было опыта маневрирования большими массами кавалерии.
Оно не пыталось охватить наши фланги, несмотря на громадный
численный перевес, даже не пыталось расширить фронт. Они все перли
как бараны в одном направлении, и перли в резервных колоннах, что
сильно увеличило их потери.
Буденный привык к легким успехам. Обыкновенно при появлении
масс его конницы все бежало и ему оставалось только преследование.
Он не приготовился к сопротивлению, это было неожиданностью, и
он растерялся и был неспособен изменить план боя. Да вероятно,
никакого плана у него и не было. Вахмистр же. Должен сказать, что
наш план был тоже нарушен отсутствием в бою казаков. С участием
казаков произошел бы полный разгром Буденного. Удар кубанцев в
правый фланг красных, когда мы громили их резервы, дал бы
решительный перелом. А поиск донцов к Сальску, где находились все
обозы красных, посеял бы панику. Но казаки не двинулись и этим спасли
Буденного от разгрома. Эх, были бы тут дроздовцы или корниловцы,
все случилось бы иначе. Один наш корпус не мог уничтожить в семь
раз превосходившего нас врага. Он и так вел себя доблестно. Если
красное командование спасовало, то их солдаты дрались хорошо. Были
встречные атаки, что происходит очень редко. Обыкновенно в
последнюю секунду один из противников поворачивает.
Под вечер Терская конная казачья дивизия под командой генерала
Агоева охватила левый фланг красных и принудила их отступить. Это
был лишь охват. Ни красные не стреляли по терцам, ни терцы по
красным. Все же аая нас это была помощь. Думаю, что Буденный, идя
на Егорлыцкую, был осведомлен об успехе красной пропаганды среди
казаков и рассчитывал на легкий успех. А тут вдруг он наткнулся на
наш корпус и получил энергичный отпор, вот и растерялся. Красные
472
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^_ _ 4£=»
отступили, поле сражения осталось за нами. Но это был всего только
наш успех, а не разгром красной конницы, на который мы могли бы
рассчитывать. Красные понесли сильные потери, но могли
перегруппироваться и вновь угрожать нам охватом нашего тыла. Конечно, и мы
понесли потери, но корпус остался вполне боеспособным, и на
следующий день мы вновь пошли навстречу красным, но Буденный не
появился. Должно быть, большие потери вывели его конную армию
временно из строя.
Участь территории Кубани была решена. Наша армия начала
отходить на Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба должна
была продолжаться. Цель была сохранить Добровольческую армию.
Было бы безумием защищать ею Кубань, которую сами казаки
защищать не хотели. Говоря откровенно, под Егорлыцкой казаки нас
предали. Мы еще вели арьергардные бои, чтобы задержать наступление
красных и дать нашим тылам время эвакуироваться.
Думаю, что бой у Егорлыцкой был последним большим
кавалерийским боем в истории человечества. Я горд, что мне пришлось в нем
участвовать. Оговариваюсь. Были еще два больших боя с участием
кавалерии: тот, в котором была уничтожена красная конная группа
Жлобы, в Таврии, и за Днепром у Никополя. Но в этих двух боях
участвовала также и пехота, а под Егорлыцкой была только
кавалерия и конная артиллерия. Были еще конные бои меньшего размера
на Кубани, во время десанта, в августе 1920 года, у Ольгинской и
два боя в октябре в Таврии, к юго-западу от Серогоз и под
Рождественской. Но во всех этих боях участвовало с каждой стороны по
дивизии кавалерии.
Любопытная деталь вычитана мной в истории кавалерии.
Несмотря на бесчисленное количество конных атак, прямое столкновение двух
частей происходит чрезвычайно редко: обыкновенно в последнюю
секунду одна из частей поворачивает. Вот под Егорлыцкой произошло
такое столкновение, части перемешались, и было трудно разобрать, где
свои и где чужие. Классическая встреча и столкновение двух корпусов
произошло в 1805 году под Аустерлицем. Там встретились
французские кирасиры с русскими кавалергардами и конной гвардией. Никто
не отступил, и после атаки осталось всего несколько десятков
всадников из обоих корпусов. Под Егорлыцкой с нашей стороны атаковали
те же полки.
Бой под Егорлыцкой был особенный бой, не такой, как другие.
Индивидуальное чувство исчезло почти совершенно и уступило
чувству коллективному. Бой был необычайно упорный. Вся эта часть
степи была покрыта темными квадратами — полками и батареями.
473
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Не было места развернуть всю массу конницы. Движения
производились не эскадронами, а полками и даже дивизиями. Вот так,
вероятно, выглядели бои в старину.
Все батареи, наши и красные, стояли на открытых позициях, то
есть были видны со стороны врага. Наша батарея находилась на
левом фланге. Одна из красных батарей взяла нашу под свой огонь.
Направленная в нас очередь снарядов дала перелет саженей в пятьдесят
и взорвалась как раз в рядах проходившего за нами 12-го сводного
полка. Один всадник улетел высоко в воздух, вертясь как волчок.
Люди и лошади упали. Но полк не дрогнул и продолжал идти
шагом, оставляя раненых и убитых на попечение санитаров,
следовавших за полком. Командир полка, полковник Псел314, повернулся в
седле и ровным голосом скомандовал:
— Рав-няй-сь!
И полк прошел шагом, как шел, не дрогнув. Мы же, батарейцы,
втянули голову, ожидая, что следующая очередь будет по нам. Но
очереди не было. Оказывается, конно-горная опять пришла нам на
выручку. Она заметила стреляющую батарею и заставила ее замолчать.
Еще раз пришлось видеть всадника, улетающего вверх волчком метров
на десять, в Таврии, под Серогозами. Это, очевидно, происходит,
когда снаряд взрывается в теле лошади.
Началось жуткое отступление, по непроходимой кубанской грязи,
на Новороссийск. Под Егорлыцкой в наших двух батареях потерь не
было вовсе. Думаю, что и у других батарей их не было. Наш корпус
мог выдержать удар во много раз превосходящей нас числом
конницы Буденного из-за умения наших начальников, опыта бойцов и
превосходства артиллерии. У красных было лишь количество, и это
оказалось недостаточным.
После боя у Егорлыцкой выяснилось, что защищать Кубанскую
область мы не будем и Добровольческая армия отходит в
Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба будет продолжаться. К
оставлению Кубани нас побудило настроение казаков. Донцы были
деморализованы и потеряли боеспособность. Кубанцы же были нам
явно враждебны, драться с красными не хотели и приказов
главнокомандующего генерала Деникина не выполняли. И донцы, и кубанцы
заявили, что ехать в Крым они не желают. Собственно, они сами не
знали, чего они хотят. Митинговали, под влиянием неудач поддались
большевистской пропаганде и посулам.
Казакам было приказано генералом Деникиным отходить на
Тамань, откуда их вместе с лошадями и имуществом легко бы перевезли
в Керчь. Казаки на Тамань не пошли, а пошли частью в Грузию, а
474
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
<^1 !^=»
частью в Новороссийск, где дезорганизовали транспорт и заполнили
набережные. Там они вдруг захотели ехать в Крым. Грузия же
казаков выдала большевикам. Генералу Врангелю удалось вырвать силой у
Грузии несколько тысяч казаков, но громадное большинство попало в
плен к красным. Офицеров расстреляли, а казаков послали против
поляков. Понятно, ни о какой самостоятельности и помину не было.
Во время походов на дорогах наблюдалась следующая картина: по
обочине тянулись без строя, когда гуськом, когда малыми группами,
донцы без винтовок и пик. Пики и винтовки лежали тут же,
брошенные вдоль дороги. Донцы бросали оружие, чтобы их не посылали в бой.
На одном мосту случился затор. Лошадь донского полковника
провалилась ногой и загородила мост. Донцы объезжали лошадь и шли
дальше, а полковник не решался им приказать вытащить лошадь. Командир
нашей батареи, капитан Никитин, узнав, в чем дело, был возмущен.
Он выхватил шашку и заставил нескольких казаков слезть и вытащить
лошадь. Полковник благодарил его со слезами на глазах. Другой же раз,
под Ново-Корсунской, многочисленный Кубанский полк, в строю,
отказался вступить в бой с переправлявшимися через речку красными и
ушел. За спиной каждого казака было по две, а у некоторых по три
винтовки — из тех, что бросили донцы.
Понятно, что не все казаки митинговали. Но здравомыслящих было
меньшинство. В Крыму были и донцы, и кубанцы и хорошо дрались.
У нас в орудии были казаки-линейцы кубанцы, которых пропаганда
не коснулась. Линейцев я всегда предпочитал черноморцам, они
спокойнее и дельнее.
Нашей батареи тоже коснулась красная пропаганда. Стали
дезертировать по ночам люди и уводили лошадей. Люди нас не особенно
беспокоили: уходили ведь ненадежные, по большей части недавние
пленные. Заменить их было нетрудно. А вот уведенная лошадь и
седло нас очень неприятно трогали. Мы ждали случая, чтобы
восстановить дисциплину. Такой случай представился. Как-то явился солдат,
слркивший давно в батарее, и донес, что недавний военнопленный
ведет красную пропаганду.
— Вот прекрасный случай, чтобы восстановить дисциплину, —
сказал полковник Шапиловский. — Капитан Косович315, вы ведь юрист?
— Так точно, господин полковник.
— Назначаю вас председателем военного суда. Члены — поручик
Мальцев и подпоручик Мамонтов. Поручик Мальцев тотчас же
арестует обвиняемого.
Так я попал в состав военного суда, чего всегда боялся. Хоть
выяснилось при допросе, что была карточная игра и ссора, но обвиняемый
475
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА _
пропаганды не отрицал. Имени его не помню. Суд был скорый. Двое
членов приговорили к расстрелу. Я молчал в растерянности. Видя это,
Косович сказал мне следующее:
— Конечно, понимаю вас, трудно подписаться под смертным
приговором. Дело ведь идет о человеческой жизни, и мы можем его
расстрелять только в том случае, если все трое согласны... Но с другой
стороны, вы должны подумать, что, приговаривая его к смерти, вы
спасаете батарею. Подумайте хорошенько.
Я подписал, и несчастного расстреляли. Отмечаю две странные
вещи. Солдаты, назначенные расстреливать, исполнили это с
восторгом. Я не присутствовал, но мне говорил Мальцев. И затем — я
никаких угрызений совести не чувствовал. Дезертирство прекратилось.
Кубань была нашей главной базой, в особенности город
Екатеринодар. Понятно, что у многих офицеров оказались семьи, жены, близкие в
Екатеринодаре и они стали проситься в отпуск, чтобы их вывезти. Под
Егорлыцкой было много офицеров в батарее, но из Сосыки,
железнодорожной станции, почти все уехали в Екатеринодар. Осталась опять наша
троица: Скорняков, Казицкий и я. И Погодин у пулеметчиков. Нам
спасать было некого, и мы считали, что при отступлении гораздо
безопасней быть в батарее, чем одному в чрком городе. Случилось, что
Скорняков заболел тифом. Ни доктора, ни ветеринара у нас не было, и
диагноз поставил я. Скорняков просил его не эвакуировать — где искать
госпиталя при общем отступлении, — а возить его с батареей на
повозке. Так он был по крайней мере уверен, что его не бросят. Вместо Скор-
някова, Колзаков прислал нам как командира поручика Абрамова. Но
Абрамов приехал рке нездоровый и сейчас же слег. Я установил тиф, и
мы положили его на ту же повозку, где лежал Скорняков. Тогда
Колзаков прислал нам из конно-горной капитана Никитина, хорошего и
энергичного офицера. Но и он не долго у нас остался.
Помню нудный бой у станицы Екатериновской. Помню его
оттого, что я сидел замковым 2-м номером на орудии, то есть на
солдатской должности, и после выстрела затвор орудия оказался
приоткрытым, о чем я доложил Обозненко. Он приказал перестать стрелять из
нашего орудия, и техник его исправил. Команды передавались по
телефону, мы стояли на закрытой позиции и много стреляли, то есть
снарядов не жалели. Из этого можно заключить, что на батарее было
много офицеров — потому что я был на солдатской должности, что
отступали без спеха — был проведен телефон и снарядов не
экономили, был техник.
Потом мы прошли через Сосыку, и большинство офицеров, как я
сказал, уехало. А рке в нескольких переходах, в станице Батуринской,
476
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
^^IL. _ 1^»
нами командовал Никитин, то есть сменились три командира.
Снаряды экономили, но телефон провели, значит, еще не спешили.
Отходили медленно> задерживая противника.
Был март 1920 года. Началась распутица. А в конце марта и
начале апреля кубанский чернозем превращается в клей. Невозможно
перейти улицу, не оставив сапог в грязи. Дороги, разъезженные
отходящими частями и беженцами, превратились в засасывающую
трясину. Орудия и повозки застревали, лошади падали обессиленные.
Приходилось то и дело вытаскивать повозки руками, поднимать
упавших лошадей. За этот поход я навострился делать это. Сколько я их
поднял самолично, уж не помню, но порядочно. Походы
превращались в сущее наказание. За сутки постоянного похода, без ночлега,
только с двумя двухчасовыми остановками для корма лошадей,
напрягая все силы, батарея проходила верст двадцать, двадцать четыре.
Обоз наш удлинялся повозками с ранеными и больными и очень нас
задерживал. Постоянно одна из повозок застревала. Все до того
уставали, что при остановке тотчас же засыпали и люди, и лошади.
Красные шли за нами в таких же условиях и не могли нас догнать.
Только грязь нас разделяла.
Собственно говоря, настоящего боя в Батуринской и не было.
Станица Батуринская, недалеко от Брюховецкой, разделяется рекой Бей-
суг надвое. В каждой части есть церковь и колокольня. Мы перешли
в южную часть станицы и разрушили мост. Наш наблюдательный
пункт был на колокольне, и там дежурили офицеры конно-горной.
В полдень мы их сменили. Командовал нами уже капитан Никитин.
Он послал меня на колокольню, а сам остался при орудиях внизу.
Орудия были замаскированы деревьями у самой церкви. Никитин
предупредил меня, что стрелять не будем, потому что обнаружен
недостаток снарядов. На колокольню был проведен телефон, были два
солдата-телефониста от дивизиона и великолепная подзорная труба
Цейсса с развилкой.
Меня удивило, что офицеры конно-горной вовсе не
закамуфлировали наблюдательный пункт. Я тотчас же закрыл ставни и вынул из
них по тонкой дощечке. В образовавшуюся щель можно было
наблюдать, оставаясь невидимым. Напротив, через реку, в каких-нибудь 200
саженях, стояла другая колокольня. Надо было ожидать, что красные
командиры не преминут на нее взобраться, чтобы осмотреть
местность. Я сказал об этом по телефону Никитину, и он со мной
согласился. Мы тщательно навели орудие на колокольню и даже решились
выпустить две шрапнели, чтобы пристреляться. Вскоре появилась
красная пехота на бугре и стала спускаться в станицу. Я спросил у Ники-
477
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
тина разрешения стрелять, красные шли густыми толпами, их было
много.
— У нас недостаток снарядов, — ответил мне по телефону
Никитин. — Мы можем стрелять только по батарее или по группе
офицеров.
— Я не вижу ни орудий, ни групп офицеров, но вижу
компактные массы пехоты. Можно было бы произвести разгром, пока они
не рассыпались в цепи.
— Ничего не могу поделать. Я получил приказание от князя Ава-
лова.
— Если мы не будем стрелять, как мы войну выиграем?
— О выигрыше не может быть речи. Мы ее рке проиграли.
После этого неутешительного разговора мне ничего другого не
осталось, как сложа руки наблюдать, как красная пехота вошла в ту часть
станицы. Как я и предполагал, один красный солдат взобрался на
соседнюю колокольню. В трубу я его хорошо видел. На той колокольне
ставен не было. Солдат спустился, но снова полез на колокольню в
сопровождении нескольких типов. Они осмотрели станицу в бинокль,
скользнули взглядом и по нашей колокольне, на ней, к моей радости,
не задержались (не придали значения) и развернули карту. Я
внимательно за ними следил. Конечно, это были начальники.
— Орудие к бою! Два патрона... Беглый огонь!
Шрапнели хорошо покрыли колокольню. Я не мог видеть, были ли
раненые, но наблюдатели сбежали во всю мочь вниз. В ответ
невидимая красная батарея искала наши орудия, разбрасывая снаряды по
всей станице. Затем все успокоилось. Опять красный наблюдатель
взобрался осторожно на колокольню. Он перевесился и что-то крикнул
вниз. Другие поднялись. Я подождал, чтобы их собралось побольше, и
снова открыл огонь с тем же результатом. Солдат-телефонист передал
мне трубку:
— Генерал князь Авалов вас требует к телефону.
— Поручик, я отдал приказание экономить снаряды. По чему вы
стреляете?
— По группе офицеров-наблюдателей, Ваше Превосходительство.
— Я приду посмотреть.
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство.
Он был в плохом настроении. Уже одна лестница на колокольню
чего стоит.
— Где ваши наблюдатели? Я ничего не вижу.
— Подождите немного, Ваше Превосходительство. Они опять
соберутся.
478
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^. _ 1^>
Ждать пришлось довольно долго, и Авалов воспользовался этим
временем, чтобы меня отчитывать. Солдат-наблюдатель у трубы
прервал его:
— Опять один лезет на колокольню.
Авалов сам приник к трубе.
— Вот и второй и еще третий поднимается... Что вы думаете,
поручик? Стрельнем?
— Осмелюсь предложить подождать, чтобы их собралось
побольше.
Авалов увлекся и отдал несколько раз приказание стрелять.
Командир дивизиона, генерал Колзаков, забеспокоился и вызвал меня
по телефону:
— Что вы там вытворяете, Мамонтов? Вам же сказано не стрелять.
— Это не я стреляю. Стреляет князь Авалов.
Этот последний, который слыхал наш разговор, кашлянул
смущенно.
— Конечно, надо экономить снаряды. Но трудно удержаться,
когда перед тобой такая цель.
Он спустился с колокольни. Я больше не стрелял.
В тот же день конно-горная спрятала орудие перед разрушенным
мостом. Когда красные стали его чинить и собрались на нем в
большом количестве, то наши ахнули по ним картечью и, пользуясь общим
замешательством, увезли орудие.
Часов в десять утра мы услыхали выстрелы. Никитин приказал
седлать, заамуничивать, и батарея вышла из станицы Ново-Корсу некой и
пошла в поводу к югу. Навстречу нам скакал ротмистр Аглаимов316,
ахтырский гусар, татарин-блондин. Он носил эффектную форму
мирного времени и золотую серьгу-полумесяц в левом ухе. Сидел на
вороном коне.
— Капитан Никитин, — крикнул он. — Там влево красная
кавалерия переправляется через реку. Задержите их, пока я не приведу
своих гусар... Вон, вправо уходят кубанские казаки — они отказались
драться с красными.
— А, сволочи, — сказал Никитин по их адресу. — Хорошо,
ротмистр, я пойду к реке.
Никитин взял мое орудие и орудие Казицкого. Другие же две
пушки и обоз направил с Погодиным за большие стога, где велел
ждать нас.
У реки мы увидели два или три эскадрона красной кавалерии,
которая переправлялась. Многие были уже в реке, а несколько
всадников были даже на нашем берегу. Наши низкие разрывы шрапнели
479
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
*^ _ Ш^
вызвали у них панику. Они стали бесцельно метаться по тому берегу
Те, которые были на этом берегу, опять бросились в воду. Никитин с
увлечением гонял их. Но из-за холмов на той стороне прилетели две
шрапнели недолетом. Потом две другие перелетом.
— Капитан Никитин, нркно уходить, — крикнул я ему.
— Сейчас, еще только одну очередь.
Он был увлечен, а я думал, что мы рке запоздали с отходом, —
красные рке пристрелялись. Две шрапнели лопнули почти на батарее.
Тогда Никитин дал приказание отходить.
— Пойдем врозь, чтобы уменьшить потери.
Солдаты нацепляли орудие. Я подошел к щиту орудия и наклонил
голову, делая вид, что помогаю солдатам В это мгновение красная
шрапнель забарабанила по щиту пушки. Садюк (наводчик) закричал,
раненный в ногу. Я усадил его на лафет и, чтобы избежать паники,
приказал идти в поводу шагом. Мы пошли влево, орудие Казицкого
вправо. Еще несколько шрапнелей лопнуло вокруг нас, но поражений
у нас не было. Мы направились к стогам.
За стогом я нашел два орудия и обоз в полной панике. Красные
запулили туда несколько гранат, и кое-кто был легко ранен. Погодин
же, бросив всех, удрал. Я стал приводить все в порядок, ругаясь и
заставляя работать. Вместе с обозными я стал поднимать опрокинутую
повозку со снарядами. Мы ее подняли, и тут я вспомнил о ранении
Садюка и сделал несколько шагов к своему орудию. В это время
несколько снарядов (гранат) взорвалось вокруг меня. На этот раз
красная батарея поразила нашу. Убитые и раненые, упавшие лошади. Все,
кто со мною поднимали повозку, были убиты. Эти несколько шагов,
которые я сделал, спасли мне жизнь. Мой передний вороной вынос
лежал убитым. Темерченко лежал рядом. Байбарак и Юдин были
легко ранены, все их четыре лошади были легко ранены. Ко мне
подошел Тимошенко, солдат третьего орудия, грабитель и насильник, он
отвернул свой темно-зеленый полушубок и показал рану. Осколок
попал ему в член Рыдая, он взобрался на свою лошадь и ускакал,
больше я его не видел
Казалось, что все люди и лошади были ранены, кроме меня и Дуры.
У стога стоял мальчишка-обозный.
— Чего ты стоишь, иди работай.
Вместо ответа он задрал голову. На шее пятно крови. Тьфу ты, что
же это такое, все, буквально все, ранены Я даже растерялся. Как
потом оказалось, действительно раненых было много, но большинство
ран были легкие. У мальчишки были содрана кожа. То же с
лошадьми. Дура была цела. В этот момент появился Казицкий. Его появле-
480
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ £2£,
ние придало мне сил и энергии. Не задавая излишних вопросов, мы
стали с ним работать: выпрягать убитых лошадей, впрягать легко
раненных, класть на повозки тяжело раненных, сажать за кучера легко
раненного, отругав его предварительно, чтобы придать мужества. К
счастью, красная батарея больше не стреляла. Я подошел к Темерчен-
ко. Он лежал совершенно спокойно, похлестывая плетью землю.
— Ты ранен?
— Оставьте меня, господин поручик. Со мной кончено. Сами
утекайте. Красные могут нагрянуть.
— Пустое. Я тебя положу на эту повозку.
Я поднял его и чуть не выпустил. Это был мешок с разбитыми
костями. Кровь бежала струйками. Он не издал ни одного стона. Я
положил его на повозку с пустыми гильзами снарядов, где он должен был
страшно страдать от встрясок. Я даже подумал, что, пожалуй, лучше его
оставить спокойно умереть на земле. Но нельзя же его покинуть. Вот и
не знаешь, как лучше. Вероятно, он вскоре умер. Я часто о нем думал и
думаю. Что его у нас удержало? Благодарность за Бахмач, или правда то,
что я слышал у сарая? Сложная вещь душа человека.
Наконец с Казицким мы привели все в относительный порядок.
Я разослал все орудия и повозки врозь в разные стороны, чтобы
красная батарея их не преследовала, и назначил всем собраться у
мельницы на бугре верстах в двух к югу. Сам с Казицким и Бондаренко,
который держал наших лошадей, остался у стогов наблюдать, будет
ли красная батарея стрелять по орудиям, и в случае чего прийти им
на помощь. Но все обошлось, красные не стреляли. Тут только Ка-
зицкий сказал мне:
— Капитану Никитину снарядом оторвало ногу. Я его эвакуировал.
Вам принимать батарею.
Я еще раз осмотрел место происшествия. Не забыли ли чего? У
разбитой повозки сидели на снарядных ящиках два трупа обозных. В
первый момент, после обстрела, я подумал, что они отдыхают, и хотел
толкнуть. Но вовремя заметил, что черепа у них проломаны. Их так и
оставили. Надо бы взять снаряды и, может быть, хомут с убитой
лошади... Но ни людей, ни повозок аля этого нет... Что там хомут,
когда не знаешь, цела ли батарея.
— Хорошо стреляли, стервецы. Конечно, под руководством
офицера-предателя. Чтоб тебя большевики замучили на Лубянке. Сволочь.
Поздней Александров рассказывал, что 7-я конная батарея прошла
за стогами после нас и видела эту ужасную картину: сидящие трупы,
убитые лошади, изорванная упряжь и всюду кровь и воронки. Они все
же взяли снаряды.
31 «Белое движение», т 20
481
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
^^* "^^|
У мельницы, за курганом, я нашел остатки того, что еще час назад
было одной из лучших батарей армии. И тут мы с Казицким
спрыгнули с лошадей и принялись, не обращая ни на что внимания,
переиначивать и сколачивать батарею. Создавать из остатков новую батарею.
Мы стали выпрягать, впрягать, менять солдат, менять лошадей. В
конце концов мы получили трехорудийную батарею. Четвертое орудие за
недостатком людей и здоровых лошадей мы запрягли ранеными
лошадьми, посадили на них раненых ездовых, вынули снаряды для
облегчения и решили возить его в обозе. Я пошел осматривать раненых
людей и особенно лошадей. Ведь от их состояния зависела наша
возможность отступления по кубанской грязи.
У нас не было ни доктора, ни сестры милосердия, ни ветеринара.
Но солдаты и казаки любят своих лошадей и сделают все от них
зависящее, чтобы их вылечить. С каким облегчением я нашел, что мои
коренники были лишь легко ранены. Юдин, сам раненный в плечо,
лечил их, мочась на их раны.
— Юдин, ты ранен. Хочешь эвакуироваться?
— Не, я остаюсь. Не могу покинуть моих коренников. Кто будет
за ними ухаживать? Нет. И рана-то моя пустяшная. Остаюсь.
Байбарак тоже решил остаться. Казаки моего орудия, среди них
были раненые, ответили:
— Никуда мы не уйдем. Мы пойдем с батареей до конца.
Недаром я начал опрос со своего орудия. Следуя этим примерам,
все легкораненые и в других орудиях решили остаться. Я был доволен.
Батарея еще держалась, и даже держалась крепко вместе. Я подошел
к повозке, на которой лежали Скорняков и Абрамов. Абрамов
бредил, Скорняков был слаб, но в памяти. Я ему рассказал, что
произошло, и успокоил, что батарея цела.
Пока мы с Казицким сколачивали батарею и работали не покладая
рук, прибежал солдат-пулеметчик.
— Капитан Погодин вас требует, господин поручик, — сказал он
мне.
— Скажи ему, чтобы он катился к черту.
— Князь Авалов с ним.
— Сейчас не могу, приду, когда освобожусь.
Этого еще не хватало. Известно, что от Авалова никакой помощи, а
одни разносы. Кто его известил? Наверное, этот бездельник Погодин.
Я повел вновь созданную трехорудийную батарею в поводу и
поставил ее в выемку-кратер громадного холма-кургана. Это была
хорошая полузакрытая позиция. Передки и коноводов увели на закрытый
склон кургана.
482
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
^ — ^
7-я батарея хотела было встать рядом с нами, но тотчас же
прилетели две гранаты, и 7-я быстро снялась и ушла. Нас же красные
не беспокоили, несмотря на то что мы были совсем рядом с 7-й, но
в кратере. Красные нас не видели. Убедившись, что батарея хорошо
стоит, мы с Казицким пошли к Авалову, который разговаривал с
Погодиным внизу под курганом. Я подошел, встал смирно, приложил
руку к козырьку и начал рапорт:
— Ваше Превосходительство, вторая конная, генерала Дроз...
Авалов не дал мне докончить. С яростью набросился на меня:
— Поручик, у вас никакого воспитания. Вы меня прерываете,
когда я говорю с вашим начальником.
Я даже рот открыл от изумления: Погодин и наш начальник?! Вот
те здрасте. Авалов же повернулся к Погодину, делая вид, что я
больше аля него не существую:
— Итак, капитан, вторая батарея фактически больше не
существует?..
Но я снова его прервал, и весьма решительно:
— Вторая батарея находится на позиции, Ваше Превосходительство,
и она готова к бою.
Настала очередь Авалова раскрыть рот. Он некоторое время
смотрел на меня с удивлением.
— Где находится батарея?
— На вершине кургана.
— Я должен посмотреть.
— Идемте... Мне хотелось бы отплатить красной батарее, которая
нам насолила.
Авалов молча прошел по батарее, внимательно все осмотрел и
ушел молча, не кивнув мне даже головой, не сказав даже «до
свидания» и, конечно, не поблагодарив за быстрое восстановление
батареи. Ему казалось, что наконец-то осуществилась его мечта нас
расформировать, да еще по необходимости, из-за потерь. А тут вдруг
какой-то подпоручик и прапорщик из разбитой батареи создали
новую, да еще в течение часа. И он, инспектор конной артиллерии,
оказался в глупом положении.
Мы стреляли по красной батарее, и она замолчала. Хоть я ничего
не видел, она хорошо спряталась, но у меня была уверенность, что мои
гранаты упали в ее близости. Под вечер на той стороне реки, на
горизонте, громадная красная колонна шла вправо. До них было верст
восемь.
Ко мне подошел полковник Псел, командир сводного 12-го полка.
— Разбейте эту колонну вдрызг.
31*
483
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Ужасно не люблю, когда люди, ничего не понимающие,
вмешиваются. Но что делать? Отказать нельзя. Все же Псел. Ведь если бы
была возможность, я бы не стал дожидаться его разрешения и сам
открыл огонь. Но стрелять нркно на пределе, что не точно и
портит орудие. Снарядов же мало. Подкопали сошник, чтобы задрать
ствол на 43 градуса, и пальнули два раза. У меня бинокля не было,
был вечер. Но как будто гранаты упали не плохо. Но Псел остался
недоволен.
— Я же вам сказал разбить колонну вдрызг, а не постреливать.
Я не стал ему объяснять, предпочел смолчать и прекратил
стрельбу. Что-то сегодня все мной недовольны.
После того как Авалов ушел, Казицкий предстал передо мной,
красный как рак.
— Вы слыхали, что сказал Авалов? Погодин наш начальник,
командир батареи! Я этого так не оставлю. Я пойду к Авалову и ему скажу.
Почему вы промолчали? Надо было сказать, что он трус и бездарный.
Солдаты не будут его слушать. Батарея развалится.
— Успокойтесь, пожалуйста. Я ничего не сказал Авалову, потому
что был сам огорошен этой неожиданной мыслью.
Погодин, который и своим пулеметом плохо командует, вдруг
командир батареи?!. Но мы это устроим по-семейному, без шума. Я
поговорю с Погодиным и посоветую ему не рыпаться.
— Я хочу при этом присутствовать.
— Хорошо. Идемте.
Я пошел к Погодину и ровным голосом, без крика ему сказал,
чтобы он и не мечтал командовать батареей. Я ему батарею не отдам. А
если он все же будет настаивать, то мне придется отдать приказание
солдатам его не слушаться. Казицкий это подтвердил. Погодин
выслушал молча и потом на нас дулся. Не знаю, жаловался ли он Авалову.
Возможно. Но знаю, что Авалов справлялся обо мне и Погодине у
Колзакова и у больного Скорнякова. Скорняков вполне меня одобрил.
Думаю, что и Колзаков меня одобрил, он же знал Погодина.
Во всяком случае, нового командира нам не прислали и
предоставили нам с Казицким выпутываться самим, и мы в общем
неплохо выпутались. Никто мне не поручал командование батареей, кроме
Казицкого. Просто я взял власть в свои руки, и все нашли это
нормальным, кроме Погодина. Я не честолюбив и другому бы уступил с
радостью, но не Погодину. Если хотели сохранить батарею, то
нужно было, чтобы Погодин до нее не касался.
Пулеметчику-вольноопределяющемуся Вильбуа я сказал, чтобы он стрелял из пулемета, если
нркно, не считаясь с Погодиным.
484
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^3, 1^»
Беря на себя командование в такое исключительно трудное время,
я сознавал, что беру на себя крест, может быть, не по силам. Но я
считал это моим долгом. Ведь никого другого не было. Несмотря на
то что меня все ругали, я все же спас батарею от красных, от Авалова
и от Погодина.
Считая от Ново-Корсунской станицы, наше отступление
превратилось в бегство. Но в медленное бегство. По кубанской грязи не
побежишь. Она хватала орудия за колеса и не выпускала их. На колеса
наворачивались сплошные грязевые круги. Лошади останавливались от
тяжести. Приходилось то и дело очищать колеса, но это не надолго.
Как назло начались дожди, и дороги превратились в хляби. Чтобы
облегчить повозки, мы мобилизовали другие и разложили грузы. Но это
значительно увеличило наш обоз, и все время одна из повозок
застревала. Надо было возвращаться и ее вытаскивать. Только эту
вытащили, застревала другая и так все время.
По очереди мы были с Казицким впереди батареи: один узнавал
дорогу, другой был в конце колонны. Этому приходилось плохо —
он должен был вытаскивать застрявших. Обоз нас очень задерживал.
Нужно было самому слезать в грязь, тогда и солдаты слезали
выпрягать упавшую лошадь, поднимать ее, снова запрягать. Толкать, тянуть,
пихать. Конца этому не было. Люди и лошади так переутомились,
что засыпали, лишь только батарея останавливалась. Нужно было все
делать самому, тогда и солдаты следовали нехотя примеру. Погодин
на нас дулся и ничем не помогал. Он только к нам обращался,
когда застревал его пулемет. Он даже не был способен сам его
вызволить. Он стоял в сторонке, ручек не марал и давал непрошеные
советы. Убить мало.
Наша дивизия вошла в станицу Дядьковскую. Была ночь и
стрельба из пулемета. Почему? Красные? Кубанцы? Мы прошли через
станицу не останавливаясь и ушли ночевать в станицу Медведковскую.
Ночевали очень тесно, чтобы легче собраться при тревоге. На полу хаты
раскладывали несколько снопов, как постель, два снопа в головы, как
подушки. Снимали с повозок наших тифозных больных офицеров и
ложились с ними рядом. Очевидно, переутомление и напряжение не
давали нам с Казицким заразиться тифом.
На следующий день кавалерия, как более легкая, от нас ушла.
Сперва мы шли без кавалерии, но с конно-горной. Но у конно-горной
орудия были значительно легче наших, и она тоже ушла от нас. Мы шли
совершенно одни. Колзаков присылал к нам разведчика, который нам
говорил название станицы, где будет ночевать дивизия. Но только раз
нам удалось, под утро, войти в эту станицу и увидеть уходящие полки.
485
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Следовать за ними мы не могли. Лошади обессилели. Цель наша была
дойти до реки Кубани и перейти ее раньше красных. После
Медведковской мы шли уже одни, очевидно последние, за нами, вероятно,
красные.
Около кузницы стояла тяжелая батарея и ковали лошадей. Нашли
время! Мы их предупредили, что мы последние, но они как-то не
реагировали. Я залюбовался на их лошадей — тяжелые ардены. Эти
крепыши из любой грязи выпрут. Больше мы этой батареи не видели.
Неужели из-за легкомыслия попали к красным? У нас было чувство,
что красные где-то тут, за плечами, и нас разделяет только грязь.
В станице Ново-Величковской мы так обессилели, что решили
ночевать. Станицу прошли и расположились очень тесно в последних
хатах. Мы с Казицким обошли всех лошадей и убедились, что
подпруги отпущены, что удила вынуты изо рта, что все лошади достаточно
напоены и накормлены. Я поставил часового, но сам четыре раза
ходил его проверять и все четыре раза находил его спящим.
Напряжение было сверх сил человеческих. Беспокоило нас, что, судя по карте,
там, куда мы шли, не было моста через Кубань, но была железная
дорога. Стало быть, все же есть мост. Не ведет же нас Барбович в
пустое место?!
Под вечер мы пришли в станицу Ново-Мышастовскую.
Притащились ценой сверхнапряжения. Кавалерия ушла утром. Мы решили
хорошенько накормить лошадей и идти всю ночь без ночевки.
По пути я пробовал запрягать четыре и даже пять выносов
(десять лошадей) в орудия. Но пришлось эту систему покинуть и
вернуться к основным трем выносам (шесть лошадей). Тянули хорошо
на прямой, но при малейшем повороте дороги средняя лошадь
падала. Ее внезапно дергало в бок, а ноги удерживала грязь.
Орудийный ездовой — это трудное ремесло, не всякий может.
Мобилизованные мною казаки этого не могли. Пришлось отставить.
Когда наша колонна остановилась в станице, то вместо отдыха аая
нас с Казицким началась работа и забота. Обойти всех лошадей,
убедиться самому, что железо вынуто изо рта, что подпруги отпущены,
что есть сено. Через два часа нужно лично убедиться, что лошади
напоены, что они получили достаточно ячменя. Все лично, верить
никому нельзя — все отупели от усталости. Скажут «слушаюсь» и не
исполнят. Нужно найти несколько подвод, чтобы заменить самых
слабых лошадей, которые нас в пути все время задерживают. Снимаем с
повозок больных и раненых, кормим их, перевязываем* ассистируем
при необходимости. Никому поручить нельзя — не сделают. Даже
хорошо, что все люди повалились и спят. Пусть немного отдохнут.
486
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
,*as _ 1^»
Скорняков передал мне деньги, оставшиеся от знаменитой пачки.
Покупка фуража происходит следующим образом. Обращаюсь к
хмурому казаку:
— Мне нужно сена и ячменя аая батареи.
— Нема ячменя.
— Слушай, я заплачу деньги. Если же ты откажешь, то будем сами
искать и тогда ничего не заплатим.
Казак видит, что мне не до шуток, после некоторых колебаний он
соглашается продать. Красные же все равно все отберут.
Я больше забочусь о лошадях, чем о людях. От состояния лошадей
зависит наше движение вперед. Мы требуем от лошадей работы,
превышающей их силы. Мы задержались дольше двух часов, но зато
лошади хорошо накормлены и некоторое время задержек не будет. А
через час-другой опять начнутся застревания.
Когда батарея выступила, мы с Казицким вовсе не отдохнули. На
этот раз я нахожусь сзади. Я пропустил всю батарею, пересчитал
повозки и последовал за последней. Ночь быстро наступала, было почти
темно. Я не заметил, как я крепко заснул, и Дура тоже заснула и
остановилась. Не знаю, как долго я спал. Проснулся я от тишины, но
проснулся у себя в комнате в Москве, сидя в кожаном кресле. Было
совсем темно, кто-то потушил электричество. Должно быть, мать —
не хотела меня будить. Очевидно, очень поздно, потому что так тихо,
на улице ни звука. Надо идти ложиться спать. А как хорошо сидеть
на этом удобном кресле... Я хотел опереться на локотники кресла, но
локотников не было. Ничего не понимая, я ощупал сиденье.
Безусловно, это кожа, но вовсе не кресло. В чем дело? Что со мною
происходит? Мои пальцы нащупали что-то мохнатое и теплое подо мной, и
оно зашевелилось. Я пришел в ужас. Боялся двинуться и ничего не
понимал. Вдруг, как молния, проснулось сознание: война... революция...
Гражданская война... отступление... Кубань... Дура...
Дура тоже проснулась. Кругом нас черная ночь и тишина. Где
батарея? Сколько времени я спал? Не прошли ли мимо меня красные,
пока я спал? Где дорога? Ни одной звезды, чтобы ориентироваться, —
сплошная чернота. Я слез, надеясь ощупью найти дорогу. Всюду грязь,
грязь и только грязь. Тогда я снова сел в седло и тихонько толкнул
Дуру. Отпустил ей повод. Она пошла в ночь. Но я был уверен, что она
следует за батареей. Через довольно долгое время я услыхал крики
вдали — впереди вытаскивали повозку. Наши или красные? Вскоре я
догнал колонну в походе. Но спросить боялся, все надеялся, что узнаю
голоса. Как на грех все молчали. Наконец я различил в темноте
светлое пятно. В нашем обозе была белая лошадь. Я поднялся выше по
487
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
колонне и по звуку узнал шум орудий в походе. И тогда осмелился
спросить:
— Шакалов, ты тут?
— Здесь, господин поручик.
Я вздохнул с облегчением и спросил, все ли слава Богу.
Дороги были непроходимы, грязь нас держала, люди и лошади
совершенно измучились. Но батарея медленно, постоянно застревая,
двигалась вперед. Наконец стало светать. Слева сбоку к нам
подходил разъезд человек в двенадцать всадников.
— Красные, господин поручик.
— Почему ты так думаешь?
— Пик нету, винтовки на изготовку держат, и фуражки ихние.
— Верно, пожалуй, ты прав... Эй, ребята, приготовьте-ка винтовки
и цельтесь не торопясь. Зря не стрелять.
Пулемет, конечно, куда-то запропастился. Я снял карабин из-за
спины и поехал по колонне, приказывая взять винтовки на изготовку.
Разъезд подошел шагов на 200—300 и остановился, видимо не зная,
на что решиться. Я знал, что мои люди, отупевшие от усталости, не
окажут сопротивления. Я мог рассчитывать на Казицкого и на двух-
ipex солдат моего орудия. В лучшем случае наши-разбегутся, бросив
все. Я заметил, что ездовой третьего орудия сорвал погон.
— Нечего кукситься, не дрейфьте, из-за грязи они нас атаковать
не смогут. Пойдут шагом, и мы их не спеша всех перестреляем.
Как ни странно, упоминание грязи несколько ободрило наших.
Только один солдат третьего орудия с блестящими глазами
схватился за шашку.
— Атакуем их, господин поручик!
— По грязи не очень атакуешь, — сказал я ему и улыбнулся. А сам
подумал: мы будем трое атаковать — ты, Казицкий и я. Другие не
двинутся.
Ситуацию разрешил Байбарак, который все всегда делал не
вовремя. Он вдруг запел. Пел он фальшиво, но громко и спел на этот раз
очень кстати: не нападают на батарею, люди которой поют, то есть
веселы и беззаботны. Разъезд постоял, закинул винтовки за плечи и
ушел. А мы были легкой добычей, совершенно измотаны. Но,
вероятно, они были тоже измотаны.
Перед нами калмыки прогнали, уходя от красных, бесчисленные
стада овец. Овцы истоптали грязь. Образовался как бы матрац,
который прогибался, но выдерживал даже орудие. Мы этим
воспользовались и продвинулись вперед, без застреваний. Выглянуло солнце, грязь
как будто уменьшилась. Часов в двенадцать дня мы догнали нашу кон-
488
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
«^1 _ 1^»
но-горную батарею, которая где-то ночевала. Настроение наше сразу
повысилось, мы не были больше одни. Под вечер увидали очертания
Кавказских гор и с офицерами конно-горной стали вспоминать стихи
Лермонтова: «Как-то раз перед толпою соплеменных гор...»
Наконец недалеко от станицы Славянской мы вышли на шоссе.
Подумайте, какая радость — шоссе! Кончилась власть грязи, идем как
по паркету. Мы влились в общую колонну отступающих обозов.
Железнодорожный мост был взорван, но все же пройти по нему было
возможно. Повозки переходили одна за другой. Справа от шоссе была
высокая железнодорожная насыпь. Там за ней шел бой. Была слышна
стрельба, и изредка лопались красные шрапнели. Но никто не
обращал на это внимания. Наша цель была перейти мост, а он был рядом.
Двигались пять шагов, остановка, пять шагов, остановка. Хорошо, что
мы не остались ночевать в Ново-Мышастовке. Завтра было бы поздно.
Красные вечером займут мост. Как раз в последний момент пришли.
Я был во главе колонны. Я обернулся и увидал, что за мной идут
только два выноса моего орудия, со спящими ездовыми, а орудия нет,
и нет за ними батареи. Я разбудил ездовых. Вага отцепилась, и
передние выносы ушли, а вся батарея осталась. Мы рысью вернулись и
нашли всю колонну спящей, как в заколдованной сказке. Быстро всех
разбудили, нацепили вагу, рысью же пошли к мосту и перешли его без
всяких затруднений. Боже! Как мы с Казицким были счастливы.
Перешли мост раньше красных. Исполнили то, что от нас требовалось.
Отошли версты три и тут же заночевали. Хоть квартиры были тесные
и плохие, спали мы впервые без забот.
Но утром мы узнали, что перешли всего только протоку реки
Кубани, а самая река впереди. Снова заамуничили, поседлали, и батарея
пошла дальше. Скоро дошли до Кубани. Тут столпилась масса частей
и обозов. Саперы оканчивали чудный широкий понтонный мост.
К моей великой радости, с той стороны реки пришел полковник
Шапиловский. Мы пожали руки. Я вкратце рассказал о состоянии
батареи. Пошли к повозке Скорнякова. Шапиловский вновь ушел. Мне
даже в голову не пришло рапортовать ему. Да и он, видимо, этого от
меня не ожидал. Я был счастлив, что, наконец, появился настоящий
командир батареи и вся тяжесть ответственности с меня снимается.
Вскоре после его ухода по колонне стоящих частей передали криком
приказание:
— Вторая батарея к переправе через мост.
Мы взяли влево и пошли в поводу. Таким образом мы перешли
первыми только что оконченный мост. Хотя многие части пришли
раньше нас. Я шел впереди батареи, Казицкий сзади. Посреди ши-
489
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
рокого моста я увидел весь наш артиллерийский штаб: Авалов, Кол-
заков и Шапиловский.
— Ба-та-рея смирно, равнение налево.
Так как Казицкий, единственный офицер, был сзади обоза, то я
опустил вторую часть команды, обращенную к офицерам. С рукой у
козырька я продолжал идти, думая, что надо скорей освободить мост
ААЯ прохода следующих частей. Но не так думал наш штаб, то есть
Авалов. По колонне передали:
— Поручик Мамонтов, назад.
Я вернулся. Колзаков указал глазами на Авалова:
— Рапортуйте.
Я встал смирно, приложил руку к козырьку:
— Ваше Превосходительство, вторая конная, генерала Дроздовско-
го, батарея прибыла счастливо к переправе через реку Кубань.
И замолк. Опять не знал количества людей и лошадей. Хотел
придумать, но были обозы, которые усложняли расчет. Предпочел молчать.
Авалов, против меня, все держал руку у козырька. Оба мы молчали.
Наконец, видя, что продолжения не дождется, сказал:
— Потери?
Я стал перечислять убитых, раненых и больных (но с какого
времени?). Авалов с раздражением:
— Я хочу знать, сколько орудий, ящиков и повозок вам пришлось
бросить?
Я с недоумением посмотрел на него: ящиков-то и в помине не
было.
— Ничего не бросили.
Авалов отмахнулся: врет, мол, поручик. Тут вступился
Шапиловский:
— Вторая батарея пришла в полном составе, Ваше
Превосходительство.
Авалов выразил явное недоверие на лице, но Колзаков ему что-то
шепнул на ухо. Тогда Авалов внимательно на меня взглянул,
протянул руку:
— Спасибо, поручик. Я все любуюсь корнем первого орудия.
После такого похода, по кубанской грязи, лошади в прекрасном
состоянии. Откуда вы их достали?
Надо было бы на «спасибо» — «рад стараться» ответить. А я
промямлил про корень:
— Не знаю. Они давно в батарее.
В это время вся батарея и обоз прошли мимо нас и шел Казицкий^,
Я поймал его за рукав и притянул.
490
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^д _ |^э
— Вот, благодаря ему мы спасли батарею.
Казицкий вспыхнул как мак, Авалов улыбнулся, и нас отпустили с
миром.
Очевидно, в других батареях, несмотря на рапорты, на знание
количества людей и лошадей, порастеряли орудия, ящики и повозки,
даже при наличии полного офицерского состава. Поэтому Авалов не
хотел верить, что батарея с двумя только, и очень юными, офицерами
пришла целиком. Очень жаль, что Авалов, прекрасный офицер,
своими постоянными придирками достиг того, что мы его избегали, как
врага, заранее зная, что будет разнос. Никогда никакой помощи от
него не видели. Это ли цель инспектора артиллерии? Правда, с нас,
как с гуся вода, стекали его разносы, но все же...
На той стороне моста нас ждали все наши офицеры. К
нашему удивлению, нам устроили что-то вроде овации. Поздравляли,
жали руки, завидовали. Если бы они только знали, какое это было
мучение и как мы были счастливы, наконец, избавиться от этой
невыносимой ответственности! Видя, что я какой-то герой, я
потребовал:
— Сена и ячменя для Дуры. А для меня чаю и спать, спать и спать.
На следующее утро меня позвал полковник Шапиловский:
— Вы понимаете, здесь много старых офицеров, и я предлагаю вам
третье орудие. Не могу вам предложить большего.
— Могу я выбрать, господин полковник?
— Понятно, вы можете выбирать, после того как привели батарею.
— Я выбираю должность второго номера (замкового) в моем
орудии.
Замковый почти ничего не делает, сидит и закрыт щитом во время
стрельбы.
— Как, должность солдата?
— Да, хочу отдохнуть от ответственности.
Отступление продолжалось, но в лучших условиях аля меня и Дуры.
То ли грязь подсохла, то ли грунт стал каменистее, ближе к горам, но
идти стало много легче. Грязь больше не держала колеса орудий и
повозок. Дивизия пошла в большую станицу Крымскую. За станицей
начинались горы. Тут, к своему крайнему изумлению, я смог купить в
магазине сапожную кожу, и недорого. Во всей России магазины
пусты, а тут вдруг... В Крымской чувствовался Восток — кипарисы, серп
луны между ними и звук зурны. Встречались черкесы.
Из Крымской дивизия пошла опять к реке Кубани. Мы
попробовали тащить орудия по грязи дороги, а потом подняли их на
полотно железной дороги и пошли по шпалам. Это было очень неприятно.
491
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Движение состояло из сплошных толчков, но все же легче, чем по
грязи.
Тут-то нас обогнал князь Авалов. Как-то никто его не заметил,
кроме меня.
— Батарея смирно. Равнение налево. Господа офицеры! — гаркнул
я, хотя как солдат не имел никакого на то права.
— Здорово артиллеристы! — поздоровался Авалов, и мы ответили
ему плохо.
Он меня узнал и сделал мне, конечно, какое-то замечание.
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство. Я передам ваше
замечание начальнику орудия.
— Как, разве не вы начальник орудия?
— Никак нет. Я на должности замкового номера.
Авалов некоторое время смотрел на меня с изумлением, потом
поднял руки к небу.
— Какая батарея?! Ничего у вас не поймешь.
И уехал.
Это был последний раз, что я встретил Авалова. Через несколько
дней в станице Натухайской он был убит вместе с Пселом. Граната
ударила в хату, где они сидели.
Дивизия пошла опять к реке Кубани. Видимо, пытались
организовать фронт по реке. Но боеспособность частей сильно уменьшилась.
Настоящий бой был только у станицы Натухайской. Бой долгий,
нудный и неудачный. Красные прошли рке к Анапе на нашем фланге. Я
пошел взглянуть на реку Кубань. Шел через камыши. Вдруг наткнулся
на совещание кубанских казаков, это был третьеочередной Уманский
полк. Все сидели кругом и на меня не обратили внимания. Но от них
веяло нарочитой самостийностью, и я поспешил вернуться в батарею.
Дивизия пошла к Новороссийску. Эвакуация была очень плохо
организована. Мы сели на пароходы (верней, взобрались) только
благодаря энергии полковника Сапегина и нашим карабинам.
Дура пришла со мной в Новороссийск. Когда я убедился, что взять
ее немыслимо, я вытащил револьвер. Но я не мог убить Дуру, рука не
поднималась. Я отыскал сад с травой и бассейном воды, расседлал,
разнуздал, поцеловал, закрыл калитку и не оборачиваясь ушел. Мой
чудный корень и ездовой Юдин тоже остались там. Седло свое я
бросил в Черное море.
Новороссийск... при одном имени содрогаюсь. Громадная бухта,
цементный завод, горы без всякой растительности и сильный ветер
норд-ост. Все серо — цвета цемента. В этом порту Черного моря
закончилось наше отступление от Орла через весь Юг Европейской Рос-
492
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^_ ^
сии. Уже давно было известно, что наши войска могут эвакуироваться
только из этого порта на Кавказе, чтобы переехать в Крым, который
еще держался. Остальная Россия была для нас потеряна.
Это знали... и все же необъятные ангары были набиты невывезен-
ным добром. Ничего мл эвакуации не было приготовлено. Дюжина
пароходов, рке до отказа набитых частным имуществом, тыловыми
учреждениями и беженцами. Лазареты же переполнены ранеными и
больными, без всякой надежды на выезд. Измена? Нет, не думаю.
Генерал Деникин был хорошим генералом, но, видимо, из рук вон
плохим организатором. С эвакуацией он не справился. На бумажных
рапортах, вероятно, все обстояло прекрасно.
Обессиленная, усталая и морально подорванная армия дотащилась
с таким трудом до Новороссийска, чтобы увидеть переполненные
пароходы и забитые народом пристани. Сколько нас пришло? Никто
точно не знал. Может быть, и сто тысяч, а может, и двадцать. Русские
части лучше сохранились, чем казаки. Большинство казаков потеряли
свои части, дисциплину и боеспособность. Потому нашу дивизию
расположили фронтом на возвышенностях вокруг города.
Вечером подожгли ангары. Мы наблюдали с горы этот грандиозный
пожар. Столб огня, в версту в диаметре, поднимался прямо к небу.
На уровне вершин гор схваченный норд-остом дым ломался под
прямым углом и уходил в море. Зрелище потрясающее, но жуткое.
Ангары горели несколько дней.
Вначале у нас была уверенность в организации эвакуации. Потом
появились сомнения и вскоре убеждение, что никто эвакуацией не
руководит. За эти несколько дней, что мы были в Новороссийске,
пароходы могли бы легко сделать два рейса и, выгрузив беженцев в
Керчи, вернуться за нами. Нет, они все стояли почему-то
неподвижно, перегрркенные народом. Почему? Мы решили поехать и
посмотреть сами. Втроем — Мильчев, Астафьев и я — направились в город.
Необъятные пристани были буквально забиты повозками, лошадьми
и людьми. Пробраться к пароходам было немыслимо. Никто не
распоряжался. Пароходы, насколько можно было видеть издали, были
набиты людьми впритык. Мы были сильно обеспокоены.
Проезжая мимо горящих ангаров за бетонной стеной, я решил
посмотреть, что там. Было место, где люди влезали через стену и
возвращались с пакетами. Я отдал Астафьеву держать Дуру и полез за
другими. Там были составы вагонов. В одном из первых вагонов было
английское обмундирование. В это время раздались орудийные
выстрелы. Нас, мародеров, охватила паника. Я схватил пачку английских
штанов и полез обратно. На стене толкались, и я едва не выпустил
493
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
своей добычи. Оказалось, что самое большое английское судно,
«Император Индии», стреляло из бухты в направлении Туннельной, за 18
верст. Стреляло самыми большими орудиями, вероятно
шестнадцатидюймовыми. Разрывы были едва слышны. Мы тут же скинули свои
старые и вшивые штаны и надели новые. Остальные я роздал людям
своего орудия.
Я пошел к Шапиловскому, где застал Колзакова и других
полковников. Я рассказал, что мы видели в порту.
— Пароходы переполнены, места больше нет. Никто не
распоряжается. Если мы хотим сесть на транспорты, то должны рассчитывать
только на самих себя и действовать нужно немедленно. Если мы
будем дожидаться распоряжений, мы рискуем остаться у красных.
Мои слова явно обеспокоили полковников, чем я остался доволен.
Теперь они что-то предпримут, а не будут сидеть сложа руки и ждать,
чтобы кто-то взял их и посадил на пароход. Питались мы консервами
«корнед-биф», которые кто-то достал так же, как я штаны. Запивали
чудным вином, взятым в Абрау-Дюрсо. Интендантство ничего аая
нашего прихода не приготовило. Оно все бросило и удрало на
пароходы Вот такими тунеядцами и наполнились транспорты. А нам, армии,
места нет!
Наконец, утром на третий день, дивизия пошла в порт. Дорога шла
мимо лазарета. Раненые офицеры, на костылях, умоляли нас взять их
с собой, не оставлять красным. Мы прошли молча, потупившись и
отвернувшись. Нам было очень совестно, но мы и сами не были
уверены, удастся ли нам сесть на пароходы. Столько прошло времени, и
не эвакуировали раненых офицеров! Грех непростительный. Батарея
остановилась на небольшой площади. Полковник Шапиловский
приказал:
— Распрячь. Испортить орудия.
Это исполнили молча.
— Расседлайте и разнуздайте. Мы оставляем лошадей.
— Что?! Покинуть лошадей?
— Невозможно будет их взять.
— Может быть, только Дуру и моих коренников?
— Немыслимо. Нету достаточно места мл людей. Будет счастье,
если нам всем удастся влезть на пароход. Посмотрите на эту толпу.
Я отвел Дуру в большой сад покинутой виллы. Там была трава и
неглубокий бассейн с водой. С тяжелым сердцем я присоединился к
цепочке наших, которые с седлами на плечах следовали гуськом за
полковником Сапегиным. Пройти к пароходу было невозможно из-
за толпы. Пришлось идти вдоль горящих ангаров. От них полыхало
494
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
«^JL _ 1&*
жаром. Мы прикрывались седлами. Юдин, ездовой, заступил мне
дорогу:
— А коренники?
Что ему сказать? Ведь он их так любит.
— Веди их. Может, все же удастся.
Он повел их за мной. Наконец мы достигли пристани и увидели
пароход. Жуткий страх и беспокойство сжали сердце. Конечно,
нечего и думать погрузить лошадей. Пароход был маленький, и люди
стояли на нем впритык друг к дружке.
— Юдин, оставь коренников. Напрасно тащить их дальше.
— Как, их оставить?
— Ты же сам видишь, что делается.
Юдин разнуздал лошадей, погладил и заплакал. Я отвернулся,
чтобы скрыть свои слезы. Он пошел за мной рыдая, потом махнул рукой
$> направлении парохода и вернулся к своим коренникам. Больше я его
не видел. Мы дожидались на пристани около парохода весь день.
Настал вечер.
— Я больше не могу никого взять. Нет места! — крикнул в рупор
капитан.
— У меня тут шестьдесят артиллеристов, — ответил Сапегин. —
Вы их всех возьмете, даже если места нет.
— Невозможно. Судно перевернется. Вы же видите.
— Вы нас всех возьмете, — повторил Сапегин очень решительно. —
А если места нет, то я его создам.
Он снял свой карабин из-за спины. Сейчас же мы все положили
седла и с карабинами в руках сгруппировались вокруг Сапегина,
стоявшего на груде мешков. Кругом воцарилось молчание. Защелкали
затворы. Несчастный юнкер у сходен съежился, что он мог сделать?
— Я даю вам три минуты на размышление. Потом я буду
стрелять, — очень спокойно, но твердо сказал Сапегин.
Мы бы стали стрелять. Дело шло ведь о жизни и смерти. Кроме
того, на пароходе набились всякие тыловики, эгоисты и трусы, из-за
которых мы войну проиграли. И эта сволочь хотела уехать, а нас,
армию, оставить! Так нет же! Конечно, если были бы войска или
раненые, то стрелять не стали бы, но эти тыловые крысы не возбуждали в
нас никакого сожаления.
Прошла томительная минута молчания.
— Ладно... Возьмем артиллеристов, но без седел и багажа.
— В добрый час... И смотрите, без предательства. Я буду следить.
— Артиллеристы, бросьте седла в море... Без колебаний. Я вам
приказываю... Но сохраните карабины — они могут вам пригодиться.
495
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Один за другим мы входили на баржу и потом на пароход.
Наконец, настал мой черед. По доске я добрался до баржи, так
наполненной людьми, что пришлось идти по плечам, чтобы попасть на
пароход. Там меня подхватили на руки, как пакет, и передавали друг другу.
Мелькнула мысль: не сбросят ли они меня в море ? Но нет. Меня
опустили на палубе у противоположного релинга. Я за него схватился и
мог поставить одну ногу на палубу. Для другой места не было. За
плечами был карабин и на плече переметные сумы, которые я снял с
седла В это мгновение я был эгоистически счастлив: спасен!!! Или почти...
Конечно, ужасно, что столько народу не может уехать и попадут к
большевикам. Катастрофа Белого движения непоправима. Потеря
батареи, Дуры и моих коренников — большое несчастье... Но я на
пароходе, и это главное... Я облокотился на поручни и, сдавленный
соседями, крепко заснул, стоя на одной ноге.
Сильный военный флот западных держав находился в бухте.
Несколько очень крупных английских судов, одно французское, одно
итальянское и даже одно американское. Нам казалось, что под охраной
столь могучего флота ничего неприятного с нами произойти не может.
У этого флота ведь такая могучая артиллерия, и в случае нужды он мог
взять свободно 10 000 человек и даже больше... Он взял 500—800
человек, чтобы сохранить видимость и не очень загрязнить свои
светло-серые палубы.
Я спал беспросыпно и без сновидений всю ночь. Утром меня
разбудили орудийные выстрелы. Две красные трехдюймовые пушки,
очевидно взвод конной батареи, обстреливали бухту. Конечно, их
внимание привлек самый большой дредноут, которому их снаряды
никакого вреда причинить не могли. Их притягивала светлая
окраска и элегантные формы «Императора Индии». Это было наше
счастье, потому что аая простых транспортов их снаряды были бы
гибельны. Но мы были темные, неказистые, и они на нас не обратили
внимания.
Снаряды, падая в воду, поднимали высокие столбы воды, как на
старинных картинах. Я с интересом наблюдал это зрелище, удивляясь
как артиллерист, что они в суда не попадают. Должно быть, страшно
волнуются. Эта стрельба вызвала на нашем пароходе «Аю-Дар>
короткую панику среди стиснутых людей. Но властный голос капитана ее
успокоил.
— Я прикажу выкидывать за борт всех, кто волнуется. Стойте
неподвижно, чтобы пароход не перевернулся.
Палуба была нагружена сверх меры, а трюм недостаточно.
Несколько снарядов упало поблизости «Императора Индии», и, к на-
496
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
шему изумлению, громадный дредноут задымил и пустился наутек,
увлекая за собой весь военный флот. У нас, конечно, нашлись
специалисты.
— Подождите, они только отходят, чтобы открыть огонь, который
опрокинет горы.
Но флот просто и постыдно бежал перед двумя красными
трехдюймовками. Два года спустя этот же флот так же бежал перед
турецкими пушками Кемаль-паши.
Это неожиданное бегство посеяло панику среди транспортов. Все
подняли якоря. Два пустых транспорта только что вошли в бухту.
Они тоже стали заворачивать. Крик отчаяния поднялся из толпы на
пристанях. Как живая река, толпа устремилась вдоль берега, в
направлении Туапсе. Но уже на южной оконечности бухты
застрекотал красный пулемет. Дорога на Туапсе была отрезана. По бухте
плыли гребные лодки. Некоторые смельчаки пытались добраться до
пароходов вплавь. Наш пароход «Аю-Даг» бежал, как другие. Он вел
на буксире баржу. Кабель лопнул, и, несмотря на крики людей на
барже, он продолжал бегство.
Я думаю, что было бы лучше для нас, если интернациональный
военный флот вовсе не приходил бы в Новороссийск. Мы слишком
надеялись на его защиту, и его неожиданное бегство посеяло панику
среди пароходов. Роль этого могучего флота осталась аая меня
тайной. Почему он стрелял накануне, без всякой видимой надобности,
по Туннельной и почему он не стрелял сегодня, когда это было
необходимо? Не могу поверить, что флот испугался двух
трехдюймовок. Тогда зачем он находился в Новороссийске? Чтобы бежать при
первом выстреле и уничтожить легенду «могущества Запада» и у
русских красных и белых, и у турок, и у многих других, кто раньше
в него верил? Хороший залп этого флота мог оживить в нас
надежду, заставил бы задуматься большевиков и даже мог изменить ход
истории. Но страстно нами ожидаемый, этот залп так и не
последовал.
Только один маленький черный миноносец не пустился бежать.
Это было единственное русское военное судно. Он вышел на
середину бухты и своими пулеметами заставил замолчать красные
орудия. Потом прошел к югу и обстрелял красный пулемет, который
преграждал дорогу в Туапсе. Он вернулся в бухту, остановил пустые
убегающие пароходы. Одного пустого заставил взять часть людей с
перегруженного парохода, другого направил на Туапсе. Капитаны
исполняли его приказания, потому что он был очень решительным.
— Возьмите баржу на буксир, иначе я вас торпедирую.
32 «Белое движение», т 20
497
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
■"^fli I, I, i и i ЯПГ%*
Одним словом, капитан миноносца внес некоторый порядок в
общий ералаш. Мне кажется, он был единственный, который не
потерял головы. Другие начальники — а ведь их должно было быть
порядочно — никак себя не проявили. Нам очень повезло — море
было спокойное и ни одно из перегруженных суден не опрокинулось.
Впоследствии обвиняли главное командование в том, что оно
брало русские части и отказывалось брать казаков. Это не совсем
справедливо. Не думаю, чтобы было злое намерение, а просто
неспособность. Никто посадкой не руководил. Части садились сами. Те части,
которые сохранили дисциплину, могли погрузиться, потому что они
представляли силу. Казаки же, в большинстве случаев, потеряли свои
формирования, дисциплину и митинговали. Они явно выразили
враждебность главному командованию, и вполне понятно, что
командование не желало ввозить заразу в Крым. Теперь это с возмущением
отрицается казаками, но тогда было именно так.
Кроме того, не все казаки митинговали, и было немало частей
казачьих, переехавших в Крым. Так, наши обе батареи работали в
Таврии сперва с Волчьим Кубанским полком. Затем ходили в десант на
Кубань с Кубанской первой конной дивизией генерала Бабиева. С
донцами мы не работали, но встречались в Крыму. Знаю, что там дрались
донцы генерала Фицхелаурова317: 5-й Калмыцкий и 18-й Донской полк.
Генерал Врангель послал пароход с оружием и вывез с боем
интернированных кубанских казаков из Грузии. Это было сделано с риском
дипломатических осложнений не только с Грузией, но и с западными
державами. То есть я хочу сказать, что немитингующих казаков брали
охотно, а митингующих брать не хотели, и правильно делали. В
нашей батарее было порядочно линейных кубанских казаков, и все они
переехали в Крым и остались в батарее до конца.
Новороссийск был катастрофой Белого движения. Мы потеряли
громадную, плодородную и густонаселенную территорию, весь
материал и, вероятно, две трети нашей армии. Сколько офицеров,
оставленных в лазаретах, застрелилось? Сколько было расстреляно и
сколько утоплено в бухте? В Новороссийске погибли результаты
двухгодичной славной борьбы. Союзный флот пристутствовал при этом
как зритель. Никогда наша армия не переживала такой катастрофы
в боях с красными. И вот эта катастрофа была ей причинена своим
же собственным Генеральным штабом. Генерал Деникин должен был
отказаться от командования, его принял на себя генерал Врангель.
Мы направились в Крым, чтобы продолжать борьбу с большим
опытом и меньшими иллюзиями. Это произошло в конце марта или
начале апреля 1920 года.
498
,£&
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jfcfe
МИНИАТЮРЫ ПРОШЛОГО319
Наше поколение видело могущество России и блеск ее
Императорской армии, мы были свидетелями их крушения и ужасов
Гражданской войны. Живя теперь в чужой нам обстановке и оборачиваясь
назад, неизвестно почему, но с полной ясностью рождаются вновь в
нашей памяти события давно минувшего.
Лето 1916 года. Жестокие кровопролитные бои нашей Гвардии на
Стоходе. В ближайшем резерве, небольшом лесу Кроватки и
окрестных хуторах сосредоточено четыре кавалерийские дивизии, в
ожидании прорыва неприятельской позиции. Мой полк в лесу стал смежно
с коновязями буланых лошадей ахтырских гусар. Беспрерывно все
усиливающийся гул артиллерии сотрясал воздух. Сотни тяжелых орудий
громили позиции и ближайшие резервы. Здесь намечался главный удар
нашего Юго-Западного фронта. Конница, тем временем подведенная
к тылам пехоты, бездействует, выжидая событий.
Несколько офицеров нашего полка встретили друзей по выпуску
среди ахтырских гусар, я же своего друга П-го, с которым в корпусе
много лет просидел на одной парте. Час спустя уже играют трубачи и
поют песенники; все рады встрече и стараются не думать о бойне,
происходящей в 4—5 верстах от нас, сознавая каждый, что не
сегодня завтра мы будем призваны принять участие в общем кровавом пире
войны.
Сегодня, в дружеской беседе, — корпус, училище, война...
Картины прошлого проходят перед глазами; беззаботно мы смотрим вперед,
верим в победу... День клонится к вечеру, и мы расходимся по своим
бивуакам. Вдали пылает деревня, подожженная нашей артиллерией.
Часа два спустя, в полной темноте, приходит приказание:
— Седлать!
При свете догорающих костров люди выводят лошадей, повсюду
слышны команды и окрики, на дороге поэскадронно собирается
полк. Мы идем на участок 3-й Гвардейской пехотной дивизии,
которая после сильной артиллерийской подготовки перешла в
наступление... Друг мой подошел попрощаться, мы крепко пожали друг другу
руку, поцеловались и расстались, чтобы никогда уже больше не
встретиться. Много позже он погиб на фронте...
В октябре месяце того же года, проезжая верхом через одну из
деревень, в тылу нашей позиции, я неожиданно столкнулся с другим
приятелем по корпусу и выпуску, теперь поручиком лейб-гвардии Во-
32*
499
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
лынского палка Алексеем Рацулом 2-м320; грудь его украшал белый
офицерский Георгиевский крест. Встреча была радостная, я горячо
поздравил его с высокой наградой — мечтой каждого офицера. Отдав
лошадь вестовому, я зашел к нему в дом, и за стаканом вина он мне
поведал свой подвиг (насколько я сейчас помню), — взятие на Сто-
ходе в летних боях действующей неприятельской батареи.
Встретились мы с ним вторично, почти два года спустя, в Киеве, во
времена гетманщины, накануне его отъезда в Добровольческую армию;
он был полон жизни и энтузиазма...
Месяц спустя в газетах, в траурной рамке, среди имен офицеров
Гвардейского Отряда, павших осенью 1918 года в бою под Армавиром
(Сев. Кавказ), я нашел и его...
В Гражданскую войну на Юге России я, в течение почти года,
служил в рядах Чеченской Конной дивизии, где впоследствии командовал
эскадроном.
Моя дивизия, в составе крупного сводного отряда, пересекла
безводные степи и повела наступление на Астрахань, имея справа от себя
Каспийское море. После первых успехов боевое счастье нам изменило
и обстановка создалась чрезвычайно тяжелая, вследствие высадки
красного десанта у нас в тылу. С утра мы вели тяжелый спешенный бой,
неся большие потери. Под вечер нас сменили доблестные пластуны и
мы отошли в резерв, где сосредоточены были обозы казачьей бригады
и большинство раненых, лежавших на настланной соломе вдоль домов.
Проходя по улице, я услышал слабый оклик:
— Г-н штаб-ротмистр!
Я подошел. На соломе, скорчившись, сидел молодой воин с
забинтованной головой и стонал, держась за бок. На окровавленной
гимнастерке были желтые погоны Владикавказского кадетского корпуса; ему
было не более 14—15 лет. Я принес ему воды и какую-то еду, и он
мне кратко рассказал свою, столь банальную для тех жестоких времен,
драму. Сын офицера, замученного большевиками, мать умерла в
тюрьме от побоев, и он, взяв винтовку, добровольно присоединился к
проходившей через их город воинской части, горя желанием отомстить за
смерть близких. Милый, славный кадетик, он сильно страдал и ждал
обещанной эвакуации...
Ночью, в темноте, наш сводный отряд и остатки Чеченской
Конной дивизии коротким ударом опрокинули большевиков и вышли из
окружения, но все раненые и большая часть обоза попали в руки
красных...
Потерпев неудачу под Астраханью, наш сильно поредевший отряд
отошел на город Кизляр. Случайно по делам я как-то заехал в штаб
500
■^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
jfefe,
С. Вакар321
ЭТЮД ИЗ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ322
Это было в конце 1919 года, когда, под давлением сильно
превосходящего нас противника, после отхода от Воронежа, мы заняли
Луганск, откуда впоследствии пришлось отступить дальше на юг. Я,
в прошлом гусарский офицер регулярной Императорской армии, в
это время был на службе в Сводно-Кавалерийском полку 1-й
Кавказской Казачьей дивизии, причем мой полк был сведен в четыре
эскадрона, из коих два были туземные: Черкесский эскадрон был
послан в станицу Луганскую, и, так как в нем не было больше
никого из офицеров, кроме командира эскадрона, тоже черкеса по
происхождению, командир полка назначил меня следовать в эту
командировку вместе с ними; таким образом, здесь я оказался
единственным русским, православным человеком — офицером регулярной
кавалерии, среди черкесов-магометан, уроженцев Кавказа,
представителей туземной иррегулярной конницы.
После выполнения возложенной на эскадрон задачи и под
давлением сильно наседавшего на нас противника настал наконец час
покидать станицу Луганскую, в направлении на Дон, и мы, потеряв много
времени на переправу через реку Северный Донец, начали наше
походное движение, в поздние вечерние часы. Погода сперва нам
благоприятствовала, и я легко по звездам взял направление для нашего
движения, но среди ночи небо стало заволакиваться и началась снежная
метель, быстро занесшая едва заметную проселочную дорогу, по
которой мы шли. Чтобы не плутать зря целым эскадроном, мы
расположились в поле вокруг костра, выслав вперед двух черкесов, разведать
жилье. Отъехав от нас на 2 или 3 версты, посланные разведчики в
открывшейся перед ними долине обнаружили огонек и немедленно
направились к нему. Оказалось, что свет исходит из окна небольшой
помещичьей усадьбы, находившейся впереди большого села,
расположенного в долине. Когда разведчики верхом подъехали к освещенно-
501
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
е^УД, i ■ ,i i i i .I,. i и i 1У5»
му окну усадьбы, они обнаружили, что, несмотря на поздний час,
жители дома были одеты и не спали, а во дворе стояла запряженная в
сани лошадь, вполне готовая к отъезду. На их стук к окну подошел
хозяин дома, и, увидев за окном двух вооруженных всадников, в
меховых папахах и в бурках, занесенных снегом, без погон, без
кокарды, без белых повязок и без красных звезд, то есть без отличительных
знаков воюющих армий, он спросил: «Кто вы такие?» На что черкесы
ответили: «Мы красные!» После такого ответа в доме сразу потух свет,
в окне раздался выстрел, и один черкес упал с коня мертвым, а
другой галопом поскакал к эскадрону, чтобы сообщить о случившемся.
Встревоженный эскадрон быстро доскакал до места происшествия, но
в опустевшей квартире никого уже не обнаружил, и лишь тело
убитого черкеса свидетельствовало о трагедии, только что здесь
разыгравшейся. Захватив с собой покойника, эскадрон пошел на ночлег в
ближайшее село.
После описанного печального случая и после ночи, проведенной в
снегу в открытом поле, мы хорошо отогрелись и отдохнули в большом
и богатом селе, а затем двинулись дальше на присоединение к своему
полку.
11роидя после отдыха верст 25 или 30, нам попался на пути
небольшой государственный конный завод, а так как у моей лошади
расхлябались подковы, я решил отстать от эскадрона, заехать в кузницу и
подтянуть подковы. Зайдя в канцелярию, я встретил там офицеров в
форме Донского казачьего войска, которые не только разрешили мне
воспользоваться услугами кузницы, но и пригласили меня на обед. За
обедом они мне рассказали недавно происшедший следующий
кошмарный случай.
«В свое небольшое имение, по описанию то, где был убит из окна
наш бедный черкес, приехал с фронта офицер Белой, Добровольческой
армии, чтобы эвакуировать свою жену перед приближением красной
опасности. И вдруг поздно ночью, когда все уже было готово к
отъезду, вещи уложены, муж и жена одеты в дорогу и лошадь,
запряженная в сани, ожидала хозяев во дворе, в окно раздался стук, на белом
фоне снега вырисовались две темные вооруженные фигуры, верхом на
лошадях, одетые в занесенные снегом кавказские бурки и меховые
папахи.
На вопрос хозяина дома, кто они такие, последовал ясный и
отчетливый ответ: «Мы красные». Недолго думая офицер быстро потушил свет
и из темной комнаты, выстрелом через окно снял с коня одного
всадника, а другой моментально ускакал прочь. Сильно взволнованные
происшествием, офицер и его жена, предвидя нападение на усадьбу красной
502
rSSJL
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jg£^
конницы, не теряя ни минуты, уехали из дому, и в данный момент оба
они находятся здесь, у нас, под нашим гостеприимным кровом. Вот
какой разыгрался кошмарный случай, и только нерасгерянность офицера
и случайная готовность к отъезду спасли положение!»
По мере того как рассказчик описывал печальное происшествие,
предо мною ясно раскрывалась истинная ужасающая картина того, как
глупая шутка наших разведчиков, назвавших себя для чего-то
красными, привела к смерти черкеса и поспешному оставлению супругами
родного угла, при самой кошмарной обстановке.
Но ужас происшествия чуть-чуть не продлился дальше! Дело в
том, что, не подозревая ничего опасного, рассказчик выдал мне
местопребывание офицера, убившего черкеса, а у кавказцев понятие
чести и долга основаны на кровной мести, которая требует
обязательной смерти каждого из убийц, независимо от суда над ним, или
его полной невиновности. Бог просто спас белого офицера тем, что
подтянуть подкову задержался я, единственный христианин во всем
только что прошедшем Черкесском эскадроне, а не задержались
черкесы-магометане, потому что, узнай они то, что стало известно мне,
никто не удержал бы эскадрон от жестокой, кровной расправы над
человеком, в сущности поступившим вполне правильно, будь убитый
черкес действительно красным.
Когда я рассказал присутствовавшим, что убитый был белый воин,
черкес моего эскадрона и никак не красный, и описал, как все это
произошло, как безобидно подъехали черкесы к роковому окну,
исключительно с целью разведки ночлега для нашего эскадрона, и когда я
объяснил, что неосторожность упоминания о местопребывании
офицера, застрелившего черкеса, могла привести здесь, сейчас, к
ужаснейшей расправе над ним, во имя кавказской кровной мести,
присутствующие были просто ошеломлены и потрясены всем тем, что случайно
выяснилось только благодаря хлябавшей подкове моей лошади.
Мои христианские убеждения, равно как и закон Российской
империи, строго осуждают кровную месть, и я дал уверения, что,
догнав эскадрон, я не скажу никому ни слова о наших разговорах здесь.
Я сдержал свое слово, и только теперь, более полувека спустя, когда
для участников события миновала всякая личная опасность, я
впервые описываю этот эпизод, исключительно из чисто исторических
соображений.
Я не стал бы описывать это небольшое происшествие, просто как
любопытный эпизод, если бы в данном случае ярко не отражались
некоторые характерные особенности братоубийственной войны, о
чем. стоит упомянуть. Дело в том, что в Гражданскую войну 1918—
503
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
1920 годов оба противника были одинаково русскими, говорили на
одном и том же языке, родные братья часто находились в
противоположных, враждующих армиях, и поэтому внешний вид и язык не
давали никакой возможности при взаимных встречах определить
принадлежность части войск к той или другой стороне. Форма одежды
не только не помогала разобраться в этом вопросе, но часто только
сбивала с толку благодаря переодеванию, главным образом красных
кавалерийских разъездов, проникавших в наше расположение в
нашей форме, в погонах и с белыми кокардами и подавая команду
«смирно» при встрече с белыми войсками.
Известен даже случай, когда командир красного конного
переодетого разъезда, бывший царский офицер, встретил в белом
расположении своих однополчан по Императорской армии, посетил их и даже
вместе с ними выпил и пообедал, а на их заявление: «А мы слышали,
что вы перешли на службу в Красную армию...» — ответил: «Что вы?
Что за глупости? Вы же видите, что я здесь, вместе с вами». После чего
он, заслужив доверие, легко вывел свой красный конный разъезд
обратно на красную сторону, захватив с собой полученные нужные
сведения. Ошибки в опознании воинских частей в Гражданскую войну
случалось довольно часто, вследствие чего в обеих враждующих
армиях нередко разыгрывались бои своих со своими.
Соприкосновение войск с мирным населением имело в
Гражданскую войну очень большое значение, в особенности когда мирные
жители почему-либо больше симпатизировали нашему врагу, чем нам,
их нужно было сбивать с толку относительно истинного положения
вещей, чтобы они не могли быть полезны противнику доставлением
ему о нас ценных военных сведений. В этих случаях конная
разведка и подвижные передовые отряды, входя в села, в одних избах
называли себя белыми, а в других красными или во всем селе называли
себя именем противника. В военной практике это называлось
«заметать следы», что часто достигало известной цели; однако это надо
было делать разумно, умело и осторожно. В описанном мною
происшествии в таком заметании следов не было абсолютно никакой
надобности и со стороны разведчиков-квартирьеров это был лишь
чисто мальчишеский поступок, из озорства назвать себя красными,
что привело к очень печальным результатам: обманувшему черкесу
это принесло смерть, а обманутому белому офицеру — спешный
отъезд из дому при очень трагических обстоятельствах.
Белая Добровольческая армия возникла на Юге России, на землях
зажиточного и свободолюбивого казачества, и уже первый Кубанский
поход, начатый с Дона, охватил Кубань и черкесские аулы Кавказа. По-
504
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
полняясь чисто русскими элементами, бежавшими от большевиков на
Дон и примыкавшими к армии по мере занятия ею русских земель,
до Орла и Воронежа включительно, Белая армия никогда не теряла
своей первоначальной самобытности, и уважение русских к обычаям
и укладу жизни казаков, горцев и прочих южных народностей
никогда не пропадало и не ослабевало. Правда, донцы называли кубанцев
халатниками, а кубанцы донцов — картузниками, но это не были ни
вражда, ни презрение, а это тоже был давний казачий обычай
«дразнить» друг друга, и каждой станице обычно давалось особое название,
по которому «дразнят» ее жителей.
Как пример из своей личной жизни приведу, что из-за
вхождения в Сводно-Кавалерийский полк, где я служил, двух туземных
эскадронов в буфете нашего полкового офицерского собрания нельзя
было заказать бутерброд с ветчиной или колбасой, хотя остальные
эскадроны в полку были чисто русскими. Этот пример служит тому,
что уважение обычаев и нравов тех народов, с которыми в
Гражданскую войну приходилось входить в тесное соприкосновение, было
обязательным условием военной службы того времени. Примером
необходимости быть всегда внимательным к укладу жизни, психологии
и религии соратников туземного происхождения в описанном мною
происшествии может служить то, что, не учти я существования на
Кавказе «кровной мести» и не умолчи я среди черкесов всего того,
что случайно стало мне известно, пока подковывалась моя лошадь,
могла бы тут же разыграться новая трагедия, быть может
сопровождаемая даже новыми убийствами.
Вслед за Первой мировой войной, внешней, в России разыгралась
внутренняя, братоубийственная, гражданская война, выдвинувшая
совершенно новые принципы и новые понятия о способах ее ведения.
Прекрасные офицеры большой войны часто оказывались косными и
недостаточно гибкими в малой войне, едва стали выдвигаться новые,
молодые офицеры, быстро схватывавшие обстановку дня и
понимавшие психологию данного момента.
Малая война настолько бесповоротно потекла по стихийно
промытому ею самой собственному руслу, что стала подвергаться изучению
ученых, как крупная самостоятельная новость в военной науке того
времени. Поэтому на Высших военно-научных курсах профессора
Головина в Париже и Белграде, где я был слушателем группы, в программу
преподавания военных наук вошли новые предметы: тактика
гражданской войны, военная психология и новые по тому времени тактики:
авиации, моторизованных соединений и танков — этих предметов в
академии Генерального штаба в Петрограде еще не было.
505
«АН
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Jfefe,
БОЙ У ПРУДКОВ324
Конный корпус, по своему слабому составу, выполняет больше, чем
Может, и совершенно необходимо дать ему отдохнуть, хотя бы два-
три дня. Поэтому мы отказываемся от движения в тыл Качалинской
и командующий корпусом решает немедленно двигаться к Котлубани.
Конечно, надо рассчитывать, что красные будут пытаться нас
задерживать, но, в конце концов, при пониженном духе оставшейся у них
конницы они не смогут серьезно нам препятствовать, и поэтому мы
не пытаемся запутать наши намерения, а идем прямой дорогой на
Прудки. Пройдя около десяти верст, получено донесение, что впереди
лежащая на нашем пути деревня занята красными. Пользуясь
складками местности, подходим довольно близко к деревне, и наши
батареи открывают огонь. От нас к деревне легкая покатость, но с
выпуклостью, за которой видны только трубы домов и деревья.
После первых очередей видно, что из деревни выскакивают по
трем направлениям к Иловлинской, Орловке и Прудкам обозы,
пешие и конные люди, преследуемые нашими снарядами. Мы же, имея
в виду возможность появления конницы, не решаемся разбрасывать
частей для преследования и атаки, а ограничиваемся только
высылкой на фланги отдельных сотен с пулеметами. Вообще же бой идет
как-то вяло, и чувствуется желание только скорей дойти до дому. Как
путь, намечается обход деревни с восточной стороны через овраг.
Чтобы не обращать внимания противника, идем туда частями.
Красные не делают попыток помешать этому движению, но зато, когда
на них в лоб пущена в атаку Кабардинская дивизия, оставшиеся в
деревне части, как оказалось, сплошь коммунистического состава,
выходят в штыки на кабардинцев и очень метко стреляют в упор.
Кабардинцы, понеся потери, отходят в исходное положение.
Начальник дивизии, генерал Павличенко, как всегда, несется впереди
дивизии. Шагах в трехстах под ним убивают коня, и сам он,
раненный с полным раздроблением бедра, падает. Бежать, идти, конечно,
не может, и гибель его неминуема, как к нему подскакивают два
всадника, делают крутой вольт, хватают его за руки и так выносят.
Потеря fi/^ нас очень, очень чувствительная. Огневой бой меж тем
продолжается до захода солнца, и только тогда весь корпус с пленными на
том берегу и мы трогаемся на Прудки. Впереди бригада 3-й дивизии,
сзади весь корпус — в одной резервной колонне. Ночь очень темная
и туман. Не доходя 3—4 верст до Прудков, впереди раздаются выст-
506
•*аь
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
U&*
релы. Это бригада вошла в соприкосновение с красными,
преградившими нам путь у Прудков. Стрельба то усиливается, то уменьшается,
а мы все стоим, и так проходит около часа скучного ожидания.
Тогда, немного знакомый с местностью Прудков, я прошу
разрешения у командира корпуса на следующее: отозвать бригаду и
выдвинуться в голову мне с Уманским полком, но не идти прямо в лоб
на Прудки, перед которыми два длинных пруда и всякие удобные />^я
пехоты плетни и канавы, а тихо отойти в сторону от дороги и в
расчете, что красные не так густо стоят в чистом поле, пройти верстах
в двух восточнее деревни. В случае же если и там преградят нам путь,
то при первых выстрелах я пойду с полком в атаку. Разрешение
получено, бригада отозвана, и я, приняв дорогу, на которой мы стоим,
в направлении прямо с севера на юг (моя ошибка), беру
перпендикулярно влево и, пройдя так версты две, беру уже по компасу
направление точно на юг. Чтобы не обнаружить себя преждевременно,
передние густые дозоры идут совсем близко, так что я их вижу все
время, а пулеметы идут с корпусом. Все предупреждены, что при
первом выстреле — шашки вон и ура!
Проходим так версты три, все тихо, и мне уже начинает казаться,
что мы прошли, как неожиданно шагах в трехстах раздаются
ружейные выстрелы и прямо перед собой я вижу огни четырех пулеметов
вправо и влево от небольшого бугра. В этот же момент почему-то
сильно проясняется и мне становится совершенно ясным, что весь Уман-
ский полк несется прямо на пруды. Красные начинают бежать, когда
мы уже наскакиваем на цепь, не останавливаясь ни секунды, влетаем
на пруд, островок и дальше. Две правофланговые сотни берут
направление на отдельные ближайшие дома, откуда идет стрельба. Так как
между деревьями видна цепь, корпус идет уже влево и помогает нам
криком. Крутимся еще между деревьями и собираемся в полуверсте
от Прудков.
По линии Прудков и из деревни стрельба, но мы, справившись по
компасу, видим, что прошли, что уяснить себе трудно. Мои казаки
тащат за ленты два красных пулемета. Но это утешает меня мало, так
как выбыло 8 раненых казаков и 12 лошадей. Идем домой уже без
препятствий. Меня же все время мучает мысль, как я мог ошибиться
и, желая миновать деревню Прудки, все же вышел на нее, да еще
прямо на чистый лед. Не могу также уяснить себе, как мы прошли и
смогли атаковать, так как, конечно, зимние шипы имели уже вид
совершенно не соответствующий своему назначению.
Это наш последний бой на Царицынском фронте. Получен приказ
1-й Конной дивизии грузиться, чтобы идти к Ростову. Там мы долж-
507
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ны пополниться и образуем, как и прежде, корпус под начальством
генерала Топоркова. Вся конная армия Буденного там, и, к
сожалению, бывшие там конные части не смогли справиться со своей
задачей если не разбить, то хотя бы сковать эту конницу. Очень жалко
также, что нас перебрасывают частями на новый фронт, лишая того
цельного, стройного и проникнутого одним духом, что единственно
составляет силу конницы. Не имея просто времени и достаточных
сведений, мы не можем разобраться ясно, что ждет нас на новом
фронте, что он собой представляет и какие идеи будут вложены в нашу
работу. Но так как мы слышим, что там будут все наши начальники,
которые упорным трудом, честностью и личной доблестью вложили в
наши части Кавказской армии дух настоящего солдата и кавалериста,
мы с радостью покидаем этот, теперь мертвеющий фронт. И с верой
идем навстречу будущему.
Ю. Волошинов
ОТХОД К РОСТОВУ325
В пятнадцатых числах декабря 1919 года 1-я Конная дивизия,
переброшенная с Царицынского фронта, подходит эшелонами к
Рогову и становится в Аксайской станице. Красные еще в 250 верстах от
Ростова, а за время, что они подойдут, мы должны срочно
пополниться конями, людьми и материальной частью. Времени мало, а работы
много. Выручает близость Кубани.
Общее положение очень тяжелое. Под давлением конницы
Буденного наша пехота (главное ядро которой составляют дивизии
генерала Кутепова) медленно отходит на юг. Наша конница на этом
фронте, совершенно не подготовленная к борьбе с серьезным
противником, не только не может хотя бы остановить Буденного, но не
помогает даже пехоте, и мы видим отдельные сотни и конныхйкю-
дей этой конницы, уже пришедших в Ростов, когда красные еще в
200 верстах. Конный корпус Мамантова, который по своему составу
(численному и качественному) мог бы, без сомнения, остановить
Буденного, отходит вправо, почти без серьезных боев. Мамантов
ведет свою линию, ни с чем и ни с кем не считаясь, и уклоняется от
подчинения корпуса назначенному командующим фронтом генералу
Врангелю.
Везде, во всем и всюду полная разложенность и отсутствие твер6-
дой воли и руки, которая в этот момент особенно должна быть же-
508
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
Jf^»
лезной. Все это отражается и на боевых действиях в даваемых
задачах, взаимной выручке и выполнении этих задач. Наше
командование все же знало необходимость хоть как-нибудь, но нас пополнить.
На второй день с Кубани пришли срочно вытребованные лошади и
люди, в дивизию вливают пополнения терских казаков, мы получаем
новые винтовки, пулеметы р*»еплое обмундирование. Конечно,
всего этого недостаточно, но и это дает мне уверенность говорить
паникерам и просто интересующимся, что пришла 1-я Конная
дивизия, сильная духом и количеством бойцов. Мои уверенные слова даже
комментировались в поезде главнокомандующего. Очень всем
хотелось поверить, что пришли какие-то силы, которые остановят
движение красных, а вместе с тем мало кто сознательно отнесся в это
время к грозному будущему. Люди беззаботно изживали обычную
вакханалию, предшествующую катастрофе, или заботились о личном
имуществе и делах, вместо того чтобы пополнять полки и идти на
фронт.
На третий день пришло приказание перейти на 40 верст к
северо-северо-западу. Красных еще не было, но со дня на день
ожидалось соприкосновение с ними. Дня через два слева стала Терская
дивизия нашего корпуса, справа донцы корпуса Мамантова. Общее
командование в руках Мамантова. Что делалось дальше, точно не
знаю, но в общем это были отходившие части справа Донской
армии. Наша стоянка мне совсем не понравилась. Меня с бригадой
поставили спереди на краю длинного и крутого обрыва, к речке с
одним мостом, за которым шла деревня, где стоял штаб корпуса,
другая бригада, артиллерия и т.'д. От этой деревни шел в тыл
длинный подъем версты на две с отвратительной дорогой. Наш берег
долины левее нашего фланга срочно укреплялся, в деревню позади
шли танки, и эта позиция должна была заниматься, кажется,
пластунами.
Ни мя какого боя наша стоянка не давала возможности быстро
занять выгодное исходное положение. 25-е — первый день Рождества —
провели спокойно: наш ветеринар соорудил нам роскошный обед,
хотели даже устроить елку, но нигде кругом не было елок. 25-го мои
разъезды своевременно донесли о двигающейся на фронте красной
коннице. Дивизии вышли вперед, но вне тактической связи. Мы удачно
захватили их — очевидно, походные колонны — и, напугав левофланговую,
абрушились на центр и погнали его. Бой кончился уже в темноте. Взяли
три орудия и несколько десятков пленных с такими отвратительными
лицами и манерами, что их пришлось немедленно расстрелять.
Оказались люди двух дивизий Буденного. Слева терцы тоже имели успех, а
509
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
справа Мамантов атаковал большое количество наступавшей пехоты и,
кажется, в плен тоже не брали.
В ночь на 26-е пришло приказание в 7 часов утра отходить за Дон.
Посылаю предупреждение в охранение. В 4 часа утра это приказание
отменяется и приказано держать прежнюю линию. Не вдаваясь
особенно в рассуждения, недоумеваем — как могут в такой короткий
промежуток меняться такие важные противоположные решения — отстаивать
или сдавать Ростов. Не чувствуется связи и понимания в командовании,
как не чувствуется здесь и на фронте маневренной солидарности —
каждый на своем участке — решительный образец сухой линейной
тактики. Стоим утро по местам в каком-то тоскливом ожидании. Разведка
дивизии только на фронте и противника не обнаруживает. С 8 часов утра
слышится стрельба за флангами нашего охранения. К 10 часам она уже
в тылу и гораздо ближе. Мы в полной готовности.
Наконец, в 11 часов ясно видно, что на нашем левом фланге
красные уже перешли долину и что там совсем неблагополучно. С моего
правого фланга стрельба тоже уже сзади моего расположения.
Отправляю обоз на тот берег долины. В двенадцатом часу получаю
приказание снимать сторожевое охранение, отозвать разъезды и
присоединиться к дивизии. Все исполняется очень быстро. Пройдя деревню, уже не
нахожу частей дивизии, которые в резервном порядке поднимаются
по склону долины. Артиллерия с трудом двигается по дороге,
представляющей смесь снега, грязи и ужаснейших выбоин. Общее положение
не предвещает ничего хорошего. На левом фланге красная конница
уже сбила терцев и быстро двигается по верху нашего берега
наперерез нашему пути, а на правом фланге тоже красная конница в
больших силах переправляется через речку и ее передовые части идут
вровень с нашей артиллерией.
Посылаю влево сотню с несколькими пулеметами, но в это эремя
красные первые открывают огонь по нашим густым колоннам. Наша
артиллерия пытается перейти в рысь, но подъем слишком крут, и
видно, что орудия не вывезти, еще несколько минут — и
отстегиваются постромки. Пушки и зарядные ящики остаются и нелепо торчат
вдоль дороги. Мимо проносятся части обоза, теряя по дороге
имущество, и некоторые следуют примеру артиллерии. Итак, для начала
мы без пушек. Очень плохое начало аля боя! Перехожу в рысь, так
как в общем прикрывать больше нечего. И это было очень вовремя,
так как едва мы успеваем пройти начало гребня-плато, как красные
обоих флангов на нем смыкаются. Теперь они уже только сзади, и
это облегчает задачу. Двигаюсь в резервной колонне полем, чтобы
избавиться от атмосферы удирающих повозок и людей обоза.
510
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „_
«dtt _ *<2w
Глубокий снег. Местность полого спускается версты 3—4, потом
так же полого поднимается, и следующий перевал — точка, где я
могу зацепиться верстах в 6—7. Мои пулеметы полным ходом
уходят по дороге. Задние стреляют на ходу, но, конечно, совершенно
безрезультатно. Видны спешно отходящие по дороге танки,
дальше, в верстах трех, какая-то отходящая кучками пехота и весь скат,
покрытый частями красной конницы. На левом фланге чистое
мертвое поле, а со стороны красных по самому гребню быстро
двигаются какие-то точки. Без бинокля видно, что это броневые машины.
Очевидно, что нам нужно поскорее выиграть расстояние,
соединиться всей дивизии и тогда уже организованно пытаться задержать
красных или, по моему мнению, вести арьергардный бой по всем
правилам, хотя бы и без артиллерии, но от меня совершенно ясно
видно, как наша несчастная пехота, и это, оказывается, все те же
кубанцы-пластуны, настигается красной конницей и ее рубят без
пощады.
Часть танков тоже останавливается, очевидно совершенно не
приспособленные для маневренной войны с большими переходами.
Команды покидают танки и бегут по дороге. Говорю несколько слов
казакам о необходимости выручить своих же братьев кубанцев и
поворачиваю бригаду вправо. Проходим с версту и попадаем уже под
сильный огонь броневых машин и угрозу атаки с трех сторон.
Бесконечно тяжело до слез, но приходится опять взять прежнее
направление назад. Идем небольшим наметом; единственная наша сила
теперь — это абсолютный порядок, и потому, как на учении,
раздаются только команды и крики «равнение», «в порядке»,
«интервалы». Ближайшие красные берут тогда направление прямо на бригаду
и идут полным ходом на нас в атаку, со стрельбой, но пока еще
молча.
Допустить их с криками «Ура!» начать рубить наши хвосты нельзя
никак. Быстро предупреждаю командиров полков и ближайшие
сотни, и по команде вся бригада как один поворачивает повзводно
кругом и без задержки бросается с криком «Ура!» на преследующих. Это
так неожиданно для красных, что они моментально поворачивают; их
беспорядочный строй не выдерживает нашей резервной колонны в
полном порядке. Преследуем их шагов четыреста, после чего
поворачиваем опять назад и уже идем, оторвавшись от них. Огонь броневых
машин мало чувствителен, но все же люди и лошади время от
времени падают и видно, как едут по двое на одной лошади. Моя заводная
тоже ранена в бедро, и Белецкий изредка пускает проклятия
большевикам. Добравшись до следующего хребта, вижу идущие под утлом
511
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА „_
большие полки донцов Мамантова, которые, видя наше горестное
положение, немного задерживаются, подходят к нам и рассыпают лавы
перед фронтом.
Красные, конечно, моментально останавливаются, и наш обоз,
который ни за что не выдержал бы продолжительного отхода, спасен.
Находится взвод артиллерии, который сейчас же открывает огонь по
колоннам и броневым машинам. Но, увы, наше счастье недолго.
Донцы преспокойно сворачиваются в походные колонны и идут по
своему направлению, очевидно, на Ольгинскую переправу. Недоумеваю,
почему нет приказания от начальника дивизии, но, как узнал уже в
Ростове, он был сильно ранен в руку, а старший командир бригады
в голову. Все-таки это, конечно, не оправдание. Что же касается
общего положения, то, конечно, наш дружный удар кулаком нашего
корпуса и Мамантовского, который был очень силен, мог не только
приостановить отход, но, может быть, и совсем выравнять наше
положение.
Дальнейший отход в том же роде. Мучает мысль об общем
положении, о Ростове, который совершенно не готов к такому
внезапному приходу красных. Уже перед самыми садами Ростова нас
нагоняют броневики и открывают действительный огонь по нашим
густым колоннам. Настроение крайне подавленное. Откуда-то
взявшиеся две пушки быстро снимаются с передков и в упор стреляют
гранатами по машинам. Спускается ночь, мы входим в предместье,
по линии железной дороги проходят броневые поезда, у входов
стоят танки и броневые машины. Наша работа сегодня закончена так
бесславно и с большим потерями. Я вижу генерала Топоркова и
принимаю дивизию.
После снежных полей, по которым только что двигались люди,
жаждущие уничтожить друг друга, и воздух прорезывался только
свистом пуль, снарядов, тяжелым дыханием загнанных коней и
охрипшими голосами команд, — так дико, странно, точно в сказке, мы
вдруг попали в другой мир. Город, ярко освещенный и с сутолокой
необыкновенной. Конечно, его жизнь зависит от наших успехов и
неуспехов на фронте, но в этот момент в нем все и каждый в
отдельности были заняты только своим.
Небольшие части и взводы танков и броневиков шли к окраинам,
а вместе с тем встречались люди в форме с видом почти беспечным. В
казенных учреждениях и госпиталях, ярко освещенных, казалось, был
пожар. Выносили на улицы раненых, больных, дела, вещи, и все это
наваливалось на телеги, автомобили и везлось на переправы и станции
железной дороги.
512
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
О БРОНЕПОЕЗДАХ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ327
Во второй половине октября 1919 года определился значительный
успех наступления больших сил красных против войск правого фланга
Добровольческой армии, в районе к югу от городов: Елец, Орел и
Брянск. На основании этого успеха штаб советского Южного
фронта выработал план более решительной операции, а именно
«окружения Курской группы», то есть тех наших частей, которые оказывали
красным самое упорное сопротивление. В соответствии с этой
задачей из усиленного конного корпуса Буденного была образована
конная армия. Ее частям предписывалось наступать в юго-западном
направлении, на Корочу и Белгород. Усиленная кавалерийская бригада
Примакова, входившая в состав советской ударной группы, была
развернута в дивизию. Частям этой конной дивизии было указано
наступать в юго-восточном направлении, на Готню и на Белгород,
находящийся в 150 верстах к югу от Курска. Таким образом замкнулось
бы кольцо красных вокруг района Курска.
В это время легкий бронепоезд «Офицер» медленно отходил по
железнодорожной линии Орел—Курск и 21 октября находился близ
станции Еропкино, примерно в 110 верстах к северу от Курска. На
рассвете бронепоезд вышел на разведку в сторону станции
Еропкино, где был обстрелян легкой батареей красных, а затем занял
позицию в посадке у семафора следующей к югу станции Змиевка.
Около полудня два бронепоезда противника, вооруженные 42-линейными
орудиями, вошли в выемку в 3 верстах к северу от станции Змиевка
и открыли фланговый огонь по расположению Офицерской роты
1-го Корниловского полка. Бронепоезд «Офицер», бывший в этот день
под командой штабс-капитана Шахаратова328, получил приказание
атаковать противника. Двигаясь со скоростью до 30 верст в час,
бронепоезд открыл огонь. Рядом наших попаданий было разбито
головное орудие и подбит паровоз ближайшего бронепоезда красных. Он
остановился, и команда его бежала. Бронепоезд «Офицер»,
двигавшийся по соседнему пути, подошел к неприятельскому бронепоезду
на 300 сажен, но здесь был вынужден остановиться под огнем
тяжелой батареи противника у разбитого снарядами участка пути.
Тогда второй бронепоезд красных подошел к подбитому первому
бронепоезду, взял его на фаркоп и вывез из сферы боя в укрытое место.
Вследствие заклинения снаряда бронепоезд «Офицер» должен был
прекратить огонь и под обстрелом гаубичной батареи противника
33 «Белое движение» т 20
513
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
вернулся в исходное положение. Бронепоезда красных больше в этот
день не показывались. Через несколько дней была получена
телеграмма командующего Добровольческой армией с благодарностью за
«неизменно доблестную работу» бронепоезда «Офицер».
22 октября бронепоезд «Офицер» прикрывал отступление наших
частей, взрывая пути у станции Змиевка. В этот день база
бронепоезда, стоявшая на станции Поныри, примерно в 65 верстах к северу от
Курска, подверглась внезапному нападению прорвавшейся конницы
красных. На той же станции находился тяжелый бронепоезд «Иоанн
Калита», которым командовал полковник Кунцевич329. Под
артиллерийским и пулеметным огнем противника база бронепоезда «Офицер»
была вывезена бронепоездом «Иоанн Калита» на ближайшую к
северу станцию Малоархангельск, то есть ближе к фронту. В 18 часов на
станцию Малоархангельск прибыли части Корниловской дивизии,
посаженные в поездные составы. Ночью конница красных атаковала
станцию Малоархангельск и база бронепоезда «Офицер» была вновь
обстреляна. Позднее в ту же ночь бронепоезд «Офицер», исправляя
взорванный во многих местах путь, двинулся к югу. За ним шла база,
присоединенная к вспомогательному поезду. Утром 23 октября
поезда миновали станцию Поныри и продолжали движение,
восстанавливая разрушенное железнодорожное полотно. По буграм, к западу от
железной дороги, двигалась неприятельская конница, на виду от
бронепоезда, но за пределами дальности его артиллерийского огня. В ночь
на 24 октября бронепоезд «Офицер» прибыл на станцию Курск, а
26 октября был снова отправлен на станцию Поныри мя разрушения
железнодорожных путей и противника там не обнаружил.
28 октября бронепоезда «Офицер» и «Иоанн Калита» выдвинулись
со станции Возы, примерно в 50 верстах к северу от Курска, в
направлении станции Поныри. В 6 верстах от станции Поныри бронепоезда
были обстреляны укрыто стоявшей легкой батареей противника.
Бронепоезд «Офицер» продолжал двигаться дальше и рассеял пехотную
заставу красных у станции Поныри выстрелами из орудий. Затем наши
бронепоезда начали отходить под огнем неприятельского
42-линейного орудия, которое оказалось справа от полотна. Вспомогательный
поезд номер 2 под командой подпоручика Губарева330 следовал по
одной колее с бронепоездами. Он был подбит заградительным
артиллерийским огнем красных, сошел с рельс и загорелся, преградив нашим
бронепоездам обратный путь. Бронепоезда «Офицер» и «Иоанн
Калита» оказались отрезанными на небольшом участке в 2—3 версты, в
тылу красных. Команда вспомогательного поезда номер 2 вынесла из
своего горящего состава подрывной материал. Противник продолжал
514
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
вести артиллерийский огонь по месту крушения и успел поставить на
укрытую позицию весьма близко к нашим бронепоездам два своих
легких орудия. Советские разведчики открыли ружейный огонь по
команде вспомогательного поезда. В исключительно тяжелых
условиях, под непрекращающимся артиллерийским и рркейным обстрелом,
команда под руководством подпоручика Губарева в течение трех часов
строила на промерзшем грунте переводный путь, чтобы пропустить
наши бронепоезда на соседнюю, незагроможденную колею. По
окончании работы бронепоезда были проведены на соседнюю колею,
расцепленные в своих составах. Это было необходимо вследствие весьма
крутого изгиба временного пути. Затем подпоручик Губарев приступил
к исправлению пути, вновь разбитого неприятельскими снарядами. К
нему присоединилась под начальством подпоручика Сергеева331
команда вспомогательного поезда номер 5, который прибыл на помощь из
Курска. Красные вели непрерывный артиллерийский огонь, стремясь
окончательно разбить путь в нашем тылу. Работа велась в
непосредственной близости к пламени пожара. Несколько человек из команд
вспомогательных поездов были обожжены. Около 20 часов тяжелый
бронепоезд «Иоанн Калита» благополучно отошел за место
пожарища. Противник заметил движение бронепоезда, ясно видного на фоне
горящего состава, усилил артиллерийский огонь и снова повредил путь.
Однако под руководством подпоручика Губарева и подпоручика
Сергеева путь был снова восстановлен. В 21 час бронепоезд «Офицер»
отошел за заградительную полосу, только по счастливой случайности не
получив повреждений, так как красные успели точно пристреляться и
вели частый огонь. Ночью наши бронепоезда вернулись на станцию
Курск. На следующий день, 29 октября, бронепоезд «Офицер» выехал
к станции Возы и содействовал отражению атак двух пехотных
полков красных, пытавшихся вытеснить части Корниловского полка из
района селения Архангельского. Подошедший бронепоезд
противника был отогнан нашим огнем. Прикрывая дальнейшее отступление,
бронепоезд «Офицер> отошел 31 октября на станцию Золотухине,
примерно в 35 верстах к северу от Курска, и вел там перестрелку с двумя
бронепоездами противника. Мост через реку Оскол был нами взорван.
Попаданием неприятельского 48-линейного снаряда был подбит
паровоз вспомогательного поезда номер 5, и бронепоезд «Офицер» вывез
вспомогательный поезд за пределы обстрела.
Отходивший из района узловой стации Касторная легкий
бронепоезд «Генерал Корнилов» должен был перейти на фронт у Курска.
Для этого пришлось продвигаться по кружному пути через узловые
станции: Купянск, Белгород и Ржава, на расстоянии примерно 500
зз*
515
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
верст. В Харькове было закончено 17 октября формирование
бронепоезда «Москва», которым командовал полковник Соллогуб. В
боевой части этого бронепоезда были две бронеплощадки с легкими
орудиями и одна бронеплощадка с тяжелым орудием. Поэтому
бронепоезд «Москва» мог разделяться как бы на два бронепоезда,
когда начальники боевых участков давали одному бронепоезду такие
задачи, для выполнения которых требовался бы целый дивизион. С
18 октября бронепоезд «Москва» участвовал в боях в районе к
востоку от Курска, отходя постепенно через станции Ливны, Мармыжи,
Щигры, Охочевка и Отрешково, вплоть до Курска, на расстоянии
свыше 150 верст. Бронепоезд «Москва» состоял в распоряжении
инспектора артиллерии 1-го корпуса и считался нештатным. На этом
основании ему приходилось выезжать в бой без вспомогательного
поезда. 18 октября прибыл в Харьков нештатный бронепоезд
«Брянский» — дар рабочих Екатеринославского Брянского завода.
Нештатный бронепоезд был сформирован в середине сентября приказом
генерала Ревишина, командующего северной группой войск
Екатеринославского направления. По прибытии же из Екатеринославского
района в Харьков бронепоезд «Брянский» был расформирован.
Личный состав его был назначен аля пополнения команды бронепоезда
«Слава Кубани», а боевая часть и резерв распределены между
бронепоездами «Слава Кубани» и «Волк». Эти бронепоезда вместе с
легким бронепоездом «Генерал Шифнер-Маркевич», сформированным
раньше, должны были составить 10-й бронепоездной дивизион.
Командиром бронепоезда «Слава Кубани» был назначен лейтенант Чи-
жов332. Предполагалось, что бронепоезд будет тяжелым. Однако в
трудных условиях формирования была получена материальная часть
легкого бронепоезда, а именно — одна боевая площадка,
вооруженная одним 75-миллиметровым орудием и четырьмя пулеметами
системы Льюиса. Вскоре бронеплощадка была отправлена на станцию
Люботин, близ Харькова, где на ней было установлено
дополнительно одно трехдюймовое орудие образца 1902 года. Таким образом,
бронепоезд «Слава Кубани» нес в дальнейшем службу легкого
бронепоезда. Формирование легкого бронепоезда «Волк» было начато
14 октября. Командиром его был назначен подпоручик Лагутин333.
Боевая часть этого бронепоезда состояла из двух орудийных броне-
площадок, вооруженных тремя трехдюймовыми орудиями и одним
75-миллиметровым орудием, а также одной пулеметной площадки.
Имелось 9 пулеметов. Впоследствии число пулеметов было доведено
до 14 и была получена еще одна бронеплощадка с трехдюймовым
орудием образца 1902 года.
516
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
В Киеве было закончено около 15 октября сооружение боевой
части АА^ бронепоезда «Аскольд». Две бронеплощадки были захвачены у
противника в боях под Киевом, а одна была построена на заводе Гре-
тера. Вооружение бронепоезда состояло из пяти орудий. На головной
площадке было одно 42-линейное орудие и одно трехдюймовое
орудие в башенных установках. На тендере находилось горное орудие. На
двух остальных площадках находилось по одному трехдюймовому
орудию, укрытому щитом. Пулеметы были установлены в крытых частях
бронеплощадок. Паровоз был постоянный, бронированный. 20
октября бронепоезд «Аскольд» был спешно вызван на станцию Боярка,
примерно в 20 верстах к юго-западу от Киева, аля восстановления
железнодорожного пути, разобранного повстанцами. После
исправления пути бронепоезд должен был восстановить связь с группой наших
войск, которая действовала в районе Фастова и была в то время
отрезана красными у станции Мотовиловка, примерно в 40 верстах к юго-
западу от Киева. Бронепоезд отправился с десантом, состоявшим из 7-й
инженерной роты и взвода от 5-й роты Киевского офицерского
полка. Задача была получена после наступления темноты, и поэтому в
боевой состав был включен прожектор. Бронепоезд «Аскольд» вышел
по неправильному пути, так как правильный путь был разобран и
загроможден сошедшим с рельс поездом недалеко от станции Боярка.
Вскоре лучами прожектора была обнаружена на поле у деревни
Боярки цепь повстанцев. Будучи освещены прожектором, повстанцы
частью разбежались. Орудийный и пулеметный огонь бронепоезда и обход
флангов цепи нашим десантом рассеял и остальных повстанцев. После
этого на бронепоезде «Аскольд» произошел несчастный случай: из-за
засорения водомерной трубки и недосмотра механика в трубах котла
паровоза были выплавлены пробки. Когда же механик начал еще
качать воду в котел, то получился прогиб всей системы труб котла.
Таким образом, паровоз был сожжен. Бронепоезд не мог идти дальше и
был отведен обратно в Киев вспомогательным поездом.
По железнодорожной линии Одесса—Киев продвигался в конце
октября легкий бронепоезд «Коршун». Около 28 октября бронепоезд
двинулся в наступление на узловую станцию Вапнярка, совместно с
ротой Симферопольского офицерского полка. К югу от станции
Вапнярка был встречен петлюровский бронепоезд «Помета», который
открыл сильный артиллерийский огонь. Бронепоезд «Коршун»
остановился около железнодорожной будки, окрркенной тополями. Началась
перестрелка бронепоездов. Неприятельская граната ударилась в ствол
дерева и разорвалась. Осколки осыпали паровоз и тендер бронепоезда
«Коршун». Командир бронепоезда капитан Магнитский334 стоял в это
517
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^3L 1^»
время на крыше паровоза, чтобы лучше наблюдать за стрельбой. Два
осколка пробили его шинель. Стоявший же на ступеньках тендера
офицер связи, поручик Хлебнинский, был смертельно ранен. Часа
через два неприятельский бронепоезд «Помета» начал отходить, и
бронепоезд «Коршун» следовал за ним. Около полудня узловая станция
Вапнярка была занята. От железнодорожников узнали, что
бронепоезд «Помета» и два эшелона пехоты недавно ушли на соседнюю к
северу станцию Журавлевка, находившуюся за лесом, примерно в 10
верстах от станции Вапнярка. Преследуя противника, бронепоезд
«Коршун» прошел лес, и тогда стали видны уходящие петлюровский
бронепоезд «Помета» и эшелоны. После нескольких выстрелов
бронепоезд противника и один из эшелонов скрылись за станцией
Журавлевка и взорвали за собой путь. Другой эшелон петлюровцев остался
на станции, так как машинист с него сбежал. Бронепоезд «Коршун»
вошел на станцию Журавлевка и остановился у платформы. По
станции бродили петлюровские пехотинцы, не предпринимая никаких
враждебных действий. Через некоторое время к командиру
бронепоезда пришел начальник станции и сообщил, что солдаты-петлюровцы
хотят о чем-то просить. Их было примерно 200 человек. Капитан
Магнитский вызвал представителя этих солдат и узнал от него, что
петлюровцы не собираются ехать дальше и хотели бы вернуться к себе
домой. Им было предложено поступить в Симферопольский полк, в
котором был к тому времени значительный некомплект. Желающим
было приказано идти с винтовками и патронами по шоссе на Вапняр-
ку и присоединиться там к роте Симферопольского полка335.
Остальным же петлюровцам было сказано уходить со станции Журавлевка
куда им угодно. После этого бронепоезд «Коршун» отправился
обратно на станцию Вапнярка. Когда бронепоезд подходил к этой станции,
из леса вышла застава от Симферопольского полка, около десяти
человек, и сообщила, что в отсутствие бронепоезда петлюровцы напали на
роту Симферопольского полка, которая стояла около станции. После
короткой перестрелки рота отошла в эшелоне и остановилась в 2
верстах за станцией Вапнярка. Путь на станции был разобран
петлюровцами. Бронепоезд «Коршун» подошел к станции и открыл огонь из
пулеметов. Но так как уже темнело, то командир бронепоезда решил
отойти и стать на ночь между станцией Вапнярка и лесом. Кругом
никого не было, и ночь в поле прошла спокойно. Ночью чины заставы
Симферопольского полка хотели пробраться к своей роте, но попали
под обстрел и вернулись на бронепоезд. Утром 29 октября сквозь
туман было замечено движение поездов через лес. По числу дымков
можно было предположить, что идут три петлюровских бронепоезда.
518
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ У&*
Они, вероятно, починили ночью путь к северу от станции Журавлевка
и хотели внезапно напасть на бронепоезд «Коршун». Наш бронепоезд
вошел в лес и занял закрытую позицию. Вскоре показался шедший
впереди других петлюровский бронепоезд «Хортица», и бронепоезд
«Коршун» открыл по нему огонь. Через несколько минут у
бронепоезда «Хортица» было подбито головное орудие. Все петлюровские
бронепоезда поспешно отошли, а бронепоезд «Коршун» пришел к
полудню на станцию Вапнярка и приступил к починке железнодорожного
пути. Посланное капитаном Магнитским пополнение из бывших
петлюровцев благополучно прибыло и вошло в состав Симферопольского
полка. Особенность борьбы с петлюровцами и их бронепоездами
состояла в том, что каждый день вдоль железнодорожного пути
медленно шли многочисленные группы так называемых «мешочников». Одни
шли в Крым за солью, а другие возвращались в сторону Киева, в
районе которого соли не хватало. От них молено было получать сведения
о петлюровцах, но «мешочники», вероятно, осведомляли и
петлюровцев о бронепоездах и частях Добровольческой армии.
На обширных пространствах вокруг Екатеринослава продолжалась
в конце октября борьба с махновцами. Все больше говорили о
«внутреннем фронте», на который командование Добровольческой армии
посылало войска, снимая их с главного фронта, где шло в это время
наступление советских армий. 24 октября бронепоезд «Дмитрий
Донской» получил приказание поддержать отряд Государственной стражи
при наступлении на Екатеринослав. Боевой частью бронепоезда
командовал в этот день капитан Герасимов. Он отправился в сторону
вокзала Екатеринослава на бронеплощадке с 75-миллиметровым орудием
еще в темноте. Бронеплощадка продвигалась очень медленно, в
полной тишине, стараясь скрыться от махновцев за стоящими
поездными составами. На вокзале не оказалось бронепоезда махновцев, с
которым ожидалась встреча. От начальника станции узнали, что этот
бронепоезд должен вернуться на вокзал, предполагая, что он никем не
занят. Капитан Герасимов решил тогда подпустить неприятельский
бронепоезд как можно ближе, чтобы он весь вышел из-за небольшого
поворота при входе на вокзал. На рассвете стал слышен звук
приближающегося поезда. Затем на расстоянии около 100 сажен стал виден
и весь силуэт бронепоезда противника. 75-миллиметровое орудие
бронепоезда «Дмитрий Донской» открыло огонь. После двух орудийных
выстрелов открыли стрельбу и пулеметы с нашей бронеплощадки. Наш
первый снаряд попал в переднюю ось головной бронеплощадки
противника, почему бронепоезд махновцев должен был остановиться.
Второй снаряд попал в башню головного неприятельского орудия. Пора-
519
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
женная неожиданностью команда бронепоезда махновцев не сделала
ни одного выстрела и выскакивала из боевых площадок. Пулеметным
огнем командир бронепоезда махновцев и несколько человек из числа
его команды были убиты. После этого чины бронепоезда «Дмитрий
Донской» соскочили со своей бронеплощадки и бросились на
подбитый неприятельский боевой состав, захватив его окончательно. Этот
боевой состав раньше принадлежал существовавшему недолго
бронепоезду Добровольческой армии «Полковник Запольский». Он был взят
махновцами в районе станции Пологи. На одной из бронеплощадок
противника была аккуратно выведена белыми печатными буквами
надпись: «Кайдача». По-видимому, это была фамилия или прозвище
одного из предводителей махновцев. Бронеплощадка бронепоезда
«Дмитрий Донской» продолжала занимать вокзал Екатеринослава, в то
время как город был постепенно занят нашей Государственной
стражей. Но 27 октября махновцы снова заняли Екатеринослав.
Бронепоезд «Дмитрий Донской» отошел на узловую станцию Синельниково на
железнодорожной линии Харьков—Севастополь. Станция
Синельниково была занята незадолго перед тем частями 1-й Терской казачьей
дивизии.
Между тем обстановка вокруг Курска становилась все более
тревожной. Вечером 2 ноября бронепоезд «Офицер» получил приказание идти
к большому железнодорожному мосту через реку Сейм, южнее
Курска, и выяснить положение там. За мостом бронепоезд дошел до
ближайшей маленькой станции Конарево, связался по аппарату с
Курском и донес, что конницей красных занято селение Долгая Клюква,
в 4 верстах от Конарева. Находившиеся там наши части —
Черноморский конный полк, 3-й Марковский полк с восемью орудиями и
Марковская инженерная рота — были застигнуты врасплох, понесли
потери и отошли в разных направлениях, частью — через станцию
Полевая, примерно в 25 верстах к югу от Курска. Сведения были
получены от отдельных чинов Черноморского конного полка. Начальник
штаба Корниловской дивизии приказал бронепоезду «Офицер» нести
охрану мостов на участке станция Конарево — станция Полевая.
3 ноября днем бронепоезд «Офицер» оставался на станции
Конарево. За это время было отражено нашим огнем нападение конницы
красных на мост через реку Сейм. Вечером бронепоезд получил
извещение, что на смену ему послан из Курска бронепоезд «Генерал Дроз-
довский». Тогда бронепоезд «Офицер» пошел на станцию Полевая мя
снабжения водой и топливом. У входного семафора этой станции
бронепоезд «Офицер» наскочил на разобранный путь, замаскированный
слоем снега, и всем своим составом сошел с рельс. Разведка установи-
520
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ 4^»
ла, что станция Полевая и соседнее селение заняты красными. В
паровозе вспомогательного поезда оставалось воды и топлива не более как
на два часа. Работы же по поднятию бронепоезда требовали более
долгого срока. Поэтому с бронеплощадки с морским орудием было
снято все вооружение и перенесено на бронеплощадку номер 3,
которая была поставлена на рельсы тягою паровоза и сцеплена с
вспомогательным поездом. Когда это удалось сделать, состав немедленно
отошел на станцию Конарево. Оттуда по аппарату было сообщено о
случившемся начальнику штаба Корниловской дивизии. Командующий
бронепоездом «Офицер» просил дать десант из числа 300 человек
пополнения, находившихся на станции Конарево, чтобы вместе с
десантом выехать к станции Полевая для подъема бронепаровоза и
бронеплощадки. В десанте было отказано и было получено приказание
возвращаться на станцию Курск.
На рассвете 4 ноября бронепоезд «Офицер» прибыл в Курск в
составе бронеплощадки номер 3 и паровоза, взятого от эшелона с
пополнением, в сопровождении вспомогательного поезда. Утром
бронепоезд передвигался на участке между Курском и станцией Рыш-
ково, протяжением около 15 верст, в направлении на запад от
Курска, по железной дороге на Льгов. Бронепоезду была поручена охрана
пути на случай прорыва конницы красных. Артиллерийским огнем
бронепоезд поддерживал короткое наступление наших частей на село
Лебяжье. Вечером бронепоезд получил распоряжение произвести
разведку в направлении на Льгов и войти в связь с нашей 3-й
дивизией. По прибытии на станцию Дьяконово, примерно в 25 верстах от
Курска, бронепоезд «Офицер» установил связь с частями Дроздов-
ского полка. На станции Лукашевка, в 50 верстах от Курска и в 25
верстах от Льгова, бронепоезд встретил большой разъезд красных,
скрывшийся по направлению к железнодорожному мосту в 2 верстах
от станции. Не имея возможности выставить охранение тыла,
бронепоезд «Офицер» вернулся на станцию Дьяконово, и начальнику
штаба Корниловской дивизии доложили о ситуации. По слухам,
город Льгов был уже занят красными, на вокзале еще держались части
Добровольческой армии, а мост-виадук Северо-Донецкой железной
дороги был взорван и обрушился на полотно железной дороги
Курск—Ворожба.
В полночь на 5 ноября Курск был оставлен нашими войсками. Три
легких бронепоезда — «Офицер», «Генерал Дроздовский» и «Москва» —
и тяжелый бронепоезд «Иоанн Калита» получили приказание
пробиваться в Льгов, на соединение с 1-й бригадой Дроздовской дивизии. Около
16 часов 5 ноября, двигаясь в голове колонны бронепоездов, бронепо-
521
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
езд «Офицер» подошел ко взорванному мосту Северо-Донецкой
железной дороги. Мост упал концом фермы на железнодорожное полотно,
преградив путь нашим бронепоездам. Разведка, высланная к станции
Льгов, была обстреляна противником. Из опроса жителей выяснилось,
что накануне после горячего боя наши части отошли на юг, вдоль линии
Северо-Донецкой железной дороги. Предполагалось, что наши войска
находятся в районе селения Вышне-Деревеньки, примерно в 15 верстах
от Льгова.
Предполагая пробиваться через Льгов дальше на запад, к узловой
станции Ворожба, командующий бронепоездом «Офицер» приказал
командиру вспомогательного поезда номер 5 взорвать упавший мост
и расчистить железнодорожный путь. После долгих попыток взрыв
не удался, вследствие недостатка и плохого качества взрывчатых
материалов. Между тем красные, установив свою артиллерию на
закрытой позиции, открыли огонь по колонне бронепоездов. Бронепоезд
«Москва» налетел на хвост поездов и потерпел крушение. Поэтому
стало невозможно маневрировать. Раненые, находившиеся в
эшелоне Корниловской дивизии, стали расходиться, спасаясь от обстрела.
В это время телефонисты бронепоезда «Офицер», включившись в
провод, связались со штабом Дроздовской бригады и 1-го Дроздов-
ского полка. Сначала было обещано прислать на выручку
бронепоездов батальон под командой полковника Туркула и легкий бронепоезд
«Дроздовец» с командой подрывников. Через час действительно
прибыл с юга бронепоезд «Дроздовец», и оттуда сообщили, что пехота
прислана не будет, а подрывники прибудут позднее. Из переговоров
со штабом бригады выяснилось, что следующие за Льговом
железнодорожные станции в сторону Ворожбы заняты противником.
Командующий бронепоездом «Офицер» доложил, что без подрывников от
Дроздовской бригады мост взорвать нельзя. Тогда командир
бригады полковник Кельнер приказал разбирать мост при помощи кирок
и мотыг. Таким образом, бронепоезда были поставлены в
безвыходное положение. Воды в паровозах оставалось только до 2 часов ночи.
В случае прибытия подрывников их работы заняли бы не меньше
четырех часов. Значит, путь был бы освобожден лишь к тому времени,
когда паровозы бронепоездов замерзли бы. Между тем бронепоезд
«Дроздовец» погрузил на свой вспомогательный поезд раненых и
пошел в тыл за водой и топливом. Он мог прибыть обратно не ранее
рассвета. Красные, выслав разведчиков и наблюдателей, продолжали
и ночью вести артиллерийский обстрел бронепоездов и моста. Из
штаба бригады было предложено командирам бронепоездов самим
принять решение.
522
^
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
i^>
* * *
Обстановка в разных частях обширного фронта Вооруженных* сил
Юга России сложилась в ноябре 1919 года не одинаково. На фронте
Кавказской армии в районе к северу от Царицына было сравнительно
спокойно. В состав Кавказской армии возвратились в ноябре после
продолжительного ремонта в Донецком бассейне легкие бронепоезда
1-го дивизиона «Генерал Алексеев» и «Вперед за Родину». Бронепоезд
«Генерал Алексеев», которым командовал полковник Шамов336,
прибыл в Царицын 6 ноября и во второй половине ноября участвовал в
боевых действиях совместно с частями 4-го Конного корпуса в
районе станции Котлубань, примерно в 40 верстах к северо-западу от
Царицына. 20 ноября прибыл в район Царицына и бронепоезд «Вперед
за Родину», которым командовал полковник Юрьев. Этот бронепоезд
тоже отправился к станции Котлубань, где ему была поручена
сторожевая служба у железнодорожного моста через реку Котлубань, через
сутки, попеременно с донским бронепоездом «Генерал Мамонтов».
Было приказано оставаться в сторожевом охранении и ночью.
Тяжелый бронепоезд «Единая Россия» отправился 12 ноября мя ремонта
523
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
в Донецкий бассейн на станцию Енакиево, куда прибыл 20 ноября.
После ухода бронепоезда «Единая Россия» из Царицына там был
сформирован из 12-й и 13-й батарей Морской тяжелой артиллерии с
железнодорожными установками орудий 2-й Отдельный тяжелый
бронепоезд. Временно командовал этим бронепоездом полковник
Шмидт.
На Харьковском направлении продолжалось в это время
наступление больших сил красных. Находившийся на станции Дербент, на
побережье Каспийского моря, легкий бронепоезд «Святой Георгий
Победоносец» получил 10 ноября приказание отправиться на фронт к
Харькову через Ростов. Для этого перехода примерно в 1400 верст
потребовалось 11 дней, и бронепоезд прошел через Харьков на фронт
21 ноября. Между тем легкий бронепоезд «Дроздовец» и тяжелый
бронепоезд «Грозный» находились 16 ноября на позиции у станции
Псел, примерно в 160 верстах к северу от Харькова, на линии
Харьков—Льгов. Боевая часть бронепоезда «Грозный» состояла из броне-
площадки с одним шестидюймовым орудием и пулеметной площадки.
В течение нескольких дней бронепоезд поддерживал связь между
штабом Дроздовской дивизии, личный состав которой стал весьма
немногочисленным, и отдельными ее частями. Бронепоезд охранял также
железнодорожную линию в тылу и поступал в подчинение
командирам 1-го и 3-го Дроздовских полков. Вследствие обхода левого фланга
большими силами красных, Дроздовская дивизия вместе с
бронепоездом «Грозный» отошла 17 ноября к узловой станции Готня. Войска
страдали от сильного мороза. 20 ноября был обнаружен обход
красных в сторону станции Хотмыжск, примерно в 80 верстах к северу от
Харькова. Бронепоезд «Грозный» обстреливал с дистанции около 8
верст район деревни Березовки, где Дроздовский полк вел
арьергардный бой. Утром 21 ноября позиция нашей пехоты проходила через
Головчинский сахарный завод. Отряд советской конницы пытался
перерезать железнодорожный путь в тылу нашей пехоты, но при виде
быстро подходящего бронепоезда «Грозный» красные отошли. Затем
бронепоезд «Грозный» обстреливал город Хотмыжск, занятый
советскими войсками, и поддерживал своим огнем наши части,
оборонявшие сахарный завод. К вечеру бронепоезд отошел вместе с нашей
пехотой на станцию Золочев, примерно в 55 верстах от Харькова. На
рассвете 22 ноября наши бронепоезда «Дроздовец» и «Грозный»
вышли на позицию близ деревни Одноробовки, где наших пехотных
частей уже не оказалось. Для содействия Дроздовскому полку бронепоезд
«Грозный» вел дальний огонь по колоннам и батареям красных.
Бронепоезд «Дроздовец» обстреливал в то же время более близкие непри-
524
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
ятельские цепи. На станции Золочев бронепоезд «Грозный» попал под
огонь неприятельских батарей, легкой и гаубичной. Они обстреливали
также находившиеся на станции составы и штаб дивизии. Днем
бронепоезд «Грозный» получил от начальника дивизии приказание
отойти на станцию Куряж, в 20 верстах от Харькова. В ночь на 23 ноября
город Золочев был занят противником. На рассвете было получено
приказание начальника дивизии начать обстрел города, в котором
скопились красные. Бронепоезд «Грозный» обстреливал Золочев с
дистанции около 8 верст, а затем вел огонь по карте, в направлении селения
Казачья Лопань, где двигались неприятельские колонны. Вечером
бронепоезд вернулся на станцию Куряж.
На железнодорожной линии Харьков—Ворожба (несколько
западнее линии Харьков—Льгов) действовал в те же дни легкий
бронепоезд «Святой Георгий Победоносец». До рассвета 22 ноября бронепоезд
произвел нападение на занятую противником станцию Кириковка,
примерно в 100 верстах от Харькова. После внезапного обстрела
станции бронепоездом красные открыли беспорядочный артиллерийский,
пулеметный и рркейный огонь, продолжавшийся около часа. Утром
22 ноября бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» сдерживал
своим огнем наступление красных на части 12-го гусарского Ахтырского
полка337, входившего в состав 5-го Конного корпуса. Прямым
попаданием неприятельского снаряда в бронеплощадку был убит один
солдат. Вечером наши части начали отходить к Богодухову. 24 ноября
происходило наше короткое наступление от Богодухова на соседнюю
станцию Гуты при поддержке бронепоезда «Святой Георгий
Победоносец». Но после занятия станции Гуты бронепоезд должен был снова
отойти на станцию Богодухов совместно с частями 12-го гусарского
Ахтырского полка.
Войска Добровольческой армии были принркдены отходить все
ближе к Харькову. Находившийся в Харькове вместе с одной бро-
неплощадкой состав базы бронепоезда «Офицер» был отправлен
22 ноября на станцию Тихорецкая, на Северном Кавказе. Броне-
площадка была отправлена на станцию Никитовка в Донецком
бассейне а^я сдачи ее легкому бронепоезду «Гром Победы».
Прибывший в Харьков 24 ноября легкий бронепоезд «Желбат 1»
(которому позднее было дано название «Студент») получил
приказание отходить при оставлении Харькова последним и разрушать
Харьковский железнодорожный узел. 25 ноября бронепоезд «Святой
Георгий Победоносец» перешел через Люботин на железнодорожную
линию Харьков—Полтава. Бронепоезду было приказано задерживать
движение красных через эту линию между станциями Ковяги и
525
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ 1^»
Огульцы, находящимися примерно в 55 и 40 верстах к западу от
Харькова, считая по железной дороге Противник стремился выйти
к узловой станции Мерефа, к югу от Харькова. Днем 25 ноября на
станцию Огульцы подошли части Терской казачьей бригады. 26
ноября красные повели наступление от Золочева в сторону Харькова.
Бронепоезд «Грозный» прикрывал своим огнем отход наших частей,
а также обстреливал неприятельские батареи, обнаруженные к
западу от железной дороги. К вечеру 26 ноября бронепоезд «Грозный»
отошел на станцию Куряж, к северу от Харькова, а ночью успел
пройти на станцию Основа, в 5 верстах к юго-востоку от Харькова.
Состав базы бронепоезда был отправлен на станцию Краматорская,
в Донецком бассейне. В тот же день бронепоезд «Святой Георгий
Победоносец» участвовал в бою у станции Огульцы. Наступление
частей Терской казачьей бригады развивалось там сначала успешно,
но затем были обнаружены в нашем тылу, у самой станции, части
двух советских полков: 1-го Латышского и Червонного. Красные
рассыпались цепью у самого полотна железной дороги, чтобы отрезать
казаков и бронепоезд от станции Огульцы. Бронепоезд «Святой
Георгий Победоносец» открыл огонь из орудий «на картечь» и из
пулеметов и отбросил неприятеля.
27 ноября утром бронепоезд «Грозный» вышел со станции Основа
и отправился на позицию. Бронепоезд стрелял по карте по району
станции Дергачи, в 10 верстах к северу от Харькова, где передвигался
бронепоезд красных. К вечеру станция Дергачи была занята
противником. Бронепоезд «Грозный» отошел на станцию Основа. В тот же
день бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» участвовал в
арьергардном бою у станции Буды, примерно в 20 верстах к юго-западу от
Харькова, совместно с отступающими частями 5-го Конного корпуса.
28 ноября рано утром красные после упорного боя оттеснили части
Дроздовской дивизии. Бронепоезда «Дроздовец» и «Грозный» вышли на
позицию к станции Куряне и обстреливали наступающего неприятеля.
Днем начальник Дроздовской дивизии приказал бронепоездам отходить
с этого направления, с тем чтобы кружным путем перейти к станции
Мерефа, куда должны были отступать части Дроздовской дивизии.
Непосредственно из Харькова уже нельзя было пройти на станцию
Мерефа, ибо, по отношению к общему отходу наших войск, отступление
частей Дроздовской дивизии очень запоздало. Пути на станцию Мерефа
были рке перерезаны, так как части соседнего 5-го Конного корпуса
отходили весьма быстро. Под вечер бронепоезд «Грозный» прибыл на
станцию Основа, к юго-востоку от Харькова. Станция была
переполнена поездными составами, отходившими постепенно на юг. Во время
526
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ „^
^ _ i£z*
производившихся маневров и вследствие умышленно неправильного
перевода стрелки бронепаровоз бронепоезда «Грозный» сошел с рельс.
Командир вспомогательного поезда поручик Дизинский сразу принял
надлежашие меры, бронепаровоз был снова поставлен на рельсы, и
бронепоезд «Грозный» двинулся в сторону узловой станции Славянск. В тот
же день бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» поддерживал у
станции Мерефа 1-й Дроздовский полк, упорно отражавший атаки красных
на Мерефу.
Исполняя полученное приказание, бронепоезд «Желбат 1» отошел
поздно вечером 28 ноября последним от станции Харьков Южных
железных дорог и двинулся вслед за недавно сформированными
легкими бронепоездами «Казак» и «Мстислав Удалой». Командиром
бронепоезда «Мстислав Удалой» состоял подполковник Ергольский. При
оставлении Харькова были взорваны стрелки станции
Харьков-Сортировочная. В ночь на 29 ноября бронепоезд «Грозный» продвигался
весьма медленно по направлению к Донецкому бассейну. Его
задерживали шедшие впереди поездные составы. Несмотря на полученную
боевую задачу, бронепоезд был направлен вслед за другими поездами
по четному пути, между тем как нечетный путь оказался свободным.
Во время остановки ночью в поле на хвост бронепоезда наскочил
эшелон с пехотой Марковской дивизии, который вышел из Харькова
одним из последних. При столкновении были разбиты несколько вагонов.
При помощи вспомогательного поезда и рабочего поезда, прибывшего
с юга, из Славянска, путь был очищен. Утро 29 ноября прошло в
тревожной обстановке, ввиду близости противника. Чины Марковской
дивизии оставили свой эшелон и продолжали отступление пешим
порядком. Около 14 часов поездные составы подошли к разъезду. После
долгих переговоров по телефону со станцией Славянск бронепоезду
«Грозный» было разрешено перейти на почетный путь. В ночь на
30 ноября бронепоезд прибыл на станцию Изюм, примерно в 120
верстах к юго-востоку от Харькова. На этой станции стоял штаб корпуса.
Командир корпуса, узнав, что бронепоезд «Грозный» имеет боевую
задачу, приказал ему немедленно следовать дальше на станцию
Славянск. Бронепоезд прибыл туда утром 30 ноября и был отправлен
дальше, по линии Славянск—Лозовая, на станцию Барвенково, примерно
в 40 верстах к западу, чтобы не загромождать железнодорожного узла
станции Славянск. С разрешения инспектора артиллерии корпуса
боевые площадки бронепоезда «Грозный» были затем посланы в депо
станции Славянск аая ремонта ходовых частей. В то же время, 29 и
30 ноября, бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» вел бой у
станции Мерефа. Были взорваны мосты к северу и к югу от станции.
527
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Бронепоезд «Дмитрий Донской» прибыл 3 ноября на узловую
станцию Александрова^ на весьма важной железнодорожной линии
Харьков—Севастополь, и действовал совместно с частями Терской
казачьей дивизии, освобождая район Александрова*—Мелитополь от
махновцев, которые прервали сообщения с Крымом и отрезали
Крымскую группу наших войск. Были получены три новые броне-
площадки усовершенствованной системы полковника Голяховского с
трехдюймовыми орудиями во вращающихся башнях и одна
пулеметная площадка, построенная на Юзовском заводе. 7 ноября
бронеплощадка номер 1 бронепоезда «Дмитрий Донской» отправилась под
командой подпоручика Ларионова338 на узловую станцию Федоровка,
где находились передовые части Терской казачьей дивизии. Приняв
там десант из 20 казаков, бронеплощадка номер 1 вошла вечером на
станцию Мелитополь. Махновцы были прогнаны со станции, и связь
с Крымской группой наших войск таким образом восстановлена.
21 ноября бронепоезд «Дмитрий Донской» перешел на станцию
Большой Токмак, примерно в 40 верстах к востоку от станции
Федоровка. После этого, до конца ноября, происходили выезды
отдельных бронеплощадок бронепоезда аая охраны железнодорожных
линий. Бронеплощадка номер 1 выезжала через узловые станции
Федоровка и Александрова* к Кичкасскому мосту, на расстояние
около 135 верст. Бронеплощадка номер 2 выезжала через узловую
станцию Верхний Токмак до Бердянска, находящегося в 110 верстах.
Бронеплощадка номер 3 охраняла станцию Большой Токмак.
Директива штаба Южного фронта от 27 октября предписывала
советской 12-й армии занять к западу от Днепра Киев, а к востоку от
Днепра Нежин. Это привело в ноябре 1919 года к боям на Киевском
направлении, где легкий бронепоезд «Доблесть Витязя» задерживал
наступление противника, постепенно отходя по железнодорожной линии
Киев—Полтава, от станции Яготин, находящейся примерно в 95
верстах от Киева, до станции Дарница, в 15 верстах от Киева. В
направлении на Нежин действовал легкий бронепоезд «Баян», участвуя в
оборонительных боях совместно с частями Олонецкого и Белозерского
пехотных полков. На этом же направлении бронепоезд «Доблесть
Витязя» вел бой с красными у станции Бровары, примерно в 30
верстах к востоку от Киева. Наконец, бронепоезд «Доблесть Витязя»
выезжал также на позицию к станции Ирпень, примерно в 20 верстах к
северо-западу от Киева, и к станции Боярка, примерно в 20 верстах к
юго-западу от Киева.
11 ноября тяжелый бронепоезд «Богатырь» отправился на
Киевское направление из Таганрога. Боевая часть его состояла из одного
528
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,^
«^ _ 1^=»
пятидюймового английского орудия и одного шестидюймового орудия
системы Кане. Имелось также шесть пулеметов. Получив по
телеграфу приказание начальника бронепоездных дивизионов, легкий
бронепоезд «Доброволец» после капитального ремонта в Кременчуге двигался
к Киеву по железнодорожным линиям вдоль западного берега
Днепра. Когда бронепоезд прибыл на станцию Ракитно, примерно в 120
верстах от Киева (считая по линии железной дороги), то оказалось,
что узловая станция Фастов, к юго-западу от Киева, занята
повстанцами. Путь к Киеву был таким образом прегражден. Не получая точных
указаний, бронепоезд «Доброволец» отошел тогда на узловую станцию
Бобринская, то есть примерно на 140 верст обратно по только что
пройденному пути. На станции Бобринская было получено по
телеграфу приказание командира 2-го армейского корпуса о том, чтобы
бронепоезд отправился на узловую станцию Христиновка а^ установления
связи с частями 5-й пехотной дивизии339. Затем бронепоезду
надлежало пройти дальше, на станцию Липовец, и поступить в распоряжение
начальника 5-й пехотной дивизии. 5 ноября бронепоезд «Доброволец»
прибыл на станцию Липовец, пройдя около 250 верст. Начальник 5-й
пехотной дивизии приказал бронепоезду произвести разведку на Ка-
затинском направлении. 7 ноября после исправления поврежденного
пути и небольших мостов бронепоезд прибыл на узловую станцию
Казатин на важной железнодорожной линии Киев—Одесса,
выдвинувшись таким образом на 90 верст из района расположения наших
войск. На этом участке противник не был встречен. В то время как
бронепоезд «Доброволец» стоял на станции Казатин, там было
получено по телефону сообщение о том, что с соседней в сторону Киева
станции Чернорудка вышел на Казатин за дровами состав базы
бронепоезда повстанцев под названием «Великий Лур>. Когда этот состав
подошел, бронепоезд «Доброволец» открыл по нему огонь, и
повстанцы разбежались. В тот же день бронепоезд «Доброволец» вернулся на
станцию Липовец и привез туда захваченный состав повстанческой
базы. Через два дня, 9 ноября, бронепоезд «Доброволец» снова
пришел на станцию Казатин вместе со штабом 5-й дивизии и пехотными
частями, посаженными в вагоны. Вечером бронепоезд получил
приказание отправиться на разведку к станции Бердичев, примерно в 25
верстах к северу от станции Казатин. Для разведки был принят на
бронепоезд десант от Симферопольского офицерского полка. На
рассвете 10 ноября бронепоезд подошел ко входным стрелкам станции
Бердичев. Не доезжая до них, была бесшумно снята застава красных с
пулеметом. Однако затем на станции заметили приближение
бронепоезда, и там началось волнение. Бронепоезд «Доброволец» открыл
34 «Белое движение*, т 20
529
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
огонь по станции из орудий и пулеметов. Стоявший между составами
бронепоезд противника «Лейтенант Шмидт» не был сразу замечен, и
ему удалось уйти по направлению к узловой станции Ровно.
Оправившись от первоначального замешательства, неприятельская пехота
открыла по бронепоезду сильный пулеметный и ружейный огонь.
Бронепоезд и десант отвечали своим огнем. Пробыв на станции Бер-
дичев около четырех часов и захватив военную добычу, бронепоезд
«Доброволец» возвратился на станцию Казатин. На следующий день
бронепоезд снова вел перестрелку у станции Бердичев.
13 ноября бронепоезд «Доброволец» отправился на разведку в
направлении на узловую станцию Фастов. Близ станции Попельня,
примерно в 50 верстах от Казатина, бронепоезд «Доброволец» вступил в
бой с тремя бронепоездами противника. Один блиндированный
деревянный поезд сгорел от наших снарядов, а два других были
повреждены. Тогда противник пустил на бронепоезд «Доброволец» в качестве
брандера состав из 38 груженых вагонов. Однако этот состав удалось
остановить, а затем он был уведен в целости в расположение наших
войск.
На крайнем западном фланге Добровольческой армии продолжалось
продвижение легкого бронепоезда «Коршун». После коротких
перестрелок с бронепоездами петлюровцев бронепоезд «Коршун» около
10 ноября занял узловую станцию Жмеринка. На станции было
много пустых, покрытых снегом поездных составов. Станционных
служащих почти не было. По всему району станции, на платформах и на
путях, лежали тела людей, умерших от сыпного тифа. Среди них были
солдаты-петлюровцы и просто беженцы. Некоторые были засыпаны
снегом или золой от печей. Никто не хотел убирать мертвых, и по ним
даже ходили. Дважды по ночам через станцию Жмеринка прошли
поезда со стороны Киева. Бронепоезд «Коршун» и прибывшие вслед
за ним немногочисленные части Симферопольского полка этому не
препятствовали. Не было возможности разобраться без помощи
железнодорожных служащих в сложной сети путей большой узловой
станции. 14 ноября бронепоезд «Коршун» получил приказание двигаться
дальше к северо-западу, на станцию Проскуров. На следующий день
были встречены два бронепоезда петлюровцев, которые охраняли
участок с разобранными железнодорожными путями. При приближении
бронепоезда «Коршун» эти два бронепоезда противника отошли и
стали за пределами дальности артиллерийского огня. Была начата
починка пути, и пришлось заночевать на месте этой работы. 16 ноября
бронепоезд «Коршун» двинулся дальше и подошел к станции
Проскуров, примерно в 95 верстах к северо-западу от станции Жмеринка. Вся
530
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ 4^>
станция Проскуров, начиная от входа в нее, была заполнена
составами пассажирских и товарных поездов. Между ними стояли в
беспорядке отдельные вагоны, груженые и пустые. На двух путях рядом
стояли петлюровские бронепоезда «Верный сын Украины» и «Хорти-
ца». Они были брошены своими командами и горели. Когда
бронепоезд «Коршун» остановился, то справа и слева от станции появились
редкие цепи курсантов советских военных училищ. Они пытались
наступать, но были отогнаны пулеметным огнем с бронепоезда. Далеко
за станцией, в сторону станции Волочиск, уходили последние
эшелоны петлюровцев. Бронепоезд «Коршун» открыл по ним
артиллерийский огонь, но вскоре прекратил стрельбу из-за плохой видимости.
Остатки пехотных частей петлюровцев отошли пешим порядком в
северном направлении, к станции Староконстантинов. Прибывшая вслед
за бронепоездом «Коршун» рота Симферопольского полка начала
занимать станцию. Однако раньше ее прибытия сбежалась из города
толпа и начала грабить брошенное петлюровцами имущество —
военное, казенное и частное.
17 ноября бронепоезд «Коршун» вернулся на станцию Жмеринка,
а оттуда был вызван на узловую станцию Казатин. После 20 ноября в
районе Казатина были постепенно сосредоточены шесть бронепоездов:
«Непобедимый», «Богатырь», «Коршун», «Генерал Марков», «Пластун»
и «Новороссия». Бронепоезд «Непобедимый» получил две новые бро-
неплощадки с шестидюймовыми орудиями и прибыл из Севастополя
через узловую станцию Бобринская. Бронепоезд «Богатырь» подошел
к станции Казатин со стороны станции Фастов. На этом участке
погиб около 22 ноября недавно сформированный наш бронепоезд
«Ураган» Новороссийского нештатного дивизиона. В конце ноября на
бронепоезд «Богатырь» поступил железнодорожный слркащий со
станции Бердичев. Он бежал оттуда, так как подлежал аресту и расстрелу.
Желая освободить свою семью, оставшуюся в Бердичеве, и отомстить
красным, он находился на бронепоезде «Богатырь» во время всех
боевых выездов к Бердичеву. На наблюдательном пункте бронепоезда
бывший железнодорожный служащий точно указывал места батарей
красных, здания советских учреждений, пункты водоснабжения
паровозов. Благодаря этому обстрел Бердичева нашими бронепоездами
происходил со значительным успехом. В это время были получены
сведения о том, как погиб от несчастного случая полковник Журавский340,
командир бронепоезда «Новороссия». Бронепоезд возвращался с
фронта к своей базе, а по соседнему пути шел навстречу, в сторону
фронта, вспомогательный поезд. Полковник Журавский хотел сказать что-то
командиру вспомогательного поезда, открыл для этого дверь бронепа-
34*
531
c^&
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
$£z*
* * *
В конце ноября 1919 года генерал Врангель был назначен
командующим Добровольческой армией. Он оказался перед крайне трудной,
почти невыполнимой задачей. Войска правого фланга Добровольческой
532
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ л^
«^ ^=>
армии понесли во время долгого отхода громадные потери и были
расстроены. Между тем требовалось остановить наступающие
советские войска и в том числе сильную конную армию Буденного. При
выходе красных к Ростову и к берегам Азовского моря Воорркенные
силы Юга России были бы разрезаны на две части. Для борьбы с
конной армией Буденного было начато в двадцатых числах ноября
сосредоточение частей нашей конницы около Купянска. В командование
этой конницей вступил 5 декабря генерал Улагай. Однако надежды на
успех нашей обороны было мало, так как численный перевес красных,
наступающих в этой части фронта, был очень значителен: не менее
25 000 человек, в том числе 8000 кавалерии, против наших 9000
человек, в том числе 4700 сабель.
Надлежало решить вопрос о дальнейшем направлении отхода аая
ядра Добровольческой армии, ее 1-го корпуса. Простейшим,
географически, представлялось направление отхода прямо на юг, в сторону
Крыма, вдоль важной железнодорожной линии Харьков—Севастополь.
Если бы по этой линии было направлено и большинство наиболее
сильно вооруженных бронепоездов Добровольческой армии, то они могли
бы принести громадную пользу при обороне Таврии и Крыма. Другое
направление аая отхода — на юго-восток, через Донецкий бассейн к
Ростову — приводило к необходимости весьма трудного флангового
марша при натиске с севера частей советской конницы.
Главнокомандующий Воорркенными силами Юга России выбрал это, второе,
направление аая того, чтобы сохранить непосредственную связь с
казачьими войсками. В директиве главнокомандующего, отданной
около 15 декабря, имелось требование возможно дольше удерживать при
отходе железнодорожные узлы в Донецком бассейне, в частности
станции Чистякове, Криничная и Доля, «хотя бы бронепоездами с
десантами». При беспорядочной эвакуации множества поездных составов,
при медленности, задержках и расстройстве железнодорожного
движения позади фронта слишком долгие арьергардные бои наших
бронепоездов создавали аая них обстановку величайшей опасности.
Приближение красных к Ростову и постепенный отход войск
Донской армии создали трудное положение и аая частей Кавказской
армии, занимавших фронт к северу от Царицына. Кавказская армия была
в это время ослаблена перебросками многих ее частей на фронт
Добровольческой армии, и поэтому было решено оставить Царицын и
отводить войска армии ближе к Кубанской области, вдоль
железнодорожной линии Царицын—Тихорецкая. 19 декабря 1919 года
бронепоезда «Генерал Алексеев» и «Вперед за Родину» получили приказ об
оставлении Царицына. Было приказано разрушать при отступлении
533
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
станции, водокачки, мосты, телеграфные линии и пути. К вечеру
19 декабря была оставлена станция Гумрак, в 20 верстах к северу от
Царицына. 20 декабря бронепоезд «Вперед за Родину» был послан в
распоряжение командира 2-й пластунской бригады, которая
прикрывала отход частей 4-го Ку-Санского корпуса, и прибыл на станцию
Кривомузгинская, примерно в 50 верстах к западу от Царицына.
Отход аля бронепоезда был возможен тогда только через Царицын. Тем
не менее бронепоезд «Вперед за Родину» произвел разведку в сторону
следующей к западу станции Ляпичев. Ночью бронепоезд успел
возвратиться на станцию Царицын и здесь поступил в подчинение
командиру 1-го бронепоездного дивизиона. 21 декабря, после эвакуации
станции Царицын, отхода наших последних частей из города и
взрыва станционных сооружений, бронепоезда «Генерал Алексеев»,
«Вперед за Родину» и недавно сформированный легкий бронепоезд
«Степной» отошли от Царицына и прибыли около 20 часов к станции
Елыпанка, на 5 верст южнее. 22 декабря наши бронепоезда
пропустили рано утром последние поезда с ранеными и грузами и около
10 часов отошли на станцию Сарепта, примерно в 25 верстах к югу
от Царицына. Там бронепоезда «Генерал Алексеев» и «Вперед за
Родину» участвовали до вечера в упорном арьергардном бою,
поддерживая части Сводно-гренадерской дивизии. В это время бронепоезд
«Степной» охранял следующий по направлению на юго-запад разъезд
Чапурники. Бронепоезд «Вперед за Родину» и его вспомогательный
поезд производили на следующий день, 23 декабря, перевозку по
частям 1-й пластунской бригады на станцию Абганерово,
приблизительно в 80 верстах от Царицына. На соседней, в сторону Царицына,
станции Тингута был оставлен бронепоезд «Степной» с задачей отойти с
этой станции лишь на рассвете, взорвав водокачку. 24 декабря
бронепоезда «Генерал Алексеев» и «Вперед за Родину» находились на
станции Абганерово. Около 16 часов конница красных, около 300
всадников при двух пулеметах, произвела внезапное нападение на эту
станцию. Кроме бронепоездов, на станции Абганерово находились
также части 1-й пластунской бригады, Сводно-гренадерской дивизии,
дивизионные и корпусные обозы. Неожиданный набег кавалерии
вызвал замешательство, и станция вскоре опустела. Начальник Сводно-
гренадерской дивизии генерал Чичинадзе был убит. Бронепоезда
«Генерал Алексеев» и «Вперед за Родину» открыли огонь. Неприятельская
конница отошла, и наша пехота возвратилась на станцию. Однако
красные успели увести до 400 пленных и часть обозов. Бронепоезд
«Вперед за Родину» и его вспомогательный поезд перевезли затем
части Сводно-гренадерской дивизии на станцию Жутово, в 40 верстах
534
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ i£z*
примерно от станции Абганерово. Вечером бронепоезд получил
приказание отправиться немедленно к большому железнодорожному
мосту через реку Сал, примерно в 220 верстах от Царицына, и охранять
этот мост до прохода всех эшелонов и частей Кавказской армии.
Затем надлежало мост уничтожить. В конце декабря 1919 года
бронепоезд «Генерал Алексеев» поддерживал наши отступающие части на
участке около 130 верст между станциями Абганерово и Ремонтная.
Формировавшийся в то время в Таганроге легкий бронепоезд «За
Русь Святую» получил там старые бронеплощадки из боевых составов
бронепоездов «Витязь» и «Дмитрий Донской». Открытые
артиллерийские бронеплощадки делали трудными условия службы ^я команд при
морозных зимних ветрах, часто случающихся в степной полосе юго-
востока России. 7 декабря 1919 года формирующийся бронепоезд
отошел на станцию Батайск к югу от Ростова. В это время командиром
бронепоезда «За Русь Святую» состоял капитан Каныпин341.
Тяжелый бронепоезд «Единая Россия» находился в ремонте на
станции Енакиево в Донецком бассейне. В ночь на 10 декабря на
бронепоезд было передано через коменданта города Енакиево приказание о
спешной эвакуации. Все орудия и бронеплощадки бронепоезда
«Единая Россия» были вывезены, и около полудня 10 декабря бронепоезд
отошел со станции Енакиево на юг. В последующие дни движение по
железной дороге было весьма трудным, и долго нельзя было получить
точных распоряжений о том, куда именно должен отходить
бронепоезд. Только в Таганроге было получено приказание отправиться в
Новороссийск. По прибытии туда бронеплощадки были поставлены аая
окончания ремонта на завод «Судосталь». Между тем состав базы
бронепоезда, отходивший со станции Луганск, не имел возможности
пройти на узловую станцию Иловайская. При множестве скопившихся на
этой станции поездных составов, она рке не принимала новых
поездов с севера, и поэтому состав резерва, или базы, бронепоезда
«Единая Россия» отошел в Крым.
Команды бронепоездов «Иоанн Калита» и «Москва», вынужденные
покинуть свои боевые составы у Льгова 6 ноября, получили вскоре
возможность снова участвовать в арьергардных боях наших войск. Одно из
орудий тяжелого бронепоезда «Иоанн Калита» находилось в тылу, и,
кроме него, было получено еще одно 42-линейное орудие. С этим
вооружением бронепоезд «Иоанн Калита» поддерживал в первой
половине декабря наши отступающие войска во время боев у станций
Краматорская и Константиновка, в Донецком бассейне.
Принадлежавшая бронепоезду «Москва» бронеплощадка с тяжелым орудием
находилась на станции Белгород, и команда могла присоединиться к этой части
535
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _. ^»
бронепоезда. За участие в бою у станции Яма в Донецком бассейне, в
первой половине декабря, бронепоезд «Москва» получил личную
благодарность командира корпуса генерала Кутепова. Затем бронепоезд вел
арьергардные бои у станций Соль, Бахмут, Никитовка, Хацепетовка и,
по-видимому, вышел из Донецкого бассейна на восток. Это позволило
бронепоезду «Москва» отходить к Ростову по более свободной
железнодорожной линии Лихая—Ростов. Последние бои бронепоезда на этой
линии произошли у станций Аксай и Нахичевань, примерно в 25 и 10
верстах к востоку от Ростова. Бронепоезду «Москва» удалось после
этого отойти по мосту на южный берег реки Дон.
Бронепоезд «Грозный» находился 3 декабря на станции
Тройчатая, между узловыми станциями Харьков и Лозовая. Необходимая
связь с Дроздовской дивизией еще не была установлена. В этот день
полковник Федоров сдал командование бронепоездом капитану Кос-
совскому. 4 декабря бронепоезд двинулся в сторону Харькова, но мог
дойти только до станции Борки, приблизительно в 40 верстах к югу
от Харькова. На станции находились легкие бронепоезда «Святой
Георгий Победоносец» и «Дроздовец». Удалось установить связь с
Дроздовской дивизией, которая на следующий день, 5 декабря,
начала отходить к станции Борки. После обстрела наступающего
неприятеля бронепоезд «Грозный» перевез в этот день весь Самурскии
полк на станцию Тройчатая, примерно в 30 верстах к югу от
станции Борки. С 6 по 9 декабря бронепоезд «Грозный» содействовал
отходу Дроздовской дивизии, охраняя отдельные участки железной
дороги. Начальник Дроздовской дивизии приказал бронепоезду
отойти на станцию Бантышево, в 20 верстах к западу от Славянска.
Бронепоезд оставался на станции Бантышево вплоть до 11 декабря.
По приказанию инспектора артиллерии корпуса бронепоезд
«Грозный» отправился затем на узловую станцию Бахмут в Донецком
бассейне, где он должен был поступить в распоряжение командира нашей
конной группы генерала Улагая. 12 декабря вечером бронепоезд
прибыл на станцию Бахмут. Но там не удалось установить связь с
частями конной группы генерала Улагая. 13 декабря бронепоезд «Грозный»
находился с утра на станции Бахмут, по-прежнему не имея связи со
штабом генерала Улагая. После телефонных переговоров со штабом
1-го корпуса бронепоезд получил приказание перейти на узловую
станцию Дебальцево, так как предполагалось, что штаб генерала Улагая
прибыл в тот район. Двигаясь к станции Дебальцево, бронепоезд
«Грозный» дошел под вечер до узловой станции Никитовка. На этой
станции стоял легкий бронепоезд Донской армии «Генерал Бакланов».
Командир его сообщил, что он уже около трех суток не имеет связи
536
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
со штабом генерала Улагая, хотя и состоит в его распоряжении.
Полагая, что бронепоезд «Грозный» прибыл для смены его, бронепоезд
«Генерал Бакланов» ушел на юг. Состав базы бронепоезда «Грозный»
получил в этот день приказание идти со станции Дебальцево на
узловую станцию Иловайская. При этом состав базы захватил с собой
находившиеся на станции Дебальцево две пулеметные бронеплощадки.
Пройдя через узловую станцию Криничная, состав базы в дальнейшем
не мог продвинуться дальше станции Иловайская. Повернув поэтому
на запад, состав базы бронепоезда «Грозный» с трудом прошел к
станции Ясиноватая, а затем через узловые станции Караванная и Волно-
ваха отошел в Крым.
Бронепоезд «Орел» прикрывал с 1 по 9 декабря отступление наших
войск от Полтавы на Константиноград и узловую станцию Лозовая и
сдерживал с боями натиск преследующего противника. Затем
бронепоезд перешел на станцию Константиновка в Донецком бассейне, в
распоряжение командира 4-го бронепоездного дивизиона полковника
Селикова. 10 декабря были получены три новые артиллерийские
бронеплощадки системы полковника Голяховского. 15 декабря в районе
узловой станции Никитовка встретились тяжелый бронепоезд
«Грозный» и легкий бронепоезд «Орел». Продвинувшись утром до станции
Роты, к северо-востоку от станции Никитовка, эти бронепоезда не
могли установить связи ни с какими нашими частями. Только
начальник станции Роты передал записку от одного ротмистра, командира
эскадрона в конной группе генерала Улагая. В записке сообщалось, что
командир эскадрона оставляет станцию Роты под давлением
противника. Бронепоезд «Орел» выезжал в бой к станции Майорская, к
северу от станции Никитовка, чтобы сдерживать наступление красных.
16 декабря бронепоезда «Орел» и «Грозный» доходили до станции
Доломит, к северо-востоку от станции Никитовка. Там бронепоезда
встретили Черкесский конный полк, который продолжал свое
отступление на юг. В течение дня не было связи ни с какими нашими
войсками. Около 14 часов бронепоезд «Грозный» отошел, по приказанию
командира 4-го бронепоездного дивизиона, к станции Горловка. Там
было получено переданное из Юзова приказание инспектора
артиллерии корпуса — идти на узловую станцию Дебальцево ^ая прикрытия
отхода Марковской дивизии. Первым двинулся в этом направлении
легкий бронепоезд «Орел». Однако, подойдя около 18 часов к
станции Хацепетовка, бронепоезд был встречен артиллерийским огнем
противника. Были получены сведения, что конница красных обошла
эту станцию и идет южнее, к станции Волынцево. Обстреляв
противника, бронепоезда «Орел» был вынужден уходить в южном направле-
537
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
нии, к узловой станции Криничная. Оттуда он перешел дальше на
узловую станцию Иловайская. Перед уходом со станции Горловка
тяжелому бронепоезду «Грозный» было необходимо произвести маневры.
Поэтому состав базы бронепоезда «Орел» успел уйти на восток к
станции Дебальцево, вслед за своей боевой частью, раньше ухода
бронепоезда «Грозный». Между тем обстановка на станции Горловка
становилась все более тревожной. Стало известно, что красные ведут
наступление от станции Бахмут. С этой стороны, с севера, слышалась
сильная артиллерийская и пулеметная стрельба. На станцию Горловка
прибыл легкий бронепоезд «Слава Офицеру» с задачей жечь цистерны
с нефтью и взрывать мосты, после чего этот бронепоезд должен был
отходить на юг, к станции Криничная. Выяснилось, что в направлении
на восток, по линии Горловка—Дебальцево, существует связь лишь с
ближайшей станцией Государев Байрак. Когда бронепоезд «Грозный»
приблизился к станции Государев Байрак, командир бронепоезда
включился аля выяснения обстановки в телеграфную линию и подслушал
переговоры станций Хацепетовка и Горловка. Последняя была,
очевидно, уже занята красными, как и первая. Кто-то из красных передал
по проводу: «Поймали двух». Вскоре был встречен состав базы
бронепоезда «Орел». Пройдя несколько верст за станцию Государев Байрак,
состав базы должен был остановиться перед участком пути с
разобранными рельсами и двинулся обратно на запад. Так как красные уже
вели наступление на станцию Государев Байрак с востока, то
командир бронепоезда «Грозный» решил вернуться к станции Горловка,
чтобы пробиться через нее м^ отхода на юг, к узловой станции
Криничная. Бронепаровоз, шедший до этого «толкачом» в хвосте состава
бронепоезда, оказался теперь впереди состава. Со станции Горловка
красные пустили навстречу бронепоезду брандер-паровоз. Он
двигался под уклон с большой скоростью и наскочил на бронепаровоз
бронепоезда «Грозный». При столкновении бронепаровоз стал как бы «на
дыбы», несколько вагонов и цистерн сошли с рельс. Батарея
противника начала обстреливать место крушения. Разведчики, посланные к
станции Горловка, были тоже встречены пулеметным огнем. На
холмах к северу от железнодорожного полотна появилась неприятельская
кавалерия. Ввиду неизбежности оставления бронепоезда стоявшие еще
на рельсах вагоны с бронеплощадкой шестидюймового орудия были
отцеплены. Команда бронепоезда вынула стреляющее приспособление
и сняла пулеметы. Затем боевой состав бронепоезда «Грозный» был
пущен на состав базы бронепоезда «Орел», стоявший под уклоном.
Сваленные с пути цистерны были подожжены. После этого команда
бронепоезда «Грозный» и находившаяся на базе часть команды бро-
538
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
непоезда «Орел» двинулись на юг пешим порядком. Им пришлось идти
в течение всей ночи при сильном морозе. Когда прибыли наконец на
станцию Криничная, то оказалось, что у многих офицеров и солдат
отморожены уши и пальцы рук и ног. Чины бронепоезда «Орел»
присоединились к боевой части своего бронепоезда на станции Иловайская.
На этой станции бронепоезд «Орел» получил приказание отправиться
в восточном направлении, на станцию Чистякове, аля поддержки
частей Марковской дивизии. До рассвета 19 декабря бронепоезд прибыл
на станцию Чистякове, где принял больного начальника дивизии
генерала Тимановского и затем вернулся на станцию Иловайская.
Несколько наших бронепоездов постепенно отходили по
железнодорожной линии Харьков—Севастополь. Находившийся на охране
железнодорожного участка Нижнедевицк—Синельниково легкий
бронепоезд «Слава Кубани» сначала попытался пройти через Донецкий
бассейн к Ростову. Однако это не удалось. На станции Авдеевка к
боевому составу бронепоезда «Слава Кубани» была прицеплена бро-
неплощадка с двумя зенитными орудиями образца 1914 года. Она
была предназначена аая вновь формируемого бронепоезда «Олег» и,
согласно рапорту офицеров, сопровождавших означенную бронепло-
щадку, сдана бронепоезду «Слава Кубани». Легкий бронепоезд «Волк»
совместно с легким бронепоездом «Генерал Шифнер-Маркевич»
охранял железнодорожные линии на правом и левом берегу Днепра,
от станции Пятихатки до станций Синельниково и Александровск.
После этого бронепоезд «Волк» отошел в Крым. Легкий бронепоезд
«Дмитрий Донской» отошел в Крым из района станции Большой
Токмак в Северной Таврии, прикрывая наши отступающие части.
Легкий бронепоезд «Святой Георгий Победоносен» отходил с 6 по
11 декабря по линии Харьков—Севастополь на участке от станции
Беспаловка до станции Лозовая, протяжением около 80 верст,
поддерживая наши отступающие войска совместно с недавно
сформированным бронепоездом «Кавалерист». 12 и 13 декабря эти бронепоезда
вели арьергардный бой у станции Павлоград, примерно на 55 верст
южнее станции Лозовая. 15 декабря бронепоезд «Святой Георгий
Победоносец» отошел на узловую станцию Синельниково и около
25 декабря прибыл в Крым.
Легкий бронепоезд «Желбат 1» продвигался после оставления
Харькова через узловые станции Лозовая—Синельниково—Чаплино до
станции Рутченково, на западном краю Донецкого бассейна. Идя в
хвосте отходящих эшелонов, бронепоезд задерживал противника,
портя железнодорожное полотно, и разрушал сооружения, часто оставляя
станции уже под огнем преследующих красных. Со станции Рутчен-
5W
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
ково бронепоезд «Желбат 1» произвел ночью нападение на узловую
станцию Юзово, которая была внезапно занята неприятелем
накануне. Красные были выбиты со станции, а все брошенные паровозы, пути
и сооружения были взорваны. При этом бронепоезд «Желбат 1»
захватил одну бронеплощадку бронепоезда «Слава Офицеру», которая шла
из ремонта в составе эшелона, доставшегося красным. Затем
бронепоезд «Желбат 1» вернулся на станцию Рутченково и отошел в Крым.
4 декабря 1919 года после упорных боев наступающие советские
войска заняли Киев. Вскоре после этого наши войска Киевской и
Новороссийской областей были подчинены одному начальнику —
генералу Шиллингу, штаб которого находился в Одессе. В оборонительных
боях у Киева приняли участие наши легкие бронепоезда «Витязь»,
«Доблесть Витязя» и «Генерал Духонин». 2 декабря бронепоезд
«Генерал Духонин» находился около большого железнодорожного моста
через Днепр. На следующий день 3 декабря бронепоезд «Генерал
Духонин» по приказанию начальника боевого участка командира 16-го
стрелкового полка полковника Удовиченко перешел на пост
Волынский, к западу от Киева. 4 декабря у поста Волынского произошел бой
наших бронепоездов «Витязь», «Доблесть Витязя» и «Генерал Духонин»
против двух советских бронепоездов. Нашим огнем бронепоезда
противника были принуждены отойти. Затем наши бронепоезда
обстреливали цепи пехоты красных, которые приближались к предместьям
Киева. 5 декабря, после оставления Киева, бронепоезда «Доблесть
Витязя», «Баян» и «Генерал Духонин» находились у станции Боярка,
примерно в 20 верстах к юго-западу от Киева. Оттуда бронепоезд
«Генерал Духонин» был вызван на узловую станцию Фастов для
сопровождения поезда генерала Драгомирова и эшелонов интендантства.
Начиная с 6 декабря, бронепоезд «Баян» прикрывал отступление
наших войск, постепенно отходя по железнодорожной линии от
узловой станции Фастов до узловой станции Цветково. Бронепоезд
действовал самостоятельно, без связи с нашими пехотными частями, которые
уходили в эшелонах иногда на расстоянии до 100 верст в тылу
бронепоезда. По той же линии отходил в сторону станции Цветково и
бронепоезд «Доблесть Витязя», задерживавший преследование красных.
Между тем два наших тяжелых бронепоезда и не менее трех легких
бронепоездов продолжали находиться в начале декабря около Бердиче-
ва, примерно в 130 верстах к западу от Киева. 2 и 3 декабря
производилась усиленная бомбардировка Бердичева тяжелыми бронепоездами
«Богатырь» и «Непобедимый», в то время как наши легкие
бронепоезда часто выдвигались на близкое расстояние к станции Бердичев и не
давали советским бронепоездам возможности выходить навстречу даль-
540
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ - У2^
ше стрелок пассажирской станции. В один из этих дней по тому же пути
шли все три бронепоезда 5-го дивизиона: впереди тяжелый бронепоезд
«Непобедимый», а за ним легкие бронепоезда «Коршун» и «Генерал
Марков». Бронепоезд «Непобедимый» открыл огонь из шестидюймовых
орудий с расстояния около 5 верст, главным образом по вокзалу на
окраине города. Со стороны неприятеля не было замечено стрельбы
тяжелых орудий. К этому времени прибыли в район Бердичева наши части
14-й пехотной дивизии, Симферопольского офицерского полка и
пехотная часть из галичан. Среди команд наших бронепоездов
распространился слух о том, что военные действия у Бердичева вызваны главным
образом решением наказать этот город. В 1917 году генералы Деникин и
Марков были арестованы в Бердичеве за свое стремление помочь
генералу Корнилову. Арестованных генералов вели под конвоем на вокзал по
улицам города. Находившаяся под влиянием большевиков толпа
всячески их оскорбляла и им угрожала. Теперь, через два с лишним года,
обитатели города должны были понести наказание в виде артиллерийского
обстрела. 4 декабря обстрел Бердичева был весьма действителен. По
словам бежавших из города жителей, красные начали эвакуацию и даже
увезли часть своей артиллерии. Если бы наши пехотные части
предприняли решительное наступление, то город, вероятно, был бы взят.
Однако назначенная атака наших войск не состоялась. Вечером было
получено известие о взятии советскими войсками Киева.
Легкий бронепоезд «Доброволец» охранял в начале декабря участок
железной дороги Киев—Фастов, а после занятия красными Киева начал
отходить в сторону узловой станции Казатин. Когда бронепоезд
подходил к станции Кожанка, на одной из бронеплощадок произошел взрыв.
Был ранен один офицер. Около 10 декабря несколько наших
бронепоездов находились на узловой станции Казатин, примерно в 140 верстах
к юго-западу от Киева и в 25 верстах к юго-востоку от Бердичева.
Бронепоезд «Доброволец» выезжал в течение нескольких дней на разведку
в сторону Бердичева, в то время как происходила эвакуация станции
Казатин. Вероятно, с целью прикрыть эту эвакуацию были отправлены
для нападения на станцию Бердичев легкие бронепоезда «Коршун» и
«Новороссия». В раннее туманное утро эти бронепоезда незаметно
подошли к станции Бердичев и стали около виадука, прикрываясь насыпью,
в ожидании прибытия нашей пехотной части, которая по
выработанному плану должна была содействовать бронепоездам. Выяснилось, что на
станции Бердичев стоят два советских бронепоезда. До 14 часов наша
пехота не прибыла и никаких известий о ней не было. Командиры
бронепоездов «Коршун» и «Новороссия» решили отходить под
прикрытием тумана к станции Казатин. Однако когда паровозы задымили, то
541
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
красные открыли по ним частый огонь. Место остановки за виадуком
было, по-видимому, пристреляно, и первые же снаряды разорвались в
непосредственной близости от бронепоезда «Новороссия», на котором
двое чинов команды были ранены. Бронепоезд «Новороссия» двинулся
скорым ходом назад. Бронепоезд «Коршун» в это же время двинулся
вперед, чтобы оттеснить бронепоезда противника и обеспечить себе
потом свободный отход. Когда контрольная площадка, орудийная бро-
неплощадка и пулеметная бронеплощадка бронепоезда «Коршун»
вышли из-под виадука, между паровозом и тендером взорвалась мина.
Красные произвели взрыв при помощи индуктора. Паровоз, тендер и задняя
орудийная бронеплощадка частью колес сошли с рельс, передняя же
часть бронепоезда осталась на рельсах. Взрывом сорвало часть брони и
оторвало тендер от паровоза, который стал сильно парить. Несмотря на
трудное положение, переднее орудие и пулеметы бронепоезда «Коршун»
открыли частый огонь по неприятелю. Советские бронепоезда вскоре
отошли и скрылись за городскими домами. Бронепоезд «Коршун» в свою
очередь пристрелял железнодорожное полотно перед собой, на насыпи
были установлены пулеметы, и команда неподвижного теперь
бронепоезда изготовилась к обороне, в надежде на помощь со стороны каких-
либо наших войск. Примерно через час был замечен далеко в поле
кавалерийский разъезд в австрийской форме. Несколько человек из состава
команды бронепоезда поспешили к нему навстречу, приглашая
знаками подъехать. Оказалось, что разъезд входит в состав так называемого
галицийского корпуса под командой генерала Митякина, который
перешел в начале декабря на сторону Добровольческой армии. Начальник
разъезда сообщил, что АА^ бронепоезда рке выслано прикрытие. Ночью
прибыл ремонтный поезд инженера Рашевского. Сошедшая с рельс часть
бронепоезда «Коршун» была поставлена на рельсы, поврежденный путь
починен, и боевой состав бронепоезда отведен на станцию Казатин.
Перед оставлением станции Казатин тяжелый бронепоезд
«Непобедимый» отправился на узловую станцию Знаменка в распоряжение
генерала Слащева, для участия в военных действиях около Екатеринослава.
Тяжелый бронепоезд «Богатырь» отошел по линии Киев—Одесса и
находился около 10 декабря на узловой станции Жмеринка,
приблизительно в 100 верстах к юго-западу от станции Казатин. Легкий бронепоезд
«Доброволец» получил на станции Казатин бронеплощадку с двумя
орудиями из боевого состава петлюровского бронепоезда «Хортица».
Около 15 декабря бронепоезд «Доброволец» также прибыл на станцию
Жмеринка. Затем бронепоезда «Богатырь» и «Доброволец» отошли на
узловую станцию Вапнярка, на расстоянии около 285 верст к северу от
Одессы.
;#A^i
КОММЕНТАРИИ
1 Деникин Антон Иванович, р. 4 декабря 1872 г. в д. Шпеталь
Дольный Варшавской губ. Сын майора. Ловичское реальное училище (1890),
Киевское пехотное юнкерское училище (1892), академия Генштаба (1899).
Генерал-лейтенант, главнокомандующий войсками Юго-Западного фронта.
Участник выступления генерала Корнилова в августе 1917 г. С 29 августа
по 19 ноября 1917 г. под арестом в Быхове. В начале января 1918 г.
командующий войсками Добровольческой армии, с 30 января 1918 г.
начальник 1-й Добровольческой дивизии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода, заместитель генерала Корнилова, с 31 марта 1918 г.
главнокомандующий Добровольческой армией, с 26 декабря 1918 г. по 22 марта 1920 г.
главнокомандующий Вооруженными силами Юга России. В эмиграции в
апреле—августе 1920 г. в Англии, до мая 1922 г. в Бельгии, с июня 1922 г.
в Венгрии, с весны 1926 г. во Франции (Париж, с мая 1940 г. д. Мими-
зан), с 1945 г. в США. Умер 7 августа 1947 г. в Энн-Эрбор (США).
2 Впервые опубликовано: ^никин AM. Очерки русской смуты. Т. 5.
3 Воспоминания барона П.Н. Врангеля публикуются ниже.
4 Воспоминания И.Г. Шкуро публикуются ниже.
5 Мамонтов Константин Константинович (Мамантов), р. 16 октября
1869 г. Из дворян Минской губ., сын офицера, казак ст. Нижне-Чирской
Области войска Донского. Николаевский кадетский корпус (1888),
Николаевское кавалерийское училище (1890). Офицер л.-гв. Конно-гренадерского
полка. Полковник, командир 6-го Донского казачьего полка. В Донской армии;
участник Степного похода, комендант отряда. В марте 1918 г. руководитель
восстания во 2-м Донском округе, в апреле 1918 г. командующий войсками
2-го Донского, Усть-Медведицкого и Хоперского округов, в мае 1918 г.
начальник самостоятельного отряда и группы. В июле 1918 г. — 23 февраля 1919 г.
командующий войсками Чирского и Цимлянского района, командующий
Восточным фронтом (с 7 мая 1918 г. генерал-майор), с 23 февраля 1919 г.
командующий 1-й Донской армией, командир 2-го сводного казачьего корпуса, в
июле 1919 г. — феврале 1920 г. командир 4-го Донского отдельного корпуса, в
ноябре 1919 г. командир конной группы. Генерал-лейтенант. Умер от тифа
1 февраля 1920 г. в Екатеринодаре.
6 Улагай Сергей Георгиевич, р. в 1875 г. Сын офицера. Воронежский
кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1897). Полковник,
35 «Белое движение», т 20
545
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
командир 2-го Запорожского полка Кубанского казачьего войска. Участник
выступления генерала Корнилова в августе 1917 г. В Добровольческой армии;
с ноября 1917 г.— в начале 1918 г. командир отряда Кубанских войск.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, командир Кубанского
пластунского батальона. С 22 июля 1918 г. начальник 2-й Кубанской казачьей
дивизии, с 27 февраля 1919 г. командир 2-го Кубанского корпуса, с 12 ноября
1918 г. генерал-майор, с октября 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего, с 28 ноября 1919 г. в распоряжении командующего
Добровольческой армией, в декабре (до 10 декабря) 1919 г. командующий конной
группой; в марте 1920 г. командующий Кубанской армией, с 8 апреля 1920 г.
в распоряжении главнокомандующего ВСЮР, с 5 июля 1920 г. командующий
Группой войск особого назначения, в августе 1920 г. руководитель десанта на
Кубань, после неудачи которого отставлен. Генерал-лейтенант (1919).
Эвакуирован на корабле «Константин». В эмиграции в Югославии. Во время
Второй мировой войны участник формирования антисоветских казачьих частей.
После 1945 г. — во Франции. Умер 20 марта 1947 г. в Марселе.
7 Сидорин Владимир Ильич, р. 31 января (3 февраля) 1882 г. Из
дворян Области войска Донского, казак ст. Есауловской, сын офицера.
Донской кадетский корпус (1900), Николаевское инженерное училище (1902),
академия Генштаба (1910), Офицерская воздухоплавательная школа (1910).
Полковник, начальник штаба 3-го Кавказского армейского корпуса, затем в
распоряжении начальника штаба Западного фронта, заместитель
председателя Союза офицеров армии и флота. Георгиевский кавалер. В ноябре 1917 г.
участник вербовочных организаций в Петрограде и Москве. С конца
ноября 1917 г. на Дону, участник взятия Ростова, начальник полевого штаба
атамана Каледина, в декабре 1917 г. — январе 1918 г. начальник штаба
Северного фронта Донских войск, в январе 1918 г. начальник штаба Походного
атамана. Участник Степного похода (с 12 марта 1918 г. начальник штаба
отряда), с 12 апреля по 5 мая 1918 г. начальник штаба Донской армии. С
5 мая 1918 г. уволен в отставку с производством в генерал-майоры. В
Добровольческой армии и ВСЮР; с 5 октября 1918 г. и на 22 января 1919 г. в
резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 2 февраля 1919 г.
командующий Донской армией; с 24 марта 1920 г. до 6 апреля 1920 г.
командир Донского корпуса. Генерал-лейтенант (2 февраля 1919 г.). Вышел
в отставку 12 апреля 1920 г. . В эмиграции с мая 1920 г. в Болгарии и
Югославии, затем в Чехословакии (чертежник в чехословацком Генштабе). Умер
20 мая 1943 г. в Берлине.
8 4-й Донской отдельный корпус. Сформирован в Донской армии
28 июня (фактически 11 июля) 1919 г. Состав: 9-я и 10-я Донские
дивизии. В июле—сентябре 1919 г. совершил глубокий рейд по тылам Красной
армии. На 5 октября 1919 г. всего насчитывал 3400 сабель, 103 пулемета,
14 орудий. 1 мая 1920 г. из его частей сформирована 2-я Донская конная
дивизия (II). Командир — генерал-лейтенант К. К. Мамонтов. Начальники
штаба: полковник (генерал-майор) К.Т. Калиновский (с 15 октября 1919 г.),
генерал Николаев (врио; март 1920 г.), генерал Н.П. Калинин
(март—апрель 1920 г.).
546
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^S& £^»
9 Кутепов Александр Павлович, р. 16 сентября 1882 г. в Череповце. Из
дворян Новгородской губ., сын лесничего. Архангельская гимназия,
Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище (1904). Полковник, командующий
л.-гв. Преображенским полком. Георгиевский кавалер. В Добровольческой
армии и ВСЮР с ноября 1917 г.; командир 3-й офицерской (гвардейской) роты,
с декабря 1917 г., командующий войсками Таганрогского направления.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, командир 3-й роты 1-го
Офицерского полка, Корниловского полка, с начала апреля 1918 г. командир Кор-
ниловского ударного полка, затем командир бригады, начальник 1-й пехотной
дивизии, с 12 ноября 1918 г. генерал-майор, с декабря 1918 г. черноморский
военный губернатор, с 13 января 1919 г. командир 1-го армейского корпуса,
с 23 июня 1919 г. генерал-лейтенант, с декабря 1919 г. — командир
Добровольческого корпуса. В Русской Армии командир 1-го армейского корпуса, с
августа 1920 г. командующий 1-й армией. Генерал от инфантерии (3
декабря 1920 г.). В Галлиполи командир 1-го армейского корпуса. В эмиграции во
Франции. С 1928 г. начальник РОВС. Убит 26 января 1930 г. при попытке
похищения в Париже.
10 2-я пехотная дивизия. Сформирована в Добровольческой армии в
начале июня 1918 г. как 2-я дивизия (с 21 мая 1918 г. — пехотная). Состав:
Корниловский Ударный, Партизанский, 4-й Сводный Кубанский конный
полки, 2-я инженерная рота и 2-я Офицерская батарея. Участвовала во 2-м
Кубанском походе. 16 января и 15 мая 1919 г. Корниловский Ударный и
Партизанский полки исключены из ее состава. Летом—осенью 1919 г. составляла
основу войск Черноморского побережья. Включала Кавказский офицерский,
Черноморский стрелковый и 1-й Кубанский стрелковый полки, запасный
батальон (полковник Семашко; 1100 штыков, 10 пулеметов), 2-ю
артиллерийскую бригаду и 2-ю инженерную роту (полковник Бершов; 194 человека), а
также (до 29 июля 1919 г.) 2-й Кавказский полк Кубанского казачьего
войска. На 5 октября 1919 г. насчитывала всего 3837 штыков, 82 пулемета и
14 орудий. Расформирована в начале 1920 г. Начальник — генерал-майор
А.А. Боровский (июнь — 27 ноября 1918 г.), генерал-майор А.Н. Черепов
(с 27 ноября 1918 г., осень 1919 г.). Начальники штаба: полковник П.А. Боро-
даевский (с 28 апреля по октябрь 1919 г.), полковник В. Васильев (с 14
ноября 1919 г.).
11 Марковская дивизия (Офицерская генерала Маркова дивизия, с
апреля 1920 г. — Пехотная генерала Маркова дивизия). Сформирована во ВСЮР
14 октября 1919 г. на базе Марковских полков 1-й пехотной дивизии в
составе 1, 2 и 3-го Марковских полков, запасного батальона, Марковской
инженерной роты и Марковской артиллерийской бригады. Входила в состав
1-го армейского корпуса (I и II). В середине января 1920 г. дивизия
насчитывала 641 офицера и 1367 солдат (по 30—35 в роте), но после 17
февраля ее состав снова сократился до 500 штыков и она 17 февраля — в марте
1920 г. была временно сведена в Сводно-офицерский генерала Маркова полк.
В марте 1920 г. насчитывала 900 человек (в т. ч. 245 офицеров). С 4
сентября 1920 г. включала 1, 2, 3 и 4-й генерала Маркова пехотные полки,
Марковскую артиллерийскую бригаду, запасный батальон (полк), Марковскую ин-
35*
547
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
женерную роту и Отдельный конный генерала Маркова дивизион (образован
21 августа 1920 г.)- В начале октября 1920 г. в ротах было по 30—40
человек при 4—5 офицерах, в конце месяца, после отхода в Крым, во всей
дивизии 1000 штыков и сабель. В 4 запасных батальонах дивизии в течение лета
1920 г. было по 1000 человек, запасный полк в конце октября — 2000.
Общие потери марковцев исчисляются до 30 тысяч человек кровавых потерь, в
т. ч. 20% — 6 тысяч — убитыми. После сбора в Галлиполи всех марковцев
(с техническими ротами) их набралось 2030 человек (в т. ч. 500 человек
артдивизиона). Дивизия была сведена в Марковский пехотный полк.
Марковские части носили белые фуражки с черным околышем и черные (аля
офицеров — бархатные, рядовых — суконные) с белой выпушкой погоны,
форма — черного цвета с белым кантом. Начальники: генерал-майор Н.С. Ти-
мановский (14 октября — 17 декабря 1919 г.), полковник А.Г. Биттенбин-
дер (врио, 18—22 декабря 1919 г.), полковник А.Н. Блейш (врио, 22
декабря 1919 г. — 6 января 1920 г.), генерал-лейтенант. П.Г. Канцеров (6 января
— середина февраля 1920 г.), полковник А.Н. Блейш (середина февраля —
начало марта 1920 г.), полковник В.П. Машин (врио, начало — 26 марта
1920 г.), генерал-майор А.Н. Третьяков (26 марта — 15 октября 1920 г.),
генерал-майор В.В. Манштейн (врио, 15—21 октября 1920 г.), полковник
А.Г. Биттенбиндер (врио, с 21 октября 1920 г.). Начальник штаба —
полковник А.Г. Биттенбиндер.
12 Покровский Виктор Леонидович, р. в 1889 г. Из дворян. Одесский
кадетский корпус (1906), Павловское военное училище (1908). Капитан
10-го гренадерского полка, командир 12-го армейского авиационного отряда.
В Добровольческой армии; в январе 1918 г. сформировал на Кубани
добровольческий отряд, с 24 января 1918 г. полковник и командующий войсками
Кубанского края, с 13 февраля командующий Кубанской армией, с 13 марта
1918 г. генерал-майор, с июня 1918 г. командир Кубанской конной бригады,
с июля 1918 г. начальник 1-й Кубанской конной дивизии, с 3 января 1919 г.
командир 1-го конного корпуса, в январе—августе 1919 г. командир 1-го
Кубанского корпуса, с 2 (21, 26) ноября 1919 г. по 8 марта (21 января)
1920 г. командующий Кавказской армией. Генерал-лейтенант (4 апреля
1919 г.). В мае 1920 г. покинул Крым. Эвакуирован на корабле «Силамет».
В эмиграции в Болгарии. Убит 9 ноября 1922 г. в Болгарии жандармами.
13 Эрдели Иван Георгиевич, р. 15 октября 1870 г. Из дворян.
Николаевский кадетский корпус (1887), Николаевское кавалерийское училище
(1890), академия Генштаба (1897). Офицер л.-гв. Гусарского полка. Генерал
от кавалерии, командующий Особой армией. Георгиевский кавалер. Участник
выступления генерала Корнилова в августе 1917 г., быховец. В
Добровольческой армии с ноября 1917 г.; в январе—марте 1918 г. представитель
Добровольческой армии при Кубанском правительстве. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода, командир отдельной конной бригады. С июня 1918 г.
начальник 1-й конной дивизии, с 31 октября 1918 г. в распоряжении
главнокомандующего, с 16 апреля 1919 г. главноначальствующий и командующий
войсками Терско-Дагестанского края (Северного Кавказа), до марта 1920 г.
начальник Владикавказского отряда. Эвакуирован. 24 августа 1920 г. возвра-
548
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^. - i&*
тился в Русскую Армию в Крым на корабле «Русь». В Русской Армии в
распоряжении главнокомандующего. В эмиграции во Франции, с 1930 г.
председатель Союза офицеров — участников войны во Франции, к 1 января 1934 г.
член Общества офицеров Генерального штаба, с июня 1934 г. начальник
1-го отдела РОВС. Умер 30 июля 1939 г. в Париже.
14 Топорков Сергей Михайлович, р. 25 сентября 1881 г. Из казаков
ст. Акшинской Забайкальского казачьего войска. Произведен в офицеры за
боевое отличие (1904), выдержал офицерский экзамен. Полковник,
командир Чеченского и Татарского конного полков. В Добровольческой армии
летом—осенью 1918 г. командир 1-го Запорожского полка Кубанского
казачьего войска, с 2 ноября 1918 г. командир 2-й бригады 1-й конной дивизии, с
8 декабря 1918 г. генерал-майор, с 19 января 1919 г. начальник Терской
казачьей конной (1-й Терской казачьей) дивизии, с 22 июля, на 5 октября 1919 г.
командир 4-го конного корпуса, в марте 1920 г. командир 3-го Кубанского
корпуса. Генерал-лейтенант. В эмиграции в Югославии, в 1922 г. атаман
Донской казачьей станицы в Белой Церкви. Умер в 1931 г. в Белграде.
15 Сводная кавалерийская бригада. Образована во ВСЮР 30 декабря
1919 г. из 1-й кавалерийской дивизии (II) в составе 1-го (полковник
М.И. Тихонравов) и 2-го Сводно-кавалерийских полков. Входила в состав
Добровольческого корпуса. В начале января 1920 г. развернулась в 4 полка:
Сводно-гвардейский кавалерийский, 1, 2 и 3-й Сводно-кавалерийские.
Сыграла выдающуюся роль в разгроме 1-й конной армии красных под
Ростовом 6—8 января и в Егорлыкском сражении. 14 февраля 1920 г. вновь
преобразована в 1-ю кавалерийской дивизию (II). Командир — генерал-майор
И. Г. Барбович.
16 Барбович Иван Гаврилович, р. 27 января 1874 г. в Полтавской губ.
Из дворян, сын офицера. Полтавская гимназия, Елисаветградское
кавалерийское училище (1896). Полковник, командир 10-го гусарского полка.
Георгиевский кавалер. Летом—осенью 1918 г. сформировал отряд в Чугуеве и 19
января 1919 г. присоединился с ним к Добровольческой армии; с 19 января
1919 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 1 марта
1919 г. командир 2-го конного полка, 5 июня — 7 июля 1919 г. врид.
начальника конной дивизии в Крыму, с 5 июня 1919 г. командир Отдельной
кавалерийской бригады 3-го армейского корпуса, с 3 июля 1919 г. командир
1-й бригады 1-й кавалерийской дивизии, с 19 ноября 1919 г. командир
конной дивизии, с 11 декабря 1919 г. генерал-майор, с 18 декабря 1919 г.
командир 5-го кавалерийского корпуса. В Русской Армии с 28 апреля 1920 г.
командир Сводного (с 7 июля Конного) корпуса. Генерал-лейтенант (19 июля
1920 г.). Орден Св. Николая Чудотворца. В Галлиполи начальник 1-й
кавалерийской дивизии. В эмиграции почетный председатель Общества бывших
юнкеров Елисаветградского кавалерийского училища в Белграде. С сентября
1924 г. помощник начальника, с 21 января 1933 г. начальник 4-го отдела
РОВС, председатель объединения кавалерии и конной артиллерии. С октября
1944 г. в Германии. Умер 21 марта 1947 г. в Мюнхене.
17 5-й кавалерийский корпус. Сформирован во ВСЮР 27 июня 1919 г.
Включал 1-ю и 2-ю кавалерийские дивизии и 10-ю отдельную телеграфную
549
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
роту (на 5 октября 1919 г. также Отдельный конно-артиллерийский и Свод-
но-конный дивизионы, 7-я и взвод 8-й конно-артиллерийской батарей). Во
время осеннего отступления вел арьергардные бои на Украине вместе с
частями войск Киевской и Новороссийской областей. Некоторые полки корпуса
отошли на Одессу с войсками Новороссийской области и затем в ходе Бре-
довского похода — в Польшу. Остальные сохранившиеся полки были
сведены к 19 ноября 1919 г. в 1-ю кавалерийскую дивизию (II) (1-я бригада
корпуса (дивизии) 28 ноября 1919 г. имела 146 шашек, 29-го после пополнения
206, а 2 декабря — 141; в рапорте командира корпуса говорилось: «При столь
ограниченном пополнении и числе рядов кадры офицерского состава гибнут,
незаметно исчезают»), которая 30 декабря 1919 г. переформирована в
Сводную кавалерийскую бригаду (I). 14 февраля 1920 г. эта бригада вновь
развернулась в 1-ю кавалерийскую дивизию (II). Управление корпуса было
расформировано 6 января 1920 г. Командиры: генерал-лейтенант Я.Д. Юзефович,
генерал-майор И. И. Чекотовский (с 4 декабря 1919 г.). Начальник штаба —
генерал-майор П.А. Кусонский. Инспектор артиллерии — генерал-лейтенант
М.И. Репьев (до 13 ноября 1919 г.).
18 Павлов Александр Александрович, р. И июля 1867 г. Из дворян
Волынской губ. Киевский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское
училище (1887). Офицер л.-гв. Гусарского полка, командир л.-гв. Уланского
Ее Величества полка. Генерал-лейтенант, командир Кавказского
кавалерийского корпуса. Георгиевский кавалер. В 1918 г. командующий Астраханской
армией. В Вооруженных силах Юга России; командир Астраханского
корпуса, с 21 марта 1919 г. в распоряжении атамана ВВД, затем в распоряжении
главнокомандующего ВСЮР, с января 1920 г. командир 4-го Донского
корпуса, а также командир конной группы из частей 4-го и 2-го Донских
корпусов, с конца февраля 1920 г. в резерве чинов при Военном управлении, с
13 мая 1920 г. генерал для поручений при главнокомандующем ВСЮР. В
эмиграции в Югославии, служил в югославской армии. Умер 7 декабря 1935 г. в
Земуне (Югославия).
19 2-й Кубанский корпус. Сформирован в Добровольческой армии в
ноябре 1918 г. как 2-й конный корпус и 26 февраля 1919 г. переименован во
2-й Кубанский. Входил в состав Кавказской армии. После переформирования
включал 2-ю и 3-ю Кубанские казачьи дивизии и 3-ю Кубанскую
пластунскую бригаду, в сентябре—октябре 1919 г. — 2, 3 и 4-ю Кубанские казачьи
дивизии, а также 1-ю отдельную инженерную сотню Кубанского казачьего
войска (166 человек). К 5 октября 1919 г. (без 4-й Кубанской казачьей, но
временно со Сводно-горской дивизией) насчитывал 843 штыка, 2517 сабель,
117 пулеметов и 17 орудий. В октябре 1919 г. переброшен в Донскую и
потом в Добровольческую армию. Расформирован 6 мая 1920 г. Командиры:
генерал-майор (генерал-лейтенант) С.Г. Улагай (27 февраля до сентября—
октября 1919 г.), генерал-майор В.Г. Науменко (врид. сентябрь—октябрь,
ноябрь 1919 г.). Начальники штаба: генерал-майор А.Н. Шуберский (28
апреля — 17 сентября 1919 г.), полковник Егоров (с 6 ноября 1919 г.).
20 3-й Донской отдельный корпус. Сформирован 12 мая 1919 г. из 3-й
Донской армии. Входил в состав Донской армии. Состав: 1, 2, 3-я Донские
550
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^_ II- ^
конные дивизии, 5-я (с осени 1919 г. — 8-я и 9-я Донские пластунские
бригады) и S-я Донские дивизии, 2-я Донская стрелковая бригада и Тульская
пешая бригада, а также Особая конная сотня (211 сабель, 4 пулемета),
артиллерийский взвод (2 орудия), 1-я и 2-я батареи морской тяжелой артиллерии,
бронепоезда «Генерал Бакланов», «Митякинец», «Генерал Гуселыциков», «Гун-
доровец», «Раздорец», «Атаман Орлов» и «Атаман Богаевский»,
бронеавтомобили «Медведица» и «Лугано-Митякинец» (до 18 августа 1919 г. — также
4-я Донская пограничная дивизия). На 5 октября 1919 г. всего насчитывал
11 671 штык, 2218 сабель, 907 саперов, 387 пулеметов, 85 орудий.
Расформирован 24 марта 1920 г. Командир — генерал-лейтенант М.М. Иванов (до 22
ноября 1919 г.). Начальник штаба — полковник А.В. Говоров.
21 Гуселыциков Адриан Константинович, р. 26 мая 1871 г. в ст. Гун-
доровской. Из дворян Области войска Донского, сын офицера.
Новочеркасское казачье юнкерское училище (1900) (офицером с 1901 г.). Войсковой
старшина, помощник командира 52-го Донского казачьего полка. В Донской
армии; руководитель восстания в ст. Гундоровской. С 4 апреля 1918 г.
начальник обороны Гундоровско-Митякинского района, с 26 мая 1918 г. командир
сформированного им Гундоровского полка, командующий войсками
Хоперского округа и района, с 1918 г. полковник, с 1 октября 1918 г.
генерал-майор, начальник Северного отряда, затем в феврале 1919 г. 6-й Донской
дивизии, с весны 1919 г. начальник 8-й Донской конной дивизии, осенью 1919 г.
командир 2-го Донского корпуса, с 22 ноября 1919 г. командир 3-го
Донского корпуса, с декабря 1919 г. командир 4-го Донского корпуса, в феврале
1920 г. командир 3-го Донского корпуса, с марта 1920 г. начальник 3-й
Донской конной дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-лейтенант (с февраля
1919 г.). Орден Св. Николая Чудотворца. Был на о. Лемнос; в декабре 1920 г.
начальник 2-й Донской казачьей дивизии. В эмиграции с 1921 г. в Болгарии,
затем во Франции. Умер 21 февраля 1936 г. в Виши (Франция).
22 Стариков Терентий Михайлович, р. 8 апреля 1880 г. Из казаков ст.
Екатерининской Области войска Донского. Новочеркасское казачье юнкерское
училище (1902) (офицером с 1903 г.), Офицерская гимнастическо-фехтоваль-
ная школа. Войсковой старшина, помощник командира 5-го Донского
казачьего полка, член Войскового круга ВВД. В Донской армии. Участник Степного
похода; в марте 1918 г. руководитель восстания в районе ст. Екатерининской,
командир отряда своего имени в Северном отряде Южной группы (с 19 мая в
составе группы генерала Татаркина), с 17 июля — 3-го пешего отряда, с июля
1918 г. полковник, командир 1-го пешего отряда; в августе 1918 г. командир
отряда войск Усть-Медведицкого района, генерал-майор; с 23 февраля 1919 г.
командир группы своего имени в 1-й Донской армии, с апреля 1919 г.
начальник 7-й Донской конной дивизии, с 12 мая 1919 г. командир 7-й Донской
конной бригады, затем командир Сводного корпуса, в начале марта 1920 г. врид
командира 4-го Донского корпуса. Эвакуирован в Турцию. 29 июня 1920 г.
возвратился в Крым (Севастополь) на корабле «Саратов». В Русской Армии с
апреля, в июле—октябре 1920 г. в прикомандировании к штабу ВВД. Генерал-
лейтенант. Эвакуирован до осени 1920 г. из Севастополя на корабле «Великий
князь Александр Михайлович». В эмиграции в Чехословакии, председатель Об-
551
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
щеказачьего сельскохозяйственного союза, в 1928—1929 гг. председатель ЦК
союза комитета «Вольного казачества». Умер 11 декабря 1934 г. в Праге.
23 Бабиев Николай Гаврилович, р. 30 марта 1887 г. в ст.
Михайловской Кубанской обл. Николаевское кавалерийское училище (1909). Войсковой
старшина, командир 1-го Черноморского полка Кубанского казачьего войска.
В Добровольческой армии; с 10 января 1918 г. в боях на Кубани. Участник
1-го Кубанского («Ледяного») похода в дивизионе полковника Кузнецова, в
марте 1918 г. взят в плен, но освобожден. Затем в 1-м Лабинском полку,
с 18 октября 1918 г. командир Корниловского конного полка, с 14 января
1919 г. (25 сентября 1918 г.) полковник, с 26 января 1919 г. генерал-майор.
С 26 января, на 5 октября 1919 г. начальник 3-й Кубанской казачьей
дивизии. В Русской Армии начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии и конной
группы. Генерал-лейтенант (18 июня 1919 г.). Убит 30 сентября 1920 г. у
села Шолохово.
24 Секретев Александр Степанович, р. (12 августа 1882 г.) 8 августа
1881 г. в ст. Чернышевской. Из дворян, сын офицера ВВД, казак ст. Нижне-
Чирской Области войска Донского. Донской кадетский корпус (1899),
Николаевское кавалерийское училище (1901). Офицер л.-гв. Атаманского
полка. Полковник, командир 24-го Донского казачьего полка. В Донской армии;
в апреле—мае 1918 г. командир 1-го конного полка под Новочеркасском, в
1919 г. генерал-майор, командир бригады, командир 2-го Донского
отдельного корпуса, в мае 1919 г. командир конной группы из двух дивизий, затем
начальник 9-й Донской конной дивизии, в начале 1920 г. командир 4-го
Донского корпуса, с марта 1920 г. командир конной группы (бывшей генерала
А.А. Павлова) до эвакуации Новороссийска. В Русской Армии без
должности. Генерал-лейтенант. В эмиграции в ноябре 1920 г., с 1921 г. в Болгарии, в
конце 1922 г. возвратился в СССР. Арестован 14 августа 1930 г. Расстрелян
по делу «Казачьего блока» 8 мая 1931 г. в Москве.
25 Кельчевский Анатолий Киприанович (Келчевский), р. в 1869 г.
Из дворян. Псковский кадетский корпус (1889), Константиновское
военное училище (1891), академия Генштаба (1900). Генерал-лейтенант,
командующий 9-й армией. В 1918 г. в гетманской армии. В Донской армии с
22 ноября 1918 г.; на 20 ноября 1918 г. начальник штаба Восточного
(Царицынского) фронта, 15 февраля 1919 г. — 27 марта 1920 г. начальник
штаба Донской армии, затем военный и морской министр Южно-Русского
правительства. Эвакуирован в начале 1920 г. на корабле «Габсбург». С 25 марта
до 6 апреля 1920 г. начальник штаба Донского корпуса. Вышел в отставку
10 апреля 1920 г. (снят с должности и отставлен от службы). В эмиграции
с мая 1920 г. в Германии, главный редактор журнала «Война и мир». Умер
в 1923 г. в Берлине.
26 Воспоминания А. В. Туркула публикуются ниже.
27 Шиллинг Николай Николаевич, р. 16 декабря 1870 г. Из дворян.
Николаевский кадетский корпус (1888), Павловское военное училище
(1890). Офицер л.-гв. Измайловского полка. Генерал-лейтенант, командир
17-го армейского корпуса. Георгиевский кавалер. В 1918 г. в гетманской
армии в распоряжении главнокомандующего. В Добровольческой армии и
552
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^ ^»
ВСЮР с 1 сентября 1918 г. в Киевском центре, в ноябре—декабре 1918 г.
заместитель представителя Добровольческой армии в Киеве, с 1 января 1919 г.
в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 22 января 1919 г.
начальник 5-й пехотной дивизии, с 28 мая 1919 г. в распоряжении
главнокомандующего ВСЮР, с 10 июля 1919 г. командир 3-го армейского
корпуса, с 12 июля одновременно главноначальствующий Таврической (с 11
августа также и Херсонской) губ., с 26 августа 1919 г. командующий войсками
Новороссийской обл., освобожден 18 марта 1920 г. В эмиграции в
Чехословакии, председатель Кружка георгиевских кавалеров в Праге. Арестован
в мае 1945 г. Умер в начале 1946 г. в Праге.
28 Бредов Николай-Павел-Константин Эмильевич, р. в 1873 г. Из
дворян. 1-й Московский кадетский корпус, Константиновское военное
училище (1891), академия Генштаба (1901). Генерал-лейтенант, командир
21-го армейского корпуса. В Добровольческой армии и ВСЮР; с 25 ноября
1918 г. в Киевском центре, с 24 января 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР; 13 июля 1919 г. — 2 марта 1920 г. начальник 7-й
пехотной дивизии, затем начальник 15-й пехотной дивизии, командующий
войсками в Киеве, затем в Одессе, в начале 1920 г. возглавил поход из Одессы в
Польшу. С июля 1920 г. в Крыму. В эмиграции в 1930—1931 гг. в
распоряжении начальника РОВСа, председатель Союза «Долг Родине», возглавлял группу
2-й Галлиполийской роты в Софии, в 1930-х гг. заведующий инвалидным домом
в Шипке. В 1945 г. вывезен в СССР и погиб в лагерях.
29 Стессель Александр Анатольевич, р. в 1876 г. Сын
генерал-лейтенанта. В службе с 1894 г., офицером с 1896 г. Полковник л.-гв. 2-го
стрелкового полка, командир 152-го пехотного полка. Георгиевский кавалер. В
Добровольческой армии и ВСЮР; командир Сводного гвардейского стрелкового
батальона и полка, в апреле 1919 г. начальник боевого участка Сводно-гвар-
дейского батальона на Акманайских позициях, с 1 июля 1919 г. командир
стрелкового батальона в Сводно-гвардейском полку, в июле 1919 г. командир
1-го батальона во 2-м Сводно-гвардейском полку, с 2 сентября 1919 г.
командир 2-го Сводно-гвардейского полка, затем в батальоне л.-гв. 2-го
стрелкового полка 2-й гвардейской пехотной дивизии, в декабре 1919 г. начальник
внутренней обороны и комендант Одессы, в январе 1920 г. фактический
командир Овидиопольского отряда при походе из Одессы на румынскую
границу. Участник Бредовского похода. Эвакуирован в Зеленик (Югославия). На
май 1920 г. в Югославии. 8 сентябре 1920 г. прибыл в Русскую Армию в
Крым на пароходе «Владимир». В эмиграции во Франции, в 1931 г.
возглавлял группу л.-гв. 2-го стрелкового полка в Париже, председатель полкового
объединения. Умер 1 июня 1933 г. в Париже.
30 Слащев Яков Александрович, р. 29 декабря 1885 г. в
Санкт-Петербурге. Из дворян, сын офицера. Реальное училище в Санкт-Петербурге
(1903), Павловское военное училище (1905), академия Генштаба (1911).
Полковник, командир л.-гв. Московского полка. В Добровольческой армии
с 18 января 1918 г., в июне 1918 г. начальник штаба отряда Шкуро, с июля
1918 г. командир Кубанской пластунской бригады, с 15 ноября 1918 г.
начальник 1-й Кубанской пластунской отдельной бригады, затем начальник
553
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии, с апреля 1919 г. генерал-майор,
начальник 5-й пехотной дивизии, с 2 августа 1919 г начальник 4-й
пехотной дивизии, с ноября 1919 г. командир 3-го армейского корпуса, с марта
1920 г. командир 2-го армейского корпуса, с 19 августа 1920 г. в
распоряжении главнокомандующего. Генерал-лейтенант (с марта 1920 г.). В
эмиграции, с 21 декабря 1920 г. в отставке. 3 ноября 1921 г. вернулся в СССР
и служил в РККА. Убит 11 января 1929 г. в Москве.
31 Лукомский Александр Сергеевич, р. в 1868 г. Из дворян.
Полтавский кадетский корпус (1885), Николаевское инженерное училище (1888),
академия Генштаба (1897). Генерал-лейтенант, начальник штаба Верховного
главнокомандующего. Участник выступления генерала Корнилова в августе
1917 г., быховец. В Добровольческой армии и ВСЮР в ноябре 1917 г.,
начальник штаба Алексеевской организации. С 24 декабря 1917 г. (9 января—
февраль 1918 г.) начальник штаба Добровольческой армии, с 2 февраля 1918 г.
представитель Добровольческой армии при атамане ВВД. С февраля 1918 г. в
командировке Царицын—Харьков—Севастополь—Одесса АА^ связи с
офицерскими организациями. В июле 1918 г. возвратился на Дон, с августа 1918 г.
зам. председателя Особого совещания и помощник командующего
Добровольческой армией, с октября 1918 г. начальник Военного управления. С 12
октября 1919 г. председатель Особого совещания до февраля 1920 г. В марте
1920 г. выехал в Константинополь, с апреля 1920 г. представитель Русской
Армии при союзном командовании. С ноября 1920 г. в распоряжении
главнокомандующего. В эмиграции в Югославии (в Белграде), США, Франции,
помощник Великого Князя Николая Николаевича, с 1928 г. в распоряжении
председателя РОВС, к 1 января 1934 г. член Общества офицеров
Генерального штаба. Умер 25 февраля 1939 г.
32 Орлов Николай Иванович. Симферопольская гимназия, Варшавский
ветеринарный институт (не окончил). Штабс-капитан 60-го пехотного
полка. В декабре 1917 г. командир офицерской роты Крыма, летом 1918 г.
председатель Общества взаимопомощи офицеров в Симферополе, сформировал
Симферопольский офицерский батальон, затем командир 1-го батальона
Симферопольского офицерского полка. Весной 1920 г. поднял мятеж против
командования в Крыму. Расстрелян красными в Симферополе вместе с братом
Борисом в декабре 1920 г.
33 Князь Романовский, герцог Лейхтенбергский Сергей
Георгиевич, р. 4 июля 1890 г. в Петергофе. 2-й кадетский корпус, Морской корпус
(1911). Старший лейтенант 2-го Балтийского флотского экипажа. Во ВСЮР
и Русской Армии. Капитан 2-го ранга (28 марта 1920 г.). В эмиграции в
Италии. Председатель Русского Собрания в Риме, после 1945 г. — почетный
председатель Русского Национального Объединения, сотрудник журнала
«Военная Быль». Умер 16 декабря 1974 г. в Риме.
34 Граф Татищев Никита Алексеевич, р. в 1879 г. Александровский
лицей (1899). Офицер Кавалергардского полка, камер-юнкер, и. д.
московского губернатора. В Вооруженных силах Юга России; с мая 1919 г. по март
1920 г. таврический губернатор. В эмиграции во Франции. Член правления
лицейского объединения во Франции. Умер после 1938 г.
554
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^& . ^»
35 Чернавин Виктор Васильевич, р. в 1877 г. Из дворян Омская
гимназия, Николаевское инженерное училище (1899), академия Генштаба
(1904). Полковник, и. д. генерал-квартирмейстера штаба 6-й армии,
начальник штаба 51-й пехотной дивизии. В Добровольческой армии и ВСЮР; с
19 августа 1918 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР,
с 22 января 1919 г. — в резерве чинов при штабе Крымско-Азовской
Добровольческой армии, с 24 января 1919 г. генерал-квартирмейстер штаба
Крымско-Азовской армии, в апреле 1919 г. начальник штаба той же армии,
с 31 мая 1919 г. начальник штаба 3-го армейского корпуса, с 18 августа
1919 г. до 19 февраля 1920 г. начальник штаба войск Новороссийской
области, в январе 1920 г. начальник штаба Одесского военного округа.
Генерал-майор. В эмиграции в Чехословакии, к 1930 г., до 1938 г. служащий
Пражского архива. Умер в 1956 г. в Оломоуце (Чехословакия).
36 Субботин Владимир Федорович, р. 10 марта 1874 г. Из дворян
Курской губ. Орловский кадетский корпус (1892), Николаевское
инженерное училище (1895), Николаевская инженерная академия (1900). Генерал-
майор, начальник инженеров Румынского фронта. В Добровольческой армии;
с 11 января 1918 г. в резерве чинов при штабе армии, затем комендант
штаба Кавказской Добровольческой армии, с 11 января 1919 г. и на 22
января 1919 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с
26 февраля 1919 г., к январю 1920 г. комендант крепости и начальник
гарнизона Севастополя, с 23 июня 1919 г. севастопольский градоначальник с
оставлением в прежней должности и градоначальник Севастополя. В Русской
Армии начальник инженеров до эвакуации Крыма.
37 Ненюков Дмитрий Всеволодович, р. в 1869 г. Морской корпус
(1889), Морская академия. Вице-адмирал. В Добровольческой армии и ВСЮР;
с 1 апреля до 1 декабря 1918 г. начальник Одесского центра армии
(утвержден 2 февраля 1919 г.), с марта 1919 г. управляющий военно-морской базой
Одессы, с 20 августа 1919 г. командующий Черноморским флотом.
Эвакуирован из Крыма на корабле «Великий князь Александр Михайлович» и в
Салоники на корабле «Константин». На май 1920 г. и к лету 1921 г. в
Югославии. В эмиграции там же. Умер 5 июля 1929 г. в Белграде.
38 Бубнов Александр Дмитриевич, р. в 1883 г. в Варшаве. Из дворян,
сын офицера. Гимназия, Морской корпус (1903), Морская академия (1913).
Контр-адмирал, начальник Морского управления Ставки ВГК. С декабря 1918 г.
по 1920 г. член русской делегации на Версальской конференции от адмирала
Колчака. Во ВСЮР и Русской Армии; с мая 1919 г. командир дивизиона
миноносцев, с 20 августа 1919 г. до 8 февраля 1920 г. начальник штаба
Черноморского флота. Эвакуирован в Турцию. 29 июня (2 октября) 1920 г. возвратился
в Русскую Армию в Крым (Севастополь) на корабле «Константин». В
эмиграции во Франции и Югославии; в 1923—1941 гг. профессор в Югославской
морской академии. Умер 2 февраля 1963 г. в Кралье (Югославия).
39 Боровский Александр Александрович, р. 6 июня 1875 г. Из
дворян. Псковский кадетский корпус (1894), Павловское военное училище (1896),
академия Генштаба (1903). Офицер л.-гв. Литовского полка. Генерал-майор,
командир бригады 2-й Сибирской стрелковой дивизии. Георгиевский кавалер.
555
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
В Добровольческой армии с ноября 1917 г., организатор и командир
Студенческого батальона. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: с 12
февраля 1918 г. командир Юнкерского батальона, с 17 марта 1918 г. командир
Офицерского полка. С июня 1918 г. начальник 2-й дивизии, с 15 ноября
1918 г. командир 2-го армейского корпуса, с 24 декабря 1918 г. командир
Крымско-Азовского корпуса, 7 января — 31 мая 1919 г. командующий
Крымско-Азовской добровольческой армией, с 22 июля 1919 г. командующий
войсками Закаспийской обл., затем в резерве чинов при штабе
главнокомандующего. Генерал-лейтенант (с 12 ноября 1918 г.). Уволен от службы 29 октября
1919 г. Эвакуирован в апреле 1920 г. из Ялты на корабле «Силамет». В
эмиграции в Югославии. Умер по разным источникам 14 декабря 1938 г. в Нише
или 22 апреля 1939 г. в Скопле (Югославия).
40 Макаренко Александр Сергеевич, р. в 1861 г. В службе с 1879 г.,
офицером с 1881 г. Военно-юридическая академия. Генерал-лейтенант
военно-судебного ведомства. Главный военный прокурор и начальник
военно-судного управления. В Добровольческой армии и ВСЮР с осени 1918 г.; в
резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 21 февраля 1919 г.
постоянный член Кассационного присутствия, с 9 апреля 1919 г.
председатель комиссии по пересмотру Воинского устава о наказаниях и
военно-судебного устава, в апреле 1920 г. постоянный член Главного военного и военно-
морского суда. В эмиграции. Умер в 1932 г. в Самборе.
41 Достовалов Евгений Исаакович, р. в 1882 г. Сын статского
советника. Сибирский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское
училище (1902), академия Генштаба (1912). Полковник, и. д. начальника
штаба 15-й пехотной дивизии. В декабре 1917 г. помощник начальника штаба
крымских войск, 2 января 1918 г. взят в плен, освобожден и уехал из Крыма
(по другим данным — скрывался в Крыму до апреля 1918 г.). В
Добровольческой армии с весны 1918 г. в штабе 1-й дивизии до осени 1918 г.; с
20 ноября 1918 г. начальник Сальского отряда Донской армии, затем в
прикомандировании к Кубанскому военному училищу, с 27 августа 1919 г. в
распоряжении генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР,
осенью 1919 г. генерал-майор, обер-квартирмейстер Добровольческого
корпуса, в марте 1920 г. начальник штаба того же корпуса. В Русской Армии
начальник штаба 1-го армейского корпуса, с августа 1920 г. — 1-й армии.
Генерал-лейтенант. На 18 декабря 1920 г. в управлении 1-го армейского корпуса
в Галлиполи. В эмиграции к 1922 г. в Греции. Вернулся в СССР, служил в
РККА. Расстрелян в 1938 г.
42 Чеснаков Петр Владимирович, р. в 1875 г. Полоцкий кадетский
корпус (1893), Константиновское артиллерийское училище (1896), академия
Генштаба (1901), Офицерская кавалерийская школа (1907). Офицер 4-го
гусарского полка. Генерал-майор, начальник штаба 2-й кавалерийской
дивизии и 1-го кавалерийского корпуса. Георгиевский кавалер. В Добровольческой
армии с апреля 1919 г., с 1 июня 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР, летом 1919 г. в штабе войск Юго-Западного края
(Одесса), с 23 июля 1919 г. командир 4-го гусарского полка, с 11 октября
1919 г. в резерве чинов Донской армии, в декабре 1919 г. — марте 1920 г.
556
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^. 1&»
начальник 1-й сводной кавалерийской дивизии Донской армии. В Русской
Армии с 20 июня 1920 г. в резерве чинов при Военном управлении, затем в
инспекции конницы до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Сцегед».
В эмиграции в Югославии. Умер 20 сентября 1948 г. там же.
43 Дьяков Василий Авраамович, р. 6 января 1886 г. Из дворян, сын
офицера ВВД, казак ст. Новониколаевской Области войска Донского. Донской
кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1905).
Полковник л.-гв. Казачьего полка. Георгиевский кавалер. В Донской армии; с 1 апреля
1918 г. участник восстания в Новочеркасске, с 6 апреля 1918 г. в отряде
войскового старшины Семилетова, с 10 мая 1918 г. командир 1-го полка 1-й
Донской конной дивизии, с 4 сентября 1918 г. командир л.-гв. Казачьего полка,
ранен 22 февраля 1919 г., с 6 апреля 1919 г. — командир гвардейской бригады
1-й Донской конной дивизии, с 28 октября 1919 г. начальник той же дивизии
до эвакуации Крыма. Генерал-майор (4 апреля 1919 г.). Был на о. Лемнос, с
12 декабря 1920 г. по 1921 г. командир 1-й бригады 1-й Донской конной
дивизии, затем до 1924 г. в распоряжении представителя главнокомандующего
Русской Армией в Польше, с 1924 г. в Данциге. Погиб в марте 1945 г.
44 Блейш Александр Николаевич. Из дворян. Полковник, командир
ударного батальона. В Добровольческой армии с мая 1918 г., с июня 1918 г.
в Марковском полку: командир 9-й (офицерской) роты, с 22 июля 1918 г.
командир 1-го батальона, в июле—августе 1919 г. командир 1-го
Офицерского (Марковского) полка, с декабря 1919 г. командующий Марковской
дивизией, с января 1920 г. помощник начальника той же дивизии, в марте 1920 г.
начальник Марковской дивизии. Полковник (старшинство в чине 14 декабря
1919 г.). Умер от тифа 8 марта 1920 г. в Новороссийске.
45 Тимановский Николай Степанович, р. в 1889 г. Офицерский
экзамен (ок. 1906). Полковник, командир Георгиевского батальона Ставки ВГК.
В Добровольческой армии с декабря 1917 г., командир роты офицерского
батальона. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, с 12 февраля 1918 г.
помощник командира Свод но-офицерского полка, затем начальник штаба
1-й отдельной пехотной бригады, с мая 1918 г. командир 1-го Офицерского
(Марковского) полка, с 12 ноября 1918 г. генерал-майор, командир 1-й
бригады 1-й пехотной дивизии. В начале 1919 г. направлен в Одессу, с 31 (21)
января 1919 г. начальник Отдельной бригады Русской Добровольческой армии
в Одессе (с 27 января — Отдельной Одесской стрелковой бригады), с
которой отступил в Румынию, с 18 мая по 13 июня начальник развернутой из
бригады 7-й пехотной дивизии, с 2 июня 1919 г. начальник 1-й пехотной
дивизии, с 10 ноября 1919 г. начальник Марковской дивизии.
Генерал-лейтенант (с лета 1919 г.). Умер от тифа 18 декабря 1919 г. на ст. Чернухин
Херсонской губ.
46 Марков Сергей Леонидович, р. в 1878 г. Из дворян. 1-й
Московский кадетский корпус (1895), Константиновское артиллерийское училище
(1898), академия Генштаба (1904). Офицер л.-гв. 2-й артиллерийской
бригады. Генерал-лейтенант, начальник штаба Юго-Западного фронта. Участник
выступления генерала Корнилова в августе 1917 г., быховец. В
Добровольческой армии с ноября 1917 г., с 24 декабря 1917 г. начальник штаба команду-
557
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
ющего войсками Добровольческой армии, с января 1918 г. начальник штаба
1-й Добровольческой дивизии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода: с 12 февраля 1918 г. командир Сводно-офицерского полка, с апреля 1918 г.
командир 1-й отдельной пехотной бригады, с июня 1918 г. начальник 1-й
пехотной дивизии. Убит 12 июня 1918 г. у ст. Шаблиевка.
47 Романовский Иван Павлович, р. 16 апреля 1877 г. в Луганске. Из
дворян, сын офицера. 2-й Московский кадетский корпус (1897), Константи-
новское артиллерийское училище (1899), академия Генштаба (1903).
Офицер л.-гв. 2-й артиллерийской бригады. Генерал-майор, 1-й
генерал-квартирмейстер Ставки Верховного главнокомандующего. Георгиевский кавалер. В
Добровольческой армии с ноября 1917 г., с декабря 1917 г. начальник
строевого отдела штаба Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода, с февраля 1918 г. начальник штаба Добровольческой армии,
с 8 января 1919 г. начальник штаба главнокомандующего ВСЮР, затем
помощник главнокомандующего ВСЮР; уволен 20 марта 1920 г.
Генерал-лейтенант (с 12 ноября 1918 г.). Эвакуирован в Константинополь, где убит 5
апреля 1920 г.
48 Вязьмитинов Василий Ефимович, р. в 1874 г. Из мещан.
Офицерский экзамен при Одесском пехотном юнкерском училище (1894), академия
Генштаба (1904). Генерал-лейтенант, командир 6-го Сибирского армейского
корпуса. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР; с 1918 г.
начальник отделения штаба армии, с 12 октября 1918 г. начальник части
Генерального штаба военного и морского отдела ВСЮР, с января 1919 г.
начальник Военного управления, с 29 марта 1920 г. начальник Военного
управления ВСЮР, военный и морской министр Южно-Русского правительства,
затем начальник Военного управления в Русской Армии до эвакуации Крыма.
В эмиграции в 1920—1921 гг. военный представитель в Болгарии, с 1923 г. в
Югославии, правитель дел Державной комиссии по делам русских беженцев.
Умер 29 января 1929 г. в Белграде.
49 3-й Дроздовский полк (3-й офицерский стрелковый генерала Дрозовс-
кого полк, с апреля 1920 г. 3-й стрелковый генерала Дроздовского полк).
Сформирован 21 сентября 1919 г. в Харькове на базе офицерского кадра Дроздов-
ского полка. Входил в состав 3-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. —
Дроздовской дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал ИЗО штыков при 12
пулеметах. В начале апреля 1920 г. — 1000 человек, на 21 сентября в полку
было свыше 700 штыков. 29 июня 1920 г. полк потерял 103 человека (25
убито). Командиры: полковник В.В. Манштейн, полковник B.C. Дрон (сентябрь —
27 октября 1920 г.; убит), капитан Елецкий (врио, октябрь 1920 г.).
50 Букретов Николай Лндрианович, р. в 1876 г. Из горских
грузинских евреев-кантонистов. Приписной казак Кубанского казачьего войска.
Тифлисское реальное училище (1894), Алексеевское военное училище (1896),
академия Генштаба. Генерал-майор, начальник 2-й Кубанской пластунской
бригады. В Добровольческой армии; 9—17 января 1918 г. командующий
Кубанской армией, затем в отставке. С осени 1918 г. председатель
продовольственного комитета Кубанского правительства, в январе—апреле 1920 г.
Кубанский атаман. В эмиграции в Константинополе. Умер после 1922 г.
558
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ _
«^JL. ^*
51 Писарев Петр Константинович, р. 17 декабря 1874 г. на Дону. Из
дворян, сын офицера ВВД, казак ст. Иловлинской. Атаманское техническое
училище, Новочеркасское казачье юнкерское училище (1898). Полковник,
командир 42-го Донского казачьего полка. Георгиевский кавалер. В
Добровольческой армии с января 1918 г. в партизанском отряде полковника Краснян-
ского. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: командир 1-го
батальона и помощник командира Партизанского полка, с июня 1918 г. командир
Партизанского (затем Алексеевскою) полка, с 12 ноября 1918 г. генерал-
майор, с 15 декабря 1918 г. командир бригады 2-й дивизии, с 19 января
1919 г. командир бригады 4-й дивизии Крымско-Азовской армии, с 10
апреля 1919 г. начальник 2-й Донской стрелковой бригады, с 27 июня 1919 г.
начальник 6-й пехотной дивизии, с августа 1919 г. командир 1-го Кубанского
корпуса и начальник гарнизона Царицына, с 9 сентября начальник Сводно-
гренадерской дивизии, затем командир 1-го Сводного корпуса в Кавказской
армии. Прибыл в Крым во главе остатков Донских и Кубанских казачьих
частей, избежавших капитуляции на Кавказском побережье. С начала апреля
1920 г. комендант крепости и градоначальник Севастополя, с 24 апреля 1920 г.
командир Сводного корпуса, с 7 июля 1920 г. — конного корпуса, с 1
августа 1920 г. — 1-го армейского корпуса Русской Армии до эвакуации Крыма.
Генерал-лейтенант (с августа 1919 г.). В эмиграции в Греции, в 1920—1921 гг.
представитель Донского атамана, с 1921 г. в Югославии, затем во Франции, с
1937 г. председатель Союза Первопоходников. Умер 22 декабря 1967 г. в
Шелль (Франция).
52 Морозов Николай Лполлонович, р. в 1879 г. Псковский кадетский
корпус (1897), Павловское военное училище (1899), академия Генштаба
(1905). Офицер гвардейской пехоты. Полковник, командир 1-го Кавказского
стрелкового полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в прикомандировании
к штабу Кубанского казачьего войска, преподаватель военного училища в Ека-
теринодаре; в начале 1920 г. помощник начальника штаба Кубанского
казачьего войска и войскового атамана, в марте 1920 г. командир Кубанской
пластунской бригады, на 11 марта 1920 г. начальник Кубанского отряда, с
9 апреля 1920 г. командир Кубанского корпуса (командующий Кубанской
армией). Генерал-майор. Взят в плен в апреле 1920 г., содержался в тюрьме в
Костроме, затем служил в РККА, профессор Военно-политической академии
им. Толмачева в Ленинграде. Арестован в конце 1930 г., в 1931 г. осужден
на 5 лет лагерей по делу «Весна».
53 Драценко Даниил Павлович, р. в 1876 г. Из мещан. Одесское
пехотное юнкерское училище (1897), академия Генштаба (1908). Полковник,
командир 153-го пехотного полка. В начале 1918 г. командир Русского
Корпуса в Закавказье. В Добровольческой армии и ВСЮР; с 17 января 1919 г. в
резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 1 марта 1919 г.
начальник 4-й Терской отдельной пластунской бригады, затем начальник 1-й
конной дивизии, с 31 мая 1919 г. начальник Астраханского отряда,
командующий войсками западного побережья Каспийского моря, командующий
группой войск Астраханского направления, с 1920 г. представитель
главнокомандующего ВСЮР в Батуме. В Русской Армии в августе 1920 г. начальник штаба
559
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
группы войск генерала Улагая во время Кубанского десанта, затем начальник
штаба 2-й армии, с 2 сентября до 2 октября 1920 г. командующий 2-й
армией. Генерал-лейтенант. В эмиграции в Югославии, в 1931 г. начальник Заг-
ребского отдела РОВС и председатель комитета по сбору средств в Фонд
спасения России. Служил в Русском Корпусе. Умер в 1941 —1945 гг.
54 Каспийская флотилия. Сформирована в составе ВСЮР весной 1919 г.
Первоначально укомплектована морскими офицерами, находившимися в
Персии (ст. лейтенанты Н.Н. Лишин, Н.В. Потапов, лейтенант барон Нолькен и
др.). На Каспий были отправлены также собранные из частей
Добровольческой армии морские офицеры, а в середине апреля прибыла вторая группа с
начальником флотилии. Рядовой состав укомплектован астраханскими
рыбаками-добровольцами. Состояла из переданных англичанами вооруженных
пароходов общества «Кавказ и Меркурий», сильнейшими из которых были
«Дмитрий Донской» и «Князь Пожарский». Включала также вооруженные
пароходы «Азия», «Европа», «Кама», «Ока», «Волга», «Орленок», «Африка»,
«Америка», «Австралия», «Слава», «Крюгер», «Арат», «Надежда»,
«Мануфактура», катера-истребители № 1 —10, катера «Доброволец», «Ретвизан», «Пет-
ровск», «Успех», «Михаил», «Литта», «Орлик», «Рыбак», «Крепыш»,
транспорты «Ленкоранец» и «Кизил-Агтач». Блокировала Астрахань, обеспечивая
безопасность перевозок по Каспию. Расформирована в марте 1920 г. Остатки
флотилии, отошедшие во главе с капитаном 1-го ранга Б.М. Бушеном в Энзе-
ли (до 700 человек при более 200 офицерах) спаслись в Персии, а 80
офицеров и свыше 200 матросов 23 сентября 1921 г. через Месопотамию прибыли
во Владивосток, где составили кадр Сибирской флотилии. Командующий —
капитан 1-го ранга А.И. Сергеев. Начальник штаба: капитан 2-го ранга
А.А. Апушкин (до 20 сентября 1919 г.), капитан 1-го ранга Н.А. Рябинин
(с 20 сентября 1919 г.), капитан 1-го ранга Б.М. Пышнов.
55 Сергеев Аполлинарий Иванович, р. в 1872 г. Морской корпус
(1893). Капитан 1-го ранга. В Добровольческой армии и ВСЮР; с апреля
1919 г. начальник Каспийской флотилии. Контр-адмирал (с 1919 г.). В
ноябре—декабре 1920 г. прибыл в Югославию на корабле «Владимир». К лету
1921 г. в Югославии. В эмиграции во Франции (к 1931 г. в Марселе), в
Югославии (к 1933 г. в Белграде). После 1945 г. — в Германии. Умер
1 июня 1952 г. в Ульме (погребен в Дорнштадте).
56 Бушен Борис Николаевич, р. в 1884 г. Морской корпус (1906)
(офицер с 1907). Старший лейтенант крейсера «Громобой». В Добровольческой
армии и ВСЮР; с 7 апреля 1919 г., осенью 1919 г. командир бронепоезда
«Дмитрий Донской», с 20 сентября 1919 г. командир вспомогательного
крейсера «Дмитрий Донской» Каспийской флотилии, в начале 1920 г. врио
командующего флотилией. Капитан 2-го ранга (27 марта 1919 г.). К16 мая 1921 г. в
лагере в Басре (Месопотамия), с сентября 1921 г. на Сибирской флотилии. В
эмиграции во Франции, в 1928—1937 гг. член Военно-морского исторического
кружка в Париже, затем в Египте. Умер 9—10 сентября 1956 г. в Александрии.
57 Корниловское военное училище. Создано во ВСЮР 31 января 1919 г.,
когда в Екатеринодаре был сформирован кадр военно-училищных курсов. В
июле 1919 г. военно-училищные курсы развернулись в Ставрополе и впослед-
560
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^1 - f^^
ствии преобразованы в Корниловское военное училище. В училище служило,
не считая начальников, 59 офицеров (5 командиров батальона, 9 командиров
рот, 3 адъютанта, 19 курсовых офицеров, 4 хозчасти и 19 преподавателей, в
т. ч. 4 генерала). Оно имело в числе преподавателей 11 генералов и
полковников Генштаба, четырех офицеров, закончивших другие академии, и
четырех с университетским образованием. Сделало первый выпуск (69 человек)
29 июня 1921 г. в Галлиполи. Всего дало 5 выпусков офицеров с чином
подпоручика (считая и ускоренный 29 января 1920 г.). После преобразования
армии в РОВС до 30-х годов представляло собой, несмотря на распыление его
чинов по разным странам, кадрированную часть в составе 1-го армейского
корпуса (III) (офицеры последних выпусков были оставлены в
прикомандировании к училищу). Осенью 1925 г. насчитывало 67 человек, в т. ч. 59
офицеров. Начальники: генерал-майор Т.М. Протозанов, генерал-лейтенант
А.И. Жнов, генерал-майор М.М. Зинкевич, генерал-майор М.М. Георгиевич
(1925), полковник Н.П. Керманов (1931). Начальник группы во Франции —
полковник Л.Н. Боклевский.
58 Мельников Николай Михайлович, р. 23 сентября 1882 г. Из
казаков Области войска Донского. Гимназия в Царицыне. Московский
университет. Председатель съезда мировых судей. Председатель Войскового круга, член
Донского правительства, в декабре 1917 г. товарищ председателя его, с
декабря 1919 г. председатель Донского правительства, с марта 1920 г.
председатель Южно-Русского правительства. В эмиграции в Париже, председатель
Общеказачьего союза. В 1929—1931 гг. редактор журнала «Родимый Край».
В 1933—1934 гг. редактор журнала «Казак». Умер 11 декабря 1972 г. в Ар-
жантее (Франция).
59 Бернацкий Михаил Владимирович, р. 6 октября 1876 г.
Профессор Петроградского политехнического института, управляющий отделом
труда Министерства торговли и промышленности, министр финансов
Временного правительства. В Вооруженных силах Юга России; весной 1919 г. министр
финансов правительства генерала Шварца в Одессе, затем начальник
управления финансов, член Особого совещания, в марте 1920 г. министр финансов
Южно-Русского правительства. Эвакуирован из Новороссийска. Летом 1920 г.
в Константинополе, затем начальник гражданского управления, с 29 марта
1920 г. начальник Финансового управления правительства генерала Врангеля.
В эмиграции в Бриндизи, руководитель Российского центрального
объединения, затем во Франции, в 1931 член учебного комитета Высших
военно-научных курсов в Париже. Умер 16—17 июля 1943 г. в Париже.
60 Чайковский Николай Васильевич, р. в 1850 г. в Вятке. Из дворян.
Санкт-Петербургский университет (1872). Руководитель Земгора. В августе
1918 г. — марте 1920 г. глава Временного правительства Северной Области,
с марта 1920 г. член Южно-Русского правительства, министр пропаганды и
агитации. В эмиграции в 1920—1921 гг. член Земгора (Российского земско-
городского комитета помощи беженцам). Умер 30 апреля 1926 г. в Лондоне.
61 Сушков Филипп Семенович. Председатель Кубанского
правительства. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. С марта 1920 г.
министр просвещения Южно-Русского правительства.
36 «Белое движение», т 20
561
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
62 Махров Петр Семенович, р. 1 сентября 1876 г. в Тамбове. Из
дворян. Минская гимназия, Виленское пехотное юнкерское училище (1897),
академия Генштаба (1907). Генерал-майор, генерал-квартирмейстер штаба
Юго-Западного фронта. В 1918 г. в гетманской армии; служащий
Полтавского кадетского корпуса, 30 октября 1918 г. назначен членом
Военно-исторической комиссии по сбору документов Великой войны по Юго-Западному и
Румынскому фронтам. В Вооруженных силах Юга России; с 21 февраля 1919 г.
начальник военных сообщений Крымско-Азовской армии, с 3 апреля 1919 г
в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 18 августа, в
октябре 1919 г. начальник военных сообщений Кавказской армии, затем
генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР, представитель в
Северо-Западной армии, с 24 марта по 11 мая 1920 г. начальник штаба
главнокомандующего ВСЮР и Русской Армии, с 16 июня 1920 г.
представитель главнокомандующего при польском правительстве. Генерал-лейтенант
(10 июня 1920 г.). В эмиграции в Польше и во Франции. Умер 29 февраля
1964 г. в Каннах.
63 Юзефович Яков Давидович, р. в 1872 г. Из дворян. Полоцкий
кадетский корпус (1890), Михайловское артиллерийское училище (1893),
академия Генштаба (1899). Генерал-лейтенант, командир 26-го армейского
корпуса, командующий 12-й армией. Георгиевский кавалер. В Добровольческой
армии и ВСЮР с лета 1918 г.; с 1 января 1919 г. начальник штаба
Добровольческой армии, командир 3-го конного корпуса, с 8 мая по 27 июля 1919 г.
начальник штаба Кавказской армии, затем командир 5-го кавалерийского
корпуса, с 28 ноября 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего. С апреля 1920 г. руководитель строительства укреплений в Северной
Таврии, в июне—сентябре 1920 г. генерал-инспектор конницы. В эмиграции с
1921 г. в Эстонии. Умер в 1929 г. в Тарту.
64 Богаевский Африкан Петрович, р. 27 декабря 1872 г. Из дворян
ВВД, сын офицера, казак ст. Каменской. Донской кадетский корпус,
Николаевское кавалерийское училище (1892) академия Генштаба (1900). Офицер
л.-гв. Атаманского полка. Генерал-майор, начальник 1-й гвардейской
кавалерийской дивизии. Георгиевский кавалер. В Донской армии; в январе 1918 г.
командующий войсками Ростовского района. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода: командир Партизанского полка и с 17 марта 1918 г. 2-й
бригады. В Донской армии; с 4 мая 1918 г. председатель Совета
управляющих отделами ВВД (Донского правительства) и управляющий иностранным
отделом, с 6 февраля 1919 г. войсковой атаман Донского казачьего войска.
Генерал-лейтенант (с 27 августа 1918 г.). В эмиграции с ноября 1921 г. в
Софии, с октября 1922 г. в Белграде, с ноября 1923 г. в Париже. Умер
21 октября 1934 г. в Париже.
65 Зеелер Владимир Феофилович, р. 27 июня 1874 г. В январе 1918 г.
градоначальник Ростова. В Добровольческой армии и ВСЮР. Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода, затем председатель Донского краевого
комитета, с февраля 1920 г. министр внутренних дел Южно-Русского
правительства. В эмиграции во Франции, в 1920—1921 гг. член земгора (Российского
562
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
земско-городского комитета помощи беженцам), член редколлегии газеты
«Русская мысль». Умер 27 декабря 1954 г.
66 Драгомиров Абрам Михайлович, р. 21 сентября 1868 г. в Санкт-
Петербурге. Из дворян Черниговской губ., сын генерала от инфантерии.
Пажеский корпус (1887), академия Генштаба (1893). Офицер л.-гв.
Семеновского полка. Генерал от кавалерии, главнокомандующий войсками Северного
фронта. Георгиевский кавалер. С августа 1918 г. помощник верховного
руководителя Добровольческой армии, с 3 октября 1918 г. по сентябрь 1919 г.
одновременно председатель Особого совещания при главнокомандующем
ВСЮР. С 11 сентября 1919 г., в декабре 1919 г. главноначальствующий и
командующий войсками Киевской области. С 8 марта 1919 г. заместитель
председателя комиссии по эвакуации Новороссийска, с 19 сентября 1920 г.
председатель кавалерской думы Ордена Св. Николая Чудотворца. В эмиграции в
Югославии (в Белграде), с 1924 г. генерал для поручений при председателе
РОВС, с 1931 г. во Франции, руководитель особой работы РОВС,
председатель Общества офицеров Генерального штаба. В годы Второй мировой войны
в резерве чинов при штабе РОА. Член Общества Ветеранов. Умер 9 декабря
1955 г. в Ганьи (Франция).
67 Ефимов Николай Павлович, р. в 1872 г. Из дворян, сын тайного
советника. 2-й кадетский корпус (1890), Павловское военное училище
(1892), академия Генштаба (1899). Генерал-майор, начальник Сводной
Кавказской пехотной дивизии. В Добровольческой армии и ВСЮР; с 11
сентября 1918 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего, с 6 декабря 1918 г.
до марта 1919 г. начальник штаба 1-го армейского корпуса, затем в
распоряжении генерал-инспектора штаба ВСЮР, 22 мая — 13 декабря 1919 г. (до
26 ноября 1919 г.) начальник штаба Добровольческой армии, затем в
распоряжении главнокомандующего ВСЮР. Генерал-лейтенант (25 июня 1919 г.).
В Русской Армии до эвакуации Крыма. В эмиграции в Югославии, затем во
Франции. Умер 19 января 1943 г. в Париже.
68 Агапеев Владимир Петрович, р. в 1876 г. в Варшаве. Из дворян
Могилевской губ. 1-й кадетский корпус (1893), Николаевское кавалерийское
училище (1895), академия Генштаба (1901). Офицер л.-гв. Уланского Его
Величества полка. Генерал-майор, начальник штаба 35-го армейского
корпуса и Польского корпуса. В Добровольческой армии с ноября 1917 г.,
организатор Харьковского центра Добровольческой армии, с 15 августа 1918 г. в
Харьковском центре, с 7 января 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР, с 22 января 1919 г. — в резерве чинов при штабе
Крымско-Азовской Добровольческой армии, 5 февраля — 1 июня 1919 г.
начальник штаба 2-го армейского корпуса (переименован в 1-й армейский корпус),
затем в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, с августа 1919 г.
по конец марта 1920 г. представитель при союзном командовании в
Константинополе. Генерал-лейтенант (3 июня 1919 г.). На май 1920 г. в
Югославии (1922 г. около Белграда), главный редактор «Вестника объединения
российских Пажеского, Морского и кадетских корпусов в королевстве
Югославии», 17 лет служил в Военно-топографическом институте. Служил в
Русском Корпусе. С осени 1942 г. в Австрии, в 1946 г. представитель Красного
36*
563
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Креста в Германии, с 1948 г. в Чили, с 1950 г. начальник отдела Союза
Российского зарубежного воинства в Аргентине. Умер 6 мая 1956 г. в Буэнос-
Айресе.
69 Энгельгардт Борис Александрович, р. в 1877 г. Из дворян
Смоленской губ., сын офицера. Пажеский корпус (1896), академия Генштаба
(1903). Полковник, член Государственной думы и председатель военного
комитета Временного комитета Государственной думы, и. о. военного
коменданта Петрограда. В ноября 1918 г. на Украине, с осени 1918 г.
заведующий политической частью представительства Добровольческой армии в
Киеве, с декабря 1918 г. то же в Одессе. Во ВСЮР с 18 марта 1919 г.
помощник управляющего отделом пропаганды (Освага) Особого совещания
при главнокомандующем ВСЮР, летом 1919 г. в штабе войск
Юго-Западного края (Одесса), с декабря 1919 г. начальник того же отдела
пропаганды. В марте 1920 г. в отставке. Эвакуирован из Новороссийска. В
эмиграции во Франции, затем в Риге. В 1940 г. арестован и сослан в Среднюю
Азию, в 1946 г. вернулся в Ригу. Умер в 1962 г. там же.
70 Барон Врангель Петр Николаевич, р. 15 августа 1878 г. в Ростове.
Из дворян Санкт-Петербургской губ., сын директора страхового общества в
Ростове. Ростовское реальное училище, Горный институт (1901), офицерский
экзамен при Николаевском кавалерийском училище (1902), академия
Генштаба (1910). Офицер л.-гв. Конного полка. Генерал-майор, командующий
сводным конным корпусом. В Добровольческой армии с 25 августа 1918 г.; с
28 августа 1918 г. командир бригады 1-й конной дивизии, с 31 октября 1918 г.
начальник 1-й конной дивизии, с 15 ноября 1918 г. командир 1-го конного
корпуса, с 27 декабря 1918 г. командующий Добровольческой армией, с
10 января 1919 г. командующий Кавказской Добровольческой армией, с 26
ноября по 21 декабря 1919 г. командующий Добровольческой армией.
Эвакуирован в феврале 1920 г. из Севастополя на корабле «Посадник». С 22 марта
1920 г. главнокомандующий ВСЮР и Русской Армии. Генерал-лейтенант (с
22 ноября 1918 г.). В эмиграции, с 1924 г. начальник образованного из
Русской Армии Русского общевоинского союза (РОВС). С сентября 1927 г. в
Бельгии. Умер 25 апреля 1928 г. в Брюсселе.
71 Впервые опубликовано: Белое дело. Т. 5. Берлин, 1930.
72 Граф Гендриков Петр Васильевич. Офицер Кавалергардского полка.
Курский вице-губернатор. Во ВСЮР и Русской Армии. Орловский
губернатор. В 1920 г. в Крыму. В эмиграции во Франции, в 1937 г. активист НОРР.
Умер после 1938 г.
73 Плющевский-Плющик Юрий Николаевич, р. 2 июня 1877 г.
Александровский кадетский корпус (1895), Константиновское военное
училище (1898), академия Генштаба (1905). Офицер л.-гв. 1-й артиллерийской
бригады, состоял в прикомандировании к л.-гв. Семеновскому полку.
Полковник, 2-й генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего. В
Добровольческой армии с декабря 1917 г. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в штабе армии. С 27 ноября 1918 г. генерал-квартирмейстер
штаба армии, с января 1919 г. по февраль 1920 г. генерал-квартирмейстер
штаба ВСЮР. Генерал-майор (13 февраля 1919 г.). В эмиграции с 22 марта
564
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ &&*
1920 г. с генералом Деникиным в Югославии, затем во Франции. Умер
9 февраля 1926 г. в Париже.
74 Фон Розеншильд-Паулин Анатолий Николаевич, р. 10 декабря
1860 г. Полоцкая военная гимназия, Павловское военное училище (1879),
академия Генштаба (1887). Офицер л.-гв. 4-го стрелкового батальона.
Генерал-лейтенант, начальник 29-й пехотной дивизии (с 1915 г. в плену).
Георгиевский кавалер. В Вооруженных силах Юга России с августа 1919 г. из
подполья в Одессе; сформировал батальона из членов своей организации, с которым
участвовал в освобождении города от большевиков, с 10 августа 1919 г. в
резерве чинов войск Новороссийской области, с 1 ноября 1919 г. в штабе войск
Новороссийской области, начальник Днепровского отряда, затем группы войск
Киевской области, на 25 марта 1920 г. в Феодосии. В эмиграции в
Югославии (Нови-Сад), на 27 ноября 1927 г. почетный председатель полкового
объединения. Умер 22 ноября 1929 г. в Нови-Сад.
75 Кривошеий Александр Васильевич, р. 19 июля 1857 г. Сын
подполковника. Гимназия в Варшаве, Санкт-Петербургский университет. Тайный
советник, статс-секретарь, главноуправляющий землеустройством и
земледелием. В 1917—1918 гг. председатель «Союза земельных собственников», один
из руководителей Правого центра. В Русской Армии помощник
главнокомандующего по гражданской части, воглавлял правительство при
главнокомандующем бароне П.Н. Врангеле. В эмиграции в Германии. Умер 15 октября 1921 г.
в Берлине.
76 Филимонов Александр Петрович, р. в 1866 г. в ст. Григорополис-
ской. Киевский кадетский корпус (1884), Александровское военное
училище (1886), Военно-юридическая академия, Археологический институт.
Полковник, атаман Лабинского отдела Кубанского казачьего войска, с 1917 г.
председатель Кубанского правительства, с 12 октября 1917 г. до 10 ноября
1919 г. войсковой атаман Кубанского казачьего войска. Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода. Генерал-лейтенант. Эвакуирован из
Новороссийска. В эмиграции в Югославии, председатель Союза Первопоходников.
Умер 4 августа 1948 г. в Осеке (Югославия).
77 Науменко Вячеслав Григорьевич, р. 25 февраля 1883 г. Из дворян.
Воронежский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище,
академия Генштаба (1914). Подполковник, начальник штаба 4-й Кубанской
казачьей дивизии. В ноябре 1917 г. начальник полевого штаба Кубанской области.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Летом 1918 г. командир Кор-
ниловского конного полка Кубанского казачьего войска, в сентябре 1918 г.
полковник, командир 1-й бригады 1-й конной дивизии, с 19 ноября 1918 г.
начальник 1-й конной дивизии, с 8 декабря 1918 г. генерал-майор, член Кубанского
войскового правительства, с 25 января 1919 г. зачислен по Генеральному
штабу. Походный атаман Кубанского казачьего войска. В 1919 г. — командир 2-го
Кубанского конного корпуса. В Русской Армии с сентября 1920 г. командир
конной группы (бывшей генерала Бабиева). Генерал-лейтенант. В эмиграции.
Кубанский войсковой атаман. Во время Второй мировой войны врид начальника
Главного управления казачьих войск. После 1945 г. — в США. Умер 30
октября 1979 г. в Нью-Йорке.
565
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
78 2-й Уманский полк Кубанского казачьего войска. Полк
Императорской армии. Возрожден в Добровольческой армии в июле 1918 г. В 1918 г.
входил в состав 1-й Кубанской казачьей дивизии (I), осенью 1919 г. — 4-й
Кубанской казачьей дивизии. Насчитывал 109 сабель, 4 пулемета.
Командиры: полковник Л.В. Шимкевич (до 3 января 1919 г.), полковник Буряк
(10 января — октябрь 1919 г.).
79 Шатилов Павел Николаевич, р. 13 ноября 1881 г. в Тифлисе. Из
дворян, сын генерала. 1-й Московский кадетский корпус, Пажеский корпус
(1900), академия Генштаба (1908). Офицер л.-гв. Казачьего полка. Генерал-
майор, генерал-квартирмейстер штаба Кавказского фронта. Георгиевский
кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР с декабря 1918 г. в резерве чинов
при штабе главнокомандующего ВСЮР, с 10 января 1919 г. начальник 1-й
конной дивизии, затем командир 3-го и 4-го конного корпуса, с мая 1919 г.
генерал-лейтенант, до 22 мая 1919 г. начальник штаба Добровольческой
армии, 27 июля — 13 декабря 1919 г. начальник штаба Кавказской армии, с
26 ноября (13 декабря) 1919 г. по 3 января 1920 г. начальник штаба
Добровольческой армии; 8 февраля уволен от службы и эвакуирован из
Севастополя в Константинополь. С 24 марта 1920 г. помощник главнокомандующего
ВСЮР, с 21 июня 1920 г. начальник штаба Русской Армии. Генерал от
кавалерии (с ноября 1920 г.). В эмиграции в Константинополе, состоял при
генерале Врангеле, затем во Франции, в 1924—1934 гг. начальник 1-го отдела
РОВС, к 1 января 1934 г. член Общества офицеров Генерального штаба, на
ноябрь 1951 г. почетный председатель объединения л.-гв. Казачьего полка.
Умер 5 мая 1962 г. в Аньере (Франция).
80 3-я Кубанская казачья дивизия. Сформирована в Добровольческой
армии 11 ноября 1918 г. на базе расформированной 4-й дивизии.
Первоначально включала 1-й Кавказский, 1-й Черноморский, 1-й Таманский и 2-й
Полтавский полки и Кубанскую конную батарею. 14 декабря 1918 г. в нее
включены 2-й Кубанский и 2-й Лабинский полки. С февраля 1919 г. входила
во 2-й Кубанский корпус (летом 1919 г. была в составе Нижне-Волжского
отряда Кавказской армии). К 5 октября 1919 г. (без 2-го Лабинского и 2-го
Кубанского, но с 1-м Кавказским и 1-м Черноморским полками)
насчитывала 309 штыков, 1320 сабель, 77 пулеметов и 8 орудий. Ей также были
приданы Сводный батальон Степных партизан. Осенью 1919 г. в нее входили: 1-й
Таманский, 2-й Полтавский, 2-й Лабинский (на 5 октября 1919 г. нет в
дивизии), 2-й Кубанский (на 5 октября 1919 г. во 2-й Кубанской казачьей
дивизии) Кубанского казачьего войска полки, стрелковый полк (309 штыков,
31 сабля, 14 пулеметов) и 3-й Кубанский казачий конно-артиллерийский
дивизион (с 12 апреля 1919 г.; полковник Крамаров): 5-я конная и 1-я кон-
но-горная Кубанские казачьи батареи (по 4 орудия). Начальники: полковник
Ренников (январь 1919 г.), генерал-майор (генерал-лейтенант) Н.Г. Бабиев
(26 января — июль 1919 г.), генерал-майор П.П. Мамонов. Начальники
штаба: полковник И.Ф. Килинкаров (24 января 1919 г. — 28 апреля 1919 г.),
полковник Егоров (10 марта — 6 ноября 1919 г.), полковник Н.П. Золота-
ренко (с 6 ноября 1919 г.). Командиры бригад: 1-й — полковник (генерал-
майор) В.К. Венков, 2-й — полковник (генерал-майор) П.П. Мамонов
566
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^L 1&*
(26 февраля — 4 августа 1919 г.), полковник Н.И. Малышенко (до 28
ноября 1919 г.).
81 4-я Кубанская казачья дивизия. Сформирована во ВСЮР 29 июля 1919 г.
Состав: 2-й Уманский, 2-й Запорожский, 2-й Кавказский, 2-й Екатерино-
дарский Кубанского казачьего войска полки. В октябре 1919 г. входила во
2-й Кубанский корпус. К 5 октября 1919 г. (временно при 4-м конном
корпусе) с 4-м Кубанским казачьим конно-артиллерийским дивизионом (6-я и
9-я Кубанские казачьи конные батареи по 2 орудия) насчитывала 703
штыка, 351 саблю, 21 пулемет и 4 орудия. В нее входил также и стрелковый полк
(сформирован 20 июля 1919 г.; к осени 1919 г. 703 штыка, 9 пулеметов).
Расформирована 6 мая 1920 г. Начальник — генерал-майор Т.Я. Косинов (с
10 декабря 1919 г.). Начальник штаба — полковник Ильин (до 11 ноября
1919 г.). Командиры бригад: полковник В.И. Рудько (до 23 октября 1919 г.),
полковник М.А. Скворцов (с 23 октября 1919 г.).
82 2-я Кубанская казачья дивизия. Сформирована в середине июня 1918 г.
в Отряде полковника Шкуро как конная дивизия (1-й и 2-й Хоперские (I) и
1-й Волгский полки), около 20 июня преобразована в 1-ю казачью (еще 1-й
Лабинский полк). При соединении с Добровольческой армией 22 июля 1918 г.
переименована во 2-ю Кубанскую. В июле—августе 1918 г. включала 1-й и
2-й Хоперские (I), 1-й Лабинский и 2-й Кубанский, к 1 ноября — 1-й
Полтавский, 1-й Лабинский, 1-й и 2-й Кубанские полки. 14 декабря 1918 г. из нее
был взят 2-й Кубанский полк и взамен из 1-й конной дивизии передан 1-й
Линейный. В 1919 г. после переформирования корпусов и в октябре 1919 г.
входила во 2-й Кубанский корпус. К 5 октября 1919 г. (без 1-го Линейного, но со
2-м Кубанским полком) насчитывала 157 штыков, 553 сабли, 29 пулеметов и
7 орудий. Осенью 1919 г. в нее входили: 1-й Линейный (на 5 октября 1919 г. в
1-й конной дивизии), 1-й Кубанский, 1-й Лабинский, 1-й Полтавский
Кубанского казачьего войска полки, стрелковый полк (расформирован 21 мая и вновь
сформирован 20 июля 1919 г.; 157 штыков) и 2-й Кубанский казачий конно-
артиллерийский дивизион: 3-я и 7-я Кубанские казачьи конные (по 2 орудия) и
1-я Кубанская казачья конная гаубичная (3 гаубицы) батареи. К апрелю 1920 г.
включала Корниловский конный, 1-й и 2-й Лабинские, 1-й и 2-й Кубанские и
2-й Свод но-Кубанский полки. Капитулировав на Черноморском побережье
24 апреля 1920 г. Расформирована 6 мая 1920 г. Начальники: полковник Удо-
венко (середина июня 1918 г.), подъесаул Солоцкий (июнь — начало июля
1918 г.), полковник А.Г. Шкуро (начало — 22 июля 1918 г.), полковник
С.Г. Улагай (22 июля 1918 г. — 27 февраля 1919 г.), генерал-майор Д.В. Реп-
ников (4 апреля — 4 августа 1919 г.), генерал-майор П.П. Мамонов (4
августа — 26 сентября 1919 г.; убит), полковник А.И. Шляхов (врид, 5 октября
1919 г.), генерал-майор М.А. Фостиков (с 10 декабря 1919 г.). Начальники
штаба: полковник П.И. Соловкин (19 сентября 1918 г. — 13 июля 1919 г.),
генерал-майор барон А.В. Арпсгофен (с 13 июля 1919 г.). Командиры бригад:
в.ст. Солоцкий (июль 1918 г.), 1-й — генерал-майор С.Д. Говорущенко
(апрель, до 29 сентября 1919 г.), 2-й — полковник (генерал-майор) Д.В. Репни-
ков (6 декабря 1918 г. — 4 апреля 1919 г.), генерал-майор А.П. Шапринский
(4 апреля — октябрь 1919 г.).
567
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
83 Кабардинская конная дивизия. Сформирована в Добровольческой
армии 15 декабря 1918 г. как Отдельная Кабардинская конная бригада (1-й и
2-й Кабардинские конные полки). 3 сентября 1919 г. переформирована в
дивизию (1, 2, 3, 4-й Кабардинские конные полки и 2-й конно-артиллерий-
ский дивизион). Входила в состав войск Северного Кавказа, с 27 сентября
1919 г. — в 4-й конный корпус. Осенью 1919 г. включала: 1, 2, 3, 4, 5 и
6-й (360 сабель) Кабардинские конные полки и 2-й конно-артиллерийский
дивизион (генерал-майор А.В. Фок — с октября 1919 г.): 1-я (2 орудия) и
5-я (1 орудие) конные и 2-я конно-гаубичная (1 орудие) батареи. К 5
октября 1919 г. 5-й и 6-й полки, учебно-запасная команда (44 сабли) и
пулеметные курсы (7 пулеметов) оставались в войсках Северного Кавказа, а
остальные части — в Кавказской армии. Расформирована 6 мая 1920 г.
Начальники: генерал-лейтенант князь Бекович-Черкасский (с 17 марта 1919 г.),
полковник Н.В. Шинкаренко, полковник Сарычев, генерал-майор И.Д. Пав-
личенко, полковник Ануфриев. Начальник штаба — полковник И.Н. Беликов
(с 28 апреля 1919 г.).
84 Вдовенко Герасим Андреевич, р. в 1867 г. Офицер с 1889 г.
Полковник Терского казачьего войска. В Добровольческой армии и ВСЮР.
Участник Терского восстания в июне 1918 г., с 18 января 1919 г. генерал-майор.
На 10 января 1920 г. в общежитии № 1 в Буюк-Дере (Константинополь). В
Русской Армии до эвакуации Крыма. Генерал-лейтенант (с 13 марта 1919 г.).
В эмиграции в Югославии. Терский атаман в 1918—1945 гг. Арестован в
Белграде и вывезен в СССР.
85 Май-Маевский Владимир Зенонович, р. в 1867 г. Из дворян. 1-й
кадетский корпус (1885), Николаевское инженерное училище (1888),
академия Генштаба (1896). Офицер л.-гв. Измайловского полка. Генерал-майор,
командующий 1-м гвардейским корпусом. В Добровольческой армии с 1918 г.
в резерве чинов при штабе главнокомандующего, с 19 ноября 1918 г. врид
командующего 3-й дивизией, с декабря 1918 г. начальник 3-й пехотной
дивизии, 15 февраля — 1 июня 1919 г. командир 2-го армейского корпуса, с
апреля 1919 г. командующий Донецкой группой войск, 22 мая — 27 ноября
1919 г. командующий Добровольческой армией, с 26 ноября 1919 г. в
распоряжении главнокомандующего. Генерал-лейтенант. Умер 30 октября 1920 г.
в Севастополе.
86 Успенский Николай Митрофанович, р. в 1875 г. Из казаков ст.
Каладжинской Кубанской обл. Ставропольская гимназия (1894), Михайлов-
ское артиллерийское училище (1897), академия Генштаба (1905). Полковник,
командир Кубанской казачьей бригады в Персии, с 1 ноября 1917 г.
управляющий Кубанским военным ведомством. В Добровольческой армии.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. С 6 декабря 1918 г. в резерве
чинов при штабе главнокомандующего, с 23 мая 1919 г. начальник 1-й
конной дивизии, командир бригады Кавказской конной дивизии под Царицыном
до 5 сентября 1919 г. (с июня 1919 г. врид командира 4-го конного
корпуса), с 23 октября 1919 г. в распоряжении Кубанского атамана, член
Кубанского правительства, преподаватель Александровского военного училища, с
31 октября 1919 г. в резерве чинов Кубанского казачьего войска, с 11 ноября
568
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
<^L. _ 1^>
1919 г. Кубанский войсковой атаман. Генерал-майор (с 18 декабря 1918 г.).
Умер от тифа 17 декабря 1919 г. в Екатеринодаре.
87 Агоев Константин Константинович, р. 5 апреля 1889 г. в ст. Ново-
Осетинской Терской обл. Реальное училище приюта Ольденбургского,
Николаевское кавалерийское училище (1909), Офицерская гимнастическо-фехто-
вальная школа. Войсковой старшина 1-го Волгского полка Терского казачьего
войска. С ноября 1917 г. в Терской области, участник Терского восстания: с
июня 1918 г. начальник конницы Пятигорской линии, врио командующего
линией. С ноября 1918 г. в Добровольческой армии. Полковник, командир
1-го Терского казачьего полка, затем 2-й бригады (ноябрь 1919 г.) и начальник
1-й Терской казачьей дивизии, командир Отдельной бригады, в 1919 г.
начальник Терско-Астраханской дивизии. В Русской Армии командир
Терско-Астраханской казачьей бригады до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 4 мая 1920 г.).
Был на о. Лемнос, командир Терско-Астраханского полка. В эмиграции в
Болгарии, с 1930 г. в США. С 25 декабря 1952 г. по 1970 г. Терский атаман. Умер
21 апреля 1971 г. в Стратфорде, Коннектикут (США).
88 Кальницкий Михаил Николаевич, р. в 1870 г. в Тифлисе.
Тифлисская гимназия (1889), Московское пехотное юнкерское училище (1891),
академия Генштаба (1899). Генерал-майор, начальник 123-й пехотной дивизии.
Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР с конца 1918 г.; с
24 июля 1919 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, в
сентябре 1919 г. командующий войсками Полтавского района, с 24 октября
1919 г. начальник Полтавского отряда, в ноябре 1919 г. главноначальствую-
щий Полтавской губ., с конца 1919 г. и. д. командира 5-го кавалерийского
корпуса. Генерал-лейтенант. В эмиграции в Югославии (Загреб), затем во
Франции, с 1929 г. заместитель председателя, с 1932 г. председатель Союза
Инвалидов в Кламаре. Умер 29—30 июня 1961 г. в Париже.
89 Алексеевская дивизия (Партизанская генерала Алексеева пехотная
дивизия). Сформирована во ВСЮР 14 октября 1919 г. (выделена из 9-й
пехотной дивизии) в составе 1-го и 2-го Алексеевских и Самурского полков,
запасного батальона, Отдельной генерала Алексеева инженерной роты и
Алексеевской артиллерийской бригады. По прибытии в Крым 25 марта 1920 г.
переформирована в Отдельную партизанскую генерала Алексеева пехотную
бригаду. При десанте на Геническ на 1 апреля 1920 г. Алексеевская бригада
имела 600 человек, потеряв до 340. 19 апреля 1920 г. была расформирована.
Алексеевские части носили белые фуражки с синим околышем и синие с
белой выпушкой погоны. Начальники: генерал-майор А.Н. Третьяков,
полковник М.А. Звягин (апрель 1920 г.). Начальник штаба — полковник В.К.
Шевченко (с 30 ноября 1919 г.).
90 Бутчик Михаил Михайлович, р. в 1868 г. Алексеевское военное
училище, академия Генштаба (1897). Генерал-майор, начальник штаба 40-го
армейского корпуса. В Добровольческой армии и ВСЮР; с 15 ноября 1918 г.
военный министр Крымского краевого правительства, с 3 мая 1919 г. в
резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР, затем помощник главно-
начальствующего Харьковской обл., с 3 декабря 1919 г. в резерве чинов при
штабе главнокомандующего, затем в резерве чинов войск Киевской области,
569
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
с 16 февраля 1920 г. — войск Новороссийской области, на 25 марта 1920 г.
в Феодосии. В Русской Армии начальник Феодосийской военной базы до
эвакуации Крыма. Эвакуирован из Севастополя на транспорте «Корнилов». В
эмиграции в 1922 г. в Константинополе.
91 Лукашевич Григорий Александрович. Коллежский советник,
военный врач. В 1918 г. в гетманской армии; личный врач гетмана. 5 ноября
1918 г. утвержден в чине санитарного полковника со старшинством с 19 мая
1916 г. В Вооруженных силах Юга России дивизионный врач 5-й пехотной
дивизии, с 17 июня одновременно врач отряда генерала Виноградова, с
29 июля 1919 г. и. д. помощника начальника санитарного отдела штаба
Кавказской армии. В Русской Армии Главный военно-санитарный и врачебный
инспектор, с 21 августа 1920 г. в резерве чинов при Военном управлении;
летом 1920 г. врач в эскадроне л.-гв. Конного полка. В эмиграции во
Франции. Умер после 1938 г.
92 Носович Владимир Павлович. Обер-прокурор уголовного
департамента Сената. В Вооруженных силах Юга России член Особого совещания,
начальник управления внутренних дел, с июня 1919 г. представитель
главнокомандующего ВСЮР в конфедерации казачьих войск. Эвакуирован в
декабре 1919 г. — марте 1920 г. На май 1920 г. в Югославии.
93 Фон Зигель Дмитрий Михайлович, р. в 1869 г. Нижегородский
кадетский корпус (1887), Константиновское военное училище (1889),
академия Генштаба (1898). Генерал-майор, начальник 127-й пехотной дивизии.
В 1918 г. в гетманской армии; приставник от главного управления
Генштаба при Морском министерстве, 3 декабря 1918 г. назначен членом Военно-
Ученого комитета при головном управлении Генштаба. В Вооруженных
силах Юга России; с 7 февраля 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР, с 6 августа 1919 г. генерал-квартирмейстер штаба
Кавказской армии, с 26 ноября (13 декабря) 1919 г. по 29 января 1920 г.
начальник штаба Кавказской армии, с 25 декабря 1919 г. врио
командующего Кавказской армией, затем в распоряжении главнокомандующего
ВСЮР. Эвакуирован из Одессы. 14 июня 1920 г. возвратился в Крым
(Севастополь) на корабле «Константин». В Русской Армии с 12 июня 1920 г.
комендант Керченской крепости и командующий крепостным районом
Керчи. Генерал-лейтенант (1 января 1920 г.). Умер до 1922 г.
94 Тверской Сергей Дмитриевич. Училище правоведения (1896).
Действительный статский советник, саратовский губернатор. В
Вооруженных силах Юга России; воронежский губернатор, начальник гражданского
управления в правительстве Юга России, в начале 1920 г. помощник
главнокомандующего ВСЮР по гражданской части и и. д. губернатора
Черноморской губ., начальник эвакуации портов Черного моря. Эвакуирован в
марте 1920 г. из Новороссийска. На май 1920 г. в Югославии. В Русской
Армии и. о. начальника гражданского управления. В эмиграции во Франции.
Умер 23 июля 1942 г. в Париже.
95 1-й Марковский полк (1-й офицерский полк, 1-й офицерский
генерала Маркова полк, с апреля 1920 г. — 1-й генерала Маркова пехотный полк).
Сформирован 12 февраля 1918 г. в ст. Ольгинской при реорганизации Доб-
570
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ i£z*
ровольческой армии в начале 1-го Кубанского похода из 1, 2 и 3-го
Офицерских батальонов, Ударного дивизиона Кавказской кавалерийской дивизии,
части 3-й Киевской школы прапорщиков, Ростовской офицерской и Морской
рот как Сводно-офицерский полк. Первоначально состоял из 4 рот и
команды связи и подрывников при 13 пулеметах. В середине марта 1918 г. в полк
вторым батальоном влит Особый Юнкерский батальон (5-я и 6-я роты). С
середины марта 1918 г. входил в состав 1-й бригады. Части, вошедшие в
состав полка, практически полностью состоявшие из офицеров, начали 1-й
Кубанский поход в составе около 1320 человек (в т. ч. Сводно-Офицерский
полк около 800), под Екатеринодаром — 800, после штурма — 400 человек
(по 40—100 в роте), на 13 апреля — до 600, в мае — около 500. Во время
похода в полк было влито несколько сот кубанцев и он перестал быть чисто
офицерским. С начала июня 1918 г. получил наименование 1-й Офицерский
полк и вошел в состав 1-й пехотной дивизии. Переформирован в 9 рот
(3 батальона), из которых 5-я состояла из учащейся молодежи, 6-я — из
чинов гвардии, а 7, 8 и 9-я были чисто офицерскими и более
многочисленными (по 200 человек против 150 в других). С 13 июня 1918 г. именовался
1-й офицерский генерала Маркова полк. С 14 октября 1919 г. входил 1-м
полком в состав Марковской дивизии. На 12 декабря 1919 г. имел 800 штыков
и 60—100 сабель в конной сотне, в конце декабря осталось около 300 (в
ротах по 4—6 человек). В середине марта 1920 г. в Крыму насчитывал около
450 штыков при 15 пулеметах (3 батальона по 3—4 роты), в начале октября
в ротах было по 30—40 человек при 4—5 офицерах, в конце месяца, после
отхода в Крым, полк насчитывал 400 штыков. Полк вынес на себе основную
тяжесть боев, особенно в 1918 г., и провел через свои ряды десятки тысяч
людей.
Командиры: генерал-лейтенант С.Л. Марков (12 февраля — середина
марта 1918 г.), генерал-майор А.А. Боровский (середина марта — 20 апреля
1918 г.), полковник Н.Н. Дорошевич (20—21 апреля 1918 г.), полковник
князь И.К. Хованский (21—27 апреля 1918 г.), полковник Н.С. Тимановс-
кий (27 апреля — октябрь 1918 г.), генерал-майор Н.Н. Ходаковский
(октябрь 1918 г.), полковник Наркевич (врио, октябрь — 19 ноября 1918 г.),
полковник В.И. Гейдеман (19—27 ноября 1918 г.), полковник А.Н.
Сальников (27 ноября 1918 г. — март 1919 г.), полковник А.Н. Блейш (март
1919 г. — середина февраля 1920 г.), полковник Трусов (врио, март 1919 г.),
полковник И.П. Докукин (врио, 14—21 ноября 1919 г.), полковник
Д.А. Слоновский (врио, 21 ноября — 18 декабря 1919 г.), капитан
(полковник) Д.А. Марченко (22 декабря 1919 г. — начало октября и с 21 октября
1920 г.), подполковник Г.А. Лебедев (октябрь 1920 г.; убит), капитан В. Ко-
ломацкий (врио, октябрь 1920 г.).
96 2-й Марковский полк (2-й офицерский генерала Маркова полк, с
апреля 1920 г. — 2-й генерала Маркова пехотный полк). Создан приказом
25 июля 1919 г. и окончательно сформирован 27 августа 1919 г. в Харькове
на базе 4-го и запасного батальонов и офицерского кадра 7-й роты
Марковского полка. Входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. —
Марковской дивизии. Имел 3 батальона и офицерскую роту в 100 штыков (в
571
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
остальных ротах было по 150 штыков при 10—15 офицерах). После взятия
Курска в конце августа увеличился до 3500 штыков при 40 пулеметах (по
250 в роте и офицерская рота более 200), но в начале сентября 1919 г. в нем
было около 2000 штыков, на 5 октября 1919 г. насчитывал 1174 штыка при
24 пулеметах. В середине октября в полку было около 1400 штыков и 150
сабель. На 12 декабря 1919 г. имел 550 штыков и 60—100 сабель в конной
сотне, в конце декабря осталось около 250 (в ротах по 4—6 человек). В
середине марта 1920 г. в Крыму насчитывал 650 штыков при 15 пулеметах
(3 батальона, в т. ч. влитый Сводно-Сибирский стрелковый). К 30 июля имел
около 250 штыков, в конце августа — 500, в начале октября в ротах было по
30—40 человек при 4—5 офицерах, в конце месяца, после отхода в Крым,
насчитывал 200 штыков. Командиры: полковник А.А. Морозов (25 июля —
13 октября 1919 г.), капитан Д.В. Образцов (13 октября — 2 ноября 1919 г.),
капитан Н.Н. Перебейнос (врио, 2—14 ноября 1919 г.), капитан В.В. Кры-
жановский (врио, с 14 ноября 1919 г.), капитан Луцкалов (врио, до 21
ноября 1919 г.), полковник Данилов (врио, 21 ноября — 18 декабря 1919 г.),
капитан Н.Н. Перебейнос (врио, 22 декабря 1919 г. — 6 января 1920 г.),
полковник И.П. Докукин (6 января — март 1920 г.), полковник Д.А. Сло-
новский (март — 6 июня 1920 г.), генерал-майор Г.П. Гаттенбергер (6 июня —
29 июля 1920 г.), генерал-майор Ю.К. Гравицкий (с 29 июля 1920 г.),
полковник В.В. Кудревич (врио, октябрь 1920 г.).
97 3-й Марковский полк (3-й офицерский генерала Маркова полк, с
апреля 1920 г. — 3-й генерала Маркова пехотный полк). Сформирован 3
октября 1919 г. в Харькове на базе офицерского кадра 9-й роты Марковского
полка. Входил в состав 1-й пехотной, с 14 октября 1919 г. Марковской
дивизии. Имел 3 батальона по 120—130 штыков в роте, причем в каждом
батальоне одна рота была офицерской. На 5 октября 1919 г. насчитывал 618
штыков при 24 пулеметах, на 12 декабря 1919 г. — 550 штыков и 60—100
сабель в конной сотне, в конце декабря осталось около 300 (в ротах по 4—
6 человек). В середине марта 1920 г. в Крыму насчитывал 350 штыков при
12 пулеметах (3 батальона), к 30 июля — 400 штыков, в конце августа —
500 штыков; в начале октября в ротах было по 30—40 человек при 4—5
офицерах, в конце месяца, после отхода в Крым, полк насчитывал 300 штыков.
При отступлении в первую декаду ноября 1919 г. потерял до 500 человек.
Командиры: полковник А.С. Наумов (сентябрь—октябрь 1919 г.), капитан
А.С. Урфалов (врио, октябрь — 1 ноября 1919 г.), капитан В.Е. Павлов (врио,
1—21 ноября 1919 г.), капитан М.Ф. Савельев (21 ноября 1919 г. — март
1920 г.), капитан (подполковник) А.С. Урфалов (март — 8 августа 1920 г.),
подполковник Д.П. Никитин (8 августа — начало октября 1920 г.),
подполковник П.Я. Сагайдачный (с начала октября 1920 г.).
98 Корниловская дивизия (Корниловская ударная дивизия).
Сформирована во ВСЮР 14 октября 1919 г. на базе трех Корниловских полков 1-й
пехотной дивизии в составе 1, 2 и 3-го Корниловских полков, запасного
батальона, отдельной инженерной роты и Корниловской артиллерийской
бригады. Входила в состав 1-го армейского корпуса (I и II). К 22 января 1920 г.
включала также Запасный полк (сформирован 29 октября 1919 г.), Корни-
572
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^_ 4£s»
ловский и Горско-мусульманский конные дивизионы. С 4 сентября 1920 г.
включала 1, 2 и 3-й Корниловские ударные полки, Корниловскую
артиллерийскую бригаду, запасный батальон, Отдельную генерала Корнилова
инженерную роту (подполковник В.В. Добровольский) и Отдельный конный
генерала Корнилова дивизион (полковник Ковалевский). Батальонами и
ротами в дивизии командовали, как правило, младшие офицеры, например,
в составе сформированных летом 1919 г. 2-го и 3-го Корниловских полков
не было ни одного штаб-офицера. Младшие офицеры рот (1 — 3 на роту) в
основном были прапорщиками. В момент наибольших успехов — к
середине сентября 1919 г. — состав Корниловской дивизии (в полках по 3
батальона, офицерской роте, команде пеших разведчиков и эскадрону связи) был
таков: 1-й полк — 2900, 2-й — 2600 (в т. ч. вместо офицерский роты —
офицерский батальон в 700 человек), 3-й — 1900 человек. К январю 1920 г.
во всех трех полках дивизии осталось 415 офицеров и 1663 штыка. По
советским данным, отошедшие в конце октября 1920 г. в Крым части
дивизии насчитывали 1860 штыков и сабель. Являясь одним из наиболее
надежных соединений, обычно действовала на направлении главного удара и
несла наибольшие потери. За время боев у Б. Токмака летом 1920 г.
потеряла до 2000 человек. В конце августа 1920 г., после того как дивизия
почти полностью полегла на проволочных заграждениях у Каховки, в ее
полках осталось по 90—110 человек; всего в Каховской операции за семь
основных боев потеряла примерно 3200 человек. Корниловские части
носили красные фуражки с черным околышем и черно-красные (черная
половина — ближе к плечу) погоны с белыми выпушками, для офицеров
предусматривалась форма черного цвета с белым кантом. Всего в рядах
корниловцев погибло около 14 тысяч человек. Начальники: полковник
(генерал-майор) Н.В. Скоблин, генерал-майор М.А. Пешня (врид, 1920 г.),
генерал-майор Л.М. Ерогин (врид, с 26 октября 1920 г.). Начальники
штаба: капитан (полковник) К.Л. Капнин (6 ноября 1919 г. — август 1920 г.),
капитан (полковник) Е.Э. Месснер (с августа 1920 г.).
99 1-я кавалерийская дивизия (I). Сформирована во ВСЮР 27 мая 1919 г.
Входила в 5-й кавалерийский корпус. Состав: 1-й конный генерала
Алексеева, 10-й гусарский Ингерманландский (1-я бригада), Сводный полк 9-й
кавалерийской дивизии, Сводный полк 12-й кавалерийской дивизии (2-я
бригада), Сводно-уланский и Сводно-гусарский (3-я бригада) полки, Изюмский
и Черниговский гусарские дивизионы и 3-й конно-артиллерийский дивизион
(полковник князь Авалов) — 6-я конная (в сентябре — октябре 1919 г.
вместо нее — Сводная батарея Кавказского конно-горного артиллерийского
дивизиона) и 1-я Отдельная конно-горная генерал-майора Дроздовского
батареи. Начальник — генерал-майор И.И. Чекотовский. Начальник штаба —
полковник В.В. Крейтер (с 22 июля 1919 г.).
100 Сводный полк 12-й кавалерийской дивизии. Сформирован во ВСЮР
27 мая 1919 г. из кадра полков 12-й кавалерийской дивизии Императорской
армии, сведенных 13 марта 1919 г. в Сводный дивизион той же дивизии и
выделенных из состава 2-го конного полка. Входил в состав 2-й бригады 1-й
кавалерийской дивизии (I). В июле 1919 г. включал по 2 эскадрона 12-го
573
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
драгунского Стародубовского, 12-го уланского Белгородского и 12-го
гусарского Ахтырского полков. На 5 октября 1919 г. насчитывал 396 штыков и 161
саблю. Командир — полковник Г.Н. Псиол (с 13 марта 1919 г.).
101 Сводный полк 9-й кавалерийской дивизии. Сформирован во ВСЮР
27 мая 1919 г. из кадра полков 9-й кавалерийской дивизии Императорской
армии, до этого входивших в Сводный дивизион той же дивизии
(сформированный в декабре 1918 г. и 17 января 1919 г. включенный в состав 3-й
пехотной дивизии). Весной — в Отряде генерала Виноградова. На 11 апреля
насчитывал 100 штыков, 75 сабель и 1 орудие, на 26 мая — 14 июня 260
человек. Входил в состав 2-й бригады 1-й кавалерийской дивизии (I). В июле
1919 г. включал по 2 эскадрона 9-го драгунского Казанского, 9-го уланского
Бугского и 9-го гусарского Киевского полков. На 5 октября 1919 г.
насчитывал 622 штыка и 230 сабель при 30 пулеметах. В начале октября 1919 г.
отправлен на внутренний фронт и его состав увеличился до 9 эскадронов.
Командиры: полковник А.Ф. Пущин (13 марта — 14 апреля 1919 г.), полковник
Халяпин (врид; 14—26 апреля 1919 г.), полковник Н.А. Матушевич (26
апреля — 8 июня 1919 г.), полковник В.Н. Выгран.
102 1-й Корниловский ударный полк. Создан приказом по 8-й армии
(генерала Л.Г. Корнилова) 19 мая 1917 г. из добровольцев как 1-й Ударный
отряд, 1 августа преобразован в полк (4 батальона). В августе 1917 г.
переименован в Славянский ударный полк и включен в состав
Чехословацкого корпуса. Принимал участие в октябрьских боях с большевиками в
Киеве. После захвата власти большевиками чины полка группами пробрались в
Добровольческую армию. Основной эшелон полка прибыл в Новочеркасск
19 декабря 1917 г., а к 1 января 1918 г. собралось 50 офицеров и до 500
солдат. На Таганрогском направлении сражалась сводная рота полка (128
штыков при 4 пулеметах), 30 января 1918 г. смененная офицерской ротой
(120 человек). 11 —13 февраля 1918 г. в ст. Ольгинской при
реорганизации Добровольческой армии в начале 1-го Кубанского похода в полк были
влиты Георгиевская рота и Офицерский отряд полковника Симановского.
При выступлении насчитывал 1220 человек (в т. ч. 100 человек
Георгиевской роты), треть его составляли офицеры. С середины марта 1918 г.
входил в состав 2-й бригады, с начала июня 1918 г. — 2-й пехотной дивизии,
с которой участвовал во 2-м Кубанском походе. С 16 января 1919 г. входил
в состав 1-й пехотной дивизии. На 1 января 1919 г. насчитывал 1500
человек, в сентябре 1919 г. — 2900 при 120 пулеметах (3 батальона,
офицерская рота, команда разведчиков и эскадрон связи). На 5 октября 1919 г.
имел 945 штыков при 26 пулеметах. С 12 июля 1919 г. — 1-й
Корниловский ударный полк; с формированием 14 октября 1919 г. Корниловской
дивизии вошел в нее тем же номером. Командиры: полковник М.О. Нежен-
цев (до 31 марта 1918 г.), полковник А.П. Кутепов (31 марта — 12 июня
1918 г.), полковник В.И. Индейкин (12 июня — 31 октября 1918 г.),
полковник Н.В. Скоблин (31 октября 1918 г. — лето 1919 г.), полковник
М.А. Пешня (лето — 14 октября 1919 г.), полковник К.П. Гордиенко
(с 14 октября 1919 г.), штабс-капитан (подполковник) В.В. Челядинов (врид,
январь, август 1920 г.), поручик (капитан) М. Дашкевич (врид, январь—
574
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^. ^=*
февраль, июль — 21 августа 1920 г.), штабс-капитан (подполковник)
Д. Ширковский (врио, февраль 1920 г.).
103 2-й Корниловский полк (2-й Корниловский ударный полк).
Сформирован во ВСЮР 12 июля 1919 г. на базе офицерского кадра Корниловского
ударного полка (преимущественно из пленных махновцев). Входил в состав 1-й
пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Корниловской дивизии. В сентябре
1919 г. насчитывал 2600 человек при 85 пулеметах (офицерский батальон 700
человек, 3 солдатских по 500 человек, команда разведчиков и эскадрон связи).
На 5 октября 1919 г. имел 1150 штыков при 30 пулеметах. На 21 июня 1920 г.
насчитывал 8 штаб- и 253 обер-офицера и 793 солдата, на 9 июля — 349
офицеров и 1018 солдат. В конце августа, после Каховской операции, в полку
осталось 120 человек. Командиры: капитан (полковник) Я.А. Пашкевич (май
1919 г. — 15 июля 1920 г.; убит), полковник М.А. Пешня (с 24 июля 1919 г.),
капитан В.П. Щеглов (врид, с 24 сентября 1919 г.), полковник М.Н. Левитов
(с 15 июля 1920 г.), капитан Г.З. Трошин (врид, с 26 октября 1920 г.).
104 3-й Корниловский полк (3-й Корниловский ударный полк).
Сформирован во ВСЮР 27 августа 1919 г. в Харькове на базе офицерского кадра и
учебной команды Корниловского ударного полка. Входил в состав 1-й
пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Корниловской дивизии. Летом 1919 г.
среди 21 младшего офицера полка было 14 прапорщиков, 3 подпоручика и
4 поручика. В сентябре 1919 г. насчитывал 1900 человек при 60 пулеметах
(3 батальона, офицерская рота, команда разведчиков и эскадрон связи). На
5 октября 1919 г. имел 1279 штыков при 17 пулеметах. В Орловско-Кром-
ском сражении полк потерял 646 человек и почти полностью погиб около
6 декабря 1919 г. в лесах северо-восточнее Змиева (осталось 86 человек). В
конце августа 1920 г., после Каховской операции, в полку осталось 92
человека. Командиры: есаул Н.В. Милеев, капитан И.И. Франц (осень 1919 г. —
январь 1920 г.; убит), полковник В.П. Щеглов (с января 1920 г.), поручик
М.Н. Левитов (врид, с 26 октября 1919 г.), полковник Р.Ф. Пух (врид,
август 1920 г.), полковник М.М. Минервин (врид, с 26 октября 1920 г.).
105 1-й армейский корпус (I). Сформирован в Добровольческой армии
15 ноября 1918 г. С 15 мая 1919 г. включал 1-ю и 3-ю пехотные дивизии, в
середине июня — 1, 3 и 7-ю пехотные дивизии, 1-й отдельный тяжелый
гаубичный дивизион (до 1 августа 1919 г.), 3-й отдельный тяжелый гаубичный
дивизион (с 1 августа 1919 г.), отдельную тяжелую тракторную батарею,
1-ю отдельную инженерную роту и 1-ю отдельную телеграфную роту, к 15
сентября 1919 г. — 1,3и 9-ю пехотные дивизии и Сводный полк 1-й отдельной
кавалерийской бригады, Горско-мусульманский дивизион, 3-й отдельный
тяжелый пушечный тракторный дивизион, корпусное радио-телеграфное
отделение, 5-ю отдельную телеграфную роту и отдельную инженерную роту (на
5 октября 1919 г. 256 человек). При нем состояли также 3-й отряд танков
(5 танков), бронеавтомобили «Генерал Корнилов», «Славный», «Кубанец» и
«Генерал Дроздовский». На 5 октября 1919 г. насчитывал всего 15 907
штыков, 831 саблю, 335 пулеметов, 55 орудий. С 14 октября 1919 г., после
переформирования дивизий, включал Корниловскую, Марковскую, Дроздовскую,
Алексеевскую и 9-ю пехотную дивизии. Командиры: генерал-лейтенант
575
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
•^& _ ш^
Б.И. Казанович (15 ноября 1918 г. — 13 января 1919 г.), генерал-лейтенант
А.П. Кутепов (с 13 января 1919 г.). Начальники штаба: полковник Гейдеман
(19—20 ноября 1918 г.; убит), генерал-майор Н.П. Ефимов (6 декабря
1918 г. — март 1919 г.), полковник М.Х. Полеводин (врио до 10 марта
1919 г.), генерал-майор Н.В. Абутков (с 10 марта 1919 г.),
генерал-лейтенант В.П. Агапеев (сентябрь—октябрь 1919 г.). Инспектор артиллерии —
генерал-майор И.Т. Беляев (с 17 марта 1919 г.).
106 1-й Кубанский стрелковый полк. Сформирован 1 марта 1918 г. в ауле
Шенжий в составе Кубанского отряда как 1-й стрелковый полк, насчитывая
1200 штыков и 4 пулемета (в т. ч. 700 офицеров, 400 юнкеров и 100
казаков) и 60 человек пулеметной прислуги; после соединения с
Добровольческой армией вошел в состав ее 1-й бригады как Кубанский стрелковый полк.
С начала июня 1918 г. входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 16 января
1919 г. — 2-й пехотной дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1324
штыка при 43 пулеметах. Летом 1920 г. входил в состав 1-й Сводной
пехотной дивизии. С 4 сентября 1920 г. входил в состав 2-й бригады 7-й пехотной
дивизии. Командиры: подполковник (полковник) P.M. Туненберг (1 марта
1918 г. — 26 июля 1919 г.), полковник Дмитриев (с 10 августа 1919 г.).
107 Тяжельников Михаил Иванович, р. 25 сентября 1866 г.
Полтавский кадетский корпус (1884), Николаевское инженерное училище (1886),
академия Генштаба (1897). Офицер л.-гв. Литовского полка. Генерал-майор,
и. д. начальника штаба Петроградского военного округа. Георгиевский кава-
"р. В Вооруженных силах Юга России; с 5 июня 1919 г. черноморский
губернатор, в октябре 1919 г. командующий войсками Черноморского
побережья. В эмиграции во Франции. Умер в декабре 1933 г. в Курбевуа (Франция).
108 фостиков Михаил Архипович, р. в 1886 г. Из казаков ст. Баталпа-
шинской Кубанской обл., сын вахмистра, внук офицера. Ставропольская
гимназия, Александровское военное училище (1907), академия Генштаба (1917).
Войсковой старшина Ставропольского казачьего полка (1-го Лабинского). В
Добровольческой армии; в июле 1918 г. в Ставрополе при отряде Шкуро
сформировал и возглавил 1-й Кубанский полк во 2-й Кубанской казачьей
дивизии, с 1918 г. полковник. Летом 1919 г. командир бригады 2-го
Кубанского корпуса у Царицына, в сентябре—декабре 1919 г. командир 1-го
Кубанского полка, с 10 декабря 1919 г. до 9 марта 1920 г. начальник 2-й Кубанской
казачьей дивизии; с 1919 г. генерал-майор. 10 раз ранен. В марте 1920 г.
командующий повстанческой «Армией Возрождения России» на Кубани, с
которой летом отошел в Грузию. В Русской Армии начальник Черноморско-
Кубанского отряда до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая Чудотворца.
Генерал-лейтенант. Был на о. Лемнос: командир Кубанского корпуса. В
эмиграции в Югославии. Умер 29 июля 1966 г. в Белграде.
109 1_я Терская пластунская отдельная бригада. Сформирована во ВСЮР
в январе 1919 г. на базе Отдельной Терской пластунской бригады. Входила в
состав 3-го армейского корпуса (I) и войск Северного Кавказа. Первоначально
включала 1, 2, 3 и 4-й Терские пластунские батальоны. 10 апреля 1919 г. в
ее состав включена 1-я Терская легкая гаубичная батарея. К 5 октября 1919 г.
насчитывала 819 штыков, 14 пулеметов и 5 орудий. Состав: 1-й (304 штыка,
576
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^. &£*
5 пулеметов) и 2-й (85 штыков, 1 пулемет) Волгские и 1-й (222 штыка,
4 пулемета) и 2-й Сунженско-Владикавказские пластунские батальоны и 1-й
Кавказский пластунский артиллерийский дивизион (с 29 июля 1919 г.;
генерал-майор Шлегель): 1-я Кавказская пластунская горная батарея — 3 горных
орудия и 1-я Кавказская легкая гаубичная батарея — 2 гаубицы. На 5
октября 1919 г. в ее состав входил также 9-й Терский пластунский батальон,
вскоре влитый в 1-й Сунженско-Владикавказский. Расформирована 6 мая 1920 г.
Начальники: генерал-майор Г.Н. Расторгуев (январь 1919 г.), полковник Ле-
сиков (с 3 ноября 1919 г.).
110 2-я Терская казачья дивизия (II). Сформирована во ВСЮР в октябре
1919 г. из 3-й и 4-й Терских казачьих дивизий. Входила в состав войск
Северного Кавказа. Включала 1-й и 2-й Сунженско-Владикавказские, 1-й и 2-й
Кизляро-Гребенские Терского казачьего войска полки, 2-й Терский казачий
конно-артиллерийский дивизион (с 29 июля 1919 г.; 4, 5 и 6-я (бывшая
пластунская) батареи; есаул Антонов) и Запасную Терскую Кавказскую конно-
артиллерийскую батарею (полковник Яблочков). После переформирования в
1919 г. входила в 1-й Кубанский корпус. Расформирована 6 мая 1920 г.
Начальник — генерал-майор Колесников (с 3 декабря 1919 г.). Командир
бригады — полковник Соколов (с 3 декабря 1919 г.).
111 Стогов Николай Николаевич, р. 10 сентября 1872 г. Николаевский
кадетский корпус (1891), Константиновское военное училище (1893),
академия Генштаба (1900). Офицер л.-гв. Волынского полка. Генерал-лейтенант,
командир 16-го армейского корпуса, начальник штаба и командующий Юго-
Западным фронтом. Георгиевский кавалер. Служил в Красной армии (май—
август 1918 г. начальник Всеросглавштаба). В 1918—1919 гг. член
«Национального Центра» в Москве, начальник его военной организации (август 1919 г.),
возглавлял штаб Добровольческой армии Московского района. Арестован,
бежал через линию фронта. В Вооруженных силах Юга России с сентября 1919 г.,
начальник укрепленной позиции у Ростова, с 18 января 1920 г. начальник штаба
Кубанской армии. В Русской Армии комендант Севастопольской крепости и
командующий войсками тылового района до эвакуации Крыма. В эмиграции в
Югославии (Земун), с 1924 г. в Париже, помощник начальника военной
канцелярии РОВС, с 6 июля 1930 г. до 1934 г. начальник той же канцелярии, в
феврале 1941 г. заместитель начальника 1-го отдела РОВС. Председатель
Общества офицеров Генерального штаба, Союза Георгиевских кавалеров, почетный
председатель Союза российских кадетских корпусов, в 1949 г. председатель
объединения 3-й гвардейской пехотной дивизии, на ноябрь 1951 г. заместитель
председателя объединения л.-гв. Волынского полка, заместитель председателя
Распорядительного комитета Гвардейского объединения и представитель в
Гвардейском объединении от 3-й гвардейской пехотной дивизии. Умер 17 декабря
1959 г. в Сент-Женевьев-де-Буа (Франция).
112 Бильчевский Павел Эмильевич, р. в 1874 г. В службе с 1894 г.,
офицером с 1896 г., академия Генштаба. Генерал-майор. В Добровольческой
армии и ВСЮР; с 17 июля 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР, с 11 ноября 1919 г. начальник снабжения Кавказской армии,
с 2 декабря 1919 г. начальник снабжения Добровольческой армии, с 27 мар-
37 «Белое движение», т 20
577
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
та 1920 г. главный начальник снабжений ВСЮР. Эвакуирован в Турцию.
29 июня 1920 г. возвратился в Русскую Армию в Крым (Севастополь) на
корабле «Саратов», начальник снабжения Русской Армии, с 15 августа 1920 г.
в резерве чинов при Военном управлении. Генерал-лейтенант (1920 г.). В
эмиграции.
113 Гонтарев Борис Викторович, р. 30 августа 1879 г. в Харькове.
Гимназия, Одесское военное училище (1905), академия Генштаба (1911).
Георгиевский кавалер. Полковник, генерал-квартирмейстер и начальник штаба
12-й армии. В Добровольческой армии и ВСЮР; в 1918 г. начальник штаба
отряда Шкуро, затем начальник организационного отдела Генштаба,
начальник штаба формирований Кубанской армии, начальника снабжений
Кубанской армии, помощник главного начальника снабжений ВСЮР. В Русской
Армии начальник управления снабжений, затем в прикомандировании к отделу
генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего до эвакуации Крыма.
Эвакуирован на корабле «Сцегед». В эмиграции в Югославии. С 1924 г.
начальник отдела Генштаба КИАФ. Генерал-майор (с 1924 г.). Служил в
Русском Корпусе (начальник штаба корпуса и командир 3-го полка). Умер
27 октября 1977 г. в Зальцбурге (Австрия).
114 Сводно-гренадерская дивизия. Сформирована в Добровольческой армии
на базе офицерского кадра гренадерских полков Императорской армии.
Гренадеры первоначально были ротой в Марковском полку, а в Южной армии —
2-м батальоном 2-го Сводно-гренадерского полка. Затем осенью 1918 г.
при Марковском полку был сформирован гренадерский батальон (полковник
Б.П. Кочкин), включенный 19 ноября 1918 г. в состав 1-й дивизии как
Сводный гренадерский батальон (28 февраля 1919 г. выделен из дивизии). 21
февраля 1919 г. он развернулся в Сводный Гренадерский пехотный полк (приказ
14 апреля 1919 г.) из 16 рот (по одной от каждого из прежних полков),
вошедший в 6-ю пехотную дивизию (командир — полковник Б.П. Кочкин).
28 июня 1919 г. в ее составе были образованы 1-й и 2-й Сводно-гренадерские
полки. Во 2-й входили офицеры Кавказской гренадерской дивизии
Императорской армии (31 человек), и он был переименован в Сводный полк Кавказской
гренадерской дивизии (в конце 1918 г. — начале 1919 г. почти все офицеры
русской национальности полков дивизии покинули Грузию и вступили в
Добровольческую армию). 9 сентября 1919 г. 6-я пехотная дивизия была
преобразована в Сводно-гренадерскую в составе четырех (от каждой гренадерской
дивизии Императорской армии) сводно-гренадерских полков, запасного
батальона, Сводной Гренадерской артиллерийской бригады и Гренадерской
отдельной инженерной роты (сформирована 1 мая 1919 г.). В октябре 1919 г.
входила в 1-й Кубанский корпус. К 5 октября 1919 г. насчитывала 1149 штыков,
178 сабель, 30 пулеметов и 17 орудий. Прославилась в боях под Царицыном.
При отступлении в январе 1920 г. на ст. Абганерово понесла огромные
потери, 22 февраля, попав в окружение, погибли почти все ее оставшиеся
офицеры. 10 марта 1920 г. дивизия сведена в Отдельный Сводный гренадерский
батальон. К 4 марта 1920 г. гренадер, сведенных полковником Кочкиным в
батальон, осталось 45 человек, которые были влиты в Дроздовский полк, а другие
остатки дивизии влиты в Алексеевский полк, образовав батальон, полностью
578
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
<^&_ £^»
погибший в Кубанском десанте в августе 1920 г. Начальники: генерал-лейтенант
П.К. Писарев (1919 г.), генерал-майор М.К. Чичинадзе (убит), генерал-майор
М.Н. Виноградов (1920 г.). Начальники штаба: полковник Скоблев (до осени
1919 г.), полковник И.Ф. Килинкаров (с 6 ноября 1919 г.). Командиры
бригад: генерал-майор М.К. Чичинадзе, полковник В.К. Манакин (до осени
1919 г.), полковник Б.П. Кочкин (2-й с 23 октября 1919 г.).
115 Чичинадзе Михаил Константинович, р. в 1870 г. В службе с 1889 г.,
офицером с 1893 г.. Полковник 8-го гренадерского полка. В Добровольческой
армии и ВСЮР с 23 сентября 1918 г.; с 2 ноября 1918 г. командир
стрелкового полка 1-й конной дивизии (утвержден в должности 3 января 1919 г.), с
22 июля 1919 г. командир 1-й бригады 6-й пехотной дивизии, в сентябре—
октябре 1919 г. командир 1-й бригады Сводно-гренадерской дивизии, на
5 октября 1919 г. врид начальника, затем начальник той же дивизии.
Генерал-майор (с 23 мая 1919 г.). Убит 24 декабря 1919 г. (в январе 1920 г.) на
ст. Абганерово.
116 10-я Донская конная бригада. Сформирована в Донской армии 12 мая
1919 г. из Особой бригады 1-й Донской армии. Входила в состав 10-й
Донской конной дивизии, в августе—сентябре 1919 г. участвовала в Камышин-
ской операции в составе Кавказской армии. К октябрю 1919 г. входила в
состав 1-го Донского отдельного корпуса. На 5 октября 1919 г. насчитывала
всего 1065 сабель и 14 пулеметов. Включала 16-й Калединский (333 сабли,
6 пулеметов), 17-й Назаровский (545 сабель, 5 пулеметов) и 64-й Бакланов-
ский (187 сабель, 3 пулемета) конные полки и 10-ю конную батарею (4
орудия). Начальники: полковник А.Н. Лащенов, полковник Егоров. Начальник
штаба — подполковник В.А. Полковников.
117 Корвин-Круковский Алексей Владимирович, р. 23 сентября
1872 г. Из дворян Нижегородской губ. Нижегородский дворянский институт
(1890), Казанское пехотное юнкерское училище (1894), Офицерская
стрелковая школа (1913). Полковник, командир 6-го Финляндского стрелкового
полка. В июле 1917 г. начальник карательного отряда в Царицыне. В
Добровольческой армии с декабря 1917 г.; в январе 1918 г. глава офицерской
организации в Царицыне, с января 1918 г. комендант штаба Добровольческой
армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, начальник обоза
армии. С февраля до 2 сентября 1918 г. комендант штаба армии, затем
комендант главной квартиры главнокомандующего, с 5 ноября 1918 г. в резерве
чинов при штабе главнокомандующего, с 12 ноября 1918 г. генерал-майор, с
ноября 1918 г. командующий добровольческими частями в Крыму, с 19
ноября 1918 г. начальник гарнизона Симферополя и начальник Крымской (с
января 1919 г. 4-й) пехотной дивизии, с 13 июля 1919 г. член
военно-полевого суда над генералом Марксом. С 28 мая 1919 г. в резерве чинов при штабе
ВСЮР, в декабре 1919 г. — феврале 1920 г. военный комендант
Новороссийска. В Русской Армии начальник 4-й пехотной дивизии. Генерал-лейтенант.
В эмиграции в Югославии, один из организторов Союза Инвалидов, создатель
Союза русских эмигрантов и объединения Казанского военного училища,
начальник военной коллегии Лиги русских офицеров и солдат запаса. Умер
6 сентября 1943 г. в Белграде.
37*
579
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
118 Милеант Гавриил Георгиевич, р. в 1864 г. В службе с 1881 г.,
офицером с 1883 г. Генерал-лейтенант инженерных войск. В Вооруженных силах
Юга России в резерве чинов войск Киевской области, с 3 ноября 1919 г. в
резерве чинов при штабе главнокомандующего.
119 Зыков Сергей Петрович, р. в 1873 г. В службе с 1893 г., офицером
с 1896 г. Офицер 5-го гусарского и 5-го уланского полков, с 1916 г.
командир Текинского конного полка. Генерал-майор. Георгиевский кавалер. В
Добровольческой армии и ВСЮР; в конце 1918 г. — начале 1919 г. начальник
гарнизона Ялты, в апреле 1919 г. командир Астраханской конной бригады,
до 4 августа 1919 г. начальник Астраханской казачьей дивизии, затем из
резерва чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР в резерве чинов войск
Новороссийской области, в феврале, на 25 марта 1920 г. начальник
гарнизона Ялты. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Эвакуирован из Ялты на
корабле «Корвин». Генерал-лейтенант (1919 г.).
120 Граф Голенищев-Кутузов Сергей Александрович, р. 4 июля 1885 г.
в Таганроге (Санкт-Петербурге). Офицер Кавалергардского полка.
Петроградский уездный предводитель дворянства. В Добровольческой армии и ВСЮР;
в конце 1918 г. — феврале 1920 г. начальник Ялтинского уезда. В эмиграции с
августа 1920 г. во Франции. После 1945 г. — в США. Умер 12 ноября 1950 г.
в Хьюстоне (США).
121 Саблин Михаил Павлович, р. в 1869 г. Морской корпус (1890).
Контр-адмирал. В Добровольческой армии и ВСЮР с 1918 г. (перешел от
красных); с 21 марта 1919 г. главный командир Севастопольского порта
(главный командир судов и портов Черного и Азовского морей), весной 1919 г.
эвакуирован из Севастополя в Новороссийск на крейсере «Кагул» («Генерал
Корнилов»). С 3 мая 1920 г. командующий Черноморским флотом.
Вице-адмирал. Эвакуирован до осени 1920 г. из Севастополя на корабле «Великий
князь Александр Михайлович». Умер 17 октября 1920 г.
122 1-я Донская конная дивизия (I). Формировалась в Донской армии с
4 мая 1918 г. в составе Молодой армии. Входила в состав Южной группы
Донской армии, затем — Западного фронта Донской армии, с 23 февраля
1919 г. — 3-й Донской армии. С 12 мая 1919 г. вошла в 3-й Донской
отдельный корпус. На 5 октября 1919 г. всего насчитывала 943 штыка, 497
сабель, 31 пулемет, 8 орудий. Включала лейб-гвардии Казачий (194 штыка,
66 сабель, 8 пулеметов), лейб-гвардии Атаманский (240 штыков, 131 саблю,
9 пулеметов), 4-й Донской казачий (298 штыков, 180 сабель, 8 пулеметов) и
3-й Калмыцкий конный (211 штыков, 120 сабель, 6 пулеметов) полки, Конно-
саперную сотню (203 человека) и 1-й Донской конно-артиллерийский
дивизион: 1-я и 2-я Донские конные батареи (по 4 орудия каждая). Начальник —
генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов (до ноября 1919 г.). Начальники штаба:
полковник Б А. Иванов (умер 16 августа 1919 г.), полковник Е.И. Никитин.
123 Левитов Михаил Николаевич, р. в 1893 г. Из духовного звания.
Духовная семинария, Виленское военное училище (1914). Поручик 178-го
пехотного полка. В Добровольческой армии в партизанском генерала
Корнилова отряде. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Корниловском
полку, командир роты, в мае 1919 г. командир батальона во 2-м Корнилов-
580
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ l£z*
ском полку, с июля 1919 г. командир 1-го батальона, с 10 ноября 1919 г. врид
командира в 3-м Корниловском полку, затем помощник командира во 2-м
Корниловском полку. 13 марта 1920 г. произведен из поручиков в
подполковники, с 15 июня 1920 г. до эвакуации Крыма командир 2-го Корниловского
полка. Полковник (с июня 1920 г.). Ранен 6 раз. Орден Св. Николая
Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе 2-го батальона Корниловского полка в
Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир того же батальона. До осени 1925 г.
в составе Корниловского полка в Болгарии. В эмиграции председатель
полкового объединения, председатель Общества Галлиполийцев. Умер 15 декабря
1982 г. в Париже.
124 Изложено по изданиям: Корниловский ударный полк. Париж, 1936;
Левитов М.Н. Материалы для истории Корниловского ударного полка. Париж,
1974.
125 Долгополов Евгений Акимович. Прапорщик 13-го гренадерского
полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в ноябре 1919 г. в конном
эскадроне 3-го Корниловского полка. Поручик. В эмиграции во Франции. Умер
13 мая 1972 г. в Париже.
126 Милеев Николай Васильевич. Из казаков Оренбургского казачьего
войска. Окончил университет. Подъесаул 6-го Оренбургского казачьего полка
и Корниловского ударного полка. В Добровольческой армии в Корниловском
ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в пулеметной
роте полка. В 1918 г. командир той же роты, затем адъютант полка, с 26 июля
1919 г. командир 3-го Корниловского полка. Есаул (с 20 августа 1919 г.).
Застрелился в марте 1920 г. в Крыму после эвакуации Новороссийска.
127 Франц Игнатий Игнатьевич. Хорват. Подпоручик. В
Добровольческой армии; в ноябре 1917 г. вступил в Корниловский полк в Киеве. Участник
1-го Кубанского («Ледяного») похода. С июня 1918 г. командир 12-й роты
Корниловского полка, с 26 июля 1919 г. командир 2-го батальона в 3-м
Корниловском полку; в октябре 1919 г. командир 3-го Корниловского полка,
затем командир 4-го Корниловского полка. Капитан. Убит 27 декабря 1919 г.
при переходе через Дон под ст. Александровской.
128 Левитова Варвара Сергеевна (ур. Васильева). Студентка
Ростовского медицинского института. В Добровольческой армии; сестра
милосердия в отряде полковника Симановского в Корниловском ударном полку.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии в
Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в
штабе 2-го батальона Корниловского полка в Галлиполи. Умерла после 1974 г.
в Париже.
129 Гордиенко Карп Павлович (Гордеенко), р. в 1891 г. Ялтинская
гимназия, Владимирское военное училище (1914). Полковник Сибирского
стрелкового полка, врид командира 13-го Особого полка. Георгиевский
кавалер. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку; с 28 октября
1918 г. командир офицерской роты полка, в июле 1919 г. командир
батальона в 1-м Корниловском полку, с сентября 1919 г. командир того же полка. В
Русской Армии на той же должности до эвакуации Крыма. Орден Св.
Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Гал-
581
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
липоли, с 24 декабря 1921 г. помощник командира Корниловского полка.
Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. В эмиграции во
Франции, фермер. Умер 29 июля 1969 г. в Грассе (Франция).
130 Пашкевич Яков Антонович. Поручик. В Добровольческой армии в
Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода, начальник пулеметной команды полка; с 26 декабря 1918 г. капитан. В
начале 1919 г. начальник учебной команды Корниловского полка, с мая 1919 г.
командир 2-го Корниловского полка. Полковник (с 8 октября 1919 г.;
одновременно с чином подполковника). Орден Св. Николая Чудотворца. Убит
15 июля 1920 г. в с. Большой Токмак в Северной Таврии.
131 Щеглов Василий Павлович, р. 18 ноября 1883 г. в Туле. Из мещан.
Казанское пехотное юнкерское училище (1904) (1907?). Капитан, командир
батальона 303-го пехотного полка. В Добровольческой армии в Корниловском
ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, рядовой в
офицерской роте полка, затем командир батальона. Ранен летом 1918 г. С
июля 1919 г. командир 2-го батальона во 2-м Корниловском полку, затем
командир 3-го батальона в том же полку, с 24 сентября 1919 г. врид
командира того же полка. С ноября 1919 г. (с января 1920 г.) командир 3-го
Корниловского полка до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая Чудотворца. На
18 декабря 1920 г. в 9-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24
декабря 1921 г. командир 3-го батальона Корниловского полка. Осенью 1925 г. в
составе того же полка во Франции. Полковник. В эмиграции во Франции.
Умер 17 октября (7 ноября) 1930 г. в Озуар-ля-Ферье (Франция).
132 Гайдукова Анастасия (Ася) Яковлевна. В Добровольческой армии;
сестра милосердия в Корниловском ударном полку. Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода. Во ВС ЮР и Русской Армии в Корниловской
дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 1-й роте Корниловского
полка в Галлиполи. В эмиграции в Париже. Умерла после 1967 г.
133 Андрианов Павел Семенович, р. 29 июля 1896 г. Павловское
военное училище. Поручик. В Добровольческой армии и ВСЮР; весной 1919 г.
в охране Императорской фамилии в Крыму, с 26 июля 1919 г. командир
роты в 3-м Корниловском полку, в октябре—декабре 1919 г. командир
1-го батальона того же полка. Штабс-капитан. В Русской Армии в
Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 10-й роте
Корниловского полка в Галлиполи. Штабс-капитан. Осенью 1925 г. в
составе Корниловского полка во Франции; секретарь Общества Галлиполийцев
(капитан). Умер 10 января 1974 г. в Париже.
134 Биттенбиндер Артур Георгиевич, р. в 1886 г. Из потомственных
почетных граждан. Витебское городское училище, Виленское военное
училище (1907), академия Генштаба (1914). Подполковник, и. д. помощника
начальника отдела управления генерал-квартирмейстера штаба Румынского
фронта, помощник главнокомандующего фронтом. В Добровольческой армии;
в 1918 г. старший адъютант штаба 3-го армейского корпуса, затем старший
адъютант отдела генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии, с
22 июля, в сентябре 1919 г. начальник штаба 1-й пехотной дивизии, затем
начальник штаба Марковской дивизии, с декабря 1919 г. начальник Марков-
582
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«iQ&. _ 1^»
ской дивизии. Летом 1920 г. в Русской Армии в Крыму. Полковник (1918 г.).
В эмиграции в 1967 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 18 мая
1972 г. в Питтсбурге (США).
135 Ковалевский Владимир Иванович. Ротмистр. В Вооруженных силах
Юга России; в ноябре 1919 г. командир конного дивизиона Корниловской
дивизии. В Русской Армии на той же должности до эвакуации Крыма. На
18 декабря 1920 г. в составе того же Корниловского конного дивизиона в Гал-
липоли. Полковник.
136 Скоблин Николай Владимирович, р. в 1894 г. в Староконстанти-
нове. Сын коллежского асессора. Штабс-капитан 1-го Ударного отряда и
Корниловского ударного полка. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. с
полком. Капитан. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: помощник
командира полка, капитан. С 1 ноября 1918 г. командир Корниловского
полка, с 12 ноября 1918 г. полковник, с 26 марта 1920 г. начальник
Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 26 марта 1920 г.). На
18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи. В эмиграции
во Франции, в 1930 г. завербован ГПУ и участвовал в похищении генерала
Миллера; в 1937 г. бежал в Испанию. Умер в 1938 г.
137 Дядюн Дмитрий Федорович, р. в 1896 г. В Добровольческой армии
и ВСЮР; в январе 1920 г. во 2-м Корниловском полку. Поручик. В
эмиграции в Египте и Франции. Умер в 1989 г.
138 Дашкевич Михаил Никитич. Из духовного звания. Духовная
семинария. Поручик. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Корниловском
ударном полку; участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. С июня
1918 г. командир роты, с июля — 9-й роты Корниловского полка, в октябре
1919 г. командир 1-го батальона в 1-м Корниловском полку, в конце 1919 г.
командир 4-го Корниловского полка, с января до февраля 1920 г. командир
1-го Корниловского полка. Эвакуирован в декабря 1919 г. — марте 1920 г.
На май 1920 г. в Югославии. В июле 1920 г. подполковник, врид командира
1-го Корниловского полка до августа 1920 г. Орден Св. Николая Чудотворца.
На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи.
Полковник. С 24 декабря 1921 г. командир 1-го батальона Корниловского полка.
Осенью 1925 г. в составе полка во Франции, с 1930 г. во французском
Иностранном легионе в Индокитае.
139 Челядинов Василий Васильевич. Штабс-капитан. В Добровольческой
армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии; в январе 1920 г. врид командира, с
августа 1920 г. командир 1-го Корниловского полка (подполковник) до
эвакуации Крыма. Орден Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе
Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. помощник
командира 1-го батальона полка. Осенью 1925 г. в составе того же полка в
Югославии. Полковник.
140 Филипский Иван Лукич, р. ок. 1892 г. Штабс-капитан. В
Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода. С января 1920 г. командир 4-го Корниловского полка.
В Русской Армии в корниловских частях до эвакуации Крыма. Капитан. На
583
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
18 декабря 1920 г. в 4-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24
декабря 1921 г. командир 3-й роты Корниловского полка. Осенью 1925 г. в
составе того же полка в Болгарии. В эмиграции в Болгарии, в 1933 г. на мине
(шахте) Черно Море. Служил в Русском Корпусе. После 1945 г. во Франции.
Умер 8 апреля 1965 г. в Лионе (Франция).
142 Ширковский Дмитрий Иосифович. Штабс-капитан. В
Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода. С 8 марта 1920 г. врид командира 1-го Корниловского
полка, в июле—августе 1920 г. командир 1-го батальона в том же полку
(подполковник) до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая Чудотворца. На 18
декабря 1920 г. в 1-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г.
командир 2-й роты полка. В эмиграции. Полковник. Умер в январе 1954 г.
во Франции.
141 Румянцев Николай Кузьмич. Павловское военное училище.
Подполковник Имеретинского гренадерского полка. В Добровольческой армии
в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода. Во ВСЮР в 1-м Корниловском полку, с сентября 1919 г. помощник
командира 3-го Корниловского полка. В Русской Армии в Корниловской
дивизии до эвакуации Крыма. Полковник. На 18 декабря 1920 г. в 9-й роте
Корниловского полка в Галлиполи; с 24 декабря 1921 г. помощник
командира 3-го батальона того же полка. В эмиграции в Болгарии, организатор
«Кутеповской молодежи», в 1936 г. начальник НОРР. После 1945 г. в США.
Умер 8 июля 1977 г. в Сан-Франциско (США).
143 Пешня Михаил Александрович, р. в 1886 г. Из мещан. Гимназия,
Виленское военное училище (1907), Офицерская гимнастическо-фехтовальная
школа (1910). Полковник, командир 73-го пехотного полка. Георгиевский
кавалер. В Добровольческой армии; с весны 1918 г. в Корниловском ударном
полку, в сентябре 1918 г. командир 3-го батальона, с 24 июля 1919 г.
командир 2-го Корниловского полка, затем командир 1-го Корниловского полка, с
13 ноября 1919 г. командир бригады Корниловской дивизии, с 13 мая 1920 г.
помощник начальника той же дивизии. В Русской Армии с осени 1920 г.
начальник Марковской дивизии. Генерал-майор (27 мая 1920 г.). Орден Св.
Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. командир Марковского полка в
Галлиполи. В эмиграции в Болгарии, с 1926 г. во Франции; таксист. Окончил
Высшие военно-научные курсы в Париже (1-й вып.). Умер 4 декабря 1937 г. в
Париже.
144 Кавказский стрелковый полк. Сформирован во ВСЮР летом 1919 г.
В конце октября 1919 г. насчитывал 400 штыков. Командир — полковник
А.И. Бржезицкий.
145 Доюн Пантелеймон Иванович. Прапорщик 178-го пехотного
полка. В Вооруженных силах Юга России; к марту 1920 г. в 1-й кавалерийской
дивизии. В Русской Армии в конном корпусе генерала Барбовича до
эвакуации Крыма. Поручик. На 28 декабря 1920 г. в штабе Кавалерийской
дивизии в Галлиполи. В эмиграции. Ротмистр. Умер после 1974 г.
146 Геты Викентий Иванович, р. 19 февраля 1889 г. в Витебске.
Реальное училище в Двинске, Виленское военное училище (1911). Капитан, коман-
584
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^3L - l^>
дир батареи 137-го артиллерийского дивизиона. В Добровольческой армии с
апреля 1918 г., рядовой 1-й батареи, начальник орудия, с весны 1919 г.
старший офицер 4-й батареи 1-й артиллерийской бригады, затем командир той
же батареи, к ноябрю 1919 г. командир 6-й батареи Корниловской
артиллерийской бригады. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая
Чудотворца. Галлиполиец. В эмиграции в Болгарии, возглавлял группу
Корниловской артиллерийской бригады в Софии. Служил в Русском Корпусе. С 1950 г. в
Норвегии, с 1956 г. в США. Умер 22 февраля 1968 г. в Нью-Йорке.
147 Впервые опубликовано: Часовой. 1960. Март—октябрь. № 407—411.
148 Белин Петр Васильевич. Михайловское артиллерийское училище
(1916). Прапорщик. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода. Во ВСЮР во 2-й артиллерийской бригаде, с 30
сентября 1919 г. подпоручик; в Русской Армии в 6-й батарее Корниловской
артиллерийской бригады до эвакуации Крыма. Капитан. Галлиполиец. Осенью
1925 г. в составе Корниловского артдивизиона в Болгарии. В эмиграции во
Франции и Испании, инженер. В 1934 г. член правления Общества Галли-
полийцев в Париже. Участник борьбы генерала Франко, в 1939 г. сержант
испанской армии, во время Второй мировой войны лейтенант в
итальянской армии в России. После 1945 г. глава группы РОВС и представитель
«Часового» в Испании.
149 Юшкин Борис Евгеньевич. Горный инженер. Прапорщик
(подпоручик). В Добровольческой армии и ВСЮР в Марковской артиллерийской
бригаде; с 6 ноября 1919 г. поручик, затем штабс-капитан в 6-й батарее
Корниловской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма. Галлиполиец.
Осенью 1925 г. в составе Корниловского артдивизиона в Болгарии. Капитан. В
эмиграции в Африке. Умер 3 октября 1959 г. в Солсбери (Южная Родезия).
150 Тычинин Валентин Петрович. Юнкер Михайловского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской
батарее, с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м
легком артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии в 6-й батарее
Корниловской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма. Галлиполиец.
Осенью 1925 г. в составе Корниловского артдивизиона в Болгарии. Штабс-
капитан. В эмиграции в Болгарии, в 1934 г. член правления Общества Гал-
липолийцев в Рущуке. Умер после 1960 г.
151 Замчалов Игорь Илларионович. Из дворян, сын полковника.
Императорское техническое училище в Москве (не окончил). Юнкер Констан-
тиновского артиллерийского училища. В Добровольческой армии с конца
1917 г. Чернецовец. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР
и Русской Армии в 6-й батарее Корниловской артиллерийской бригады до
эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Корниловского
артдивизиона во Франции. Штабс-капитан. В эмиграции во Франции. Умер 3
марта 1983 г. в Париже.
152 Турчанинов Павел Петрович. Юнкер. В Добровольческой армии в
1-м отдельном легком артиллерийском дивизионе; с 7 декабря 1918 г.
прапорщик. Во ВСЮР и Русской Армии в 6-й батарее Корниловской артиллерийской
585
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
бригады до эвакуации Крыма. Подпоручик. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Корниловского артдивизиона во Франции. Поручик. Умер после 1960 г.
153 Токаревич Георгий Александрович, р. в Санкт-Петербурге.
Поручик (подпоручик). В Добровольческой армии с декабря 1917 г. Участник
1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР в 6-й батарее 2-й (затем
Корниловской) артиллерийской бригады; в Русской Армии до эвакуации
Крыма. Штабс-капитан (с 22 ноября 1919 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Корниловского артиллерийского дивизиона в Югославии. В эмиграции
в Югославии, служил в югославской армии (подполковник), затем в
арабской армии (полковник, командир полка). После 1945 г. в США, затем в
Германии. Умер 22 декабря 1972 г. в Крефельде (Германия).
154 Нестерова Софья Павловна (ур. Кранова). Сестра милосердия. В
Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во
ВСЮР и Русской Армии фейерверкер 6-й батареи Корниловской
артиллерийской бригады. Георгиевский крест IV ст. В эмиграции. Умерла 22 июля 1971 г.
во Франции.
155 Гегелашвили Соломон Давидович, р. 1 мая 1885 г. Воронежский
кадетский корпус (1902), Михайловское артиллерийское училище (1905).
Полковник, командир дивизиона 22-й артиллерийской бригады. В
Добровольческой армии и ВСЮР; командир 2-й батареи 2-го легкого артиллерийского
дивизиона, с 12 января 1919 г. командир батареи Учебно-подготовительной
артиллерийской школы, затем во 2-й артиллерийской бригаде, с 22 июля, в
сентябре—октябре 1919 г. командир 3-го дивизиона той же бригады, в
ноябре 1919 г. командир 2-го дивизиона в Корниловской артиллерийской
бригаде. Участник Бредовского похода, затем на Польском фронте, с мая 1920 г.
в Русской Армии в Крыму (в Корниловской артиллерийской бригаде).
Галлиполиец. В феврале 1921 г. во 2-й батарее Корниловского артиллерийского
дивизиона. С 1924 г. в составе Корниловского артдивизиона в Чехословакии.
Служил в чехословацкой армии: командир 1-го артиллерийского полка.
Начальник отдела РОВС в Чехословакии, председатель Общества Галлиполийцев
в Праге. До 1944 г. в Праге, после 1945 г. начальник отдела РОВС в
Германии, с 1948 г. в Аргентине. Помощник начальника отдела РОВС, затем
председатель Общества Галлиполийцев и РОВС в Аргентине. Умер 5 февраля 1973 г. в
Буэнос-Айресе.
156 Впервые опубликовано: Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за
Россию в освободительной войне 1918 —1920 годов. Т. 2. Париж, 1964.
157 Третьяков Александр Николаевич, р. в 1877 г. Тифлисский
кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1897), Михайловская
артиллерийская академия. Офицер л.-гв. 3-й артиллерийской бригады.
Полковник, командир дивизиона л.-гв. Стрелковой артиллерийской бригады.
Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с 2 января 1918 г.; командир
3-й батареи. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: с 12 марта
1918 г. командир 4-й батареи, с марта 1918 г. при штабе генерала Маркова,
затем командир 1-го легкого артиллерийского дивизиона, с 4 апреля 1919 г.
командир 1-й артиллерийской бригады, с июня 1919 г. командир 1-й
бригады 1-й пехотной дивизии, с июня 1919 г. начальник Алексеевской дивизии, с
586
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,л
<^& _ 1^>
16 октября 1919 г. командир Алексеевской бригады. G 26 марта 1920 г.
начальник Марковской дивизии. Генерал-майор (1918). Застрелился 14
октября 1920 г. у с. Днепровка.
158 Марченко Дионисий Андреевич. Учительская семинария. Штабс-
капитан, командир батальона 125-го пехотного полка. Георгиевский кавалер.
В Добровольческой армии с ноября 1917 г.; в январе 1918 г. в 1-м
офицерском батальоне. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: рядовой в
1-й роте Офицерского полка. Тяжело ранен. С 14 марта 1919 г. капитан,
комендант штаба корпуса Кутепова, с осени (сентября) 1919 г. командир 2-го
батальона 1-го Марковского полка, затем помощник командира полка, с
декабря 1919 г. до 29 сентября 1920 г. и с октября 1920 г. командир того же
полка до эвакуации Крыма. Полковник (26 марта 1920 г.). В эмиграции в
Югославии, с декабря 1937 г. командир Марковского полка. Умер 24
сентября 1968 г. в Загребе (Югославия).
159 Алабовский Николай Иванович, р. 15 октября 1893 г.
Штабс-капитан Гренадерского полка. В Добровольческой армии; с 30 декабря 1917 г.
в 3-м офицерском батальоне. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода
в 3-й роте Офицерского полка, в июне—декабре 1918 г. и в июле 1919 г. в
6-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка (с октября 1918 г.
командир той же роты), с 14 марта 1919 г. капитан. Ранен 17 октября 1918 г. под
Маломинкой (остался в строю) и 17 октября 1918 г. под Коноковом. В
Русской Армии в Марковской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря
1920 г. в 3-й роте Марковского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе
того же полка в Болгарии. Полковник. Умер 12 января 1974 г. во Франции.
160 Черноморский конный полк. Сформирован во ВСЮР весной 1919 г.
в Донбассе как Херсонский конно-партизанский отряд на базе кадра 2-го
конного полка при 3-й пехотной дивизии. По ходатайству офицеров
бывшего Черноморского конного полка Императорской армии (создан в 1915 г.)
получил имя этого полка. С конца июля передан в 1-ю пехотную дивизию,
с 19 ноября 1919 г. входил в состав 1-й кавалерийской дивизии (II), по
прибытии в Крым сведен в дивизион (эскадрон) в составе 4-го
кавалерийского полка. 8 августа 1920 г. переформирован в конный дивизион
Марковской дивизии под названием Отдельного конного генерала Маркова
дивизиона. Командир — полковник Е.С. Главче, ротмистр Н. Христинич (врио,
март 1920 г.).
161 Наумов Антон Семенович. Подполковник. В Добровольческой
армии; в июне 1918 г. помощник командира 9-й роты, врио командира 7-й
роты; в июле—августе 1918 г. командир 7-й роты, с июля 1918 г. врио
командира 2-го батальона, в ноябре—декабре 1918 г. в 7-й роте 1-го
Офицерского (Марковского) полка, с 27 сентября 1918 г. переименован в
полковники. Ранен 2 октября 1918 г. под Армавиром. В январе 1919 г. снова в
Марковском полку, с июня 1919 г. командир 3-го Марковского полка, в июне
1919 г. начальник сводного отряда из Марковских частей. Застрелился
18 декабря 1919 г. при окружении в с. Алексеево-Леоново.
162 Образцов Дмитрий Васильевич. Студент-доброволец 14-го
пехотного полка (4 Георгиевских креста). Офицер с 1915 г. Штабс-капитан, коман-
587
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
дир батальона. В Добровольческой армии с конца 1917 г.; с 3 января 1918 г.
в 3-й роте 1-го офицерского батальона, 9—31 января 1919 г. начальник
нестроевой команды того же батальона. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в Офицерском полку. В июле 1918 г. адъютант 1-го Офицерского
(Марковского) полка, в декабре 1918 г. в 6-й роте того же полка. Ранен
4 марта 1918 г. под Кореновской, 20 апреля 1918 г. (остался в строю) и
20 июля 1918 г. В марте 1919 г. адъютант полка, командир офицерской роты
того же полка (с 14 марта 1919 г. капитан), с 7 июля 1919 г. командир 4-го
батальона 1-го Марковского полка. С июля 1919 г. помощник командира
2-го Марковского полка. Убит 2 ноября 1919 г. в с. Касторном. Полковник
(посмертно).
163 Постовский Владимир Иванович, р. ок. 1886 г. Войсковой
старшина. В Добровольческой армии командир батальона в 1-м Кубанском
стрелковом полку. Полковник. В Донской армии; с 6 октября по конец октября
1918 г. начальник Сальского отряда, в ноябре 1918 г. начальник отряда под
Царицыном, в октябре 1919 г. командир бригады из 2-го Дроздовского и Са-
мурского полков под Касторной. Генерал-майор. Вышел в отставку 28 апреля
1920 г. Эвакуирован в апреле 1920 г. из Севастополя. В эмиграции во
Франции (в Париже). После 1945 г. вернулся в СССР.
164 25-й пехотный Смоленский полк. Полк Императорской армии.
Возрожден во ВСЮР. Сформирован летом 1919 г. в Воронеже из добровольцев
(главным образом рабочих). С 4 сентября 1920 г. входил в состав 2-й
бригады 6-й пехотной дивизии. В конце октября 1919 г. насчитывал 400 штыков.
Командир — полковник Новиков.
165 2-й Алексеевский полк (2-й Партизанский генерала Алексеева
пехотный полк). Сформирован во ВСЮР 10 октября 1919 г. в Курске на базе
офицерского кадра Алексеевского полка. Входил в состав Алексеевской дивизии.
По прибытии в Крым 25 марта 1920 г. влит в 1-й полк, а 16 апреля 1920 г.
вместе с ним в 52-й пехотный Виленский полк.
166 Перебейнос Никифор Никитич. Штабс-капитан. В
Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. В июне 1918 г.
в 9-й роте, с июля 1918 г. командир 3-й роты 1-го Офицерского
(Марковского) полка, затем снова в 9-й роте. Ранен 2 октября 1918 г. под
Армавиром и 24 марта 1919 г. под ст. Депрерадовкой, с 18 июля 1919 г. помощник
командира 4-го батальона в 1-м Марковском полку, затем командир
батальона, в ноябре 1919 г. капитан во 2-м Марковском полку, затем командир того
же полка. В Русской Армии в Марковской дивизии до эвакуации Крыма. На
18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в Галлиполи. Подполковник.
Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. Полковник. Умер в
эмиграции.
167 Урфалов Александр Сергеевич. Прапорщик запаса. Штабс-капитан.
В Добровольческой армии из Одессы; рядовой в 1-м Офицерском
(Марковском) полку. Ранен 14 октября 1918 г. на р. Уруп и 17 ноября 1918 г. под
д. Кононовкой. В декабре 1918 г. — июле 1919 г. в 9-й роте 1-го
Офицерского (Марковского) полка, с 18 июня 1919 г. капитан, командир роты, с
июня 1919 г. помощник командира 3-го Марковского полка, с марта 1920 г.
588
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ 1^>
командир того же полка, в июле 1920 г. подполковник. Орден Св. Николая
Чудотворца. Убит 8 августа 1920 г. у ст. Пришиб.
168 Космачевский Евгений Константинович. Подпоручик (поручик).
В Добровольческой армии и ВСЮР; летом 1918 г. в Марковских частях, с
ноября 1918 г. в 3-й роте, в декабре 1918 г. в 9-й роте, с 12 февраля 1919 г.
по июль 1919 г. командир 3-й роты учебного батальона 1-го Офицерского
(Марковского) полка, к ноябрю 1919 г. командир запасного батальона в 3-м
Марковском полку. В Русской Армии в Марковской дивизии до эвакуации
Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в Галлиполи.
Штабс-капитан. Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции. В
эмиграции там же. Капитан. Умер 13 мая 1959 г. в Париже.
169 Павлов Василий Ефимович. Алексеевское военное училище (1914).
Капитан. В Добровольческой армии. Во время 2-го Кубанского похода в 7-й
роте 1-го Офицерского (Марковского) полка, с июня 1918 г. помощник
командира, с июля 1918 г. командир 7-й роты. Ранен 18 ноября 1918 г. под д.
Кононовкой. В октябре 1919 г. командир 3-го батальона в 3-м Марковском
полку. В Русской Армии на той же должности до эвакуации Крыма.
Подполковник (к октябрю 1919 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Корни-
ловского полка во Франции. В эмиграции во Франции, в 1932 г. в Гренобле.
Умер после 1964 г.
170 Главче Евгений Семенович. Из дворян, сын офицера. Николаевское
кавалерийское училище (1905). Полковник л.-гв. Уланского Его Величества
полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в июле—ноябре 1919 г. командир
Черноморского конного полка. Умер от тифа осенью 1919 г. — весной 1920 г.
171 Левиков Всеволод Павлович. Полковник. В Добровольческой армии
и ВСЮР; с 5 ноября 1918 г. командир 1-й отдельной легкой гаубичной
батареи, с которой вошел в Марковскую артиллерийскую бригаду, с августа
1919 г., в сентябре 1920 г. командир 7-й батареи в Марковской
артиллерийской бригаде.
172 Юренинский Михаил Николаевич, р. в 1895 г. в
Санкт-Петербурге. Петропавловское училище, Владимирское военное училище (1915).
Офицер 171-го пехотного полка. В Добровольческой армии и ВСЮР в 3-м
Марковском полку; к ноябрю 1919 г. поручик. В Русской Армии в Марковской
дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского
полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии.
Капитан. В эмиграции во Франции (в Париже). В 1937—1939 гг. доброволец
армии генерала Франко. Во время Второй мировой войны в итальянской
армии. После 1945 г. служил в Испанском государственном банке. Умер
25 сентября 1967 г. в Мадриде.
173 Докукин Иван Павлович, р. в 1880 г. Сын офицера. 2-й Московский
кадетский корпус, Александровское военное училище. Полковник, командир
263-го пехотного полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в июле 1918 г.
вступил в отряд полковника Шкуро во главе сформированного им
офицерского отряда, с 15 июля 1918 г. командир 2-го батальона Ставропольского
офицерского полка, в сентябре 1918 г. помощник командира 1-го батальона, 17—
27 октября 1918 г. командир 1-го батальона 1-го Офицерского, с 27 октября
589
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
«^ _ £^=»
1918 г. командир 7-го Кубанского пластунского батальона, в декабре 1918 г.
помощник командира 1-го батальона, с 31 июля 1919 г. помощник командира
1-го Офицерского (Марковского) полка, в октябре—ноябре 1919 г. командир
1-го Марковского полка, с 1 января по 10 марта 1920 г. командир 2-го
Марковского полка, с 19 июня 1920 г. помощник начальника Марковской дивизии
(в июле начальник отряда из частей дивизии) до эвакуации Крыма. На 18
декабря 1920 г. и. д. командира (затем помощник командира) Марковского
полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе Марковского полка в Болгарии.
Генерал-майор (с 25 апреля 1922 г.). В эмиграции в 1931 г. возглавлял группу полка
в Болгарии (Перник). Умер 23 февраля 1956 г. в Пернике.
174 Крыжановский Всеволод Владимирович, р. в 1892 г.
Штабс-капитан. В Добровольческой армии; 5 февраля 1918 г. в офицерском батальоне.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в 1-й офицерской роте. В
августе—декабре 1918 г. в 1-й роте, с июля 1919 г. в команде пеших
разведчиков 1-го Офицерского (Марковского) полка. Ранен 2 сентября 1918 г. под
Белореченской. В ноябре 1919 г. капитан, командир 2-го Марковского полка.
В Русской Армии в том же полку до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г.
в составе Марковского полка в Галлиполи. Подполковник. Осенью 1925 г. в
составе Марковского полка во Франции. Полковник. Умер 31 декабря 1980 г.
в Монморанси (Франция).
175 Слоновский Дмитрий Анатольевич (Александрович). Капитан. В
Добровольческой армии; в 3-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка.
Ранен 2 октября 1918 г. под Армавиром. В июне 1919 г. командир
батальона Марковского полка, в сентябре—декабре 1919 г. командир 1-го
Марковского полка, с марта 1920 г. командир 2-го Марковского полка, с 29 сентября
1920 г. командир 1-го Марковского полка до эвакуации Крыма. Полковник
(13 марта 1919 г.). На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в
Галлиполи.
176 Савельев Михаил Федорович, р. в 1891 г. Тифлисское военное
училище (1913). Поручик (капитан). В Добровольческой армии; в январе 1918 г.
в прикомандировании к Ударному дивизиону Кавказской кавалерийской
дивизии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в 4-й роте
Офицерского полка, с 25 августа 1918 г. командир той же роты 1-го Офицерского
(Марковского) полка, с 12 мая 1919 г. командир Особой офицерской ставки
главнокомандующего ВСЮР роты, с 26 ноября 1919 г. командир 3-го
Марковского полка. Ранен 8 июля 1918 г. под Кисляковской. Полковник. В
эмиграции. Служил в Русском Корпусе (во 2-м полку). После 1945 г. в
Германии, председатель отдела Союза Первопоходников и начальник 1-й группы
2-го отдела РОВС. Умер 9 июля 1956 г. в лаг. Пассинг под Мюнхеном.
177 Марковская инженерная рота (1-я Отдельная инженерная
генерала Маркова рота). Образована в Добровольческой армии в середине марта
1918 г. из Технической роты как 1-я инженерная рота. 8 декабря 1919 г.
получила имя генерала С.Л. Маркова. Входила в состав 1-й бригады, с
начала июня 1918 г. — 1-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. —
Марковской дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывала 563 человека.
Командир — полковник Г.М. Гротенгельм.
590
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ i£z*
178 Шевченко Павел Евгеньевич, р. в Рыльске. Поручик 1-го
пехотного полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с ноября
1917 г. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Офицерском
полку. В июне—ноябре 1918 г. в 1-й роте 1-го Офицерского (Марковского)
полка. Ранен 6—7 июля 1918 г. под Крыловской и Екатериновской (остался
в строю). Во ВСЮР и Русской Армии в Марковских частях до эвакуации
Крыма: с осени 1919 г., начальник команды пеших разведчиков, с декабря
1919 г. до 26 сентября 1920 г. командир 1-го батальона 1-го Марковского
полка. Ранен 26 сентября 1920 г. На 18 декабря 1920 г. в составе
Марковского полка в Галлиполи. Капитан. Осенью 1925 г. в составе Марковского
полка в Болгарии. Подполковник. В эмиграции в Болгарии и Чехословакии,
окончил институт в Праге, инженер. После 1945 г. — в США. Умер
23 ноября 1954 г. в США.
179 Шкляр Александр Георгиевич, р. 26 октября 1898 г. в Полтавской
губ. Офицер артиллерии. В Вооруженных силах Юга России, к декабрю 1919 г.
в 3-м Кубанском корпусе, затем в Марковской артиллерийской бригаде. В
Русской Армии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Марковского артдивизиона в Болгарии. Штабс-капитан. Служил в Русском
Корпусе. После 1945 г. — в Англии. Умер 19 января 1968 г. в Манчестере.
180 Папков Михаил Владимирович. Штабс-капитан. В Добровольческой
армии; в декабре 1917 г. в офицерском батальоне. Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода в 1-й офицерской роте. 13 октября — 30 ноября
1918 г. и позже, с 6 июня, в июле 1919 г. командир 1-й роты в 1-м
Офицерском (затем 1-м Марковском) полку, затем командир 1-го батальона в том
же полку, к ноябрю 1919 г. командир 1-го батальона в 3-м Марковском
полку. Капитан (с 14 декабря 1919 г.). Убит 18 декабря 1919 г. в сАлексеево-
Леоново.
181 Майборода Зиновий Филиппович. Прапорщик гвардейской
артиллерии. В Добровольческой армии и ВСЮР; в июле—декабре 1919 г. адъютант
батальона в 1-м Марковском полку; в Русской Армии в Марковской дивизии
до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в
Галлиполи. Подпоручик. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Греции.
Поручик. В эмиграции с 1923 г. в Бельгии. Инженер. Умер после 1977 г.
182 Незнамов Дмитрий Юлианович. Подпоручик. В Добровольческой
армии с апреля 1918 г. в 1-м Офицерском (Марковском) полку, в декабре
1919 г. в 1-м Марковском полку; в Русской Армии в Марковской дивизии до
эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в
Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. Поручик. В
эмиграции.
183 Букин Георгий Михайлович. Подпоручик. В Добровольческой армии
в 1-м Офицерском (Марковском) полку: в сентябре—декабре 1918 г. в 6-й
роте; ранен 14 сентября 1918 г. под Армавиром, с 15 марта 1919 г. поручик,
с 23 марта 1919 г. штабс-капитан, в декабре 1919 г. командир роты. Во ВСЮР
и Русской Армии до эвакуации Крыма в 1-м Марковском полку. Капитан (с
4 ноября 1919 г.). На 18 декабря 1920 г. в 1-й роте Марковского полка в
Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии.
591
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
184 Бетьковский Вакх Федорович. Юнкер. В Добровольческой армии в
5-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка. Ранен 14 сентября 1918 г.
под Армавиром; с 14 ноября 1918 г. прапорщик. В декабре 1919 г. поручик,
командир роты в 1-м Марковском полку до эвакуации Крыма.
Штабс-капитан. Эвакуирован на транспорте «Ялта». На 18 декабря 1920 г. во 2-й роте
Марковского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе того же полка в
Болгарии. Умер в 1933 г. на мине Перник (в Болгарии).
185 Морозов Алексей Аполлонович. Полковник, командир л.-гв.
Павловского полка. В Добровольческой армии с конца 1917 г.; в декабре 1917 г.
командир гвардейской роты, в январе 1918 г. командир роты в отряде
полковника Кутепова в боях у Таганрога, затем командир офицерского взвода в
партизанском отряде полковника Чернецова. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода, рядовой в 1-й роте Офицерского (Марковского) полка, в
сентябре 1918 г. в 4-м батальоне того же полка, с 28 сентября 1918 г. в Свод-
но-гвардейском полку, в 1918 г. командир того же полка, затем командир
15-го стрелкового полка в Одессе, в июне 1919 г. в Марковских частях, с
1 августа 1919 г. первый командир 2-го Марковского полка. Умер от тифа
21 ноября 1919 г.
186 Алексеев Михаил Васильевич, р. в 1857 г. Сын солдата
сверхсрочной службы. Тверская гимназия, Московское пехотное юнкерское училище
(1876), академия Генштаба (1890). Генерал от инфантерии, Верховный
главнокомандующий до 11 сентября 1917 г. Основоположник Добровольческой
армии. С сентября 1917 г. основал Алексеевскую организацию и формировал
добровольческие офицерские отряды. 2 ноября 1917 г. прибыл в
Новочеркасск; с декабря 1917 г. член триумвирата «Донского гражданского совета».
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, с 18 августа 1918 г.
верховный руководитель Добровольческой армии. Умер 25 сентября 1918 г. в Ека-
теринодаре.
187 Гейдеман Виктор Иванович, р. в 1872 г. В службе с 1891 г.,
офицером с 1893 г. Генштаба полковник. В Добровольческой армии; с ноября 1918 г.
командир Марковского полка, начальник штаба 1-й пехотной дивизии, с 19
ноября 1918 г. начальник штаба (командир бригады) 1-го армейского корпуса.
Убит 20 ноября 1918 г. под с. Спицевка (у д. Кононовки).
188 Миончинский Дмитрий Тимофеевич, р. 26 октября 1889 г. в
Казани. Из дворян, сын генерала. Нижегородский кадетский корпус (1906), Ми-
хайловское артиллерийское училище (1909). Подполковник, командир батареи
31-й артиллерийской бригады. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии
с 12 декабря 1917 г., с 14 декабря 1917 г. командир Юнкерской батареи,
участник рейда партизанского отряда полковника Чернецова. Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода, с 12 марта 1918 г. командир 1-й батареи. С 10 июля
1918 г. командир 1-го легкого артиллерийского дивизиона. Полковник. Убит
16 декабря 1918 г. у с. Шишкина Ставропольской губ.
189 Дорошевич Николай Николаевич (Дорошевич-Никшич).
Полковник, командир л.-гв. Гренадерского полка. В Добровольческой армии с
декабря 1917 г. (прибыл со знаменем полка). С февраля 1918 г. командир
3-й офицерской (гвардейской) роты. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
592
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ 1&^
похода: командир взвода 3-й (гвардейской) роты Офицерского полка, с
17 марта 1918 г. командир 2-го батальона того же полка. В апреле 1918 г.
помощник командира 1-го Офицерского (Марковского) полка, в июне 1918 г.
командир полка, в июле 1918 г. командир 3-го батальона того же полка, в
июле—августе, до 23 сентября 1918 г. командир Солдатского (затем Самур-
ского) полка, затем в 4-м батальоне Марковского полка, с 28 сентября 1918 г.
командир Сводно-гвардейского полка. Взят в плен и убит 2 октября 1918 г.
под Армавиром.
190 2-й Запорожский полк Кубанского казачьего войска. Полк
Императорской армии. Возрожден в Добровольческой армии в июле 1918 г. В 1918 г.
входил в состав 1-й Кубанской казачьей дивизии (I), с 29 июля 1919 г. —
4-й Кубанской казачьей дивизии. Насчитывал 105 сабель, 4 пулемета.
Командиры: полковник В.И. Рудько, полковник М.А. Скворцов (10 января —
23 октября 1919 г.).
191 Стаценко Василий Павлович. Александровское военное училище
(1916). Подпоручик 21-го Сибирского стрелкового полка. В Добровольческой
армии с августа 1918 г. в Марковском полку; в сентябре 1918 г., июле 1919 г.
в пулеметной и учебной командах 1-го Офицерского (Марковского) полка,
начальник пулеметной команды, с 30 сентября 1919 г. штабс-капитан
(одновременно с чином поручика), в январе 1920 г. командир батальона во 2-м
Марковском полку. В Русской Армии в Марковской дивизии до эвакуации
Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в Галлиполи.
Капитан. Осенью 1925 г. в составе Марковского полка во Франции. В
эмиграции. Умер 7 апреля 1970 г. в Кито (Эквадор).
192 1-я Офицерская батарея. Ведет происхождение от Сводной Михайлов-
ско-Константиновской батареи. С декабря 1917 г. входила 1-й батареей в
1-й Отдельный легкий артиллерийский дивизион (I) Добровольческой армии.
При расформировании его в середине марта 1918 г., включив в свой состав
4-ю батарею дивизиона, стала именоваться 1-й отдельной батареей,
приданной 1-й бригаде. С начала июня 1918 г. вошла в состав 1-й пехотной
дивизии. С формированием 8 июля 1918 г. второй батареи развернулась в 1-й
Отдельный легкий артиллерийский дивизион (II). С 7 августа 1918 г. 1-я
батарея дивизиона именовалась 1-я генерала Маркова батарея. Командир —
подполковник Д.Т. Миончинский.
193 Шперлинг Александр Альфредович, р. в 1895 г. Из дворян
Прибалтики. 1-й Московский кадетский корпус (1913), Михайловское
артиллерийское училище (1914). Штабс-капитан. В Добровольческой армии; в
январе 1918 г. в Юнкерской батарее, участник рейда партизанского отряда
полковника Чернецова. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в
1-й офицерской батарее, затем в 1-м легком артиллерийском дивизионе, с
16 декабря 1918 г. (с 24 апреля 1919 г.) до смерти командир 1-й батареи
в 1-й (затем Марковской) артиллерийской бригаде. Полковник (с 26
марта 1920 г.). Орден Св. Николая Чудотворца. Убит 6 августа 1920 г. у
разъезда Чакрак под с. Бурчатск Таврической губ.
194 Лисенко Иван Эрастович, (2-й) р. в 1899 г. Сын генерал-майора.
Юнкер Константиновского артиллерийского училища. Участник боев в Пет-
38 «Белое движение», т 20
593
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
рограде. В Добровольческой армии с ноября 1917 г в Юнкерской батарее,
участник рейда партизанского отряда полковника Чернецова Участник 1-го
Кубанского («Ледяного») похода в 1-й офицерской батарее. С 12 февраля
1918 г. прапорщик. Осенью 1918 г. в 1-й батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м
легком артиллерийском дивизионе, в июле 1919 г. командир орудия 1-й
батареи в Марковской артиллерийской бригаде, в сентябре 1920 г.
штабс-капитан 4-й батареи той же бригады; до эвакуации Крыма в Севастопольском
морском госпитале. Эвакуирован на корабле «Румянцев». Галлиполиец.
Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона в Чехословакии. Капитан. В
эмиграции в 1933 г. в Чехословакии, с 1945 г. в Баварии и Париже, с 1951 г.
в США, член отдела Общества Галлиполийцев. Умер 17 января 1969 г. в Сан-
Франциско.
195 Сухарев Иван Богданович. Капитан. В Добровольческой армии в
12-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка. Ранен 14 сентября 1918 г.
под Армавиром. К февралю 1920 г. командир роты. Ранен 16 марта 1920 г. в
Ольгинской. В Русской Армии в Марковских частях до эвакуации Крыма. На
18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г.
в составе того же полка в Болгарии. Подполковник.
196 Котягин Николай Васильевич. Поручик. В Добровольческой армии;
в январе 1918 г. во 2-м офицерском батальоне. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода во 2-й роте Офицерского полка. В октябре—ноябре
1918 г. в 1-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка. Ранен 4 ноября
1918 г. под Ставрополем. В феврале 1920 г. адъютант генерала Лукомского,
военного губернатора Черноморской области. В эмиграции.
197 Отдельный Сибирский офицерский батальон (Отдельный Сводный
Сибирский стрелковый батальон). В ноябре 1918 г. в Киеве при гетмане
генералом Гаттенбергером был сформирован Сибирский офицерский
добровольческий отряд (Особый Сибирский отряд), который 19 ноября 1918 г.
включен в состав Добровольческой армии. После захвата Киева
петлюровцами прекратил существование. Генерал Гаттенбергер весной 1919 г.
прибыл от адмирала Колчака во ВСЮР с целью сбора желающих отправиться в
армию Колчака (в основном уроженцы Сибири, служившие в Сибирских
частях) и с июня 1919 г. начал запись добровольцев. Сформирован в
Таганроге к началу октября в составе 4 рот и пулеметной команды. Ввиду
невозможности отправки его в Сибирь, он 9 марта 1920 г. был влит во 2-й
Марковский полк. Расформирован 6 апреля 1920 г. Командир — генерал-
майор Г.П. Гаттенбергер.
198 Машин Петр Николаевич. Подполковник. В Добровольческой армии
в отряде полковника Покровского на Кубани. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода, в феврале—марте 1918 г. старший офицер 4-й батареи,
затем в 1-й батарее, в апреле 1918 г. начальник хозяйственной части той же
батареи, с 10 июля (3 августа) 1918 г. командир 1-й батареи, с 16 декабря
1918 г. полковник, командир дивизиона 1-й артиллерийской бригады, с
4 апреля 1919 г. командир 1-го дивизиона, с июня (августа) 1919 г.
командир Марковской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма.
Генерал-майор (с 6 июня 1920 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе 1-й Галлипо-
594
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«гаа 1&*
лийской роты в Болгарии, до декабря 1926 г. командир Марковского
артиллерийского дивизиона. Умер в эмиграции.
199 Самурский полк (83-й пехотный Самурский полк). Полк
Императорской армии. Возрожден в Добровольческой армии. Сформирован 21 июня
1918 г. на ст. Песчаноокопской из пленных красноармейцев, захваченных
3-й пехотной дивизией как Солдатский батальон (3 роты) с офицерским
кадром Дроздовского полка. После успешных действий в бою 1 июля за
Тихорецкую развернут в ст. Ново-Донецкой в 1-й пехотный Солдатский полк (4,
затем 6 рот). По соединении 14 августа 1918 г. в ст. Усть-Лабинской с
батальоном (180 штыков) кадра 83-го пехотного Самурского полка
(сохранившим знамя) переименован в Самурский. На 1 марта 1919 г. насчитывал 1337
штыков и 32 пулемета, на 20 июня — 591 штык и 26 пулеметов, на 1 июля
— 795 штыков и 26 пулеметов, на 5 октября 1919 г. — 1304 штыка и
26 пулеметов. Входил в состав 1-й, затем 3-й пехотной дивизии, 14 октября
(реально 4 декабря) 1919 г. вошел в состав Алексеевской дивизии. По
прибытии в Крым 16 апреля 1920 г. расформирован и обращен на
пополнение Дроздовской дивизии. 21 июня 1920 г. восстановлен и включен в состав
1-й бригады 6-й пехотной дивизии. В Галлиполи влит в Алексеевский полк.
Командиры: полковник К.А. Кельнер (до 19 июля 1918 г.), полковник
Н.Н. Дорошевич (19 июля — начало августа 1918 г), подполковник
(полковник) К.Г. Шаберт (начало — 14 августа, сентябрь — 29 октября 1918 г.),
полковник Сипягин (14 августа — сентябрь 1918 г.), полковник М.А.
Звягин (29 октября — декабрь 1918 г., 18 мая — ноябрь 1919 г.), полковник
Ильин (декабрь 1918 г. — 18 мая 1919 г.), полковник Е.И. Зеленин (начало
декабря 1919 г. — 16 апреля 1920 г.), полковник Д.В. Житкевич (21 июня —
ноябрь 1920 г.).
200 Манштейн Владимир Владимирович, р. в 1894 г. Штабс-капитан
7-го пехотного полка. В отряде полковника Дроздовского с 4 марта 1918 г.
Участник похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии и ВСЮР во 2-м
Офицерском (Дроздовском) стрелковом полку, с 4 апреля 1918 г. командир 4-й
роты, с осени 1918 г. командир батальона того же полка, с 15 мая 1919 г.
полковник. В октябре 1919 г. — летом 1920 г. командир 3-го Дроздовского
полка. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 22 июня
1920 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в прикомандировании к Марковскому
полку в Болгарии. Покончил самоубийством 19 сентября 1928 г. в Софии,
застрелив и свою жену.
201 Христинин Николай. Ротмистр. В Вооруженных силах Юга России;
в марте 1920 г. командир Черноморского конного полка; в Русской Армии в
4-м кавалерийском полку. Орден Св. Николая Чудотворца. Убит в Крыму.
202 Терновский Николай Васильевич. Подпоручик. В Добровольческой
армии и ВСЮР; с декабря 1918 г. в 11-й роте 1-го Офицерского
(Марковского) полка; к марту 1920 г. в прикомандировании к Кубанскому военному
училищу. В Русской Армии в Марковской дивизии до эвакуации Крыма. На
18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г.
в составе Марковского полка во Франции. Штабс-капитан. Умер 16 марта
1968 г. в Медоне (Франция).
38*
595
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
203 Леонтьев Александр Михайлович. Подпоручик. В Добровольческой
армии в 1-м легком артиллерийском дивизионе, 21 ноября 1918 г. переведен
из 1-й в 3-ю батарею. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма (осенью 1919 г. в 3-й батарее). Капитан
Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона во
Франции. В эмиграции в Бельгии. Умер 27 декабря 1985 г. в Брюсселе.
204 Впервые опубликовано: Марковцы-артиллеристы. 50 лет верности
России. Париж, 1967.
205 1-й Алексеевский полк (Партизанский полк, в сентябре—ноябре 1918 г.
Партизанский пеший казачий полк, с 27 ноября 1918 г. — Партизанский
генерала Алексеева пехотный полк, с 10 октября 1919 г. 1-й Партизанский
генерала Алексеева пехотный полк, с апреля 1920 г. Партизанский генерала
Алексеева пехотный полк). Сформирован 11 —13 февраля 1918 г. в ст. Оль-
гинской при реорганизации Добровольческой армии в начале 1-го
Кубанского похода из трех пеших сотен — бывшие партизанские отряды полковника
Краснянского, есаула Лазарева и полковника Чернецова (главным образом из
донских партизан — учащейся молодежи), в полк был влит также отряд
киевских юнкеров во главе с полковником Дедурой. С середины марта
1918 г., пополненный батальоном Кубанского стрелкового полка
(образовавшим 2-й батальон), входил в состав 2-й бригады, с начала июня 1918 г. —
2-й пехотной дивизии. Под Екатеринодаром насчитывал 800 человек, после
штурма — 300, в начале 2-го Кубанского похода в июне 1918 г. — 600
(2 батальона, 6 сотен). 25 сентября 1918 г. получил имя генерала Алексеева.
Летом 1919 г. входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 1 сентября 1919 г. —
9-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Алексеевской дивизии. На
5 октября 1919 г. насчитывал 1118 штыков при 28 пулеметах. 10 октября
1919 г. из него был выделен 2-й Алексеевский полк. Участвовал в десанте в
начале апреля 1920 г. у Геническа. 16 апреля 1920 г. сведен в батальон и влит
в 52-й пехотный Виленский полк, 14 июня восстановлен и в августе
участвовал в десанте на Кубань. С 4 сентября 1920 г. входил в состав 1-й бригады
7-й пехотной дивизии. Командиры: генерал-лейтенант А.П. Богаевский (12
февраля — середина марта 1918 г.), генерал-лейтенант Б.Н. Казанович
(середина марта — начало июня 1918 г.), полковник (генерал-майор) П.К.
Писарев (начало июня — 15 декабря 1918 г.), полковник Е.Ф. Емельянов (врио,
октябрь 1918 г.), полковник князь А.А. Гагарин (с 17 января 1919 г.),
капитан (полковник) П.Г. Бузун (лето 1919 г. — ноябрь 1920 г.).
206 Сводная Михайловско-Константиновская батарея. Одна из первых
частей Добровольческой армии, созданных в Новочеркасске. К середине
ноября 1917 г., когда контроль на железных дорогах был еще не очень тщателен,
из Петрограда малыми группами смог пробраться весь старший курс Констан-
тиновского артиллерийского училища и несколько десятков юнкеров
Михайловского во главе с штабс-капитаном НА. Шаколи. Переброска
артиллерийских юнкеров из Петрограда стала возможна в результате деятельности
организации В.М. Пуришкевича, в связи с которой состоял юнкер Н.Н. Мино.
Юнкера ехали под видом казаков, окончивших в Петрограде курсы
пропаганды (документами снабжал Казачий комитет). 19 ноября, по прибытии пер-
596
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ i&*
вых 100 юнкеров, 2-й взвод Юнкерской роты был развернут в батарею,
получившую название Сводной Михайловско-Константиновской. Во второй
половине ноября насчитывала до 250 человек (60 «михайловцев», остальные —
«константиновцы»). Послужила ядром будущей Марковской артбригады. В
начале декабря 1917 г. включена в 1-й Отдельный легкий артиллерийский
дивизион (I) (см. 1-я Офицерская батарея). Взвод батареи сражался в
составе Отряда есаула Чернецова, потеряв под Глубокой 16 человек убитыми.
Командир — штабс-капитан Н.А. Шаколи.
207 Изенбек Федор Артурович, р. в 1890 г. в Санкт-Петербурге (в
Бухаре). Из дворян, сын морского офицера, внук бека Туркестана. Кадетский
корпус, Академия художеств. Прапорщик Туркестанской артиллерийской
бригады. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в отдельной батарее. С 29 июля 1919 г. командир 2-й запасной
батареи в Марковской артиллерийской бригаде (штабс-капитан), осенью 1919 г.
командир 4-й батареи той же бригады, с 6 ноября 1919 г. капитан. В
Русской Армии к сентябрю 1920 г. командир той же батареи до эвакуации
Крыма. Полковник. Орден Св. Николая Чудотворца. В эмиграции во Франции и
Бельгии. Умер 13 августа 1941 г. в Брюсселе.
208 Падчин Павел Архипович. Капитан артиллерии. В Добровольческой
армии; в январе 1918 г. в отряде полковника Кутепова под Таганрогом.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР в Марковской
артиллерийской бригаде, с 9 декабря 1919 г. до 2 января 1920 г. командир 2-го
дивизиона бригады, развернутою из 4-й батареи. Полковник. Эвакуирован из
Новороссийска в Крым. Убит в 1920 г.
209 Щавинский Вадим Всеволодович, р. в 1896 г. Из дворян, сын
генерала. 3-й Московский кадетский корпус (1914) Михайловское
артиллерийское училище (1915). Поручик 3-й гренадерской артиллерийской бригады. В
Добровольческой армии с июня 1918 г. в 1-й батарее, с 21 ноября 1918 г.
старший офицер 3-й батареи 1-го отдельного легкого (Марковского)
артиллерийского дивизиона, с 9 декабря 1919 г. командир 3-й батареи
Марковской артиллерийской бригады, в сентябре 1920 г. подполковник, старший
офицер 4-й батареи той же бригады до эвакуации Крыма. Галлиполиец.
Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона во Франции. В эмиграции в
Париже (Клиши), с 1934 г. командир Марковской артиллерийской бригады,
член правления Общества Галлиполийцев. С 1964 начальник 1-го отдела РОВС
и 2-й заместитель начальника РОВС, председатель Общества Галлиполийцев.
Умер 29—30 января 1976 г. в Париже.
210 Голбан Дмитрий Корнеевич. Произведен в офицеры за боевое
отличие. Георгиевский кавалер. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма: летом, в декабре 1919 г., в
сентябре 1920 г. подпоручик (поручик) 4-й батареи. Галлиполиец. Осенью 1925 г.
в составе Марковского артдивизиона в Болгарии. Штабс-капитан. Доброволец
армии генерала Франко, затем служил в испанской армии при Высшей
военной школе. Умер 22 августа 1971 г. в Мадриде.
211 Марковская артиллерийская бригада. (Артиллерийская генерала
Маркова бригада). Сформирована во ВСЮР 15 октября 1919 г. на базе 1, 2, 3, 4, 7-й
597
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
и двух запасных батарей 1-й артиллерийской бригады. Включала четыре
дивизиона и запасный дивизион (5-я и 6-я батареи созданы из кадра 1-й и 3-й
батарей, а 8-я — 7-й). Ведет происхождение от созданной 19 ноября 1917 г. из
юнкеров Сводной Михайловско-Константиновской батареи (см. 1-я
Офицерская батарея). Входила в состав Марковской дивизии, но в 1919 г. ее батареи,
как правило, придавались по отдельности и другим частям. В Крым прибыло 246
офицеров и чиновников и около 500 солдат при четырех орудиях. 16 апреля
1920 г. 3-й дивизион был расформирован, а 2-й заново сформирован из 2-го и
3-го дивизионов Алексеевской артиллерийской бригады. Чины бригады носили
белые фуражки с черным околышем (офицеры — бархатные) и черные с
красной выпушкой погоны с буквой «М» (1-й батареи — «ГМ»). Для чинов
бригады 17 августа 1920 г. установлен нагрудный знак в виде черного мальтийского
креста с красной узкой каймой, наложенного на серебряный терновый венок,
в центре — золотая буква «М». Командир — полковник (генерал-майор)
П.Н. Машин. Командиры дивизионов: полковник Б. Иванов (1-й, до 14 марта
1920 г.; умер), полковник А.А. Михайлов (2-й), полковник Шкурко
(запасный), полковник Падчин (2-й, 9 декабря 1919 г. — 2 января 1920 г.),
полковник A.M. Лепилин (4-й, май—сентябрь 1920 г., 1-й, сентябрь—октябрь
1920 г.), полковник Г.В. Айвазов (4-й, сентябрь—октябрь 1920 г.).
212 Фишер Борис Александрович, р. в Черниговской губ.
Петроградский институт путей сообщения (не окончил). Юнкер Константиновского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в
Юнкерской батарее, участник рейда партизанского отряда полковника Чер-
нецова; с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма. Штабс-капитан (к сентябрю 1920 г.).
Эвакуирован на корабле «Петр Регир>. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Марковского артдивизиона в Болгарии. В эмиграции там же, в 1931 —
1932 гг. возглавлял группу дивизиона в Софии. Погиб в 1929—1945 гг.
213 Никитин Дмитрий Павлович. Штабс-капитан. В Добровольческой
армии; с ноября 1918 г. — июля 1919 г. в 10-й роте 1-го Офицерского
(Марковского) полка. Ранен в 1919 г. под Хацапетовкой. В Русской Армии с
8 августа 1920 г. командир 3-го Марковского полка до эвакуации Крыма.
Орден Св. Николая Чудотворца. Подполковник. На 18 декабря 1920 г. в
составе Марковского полка в Галлиполи.
214 Терентьев Всеволод Михайлович. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в
Юнкерской батарее, участник рейда партизанского отряда полковника Чернецова; с
12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в 1-й Офицерской батарее, 3 апреля — 7 мая 1918 г. в 5-й роте
Офицерского полка; на 21 марта 1919 г. в 1-м легком артиллерийском
дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской артиллерийской бригаде до
эвакуации Крыма (сентябрь 1920 в 1-й батарее). Штабс-капитан.
Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона в Болгарии. В
эмиграции во Франции. Умер в 1977 г. в Монпелье (Франция).
598
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^3 1&*
215 Впервые опубликовано: Марковцы-артиллеристы. 50 лет верности
России. Париж, 1967.
216 Старосельский Николай Андреевич. Прапорщик. В
Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, затем на
бронепоезде «Слава Офицеру». До декабря 1919 г. окончил курс офицерской
артиллерийской школы. В Русской Армии в Марковской артиллерийской
бригаде до эвакуации Крыма (сентябрь 1920 г. в 4-й батарее).
Подпоручик. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона во
Франции. Штабс-капитан. В эмиграции. Умер до 1967 г.
217 Баянов Сергей. Инженер. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской
батарее, с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе. Затем в Марковской артиллерийской бригаде.
Поручик. Умер от холеры в мае 1920 г. в Перекопе.
218 Жеромский Владимир. Юнкер Константиновского артиллерийского
училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее, с
12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде; в начале 1920 г. поручик, в сентябре 1920 г. штабс-капитан 3-й
батареи. Эвакуирован с флотом в Бизерту (прибыл на пароходе «Цесаревич
Георгий»), в марте 1922 г. в команде Корниловского полка в лагере Надор.
Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции. Штабс-капитан. Умер
после 1967 г.
219 Калинин Николай Петрович, р. 21 октября 1884 г. Из дворян
ВВД, казак ст. Каменской Области войска Донского. Донской кадетский
корпус, Николаевское кавалерийское училище (1904), академия Генштаба
(1912). Офицер 17-го гусарского полка. Подполковник, старший адъютант
штаба 5-го кавалерийского корпуса, и. д. штаб-офицера для поручений при
штабе 6-го Кавказского армейского корпуса. Георгиевский кавалер. В
Донской армии; участник восстания весной 1918 г., полковник, командир
полка, бригады 1-го Донского корпуса, с конца 1918 г. генерал-майор, с
марта 1919 г. начальник 11-й Донской конной дивизии, с 12 мая 1919 г. —
11-й Донской конной бригады, с сентября 1919 г. — 9-й Донской конной
бригады, с февраля 1920 г. — 4-й Донской конной дивизии, с марта 1920 г.
начальник штаба и врид командира 4-го Донского корпуса, с 25 марта
1920 г. в резерве офицеров Генштаба при штабе Донского корпуса, с июня
1920 г. до 18 августа 1920 г. начальник 2-й Донской конной дивизии, 3—
16 июля 1920 г. врио командира Сводного корпуса, с 18 августа 1920 г. в
распоряжении командира Донского корпуса, затем на 1 октября 1920 г.
командир Донского корпуса до эвакуации Крыма. Генерал-лейтенант
(18 июня 1920 г.). Был на о. Лемнос, с 12 декабря 1920 г. начальник
1-й Донской казачьей дивизии, с 15 января 1921 г. в распоряжении
Донского атамана. В эмиграции в Югославии и Франции. Вице-председатель
Казачьего союза. Умер 23 октября 1949 г. в Париже.
599
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
220 Прюц Николай Александрович. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в
Юнкерской батарее, участник рейда партизанского отряда полковника Чернецова;
с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде (сентябрь 1920 г. в 3-й батарее) до эвакуации Крыма.
Штабс-капитан. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского
артдивизиона в Чехословакии. В эмиграции в США, член отдела Общества Гал-
липолийцев Умер после 1956 г.
221 Впервые опубликовано: Прюц И.А. Очерки. Лос-Анджелес, 1967.
222 Кашинцев Владимир Андреевич. Прапорщик. В Добровольческой
армии с 1917 г. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской артиллерийской
бригаде до эвакуации Крыма (летом 1919 г., в сентябре 1920 г. в 3-й
батарее). Поручик. Дважды ранен. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Марковского артдивизиона во Франции. Штабс-капитан. В эмиграции в Болгарии
и Франции. Умер 31 марта 1927 г. в Ницце (Франция).
223 Макаревич Николай. Юнкер Михайловского артиллерийского
училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее, с 12
февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в
1-й Офицерской батарее, с 21 ноября 1918 г. из 1-й переведен в 3-ю батарею,
на 21 марта 1919 г. в 1-м легком артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и
Русской Армии в Марковской артиллерийской бригаде (сентябрь 1920 г. в 3-й
батарее). Штабс-капитан. В эмиграции. Умер до 1967 г.
224 Сорокин Леонид Федорович. В Добровольческой армии; участник
1-го Кубанского («Ледяного») похода; в феврале—марте 1918 г. в 4-й
батарее, затем в 1-й Офицерской батарее, 21 ноября 1918 г. переведен из 1-й в
3-ю батарею 1-го легкого артиллерийского дивизиона. Во ВСЮР и Русской
Армии в Марковской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма; в
сентябре 1920 г. в 3-й батарее. Штабс-капитан. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Марковского артдивизиона во Франции. В эмиграции во Франции. Умер
около 14 февраля 1933 г. в Париже.
225 Решке Альберт Васильевич. Юнкер Михайловского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской
батарее, с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе (с марта 1919 г. переведен из 1-й в 4-ю батарею),
затем в Марковской артиллерийской бригаде. В Русской Армии старший
офицер 2-й батареи той же бригады. Поручик (штабс-капитан). Умер от ран
6 августа 1920 г. в Северной Таврии.
226 Парышев Иосиф. Прапорщик. В Добровольческой армии в 1-м
легком артиллерийском дивизионе, 21 ноября 1918 г. переведен из 1-й в 3-ю
батарею, затем в Марковской артиллерийской бригаде. Поручик, убит до
сентября 1920 г.
227 Лепилин Александр Михайлович. Капитан л.-гв. 3-й
артиллерийской бригады. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ле-
600
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^J> 1^=»
дяного») похода в 4-й отдельной батарее, затем в 1-м легком
артиллерийском дивизионе: в июле 1918 г. во 2-й батарее, с 3 (17) августа 1918 г.
командир 3-й батареи. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма (в августе—сентябре 1920 г.
командир 1-го дивизиона). Полковник (с января 1919 г.). Орден Св. Николая
Чудотворца. Галлиполиец, командир 1-й батареи дивизиона. Осенью 1925 г.
в составе Марковского артдивизиона в Чехословакии.
228 Генерозов Борис Владимирович. Константиновское артиллерийское
училище. Подпоручик. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской
артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма (сентябрь 1920 г. в 3-й батарее). Галлипо-
лиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона во Франции.
Поручик. Умер 24 декабря 1968 г.
229 Сергиевский Сергей Сергеевич. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в
Юнкерской батарее, с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м
легком артиллерийском дивизионе. Летом 1919 г. в Марковской
артиллерийской бригаде. Поручик.
230 Шифнер Антон Мейнгардович (Шифнер-Маркевич), р. 4 июня
1887 г. Александровский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское
училище (1907), академия Генштаба (1913). Офицер л.-гв. 2-й
артиллерийской бригады. Подполковник, и. д. начальника штаба 7-го армейского
корпуса. В 1918 г. участвовал в формировании добровольческих частей на
Румынском фронте. В Добровольческой армии с 7 августа 1918 г.; начальник
штаба партизанской бригады Шкуро, затем 1-й Кавказской конной
дивизии, с мая 1919 г. начальник той же дивизии, в сентябре 1919 г. — марте
1920 г. начальник штаба 3-го Кубанского корпуса. В Русской Армии в
августе 1920 г. начальник 2-й Кубанской конной дивизии и Отряда группы
войск особого назначения в Кубанском десанте, в сентябре 1920 г.
начальник 2-й кавалерийской дивизии. Генерал-майор. Умер 21 января 1921 г. в
Галлиполи.
231 Стадницкий-Колендо Вячеслав Иосифович. Штабс-капитан. В
Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, в
феврале—марте 1918 г. в 4-й, затем в 1-й батарее; 21 ноября — 26 декабря 1918 г.
командир, затем старший офицер 3-й батареи. С 21 сентября (с августа) 1919 г.
командир 5-й батареи в Марковской артиллерийской бригаде, к сентябрю
1920 г. командир 3-й батареи той же бригады до эвакуации Крыма.
Подполковник. Орден Св. Николая Чудотворца. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Марковского артдивизиона в Польше. Погиб в 1929—1945 гг.
232 Ленцевич Митрофан Андреевич. Подпоручик. В Вооруженных
силах Юга России к февралю 1920 г. в Марковской артиллерийской бригаде, в
Русской Армии в сентябре 1920 г. в 3-й батарее той же бригады до
эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Марковского
артдивизиона во Франции. Поручик.
233 Сагайдачный Петр Яковлевич, р. 10 апреля 1889 г. в
Санкт-Петербурге. Владимирское военное училище (1912). Капитан 94-го пехотного
601
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
полка, Особой бригады во Франции. Георгиевский кавалер. Прибыл в
Добровольческую армию с Легионом Чести в начале 1919 г. 15—18 мая 1919 г.
командир 1-й роты в 1-м Марковском полку, в июле 1919 г. в 4-й роте.
Затем подполковник, командир батальона в 3-м Марковском полку, с
октября 1920 г. командующий тем же полком до эвакуации Крыма. Орден Св.
Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в составе Марковского полка в
Галлиполи. Подполковник. Осенью 1925 г. в составе того же полка в
Болгарии. Полковник. В эмиграции в Болгарии. Служил в Русском Корпусе и
РОЛ. После 1945 г. — в Германии, с 1949 г. в США, к 1951 г. заместитель
председателя Общества Галлиполийцев в Калифорнии. Умер 31 декабря
1964 г. в Лос-Анджелесе.
234 Ларионов Виктор Александрович, р. 13 июля 1897 г. в
Санкт-Петербурге. 13-я Санкт-Петербургская гимназия (1916). В сентябре 1916 г. —
мае 1917 г. гардемарин Отдельных гардемаринских класов, с июня 1917 г.
юнкер Константиновского артиллерийского училища. В Добровольческой
армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее, с 12 февраля 1918 г. прапорщик.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее,
на 21 марта 1919 г. в 1-м легком артиллерийском дивизионе, затем в
Марковской артиллерийской бригаде. Летом 1919 г. поручик, в октябре 1920 г.
капитан. В эмиграции член организации Кутепова, в июне 1927 г. участник
диверсии в Петрограде, с 1927 г. во Франции, участник монархического
движения, в 1941 г. в германской армии в Смоленске. После 1945 г. в
Германии. Умер после 1984 г.
235 Впервые опубликовано: Ларионов В. Последние юнкера. Франкфурт,
1984.
236 Саль ко в Всеволод Александрович. В Добровольческой армии.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии в
Марковской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма (в октябре 1919 г. —
сентябре 1920 г. младший офицер 2-й батареи). Поручик. Галлиполиец.
Осенью 1925 г. в составе Марковского артдивизиона во Франции. Штабс-капитан.
В эмиграции. Умер до 1967 г.
237 Жилин Семен. 1-й кадетский корпус (1917). Юнкер
Константиновского артиллерийского училища. Участник боев в октябре 1917 г. в
Петрограде. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее. Взят
в плен в январе 1918 г. и до мая 1918 г. содержался в тюрьме в
Новороссийске. Прапорщик. Во ВСЮР и Русской Армии в Марковской артиллерийской
бригаде. Поручик (к маю 1920 г.).
238 Шигорин Александр. Юнкер. В Добровольческой армии. Участник
1-го Кубанского («Ледяного») похода, с 12 февраля 1918 г. прапорщик. В
Вооруженных силах Юга России в Марковской артиллерийской бригаде.
Поручик (к октябрю 1919 г.). Убит 18 декабря 1919 г. в с.Алексеево-Леоново.
239 Агабеков Павел Александрович, р. 3 сентября 1892 г. в Тифлисе.
Гимназия, Алексеевское военное училище (1913). Штабс-капитан 6-го
Сибирского стрелкового и 78-го пехотного полка. В Добровольческой армии в 1-м
Офицерском (Марковском) полку (с 1 сентября 1918 г. во 2-й роте), с
20 августа 1919 г. капитан, с 30 сентября 1919 г. подполковник с переиме-
602
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
нованием в полковники. В октябре 1919 г. — октябре 1920 г. командир
батальона во 2-м Марковском полку. На 18 декабря 1920 г. в 7-й роте
Марковского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе Марковского полка в
Болгарии. Служил в Русском Корпусе. После 1945 г. в Германии, с 1950 г. в США,
член САФ. Умер 13 января 1961 г. в Филадельфии.
240 Соломон Андрей Сергеевич, р. в Баку. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища (не кадет). В Добровольческой армии с ноября
1917 г. в Юнкерской батарее, участник рейда партизанского отряда
полковника Чернецова; с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м
легком артиллерийском дивизионе. Затем в Марковской артиллерийской
бригаде до эвакуации Крыма (в сентябре 1919 г. поручик, командир взвода, в
мае—сентябре 1920 г. штабс-капитан). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Марковского артдивизиона во Франции и 1-й Галлиполийской роты в Турции.
В эмиграции. Умер до 1967 г.
241 Хартулари Сергей, р. в Москве. Юнкер Константиновского
артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в Юнкерской
батарее. В конце 1917 г. — начале 1918 г. в партизанском отряде
полковника Чернецова.; с 12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее. В июле 1918 г., на 21 марта
1919 г. в 1-м легком артиллерийском дивизионе. Во ВСЮР и Русской Армии
в Марковской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма (август 1919 г. —
сентябрь 1920 г. в 1-й батарее). Штабс-капитан. Тяжело ранен.
Эвакуирован на транспорте «Ялта». К 23 февраля 1922 г. прапорщик (?!) в лагере
«Селемие» (Турция). В эмиграции, пропал без вести до 1967 г.
242 Орловский Владимир Юльевич. Юнкер. В Добровольческой армии.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии
в Марковской артиллерийской бригаде; в июле 1919 г. попал в плен, бежал
осенью 1919 г., в мае 1920 г. начальник команды конных разведчиков той же
бригады. Поручик. В эмиграции в Германии. Умер 8 мая 1951 г. в Берхтесга-
дене (Германия).
243 Анкирский Михаил Иванович. Нижегородский кадетский корпус.
Юнкер Константиновского артиллерийского училища. В Добровольческой
армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее, с 12 февраля 1918 г.
прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в 1-й Офицерской
батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком артиллерийском дивизионе,
затем в 6-й батарее Марковской артиллерийской бригады. Поручик. Убит
18 декабря 1919 г. в с. Алексеево-Леоново.
244 Para Владимир Иванович, р. в Ревеле. Из прибалтийских дворян.
Юнкер Константиновского артиллерийского училища. В Добровольческой
армии с ноября 1917 г. в Юнкерской батарее, участник рейда
партизанского отряда полковника Чернецова; с 12 февраля 1918 г. прапорщик.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в 1-й Офицерской батарее, на
21 марта 1919 г. в 1-м легком артиллерийском дивизионе, затем в
Марковской артиллерийской бригаде. Поручик (к осени 1919 г.). Убит 18 декабря
1919 г. в с. Алексеево-Леоново.
ЫИ
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
^^ _ 1^=»
245 Канищев Виктор. 2-й кадетский корпус (1917). Юнкер Константи-
новского артиллерийского училища. В Добровольческой армии с ноября 1917 г.
в Юнкерской батарее, в январе 1918 г. участник экспедиции в Царицын, с
12 февраля 1918 г. прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного»)
похода в 1-й Офицерской батарее, на 21 марта 1919 г. в 1-м легком
артиллерийском дивизионе. Ранен в августе 1918 г. Во ВСЮР в Марковской
артиллерийской бригаде; летом 1919 г. поручик, адъютант командира бригады.
Штабс-капитан. Убит 18 декабря 1919 г. в с. Алексеево-Леоново.
246 Гиацинтов Эраст Николаевич, р. 10 ноября 1894 г. в Царском Селе.
Николаевский кадетский корпус (1912), Константиновское артиллерийское
училище (1914). Штабс-капитан 3-й гренадерской артиллерийской бригады.
В Добровольческой армии с сентября 1918 г. во 2-й батарее 1-го легкого
артиллерийского дивизиона, с февраля 1919 г. на бронепоезде «Генерал
Корнилов», с августа 1919 г. начальник связи и команды конных разведчиков 2-го
дивизиона Марковской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма.
Подполковник. Служил во французском Иностранном легионе. Окончил
политехнический институт в Праге, затем инженер во Франции, с 1951 г. в США.
Член КИАФ. Умер 18 января 1975 г. в Сиракузах (США).
247 Впервые опубликовано: Гиацинтов Э.И. Записки белого офицера.
М., 1992.
248 Кравченко Владимир Михайлович. В Добровольческой армии и
ВСЮР в Дроздовской артиллерийской бригаде. Штабс-капитан. В
эмиграции в Германии, начальник 2-го отдела РОВС, представитель журнала «Наши
Вести». Умер 23 декабря 1976 г. в Мюнхене.
249 Впервые опубликовано: Кравченко В. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи.
Т. 1. Мюнхен, 1973.
250 Соловьев Николай Федорович. В Вооруженных силах Юга России;
в октябре—декабре 1919 г. офицер 1-й батареи в Дроздовской
артиллерийской бригаде. В Русской Армии в Дроздовской артиллерийской бригаде до
эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского
артдивизиона во Франции. Капитан.
251 1-й Дроздовский полк (2-й офицерский полк, 2-й офицерский
стрелковый генерала Дроздовского полк, с 22 августа 1919 г. 1-й офицерский
стрелковый генерала Дроздовского полк, с апреля 1920 г. 1-й стрелковый генерала
Дроздовского полк). Сформирован в начале мая 1918 г. в Новочеркасске как
Офицерский полк из стрелкового полка Отряда полковника Дроздовского.
После соединения последнего с Добровольческой армией получил
наименование 2-го офицерского и вошел в 3-ю пехотную дивизию, с которой
участвовал во 2-м Кубанском походе. После смерти М.Г. Дроздовского получил его
имя и с 4 января 1919 г. именовался 2-й офицерский стрелковый генерала
Дроздовского полк. С 14 октября 1919 г. входил в состав Дроздовской
дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1352 штыка при 45 пулеметах, в
начале августа 1920 г. — свыше 1000 штыков, на 21 сентября — свыше 1500.
Командиры: генерал-майор В.В. Семенов (до 21 апреля 1918 г.), полковник
М.А. Жебрак-Русанович (22 апреля — 23 июня 1918 г.), полковник
В.К. Витковский (24 июня 1918 г. — январь 1919 г.), полковник К.А. Кель-
604
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
c^3L 1&*
нер (с 18 января 1919 г.), полковник В.А. Руммель (до 11 октября 1919 г.),
полковник А.В. Туркул (11 октября 1919 г. — август 1920 г.), полковник
В. Мельников (август — 23 сентября 1920 г.), полковник (генерал-майор)
Н.В. Чеснаков (с 23 сентября 1920 г.).
252 Протасович Виктор Александрович, р. в 1886 г. Псковский
кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1905). Подполковник,
командир батареи 28-й артиллерийской бригады. В Добровольческой армии
и ВСЮР в июне 1918 г. рядовой в 3-й артиллерийской бригаде, затем
командир 2-й батареи, с 13 апреля 1919 г. командир 2-го дивизиона в Дроздов-
ской артиллерийской бригаде, в сентябре—октябре 1919 г. — 1-го
дивизиона. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Полковник (с 16 июня 1920 г.).
Орден Св. Николая Чудотворца. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроз-
довского артдивизиона на Корсике. В эмиграции в Болгарии и Франции, в
1931 г. помощник командира Дроздовского артиллерийского дивизиона в
Париже. В 1956—1964 гг. начальник 1-го отдела РОВС, член правления
Общества Галлиполийцев. Умер 2 октября 1966 г. в Монморанси (Франция).
253 Рышков Евгений Викторович, р. 18 июля 1890 г. Поручик
(подпоручик) по адмиралтейству. В Добровольческой армии во 2-м Офицерском
(Дроздовском) стрелковом полку; с 1920 г. во флоте до эвакуации Крыма. В
эмиграции; в 1920-е гг. в Париже, редактор отдела журнала «Часовой», к 1933 г.
активист НОРР. Покончил самоубийством в 1945 г. при выдаче в Лиенце.
254 2-й конный генерала Дроздовского полк (2-й офицерский конный полк,
с 10 октября 1919 г. — 2-й конный генерала Дроздовского полк). Создан из
офицеров-добровольцев на Румынском фронте ротмистром Гаевским 5 марта
1918 г. как Конный дивизион (два эскадрона) в составе 1-й Отдельной
бригады русских добровольцев и участвовал в Дроздовском походе Яссы—Дон.
29 апреля 1918 г. переформирован в Конный полк (четыре эскадрона, конно-
пулеметная и саперная команды), с 31 мая — 2-й конный полк. Состоял
преимущественно из офицеров и учащейся молодежи. С июня 1918 г. входил в
состав 3-й пехотной дивизии Добровольческой армии, с которой участвовал во
2-м Кубанском походе. В середине июня 1918 г. насчитывал 650 человек (шесть
эскадронов). К 7 августу состоял из семи, к концу августа из девяти
эскадронов. К 11 января 1919 г. в полку осталось только 78 сабель. С 22 мая 1919 г.
входил в состав Отдельной кавалерийской бригады. С 19 июня — осенью 1919 г.
входил в состав 2-й бригады 2-й кавалерийской дивизии (I). В июле 1919 г.
включал шесть эскадронов. Участвовал в Бредовском походе в составе
Отдельной кавалерийской бригады и был интернирован в Польше. Дивизион полка
(три эскадрона), сформированный в Крыму, с 16 апреля 1920 г. обращен на
формирование Отдельной кавалерийской бригады (II), с 28 апреля 1920 г.
вошел в 5-й кавалерийский полк. Из Польши полк прибыл 25 июля в составе
650 человек. 8 августа 1920 г., соединившись со своим Крымским дивизионом,
переформирован в конный дивизион Дроздовской дивизии под названием
Отдельного конного генерала Дроздовского дивизиона. В начале августа 1920 г.
насчитывал до 600 сабель, в середине октября — 500. Всего этот полк, каждый
эскадрон которого в 1918-м — первой половине 1919 гг. на три четверти
состоял из офицеров, потерял за войну убитыми и ранеными до 2 тысяч человек.
605
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Для чинов полка в эмиграции установлен нагрудный знак в виде гербовой
формы черного щита (копия нарукавной нашивки, носимой на левом рукаве у
плеча) с серебряными буквами: в центре «Д», вверху «2», справа «о», слева «к»,
внизу «полка», т. е. «2-й офицерский генерала Дроздовского конный
полк». Командиры: ротмистр Б.А. Гаевский, генерал-майор И.И. Чекотовский
(с 11 июля 1918 г.), полковник Шумов (август 1918 г. — 11 января 1919 г.),
ротмистр Поспелов (с 11 января 1919 г.), полковник Б.П. Гаттенбергер,
полковник И. Г. Барбович (1 марта — 7 июля 1919 г.), полковник Б.А. Гаевский
(врио; 5 июня, 7—17 июля 1919 г.), полковник А.Г. Шапрон дю Ларре (7 июля —
26 ноября 1919 г.), подполковник (полковник) Д.А. Силкин (26 ноября
1919 г. — 8 августа 1920 г.), полковник В.А. Амбразанцев (до августа 1920 г.),
полковник М.А Кабаров (с августа 1920 г.).
255 13-й пехотный Белозерский полк. Полк Императорской армии.
Возрожден во ВСЮР. Входил в состав 3-й, с 1 сентября 1919 г. — 9-й, затем
4-й (II) пехотных дивизий. Сформирован 23 марта 1919 г. при Дроздовском
полку, к 11 марта 1919 г. имел всего 76 человек (четыре роты, в двух из них
было по 11 человек), в апреле 1919 г. он имел 62 штыка, летом в нем было
около 100 офицеров и две офицерские роты. Из Харькова полк выступил в
количестве около 800 штыков и 15 пулеметов, к моменту штурма Чернигова
он имел 2000 штыков, 200 сабель и 600 человек в запасном батальоне. За три
месяца летних боев 1919 г. полк потерял 4000 человек. В полку солдатский
состав на 80—90 % состоял их пленных красноармейцев или
мобилизованных и бежавших от красных, от Харькова до Бредовского похода полк
пропустил через свои ряды более 10 тысысч человек. Осенью от потерь полк
уменьшился до 215 штыков. Участвовал в Бредовском походе.
Расформирован 6 апреля 1920 г. По прибытии из Польши в Крым сведен в батальон и
влит в 1-й Марковский полк. Командиры: генерал-майор Будянский (7
апреля—май 1919 г.), полковник Чертков (май 1919 г.), полковник Радченко,
полковник Б.А. Штейфон.
256 Сводный полк Кавказской кавалерийской дивизии. Сформирован во
ВСЮР 2 февраля 1919 г. (формирование проходило при Инородческом
полку). С 22 мая 1919 г. входил в состав Отдельной кавалерийской бригады 3-го
армейского корпуса (II). С 19 июня 1919 г. входил в состав 3-й бригады 2-й
кавалерийской дивизии (I). В июле 1919 г. включал по два эскадрона 16-го
Тверского, 17-го Нижегородского и 18-го Северского драгунских полков. В
сентябре—октябре 1919 г. сведен в Сводно-Кавказский кавалерийский
дивизион. Участвовал в Бредовском походе в составе Отдельной кавалерийской
бригады и был интернирован в Польше. Командир — полковник А. В. Попов
(май—октябрь 1919 г.).
257 2-й Дроздовский полк (2-й офицерский генерала Дроздовского полк,
2-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк, с апреля 1920 г.
2-й стрелковый генерала Дроздовского полк). Сформирован 27 июля 1919 г.
на базе офицерского кадра Дроздовского полка как 4-й офицерский и 22
августа переименован во 2-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского.
Входил в состав 3-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Дроздовской
дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1309 штыков при 55 пулеметах. В
606
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^1 _ te£*
начале августа 1920 г. состоял из 300 штыков, тха.Ъ\ сентября в полку было
около 900 штыков. Командиры: полковник А.В. Туркул (сентябрь — 11
октября 1919 г.), полковник В.А. Руммель (октябрь 1919 г.), полковник М.А.
Звягин, полковник B.C. Титов (январь 1920 г.), подполковник Елецкий, капитан
(полковник) В.Г. Харжевский (6 декабря 1919 г. — октябрь 1920 г.).
258 Титов Всеволод Степанович. Николаевский кадетский корпус
(1906), Павловское военное училище. В Добровольческой армии и ВСЮР во
2-м Дроздовском полку. В Русской Армии в Дроздовской дивизии до эвакуации
Крыма. Полковник (с 5 ноября 1919 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в
составе Дроздовского полка в Болгарии. Умер 7 декабря 1962 г. в Гамбурге.
259 Кобаров Михаил Алексеевич. Тверское кавалерийское училище
(1907). Штабс-ротмистр 7-го драгунского полка. В Добровольческой армии;
участник похода Яссы—Дон, в ноябре 1918 г. во 2-м конном (Дроздовском)
полку, с 16 ноября 1918 г. командир 3-го офицерского эскадрона, с 30
сентября 1919 г. ротмистр, с 26 апреля 1920 г. подполковник. В Русской Армии в
августе 1920 г. командир 2-го конного полка, затем конного дивизиона
Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник. Орден Св. Николая
Чудотворца. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Югославии.
В эмиграции в Болгарии. Умер 10—11 июня (19 июля) 1962 г. в Веллингтоне
(Новая Зеландия).
260 Скляров Николай Васильевич, р. в 1875 г. Из дворян. Тифлисский
кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1896). Полковник,
командир 2-го Волгского полка Терского казачьего войска. В Вооруженных
силах Юга России; командир Терской конной бригады, в августе 1919 г.
начальник Отдельной казачьей бригады из 42-го Донского казачьего и 2-го Ла-
бинского полков на Украине, в январе 1920 г. начальник конной группы войск
Новороссийской области. Участник Бредовского похода, в январе—марте 1920 г.
начальник колонны, начальник конницы отряда генерала Бредова. Генерал-
майор. Умер от тифа в мае 1920 г. в лагере Дембия в Кракове (Польша).
261 2-й Лабинский полк Кубанского казачьего войска. Полк Императорской
армии. Возрожден в Добровольческой армии (приказ от 5 ноября 1918 г.).
С 14 декабря 1918 г. входил в состав 3-й Кубанской казачьей дивизии, с
6 марта 1919 г. — в отряде генерала Виноградова. На 26 мая — 14 июня
насчитывал 907 человек. К 5 октября 1919 г. — в Отдельной казачьей
бригаде, с которой участвовал в Бредовском походе и был интернирован в Польше.
Командиры: полковник (генерал-майор) А.В. Шимкевич (3 января — 8
августа 1919 г.), полковник Рада (с 8 августа 1919 г.), полковник Ерохин
(октябрь 1919 г.).
262 Амбразанцев Владимир Александрович, р. 1881 г. Из дворян, сын
генерал-майора. Полковник 8-го уланского полка. Во ВСЮР и Русской Армии;
в ноябре 1919 г. во 2-м конном полку, в феврале 1920 г. командир того же
полка до июля 1920 г., затем в Учебном кавалерийском дивизионе до
эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Кронштадт». На 28 декабря 1920 г.
во 2-м эскадроне дивизиона в Галлиполи.
263 Силкин Дмитрий Алексеевич, р. 22 октября 1889 г. в
Новочеркасске. Из дворян ВВД, казак ст. Новочеркасской. Новочеркасское реальное учи-
607
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
лище, Новочеркасское военное училище (1912). Подъесаул 4-го Донского
казачьего полка. В Добровольческой армии; в июне 1918 г. командир сотни
2-го Офицерского конного полка, затем до 26 ноября 1919 г. помощник
командира того же полка. Тяжело контужен 2 ноября 1919, с 7 декабря 1919 г.
есаул, с 9 декабря 1919 г. войсковой старшина. В Русской Армии с июля по
8 августа 1920 г. командир 2-го конного полка, затем конного дивизиона
Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник (с 1920 г.). Галлипо-
лиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Болгарии. В эмиграции
во Франции, шофер в Париже; в 1931 г. возглавлял группу Дроздовского
конного полка в Париже. Во время Второй мировой войны в казачьих частях
германской армии, командир бригады и 1-й казачьей пешей дивизии,
заместитель походного атамана казачьих: войск. Генерал-майор (с 15 мая 1945 г.).
Выдан в Лиенце 19 мая 1945 г. и вывезен в СССР. Умер в лагере.
264 4-й Корниловский полк (4-й Корниловский ударный полк).
Сформирован во ВСЮР в декабре 1919 г. в Азове на базе офицерского кадра и
запасного батальона Корниловского ударного полка (преимущественно из
шахтеров Донецкого бассейна). Входил в состав Корниловской дивизии. В первый
день наступления под Ростовом 8 января 1920 г. потерял 200 человек. В
марте 1920 г. в ст. Шкуринской был почти полностью уничтожен. Командиры:
поручик М.Дашкевич, штабс-капитан И.Л.Филипский (врид, январь 1920 г.).
265 Витковский Владимир Константинович, р. 21 апреля 1885 г. Из
дворян Санкт-Петербургской губ. 1-й кадетский корпус (1903),
Павловское военное училище (1905). Полковник л.-гв. Кексгольмского полка,
командир 199-го пехотного полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой
армии; с весны 1918 г. в отряде полковника Дроздовского, летом 1918 г.
командир Солдатского батальона (затем Самурского полка), с 24 июня
1918 г. командир 2-го Офицерского (Дроздовского) стрелкового полка, с
24 ноября 1918 г. командир бригады 3-й дивизии, с 18 декабря 1918 г.
генерал-майор, с февраля 1919 г. начальник 3-й (затем Дроздовской)
дивизии. В Русской Армии с 2 августа 1920 г. командир 2-го армейского
корпуса, с 2 октября 1920 г. командующий 2-й армией. Генерал-лейтенант (с
апреля 1920 г.). На 28 декабря 1920 г. начальник 1-й пехотной дивизии и
заместитель генерала Кутепова в Галлиполи. В эмиграции на декабрь 1924 г.
председатель объединения л.-гв. Кексгольмского полка, к 1931 г.
председатель объединения 1-го армейского корпуса и Общества Галлиполийцев в
Ницце (Франция), на ноябрь 1951 г. представитель объединения л.-гв.
Кексгольмского полка в США, в 1960 г. член правления ПРЭ. Умер 18—
19 января 1978 г. в Пало-Альто (США).
266 Крыжановский Владимир Васильевич. Войсковой старшина 2-го
Полтавского полка Кубанского казачьего войска. В Добровольческой армии.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: командир 2-го батальона в
1-м Кубанском стрелковом полку; с 12 марта 1918 г. полковник, затем
командир 1-й бригады 1-й Кубанской казачьей дивизии, с 8 декабря 1918 г.
генерал-майор, с 22 января, в сентябре—октябре 1919 г. начальник 1-й
Кубанской казачьей дивизии. В 1919 г. командир 1-го Кубанского корпуса.
Генерал-лейтенант. Убит 21 февраля 1920 г. под Белой Глиной.
608
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
^ - %£z*
267 Орлов Георгий Алексеевич, р. 29 января 1895 г. в им. Варварино в
Чаусском уезде Могилевской губ. Из дворян Могилевской губ. Могилевская
гимназия (1913), Московский институт путей сообщения (не окончил),
Одесская школа прапорщиков (1917). Прапорщик 1-й тяжелой артиллерийской
бригады. Участник похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии с 29
августа 1918 г. в 3-й батарее Дроздовской артиллерийской бригады до эвакуации
Крыма. Несколько раз ранен. Капитан. Галлиполиец. В эмиграции в
Чехословакии, окончил Пражский политехнический институт (1929), в 1931 —1939 гг.
председатель Общества Галлиполийцев в Праге. Инженер-строитель,
сотрудник журнала «Часовой». С апреля 1945 г. в Зальцбурге, затем в Берне. Умер
19 апреля 1964 г. в Берне (Швейцария).
268 Житкевич Дмитрий Венедиктович, р. 15 ноября 1885 г. в с.
Дмитрошковском Тульчинского округа. Штабс-капитан. В
Добровольческой армии и ВСЮР в Самурском полку. В сентябре 1919 г. командир
батальона, с 14 мая 1919 г. капитан (старшинство в чине с 30 сентября
1919 г.), затем командир Самурского полка. В Русской Армии до
эвакуации Крыма. Полковник. В эмиграции в Болгарии, в 1922 г. подписал
воззвание за возвращение в СССР. Вернулся в СССР, зав. конторой совхоза в
Черниговском округе. Арестован 25 августа 1930 г. Расстрелян 8 апреля
1931 г. в Москве.
269 Туркул Антон Васильевич, р. в 1892 г. в Тирасполе. Из дворян
Бессарабской губ. Тираспольское реальное училище. Прапорщик запаса. Штабс-
капитан 75-го пехотного полка. Участник похода Яссы—Дон, с апреля 1918 г.
командир офицерской роты. В Добровольческой армии и ВСЮР; с января
1919 г. командир офицерского батальона 2-го Офицерского (Дроздовского)
стрелкового полка, с октября 1919 г. командир 1-го Дроздовского полка. В
Русской Армии с 6 августа 1920 г. начальник Дроздовской дивизии. Генерал-
майор (с апреля 1920 г.). Галлиполиец. В эмиграции издатель и редактор
журнала «Доброволец», с 1935 г. организатор и глава Русского
Национального Союза участников войны, в 1945 г. начальник управления формирования
частей РОА и командир добровольческой бригады в Австрии. После 1945 г. —
в Германии, председатель Комитета русских невозвращенцев. Умер 20
августа (14 сентября) 1957 г. в Мюнхене.
270 В настоящем издании публикуются главы из книги А. В. Туркула «Дроз-
довцы в огне». Воспоминания генерала Туркула в литературной обработке
Ивана Лукаша были опубликованы впервые в 1937 г. в Белграде, 2-м
изданием в 1948 г. в Мюнхене и 3-м изданием в 1990 г. в Нью-Йорке.
271 Петере Евгений Борисович. Сын учителя гимназии. Студент
Московского университета. Прапорщик 268-го пехотного полка. В
Добровольческой армии и ВСЮР; в январе 1919 г. капитан, командир роты Дроздовского
полка, в октябре, на 30 декабря 1919 г. командир 1-го батальона 1-го
Дроздовского полка. В Русской Армии в том же полку до эвакуации Крыма.
Полковник. Орден Св. Николая Чудотворца. Галлиполиец. Застрелился 3 июня
1922 г. в Севлиеве (Болгария).
272 Рипке Владимир Владимирович. Офицер 26-й артиллерийской
бригады. Участник похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии и ВСЮР в 1-й
39 «Белое движение», т 20
609
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
батарее Дроздовской артиллерийской бригады, затем командир бронепоезда
«Дроздовец». Капитан. Застрелился 29 октября 1919 г. под Льговом.
273 Тупевич Вячеслав Платонович. Из дворян. Полковник 26-й
артиллерийской бригады. Участник похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии
и ВСЮР; в мае 1919 г. командир 1-й батареи 3-й артиллерийской
(Дроздовской) бригады. Убит 2—3 июня 1919 г. под Лозовой.
274 Камлач Иван Климентьевич. Алексеевское военное училище
(1914). Поручик артиллерии. Участник похода Яссы—Дон. В
Добровольческой армии, с 27 января 1919 г. штабс-капитан, в апреле 1919 г. капитан,
начальник орудия 3-й гаубичной батареи Дроздовской артиллерийской
бригады, в ноябре 1919 г. командир взвода, в мае 1920 г. старший офицер 7-й
батареи, затем 4-й батареи той же бригады до эвакуации Крыма. Галлиполи-
ец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского артдивизиона в Болгарии.
Подполковник. В эмиграции в Болгарии, в 1930 г. возглавлял группу своего
дивизиона в Болгарии (София). Полковник. Служил в Русском Корпусе. Умер 5 марта
1979 г. в Сан-Пауло (США).
275 Елецкий Анатолий Захарович, р. в 1896 г. Из крестьян
Воронежской губ. Прапорщик. В Добровольческой армии и ВСЮР; в декабре 1919 г.
капитан в 1-м Дроздовском полку. В Русской Армии в Дроздовской дивизии
до эвакуации Крыма, командир 2-го Дроздовского полка. Подполковник. В
Галлиполи командир батальона Дроздовского полка. Полковник. В эмиграции
во Франции, к 1932 г. в Антибе.
276 Трусов Евсигней Терентьевич. Прапорщик. В Добровольческой
армии и ВСЮР в Дроздовском полку; с 16 августа 1919 г. подпоручик, с
20 августа 1919 г. поручик, с 30 сентября 1919 г. штабс-капитан, на 30
декабря 1919 г. командир офицерской роты 1-го Дроздовского полка. В Русской
Армии в Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью
1925 г. в составе Дроздовского полка в Болгарии. Подполковник.
277 Яковлев Александр Владимирович. Поручик. В Добровольческой
армии и ВСЮР в 3-м легком артдивизионе, осенью 1919 г. заведующий
хозяйственной частью 6-й батареи в Дроздовской артиллерийской бригаде. До
декабря 1919 г. окончил курс офицерской артиллерийской школы. В Русской
Армии в Дроздовской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма.
Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского артдивизиона во Франции.
Капитан. В эмиграции. Умер после 1967 г.
278 Впервые опубликовано: Военная Быль. 1961. Сентябрь. № 87.
279 Вельский Евгений. Капитан. В Добровольческой армии и ВСЮР в
3-м отдельном артиллерийском дивизионе и в 3-й артиллерийской бригаде, с
22 июля 1919 г. командир 6-й батареи той же (впоследствии Дроздовской)
бригады. В Русской Армии до 17 мая 1920 г. на той же должности, затем в
1-й батарее Дроздовской артиллерийской бригады. Полковник (11 января
1919 г.). Убит 16 июля 1920 г. под Ореховом.
280 Маслов Лев Львович, р. около 1896 г. Орловский кадетский
корпус, Константиновское артиллерийское училище. Поручик. Участник
похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии, ВСЮР в 3-й гаубичной батарее,
с 27 января 1919 г. штабс-капитан, с 29 января 1919 г. капитан, затем в
610
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
«^& _ 1&*
Дроздовской артиллерийской бригаде (осенью 1919 г. командир 6-й
батареи) до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздов-
ского артдивизиона в Болгарии. Подполковник. В эмиграции. Служил в
Русском Корпусе. После 1945 г. — в Германии. Умер 12 сентября 1959 г. в
Розенхайме (Германия).
281 Звягин Михаил Андреевич. Полковник, командир 108-го пехотного
полка. В Добровольческой армии; с 29 октября 1919 г. командир Самурского
полка, в апреле 1920 г. полковник, командир Алексеевской бригады (из Алек-
сеевского и Самурского полков), начальник десанта у Геническа. В Русской
Армии начальник 6-й пехотной дивизии. Генерал-майор. В эмиграции
комендант города Галлиполи до 29 января 1921 г. Осенью 1925 г. в составе Дроз-
довского полка в Болгарии. Служил в Русском Корпусе. Убит до 1945 г.
282 Плавинский Николай Иванович, р. в 1895 г. В Вооруженных
силах Юга России; осенью 1919 г. на бронепоезде «Дроздовец». В Русской
Армии в бронепоездных частях до эвакуации Крыма. Галлиполиец. На 30
декабря 1920 г. в 1-й батарее 6-го артиллерийского дивизиона. Подпоручик.
Осенью 1925 г. в составе 6-го артдивизиона в Болгарии. Штабс-капитан. В
эмиграции в 1930-х гг. редактор «Вестника Общества Галлиполийцев», во
время Второй мировой войны редактор газеты «Голос России». Служил в
Русском Корпусе. Капитан. Умер 23 сентября 1961 г. в Буэнос-Айресе.
283 Впервые опубликовано: Вестник первопоходника. 1966. Февраль—март.
№ 53/54.
284 Пронин Дмитрий Федорович. Студент Ново-Александрийского
сельскохозяйственного института. В Добровольческой армии и ВСЮР; с
1918 г. доброволец 3-й, затем 7-й батареи Дроздовской артиллерийской
бригады. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Подпоручик. В эмиграции
в США. Умер 30 сентября 1981 г. в Мэдисоне (США).
285 Впервые опубликовано: Пронин Д, Александровский Г., Ребиков И.
Седьмая гаубичная. 1918—1921. Нью-Йорк, 1960.
286 Войцеховский Федор Михайлович. Сергиевское артиллерийское
училище. Прапорщик 28-го тяжелого артиллерийского дивизиона. В
Добровольческой армии и ВСЮР в 1-й полевой тяжелой батарее, с 23 марта 1919 г.
подпоручик. Позже — в 7-й батарее Дроздовской артиллерийской бригады.
Поручик (с 12 апреля 1919 г.). Убит 26 декабря 1919 г. под Мокрым Чал-
тырем.
287 Соловьев Георгий Николаевич. Капитан. В Добровольческой армии
и ВСЮР в 3-й артиллерийской бригаде. В Русской Армии до эвакуации
Крыма. Галлиполиец. Полковник (13 июля 1919 г.). Осенью 1925 г. в составе
Алексеевского артдивизиона в Болгарии.
288 Павлов Борис Арсеньевич, р. в 1906 г. в Твери. Из дворян
Тверской губ., сын преподавателя гимназии. Кадет 2-го Московского кадетского
корпуса. Во ВСЮР и Русской Армии; с осени 1919 г. (поступил в Ливнах)
доброволец Алексеевского полка, разведчик, в августе 1920 г. участник десанта
на Кубань, затем как малолетний отправлен в кадетский корпус, кадет
интерната при Константиновском военном училище до эвакуации Крыма.
Георгиевский крест IV ст. Эвакуирован из Севастополя на транспорте «Корни-
39*
611
_ъ ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
лов». В эмиграции в Югославии. Окончил Крымский кадетский корпус
(1926 г.), Люблянский университет. Горный инженер. После 1945 г. — в США,
член Общества Ветеранов, кадетского объединения, сотрудник журнала
«Военная Быль». Умер 15 февраля 1994 г. в Монтерее или Кармеле (Калифорния).
289 Впервые опубликовано: Пъглин Б. (Павлов). Первые четырнадцать лет.
Калифорния, 1972.
290 Бузун Петр Григорьевич. Штабс-капитан. В Добровольческой армии.
Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Партизанском полку, с
31 марта 1918 г., осенью 1918 г. командир 2-го батальона и помощник
командира Алексеевскою полка, с июня 1919 г. командир 1-го Алексеевско-
го полка, с 13 ноября 1919 г. капитан, с 14 ноября 1919 г. подполковник с
производством в полковники, в апреле 1920 г. командир Алексеевскою
полка. В эмиграции. Служил в Русском Корпусе. Убит 19 мая 1943 г. у Вальева
(Югославия).
291 Речь идет о дивизионе л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка.
292 Константиновское военное училище. Киевское Константиновское
военное училище. Принимало участие в боях с большевиками в Киеве 25
октября — 1 ноября 1917 г. (убито 2 офицера и 40 юнкеров, ранено 2 и 60).
Прибыло в Екатеринодар 13 ноября 1917 г. в составе 25 офицеров и 131
юнкера во главе с генералом Калачевым. Большинство их (около 100
офицеров и юнкеров) погибло в Кубанских походах. Участвовало в боях на Кубани
с 21 января 1918 г., в 1-м и 2-м Кубанских походах (с 2 марта 1918 г.
полусотня 3-й сотни 1-го Кубанского стрелкового полка). К 3 августа 1918 г. в
нем осталось 11 офицеров и 14 юнкеров. Прием по полному курсу был
открыт в Симферополе 1 января 1919 г. (67-й выпуск), а 3 сентября 1919 г. —
еще один (68-й выпуск). 6 августа 1919 г. переведено в Феодосию. 26
декабря 1919 г. — 28 апреля 1920 г. обороняло Перекопский перешеек, 30 июля —
28 августа 1920 г. участвовало в Кубанском десанте. В училище был 21
офицер. При выступлении на фронт 27 декабря 1919 г. в батальоне училища было
16 офицеров, 336 юнкеров и 27 солдат, на 30 июля 1920 г. к началу десанта
на Кубань — 2 генерала, 5 штаб- и 20 обер-офицеров, 2 врача, 377
юнкеров и 44 солдата, на момент эвакуации — 4 генерала, 15 штаб- и 16 обер-
офицеров, 2 чиновника, 342 юнкера и 3 солдата. Награждено серебряными
трубами с лентами ордена Св. Николая Чудотворца, 187 юнкеров —
Георгиевскими крестами и медалями. За 5 лет сделало три полных (двухлетних) и
два ускоренных выпуска — всего 343 офицера. В Галлиполи 5 декабря
1920 г. были произведены в офицеры 114 юнкеров его 67-го выпуска
(первого набора в Белой армии), 4 июня 1922 г. — 109 человек 68-ю выпуска, в
1923 г. — юнкера 69-го выпуска. После преобразования армии в РОВС до
30-х годов представляло собой, несмотря на распыление его чинов по разным
странам, кадрированную часть в составе 1-го армейского корпуса (III)
(офицеры последних выпусков были оставлены в прикомандировании к училищу).
Осенью 1925 г. насчитывало 148 человек, в т. ч. 133 офицера. Начальники:
генерал-майор Н.Х. Калачев (1 января 1919 г. — 4 апреля 1920 г.), генерал-
майор М.П. Чеглов, генерал-майор Е.К. Российский (середина 1922 г. —
конец 1923 г.), полковник В.И. Соколовский (1925—1931 гг.). Инспектор клас-
612
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^ _ £^=»
сов — полковник Попов (с 1 января 1919 г.). Командир батальона —
полковник Сребницкий (с 1 января 1919 г.).
293 11-й гусарский Изюмский полк. Полк Императорской армии. Три его
офицера участвовали в 1-м Кубанском («Ледяном») походе в 1-м
кавалерийском дивизионе. Возрожден во ВСЮР. Изюмские гусары одно время
состояли в 1-м конном полку, с 27 мая 1919 г. входили в состав сформированного
Сводно-гусарского полка, где в июле 1919 г. были представлены тремя
эскадронами (в октябре 1919 г. Изюмский дивизион отдельно состоял при
1-й кавалерийской дивизии (I). С 16 апреля 1920 г. эскадрон полка входил в
3-й кавалерийский полк.
294 Кальтенберг Вольдемар Александрович. Поручик. В Вооруженных
силах Юга России; в январе 1920 г. в штабе Алексеевского полка, в феврале
1920 г. начальник команды связи того же полка, затем младший офицер. В
Русской Армии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Алексеевского полка в Болгарии. Капитан.
295 Чернецов Василий Михайлович, р. в 1890 г. в ст. Калитвенской. Из
казаков ст. Усть-Белокалитвенской Области войска Донского. Каменское
реальное училище (1907), Новочеркасское военное училище (1909). Есаул,
командир сводной казачьей партизанской сотни при 4-й Донской казачьей дивизии,
комендант Макеевских рудников. В ноябре 1917 г. организовал и возглавил
партизанский отряд своего имени, с которым совершил ряд успешных рейдов
на Новочеркасском направлении. Полковник (с января 1918 г.). Взят в плен и
убит 21 января 1918 г. под Глубокой.
296 Семилетов Эммануил Федорович, р. в 1872 г. Новочеркасское
военное училище. Войсковой старшина (из отставки). В Донской армии; с
конца 1917 г. командир партизанского отряда, полковник. Участник Степного
похода, начальник собственного отдельного отряда. С 11 апреля 1918 г.
командующий Северной группой. Вышел в отставку 8 мая 1918 г. В
Добровольческой армии и ВСЮР; с 10 октября 1918 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего, с 6 декабря 1918 г. командир Донского пешего батальона,
с 11 января 1919 г. и на 22 января 1919 г. в резерве чинов при штабе
главнокомандующего ВСЮР, с марта 1919 г. командующий партизанскими
отрядами Донской армии, затем начальник Сводно-Партизанской дивизии, в
сентябре—октябре 1919 г. начальник 3-й отдельной Донской
добровольческой бригады. Генерал-майор (с апреля 1918 г.). Умер в декабре 1919 г. в
Новочеркасске.
297 3-я Киевская школа прапорщиков. Одна из первых частей
Добровольческой армии. Переведенная в начале ноября 1917 г. из Киева, она
(состояла из двух рот) стояла гарнизоном в Таганроге. Насчитывала 400 человек.
17 января 1918 г. при большевистском восстании в Таганроге погибло более
300 офицеров (в т. ч. других частей) и юнкеров, а остальные юнкера (141
человек) были перебиты 22-го при выходе из города после перемирия. До
50 офицеров и юнкеров было брошено в доменную печь на
металлургическом заводе, кроме того, после изгнания большевиков в мае было
обнаружено около 100 трупов. При реорганизации армии в начале 1-го Кубанского
похода 11 —13 февраля 1918 г. в ст. Ольгинской остатки школы вошли в состав
613
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
Сводно-Офицерского полка и Особого Юнкерского батальона. Начальник —
полковник Мастыка. Командиры рот: подполковник Дедюра, подполковник
Макаревич.
298 Гребенщиков Николай Александрович, р. 10 декабря 1886 г. в
Москве. Из дворян, сын полковника. Тифлисский кадетский корпус (1906),
Павловское военное училище (1908). В Вооруженных силах Юга России; в
марте 1920 г. при штабе Алексеевского полка. В Русской Армии до
эвакуации Крыма. Полковник. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Алексеевского полка в Болгарии. В эмиграции. Служил в Русском Корпусе. Погиб около
18 октября 1944 г. под Авалой (Югославия).
299 Шкуро Андрей Григорьевич (Шкура), р. 7 февраля 1886 г. Из
дворян, сын полковника, казак ст. Пашковской Кубанской обл. 3-й Московский
кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1907). Полковник,
командир 2-го Линейного полка Кубанского казачьего войска, командир
Кубанского конного отряда особого назначения. В мае 1918 г. возглавил восстание
против большевиков в районе Кисловодска, в июне сформировал на Кубани
добровольческий отряд, в июле 1918 г. присоединился к Добровольческой
армии; начальник Кубанской партизанской отдельной бригады, с 9 ноября 1918 г.
начальник Кавказской конной дивизии, с 30 ноября 1918 г. генерал-майор. До
апреля 1919 г. начальник 1-й Кавказской казачьей дивизии, с 4 мая 1919 г.
командир 3-го Кубанского конного корпуса, с 29 января по март 1920 г.
командующий Кубанской армией. Генерал-лейтенант (4 апреля 1919 г.). В
эмиграции во Франции. Участник формирования антисоветских казачьих частей в годы
Второй мировой войны. Выдан в 1945 г. англичанами и казнен 16 января 1947 г.
в Москве.
300 Впервые опубликовано: Шкуро А.Г. Записки белого партизана. Буэнос-
Айрес, 1961.
301 Рудсон Николай Матвеевич. Полковник. В Вооруженных силах Юга
России; в сентябре 1919 г. командир 1-го стрелкового батальона (затем
«Волчий ударный батальон»), затем в 1-м стрелковом полку 3-го Кубанского
корпуса, с 14 ноября 1919 г. командир того же полка.
302 Елисеев Федор Иванович, р. И ноября 1892 г. в ст. Кавказской
Кубанской обл. Из казаков Кубанского казачьего войска. Оренбургское
военное училище (1913). Подъесаул 1-го Кавказского полка Кубанского
казачьего войска. В Добровольческой армии с 8 июля 1918 г. в Ставрополе в отряде
Шкуро, с 13 сентября 1918 г. командир сотни в Корниловском конном
полку Кубанского казачьего войска; с 26 декабря 1918 г. есаул, с 2 февраля 1919 г.
командир того же полка, с 2 мая 1919 г. в распоряжении штаба Кубанского
казачьего войска, с 18 октября 1919 г. командир 2-го Хоперского полка, с
ноября 1919 г. — Сводно-Хоперского полка, с 6 февраля 1920 г. командир
1-го Лабинского полка, с 20 февраля и с 26 марта 1920 г. одновременно
командующий 2-й Кубанской казачьей дивизией. Полковник (19 апреля
1919 г.; одновременно с чином войскового старшины). Взят в плен 25
апреля 1920 г. под Сочи, содержался в лагере в Екатеринбурге. 30 августа 1921 г.
бежал в Финляндию. В эмиграции к 1930 г. в Париже, сотрудник
«Часового», с 8 марта 1938 г. представитель Кубанского атамана на Дальнем Восто-
614
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^Е 1^=»
ке. С 1940 г. во французском Иностранном легионе в Индокитае, с ноября
1946 г. в Париже, с апреля 1949 г. в США, к 1967 г. сотрудник журнала
«Военная Быль». Писатель, историк. Умер 3 марта 1987 г. в США.
303 Впервые опубликовано: Новое русское слово. 24.02.1984 г.
304 2-й Хоперский полк (II) Кубанского казачьего войска. Полк
Императорской армии. Возрожден в Добровольческой армии. Сформирован в
сентябре 1918 г. в ст. Баталпашинской в Добровольческой армии в составе
Отдельной Кубанской партизанской бригады (Отряда полковника Шкуро). С конца
сентября 1918 г. находился в составе 1-й Кавказской казачьей дивизии.
Командиры: войсковой старшина Бреус (до 14 сентября 1918 г.; убит),
полковник П.К. Беломестнов (14 сентября 1918 г.), полковник Косякин (октябрь
1919 г.).
305 Губин Александр Александрович, р. в 1873 г. В службе с 1890 г.,
офицером с 1892 г. Генерал-майор. В Добровольческой армии и ВСЮР; с
21 марта 1919 г. командир 2-й бригады 1-й Кавказской казачьей дивизии, с
27 марта 1919 г. начальник Сводно-Горской дивизии, с 14 мая 1919 г., в
сентябре—октябре 1919 г. начальник 1-й Кавказской казачьей дивизии, с 29
января 1920 г. в распоряжении Кубанского атамана. Эвакуирован 25 марта 1920 г.
из Новороссийска на корабле «Бюргермейстер Шредер». Перевезен 12 августа
1920 г. с о. Лемнос в Константинополь на корабле «Жэсси». В эмиграции в
1955—1957 гг. член правления Союза Георгиевских кавалеров.
306 Соколовский Василий Иоаникиевич. Академия Генштаба (1915).
Подполковник. В Добровольческой армии и ВСЮР с 23 сентября 1918 г. в
распоряжении начальника 1-й конной дивизии, с 23 октября 1918 г. начальник
штаба 1-й конной дивизии, с 11 ноября 1918 г. начальник штаба 1-го конного
корпуса, в декабре 1918 г. начальник штаба армейской группы генерала
Врангеля, с мая 1919 г. начальник штаба корпуса Шкуро, осенью 1919 г. начальник
штаба 1-й Кавказской казачьей дивизии. В Русской Армии до эвакуации
Крыма. Полковник. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Константиновского
военного училища в Болгарии. В эмиграции во Франции, в 1931 г. возглавлял
группу Константиновского военного училища, к 1 января 1934 г. член Общества
офицеров Генерального штаба, председатель Объединения Киевлян-Константи-
новцев в Париже, с 1930-х гг. начальник Константиновского военного
училища. Умер в 1930-х гг. в Париже.
307 Мамонтов Сергей Иванович, р. в феврале 1898 г. Константинов-
ское артиллерийское училище (1917). Прапорщик 64-й артиллерийской
бригады. В Добровольческой армии с августа 1918 г. в 1-й конно-горной
батарее, с апреля 1919 г. во 2-й конной батарее Дроздовской артиллерийской
бригады. Поручик. В эмиграции во Франции. Умер 3 марта 1987 г. в
Каннах (Франция).
308 Впервые опубликовано: Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981.
309 Обозненко Евгений Николаевич, р. в 1896 г. Суворовский
кадетский корпус (1914), Михайловское артиллерийское училище. Капитан. В
Добровольческой армии и ВСЮР; в начале 1919 г. в 1-й конно-горной батарее, с
апреля 1919 г. во 2-й конной батарее Дроздовской артиллерийской бригады,
с лета 1919 г. старший офицер той же батареи. Полковник. В эмиграции в
615
_, ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА ,_
Югославии, к 1949 г. в Германии, затем в США. Умер 4 декабря 1959 г. в
Честере (США).
310 1-й конный генерала Алексеева полк. (1-й Офицерский конный полк).
Сформирован в Добровольческой армии 25 марта 1918 г. как 1-й конный
(Конный, Конно-Партизанский) полк (три эскадрона) из 1-го и 2-го
(Конные отряды полковника Глазенапа и подполковника Корнилова)
кавалерийских дивизионов. Состоял тогда почти исключительно из офицеров. С мая—
июня 1918 г. входил в состав 1-й пехотной дивизии Добровольческой армии,
с которой участвовал во 2-м Кубанском походе. С 14 февраля 1919 г. — 1-й
конный генерала Алексеева полк. С 27 мая 1919 г. входил в состав 1-й
бригады 1-й кавалерийской дивизии (I). В июле 1919 г. включал также два
эскадрона 10-го драгунского Новгородского и два эскадрона 10-го уланского
Одесского полков. На 5 октября 1919 г. насчитывал 196 сабель при 16
пулеметах. С 19 ноября 1919 г. входил в состав 1-й кавалерийской дивизии (II).
30 декабря 1919 г. при сведении ее в Сводную кавалерийскую бригаду
сведен в дивизион. По прибытии в Крым дивизион полка вошел в 1-й
кавалерийский полк, а 8 августа 1920 г. переформирован в конный дивизион 6-й
пехотной дивизии под названием Отдельного конного генерала Алексеева
дивизиона. Чины полка носили белые с красным околышем фуражки и
красные с белой выпушкой погоны. Для чинов полка установлен нагрудный знак
в виде черного равностороннего креста с широкой белой каймой, на который
слева снизу направо наложен серебряный меч рукоятью (золоченой) вниз; на
крест навешен серебряный терновый венок, в центре — золоченая буква «А»
славянской вязи, на верхней стороне креста — белая дата «1917».
Командиры: полковник К. Корсун (июнь—сентябрь 1918 г.), полковник В.П. Глинд-
ский (сентябрь—ноябрь 1918 г.), полковник (генерал-майор) А.П. Колосов-
ский (ноябрь 1918 г. — 21 марта 1919 г.), полковник Сабуров (7 апреля —
осень 1919 г.).
311 Шапиловский Владимир Павлович, р. 15 июля 1886 г. Из дворян
Ярославской губ., сын офицера. Нижегородский кадетский корпус, Констан-
тиновское артиллерийское училище. Капитан 53-й артиллерийской бригады.
В Добровольческой армии; осенью 1918 г. командир взвода, в декабре 1918 г.
старший офицер 1-й конно-горной батареи, с апреля 1919 г. командир
2-й конной батареи в Дроздовской артиллерийской бригаде. Полковник (к
декабрю 1918 г.). В Русской Армии в той же бригаде до эвакуации Крыма.
Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского артдивизиона в
Чехословакии. В эмиграции там же, до 1930-х гг. член Общества Галлиполийцев,
в 1937 г. зам. председателя Союза инвалидов в Чехословакии, к 1934 г. член
СУВВ в Праге. Умер в 1954 г. в Праге.
312 Князь Авалов Семен Николаевич, р. в 1880 г. Офицер 3-го конно-
артиллерийского дивизиона. Полковник. В Добровольческой армии и ВСЮР;
с 15 октября 1918 г. заведующий отдельным делопроизводством по
артиллерийской части военного и морского отдела, затем начальник артиллерийской
части Военного и Морского отдела, с 30 ноября 1918 г. в составе комиссии
для рассмотрения проекта новой организации армии, с 12 января 1919 г.
руководитель Учебно-подготовительной артиллерийской школы, в сентябре—
616
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ ,_
«^S _ U&*
октябре 1919 г. командир 3-го конно-артиллерийского дивизиона, затем
инспектор конной артиллерии. Генерал-майор. Убит в марте 1920 г. в ст. Нату-
хайской.
313 Сапегин Николай Николаевич. Нижегородский кадетский корпус.
Полковник. В Вооруженных силах Юга России; в январе 1920 г. командир
8-й конной батареи. В эмиграции в Югославии. Умер 3 мая 1954 г. в Канаде.
314 Псиол Георгий Николаевич. Елисаветградское кавалерийское
училище (1909). Ротмистр 12-го гусарского полка. В Добровольческой армии и
ВСЮР; с 13 марта 1919 г. командир Сводного дивизиона, к октября 1919 г. —
Сводного полка 12-й кавалерийской дивизии, с января 1920 г. командир 3-го
кавалерийского полка. Эвакуирован. 28 августа 1920 г. возвратился в Русскую
Армию в Крым (Севастополь) на корабле «Константин». Полковник. Убит
20 июня 1920 г. в хут. Шматове под Каховкой в Северной Таврии.
315 Косович Феодосии А. Капитан. В Вооруженных силах Юга России;
к марту 1920 г. во 2-й конной батарее. В Русской Армии в сводной батарее
2-го конно-артиллерийского дивизиона до эвакуации Крыма. Эвакуирован на
корабле «Аю-Даг». Галлиполиец. В эмиграции в Чехословакии, к 1935 г.
председатель Общества Галлиполийцев в Братиславе.
316 Аглаимов Всеволод Петрович. Николаевское кавалерийское
училище (1911). Штабс-ротмистр 12-го гусарского полка. В Добровольческой
армии и ВСЮР; с 22 февраля 1919 г. командир эскадрона своего полка,
ротмистр. В Русской Армии в 3-м кавалерийском полку до эвакуации Крыма.
Полковник. Орден Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в составе
2-го кавалерийского полка в Галлиполи, убыл в Константинополь. В 1929 г.
член правления объединения Николаевского кавалерийского училища. Умер
21 января 1965 г. в Вашингтоне.
317 Фицхелауров Александр Петрович, р. 8 июня 1878 г. Из дворян,
сын офицера ВВД, казак ст. Новочеркасской Области войска Донского.
Донской кадетский корпус (1897), Николаевское кавалерийское училище (1899).
Офицер л.-гв. Атаманского полка. Полковник, командир 36-го Донского
казачьего полка. В Донской армии; в апреле 1918 г. командир казачьего
партизанского отряда, Новочеркасского пешего полка Южной группы, с 9 мая
1918 г. командир Северного отряда той же группы, командующий Северной
группой, генерал-майор, с 1 июня 1918 г. — командир Царицынского
отряда, с 9 июля 1918 г. — в начале августа 1918 г. командующий войсками Усть-
Медведицкого войскового района, с сентября 1918 г. командир 12-го
Донского казачьего полка, с 8 декабря 1918 г. военный губернатор и
командующий войсками Старобельского района, с 2 января 1919 г.
командующий войсками Чертковского боевого района, с 1 марта 1919 г. — 5-го
Донского армейского корпуса, с 12 мая 1919 г. — 5-й Донской дивизии. Осенью
1919 г. командир 9-й Донской пластунской бригады, с 24 марта по 1 мая
1920 г. командир 8-го Донского казачьего пешего полка, затем — 2-й
бригады 3-й Донской дивизии до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая
Чудотворца. Генерал-лейтенант (13 декабря 1919 г.). Был на о. Лемнос, с 12 декабря
1920 г. по 1921 г. командир 3-й бригады 2-й Донской казачьей дивизии и
начальник лагеря на Кабакдже, где издавал журнал в 3 экз. Осенью 1925 г. в
617
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА
■^^& ■ ж^^,
составе Донского офицерского резерва в Болгарии. В эмиграции во Франции.
Умер 28 марта 1928 г. в Париже.
318 Де Витт Дмитрий Львович, р. 9 апреля 1896 г. в Санкт-Петербурге.
Сумский кадетский корпус (1915), Елисаветградское кавалерийское училище
(1916). Офицер 5-го Заамурского пограничного конного полка. В
Добровольческой армии и ВСЮР; весной 1919 г. в Чеченской конной дивизии (в июле
1919 г. в 1-м Чеченском конном полку), командир эскадрона,
штабс-ротмистр, затем в эскадроне л.-гв. Драгунского полка. В Русской Армии до
эвакуации Крыма. Галлиполиец. В феврале 1921 г. в Запасном кавалерийском
дивизионе. Ротмистр. В эмиграции во Франции, военный публицист и
историк. Умер 6 марта 1963 г. в Париже.
319 Впервые опубликовано: Военная Быль. 1956. Сентябрь. № 20.
320 Рацул Алексей Евгеньевич. Хабаровский кадетский корпус (1913).
Штабс-капитан л.-гв. Волынского полка. Георгиевский кавалер. В
Добровольческой армии в 1-м Офицерском (Марковском), с 29 сентября 1918 г. — в
Сводно-гвардейском полку, убит 2 октября 1918 г. под Армавиром.
321 Вакар Сергей Васильевич, р. в 1892 г. в Тамбове. Варшавский
политехнический институт (не окончил), Елисаветградское кавалерийское
училище (1915). Офицер 1-го гусарского полка. В Вооруженных силах Юга
России. Штабс-ротмистр. В эмиграции в Югославии, чертежник в МПС.
Служил в Русском Корпусе. С 1949 г. в Аргентине. Чертежник. Умер 16 февраля
1981 г. в Буэнос-Айресе.
322 Ранее не публиковалось. Рукопись хранится в архиве Колумбийского
университета (США).
323 Волошинов Юрий Федорович, р. в 1886 г. Николаевское
кавалерийское училище (1906). Офицер л.-гв. Конно-гренадерского полка и
Кабардинского конного полка. В Вооруженных силах Юга России; с 9 ноября 1919 г.
командир 1-го Уманского полка Кубанского казачьего войска, с 27 января
1920 г. начальник Уманской бригады 1-й конной дивизии. Взят в плен в
марте 1920 г. у Новороссийска. Бежал из Красной армии в Польшу. В Русской
Армии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (1920). Эвакуирован на корабле
«Глория». В эмиграции в Париже. Член Братства Русской Правды. Захвачен
при переходе границы из Персии. Расстрелян в 1930 г. в Москве.
324 Впервые опубликовано: Наши Вести. 1969. Апрель. № 274.
325 Впервые опубликовано: Наши Вести. 1969. Июнь. № 276.
326 Власов Андрей Алексеевич, р. в 1899 г. Во ВСЮР и Русской Армии
в бронепоездных частях до эвакуации Крыма. Георгиевский крест IV ст.
Подпоручик 6-го артдивизиона. В эмиграции во Франции. Окончил Высшие
военно-научные курсы в Париже (5-й вып.), в 1938 г. руководитель
(помощник руководителя) тех же курсов. К 1969 г. сотрудник журнала «Военная
Быль». Умер 13 декабря 1980 г. в Шелль (Франция).
327 Впервые опубликовано: Военная Быль. Март 1970 — январь 1971.
№ 103-108.
328 Шахаратов Николай Ефимович. Штабс-капитан. В Вооруженных
силах Юга России; в сентябре 1919 г. старший офицер бронепоезда «Офицер».
В Русской Армии в сентябре 1920 г. начальник смены на том же бронепоез-
618
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
де до эвакуации Крыма. Галлиполиец. На 30 декабря 1920 г. во 2-й батарее
6-го артиллерийского дивизиона. Капитан. Осенью 1925 г. в составе того же
дивизиона в Болгарии.
329 Кунцевич Василий Захарович, р. в 1873 г. Реальное училище, Алек-
сеевское военное училище (1896). Подполковник, заведующий тяжелой
артиллерией Дунайского отряда 6-й армии. В 1918 г. в гетманской армии;
войсковой старшина, 24 октября 1918 г. назначен помощником командира 3-го
тяжелого артиллерийского полка, 5 ноября 1918 г. утвержден в чине
полковника со старшинством с 6 сентября 1917 г. В Вооруженных силах Юга
России; в октябре 1919 г. командир бронепоезда «Иоанн Калита». В эмиграции
в Югославии с 1926 г. воспитатель детского дома в Рельеве. Умер 25 ноября
1937 г. в Сараеве (Югославия).
330 Губарев Илларион Николаевич, р. в 1896 г. Прапорщик. Осенью
1917 г. бежал из Пишпека и Ташкента в Пензу. В Добровольческой армии
с ноября 1917 г. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. В
октябре 1919 г. командир вспомогательного поезда № 2. В Русской Армии в
Марковской железнодорожной роте до эвакуации Крыма. Подпоручик.
Эвакуирован из Севастополя на транспорте «Корнилов».
331 Сергеев Александр Прохорович. Прапорщик. В Добровольческой
армии в 1-м Кубанском стрелковом полку. Участник 1-го Кубанского
(«Ледяного») похода; с И января 1919 г. подпоручик; в октябре 1919 г.
командир вспомогательного поезда № 5. В Русской Армии до эвакуации Крыма. На
18 декабря 1920 г. в 1-й роте Железнодорожного батальона Технического
полка в Галлиполи. Подпоручик (к октябрю 1919 г.). Осенью 1925 г. в
составе Технического батальона в Болгарии. Поручик.
332 Чижов Артемий Петрович, р. в 1894 г. Морской корпус (1914).
Мичман. В Добровольческой армии и ВСЮР; с сентября 1919 г. до 11
октября 1919 г. командир бронепоезда «Генерал Шкуро», с октября 1919 г.
командир бронепоезда «Слава Кубани». Лейтенант (19 января 1919 г.).
333 Лагутин Александр Николаевич, р. в 1894 г. Подпоручик. В
Добровольческой армии и ВСЮР; в феврале 1919 г. поручик 1-й конно-горной
батареи, с июля 1919 г. командир бронепоезда «Генерал Шкуро», с 14 октября
1919 г. командир бронепоезда «Волк», с апреля 1920 г. штабс-капитан. В
Русской Армии на бронепоезде «Дмитрий Донской». Тяжело ранен 16 июня
1920 г., в сентябре 1920 г. в Феодосии. Орден Св. Николая Чудотворца.
334 Магницкий Василий Павлович. Капитан. В Добровольческой армии
и ВСЮР; с августа 1919 г. по январь 1920 г. командир бронепоезда «Коршун»
Днестровского отряда войск Новороссийской области. Участник Бредовского
похода. 20 июля 1920 г. эвакуирован в Югославию. Возвратился в Крым.
335 Симферопольский офицерский полк. Начал формироваться
штабс-капитаном Орловым на добровольческой основе в Симферополе осенью 1918 г. в
составе Крымско-Азовской Добровольческой армии. Официально создан 5
ноября 1918 г. из двух рот (более 200 человек) как Симферопольский офицерский
батальон (в основном из офицеров-местных уроженцев), одновременно по две
роты было сформировано в Ялте (2-й батальон; капитан Б. Гаттенбергер) и
Севастополе (3-й батальон; капитан Коттер). С прибытием ялтинских рот в
619
ОТ ОРЛА ДО НОВОРОССИЙСКА г_
«^ _ 1^»
середине декабря 1918 г. развернут в полк (три батальона). Вошел в состав
Крымской (с 19 января 1919 г. 4-й пехотной) дивизии. С 11 апреля по 22 мая
1919 г. был временно переформирован в Отдельный Симферопольский
офицерский батальон (3-й батальон после боев на Перекопе действовал отдельно от
полка, и 12 августа 1919 г. в Херсоне был сформирован новый 3-й батальон).
К 22 мая 1919 г. насчитывал 575 человек, к июлю — 1225, на 7 сентября —
1475. На 20 сентября 1919 г. имел 591 штык и 11 пулеметов. На 1 октября
1919 г. насчитывал 1470 человек, в т. ч. 621 офицера (из них 464 на солдатских
должностях) и 37 чиновников. Участвовал в Бредовском походе. По прибытии
в Крым (2 августа 1920 г.) насчитывал 426 человек (в т. ч. 196 офицеров и
23 чиновника), на фронт прибыл в составе 260 человек (в т. ч. 6 штаб- и
98 обер-офицеров и 13 чиновников). 23 августа 1920 г. остатки полка влиты в
49-й пехотный полк, составив в нем 2-й и 3-й батальоны и офицерскую роту, а
50 офицеров переведены в 52-й пехотный полк. В Галлиполи чины полка
составили 1-й взвод 7-й роты Алексеевского пехотного полка. Командиры:
штабс-капитан Н. Орлов (ноябрь—декабрь 1918 г.), полковник П.Г. Морилов (декабрь
1918 г. — 11 апреля 1919 г.), полковник С.С. Гвоздаков (11 апреля 1919 г. или
13 июля 1919 г. — 24 февраля 1920 г., умер), полковник Н.Н. Робачевский
(врио; ноябрь — 24 декабря 1919 г.), полковник А.П. Решетинский (24
февраля — 23 августа 1920 г.).
336 Шамов Борис Яковлевич, р. около 1883 г. Подполковник, командир
батареи 6-й артиллерийской бригады. В Добровольческой армии с 15 сентября
1918 г. на бронепоезде «Генерал Алексеев»; с 20 декабря 1918 г. командир
1-го бронепоезда; в декабре 1918 г. врид командира бронепоезда «Генерал
Алексеев»; с марта 1919 г. до эвакуации Крыма командир того же бронепоезда.
Полковник. Эвакуирован на эсминце «Цериго» и затем на о. Проти на
корабле «Кизил Ермак». Галлиполиец. На 30 декабря 1920 г. в 3-й батарее 6-го
артиллерийского дивизиона. Осенью 1925 г. в составе 6-го артдивизиона во
Франции. Застрелился 29 мая 1930 г.
337 12-й гусарский Ахтырский полк. Полк Императорской армии.
Возрожден во ВСЮР. Дивизион полка с 27 мая 1919 г. входил в состав
сформированного Сводного полка 12-й кавалерийской дивизии, где в июле 1919 г. ах-
тырские гусары были представлены двумя эскадронами. С 16 апреля 1920 г.
эскадрон полка входил в 3-й (2-й) кавалерийский полк. В эмиграции
начальник полковой группы (Кавалерийской дивизии) во Франции — ротмистр
В. К. Скачков.
338 Ларионов Николай Иванович, р. в 1889—1992 гг. в Московской губ.
Школа прапорщиков или военное училище в Москве. Подпоручик. В
Вооруженных силах Юга России; в ноябре 1919 г. на бронепоезде «Дмитрий Донской».
В Русской Армии в бронепоездных частях до эвакуации Крыма, в 1920 г. в
Феодосии. Галлиполиец. На 30 декабря 1920 г. в 3-й батарее 6-го
артиллерийского дивизиона. Осенью 1925 г. в составе того же дивизиона в Болгарии.
Капитан. В эмиграции в Болгарии (штабс-капитан). Умер после 1936 г.
339 5-я пехотная дивизия. Сформирована 19 января 1919 г. во ВСЮР как
5-я дивизия (с 21 мая 1919 г. — пехотная). Включала Сводно-гвардейский
полк, Мелитопольский (из Мелитопольского отряда; с 27 января 1919 г.
620
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
^Л _ ^
полк)> Бердянский (из Бердянского отряда) и Перекопский (из
Перекопского отряда) пехотные батальоны, 1-й (из формирующегося 1-го
гвардейского), 2-й (из формирующегося 2-го гвардейского), 3-й (из
формирующегося Гвардейского сводного тяжелого) артиллерийские дивизионы, Отдельную
конно-горную (из Горной батареи Сводно-гвардейского полка) и Запасный
кавалерийский полк; с 26 февраля по 22 мая — также Сводный полк
гвардейской кирасирской дивизии. С 21 мая входила во 2-й армейский корпус и
включала Сводно-гвардейский и 1-й Сводный полки, Сводную гвардейскую
артиллерийскую бригаду, Гвардейскую инженерную роту и запасный
батальон, летом 1919 г. — 1-й и 2-й Сводно-гвардейские полки, Сводный полк
19-й пехотной дивизии, Сводный полк 20-й пехотной дивизии, 80-й
пехотный Кабардинский полки, запасный батальон, Сводную гвардейскую
артиллерийскую бригаду, Отдельный артиллерийский дивизион (формировался с
2 июля, включен 7 сентября 1919; полковник Шпигель), Отдельную
гвардейскую тяжелую гаубичную батарею (полковник Казачинский) и Гвардейскую
инженерную роту (полковник Белый). 16 июля в ее состав включен отряд
генерал-майора Виноградова. В конце июля 1919 г. входила в Группу
генерала Промтова. На 20 сентября 1919 г. насчитывала 3085 штыков при 48
пулеметах и 35 орудиях. 14 октября 1919 г. из дивизии была выделена Сводно-
гвардейская дивизия, и в ней остались только 80-й Кабардинский и сводные
полки 19-й и 20-й пехотных дивизий (с 11 ноября — 75, 76, 77, 78 и 80-й
полки), а также 5-я артбригада, инженерная рота и запасный батальон.
Участвовала в Бредовском походе и была интернирована в Польше. В
июле—августе 1920 г. перевезена в Крым и расформирована. Начальники:
генерал-лейтенант Н.Н. Шиллинг (22 января — 28 мая 1919 г.), генерал-майор
М.Н. Виноградов (28 мая — 10 июля 1919 г.), генерал-майор П.С. Оссов-
ский (с 16 июля 1919 г.). Начальники штаба: полковник Б.Н. Сергеевский
(с 24 января 1919 г.), полковник A.M. Шкеленко (май—июнь 1919 г.),
полковник К.З. Ахаткин (октябрь 1919 г. — март 1920 г.).
340 Журавский Алексей Викторович. Сын офицера. Офицер 18-й кон-
но-артиллерийской батареи. Полковник. В Добровольческой армии и ВСЮР;
летом 1919 г., в октябре 1919 г. — январе 1920 г. командир
сформированного им бронепоезда № 1 («Новороссия»). Убит 7 октября 1919 г. на ст.
Кодыма в Одессе.
341 Каньшин Виктор Модестович, р. в 1886 г. 2-й Оренбургский
кадетский корпус, Павловское военное училище. Капитан, командир батареи
2-й Особой артиллерийской бригады. В Добровольческой армии и ВСЮР;
старший офицер, с 19 сентября 1919 г. командир бронепоезда «Грозный»,
в декабре 1919 г. — марте 1920 г. командир бронепоезда «За Русь Святую».
В Русской Армии до 1 ноября 1920 г. командир бронепоезда «Святой
Георгий Победоносец». Подполковник. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе
Алексеевскою артдивизиона в Болгарии. Полковник. В эмиграции во
Франции, в 1931 г. возглавлял группу 6-го артдивизиона в Париже. Умер 26 июля
1931 г. в Париже.
^ spcmjmbj&y& и**
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 3
Л. Деникин. Отступление армий Юга России 7
Барон П. Врангель. Записки 45
М. Аевитов. Отступление Корниловской Ударной дивизии 131
В. Та?щ. 6-я Корниловская 180
Отход Марковской дивизии 185
A. Аеоншьев. Марковцы-артиллеристы при отступлении 280
B. Терентьев. Кое-что из далекого прошлого 299
И. Прюц. При отходе 307
В. Аарионов. Отступление 323
Э. Гиаг^интов. Записки белого офицера 333
B. Кравченко. Дроздовцы от Орла до Новороссийска 335
А. Туркул. Дроздовцы в огне 361
А. Яковлев. О бое под Льговом 381
И. Плавинский. «Дроздовец» 381
Д Пронин. Записки дроздовца-артиллериста 384
Б. Пылин. С Алексеевским полком 407
А. Шкуро. От Воронежа до Дона 440
Ф. Елисеев. Рейд на Касторную 446
С Мамонтов. Отступление 449
Д де Битт. Миниатюры прошлого 499
C. Вакар. Этюд из Гражданской войны 501
Ю. Вологиинов. Бой у Прудков 506
Ю. Вологиинов. Отход к Ростову 508
А. Власов. О бронепоездах Добровольческой армии 513
Комментарии
545